Не стану взрослой [Андрей Кузечкин] (fb2) читать онлайн

Андрей Кузечкин Не стану взрослой

Роман

За все в этой жизни нужно платить. Например, если ты изменил своей девушке, будь готов к тому, что у тебя сгорит компьютер.

Видео: Алексей Облупкин. Источник: young4ever.org

Съемка любительской камерой. Камера неподвижна — видимо, закреплена. В кадре Алексей, непривлекательный, сутулый молодой человек. Алексей курит, сидя на лавочке. Он одет в шорты с карманами на штанинах и рубашку с коротким рукавом. Позади него пустая городская площадь с фонтаном. Фонтан украшен скульптурой: девушка с луком и стрелами. В правом нижнем углу кадра — время: 06.54.

Алексей оборачивается, весело смотрит в камеру. Щелчком выкидывает прочь окурок. Пока он говорит, за кадром несколько раз звучит «би-ип!», заглушая нецензурные слова.

Алексей. Привет. (Подмигивает.) Я Леха. У меня сегодня день рождения. (Смотрит на часы.) Точнее, еще нет. Официально я появился на свет в 7 часов 36 минут утра. Бедные мои мама с папой. Совсем, наверно, не выспались с этими родами. А папа мой не поленился написать под окнами а-агромную надпись белой краской: «Снежка, спасибо тебе за сына!» Это мою маму так зовут — Снежанна. Она наполовину болгарка. Смешное слово, да? Болгарка! Китайский противотанковый взвод: двести человек с болгарками! Ха-ха! Ой, [би-ип]. (Шлепает себя ладонью по колену.)

Я им не очень благодарен, моим родителям. Ну, то, что на свет произвели, — это они, конечно, молодцы. А вот здоровье мне от них досталось… прямо скажем, паршивенькое, [би-ип]. Вот, полюбуйтесь, что я нашел сегодня утром у себя во рту. (Вынимает из кармана шорт что-то очень маленькое, подносит вплотную к объективу— видно, что это кусочек зуба.) От меня отвалился еще один маленький кусочек. Как в песне(с жутким акцентом): a little piece of you is falling away. [Би-ип]ня. Вот у моего папы к тридцати годам своих зубов ни [би-ип] не было. Мне двадцать один — через полчаса, — а у меня уже половины нет. Говорят: плохо чистишь или к врачам редко ходишь — ни хрена подобного. И чищу, и пломбирую — а они, даже леченые, разваливаются через год. Да ладно бы только зубы. Легкие — ни к черту. Врачи говорят: не кури, а то легкие совсем сгниют. А я курю. Мне все можно. (Смеется.) Хотите прикол? Я, вообще-то, спортсмен. Да, стендовая стрельба. Четыре года подряд по области первые места занимал. Если бы война началась, я бы — сразу в снайперы. А так отсрочка по здоровью. Хоть за это спасибо.

С учебой у меня все чин-чинарем. Папа с мамой в лингвистический отдали. Как четыре курса отучился — сам не понимаю. Бухал, с девчонками зажигал, все как надо. (Подмигивает.) С пересдачами, конечно, но все-таки протянул. Как все-таки за[би-ип]нно, что на пятый уже не пойду, а то пятый у нас — педпрактика, а я ни [би-ип] не знаю, какой из меня препод?

Ну, что сказать-то вам еще? Жизнь я прожил хорошую, длинную. Ни о чем не жалею. Вроде все сделал, что хотел. Только с парашютом не прыгнул. (Смеется.) Всю жизнь мечтал это испытать: летишь, летишь, и в душе щемит: а вдруг не раскроется, вдруг не раскроется? (Смеется.) Не-а! Точно не раскроется.

Все, что ли? (Чешет подбородок. Пауза.) А, ну да, надо ж еще рассказать, как давно я в теме. Четыре месяца. В принципе, я и раньше не планировал здесь особо задерживаться. Но сомневался. А теперь не сомневаюсь. Это было как… озарение, что ли. Как будто мне кто-то по плечу шлепнул и сказал: хватит сопли жевать — действуй. На подготовку четыре месяца. Так что вот. Всем пока. Спокойной ночи, малыши. (Тянется к камере.) Конец записи.

1. Пятница

Вагон электрички почти опустел. Максим обнаружил это, когда в очередной раз оторвал взгляд от КПК.

Трое парней спортивного вида резались в карты. Кажется, в «подкидного». Ну да, всяко не в преферанс. Веселый небритый дядечка в камуфляжной охотничьей куртке о чем-то болтал с сидящей напротив пенсионеркой, говорил без умолку — та только кивала. Наверное, рассказывал какую-нибудь историю, может быть, даже из своей армейской жизни. Это в традициях таких вот мужичков: отслужить два года, а потом всю жизнь этим хвастаться. На удивление тихо вели себя пятеро старшеклассников — фанатов «Спартака»: о чем-то шушукались, сблизив головы. А вот и причина их спокойного поведения: в противоположном конце вагона сидел, запрокинув голову, толстый усталый милиционер. Рядом с ним — какой-то парень в легкой серой куртке с накинутым капюшоном. Капюшон большой, закрывает пол-лица, а если опустить голову, как этот парень, то физиономии вообще не видно. Какой-нибудь хип-хопер или экстремал. И не жарко ему?

Только на одном пассажире Максим задержал взгляд дольше, чем на две-три секунды.

Девушка со светлыми волосами. Очень красивая. И очень серьезная. Скорее всего, студентка какого-нибудь солидного вуза, может быть даже экономического, — будущая бизнес-леди. Пытается читать газету, но ей явно как-то неуютно в этом пустеющем вагоне. Наверняка спрашивает себя: где же мой мужчина и почему он позволяет мне ездить в электричке? Вы только посмотрите на это выражение лица! Богиня сейчас всех испепелит взглядом!

Девушка бросила сердитый взор в сторону Максима. Тот сразу же уткнулся в свой КПК, спрятав глаза за козырьком бейсболки. Девушке не нравится, что на нее пялятся, — ну как хочет. Тут своих некуда девать.

Электричка уже выехала из мертвой зоны, можно наконец залезть в Сеть. Пять дней назад Максим разместил на сайте знакомств того города, куда он сейчас ехал, лаконично заполненную анкету. Почти все пункты оставил пустыми, благо, сайт предоставлял такую возможность, в том числе рост, вес, возраст, материальное и семейное положение, интересы и прочее. В графе «Я ищу» написал всего одну фразу: «Ищу девушку, которая поможет мне быстро потратить тысячу долларов». Даже фотографию не приложил.

Простенько и доходчиво. Заранее настраивает на скоротечный, но увлекательный роман, а заодно отсеивает требовательных и тех, кто занимается профессиональным «разводом на деньги» (ради какой-то тысячи долларов они даже с кровати не встанут). Отозвалось десятка три дамочек. И теперь настало время выбирать.

Для начала Максим ликвидировал половину списка, отбраковав тех, кто был моложе семнадцати или старше двадцати. С малолетками нельзя связываться ни в коем случае, а все более-менее взрослые девушки страх как хотят замуж, хотя и не все в этом признаются. Потом из списка вылетели еще три девицы, по неосторожности указавшие в анкетах, что учатся в ПТУ. После этого Максим приступил к внимательному изучению оставшихся семи кандидатур.

Некая Алина, восемнадцати лет, приложившая к своей анкете две фотографии — в вечернем платье и в короткой маечке, — покинула список с вердиктом «слишком красивая». Как она вообще попала сюда, к девушкам, готовым продаться за тысячу? Неужели так низко ценит свою внешность? Как бы то ни было, Максим не собирался иметь с ней дел. У красивых свои развлечения. Захочет, чтобы ее водили по разным пафосным местам, а у Максима были другие планы.

Девушка, подписавшаяся «Горная лань». Увлечения: художественная гимнастика, плавание, лыжи. На фотографии она скачет на каком-то гимнастическом снаряде. Эта Лань могла бы быть симпатичной, если бы не одно обстоятельство: Максим искренне считал, что у девушки должна быть грудь. Хоть какая-нибудь. У Лани не было никакой. Не колеблясь, Максим и ее вычеркнул.

Екатерина Императрица, 20 лет. Увлечения: секс, секс, секс. Так и написала. На фотографии — стоит на каком-то мосту, красиво опершись на перила. Гм, без одежды. Средь бела дня. А тельце вполне ничего. Интересно, Екатерина очень обидится, если попросить сходить к венерологу и провериться? А то мало ли что, с такими-то увлечениями…

Следующую претендентку Максим изучал особенно долго, задумчиво покусывая стилус. Во-первых, она была самой настоящей эмо-гел: начесанные на глаза ярко-черные волосы, пирсинг, черная куртка, розовый шарфик. Во-вторых, в список увлечений входили «аниме», японские мультики. В-третьих, перечень любимых музыкальных коллективов был поистине огромным, большинство названий Максим видел впервые в жизни. А теперь внимание: возраст — 19 лет! «Бабе 19, а она до сих пор мается ерундой» — так сказал бы кто угодно, но не Максим.

Эмо-гел звали Элла. Интересно, это ее настоящее имя?

Судя по фотографии, Элла была слегка пухленькой. Жаль, что на снимке только лицо и плечи, даже грудь толком не разглядеть, но она, кажется, большая. Интересно, а задница у Эллочки такая же аппетитная?

Во взгляде Эллы имелось что-то странное — он был каким-то вялым, ленивым, как и выражение лица. Для снимка девушка даже не потрудилась улыбнуться. На что она вообще надеялась? Разве такие фотки выкладывают на сайте знакомств? Где страсть, где томный взор, где плюшевая игрушка или бокал вина в руках? А если девочке все равно, заинтересует ли она кого-нибудь или нет, зачем вообще выкладывать анкету, да еще с такой, гм, спорной фотографией?

Краем глаза Максим заметил, что кто-то подсаживается к нему сбоку. Поэтому даже не вздрогнул, когда над ухом грянуло:

— Здорово, что ль!

Это был веселый пьяненький мужичок в охотничьей куртке, оставшийся без собеседника, — пенсионерка, видимо, только что вышла.

— Здравствуй, коль не шутишь. — Максим убрал КПК.

— Пиво будешь, что ль? — Из пакета в руках мужика торчали горлышки стеклянных бутылок.

— Я не употребляю алкоголь.

— Вообще?

— Вообще.

Хотел было добавить: «Религия запрещает». У Максима были свои способы отшивать неприятных собеседников. При разговоре с простыми работягами он притворялся сектантом, с сектантами — сатанистом, с девушками — геем, со шпаной — сумасшедшим, с высоколобыми интеллигентами — «быком», со стариками — носильщиком в морге («Ну подожди, попадешься ты мне на работе — я тебя нарочно уроню!»). Но сейчас у него, измученного многочасовой дорогой с пересадками, не было никакого желания играть роли.

— Ну давай, что ль? — мужик ловко открыл пивную бутылку о спинку сидения.

— Тебе заняться больше нечем? — устало спросил Максим. — Сказал же: не пью.

Мужичок отхлебнул из горлышка и громко, прерывисто задышал — это означало, что он смеется:

— А в армии как будешь? Там непьющим знаешь как трудно!

— А я не пойду в армию. Я уклонист.

— Но! — пьянчуга, кажется, был неприятно удивлен. — Так и будешь всю жизнь бегать, что ль?

— Да, так и буду всю жизнь бегать.

Максим отвернулся и стал смотреть в окно. Электричка проезжала мимо автотрассы, забитой неподвижными автомобилями, что стояли в несколько рядов. Конец рабочей недели, все рвутся за город… Он мысленно похвалил себя: не поддался искушению взять междугороднее такси и сэкономил не только деньги, но и время.

— А Родину кто будет защищать?

— А я не хочу ее защищать. У меня в войну оба деда при немцах полицаями служили, — соврал Максим, исключительно чтобы посмотреть на реакцию мужичка. Но тот уже был в такой степени опьянения, когда информация воспринимается выборочно.

— Хочешь — не хочешь, а надо. Тебе чего, у тебя вся жизнь впереди!

— Да-да, вся жизнь впереди… — грустно повторил Максим.

— Ты подумай: сейчас же лафа, служить всего один год. Отбарабанил годик — и свободен! Так что иди-ка ты в армию.

— Обязательно. Сейчас приеду — и сразу в военкомат.

Мужичок говорил что-то еще, но Максим его не слышал.

Ему вдруг захотелось прекратить все это прямо сейчас. Выйти на первой же станции, дождаться поезда, несущегося на полной скорости, да и прыгнуть с платформы. Он даже ничего не почувствует — просто разлетится на кусочки, будто от взрыва гранаты. По крайней мере, в фильмах это выглядит именно так.

Нет, это никуда не денется. А пока…

Максим снова вынул КПК. Оставшихся трех претенденток изучать не стал — открыл электронный ящик, отправил Элле сообщение: «Эллочка, как насчет завтра?» После чего зашел на сайт знакомств и удалил свою анкету.

* * *

«Умер Майкл Джексон» — на первой странице газеты этот заголовок был основным.

Карина листнула одну страницу. Печальному для всех меломанов событию был посвящен весь разворот. Нудное перечисление многочисленных альбомов Майкла, подробное, до скрипа в зубах, описание его музыкальной карьеры, скандалы, скандалы, куча фотографий… А вообще-то, Карину нисколько не волновала смерть Майкла. Она купила газету лишь для того, чтобы не так противно было ехать на электричке. Карина ненавидела общественный транспорт. Но что же поделаешь, если принца на «бентли» Карина в свои девятнадцать еще не нашла? Приходится сидеть в душном, переполненном вагоне затылком вперед, рядом с толстенной, пахнущей потом и еще чем-то едким бабкой. Но, с другой стороны, могло быть и хуже. На месте этой вонючей старухи мог оказаться коротко стриженный пацан с нахальной физиономией. Такой подсядет, хотя его никто не звал, и начнется: «Девушка, а можно с вами познакомиться? А можно ваш телефончик? А может, сходим куда-нибудь?» — и еще десяток вопросов, начинающихся с «А».

Хотя бы хорошо, что она не поехала на автобусе. На трассе — пробка длиной в километр, как всегда по выходным.

Карина вернулась к газете. Следующий разворот — происшествия. Как всегда, одна длинная история и множество мелких статеек. И по давней традиции большой материал ни капли не похож на правду, хотя и начинается со слов: «История подлинная. Все имена изменены». Вот, пожалуйста: группа школьниц под руководством некоей Оли С. пригласила к себе в гости одноклассника Ивана О. Парня напоили, раздели, пристегнули наручниками к изголовью кровати — якобы для того, чтобы ублажить. А потом начали пугать его секатором. И одна из девиц, хорошенько набравшаяся, так заигралась, что взяла и отхватила парню мужское достоинство. И мало того — догадалась выкинуть его в окно. Когда девки протрезвели, было уже поздно. Теперь их ждет суд, а парня — загубленная жизнь. И что, эта история претендует на достоверность? Автор просто насмотрелся или начитался чего-то нехорошего.

Среди мелких заметок — ничего особенного. Сын-алкоголик избил мать из-за того, что не хотела отдавать ему пенсию. Двое нигде не работающих молодых людей задержаны при попытке ограбления газетного киоска. Студент покончил жизнь самоубийством…

И тут Карина вздрогнула и вчиталась в строки:

«Студент лингвистического колледжа Алексей О. покончил с собой на собственном дне рождения на глазах у гостей. Родители и друзья погибшего утверждают, что не замечали за Алексеем никаких странностей. Склонности к алкоголю и наркотикам за ним тоже не наблюдалось. В день своего рождения он был, как обычно, веселым и жизнерадостным. Когда вечеринка в его честь была в самом разгаре, он вдруг заявил, что хочет избавиться от лишнего барахла, и раздарил друзьям свои самые любимые вещи: гитару, диски с музыкой, спортивные призы. Подарив последнюю вещь, он распахнул дверь балкона и прыгнул с одиннадцатого этажа. Погибшему в тот день исполнился двадцать один год».

Карине стало не по себе. Катя пригласила ее на день рождения своей сестры Алены, которой сегодня исполняется двадцать один. Бывают же совпадения!

