Пленительная страсть [Ферн Майклз] (fb2) читать онлайн

Ферн Майклз Пленительная страсть

Пролог

Остров Ява, 1623 год.

Тропический ночной ветерок, увлажненный морским дыханием, теребил кружевные шелковые занавески и, врываясь в слабо освещенную спальню, наполнял ее запахами олеандра и гвоздичных деревьев. Дрожащие языки зажженых свечей в медных подсвечниках бросали зыбкие тени на низкую и широкую постель. В напряженной тиши спальни был слышен лишь шорох бледно-розовых атласных покрывал.

Гретхен провела длинными тонкими пальцами по загорелой коже мужчины.

— Возьми меня, Риган, — выдохнула она, впиваясь ногтями в его грудь и оставляя на ней кровавые царапины.

Он схватил ее нежное тело и сдавил в своих объятиях. Женщина застонала, дыхание ее стало бурным, и неосознанно, охваченная порывом дикой страсти, она выгнулась навстречу мужчине.

— Черт бы тебя побрал, Риган! — задыхаясь, воскликнула Гретхен, с наслаждением ощущая, как широкая мужская ладонь ласкает ее грудь. — Прекрати играть со мной! Я не могу больше ждать!

В ответ его руки скользнули вниз по ее телу и наконец нашли нежное углубление между бедер. С силой он раздвинул ноги женщины и прижал ее извивающееся тело к постели. Дикий крик сорвался с губ Гретхен, и вся она устремилась навстречу мужчине.

* * *

Обессиленная Гретхен лежала неподвижно, стараясь восстановить дыхание.

— Раньше у тебя получалось лучше, Риган, — хриплым голосом заговорила она. — Я спала со школьниками, которые умеют делать то же, что и ты проделал сейчас. Где твое искусство, которому тебя научили яванские женщины? — насмешливо спросила она.

Риган ван дер Рис приподнялся на локте и встретился с вызывающим взглядом ее светло-карих глаз. Великолепные светло-золотистые волосы женщины были такими же гладкими и блестящими, как атласные подушки, на которых она лежала. Страсть ее была удовлетворена, и теперь она напоминала сонную тигрицу.

— Яванским женщинам не требуются… те маленькие жестокости, которые любишь ты. Есть другие способы удовлетворения страсти.

Тон его был легким и беззаботным. К своей большой досаде, Гретхен поняла, что ее критика ничуть не задела любовника. Риган был настолько уверен в своей неотразимости, удали и отваге, что это начинало злить женщину, а его холодное, флегматичное лицо мало-помалу выводило ее из себя. Равнодушие мужчины к ее ядовитым замечаниям говорило, что чувства его неглубоки, и то, что она значила для него так мало, не могло не терзать ее. Полные губы женщины в отчаянии скривились, а глаза потемнели.

— Ба! Все вы, мужчины, одинаковы! Стоит лишь сказать, что именно женщине нравится… Почему надо постоянно скрывать это? — она очаровательно улыбнулась, сверкнув зубами, оттенившими своей белизной покрасневшие и распухшие от поцелуев губы. — Женщины Явы ничего не понимают в чувственных удовольствиях. Разве им известно, что такое страсть? Они лежат в постели, словно бревна, с такими мужчинами, как ты. А потом мужчины вроде тебя приходят к женщинам вроде меня, чтобы получить настоящее удовлетворение. Зачем лгать, Риган? — уколола она его.

— Ты сущая стерва, — холодно процедил он, но его красивое лицо оставалось бесстрастным и непроницаемым.

— Сущая стерва? Я? А сколько раз, менеер^[1] ван дер Рис, ты овладевал мною против моей воли? — насмешливо спросила Гретхен. — Ты сам ищешь меня! Внутри тебя горит огонь, и ты ничего не можешь с собой поделать! Ты приходишь ко мне, чтобы утолить это пламя. Впрочем, сейчас я ничего не имею против, — томно произнесла она, красноречиво потягиваясь и не сводя при этом взгляда с золотистых волос на груди Ригана. — Скажи мне, — вкрадчиво спросила она, призывно лаская холеными, красивыми руками свои полные, круглые груди, — что бы ты делал без меня?

Женщина повернулась таким образом, чтобы коснуться своей тугой грудью его обнаженного тела. Сузив глаза, Риган схватил ее за бедра и что было силы прижал к себе.

У Гретхен замерло дыхание, и ее тело, блестевшее от пота, чувственно изогнулось навстречу любовнику. Прижав мужчину к возвышению из атласных подушек, она оседлала его и, схватив за волосы, неистово затрясла его голову.

— Люби меня, Риган, люби меня!

Он сжал ее круглые белые ягодицы и с силой привлек к себе.

Страсть вспыхнула с новой силой, когда их тела сплелись в очередном любовном порыве.

* * *

Гретхен молча наблюдала, как одевался Риган, любуясь его неторопливыми движениями и стройным, сильным, как у атлета, телом: широкая грудь, сильные руки, плоский живот, узкие бедра и сильные длинные ноги. Ей нравились гордая посадка его головы, красивое загорелое лицо с пронзительно-голубыми глазами то холодными и отчужденными, то вдруг остро вспыхивающими, как у рыси. А эта грива густых белых волос, падающая на широкий лоб! Но больше всего возбуждалась Гретхен, глядя на его сильное, мускулистое тело…

Закончив застегивать батистовую рубашку, он быстро обернулся к ней — его точеное лицо было бесстрастным.

— О чем ты думаешь, Риган? У тебя не лицо, а непроницаемая маска.

— Я думал о том, как ты будешь развлекаться в дальнейшем, Гретхен. После того, как некий корабль прибудет сюда из Испании, мы не сможем встречаться часто.

— Почему не сможем? — надулась она, не в силах казаться равнодушной.

— Ко мне приезжает невеста, — ответил он просто и с удовольствием отметил боль в ее глазах.

— Неудачная шутка, Риган. Мне очень не нравится твой юмор!

— Я не шучу. Это правда. Свадьба состоится вскоре после приезда сеньориты Кордес, — он улыбнулся победной мальчишеской улыбкой, в которой, однако, сквозило смущение.

Видя, что это не шутка, Гретхен встревожилась: неужели правда?

— Кордес? Испанка? Голландец женится на испанке! — резко засмеялась она. — Не дразни меня, Риган.

Ван дер Рис чувствовал, что она на грани истерики, но проигнорировал это, так как готов был к любой реакции, заранее решив сообщить ей сегодня свою новость, чтобы в дальнейшем оградить сеньориту Кордес от возможных оскорбительных выходок Гретхен. Риган надеялся, что к тому времени любовница оправится от шока и, по крайней мере, постарается вести себя как леди, ибо в столь немногочисленном обществе Батавии ей неминуемо придется встречаться с молодоженами.

* * *

Гретхен Линденрайх, теперь уже вдова, приехала на Яву вместе с мужем, немецким морским капитаном. Ей тогда было всего лишь двадцать лет.

Гамбургская торговая компания, в которой служил капитан Питер Линденрайх, вынудила его увезти из Саксонии свою дерзкую и распущенную молодую жену, потому что ее легкомысленное, вызывающее поведение компрометировало торговую компанию. Линденрайх, влюбленный и очарованный красотой молодой Гретхен, с готовностью согласился и даже отказался от капитанства в немецкой компании и принял предложение своих друзей из Голландии служить в недавно созданной голландской Ост-Индской компании. Линденрайх обрадовался, когда ему предложили отправиться в Ост-Индию, или на Острова Пряностей, как их тогда называли. Ему хотелось увезти свою молодую жену от соблазнов гамбургского общества. Он верил и надеялся, что вдали от цивилизации его темпераментная жена станет более благоразумной и, возможно, скрасит его старость, родив детей.

У Гретхен не было иного выхода, и ей пришлось сопровождать своего шестидесятилетнего мужа. Но отказ от капитанства резко сократил его доходы, так как капитаны получали значительную часть прибыли от торговых перевозок, а служащие голландской Ост-Индской компании — только зарплату, гарантировавшую пенсию в будущем. Спустя пять лет, в течение которых он осыпал Гретхен роскошными подарками, тратя на них все свои деньги, Питер Линденрайх умер в бедности и бездетным: его жена трижды обращалась к местной старой знахарке, чтобы сделать аборт.

Но, избавившись от Питера, Гретхен не могла покинуть Яву, так как Ост-Индская компания выплачивала ей пенсию за мужа только при условии, что она останется жить на острове. Женщина отнеслась к этому спокойно, потому что тогда она уже познакомилась с Риганом ван дер Рисом и намеревалась впоследствии выйти за него замуж.

К разочарованию Гретхен, Риган через три года после своего прибытия на Яву увлекся младшей дочерью яванского вождя и женился на ней. Нежная и тихая Тита, ее смуглая красота и наивность овладели всеми помыслами ван дер Риса, а кроме того их брак оказался удачным дипломатическим ходом для Голландии в ее торговом соперничестве со своими предшественниками на Островах Пряностей — португальцами и испанцами, объединенными к тому времени под короной Филиппа III Испанского. Отец Ригана, Винсент ван дер Рис, главный представитель голландской Ост-Индской компании на Яве с 1603 года, очень гордился этим браком.

* * *

— Я не шучу, Гретхен. Я помолвлен и не собираюсь отказываться от женитьбы на сеньорите Кордес.

— Однажды мне уже пришлось наблюдать, как ты женился на этой приторной девственнице-туземке! Если бы она была все еще жива, то стала бы толстой и беззубой.

Гретхен изумленно вскрикнула, увидев, как изменился в лице Риган. Эти слова сорвались у нее с губ, и теперь ей предстояло испытать их последствия.

Взгляды любовников скрестились, и холодок пробежал по спине женщины. Лучше бы он ударил ее, чем эта холодная ярость!

— Как бы ни изменилась сейчас ее внешность, но Тита была бы хорошей, верной женой и любящей матерью. В моей памяти она навсегда останется молодой и прекрасной! — он произнес все это глядя на Гретхен в упор. — А сколько сейчас тебе лет, моя дорогая? Тридцать шесть? Тридцать семь? Пройдет не так уж много лет — и ты сама станешь беззубой старухой.

— Мне совсем не столько лет, Риган. И ты знаешь это. Я на несколько лет моложе тебя.

Он резко повернулся к ней спиной, тем самым давая понять, что разговор окончен, и как бы обрывая ее слова острым клинком. Но, движимая отчаянием, Гретхен снова набросилась на него с вопросами:

— И где ты познакомился с этой испанкой? На пиратском корабле? В испанской тюрьме? В борделях Лиссабона или Кадиса?

— Нет, — отозвался он, продолжая, однако, стоять к ней спиной. — Мой отец устроил этот брак около трех лет назад…

— Теперь я просто уверена, что ты лжешь! Какой же это отец стал бы устраивать брак взрослому сыну, да к тому же еще вдовцу?! Ты меня принимаешь за полную идиотку?

— Думай что хочешь, но это было одно из условий моего освобождения из Испании, о чем ты, конечно, не знала.

Тень пробежала по лицу Ригана при мысли о нежеланном браке, а его густые золотистые брови сошлись на переносице.

— Не верится мне, будто твой отец был настолько самонадеян, чтобы устраивать это без твоего согласия! — сердито возразила Гретхен. — Я не позволю тебе!.. Когда ты женился на Тите, все-таки был еще жив Питер. Но вот уже три года, как мы оба свободны. Сейчас нам ничто не мешает. Ты заставил меня поверить, что со временем мы пожен…

— Поженимся? — холодно закончил он за нее. — У нас об этом никогда и речи не было. И я не уроню чести моего отца, хотя его уже более года нет в живых. Когда сеньорита Кордес прибудет в Батавию, состоится наша свадьба, — тут его серьезный, мрачный тон изменился. — Ты придешь на свадьбу, не так ли? — пошутил он и скользнул жадным взглядом по ее великолепной молочной коже.

— Я убью тебя! — закричала она.

Вскочив с кровати и забыв о своей наготе, женщина набросилась на него с кулаками, а грудь ее вздымалась от гнева.

Риган схватил ее и с жадностью впился в ее губы. Гнев Гретхен сразу растаял, и она застонала от нового желания. Он грубо швырнул ее на атласные подушки. Женщина живописно раскинулась на постели, и при этом волосы закрывали ее лицо.

— Похотливая стерва! — сердито проворчал Рис.

Первый шок прошел. Гретхен потянулась на шелковом покрывале и слегка раздвинула ноги. Ей никогда не приходилось встречать человека более грубого, и это удивляло ее, ибо она знала, что Риган вел себя совсем по-другому с яванскими женщинами, а в особенности с Титой, своей первой женой. Он был груб только с Гретхен, и она любила это! Женщина задрожала — но не от страха — и хищно улыбнулась.

— Посмотрим, менеер ван дер Рис, не вернешься ли ты ко мне после нескольких ночей с испанкой. Я слышала, будто они произносят молитвы, когда занимаются любовью.

Чувственно двигая ногами, она забросила руки за голову, а ее груди — два белоснежных холма — заколыхались.

Риган подошел к кровати с шелковыми драпировками и бросил вниз кошелек, полный золотых монет. Гретхен плюнула на него.

— У тебя не хватит золота, чтобы купить меня, Риган. Однако ты не покупаешь меня, не так ли? Ты откупаешься от меня! Принеси четки своей новой жены — это все, что мне нужно!

Она засмеялась, глядя, как он не спеша покидал комнату, как тихо прикрыл за собой дверь.

Гретхен перевернулась на живот, крепко держа в руке кошелек. Этот мужчина принадлежит ей, и никакая испанская шлюха не заберет его у нее. А как все было хорошо продумано и… Необходимо переговорить с Цезарем. Знает ли он об испанской невесте Ригана? Вряд ли. Цезарь обо всем ей рассказывает. Когда он понял, какая она способная ученица, как хорошо она может обращаться с хлыстом, стало легче выведывать у него разнообразную информацию: в порыве страсти он выбалтывал ей все секреты.

Цезарь поможет ей, как помогал до сих пор. Глаза ее потемнели, едва она вспомнила об этом. Если бы Риган узнал… он бы убил ее! Но сначала, без всякого сомнения, заставил бы страдать.

* * *

Риган вскочил на лошадь и покинул вымощенный булыжником двор. Беспокойство овладело им: Гретхен приняла деньги и слишком легко сдалась. Эта женщина способна на любые подлости, черт бы ее побрал! Ему было уже почти жаль сеньориту Кордес. Сеньорита Кордес… Он даже не знает имени своей невесты. В памяти всплыли строчки из брачного договора: «… что Риган ван дер Рис, семь лет вдовствующий, возьмет в жены мою старшую дочь по моей смерти или по достижении ею двадцатилетнего возраста».

Все эти три года после возвращения в Батавию Риган не переставал удивляться странному брачному контракту. Почему дон Антонио Кордес Савар из Кадиса пожелал выдать свою дочь не просто за голландца и протестанта, но за человека, которого в глаза никогда не видел, — взамен освобождения Ригана из испанской тюрьмы? Может быть, она кривозубая и обезображенная оспой злюка?

Ван дер Рис никогда не испытывал симпатий к испанцам и хотел этой свадьбы еще меньше, чем Гретхен. Слова любовницы вновь пришли ему на ум. В самом деле, он тоже был наслышан о набожности испанских женщин: якобы они вешают себе четки на шею и постоянно молятся Богу во время исполнения своих супружеских обязанностей. Неужели его жена окажется такой же? Но, пожалуй, с этим можно будет смириться, если она будет привязана к дому. Чего доброго, от ее немытого тела, упрятанного под многочисленными юбками, будет разить чесноком и потом. Скорее всего, ее отец просто хотел избавиться от своей «ненаглядной» дочери…

Лошадь скакала легким галопом, а мысли Ригана перепрыгнули на более приятную тему — местных женщин, которых он находил такими милыми, такими очаровательными! Приятная наружность, чистый, свежий запах моря, исходящий от их смуглых тел… К тому же они умеют ценить мужчину, ищут его благосклонности и преисполнены благодарности за оказанную им «честь». Ха! Не секрет, что они считают за счастье переспать с белым мужчиной. И все же они так наивны… так доверчивы и чисты…

Как Тита…

Он решил, что не станет спать с испанкой, если та не понравится ему, а попросту запрет ее в часовне и забудет о ней. Но тут же припомнилось, что у него нет часовни. Придется позаботиться, чтобы ее немедленно построили.

Как, должно быть, сильно сеньорита Кордес отличается от Гретхен — от жестокой, страстной Гретхен, давно мечтающей выйти за Ригана замуж! Как будто он когда-нибудь женился бы на ней! Да, она порой забавляла его и доставляла наслаждения, но он никогда бы не женился на такой женщине! Однако иногда, в часы тоски и отчаяния, можно завернуть к ней, чтобы утешиться. Тем более, что Гретхен охотно принимала его, получая при этом и собственное удовольствие.

Он улыбнулся, заметив, что его лошадь ускорила шаг, инстинктивно почувствовав приближение к дому.

«Следовало бы передать сеньориту Кордес Цезарю Альваресу, — подумал Риган, — этому чертову испанцу!»

Цезарь Альварес, являющийся подданным испано-португальской короны, занимал то же положение в Ост-Индии, что и Винсент ван дер Рис в голландской Ост-Индской компании. Теперь, после смерти отца, этот пост унаследовал сам Риган. Располагаясь в Батавии, они оба отвечали за торговлю своих стран на всем обширном архипелаге — Суматре, Сулавеси, Борнео, Тиморе, Бали, Новой Гвинее, а также на тысячах других, более мелких островов. Ну и, конечно же, на Яве. Иногда все эти острова называют Островами Пряностей. На обоих мужчинах лежала огромная ответственность: составление морских маршрутов, складирование грузов, учет каждого ярда шелка и каждого фунта специй, а кроме того поддержание дипломатических отношений с местными главами и вождями.

Прежде чем отец Ригана, примерно двадцать лет назад, занял свой пост на Яве, голландцы не очень успешно конкурировали здесь с испанцами и португальцами. Нидерландцы были слишком деловыми и напористыми, что мешало им найти общий язык с чересчур спокойным и неторопливым местным населением, в то время как испанские торговцы, наученные тысячелетним опытом освоения морских просторов, начали с того, что привезли дары и завели дружбу с племенами различных островов. Но голландцы решительно настроились одержать верх над испанцами и португальцами, взяв на вооружение их же методы. Умный, смекалистый, ловкий и красивый Винсент ван дер Рис, служивший несколько лет в голландской Ост-Индской компании в Амстердаме, был послан в Ост-Индию для организации торговли. Общительный по характеру, он сразу же стал довольно популярен в Ост-Индии и успешно работал на своем посту.

Однако первое время Винсент ван дер Рис был очень одинок на Яве, так как его единственный сын Риган остался со своей тетушкой в Амстердаме заканчивать образование, а болезненная жена Винсента Морин, урожденная ирландка, умерла по пути в Ост-Индию. Поэтому голландец всего себя отдал работе дипломата и организации торговли. И труд его дал свои результаты: через несколько лет после его прибытия на Яву всем стало очевидно, что голландцы доминируют в торговле на Островах Пряностей.

Спустя четыре года к отцу в Батавию прибыл семнадцатилетний Риган ван дер Рис и тоже посвятил себя освоению торгового бизнеса. Примерно в это же время в порту объявился и красивый, стройный испанец, сын разорившегося дворянина из Малаги — Цезарь Альварес, который был лишь на несколько лет старше Ригана.

Молодому ван дер Рису никогда не нравился темноволосый красавец Цезарь, но европейцев в Батавии было так ничтожно мало, что им волей-неволей пришлось объединиться в небольшую торговую колонию; служащие обеих корон, морские капитаны, купцы и их жены — все они держались вместе, если не ради безопасности, то ради общения и дружбы в этом райском уголке, таком далеком от родной земли. Но какие бы ни складывались отношения, на первом месте стояла работа, и дни проходили в агрессивном торговом соперничестве.

Неприязнь Ригана к Цезарю Альваресу основывалась не столько на антипатиях голландцев к жеманной величавости и обходительному притворству испанцев, сколько на той неприглядной роли, которую сыграл Альварес в преждевременной смерти Винсента ван дер Риса…

В 1615 году Риган, когда его сыну было четыре года, отправился с женой Титой и ребенком в путешествие на родину, в Нидерланды. Эта поездка задумывалась как сентиментальная и деловая одновременно: у Ригана было несколько деловых поручений от отца, а для Титы и мальчика путешествие представлялось увлекательным и полным открытий. Но, увы, ничему этому не суждено было сбыться. Прежде чем корабль «Тита», капитаном которого был старый друг Винсента ван дер Риса, достиг Кейптауна, где планировалось пополнить запасы провизии, судно атаковали испанские пираты. Бедную Титу зверски убили ударом испанского палаша на глазах у Ригана. И последнее, что он увидел перед тем, как потерять сознание, — это его сын, отбивающийся от бандита, который старался оттащить малыша от мертвой, залитой кровью матери. Эти сцены навсегда запечатлелись в памяти Ригана, а кроме того его постоянно мучил вопрос: почему из всей команды его одного оставили в живых, снабдили продуктами и водой, посадили в маленькую шлюпку, в то время как остальные пассажиры и капитан, мертвые либо умирающие, были безжалостно брошены на корабле? Возможно, придет час, когда он найдет всему этому объяснение.

Через два или три дня (прошло уже восемь лет, и Риган точно не помнил) ему повезло: лодку заметили с бригантины, тоже испанской, направлявшейся в Кадис. Однако счастье забрезжило ненадолго. По прибытии в испанский порт Кадис его обвинили в том, что он якобы был членом команды недавно потопленного голландского пиратского судна, грабившего португальские и испанские корабли, которые направлялись к африканскому побережью. Ригана заковали в кандалы и поместили в тюрьму без всякого суда. Почти шесть лет он, как в аду, провел в одной из темниц Севильи.

Около пяти лет главный представитель голландской Ост-Индской компании, сраженный горем, считал своего сына убитым вместе с невесткой и внуком. Пока однажды торговое судно из Роттердама, прибыв в Батавию, привезло известие о каком-то голландце с наружностью Ригана, заключенном в одной из ужасных тюрем Филиппа III в Севилье или Кадисе.

Новость, пусть и неточная, взволновала старшего ван дер Риса. Дальнейшие розыски, с осторожностью осуществляемые одним из капитанов голландской компании, бросившим якорь в Кадисе якобы по причине поломки и пополнения запасов продовольствия, позволили установить, что некий «Вандери», как звали его заключенные, находится в тюрьме в Севилье и что действительно мужчина этот светловолос, а лет ему двадцать восемь-двадцать девять.

Желая получить дальнейшую информацию, Винсент ван дер Рис нанес неприятный для него, но необходимый визит к представителю испанской короны в Батавии.

Цезарь Альварес ответил, что сделает все от него зависящее и будет только счастлив, если действительно сын его конкурента окажется жив. Пригласив пожилого голландца присесть на обитое бархатом кресло, он вкрадчиво продолжил: потребуются затраты… связи… И — что было самым главным, как признался он ван дер Рису, — в последние годы испанская торговля понесла значительные потери из-за умелых и настойчивых голландцев, а он, Цезарь, должен заботиться, чтобы торговые дела его страны процветали, так как он с этого имеет часть прибыли и благосклонное отношение своих хозяев в Испании, способствующих его продвижению по службе и возвращению на родину.

Сотни тысяч золотых соверенов, а позже — значительная доля от голландской торговли (ван дер Рис вынужден был намеренно задерживать голландские корабли, из-за чего они прибывали на острова за товаром после испанцев и португальцев) были получены Цезарем Альваресом за то, что он послал письмо в Кадис своему крестному отцу дону Антонио Кордесу, опытному государственному советнику и крупнейшему судовладельцу, имевшему влияние на короля Филиппа…

И только по истечении четырех лет Риган покрыл убытки отца, восстановил его честное имя и добился, чтобы голландская Ост-Индская компания снова стала главенствовать на Островах Пряностей, не раскрывая, однако, тайного сотрудничества отца с испанцем Альваресом. Но все это подорвало здоровье пожилого голландца, и хотя сын восстановил его честное имя, Винсент ван дер Рис умер.

* * *

— Альварес! — пробормотал Риган, словно заклятие, приближаясь к воротам дома. Ему было известно, что пока он гнил в испанской тюрьме, Гретхен развлекалась с этим испанским красавцем. Альварес… Челюсти Ригана напряглись при одной только мысли об этой испанской свинье.

Глава 1

Южная часть Тихого океана. Великолепный трехмачтовый фрегат касался сверкающими белоснежными парусами вечерних облаков, подпрыгивал и резвился, заигрывая с восточными ветрами. Послушное грациозное судно — гордость судостроительной верфи, принадлежащей Кордесу, — умело демонстрировало свою удаль перед молодой и жизнерадостной хозяйкой Сиреной Кордес. «Рана», названная так в честь морской богини, была до блеска надраена и еще не успела утратить в соленых брызгах своего сияния.

Сирена нетерпеливо вышагивала по палубе, не сводя зеленых глаз с парусов.

— Если бы кораблем управляла я, то в два счета заставила бы этот ветер наполнить паруса. Как ты считаешь, дядюшка Хуан? — Сирена повернулась к своему дяде, высокому, седому, элегантному джентльмену, испанскому аристократу.

Тот понимал, что его пылкая племянница совсем не нуждается в его советах, ибо в морском деле она разбиралась гораздо лучше дяди. Но девушка считалась с его мнением, тем самым выказывая уважение к его возрасту и опыту.

— Как я считаю? Думаю, что пусть лучше кораблем управляет капитан! Он уже жаловался, что ты постоянно вмешиваешься и отдаешь команде свои распоряжения. Мне совсем не хочется иметь дело с мятежным капитаном, Сирена.

— Пощади меня, дядюшка, — засмеялась девушка, вздернув вверх упрямый подбородок. — Если бы я не взяла все в свои руки, мы потеряли бы много дней! Разве не моей была идея отказаться от груза ради увеличения скорости? Не сомневаюсь, что мы установим новый рекорд, покрыв расстояние от Испании до Явы за столь короткий срок.

— Сирена, приходило ли тебе в голову, что причина мрачного настроения капитана Лопеса — именно пустые трюмы корабля? Он человек деловой, и у него нет времени на праздные развлечения. Но ты все же настояла, чтобы твоя «Рана» шла почти пустая, а это делает наш рейс малоприбыльным для капитана.

— Ему все будет компенсировано, — горячо возразила Сирена, и ее полные губы скривились в недовольной гримасе. — Это мой корабль! А капитан постоянно пьян. И я вообще не понимаю, почему вы наняли этого Лопеса на мой корабль. А его команда! Отбросы ада! Такое впечатление, что он насобирал этих наглых тварей в самых худших портах мира. Они плохо обращаются с моим кораблем, и я не желаю терпеть это! — Сирена топнула ногой для убедительности. — «Рана» моя! И я намерена привести ее в порт назначения в целости и сохранности, даже если для этого мне придется выбросить команду за борт!

Хуан Кордес наблюдал за племянницей с изумлением и восхищением: когда она говорила о «Ране», глаза ее неистово сверкали, а темные буйные волосы, свободно распущенные, бились на ветру.

— Со стороны твоего отца было неблагоразумно брать тебя с собой в плавания. Да еще учить тебя искусству владения абордажной саблей и рапирой!

Помолчав, он безнадежно махнул рукой и произнес назидательно:

— Сирена, ты уже должна думать о замужестве и детях. Тебе исполнилось восемнадцать лет, и пора бы, милая, успокоиться… — дядя озабоченно покачал седой головой. — Я желаю тебе только самого лучшего, малышка!

— Да будет тебе известно, дядюшка, что святые сестры в монастыре обожали Исабель, но от меня были в отчаянии! — засмеялась Сирена, и ее глаза озорно блеснули. — Отец понимал, что никто, кроме него самого, не справится с моей неукротимой юношеской энергией.

— Знаю, знаю… Сейчас ты начнешь рассказывать мне о старом и мудром учителе фехтования твоего умершего отца, Мигеле де Сильва, который по-матерински заботился о тебе, следил за твоими занятиями географией и другими науками, за изучением голландского, английского, французского и латыни; сидел с тобой, когда ты заболела крупом и… — он неодобрительно взглянул на племянницу, — учил тебя пользоваться абордажной саблей, рапирой…

С грацией рыси девушка быстро повернулась, и не успел дон Хуан глазом моргнуть, как ножны его шпаги оказались в ее руках, а конец оружия уперся ему в ребра. Грациозно подбоченясь, Сирена откинула голову назад, открывая длинную шею, волосы ее струились по спине, а серебристый, словно звон колокольчика, смех, разнесся над волнами.

— Во всей Испании не сыщешь лучше учителя, чем Мигель де Сильва. И ты знаешь это, дядюшка Хуан.

Кордес притворился возмущенным и укоризненно взглянул на племянницу.

— Сильва научил тебя не только хорошему. Твоя речь такая же соленая и острая, как у него самого. Я прихожу в отчаяние при мысли, что мне придется наблюдать, как ты превратишься в жилистую старую деву, которая из-за страсти к морю и своего языка не сможет выйти замуж и иметь детей.

— Почему ты ругаешь меня, дядюшка? Быть может, ты завидуешь моим талантам? — пошутила девушка, и взгляд ее смягчился. Она с любовью смотрела на дядю, принявшего на себя все заботы о ней и ее сестре Исабель после недавней смерти дона Антонио.

— Это правда, Сирена, ты обладаешь способностями, какими редкий мужчина может похвастаться, но это не совсем то, чем должна увлекаться благородная сеньорита.

— Что ж, тогда я буду единственной в своем роде! Пожалуйста, не надо больше об этом, дядя Хуан. Я уже слышала много раз, что я женщина и, хотя обладаю талантом к фехтованию, переоцениваю себя; что все равно я не смогу противостоять мужчине, который действительно захочет одержать надо мной верх, — она вздохнула, подавляя раздражение. — А по поводу замужества скажу следующее: мне еще не встретился мужчина, которого я захотела бы взять к себе на корабль. Пока посмотрю на Исабель, как она справится со своим странным браком, уготованным ей нашим отцом перед смертью. Сама она мечтает только о том, чтобы уйти в монастырь. У нее призвание к духовной жизни, и ты знаешь об этом, дядя. Быть может, когда мы прибудем на Яву, ты сможешь поговорить с сеньором ван дер Рисом и объяснить ему, что Исабель мечтает посвятить себя Богу и молитвам! — Сирена в искреннем волнении схватила его за руку. — Дядюшка, обещай, что поговоришь с ним, попытаешься откупиться от него…

— Маленькая моя, речь идет о чести семьи! Исабель была обещана Ригану ван дер Рису, и этого нельзя отменить. Пусть у нее нет энергичности и твердости, как у тебя, но она сильнее в другом: твоя сестра терпелива и со смирением воспринимает жизнь такою, какова она есть.

— Ты, наверное, думаешь, что Исабель раздражает меня. Уверяю, что это не так. И я знаю ее лучше других. Я люблю свою сестру, и мне грустно, что не осуществится ее самое заветное желание — стать монахиней. Она мечтает быть ближе к Богу! Почему не дать ей этой возможности?

— Твоя забота об Исабель очень трогательна, но совершенно излишня.

Сирена внешне спокойно восприняла реакцию дяди, но ее зеленые глаза наполнились слезами.

— Никогда я не пойму, почему отец решил выдать ее замуж, да к тому же еще за голландца и протестанта.

— Мне так же, как и тебе, неизвестны мотивы дона Антонио, моя дорогая. Знаю лишь одно: мать Ригана ван дер Риса была католичкой. Но, возможно, когда-нибудь мы узнаем истинную причину. Хотя со смертью старшего ван дер Риса надежд на это поуменьшилось.

— Голландцы — белокожие варвары. А этот ван дер Рис служит в Ост-Индской компании, которая соперничает с испанскими торговцами. Как мог отец так поступить?

— Ты говоришь об отце так, словно он преступник. Я не потерплю подобного, Сирена. Твой отец был не только испанским грандом, но прежде всего человеком дела, бизнесменом, и отличался очень трезвой головой. Тебе, как никому, хорошо известно это. Он приумножил свое состояние, большую часть которого, включая суда и верфи, оставил в наследство тебе. Возможно, это лишь моя догадка, но рассуждал он следующим образом: у него две дочери, одна слишком независима, другая, наоборот, очень уступчива и чересчур религиозна. Имея мало надежд на устройство твоего брака — ты сама себе выберешь мужа, если вообще захочешь выйти замуж, — свое состояние он решил оставить тебе. Но твой отец знал, что Исабель выдать замуж можно и нужно, так как считал, что монастырская жизнь не принесет старшей дочери счастья. Хотя у тебя, как я понимаю, на этот счет другое мнение. Услуга, которую он оказал Цезарю Альваресу, дала возможность дону Антонио устроить очень выгодный брак для Исабель и отправить ее подальше от затравленной инквизицией Испании, монастырей и черных одежд.

Обычно немногословный, дон Хуан Кордес излил свое раздражение такой долгой тирадой.

Сирена совсем не хотела ссориться со своим дядей, которого нежно любила. Конечно, ей было известно, что он человек твердых убеждений и глубокой ответственности, а потому считает своим долгом Выдать Исабель замуж за менеера ван дер Риса. А что касалось самой Сирены, то дядя уже заранее испереживался за нее. Его смущали энергия и независимость девушки, и он беспокоился, что она никогда не захочет выйти замуж.

Сирена быстро приподнялась на цыпочки, поцеловала колючую щеку дяди Хуана и помчалась по палубе на корму, где находились их с сестрой каюты.

* * *

Алое сияние заходящего солнца отражалось на гладкой поверхности океана и проникало через иллюминатор в каюту. Исабель спешила воспользоваться последними солнечными лучами, чтобы почитать молитвенник. При появлении Сирены она опустила книгу на колени и нежно взглянула на сестру светло-карими, словно у лани, глазами.

Смиренное спокойствие Исабель раздражало Сирену: она предпочла бы видеть сестру без конца плачущей, красной и опухшей от слез. Дядя Хуан был прав, заметив, что двадцатилетняя Исабель обладает внутренней силой. Временами Сирене казалось, что она больше расстроена этим нежеланным путешествием, чем сестра, которую, как считалось, сама судьба предназначила Всевышнему.

Когда при рождении Сирены умерла мать девочек, дон Антонио, не имея среди близких родственников женщины, которая могла бы заняться воспитанием сестер, поместил полуторагодовалую Исабель в монастырь, а за Сиреной первое время присматривала одна из молодых горничных. Однако несколькими месяцами позже и эту малышку отправили на попечение святых сестер. Исабель с самого начала чувствовала там себя прекрасно, в то время как Сирена, едва научившись ходить, доставляла монахиням постоянное беспокойство своими озорными выходками. К десяти годам она стала неуправляемой и в один прекрасный день потребовала у изумленных святых сестер объяснения, почему это девочки должны или уходить в монастырь, или выходить замуж и рожать детей, в то время как мальчикам можно вести интересную жизнь воинов, путешественников и моряков. Не найдя ответов на требовательные вопросы Сирены, недовольная мать-настоятельница немедленно послала письмо дону Антонио Кордесу, умоляя приехать и забрать свою чересчур любопытную и непослушную дочь.

Кордес сначала обхаживал, затем просил и умолял мать-настоятельницу отменить свое решение, но та была тверда и непреклонна. И в конце концов, грустно взглянув на свою излишне разговорчивую Дочь, которая находилась тут же, в монастырской комнате для посетителей, и со спокойным интересом слушала разговор отца с настоятельницей, дон Антонио почувствовал себя не только богатым судостроителем и отцом, но вдобавок и матерью.

Помимо судоверфей дон Антонио владел еще значительным флотом торговых судов, курсировавших между Западной Африкой и Кадисом. Каждое лето на несколько недель Исабель присоединялась к сестре, и они совершали путешествия на одном из трех судов, которые их отец оставил для личного пользования. Хотя старшей сестре тоже нравились эти круизы вдоль атлантического побережья Испании и по Средиземному морю, ее поведение было всегда таким пристойным и правильным, что это выводило Сирену из себя и она таскала за волосы и безжалостно мучила Исабель. Но та все терпеливо сносила, повторяя: «Я буду молиться за тебя, Сирена».

— Что сделал не так капитан Лопес на этот раз, Сирена? — как и все в ней, голос у Исабель был нежным и спокойным.

— Ничего. Если хочешь знать, то на этот раз мы с дядей говорили о тебе. Почему ты не борешься за себя? Не хочешь выходить замуж — и так легко сдаешься! Если бы ты хотя бы начала сопротивляться и плакать, я знаю, дядюшка Хуан прислушался бы к тебе. Но нет! Ты сидишь спокойно здесь, а в это время я на палубе его уговариваю… — она быстро опустилась перед сестрой и уткнулась головой в ее колени. — Исабель, я не хочу, чтобы ты жила на краю света и зависела от прихотей какого-то дикаря-голландца!

Старшая сестра легонько коснулась роскошных волос Сирены.

— Глупышка! Не мучай себя. У нас нет никаких основании считать сеньора… э… менеера ван дер Риса дикарем. Кроме того, даже если я не выйду за него замуж, мы с тобой все равно должны будем расстаться, так как я намерена посвятить себя Богу и уйти в монастырь. Сирена, нам уже пора оставить в покое детство!

Младшая сестра вскочила на ноги. Она была похожа сейчас на кошку, готовую зашипеть и выпустить когти. Ответ ее был быстрым и гневным.

— Ты так думаешь? Ты считаешь, будто я хочу продлить наше детство? Будто я хочу, чтобы мы держались друг за друга, как пара мартышек? Исабель, прошу тебя, выслушай меня внимательно! Как ты намерена распорядиться собой — дело твое. Я не произнесу ни слова осуждения, если ты станешь монахиней. Или, предположим, проституткой. Раз это твое желание, пусть так и будет. Но меня возмущает, что тебя принуждают к жизни, которой ты не хочешь. Тебе не обмануть меня, Исабель. Я слышу, как ты плачешь по ночам. Я вижу отвращение в твоих глазах, когда кто-нибудь из команды смотрит на тебя как на красивую женщину. Ты хочешь, чтобы я поверила, будто ты достаточно сильная, будто ты сможешь спать с мужчиной, каждую ночь позволять ему все, что он захочет, и не сойдешь с ума?

— Я нормально отношусь к мужчинам… Иногда они мне даже нравятся, Сирена. Я люблю дядюшку Хуана, — возразила Исабель.

— Я в этом не сомневаюсь, Исабель, — продолжила Сирена более спокойно и мягко. Ей было невыносимо тяжело видеть страдания сестры. — Однако я также не сомневаюсь, что ты уже душой и телом принадлежишь Богу! Пожалуйста, Исабель, иди к дядюшке и объясни ему все. Если Бог действительно призвал тебя, то, вероятно, ему будет угодно, чтобы ты протестовала против замужества, и Он поможет тебе в этом.

— Сирена, дорогая! Я знаю, что Бог призывает меня стать монахиней. Я согласна с твоими словами. И, — она вздохнула и удовлетворенно улыбнулась, — моя вера в Бога настолько сильна, что я знаю: Он как-то вмешается… и эта свадьба не состоится.

Исабель произнесла все это очень тихо, но ее удивительное лицо светилось внутренней верой. Глаза Сирены счастливо засияли. Значит… Исабель не подчинилась капризу отца, она все-таки надеялась спастись от предстоящего замужества.

Девушка пылко обняла старшую сестру и прижала ее к себе, не подозревая, что слова Исабель о непременном вмешательстве Бога, будут преследовать ее до конца дней.

— Виден корабль! — раздался громкий крик с грот-мачты. — Виден корабль!

— Далеко? — закричал капитан.

— Прямо за кормой, сэр, — ответил голос сверху.

— Какой на нем флаг?

— Флага нет, капитан.

Сирена оставила Исабель и выбежала на палубу. Повернувшись в сторону кормы, она приставила ладонь козырьком к глазам: с севера приближалась бригантина, на фоне красного заката корабль казался черным. Дрожь пробежала по спине Сирены.

Подойдя к дяде Хуану, она сказала:

— Не нравится мне этот корабль, дядюшка. Капитан Лопес, поднять все паруса! Уходим на полной скорости! — закричала Сирена. — Я вижу, что бригантина старается догнать нас.

Капитан бросил на девушку неодобрительный взгляд и проигнорировал ее команду.

— Разворачивайте нок-реи! Не волнуйтесь, ребята. Ложимся в дрейф!

— Как вы смеете?! — взорвалась Сирена. — Это мой корабль! Разве вы не видите, что на бригантине нет флага? Выполняйте то, что я приказываю! Дать полный ход!

— Отправьте сеньориту Кордес в ее каюту, сеньор Кордес, или я не отвечаю за действия команды, — угрожающе прохрипел капитан.

«Он явно пьян!» — подумала Сирена.

— Ты слышала, что сказал капитан Лопес? Отправляйся в каюту к Исабель.

— Не пойду. «Рана» моя! А с Исабель все в порядке.

И, повернувшись к капитану, девушка снова скомандовала:

— Полный вперед! Я в последний раз вам приказываю!

— На бригантине развевается флаг бедствия! — раздался чистый и звонкий голос корабельного юнги, который вскарабкался на мачту, чтобы получше рассмотреть приближающийся корабль.

— Это обман, говорю вам! — Сирена умоляюще обратилась к дяде: — Совсем не похоже, чтобы эта бригантина терпела бедствие! Она идет на слишком большой скорости и через несколько минут догонит нас. А этот дурак-капитан не желает ни о чем слышать!

— Сирена, я настаиваю, чтобы ты отправилась к сестре! — решительность светилась в суровом взгляде дяди.

Молча, с угрюмым видом, она перешагнула снасти и направилась к юту, где находилась их каюта.

Исабель спокойно сидела, занятая чтением молитвенника. Заметив присутствие сестры, она перекрестилась и подняла глаза.

— Что там за крик? Что-нибудь случилось?

Сирена заставила себя улыбнуться, уловив тревогу в широко раскрытых, обрамленных длинными темными ресницами глазах сестры.

— Все в порядке, — ответила она, ласково проведя рукой по блестящим черным волосам Исабель. — Продолжай молиться.

Казалось, минула вечность. Сирена с трудом заставляла себя сидеть на богато украшенной, но узкой постели, напряженно прислушиваясь к происходящему на верхней палубе. «Рана» совсем замедлила ход — корабль дрейфовал. Слышны были голоса матросов, маневрировавших парусами, и сердитые окрики капитана. Затем — толчок и скрежет другого судна, прижавшегося к борту «Раны».

Исабель удивленно взглянула на сестру, вопросительно изогнув брови. Сирена не в состоянии была дольше оставаться в каюте.

— Будь здесь и не выходи на палубу! — велела она сестре и потянулась за рапирой, висевшей над постелью. Запутавшись в своих длинных юбках, девушка споткнулась и, недолго думая, одним взмахом рапиры отсекла подол платья, укоротив его до колен, затем еще раз — крест-накрест, — пока не получилась короткая юбочка, позволявшая свободно двигаться.

Осторожно прикрыв дверь, Сирена двинулась вверх по ступенькам, ведущим на палубу. Гнев клокотал в ее груди. Терпит бедствие! Надо быть совсем дураком, чтобы поверить в это. Разве она не дочь своего отца и разве он ее плохо учил? И — только подумать! — этот негодяй, капитан Лопес, игнорировал ее приказы и допустил, чтобы на «Рану» напали!Девушка не испытывала никакого страха — лишь ужасную злость. Если бы здесь был отец, он сразу бы разгадал хитрость бригантины. А теперь нужно действовать самой… Сирена стояла и, едва дыша, прислушивалась к крикам на палубе.

Что все-таки там происходит? Осторожно подкравшись ближе, чтобы посмотреть, она остолбенела, а сердце ее учащенно забилось: бригантина приблизилась к «Ране». Что это там у них возле мачты сверкает? Боже! Внутри у девушки все похолодело. Отец рассказывал о кораблях-мародерах и пиратах с аркебузами^[2], располагавшимися обычно у мачты, чтобы удобно было стрелять по экипажу корабля-жертвы. Сирена знала, что сначала они убьют капитана, а затем — по одному — и всю команду.

Девушка никогда не видела этого, но интуиция подсказывала, что все именно так и будет. Стрелки скрываются за квадратными парусами и легко перестреляют их всех, как птичек.

Настигший их корабль своим бортом касался «Раны», и Сирена увидела стоящего на палубе капитана, обнаженного по пояс; его широкая грудь была густо покрыта рыжими волосами. Приложив руки ко рту, он закричал:

— У вас есть человек, разбирающийся в медицине? У меня на борту — раненые! На рассвете нас атаковал пиратский корабль.

С удивлением Сирена отметила, что человек говорил по-английски! Это проклятый язык старинных врагов испанцев: англичане издавна помогали голландцам и подстрекали их к борьбе за независимость от Испании.

Видя, что Лопес не понимает его, человек с бригантины начал говорить на ломаном испанском.

— У нас нет врача, — ответил капитан «Раны», нетвердо держась на ногах. Нетрудно было догадаться, что он был как следует пьян. Снова пьян! — Сколько у вас раненых? Корабль дотянет до порта?

Из своего укрытия Сирена могла рассмотреть команду бригантины, сгрудившуюся за спиной своего капитана: на лицах матросов застыли дьявольские ухмылки. С левого борта корабля выступали дула пушек. Чего они хотят? Разве не видно, что «Рана» идет пустой, что в ее трюмах ничего нет?

Гнев блеснул в глазах девушки, когда вдруг с бригантины на борт фрегата, без всякого предупреждения, забросили канаты с крюками. И сразу начался невыразимый хаос.

«Рана» сотряслась от выстрела, грянувшего из пушки с вражеского судна, а команда Лопеса в этот момент отчаянно обрубала ручными топориками канаты с крючьями, но матросы мародерского судна уже карабкались на «Рану». Сирена со страхом убедилась, что предположения ее были верны: на мачтах бригантины расположились стрелки с кремнёвыми ружьями, дула которых держали под прицелом палубу испанского фрегата. Прекрасный трехмачтовый корабль Сирены был захвачен противником, лишен управления и в течение нескольких минут разоружен.

Отчаяние овладело девушкой. Нет, она не позволит этого, она просто не может этого допустить! Необходимо сражаться за свой фрегат, за свою жизнь!

Сирена двинулась на палубу с рапирой наготове. Ей понадобилось лишь мгновение, чтобы сориентироваться и тут же броситься на помощь дяде, сражавшемуся не на жизнь, а на смерть, но отступавшему перед полуобнаженным пиратом, который широко и свирепо размахивал абордажной саблей.

Девушка сделала выпад вперед и с горящими глазами набросилась со своей рапирой на удивленного пирата, нанеся ему сильный удар в руку. В ту же секунду пират потерял равновесие, и дон Хуан прикончил его ударом абордажной сабли в грудь. Кровь хлынула из раны и из открытого рта поверженного.

Отведя глаза от лужи запекающейся крови, Сирена быстро огляделась. Где же ее матросы? Скорее всего, прячутся в трюмах.

— Всем наверх! Надо дать им отпор! — воскликнула девушка, и голос ее зазвенел над водой. — Сражайтесь, черт бы вас побрал! — отчаянно закричала она, бросаясь на одного из пиратов. Пораженный тем, что на него напала женщина, он сделал шаг назад.

Оружие Сирены горело на солнце, а ее темные волосы развевались по ветру.

— Вы осмелились напасть на мою «Рану»! Тебя я убью первым! — бессвязно вскрикивала юная испанка, делая молниеносные выпады и отражая удары пирата. Ее рапира так и летала в воздухе, блестя и сверкая. Сеньорита Кордес сражалась отчаянно за свой корабль, забыв о всех правилах благородного боя. Она превратилась в буйную дикарку, защищающую свою жизнь и свою собственность. Наконец, нанеся сильный удар, она отрубила руку пирату, и та покатилась по палубе. Но вместо шока девушка ощутила гордость. Может, она сошла с ума? Неужели, это Сирена Кордес, злорадно смеясь, крикнула раненому пирату:

— Лови свою руку, собака!

Пират лежал и выл от боли, а Сирена схватила его абордажную саблю. Теперь у нее было по лезвию в каждой руке. Она оглянулась, чтобы посмотреть, как дела у молодого Калеба — только что ей послышался его голос. Несколько месяцев назад в Кадисе мальчик покинул английский корабль и ходил теперь на судах малого торгового флота сеньориты Кордес. Сирене был очень симпатичен этот юнга.

Уже через секунду она дралась бок о бок с мальчиком, отражая удары очередного противника. Быстрым ударом пригвоздила она пирата к мачте и, даже не задумавшись, вытерла окровавленное лезвие о свою короткую оборванную юбочку.

Оглянувшись, девушка увидела, что Калеб сражается более мужественно, чем можно было ожидать от двенадцатилетнего мальчика. Но, конечно, он был гораздо слабее своего мускулистого противника.

Сирена вскинула голову и, расставив широко ноги, громко закричала, стараясь, чтобы услышал юнга:

— Калеб, разверни корабль носом, не то они разнесут его в щепки, если начнут стрелять снова. Твоего пирата я беру на себя.

Мальчик убежал, а девушка с криком атаковала мужчину.

— Вы не имели права нападать на наш корабль! А теперь сражайся и умри! Если ты захочешь сдаться, я не пойду на это, и сама не сдамся.

— Я вырежу сейчас твое сердце и повешу его на фок-мачту, — сплюнул пират. — Но сначала я получу от тебя то, что хочу, как и каждый член нашей команды!

В ответ Сирена нанесла удар абордажной саблей. Пират закачался, так как она ранила его в руку, но все-таки, хоть и неуклюже, пытался сохранить равновесие. Однако девушка не медлила: удар, затем другой, потом третий. Заставляя пирата отступать, она сделала резкий выпад влево, и ее противник был прижат к мачте; ноздри поверженного дрожали от страха.

Последним отчаянным рывком он бросился на девушку. Защищаясь, Сирена помимо рапиры пустила в ход абордажную саблю, которая и вонзилась пирату в грудь. Но в тот же момент отчаянная воительница почувствовала внезапную боль в левой руке. С удивлением она наблюдала, как рукав ее оборванного платья пропитывался кровью. Задыхаясь от боли, раненая сеньорита обернулась и увидела, как дядя Хуан упал, сраженный, на палубу. Команда фрегата лежала тут же, перерезанная, словно забитый скот. Реки крови текли со всех сторон.

— Сдаемся! Сдаемся! — кричали оставшиеся в живых матросы «Раны». Но они тут же замолкли и отступили, когда пираты, пробираясь меж мертвых тел, подошли и встали перед своим капитаном в ожидании приказов.

— Выбросьте все эти вонючие трупы за борт! — заорал тот по-английски.

Глумясь и отпуская непристойные шуточки, пираты приступили к выполнению приказа. Звуки шлепающихся в воду мертвых и полумертвых тел острой болью отзывались в сердце Сирены. Сдерживая горячие слезы и потеряв дар речи, стояла она на корме своего фрегата. Дрожащей рукой она поддерживала свою другую руку — раненую.

— Эту красотку оставьте! Пусть пока побудет на корме. У меня на нее особые виды! — громко распорядился капитан пиратов, похабно оскалясь в сторону девушки. — Но только свяжите ей руки. Эта дамочка очень уж ловко обращается с оружием!

— Боже, пусть они не найдут Исабель! Лучше пусть нас обеих убьют… — прошептала Сирена, когда два разбойника направились к ней.

* * *

Рыжий капитан отдал распоряжение своей команде забрать с фрегата все более-менее ценное, и за полчаса на бригантину было переправлено все, что могло представлять хоть какой-то интерес, за исключением продуктов и воды. Судя по всему, разбойники намеревались сохранить испанский корабль… ее корабль! С горькой усмешкой думала об этом Сирена Кордес, привязанная к кормовой мачте.

Шок от внезапного нападения на «Рану», ее «Рану», стал немного проходить. Девушку начала бить дрожь, все ее мысли были сосредоточены на Исабель, а также она скорбела о погибшем дяде, который опекал их весь этот год. Но он умер как настоящий мужчина — хоть это утешало немного. Затем ее мысли обратились к собственной роли в защите корабля. Неужели эта дерущаяся и орущая, словно дикий зверь, женщина была не кто иная, как сеньорита Кордес? Неужели она могла быть такой безжалостной, такой отчаянной? Да, она вынуждена была действовать подобным образом, чтобы защитить свой корабль и своих родных. Дочь дона Антонио Кордеса должна была так действовать! Ее обучили искусству фехтования, и нужно быть полной идиоткой, чтобы не воспользоваться этим. Это правда, она вела себя подобно тигрице, защищающей своих детенышей, но ей не доставляло удовольствия лишать жизни людей…

Хриплый вопль разрезал воздух, когда один из пиратов вытащил на палубу Исабель Кордес.

— Вот награда! Наша награда! И она молится! Как вы думаете, ребята? Она молится о спасении или о…

— Свинья! — закричала Сирена, сверкая возмущенно глазами. — Оставь ее в покое! Она обещана Богу и уйдет в монастырь!

Раскатами смеха были встречены эти слова.

— Монастырь! После того как мы с ней позабавимся, ее нужно будет отправлять далеко не в монастырь!

— Унесите ее вниз, пусть ребята позабавятся! — приказал капитан пиратов. — И поживее! А эта девушка, — он притянул Сирену к своей потной волосатой груди, — моя! Только после меня она достанется вам!

Гнев и страх охватили ее.

— Исабель! Исабель! — в отчаянии закричала она.

Сирена все никак не хотела поверить, что такое могло произойти. Но это не сон — это реальность, и реальность ужасающая! Исабель, ее милая, нежная сестра, мечтавшая лишь о том, чтобы стать невестой Бога, извивалась и сопротивлялась, борясь с грубым монстром, облапившим ее и не обращавшим никакого внимания на протесты и мольбы о пощаде. Лицо бедной Исабель было искажено ужасом.

Нагло усмехаясь, похотливый капитан развязал руки Сирены, потащил ее по залитой кровью палубе фрегата и бросил рядом с сестрой. Девушка попыталась подняться и, отбиваясь от ненавистного бандита, старалась ударить его своими длинными ногами в уязвимые места, не переставая при этом кричать. Непристойные ругательства вырывались у нее из горла — Сирена даже не подозревала, что знала их. И в то же время она рыдала, умоляла пощадить себя и Исабель, барахтаясь под грубым сильным телом капитана, царапала его ногтями и била по ухмыляющейся роже.

Извиваясь и борясь под тяжестью огромного тела, девушка внезапно коснулась рукой ножа, прикрепленного к широкому поясу пирата. Ухватившись за рукоять, она выхватила нож и занесла его, намереваясь нанести смертельный удар насильнику. Но, несмотря на свою массивность, рыжий капитан был довольно ловок: он быстро выбил нож из руки Сирены, а затем в отместку нанес сильный удар по голове. Этот зверь уже не смеялся — в его глазах сверкал темный угрожающий огонь.

Подозвав одного из членов пиратской команды, капитан приказал тому опуститься на колени возле девушки и крепко прижать ее руки к палубе. А сам тем временем раздвинул ноги своей жертвы, поднял упавший нож и где изрезал, где изорвал на ней одежду. Грубые нетерпеливые руки коснулись ее напряженного тела и, навалившись всем своим весом, капитан прижал девушку к палубе. Его дыхание было жарким и смердящим, а ее — хриплым и неровным.

Голова Сирены болела от удара, нанесенного пиратом, а раненая рука набрякла и занемела. Темнота наплывала на несчастную, и она уже почти теряла сознание, моля про себя Бога о смерти, как о сладком забвении, которое избавило бы ее от всего этого ужаса, накрыло бы, подобно темному покрывалу.

На какое-то время Сирена потеряла сознание, но крики Исабель вновь вернули ее из ночи, в которую она было провалилась. Сжав зубы, девушка заставила себя бороться с надвигающейся темнотой — она решила не сдаваться и воспользоваться любой возможностью, чтобы спастись ради сестры.

Теперь Сирена была полностью обнажена и тело ее было открыто жадным, мерзким взглядам пиратов, которые сгрудились тут же и наблюдали, как их капитан снова и снова подчинял себе ее измученную, сопротивляющуюся, ускользающую плоть, не обращая внимания на ее девственность, наслаждаясь ее криками гнева и боли.

Крики обеих сестер перемежались между собой. Пока рыжий капитан с грубой жестокостью овладевал Сиреной, команда, проигнорировав его приказ, не унесла Исабель вниз, и ее насиловали прямо здесь, рядом с сестрой.

Когда Сирена ослабевала и теряла сознание, ее грубо били по щекам, и, приходя в себя, она тут же пыталась определить, где Исабель. И почти с облегчением слышала ее стоны — значит, сестра жива! Жива!

Но на девушке уже был другой пират, и его широкие плечи заслоняли от нее Исабель. Шок и унижение овладели Сиреной, но одновременно с этими чувствами наступило какое-то самоотрешение: казалось, что весь теперешний кошмар происходил не с ней, она видела над собой мужчину, как сквозь густую пелену. Затем истошный крик Исабель обострил ее восприятие. Смутно Сирена разглядела над сестрой пирата, у которого вместо руки торчал крюк. Набросившись на обнаженное тело девушки и насилуя ее, этот монстр поместил крюк у шеи Исабель, вонзил его в белую нежную кожу и провел рваную полосу вдоль всего тела, оставляя кровавый след в разорванной плоти. Сотворив весь этот ужас, урод садистски засмеялся: вид растерзанной жертвы усиливал его вожделение.

Внутри Сирены все восстало, и она потеряла сознание, но снова была приведена в чувство пощечинами. Увидев, что Исабель уже нет на палубе, она в отчаянии закричала. Однако ее собственное испытание еще не закончилось, так как место очередного насильника занимал следующий. Но все это время отдельными вспышками ее сознание пронзала мысль: где сестра, что с ней?

* * *

Когда все наконец закончилось и пираты ушли, бросив Сирену на палубе, полуживую, обнаженную и дрожащую в холодной ночи, она уже ничего не соображала и не чувствовала, а лишь лежала, бесконечно долго лежала, тупо глядя на звезды. Затем, с трудом превозмогая боль, попыталась сесть… Глаза ее машинально искали, чем бы прикрыть наготу, и тут она увидела: кто-то стоит поодаль, не решаясь приблизиться. Это был Калеб, он принес ей порванную рубашку. Сочувствие к униженной и растерзанной сеньорите светилось в темных глазах мальчика. На какое-то мгновение Сирена почувствовала стыд от того, что Калеб видит ее в таком состоянии, но выражение его глаз было настолько взрослым и всепонимающим, что ее смущение отступило.

На корабле было на удивление тихо, лишь несколько пьяных пиратов негромко пели, расположившись на баке. «Рана» в этот момент напоминала корабль-призрак, но тем не менее пиратская бригантина, накрепко пришвартованная к борту фрегата, красноречиво говорила о реальности произошедшего.

Застегнув пуговицы рубашки, которая не доходила ей даже до колен, девушка заковыляла к люку, ведущему вниз.

— Исабель, я должна увидеть Исабель! — хрипло шептала она.

Калеб, не отрывая взгляда от люка, быстро преградил ей дорогу.

— Не смотрите на нее! Умоляю вас, сеньорита Кордес, пожалуйста, не смотрите!

Встревоженная, она с усилием освободилась от мальчика, но в это время увидела, как снизу ей навстречу двое пиратов выносили растерзанное тело сестры.

— Исабель! — пронзил воздух истошный крик Сирены, полный нестерпимой и мучительной боли. С отчаянием она бросилась к сестре, стараясь увидеть ее лицо. Но все, что она увидела, — это глубокий красный разрез по всей длине девичьего тела…

Пираты, несущие Исабель, грубо выругались и оттолкнули цеплявшуюся за них Сирену. Без сил она упала на палубу и оцепенела от ужаса, когда тело ее сестры выбросили за борт, в жадные объятия океана.

Калеб подошел к Сирене и помог ей подняться.

— Она была мертва, сеньорита. Я слышал, как они говорили об этом, когда шли наверх. Она была мертвой задолго до того, как они остановились…

Мальчик замолчал. Его черные глаза были полны слез и душевной муки.

— О Боже! Исабель! Исабель! Исабель! — рыдала она.

Затем, шатаясь, поднялась, слабо перегнулась через борт, и ее вырвало.

Глава 2

С тех пор, как пираты захватили «Рану», минула почти неделя. Высадив на фрегат часть своей команды и капитана Дика Блэкхарта — того самого, который так жестоко изнасиловал Сирену, — пиратская бригантина шла следом.

Нынешней ночью, лежа на стонущей палубе метающегося из стороны в сторону корабля, Сирена благодарила судьбу за обрушившийся на них шторм. Все матросы были заняты спасением фрегата, и ни у кого из них не было времени, чтобы насиловать ее снова.

— О Боже мой! Сколько еще я смогу выдержать такую жизнь? — с болью и ужасом вопрошала она.

С трудом повернувшись на бок, Сирена со слабым интересом взглянула на распухшую, воспаленную рану на левой руке, из которой тек зеленоватый гной, и почти равнодушно подумала, что, возможно, останется без руки. Впервые после того, как растерзанное тело Исабель было выброшено за борт, у нее появились какие-то другие мысли.

Осторожно держа свою раздувшуюся руку, она попыталась встать на ноги, но корабль швыряло из стороны в сторону, и Сирена снова рухнула на колени, ударившись больной рукой о мешок с рисом. Боль пронзила все ее тело, заставив скорчиться. Голова закружилась, и в глазах помутнело. Она чувствовала, что у нее сильный жар.

Вдруг послышалось, как скрипнула крышка люка.

— Нет, пожалуйста, нет! — заплакала девушка. — Только не это!

Последнее испытание помнилось еще чересчур отчетливо.

Когда она убирала грубо сколоченный стол после ужина, боцман, ругая ее за медлительность и неловкость, неожиданно резким движением смахнул посуду со стола и, бросив на него девушку, изнасиловал, в то время как остальные находились тут же, подбадривая и улюлюкая. Один за другим пираты насиловали ее и, закончив, выкрикивая оскорбления и ругательства, сбросили несчастную со стола. Кое-как смогла она дотащиться до трюма и рухнула на кучу грязных мешков.

Царапающий звук достиг ушей Сирены, и в страхе она задержала дыхание. Кажется, послышался шепот. С трудом добравшись до люка, она прислушалась.

— Сеньорита Кордес! — позвал голос юнги.

— Калеб! Зачем ты пришел сюда? — ахнула Сирена. — Тебе нужно быть на палубе. Они изобьют тебя, если найдут здесь. Уходи! Я не хочу, чтобы это было на моей совести. Все равно ты ничем не сможешь мне помочь.

— Послушайте меня, — взволнованно зашептал мальчик. — У меня есть несколько минут. Шторм такой сильный, что они не заметят моего отсутствия. Я нашел ящичек с лекарствами и порошки для вашей больной руки. После того как вы закончите подавать завтрак, я постараюсь принести их вам.

Удивленная, она попробовала открыть люк, но тщетно. Итак, они заперли ее.

— Это бесполезно, Калеб. Моя рука так опухла и воспалилась, что никакие порошки уже не помогут, — с отчаянием пробормотала она. — Меня лихорадит, и болит голова.

— Сеньорита Кордес, если нам удастся придумать, как спастись, вы сможете двигаться?

— Боюсь, что нет, Калеб. Не думаю, что вообще смогу жить. Как я буду смотреть людям в глаза после того, что со мною сделали? Я бы желала присоединиться к Исабель и дядюшке Хуану. Но ты должен спастись, Калеб. Забудь обо мне.

— Никогда! — в голосе мальчика послышались слезы. — Я не покину вас! Ваш дядя успел крикнуть мне, умирая, что я должен позаботиться о вас и вашей сестре. В одном случае мне это не удалось… — рыдания прервали слова юнги. — Но теперь я не отступлю! — голос Калеба прозвучал решительно. — Правда, я не знаю еще, как это сделать… Что-то нужно придумать! Возможно, когда команда напьется эля, мы с вами найдем выход…

Сирена не реагировала. Ее молчание заставило юнгу забеспокоиться.

— Сеньорита, с вами все в порядке? Вы меня слышите?

— Да, — чуть слышно ответила она через секунду.

Калеб облегченно вздохнул. Он обязательно должен как-то помочь сеньорите: никогда ему не приходилось видеть ее такой подавленной; обычно она всегда была переполнена энергией и остроумием. Чем он может помочь ей? И тем не менее… Сирена Кордес знала свой корабль, как пять пальцев. Она разбиралась в морском деле и умела управлять «Раной». Если бы он только сумел вылечить ее! И тогда наверняка она придумала бы какой-нибудь чудесный выход к спасению. Только бы ей хватило жизненных сил!

— Кто-то идет, — предостерег Калеб, вскочив на ноги. — Я вернусь при первой же возможности.

— Разве ты Бог? — простонала Сирена, поднимая глаза к небу. — Ты только мальчик!

Еле дотащившись от люка к своему убежищу, она рухнула без сил на свое ложе. Сирена была окончательно сломлена свалившимися на нее несчастьями и болезнью. Может быть, завтра у нее появятся силы, чтобы подняться на палубу…

— Если ты существуешь, Бог; то дай мне умереть, дай мне умереть спокойно!

И, охваченная лихорадкой, она забылась тревожным, тяжелым сном.

* * *

Через несколько часов девушка почувствовала, что ее поднимают и ставят на ноги. Качаясь, она еле открыла глаза и сквозь горячечный туман узнала рыжего капитана.

— Поднимайся на ноги, красотка! — приказал Блэкхарт. — Марш подавать еду и питье! Будет лучше, если ты поторопишься. Команда тобою недовольна.

Его потное лицо, густая рыжая борода и отвратительный запах гнили, шедший изо рта, заставили ее отпрянуть назад. Но он схватил несчастную за раненую руку и потащил к лестнице, ведущей из трюма наверх. Сирена закричала от боли и получила сильный удар по голове.

— Хватит драм, сеньорита! На твои крики никто не обращает внимания. Мои люди еще не забыли, как ты отправила в лапы смерти несколько их товарищей.

Стиснув зубы и превозмогая боль, она начала с трудом подниматься по трапу, совершенно не думая о том, что ее грязная рубашка едва прикрывает ягодицы, открывая идущему сзади капитану ее длинные, синие от побоев ноги. Наконец Блэкхарт втолкнул ее на камбуз.

Встряхнув головой, чтобы прояснить помутневший взор, Сирена упала на колени.

— Я не могу, — со стоном произнесла она. — Я не могу держаться на ногах! Пусть они убьют меня, мне все равно.

— Тебе будет не все равно, если я скажу команде, что ты чувствуешь себя одиноко, — прорычал Блэкхарт. — Они все бросятся к тебе, чтобы составить компанию. А сейчас приступай к работе, — приказал он и, хлопнув дверью, покинул камбуз.

— Пожалуйста, не делайте этого… — зарыдала Сирена, не замечая, что капитан ушел. — Я больше не в силах выдержать это. Пожалуйста, не надо!

На камбуз бесшумно вошел Калеб и опустился рядом с плачущей девушкой. Быстро достав порошки, припрятанные заранее, он обильно посыпал ими гноящуюся рану, затем открыл небольшую бутылочку и поднес ее к губам Сирены. Пахучая янтарная жидкость текла ей в рот до тех пор, пока больная не закашлялась.

Мальчик испугался, что дал ей слишком много микстуры, ведь девушка была слишком слаба и теперь могла умереть, несмотря на все его старания.

— Я думал, ты занят делом! — раздался грубый голос капитана. — Что тебе здесь надо? Отвечай, черт тебя возьми!

— Это лекарство, — с вызовом ответил юнга.

— Лекарство? Правда? А где ты его взял? В моей каюте, ручаюсь! — квадратное лицо Блэкхарта побагровело от злости, а жилы на шее гневно раздулись.

— В каюте сеньориты. Это ее лекарство. Так же, как и корабль! — ответил мальчик. — Она больна, и кто-то должен ей помочь, иначе она умрет.

Сирена напряженно вслушивалась в голоса над своей головой.

— Отпустите мальчика, капитан. Он просто хотел мне помочь. Пожалуйста, — умоляла она, схватив пирата за ногу. — Пожалуйста…

Дик Блэкхарт бросил изумленный взгляд вниз, на девушку: какое приятное зрелище — просящая сеньорита! Щеки ее горели в лихорадке, глаза сверкали от слез… Однако она стоила ему жизни нескольких матросов, причем лучших!

Носком сапога он отбросил Сирену прочь и схватил Калеба за шею.

— Получишь десять ударов плетью, а девчонка — пять. Если после этого она выживет, то можешь продолжать ухаживать за ней. Разумеется, если еще сам будешь в состоянии, — вынес свой приговор рыжий капитан и расхохотался. — Но сеньорита получит свое угощение первой. Мы устроим все на верхней палубе. А перед этим ты, щенок, ее разденешь!

— Я не стану этого делать! — возмутился Калеб.

— Ты сделаешь это, или мы тебя вышвырнем за борт. И что тогда станет с ней? Что она будет делать без твоей нежной заботы?

— Делай, что тебе говорят, Калеб. Я приказываю тебе. Быстрее, — прошептала Сирена.

На палубе дул свежий ветер. Шторм внезапно прекратился. Там, наверху, Калеб, стесняясь, снял с девушки грубую рубашку и, опасаясь, как бы несчастная не рухнула на палубу, привязал ее к мачте.

— Не бойся, прекрасная сеньорита! — закричал Блэкхарт. — Я умею обращаться с хлыстом. Все будет проделано так, что ни крови, ни шрамов не останется на твоей красивой спине.

Приказав одному из матросов принести его хлыст, капитан тем временем разглядывал раненую руку Сирены. Мальчик прав: через день или два эта красотка может умереть. Будет жаль, однако, выбрасывать за борт такой лакомый кусочек.

Калеб видел, как Блэкхарт быстро и методично пять раз опустил хлыст на спину девушки, и тело ее вздрагивало при каждом ударе.

Однако Сирена не проронила ни звука.

«Боже, помоги мне быть таким же стойким!» — молился про себя мальчик.

Сеньорита Кордес медленно надела свою рубашку… Несмотря на то, что грубая ткань причиняла ей невыносимую боль, гораздо мучительнее было наблюдать, как вздрагивало при каждом ударе худенькое тело мальчика. И снова капитан продемонстрировал свое искусство: хотя удары и оставляли красные следы, но кожа не разрывалась — у Калеба не будет шрамов, которые отмечали бы его как мятежника. Сирена была озадачена неожиданной «мягкостью» Блэкхарта.

Когда мальчик, повернул голову, она увидела на его лице выражение стойкого мужества, но нижняя губа ребенка дрожала. Сейчас он казался моложе своих двенадцати лет: его по-детски нежные щеки пылали, а губы, наоборот, побелели. И все-таки, несмотря на свой юный возраст, он вел себя как настоящий мужчина.

Как может Бог быть на стороне этих свиней и их капитана?

«Нет, ты больше не мой бог! — мысленно закричала Сирена. — И ты не мог быть богом Исабель! Ее Бог был добрым и милосердным. С этого момента у меня нет бога!»

И после того, как рыжий капитан в последний, десятый раз ударил детскую спину Калеба, желание жить и бороться вселилось в девушку.

Собрав последние силы, она поднялась на ноги и, выпрямившись, с вызывающим высокомерием посмотрела на Блэкхарта.

— НАСТУПИТ ВРЕМЯ, — заявила она с холодной уверенностью, — КОГДА Я ОДЕРЖУ НАД ТОБОЙ ВЕРХ! Я ОТСЕКУ ТВОЕ МУЖСКОЕ ДОСТОИНСТВО И ЗАТОЛКАЮ ЕГО ТЕБЕ В ГЛОТКУ ЗА ТО, ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ С ЭТИМ МАЛЬЧИКОМ И СО МНОЙ. Ты умрешь, подавившись собственной кровью и плотью. А если смерть отыщет тебя до этого момента, то я стану убивать всех голландцев отсюда и до Кейптауна! Никто из вас не останется в живых…

Услышав угрозы, касающиеся его мужского достоинства, Блэкхарт ударил ее по лицу.

— Ты взбесившаяся ведьма! — закричал он. — Команду нужно кормить — иди на камбуз и займись делом!

— Нет! — с вызовом крикнула в ответ Сирена.

— Еще несколько ударов хлыстом — и посмотрим, сможешь ли ты снова сказать «нет», — с угрозой произнес капитан.

— Можешь бить меня, пока я не умру, но я больше ничего не стану делать для тебя!

Усмехнувшись ее холодному, спокойному тону, Блэкхарт повернулся на каблуках и покинул палубу.

Девушка быстро отвязала Калеба от мачты. Стараясь сохранить остатки сил и достоинства, она, нежно поддерживая мальчика, отвела его на камбуз и посадила на стул.

Калеб через силу улыбнулся.

— Как хорошо ты ему сказала! Но что будет теперь? Что он сделает?

Его темные глаза были переполнены болью.

Сирена пожала плечами.

— А собственно, что еще они могут сделать с нами? Они одержали над нами верх, не так ли? Что мы можем сделать, куда можем податься? Хотя… Мы, должно быть, приближаемся к порту. Прошло семь дней с тех пор, как захватили наш корабль. Бригантина по-прежнему плывет рядом с «Раной»?

— Нет. Когда капитан заметил приближение шторма, он приказал поднять все паруса — и бригантина отстала от нас.

— Хм-м… Он не поступил бы так, если бы мы не приближались к порту. Вряд ли бы он осмелился плыть на таком небольшом корабле, как «Рана», без защиты. Калеб, если мы собираемся что-то предпринять, то должны это решить сейчас!

— Я хотел сказать вам раньше, но у меня не было возможности, — взволнованно отозвался мальчик. — Капитан нашел карты в сундуках сеньориты Исабель. Я слышал, как он говорил об этом со своим первым помощником.

— В сундуках Исабель? О, если бы я могла сейчас думать! — тихо произнесла Сирена, растирая пальцами виски. — Я ничего не помню ни о каких картах…

Заметив, как, изменив позу, юнга поморщился от боли, Сирена сочувственно спросила:

— Как ты себя чувствуешь, Калеб?

— Меня и раньше секли плетьми, — сказал мальчик, жадно глотнув воздух. — Вам помогло лекарство? Руку перестало дергать?

— Немного, — солгала Сирена. — И в голове, кажется, прояснилось.

— Вашу рану надо вскрыть, чтобы гной вытек, и дать ей подсохнуть, — пробормотал мальчик. — Думаю, я смогу это сделать… если вы потерпите.

— Я потерплю.

Измученная Сирена опустилась на пол. Калеб снял со стены нож и, стараясь, чтобы рука его не дрожала, быстрым движением вскрыл гноящуюся рану.

— Необходимо выдавить гной, — предупредил он, глядя на ее плотно сжатые, побледневшие губы. — Будет очень больно.

— Не разговаривай, а делай.

Но она все же потеряла сознание, когда мальчик надавил на рану. Придя в себя, девушка увидела, что рука ее была аккуратно перевязана куском полотенца, найденного Калебом на камбузе.

— У тебя хорошо получилось, Калеб, — вздохнула Сирена. — Послушай, снова штормит! Океан решил сегодня излить на нас всю свою злость.

— Я видел шторма и похуже. А «Рана» ведет себя отлично! Правда, сеньорита?

— Если бы я могла стать у штурвала! Как я люблю этот корабль, Калеб! Это все, что у меня осталось. Как я могла позволить захватить его? Я во всем виновата… — плакала она, вспоминая весь пережитый ужас.

— Нет, это все из-за напившегося капитана Лопеса. Правду сказать, ваш дядя не знал, что это за человек. Сеньорита, почему вы проклинали голландцев в разговоре с капитаном Блэкхартом?

— Почему? Во-первых, из-за этой бригантины. Она построена голландцами — ручаюсь своей жизнью! Судно такое узкое, и у него такая низкая посадка. А во-вторых, кремнёвые ружья — голландское изобретение!

— Все это еще ничего не значит, сеньорита. Кремнёвые ружья доступны сейчас всем. А бригантина может быть и захваченным судном, как «Рана». А к тому же, капитан Блэкхарт — англичанин.

— Что бы ты ни говорил, Калеб, но в Ост-Индии только две соперничающие державы: Голландия и Испания. Говорю тебе, что бригантина принадлежит голландцам! Если бы она была испанской, то не напала бы на «Рану»: на нашем корабле был испанский флаг. Испанские пираты, по крайней мере, сохранили бы всем нам жизни, забрав лишь ценности. А то, что капитан — англичанин, говорит лишь об одном: англичане — друзья и союзники голландцев.

— Ш-ш! Кто-то идет… — прервал ее Калеб, испуганно перейдя на шепот. — Ложитесь на пол и лежите тихо.

Дик Блэкхарт вошел на камбуз в сопровождении одного из своих дегенератов.

— Освобождаю тебя сегодня от твоих обязанностей, чтобы ты могла убедиться, какой я милосердный человек. Отведи девушку в трюм, — приказал он первому помощнику, — а мальчишку — в мою каюту.

* * *

Оставшуюся часть суток Сирена пролежала в трюме. Ее никто не беспокоил, разве что шторм. Проснувшись в полночь, она вдруг обнаружила, что ее больше не лихорадит.

Девушка осторожно согнула руку. Кажется, уже не так больно. И хотя болела спина, Сирена знала теперь, что через несколько дней выздоровеет. Даже шрамов после порки на теле не останется, а лишь — в душе. Но это ничто по сравнению с тем, что вытворяли с ней в тот день, когда Блэкхарт захватил ее корабль… ничто по сравнению с ее скорбью по любимым Исабель и дяде Хуану.

Перед рассветом люк в трюм распахнулся и вошел Калеб, позвякивая связкой ключей, которую держал в руке.

— Мы должны пойти на камбуз и приготовить завтрак, потому что команда ничего не ела с тех пор, как начался шторм. Поспешите, сеньорита.

Когда они поднимались по трапу, Калеб тихонько пробормотал:

— У меня есть план, я расскажу вам о нем на камбузе.

Сирена улыбнулась. Этот юнга с выразительными черными глазами и густой темной шевелюрой взял на себя роль ее защитника. Практически еще ребенок, а какое громадное чувство ответственности, что не характерно для столь юного возраста! Следуя за ним по трапу, девушка заметила, что мальчик старался не поднимать рук, как и она сама. Получив пять ударов плетью, она могла себе представить, как больно этому ребенку, который выдержал все десять.

* * *

И шторм, и дождь прекратились. «Рана» спокойно шла под парусами.

Сирена резала толстый желтый сыр и раскладывала его на ломтики сухого черного хлеба, а Калеб поджаривал на железной печке куски соленой свинины.

— Сеньорита, мне удалось украсть снотворные таблетки из корабельного сундучка с лекарствами. Если положить их в эль и напоить команду…

— И что дальше, Калеб? Подумай. После того, как они проснутся, нам будет еще хуже. На корабле нет такого места, где бы мы смогли укрыться от них. Они убьют нас… Хотя, пожалуй, это неплохая идея! Хм-м… Если мы положим таблетки в эль и напоим команду, то после того, как все уснут, мы сможем выбросить их по одному за борт… Однако мне нужно подумать, — сказала Сирена, понимая, что у них появился шанс спастись.

Когда они занимались приготовлением завтрака, девушка поинтересовалась:

— Что этот негодяй Блэкхарт хотел от тебя в своей каюте?

— Не знаю, — пожал плечами Калеб. — Он расспрашивал, откуда я, с кем, на каких судах и в какие рейсы ходил. Я сказал ему правду, — лицо мальчика помрачнело.

— Ты правильно поступил, Калеб. А теперь расскажи мне, как тебе удалось украсть снотворное?

Глаза юнги засветились, и он, оживившись, принялся рассказывать всю историю.

— Расспрашивая меня, Блэкхарт все время пил эль. А так как он ничего не ел, то его быстро развезло, и он уснул. Тогда я и взял таблетки, а также порошки для твоей руки. А потом я спрятал лекарства на палубе и лег спать. Капитан разбудил меня на рассвете, приказал привести тебя и приготовить завтрак.

— Они идут, Калеб. Не путайся у них под ногами. Иди сюда, мы сядем здесь, в уголочке, и позавтракаем.

Когда Калеб и Сирена ели в углу камбуза, прислушиваясь к разговору команды за главным столом, пираты говорили о том, какой сильный был шторм и что, возможно, они сбились с курса. К удивлению и радости Сирены, оказалось, что они плывут на Яву.

— Сейчас это трудно сказать, Ганс! — крикнул Блэкхарт своему первому помощнику. — Нужно проверить по звездам. Кажется, нас сильно отнесло на юг. Ручаюсь, что мы сбились с курса.

После завтрака, убирая со стола, Сирена шепнула мальчику, улыбаясь:

— Калеб, я уже все обдумала. Сколько таблеток ты стащил?

— Думаю, достаточно, чтобы вся команда проспала несколько дней.

— Отлично. Мы добавим их в кофе и отнесем на палубу. Сейчас, когда море успокоилось и снова выглянуло солнце, пиратам захочется подышать свежим воздухом. После двух нелегких штормовых дней они с удовольствием выйдут на палубу, откликнувшись на наше предложение выпить там кофе. Ты уверен, что бригантины нет поблизости?

— Да. Ее уже три дня не видно. Но что будет после, сеньорита? Как мы справимся с управлением кораблем?

— Некоторое время будем дрейфовать и залечивать свои раны. Не беспокойся, не так уж сложно снова отыскать нужный курс.

Калеб скептически смотрел на девушку. Хотя сеньорита говорила все это уверенным тоном, но он заметил в ее зеленых глазах выражение страдания. Неужели она действительно верит, что можно залечить ее физические и душевные раны? Или она говорит с такой уверенностью только ради него? Как она объяснит всем людям то, что случилось на «Ране»? Как она поведет себя, когда всем станет известно, что над ней издевались? Сможет ли она перенести позор и презрение? И действительно ли она считает, что они вдвоем смогут привести корабль в порт?

Приход Блэкхарта отвлек мальчика от этих мыслей. Капитан сел за стол и потребовал еще кофе. Калеб налил ему большую кружку.

В тиши камбуза голос капитана был похож на рычание.

— Завтра ночью мы придем в порт. Мальчика я отпущу на берег, а ты останешься на борту и будешь жить в моей каюте. С этого момента команда оставит тебя в покое.

— Я должна стать твоей наложницей, не так ли? — холодно спросила Сирена, откидывая назад густые каштановые волосы.

— И к тому же очень привлекательной! — ответил Блэкхарт. Голос его звучал на удивление нежно. Хотя он и был грубым моряком, но все же сумел оценить красоту Сирены.

Капитан взглянул на ее тонкое, с безукоризненным овалом лицо. Интересно, какое ощущение он испытает, если ее полные чувственные губы ответят вдруг на его поцелуй? Эта сеньорита стройна и красива, как носовое украшение корабля: высокая, полная грудь и узкая талия. Но самое замечательное в ней — это ноги: стройные, смуглые, гладкие, сильные и на редкость длинные.

Сирене чуть плохо не стало от похоти, которую она увидела в глазах Блэкхарта, когда он оценивающе разглядывал ее. При этом он тяжело дышал, и вонь изо рта ощущалась даже на расстоянии. Звериный запах его тела был отвратителен. И, глядя на это чудовище, она подумала, что еще одного насилия над собой, еще одного надругательства над своим телом просто не выдержит.

— Заканчивай работу. Еду оставь на столе до обеда. Мальчик отведет тебя в мою каюту. Первый помощник проследит, чтобы тебя никто не трогал. Сейчас, когда шторм улегся, ребятам нечем заняться и они ищут развлечений.

Сирена смотрела на Блэкхарта, выходящего с камбуза, и ненависть клокотала в ней. «О Боже, только не это! Только не снова!» — подумала она и тут же вспомнила, что отказалась от Бога.

Видя выражение отчаяния на лице Калеба, она поспешила заговорить с ним:

— Не бойся, он со мной больше ничего не сделает. Давай-ка лучше еще раз обсудим наш план, малыш. Всыпь все снотворного в ведро с кофе и отнеси команде. Сейчас большинство находится на палубе; остальных, которых там нет, тоже позови наверх. Постарайся, чтобы они все выпили кофе. Можно добавить туда еще и рома, тогда наверняка никто не откажется.

— Да, можете положиться на меня, сеньорита. Я… мне лучше отвести вас в каюту капитана Блэкхарта. А потом я уберу здесь сам. Не надо, чтобы он разозлился.

Сирена, заранее предчувствуя весь ужас предстоящего ей очередного испытания, вздрогнула.

— Калеб, ты настоящий друг, самый лучший из всех, кто у меня был. Если хочешь, зови меня просто Сиреной. Мне будет приятно.

Лицо мальчика сразу сделалось грустным.

— Вы называете меня своим другом… а я должен отвести вас к капитану.

Она заколебалась на мгновение, увидев страдание в глазах мальчика.

— В жизни есть вещи гораздо хуже, чем насилие над телом. Со мной все будет в порядке, поверь мне. Одна мысль о том, что скоро мы будем свободны, придает мне силы. Когда-нибудь мы еще встретимся с ними, и тогда они запоют по-другому. Даю тебе слово, что так и будет! Наступит наш день, поверь мне!

* * *

В каюте с дубовыми переборками стояла тишина. Кругом в беспорядке были разбросаны разные вещи. Капитан еще не пришел.

Взгляд девушки невольно задержался на кресле, стоявшем возле иллюминатора. Оно было принесено сюда из их с сестрой каюты. Обычно, сидя в этом кресле, Исабель читала свой молитвенник. Отведя взгляд, Сирена проглотила горькие слезы.

— Я не стану плакать! Не стану!

Ее храбрые слова, которые она говорила Калебу, сейчас ничего не значили. Вместо них в голове ее звучала фраза, сказанная сестрой в день своей смерти: «Я знаю, что Бог каким-то образом вмешается и этой свадьбы никогда не будет». Исабель была преисполнена спокойствия и надежды, когда произносила эти слова.

— Ты была права, милая Исабель. Этой свадьбы не будет… случилось так… что теперь ты мертва! Но я найду способ отомстить за тебя, или пусть дьявол заберет мою душу! После того, как я расправлюсь с этой пиратской командой, я разыщу тех, что на бригантине, и отомщу им. Но пират с крюком получит особое наказание за то, что обошелся с тобой так жестоко!

Рваный кровавый разрез вдоль всего тела Исабель возник перед глазами Сирены, и ее решительное желание наказать этого садиста вспыхнуло с новой силой.

Послышались тяжелые шаги капитана. Низкая дубовая дверь распахнулась, и Блэкхарт, нагнув лохматую рыжую голову, ввалился в каюту, захлопнул дверь и задвинул засов.

Сирена видела, что он заметил ее присутствие, хотя даже и не глянул в ее сторону. Подойдя к узкой койке, он сел и начал снимать сапоги. То, что Блэкхарт игнорировал ее, действовало на нервы еще больше, чем если бы он набросился сразу.

Она оставалась стоять у иллюминатора, но сердце ее отчаянно заколотилось, а дыхание сделалось неровным в ожидании нового испытания. Когда наконец пират решил заметить ее, на нем уже не было рубашки и пояса. Вид его широкой груди, покрытой рыжими волосами, напомнил Сирене тот день, когда она увидела его в первый раз, тот ужасный день, когда «Рана» была захвачена бригантиной.

— Ты напугана, сеньорита? Я не сделаю тебе больно, — заговорил Блэкхарт басом. — Почему ты стоишь там и дрожишь?

— Тебя интересует почему? После всех унижений и ужасов, которые я перенесла от тебя и твоей команды? — гневно выпалила она, сверкая глазами.

— Это все в прошлом, — сказал он, подходя к девушке. — Теперь ты моя. Команда больше не тронет тебя.

Сирена отступила назад, содрогнувшись от его прикосновения. Но длинная цепкая рука капитана настигла ее и притянула к себе. Запустив пальцы в ее мягкие волосы, он оттянул ее голову назад (Сирене почудилось, что еще чуть-чуть — и он сломает ей шею) и начал целовать толстыми, мокрыми губами, кусая нежную кожу.

Ужас и отвращение охватили девушку. Извиваясь, она вырвалась из его объятий, но,когда ей почти удалось оттолкнуть пирата, он схватил ее снова и швырнул на койку. Капитан возвышался над ней: глаза его похотливо блестели, а язык облизывал липкий рот. Сирена сжалась на койке, в страхе ожидая его дальнейших действий.

Дик Блэкхарт оценивающе рассматривал женщину на своей постели: стройная, необычайно соблазнительная, с полными, ярко очерченными губами и пышными, густыми волосами… Ее смуглое лицо порозовело, подчеркивая зелень глаз.

Набросившись на Сирену, он вдавил ее своим весом в кровать, но прикосновения его рук к ее напряженному, протестующему телу были намеренно легкими, обольщающими. Целуя упирающиеся губы, шею и грудь, капитан был полон сдерживаемой страсти.

Сирена, однако, испытывала невыразимое омерзение и не желала, не могла подчиниться ему. Эти его попытки возбудить ее были еще ужаснее, чем то, что она уже испытала раньше. Тогда он использовал ее, не ожидая ничего в ответ, она должна была только удовлетворять его похотливые желания. Но это! Явная попытка вызвать в ней ответное чувство являлась признанием того, что она была живой, способной на выбор. То, что этот дикарь решил, будто может соблазнить ее своими ласками, еще больше уязвляло ее раненое самолюбие. Она ни за что и никогда бы не позволила ему считать, что может ответить на его коварные ласки, словно какая-то распутница.

— Убери свои мерзкие лапы, англичанин! Оставь меня в покое! — взорвалась Сирена, отталкивая и вырываясь.

Шок Блэкхарта придал его лоснящемуся лицу комичное выражение.

С трудом поднявшись на ноги, она метнулась было к дверному засову… Но из-за беспомощности своего положения едва не потеряла сознание. Даже если бы она смогла убежать от этого животного, то куда? Броситься за борт, в пучину моря? А что станет с Калебом? Она не имеет права оставить его одного! А как же их план захватить «Рану»? Как можно уничтожить надежды мальчика, да и свои?

В этот момент, воспользовавшись ее замешательством, капитан снова набросился на Сирену.

Ну что ж… Если ей суждено опять быть изнасилованной этим мерзким, грубым животным, она не сдастся без борьбы! Девушка яростно отбивалась, царапая ногтями его щеки. Блэкхарт запрокинул назад ее голову, а затем прижал ее руки к бокам. Сопротивление несчастной было для него так же страшно, как укусы блохи для собаки.

— Итак, в тебе еще остался характер! — торжествующе закричал он и резко повалил девушку на пол.

Сирена плевалась, кричала и, отчаянно мотая головой, пыталась укусить его за руку. В следующую секунду он ударил ее по лицу и рассек нижнюю губу. Рот девушки наполнился кровью, и ей стало трудно дышать из-за того, что его кулак задел нос и из него тоже обильно текла кровь.

Раздвинув ее ноги коленом, пират свободной рукой шарил по трепещущему девичьему телу. Теперь его красное рыжебородое лицо было прямо над ней, усмехающееся и отвратительно-похотливое. Она плюнула кровью в глаза этому животному.

Свободной рукой он схватил Сирену за горло и сдавил его. Она, задыхаясь, хватала ртом воздух, пока ей не показалось, что легкие ее вот-вот разорвутся. Постепенно сопротивление ее ослабло, и девушка почувствовала, как проваливается в небытие…

Незаметно Сирена начала ощущать, что ей стало легче дышать, она почувствовала, что вес Блэкхарта уже не давит на нее… Ее веки медленно приоткрылись. Словно в тумане, девушка видела, как пират наливает себе в кружку эль.

Выпив, он удовлетворенно хрюкнул и блаженно растянулся на стуле.

— Теперь, сеньорита, — капитан добродушно улыбнулся, — теперь ты моя.

— Ты можешь овладевать мною утром, в обед и вечером, но я никогда не буду твоей. Никогда! — гневно, с отвращением выпалила она.

* * *

Избитая, в кровоподтеках, выбралась Сирена из каюты. Глаза ее источали ненависть. Если у нее останутся какие-то силы, то она их все положит на отмщение!

Стоя возле каюты, она вдруг ощутила, что «Рана» плывет очень медленно. Кажется, и курс у нее изменился. Неужели Калебу удалось задуманное? Кто-то должен заставить капитана выпить кофе… Но нет, ни за какое золото в мире не согласится она снова войти в его каюту. Однако нужно сделать так, чтобы он не вышел на палубу и не обнаружил, что команда спит. Калеб должен пойти к Блэкхарту и предложить ему кофе.

Сквозь толстые облака слабо проглядывало солнце. После шторма море было безмятежным, лазурным, чудесным. Ленивые волны плескались за бортом корабля.

Поднявшись наверх, девушка увидела, что команда расположилась у грот-мачты, мирно растянувшись на палубе. Те, которые еще были в состоянии заметить что-либо, делали попытки остановить Сирену, искавшую Калеба. Не найдя его, она испугалась и громко позвала мальчика, а когда никто не отозвался, побежала вниз и облегченно вздохнула, увидев юнгу, выходящего из каюты капитана. Проходя мимо нее, он хитро подмигнул и многозначительно покачал практически пустым ведром.

— Еще по одной кружечке кофе — и «Рана» снова будет нашей, Сирена, — улыбнулся мальчик.

Команда, довольная тем, что горячий кофе был щедро приправлен ромом, пила по второй кружке замечательного напитка.

— Идите на камбуз и отдохните немного, Сирена, — предложил юнга, обслуживая команду. — Вам понадобятся силы для того, что мы задумали.

— Если даже я буду умирать, то и тогда найду в себе силы, — мрачно ответила она. Лицо ее полыхало ненавистью. — Не бойся, малыш. Я все сделаю правильно и не подведу тебя, — голос ее звучал устало, но глаза лихорадочно блестели.

— Сирена, у тебя опять жар. Ты осматривала свою рану?

— Нет, — ответила она тускло. — По правде говоря, я боюсь смотреть, потому что не могу себе представить, как я буду жить с одной рукой.

— Сейчас самое удобное время перевязать рану. Нужно, чтобы прошло какое-то время, пока снотворное подействует на капитана и команду.

— Хорошо, пойдем! Чем скорее «Рана» будет моей, тем лучше я буду себя чувствовать.

Калеб быстро вернулся, неся чистые полоски ткани. Когда он разбинтовал руку девушки, оба ахнули, увидев воспаленную, загноившуюся рану.

— Придется вскрыть снова, — заметил мальчик испуганно.

— Приступай.

Сирена сжала зубы, когда нож коснулся раны, но как ни крепилась она, крик боли сорвался с губ измученной девушки. Вскрыв, очистив и намазав рану темной мазью, Калеб присыпал ее сверху порошком и только после всего этого начал забинтовывать руку.

Они усердно работали более часа, опуская спящих пиратов с помощью канатной лебедки в небольшую корабельную шлюпку. Во время этой напряженной работы Калеб с Сиреной всего лишь раз перебросились словом. Это было в самом начале, когда она приказала было выбросить матросов за борт.

— Но, Сирена, эти воды полны акул. Они все сразу же погибнут.

— И ты думаешь, будто меня очень взволнует, что эти нелюди будут разорваны акулами на куски? Мне наплевать! Бросаем их за борт!

Калеб заглянул ей в глаза: хотя голос девушки требовал смерти, но в глазах ее было что-то другое.

— Сирена, нет ничего такого, что я не сделал бы для тебя, но этого я сделать не могу. Это было бы обыкновенное убийство! Я опущу их в шлюпку, и пусть судьба сама распорядится. Ты сказала, что придет время, когда расплата нагрянет. Пожалуйста, пусть будет так, как ты говорила!

— У тебя слишком мягкое сердце, Калеб. Поступай как знаешь, — сказала она, качнувшись и хватаясь за мачту.

Мальчик сочувственно посмотрел на нее.

* * *

Когда они опустили наконец ко всем прочим и капитана, юнга убрал канаты и шлюпка свободно поплыла по волнам.

Ветер подхватил паруса «Раны» и погнал ее прочь от дрейфующей скорлупки с пиратами.

Сирена с трудом держалась на ногах, глаза ее были мутными и воспаленными, и Калеб испугался за нее. Что он будет делать, если сеньорита умрет?

Глава 3

Пять суток металась Сирена в бреду. Она истощила свои последние силы, помогая Калебу грузить спящих пиратов в шлюпку, и впала в тревожный, больной сон, во время которого стонала, вскрикивала и звала Исабель, порой проклинала голландцев и все, что с ними связано.

Калеб ухаживал за нею как умел, но чем он мог помочь бедной девушке? Ему хотелось плакать от жалости к ней и от собственной беспомощности. Мальчик злился на свои молодость и неопытность, думая, что если бы он был старше, то наверняка бы сумел вылечить Сирену.

Поначалу он делал для ее больной руки ванночки из морской воды, полагая, что они способствуют заживлению раны, но, развязав на следующий день повязку, обнаружил, что ничего не помогло, а рана стала выглядеть хуже. Порошки заканчивались, и их нечем было заменить. Удрученный юнга сидел возле больной, прикладывая холодные компрессы к ее лбу, — это все, что он мог придумать. Ничего другого ему не оставалось.

Прошло пять дней с тех пор, как они избавились от пиратов.

Наступило время израсходовать последний пакетик порошка и сменить повязку на руке Сирены.

Заранее ужасаясь, Калеб развязал бинты. Боже милосердный! Мальчик не верил своим глазам: зеленовато-желтый гной исчез, образовалась слабая корочка, рана подсыхала. Возведя к небу глаза, полные слез, юнга поблагодарил Бога, затем присыпал рану оставшимся порошком и наложил чистую повязку.

Робко коснувшись лба Сирены, он уже не удивился, что жар ослабел. В голову мальчика пришла идея. Сбегав в каюту капитана, он отыскал там бутылку рома и быстро вернулся к больной.

Приподняв голову девушки, он влил ей в рот немного обжигающей жидкости. Сирена поперхнулась и закашлялась.

— Калеб, ты что, пытаешься убить меня? — слабо улыбнулась она.

Мальчик, обрадованный, что сеньорита пришла в себя, рассмеялся.

— Я пытаюсь спасти тебя от смерти, Сирена.

Он не был уверен, что девушка его слышала, так как она уже закрыла глаза и впервые за последние пять суток заснула спокойным сном.

Сирена проспала почти весь день, а когда проснулась, Калеб подал ей на подносе горячий суп и черный хлеб.

— Я все же выжила… — с горечью произнесла она и сурово посмотрела на мальчика. — Почему ты не дал мне умереть? Кому я теперь нужна такая?

Отказываясь ее слушать, юнга начал рассказывать о сложившейся ситуации.

— «Рану» относит на юг, как мне кажется. За это время нам не встретился ни один корабль.

— Это хорошо. Но ты, кажется, чем-то обеспокоен?

— Вы были очень больны и говорили много странных вещей, — он отвел глаза, не желая отвечать ни на какие вопросы.

Калеб был рад, что ему удалось выходить Сирену, он не хотел ничем ее беспокоить и старался угодить во всем.

Несколькими днями позже она вновь завела разговор о том, что мальчик чем-то обеспокоен. Он рассказал ей, что пять суток она металась в бреду, но на дальнейшие расспросы отвечать отказался.

В конце концов сеньорита Кордес решила рассказать юнге о себе и Исабель, о том, зачем обе сестры направлялись на Яву. И когда она рассказывала, в ее голове мелькнула идея, которой она тут же поделилась с мальчиком.

— Калеб, послушай-ка… менеер ван дер Рис ожидает прибытия невесты… и я не хочу разочаровывать его. Я рассказывала тебе о брачном контракте Исабель. Что бы ты сказал… если бы я сообщила тебе: родная сестра надумала занять ее место?

Мальчик не поверил, его черные глаза насмешливо блеснули.

— Не смотри на меня так, — улыбнулась Сирена. Новая идея нравилась ей все больше и больше. — Риган ван дер Рис как представитель голландской короны на островах, несомненно, ответственен за нападение на «Рану». Ручаюсь своей жизнью! В его распоряжении должно быть определенное количество кораблей, обеспечивающих защиту судоходства, которые бывают не прочь напасть на испанские или португальские суда по приказу или без приказа. Не могу выразить словами свое негодование, потому что уверена: это он отдал приказ своим мародерам захватить испанское судно, на борту которого находится его будущая жена. Он полностью ответственен за смерть Исабель и дяди Хуана! И я хочу, чтобы он заплатил за все, что случилось с нами!

— Но как вам удастся осуществить это? — спросил Калеб, которому не понравился ожесточенный взгляд девушки.

— Я не знаю… пока. Но, будучи его женой, я смогу легче это осуществить. Бригантина, напавшая на нас, построена в Голландии. И ручаюсь, что она сделала это по приказу голландской Ост-Индской компании. Возможно, мне удастся найти способ ослабить влияние Голландии в этом районе. Подорвать торговлю, ослабив их влияние, — и голландская экономика придет в упадок, предоставив возможность Испании занять лидирующее и прочное положение, — она угрожающе улыбнулась. — Как ты думаешь, Калеб, это получится? Присоединишься ли ты ко мне в этом маленьком приключении? Я сообщу всем, что ты мой брат, и тогда мы сможем быть вместе. А для голландца мы придумаем историю, которая удовлетворит его. Принеси-ка сюда морские карты и чертежи. Я хочу посмотреть, смогу ли я вычислить, где мы находимся.

Юнга был в восторге, что у сеньориты появился интерес к жизни, хотя планы ее казались ему невероятными.

— Клянусь в своей преданности, капитан Сирена. Я буду делать все, что вы прикажете. — Его красивое круглое лицо было в этот момент таким серьезным, что девушка рассмеялась — впервые со времени нападения на «Рану».

Калеб принес чертежи и схемы из каюты капитана.

— Эти карты принадлежали капитану Лопесу и вашему дяде. А вот эти, замусоленные, наверное, капитана Блэкхарта — они лежали скрученными в отдельную трубку.

Сирена развернула пиратские карты.

— Очень подробные карты! Здесь указаны морские бухты, мели, рифы и проливы вокруг Явы, Бали и Южной Суматры! — воскликнула она, сразу припомнив все свои географические познания, и мысленно поблагодарила отца и Мигеля де Сильва за науку. — Просто удивительно, Калеб. Обычно у пиратов самые примитивные карты, а такие подробные, как правило, составляются для торговых судов — никак не для мародеров. И посмотри на эти слова по краям и внизу: они на голландском, а не на испанском языке! Это заставляет меня еще больше увериться в том, что Блэкхарт действовал по приказу голландцев. А кто контролирует голландское судоходство и голландских мародеров в этом регионе? Менеер Риган ван дер Рис, конечно!

Сирена так долго и сосредоточенно изучала карты, что у нее закружилась голова.

— Давай подождем до вечера, тогда я смогу свериться по звездам. Думаю, мы не так далеко от южного побережья Явы. Еще три дня — и мы достигнем порта.

Юнга вздохнул. Когда сеньорита говорила о ван дер Рисе, выражение ее глаз не предвещало для голландца ничего хорошего. Да, конечно, Калеб будет на стороне Сирены, если придется выбирать, но все-таки было даже немного жаль этого незнакомого пока голландца. Однако, если Рис ответственен, пусть косвенно, за нападение на «Рану», тогда он заслужил все то, что сеньорита собирается ему устроить.

* * *

Минули еще два дня. Сирена быстро выздоравливала. Повязка была снята и солнце прогревало страшную рану.

— Очень чешется, — пожаловалась девушка.

— Это хорошо. Значит, заживает изнутри, — успокоил Калеб.

— Откуда ты столько знаешь о медицине и лечении?

— Я не знаю, но я учусь.

Теперь, когда Сирена почувствовала себя лучше, она решила порыться в сундуках и найти для себя что-то подходящее из одежды, а то ведь она все еще была в той самой грязной рубашке, которую дал Калеб в тот ужасный день, когда пираты изнасиловали ее. Однако платья с длинными юбками и жесткими кринолинами совсем не подходят для пребывания на корабле. Из дамской одежды она решила воспользоваться лишь ярко-красным платком, которым пришлось повязать голову, чтобы волосы не лезли в глаза. Да еще пригодились высокие, до середины икры, лайковые ботинки — в них она более устойчиво чувствовала себя на палубе корабля, чем в обычных легких туфельках.

С болью в сердце Сирена открыла сундук дяди Хуана. Хотя основную часть содержимого забрали пираты, ей все-таки удалось найти пару черных штанов. Дон Хуан Кордес из Савары был высоким и стройным мужчиной, однако его брюки вполне прилично смотрелись на округлых бедрах племянницы. Но так как Сирене особенно важна была свобода в движениях, то несколько расширенные части штанин внизу пришлось отрезать. Надев укороченные брюки и укрепив их на бедрах, девушка тут же пожалела о своей поспешности: штаны оказались слишком уж короткими. Ну да бог с ними!

Сбросив с себя опостылевшую рубашку, она отыскала в гардеробе дяди Хуана другую, ярко-красную, и, закатав рукава, надела ее, а концы завязала узлом высоко под грудью. Облачившись в новый наряд целиком и полностью, Сирена направилась к металлическому зеркалу; висевшему за дверью каюты.

Девушка с изумлением рассматривала свое изображение: на нее смотрела грациозная, длинноногая красотка с темными волосами, каскадом спускающимися из-под яркого платка. Разглядывая необычный мужской костюм, Сирена не удержалась, чтобы не улыбнуться, и в ответ зеркальное изображение сверкнуло ровными белоснежными зубами.

Увиденное удовлетворило ее: новый костюм как нельзя лучше подходил женщине-пирату.

Хотя постой-ка! Чего-то не хватает… Быстро подбежав к сундуку, она достала оттуда черный кожаный ремень и, затянув его на бедрах, сунула за пояс нож. Теперь, кажется, все. Она оценивающе взглянула на себя в зеркало и осталась довольна.

* * *

Еще двое суток «Рана» шла своим курсом, и с каждым часом восстанавливались силы Сирены: она стояла у штурвала корабля, радостно возбужденная солнцем, ветром и волнующимся морем.

Юный Калеб вышел на палубу, и девушка улыбнулась, в очередной раз отметив про себя, как красив этот мальчик. Темные густые волосы непослушными прядями падали на чистый детский лоб, подчеркивая удивительную мягкость, бархатистость его темных глаз и длинных густых ресниц.

И характер у него подходящий — сильный, выносливый. Благодаря стойкости этого мальчугана Сирена смогла выйти живой из всех выпавших на ее долю испытаний.

Девушка ласково улыбнулась своему спасителю.

— Калеб, на восходе мы увидим Яву. Ты хорошо усвоил свою историю?

— Да, — улыбнулся он в ответ. Мальчик радовался ее улыбке и тому, что она возвращалась наконец к жизни, глядя в будущее так же смело, как навстречу этому ветру, овевавшему ее разгоряченное лицо. — Я усвоил все, что нужно говорить! Команда нашего корабля погибла в море. Ты, Сирена Кордес, помолвлена с менеером ван дер Рисом, а я — твой брат. Слава богу, что умею говорить по-испански и даже немного по-голландски — научился, когда ходил на «Лорде Рейли» и на ваших судах в эти последние несколько месяцев! Сундуки с моими вещами затонули в море, но твои, к счастью, остались целы. И ни слова о пиратах и их бесчинствах! — нетерпение промелькнуло в голосе мальчика: Сирена уже столько раз заставляла его повторять все это с тех пор, как придумала свой план.

— Надо все хорошенько усвоить и отвечать очень четко, Калеб. Запомни: на борту были наш дядя и команда корабля, они все погибли, и поэтому сейчас мы в трауре. И никакого упоминания об Исабель! И нельзя давать менееру ван дер Рису ни малейшего повода заподозрить нас в намерениях разузнать что-либо о мародерах — каких бы то ни было, английских ли, голландских ли…

— Я все усвоил, Сирена, — заверил ее мальчик.

Сердце Калеба было полно решимости. Он мог поклясться, что скорее умрет, чем подведет сеньориту. Но юнга не забыл выражения ее глаз, когда она обещала «разоблачить» ван дер Риса и отомстить ему. С каким ледяным спокойствием она произносила: «Власть — это воздух для таких людей, как ван дер Рис! Я уничтожу его! Я увижу, как он будет пресмыкаться, окончательно разоренный!»

— Калеб! — голос Сирены вернул его к действительности. — Принеси мне карты. Нет смысла мучиться вечером при свете лампы, изучая их в каюте.

— Хорошо, Сирена.

Он знал, что она испытывала отвращение к капитанской каюте после недолгого пребывания в ней Дика Блэкхарта.

Когда мальчик вернулся, они сели вдвоем у штурвала и начали изучать карты. Сирена вычислила, что через несколько часов «Рана» должна достичь южного побережья Явы, и, скатав карты в трубочку, вложила их в кожаный футляр.

— В каюте я нашел также и это, Сирена, — Калеб протянул ей длинный цилиндрический футляр из черной кожи, украшенный инициалами Хуана Кордеса. — По всей видимости, Блэкхарт вынес это из каюты твоего дяди.

Взяв из рук мальчика футляр, девушка вспомнила, как дядюшка тщательно прятал его на самом дне сундука с одеждой. Когда она поинтересовалась, что это такое, дон Хуан ответил:

— Свадебный подарок менееру ван дер Рису.

Заинтересовавшись, Сирена потянула за кожаный ремешок, открыла футляр и достала оттуда тонкую мелкозернистую кожу, скорее всего козью. Она была очень хорошо выделана, мягка и податлива на ощупь. Этот кусок кожи оказался картой. В нижнем правом ее углу имелась надпись. По вязи букв можно было заключить, что карте несколько сотен лет, если не больше. Дядя Хуан был рьяным собирателем старинных морских карт и любил рассказывать о своей коллекции.

— Это старинная карта Ост-Индии, Калеб. Посмотри: здесь Борнео, а вот Новая Гвинея, — показывала девушка, — Суматра, Ява… Хотя надписи на карте арабские или персидские.

Мальчик взволнованно прервал ее:

— На островах рассказывают о мусульманских султанах, которые в давние времена прибывали сюда на своих кораблях. Легенда гласит, что они разграбили острова и убили множество островитян в поисках золота и алмазов.

Когда Сирена полностью развернула карту, на палубу выпал небольшой листок бумаги. Подняв его, она прочитала несколько коротких фраз, адресованных ван дер Рису. Это было поздравление со свадьбой, то есть с тем знаменательным событием, благодаря которому семьи Кордесов и ван дер Рисов должны породниться. Девушка нахмурилась.

Калеб не мог оторвать глаз от карты, а Сирена тем временем рассказала ему все, что знала о ранних путешествиях европейцев на Острова Пряностей. В начале 1525 года голландцы — черт бы их побрал! — проследовали маршрутами, проложенными португальцами, в Ост-Индию и далее на восток. Когда они высадились на топкие берега Островов Пряностей, то почувствовали себя как дома среди многочисленных проливов, заливов, бухт, напоминавших родную Голландию, но только как бы тропическую. Голландцы поняли, что могут составить португальцам жесткую конкуренцию, торгуя с Ост-Индией. Как раз сорок лет назад, в 1583 году, граждане города Амстердама основали компанию — предшественницу нынешней голландской Ост-Индской, которая называлась «Компания дальних стран», и направили хорошо оснащенные корабли вслед за португальскими далеко за мыс Доброй Надежды — к Островам Пряностей. Однако, благодаря королевскому браку, Испания и Португалия объединились под одной короной, а также объединили свой флот. Испанцы теперь направляли свои корабли из своей восточной «столицы» Манилы на Филиппинах к португальцам в Ост-Индию. Голландцев же стала подстерегать опасность на каждом шагу. И вскоре испанцы, как и португальцы, утвердились на Островах Пряностей. И только в нынешнем столетии голландцы вдруг начали одерживать верх в торговле с Ост-Индией.

Глаза Калеба снова обратились к старинной карте, которая хотя и не была такой современной и точной, как карты дяди Хуана или Дика Блэкхарта с проливами, бухтами и многочисленными островами Ост-Индии, но имела свои интересные подробности.

— Посмотри на эти изображения вулканов, Сирена! Посмотри вот здесь, на Суматре! Я видел их своими глазами. И здесь, на Яве! Я их тоже видел. Они стоят там на фоне голубого неба, словно гневные боги! Но я не имел представления, что на островах так много вулканов!

— А что ты думаешь по поводу этих смешных маленьких рисунков рядом с островами? — поинтересовалась Сирена, недоумевая.

— Это же деревья! Посмотри: корица, лавр, — палец его продолжал водить по карте, — мускатные орех, гвоздика, перец, имбирь, алоэ… Эта карта показывает, какой остров чем богат.

Сирена и Калеб изучали карту до тех пор, пока не зарябило в глазах и головы не пошли кругом от мелких надписей. Когда девушка сворачивала карту, чтобы спрятать ее в футляр, то вдруг заметила на оборотной стороне куска кожи изображение острова Ява в увеличенном масштабе.

Разглядывая этот рисунок, мальчик очень удивился.

— В чем дело, Калеб? — спросила Сирена.

— Вот эта река, Сирена, недалеко от Батавии. Должно быть, это та самая река, протекающая к западу от города, за двумя вулканами, которые расположились по обеим берегам устья.

— Ну и что?

— Ты видишь рисунки кораблей, проходящих вверх по реке в глубь острова? Я удивлен. Понимаешь, жители Явы называют ее рекой Смерти, потому что она непроходима. Устье реки широкое, как здесь изображено, однако чуть выше по течению начинаются пороги, а в самом устье — предательское мелководье. Только лодки местных жителей могут проходить здесь. Европейские купцы никогда не входили на своих судах в устье и не бросали там якоря. Конечно, у них не было в том особой необходимости, так как вожди с Явы присылают все свои пряности в Батавию при помощи местных грузчиков. И посмотри, — продолжил он, — вот здесь, вверх по течению, среди скал находится небольшая бухточка. Составитель карты нарисовал в ней два судна, бросивших якорь!

По глазам Сирены было заметно, что она о чем-то глубоко задумалась. Калеб продолжал:

— Я видел реку Смерти, когда ходил на «Лорде Рейли». Мы закупили специи у голландцев и испанцев в Батавии, а затем отправились на запад мимо этой реки и вулканов. Невдалеке, вверх по течению, мы видели водопад — где-то в трех милях от устья. Сама река не очень длинная.

Почти с благоговением Сирена взяла в руки кусок кожи. Если то, что изображено на карте, верно… Возможно, в старые времена после одного из землетрясений образовались мели и устье реки оказалось частично заблокированным, из-за чего она и получила свое мрачное название. Но вероятно, что существует способ обойти эти мели. А эта бухточка вверх по реке дает возможность…

Калеб заметил, как заблестели глаза Сирены, и невольно вздрогнул. Что бы она ни задумала, он не оставит ее. Он поклялся в верности и не изменит своему слову. А Риган ван дер Рис, надо полагать, никогда не получит своего свадебного подарка.

Глава 4

Увидев впервые западное побережье Явы, Сирена почувствовала, как у нее перехватило дыхание. «Зеленый… зеленый… зеленый», — лишь одно слово приходило ей в голову, когда на алеющем горизонте возник, словно драгоценный камень, остров, высоко поднимающийся из воды.

Войдя в Зондский пролив, отделяющий Яву от соседнего и более крупного острова Суматры, «Рана» направилась к берегу. Девушка увидела невдалеке холмики двух вулканов, мачты кораблей и далее на восток — что-то похожее на город. Им удалось подойти к острову и приблизиться к реке Смерти.

Сирена и Калеб наблюдали, как бурное течение реки вливалось в море и вода в том месте пенилась, бурлила, кипела.

— Видишь, я же говорил тебе, — потянул мальчик за руку свою спутницу, — в эту реку невозможно войти! Здесь даже течение препятствует.

Девушка посмотрела на грот-марсель и прищурилась на солнце.

— Мы попытаемся пройти, — спокойно и серьезно ответила она.

— Сирена, у нас ничего не получится! Мы разобьемся о камни!

Его слова остались совершенно без внимания, что еще больше напугало юнгу. Губы сеньориты были решительно сжаты, и она уже направляла фрегат в устье реки. Тогда мальчик решил воззвать к ее морскому опыту.

— Сирена, ведь у нас нет команды. Нас только двое. Мы не сможем пройти эту опасную реку!

— А я считаю, что сможем! Взгляни на флаг на марселе. Какое направление ветра? А теперь смотри вперед. Видишь? Мы поймали западный ветер. Видимые пороги находятся по правой стороне устья. А теперь обрати внимание на противоположную сторону, где просматривается совершенно свободный проход. Мы направим фрегат как раз сюда и пройдем как миленькие!

Калеб не мог не оценить логичность ее рассуждений и вынужден был признать, что проход возможен, но все же продолжал возражать.

— Но для фрегата необходима достаточная глубина.

— Возможно… — пробормотала Сирена, — говорю тебе: мы в состоянии пройти.

Калеб понимал, что сеньорита не решится войти в реку без его согласия и будет убеждать до тех пор, пока не добьется своего. Решив сохранить время и нервы, юнга пожал плечами и согласился.

— Что ж, давай попробуем. Я ничего не теряю, а ты можешь остаться без «Раны». Если сможешь пережить ее потерю… — он снова пожал плечами.

— Я не потеряю ее! Никогда! А теперь, пожалуйста, сходи в каюту и принеси мне старинную карту из кожи. Я хочу отыскать на реке ту бухточку.

Когда корабль приблизился к устью реки, можно было наблюдать, как в правой его части, пенясь и перекатываясь по черным камням, речные воды смешиваются с морскими. По приказу Сирены Калеб спустил все паруса, оставив лишь один на бизань-мачте, на корме. Девушка крепко держала штурвал, направляя фрегат влево от порогов, где действительно проход оказался возможным.

Волны поднимали и опускали «Рану» — нос корабля храбро погружался в воду, а затем величественно выныривал на поверхность. Сирена затаила дыхание и закрыла глаза, моля Бога, чтобы не дал ей услышать треск и скрежет пробитого о подводные камни днища ее любимого корабля.

Прошли минуты. Ветер наполнил паруса и искусно провел «Рану» по проходу мимо порогов в устье реки.

— Мы прошли! У нас получилось! — закричал Калеб.

Открыв глаза, девушка увидела, что они действительно прошли. Корабль быстро оставил позади себя опасные участки и уже двигался свободно, подхваченный западным ветром, преодолевая стремительное речное течение.

Река, хотя и быстрая, текла по низкой и плоской равнине, деля ее на два берега, вдоль которых расположились высотки вулканов — тех самых, что были изображены на старинной карте, а также на одной из карт Дика Блэкхарта. Вдали виднелся водопад, о котором рассказывал Калеб, а рядом должны быть упоминаемые пороги. Но вдруг слева возникла бухта со спокойной водой и, как подумала Сирена, с дном более глубоким, чем в самой реке. Бухта пряталась за крутыми склонами восточного вулкана, слабо курившегося вдалеке.

С помощью Калеба девушка развернула фрегат на девяносто градусов, направив его в тихие воды бухты. Чтобы бросить якорь, лучше места не придумаешь. Юные мореходы были счастливы своей победой над рекой Смерти и тем, что нашли прекрасное убежище для «Раны». Бросив якорь, они продолжали радоваться своему успеху.

— А ну давай, Калеб! — воскликнула Сирена, став босыми ногами на край борта. — Кто быстрее доплывет до берега? — и, нырнув в глубокую воду, поплыла к узкой береговой кромке, за которой мирно спали тропические джунгли.

* * *

Посмотрев в ту сторону, куда указывал мальчик, девушка с трудом разглядела крышу, покрытую красной черепицей. Это был дом главного представителя голландской Ост-Индской компании менеера Ригана ван дер Риса, самый красивый дом на острове, как уверял Калеб, — вытянутое ввысь двухэтажное здание, построенное в португальском стиле, с толстой кирпичной кладкой, спасавшей от тропической жары. Поместье было огромное, окруженное тысячами акров гвоздичных и коричных деревьев. Но на Сирену не произвело никакого впечатления богатство ван дер Риса и ее возможная причастность к нему. Мысленно прикинув расстояние от вершины холма, где они стояли, она решила, что до дома ван дер Риса чуть больше двух миль. Почти такое же расстояние было и до бухты, находившейся за джунглями на противоположной стороне реки, где стояла на якоре «Рана».

— Калеб, нашему кораблю нужна команда. Где мы сможем найти ее?

— Команда? Но для чего?

— Чтобы осуществить все задуманное мною против голландца, разумеется! Подумай, где нам найти команду. Но имей в виду, что мне нужны хорошие моряки. Я не хочу, чтобы на моем корабле оказались какие-нибудь негодяи!

Мальчика взволновала эта резкая перемена в ее настроении. Только что Сирена была миролюбивой и спокойной. Буйная растительность джунглей изменила ее настрой? Сеньорита снова стала суровой, напряженной и полной решимости. Жаждой мести горели ее глаза, обрамленные густыми ресницами.

— Сирена, я знаю здесь несколько человек. Это крепкие и здоровые мужчины из маленького рыбацкого поселка Титоа, расположившегося к западу от Батавии. Мы проплывали мимо него, когда входили в устье реки. В настоящее время тамошние люди — рыбаки, но прежде были моряками одного из самых прекрасных кораблей голландской Ост-Индской компании!

— Голландцы! Калеб, ты соображаешь, что говоришь? Голландцы на моей «Ране»?! Какая мне от них польза, как ты думаешь? Они никогда не согласятся причинить вред своему соотечественнику!

— Если человек работал на голландскую Ост-Индскую компанию, то это еще не значит, что он голландец. Двое из тех, кого я знаю, — малайцы, работавшие на компанию. А другие действительно голландцы, но имеющие свои счеты с компанией.

— Счеты? Что ты имеешь в виду?