Алена — прикольная девчонка, как и ее сестра. В будущем году заканчивает строительный. Любит рисовать. Интересуется живописью и архитектурой Возрождения. Серьезно занимается спортом. Вообще, она всем занимается серьезно. Даже работает — страшно сказать! — в ночную смену. В кафе. И учебу умудряется не запускать. Даже сейчас, во время каникул, продолжает работать, хотя заслужила отдых.

Что можно подарить такой девушке? Книгу? Нет, вряд ли она найдет время, чтобы прочитать ее. Что-нибудь из кухонных принадлежностей? Нет, она не замужем и пока не планирует. Белье? Косметику? Нет, это слишком обыденно, Алена не оценит.

Карина долго обшаривала все магазины, пока в крохотной сувенирной лавчонке, прятавшейся в подвале огромного супермаркета, не нашла большую стеклянную колбу, внутри которой сидел вырезанный из коряги чертик.

— Это «адский житель», — объяснил старик продавец, похожий на доброго волшебника из глупых голливудских сказок. — Читали одноименный рассказ?

— Вы знаете, я давно уже не читаю разную ерунду, — очень вежливо ответила Карина. Чертик в колбе ей просто очень понравился, и она, рассмотрев сувенир еще раз, потянулась за кошельком.

— Разумное капиталовложение! — улыбнулся старичок. — «Адский житель» притягивает деньги! Но берегитесь, взамен он может позариться на вашу душу!

Карина усмехнулась. Она не верила ни в Бога, ни в черта, ни в судьбу, ни в счастливые билетики, ни в гороскопы, ни в мужскую верность. А слово «душа» употребляла только в переносном смысле: «Не стой над душой».

Выходя из сувенирной лавки, она еще раз усмехнулась: такой милый дедушка! Читала ли она про «адского жителя», ха! Делать ей больше нечего, только читать разные ужастики!

Карина редко брала в руки книгу, не связанную с учебой. Одно время пыталась читать широко разрекламированные «Охоту на миллионера» и «Академию стерв», но быстро бросила. В этих книгах рассказывалось о том, как подчинить себе успешного и состоявшегося в жизни мужчину, а у Карины была совсем другая проблема: где найти такого мужчину. Уж точно не в этом городе.

«Так ведь и проторчу здесь всю жизнь…» — когда Карина думала об этом, ей хотелось рыдать. Ну, закончит она свой вуз — и куда дальше? Как мама, в контору? Или по специальности — журналистом на местное ТВ? А потом выйти замуж за неудачника, который даже машину купить не может?

Оторвавшись от газеты, она с удивлением обнаружила, что в вагоне почти никого не осталось. Так, человек десять. Какие-то дети в футболках с эмблемой «Спартака», алкаш в потертой куртке, старуха и три гопника с картами. И мальчик в сиреневой кепке. Интересно, откуда у него КПК? Богатые родители подарили? Маменькин сынок…

Мальчик заметил, что на него смотрят, и, в свою очередь, попытался немного построить Карине глазки. Но быстро прекратил — сообразил, что бесполезно. А потом окончательно забыл о существовании Карины и стал о чем-то разговаривать с алкашом в потертой куртке.

И вновь Карина подумала о том, что ненавидит электрички. Вот приспичило же маме, в честь того, что у Карины кончилась сессия, отправить ее с самого утра к тетке в деревню — отвезти сумку с каким-то тряпьем. Не могла найти другого посланника!

* * *

Конечная. Максим убрал КПК, толкнул в плечо задремавшего мужичка в охотничьей куртке и двинулся к выходу, с наслаждением разминая затекшие от долгого сидения ноги. Задница совершенно деревянная, будто мозоль натер. Выбравшись на платформу, бросил прощальный взгляд в сторону быстро удалявшейся девушки с газетой: ноги у нее оказались даже длиннее, чем Максим мог представить. А волосы — подумать только! — были заплетены в длинную косу. «Ну-ну», — подумал он и сиганул через ограждение, вместо того чтобы брести вместе с остальными пассажирами к краю платформы и спускаться по лесенке.

Мягко приземлившись на согнутые ноги, выпрямился.

Константин ждал его возле входа в здание вокзала, как и было условлено. Высокий длинноволосый парень в белой рубашке навыпуск (две верхние пуговицы расстегнуты) и черных вельветовых брюках. Такой же, как на фотографиях.

Максим познакомился с ним случайно, благодаря сайту «В контакте». Точнее, это Константин с ним познакомился — просто взял и ни с того ни с сего добавил в друзья. И сообщение приложил: давно мечтал познакомиться с живой легендой.

Свежеиспеченный друг очень любил себя. Свои фотоальбомы он составлял по принципу «все, что есть», поэтому среди снимков было много одинаковых. Константин стоит возле фонтана, скрестив руки на груди, стоит возле фонтана, сунув руки в карманы, стоит возле фонтана, держа в руке бутылку дорогого пива… и еще семь фотографий возле фонтана. Кто-то другой выложил бы один снимок, самый удачный. Ну, максимум, два. Костя зачем-то вывалил все десять. Так и фотоальбом назвал: «Я — фонтан!» Но пуще всего Костя любил фотографироваться не с фонтанами, а с девушками модельной внешности. Да и сам, наверное, смог бы работать моделью, но выбрал строительный институт.

Как-то раз Константин пожаловался на жизнь: мол, снимаю жилье вместе с тремя иногородними приятелями, а теперь вот лето наступило, двое уехали, а вдвоем мы квартиру не потянем… А съезжать обратно к родителям не хочу — девчонок будет некуда приводить… Максим принял решение в ту же секунду и написал в ответ: «Если приютишь меня ненадолго, оплачу за двоих».

Рукопожатие было долгим и почтительным.

— Горячий привет живой легенде! — эту фразу Костя, как видно, заготовил заранее. Максим поморщился:

— Давай только вот без этого всего, ага?

— Давай… Поверить не могу: Безумный Макс, собственной персоной! — Костя потрясенно качал головой. Точнее, как бы потрясенно. Максиму показалось, что этот человек играет роль. Хотя зачем ему это надо?

Максим высвободил руку и распахнул стеклянную дверь: выйти в город можно было только сквозь здание вокзала.

— Ты устал, наверно? Давай сумку понесу?

— Не надо, она не тяжелая.

— А что там, внутри? Он?

— Он самый.

— Можно заценить?

— Посмотреть можно, потрогать нельзя. — Максим остановился в центре пустого гулкого зала с шахматным полом и расстегнул молнию спортивной сумки. Костя заглянул внутрь и сделал изумленное лицо:

— Ни фига себе! Какая штука!

Максим пожал плечами.

Все-таки что-то с тобой не так, подумал он. Как будто ты не тот, за кого себя выдаешь, и очень боишься, что обман вскроется. Кто же ты? Аферист? Заманиваешь к себе в гости богатеньких простофиль и раскручиваешь на бабки? Да пусть даже и так — не жалко. Уже не жалко. Так даже интереснее…

А может, не аферист — убийца? Заманил, придушил — и концы в воду. Хе! Будет весело.

Изнутри здание вокзала выглядело таким же стерильно чистым, как и снаружи. Хоть с пола ешь.

Возле касс стоял оранжевый банкомат. Максим скормил агрегату пластиковую карточку, ввел код на снятие средств, прикрыв ладонью клавиатуру. Обернулся к Константину:

— Давай сразу решим: сколько я тебе должен за проживание?

— Восемь штук.

Выдоив из банкомата наличные, Максим отдал Константину две красных бумажки:

— Давай покончим с этим раз и навсегда. Вот десять. Сдачи не надо.

— Хозяин — барин. — Костя не стал отказываться. Ведь он, кажется, не работает нигде, так что лишним деньгам всегда рад. А интересно, на что он вообще живет? Подачки от родителей? Случайные заработки? А может, и впрямь аферист? Взял денежки и не поморщился.

От вокзала шла улица, удивительно просторная. Справа и слева — необычно опрятные многоэтажки, окруженные небольшими рощицами молодых деревьев. Зелень и белизна плюс немного тусклой синевы асфальта. Людей почти нет. Жара. Максим опять вспомнил того парня в серой куртке. И как это у него мозги не спеклись в капюшоне?

Свернул в первое же летнее кафе, что попалось на пути. Взял баночку энергетика, гамбургер и два шоколадных батончика. Сунул Косте пятьсот рублей — выбирай, дескать. Тот отрицательно покачал головой и вернул деньги. Решил, типа, не наглеть. Ну-ну.

Энергетик приятно обжег холодком пересохшее горло, ударил кислинкой, побежал по венам, охладил все внутри. Горячий воздух перестал утомлять, в нем захотелось купаться. Жизнь стала ощутимо приятнее. И город тоже очень радовал. Максим подумал, что не ошибся, приехав сюда.

— А это правда, что вы питаетесь только фастфудом? — полюбопытствовал Костя, пристально наблюдавший за скромной трапезой.

— Не знаю, как другие, а я давно уже привык не питаться, а подкрепляться. Так, слегка. Поэтому я не особенно толстый.

— Да ты вообще не толстый!

Максим откусил от гамбургера, плеснул в рот еще напитка.

— А кстати, нельзя запивать, если не прожевал, — заметил Костя.

— С какого хрена?

— Это некультурно.

— А с какого хрена это некультурно?

Константин не нашел, что ответить. Максим усмехнулся: тоже, специалист по этикету! Где-то что-то слышал краем уха и теперь проповедует! Интересно, а может, он еще и встает, когда в помещение входит дама? Надо будет понаблюдать и при случае — попрекнуть.

— Я некультурный, если что, — уточнил Максим.

— Ну да, ты можешь себе это позволить, — согласился тот. Явно подразумевалось: «У гениев свои причуды».

Позволив Максиму дожевать бутерброд в тишине, Костя спросил:

— Макс, а все-таки, почему ты именно наш город выбрал?

— Да так… Слышал, что у вас тут рай на земле: гопников нет, наркоманов нет, скинов тоже, и менты не злые…

«Да и потом, ты сам меня пригласил… — мысленно добавил он. — Хотя, кончено, у меня были и другие варианты…»

— Ну, не то чтоб совсем нет, но, в общем, да. У нас очень спокойно. Сам понимаешь: если даже штаб-квартира движения «Православные геи России» находится у нас…

— Во-во. Я и подумал: зависну здесь ненадолго.

— А куда потом?

— Пока не знаю.

Вообще, у Максима был довольно четкий план касаемо того, «куда потом», но с Костей он решил не делиться. Не поймет.

— Как у вас тут насчет поразвлекаться?

— Есть несколько прикольных компьютерных салонов… — с готовностью начал Костя, но Максим отсек:

— Меня это не интересует.

— А, я, кажется, вкурил, — засмеялся его собеседник. — Как в анекдоте: приехал на пляж, а там станки, станки…

— Короче. Девочку есть куда сводить?

— Да. Могу порекомендовать несколько понтовых ночных клубов — не хуже, чем в столице.

«Вряд ли Элла любит понтовые ночные клубы», — подумал Максим:

— А рок-концерты у вас случаются?

— Да, считай, каждую неделю. У нас же все кому не лень в группах бренчат… Прямо как в Петербурге…

— И ты тоже?

— Я — нет, но со мной живут два музыканта, на этом деле повернутых. То есть нет, пока что не живут — уехали на лето…

— Кинотеатры?

— Штук восемь. Нормальных только два, и оба на одной площади. Площадь так и называется: Театральная.

— Два кинотеатра на одной и той же площади? А смысл?

— Смысл есть. В одном крутят новинки, а в другом — разный арт-хаус. Называются «Юпитер» и «Люмьер».

— Потрясающе.

«Эллочка, тебя ждут незабываемые дни», — Максим улыбнулся своим мыслям.

— Ты в курсах? — произнес Костя через некоторое время. — Майкл Джексон откинулся!

— Туда ему и дорога.

— Да? Не любишь Майкла Джексона? А мне нравится. Я на его песнях, можно сказать, вырос!

— Не то что не люблю… Равнодушен.

Максим доел шоколадный батончик, второй сунул в карман:

— Веди.

Они зашагали по залитой солнцем улице. Максим прятал глаза под козырьком бейсболки, Костя надел темные очки. Стильные, не из тех, что продаются на лотках в подземных переходах. Этот парень если и на чем-то экономил, то явно не на внешнем виде.

Возле первой же тумбы с афишами Максим остановился.

Поистине это был очень культурный город с двумя, по меньшей мере, театрами. В оперетте давали «Сильву», в драматическом — аж «Ревизора». Фамилию режиссера-постановщика Максим где-то слышал: кажется, именно он ставил пьесу Гоголя таким образом, чтобы в конце было понятно: Хлестаков и есть настоящий ревизор, который на протяжении всего действия талантливо косит под идиота, чтобы проще было выявить всех взяточников и казнокрадов. В городском Дворце спорта намечался концерт группы «Назарет», в филармонии выступал тенор (известный даже Максиму, далекому от классической музыки), клуб «Комета» интриговал какими-то звездами русского шансона. Среди всего этого разнообразия Максим отыскал крохотную красно-черную афишку с анонсом «эмо-феста» в клубе «Вишмастер». Названия групп ему ровным счетом ни о чем не говорили — коллективы, судя по всему, были местными.

Фест был назначен на завтра. Как по заказу.

Максим сфотографировал афишу своим КПК, заставив Константина укоризненно прищелкнуть языком:

— Я б лучше на «Назарет» сходил. На фига тебе эти дети с гитарами?

— Просто люблю эмо-кор, — соврал Максим. Эмо был одним из тех немногих направлений, которому не нашлось местечка среди терабайт музыки, отслушанных Максимом за последние несколько лет. Вот и повод приобщиться к культуре черно-розовых.

— Да, у нас развлекухи полно на любой вкус. Но главное — у нас самые красивые девушки.

— Правда, что ль? А разве не в Иваново?

— Иваново? — Костя сперва не понял. — Ах да, город невест. Ну, знаешь, в Иваново я не был. Съездить, что ли?

Максим пожал плечами. Вскоре он пожалел, что не перевел разговор на другую тему.

— Вон ту девчонку видишь? — тихо спросил его провожатый, указывая взглядом в сторону витрины салона джинсовой одежды.

— Это же манекен! — громко сказал Максим, сделав вид, что тупит.

— Да не возле входа, а правее! — прошипел Костя. — Видишь?

— Ну?

— Сколько ей дашь?

— Лет восемнадцать.

— Да нет. Сколько баллов по десятибалльной шкале?

— Четыре.

— Ты чего? — изумился Костя. — Прикалываешься, что ли?

— Нет. Она тощая. — Вообще-то Максим так не считал — его забавляла Костина непосредственность.

— Да! Только посмотри, какая! Ух, стройная! — он поцеловал воздух.

— Прости, Казьбан, в данный момент мне это неинтересно. Туфта это. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А.

— А, — обескураженно сказал тот. — Ну, прости.

Хотя ему и не удалось подключить Максима к своей любимой игре, он с удовольствием предался ей сам, приговаривая вдогонку проходящим мимо девушкам «семь» или «шесть», а один раз схватил Максима за локоть:

— Смотри, какая «восьмерочка»!

— Ты озабоченный какой-то, — спокойно произнес Максим, даже не думая поворачивать голову в сторону «восьмерочки». Его интересовало совсем другое.

— А это что такое? — спросил гость города, проходя мимо небольшой площадки между двумя домами, заполненной людьми. В просветах виднелись лотки с DVD-дисками, книгами и виниловыми пластинками.

— Наша местная «Горбушка». Разные редкие фильмы, музычка и т. д.

Максим тотчас же свернул с тротуара и углубился в толпу. Пробежался вдоль лотков, пока не отыскал один, целиком заложенный японскими мультиками.

В аниме Максим разбирался ненамного лучше, чем в музыке эмо, — отобрал несколько фильмов наугад, просто потому, что названия понравились. «Демон и гардеробщица», «2000 рентген», «Умный и живой»… Коробочки с дисками затолкал в карман сумки.