— Их несправедливо уволили. Причиной послужило то, что они якобы не пригодны для службы. Дело в том, что они перенесли чуму, которой заразились будучи матросами на корабле. И теперь как жертвам чумы им запрещено возвращаться на их родину, в Голландию, к их семьям! Компания им выплачивает жалкую пенсию, и сейчас бывшие матросы занимаются рыбной ловлей, чтобы прокормиться. Они ненавидят голландскую Ост-Индскую компанию до глубины души. Я часто беседовал с ними, когда «Лорд Рейли» стоял здесь на якоре.

— И ты считаешь, что они согласятся стать матросами «Раны», даже если узнают о моих намерениях бороться с голландцем?

— Они пойдут на все только ради того, чтобы снова ощутить качающуюся палубу под ногами!

Сирена какое-то время обдумывала слова юнги и решила рискнуть, доверившись этим ссыльным голландцам. Она заговорила тихо, едва слышно:

— Тогда, Калеб, приведи этих людей ко мне.

* * *

Пока мальчик быстро шагал в сторону рыбацкого поселка по тропе, пролегшей меж холмами за водопадом, Сирена занялась делом на борту судна. На палубе и внизу, в трюмах, обследовала она каждый дюйм, чтобы не осталось никаких следов нападения пиратов на корабль. Может быть, позже она и решится рассказать кому-либо о том, что случилось, но пока предпочитает оставить это ее и Калеба тайной.

На какой-то миг девушка заколебалась, остановившись перед каютой, которую занимал Дик Блэкхарт, не решаясь войти туда, где испытала свое Последнее унижение. Наконец, отбросив тяжелые мысли, Сирена открыла дверь и вошла в каюту. Быстро подойдя к иллюминаторам, она раздвинула тяжелые шторы, и скупой свет проник в помещение, осветив мириады танцующих пылинок.

Сеньорита Кордес сморщила нос, уловив смесь запахов — затхлости, пота и прокисшего эля…

* * *

В дверь каюты несмело постучали. Сирена, склонившаяся было над картами, подняла темноволосую голову.

— Войдите, — тихо произнесла она.

— Сирена, это Ян, один из тех людей, о которых я говорил.

Выпрямившись в полный свой рост, сеньорита важно протянула руку вошедшему.

— Я — Сирена Кордес, капитан этого корабля, — негромко произнесла она, внимательно глядя в глаза стоявшему перед ней мужчине.

— Ян Ферхоок, сеньорита, — он крепко пожал руку в ответ. — Мальчик рассказал мне о вас, об этом корабле и о том, что вы капитан. Извините меня, но я очень удивлен. Мне казалось, что хорошо я знаю остров, но, должен признаться, не подозревал о существовании этой бухты. Как вы смогли провести сюда корабль?

— Мне подсказали древние короли, — усмехнулась она, не имея желания делиться секретом о персидских картах.

Поняв, что не получит прямого ответа на этот вопрос, Ян задал следующий:

— Чего вы хотите от меня и других мужчин нашей деревни?

— Мне нужна команда матросов на этот корабль надежные, честные люди, которые, не задавая лишних вопросов, выполняли бы мои приказания.

— Вы ставите такие условия, а сами не желаете ничего сообщить мне дополнительно?

— Мне нужна команда, — твердо повторила Сирена.

— Нет ни одного капитана, будь он мужчиной или женщиной, под командованием которого я согласился бы служить лишь ради слепой веры. Объясните мне, каковы ваши цели, и тогда я приму решение. Думаю, это справедливое требование.

— Да, это справедливо.

«Итак, — подумала она, — я все же вынуждена рассказать свою историю. Что ж, возможно, это к лучшему».

— Хорошо, Ян. Слушай. Несколько недель назад на этом фрегате — моем корабле — я, мой дядя, сестра и юный Калеб, а также команда матросов и капитан направлялись на Яву, где моя сестра Исабель должна была выйти замуж за менеера ван дер Риса. Но неожиданно на нас напали пираты. Мою сестру изнасиловали и убили. Она была рассечена от шеи вдоль всего тела пиратом, у которого вместо руки крюк. Я также пострадала от них… — ее опущенные ресницы объяснили, что она имела в виду. — Калеб сумел помочь мне, и нам удалось спастись… — она рассказала, как они подсыпали в кофе снотворное и усыпили капитана пиратов и всю команду. — У меня есть напоминание о происшедшем, — Сирена быстро закатала рукав рубашки и показала шрам на верхней части руки. Девушка усмехнулась, когда Ферхоок в изумлении замер. — Думаю, вам не часто приходилось видеть такие раны.

— Да, это верно.

— Я уверена, что ответственность за все, что случилось с нами, несет Риган ван дер Рис. Бригантина, напавшая на нас, построена в Голландии. Капитан — англичанин. Они пользовались голландскими торговыми картами. И главный представитель голландской Ост-Индской компании должен заплатить за все сполна. Я дорого оценила свою честь и жизни моих близких. Итак, я планирую занять место сестры и выйти замуж за менеера ван дер Риса. Мне придется вести двойную жизнь: с одной стороны, быть скромной женой, и с другой — морской ведьмой. Чтобы осуществить задуманное, мне нужна преданная команда. Вы можете возить любые грузы, какие захотите, и делить доходы между собой. И, кроме того, я буду хорошо платить каждому. Но вы должны поклясться в верности и повиноваться мне, как если бы я была мужчиной. Сможете вы пообещать это?

Бледно-голубые глаза моряка изучающе смотрели в зеленые глаза Сирены.

— Мальчик рассказал мне, что вы управляете фрегатом лучше мужчины.

— Думаю, будет правильней сказать, что управляю не хуже мужчины. Я провела судно по устью реки, называемой, как мне рассказал Калеб, местными островитянами рекой Смерти. Может быть, это убедит вас в моих способностях.

— Я уже знаю все от мальчика. Очень хорошо… капитана, — он отвесил низкий поклон. — Я согласен служить на этом судне, и остальные мужчины нашей деревни тоже. Клянусь в верности вам, только вам одной.

— Я планирую держать «Рану» в этой бухте. Так как ваша деревня расположена к западу от реки, а Батавия — к востоку, вы с командой сможете легко прибывать на корабль незамеченными: ни голландские, ни испанские торговые компании вас ни в чем не заподозрят. Вы будете иметь возможность подготовить корабль, ожидая моего прибытия. Фрегат должен быть готов выйти в море в любой момент. Когда возникнет такая необходимость, я пошлю к вам в деревню Калеба. А сейчас у меня есть для вас небольшая работа… Я хочу, чтобы фрегат и паруса выкрасили в черный цвет. Название корабля нужно уничтожить, — добавила Сирена дрогнувшим голосом, — так как все должны считать, что «Рана» лежит на дне океана. Подготовьте корабль и сами будьте наготове: возможно, придется поднять паруса раньше, чем я предполагаю сейчас.

— Я позабочусь обо всем, — спокойно ответил Ян.

— И еще: нужно сообщить менееру ван дер Рису о моем прибытии. Поезжайте к нему и доложите, что вы со своей командой рыбачили, как обычно, недалеко от берегов Явы и случайно заметили разбитую штормом «Рану». Несколько дней назад был шторм, об этом в каждом порту известно. Он поверит, если вы скажете, что фрегат был полузатоплен, когда вы нашли его. Но, возможно, будет удивлен, что на корабле не оказалось команды, а только я и Калеб, который, как вы ему объясните, является моим братом! Несомненно ван дер Рис придет к заключению, что пираты одного из его судов, не зная ничего о прибытии его будущей жены (он забыл им об этом сказать), убили всю команду, а сеньориту с братом отпустили в открытое море на дрейфующем судне. Менеер знал из письма, что невеста направляется на Яву, но не знал, что она не одна, а с сестрой. Поэтому здесь все будет без подозрений. Тем не менее, он должен предполагать, что меня и брата кто-то сопровождал. Расскажите ему о дяде Хуане, пусть знает, что его подданные убили этого достойного джентльмена. И поэтому я буду в трауре. Все это является частью моего плана. И, наконец, сообщите менееру ван дер Рису, что сеньорита Кордес с братом находятся в вашей деревне и прибудут к нему в дом во второй половине дня.

— Считайте, что я уже сделал это, — ответил Ян, заговорщически улыбнувшись.

— Вы не против того, чтобы выпить стакан вина, прежде чем уйдете, Ян? Мы выпьем за долгие и взаимовыгодные отношения, — сказала Сирена, наливая портвейн в красивые бокалы, извлеченные ее из рундука капитана Лопеса.

— За поражение менеера ван дер Риса! — воскликнул Ян.

Бокалы стукнулись, и Сирена почувствовала, что улыбается голландцу — своему первому помощнику. «Что ж, — иронично подумала она, — голландец поможет погубить своего соотечественника!»

— За вас, капитана! — предложил он.

И только сейчас сеньорита Кордес сообразила, что Ян изобрел новое слово, которое ей понравилось. Что ж, вполне подходяще! Как капитана команды, она поведет их к цели — к сокрушению общих врагов: голландской Ост-Индской компании и Ригана ван дер Риса.

Глава 5

Риган ван дер Рис — высокий, загорелый, с гривой светлых волос — вышагивал взад и вперед по своей роскошно обставленной библиотеке, зажав в зубах сигару. Внезапно разозлившись, он смял ни в чем не повинную сигару и бросил на стеклянный поднос, стоявший на столе из тикового дерева. Сжав руки в кулаки, он метался по комнате, словно запертый в клетке лев.

Ригану совершенно не хотелось жениться вторично, обзаводиться сейчас женой не входило в его планы. Но тем не менее его испанская невеста прибыла и, как только что выяснилось, привезла с собой массу проблем. Первая — она в трауре по поводу недавней смерти ее дяди.

— Черт возьми! — воскликнул Риган. — Это означает, что одно из подчиненных мне судов, используемых для защиты наших торговых кораблей от испанцев, напало на фрегат Кордесов! Мне следовало бы более строго предупредить этих чертовых пиратов. Слава Богу, что они не тронулисеньориту и ее брата! Но за смерть дяди я, возможно, должен буду ответить, и это справедливо, черт побери! И все же леди, кажется, не настолько умна, чтобы связать…

Ему было известно, как испанки соблюдают траур: тяжелые черные платья с высокими тугими воротниками, длинными обтягивающими рукавами и дюжиной жестких кринолинов. Лицо практически скрыто кружевной мантильей, а пальцы все время заняты перебиранием четок.

В голове Ригана мелькнула мысль, что, возможно, приличия ради свадьбу придется отложить до окончания траура. Но он тут же отбросил эту мысль как несостоятельную: на острове такой номер не пройдет! У здешних женщин слишком длинные языки; жены купцов и торговых агентов — все они, будучи замкнутыми островным пространством, создали свои особые правила поведения. Чем они занимаются тайно, за закрытыми дверями своих будуаров, пропитанных мускусом, — это другой вопрос. Но Ригану хорошо было известно, что, согласно здешним нормам, он обязан будет жениться на скорбящей сеньорите во имя сохранения ее репутации. Ибо никто не поверит, что сеньорита Кордес сможет жить под его крышей и быть свободной от его притязаний.

Он усмехнулся, вспомнив слухи о самом себе, гуляющие по гостиным местных капитанов, торговых агентов и фермеров от Зондского пролива до Китайского моря. Хотя Риган ван дер Рис пользовался уважением как хороший специалист своего дела, но большинство мужчин почитало его также повесой и знатоком женщин, от которого нужно держать подальше своих жен.

Улыбнувшись собственному отражению в зеркале, висящем на отделанной кедром стене, Риган решил, что всеобщее мнение о его бесчисленных любовных похождениях довольно лестно, хотя и сильно преувеличено.

Затем его мысли снова обратились к будущей жене. Как она выглядит? Скорее всего, сварливая и тощая, кожа да кости, с которой невозможно будет лечь в постель. Несомненно, она страшна как смертный грех, а зубы наверняка лошадиные! Ему приходилось наблюдать подобные браки, устроенные родителями. Ладно, он даст девушке свою фамилию и крышу над головой, но большего обещать не может!

— Проклятие! — вскрикнул Риган, ударив кулаком по ладони другой руки. Удовольствия он будет получать там, где ему захочется. Он совсем не собирается заниматься любовью с этой худой и узкоглазой испанкой.

* * *

За Сиреной и Калебом прибыла повозка ван дер Риса, которой управлял небольшого роста, подвижный человек с блестящей желтой кожей и любознательными, быстрыми глазами. На ломаном голландском он объяснил, что зовут его Лин Фу и что менеер прислал крытую повозку, дабы избавить юфрау^[3] от взоров любопытных горожан. Хотя поездка по джунглям и холмам дольше и утомительнее, но плавание на проа вдоль побережья выставит ее напоказ перед всеми зеваками порта. Менеер предположил, что юфрау не хотелось бы показываться в обществе прежде, чем она отдохнет и приведет себя в порядок после перенесенных испытаний.

Лин Фу смущенно смотрел вниз, переминаясь босыми ногами на пыльной дороге.

Сирене все было понятно: менеер ван дер Рис не хотел, чтобы окружающие обозревали его невесту прежде, чем он увидит ее сам. Первым желанием девушки было отказаться от повозки и потребовать лодку. Но, хотя ей и не хотелось в этом признаться, она сама была не готова предстать перед любопытными взорами. Да, они с Калебом поедут к поместью менеера в повозке, обогнув город и избежав возможных встреч с его друзьями.

Ее сундуки поместили в задней части повозки, а Калеб сел рядом. Единственное сиденье занимал Лин Фу, так что Сирене пришлось сесть рядом с Калебом, среди сундуков и других вещей.

День был жаркий, несмотря на то, что с берега дул легкий ветерок. Когда тарантас, присланный менеером, затрясся по пыльной, изрезанной колесами дороге, внутри повозки сделалось непереносимо душно; девушка с тоской подумала о глотке свежего, чистого морского воздуха — звенящего соленого воздуха на борту милой «Раны».

Сидя поверх сундуков, можно было разглядеть деревню, расположившуюся на узкой прибрежной полосе: одни островерхие крыши были покрыты черепицей, другие — соломой, но в самой деревне чувствовалась стабильность. Казалось, что эта деревня, раскинувшаяся между джунглями и морем, существовала здесь вечно. Затем деревенский пейзаж исчез из вида, а Сирену совсем утомили палящее солнце да красная пыль, клубящаяся под колесами. Волосы на затылке девушки прилипли к коже, под мышками неприятно вспотело, а черно-коричневое бумазейное платье — одно из тех, что так любила носить Исабель — сделалось влажным от пота под грудью и между лопатками. Оставалось только мечтать о том просторном, открытом костюме, придуманном Сиреной и оставшемся на «Ране».

Она взглянула на Калеба, уснувшего на дне повозки. Бедный мальчик! Он бегал все утро: сначала нашел и привел на фрегат Яна, затем вместе с Сиреной снова вернулся в деревню, где они договорились с рыбаками насчет покраски корабля и парусов. «Братишка» заслужил этот короткий сон перед новым для него испытанием — встречей с менеером ван дер Рисом.

Менеер ван дер Рис! Одно упоминание этого имени заставляло вздрагивать. Сейчас она ехала на встречу со своим врагом!

* * *

Гретхен Линденрайх надела короткий жакетик без рукавов, который едва прикрывал ее полную бело-розовую грудь, оставляя талию и живот открытым, а на ее бедрах красовалась разноцветная юбка-саронг^[4]. Как и большинство женщин на острове, Гретхен часто носила малайский костюм, в котором легче было переносить дневную жару. В отличие от местных дам, яркий шелковый костюм Гретхен был настолько укорочен, насколько она могла себе это позволить в присутствии слуг.

Через высокую стеклянную дверь, ведущую в сад и занавешенную тонкой газовой тканью, женщина уловила какое-то движение. Подойдя ближе, она заметила, как за кустом японской хурмы мелькнуло ярко-оранжевое платье.

— Эта чертовка Суди! — выругалась Гретхен, и некрасивая гримаса скривила ее губы. — Разве ее волнуют мои платья!

В знойных и влажных тропиках жизненно важной заботой каждой женщины было сохранение гардероба. Плесень, проникавшая всюду, даже за плотно закрытые двери шкафов, оседала в складках одежды и разрушала ткань, которая потом быстро сгнивала и расползалась на куски. Бывало, не раз какая-нибудь женщина попадала в неловкое положение, когда в присутствии гостей вдруг отрывался рукав или лиф платья. И хотя Гретхен могла себе позволить покупать прямо со склада и довольно недорого различные товары, среди которых были новые европейские платья и белье, она очень ревностно заботилась о своих туалетах и берегла их, будь то подарок или платье ручной работы. Она не желала расстаться ни с одним из своих нарядов и не могла позволить, чтобы сырость разрушала их. Поэтому постоянной обязанностью Суди было стоять у гладильной доски и раскалять тяжелые утюги на горячей жаровне, нагревавшей, в свою очередь, комнату до невыносимого зноя. Гретхен не разрешала открывать двери, выходящие в сад, заявляя, что оттуда в дом проникает сырость, делающая бессмысленным глажение одежды.

И теперь, увидев оранжевое платье Суди в саду, бдительная хозяйка пришла в негодование. Ее предупреждали, что эти индусские девушки — очень ненадежные слуги и за ними нужен строгий надзор. Уже не в первый раз обнаруживалось, что румяная пятнадцатилетняя служанка уклоняется от своих обязанностей и тайком бегает на свидания с молодым дьонго^[5] семьи Даанс.

Гретхен быстро побежала в чулан, отыскала там кожаный кнут для лошадей и, будучи вне себя от гнева, направилась в сад. Ее стройные, красивые ножки в легких туфлях бесшумно шагали по гравиевой дорожке. Обойдя веранду, полная решимости найти непокорную Суди с возлюбленным и как следует проучить обоих, разгневанная женщина направилась по тропинке, ведущей к окраине сада. Было очень жарко, и тонкие струйки пота уже текли по ее телу. Проклиная про себя постоянную жару, Гретхен посмотрела внимательно на небо и с облегчением заметила собирающиеся темные тучи. Значит, скоро грянет послеобеденная гроза, которая, хотя и увеличивает влажность, зато уменьшает жару.

Когда она в поисках влюбленной парочки подошла к высоким тисовым зарослям, ограждающим ее сад от редко используемой проселочной дороги, ведущей в Батавию с запада, ухо женщины уловило топот лошадиных копыт и грохот колес повозки. Первая мысль была о Ригане, который часто сопровождал свои повозки, груженные мускатным орехом. При мысли, что она снова увидит возлюбленного, сердце Гретхен затрепетало. Ведь она не видела его уже несколько недель, с той самой ночи, когда он сообщил о прибытии испанской невесты. Глазам ее не терпелось увидеть Ригана, руки мечтали коснуться его, а губы жаждали поцелуев.

Раздвинув густые тисовые ветки, Гретхен увидела едущую по дороге повозку, и от радости у нее перехватило дыхание. Без сомнения, это была повозка Ригана, которой управлял этот хитрый Лин Фу. Однако самого Ригана нигде не было видно. Но женщина продолжала стоять. Может быть, он следует за повозкой на некотором расстоянии, чтобы пыль не попадала ему в лицо?

Какое-то движение в глубине повозки привлекло внимание Гретхен. Там, расположившись на сундуках, сидела некая дама в черном и утирала потное, запылившееся лицо. Темные волосы выбились из прически, а черное бумазейное платье в этой жаре выглядело удушающим.

Внезапная догадка осенила женщину: итак, это и есть испанская невеста Ригана! Не удивительно, что он послал за ней крытую повозку вместо того, чтобы привезти ее на проа по гавани и прохладным лагунам. Только посмотрите на нее!

Смех начал разбирать Гретхен и, уже не сдерживаемый, перешел в раскатистый хохот.

До Сирены донесся чей-то смех. Как давно она не слышала смеха, чьего бы то ни было — чужого ли, собственного ли! Но в этом смехе слышалась издевка, а также презрение и высокомерие… Не потому ли все лицо ее сразу вспыхнуло?

Гретхен смело раздвинула кустарник пошире и, не обращая внимания на колючие ветки, высунула голову и открыто смеялась Сирене в лицо.

Взгляды женщин скрестились — и смех застрял в горле у немки. Вместо жалкого и униженного создания, которое она ожидала увидеть, на нее холодно и мрачно смотрела надменная испанка с властным, волевым лицом. Спина Сирены напряглась, подбородок высоко поднялся, а ярко-зеленые глаза вызывающе блеснули. Довольно продолжительное время женщины смотрели друг на друга, пока повозка не скрылась, оставив Гретхен стоять в облаке красной пыли.

Вернувшись в сад, она какое-то время хранила молчание (выражение лица испанской невесты парализовало белокурую вдову), затем, медленно двигаясь к дому, вспоминала все с самого начала, и в ее мозгу ее вновь всплыла вся смехотворность этой встречи. Вид испанской невесты, потной и покрытой дорожной пылью, упакованной в непроницаемое черное платье, снова развеселил Гретхен. «Риган, очень скоро ты заскучаешь по моим светлым волосам и белой коже, — подумала она. — Если твоя неопрятная испанская невеста пахнет так же, как и выглядит, то все ароматы Востока не помогут ей». Постепенно веселое настроение вернулось к жизнерадостной вдове, и она, снова расхохотавшись, вошла в спальню и упала на прохладные шелковые покрывала. Ничто не мешало ей предаваться приступам безумного веселья!

* * *

Эхо издевательского смеха незнакомой блондинки продолжало звучать в ушах Сирены. Тщетно пытаясь смахнуть с юбки липучую красную пыль, она подумала, что смех этой женщины имеет что-то общее с глумлением пиратов Блэкхарта, и ненависть снова переполнила девушку. Она сумела справиться с пиратами в океане и уж как-нибудь одолеет эту полураздетую блондинку, которая так открыто насмехалась над ней.

* * *

Лин Фу направил лошадей к дому ван дер Риса, и повозка затряслась по гравиевой дорожке. Глядя на этот гравий, Сирена вспомнила, что корабли, возвращающиеся в Ост-Индию с неполным грузом, набирали в трюмы — для балласта — гравий, который потом на островах использовался зажиточными поселенцами для дорожек при своих домах и для мощения улиц — таким образом они справлялись с неизбежной грязью, образовывающейся после ежедневных дождей.

Грохот колес разбудил Калеба. Он сел, заспанный и удивленный, лицо его раскраснелось от жары, а глаза сияли. Сирена ласково погладила темную голову мальчика. Не без угрызений совести она внезапно осознала, как редко в последнее время думала о Калебе как о ребенке. Может быть, это оттого, что вместе с ней ему пришлось стать свидетелем совсем не детских сцен, совсем не детские свалились на него переживания. Во время всех испытаний он был ее единственным другом, и она вполне полагалась на его здравый разум и силу характера. А еще Калеб доказал, что у него сердце льва. Когда во время репетиций и заучивания их новых ролей Сирена называла его братишкой, она понимала, как многозначительно это слово. Девушка любила мальчика, как настоящая сестра, и для нее он был в гораздо большей степени братом, чем если бы они имели общих родителей.

Сейчас ей хотелось защитить Калеба. Такое чувство не возникало в ее душе с тех пор, как мальчика избил плетью Блэкхарт. Юнга был наказан за то, что хотел вылечить Сирену и возродить в ней желание жить. И вместо того чтобы отплатить ему за преданность, она вовлекла его в свой новый план отмщения менееру ван дер Рису, план довольно рискованный для ребенка. Возможно, было бы лучше рассказать правду менееру ван дер Рису, сообщить ему об Исабель, о дяде и просить его помочь ей вернуться в Испанию. И тогда Калеб был бы в безопасности: она смогла бы забрать его с собой и дать ему все, что необходимо молодому человеку.

Сирена шумно вздохнула. Что за мысль пришла ей в голову? Просить помощи у ван дер Риса! Разве она забыла, что пиратское нападение на «Рану» именно на его совести, а значит, смерть Исабель и дяди Хуана тоже?

Возможно, этот высокопоставленный голландец сам запланировал нападение на корабль. Скорее всего, он не имел желания жениться на испанке, а пока Исабель была жива, он был связан словом чести. Но его прельщало приданое (получить сундуки с золотыми монетами было слишком заманчиво). Поэтому он и приказал встретить их в море, всех на борту убить, а золото и корабль захватить!

Как, должно быть, он расстроился, узнав, что сеньорита Кордес с братом найдены живыми на полузатонувшей «Ране». Сирена улыбнулась, представляя изумление менеера. Должно быть, сейчас он размышляет, что случилось с Блэкхартом и его командой, где сейчас Блэкхарт, как двоим Кордесам удалось избежать смерти?

Она с удовольствием посмотрит на белокожее хитрое лицо ван дер Риса — так Сирена представляла всех голландцев.

Повозка остановилась у главного входа двухэтажного дома с белыми колоннами и массивными резными дверями. Территория вокруг дома выглядела тщательно ухоженной, даже в этот момент несколько садовников трудились, обрезая ветки кустов и деревьев и пропалывая яркие цветники. Запах специй и цветов наполнял воздух, экзотические птицы звонко щебетали на деревьях. И дом, и территория вокруг — все говорило о гордости хозяина за свое гнездо. Много средств и труда было вложено в это приобретение ван дер Риса. В темно-красном камне, которым были выложены ступеньки крыльца, Сирена узнала розовый мрамор, привозимый из Китая. В Европе из этого камня изготавливали ювелирные украшения, считавшиеся очень красивыми и дорогими, а здесь, на Яве, влиятельный представитель голландской Ост-Индской компании использовал его для ступенек крыльца своего дома!

Калеб и Лин Фу помогли девушке сойти с повозки. Когда китаец повернулся, чтобы снять багаж, мальчик бросился было помогать ему, но Сирена остановила:

— Нет, братишка, — прошептала она, — ты уже не юнга на корабле. Ты — Калеб Кордес, сын крупного судовладельца. Помни, что у тебя есть слуги, которые выполнят все твои желания.

Мальчик покраснел: еще не вошел в дом ван дер Риса, а уже совершил ошибку! «Нужно быть более осмотрительным и осторожным», — подумал он. Новая роль ему давалась с трудом: Калеб чувствовал себя в ней неловко, не в своей тарелке. «Как должен вести себя сын богатого судовладельца?» — то и дело задавался он вопросом.

Вздохнув и пожав плечами, он подошел к Сирене. Они ждали на прохладной, затененной веранде, пока кто-нибудь ответит на умышленно тихий стук сеньориты в дверь.

Мальчик чувствовал ее состояние, хотя Сирена ни словом, ни взглядом не дала понять Калебу, что возмущена этой неприветливой встречей. Ощущение было такое, словно она нищая, просящая милостыню. Казалось, что сейчас эти богатые двери распахнутся и высокомерный слуга, глядя сверху вниз, заявит, что нищих принимают с черного хода.

Сирена протянула руку, чтобы постучать во второй раз, но в этот момент дверь широко распахнулась. На пороге стояла запыхавшаяся девушка лет семнадцати. Она испуганно переводила взгляд с Сирены на Калеба и вся дрожала, отчего свободное цветное платье, свисавшее с ее плеч, трепетало. Затем, казалось, придя в себя, она повернулась на каблуках и побежала в зал.

— Юфрау! Юфрау приехала!

В конце зала послышался какой-то шум, потом звук громкого шлепка и приглушенное рыдание.

Высокая, статная женщина с седыми волосами, уложенными на голове в высокую корону, вошла в зал и быстро направилась к прибывшим с выражением испуга на лице и плотно сомкнутыми губами.

— Добро пожаловать, добро пожаловать, юфрау! — улыбнулась она, показывая белые зубы. — Проходите в дом. На улице такая жара. Проходите, пожалуйста. Я — фрау Хольц, экономка менеера. Входите, — повторила она с сильным немецким акцентом.

Сирена с Калебом вошли в прохладный зал, и фрау Хольц быстро закрыла за ними тяжелые двери.

— Мы стараемся, чтобы в доме не было жарко, — объяснила она, как будто вошедшие были маленькими, глупыми детьми, не понимающими, что двери нужно держать закрытыми.

Целая группа слуг, включая и плачущую молодую девушку, появилась в просторном зале с каменными полами.

Фрау Хольц строгим голосом сказала:

— Эта глупая девчонка будет уволена, юфрау. По ее вине вам пришлось ехать из деревни в грузовой повозке. Она не способна правильно выполнять распоряжения! Разве новая хозяйка дома должна ездить в грузовой повозке? В Батавии на причале стоит лодка, специально подготовленная для вашей встречи. Эта идиотка, — воскликнула экономка, указывая пальцем на дрожащую девушку, — все перепутала! Даже сейчас менеер находится на берегу, готовясь встретить вас. Ах эти ленивые слуги! Будьте уверены, юфрау, эта девушка будет уволена, как только менеер узнает, что она натворила.

Сирена взглянула на молоденькую служанку с кожей цвета меда и почувствовала к ней жалость. Кроме того, ее нисколько не испугала властность фрау Хольц. Было очевидно, что дом ван дер Риса находился в руках этой женщины. По всей видимости, она управляла домом много лет и тайно была недовольна вторжением новой «мефрау»^[6]. Больше из-за упрямства, чем из желания утвердить свои права, Сирена оказала:

— Я не хочу, чтобы девушку увольняли. Разве такое важное поручение можно было давать ребенку? Согласитесь, фрау Хольц, что вам следовало бы самой заняться этим.

Челюсть у экономки отвисла. Фрау Хольц пыталась найти нужные слова, но Сирена заговорила прежде, чем та собралась с мыслями.

— Я хочу, чтобы меня немедленно провели в мою комнату. Мой брат также нуждается в отдельной комнате и чистой одежде, пока для него не приготовят новый гардероб.

— Да, юфрау. Я прослежу за этим сама, — сказала экономка, кивнув в сторону широкой изогнутой лестницы.

— В том нет необходимости, фрау Хольц, — холодно заметила Сирена. — Девушка, которую вы находите такой неумелой, вполне справится с этим. Думаю, что она даже может быть моей горничной. Наверняка она легко всему научится, если обращаться с ней по-доброму!

Фрау Хольц отступила в сторону, давая Сирене и Калебу пройти наверх. Поднимаясь по лестнице, они услышали голос экономки, холодно обратившийся к девушке:

— Что ты стоишь, Джулия? Юфрау хочет, чтобы ты прислуживала ей. Проводи юфрау и покажи ее комнату, а также комнату молодого сеньора. Я пришлю сейчас к нему Питера для услужения.

Фрау Хольц произнесла все это так отрывисто и мрачно, что Сирена пожалела о своем поступке, подорвавшем авторитет экономки. Джулия, как ее назвала фрау Хольц, напутала, плохо выполнила свою работу и, если быть справедливой, вполне заслужила выговор. И теперь, после того как Сирена вступилась за девушку, их отношения могут осложниться.

Но когда Джулия приподняла подол своего свободного цветастого платья, чтобы подняться по лестнице, экономка заговорила снова — на этот раз голос ее был мягче и добрее:

— Джулия, юфрау была настолько великодушна, что простила тебе твой промах, из-за которого ей пришлось испытать столько неудобств. Ты должна хорошо ей прислуживать и быть преданной.

Обернувшись, чтобы посмотреть на фрау Хольц, Сирена удивилась, увидев смягчившееся выражение лица этой женщины. Лицо Джулии светилось, черные глаза радостно сверкали, и она улыбалась экономке. Поняв, что ошиблась в фрау Хольц, Сирена мгновенно почувствовала раскаяние. Оказывается, несмотря на строгое обращение, эта женщина справедлива и добра к слугам. Она была выше мелочных придирок. И Джулия, и другие слуги явно знали об этом и уважали требовательную экономку.

* * *

— Юфрау, здесь гораздо прохладнее, — заметила Джулия, вводя Сирену в апартаменты, предназначенные для будущей хозяйки.

Все стены были задрапированы тонкой шелковой тканью: по неравномерно расцвеченному фону, колеблющемуся от светло-голубого до насыщенного индиго, рассыпан расшитый золотой нитью рисунок — гранаты и диковинные птицы с фантастическим опереньем. На полу лежали толстые ковры. Занавеси на окнах были из прозрачного светло-голубого шелка, и свет, струившийся сквозь них, создавал впечатление, будто вся комната — мягкое светло-голубое облако.

— Вы хотите принять ванну? — спросила Джулия, стоя за спиной Сирены и расстегивая пуговицы черного бумазейного платья.

— Да, конечно. Ванна — это то, что мне сейчас необходимо. Но прежде, чем ты пойдешь подготавливать ее, скажи мне, где находится комната брата.

— Внизу, через зал — налево, юфрау. А сейчас я займусь ванной. Менеер скоро захочет встретиться с вами, — Джулия опустила глаза, — я опозорила менеера перед его будущей женой. Он будет очень сердиться на меня.

— И будет совершенно прав, — строго заметила Сирена, решив подкрепить авторитет фрау Хольц. — Но я уверена, что, если ты пообещаешь хорошо прислуживать мне, он будет справедлив к тебе. А теперь быстрее приготовь воду для ванны.

— Хорошо, я сейчас принесу воду. Потом вы сможете отдохнуть. Менеер ждет юфрау к ужину. Я слышала, что он заказал особенно хороший ужин!

Сирена побледнела, услышав стук в дверь. А что если это менеер ван дер Рис?! Сейчас она совсем не готова встретиться с ним! Только не в таком виде!

Джулия открыла дверь и впустила фрау Хольц.

— Я пришла узнать, не нужно ли вам что-нибудь… — побелевшее лицо сеньориты встревожило экономку. — Джулия, быстро — мокрое полотенце на лоб юфрау. Ну, ну, присядьте, сюда, моя дорогая. Джулия, поспеши!

* * *

Благодаря заботам фрау Хольц и Джулии, Сирена быстро пришла в себя.

— Фрау Хольц, когда менеер вернется домой, пойдите к нему и объясните, что я не могу никого видеть в таком состоянии. По крайней мере, несколько дней. У меня большое горе, и я буду видеться только с братом, — хотя голос Сирены звучал тихо и мягко, в ее словах звенел металл.

Экономка осталась с юфрау, чтобы проследить за слугами, вносившими сундуки с веранды. Джулия снова вернулась, сопровождая двух слуг, тащивших огромные оловянные чайники с горячей водой, которую они вылили в золоченую поясную ванну после того, как Джулия раскрыла ее, отодвинув в сторону лакированную китайскую ширму. К горячей воде добавили несколько чайников холодной, чтобы ванна была приятной для тела.

Когда слуги ушли, Сирена обратилась к фрау Хольц:

— Я хочу, чтобы на мою дверь поставили засов! Пожалуйста, распорядитесь, чтобы это сделали как можно быстрее. Никто не должен входить в мою комнату без моего разрешения! Я в трауре. Надеюсь, это понятно?

— Да, юфрау, — в один голос ответили Джулия и фрау Хольц.

Экономке распоряжения Сирены показались странными, но она ничего не сказала. Одному Богу известно, что можно ждать от этой испанки!

* * *

Фрау Хольц еле дождалась возвращения Ригана.

Пройдя с ним в библиотеку, чтобы ответить на его вопросы о сеньорите, она плотно закрыла за собой дверь, а затем подробно рассказала о всей суматохе, связанной с прибытием его невесты.

— Она не… она никого не принимает, — сказала экономка, приподняв брови. — Ей известно, что вы ждете ее к ужину, но она заявила, будто находится в отчаянии от перенесенного горя, а также велела сделать засов на дверь в ее комнате, чтобы никто не мог без разрешения войти к ней!

Риган подавил усмешку. Все это было так необычно! Кто-то смог обескуражить фрау Хольц! Он был доволен. Пожилая и властная экономка гордилась собой и своими правилами, установленными в доме благодаря долгим годам службы у его отца, а затем у него самого.

Понимая, что фрау Хольц ждет, когда хозяин разозлится, он приподнял густые брови, стараясь изобразить гнев, и сказал:

— Я немедленно пойду и поговорю с юфрау, — ему очень захотелось познакомиться с женщиной, заставившей невозмутимую фрау Хольц разволноваться!

Экономка удовлетворенно улыбнулась и удалилась. Когда она уходила, Риган заметил, что из ее прически выбилась седая прядка. Теперь ему еще больше захотелось познакомиться со своей испанской невестой, потому что в последний раз он видел растрепавшуюся «корону» экономки в далеком детстве, когда мальчишкой позволил себе ударить фрау Хольц.

Риган, широко шагая, пересек зал, поднялся по лестнице и остановился перед комнатой своей суженной. Взявшись за резную ручку, он, поколебавшись мгновение, распахнул дверь.

Сирена, приняв ванну, зачесала свои густые волосы в тугой узел на затылке и надела свободного покроя голубой халат.

Она изумленно обернулась, когда Риган ворвался в ее комнату. Взбешенная внезапным вторжением, что совершенно противоречило ее просьбе, она чуть было немедленно не выплеснула свой гнев, но, спохватившись, сдержалась, чтобы выглядеть как испанская леди, перенесшая горе (в конце концов, это соответствовало действительности).

— Я сказала фрау Хольц, что никого не принимаю. Я в трауре! — задыхаясь, произнесла она и опустила веки, чтобы скрыть опасный блеск в глазах.

Разозлившись на ее замечание, Риган горячо возразил:

— Я пришел, чтобы поприветствовать вас в вашем новом доме и извиниться за недоразумение, заставившее вас добираться в грузовой повозке, — представив, как эта испанская аристократка ехала в грузовой повозке в жару по пыльной дороге, он едва сдержал улыбку и продолжил, стараясь придать своему голосу сочувственное выражение: — Как только Ян Ферхоок рассказал мне всю историю вашего с братом спасения с полузатонувшего фрегата…

— Я принимаю ваши извинения, менеер, — прервала его Сирена и, отвернувшись, стала смотреть в окно, выходящее в сад.

Риган понял, что на самом деле она не приняла его сбивчивые извинения, но решил не настаивать.

Он был поражен представившейся ему картиной: возле длинного окна, в которое проникал свет послеобеденного солнца, стояла девушка. Ее стройное, слегка округлое тело с полной грудью и тонкой талией, угадывавшееся под тонкой тканью легкого халата, не могло не вызвать восхищения. Разглядывая ее прекрасное лицо, Риган вдруг осознал, что ему крупно повезло. Другим мужчинам потребовалась бы вся жизнь, чтобы найти себе такую красавицу-невесту! Ее темные блестящие волосы оттеняли слегка смуглую, но безупречную кожу лица. Тонкие черты, большие и широко расставленные зеленые глаза, опушенные густыми и длинными ресницами, полные манящие губы… Она была прекрасна!

Риган ван дер Рис привык к тому, что всегда вызывал непреднамеренную зависть у окружающих. Он немедленно осознал, как украсит эта женщина его гостиную. У него был самый роскошный и ухоженный дом, самые плодородные плантации; он занимал самое высокое положение в голландской Ост-Индской компании на островах. А теперь у него будет самая красивая жена на Яве! Белая жена, и при этом не «дочь компании». Она не была одной из тех жестоко эксплуатируемых девушек, которые, в соответствии с разработанной в компании схемой, должны были заботиться о том, чтобы торговые агенты чувствовали себя довольными. Этих девушек посылали в Ост-Индию для продолжения белой расы на Востоке. «Дочери компании» — это, в основном, девушки из бедных семей. Некоторые из них были из самых низших слоев общества, с задворок голландских портовых городов. Им за счет компании давали некоторое образование, немного воспитания, а затем эксплуатировали как любой другой продукт общества: их выдавали замуж за торговых агентов, плантаторов, купцов или служащих компании, которым ранее не удалось подыскать для себя белых жен. Причем, зачастую в результате подобных браков возникали счастливые семьи, ведь лишь немногие «приличные» девушки решались добровольно покинуть родину и променять относительно спокойное существование на полную неизвестности жизнь в тропиках, да еще с мужем, которого они раньше и в глаза не видели.

Если бы единственным критерием для жены было иметь белую кожу, то Гретхен Линденрайх подходила бы как нельзя лучше. Но репутация немки не подняла бы престиж Ригана на острове.

Ван дер Рис совсем не склонен был жениться на ком бы то ни было, но поскольку он должен был жениться, эта испанская сеньорита обещала быть завидной женой…

Видимо, все его мысли отразились у него на лице, но Сирена приняла это за выражение удивления тем, как ей удалось остаться невредимой после нападения пиратов. И тут она внимательно посмотрела на своего жениха. Ее зеленые глаза расширились от удивления. Вместо пожилого, толстого дикаря перед ней стоял высокий, сильный, загорелый мужчина с копной светлых волос.

Уловив изумление девушки, его голубые глаза весело блеснули. Риган заговорил мягко — его испанский был с сильным акцентом.

— Мы обо всем сейчас договоримся, и вы сможете вновь предаваться вашей скорби, — насмешливо заметил он. — Наш брак был устроен нашими отцами. Их соглашение будет нами выполнено, как только это станет возможным.

Сирена опустила глаза, мысли ее путались. Она не была готова увидеть красивого и сильного мужчину. Такой вряд ли позволит своей жене изображать из себя целомудренную, всю в молитвах «монашку». Только не такой мужчина! Сердце ее бешено заколотилось. Девушка подняла глаза, стараясь придать своему лицу спокойное, безмятежное выражение.

— Я прошу вас, менеер, отнестись с уважением к моему трауру, который продлится год. Мне нужно много молиться. И я должна присматривать за своим младшим братом…

— Наша свадьба состоится ровно через месяц. Это достаточный срок, чтобы вы оправились от перенесенных испытаний. Вам скоро станет известно, что, хотя Ява и находится очень далеко от европейских дворов, приличия должны быть соблюдены.

Риган решил, будто изумление, мелькнувшее в ее глазах, относится к тому, что он настаивает на слишком раннем сроке свадьбы. На самом деле Сирене стоило большого труда не броситься на него с кулаками, требуя ответа на вопрос о том, какую роль он сыграл в этом «испытании», о котором так легко говорит.

Риган, желая сгладить выражение тревоги на ее красивом лице, решил смягчить жесткость своих предыдущих слов.

— Сеньорита, я всего лишь забочусь о вашем честном имени. В ваших же интересах, чтобы свадьба состоялась как можно быстрее. Но я не требую от вас делить со мною постель, пока ваш траур не закончится.

«Как великодушно с его стороны!» — язвительно подумала Сирена, но вслух пробормотала:

— Благодарю вас, менеер.

Она сжала перед собою руки, чтобы остановить их дрожь. Что такое нашло на нее? Еще ни один мужчина не заставлял ее дрожать, за исключением отца, и то лишь когда она была в чем-то виновата и знала, что заслужила его гнев. Даже капитан пиратов, когда стегал ее плеткой по обнаженной спине, не заставил ее дрожать!

Риган подошел ближе. Его высокий рост поразил ее.

— Сеньорита… — начал он, поколебавшись, — я не могу постоянно обращаться к вам так: «сеньорита Кордес». Не правда ли?

— Разумеется, менеер. Учитывая наши отношения, это было бы абсурдно, — подняв глаза, она произнесла с высокомерием: — Вы должны меня называть Сиреной.

— Сирена… Ваше имя вам очень подходит. Такое спокойное, парящее в воздухе…

А в это время все внутри Сирены клокотало: «Ты трус! Сын гадюки! Hijo de puta — сын проститутки! Знаешь ли, что девушку, на которой ты должен был жениться, звали Исабель и что она действительно была такой, как ты сейчас говоришь?!

Риган увидел, что сеньорита опустила глаза, и почувствовал: она как-то отдалилась от него. И это рассердило его.

— Посмотрите на меня! — тихо приказал он.

Сирена подняла на него глаза и снова поразилась его росту. Ей редко приходилось встречать мужчин, на которых приходилось смотреть снизу вверх. Так как она сама была высокой, то большинство мужчин были равного с нею роста. Но, стоя рядом с Риганом, она доставала ему только до плеча. А еще он был очень загорелым. Наверное, тоже любитель уходить в море и подставлять лицо соленым брызгам? Сирена взглянула на его руки. Да, так и есть: он знает, как поднимать паруса и держать в руках штурвал. Его большие и сильные ладони покрыты мозолями. Интересно, как эти руки прикасаются к женщинам?.. Вспыхнув, она снова опустила глаза.

Заметив, как покраснели ее щеки, Риган улыбнулся. Что-то такое было в этой девушке. Или это ее глаза? Он так и не понял, отчего она избегала смотреть ему в лицо. Неужели он каким-то образом оскорбил ее чувствительную душу? Чушь! Он всегда предпочитал женщин с характерами, которые даже в постели знают, чего хотят. Ба! Эта перепуганная девчонка будет лежать рядом с мужчиной как новорожденный теленок, хныкая и просясь к мамочке на родину. Придется искать удовольствия на стороне! Испанка будет сидеть с ним за столом, а он будет воздавать ей должное как жене: будет кормить и одевать ее и брата, а в свободное время она может молиться за его грешную душу!

Внезапно он протянул руки и сжал ее лицо в своих мозолистых ладонях. И держал крепко, но нежно. Его насмешливый взгляд встретился с холодным взглядом ее зеленых глаз. На какое-то время Риган растерялся. Что-то взволновало его, когда она смело и испытующе посмотрела ему в лицо. На этот раз не она, а он в смущении отвел взгляд.

— Я полагаю, вы сдержите свое слово, менеер. И мне не нужно будет выполнять свои супружеские обязанности, пока я в трауре.

И снова ее изумрудные глаза опасно сверкнули. Риган замер. Возможно, он слишком поспешно сделал свои выводы. Кажется, этот новорожденный теленок с характером. И если с умом…

Через минуту он уже шел по темному коридору, не помня, как покинул ее.

Сирена без сил упала на край бело-голубой постели, стараясь совладать с охватившей ее дрожью. Риган ван дер Рис будет опасным противником! Она поняла, что это не тот человек, которого легко одурачить. Острый ум светился в его голубых глазах. По его квадратной челюсти можно было судить об упрямстве этого человека. Тщательно все обдумав, она поняла, что не рост и сила менеера взволновали ее, а он сам, его животный магнетизм.

Сдержит ли голландец свое слово и действительно не станет предъявлять свои супружеские права? И хочет ли она, чтобы он сдержал свое слово?

Глава 6

Солнце, проникавшее сквозь листву, бросало кружевные тени на гравиевую дорожку, прямо под ноги Сирене, гулявшей по роскошному саду ван дер Риса. Шагая, она мысленно прикидывала, какое примерно расстояние отсюда до бухты, где тайно бросила якорь «Рана». Поместье Ригана находилось на западной окраине города Батавия и было несколько изолировано от других домов, что соответствовало положению главного представителя голландской Ост-Индской компании.

Затем внимание девушки привлекли цветы, буйно разросшиеся здесь — разноцветные, яркие, необыкновенно красивые. И, залюбовавшись, Сирена на какое-то время забыла о корабле. Она уже видела из окна, как садовники тщательно ухаживали за цветочными клумбами, пропалывая, обрезая и поливая всю эту пышную красоту; своим трудом они превратили дикие джунгли в кусочек рая, в благоухающее разноцветие. Наклонившись над клумбой с особенно яркими цветами, Сирена сорвала крупный ярко-красный бутон. Понюхав его, девушка была разочарована: цветок не имел запаха.

— Как раз эти цветы совсем не пахнут, хотя обладают другими интересными свойствами, — услышала она голос Ригана и замерла, удивленная его появлением. Интересно, как давно он наблюдает за нею?

— Мне бы хотелось прислать вам в комнату букет цветов, но только не этих. Было бы неразумно вызывать лишние пересуды слуг, — заверил он чересчур поспешно.

Не обратив внимания на его комментарии, Сирена спросила:

— Но почему я не могу поставить букет именно этих цветов в свою комнату? Неужели такие красивые цветы могут кого-то оскорбить? — вопрос этот был задан тихим, ровным голосом: нужно помнить, что она испанская сеньорита в трауре!

— Оскорбить? Это совсем не то слово… Вообще-то, во многих частях света эти цветы пользуются большим спросом, — осторожно заметил он.

— Они очень похожи на маки, — недоумение заставило ее голос зазвучать резко. — Мне кажется, что цветы эти прекрасны, и я… хочу поставить их в своей комнате. Я велю одному из садовников нарезать мне букет, — холодно и упрямо заявила она, отведя взгляд в сторону.

Девушка с удовольствием заметила, что Риган рассердился. Сейчас, наверное, он расскажет о каком-нибудь банальном предрассудке, связанном с несчастным цветком.

— Раз вы настаиваете, придется мне самому этим заняться. Я завалю всю вашу комнату этими цветами, украшу балкон гирляндами из них, добавлю лепестки вам в вино. Куда бы вы ни пошли, их яркий цвет будет приветствовать вас, но одновременно вы будете замечать лукавые взгляды островитян, — Риган сделал вид, что злится.

Довольная тем, что вывела его из равновесия, Сирена сдержанно заявила:

— Пожалуйста, менеер, сделайте это. Я не могу дождаться, когда увижу все, что вы так красочно описываете.

Ее пальцы ласкали яркий цветочный бутон.

Риган прищурился.

— Ваше желание для меня закон, — сердито сказал он. — Но сначала вам придется кое-что узнать. Именно этот цветок местные жители используют для особых целей: тычинки и семена перетирают в мелкий порошок, который любовники прикладывают к интимным частям тела. При помощи этого порошка половые органы увеличиваются в размерах и набухают. Я слышал, что некоторые пары часами не могли разъединиться и…

Сирена побледнела.

— Понимаю, менеер… — сказала она, остановив взгляд на густых зарослях бесстыдных цветов. — И в вашем саду довольно много этих цветов, — при этих словах пальцы ее разжались, уронив злосчастный цветок. Уходя прочь, она намеренно наступила ногой на ярко-красный бутон и вдавила его в землю.

Ригана поразила ее реакция.

Он совсем не собирался рассказывать историю цветка, но, когда Сирена стала разговаривать с ним так холодно и высокомерно, не сдержался.

— Черт бы меня побрал! — пробормотал ван дер Рис, чувствуя себя как мальчишка, которого застали с банкой варенья.

* * *

— Думаю, на сегодня достаточно, Калеб. Ты уже переутомился, — усмехнулась Сирена, но, увидев растерянное выражение на лице мальчика, ободряюще добавила: — Ты хорошо сегодня поработал, братишка. Не торопись и не отчаивайся. Мне потребовались годы, чтобы постичь то, чему я тебя сейчас учу. Навигация — это искусство и требует внимательности и точности. Ошибка бывает чревата смертью. Но ты не расстраивайся, у тебя все идет прекрасно. Ты прирожденный моряк, — сказала она, скручивая карты в трубочку и пряча их под кровать.

— Давай помолимся, чтобы фрау Хольц не вздумала убирать эту комнату. Нужно найти какое-то другое место для твоих карт, — голос его был веселым, но в глазах промелькнуло разочарование.

— Что тебя тревожит, Калеб?

Мальчик переминался с ноги на ногу, стоя на толстом мягком ковре, покрывавшем пол.

— Ты обещала научить меня фехтованию, — ответил он, смущенно краснея.

— Я обещала и сдержу свое слово. Завтра дам тебе первый урок. Я нашла в саду одно укромное место. Но должна тебе сказать, что занятия навигацией будут на первом месте. Терпение, Калеб, только терпение! — вздохнула она.

С тех пор как они прибыли в Батавию, поведение и стиль жизни Сирены должны были соответствовать не только ее трауру и новому положению хозяйки дома ван дер Риса, но также и погоде. И она сама, и Калеб с трудом привыкали к местному климату. В утренние прохладные часы девушка занималась пополнением гардероба братишки. А послеобеденная жара и ежедневные грозы, затягивавшиеся порой на целый час, замедляли ритм жизни. Сирена дремала или давала Калебу уроки по навигации. По вечерам было душно, но ночи стояли приятно прохладные. Внешне сеньорита Кордес выглядела сдержанной и спокойной. Однако чего ей стоило это! Она находилась в состоянии постоянной борьбы с самою собой: приходилось сдерживать бьющую через край энергию и желание поскорее приступить к осуществлению своих дерзких планов. А пока коварная мстительница старалась как можно больше узнать о торговом бизнесе ван дер Риса, чтобы потом иметь возможность употребить свои знания для собственных целей.

— Да, Сирена, ты права, как всегда, — отозвался Калеб, — но я хочу научиться фехтовать, чтобы защищать тебя. Возможно, придет время, когда тебе понадобится моя помощь.

— Почему бы тебе не пойти прогуляться, братишка? Дождь уже перестал — сходи на пристань. Может быть, ты узнаешь что-нибудь интересное для нас.

— Сделаю все что смогу, Сирена.

— А я должна пойти с фрау Хольц за покупками к свадьбе, — горько заметила девушка (ей так и не удалось убедить Ригана отложить свадьбу). — Боюсь, что она будет удивлена отсутствием у меня энтузиазма. Несмотря на вежливость в обращении, эта женщина относится ко мне подозрительно. Она ревниво охраняет положение, которого достигла здесь за многие годы, и очень боится, что власть в доме скоро перейдет ко мне. Что касается моего кней отношения, — продолжила Сирена, — то я считаю ее слишком властной. «Да, сейчас вы можете позавтракать, юфрау!» — девушка передразнила фрау Хольц, заставив Калеба рассмеяться. — Нет, действительно она ведет себя так, будто все богатство и роскошь этого дома существуют только благодаря ее стараниям.

— Но, Сирена, она совсем не такая плохая женщина. Скорее всего, в том, что вы не понимаете друг друга, виноват немецкий язык, на котором вы разговариваете.

— Да нет, дело не в этом. С языком — другая история. Когда мы только приехали сюда, я не могла слушать, как она спотыкается на каждом слове, говоря по-испански. Поэтому я сказала ей, что владею несколькими языками, в том числе и немецким. И теперь она говорит со мною по-немецки, а я отвечаю ей на таком…

— Знаю, знаю! — засмеялся Калеб. — Видел, как она закатывает глаза, когда ты говоришь на своем ужасном немецком…

— Если бы только это! — тоже засмеялась Сирена. — Теперь она говорит так громко и произносит слова так четко и раздельно, словно я плохо слышу! Ей, наверное, кажется, что я глупый ребенок, которого она обучает немецкому языку. Сказать по правде, Калеб, — глаза девушки озорно блеснули, — иногда я нарочно коверкаю слова или неправильно их употребляю только для того, чтобы позлить старую немку!

Не успела она произнести эти слова, как в дверь постучали. Приложив палец к губам, чтобы предупредить смех мальчика, Сирена громко произнесла:

— Открой дверь, Калеб! Должно быть, это фрау Хольц.

Он подбежал к двери, отвесив перед этим низкий шутовской поклон и согнувшись до самых носков блестящих сапог. Покраснев, он выпрямился, переводя взгляд с Сирены на вошедшего Ригана.

— Я пришел за Калебом, — заявил голландец с невозмутимым видом, а про себя подумал с удивлением: «Неужели эти двое, сохраняющие сейчас такие постные мины, лишь мгновение назад весело смеялись?»

Девушка опустила глаза и стала шарить в кармане в поисках четок. Наконец, нащупав бусины, она вытащила их и с силой сжала в руке.

— Сирена, почему каждый раз, когда я прихожу, вы сразу же достаете четки? Неужели я вас настолько пугаю, что вы начинаете искать утешение в молитвах? — тон у Ригана был несколько ироничным, но желваки на щеках гневно напряглись.

— Нет, не пугаете, — тихо ответила она, стоя к нему вполоборота. — Но мне нужно продолжить свои молитвы, поэтому, если вы позволите…

— Конечно! — великодушно разрешил он, беря Калеба за руку. — Как я вам уже говорил, вы можете сохранять свой траур и молиться столько, сколько пожелаете! Однако это не должно мешать нашей общественной жизни на острове.

— Неужели у вас нет уважения к мертвым? — ее тихий голос слегка возвысился, когда она резко повернулась к Ригану.

— Боюсь, что очень мало, — холодно отозвался он. — Я не люблю преувеличений. Мертвые есть мертвые. Какая польза для них от ваших молитв? Живые должны жить. И сегодня вечером вам придется жить в моем мире. Я устраиваю небольшой ужин. Придут несколько моих друзей. Я должен им представить вас. Надеюсь, что вы с Калебом будете присутствовать при этом.

— Но мой траур…

— Ваш траур вы будете соблюдать только в этой комнате! — Риган посмотрел за окно, а затем неторопливо перевел взгляд своих голубых глаз на Сирену. — У вас есть еще пять часов для ваших молитв. Думаю, этого достаточно. Но вы должны сохранить силы для приема гостей. Мы с Калебом к вечеру вернемся.

Сирена сощурилась, глядя на жениха. Калеб уловил опасный блеск в ее глазах, но надеялся, что Риган ничего не заметил.

Взгляд сеньориты очень удивил голландца. Может, он ошибся? Или действительно гнев мелькнул в ее зеленых глазах? Гнев у этой сдержанной и холодной монашки? Нет, не похоже. Вероятно, это просто игра света.

И, ничего не сказав, Риган кивнул Калебу, чтобы тот следовал за ним.

Когда дверь за ушедшими закрылась, Сирена со злостью швырнула четки на покрывало и выругалась.

— Как он смеет?! Кто он такой?! Фактически он приказал мне быть на этом ужине! Что за наглость! — ярость клокотала в ней, когда она мерила шагами комнату. Да, никуда не денешься, придется исполнить его приказ, но это не значит, что она подчинилась!

В двери снова постучали.

«Вероятно, это фрау Хольц», — подумала Сирена. Быстро опустившись у кровати на колени, она схватила четки, зажала их в руках и потупила глаза.

— Войдите! — крикнула девушка.

Увидев эту сцену, экономка поморщилась. Неужели сеньорите больше нечем заняться, кроме своих молитв? Верить в Бога похвально, но такая одержимость! У старой женщины возникло желание взять за шкирку и встряхнуть как следует тихую, замкнутую испанку, приросшую коленями к полу. Но фрау Хольц направилась к окну и сложила руки на груди.

— Я пришла, чтобы обсудить некоторые детали, касающиеся вашей свадьбы.

Сирена подняла на экономку отрешенный, потусторонний взгляд.

— Полагаю, фрау Хольц, что вполне могу довериться вам. Как вы с менеером решите, так и будет.

— Юфрау, все не так просто, как вы…

— Почему? Позвольте мне спросить! — перебила ее Сирена, приподнимая свою красивую бровь. Экономка сразу отступила, заметив гневное мерцание в зеленых глазах. — Менеер такой властный, такой знающий и так любит давать указания! Думаю, он уже обо всем распорядился.

— В основном — да. Он уже распорядился насчет приглашенных и тех гостей, которые после свадьбы останутся ночевать здесь, из-за того что живут на других островах. Но есть еще сотня всяких мелких деталей… — фрау Хольц запнулась, — менеер считает…

— Менеер считает правильно, — спокойно заявила Сирена. — Делайте как считаете нужным. Я не буду возражать, что бы вы ни решили. Я заранее согласна со всеми распоряжениями моего суженого. Но, — она подняла палец, — я не стану помогать. Я в трауре. Это понятно?

— Конечно, юфрау, — холодно ответила экономка и повернулась, чтобы уйти.

— Фрау Хольц, я хочу поговорить… кое о чем. Когда я сюда приехала, то просила поставить задвижку на дверь. И все же этого так и не сделано. А также я прошу теперь новый замок, ключи от которого будут только у меня. Как я вам уже говорила, нет необходимости, чтобы слуги приходили в эту комнату, разве что когда я сама попрошу убрать здесь. Даже Джулии известно, что она не должна приходить, если я ее не зову. Я желаю быть одна. ОДНА! Порой вы не увидите меня по нескольку дней — значит, я отрешилась на какое-то время от всего мирского, уйдя в полное уединение. В такие периоды со мной будет только брат.

— А как же ваша еда, юфрау?

— Вы можете оставлять еду за дверью. Если нам понадобиться еда, мы возьмем ее. Ни при каких обстоятельствах вы не должны пытаться войти в эту комнату, когда я в уединении. И вообще прошу меня не тревожить. Проследите, чтобы задвижка и новый замок были поставлены. То же самое потребуется сделать с дверью в комнате брата.

— Это неслыханно! В доме нет комнат, которые замыкаются!

— Вы слышали, что я сказала? Задвижка и новый замок должны быть к утру! А теперь оставьте меня одну. Идите и готовьтесь к свадьбе. И не скупитесь, так как всем известно, что менеер богат; пусть на свадьбе всего будет вдоволь! — Сирена подавила улыбку, заметив выражение ужаса, промелькнувшее на лице экономки. — А теперь идите! Мне нужно продолжать молиться, — властно произнесла девушка, взмахнув четками. — Я потратила на вас слишком много времени. Мы, испанцы, посвящаем молитвам большую часть дня, иначе как попасть на небеса? Возможно, вам, протестантам, это трудно понять. Вы не видите в молитвах смысла, и я боюсь за вас. О, уверена, мы не встретимся на небесах!

Она быстро опустила голову к сложенным для молитвы рукам. Взрыв смеха готов был сорваться с ее губ.

Услышав, как дверь за фрау Хольц закрылась, Сирена скорчилась в беззвучном хохоте. Интересно, что за свадьбу организует эта немка?

* * *

Стоя у причала, Риган исподволь рассматривал мальчика, который скоро станет его шурином. Калеб выглядел стеснительным и тихим ребенком, но его робость можно было понять: он приехал в новую страну, живет среди незнакомых людей. Однако в мальчике таилось что-то еще. От глаз Ригана не укрылись жесткие мозоли на ладонях Калеба. Скорее это руки моряка, а не аристократического ребенка. Также любопытно и то, что брат и сестра, хотя оба смуглы и темноволосы, мало походят друг на друга. Калеб совсем ничем не напоминает испанца. Однако не хотелось смущать мальчика расспросами, тем более что Риган намеревался подружиться с ним.

— Как тебе нравится мой новый корабль? — спросил ван дер Рис.

— Он прекрасен! — восторженно ответил Калеб, и глаза его засверкали. — Мне бы хотелось когда-нибудь выйти на нем в море.

Риган вопросительно взглянул на мальчика: тот говорил как опытный моряк, а не юноша знатного происхождения.

— Это вполне можно устроить, — сказал голландец. — Судно отправится в свой первый рейс в Голландию с ценным грузом специй и шелка на следующий день после свадьбы. Не подумаешь ли ты, как назвать корабль?

— Хорошо, менеер, — застенчиво ответил Калеб, — я подумаю.

— Почему бы тебе не обращаться ко мне просто по имени? Скоро мы породнимся, и нет никакой необходимости сохранять все эти официальности. Тем более, что мы будем жить вместе, пока ты не вырастешь и не захочешь вернуться в Испанию.

Мальчик казался взволнованным и смущенным. Понимая, что он испытывает неловкость, ван дер Рис мягко добавил:

— Если тебе трудно называть меня Риганом, продолжай называть по-прежнему. Когда ты освоишься и почувствуешь себя со мной свободно, тебе будет легче обращаться ко мне по имени.

Калеб облегченно вздохнул. Голландец нравился ему, и временами было трудно представить, что он враг. Называть этого человека по имени означало дружеские отношения, а мальчик не был уверен, что тем самым не предаст Сирену.

— Зайдем со мною в офис, Калеб. У меня назначена встреча со служащими, и я должен там быть. Правда, пока еще рано. Но я хочу сменить эту мокрую рубашку, а заодно покажу тебе макеты моих кораблей. Один из местных жителей вырезает их для меня, и я уверяю, что это произведения искусства.

* * *

Не замечая духоты офиса голландской Ост-Индской компании, Калеб с любовью и восхищением касался миниатюрных макетов кораблей.

— Как они прекрасны! У человека, вырезавшего их, золотые руки! — восторгался мальчик.

Риган, сбросив с себя сырую рубашку, подошел к ребенку и взял один из макетов в руки.

— Это был корабль моего отца. Он назывался «Тита» — в честь моей жены. На этом самом корабле мы с женой и маленьким сыном направлялись в Европу. Тита, моя жена, была местной принцессой, дочерью верховного жреца, она впервые покидала Яву. Мы почти достигли мыса Доброй Надежды в Атлантике, когда на «Титу» напали пираты… — глаза у Ригана затуманились. — Мою жену убили у меня на глазах, а мой сын…

Глаза Калеба светились сочувствием.

— Меня посадили в шлюпку, снабдив пищей и водой. Я так и не узнал тому причину. Через два или три дня я был подобран испанской бригантиной. Но капитан не поверил мне, что я и отец — владельцы разграбленной «Титы». Я даже не знал, на плаву ли еще она или потоплена. Когда я стал настаивать, чтобы мы начали искать ее, капитан сообщил, будто видел, как этот корабль затонул. Затем я был несправедливо обвинен в том, что будто бы сам являлся членом экипажа голландского пиратского судна, нападавшего в те времена на испанские и португальские корабли неподалеку от мыса Доброй Надежды…

— Так я никогда больше и не увидел своего сына, — продолжил Риган свой печальный рассказ. — Я даже не знаю, жив он или мертв. В последний раз, когда я видел ребенка, он плакал от страха, крепко вцепившись в штурвальное колесо.

Повисла долгая пауза, прежде чем ван дер Рис смог закончить свой рассказ.

— Меня доставили в Испанию как преступника и бросили в тюрьму, где я томился долгих шесть лет. Мой отец со временем сумел добиться, чтобы меня освободили за очень большие деньги. Твой отец, Калеб, тоже очень помог мне. Он употребил свое влияние там, где это было необходимо. И я очень благодарен ему за это.

Когда Риган отвернулся, Калеб пришел в ужас, увидев глубокие шрамы, протянувшиеся через всю широкую, сильную спину голландца. Возглас изумления невольно вырвался у мальчика.

— Память об испанской тюрьме, — жестко произнес ван дер Рис, обернувшись. — А они еще называют голландцев дикарями!

— Не все… не все испанцы дикари, — неуверенно заметил Калеб.

— Верно, — холодно сказал Риган. — Так же, как не все голландцы и не все немцы. Может быть, тебе удастся объяснить это своей сестре…

Надев свежую батистовую рубашку, ван дер Рис закурил сигару и сел на край массивного письменного стола, помахивая ногой.

— Итак, молодой человек, что вы думаете об Ост-Индской компании?

— Очень впечатляюще! Я уважаю вас, менеер, за вашу успешную деятельность!

Если Риган и заметил официальное обращение мальчика, то не показал вида.

— Эта дьявольская работа оставляет мало свободного времени, а теперь, когда я женюсь на твоей сестре, времени будет еще меньше. Работа, работа, работа, — пошутил он.

— Вы богаты, менеер?

— По определенным меркам, думаю, да. Но несколько пиратских нападений на мои корабли могут оставить меня ни с чем. Почти все мои доходы связаны с флотом, даже плантации окажутся практически бесполезными, если корабли не смогут перевозить мускатный орех в Голландию. Мне пришлось бы пользоваться услугами других кораблей, а это, соответственно, было бы намного дороже!

— Вас часто беспокоят пираты?

— Нет. Я стараюсь предотвратить это всеми возможными средствами. Пришлось потратиться и оснастить свои корабли оружием.

Риган не стал говорить о том, что иногда нанимал пиратов охранять не только свои корабли, но и суда голландской Ост-Индской компании от испанцев.

— Вы потратили свои деньги? Но если корабли принадлежат компании, почему она не платит за это?

— Платит, Калеб. Но сейчас я говорю о своих собственных кораблях! Я снабдил свой флот пушками, самыми крупными и современными. В настоящее время судоходство стало слишком опасным. Если не найти способ противостоять всем бедствиям, можно потерять свое дело, — он выглянул в окно и увидел, что солнце уже клонилось к горизонту. — Думаю, тебе уже пора вернуться к сестре. Наверное, она уже прочитала все необходимые молитвы и волнуется за тебя, — усмехнулся голландец.

Калеб покорно собрался уйти.

Риган задержал его, обратившись уже более мягко:

— Я уже говорил тебе, какую роль твой отец сыграл в моем освобождении из тюрьмы. Я всегда чувствовал себя его должником, хотя ни разу с ним не встречался. И я рад, что познакомился с тобой, его сыном, — ван дер Рис положил руку на плечо мальчика. — Ты сможешь найти один дорогу домой? Если нет, я попрошу одного из служащих провести тебя…

— Нет, я смогу сам найти дорогу. Я знаю, что вам нужно присутствовать на собрании служащих компании.

Риган крепко пожал руку Калеба.

— Я с удовольствием провел время с тобой. Скоро мы повторим это. А теперь иди, чтобы твоя сестра зря не волновалась. Встретимся за ужином.

* * *

Вернувшись домой, прежде чем идти к себе и переодеться к ужину, Калеб направился в комнату Сирены. Сердце мальчика разъедали противоречивые чувства, он был смущен. Еще находясь на «Ране», он выражал свое сомнение, что менеер ван дер Рис организовал нападение Дика Блэкхарта и его команды. А теперь Калебу еще труднее было поверить, что Риган способен на такое. Как мог человек, переживший из-за пиратов столько горя (трагическую смерть жены и потерю ребенка), нанести подобный удар невинным людям? Задумавшись, мальчик некоторое время стоял перед дверью сестры, пока наконец решился постучать и услышал, как она просит его войти.

— Как прошла прогулка, братишка? Тебе понравилось?

— Да, очень. Менеер показал мне свой новый корабль и попросил меня придумать ему название. Он также просил, чтобы я звал его по имени. Он сказал, что нет нужды быть таким официальным. Но я не стал называть его Риганом, — поспешно добавил мальчик, боясь ее недовольства. Он поклялся в верности и сдержит свое слово, несмотря на то, что сомневается в вине ван дер Риса.

Затем Калеб быстро пересказал события дня.

— Тебе известно, что он раньше был женат и что у него был сын?

Сирена постаралась скрыть удивление.

— Да, отец рассказывал об этом мне и Исабель. Тебе нравится менеер, не так ли, братишка?

— Да, — неуверенно признался он. — Но не беспокойся: я ничего ему не рассказывал. Он заметил, что я неразговорчив, и сказал, что ему это нравится в мужчинах, так как дела лучше слов.

Калеб передал историю, рассказанную Риганом о пиратском нападении и заключении его в испанскую тюрьму, хотя Сирене кое-что уже было известно об этом.

— Ты бы посмотрела на его спину! Она вся в шрамах и рубцах. Это старые раны, и они уже затянулись, но все равно вид их ужасен.

— Его истязали и били в испанской тюрьме, а он все равно согласился жениться на испанке! Или, по крайней мере, согласился выполнить волю отца… — удивилась Сирена. — Если то, что он говорил, правда, тогда он, должно быть, затаил желание мстить испанцам, так же, как и я — голландцам.

— Менеер с уважением говорил о твоем отце, Сирена. Он сказал, что благодарен ему за помощь в освобождении из тюрьмы.

— И благодарность менеера выразилась в том, что его гнусные пираты захватили и ограбили «Рану», убили Исабель и дядю! — горько возразила девушка.

Она повернулась спиной к Калебу, отойдя к окну в глубине комнаты, выходящему в сад, и долго стояла там молча. Мальчик подумал, что Сирена плачет. Но когда она наконец обернулась к нему, глаза ее были сухими.

— Пора одеваться. Думаю, этот ужин устраивается из-за нас. Ненавижу великосветские приемы!

— Много будет гостей? — поинтересовался Калеб.

— Если честно, то я не знаю, меня это не волнует. Единственно я надеюсь, что менеер будет вести разговор о своем новом корабле, который отправится в Голландию на следующий день после свадьбы.

Отвлекшись от своих Мыслей, она увидела, что мальчик чем-то взволнован. Считая, что причиной его беспокойства является предстоящий ужин, Сирена успокаивающе заметила:

— Знаю, что для тебя это очень важно, братишка. Все-таки это твой первый официальный ужин. Не переживай, все будет замечательно. Просто наблюдай за мной и делай как я. Ты обладаешь природным чувством такта и вряд ли будешь вести себя неправильно. Если какое-то из блюд вызовет у тебя затруднение, сошлись на плохой аппетит. Голландцы ничего не поймут, это дикари! Сомневаюсь, что им известны такие понятия, как этикет и хорошие манеры. Так что расслабься и наслаждайся едой. Мы слишком долго сидели взаперти, и я уже устала от этого заточения, — выражение досады на ее лице вызвало у Калеба смех. — Все эти молитвы очень утомляют!

Мальчик не выдержал и рассмеялся открыто, даже слезы выступили у него на глазах.

— Почему ты смеешься надо мной, братишка? Конечно, я сама все это себе придумала, но, — она предупреждающе подняла палец, — если я хочу осуществить свой план, нужно потерпеть и скуку. Только боюсь, что нас разоблачат.

— Нас не разоблачат, Сирена. Ты все спланировала очень хорошо. Нам все удастся.

Темные глаза мальчика возбужденно блестели в предвкушении дальнейших действий. Его единственным желанием было вернуться в море, где, как он считал, его место.

Далекий грохот прервал их беседу. Сначала показалось, что где-то пальнули из большой пушки. Но грохот нарастал, приближаясь. Сирена и Калеб поспешили к окну, ожидая увидеть на горизонте черный дым от пушечных ядер. Неужели обнаглевшие пираты напали на Батавию? Выскочив на балкон, молодые люди напряженно всматривались в даль. Ничего не увидев, они вернулись в комнату.

Лампа, стоявшая на туалетном столике Сирены, начала дрожать, издавая тихий звон. Калеб резко повернулся, и лицо его приняло спокойное выражение.

— Это всего лишь вулканы, — вздохнул он. — Один из вулканов решил напомнить о себе.

Только он сказал это, как звон лампы прекратился, грохот за окном стих.

Сирена была явно испугана, и ее ладони от волнения сжались в кулаки, а губы нервно подрагивали.

— Если ты собираешься жить на Яве, то тебе нужно привыкнуть к капризам огненных гор. Очень редко бывает что-либо помимо грохота. Правда, иногда случаются камнепады…

И сразу же мальчик подумал о том же, о чем и Сирена: два вулкана охраняют вход в бухту, где спрятана «Рана». Если рухнут прибрежные скалы, перекрыв большими валунами реку Смерти, то их фрегат окажется запертым в бухте. Похороненным! Капли пота выступили на верхней губе Калеба.

— Завтра перед дождем, когда менеер уедет в свой офис, поезжай верхом к бухте и посмотри, все ли там в порядке с «Раной», — сказала девушка, надеясь отвлечь мальчика от мрачных предчувствий. — А затем поезжай вдоль берега вниз по реке и посмотри свободен ли проход в море. Хотя я не сомневаюсь, что все в порядке.

Мысли о «Ране» отвлекли мальчика. Лицо его засияло. Если Сирена говорит, что все в порядке, значит, так оно и есть. Ребяческая вера светилась на его лице.

— Хорошо. Я все сделаю, как ты сказала, Сирена! Как хочется снова увидеть корабль!

Калеб явно чувствовал себя здесь не в своей тарелке. Обитая в этом богато обставленном доме, одеваясь в тонкие, из льняного батиста рубашки и обуваясь в блестящие жесткие башмаки, юнга мечтал о море и качающейся под ногами палубе.

Сирена молилась, чтобы ее уверения оказались правдой. Если «Рана» будет заблокирована в бухте, то это приведет лишь к одному — к провалу ее мстительных планов. А тогда лучше умереть!

* * *

Уже наступал вечер, а задвижку на дверь так и не поставили. Сирена была вне себя от гнева. Кто виноват? Экономка или Риган ван дер Рис? Если бы ей пришлось держать пари, она решила бы, что виноват Риган. Фрау просто выполняла распоряжения хозяина. Очевидно, приказа юфрау недостаточно.

Резко постучав в дверь из тикового дерева, Сирена замерла в нетерпении. Дверь открыл сам хозяин с бокалом в одном руке, и с душистой сигарой — в другой. Он насмешливо улыбнулся, уловив еле сдерживаемый гнев на лице девушки.

— Знаете, — сказал он просто, — я уверен, что мы могли быть друзьями. Как… благоразумно с вашей стороны нанести мне визит. И без четок! — Риган шутливо помахал сигарой.

Сердце Сирены подпрыгнуло в груди. Никогда еще ей не приходилось встречаться с таким мужчиной. Она ощущала его обаяние, силу, мужественность; все в нем казалось необыкновенно волнующим и привлекательным. Взяв себя в руки, девушка вспомнила, что, собственно, привело ее сюда.

— Я хочу, чтобы на моей двери поставили задвижку! — потребовала Сирена. — Крепкую железную задвижку, — медленно произнесла она, четко выговаривая каждое слово, чтобы не возникло никаких сомнений по поводу серьезности ее требований.

Голубые глаза Ригана чуть сузились. Он поднес серебряный бокал к губам и неторопливо начал пить, не отрывая при этом взгляда от раскрасневшегося лица взволнованной невесты, затем решительно опустил бокал на стол и взял в рот сигару. Пахучее облако дыма расползлось по комнате.

— Задвижка вряд ли помешает мне войти в вашу комнату, если, конечно, я захочу туда войти. Но я не имею желания делать этого. Пока. И хочу, чтобы вы это ясно представляли, — насмешливо произнес он.

Сирена вздрогнула, как будто ей отвесили пощечину. Она еле сдерживала себя, и ее бездонные зеленые глаза потемнели от гнева.

— Если, — тихо произнесла она, — кто-то в этом доме вздумает без приглашения войти в мою комнату, я буду вынуждена…

Риган прервал ее. Глаза его смеялись, но голос был невозмутимо-насмешливым:

— Вы будете вынуждены взять четки и усиленно молиться, чтобы какая-нибудь волшебная сила разверзла небеса и поглотила непрошеного гостя. Моя дорогая сеньорита, позвольте мне повторить: никакие железные засовы, никакие магические молитвы над четками не сдержат меня, если я захочу войти.

Голубые глаза остановились на бокале, который он машинально взял со стола. Сирена также безотчетно смотрела на этот предмет. Загорелая сильная ладонь Ригана сплющила серебряные бока ни в чем не повинного бокала.

Глаза их встретились.

Ей хотелось наброситься на этого человека, бить, царапать его, хотелось заставить его считаться с собой, хотелось разодрать в кровь его красивое насмешливое лицо. Как смеет он думать, что может запугать ее, демонстрируя свою силу!

— Будет интересно посмотреть, как вы ломаете закрытую дверь. Я думала, что человек вашего склада характера и воспитания окажется выше этого. В любом случае, менеер, задвижка и замок не будут означать отказа вам в ваших супружеских правах, а просто обеспечат необходимое мне одиночество и защиту от любых вторжений (слуг, фрау Хольц, лично ваших), когда я молюсь или нахожусь в уединении. Все, разговор закончен. К завтрашнему дню обеспечьте установку задвижки и нового замка на моих дверях, — холодно произнесла Сирена и повернулась, чтобы уйти.

Ее всю трясло. Боже, что в этом человеке заставляло ее испытывать такое волнение?!

Сирена уже взялась за дверную ручку, как вдруг почувствовала: ее приподняли и повернули. Взгляды их встретились. И тут же она почувствовала на своих губах его жесткие губы. Голова у нее закружилась, тело напряглось. От менеера исходил волнующий мужской запах. Все поплыло у нее перед глазами… Но вдруг Риган грубо оттолкнул от себя девушку. Глаза его смеялись над смущенным выражением ее лица.

— Я всегда побеждаю, сеньорита, — холодно произнес он. — Запомните это.

Сирена, ощущая унижение и гнев, ответила ему в тон:

— А что будет, менеер, если в результате вашей победы вы окажетесь ни с чем?

— Тогда, сеньорита, так и будет. Иногда ничто — например, как сейчас, — лучше, чем что-то, — слегка наклонив голову, он дал ей понять, что больше ее не задерживает. — Завтра после обеда вам поставят задвижку и новый замок. И будем оба молиться, чтобы они вам помогли.

Глава 7

Сирена швырнула четки на кровать и распахнула дверки платяного шкафа. Она смотрела на одежду, а в воображении своем видела разбитую в щепки входную дверь, себя, испуганно сжимающую в руках четки, и Ригана, набрасывающегося на нее. Наконец она отогнала от себя все эти картины и принялась исследовать свой гардероб.

Фрау Хольц по просьбе менеера сняла с Сирены мерки и заказала в городе у портного несколько новых платьев. Заказ был очень быстро выполнен, но девушка не желала носить эти обновы. Проблема заключалась в том, что ей нужны были платья с длинными рукавами, чтобы скрыть шрам на руке во избежание ненужных вопросов, на которые она еще не была готова ответить.

О, что же надеть на этот пародийный прием, на котором она обязательно должна была присутствовать?!

На глаза попалось ее испанское платье, которое осталось нетронутым людьми Дика Блэкхарта, перерывшими все сундуки на корабле. Это было траурное платье, сшитое ею год назад, когда умер ее отец. Неглубокий вырез платья, отделанный темным янтарем, открывал длинную красивую шею девушки и оттенял ее нежную смугловатую кожу. Обтягивающий лиф подчеркивал полную грудь и тонкую талию. Сирена решила, что попросит Джулию помочь зачесать волосы назад и закрутить их в тяжелый узел на затылке, заколов его высоким гребнем, отделанным лунным камнем, с нежной кружевной мантильей.

Она представила, как бы дополнила свой наряд, надев на шею четки. Конечно, она не решится на такое, но эта мысль развеселила ее. Сирена вообразила себя в развевающемся черном платье, с четками на шее и с крестом на груди. И тогда при каждом взгляде на нее Риган сразу бы вспоминал, что его невеста предпочитает одиночество, а не его общество.

В своих мыслях девушка уже видела, как голландец, стиснув зубы и сощурив глаз, срывает четки с ее шеи. Его руки касаются…

Она вспомнила последнюю сцену, разыгравшуюся между ними.

— Я всегда побеждаю! — уверенно заявил он. И это было сказано таким холодным, жестким тоном, что ее бросило в дрожь.

Чего она испугалась? Его слов? Да был ли это страх? Скорее, что-то другое… Может, он разбудил в ней какие-то чувства?

Тряхнув головой, девушка постаралась избавиться от сентиментальных мыслей, нахлынувших на нее. Сирена села к окну и заставила себя думать о братишке. Риган нравился Калебу, это было совершенно ясно. Она заметила, с какой симпатией и любовью смотрит голландец на мальчика. Он уже два раза брал с собой Калеба. Один раз они верхом объезжали плантации, а во второй раз была прогулка на причал.

* * *

Калеб позвал за дверью. Джулия, которая уже заканчивала прическу сеньориты, положила серебряную расческу и пошла открыть дверь.

Сирена улыбнулась, увидев, что мальчик не может справиться с галстуком.

— Давай, я тебе помогу. Вот так лучше. Ты выглядишь просто великолепно. Я буду гордиться тобой сегодня вечером.

— Вся эта одежда да еще нижнее белье! Сколько времени я должен так одеваться? — пожаловался Мальчик.

— Ты скоро привыкнешь к этой одежде. Она тебе очень идет. Думаю, что ты менееру очень понравишься.

— Ты такая сегодня красивая, Сирена! — восхитился Калеб. — Менееру понравишься ты, а не я!

* * *

Риган собрался было закурить одну из своих экзотических сигар, как вдруг увидел Сирену и Калеба, спускающихся по широкой лестнице. Девушка, чтобы не споткнуться, приподняла свои пышные юбки, открывая таким образом на обозрение стройные лодыжки.

Эффект произведенного впечатления был явным. Рука потрясенного ван дер Риса застыла в воздухе, горящая тонкая свеча едва касалась конца сигары. Оценивающе рассматривая свою невесту, голландец чуть не выронил сигару изо рта.

Придя в себя, Риган задул свечку, так как пламя чуть не обожгло кончики его пальцев. Подойдя к нижним ступенькам, он протянул девушке руку, а она величественно подала ему свою.

— Вы восхитительны, сеньорита.

— Вы очень любезны, менеер, — ответила Сирена, скромно опустив глаза. Его взгляды, слова и рука, сжимавшая ее руку, взволновали девушку, и она чувствовала, что щеки ее пылают.

— Ты должна называть меня просто Риганом. Нашим гостям не нужно знать, что у нас такие официальные отношения.

Постоянная насмешливость голландца раздражала ее. Захотелось вцепиться ногтями ему в лицо, чтобы уничтожить эту улыбочку. Но вместо того она нежно улыбнулась.

— Спасибо… Риган.

Глаза ее смотрели насмешливо, свет лампы отражался в них, заставляя играть и лучиться.

— Кто же наши гости?

Тон, с которым она произнесла «наши гости», удивил ван дер Риса. Голос девушки был нежным, улыбка невинной, но под черными длинными ресницами мелькнуло нечто виденное им раньше в глазах Гретхен. Должно быть, он ошибся. Не может быть, чтобы это было выражение триумфа!

— Сегодня мы встречаемся с капитаном Антоном Клоссом и его женой Хельгой. Также должны быть сеньор Цезарь Альварес, главный представитель испанского правительства в Ост-Индии, и Фрау Линденрайх, вдова капитана нашей компании, немка. Сегодня будет только узкий круг. Уверен, вечер тебе понравится.

— Я в этом не сомневаюсь, мен… Риган, — Сирена притворно скромно улыбнулась и, оставив его стоять у лестницы, прошла в гостиную.

Обескураженный ее безразличием, он не нашел ответных слов. Затем его внимание привлек Калеб.

— А-а, вот и наш молодой человек! Как прекрасно ты выглядишь! Но боюсь, что ужин покажется тебе скучным. Однако мне бы хотелось, чтобы гости увидели, какой у меня симпатичный новый родственник и какая красивая у него сестра! Я постараюсь завтра познакомить тебя с мальчиками твоего возраста, пусть у тебя появятся друзья. Я хочу, чтобы ты был счастлив в своем новом доме.

Сирена слышала разговор Ригана с Калебом. Если она не будет начеку, то этот хитрый голландец похитит у нее мальчика.

— Лучше потом, менеер. Именно сейчас я предпочитаю общество сестры. По крайней мере, пока горе не притупится.

«Отлично, братишка», — мысленно похвалила его Сирена.

— Хорошо, Калеб, как пожелаешь, — сказал Риган. — Я не стану тебя принуждать.

Шаркая босыми ногами, вошел слуга, одетый в свободные белые штаны и белую рубашку без воротника. Он сопровождал высокого крупного мужчину и полноватую розовощекую женщину, оба были пожилого возраста. Казалось, эта пара чувствовала себя в доме ван дер Риса свободно. По всей вероятности, они были здесь частыми гостями. Риган представил их Сирене, и все обменялись любезностями.

— Сеньорита, вы должны называть меня просто Хельга, — улыбаясь заявила жизнерадостная женщина. — Риган, хитрый пес! Ты ни разу не сказал, какая красивая твоя будущая жена! Весь остров будет в шоке. Редко можно увидеть такую чистую и гладкую кожу. Теперь у нас на Яве будет две красавицы. Фрау Линденрайх придется смириться о появлением конкурентки на острове, так как до сих пор корона красоты была у нее, — Хельга хитро подмигнула Сирене. — Я не думаю, что Гретхен обрадуется появлению такой красавицы в наших местах.

Сирена улыбнулась, ей понравилась мефрау Клосс.

— Однако большинство красивых женщин всех конкуренток находят безобразными.

Риган хмыкнул, услышав, как толстушка Хельга весело рассмеялась замечанию девушки. Сирена была очаровательна, а жена капитана вела себя очень мило. Но что будет, когда заявится Гретхен? Кажется, он совершил ошибку, пригласив ее. Нужно было повременить и познакомить Сирену с Гретхен после свадьбы. Но теперь было уже слишком поздно, так как шикарная, с глазами газели вдова уже входила в зал, а мальчик-слуга, шаркая ногами, пытался поспеть за ней.

— Риган, как прекрасно ты сегодня выглядишь! У меня просто дыхание захватило!

Она чувственно улыбнулась, подставляя ему для поцелуя ароматные губы. Мысленно проклиная ее, он вежливо коснулся губами ее розовой щеки.

Продолжая улыбаться, она обвила его своей белой рукой вокруг талии.

— Капитан Клосс и Хельга, как я рада вас видеть! — мило проворковала она. — А это маленькое создание, приютившееся в кресле? Можете мне не говорить, — она шаловливо подмигнула капитану Клоссу, — должно быть, это невеста Ригана… Так и есть. Какое скромное маленькое создание! Представь меня! — потребовала красавица-гостья, шутливо толкая хозяина в бок.

— Сеньорита Кордес. Фрау Линденрайх, — голос ван дер Риса выдал его состояние неловкости.

Сирена поднялась, узнав в Гретхен женщину, которая смеялась над ней из кустов, и сдержанно кивнула ей.

— Она умеет говорить, Риган? Или ты уже отрезал ей язык? — немка поняла, что испанская невеста узнала ее, и вызывала ту на конфликт.

Риган переводил взгляд с Сирены на Гретхен, а затем, словно в поисках подмоги, беспомощно посмотрел на капитана Клосса. В воздухе запахло грозой.

По водянисто-голубым глазам капитана ван дер Рис понял, что сам должен решать свои проблемы. Две красивых женщины в одной комнате — это ошибка. Вечер только начался, а старый моряк уже затосковал по морю. Женщины! От них одни несчастья, и Риган скоро почувствует, что бед у него будет по горло.

— Ну? — настаивала Гретхен. — Она умеет говорить или нет?

Сирена, не мигая, смотрела прямо в лицо этой бессовестной блондинке, и прозрачная черная кружевная мантилья бросала таинственные тени на ее нежную кожу.

— Я говорю, когда ко мне обращаются, — медленно и отчетливо произнесла она каждое слово, как будто разговаривала с недоумком. — А пока что вы говорили все время обо мне, словно меня здесь вовсе не было. Если вы соизволите обратиться именно ко мне, то я отвечу вам как цивилизованный человек.

Ее тон явно указывал на то, что Гретхен в разряд цивилизованных людей никак не попадала.

Светло-карие глаза немки опасно сверкнули, Риган громко расхохотался, Калеб нервно заерзал, а Хельга удовлетворенно улыбнулась. Сирена же оставалась невозмутимой, ее красивые изумрудные глаза были устремлены на разозлившуюся блондинку.

Придя в себя, Гретхен заставила себя улыбнуться.

— Моя дорогая, я просто шутила. Конечно, мне известно, что вы умеете говорить. Иначе как еще вы смогли бы принять предложение Ригана выйти за него замуж? Вы же сказали ему «да», не так ли?

— Риган бы не принял «нет» в ответ.

«Это должно поставить ее на место! — неприязненно подумала Сирена. — По всей вероятности, эта Линденрайх — любовница Ригана. Как мог он выносить такие плохие манеры! Собственническое отношение немки к менееру видно любому дураку. Что ж, пусть владеет им. Но за это она должна попотеть!»

Гретхен показалось, что ей влепили пощечину. Но прежде чем она смогла ответить на оскорбление, капитан Клосс подтолкнул к ним свою жену. Мефрау Клосс была довольна. Жизнь на Яве так скучна и однообразна, а тут представлялась возможность немножко развлечься. Было бы интересно посмотреть, как испанка еще разок поставит на место зарвавшуюся фрау Линденрайх. Но, увидев умоляющие глаза мужа, Хельга встала между двумя женщинами. Она никогда не переставала удивляться мужчинам: проявляя смелость и смекалку в бою, они превращаются в жалких трусов, когда женщины в их присутствии вдруг показывают коготки.

— Сеньорита Кордес, Антон и я были недостаточно внимательны, — заявила мефрау Клосс. — Пожалуйста, примите наши соболезнования по поводу ваших недавних утрат.

— Вы очень добры, мефрау. Вы оба, — грустная улыбка Сирены была адресована капитану и его жене.

Красота этой девушки не оставила равнодушным капитана Клосса, который в начале своей карьеры бесчисленное количество раз бывал в Испании и всегда считал испанских женщин интригующими, а их сдержанность — маской, под которой скрывался страстный темперамент.

«Риган — счастливчик! — подумал он. — Его невеста красива и хорошо воспитана. У нее лицо мадонны и характер подходящий».

— Бедная сеньорита, — сказала Гретхен, сочувственно причмокнув языком. — Я не знала.

Риган коротко пересказал историю Сирены для вдовы. Он говорил, а глаза его при этом привычно оглядывали ее фигуру. Сегодня Гретхен была поразительно красива. Она превзошла себя в выборе наряда: ярко-желтое платье оттеняло ее бело-розовую кожу и светлые, пепельные волосы.

— Тогда все понятно! — отозвалась немка.

— Что понятно? — спросила Хельга и сразу же пожалела о своем вопросе, когда увидела, как светло-карие глаза Гретхен стали вдруг темно-зелеными.

— Понятно, почему она одета как ворона!

Сирене пришлось собрать всю свою выдержку, чтобы остаться сидеть на месте. Просто невыносимо! Ее оскорбляет любовница Ригана. «О-о! — простонала она про себя. — Я бы сейчас вырвала ей все волосы!»

Вмешался Риган:

— А я нахожу платье Сирены очень красивым. На тропическом острове, где даже у птиц пестрое оперение, женщина, соревнующаяся с природой в яркости красок, утомляет глаза мужчины.

Мальчик-слуга вошел в зал и объявил приход дона Цезаря Альвареса. При этом он многозначительно взглянул на тихо тикающие часы на камине. Сирена сразу представила возмущение фрау Хольц, курсирующей между кухней и гостиной. Последний гость опаздывал, и по-особому приготовленный ужин грозил быть испорченным.

Сеньор Альварес вошел в гостиную, облаченный в бархатные штаны темно-вишневого цвета и розовый парчовый сюртук, который был намеренно распахнут, открывая взорам расшитый серебряной нитью жилет и пышный, собранный вокруг шеи воротник. Испанец был высок, хотя несколько ниже Ригана, и хорошо сложен. Другого бы мужчину такая броская одежда сделала бы похожим на женщину, но у этого осанка и манера держаться были отменными, потому он выглядел привлекательно и элегантно. Цезарь был денди, а не просто фат.

Ван дер Рис представил гостя невесте. Сирена была озадачена холодностью тона хозяина дома. Если ему не нравился испанец, зачем тогда он пригласил его на этот спокойный ужин в узком кругу?

— Вы должны меня называть Цезарем, сеньорита. Общество на этом Богом забытом острове слишком небольшое, чтобы чересчур рьяно придерживаться официальностей, — произнес он и, склонившись, поцеловал руку Сирены. Задержав ее ладонь в своей, Альварес лучезарно улыбнулся. Улыбка, сверкнувшая ослепительными белыми зубами на фоне черной бородки, клином сужающейся книзу, преобразили его лицо. Черные глубокие глаза осветились таинственным блеском, когда он взглянул на девушку из-под изогнутых густых бровей.

Сирену очаровала его красота. Она заговорила с ним по-испански.

— А вы, в свою очередь, можете называть меня Сиреной. Как приятно в такой дали от родины встретить соотечественника!

— Должно быть, вам невыносимо трудно здесь. Мне потребовалось довольно продолжительное время, чтобы привыкнуть к этим нидерландцам, искажающим наш мелодичный, ласкающий слух язык своим грубым гортанным выговором. Для моих ушей это было так болезненно, и я решил отплатить им тем, что научился говорить по-голландски. Теперь страдают их уши, а не мои.

Сирена весело рассмеялась, и Риган раздраженно взглянул на них. Но какое ей до этого дело? Цезарь — остроумный, красивый мужчина, ее соотечественник. Ей было приятно, когда он говорил о голландцах «они», а все, что касалось его и Сирены, определялось как «наше».

— Сегодня весь вечер, моя дорогая соотечественница, мы будем говорить по-испански, — сказал он, поднося ее пальцы к своим губам. Поймав на себе уничтожающий взгляд хозяина, Цезарь обратил к нему бесстрастное лицо: — Риган, ты отыскал сокровище! Сеньорита такая красивая! Ты не достоин ее.

— Я вижу, моя невеста произвела на тебя впечатление, — холодно заметил ван дер Рис.

Гретхен вся кипела, наблюдая, как двое мужчин обменивались колкостями из-за этой! «Как два пса, дерущиеся из-за кости! — презрительно подумала она, окидывая оценивающим взглядом Сирену. — Слишком мало мяса на этой кости!»

— Веди себя прилично, Риган. Есть другие гости, требующие твоего внимания!

Цезаря удивил упрек вдовы: кошечка ревнует!

— Гретхен права, Риган. Тебе нужно развлекать чету Клоссов и, конечно, очаровательную фрау Линденрайх. А я пока познакомлюсь получше с моей прелестной соотечественницей и ее юным братом.

— Может быть, попозже, Цезарь? Ужин слишком задерживается, — подойдя к Сирене, ван дер Рис подставил ей согнутую в локте руку и произнес: — Леди и джентльмены, я предлагаю вам проследовать к столу!

Пальцы Сирены чуть коснулись рукава Ригана, но она, однако, почувствовала, как напряжена его рука. Губы его были плотно сомкнуты. Итак, у менеера сильно развитое собственническое чувство, и он рьяно охраняет то, что принадлежит ему! Интересно, как далеко он может зайти? В конце концов, вечер обещает быть интересным.

Слуга открыл тиковыедвери в столовую, и Риган подвел Сирену к столу, освещенному свечами.

* * *

Ван дер Рис вполголоса беседовал с капитаном Клоссом. Гретхен была вынуждена поддерживать разговор с Хельгой, хотя терпеть ее не могла. Полные губы вдовы сердито кривились, когда она наблюдала за Риганом, Сиреной и Цезарем. «Я вполне могла остаться сегодня дома, мне совершенно не уделяют внимания! — подумала она. — Для чего Риган вообще пригласил меня? Похвастаться будущей женой? Или чтобы поставить свою испанку в неловкое положение? Он ведет себя так, будто раскаивается, что пригласил меня».

— Вы и ваш юный брат Калеб должны оказать честь моему дому и отобедать у меня. Я распоряжусь, чтобы специально для вас приготовили испанские блюда. По сравнению с пресными трапезами голландцев, наша кухня — пища богов!

— Я не против, — Сирена лукаво улыбнулась. — Вы пригласите меня до или после свадьбы?

— До свадьбы. А то вы можете передумать. Риган, ты не будешь возражать? Нам есть о чем поговорить. Мы будем беседовать о нашей родине, — Цезарь нарочно сделал акцент на слове «наша». — Я так давно не разговаривал по душам с соотечественниками! Здесь все говорят только о торговле и кораблях, не так ли, Риган? — обратился он к хозяину, буравя голландца своими жгучими глазами.

— Да, это верно, — мрачно отозвался ван дер Рис.

Зачем он только пригласил этого испанского дьявола! Совсем безголовый! И почему Цезарь не уделяет внимания Гретхен? Однако кто бы мог ожидать, что эта богобоязненная Сирена, все свое время отдающая молитвам, окажется такой остроумной и словоохотливой собеседницей?

А невеста тем временем навострила уши, услышав, что капитан Клосс завел разговор о «Батавии Куин» — одном из кораблей ван дер Риса.

— Я все время убеждаю Ригана, что он должен отправлять корабли с полным грузом. Иначе не будет прибыли. Затраты на перевозки слишком велики, и если их не покрывать, то наша торговля окажется невыгодной.

— Если бы вы хотя бы раз выслушали меня до конца, то, возможно, приняли бы мою точку зрения, — авторитетно заявил Риган. — Я согласен, что судно должно идти с полным грузом, но только в Европу. А в обратный рейс, на мой взгляд, выгоднее отправлять каждое второе судно порожним. Это сэкономит время вдвое за счет увеличения скорости. По моим данным, поступая так, мы сможем организовать четыре дополнительных рейса в год. Надо учесть еще, что мы экспортируем гораздо больше товаров, чем импортируем. Почему вы не хотите с этим согласиться? Цезарь уже применил эту схему и работает очень успешно.

— Ба! Пустые рейсы! Это грех. Твой отец перевернулся бы в гробу, если бы услышал твои слова сейчас, Риган.

— Мой отец первым бы поддержал меня, да будет вам это известно. Он был прогрессивным человеком. Голландская Ост-Индская компания примет мой план!

— Почему ты ничего не предпринимаешь против пиратов, чтобы мы, капитаны, могли спокойно водить корабли? Ты мне вот что лучше скажи…

— Что еще вы хотите, чтобы я предпринял?! — резко спросил ван дер Рис. — Я снабдил корабли дополнительными пушками и новейшим оружием! — он разозлился. — Антон, вы вынуждаете меня сказать вам… Я не хотел, но вы сами меня вынудили!.. Если вы не согласитесь с моим планом, то я должен буду отстранить вас от работы в компании. Мне бы очень не хотелось этого, но все зависит от вас.

— Ба! Ты злишься, Риган. Думаю, ты просто пытаешься мне сказать, что я слишком стар для вождения твоих кораблей. Если это так, то скажи мне прямо!

— Я совсем не имел это в виду. Я лишь хочу, чтобы каждое второе судно в обратный рейс шло без груза.

— Пусть будет так, — согласился упрямый капитан. — Но ты не прав.

— Чушь! Ну что вы уперлись, капитан Клосс?! Ведь Риган никогда не ошибается! Он сам говорил мне об этом не раз, — вмешалась Гретхен.

То, что он говорил ей об этом во время интимных встреч, всем было очевидно, потому что она бросила на ван дер Риса томный, полный нежности взгляд. Но тот сердито посмотрел на нее, и немка скривила свои хорошенькие губки.

Сирена сдержалась и не стала высказывать свое мнение о плане жениха. Она ликовала. Если бы они все только знали! Скоро «Рана» будет подготовлена к выходу в море, и тогда посмотрим, какими искусными мореходами являются голландцы!

Вечер продолжался, и Цезарь все более открыто проявлял интерес к соотечественнице. Калеб наблюдал, как расфуфыренный испанец развлекал сестру анекдотами и разными хвастливыми историйками, в которых выставлял себя героем. Девушка смеялась его шуткам и восторженно внимала байкам о его, Цезаря, отчаянной храбрости. Но между тем она украдкой наблюдала за Риганом, который злился и кипел от ревности.

Гретхен сделала несколько попыток заговорить с хозяином, но безуспешно. Лицо его было мрачным, все внимание его было сосредоточено на невесте, кокетничающей с испанцем.

Хельге Клосс было очень весело. Рассказы Альвареса о его приключениях во время службы в испанском флоте были захватывающими, а Сирена очень остроумно и находчиво реагировала на них. Капитанша тоже заметила, что Риган едва сдерживал свою злость, и в душе аплодировала хорошенькой сеньорите, сумевшей вызвать ревность у этого самоуверенного самца.

Капитан Клосс сердито фыркал и пыхтел, как объевшийся морж. Всем своим видом он показывал, что не одобряет намерений ван дер Риса, которые не только не верны, но и опасны.

Во время одной из особенно затянувшихся пауз в разговоре Хельга Клосс обратилась к Гретхен:

— Фрау Линденрайх, наша небольшая община снова нуждается в пожертвованиях. Если у вас есть какая-то ненужная одежда, мы были бы вам очень признательны… Несколько старших девочек собираются начать самостоятельную жизнь, им бы пригодилось все, что бы вы ни дали. Обувь, платья…

— Никогда! — воскликнула вдова с такой горячностью, что все взгляды обратились на нее. — Я видела, как одна из твоих хныкающих сироток шла на работу в одном из моих платьев. Прислуга нынче хочет одеваться лучше господ! Ты, наверное, с ума сошла, Хельга, если решила, что я дам хоть что-нибудь из своего гардероба этим служанкам!

— Я никогда не стала бы просить… — капитанша неуверенно запнулась. — Просто они очень нуждаются. Большинство женщин на Яве рады помочь…

Гретхен наслаждалась смущением старой Клосс. Губы вдовы растянулись в иронической улыбке.

— Я собиралась нанять еще одну девушку, чтобы помогать Суди стирать и гладить. Почему бы тебе не прислать ко мне одну из твоих сироток? Я присмотрю за ней.

От волнения губы у Хельги задрожали. Она ни за что не пошлет никого из своих подопечных к Гретхен. Всем было известно, как жестоко та обращалась со своими слугами, и к тому же ее нравственность… Мефрау Клосс всю себя отдавала миссионерской деятельности на окраинах Батавии и любила детей всем сердцем. У опекаемых ею сирот и без того была трудная жизнь, чтобы еще отдавать их в жесткие руки этой немки.

— Извините, фрау Линденрайх, но все девочки уже заняты. Может быть, в следующем году…

— Да, конечно. И, может быть, в следующем году я найду что-нибудь для твоей благотворительности! — Гретхен самодовольно улыбнулась. Она прекрасно понимала, почему Хельга не хочет присылать к ней никого из сирот. Бросив взгляд на Сирену, вдова произнесла насмешливым голосом: — Бедняжка, бедняжка мефрау Клосс! Она просто замучилась с этими вонючими местными детьми. Удивительно, как это она не отощала от забот и не превратилась в кожу да кости! — светящиеся издевкой глаза немки окинули полную фигуру Хельги. — Ну, возможно, это естественно для женщины, у которой уже нет надежды иметь своих собственных детей. Это не потому, что вы не пытались, дорогая Хельга? Если бы все они выжили, сколько бы у тебя было сейчас детей, дорогая?

Сирена чуть не задохнулась от возмущения. Какая жестокая, грубая, низкая, эта немецкая стерва! Бесстыдница!

Хельга побледнела и потеряла дар речи. Девушке стало жаль бедную капитаншу, и она сказала:

— Мефрау Клосс, ваша миссионерская деятельность достойна всяческого уважения. И я уверена, что мы с фрау Хольц сможем помочь вашему делу. Я переговорю об этом с экономкой при первой же возможности.

Хельга бросила на Сирену благодарный взгляд и ответила на все ее вопросы, касающиеся ее маленьких сирот. Разговорившись, они намеренно игнорировали немку, как будто забыли о ее существовании.

Когда наконец гости собрались уходить, Гретхен улучила момент и прошептала что-то на ухо ван дер Рису. Ее лицо выражало сомнение, когда она прижала свои ароматные губы к его уху, но затем сомнение сменилось торжеством. Бросив на Сирену насмешливый взгляд, вдова пожелала ей спокойной ночи.

Риган едва заметно кивнул немке, и Сирена поняла, что он согласился… встретиться с ней позже. Девушка почувствовала себя униженной, когда Цезарь понимающе улыбнулся, а слова испанца причинили ей боль, хотя она даже намеком не проявила своих чувств, сохраняя внешнюю невозмутимость.

— Вероятно, Риган изменит свой легкомысленный образ жизни после женитьбы. Знаете, в жизни иногда приходится закрывать глаза на некоторые вещи, — сочувственно произнес Альварес, наклонившись, чтобы поцеловать ее руку.

Глаза Сирены гневно блеснули, встретив холодный взгляд жениха.

Цезарь легонько похлопал хозяина по спине.

— Прекрасный ужин, Риган! Мы должны повторить эту встречу в моем доме, когда вы поженитесь. Твоя невеста очаровательна. Я завидую тебе, — его темные глаза вспыхнули, встретившись с ледяным взглядом голландца. — Сеньорита, спокойной ночи! — он вежливо кивнул и вышел.

Сирена буравила взглядом спину ван дер Риса, когда тот закрывал дверь. Как будто ее горящий взор обжег ему спину: Риган обернулся и резко сказал:

— Калеб проводит вас в вашу комнату. Очень было великодушно с вашей стороны посвятить весь вечер сеньору Альваресу.

— Да, менеер, вежливость — характерная черта испанцев, и мне трудно отказаться от этой привычки. Я нахожу сеньора Альвареса… очаровательным. А теперь вы должны мне объяснить, менеер: голландцы всегда назначают встречи своим шлюхам в присутствии будущих жен? Я спрашиваю только потому, что хочу знать, как вести себя в дальнейшем, — в ее голосе зазвучали опасные нотки, и Калеб, стоящий в стороне, изумленно открыл рот. Он видел, что Риган кипел от злости.

— Я считаю, что вы совершенно забыли обо мне сегодня вечером. Вы были так… очарованы одним из наших гостей.

— Вы очень точно заметили, менеер. Я просто проявляла внимание к одному из ваших гостей, — тон Сирены стал более жестким. Она сверлила немигающим взглядом этого разозлившегося человека.

— Вам нужно торопиться, менеер. Невежливо заставлять женщину ждать.

Резко повернувшись, она взяла под руку брата, и они устремились вверх по лестнице.

— Вероятно, вы неправильно меня поняли, Сирена… — сказал им вдогонку Риган, пытаясь как-то оправдаться, ведь вполне возможно, что она действительно просто была вежлива с Цезарем как с соотечественником.

— Я все поняла как надо. Пожалуйста, не продолжайте оскорблять меня, принимая за дуру.

Наверху, когда Риган уже не мог их услышать, Калеб сказал смущенно и с легким упреком:

— Ты весь вечер была занята с сеньором Альваресом, уделяя внимание только ему. Я заметил, что менееру это не понравилось, он бросал убийственные взгляды на испанца. Разве ты поступила правильно? В чем ты обвиняешь менеера? — спросил Калеб, весь пунцовый от смущения.

Мальчик вздрогнул от неожиданного звонкого смеха Сирены:

— Ах, братишка! Кажется, я кое-что упустила в твоем образовании. В жизни существуют не только морские карты, корабли и фехтование. Мне следовало предупредить тебя о «коварных женщинах». Это правда, я слишком много уделяла внимания сеньору Альваресу, но с одной целью: выудить у него информацию, которая нам может пригодиться в будущем. Поэтому я должна была оказывать ему знаки внимания. Это совсем не то, что сделал Риган. Он назначил свидание своей шлюхе у меня под носом. И я считаю это непростительным!

— А ты слышала, как он назначал свидание? — спросил Калеб, пытаясь защитить менеера.

— Мне совсем не нужно было ничего слышать. Это было очевидно для всех присутствующих. Даже сеньор Альварес сделал ему замечание на этот счет. Приличная женщина не должна с этим мириться. Это унизительно. Но хватит. Оставим это. Ты должен верить мне: я знаю, что делаю. А сейчас иди спать, братишка. Завтра тебе предстоит проверить, как обстоят дела на «Ране».

— Спокойной ночи, Сирена.

Задумавшись, Калеб спустился вниз и, миновав зал, прошел в свою комнату. «Коварные женщины»! Что Риган сделал Сирене? Чем он оскорбил ее? Сеньор Альварес целовал ей руку при каждом удобном случае!

Недоуменно покачав головой, мальчик вздохнул и сбросил с себя сковывающую одежду.

Калебу нравился Риган и не нравился сеньор Альварес. А эта женщина, Гретхен, вызывала странные чувства, когда он смотрел на нее. Может, Сирена права? Он никогда не слышал о «коварных женщинах». Нужно попросить ее, чтобы она все ему объяснила.

— Мне нравится Риган, — пробормотал он. — Мне бы хотелось быть похожим на него, когда я стану взрослым мужчиной. Менеер обещал научить меня… Научит ли он меня быть настоящим мужчиной? А бывают «коварные мужчины»? И как можно назвать сеньора Альвареса?

* * *

Сонная Джулия расчесывала, освободив от заколок, длинные и густые волосы Сирены.

— Не убирай мое платье, Джулия. Скоро утро.

Несколькими часами позже Сирена лежала в широкой низкой постели, не в силах уснуть и прислушиваясь, не раздадутся ли за дверью шаги Ригана. Но она так и не услышала их. Девушка ощутила во рту горький привкус, но даже перед собой ей не хотелось признаться, что это были невыплаканные слезы.

* * *

Когда Риган, выйдя из дому во двор, вскочил на лошадь, настроение у него было отвратительное. Он ударил животное каблуками в бока, и оно сначала рвануло в сторону, а затем помчалось вперед галопом. Гнев бушевал в груди всадника. Он еще покажет Цезарю! Гоня лошадь, как будто дьявол преследовал его по пятам, Риган не мог забыть эту испанскую стерву, на которой собрался жениться! Весь вечер не сводила своих умильных глазок с этого проклятого испанца!

Он скакал по проселочной дороге, уходящей в горы, затем резко повернул назад в Батавию, направляя лошадь на гравиевую дорожку, устремлявшуюся к дому Гретхен. Громко постучав, он отступил назад и ждал, когда откроются тяжелые портальные двери.

Ее глаза радостно расширились (вдова сама открыла ему).

— Как мило с твоей стороны, что заглянул ко мне, Риган, — произнесла она. — Чем вызван столь поздний визит? Представим, что я не знаю этого…

Ван дер Рис засмеялся, почувствовав весь юмор сложившейся ситуации.

— Как тебе понравится, если я скажу, что случайно оказался по соседству и решил засвидетельствовать свое почтение?

— Я бы сказала, что это похвально! — захихикала Гретхен. — Садись, Риган. Я принесу немного вина, чтобы отметить твой визит.

— У меня на уме совсем не вино! — резко заметил он.

— Я тоже так думаю. Но, может, ты желаешь побеседовать?

— И это мне ни к чему. Однако я, пожалуй, соглашусь выпить бокал вина.

Глаза женщины весело сверкнули. Она подала ему хрустальный графин и подождала, пока он нальет себе вина.

— Итак, я не гость. Ты это пытаешься мне внушить?

— Любой, кто приходит ко мне после полуночи, вряд ли заслуживает официального приема, — ответила Гретхен. — Зачем ты сюда пришел, Риган?

— Просто пришел. Без всякой причины. Возможно, сюда меня привезла моя лошадь. Сам не знаю, каким образом я оказался у твоих дверей.

Он осушил бокал и тут же снова наполнил его.

Гретхен знала, что каждый раз, когда ван дер Рис был в таком состоянии, его мысли возвращались к тем давним событиям, произошедшим на «Тите». Когда он, обычно очень умеренный в употреблении спиртных напитков, начинал пить без меры, это означало одно: Риган опять сожалел, что его тоже не убили в тот день у берегов Африки. Сейчас он утонул в воспоминаниях и в сладком вине вдовы… Но у нее были другие планы на эту ночь.

Выпив еще и еще вина, голландец посмотрел на женщину поверх бокала. Внезапно он встал, и его качнуло в сторону. Гретхен поддержала его за руку.

— Думаю, — медленно и четко произнес он, — мне нужно выйти на воздух. Возможно, ночная прохлада прояснит мою голову.

Немка улыбнулась. Как давно ван дер Рис не занимался с нею любовью под звездами! Гретхен, поддерживая его, миновала гостиную, столовую, и, наконец, они вышли в пахнущий жасмином сад.

— Думаю, это мудрое решение, — сказала она, помогая ему идти. — Твой приход будет нашим секретом, — промурлыкала вдова. — Мы уляжемся на прохладную траву и займемся любовью. Ты ведь для этого пришел ко мне, не так ли?

Риган, прищурившись, смотрел на Гретхен при свете луны.

— Да, поэтому я пришел! — засмеялся он. — К сожалению, я не принес тебе четки Сирены, как ты велела.

— Вынуждена простить тебя… на этот раз, — засмеялась она. — Думаю, сегодня ночью ни тебе, ни мне четки не понадобятся. Иди ко мне, мой дорогой, и позволь мне любить тебя так, как если бы я была твоей женой, — вдова осторожно взяла из его рук графин с вином и швырнула его в кусты.

Медленно женщина расстегнула его рубашку и сняла ее. Молниеносным движением Гретхен сбросила на землю свое платье. Риган протянул руки, чтобы прижать ее к себе, но она молча отступила от него в сторону. Взяв в руки свою обнаженную грудь, вдова стала ритмично раскачиваться, словно в такт музыке, и движения ее были призывными и дразнящими. Ее кожа, влажная и мерцающая, отливала серебром при лунном свете. Жаждущие женские глаза манили загипнотизированного мужчину, пытающегося схватить ее.

Шатаясь, он наконец изловчился, поймал ее за плечо и жадно притянул к себе. Его горячие губы искали ее рот и нашли, когда они оба упали на землю. Женщина разомкнула губы и так сильно прижала к себе любовника, как будто хотела слиться с ним в одно целое. Страсть, охватившая их, была похожа на бурлящий вулкан накануне извержения.

* * *

Умиротворенная Гретхен лежала прижав его голову к своей груди. «Почему ты не любишь меня так, как я тебя люблю?» — молча спрашивала она.

Риган пошевелился, уткнувшись носом в ее нежную, мягкую грудь. Полусонный, он коснулся губами одного из ее розовых сосков и крепко прижал женщину к себе. И снова возбудил ее, и она начала извиваться под ним, поднялась на колени, дыхание ее участилось, сделалось шумным. Гретхен заглянула мужчине в глаза и быстро, по-кошачьи, оказалась сверху него. Риган застонал от удовольствия. Неистово двигаясь, они снова достигли вершины страсти.

* * *

Ван дер Рис проснулся от громкого пения экзотических птиц, нырявших в буйной листве тропических деревьев. Какое-то мгновение он не мог понять, почему лежит здесь, на прохладной зеленой траве, обнаженный, при свете пробуждающегося утра. Оглядевшись вокруг, он остановил взгляд на доме Гретхен. Воспоминание о пережитой страстной ночи пронзило его. Итак, вот где он провел ночь! Ригану представилась Сирена в ночной рубашке с оборками, с четками в руках… И он вдруг рассмеялся.

Глава 8

Сирена, не обращая внимания на ленивый ветерок, со слабым шелестом развевавший легкие шелковые занавески, мерила шагами свою большую, роскошно обставленную комнату. Сколько времени она так ходила взад-вперед? Кажется, только что едва забрезжило утро… Решительно подойдя к окнам, девушка распахнула их, и солнце наполнило комнату светом.

Завтра ее свадьба. Завтра Сирена Кордес выйдет замуж за Ригана ван дер Риса и пути назад уже не будет.

После того первого ужина с Гретхен и Цезарем в этом доме было еще несколько приемов. Сирену представили самым влиятельным людям Явы и других островов. Многочисленные лица прошли у нее перед глазами — всех имен она не запомнила. Не осталось секретом, что большинство мужчин нашло девушку красавицей, а женщинам она показалась очаровательной.

— Везет же Ригану! — снова и снова повторяли все.

Что ж, Сирена старалась создать приятное впечатление, и одновременно с этим делала все, чтобы не раздражать своим видом более старших и менее красивых женщин. Она держалась со скромным достоинством, не вмешивалась в серьезные разговоры мужчин, поддерживала пустяковые разговоры женщин, была милой, общительной, но не назойливой.

Даже Риган, казалось, был доволен невестой и ее поведением. Он проявлял к ней изысканное внимание и был сама любезность, хотя раз или два она уловила в его глазах неодобрение относительно ее однообразных черных нарядов. Ему хотелось, чтобы его невеста носила более яркие платья и, по возможности, более элегантные прически. И тем не менее довольно часто во время приемов ловила она на себе благосклонные, одобрительные и изучающие взгляды жениха. Даже стоя к нему спиной, девушка порой ощущала, что он смотрит на нее. Это смущало ее и вызывало противоречивые чувства, в которых она сама еще до конца не разобралась.

Мефрау Клосс была у них постоянной гостьей. Романтически вздыхая, она с нежностью наблюдала за молодой парой. Хельга пришла к выводу, что Риган и Сирена без памяти влюблены друг в друга. И, конечно, впечатлительная капитанша не могла не поделиться собственными умозаключениями со своими приятельницами. Не раз можно было увидеть, как Хельга, окруженная другими женщинами, что-то возбужденно им сообщала, а потом вся группка быстро оборачивалась в сторону Сирены и благоговейно замирала, сияя глазами и улыбаясь.

В такие моменты девушка радовалась, что этого всего не видит Калеб, так как ему разрешалось сразу же после ужина уйти в свою комнату или погулять по саду. Она знала, что мальчик, воспользовавшись предоставленной возможностью, отправлялся через холмы к бухте, на спрятанную там «Рану». Бывало, что он даже оставался ночевать с командой. Кроме того, братишка проводил довольно много времени в обществе Ригана и все больше проникался к нему уважением. У них сложились прекрасные взаимоотношения, и они хорошо понимали друг друга. Но по-настоящему, до конца, им подружиться не удавалось, так как Калебу приходилось все время быть начеку, чтобы не проговориться о «Ране» и планах Сирены.

Девушку не возмущало то восхищение, с которым мальчик относился к Ригану. Ей были понятны чувства ребенка. Разве мог он оставаться равнодушным к такому внимательному, заботливому и обаятельному человеку, каким был менеер? Что тут говорить, если даже она сама чувствовала себя в обществе жениха прекрасно! Не раз за этот месяц они ездили с ним по Яве, и ей нравилось слушать интересные, забавные рассказы Ригана, прогуливаться с ним по шумным, деловым улицам Батавии и по экзотическим окраинам острова… Ей было хорошо рядом с ним.

Сначала она могла общаться с ван дер Рисом лишь стараясь не думать об Исабель. А потом, к своей досаде, замечала, что были моменты, когда пираты, «Рана», сестра и дядя отступали в прошлое. Но нет, это было недопустимо! Такое нельзя забывать. Это равносильно предательству. Нельзя, да и невозможно забыть, ибо все это произошло совсем недавно! Она видела страдания и сама страдала: дядя Хуан и его последние отважные попытки защитить от пиратов корабль и двух племянниц; отчаянные крики Исабель, все еще звучавшие в ушах, унизительная порка Калеба… А надругательство над нею самой!.. Все эти кошмары постоянно мучили и преследовали. Нет, такое невозможно ни забыть, ни простить. Но никто никогда больше не доставит ей страданий! Той озорной, наивной девушки, которая оставила Испанию, больше нет! Теперь она — настрадавшаяся, пережившая много горя женщина. И мыслит как женщина! У нее есть голос, и она заставит всех прислушаться к нему. А если кто-то откажется ее слушать, тогда тому придется испытать на себе ее ярость!