Удивил продавец, сорокалетний рыжебородый дяденька, в котором легко угадывался вечный подросток. Он не хватал Максима за руки, не пытался ничего всучить — терпеливо ждал, когда клиент сам спросит. Но тогда уже подробно рассказывал: о чем мультик, кто режиссер, в каком году снято, есть ли награды. Кажется, он сам все это отсмотрел, и не по разу. Говорил продавец быстро, приблеивая. Смешной.

А возле лотка, что напротив, народ сбился в особо плотную массу. Там был настоящий аукцион, продавали несколько оригинальных винилов Майкла Джексона, выпущенных в 80-х годах. Эта всеобщая шумиха вокруг смерти давно вышедшего из моды певца казалась Максиму такой фальшивой… Ну, прожил бы он еще лет двадцать — тридцать — вам было бы легче?

— Тебе обязательно надо будет с Вадимом пообщаться, он по этому делу просто умирает, — сказал Костя. — Да ты с ним и так пообщаешься. Это мой сосед — Вадим Мельников. Он как узнал, что ты приедешь, так совсем плохой стал. Целый день сидит за компом и в игры режется. Да он и раньше сидел, но сейчас он тренируется. Очень хочет с тобой схлестнуться.

— Ну что ж? Схлестнемся, — пожал плечами Максим.

— Я понимаю, что ежа голой задницей не удивишь, но Вадим — очень сильный игрок. Я у него ни разу не выигрывал, ни в стратегии, ни в стрелялки. И никто из моих знакомых не мог.

— Заинтриговал, заинтриговал, — бросил Максим. Теперь он изучал лоток с контрафактными сборниками mp3. Покупать музыку (в особенности пиратскую) в эпоху Интернета — самая бессмысленная трата денег из всех возможных, но у Максима сейчас не было возможности что-то качать. Пришлось приобрести тематический сборник за девяносто девять рублей.

— Опять эмо? — Константин, кажется, беспокоился за умственное здоровье гостя. Пришлось открыть карты (невелик секрет!):

— Я встречаюсь с одной девочкой, это все для нее.

— Ты встречаешься с эмо-гел? — подивился Костя. — Ну, желаю удачи!

— Что-то имеешь против?

— Да ну. Странные они. Хотя симпатичные сосочки и среди них попадаются!

— Сосочки — это такие резиновые штучки, которые на бутылочки надевают, — раздраженно произнес Максим.

— И когда у тебя свидание? Сегодня?

— Завтра.

— Отлично. Значит, сегодня ты сможешь сходить со мной на вечеринку. Сходишь?

— А че бы и нет. Схожу, — не раздумывая, сказал Максим. Таким был его план: каждую секунду в этом городе провести нескучно. — Что за вечеринка?

— День рождения одной моей однокурсницы, Алены Кудасовой.

…Квартира, которую снимал Костя, состояла из одной большой комнаты и двух поменьше. Хозяйская мебель — старенькая, некрасивые обои кое-как прикрыты календарями и постерами. В углу — кадка с фикусом. Здесь и впрямь пристанище музыкантов, причем весьма широкого кругозора. Как иначе объяснить, что плакаты групп Iron Maiden и Linkin Park висят рядом? На полках книжного шкафа — биографии Джима Моррисона, Курта Кобейна и почему-то Сальвадора Дали. На подоконнике валяется шнур от электрогитары, кое-как скрученный в неаккуратный моток.

Максим первым делом разулся и плюхнулся на диван, закинув ноги на валик. Носки оказались грязными и кое-где дырявыми. Сегодня же нужно купить новые!

Взгляд его уткнулся в книжку, валявшуюся на полу.

— «Русская модель эффективного…» Ты, что ль, увлекаешься?

— Обижаешь. Мне это ни к чему. Это Вадим учится девушек соблазнять.

— А я эту книгу читал как-то раз, — усмехнулся Максим.

— И что? Понравилось?

— Да не особенно. Я как прочитал, сразу поклялся, что отныне буду знакомиться с девушками только по Интернету.

— Почему? — изумился Костя.

— А не хочу, чтобы меня принимали за одного из этих моральных уродов.

— Ну ты… — Константин замялся — видимо, боролся с собой, сдерживался, чтобы не рассердиться. — Ты поаккуратнее.

А был бы он профессиональным соблазнителем — не обиделся бы, отметил Максим. Настоящий пикапер неуязвим. Сейчас послушаем, что скажет Костя.

— А что, есть что возразить? — он усмехнулся. — По-моему, навязывать себя кому-то — самое настоящее уродство.

— Понимаешь, Макс, пикаперы — вовсе не моральные уроды. Это гуманнейшие люди! Практически добрые волшебники.

— Хм?

— Видишь ли, как ни крути, но всем девчонкам на самом деле хочется только одного. И мы им это даем.

— Потрясающе! — хмыкнул Максим. — То есть им хочется, чтобы ими пользовались, как одноразовыми салфетками?

— Не так. Каждой девчонке нужен настоящий мужчина. Но настоящих мужчин очень мало, на всех не хватит. Вот и приходится обслуживать всех по чуть-чуть, в порядке живой очереди.

— М-да, ты филантроп.

— А ты как делаешь?

— Я? — Максим задумался. — Я по этому вопросу вообще не загружаюсь. Я хватаю все, что плохо лежит. Если не нравится — возвращаю туда, где взял.

— Тоже вариант, — лицо Кости стало понимающим. — Но по-моему, ты просто ленишься. Можно нескромный вопрос?

— Угу.

— Ты когда-нибудь занимался сексом втроем?

— Нет.

— Серьезно?

— А я похож на Петросяна?

Костя кивнул несколько обескураженно:

— Ну, спасибо за честность. Я был уверен, что ты скажешь «да». Может, и мне какой совет дашь… Я ведь тоже… — с выражением легкой досады он махнул рукой.

— Не знаю, за кого ты меня принимаешь.

— Как это «за кого»? Ты же легенда! Тебе такое можно делать, о чем мы с Вадимом можем только мечтать.

— Кстати, где он? — Максим не любил разговоров о своей якобы легендарности.

— Не знаю. Умотал куда-то. — Костя вдруг сделал чопорно-непроницаемое, словно у англичанина, лицо и строго произнес: — Не угодно ли осмотреть апартаменты, сэр?!

— Угодно. Мне, пожалуйста, комнату с компьютером.

— Она как раз с компьютером. А вообще, у нас тут три компа, чтобы по сетке резаться.

— Интернет?

— Имеется.

— Ты не оставишь меня ненадолго одного? — попросил Максим, оказавшись в комнате.

Все-таки КПК — это совсем не то, что настоящий комп. Максим нетерпеливо вышел в Интернет, проверил ящик. Среди шести новых сообщений нашлось и одно от Эллы, состоявшее из трех слов — «Не знаю. Можно», — и одного номера мобильного телефона. Надо будет купить местную сим-карту, чтобы не тратиться на роуминг.

Эллочка, кажется, из тех, кто ждет инициативы от кавалера. Максим вышел на городской сайт, просмотрел афиши кинотеатров и отправил Элле сообщение:

«Завтра в 14.00 возле кинотеатра «Люмьер».

Коротко и без всяких церемоний. С ней тут не шутки шутят.

Затем Максим отправил диск с музыкой в дисковод и перекинул все содержимое сборника себе в айпод. Чтобы встретить Эллу во всеоружии.

В дверь комнаты постучался Костя:

— Макс, я тебе ванну наливаю?

— Не надо. Обойдусь душем.

* * *

Вернувшись домой, где негромко рокотал вентилятор и с кухни доносился плеск посудомоечной машины, Карина первым делом закрылась в душе минут на двадцать. Мать что-то говорила ей сквозь дверь, но шум воды растворял ее слова.

Из ванной комнаты девушка вышла успокоившейся и немного подобревшей. Мама была тут как тут:

— Карик, ты отвезла тете Вале белье?

— А ты как думаешь? Конечно, отвезла.

— Вот видишь! И не переломилась!

— В следующий раз отправь Саню, ему все равно делать нечего.

— Саня сегодня занят.

— Чем? — Карина презрительно фыркнула. — В Интернете машинки рассматривает?

— Больше надо братом интересоваться, — укоризненно произнесла мама. — У него сегодня первый рабочий день. Сашенька на лето устроился в бригаду «санитаров города». Будет дворы от мусора очищать. Видишь, какой молодец! Могла бы и сама куда-нибудь устроиться на лето.

У мамы был акцент базарной торговки: разговаривала она очень быстро, с дребезжащим отзвуком и какими-то простонародными интонациями, просто-таки палила словами, как из пулемета, периодически вворачивала разные деревенские выражения.

— И много ему за это заплатят? — в сарказме Карины можно было увязнуть, как в болотной грязи, но мама не увязла:

— Какая разница? Главное — заплатят. Работа хорошая, на свежем воздухе, — заодно и здоровье поправит. Не все же за компьютером сидеть! — протараторила мама.

Слово «компьютер» она произносила с отчетливым «е» вместо привычного «э» в последнем слоге. И у этой женщины — высшее образование и должность бухгалтера!

— Да в его возрасте люди по тысяче долларов в месяц зарабатывают! — воскликнула Карина.

— И Сашенька будет, когда отучится. Куда ему торопиться?

— Ему бы девочку — она бы из него быстренько человека сделала!

— Время придет — будет и девочка.

— Да рядом с твоим Сашенькой ни одна приличная девушка даже в автобусе рядом не сядет!

— И что ему теперь, из окна выкинуться?

Одна из любимых мамочкиных фраз, которую она втыкает к месту и не к месту. Карина только топнула с досадой и быстрым шагом ушла прочь.

— Карик, ты что какая злая? — удивилась мама вдогонку.

Если бы поблизости был Саня, младший брат Карины, то непременно сказал бы: «Это она еще добрая!»

Карина не очень любила брата. Мамочка его с самого начала воспитывала неправильно, слишком мягко, — мамы всегда больше любят сыновей. А самой большой ее ошибкой было купить Саше компьютер. Для чего? Саня — не дизайнер, не программист и, упаси Боже, не музыкант, и никаких задатков к этим занятиям у него нет. Значит, компьютер он будет использовать исключительно, чтобы смотреть фильмы, качать порно и играть, играть, играть! Гробить свою юность дурацкими компьютерными играми — самым идиотским способом из всех. Портить глаза и осанку. Превращаться в нервного, зацикленного на собственной персоне эгоиста. «Саня, вынеси мусор!» — «Да подожди ты! Дай доиграть…»

Мама устроила Сашу в колледж — разве что-то изменилось? Остался таким же, как и в школе, — постоянно пребывающим в одном из двух состояний: если он не на учебе, то дома за компьютером. Даже ест, не отходя от клавиатуры. И что только вырастет из этого кретина?!

В сердитых мыслях Карина зашла в свою комнату и обомлела:

— Мама, что это? Откуда цветы?

— Пока тебя не было, Миша приезжал.

— Миша?

— Да. Очень хотел тебя увидеть.

— Мамочка! — Карина засмеялась и обняла мать. — Спасибо! Ты такая молодец, что отправила меня к тете Вале!

— За что ты так не любишь Мишу? По-моему, хороший мужик.

Этим они и отличались: в устах мамы слово «мужик» звучало уважительно, в устах дочери — более чем уничижительно.

— Мама, ты издеваешься? Он же жирный, как кабан!

— А ты кого хочешь? Жана Маре, что ли?

Карина была человеком другой эпохи и с трудом представляла, как выглядит Жан Маре.

— Я себя уважаю, — четко произнесла она.

Этот Миша состоял из огромного брюха, к которому пристегнуты руки, ноги и плешивая голова. Неужели можно выглядеть вот так в неполные двадцать семь лет? Сколько же пива нужно высосать? «У Миши работа нервная», — говорила мама. Она много раз сталкивалась с Михаилом по делам предприятия и относилась к нему как к доброму знакомому, почти как к другу семьи. Карина никогда не могла запомнить должность Миши, да и не пыталась. Ну и что, что он какой-то там начальник какого-то там отдела? Это был именно тот редкий случай, когда Карине было абсолютно все равно, сколько зарабатывает мужчина, — главное, чтобы он держался от нее подальше. А еще у Миши зубы плохие, и пахнет от него неприятно. Неужели у него нет времени заняться собой? Когда Карина задавала этот вопрос маме, та отвечала: «Взрослому мужику некогда думать о ерунде».

Ну да, она выросла в те времена, когда гнилые зубы или здоровенная плешь не считались чем-то из ряда вон. Но сейчас же совсем другая эпоха, сейчас есть и фитнес-центры, и нормальные зубоврачебные клиники, и куча других заведений, которые могут полностью изменить человека! Неужели это ерунда?

Карина вытащила из хрустальной вазы на столе букет роз. Пересчитала: девятнадцать, столько же, сколько ей лет. Хотела было выкинуть, но не стала. Цветы-то в чем виноваты?

И кто только подсказал Мише купить цветы? Раньше он почему-то не мог до этого допереть. Может быть даже, это первый букет, который он в своей жизни подарил. Этак он и дезодорантом пользоваться начнет!

Через несколько минут она вышла из комнаты, держа оба своих вечерних платья, по одному в каждой руке:

— Мама, какое лучше надеть?

— А далеко ль собралась?

— К подружке на день рождения.

— Не на свадьбу же! Надень что-нибудь попроще.

К сожалению, мама была права. Вряд ли на предстоящей вечеринке мог оказаться кто-то, ради кого стоило наряжаться.

* * *

— О, святые покемоны… — пробормотал Максим, увидев фонтан. Тот самый, со скульптурной девушкой-лучницей. Неужели Костя сейчас попросит его заснять, раз этак десять?

Возле фонтана стояли две девушки, темноволосая и рыженькая. Первая кусала мороженое, вторая что-то рассматривала на экранчике своего мобильника. Ничего особенного, девчонки как девчонки.

— Как тебя представить? — шепнул Костя на ходу, направляясь к девушкам.

— Как своего умственно отсталого брата.

— А серьезно?

Максим говорил еще как серьезно, но решил на этот раз пожалеть нового друга:

— Да как хочешь, только не надо рассказывать, кто я такой и чем занимаюсь.

— Да, ты прав. Девчонкам этого не понять. — Перед тем как двое парней подошли к девушкам, Костя успел шепнуть: — Ты бы на ком из них женился?

— На обеих, и не по разу, — ответил Максим, чтобы польстить Косте.

— Привет, девчонки! — Костя дружески приобнял обеих.

— Привет, Костик! — смешным голоском пропищала рыженькая и громко поцеловала длинноволосого в щеку. Вторая девчонка поцеловала другую щеку своего приятеля, испачкав ее мороженым, засмеялась и быстренько устранила содеянное бумажной салфеткой.

— Девчонки! Это мой друг Макс, приехал ко мне из Москвы на недельку. Макс — это Валя и Иришка, учатся со мной на одном курсе.

Макс кивнул, слегка приподняв козырек бейсболки.

— Привет! — сказала рыжая Валя.

— Из Москвы? Вот здорово! — прощебетала темноволосая Иришка. После этого обе повернулись к Косте, более не обращая на Максима никакого внимания. Не заинтересовались. Тот со спокойной совестью воткнул в уши наушники плеера и двинулся вслед за Костей и двумя его однокурсницами.

Нужно было вникнуть в музыку эмо. Максим специально залил в плеер подборку разных коллективов, чтобы ознакомиться со стилем в целом. Стиль изумлял разнообразием. Первая песня напоминала поп-панк, вторая относилась скорее к хардкору, с гитарным ревом и нечленораздельным рыком вокалиста, а третья была лирической балладой под акустическую гитару в сопровождении небольшого струнного оркестра. Общим было только настроение, для которого придумали столько разных названий: грусть, тоска, депрессия, печаль, уныние, подавленность, одиночество, боль, потерянность, ненужность. И настроение сливалось слушателю. Забавно: а Максим и забыл, как это — депрессовать, последние несколько лет на это просто не было времени. Можно поностальгировать немножко.

Он шагал, мотая головой в такт ударным, с двух сторон лупившим по барабанным перепонкам.