Почему мужчины имеют право на все, что захотят? Даже бестолковый и малограмотный, даже самый последний из мужчин все равно считается по своему положению выше женщины! Женский удел — смиренно сидеть дома и выполнять волю мужчины. «Но я не из этих женщин!» — подумала Сирена, и кровь ее закипела от чувства несправедливости. Она и раньше никогда не сомневалась, что новость о женщине-капитане, вызовет всеобщее, неслыханное возмущение. В обществе, в гостиных «капитану» будут обсуждать и осуждать. Женщины будут закатывать глаза к небу, неодобрительно пощелкивая языком. Однако не все женщины. Должны быть и другие — настрадавшиеся от мужчин только потому, что они женщины, бессильные перед мужской мускулатурой и жестокостью. Эти в душе порадуются за нее, зааплодируют и благословят. Сирена поклялась отомстить и была полна решимости доказать, что воином можно стать не только благодаря физической силе!

Девушка продолжала вышагивать по комнате, но затем остановилась перед открытым шкафом. Взгляд ее упал на белое подвенечное платье. Она устало закрыла глаза и коснулась пальцами незнакомого нежного шелка. Белое свадебное платье… Боже праведный! Она не имеет права одевать его! Открыв глаза, Сирена внимательно взглянула на это белоснежное, роскошное чудо, на которое до сих пор избегала смотреть. И вдруг громко вскрикнула:

— Матерь Божия! А где же рукава?

Вся похолодев, она повернула к себе платье, рассматривая лиф. Рукавов не было! Почему она не заметила этого раньше? Сирена рванулась к двери.

— Фрау Хольц, фрау Хольц! — пронзительно закричала она. Отчаяние и тревога были на ее лице.

Многочисленные слуги быстро передали экономке, что юфрау зовет ее к себе. Фрау Хольц, бормоча что-то себе под нос, поднялась по лестнице, сохраняя невозмутимость. Войдя в зал и услышав отчаянные крики Сирены, она похолодела. Мучительная безысходность, звучавшая в голосе сеньориты, сдавила ее сердце. Старая женщина понеслась по лестнице и, запыхавшись, влетела в бело-голубую спальню.

— Что случилось, сеньорита?

— Где рукава моего свадебного платья? Я говорила вам, когда с меня снимали мерки, что у платья должны быть рукава?!

Успокоившись, что хозяйку не укусила ядовитая змея, фрау Хольц была возмущена такими криками.

— Сеньорита, при здешнем климате рукава не нужны.

Сирена резко повернулась к экономке.

— Я хочу, чтобы к завтрашнему дню на этом платье были рукава, или завтра свадьбы не будет! — голос ее был низким и звучал угрожающе. — Вам ясно? Менееру ван дер Рису будет очень неловко стоять у алтаря одному!

Фрау Хольц надменно подняла голову и смело встретила сверкающий взгляд зеленых глаз.

— Портниху уже нельзя вызвать. Она покинула Яву.

— Вызовите ее назад! — приказала Сирена.

— Боюсь, что слишком поздно. Она уехала на один из островов. Я даже не поинтересовалась на какой.

— Тогда, фрау Хольц, вам придется взять в руки нитку с иголкой и унести платье к себе.

— Но, сеньорита, материала не осталось. Портниха, кроме платья, ничего не принесла.

— Вам придется что-нибудь придумать! — сказала Сирена, снимая платье с крючка и подавая его фрау Хольц.

— Прекрасно, сеньорита. Что скажет менеер ван дер Рис, когда узнает из-за чего этот шум?

— Кого это волнует! — пробормотала Сирена тихо.

Но фрау Хольц услышала, ахнула, и глаза ее чуть не выскочили из орбит от изумления.

* * *

Калеб сидел в кресле в офисе голландской Ост-Индском компании, погрузившись в мрачные размышления и нехорошие предчувствия, нахлынувшие вдруг на него. Завтра свадьба Сирены! Если бы он мог не присутствовать на церемонии! Послезавтра все изменится…

Если бы он мог как-то все предотвратить! Но что он может сделать? Ничего. Он еще мальчик. Калеб глубже устроился в кресле и начал дремать. Какие-то голоса разбудили его, и он прислушался.

— От кого ты узнал это? — спросил голос Ригана.

— От Якоба, брата Михеля Рийзена, первого помощника на «Жемчужине Китая». Я повстречал Якоба на острове Сумбава. Его корабль только причалил, а я на своем собирался уже уходить в Батавию. Якоб говорил, что Михель, когда его корабль стоял под загрузкой сандаловым деревом на востоке острова, видел там, в порту, «Титу». И сейчас она еще там, но вряд ли надолго. Вы должны помнить, что Михель был первым помощником на «Тите», но перед тем, как вы отправились в свое роковое путешествие, заболел оспой и был снят с корабля.

— Мы уже загрузили «Яву Куин» сегодня, она пойдет в Кейптаун на следующий день после моей свадьбы. Корабль отправится с полным грузом. Прикажи разгрузить его. Я сам поведу «Яву Куин», потому что хочу перехватить «Титу». Все это время я считал, что «Тита» затонула. Проклятый испанец меня уверил в том, сукин сын! Она с грузом?

— Да, Риган. Ее трюмы полны. Специи, рис, шелк…

— Михель уверен, что это действительно «Тита»? Должно быть, он тоже удивился? Ведь он также считал ее затонувшей.

— Да, это «Тита». Михель рассказал брату, что инициалы вашего сына все еще сохранились на верхней палубе. Знаете, он притворился ищущим работу и отправился на борт «Титы» поговорить с капитаном: хотел как следует удостовериться, что это на самом деле тот самый корабль. Михель сказал, что помнит, как вы с сыном смеялись, когда вырезали инициалы мальчика. Вы тогда сказали малышу, что этот корабль потом будет принадлежать ему, а инициалы подтвердят это. Тогда ребенок засмеялся и начал называть «Титу» «мой корабль».

— Это правда, Фредерик, — отозвался Риган потускневшим голосом. — Кто капитан на корабле, и под чьим флагом он ходит?

Человек, которого менеер называл Фредерик, ответил, что не знает.

— Михель сказал Якобу, что теперешнее название корабля — «Странник». Отправляется он в Кейптаун через три дня. Вполне вероятно, что вы сможете перехватить его, — заметил Фредерик. — Может быть, вам удастся узнать что-нибудь 6 том ужасном дне, хотя, конечно, на корабле новая команда. Вы тогда рассказывали, что все погибли…

— Наконец! Спустя столько лет! — голос Ригана от волнения сделался хриплым. — Спасибо, что пришел и сообщил мне все это, капитан Даан.

— Мы же друзья, Риган. Но помни: «Тита» — всего лишь корабль. Твой сын не может быть на его борту.

— Да, знаю.

Калеб услышал, с какой болью произнес Риган эти слова.

Ван дер Рис мерил шагами комнату, не поднимая глаз от пола. Мальчик видел, как он шагал взад и вперед, сжав руки в кулаки. Не в силах больше наблюдать это, Калеб поднялся и тихонько покинул помещение. Риган даже не заметил, как он ушел.

* * *

Вернувшись домой, мальчик отправился в комнату Сирены. Ноги его дрожали. Он быстро пересказал сестре услышанный разговор.

— Что ты об этом думаешь? — спросил Калеб.

— Думаю, что мы выйдем в море сразу же вслед за Риганом. Я изучу карты восточных островов. Если нам не повезет и за «Раной» начнется погоня после того, как мы покинем устье реки, то постараемся скрыться за западным мысом Явы. Это будет выглядеть так, как будто море поглотило нас, — Сирена увидела выражение безотрадности в глазах мальчика. — Око за око, Калеб. Я захвачу «Титу». Знаю, что значит для Ригана этот корабль, но я также не забыла Исабель. Она была живой! Она была плотью и кровью! А «Тита» — это всего лишь дерево, а не человек.

— Что ты с ней сделаешь?

Сирена внимательно посмотрела на мальчика.

— Спросишь меня об этом, когда придет время, а не сейчас.

* * *

Риган задумчиво жевал толстый конец сигары. Первоначальный шок после того, как он услышал новость о том, что «Тита» на плаву, немного прошел. Сейчас он все равно ничего не мог предпринять. Сначала нужно дождаться отхода «Явы Куин».

Ван дер Рис погрузился в воспоминания. Мысленно он перенесся в те прекрасные годы, прожитые им со своей яванкой-женой и маленьким сыном. Надежда снова вспыхнула в его сердце. Возможно, остался в живых хоть один член команды, один из голландских моряков или хотя бы кто-нибудь из проклятых испанских пиратов, захвативших в тот день «Титу», которому что-то было бы известно о его сыне.

Несмотря на то, что Сирена, несомненно, знала что-то о прошлом своего жениха от своего покойного отца, она обычно не задавала никаких вопросов, касающихся его первого брака и сына. За последнее время эта холодная, уравновешенная испанка с кожей цвета слоновой кости и нежнее китайского шелка нравилась ему все больше и больше. Как прекрасно она вошла в круг его друзей! Мужчины находили ее необыкновенно привлекательной и называли Ригана счастливчиком. Женщины считали ее очень интересной и восхищались ее внешностью, которая, однако, не являлась источником зависти, потому что Сирена не старалась выставлять свою красоту напоказ, завлекая тем самым чужих мужей. Она была умна, уравновешенна, с чувством собственного достоинства. Сирена была настоящей женщиной!

Когда он думал о своей невесте, то тут же вспоминал вкус ее дерзких губ и гладкую теплую кожу. Сможет ли он ждать год, пока закончится траур? Однако что бы там ни было, он может наслаждаться ее обществом, видеть ежедневно, радоваться дружбе с ней. И он будет ждать. Риган боялся, что, поторопив события и нарушив слово, данное невесте, он потеряет ее доверие и лишит тем самым себя возможности сделать ее полностью своей.

Внезапно он вскочил на ноги, позвал слугу и быстро написал записку Сирене, приглашая ее поужинать с ним этим вечером… вдвоем.

* * *

Девушка тщательно выбирала наряд. Она еще ни разу не ужинала с Риганом наедине. И потому, когда наконец подошло назначенное время, она, спускаясь по широкой лестнице, очень волновалась. Помедлив немного у входа в столовую, Сирена решительно толкнула дверь и вошла.

Риган уже был там и, стоя у китайского лакированного шкафа, украшенного черно-золотыми драконами, наливал себе шерри. Услышав звук распахнувшейся за спиной двери, он обернулся.

— Можно присоединиться к вам, Риган?

Он поспешил ей навстречу.

— Вы прекрасны, как всегда, — сказал ван дер Рис, целуя ей руку.

— А вы, как всегда, льстите, — пробормотала она, смущенная его галантностью.

* * *

Риган приказал накрыть для них стол на веранде, пристроенной к столовой. Веранда была защищена противомоскитной сеткой, а прекрасно ухоженный сад, освещаемый с веранды, представлял собой сказочную картину.

— Это похоже на сон. Благодарю, Риган. Здесь так замечательно! — голос девушки был низким и взволнованным, а глаза ее сверкали ярче пламени свечей.

Во время ужина, который обслуживал молчаливый слуга, Риган и Сирена почти не разговаривали, чувствуя себя натянуто. Каждый, казалось, был погружен в собственные мысли. Когда со стола было убрано и подали красное вино, ван дер Рис попросил у Сирены разрешения закурить.

Казалось, задумчивое молчание объединило их. Риган не сводил взгляда с невесты: она была сейчас такая тихая, умиротворенная, покорная. И это нравилось ему. Он был доволен, понимая, что ее настроение каким-то образом зависит от него. Сирена сидела к нему вполоборота и безмолвно смотрела в сад. Ночной ветерок приподнял мантилью и приоткрыл ее нежный, тонкий профиль. Риган протянул руку через стол и ласково коснулся ее пальцев.

— Сирена, я хочу поговорить с тобой.

Неторопливо, в деталях, он рассказал ей историю «Титы». Девушка внимательно слушала, сознавая, что он старается сдерживать свое волнение, боль и гнев. Она заметила, что он почти не упоминал о годах, проведенных в испанской тюрьме, возможно, чтобы не ранить невесту, критикуя ее родину. Свой рассказ ван дер Рис завершил упоминанием о визите капитана Даана и его новости, касающейся «Титы».

— Завтра наша свадьба, Сирена. Я рассказал все это, чтобы тебе было понятно, почему я должен отбыть послезавтра. Мне необходимо самому увидеть «Странника» и выяснить, действительно ли это «Тита».

Девушка подняла глаза и взглянула на него, но густые черные ресницы скрыли выражение триумфа в ее взоре.

— Я понимаю, Риган. Конечно, ты должен отправиться в путь!

Победное чувство трепетало у нее в груди, а на губах рвалась расцвести улыбка. Ее план удался! Ее притворная нежная дружба и мягкое обращение покорили этого голландца. Если он пожелал рассказать ей то, что хранил так глубоко в своем сердце, значит, и дальше будет сообщать ей обо всем: маршруты кораблей, время отплытия судов, груженных ценным грузом… Он будет доверять ей, а она — осуществлять свою месть!

— Риган, что ты сделаешь, если найдешь этот корабль?

Лицо его приняло жесткое выражение, глаза осветились решительностью.

— Я понимаю, что, отыскав корабль, я не найду там своего сына, но молю Бога, чтобы там был этот ублюдок и сукин сын — Крюк.

Ненависть исказила его лицо, а у нее замерло дыхание.

— Кто этот человек, которого ты так ненавидишь? Что он сделал?

Губы его горько скривились, и, сжав зубы, он произнес:

— Этот человек — жестокий убийца. Моя жена пострадала от его рук, точнее сказать — от его крюка!

Даже при свете свечей Риган заметил, как побледнела Сирена, когда он упомянул Крюка. У девушки слишком живое воображение! Ему нужно было поберечь ее психику и не рассказывать все подряд.

Когда ван дер Рис упомянул о человеке с крюком, от которого пострадала его жена, Сирене вспомнилась та страшная ночь на «Ране» и крики Исабель. Теперь уже не было никаких сомнений, что именно она сама должна найти «Странника».

— Риган, ты, конечно, представляешь, что невозможно прочесать все моря, останавливая каждый корабль, чтобы отыскать это животное с крюком. И даже может случиться так, что человек, которого ты ищешь, преспокойненько находится на каком-нибудь из твоих судов!

— Все возможно, Сирена. Моряки умеют держать языки за зубами. Я ни в чем не могу быть уверен. Но одно скажу тебе точно: где бы он ни был, я найду его!

Сирена испытала к своему жениху чувство, похожее на жалость. Она понимала его решимость, сочувствовала его горю и даже разделяла его жажду мести. Но Ригану не придется испытать чувство удовлетворения: его поиски Крюка будут безрезультатны. Если кто-то и найдет эту скотину, то это будет только Сирена Кордес! Крюк от нее не уйдет! Месть Сирены будет полной, и она обойдется без помощи человека, ответственного за пиратское нападение на «Рану» и смерть ее сестры. Она проучит их всех!

Глава 9

Сирена стояла перед большим зеркалом, мутное стекло которого отражало высокую фигуру в белом. Фрау Хольц удалось пришить рукава к лифу платья — правда, они были только до локтя. Однако пышный шелковый рукав полностью скрывал неровный красный шрам на предплечье левой руки. Девушке хотелось надеяться, что со временем этот безобразный рубец хотя бы побледнеет.

Уже более часа к дому Ригана подъезжали один за другим экипажи, доставлявшие гостей. Многие из приглашенных на свадьбу прибыли морем на лодках, так как воды лагуны омывали часть владений ван дер Риса. От частного причала нанятые для этих целей местные жители доставляли в паланкинах женщин, не желавших идти к дому пешком по гравиевым дорожкам.

Гул голосов внизу становился громче, и взволнованная Джулия сообщила Сирене, что музыканты уже настраивают свои инструменты. В дверях комнаты сестры появился смущенный Калеб, чувствующий себя неловко в накрахмаленной белой рубашке и тесных новых ботинках.

Девушка в белом подвенечном платье и нарядный мальчик многозначительно посмотрели друг на друга. Этот взгляд говорил, что пути назад нет, что мстительные планы, словно водоворот, вовлекли их в опасную игру. Жребий брошен, ставки сделаны — и отступать некуда. Сирена и Калеб понимали, что в этой игре победителей не будет.

Музыканты в гостиной ударили по струнам, и невеста похолодела. Время пришло. Она торжественно приподняла прозрачную вуаль и, взяв Калеба под руку, шагнула вперед.

— Вот и все, братишка. Ты со мной?

— До самой смерти, Сирена.

Его черные глаза с обожанием взглянули на нее, хотя побелевшие губы мальчика выдавали страх.

Они спускались вниз по широкой лестнице; веселая музыка звучала в ушах девушки словно панихида. Все вокруг казалось ей отдаленным и нереальным. Гости замолкли в ожидании. Они стояли с двух сторон вдоль длинного прохода, ведущего в зал гостиной. Вся мебель оттуда была вынесена, за исключением стульев, на которых сидели женщины в пышных разноцветных платьях. Все стены помещения были щедро украшены цветами, распространявшими вокруг волнующие экзотические запахи.

Стоя перед стеклянной дверью, ведущей в сад, Риган ждал свою невесту. Плотно сжатые губы и морщинка между бровей выдавали его волнение. Он повернулся и смотрел на приближающихся к нему Сирену и Калеба. Глаза жениха искрились.

«Он действительно радуется! — подумала Сирена, и щеки ее гневно вспыхнули. — Он победил! Он настоял, чтобы мы поженились как можно быстрее, несмотря на мои протесты, и теперь радуется своей победе. Ну что ж, веселись, менеер ван дер Рис, но только твоя победа будет недолгой!

Отец Мигель, глава католической общины в Батавии, стоял перед дверью, ведущей в сад. Его высокая статная фигура, освещенная полуденным солнцем, отчетливо выделялась на фоне зелени. Он был сам не свой без костела (высокое деревянное строение месяц назад сгорело дотла). Отец Мигель обеспокоенно морщил лоб: хотя Риган обещал, что его будущие дети получат воспитание в католической вере, португальскому священнику было хорошо известно: веры голландцу недостает. Даже как протестант ван дер Рис не был истинно верующим. Отец Мигель переживал за юную набожную сеньориту, выходившую замуж за откровенного безбожника.

Риган занял место рядом со священником и повернулся, наблюдая за медленным приближением Сирены. Его невеста была ослепительно прекрасна! Белое платье подчеркивало золотистый оттенок ее кожи и блеск темных волос. Ригану показалось, что под тонкой вуалью в ее глазах, обрамленных густыми ресницами, блеснули слезы. «Как она прекрасна! — снова подумал он. — Любой мужчина был бы горд, взяв ее в жены».

Сирена встала рядом с Риганом, взявшим ее правую руку в свою.

Отец Мигель начал церемонию, произнося своим глубоким раскатистым голосом торжественные фразы на латыни с португальским акцентом. Невеста украдкой бросила взгляд на жениха. Какой он высокий! Рядом с ним она чувствовала себя такой маленькой и беззащитной. Солнечные лучи, проникая сквозь оконное стекло, запутались в его белых волосах. Лицо его было серьезным, голубые глаза пронзительны, губы сжаты.

Внезапно она почувствовала слабость в коленях, и ее рука, лежавшая в руке Ригана, начала дрожать. Чудовищность происходящего со страшной силой поразила Сирену. Имела ли она право так поступать? Имела ли она право выходить замуж за этого высокого и красивого человека, стоящего рядом с ней? Стать его женой, поклявшись перед Богом в верности и любви этомумужчине, а потом начать ему мстить? Так ли уж это все было необходимо? Неужели не было других способов отомстить за Исабель и дядю Хуана?

Слишком поздно задавать себе подобные вопросы! Она горько усмехнулась сама себе. По вине этого человека она не сможет ни за кого выйти замуж, из-за него она теперь никому не нужна — опозоренная, запятнанная женщина. Пути назад нет. Решение принято. И теперь она будет жить ради одного: ради мщения за Исабель, дядю Хуана и за себя!

Рука перестала дрожать, спина решительно выпрямилась, и до слуха Сирены донесся бархатный голос отца Мигеля: «… Перед Богом и перед людьми, я провозглашаю вас мужем и женой!»

* * *

На протяжении всего утомительного, долгого свадебного вечера Риган был очень внимателен к Сирене и находился все время рядом с ней, предупреждал все ее желания, представлял ей всех гостей, с которыми она еще не была знакома, и вообще был образцовым влюбленным женихом.

Нервы девушки были натянуты так же, как и струны скрипок, на которых играли музыканты. Ей казалось, что эта нелепая свадьба происходит во сне. Все здесь выглядело нереальным и неосязаемым. Пища была безвкусной, вино — пресным, разговоры — бессмысленными.

Во время одного из танцев Сирена взглянула в зеркало над камином и увидела себя рядом с Риганом: щеки ее пылали, глаза сверкали, на губах играла улыбка. Какое-то мгновение она не узнавала себя, подумав: «Какая красивая девушка! И выглядит такой счастливой… Не влюблена ли она в своего партнера по танцу?» Осознав, что сияющая девушка, мелькнувшая в зеркале, и есть она сама, Сирена сбилась с ритма. Риган поддержал ее.

— Должно быть, вы очень устали, дорогая. Давайте посидим, — он подвел ее к стулу. — Я принесу что-нибудь освежающее.

Пока она ждала, когда он вернется с пуншем, глаза ее снова обратились к зеркалу. Теперь ее облик казался плоским и безжизненным. Куда исчезла из нее искра, мерцание которой делало ее живой? Исчезла, испарилась в атмосфере, подобно пузырькам воды на гравиевой дорожке после дождя! Обведя глазами зал, Сирена увидела Ригана — теперь уже ее мужа, — шутившего с гостями. Он был такой радостный, возбужденный и весело смеялся, запрокинув голову. Это он лишил ее искры, называемой счастьем, он растоптал ее жизнь, вынудив играть в этом фарсе и притворяться той, кем она не была. То, что он не подозревал о ее обмане, не имело никакого значения. Хватит того, что из-за него она погрязла в притворстве и лжи. Ее глаза обвиняли его и считали виновным.

* * *

Сирена осталась в комнате одна и готовилась ко сну. Окна, выходящие в сад, были распахнуты. Ночной ветерок доносил из сада душистые запахи цветов.

Час назад она незаметно выскользнула из зала, оставив ван дер Риса провожать последних задержавшихся гостей. Поднимаясь по лестнице, Сирена машинально оглянулась на мужа, и — как будто ее взгляд обладал магической силой — менеер прекратил разговор и посмотрел вверх. Их взгляды встретились. Новоиспеченные супруги какое-то мгновение смотрели друг на друга. Затем молодая мефрау гордо вздернула подбородок, повернулась и продолжила подниматься по лестнице.

Когда она вошла в свою комнату, сердце ее лихорадочно колотилось. В этом красноречивом взгляде Ригана она прочла, что он желает ее и сожалеет о своем обещании не делить с ней ложе. Улыбка, спрятавшаяся в уголках его губ и глаз, намекала на то, что у вчерашнего жениха, а сегодняшнего мужа нет намерения выполнять свое обещание.

Не отдавая себе отчета в своих действиях, Сирена с необъяснимой тщательностью занялась своим туалетом. Закончив чистить перышки, она покропила себя несколькими каплями мускусного цибетина, волнующий запах которого погрузил ее в облако чувственности.

Молодая мефрау уложила волосы на затылке пышным узлом, давая возможность легким завиткам свободно падать на уши, лоб и шею. Взглянув в зеркало, Сирена осталась довольна своей внешностью. Она ждала.

Снова и снова представляла она себе предстоящую сцену… Риган тихо постучит в дверь, прося разрешения войти. Поколебавшись, она смущенно позволит ему это. Его глаза будут жадно смотреть на нее, выдавая неудержимую страсть мужчины и обжигающее желание. Сирена же встанет спиной к слабому свету лампы, позволяющему различить сквозь тонкую, пахнущую лавандой ночную рубашку волнующие линии ее тела.

Риган приблизится к ней и мускусный запах опьянит его, распалив желание еще сильнее. Он протянет руку и дотронется до завитков ее волос, спадающих на щеки, затем ласково коснется ее нежной шеи и властно привлечет Сирену к своему сильному телу. Дыхание его станет порывистым… Он отыщет ее губы и прильнет к ним в долгом, страстном поцелуе. Отстранившись на миг, он заглянет ей в глаза — его горящий взор будет умолять освободить его от данного обещания…

Сирена лукаво улыбнулась, представив его отчаяние, когда она, дав ему понять, что он не безразличен ей, все же настоит на необходимости сдержать данное слово. И Риган неохотно уступит ее просьбам: будучи гордым человеком (а она знала, что он действительно такой и есть), он не станет настаивать на своих правах мужа.

И, наконец, очень деликатно Сирена попросит, чтобы он ушел. И он уйдет, высоко подняв голову, выпрямив спину. Конечно, она поймет, что это далось ему с большим трудом. Гордость его будет уязвлена, он проведет длинную бессонную ночь, метаясь по постели… один.

Сцена, которую она представила, была такой яркой и зримой, что Сирена даже пожелала приласкаться, нежно прильнуть к этому человеку — к мужу. Однако этим человеком, ее мужем, был не кто иной, как Риган, которого она обвиняла в случившейся трагедии на «Ране», и это противоречило здравому смыслу. И все же ей трудно было совладать с внезапно нахлынувшими на нее нежными чувствами, и она ругала себя за слишком смелые картины, рисуемые ее воображением. Образ Ригана — высокого, сильного, загорелого, с копной светлых волос, спадающих на широкий, умный лоб, — предстал перед ее мысленным взором, и девушка почти задохнулась. И только когда она вспомнила его сильные руки и холодные голубые глаза, разум вернулся к ней.

Сирена ходила взад и вперед по комнате, напрягая слух, ожидая стука в дверь. Она слышала, как уехали последние гости… Донеслись голоса фрау Хольц и слуг, закрывающих дом на ночь. А она все продолжала ждать…

Длинный, изнуряющий день брал свое. Хотелось спать. Сирена с тоской смотрела на постель и, не задувая лампу (Риган, увидев свет из-под двери, должен понять, что она еще не спит), она сняла туфли и забралась под покрывало. Расстегнув пуговицу на ночной сорочке и приняв эффектную позу, она ждала…

Раз или два она ловила себя на том, что засыпает, но прогоняла сон. Она ждала…

Вдруг послышался звук осторожных шагов, направлявшихся из зала к ее комнате. Сирена вся напряглась. Слух ее уловил, как шаги приблизились и затихли у ее двери. Это был Риган! Сердце ее учащенно забилось, грудь высоко вздымалась в предчувствии предстоящего… Она замерла и перестала дышать.

Один шаг, другой, третий…

Он удалялся от ее комнаты. Он не постучал и не попросил разрешения войти. Значит, не будет нежных прикосновений, горячих поцелуев, не будет сладкого отказа!

Через несколько минут она услышала, как Риган снова прошел мимо ее комнаты, затем раздались звуки его поспешных шагов вниз по лестнице, и, наконец, входная дверь открылась, потом хлопнула, закрываясь. Через какое-то время послышался топот копыт по дороге, уводящей от дома. Это был Риган! Он уезжал, быстро удаляясь в сторону города, по той самой дороге, которая вела к дому Гретхен Линденрайх!

Сирена пыталась заставить себя поверить, будто бы Риган отправился на «Яву Куин» чтобы пуститься в плавание как можно раньше. Во время их совместного ужина наедине он объяснил ей, что отправится искать «Титу» на следующее утро после свадьбы.

Так он сказал. Но никакая сила на земле не убедила бы Сирену, что сначала он не остановится у Гретхен. Молодая мефрау ван дер Рис могла себе представить триумф этой белой тевтонской стервы: Риган оставил брачное ложе, чтобы, умирая от страсти, прилететь в объятия Валькирии^[7] и унестись с нею в Вальхаллу^[8].

Лицо у Сирены горело от стыда. Она накрылась с головой покрывалом и начала тузить подушку кулаками. Не было ее сладкого отказа! Молодую мефрау презрительно сбросили со счетов! Она его ждала, а он даже не подумал прийти! Он предпочел ее этой немецкой шлюхе, лишив Сирену даже права отказать ему!

Он заплатит ей за это! Невольно в голове униженной женщины стал складываться план. Риган лишил ее удовольствия отказать ему, а теперь она лишит его долгожданной встречи с «Титой»!

* * *

Риган сильнее пришпорил лошадь. Ему нужно быстрее уехать из дому, иначе он натворит такого, о чем потом может очень пожалеть.

Прохладный бриз был словно бальзам на его измученное тело.

Никогда в жизни он еще не желал женщину так, как сегодня Сирену. Он видел свет под ее дверью и на мгновение заколебался, но все-таки не вошел. Был поздний час, и она должна была уже давно спать. Бедняжка, вероятно, так устала, что забыла погасить лампу.

Уже оседлав лошадь, Риган подумал, что мог бы вернуться назад и взять принадлежащее ему по праву. Но хотел ли он этого? Нет! И еще раз нет! Разум его противился этому. Невольно вспомнилось, как Сирена требовала задвижку и новый замок на свою дверь. Дверь на засове в его собственном доме! Его жена, теперь уже жена, была такой прекрасной и желанной, что он мог потерять над собой контроль. Риган помнил испуг, мелькнувший в ее глазах, когда он сплющил в руке серебряный бокал. Как глупо он тогда себя вел, демонстрируя перед ней свою силу, и только отдалил Сирену от себя! Тогда он почувствовал, как ей хотелось вцепиться ему в лицо. И — что еще хуже! — вместо того, чтобы уступить и дать ей возможность одержать видимую победу, он решил проявить свою власть. И она уступила ему как победителю, дав себя обнять. Тогда ему показалось, что она испытывает к нему какие-то ответные чувства. Если бы он дал окрепнуть этим ее чувствам… Да, скорее всего, победительницей оказалась она, а не он, хотя и хвалился. «Я всегда побеждаю!» — заявил он тогда с глупой бравадой, стараясь скрыть страсть, которую она в нем вдруг пробудила. Вкус ее губ, ощущение ее трепещущего тела были так свежи в его памяти, как будто он оттолкнул ее от себя несколько секунд назад. А она с полным самообладанием — что было выше его понимания — спросила: «Что будет, если в результате победы вы ничего не получите?» Инстинкт подсказывал Ригану, что, если бы он настоял на своих супружеских правах, он выиграл бы сражение, но проиграл бы войну. Ее слова воплотились бы в реальность: он ничего не имел бы, овладев лишь телом и упустив ее душу!

Что эта загадочная испанка делает с ним? Почему она вызывает в нем такие чувства? Почему вдруг он, имеющий такой большой опыт общения с женщинами, стал волноваться о ее душе вместо того, чтобы просто наслаждаться ее прекрасным телом? Согласилась бы она добровольно делить с ним супружеское ложе?

Ригану захотелось напиться, причем напиться очень сильно. Стегнув поводьями лошадь, он направил ее по пыльной дороге, ведущей в офис голландской Ост-Индской компании. Там у него имелась бутылка рома, она поможет ему скоротать эту длинную одинокую ночь.

Миновав поворот к дому Гретхен, он обратил внимание на желтый свет, мерцавший за газовыми занавесками. Однако выпить можно было гораздо ближе, чем в офисе компании! И ван дер Рис повернул лошадь на знакомую дорожку, ведущую к дому вдовы.

Не став даже стучать в тяжелую дверь, он распахнул ее и заглянул в ярко освещенную комнату. Перед ним, держа по бокалу в каждой руке, стояла сияющая Гретхен.

— Ты опаздываешь, Риган. Я ждала тебя час назад.

Он тихо засмеялся, залпом выпил вино, а свободной рукой притянул к себе немку. Швырнув бокал в стену, как это сделала Гретхен, он впился в ее губы, а руки тем временем сами срывали с нее платье. Ее белая грудь напряглась, когда Риган провел по ней руками. Издавая стоны нахлынувшего желания, женщина прижалась всем телом к любовнику, предварительно расстегнув ему брюки и рубашку. Обвив его руками, она стала волнообразно прижиматься к обнаженному мужскому телу.

Риган обнял ее и толкнул в постель. Гретхен издала призывный крик, когда голландец упал на нее. Крича и стеная, извивалась она под мужским телом и впивалась ногтями в его спину. Губы ее пылали от поцелуев.

— Люби меня, Риган, люби меня!

Он сильным движением проник в нее, губами закрыв ей рот…

Удовлетворенная, она расслабленно лежала в объятиях ван дер Риса, нежно покусывая мочку его уха.

— Спи, — прошептала она.

Риган тяжело вздохнул и через несколько секунд уже крепко спал.

Голова Гретхен лежала на его широкой груди. Он пришел к ней в свою брачную ночь! Что бы это значило? Неужели испанка отвергла его? Что заставило его прийти к ней? А может, он любит ее, именно ее, Гретхен? Ну конечно! Он должен любить ее, иначе почему он лежит сейчас здесь, рядом с ней?!

— О Риган, я так люблю тебя! — прошептала она. — Это должна была быть наша брачная ночь, твоя и моя, наша незабываемая брачная ночь!

Мужчина беспокойно пошевелился, когда она нежно шептала ему на ухо. Но это была не ее брачная ночь… Однако она сможет сделать ее незабываемой. Вдова осторожно поднялась с постели и направилась к шкафу, стоявшему в углу комнаты. Оглядываясь через плечо на любовника, она достала небольшой мешочек.

Тихо, на цыпочках, Гретхен вернулась к постели и внимательно посмотрела на Ригана: он крепко спал, лицо его было безмятежным.

Крадучись, она прошла на кухню и отсыпала немного порошка в небольшую деревянную чашу, затем добавила несколько капель воды и перемешала мизинцем. Бесшумно вернувшись к постели, женщина опустилась на колени и осторожно помазала полученной смесью мужское достоинство Ригана. Потом нанесла небольшое количество смеси на интимные части своего тела и, отнеся на кухню пустую чашу, вымыла руки.

Облегченно вздохнув, Гретхен скользнула в постель и легла рядом со спящим. Натянув на ноги тонкое покрывало, несколько минут она лежала спокойно, стараясь выровнять взволнованное дыхание. Голландец продолжал спать, дыхание его было глубоким. Что он скажет после всего? Может, он возненавидит ее? Гретхен подавила непрошенный смех. «Он будет так опьянен страстью, что после ночи любви придется просить мальчика-слугу отвести его домой!» — весело подумала она.

Наконец, решив, что прошло достаточно времени, вдова начала ласкать лежащего рядом с ней мужчину и целовать его в губы. Она взобралась на него, касаясь своей грудью его груди, не переставая страстно целовать. Губы его раскрылись, ее язык коснулся его языка.

Риган открыл глаза. Все мышцы его тела были напряжены. Он обвил руками женщину, льнущую к нему. Спина его ныла. Он расставил ноги, заставляя тело Гретхен двигаться над ним.

— Ты стерва, — простонал он. — Для чего ты это сделала?

Она, зажатая его руками, словно в тиски, старалась уклониться, чтобы еще сильнее возбудить его. Неистовыми толчками он проник в нее, крепко прижав к своему телу. Животная страсть овладела любовниками: оба тела изгибались, погружаясь друг в друга; задыхаясь и потея, Риган опрокинул Гретхен на спину.

— Люби меня, Риган, люби! — шептала она. — Еще, еще!

Не в силах контролировать себя, он погружался в нее снова и снова. Страсть, волна за волной, сотрясала его тело. Сердце его бешено колотилось в груди. Он пытался утолить желание, но оно все сильнее охватывало его.

Глаза у Гретхен сияли, тело взмокло от пота: крупный мужчина был на ней, и она встречала на каждое его движение, крича и требуя еще.

Казалось, прошла целая вечность, прежде чем Риган наконец смог оторваться от женщины. Дыхание его было таким бурным, что казалось: он сейчас умрет. Тело его обессилело, все конечности горели.

— Стерва! — прошептал он опять. Ему хотелось убить ее, но он не мог даже пошевельнуться. Когда дыхание Гретхен успокоилось, она порочно улыбнулась.

— Риган, я не знала… Клянусь… Я думала… Я просто считала…

— Будь ты проклята! Ты что, хотела убить меня?

— Только при помощи любви, — проворковала она. — Разве это не было великолепно, Риган?

— Который час? — гаркнул он.

— До рассвета еще есть время, — засмеялась вдова.

Он в ужасе ахнул.

— Незабываемая ночь… Что ты на это скажешь? — снова засмеялась немка.

Отчаянно стиснув зубы, Риган поднялся с постели и вынужден был ухватиться за спинку кровати, чтобы не упасть.

— Ты выглядишь настоящим мужчиной! — захихикала Гретхен, наблюдая за тем, как он одевался.

Надев брюки, он взглянул на нее и тихо произнес:

— Я убью тебя за это. Не сегодня и не завтра, но очень скоро. Ты меня понимаешь?

— Но, милый Риган, ты пришел ко мне сам, в свою первую брачную ночь. Я только хотела, чтобы ты запомнил эту ночь, — со страхом ответила вдова.

— Я запомню! — сказал он, открывая дверь. — Можешь не сомневаться, я запомню!

Его угрожающий тон вызвал холодную дрожь в мокром от пота теле Гретхен. Ну что ж, независимо от того, что он сказал, ему это понравилось! Она скорчила гримасу. Какое было представление! Немка сонно вздохнула. Незабываемая ночь…

Глава 10

Сирена и Калеб бесшумно спустились вниз по решетке, установленной под окном девушки. Когда их ноги коснулись земли, сестра облегченно вздохнула, на радостях прижав к себе голову брата. Слава Богу, их никто не видел! И Джулии теперь можно было доверять; она должна поставить еду в спальню Сирены, если та в течение дня не вернется домой. Горничная сначала была озадачена, когда впервые услышала инструктаж хозяйки, и вопросительно смотрела на ключ, врученный ей. Но Джулия, полюбившая Сирену, не стала ни о чем спрашивать. Да, она отопрет дверь и поставит внутрь комнаты еду. Затем запрет дверь на замок. Нет, фрау Хольц не узнает, что у нее есть ключ. Да, она отдаст его Сирене, когда мефрау вернется…

— Мефрау! Какие странные эти голландские слова, — размышляла молодая ван дер Рис, когда они с Калебом шли через огромный сад поместья. — Сначала я была «юфрау», то есть «сеньорита». А теперь я — «мефрау», или хозяйка. Какое уродливое слово — «мефрау»! Да, я мефрау, настоящая, полноправная хозяйка поместья. И пусть фрау Хольц это учтет!

Ян Ферхоок с лошадьми ждал молодых людей на западной окраине сада.

— Добрый вечер, Ян, — прошептала Сирена. — Тебе не пришлось долго ждать?

— Я гораздо дольше ждал возможности снова выйти в море, капитана, — усмехнулся он.

Калеб, который пару часов назад отвез секретное сообщение Яну, теперь помогал Сирене сесть на спокойную чалую лошадь. Эта и две другие кобылы паслись несколько дней возле бухты, чтобы в любой момент быть готовыми доставить капитану с братом на место.

Ян ехал впереди, так как Сирена не знала дороги, впервые пробираясь ночными джунглями по направлению к бухте. Наконец они добрались до узкого побережья и приблизились к кораблю. Только один огонек горел на палубе, на корме.

Выкрасить корабль в черный цвет было неплохой идеей. Теперь даже на близком расстоянии фрегат был почти не заметен в темноте ночи.

— Ян, — прошептала Сирена, взбираясь по штормтрапу, — скажи вахтенному, а также остальным членам команды, чтобы все спустились в трюм. Пусть никого не останется наверху. Я позову всех после того, как миную проход в устье реки. Пусть посмотрят на скалы у входа в океан после того, как я одолею эту реку Смерти.

* * *

Оказавшись в своей каюте, Сирена сбросила платье и принялась копаться в огромном сундуке, отыскивая свой морской костюм. С радостью она облачилась в короткие штаны с разлохматившимися краями. Оторвав у рубашки рукава, она надела ее, завязав концы высоко под грудью. Несколько верхних пуговиц не застегивались, и распахнутый ворот открывал длинную шею и даже впадинку между, грудей. Затем она натянула на ноги длинные ботфорты с мягкими широкими голенищами, закрывающими колени, и повязала голову ярко-красным платком, концы которого свободно свисали сбоку. Оглядев себя, Сирена расхохоталась, представив, как явится в этом наряде перед изумленной командой. Пожалуй, любой враг свалится пораженным только от одного вида такого капитана фрегата.

Она бережно развернула морские карты и принялась их внимательно изучать. Вдруг, вспомнив что-то, Сирена вытащила из-под койки абордажную саблю, которую тут же нацепила сбоку на пояс. Чувствуя себя с оружием уверенней, она вышла из каюты.

Широко расставив ноги, стояла Сирена на капитанском мостике, а руки ее крепко сжимали штурвал. И впервые за все эти недели она испытала спокойствие. Откинув голову назад и подставляя лицо теплому соленому воздуху, который был для нее бальзамом, девушка чувствовала себя вольной как ветер.

Фрегат, выскользнув из бухты, двинулся вниз по бурлящей реке, мимо порогов с пенящейся водой… и вышел в открытое море. Штормило, и Сирене понадобились все ее силы, чтобы удержать в руках штурвал.

«Днем шторм разыграется не на шутку, — подумала она. — Дует довольно сильный ветер с запада, и это нужно учесть». От возбуждения сердце ее учащенно забилось. Представив, как справляется со всеми трудностями, уготованными стихией, Сирена заранее ощутила себя победительницей. Море не сможет одержать над ней верх.

Минут через пять после того, как корабль покинул устье реки, девушка вызвала к себе Яна и поручила ему штурвал.

— Следуй моим указаниям — и проблем не будет, — сказала она. Фрегат то поднимало на гребень волны, то бросало вниз. — Помни: пока стоишь у штурвала, хозяин корабля — ты.

Взяв в руки рупор, она прокричала, перекрывая свои голосом ревущее море:

— Всем наверх! Ложимся в дрейф!

Сирена, появившаяся на шканцах, была встречена громкими возгласами удивления. Инстинктивно она схватилась за абордажную саблю, висевшую на боку, и, держа руку на эфесе, переводила взгляд с одного матроса на другого.

— Давайте поговорим, мужчины. Я — ваш капитан. Оглянитесь назад: мы благополучно миновали пороги в устье реки Смерти. Вы по-прежнему не верите в мое мастерство? Ян, безусловно, сообщил вам, что капитан этого фрегата — женщина, и, возможно, этот факт вызывает у вас недоверие ко мне. Однако сейчас вы должны поклясться в верности мне и этому кораблю. Если кто-то из вас откажется повиноваться мне, он отправится за борт кормить акул. Я с вами откровенна и хочу того же от вас. Вы будете обеспечены хорошим питанием и элем. Всю захваченную добычу вы сможете делить между собой! Есть кто-нибудь, кто не согласен с моими условиями?

Сирена обвела всех испытующим взглядом. Она стояла, слегка расставив ноги, руки — на бедрах, темные волосы рассыпаны по спине.

— Согласен, капитана! — отвечали поочередно матросы.

— Мы клянемся в верности тебе, пока будем служить на этом корабле, — сказал один из них за всех.

Остальные члены команды согласно закивали головами, открыто глядя ей в глаза.

— Отлично, — сдержанно сказала Сирена. — И еще одно. Как вы заметили, я — женщина. И потому желаю, чтобы ко мне относились с двойным уважением: во-первых, как к женщине, а во-вторых, как к капитану. Каждый, кто попытается прикоснуться ко мне, будет вынужден соскребать свои внутренности с палубы!

В подтверждение своих слов она с необыкновенной быстротой выхватила саблю из ножен, сделала выпад и отсекла пуговицу с рубашки одного из матросов. Недоуменно опустив голову, тот увидел свою обнажившуюся грудь, и выражение его лица стало угрюмым.

Сирена отступила назад, и глаза ее сощурились.

— Как твое имя, моряк? — властно спросила она.

— Вуутер, капитана, — ответил он и взглянул на нее дерзко, с вызовом и как будто непристойно.

У Сирены от гнева перехватило дыхание, но, сохраняя внешнюю невозмутимость, она приставила кончик сабли к шее непокорного члена экипажа. Прищурившись, с грозной полуулыбочкой, она приподняла острием клинка подбородок этого матроса и, чуть наклонив голову набок, глядя прямо в выпученные глаза побледневшего Вуутера, произнесла:

— Мгновение назад я заметила похоть в твоих глазах. На твоем лице промелькнуло наглое выражение! Если когда-нибудь еще я увижу на твоем лице что-либо подобное, то — не сомневайся! — ты останешься без глаз!

Слюна потекла изо рта моряка. Если бы он сглотнул, кончик сабли врезался бы ему в шею. Вуутер попытался издать какой-то звук и почувствовал, как теплые капли смочили ему грудь. Сирена засмеялась и, перед тем как снова спрятать клинок в ножнах, небрежно вытерла его о штаны матроса.

— Будь осторожен, моряк. Сдается мне, что в голове твоей совсем нет мозгов. Смотри, не допускай больше подобной ошибки.

Сдерживая волнение, униженный Вуутер отступил назад. Команда не спускала с него глаз… Взгляд матроса сделался затравленным и настороженным.

— Понял, капитана, — пробормотал он.

— Инцидент исчерпан! Запомни: я предупреждаю только раз. Второго не будет!

— Кто у нас на корабле кок?

— Это я, капитана, — отозвался морщинистый старик без единого зуба. — Я хорошо знаю свое дело на камбузе.

Сирена улыбнулась.

— Твое имя, кок?

— Якоб, капитана.

— Ты будешь единственным человеком, кроме Яна, который имеет право заходить в мою каюту. Появление там любого другого расценю как мятеж. Это ясно? — спросила она, не спуская глаз с Вуутера.

— Да, капитана, — в один голос ответила команда.

Однако, Сирена заметила, что губы Вуутера остались плотно сжатыми. Она прищурилась. Если что, он будет убит! Когда потребуется, капитана не остановится перед пролитием крови на борту «Раны»!

* * *

— Запомни, что я тебе сказала: мобильность корабля повысится, если трюмы его будут пусты. Для нас скорость — это главное.

— Да, капитана, я помню об этом, — ответил Ян.

— А сейчас мне бы хотелось посидеть над этими старыми картами: нужно пометить на них проходы по реке и наши маршруты. Эти карты никто не должен видеть, кроме меня, Калеба и тебя.

Сирена развернула карты и принялась внимательно их изучать. Благодарение Богу! Отец ее многому научил, а сейчас она сама обучала Калеба, который обещал стать хорошим мореходом. Если укоротить паруса, дав возможность фрегату плыть по направлению ветра, то они обгонят Ригана и прибудут на указанное место раньше, чем он. «Рана» поплывет вдоль южного побережья Явы, а Риган, несомненно, отправится вдоль северного побережья, направляясь в порт Сумбу. Сирена надеялась, что «Тита» — или «Странник» — еще не оставила сандалового острова, ибо если этот корабль уже покинул порт, то неизвестно, по какому маршруту он последует дальше. Однако у Сирены было одно немаловажное преимущество перед Риганом: его более габаритное судно намного медленнее пойдет под парусами в штормовую погоду, чем «Рана». В шторм «Ява Куин» не сможет дрейфовать под грот-марселем.

Сирена взглянула на небо. Погода скоро совсем испортится. Сердце девушки учащенно забилось, как только она представила, что встретит корабль, на котором капитаном является Риган. Возможно, они встретятся возле Бали — прекрасного острова недалеко от восточного мыса Явы, где ван дер Рис должен повернуть на юг. Что он подумает, когда увидит ее на борту корабля? Узнает ли он свою жену? Вряд ли. Разве сможет мужчина узнать женщину, настолько ему безынтересную, что он даже в первую брачную ночь пожелал покинуть ее?

Воспоминание об этом снова причинило боль. Ведь так хотелось тогда напомнить ему о данном обещании уважать ее траур и позволить ей посвятить себя молитвам! Щеки Сирены загорелись от стыда, когда она вспомнила, как тщательно занималась в тот вечер своим туалетом, как ждала своего мужа и репетировала свою речь. А он лишил ее даже того ничтожно малого удовольствия, на которое она только могла рассчитывать, — увидеть желание в его глазах! И теперь ей порой мстительно хотелось, чтобы он узнал ее! Пусть уж лучше ему будет известна ее тайна, чем то, что она одиноко прождала его всю ночь в своей комнате и проплакала все утро от разочарования. Все что угодно, но только не быть предметом его насмешек! Возможно, им даже не суждено встретиться в море. Если быть благоразумной, то нужно захватить «Странника» и быстро исчезнуть (порой несколько мгновений стоят вечности). Все будет решать скорость, и только скорость. Сирена снова углубилась в карты и засмеялась.

* * *

Уже два дня «Рана» шла под сильным западным ветром. Она миновала восточный мыс Явы и остров Бали, и наконец показались берега Сумбавы.

— Виден парус! — раздался крик с грот-мачты.

Все-таки ей это удалось! «Я оказалась права, — подумала Сирена, обрадовавшись. — Я его обогнала, а теперь еще и перехитрю!»

— Какой флаг на корабле, Калеб?

— Никакого. И корабль идет с грузом.

— Хорошо. Братишка, поспеши сюда! Всех наверх! — закричала Сирена. — Четверо крепят ванты! Четверо — к нок-рее! Надо срезать снасти «Странника». Я на полной скорости врежусь в их корму и протараню ее. А теперь живее натягивайте парус. Когда я дам команду, стреляйте из пушки по носовой части корабля, а я в этот момент пойду на них тараном. У них не будет времени развернуть парус! Вперед, ребята! — закричала Сирена, схватившись за штурвал. — Калеб, подними красный флаг на грот-мачте. Быстрее, братишка, поторопись! Неожиданность — наш лучший союзник. Нельзя терять ни минуты!

Калеб взобрался на ванты и вместе с другими моряками повис на тросах. Сирена действительно шла на таран «Странника». Мальчик не ожидал, что она решится на это. По выражениям на лицах матросов можно было сделать вывод, что они тоже не ожидали такого. Но если Сирена сказала — значит, она это сделает. Она управляла кораблем лучше всех, кого Калеб знал.

Добыча уже была рядом, и Сирена видела, как моряки «Странника» карабкались наверх.

— Стреляйте на счет «три»! — приказала она. — Один!.. Два!.. Три!

Послышался страшный треск: пушечное ядро попало в бывшую «Титу», пробив дыру на баке. А когда «Рана» протаранила корму судна, большие деревянные обломки полетели в разные стороны. Некоторые матросы стали прыгать за борт, другие побежали к пушке… Грохот и треск были оглушающими.

Сирена приказала своей команде прыгать на палубу «Странника».

— Быстрее! Он потонет в течение часа.

— Опустите флаг! — приказал Ян, прыгая с абордажной саблей на тонущий корабль.

Капитана стояла на носу «Раны», наблюдая, как ее команда сражается, захватив «Странник». Это было старое, изъеденное корабельным червем судно, да и команда на нем была никуда не годной.

— Закрепите судно! — закричала Сирена, стоя на носу «Раны». — И не дайте никому скрыться!

Ловким движением она ухватилась за канат, который ей метнул Калеб, и перепрыгнула на захваченный корабль, стукнув своей абордажной саблей о палубу во время приземления.

— Сколько человек на корабле, Калеб? — спросила она, запыхавшись.

— Две дюжины, если только некоторые не спрятались, испугавшись. Мы уже победили!

— Спускайте шлюпки, мы дадим им возможность спастись. Но сначала, — выкрикнула она, — скажите, нет ли на борту человека с крюком вместо руки?

Моряки из команды «Странника», раскрыв рты, глупо таращили на нее глаза. Они с изумлением смотрели на бабу в таком чудном одеянии, властно командовавшую своими матросами, и молчали.

— Протяните вперед руки! Все до единого! — Сирена выхватила из ножен саблю и сердито рубанула воздух. Тогда, один за другим, матросы вытянули свои руки. — Вам повезло, что на вашем корабле не оказалось этого человека! — холодно и жестко заметила она.

Один из мужчин — первый помощник на «Страннике» — вздрогнул при этих словах.

Внезапно она рассмеялась, весело и звонко, как колокольчик. При этом смехе у Калеба волосы поднялись на затылке.

Сирена с угрожающим видом расхаживала перед командой захваченного судна. Моряки были выстроены у борта, и лица их казались желтыми при свете коптящих ламп. Она шла вдоль шеренги выстроившихся матросов, каблуки ее размеренно стучали по деревянной палубе. Наконец она остановилась перед высоким грузным человеком, которым стоял поодаль от всей команды. По его одежде и шляпе с пером можно было догадаться, что это капитан. Взгляды их встретились. Губы Сирены скривились в отвращении. Человек, представший перед нею, был весь потный от страха, грудь его бурно вздымалась, а толстые губы дрожали.

— Вы — капитан, не так ли? — требовательно спросила она. — Отвечайте!

Мужчина смог только утвердительно кивнуть головой.

— Кому принадлежит корабль? Кому вы подчиняетесь? — спросила Сирена, сохраняя внешнее спокойствие, но глубоко в душе сгорая от стыда, потому что почти все члены команды говорили по-испански. Капитан, не сводя глаз с сабли, которой она размахивала, переминался с ноги на ногу. — Отвечай мне, свинья! Чей это корабль?

Ее зеленые глаза угрожающе сверкали. Она двинулась на допрашиваемого, и тот поспешно отступил назад, испуганно вскрикнув. И прежде чем Сирена успела что-то сделать, он закричал, прыгнул за борт и исчез под водой. Дул сильный, зло завывающий ветер, но крик тонущего капитана все еще продолжал звучать в ее ушах. Матросы «Странника» посмотрели вниз, в бурлящее море, бормоча:

— Ну все… утонул… Он никогда не умел плавать… Он это заслужил… трус.

У Сирены пропало желание задавать свои вопросы. Сквозь завывание ветра она услышала голос Калеба:

— Весь груз у нас на борту!..

— Все в шлюпки!

Команда «Странника» была посажена в шлюпки, а сам корабль довольно быстро погружался в воду.

— Всем вернуться на фрегат! — Сирена проворно перепрыгнула расширяющееся пространство между двумя кораблями. — Вот так, Ян. «Странник» теперь недолго продержится на плаву. Идем по ветру! Поторопитесь!

«Рана» продолжала держать курс на запад. Сирена стояла на носу корабля, одной рукой держась за леер, другой — за эфес сабли, и наблюдала за морем. Так как весь день ветер крепчал, волны становились все круче. Путь дальше на запад не будет легким, и, возможно, придется какое-то время держаться носом на волну, пока шторм утихнет.

Сирена первой увидела парус, а затем раздался крик матроса:

— Виден парус!

Она быстро повернулась к Калебу, стоявшему неподалеку.

— Иди вниз, братишка. Если это менеер ван дер Рис, то он не должен тебя видеть. И молю Бога, чтобы он не узнал свою робкую сеньориту.

Она поспешно нарумянила щеки и накрасила губы, надеясь, что новая внешность и костюм изменили ее до неузнаваемости. Калеб неохотно подчинился ее приказу.

— Подготовить орудия, но стрелять только по моему приказу! — крикнула Сирена Яну. — Идем прямо на них. Их судно также двигается прямо на нас, и если оно не изменит направления, то мы протараним его, как «Странника»!

Волосы ее развевались по ветру, а глаза сияли возбужденно. Когда она рассмотрела мужчину, стоявшего на носу приближавшегося корабля, победная улыбка заиграла на ее губах.

— Не бойся! — крикнула она побледневшему Яну. — Они уступят и свернут. А если нет, то я прикажу таранить. Так, они ослабили парус! Я вижу матросов на вантах. Они убирают парус. Это бриг, и он с полными трюмами. Через несколько минут мы поравняемся. Стрелять только по приказу!

— Да, капитана! — раздались ответные возгласы членов команды. Они теперь полностью доверяли ей и находились в радостном возбуждении после победы над «Странником».

— Хозяин стоит на носу корабля, капитана.

Корабли почти поравнялись. Риган ван дер Рис с изумлением смотрел на женщину, стоявшую на носу совершенно черного фрегата: ее рука покоилась на эфесе сабли, распущенные волосы развевались по ветру, а на губах играла победная улыбка. Вдруг он заметил быстро тонувшее судно позади фрегата. Холодным прищуренным взглядом голубых глаз смотрел он на полуодетую женщину, отвесившую ему насмешливый поклон, не выпуская при этом из рук абордажной сабли.

Риган видел перед собой не противника, а женщину. Слегка расставив длинные стройные ноги, она прочно стояла на палубе, одной рукой держась за леер, а другой — за эфес. На предплечье ее левой руки он заметил полузатянувшийся свежий шрам. Чувственные яркие губы пиратки растянулись в торжествующей улыбке, обнажая ровные белые зубы. Как загипнотизированный, Риган смотрел на нее, даже не стараясь побороть или скрыть свое изумление.

— Трофеи достаются победителю, капитан! — перекрывая ветер, прокричала красотка.

— Только потому, что я позволил это! — крикнул он в ответ.

Она засмеялась. Веселый мелодичный смех опять разнесся над волнами. От этого смеха у Калеба мурашки разбегались по коже.

— До скорой встречи, морская тигрица!

— Да уж, не сомневайся, мы непременно встретимся снова! И не один раз! — крикнула в ответ Сирена. Гибко изогнувшись, она смотрела вслед кораблю, который прошел мимо фрегата в направлении тонущего «Странника».

— Женщина-пират! — изумленно ахнула команда ван дер Риса.

— Она одержала верх над «Титой» и разоружила ее!

— И, несомненно, захватила добычу!

«Да, — улыбнулся Риган, все еще думая о ее сногсшибательной фигуре, длинных ногах и лице мстительницы. — Не женщина, а злой ангел!» Несомненно, он мог бы дать бортовой залп по фрегату и, продырявив его, потопил бы, уничтожив всю команду. Но голландец был в благодушном настроении.

Черт с лицом ангела! Напряжение в бедрах спало, нижние части тела расслабились.

— Укоротить паруса! — приказал Риган, когда «Ява Куин» быстро приближалась к тонущему судну. — Всем наверх! Держитесь! Сейчас будет сильный удар! — закричал он первому помощнику, стоявшему у штурвала.

Два судна с силой столкнулись. Ван дер Рис понимал, как опасно находиться сейчас на полузатонувшем корабле, но, быстро перебросив швартовы, он перескочил на «Титу» и помчался на ют, где должны были остаться инициалы его пропавшего сына. Воспоминания о том, как они вырезали эти буквы, и смехе малыша затуманили его взор слезами.

Но даже без этих инициалов Ригану не нужны были доказательства, чтобы узнать знакомый старый корабль, построенный по проекту отца. Это судно было как пропавший без вести старый друг, а теперь, к тому же, умирающий. Не став дольше задерживаться, ван дер Рис вернулся на «Яву Куин» и приказал матросам убрать швартовы с «Титы».

Теперь она действительно мертва. По крайней мере, очень скоро этот корабль исчезнет с поверхности моря. Ригану хотелось, чтобы воспоминания, всколыхнувшиеся в нем, также оказались похороненными на дне его души.

* * *

Сирена приняла штурвал из вспотевших рук Яна, и он с благодарностью взглянул на нее. «Откуда капитана берет силы, чтобы управлять кораблем в шторм? — задался он вопросом. — Ведь как бы то ни было, она всего лишь женщина…»

Когда голландец спустился вниз, к ней на мостик пришел Калеб.

— Братишка, ступай помогать команде обеспечивать безопасность корабля. А потом приходи сюда, чтобы подменять меня время от времени, когда я устану. Скажи матросам чтобы оставались внизу. Я не хочу, чтобы кого-нибудь смыло за борт, — она вымученно улыбнулась, — скажи им: я лично даю гарантию, что они прибудут в порт целыми и невредимыми.

— Хорошо, Сирена. Я все им передам! — прокричал Калеб, пытаясь перекрыть шум бушующего моря.

* * *

Ветер продолжал свирепо завывать, и Сирена управляла фрегатом под укороченными парусами. Она старалась по возможности держать нос корабля по ветру, не уступая шторму, но гигантские волны, напоминающие бурлящие, вспенившиеся валы, катились с запада на фрегат. Мощные брызги летели в лицо Сирены, когда она боролась со штурвалом.

Опасная ситуация требовала сосредоточения всего ее внимания. Руки ее вцепились в штурвал, который был одного с ней роста.

Сверкнула молния, осветив темные облака, бегущие по небу. Дождь еще не начал лить, но приближался. Сирена знала, что штормовой ливень ничуть не меньший враг, чем свирепый ветер. Она слышала рассказы о кормчих, которые утонули, когда стояли у штурвала во время ливня, хотя, казалось, никакой особой опасности на палубе не было. Безжалостный дождь способен довести человека до изнурения, забирая все жизненные силы капля за каплей, словно вампир, сосущий кровь. Человек может задохнуться, так как вода проникает в ноздри, а затем в горло. Дождь способен оторвать кормчего от руля, а ветер, закружив корабль, приведет к гибели.

Опасаясь самого худшего, Сирена схватила длинный кусок парусины и привязала себя к штурвалу. Теперь если она умрет, то умрет на посту, а ее команда будет знать, что она сделала все для спасения матросов.

Минуты казались часами, а часы — вечностью. Шторм разбушевался в полную силу. Привязанная к штурвалу и ослепленная жутким ливнем, Сирена вела корабль интуитивно. Тело ее было все в ссадинах, мокрые волосы хлестали по лицу, обвились вокруг шеи и сжимали ее, словно давящие пальцы. Когда физические силы начинали покидать девушку, железная решимость выжить становилась ее главной целью.

Внезапно Сирену охватило чувство собственной значимости: женщина в одиночку сражается со стихией, разбушевавшейся вокруг и стремящейся погубить все и вся. И в этот момент она осознала, что победит. Она была завоевательницей, победительницей, хозяйкой моря. Она непобедима. Она выживет, несмотря ни на что. Никто и ничто не одолеет ее: ни дождь, ни шторм, ни море, ни Дик Блэкхарт, ни Крюк.

Новые, откуда-то взявшиеся силы наполнили ее, когда она подумала о Блэкхарте и его команде. Раскаты грома превратились в стрельбу пиратских аркебуз, нацеленных на «Рану», вспышки молний — в удары шпаг, проливной дождь, хлещущий по телу — в грубые, жесткие руки пиратов. Беспощадные и свирепые животные срывали с нее одежду, терзали, рвали ее плоть, оскверняя, лишая достоинства. Стонущее завывание ветра превратилось в отчаянные крики Исабель. Черные, нависшие низко тучи стали тяжелыми тушами насильников, издевавшихся над нею и ее сестрой.

Сирена закусила губы от боли и злобы и почувствовала вкус собственной крови. Она подумала о другой крови, которую пролила здесь, на палубе «Раны», — о крови ее девственности.

Волны поднимали корабль, и мачты стонали от веса промокшей оснастки. Ритмично, словно грубые движения ее насильников, «Рана» поднималась и падала, двигаясь по бурному, разбушевавшемуся морю. Слезы Сирены смешались с дождем, но это не были слезы поверженного человека. Это были очищающие слезы, рожденные чувством неукротимости. Она, женщина, вела фрегат по горбатым гребням волн: корабль то поднимало круто вверх, то отвесно швыряло вниз. И каждый раз, когда «Рана» оказывалась на гребне, Сирена ощущаларадость и чувствовала себя непобедимой.

* * *

Калеб выбрался на палубу, чтобы посмотреть, как дела у Сирены. Команда, состоявшая из опытных моряков, выражала сомнение, что женщине, хоть и капитане, хватит сил вести корабль в такой шторм. Среди сомневающихся самым ярым был Вуутер. И только беззубый старый Якоб выражал полную уверенность, говоря:

— Она не просто женщина! Ей помогает сам дьявол. Она сказала, что приведет корабль в порт, — и сделает это. Или назовите меня сыном сухопутной крысы!

Ветер бросил Калеба на бизань-мачту, и лишь цепляясь за канаты он добрался до мостика, где увидел Сирену, привязанную к штурвалу, всю продрогшую, мокрую, со спутавшимися волосами.

— Я пришел помочь! — закричал Калеб.

Сирена согласно кивнула головой, не отрывая взгляда от бушующего моря. Протиснувшись между сестрой и колесом, он привязал себя к нему и взялся за штурвал.

— Держи крепко, Калеб! Направляй судно прямо навстречу волнам. Малейшая ошибка с твоей стороны может привести корабль к гибели. Не поворачивай судно бортом к волнам, иначе нам конец.

Внезапно на фрегат обрушились тонны воды, угрожая расплющить «Рану».

— Держи штурвал ровно, Калеб. Ты сможешь?

— Да, Сирена, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы. Он сможет держать штурвал. Несмотря ни на что, он сможет! Пусть даже погибнет! Как смогла она, женщина, вести корабль без отдыха три часа? Он простоял всего несколько минут, а руки его невыносимо болели, отказываясь повиноваться.

* * *

Поддерживаемый Сиреной, Калеб уже час вел фрегат. Сестра так и осталась привязанной к штурвалу, помогая мальчику советами.

— Мы уходим от шторма. Впереди — спокойные воды! — радостно воскликнула она. — Я говорила, что не надо бояться!

Юнга разминал занемевшие руки и делал героические усилия, стараясь улыбнуться.

— Ты молодец, братишка! — счастливо засмеялась Сирена. — Отлично справился со штурвалом!

Обрадованный ее похвалой Калеб спустился вниз, чтобы рассказать команде, как отважно капитана вела корабль. Матросы в изумлении слушали рассказ мальчика, восторгаясь и благоговея, — все, за исключением Вуутера, который все это время хранил молчание, обуреваемый желанием овладеть этой ведьмой, под чье командование угодил служить.

* * *

Днем позже Сирена уже направляла фрегат в Зондский пролив, а через час прошла между дымящимися вулканами.

Измученная, она размышляла о своем первом морском путешествии в качестве капитана корабля. У нее все отлично получилось! В этом можно было не сомневаться. У команды уже не возникнет опасений на ее счет, когда в следующий раз они снова отправятся в море. Мысли ее переключились на собственного мужа. Она вспомнила, как он стоял на носу своего корабля, цепко держась за леер, так же, как и она на своей «Ране». А когда Риган заулыбался, сердце ее бешено забилось. С самого первого момента, как только она увидела его, Сирена испытала странное волнение. Как он был красив на фоне моря и парусов — высокий, стройный, с золотыми волосами, а его голубые глаза темнели и… Ей показалось, что он восхищался ею, как будто бы в тот момент она была для него желанна… Сирена погрузилась в размышления и вдруг моментально погрустнела. Если бы он узнал, что ее изнасиловали пираты Дика Блэкхарта? И что женщиной, с которой он был предварительно обручен, была Исабель, ее погибшая сестра? Что он сказал бы? Что бы тогда подумал?

* * *

Вуутер стоял на носу корабля и наблюдал, как на берегу Сирена садилась на лошадь, подведенную к ней мальчиком. Огромные руки моряка поглаживали собственные бедра, когда он внимательно следил, как трое всадников: капитана, Калеб и Ян — скрылись в джунглях.

Старый Якоб, наблюдавший за Вуутером, вспомнил, что сказал ему Ян в самый первый день на борту корабля:

— Не своди глаз с этого похотливого ублюдка. Он не должен приближаться к капитане!

— Он никогда не приблизится! — поклялся старик.

Глава 11

Усталые, но радостные Сирена и Калеб соскочили с лошадей и передали поводья Яну Ферхооку, который, в свою очередь, пожелал им спокойной ночи и скрылся в зарослях кустарника, направляясь на запад. Ему было приказано вернуться с командой в деревню и ждать там дальнейших указаний. А добычу лучше спрятать пока в джунглях или оставить временно на корабле, чтобы другие жители деревни ничего не заподозрили.

Оставшееся до дома расстояние брат с сестрой прошли пешком: сначала по плантации мускатного ореха, а затем через сад позади дома. Была темная ночь, и Сирена не сомневалась, что их никто не заметил. Через несколько минут молодые люди взобрались по решетке на второй этаж и очутились в комнате. Тарелки с едой, принесенные за эти пять дней срок, стояли у двери.

Надо сказать Джулии, чтобы она потихоньку и незаметно убрала всю эту посуду с пищей. Что ж, она молодчина, все сделала как надо… и ей можно доверять!

— Вот фрау Хольц обрадуется, когда увидит нас вдруг после столь долгого «уединения»! — засмеялась Сирена. Она порывисто обняла и прижала мальчика к груди.

— У нас получилось, Калеб!

Он тоже засмеялся.

— Интересно, что думает о тебе команда? Ведь только Яну известно, кто ты есть на самом деле.

— Я расскажу им все, когда сочту это необходимым. Хотя они сами все узнают, так как я намерена часто выходить в море, пока не погублю окончательно Ригана ван дер Риса и не найду того изверга с крюком, который истязал Исабель… Живого или мертвого, но я разыщу его!

Калеб устало направился к себе в комнату, которая находилась неподалеку от апартаментов сестры.

— Спокойной ночи, Сирена. Хорошего тебе отдыха.

Прежде чем лечь спать, она собрала все тарелки с едой и спрятала их в чулане. Джулия потом сможет убрать все это, унеся на кухню.

Только Сирена уснула, как первые лучи солнца разбудили ее (она забыла ночью зашторить окна). Через некоторое время раздался стук в дверь. Это означало, что принесли завтрак.

Соскочив с постели, отдохнувшая и счастливая Сирена удивила фрау Хольц тем, что отодвинула задвижку и открыла дверь.

Старая женщина недоверчиво смотрела на нее. Эти испанцы могут по пять дней находится в заточении по собственной воле, поминая умерших родственников.

Экономка вручила хозяйке письмо, скрепленное печатью с изображением испанской короны. Сеньорита вскрыла конверт и опять направилась в постель. Фрау Хольц последовала за ней, неся поднос с завтраком. Сирена резко обернулась, чуть не перевернув поднос.

— Сегодня я обедаю у сеньора Альвареса, — заявила она.

Удивленная экономка оставила поднос на прикроватном столике и покинула комнату.

— Калеб! Калеб! Иди сюда! — позвала Сирена, и через минуту на пороге появился заспанный мальчик в ночной рубашке. — Меня днем не будет дома. Я хочу, чтобы в это время ты занялся изучением карт: обращай серьезное внимание на рифы и пороги в устье реки Смерти, — она вытащила карты из чулана, где спрятала их после возвращения с «Раны». — Когда-нибудь ты сам сможешь провести корабль по реке. Также изучай западный мыс Явы и Зондский пролив, — затем она вдруг сменила тему разговора: — Калеб, что ты думаешь о доне Цезаре Альваресе? Ты часто встречал его здесь во время приемов.

Мальчик открыл было рот, чтобы ответить, но Сирена продолжала:

— Я нахожу его галантным и очаровательным. Все испанцы — джентльмены, не то что эти грубые голландцы. Он держится так величественно… не шаркает и не топает ногами при ходьбе. Он не похож на Ри… Я нахожу сеньора Альвареса очень привлекательным.

— Да, Сирена, он привлекателен.

Калеб ни за что не признался бы, что предпочитает Ригана. Это правда, что голландская речь кажется отрывистой и грубоватой. Но Цезарь Альварес с этой его надушенной заостренной бородкой и усами напоминал дьявола. Калебу больше нравились открытые лица. Что прячет испанец за своей бородкой? Возможно, слабо развитый подбородок, лишающий его лицо мужественности.

Сирена собрала карты и вручила их мальчику.

— Забери это в свою комнату и смотри, чтобы никто не увидел их у тебя. Запомни, Калеб: может быть, когда-нибудь твои знания навигации спасут нам жизнь.

После этого мрачного наставления мальчик покинул комнату сестры, а та, проводив его, занялась своим туалетом.

* * *

Сирена удобно расположилась в мягком кресле, стоявшем в библиотеке Цезаря Альвареса. В руке у нее был серебряный бокал с вином.

— Позвольте мне заметить, как вы красивы, моя дорогая Сирена.

— Я позволяю, — спокойно и насмешливо ответила она.

Его черные глава смеялись в ответ. Цезарь поглаживал свою острую бородку, а Сирена разглядывала костюм испанца, который мало было назвать элегантным — он был просто королевский. Девушка была восхищена: какой все-таки этот Цезарь… красавец!

— Меня сейчас веселит то, что я вижу свое отражение в ваших сапогах, — заметила она.

Альварес улыбался, осознавая, что нравится ей. И это было приятно, так как и сама Сирена была головокружительно красива. «Да, — подумал он, — эти тевтонские дикари не способны оценить такую женщину. Им могут нравиться только похотливые нордические коровы с бледной, как рыбье брюхо, кожей. Но Сирена, с ее темными волосами и страстной натурой, способна захватить воображение настоящего мужчины, заставив его достичь небывалых высот страсти». Он наблюдал за ней, изучал ее и был уверен, что за холодной, сдержанной маской, за хорошими манерами и воспитанием скрывалась темпераментная, буйная натура, способная на изощренную жестокость. И эта ее воображаемая им жестокость возбуждала его страсть.

— Как дела у Ригана? Ручаюсь, он, как всегда, занят.

— Если быть честной, то я не знаю, — ответила Сирена, не спеша потягивая вино. — Он отсутствовал эти пять дней… а где он был, я не знаю. Но почему вы спрашиваете об этом, дон Цезарь?

Она вслушивалась в голос собеседника, который, казалось, исходил из самой глубины его груди. Но, кроме глубины, он обладал убаюкивающим, успокаивающим свойством. Даже за короткое время обеда Сирена почувствовала себя так, словно была дома, в Испании. Легкость, изысканность, мягкая напевность родного языка утихомирили ее напряженные нервы.

— У вас такое прекрасное имя — Сирена! Оно соотносится с чем-то нежным, экзотическим, как лепестки редких цветов, расправленные крылья птиц, легкое парение облака…

— Как вы галантны, сеньор Альварес! Но… вы должны помнить, что я в трауре. Мой отец, мой дядя… И я теперь являюсь мефрау ван дер Рис, — мягко заметила она и постаралась представить, что бы сказал Риган о ее имени. Возможно, он бы предположил, что такое имя больше подошло бы ощипанному петуху. Но Ригана здесь не было, а Цезарь находился рядом.

— Сирена, я не просто так пригласил вас, у меня была особая причина. И я намерен сейчас поговорить с вами об этом. Вы родились испанкой, дорогая, и всегда останетесь ею. Я в этом не сомневаюсь. Из-за того, что вы вышли замуж за голландца, ведь ничего не изменилось, не так ли? Ваш отец был преданным испанцем, и вы, как его дочь, надеюсь, тоже. Глупый вопрос, но я бы хотел услышать от вас самой…

— Ну… да, — заикаясь ответила Сирена, не понимая, куда он клонит. Чего добивается этот человек?

— Мне нужна ваша помощь как… союзницы… Мне кажется, что мы могли бы заключить своего рода сделку, выгодную нам обоим.

— Продолжайте, дон Цезарь.

— Прежде чем я продолжу, позвольте мне сказать вам, что я никогда не пригласил бы вас сюда и не предложил бы этого союза, если бы не был знаком с ситуацией, сложившейся в вашем доме. Я имею в виду, — поторопился объяснить он, — то, что ваш брак устроен не по вашей воле, а по родительской. Риган не хотел его, как, должно быть, не хотели и вы. Мне рассказали, что у каждого из вас отдельные апартаменты, а ваш муж продолжает свои любовные связи… Так говорят слуги, — объяснил он. — Как я понимаю — и надеюсь, что не ошибаюсь, — вы не испытываете любви к этому человеку. Если бы это было не так, он бы не волочился за каждой проституткой от Явы до Суматры.

— Боже мой! — пробормотала Сирена.

«Понимает ли этот человек, о чем он говорит? Может, он хочет предложить свои услуги и избавить меня от девственности?» Эта мысль была так нелепа, что вызвала у нее невольную улыбку, которую Цезарь воспринял за благосклонное отношение к его словам и продолжил:

— Именно сейчас, дорогая, я нахожусь в затруднительном положении. Как вам известно, я отвечаю за судоходство на островах и представляю интересы Испании — так же, как Риган представляет интересы Голландии. За последние несколько лет голландцы достигли больших успехов в торговле. Мне необходимо превзойти их, тогда я с честью вернусь в Испанию. Мне так хотелось бы вернуться героем! Тем более, что я намерен вернуться на родину в ближайшее время: эта жизнь на острове начинает утомлять меня, я мечтаю о жизни при мадридском дворе. Но, к сожалению, моя деятельность здесь оказалась не достаточно успешной, и если бы вы… Риган и я… мы немного соперники. Хотя мы и общаемся, но порой я ставлю подножку ему, иногда — он мне. Я хочу сказать, — он расправил плечи, — если бы вы смогли время от времени информировать меня кое о чем, например, о времени отправления кораблей, их маршрутах…

Сирена откинулась в кресле поудобнее и слушала мягкий, певучий голос испанца. Что-то не нравилось ей в услышанном. И дело не в том, что Альварес и Риган были конкурентами (это ее совсем не удивило), и не в том, что они старались обойти один другого. Что-то другое рассердило ее… и она едва сдерживала себя.

* * *

По возвращении домой, переодевшись в халат, Сирена поспешила в комнату Калеба. Минуту она наблюдала, как мальчик писал что-то на грифельной доске; он так был поглощен своим занятием, что не слышал, как она вошла в комнату. Пришлось дважды окликнуть его, прежде чем он поднял голову.

— Братишка, я хочу, чтобы ты пошел на пристань и разузнал, когда отправляется следующий корабль сеньора Альвареса. Запоминай любую информацию, которая может оказаться ценной для нас. Я решила, — холодно сказала она, — что мы выйдем в море и уничтожим его корабль так же, как и судно голландца.

— Но почему вдруг ты так решила? — недоуменно спросил он.

— Имеются кое-какие причины. Но пока тебя это не касается, братишка. Возможно, от рыбаков или от детей ты узнаешь то, что мы не сможем узнать нигде. Скоро ужин, поэтому поторопись.

Калеб посмотрел в ее зеленые глаза, и холодок пробежал по его спине. Он не видел такого выражения на лице Сирены с тех пор, как произошло нападение пиратов на «Рану». Она запрещала ему вспоминать о тех днях. Однако мальчику хотелось знать, что могло ее так взволновать.

— Хорошо, Сирена. А что если я встречу менеера ван дер Риса? Что я скажу ему, если он услышит, как я интересуюсь испанцем?

— Ты скажешь, что, заметив мою заинтересованность Цезарем, ты решил побольше узнать о нем самом и его кораблях. Пусть менеер верит, что ты на его стороне и хочешь помешать дружбе между испанцем и мною, — засмеялась она.

Недавний разговор с Цезарем и смутил, и разозлил ее. Неужели Риган действительно всем говорит, что не доволен их браком? Но даже если и так, все равно Цезарь слишком уж самоуверен, чтобы повторять ей все сплетни и домыслы! А все его разговоры о преданности родине, о необходимости организовать союз… Все это он говорил для того, чтобы сделать из нее тайного шпиона! Он хочет просто использовать ее! А Сирена поклялась, что такого никогда больше не будет. Она никогда больше не отдаст себя в руки мужчины, пожелавшего эксплуатировать ее тело ли, ум ли — неважно что! Цезарь хотел сделать ее своим орудием, орудием для достижения собственных целей. Ну что ж, когда-нибудь он узнает, что ее сладкая улыбка и вежливое обхождение были сплошным обманом.

— Это имеет какое-нибудь отношение к… «коварным женщинам»?

Глаза Сирены сверкнули, и она, утвердительно кивнув, бросила Калебу небольшой кошелек с монетами.

— Если понадобится, используй это, чтобы развязать языки. Я сейчас заберу у тебя карты, а завтра мы поработаем над ними вместе. Калеб, ты разговаривал с Риганом сегодня, после того как он вернулся?

— Я встретил его в коридоре, и он был в таком мрачном настроении, что только кивнул мне. Я много времени провел в библиотеке, надеясь подслушать что-нибудь интересное, но в дом никто не приходил. Я слышал, как недавно он позвал фрау Хольц. Кажется, она рассказала ему что-то не совсем приятное. Слов я не смог разобрать, но понял, что он был очень сердит.

Глаза Сирены потемнели и задумчиво уставились куда-то вдаль. Ей было хорошо известно, что именно рассердило Ригана. Внезапно она улыбнулась, но мальчику от этого стало еще больше не по себе. Ему не понравились ни выражение ее глаз, ни улыбка. Вдруг он подумал об испанце: что заставило Сирену так изменить отношение к нему? Что бы там ни было, но она, как видно, не собиралась довериться своему братишке. Но и без этого уже столько вещей озадачивало Калеба, что голова его была подобна улью. Ему было трудно запомнить, что он должен говорить и чего не должен. Если бы можно было уйти в море и не думать обо всем этом! Что это за слово, которое он услышал от Сирены? «Интрига»! «Интрига» и «коварные женщины»…

— Поспеши, Калеб. Когда вернешься, сразу же приходи ко мне, и мы поужинаем вместе. Я намерена объявить фрау Хольц, что у меня ужасная головная боль и потому я не смогу ужинать внизу с Риганом. Как только вернешься — сразу ко мне.

Войдя к себе в комнату, Сирена позвонила в колокольчик и, вызвав Джулию, приказала накрыть ужин у нее в комнате.

— Я чувствую, что заболеваю, — объяснила она, заметив удивление на лице Джулии. — Мы, испанцы, так этому подвержены. Мне не хотелось бы никого заразить. Если выяснится, что я действительно заболела, то это довольно серьезно. Возможно, будет лучше, если ты будешь стучать и оставлять еду за дверью, как делала это в последние дни. Если пища так и останется нетронутой, то на следующий день забирай тарелки на кухню, чтобы они не скапливались. Ты поняла, Джулия?

Девушка кивнула. Сирена прижала руку к виску и, приняв страдальческое выражение, сказала:

— Я чувствую себя очень больной. Лучше будет, если ты поторопишься.

* * *

Калеб вернулся в комнату Сирены как раз перед ужином.

— В чем дело? Что произошло? — взволнованно спросила она.

Мальчик не находил слов.

— В порту ни о чем другом не говорят, как только о женщине, потопившей «Странника». Всем известно, что Риган хотел заполучить этот корабль. Люди говорят, что ведьму с черного фрегата вряд ли интересовал груз, она хотела только потопить корабль. Ван дер Рис в гневе. А испанец улыбается и говорит, что у голландцев началась полоса невезения. Старые рыбаки считают, что черный корабль с черными парусами — какая-то дьявольщина! Моряки Ригана рассказывают всем, что после того, как они подобрали команду затопленного «Странника», сразу бросились в погоню за черным кораблем. И как будто бы уже нагоняли: заметили верхушку паруса. Но вдруг преследуемый фрегат как сквозь толщу моря провалился. Они говорят, что женщина на черном корабле — мстящий ангел.

— Провалился сквозь толщу моря? Вот как? — весело воскликнула Сирена. — Должно быть, в тот момент мы вошли в устье реки!

— Капитан Клосс похваляется, что Риган мог бы потопить и разоружить нас в считанные минуты, но он не захотел. Говорят, что он пребывал в благодушном настроении и был сражен твоей красотой.

— Неправда! — возмутилась Сирена. — Ван дер Рис говорит так, чтобы спасти свою репутацию. О чем еще слышно?

— Испанец отправил два корабля в море. Они вышли из порта менее часа назад и направляются в Кейптаун. Оба судна — с полными трюмами. Второй корабль идет в сопровождении охраняющего его эскорта.

— Что он везет?

— Шелк и гвоздику. Дорогой товар, особенно в это время года.

— А Риган? О нем ты ничего не слышал?

— «Ява Куин» уходит завтра утром, на рассвете, и тоже будет полностью загружена корицей, мускатным орехом и гвоздикой.

— Куда направляется?

— Прямо на Амстердам, с остановкой на острове Энгано, недалеко от Суматры, где Риган оставит судно и вернется домой на рыбацкой шлюпке. Он хочет вывести «Яву Куин» из вод, в которых хозяйничает женщина-пират. И я слышал, как Риган говорил, что назад этот корабль пойдет пустым.

Сирена быстро достала из чулана карты и схемы.

— Если прилив будет хорошим, то мы сможем выйти из бухты через два часа. «Рана» легка и быстроходна. Мы догоним корабли испанца: с тяжелым грузом они далеко не уйдут от Зондского пролива. На этот раз мы пойдем на запад, братишка. А после того, как атакуем и разоружим испанские корабли, мы повернем назад и по пути домой нападем на голландца. У нас очень плотное расписание, но если ветер будет благоприятствовать нам, то мы все успеем.

Раздался стук в дверь. Сирена быстро спрятала карты под кровать.

— Кто там? — спросила она.

— Ваш ужин, — ответила за дверью фрау Хольц.

— Очень хорошо. Оставьте его. Если я захочу есть, то сама возьму. А сейчас оставьте меня, так как я чувствую себя больной.

— Хорошо, мефрау.

За дверью послышался громкий стук подноса и бормотание. Сирена улыбнулась Калебу, который едва сдерживал смех. Одна только мысль о том, что они скоро выйдут в море, делала его счастливым.

Неожиданно девушка подошла к двери и отомкнула ее.

— Фрау Хольц, — оказала она, поднеся руку ко лбу, с болезненным выражением на лице.

— Да, мефрау, — экономка выпрямилась, поставив на пол тяжелый поднос с ужином.

— Я сейчас переговорила со своим братом, и мы решили, что опять уйдем в добровольное заточение. Мы будем поститься, поэтому нет необходимости приносить еду. Я думаю, пост поможет мне справиться с болезнью, обрушившейся на меня. Мой брат позаботится обо мне. Не волнуйтесь о моем здоровье. Это и раньше случалось со мной, но несколько дней поста излечивали меня. А еще я хочу вас поблагодарить за эту прекрасную задвижку, которую установили на моей двери. Помните, что если вы будете стучать, то ответа не получите. Уходя в уединение, мы не разговариваем. Мы только молимся. Вы меня поняли, фрау Хольц?

— Да, мефррау, — ответила экономка, но выражение ее лица говорило о том, что она не поняла и никогда этого не поймет.

— Сейчас мы поужинаем. Эта еда подкрепит нас до конца поста. Да благословит вас Бог! — Сирена томно вздохнула.

Фрау Хольц вскинула голову, повернулась и быстро удалилась.

— Какие-то языческие обычаи! — бормотала она, направляясь на кухню. — А почему, собственно, меня должно это волновать? Что касается меня, то пусть мефрау уединяется хоть на месяц, а вся комната ее пусть пропылится и покроется плесенью! Если менееру все равно, то почему это должно волновать меня? Какой странный брак! Никогда в жизни не доводилось даже слышать о подобном!

Когда экономка вошла на кухню, то язык у нее так и чесался — хотелось обо всем рассказать поварихе. Но фрау Хольц сдержалась, так как никогда не сплетничала о хозяевах. «Я должна рассказать обо всем менееру!» — подумала она, не в силах носить это все в себе. Только Богу известно, что он скажет, когда услышит!

Экономка вошла в апартаменты на первом этаже, занимаемые Риганом, и неуверенно заговорила:

— Мефрау… опять ушла… в уединение. Она не будет есть и закрыла дверь на задвижку. Мефрау сказала, что не будет отвечать на стук. Ей позволено так делать?

— Позволено ли ей так делать? — повторил Риган. — Конечно, позволено! У испанцев все не так, как у нас. Если мефрау хочется оставаться в своей комнате и молиться, пусть так и делает. В чем тут проблема, фрау Хольц?

— Ну… я… я… только думала, что вы должны…

— Знать, что происходит? — холодно заметил он. — Дорогая фрау Хольц, все это будет означать только то, что у слуг будет меньше работы. Вы должны считаться с желаниями моей жены и оставить ее с братом в покое. Если мы с вами не верим в Бога так же, как они, это не значит, что мы не должны уважать их религиозные обряды. Я больше не желаю слышать об этом ни слова!

— Но, менеер, для чего эта задвижка на двери?

— Возможно, мефрау боится вас, фрау Хольц. И это ее способ держаться от вас подальше. Вам такая мысль не приходила в голову? — решил он поддразнить экономку.

— Ну… я…

— Вас не должны волновать поступки моей жены. Вам это ясно? — произнес Риган невозмутимым тоном.

— Да, я прекрасно все поняла. Благодарю вас, менеер.

Он смотрел вслед экономке, и на лице его блуждала улыбка. По всему было видно, что фрау Хольц рассердилась. Пожалуй, это ей пойдет только на пользу. Эта дама слишком долго полновластно управляла его домом и потому ведет себя словно вдовствующая королева.

Но затем ему в голову пришла другая мысль. От кого Сирена закрывает дверь: от фрау Хольц или от него самого? Если от него, то ей нет нужды опасаться: его в океане ждет другая рыбка. Он будет благодушен и позволит мефрау ван дер Рис посвятить себя молитвам. Пусть заодно помолится и о его душе и попросит у Бога удачи для мужа в море.

Сердце его учащенно забилось. Увидит ли он вновь морскую ведьму? Что он будет делать, если она атакует его корабль? Ему никогда в жизни не приходилось видеть более прекрасной женщины. С тех пор как он увидел ее, образ пиратки преследовал Ригана. У него перехватило дыхание, когда он представил эту красотку в своей постели. А он не сомневался, что когда-нибудь она там будет!

Глава 12

Калеб внимательно наблюдал за тем, как Сирена вела фрегат по реке.

— Через несколько минут прилив закончится и начнется отлив. Ты успеешь? — взволнованно спросил он.

— Не бойся, братишка, «Рана» благополучно достигнет открытых вод. Однако меня беспокоит «красная сестра», как это называют здесь. Ты заметил, как потеплела вдруг вода вокруг корабля… а этот красный туман, наползающий с востока и поднимающийся до самого верхнего паруса! Видишь, он расстелился по всему устью реки?

— Да, я слышал, как матросы говорили, что это сделает проход по реке вдвойне опасным.

Сирена засмеялась. Смех ее долетел до зубчатых скал и красных холмиков вулканов и откликнулся эхом.

— Я все предусмотрела, не бойся. Туман скоро рассеется.

Мальчик сжимал и разжимал кулаки, наблюдая, как она медленно, но уверенно вела корабль. Команда на палубе выражала опасение так же, как и он сам. Но, глядя в лицо сестры, Калеб вновь становился спокойным и уверенным. Если она сказала, что они благополучно достигнут открытых вод, значит, так и будет. Она еще ни разу не ошиблась.

Сирена взглянула в расширившиеся от волнения глаза мальчика, и в ней опять возникло такое чувство, что она уже видела Калеба раньше, в прошлом, задолго до того, как он попал юнгой на ее корабль. Даже его походка казалась ей знакомой. И эти выразительные глаза казались до жути знакомыми.

— Калеб, ты когда-нибудь раньше был в Испании? — спросила она, поддавшись порыву.

— Я был только в Кадисе, Сирена. А что?

— Просто ты кажешься мне таким знакомым, как будто ты похож на кого-то… Как будто я видела тебя раньше, но не в Кадисе, потому что дом моего отца был в Севилье.

— Я только раз был в Испании. Мы стояли в Кадисе, когда твой дядя забрал меня с «Лорда Рейли», увидев, как меня там били плетьми. Он убедил меня уйти с английского корабля и поступить юнгой к вам во флот. До этого я никогда не был в Испании, хотя научился неплохо говорить по-испански от Карлоса, кока на «Рейли».

Калеб улыбнулся своим воспоминаниям, а затем откинул голову и засмеялся, но тут же, вдруг спохватившись, озабочено спросил:

— Ты чем-то обеспокоена, Сирена? Я никогда не видел тебя раньше в таком настроении. Во мне есть что-то не понятное для тебя?

Она вздрогнула. Смех! Она прежде не слышала, чтобы Калеб смеялся именно так. Эта манера откидывать голову и само звучание смеха напоминали ей кого-то… Захотелось протянуть руку и дотронуться до мальчика, словно таким образом можно было найти разгадку, но она заставила себя отвести взгляд от ребенка и стала смотреть на медленно оседающий туман.

— Впереди открытое море! — закричала Сирена команде, стоявшей на палубе. — Не теряем ни минуты! Поднять паруса!

Калеб облегченно вздохнул. Миновав узкий проход между порогов в устье реки, Сирена тоже облегченно вздохнула.

Команда закричала в восторге и восхищении, а Ян поднялся к ней на мостик, чтобы поговорить.

— Команда довольна? — спросила Сирена.

— Да, капитана. Добыча в прошлом рейсе была более чем достаточной. Этого им хватит надолго: матросы ведут простую жизнь, и им нужна только пища да немного эля время от времени. Этим людям хотелось почувствовать себя снова моряками, за исключением… Вуутера, — тихо произнес он. — Этот человек беспокоит меня. Он словно бы лишний на корабле. Хотя вроде бы такой же, как все мы: тоже голландец, и тоже был уволен, и ходил с нами на одном корабле… Я бы уволил его, но боюсь, что он начнет болтать языком.

— Он не доволен поделенной добычей?

— Да, так он говорит, но Мартин считает, что под словом «добыча» он имеет в виду совсем не товар… Он хочет тебя, капитана, — прямо высказался Ян. — Вся команда следит за ним, но он с каждым днем становится все агрессивнее.

— Я это заметила, Ян. У меня внутри все переворачивается, когда он попадается мне на глаза. В один прекрасный день…

Калеб побледнел, когда представил, что может произойти «в один прекрасный день».

— Ну ладно! Я уже говорила с командой вполне откровенно и не потерплю между нами каких-либо недоразумений!

— Да, капитана. Этого не произойдет. Матросы говорят, что вы лучший из всех известных им капитанов. То, что вы провели корабль мимо порогов, сделало вас в их глазах всемогущей!

Сирена, молча и напряженно глядя вперед, выслушала комплимент, а затем обернулась к Калебу.

— Иди отдохни, братишка. Скоро тебе пригодятся твои силы.

Она сжала штурвал. Ян с мальчиком ушли. Руки Сирены были влажными и липкими. Всегда, когда она вела корабль мимо порогов, ее охватывал страх, а сегодня особенно. Больше никогда она не станет выводить корабль так поздно. Никакого ее опыта не хватило бы, если бы начался отлив. Когда-нибудь, уходя от погони Ригана или Цезаря, она может столкнуться с тем, что устье реки окажется вдруг слишком мелким… Сирена отогнала от себя эту мысль. Сейчас ей необходимо решить задачу: сможет ли она атаковать и уничтожить оба испанских корабля? Ее беспокоило судно, идущее под охраной. Оставалось лишь молиться, чтобы поскорее наступила ночь.

* * *

Облака заволокли ночное небо.

«Прекрасно! — подумала Сирена. — Черный корабль в непроглядной ночной темноте. Если бы мы вышли немного раньше!.. Где сейчас испанские корабли?»

— Виден парус! — раздался приглушенный возглас сверху.

Сирена взяла подзорную трубу и посмотрела вперед. При тусклом свете луны, неожиданно выглянувшей сквозь разрыв в облаках, она разглядела эти паруса и быстро прикинула расстояние: хороших пять узлов! Опустив трубу, она увидела, что на мостике появился Калеб.

— Тише, братишка. Помни, что звук человеческого голоса над водой звучит как колокол. Бриг следует за вторым кораблем, а первый я что-то не вижу. Но это неважно. Мы нанесем удар по этим двум — и престиж Альвареса упадет так же, как паруса его кораблей! Но мы должны обстрелять оба судна одновременно. По одному выстрелу в борт каждого — и они сразу выйдут из строя. У нас будет время только на один выстрел, поэтому нам важно быть точными. Второго шанса у нас уже не будет. Моли Бога, чтобы луна не засветила ярче, пока мы не выстрелим. А теперь… ни единого слова, братишка!

Калеб кивнул и побежал стремглав передать команде распоряжения Сирены. Через минуту он опять был рядом с ней.

— По твоему счету «пять» мы стреляем, — тихо сообщил мальчик. — Не бойся, выстрелы будут точны. Все сейчас на юте.

Через несколько минут она шепотом отдала приказ Калебу, он передал Яну, а тот, в свою очередь, — канонирам. При счете «пять» ночной воздух сотрясли два взрыва, вызванные попаданием ядер точно в цель. Сирена приставила трубу к глазам и наблюдала, как люди с обстрелянных кораблей метались по палубе и падали в море. Отчаянные крики разносились в ночи над водной гладью.

Когда «Рана» приблизилась к подбитому кораблю, на небе выглянула луна. Охранявший это торговое судно бриг стоял рядом, кренясь на правый бок. Моряки цеплялись за реи, все еще не понимая, что произошло.

— Возьми штурвал, Калеб. Старайся не менять его положения.

Сирена пошла на нос корабля, держа в руке абордажную саблю.

— Сдавайтесь! — крикнула она высоким и чистым голосом. — И тогда не будет никакого кровопролития. Отвечайте, что сдаетесь! В таком случае вы сможете сесть в шлюпки!

— Это ведьма-пират! — крикнул кто-то. — Мы не будем сдаваться! Мы везем шелк в Испанию, на нашу родину!

— Вашей родине нужны продукты, а не шелк! — воскликнула Сирена. — Шелк обогащает только купцов! Я считаю до трех, и если вы не попросите пощады, то пойдете ко дну. Мы стреляем на счет «три»!

Тяжелая пушка выстрелила на счет «три».

— Дураки! — закричала пиратка. — Почему не послушались меня? Разве я вам не предлагала спастись? У вас был шанс сохранить жизни!

Подбитый корабль быстро шел ко дну. Сирена приказала канонирам дать залп еще и по шлюпкам. Теперь гордые купцы будут кормить акул! Моряки на бриге, посланном охранять только что затопленное торговое судно, закричали:

— Сдаемся! Сдаемся!

— Тогда быстрее! У вас в запасе всего несколько минут! — крикнула Сирена команде брига. Перегнувшись через борт, она громко спросила:

— Есть среди вас человек, у которого вместо руки крюк? Подумайте, прежде чем ответить. Иначе мы разнесем в щепки ваши шлюпки, а вы все пойдете ко дну на корм акулам.

— Человека с крюком вместо руки нет на борту нашего корабля, и, насколько нам известно, такого крюкастого не было и на затонувшем! — последовал несколько испуганный ответ капитана.

— Ты лжешь! — прошипела Сирена. — Показывайте все руки! Если я обнаружу, что вы солгали, всем обрежу языки!

— Такого человека нет среди нас! — храбро ответил капитан. — Даю вам слово, что человека с крюком нет на борту!

— Скажите, вы когда-нибудь слышали о таком человеке? Отвечайте, но помните о языке!

— Я слышал о таком человеке. Говорят, он убил жену голландца и, возможно, украл его сына. Это было несколько лет назад. С тех пор я лично ничего о нем не слышал, — ответил капитан брига и, уверенный теперь, что его язык останется на месте, храбро поинтересовался, почему она ищет этого человека.

— Это касается только меня, моряк! Если вам повезет и вы доберетесь до порта, расскажите там всем, что я, как и ван дер Рис, ищу человека с крюком и буду топить все корабли, пока не найду негодяя! Сколько бы он ни прятался, как корабельный червь, я доберусь до него. Или пусть его товарищи пришлют мне труп этого Крюка!

— А что если голландец найдет его первым? — окончательно осмелев, спросил капитан.

Сирена засмеялась — и словно звон колокольчика разлился над водой.

— Тогда я убью голландца и заберу у него его добычу. Человек с крюком принадлежит мне!

Приглушенные возгласы моряков говорили о том, что они верили каждому слову этой женщины.

— Я в хорошем настроении, поэтому отплывайте, пока я не передумала, как это часто бывает у женщин!

Дважды повторять не потребовалось. Матросы быстро спустили шлюпки на воду, поспешно сели в них и отплыли, не оглядываясь.

— Поднять паруса! Ложимся в дрейф! — отдал приказ Калеб, стоя у штурвала.

Улыбка заиграла на губах Сирены, а глаза весело сверкали.

— Думаю, эти шлюпки доберутся до порта. Представляю, какие рассказы матросы напридумывают. Несомненно, будут распространяться о том, как отважно они сражались, но судьба изначально уготовила победу морской ведьме!

Когда она вернулась к штурвалу, Калеб вопросительно взглянул на нее.

— Я не сомневаюсь, что их рассказ достигнет ушей Ригана, и тогда он узнает о моем намерении прочесывать эти воды, затопляя все корабли, пока не найду Крюка! А сеньор Альварес, — Сирена скривилась, — когда узнает, что потоплен его ценный груз вместе с охраной… Представляю, как он будет выдирать свою очаровательную ухоженную бородку!

Вообразив себе лицо Цезаря без бороды, со слабым трясущимся подбородком, Калеб смеялся до слез. Через несколько минут он осторожно спросил:

— А менеер?.. Ты собираешься атаковать и его?

— Конечно! — она заметила, как мальчик грустно улыбнулся и вспомнила, что он очень привязался к Ригану. — Голландец ждет нас, не так ли? Разве мы можем разочаровать его?! Но, возможно, мы уже проскочили Энгано. В такую темную ночь ничего не видно! Поэтому нам необходимо изменить курс и встретить менеера прежде, чем он достигнет острова. Я хочу атаковать «Яву Куин», пока главный представитель голландской Ост-Индской компании, ван дер Рис, находится на борту. И к тому же это его собственное судно, что особенно важно, а не обычный корабль, принадлежащий компании и снаряженный на родину. Так что, потопив «Яву Куин», мы испытаем двойное удовольствие!

Сирена обернулась, ища глазами первого помощника.

— Ян! — позвала она. — Стань у штурвала!

Затем она обратилась к Калебу:

— Если мы вдруг наткнемся на «Яву Куин», тебя не должны заметить. Что касается меня, то я немного отдохну здесь, на палубе. В каюте слишком душно!

Заметив проходившего мимо старого кока, Сирена спросила: — Как дела, Якоб?

— Хорошо, капитана. Примите мои комплименты по поводу вашего мастерства.

Сирена засмеялась:

— А ты прими мои комплименты по поводу твоей стряпни!

Беззубый нидерландец расхохотался от удовольствия, а затем заговорил серьезно:

— Капитана, несколько лет назад, я ходил на одном корабле с человеком, у которого был крюк вместо руки. Это негодяй и головорез, каких мало! Но кое-что тебе неизвестно, капитана. У него потом появилась «рука», изготовленная специально — на заказ — китайским мастером. Крюк находится в ножнах, в середине этой «руки». Когда он надевает перчатки, как это делают большинство моряков, защищая руки от жестких тросов и канатов, то никак не догадаться, что у него деревянная рука. Я знаю это, капитана, я видел это собственными глазами и решил рассказать, чтобы помочь в ваших поисках. Когда будете искать человека с крюком, убедитесь, что все без перчаток.

Сирена удивленно смотрела на беззубого старика.

— Спасибо тебе, Якоб, за то, что рассказал мне все это. Когда-нибудь я отблагодарю тебя!

— В этом нет необходимости. Вы уже исполнили самое заветное мое желание: я в море. Мне больше ничего не надо.

— Ты случайно… не знаешь, известно ли ван дер Рису об этой искусственной руке?

— Менеер ван дер Рис, возможно, не знает о «руке». Нападение на «Титу» произошло восемь лет назад, до того, как этот негодяй сделал себе фальшивую руку. Он редко показывает свой крюк. Если только он не начал ходить на пиратских кораблях, как раньше на торговых.

— Я рада, что ты рассказал мне это, Якоб.

— Пожалуйста, капитана.

Небо на востоке начало светлеть.

— Приготовь для команды легкий завтрак, а то с полными животами матросам трудно будет справиться с предстоящей задачей.

Сирена прилегла на палубе и задремала. Восходящее солнце ласково пригревало ее, а легкий ветерок приятно овевал. Чувство покоя и умиротворения охватили ее, такого состояния она давно не испытывала.

* * *

— Уже день, — произнес Калеб, легонько тряся ее за плечо. — Я приказал натянуть паруса и увеличить скорость. Если твои расчеты верны, мы скоро должны встретиться с «Явой Куин».

Сирена мгновенно проснулась и вскочила на ноги.

— Если нам повезет, то весь груз голландцев пойдет на дно. Сейчас я подменю Яна у штурвала и буду там, пока мы не увидим их паруса. Спускайся вниз, Калеб. Это приказ.

— Хорошо, капитана.

Чувство жалости к ничего не подозревающему ван дер Рису охватило мальчика. Конечно, Сирена не будет убивать, однако… Калебу вдруг стало очень важно, чтобы она не причинила вреда Ригану. Хотелось бежать к ней и просить проявить милосердие к менееру. Но вместо этого он остался сидеть на месте, превозмогая боль, сдавившую детское сердце. Фрегат, уверенно управляемый женской рукой, шел вперед по зыбучему морю. Раздался крик: «Виден корабль!» Мальчик от неожиданности вздрогнул.

Сирена посмотрела в подзорную трубу. Да, это была «Ява Куин». Девушка не отрывала от корабля холодного взгляда.

— Они заметили нас. Стреляйте по корме и носу! Быстрее!

Оглушающий грохот сотряс воздух. «Рана» вздрогнула, и Сирена потеряла равновесие.

— Стреляйте немедленно! — приказала она.

— Мы уже выстрелили. Смотрите: «Ява Куин» потеряла управление. Однако они тоже успели выстрелить и повредили нам носовую часть.

— Велики ли повреждения? — вскричала Сирена вне себя от гнева, потому что ван дер Рис попал в цель.

— Мы сможем добраться до берега. Но вода, медленно поступающая в трюм, снизит нашу скорость.

— Мы не можем дольше задерживаться здесь и срочно направляемся в обратный путь. Нельзя терять времени, иначе начнется отлив и мы не сумеем войти в устье реки. Тогда на нас может напасть любой корабль.

Сирена снова посмотрела в подзорную трубу. Ярко-оранжевые языки пламени охватили голландское судно от носа до кормы.

— «Ява Куин» уже не спасется, капитана! — засмеялся Ян, подойдя к штурвалу. — Она пойдет на дно вместе с грузом. Посмотрите! Команда садится в шлюпки!

— Вижу… — тихо ответила Сирена.

Где же ван дер Рис? Ага, вот и он: последним покидает корабль, вместе с капитаном. Как только они спрыгнули во вторую шлюпку, раздался оглушительный взрыв. Огромный огненный столб, взметнувшийся ввысь, заставил Ригана оглянуться. Один из пушечных выстрелов угодил в пороховой склад! Менеер стоял в маленькой шлюпке, приложив руку к глазам. Можно представить, какой у него был взгляд в этот момент. «Ява Куин» — его совершенно новый корабль, отправившийся в свое первое плавание в Амстердам. Какая горькая злоба, должно быть, охватила голландца. Ему придется признать, что его потопила морская ведьма!

Затем Сирена вдруг вспомнила, что ее собственное судно получило пробоину.

— Держись лево руля! — крикнула она Яну, принявшему у нее штурвал, и, ловко спрыгнув на палубу, помчалась на нос корабля, чтобы самой посмотреть, какое повреждение получила «Рана».

— Ты мне за это заплатишь, голландец! — хрипло закричала она, стараясь своим голосом перекрыть ревущее пламя на «Яве Куин». — Тебе больше никогда не удастся попасть в мой корабль. Я буду охотиться за тобой и топить все суда, которыеты будешь отправлять в море. Мое терпение кончилось, и поэтому быстро отвечай: нет ли на твоих шлюпках человека с крюком вместо руки?

— Если бы он был, — ответил Риган, — я бы уже давно убил его. Я сам ищу Крюка!

— Кто из нас первый найдет его, голландец? — насмешливо спросила Сирена, рубанув воздух саблей. — Думаю, — сказала она, упираясь кончиком оружия в палубу, — что это буду я! Говорят, ты искал его долгих три года и до сих пор не нашел. И даже ничего о нем не знаешь! Это правда?

— Правда, — сердито огрызнулся Риган.

— Тогда тебе лучше сдаться. Он принадлежит мне! Пусть твои люди покажут мне руки! И поживее, иначе я прикажу стрелять по шлюпкам!

— Выполняйте волю дамы, — насмешливо приказал Риган капитану и членам команды.

Моряки со страхом на лицах протянули руки.

— Ты, ты и ты! — указала Сирена на отдельных матросов. — Снимите перчатки и закатайте рукава!

— Для чего это? — прищурившись, спросил Риган.

— Мне жаль вас, голландец, поэтому я открою маленьким секрет: у человека с крюком теперь искусственная рука, поэтому он носит перчатки. И что ты скажешь теперь, голландец? У тебя будет достаточно времени для обдумывания всех новостей, пока вы на шлюпках доберетесь до Суматры!

Риган вопросительным взглядом обвел команду, сидящую в шлюпках. На лицах матросов был страх, и никто не произнес ни слова.

Сирена усмехнулась.

— Позвольте мне первой выразить сочувствие по поводу гибели «Явы Куин». Жаль, что она не достигла порта. Но сильно не переживайте! Сегодня, на рассвете, я потопила два испанских корабля. Команда одного из них в таком же положении, что и вы, а команду другого пришлось скормить акулам. Возможно, вы встретитесь в море с товарищами по несчастью, следуя к острову. Вам будет о чем поговорить… До встречи, голландец! — насмешливо сказала она, отвесив низкий шутовской поклон.

Спрятав саблю в ножны, она схватилась за канат и ловко перепрыгнула на бак.

— Снимаемся, ребята! — крикнула она своей команде. — Натянуть паруса! Полный вперед! Счастливого плавания, голландец!

Ее звенящий, как колокольчик, смех прокатился по волнам и резанул слух Ригана.

— Стерва! — зло закричал он, и глаза его полыхнули гневом.

— Стерва? Разве? Несколько минут назад ты называл меня дамой! Голландцы все такие непостоянные? Прежде чем я покончу с тобой, ты исчерпаешь весь свой словарный запас, чтобы найти подходящее определение для меня, — она подкрепила свои слова широким жестом, и при этом рубашка на ней распахнулась шире.

Заметив, что глаза Ригана прикованы к ее груди, Сирена порочно улыбнулась. «Мужчины! — подумала она с отвращением. — Даже крах империи для них ничто по сравнению со вздымающейся женской грудью!»

Ван дер Рис опомнился и с ненавистью посмотрел на красивую пиратку. Благодаря этой морской ведьме он потерял корабль, но его мужское самолюбие не позволяло ему считать себя побежденным женщиной. И Ригану стало даже немного весело.

— Мы встретимся снова, и в следующий раз ты будешь моей! — похвалился он.

Смех Сирены рассыпался над водой.

Бессознательно Риган напрягся, подавляя гнев, вспыхнувший в глазах.

— Буду твоей?! Ты так сказал? А если бы ты мог овладеть мною сейчас, в эту минуту? Что бы ты сделал, голландец? Шептал бы ласковые слова, ласкал бы меня своими мозолистыми руками? — она вздрогнула от собственных слов. Глаза ее пылали страстью, а губы смеялись. — А твои губы, голландец? Они сыпали бы оскорблениями в мой адрес или целовали? Ты поцеловал бы меня сюда? — она указала на шею. — Или сюда? — палец ее коснулся груди. — Или сюда? — рука легко дотронулась до губ.

Риган резко отвернулся, чтобы избавиться от ее насмешек, ненавидя, желая ее саму и ее смерти, но одновременно понимая, что каждое слово этой ведьмы было правдой. Мурашки пробежали у него по спине. Она снова смеялась, смеялась над ним!

Когда «Рана» удалилась от шлюпок с тонувшей «Явы Куин», Сирене стало как-то тяжело. До Суматры было шестьдесят или семьдесят миль, ее берега виднелись вдали благодаря высоким горам, опоясывающим юго-западный берег. Хотелось надеяться, что Риган с его небольшой командой благополучно доберутся до берега. Кроме того, вселяло немного оптимизма то обстоятельство, что море было спокойное…

— Следите за пробоиной, и набираем скорость! — сурово распорядилась Сирена, отбросив посторонние мысли. — Мы уже набрали воды предостаточно. Ублюдок!

Она погрозила кулаком в сторону крошечной фигурки в отдалявшейся шлюпке и проворчала:

— Как это тебе удалось подбить мой корабль? Калеб, Ян! Канониры были наготове?

— Да, капитана, — ответил Ян Ферхоок. — У «Явы Куин» хватило времени только на один выстрел, и, думаю, он был случайным. У них не было возможности прицелиться и рассмотреть нас. Просто им повезло, я бы так сказал, капитана.

— Мне бы хотелось, чтобы таких удачных выстрелов больше не было, — проворчала она и затем уже спокойно спросила: — Как ты думаешь, Ян, мы успеем проскочить пролив и войти в устье реки до отлива?

— У нас еще целый час в запасе, капитана, — ответил голландец, ее первый помощник. Он весело улыбался.

У Сирены поднялось настроение.

— Ну что ж, команда хорошо потрудилась сегодня. Когда мы будем в безопасности, войдя в свою бухту, пусть Якоб вынесет на палубу эль. Наши успехи надо отпраздновать!

Но пока команда была занята тем, что не давала воде возможности затопить «Рану».

Оставив у штурвала Калеба, Сирена пошла к себе в каюту. Ее охватила дрожь. Бросившись на койку, она постаралась ощутить радость по поводу собственной победы, но вместо этого пришла в ужас. Она уже дважды встречалась с Риганом в море, и эти встречи обошлись ему слишком дорого. Но он не узнал ее. Однако во время этой последней встречи у него была возможность получше рассмотреть «пиратку». И они даже перебрасывались «любезностями». Не выдала ли она себя? Вдруг он обо всем догадается, когда посмотрит внимательнее на свою стеснительную, задумчивую жену? И если он узнает ее, то что сделает? Она вспомнила его сильные руки, и у нее перехватило дыхание, когда она вдруг представила, как эти самые руки сжимают ее горло.

Глава 13

Ранним утром конспираторы-мореплаватели благополучно проникли в комнату Сирены. Морские карты тотчас же были спрятаны в безопасное место под кроватью. Девушка облегченно вздохнула.

— Иди к себе, Калеб. Наше добровольное заточение и пост закончились.

Мальчик направился к двери, понуро опустив голову.

— В чем дело, братишка? Что тебя тревожит? Скажи мне. Может, я смогу тебя успокоить.

— Риган сейчас плывет в шлюпке. А что если начнется шторм? Что тогда будет?

— Никакого шторма не будет. Какой ты моряк, если по направлению ветров не можешь определить, будет шторм или нет?!

— А может, шквал?

— Шлюпки выдержат шквал, и ты это прекрасно знаешь. Отдыхай спокойно, братишка. Риган вернется домом завтра утром. Он опытный моряк.

— Будет очень трудно общаться с ним после его возвращения.

— Это правда. Тебя это волнует?

— Я волнуюсь не за себя. А если он захочет отомстить тебе?

— Почему мне? Я буду в безопасности в своей запертой комнате. Иди спать, братишка. Ты устал так же, как и я. Завтра обо всем поговорим.

Сирена закрыла дверь на задвижку и легла в постель. Она мгновенно уснула и видела во сне загорелого бога, насмешливо ей улыбавшегося.

Ее разбудил стук в дверь.

— Кто там? — спросила она.

— Фрау Хольц. Я принесла ваш завтрак, — экономка удивилась, услышав ответ на стук в дверь.

Сирена вспомнила, в каком она состоянии: волосы и кожа просолились от морских брызг.

— Оставьте завтрак, пожалуйста. Сначала я хочу принять ванну. Распорядитесь, чтобы кто-нибудь из девушек принес воду, затем я позавтракаю.

— Хорошо, мефрау, — отозвалась фрау Хольц и поспешила вниз, чтобы приказать Джулии принести горячую воду в спальню хозяйки.

Вскоре маленькая горничная уже тащила по коридору ведра с водой. Войдя в комнату, она взглянула на Сирену и была поражена ее видом. Спутанные волосы клубились на спине, а по лицу расползлись белесые пятна. Интересно, что это за болезнь? Но если бы Джулия не знала о заболевании мефрау, то сказала бы, что пятна на лице похожи на высохшие следы от соленой морской воды. Но как могли волосы мефрау так спутаться и быть в таком беспорядке, если она не выходила из комнаты? Что это за болезнь? Джулия испуганно попятилась к двери, громыхая пустыми ведрами.

— Принеси еще воды! Пусть тебе кто-нибудь поможет. Ты слишком хрупкая, чтобы таскать такие тяжелые ведра. Мне нужно, по крайнем мере, еще шесть ведер. Я хочу помыть также и волосы.

— Шесть? — изумленно повторила маленькая горничная.

— Шесть, — твердо сказала Сирена. — Эту болезнь нужно как следует смыть, чтобы не осталось инфекции.

Джулия скептически промолчала и поспешила на кухню. Там она рассказала об увиденном и передала приказ мефрау мальчику-слуге. Не замеченная никем, в дверях стояла фрау Хольц и внимательно слушала.

— … Похоже на брызги морской воды. Ее волосы спутаны и растрепаны. Должно быть, это очень тяжелое заболевание. Кто поможет мне отнести воду? Мефрау говорит, что я слишком слаба, чтобы носить тяжелые ведра, — рассказывала девушка встревоженной поварихе.

Экономка вышла из-за двери, где она волей-неволей подслушала все, что рассказывала Джулия.

— Остальную воду отнесет слуга. А ты оставайся на кухне. Можешь начинать чистить картофель, а затем шинковать капусту, — приказала фрау Хольц, прекратив нежелательные пересуды слуг.

* * *

Фрау Хольц стояла за дверью спальни Сирены, когда слуга вышел с пустыми ведрами. Она подождала, когда он закроет дверь, а затем спросила:

— Это правда, что кожа мефрау покрыта пятнами, похожими на морскую соль?

Мальчик покачал головой.

— Я слышал внизу, что она болеет какой-то редкой испанской болезнью, — ответил он, желая задобрить строгую экономку.

— И ее волосы в страшном беспорядке?

Мальчик кивнул.

Фрау Хольц глубоко задумалась. Нужно поговорить с доктором, когда он придет в следующий раз. Он, конечно, должен знать об этом странном заболевании. Если только это вообще было заболевание!

* * *

Тянулись дни, а Риган не возвращался. Калеб ежедневно ходил к причалу, чтобы узнать что-нибудь о нем. Порт шумел как улей. Многим было известно, что менеер ван дер Рис намеревался покинуть судно на острове Энгано и вернуться в Батавию. Портовые рабочие, занятые на разгрузке голландских кораблей, очень волновались, шумно обсуждая случившееся. Каждый день Калеб возвращался к Сирене с горестным упреком в глазах. И как ни старалась, она никак не могла успокоить мальчика.

— А испанская команда? О ней что-нибудь известно?

— Нет. Но я не мог расспрашивать о ней, чтобы не навлечь на нас подозрения. Как ты думаешь, что случилось?

— Не имею представления. Но будь уверен, братишка: Риган не позволит морю одолеть себя. Возможно, он в какой-нибудь бухте или небольшом заливчике ожидает, пока первый попавшийся корабль спасет его.

Мальчик, казалось, был недоволен ее уверенностью и отсутствием сочувствия.

— Я вижу в твоих глазах очередной вопрос: почему ты не отправишься на «Ране» искать его? — засмеялась она.

— Не смейся надо мной, Сирена. Я совсем не собирался просить тебя об этом.

— Тогда мне не придется отказывать тебе. Риган вернется. Не переживай.

* * *

Двумя днями позже, во время обеда, Сирена услышала быстро приближающийся топот конских копыт. Выглянув в окно, она увидела, как Риган соскочил с лошади. Обернувшись, девушка многозначительно улыбнулась Калебу. Радость осветила лицо мальчика. Он бросился из комнаты вниз по широкой лестнице. Последовала за ним и Сирена.

В проеме дверей возник Риган. Обветренный, пропотевший, с золотистой недельной бородкой на лице и с бронзовым загаром, благодаря которому еще пронзительней и ярче казались его голубые глаза. Одежда на нем была изорвана, рубашка превратилась в клочья, свисавшие с широких плеч и открывавшие широкую бронзовую грудь, покрытую золотистыми волосами одного цвета с зарослями небритого подбородка. «Очень внушительная фигура мужчины. Разъяренного мужчины!» — подумала Сирена.

— Фрау Хольц! — загромыхал он.

Экономка торопливо вошла в зал с выражением испуга и изумления на лице.

— Принесите горячую воду в мои апартаменты. И обед. Калеб, — обратился он к мальчику, пронзительно взглянув на него, — следуй за мной! У меня к тебе есть поручение. С твоего позволения, Сирена, — сказал он, не обращая внимания на ее недоумение.

Она кивнула, и мальчик последовал за Риганом, даже не оглянувшись.

— Что… что случилось? Почему вы так выглядите, менеер? — спрашивал Калеб дрожащим голосом.

— Если я расскажу, то сомневаюсь, что ты поверишь мне! Помнишь мое обещание, что ты скоро сможешь отправиться в плавание на «Яве Куин»?

— Да, помню.

— Я не смогу выполнить это обещание. «Ява Куин» потоплена… Не буду рассказывать подробностей, они неприятны. Необходимо, чтобы ты отправился в город и кое-что сообщил тем людям, которых я назову. Ты должен сказать им, что сегодня вечером они должны прийти ко мне на ужин. У нас будет прием по случаю гибели «Явы Куин» и утраты ее груза! — горько произнес он, срывая с себя лохмотья. — И у меня такое предчувствие, что это первый, но далеко не последний из моих кораблей, которые мне суждено потерять…

— Кто… Это был пиратский корабль или просто одичавшие мародеры?

— Да, это был настоящий пиратский корабль, каких мне еще не доводилось видеть, — мрачно ответил Риган. — Я не понимаю, почему это произошло. «Ява Куин» пошла ко дну вместе с грузом. Я не вижу в этом никакого смысла. Но не только я потерял свой корабль. Дон Цезарь Альварес, как я узнал, потерял целых два по той же… по вине того же пирата.

Стук в дверь прервал его рассказ.

Горничная и мальчик-слуга внесли ведра с горячей водой и осторожно вылили ее в большую лохань, стоявшую в углу комнаты.

— Принесите еще столько же воды, — приказал Риган. — Думаю, что не один час мне придется смывать с себя всю эту грязь. Калеб, отправляйся в мой офис. Там у меня на столе найдешь список. Нанеси визит людям, указанным в этом списке, и попроси всех приехать ко мне на ужин. Скажи, что отказа я не принимаю. Прежде чем уйти, скажи фрау Хольц, чтобы она распорядилась на кухне: нужно приготовить ужин на шестнадцать персон. Скажи Сирене, чтобы она была хозяйкой на этом ужине. Я так желаю. Когда вернешься, зайдешь ко мне.

Калеб поспешно бросился выполнять просьбы Ригана. Но сначала он нашел Сирену и быстро пересказал ей все, что услышал от менеера. Холодок пробежал по спине мальчика от ее улыбки.

— Тогда поспеши выполнять поручение хозяина, а я сама поговорю с фрау Хольц насчет ужина. Как только вернешься, расскажешь обо всем мне, — жестко произнесла она.

— Хорошо, Сирена, — ответил мальчик, убегая.

* * *

Мефрау ван дер Рис отыскала экономку в кладовой.

— Фрау Хольц, сегодня за ужином будет шестнадцать человек. Распорядитесь, чтобы повар приготовил несколько блюд, — и добавила с некоторой угрозой в голосе: — Я хочу, чтобы на столе не было никакой кислой капусты. Думаю, что лучше подать… рис — конечно, со специями — и белую рыбу в сметанном соусе. Выбор овощей я предоставляю вам. На десерт, думаю, лучше подать финики и инжир в густом сладком сиропе со взбитыми сливками.

— Но менеер… предпочитает кислую…

— Я вам сказала, что приготовить. Немедленно займитесь этим. И с этого времени, если вы будете подавать к столу кислую капусту, нас с братом исключите: у нас в Испании ею кормят только свиней. Через некоторое время я сама зайду на кухню, чтобы проверить, как там идут дела. Не хочу, чтобы в последний момент возникли недоразумения. И еще одно: попросите повара подать вино с фруктами.

После ухода Сирены лицо фрау Хольц еще долгое время оставалось пурпурно-красным. Экономка отправилась на кухню и, задыхаясь от злости, передала поварихе приказ мефрау насчет ужина. Поморщившись, кухарка приняла к сведению изменения в меню и распорядилась принести рис из кладовой.

— Мефрау хочет, чтобы рис приготовили со специями и травами.

— Значит, рис будет со специями и травами, — спокойно ответила повариха, и фрау Хольц почувствовала, что женщина была довольна. В течение многих лет Мелла, малайка по национальности, сопротивлялась безвкусным немецким блюдам, которые она вынуждена была готовить. Сегодня вечером благодаря мефрау у нее появилась возможность проявить свое искусство.

Сирена вернулась в свою комнату и стала терпеливо ждать Калеба. Через несколько часов он ворвался к ней с сияющим лицом.

— Я сделал все, как велел менеер. На ужин явятся все. Даже фрау Линденрайх придет с сеньором Альваресом. Она была у него в доме, когда я пришел, и скорчила недовольную гримасу, поэтому сеньор сказал, что возьмет ее с собой.

— О чем говорят в порту?

— Не знаю. Я ничего не слышал. У меня не было времени стоять там и задавать вопросы.

— Ты пришел сначала ко мне или к Ригану? — бесстрастно спросила она.

— Я пришел сначала к тебе, Сирена. А сейчас я должен пойти к Ригану и доложить, что все сделал так, как он просил.

— Хорошо, иди к Ригану, а я пойду на кухню, посмотрю, как идет приготовление ужина. У меня сегодня для тебя сюрприз.

— Какой? — глаза Калеба засветились любопытством.

— Сегодня на ужин не будет кислой капусты.

Мальчик вздохнул.

— Я рад. Вареное мясо, вареные овощи, вареная капуста! Ух! Такая же противная еда, как на «Лорде Рейли»!

Калеб убежал, а Сирена пошла на кухню. Ее приход вызвал переполох. Слуги прекратили работу, глядя на нее в изумлении.

— Продолжайте заниматься своими делами. Я просто хотела узнать, как идет приготовление ужина.

Она с удовольствием нюхала горшки, которые ей подносила повариха и одобрительно кивала, пробуя блюда.

— А рыба? Вы вытащили кости?

— Да, мефрау. Я сама готовила филе, — ответила Мелла. — Я добавила пряностей и немного масла с лимоном.

— У меня уже слюнки текут. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы так хорошо выполнили мои распоряжения.

— Мефрау, вы только попросите, и я приготовлю все, что вы пожелаете. Я добавила гвоздику и корицу в финики и инжир.

Сирена улыбнулась.

— Вы кажетесь такой довольной, Мелла. Сдается мне, что вы предпочли бы всегда готовить так же, как сегодня, а не привычные вареные овощи.

Толстушка-малайка расплылась в радостной улыбке, сверкнув белоснежными зубами на темном лице.

— Может, вы согласитесь каждый вечер готовить отдельно для меня и брата? Если у вас будет на это время… Мы вам будем очень благодарны.

Радость поварихи была очевидной. Она весело принялась за работу, бросив победный взгляд на дверь, где стояла фрау Хольц.

— Я приготовлю все, что вы пожелаете. По утрам отдавайте заказ фрау Хольц или Джулии, и я обязательно приготовлю.

Сирена кивнула и покинула кухню. Мелла взглянула на экономку, стоящую у двери.

— У вас и так достаточно работы, — мрачно заметила фрау Хольц. — Разве у вас хватит времени готовить отдельное меню? Забудьте то, что сказала мефрау, и выполняйте мои распоряжения.

— Но… мефрау…

— На кухне распоряжаюсь я! Делайте то, что говорю я! Вам понятно?

Сирена тихо открыла дверь и стояла на пороге кухни, упершись руками в бедра. Ее зеленые глаза сердито сверкали.

— Вы берете на себя смелость отменять мои распоряжения? Как вы смеете?! Я — хозяйка этого дома! Вы будете делать то, что я скажу. А я приказываю вам следовать за мной в апартаменты моего мужа. И мы немедленно все выясним до конца. Вы, Мелла, тоже пойдете с нами. Я хочу, чтобы вы слышали, что скажет мой муж.

Но как только она произнесла эти слова, то тут же пожалела о них. Сейчас, когда мысли Ригана, несомненно, заняты женщиной-пиратом, было совсем не время с ним ссориться. Особенно после их последней встречи в море! Прикрыв мантильей лицо, Сирена старалась взять себя в руки, сдерживая свой гнев на фрау Хольц. Муж не должен заметить никакого сходства между богобоязненной женой и бесстрашной, нахальной пираткой.

Женщины, следуя друг за другом, прошли через зал. Остановившись перед кабинетом Ригана, Сирена набрала в легкие побольше воздуха, чтобы успокоиться и говорить как можно тише, несмотря на гнев, клокочущий у нее в груди. Затем, боясь передумать, она громко постучала в дверь и получила разрешение войти.

— У меня проблема, — холодно заявила она. — Боюсь, только вы можете ее разрешить, менеер. Я хозяйка этого дома или фрау Хольц? — голос ее звучал спокойно, глаза были скромно опущены.

Ван дер Рис поднялся с кресла и прищурился.

— Конечно, ты хозяйка. В чем проблема?

Я отдала распоряжение на кухне, а фрау Хольц его отменила.

— Что за распоряжение? — терпеливо спросил Риган.

— Я попросила повара готовить отдельно для меня и брата. Но, — многозначительно добавила она, — если у нее будет на это время. Мелла сказала, что будет рада готовить блюда для нас.

Глаза мужа ясно говорили, что мысли его витали где-то далеко.

— Если повариха согласилась, для чего вы пришли ко мне?

Сердце Сирены бешено забилось. Риган внимательно смотрел на нее, и явно с симпатией. Его голубые глаза, казалось, проникали ей в душу. Но, к ее большому облегчению, никакого намека, что он узнал в ней пиратку, не было.

Уверенность вернулась к ней, и Сирена продолжала уже смелее.

— Мы пришли к вам потому, что фрау Хольц приказала повару не готовить для нас отдельно. Она сказала Мелле, что и без того на кухне много работы. Пожалуйста, решите этот вопрос, менеер, — тихо произнесла она, овладев голосом.

— Вы пренебрегаете распоряжениями мефрау? — с разгневанным лицом Риган обратился к экономке. — Почему, — закричал он сердито, — почему, черт возьми, вы пришли ко мне с этим, когда у меня других дел по горло? Вы можете мне ответить?

— Я не думала, я… Мне казалось, что у повара и так много работы на кухне. Нужно три раза на день готовить еду, а теперь придется готовить еще и для мефрау.

Риган сурово посмотрел на малайку.

— А что вы скажете? Вы не против дополнительной работы? Это осложнит вашу жизнь на кухне?

Повариха покачала головой, стараясь скрыть улыбку.

— Менеер, я сказала мефрау, что буду рада готовить для нее. Она сначала поинтересовалась, не трудно ли это будет для меня. Я ответила, что нет.

— Тогда вопрос решен. Готовьте все, что желает моя жена.

Повариха и экономка вышли из комнаты. Сирена тоже последовала за ними и была уже в дверях, когда Риган произнес:

— Я слышал, что испанцы очень бурно выражают свою благодарность за оказанную им услугу.

Сирена посмотрела на него холодно и отчуждено и промолчала.

— Ну так что? — спросил он.

— Это была услуга? — она приподняла бровь, и утверждение превратилось в вопрос. — Я не считаю это услугой, менеер. Фрау Хольц нужно было объяснить гораздо раньше, что я хозяйка в этом доме и что она должна подчиняться мне. Вы никакой услуги мне не сделали. Если бы вы не выполнили моей просьбы, я бы нашла способ, чтобы нас с братом приглашали обедать в дом дона Цезаря Альвареса.

— Вы бы так поступили?

— Конечно. Я не хочу, чтобы в этом доме из-за меня возникли какие-то проблемы. А так как вы хозяин, я считаю, что слуги подчиняются вам, а не наоборот.

— Что вы хотите этим сказать?! — закричал Риган.

— Прошу прощения. У нас в Испании все по-другому, — ответила Сирена тихо и опустила голову так, чтобы мантилья бросала тень на ее лицо. — Мне приходится постоянно напоминать себе, где я сейчас живу, — она не смогла удержаться и язвительно добавила: — Просто удивительно, когда слуги приказывают, а их хозяева им подчиняются.

— Такого в моем доме не может быть! — поспешно произнес он, когда Сирена уже закрывала за собой дверь.

«А может, бывает?» — спросил он сам себя сердито. Ему вспомнился последний случай с фрау Хольц, и Риган, вспыхнув, позвонил в колокольчик, вызывая экономку, чтобы поговорить с ней еще раз.

Когда женщина вошла, он встал.

— Выслушайте меня внимательно, фрау Хольц, потому что повторять я больше не намерен. Вы должны выполнить все, что говорит мефрау. Она — хозяйка этого дома. Я уже говорил вам однажды, что вы много на себя берете. Теперь я женат, и многое изменилось. Я не желаю, чтобы мне докучали вопросами, касающимися домашних дел. Если у вас возникнут какие-то проблемы, идите к мефрау. Я не желаю больше слышать подобные препирательства и всякую болтовню. Если такое случится еще раз, я буду вынужден уволить вас. Для меня это будет очень неприятно, поскольку в течение многих лет вы верно служили моей семье. У меня все.

— Хорошо, менеер.

* * *

Сирена тщательно оделась к ужину, выбрав новое, но по-прежнему строгое черное платье.

В комнату, постучав, вошел Калеб с улыбкой во все лицо.

— Я не могу дождаться ужина.

— Расскажи, в каком настроении был Риган, когда ты вернулся из города.

— Он был очень сердит. Я никогда еще не видел его таким. Он так и не рассказал, кто потопил «Яву Куин», а только сообщил, что она пошла на дно с грузом. Менеер сказал, что не может понять, почему это произошло, и что у него такое предчувствие, будто этот корабль был первым из многих, которые он еще потеряет. И потом он сообщил, что испанец Альварес лишился двух кораблей. Как ты думаешь, что будет за ужином? Почему он вдруг решил срочно всех пригласить?

— Сегодня вечером будет только одна тема для разговоров. Мне даже жаль фрау Линденрайх и других женщин! Им сегодня достанется мало внимания. Сегодня мужчины будут обсуждать, как и что они потеряли, а также возможные потери в будущем. Нам с тобой потребуется немало усилий, чтобы сохранить серьезность, — засмеялась Сирена. — Постарайся не исправлять неточности, которые они будут допускать в своих рассказах.

* * *

Мефрау ван дер Рис спустилась вниз, как только прибыли первые гости.

В гостиной подали вино и сладости, но Сирена, отказавшись от того и другого, подсела к разговорчивой Хельге. Они беседовали об успехах капитанши в ее миссионерской деятельности, а также о теплом и мягком климате островов. Через несколько минут мефрау ван дер Рис наклонилась ближе к мефрау Клосс и тихо спросила:

— Почему мужчины сегодня так взволнованны? Мой муж ничего не рассказывает мне о делах. Думаю, сейчас они обсуждают свой бизнес.

— Я не знаю. Приглашение — или скорее вызов — мы получили после обеда. Что бы там ни было, но наверняка случилось нечто серьезное. Риган редко приглашает гостей вот так, в последнюю минуту. Однако я вижу, что фрау Линденрайх здесь. Возможно, я ошибаюсь, и это обычный ужин.

— Она приглашена доном Цезарем Альваресом. Так как сеньор не женат, то может прийти с кем пожелает.

— Ну конечно, — отозвалась Хельга, с изумлением рассматривая глубокий вырез сверкающего красного платья Гретхен. Выставляемое напоказ тело с молочной кожей привлекло взоры не только двух мефрау, но и всех мужчин.

Сирена едва сдерживала раздражение, а ее пылкий темперамент так и рвался выплеснуться наружу, когда роскошная вдова останавливала на ней свои переменчивые, как окраска хамелеона, глаза, кривя губы в презрительной усмешке. Было очевидно, что немка затмевала испанку: нарядная, яркая, пышнотелая фрау Линденрайх против скромной мефрау ван дер Рис в ее скучном черном платье. Пронзив колким взглядом хозяйку, блондинка тут же дарила нежным, многообещающим взором хозяина, и только воспоминание о страстном, горящем желанием взгляде мужа на дерзкую, насмешливую пиратку удерживало Сирену от нестерпимой потребности залепить пощечину бесстыдной Гретхен, чтобы стереть усмешку с ее ярко-красных губ. Чем дальше, тем больше внимания уделяли красивой вдове все собравшиеся мужчины. И когда эта немецкая шлюха делала резкое движение, вырез ее сверкающего платья опускался еще ниже, открывая полностью вымя этой коровы!

Пригласили к столу, который был украшен большими вазами с цветами и зажженными свечами, отражавшимися в металлических зеркалах на стенах. Раздались звуки подвигаемых стульев и приглушенные одобрительные возгласы гостей. Слуги начали подавать кушанья.

Сирена взглянула на Калеба, который замер, ожидая, когда слуга наполнит ему тарелку. Голодный взгляд мальчика развеселил ее.

После консоме^[9] подали ароматный, приправленный специями рис и залеченную рыбу. Следующим блюдом должны были быть овощи. Но нет! Что это надумала фрау Хольц?! Гневные зеленые глаза отыскали экономку, которая стояла поодаль, в углу столовой, и внимательно наблюдала за слугами. Капуста! Как она посмела?!

— Уберите капусту и принесите другие овощи! — тихо сказала Сирена слуге, собравшемуся накладывать гостям капусту, и тут же громко обратилась к собравшимся за столом: — На кухне произошла ошибка, которая сейчас будет исправлена. Извините, дорогие гости!

Риган проследил за взглядом Сирены, встретившимся с глазами экономки, и поразился, каким гневом пылали лица обеих женщин.

Повариха, должно быть, предвидела ситуацию, потому что не прошло и минуты, как слуга внес дымящееся блюдо с горохом и луком.

— Прекрасный ужин, сеньора, улыбнулся Цезарь и обвел восторженным взглядом гостей, которые также поддержали его.

Даже Риган съел все, что ему было подано, и выглядел довольным.

* * *

Поужинав, женщины расположились в одном углу гостиной, а мужчины — в другом. Сирена сделала знак Калебу, чтобы он присоединился к мужчинам, а сама пыталась поддерживать беседу в своем углу, но ей это плохо удавалось, так как она напрягала слух в надежде услышать, о чем идет разговор в кругу мужчин. Глаза же ее помимо воли обращались к чувственной Гретхен — та была красивой, знающей себе цену женщиной и хорошо осознавала силу своего воздействия как на мужчин, так и на женщин. Ощутив на себе взгляд испанки, она обернулась и спросила:

— Вам нравится остров?

— Он кажется мне прекрасным, фрау Линденрайх, — вежливо ответила Сирена.

— А как вы находите наших мужчин, мефрау? Что вы думаете об этих высоких и мужественных голландцах? — при этих словах она бросила собственнический взгляд на Ригана.

Мефрау ван дер Рис чуть помедлила с ответом, так как взгляды всех женщин обратились к ней.

— У меня было слишком мало времени, чтобы познакомиться со всеми этими… мужественными голландцами, о которых вы говорите, за исключением… моего мужа. Однако сеньор Альварес кажется мне очень привлекательным, — многозначительно промурлыкала она.

Хельга взглянула на Сирену и весело рассмеялась.

— Я знаю, что сеньор Альварес планирует через несколько недель устроить бал. Будут приглашены все. Приедут даже купцы с соседних островов.

— Сомневаюсь, что Цезарь захочет теперь устраивать бал, — холодно заметила Гретхен.

— Но почему же? — недоуменно спросила Хельга.

— Только не говорите мне, будто не знаете, что произошло! Пока мы ехали сюда, Цезарь рассказал мне, что в здешних водах появилась женщина-пират, которая грабит и топит его корабли. И корабли Ригана тоже! Едва ли после таких новостей у кого-то будет настроение веселиться. Полагаю, что Цезарь не сможет устроить роскошный вечер, принимая во внимание его убытки.

— Что еще он рассказал, Гретхен? — настойчиво спросила Хельга с горящими от нетерпения глазами.

— Цезарь потерял два судна: галеон и эскортировавший его бриг. Дон Альварес не был сам на борту, но Риган находился на своей «Яве Куин». Эта дьяволица подбила его корабль и потопила вместе с грузом. Она заявила ван дер Рису, что будет обшаривать все суда, которые встретит в море, до тех пор, пока не найдет человека с крюком вместо руки.

Сирена опустила глаза и смотрела на свои сжатые руки.

— А что же мужчины, фрау Линденрайх? Почему они не сражались? Для меня просто остается загадкой, как это женщина смогла победить наших грозных моряков?

— Цезарь сказал, что у его людей не было такой возможности. Эта пиратка выходит в море на корабле, корпус и паруса которого выкрашены в черный цвет. Она атакует под покровом ночи, когда ее судна совсем не видно. И, — Гретхен многозначительно повысила голос, — эта ведьма исчезает, словно океан поглощает ее вместе с кораблем, где-то возле вулканов — Сестер Огня.

— Сестры Огня? — переспросила Сирена, опустив ресницы, чтобы скрыть возбуждение, сверкавшее в ее глазах.

— Так их называют местные жители. На самом деле это обыкновенные, ничем не примечательные вулканы. Их мрачные, грозные вершины можно увидеть даже из вашего сада.

При этих словах несколько женщин невольно вздрогнули, лица их заметно побледнели. Многие на острове были обеспокоены тем, что в последние недели участились подземные толчки, а вулканы начали извергать сернистые зеленовато-желтые газы. Руководствуясь суевериями, на Яве остерегались говорить о вулканах.

— Не обращайте на них внимания, Сирена, — закудахтала Хельга. — Никто не помнит, когда Сестры Огня последний раз извергались. Все эти россказни местных жителей о грозных предостережениях вулканов и прочей чепухе — обыкновенные сказки. Хотя, кажется, — она с упреком взглянула на своих соседок, — некоторые сверхчувствительные жены колонистов верят этому! Но что говорить о женщинах, если упоминания о вулканах пугают даже некоторых наших храбрых мужчин. Самое большее, что Сестры Огня себе позволяли, — это земные толчки и обильные выбросы раскаленных камней. Ни разу не было никаких разрушений и лавоизвержений, как у Кракатау на южном мысе Суматры. Вот там так уж точно сидит гневная богиня!.. Но мы, нидерландцы, как и вы, испанцы, — неустрашимый народ! Не успеют Сестры показать свой сердитый норов, как все осколки и камни тут же убираются нашими людьми и все мало-мальские разрушения немедленно ликвидируются. Но хватит об этих Сестрах! Гретхен, что ты еще знаешь о любительнице морских приключений?

Вдова, не довольная тем, что Хельга прервала ее, была рада снова стать центром внимания.

— Риган сказал, что после того, как пиратка напала на его корабль и потопила его, она направилась в пролив. Правда, она позволила самому ван дер Рису и команде пересесть в шлюпки, несмотря на то, что пушка голландцев попала в носовую часть черного корабля. Жаль, что пиратская команда сумела заделать пробоину и благополучно скрылась. И еще Риган говорил, что ему никогда не приходилось видеть такой женщины, и, — Гретхен таинственно понизила голос, — пиратка управляет кораблем практически обнаженная! На ней надеты какие-то лохмотья, грудь полностью обнажена, а ноги едва прикрыты! Один из людей Цезаря заметил на ее руке страшный шрам, еще не совсем заживший…

— Вы не преувеличиваете, фрау Линденрайх? — скептически спросила Сирена.

— Когда мужчины вернутся к нам, спросите их сами! Они теперь только об этом и говорят. Цезарь рассказывал, что эта женщина загипнотизировала Ригана — он бредит ею и даже придумал ей имя. Он назвал ее Морской Сиреной! — тон вдовы стал злобным. Гретхен неприязненно буравила Сирену холодным взглядом.

— Я такого в жизни никогда не слышала! Женщина! Возможно ли это, чтобы женщина управляла кораблем, разбойничала на море и так долго оставалась несхваченной?! — воскликнула недоверчиво Хельга.

— Я же говорю, что она словно дьявол! Нападает ночью, а корпус и паруса ее корабля черны как ночь!

— А кто-нибудь знает, почему она ищет этого человека с крюком? — спросила Хельга.

Гретхен покачала головой.

— Риган тоже ищет его! Как нам всем известно… — глаза ее стали темными и непроницаемыми, — он считает, что это крюкорукое животное виновато в смерти его первой жены, — мысли о Крюке напомнили ей о Тите, и вдова поспешно продолжила: — Нам всем известна история «Титы» и какие чувства Риган испытывает при упоминании об этом корабле. Так вот, менее чем неделю назад это судно опознали в порту Сумба, и ван дер Рис вышел в море на «Яве Куин», чтобы отыскать «Титу», но вместо этого встретился с Морской Сиреной! Она подбила этот старый корабль, и он пошел ко дну прямо на глазах Ригана! Что вы на это скажете?!

Женщины кое-что уже слышали об этом случае, но повторный пересказ привел их в возбуждение и даже вызвал страх. Они качали головами, прищелкивали языками, передергивали плечами. Однако в их глазах читалось и некоторое удовлетворение тем, что женщина — всего лишь женщина — смогла вызвать такой всеобщий переполох.

— Интересно, почему эта… Морская Сирена, как вы ее называете, ищет человека с крюком? Должно быть, это очень важно для нее, если она начала вдруг нападать на невинных людей, — произнесла Сирена почти шепотом.

— Кто ж ее знает! Но вряд ли она когда-нибудь найдет Крюка. Если даже Ригану за три года не удалось его найти, то куда уж ей!

Мефрау ван дер Рис заговорила снова:

— Мне кажется, что Риган и Цезарь должны удвоить свои усилия и найти этого человека. Возможно, необходимо назначить выкуп за его голову. Если он будет схвачен, Морская Сирена наверняка прекратит нападать на корабли.

— Это очень разумно! — воскликнула Хельга. — Если мужчины еще не додумались до этого, то мы должны им подсказать. Иногда мы, женщины, быстрее приходим к необходимому важному решению, чем они. Мы гораздо умнее, чем мужчины думают о нас. Морская Сирена только лишнее тому подтверждение! Женщина становится пиратом, чтобы добиться своего, и сражается с мужчинами — умными, сильными, опытными. Как бы мне хотелось побывать у нее на корабле! — бездумно болтала толстуха Хельга.

— И я… я тоже хотела бы присоединиться к ней, — улыбнулась Сирена. — Я считаю это замечательным, что женщина оказалась способной на такое!

Остальные женщины неуверенно закивали головами. Но не Гретхен!

— Я не верю своим ушам! — презрительно фыркнула она. — Вы стали бы плавать по морям, как безумная распутница?!

— Что заставляет вас считать, что она… распутница? — поинтересовалась Сирена.

— Если она еще не шлюха, то очень скоро ею станет, — отрезала уверенно вдова. — Как может уважающая себя женщина так бесстыдничать!

— Это всего лишь ваши предположения, фрау Линденрайх! — тихо заметила Сирена. — Лично я аплодирую ее отваге!

Карие глаза вдовы опасно сверкнули.

— Но будете ли вы продолжать аплодировать ее доблестным победам, если очередным трофеем пиратки станет ваш муж?! Что вы скажете, если Риган станет спать с этой шлюхой?!

Сирена прикрыла лицо мантильей и очень вежливо проговорила:

— Я… я представляю, что эти три года менеер ван дер Рис… оказывал покровительство многим шлюхам. Не так ли, фрау Линденрайх?

Изумленное лицо вдовы вспыхнуло и не предвещало испанке ничего хорошего, но красавица-немка не успела ничего ответить, так как в эту минуту к ним подошел Риган.

— Полагаю, пора подавать кофе, — сказал он как гостеприимный хозяин.

— Все эти разговоры о Морской Сирене пересушили мне горло, — заявил Антон Клосс.

— Дорогой, неужели это все правда, что говорят о Морской Сирене? — спросила Хельга мужа.

— К сожалению, да. Кажется, она вознамерилась уничтожить как голландский флот, так и испанский — все корабли без исключения! Это нешуточное дело! — удивил капитан Клосс развеселившуюся было жену.

— Сирена кое-что предложила; думаю, вам стоит к этому прислушаться, — заявила Хельга мужу и всем остальным мужчинам, подошедшим к дамскому кружку, чем вызвала на их лицах усмешки.

— Что ты хочешь сказать, Хельга?! — капитан Клосс бросил строгий взгляд на жену.

— Сирена сказала, что вам всем нужно объединиться в поисках этого человека с крюком и назначить выкуп за его голову. Возможно, Морская Сирена только одного и добивается: заполучив этого человека, она, может быть, прекратит топить корабли.

Антон Клосс с восхищением взглянул на молодую мефрау ван дер Рис.

— Мы уже решили этот вопрос. Как вам известно, Риган тоже ищет того человека. Мы хотим сообщить об этом на соседние острова, и завтра же утром небольшие суда отправятся туда с этой целью.

Сирена посмотрела на Калеба, и глаза мальчика понимающе сверкнули.

— Что будет, если вы найдете человека с крюком? — неуверенно спросила Гретхен. — Вы убьете его или отдадите этой… Морской Сирене?

— Я убью его! — жестко заявил Риган.

— Но, Риган, — обратилась к нему Хельга вкрадчиво. — Морская Сирена требует этого человека. Если вам удастся найти его, а она об этом узнает, то, скорее всего, рассвирепеет еще больше!

— Да, менеер, если она станет нам мстить за это? — спросил Цезарь, задумчиво поглаживая бородку. — Может возникнуть еще больше проблем. Думаю, нам нужно решить сейчас: если мы найдем Крюка, то передадим его этой пиратке.

— Никогда! — вскричал Риган. — У меня с ним личные счеты!

— Но, менеер, мы должны поступить так, как будет лучше для всех! Забудьте о своей жажде мести, мой друг. Сколько еще кораблей вы позволите себе потерять?

— Она всего лишь женщина! А вы все ведете себя как перепутанные кролики. Я отказываюсь передавать Крюка кому бы то ни было, если мои люди или я сам схватим его.

Неожиданно Сирена уловила страх, мелькнувший в глазах Гретхен, но когда немка заговорила, тон ее был спокойный.

— Ты не прав, Риган. Пусть Морская Сирена убьет того Крюка, а на твоей совести будет меньше крови. И кроме того, возможно, он давно мертв. Может, его смыло в море во время шторма, а может, убит каким-нибудь другим головорезом. Или ты собираешься всю оставшуюся жизнь гоняться за призраком?!

— Все очень просто: я никогда не позволю, чтобы женщина диктовала мне свои условия! — резко ответил ван дер Рис. — Я не имею в виду вас, мефрау. Я говорю о женщине-пирате!

Вмешался капитан Антон Клосс:

— Даже ценою своего флота? Как я слышал, эта женщина не уступит ни одному из наших капитанов. И, — добавил он мрачно, — боюсь, что если мы решим проголосовать, то ты останешься в меньшинстве. Лучше будет, если ты уступишь, мой друг.

— Никогда! — прогремел Риган.

— Ты глуп, ван дер Рис, — голос Цезаря Альвареса прозвучал высокомерно. — Речь идет не только о твоей безопасности, но обо всех нас. Как ты можешь быть настолько слепым и упрямым?

— Я вам сказал о своем решении и не собираюсь его менять. Делайте что хотите, но если я первым встречу этого негодяя, то убью его!

— А мы все останемся без кораблей!

— Может быть и так. Каждый решает сам за себя.

«Браво!» — воскликнула мысленно Сирена и застенчиво произнесла:

— Риган, а что ты будешь делать, если эта… Морская Сирена узнает о твоем решении? Что, если она удвоит свою месть?

— Что ты имеешь в виду?

— Говорят, что она никого неубивает без необходимости и позволяет морякам уходить на шлюпках. А если она разозлится и начнет убивать моряков? Из всего рассказанного о ней можно предположить, что именно так она и может поступить. Рассуждая как женщина, я бы сказала так: если уж она зашла так далеко, то ей нечего терять и она не остановится ни перед чем, чтобы найти… Крюка, — Сирена чуть вздрогнула, произнеся последнее слово. — Возможно, тебе стоит это обдумать?

— Я согласна с мефрау ван дер Рис, — сказала Хельга Клосс, стрельнув глазами. — Женщина, которая зашла так далеко, никогда тебе не подчинится, Риган.

— И я тоже никогда не подчинюсь ей! — запальчиво воскликнул он.

— Ты говоришь таким тоном, Риган, как будто ненавидишь Морскую Сирену, — тихо вставил дон Цезарь. — Тем труднее поверить в то, что ты заказал носовое украшение для корабля в виде женской фигуры, как две капли воды похожей на пиратку.

В гостиной все настолько были изумлены, словно заговорили Сестры Огня, заставив задрожать весь остров. Глаза Сирены широко распахнулись в радостном удивлении, но она тут же поспешила прикрыть лицо мантильей. Гретхен сделалась вся свекольно-красная от гнева, однако сказать что-либо она не осмелилась. Хельга и остальные женщины, не зная, как отнестись к только что прозвучавшей новости, опустили взгляды на платочки, которые держали в руках.

Риган направился к окну и взглянул на веранду. Несмотря на то, что он старался сохранять невозмутимый вид, все-таки выглядел он смущенным.

Слуги начали подавать кофе.

После минутного замешательства мужчины заговорили снова.

— Неужели Риган влюбился в Морскую Сирену? — удивлялись они. — Действительно ли он хочет увидеть ее опять?

— Давай я скажу иначе, — спокойно заметил Цезарь, вновь обращаясь к хозяину дома. — Предположим на минуту, что мефрау ван дер Рис окажется права и Морская Сирена начнет убивать захваченных моряков. Тогда ты согласишься с нами?

Риган обвел глазами гостиную. Ему была неприятна враждебность на лицах многих гостей.

— Что ж, тогда соглашусь, — уступил он.

Сирена посмотрела на Гретхен и была удивлена выражением облегчения, промелькнувшем на лице немки. Интересно, чего опасалась вдова?

Глава 14

На следующее утро Гретхен отправилась в поместье дона Цезаря. Она нашла хозяина в кабинете потягивающим кофе. Будучи истинным джентльменом, он встал и, поприветствовав даму, предложил ей с ним позавтракать, но вдова отказалась от этого предложения и устало опустилась на диван, стоявший напротив окна, выходящего в сад.

Было очевидно, что фрау Линденрайх пришла в его дом с какой-то особой целью, и Цезарь надеялся, что она не станет медлить, а сразу приступит к делу. Он не любил женщин, находящихся на грани истерики, а именно в таком состоянии, по всей видимости, находилась сейчас Гретхен.

— Как ты находишь вчерашний ужин? — спросил он, чтобы как-то подтолкнуть взбудораженную женщину к изложению цели ее визита.

— Он заставил меня о многом задуматься, Цезарь. Как ты считаешь, что теперь будет? — ее голос дрожал от страха.

— Это только Богу известно. Риган как с ума сошел! Меня бросает в дрожь при одной только мысли, что он может найти нашего приятеля с крюком. Если голландец сразу убьет его, то у меня нет никаких возражений. Однако если он заставит Крюка говорить, то дело примет совсем другой, не очень приятный оборот. В этом случае я намерен укрыться под небом Испании. А ты, Гретхен, куда ты тогда денешься?

— Ты говоришь так, будто это все уже случилось! Если Ригану не удалось найти его за целых три года, почему он должен найти нашего приятеля сейчас? Надо быть реалистом, Цезарь!

— Как раз я-то и смотрю на вещи реально, Гретхен. Прежде Риган занимался поисками один, а за голову Крюка не назначался выкуп. И не было никакой Морской Сирены, поставившей себе цель разыскать человека с крюком.

— Мы ему столько заплатили, что на всю жизнь должно было хватить, — Гретхен скорчила недовольную гримасу. — Он обещал скрыться на одном из дальних островов — Борнео или Сулавеси — и оставить пиратство. Что могло с ним случиться? Почему он снова пошел в море?

— Бесполезно сейчас задаваться этими вопросами. Мы должны сами его найти и передать Морской Сирене. Но не дай Бог, если все-таки Риган первым отыщет Крюка: ненависть не позволит ему передать нашего приятеля женщине-пирату. Если бы я был на его месте, то поступил бы точно так же!

— Неужели нет способа разыскать его?! Надо везде навести справки. Надо предложить собственную награду. Ты должен что-то предпринять! — воскликнула Гретхен, и страх исказил ее красивое лицо.

— Почему это я должен что-то предпринимать? Сожалею, очень сожалею, что позволил тебе в свое время втянуть меня в эти дела. Ты же утверждала, что Риган женится на тебе, если с Титой будет покончено! У тебя было целых три года, чтобы завлечь его в свои сети!

— Если бы у меня были восемь лет, он, конечно, был бы моим. Подбери шлюпку Ригана Педро Гомес, а не твой корабль, капитан которого отправил его в Испанию гнить в тюрьме, — и все было бы иначе! Тюрьма в мои планы не входила!

— Я теперь глубоко сожалею, что вообще дал вовлечь себя в твои планы. Это была большая ошибка, — задумчиво произнес Цезарь.

— Ошибка? Ты неожиданно разбогател на этом всем! Если только это действительно было неожиданно… Винсент ван дер Рис узнал, где его сын, и пошел на все, чтобы вызволить его из тюрьмы! Ты хорошо поднялся на этом! Но, Цезарь, — зашипела Гретхен, — ты помог мне однажды и должен помочь опять! Вернее было бы сказать, что помощь нужна нам обоим. Если Риган ван дер Рис узнает от Крюка, что произошло с его сыном и о нашем участии во всей этой истории, он не пощадит нас обоих. Обоих! Ты меня слышишь?

— Здесь ты ошибаешься, дорогая! Риган никогда не сможет доказать, что я имею к этому отношение. А что касается тебя, то тут совсем другое дело: он сразу поверит — а так оно все и было! — что ты захотела убить Титу и выйти за него замуж. Думаю, он поймет, что тобою руководили ревность и страсть, хотя никогда не сможет простить. Но он никогда не поймет, почему ты так поступила с его сыном! Я отговаривал тебя тогда, но ты сказала, что не желаешь никаких напоминаний о прежнем браке и что ребенка необходимо убрать тоже. Куда ты отправила его, Гретхен, после того, как Крюк приехал к тебе с мальчиком из Кейптауна? К тому времени я уже умыл руки и ты сама этим занималась. Если хочешь, чтобы я помог тебе, то должна рассказать мне, где…

— Он был отправлен в Минданао на Филиппинах — территорию Испании, где голландцы не торгуют, — поспешила сообщить вдова и замолчала, как бы заколебавшись. Наконец она произнесла: — Знаешь, о чем я беспрестанно думаю, Цезарь, со вчерашнего вечера? Может быть, нам отправиться туда или послать корабль, чтобы отыскать мальчика и привезти его сюда? Мы бы сказали Ригану, что услышали от кого-то о его сыне и решили найти его. От радости, что ребенок нашелся, голландец позабудет о своей навязчивой идее мстить Крюку и позволит Морской Сирене самой разбираться с ним, если вообще его возможно найти…

— А как ты проделаешь все это, не вызвав подозрений Ригана, что мы имеем отношение к похищению мальчика и смерти Титы?

— Мы могли бы подстроить так, чтобы один из наших пиратов каким-то образом «нашел» бы мальчика, а мы бы к этому не имели бы никакого отношения.

— А потом будет интересно узнать, не расскажет ли он по возвращении домой своему папочке какие-нибудь занятные подробности о том, как попал на Филиппины. После того как Крюк привез ребенка, мальчик видел тебя и, возможно, помнит, как ты отправляла его в Минданао. Ему сейчас должно быть двенадцать лет, но он уже тогда, в свои четыре года, был очень смышленым ребенком.

Гретхен молчала некоторое время, ее била дрожь.

— А может, послать Ригану анонимное письмо с сообщением о том, где находится его сын? — дрожащие губы вдовы скривились.

— В первый раз я вижу, что ты по-настоящему испугалась. Неужели ты действительно так любишь Ригана, что опасаешься, как бы он не погиб от рук Морской Сирены?

— Любовь не имеет к этому никакого отношения, — зарыдала Гретхен.

— Риган теперь женат. Держу пари, что Сирена сделает его счастливым и у них будут здоровые, красивые дети.

— И она очень быстро станет толстой и уродливой! — выпалила презрительно немка.

— Не важно, какой она будет. Она все равно останется его женой!

— Пожалуйста, Цезарь… ты должен помочь мне.

— А если я помогу? Какую я получу награду? — вкрадчиво спросил испанец, и взгляд его черных глаз скользнул по ее лицу, чувственным губам и остановился на груди.

— Скажи, чего ты хочешь, — и ты получишь это, — прошептала она.

«Пожалуй, все окажется намного проще, чем я предполагала», — подумала вдова. Она понимала, что за оказанную ей помощь нужно будет расплачиваться, и на мгновение испугалась, что Альварес потребует часть ее драгоценностей. Многие из ее украшений были недорогими побрякушками, но некоторые поклонники одарили блистательную блондинку действительно ценными и редкими драгоценностями. Она обрадовалась, сообразив, что Цезарь удовлетворится каким-нибудь часом, проведенным наедине с нею.

По его загоревшимся глазам Гретхен догадалась, что сегодня испанцу хочется чего-то особенного, изысканного. Цезарь нетерпеливо схватил женщину за руку и повел в спальню. Она безропотно последовала да ним в надежде поскорее удовлетворить его желание, чтобы пораньше уехать и еще успеть посетить портниху.

Альварес, в свою очередь, принял покорное поведение Гретхен за испытываемое ею ответное чувство и молча, на ходу, начал срывать с себя одежду. В такие моменты он предпочитал ничего не говорить, и это было хорошо известно вдове. Она полагала, что таким образом он входил в состояние возбуждения. Немке были знакомы правила затеваемой им игры, и она уже прекрасно усвоила свою роль. В данный момент она стояла посреди комнаты и ждала, не проявляя никаких эмоции.

Каждый раз, когда Цезарь начинал эту изощренную игру, Гретхен поражалась его способности к трансформации. Она много раз встречалась с ним в интимной обстановке и по своему опыту знала, что испанец мог быть очень энергичным и пламенным любовником, мужественным и уверенным в обращении с женщиной. Но бывало, что он избирал себе совершенно иную, прямо противоположную ипостась, облекаясь в новую, неожиданную личину: сильный мужчина куда-то исчезал, а на его месте вдруг оказывался некто жалкий, слабый, вызывающий брезгливость; перед женщиной стоял глупо улыбающийся, испуганный влюбленный (так он фантазировал), пытающийся ублажить свою жестокосердную повелительницу, и дрожал от страха, что не сможет угодить ей. Повелительницу должна сыграть Гретхен. Эта роль была совсем нетрудной.

Руки его потянулись к пуговицам платья женщины, и осторожно, одну за другой, он стал расстегивать их, слегка касаясь нежной кожи своей возлюбленной. Затем он стал снимать с нее одежду. Наконец на вдове остались лишь атласный корсет, кружевные панталоны, черные шелковые чулки и туфли на высоком каблуке. Отчаянно и одновременно со страстью он сорвал с нее подвязки и тут же в ужасе отпрянул.

Гретхен прекрасно знала свою роль.

— Неуклюжий дурачок! — сурово произнесла она. — Посмотри, ты оставил синяк на бедре своей возлюбленной! — она вытянула ногу и указала, где, предполагаемо, ее ударила подвязка. — Поцелуй это место немедленно! — сурово приказала женщина.

Цезарь упал на колени перед ней и прижался горячими губами к воображаемой ране. Гретхен с удовольствием заметила, что он уже был сильно возбужден: еще немного — и она сможет уйти.

— Ты понимаешь, что тебя нужно наказать за твою неловкость? — властно произнесла она.

В ответ Цезарь начал жалко пресмыкаться у ее ног, целуя ей ступни и лодыжки. Он был похож на запуганное животное.

— Достань хлыст! — приказала она.

Цезарь жалко прижался к ее ногам, скуля и всхлипывая.

— Достань хлыст! Что я тебе сказала?! Немедленно!

Мужчина испуганно отпрянул назад и с трудом поднялся на ноги. Его черные глаза были полны отчаяния, а губы тряслись от страха. Глядя на его лицо и позу, любой бы предположил, что это несчастный слуга, с которым бесчеловечно обращается его жестокосердная хозяйка; и только чресла испанца выдавали его игру, а пенис, оживший и возбужденный, указывал на предмет желаний.

Из шкафа с одеждой Цезарь извлек длинный, устрашающего вида хлыст с деревянной резной ручкой, замысловатой по форме и украшенной с одного конца большими круглыми опалами. При ближайшем рассмотрении можно было увидеть, что сама ручка и расположенные на ней опалы напоминали мужской половой орган. Хвосты хлыста, хотя и выглядели несколько жутковато — черные, с узлами на концах, — были сделаны из шелка, заплетенного в косы, которые были задуманы таким образом, чтобы не рассекать кожу и даже не оставлять никаких следов.

Цезарь униженно подал Гретхен свою плетку. Он обожал этот хлыст так, как не обожал женское тело. Хотя вдова тоже восхищалась уникальностью необычного предмета, но то, как относился к нему Цезарь, вызывало в ней отвращение: хлыст был своего рода ее соперником. Сознание, что мужчине приносит сексуальное удовлетворение этот хлыст, унижало ее женское достоинство. И то, что Гретхен не любила этого человека и он ей даже не нравился (просто она использовала его как средство для достижения своей цели), ничего не значило: она была женщиной, уверенной в своей неотразимости, и требовала, чтобы мужчина — любой мужчина! — ценил ее достоинства.

Гретхен взяла в руку хлыст с тяжелой ручкой и заметила рабский фанатичный блеск в глазах Цезаря. Он был уже готов, приведя себя в состояние лихорадочного возбуждения: мышцы его спины и бедер дрожали в предвкушении наслаждения; темные вьющиеся волосы на груди и животе практически стояли дыбом; дыхание стало бурным, а на бороде блестела слюна.

Гретхен сняла хлыст и сделала несколько широких кругов над своей головой. У Цезаря перехватило дыхание: как загипнотизированный следил он за концами хлыста, которые должны были ударить его тело. Наконец женщина опустила на его тело обожаемое орудие пыток. Снова и снова она наносила удары по мужской спине и груди, снова и снова длинные концы хлыста скользили по его ягодицам и бедрам. Испанец стонал в экстазе, тело его дрожало от пароксизмов страсти.

Наконец он упал на колени, хватая ртом воздух, и лежал до тех пор, пока его конвульсивные движения не утихли. Цезарь подполз к ней, и на глазах его сверкали слезы благодарности. Как пес к колену своего хозяина, прижал он свою темную голову к женскому бедру, и тихие рыдания клокотали у него в горле.

Теперь наступило время, когда жестокая возлюбленная должна превратиться в великодушную благодетельницу. Гретхен погладила его по голове и прижала к себе, «смягчая» тем самым его боль и унижение. Безмолвно прижавшись к ней, Цезарь начал целовать ее руки, бедро, как бы моля о прощении. Лицо его было мокрым от слез и слюны, которыми он замусолил и ее тело.

Он пылко целовал женщину, а она, держа раскисшего любовника в своих объятиях, повела его в постель. Успокаивая нежными словами и материнскими ласками, она иссушила его слезы и крепко прижала к себе. Прищурившись, Гретхен прикинула, сколько пройдет времени, пока его рыдания стихнут и он уснет.

Эта часть маленького представления Цезаря вызывала у нее непреодолимое отвращение, но зато она с удовольствием орудовала хлыстом и наблюдала, как этот обычно такой надменный испанец пресмыкается у ее ног. Только ради одного этого она готова была подавить в себе то отвращение, которое вызывали в ней его слезы и прикосновения его мокрых губ и щек.

Объятия Цезаря ослабели. Скоро он уснет, и тогда она сможет уйти. И никогда никто из них не вспомнит события этого вечера.

Однако она должна принять ванну, прежде чем отправится к портнихе…

Глава 15

— Сирена, — волновался Калеб, — Риган и Цезарь отправились на поиски Крюка! Почему мы не последовали за ними?

— Вспомни, что я тебе рассказывала о «коварных женщинах». Риган и Цезарь ожидают, что Морская Сирена тоже окажется там. Но она не так проста, как им того хотелось бы! Никогда не нужно делать того, что от тебя ждут! Не беспокойся, братишка. Можешь быть уверен: как только распространился слух, что Крюка ищут, он тут же затаился где-нибудь и выжидает, как и мы. Всегда нужно стараться предвидеть действия соперника и опережать его. На этот раз пусть мужчины поищут гада. Но, к сожалению, они ищут вслепую. Кончится тем, что они будут сожалеть о потерянном времени и деньгах. Ведь практически все испанское и голландское судоходство прекратилось на это время.

— Откуда тебе это известно?

— Потому что, прости меня, братишка, но мужчины думают чреслами, а не головами. Если бы они думали головами, то не вели бы себя так глупо! Говорю тебе, они ищут вслепую. В лучшем случае они найдут каких-нибудь диких пиратов и потопят их корабли. А возможно, и сами погибнут в бою. Однако я полагаю, что дней через десять они вернутся домой, беснуясь и кипя от злости. Как раз поспеют к балу у Цезаря, — легкомысленно и весело щебетала Сирена.

— Скорее всего, бала не будет.

— Бал будет. Сегодня прислали приглашение из дома Цезаря.

— Это должно быть интересно, — улыбнулся Калеб.

— Очень интересно! — согласилась Сирена.

* * *

Медленно тянулись дни. В доме ван дер Риса ожидали возвращения Ригана. Калеб ежедневно ходил на пристань, но никаких новостей не было. На девятый день он опять сидел у причала и вдруг заметил на горизонте знакомый парус. Возбужденно замахав руками, он подбежал к краю причала и замер в ожидании.

Пока корабль приближался, минуты казались часами. Наконец судно причалило.

Риган первым сошел на берег, и, как говорится, лица на нем не было.

— Ни Морской Сирены, ни человека с крюком, ни каких-либо следов, Калеб. Наверное, ветер донес слух до этого подонка — вот он и затаился или отправился в дальнее плавание. Мы наткнулись на небольшое пиратское суденышко, которое намеревалось скрыться от нас. Но мы просигналили, что у нас мирные намерения и что мы ничего не имеем против маленького фрегата без флага. Тогда они приблизились к нам и рассказали, что встречали Крюка несколько месяцев назад, но никто из них представления не имеет о его теперешнем местонахождении. И хотя все головорезы похожи друг на друга, но я уверен, что они говорили правду. Выкуп, назначенный за голову этого ублюдка, очень уж заманчив. Мы также расспрашивали в портах островов Борнео, Сулавеси, Бали, но, увы, все тщетно. Мы даже хотели отправиться дальше, к Молуккским островам и Новой Гвинее, но решили отложить эти дальние плавания на более позднее время.

— Возможно, Морская Сирена отказалась от поисков, — неуверенно заметил Калеб.

Риган обнял мальчика за плечи, и они направились в офис голландской Ост-Индской компании.

— Я так не думаю. Но в то же время я уверен, что ей было известно о нашем плавании, и наверняка сейчас, в эту минуту, она смеется над нашей глупостью. Я признаю, что было смешно отправляться в море вот так, как мы. Когда на карту ставится все состояние, то человек способен совершить много глупостей. Пиратка снова выиграла.

— Как она могла выиграть, если даже не последовала за вами? — спросил озадаченный Калеб.

— Она нас всех одурачила! — войдя в помещение офиса, Риган закрыл за собою дверь и сел в кожаное кресло. — Не подашь ли ты мне сигару, Калеб?

Мальчик окинул взглядом небольшой кабинет и направился к тяжелым деревянным полкам. Пробежав глазами по многочисленным предметам, стоявшим там, он наконец наклонился и протянул руку к квадратной кожаной коробке для хранения сигар, но вдруг, поколебавшись, вместо большой коробки взял другую, размером поменьше, деревянную. Схватив коробку обеими руками, он протянул ее менееру.

Глаза у ван дер Риса сверкнули, а зубы оскалились, как у охотничьей собаки.

— Почему ты взял именно эту коробку? — строго спросил он.

Испуганный его тоном, Калеб отступил назад, прижав коробку к груди.

— Но… вы… сказали… достать вам сигару.

— Я прекрасно знаю, что я оказал. Но откуда тебе известно, где они лежат?

— Я… не знаю, должно быть, я видел, как вы их доставали когда-нибудь в моем присутствии. Я что-то сделал не так? В этом коробке не сигары, а что-нибудь другое, чего я не должен видеть? Простите меня, менеер!

Риган устыдился, что испугал мальчика, и тон его сразу смягчился.

— Извини меня, Калеб. Все дело в том, что мой сын обычно доставал мне сигары из этой коробочки. Прежде я хранил сигары в большой кожаной коробке, но моему малышу не было еще и пяти лет, ему было тяжело поднимать ее. Потому я переложил сигары в небольшую коробочку, которую ты сейчас держишь. Когда ты вот так наклонился за этой коробкой, мне что-то показалось… я вспомнил далекие дни. Извини, если я испугал тебя, думаю, что это все от усталости. Наверное, я был слишком долго в море. Иногда прошлое так вдруг накатит, что я теряю ощущение реальности и власть над собой.

— Должно быть, вы очень любили своего сына, — неуверенно произнес Калеб.

— Да, очень, — тихо отозвался Риган. — Но тебе лучше отправиться домой. Увидимся за ужином. Скажи сестре, что я прибыл целым и невредимым, если она поинтересуется.

— Я обязательно передам, менеер, — ответил мальчик, закрывая за собою дверь.

Риган мерил шагами небольшой кабинет, и мысли путались в его голове. Он был уверен, что никогда не доставал сигары из маленькой коробки в присутствии Калеба. Дело в том, что Риган предпочитал марку сигар с обрезанными концами, которые хранил дома, но всегда носил с собой несколько штук в кармане рубашки. Обычные же сигары он держал в офисе, угощая приезжих купцов. Сердце бешено забилось в груди, когда одна мысль пришла ему в голову…

* * *

Легкий бриз, дующий из гавани Батавии, раскачивал китайские бумажные фонарики, которые на расстоянии напоминали сотни светящихся мотыльков, танцующих над тропическими деревьями, окружавшими дом сеньора Альвареса. Расположенный на элитной улице Лиан-авеню дом Цезаря превосходил по роскоши и красоте другие городские дома.

С просторной веранды в сад лилась музыка. Грандиозный бал удался на славу. Гости пили превосходное вино из бокалов на длинных ножках, провозглашая тосты в честь хозяина. На празднество явились все многочисленные приглашенные: испанцы, голландцы, португальцы… Даже английские и французские купцы были здесь.

Супружеская чета ван дер Рисов примерно на час опоздала, так как в последнюю минуту Ригана задержало неотложное дело в порту. Сирена не знала, что это было за дело, но настроение мужу оно порядком испортило. Лицо его было мрачнее тучи: густые брови соединились в одну хмурую линию, желваки играли на чисто выбритых щеках, а черные зрачки сузились, превратившись в колючие точки, источающие едва сдерживаемый гнев.

Перед тем как отправиться на бал к Цезарю, Сирена робко спросила Ригана, что произошло. Она даже решилась предложить не идти на бал, если ему не хочется. В ответ он расхохотался, и смех его был злым и ядовитым.

— Остаться дома?! — воскликнул он. — Никогда! Я пошел бы туда, даже если бы мне пришлось ползти.

Озадаченная Сирена села в экипаж, подобрав свои юбки и освобождая мужу место рядом с собой. Всю дорогу, до самого дома Альвареса, они ехали молча. Менеер сердито пыхтел сигарой, крепко зажав ее в зубах.

И теперь они стояли у входа в зал, где бал был в разгаре. При ярком свете свечей волосы Ригана казались серебристыми, а глаза его беспокойно обшаривали зал — не с простым любопытством, а с какой-то иной целью. Сирень поняла, что он ищет что-то… или кого-то.

Мефрау ван дер Рис раньше своего мужа заметила приближающуюся к ним Гретхен. Когда блондинка шла через весь зал, все головы повернулись в ее сторону. И тому была причина! Платье немки было попросту бесстыдным и шокирующим! Сшитое из яркого голубого шелка и украшенное драгоценными камнями по глубокому вырезу, оно плотно обтягивало фигуру, ясно показывая, что под платьем больше ничего нет. Обтягивающее платье, словно змеиная кожа, подчеркивало каждый изгиб тела вдовы, откровенно выделяя впадину между ягодицами и углубление пупка. И тем не менее, несмотря на свое бесстыдно-откровенное платье, Гретхен несла себя с таким достоинством и грацией, словно была богиней, а не потерявшей стыд распутницей. Женщины были возмущены, а мужчины очарованы.

Насмешливая улыбка появилась на лице Ригана. По оценивающему взгляду, которым он окинул Гретхен, Сирена поняла, что холмы и долины ее тела были для него знакомой территорией.

На фоне этой искусительницы Сирена почувствовала себя одетой скучно и старомодно. Яркая голубизна блестящего шелкового платья придавала волосам Гретхен серебристый оттенок, почти как у Ригана. А в ее замысловатой прическе поблескивали бриллианты, соперничающие с блеском глаз красавицы-вдовы.

Когда Риган и Гретхен обменивались многозначительными оценивающими взглядами, Сирена чувствовала себя как последняя идиотка, но, слава богу, на помощь ей пришел дон Цезарь Альварес. Подойдя к Сирене, хозяин дома низко склонился, чтобы поцеловать ей руку, а затем быстро увел в другой конец зала, чтобы представить нескольким гостям с дальних островов. Новые лица мелькали перед ее глазами, а новые имена путались в голове, так как Сирена ничего не видела и не слышала и ревность кипела в ней: Риган и Гретхен, обмениваясь милыми улыбочками, покинули зал. Только усилием воли она заставила себя не последовать за ними.

Сеньор Альварес, будучи истинным джентльменом, ни на секунду не оставлял соотечественницу без внимания. Он являл собой образец гостеприимного хозяина, безупречно продумавшего программу бала и всячески заботящегося, чтобы гости не скучали. Музыка была веселой, вино превосходным, столы ломились от аппетитных закусок на любой вкус. Когда Цезарь на минутку оставил Сирену, чтобы проинструктировать слуг по поводу марочных вин, к ней поспешила подойти Хельга Клосс.

— Ты должна поделиться со мной секретом, дорогая, — выпалила она, запыхавшись. Ее маленькие круглые глазки сверкали от возбуждения. — Тебе, конечно же, дон Цезарь рассказал, какой сюрприз он приготовил! Ты должна поделиться со мной, иначе я умру от неизвестности.

— Я представления не имею, о каком сюрпризе идет речь, мефрау, — засмеялась Сирена. — Если, конечно, вы не имеете в виду удивительный наряд фрау Линденрайх.

На лице Хельги отразилось недоумение, прежде чем она сообразила, что имелось в виду. И тут же ее круглые щеки порозовели.

— О да! Ты уже видела ее? Ну конечно, разве такое можно не заметить?! — захихикала она. — Капитан Клосс просто возмущен! При появлении на горизонте фрау Линденрайх мой бедный муж не знает куда смотреть. Однако нет, Гретхен — это совсем не тот сюрприз, который Цезарь приготовил специально для гостей, съехавшихся на бал. Это что-то другое. Он весь вечер делал намеки. Разве ты не заметила?

Хельга озадаченно посмотрела на Сирену. Что случилось с девушкой? Мефрау Клосс всегда считала ее очень умной. Чем была занята ее голова, если она не слышала прозрачных намеков дона Цезаря о гвозде программы, эффектном зрелище и предстоящем сюрпризе?

Сообщив молодой испанке свою новость и пригласив ее в ближайшее время прийти на чай, Хельга удалилась искать своего мужа. Сирена почувствовала облегчение, оставшись одна. Шумное общество, музыка, пышные яркие наряды женщин немного утомили ее. Захотелось побыть наедине со своими мыслями, и она вышла на веранду.

Прохладный ночной воздух остудил ее пылающий щеки, а звуки музыки, доносившейся из зала, здесь, при луне, казались нежнее.

Через несколько минут она почувствовала, что не одна на веранде. Вечерний бриз донес до нее из-за больших кустов тихий женский смех. Сирена уже хотела было вернуться в зал, но замешкалась, и в этом смехе ей послышались знакомые нотки. Слегка надменный, переливчатый, хрипловатый, но молодой… Гретхен!

Сразу вдруг вспомнилось, как она ехала в грузовой повозке по пыльной дороге: солнце припекало спину через бумазейное черное платье, а густые темные волосы, растрепавшись, прилипли к вспотевшей, влажной шее. И отголоски смеха, издевательского и презрительного, и выглядывающее из кустов веселящееся, высокомерное лицо женщины, наслаждающейся жалким видом измученной несчастьями, жарой и дорогой испанки…

Приступ ненависти пронзил Сирену, и ее охватило неуемное желание залепить немке такую затрещину, чтобы ее пухлые, насмешливые губы раздулись и потекла кровь.

Не задумываясь, она пробралась сквозь кусты и увидела то, что и предполагала увидеть: Гретхен и Риган стояли крепко обнявшись.

На какое-то мгновение Сирена остолбенела. Гнев затмил в ней всякое благоразумие. Она только видела, как слились в поцелуе губы Ригана и Гретхен. Одна его рука поглаживала ее твердые круглые ягодицы, а другая проникла в глубокий вырез переливчатого голубого платья.

В мгновение ока рассвирепевшая супруга напала на застигнутую врасплох парочку. Отрывая их друг от друга, она, как шипящая и царапающаяся кошка, выплеснула на Гретхен всю накопившуюся ненависть.

— Так как вы склонны выставлять свое тело напоказ, фрау Линденрайх, — прошипела Сирена, — пусть ткань вашего платья не разделяет вас с моим мужем!

Быстрым кошачьим движением она схватила платье за край выреза и разорвала почти до подола.

Вдова с удивлением восприняла атаку Сирены, но тут же пришла в себя и выпустила свои когти. Ругаясь и рассыпая проклятия, она попыталась схватить испанку за волосы, но верткая мефрау уклонилась от цепких рук немки. Женщины стояли друг против друга, как две обезумевшие кошки, готовые схватиться, чтобы разорвать соперницу в клочья.

— Я давно уже хотела стереть с твоего лица усмешечку! — продолжила Сирена. — А теперь я еще выцарапаю тебе и глаза!

Она произнесла это негромко, но в голосе прозвучала такая угроза, что Риган поразился. Он никогда не предполагал, что его сдержанная жена способна на такое! Скорее из желания получше рассмотреть Сирену, нежели защитить Гретхен, он встал между ними. Мгновенно его действия по-своему были истолкованы обеими женщинами.

— Отойди в сторону, Риган! Ты уже позабавлялся с этой немецкой шлюхой, теперь моя очередь! — глаза мефрау сверкали злобой. Она примерилась и выгнулась, как кошка, готовая к прыжку. — Если ты собираешься защищать ее, то я тебя предупреждаю: я уберу тебя с дороги и все равно доберусь до нее!

Вдова внезапно испугалась: взбесившаяся испанка обещала выцарапать ей глаза, и, глядя на нее, Гретхен нисколько не сомневалась, что эта дикая кошка выполнит свое обещание. Поэтому, когда Риган встал между ними, немка расплакалась: до нее вдруг дошло, что натворила с ней эта испанская богомолка.

— Мое платье! — запричитала Гретхен. — Посмотри, что она с ним сделала! Оно теперь уже ни на что не годно! — вдова шагнула к любовнику, надеясь на его защиту, и в этот миг что-то хрустнуло у нее под ногами. — Мои украшения! Она разорвала их! Риган, помоги мне их собрать, они стоят целое состояние! — ползая на коленях, она стала искать крошечные бусинки, которые были пришиты к ее платью.

Сирена взглянула на немку, ползающую по земле в поисках рассыпавшихся бусин, и увидела, что груди фрау Линденрайх очень непривлекательно вывалились из разорванного платья, а волосы, недавно уложенные в изысканную прическу, растрепались и рассыпались по спине.

Риган тоже взглянул вниз и, увидев смехотворную позу Гретхен, громко расхохотался. Однако брошенные на него убийственные взгляды обеих женщин, охладили его веселье, а смех застрял у него в горле.

Послышались шаги, и на веранде появился дон Цезарь. Его присутствие несколько разрядило накалившуюся атмосферу.

— Цезарь! — рыдала вдова, вскакивая на ноги. — Посмотри, что она сделала со мной!

— Я вижу… Гретхен, — сказал спокойно испанец. — Однако у нее это потрясающе получилось!

Немка, обескураженная его реакцией, широко раскрыла глаза от удивления. Она уже собралась было сказать в ответ что-нибудь оскорбительное, но, перехватив взгляд Альвареса, брошенный на Сирену, осеклась: в его глазах светилось неподдельное, искреннее восхищение. Обернувшись к пострадавшей, он произнес:

— Ты можешь обогнуть веранду и пойти в мою спальню. Там надень один из моих халатов, чтобы было в чем добраться домой. Я прикажу своему кучеру подогнать коляску к задней двери. Ты сможешь уехать так, чтобы никто тебя не увидел. Полагаю, ты не очень хочешь щеголять перед гостями в таком виде.

— Мне плевать, если меня увидят! — выпалила она в сердцах.

— Зато мне не плевать! — угрожающе произнес Цезарь. — Я не позволю, чтобы ты устраивала представление в присутствии моих гостей!

Ригана и Сирену поразило, как быстро успокоилась Гретхен под властным взглядом Альвареса, покорно направившись в обход дома, подчиняясь приказу испанца.

Когда растерзанная немка скрылась из виду, мужчины смущенно посмотрели на Сирену. Удивительно было то, что она, минуту назад вся кипевшая злобой, теперь являла собой образец спокойствия и невозмутимости.

Хозяин дома ослепительно улыбнулся соотечественнице и с почтительной вежливостью предложил ей руку.

— Забудем об этом, дорогая! Ничто не должно испортить настроение в этот вечер. Забудем эту маленькую неприятность!

Однако в его глазах читалось совсем другое: ссора Сирены и Гретхен была кульминационной точкой этого вечера.

— Супруги ван дер Рис должны вдвоем вернуться в зал. Я подготовил для гостей кое-что интересное — сюрприз, как все предпочитают это называть!

От взгляда Сирены не укрылось, как нахмурился Риган. Он выглядел явно недовольным легкостью в обращении Цезаря с его женой, а также всеми этими упоминаниями о сюрпризе.

— Да, Альварес, — заговорил ван дер Рис резким голосом, — мне очень интересно увидеть гвоздь твоего вечера. Хватит мучить нас загадками. Пойдем в зал, Сирена, — желваки заиграли на его щеках, а шея вздулась от злости.

«Вероятно, по этой причине Риган выходил из себя по пути сюда! — весело подумала Сирена. — Каким бы ни был маленький сюрприз Цезаря, но Ригану о нем известно, и ему он явно не по душе. Интересно, что же произойдет дальше?»

Когда все трое вошли в бальный зал, нетерпеливые взоры публики, ожидающей сюрприза, устремились на них. Музыканты прекратили играть, и все гости столпились возле закутанного тканью предмета, возвышавшегося посреди зала. Послышался голос Хельги Клосс:

— Не тяни резину, Цезарь! Я сейчас умру от нетерпения! Хотя я, кажется, догадываюсь, что это. Скорее всего, распутник, ты привез из Европы одну из греческих статуй, не так ли? Одну из тех, что полностью обнажены… — голос капитанши внезапно оборвался, перейдя в сдавленное хихиканье.

Те, кто стояли рядом с четой Клоссов, негромко засмеялись. Сирена тоже улыбнулась, догадавшись, что Антон заткнул жене рот, желая прекратить рассуждения болтушки.

Цезарь, оставив ван дер Рисов, с апломбом подошел к закутанному предмету и, прочистив горло, произнес:

— Дамы и господа! Как вам всем известно, в последнее время в морях, омывающих острова Ост-Индии, появился один необычный пират. Думаю, что не скажу неправды, если замечу, что до сих пор таких в истории не бывало! Кое-кому посчастливилось своими глазами видеть эту пресловутую разбойницу в море, на ее черном корабле. И среди нас есть один человек, на которого она произвела такое сильное впечатление, что он заказал изваять ее скульптурный портрет.

Стоя рядом с Риганом, Сирена почувствовала, как он напрягся. Его рука, легко касавшаяся ее руки, с силой сжалась в кулак.

— Без дальнейших промедлений, дорогие гости, я показываю вам Морскую Сирену!

Цезарь легонько дернул за шелковый шнурок, и драпировка спала. На возвышении стояло носовое украшение корабля, выполненное по заказу Ригана.

Возгласы восхищения наполнили зал. Это было великолепно! Мастерски вырезанная из дерева фигура, практически в натуральную величину, в нормальный человеческий рост… Сирена сразу же заметила, что скульптура имела очень большое сходство с нею самой. Но как она была красива! Казалось, будто ветер дул в ее точеное лицо и волосы, как настоящие, развевались за спиной. Руки ее были тесно прижаты к телу, а концы рубашки завязаны узлом под высокой, полной грудью. Тонкая талия плавно переходила в округлые бедра. Фигура была вырезана очень точно — даже повязка на лбу и усмешка на губах.

Сирена обвела всех собравшихся в зале испуганными глазами: не заметил ли кто-нибудь разительного сходства? Наконец, осмелившись, она взглянула на Ригана, который внимательно рассматривал скульптуру. Как сумел он так точно запомнить облик Морской Сирены? Глядя на мужа, который не отрывал восхищенного взора от фигуры деревянной красавицы, Сирена уловила в его глазах то же самое желание, что и тогда, когда она вызывающе стояла перед ним на носу своей «Раны».

Гости оживленно столпились вокруг скульптуры: одни внимательно рассматривали, другие трогали руками полированное тиковое дерево. Сирена отошла в конец зала, от волнения у нее начались спазмы в желудке. Она взяла с подноса слуги бокал с вином и, стараясь стоять ко всем в профиль, потягивала хмельной красный напиток.

Чуть позже она вернулась в круг гостей, опасаясь, что подобное безразличие к скульптурному образу Морской Сирены, может показаться неестественным. В глазах хозяина дома она увидела то, чего так опасалась: узнавание. Дон Цезарь посмотрел, как Сирена поднесла бокал к губам, и выражение испуга вперемешку с удивлением пробежало по его лицу.

Наконец и Риган отвернулся от скульптуры. Уловив выражение лица испанца, переводившего взгляд с деревянной Сирены на живую, он тоже быстро взглянул на свою жену, а затем опять на скульптуру — с таким же вниманием, что и дон Цезарь.

Вдруг пронзительный взгляд ван дер Риса встретился с черными глазами хозяина дома.

— Если твоей целью было поставить меня в неловкое положение на этом балу, то ты просчитался, дон Цезарь Альварес! Красота этой фигуры затмевает ее скандальность! Посмотрим, будешь ли ты завтра выглядеть таким же самонадеянным, когда, подталкиваемый моею шпагой, водворишь на мой корабль его носовое украшение!

Цезарь облизал языком пересохшие губы… С рапирой голландца шутки были плохи!

Глава 16

Спустя несколько дней после бала, в прохладную благоухающую ночь, Сирена бесшумно пробралась в комнату Калеба и разбудила мальчика. Все в доме давно улеглись и наверняка уже спали.

— Одевайся, братишка. Мы выходим в море, — прошептала она.

Калеб мгновенно проснулся и потянулся к одежде.

— Жду тебя в моей комнате. Спустимся вниз, как всегда, по решетке. Поспеши! После ужина, проходя мимо кухни, я слышала, как фрау Хольц сказала, что один из кораблей менеера отправляется в плавание сегодня ночью. Возможно, он уже вышел, но мы можем догнать его. Быстрее!

— А команда? Я же не предупредил Яна, чтобы команда была на борту!

— Я отправила в Титоа Лин Фу с запечатанным посланием. Не хотелось беспокоить тебя, так как надо было, чтобы ты хоть немного поспал. Старый китаец не станет задавать лишних вопросов, к тому же он ни о чем не подозревает. Наверняка он давным-давно вернулся и спит, десятый сон видит. Сейчас около двух часов ночи. Команда уже должна быть на «Ране».

* * *

Через несколько часов первые лучи солнца осветили горизонт. Сирена, Калеб и Ян стояли на мостике. Капитана уверенно держала штурвал.

— Теперь уже скоро, — произнесла она. — Ян, прикажи всем подняться на палубу.

— Слушаю, капитана.

— Когда я начну разговор с противником, ты, как обычно, заменишь меня здесь. А ты, Калеб, как только мы к ним приблизимся, спустишься вниз. Я не хочу, чтобы кто-нибудь из голландцев узнал тебя. Слишком многим в Батавии ты известен, братишка!

— Сирена, — тихо произнес мальчик, — ты на этот раз потопишь корабль и не дашь морякам сесть в шлюпки?

— Нет, я не стану так с ними поступать. Если ты вспомнил испанских торговцев, то разве я не предупредила их честно? Они сами были виноваты!

Через несколько минут раздался крик:

— Вижу корабль!

Сирена крикнула Яну:

— Прицеливайтесь и стреляйте! Сначала по корме, потом по носу!

— Он слишком далеко, капитана, — отозвался Ферхоок.

— Это правда, Ян. Но необходимо, чтобы хотя бы один из наших выстрелов попал в цель. Главное — неожиданность. Мы успеем дать залп еще раз, прежде чем они подготовятся к обороне.

— Зачем ты так рискуешь? — с тревогой опросил Калеб.

— Потому что сейчас не ночь.

«Рана» вздрогнула от залпов двух своих пушек.

— Отлично! — крикнула Сирена команде, глядя в подзорную трубу. — Одна из наших пушек попала в цель, повредив носовую часть голландского корабля. Я же сказала менееру ван дер Рису, что ни с одного голландского судна больше не выстрелят в мой фрегат.

С подбитого брига раздался залп из мощной пушки, но раскаленное ядро, не долетев до черной «Раны», упало в воду.

— Они стреляют, Калеб, но вслепую. Они в панике. А теперь, братишка, уходи вниз!

Ян Ферхоок прибежал, чтобы стать у штурвала вместо Сирены, когда корабль подплыл к пылающему голландцу.

— Просите пощады, и я позволю вам сесть в шлюпки! — закричала Сирена, наблюдая за рукопашной схваткой.

— Сдаемся! — раздался чей-то пронзительный голос.

— Ты видишь, что у них на борту тяжелая пушка? — крикнула Яну девушка.

— Да, капитана. Но она им не помогла.

— Если бы они попали в нас, мы бы сейчас здесь не стояли. Не поддайся они панике, могли бы потопить нас.

Объятый клубами огня и дыма бриг резко накренился на правый борт. Скоро этот красивый корабль найдет себе пристанище на морском дне.

— Эй! Голландцы! Всем наверх! Есть среди вас человек по прозвищу Крюк?

— Нет такого человека на нашем корабле!

— Вытяните вперед руки и снимите перчатки! — ее приказу немедленно подчинились, и, посмотрев в подзорную трубу, она удовлетворенно кивнула.

— Когда вы вернетесь в Батавию, передайте привет менееру ван дер Рису. Скажите, что до меня дошли слухи, будто он не желает передать мне Крюка, если найдет его первым. Я дважды не предупреждаю. И вот мое единственное предупреждение: в следующий раз, когда я захвачу голландский корабль, горе будет тому человеку, который сообщит мне, что главный представитель голландской Ост-Индской компании не отступился от своего намерения и не собирается передать мне Крюка! — она вонзила кончик сабли в рею ивнимательно обвела взглядом команду брига. — Что за груз вы везете?

— Гвоздику, мускатный орех и перец.

— Ну теперь цены на специи в Европе взлетят вверх! — засмеялась Сирена.

Голландский капитан, дерзкий и бесстрашный человек в добротном, хорошо сшитом костюме, поднялся на ноги в одной из спущенных на воду шлюпок и угрожающе потряс кулаком.

— Если голландская Ост-Индская компания и разорится, то не думай, что в этом только твоя заслуга, Морская Сирена! Ты должна благодарить некоего испанца за то, что он помог тебе!

— Как это?! — крикнула она, не понимая.

— Местные жители поговаривают, что где-то на Яве тайно хранятся необработанные мускатные орехи. Рабы, обрабатывающие семена мускатного ореха, нередко говорят о том, что бушели^[10] семян исчезают. Ни один голландец не посмел бы этого сделать! На такое способен только испанец! Они на все готовы пойти, чтобы подорвать нидерландскую торговлю пряностями. Проклятый ибер^[11] мечтает разбить плантацию где-нибудь поближе к берегам Европы. Вот в чем все дело!

Жалобы голландца внезапно оборвались.

— Вижу корабль! — раздался крик с мачты «Раны».

— Что такое? Еще один корабль? — удивилась Сирена.

— Мили две от нас по правому борту, капитана. Судя по всему, это испанский или португальский корабль.

— Ослабить парус! — крикнула она команде. — Мы должны обойти его так, чтобы оказаться сзади.

Через четверть часа голландский бриг был похоронен в глубинах моря, шлюпки с его командой маячили где-то вдали, а черный фрегат приближался к испанской бригантине, недавно вышедшей из Батавии.

Стоя позади Яна, управлявшего кораблем, Сирена ровным голосом отдала приказ:

— Не стрелять, пока я не скажу. Пожалуй, мы не станем трогать это судно. Пропустим их.

Заметив озадаченное лицо первого помощника, она улыбнулась, вспомнив, что Ян все-таки голландец.

— А что, если они начнут в нас стрелять, капитана? — спросил он.

— В таком случае мы пойдем на таран. Но только по моему приказу! Видишь ли, Ян, это судно испанское, и если я позволю ему плыть дальше, после того как потопила голландский бриг, то, полагаю, менеер ван дер Рис схватит дона Цезаря за горло, заподозрив его в сговоре со мной, и в течение какого-то времени менеер будет занят слежкой за испанцем, забыв о Крюке.

Посмотрев в подзорную трубу, Сирена прочитала название испанской бригантины: «Алый огонь».

— Слушайте меня внимательно! — крикнула она в рупор. — Я вижу, что ваши люди подготовили пушки, поэтому хочу сообщить вам: перед вами — Морская Сирена! Один выстрел с вашей стороны — и вам всем будет крышка! Однако… хочу проявить доброту, — засмеялась она в рупор и обратилась к чернобородому мужчине, стоявшему у штурвала: — Капитан, прикажите своим людям отойти от пушек, и пусть они все покажут мне руки. Тогда я позволю вам продолжить плавание!

Подождав минуту, она закричала в рупор:

— Ну, я получу ответ?!

С испанского корабля дали залп из пушки, и ядро попало в парус фок-мачты. Но грохнуть еще раз они не успели. Сирена приказала канонирам дать ответный огонь.

Пока канониры готовились к залпу, она посмотрела в подзорную трубу и увидела, что испанский капитан улыбался. Он решил, что быстро проучит этот черный фрегат, так неумело управляемый, как ему показалось.

Один за другим последовали пушечные залпы с «Раны», повредившие палубу и снасти бригантины. Развернувшись к испанцам носом, фрегат продолжал палить из пушек и готовился к тарану более крупного противника.

Когда два корабля сблизились, капитан «Алого огня» поспешно закричал в рупор:

— Просим пощады!

Затем он бросил саблю на палубу.

— Мы сдаемся, мы сдаемся!

Испанские пушки почти не нанесли урона «Ране», однако Сирена не была настроена прощать напавшее на нее торговое судно. Ян предложил ей, что раз уж они не позволили испанцу плыть дальше и главный представитель голландской Ост-Индской компании теперь не заподозрит ее в сговоре с Альваресом, то, по крайней мере, надо хотя бы отпустить команду «Алого огня», как были отпущены матросы голландского брига.

— Зачем заставлять Альвареса думать о сговоре с голландцами?

— Ты прав, Ян, — согласилась Сирена. — Но на этот раз мы заберем груз и поделим между членами нашего экипажа! — она весело засмеялась. — Пусть испанцы садятся в шлюпки. Мы проверим их руки и, если среди них нет Крюка, отпустим с Богом. Пусть плывут на Яву! Надеюсь, они не захотят попытать счастья добраться до Испании! — захохотала она. — Два корабля за один день! А я искала только один!

Восторженные крики команды приветствовали своего удачливого капитана.

Сирена стояла на палубе захваченного торгового судна, шутя и посмеиваясь. Вдали виднелись шлюпки с «Алого огня», направлявшиеся вслед за голландскими в Зондский пролив. Какое это будет зрелище, когда четыре лодки с усталыми, измученными матросами медленно войдут в порт Батавии поздно вечером или даже на следующее утро!

Команда «Раны», обыскав трюмы бригантины, вытащила наверх шелка и другие товары, но мускатный орех, перец и прочие специи были оставлены внизу. Для чего они им, жителям Островов Пряностей?! А что касается остальных товаров, то жены моряков в Титоа найдут им в хозяйстве отличное применение. Кроме того, в трюмах испанца были обнаружены бочонки с яванским ромом, которые очень быстро перекочевали на хранение в трюмы черного фрегата.

— Поторопитесь, ребята! — наконец крикнула Сирена. — Мы должны успеть до начала прилива, чтобы войти в устье реки в полдень. Нужно пройти мимо четырех шлюпок прежде, чем они увидят, как мы повернем в устье реки Смерти.

Она лихо повернулась на каблуках, услышав сзади шумное дыхание. Это был Якоб, кок «Раны».

— Что тебе нужно, старина?

— Очень интересный сундучок, капитала. Я нашел его в капитанской каюте испанца и… — он хитро усмехнулся, — открыл его с помощью моего кухонного ножа.

Многозначительно подняв крышку сундучка, он протянул его Сирене: сундучок был полон сверкающих бриллиантов.

Поиграв дорогими камушками, она положила несколько штук в карман и позвала остальных членов команды.

— Посмотрите, моряки, что отыскал для вас наш добрый, славный Якоб! Однако быстрее, ребята, заканчивайте потрошить эту гордую бригантину. Нам нужно поторапливаться!

Черный фрегат легко скользил по спокойной глади моря, оставив в нескольких милях позади себя медленно тонущий «Алый огонь». Калеб снова стоял рядом с Сиреной, крепко державшей штурвальное колесо.

— Как ты думаешь, что будет после того, как четыре шлюпки вернутся в Батавию? — спросил мальчик.

— Дон Цезарь Альварес упадет в обморок, а менеер ван дер Рис начнет метаться по своему офису, как разъяренный бык.

Калеб засмеялся, но лицо Сирены оставалось задумчивым. Заговорив о Цезаре, она вдруг припомнила странные слова голландского капитана о необработанных мускатных орехах. Что бы это значило?

Ее размышления были прерваны приходом кока. Якоб поднялся к ней, неся кружку крепкого ароматного кофе.

Взяв у него из рук кружку, она спросила:

— Якоб, ты был на палубе, не так ли, когда мы захватили голландский корабль?

Он кивнул.

— Что их капитан имел в виду, когда говорил о необработанных мускатных орехах и о каком-то испанце, который намерен разбить плантацию муската поближе к Европе?

По удивленному взгляду старика Сирена поняла, что он поражен ее неведением о строгом законе Ост-Индии — очень важной мере предосторожности, на которой основаны голландская и испанская торговля.

— Капитана, дело в том, что с островов строго запрещено вывозить всхожие семена мускатного ореха. Все купцы — всех стран, а не только голландские и испанские — подчиняются этому закону. Он обеспечивает сохранение монополии Ост-Индии на торговлю пряностями. Мы не хотим, чтобы на Карибских островах, в Африке или, скажем, Франции, Англии, Австрии появились плантации мускатного ореха. Это грозит разорением всех голландских и испанских торговцев пряностями.

Сирена заметила: даже Калеб был поражен тем, что она этого не знала. Мальчик, должно быть, не подозревал, что она может не ведать о существовании такого закона, если даже ему, ребенку, это известно.

Якоб продолжал объяснять:

— У каждого здешнего плантатора одни рабы заняты сбором спелых мускатных орехов, а другие — их обработкой: семя погружается в специальный раствор извести, после чего становится невсхожим, но после промывки вполне пригодным для употребления в пищу. Если верить голландскому капитану, то какой-то испанец обходит этот закон. Но что касается простых моряков, таких, как я, например, — блеклые, водянистые глаза Якоба сердито вспыхнули, — то у них нет возможности погреть руки на вывозе всхожих мускатов, — кок предупреждающе поднял палец. — Нас и все наши вещи всегда строго проверяли, и если кто-то попадался на контрабанде необработанного муската из Ост-Индии, то его ждал смертный приговор.

Позже, стоя в одиночестве на палубе, Сирена думала о словах старого Якоба, а также о словах голландского капитана с потопленного брига. Кто из испанцев — если это действительно правда — мог бы нарушить соглашение двух держав и похитить большое количество всхожих семян мускатного ореха? Только человек стоящий у власти мог иметь такую возможность. Ведь, чтобы осуществить подобную авантюру, необходимы большие связи и много денег на взятки. Простому купцу или торговцу вряд ли доступно такое; тем более, что у них слабые контакты с плантаторами. Вот если только сам владелец плантации связан напрямую с местными вождями. Например, Риган… или дон Цезарь Альварес! Безмерное тщеславие этого человека, его страсть к роскоши, желание вернуться в Испанию уважаемым и богатым человеком — все это сразу припомнилось Сирене. И хотя она и ругала себя, что готова заранее, без всяких оснований обвинить человека в преступлении (пусть и мысленно, однако гордого испанца, своего соотечественника), но кто если не Альварес смог бы перевести мускатный орех с острова и спрятать его где-нибудь в море, на одном из своих судов или даже на одном из соседних островов? Да он мог спрятать этот груз даже здесь, на Яве, чтобы потом при первой же возможности переправить контрабандный товар в свою любимую Испанию! Однако станет ли расти мускатный орех на родине? В Испании слишком сухо, слишком мало выпадает дождей…

Ветер развевал волосы за спиной Сирены, соленые брызги застилали глаза, а на душе у нее кошки скребли. С горечью она вспомнила слова Якоба: «Каждый, кто уличен в контрабанде мускатного ореха из Ост-Индии, приговаривается к смерти». Она была так поглощена собственными мыслями, что не услышала осторожные, бесшумные шаги за спиной. Но вдруг какое-то неприятное чувство охватило ее. Она прислушалась: на корабле стояла мертвая тишина. Где вся команда? «Ах, да! — вспомнила Сирена. — Сама же разрешила матросам пойти выпить эля!» Возможно, ей нужно было присоединиться к ним. Пожалуй, она слишком обособленно держится от команды.

Она резко обернулась… и встретилась с похотливым взглядом Вуутера.

Сирена словно вросла в палубу: сразу вспомнился тот день, когда она стояла, как попавшее в западню животное, перед Диком Блэкхартом. От неожиданности она остолбенела. Паника охватила ее. Наконец она заставила себя сдвинуться с места и, спотыкаясь, попятилась назад. Шаг, два шага, три… Глаза ее были полны страха. Шаг за шагом Вуутер наступал на нее, пока спина ее не уперлась в дверь капитанской каюты. Сирена понимала, что нужно что-то предпринять, но страх сковал все ее тело. Абордажная сабля! Ей нужна сабля! Но где она? Боже! Она осталась у мачты. Но нужно срочно что-то предпринять! Что угодно! Однако растерянность дорого стоила Сирене: Вуутер втолкнул ее в каюту и захлопнул дверь.

Не было произнесено ни единого слова. Матрос заставил ее отступать… отступать, пока она не упала на койку с расширенными от страха глазами. Боже милостивый, только не это! Не дай этому случиться снова!

Сдавленный тонкий крик вырвался у нее из горла, и в это время в каюту ворвался Калеб. Бесстрашно размахивая шпагой, высоким срывающимся голосом мальчик потребовал отпустить Сирену.

— Убирайся отсюда, пока я не убил тебя, щенок! — закричал Вуутер. — Твоя паршивая шпага для меня не угроза. А ну, уноси свои ноги подобру-поздорову! — сказал он, замахиваясь своем саблей.

Калеб, вне себя от злости при виде отчаяния в глазах Сирены, воскликнул:

— Защищайся!

Он сделал выпад вперед, опустив шпагу, а затем быстро подняв ее. Заметив удивление в полуприкрытых глазах Вуутера, мальчик взмахнул клинком с такой силой, что рассек штаны противника от паха до лодыжки.

Матрос в ответ неуклюже поднял тяжелую саблю, но, не задев Калеба, лишь рубанул воздух. Живой и подвижный юнга быстро отпрыгнул в сторону и ловко парировал удар.

Сирена осознавала, что нужно позвать кого-нибудь на помощь, так как мальчик еще не достаточно силен в фехтовании и наверняка быстро выдохнется. На трясущихся ногах она пробралась к двери и закричала изо всех сил:

— Ян! Якоб! Кто-нибудь!

Ферхоок, старый кок и еще один матрос, Виллем, прибежали на зов, а за ними еще несколько человек появились в дверях каюты с саблями наготове.

— С мальчиком ничего не должно случиться! Мой брат не должен пострадать! — кричала Сирена, хватая Яна за руку.

— Однако он неплохо владеет оружием, — усмехнулся Ян. — Этот подонок Вуутер так накачался эля, что с трудом держится на ногах! Парнишка прикончит его через минуту!

— Нет, Ян, нет! Калеб не должен убивать! Ты каким-то образом должен вмешаться. Мальчик слишком юн, чтобы брать грех на душу.

Ферхоок сочувственно взглянул на капитану и, кивнув, выжидал удобного момента, глядя, как Калеб широкими, точными ударами отбивался от сабли Вуутера. Уже дважды мальчик задел клинком пьяного матроса, и тот был уже в крови. Однако юнга сохранял полное самообладание при виде окровавленного противника.

— Заканчивай! — закричал Ян. — Отпусти его, Калеб, или убей его!

Мальчик обернулся на слова первого помощника и потерял преимущество. Ферхоок быстро вскинул шпагу и, оттолкнув Калеба в безопасное место, ударил Вуутера по ногам.

— Раскрой свои пьяные глаза и дерись как мужчина! — жестко произнес он. — Ни один человек на корабле не посмел бы нарушить клятву верности капитану. Ты заслуживаешь смерти, подонок!

— Ба! — сплюнул Вуутер. — Она такая же баба, как и все! Она должна принадлежать мужчине, и я хочу, чтобы она была моей!

Глаза похотливого мятежника с полуприкрытыми, как у стервятника, веками зло смотрели на Яна. Он взмахнул саблей, метясь в голову Ферхоока, но промахнулся. Первый помощник наносил удар за ударом, прижимая Вуутера к стене и наконец выбил саблю из его рук. Отступив назад, Ян нанес удар под ребра противника.

Фонтан крови брызнул из груди матроса, а глаза его удивленно расширились. Он упал вперед, хватаясь рукой за ногу Сирены.

— Ты… всего лишь… баба! — успел произнести он задыхаясь, и его безжизненное тело упало на палубу.

Глава 17

В «свободное от молитв» время Сирена прогуливалась по огромному саду ван дер Риса, а также периодически наведывалась на кухню, чтобы поболтать с Меллой о новых вкусных блюдах, которые теперь повариха готовила для своей хозяйки и молодого Калеба. Молодой мефрау все больше и больше нравилась добрая малайка, а той, в свою очередь, все больше нравилась ее работа.

Однако все это время Сирену не переставала мучить мысль: неужели именно Альварес прячет большие запасы необработанного мускатного ореха где-то на острове или переправляет их в тайное место в Африке, Индии, на Карибских островах? Болея за честь своей страны, она еще все-таки надеялась, что, может быть, это был вовсе не испанец, и пообещала себе, как гордая дочь своей страны, что выяснит точно, кто является нарушителем договора: «Я обязательно это узнаю! Хотя бы ради того, чтобы спасти честь испанской короны!»

Устроившись с шитьем в тени пышного широколистного куста в отдаленном уголке сада, мефрау ван дер Рис предавалась своим размышлениям. Наконец она отложила шитье в сторону и осмотрелась вокруг, окидывая взглядом ковер из бесчисленных разнообразных цветов и качающие ветвями под дуновением легкого восточного бриза высокие хлебные деревья. Скоро должен начаться дождь, и тогда ей придется уйти в дом. Озабоченно взглянув на легкие перистые облака, быстро меняющие цвет, она хотела было встать, чтобы уйти, как в этот миг в ворота сада стремительно влетел Калеб.

— Сирена! Что я узнал! — запыхавшись произнес он. — Мне нужно было побывать… в восточной части гавани, — запинаясь проговорил он.

— Не торопись, братишка, иначе я ни слова не пойму, — приказала Сирена, у которой, однако, перехватило дыхание. Каким-то образом она почувствовала, что он хочет сообщить ей нечто очень важное, касающееся необработанных мускатных орехов.

— Я лежал на берегу, укрывшись от солнца под большим кустом ризофоры. В том конце гавани стояло лишь несколько небольших рыбацких лодок, а людей там практически не бывает. Я заснул и вдруг услышал его голос, того мужчины…

— Чей голос ты услышал, братишка?

— Сеньора Альвареса.

Калеб набрал в легкие побольше воздуха и присел рядом с Сиреной. Дыхание его немного успокоилось, и он продолжил рассказ:

— И услышал, как сеньор разговаривал с каким-то мужчиной — судя по голосу, с каким-то бандитом. Сеньор сказал этому человеку, что он должен помочь ему завтра утром на рассвете перенести мускатные орехи в другое место, более надежное. Неизвестный разозлился и назвал сеньора «надоедливой старухой», прорычав, что не собирается гнуть спину в четвертый раз! Якобы он таскал тяжелые бочонки с мускатными орехами уже три раза. Обзывая сеньора Альвареса разными словами, он сказал, что ни за какие деньги не согласится снова таскать эти проклятые бочки.

— Что на это ответил Цезарь?

— Сеньор обещал, что это будет в последний раз, так как он уже собирается отплыть в свое «королевство». Не знаю, что он под этим имел в виду, но мне зато известно, куда он собирается перевезти свой груз!

— Куда же? — взволнованно спросила Сирена, давно ожидавшая этих слов.

— На юго-западный мыс острова, достаточно далеко от того места, где спрятаны бочки в настоящее время. Сейчас семена находятся недалеко от Титоа, где живет наша команда. Я думаю, — он нахмурил брови, — если мы отправимся туда, то лучше, — Калеб заглянул в глаза Сирены, и она сделала ему знак продолжать, — поехать туда по суше верхом на лошадях. Сеньор Альварес вместе с этим человеком намерены отправиться туда морем, через лагуну, на небольшом баркасе.

— Ты прав, Калеб. Мы не можем рисковать, атакуя эту маленькую лодку на «Ране» так близко от берега.

Мальчик продолжил:

— Сирена, я помню по картам, которые мы изучали, что бухта, где собирается остановиться сеньор, небольшая и узкая — это единственно подходящее место в той части острова. Другие бухты вблизи тех мест полны коралловых рифов. Скорее всего, он повезет орехи морем, потому что по суше и дольше, и опаснее. Местные жители и торговцы могут увидеть его. А ты, я и, возможно, Ян с кем-нибудь еще из команды можем поехать сушей, никому не мозоля глаза.

— Пожалуй, это что-то новенькое — Морская Сирена, атакующая верхом на лошади!

Он улыбнулся, а она спросила:

— Не упомянул ли сеньор, далеко ли от берега он планирует спрятать мускатные орехи?

Калеб засмеялся.

— Он довольно ясно объяснил своему человеку, куда следует поместить груз на этот раз. Он сказал, что, таская бочки, особенно надрываться не придется, так как их потребуется разместить в пещере, которая видна из гавани. Вход в пещеру для конспирации они забросают ризофорой.

— Молодец, братишка! Ты хорошо все запомнил. А когда они собираются все это проделать?

— В полночь, Сирена.

— Ты считаешь, что благоразумно ехать верхом и ждать их у пещеры? Не лучше ли позволить им спрятать орехи, а завтра ночью отправиться туда?

Глаза Калеба взволнованно заблестели.

— Я считаю, что лучше поехать сегодня ночью. Я уже устал сидеть без дела; хотелось бы немедленно отправиться в деревню, чтобы предупредить Яна и, возможно, Виллема. Они, как обычно, встретили бы нас на лошадях.

А затем он задал свой любимый и порядком поднадоевший ей вопрос:

— Когда мы снова займемся фехтованием, Сирена?

После сражения с Вуутером, недовольный собой, Калеб настоял на усиленных занятиях фехтованием. Хотя Сирена и уверяла, что, сражаясь со взрослым и физически сильным матросом, мальчик был на высоте и что Ян вмешался по ее приказу, но Калеб и слышать этого не хотел. Однако он очень возмужал с тех пор, как встал на защиту сестры и добился заметных успехов в фехтовании. Конечно, он смог бы тогда и сам прикончить похотливого матроса, но Сирене не хотелось, чтобы руки ребенка обагрились кровью. После того случая на «Ране» она не раз говорила себе, что, если бы братишка сам убил Вуутера, детство на этом для него закончилось бы. Но сам мальчик считал, что Ян вмешался в поединок из-за его, Калеба, недостаточно умелых действий, и никто не мог переубедить парнишку.

— Мы смогли бы попрактиковаться сегодня вечером, Сирена, — после моего возвращения из деревни, прежде чем мы последуем за сеньором Альваресом и его помощником.

— Нет, только по возвращении из бухты, братишка. У тебя достаточно дел на сегодня. А теперь отправляйся в Титоа.

Калеб вздохнул, глядя на собиравшиеся темные тучи, а Сирена взяла свое шитье и поспешила в дом.

* * *

Благодаря густому туману, скрывавшему их с Виллемом, Ян Ферхоок привел лошадей и привязал их у реки, прямо на окраине сада ван дер Риса. Подходя с Калебом к морякам, Сирена приложила палец к губам, давая таким образом знак, чтобы все молчали. И только когда четверка всадников отъехала от дома на достаточное расстояние, миновав огромную плантацию и приблизившись к подножиям холмов к югу от Батавии, она заговорила:

— Ян, послушай! Мой брат досконально изучил карты, но нам всем нужно быть очень внимательными, когда углубимся в джунгли, чтобы не потеряться и не заблудиться, приближаясь к морю в южном части острова, — и, повернувшись к Калебу, она спросила: — Как ты считаешь, братишка, когда появятся там испанец со своим помощником?

При этих словах лица Яна и Виллема омрачились: голландцы догадались, на какое вероломство пошел дон Цезарь Альварес.

— Сеньор поплывет на полной скорости. Ветер сегодня довольно сильный. Если он пойдет под парусом, развернутым наполовину, то прибудет в бухту Papa — так она обозначена на картах — через три часа. Он, конечно, на час или два опередит нас. Однако если туман опустится и над морем, то это может его задержать.

— Да, — заметил Виллем, бросив взгляд в сторону плантации и города, — посмотрите, как он клубится и ползет в сторону моря.

* * *

Добравшись до вершины холма, отделявшего северное побережье Батавии от менее населенного южного, путники по приказанию Сирены остановились.

— Я взяла с собой фрукты, сыр и вино. Сейчас мы отдохнем и перекусим.

После того как они привязали лошадей, Калеб спросил:

— Сирена, ты атакуешь испанца, когда он высадится на берег? Или ты намереваешься уничтожить запасы орехов?

Ян и Виллем навострили уши.

— Слишком много вопросов, братишка. Я не буду делать ни того, ни другого. Хотя нас четверо, но нет никакой необходимости нападать на дона Цезаря. А что касается мускатных орехов… Думаю, у меня есть интересная идея: мы перепрячем орехи! Пусть он подумает, что его ограбили! Какой будет сюрприз для нашего элегантного представителя испанской короны, когда он в следующий раз заглянет в свою пещеру!

Затем она обернулась к мужчинам:

— Отдохнем немного. У нас есть время. Пусть кто-нибудь из вас подежурит, чтобы мы не проспали.

Виллем вызвался постоять на страже.

— Я подежурю, капитана, если вы и Ян не против. У Ферхоока был сегодня трудный день: он рыбачил. Ручаюсь, что он устал, а я сегодня отдыхал.

Сирена улыбнулась и кивнула. Покончив с сыром, она завернулась в одеяло, так как здесь, в горах, было прохладно. Густой, плотный туман создавал ощущение полного одиночества, несмотря на то, что рядом находились спутники. Она задремала, то и дело просыпаясь, а через час Виллем разбудил всех.

Потихоньку вся четверка спустилась по склону южного побережья Явы.

* * *

Сирена, Калеб, Ян и Виллем затаились в зарослях пальм и ризофоры, футах в пятидесяти от восточного берега узкой бухты Papa. Благодаря хорошему знанию географических карт данной местности, они через полчаса уже были у цели.

Все четверо насторожились, услышав плеск весел небольшой лодки. Самого баркаса не было видно из-за густого тумана.

Через несколько минут плотную дымку прорезал желтый свет фонаря и послышался скрежет днища лодки о песок. Вскоре до ушей притаившейся четверки донеслись голоса… Разговаривали двое мужчин… Какое-то бормотание, тяжелое дыхание, ругательства, а затем — повелительный голос дона Цезаря, приказывавший спутнику поторопиться. В ответ снова посыпались ругательства.

Время от времени раздавались глухие удары деревянных бочек, выбрасываемых из баркаса на песок, затем — кряхтение мужчины, с трудом поднимавшего бочку себе на плечи. Такая процедура, по подсчетам Сирены, повторилась двадцать пять раз.

— Предатель! — тихо пробормотала она. — Этот предатель Альварес нарушил договор своей страны ради собственного обогащения!

Внезапно до слуха всех четверых донеслись отчетливые слова:

— Ну… это последний. Совсем нетрудная ночная работенка, не так ли? — звуки знакомого голоса Альвареса отдались болью в сердце Сирены.

— Если бы мне пришлось только выгрузить бочки из баркаса на берег, тогда бы я согласился, что работенка была нетрудной. Но перетаскивать их в пещеру, расположенную в сорока ярдах от берега, — это совсем другое дело! Завтра моя спина не разогнется. И я повторяю: хочу двойную оплату!

— Я плачу тебе ровно столько, сколько стоит эта работа! — усмехнулся Альварес. — Какой ты жадный! Это нехорошая черта характера.

В ответ послышалось ругательство. Сообщник испанца сплюнул и сипло закричал:

— Или ты платишь вдвойне, или…

Цезарь оборвал его:

— Ты не оставляешь мне другого выбора, Хосе! — а затем добавил потише: — Рано или поздно мне пришлось бы это сделать.

— Но я не имел в виду… Нет! Нет!

Затем послышался булькающий звук — и слова смолкли.

Сирена предупреждающе схватила за руку Яна, который начал было подниматься.

Снова послышался плеск весел, а сквозь туман маячил желтый свет фонаря. Баркас направился из бухты в сторону лагуны и дальше — к западному мысу острова, где находился порт Батавии.

Убедившись, что баркас с развернутым парусом благополучно покинул бухту, Сирена поднялась и в сопровождении мужчин направилась к тому месту, откуда совсем недавно доносились голоса.

Споткнувшись обо что-то, она опустилась на колени.

— Он здесь! — воскликнула она, прикладывая ухо к груди лежавшего у ее ног человека. — Никаких признаков жизни. Ян, Виллем, нужно захоронить его.

Калеб дотронулся до ее руки.

— Сирена, туман еще густой, но скоро он рассеется. Пожалуй, я пока поищу место для другого тайника.

— Да, братишка. Подожди только, пока я зажгу эту масляную лампу: с нею тебе будет легче искать.

В то время как двое моряков тащили труп несчастного Хосе в кусты, Сирена, взяв вторую лампу, направилась туда, где, по ее предположению, должна была находиться пещера. А мальчик тем временем скрылся в зарослях джунглей.

* * *

Сквозь рассеивающийся туман Сирена заметила Калеба, пробирающегося к берегу меж кустов ризофоры.

— Я нашел еще одну пещеру! Это недалеко отсюда! — воскликнул он торжествующе.

— Молодец, парень! — похвалил его Ян.

— Отлично! — поддержал приятеля Виллем.

— Полдела сделано! — вздохнула Сирена. — Я думаю, что перед тем, как все вынести отсюда, надо бы разбросать содержимое одного бочонка по всей пещере. Хочу, чтобы Цезарь посчитал, будто его ограбили.

— Вы не поднимете сами бочку, капитана, — улыбнулся Ян, — даю слово.

Сирена улыбнулась и принялась помогать мужчинам.

За несколько минут первые бочки были перенесены по склону за пещерой в заросли, казалось бы, непроходимого бамбука. За этими густыми бамбуковыми зарослями, внизу, располагался узкий вход в небольшую пещеру. Она была настолько низкой, что даже Калеб едва мог выпрямиться в ней в полный рост. Поэтому именно мальчик и вкатывал бочки в пещеру. Ян и Виллем подносили их, а Сирена помогала им. В глубине удачно найденной пещеры спрятанные бочонки были совсем не видны.

— Ну а теперь пусть сеньор Альварес удивляется, куда исчезли его сокровища! — воскликнула запыхавшаяся Сирена, когда наконец последний бочонок был упрятан в пещере. — Ему придется начать все сначала, если он хочет добыть мускатный орех для своего «королевства»! А кроме того, как мне кажется, на всей Яве не найдется человека, которому он смог бы рассказать о том, что произошло сегодня!

* * *

Четверо всадников медленно объехали подножия холмов, миновали джунгли, в которые уже начало проникать восходящее солнце, как вдруг лошадь Сирены, а затем и остальные лошади начали нервничать.

— Ну, ну… — погладила девушка свою чалую кобылку. — Что беспокоит тебя, моя красавица?

Ласково похлопывая животное по вспотевшей холке, она продолжала успокаивать его и сохранять ровный шаг.

Калеб, кое-как успокоивший свою лошадь, направил ее на вершину одного из холмов, желая взглянуть сверху на то, что так встревожило животных. Обменявшись взглядами с Яном и Виллемом, он осторожно поехал вперед, а остальные двинулись следом.

Вся группа поднялась на вершину холма и остановилась, встревоженная. Солнце еще только начало всходить, но ведь они намеревались добраться до Батавии пораньше, до наступления дня.

Бледное, сероватое небо до самого горизонта окрасилось желтыми, грозными полосами. Ядовитый запах серы резко ударил в ноздри. Земля под ногами внезапно заколебалась и задрожала, а деревья вокруг закачались, как будто подул сильный ветер.

Лошади испуганно заржали, встав на дыбы и чуть не сбросив своих седоков.

Соскочив с седла, Ян предупредил:

— Это Сестры Огня! — и на лице его отразился страх.

Быстро последовав его примеру, другие всадники тоже спешились и попытались успокоить своих перепуганных лошадей. Небо теперь почти полностью потемнело, и его заволокло красным пеплом, который начал сыпаться на головы людям и животным, хотя кратеры вулканов находились далеко отсюда.

Ведя за собой упирающихся лошадей, четверка поспешила укрыться под густым шатром из ветвей хлебных деревьев. Спрятавшись там от обжигающего пепла, они утихомирили насмерть перепугавшихся животных. Успокоившись, чалая лошадь Сирены благодарно уткнулась в руки девушки.

Затем деревья вдруг снова закачались, земля задрожала, и новый выброс серного газа достиг их ноздрей уже в этом укрытии.

— Капитана, вы слышали легенду о Сестрах? — спросил Виллем.

Она отрицательно покачала головой.

— Местные жители рассказывают, что Сестры сердятся на какую-то гордую и грешную женщину и однажды уничтожат ее.

— Да, капитана, Виллем говорит правду! — подтвердил Ян. — Все яванцы, проживающие вблизи Сестер, покупают в нашей деревне рыбу и могут подтвердить эту легенду. Хотя в последнее время Сестры были более-менее спокойны, но рассказывают, что они как будто приготовились привести свой приговор в действие, — он засмеялся, показывая тем самым, что не верит всем этим сказкам.

Но Сирена задумалась: кто же может быть этой «гордой и грешной женщиной»?

Глава 18

— Ты готова, Сирена? Риган ждет тебя внизу, — воскликнул запыхавшийся Калеб, ворвавшись в комнату сестры.

Она сидела перед зеркалом, висевшим над туалетным столиком в серебряной рамке.

— Ничего, подождет, — проворчала она, пытаясь спрятать в тугой узел выбившуюся прядь волос. Уже четырежды прикрепляла она к прическе черную кружевную мантилью, но всякий раз ей не нравилось.

Калеб наблюдал за ней, не понимая причины ее плохого настроения. Сирена заметила в зеркале его недоуменный взгляд.

— Не подумай, что я на тебя сержусь, братишка. Вовсе нет. Просто мне уже осточертели эти черные платья! Надоело прятать лицо за этой кружевной ширмой. Я все время выгляжу одинаково! — она вспомнила Гретхен, то и дело меняющую яркие, разноцветные наряды. — А сейчас мне никак не удается прикрепить этот дурацкий гребень! Иди и скажи Ригану, что я не поеду на свадьбу. Скажи, что у меня болит голова. Скажи ему что угодно, но я не поеду!

— Сирена, ты обязана поехать. Ведь невеста — дочь одного из яванских вождей, очень влиятельного человека. Риган — главный представитель голландской Ост-Индской компании, а ты — его жена. Если тебя не будет на свадьбе, то это воспримется вождем как личное оскорбление, что может повлечь за собой кучу неприятностей для Ригана. Оскорбив вождя, ты тем самым обижаешь всех яванцев, проживающих на острове. Все местные слуги откажутся у вас работать, а моряки, рыбаки…

— Я тебя поняла, Калеб. Ты хочешь сказать, что я и без того доставляю всем большие неприятности, не так ли? — не услышав ответа, она обернулась и внимательно посмотрела на мальчика. — По крайней мере, ты мог бы притвориться и сказать, что это не так! — не дождавшись извинений и вообще никакого ответа, Сирена усмехнулась: — Отлично. Пойди и скажи Ригану, что я буду готова через несколько минут. Ничего не поделаешь, придется идти на свадьбу одетой как монахиня.

Она снова повернулась к зеркалу и подняла мантилью.

— Нет, ты не будешь выглядеть монахиней! Подожди минутку, я сейчас! — Калеб выбежал из комнаты, а через несколько минут вернулся, держа в руках несколько цветков, похожих на камелии. — Попробуй прикрепить к волосам вместо гребня.

— Братишка, это… то, что надо!

Она приколола три белых цветка в виде короны, и белизна их необыкновенно выигрышно подчеркивала черные, с блестящим отливом, волосы. Поверх них Сирена прикрепила мантилью, и цветы просвечивали сквозь тонкое и нежное кружево. Для большего эффекта она приколола нераскрывшийся бутон к лифу платья на груди.

— Ну как ты меня находишь?

Калеб мог ничего не говорить: в глазах его она увидела восхищение.

— Ты гений, братишка! Ну не стой как вкопанный. Или ты хочешь, чтобы мы опоздали?

И, придерживая юбки, она быстро вышла из комнаты.

* * *

Деревня, в которую они направлялись на свадьбу, называлась Дьятуми и находилась в горах, к юго-востоку от Батавии. В экипаже Сирена сидела между мужем и братом. Риган украдкой поглядывал на белый бутон, который его жена прикрепила на груди: цветок отчетливо выделялся на черном шелковом платье и прекрасно гармонировал с нежной кожей женщины.

Ловя на себе взгляды мужа, она почему-то чувствовала неловкость, и это сердило ее. Она уже готова была сорвать с себя все цветы, но вдруг ей вспомнился чересчур откровенный наряд Гретхен на балу у дона Цезаря и то, как Риган пожирал глазами бесстыдницу-вдову. «Ладно, пусть смотрит! — подумала Сирена, и лукавая улыбка заиграла на ее губах. — Смотреть — это не трогать!»

Каждый раз, когда колеса экипажа попадали в выбоину на дороге, раздавался перестук сундуков с вещами, которые пришлось взять с собой, так как в деревне предполагалось пробыть не один день. Сама свадебная церемония должна была состояться завтра, но по яванским традициям день накануне был не менее важен, чем сама свадьба. Невеста и некоторые гости должны были принять участие в ритуальных предпраздничных церемониях, и Сирена — как жена Ригана, а потому одна из самых почетных гостий — удостаивалась привилегии присутствовать на всех этих торжествах. Супруги ван дер Рис должны были этой ночью оставаться в деревне, что являлось оказанием особой чести для жениха и невесты.

До этого момента Сирене как-то и в голову не приходило, что они с Риганом должны будут провести ночь вне дома. И как это все будет выглядеть? Она бросила встревоженный взгляд на мужа.

Как будто прочитав ее мысли, он произнес:

— Не беспокойся, Сирена, никто не станет отрывать тебя от твоих молитв, — глаза его насмешливо сверкнули. — По яванскому обычаю все женщины и мужчины накануне свадьбы проводят ночь отдельно друг от друга. Вождь Калава приготовит для нас две хижины.

Риган громко рассмеялся, определив по ее лицу, что отгадал мысли жены, поскольку она сразу же перестала хмуриться.

— Дело в том, что, как только мы прибудем в деревню, женщины сразу заберут тебя от нас, а мы с Калебом уйдем в дом жениха.

Более часа они ехали по холмам, покрытым буйной растительностью, и наконец в долине, у подножия скалистой горы, их путешествие закончилось: здесь находилось небольшое яванское поселение Дьятуми.

Вся деревня была украшена гирляндами ярких цветов, а в ее центре, на открытом месте, несколько пожилых женщин жарили дикого кабана и на плоских камнях пекли круглые буханки хлеба. В глаза сразу же бросилось то, что во всем селении не было видно ни одного мужчины.

Когда женщины увидели, что экипаж ван дер Риса въехал в деревню, они бросили свои дела и побежали приветствовать гостей, вызывая из хижин других жительниц деревни. Риган спрыгнул на землю и галантно подал руку Сирене. Из-за его плеча она увидела красивую смуглокожую девушку, выбежавшую из большой хижины, а вслед за ней, громко протестуя, мчались несколько женщин. Риган обернулся, и девушка радостно бросилась ему в объятия.

— Телага! Как ты выросла! — воскликнул он.

Женщины, догонявшие девушку, уважительно остановились поодаль. Менеер продолжил разговор с юной яванкой на ее языке. Затем он поздоровался с пожилой женщиной, которая сурово смотрела на пылкую беглянку. Должно быть, Риган сказал что-то шутливое, потому что женщина вдруг засмеялась, стыдливо прикрыв рот рукой. Сирена догадалась, что, по всей видимости, это была мать Телаги и она возмущалась, что дочь нарушила традицию, показавшись мужчине перед свадьбой.

Очень церемонно ван дер Рис представил яванским женщинам свою жену и шурина. В это время подбежали другие местные жительницы и поспешили унести в одну из хижин сундук Сирены, который Лин Фу достал из экипажа. Остальные женщины окружили мефрау, и она была рада услышать, как одна из них обратилась к ней по-испански.

— Меня зовут Налу, мефрау, — произнесла она высоким приятным голосом. — Невеста — моя двоюродная сестра, ее зовут Телага. Пожалуйста, простите взбалмошную девчонку, но она ничего не могла с собой поделать: менеер ван дер Рис много лет является другом семьи, он знает Телагу с тех пор, как она была еще маленькой девочкой. Я хорошо говорю по-испански, да? Пока вы здесь, я все время буду с вами, мефрау. Или вам больше нравится, если я буду вас называть сеньорой?

Сирена кивнула. Она терпеть не могла это неприятно звучащее слово «мефрау».

— Пожалуйста, пойдемте со мною, — произнесла Налу.

И только Сирена собралась последовать за девушкой и другими женщинами, как подошел Риган и вежливо поклонился.

— До завтра, моя дорогая.

Воспользовавшись тем, что его жена не сможет на людях протестовать, он обнял, нежно поцеловал ее в губы и, прежде чем отпустить, вынул цветок, прикрепленный к ее платью. Насмешливо заглянув в глаза Сирены, он поцеловал перламутровые лепестки.

Яванские женщины чуть не упали в обморок от явной интимности этой сцены. Почувствовав, как загорелись ее щеки, Сирена разозлилась. Как смел он так поступать с ней, пользуясь ее беспомощностью и необходимостью соблюдения приличий! Ох, с каким бы удовольствием она выцарапала бы сейчас ему глаза!

Но, взяв себя в руки, она с невозмутимым видом обернулась к Калебу, чтобы попрощаться с ним до завтра: красные щеки мальчика ясно говорили о том, что интимный жест Ригана не остался незамеченным.

И в этот момент ее вдруг обдало холодом, словно ледяная стрела вонзилась в спину Сирены. Ее взгляд упал на Телагу, черные глаза которой сверлили ее с откровенной, беспредельной ненавистью! Мать девушки тоже заметила искаженное ненавистью лицо дочери и поспешила увести ее, быстро попрощавшись с Риганом и Калебом.

Налу, от которой также не ускользнуло выражение неприкрытой ненависти во взгляде Телаги, повела Сирену к хижинам.

— Пожалуйста, не обращайте внимания на мою неблагодарную сестру. Это избалованное и своевольное создание. Менеер ван дер Рис всегда относился к ней как дядя к племяннице: он ведь знал ее, когда она была еще ребенком. Она всегда строила грандиозные планы и воображала, что когда-нибудь станет его женой, хотя менеер никогда не давал никакого повода для таких мыслей, — ее смуглые щеки порозовели, и девушка поспешила добавить: — Менеер всегда относился к ней… как дядя.

Сирена и Налу направились к одной из двух новых хижин, стоящих поодаль от остальных домов деревни.

— Наш вождь, мой дядя, приказал соорудить эти хижины специально для мефрау и менеера, — объяснила Налу. — Как вы знаете, все мужья и жены в эту ночь должны спать врозь. Наверное, это будет тяжелым испытанием для менеера: все в деревне заметили, как сильно он любит свою мефрау.

Налу хихикнула. Наверняка девушка имела в виду тот нежный поцелуй Ригана, когда он прощался с Сиреной.

Не услышав никакого ответа от сеньоры, яванка испугалась, что позволила себе лишнее. Эти европейцы всегда такие странные, когда заходит речь о любви и страсти… Они такие скованные, такие скрытные, когда говорят о любви. Как они легко смущаются и как не похожи на открыто любящих яванцев!

— Сеньора никогда не присутствовала на яванской свадьбе?

Сирена покачала головой.

— Не беспокойтесь, сеньора. Налу все объяснит вам, и вы сделаете все так, как надо, — пухленькая яванка доверчиво и дружелюбно улыбнулась. Она все больше и больше нравилась Сирене. — Нужно поторопиться, сеньора. Вам необходимо переодеться в это простое яванское платье. Все женщины, присутствующие на предсвадебной церемонии, должны быть одеты в местную одежду.

Налу протянула гостье наряд из тонкой, прохладной, полупрозрачной ткани, богато вышитый вокруг шеи и по низу рукавов. Вышивка была настолько искусно выполнена, что Сирена поразилась. Простое платье! С помощью Налу она быстро переоделась, сменив свое темное, тяжелое платье на легкий, прохладный наряд. Неожиданно попросив Налу спрятать в надежное место мантилью, Сирена тем самымотвлекла внимание яванки от безобразного шрама на руке. Когда девушка снова вернулась к сеньоре, та уже была полностью одета и свободно распустила свои длинные волосы по спине и плечам. На голову гостье надели венок из ярких цветов, на ноги — мягкие, из телячьей кожи, сандалии, какие носили все островитяне.

— Наверное, сеньоре унизительно одеваться как яванская служанка, — вздохнула Налу, щупая пальцами дорогой шелк черного платья гостьи. — Но традиция такова, что все женщины должны быть одеты одинаково.

Однако Сирена отметила, что, хотя покрой ее платья ничем не отличался от других, вышивка на ее наряде была более богатой, Как-никак она была женой главного представителя!

— Пойдемте, сеньора, уже пора. Телага будет сердиться, если ей придется ждать.

Сирена последовала за Налу в центр деревни. Все женщины уже собрались под тенистыми деревьями. Было очевидно, что ждали только гостью, и, увидев ее, приветствовали высокими, мелодичными голосами, а затем приступили к торжественной церемонии.

Телага сидела на соломенной циновке в центре круга, образованного женщинами. Сирене не нужно было сидеть так же, как они, скрестив ноги на маленьких подушечках: вместо этого Налу подвела ее к небольшому удобному стульчику, покрытому мягким блестящим атласом.

Телага бросила на Сирену быстрый, колючий взгляд, а затем все свое внимание сосредоточила на происходящей процедуре. Сразу же несколько деревенских женщин вышли из круга и приблизились к девушке. Они раздели ее, оставив тело обнаженным под лучами послеобеденного солнца, проникающего сквозь ветки деревьев. Надо сказать, что невеста была поразительно красива! Ее густые иссиня-черные волосы, скрученные в узел на макушке, открывали длинную и изящную шею. Тело ее было стройным и нежным; небольшие, но полные груди располагались высоко на ее торсе, а длинные ноги девушки имели маленькие и узкие ступни. Ее кожа была цвета меда, с золотистым оттенком, а белоснежные зубы и черные глаза подчеркивали прекрасный цвет лица.

С большим достоинством Телага легла на циновку лицом вниз. Три женщины, опустив предварительно руки в горшки с каким-то порошком, стали массажировать тело девушки и трудились над ним до тех пор, пока оно ни сделалось розовым. Во время этого массажа остальные женщины, став в круг, хлопали в ладоши и пели. Мать Телаги кусала губы, сдерживая слезы гордости и сочувствия своей единственной дочери, совершавшей первый шаг к замужеству.

— Порошок, которым они ее натирают, называется «лалар», сеньора, — объяснила Налу. — Он приготавливается из листьев темса и кетана.

Из чего бы ни был приготовлен этот «лалар», но, судя по всему, он был очень жесткий. Кожа Телаги теперь сделалась ярко-красной и выглядела воспаленной. Когда женщины перевернули невесту на спину, та кусала губы, стараясь сдержаться и не заплакать от боли. С кажущейся безжалостностью девушку продолжали натирать с головы до пят грубым порошком, пока не осталось ни дюйма необработанного тела. Затем ей помогли встать на ноги, посадили в большое корыто с водой, чтобы смыть серый порошок и ослабить жжение, и, вытерев насухо, отвели на циновку.

Женщины снова начали петь, а Налу стала объяснять Сирене:

— А сейчас они будут натирать ее еще одним порошком. Это уже немного легче, сеньора. Этот порошок очень тонкого помола и хорошо пахнет; он называется «бедак вида».

Дальше Налу объяснила, что снадобья готовятся по строгим рецептам и каждой яванской девушке делается такой массаж перед свадьбой.

А тем временем женщины усердно трудились, не пропуская ни дюйма кожи, натирая Телагу смесью экзотической мази и растопленного жира. Воздух наполнился пикантным запахом трав и листьев, перекликавшимся с ароматами пряностей и леса. Тело невесты стало розовым и свежим.

Через некоторое время девушку опять вымыли в чистой воде и положили на циновку.

— А теперь, сеньора, наступил тот момент, когда Телаге понадобится все ее мужество. Вы сами сейчас увидите. Если во время церемонии она издаст хоть один звук, то мать обязана будет побить ее. Крик был бы доказательством того, что невеста не девственница.

С большой торжественностью и серьезностью шесть женщин окружили лежащую навзничь Телагу, а ее мать стояла неподалеку, держа в руках длинную палку и сохраняя выражение строгости на лице. Пение внезапно прекратилось, и все застыли в ожидании.

Шесть женщин наклонились над невестой и, начиная с подмышек, принялись выщипывать все волосы на ее теле. Телага проявила мужество и не издала ни звука. Закончив удалять волосы на руках и ногах, вокруг девушки, щадя ее скромность, поставили круглую ширму. Только матери невесты было разрешено присутствовать на процедуре, завершающей удаление волос.

Когда, наконец, ширму убрали, Телага стояла на циновке с телом совершенно безволосым и с выражением триумфа на лице: она успешно прошла испытание. Мать невесты сияла от гордости.