Жаль только, что музыка совсем не подходила под пейзаж. Максим вспомнил свой родной город, где пакеты с мусором валяются прямо на улицах, потому что не хватает мусорных контейнеров, где продажа алкоголя после 18.00 запрещена, поэтому все нажираются задолго до, где совсем нет наркоманов, потому что на наркотики ни у кого нет денег. Все угрюмо, и не только свалки, неуклюжие гаражи и допотопные дома-бараки, но даже сам воздух какой-то мрачный. Дыша им, так и хочется полоснуть себя по венам. Здесь все иначе, и Максим это понял тут же, как приехал. И каждую минуту — новое подтверждение.

Они шагали по широкому бульвару. Под подошвами кроссовок чувствовался горячий асфальт. Вокруг — гуляющие люди, а еще палатки с мороженым, бочки с квасом, уличные художники, предсказатели судьбы. Проходя мимо старика-хироманта, что-то объяснявшего худенькому кудрявому юноше с наивным взглядом, Максим ненадолго вынул наушник из правого уха и услышал:

— …У тебя глаза воина. Ты большие подвиги совершишь на поле битвы…

Юноша недоверчиво, но польщенно улыбался. Старик был похож на Деда Мороза в отпуске и выглядел очень, очень добрым.

«Ну и дела, — усмехнулся Максим. — Глаза воина! Обычный ботаник. Разумеется, этот дедок всем говорит только хорошее. И люди к нему приходят не за предсказанием, а за хорошим настроением. Продавец хорошего настроения — чем не профессия?»

Попадались лотки с мягкими игрушками. Максим тщательно обшаривал их взглядом: нет ли плюшевых панд? Он бы с удовольствием приобрел себе одну. Но бамбуковых мишек, увы, не наблюдалось.

А Константин не соврал: красивых девушек в этом городе просто девать некуда. Хотя в жару все девчонки кажутся красивыми, потому что их загорелые тела лишь чуть-чуть прикрыты тряпочками. Но если присматриваться к каждой по отдельности… Хотя зачем присматриваться? Максим, кстати, никогда не пялился на прохожих девушек и тем более никогда не провожал взглядом. Ну, девушка. Ну, красивая. И что?

А школьников! Плюнь — попадешь в малолетнего. Вот идет какая-то голенастая цаца лет двенадцати, в шортиках и топике, а за ней — целая толпа мальчишек того же возраста. Что характерно, половина из них — длинноволосые, кажется, здесь это модно и можно, и никто не прицепится. Что-то ей говорят. Интересно, что? Наушники — вон.

— Лен, а Лен! А мы с тобой не дружим!

Девочка прошла мимо, не опуская вздернутого к самому небу носика. Мальчишки — за ней, продолжая нудить про «мы с тобой не дружим». Поразительно. Максим попытался вспомнить, чем он занимался в их возрасте… Нет, лучше не вспоминать.

Мимо на роликовых досках пронеслись двое в наколенниках, шлемах и просторных спортивных футболках. Парень с девушкой. Скорее всего, влюбленная парочка. Этот город нравился Максиму все больше и больше — просторный, полный солнца и осязаемой каким-то шестым чувством доброты. Впечатление, конечно, обманчивое. Любое впечатление, увы, обманчиво. Вопрос только в том, верить ли впечатлениям? Максим был в настроении верить.

А вот какая-то немолодая парочка, перезрелая рыхлая тетка в полупрозрачной блузке и потный мужик с неопрятными усами. Ругаются. Интересно послушать.

— Я тебя последний раз спрашиваю: кто у тебя, кроме меня? — кричит тетка.

— А ты не знаешь, что ли… — устало и виновато отвечает ее спутник.

— Не знаю! Кто?!

— Ну, как кто…

— Кто, я тебя спрашиваю?

— Жена…

— Да я знаю про жену! — тетка готова лопнуть от злости. — А еще кто?!

Забавно.

От шагавшей впереди троицы отделилась одна из девушек, Валя, и замерла на месте, дожидаясь неспешно плетущегося Максима. Пришлось опять извлечь наушники из ушей.

— Максим, а ты в Москве где конкретно живешь?

Что бы такое соврать, чтобы побыстрее отстала?

— Ну, я не в самой Москве живу, не в центре, а в Люберцах.

— Учишься? Работаешь?

— Учусь. В железнодорожном техникуме.

— На машиниста, что ли? Так здорово! По всей стране будешь ездить! А что ты слушаешь? — она взяла в руки мотавшийся без дела наушник, поднесла к уху и тут же отдернула голову — слишком громкой была музыка.

— Тебе это нравится? — удивилась она.

— Угу. Люблю, чтоб по мозгам долбало.

— Смотри! Оглохнешь!

— А ты что, доктор?

Валя наконец поняла, что собеседник Максиму не нужен, и вернулась к Косте с Иришкой. Максим мысленно сказал: «Хе!»

— Макс, не отделяйся, у нас тут Иришка интересную историю рассказывает, — сказал Костя, остановившись и подождав, пока Максим его догонит. — Иришка, продолжай.

— Ну, вот. Он мне говорит: Камилла, у вас такой приятный голос…

— Камилла? — вздрогнул Максим.

— Это у меня такой псевдоним, я в колл-центре работаю. У нас нельзя, чтобы двух девушек звали одинаково. Там уже была одна Ира, мне пришлось взять псевдоним: Камилла… Вот, он мне говорит: Камилла, у вас такой приятный голос… Я ему говорю: у вас есть какие-нибудь вопросы, касающиеся работы оператора «Эхо-Сот»? Он говорит: Камилла, давайте с вами встретимся. Я ему: если у вас нет никаких вопросов по поводу работы оператора «Эхо-Сот», — голос Иришки стал предельно сухим, — то нам придется закончить разговор. Он мне: подождите-подождите! А расскажите вот про этот тариф. Делать нечего, рассказываю. Он мне: а расскажите вот про другой тариф. А сам дышит громко. У меня было такое чувство, что меня грязно лапают. Я стиснула зубы и сквозь зубы ему рассказываю, а он вдруг меня обрывает: все, говорит, больше не надо. Таким срывающимся голосом. И трубку повесил. А у нас же все входящие номера сохраняются… Я ему потом звоню из автомата и говорю: мужик, ты у меня получаешь флаг в руки, барабан на шею и становишься в колонну идущих на… — Иришка смачно выругалась. — Он в непонятках: кто это, что вам надо? А я сразу трубку повесила.

— И что ты сделала? — спросил Костя.

— Я его потом нашла в базе данных и тариф ему несколько раз поменяла. Каждый раз с него снимали со счета по два-три бакса — и так, пока у него счет не обнулился. А потом поставила ему тариф «Говори в долг» — так он сам не заметил, как наговорил на минус двадцать баксов.

— Ну… так и надо, — сказал Максим. — За секс по телефону надо платить.

Лицо Кости, слегка недоуменное, вдруг просветлело. Максим усмехнулся: если бы не его последний комментарий, его новый друг так и не понял бы, за что пострадал бедный молодой человек.

— Такая жара! — воскликнула Валя. — Бли-и-и-ин, я сейчас расплавлюсь!

— А кому-то холодно, — заметил Костя.

— Кому? — не поняла девушка.

— Да я сегодня мужика какого-то видел, в куртке с капюшоном, как у рэппера. И капюшон на глаза надвинут.

Максим опять вздрогнул:

— Где ты его видел?

— Да когда мы из дома вышли, за нами шел, потом свернул. Ты его не заметил, наверно…

Остановившись, Максим торопливо осмотрелся. Пытался разглядеть в этой полуодетой толпе человека в серой куртке. Потом попробовал вспомнить, как выглядел тот парень в электричке. А с чего он вообще взял, что это парень? Под тем капюшоном мог оказаться кто угодно… Кто угодно, да. Максиму стало не по себе.

— Лицо видел?

— Да нет, я ж говорю: он в капюшоне. Идет такой, руки в карманы, голову нагнул, — Костя изобразил, ссутулившись и сунув руки в карманы. — Я так, на ходу, обернулся и увидел. Потом через пару минут посмотрел опять — идет. Потом пропал. Крепкий такой. А ты его знаешь, что ли?

— Возможно. — Больше Максим не сказал ни слова за всю оставшуюся дорогу.

* * *

— Тебе еще налить? — спросил Олег.

Карина отрицательно мотнула головой. Ей было скучно, да к тому же этот Олег сильно действовал ей на нервы. Так с ней бывает на любой вечеринке: приклеится какой-нибудь парень, сядет рядом и начинает назойливо следить, чтобы у Карины тарелка и стакан всегда были полными. Спрашивает: «Принести еще чего-нибудь? Хлеба? Салфетку?» — а сам смотрит, чтобы никто другой не приближался к Карине ближе чем на метр. А Карина позволяла ему это делать: лучше уж одного терпеть, чем многих.

Длинный стол. Музыкальный центр. Двадцать человек народа, все — одногруппники Алены. Все, кроме сестры Кати и ее подруги Карины.

Нарядная Алена сидела, как и положено виновнице торжества, во главе стола. Ни с кем не разговаривала и время от времени, как показалось Карине, смахивала слезинки. Ее можно понять. Двадцать один год — это не просто день рождения. Это — конец юности. Окончательное совершеннолетие. Рубеж. Это нужно пережить.

Подарки сложены на маленьком столике возле пианино, Алена их все уже развернула. Открытки, колбочка с «адским жителем», диски с музыкой, книжки, какие-то ароматические свечи… Ерунда одна. Единственный более-менее стоящий подарок — огромный альбом репродукций Да Винчи, Микеланджело Буонаротти и многих, многих других живописцев эпохи Возрождения. Такой фолиант стоит целую зарплату. И кому это, интересно, некуда денег девать?

Карина вздыхала. Ну как объяснить этому настырному Олегу, что он хоть и старше ее на два года, но в ее глазах все равно еще ребенок? Вот он, сидит рядом, полушепотом рассказывает какие-то глупые истории о своей работе, надеясь заинтересовать девушку. Каждая история примерно такого содержания: пришел к нему в интернет-клуб очередной дебиловатый подросток, начал искать информацию, вводя в адресную строку браузера «фотки группы Токио Хотел», ни фига, конечно, не нашел и стал громко качать права. Это, конечно, забавно, но чего добивается Олег — совершенно неясно. Лизаться с кем попало, да еще на вечеринке в чужом доме, она не собирается, а шансов на серьезные отношения у Олега нет. Работает каким-то администратором, живет, скорее всего, с родителями. Да и на внешность — хоть и Олег, но не Меньшиков.

Зато истории Олега помогли Карине немного отвлечься от кипевшей за столом дискуссии: отчего же все-таки умер Сами Знаете Кто. И от присутствия некоторых неприятных личностей.

Слева от Карины сидел незнакомый мальчик в сиреневой бейсболке, его уши были наглухо заткнуты наушниками. Из-под затычек доносился какой-то бум-бум-бум. Мальчик ритмично качал козырьком и громко жевал салат.

Карина не сдержалась и толкнула соседа в плечо. Тот вынул наушник:

— А?

— Сними, пожалуйста, головной убор.

— С какого хрена?

Ничего себе! Что он себе позволяет?!

— Тебе что, мама не объяснила, что в помещении нельзя носить шапку? Это некультурно.

— А с какого хрена это некультурно? — с вызовом поинтересовался мальчик.

Кажется, он уже пьян. И когда успел? Карина отвернулась. Еще на какого-то малолетнего алкоголика силы тратить!

Максим не был пьян. Он просто пытался себя развлечь.

Вообще-то он любил ходить по чужим вечеринкам, где его никто не знает и не ждет. Можно сидеть себе спокойно и наблюдать за людьми. Кто-то к кому-то подкатывает, кто-то ведет застольные беседы, из которых можно узнать много нового о жизни. Увы, в этот раз все говорили только о смерти Майкла Джексона. Тоже, сенсация! Можно подумать, почившему было не пятьдесят, а лет двадцать пять, и был он здоровым, красивым человеком, а не истерзанным пластической хирургией мутантом. Какое-то время Максим даже пытался слушать. Костя (который мнил себя местным секс-символом и использовал любой шанс, чтобы обратить на себя внимание) горячо доказывал, что Майкл Джексон умер от наркотиков, так как их употребляют абсолютно все знаменитости, иначе зачем тогда вообще становиться знаменитым?! Другой парень возражал: гитарист «Роллингов» Ричардс тоже этим делом всю жизнь увлекается, а до сих пор жив и активно выступает. Версия о самоубийстве тоже высказывалась — хотя с чего бы это одному из самых богатых в мире музыкантов добровольно покидать этот мир?

Скучно. Максим переводил взгляд с одного лица на другое — немного заинтересовала его лишь именинница Алена, похожая на какого-то затравленного зверька. Видно было, что этот праздник если кому-то и нужен, то точно не ей.

Какое-то время Максим развлекал себя тем, что изображал идиота с плеером и любовался реакцией сидящих рядом. Потом не выдержал и отправился в ванную. Справив нужду и умыв разгоряченное от царившей в квартире летней духоты лицо, он решил не возвращаться за стол, а уселся на подоконник в коридоре и приник лицом к неожиданно прохладному оконному стеклу. Так и сидел, погрузившись в музыку, пока его не взяли за короткий рукав футболки.

Парень нервно выдернул из уха наушник.

— Прости, — сказала девушка. — Не помешала?

Это была именинница, в белом легком платье, местами прозрачном. Миленькая мордочка с вытянутыми клювиком губками, слегка потерянный вид.

— Не-а.

— Скучаешь? Я тоже. Спасибо за альбом. Откуда ты знаешь, что я обожаю Возрождение?

— Костя сказал.

— Он твой друг?

— Да. И по-моему, он прекрасный человек.

— А по-моему — просто бабник. Я таких терпеть не могу вообще. Напомни, как тебя зовут?

— Максим, — представился он и добавил: — Прости, что в бейсболке. Деталь имиджа.

— Очень милая бейсболка, — успокоила его Алена, задумчиво покусывая нижнюю губу. Зубки у нее были мелкие, будто у рыбки. — Можно примерить?

— Конечно.

Она натянула кепку, в ту же секунду став лет на пять моложе, и долго потом расправляла свои длинные, завитые волосы. Зеркала поблизости не было — Алена посмотрелась в оконное стекло, за которым была ночь. Окна квартиры выходили на окраину. Где кончался город, начинались луга. Одна-единственная искорка мигала вдалеке: там жгли костер.

Мимо Алены и Максима кто-то прошел. Это была та самая строгая девушка с длинной косой, из электрички. Максим ее сразу узнал, а она его — нет, хотя он нарочно вел себя так, чтобы эта красавица присмотрелась к нему и вспомнила. Бесполезно! Да и зачем ему надо, чтобы она вспоминала?

— Хм. Ведь это не простая кепка, фирменная, — с легким удивлением заметила Алена.

— Да. Я тебе даже больше скажу: во всем мире существует всего двадцать экземпляров таких бейсболок.

— Дорогая, наверное?

— Не знаю, мне она досталась за красивые глазки.

— Красивые? — Алена всмотрелась в его глаза. — Да, ничего.

— У тебя тоже. Особенно с бейсболкой. Как раз под цвет. Оставь себе, если хочешь.

Именинница засмеялась:

— Спасибо, не надо, — она вернула кепку. — А можно у тебя спросить кое-что?

— Давай.

— Что ты думаешь по поводу Джексона?

И она туда же!

— Ничего. Все версии хороши, кроме той, что про самоубийство. Ведь это же полный нонсенс. Зачем человеку, тем более музыканту, кончать с собой в таком возрасте? Это просто не имеет смысла! Другое дело — в юности, чтобы поскорее обессмертить собственное имя, если не терпится. Взять, например, Сида Вишеза… Все, что он сделал для музыки, — удачно умер.

— Но он же не сам себя убил!

— Есть версия, что сам.

— По другой версии, мама ему ввела смертельную дозу, чтобы не посадили пожизненно за убийство Нэнси, — возразила Алена.

Какие, однако, познания, отметил Максим. А вроде обычная девчонка.

— Сид умер в двадцать один год… Так и надо. Сделать в молодости все, что хотел, и быстро уйти.

— Ты никогда не панковала? — поинтересовался Максим. — Или, может, готикой увлекалась?

Она вновь засмеялась.

— Нет, что ты. Просто интересуюсь всем понемногу.

— А откуда эти кладбищенские настроения?

— А что такого?

— Разве не интересно дожить до старости и посмотреть на внучат?

— А я уже старая, Максимка. Двадцать один год — это такая старость!

Максим осторожно, чтобы не спугнуть девушку, пододвинулся к ней и понюхал воздух возле ее губ. Вроде не пьяна. Но вот-вот разрыдается!

— Что же тогда молодость?

— Это 13,14, может быть, 15 лет. Ведь на самом деле мы живем только тогда.

— Да, пожалуй, — согласился Максим.

— У меня первая любовь была в четырнадцать. И даже… — она фыркнула в ладонь, — …первый секс, если можно так назвать. А у тебя?

— Неважно, — отрезал он. — Скажи, а если все будут помирать в двадцать один год, кто детей будет рожать?

— Не знаю. Мне все равно. Я детей терпеть не могу.

— Гм. У нас много общего!

Мимо опять прошла девушка с косой, на ходу сердито зыркнув в сторону сидящей на подоконнике парочки.

— Эту фифу как зовут? — спросил Максим.

— Карина. Подружка моей сестры. Да, ты хорошо заметил: настоящая фифа. Знаешь, она такая… все знает, но ничего не умеет. Постоянно всем дает советы, как надо жить. А вот взять да спросить у нее: а почему ты сама так не живешь? Где твой богатый муж? Где твоя престижная работа?

Максим хмыкнул. Она продолжала:

— А вот так иногда подумаешь: а зачем все это нужно: муж, работа… Лучшие дни уже позади, их не вернешь… Все как-то неправильно.

— А как правильно?

— Я не знаю, Максимка. Не знаю.

— Ввести в вену полный шприц наркоты и отчалить навсегда?

— Зачем… у нас есть такое озеро, называется Медицинское. Там рядом медвуз. Озеро совсем маленькое, чистенькое, но купаться в нем нельзя. Там где-то на середине есть такое местечко: заплывешь — и сразу на глубину утаскивает. Знаешь сколько оттуда уже мертвых людей выловили! А некоторых вообще не нашли. Говорят, там дно такое глубокое, что до него не достанешь даже с аквалангом. И там, на дне, — ты представляешь? — стоят утопленники.

Максим пожал плечами:

— Топиться — больно мокро. Я бы выбрал экзотический способ, чтобы уйти отсюда.

— Какой?

— В Южной Корее один мальчишка девять дней подряд играл в «Кантер-страйк»…

— Во что?

— Игрушка такая, компьютерная. Просто сидел девять дней за компом, не ел, не спал — только играл. Наконец он просто упал и в ту же секунду умер.

— Это легенда?

— Это задокументированный факт. Поройся в Интернете, если мне не веришь. Про этот случай все время вспоминают, когда хотят доказать, что компьютерные игры — это зло. Дескать, парень хотел установить рекорд, и вот что вышло. И никто не понял, что этот кореяк просто хотел красиво уйти. И ушел.

— Да, красиво уйти… — Она схватила Максима за руку: — Максимка, пойдем обратно. Мне надо кое-что сказать, это всех касается.

Вернувшись в комнату, Алена выключила музыкальный центр, занудно пиликавший какую-то фоновую энигмообразную психоделику. Все, кто сидел за столом, обернулись в сторону виновницы торжества. Та жестом приказала Максиму занять место и неторопливо произнесла, с видимым трудом подбирая слова:

— Всем спасибо, что пришли. Очень хорошие подарки. Вы, наверно, меня любите. Максим, спасибо еще раз за альбом. Как-нибудь потом его посмотрю. Или нет.

Максим кивнул ей и тут же ощутил на себе буравчатые взгляды всех собравшихся.

Алена как-то странно вздохнула, будто бы вперемешку со слезами, хотя и не плакала. Сказала:

— Наверное, вы поймете, если я попрошу… — тут она запнулась. — Попрошу забрать все обратно. Мне это не нужно.

Тишина нарушилась шорохом: гости завертелись, недоуменно переглядываясь друг с другом. В комнате стало тревожно и как-то нехорошо.

— Забрать обратно, — твердо повторила Алена. — А еще… Катя!

— Да! — воскликнула ее сестра, вскочив, будто школьница из-за парты.

— Помнишь, ты мне завидовала, что папа мне подарил серебряный доллар, на счастье? Когда мы с тобой еще маленькие были. Помнишь?

Катя неловко затопталась на месте:

— Ален, ты о чем? Я не понимаю.

— Десять лет назад, когда папа первый раз в Америку съездил, — неумолимо уточнила Алена. — Ты потом еще ревела весь вечер, а мама тебя в угол поставила.

— Зачем ты вообще об этом вспомнила?

— Можешь забрать его себе. Ты знаешь, где он лежит.

— По-моему, она обкушалась чего-то нехорошего, — шепнул Максим на ухо Карине. Та не слышала. Ее вдруг затрясло.

— Лена! Лена Горюнова! — продолжала Алена.

— Да? — отозвалась одна из девушек за столом.

— Для тебя тоже кое-что есть — мои книжки по архитектуре. Неплохая такая подборочка. Стоит в моей комнате, в шкафу, на нижней полке…

Она медленно пятилась к приоткрытому окну.

Карина вскочила, уронив стул, и закричала:

— Кто-нибудь, держите ее!

Сообразив, что ее замысел разгадан, Алена не стала заканчивать фразу — подскочила к окошку, распахнула его рывком, запрыгнула на подоконник и нырнула вниз, с высоты шестого этажа. Только черные трусики мелькнули под задравшимся подолом белого платья.

Окно медленно затворилось.

Загрохотали падающие стулья, зазвенело разбитое блюдце. Все бросились к окну, будто это могло что-то изменить.

Всего один человек остался на своем месте. Угрюмо глядя в спины гостей, сгрудившихся возле окошка, Максим машинально ковырял вилкой остатки салата.

Аудио: «Я видела ангела». Марина Крылатая, 19 лет. Источник: young4ever.org

(Девушка поет высоким, чистым голосом, аккомпанируя себе на гитаре. Запись не очень хорошая, сделанная, скорее всего, на обычном диктофоне.)

2. Суббота

Бой шел несколько часов. Завершив сражение, двое предводителей разбитых армий встретились на нейтральной территории — на кухне.

— Знаешь, в чем твоя ошибка? — мрачно сказал Максим, размешивая кофе. — Ты играешь, как кореец.

— И че? — спросил Вадим тем же тоном, хотя у обоих были разные причины для мрачного настроения.

— Корейцы — худшие игроки в «Старкрафт».

— А разве не лучшие?

— Все так думают, в том числе и сами кореяки. Вот поэтому мы их и дерем как сидоровых коз.

— Тебе виднее… — буркнул Вадим.

— Ты надеялся удивить меня «зерг рашем»? Серьезно? Мужик, мне тебя жаль.

Тот что-то пыхтел, прикрыв нижнюю часть лица здоровенной чашкой. Вадим Мельников — толстомясый детина в очках, обросший довольно мерзкой бородой. Вернее, редкой, но длинной щетиной, торчащей в разные стороны. Не разговаривает, а бурчит. Постоянно вворачивает словечки из интернет-жаргона. Вместо «смешно» говорит «лол» или «ололо», вместо «неинтересно» — «УГ» (сокращение от «унылое говно»), девушек называет «тян», на японский манер.

Максим не удержался:

— Это ты книжку про соблазнение читаешь?

— Ну.

— И кого ты собрался соблазнять?

— Тян каких-нибудь.

— И ты веришь всему, что пишут в таких книжонках?

— Я никому не верю.

— Правильно делаешь. Авторы этой книжонки пытаются нам доказать, будто можно научиться соблазнять. А на самом деле это то же самое, что играть в футбол… или «Старкрафт», например. Если ты это умеешь — то умеешь изначально, надо только уточнить некоторые детали. Научиться с нуля невозможно. Это либо заложено, либо нет. — Максиму хотелось говорить что угодно, лишь бы не вспоминать вчерашнее.

— У меня не заложено.

— Возможно, — Максим уткнулся в свою чашку. Он не занимался благотворительностью и тем более моральной реабилитацией неудачников. Хотя этот Вадим — вполне милый толстячок. Ему б только побриться. Эта слюнявая щетина вызывала физиологическую неприязнь, но сам по себе Мельников очень даже нравился Максиму. И играл он неплохо — для своего уровня, конечно.

— А что там за история с тян, которая в окно сиганула? — с каким-то непонятным злорадством спросил Вадим.

— Убью, — отрезал Максим. Его собеседник быстро поправился:

— Что произошло вчера?

— Тебе Костя разве не рассказал?

— Не. Он сегодня утром куда-то убежал, ничего толком не сказал. И лицо такое, как будто таракана съел. На меня наорал.

— Да, и меня разбудил. Мы бы тебе еще вчера рассказали, но ты спал. Короче, мы вчера были на дне рождения…

— Это я знаю, — весьма нелюбезно перебил Вадим.

— И девочка, которая отмечала днюху, взяла и выкинулась в окно. Мне показалось, она была под чем-то. Может, под колесами…

— Жалко, я не видел! — опять оборвал Вадим. — Кровищи много было?

— Не рассматривал. Врачи быстро приехали и увезли. Говорят, она какое-то время была еще жива, хотя у нее голова треснула, — невесело ответил Максим. В тот момент он отчетливо ощутил пропасть, лежавшую между ним и Мельниковым: Вадим изо всех сил играл роль циника, а Максим просто был им. Хотя вчерашнее происшествие даже ему по мозгам шарахнуло.

Мельников почувствовал это, но попытался еще раз включить нигилиста:

— Мясо… А ты бы трахнул мертвую тян?

Максим пару секунд размышлял, куда и с какой силой треснуть Вадиму. Решив не мараться об юродивого, сказал:

— У меня сегодня встреча с живой, через два часа.

— Не, а все-таки?

— Она эмо. В какой-то степени это ответ на твой вопрос.

— Эмо? Я ненавижу эмо! — тихо прорычал Вадим.

— За что, позволь узнать?

— За то, что они УГ и уроды!

— А я вот всех люблю, — Максим одним глотком допил кофе, успевший охладеть к нему, и потянулся к кофейнику за добавкой. — Всех одинаково.

— На хрена? — мрачно спросил Вадим, самозабвенно изображавший озлобленного подростка. Таким, как Мельников, проще жить, непрерывно юродствуя.

— Понимаешь, Вадим, я слишком легко воспринимаю жизнь, чтобы кого-то ненавидеть. Так что я вроде как всех люблю. Только один нюанс: есть люди, с которыми я хочу общаться, и с которыми не хочу. От вторых я стараюсь избавляться как можно быстрее…

— А как ты к тян относишься? — обрубил Вадим.

— Еще раз меня перебьешь — я тебе по роже тресну, — сказал Максим и уточнил: — Я любя.

— Прости, — буркнул Вадим.

— К тян, пользуясь твоей терминологией, я отношусь очень, очень положительно.

— А как же обет?

— Обет?

— Я слышал, что настоящие профи дают обет безбрачия.

— Однако! — засмеялся Максим. — Ну, в чем-то ты прав. Среди настоящих профи полно тупых задротов, которых и без всякого обета никто никогда не приласкает. Я б даже сказал, задротов — большинство. Я тоже когда-то был задротом.

— По тебе незаметно.

— Тебе будет легче, если я скажу, что ты — это я пять лет назад?

— А сколько тебе лет?

— Сколько дашь? — Максим улыбнулся.

— Ну… ну, двадцать.

— Хе! Почти угадал: девятнадцать.

— И ты в четырнадцать лет был, как я — в двадцать? Ололо, нашел, чем удивить. Только подтвердил, какой я дегенерат.

— Некоторые в четырнадцать лет детей заводят.

— Мне это и тогда не грозило, и сейчас не грозит.

— Зачем же ты книжки про соблазнение покупаешь?

— Это Костя купил, я только взял почитать.

— А я почему-то сразу так и понял, — сообщил Максим. — Он хотя и строит из себя мачо-фигачо, но до планки не дотягивает. Совсем чуть-чуть, но не дотягивает. Слишком самолюбивый. А настоящий соблазнитель должен быть непробиваемым. И нахальства побольше. По нему ж видно, что он не наглый, а так, что-то вроде. Только с однокурсницами смелый.

— Как ты относишься к пикапу?

— Все, что я могу сказать, — девушек надо любить и с ними надо заниматься сексом. Но превращать это в культ, да еще обзывать таким уродским словом, — жлобство. И даже фашизм. Мне такие попадались экземпляры… Я вот как-то раз работал распространителем парфюмерии, целых три дня. И был у нас один молодой человек, он мог впарить кому угодно что угодно. Более наглой рожи я в жизни не видел. Мог незнакомой девушке оттянуть декольте и заглянуть внутрь. И по морде ему никто не давал. Он всех обезоруживал своим нахальством. — Видя, что этот разговор неприятен Вадиму, предложил: — Ну что, продолжим?

Разошлись по комнатам, вновь начали игру по сети и рубились, пока не вернулся Костя.

Он был непричесан, несчастен и пьян.

— Где был? — спросил Максим.

— А ты как думаешь? В ментовке, давал показания. Рассказал все, что знаю, — а что я мог рассказать? Аленка была нормальная девчонка. Мы с ней четыре года вместе учились. Она умерла, Максимка! Понимаешь? — он растер по щеке слезу. Громко всхлипнул. Разрыдался. Максиму пришлось принять его в объятия.

— Кость… Костя! — сказал он минут через десять, когда всхлипы прекратились.

— Ну?

— Мне показалось, она что-то приняла, какую-то химию. Нет?

— Нет! — резко произнес Константин, отдернув лицо от груди Максима. — Никаких следов наркоты в крови, да и алкоголя почти нет. Она сама. Понимаешь, сама! Почему? Кто ей жить мешал?

— У следствия есть версии?

— Никаких. Мне задали только самые основные вопросы: как давно ее знаешь, не замечалось ли за ней раньше суицидальных порывов, не увлекалась ли она субкультурой эмо или сатанизмом. Это наша-то Аленка! Веселая Аленка! Счастливая Аленка!

— Видимо, не такая уж и счастливая…

— А ты что об этом знаешь?

— Да ничего.

Максим решил благоразумно умолчать о вчерашнем разговоре с этой без пяти минут самоубийцей.

— Ну, правильно! Тебе-то откуда знать! Кстати, про тебя следователь тоже спрашивал. Говорит, с тобой какого-то парня видели, которого никто не знает. Я объяснил, что ты не местный и Аленку видел впервые в жизни. Он решил тебя не трогать. Ну, что ты такого можешь рассказать, чего другие не видели!

Вообще-то, Максим мог. Но не собирался. Ни к чему связываться с местной милицией и позволять мурыжить себя разными дачами показаний. Алену этим не вернешь. А у Максима есть другие дела.

Другие дела… Почему-то только сейчас Максим понял, что свидание надо отменить. Перенести хотя бы на пару дней. Надо было. Звонить и отменять свидание нужно было вчера вечером, обламывать девочку за час до свидания будет некрасиво.

Итак: идти на свидание в поганом состоянии духа или вообще не идти? Идти. Эллочка, если она настоящая эмо, поймет. А если не поймет — то и грош ей цена.

— Кость, я скоро уйду.

— Куда? А, да, на свидание… — Костя грустно и укоризненно вздохнул. — Да, не отменять же, если назначено. Ну, желаю удачи! Если что — тащи ее сюда.

— Разберемся как-нибудь, — спокойно пообещал Максим.

Перед тем как выходить, он заперся в ванной и тщательно побрился новейшим бритвенным станком с пятью лезвиями и встроенным моторчиком. Максим брился каждый день. И неважно, где он находился — дома, в гостинице, в гостях, в поезде, да хоть в самолете.