Еще одна ванна, еще один массаж с успокаивающими маслами — и тело Телаги мягко и нежно засияло. Затем мать распустила длинные густые волосы своей дочери и мыла, полоскала их кокосовым молочком. Тем временем женщины положили в костер приятно пахнущее дерево, и воздух наполнился дивным ароматом. Ритуал наконец закончился, и невесту намазали экзотическими маслами.

Глаза Налу наполнились слезами.

— Как она прекрасна! Я помню, как меня готовили для моего мужа… — она задумчиво вздохнула.

Пение женщин возобновилось, но оно было уже не веселым и радостным, как прежде, а грустным. Несколько пожилых яванок — Налу сказала, что это тетки Телаги, — начали причитать и оплакивать утерянный цветок юности невесты. Они присутствовали на ритуальной подготовке девушки для будущего мужа, радовались, что ей предстоит провести восхитительную ночь любви, но оплакивали уход беззаботной юности. Скоро она испытает боль рождения ребенка, материнство, потерю молодости…

Наконец мать Телаги выступила вперед и надела на дочь прекрасный наряд с вышитыми по краям голубыми цветами. Невеста стояла высокомерно поглядывая вокруг, она была уверена в своей красоте. На голову ей надели венок из цветов, а щиколотки и запястья украсили небольшими цветочными гирляндами. Девушку подготовили для жениха: кожа ее сверкала, как блестящий атлас, и сама невеста была воплощением женственности и желанности.

Темные глаза Телаги дерзко взглянули на Сирену, и взгляд этот ясно говорил, что не о женихе мечтает невеста, а страдает по чужому мужу: ей хотелось, чтобы только Риган наслаждался ее юным телом, вдыхал аромат ее волос, ласкал ее шелковую кожу. Сирена задумалась: проходила ли Тита, первая жена ван дер Риса, такой же трудный ритуал и действительно ли это сделало ее более желанной для менеера?

Женщины окружили Телагу, чтобы поздравить, и девушка просияла от гордости. Тем временем были поданы огромные блюда с едой, и все присутствующие начали с аппетитом есть. Попробовав пищу, Сирена нашла ее великолепной.

Когда было съедено последнее блюдо и все насытились, посуду быстро убрали. Среди собравшихся царило возбуждение: наступила теплая южная ночь; через несколько часов вернутся мужчины, а женский праздник закончится. Налу объяснила Сирене, что сейчас женщины начнут дарить подарки невесте.

Мефрау поспешила в свою хижину и принесла свой подарок, завернутый в рисовую бумагу. Риган дал ей это, чтобы она подарила Телаге. Сирена видела то, что должна была подарить, и ей подарок очень понравился: это был отрез прекрасного китайского шелка изумрудного цвета.

Когда Телага развернула рисовую бумагу и вынула ткань, женщины ахнули от восхищения. Невесте тоже явно понравился подарок, потому что она улыбнулась Сирене и поблагодарила ее, а затем, обернув свою стройную фигурку тканью, довольная, продемонстрировала ее окружающим.

Вещи, подаренные женщинами, поражали своим разнообразием и практичностью: самые различные предметы домашнего обихода, циновки, ткань, фигурки яванских богов, вырезанные из дерева…

Затем деревенские женщины снова окружили Телагу и с помощью ножей местного изготовления отрезали примерно по дюйму роскошных волос невесты. Отрезанные пряди были поделены между родственниками девушки.

Налу снова подошла к Сирене и объяснила этот обычай:

— Каждый родственник поместит прядь волос в скорлупу молодого кокосового ореха и бросит в море. Это для того, чтобы у Телаги было много здоровых детей.

Наконец невесту подвели к хижине, сооруженной из пальмовых листьев и тростника, в которую девушка должна была войти одна. Но прежде чем дочь вошла в хижину, к ней поспешила мать, чтобы торжественно обнять свое дитя и дать последние наставления, как нужно вести себя предстоящей ночью. Слезы текли по щекам женщины. И вот все удалились, оставив Телагу одну в пальмовой хижине.

— Она должна провести ночь в размышлениях, — объяснила Налу. — Ей нужно серьезно обдумать предстоящую жизнь замужней женщины. Всю ночь она будет сидеть среди цветов и клапачадина. Клапачадин — это гроздь бананов, ветки бетеля, два желтых кокосовых ореха, на одном из которых нарисован бог Ардьено, а на втором — Сомбадья, его жена.

Из ближайшего леса послышались громкие голоса подвыпивших мужчин, которые нарушили торжественную тишину. Налу поспешно предупредила Сирену:

— Сеньора, поскорее идите в свою хижину! Для невесты — плохая примета, если мужчины увидят хоть одну женщину. Быстрее, моя госпожа!

Когда, шумя, мужчины прошли по деревне, Налу осторожно выглянула из-за пальмовых листьев, из которых была сделана хижина.

— Налу, я думала, что плохо будет для Телаги, если кто-то из мужчин увидит женщин, — окликнула ее Сирена.

— Да, конечно, сеньора. Могут случиться ужасные вещи: волосы у невесты могут выпасть; она не сможет родить детей; у мужа появится любовница, которую он приведет в свой дом, и его жена будет обязана прислуживать ей… Ужасные вещи! Большие несчастья, сеньора!

— Тогда почему ты подглядываешь за мужчинами? — строго спросила Сирена.

— Женщине можно видеть мужчин, сеньора, — ответила Налу с непостижимой логикой островитянки. — Поверьте мне: сейчас все женщины подглядывают, чтобы узнать, сколько рома выпили их мужья, и если они выпили слишком много, жены им потом это припомнят.

Сирена услышала радостный голос Ригана, который пел громче всех. Пение его все приближалось, и Налу заметила, как напряглась мефрау ван дер Рис.

— Не волнуйтесь, сеньора, менеер не войдет сюда. Он знает наши обычаи и не захочет принести несчастье Телаге, — прошептала яванка. — Его хижина рядом с вашей, он сейчас направляется туда. Брат сеньоры будет спать вместе с деревенскими мальчиками.

Громкий голос Ригана был хорошо слышен даже тогда, когда голландец вошел в свою хижину, сооруженную примерно в десяти футах от хижины Сирены. Некоторое время он еще продолжал петь, затем замолчал.

— Менеер будет крепко спать сегодня ночью, как и все остальные мужчины. После такого большого количества рома невозможно желать женщину. Спокойной ночи, сеньора. До завтра.

— Спокойной ночи, Налу, — вежливо ответила Сирена. Все ее мысли были сосредоточены на человеке в соседней хижине.

Переодевшись в ночную рубашку, она легла на низкую постель, тщательно задернув тонкую противомоскитную сетку. Закрыв глаза, она почти сразу же уснула. И последняя мысль засыпающей Сирены была о Телаге, одиноко сидящей в темной хижине в окружении цветов, фруктов и двух кокосовых орехов.

* * *

Ночь была душной и влажной. Сирена проснулась от того, что ее рубашка прилипла к вспотевшему телу. Она слышала, как ветер качал верхушки деревьев, но он почему-то совсем не проникал сквозь пальмовые листья хижины. Нетерпеливо отодвинув противомоскитную сетку, она села и обулась в сандалии, которые ей дала Налу.

Выйдя за дверь, она увидела, что небо на востоке слегка посветлело. Должно быть, скоро рассвет. Сирена потянулась навстречу легкому ветерку, который подхватил ее тонкую рубашку, охладив и освежив ее тело. Но вдруг до ее ушей донесся какой-то звук. Она быстро отступила к двери, вспомнив, что, согласно обычаю, не должна была выходить из хижины. Если кто-то из мужчин увидит, то ее могут обвинить в том, что она желает несчастья Телаге. Звук, однако, повторился и стал ближе. Это был звук крадущихся шагов.

Луна зашла за тучу, и из своего укрытия у двери хижины Сирена почти ничего не видела. Затем осторожно выглянув, она различила чей-то сумеречный силуэт, приближающийся к соседней хижине. Вскоре шаги замерли, послышался скребущийся звук. Через некоторое время дверь в хижину ван дер Риса отворилась, пламя свечи осветило возникший на пороге знакомый мужской силуэт… А ему навстречу двинулась тоненькая фигурка девушки. Это была Телага! На ней был саронг из шелка изумрудного цвета, который Сирена подарила ей на свадьбу.

Непроизвольно охнув, Сирена сделала шаг из своей хижины. Двое, захваченные в момент встречи, оглянулись и увидели ее. Глаза Телаги победно сверкнули, и порочная улыбка заиграла на ее губах. После некоторого замешательства Риган пришел в себя, и губы его насмешливо растянулись. Веки голландца, освещенные пламенем свечи, были набрякшими и отяжелевшими после выпитого рома.

Сирена остолбенела. А ее муж галантно отступил в сторону, приглашая Телагу войти внутрь хижины. Покраснев от смущения и гнева, оскорбленная жена бросилась в свою душную келью и упала на постель.

Прошло несколько минут. Она лежала прислушиваясь и представляя себе, как ее муж всего лишь в нескольких шагах от нее ласкает яванскую девушку. Но из соседней хижины не доносилось ни единого звука. Не в силах сдерживать себя, Сирена уповала на усилившийся рассветный ветер, который должен был заглушить ее сдавленные рыдания.

Глава 19

За днями проходили дни, за месяцами — месяцы, а Морская Сирена продолжала в поисках Крюка периодически грабить суда в яванских водах, не пропуская ни голландские, ни испанские. Смех пиратки разносился над волнами после каждой одержанной ею победы, заставляя моряков, высаженных в шлюпки, дрожать от страха как перед коварством морской стихии, так и перед коварством морской ведьмы. Порою ее называли морской дьяволицей. Да и вообще ей давали разные прозвища и имена. Но команда черного фрегата все больше и больше гордилась тем, что служит под началом такого капитана. И не только потому, что Сирена оказалась опытным и знающим штурманом, но и потому, что если команда захваченного судна просила пощады, то она не губила матросов, отпуская их плыть дальше после обязательной проверки рук.

Однажды звездным вечером, когда Сирена и Калеб, бесшумно покинув дом, прискакали верхом к тайной бухте, где на якоре стояла «Рана», встреча с командой была особенно бурной.

— Капитана! Капитана! — кричал восторженно старый Якоб. Казалось, он больше всех обрадовался ее появлению. — Идите посмотрите, что мы сделали!

Матросы торжественно провели Сирену на нос корабля. Виллем высоко держал фонарь. Там, по фальшборту, большими белыми буквами было написано: «Морская Сирена».

Припомнилось, что Калеб как-то говорил, будто суеверная команда чувствует себя не очень уверенно на безымянном корабле, ведь после перекрашивания фрегата название «Рана» осталось сокрыто под слоем черной краски.

И теперь Сирена была тронута до слез, а матросы горды собой и своим капитаном. Ян прикатил бочонок эля, Якоб разрезал головку сыра, и команда «Морской Сирены» провела со своим капитаном милый вечер, рассказывая разные морские истории и распевая песни о море. Сирена играла на гитаре, которая всегда висела в ее каюте, и пела баллады о любви. Моряки вспоминали свою юность в Амстердаме, Роттердаме, Гааге, Делфте и других нидерландских городах, находившихся так далеко отсюда, и плакали, не испытывая стыда, под звучание нежного женского голоса и печальной музыки.

Возвращаясь домой перед рассветом, Сирена была тиха и задумчива.

— Что тебя беспокоит, Сирена? — спросил Калеб.

— Наши частые отлучки из дому. Ты не заметил, что фрау Хольц следит за нами?

— Да, и меня это раздражает. Кажется, мы играем в кошки-мышки.

— Не в кошки-мышки, а в крысы-мышки. Думаю, что наши частые добровольные заточения становятся подозрительными. Скоро она просто-напросто пойдет к Ригану, и тогда у нас будут неприятности. У меня такое чувство, будто она подозревает, что мы уходим из дому.

— Может, назначить ей пенсию и поселить в маленьком домике на окраине Батавии?

— Ее не за что уволить, братишка. Я бы не смогла объяснить это Ригану.

— Для чего же мы заново оснастили «Морскую Сирену», если нам придется сидеть дома?

— Не переживай, что-нибудь придумаем!

Калеб и Ян улыбнулись.

— Когда я с тобой, Сирена, то никогда не волнуюсь. Не сомневаюсь, ты найдешь выход из любой ситуации, какой бы трудной она ни была.

Она стояла, расставив ноги, уперев руки в боки, и смотрела на верхние окна. Устало вздохнув, она пожаловалась:

— Мне кажется, что раньше окна не были так высоко, а?

— Да. Каждый раз, когда мы возвращаемся, они становятся все выше и выше. Ты поднимайся первой, старшая сестра, а я — следом за тобой.

Женщина и мальчик были уже на полпути к окнам Сирены, когда внизу мелькнула чья-то тень. Некто, прятавшийся в зарослях, наблюдал, как двое поднимались наверх. Когда в окне загорелся неяркий свет, означавший, что в комнате зажгли лампу, человек вышел из зарослей, прошел по саду и вернулся в дом.

* * *

Калеб ежедневно ходил к бухте, где стояла на якоре «Морская Сирена», и, возвращаясь домой, докладывал «сестре» о делах на корабле и в команде.

— Как мне надоело бездельничать! — пробормотала Сирена однажды утром. — Что это за жизнь? — спросила она сама себя. — Если бы не наши выходы в море, я бы уже давно превратилась в молчаливую идиотку! Пожалуй, нанесу-ка я визит дону Цезарю Альваресу. Мне хочется поболтать, и я соскучилась по комплиментам… И к тому же, возможно, мне удастся выяснить, что он затевает.

Она спускалась по широкой лестнице, когда Риган вышел из своего кабинета.

— Куда ты собралась, Сирена? — спросил он, холодно взглянув на нее.

Сирена раздраженно прищурилась, но, сдержавшись, скромно опустила мантилью на лицо.

— Я… я думала, дорогой, пообедать с вашим другом доном Цезарем. Но, может, вы захотите составить мне компанию? — спросила она кротко. Лицо Ригана осталось бесстрастным. — Нет? Ну тогда я покину вас. Занимайтесь своими делами, развлекайтесь, как вам заблагорассудится…

— Минуточку, Сирена! — голос его не предвещал ничего хорошего. — Я не могу позволить этого. Ты моя жена. Ты еще в трауре по своему дяде! И это уже не первый твой обед у дона Цезаря! — Риган вышагивал взад и вперед по огромному ковру, покрывавшему пол в холле. — Ты… ты ставишь меня в дурацкое положение. В городе ходят слухи, говорят, что я не могу держать в руках свою жену.

Сирена решилась бросить вызов.

— Вашу жену? Вы, вероятно, хотели сказать: так называемую жену. Я лишь формально являюсь вашей женой. Пока.

Несмотря на спокойный тон, внутри у нее все кипело: вспомнилось вдруг пережитое ею унижение в ночь перед свадьбой.

Риган замер на месте и с любопытством уставился на эту странную испанку. С чего это она вздумала упрекать его за то, что их брак лишь формален? Разве не она сама этого хотела?! Тут что-то не так… Может, несмотря ни на что, она все-таки нормальная, страстная женщина?

— Итак, мой дорогой супруг, — продолжила Сирена, заметив его недоумение, — эти люди, которые говорят, что я ставлю вас в дурацкое положение… они знают о нашем соглашении жить раздельно до окончания моего траура?

— Вопрос исчерпан. Если ты желаешь прогуляться, то я распоряжусь, чтобы кто-то из слуг сопровождал тебя.

— Я не нуждаюсь в слугах, присматривающих за мной, менеер. Это просто унизительно для меня. Мне не нужна дуэнья!

— А я сказал, что нужна! — холодно отрезал Риган. — Выбирай, кого хочешь. У меня много работы, и совсем нет времени. Решай, пока я не потерял терпение.

— Хорошо. Пошлите за Джулией. Я обязана подчиняться приказам мужа! — хотя голос ее оставался бесстрастным, Риган почувствовал скрытый гнев.

Сирена ехала в открытом экипаже, а рядом с ней сидела горничная. Приказав повернуть к дому дона Цезаря Альвареса, она заметила, как Джулия забеспокоилась. «Что ж!» — подумала мефрау и мстительно улыбнулась.

— Жди меня здесь, — распорядилась Сирена.

— Мефрау, но менеер приказал…

— А я говорю тебе: сиди здесь! Можешь доложить обо всем менееру по возвращении. Но пока тебе придется полюбоваться прекрасным видом на пристань, открывающимся отсюда!

Цезарь сам отворил дверь и, низко склонившись в поклоне, поднес руку гостьи к своим губам, стараясь поймать ее взгляд.

— Вы очень галантны, сеньор Альварес. Хочу сообщить вам, что пришла сюда с большим риском для себя, ибо Риган практически запретил мне бывать у вас.

Испанец недоуменно пожал плечами.

— Главное то, что вы здесь и я вас вижу, не так ли?

— Скажите мне, Цезарь… вы скучаете по Испании? — спросила она, усаживаясь в глубокое удобное кресло.

— Нет слов, чтобы описать муки, которые я испытываю в тоске по родине. Одно успокаивает: скоро настанет день, когда я вернусь туда.

— Значит, нас можно считать патриотами, не так ли? Не думаю, что смогу привыкнуть когда-нибудь к этому Богом забытому острову. И еще… Цезарь, — осторожно обратилась она, принимая от него бокал с вином, — почему вы не любите… Ригана?

— С чего это я должен любить его? Я его ненавижу! — воскликнул испанец. — Когда-то на этих островах заправляли Испания и Португалия, а теперь Острова Пряностей называют голландской Ост-Индией! И в этом большая заслуга отца Ригана. После того как ван дер Рис-младший попал в тюрьму, казалось, что власть снова перешла в наши руки. Но вернулся Риган…

Тут Цезарь вспомнил, что значительную роль в возвращении молодого голландца на острова сыграл он сам. И как раз благодаря этому событию, а также помощи Винсента ван дер Риса Испании и Португалии удалось на какое-то время восстановить свое влияние на островах, между тем как сами голландцы тогда-то и понесли значительные убытки.

— Наша страна играет здесь роль второй скрипки, уступая этим светловолосым дикарям-нидерландцам, их необузданной энергии! — продолжал Альварес.

Затем он вспомнил, сколько он получил от Винсента ван дер Риса за помощь в освобождении Ригана, и улыбнулся. По крайней мере, лично он, Цезарь, стал богатым человеком и планировал разбогатеть еще больше. Если не для Испании, то для себя лично он выиграл эту борьбу с голландцами!

Сирена увидела улыбку на губах Альвареса и поняла, что он думает о мускатных орехах и своем «королевстве», как он называл то место, где намеревался разбить собственную плантацию поближе к Европе. Он мечтал о богатстве, хотя и так вовсе не был беден. В самом деле! Его дом служит этому доказательством. Несомненно, этого испанца больше заботили собственные интересы, нежели интересы его родины.

— Быть может… я смогла бы каким-то образом помочь вам в борьбе… против голландцев?

Если его и удивило ее желание действовать против мужа, то дон Цезарь этого никак не показал. Наоборот, он сам удивил Сирену.

— Что сделать? Ничего! Просто пообещайте мне, что, когда для меня наступит удобное время покинуть Ост-Индию, вы поедете со мной! — он порывисто поднялся с кресла и опустился перед ней на колено. — Сирена, дорогая, скажите, что вы отправитесь со мной, и я положу мир к вашим ногам! Скажите, что вы согласны!

Вместо ответа Сирена позволила ему прижаться к ее губам в горячем, но коротком поцелуе. Глаза Цезаря светились нежностью: он понял, что она согласна. Мысленно Сирена сравнила его страстные темные глаза с холодным, стальным взглядом Ригана.

— Вы должны дать мне время, чтобы все это обдумать. Мне нужно спокойно все взвесить! — ее мелодичный смех зазвучал в богато меблированной комнате.

Альварес поглаживал свою красивую бородку.

Риган просто слепец, другого объяснения не найти. Жить с нею под одной крышей и не суметь разглядеть под холодной сдержанностью этой женщины дьявольский огонь, сокрытый в ней, между тем как он, Цезарь, давно ее разгадал и мечтал сделать своей возлюбленной!

— Что вам известно о… Морской Сирене? — беззаботно спросил он, внимательно наблюдая за ее лицом.

— Очень мало. Я слышала о ней, конечно, — солгала Сирена. — Говорят, она очень хорошо управляет кораблем и носится по морям как богиня. Она грабит торговые суда. И, судя по всему, она не голландка и не испанка, поскольку грабит и убивает и тех и других. Я слышала также, что груз, который везут корабли, ее мало интересует и она часто отправляет его на дно. Это правда? А еще говорят, что у нее очень устрашающий смех. Также мне известно, что она околдовала Ригана, и носовое украшение на его корабле — тому лишнее доказательство. Со слов Хельги мне известно, что вы и мой муж постоянно пытаетесь заманить Морскую Сирену в ловушку, но ей каждый раз удается ускользнуть от преследования.

— Все, что вы говорите, правда, — мрачно подтвердил Цезарь. — Я завидую тому, что это носовое украшение установлено на новом корабле вашего мужа, а не на моем. Оно прекрасно! — хитро добавил он, наблюдая за ее реакцией.

— В самом деле? — улыбнулась она. — Может быть, он думает, что Морская Сирена пощадит его судно, если увидит свое изображение на носу корабля?

Цезарь засмеялся.

— Может быть. Никому не известно, о чем думает Риган. Но, несомненно, он увлечен пираткой. Я, как и другие, вижу это по его глазам. Но… надеюсь, моя дорогая, я не оскорбил вас.

— Нисколько, — улыбнулась Сирена. — Давайте будем надеяться, что это принесет ему удачу. Мне не хочется, чтобы мой муж разочаровался… Но расскажите мне еще о Морской Сирене! Что ее заставляет носиться по морям?

— Одному Богу известно это. Все, что я могу сказать, — это то, что я хотел бы, чтобы она служила в моем флоте.

— А вы сами видели ее?

— Нет, — ответил Цезарь, пощипывая бородку. — Но говорят, что любой мужчина пожелал бы оказаться с нею в постели. Она такая, какой втайне мечтает быть всякая женщина: неистовая и неукротимая. Если говорить с мужской точки зрения, — проворковал он, — то ручаюсь, что каждый мечтал бы захватить ее и укротить. Она такая же необузданная, как море. Тот, кто покорит ее, должен быть настоящим мужчиной.

Сирена мысленно хохотала.

— Все, что вы рассказываете, так… волнующе, хотя… — она скромно потупила взор, — я не должна говорить об этом.

— Еще бокал вина, дорогая Сирена?

— Нет, спасибо. Мне необходимо вернуться, прежде чем Риган превратится в разъяренного быка из-за моего неповиновения. Но мне так захотелось сегодня выйти из дому и поговорить на родном языке! У меня кровь вскипает, когда я слышу, как мой муж искажает наш язык.

— Вы доставили мне огромное удовольствие! Вам нужно приходить сюда почаще, моя дорогая. Каждый раз, когда обстановка в вашем доме станет для вас невыносимой, мой дом в вашем распоряжении. Я отдам за вас жизнь, если это потребуется! — галантно произнес он. — С нетерпением буду ждать следующей встречи!

На прощание Цезарь поднес ее руку к губам и нежно поцеловал.

* * *

Подъехав к дому ван дер Риса, Сирена проинструктировала Джулию.

— Поспеши, моя дорогая, к хозяину. Расскажи ему все в точности, как было. Не волнуйся. Если он и разозлится, то на меня, а не на тебя! — и видя, что девушка заколебалась, Сирена подбодрила ее: — Поторопись. Делай то, что тебе говорят!

Поднимаясь к себе в комнату, она еще раз оглянулась: Джулия стучалась в кабинет Ригана.

— Да, и скажи господину, чтобы не беспокоил меня сегодня. Мне нужно много молиться, — лукаво улыбнулась она, прикрываясь мантильей.

Поднимаясь по лестнице, Сирена прикидывала, сколько времени потребуется «быку», чтобы примчаться к ней. И пришла к выводу, что, скорее всего, ждать придется недолго, и поэтому, придя в комнату, приняла молитвенную позу у постели: четки в руках, голова опущена. Не прошло и минуты после того, как она опустилась на колени, — и взбешенный Риган ворвался в спальню жены.

— Ты не послушалась меня! — закричал он. — Ты поступила наперекор! — Сирена молчала, перебирая пальцами четки и склонив голову. — Что ты делала одна в доме испанца? Отвечай, черт бы тебя побрал!

— Вы… разъяренный бык, менеер. Попрошу вас, обращаясь ко мне, выражаться прилично. Сейчас не двенадцатый век, когда замужняя женщина превращалась в покорную рабыню мужчины. И впредь вы будете ПРОСИТЬ меня сделать что-то, а не ТРЕБОВАТЬ! И никогда больше не отдавайте мне приказов. Если вы будете продолжать приказывать, я буду вынуждена… не повиноваться. А теперь оставьте меня. Мне нужно молиться, — все это было сказано спокойным, невозмутимым тоном, но в голосе звучали требовательные нотки.

На лице Ригана отразилась растерянность. С кем это она так разговаривает?

— Вы хотели что-то сказать, менеер? — спросила она, поднимая глаза.

— Я больше ничего не хочу сказать. Вам известны мои требо… пожелания в отношении дона Цезаря Альвареса. Будет благоразумнее, если вы прислушаетесь к ним. Иначе у вас появится возможность увидеть, каким может быть «бык» на самом деле. Я просто запру вас в этой комнате!

— На вашем месте я не стала бы так поступать, господин ван дер Рис, — в ее зеленых глазах сверкнуло нечто такое, чего Риган не смог определить, — потому что, если вы это сделаете, я буду вынуждена искать убежища в доме сеньора Альвареса. Я не позволю поступать с собой, как со шлюхой, которая подчиняется вам, чтобы снискать вашу благосклонность. Оставьте меня. Я хочу помолиться. И, возможно, если у меня останется время, я помолюсь о вашей душе.

Не отдавая себе отчета, Риган выхватил у нее из рук четки и разорвал их пополам. Какое-то мгновение он смотрел на содеянное, а затем швырнул все на пол.

— Вы ведете себя, менеер, как школьник, когда у него что-то не получается! — взорвалась наконец Сирена. Все, с нее достаточно! — Я не желаю больше вас видеть! Вы мне противны!

Риган не двигался. Гнев вскипал в нем с новой силой, когда он смотрел в ее изумрудные глаза. Внезапно ему захотелось сорвать с нее одежду и вдавить ее тело в мягкую постель, на которой в этот момент лежали ее руки.

— Ваша похоть утомляет меня! — произнесла Сирена, уловив выражение его глаз. — Ступайте к своей шлюхе! Оставьте меня!

Пораженный ее яростью — ему еще не приходилось видеть Сирену такой, — Риган молча покинул комнату, и его шаги по мраморному полу гулко отдавались в коридоре.

Глава 20

Несколько дней спустя в комнату Сирены ворвался взволнованный Калеб.

— Сирена! Что я тебе скажу! Я только что из библиотеки Ригана. Он там сейчас с сеньором Альваресом. Ты бы видела, как менеер был зол, когда встречал испанца у входа в дом несколько минут назад!

Сирена подхватила свои тяжелые юбки и почти бегом последовала за Калебом вниз по лестнице.

— Останься в коридоре и смотри, чтобы никто из слуг не вошел сюда, — прошептала она, прислонив ухо к тяжелой двери.

— Хорошо, Сирена!

Глаза мальчика заговорщически блестели.

Прижав руки к груди, она слушала и, улыбаясь, представляла себе, как двое мужчины испепеляли друг друга взглядами.

Говорил Цезарь; его теплый, бархатный голос журчал за толстыми дверями.

— Итак, менеер, вы решили со мной поговорить. О чем, кроме дел, мы можем с вами разговаривать?

— Есть один вопрос… Это касается моей жены. Мне известно, дон Цезарь, какой вы распутник. И потому желательно, чтобы вы держались от Сирены подальше. Она очень уязвима, в настоящий момент она в трауре и желает все свое время посвятить молитвам. А вы, сеньор, преследуете ее и делаете меня посмешищем всей Батавии, — Риган грозно кашлянул. — Она, конечно, слишком благовоспитанна и не может прямо сказать вам, чтобы вы оставили ее в покое, и потому я обязан сделать это за нее. Итак, невзирая на то, что вы ее соотечественник, я предупреждаю вас: держитесь от нее подальше начиная с сегодняшнего дня!

После паузы заговорил Цезарь.

— Это Сирена… сказала вам, что я «преследую» ее? — вкрадчиво спросил испанец. — Уверен, что нет. Наоборот, смею вас заверить, в действительности она благосклонно относится к моему… ухаживанию.

— Вы хотите сказать, что спали с моей женой?! — взревел Риган.

— Менеер, прошу вас! Мы… мы, испанцы, воспитаны совсем не так, как вы, голландцы. Ни один уважающий себя испанец не позволит себе бросить тень на доброе имя женщины, тем более замужней. И ни один испанец не признался бы… если бы что-то и было на самом деле. Однако могу вас заверить, что мое ухаживание за вашей прекрасной супругой не зашло так далеко! — затем он быстро добавил: — Хотя, почему это вас так волнует, Риган? Вы сами ведете довольно распутный образ жизни. Что для вас значат мои чувства к вашей жене? Ручаюсь, вы завоевали сердца всех дам от Суматры до Гвинеи, — Цезарь тихо засмеялся. — Вы переспали со всеми женщинами, которые могут держаться на ногах без подпорок. Но советую вам быть осторожнее, Риган, — предупредил испанец, — эти яванские красавицы прекрасно разбираются в ядах и способны отравить любовника, если он их чем-либо не устроит.

— Это вы говорите мне, что я покоряю сердца от Суматры до Гвинеи? Побойтесь Бога, Цезарь! Кто, как не вы, всегда следовал за мной по пятам, подбирая то, что осталось!

Дон Цезарь Альварес громко хмыкнул.

— Даже если бы это и было так… Но между нами есть разница: я действую с осторожностью, а не шагаю, как слон, оставляющий повсюду свои следы. Мы, испанцы, никогда не запятнаем имя женщины, будь она знатная дама или простая шлюха.

— Скажите на милость! — насмешливо воскликнул Риган.

Сирена услышала звук отодвигаемого стула и поняла, что муж поднялся на ноги. Должно быть, Цезарь иронически наблюдает, как голландец вышагивает взад-вперед по роскошному ковру.

— Ну хватит об этом! — наконец подытожил ван дер Рис. — Я повторяю то, что сказал ранее: оставьте мою жену в покое!

— А я говорю вам, Риган, что она сама должна решать. А кроме того, красивая женщина не может все время сидеть дома! Если ей захочется навестить меня… Однако я согласен: пора прекратить эту болтовню. Ваши супружеские проблемы вы должны решать сами, и мне кажется некорректным обсуждение этого вопроса.

Стул скрипнул, и Сирена поняла, что дон Цезарь поднялся на ноги. Не опасно ли ей оставаться здесь дольше?

— Однако прежде чем уйти, я намерен сказать вам еще одну вещь, менеер. На вашем корабле сейчас прекрасное носовое украшение — Морская Сирена. Вы на самом деле думаете, что красавица-пиратка, которая носится по морям эти последние месяцы, не станет нападать на вас, увидев свое изображение на носу вашего судна? — испанец тихо засмеялся. — Она околдовала вас, мой друг. О, я вижу по выражению вашего лица, что это правда!

— Нет, не думаю. Просто мне захотелось иметь такое украшение на своем корабле, потому что Морская Сирена — в самом деле настоящая красавица. Так что не надо делать поспешных выводов, сэр! Но мне необходимо… обсудить с вами один деловой вопрос, из-за которого, собственно, я и пригласил вас сюда. Пожалуйста, присядьте!

— Я уже подумал было, что вы забыли о своей идее, о которой упомянули мельком на днях, во время нашей встречи в городе. Вы сказали, что намереваетесь устроить тщательно продуманную западню для Морской Сирены, после чего она вынуждена будет поднять белый флаг и падет перед нами на колени, прося милости!

Риган со всеми подробностями объяснил свой план, который Сирена выслушала с особым вниманием. Он заключался в том, что каждый из них должен был создать морской конвой из трех кораблей, которые, объединившись в единый флот, образуют кордон у западного мыса Явы и в Зондском проливе, то есть в том районе, где Морская Сирена обычно исчезала. Паруса этих сторожевых кораблей необходимо выкрасить в черный цвет — так же, как на корабле самой пиратки. Они с недельку подежурят…

— Несколько моих кораблей как раз находятся под креном, — отозвался Цезарь, — поэтому мне нужно только покрасить паруса в черный цвет, и через два дня они будут готовы выйти в море. Однако, согласившись участвовать в этой совместной экспедиции, я ставлю одно условие: Морская Сирена не должна быть убита. Никто не должен ей причинить никакого вреда. Хотя, безусловно, корабль ее необходимо разоружить, а команду повесить.

— Я не собираюсь убивать женщину! — воскликнул Риган. — Конечно же, я принимаю это условие.

— Я боялся тебя об этом спрашивать, менеер, но кому достанется главный приз? Испанцам или голландцам?

Сирена затаила дыхание в ожидании ответа своего мужа.

— Я правильно тебя понял, Цезарь? Ты спрашиваешь, кому достанется Морская Сирена: тебе или мне?

— Ты неотесанный грубиян, Риган. Как будто ты сразу не понял! Ну что ж, именно это я хочу знать.

— Все очень просто: она достанется настоящему мужчине, — ответил голландец. — Другими словами, я склонен думать, что она будет моей.

«А сейчас она чья? — улыбнулась Сирена. — Ну что ж, посмотрим!»

Испанец засобирался уходить.

— Скажем еще проще: добыча достанется победителю!

С осторожностью кошки Сирена быстро покинула свое убежище, пересекла широкий коридор и сделала вид, что спускается по лестнице. И, естественно, она не видела, как Риган проводил гостя к выходу и как сеньор Альварес достал что-то из своего кармана.

— Между прочим, дорогой друг, — негромко произнес представитель испанской короны, — я не забыл, как несколько месяцев назад мы заключили небольшое пари — помнишь? — который из наших кораблей: «Роттердам» или «Севилья» — первым прибудет в Кейптаун. Из порта они вышли одновременно. Благодаря неразворотливости капитана «Севильи», ты выиграл пари. Уверен, что тебе понравится выигрыш, — он протянул хозяину небольшой пакет, — это стоит гораздо больше той суммы, на которую мы поспорили.

* * *

Сделав вид, будто ходила на кухню, Сирена вернулась в свою комнату и коротко пересказала все, что услышала, Калебу.

— Им придется ждать в проливе, пока не состарятся. Морская Сирена не попадется в их ловушку! И тогда каждый из них подумает, что какой-то шпион посоветовал ей не выходить в море и что этот шпион, конечно же, из лагеря противника. Мужчины так глупы! Нет, они действительно глупы. За исключением тебя, Калеб, — поспешно добавила она.

— Значит, мы больше недели не будем выходить в море? — спросил мальчик.

— Совершенно верно. Но, — произнесла она заговорщически, — мы отправимся в море, когда Риган снимет свой и испанский конвой, отправив сторожевые корабли домой. А сам он будет возвращаться последним, один, — я уверена в этом! И вот тогда-то мы и захватим его. Я сомневаюсь, что этот их конвой — или флот, как они выражаются, — продержится там целую неделю. У дона Цезаря вряд ли хватит терпения. Кроме того, они оба начнут подозревать друг друга в том, что один из них каким-то образом известил об их совместных планах Морскую Сирену, чтобы та не угодила в лапы соперника. Это вызовет раздоры между голландцами и испанцами…

— Ты… не причинишь вреда Ригану, Сирена? — обеспокоенно спросил Калеб.

Она грустно улыбнулась. Боже! Как мальчик любит этого неотесанного голландца!

— Иди в свою комнату, братишка. Займись учебой. Позже мы переговорим обо всем подробнее.

Нет, она не причинит «вреда» Ригану, сказала себе Сирена, когда мальчик ушел. Но она проучит его!

Улегшись поверх мягкого покрывала, которым была застелена кровать, Сирена предалась размышлениям. Что ей нужно от Ригана? Может, ей хочется смотреть в его стальные глаза и бормотать слова любви? Неужели она смогла бы отдаться ему на борту корабля? «Да…» — впервые призналась она себе.

Но, вдруг резко вскочив на ноги, она громко сказала самой себе:

— Я должна убить его! Я солгала бедному Калебу! Разве я не поклялась отомстить убийце Исабель?! А Риган ван дер Рис именно и есть тот убийца, хотя, возможно, лишь косвенный. Он не направлял оружие, но…

Пот выступил у нее на лбу. Мысль о том, что необходимо лишить Ригана жизни, вызвала в ней такое чувство отвращения… Боже! Что с ней творится? Сирена прошлась по комнате, приблизилась к окну, выглянула в сад. Руки ее были сжаты в кулаки, глаза лихорадочно сверкали. Бессмысленным взглядом смотрела она на экзотические цветы, разросшиеся вокруг дома… Вдруг раздался стук в дверь, и это вывело Сирену из оцепенения.

— Войдите, — ответила она.

Вошел Риган. Остановившись как вкопанный, он обшарил глазами комнату.

Лицо Сирены приняло бесстрастное выражение. Она замерла в ожидании, и сердце ее бешено колотилось в груди. Что ему теперь понадобилось?

— Я только что проводил сеньора Альвареса к его экипажу.

Сверкающие зеленые глаза женщины насмешливо смотрели на мужа.

— И как поживает Це… сеньор Альварес? — тихо спросила она.

— В данный момент — хорошо. Однако, — произнес он резко, — вряд ли такое его состояние продлится долго, если он не положит конец слухам, распространившимся на острове.

Губы Сирены плотно сжались.

— А ты способствуешь этим слухам, посещая его! — голос его возвысился.

— Я была в его доме всего лишь два раза, — спокойно ответила она.

— Два раза — это слишком много! — сердито возразил Риган. — Уже все в Батавии называют меня глупцом. Всего лишь вчера вечером Грет… — он спохватился, но слишком поздно.

Глаза Сирены гневно засверкали. И этот ее горящий взгляд никак не соответствовал тому спокойному тону, которым она заговорила.

— Глупцом? Но вы были им задолго до моего появления здесь, задолго до того, как женились на мне. Когда человек — глупец изначально, ему ничем уже не поможешь! — холодно произнесла она. — И вообще, что вам нужно от меня? Зачем вы пришли сюда?

Глаза Ригана сузились до щелочек. Ее слова разозлили его… Но почему она так сильно будоражит его? Он вправе ненавидеть ее, вправе отхлестать по щекам за то, что она сейчас сказала. Вместо этого он спросил:

— Что в доне Цезаре так привлекает тебя? — и, увидев, как она опустила глаза, поспешно добавил: — Не отрицай этого. Я вижу это по твоим глазам!

— Дон Цезарь — мой соотечественник, как я уже говорила вам прежде. Он… воспитанный. Он говорит на моем родном языке так, как следует говорить. Я нахожу его галантным. Вам, вообще-то, известно значение этого слова, менеер? — язвительно уколола она.

Этот ее тон поразил его до глубины души. Однако Риган понимал, что должен контролировать себя.

— Я оставляю вас вашим молитвам. Собственно, именно это и было причиной моегоприхода, — он извлек из кармана длинную жемчужную нитку. — Помнится, я порвал твои четки. Но потом подумал, что, возможно, тебе понравится читать молитвы над этими замечательными жемчужинами, которые, быть может, придадут твоим молитвам больше убедительности, чем простые стеклянные бусины, рассыпанные мною. Помолись, дорогая, и за меня. Нам, «язычникам», сгодится помощь всяческих богов, — насмешливо добавил он.

Риган бросил жемчуг на постель. С любопытством Сирена подошла к ней и взяла жемчужные четки в руки.

— Где… где вы их взяли? — заикаясь и побледнев, произнесла она.

Заметив ее изумление, он тихо ответил:

— Я выиграл их на пари.

Однако Риган не стал говорить, кто проиграл ему пари. Не хотелось упоминать, что она держит в руках вещь дона Цезаря.

Быстро повернувшись, он покинул комнату.

* * *

Выйдя в коридор, он остановился как вкопанный и оглянулся на захлопнувшуюся за ним дверь.

Сирена не призналась в особых отношениях с Альваресом. Конечно, разве она осмелилась бы. Чем больше Риган думал о возможной любовной связи между его женой и доном Цезарем, тем больше он выходил из себя. Несмотря на ее траур, несмотря на ее хладнокровие, неужели она могла?.. Гнев охватил его. Неужели этот негодяй Цезарь спал с ней? У Ригана перехватило дыхание. Все внутри у него похолодело. Он ударил кулаком по ладони другой руки.

— Я убью этого подонка! — вырвалось у него. Перед его мысленным взором возникли эти двое, стонущие в экстазе…

Не в силах преодолеть гнев, Риган снова ворвался в комнату жены, с силой захлопнув за собой дверь.

Сирена стояла у окна, зажав в руках жемчужные четки, и слезы текли по ее щекам.

Не замечая ее скорби, он заорал:

— Ты спала с Альваресом? Спала? Я требую ответа!

Быстрым движением он вырвал жемчуг из ее рук и притянул ее к себе. Глаза Сирены были мокрыми от слез, дыхание шумным.

— Отвечай!

Губы ее оставались плотно сомкнутыми. Не отдавая себе отчета, Риган притянул ее к своему возбужденному телу и впился в нее губами.

Сирена чувствовала, как горячие руки ласкают ее грудь, чувствовала, что ее сопротивление тает…

Затем он резко оттолкнул ее от себя. Насмешливые глаза издевались над ней.

— Возможно, Альварес и галантен. Но способен ли он зажигать твою кровь так, как только что это сделал я? — он взглянул на нее, уверенный в своей победе, однако через мгновение уже изменил свой тон и добавил с ядовитой вежливостью в голосе: — Но помните, мефрау… наш брак формален только до тех пор, пока не кончится ваш траур. Осталось подождать каких-то несколько месяцев, не так ли? — зло усмехнулся он.

Сирена стояла как громом пораженная: голова ее кружилась, глаза бессмысленно застыли, напоминая озера с мутной водой. Она понимала, что если ответит ему, то выдаст свои чувства. Потрясенная и уязвленная, она повернулась к нему спиной и опустила голову.

Глядя на опущенные плечи жены, Риган желал схватить ее, прижать ее темную голову к своей груди и гладить, гладить эти мягкие волосы. Ему хотелось говорить ласковые, а не грубые слова этому трогательному созданию, приехавшему к нему издалека, согласно контракту…

Но вместо этого он сердито прошагал мимо нее и вышел из комнаты, специально погромче, чтобы она могла услышать, рассыпая ругательства. Но, оставшись один, он перевел дыхание и стиснул зубы. Что такое нашло на него? Сначала хотел Сирену, затем Морскую Сирену, а теперь снова Сирену? Каким образом ей удается заставить его забыть даже Гретхен? Как удалось этой монашке в черном возыметь такую власть над ним?!

«Никогда не думал, что такое возможно со мной — со мной, Риганом ван дер Рисом, который всегда был сам себе хозяин и никогда не был рабом ни одной женщины!»

Новая роль совсем не нравилась ему. Твердой рукой он прикурил сигару и на мгновение закрыл глаза, чтобы дым не разъел их.

* * *

Следующие два дня Риган провел в какой-то нервной суете. Он отдавал приказ, и через минуту отменял его. Матросы с его кораблей начали посматривать на него как на сумасшедшего.

В этот день он курил сигары одну за другой, вышагивая по своему кабинету, словно тигр по клетке. Он представлял Цезаря Альвареса и свою жену обнаженными, на роскошной кровати с кружевными занавесками, и зубы его скрипели. Неужели она испытывает страсть к этой свинье? Интересно, как ведет себя Альварес, когда занимается любовью: как джентльмен или как дикарь? Ригану хотелось все выбросить из головы, хотелось рвать, метать и все крушить на своем пути. После того как они захватят объединенными усилиями Морскую Сирену, он убьет испанца. Он будет к нему безжалостен и попросту перережет ему горло. Будет ли Сирена плакать над искалеченным телом любовника? Риган представил, как она стоит над мертвым Цезарем и плачет, не стыдясь своих слез, у всех на виду. Эта картина привела его в такое бешенство, что он ударил ногой по ножке стола, оказавшегося у него на пути. Боль в ноге была такой сильной, что он стиснул зубы, чтобы не застонать.

Риган проклинал себя за собственную глупость: дать обещание целый год не трогать собственную жену! Он всегда гордился тем, что был человеком слова, и ни разу ему еще не довелось изменить собственному обещанию. Почему, черт возьми, он пообещал Сирене, что их брак будет формальным, пока не закончится ее траур?! И теперь он не может обладать ею из-за своего дурацкого обещания! А из-за этого проклятого испанца она, возможно, не придет к мужу, даже сбросив свои черные траурные одежды.

И тогда бедному Ригану придется жить и только смотреть на нее через стол, вспоминая, как быстро билось ее сердце, когда он обнимал ее однажды… Неужели он заслужил такое наказание за ту грешную жизнь, которую вел до сих пор? За ту распутную жизнь, как кое-кто считает?

Теперь Сирена, как и Морская Сирена, была в его крови. И сердце Ригана раздирали двойные муки. А прошлой ночью, пытаясь овладеть яванской женщиной, которой добивался несколько месяцев, он потерпел фиаско! Эта дамочка презрительно плюнула ему в лицо. Сегодня, наверное, весь остров гудит от пересудов.

Глава 21

Минула неделя с тех пор, как объединенный голландско-испанский сторожевой флот под руководством главных представителей обоих государств покинул гавань Батавии. И город, казалось, вымер. Пока в море вели охоту на Морскую Сирену, на берегу и голландцев, и испанцев объединил страх перед другими грозными «дамами» — перед рокочущими жерлами вулкана с невинным названием Сестры Огня. Однако Сирене было не до страха.

Она вышагивала по своей красивой спальне, стиснув кулаки, в одном из которых были зажаты жемчужные четки. Уже в сотый раз после того злополучного вечера, когда Риган вручил их ей, она спрашивала себя: сколько же нужно было иметь жестокости и наглости, чтобы принести и подарить ей четки погибшей сестры Исабель?! А сейчас… сейчас у нее не осталось выбора: она должна уничтожить ван дер Риса.

— Да, Калеб, — пробормотала она, — все-таки я должна убить его! Да поможет мне Бог! Я должна убить! Этот подарок уничтожил всякие сомнения, и теперь я уверена в причастности Ригана к смерти сестры!

В дверь робко постучали.

— Войди! — резко крикнула Сирена.

Мальчику были известны ее намерения, и последние несколько дней он был очень грустным. Вот и сейчас глаза его были полны слез.

Не обращая внимания на его чувства, поскольку понимала, что должна оставаться непреклонной, она резко спросила:

— Калеб, «Морская Сирена» готова к отплытию?

Мальчик был озадачен: уже три раза сегодня он сообщал ей, что команда находится на корабле и все приготовления закончены.

— Пора отправляться, Сирена, если мы хотим успеть до отлива. Ты сама-то готова?

Она вздохнула.

— Я готова, Калеб. Хотя на этот раз я неохотно отправляюсь в плавание. Но во мне нет сомнений, что я должна его убить. Ты видел его подарок, братишка. И я говорила тебе, чьи это были четки.

— Но Риган сказал тебе, что выиграл их на пари.

— Мой муж, хотя он и опытный лжец, даже не пытался обмануть меня. Он, фактически, бросил мне вызов. И… братишка… возможно, это означает одно: ему известно, что не я его суженая.

* * *

Стоя на палубе корабля, Сирена со смешанным чувством смотрела на звезды. Они были такие далекие и такие яркие. Исабель, в некотором смысле, была похожа на звезду: красивая и далекая, недоступная и непритязательная. Но ее звезда погасла…

Ян легонько дотронулся до ее плеча.

— Капитана…

Отрешившись от своих мыслей и вернувшись к реальности, она повернулась к голубоглазому голландцу.

— Виллем только что вернулся с дальнего конца бухты, — сообщил он ей, — и говорит, что пятый корабль прошел мимо устья реки. Слава Богу, сегодня светлая лунная ночь, иначе бы он ничего не увидел. Он считает, что флагманский корабль — личное судно ван дер Риса — скоро появится на горизонте.

— Тогда мы должны немедленно выйти из укрытия и, спустившись вниз по реке, встретить его, Мы появимся перед ним, преодолев мели и пороги. Под покровом ночи никто нас не выследит: ни эти пять кораблей, которые уже прошли, ни те, что стоят на якоре в Батавии. Если Риган идет слишком близко к берегу (что очень вероятно), то мы заманим его подальше в открытое море и вступим с ним в бой — там никто нам не помешает и не увидит.

И тем не менее, когда через несколько минут «Морская Сирена» покинула тихую бухту и вошла в быстрые воды реки, у Сирены, сжимавшей штурвал, повлажнели ладони. Хватит ли у нее решимости? Сможет ли она убить Ригана ван дер Риса? Но тут же перед ее глазами встал образ Исабель, и взгляд Сирены ожесточился. Она знает, что нужно делать, и она выполнит это!

Фрегат приблизился к устью реки, и, ведя его по узкому переходу, Сирена внимательно следила за отмелями.

Когда затихли восхищенные возгласы матросов, как всегда, поражавшихся умению капитана выводить их корабль из тайного укрытия, Сирена попросила Яна предупредить всех, что команда должна разговаривать как можно тише, так как голоса очень хорошо разносятся по воде, а это может выдать противнику их местонахождение — и никакие черные паруса не помогут. Она хотела застать Ригана врасплох, появившись перед его кораблем неожиданно.

Наконец вдали замаячил силуэт парусного судна с такой же черной оснасткой, как и у «Морской Сирены».

— Прими руль, Ян, — приказала она.

— Есть, капитан! — первый помощник подошел к штурвалу. — Они идут на малой скорости, примерно шесть узлов или даже меньше, с полуспущенными парусами. Печального вида корабль, возвращающийся после недельного похода и без добычи! Моряки соскучились по своим женам.

— Сомневаюсь, что они их увидят! — мрачно заметила Сирена, и улыбка исчезла с лица Яна Ферхоока. Ему, как и Калебу, были известны ее намерения на этот раз. — Судно достаточно далеко от берега, поэтому наше столкновение останется никем не замеченным, — продолжила она. — Однако нам нужно поспешить, пока преимущество на нашей стороне: бриз гонит наше судно им навстречу. Калеб, — сердито обратилась она к мальчику, с унылым видом сидевшему на баке, — спускайся вниз, чтобы тебя не увидели и не ранили. И носу своего здесь не смей показывать!

— Хорошо, — покорно отозвался он и по-мужски протянул ей руку. — Удачи тебе, Сирена, — он с трудом сдерживал слезы.

— Калеб, — мягко сказала она, прижав к груди голову мальчика, — я не знаю, утешит тебя это или нет, но я признаю, что не уверена в своей правоте перед Богом и людьми. Однако я знаю, что должна это сделать.

Какое-то время она молча прижимала его к себе.

— А теперь иди вниз. Быстрее! — она обернулась к Яну: — Отдайте команду поднять паруса!

Меньше чем за минуту ее приказ был выполнен. Эти голландцы, нанятые ею на службу, были опытными моряками. Никто из них не предаст ее, даже если их сердца противятся тому, что она собирается сделать этой ночью.

Ян снова стоял рядом с ней.

— Мы идем со скоростью восемь узлов. Через несколько минут приблизимся к ним. Смотрите: их судно прямо впереди нас, — но вдруг в его уверенном голосе зазвучала тревога: — Смотрите! Они заметили нас и… Боже, они удаляются от нас… Они испугались!

— Да, Ян. Они только флотилией не боятся встречаться с Морской Сиреной, а в одиночку трусят!

* * *

«Морская Сирена» преследовала голландскую бригантину. Благодаря попутному ветру и более стремительному ходу, фрегат быстро и уверенно догнал голландца.

Раздался оглушительный треск — это «Морская Сирена» ударила носом в корму бригантины. Крики и проклятия посыпались с пострадавшего корабля, в то время как на борту фрегата раздались радостные возгласы.

— Пока всем оставаться на корабле! — крикнула Сирена своей команде. — Сначала я хочу поговорить с капитаном.

Риган, до пояса обнаженный, в бриджах, плотно обтягивавших его мускулистые бедра, стоял на корме бригантины, разглядывая противника. Сирена, повиснув на снастях фрегата, смотрела на него сверху вниз.

Вдруг кто-то из матросов голландской команды взволнованно крикнул:

— Но, капитан! Они, как всегда, под своими черными парусами, а луна, как назло, скрылась за облаками!

В тишине раздался выстрел, и кричавший матрос упал, раненый, на колени.

— Подожди, Виллем! Достаточно! Ждите моей команды! — сказала Сирена своим матросам и обратилась к Ригану: — Прыгайте сюда, капитан, если вы не трус! Я не желаю ступать на вашу прогнившую посудину. Вы пойдете ко дну через час после одного-единственного выстрела с моего корабля. А может, вы растолстели и обленились, как все голландцы?! Будь у вас побольше сноровки, вы бы скрылись от меня, но теперь у вас не осталось другого выхода, кроме как прыгать в воду! Вы умеете плавать, капитан? — насмешливо крикнула она.

Риган стоял на корме, и взгляд его был страшен. Выходит, Морская Сирена все-таки на стороне испанцев! Иначе как объяснить то, что она ждала именно его, намереваясь напасть? И не помогли черные паруса, черт бы их набрал! Хоть бы выглянула луна, чтобы он смог как следует разглядеть эту ведьму. Внезапно он рассмеялся, и белые зубы сверкнули на его смуглом лице.

— Чего ты от меня хочешь? Ты уже почти разорила меня! Что тебе еще нужно? — закричал он, наблюдая, как это странное существо в женском обличье размахивало саблей.

— Чего я хочу? Твою жизнь, капитан! А также жизнь человека, у которого крюк вместо руки. Отдай его мне — и, может быть, я подарю тебе жизнь.

Риган снова засмеялся.

— Что тебе нужно от человека с крюком? На моем корабле нет такого. Скажи мне, почему ты ищешь его? — спросил он, рассматривая ее чудной наряд.

— Когда я убью его, то всем сообщу за что. Ну а пока это касается только меня. Спускайтесь в шлюпки, или вы умрете. У тебя нет выбора, голландец!

— Ты не сможешь меня победить. Мои люди все равно перебьют всех вас. Сдавайся, и я постараюсь, чтобы суд над вами не был слишком суров.

Смех Сирены зазвенел над водой.

— Ты что-то перепутал, голландец. Это я захватила твой корабль и в мгновение ока могла убить тебя самого! А ты мне говоришь, что я должна сдаться тебе? Глупец! — закричала она.

— Ты не права, красавица! Оглянись назад! Это я захватил тебя в плен. Тот галеон, который находится за кормой твоего фрегата, — мой. Это судно стояло на якоре неподалеку отсюда. Ты просчиталась, дорогая, допустила ошибку! — насмешливо произнес он с театральным поклоном.

Сирена резко обернулась и увидела дула пушек, торчащие из-за планшира. Голландец прав: она проиграла. Но она не сдастся и будет сражаться. Однако, если пушки начнут стрелять с такого близкого расстояния, фрегат неминуемо погибнет.

— На абордаж! — закричала она. — Или мы их убьем, или они нас! — и ловко спрыгнула на палубу корабля Ригана.

Секунду она постояла, переводя дыхание, а затем воинственно взмахнула саблей. Когда сталь скрестилась со сталью, женщина почувствовала боль в плече. Воздух наполнился криками и стонами, металл звенел о металл. Со всех сторон раздавались выстрелы. Матросы сыпались на палубу. Краем глаза она заметила, как ее помощник Ян уронил свою саблю, а какой-то головорез замахивался, чтобы убить его. С кошачьей ловкостью Сирена перепрыгнула через груду снастей и широко взмахнула своей саблей — рука неприятеля вместе с клинком покатилась по палубе. Ян взглянул на стоявшую перед ним женщину и усмехнулся.

— Да, капитана, сильный удар. Я — ваш должник.

Ее люди — так же, как и матросы Ригана, — отчаянно дрались. Бой шел не на жизнь, а на смерть. Команда «Морской Сирены» одерживала верх. Облака черного смрадного дыма клубились в воздухе: горело что-то на бригантине. Протерев глаза, Сирена обернулась, чтобы атаковать матроса, замахнувшегося на нее, и уже начала теснить его к борту, но раздался громкий крик. Тяжело дыша, она старалась рассмотреть сквозь густой дым, кто кричал… Это был Ян. Его крик заставил ее обернуться, и она увидела человека, намеревавшегося ударить ее в спину.

— Блэкхарт?! — вскрикнула она. — Виллем, Ян, Якоб! — позвала она, защищаясь. — У меня счеты с этим животным! Очистить палубу!

— Нет нужды, капитана! Голландцы запросили пощады.

Не спуская глаз с противника, она отдала команду:

— Позаботьтесь обо всех раненых! Обо всех! После того как перевяжете голландцев, опустите их в шлюпки. Потопите галеон и выпотрошите бригантину. Не позволяйте никому вмешиваться в то, что я собираюсь сейчас сделать. Виллем, следи за ван дер Рисом!

Когда она начала теснить здоровенного англичанина, все кругом воззрились на нее — на женщину с абордажной саблей.

— Итак, ты хотел нанести мне удар в спину! Трус! — воскликнула она. — Я говорила тебе, что наступит день, когда мы встретимся! Вот он и наступил! — голос ее был спокоен, несмотря на угрозу, звучавшую в словах. — Я даю тебе возможность драться, а это гораздо больше, чем дал мне ты. Защищайся! — Сирена, присев, ударила с размаху по оружию противника. Того поразила сила удара, но он быстро опомнился и сделал попытку достать клинком грудь Сирены. Однако, быстро отскочив в сторону, она уклонилась и, нападая, задела клинком его руку. Брызнула кровь, и женщина дерзко рассмеялась, увидев ужас в глазах раненого неприятеля.

— Ну, как ты себя чувствуешь, Блэкхарт, с раненой рукой? Защищайся, иначе я отрублю ее совсем!

Она сделала выпад вправо, нанеся удар по плечу противника. Хруст кости вызвал радостные крики матросов с «Морской Сирены». Риган стоял, удивленно глядя на поединок, поражаясь мастерству и ловкости женщины. Как ей удается отражать удары такого сильного мужчины?

Прежде чем Блэкхарт успел опомниться, она рубанула его по ноге, разрезав ее от бедра до щиколотки. Кровь брызнула на палубу, и он отступил, теряя равновесие.

— Я хочу услышать твои мольбы о пощаде, Блэкхарт! — резко бросила Сирена. — Попроси — и я отпущу тебя в море!

— Никогда! — произнес он сиплым голосом.

Сирена легко помахивала саблей, наблюдая за искаженным болью лицом Блэкхарта.

— У тебя есть еще вторая нога. Сдавайся, иначе ты лишишься и ее!

— Никогда! — повторил моряк, сплюнул и замахнулся, но не успел и глазом моргнуть, как клинок разъяренной женщины рассек ему вторую ногу.

Сирена отступила назад.

— У тебя остались секунды, чтобы сдаться!

Блэкхарт с ненавистью посмотрел на нее, но сабля выпала из его рук.

— Стой как мужчина и сражайся! Черт бы тебя побрал! Дерись, говорю тебе! — зло крикнула женщина; быстрым движением она подняла упавшую саблю и бросила противнику, прохрипев: — Хочу, чтобы ты был с оружием в руках, когда я убью тебя. Не желаю, чтобы кто-то говорил, будто я убила безоружного!

Блэкхарт едва стоял на ногах, с трудом удерживая саблю в раненой руке, а другая его рука безжизненно повисла вдоль тела.

— В последний раз даю тебе возможность попросить пощады. Ну?! — угрожающе произнесла Сирена, направив острие сабли прямо перед собой.

Вместо ответа он плюнул ей в лицо и попытался взмахнуть своим оружием.

Женщина отскочила в сторону, парировала удар, и тут же нанесла в свою очередь удар. В следующее мгновение Блэкхарт замертво рухнул на палубу.

Дрожа от переполнявших ее чувств, вызванных осуществлением мести, она пробормотала:

— Я давала ему шанс. Он не захотел просить пощады. Он сделал свой выбор. Я не могла поступить по-другому. Права я или нет — мне жить с этим.

Как мужчина, Риган понимал ее. Должно быть, ненависть этой женщины к Блэкхарту была всепоглощающей. Нет, пожалуй, у нее не было другого выхода.

К Сирене вернулось ее самообладание, и она надменно обратилась к ван дер Рису:

— Скажи правду, голландец, ты встречал когда-нибудь такую женщину, как я? Признайся: тебе хотелось бы, чтобы я была твоей? О, я вижу, что права! Похоть так и брызжет из твоих глаз!

Не в силах сдерживать себя, Риган приблизился к Сирене.

— Как я понял, это был вызов, не так ли? Тогда это становится уже вопросом чести! — угрожающе произнес он. Морская Сирена разозлила его, и он забыл, что перед ним женщина. Она ругалась, как мужчина, и дралась получше большинства мужчин. Ему захотелось сразиться с ней один на один, чтобы потом, одержав верх, усмирить ее и овладеть ею.

Сирена прочитала его мысли, и кровь забурлила в ее жилах.

— Виллем, брось капитану ван дер Рису его оружие! — затем, снова обернувшись к Ригану, она, хрипло, сквозь зубы, произнесла: — Хотя тебя нужно было бы прикончить безо всякого поединка!

Ей совсем не хотелось драться с ним. Отомстить можно было как-то иначе. Мысль о том, что он будет ранен, показалась ей отвратительной, но сейчас следовало спасать себя, и она сделает это.

Ее сабля взметнулась как молния и, скользнув по телу Ригана, оцарапала его — показалась кровь. Не спуская глаз с этой неукротимой, безумной женщины, он, словно раздумывая, поднял саблю и одним взмахом срезал пуговицы с ее блузки.

— Ты — распутный ублюдок! — зло выкрикнула Морская Сирена, пытаясь запахнуться. Она почувствовала себя выставленной напоказ любопытным глазам матросов, как тогда, на борту захваченной пиратами «Раны». Безрассудный гнев охватил ее, затмив всякое благоразумие. Но, несмотря на всю свою ярость, она осознавала, что бестолково машет саблей, в то время как Риган касался кончиком своего клинка то ее пальцев, то ладоней и появившаяся липкая кровь мешала ей придерживать на груди блузку. Слезы гнева ослепили ее, она подняла саблю и нанесла отчаянный удар по руке Ригана.

— Я сказала, что убью тебя, и я сделаю это! — воскликнула она. — Ненавижу тебя!

Снова блеснула сталь. Сирена сделала выпад и проткнула его мускулистое предплечье.

Серо-голубые глаза мужчины потемнели: у него перехватило дыхание. Черт бы набрал эту ведьму! Она сказала, что убьет его, и действительно намерена это сделать. Конечно, она уже устала, изнурена, и, кажется, по щекам ее текут слезы.

— Убей меня! — тихо произнес Риган. — Я не буду больше драться. Посмотри на корму: твои люди схвачены. Мы обманули тебя! Ты не можешь одержать надо мной победу, морская красавица! Но ты можешь пригвоздить меня к мачте, раз уж ты решила убивать. Можешь ты это сделать?

Глаза его потемнели: искорки восхищения сверкали в них, когда он смотрел на эту неукротимую женщину.

— Ты ранила меня, хотя ни одному мужчине никогда не удавалось этого сделать, — выдохнул Риган. — Или ты хочешь, чтобы я дрался с тобой на смерть, чтобы один из нас был убит и кровь пролилась на палубу?

Сирена отступила.

— А если я отпущу тебя? Что тогда? — задыхаясь, спросила она.

— Твои люди будут отпущены на волю. Их в полной безопасности доставят в порт Батавию.

— Ты предлагаешь сделку?

— Да. Чтобы не было больше кровопролития.

— Ты лжешь! — взорвалась Сирена. — Я не верю тебе.

— Меня можно назвать кем угодно, но не лжецом. Даю слово: даже если ты меня сейчас убьешь, мои люди доставят в порт и пощадят всех членов твоей команды. Решай, — хрипло произнес он, — и я смогу заняться своими ранами.

Сирена заколебалась. Матросы молчали, ожидая ее ответа.

Медленно, с отчаянием на лице, она сделала шаг вперед, затем другой, заглянула ему в глаза и, совсем уже приблизившись, приставила к его груди острие сабли.

— Я проучила тебя, голландец! Признай это. Признай это перед своими людьми! Сейчас! Потому что, если ты не сделаешь этого, я проткну тебя.

Риган откинул голову и громко засмеялся, а его раненая рука безвольно повисла вдоль тела.

— Слушайте все! — закричал он. — Морская Сирена одержала верх надо мной в честном поединке! Отведите ее матросов вниз и дайте каждому по пинте грога.

— Но сначала, — Сирена ткнула концом сабли Ригану в спину, — пусть позаботятся о моих раненых. Пусть их сначала перевяжут, а потом дадут эля. Понятно, капитан? — грозно произнесла она, не убирая острие клинка от широкой спины мужчины.

— Да. Вы слышали, что сказала… дама? Ложимся в дрейф, ребята. Кто перевяжет мне рану?

— Не смотри в мою сторону, капитан. Боюсь, что если я стану делать это, то насыплю соли на твою рану.

Риган засмеялся этой реплике, как шутке.

— Я верю тебе, Морская Сирена. Ты никогда не знаешь пощады, не так ли?

— Никогда! — страстно воскликнула она. — Этот бой можно было не затевать. Ты сам виноват в полученных ранах. Я не чувствую никаких угрызений совести. Ты можешь умереть, но я не стану за тобой ухаживать! От меня ты помощи не дождешься!

— Значит, мы зашли в тупик, не так ли?

Сирена засмеялась, весело сверкнув глазами.

— Тупик? Едва ли, капитан. Ты почти банкрот, твои грузы на дне моря вместе с десятком твоих кораблей. Ты стоишь передо мной раненый. И ты называешь это тупиком? — она снова засмеялась.

Риган стиснул зубы, услышав ее звонкий смех. Черт бы побрал эту женщину! Это не человек. Или она…

* * *

Прячась среди снастей фрегата, Калеб с тревогой наблюдал за поединком Ригана и Сирены. Надвигался густой туман, усиливая беспокойство мальчика. Если кто-то из двоих окажется убит, то как он, Калеб, будет относиться к оставшемуся в живых? Юнга был так поглощен своими тревожными мыслями, что не заметил, как ход событий изменился и матросы Ригана захватили в плен команду «Морской Сирены».

Каждая минута теперь казалась вечностью. Нервничая, мальчик надвинул еще ниже на лоб свою шапку, прятавшую его непослушные волосы. Какой же он дурак! Позволил себе так поддаться гипнозу поединка, что не заметил, как голландцы одержали верх над его товарищами. Затаив дыхание, Калеб услышал, как Риган приказал отвести Яна, Виллема и остальных матросов в трюм корабля. Острый слух мальчугана уловил требование Сирены выдать каждому по пинте эля. Все было понятно! Мальчик поспешил спуститься на камбуз. Где-то на кухонных полках Якоб оставил пузырек с настойкой опия.

Прячась за мачтой, он соображал, как ему попасть на борт бригантины, чтобы Риган не заметил его. Толстые тросы, которыми «Морская Сирена» была пришвартована к голландской бригантине, то натягивались, то расслаблялись. Волны поднимали оба корабля, и зазор между их бортами то увеличивался, то уменьшался.

Сирена, должно быть, угадала его мысли, когда снова заговорила с Риганом:

— Вы, конечно, позволите мне сменить блузку, капитан ван дер Рис. Надеюсь, вы джентльмен и будете выставлять меня перед командой в таком виде.

Калеб не услышал ответа, но, должно быть, Риган согласился, так как Сирена, подождав, когда корабли сомкнутся бортами, уверенно перепрыгнула на свой фрегат. Ван дер Рис последовал за ней. Когда они направились к капитанской каюте, Сирена сказала голландцу, что у нее есть мазь для ран. Сначала она заявляла, что не станет помогать ему ни за что на свете, а теперь вдруг предлагает мазь! Калеб улыбнулся: должно быть, это тоже входит в понятие «коварные женщины».

Как только эта парочка скрылась из виду, мальчик, сжимая заветный пузырек, перепрыгнул на бригантину. Он был уверен, что Сирена постарается подольше задержать Ригана, дав таким образом Калебу время подлить опий в эль.

* * *

Прыгая на борт фрегата, Сирена заметила юнгу, спрятавшегося за фок-мачтой. Она была абсолютно уверена в мальчике и знала: он сообразил уже, что нужно делать, и сейчас наверняка переберется на борт голландской бригантины, а там, затесавшись среди матросов, «поможет» наливать и разносить эль. От нее самой будет зависеть, как долго она сможет продержать Ригана в каюте, чтобы дать возможность Калебу без опаски ходить по бригантине.

Туман все густел, и луна уже едва просматривалась на небе.

Ван дер Рис, идя сзади, не отставал от Сирены ни на шаг; она слышала его дыхание на своей шее. Наконец она распахнула дверь своей каюты, лихорадочно стараясь вспомнить, в каком состоянии оставила все здесь несколько часов назад: не забыла ли чего-нибудь такого, что могло бы выдать ее… Хотя, конечно, эти мужчины так глупы! Стоит женщине изменить прическу, одежду, манеру поведения, переместиться в новое место или новую обстановку, где ее не ожидают увидеть, — и мужчина не узнает не то что свою жену, но даже собственную мать! Единственное, что помнит мужчина, — была женщина для него желанной или нет!

Войдя в темную каюту и нащупав стол, на котором стояла лампа, Сирена, как бы случайно, сбросила ее на пол. Бормоча невнятные проклятия своей неловкости, она с трудом отыскала в дальнем конце каюты другую лампу, поменьше, а когда зажгла ее, с удовлетворением заметила, что масла в ней совсем на донышке и пламя едва горит. Стараясь держать лицо в тени, Сирена подошла к койке и достала из-под нее сундучок с лекарствами.

— Если вы подойдете сюда, капитан, я перевяжу вам руку.

Риган, казалось, сомневался и, подозревая подвох, подвинул ногой к двери стул таким образом, чтобы вход в каюту оставался открытым. Холодные голубые глаза голландца обшарили комнату в поисках спрятанного оружия, но, так ничего толком и не разглядев, он приблизился к Сирене, которая сидела на койке и разматывала бинт. Когда он прошел по каюте, стекло разбитой лампы заскрипело у него под ногами — это был единственный звук, нарушивший тишину, повисшую в воздухе, влажном и тяжелом.

И в это время чуткое ухо Сирены уловило, что фрегат уже не бьется о борт голландской бригантины. «Отличная работа, братишка!» — подумала она радостно, догадавшись, что Калеб обрезал швартовы, соединявшие два корабля. Фрегат теперь дрейфовал сам по себе, и с каждой волной расстояние между судами увеличивалось.

Она собралась было переодеть блузку, чтобы прикрыть полуобнаженную грудь, но, подумав, решила не делать этого. Может быть, вид женской груди отвлечет голландца, и он не заметит, что борта двух кораблей уже не бьются друг о друга.

Риган сел рядом с ней на койку, и женщина начала медленно втирать мазь в его рану, а затем осторожно перевязала ее. Все это время Сирена ощущала на себе его взгляд, который непонятным образом воздействовал на нее.

Молчание нарушил мужчина.

— Это неслыханно! Ручаюсь жизнью, что во всей истории мореплавания не было такого! — проворчал он. — Два противника сначала ведут бой, а затем перевязывают друг другу раны. Возможно, мы оба являемся более цивилизованными людьми, чем сами предполагали. А этот ужасный шрам у вас на руке? Похоже, вы получили ранение не так давно?

— Да, — проговорила Сирена глухим голосом. — Память об этом негодяе Блэкхарте.

— Однако вы ему неплохо сегодня отплатили. И как? Счастливы ли вы от того, что он мертв? — насмешливо спросил Риган.

Сирена встала и, повернувшись к нему спиной, сжала руками спинку стула, стоявшего рядом со столом.

— Счастлива ли я? Безмерно! — в ее голосе было столько ненависти, что у Ригана волосы зашевелились на голове. — Его смерть — бальзам для моей души, поддержка для моего духа! Жаль только, что я не могу его убить двадцать раз подряд и еще двадцать раз! Я мечтала об этой встрече, жаждала ее, как человек, истосковавшийся по глотку воды. Но этот мерзавец решил умереть как трус и лишил меня радости победы. Я не считаю доблестью убить труса.

Когда она говорила, ее гибкая спина напряглась, а мускулистые длинные ноги налились, напружинились, словно перед прыжком. Ригана обдало жаром, и он вспомнил о своем обещании когда-нибудь овладеть Морской Сиреной. Взгляд мужчины упал на темное пятно крови, запекшееся на ее спине.

— Тебе тоже надо смазать рану мазью, иди сюда! — приказал он.

Его тон рассердил Сирену, и она уже была готова взорваться, но на гневную вспышку уже не было сил: усталость сковала все ее тело, а каждый нерв просил отдыха; и к тому же нужно протянуть время, чтобы Калеб успел осуществить все задуманное. В молчании она опустилась на койку рядом с Риганом, позволив ему промыть раны на тыльной стороне рук и наложить мазь.

Он делал это так серьезно и так заботливо, что она рассмеялась. Риган тоже смутился, представив, что похож в этот миг на сестру милосердия, и грубовато приказал ей повернуться к нему спиной.

Сирена подавила смех и, повинуясь его тону, покорно повернулась. Он грубо толкнул ее на койку и, прежде чем она успела запротестовать, сорвал с нее блузку.

Женщина открывала рот в безмолвном протесте, а тело ее изгибалось в попытках освободиться от хватки мужских рук. Зажмурившись, она уткнулась в покрывало, приглушая рыдания. «Нет, — молча молила она, — только не это! Боже милостивый, пожалуйста, не позволь снова свершиться насилию!»

— Лежи спокойно, Морская Сирена! Я не хотел причинить тебе боль. Блузка присохла к израненной спине. По-другому невозможно было освободить рану.

Прижимая женщину к матрацу, Риган осторожно промыл рану и наложил мазь.

Постепенно Сирена расслабилась. Его пальцы нежно касались ее кожи, отчего она почувствовала тепло и умиротворение. Сквозь полузакрытые веки она видела, как пламя в лампе становится все меньше. Вероятно, этому способствовал густой туман, проникавший в каюту через открытую дверь. Мигающий тусклый огонек гипнотизировал женщину, приводя в расслабленное состояние. Она чувствовала нежные прикосновения мужских пальцев, осторожно втиравших мазь, и расслаблялась еще больше.

Риган, проклиная гаснущую лампу, спешил обработать рану прежде, чем свет совсем погаснет. Наконец он, вытерев жирные пальцы о порванную блузку, встал в полный рост и взглянул на Морскую Сирену, лежавшую на кровати.

Густые темные волосы закрывали ее лицо, и был виден только кончик подбородка. Тело ее было расслаблено, всегдашняя настороженность исчезла, и руки спокойно лежали высоко над головой. Изгиб спины плавно переходил в твердые округлости ягодиц и упругие бедра. Вид ее тела возбуждал его, манил к себе, подобно сладким песням легендарных сирен, в честь которых он и назвал ее.

Осторожно он склонился над женщиной и нежно прикоснулся губами к углублению ее спины.

Сирена почувствовала его прикосновения — нежные, ласковые и теплые, как ночной воздух. С трудом открыв тяжелые веки, она увидела, что лампа вспыхнула в последний раз, погрузив каюту в темноту, в густой, плотный, непроглядный туман.

Она вздохнула, наслаждаясь прикосновениями мужчины и чувствуя, как он наклонился над ней. Он убрал с ее шеи пахнущие морем волосы, и внезапно она поняла, что легкие прикосновения были поцелуями — он покрывал ими ее шею и плечи. Ощущая его дыхание на своей коже, она услышала едва уловимый стон, сорвавшийся с его губ.

Затаив дыхание, Сирена повернулась на спину и обвила его шею руками, подставив ему губы для поцелуев. Его большие ладони погрузились в ее волосы, и горячие губы обжигали ее лицо. Руки женщины прижимали мужскую голову к своей груди. Тело ее извивалось под ним. Она хотела его, он был нужен ей.

Его губы целовали ее шею и грудь. Когда он оторвался от нее, она вновь прильнула к нему в поисках его страстных губ, отбросив всякую сдержанность.

Он с силой вырвался из ее объятий и, быстро сняв сапоги, оценивающе провел руками по ее крепким длинным ногам. Медленно он расстегнул пряжку ее ремня, неторопливо снял с ее бедер короткие штаны. Наконец, не в силах ждать более, принялся за свою одежду, нетерпеливо срывая ее с себя.

Все чувства Сирены обострились до предела: она чуть не теряла сознание от страсти, желание захлестнуло ее. Пути назад не было, и она уже не могла сопротивляться. Втайне она осознавала, что не смогла бы сопротивляться и раньше, если бы он пришел к ней тогда, в их первую брачную ночь. Но все это уже осталось далеко позади. Его страсть толкала ее на край безумства.

Она отвечала на его ласки чувственными объятиями и жаркими поцелуями. Она и сама не представляла, что способна на такое. Потеряв всякое смущение и самообладание, Сирена стремилась, спешила отдаться мужчине. Он покрывал поцелуями ее грудь, живот, бедра… Она стонала от блаженства, уступая его требованиям, наслаждаясь чувственностью, которую он разбудил в ней.

Риган был восхищен своей колдуньей, Морской Сиреной, пираткой, морской красавицей. Он сдерживал себя, стараясь продлить наслаждение ее чарами. Он был в восторге от того, что их страсть была обоюдной. И хотя он едва различал ее облик в темноте каюты (туман окутал луну, и ее свет едва проникал сквозь густую пелену), красоту ее гибкого и податливого тела он ощущал пальцами. Нежный аромат ее шелковистой кожи усиливал его желание. Он ласкал и изучал ее самые сокровенные места. У ее губ был вкус моря, ее страсть к нему была непритворной, ласки искренни и безыскусны. Интуитивно она старалась делать так, чтобы доставить ему удовольствие, и это вдохновляло его. Наконец она умоляюще прошептала:

— Хочу быть твоей! Хочу быть твоей!

* * *

После всего случившегося они уснули в объятиях друг друга.

* * *

Едва забрезжил рассвет. Сирена проснулась. Легкий туман наполнял каюту, однако она знала, что через несколько часов солнце истребит эту пелену. Риган все еще спал. От его тела исходил жар, лицо горело в лихорадке, а губы запеклись.

Она взглянула на его раненую руку с повязкой, промокшей от крови, и глаза ее наполнились слезами.

— Милый, — прошептала Сирена, коснувшись губами его виска, — это я виновата!

Она с ужасом вспомнила, что клинок, ранивший ее мужа, был тем же самым, которым она убила Блэкхарта. Не удивительно, что рана Ригана оказалась нечистой!

Осторожно высвободившись из его объятий, она встала с постели и быстро оделась.

Выйдя на палубу, Сирена тревожно вглядывалась в линию горизонта, размытую туманом. Ожидая голландскую бригантину, она страстно молилась, чтобы у Калеба все получилось. Наконец она заметила черный парус, несшийся навстречу. Сердце замерло в неизвестности: кто захватил судно — ее люди или ван дер Риса?

Сирена вернулась к Ригану и положила ему на лоб мокрое полотенце. Она задумалась: сменить ему повязку или нет? Боясь причинить вред, она не решилась сделать это. Меняя полотенце, она мучительно думала о своих чувствах к этому человеку, своему мужу, и не могла определить эти чувства. Она знала лишь то, что он был ее врагом, которого она хотела убить. Когда изменилось ее решение? Может, когда Калеб пожелал ей удачи? О Боже! Разве могла она убить его? Она же его любит! Одновременно и враг, и любимый…

Послышался крик:

— Морская Сирена!

Она узнала хриплый голос Яна. Ура! Калебу удалось! В этот момент она решила, что предоставит Ригана заботам его команды на его собственном корабле.

Сирена и Калеб стояли у камбуза, когда бесчувственного ван дер Риса подняли на борт бригантины. Если он даже и проснулся, придя в себя, то она все равно не хотела его видеть, чувствуя себя слишком смущенной, чтобы предстать перед ним в свете дня.

Согласно ее приказу, Ян велел голландскому штурману немедленно направить судно в Батавию, если тот желает, чтобы его капитан выжил. Позже, когда бригантина была уже на недосягаемом расстоянии, Сирена вышла на палубу и направила фрегат к устью реки Смерти, в проход между двух конусов вулканов.

Передав штурвал Калебу, она отправилась в каюту, без сил упала на койку и лежала так, измученная противоречивыми чувствами: любовью, ненавистью и страхом за жизнь Ригана, — пока не заснула. И во сне она снова испытала страсть и радость от встречи с мужем.

* * *

Калеб осторожно потряс Сирену за плечо.

— Мы уже на месте. Если не будем терять времени, то успеем домой до рассвета.

Она протерла заспанные глаза.

— Должно быть, я спала очень долго? — озадаченно спросила она.

— Я попросил не будить тебя. Мы справились сами. Палубы вымыты, за ранеными присматривают. Прости меня, Сирена. Или я еще глуп, или так испугался, что плохо соображал, но мне вчера не удалось добраться до тебя раньше. Если бы я был попроворнее! — упрекал он себя. — Риган умрет?

— Он не умрет, братишка. Ему еще нужно отомстить, поэтому он постарается не умереть. Не расстраивайся! Когда мы под покровом темноты доберемся домой, он уже будет под материнской опекой фрау Хольц.

Произнося эти слова, полные уверенности и бравады, Сирена молила Бога, чтобы человек, которого она полюбила, выжил, чтобы потом снова обнять ее…

Глава 22

— Гретхен! — воскликнул дон Цезарь, не веря своим глазам. Его удивил не столько сам неожиданный визит дамы, сколько этот ранний час. Но тут же легкая понимающая улыбка заиграла на губах испанца: очевидно, сегодняшнюю ночь прекрасная блондинка провела в одиночестве — редкостное событие, всегда портившее ей настроение. Иначе она спала бы до полудня, восстанавливая силы после бурного ночного времяпрепровождения.

Все еще улыбаясь, он ласково промолвил:

— Позвольте мне заметить, дорогая, что вы очаровательны! — черные глаза дона Цезаря фамильярно оглядели ее фигуру. Он так давно не был с нею в постели, что намеревался это быстро исправить.

Поняв значение его взгляда, Гретхен принялась прихорашиваться и немного успокоилась; комплимент красивого мужчины был ей приятен.

— Да, позволяю, — наконец произнесла она.

Красавица-вдова была одета в платье из легкой индийской ткани ручной работы и яркой расцветки: зеленые и голубые разводы на бледно-желтом фоне. Широкополая соломенная шляпка, украшенная желтыми чайными розами, защищала безупречную молочную кожу лица от солнечных лучей.

— Чему я должен быть обязан тем, что вы навестили меня? — спросил сеньор Альварес. — И не слишком ли рано для вас, дорогая? Что-то случилось?

— Да, случилось, — насупилась Гретхен и нервно заходила по кабинету. Резко обернувшись к испанцу, она бросила на письменный стол свои перчатки. — Ты обещал узнать что-нибудь о мальчике! Это было несколько недель назад! — она топнула своей хорошенькой ножкой по красному восточному ковру, застилавшему пол.

— И я узнал, но как раз перед вашим приходом, дорогая, — успокоил гостью дон Цезарь, не обращая внимания на ее сердитый тон. — Инамеревался сам нанести визит вам, но чуть позже, днем, когда был бы уверен, что вы уже одна!

Любая другая женщина на Яве была бы оскорблена или, по крайней мере, обижена этим прозрачным намеком на ее аморальное поведение. Но только не Гретхен! Она никогда не сердилась на шутки по поводу ее сексуальной активности, и они даже были ей приятны.

— Однако, тебе не понравится то, что я узнал, Гретхен: мальчик исчез.

— Что?! — резко вскрикнула она.

Бесстрастным голосом сеньор Альварес повторил свою новость.

— Как мы знаем, ребенок был слишком мал, не старше четырех лет, когда мы решили избавить его от матери, а Ригана — от жены. Наш общий приятель Крюк, как его теперь называют, согласно нашей с ним договоренности позаботился о мальчике: он продал ребенка богатому вождю острова Шииту. Вождь купил малыша для одной из своих жен, которая была бесплодной и мечтала о ребенке. К мальчику хорошо относились, его любили. Так он прожил до шести лет. В это время, как мне рассказали, между племенами началась междоусобная война, и ребенок попал в рабство. Все дальнейшие его следы утеряны. Бывший владелец мальчика убежден, что он попал к вербовщикам на островах Ванда. Это все, что мне удалось узнать.

— О Боже! — жалобно простонала Гретхен. — Что нам теперь делать?

— Что делать? Мы ничего сейчас сделать не можем. Будем ждать.

— Ждать? Чего ждать?! Пока Риган все узнает и убьет нас?! Ты с ума сошел, Цезарь! И вообще, я не верю тебе. Ты меня обманывал с самого начала, с того самого момента, как была захвачена «Тита»! Ты вовсе не собирался отпустить Ригана на свободу. Мне еще тогда показалось подозрительным, что ты слишком легко согласился помогать мне. У тебя было свое на уме: ты хотел убрать Ригана со своей дороги, поэтому ты и упек его в эту проклятую испанскую тюрьму. Правда, ты устроил так, чтобы Титу убили, и все время напоминал мне потом, что я в долгу перед тобой. Но для тебя было главным избавиться от Ригана! Ты ничего не сделал ради меня! Ты — жадная, завистливая свинья! Тебя устраивало, чтобы его жена была убита, и ты сделал это! Но не ради меня! Только ради себя! А теперь, когда наступило время платить за наши… грехи, ты хочешь их все повесить на меня одну! Но у тебя ничего не получится, Цезарь! Если Риган что-то узнает, то я расскажу ему, какую роль сыграл во всей этой истории ты!

— Меня не очень волнуют твои угрозы, Гретхен, — тихо произнес он, поглаживая свою ухоженную бородку.

— За горсть золотых монет ты продал бы и собственную мать! Не отрицай! — презрительно хмыкнула она. — А Крюк? Что ты узнал о нем? Если Риган найдет его, наша тайна будет раскрыта!

— Моли Бога, чтобы Морская Сирена нашла его раньше голландца, — голос Цезаря выдал его волнение. — Крюка, должно быть, предупредили, и он спрятался где-нибудь на суше. Иначе его давно бы уже схватили.

— Как ты думаешь, может быть, стоит его поискать на островах? — с надеждой спросила Гретхен.

— Пожалуй, так и следует поступить.

— Когда ты пошлешь кого-нибудь на острова, чтобы начать поиски?

— Ты будешь довольна, если я сегодня же сделаю это? — испанец лукаво улыбнулся, притягивая женщину к себе. — А пока мы могли бы…

Он приник к ее губам.

Волна охватившего его желания была такой сильной, что Гретхен почувствовала, как она захлестнула и ее. Опять придется расплачиваться телом за то, чтобы добиться своей цели. Сердцем вдова ненавидела испанца, но ее предательское тело жаждало ласк. Если бы только Риган знал, как часто ей приходится продавать свое тело с одной единственной мыслью в голове: сделать любимого мужчину Ригана ван дер Риса своим!

Губы Цезаря стали жадными и требовательными, когда он искал ее теплый и влажный рот. Внутренне содрогаясь от его близости, она заставила себя отвечать на его ласки, сначала неохотно, но затем безотчетно подчиняясь желанию собственного тела. Она представляла, что это руки Ригана обнимают и ласкают ее, и тихие стоны срывались с ее губ, когда поцелуи испанца сделались более настойчивыми. Внезапно Цезарь отпустил ее.

— Не здесь! Сюда могут войти слуги, — произнес он хрипло и не то потащил, не то понес ее в свою спальню, по пути срывая с ее тела платье.

Вмиг у Гретхен сузились от злости глаза страсть моментально испарилась. Она с трудом сдержала крики возмущения по поводу испорченного нового платья. Другое дело, если бы так поступил Риган! Тогда не жалко, пусть бы он рвал на кусочки любое ее платье. Она еще и сама бы помогла ему. Ригану она позволила бы все что угодно! Даже, если понадобится, отдала бы ему все платья, какие есть в ее обширном гардеробе… Ну, возможно, не все платья, а половину точно отдала бы… Если бы Риган хотя бы один раз сказал, что она нужна ему, все бы сделала для него… все!

Когда Цезарь обнажился полностью, желание вновь охватило ее. Темные руки испанца погрузились в золотистый шелк волос Гретхен. Он намотал их на пальцы, целуя ее быстро твердеющие соски. Не спеша и как бы сдерживая трепет, он ласкал каждую часть ее нежного тела, пока она не закричала от нестерпимого желания.

Сладостный огонь охватил тело женщины, а Цезарь все продолжал ласкать ее, неторопливо целуя каждый дюйм ее влажного тела.

Уже вне себя от желания, Гретхен представила, что она снова с Риганом под открытым небом и звезды сверху смотрят на них. Короткий крик вырвался у нее, когда она ощутила на себе тяжесть мужского тела. Весь мир, закружившись, поплыл куда-то, и имя любимого голландца сорвалось с ее губ.

И тут же она почувствовала, что ее швырнули на пол! Женщина, с изумлением распахнув глаза, воззрилась на перекошенное злобой лицо дона Цезаря Альвареса.

— Итак, я на втором месте после голландца даже у шлюхи! — вне себя от гнева, прошипел он.

Но внезапно он взял себя в руки и ласково улыбнулся. И это испугало Гретхен еще больше. Она еще никогда не видела испанца в таком вкрадчиво-тихом настроении. Медленно она поднялась на колени и отодвинулась подальше от его ноги (ее не тешила перспектива иметь изуродованное лицо).

Цезарь приблизился к ней и поставил ее на ноги. Вдова была уверена, что он намеревался убить ее. Поддавшись инстинкту попавшего в западню зверя, она лягалась, вырывалась из его рук, щипалась и до крови царапала ногтями его грудь.

— Ублюдок! Ты не убьешь меня! — шипела Гретхен, и грудь ее вздымалась от возбуждения.

Она лягнула его, но он перехватил ее ногу, и они оба повалились на пол. Немка вцепилась рукой в волосы на груди Цезаря и рванула на себя. По-женски тонкий, пронзительный крик вырвался из его груди.

Покатившись с ним по полу, женщина оказалась сверху и ощутила твердость его плоти. И мгновенно страх сменился отвращением. Интуитивно она сообразила, что ей нужно делать. Если испанец удовлетворит свою страсть, то ей удастся благополучно уйти.

Сильные полные руки Гретхен схватили Цезаря за плечи и прижали его к полу. Она заглянула в его наполненные страстью глаза и сжала его соски, а затем медленно приподнялась и оседлала его.

Мужчина закрыл глаза, и мрачная гримаса исчезла с его лица. Когда вдова начала ритмично двигаться над ним — сначала медленно, а затем все быстрее и быстрее, — страсть охватила и ее саму; тело Цезаря содрогалось от спазм, и скоро он глубоко задышал, удовлетворенный, и погрузился в забытье.

Увидев, что наступил благоприятный момент, Гретхен осторожно поднялась на ноги, надела свое порванное платье и, даже не оглянувшись, тихо покинула дом испанца, зная, что больше никогда сюда не вернется.

Глава 23

Фрау Хольц стояла в полутемной комнате у постели метавшегося в бреду хозяина. Лицо старой женщины выглядело суровее обычного: боль и сострадание застыли на нем. Вопросительно заглянув в глаза доктора, она уловила в них беспокойство и нерешительность.

Смущенно покашливая, малорослый старенький врач старался избегать укоряющего взгляда экономки.

— Рана очень глубокая, до самой кости. Возможно, вашему хозяину придется ампутировать руку, да и то будет чудом, если он не умрет от заражения крови. Однако, оставшись жить, Риган с ума сойдет, узнав, что лишился руки. Кто-нибудь должен постоянно находиться у его постели. Где госпожа ван дер Рис? Нужно ей сообщить.

— Хозяйка скоро придет. Она находилась в добровольном заточении, молясь Богу, и как раз перед самым прибытием господина ван дер Риса попросила приготовить ванну. Полагаю, она скоро появится.

По тону фрау Хольц было понятно, что она недолюбливает свою хозяйку и не одобряет ее действий.

— Я не могу больше ждать, фрау Хольц. Во-первых, уже наступила ночь, а во-вторых, мефрау Санку должна скоро родить своего первого ребенка… Придерживайтесь моих рекомендаций по уходу за больным. Если к утру жар не спадет, то я буду вынужден ампутировать ему руку, — по голосу доктора можно было понять, что этот исход он считал неизбежным. — Поторопите госпожу. Объясните ей серьезность ситуации: завтра к утру она может стать вдовой.

Прихватив свою тяжелую черную сумку, доктор направился к выходу. Фрау Хольц проводила его и, бормоча что-то себе под нос, снова вернулась в комнату Ригана. Взглянув на него, она отметила про себя, что поза его не изменилась: значит, прописанное доктором лекарство начало действовать.

Сирена быстро пересекла зал и влетела в комнату Ригана. Экономка, словно страж, стояла у дверей. На ее лице застыло выражение непреклонности.

— Доктор не дождался вас. Он только что уехал и вернется утром. Он сказал, что, возможно, хозяину придется отнять руку… если он вообще выживет!

Сирена ахнула.

— Пустите меня к нему!

Фрау Хольц решительно загородила ей дорогу, намереваясь не допустить хозяйку к постели Ригана.

— Доктор распорядился, чтобы я оставалась с больным и ухаживала за ним.

Тон экономки был непререкаемым, а выражение лица — подозрительным.

— Фрау Хольц, я сама буду ухаживать за своим мужем, и никто мне не сможет запретить это! Вы повторите мне рекомендации врача, и я буду неукоснительно их выполнять.

— Госпожа, вам не справиться. Он бредит, его нужно держать.

— Мой брат мне поможет, фрау Хольц.

Приблизившись к постели, Сирена взглянула на воспаленное лицо Ригана и сжала кулаки, чтобы остановить дрожь в руках и не дать прорваться наружу мучившим ее чувствам. Это же она сама ранила его! Не в силах сдерживать себя дольше, Сирена упала на колени и нежно коснулась горячего лба Ригана. Он лежал так тихо, так неподвижно, словно был мертв. Ее пальцы ощущали сильный жар. Она взглянула на забинтованную руку, лежавшую поверх одеяла: повязка уже вся промокла от крови и гноя. Слезы заблестели в глазах Сирены. Это все случилось по ее вине, и поэтому она должна сделать все возможное, чтобы помочь ему!

Сирена твердо взглянула на экономку и как можно строже приказала:

— Прежде чем отправиться на кухню, зайдите к моему брату и попросите его прийти сюда.

Одной этом фразой она лишила фрау Хольц права находиться рядом с Риганом. Сирене показалось, что она почти услышала, как натянулись нервы у экономки и как гнев вскипает в ней, но хозяйка лишь властно вздернула подбородок, не сводя сурового взгляда со старой женщины. Фрау Хольц хотела что-то возразить, но, решив, что лучше промолчать, уступила госпоже. Высоко подняв голову, увенчанную короной седых волос, придававшей ей еще большую величавость, экономка покинула комнату.

Риган снова начал метаться по постели, и Сирена старалась облегчить его страдания холодными компрессами и ласковыми словами. В комнату тихо вошел Калеб и, увидев слезы на глазах сестры, встревоженно нахмурился.

— Ему… ему очень плохо, Сирена?

— Очень. Посмотри на его руку. Фрау Хольц передала мне указания доктора, который оставил вот эти порошки. Но я не верю в них. Пойди в мою комнату и принеси оттуда сундучок с лекарствами. В нем есть все, чем ты лечил мою руку. Будем молиться Богу, чтобы он помог Ригану.

— Но… — начал Калеб, и нерешительность отразилась на его лице. — Возможно, доктор знает лучше.

— Никаких «но»! Братишка, мы должны использовать любую возможность. Этот доктор так мало полагается на свои лекарства, что полностью уверен, будто утром неизбежно придется ампутировать руку.

Риган беспокойно зашевелился, пытаясь заговорить. Сирена схватила его здоровую руку и крепко сжала, словно таким образом могла передать ему свои силы. Ее нежные слова, казалось, подействовали на него успокаивающе, и он затих. Положив холодный компресс на лоб больного, она осторожно вытерла его лицо и шею.

— Я виновата в том, что с тобой случилось, Риган, и я не дам ампутировать тебе руку. Я не позволю тебе умереть, даю слово, — тихо произнесла она.

Голубые глаза мужа вдруг открылись, взгляд их был мутным и страдальческим. Он поморщился, стараясь сосредоточиться на ее лице. Но образ, возникший перед ним, был расплывчатым и дрожащим, как и слова, наплывающие откуда-то сверху. Тем не менее присутствие жены и ее нежные прикосновения успокоили больного, и он закрыл глаза.

Через несколько минут вернулся Калеб, неся сундучок с лекарствами.

— Сирена, запах в этой комнате хуже, чем в трюме корабля. Чем здесь пахнет?

— Это от его руки, Калеб. Думаю, запах означает, что начался процесс разложения. Видимо, поэтому доктор считает, что руку придется ампутировать. Нам нужно вскрыть и прочистить рану. Но когда мы станем делать это, он наверняка будет сильно кричать и сопротивляться, как тигр, и тебе придется его держать. Сначала привяжи его здоровую руку к кровати, а затем — раненую. Тебе придется сесть Ригану на грудь, чтобы удержать его на постели. Ты сможешь это сделать?

— Смогу, — кивнул мальчик, скорбно поджав губы.

Через несколько минут Ригана надежно привязали к опорам кровати. Калеб навалился мужчине на грудь, прижимая его сильные мускулистые плечи к матрацу. Сирена быстро развязала промокший бинт, и у нее перехватило дыхание при виде глубокой раны.

— Братишка, неужели моя рука тоже была такой страшной? Быстро взгляни!

Мальчик ахнул, когда увидел кровавую, гноящуюся рану.

— Возможно, твоя рана была не меньше, но мы не запустили ее до такой степени. Что за болваны служат у Ригана на корабле?! Неужели среди матросов не нашлось никого, кто знал бы, как ему помочь до прибытия в порт?

Сирена полностью разделяла гнев Калеба.

Осознавая важность и сложность того, что ей предстояло сделать, она собрала всю свою волю, все силы и вытащила острый нож из сундучка с лекарствами, затем зажгла свечу и прокалила над пламенем лезвие. Не колеблясь, быстрым движением она рассекла рану вдоль всей длины, и кровь пополам с гноем брызнула из надреза.

Калеб всем телом навалился на Ригана, стараясь удержать его: бедный больной рычал, ругался и проклинал чудовище, пожирающее его руку. В бреду он вообразил, что на него напали акулы. Мальчик догадался об этом по бессвязному бормотанию голландца и представил, как этот сильный мужчина с бронзовым могучим телом ругается, проклинает и сражается с самыми страшными врагами всех матросов — кровожадными акулами.

— Нужно выдавить весь гной. Держи его, Калеб: он сейчас будет вырываться как сумасшедший.

Набрав в грудь побольше воздуха, Сирена свела края раны вместе. Риган вскрикнул, пытаясь оттолкнуть женщину. Но она, не обращая на это никакого внимания, промокнула свежую кровь, которая теперь была уже без желто-зеленого гноя, посыпала рану порошком, а затем забинтовала руку.

Брат с сестрою были настолько поглощены укрощением больного, что не заметили, как в комнату вошла фрау Хольц. На мгновение остолбенев от представшей перед нею страшной картины, она быстро пришла в себя, оттолкнула Сирену от Ригана и ударила ее по лицу.

— Ведьма! — яростно вскричала экономка. — Что ты делаешь с господином?!

Она грубо столкнула Калеба с груди хозяина.

Не имея времени на объяснения, Сирена схватила фрау Хольц за руку, отшвырнула старую женщину к противоположной стене и, тяжело дыша от возмущения, воскликнула:

— Вы с ума сошли?! Я помогаю мужу выжить! Почему вы так себя ведете?!

— Я видела, что вы делали. Ведьма! Что вы со своим братом вытворяли?! Хозяин как мертвый! Я обо всем расскажу доктору.

— Если бы я следовала указаниям вашего глупого доктора, то к утру стала бы вдовой! А теперь убирайтесь отсюда и не возвращайтесь!

Полная собственного достоинства, экономка передернула плечами.

— Вы пожалеете об этом! — угрожающе прошипела она.

— Может быть, — сказала Сирена. — Но мой приказ остается в силе. Убирайтесь и не возвращайтесь!

Фрау Хольц, уходя, громко хлопнула дверью.

Калеб облегченно вздохнул.

— Должно быть, ей показалось, что здесь происходит шабаш ведьм, а Ригана мы приносим в жертву дьяволу. Я понимаю ее. Что еще можно было подумать, увидев меня сидящим на его груди, а тебя склоненной над его рукой?! К тому же у тебя все руки в крови.

Сирена невольно улыбнулась, представив себе, как нелепо они выглядели.

— Пожалуй, ты прав Калеб. И тем не менее эта особа слишком много на себя берет!

Щека у Сирены горела, и чувствовалось, что на ней остался отпечаток пальцев фрау Хольц.

Брат с сестрой решили по очереди дежурить у постели Ригана. Первой осталась Сирена, а Калеб заснул на стеганном одеяле в углу комнаты.

Жена сидела рядом с мужем, держа его руку в своей.

Время от времени больной стонал и метался по постели. Сирена успокаивала его тихим, ласковым голосом, и Риган затихал. В какой-то момент его загорелая рука нашла ее руку и попыталась сжать, но это движение вызвало в нем потерю последних сил. Он застонал от боли, и лицо его потемнело. Глаза Сирены наполнились состраданием при виде мучений мужчины. Она снова сменила повязку. Что-то было не так: признаки загноения стали еще сильнее. Испугавшись, она придвинула лампу, стараясь получше рассмотреть рану. Боже милостивый!

Ноги у нее задрожали. Она быстро разбудила Калеба.

— Быстрее! Иди посмотри на рану!

Мальчик, дрожа от страха, взглянул на Сирену.

— Запри двери и иди сюда! — она быстро объяснила Калебу, что он должен будет делать. — Сейчас тебе потребуются все твои силы, братишка. Ты должен быть сильным. Нужно, чтобы Риган не шевелил рукой. Я должна сделать это! — сказала она, стараясь не заплакать. — Это единственный шанс, иначе мой муж потеряет руку.

Стараясь сохранять решительность, она быстро достала нож и прокалила длинное плоское лезвие над пламенем свечи. Риган сопротивлялся и извивался под Калебом, пытаясь избавиться от адской боли, пронзавшей его руку, но мальчик сидел на груди больного, изо всех сил прижимая к постели его могучие плечи.

— Все, братишка, я закончила. Смени ему полотенце на лбу, пока я буду перевязывать руку. Думаю, ты можешь теперь отвязать его.

— Теперь ему станет лучше?

— Это только Богу известно. Мы ничего больше не можем сделать. Нам остается только ждать. Иди и ложись спать.

Риган лежал не шевелясь, дыхание его было неровным. Сирена держала его за руку и подремывала. Перед рассветом она заснула.

Ван дер Рис открыл глаза и посмотрел на женщину, сидевшую в кресле рядом с его постелью. Он устало закрыл глаза. Руку ломило от боли. Что это с ним случилось? Где он? Все плыло перед глазами… Он попытался окинуть взглядом комнату. Ему нужна была помощь. Взгляд его остановился на спящей женщине: волосы ее были распущены — Морская Сирена? Поможет ли она ему? Только он открыл рот, чтобы окликнуть ее, как она тут же проснулась и склонилась над ним. Она говорила что-то приятное, что-то ласковое, но он не мог разобрать слов. Однако, несмотря на это, сказанное ею каким-то непонятным образом обволакивало его, притупляя боль, нежные руки гладили его лицо, а прохладные губы касались его лба, щек и губ. Он, не отрываясь, смотрел в глубокие зеленые озера ее глаз. Почему Морская Сирена плачет над ним? Ему надо спросить, что случилось. Задыхаясь, он открыл рот, но те же прохладные губы не дали ему ничего сказать. Голова Ригана закружилась, когда он вспомнил недавние события.

— Прости меня, прости меня, — тихо повторяла Сирена. — Я совсем не хотела этого. Лучше бы ты убил меня! — долго сдерживаемые слезы потекли свободным потоком.

— Ты победила меня, Морская Сирена, — голос Ригана был слабый и хриплый, и к тому же у него ужасно кружилась голова.

— Ш-ш-ш… — Сирена приложила палец к его губам. — Тебе лучше помолчать. Ты должен отдыхать и восстанавливать силы.

Риган заснул и видел во сне, как на палубе черного корабля он обнимает Морскую Сирену.

* * *

— Нужно снова сменить повязку. Мне страшно, братишка. Скоро придет доктор, и у нас могут возникнуть проблемы.

Сначала она хотела сорвать повязку одним быстрым движением, но внутренний голос подсказал, что лучше сделать это медленно и осторожно.

— Посмотри, братишка, — возбужденно прошептала она, — начала образовываться корочка.

Калеб облегченно вздохнул, увидев, что рана стала понемногу затягиваться. Сирена тоже радостно прикрыла глаза.

— А как лихорадка? — с беспокойством спросил Калеб.

— Тут мы ничего поделать не можем. Она пройдет сама по себе. Будем продолжать делать компрессы и давать лекарство.

— Я посижу с ним, если ты хочешь принять ванну и переодеться, — предложил мальчик.

— Не спускай с него глаз, братишка. Продолжай менять компрессы, а я вернусь как можно скорее.

Сирена застегивала пуговицы на рукавах платья, когда Калеб ворвался в комнату.

— Доктор сказал, что должен ампутировать ему руку, а сам Риган в полубреду. Быстрее, Сирена!

— Что? Глупец! Он что, не осматривал рану?!

— Осматривал. Но он говорил, что инфекция от руки распространяется по всему телу и поэтому лихорадка не проходит. Пожалуйста, не дай отнять Ригану руку! — взмолился мальчик, когда они бежали по коридору.

Сирена распахнула дверь. Глаза женщины сверкали, а волосы разметались по плечам.

— Брат сказал мне, что вы хотите отнять моему мужу руку. Это правда?! Что еще за глупость?!

— Взгляните на своего мужа, госпожа. Разве вы не видите, что он в лихорадке? Инфекция от руки распространяется по всему телу!

— Рука стала заживать! Откройте глаза, доктор! Распахните их пошире! Повязка сухая, и рана стала затягиваться!

— Я много лет являюсь врачом господина ван дер Риса. Мои диагнозы прежде никогда не вызывали сомнений!

Риган лежал с полуоткрытыми глазами и прислушивался к спору между доктором и Сиреной. Они хотят отрезать ему руку! Нет, не так… Доктор хочет отрезать руку, а Морская Сирена возражает.

— Вы не отнимете ему руку! — холодно заявила Сирена.

— Это необходимо. Неужели вы считаете, что мне самому легко на это решиться? Но, уверяю вас, это необходимо!

— А я говорю вам, что в этом нет никакой необходимости! Лихорадка постепенно пройдет. Рука уже заживает. Мой муж уже наполовину пришел в себя. Почему вы не спросите его самого, прежде чем принять решение? — тихо спросила Сирена, и глаза ее в этот миг были словно ледяная морская вода.

— Он в бреду. Он не может понять, что происходит. А я — врач.

— А я, уважаемый доктор, — его жена. И я говорю, что не позволю отрезать руку моему мужу.

«Что они там болтают? — думал Риган. — Почему Морская Сирена говорит, что она моя жена? И что за глупец этот доктор, почему он хочет отрезать мою руку? Почему Морская Сирена говорит, что не даст отнять руку? Почему она разбинтовала ее? Что они хотят делать? Что я буду делать с одной рукой?!»

Риган попытался что-то сказать, чтобы заставить их замолчать, но во рту у него пересохло. Он должен сказать им, что не даст отрезать руку. Он скорее умрет, чем потеряет руку!

Сирена, видя волнение мужа, склонилась над ним и прошептала успокаивающе:

— Не бойся, дорогой, я не позволю ему ничего с тобой сделать.

Ее спокойный и нежный голос успокоил Ригана, и он, закрыв глаза, уснул.

— Разговор закончен. Я сама буду ухаживать за своим мужем. Когда он выздоровеет, вы сможете пожаловаться ему на меня. А пока ваши услуги не нужны. До свидания, уважаемый доктор. Калеб, проводи доктора до двери.

Оставшись наедине с Риганом, который, казалось, спокойно спал, несмотря на лихорадку, Сирена испугалась. Споря с доктором, доказывая свою правоту, она не могла отбросить одну мысль, беспокоившую ее: а вдруг она не права? Вдруг она спасла руку мужа от кровожадного врача для того, чтобы Риган смог умереть молодым?

Слезы наполнили изумрудные глаза женщины, но все ее существо восставало против того, что, возможно, она уже никогда не узнает его любви…

Глава 24

Вынужденные постоянно находиться в комнате Ригана, Сирена и Калеб старались отыскать себе какие-либо занятия: вытирали пыль со столов (хотя едва ли там было пыльно), поправляли шторы на высоких окнах, приносили свежую воду, приводили в порядок постель больного, меняли в вазах цветы — в общем, занимали себя как могли различной работой, чтобы отвлечься от мрачных мыслей, касающихся здоровья Ригана.

Кризис у него наступил прошлой ночью, и после одного-двух моментов прояснения сознания измученный ван дер Рис наконец заснул спокойным сном. И теперь Сирена и Калеб, безотлучно находившиеся возле больного, с беспокойством ожидали его пробуждения.

Услышав, что хозяин пошевелился, Калеб склонился над ним.

— Как ты себя чувствуешь, Риган? — спросил мальчик, стараясь сдержать переполнявшие его чувства.

Голландец прищурился, стараясь хоть что-нибудь рассмотреть сквозь пелену перед глазами.

— Ты был очень болен, Риган, но сейчас поправляешься. Твоя рана с каждым днем все больше затягивается, а со вчерашнего дня спал жар.

Взгляд ван дер Риса беспокойно блуждал по комнате и наконец остановился на Сирене, которая тихонько сидела в кресле, перебирая четки. Он устало закрыл глаза. Почему ему казалось, что он должен был увидеть Морскую Сирену? Как долго он болел?

— Я уже давно дома? — спросил он хриплым, низким голосом.

— Уже шесть дней, Риган, — ответил Калеб. — Сирена все время ухаживала за тобой.

Смутно ван дер Рис осознал, что мальчик зовет его просто по имени, и приятное чувство наполнило его ослабевшее тело. Голубые глаза снова закрылись, и больной глубоко вздохнул.

Сирена стояла у постели и смотрела на мужа. Явное удовлетворение читалось на его лице.

— Мы, голландцы, — твердые орешки, — хрипло произнес он.

— Неужели? — засмеялась Сирена, и в голосе ее прозвучала легкая ирония. — А я думала, что помогли мои молитвы на жемчужных четках, которые ты мне подарил. Помнится, ты тогда сказал, что если я буду молиться над настоящим жемчугом, то мои молитвы быстрее достигнут Бога, — она слегка наклонила голову. — Я счастлива, что ты поправляешься, дорогой. Пошли, Калеб! Хозяину нужен покой.

* * *

Риган быстро выздоравливал, и Сирена поняла, что он все меньше и меньше нуждался в ее заботах. Вскоре она стала уделять время делам мужа вне дома: передавала служащим компании его распоряжения, касающиеся неотложных вопросов.

От Калеба она узнала, что Риган каждый день интересовался, нет ли каких-либо новостей о Морской Сирене? И она радовалась тому, что ван дер Рис безнадежно влюбился в безжалостную пиратку. Осознав, до какой степени ее муж увлечен и очарован «хозяйкой моря», она предприняла дополнительные усилия, чтобы как можно меньше сходства было у нее с Морской Сиреной. Сирена гладко зачесывала волосы назад, укладывая их в тугой узел на затылке, черное кружево мантильи бросало тень на ее белое напудренное лицо, а тяжелые черные платья, скрывавшие фигуру, стали неотъемлемой частью ее гардероба. Плюс ко всему — мягкий, тихий голосок и постоянные молитвы.

Время от времени Риган останавливал задумчивый, изучающий взгляд на своей жене. В такие минуты Сирена прибегала к маленькой уловке, придуманной ею в день появления в доме ван дер Риса: она наклоняла голову — и кружево мантильи падало ей на лицо, скрывая ее черты под тенью таинственности. Она экспериментировала перед зеркалом со своей прической, придумывая что-то новое, но в конце концов решила, что гладко зачесанные назад волосы, открывающие высокий лоб, лучше всего соответствуют ее цели.

Когда она была Морской Сиреной, то ее лоб был скрыт под ярким платком, завязанным почти до бровей. И все-таки, ощущая на себе пытливый, задумчивый взгляд Ригана, она испытывала ужас от мысли, что он узнает ее.

Спустя месяц после того, как он был ранен саблей Морской Сирены, ван дер Рис, находясь уже несколько дней на ногах, сообщил Сирене, что дон Цезарь Альварес пригласил их прийти вечером на дружеский ужин.

Грозная пиратка мысленно улыбнулась, представив себе этот ужин. Что ж, со времени ранения Ригана она всецело была привязана к дому, и будет совсем не плохо снова появиться в обществе. Дон Цезарь утверждал, будто решил собрать гостей, чтобы отвлечь их от всеобщего страха, охватившего всех жителей Явы из-за вулканов, которые вот уже несколько недель не прекращали своего грозного рокота. Некоторые семьи, опасаясь возможного извержения, даже покинули остров.

В назначенный час Сирена спустилась в гостиную, где ее ожидал Риган. Скользнув по ней одобрительным взглядом, он предложил супруге руку и повел к экипажу. Как всегда, она сожалела, что приходилось скрывать свою фигуру под черными платьями: ей хотелось бы нарядиться во что-нибудь яркое, чтобы понравиться мужу.

Уже сидя рядом с Риганом в экипаже, она весело спросила:

— Что за цель преследует дон Цезарь, устраивая этот ужин? Ведь должна быть цель, не так ли?

— Итак, наконец ты поняла, что сеньор Альварес ничего не делает просто так!

Не желая ссориться с ним из-за Цезаря, она сменила тему:

— На этом ужине будут говорить о Морской Сирене?

— Да. Ее необходимо захватить и доставить в Батавию.

Одно упоминание о бесстыдной пиратке привело Ригана в возбужденное состояние.

— Как вы собираетесь захватить ее? Она каким-то образом все время умудряется ускользать от вас.

— Я еще не знаю как. Сегодня вечером мы разработаем предварительный план. Для меня остается неясным, какими мотивами она руководствуется. Ведь она могла бы убить всех моих людей, и меня в том числе, но вместо этого позволила моему кораблю вернуться в порт. Причина? Она в том, что я был ранен, мне нужна была помощь врача. Если бы я знал, почему она ищет Крюка, то, возможно, понял бы ее действия и оправдал бы их. В ее глазах я видел такое, что трудно объяснить обычными словами. Она одержима дьявольским желанием найти Крюка.

— Она действительно так красива, как говорят? — осторожно спросила Сирена, пряча лицо.

Риган заговорил медленно, тщательно подбирая слова:

— Я видел много красивых женщин, но Морская Сирена — это нечто большее, чем только красота. Она неукротима, как море, по которому носится на своем черном фрегате. Она горячая, как экваториальный воздух, и опасная, как сезонные муссоны. Но самое главное в том, что она красива, как редкий алмаз. В ее венах течет огонь, а на губах играет обещание поцелуя. Такой, как она, не найдешь нигде, хоть обыщи весь свет!

У Сирены учащенно забилось сердце. Она знала, что Риган вспоминал сейчас ночь любви, проведенную на фрегате, когда они были в объятиях друг друга, отделенные от всего мира покровом густого тумана. Голос голландца потеплел и стал хрипловатым, а холодный взгляд голубых глаз устремился вдаль.

— Кажется, ты влюбился в нее, Риган. Не правда ли? — тихо спросила Сирена, дрожа от его слов и низкого страстного голоса и желая, чтобы он продолжал говорить о Морской Сирене, забыв, что все сказанное относится совсем не к ней, а имелась в виду совершенно другая женщина.

Но он замолчал, изумленно уставившись на жену.

— Как смело ты рассуждаешь! Ты задаешь довольно странные вопросы своему мужу.

— Нисколько. Наоборот, я нахожу странным, что ты не ответил на мой вопрос!

Риган не успел ничего сказать ей в ответ: их экипаж подъехал к особняку сеньора Альвареса.

После изысканного и обильного ужина гости: Риган, Сирена, Гретхен, а также несколько капитанов с женами, которых Сирена смутно помнила после своей свадьбы и роскошного бала у дона Цезаря, — в сопровождении хозяина направились в гостиную.

Во всем убранстве этого зала, призванном подчеркнуть утонченный вкус сеньора Альвареса, доминировали голубой и бледно-желтый цвета. Стены были отделаны тиковым деревом, а возле белых кресел с золочеными витыми ножками стояли маленькие и изящные столики из черного эбенового дерева.

Безусловно, украшением общества, собравшегося в этот вечер, явилась блистательная Гретхен. Она была в платье с низким вырезом, сшитом из полупрозрачной серебристой ткани, из-под которой мерцала голубая нижняя юбка. Как в столовой, так и в гостиной вдова упорно стремилась расположиться рядом с Риганом, готовая при каждом удобном случае улыбаться ему, играя ямочкой на подбородке и сверкая прекрасными белоснежными зубами. Сирену возмущал не столько этот откровенный флирт немки (все-таки Риган был увлечен Морской Сиреной), сколько сочувствующие взгляды окружающих и пренебрежительные — самой вдовы. С каким удовольствием вцепилась бы Сирена в ее розовое лицо!

Дон Цезарь вышел на середину гостиной и поднял руку, прося тишины.

— Господа, фрау Линденрайх любезно согласилась спеть для нас в этот вечер! О деле мы сможем поговорить позже. Гретхен, пожалуйста!

Притворившись смущенной, что совершенно ей не шло, вдова позволила сеньору Альваресу подвести себя к спинету^[12]. Сев за инструмент, испанец легко пробежал пальцами по клавишам. Выдержав паузу, Гретхен запела на французском языке балладу о бессмертной любви простого уличного мальчишки к великой герцогине.

Если честно, то Сирена вынуждена была отдать должное красивому, чистому голосу Гретхен. В гостиной наступила благоговейная тишина, и взгляды всех присутствующих устремились на прекрасную исполнительницу, которая, однако, смотрела только на ван дер Риса.

Сирена, сидевшая спиной к мужу, представляла, как тому было лестно внимание вдовы, и, не выдержав, она осторожно повернулась, чтобы взглянуть на Ригана.

Он небрежно развалился в золоченом кресле, вытянув свои длинные ноги и держа в руке бокал брэнди. Взгляд его голубых глаз был сосредоточен на заливающейся соловьем Гретхен, а на губах застыла самодовольная улыбка. Риган и его золотоволосая любовница обменивались взглядами, как будто, кроме них, в гостиной больше никого не было. Казалось, всем своим видом немка желала напомнить возлюбленному, сколько раз она пела ему, когда они оставались вдвоем и отдавались чувствам, о которых говорилось в песнях!

Некоторые из присутствующих джентльменов неловко заерзали на своих стульях. Всем в городе было хорошо известно о давней связи Ригана и Гретхен. Но сейчас! Взгляды, которыми обменивались ван дер Рис и фрау Линденрайх, заставляли их чувствовать себя неловко, особенно в присутствии своих жен, сочувствующих госпоже ван дер Рис и намеревающихся сделать все, чтобы не оказаться в ее положении. Так что, можно было не сомневаться: после этого вечера вожжи будут натянуты во многих домах Батавии.

Краска стыда залила лицо Сирены. Как может Риган так унижать ее! Интересно, понравился бы он немке, если бы остался без руки? Но что-то ей подсказывало, что Гретхен любила бы Ригана любого: безрукого, безногого и даже превратившегося в безмозглого идиота. Эта красивая, несколько вульгарная блондинка была женщиной страстной и, несмотря на ее аморальное поведение, искренне любила ван дер Риса. И Сирене вдруг стало почти жаль бедную Гретхен. Ведь Риган лишь использовал ее, играл с ней и, пожалуй, будет продолжать это делать, даже на мгновение не воспринимая эту женщину всерьез. Немка закончила исполнение последней песни и теперь наслаждалась аплодисментами и комплиментами в свой адрес. Затем она обратила свой взор на Сирену.

— У вас красивый голос, Гретхен, — искренне заметила испанка.

— Благодарю вас, — ответила вдова, но в ее вежливом ответе чувствовался лед.

Глаза певицы вновь нацелились на Ригана, который продолжал развалясь сидеть в кресле и рассматривал горячительную жидкость в своем бокале.

Сеньор Альварес остановился возле соотечественницы и громко произнес, привлекая внимание всех собравшихся в гостиной:

— Сирена, может быть, вы тоже окажете нам честь?

— О нет, я не могу! — смущенно запротестовала она и собралась было сослаться на головную боль, как взгляд ее встретился с глазами Гретхен — они излучали такую ненависть, что если бы людские взгляды обладали физической силой, то Сирена бы вмиг слетела с кресла.

— Хорошо, дон Цезарь, я сыграю для вас, — улыбнулась она хозяину дома, и тот, подав ей руку, повел ее в дальний угол гостиной. Сирена села возле спинета, и теперь свет лампы выгодно оттенял ее лицо. Взяв из рук Цезаря инструмент, она легонько тронула струны испанской гитары, украшенной орнаментом, пробуя аккорды. Публика затихла и с большим вниманием приготовилась слушать.