Обулся, надел бейсболку. Вышел на площадку, прошел несколько ступеней и остановился.

Человек в серой куртке. Как там Костя сказал? «Когда мы из дома вышли, за нами шел…» Максим подумал и зашагал в обратном направлении. Поднялся на третий этаж (Костя жил на втором). Здесь, как и на остальных площадках, было две двери. Между ними — металлическая, сваренная из обрезков труб, лестница, упирающаяся в квадратный люк в потолке.

Максим проворно вскарабкался наверх. С силой толкнул люк — тот распахнулся без лишнего сопротивления.

Пустой чердак. Казалось, что лучи дневного света, врывавшиеся в это помещение сквозь маленькое окошечко, можно потрогать руками и будут они плотными и мягкими, словно гигантские макаронины. Максим осторожно выглянул наружу, а потом вылез в окно целиком — еле протиснулся.

Осторожно сполз на корточках по скату, опираясь ладонями о кровельное ржавое железо. Посмотрел вниз: пустые лавочки возле подъездов, палисадники. На веревочках, протянутых между деревьями, сохнет белье… Никого. Ни души. Во дворике — тоже. Тихое такое местечко.

Максим уселся на неприятно горячую крышу, упершись ногами в водосточный желоб, перевел дух: он боялся высоты, и сейчас его виски бешено пульсировали. И чего он опять придумал? Нет никакого человека в серой куртке. Точнее, есть, но он просто пассажир электрички… А то, что Костя его видел вчера, просто совпадение. Да, видел в тот же день, что и Максим. И видел именно идущим за ними. От самого их дома. Слишком много совпадений, а?

Осмотрелся: он сидел на середине крыши. Дом, что был справа, стоял довольно близко, почти впритык. Попробовать перепрыгнуть? Можно.

Максим стал перебираться по крыше к торцу дома — опираясь ступнями о желоб, а коленями и ладонями — о кровлю. Добравшись, понял, что ошибся: расстояние между домами было не меньше двух метров. Зато по боковой стене шла пожарная лестница.

Минуты через две Максим был на асфальте. Большую часть пути проделал, зажмурившись. Ну, ничего, оно того стоило. Тот, кто следит из укромного места за подъездом, из которого должен выйти Максим, не мог его заметить. Если этот человек вообще существует.

Торопливо отряхнул джинсы на коленях и ладони — красноватый налет остался и там, и там. Надо поскорее добраться до какого-нибудь крана. Стремительным шагом вышел на тротуар, на ходу несколько раз оглянулся — никого. Быстро успокоился, перешел на прогулочный шаг. Ух, так и параноиком можно стать.

Почему он все время кого-то боится? Милейшего парня Костю чуть не принял за афериста. Видите ли, ведет себя как-то наигранно… Так можно кого угодно в чем угодно заподозрить.

Костя и его друзья снимали квартиру в трехэтажном доме, построенном в пятидесятые годы. Район целиком состоял из таких домов — только не обшарпанно-красных или облезло-зеленых, как в родном городе Максима, а ярко-белых. Улицам добавляли обаяния шеренги деревьев с побеленными стволами, отделяющие тротуары от домов и от проезжей части.

Максим двигался по безлюдной бело-зеленой улице. Минут через десять обнаружил, что со всеми этими маниями преследования забыл включить плеер. И все равно не стал включать. Хотелось тишины.

В этом городе было несколько площадей. Та, что нужна была Максиму, называлась Театральная и находилась в пятнадцати минутах ходьбы от апартаментов Кости. Театров здесь имелось аж целых три: драматический (классическое здание с колоннами, треугольной крышей и непременной лепниной в виде театральных масок), кинотеатр «Юпитер» (модерновое сооружение, процентов на восемьдесят состоящее из стекла) и искомый «Люмьер» — крохотный на фоне остальных, больше похожий на сельский клуб. Интересно, Элла уже там?

Там. Что же это за черная фигурка возле входа в «Люмьер», если не она?

Все-таки пришла. Максим не думал, с чего начнет разговор. Это совершенно не важно. Главное: про то, что он заехал сюда ненадолго, не стоит говорить — лучше прикинуться местным. Когда до встречи оставалось шагов двадцать, Элла повернула голову в сторону Максима. Она была заметно симпатичнее, чем на фотографии, возможно из-за того, что одежды на ней было куда меньше. Ниже пояса — черные брюки, прошитые множеством булавок, местами художественно прорванные, выше пояса — черный топик. Челка цвета гуталина была влажной из-за жары, волосы кое-где слиплись. Взгляд, направленный на Максима, был по-прежнему ленивым, как и на снимке, но теперь в нем было любопытство и ожидание.

Судя по выражению лица, Элле действительно хотелось, чтобы именно он оказался Максимом. Будь по-твоему, сладкая булочка. За два шага до Эллы он улыбнулся ей, а подойдя вплотную, сказал:

— Привет.

Она кивнула, сказав что-то вроде «Угу». А потом произнесла, глядя вниз, на плеер Максима (черного цвета, кстати):

— О. Это настоящий айпод?

— Самый настоящий, — Максим мысленно усмехнулся: эка невидаль — айпод! Но если Эллочке родители дают карманных денег только на проезд и на нижнее белье, то это все объясняет.

— Так круто… — голос у нее был хрипловатый, приятно щекочущий барабанные перепонки. И разговаривала она неторопливо. — Можно посмотреть?

Максим замешкался с ответом на секунду, и Элла заметно смутилась:

— Ой, прости. — Рассеянная улыбка ей очень шла, жаль, что она быстро исчезла, и лицо девушки вновь стало непроницаемо-ленивым. — Я просто давно мечтаю о таком.

— Только о розовом? — подколол Максим.

— Нет, о черном.

— Посмотри, если хочешь, — он протянул ей плеер.

— У него память большая? — Элла держала плеер с таким благоговением, будто боялась раздавить.

— Сто шестьдесят гигов.

— Сколько?!

Неужели еще остались люди, которых можно этим удивить?

— Сто шестьдесят.

— Круто. — Даже изумлялась она как-то заторможенно. — Сколько такой стоит?

— Не в курсе. Мне он достался бесплатно. На фиг бы он мне был нужен, при живом КПК.

— Бесплатно? Как это? Подарили?

— Выиграл.

— Где?

— Как-нибудь потом расскажу.

— А что у тебя за музыка?

— Посмотри.

Элла пролистала на экранчике список (во многом совпадавший со списком ее любимых групп, если верить сайту знакомств).

— Ты любишь эмо-кор?

— Люблю. Я понимаю, по мне не скажешь…

Максим мог бы немедленно подарить Элле этот айпод вместе со всей этой музыкой, он мог себе это позволить, но справедливо рассудил, что если уж он решил осчастливить эту милую девочку, то двигаться надо от меньшего к большему, и начать следует с чего попроще — с билетика в кино, например.

— Эллочка, тут такое дело. Хочу приятно провести выходные. Надеюсь, ты мне в этом поможешь. Как тебе вот это? — он кивнул на афишу.

— Да, давно хотела посмотреть «Мир с двойным дном». Ждала, когда DVD выйдет.

— Если нам понравится — купим DVD, — пообещал Максим. — Что за фильм-то?

— Старый фильм, начала девяностых, по-моему… Только на экраны не выходил. Его недавно нашли и отреставрировали… Подружки смотрели, говорят — круто…

Вот и все, что Максиму удалось узнать от своей новой подружки о содержании фильма.

— Ну, пойдем, — он легонько подтолкнул ее, дотронувшись до открытой части спины. Кожа девушки была слегка влажной, спина — ожидаемо мягкой. Спорим, она вся такая же мяконькая?

В пустом, прохладном, обработанном кондиционерами фойе их, взмокших на жаре, начало знобить. Максим приобнял Эллу за талию, девушка не возражала.

Подошли к окошечку кассы.

— Подальше, поближе? — уточнил Максим.

— По фигу. Там все равно будет человека два-три.

— Куда захотим, туда и сядем, — одобрил он.

Следующий пункт назначения — небольшое кафе для посетителей кинотеатра. По просьбе Эллы набрали чипсов и воздушной кукурузы. Точнее, Максим угадал желания Эллы по ее смущенным жестам и кивкам. Она была не особенно разговорчивой, а когда дело доходило до исполнения ее желаний, окончательно терялась.

Из напитков взяли слабоалкогольный коктейль (даме) и сок (молодому человеку).

Заняли места в зале, ближе к последним рядам, чтобы не мешать шуршанием и чавканьем остальным зрителям, которых оказалось гораздо больше, чем пророчила Элла, — человек двадцать. Две группки школьников, какой-то тридцатилетний сноб-интеллектуал, в очках, но бритый наголо, и три парочки.

До начала фильма пять минут. Максим и Элла открыли пакеты с чипсами. Девушка хрустела не громко, но интенсивно. Она, кажется, любила жареный картофель, и вообще покушать. «Наш человек», — оценил Максим, который терпеть не мог пригламуренных фифочек, озабоченных диетами и фитнесом.

— Макс…

— Да?

— А ты где учишься?

Как назло, Максим не знал названия ни одного из местных вузов или техникумов.

— А почему ты думаешь, что я где-то учусь?

— Ну, возраст у тебя такой… — Элла опять смутилась, но любопытство пересиливало.

— А какой возраст?

— Двадцать? Двадцать один?

— Почти угадала: девятнадцать.

— Ну, и где ты учишься?

— Неважно. Сейчас каникулы, не хочу даже вспоминать про учебу.

— Ну, хотя бы на кого?

— На программера.

— А, в КВТ!

«Колледж высоких технологий, что ли? — подумал Максим. — Нужно будет уточнить».

— А я в универе, факультет связей с общественностью.

Наступила небольшая пауза, после чего Элла проявила дар задавать неожиданные вопросы:

— Ты хоть раз ночевал на кладбище?

— Не-а.

— А хотел бы?

— Не особенно. Особенно после того, как работал в морге.

— Ты работал в морге? — Эллочка очень заинтересовалась.

— Да. Правда, недолго. Больно нервная работа.

— И че ты там делал?

— Носильщиком был. Таскал туда-сюда мертвяков. Не смотри так, в этом не было ничего героического. Работа как работа.

— Они страшные?

— Противные. К тому же в основном одни старики, которые и при жизни-то мало чем от покойников отличались. Это естественное отвращение, на уровне инстинкта. С этим ничего не поделаешь. Чтобы это перебороть, нужны годы. А я работал всего пару месяцев. Дотрагиваться до них боялся и сейчас боюсь.

— Готично… — промолвила Элла. Что она имела в виду, Максим так и не понял, но кажется, девушка, что называется, проникалась к нему расположением. И это было хорошо.

Свет тем временем начал гаснуть. Максим тотчас же пообещал себе: не поддаваться искушению и не давать волю губам и рукам. Не все так сразу.

— Элла, пожалуйста: не надо больше про мертвых людей.

— Почему?

— Вчера у меня на глазах покончила с собой девушка. Вот.

Элла кивнула и больше ничего не сказала до самого конца фильма.

* * *

Стук в дверь был очень сердитым, будто кто-то крикнул: «Я уже стучу, а вы еще не открыли? Вы должны угадывать мои желания и открывать за секунду до стука!»

Мрачный Костя поплелся открывать, скребя ногтями щетину и бормоча:

— Так и знал, что его быстро пошлют…

За дверью стояла Карина, подруга Кати, сестры Алены. (Эх, Аленка…) Константин иногда встречал ее на вечеринках, пару раз пытался склеить, но эта блондинка с непомерно завышенной самооценкой отшивала его так непреклонно и цинично, что все полезные советы из учебников по соблазнению вылетали из головы Кости сами собой. Вот почему он не почувствовал никакого смущения за свои исплаканные глаза, помятое лицо и щетину. Пришла, хотя никто не звал, — вот и получай.

— Привет, Карин.

— Привет. Может, впустишь меня?

— Заходи. Кофейку? Чего покрепче?

— Костя, я по делу.

Она вынула ноги из туфель, прошла внутрь. Константин жестом предложил ей сесть, а сам незаметным движением ноги пнул под диван валявшуюся на полу книжку про соблазнение.

— Фу, как у вас тут грязно. И воняет.

— Вчера убирались, — обиделся Костя. Спасибо Карине: он наконец-то немного оживился.

— Убираться надо каждый день.

— Ты за этим пришла — давать ценные советы?

Они стояли друг против друга — мрачные, сердитые, с опухшими, красными глазами.

Из комнаты выглянул Вадим Мельников, испуганно вытаращил глаза на Карину и тут же спрятался.

— Нет. Ты должен рассказать мне про одного человека.

— Какого?

— Вчера на дне рождения у Алены… — она запнулась, — был один человек. Парень в сиреневой кепке. Его никто не знает. Сказали, он пришел с тобой.

— Максим? Тебе он нужен? — от неожиданности Костя вскочил с дивана.

Карина с недоумением проследила взглядом за его прыжком:

— Да, а что?

— Просто странно. А зачем он тебе?

— Договоримся сразу, Костя: вопросы здесь задаю я.

— Почему?

— Мне уйти, да? — строго спросила Карина.

— Нет-нет, — в Косте мгновенно сыграл инстинкт самца, рискующего потерять из вида лакомую добычу. — Спрашивай, лапуля.

— Кто он такой? — Карина сделала вид, что не расслышала фамильярного словечка.

— Его зовут Максим Метелкин. Он мой друг… виртуальный. Мы с ним познакомились по Интернету, переписывались, а сейчас он приехал ко мне из другого города, погостить.

— Не из этого города, значит… То есть он у тебя живет?

— Да, но сейчас его нет.

— Где он?

— Ушел по каким-то делам.

Костя не стал уточнять по каким. Только сейчас он начал понимать, в чем причина странного поведения Максима: почему он так несмешно шутит, почему так груб, особенно с девушками. Это же полный разрыв всех шаблонов, безотказный метод съема! Даже неприступная Карина заинтересовалась. Сейчас главное не спугнуть ее, не проговориться, что у Максима свидание с другой девушкой. Пусть хоть Максу от неё перепадёт.

— По каким?

— Не знаю, Карина, лапонька, не знаю.

— Можешь ему позвонить?

— Не могу. У меня нет его номера мобильного. Можешь посмотреть у меня в телефонной книжке, — он протянул ей свой сотовый.

Карина всмотрелась ему в глаза. Врет? Вроде нет. С чего бы ему врать. Если только этот Максим не беглый преступник.

— Ладно, — с досадой произнесла она. — Когда он вернется?

— Завтра.

— Мне он нужен сейчас! — воскликнула Карина.

Ого, вот это страсть, подумал Костя. И как она может об этом думать после вчерашнего?

Он опять вспомнил, как сгинула Алена, как медленно затворилось распахнутое окно, и ему вдруг захотелось убежать и напиться еще раз, но теперь уже как следует, чтобы провалиться в кому на пару дней… Нет, нельзя. Надо жить. Бери пример с Максима: он вообще капли в рот не берет, что бы ни случилось.

— Карин, лапа, я тебя умоляю: подожди до завтра.

— Ну, ладно… — невеселая Карина совсем поскучнела. — Тогда рассказывай дальше. Сколько ему лет, чем занимается?

— Возраста не знаю, как-то не приходило в голову спросить. По-моему, лет двадцать. А чем занимается…

Насчет этого Максим давал предельно ясные инструкции: никому не говорить. И его можно понять. Скажешь об этом девушке, а она только фыркнет: «И что, этим можно зарабатывать?!»

— Чем занимается — тоже не в курсах. Спроси у него сама, если хочешь.

— Ну, он, кажется, нормально зарабатывает. Ведь это он подарил Алене тот дорогущий альбом с репродукциями? Я сегодня проверила по Интернету: пятнадцать тысяч рублей! Или у него родители такие богатые?

— Насколько я знаю, он живет не с родителями.

— Он очень странный.

— Да ты что, серьезно?! — усмехнулся хозяин.

Из соседней комнаты донесся стук.

— Чего это он? Пойду, посмотрю.

Костя приоткрыл дверь комнатки, просунул голову внутрь:

— Ты че делаешь, охламон?

— Когда она уйдет? — с отчаянием прошипел Вадим. — Я в туалет хочу!

— А в чем проблема? Иди.

— Не пойду! Не хочу, чтобы она меня видела!

— Ну, терпи!

— У меня кишка сейчас лопнет!

Костя молча схватил Мельникова за шиворот и вытолкнул из комнаты.

— Это Вадик, — представил он.

— Здрастьте… — угрюмо и с вызовом произнес Вадим.

Карина бросила на толстяка короткий взгляд, кивнула ему, возвела глаза к потолку и о чем-то задумалась.

Мельников поплелся в уборную, опасливо поглядывая на гостью.

Вскоре Костя и сам пожалел, что выпустил Мельникова из комнаты. Как это часто случается с компьютерными маньяками, желудок Вадима был напрочь расстроен неправильным питанием. И вскоре из туалета донеслись душераздирающие звуки, которые Вадим кое-как пытался заглушить, спуская воду из бачка.

Карина сморщилась и побежала к выходу. Костя догнал:

— Карин, лапунь, приходи еще!

— Завтра приду.

— Оставь номер, я тебе позвоню, когда Максим будет.

— Не надо. Я зайду сама.

Последняя попытка заполучить телефончик красавицы провалилась.

Уже открыв для Карины дверь, Костя заметил, что в ее руке зажат маленький черный mp3-плеер, который при желании можно использовать и как диктофон.

Гостья вышла так быстро, что Костя не успел ничего спросить.

* * *

Старенький фильм неожиданно оказался отменным, хотя и был типичным андерграундным проектом, без бюджета, «звезд», выдающихся спецэффектов и всего такого. Максим все два часа просидел, будто в трансе. Странно, что в родном отечестве, да еще в начале 90-х, такое кино вообще кто-то мог снять.

Действие «Мира с двойным дном» происходило в 1993 году в маленьком провинциальном городке. Четверо школьников из этого города искали своего пропавшего одноклассника и неким образом угодили в параллельный мир, удивительно напоминавший их родной город — те же помойки, обшарпанные дома, разбитые фонари и светофоры и т. д. В этом параллельном мире обитали одни подростки, которые к тому же не старели, — этакий остров Питера Пэна на новый лад. Четверо путешественников вступили в борьбу с местными узурпаторами, нашли много новых друзей, отыскали своего пропавшего одноклассника… словом, обычная сказка, если бы не одно обстоятельство. Сценарий писал какой-то маньяк, помешанный на крови и увечьях и ненавидящий детей, а режиссер, видимо, решил воспроизвести этот кровавый бред в мельчайших подробностях. Столько убитых подростков Максим видел разве что в печально известной японской кинодилогии «Царь горы», но и там bodycount был намного меньше. За пальбой и мельтешением трудно было разглядеть некие «идеи» или «мысли», но концовка просто била наповал. Она была точь-в-точь такой же, как в «Питере Пэне»: подростки вернулись в свой мир и стали скучными, никчемными взрослыми.

По щекам Эллы, похожим на половинки крупного яблока, даже побежали слезинки. Максим еле удержался, чтобы не слизнуть одну.

Из прохладного фойе кинотеатра «Люмьер» вышли в зной и духоту, держась за руки. Надо было где-то побыть до начала эмо-феста, и Максим поинтересовался:

— Не знаешь, где тут можно посидеть в спокойной обстановке?

Он был уверен, что Элла покажет ему какое-нибудь кафе, но девушка отвела его в скверик. Странный скверик. Здесь не было ни дорожек, ни скамеек, только деревья и трава. Кое-где валялись куски бетонных свай. На один из них и уселись, предварительно запасшись мороженым.

В скверике было безлюдно, только два-три парня в желтых робах прохаживались между деревьями и собирали бумажки с помощью длинных палочек с заостренными концами. В фильме «Мир с двойным дном» в униформе того же цвета щеголяли приспешники самого главного злодея.

— Что за кренделя? — поинтересовался Максим.

— «Санитары города».

— Дворники, что ль?

— Ну, не совсем. Есть такая компания, «Третья планета». Кинотеатр «Юпитер», разные торговые центры — это все ихнее…

— Я представляю, чем занимается «Третья планета». Обычная корпоративная секта. Когда принимают на работу — мурыжат разными тестами на интеллект, даже если ищешь работу грузчика. Заставляют учить гимны. А верх идиотизма — когда сотрудников собирают по выходным и заставляют играть в разные психологические игры. Ужоснах. А вот про «Санитаров» не слышал. Типа это их собственная служба по очистке города от мусора?

— Угу. Туда берут только студентов.

— Дай угадаю: от городской администрации они за это ничего не получают?

— Угу. Это же как реклама компании.

— Хорошая реклама, — согласился Максим. — Во-первых, дают работу студентам, во-вторых, город чистят. Так и ловят свежие души.

— Корпорации — это зло, — заученно произнесла Элла.

Повторять чужие слова и лозунги — зло еще большее, мысленно усмехнулся он.

— А ты сам где работаешь? — этот вопрос был неизбежен после того, как Максим неосторожно проявил такую глубокую осведомленность об обычаях «Третьей планеты».

Он решил сказать правду:

— Абсолютно нигде.

— А откуда у тебя эти деньги?

— Выиграл, как и айпод.

— Правда? — удивилась Элла. — Где?

— Хе! Так я тебе и сказал! Секрет. А то все побегут выигрывать.

— Ты выиграл тысячу долларов? Круто!

— На самом деле гораздо больше, Эллочка. Но признайся: тебе же на самом деле плевать, сколько у меня денег? Ты же не из тех, кто ведется на бабки.

— Угу, — сказала она.

— А почему же ты написала мне?

Она пожала плечами. Наступила какая-то нехорошая пауза.

Элла смотрела куда-то в сторону, будто бы потеряв интерес к Максиму.

— Подожди здесь, я схожу, принесу еще мороженого, — попросил он.

А вот теперь момент истины. Одно из двух: когда он вернется, она либо будет здесь, либо исчезнет навсегда.

Она сказала:

— Не надо. Не уходи.

Хотела произнести что-то еще, но не смогла, оказавшись во власти тех самых пьянящих секунд.

Для Максима самым сладким в отношениях с каждой новой девушкой был не секс, и даже не первый поцелуй, а несколько секунд перед первым поцелуем. Когда уже ясно, что он сейчас произойдет, — но еще не произошел. А может и не произойти, если кто-то в последний момент остановится и свидание закончится как обычная дружеская встреча. Невероятные мгновения. Тишина, легкое оцепенение, прилив адреналина, холодок, сближение губ, словно бы нечаянное… Потом губы смыкаются на минуту или дольше, по телу растекается чувство тепла и эйфории. Дальше участники любовной игры ненадолго отрываются друг от дружки, чтобы занять более удобное положение и прочнее слиться в единое. Второй поцелуй, третий и так далее — это хорошо, но уже по-другому и не так остро. Спелое яблоко надкушено, первый укус самый сладкий, потом вкус притупляется.

Максим придвинулся к Элле и поцеловал ее в липкие от мороженого губы. Девушка угадала намерения парня и подалась ему навстречу. Большая грудь Эллы приятно уперлась в грудь Максима, вызвав легкую дрожь в его теле.

Целовалась она, кстати, не особенно хорошо. Жадно хватала губы Максима своими большими губами и обсасывала кожу вокруг его рта. Поцелуй не поцелуй, но ощущения вполне ничего. Милая Эллочка, милая…

Услышав шаги, Максим открыл глаза и оторвался от девушки.

Двое «санитаров» шагали прямо к ним, держа свои пики остриями вверх. Несмотря на разницу в комплекции — один поздоровее, второй пожиже, — оба какие-то одинаковые, и не из-за униформы. Скорее, из-за выражения лиц, которое Максим называл «корпоративной надменностью».

Подошли почти вплотную. Максим вопросительно посмотрел в лицо тому, что был покрепче: мол, чего тебе, мил человек?

— Отдыхаете, молодые люди? — свысока осведомился тот.

— Верно подмечено.

Плечистый «санитар» хотел еще что-то спросить с тем же надменно-снисходительным видом, но второй, дохленький, не выдержал и нетерпеливо воскликнул:

— Здесь нельзя мусорить!

— С какого хрена? — Максим сделал вид, что удивился.

— С такого, что запрещено.

— А с какого хрена запрещено? Вы ж все равно все уберете.

— За разбрасывание мусора штраф.

— А где об этом написано? Я что-то не видел никаких табличек, — заметил Максим.

— Нормальный человек и без табличек не будет мусорить! — тощий «санитар» продолжал говорить на повышенных тонах. — А троглодиты платят штраф!

— Да мы вроде и не мусорим.

По логике вещей здесь можно было закончить разговор, но нервный «санитар» не унимался:

— А если бы вы мусорили и мы это увидели, то вы заплатили бы штраф!

— А если бы мы отказались платить штраф? Ты бы проткнул меня своим копьем? — спокойно и очень ядовито поинтересовался Максим.

— Вас бы задержали. До тех пор, пока…

— Что ты сказал? — со смехом оборвал Максим. — Задержали? А кто ты такой, чтобы меня задерживать? Вроде бы у дворников нет такого права.

— Мы не дворники! Мы «санитары города»!

— Да ты че?!

— Все, пойдем, — шепнул первый «санитар», тронув своего разволновавшегося коллегу за плечо. Кивнул парню с девушкой: — Отдыхайте.

— Разрешаешь, да? — хмыкнул Максим.

«Санитары» удалились. Тот, нервный, на ходу обернулся и бросил недовольный взгляд в сторону парочки. Элла в ответ показала ему средний палец.

— Пойдем и мы отсюда, а?

— Что случилось? — она обняла его и положила голову на плечо. — Расстроился?

— Да ну… ненавижу, когда докапываются.

…Банку из-под коктейля и пустые пакетики Элла выкинула под первый же куст, предварительно оглядевшись — нет ли в поле зрения «санитаров».

* * *

Борис быстро прошагал мимо Сани, сердито бормоча под нос одно-единственное слово: «Троглодиты… троглодиты…» Может, и еще чего хотел сказать, но не говорил. За матерную ругань у «санитаров» вычитали из зарплаты.

Следом неторопливо шел десятник Никита с неизменной улыбкой на лице.

— Чего это с ним? — спросил Саня, кивнув в сторону Бориса, который вернулся к собиранию мусора, — при этом делал такие резкие выпады, будто не бумажки с земли поднимал, а добивал ненавистного врага.

Улыбка десятника стала чуть шире, еле заметно:

— Мальчик с девочкой отдыхали с пивом, Боря хотел им свою власть показать, а мальчик его слегка осадил. И правильно сделал.

— Почему?

— Боря у нас уже два месяца, но до сих многого не понимает. Импульсивный слишком. У него есть достоинство: он уважает компанию. Может, даже больше, чем я. И есть недостаток: если ты уважаешь компанию, то необязательно орать об этом во все горло. И тем более не надо требовать того же уважения к компании от других людей. Хочешь, чтобы компанию уважали, — делай свою работу. Вот увидишь, Боря у нас долго не продержится.

Десятник Никита завораживал Саню своей манерой говорить, своим исключительно правильным русским языком, тем, что никогда не делал длинных пауз между словами, не использовал сорных «ну», «эммм», «вот», и тем более никогда не ругался. И голос у него был приятный: не строгий, но веский, не громкий, но четкий.

Именно благодаря Никите Саня, работавший всего второй день, не чувствовал себя чужим в бригаде «санитаров» — точнее, в «десятке». Во время каждого перерыва десятник подходил к нему, клал тяжелую руку на плечо, спрашивал: «Все в порядке?», «Есть какие-то вопросы?». Саня сперва пугался такого внимания к своей персоне, но довольно быстро понял, в чем дело. Из всего десятка он был единственным новичком, прочие работали «санитарами» не первый месяц, а некоторые даже не первое лето.

Вчера Никита после работы предложил Сане:

— Я в кофейню. Ты со мной?

— Можно… — нерешительно согласился тот. Гораздо сильнее, чем это неожиданное предложение, его удивила метаморфоза Никиты: вместо желтого комбинезона на нем были безупречно отглаженные черные брюки, белая рубашка с коротким рукавом и даже галстук. В таком виде десятник выглядел так солидно, что сошел бы за личного секретаря какого-нибудь преуспевающего бизнесмена.

— Ну, как тебе у нас? — первым делом спросил он, усевшись за столик в прохладной от кондиционеров кофейне.

— Ну че… нормально.

— Нет, ты скажи как есть.

— Здорово.

— Все устраивает?

— Ну.

— Признайся: еще вчера ты думал, что будешь обычным дворником?

— Ну… да. Есть такая тема.

— Если кто-то скажет тебе, что ты дворник, — поправляй: не дворник, а санитар города, — произнес Никита каким-то особенно значительным голосом. — В чем принципиальная разница? Как ты сам думаешь?

Саня не знал, что ответить.

— Ну, в дворники берут разных стариков и алкашей, потому что больше желающих нет… — начал он.

Десятник рассмеялся:

— Нет, конечно. Но ты на верном пути. Почему нет желающих работать дворниками?

— Мало платят.

— «Санитарам» тоже платят немного, хотя это смотря с чем сравнивать. Принципиальная разница — в том, что в компании «Третья планета» ты можешь прийти к успеху, начав откуда угодно. Хорошо поработал «санитаром», зарекомендовал себя — стал «десятником». — Никита приподнял левую ладонь, держа ее параллельно крышке стола. — Еще поработал — стал координатором. — Он поднял ладонь чуть выше. — Руководишь «санитарами» из кабинета, составляешь план работы на месяц… И так далее. — Он переместил ладонь еще на несколько сантиметров вверх, а потом положил ее обратно на стол. — Всегда есть куда двигаться. Знаешь, что отличает «Третью планету» от всех остальных компаний? Для нас главное не деньги, а люди. Развивается человек — развивается компания.

— Так, наверное, везде так… во всех преуспевающих компаниях…

Никита сперва усмехнулся, а потом быстро произнес:

— Хорошо. Назови любую другую преуспевающую компанию в нашем городе. Такого же масштаба, как «Третья планета».

— Ну… не знаю.

— Потому что их нет. Вопрос считаю закрытым.

— А давно ты работаешь?

— Второй год. Мне еще в прошлом году предлагали пойти на повышение, но я пока отказался. Карьерой займусь, когда закончу учебу. А пока мне нравится работать с живыми людьми, а не с компьютерами. В кабинете еще успею насидеться.

…Саня весь день вспоминал этот вчерашний разговор. Он бешено завидовал Никите, чего скрывать. Его спокойствию, уверенному виду, манере разговаривать, умению флиртовать — расплачиваясь, он завел разговор с официанткой и довольно быстро получил номер ее телефона.

Десятник хлопнул Саню по плечу:

— Дело есть. Не желаешь ли завтра поработать сверхурочно?

— Завтра же выходной?

— У тех, кто хочет. Для остальных есть специальное предложение. Работы на два часа, даже меньше. Платят, как за целую смену. Ты заинтересован?

— Ну, если как за целую смену — то да, конечно… Что за работа?

— Подробности — завтра. Подходи к Центру развития. В 22.00.

— Так поздно?

— Да, так поздно. Я же говорю: предложение специальное.

— Так что делать-то надо?

— Завтра все узнаешь.

Никита посмотрел на часы и вынул из кармана свисток. Звук корпоративного свистка был громким, но не таким противным, как у физкультурного. «Санитары» сбрелись на небольшую полянку, где стояли Саня с Никитой. Десятник вышел в центр, воткнул пику в землю. Десять его подчиненных выстроились вокруг него, образовав правильный круг. Саня участвовал в этом ритуале уже в четвертый раз, потому успел к нему привыкнуть: рабочий день «санитаров» начинался и заканчивался таким вот образом.

— Мы сегодня отлично потрудились, — сказал Никита. — Давайте похлопаем сами себе!

Подчиненные зааплодировали.

— Кто мы? — воскликнул десятник.

— «Санитары города»! — хором ответили парни.

— Наша задача?

— Очищать и улучшать!

— Наша сила?