Сирена сыграла несколько небольших мелодичных народных песен, заставивших слушателей притопывать ногами и хлопать в ладоши в такт музыке; лица их расплылись в невольных добродушных улыбках. По окончании игры хозяин дома с гостями восхищенно зааплодировали, но Сирена осталась сидеть: голова ее сосредоточенно склонилась над инструментом, а пальцы продолжали касаться струн. В гостиной стало тихо. Все замерли в ожидании. Вдруг пальцы гитаристки забегали быстро-быстро по струнам — музыка была необыкновенно живой и зажигательной. Дон Цезарь медленно приблизился к Сирене и опустился на одно колено. Его темные блестящие глаза с обожанием смотрели на женщину. С первых аккордов он понял, что она собирается исполнить фламенко — истинное наслаждение для страстной испанской души.

И вдруг раздалось пение, такое совершенное по своей чистоте, что сначала всем показалось, будто поет сама гитара. Затем пение расцвело и поднялось ввысь, все уголки гостиной наполнились высоким, переливчатым голосом женщины.

Она пела вдохновенно и радостно, и аудитория была захвачена необыкновенной чувственностью этой музыки, особенно Цезарь, который понимал сладость и мучительность родной мелодии. Он воспринимал каждую ноту, всем своим существом предчувствуя, что последует дальше.

Во время пения Сирена смотрела на сеньора Альвареса, и тому казалось, что музыка перенесла его через тысячи миль в Испанию.

Риган следил за женой и Цезарем холодными и сверкающими как сталь глазами, свирепо поджав губы. Что себе думает этот испанец, опустившись на колено перед Сиреной и пожирая ее обожающим взглядом! А она! Его холодная, сдержанная жена! Или она холодна и сдержанна только со своим мужем?! Может, под маской холодности скрывается пламенная и страстная душа, такая же, как и ее музыка? Или только перед Цезарем она снимает свою маску, за которой скрывается смелая и страстная искусительница?

Риган проглотил содержимое своего бокала и нахмурился: он слишком долго держал бокал в руке, что сделало бренди более теплым, чем этого хотелось. «Однако! — подумал он. — Ненадежные друзья, легкомысленная жена, теплое спиртное!»

Закончив пение, Сирена подняла голову и взглянула на Ригана. Лицо его горело от гнева, а прядь светлых волос упала на лоб, подчеркивая сверкание его глаз.

Хозяин дома и гости собрались вокруг исполнительницы, горячо аплодируя ей и восхищаясь ее искусством, — все, за исключением Ригана.

* * *

К концу вечера Сирену утомили разговоры и рассуждения о Морской Сирене. Она беспокойно ерзала в золоченом кресле: спина болела от напряжения, голова кружилась, а к горлу подступала легкая тошнота. Последние дни она часто испытывала подобные недомогания. Не думая, что заболела, она приписывала это тому, что устала, ухаживая за Риганом и скучая по свежему воздуху открытого моря. Возможно, ей нужно выпить какого-нибудь прохладительного напитка: это поможет выдержать остаток вечера.

Извинившись, Сирена направилась в женские комнаты, чтобы протереть одеколоном запястья рук и шею.

Она поправляла волосы перед зеркалом, когда вошла Гретхен.

— Ты сделала это специально, не так ли? — прошипела вдова.

— Что сделала? — озадаченно спросила Сирена.

— Сделала из меня дуру, бренча на этой коробке! Ты специально это сделала! Но что бы ты ни вытворяла, ты все равно не победишь! Знай: Риган — мой! Он был моим много лет!

— Теперь я понимаю, о чем ты говоришь. Своим пением ты решила подвергнуть его искушению. Но, наверное, мне стоит напомнить тебе, что я замужем за Риганом. Если бы он хотел жениться на тебе, то это зависело бы только от него.

Сирена понимала, что ее спокойствие и невозмутимость еще больше злят Гретхен.

— У него не было выбора, и тебе это известно! Контракт был заключен уже давно!

— Контракты очень часто нарушаются. Если бы он хотел тебя, он нашел бы выход. И вообще, мне этот разговор кажется неприличным. Прошу извинить меня, — мефрау ван дер Рис приподняла юбки и хотела пройти мимо фрау Линденрайх.

— Я еще не закончила! — выпалила немка, схватив Сирену за руку и полыхая злобным взглядом.

— Это глупо с твоей стороны, Гретхен. А если кто-нибудь из женщин войдет сюда?

— Мне все равно. Я хочу еще кое-что тебе сказать!

— А мне больше нечего сказать и совсем не хочется тебя слушать. Дай-ка лучше мне пройти!

— Ты такая холодная, такая уверенная! Отчего это? Если бы у меня был муж, который бы спал со всеми проститутками начиная отсюда и кончая Кейптауном, я не была бы такой самодовольной.

— Почему тебя это волнует? Ведь Риган не твой муж.

— Если бы не ты, он был бы мой! — выпалила вдова.

— С трудом в это верю!

— Сука! — зло прошипела Гретхен, снова схватив соперницу за руку.

Сирена качнулась, прислонилась к стене и закрыла лицо, и тут же у нее на руке остались кровавые полосы от ногтей немки, приготовившейся уже к новой атаке. Но расцарапанная рука инстинктивно потянулась к воображаемому эфесу сабли. Быстрым движением испанка перехватила руку нападавшей и, не дав располосовать свое лицо, нанесла блондинке сильный удар. Воспользовавшись своим преимуществом, Сирена толкнула Гретхен и вцепилась в ее густые волосы. Увидев в своей руке целый пук волос, она застыла в удивлении. В этот миг дверь отворилась и вошли Риган и Цезарь.

— Две шипящие кошки! — засмеялся хозяин дома. — Кто победил? О Гретхен! Кажется, не ты. Приведи себя в порядок и возвращайся к гостям.

— Она даже дерется не как женщина! — зло выпалила вдова. — Взгляните на нее: каждый волосок на месте!

Голубые глаза Ригана обратились на жену. Он был озадачен: как удалось Сирене подраться и победить? Гретхен права: каждый волосок на месте.

Оставшуюся часть вечера ван дерРис не мог оторвать взгляда от своей жены. Было в ней нечто такое, что зажигало его кровь. Он понимал, что слишком много выпил прекрасного бренди сеньора Альвареса. А может, он еще не совсем оправился от болезни? Может, и нездоровье, и алкоголь заставляют работать его воображение, постоянно сопоставлять прекрасное смеющееся лицо дерзкой Морской Сирены со строгими, холодными чертами своей богомольной жены?

Волнение охватывало Сирену каждым раз, когда она ловила на себе взгляд мужа. Он смотрел на нее так, как будто догадывался обо всем.

Гости разъехались за полночь. Супруги ван дер Рис покидали сеньора Альвареса последними. Риган вежливо извинился перед хозяином дома за поведение жены.

— Я не нуждаюсь ни в чьих извинениях, — сердито прервала его Сирена. — Я вынуждена была так себя повести. Я лишь защищалась. Не могла же я позволить Гретхен выцарапать мне глаза и порвать платье, как она намеревалась!

— Конечно, конечно, дорогая Сирена, вам не нужно извиняться, — ответил дон Цезарь, низко склоняясь над ее рукой. — В моем доме вам нет необходимости извиняться. Наоборот, это я должен просить у вас прощения, что такое случилось в стенах моего дома. Позвольте мне загладить свою вину и просить вас отобедать у меня на этой неделе. Если вы, конечно, разрешите, — он вызывающе посмотрел на Ригана.

— Кажется, ты решил проигнорировать мои пожелания, сеньор Альварес, — холодно произнес голландец, несколько неразборчиво выговаривая слова из-за выпитого бренди. — Я не хочу оскорбить тебя в твоем доме, но, кажется, я уже предупреждал один раз и не собираюсь повторяться. У мефрау слишком много обязанностей, у нее нет времени.

— Какие обязанности? — непонимающе спросила Сирена. — Я умираю от скуки, дон Цезарь! — беззаботно обратилась она к испанцу. — Знаете, скоро Риган привяжет мне на шею цепочку и будет прогуливать, как собачку!

Ее смех зазвенел в ночи. У ван дер Риса перехватило дыхание.

* * *

Домой они ехали молча. Риган внутренне весь кипел из-за ее открытого неповиновения и насмешки. Если бы он твердо знал, что испанец — ее любовник, то убил бы обоих!

Сирена сидела рядом с мужем, стараясь его не касаться. Она надеялась, что ошиблась, увидев выражение его глаз. Но на всякий случай отодвинулась подальше, чувствуя клокочущую в нем страсть.

Войдя в комнату, она заперла дверь, затем сняла платье и начала вытаскивать шпильки из волос. Раздался стук в дверь. Прижав к себе платье, она приблизилась к двери, надеясь, что это, может быть, Джулия проснулась и решила прийти помочь ей.

— Да? — тихо спросила Сирена.

— Открой дверь. Я хочу поговорить с тобой.

— Я готовлюсь ко сну, Риган, и мне еще нужно помолиться, — объяснила она спокойно, хотя внутри у нее все вскипало.

— Эта дверь сейчас упадет к твоим ногам, если ты не откроешь ее! Считаю до пяти!

Сирена ахнула. Она была права! Боже, где Калеб, Джулия, кто-нибудь?!

Быстро она снова натянула на себя платье, путаясь в бесчисленных застежках. На счет «четыре», так и не успев застегнуть пуговицы, она распахнула дверь и взглянула на мужа.

Он заметил беспорядок в ее одежде и страх в глазах. Почему, черт возьми, она боится своего законного супруга, а не этого ублюдка Цезаря? Переполненный гневом и бренди, он переступил через порог и скрестил руки на груди.

— Мне припоминается, Сирена, что когда я был в этой комнате в последний раз, то задал тебе вопрос, на который так и не получил ответа. Я хочу получить ответ сейчас!

Она прикинулась непонимающей, хотя прекрасно знала, о чем он спрашивает.

— У тебя такая же удобная память, как и у Цезаря. Он тоже изображает недоумение, когда я говорю с ним об этом! — мрачно заметил Риган.

— Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Испанец — твой любовник? Сегодня вечером ты поставила меня в дурацкое положение, кокетничая с ним. Все заметили, что Цезарь ведет себя по отношению к тебе как кот. Я не потерплю этого! — распалялся он, приближаясь к ней.

Сирена отчаянно стягивала платье на вздымавшейся груди, пытаясь придумать, как уклониться от него.

— Отвечай, черт возьми! Цезарь — твой любовник?!

— Я отказываюсь отвечать тебе. Ты пьян и не понимаешь, о чем говоришь. Завтра тебе будет стыдно за себя.

На лице Ригана отразилась неуверенность. Что в этой женщине заставляло его робеть перед нею? Он грубо протянул руку и привлек ее к себе.

— Я хочу тебя, — хрипло пробормотал он, ища ее губы.

Сирена попыталась вырваться из его объятий, но все усилия оказались тщетны. Не обращая внимания на протесты женщины, он подхватил ее на руки и прижал ее голову к своей груди, шепча какие-то невнятные слова.

Почти нежно он опустил ее на постель и начал снимать с нее платье. У нее кружилась голова, она задыхалась.

— Пожалуйста, Риган, не надо. Пожалуйста, не надо этого делать. Завтра мы не сможем смотреть в глаза друг другу!

Его губы прервали ее мольбы, а руки продолжали манипуляции с платьем. На мгновение забывшись, Сирена поддалась охватившим ее чувствам, как будто она снова находилась в каюте своего фрегата, снова превратилась в Морскую Сирену, окруженную густым туманом… И тут она вспомнила о шраме на своей руке. А вдруг Риган увидит его? Тогда она будет разоблачена.

— Риган! Остановись! — громко вскрикнула она, отталкивая его от себя.

Она увернулась от него, перекатилась по постели и отбежала в дальний угол комнаты. Он ничего не сказал, но глаза его говорили за него: она была его женой и он собирался овладеть ею.

Пошатываясь, Риган направился к ней. Сирена понимала, что, если он снова обнимет ее, она будет беспомощна против него. Отступив назад, она искала, чем можно было бы защититься. Рука ее наткнулась на серебряную щетку для волос.

— Не приближайся, Риган! — угрожающе произнесла она, поднимая щетку.

Но он продолжал идти к ней, срывая с себя рубашку и расстегивая ремень.

В отчаянии она стала хватать предметы со своего туалетного столика и швырять в него.

С силой сжав кулаки, так что побелели суставы, он выдержал ее атаку. Когда иссякли все «снаряды», он ждал, что она еще предпримет. Глаза его угрожающе сверкнули, а на губах мелькнула самодовольная улыбка. Он снял ремень и протянул его конец через медную пряжку, сделав таким образом петлю.

— Черт бы тебя побрал! Ты отвратительный негодяй! — крикнула она.

Он продолжал приближаться с потемневшими от страсти глазами.

— Ты не мужчина, раз не можешь сделать так, чтобы я захотела тебя. Поэтому ты решил меня изнасиловать! Никогда! Ты грязная свинья!

Он продолжал наступать на нее.

Единственным выходом оставалась дверь. Но Риган, казалось, угадал ее мысли. И когда, путаясь в длинных юбках, Сирена споткнулась, ухватившись за дверную ручку, он быстрым движением набросил на ее запястье петлю и дернул на себя. Угрожающая улыбка показалась на его губах. Схватив жену, он швырнул ее на постель и привязал длинным концом ремня к опоре кровати ее руку.

Тяжело дыша от возбуждения, Сирена лежала с широко раскрытыми глазами, предвидя его последующие действия. Не сводя с нее взгляда, он взял со стола лампу и загасил пламя ладонью.

Через мгновение он, зажав между колен ее брыкающиеся ноги и срывая одежду, упал на нее. Она чувствовала, как напряглись все мускулы его могучего тела.

Не обращая внимания на сопротивление жены, он отыскал ее губы и приник к ним; одна его рука скользила по ее телу, а другая ласкала ее волосы. Он покрывал поцелуями ее губы, шею, лицо. Сирена ощутила, как возникает ответное чувство. Это был Риган! Риган, который научил ее любви на борту качающегося фрегата! Она закрыла глаза и представила, что едкий соленый запах моря проникает в каюту вместе с туманом.

Ее губы ответили на его поцелуй, а тело подалось навстречу мужчине. И когда она почувствовала себя покоренной, тонущей в море желания, услышала над ухом шепот:

— Не мужчина? Не могу сделать, чтобы ты захотела меня? Разве не могу?

В ответ она приникла горячими губами к его губам.

Глава 25

Сирена скорее почувствовала, чем увидела, как мужчина, лежавший рядом с нею, пошевелился и встал с постели. Движения его были неторопливы; он медленно оделся. Окончательно проснувшись и вспомнив все, что произошло в последние часы, она могла только размышлять: догадался ли этот человек о двойной игре его жены?

Женщина, охваченная страстью, она все же старалась, чтобы он не увидел шрама на ее руке. Опьянев от выпитого бренди, Риган вполне мог его не заметить. Боже, пусть так и будет!

Сердце ее разрывалось от отчаяния, когда он направился к двери. При тусклом свете луны было видно, как он остановился, обернулся и внимательно посмотрел туда, где она лежала. Хотелось закричать, позвать его, вернуть назад и положить рядом с собой, чтобы прижать его голову к своей груди и целовать его губы, прося прощения.

Она постаралась дышать ровно и чуть пошевелилась, как бы во сне. Но, услышав звук закрывающейся двери, уткнулась в подушку, чтобы заглушить рыдания, сотрясавшие ее тело.

Риган стоял за дверью, недоверчиво прислушиваясь к звукам, доносившимся из комнаты. Он снова тихонько приоткрыл дверь и вздрогнул, услышав сдавленные рыдания. Потрясенный, он заставил себя выйти опять в темный коридор и, уныло опустив плечи, побрел в свою комнату.

Налив себе большой бокал рому, он застыл, глядя в окно. Риган был зол, озадачен и возмущен. Выпив ром, он угрожающе посмотрел в темноту сада, и его голубые глаза потемнели.

* * *

Проснувшись, Калеб провел дрожащей рукой по голове: волосы его были влажными и взъерошенными. Стуча зубами от страха, он выбрался из постели и подошел к широкому окну. Почему ему приснился этот страшный сон? Не до конца пробудившись, мальчик еще не совсем пришел в себя, находясь под впечатлением приснившегося.

Они плыли домой на «Морской Сирене», когда его позвала сестра, чтобы показать свою руку. Однако это была не ее рука, а Ригана, но почему-то она росла из ее плеча и была рассечена до самой кости. Сирена просила помочь перевязать эту рану жемчужными четками. Уступая ее просьбе, он вскрикнул от страха, потому что блестящий жемчуг был весь в гное, который густо сочился из раны. Вдруг один матрос из команды закричал, что голландец возвращается за своей рукой… И тут Калеб проснулся.

Хотя рассвет еще только брезжил, мальчик понял, что уже не сможет больше заснуть, и решил спуститься на кухню, взять сыру, фруктов и пойти на пристань. Очень хотелось что-нибудь съесть, так как в животе у него урчало от голода.

Быстро одевшись, Калеб бесшумно спустился по лестнице, нащупывая дорогу в темном коридоре. На середине пути он остановился, заметив слабый свет, струившийся из-под двери кабинета Ригана. Может, менеер работает? Или ему тоже не спится? Пойти поговорить с ним? Пожалуй, стоит предложить ему сыру и фруктов.

Калеб осторожно вошел в кабинет и остановился как вкопанный. Риган сидел за столом, развалившись в большом кресле и зажав в руке бутылку рома.

— Что ты здесь делаешь в этот час, Калеб? — пьяным голосом спросил он и приложился к бутылке.

— Я не могу заснуть: слишком жарко, а к тому же мне приснился плохой сон. Я решил поесть сыру с фруктами и отправиться на прогулку по пристани. Тебе принести что-нибудь поесть? — спросил мальчик, не сводя недоуменного взгляда с бутылки рома.

— Мне не еда нужна, малыш. Садись и поговори со мной.

— Что-нибудь случилось? — неуверенно спросил Калеб. — Что-нибудь в компании? Я вижу, что перед тобой разложено много бумаг.

— Много бумаг, — хмуро повторил Риган, отпивая глоток из бутылки. — Ты видишь этот документ? — он взял один лист со стола.

— Да, вижу. Что это?

— Это экземпляр брачного договора с твоей сестрой. Сегодня я впервые решил взглянуть на него. А раньше даже и смотреть не хотел… Я не хотел жениться! — Риган вдруг засмеялся и потряс бумагой. — Ты видишь этот документ? Я не читал его, потому что не могу разобрать этот заковыристый испанский почерк, черт бы его побрал! Ты мне сейчас прочитаешь, малыш?

Ригану хотелось, чтобы Калеб зачитал брачный договор, хотелось услышать слова, которые как-то оправдывали бы его перед Сиреной. Он лишь предъявил ей свои права — права законного мужа.

Внутри у мальчика все похолодело после этой просьбы, потому что ему хорошо было известно содержание брачного договора.

— Прочитай мне! — потребовал Риган, швырнув документ через стол и одновременно отпивая ром, и снова засмеялся.

Калеб протянул руку, чтобы достать документ, и незаметно обмакнул бумагу в липкую лужицу пролитого рома.

— Извини, — пробормотал он, поднимая лист и смахивая с него ром. — Здесь трудно разобрать: ром залил бумагу.

— Постарайся! — сказал Риган, с подозрением наблюдая за мальчиком. — Ну читай! Что там написано?

— Здесь… говорится… что Сирена Елена Рамос Кордес, — тихо начал Калеб, заменив имя Исабель на имя Сирены, — старшая дочь дона Антонио Кордеса Савареса обещана в жены Ригану Питеру ван дер Рису. Здесь говорится… что главы семей пришли к соглашению соединить эти две старинные знатные фамилии, оказывая честь друг другу. И далее определены подробности финансового соглашения.

— Там действительно все так написано?! — Риган пьяно рассмеялся.

— Да! — прошептал Калеб. — Мне убрать этот документ?

— Не надо убирать — выбрось его! Когда-нибудь я заменю его бракоразводным документом!

— Почему ты хочешь сделать это? — мальчик задрожал.

— Почему? Потому что я так решил… Вот почему!

Ром тек ему по подбородку, и Риган вытер его сердитым жестом.

Услышав, что Сирена по закону является его женой, ван дер Рис все равно не почувствовал себя менее виноватым в совершенном им насилии.

— Ты видишь перед собой конченного человека, малыш! Я разорен этой проклятой Морской Сиреной. Я потерял авторитет у своих людей. Меня проучила женщина, ранив так, что я чуть не умер. И… — он снова приложился к бутылке, — и меня больше нельзя назвать человеком чести. Сегодня я впервые нарушил данное мною слово.

— Может, это просто ошибка, Риган, и все еще можно исправить. Сейчас тебе трудно сосредоточиться. Завтра тебе все покажется не таким мрачным.

— Когда мужчина теряет свою честь, ему уже ничего не остается! — он пьяно икнул.

Этот сильный, взрослый мужчина выглядел таким растерянным и подавленным, что Калеб не выдержал, подошел, опустился у его ног на колени и заглянул в его мутные глаза.

— Что такое непоправимое ты совершил, Риган?

Хотелось успокоить этого странного человека с грустными глазами. Что ему сказать? Чем помочь?

— Разговор об этом заставляет меня… снова прикладываться к рому. Я не желаю говорить о своем бесчестье.

Калеб открыл другую бутылку и подал ее Ригану, и тот жадно отпил обжигающего напитка.

— Может быть, если ты расскажешь в чем дело, тебе станет легче, — тихо произнес мальчик.

Голландец взглянул на ребенка, стоявшего перед ним на коленях, и нахмурился. Большая загорелая рука протянулась и неловко погладила мальчика по темной голове. Он притянул Калеба ближе к себе и заговорил просто, почти отрезвев:

— Может быть, ты все поймешь, ведь ты уже почти мужчина. Я дал слово твоей сестре, что наш брак будет только формальным. А сегодня ночью я изнасиловал ее! Я воспользовался ее беззащитностью. Я превратился в животное. Я не знаю, что со мной творится! Я разрываюсь на части. Сначала все мои мысли были поглощены только Морской Сиреной. Она была в моей крови, останется там навсегда и будет частью меня постоянно. А с другой стороны, твоя сестра — моя жена. Каждый день я нахожу в ней что-то привлекательное, что-то мне близкое. Она проникла ко мне в кровь, когда я меньше всего этого ожидал. Одна женщина тянет меня в одну сторону, а другая — в другую.

— Но Морская Сирена пыталась убить тебя! Как можешь ты любить ее? — Калеб пытался отвлечь его от сравнений.

— Она могла убить меня, но не сделала этого. Мне кажется, я понимаю теперь, что движет ею. Месть руководит ею. Так было и со мною, хотя я знаю, что мне не вернуть погибшей жены и даже корабль, названный в ее честь, лежит на дне моря, а мой сын… Если он жив, то я могу только пожелать, чтобы он оказался в заботливых руках и у него была бы хорошая жизнь. Я уже не ношу мести в своем сердце. С этим покончено. Морская Сирена научила меня кое-чему. Я увидел, что сделала с ней жажда мести, и по-новому взглянул на себя. Когда-нибудь она найдет свою жертву и успокоится. А до этого времени она будет во власти мстительного чувства, но я уважаю ее за это.

— Если бы ты захватил ее, то что бы ты с ней сделал? — неуверенно спросил Калеб.

— Я не знаю. Возможно, убил бы ее, чтобы не мучиться и избавиться от постоянных мыслей о ней. Она никогда не сможет стать моей. Она свободна как ветер, как море. Я сомневаюсь, что есть на свете мужчина, способный укротить ее и подчинить себе.

— Мне кажется, что ты именно такой мужчина, Риган. Думаю, ты мог бы захватить ее и заставить полюбить себя.

— Невозможно заставить человека любить… А с другой стороны — твоя сестра. Она овладела моим сердцем не меньше, чем Морская Сирена.

Сильная загорелая рука Ригана продолжала гладить темную голову мальчика. Калеб замер. Он испытывал такое приятное чувство, что боялся пошевелиться. Ему казалось, будто это отцовская рука касается его головы.

— Что ты собираешься сейчас делать?

— Сейчас я пойду спать. А ты, мой мальчик, поешь чего-нибудь и отправляйся на прогулку по пристани, как собирался. Но прежде, чем ты уйдешь, я хочу сделать тебе подарок. Открой ящик стола. Возьми, это твое.

Калеб выдвинул ящик и увидел небольшую модель «Титы».

— Риган, ты хочешь подарить мне это? — спросил мальчик. Глаза его осветились счастьем. — Но я не могу принять такой подарок. Ведь это все, что у тебя осталось от «Титы». Это память о твоих жене и сыне.

— Поэтому я и дарю ее тебе. Нет необходимости смотреть на нее каждый день и мучить себя. Разве ты не слышал, что я сказал: Морская Сирена кое-чему научила меня. Я больше не желаю идти на поводу у мстительного чувства. С этим покончено. «Тита» теперь твоя. Что ты скажешь по поводу носового украшения?

Мальчик осторожно повернул модель, рассматривая деревянную фигурку.

— Она очень красива. Это твоя первая жена? Это делал тот же самый человек, который изготовил носовое украшение для «Явы Куин»?

— Да, тот же самый человек… Когда я женился на ней, Тита была самой красивой девушкой на острове. Она здесь очень похожа.

— Она… похожа на кого-то… — Калеб покачал головой, не в силах вспомнить, кого она ему напоминала. — Я буду беречь ее как сокровище. Спасибо тебе, Риган.

— Нет необходимости, благодарить. Я хотел, чтобы это принадлежало тебе. Возможно, тебе она доставит радость, а мне приносит только боль и пробуждает желание мстить. Теперь, малыш, иди и поешь. Я слышу, как у тебя в животе урчит от голода.

Риган откинулся на спинку кресла и потер виски. Голова у него раскалывалась. Нужно было поспать. Одним махом он сгреб все бумаги включая брачный контракт, залитый ромом, и засунул все в ящик стола. Зачем перечитывать этот контракт? Мальчик прочел все, что там написано. Зачем продолжать мучить себя?

Глава 26

Откинувшись на спинку кресла, дон Цезарь с нежностью смотрел на женщину, сидевшую напротив него.

— У меня перехватывает дыхание, когда я вижу вас! Вы там прекрасны, дорогая, — проворковал он, закинув ногу на ногу и держа сигару в одной руке, а другой поглаживая свою остроконечную бородку.

Сирена внимательно смотрела, как он, словно женщину, ласкал свою ухоженную бородку.

— Не скрою, мне приятно, что вы находите меня красивой, — ответила она, томно глядя ему в глаза. — Мы, испанцы, разбираемся в красоте.

Что это с ней? Откуда эта расслабленность? Неужели от вина? Какое же, однако, чудесное это вино! По всему телу разлито такое… блаженство.

Сеньор Альварес чувственно улыбался, загадочно поблескивая своими темными глазами.

Сирена находилась в таком приподнятом настроении, что ее умиляло буквально все: мелодичное журчание родного языка, бархатный мужской голос, сидящий напротив мужчина привлекательной наружности, расточаемые им комплименты, бокал превосходного вина и… До ее сознания откуда-то издалека пробились слова Цезаря:

— … Желанная моя… Как только я тебя увидел, с самого первого мгновения… Ты самая красивая женщина из всех, кого мне приходилось когда-либо видеть. Не отказывай мне, моя прекрасная дама. Я хочу, чтобы ты была только моей. Разведись с Риганом — и я увезу тебя в такое чудесное место, где мы заживем с тобой беззаботной, роскошной жизнью. Я буду оберегать тебя, как редкостное произведение искусства.

Сирена была потрясена. Что ответить? Не хотелось ни обнадеживать, ни разочаровывать его.

— Цезарь, тебе нужно искать другую жену, — беззаботным тоном проговорила она и улыбнулась, потягивая вино из бокала. Глаза ее закрывались. Встряхнув головой, чтобы прогнать сонливость, она продолжила: — Я нахожу тебя очень… красивым. Когда мы разговариваем на нашем родном языке, я испытываю к тебе теплые чувства. Поверь, я ценю нашу дружбу, однако думаю, что Риган не согласится дать мне развод, — она подняла руку, предупреждая возражения Цезаря. — Я знаю: ты хочешь сказать, что сам он развлекается при каждом удобном случае. Но он никогда не согласится на развод! — и добавила весело: — Однако я сама не против легкого флирта на стороне. Но потом, когда буду готова к этому, — поспешно проговорила она, заметив горящий страстью взгляд испанца.

— Я не склоняю тебя к принятию какого-то решения, — голос его был полон нежности.

Поднявшись, сеньор Альварес взглянул на Сирену, и сердце ее забилось, как птица, попавшая в силки. Его темные, с поволокой глаза продолжали безотрывно смотреть на нее. Женщина попыталась встать с кресла, но ноги совсем не слушались. Цезарь помог ей подняться. Ее качнуло — он заботливо поддержал под локоть. Что с ней случилось? Почему она испытывает такое… безмятежное блаженство и легкость во всем теле? Она улыбнулась про себя. Почему Риган так на нее смотрит? Нет… не Риган, а Цезарь пожирает ее жгучими, страстными глазами. Почему все вокруг словно в тумане? Она облизала пересохшие губы и попыталась сосредоточить взгляд, но продолжала видеть окружающее как сквозь пелену. Странное чувство вдруг овладело ею: захотелось сорвать с себя одежду, которая давила, сковывала тело. Но что скажет Риган? Но нет, это не Риган, у него не темные глаза… Она потрясла головой: у Ригана должны быть светлые волосы и голубые глаза. Что говорит Риган? Он что-то говорит по-испански… да так бегло, так свободно. Должно быть, он втайне от нее выучил испанский, чтобы доставить ей удовольствие! Удивительно, когда это Риган стремился доставить ей удовольствие?! И все-таки, что с ней произошло? Она чувствовала, как кто-то увлекает ее в глубь темного коридора, чувствовала на своей шее чье-то теплое дыхание и слышала чье-то нежное бормотание. Ей нужно снять одежду!

Сирена ощутила, как ее подняли на руки и внесли в полутемную комнату. Как Риган рассмотрит ее тело при зашторенных окнах? Она улыбнулась: какое это имеет значение! Он будет чувствовать ее…

Сообразив, что с нее снимают одежду, она сама начала неуклюже помогать и через несколько мгновений, будучи уже полностью обнаженной, протягивала руки навстречу стоявшему перед ней человеку.

Он нежно опустил ее на постель и сразу же, оказавшись сверху, стал ласкать ее тело — сначала медленно и осторожно, а затем все более настойчиво. Эти ласки были лишь прелюдией К бурной и страстной симфонии. Влажное женское тело, жаждавшее любви, извивалось на постели…

* * *

Сирена проснулась от яркого солнечного света, проникавшего в окна, и, блаженно потянувшись, обвела глазами комнату. Где она? В недоумении она села, уронив тонкое покрывало. Она абсолютно нагая! Но где? Снова осмотрев комнату и внезапно все вспомнив, она быстро укрылась снова.

— Матерь Божия! — в ужасе вскрикнула женщина и спрятала лицо в подушку. Неужели она… Да, теперь она все вспомнила. Риган… Нет, не Риган, а испанец… Как он посмел?! Как она могла?! Вино… После выпитого вина она почувствовала… Должно быть, в питье было что-то подмешано…

Слезы выступили на ее глазах, когда она вспомнила, как собственноручно пыталась снять с себя платье. «Боже милостивый, как ты мог допустить, чтобы такое произошло со мной?!» — мысленно вскричала Сирена. Медленно она сбросила покрывало и посмотрела на свое нагое тело, предавшее ее. Зеленые глаза женщины потемнели, сделавшись чуть ли не черными.

— Похоть, будь она неладна! — воскликнула она. — Все мужчины — двуногие животные!

Вне себя от гнева, она поднялась с постели и оделась. Что подумают слуги? Что скажет фрау Хольц? Сколько времени пробыла она здесь? Где этот испанский подонок? Как он теперь сможет смотреть ей в глаза? Ушел, чтобы не видеть ее унижение, когда она проснется?

Сирену передернуло, когда она вспомнила прикосновения его рук к ее телу. Нужно побыстрее уйти отсюда! Нужно немедленно вернуться домой! Домой! Где ее дом?

Второпях она повернула не в ту сторону и оказалась вдруг в большой, залитой солнцем комнате, уставленной шкафами с открытыми полками. Свет струился сквозь зарешеченные окна, падая на различные предметы, расставленные по полкам. Сокровища Цезаря! Представшее ее глазам зрелище было таким необычным, что, несмотря на спешку, Сирена остановилась. Зная страсть Альвареса к роскоши, она не удивилась, увидев ряды ценных хрустальных бокалов, китайские нефритовые фигурки искусной работы, золотые предметы обихода из Индии, изразцы из Северной Африки, украшенные полудрагоценными камнями. В глубине души она подозревала, что вряд ли хозяин дома будет собою доволен, обнаружив потом эту тяжелую дверь незапертой.

Она уже собиралась покинуть комнату, когда взгляд ее упал на вещицу, лежавшую на одной из нижних полок. Не веря своим глазам и задыхаясь от волнения, Сирена медленно пересекла комнату. Словно загипнотизированная, смотрела она на большой католический крест, скромно лежавший на полке. Не может быть! Отказываясь верить самой себе, она взяла его в руки и перевернула. Так и есть! Это крест Исабель, с которым она проходила конфирмацию! На обратной его стороне были выгравированы инициалы: И.Т.К. (Исабель Тереса Кордес).

Мысли Сирены завихрились в голове. Она содрогнулась, когда все поняла. Не могло быть никаких сомнений в том, что ее догадка верна. Риган сказал, что выиграл четки из натурального жемчуга на пари. Пари с кем? С Цезарем — вот с кем! Альварес — убийца Исабель, а вовсе не Риган.

Ее муж ни в чем не виноват, а она чуть было не убила его! Все это время она хотела убить его! А оказывается, что на «Рану» напали головорезы Цезаря, выполняя его приказ. Вот почему Риган был удивлен, когда она убила Дика Блэкхарта! Ее муж не знал, что этот англичанин был капитаном пиратского корабля, напавшего на «Рану».

Слава Богу, что она не убила Ригана ван дер Риса! А ведь он уже был на волосок от смерти! Неужели она могла убить его? Неужели она была способна проткнуть его тело саблей, а потом наблюдать, как жизнь покидает его? Нет! Она знала, что никогда не смогла бы сделать этого. Смерть Ригана означала бы ее собственную смерть. Это открытие поразило Сирену, но не было никаких сомнений, что это действительно так. Она любила его! Любила безнадежно, отчаянно, но искренне, всем сердцем… и продолжает любить, несмотря ни на что!

Итак, в этой темной истории теперь все прояснялось. Цезарь прогнал Блэкхарта за то, что он упустил «Рану». Ведь немного краски да новые паруса — и флот сеньора Альвареса пополнился бы новым кораблем. Вероятно, так произошло и с «Титой» ван дер Риса. За ее захватом стоял не кто-нибудь, а именно Цезарь! Он переоборудовал «Титу» и дал ей новое название — «Странник». И, пожалуйста, без особых затрат в арсенале испанца появилось еще одно неплохое судно. Правда, Альваресу не было известно, что на верхней палубе остались вырезанные Риганом инициалы его маленького сына. Если бы не Сирена, то, возможно, коварный Цезарь давно бы уже был разоблачен. Неудивительно, что Риган так ненавидел главного представителя испанской короны на островах: он давно кое о чем догадывался и кое-что подозревал…

Все эти мысли промелькнули в голове Сирены, когда она смотрела на тяжелый, украшенный жемчугом золотой крест. Хотелось забрать его с собой, так как была отвратительна сама мысль о том, что эта вещь останется лежать на одной из полок Цезаря как пиратский трофей. Но тем не менее она вернула крест на прежнее место. Нельзя, чтобы у Альвареса возникли какие-либо подозрения, прежде чем она решит, как отомстить презренному испанцу.

* * *

Не успела Сирена прийти домой, как сразу же столкнулась лицом к лицу с фрау Хольц. Для старой экономки не оставались незамеченными лихорадочный блеск в глазах мефрау и решительно вздернутый подбородок. Молодая женщина была похожа на удовлетворенную… Целых четыре часа она отсутствовала, тогда как подобные обеды редко длятся долее общепринятых двух часов.

Сирена сразу заметила подозрительный взгляд экономки и холодно обронила:

— Такой прекрасный день! Я решила поехать на пристань, чтобы посмотреть новый корабль менеера. Вы что-то хотели сказать мне, фрау Хольц? Нет? Тогда можете заняться своими делами.

Как же, как же… Кто поверит этому вранью! Фрау Хольц готова была держать пари на последний гульден, что мефрау и близко не появлялась на пристани ни сегодня, ни в любой другой день. Интересно, что за религию она исповедует? Сначала без конца молится над четками, а затем отправляется одна, без сопровождения, в дом испанца и остается там целых четыре часа! А теперь, наверное, она заявит, что снова желает добровольного заточения! Кому она молится и о чем? Что скажет менеер, когда ему сообщат о ее долгом отсутствии? Сдержанная улыбка озарила суровое лицо старой женщины, когда она представила, какой гнев обрушит хозяин на свою непокорную жену.

Сирена сердито сорвала с себя платье и зашвырнула его в угол комнаты. Нужно кому-нибудь отдать этот наряд, чтобы он не напоминал об испытанном унижении. Чувство, похожее на ненависть, охватило ее, когда она вспомнила выражение лица экономки. Создавалось впечатление, будто та видела хозяйку насквозь и читала все ее мысли.

Как могла она, Сирена, допустить, чтобы испанец так поступил с ней? То, что все случилось под влиянием наркотика, а не по ее доброй воле, вряд ли кого-то интересует и не может служить оправданием для нее. А если Цезарь постарается, чтобы события этого дня стали известны Ригану? Теперь она знала наверняка, что коварный и завистливым испанец спит и видит, как бы разорить ван дер Риса! А она сама? Хороша, нечего сказать! Какой же глупой она до сих пор была!

Сирена смотрела в сад, на роскошную тропическую растительность, и ее зеленые глаза наполнялись ненавистью и желанием мстить. Цезарь заплатит ей за все! Неважно, что он ее соотечественник! Надо послать Калеба в порт, чтобы он наблюдал и слушал: необходимо узнать все что можно о кораблях испанца. Возможность отомстить предоставится обязательно, в этом она была уверена!

И все-таки что она за человек? Почему с ней все так происходит? Сначала Риган врывается к ней в комнату и, привязывая ремнем к кровати, добивается ее. А затем Цезарь подсыпает ей в вино наркотик с той же самой целью? Боже праведный! Неужели она только для того и живет на свете, чтобы быть объектом мужской похоти?!

Что ж, коварный испанец овладел ею, но зато она обнаружила, что именно он в ответе за смерть дяди Хуана и Исабель! Желание убить Цезаря было так велико, что руки Сирены задрожали. Она представила, как душит его, как он, задыхаясь, трясет своей козлиной бородкой, как он синеет… Она немного ослабляет давление, позволяя ему глотнуть воздуха, а затем с новой силой сжимает его горло. И так продолжается до тех пор, пока легкие его не разорвутся от напряжения!

Слезы выступили на глазах женщины. Воображаемое удушение ненавистного Цезаря не принесло облегчения, и осознание несправедливости всего произошедшего с нею тяжестью легло на сердце. Бросившись на постель, Сирена разразилась надрывающими душу рыданиями.

* * *

— Где был Риган все это время? — спросила она встревоженного Калеба.

— Он отправился на дальние острова по какому-то своему делу и будет отсутствовать десять дней.

— Десять дней! И ты не сказал мне об этом! Почему?

— Он только сегодня утром уехал. Пожалуйста, Сирена, не надо, оставь его в покое! Ты и так уже разорила его. Хватит.

Она сочувственно смотрела на мальчика.

— Я понимаю твои чувства и давно догадываюсь, что ты уже не сообщаешь мне многое из того, что узнаешь из разговоров с Риганом. Я не осуждаю тебя за это. Наоборот, хочу тебе сообщить, братишка, что менеера мы оставим в покое. На этот раз наступила очередь сеньора Альвареса. Мы займемся испанским флотом. Насколько мне известно, Цезарь отправился в плавание два дня тому назад в сопровождении эскорта из трех кораблей. Мы скажем фрау Хольц, что хотим навестить друга моего отца на одном из островов. Сходи, сообщи ей это, братишка, а если она спросит, когда мы вернемся, скажи, что вернемся, когда нам надоест гостить. Ни больше, ни меньше. Экипаж мы оставим на пристани, позаботившись, чтобы он там стоял до нашего возвращения, а сами отправимся из порта к бухте с «Морской Сиреной» и выйдем в море под покровом темноты. Обещаю тебе, братишка, что я больше не буду нападать на голландские корабли.

* * *

Дни были похожими один на другой. «Морская Сирена» укрывалась то в какой-нибудь бухточке, то в заливе, подстерегая проходившие мимо суда. Если корабль оказывался испанским, то его мгновенно атаковали, а команда высаживалась в шлюпки. И снова «Морская Сирена» укрывалась в гавани, поджидая очередную жертву.

Под вечер восемнадцатого дня Сирена отдала приказ крепить паруса и взять курс на Зондский пролив: фрегат направлялся домой.

— Шестнадцать испанских кораблей покоятся на дне моря! Неплохо, братишка, не так ли? Почти по кораблю в день!

— Но человек с Крюком вместо руки так и не найден, Сирена.

— Найду. Это вопрос времени.

— Десять узлов — и мы будем в устье реки.

— Виден корабль!

Сирена обернулась и заметила вдали парус — яркое пятнышко в лучах вечернего солнца.

— Какой на нем флаг?

— Голландский! — последовал ответ.

— Не волнуйся, братишка, я же дала тебе слово, что оставлю в покое Ригана. У меня больше нет к нему претензий. Теперь я точно знаю, что это испанец виноват в нападении на «Рану» и в смерти Исабель. Паруса ставить! Марсовые к вантам! Живо! — отдала она команду.

— А если они начнут стрелять в нас? — обеспокоенно спросил Калеб.

— Обещание обещанием, ну а все же что в таком случае ты мне предлагаешь делать?

— Спасаться бегством, — ответил он.

— Еще такого не было, чтобы я от кого-нибудь убегала! Я обещала не нападать на голландские корабли и сдержу свое олово. Однако ты не ответил мне. Если они откроют огонь по нашему фрегату, что, по-твоему, я должна тогда делать? Подумай как следует, братишка! От этого зависят наши жизни.

— Мы ответим огнем, если они атакуют нас, — кивнул Калеб.

— Они заметили нас, капитана! — закричал Ян. — Я вижу, как они наводят в нашу сторону дула пушек.

Воздух содрогнулся от пушечных залпов. Один, два, три… Фрегат встряхнуло от ядра, упавшего на палубу.

— Огонь! — крикнула Сирена канонирам.

Однако «Морская Сирена» уже потеряла маневренность и неуклюже попыталась уйти прочь. Но бриг, уверенно набрав скорость, приблизился к фрегату. Судя по тому, что палуба голландского корабля дымилась, можно было сделать вывод: кое-какой «гостинец» на борт он получил.

— Итак, мы снова встретились! — воскликнул Риган, стоя на носу своего брига, но его голубые глаза были на этот раз не насмешливы, а печальны.

Сирене вдруг захотелось развеять боль, застывшую на его лице, облегчить его страдания. Но как? Она чувствовала себя беспомощной. Любовь к этому человеку обезоружила ее в большей степени, чем если бы она лишилась вдруг своей сабли, корабля, команды. Любовь превратила ее в добровольную пленницу. Но ни словом, ни жестом, ни взглядом она не имела права выдать своих чувств. Она должна была до конца доиграть роль Морской Сирены, принимая участие во всем этом, ею же самой затеянном спектакле. Нельзя было сейчас саморазоблачаться, прерывая весь этот фарс. Язвительный смех Ригана ранил бы ее гораздо сильнее, чем пушечные выстрелы.

— Кажется, у тебя нет настроения драться, капитан ван дер Рис? С меня уже тоже довольно кровопролитий. Я направляюсь домой и не собираюсь нападать на твой корабль. Наши суда повреждены. Обе посудины пойдут на дно, если тотчас не отправятся к берегу. Что будем делать? Я могу продолжить свой путь? Или мы будем сражаться, пока один из нас не погибнет? Решение зависит от тебя.

— Нам не из-за чего сражаться, Морская Сирена. Я делал этот рейс специально в поисках человека с крюком. И я нашел его на одном из дальних островов. Сейчас он находится на борту моего брига. Я решил доставить его в Батавию, чтобы там отдать под суд.

— Ты его нашел?! — не веря своим ушам, переспросила Сирена. Ее зеленые глаза потемнели, как глубинные морские воды. Она забыла о Ригане и о любви к нему, и жажда мести вновь обуяла ее.

— Он мой пленник, — подтвердил Риган.

— Он принадлежит мне! Передай его мне! На этот раз я не собираюсь изображать из себя слабую, коленопреклоненную женщину.

— Мы оба не вправе судить этого изверга. Пусть судят другие.

— Я его судья, и я вынесу ему приговор. Не возражай мне, это бесполезно. Я не отступлюсь. Отдай его мне. Обещаю, что если ты мне сейчас отдашь его, то больше не увидишь меня.

Риган нахмурился.

— Скажи мне, зачем он тебе так нужен, и тогда я решу, как поступить.

— Я ничего не стану тебе рассказывать, все равно преимущество сейчас на моей стороне! — нагло заявила она, зная, что говорит неправду. — Я не собираюсь ни перед кем отчитываться! Это мое личное дело, касающееся только меня и никого больше! Отдай мне Крюка — и я позволю тебе и твоей команде спокойно уйти. Если же нет, — гневно вскричала она, — тогда вы все умрете! Решай скорее, потому что я теряю терпение!

Какой-то фут отделял Ригана, стоявшего на носу своего брига, от Морской Сирены, находившейся на корме своего фрегата. А если сделать хитрый ход: сначала отдать ей Крюка, а потом захватить обоих и доставить в Батавию?

— Ну?! — нетерпеливо воскликнула она.

Риган кивнул ей и отдал одному из матросов приказ доставить Крюка. Через минуту пленник стоял уже рядом с ним.

— Дай ему саблю и переправь на мое судно! — крикнула Сирена, поблескивая глазами в ожидании своей добычи.

— Нет, капитан! Нет, капитан! Пощадите! Пощадите! — закричал Крюк.

Сирена рассмеялась.

— Почему этот трус просит пощады?! Я еще не сообщила, что собираюсь с ним сделать! — звонкий смех разнесся над водой. Он казался радостным и совсем не соответствовал мрачному выражению лица смеявшейся женщины, которая небрежно помахивала обнаженной саблей.

Крюк испуганно отпрянул назад, пытаясь спрятаться за Ригана, но его тут же схватили и перебросили на борт «Морской Сирены».

— Не двигайся! — приказала она, приставив саблю к его горлу. — А теперь, капитан ван дер Рис, выслушай меня: думаю, что будет лучше, если ты спустишь на воду шлюпку и высадишь в нее своих людей, пока я не передумала, а сам на своем корабле последуешь за этой шлюпкой. Ты еще можешь спасти свой бриг, если в течение часа доставишь его в порт. Поспеши! До встречи! — Сирена подняла саблю и отсалютовала, а затем отвесила насмешливый поклон.

Риган стоял неподвижно, словно окаменелый. Эта женщина была хитрой как лиса и коварной как рысь. Наконец он приказал команде покинуть корабль.

Сирена повернулась и спрыгнула с такелажного ящика со стремительностью и ловкостью пантеры, рубанув несколько раз саблей воздух. От страха на голове Крюка зашевелились слипшиеся редкие волосы. Дрожащей рукою он поднял свою саблю…

Женщина делала выпады то вправо, то влево, не давая противнику вздохнуть. Крюк сопротивлялся изо всех сил, но он был беспомощен перед этой переполненной ненавистью фурией, орудовавшей клинком с таким искусством, какого Ригану, немало повидавшему на своем веку, не доводилось встречать прежде. Сирена сделала резкий выпад влево и рассекла сапог Крюка сверху донизу. Затем молниеносным взмахом сабли она отсекла противнику ухо и, подняв его с палубы острием клинка, швырнула терявшему рассудок Крюку.

— Из тебя хлещет кровь, как из свиньи! — воскликнула она. — Вся твоя башка в крови! Мне невыносимо это зрелище! Пора с тобой кончать. Игра эта мне уже наскучила! — сказала она, нанося стремительный удар справа. Сталь зазвенела о сталь.

Отскочив назад, Сирена замахнулась, выбила из руки Крюка оружие и, проведя острием сабли по рукаву его рубашки, прижала противника к борту.

В глазах бандита застыл страх. Он смотрел в сверкающие, полубезумные глаза женщины, стоявшей перед ним, затем, не выдержав ее взгляда, посмотрел на команду. И понял, что от матросов он также жалости не дождется.

— Почему ты хочешь убить меня? — заскулил он. — Что я тебе сделал? Я лишь выполняю свою работу и получаю за это деньги.

— Я хочу услышать имя человека, который нанял тебя и эту свинью Блэкхарта, когда вы напали на испанский фрегат под названием «Рана», убили всю команду и изнасиловали женщин, одну из которых ты убил своим крюком. Помнишь?! Ты рассек ее тело от горла до живота! А теперь — имя! Быстро! Имя твоего нанимателя!

— Сеньор Цезарь Альварес.

— Я так и знала! Но хотела услышать это от тебя!

— Чего ты еще хочешь от меня? — продолжал скулить Крюк.

— Хочу, чтобы ты помолился!

— Что?..

— Молись! Хочу видеть, как ты молишься!

— Я… не знаю… как…

— Разве? Тогда советую тебе немедленно научиться этому. Я два раза не люблю повторять одно и то же. Молись! — Сирена концом сабли уколола его в руку.

— Святой Боже… — дрожащим голосом попытался он выполнить ее требование.

— Продолжай!

— Святой Боже…

— Это уже было. Молись! — Сирена сильнее надавила саблей, и у него из руки потекла кровь.

— Святой Боже, помоги мне…

— Кажется, Бог не слышит тебя. Ты плохо молишься, Крюк! Молись громче! Еще громче!

— Боже милостивый, помоги мне…

— Громче! Он все еще не слышит тебя! Кажется, у тебя не получается молитва? Сомневаюсь, что Бог отзовется на такую жалкую просьбу. Попробуй снова. На колени! Молись громко и отчетливо. Я хочу, чтобы все на корабле слышали твоимолитвы, — она с силой проткнула руку Крюка острием сабли, и он с ужасом смотрел на брызнувшую кровь, — я хочу, чтобы моя команда услышала твои молитвы точно так же, как ваши пиратские морды слушали молитвы моей сестры, когда ты насиловал ее и убивал.

При этих словах Крюк сделался ни жив ни мертв от страха.

— Ну? Я не слышу, как ты молишься! Громко и отчетливо!

— Боже милостивый, — жалобно пробубнил Крюк, — помоги мне! Не дай этой сумасшедшей женщине убить меня! Помоги мне!

— Однако, Бог что-то не обращает на твои мольбы никакого внимания! — негромко заметила Сирена. — Как ты думаешь, почему?

— Не убивай меня! — простонал он.

— Я буду твоим Богом! — объявила она. — Молись мне! — из кармана блузки она достала жемчужные четки и накинула ему на шею. — Ну, я жду!

— Боже, помоги мне…

— Так, — кивнула Сирена. — Я помогу тебе так же, как ты помог моей сестре. И слушаю тебя так же, как ты слушал ее.

Она угрожающе вскинула саблю и рубанула его по плечу. Раздался громкий хруст расколовшейся кости.

— Молись! — холодно потребовала она.

— Матерь Божия…

Сабля снова взметнулась в воздух — лицо Крюка исказилось от боли после очередного удара.

— Убей меня! — взмолился он. — Я не могу больше терпеть эту боль!

С минуту Сирена стояла глядя на него, а затем, брезгливо поморщившись, распорядилась:

— Бросьте его за борт!

Крики пирата долго звенели в ее ушах после того, как матросы схватили его под руки и швырнули в морскую пучину.

Неожиданно раздался громкий топот и на палубе появился ван дер Рис в сопровождении всей его команды.

— Ты допустила одну серьезную ошибку, моя морская красавица! — насмешливо произнес Риган. — Ты была так поглощена отмщением, что решила, будто мы выполнили твое требование и убрались отсюда. Но, как видишь, теперь мы с тобой поменялись ролями.

Бесстрастным тоном он отдал своим людям команду, чтобы они схватили и увели в трюм всех матросов фрегата, оставив Морскую Сирену без защиты.

— По местам стоять! К повороту! Курс на Батавию! Поднять паруса! Право на борт! А теперь, — он обратился к ней, — мы отправимся в твою каюту и обсудим сложившуюся ситуацию.

— Не прикасайся ко мне, иначе я убью тебя! — прошипела она, испепеляя его своими зелеными глазами.

— Убьешь?! Но чем? Твоя сабля у меня, — засмеялся он, помахивая ее клинком.

Скрепя сердце, Сирена направилась следом за Риганом в свою каюту и, когда дверь за ними закрылась, смело взглянула ему в глаза.

— Мы снова займемся прежней игрой? Кажется, ты опять собираешься заняться со мной любовью в этой каюте? А может, пойдем на верхнюю палубу? Как животные? Чтобы все нас видели! Где бы то ни было — тебе придется насиловать меня, потому что я не отдамся тебе по собственной воле. Со мной все кончено. Во мне не осталось никаких чувств. Меня больше нет. То, что я искала, найдено. Сегодня моя миссия закончилась. На твой банковский счет поступит та денежная сумма, на которую ты понес урон по моей вине. Так что можешь продолжать свою успешную деятельность главного представителя голландской Ост-Индской компании.

Риган небрежно швырнул Сирене ее клинок, и она инстинктивно схватила его за рукоять, осмотрела, положила рядом с собой.

— Я уже сказала тебе: со мной все кончено. Я не буду больше драться.

— Мы поменялись ролями: теперь я одержал верх, а ты потеряла вкус к поединкам, — он засмеялся грубоватым, глухим смехом.

— Думай что хочешь. Со мной все кончено. И в данный момент мне все равно, изнасилуешь ты меня или убьешь.

Риган нахмурился. Похоже, она говорила правду. Куда подевался ее обычный насмешливый взгляд? Глаза ее стали какими-то скучными, равнодушными, безжизненными.

— А если я доставлю тебя в Батавию?

— Делай что хочешь, только не болтай попусту! Говорю тебе: со мной все кончено. Сколько раз мне повторять одно и то же? Вы, голландцы, ужасно тупые! — Сирена откинулась на жесткой койке, вытянув перед собой длинные ноги. Глядя куда-то в даль, она поигрывала эфесом сабли. Риган стоял завороженный ее красотой и безразличием. Он посмотрел на ее длинные ноги, бедра и замер. Перехватив его взгляд, она стремительным движением выбила оружие из его руки, и острие ее стального клинка уперлось прямо ему в живот.

— Мне не понравилось, как ты посмотрел на меня, капитан ван дер Рис! Будь благоразумнее и дыши осторожнее. Не вздумай позволить себе лишнее: мое оружие вмиг опередит тебя, я кастрирую тебя не задумываясь! А теперь осторожно отступай назад, если хочешь, чтобы твое мужское хозяйство осталось при тебе в целости и сохранности. Дыши осторожнее, голландец, ибо у меня совсем не много осталось терпения. Ступай к трапу и отдай приказ своей команде вернуться на бриг. Если ты поторопишься, то еще можешь спасти свой корабль.

— Всем вернуться на бриг! — громко крикнул он.

Его команда была встречена тишиной. Наконец из люка высунулась чья-то голова.

— Есть, капитан, — отозвалась она.

Владелец головы с помощью снастей перепрыгнул на бриг. Остальные матросы последовали его примеру. Последним покинул фрегат сам Риган.

Сирена стояла на носу корабля, и ее зеленые глаза весело смеялись.

— До свидания, голландец! Помни, что я сказала. Деньги поступят на твой счет в банке Батавии. И жди объявления, в котором я заявлю официально о своем исчезновении. Мои извинения! — она низко поклонилась.

— Скажи мне кое-что, прежде чем мы расстанемся. Ты бы действительно?..

— Кастрировала тебя? Этого ты никогда не узнаешь! — ее смех зазвенел над волнами. — Ты свободен, голландец, как и я. Возможно, теперь мы сможем жить нормальной жизнью.

Они весело отсалютовали друг другу саблями, и два корабля разошлись.

На зеленые глаза женщины навернулись слезы. Ведь все могло бы быть совсем иначе!

Ну что ж, как бы там ни было, а Морская Сирена умерла.

Глава 27

Вот уже полтора часа Риган сидел в своем кабинете, задумчиво уставясь в одну точку — туда, где раньше стояла модель «Титы». Лицо его то омрачалось, как предгрозовая туча, то прояснялось… Сможет ли он жить, по-прежнему? Что ждет его впереди? С одной стороны, если верить Морской Сирене, его злоключения на море должны закончиться, так как она добилась своего, отомстив Крюку. А с другой — жаль, если им действительно не суждено будет больше свидеться. Правильно ли он сделал, передав ей Крюка? Может, это была ошибка? Нет, он поступил по-мужски: теперь женщина сможет жить спокойно, забыв все неприятности, толкавшие ее разбойничать на море. Да, она теперь сможет все забыть и жить спокойно. Только вот он, Риган, никогда не сможет забыть это удивительное создание в женском обличье. Сколько он будет жить, столько будет ее помнить.

Однако у него сейчас другие, более важные заботы. Сын! Теперь Ригану было известно, что его мальчик жив! Последняя поездка на дальние острова оказалась небесполезной: кое-что удалось выяснить. Наконец-то дело сдвинулось с мертвой точки и после многолетних поисков появился какой-то просвет. Если потребуется, то он отправится не то что на край света, а даже на небеса, лишь бы отыскать своего ненаглядного сыночка. Факт поимки Крюка помог открыть глаза на многое. Этот подонок с перепугу рассказал все, что знал о судьбе мальчика и о тех, кто стоял за трагедией, разыгравшейся на борту «Титы» тогда, восемь лет назад, в тот ужасный день. Надо было бы догадаться или, по крайней мере, подозревать коварную Гретхен и этого ублюдка Цезаря. Попадись они Ригану сейчас, убил бы обоих голыми руками!

Но он понимал, что необходимо все хорошенько обдумать, прежде чем предпринимать что-либо во имя мести. Может, напасть на испанца прямо в его доме и убить там?! А Гретхен, эта сука? Что сделать с ней?! Вытащить ее за волосы из дому, четвертовать и отвезти на пристань гнить под солнцем?!

Эти кровожадные мысли были прерваны громким стуком в дверь, и в кабинет вошел высокий светловолосый мужчина.

— А, капитан Дикстра! Как дела? Как продвигается ремонт на моем корабле?

— Галеон будет готов на следующей неделе. Менеер, вы слышали, какие сплетни гуляют в порту?

— И какие же?

— Говорят, что вы разыскали Крюка и отдали его Морской Сирене.

— Это правда. За это она обещала, что больше не выйдет в море.

— И вы ей поверили? — Дикстра недоверчиво повысил голос.

— Да, я верю ей.

— Рассказывают, будто бы она очень жестоко обошлась с Крюком.

— Да, это так. Но она не убила его, а лишь приказала выбросить за борт. А моя команда его потом подобрала. Теперь он никому не сможет причинить вреда: Морская Сирена так его отделала… И все-таки, Дикстра, женщина есть женщина. Видишь ли, мужчины развязывают войны, воюют и убивают своих врагов; они поступают так, сколько существует жизнь на земле. И нами же, мужчинами, в течение столетий были установлены законы, определенные этические нормы, кодекс чести. Но у женщин все иначе. Война — это не их дело. Они не придерживаются установленных нами правил, они не имеют привычки воевать, и поэтому их не интересует наш кодекс чести. Женщина не признает ничего, кроме своей ненависти и желания мстить.

Заметив, что этот разговор навлек на Ригана мрачное настроение, капитан Дикстра решил сменить тему:

— Я слышал, что сеньор Альварес покинул остров. О том, куда он уехал, разговоров много, но точно не знает никто. Полагаю, месяца два его не будет.

Риган уставился на капитана еще более мрачным взглядом, и тот решил снова сменить тему разговора:

— А ваша драгоценная фрау Линденрайх в настоящее время сопровождает своего последнего любовника, одного купца, отправившегося за покупками в Индию. Он обещал накупить ей нарядов из самых дорогих восточных шелков, чтобы пополнить ее «скудный» гардероб.

После этой новости Риган помрачнел еще больше, и настроение у него испортилось окончательно.

— Вы сказали, что Альвареса не будет на острове два месяца. Откуда такие сведения?

— Это мое личное мнение. Полагаю, что высокопоставленный испанец отправился на встречу с королевскими сановниками в Кейптаун, чтобы отчитаться за понесенные убытки. Без сомнений, ему придется долго оправдываться.

* * *

Ван дер Рис и капитан Дикстра, раздвинув украшавшую дверной проем штору из бус, ввалились в вестибюль самого дорогого борделя Батавии.

— Кларисса! — пьяно закричал Риган. — Где тебя черти носят?! Эй! Хозяйка этого заведения! Выйди к нам! Я привел тебе нового клиента! Только не вздумай нам подсунуть старых больных ведьм. Для моего друга, пожалуйста, только самое лучшее!

Он раздвинул занавеску из бус и прислушался. Разозлившись, что на его зов никто не откликнулся, он схватил целую горсть нитей, на которых были нанизаны цветные бусины, и с силой дернул. Сотни шариков раскатились по полу. Риган засмеялся и, покачиваясь на нетвердых ногах, объяснил приятелю:

— Я всегда не мог терпеть эти чертовы занавески! Они похожи на четки!

В эту минуту прибежала рассерженная Кларисса.

— Я попрошу вас вести себя прилично! — возмущенно произнесла она. — Зачем вы сюда пришли — это ваше личное дело, но я полагаю, что вы джентльмены и умеете себя вести всюду. Если у вас много денег, то это не значит, что вам все позволено! — она сердито швырнула ногой бусы, валявшиеся на полу. — И попрошу вас в будущем обращаться с убранством здесь так же, как у себя дома. Я устала заново приводить все в порядок после ваших визитов.

Риган громко рассмеялся: эта длинная тирада показалась ему забавной шуткой.

— Дикстра, старина! — хлопнул он по плечу нервничающего капитана. — Благодаря мне это заведение еще существует. Я — его самый важный посетитель. Не верь тому, что будет говорить Кларисса. Если бы не мои визиты, она не сколотила бы себе состояния, которое наверняка превышает твой и мой капиталы вместе взятые!

На жирном лице Клариссы появилась самодовольная ухмылка. Успокоившись, дама достала красные стеклянные бокалы и наполнила их ромом. В действительности ей не хотелось ссориться с ван дер Рисом: что бы она там ни говорила, но визиты и дебоши этого высокопоставленного клиента являлись существенной статьей дохода как борделя, так и его содержательницы.

— Луанны сейчас нет, — хитро улыбнулась Кларисса. — Однако у меня появились две новые девушки, обе девственницы. Возможно, они удовлетворят ваш утонченный вкус.

Она надеялась зажечь Ригана, так как Луанна, его любимая проститутка, была еще занята, но попозже должна была освободиться.

— Две девственницы! — ван дер Рис пьяно икнул. — Беру обеих!

Заметив заинтересованный блеск в глазах приятеля, он великодушно добавил:

— Я немного подумал, Кларисса, и решил уступить их капитану. Я заплачу! — сказал он и опорожнил бокал рома. — У тебя кто-нибудь еще остался?

— Никого, — бесстрастно ответила она. — Все остальные девушки заняты.

— Ну так освободи их! — заносчиво потребовал Риган. — Всех до одной!

Встревожившись за спокойствие в своем учреждении, Кларисса постаралась умаслить разбушевавшегося ван дер Риса.

— Риган, зачем тебе нужно портить свою репутацию. В твоем состоянии тебе не справиться и с одной девушкой, не говоря уже о семи. Послушай меня: я дам тебе свободную комнату на несколько часов, чтобы ты отоспался, а потом пришлю тебе кого только пожелаешь.

Он с пьяной подозрительностью уставился на нее.

— Я подожду Луанну.

Кларисса ввела в комнату обещанных «девственниц». Обе девушки — очень молоденькие, почти дети — без сомнения, были красивы: небольшого роста, стройные, узкобедрые, с кожей цвета охры и восточным разрезом глаз; сквозь прозрачную ткань их одежд виднелись маленькие груди с коралловыми сосками.

Игнорируя Ригана, Кларисса представила своих крошек Дикстре, и они, улыбаясь, начали обнимать и ласкать вспотевшего капитана, а затем повели его по лестнице на второй этаж.

Риган остался стоять внизу, оценивающе оглядывая всю троицу сзади. Девушки шли грациозно, покачивая бедрами, привычными движениями ласкаясь и прижимаясь к мужчине.

— Девственницы, черт возьми! — с упреком пробормотал ван дер Рис Клариссе.

Мадам пожала плечами и заговорщически ему подмигнула:

— Какая ему разница!

Но улыбка исчезла с ее лица, когда Риган решительно заявил:

— Плачу только за одну! Ну а теперь отведи меня в обещанную комнату; я хочу проспаться, а потом заняться твоими девушками всеми сразу.

* * *

— Риган, мадам Кларисса сказала мне, что ты здесь, — тихо проворковала Луанна и призывно улыбнулась.

Она была изящна и миниатюрна, как фарфоровая статуэтка, с черными до пояса волосами и, согласно яванской традиции, без единого волоска на теле.

— Тебе долго пришлось ждать? — спросила она, покусывая острыми белыми зубками свою нижнюю губу.

Риган ничего не ответил. Под воздействием выпитого в большом количестве рома он мгновенно уснул и представления не имел, сколько пробыл здесь. Но раскалывающаяся голова говорила о том, что спал он недолго, а значит, времени прошло совсем немного.

Не дожидаясь ответа и ничего больше не спрашивая, Луанна скользнула в его объятия и прижалась к его губам, покусывая их и лаская языком. Риган лежал неподвижно, безучастно принимая ее ласки и пытаясь заставить себя сосредоточиться на ее прелестях.

Что с ним происходит? Луанна всегда возбуждала его и умела зажечь ему кровь. Однако теперь ее чары не действовали на него. Тело ее показалось ему слишком щуплым, грудь слишком маленькой, движения механическими, а мускусный запах, исходивший от нее, вызывал отвращение. Он лежал и мечтал о другой женщине, с более полной, мягкой грудью, с длинными сильными ногами, — пропахшей морем Морской Сирене! Вот о ком он тосковал — об этой Немезиде^[13]!

Руки Луанны жарко ласкали Ригана, ожидая страстных объятий. Поняв, что не может возбудить его, она еще теснее прижалась к нему всем телом, а губы стали еще более настойчивыми.

Вдруг она резко села в постели, и черные ее глаза угрожающе сверкнули.

— Итак, ты совсем не ждал свою Луанну! — прошипела она. — Как ты смел прийти ко мне, пресытившись объятиями с другой?!

Она вся дрожала от ревности, сверля его недоверчивым взглядом. Если Риган отвергнет ее и предпочтет другую девушку в доме Клариссы, то это пошатнет ее положение примы. Это было бы равносильно оскорблению. Кларисса считалась с Луанной и баловала ее как любимицу ван дер Риса, а остальные девушки смотрели на нее с нескрываемой завистью. Нет, она скорее убьет его, чем уступит другой.

Размеренное дыхание уснувшего Ригана привело ее в бешенство. Луанна встала с постели, достала стилет, который прятала в платяном шкафу, и, тихонько подойдя к постели, занесла его над спящим мужчиной.

Какое-то седьмое чувство разбудило Ригана. Не сообразив толком, в чем дело, он успел, однако, схватить девушку за запястье, принудив ее уронить стилет на пол.

Слова Цезаря зазвучали в его ушах: «Будь осторожен, Риган. Эти яванские проститутки могут запросто убить, если им что-то не понравится». Ван дер Рис вздрогнул: испанец как в воду глядел!

Луанна вскочила и бросилась на мужчину, стараясь вцепиться ему в лицо острыми ногтями. Он отшвырнул ее к стене, схватил со стула одежду и быстро выскочил из комнаты.

Сбегая вниз по лестнице с одеждой в руках и в чем мать родила, он громко закричал:

— Дикстра! Сукин сын! Пора убираться отсюда! Жизнь дороже любой девственницы!

Его возбужденное лицо горело, волосы на голове стояли дыбом, а сам он почти отрезвел, когда пробегал мимо Клариссы.

— Вижу, что ты очень торопишься, Риган! — крикнула она ему вслед. — О счете договоримся в следующий раз!

* * *

Сирена проводила дни в полном бездействии. Внезапный отъезд Цезаря погрузил ее в состояние подавленности и бессилия из-за того, что осуществление ее мести откладывалось до возвращения испанца. А пока время тянулось медленно и скучно.

Изредка она ужинала с Риганом, но трапезы эти проходили в молчании и в обстановке отчуждения. Между супругами стояла память о той злополучной ночи, после которой их общение практически стало невозможным.

Как-то после обеда к ней в комнату зашел Калеб.

— Сирена, что с тобой? Что случилось? С тех пор как ты нашла Крюка, все эти шесть недель, ты какая-то раздраженная, мрачная…

— Наверное, я схожу с ума! — ответила она. — Ты счастлив, Калеб?

— Да, думаю, что счастлив, — признался он. — Риган постоянно общается со мной. Он сказал, что мы с ним отправимся на дальние острова, чтобы я познакомился с кем-то… Как ты думаешь, что бы все это значило?

— Когда он первый раз упомянул об этом?

— Как раз после того, как был найден Крюк. Помнишь, Риган возвращался с ним с дальних островов? После этой поездки он позвал меня к себе в кабинет и сказал об этом. Знаешь, Сирена, Риган такой печальный в последнее время. Наверное, он очень тоскует о сыне. Он говорил, что ему стало известно, будто сын его не погиб тогда на «Тите», а остался жив. Риган готов на все, чтобы только найти своего ребенка. Хозяин сейчас очень изменился: взгляд постоянно какой-то затравленный… и еще он очень много пьет, что плохо сказывается на его самочувствии. Ты, должно быть, заметила, как он переменился, Сирена?

— Как я могла заметить, если почти не вижу его? — горько ответила она.

Желая отвлечь ее от неприятных мыслей, мальчик сменил тему:

— Риган спросил меня, не напоминает ли мне кого-нибудь носовое украшение «Титы»?

— А ты что ответил? — бесстрастно спросила Сирена.

— Сказал, что нет. Но это не совсем так. Кого-то оно мне все же напоминает, и это мне не дает покоя. Может быть, ты мне сможешь подсказать?

Калеб ушел и через несколько минут вернулся, бережно держа в руках маленькую модель корабля.

— Она прекрасна! — заметила Сирена, осторожно принимая из рук мальчика модель. — Это работа талантливого мастера.

— Риган сказал, что эта женская фигурка — точное изображение его первой жены Титы. Посмотри, как все тонко выполнил мастер, посмотри, какие глаза! Видны даже отдельные реснички! Правда, она очень красивая?

Сирена потрогала пальцем фигурку и внимательно посмотрела на мальчика. Она прищурилась и покачала головой… Не может быть! И все же…

— Тита была местной принцессой. Наверное, глаза у нее были иссиня-черные.

— Риган говорил, что карие… И еще он говорил, что взгляд ее был нежен, как у голубки, волосы мягкие как шелк, а кожа — цвета свежего меда.

— Должно быть, она была необычайно красива, — грустно заметила Сирена.

— В чем дело, Сирена? Почему ты такая печальная?

— Ничего. Просто мне скучно.

— Тебе это носовое украшение никого не напоминает?

— Да, напоминает. Думаю, все дело в глазах. Они мне кажутся очень знакомыми. А ты как думаешь?

— Согласен. Я так и ответил Ригану. Он только посмотрел на меня и улыбнулся.

— Ладно, я подумаю над этим и, если что-то придет мне в голову, скажу тебе.

Она вернула модель мальчику. Калеб поспешно взял миниатюрную «Титу» и унес к себе.

Сирена задумалась. Хотя это просто невероятно, но… но все говорило в пользу того, что… Заметил ли Риган сходство? Если да, то ее игра закончена. Внезапно она схватилась за живот: вновь подступила тошнота. Боже праведный! Опять! Что с ней такое?

Вдруг глаза ее расширились от неожиданной догадки. Она ахнула. Мысли лихорадочно закружились в голове. Держась за живот и стараясь преодолеть позывы на рвоту, она, измученная, легла на постель. Слезы струились по щекам женщины. Боже милосердный, не допусти этого! Только не сейчас, после всего, что пришлось испытать…

Сирена уткнулась лицом в мягкую подушку, сотрясаясь в рыданиях. Как она объяснит это Ригану? Он ни за что не поверит ей. Он убьет ее. А разве ей не все равно, как он воспримет это?

— Нет, — прошептала она, — мне это небезразлично, потому что я люблю его. Я слишком люблю его, чтобы сказать ему всю правду. Я должна уехать. Скоро станет трудно скрывать свое положение.

Она уже и так несколько раз замечала, что фрау Хольц посматривает на нее более чем подозрительно. А что будет с Калебом? С ним-то как раз все будет в порядке. Вот что будет с ее ребенком? Разные мысли одолевали ее. Единственным утешением была уверенность в том, что она носит ребенка Ригана. Признаки беременности появились задолго до «любовных утех» с Цезарем и гораздо позднее ужасающих событий на «Ране».

* * *

— Сирена, сегодня мы с Риганом отправляемся на дальние острова. Я не знаю, сколько мы там пробудем и когда вернемся. С тобой все в порядке?

— Конечно, почему ты спрашиваешь?

— Мне кажется, ты не очень хорошо выглядишь. Круги под глазами появились… и вообще… Я что-нибудь могу сделать для тебя?

— Не думаю, что на Яве сейчас кто-нибудь спит спокойно! Рокот вулканов тревожит всех, особенно по ночам.

Все чаще и чаще вулканы с грозным названием Сестры Огня напоминали островитянам о своем существовании. Они угрожающе рокотали и извергали горячую золу. Многие местные жители бежали с голландских плантаций, исчезая ночью на своих маленьких проа. Но упрямые европейцы пока отказывались всерьез поверить в угрозу извержения. Они продолжали оставаться на Яве, боясь потерять свою собственность.

— Когда вы отправляетесь, Калеб? — спросила Сирена, стараясь переключить внимание мальчика с собственной персоны.

— После обеда. Риган сказал, что он хочет быть здесь к возвращению сеньора Альвареса. Ему надо свести с ним счеты. Он обвиняет Цезаря и фрау Линденрайх в той трагедии, что случилась на «Тите» восемь лет назад.

— Калеб, если когда ты вернешься, а меня по какой-то причине здесь не будет, то знай: я хочу, чтобы ты остался с Риганом. Теперь этот дом станет твоим домом. Скоро ты все поймешь. Я обещала тебе «Морскую Сирену», и она будет твоей, когда ты немного повзрослеешь. Я прослежу, чтобы фрегат был доставлен сюда для тебя.

— Куда ты собралась? — в глазах мальчика отразился испуг.

— Я точно не знаю, но ты должен доверять мне и никому не рассказывать о том, что я тебе сейчас сообщила. Я не могу больше здесь оставаться. Ради самого Ригана мне нужно уехать. Пожалуйста, верь мне: я не хочу больше приносить ему вред.

— Ты хочешь отправиться в плавание на «Морской Сирене»?

— Да, я отправлюсь на ней одна.

— Одна! — ахнул изумленно Калеб.

— Обещай молчать, братишка!

Глотая слезы, мальчик пообещал, но его трясло от страха.

— Послушай меня, я все-таки должна кое-что сообщить тебе. Думаю, что Риган тоже догадывается об этом, хотя еще не вполне уверен. Однако ты имеешь право все знать, но ничего не говори Ригану, пока он сам не убедится, что все так и есть.

— О чем ты говоришь?

— Помнишь носовое украшение «Титы»? Ту женскую фигурку?

Мальчик кивнул.

— Ты сам говорил, что она кого-то тебе напоминает. Мне тоже она показалась знакомой, — Сирена схватила Калеба за плечи и с любовью заглянула ему в глаза. — Тита была твоей матерью, братишка, а Риган — твой отец. Я уже давно догадалась, но не совсем была уверена. Ты говоришь, что Риган берет тебя на дальние острова? Он хочет показать тебя кому-то? Скорее всего, этот человек должен подтвердить, что ты и есть тот самый мальчик, которого Крюк похитил с «Титы». Но ты пока не давай Ригану возможности понять, что знаешь об этом, иначе он подумает, будто все было заранее подстроено. Он должен сам убедиться, что именно ты и есть его сын. И когда он узнает, что ты не мой брат, то поймет, что я не та, за кого себя выдаю. Теперь тебе понятно, почему я должна уехать? Не печалься, малыш: скоро у тебя будет любящий, преданный отец. Я уже сейчас замечаю, с какой нежностью он смотрит на тебя. Ты будешь жить насыщенной, интересной жизнью.

— А ты? Что будет с тобой? — Калеб с волнением смотрел на женщину, которая была его капитаном и сестрой.

— Со мной все будет хорошо. Ты не должен беспокоиться обо мне. Пообещай, что сохранишь наш разговор в секрете.

Калеб уныло кивнул и заплакал.

— Я уже слишком большой, чтобы плакать! — воскликнул он, стесняясь своих слез.

— В любом возрасте можно плакать, — успокоила его Сирена, прижимая мальчика к груди. — А теперь тебе нужно поторопиться. Не оглядывайся, братишка. Поспеши к отцу, — и, когда дверь за ним закрылась, она прошептала, глотая слезы: — Ты навсегда останешься моим братишкой!

* * *

Сирена еще раз осмотрелась: комната в полном беспорядке, всюду разбросаны вещи. Она заставила себя спуститься вниз по лестнице и выйти через главную дверь. Кто будет интересоваться, куда она уходит? Фрау Хольц? Если даже она и спросит, то что из того? Разве она сможет каким-то образом помешать Сирене уйти?

Миновав двор, она оседлала лошадь и, задержавшись на мгновение, взглянула на дом. Будет ли кто-то скучать по ней? Разве что мальчик, да и тот со временем забудет ее.

Сирена пришпорила лошадь и чуть не сбила какую-то фигуру, выступившую из темноты.

— Цезарь! Что привело тебя сюда? — холодно спросила она.

— А что заставило тебя ночью сесть на коня?

— Меня одолела скука, — солгала она. — Ригана нет дома. Сегодня после обеда он отправился на дальние острова, взяв с собою мальчика.

— На дальние острова? — переспросил он.

Или она ошибалась, или страх прозвучал в голосе испанца.

— Да, — кратко подтвердила она.

— Это правда, что он передал Крюка Морской Сирене?

— Да, правда. Ты только что вернулся, Цезарь?

— Несколько часов назад. Ты говоришь, что Риган отправился на дальние острова? Это странно: он редко бывает там.

Она понимала, что Цезарь хочет выудить из нее информацию.

— Ты ошибаешься, Альварес. Последнее время он бывает там каждую неделю.

Сирена догадывалась, что при этих словах страх охватил его, и это доставляло ей удовольствие. Однако сейчас у нее совсем не было времени на разговоры с Цезарем. Чтобы отделаться от него, она сказала:

— Извини, но я спешу. Обязательно передам Ригану, что ты заходил.

— В этом нет необходимости. Ты не будешь возражать, если я присоединюсь к тебе, чтобы вместе прогуляться? Вечер слишком прекрасен, и так не хочется сейчас оставаться одному.

— Извини, но я предпочитаю прогулку в одиночестве. Мне необходимо многое обдумать. К тому же я не забыла нашу последнюю встречу, Цезарь, и думаю, что не забуду никогда.

— Ах моя маленькая голубка! Что я могу сказать в свое оправдание? — он вскинул руки в беспомощном жесте. — Я ведь мужчина, а ты — прекрасная женщина. Я просто потерял голову. Могу я сказать, что это был незабываемый момент?

Сирена вспыхнула.

— Ты обманул меня! В вине, которое ты мне подал, был наркотик. Ты это сделал специально, ты знал, что тебе никогда не удастся затащить меня в свою постель!

— Дорогая Сирена, ты говоришь как разгневанная девственница, а между тем я хорошо запомнил, что в тот день ты была увлечена мною и, к моему удивлению, вела себя как опытная любовница, несмотря на слухи, будто Риган не спит с тобой.

— Свинья! — выпалила она. — Для тебя главное — сделать назло Ригану! Ты думал, что, соблазнив меня, разобьешь ему жизнь и достигнешь своей цели. Я могла бы понять, если бы ты попытался соблазнить меня честным путем, а не обманным. Думаю, Риган должен разобраться с тобой!

— Это что? Угроза?

— Это не угроза. Я не знаю, чем он сейчас занят, но мой брат говорил, что эти поездки на острова имеют какое-то отношение к тебе. Это все, что мне известно! — сказала она, вырывая поводья из его рук.

Цезарь схватил Сирену за руку и чуть было не стащил ее с лошади. Она рванулась, высвобождаясь из цепких рук испанца, и он, отступив назад, успел схватить ее за рукав, дернул его и оголил ее руку.

Сирена зло лягнула Цезаря, и тот, пораженный, сделал шаг назад, давая всаднице возможность пришпорить лошадь и ускакать. Сердце ее бешено колотилось в груди. Хотя было темно, но луна светила довольно ярко, и Сирена успела заметить перекошенное испугом лицо Альвареса. Видел ли он ее шрам? Понял ли он, что шрам этот от удара шпаги? Ей казалось, что если бы он захотел, то сумел бы справиться с ней, и тогда… Что случилось бы тогда?

А между тем, не замеченная ни Цезарем, ни Сиреной, за разыгравшейся сценой из окна наблюдала фрау Хольц. Лицо старой женщины приняло суровое выражение. Она давно подозревала, что хозяйка имеет какие-то тайны. Она давно заметила, что каждый раз, когда та удалялась в свое добровольное заточение, Морская Сирена нападала на корабли. Джулия как-то сказала, что заболевание, которое перенесла хозяйка, оставило на ее коже белый налет, похожий на высохшие морские брызги. А однажды, затаившись в саду, фрау Хольц видела, как жена Ригана и Калеб взбирались в дом по оконной решетке.

Старая экономка втайне восхищалась Морской Сиреной, этой бесстрашной пираткой. Как и все женщины, фрау Хольц знала, что значит испытывать бессилие перед властью мужчин. Поэтому она не очень осуждала Сирену за подвиги на море, но прямой и честной натуре старой женщины было противно то, что госпожа превратила Ригана в рогоносца. Теперь же фрау Хольц засомневалась в этом, увидев, с какой злостью и ненавистью вырывалась Сирена из рук Цезаря. Эта картина заставила экономку признать свою ошибку. Она быстренько прикинула в уме, через сколько дней должен был вернуться Риган, и подумала, что надо бы все ему рассказать. Тем более, что ей была известна и другая тайна хозяйки: Сирена ждала ребенка.

Глава 28

Прохладный ночной воздух овевал лицо Сирены, мчавшейся во весь опор к бухте. Правда, дважды она натягивала поводья, останавливая лошадь, потому что ей мерещилось, будто сзади раздается топот копыт, но оба раза, ничего не услышав, продолжала свой путь к «Морской Сирене».

Соскочив на землю, она на какое-то мгновение замерла, прислушиваясь, но ничего, кроме криков ночных птиц, не уловив, направилась к бухте. Фрегат стоял на якоре в укрытии, похожий на фантастический и таинственный призрак. Сирена стегнула свою кобылу по крупу, мысленно молясь, чтобы животное отыскало дорогу домой, и бесшумно направилась к кораблю.

Пробравшись в свою каюту, она застыла в задумчивости. Вокруг была непроглядная темень, как в могиле. Необходимо как-то подготовить фрегат к ночному отплытию. Направившись к грот-мачте, чтобы проверить парус, Сирена снова ощутила приступ тошноты. Тихонько продвигаясь по палубе, она испуганно вскрикнула, когда наткнулась на что-то мягкое и теплое.

— Кто здесь? — раздался хриплый оклик.

— О Господи! Якоб! Ты напугал меня. Что ты здесь делаешь?

— Я думал, что вы не будете возражать против того, чтобы я спал на корабле. Чем старше человек становится, тем больше у него появляется причуд. Не могу спать на суше, капитана, — вот в чем загвоздка! Я и подумал, что вы, наверное, не были бы против моих ночевок здесь, ведь я заодно и присматриваю за кораблем.

— Да, Якоб, конечно же, я совсем не против, — ответила Сирена, стараясь превозмочь приступ тошноты. — Но я собираюсь отправиться в Испанию. Если получится подготовить корабль, то я хотела бы отплыть до полуночи.

— Вы хотите отправиться в плавание без команды? Но, капитана, это неблагоразумно. Вам известно, какая награда назначена за вашу голову? Объявления расклеили два дня назад по всей Батавии. Вам не следует одной отправляться в море. Собрать команду можно не более чем за час.

— А награда большая?

— Огромная сумма, — ответил Якоб, усмехнувшись.

Внезапно Сирена подбежала к борту, перегнулась через него, и ее вырвало так, что заболели ребра.

— И вы считаете, что сможете управлять кораблем в своем состоянии? Подождите немного, капитана. Я вернусь через час.

Сирена слабо кивнула, сидя на куче снастей и свесив голову. Ее тело все дрожало, в коленях ощущалась слабость, и все плыло перед глазами. Якоб был прав. Как только ей могло прийти в голову, что она сможет в одиночку добраться до Испании? На это потребуются месяцы, а она даже не подумала о том, что надо запастись провизией. «Сумасшедшая!» — упрекнула она себя.

Глаза Сирена наполнились слезами, когда она подумала о Ригане. Скоро ему станет все известно. Как он поступит? И что он сможет сделать? Возможно, обрадовавшись, что нашел сына, он забудет о ней. Кого он сможет забыть быстрее: Морскую Сирену или жену? Завладела ли она его сердцем так же, как он — ее? Однако сейчас это не имело значения. Главное — добраться до Испании, вернуться на родину, чтобы зализывать раны в одиночестве и дать жизнь ребенку Ригана. Она отправится в свое загородное поместье, родит и останется там жить. Слава Богу, что ее финансовое положение достаточно прочное и она сможет дать все своему ребенку — их ребенку: ее и Ригана.

Слезы заструились по ее щекам при мысли о Ригане и ребенке, которого она носила. Может, в том, что она обречена жить в одиночестве, заключается наказание божье? Наказание за то, что она отвергала своего мужа… У нее будет все, что можно купить за деньги, но в жизни ее не будет любви. Весь смысл ее существования будет заключаться в ребенке, ребенке Ригана. Дни будут проходить чередой, один будет похож на другой. Сможет ли она жить без человека, которого полюбила всем своим сердцем, — без высокого светловолосого голландца Ригана ван дер Риса?

Сирена попыталась встать на ноги, но тут же ухватилась за снасти, чтобы не упасть.

На корабль вернулся старый Якоб.

— Продукты, Якоб… Я не подумала о продуктах. Нам предстоит долгое плавание, а я самое главное упустила из виду.

— Да, капитана, мы привезли провизию. Идите вниз. Мы сами подготовим корабль к плаванию. Ян встанет у штурвала. Вам помочь дойти?

— Боюсь, что нужно помочь, Якоб.

Она протянула ему руку. Как странно! Старый человек ведет ее в каюту! Прежде ей не нужна была ничья помощь.

— Пусть поднимут испанский флаг, Якоб. Я отправляюсь домой.

— Хорошо, капитана. Поднимем испанский флаг.

— Будет кстати, если вы как следует подготовите корабль к плаванию: к концу дня начнется шторм.

— И очень сильный. Я заметил на днях, что вода в море нагрелась сильнее, чем обычно.

— Боюсь, что это не предвещает ничего хорошего. Скорее всего, это как-то связано с Сестрами Огня.

— Не надо бояться, капитана. Я прожил долгую жизнь и ни разу не видел, чтобы вулканы извергались.

— Все когда-то бывает впервые, Якоб. Вот ты заметил, что вода прежде никогда не была такой теплой, не так ли? А еще этот туман! Он какой-то неестественно густой и желтый. Якоб, — она сжала худую, жилистую руку старика, — сначала мы зайдем в Батавию. Я обещала оставить объявление о своем исчезновении после того, как будет найден Крюк. Тогда я говорила об этом шутя, но сейчас намереваюсь сделать это всерьез. В общем, сначала плывем в Батавию. А теперь скажи мне: кто назначил вознаграждение за мою поимку?

— Капитан ван дер Рис. В объявлении сказано, что все купцы одолжили ему денег и он сам снял все свои сбережения с банковского счета, намереваясь заполучить вас так или иначе.

— А что произойдет, если меня схватят?

— Он заявил, что вы будете принадлежать ему и он сам решит вашу участь.

Она представила себя рассеченной вдоль всего тела и вздрогнула.

* * *

После стычки с Сиреной Цезарь поспешно отправился домой. Как Ригану удалось все узнать? Конечно, благодаря Крюку. Но неужели тот оказался таким дураком, что разболтал все? Хотя это вполне возможно. Ведь он, несмотря на всю его жестокость и свирепый вид, в действительности отчаянный трус. Хорошо еще, что Гретхен на время покинула остров. Если во всех грехах обвинить немку, поверит ли в это Риган? Нет! Скорее всего, что нет! Он не так глуп.

Оставался только один путь к спасению. Цезарь давно готовился к тому, чтобы покинуть остров, и этот момент настал. Африканский Золотой Берег — вот то место, где он начнет новую жизнь, организовав свое грандиозное предприятие… Разбив там плантацию мускатного ореха, сеньор Альварес проложит новый торговый путь, подорвав тем самым монополию Ост-Индии. За последние четыре года предприимчивый испанец утаил большое количество необработанных мускатных орехов. Скоро он получит свой первый урожай, и хотя он будет поначалу небольшим, но со временем дон Цезарь Альварес составит серьезную конкуренцию голландской Ост-Индской компании, основательно поколебав ее торговое превосходство. Там, на африканском побережье, новоявленного плантатора уже ждал роскошный дом, построенный по его заказу, и если он, дон Цезарь Альварес, всегда отличавшийся предусмотрительностью и дальновидностью, хочет спасти свою жизнь, то ему нужно поскорее и подальше убраться от Ригана.

* * *

С мрачным, нахмуренным лицом фрау Хольц стояла на пристани, напряженно вглядываясь в даль. Сощурившись, она высматривала на горизонте парус корабля Ригана. Где он сейчас? Когда же он прибудет? Настало время открыть менееру глаза, рассказав ему, что его жена и есть пресловутая Морская Сирена, которая, между прочим, собирается стать матерью. Суровая старая женщина побледнела, представив себе реакцию хозяина, когда она сообщит ему, что эта необыкновенная во всех отношениях жена покинула его.

Но корабль менеера все никак не появлялся. В глазах фрау Хольц промелькнуло отчаяние.

Воздух был наполнен горячей золой, а земля под ногами вдруг начала дрожать сильнее. Старая женщина всегда боялась возможного извержения Сестер Огня. Если оно начнется, то весь остров сгорит дотла — со всеми постройками, с людьми и с нею в том числе.

Фрау Хольц, теряя надежду, вышагивала по пристани, скрестив руки на полной груди. Она же не может стоять и ждать тут вечно! Нужно было что-то предпринимать. Воздух стал темным от густой золы, летящей откуда-то сверху, из-за чего видимость была нулевой. Стиснув зубы и борясь с сомнениями, старая экономка ван дер Риса направилась в офис голландской Ост-Индской компании.

Кругом царила суета. Эвакуация с острова шла полным ходом. Как только один корабль покидал гавань, на его место вставал следующий и, заполнившись грузом и перепуганными пассажирами, отправлялся в открытое море. Мужчины, женщины и дети со своими пожитками стекались к пристани, чтобы попасть на какое-нибудь судно. Люди со страхом и изумлением смотрели в небо. Неужели Сестры начнут извергаться?

Нетерпеливо стряхнув золу, испачкавшую ее руки, фрау Хольц открыла дверь в офис и вошла. Здесь царил хаос. Капитаны и купцы засовывали бумаги и бухгалтерские книги в саквояжи вперемешку со своими личными вещами.

Старая женщина прислушалась к взволнованным голосам.

— Говорю тебе: это вопрос нескольких часов! — громко воскликнул капитан Дикстра. — На этот раз спасения не будет. Весь остров должен эвакуироваться. Вопрос лишь в том, успеем ли мы это сделать?

— Сначала нужно эвакуировать женщин и детей, — тихо заметил капитан Клосс. — Кто-нибудь слышал что-нибудь о Ригане?

— Я хотела бы знать, когда появится менеер ван дер Рис? — тревожно спросила фрау Хольц, прервав разговор капитанов. — Я экономка менеера, у меня для него важные печальные новости, которые я должна сообщить ему только лично.

— Никто ничего толком не знает о Ригане, кроме того, что вчера он отправился с мальчиком на дальние острова. Он собирался вскоре вернуться. Обещал быть сегодня. Боже мой, как бы я хотел, чтобы он сейчас оказался здесь! У него такие замечательные организаторские способности! А для вас, милая женщина, будет лучше отправиться на пристань и сесть на корабль. Если я увижу Ригана, то скажу ему, что вы хотели его видеть. А теперь спешите, пока еще есть время!

— Да, я иду, — устало вымолвила фрау Хольц.

Итак, эти люди были уверены в том, что она уже давно предчувствовала: скоро начнется извержение Сестер и на Яве оставаться дальше опасно. Что ж, больше ничего она сделать не может.

* * *

Сирена отдала приказ причалить в порту Батавии.

Якоб недоверчиво взглянул на нее.

— Вы уверены, капитана? Вы понимаете, что вы делаете? Морскую Сирену в Батавии не встретят с распростертыми объятиями.

— Знаю, Якоб. Однако обещание есть обещание. Я сказала, что помещу объявление о своем исчезновении, и я должна сдержать слово. Приду в офис голландской Ост-Индской компании, помещу там свое объявление, и на этом все будет закончено раз и навсегда.

— Зола с пеплом, выбрасываемые вулканами, становятся все гуще. Вам нужно поторопиться с выполнением своей миссии, капитана, потому что мы должны успеть отплыть от острова подальше, прежде чем Сестры начнут извергать горячие камни и раскаленную лаву. Будем молиться, чтобы не было приливной волны, иначе всем нам придет конец.

Задумавшись о своем, Сирена вряд ли слышала предостережение старого Якоба. Не говоря ни слова, она спрыгнула на причал и почти сразу же увидела фрау Хольц. Экономка стояла напристани и, приложив ко лбу руку козырьком, всматривалась в море. Что эта женщина делает здесь, в порту? Обойдя ее стороной, Сирена направилась в офис голландской компании и быстро вошла внутрь здания.

Ее встретили невообразимые суета, хаос и паника. Она поискала глазами доску объявлений, где намеревалась поместить свое, и вдруг взгляд ее наткнулся на яркий плакат, сообщающий о награде за поимку Морской Сирены. Она слегка побледнела, прочитав строчки о самой себе, и споткнулась на мрачных словах: «Живая или мертвая!» Обернувшись, она заметила, что два голландских капитана с изумлением уставились на нее. Машинально отметив, что руки их были заняты бумагами, она быстро положила руку на эфес сабли, висевшей у нее на боку, и спокойно сказала:

— Я пришла сюда, чтобы повесить свое объявление. Вижу, что время не совсем подходящее, однако я обещала и хочу сдержать свое слово. Морская Сирена теперь ушла в прошлое, исчезла, канула в Лету.

Оба капитана смотрели на нее во все глаза. Их красные, обветренные лица выражали недоумение. Однако не опасно ли поворачиваться к ним спиной? Нерешительно она отвернулась от них, продолжая придерживать рукой эфес сабли, но никто из мужчин не сдвинулся с места и не устремился к ней. И никто не произнес ни слова, никто ничего не комментировал. Сирена повесила свое объявление и вышла на улицу.

Она увидела там плачущих женщин, тащивших за собой перепуганных, жалобно хныкающих детей. Все с ужасом смотрели на небо и стряхивали с себя горячий пепел, падавший сверху. Машинально Сирена тоже смахнула пепел со своей руки, но она тут же снова покрылась серым налетом, оставлявшим на коже крошечные ожоги. Якоб прав: надо быстрее уходить в открытое море! Она должна думать о ребенке, о ребенке Ригана. Нужно во что бы то ни стало защитить, сохранить неродившееся дитя!

Она быстро пошла к пристани, не обращая внимания на людей, глазеющих на ее диковинный наряд и саблю, висевшую на боку. Приблизившись к причалу, она заметила, что фрау Хольц смотрит в ее сторону. «Нельзя оставлять здесь старую женщину, нужно забрать ее с собой!» — подумала Сирена.

— Фрау Хольц, вам лучше пойти со мной. Здесь уже небезопасно. Вы хотите сесть на другой корабль? Вы кого-нибудь ждете?

— Я должна… найти менеера ван дер Риса. Я должна рассказать…

— Сейчас уже нет времени. Пойдемте со мной! Риган в море. Пойдемте, иначе будет поздно! — она схватила экономку за руку, но та резко вырвалась.

— Ян! — позвала Сирена. — Иди сюда! Возьми кого-нибудь из команды. Быстрее, нельзя терять ни минуты!

Старший помощник тут же прибежал на ее зов.

— Что мы должны сделать, капитана?

— Посадите эту женщину на наш корабль, даже если вам придется нести ее. Оставаться здесь небезопасно. Примените силу, если потребуется.

— Хорошо, капитана, — ответил Ян и схватил экономку за одну руку, а Виллем — за вторую. Два моряка с трудом втащили старую женщину на штормтрап, соединявший судно с причалом.

Громкие проклятия носились в воздухе, когда они боролись с фрау Хольц. В отчаянии она наконец поняла, что ей нипочем не справиться с двумя крепкими моряками, и уступила.

— Капитана, может, мы предложим услуги «Морской Сирены» для эвакуации жителей острова? Как вы думаете?

— Что я думаю, Якоб? Думаю, что запах крови еще слишком свеж на этом судне, чтобы эти добрые люди захотели ступить на его палубу, — грустно ответила она. § Можешь спросить, желает ли кто-нибудь плыть с нами. Мы возьмем всех, кто захочет. Попытайся!

— Хорошо, капитана.

Сирена молча поднялась на фрегат и осмотрелась. Всю палубу устилал слой пепла. Маленькие холмики дымились и пахли серой.

Заслонив лицо от летящей золы, она видела, как вернулся Якоб. Ее не удивило, что он поднялся на борт один.

— Они говорят, что это корабль смерти. Они не желают, чтобы их спасала женщина-дьявол. Если честно, то так говорят в основном мужчины, капитана. Женщины и дети хотели подняться на наш фрегат, но мужчины сказали, что их ждут два галеона.

— Что ж, как хотят! — мрачно ответила Сирена, отшвырнув ногой кучку дымящегося пепла. — Поднимайте якорь! Мы покинем этот Богом забытый остров, прежде чем он превратится в золу.

— Капитана, — нерешительно спросил Якоб, — объявление о награде все еще висит в офисе?

Сирена весело рассмеялась.

— Оно валяется на улице среди дымящегося пепла, разорванное на куски.

Глава 29

Гретхен в отчаянии бегала по опустевшему дому и рассыпала проклятия. Все слуги покинули ее, все, до единой душонки! Рабы! Подлые твари! Она давала им крышу над головой, пищу и честную работу, а они оказались такими неблагодарными.

Тело ее взмокло от жары и страха, возраставшегося при виде пепла, летящего в широкие окна. Что теперь будет? Никогда, даже в самых страшных снах, она не представляла, что может наступить такой момент. Этот проклятый вулкан решил выплеснуть весь яд, скопившийся у него внутри.

Нужно побыстрее собрать вещи и убираться отсюда. Вот только помочь некому. Чертова Суди, чертовы мальчишки, черт бы их побрал! Чемоданы! Где чемоданы? Черт бы побрал эту Суди!

Близкая к истерике вдова запустила пальцы в свои густые золотистые волосы, стараясь вспомнить, где лежат чемоданы. Вспомнила! За кухонной стеной! Бросившись на кухню, она поскользнулась и упала. Проклиная Суди и мальчиков-слуг, Гретхен вытащила массивные чемоданы на середину комнаты. Открыв один из них, она запричитала, обнаружив плесень, покрывавшую чемодан изнутри, и бросилась искать тряпку. Чертова Суди, она должна была следить за состоянием чемоданов! И хотя этой чертовке довольно часто доставалось от хозяйки, ее это так ничему и не научило. Черт бы ее побрал! Разве можно положить красивые, дорогие платья в эти отсыревшие чемоданы?! Гретхен попыталась удалить тряпкой пятна плесени, но обнаружила, что все ее усилия бесполезны.

В сердцах она бросила тряпку и постелила на дно самого большого чемодана широкое полотенце, надеясь, что это хоть как-то поможет защитить от плесени ее наряды. Прибыв на место назначения, где бы то ни было, она первым делом вытащит платья и проветрит их, сбрызнув одеколоном. Черт бы побрал эту Суди!

Интересно, где сейчас Риган? Может, он придет за ней, зная, что она одна? А Цезарь? Где он? Наверное, спасает свою шкуру, совсем позабыв о Гретхен. Черт бы его побрал тоже! Если бы не его неумелые действия, она бы уже была замужем за Риганом и сейчас бы он, ее муж, спасал ее дорогие платья. И не было бы плесени в ее чемоданах! А если бы даже и была, то она простила бы ему это.

— Проклятый Цезарь! Проклятая Суди! — бормотала она, пытаясь решить, что делать дальше.

Может, отправиться в дом ван дер Риса? Если она заявится к нему с поклажей, то он вынужден будет помочь ей. Риган доставит ее тяжелые чемоданы на пристань и погрузит на один из своих кораблей. Да, она сейчас отправится к нему. Но внезапно Гретхен остановилась и, подумав, отказалась от этой мысли. А вдруг он уже знает о ее причастности к событиям на «Тите»? Вместо того чтобы доставить в порт ее бесценные чемоданы, он убьет ее и затолкает труп в один из них.

— О Риган, черт тебя возьми! Почему ты не женился на мне?

Одно за другим вдов начала доставать из обширного гардероба свои платья. Что взять с собой? Все! Она не оставит здесь ни одной тряпки. Иначе эта проклятая Суди вернется и украдет все, что ей понравится. Жалость к себе переполняла сердце Гретхен. Слезы струились по щекам, когда она рассматривала каждую вещь своего шикарного гардероба. С отчаянием она прижимала к себе очередное платье, прежде чем бережно опустить его в чемодан, стоявший у ног. Глаза бедной женщины опухли от слез, и все вокруг виделось ей как в тумане.

Куда, черт возьми, подевались все мужчины, которым она дарила свою любовь? Где они теперь, когда Гретхен нуждалась в их помощи? Дома со своими женами — вот где! Никто из них не тревожился о красавице-любовнице. Ни один человек на этом Богом забытом острове не думал о ней. Она осталась одна, и как-то нужно самой справляться со своими вещами. Ну ничего, она еще им всем покажет! И слезы снова брызнули из ее глаз, но она сердито смахнула с лица соленые потоки.

Вдова попыталась зачесать свои густые волосы назад, чтобы они не лезли в глаза. Жара была невыносимой. Она не помнит, чтобы когда-нибудь прежде было так жарко. Боже, неужели это означает, что скоро начнется извержение? Дым от горящих деревьев заползал в дом и дышать становилось все труднее и труднее. Нужно поторопиться!

Гретхен быстро притащила из кухни второй огромный чемодан, а затем — третий. На этот раз она уже не стала тратить времени на удаление плесени, а просто сдернула с постели простыни и бросила их в чемоданы, надеясь таким образом сохранить свои платья. Взмокшая от непереносимой жары вдова проклинала все на свете, все, что только приходило на ум, пока она упаковывала вещи.

Чемоданы уже были переполнены, а в шкафу все еще оставались наряды. Кляня свою тяжелую судьбу, она в отчаянье обмотала одно платье вокруг шеи, второе — вокруг талии… Нужно быть осторожной, чтобы ничего не размоталось и не упало на землю.

Драгоценности! Гретхен сердито топнула ногой и вытерла мокрый лоб. Она не упаковала драгоценности! Выхватив из небольшой шкатулки бриллианты, она положила их в плетеную сумочку, тщательно перевязала шнурком и, не заботясь о своей внешности, повесила себе на шею. А ленты, бусы, броши, которыми она так любила себя украшать? Что делать с ними? Их уже некуда было девать. Она схватила еще одну плетеную сумочку, наполнила ее доверху и тоже повесила себе на шею.

Причитая, вдова вытащила самый тяжелый из чемоданов во двор, на гравиевую дорожку, где убежавшие слуги бросили старую лошадь, запряженную в полуразбитую открытую повозку, на которой обычно привозили продукты и всякую всячину из города. Кто-то запряг эту клячу в повозку, а потом отказался от нее, предпочтя упряжку лучших лошадей с крытым экипажем, в котором можно было спрятаться от горячего пепла. То волоча, то толкая массивный чемодан, Гретхен взывала ко всем богам, прося помощи. Наконец она притащила и прислонила свою ношу к большому валуну, лежавшему рядом с повозкой. Но как же поднять чемоданы наверх? Даже сильному мужчине было бы трудно справиться с этим.

Оставался только один выход. Женщина быстро открыла чемодан, выбросила содержимое и, поставив его пустым на повозку, как попало стала заталкивать платья назад, но теперь чемодан не желал закрываться. Она утрамбовывала тряпки кулаком, пока не сломала свои отполированные ногти. Из одного пальца брызнула кровь, и ошалевшая Гретхен смотрела на нее словно загипнотизированная. Но когда красные капли упали на желтое платье, обмотанное вокруг талии, вдова вышла из оцепенения. Задыхаясь от едкого дыма, она сорвала с себя испорченное платье и бросила его в тлеющий кустарник. Сердитая, она снова вернулась в дом и повторила всю процедуру с двумя оставшимися чемоданами.

Теперь все три чемодана лежали в повозке, и Гретхен, взобравшись на место возницы, взглянула на старую клячу, которой предстояло тянуть за собой такую тяжелую поклажу. Несчастная кобыла выглядела так, будто собралась прощаться с жизнью. Подрагивая тощими боками под жалящими укусами горячего пепла, животное, тревожно вытаращив глаза, потащило повозку по дорожке. Ядовитый серный дым и ужасающая жара усугубляли мучения лошади.

Гретхен сомневалась, что эта кляча сможет довезти ее вместе с бесценным грузом до города. Видимо, чтобы добраться до места, придется бить умирающую скотину на каждом шагу. Внезапно в воображении вдовы возник образ Цезаря — другой скотины, требующей битья! Если бы этот чертов испанец оказался здесь, с какою бы радостью она отхлестала бы его!

Лошадь еле перебирала ногами. Гретхен постоянно вытирала мокрое лицо, ерзая на сиденье. Одежда на ней была насквозь мокрой, пот ручьем струился по спине и под грудью. Вдова раздраженно двигала шеей, на которой было намотано платье и висели две плетеные сумочки. Но нет, она ни за что не расстанется с ними! Никогда! Она вынесет это!

Внезапно повозку так тряхнуло, что Гретхен едва удалось сохранить равновесие. Она растерялась и не поняла поначалу, что произошло. С трудом сдерживая слезы, она стиснула зубы, опасаясь сойти с ума. Земля тряслась и ходила ходуном. Где-то в глубине души женщины родился пронзительный крик, который клубком бился в груди и наконец прорвался сквозь сжатые зубы высоким, нечеловеческим воем.

Вдова изо всех сил безжалостно хлестала спотыкающееся животное. Почему проклятые слуги оставили ей эту клячу? Потому что она ни на что не годна! Она же полумертвая!

Как только повозка приблизилась к городу, лошадь остановилась и замертво рухнула посреди дороги. Гретхен вылезла из повозки.

— Вставай, гнусная тварь! — ударила она ногой животное, лежавшее на земле в полной неподвижности. — Нам осталось совсем немного. Вставай, не то я сейчас возьму кнут!

Опустившись на колени, вдова осмотрела лошадь, пытаясь обнаружить в ней хоть какие-то признаки жизни.

— Вставай, старая кляча! — кричала она, дергая животное за уши. Потные ладони Гретхен соскользнули, и она опрокинулась на землю.

Глядя на мертвую скотину, она со злостью поняла, что оставшуюся часть пути придется идти пешком. Взобравшись на повозку, вдова стала сталкивать самый тяжелый чемодан. К ее отчаянию, он грохнулся прямо в кучу черного пепла. Затем на землю полетели остальные два чемодана, которые при падении раскрылись, и все их содержимое вывалилось в грязь. В довершение ко всему, слезая с повозки, Гретхен больно расцарапала себе ногу от лодыжки до колена, разорвав при этом шелковые чулки; и тут она вспомнила, что забыла упаковать чулки.

Однако сейчас уже было не до этого. Оглядевшись, она поняла, что доехала до окраины города. Только сейчас до нее дошло, что она направлялась в город по старой, заброшенной дороге, идущей вдоль крепостной стены, окружавшей Батавию, и поэтому за время всей поездки ей не встретился ни один человек.

С неба падала густая зола, больно обжигающая кожу.

Впереди, на подходе к пристани, суетились охваченные паникой горожане. Женщины тащили за руки детей, прикрываясь зонтиками от горячего пепла. Гретхен с ужасом наблюдала, как большая горсть жаркой золы упала на чей-то яркий зонтик и он сразу же загорелся. Целые семейства тянулись к пристани, а слуги — верные слуги, которые не сбежали, не оставили своих хозяев в трудную минуту, — помогали нести малышей и узелки с вещами. Вдова невольно задумалась: сколько же нужно бить слуг, чтобы они стали такими преданными?

Гретхен, находящейся на грани истерики, удалось протащить один чемодан ярдов восемь, а затем она без сил опустилась у обочины дороги. Нет, так она никогда не доберется до пристани. Взглянув на прожженное платье, которое было на ней, Гретхен вспомнила, скольких денег оно ей стоило, а теперь за эти лохмотья и ломаного гроша никто не даст. Сдернув с шеи вечернее голубое платье, она продела его в ручку чемодана и попробовала тащить, но из этого тоже ничего путного не получилось.

Вне себя от бешенства, она мотала головой, желая стряхнуть с себя этот ужасный пепел, но он все летел и летел, опаляя ее роскошные белые волосы и обжигая нежную кожу. Нужно поскорее добраться до пристани и попросить помощи. Там, конечно же, будут мужчины, которые помогут ее донести чемоданы. Она будет просить их, умолять, предлагать себя, что всегда действовало на них безотказно.

Первый мужчина, которого она увидела, оказался высоким, темнокожим островитянином, державшим на руках ребенка.

— Помоги мне! — закричала ему Гретхен. — Мне нужен кто-нибудь сильный вроде тебя, чтобы донести мои чемоданы. Посмотри, они остались вон там, на дороге!

Не получив никакого ответа на свою мольбу, она начала ругаться на мужчину, приказывая ему опустить ребенка на землю и идти за ее вещами. Островитянин с ненавистью взглянул на нее и, крепче прижав к себе малыша, пошел прочь, оставив Гретхен стоять на дороге. Тогда она помчалась на другой конец пристани, где мужчины помогали женщинам и детям сесть в шлюпки, направлявшиеся к стоящим на якоре галеонам.

— Вы должны помочь мне! — отчаянно кричала она. — Кто-нибудь, помогите мне! Что мне делать?!

К ней обернулись холодные, суровые лица.

В конце концов она обратилась к согбенному старику, помогавшему двум детям сесть в шлюпку:

— Помогите мне! Это не займет много времени.

— Я помогу вам после того, как доставлю детей на борт корабля.

— Оставьте этих детей! Пусть о них матери заботятся! У меня ничего не осталось, кроме моих чемоданов! Вы должны помочь мне!

— О багаже вообще не может идти никакой речи. Мы берем только людей. Вам придется оставить свои вещи здесь. Спасайте свою жизнь. Помогите мне с этими детьми, они сироты, у них нет родителей, о них некому позаботиться.

— Помогать вам с этим сопливым отродьем после того, как вы сказали, что не возьмете мои чемоданы! Ты, должно быть, с ума сошел, старик?!

Не переставая стряхивать золу с обожженной кожи, Гретхен возвращалась назад. Споткнувшись и сломав каблук на одной туфельке, она прихрамывая добрела до того места на дороге, где лежали ее чемоданы, и с облегчением вздохнула, увидев, что их никто не тронул. А если бы кто-нибудь украл ее добро, пока она разговаривала со стариком?

— Почему никто не захотел помочь мне? — пробормотала она.

И вдруг рассмеялась резким смехом, резанувшим ее собственное ухо. Конечно! Как же она раньше не догадалась? Все дело в том, что она не была сейчас красивой! Грязная, со спутанными волосами… Кому такая может понравиться? Вот сейчас она переоденется и вернется на пристань, и тогда все мужчины наперебой бросятся ей помогать. Все, что ей нужно сделать, — это надеть другое платье и причесать волосы!

Собрав в себе последние силы, Гретхен оттащила чемодан в сторону с дороги и с чувством благоговения распахнула его. Какое же платье выбрать? Все они были так прекрасны, и каждое по-своему было дорого ей. Прикладывая к себе то один наряд, то другой, она решила остановиться на платье цвета лаванды, расшитом золотой нитью.

Сердито смахнув с себя горячий пепел, она уже натягивала на себя облюбованный наряд, когда большая горсть дымящейся золы упала на тонкую газовую ткань, прожгла огромную дыру, а платье занялось огнем. Женщина начала поспешно сбивать пламя руками, но оно упрямо распространялось дальше, жадно пожирая нежную материю и перекидываясь на волосы. В отчаянии Гретхен одной рукой пыталась погасить горящее платье, а другой спасала свои роскошные волосы.

— Нет, только не платья! Я не могу лишиться своих платьев!

Огненные языки, пожравшие ее одежду, жадно лизали нежную белую кожу женщины. Где же ты, Риган, человек, которого она любила, который обожал ее?! Обезумев, она боролась с пламенем, не замечая, что пальцы ее обожжены до кости.

Двое мужчин с пристани заметили ее отчаянное положение и поспешили на помощь. Однако вдова уже превратилась в живой факел, узнать ее было невозможно. Мужчины тщетно пытались сбить с нее пламя, но Гретхен, потеряв рассудок, сопротивлялась им.

— Мои платья! Мои платья! Спасите мои платья! — кричала она, упав на землю, и ее обожженное тело уже почти расставалось с жизнью, когда она тихо и патетически произнесла:

— Я больше никогда не буду красивой!

* * *

Риган сидел за столом в своей каюте на борту возвращавшейся домой бригантины. Казалось, он был абсолютно спокойным, но глаза его, темные от гнева, выдавали его истинное состояние.

— Что… что вы хотите обсудить со мной? — испуганно спросил Калеб.

— Ты сам слышал, малыш, что миссионер узнал в тебе того ребенка, который был оставлен ему на попечение человеком с крюком. Он также сообщил, что светловолосая немка и темноволосый испанец не так давно разыскивали тебя. Когда-то они приложили свои грязные лапы к устройству твоей судьбы. Я многое перепроверил, прежде чем со всей ответственностью заявить теперь тебе: ты — мой сын. Пожалуй, сердцем я это сразу почувствовал, как только тебя увидел. Но я принял рассказ Сирены, своей жены, за чистую монету, а теперь выяснилось, что я был обманут. Ты должен раскрыть мне глаза на все и объяснить, в чем смысл этой шарады. Все остальные вопросы, касающиеся нас как отца и сына, мы решим позже. Рассказывай! Я хочу слышать правду! И только правду!

Мальчик взволнованно потер глаза и, сжав кулаки, начал свои рассказ.

— Четыре года назад я был на пристани, выполняя поручение своего хозяина, когда меня вдруг ударили по голове. А очнулся я уже на борту корабля, в открытом море. Я оставался на этом корабле и дальше, выполняя обязанности юнги, пока однажды, год назад… Мы стояли тогда в одном испанском порту, и за то, что я недостаточно быстро выполнил свою работу, капитан приказал наказать меня плетьми. Случилось так, что это увидел один добрый человек — сеньор Кордес, дядя Сирены. Он спас меня и предложил служить на его корабле. Он выходил меня, залечил мои раны. Я чувствовал себя обязанным ему и был благодарен за доброту, которую он проявлял по отношению ко мне. И вот мы отправились к берегам Явы. До Батавии оставалась какая-нибудь неделя пути, когда на наш фрегат напали пираты. Это был голландский корабль. Мы решили, что он принадлежал вам…

— Я никогда не приказывал своим людям нападать на какие-либо корабли! — сердито прервал его Риган.

— У их капитана были торговые карты голландской Ост-Индской компании. Мы считали, что это ваш корабль, — упрямо повторил Калеб. — Пираты напали на наш фрегат и убили всех, в том числе и сеньора Кордеса, моего спасителя. Они изнасиловали и убили одну из женщин. Ее убийцей был человек с крюком — он рассек ее тело вдоль… И даже после того, как… — мальчик покачал головой. — Мне не хочется говорить об этом!

— Ты должен рассказать мне все! Рассказывай дальше!

— Он рассек эту женщину, а затем ее выбросили за борт. Ее звали Исабель Кордес. Она была обещана тебе в жены. Это была святая женщина, которая мечтала лишь о том, чтобы посвятить свою жизнь Богу. И хотя она вынуждена была согласиться выйти за тебя замуж, но сама предпочла бы уйти в монастырь. Ее сестра, Сирена… яростно, с оружием в руках, сопротивлялась, но бой был слишком неравный, и она была ранена. У нее такая же рана на руке, как у тебя. Пираты… они по очереди насиловали ее, один за другим, день за днем. Она заболела, металась в лихорадке и хотела умереть, но Бог не дал ей уйти из жизни. Мне удалось украсть лекарство из капитанской каюты, и я сделал для нее все, что мог. Дважды она чуть не умерла, и дважды Бог спасал ее. Будучи в бреду, Сирена говорила страшные вещи. Она говорила, что займет место Исабель, выйдет за тебя замуж и…

— Заканчивай, малыш.

— Она сказала, что погубит тебя, как ты погубил ее и Исабель. Она говорила, что никогда уже не сможет держать высоко голову, что ни один мужчина не захочет ее, узнав, что с ней произошло. В общем, мы договорились притвориться братом и сестрой. А остальное тебе известно. Сирена и была Морской Сиреной.

— Да, я это знаю.

— Знаешь? — глаза Калеба округлились.

— Я давно подозревал. Но мои подозрения подтвердились всего несколько дней назад.

— Ты не станешь убивать ее, правда же? — взмолился мальчик. — Пожалуйста! Она не один раз могла убить тебя, но не сделала этого. Пожалуйста, отец.

— А испанец? Что ты можешь сказать о нем?

— Она ненавидит его. Она несколько раз обедала у него, чтобы выведать информацию о его кораблях. Сирена сказала, что он предал Испанию. Если бы она могла, то убила бы его. Она любит тебя, отец!

— Она сама говорила тебе об этом?

— Нет, ей не нужно было ничего говорить мне. Я читал это в ее глазах. Сирена сказала мне перед своим отъездом, что ты — мой отец, но посоветовала подождать, пока ты сам скажешь об этом.

— Перед отъездом? Она уехала?! Куда?! — вскричал Риган.

— Она решила вернуться в Испанию. Она собиралась оставить Батавию в тот день, когда мы отбыли на дальние острова. Она намеревалась одна отправиться на фрегате.

— Одна? Но это невозможно!

— Для Сирены нет ничего невозможного! Если она что-то задумает, то обязательно выполнит, — уверенно заявил мальчик.

— Неужели? Ты в этом уверен? — вскипел Риган. — Ты слишком хорошо знаешь ее, но не забывай, что я тоже как-нибудь знаю свою жену!

— Да. Но только я знаю ее лучше. Тебе известно, что Сирена ждет от тебя ребенка?

— Что?!

— У Сирены будет ребенок. Я слышал, как фрау Хольц шепталась об этом с Джулией. Правда, я не мог долго слушать их разговор, так как боялся, что они могут заметить меня. И, — добавил он угрюмо, — в последнее время она неважно себя чувствовала. Но она не жаловалась. Я видел сам, как она старалась не подавать вида, что ей нехорошо, и глаза ее были такие печальные! Мне хотелось броситься к тебе и рассказать обо всем, но Сирена строго-настрого запретила мне это делать. Еще на борту «Раны» я поклялся в верности ей и не нарушу своей клятвы.

— Слепец! Я был просто слепым! — в голосе Ригана прозвучали страдальческие нотки.

— Ты должен последовать за ней и вернуть назад! В своем положении она не сможет добраться до берегов Испании.

— Кажется, ты только что утверждал, что она может все?!

— Да, но когда здорова. Когда же она больна, как это было на борту «Раны», ей не обойтись без помощи. Пожалуйста, отец, отправимся за ней!

Риган привлек к себе мальчика.

— Мы должны быть на седьмом небе от того, что нашли друг друга. После стольких лет разлуки встретились отец с сыном! И что же? Ты уговариваешь меня найти Морскую Сирену, а я при этом чувствую себя полнейшим идиотом и слепцом. Тебе известно, что я назначил награду за ее голову? О Боже! — застонал он. — А если какой-нибудь пират найдет и убьет ее? Глупец! Какой же я глупец! — проклинал он себя. — Мы отправимся за ней, сынок!

Калеб взглянул на него исподлобья.

— Почему?

— Что — почему?

— Почему ты хочешь отправиться за ней?

— Потому что ты сказал, что она больна и ей нужна помощь. Ты же только что просил меня об этом!

— Если только поэтому, то я не отправлюсь с тобой, — сердито заявил мальчик.

— Но ты… Чего ты от меня хочешь? Сначала чуть ли не со слезами на глазах умоляешь меня отправиться за ней, а когда я соглашаюсь, отказываешься отправиться со мной!

— Я отправлюсь за тобой, если ты мне скажешь истинную причину того, почему ты решил последовать за ней.

— Я думал, что тебе только двенадцать лет, а ты рассуждаешь как взрослый мужчина! — засмеялся Риган, хлопнув Калеба по спине. — Ты хочешь, чтобы я сказал, что люблю ее, не так ли? Да, я люблю ее, сынок. Я люблю Морскую Сирену, и люблю Сирену, мою жену. Я рад, что мне не нужно делать выбор между двумя любимыми женщинами.

— Ты любишь Морскую Сирену после того, что она с тобой сделала?

Риган кивнул.

— Я видел много загадочного в ее зеленых глазах, в глазах моей жены. Человек многое может таить в себе, но то, что отражается в глазах, скрыть невозможно.

Глава 30

Чувство отцовской гордости переполняло Ригана, когда он наблюдал за темноволосым мальчиком, стоявшим у штурвала. Комок подкатывал к горлу и все холодело внутри при мысли, что он мог не найти своего сына, если бы не Сирена и ее дядя. Где она сейчас? Сердце разрывалось от желания увидеть ее. Неужели Калеб прав, утверждая, что она покинула остров? О Боже, свидятся ли они еще когда-нибудь?

Сын сказал, что Сирена беременна… Может, малыш ошибся? Может, он что-то не так понял из подслушанного разговора экономки с горничной? Но, вспомнив, как выглядела жена в последнее время, как она себя вела, Риган решил, что, пожалуй, мальчик не ошибается. Да, но каким образом? Когда это произошло?

Услужливая память воскресила теплую, окутанную густым, влажным туманом ночь на корабле. Мерное покачивание фрегата на спокойных волнах. Как прекрасна была Сирена в ту незабываемую ночь! С искрящимися глазами, возбужденная после поединка, после одержанной победы над негодяем Блэкхартом, разгоряченная сознанием свершившегося возмездия… Теперь-то Ригану понятно, почему она убила этого человека! Кто бы на ее месте не сделал то же самое?!

Эта женщина так противоречива, загадочна, непредсказуема… То шипящая и царапающаяся, как дикая кошка, то заботливая и нежная, как добрый ангел, склонившийся над постелью больного…

Воспоминания о той ночи, о ночи их любви, были настолько острыми, что, казалось, Сирена вот-вот восстанет из морских брызг и шагнет ему навстречу. Ригану чудилось, что он ощущает ее присутствие, слышит ее смех. Чего бы он ни отдал сейчас ради того, чтобы на самом деле, а не только в воображении увидеть ее, обнять, вновь ощутить шелк ее прохладной кожи?! Он вспомнил свежий запах ее распущенных волос, чувственное гибкое тело… И от этих картин вновь кругом шла голова и возникал знакомый жар внутри.

Ее страсть была такой же сильной, как и его. Она желала близости с ним не меньше, чем он. Их соединение было полным и безоглядным, поэтому она сразу же зачала ребенка. Их ребенка!

Но тут образ Морской Сирены исчезал, уступая место сдержанной и отчужденной супруге. Сирена, его холодная жена, предпочитающая общество испанца Альвареса! Она не раз и не два ходила к нему якобы на обеды и подолгу засиживалась там. Зная коварство сластолюбивого Цезаря, Риган не мог поклясться, что проклятый испанец не сделал его жену своей любовницей. Но нет, все в нем восставало при мысли, что Сирена могла забеременеть от Альвареса.

Отогнав от себя мрачные думы, Риган с тревогой взглянул на небо. Неужели все самые дурные предположения могут осуществиться? С тех пор как белый человек ступил на землю Явы, ни разу не было извержения вулканов. Самое большее, что позволяли себе Сестры Огня, — это угрожающе поворчать, а затем они снова успокаивались, посапывая, как уснувшие кошки. Но с приближением к острову в воздухе все сильнее ощущался запах серы и становилось труднее дышать. Благоразумно ли возвращаться сейчас в Батавию, теша себя надеждой, что Сирена все еще там? Осмелится ли она отправиться в одиночку на фрегате? Как бы то ни было, он должен все проверить. Нужно все выяснить точно, чтобы знать наверняка, как действовать дальше.

А кроме того, необходимо запастись провизией. Если он решил отправиться в Испанию, то в такое длительное плавание нельзя пускаться без должной подготовки. Это было бы чистым безумием. Конечно, может быть, ему удастся быстро настигнуть фрегат Сирены и не придется проделывать долгий путь, но надеяться только лишь на это — просто мальчишество. И вообще, сначала нужно убедиться, действительно ли она покинула остров. Если она осталась, то фрау Хольц, несомненно, помогла ей эвакуироваться. На старую экономку можно было положиться, в ней Риган был уверен. Но станет ли Сирена слушать ее?

— Паруса обвисли, нет ветра… отец, — пожаловался Калеб. — Мы теряем время и…

— И тебе кажется, что я бездействую, ничего не желая предпринимать, не так ли?

— Я думаю, что мы должны искать Сирену. Ты обещал мне, — с укором заметил мальчик.

— Послушай меня, сынок. Нельзя отправляться в плавание без подготовки, вслепую. Не нужно тешить себя надеждой, что, последовав за Сиреной, мы тут же ее настигнем. Может случиться, что путешествие продлится намного дольше, чем нам хотелось бы. Нужно быть готовыми ко всему. И еще: вдруг ты ошибаешься и Сирена сейчас не в море, а ждет нас дома? Что тогда? Посмотри на небо! Вулканы могут начать извергаться в любой момент!

— Сирена всегда делает то, что говорит, — упрямо заявил Калеб. — Она отправится на фрегате одна. Она нуждается в помощи, в твоей помощи.

Не успел мальчик произнести эти слова, как Риган вскрикнул:

— Посмотри!

На горизонте всколыхнулось пламя, и гром прокатился по небу.

— Будем молиться, чтобы все успели покинуть остров! — жалобно произнес Калеб. — А если Сирена только что вышла в море? Ведь скоро образуется приливная волна! Она сказала мне, что отправится в плавание одна!

Риган укоризненно взглянул на сына.

— А кто совсем недавно утверждал, что более опытного мореплавателя нигде не сыскать? Разве не ты говорил мне, что Сирена лучше всякого мужчины управляется с кораблем?

— Да, но…

— Никаких «но», малыш. То, что ты говорил про нее, действительно правда?

— Да! — уверенно ответил Калеб. — Сирена может все!

— Тогда нечего волноваться, не так ли?

— Но на этот раз она будет совсем одна. А если она попадет под приливную волну? Ее может смыть за борт. Или судно опрокинется…

— Сомневаюсь, что будет приливная волна. Доверься мне, сынок. Я поступаю так, как считаю нужным. До порта осталось всего каких-то шесть часов ходу. Во-первых, мы должны убедиться, что Сирены в Батавии нет. Во-вторых, возможно, там есть люди, нуждающиеся в нашей помощи. И в-третьих, необходимо запастись провизией. А потом мы сразу же отправимся вслед за Сиреной.

— Ты обещал мне! Ты обещал мне! — с отчаянием в голосе восклицал Калеб. — Сирена всегда выполняла свои обещания. Она говорила, что честь важнее всего. Как можешь ты, мой отец и ее муж, нарушать данное слово? Если ты не выполнишь своего обещания, я никогда, до самой смерти, не прощу тебя! Я сам найду ее!

— Должно быть, ты очень любишь ее, — тихо произнес Риган, с сочувствием глядя в глаза сына.

— Благодаря Сирене я стою сейчас рядом с тобой на этой палубе, называю тебя отцом, а ты называешь меня сыном. Я не смогу жить в твоем доме без Сирены, несмотря на то, что ты мой отец. Я должен найти ее! Я должен увидеть ее! Мне необходимо знать, что она жива, что с ней ничего не случилось!

В глазах Ригана промелькнул испуг. Тон мальчика насторожил его. Конечно же, во что бы то ни стало нужно найти ее. Он отправится за ней куда угодно: на край света, а не то что в Испанию! В этом нет никакого сомнения! Он не переживет, если опять потеряет своего сына. Нет, он должен выполнить обещание, данное сыну. Он разыщет Сирену и привезет ее домой, даже если ребенок, которого она ждет, от ненавистного Цезаря…

— Итак, каково твое решение, отец? — угрюмо спросил Калеб.

— Не сомневайся, сынок: я сдержу свое слово. Как только мы убедимся, что ее в Батавии нет, сразу же отправимся в Испанию. Договорились?

— Договорились! — твердо произнес мальчик.

* * *

Низенькая и полная Хельга Клосс, держа зонтик над головой, защищавший ее от горячего пепла, весело шагала по дороге, ведя за собой группу поющих темнокожих малышей. Мефрау Клосс первая затягивала своим дребезжащим голоском веселые детские песенки, увлекая за собой ребятишек, а у самой внутри все было сковано страхом. «Господи! — горячо молилась она про себя. — Смилуйся, Господи! Помоги мне посадить детей на корабль!»

Все малыши, семенящие за нею, были не старше шести лет и являлись подопечными христианской миссионерской организации в Батавии, которой Хельга добровольно отдавала все свое свободное время.

Дети, шагая по дороге, весело пели, а сердце женщины продолжало сжиматься от боли и страха. Ветхое здание детского приюта миссии, воспламенившись, рухнуло, похоронив под обломками нескольких детей и самого отца Мигеля, присланного в Батавию заботиться о сиротах и обращать их души к Богу.

Как только в миссии стало известно, что в порту организована эвакуация людей, Хельга с помощью нескольких старших девочек подготовила младших детишек в дорогу. Тростниковая крыша миссионерского приюта уже дымилась, когда мефрау Клосс построила детей во дворе.

— Отправляйтесь потихоньку с малышами на пристань, мефрау Клосс. А я вместе с остальными быстро догоню вас, — распорядился отец Мигель. — Нам еще нужно кое-что подготовить к отправке: матрацы, белье для маленьких… — уважаемый миссионер старался говорить веселым, спокойным голосом. — И, пожалуйста, ведите себя так, чтобы не испугать детей, так как с плачущими малышами потом будет очень трудно справиться.

Итак, получив распоряжение строгого наставника, Хельга запела одну из самых веселых детских песенок и повела малышей по лесной дорожке к порту. Через полчаса, взобравшись на холм, она взглянула в сторону миссионерских построек, оставшихся позади, и сквозь сетку летящего пепла увидела там, внизу, охваченные огнем здания. Тростниковая крыша главного строения рухнула, и стены частично обвалились.

Она поспешила отвлечь от этого печального зрелища внимание ребятишек.

— Дети! — воскликнула Хельга. — Смотрите вот в эту сторону! Быстрее!

Она захлопала в ладоши и громко запела, хотя сердце ее в этот миг разрывалось от горя.

Мефрау Клосс старалась увести своих подопечных подальше от горящих зданий миссии. Конечно, ей хотелось вернуться, как-то помочь, но, взглянув на доверчивые лица ребятишек, она поняла, что не сможет оставить их. Во что бы то ни стало она должна доставить их на пристань. И поэтому она вела детей вперед, распевая песни, в то время как ей хотелось кричать и плакать.

Позади отряда малышей шли более старшие мальчики и девочки, несшие на руках совсем маленьких, не умевших самостоятельно ходить. Оглянувшись на старших детей, Хельга заметила, что, несмотря на дрожащие губы и мокрые от слез щеки, они изо всех сил сдерживали рыдания и, следуя ее примеру, пели.

Воздух был пропитан серой и дымящейся золой, обжигавшей нежную детскую кожу. Некоторые из малышей громко плакали. Земля под ногами затряслась, но процессия детишек, возглавляемая Хельгой, продолжала шагать и петь. Уже была видна стена, окружавшая Батавию. Мефрау Клосс молила Бога, чтобы ее муж Антон ждал их на своем корабле.

Земля снова задрожала, и одна из маленьких девочек, не удержавшись на ногах, упала. Подхватив ее, Хельга поцеловала, погладила малышку по головке, чтобы предотвратить ее плач, и громко сказала:

— Дети, посмотрите: совсем немного уже осталось идти! Делайте, как я! — и она снова громко запела своим дребезжащим голоском.

Небо было темным и грозным. Дышать стало почти невозможно. Отдаленные громоподобные раскаты раздавались в пропитанном серой воздухе. Решимость Хельги граничила с паникой. Городские ворота были всего в нескольких ярдах.

— Быстрее, дети! Быстрее! Сейчас мы сядем на корабль!

Измученная, спотыкающаяся, хнычущая вереница ребятишек тащилась по городской улице. Вдруг Хельга увидела, как один мальчик упал на колени, а из головы его потекла кровь. Он испуганно озирался вокруг. В ребенка угодил свалившийся откуда-то сверху большой серый камень.

— Боже мой! — закричала женщина. — Не допусти этого! Они всего лишь дети!

Подхватив раненого малыша на руки, она вместе со старшими детьми торопливо увлекала маленьких к пристани, где их должен был ждать Антон Клосс. Откуда только в ней нашлись силы бежать с ребенком на руках!

Вот уже совсем близка была пристань. Уже скоро дети будут в безопасности. К ним навстречу бежали люди, они спешили спасти детей. Европейцы и яванцы — все мчались на помощь маленьким сиротам.

— Боже, благослови их! — плакала Хельга. — Боже, благослови их!

Едва лишь подоспевшие люди схватили на руки малышей, как раздался сильный грохот. Вулканы извергли горячие камни, которые тут же сбили с ног нескольких человек. Кругом раздавались стоны, испуганные крики и детский плач. Несколько камней угодило в спину мефрау Клосс, но едва ли она заметила это, так как все ее внимание было сосредоточено на спасении детей.

Взрослые быстро, из рук в руки, передавали малышей в шлюпки, которые должны были доставить их к стоящим в гавани кораблям. От летящих сверху камней детей укрыли толстой парусиной. Когда в шлюпку был передан последний ребенок, сердце Хельги наполнилось счастьем.

Следом за детьми в шлюпки стали спускаться взрослые. Уже собралась было сесть и мефрау Клосс, как в этот миг она услышала полный ужаса детский плач. Обернувшись в ту сторону, женщина увидела за упаковочной клетью маленькую, не старше пяти лет, девочку. Малышка была босая, в изорванном платье, из прорех которого виднелось худенькое, в ожогах и ссадинах, тельце. Сердце Хельги защемило от жалости. Бросившись к ребенку, она обнаружила, что человек, несший девочку, упал, сваленный летящими с неба камнями. Подхватив плачущего ребенка, женщина бросилась назад к шлюпке.

В воздухе раздался новый взрыв. Мгновенно поток падающих сверху раскаленных камней уплотнился; они беспрерывно, один за другим, били по спине и по голове, не давая продвигаться вперед. Хельга упала, прикрыв собой ребенка.

Несколько матросов, увидев, что произошло, выскочили из шлюпок и бросились на помощь. Проклиная больно бьющие камни и защищая головы руками, они подбежали к лежащей женщине. Одному из матросов камень попал прямо в глаз. Ослепленный и окровавленный мужчина упал на колени. Второй матрос бросился на помощь товарищу, а третий подбежал к ребенку.

Однако маленькая девочка с широко раскрытыми от ужаса глазами прильнула к телу Хельги. Она обвила шею женщины ручонками и крепко держалась за нее, не желая идти к матросу.

— Тише, малышка, не плачь, — ласково сказал моряк. — Ей уже не поможешь. Она ушла к ангелам.

Ребенок, казалось, все понял. Девочка обернулась к мертвой Хельге и с благодарностью поцеловала бледную щеку женщины.

* * *

Капитан Антон Клосс наблюдал за разрушением Батавии с борта своего корабля, ожидая, когда его жена Хельга присоединится к нему. Находясь на верхней палубе, он был свидетелем того, как горели и рушились дома, как с неба сыпался град раскаленных камней. Деревья также были охвачены пламенем. Огонь жадно пожирал все, что попадалось ему на пути. И даже сюда долетали отдельные горячие камни, с шипением падая в подогревшиеся воды залива.

— Хельга! Хельга! — в отчаянии кричало сердце старого моряка.

Он видел, как содрогалась земля, слышал, что рокот становился все громче. Пенистые волны с силой раскачивали корабль. И хотя он находился от берега на безопасном расстоянии, огненный жар доходил и сюда, обжигая лицо, не давая дышать.

Угрожающий рокот перешел в жуткое грохотание. На западном горизонте были видны дымящиеся и изрыгающие пламя Сестры Огня. Небо на западе озарялось красными, оранжевыми, желтыми всполохами, а затем делалось белым от жара и дыма. Грохот вулканов становился все сильнее и сильнее.

Последнее, что увидел капитан Антон Клосс, — это взорвавшиеся вершины Сестер. Последнее, что он ощутил, было огромной волной, которая сбила его с ног и смыла в неестественно теплые воды гавани порта Батавии.

* * *

Корабль ван дер Риса, разрезая желтовато-зеленые воды, приближался к Батавии. Горячий ветер трепал паруса. Близились сумерки, и последние розовые лучи солнца пробивались сквозь слабую желтоватую дымку.

Риган стоял на носу судна исмотрел в подзорную трубу. Остров выглядел мертвым, не было видно ни единой души. А если Сирена погибла? От этой мысли у него все похолодело внутри. Захочет ли он после этого жить? А если она жива, то, вернув ее домой, сможет ли он жить под одной крышей с ребенком от другого мужчины? Крик мальчика прервал его мысли.

— Вижу землю!

Бриг легко скользил по глади моря, входя в гавань.

— Приготовить шлюпку! — приказал Риган.

— Там все разрушено! — воскликнул Калеб, оглядывая сгоревшие доки, пирсы и руины, оставшиеся от былых зданий.

— Посмотри, сынок: часть офисов уцелела!

Риган приказал своим людям осмотреть город (может, кому-то нужна помощь), а сам вместе с Калебом направился к уцелевшему офису голландской Ост-Индской компании.

Первым, что увидел Риган, войдя в свой офис, был большой ворох бумаг, сваленных на поломанном столе. С облегчением он понял, что капитаны были здесь и забрали самые необходимые документы.

— Смотри, отец! Твоя коробка для сигар! — Калеб поднял с пола коричневую коробку и обернулся, чтобы передать ее Ригану, как вдруг взгляд его упал на валявшуюся в стороне, сорванную с петель доску объявлений. — Отец, посмотри! — закричал мальчик обрадованно. — Ты только посмотри сюда!

Риган удивленно обернулся и уставился туда, куда указывал ему Калеб. Он увидел грубый лист бумаги, приколотый ножом поверх остальных объявлений.

Мальчик, стоя рядом с отцом, начал тихо читать наспех нацарапанные строчки:

«Я, Морская Сирена, покидаю море. Моя миссия завершена. Я нашла то, что искала, и оставляю в покое как испанские, так и голландские корабли. Можете спокойно заниматься своей торговлей».

Внизу стояла размашистая буква «С».

— Видишь, отец, я был прав. Это последнее, что она должна была сделать перед отъездом. Этого объявления не было здесь, когда мы отправлялись на дальние острова. Я говорил тебе, что Сирена никогда не нарушает данного слова!

Глаза Ригана сощурились.

— Ты прав, малыш. Я прикажу сейчас своим людям осмотреть продовольственные склады и подвалы. Мы запасемся продуктами и немедленно отправимся вслед за ней!

Произнося это, он не сводил взгляда с обрывка его собственного объявления, в котором была обещана награда за поимку Морской Сирены.

— Спасибо, отец! — произнес мальчик, радостно улыбаясь.

* * *

Риган стоял на палубе, погрузившись в тревожное раздумье. Он никак не мог до конца разобраться в себе и своих чувствах. Почему он поступает именно так, а не иначе? Ради сына или все-таки ради себя тоже? Но ведь он уже признался не только перед собой, но и перед своим малышом, что любит эту женщину! И не сказать, чтобы так уж легко далось ему это признание. Да, как ни крути, она основательно завладела его сердцем. Когда это случилось, как он мог это допустить? Боже, да зачем ему все эти переживания?!

Вздохнув, он прошелся по палубе. Взгляд его был холоден и суров. Что же теперь мучить себя мрачными думами? В какой-то мере он сам повинен во всем, что случилось. Его самонадеянность, душевные слепота и глухота сыграли свою роль. Даже то положение, в котором сейчас оказалась Сирена, тоже на его совести. Нельзя было и близко подпускать к ней этого ублюдка Цезаря! Уж он ли не знает этого чертова испанца?! Его коварство, льстивость, сладкоречие… Конечно же, Альварес не мог оставаться равнодушным к такой необыкновенной женщине, как Сирена! А в том, что она не похожа ни на одну из тех женщин, которых Ригану довелось немало повидать за свою жизнь, не было никаких сомнений. Если бы только он был внимательнее к ней, то все было бы иначе. Она не стала бы жертвой слащавого испанца. Скорее всего, Сирена потому и задумала покинуть мужа, что Альварес овладел ею, а она не захотела ничего рассказывать Ригану, зная, каким он бывает в ярости…

— Да поможет мне Бог! Господи, помоги нам всем! — тихо прошептал он.

— Погрузка закончена, отец! — крикнул Калеб.

— Тогда отдай команду поднять якорь, — хмуро произнес Риган.

Глава 31

Сирена лежала в своей каюте на жесткой узкой койке и думала о минувших событиях дня. Вспомнилось, как Ян и Виллем тащили на корабль упирающуюся и отбивающуюся фрау Хольц. Никакие заверения, что это ради ее же блага, не были для старой женщины убедительными. Суровая экономика сопротивлялась, как дикое животное, которое собирались поместить в клетку для того, чтобы глупые люди тыкали в него палками. Только после нескольких капель настойки опия она постепенно успокоилась и крепко заснула. Но что будет, когда она проснется? Сирена подумала, что не удивится, если фрау Хольц по пробуждении прыгнет за борт и попытается плыть назад в Батавию. Она поморщилась, представив себе старую женщину, барахтающуюся в воде, кишмя кишащей акулами, и грозящую Сирене пальцем, приговаривая:

— Да, я поплыву домой! И не вздумайте меня останавливать! Оставьте меня в покое!

Дыша с трудом, как будто у нее на груди лежал тяжелый груз, Сирена заворочалась на узкой койке, пытаясь устроиться поудобнее. И в этот момент раздался оглушительный грохот. Охваченная страхом, она выскочила из постели и поднялась по узкому трапу наверх.

— Господи, что случилось? — воскликнула она, подойдя к Яну, который, кашляя и отплевываясь, стоял у штурвала.

— Вулканы, — коротко ответил он. — Они слишком часто угрожали и предостерегали, а теперь решили выплеснуть свой гнев вместе со своими внутренностями на деревни и порт. Боже, помоги тем, кто сейчас на острове! Я часто слышал рассказы об извержениях вулканов, но никогда не думал, что когда-нибудь сам увижу это.

— И что… Кто там?

— Капитана, летят раскаленные камни и бушует огонь. Вслед за камнями потечет лава, уничтожая все на своем пути. Полагаю, что извергнутая лава застынет прежде, чем достигнет города, но плантации будут погублены, — мрачно заметил он.

— А дети, старики… что будет с ними?! — тревожно воскликнула Сирена. «А Калеб и Риган? В безопасности ли они? Боже праведный, мне нужно было остаться там и ждать!»

— Оглянитесь вокруг, капитана! Насколько видит глаз — повсюду корабли. Вы сами наблюдали, как моряки помогали эвакуировать жителей острова.

— Да, но в их распоряжении было так мало времени! — возразила Сирена.

— Это правда. Однако все самое страшное уже позади. Извержение закончилось. Когда лава остынет, люди вернутся на остров и постараются все восстановить. Они начнут жизнь сначала.

— Но для этого потребуются годы! — произнесла она сдавленным голосом.

— Да, годы. Много лет. А еще больше понадобится времени, чтобы снова выросли деревья, если они вообще станут расти, — мрачно заметил он. — Это будет зависеть от того, какой урон нанесла лава природе, каким слоем она покрыла почву.

Сирена горестно вздохнула и покачала головой, приходя в уныние от безрадостной картины, представшей ее воображению. Слава Богу, что она приказала силой затащить на корабль старую упрямицу фрау Хольц, иначе бы лежать ей сейчас на пристани под горящими обломками…

— Как ты думаешь, Ян, сколько еще времени воздух будет таким ужасным? Дышать совершенно невозможно.

— Пока ветер не переменит направление. Дай Бог, чтобы это поскорее случилось, иначе таким смрадом придется дышать еще несколько дней. Спускайтесь вниз, капитана, — сказал он мягко, — там все-таки полегче дышать. Я постою у штурвала.

— Хорошо, — согласилась она. — Пойду только взгляну на экономку. Как она там себя чувствует после битвы с вами?

Сирена тихонько отворила дверь каюты, которую прежде занимал Калеб и где теперь спала фрау Хольц. Лицо старой женщины даже во сне было нахмуренным. Пряди седых волос, выбившиеся из прически, падали на высокий лоб, а бледные щеки были перепачканы сажей. Все это делало ее не похожей на знакомую чопорную фрау Хольц. У этой женщины был вид измученной, усталой старушки. Сирена вглядывалась в лицо спящей женщины, и непонятно по какой причине на глазах у нее выступили слезы. Осторожно она убрала волосы с лица экономки и стерла сажу с ее щек. Фрау Хольц сердито пробормотала себе что-то под нос, зашевелилась, взмахнула рукой, а затем вяло опустила ее. И только Сирена собралась повернуться к выходу, чтобы уйти, как экономка проснулась и испуганно открыла свои бледно-голубые глаза.

— Фрау Хольц, не пугайтесь: это я, Сирена. Я просто зашла посмотреть, как вы себя чувствуете. Постарайтесь опять уснуть. Вам необходимо хорошенько отдохнуть, вы выглядите измученной.

— Да, — сухо ответила женщина, — я устала, мне трудно дышать. Из-за чего это вдруг?

— Совсем недавно произошло извержение вулканов. Воздух снаружи ужасен. Вам лучше не выходить на палубу. Оставайтесь внизу и отдыхайте. Я собираюсь поступить точно так же. Не бойтесь, фрау Хольц, — тихо произнесла Сирена, — мы высадим вас на берег, как только выяснится, что там уже безопасно.

— Да уж, пожалуйста, сделайте милость. Мне не нравятся корабли и морские волны. Я желаю чувствовать под ногами твердую землю, а не качающуюся палубу и хочу, чтобы вокруг были дома и деревья, а не бесконечная вода.

— Я понимаю вас, фрау Хольц. Вы уж простите, что мужчины силой доставили вас на корабль. Видите ли, я не могла допустить, чтобы вы оставались там… умирать. И хотя вы там, на пристани, чего-то ждали… Но кругом царил такой хаос… Я была вынуждена что-то предпринять!

Экономка покачала головой:

— Я ждала менеера.

— Значит, его не было на острове?! — радостно воскликнула Сирена и почувствовала облегчение.

— Нет, мефрау. Они с мальчиком не вернулись! — строго ответила фрау Хольц и, внимательным взглядом окинув странный костюм собеседницы, сурово поджала губы.

Сирена подавила улыбку, заметив ее неодобрительный взгляд.

— Я понимаю, что мой костюм несколько необычен, но… зато он дает мне свободу в движениях. Пожалуй, если бы вы захотели, можно было бы придумать нечто подобное и для вас, — пошутила она.

Выцветшие глаза старой женщины неожиданно озорно сверкнули.

— Да, мефрау, это было бы грандиозное зрелище! Будь я помоложе, возможно, я бы и согласилась нарядиться подобным образом. Но поскольку я несколько старше, чем хотелось бы, то мне лучше остаться в своей одежде, — ответила она, осматривая свое прожженное и порванное платье из серого шелка.

Сирена весело рассмеялась:

— А признайтесь мне, фрау Хольц, что вы давно догадались о моей двойной игре!

Экономка снисходительно улыбнулась.

— С того самого момента, как я впервые увидела следы высохших морских брызг на вашем лице и волосах. Ну и заболевание вы себе придумали, мефрау! Возможно, вам удавалось дурачить вашего мужа, но не меня!

— Вы знали и не сказали Ригану? — недоверчиво спросила Сирена.

— Да, не сказала. И не только я одна догадывалась о вашей тайне. Вы когда-нибудь задумывались о крепости решетки и виноградной лозы, по которым вы спускались и поднимались? По ночам, в ваше отсутствие, мы с Джулией не раз подвязывали лозу к решетке. Видите ли, Калеб не такой ловкий, как вы. А сколько раз я ночами стояла во дворе, ожидая вашего возвращения! Один раз даже посылала Джулию подняться на гору, чтобы посмотреть, не возвращаетесь ли вы. Я очень беспокоилась, когда вы как-то отсутствовали несколько недель!

— И все же вы не выдали моей тайны Ригану? Я не могу в это поверить, фрау Хольц. Почему?

— Возможно, в это трудно поверить, но в душе я гордилась вашей отвагой и радовалась вашим победам, как и большинство женщин Ост-Индии.

— Что вы такое говорите, фрау Хольц?! Я была уверена, что большинство женщин солидарны со своими мужьями, возмущаются моими «подвигами» и молят Бога, чтобы меня поскорее схватили и четвертовали. А вы говорите, что гордились мной! Почему? Что не позволило вам рассказать о своих догадках Ригану?

— Видите ли, дорогая мефрау… Это правда, что в семье ван дер Рисов ко мне относились хорошо всегда. Но прежде чем я начала работать у них, мне довелось натерпеться от мужчин, — глаза ее гневно вспыхнули. Казалось, она заглянула в свое далекое прошлое, и память оживила в ней пережитое. После небольшой паузы, словно бы вернувшись в настоящее, фрау Хольц продолжила: — Каждая женщина в какой-то момент своей жизни мечтает отомстить мужчинам за допущенную по отношению к ней несправедливость, каждая что-нибудь да испытала от произвола мужчин. Много нам, женщинам, пришлось натерпеться от них. Вы уж поверьте мне, мефрау. Но я верю, что когда-нибудь все изменится в этой жизни! — искренне воскликнула старая женщина. — И вы, Морская Сирена, — предшественница женщины будущего. Теперь вам понятно, почему я гордилась вами? Почему я не раскрыла менееру вашей тайны?

— Я… Думаю, что да! — Сирена вдруг рассмеялась и наклонилась, чтобы обнять пожилую женщину. — Вы давно все знали! — с восхищением добавила она.

— Да, — фрау Хольц горделиво приосанилась и улыбнулась.

— Тогда мы с вами являемся единомышленницами, не так ли?

Экономка согласно кивнула, а затем спросила:

— Скажите мне, мефрау, куда вы направитесь после того, как высадите меня на одном из островов?

— Я возвращаюсь в Ипанию. Мне нет смысла здесь оставаться.

— А ребенок, которого вы ждете?

— И это вам известно?

— Я довольно долго живу на этом свете, мефрау, и кое в чем разбираюсь. А кроме того, — она многозначительно улыбнулась, — у вас даже выражение глаз стало особенным. Судя по всему, вы на пятом месяце. Вы уже чувствуете, как шевелится ребенок?

— Да. Я намереваюсь успеть добраться до Испании прежде, чем подойдет срок родить. Мне жаль, что вас не будет со мной, — искренне произнесла Сирена.

Фрау Хольц поднялась с постели, попыталась разгладить свое перепачканное, порванное платье и, ласково положив руку на плечи Сирене, произнесла негромко:

— В это время рядом с вами должен быть ваш муж.

Слезы выступили на глазах молодой женщины.

— Это невозможно! — прошептала она.

Экономка с унылым видом кивнула и забормотала проклятия в адрес глупых мужчин.

— Ну ладно, фрау Хольц, мне надо немного отдохнуть. Пожалуйста, не выходите на палубу, пока Виллем не скажет, что воздух очистился от ядовитого дыма.

— Хорошо, мефрау. Я пока как-нибудь попробую привести себя в порядок. Приятного вам отдыха.

* * *

Борясь со смертельной усталостью, Ян тяжело навалился на штурвал. Глаза моряка воспалились от густого серного тумана, а грудь невыносимо саднило. Дышать становилось все труднее и труднее. Когда Виллем придет сменить его? Ох, скорее бы, а то еще немного — и менять будет некого: придется им выбросить за борт тело покойного Ферхоока! Из последних сил он открыл глаза и попытался выпрямиться, но вдруг медленно стал соскальзывать на палубу, теряя сознание. Штурвальное колесо сделало полный оборот и замерло, так как осевшее тело кормчего препятствовало его движению.

Сирена спала в своей каюте. Фрау Хольц, приведя себя в порядок, тоже прилегла отдохнуть.

Остальные немногочисленные члены команды, усталые и сморенные удушливым воздухом, не заметили, что корабль внезапно качнуло и понесло в сторону.

Фрегат дрейфовал несколько часов, сбившись с курса и на много миль оторвавшись от группы кораблей с эвакуированными жителями.

А тем временем, пока команда фрегата мирно предавалась сну, густой желтоватый туман начал постепенно рассеиваться, на западном горизонте замаячили паруса красивого новенького галеона, эскортируемого двумя бригантинами.

* * *

Альварес посмотрел в подзорную трубу, и сатанинская улыбка расплылась по его лицу. Он твердо верил, что долгожданный фрегат обязательно встретится ему на пути. Великая вещь — терпение! Оно всегда приносит свои плоды. Первое впечатление было такое, что на фрегате совершенно никого нет и за штурвалом никто не стоит: судно болталось в каком-то бессмысленном дрейфе. Но нет, это просто сама судьба дает ему, дону Цезарю Альваресу, очередной шанс. Ничто не помешало ему приблизиться к фрегату, зацепиться на палубу крюками и притянуть его корму к носу своего галеона.

И теперь, когда победа была практически у него в руках, можно было позволить себе немного расслабиться.

Итак, пора подвести итоги!

Риган ван дер Рис разорен. Порт Батавия сгорел дотла; уцелела лишь толстая крепостная стена, окружавшая город. Плантации мускатного ореха погибли без всякой надежды на возрождение в ближайшем будущем. Он, и только он один, дон Цезарь Альварес, будет стоять во главе мировой торговли мускатным орехом. Он чувствовал себя так, как будто был царем природы, как будто лично повелел Сестрам Огня начать извержение, чтобы способствовать осуществлению его планов.

С дьявольской улыбкой смотрел он на корму фрегата. Ни единой души не было видно на палубе! Это ли не везение?! Через несколько минут Морская Сирена будет принадлежать ему, дону Цезарю Альваресу! Ему одному и никому больше! Он заберет ее с собой в свое «королевство», которое он создал для себя в Африке. Он будет править там как король, а Морская Сирена станет его королевой.

С самого начала ему было известно, кто скрывался под маской морской разбойницы. Дик Блэкхарт, который был капитаном бригантины, настигшей корабль Кордесов, рассказал ему необыкновенную историю о том, как смелая испанская девушка обвела вокруг пальца его, морского волка, бывалого пирата, вместе со всею командой: всех усыпила и на шлюпке отправила в море. Все это перекликалось с историей, рассказанной Сиреной и этим отродьем, которого она называет братом, о шторме, разбившем их корабль, и о счастливом спасении рыбаками. Цезарь тогда сделал вид, что, как и все остальные на Яве, поверил их россказням. Если бы он хоть как-то выразил сомнение, то девушка могла бы заподозрить его, Цезаря, в причастности к совершенному преступлению — пиратскому захвату корабля и убийству Кордесов.

Однако после первого нападения Морской Сирены у него не было достаточных оснований подозревать Сирену в двойной игре. Это могло быть простым совпадением. Но когда он, желая развлечь гостей, собравшихся к нему на бал, а также позлить ван дер Риса, выкрал у мастера, вырезавшего носовое украшение для корабля Ригана, готовую скульптуру и рассмотрел ее, все сомнения отпали сами собой: схожесть двух Сирен была бесспорной. Но этот голландский болван, придумавший пиратке имя Морская Сирена, так перекликающееся с именем его жены, казалось, не замечал явного, бьющего по глазам сходства скульптуры и женщины, живущей с ним под одной крышей. Но Цезарь, истинный ценитель красоты, человек с острым глазом и тонким вкусом, сразу уловил, как они похожи, и понял тайную игру своей прекрасной соотечественницы.

Став свидетелем ее ссоры с Гретхен, увидев, как пылали гневом глаза Сирены, он понял ее характер, который был под стать легендарной морской разбойнице. Как часто ему хотелось признаться ей в своей догадке! Как часто ему казалось, что она сама находилась на грани признания! Эта неукротимая Морская Сирена! Она пошатнула его служебное положение на острове, она погубила почти весь испанский торговый флот, а лично его, дона Цезаря Альвареса, она чуть ли не разорила! И все же он ничего не предпринимал против нее. И хотя он участвовал во всех дурацких затеях Ригана, направленных на поимку Морской Сирены, но наперед знал, что у них ничего не получится.

Трагический ход событий щекотал нервы Цезаря. Он сам был по натуре авантюристом, и опасная игра отчаянной женщины забавляла его и заставляла восхищаться. Он не намерен был раньше времени раскрывать свои карты, потому что желал стать обладателем главного выигрыша. Пусть красотка пока позабавляется в свое удовольствие, пусть потрошит корабли, если ей так нравится. Он потерпит, подождет, полюбуется. Его доходы зависели не столько от состояния испанского торгового флота, сколько от бочонков с необработанными мускатными орехами и «королевства» на африканском побережье.

Цезарь зло прищурился, вспомнив о мускатных орехах, пригодных для посадки. К тому времени, когда он обнаружил исчезновение двадцати четырех бочонков с мускатными орехами, появились другие, более значительные проблемы. Риган ван дер Рис вышел на след его с Гретхен деяний и мог в любой момент узнать, кто виноват в смерти Титы, похищении ребенка и заточении самого голландца в испанскую тюрьму. Альваресу некогда было заниматься поисками похитителей, ему нужно было спасать свою жизнь.

В ту ночь, когда он последний раз видел Сирену, встретив ее в саду, Цезарь пришел, чтобы забрать ее с собой, избавить от Ригана и предложить жизнь королевы в его маленьком «королевстве».

Но глупая женщина даже не дала ему рта раскрыть! Ее глаза источали ненависть, она возмущалась из-за того случая, когда он добавил ей в вино наркотик, отвел к себе в спальню и овладел ею. Но нет, он ни за что не поверит, что она всерьез рассердилась на него за это, ведь в час любви она вовсе не выглядела недовольной. И потом, несмотря ни на что, она с сочувствием предупредила его о возможной опасности, исходящей от Ригана после его возвращения с дальних островов. Сирена не сказала, что голландец поехал туда по поводу исчезнувшего сына, но и так было все понятно. Конечно же, она любит его, Цезаря Альвареса, но гордая и непокорная женщина не хочет так сразу открыться в своих чувствах.

В тот вечер он хотел ей помочь, хотел начать разговор первым и только взял ее за руку, собираясь предложить ей отправиться с ним, как эта фурия стала вырываться, из-за чего оторвался рукав, и в лунном свете он увидел на ее обнажившейся руке шрам. И Цезарь получил верное доказательство своей догадки о ее двойной игре. Это была рана, о которой рассказывал Блэкхарт!

Именно она, Сирена ван дер Рис, и являлась неукротимой Морской Сиреной!

Альварес облизал губы, почувствовав возбуждение во всем теле. О, подожди, пресловутая пиратка! Он заставит ее носить тот открытый наряд, в котором она так любила щеголять, находясь на своем корабле. Но она будет еще великолепней, если в руках ее окажется хлыст!

Первый абордажный крюк зацепился за борт черного фрегата, и через несколько мгновений «Морская Сирена» была притянута к галеону, а люди Цезаря высадились на ее палубу. Следом за ними перепрыгнул и сам Альварес. Вообще-то, зря рисковать не следовало, с Морской Сиреной надо было соблюдать осторожность. Кто знает, может, в этот самый миг она прячется где-нибудь в засаде, намереваясь его убить?! Забралась в какую-нибудь корабельную щель и выжидает удобного момента… Но когда Цезарь окончательно убедился, что его команда по-настоящему захватила корабль, он приказал привести на палубу женщину.

Сирена спросонья мутным взором взглянула на незнакомого мужчину, грубо схватившего ее за руку. Она ничего не могла сообразить.

— Мой капитан приказал вывести тебя на верхнюю палубу!

На какое-то мгновение страх охватил Сирену, ей снова вспомнились Блэкхарт и его подонки.

— Убери от меня свои грязные лапы! Кто ты такой? Как ты оказался на борту моего фрегата? Я же сказала: отпусти меня! — громко крикнула она.

В ответ ей не было сказано ни слова. Грубые руки схватили ее и потащили вверх по трапу. Она спотыкалась и чуть ли не падала. Наконец она оказалась на палубе.

— Цезарь?! Что ты здесь делаешь? Что произошло?

— Ты предпочитаешь приукрашенную ложь или чистую правду? — спросил он, галантно склонившись перед нею.

— Думаю, что сегодня мне подойдет чистая правда, — резко ответила Сирена.

— Я намерен убить членов твоей команды, а тебя забрать в свое «королевство».

— А если я не соглашусь отправиться с тобой, что тогда?

— У тебя нет выбора, моя дорогая. В любом случае ты отправишься со мной.

— Никогда! — страстно воскликнула она. — Я даже не сделаю шага в направлении к тебе, не говоря уже о том, чтобы куда-то за тобою последовать.

— Тогда я заставлю тебя смотреть, как всех твоих людей притащат сюда и будут четвертовать одного за другим. Когда палубу этого корабля зальет река крови, тогда, возможно, ты передумаешь! — жестко произнес он.

При этих его словах Сирена побледнела. Глаза испанца говорили, что он вовсе не шутит, и, зная, какие подлости уже есть на совести этого негодяя, она не усомнилась в его способности выполнить свои страшные обещания. «Милостивый Боже, — взмолилась она, — помоги мне!»

— Зачем тебе убивать моих матросов? Что они тебе плохого сделали?

— Да нет, дело не в этом. Просто я не хочу, чтобы на островах болтали что-либо на мой счет. Совсем не в моих интересах, чтобы обо мне кто-нибудь что-нибудь знал. А люди отличаются длинными языками, которыми они с успехом пользуются. И твои матросы не исключение. Я не могу себе позволить какую бы то ни было славу в моем теперешнем положении.

— И ты сможешь хладнокровно убить невинных людей?! В таком случае ты дьявол, а не человек.

— Так же, как и ты, моя дорогая Морская Сирена. Скажи, чем мы не пара? Ты хладнокровно убивала и получала удовольствие от своих подвигов. И я такой же!

— Нет! Я никогда никого бессмысленно не убивала! Я не убивала безвинных! — гневно воскликнула она. — У тебя извращенное представление обо мне и о людях вообще. Это ты заслуживаешь смерти, а не мои матросы, немолодые, никому не причиняющие вреда люди… Ну хорошо, — проговорила она более спокойным тоном, — давай заключим с тобой сделку. Выслушай мое условие: отпусти их — и тогда я соглашусь отправиться с тобой. Даю слово Морской Сирены.

Цезарь удовлетворенно хмыкнул, уцепившись за ее слово. Лучше, если она добровольно отправится с ним, без применения силы.

— Дай слово, что ты не выкинешь никаких штучек…

— Обещаю!

— Прекрасно. Тогда перебирайся на мой галеон, красавица. Но только сама. И ничего больше: никаких вещей, никакого оружия. Понятно?

Сирена кивнула и послушно перепрыгнула на борт испанского галеона.

И вдруг в этот момент из люка на фрегате высунулась голова фрау Хольц, а затем на палубу вылезла и сама женщина с мушкетоном в трясущихся руках и с перекошенным от страха лицом.

Вмиг один из матросов Цезаря выбил из рук экономки ружье, а острие его шпаги уперлось ей в горло. Обильные слезы заструились по щекам старой женщины.

— Стойте! — закричала Сирена. — Не трогайте ее, позвольте ей последовать за мной! Это моя компаньонка. Я не прошу тебя об этом, Цезарь, — я требую!

— Отлично, Сирена. Я совсем не любитель убивать старых женщин. Пусть твоя компаньонка будет при тебе. Но помни, моя дорогая, что это еще одна услуга, за которую я жду твоей благодарности. А теперь прикажи своим людям, чтобы они держали языки за зубами и никому ничего не рассказывали о том, что сейчас произошло. И чтобы не вздумали отправиться за нами в погоню! Иначе я, несмотря на мои чувства к тебе, не пощажу тебя, моя красавица, не говоря уже о твоей симпатичной компаньонке. Поверь, мне искренне не хотелось бы этого. Ну же, дорогая Сирена, я жду!

— Виллем, Ян, Якоб… Вы слышали, что сказал сеньор Альварес. Вы не должны никоим образом помешать его плаванию. Иначе он не гарантирует мне и фрау Хольц безопасность. И еще, Виллем, выполни, пожалуйста, одну мою просьбу… Позаботься, чтобы «Морская Сирена» была отремонтирована и, восстановив ее первоначальный вид, верни ей прежнее название. Пусть мой братишка получит судно в хорошем состоянии. Ты обещаешь мне проследить за этим?

— Да, капитана. Я позабочусь, чтобы мальчик получил фрегат в лучшем виде.

Он поднял руку в прощальном приветствии, глядя, как люди Цезаря обрезали абордажные канаты и галеон неторопливо отдалился от осиротевшего фрегата.

Сирена со слезами на глазах взглянула на фрау Хольц, но тут же плотно стиснула зубы, чтобы не проявить чувств в присутствии Альвареса.

Но старая женщина, не в силах сдерживать себя, закричала:

— Вы — дикие свиньи! Грязные головорезы! Ублюдки от рождения! Вы останетесь ублюдками до самой смерти! Бог сделает так, что вы подавитесь своими языками, проглатывая их!

— Если ты, чертова старуха, не закроешь свой рот, то сама сейчас подавишься своим языком, — презрительно процедил Цезарь.

Фрау Хольц, красная как перезревший помидор, закрыла рот и сквозь стиснутые зубы пробормотала себе под нос:

— Пусть дьявол вырвет сердце из твоего худосочного тела и наколет его на вилку.

— Проводите обеих дам в каюту и заприте их там! — резко приказал Цезарь. — Пора менять курс и направляться в мое маленькое «королевство».

Глава 32

Калеб стоял на палубе и с мрачным видом вглядывался в морскую даль. Сердце Ригана сжималось, когда он смотрел на сына. Ему становилось больно от мысли, что его мальчик, совсем еще ребенок, так много вынес на своих худеньких плечах. Далеко не детские переживания выпали на его долю, и сейчас у Калеба было какое-то взрослое лицо: со страдальческим выражением больших темных глаз и с горькими складочками в уголках губ. Слова утешения не воспринимались им. Мальчик был одержим только стремлением как можно скорее разыскать Сирену и вернуть ее домой.

— Корабль идет очень медленно, отец. На такой скорости мы никогда не догоним ее фрегат. Нужно что-то предпринять. Вспомни, может быть, существует более короткий маршрут; может быть, существует какой-то способ выиграть во времени. Сирена говорила, что всегда можно что-нибудь придумать, если хорошенько раскинуть мозгами. Нет неразрешимых проблем. Отец, мне страшно делается при мысли, что мы можем ее не найти! — с отчаянием воскликнул мальчик.

— Я не властен над ветрами, сынок! — терпеливо отвечал Риган. — Ты должен верить, что мы найдем ее. Доверься мне.

— Если Сирена захочет, чтобы ее не нашли, то ее никто и не найдет: ни ты, ни испанец, ни даже я! — уныло сказал Калеб.

— Я же сказал тебе, малыш, что буду бороздить эти воды, пока не найду ее. Что еще я могу сделать?!

— Я представляю, как ей сейчас тяжело, отец! Сирена сейчас беспомощна. Она, наверное, очень переживает за своего ребенка, — по-взрослому рассуждал мальчик. — А может, наоборот, ей стало все безразлично… Может, она отказалась от всего и ее ничто не волнует… Я беспокоюсь за нее, отец. В последние дни у нее опять появилось это безжизненное выражение глаз, как и тогда… на «Ране». Она была как живой труп. Ей хотелось только умереть. Она вообще очень непредсказуемый, непонятный человек. Отец, я столько времени ее знаю, но никогда не смогу заранее сказать, как она поведет себя в той или иной ситуации, какими переживаниями она поглощена, что мучает, что радует ее. Она как улитка под толстой раковиной…

Сказанное мальчиком неприятно поразило Ригана. Ему было трудно представить, что сильная и бесстрашная Морская Сирена, красивая и страстная женщина, которая называлась его женой, могла растерять жизненную энергию и решительность. Он не мог представить, чтобы ее живые глаза смотрели безжизненно, равнодушно… И в сердце Ригана закрался страх за нее.

* * *

Прошла неделя, вторая, затем третья.

Калеб был в отчаянии. Он не хотел ни есть, ни пить, ни разговаривать и глядел на отца исподлобья, с неприязнью. Нервы Ригана были напряжены, как натянутые струны той гитары, на которой когда-то играла Сирена. Но что он мог поделать?! Он лишь с сочувствием и жалостью смотрел на сына.

— Вижу парус! — раздался крик матроса.

Калеб подскочил и, как кошка, по вантам взобрался на самый верх грот-мачты. Впервые за последние недели глаза его оживились и осветились надеждой.

Риган отнял от глаз подзорную трубу и задумался.

Да, это была «Морская Сирена», и шла она под испанским флагом. На первый взгляд могло показаться, что трюмы ее забиты тяжелым грузом — такой медленный был у нее ход…

Радостный крик мальчика заставил ван дер Риса снова поднять подзорную трубу.

— Это «Морская Сирена»! — кричал Калеб, соскальзывая с вантов на палубу. — Это фрегат Сирены, отец! Мы нашли ее, отец!

Но что-то все-таки было не так. Риган нутром чувствовал это. Он ласково потрепал сына по плечу, улыбаясь радостному лицу мальчика, но ничем не объяснимая тревога сдавила сердце мужчины.

— Я вижу Якоба и Виллема! Сирены нет на палубе! Должно быть, она в каюте! — возбужденно кричал мальчик.

Даже на таком расстоянии Риган увидел, как мрачны были лица моряков, стоявших на палубе. Кажется, его предчувствия не были напрасны. Судя по всему, на фрегате что-то произошло.

— Эй! «Морская Сирена»! — громко крикнул он. — Позовите на палубу вашего капитана!

— На этом корабле нет капитана, — сурово ответил Виллем. — Чего вы хотите? Мы идем без груза.

— Что произошло с вашим капитаном? Где Морская Сирена? Отвечайте, где она?! Если вы солжете, я велю отрезать вам языки!

— Виллем! Якоб! Это я, Калеб. Где Сирена? Где моя сестра? Ответьте. Не бойтесь: Риган не сделает вам ничего плохого. Это мой отец!

— Ох, парень, если бы я мог позвать нашего капитана, я бы с радостью сделал это! Но только ее нет на борту фрегата. Этот ублюдок, испанский дьявол Альварес, напал на нас сразу же после извержения вулканов. Он захватил в плен нашу Морскую Сирену вместе со старой женщиной, которую мы спасли на пристани в Батавии. Зовут ее фрау Хольц. Испанец хотел убить всех нас, но капитана отговорила его, согласившись отправиться с ним на том условии, что он отпустит нас живыми и невредимыми. Все случилось так неожиданно. Он напал на нас, когда мы сбились с курса и потеряли управление. Испанские корабли были вооружены тяжелыми пушками. Галеон Альвареса эскортировали две бригантины.

— Куда он отправился с нею, Виллем? — со слезами в голосе вскричал мальчик.

— Если бы я знал, то поплыл бы за этим вонючим ублюдком, — зло ответил Виллем, сплюнув в воду. — По моим догадкам — в Испанию, но утверждать точно я не могу. К тому же я случайно слышал, как один из членов его экипажа бормотал другому что-то невразумительное: мол, в Испании Альвареса ждет плохая встреча, поэтому, скорее всего, он возьмет курс куда-нибудь подальше от родины. А больше я ничего не могу тебе сообщить, мой дорогой мальчик. Покидая фрегат, Сирена просила, чтобы мы доставили судно в порт, перекрасили его, подняли белые паруса и вернули прежнее название. Мы обещали ей, что все исполним в точности и в лучшем виде передадим корабль ее братишке. Так что не сомневайся, Калеб: все будет сделано как надо! Она не забыла тебя, не думай. Хоть и времени было мало, а успела передать свой наказ. Испанец взял ее на борт и сразу же поднял паруса. Я, вообще-то, не верил, что он даст нам уйти. Мы все ждали, что они откроют по фрегату огонь!

— А как… Сирена себя чувствовала, Виллем?

— Она… болела. Больше я ничего не могу сказать. С вашего позволения, капитан, мы продолжим наш путь. Мы отведем фрегат в бухту, где займемся ремонтом и перекраской нашей «Морской Сирены». Когда ты снова увидишь ее, парень, она станет как игрушка и будет носить свое настоящее название. Судно теперь твое, как пожелала того Сирена.

Виллем низко поклонился и направился к штурвалу, чтобы освободить Якоба и продолжить плавание.

Мальчик посмотрел на Ригана полными слез глазами.

— Даже в такой момент она помнила обо мне. Отец, я жизни не пожалею, чтобы найти ее. Скажи мне честно: ты знаешь другого такого капитана, который бы поступил так же, как она, спасая свою команду? Ручаюсь, что нет! — воскликнул он хриплым от волнения, срывающимся юношеским голосом. — Я видел только таких, которые готовы были растерзать матроса за малейшую провинность. Сирена ни в чем не похожа на других. Такой, как она, на свете больше нет. Ни разу не случилось, чтобы она не выполнила своего обещания.

Странное, трепетное чувство, похожее на грусть, всколыхнулось в груди Ригана. Да, малыш прав. Среди знакомых ему капитанов он не мог вспомнить ни одного, способного пожертвовать собой ради спасения своих матросов.

В порыве отчаянной решимости он схватил мальчика за плечи и, заглядывая ему в глаза, тихо, с мрачным спокойствием, произнес:

— Слушай меня внимательно, сынок… Ты можешь считать меня кем угодно, если я не найду твою… сестру. Только прошу тебя не впадать в панику. Верь мне: я найду ее для тебя и для себя.

Калеб пристально взглянул Ригану в лицо, исказившееся от душевной боли, и с нежностью сжал отцовскую руку.

— Мы найдем ее… вместе.

— Вы должны двигаться, мефрау. Вот уже несколько недель, как вы не выходили на палубу. А вам, между прочим, необходим свежий воздух и движение. Поверьте мне: лежание на кровати не принесет пользы ни вам, ни вашему ребенку. Умоляю вас, мефрау, пойдемте со мной на палубу. Там сейчас дует легкий, приятный ветерок, а брызги морских волн просто великолепны.

— Я не в силах видеть этого чертового Альвареса. Во мне все вскипает при одной только мысли о нем! Я убила бы его голыми руками! Если бы могла…

— Сейчас нет смысла даже и думать об этом. Вы должны выбросить эту мысль из головы. День и ночь у дверей нашей каюты стоят два вооруженных до зубов стражника. Хотя испанец понимает, что вы не сможете драться в вашем положении…

— В моем положении! В каком угодно положении я дралась бы с ним, если бы знала, что это каким-то образом поможет нам. Вы правы, фрау Хольц: бесполезно даже и мечтать о том, чтобы справиться сейчас с этим ублюдком. Однако, — она понизила голос, а глаза ее злобно сверкнули, — я не всегда буду в этом положении!

— Но, мефрау, вы забываете, что потом у вас будет еще ноша, которой сейчас вы лишены, — ваш ребенок.

— Ах да, ребенок! Вы, фрау Хольц, позаботитесь о ребенке, а я тем временем пойду и оскоплю этого мерзавца Альвареса! — с невозмутимым видом произнесла Сирена.

Услышав такое необычное заявление, экономка вытаращила удивленно глаза и открыла рот. Больше всего ее поразило то, с каким уверенным спокойствием Сирена произнесла эти дерзкие слова. И у фрау Хольц вдруг отпали всякие сомнения, что при желании эта молодая женщина сумеет выполнить свое зловещее обещание.

— Однако, думаю, вы правы, фрау Хольц! Короткая прогулка по палубе пойдет мне на пользу. Ну что ж, идемте? — спросила она, решительно поднимаясь с жесткой койки.

Две женщины прохаживались по верхней палубе, а слабый морской ветерок лениво трепал их волосы и румянил бледные щеки.

— Как давно я не гуляла на свежем воздухе! — вздохнула Сирена и остановилась.

На бирюзовом небосклоне, необыкновенно высоком и чистом, лишь кое-где подернутом белоснежным кружевом маленьких перистых облачков, сиял золотистый шар солнца, ослепительно-жгучий, заливающий блеском холмистую поверхность моря.

Какое-то торжественное безмолвие простиралось кругом.

Могучие, ясно-синие волны, сверкая на солнце своими серебристыми барашками и нагоняя одна другую, добродушно вздыхали.

Ни одного белеющего паруса, пусто вокруг!

Сирена перегнулась через борт и увидела стайку рыбок, промелькнувшую на гребне прозрачной лазурной волны. Как легко, как резво пронесла их сверкающая вода! Тяжело вздохнув, молодая женщина отошла от борта и присоединилась к фрау Хольц.

— Итак, моя дорогая Сирена решила снова наслаждаться жизнью! — вкрадчиво пропел Цезарь, устремляясь к ним навстречу. — Может, я тоже прогуляюсь с вами?.. День сегодня прекрасный!

— Если ты приблизишься к нам хотя бы на один шаг, — произнесла Сирена, остановившись, — я уйду вниз! И запомни: я не желаю находиться в твоем обществе ни сейчас, ни потом. Если тебе нужно гулять — гуляй один! Предупреждаю тебя, Цезарь: держись от меня подальше!

— Хорошо, моя дорогая Сирена. У меня нет намерения ни навязывать тебе свое общество, ни вообще принуждать тебя к чему-либо.

— Похвально, что ты оказался таким понятливым. Видишь ли, я для себя усвоила, что находиться вблизи тебя не только неприятно, но и чревато последствиями, — она сердито повернулась к испанцу спиной. — Выброси из своей головы всякие надежды на мой счет. Ты всегда был мне противен! Никогда, никогда я не подпустила бы тебя и близко к себе! Ты напоил меня наркотиком… Можешь думать что угодно, но мне представлялось, что я была с Риганом.

— Моя дорогая Сирена, смею тебя заверить, что я терпеливый человек. Прежде чем я что-либо предпринимаю, я просчитываю каждый шаг. А это значит, что я, к тому же, еще и предусмотрительный человек. Так что, имей в виду: в следующий раз, когда ты будешь со мной в постели, единственным наркотиком, который заиграет у тебя в крови, будет страсть! Я разожгу в тебе желание. Придет время — и ты сама запросишь близости со мной.

С легким кивком он отошел в сторону, а Сирена, переполненная негодованием, продолжила прогулку по палубе.

С отчаянием в глазах она взглянула на фрау Хольц.

— Какая жалость! Но это все, что я могла сделать! Я еле себя сдерживала. Мне хотелось схватить его за горло и душить, пока лицо его не посинело бы!

Произнесено это было таким ровным, спокойным голосом, что экономка невольно вздрогнула. Но, заметив, в каком напряжении застыло лицо Сирены, каким гневом пылали ее глаза, фрау Хольц успокоилась, обняла молодую женщину за дрожащие плечи и ласково заговорила о теплом ветре, о прекрасной погоде, о малыше, который должен был появиться на свет, надеясь отвлечь ее мысли от неприятной встречи с ненавистным испанцем.

Цезарь взволнованно мерил шагами небольшое пространство своей каюты. Сердце его готово было выпрыгнуть из груди от радости. Сирена ждала ребенка! Его ребенка! Маленького Альвареса! В этом не могло быть никаких сомнений. Почему эта женщина такая упрямая? Почему она твердит как заведенная, что отец ожидаемого ребенка — Риган? Это она специально, чтобы позлить его, Цезаря. Глупая женщина все никак не может простить ему несчастный наркотик. И дался же он ей, черт побери! Не будь тогда этой маленькой уловки, не известно, когда бы еще наследник дона Цезаря Альвареса запросился на свет божий! Нет, не может быть, чтобы ребенок этот был от Ригана. Ведь известно, что брак их был формальным. Голландца можно обвинить в чем угодно, но чего-чего, а слова своего он никогда не нарушал и всегда гордился этим своим качеством. Невозможно, чтобы он прервал траур своей жены. Нет, конечно же, этот дикарь к ребенку Сирены не имеет никакого отношения. Но если этой упрямице так нравится обманывать себя и его — пусть будет так! Пусть она хоть с утра до вечера твердит, что Риган является отцом ребенка, все равно это ничего не изменит. Ей нельзя волноваться, и Цезарь не станет перечить женщине. Сирене придется проснуться от грез, когда малыш явится на свет. У него будет смуглая кожа и темные блестящие волосы. Какое еще нужно будет доказательство? Цезарь был абсолютно уверен, что появление на свет золотоволосого и голубоглазого ребенка просто исключено. Сирена сама скажет, кто настоящий отец, когда увидит свое новорожденное дитя.

* * *

Прошло уже два месяца с тех пор, как Риган встретился в море с фрегатом Морской Сирены. За это время онрасспрашивал всех на встречаемых им судах, но никто ничего не знал ни об Альваресе, ни о Сирене. Ригану казалось, что он давно бы впал в отчаяние, если бы не сын. Каждый раз, когда у взрослого мужчины от безысходности опускались руки и мрачнели глаза, Калеб старался подбодрить его. В груди этого мальчика билось верное, любящее сердце и теплилась неумирающая надежда.

— Я думаю бросить якорь в следующем порту, малыш. Надо пополнить запасы провизии, и может, нам удастся узнать что-нибудь новое от купцов.

— Я уверен, отец, что мы непременно должны узнать что-нибудь. У меня сегодня хорошее предчувствие.

Но и в этом порту, и в следующем их ждало разочарование.

Мрачные мысли все чаще, все настойчивее овладевали Риганом. Заметно грустнел, отчаиваясь, и Калеб. Никаких слухов, никаких следов! Полная неизвестность. Как будто океан поглотил Сирену.

Дни проходили один за другим — однообразные, безрадостные, безнадежные. Корабль Ригана следовал курсом на Испанию.

Калеб постепенно становился раздражительным, нервным, неуправляемым. Ему все чаще приходилось извиняться перед отцом за свое поведение.

А Риган все больше склонен был думать, что Сирены, скорее всего, нет в живых. Другого объяснения ее бесследному исчезновению он не находил.

Еще два-три дня — и они прибудут в порт, являвшийся родиной Альвареса.

* * *

— Мефрау, сегодня утром я слышала, как испанец говорил кому-то, что скоро наше плавание закончится. К вечеру мы должны прибыть на место, — мрачно сообщила экономка Сирене.

— Вот и хорошо. А то мне так уже все здесь осточертело! Я просто мечтаю о свежей постели и мягкой подушке… А куда, собственно, мы должны прибыть? Вы случайно не слышали, фрау Хольц?

— Нет, мефрау. Об этом я знаю не больше вашего. Куда-то на северо-западное побережье Африки… О Господи! Дожила! Вот куда черт занес на старости лет! — сокрушенно вздохнула старая женщина и покачала головой.

Сирена порывисто схватила ее за руку.

— Фрау Хольц, дорогая, я еще не удосужилась сказать, как благодарна вам за то, что вы со мной! Не знаю, что бы я делала без вас! Я навсегда останусь в долгу перед вами, и, наверное, мне за всю жизнь с вами не расплатиться, фрау Хольц.

— Мне не нужна никакая ваша плата. Я рада, что в такой трудный для вас период нахожусь рядом с вами, мефрау.

В порыве чувств женщины сжали друг другу руки.

Экономка первой отстранилась от Сирены.

— Я должна собрать тот малый скарб, что у нас есть. Надо хоть как-то подготовиться к высадке на берег.

— А я, наверное, полежу немного. У меня уже голова раскалывается от мыслей, что я вынуждена буду жить в одном доме с этим ублюдком Альваресом и что мой ребенок родится под его кровом.

Фрау Хольц горько вздохнула и стиснула зубы от бессилия. Если бы она могла как-то помочь! Если бы она могла что-то сделать! Но что? Она лишь обыкновенная старая женщина, а на что годна в такой ситуации старуха? Какой от нее прок? К тому же не известно, будет ли испанец продолжать охранять мефрау и дальше, как делал это на корабле. Она с сомнением покачала головой и решила, что этот дьявол пойдет на все, чтобы женщина, называемая Морской Сиреной, не ускользнула от него, уж коли он сумел захватить ее! Тем более, что он, как сам хвастался, — человек предусмотрительный. Где же сейчас менеер ван дер Рис? Отправится ли он на поиски своей жены или посчитает, что она погибла на острове во время извержения вулканов?

Закончив свои недолгие сборы и приготовления к высадке на берег, фрау Хольц села на стул и стала ждать сообщения испанца о прибытии на место. Наконец в дверь громко постучали, и старая женщина облегченно вздохнула. Все-таки приятно будет снова увидеть дома, деревья, зеленую травку и почувствовать твердую землю под ногами.

Экономка заботливо помогла Сирене подняться на ноги. Молодая женщина, отяжелевшая, с заметно округлившимся животом, передвигалась несколько неуклюже. И даже подняться по трапу ей было не совсем просто без помощи фрау Хольц.

И вот обе женщины стояли на верхней палубе галеона, легко скользящего к пристани.

«Итак, — подумала Сирена, — здесь будет мой временный дом!» Она ни на минуту не сомневалась, что он будет именно временным, в полном значении этого слова, ибо никогда, ни за что на свете она не смирится ни с этим домом, ни с Цезарем, ни с той участью, которую он ей определил.

* * *

В шумном испанском порту Барселоне Риган с сыном сошли на берег. Отдав приказ команде заняться запасами провизии, ван дер Рис немедленно отправился к владельцу порта.

От глаз Калеба не укрылось, как взволнован был отец и каким нетерпением сияли его глаза. Риган был уверен, что они уже почти приблизились к цели, что скоро они отыщут этого негодяя Цезаря и Сирену. Несколько дней назад, стоя у штурвала, он признался сыну:

— Иногда мне кажется, что этот испанский ублюдок где-то совсем рядом, что мой нос улавливает запах его масла для волос и чеснока!

Мальчик понимал, что отец просто сгорал от нетерпения поскорее закончить поиски и потому воображение его распалялось. А сам Калеб не предчувствовал быстрого окончания их скитаний; ему казалось, что Сирена находилась так же далеко, как и тогда, когда они только отправились за нею вдогонку, покинув Батавию.

Солидный хозяин порта очень радушно и приветливо встретил гостей, прибывших в Барселону издалека. Для него было честью принимать высокопоставленного голландца, который, если верить слухам, имел все шансы стать губернатором острова Явы — этот пост считался среди голландских бюргеров очень почетным.

Во время обеда, данного в честь иностранных гостей, Риган, придерживаясь испанского этикета, не заводил разговоров о делах. И только когда подали кофе, он заговорил о доне Цезаре Альваресе. И то, что он услышал от старого испанца, так поразило голландца, что он изменился в лице.

— Но послушайте, сеньор! Вы уверены в том, что сообщили мне? Нет ли тут какой-то ошибки? Нет, не подумайте, будто я вам не верю… Но дело в том, что сеньор Альварес в его бытность на Яве всегда рисовал перед нами такую яркую, радужную картину своего высокого положения в Испании, что мне не верится, будто он когда-нибудь мог впасть в немилость у испанских властей… И вдруг вы мне сейчас рассказываете, что он находится в розыске, что за его голову назначена награда, что его обвиняют в контрабанде необработанного мускатного ореха, что он где-то далеко собирается разбить плантации и составить конкуренцию честным купцам, подчиненным испанскому королю!

— Однако, менеер ван дер Рис, все, что я сообщил вам, к сожалению, чистая правда. Мы сами об этом узнали совсем недавно. Сеньору Альваресу было позволено остаться в Ост-Индии, пока на его место подготавливали другого нашего человека. И вот уже ровно два месяца, как он официально отстранен от своей должности.

— Вашему новому человеку придется довольно трудно сейчас на Яве, — сочувственно заметил Риган и вкратце рассказал пожилому испанцу о разрушениях, произошедших на острове во время извержения вулканов в Батавии.

И в конце разговора высокочтимый сеньор наконец сказал своему гостю:

— Дорогой друг, очень жаль, что ничем не могу помочь вам. Я лишь осмелюсь высказать свои предположения: Африканское побережье — вот единственное место, где Альварес может попытаться разбить плантации мускатного ореха. Однако позвольте вас утешить: не расстраивайтесь, если вы сейчас его не найдете. Будет благоразумнее пока вообще забыть о нем. Придет время — и этот проходимец высунет голову, как черепаха из панциря. Уж это обязательно, можете не сомневаться! И вот когда он себя обнаружит, вы будете наготове.

— Благодарю вас, многоуважаемый сеньор, за совет, но я не могу отказаться от своих поисков!

Возвращаясь на корабль, Риган тысячу раз проклял себя за несообразительность. Какой он глупец! Как он сам не догадался?! Почему не подумал об Африканском побережье?! Но нет, пусть Альварес не радуется, что бесследно скрылся! Пусть не думает, что никто до него не доберется! Риган ван дер Рис не отступится от своих намерений! Даже если придется обшарить все побережье Африки, он все равно отыщет Сирену!

— Что ты решил, отец? — встревоженно спросил Калеб.

— Я думаю, сынок, что старый испанец был прав. Альварес, скорее всего, отправился в Африку. Если бы я сразу догадался об этом, мы бы сэкономили несколько месяцев. Но у меня уже руки чешутся придушить этого ублюдка! — воскликнул Риган, сжимая в кулаки свои большие ладони.

— Скоро, отец, поверь мне, мы вернемся домой вместе с Сиреной!

— Непременно! — согласился он с мальчиком, и мысли мужчины снова устремились к Сирене.

Неужели уже прошло девять месяцев после той незабываемой ночи на борту черного фрегата, когда осуществились два самых заветных желания Ригана: Морская Сирена отдалась ему, а его брак перестал быть формальным.

Глава 33

Фрау Хольц лежала на своей постели, прислушиваясь к тихим стонам, доносившимся с соседней кровати. Она решила про себя, что будет притворяться спящей до тех пор, пока мефрау сама не позовет ее. Гордая и самолюбивая Сирена предпочитала самостоятельно справляться с болью и терпеливо выносила все неприятные ощущения, вызванные ее теперешним состоянием. Интуитивно старая немка понимала это и считалась с причудами мефрау.

Но теперь, кажется, железная выносливость молодой женщины несколько ослабла; наверное, приближался критический момент. Прежде Сирена старалась сдерживаться и почти не позволяла себе стонать.

Впервые за много лет фрау Хольц была в растерянности из-за своей беспомощности. Своих детей она не имела, никогда прежде ей не доводилось присутствовать при родах, поэтому она чувствовала себя неуверенно и сомневалась в том, что сумеет каким-то образом помочь мефрау разрешиться от бремени. Заранее готовясь к этому значительному моменту, экономка расспросила прислугу Цезаря, нанятую из местных жителей, и потребовала привести повитуху.

Доставленная пред ясны очи фрау Хольц африканка, по мнению критически настроенной немки, абсолютно не соответствовала предъявляемым требованиям. Черная как смоль, похожая на ведьму, тощая, с гривой седых и жестких как проволока волос, повитуха показалась ей бестолковой, несуразной и ужасно грязной. Даже имя этого чучела было какое-то невообразимое и недоступное для произношения, что-то вроде Цуна Мууб. Но как бы там ни было, это африканское чудовище было единственной кандидатурой. На другую квалифицированную помощь в здешних условиях рассчитывать не приходилось, так что бедной мефрау оставалось только посочувствовать.

И все-таки фрау Хольц пребывала в полной уверенности, что ребенок должен появиться на свет здоровым и сильным. Разве она не следила строго за тем, чтобы Сирена хорошо питалась и ежедневно совершала пешие прогулки на свежем воздухе? С тех пор как они прибыли в эту захолустную африканскую дыру, требовательная экономка принуждала свою мефрау все время находиться на воздухе, сидя в тени деревьев. И какое бы подавленное настроение ни было у будущей матери, как бы она ни грустила и ни хмурилась, но благодаря неусыпной опеке фрау Хольц беременность Сирены протекала прекрасно.

Стоны, доносившиеся с соседней кровати, становились все громче. Старая женщина поняла, что мефрау уже была не в силах сдерживаться. Тихонько поднявшись, фрау Хольц направилась на кухню. Разбудив повариху-негритянку и жестами объяснив ей, что пришла пора послать за Цуной Мууб, старая немка, подбоченясь, недоверчиво стала наблюдать за дальнейшими действиями бестолковой африканки, надеясь таким образом выяснить, правильно ли поняты ее распоряжения. Негритянка понимающе подмигнула, разбудила спавшего мужа, чтобы тот поспешил за повитухой, а сама без напоминаний поставила греть воду в огромных чайниках, напевая какую-то свою дикарскую песню глубоким, гортанным голосом. Решив наконец, что ее правильно поняли, фрау Хольц вернулась к мефрау, по пути зайдя в кладовую и взяв там стопку чистых простыней.

— Фрау Хольц, я рада, что вы проснулись. Не хотелось вас беспокоить, но, думаю, мое время пришло.

Сирена, вся взмокшая от жары и напряжения, схватившись за живот, судорожно ловила ртом воздух. Когда боль немного отпустила, она, вся дрожа, вытерла тыльной стороной руки пот со лба и слабо улыбнулась.

— Я послала за этой ведьмой, Цуной Мууб. Да поможет нам Бог!

Сирена подавила усмешку. Бедная фрау Хольц! Как это тяжело для нее — признать, что она в чем-то бессильна и нуждается в посторонней помощи, а особенно в помощи этих непереносимых ею черных, вечно голодных африканцев. И как смешно она произносила имя повитухи!

Через несколько минут дверь их комнаты распахнулась, и порог переступила Цуна Мууб. Ее обведенные чем-то желтым черные глаза смело осмотрели помещение. Фрау Хольц стояла рядом с кроватью Сирены в решительной позе, как будто намеревалась защитить мефрау от пришелицы, обладавшей такой зловещей, не внушавшей доверия внешностью. Тощая, как обтянутый черной кожей скелет, полуобнаженная старуха была увешана какими-то таинственными побрякушками, напоминавшими бусы из человеческих зубов и птичьих перьев. Цуна Мууб, оценив обстановку, прошлепала босыми ногами к постели роженицы и вызывающе взглянула на фрау Хольц, которая все никак не могла осмелиться допустить это африканское пугало к своей мефрау.

Наконец, нахмурившись и неодобрительно взглянув на повитуху, экономка неохотно отступила в сторону. В это время новый приступ боли накатил на Сирену, и она застонала, плотно сжав губы. Встревожившись и еще острее ощутив свою беспомощность в этой ситуации, фрау Хольц, мысленно произнося молитву, отошла подальше, в угол комнаты.

Цуна Мууб отбросила легкую простыню, которой была укрыта роженица, и опытным взором осмотрела будущую мать, ощупав руками ее живот. Бормоча какую-то тарабарщину, старая повитуха с помощью мимики и жестов объяснила Сирене, что ребенок родится еще нескоро. И вдруг негритянка на удивление сильно потянула ее и заставила сесть, а затем настояла, чтобы роженица встала на ноги.

Фрау Хольц, переполненная материнскими чувствами к бедной мефрау, начала энергично протестовать на своем родном немецком языке против такого явного издевательства над беспомощной беременной женщиной. Но Цуна Мууб, гордая своими профессиональными познаниями, заспорила с ней на своем африканском диалекте. Сирене пришлось встать между двумя старыми женщинами, чтобы помешать им придушить друг друга.

— Фрау Хольц, Цуна Мууб, прекратите это немедленно!

Но они продолжали шипеть и наскакивать одна на другую, настаивая на своем. И только когда у роженицы вновь начались схватки, заставившие ее вцепиться в спинку кровати, обе спорщицы обратили внимание на нее.

Цуна Мууб бросилась к Сирене, взяла ее за руку и начала вопить ее взад и вперед по всей комнате. На этот раз схватки прошли быстрее и легче, и сама будущая мать с облегчением улыбнулась своей повитухе.

— Фрау Хольц! Кажется, старая ведьма знает свое дело. Эти схватки были сильнее предыдущих и все же оказались легче переносимыми. Ноги мои уже не сводило судорогой, и все прошло быстрее.

После этих слов строгая экономка взглянула на Цуну Мууб не то чтобы дружелюбно или с благодарностью, но все же с меньшим недоверием и даже с некоторым намеком на уважение.

В течение долгих часов, до самого рассвета, Сирена прошла много миль взад-вперед по полу, покрытому ковром, а в последний час брела уже с великим трудом, тяжело опираясь на руку неутомимой фрау Хольц.

Волосы старой экономки выбились из длинной седой косы, спускавшейся по спине; ее ночная рубашка и капот взмокли от пота, а в расширившихся глазах застыли беспокойство и страх.

Цуна Мууб, сменив постельное белье и подложив под ноги стопки книг, уютно устроилась на кровати фрау Хольц и давала оттуда указания Сирене двигаться во время раз за разом накатывающихся схваток. В периоды между схватками повитуха позволяла роженице присесть на твердый стул с прямой спинкой, чтобы передохнуть и восстановить силы перед очередной болезненной волной. Время от времени старая африканка принималась что-то монотонно напевать, и удовлетворенное, граничащее с самодовольством выражение появлялось на ее толстогубом, с беззубым ртом, лице.

И даже когда Сирена начинала протестовать, ссылаясь на то, что уже нет сил больше двигаться, Цуна Мууб продолжала настаивать на своем и, шустро вскочив на ноги, хватала роженицу тощими, но на удивление сильными руками и ставила ее на ноги.

Один раз Сирена все-таки не послушалась повитуху и в изнеможении опустилась на постель, а сердобольная фрау Хольц, примостившись тут же, сочувственно вытирала ее мокрый лоб. И когда снова начались схватки, то непереносимая, вдвойне мучительная боль сдавила живот. Собрав последние силы, роженица стала подниматься на ноги и, задыхаясь, призналась экономке, что все-таки Цуна Мууб была права: ходьба действительно помогала облегчить боль.

Через полчаса схватки сделались беспрерывными и более болезненными. Повитуха дала знак Сирене, что пришла пора лечь на кровать. Сморщенное обезьянье лицо негритянки склонилось над роженицей, а жилистые черные руки надавили ей на нижнюю часть живота. Издав многозначительный, удовлетворенный смешок, старая африканка начала готовить Сирену к родам.

Фрау Хольц склонилась над молодой женщиной и зашептала ей на ухо, словно опасаясь, что старая ведьма могла ее понять:

— Мефрау, если хотите, я попрошу у сеньора Альвареса немного настойки опия — всего каплю или две — на тот случай, если боль станет совсем непереносимой.

— Нет! — гневно воскликнула Сирена, схватив фрау Хольц за руку. — Лучше я умру, чем попрошу о чем-нибудь этого мерзавца! Ни при каких обстоятельствах не вздумайте обратиться к нему! Пообещайте мне это, фрау Хольц!

— Хорошо, мефрау. Не беспокойтесь. Я обещаю это.

Для старой женщины данное в этот момент обещание было самым нелегким в ее жизни. Каждый приступ роженицы фрау Хольц переживала вместе с нею. С какою радостью фрау Хольц взяла бы все мучения молодой женщины на себя, если бы только это было возможно! С виду суровая, хладнокровная, чопорная немка обладала привязчивым и преданным сердцем; со всей нежностью, на которую только она была способна, старая экономка полюбила свою хозяйку и, казалось, готова была ради нее и в огонь и в воду.

А тем временем Цуна Мууб разрывала на части простыни и скручивала их в тугие и толстые жгуты, которые затем ловко прикрепила к ножкам кровати, связав в один большой узел. Проделав все это, повитуха показала Сирене, как пользоваться этим диковинным приспособлением. Когда начался следующий приступ болезненных схваток, роженица ухватилась за жгут, набрала в легкие побольше воздуха и начала приподнимать себя на постели, а потом выдыхала воздух маленькими порциями.

— Как собака, мефрау, — недоверчиво пробормотала фрау Хольц, — эта ведьма хочет, чтобы вы вели себя как собака!

— Однако у животных нет таких проблем при родах, как у людей. Я попробую следовать ее советам. Ведь в отношении ходьбы во время схваток она оказалась права. Фрау Хольц, дорогая, если вы увидите, что я собираюсь кричать, зажмите мне рот рукой. Пожалуйста! Я не хочу, чтобы Цезарь узнал о происходящем здесь. Обещайте мне как женщина женщине! — она задыхалась от нахлынувшей боли и снова ухватилась за жгут.

Сирена лежала хватая ртом воздух и стараясь послушно следовать указаниям Цуны Мууб. Но беспорядочные мысли клубились в голове молодой женщины. Что будет, если она умрет? Что тогда станет с ребенком? А если ребенок умрет? Как сможет она жить на свете после этого? Что ей тогда останется? Как жить без любви к ребенку Ригана? В чем тогда будет заключаться смысл ее жизни?

Негромкий стон сорвался с губ Сирены, и ее расширившиеся от боли, испуганные глаза отыскали экономку.

— Помните ваше обещание, фрау Хольц. Хотя мне кажется, что худшее время уже позади, — проговорила она, ухватившись обеими руками за жгут и приподнимая свое тело. Зубы ее были сжаты, волосы взмокли и слиплись, и вся она блестела от пота. — Боже, помоги мне! — простонала молодая женщина.

Цуна Мууб взялась за ночную рубашку роженицы, намереваясь обнажить ее живот.

— Не трогай ее своими грязными лапами! — грубо выкрикнула фрау Хольц, оттолкнув негритянку от своей хозяйки.

Не понимая, повитуха вновь потянулась руками к Сирене, и опять немка решительно оттолкнула ее.

Потеряв терпение и испытывая беспокойство и страх за мефрау, экономка властно подтолкнула недоумевающую африканскую старуху к умывальнику, сделав ей знак вымыть руки.

Цуна Мууб неохотно согласилась, сообразив, что иначе не успокоит эту требовательную нервную тетку и не сможет приступить к выполнению своих обязанностей. Экономка вручила негритянке кусок душистого мыла, и той так понравилось это ароматное чудо, что она мыла и мыла, мыла и мыла свои черные и корявые как грабли руки. Казалось, повитуха так увлеклась, что забыла обо всем на свете и явно не собиралась заканчивать эту так понравившуюся ей процедуру, предоставляя ребенку возможность родиться самому. В отчаянии фрау Хольц, вытаращив глаза, наблюдала, как Цуна Мууб мылит тощие черные руки, не переставая при этом поминутно нюхать то кусок душистого мыла, то свои крючковатые пальцы.

Наконец старая негритянка сделала знак фрау Хольц принести из кухни горячей воды. Не без опаски экономка оставила Сирену одну с этой ненормальной, с этой каргой, с этой бестолковой головешкой, тоскливо понимая, что больше сходить за водой некому.

Когда она вернулась в комнату, неся перед собой тяжелый котел с горячей водой, Цуна Мууб важно и торжественно расхаживала из угла в угол, тряся своими дикарскими амулетами и монотонно что-то напевая себе под нос. А бедная роженица тем временем продолжала приподниматься на постели при помощи жгута, закатив от боли глаза.

Внезапно старая негритянка прекратила свои монотонные завывания, бросилась к Сирене, забрала у нее жгут, показывая жестами, что та должна тужиться. Но рожающая женщина не нуждалась ни в чьих подсказках: ее учителем стала сама природа. Низ ее живота пронзила сильная боль, и тело роженицы инстинктивно отвечало на этот призыв природы.

Сирена до боли прикусила свой язык. Боже праведный, когда же все наконец закончится? Сможет ли она когда-нибудь разжать свои руки?! И вдруг она с блаженством ощутила, что боль покинула ее тело. И тут же послышался счастливый смех фрау Хольц, которая подняла вверх крошечное красное тельце ребенка, издающего громкий, торжествующий крик, извещавший всех о появлении на свет нового человека.

— Мефрау, мальчик! Светловолосый мальчик!

Со слабой улыбкой на лице измученная мать наблюдала, как старая экономка купала ее сына, касаясь его беспомощного тельца подрагивающими от любви и нежности руками.

Последней мыслью Сирены перед тем как поддаться власти навалившегося на нее сна было то, что у Калеба теперь есть брат.

Глава 34

Цезарь вытер салфеткой рот и, откинувшись на спинку плетеного кресла, обвел самодовольным взглядом свою роскошно обставленную столовую. Это была просторная комната с высокими панелями из бамбука и лепным потолком. Пол был устлан кирпично-красным ковром с персидскими узорами. Стены были увешаны картинами в золоченых рамах, на которых были изображены всевозможные лакомства и яства, какие только можно пожелать для пиров. Высокие окна, пропускавшие внутрь столовой мягкий абрикосовый свет, были украшены причудливо разрисованными китайскими драпировками тончайшей работы. На полках шкафов красовались голубые вазы из китайского фарфора, а посредине столовой стоял большой стол из красного дерева, за которым и восседал в данный момент сеньор Альварес. Это все принадлежало ему одному. Но если Сирена пожелает, то все, чем владеет он, будет принадлежать им обоим. Взгляд испанца упал на тарелку, которая стояла перед ним, играя огненными бликами под прикосновениями солнечных лучей, — и легкая самодовольная усмешка затеплилась в уголках его губ. Золотые тарелки! Много лет он мечтал о том, что у него будет когда-нибудь посуда из чистого золота. Недолго осталось ждать того дня, когда эта столовая наполнится купцами из разных стран, которые, разделяя с ним трапезу, будут восхищаться его богатством, а после станут рассказывать легенды о «королевстве» сеньора Альвареса, владеющего огромными плантациями мускатного ореха. И придет час, когда его, дона Цезаря Альвареса, провозгласят главой, вождем, правителем — кем еще? — всего Африканского побережья. А его величественная, статная супруга, прекрасная Сирена, восседающая рядом с ним, будет главным украшением его «королевства». Никто не сможет противостоять власти и авторитету человека, сумевшего покорить, подчинить, сделать своей такую женщину! Он станет верховным правителем! Не за горами тот час, когда повсюду будут прославлять имя дона Цезаря Альвареса, когда одно лишь упоминание этого имени повергнет любого и каждого в благоговейный трепет. Совсем недолго осталось ждать того часа. Ведь некоторым мускатным деревцам уже по четыре года. Еще несколько лет — и он станет всемогущим, он сможет уверенно контролировать всю мировую торговлю мускатом.

Размечтавшись и вжившись в тот образ, который так живо воссоздало его услужливое воображение, Цезарь неторопливо сложил салфетку аккуратным треугольником, торжественно осушил бокал вина и, поставив его на середину золотого блюда, поднялся, гордо приосанившись.

Он больше не мог тянуть время. Пора было увидеть прибавление семейства. Вот уже несколько дней, как наследник родился, а Цезарь еще не видел его. Терпеливо ожидая, пока Сирена окрепнет, он не позволял себе расспрашивать, как выглядит ребенок. Зачем? Он и так был уверен, что ребенок от него, что у малыша темные волосы и смуглая кожа. Однако перед самим собой он мог признаться, что безразличие его было напускным: на самом деле Альварес задыхался от нетерпения увидеть малыша. Он должен был окончательно утвердиться в своих предположениях, а значит, в своем отцовстве.

Цезарь с важным видом придвинул к столу плетеное кресло с высокой спинкой, поправил белоснежную кружевную скатерть и какое-то время еще помедлил, остановив взгляд на пышном букете цветов, украшавшем длинный стол. Наконец он решительно направился к выходу неторопливой походкой уверенного в себе человека.

Дверь в комнату Сирены была слегка приоткрыта.

Цезарь остановился, прислушиваясь, прежде чем постучать. И в этот момент проходившая по комнате фрау Хольц заметила в дверях его силуэт и быстро направилась в его сторону.

— Что вам угодно, сеньор?

— Я желаю взглянуть на своего наследника. Будьте так добры, разрешите мне войти.

— Мефрау сейчас отдыхает, сеньор.

— Я желаю увидеть не сеньору, а ребенка. И в будущем попрошу вас называть ее сеньорой, а не мефрау, ибо это несуразное голландское слово оскорбляет мой слух.

Фрау Хольц неопределенно пожала плечами и открыла дверь пошире, предоставляя ему возможность войти в комнату.

— Ребенок лежит возле окна, — холодно произнесла она.

Цезарь секунду поколебался и неспешно направился к колыбели. Заглянув в нее, он увидел небольшой, завернутый в ткань комочек. И только испанец наклонился, чтобы получше рассмотреть этот сверток, как фрау Хольц стремглав подскочила к колыбели, выхватила оттуда запеленутого младенца и, откинув угол материи в кружевах, с тонкой улыбочкой показала Цезарю розовую мордашку с золотистым пушком на головке. Глаза экономки искрились веселым лукавством, когда она взглянула на побагровевшее и перекосившееся от гнева лицо Альвареса. Казалось, испанец готов был немедленно задушить беспомощное маленькое создание, безмятежно посапывающее на руках экономки.

Цезарь чувствовал себя так прегадко, как будто вместо сладкого поцелуя получил увесистую оплеуху. Он ощущал себя таким обманутым, таким оплеванным!

Но, ничего не сказав и стараясь ничем не выдать ярость, клокотавшую в груди, он сдержанно кивнул экономке, позволяя опустить малютку назад в колыбель.

— Чудесный ребенок, не правда ли, сеньор? Крепенький, здоровенький, а какой красавчик! С каждым днем он становится все милее, все очаровательнее, доставляя матери безмерное счастье. Жаль, что отец не может разделить с ней эту радость! — хитро усмехаясь, проворковала фрау Хольц.

Потемнев от злости, Цезарь молча кивнул в ответ на веселое щебетание старой женщины и поспешно покинул комнату.

Уже выйдя в темный коридор, он обнаружил, что изо всех сил сжимает в ладони сломанную сигару. Бросив ее на пол, Альварес медленно и с наслаждением наступил на нее каблуком и давил, представляя, что под ногой у него младенческая головка, покрытая золотистым пушком, давил до тех пор, пока табак не превратился в пыль. И эта воображаемая расправа с ненавистным голландским отродьем принесла испанцу некоторое удовлетворение.

Да, он не ожидал такого удара! Выходит, его информация, полученная от слуг из дома ван дер Рисов, была неверна. Значит, их брак был не таким уж формальным. Доказательство тому налицо.

Однако еще не все потеряно. Всякая ситуация, даже самая неблагоприятная, может нести в себе свою выгоду. Если сообщить Ригану, что у него, у Альвареса, в плену не только его жена, но и сын, то этот дикарь явится сюда как миленький. И вот тогда-то дон Цезарь Альварес сможет отомстить разом за все ненавистному ван дер Рису. Да, нужно разделаться с этим голландцем окончательно. Пришла пора воздать ему за все. Из-за этого скота, дикаря, варвара у него, у Цезаря, все в жизни наперекосяк. Все его неудачи только из-за Ригана. Если он хочет покончить со всеми своими неприятностями, то должен покончить с Риганом. Пока будет жив этот человек, не видать дону Цезарю Альваресу счастья ни в чем. Нужно наконец стать победителем! Слишком долго он был на вторых ролях после ван дер Риса! Но больше он не намерен быть вторым, нужно покончить с этим навсегда!

Если понадобится, то можно будет устроить так, чтобы этот дикарь встретился со своей женой, а потом на глазах у них обоих Цезарь убьет их светловолосое чадо, растопчет этот проклятый сверток, лежащий сейчас в колыбели. Так или иначе он поступит — это потом будет видно. А сейчас нужно каким-то образом послать сообщение в Батавию, пусть даже ради этого придется отправить туда корабль без груза… Нужно заманить ненавистного голландца сюда, а уж тут с ним покончить будет нетрудно!

Бросив последний взгляд на раздавленную сигару, Цезарь достал из кармана другую и, не оглядываясь, направился в свой кабинет.

— Мефрау, когда вы спали, пожаловал наконец сеньор, — сообщила фрау Хольц с многозначительной улыбкой. — Пожелал взглянуть на родившегося ребенка.

— Ну и как? Понравился сеньору мой сын? Надеюсь, он остался доволен. Что он сказал о моем мальчике?

— Он не произнес ни слова, но, судя по взгляду, готов был убить вашего сынишку. Мы должны и день и ночь беречь младенца от этого дьявола. Сколько ненависти было в его глазах! И к кому? К очаровательному крошке! Нет, этот чертов испанец не человек. Он способен на что угодно! Столько в нем злобы, мефрау, что страшно становится. Нам надо быть настороже, живя с таким мерзавцем под одной крышей.

— Да, фрау Хольц, вы правы. Все эти месяцы он пребывал в полной уверенности, что является отцом ребенка, поэтому ожидал увидеть темноволосого и смуглокожего мальчика. А увидел… Я представляю его реакцию! Мы должны сделать все, чтобы защитить моего сыночка от этого изверга.

— Послушайте, мефрау, какой настойчивый крик! Ваш малютка снова проголодался.

Сирена улыбнулась. У ребенка были великолепные легкие, и можно было не сомневаться, что его крик слышался во всем доме.

* * *

Дни проходили за днями, но Сирена не замечала их бега, всецело поглощенная заботами о малыше — занятием новым для нее, но бесконечно радостным. И все это время рядом с нею находилась верная, преданная фрау Хольц, отдававшая себя хлопотам о малыше с неменьшим энтузиазмом, чем счастливая молодая мама.

И все это время из головы Сирены никак не выходили слова экономки об опасности, грозящей малютке со стороны озлобленного Альвареса. Она не могла не осознавать правоту старой, умудренной опытом женщины, и с каждым днем тревога молодой матери нарастала. Безотчетный страх за сыночка вселился в нее, проникнув во все поры. Особый ужас внушали ей участившиеся визиты Цезаря в детскую. Он приходил и подолгу стоял перед колыбелькой, пристально глядя на маленький, беспомощный сверток. Иной раз лицо испанца искажалось злобой и ненавистью, а иной раз было бесстрастным, лишенным какого бы то ни было выражения. Но именно в эти моменты, когда взгляд его, казалось, ничего не выражал, кровь застывала в жилах Сирены от леденящего душу, безотчетного страха. Она чувствовала, что коварный испанец замышляет какое-то злодейство — возможно, смерть ее маленького сыночка и ее самой. Если бы этот страшный человек хотя бы говорил что-нибудь! Но он хранил безмолвие, и от этого становилось жутко вдвойне. Без предупреждения, без звука он входил в детскую, а затем не проронив ни слова, уходил. После каждого такого визита Сирену начинала бить нервная дрожь. Молодая мать боялась не столько за себя, сколько за свое драгоценное дитя, за своего мальчика, за своего ненаглядного сыночка.

Как-то раз, в один из ясных солнечных дней, закончив кормить малютку грудью, молодая мать только собралась было положить своего насытившегося крошку в колыбель, чтобы он поспал, как, безотчетно подняв глаза, вздрогнула, увидев стоявшего в дверях Цезаря.

Какое-то мгновение он в молчаливой задумчивости смотрел на Сирену, а затем неожиданно проговорил тихим, вкрадчивым голосом:

— Я наводил справки о кормилице для ребенка.

— Что?! — в голосе молодой женщины зазвенел гнев.

— Я говорю о кормилице, моя дорогая, — отчетливо повторил испанец, — потому что в такие минуты, как теперешняя, ты мне напоминаешь свиноматку, а это зрелище оскорбительно для моих глаз. Как только найдется подходящая кормилица, ты передашь ребенка ей.

Зеленые глаза Сирены опасно сверкнули, но она сдержалась и не произнесла ни слова.

— Я решил найти кормилицу, — ровным голосом продолжал он, — потому, что настало время исполнять обязанности, ради которых я и привез тебя сюда.

— И что же это за обязанности? — холодно спросила она.

— Ты будешь выполнять обязанности хозяйки дома и моей супруги. Все окружающие считают нас мужем и женой. Никто не посмеет усомниться в этом. Прошло уже два месяца со дня рождения ребенка, и пора уже отнимать его от груди. У тебя будет достаточно забот и без кудахтанья над этим орущим отродьем. Кроме того, я не хочу, чтобы ты перепортила своим материнским молоком все те красивые платья, которые я купил для тебя.

— Как же, однако, ты все за меня решил! А если я откажусь от твоего… предложения насчет кормилицы? Что тогда?

— Тогда, моя дорогая сеньора, ты можешь вообще потерять ребенка, который доставляет тебе столько беспокойства и отнимает уйму времени! С твоей стороны было бы благоразумнее прислушаться к моим предложениям. А то, знаешь ли, в последнее время я стал таким нервным, таким раздражительным, и порой мне самому кажется, что еще немного — и присущее мне терпение оставит меня!

— Ах ты тварь! У тебя еще хватает наглости угрожать мне! Мало того, что ты насильно привез меня Бог знает куда, держишь меня здесь как пленницу и рассказываешь всем направо-налево, будто бы я являюсь твоей женой и родила тебе сына! О Боже! И в довершение ко всему ты надеешься, что я буду вести себя по отношению к тебе как любящая супруга… Цезарь, твоя глупость поражает меня! Извини, но я считала тебя умнее. Неужели ты надеешься, будто я когда-нибудь смогу не то чтобы полюбить, а даже просто с симпатией относиться к тебе?! Нет, нет и еще раз нет! Никогда! Я бы убила тебя, если бы могла! И не надейся, что я буду изображать здесь твою жену, что я приму участие в затеваемом фарсе!

— Моя дорогая, не стоит так горячиться понапрасну. Я уверен, что ты великолепно справишься с предложенной тебе ролью. Ты очень талантливая актриса. Я с наслаждением наблюдал за твоей двойной игрой в Батавии. Думаю, что за это время ты не успела растерять свой редкий талант. В конце концов, я советую тебе черпать вдохновение в своем материнстве, думая об интересах собственного ребенка.

— Ты… ты… негодяй, мерзавец, подонок! Ты ублюдочная свинья! Сын проститутки!

— Ах моя милая сеньора! А кто тогда ты? — игриво спросил он, бесцеремонно уставясь на ее полную волнующуюся грудь, и похотливая улыбка заиграла на его губах. — Жена негодяя, мерзавца, подонка, ублюдочной свиньи и сына проститутки? Не так ли, дорогая? Ну что ж, тоже неплохо…

— Ты забываешься, Цезарь! Я вовсе не твоя жена. И никто на свете не убедит меня в обратном. Ни при каких обстоятельствах я не стану твоей женой! Можешь зарубить себе это на носу.

— Помнится, я уже говорил тебе однажды, что обладаю редким терпением. Но не надо его испытывать. Это может тебе дорого стоить! Цена уже известна — это здоровье и жизнь твоего… сына. Надеюсь, ты меня хорошо поняла, мамаша? А теперь о деле! Сегодня вечером я устраиваю небольшой ужин, будут присутствовать человек двенадцать… Я пришлю к тебе слугу, который принесет платье и драгоценности, достойные моей жены и твоей красоты. А после ужина мы начнем жизнь, которую полагается вести нормальным супругам. Обещаю тебе незабываемую ночь, дорогая, — выразительным взглядом Цезарь окинул её фигуру, и Сирена почувствовала такой жгучий стыд, как будто сидела перед ним раздетая. — Ужин начнется после захода солнца. Однако ты спустись вниз на час раньше, и мы поднимем тост за драгоценное здоровье твоего сына, горячо любимого нами обоими. До встречи, моя дорогая Сирена! — все это он произнес ровным, невыразительным голосом, и его глаза при свете полуденного солнца казались непроницаемыми.

Не дожидаясь ее ответа, он коротко кивнул и немедленно вышел из комнаты.

— Фрау Хольц! Фрау Хольц! Вы все слышали? Нет, вы слышали, что приказал мне этот негодяй?! Скотина, свинья, ублюдок! Он хочет, чтобы я спала с ним после сегодняшнего ужина! Что мне делать? О Боже, что мне делать?! — она жалобно застонала. — Если я не выполню его требования, то этот зверь убьет моего малыша. Что мне делать, фрау Хольц? Я боюсь за сына, я боюсь за моего ненаглядного мальчика! Но какой-то должен быть выход! Не может быть, чтобы все произошло так, как хочет этот изверг! Что вы мне посоветуете, фрау Хольц?

Экономка с состраданием смотрела на молодую женщину.

— Я так и знала! — испуганно воскликнула Сирена. — Вы считаете, что я должна подчиниться воле этого ублюдка! Но нет, однажды я дала себе клятву, что никогда никому на свете не позволю использовать себя. И я не нарушу этой клятвы. Я не подчинюсь ему. Я ни за что не лягу с ним в постель. Я не проститутка! Он не дождется моего унижения. Этого не будет никогда!

— Но…

— Никаких «но»! Я что-нибудь придумаю. Я обязательно что-нибудь придумаю! У меня еще есть в запасе несколько часов, — уверенно проговорила она.

* * *

Еще с борта своего корабля на подходе к африканскому порту Риган увидел новые многочисленные стапеля, большие груды свежих, не успевших потемнеть от времени лесоматериалов, оживленное мельтешение людей… Все говорило об усиленном строительстве, развернувшемся в порту. Недаром моряки рассказывали, что все Африканское побережье переживает торговый бум. Африканские порты, не в пример европейским и ост-индским, отличались грубоватыми, наспех сколоченными строениями, что говорило о стремительной застройке здешних мест, а значит, и об усиленном развитии торговли. В местах, где пролегали новые торговые пути, в спешном порядке возводились новые укрепления.

Однако основным предметом здешней торговли были не пряности, шелка и продукты — совершенно новый товар, вывозимый отсюда, наполнял карманы купцов. Называли этот товар черным золотом, черной слоновой костью, но оба эти термина означали одно и то же — африканских рабов. Работорговля была самым бесстыдным, самым подлым, самым грязным промыслом; самым ужасным товаром, который когда-либо наполнял трюмы кораблей, — рабы.

Риган поспешно соскочил на берег, а Калеб — за ним. Как только их ноги ступили на пристань, группка чернокожих голых детей, весело смеясь, окружила пришельцев. Голландец присел на корточки и ласково притянул к себе одного самого бойкого черноглазого негритенка. Жестами и мимикой ван дер Рис попытался кое-что спросить у мальчугана, и тот, смущенно улыбнувшись, взял Ригана за руку и повел его по дощатому настилу, проложенному к одному из прибрежных зданий. Остальные детишки не отставали ни на шаг. Наконец малыш указал пальцем на какого-то седоволосого мужчину, стоявшего неподалеку от постройки, и со смехом убежал прочь вместе с другими мальчишками.

Человек, к которому привел Ригана веселый негритенок, выслушал вопрос и кивнул головой.

— Да, уважаемый, есть здесь один такой человек, похожий на того, о ком вы спрашиваете. Правда, мне самому встречаться с ним пока не довелось. Живет он в южной части города, в великолепном доме, который был не так давно выстроен по его указанию. Говорят, что этот человек невероятно богат. Наверное, он решил обосноваться здесь всерьез и надолго, так как привез с собой жену и маленького сына. Я слышал, что как раз сегодня вечером он устраивает свой первый прием. В городе говорят, будто бы он называет себя королем, а жену величает не иначе как королевой! Если честно, то я этого всего не понимаю, — тихо произнес пожилой человек, укоризненно качая головой. — Представить свою жену друзьям и соседям — это нормально, это куда ни шло… Но провозглашать себя королем и королевой! Знаете, это как-то не укладывается у меня в голове. Будь ты хоть каким богатым… А может, он просто безумец? Как вы считаете?

Риган усмехнулся.

— Как мне добраться до дома этого… короля?

— Пожалуй, туда лучше всего отправиться верхом. Если хотите, я могу предоставить в ваше распоряжение своих лошадей. Разумеется, с тем условием, что вы мне их потом вернете. А как туда добраться… Сначала поезжайте вон до того участка земли, очищенного от лесных насаждений… Там, по всей видимости, что-то будут высаживать. Ага, так вот. Затем дорога поворачивает. Вы следуйте по ней, пока не закончится лес. Тут вы увидите еще одну дорогу, с деревьями по обочинам. Поехав по ней, вы прибудете на другой участок, расчищенный от леса. А уже оттуда будет виден особняк. Огромный, великолепный!Вам такой даже и во сне не снился! Это и есть дом того человека, который называет себя королем и которого вы разыскиваете.

Риган поблагодарил словоохотливого незнакомца.

И когда отец с сыном вскочили на лошадей, так любезно предоставленных им этим пожилым джентльменом, глаза обоих всадников горели от нетерпения.

— Неужели наступил конец нашим странствиям, отец?! — в радостном волнении воскликнул Калеб. — Человек, о котором нам только что рассказали, наверняка и есть сеньор Альварес, не так ли?

— Ну конечно! Кто еще стал бы провозглашать себя королем?! — презрительно усмехнулся Риган.

— Тогда, должно быть, королева не кто иная, как Сирена! — воскликнул Калеб и рассмеялся счастливым смехом.

— Да. Но только вот королеву он выбрал себе неудачно! — зло прохрипел Риган и пришпорил коня. — Скорее бы только добраться до этого «королевства»!

Теперь, когда ван дер Рис был так близок к цели, ему не хотелось терять ни секунды. Калебу тоже не терпелось поскорее увидеть Сирену. Голова мальчика кружилась от радости, когда он стегал поводьями коня.

Прошло не меньше часа, прежде чем всадники остановились у огромного, очень роскошного трехэтажного дома. Пожалуй, хозяин лошадей был прав: этот дом был поистине достоин короля — весь из бело-розового мрамора, с массивными колоннами у входа и небольшими изящными балкончиками по бокам. По всему фасаду, под крышей, над центральным входом и вокруг окон красовались лепные украшения в виде цветов, виноградных гроздьев и детских фигурок.

На какой-то момент Риган задумался. Как лучше поступить? Войти сейчас через главный вход или, быть может, дождаться темноты и неожиданно явиться на званый ужин? Но, взглянув в горящие нетерпением глаза сына, он решительно соскочил с лошади.

Однако не успел он коснуться ногами земли, как чьи-то сильные черные руки грубо схватили его. Вздрогнув от неожиданности, ван дер Рис непонимающе огляделся по сторонам и увидел вокруг чернокожих людей с суровыми лицами, которые изучающе рассматривали его. Посмотрев назад, он обнаружил, что и Калеб находится точно в таком же положении.

Это что же, «его королевское величество» боится свержения? А иначе зачем ему была бы нужна столь многочисленная охрана? Чтобы сторожить свою новоиспеченную королеву и маленького сына? Ах нет, голландец ошибся: сын-то должен называться не как-нибудь, а принцем! Риган еле сдержался, чтобы не рассмеяться собственным мыслям. Однако ситуацию, в которую они с Калебом попали, вряд ли можно было назвать располагающей к веселью. Он попытался было освободиться от цепких рук, удерживающих его, но, поняв тщетность своих усилий, покорился и велел сыну сделать то же самое. Всякое сопротивление в их положении выглядело бесполезной возней: вдвоем они не могли противостоять такому большому количеству воинственно настроенных людей.

Непрошеных гостей, заявившихся издалека, «королевские» стражники потащили за дом, где один негр из «свиты» схватил висевший на дереве тяжелый молоток и громко ударил им по круглому металлическому щиту, пристроенному тут же, на том же самом дереве.

И через несколько секунд на этот оригинальный зов явился сам «король», дон Цезарь Альварес собственной персоной. Вид у него был такой, как будто он знал заранее, кто к нему сегодня заявится, и давно поджидал далеких гостей: ни удивления, ни недоумения не было на его лице — лишь знакомая дьявольская улыбка.

— Итак, ван дер Рис, ты решил нанести визит своему старинному приятелю и прибыл в мое маленькое «королевство». Что ж, похвально, мой дорогой друг. Но должен тебе заметить, Риган, что ты как был, так и остался дикарем! Ты никогда не отличался хорошими манерами. Взял и заявился без приглашения! Настоящий джентльмен никогда бы не позволил себе этого! — Цезарь неодобрительно пощелкал языком.

— Зато меня от твоего манерничанья просто тошнит! Ты! Лощеный хлыщ! Я не на тебя заявился любоваться. Я приехал за своей женой. Или, если тебе так больше нравится, я прибыл за королевой! — ядовито проговорил Риган и громко рассмеялся.

Глаза Цезаря помрачнели от ярости, и он стиснул зубы с такой силой, что свело скулы.

— И не вздумай мне говорить, что Сирена добровольно согласилась стать твоей так называемой королевой! Я тебе все равно не поверю!

— Помилуй Бог! А как же еще, если не добровольно?! Ты, Риган, все такой же неотесанный болван! Только лишь я сделал ей предложение, как она сразу же упала к моим ногам! Разве существует на свете такая женщина, которая не мечтала бы стать королевой?! Однако почему мы здесь стоим? Разреши мне пригласить тебя, моего старинного друга, в дом. Я, как хорошо воспитанный, гостеприимный сеньор, покажу тебе свое маленькое, скромное «королевство». Надеюсь, тебе известно, как нужно себя вести в приличном доме? — язвительно спросил Цезарь.

— Едва ли мне удастся пролить твою кровь на твои ковры, когда меня «ласково» держат под руки! Не бойся, Цезарь, я не нанесу урон твоему… «королевству»! — Риган снова засмеялся.

Этот злой, издевательский смех заставил Альвареса поежиться. Обернувшись назад, он что-то коротко и тихо приказал одному из стоявших у него за спиной слуг.

* * *

Закончив свой туалет, Сирена была мрачнее тучи. Время ужина приближалось, а она так ничего и не придумала для спасения себя и сына. Лицо ее перекосилось от мучительной душевной боли, растерянности, ненависти, страха… Тысячи противоречивых чувств раздирали ее сердце.

Наконец, в который раз наказав фрау Хольц смотреть в оба, она взялась за ручку дверей, чтобы выйти… И в этот миг в комнату вошли двое слуг. Один из них, оттолкнув Сирену, бросился к колыбели и ловко подхватил на руки лежавший там сверток. С диким яростным криком молодая женщина набросилась на похитителя. Она молотила его кулаками, а затем впилась ногтями в голую черную спину. Разъяренная фрау Хольц атаковала его спереди. Второй стражник, бросившись на помощь своему товарищу, с силой отшвырнул Сирену к противоположной стене комнаты, где она упала, оглушенная ударом. Фрау Хольц с неукротимым неистовством била и царапала негра, державшего на руках ребенка, и кричала во всю мощь своих старческих легких. Но стражник без особых усилий оттолкнул ее, и старая женщина упала рядом со своей мефрау.

Сирена, приходя в себя, поднялась на колени. В голове ее шумело, а глаза застилала рябая дрожащая пелена. В это время дверь за слугами, унесшими ребенка, закрылась.

Отчаяние, гнев и злоба охватили Сирену. Она, вся дрожа, с трудом поднялась на подкашивающиеся ноги. Сердце матери готово было разорваться от боли за сына. Нет, это Альваресу так не пройдет! Она убьет этого ублюдка, этого изверга, этого дьявола! Ну и пусть нет оружия! Она убьет его голыми руками! Он еще плохо знает ее!

Покачиваясь из-за головокружения, Сирена помогла фрау Хольц подняться на ноги, и обе женщины, путаясь в юбках и спотыкаясь, побежали по длинному темному коридору. Где малыш? Куда унесли ребенка?

Вне себя от горя, они бросились на первый этаж в направлении кабинета Цезаря. А может, мальчика унесли в другое место? Но куда? Боже, где он? Где ее ненаглядный сыночек? Сирена бежала вниз по винтовой лестнице чуть ли не падая. Спустившись наконец на первый этаж, она, задыхаясь, остановилась. Кажется, она окончательно сошла с ума от горя! Сердце ее готово было выскочить из груди от страха за сына и за собственный разум. Глазам ее предстало зрелище, в правдоподобность которого можно было поверить лишь допуская, что это сон. Она увидела Ригана и Калеба, которых крепко держали под руки четверо черных гигантов. Полубезумным взглядом она окинула комнату и увидела стражника, державшего на руках ее сына. Задыхаясь от гнева и ужаса, она закричала:

— Верни мне ребенка! Немедленно!

— Возвращайся в свою комнату, если не желаешь лицезреть сцену убийства твоего бывшего мужа и сына, — холодно произнес у нее за спиной Цезарь.

При этих жестоких словах, не веря в правдоподобность происходящего, Сирена обернулась к нему лицом и попятилась назад. Ее сознание отказывалось воспринимать действительность. Нет, это все неправда! Это просто жуткий сон! Надо проснуться! Надо только проснуться! Необходимо немедленно проснуться! Боже праведный, скорее прерви этот кошмарный сон! Взгляд расширенных глаз женщины, пытавшейся вырваться из оков страшного сна, заметался по комнате и остановился на Ригане. Господи! Какой у него взгляд! Буря чувств отразилась на лице мужа: ненависть, гнев, отчаяние и… любовь. Нет, она не ошиблась: именно любовь светилась во взгляде Ригана, когда их глаза встретились. Боже, так сон это или все же явь? Она качнулась, едва не теряя сознание, и перевела взгляд на Калеба. Чтобы не сойти с ума окончательно, силясь удержаться за нить, связывающую ее с реальностью, Сирена, слабо улыбнувшись, тихо произнесла:

— Выходит, братишка, ты не забыл обо мне. Ты не хотел, чтобы я в одиночестве отправилась на свою родину. Однако прости, что невольно я обманула тебя, что вместо Испании оказалась здесь, на этом странном побережье, в этом странном доме и рядом с этим странным человеком.

По мере того как она говорила, тон ее становился спокойнее, взгляд осмысленнее, а сознание постепенно прояснялось. Она сделала шаг к Цезарю, метнув быстрый взгляд на оружие, висевшее за спиной испанца, и на Ригана. Голландец, моментально смекнул, что она имела в виду, и едва заметно одобрительно мигнул глазами. Сирена, почти совсем успокоившись, бочком приближаясь к Альваресу, проговорила тихим, вкрадчивым голосом:

— Я его королева. Тебе известно это, Риган? Цезарь провозгласил меня своей королевой. Ты можешь не поверить, но мне лестно это. Какая женщина не мнит себя в своих мечтах королевой! Однако, как видишь, существуют на свете такие мужчины, которые способны мечты женщины превратить в реальность. Я лишь совсем недавно начала понимать это и по-новому оценила Цезаря, взглянув на него другими глазами. Сегодня у нас торжественный день. После ужина мы должны были начать нашу королевскую супружескую жизнь. Так что же, это знаменательное событие не состоится? Цезарь, неужели ты отменил прием?

Альварес нахмурился. Он был сбит с толку и определенно не знал, как воспринимать ее слова. Как насмешку? Как скрытое издевательство? Но голос ее звучал так нежно, так искренне. Почему стража позволила ей появиться здесь? Как не уследила? Теперь он должен что-то предпринять. Но что?

Сирена вплотную подошла к нему.

— Пойми меня, дорогая. Я должен убить Ригана и его самоуверенного выродка, а также, как мне ни прискорбно, и твоего ребенка. Ибо я считаю, что в нашем милом маленьком королевстве не следует жить существу, так похожему на этого варвара. Я не желаю никаких напоминаний об этом ненавистном мне человеке. Я сотру с лица земли всякую память о нем! Он приносит нам одни несчастья, этот проклятый голландец! И твой ребенок вырастет таким же. Пойми: я не могу этого допустить. Сирена, дорогая, у тебя еще будут дети — другие дети, наши с тобой дети, настоящие испанцы. Мы их воспитаем как королей! У них будет все что только душа пожелает. Они будут богаты, и я буду любить их, как самого себя, как тебя, моя дорогая королева. Пойми: нам необходимо разделаться с ненавистным прошлым и начать жизнь сначала, без каких-либо напоминаний о былых неудачах. Ты и представить себе не можешь, как чудесно мы с тобой потом заживем. Поверь мне, Сирена! Пойми и поверь! — он говорил это искренне и страстно, с заискивающей доверчивостью глядя в ее расширившиеся глаза. Ему казалось, что она начинала понимать его чувства, что она все-таки любит его, но во всем виноват этот чертов ребенок. И теперь, увидев Ригана, она вновь испытала прежнюю ненависть к бывшему мужу и по-новому восприняла и этого ребенка. Все к лучшему, как говорится. — Стража, снимите одеяло с ребенка. Пусть голландец взглянет на свое чадо. Он имеет на это право перед смертью.

Ван дер Рис попытался было освободиться от рук стражников, но добился лишь того, что его стали держать еще крепче.

Сирена во все глаза наблюдала за Риганом, когда к нему поднесли распеленатого ребенка, и от нее не ускользнуло изумленное выражение, мелькнувшее на его лице. Он искренне удивился, что ребенок оказался светлокожим и светловолосым. Значит, ее муж заранее был убежден, что отцом новорожденного ребенка являлся Цезарь, и теперь, когда внешность малютки красноречиво говорила за себя, все сомнения Ригана отступили, а лицо его осветилось торжествующей и счастливой улыбкой. Однако эта смена выражений в его глазах врезалась в память Сирены. Ей никогда не забыть первоначального изумления в его глазах…

Взор Ригана, затуманившийся было нежностью при виде малютки, вдруг наполнился страхом.

— Ты хочешь убить невинное дитя, Цезарь?! И тебя не будут мучить угрызения совести после этого? Да ты хуже дьявола, Альварес! Должно быть, ты сошел с ума! Убей меня, если хочешь, но детей не трогай! Отправь моих сыновей в Ост-Индию — там позаботятся о них. Ради всего святого пощади их!

А тем временем, когда внимание Цезаря отвлеклось от Сирены, она уже совсем приблизилась к шпагам, крест-накрест висевшим на стене позади испанца. Со стремительностью пантеры она сорвала с крюка клинок и, оттолкнув Альвареса, подскочила к темнокожему стражнику, державшему ее ребенка. Острие шпаги уперлось негру в голую поясницу, а затем описало устрашающий круг пониже пояса. Если этот человек не был знаком с иностранными языками и не понимал ничего, кроме местного диалекта, то язык обнаженного клинка понял отлично, судя по его вспотевшему и перекосившемуся от страха лицу. Сирена кивком головы подала знак фрау Хольц, и та, доселе стоявшая в полном безмолвии возле дверей, моментально подскочила, выхватила из рук перепуганного стражника ребенка и так крепко прижала его к груди, что младенец громко закричал, возмущенный столь неделикатным обращением.

Сирена вскинула вверх шпагу, призывая таким образом всех к полнейшей тишине, и, сузив глаза, проговорила, обращаясь к Альваресу, который все никак не мог прийти в себя от изумления: он явно не ожидал подобного поворота событий.

— Итак, Цезарь, ты — мой главный враг, ты — мой основной противник! Я вызываю тебя на поединок. Отказавшись от него, ты покроешь свое имя позором, которого потом не сможешь смыть даже собственной кровью. Дело твоей чести — принять мой вызов и сражаться как мужчина и как испанский дворянин! Прикажи своим стражникам, чтобы они не мешали нам. Если ты не сделаешь этого, то не успеешь даже пожалеть о своем неправильном поступке, ибо я проткну тебя шпагой, как паршивую свинью!

Цезарь поспешно произнес несколько гортанных слов на местном диалекте, и стражники торопливо покинули комнату.

— Риган! Калеб! Вы тоже не должны вмешиваться в поединок, — спокойно произнесла Сирена. — Надеюсь, это понятно? Даже если я окажусь слабее противника, никто не должен приходить мне на помощь! Запомните: я никого не пощажу! Я запрещаю кому бы то ни было вставать между нами!

Ван дер Рис согласно кивнул, но страдальческое выражение исказило его лицо. Разве можно придумать испытание более тяжкое для мужчины: смотреть, как женщина сражается с твоим заклятым врагом, и ничего не предпринимать! А Калеб, наоборот, никак не проявил своего беспокойства. У него был такой вид, будто он вот-вот захлопает в ладоши, выражая свой восторг неожиданным поворотом событий. Мальчик знал заранее, кто выйдет победителем из этого поединка, и потому мог пообещать что угодно.

Сирена отступила назад и, споткнувшись о свои длинные юбки, несколькими уверенными взмахами шпаги, укоротила подол до колен.

— Ну что ж, желание королевы — закон! — усмехнулся, приходя в себя, Цезарь. — Я понял так, что будем драться на смерть?

— И никак иначе! Только на смерть! Выбирай, какая смерть тебя больше устроит — мгновенная или долгая и мучительная!

— Ну конечно, долгая и мучительная! Моя дорогая, я хочу, чтобы ты, прежде чем умереть, получила удовольствие. После того, как ты позабавляешься шпагой, тебя будет ждать другое развлечение: наблюдать, как кровь твоего сына потечет по этому полу. А затем прольется кровь наших дорогих гостей. И, наконец, когда ты, вся израненная, начнешь валяться у меня в ногах, умоляя, чтобы я поскорее прикончил тебя, я оставлю тебя умирать здесь мучительной, долгой смертью в окружении дорогих твоему сердцу трупов.

Сирена посчитала выше своего достоинства отвечать на эту бесстыдную похвальбу. Красноречивый взгляд женщины сказал за нее все. Столько ненависти было в ее глазах, что Цезарь, побледнев, опустил очи долу. Затем он медленно подошел к стене и молча снял вторую шпагу.

— Защищайся! — крикнула воинственно Сирена, и бой начался.

Цезарь сделал ложный выпад, прочертив в воздухе дугу сверкающим клинком. Сирена сосредоточенно наступала на него и, сделав вдруг резкий скачок, оказалась сзади испанца, нанеся ему удар в спину. От подобной неприятной неожиданности Альварес растерялся и, пока он удосужился развернуться, получил еще несколько сильных уколов в спину. Он весь покрылся испариной, едва успевая отражать наскоки Сирены. Ее стремительная шпага мелькала в воздухе, как вспышка молнии. И каждый раз, когда клинок Цезаря взлетал вверх, он встречал вездесущую шпагу женщины, которая, кроме всего прочего, успевала ударить противника по ногам. Таким образом, спина и обе ноги противника были залиты кровью. Неутомимая Сирена не давала Альваресу ни доли секунды на передышку. Казалось, она орудовала не одной шпагой, а несколькими. Утомленный и потерявший бдительность испанец недосмотрел и получил внушительный удар в грудь. Тяжело дыша, женщина отскочила назад и спросила:

— Может быть, ты передумал, Цезарь, и предпочитаешь теперь легкую и быструю смерть, а не долгую и мучительную, как заказывал поначалу? Быстро отвечай, ибо мне не терпится узнать, сколько крови течет в жилах такого подлеца!

— Я не меняю своих решений, дорогая! Меня устроит долгая и мучительная смерть, но не моя, а твоя! Я сгораю от нетерпения увидеть, как ты будешь плакать над своим заколотым сыночком.

Глаза Цезаря сверкали ненавистью. Он никогда не простит ей такого подлого обмана, такого предательства! Яростно взмахнув шпагой, оскорбленный в лучших чувствах испанец сумел достать острием клинка обнаженную руку своей «королевы».

— Не беспокойся, ублюдок! Никто из нас не увидит пролитой крови моего сыночка. Но вот лужа твоей подлой кровищи украсит этот пол непременно! — со злой решимостью произнесла она и снова нанесла удар в грудь Цезаря. — Вот видишь, вот видишь, ты уже давно пачкаешь своей кровью драгоценный пол твоего роскошного замка! Оглянись вокруг себя… король! Раскройте пошире глаза, ваше величество! — язвительно воскликнула она, рассекая острием клинка его щеку.

Никакие ухищрения не помогали Альваресу достать Сирену шпагой. Всякий раз она успевала либо отскочить в сторону, либо отражала удар своим клинком. Он уже начал выбиваться из сил, и она это видела, градом рассыпая свои стремительные удары. Все чаще и чаще он ощущал на своем теле уколы ее безжалостной шпаги. Кровь струилась из его тела.

Вдруг Сирена сделала выпад вправо, поскользнулась, ступив в лужу крови, и потеряла равновесие. Цезарь воспользовался ее оплошностью и, почуяв в себе прилив сил, подскочил к ней и торжествующе приставил свою шпагу к ее шее.

Калеб, увидев это, испуганно закричал.

Но Сирена каким-то образом умудрилась уклониться от его клинка, оцарапавшего ее, перевернулась через голову и вскочила на ноги.

— Ты хотел обезглавить меня, Цезарь? Обезглавить свою королеву? — насмешливо спросила она, между тем как глаза ее полыхали яростью. Она сделала выпад вперед и прижала противника к стене. Тяжело дыша и прищурившись, она произнесла: — В последний раз спрашиваю, сеньор: быстрая и легкая смерть или медленная и мучительная?

Безумие сверкнуло в его влажных и темных глазах.

— Когда-нибудь ты полюбишь меня, моя королева, как я люблю тебя сейчас! — пробормотал он.

Сирена не успела сообразить, что случилось… Только что испанец был прижат к стене и казался вконец обессиленным, прощавшимся с жизнью, но вдруг рванулся, с силой оттолкнул ее от себя, а острие его шпаги уперлось ей в горло.

На руках фрау Хольц жалобно заплакал младенец, в другом углу отчаянно закричал Калеб. Сирена потеряла равновесие и, судорожно взмахнув шпагой, прошлась по телу испанца острым клинком, резко скользнувшим ему в пах. О Боже! Ненароком случилось то, что когда-то сгоряча она пообещала сотворить с Альваресом.

Страшные, душераздирающие крики Цезаря, соперничавшие с громким плачем младенца, орущего от страха и голода, наполнили помещение. По мраморному полу тек широкий поток крови, хлеставший из оскопленного «короля». Глаза поверженного, широко раскрытые и переполненные болью и ужасом, смотрели прямо в лицо Сирене.

Она стояла над побежденным противником опустив шпагу.

— Ты сам виноват в своей смерти, Цезарь. Слишком много злодеяний на твоем счету. Расплата неминуемо должна была настигнуть тебя. Моей шпагой руководила месть. Умри же с мыслью, что тебе еще повезло! Смерть, нашедшая тебя в честном поединке, — не самая плохая смерть. Правда, она могла быть более легкой и менее мучительной, но ты сам выбрал себе такую, Цезарь. Так что, ты получил то, что просил.

— Ты победила, Морская Сирена! Забирай своего… сына и уезжай домой… Моя королева…

Кровь заклокотала у него в горле и потекла по подбородку. Глаза испанца закрылись, и жизнь оставила его.

Сирена уронила шпагу и без чувств упала на руки вовремя подоспевшего Ригана.

Глава 35

Надрывный плач ребенка заставил Сирену мгновенно очнуться, и она, вырвавшись из объятий Ригана, бросилась к фрау Хольц, которая уже протягивала ей кричащий сверток.

— Мой ненаглядный сыночек! Дайте мне поскорее его! — проговорила молодая мать хриплым, взволнованным голосом.

— Да и мне бы хотелось рассмотреть моего мальчика получше, — произнес, улыбаясь, Риган.

— Нет, — холодно возразила она, прижимая к груди малыша. — Это мой ребенок! Он голоден, и ему необходимо сменить пеленки. И вообще, весь этот шум ему совсем не на пользу. Мой сыночек сегодня перенервничал и переутомился! — сказала Сирена и поспешно отошла от Ригана.

Однако мужчина последовал за ней. Кажется, он ясно выразился, что намерен получше рассмотреть ребенка, и ничто не сможет ему помешать сделать это!

Но Сирена не могла забыть того изумления, которое мелькнуло в глазах мужа, когда он впервые увидел малыша. Как он был поражен, что младенец светловолос! Этот чертов голландец был уверен, что ребенок должен был родиться не от него, а от Цезаря. Он ожидал увидеть темноволосого, смуглого мальчика и как же удивился, обнаружив, что ребенок похож на него самого! О, эти мужчины! Все они мерзавцы! Если бы он только мог знать, как оскорбило ее это его дурацкое изумление! Они, мужчины, все без исключения, — подлецы и подонки! Наверняка самодовольный Риган полагал, что умело скрыл свои чувства и что она будто бы даже не догадывается о его мыслях по поводу ребенка.

Ван дер Рис совсем уже приблизился к Сирене и склонился было над малюткой, но женщина поспешно передала драгоценный сверток фрау Хольц и подхватила валявшуюся на полу шпагу.

— Послушай-ка, менеер, уж тебе-то, кажется, хорошо известно, как ловко я умею орудовать клинком. Но если ты забыл, то я могу тебе напомнить об этом. Если ты сделаешь еще шаг, приближаясь ко мне, то можешь быть уверен, что немедленно присоединишься к Альваресу. Не искушай судьбу, голландец, не советую!

Риган громко расхохотался, и этот раскатистый смех резанул слух Сирены.

— Ты не позволяешь мне взглянуть на свою плоть и кровь?! Ты грозишься убить меня за то, что я хочу увидеть собственное дитя? Да ты никак с ума сошла?! — он произнес это резким голосом, и в сказанном прозвучала ирония.

— Ребенок мой, и он отправится со мной в Испанию! — воскликнула она.

— Твой ребенок! Надеюсь, ты не намереваешься заставить меня верить в непорочное зачатие? По прихоти природы малыш оказался моим, но он с таким же успехом мог быть и от Цезаря.

— Ублюдок! Сын проститутки! Свинья! Животное! — громко закричала Сирена. — Только попробуй сделать хотя бы шаг в мою сторону — и я убью тебя! Ну, смелее! Давай! — ее глаза гневно пылали.

— Согласен. Но только не раньше, чем я взгляну на своего сына, — спокойно произнес Риган и все-таки шагнул к ней.

И в этот миг шпага в ее руке взметнулась в воздух с такой скоростью, что ван дер Рис поспешно отпрянул назад.

Глядя в ее холодные, мрачные глаза, он произнес:

— Хватит глупостей! Фрау Хольц, принесите мне ребенка сюда, если уж его мать желает, чтобы я не сходил с места.

— Нет! — властно произнесла Сирена, и одно это слово пригвоздило старую женщину к полу, заставив ее остановиться на полпути. — Помните, о чем мы говорили на борту корабля, фрау Хольц? Вы держите на руках моего ребенка, и я велю вам отнести его в детскую. А сама я сейчас же последую за вами, чтобы накормить малыша.

— А я велю вам, фрау Хольц, немедленно принести ребенка ко мне. Вам хорошо известно, каким я бываю в гневе, поэтому не советую испытывать мое терпение! — резко сказал Риган.

Фрау Хольц взглянула в сверкающие глаза женщины, стоящей слева, и в насмешливые глаза мужчины, находящегося справа от нее, затем посмотрела на ребенка, которого держала на руках, и решительно расправила плечи. Кто такой менеер ван дер Рис, чтобы приказывать ей отдать ему ребенка?! Он уже не платит ей жалованье. Если вдуматься, то она уже несколько месяцев вообще не получает никакого жалованья. Ну ладно, если бы он хотя бы попросил по-человечески, а не требовал! Она высоко подняла голову и, залившись румянцем, отчетливо произнесла:

— Нет, ребенок принадлежит матери.

— Итак, она и вас околдовала, фрау Хольц, — грустно сказал Риган. — Неужели я прошу слишком много? Отец хочет взглянуть на своего ребенка. Что в этом противоестественного? Почему мне отказывают в этом?

— Представь себе, что ты просишь слишком многого! — воскликнула Сирена. — Сначала ты был убежден, что отец моего сына — испанец, а потом вдруг решаешь, что ребенок твой! А если я скажу, что новорожденный малыш от капитана Дикстры? Что ты тогда скажешь на это? Говори, Риган! Почему ты молчишь?

Ван дер Рис, не отрываясь, смотрел в ее переполненные злобой глаза, и ему хотелось грубо схватить ее за волосы и тащить к себе в берлогу, как первобытному пещерному человеку. У него аж все перевернулось внутри, когда Сирена, выдержав его пристальный взгляд, насмешливо скривила губы.

А фрау Хольц тем временем оставила эту странную парочку сверлить друг друга взглядами и направилась с ребенком в детскую.

Риган был в растерянности. Неужели эта женщина, его законная жена, опять настоит на своем? Неужели ему придется уступить ей, отказавшись от сына? Нет, ни за что! На этот раз ей не придется торжествовать победу над ним. Он не позволит, чтобы его отлучили от сына! Ему уже однажды приходилось терять ребенка, и он знает, что это такое! Лишаться второго сына Риган не намерен. Ради малыша он пойдет на все и, если понадобится, не побоится и смерти, которой Сирена вздумала пугать его. Не сейчас, так потом, но ей придется покориться мужу. Сына он не отдаст ни в коем случае, и пусть она даже не надеется на это! Он не какой-нибудь желторотый мальчишка, чтобы позволить женщине одержать над ним верх.

И прежде чем Риган подумал, что лучше сказать, следующие слова сами слетели с его губ:

— Если ты думаешь, что я забыл твое любезничанье с Цезарем и ваши чересчур продолжительные обеды в его доме, то ошибаешься, дорогая моя! Я помню, с каким блеском в глазах ты возвращалась от него. Весь остров сплетничал о твоей связи с этим проклятым испанцем! И если все не так, если я не прав, то чем ты мне это докажешь? Скажи, положа руку на сердце, что ты не была близка с ним, — и я поверю тебе, твоим словам. Давай же, говори! Я хочу услышать правду от тебя самой. Ну, спала ты с ним или нет? Почему же ты молчишь, Сирена? — проговорил он чуть ли не нараспев.

Она мысленно проклинала себя за то, что позволила, что допустила такую ситуацию, когда ей пришлось оказаться в положении оправдывающейся. Но нет, она не могла лгать. Она не станет лгать. Она никогда не опустится до лжи. Однако и правду сказать Сирена тоже не могла. Щеки ее вспыхнули, когда она подняла на Ригана свои ярко-зеленые глаза. Взгляд их был мрачен. Как объяснить, что она имела близость с Цезарем только под воздействием наркотика, которым тот напоил ее, что это было против ее воли? Разве он поверит, что она, находясь в объятиях испанца, видела перед своими глазами его, Ригана?! Вряд ли…

Ван дер Рис с нетерпением ждал ответа и в то же время очень боялся услышать его. Голубые глаза голландца смотрели на женщину с затаенной надеждой и умоляли ее отрицать, все отрицать, решительно отметая всякие грязные слухи, подозрения и обвинения.

Сирена продолжала молчать. По ее сверкающим глазам трудно было понять, что за чувства испытывала она в данный момент. В чем заключалась истинная причина ее молчания? В простом упрямстве? В нежелании сказать правду? А какова она, эта правда? Почему Сирена не желает ее? По ее лицу ничего нельзя было прочесть: оно оставалось бесстрастным и неподвижным, как у каменного изваяния.

Сердце Ригана тоскливо заныло, как будто его зажали в железные тиски. На что он надеялся? Почему он считал, что она непременно станет отрицать его голословное обвинение? Все очень просто: он хотел таким образом легко избавиться от своей ревности и от давних, истерзавших его душу сомнений. Он надеялся убедиться в ее верности, а значит, и любви. Все дело в том, что эта женщина ему далеко не безразлична. Но почему, почему она так волнует его кровь? Что в ней такого, в этой сумасшедшей? Вот она стоит перед ним со шпагой в руке и угрожает ему! За что? За то, что он желает взглянуть на своего собственного ребенка?! Чертовщина какая-то! В каком кошмарном сне может присниться подобное? Но нет, как бы там ни было, этот ребенок — его родной сын, и поэтому он останется с отцом. И она тоже… Она его жена и будет принадлежать своему мужу… в свое время. Еще не родилась та женщина, которая устояла бы перед ним!

Риган недоуменно пожал плечами и, улыбнувшись, отступил назад. Всем своим видом он хотел показать, что уступает ее требованиям, не желая понапрасну спорить.

Сирена мысленно с облегчением вздохнула и поблагодарила Бога, что ей не пришлось пускать в ход оружия. На сегодня уже хватит махать шпагой, хватит одного убитого. Неужели, действительно она смогла бы опять драться с Риганом? Снова ранить его или даже убить? Нет, она понимала, что не смогла бы сделать этого. Однако сейчас главное то, что она настояла на своем. О, она вырвала бы сердце из чьей бы то ни было груди за своего сыночка! И если Риган попытается отнять у нее ребенка, то она не пощадит и его!

Прищуренным взглядом ван дер Рис наблюдал за Сиреной и решил на этот раз проявить великодушие.

— Иди к своему младенцу! — засмеялся он. — Мой младший сын заждался своего ужина. А мы с Калебом позаботимся об ужине для нас всех. Когда все будет готово, тебя позовут вниз. А потом тебе придется заняться сборами в дорогу. С рассветом мы отправляемся в Батавию. Надеюсь, за это время моя команда успеет доставить на корабль необходимые запасы продуктов.

Сирена хотела ответить, что никуда она не собирается с ним отправляться, а уж тем более в Батавию, но ничего не сказала, решив все же промолчать. Она почувствовала себя чересчур усталой, и у нее не было никакого желания начинать очередную перепалку.

Она ушла, а Риган, широко улыбаясь, бодро хлопнул Калеба по спине. Однако ни этот жест, ни нарочито веселый вид не обманули мальчика: отца выдавали глаза — они были словно у раненого зверя. Несмотря на внешнюю браваду, Риган был глубоко уязвлен и подавлен. Калеб сочувственно посмотрел на него. Кажется, Сирена была права, когда говорила, что мужчины редко думают головой. Обидно становилось за отца: как неумело он себя повел! Вместо того чтобы помириться с Сиреной, он опять завел старую песню о ее обедах у Альвареса! Этот испанец уже мертв, а отец все никак не успокоится! Никак у него не получается найти к ней подход. Вот и сейчас, с этим ребенком! Калеб понимал, что теперешняя уступка Ригана по поводу младенца временна и отец все равно сделает по-своему. Он настоит на своем и добьется, что его сын будет жить с ним. Закон на его стороне. А что сможет сделать Сирена против закона? Не будет же она убивать всех подряд своей шпагой. Кроме того, она теперь мать, а матери себя так не ведут.

Представив себе, как Сирена размахивает шпагой перед судьями, а маленький мальчик цепляется ручонками за ее ногу, Калеб невольно улыбнулся этой картинке. Риган бросил на него неодобрительный взгляд: мол, чему улыбается мальчишка, чему, собственно, тут радоваться? Калеб думал о том, что он должен как-то помочь отцу. Нужно поговорить с Сиреной и каким-то образом убедить ее помириться с Риганом. Пусть она выслушает его и постарается понять. Ведь отец же любит ее! И она тоже его любит! Но почему же тогда они никак не найдут общего языка? Почему у них все время возникают какие-то проблемы? Почему они постоянно усложняют себе жизнь? Наверное, всему виной этот напомаженный испанец! Если бы его вообще никогда не было, то, пожалуй, все устроилось бы хорошо.

Калеб взглянул на пол, который весь был в кровавых дорожках, и поморщился. Как много крови оказалось в этом Альваресе! А посмотреть на него — так был совсем худой. Никогда бы не подумал, что в нем может быть столько крови!

Конечно, Сирена была права: испанец заслужил эту смерть. Если бы она не убила его, то Риган бы сделал это. Наверняка отец не выпустил бы живым этого проклятого сеньора.

— Я думаю, что тебе очень хочется увидеть своего младшего брата. Уверен, что Сирена не будет против, если ты придешь посмотреть на него. Иди к ним, малыш, — великодушно предложил Риган. — А я тем временем распоряжусь, чтобы здесь все привели в порядок. И насчет ужина надо позаботиться. Ступай, сынок, не задерживайся здесь, сколько еще можно стоять среди этой кровищи!

Калебу стало не по себе после этих слов, и он поспешил покинуть комнату. Дом испанца был огромным, и, выйдя в коридор, мальчик растерялся, не зная, в каком направлении идти. И тогда он закричал, что было сил:

— Сирена!

На втором этаже хлопнула дверь и послышался далекий голос фрау Хольц. Поднявшись по винтовой лестнице, Калеб попал в другой длинный коридор и увидел вдалеке старую экономку, поджидающую его возле двери. Убедившись, что Ригана с ним нет, она пропустила мальчика в комнату, и он не мог слышать, как фрау Хольц тут же поспешила закрыть за ним дверь на засов.

— Ну вот, братишка, нам снова довелось свидеться! Иди сюда, — Сирена протянула ему навстречу обе руки.

Подавив смущение, он позволил ей себя обнять, хотя считал, что стал уже достаточно взрослым, чтобы допускать по отношению к собственной персоне всякие нежности. Но Сирене простительно. Она теперь стала матерью, а матери всегда ведут себя подобным образом: то и дело лезут целоваться и обниматься. Калеб подавил улыбку и решил, что придется потерпеть. Разве он мог отказать в чем-нибудь Сирене!

— Подойди, посмотри на своего брата. Мне кажется, что вы с ним чем-то похожи. Правда же, фрау Хольц, маленький Михель и Калеб, чем-то похожи?

— Да, мне кажется, что у малютки такие же скулы, как у его брата, и волосы у обоих отцовские. И скоро ноги, руки и туловище у него вырастут до таких же размеров, как у менеера, — с полной серьезностью ответила старая женщина. — А в данный момент строение тела у него свое собственное, но как долго оно таким будет оставаться, мне не известно.

Сирена улыбнулась смешному замечанию экономки. Фрау Хольц души не чаяла в младенце и готова была ради него на все что угодно. Она даже, не задумываясь ни секунды, жизнью пожертвовала бы ради него, если бы в том возникла такая необходимость.

Калеб стоял возле колыбельки, переминаясь с ноги на ногу, а старая женщина разворачивала одеяльце, в котором лежал его маленький брат. Взглянув на маленькую головку, покрытую золотистым пушком, и внимательно осмотрев розовое младенческое личико, Калеб нахмурился. Из-за чего, собственно, был весь сыр-бор? Где они все находят какую-то схожесть с кем бы то ни было? Здесь совершенно не на что смотреть! Но, не желая обидеть Сирену, он лишь великодушно пожал плечами и ничего не сказал.

Однако она, увидев выражение его лица, рассмеялась:

— Кажется, тебе не очень понравился твой младший братик! Тебе он показался совсем невзрачным, не так ли? Ну что, я угадала?

— Я… я этого не говорил, — заикаясь, пробормотал Калеб.

— А ты и не должен ничего говорить, братишка. Тем более, что я сама тебя всегда учила говорить только правду. Возможно, на самом деле мой ребенок еще выглядит не очень-то привлекательно. Но, можешь не сомневаться, очень скоро он станет просто красавчиком! Он будет расти и набираться сил. Пройдет время, и он превратится в такого же сильного и красивого мальчика, как его старший брат. Не хотелось бы тебя расстраивать, но можешь мне поверить, что и ты тоже, когда был таким же маленьким, был похож на него. Все новорожденные похожи друг на друга.

— Я научу его всему, что знаю сам, — поспешил заверить ее Калеб.

— Прости меня, дружочек, но это невозможно. Я забираю ребенка с собой в Испанию. А ты, скорее всего, последуешь за своим отцом в Батавию. Может, когда-нибудь ты захочешь приехать ко мне в гости в Испанию и тогда сможешь встретиться со своим младшим братом. Пойми, Калеб, так нужно, — грустно произнесла Сирена, заметив в его глазах выражение отчаяния. — Я и раньше говорила тебе, что нам с твоим отцом невозможно продолжать жить под одной крышей. Слишком многое произошло, слишком много встало преград между нами. Хотя бы те же Цезарь и Гретхен… Они всегда будут разделять нас с Риганом… — она вздохнула и грустно покачала головой. — Нет, братишка, даже не думай о том, чтобы я поехала с вами. Это невозможно.

— Сирена, милая, ты только выслушай меня. Риган сейчас внизу… Он притворяется веселым, но меня не обманешь! Мы побывали с ним в Испании, мы искали тебя повсюду. Ты нужна ему не меньше, чем мне. И, к тому же, он все равно добьется, чтобы твой ребенок был рядом с ним. И ты ничего не сможешь поделать. По закону он имеет полное право на своего сына. Ты сама это хорошо знаешь. И на что ты надеялась, запрещая ему взглянуть на ребенка?

— Право на… Ладно, это не имеет значения. Ребенок мой, и я забираю его в Испанию.

— Этот ребенок не только твой, но и Ригана. А он говорит, что заберет его с собой в Батавию. Если потребуется, он обратится к помощи правосудия, а закон, как ты знаешь, полностью на стороне отца. Его не остановит ничто. Он не побоится твоих угроз. И сколько бы ты ни обещала убить его, отец все равно заберет у тебя ребенка.

Сирена на мгновение прикрыла глаза. Слова мальчика не удивили ее, но та уверенность, с которой он говорил, испугала.

— Это мой ребенок! — воскликнула она гневно.

— Подумай о том, что я сказал тебе, Сирена. У твоего ребенка есть отец. И он никогда не откажется от своих прав на сына. У тебя отнимут ребенка, и ты останешься совсем одна, если будешь продолжать упорствовать, отталкивая Ригана.

Две женщины, молодая и старая, в полном безмолвии наблюдали, как мальчик покидал комнату.

Маленький Михель спокойно спал, мало беспокоясь по поводу разыгравшихся вокруг него страстей.

* * *

Ригану не составило большого труда заставить чернокожую прислугу выполнять его распоряжения. Негры пришли в трепет при виде этого белого — такого золотоволосого и невероятно высокого. Может быть, они приняли его за некое божество, невесть откуда явившееся, но все до единого слуги беспрекословно подчинились его мимике и жестам, вмиг позабыв о своем бывшем хозяине, чей окровавленный труп им велено было вынести из дома. Затем они принесли ведра с теплой водой и чисто-начисто вымыли мраморные полы. Скоро во всем доме не осталось никаких следов кровавой драмы.

Убедившись, что его приказания послушно выполняются, Риган направился на кухню, где ему с тем же успехом удалось объяснить, что желательно подать сегодня на ужин, который намечался на восемь часов.

Гости, приглашенные на этот вечер еще покойным хозяином, были извещены слугой об отмене приема из-за безвременной кончины Цезаря.

После выполнения всех этих хлопотливых обязанностей Риган приказал приготовить воду для ванны и послал Калеба принести одежду из багажа, прикрепленного к седлам лошадей, на которых они сюда приехали.

Через час ван дер Рис тихонько постучал в дверь детской и, затаив дыхание, ждал разрешения войти. Он не удивился, что Сирена сама открыла дверь и, увидев его, молча отступила в сторону.

Не проронив ни слова, она указала на небольшую плетеную колыбель, стоявшую у окна, и отошла в сторону. Увидев, как Риган с трепетной нежностью приподнял покрывало, она про себя улыбнулась. Мужчина склонился над колыбелькой, долго, с пеленой во взоре, смотрел на малыша, потом осторожно взял на руки крошечное создание и улыбнулся счастливой улыбкой. Сирена не отрываясь смотрела на них — на отца и сына, — и сердце ее радостно замирало, хотя лицо ее продолжало сохранять бесстрастное выражение.

Как они оба были прекрасны в этот миг! Риган весь светился изнутри, любовь и нежность переполняли все его существо, и младенец, казалось, чувствовал это и отвечал ему благостным почмокиванием. Отец в избытке чувств прижал к своей груди драгоценный сверток, и глаза его встретились с глазами матери. Казалось, в этот миг чувства обоих были едины и они прекрасно понимали друг друга.

— Его зовут Михель, — тихо промолвила Сирена.

— Михель… Хорошее имя. Подходящее для мужчины. Я одобряю твой выбор, — серьезно ответил Риган.

— У него твой подбородок.

— И ваши руки и ноги, — не выдержала фрау Хольц.

— Да, наверное, — улыбнулся он. — Я счастлив.

И, не спуская нежного взгляда с сыночка, он осторожно опустил дорогой сверток назад в колыбельку, долго еще смотрел, потом поправил тонкое покрывало и на мгновение положил свою большую загорелую ладонь на головку ребенка.

— Сын — это самый большой дар, который женщина может дать мужчине, — тихо, с задумчивостью произнес он.

Сказано это было так, что Сирена не поняла, кому именно предназначались его слова: то ли самому себе, то ли ей. Сначала она подумала, что ей, но, когда Риган, не взглянув ни на жену, ни на фрау Хольц, вышел из комнаты, мнение ее изменилось. Взгляд его в тот момент был далеким и печальным. Возможно, он вспомнилсовсем другое время, когда Калеб был маленьким, когда была еще жива Тита. Приступ непрошенной жалости охватил Сирену, и она вынуждена была закрыть глаза, чтобы не заплакать.

Риган с Калебом брели по большому тропическому саду.

На землю спустились сумерки, затуманив очертания огромного дома, — бывшего дворца «короля» Цезаря.

Стиснув зубы, ван дер Рис смотрел на ряды мускатных деревьев. Плантация простиралась так далеко, что взором охватить ее было невозможно. Подлец Альварес! Продажная тварь! Ради своего обогащения предал собственную страну! Деревья нужно уничтожить!

Калеб, словно прочитав мысли Ригана, негромко спросил:

— Отец, что ты собираешься с этим делать? Если мы отплываем на рассвете, как ты сказал, то ты не успеешь уничтожить эти деревья.

— После ужина я или подожгу плантации, или вместе со слугами буду выдирать голыми руками каждое деревце.

— Их, должно быть, здесь тысячи, — заметил Калеб и с сомнением покачал головой. — Если ты подожжешь их, огонь может выйти из-под контроля и перекинуться на жилища людей.

— Не перекинется, если делать все с умом. Я еще подумаю над этим, пока мы осматриваем это… королевство. Скажи мне, мой мальчик, ты видел когда-нибудь что-нибудь подобное?

Калеб покачал головой. Вытянув шею, он оглянулся на особняк.

— Дом вполне подходящий для короля. Должно быть, сеньор Альварес потратил все свое состояние, чтобы обосноваться здесь.

Мальчик почувствовал, как напрягся Риган при упоминании имени ненавистного ему испанца, и пожалел о своих словах. Желая отвлечь внимание отца от покойного «короля» и его владений, он заговорил о ребенке.

— Ты тоже считаешь, что младенец Сирены пока еще не очень привлекательный внешне?

Риган рассмеялся, и в смехе его прозвучали счастливые нотки.

— Ну что ты! Он очень симпатичный. Я никогда не видел более приятного младенца. Разве что ты был таким же в его возрасте. Очень скоро он будет красивым и сильным молодым человеком, как и ты. Его зовут Михель. Что ты думаешь об этом имени? — с гордостью спросил он.

Калеб повторил имя, прислушался к тому, как оно звучит, и улыбнулся.

— Мне нравится это имя. Мой брат — Михель! — засмеялся он.

— У тебя будет достаточно времени привыкнуть к малышу, пока мы прибудем домой.

Мальчик внимательно взглянул на отца и уловил смущение на его лице.

— Ты очень любишь детей, папа. А я думал, что мужчины предоставляют заботу о малышах матерям и нянькам.

— Да, в некоторых семьях так и есть. Но для меня мои дети — главное в жизни. Когда-нибудь все, чем я владею, перейдет к моим сыновьям. Когда ты болел, я носил тебя по ночам на руках. Твоя мать и я по очереди сидели у твоей постели, ухаживая за тобой. Мы не доверяли тебя няне, — его грубый голос смягчился, и взгляд стал застенчивым.

— Отец, а Сирене известно, как ты любишь детей? Может, если бы она поняла это, если бы ты объяснил ей все, как мне сейчас, то она бы лучше к тебе относилась. А то она упорно твердит, что ребенок ее и отправится с нею в Испанию.

— Ребенок не ее и не мой, а наш. Ни о какой Испании и речи не может быть! Завтра утром она отправится с нами в Батавию. Ребенку нужны мать и отец. Сейчас у нее нет другого выхода, как подчиниться мне. Законом оговорены подобные ситуации, и Сирена прекрасно знает, что должна поступить так, как я говорю.

— Но может, компромисс… — нерешительно начал Калеб.

— Никаких компромиссов! Она отправится с нами!

— Она убьет тебя, если ты попытаешься забрать у нее ребенка, — с тревогой сказал мальчик. — Я это понял по ее глазам.

— А я убью ее, если она попытается забрать у меня ребенка. Безвыходное положение, как ты считаешь?

— Единственный выход, отец, — это пойти на компромисс, — произнес Калеб, понуро опустив голову.

Риган схватил его за плечи и повернул к себе лицом.

— Я сказал, что не будет никаких компромиссов! Ребенок мой!

— Не только твой, но и Сирены. Это она родила его!

— Ребенок мой! — упрямо повторил мужчина, не обращая внимания на тихие слова сына.

Калеб высвободился из рук отца и отступил от него на шаг.

— Ребенок должен остаться с матерью, — твердо произнес он, и глаза его глянули сердито и неуступчиво.

— Если придется принимать решение, то на чей корабль ты сядешь, мальчик, — на мой или Сирены?

Калеб стиснул зубы и, сжав руки в кулаки, взглянул в холодные голубые глаза отца.

Риган понял, что не получит прямого ответа от мальчика, и невольно ссутулился, устремив куда-то в сторону потухший взгляд.

Калеб, глядя на него, с трудом сдержал рыдания. Ну почему они не могут отбросить свои разногласия и начать новую жизнь? Может быть, забрать этого несчастного ребенка и убежать с ним куда-нибудь? Тогда эти двое скорее поймут, какие они глупцы!

В подавленном настроении и в полном безмолвии брели по благоухающему саду отец и сын, направляясь к дому.

Риган наполнил большой бокал вином, доставленным к столу из богатых винных погребов Цезаря, и сел, задумавшись. Все его мысли были о Сирене. И сердцем, и всем своим существом он тосковал по ней. Какой же он глупец! Зачем он наговорил ей столько всякой чепухи? Почему он не может выбросить из головы застарелую ревность? Почему он никак не может простить Сирене этого проклятого Альвареса?

Однако она не стала опровергать его обвинения! Значит, она действительно была близка с испанцем! Значит, не так уж безосновательны были все его подозрения! Но тогда он был прав, что ребенок мог родиться и от Цезаря! Почему же она так взбеленилась?! И что-то такое на мгновение мелькнуло в ее глазах после его вопроса об их отношениях с Альваресом… Что это было? Сожаление, угрызение совести, раскаяние? Но это выражение исчезло так быстро, что он даже не успел определить, что за ним крылось. Да и было ли вообще какое бы то ни было выражение? И все же ему не следовало заводить речь на эту тему. Самое главное — это ребенок. Калеб прав: Сирена может убить его, если у нее забрать малыша.

И все же он не может позволить, чтобы его лишили сына. Жена должна вернуться с ним в Батавию. Ребенок в таком нежном возрасте нуждается в матери. Возможно, если бы он ей что-то пообещал, то она согласилась бы уступить его требованиям. Но что? Не существовало ничего такого, что бы она желала получить от него, за исключением сына. Но он не может этого сделать и никогда не отдаст своего сына никому.

Или, может быть, придумать какую-то уловку? Пойти на какую-нибудь хитрость? Калеб утверждает, что Сирена никогда не лжет и не нарушает данных ею обещаний. Быть может, каким-то образом вынудить ее пообещать ему, что… Риган тяжело вздохнул и устало покачал головой. Мысли его путались. Что он может сказать этой женщине с холодными глазами, которая носит его фамилию и является матерью его сына? Но он мог поклясться, что тогда, в ту туманную ночь на борту фрегата, она воспылала не меньшей страстью, чем он сам. И позже, в ее комнате, после того злополучного ужина у Альвареса, когда он повел себя как необузданное животное… Наверное, она все уже забыла. А он… Теперь, когда в нем укоренилась уверенность, что Сирена была близка с испанцем, ему уже никогда не избавиться от ревнивых мыслей. Этот проклятый Цезарь! Неужели он всегда будет стоять между ними?

Но почему, почему она все равно остается такой желанной? Почему он испытывал такое страстное влечение к Сирене? Что в зеленых глазах этой ведьмы заставляло вскипать его кровь? Он желал ее так, как никогда никого в жизни. Он хотел от нее детей. Он любил бы ее, как никогда еще мужчина не любил женщину. Почему она никак этого не поймет? Почему она ненавидит его и постоянно мучает? А сама она? Мучается ли она так же, как он сейчас? Нет. Она абсолютно бесчувственная женщина. Или, скорее всего, она не испытывает никаких чувств именно по отношению к нему. Она откровенно с самого начала дала ему это понять. Весь вопрос в том, сможет ли он жить без нее? И сможет ли он жить с ней в одном доме, не домогаясь ее? Нет, никогда!

Он сердито стукнул ногой по стулу из тикового дерева и вскрикнул, но не от боли в ноге, а от боли в душе из-за собственной безысходности. Что же ему делать? Может случиться так, что ему очень не повезет и он останется лежать здесь в луже крови, а его жена, двое сыновей и эта чертова экономка поплывут на его бриге к берегам Испании! Но нет, она не смогла бы убить его! Ведь он отец ее ребенка. Или смогла бы? Впервые в жизни он оказался один, по-настоящему один. Один-одинешенек! Ему стало не по себе. Хотелось с кем-нибудь поделиться наболевшим. И это было удивительным, потому что никогда в жизни он не испытывал потребности с кем-либо делиться своими мыслями и чувствами. Даже с Титой. Почему Сирена оказывала на него такое воздействие?

Риган сердито заходил по комнате, потом плюхнулся на парчовый диван и с силой стукнул по нему кулаком.

А если сказать ей, что он сгоряча наговорил все про ее связь с Альваресом, что сам он ничему этому не верит, что он просто хотел немножко позлить ее? Может, тогда она…

Он снова ударил кулаком по парчовому дивану. Ответ ему был хорошо известен заранее. Все слишком поздно. У нее не осталось никаких чувств, кроме любви к сыну. А он скоро заберет у нее и сына. Какие еще могут быть вопросы? И какие ответы?

Риган снова подошел к столу, налил себе вина и залпом осушил бокал. Затем налил еще. И еще.

К тому времени, когда слуга пошел приглашать Сирену к ужину, ван дер Рис был уже как следует пьян.

Она наблюдала за ним прищуренными глазами, и ей было невыразимо грустно.

— Ты собрала вещи к завтрашнему путешествию? — спросил он, неразборчиво произнося слова.

Сирена не сочла нужным отвечать что-либо. Она молча ела рыбу.

— Отвечай мне, черт побери! Я спросил тебя: собралась ты или нет? — произнес он как можно отчетливее, желая быть уверенным, что она поняла его.

Не получив ответа, он встал и пристально взглянул на нее. Но Сирена по-прежнему продолжала молчать, глядя лишь в свою тарелку.

Риган взял со стола графин с вином и помахал им в воздухе.

— Черт возьми! Отвечай мне немедленно! Я не могу разговаривать с самим собой. Если ты будешь продолжать вести себя подобным образом, — глаза его засверкали, — то можешь оказаться на полу… подо мной!

Сирена подняла на него глаза и едва заметно улыбнулась.

— Ко времени вашего отправления они будут окончательно собраны, менеер, — тихо ответила она.

Она подозревала, что не только ее молчание выводило его из равновесия. Недаром она так готовилась к этому ужину. Сначала провела несколько часов в ванне, смывая с себя воображаемые следы крови Цезаря; затем причесывала свои длинные волосы, струившиеся мягкими волнами, завила их концы локонами и закрепила надо лбом перламутровым гребнем. Эта прическа была совсем не похожа на те гладкие зачесы, к которым она приучила Ригана в Батавии. Кроме того, на ней было необыкновенной красоты платье.

Цезарь наполнил шкафы многочисленными нарядами из легких шелков и тяжелой парчи, в кружевах, расшитыми золотыми и серебряными нитями и бисером. Эти платья заслужили бы одобрение не только королевы, но даже богиня с радостью облачилась бы в такие роскошные одежды.

— Эти платья для тебя! — торжественно объявил ей Альварес, когда она еще ждала ребенка. — Как только мой сын появится на свет, ты сможешь надеть то, что тебе понравится, и мы отпразднуем появление на свет моего наследника!

— Тогда мне вряд ли когда-либо придется облачаться в твои наряды, потому что праздновать тебе будет нечего: это ребенок Ригана! — воскликнула она в ответ.

И вот она решила воспользоваться одним из щедрых подарков испанца, чтобы произвести впечатление на Ригана, который, кроме ее пиратского костюма да черных траурных платьев, еще не видел ничего красивого.

Выбрав нежное платье цвета топаза, Сирена сердито проговорила:

— Ты оказался прав, Цезарь. Мне понадобилось одно из твоих платьев, чтобы отпраздновать… твою смерть!

И теперь, когда Риган смотрел на нее, она понимала, что ее старания не были напрасны и то, как она выглядит, не оставило Ригана равнодушным. Она была необыкновенно красива в этот вечер. Дымчатое легкое платье нежно оттеняло ее зеленые глаза, лицо цвета слоновой кости и темные волосы. Ее грудь, как всегда высокая и полная, прекрасно подчеркивалась плотно облегающим лифом, невольно притягивая взгляд Ригана.

— Они! Кто это — они? Я спросил тебя: упаковала ли ты вещи? Почему нельзя ответить нормально? Почему ты говоришь загадками? — возмущенно бормотал он, не в силах отвести пьяных глаз от выреза ее платья.

— Они — это фрау Хольц и маленький Михель. А Калеб, полагаю, сам позаботится о себе.

— А ты готова в дорогу? — заорал он, стукнув графином с вином о стол.

— Мне нет необходимости упаковывать вещи, потому что я никуда не последую за тобой. Ты имеешь право забрать ребенка, но на меня это право не распространяется. Я тоже знаю законы. Фрау Хольц в данный момент подыскивает кормилицу для Михеля. А теперь, извини меня, — Сирена поднялась из-за стола.

Боже! Если она сейчас не уйдет, то расплачется, как ребенок. Ребенок! Она отдаст своего сыночка Ригану и никогда не увидит его снова! О Боже! Почему она должна была согласиться на то, о чем будет жалеть всю жизнь?!

— Что ты имеешь в виду? Как это ты не едешь? — закричал Риган, мгновенно трезвея.

Сирена молча выходила из-за стола, боясь поднять глаза и изо всех сил сдерживая непрошеные, предательские слезы. Одна слеза все-таки скатилась по щеке, затем другая, и вот уже несдерживаемым потоком слезы заструились по щекам женщины. Риган изумленно смотрел на нее, и сердце его бешено колотилось в груди. Он никогда прежде не видел Сирену плачущей. Ее слезы повергли его в отчаяние! Он чувствовал себя бесконечно виноватым и испытывал жгучий стыд. Он не мог спокойно смотреть на ее слезы.

— Ты нужна ребенку, и Калебу тоже, — хрипло произнес он. — Может, ты все же передумаешь и отправишься завтра с нами?

Слезы катились и катились по ее щекам. Сверкающие глаза женщины смотрели на него, и сердце ее готово было выскочить из груди. «Скажи, Риган, скажи, что я нужна ТЕБЕ! — молча молила она. — Это все, что тебе нужно сказать, и я последую за тобой на край земли. Но ты должен произнести эти слова!»

Ее губы дрожали. Она закусила губу, чтобы мольба ненароком не прорвалась наружу, не прозвучала вслух. Сирена задержалась на мгновение, ничего не видя перед собой из-за слез, застилающих глаза, и поспешно выбежала из комнаты.

Риган тяжело опустился на стул и громко, отчетливо выругался. Чего она хотела от него? Попроси она опуститься перед нею на колени — и он, не задумываясь, сделал бы это. Разве она не чувствует, как он к ней относится? Разве она не понимает, что с ним творится по ее милости? Как может она оставаться такой бесчувственной, такой холодной? Боже, что она хочет от него? Эти слезы! У него сердце готово было разорваться из-за того, что она плакала. А он? Почему он не сказал, что любит ее? Почему он промолчал? Не сумел сказать всего лишь три слова! Что с ним произошло?

Сирена бежала в свою комнату, и рыдания сотрясали ее тело.

Ворвавшись к себе, она ничком бросилась на постель и завыла в голос. Она поняла, она почувствовала своим сердцем: Риган никогда не сможет забыть то, что она была изнасилована пиратами и, как правильно он догадался, Цезарем. Он никогда не сможет полюбить ее. Она всегда знала, что ее прошлое будет стоять между ними. Те две ночи любви — на «Морской Сирене» и в ее комнате — были чисто случайными. Тогда все произошло в порыве животной страсти. То была не любовь, а лишь страсть.

— Я люблю его! — рыдала она в подушку. — Я люблю его!

В комнату тихо вошла фрау Хольц и замерла на месте, услышав восклицания рыдающей мефрау. Старая женщина хотела что-то сказать, чтобы утешить Сирену, но все слова застряли у нее в горле. Значит, она все-таки любила Ригана! А то уже фрау Хольц начала было в этом сомневаться.

Она подошла к плачущей женщине и нежно погладила ее по голове, а затем прижала ее к своей груди и укачивала, словно малыша, который в этот момент спокойно спал в своей колыбельке.

— Поплачьте, поплачьте, мефрау! Не надо все это держать внутри, — приговаривала старая женщина.

Сирена плакала и плакала, а экономка гладила ее темные волосы. Наконец, немного успокоившись, она подняла на фрау Хольц заплаканные глаза и спросила дрожащим голосом:

— Скажите, вы нашли кормилицу для Михеля?

Старая женщина ответила не сразу, тщательно подбирая слова и боясь, как бы Сирена не догадалась, что она лжет.

— Нет, не нашла. Представления не имею, где ее искать. У всех здешних кормящих матерей, которые могли бы подойти для Михеля, свои дети и свои семьи. Они ни за что не хотят покидать Африку и отправляться в такую даль. Я сделала все, что от меня зависело, мефрау, но ничто не помогло. Боюсь, что вам придется последовать за своим малышом, иначе он может умереть, — зловеще произнесла она.

— Как же так, фрау Хольц? Вы предлагали деньги? Много-много денег? Неужели среди местных жителей не нашлось ни одной кормилицы, которая согласилась бы совершить это путешествие? Вы уверены, что сделали все возможное?

— Да, мефрау. Я сделала все что могла, — жалобно проговорила старая женщина. — Вам придется вернуться в Батавию.

— Фрау Хольц, милая, я не могу туда вернуться! Неужели вы не понимаете? Чем дольше я буду находиться с ребенком, тем труднее потом мне будет с ним расстаться. Мое сердце и без того разрывается на части. С каждым днем я буду все больше и больше к нему привязываться! Да я потом просто умру от горя!

— Вы справитесь с этим. В вашей жизни было много сложного, и вы до сих пор являлись образцом сильной женщины. А сейчас речь идет о вашем ребенке, о его жизни. Ради него вы должны поступиться своими переживаниями. Другого выхода нет.

Сирена обреченно кивнула, не заметив, как радостно засветились глаза старой экономки. Она не покинет ребенка!

«Да, придется подчиниться обстоятельствам, — подумала Сирена. — Я должна забыть о себе ради ребенка. Когда он немного подрастет и его можно будет отнять от груди, я оставлю его заботам Ригана и Калеба. Сейчас важно только то, что касается благополучия ребенка, а моя собственная жизнь для меня закончилась».

В предрассветный час Сирена сидела у окна и кормила малыша. Взгляд ее был направлен за окно, на плантации мускатного ореха, где полыхало ревущее пламя. Итак, Риган решил сжечь могущественное «королевство» Цезаря, стереть его с лица земли. Если ветер изменит направление, то и дом тоже может сгореть. Но ее это мало волнует. Через час они отправятся в путь. В сердце женщины была печаль, а изумрудные глаза наполнялись слезами. «Боже, помоги мне! — молилась она про себя. — Я измучилась, Боже, помоги мне! Я не знаю, что мне делать, как жить дальше».

Слеза упала на маленькую головку, и ребенок удовлетворенно вздохнул.

Может, ей всю жизнь суждено нести этот крест несчастий и одиночества?! Неужели она никогда не будет счастливой?

Она устало положила дорогой сверток в колыбель и начала готовиться к отъезду.

Едва забрезжил рассвет, Сирена оставила роскошный дворец Цезаря, ни разу не оглянувшись. Не смотрела она и на выжженные поля и на клубящийся над ними густой дым не обращала никакого внимания.

Рядом с нею, как счастливый щенок, бежал Калеб. Он не знал, чего ради изменила она свое решение, но его это и не особенно волновало. Самое главное было то, что Сирена возвращалась с ними в Батавию. Мальчик был искренне рад, что ему теперь не нужно было принимать ненавистное решение, что он больше не стоял перед разрывающим душу выбором. Время от времени не помнящий себя от радости Калеб надоедал фрау Хольц, прося «только разок взглянуть» на малыша и то и дело спрашивая разрешения подержать младенца. Теперь он определенно мог сказать, что ни за что бы не пожелал расстаться с Сиреной и братиком.

Лицо Ригана выражало гордость и облегчение. Он все еще никак не мог до конца поверить в то, что Сирена изменила свое решение. Для него все это было радостным сюрпризом.

Он послал за фрау Хольц с маленьким Михелем и, надеясь в последний раз увидеть Сирену, молил Бога, чтобы она хотя бы спустилась вниз попрощаться с Калебом. И ушам своим не поверил, когда она объявила, что возвращаться на Яву вместе со своим маленьким сыном. Счастливая улыбка осветила лицо Ригана. Зато лицо Сирены было словно каменное, когда она шагала по гравиевой дорожке, делая вид, что не замечает радостного вида мужа.

Солнечные дни и звездные ночи, проведенные на борту брига Ригана, были словно целебный бальзам для усталой, измученной души Сирены.

Трехмесячное путешествие проходило без каких-либо особенных происшествий. Молодая женщина в солнечные дни подолгу находилась на палубе, сидя над колыбелькой Михеля, которую брала с собой наверх. Мальчик рос не по дням, а по часам, вдыхая свежий морской воздух.

В свободные часы Калеб с восторгом возился с ребенком, корчил над ним рожицы и издавал разные смешные звуки, стараясь ради улыбки своего маленького братца. И когда Михель наконец снисходительно улыбался, старший брат готов был до небес подпрыгнуть от радости.

Риган ежедневно наносил визиты в каюту Сирены, чтобы поиграть с младенцем. Порой он брал сынишку на руки и с любовью подолгу глядел на него. Обычно Михель очень серьезно смотрел на отца, но бывало, что порой его личико начинало морщиться и малыш вдруг разражался громким плачем. Когда такое случалось, Риган со смущением на лице поспешно передавал ребенка Сирене.

Во время этих встреч они почти не разговаривали. Да и что было говорить? Жена с сыном находились на борту его корабля, и Риган был доволен.

Однажды, когда туман был особенно густым, ван дер Рис отправился на верхнюю палубу за супругой, чтобы проводить ее в каюту.

Прикосновение его сильной мозолистой руки бросило Сирену в дрожь. Она не могла не услышать его прерывистого дыхания.

Риган объяснил ей, что тревожится, опасаясь, как бы она в таком густом тумане не упала за борт, лишив таким образом его сынишку ценного питания. Сирена поморщилась при этих словах, мысленно послав проклятия в адрес неотесанного грубияна-голландца.

При подходе к трапу, круто спускавшемуся вниз, Риган сильнее сжал ее руку. Его ладонь по сравнению с ее прохладной кожей была очень горяча и обжигала, словно огонь. Нечаянно Сирена поскользнулась на ступеньке шаткого трапа и, вскрикнув от неожиданности, упала на Ригана. Он тоже охнул. Но в тот же миг его руки погрузились в ее волосы, а губы жадно впились в ее рот. Неодолимое желание сжигало его, и она испытывала такие же чувства. Риган стал целовать ее лицо, шею и грудь, и тихие стоны слетели с губ Сирены. Страсть постепенно разрасталась в ней. Женщина, выгнув спину, раскрыла глаза, чтобы взглянуть в лицо мужа, и обратила внимание, что туман одел все вокруг в призрачную дымку, отчего казалось, будто они одни в целом мире. Двое возлюбленных забыли обо всем на свете, погруженные в волшебное облако тумана и в объятия друг друга. Его обжигающие губы с такой страстью целовали ее, что у Сирены пошла кругом голова. Она почувствовала, как мужские жадные руки разрывали платье на ее груди, как прохладный туман касался ее обнажившегося тела. А Риган целовал и целовал ее губы, руки, грудь…

Он на секунду оторвался от нее и хрипло произнес:

— Я решил не придавать значения твоей связи с Альваресом. Я всегда знал, что ни один мужчина не сможет удовлетворить твою страсть, кроме меня.

Руки Ригана нежно гладили ее волосы, а губы снова впились в ее рот. Его слова донеслись до нее как будто издалека, и она не сразу осознала их смысл, отдавшись страстному порыву. Его слова по отдельности, постепенно доходили до ее сознания: решил… не придавать значения… связь… только он сможет…

— Ублюдок! — гневно вскричала она, вырываясь из его объятий и стремительно спускаясь по трапу. — Похотливое животное! — продолжала она кричать. — Поросячий корм! Навоз! Испорченный негодяй! Я тебя ненавижу! Сын проститутки!

Изумленный Риган так и застыл с протянутыми руками.

— Я отрежу тебе твое мужское достоинство, когда ты будешь спать! Я все-таки убью тебя! Ты ублюдок, свинья, сын проститутки! Пусть в твоей белой соломе, которую ты называешь волосами, заведутся паразиты!

— Что случилось?.. Я ничего не понимаю.

— Животное! Грязное животное! Для тебя важнее всего на свете только то, что находится у тебя между ног, ублюдок! Больше ты никогда не посмеешь подойти ко мне! Ты никогда не сможешь использовать меня для удовлетворения своей похоти! Я буду молиться, чтобы порча напала на тебя! — истерично выкрикивала она.

Риган растерянно хлопал глазами. Что с ней произошло? Только что, какое-то мгновение назад, она была страстной, изнывающей от желания женщиной, а теперь вдруг угрожает лишить его мужского достоинства. Что он сделал? Что он такое сказал?

Калеб говорил, что она всегда выполняет свои обещания и еще ни разу не нарушила данного слова. Пожалуй, следует запираться на ночь. Перед его глазами возникла недавняя картина: лежащий в луже крови мертвый Цезарь, лишенный мужского достоинства.

Риган стиснул зубы, стараясь унять дрожь.

Глава 36

Оранжевый солнечный шар, жгучий и ослепительный, заливая радостным блеском водную поверхность, быстро погружался за линию горизонта, когда корабль Ригана на всех парусах приближался к гавани порта Батавии.

В глаза сразу бросились новые деревянные постройки, выросшие на пристани, которые говорили о том, что уцелевшие жители Явы вернулись в порт и начали восстановительные работы. Здания офисов компаний были уже отстроены заново, а те, которые сохранились, отремонтированы.

Деревья в большинстве своем погибли, а уцелевшие были похожи на зловещие скелеты-призраки в сгущающихся сумерках.

Понадобится много усилий, времени и средств, чтобы здешняя жизнь возобновилась в своем прежнем виде и привычном ритме, как это запечатлелось в памяти островитян.

Сколько друзей и знакомых спаслось, а сколько уже не увидят солнца, моря, не ощутят дуновения теплых восточных ветров и не услышат шелеста ветвей на стройных хлебных деревьях?

Эти невеселые размышления Ригана прервал громкий детский крик. Оглянувшись на корму, он увидел Сирену, державшую на руках маленького Михеля, и невольно улыбнулся. У него нет времени, чтобы предаваться грусти. Он жив и полон сил, и у него растут двое сыновей! Чего больше можно желать? Он должен благодарить судьбу за это. Необходимо как можно скорее включиться в восстановительные работы на острове, потому что его мальчикам жить здесь и они наверняка полюбят эту землю, как когда-то полюбил ее он сам.

Сирена с ребенком на руках направилась в сторону мыса. Малыш вертел головой, с интересом рассматривая все вокруг. С нежной улыбкой молодая мать ласково ворковала над своим младенцем, но при появлении Ригана улыбка исчезла с ее лица, и женщина, взглянув исподлобья на мужа, крепче прижала к себе малютку.

После того злополучного туманного вечера они ни словом больше не обмолвились. Риган старательно избегал ее, но Сирена, казалось, нарочно снова и снова попадалась ему на пути. И каждый раз, встретив его, она останавливалась и смотрела на него странным, полупрезрительным-полуугрожающим взглядом. Усмехаясь, она с удовольствием наблюдала, как терялся под ее взглядом Риган, поминутно выдавая свое подавленное состояние различными мелочами: то забывал отдать распоряжение команде, то резко обрывал Калеба, то у него предательски начинала дергаться щека, то внезапно появлялась дрожь в руках. Она медленно и методично сбивала с него спесь и привычное самодовольство. Он чувствовал себя котом, который дрожит над своим хвостом, не замечая, как с него живьем сдирают шкуру.

Звонкий издевательский смех разнесся над палубой, и Риган разозлился. Сирена теперь в его присутствии постоянно или смеялась, или улыбалась, хотя никаких видимых причин для этого не было.

Господи, чего же она добивается?! Чего она хочет от него? Может быть, она решила окончательно свести его с ума? Если она действительно задалась такой целью, то, пожалуй, с успехом добивалась своего. Он дошел до того, что начал ее бояться! Ни за что и никому на свете не признался бы он, что запирает на ночь свою дверь на засов. Никто, даже Калеб, не знал этого. Сирена изводила его своими насмешливыми взглядами. Ее бесстыдный взгляд, поблуждав по его лицу и туловищу, вдруг останавливался, где-то ниже его пояса, и странная, леденящая душу улыбка начинала играть на ее губах. После таких осмотров по ночам Ригана преследовал образ покойного Цезаря, утопающего в луже крови.

— Вот мы и дома! — резко произнес ван дер Рис.

Сирена не обратила ни на него, ни на его слова никакого внимания. Ее взгляд равнодушно скользил по отстраивающейся заново пристани.

Интересно, пострадал ли дом Ригана? И если он разрушен, то где они будут жить? Что касается ее, то она сможет спать и под деревом, если понадобится. Под деревом, пожалуй, было бы даже лучше. Ведь, оказавшись в доме Ригана, она опять будет целиком и полностью зависеть от него. В своем доме он установит свои порядки, и ей нужно будет подчиняться им. Но лучше бы ему не усердствовать в этом, а то ведь она может и убить его. Да, она убьет его!

Сирена с любовью взглянула на сыночка и вздохнула. Пройдет еще несколько месяцев — и она отнимет его от груди. А потом?.. Комок подступил к горлу женщины при одной только мысли, что ей в скором будущем предстоит расстаться со своим малышом. Она чуть не плакала, глядя, как Калеб спускал на воду шлюпку, которая должна была доставить их всех на пристань. И заметить не успеешь, как промелькнут эти несколько месяцев. Ей необходимо продумать свои планы на будущее. Что ожидает ее дальше, после того как она разлучится с сыном и останется одна, совершенно одна?.. А пока она будет жить настоящим. Но к тому времени, когда настанет пора отнимать Михеля от груди, она подготовит себя к расставанию со своим дорогим мальчиком. Она оставит малыша в доме Ригана и уйдет на пристань, не оглядываясь. Она с корнем вырвет из себя всякую память об этом острове и будет считать, что в ее жизни его не было вообще.

Оказавшись на твердой земле пристани, Сирена подумала, что нисколько не соскучилась по берегу. Море было ее родной стихией. Там она была как дома, а здесь, на суше, как в гостях.

Жаркие, пыльные улицы были переполнены людьми. Повсюду слышался стук топоров и молотков: полным ходом шло строительство. Эти люди собрались заново строить не только город, но и свою жизнь. И тут и там лежали груды стройматериалов. Во многих местах зажигались факелы, чтобы можно было продолжить работу в вечерних сумерках. Люди были решительно настроены придать здешним местам прежний вид, и, глядя на темпы развернувшегося строительства, можно было не сомневаться в скором возрождении острова.

— Риган! Я думал, что ты уже никогда не вернешься! — закричал капитан Дикстра, перекрывая своим зычным голосом стук молотков. — Мы, как видишь, тут делом занимаемся! Работы невпроворот. Все дома восстанавливаем по очереди. В твоем доме жить можно, но он нуждается в хорошем ремонте. А наш офис практически не пострадал, в нем можно возобновлять работу, — он понизил голос. — Тебя ждет послание от главного казначея. Ты должен срочно отправляться в Голландию. Не удивлюсь, если тебя назначат губернатором! — весело заметил Дикстра.

Риган кивнул.

— А скажи, много ли народу погибло?

— Очень много. Медрик с женой, Хельга Клосс, Гретхен Линденрайх… Это что касается наших знакомых. А вообще жертв бесчисленное множество. Мефрау Клосс погибла, спасая детей. Что случилось с Гретхен, никто толком не знает. А тебе известно, что испанец покинул остров до извержения?

— Известно. Но теперь он мертв, — холодно ответил Риган. — Найди для меня экипаж, Даан, мне необходимо отвезти свою семью домой.

При сообщении о гибели Гретхен сердце Сирены екнуло. Но тут же она одернула себя: разве это что-нибудь меняет? Какая разница, жива или умерла любовница Ригана? Он всегда сумеет найти себе другую взамен этой!

* * *

Спустя неделю, которая ушла на обустройство, Риган за ужином объявил, что утром он отправляется в Голландию. Его старший сын Калеб должен остаться здесь и заботиться о своем младшем братишке. Отец же постарается вернуться как можно быстрее, но как бы там ни было, ему все равно потребуется не меньше пяти-шести месяцев. Холодность тона, которым было произнесено все это, заставила Сирену побледнеть. Она с трудом дождалась окончания ужина.

Калеб, казалось, не замечал, в каких натянутых отношениях находились Сирена и Риган. Мальчик был рад уже тому, что все любимые им люди жили вместе под одной крышей и внешне все выглядело благополучным, а о подводных холодных течениях он или не догадывался, или не хотел догадываться.

Недовольная фрау Хольц в глубокой задумчивости прислонилась к дверному косяку кухни, и лицо старой женщины было мрачнее тучи. Да, оказывается, из менеера муж никудышный! Временами ее охватывало огромное желание посильнее пнуть его носком ботинка… Неужели он не замечает страдальческого выражения в глазах мефрау? Какой-то бесчувственный чурбан! Черствый сухарь! Где его глаза, в конце концов?! Хуже, чем слепой!

— Мне необходимо поговорить с тобой наедине, — сухо произнес Риган, вставая из-за стола.

Сирена кивнула и последовала за мужем в прохладную, сумрачную библиотеку, которую он называл своим домашним рабочим кабинетом.

Войдя туда, он указал ей на кресло и предложил бокал вина. Сирена отказалась и от одного и от другого. Взгляд ее блуждал по комнате, а затем, словно бы невзначай, остановился… Она насмешливо смотрела ему пониже пояса! Риган было опять растерялся, но тут же взял себя в руки. Он не позволит ей делать из себя идиота!

— Я хочу, чтобы ты пообещала мне не покидать остров до моего возвращения. Если ты не соизволишь дать мне такого обещания, то я вынужден буду поставить охрану по всему дому.

Она смотрела на него ясными зелеными глазами и, не произнося ни слова, спокойно ожидала следующего требования, потому что прекрасно знала: одним он, как всегда, не ограничится.

— Когда я вернусь, ты перейдешь ко мне в спальню, а маленький Михель останется на попечении фрау Хольц. Я намерен воспользоваться своими правами мужа. На этот раз я не собираюсь спрашивать твоего согласия. Надеюсь, я понятно выражаюсь? Ты меня поняла?

Сирена неопределенно улыбнулась, устремив взгляд за окно на буйную растительность. Она не обращала никакого внимания на его заявления, высказываемые в ультимативной форме. Пусть продолжает выставлять свои требования, хоть миллион штук, пока не посинеет. Ей наплевать на них!

— Калеб говорил мне, что ты никогда не лжешь и всегда выполняешь данное слово. Будет стыдно, если у его идола окажутся глиняные ноги! Я хочу, чтобы ты пообещала выполнить мои требования. Я жду, Сирена.

Что ж, рано или поздно Калеб поймет, что она обыкновенная женщина, а не какое-нибудь там совершенство! С чего это вдруг мальчик вздумал создать себе такой идеальный образ?!

— Я не стану давать никаких обещаний, менеер. Мальчик есть мальчик. В этом возрасте детям свойственно кого-нибудь идеализировать. Но я не хочу, чтобы он считал меня идеальной. Я обыкновенный человек. И никаких обещаний ты от меня не дождешься. У тебя есть права на Михеля, и я подчиняюсь закону. Но моя персона твоей собственностью не является, и я поступлю так, как пожелаю.

— Мы с тобой являемся мужем и женой! — грубовато напомнил Риган.

— Ох, Боже мой! Ты возомнил себе это потому, что являешься обладателем клочка бумаги, на котором написано, что ты муж, а я твоя жена! Только и всего-то… Глупец! Взгляни внимательно на документ. Там сказано, что ты должен был жениться на моей сестре Исабель. В брачный договор вписаны ее имя и твое. А наша свадьба была лишь фарсом! И я никакая не жена! Я — падшая женщина! Я опозорена на всю жизнь. Я такая же… нет… хуже, чем твоя шлюха Гретхен. И не надо мне говорить о супружеских правах и обязанностях, потому что если ты станешь настаивать на них, то очень можешь пожалеть об этом. И вообще, если бы я захотела, то могла бы хоть сейчас уехать со своим ребенком! Сначала докажи, что ты на самом деле женат на мне! Докажи, что Михель — твой сын! — ее зеленые глаза зловеще сверкнули, а голос был угрожающе спокойным. — Я, конечно, понимаю, что в конце концов проиграла бы дело в суде, и поэтому не намереваюсь тягаться с тобой. Пусть так, пусть Михель твой. Но не я! Никогда я не буду твоей собственностью. И даже если бы я действительно по-настоящему была бы за тобой замужем, то и тогда не позволила бы тебе владеть мною. Я не вещь, которой ты можешь хвастаться. Вот так-то! Если ты больше ничего не имеешь мне сказать, то я, пожалуй, вернусь к своему ребенку. Ах нет — прошу прощения! — к твоему ребенку, к которому я временно приставлена в качестве кормилицы. Счастливого пути, Риган! И не надо стараться возвращаться быстрее из-за меня.

Ван дер Рис весь клокотал от ярости, глядя, как она повернулась к нему спиной, чтобы уйти. Схватив Сирену за плечо, он резко развернул ее к себе лицом. Вцепившись ей в руку, он испепелял ее взглядом, вне себя от злости.

— С меня достаточно! Сколько можно терпеть?! Ты заявилась в мой дом, полная коварства и обмана! Ты столько времени дурачила меня на глазах моих друзей и знакомых! Ты погубила почти весь мой флот и тонны ценных грузов отправила на дно моря! Ты вышла за меня замуж вместо своей сестры и все это время бесстыдно лгала мне! У тебя была порочная связь с моим соперником под самым моим носом, после чего ты укатила с ним в Африку! А когда он тебе надоел, ты убила его! Не это ли самое ты задумала проделать и со мной?! Сколько уже мужчин покоятся на дне моря по твоей милости?! Ты околдовала моего сына до такой степени, что он возомнил, будто ты богиня. Потом ты родила от меня сына. Но нет, это не мой сын — ты одна зачала его! Как же, ведь для тебя нет ничего невозможного, как утверждает Калеб! Ты позволила мне любить тебя дважды: на борту твоего корабля и затем еще раз в моем доме. А-а, я вижу, ты хочешь возразить! Вспомни, моя прекрасная дама, какую сильную страсть ты испытывала в моих объятиях! А сейчас чего ты от меня хочешь? — спросил он в отчаянии. — Скажи, ты хочешь, чтобы я ползал по полу, цепляясь за твою юбку и пытаясь привлечь к себе твое благосклонное внимание? Скажи, чего ты хочешь от меня?

Мука, прозвучавшая в его голосе, разрывала ей сердце. Но что она могла ему ответить? Если бы даже она сказала сейчас, как сильно его любит, то все равно он не поверил бы ей.

— Это правда, что я позволила тебе тогда любить меня, и правда то, что я, как и ты, испытывала в те минуты сильную страсть. Я полностью отдавалась тебе. Хотя не думала, что буду способна на такое после… после… — комок подступил к горлу, и она не могла ничего больше произнести, растеряв все слова.

— Но что я могу сделать для тебя? Что ты хочешь услышать от меня? Ведь должен же быть какой-то ключ к твоему сердцу!.. Ты только скажи… Чего ты хочешь от меня?

— Сына! Ты отдашь мне сына? — спросила Сирена и, затаив дыхание, ждала ответа.

Риган пристально смотрел на стоявшую перед ним женщину.

— Если я отдам тебе своего сына, то ты согласишься разделить со мной постель? Я правильно понял тебя?

Сирена неопределенно улыбнулась.

— Думай что хочешь, — весело сказала она. — Я всегда смогу убить тебя, если пожелаю. Когда-нибудь ночью я бесшумно прокрадусь к твоей постели и так же бесшумно отправлю тебя на тот свет. В темноте. А твоему ребенку потом объясню, если когда-нибудь он спросит о своем отце, что ты погиб смертью храбрых в бою, покрыв славой свое имя. Вот так!

Ее звонкий смех прокатился по кабинету, и Риган почувствовал, как его пробрал озноб. Вне себя от ярости, он размахнулся и ударил ее по голове.

Удар был такой сильный, что она едва устояла на ногах. Как?! Он ударил ее?! Он посмел ударить ее?!

Спотыкаясь, она отошла в сторону и, тряхнув головой, в отчаянии прищурила глаза, уставясь в то место, которое находилось на шесть дюймов ниже его пояса. Изо всех сил она старалась не опускать глаз, но через минуту потеряла сознание.

Очнулась она уже в своей комнате.

Маленький Михель проснулся и начал плакать. Пошатываясь, Сирена поднялась с постели и взяла на руки плачущего ребенка. Постепенно мысли ее прояснились, и она успокоилась. Зачем думать о том, что произошло час назад? Это не имеет абсолютно никакого значения. Ей ничего на свете не нужно, кроме этого теплого маленького свертка, кроме ее дорогого сыночка. А Риган? Что Риган! Утром он уедет, и она больше никогда его не увидит.

Слезы навернулись ей на глаза. Чуть не плача, опустила она ребенка в плетеную колыбельку. Нет, она не станет проливать слез. Не надо слез. Время затянет все раны. Время залечит любую боль. Почему так тяжело у нее на сердце? Отчего ее гложет печаль? Из-за чего, собственно, она так терзает себя? Из-за Ригана? Не стоит он этого! Похотливое животное! Он всегда быстро находил себе утешение! Прежде он периодически удовлетворял свою похоть с Гретхен Линденрайх или другой легкодоступной женщиной. Так будет и потом. А для нее сознавать это было самым большим унижением. Что она для него значит? Лишь постель волнует его! Все остальное для него имеет небольшое значение. Таковы, вероятно, все мужчины!

Она вышла на балкон и увидела, как Риган вышагивал взад-вперед по двору, вне себя от злости, с сигарой в зубах. Взор женщины вновь затуманился слезами. Этот человек, марширующий внизу, вознамерился во что бы то ни стало отобрать у нее сына. Однако хотя Михель был также и его сыном, но фамилии отца мальчик пока не носил. А значит, Риган сейчас не имел никаких законных прав на малыша. В настоящий момент Михель принадлежал только ей. Но умом и сердцем Сирена понимала, что проклятый голландец все равно докажет свои права на сына и не успокоится, пока не отберет его у нее. Он очень влиятельный человек, у него огромные связи, да и закон, как ни крути, на его стороне. А теперь он повсюду расставит своих людей и прикажет сторожить ее, чтобы она не сумела уехать во время его отсутствия. Он ни за что не позволит ей забрать ребенка. Интересно, поможет ли ей Калеб? Но как спросить его об этом? Да и, к тому же, времена изменились. Риган теперь — его отец! Вряд ли мальчик пойдет против горячо любимого им отца. Нет, дни безоглядной верности Калеба миновали. Да и не имеет она никакого морального права ставить мальчика перед выбором, не имеет права сталкивать сына с отцом.

Риган остановился и взглянул на ее балкон. Сигара, зажатая в его зубах, задымилась, и Сирена видела, как мужчина сощурился, глядя на нее сквозь пелену сигарного облака.Она сердито передернула плечами, вернулась в комнату и упала на кровать. Как она устала! Сирена чувствовала себя опустошенной, словно выпотрошенной. И ничего, совершенно ничего не хотелось — только спать. Спать, спать, спать… Сон — хоть какое-то временное избавление от всех жизненных тягот. Отяжелевшие веки смыкались, мысли о Ригане улетучивались, уносимые теплым бризом, проникавшим в комнату через открытые окна. Сон! О благословенный сон, настоящий бальзам на измученную душу!

* * *

Фрау Хольц разбудила Сирену на рассвете и подала ей ребенка. Тем временем, пока малыш сосал материнскую грудь, экономка как бы между прочим поведала, что Риган уехал полчаса назад — его корабль должен отплыть на рассвете в Голландию — и настроение у менеера было ужасное.

Не дождавшись от Сирены ни слова, фрау Хольц нахмурилась.

— Он оставил распоряжений целую кучу! — с раздражением сказала старая женщина. — Вокруг дома и возле вашего фрегата установлена охрана. Менеер приказал захватить ваш корабль, если вы вдруг решитесь отправиться в плавание.

Сирена осторожно опустила насытившегося младенца в колыбель.

Наконец экономка дождалась от нее реакции на свои сообщения.

— Вы уверены в том, что сказали, фрау Хольц? Вы ни в чем не ошиблись?

— Нет, мефрау, я не ошиблась. Менеер даже специально пригласил меня, чтобы я послушала, как он отдавал распоряжения капитану Дикстре. Вы его пленница, мефрау!

Сирена задумчиво кусала нижнюю губу. Ничего, не так все страшно. Когда-нибудь охрана устанет. Рано или поздно стражники утратят свою бдительность, и тогда она, улучив момент, поступит так, как ей будет нужно. Она не собирается быть чьей бы то ни было пленницей. Ригану стоило бы это знать!

После отъезда Ригана дом словно бы опустел.

Калеб стал более замкнутым и настороженным. Было заметно, что он очень скучал по отцу и не знал куда себя деть в его отсутствие — все валилось у мальчика из рук и ничто не радовало.

Михель по утрам капризничал больше обычного. Малыш уже привык, что каждый день, в определенные утренние часы, его навещал отец.

Фрау Хольц сделалась не в меру ворчливой, раздражаясь по всяким пустякам, на которые прежде не обращала никакого внимания.

А Сирене казалось, что все не спускали с нее глаз.

Внутри дома и снаружи работали мужчины, крепкие сильные мужчины, занимавшиеся ремонтом дома. Но Сирену не проведешь! Как только она выходила в сад, вся работа ремонтников сразу прекращалась. Она чувствовала, что за ней идет наблюдение, что каждое ее движение не остается незамеченным.

Однажды, спустя несколько недель после отъезда Ригана, Сирена прошла в конюшню, намереваясь отправиться на прогулку верхом куда-нибудь подальше. В последнее время она плохо спала, и ее организму необходима была значительная физическая нагрузка.

Оседлав лошадь, она поскакала в сторону гавани, где стояла ее «Рана». Хотя бы потешить взор видом своего любимого фрегата! Сирена не заметила, чтобы кто-то последовал за ней, но зато отчетливо услышала топот копыт. Люди Ригана не дремали и готовы были отправиться за ней хоть на край света.

Наконец впереди показался стройный силуэт гордой красавицы «Раны». Сирена остановила свою лошадь и, не покидая седла, залюбовалась отремонтированным, свежевыкрашенным фрегатом.

Легкие сумерки чуть размывали очертания корабля, делая его похожим на призрак. Когда это великолепное судно снова начнет бороздить морские просторы? Будут ли о нем и в дальнейшем заботиться должным образом, своевременно ремонтируя и содержа в чистоте? И кто станет следить за этим? Конечно же, не Риган. Однако почему бы и нет? Он давно оценил хорошую маневренность этого замечательного фрегата, и вполне возможно, что ради Калеба он возьмет на себя заботу об этом корабле.

Сирене было грустно видеть, что ее быстроходное судно стоит на приколе, скучая по морским бескрайним просторам. Штурвал истосковался по капитанским рукам, паруса — по ветрам так же, как сама Сирена — по ласковым прикосновениям Ригана и его нежным словам… Совсем немного надо, чтобы ожила «Рана», и немного требовалось, чтобы вспыхнула искра жизни в ее хозяйке.

Группа мужчин появилась на корме фрегата. Они стояли и наблюдали за всадницей, застывшей на берегу. Да, Риган сдержал свое слово и расставил охрану повсюду.

Виллем находился на палубе, а позади него выстроились люди ван дер Риса. И обида брала моряка за свою капитану! Как мог ее муж так поступить с ней?! Он сам был свидетелем того, как Риган отдавал распоряжения своим верзилам, чтобы до его возвращения нога его жены не ступала на палубу корабля. А если они допустят это, то заплатят своими головами! И, взглянув затем на Виллема и Якоба, стоявших поблизости, Риган произнес, понизив голос:

— Моя жена высказала пожелание, чтобы вы позаботились о ремонте корабля и возвратили ему первоначальный вид. Можете продолжать заниматься своим делом. И если вы не станете нарушать моих указаний, то и впредь будете служить на этом фрегате. В противном же случае вам грозит неминуемая смерть!

Сказав это, он сел в шлюпку, направлявшуюся к пристани.

Якоб с Виллемом только посмеивались над указаниями ван дер Риса. Они прекрасно знали, что если их капитана задумает что-то предпринять, то никакие охранники ничего не смогут с ней поделать. Они готовы были с кем угодно заключить пари, что Сирена все равно что-нибудь придумает и обведет всех во главе с самим ван дер Рисом вокруг пальца.

Женщина приставила руку к глазам, желая получше разглядеть людей, стоящих на палубе корабля, но заходящее солнце ослепляло ее своими яркими лучами. Ей показалось, что на фрегате среди незнакомых людей находились Виллем и Якоб. Неужели это возможно?

В волнении она натянула поводья, и лошадь попятилась. Сирена не сводила взгляда с крошечных фигурок, стоявших на корме. Ей необходимо точно знать! Она подняла руку в приветственном салюте, и в ответ с корабля двое радостно замахали руками.

Улыбка осветила лицо женщины, и, весело пришпорив лошадь, всадница пустила ее вскачь. Матросы видели ее, и этого было достаточно!

Кровь бурлила в ее венах, когда она стремительным галопом возвращалась домой. Хорошо, что Риган оставил ее людей на фрегате. Здесь он умно поступил. Наконец-то он начал кое-что соображать. Это был ее корабль и ее люди. Хорошо, что он не тронул их. Значит, еще не все потеряно. Еще какая-то надежда на Ригана оставалась.

Эти мысли вдохновили Сирену. Она ощутила в себе прилив сил и потребность заняться чем-то полезным. В ней появилось желание наполнить свои дни каким-то важным, значительным делом. Теперь, когда она понемногу начала отнимать ребенка от груди, у нее будет больше времени для себя. Невозможно проводить в безделье день за днем и неделю за неделей, когда вокруг работы невпроворот! С завтрашнего дня она начнет другую жизнь, наполненную новым смыслом и содержанием.

Едва лишь забрезжил рассвет, как Сирена была уже на ногах, одета, обута и с ведром мыльной воды в руках. К ужасу фрау Хольц, мефрау работала не разгибая спины до самого обеда и прервалась только для того, чтобы накормить плачущего ребенка. Затем она съела немного фруктов и отправилась в сад, где занималась прополкой и рыхлением земли. Закончив работу в саду, Сирена наполнила корзины овощами и фруктами и понесла их на кухню. Увидев это, фрау Хольц бросилась было на помощь мефрау, но, остановленная ее решительным взглядом, вынуждена была вернуться к своим занятиям.

Вечером молодая женщина накормила ребенка и снова поскакала на набережную, откуда была видна «Рана».

Проходил день за днем, а Сирена продолжала не покладая рук трудиться. Она понимала, что судьба ее сына зависела от Ригана и его благополучия, потому ощущала в себе потребность внести свой вклад, прежде чем навсегда покинуть остров. Она работала в доме, наводя в нем порядок к приезду менеера, трудилась в саду и в поле, не чураясь никакой работы — ни тяжелой, ни грязной. Она нагружала себя до такой степени, что к вечеру буквально валилась с ног, засыпая на ходу, и, находясь в заторможенном состоянии, кормила ребенка. Но когда приходил час отправляться на набережную, все оживало в ней. Горящими глазами, жадно и подолгу смотрела она на «Рану», затем скакала домой и падала в постель, мгновенно засыпая мертвым сном.

Фрау Хольц все больше и больше тревожилась за мефрау, которая до такой степени изводила себя подобным образом жизни, что худела день ото дня. Молоко у нее почти исчезло, щеки провалились, а под потускневшими глазами обозначились темные круги.

Однажды, когда Сирена шла через двор по направлению к дому, к ней подошел конюх и сообщил, что ее лошадь потеряла подкову, поэтому было бы лучше пока на ней не ездить.

Решив вместо поездки к набережной прогуляться по саду, Сирена направилась в дальний его конец. Но ничто ее не радовало; вид красочных благоухающих цветов, за которыми она так старательно ухаживала, раздражал ее; аллея стройных хлебных деревьев действовала на нервы… Закрыв за собой железные ворота сада, Сирена побрела куда глаза глядят по опустевшим полям, которые были когда-то плантациями пряностей.

Внезапно она ускорила шаг, подгоняемая мелькнувшей в голове новой идеей, затем резко остановилась и поковыряла золу носком ботинка, а через мгновение опустилась на колени и стала разгребать ее голыми руками. Неужели это возможно? Придя в возбуждение от своего открытия, она продолжала судорожно разгребать золу. Вырыв глубокую ямку, Сирена переходила в другое место и снова принималась раскапывать золу. Глаза женщины радостно засверкали. Она выпрямилась и посмотрела вокруг. Да, она сможет обеспечить будущее своему сыну!

Быстро прикинув в уме, сколько дней прошло со дня отъезда Ригана и сколько осталось до его возвращения, Сирена сделала вывод, что в ее распоряжении еще достаточно времени. Она успеет выполнить задуманное, чтобы обеспечить будущее Михеля. Вот только получится ли у нее? Должно получиться!

Со всех ног бросившись домой, она разыскала фрау Хольц и объяснила ей свой план. Старая женщина в изумлении вытаращила на нее глаза.

— Но, мефрау, вы ведь всего лишь женщина! Неужели вы всерьез считаете, что в ваших силах справиться с этим? Вы просто-напросто ноги протянете на борозде! По крайней мере, позвольте хотя бы помочь вам. Маленького Михеля можно уже оставлять с Калебом. И если мы вдвоем будем работать от рассвета до заката, то, может быть, что-нибудь у нас и получится. Пора уже, чтобы мужчины на этом острове смотрели на нас не только с…

Сирена засмеялась.

— Вы подразумеваете слово «похоть»?

— Да. Но я имела в виду не столько себя, сколько вас. На меня уже много лет мужчины не смотрят похотливо.

— Распорядитесь подготовить повозку к завтрашнему утру. Мы отправимся на рассвете и вернемся после обеда. Пожалуй, нам даже будут нужны две повозки. Вы, фрау Хольц, будете править одной, а я другой.

Старая женщина кивнула. Глаза ее воинственно сверкали, как будто она собиралась с кем-нибудь сражаться. Сирена давно не видела фрау Хольц такой воодушевленной.

Им вдвоем придется много потрудиться, но зато их усилия окупятся сторицей, а будущее Михеля и Калеба будет обеспечено! Когда мускатные деревья вырастут большими и дадут богатый урожай, имя Сирены не раз будет помянуто на острове с благодарностью. Во что бы то ни стало необходимо осуществить задуманное. Она ни за что не отступится от своего. Недопустимо оставлять землю под паром, если она способна родить. Вспомнилось, как Риган сжигал плантации мускатника в Африке. Наверняка у него сердце сжималось от боли, когда он делал это.

Молодая женщина была необычайно возбуждена, обдумывая то грандиозное дело, на которое она замахивалась. Когда поздно ночью она легла в постель, то заснула почти мгновенно. И снился ей Риган, едущий верхом на лошади вдоль бесконечно длинных рядов мускатных деревьев, посаженных руками Сирены и фрау Хольц. Он долго-долго ехал по плантации и все время звал ее по имени.

Она проснулась утром со слезами на глазах и с соленым привкусом во рту…

* * *

Жаркие дни проходили в тяжелом труде. Бедные женщины выматывались до предела. Сначала у них не все ладилось, но обеих тружениц объединяла цель и упорство в ее достижении. Постепенно они вошли в ритм, приобрели навык и не расходовали силы на бесполезные движения. В поле выходили они с восходом солнца и заканчивали работу, когда на холмы опускались сумерки. И уже в синей мгле работницы устало тащились домой, с головы до ног покрытые серой пылью, и одна мысль объединяла их: минувший день еще немного приблизил их к осуществлению поставленной цели.

— Остался один бочонок с орехами, — устало произнесла фрау Хольц. — Теперь уже не за горами окончание наших работ.

— Думаю, мы можем гордиться собой, — отозвалась Сирена. — В первые дни мне казалось, что я не выдержу! Так болело все тело, особенно спина и руки. И я представляю, каково было вам! Вы-то уж не так молоды, фрау Хольц. Я видела по вашим глазам, как вам было тяжело. Я боялась, что вы свалитесь. Если бы с вами что-нибудь случилось, то я бы себе этого никогда не простила.

— Нет нужды беспокоиться, мефрау. Я еще и не то способна выдержать ради вас и ребенка. И если бы понадобилось, я бы еще столько сделала. Недельку отдохнуть — и я снова буду чувствовать себя прекрасно. А вот вы совсем сдали, дорогая мефрау. Лицо вытянулось, блеск в глазах исчез, да и вообще вы так исхудали — кожа да кости!

— Ну что вы, фрау Хольц, я-то женщина выносливая, каких мало! Мне и не такое по силам. Сейчас приду домой, приму ванну и отправлюсь верхом прогуляться к пристани.

— Вы так изнуряете себя! — сурово заметила фрау Хольц. — Зачем вам каждый день после такой тяжелой работы в поле ездить на пристань, чтобы поглазеть на свой корабль?! Вы что же, все-таки намереваетесь покинуть остров после того, как окончательно отнимете ребенка от груди? Не прячьте от меня глаза, дорогая, я уже давно прочла по ним все, что вы так старательно пытаетесь скрыть!

Несмотря на неимоверную усталость, Сирена была вынуждена продолжать свои ежедневные вечерние поездки на пристань. Она хорошо знала Виллема и остальных матросов из команды «Раны»: они каждый вечер ждали появления на пристани своей капитаны. Эти ее ежевечерние прогулки с обязательными приветствиями своей команде превратились в своеобразный ритуал. Недолго осталось ждать того вечера, когда она не появится на пристани, и тогда ее люди поймут, что они должны быть готовы к отплытию фрегата. Совсем уже скоро наступит тот день, когда она окончательно покинет остров.

Несколько недель минуло уже с тех пор, как в землю были высажены все мускатные орехи из бочек, конфискованных когда-то у Цезаря. И теперь Сирена была погружена в состояние тревоги, граничащее с безумием, так как результатов их тяжелого труда не было видно. Неужели земля все-таки погибла навсегда после извержения вулканов? Неужели все надежды и все их нечеловеческие усилия были напрасными?

Каждый день она ходила на поля смотреть на возделанную землю и на работу людей капитана Дикстры, которые продолжали культивирование почвы. Неужели ее затея была чистым безумием? Неужели надеяться возродить эту землю к жизни и вырастить новые мускатные деревья мог лишь сумасшедший человек вроде нее? Ведь должны бы уже появиться всходы…

Прошла еще неделя.

В один прекрасный день в комнату Сирены ворвалась взволнованная фрау Хольц. Схватив мефрау за руку, она потащила ее из дому по направлению к полям.

— Вот будущее вашего сына! — радостно заявила она, торжественно указывая на крошечные побеги, проклюнувшиеся из темной земли.

Сирена улыбалась сквозь слезы, подступившие к ее глазам от счастья.

Зеленые ростки выстроились длинными рядами далеко-далеко, протягиваясь до самого горизонта.

Глава 37

Малютку Михеля уже окончательно отняли от материнской груди.

Побеги мускатника уже были высотой с фут. Влажный теплый воздух и ежедневные дожди благодатно сказывались на их росте.

И в один прекрасный день, вернувшись с пристани, Калеб сообщил, что в порт прибыло судно, капитан которого сказал, будто бы корабли Ригана дня через два будут в Батавии.

Услышав это, Сирена вздрогнула. Сердце ее заныло, к горлу подкатил комок, стало трудно дышать.

Итак, настал тот вечер, когда она не поспешит на пристань. Виллем и Мартин воспримут это как знак и начнут готовить фрегат к отплытию.

Бесстрастным голосом приказала она фрау Хольц упаковать ее вещи и отправить их на пристань. Старая экономка с гневными глазами пошла выполнять распоряжение мефрау.

Но не так-то все было просто, как могло показаться со стороны. Сирену мучили сомнения. Кажется, все давно решено… Она не давала никаких обещаний и была свободной женщиной. Она ничем не обязана Ригану. Как договорились, она оставляет ему сына и… А с другой стороны… Нет, почему она вообще об этом думает? С этим периодом ее жизни покончено. Все, что произошло с нею на острове, здесь и останется. Где-то в другом месте ее ждет новая жизнь. Возможно, там она найдет наконец свое счастье. Со временем раны в ее сердце заживут, если ей суждено прожить долго… В чем, впрочем, она очень сомневалась. Вот уже много дней Сирена чувствовала себя так, будто жизнь покидала ее. Да и какая может быть жизнь вдали от сына, вдали от Ригана… Нет, хватит об этом думать! С этими мыслями покончено!

Она не могла не видеть в глазах фрау Хольц то молчаливый упрек, то сострадание и догадывалась, как тяжело было старой женщине сдерживать себя, чтобы не броситься к своей мефрау с рыданиями и уговорами об отмене решения уехать. Сирена знала, что экономка любила ее, как мать, и желала только добра, но как бы то ни было, решение принято, и молодой женщине одной отвечать за него.

* * *

Сирена проснулась и почувствовала сквозь сон чье-то присутствие в своей комнате. Приоткрыв глаза, она увидела Ригана, склонившегося над кроваткой маленького Михеля. Сирена затаила дыхание и, притворившись спящей, терпеливо выжидала, когда он покинет помещение. Она скорее почувствовала, чем услышала, что Риган подошел к ее постели. Сердце женщины бешено заколотилось в груди. Она лежала тихонько, боясь пошевелиться или как-либо еще выдать себя. Он с минуту постоял, глядя на нее, а затем бесшумно вышел из комнаты. После того как мужчина закрыл за собой дверь, Сирена уткнулась лицом в подушку и горько заплакала.

* * *

Утром в комнату мефрау вошла фрау Хольц и, помогая ей одеться сообщила:

— Ваши вещи упакованы и погружены на повозку. Калеб еще спит. Думаю, что будет лучше, если вы уедете, не попрощавшись с ним.

— Вы правы, фрау Хольц, я бы не перенесла этого прощания. Когда-нибудь потом мальчик поймет меня. А маленький Михель, скорее всего, не будет скучать без меня. Вы о нем позаботитесь, не правда ли, фрау Хольц? — с тревогой в голосе спросила она.

— Не сомневайтесь, моя дорогая, я буду заботиться о нем, как о собственном сыне! — ответила старая женщина, отчаянно борясь с собой, чтобы не зарыдать.

— Риган вернулся, и теперь я могу уехать. Наверняка он сейчас спит. Убедился, что я и ребенок на месте, и спокойно спит. Сейчас самое лучшее время для отъезда. Не знаю, почему я так долго ждала, зачем оттягивала время? Мне нужно было давно уехать.

«Зато я знаю почему, — с грустью думала экономка. — Ты не могла уехать не взглянув еще раз на менеера. В последний раз! Не важно, как ты объясняешь это самой себе, но ответ только в этом. Ты же любишь его, дорогая моя девочка! Не так-то легко уезжать от любимых людей. Здесь остаются все, кого ты любишь, кто любит тебя. А там, куда ты собралась, кто тебя ждет? Кто там тебя любит?»

— В настоящий момент я не хочу, чтобы кто-нибудь в доме знал о моем отъезде. Как вы думаете, фрау Хольц, мне лучше спуститься по виноградной лозе или выйти через главный вход? — шутливо спросила Сирена, желая хоть чуть-чуть развеселить старую женщину.

Но экономка безучастно пожала плечами — глаза ее продолжали оставаться грустными. Мефрау покидает их! Не все ли равно, каким образом она выйдет из дому? Это не имеет абсолютно никакого значения.

— Да, вы правы, — печально улыбнулась Сирена, словно бы прочтя мысли старой женщины. — Я выйду через главный вход. Никто уже не сможет остановить меня. Я свободна как птица. Я не принадлежу никому. До свидания, фрау Хольц. Я буду молиться за вас. Заботьтесь о моем сыне.

Как ни крепилась старая женщина, но все-таки не выдержала.

— Какие молитвы?! — воскликнула она, заливаясь слезами. — Из-за меня, старухи, нет нужды тревожить Бога! Молитесь за себя и за своего малыша!

— С ним будет все хорошо! — произнесла Сирена и, чтобы не зарыдать в свою очередь, поспешила к выходу.

Спускаясь по лестнице, она ничего не видела перед собой из-за радужной слезной пелены, застилавшей глаза, и чуть было не налетела на Ригана, стоявшего внизу.

— Ты куда?! — загородил он дорогу.

— Прощай, Риган, — сказала она, как можно спокойнее. — Пожалуйста, дай мне пройти! — глаза ее умоляюще смотрели на него. — Пропусти меня. Твой сын остается тебе, как и договаривались.

Она двинулась, желая обойти его.

Ван дер Рис еле сдержал крик отчаяния. Как?! Она все-таки покидает его! И он не сумеет, не знает, как остановить ее. Эта женщина не принадлежит ему. Она никогда ему не принадлежала! Он летел к ней из Голландии на всех парусах! Ему не терпелось поскорее увидеть ее, сообщить, что он назначен губернатором Явы. Как он был горд этим! Еще недавно он чувствовал себя счастливым человеком. Только что он был новоиспеченным губернатором, имевшим красавицу-жену и двух сыновей… А теперь кто он? Не муж, не вдовец. Одинокий, несчастный мужчина. Господи, помоги вернуть эту женщину!

Его глаза умоляюще смотрели на нее, пытаясь уловить хоть какой-нибудь знак, намек, что он нужен ей, что небезразличен… Нет, нельзя ей позволить уйти из его жизни! Нужно как-то остановить ее, задержать, не пустить!

Сердце Сирены, казалось, готово было выпрыгнуть из груди. Оно так громко билось, что она была уверена: Риган слышал этот стук.

В глазах ее застыла мольба о том, чтобы он произнес слова, которые заставили бы ее остаться. Ну почему он молчит? Почему?! Неужели так трудно произнести несколько заветных слов? Или она так безобразна, так некрасива и не достойна этих слов? Он что, не может дождаться, когда избавится от нее? Нет, она тысячу раз права, что покидает этот дом! Сколько можно мучить его и себя?!

Бросив последний умоляющий взгляд на Ригана, который встретил его в замешательстве, она устремилась к выходу.

Дверь захлопнулась, и у ван дер Риса, словно под непомерной тяжестью, ссутулились плечи. Солнце покинуло его дом, а в сердце вселилась тупая боль. На ослабевших, ватных ногах он прошел в свой кабинет и, тяжело опустившись на стул, достал из стола бутылку рома.

Он испытывал потребность немедленно напиться. Он должен сейчас же напиться! Он утопит в спиртном все свои горести. И сразу полегчает. Он будет пить, пить, пить до отупления, до тех пор, пока не свалится без чувств, и тогда все сердечные боли, все душевные муки отступят. Он ничего не будет чувствовать. Он сделается совершенно бесчувственным! И слава Богу!

Но не успел он отпить из бутылки и нескольких глотков, как дверь кабинета распахнулась и влетел Калеб. Лицо его было испуганным, а глаза пылали гневом.

— Отец, Сирена уехала! Ты слышишь меня? Она уехала! Почему ты позволил ей покинуть нас?! — в отчаянии кричал он. — Она оставила Михеля и даже не попрощалась со мной! Почему ты отпустил ее? После всего того, что она сделала для тебя, ты позволил ей уйти? Ты лгал мне! — возмущенно кричал мальчик. — Ты говорил мне, что любишь ее, а сам… Зачем ты говорил мне неправду?!

В кабинет с грозным видом и с обиженно поджатыми губами вошла фрау Хольц. На руках она держала маленького Михеля. Не желая отставать от Калеба, экономка поспешила излить менееру свое возмущение:

— А что мне прикажете делать с этим младенцем?! Я старая женщина и не знаю, как обращаться с маленькими детьми. Ребенку нужна мать! Дети не должны расти без матери. Видите, он уже капризничает!

Она незаметно ущипнула малыша под одеялом, и он разразился пронзительно-громким плачем. Добившись от Михеля желаемого результата, фрау Хольц немедленно передала ревущего младенца в руки ошалевшего Ригана, но предварительно — для верности — еще раз легонько ущипнула ребенка.

— Вы отец, сами и смотрите за своим сыночком! Может, вам удастся объяснить ему, что маленьким детям матери вовсе не нужны!

— Вы что, сговорились против меня?! — взорвался Риган, с опаской взирая на орущего у него на руках младенца. — Немедленно прекратите вмешиваться в мои личные дела!

— Боже мой! Это ж какие теперь у вас личные дела?! — язвительно заметила экономка. — После отъезда мефрау у вас больше нет никаких личных дел!

— Ты лгал мне! — кричал Калеб, уже не стараясь сдерживать слезы. — Я ухожу из этого дома! Я попрошусь на корабль к капитану Дикстре. А если он не примет меня, то еще к кому-нибудь попрошусь. Я не желаю жить под одной крышей с человеком, которому нельзя верить. Ты говорил мне, что любишь ее, а сам… Ведь говорил же? Это твои слова, отец!

Господи! Неужели ему теперь нигде не будет покоя? Что они делают с ним? У него и без того так тяжело на душе, что хоть в петлю головой, а тут еще это! Как они не поймут, что Сирена сама не пожелала остаться с ним, что она не любит его, что он противен ей?! Разве с этим можно что-то поделать?! Он не мог силой заставить ее остаться в его доме! Ведь насильно мил не будешь!

— Калеб, сынок, я не лгал тебе. Я действительно люблю ее. Но я не могу и не хочу силой заставлять ее жить в моем доме.

— Если ты любишь ее, то почему тогда она не осталась? — недоуменно спросил мальчик.

— Видимо, потому, что она не любит меня! — с горечью в голосе воскликнул Риган.

Фрау Хольц выпрямилась и возмущенно заговорила:

— Нет, дорогой мальчик! Мефрау уехала потому, что наш менеер не счел необходимым сказать, что любит ее. Он, видите ли, или чересчур горд, или чересчур глуп и считает необязательным сообщать женщине о своих чувствах. Он полагает само собой разумеющимся, чтобы женщина сама догадывалась, как к ней относится мужчина!

— Наверное, Сирена это имела в виду, когда говорила, что мужчины думают не головой, а кое-чем другим! Я не знал, отец, как это применимо к тебе. Благодарю вас, фрау Хольц, за то, что объяснили мне.

При этих словах приступ гнева накатил на Ригана, и он еле сдержался, чтобы не выплеснуть свое негодование на мальчика и старую женщину.

— Ты никогда не понимал Сирену, отец. И я тоже не всегда понимал ее. Она не такая, как все. Наверное, она коварная женщина. Ты знаешь, что это значит, не так ли? — обеспокоенно спросил Калеб.

Фрау Хольц не выдержала и, сверкая гневными глазами, спросила:

— Позвольте поинтересоваться, менеер, когда вы говорили мефрау, что любите ее? Вы хотя бы разочек сказали, что не можете жить без нее? Или, может, вы когда-нибудь обмолвились, что глаза ее как яркие звезды на небе, а кожа нежна, как лепестки цветов?

— Хватит! — взревел наконец Риган, озираясь вокруг, как раненый, затравленный зверь.

— Хватит?! Нет, уважаемый менеер, не хватит! Это еще мелочи. Я бы вам еще не то сказала! Слишком долго я молча наблюдала со стороны, дивясь вашей глупости, бесчувственности и слепоте! Подойдите к окну, посмотрите и скажите мне, что видят ваши глаза, менеер!

Риган, нахмурив брови, подошел к широкому окну и изумленно ахнул, увидев поле с побегами мускатника в фут высотой.

— Мефрау и я сами посадили эти деревья. Она говорила, что хочет обеспечить будущее своего сыночка и юного Калеба, но я-то знаю — меня, старуху, не проведешь! — она делала это ради вас. Я с полной ответственностью могу заявить: мефрау сделала это для вас, менеер! И теперь скажите мне положа руку на сердце разве на такое способна женщина, которая не любит? Где и когда какая-нибудь женщина сделала столько для мужчины не любя его?! Вам нужно о многом подумать, менеер. Если мужчина нуждается в женщине, он не должен бояться сказать ей об этом! Настоящий мужчина не стыдится сказать любимой женщине о своих чувствах. Если вы поторопитесь, то еще можете вернуть ее! Менеер, потеряв ее, вы будете несчастны всю жизнь, вы будете потом казнить себя за собственную глупость и упрямство! Еще не поздно исправить свою ошибку. Поспешите, менеер!

Риган тупо смотрел на початую бутылку рома, стоявшую на столе. Что могут знать о любви одинокая старуха и мальчик, у которого еще молоко на губах не обсохло?! Как они смеют лезть к нему со своими дурацкими нотациями и советами? Он сам во всем разберется, когда выпьет как следует и успокоится.

— Убирайтесь вон отсюда! — закричал он, свирепея. — И возьмите у меня этого орущего ребенка!

— А что вы прикажете мне с ним делать? Без матери младенец пропадет! — сказала сердито фрау Хольц и, взяв у Ригана малыша, еще раз ущипнула притихшего было Михеля, и тот разразился новыми, более оглушительными криками.

Ван дер Рис с отчаянием посмотрел на Калеба и попросил его поиграть с младшим братом. Но мальчик наотрез отказался и со злорадной улыбкой на лице направился к двери.

Следом за ним поспешила фрау Хольц, унося с собою посиневшего от крика ребенка. Вопли малыша еще долго продолжали разноситься по дому. Наконец послышалось, как наверху хлопнула дверь, и плач прекратился.

Риган с жадностью приложился к бутылке.

А может, они правы? Может, действительно Сирена хотела услышать от него, что он любит ее? О Господи, что за глупость! Неужели возможно, чтобы из-за такой ерунды нормальная женщина оставила дом, мужа, детей и отправилась Бог знает куда?! Неужели все женщины, даже самые умные, так устроены, что им обязательно нужно нашептывать нежные слова? Но он никогда этого не делал, всегда прекрасно обходился без всей этой чепухи и не собирается менять себя!

Дьявол взгромоздился Ригану на плечи и приговаривал свое… Что могут значить какие-то глупые слова?

Это правда, он никогда не говорил этих нежностей ни Сирене, ни какой-либо другой женщине… Но слова — это такая чушь! Неужели она не могла понять, почувствовать сама, что он любит ее?! Она не видела, как он к ней относился? Ей нужны были какие-то дурацкие комплименты, глупое сюсюканье, телячьи нежности? Нет, не может быть! Она же умная, сильная женщина! Она не боится ни штормов, ни крови, ни смерти… Нет, не может быть, чтобы ей нужны были какие-то там слова! Да и почему он должен говорить их?

Риган приподнял бутылку с ромом, взглянул через нее на свет, встряхнул и быстро допил ее до конца. Затем раскупорил вторую и жадно отпил еще несколько глотков. Медленно опустив бутылку на стол, он тупо уставился на нее. В голове шумело, мысли ворочались с трудом.

Перед ним был сейчас выбор: или остаться здесь и продолжать пить, или, не теряя ни минуты, отправиться вдогонку за Сиреной.

Если он все-таки решится последовать за ней, то ему придется рассказать ей все, что наболело на сердце. Как выразить те чувства, что переполняли его? Он должен будет сказать, что любит ее и что его жизнь без нее лишена всякого смысла. Она нужна ему, и он хочет, чтобы она всегда была рядом, чтобы они вместе растили сына, радуясь тому, как он взрослеет и умнеет, дожидаясь той поры, когда мальчик станет настоящим мужчиной. Он скажет, что хочет от нее много детей, которые бегали бы по дому, резвясь и наполняя смехом комнаты. И еще он должен сказать, что Цезарь Альварес и Гретхен Линденрайх остались в прошлом, что эти зловещие призраки былого уже никогда не смогут помешать им строить семейное счастье.

Сумеет ли он сказать ей все это?

Риган встал, в волнении прошел по кабинету и, остановившись у окна, взглянул на бесконечно длинные ряды побегов мускатника. Взор мужчины затуманили непрошенные слезы.

А она смогла осуществить все это! Она нашла в себе силы и решимость! Ему же необходимо найти всего лишь слова!

Отголоски требовательных и возмущенных криков обеих сыновей все еще звучали в его голове.

Господи, что она за женщина?! Она была… его женщиной. Была!

Риган снова посмотрел на бутылку с ромом, стоявшую на столе, и решительно сбросил ее на пол.

Несмотря на все старания, у него не очень-то получалось как следует сидеть в седле, и он рассыпал щедрые проклятия в адрес того, кто придумал ром, и в свой собственный адрес за то, что его угораздило так напиться! Но это все как-то не очень помогало и, казалось, мало утешало. Тогда он с воодушевлением взялся ругать фрау Хольц. Выжившая из ума старая карга! Что ей известно о любви?! Она давала советы, как должен обращаться мужчина с женщиной! Твое счастье, фрау Хольц, что ты старуха, а то бы враз узнала что почем, чертова немка! Затем он снова стал осыпать проклятиями самого себя. Зачем он в ночь, когда вернулся в порт, снял охрану и отправил ее заниматься другими делами? Все дело в том, что он самонадеянный глупец! Посчитал, что раз уж он вернулся домой, то охрана теперь не нужна. Редкостный болван! Неужели он так никогда и не научится прислушиваться к своему внутреннему голосу? Ведь кольнуло же его что-то, предостерегая, когда он снимал охрану и отправлял людей в распоряжение капитанов! Какое-то предчувствие возникло в нем, но он не пожелал к нему прислушаться, хотя от него не ускользнули многозначительные улыбки, которыми обменялись Якоб и Виллем. Тогда он еще подумал: с чего это они радуются? Почему это их так веселит то, что у них на фрегате больше не будет охранников?

Риган вытер со лба пот и пришпорил коня.

Если Сирена сразу же при выходе из порта приказала поднять все паруса на корабле, то при попутном ветре за эти два часа она могла уже быть довольно далеко. И если сейчас он станет запасаться какой-либо провизией и начнет собирать команду, то потеряет еще пару часов. А куда она направилась? В Испанию? А может, намеревается скитаться по морям, пока не погибнет?!

Сердце Ригана тоскливо заныло, боль сдавила грудь, и стало трудно дышать. Ему сделалось страшно от мысли, что может случиться с Сиреной, если он ее не найдет… Он вдруг вспомнил печальный, отрешенный взгляд, который чаще всего появлялся у нее в последнее время. Она непременно погибнет, если он не найдет ее и не вернет домой! А вдруг она задумала умереть после того, как оставила своего сына? Вполне возможно, что искра, теплившаяся у нее в душе, погасла и всякое желание жить в ней пропало. Почему фрау Хольц не подумала об этом и не сообразила намекнуть ему на возможность такого исхода? Какое-то седьмое чувство подсказывало Ригану, что если он не поспешит, то может произойти что-то непоправимое! Ну конечно, как он сразу не подумал об этом?! Такая женщина, как Сирена, не могла так просто отказаться от своего сына. Ни ради него, ни ради какого бы то ни было другого мужчины. И чего ради она вздумала сажать эти чертовы мускатные деревья? И где, черт побери, она взяла необработанные мускатные орехи, пригодные для посадки, да еще в таком большом количестве?

Мысли лихорадочно клубились в мозгу Ригана, когда он гнал во весь опор, не переставая пришпоривать коня.

* * *

Сирена поднялась на борт фрегата и тепло приветствовала свою небольшую команду. Распорядившись поднять якорь, она спустилась вниз, к себе в каюту. Ей не хотелось провожать взглядом удалявшуюся Батавию. Никогда она больше сюда не вернется. Никогда.

Единственное, чего ей хотелось, — это смотреть и смотреть на морские волны, пока глаза не вылезут из орбит. Море — ее единственный друг, который никогда от нее не откажется.

Отчего-то вспомнилось детство, когда они с Исабель были маленькими девочками и играли в саду под деревьями, когда отец брал их с собой в недалекие плавания. Тогда она была так счастлива!

А теперь уж, верно, не будет в ее жизни счастливых дней. У нее было такое чувство, как будто в ее жизни все кончилось и впереди ничего больше не ожидалось.

Через несколько часов к ней в каюту вошел Якоб, чтобы узнать, как капитана себя чувствует и не надо ли ей чего принести. Старый моряк сразу отметил, что она очень изменилась, стала какой-то другой. Потухший, потусторонний взгляд, осунувшееся лицо, горькая складка у рта… Хотелось как-то утешить ее, помочь ей, но Якоб не знал как. Нет, ему не нравилось выражение ее лица. Такие лица, такие глаза ему уже приходилось видеть… Похожий взгляд бывает у моряка, который уходит в море, чтобы никогда больше не вернуться на берег… Чувствуя себя беспомощным рядом с нею, Якоб поспешил уйти из каюты.

Сирена же, не зная куда себя деть, легла на койку и вскоре уснула. Пробудившись после нескольких часов беспокойного сна, она какое-то мгновение не могла понять, где она находится. В каюте было очень душно, и от этого у нее страшно разболелась голова. Хорошо бы принять сейчас ванну и натереть виски одеколоном…

Нет, первым делом нужно снять с себя это тесное, тяжелое платье и надеть свой любимый наряд Морской Сирены. По крайней мере, в нем свободно дышится и удобно двигаться. А вместо одеколона куда приятнее будут морские брызги.

Где-то в полночь она сменила Виллема у штурвала.

Было очень душно. Воздух казался тяжелым и гнетущим. По всей вероятности, скоро должен был начаться шторм.

И ее предположения оказались верны. Через некоторое время небо пронзила вспышка молнии, и над морским простором пронеслись глухие раскаты грома.

Совсем низко по свинцовому небу неслись стремительные черные облака. Море кипело. Громадные волны яростно и шумно накатывали на фрегат, а затем мелко рассыпались. Рев бушующего моря сливался с ревом ветра, который то свирепо выл, то жалобно стонал, то гнул стеньги и трепал бесчисленные снасти.

Волны снова и снова вскипали и перекатывались по палубе фрегата. Одна за другой вспышки молний освещали небо.

И вдруг Сирене померещилось, что за кормой возник призрачный силуэт какого-то корабля.

Из-за воя ветра Якоб не услышал, а лишь увидел, как абордажный крюк зацепился за борт фрегата. Старый моряк удивленно заморгал, не веря собственным глазам, когда перед ним предстал менеер Риган ван дер Рис во всей своей красе. Увидев Якоба, нежданный гость объяснил цель своего визита. Тут же к ним поспешил подойти Виллем, и, выслушав объяснения Ригана, матросы радостно заулыбались. Согласно кивнув, они не возражали против его предложения перейти на бриг.

Риган терпеливо наблюдал, как матросы с фрегата перебирались на его корабль. Шторм усиливался, и канаты, соединявшие корабли, натянулись. Сняв с пояса саблю, ван дер Рис обрубил их и бросил абордажные крюки Виллему.

Лицо Ригана было в этот момент суровым и решительным.

Не теряя ни минуты, он поспешил на мостик.

Сирена с трудом справлялась со штурвалом и уже готова была свалиться в изнеможении, когда почувствовала, что кто-то стоит у нее за спиной.

— Виллем! — закричала она. — Возьми штурвал! С меня достаточно!

— Не могу поверить своим ушам! — воскликнул Риган, стараясь перекричать шум волн и вой ветра. — Неужели с тебя достаточно?

— Риган?! — ахнула она, но тут же растерянность в ее глазах сменилась гневом. — Как… что… Убирайся с моего корабля! — вскричала она. — Кто позволил тебе явиться сюда? Где моя команда?

Сирена привычным жестом схватилась было за саблю, но с удивлением обнаружила, что ее нет у пояса.

— Кажется, на этот раз мы будем сражаться словесами! — усмехнулся Риган. — Я здесь потому, что мне нужно многое тебе сказать, Сирена. И ты должна выслушать меня!

— Прошло то время, когда мне было важно, что ты скажешь! А сейчас у меня нет никакого желания слушать тебя. Убирайся ко всем чертям собачьим с моего корабля!

— Э нет, дорогая, ты меня выслушаешь! Пусть даже для этого мне придется привязать тебя к штурвалу. Я пришел не для того, чтобы ты покрикивала на меня, как на безголового идиота.

— Ну что ж, прекрасно! Говори поскорее, что тебе там приспичило вдруг сказать, и немедленно оставь мой фрегат. Ты слышишь? Это мой корабль!

Риган пристально смотрел на Сирену, и ему сделалось весело от ее воинственного вида и нетерпеливого тона. Он был бесконечно рад, что ему удалось найти жену, что он видит и слышит ее. Он любил ее! Любил всякую, а такую, как сейчас, особенно: когда она сердилась, ругалась, возмущалась. Его любимая воительница! Гордая, независимая, отважная! Она будет до последнего вздоха защищать свое достоинство — как чисто человеческое, так и женское. Она была той женщиной, которая ему нужна. Лишь с ней — и ни с какой другой — он хотел строить свое семейное счастье, свое будущее. Женщина, на которую можно положиться в трудную минуту, которая умна и сильна и управляет кораблем не хуже любого мужчины. Это была его женщина! Он это понял с той самой минуты, когда впервые увидел ее на носу фрегата. Без нее он не мыслил ни своей жизни, ни своего будущего!

— Ты что, проглотил язык? — съязвила Сирена. — Почему ты так смотришь на меня?

— И как же я смотрю? — насмешливо поинтересовался Риган.

— Так… как…

— Так, как будто я люблю тебя?! Ты угадала. Я действительно люблю тебя. Люблю так, как никогда никого не любил. Я даже не подозревал, что мужчина способен так любить женщину. Сирена, ты нужна мне! Я без тебя не смогу жить. Цезарь и Гретхен ушли в прошлое и…

— Нет, не ушли! Они стоят между нами, словно живые, и дышат нам в лица!

Он хотел прервать ее и сказать, что она не права, что все их страдания, боль, мучения, сомнения и ревность остались в прошлом. Он любил ее, и это было главным.

— Нет, не перебивай меня, дай мне сказать, Риган. Ты должен знать всю правду, — слова переполняли ее, она почти захлебывалась ими. — Цезарь… — начала она нерешительно, и голос ее дрогнул, — Цезарь соблазнил меня, — наконец произнесла она и увидела, как лицо его страдальчески исказилось, а глаза умоляюще вспыхнули.

Она понимала, что он не желал этого слышать, что она причинила ему боль, но поступить по-другому она не могла. Для нее было невозможным промолчать, скрыть, обмануть. Она должна была сказать ему всю правду, иначе между ними не могло быть настоящей любви. Обман и любовь для нее были несовместимыми понятиями.

— Выслушай меня до конца, Риган. Цезарь тщетно добивался меня. Вся его лесть, все его комплименты были напрасны. Ничто в нем не трогало меня. Он был мне абсолютно чужд. Думаю, что уже тогда я любила тебя.

Она увидела, что выражение боли в его глазах несколько смягчилось. Риган посмотрел на нее долгим, изучающим взглядом, как будто впервые увидел ее по-настоящему.

— Однажды Цезарь даже открыто мне предложил стать его любовницей, рассыпаясь в комплиментах и обещаниях роскошной жизни. Но увидев, что все его попытки заканчиваются безуспешно, он напоилменя наркотиком, — взгляд ее зеленых глаз встретился с испытующими глазами Ригана. Она смотрела открыто и смело. — Он занимался со мной любовью, а в моем сознании, одурманенном опием, отложилось, что я была вовсе не с Цезарем, а с тобой. Мне представлялось, что это не его, а твои руки обнимают меня, не его, а твои губы целуют. Со мной был Цезарь, но я занималась любовью с тобой. Я любила тебя! Вот так. Хочешь верь, хочешь не верь, но я должна была тебе это рассказать. Я не хочу, чтобы между нами стояла ложь, будь то в поступках, словах или в мыслях.

Страдальческое выражение исчезло с его лица. Он верил ей, отбросив все сомнения, мучившие его до сих пор. Риган был горд и по-настоящему счастлив, что они с Сиреной наконец пришли к пониманию, ибо только теперь он оказался способен оценить эту женщину так, как она того заслуживала. Ни к одной из прошедших через его жизнь женщин он никогда не испытывал ничего похожего на это чувство.

Теперь его ничто не беспокоило, кроме того, что она была женщиной, которую он любил. Он верил в ее ответное чувство. И она во всем права: они должны были раскрыть свои сердца друг перед другом, чтобы искренне верить и любить. Впервые за много месяцев он почувствовал себя отлично, по-настоящему хорошо. Он ощущал себя помолодевшим, свободным человеком.

Риган продолжал не отрываясь смотреть на Сирену и лишь теперь заметил, как она бледна и нервничает. Глаза ее запали, еще сильнее выделяясь на лице, чем когда-либо. Она стояла выжидательно глядя на него, как будто не доверяя его оттаявшим, потеплевшим глазам и ласковому выражению, осветившему лицо.

Он подошел к ней, обнял за плечи, повернул к себе лицом и мягко сказал:

— Сирена, для меня теперь все неважно, кроме тебя. Я полюбил тебя с той самой минуты, как только увидел впервые. Я полюбил ту девушку, которая появилась в моем доме, приехав издалека со своим младшим братом. Затем я полюбил Морскую Сирену — грозную, бесстрашную красавицу-пиратку. Мое сердце разрывалось надвое между морской разбойницей и собственной загадочной женой. Не припомню, в какой момент две женщины слились в моем сознании воедино. Я рад, что женат на тебе, что Бог послал мне такую женщину, о которой я не смел и мечтать. Только ты мне нужна, Сирена. Я хочу, чтобы ты носила мою фамилию, делила со мной стол и кров, беды и радости. Я хочу, чтобы ты была матерью моих детей.

Но почему она упорно молчит? Почему она ничего не отвечает ему? Отчего она смотрит на него так испуганно и недоверчиво? Может, он что-то опять не то сказал? Или вообще поступил глупо, послушавшись фрау Хольц и Калеба?

Сирена не верила своим ушам. Может, Господь Бог, которому она в конце концов начала молиться, внял ее мольбам?! Неужели жизнь, сотканная из кошмаров, поселившихся в ее измученной душе, отошла в прошлое? Неужели счастье, о котором она уже и мечтать перестала, пришло к ней?

Но, может, это всего лишь шутка? Или обыкновенный сон? Риган никогда не говорил ей ничего подобного. Откуда он нашел такие слова? Это все так не похоже на него! Нет, скорее всего, это сон, а не действительность! Глаза ее расширились, словно она силилась проснуться. Но нет, это не сон. Вот он, Риган, стоит совсем рядом, заглядывает вопрошающе ей в глаза. Прикосновения его рук реальны и волнующи!

Никогда Сирена не любила его так сильно, как в этот миг. Он признался, что любит ее и готов принять такою, какая она есть! Он готов связать с нею свою жизнь без всяких оглядок на прошлое, без каких-либо объяснений и обвинений. Для него достаточно того, что она любит его. Он готов был похоронить навсегда прошлое и пришел к ней лишь по одной причине: потому что он любит ее!

Внезапный шквалистый ветер, налетевший было на «Рану», так же внезапно стих, оставшись где-то позади. Шквал нашумел, облил дождем и исчез.

Так и страшное прошлое, мешавшее им жить, помучило, потрепало их души и осталось где-то позади. Они оба теперь были уверены в этом.

Воздух был прохладным и свежим. Никакой туман не разъединял их. Из-за темных облаков выглянула луна и засияла в вышине, освещая Ригана и Сирену нежным серебристым светом.

Он обнял ее, и она покорно уткнулась головой в его плечо. Риган придерживал ее, а потом, утратив самообладание, притянул к себе. Все более уверенно он сжимал ее плечи, словно пытался защитить своим телом, осторожно взял ее за подбородок… А когда лицо ее, непривычно доверчивое и покорное, приблизилось, он, потрясенный глубиной ее привязанности, припал к ней горячими, истосковавшимися губами. Она радостно льнула к нему всем телом, жадно отвечая на его поцелуи. Она чувствовала, что душа ее возвращается к жизни. От поцелуев и прикосновений любимого Сирена снова ощутила себя живой и полной сил.

Они разняли руки лишь на мгновение, снова заглянули в глаза друг другу, в их глубину, поразившись неожиданному взаимному влечению и жажде близости.

— Риган! — прошептала она дрогнувшим голосом. — Я так давно люблю тебя!

— Сирена! — нежно откликнулся он и снова притянул ее к себе.

Но затем, словно вспомнив что-то, отстранился и снял с ее головы яркий платок.

Ветер подхватил темные густые пряди ее волос и, потрепав, бросил ей в лицо.

— Для чего ты сделал это, Риган? — улыбнулась она, сияя счастливыми глазами, и знакомый звонкий смех разнесся над волнами.

Крепко сжимая ее в своих объятиях, он прошептал:

— Мне хотелось еще раз увидеть свою Морскую Сирену!

Примечания

1

Менеер (голланд.) — господин. (Здесь и далее прим. переводчика).

(обратно)

2

Аркебуза — один из первоначальных образцов ручного огнестрельного оружия.

(обратно)

3

Юфрау — госпожа; обращение к незамужней женщине (голланд.).

(обратно)

4

Саронг — кусок полосатой или клетчатой ткани, носимый вокруг бедер мужчинами и женщинами (малайск.).

(обратно)

5

Дьонго — слуга (малайск.).

(обратно)

6

Мефрау — госпожа; обращение к замужней женщине (голланд.).

(обратно)

7

Валькирия (др. — сканд.; букв. — выбирающая убитых) — в скандинавской мифологии воинствующие девы, решающие по воле бога Одина исход сражений. Отбирали храбрейших из павших воинов и уносили в Вальхаллу.

(обратно)

8

Вальхалла — чертог мертвых; в скандинавской мифологии дворец Одина, куда попадают после смерти павшие в битве воины.

(обратно)

9

Консоме (франц. consomme) — крепкий бульон из мяса или дичи.

(обратно)

10

Бушель — мера емкости, равная 36,3 л

(обратно)

11

Иберия — древнее название Испании.

(обратно)

12

Спинет — разновидность клавикордов.

(обратно)

13

Немезида — в греч. мифологии богиня возмездия, карающая за нарушение общественных и моральных норм.

(обратно)

Оглавление

Пролог

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

Глава 23

Глава 24

Глава 25

Глава 26

Глава 27

Глава 28

Глава 29

Глава 30

Глава 31

Глава 32

Глава 33

Глава 34

Глава 35

Глава 36

Глава 37

*** Примечания ***