— В команде!

— Наш успех?..

— …Это успех компании!

— А успех компании?!

— …Это наш успех!

Никита запел:

В твоей руке — моя рука,

В груди огонь горит.

Гордится нами вся страна,

Весь мир у ног дрожит!

И все его люди подхватили припев, взявшись за руки:

Сила и смелость, воля к победе

Пусть нам помогут в пути.

«Третья планета», «Третья планета» —

Та, что всегда впереди!

* * *

Саня вернулся домой в шесть вечера. Разулся, напевая: «Третья планета», «Третья планета»… В своей комнате, за компьютером, обнаружил сестру.

— Карик, привет. Ты надолго?

— Да, — сухо ответила Карина, не оборачиваясь. — Надо кое-что найти в Интернете.

— Что-то конкретное?

— Да. Надо по работе.

— Ты наконец-то на работу устроилась?

У него был такой ехидный голос, что Карина развернулась на вращающемся кресле и спросила:

— Ты что себе позволяешь, тунеядец?

— Уже нет, — сказал он и с победными интонациями отчеканил:

— Количество дней, отработанных Александром, — два. Количество дней, отработанных Кариной, — НОЛЬ!

В руках он держал какую-то книгу в потрепанной обложке — наверное, библиотечную.

— Да что у тебя за работа? Ты же дворник!

— «Санитар города», — снисходительно поправил Саня.

Какой ребенок, подумала Карина. Кажется, думает, что раз он помахал метлой два дня, то теперь он настоящий мужчина. Саньку бы в деревню к тете Вале, и не в сене валяться, а вкалывать, как деревенские парни вкалывают, которых с детства приучают к физическому труду. Быстро бы понял, какое он ничтожество.

— И сколько тебе платят, санитар?

— Пятьсот рублей в день.

— Не многовато за такую работу? Ты сам-то в это веришь?

— А чего «веришь»? Мне уже заплатили. У нас каждый день платят, в конце рабочего дня.

«Все против меня», — с отчаянием подумала Карина, которая если что-то и заработала в своей жизни, то какие-то совсем жалкие копейки за публикации в местных газетах. Нужно пробиваться в крупные журналы, но там все места давно поделены. А еще лучше — в столицу, в большие издания.

Но последнее слово она попыталась оставить за собой:

— А чего-нибудь поинтеллектуальнее ты не смог найти? Охота тебе тереться с разными алкашами и чурками?

Саня с довольным видом рассмеялся:

— Нет там ни алкашей, ни чурок. В «Санитары» берут только студентов. У нашей компании такое правило: работу имеет тот, кто этого достоин.

Молчание.

— Ты скоро? — повторил Саня.

— Подождешь.

Как назло, как раз в этот момент в комнату заглянула мама и затараторила:

— Карик, ну что ты опять мальчишку притесняешь? Пусть поиграет, он сегодня заслужил. Могла бы тоже куда-нибудь на лето пристроиться, большая ведь уже у меня! Правильно говорят: велика Федора, да дура.

Карина вскочила:

— Нате, подавитесь! — И выбежала из комнаты, чуть не сбив маму с ног.

И что они от нее хотят? Чтобы она, как этот недоумок Саня, пошла в дворники? Или, может, на улице рекламные листовки раздавать? Ей однажды предлагали поработать промоутером. Она отказалась: несерьезно. Совсем не хотелось услышать на собеседовании в какой-нибудь солидной организации: «Девушка, а где я вас видел? Это не вы на площади рекламировали «Империю пиццы»?

— Карик! Карик! — позвала мама.

— Ну что еще?!

— Вернись.

Зачем-то она послушалась.

— Карик, что с тобой? Это из-за Алены?

— Не знаю. Наверное.

И зачем только она напоминает об этом?

— Карик, ну что теперь, из окна выкинуться? — спросила мама, не слыша в своих словах злой иронии.

— Вы можете оставить меня в покое?

— Ладно-ладно, Карик. Я все понимаю, — мамин голос стал добрым. — Я вот блинчики хочу испечь, твои любимые. Будешь блинчики?

— Буду… — устало ответила Карина. Можно подумать, у нее есть выбор!

А мама относится к ней, как к девочке детсадовского возраста. Хочет успокоить ее какими-то глупыми блинчиками!

Мама ушла. Карине тоже нечего было делать в комнате брата. Осталось лишь спросить:

— А что это за книжку ты принес?

— Посмотри.

Карина взяла со стола томик, глянула на название и бросила обратно, фыркнув:

— Все сказочки читаешь? Когда ж ты повзрослеешь!

* * *

Концерт начался с того, что Элла куда-то убежала, оставив Максима одного недалеко от сцены. «Я сейчас». Ладно, есть время осмотреться.

Фойе и круглый зал с невысокой сценой — вот и весь клуб. По краю зала — стойка бара и столики. Ничего особенного, если не считать того, что клуб находился в каком-то огромном подвале, в который вела крутая лестница с высокими, неудобными ступенями, к тому же без перил. Приходилось опираться на стену.

Первая группа уже настраивалась. И совсем не «дети», как презрительно назвал их Костя, даже не студенты, кажется. Хотя черт их разберет: за длинными волосами и бородами совсем не видно лиц. Да и на эмо не особенно похожи, скорее на металлистов, но только из-за причесок, — одеты вполне нейтрально, только у басиста на футболке какая-то готическая надпись.

Максим глянул на экран КПК. Концерт начнется меньше чем через пять минут. Публики поразительно мало: что-то между двумя и тремя десятками, из них тех самых «эмо», подростков с черными челками, пирсингом и смешными галстучками, всего треть. Есть еще три-четыре не то гота, не то металлиста, остальные выглядят вполне обычно. Просто молодые люди с девушками, которые пришли отдохнуть. Почему же народу так мало? Слишком дорогие билеты? Пожалуй, действительно дороговаты, хотя и не по меркам Максима. А может, все ушли на «Назарет»? Тоже вероятно. Как бы то ни было, музыкантам можно только посочувствовать. Играть концерт для практически пустого зала — ребята, мне вас жаль…

Среди жиденькой кучки зрителей выделялся молодой человек с оранжевыми взбитыми волосами. На нем была кожаная куртка со стоячим воротником, не «косуха», но явно рокерская вещь. Эх, небось, и душно в ней! Джинсы обычные, светлые. Из-под широких штанин выглядывают здоровенные армейские ботинки. На руках — плотно облегающие, словно намертво прилипшие к рукам беспалые перчатки.

Почему-то Максиму очень понравился этот имидж. Когда апельсиноголовый двинулся от сцены к стойке бара, Максим даже попытался, топчась на месте, сымитировать его наглую, расхлябанную походку.

Вскоре он отыскал взглядом Эллу: сидит на диванчике у выхода из зала с какими-то девчонками, одетыми почти так же, как она. С подружками, значит, решила пообщаться. Ну, и то дело. И все равно, Эллочка, так не надо. Взяла и бросила одного. Могла бы и с подружками познакомить. Или ты чего-то стесняешься?

Первая же песня первого коллектива (кажется, он назывался «Коллайдер») вогнала Максима в уныние. Группа резала угрюмый тяжеляк, будто консервную банку ножом, в реве вокалиста нельзя было разобрать ни единого слова. Что самое отвратительное, Максим понятия не имел, как двигаться под такую музыку, а ведь он уже собрался оторваться как следует. Это не панк-рок, под который хочется прыгать и беситься, — музыка прибивала к земле, грузила по самое не могу. У Максима даже не получалось качать головой в такт: ритм был изломанным, в него трудно было попасть. Оставалось лишь стоять, скрестив руки на груди, и слушать… нет, слушать было тоже нечего. Никакой мелодии за всей этой какофонией не прощупывалось. Так что приходилось просто находиться здесь, перед сценой, в грязном болоте звука, и смотреть на музыкантов. Парни, надо отдать им должное, работали славно, с остервенением терзая гитары, а вокалист так азартно скакал и изгибался, будто перед ним был не Максим (и еще человек восемь, вставшие возле сцены), а, по меньшей мере, целый стадион фанатов.

Вторая песня группы «Коллайдер» мало чем отличалась от первой, то же самое — третья и четвертая. Максим чувствовал себя все хуже. Можно сходить в бар и взять какого-нибудь энергетика… Он развернулся: теперь Элла стояла с каким-то молодым человеком, как раз возле стойки бара, и о чем-то разговаривала.

Это еще кто? Конкурент? Не похоже. Стоят очень близко, но только потому, что иначе не удалось бы поговорить в этом шуме. Даже не обнимаются — это хорошо. Парню на вид лет двадцать. Здоровый такой, лицо широкое. Волосы длинные, вьющиеся. На черной футболке без рукавов какой-то сатанинский рисунок.

Так, энергетик отменяется. Иначе придется пройти возле этих двух и напомнить о себе, тогда Элле, должно быть, будет неловко. Если ей хочется поговорить с этим парнем — пусть говорит. Посмотрим, что будет дальше.

Следующая группа, названия которой Максим не разобрал (что-то по-английски), играла в точности то же самое, что и «Коллайдер». Теперь понятна истинная причина, почему публики так мало. Надо думать, половина из них — друзья музыкантов, которых пропустили на халяву.

Если у Эллы с этим парнем что-то серьезное — может, лучше уйти? Новую девочку найти не проблема.

Максим заставил себя смотреть на сцену и более не поворачиваться в сторону бара. Его хватило минут на пятнадцать, но это было не зря: когда он снова посмотрел в сторону Эллы, та стояла совсем одна, с баночкой коктейля в руке. Судя по лицу, ей было не очень весело, хотя поди разбери.

Подойти, спросить? Надо. Пора напомнить, кто ее сюда привел и за вход заплатил.

Максим подошел. Элла смотрела в сторону.

Он достал КПК, написал: «Хочешь побыть одна?» Поднес к ее лицу.

Элла посмотрела ему в глаза и вяло пожала плечами.

Он написал: «Все нормально?»

Она достала свой мобильник и набрала без знаков препинания: «Да наверно я не знаю».

Максим уже писал новое сообщение, но Элла опередила:

«Пойдем поближе там сейчас «пластика»».

Максим не очень понял эту мысль, но просьбу девушки выполнил.

Он встал на прежнем месте, недалеко от сцены, прижавшись к Элле сзади и сложив руки на ее животе. Она не возражала — и сама теснее прижималась к нему, будто надеялась спрятаться в нем.

Группа «Пластика» оказалась настоящим гвоздем концерта. Во-первых, у микрофона очень милая девочка с волосами серебристого цвета, отлично владеющая стройным телом и мощным голосом, во-вторых, название отсылает и к группе Elastica, и к изящным танцевальным движениям грациозной вокалистки, и к пластиковой, искусственной жизни современных городов. И в-третьих, сама музыка. В отличие от остальных групп, «Пластика» сделала ставку не на тяжеляк, а на баллады. Никаких квинт, только переборы, поверх которых прекрасно слышно каждое слово:

Иглы ржавые обиды

Я из сердца извлекала.

В глубине своей квартиры

Молча кровью истекала.

Сжата бритва в пальцах тонких,

Как ответ на все вопросы.

Перестала быть ребенком,

Но уже не стану взрослой.

Никогда не стану взрослой…

Таким был припев песни, что вызвала у Максима самый настоящий транс. А вернее сказать, провал в какую-то черную дыру. Все это — музыка, вокалистка в черных чулках в крупную сетку, ее музыканты с длинными косыми челками, публика, зал с белыми колоннами — не окружало теперь Максима, а оказалось внутри него, вместе с ощущением непередаваемой, ни с чем не сравнимой печали. И он больше не сердился на Эллу за то, что она его оставила надолго.

Песня «Не стану взрослой» оказалась последней в сет-листе. Новая пауза в концерте: группа сматывает шнуры и зачехляет инструменты, их место занимает другой ансамбль. Публика отползает от сцены обратно к столикам, пиву, орешкам и пепельницам.

— Ты плачешь? — удивленно спросила Элла, повернувшись к парню. Она тоже плакала.

— Отличная группа, — прошептал он, хотя плакал вовсе не из-за музыки.

— Да, ничего. Я их всех знаю. Классные ребята. — Она помолчала и призналась вдруг: — Я пришла только ради них. Больше тут некого слушать.

— Так может, повалим отсюда?

— Ну… не знаю… ты же деньги заплатил.

— Не надо жалеть моих денег. Пойдем.

В фойе Максим снова увидел их, тех самых девчонок и того самого парня. Элла помахала им рукой на ходу. Ее спутник встретился глазами с парнем в черной футболке. Тот глядел с любопытством. Максим отсалютовал ему ладонью. Парень усмехнулся.

С наступлением темноты стало ощутимо свежее, но не прохладнее. Можно было шагать, не торопясь, и наслаждаться каждым шагом. Впрочем, Элла шла медленно вовсе не поэтому: ее сморило от выпитых за день слабоалкогольных коктейлей. Максим и сам чувствовал себя утомленным.

— Элла, ты устала. Ты, наверное, далеко живешь. А я — тут поблизости. Пошли ко мне.

— Угу, — ответила она. — Макс…

— Да?

— Извини, что… — она запнулась, подбирая слова.

— Нет, не надо ничего объяснять. Ты не обязана. Один вопрос: тот, здоровый, волосатый, — это кто?

— Мой бывший парень. Пашка.

— И что ему было надо? Качал права?

— Нет… просто поговорили.

И поэтому ты была такая грустная? Что-то ты темнишь, подумал Максим.

— Он точно тебя не обидел?

— Ему это не надо. Он сейчас с другой.

Тогда все ясно.

— Макс…

— А?

— Прости.

— За что?

— Я сказала Пашке, что ты мой парень. Чтобы он оставил меня в покое со своими разговорами.

Максим поцеловал ее. Элла благодарно улыбнулась.

Навстречу бежал какой-то юноша в спортивных шортах и белых кедах. Вот это да! Максим первый раз в жизни видел, чтобы кто-то занимался бегом так поздно. Он успел разглядеть приятное лицо бегуна с татуировкой в виде четырехлистного клевера на щеке и улыбнуться ему, а парень улыбнулся в ответ.

Я люблю этот город, понял Максим. Люблю Эллу, Костю, Вадима Мельникова, старика предсказателя, длинноволосых школьников, сердитую девушку с длинной косой, бегуна, кинотеатр «Люмьер», фонтан, площади, широкие бело-зеленые улицы… А Алена прыгнула в окно, но это было давно, совсем не вчера, а где-то месяц назад. А может, и вовсе не было. Ни ее, ни человека в серой куртке. Плод измученного воображения Максима, как и весь этот город.

Костя молодец, дал Максиму дубликат ключа от двери. В квартире темно: то ли все спят, хотя время еще детское, то ли никого нет дома. Как бы то ни было, лучше не шуметь и не включать свет.

Он уселся на пол, на ощупь расшнуровал огромные ботинки Эллы, стащил их, разулся сам, взял девушку за руку и проводил в свою комнату.

— Макс, прости… — прошептала Элла, но тот оборвал:

— Извиняться будешь завтра, а сейчас спать, спать, спать. Устраивайся.

— Угу, — ответила она и осторожно опустилась на кровать. Максим включил ночник, стащил с Эллы драные джинсы и смешные розовые носочки в черную полоску, уложил девушку на подушку, накрыл одеялом, быстро разделся до трусов, аккуратно развесив свою одежду и вещи Эллы на стуле, после чего нырнул под одеяло.

Свежее постельное белье источало аромат. А девичье тело пахло так, как и положено пахнуть телу человека, весь день проведшего на жаре, выпившего изрядное количество алкоголя и для полного комплекта побывавшего на рок-концерте в душном клубе. Запах не отталкивал Максима — от него самого тащило потом и чужим куревом. Но сквозь все это безобразие пробивался запах Эллочкиного необычного парфюма. Если бы запахи имели цвета, то этот парфюм распространял бы аромат черного цвета. Максиму так показалось, а как объяснить это, он не знал. И не собирался. Было не до того. Хотелось трогать, гладить это аппетитное тело, лежащее рядом, но пуще того хотелось спать. Максим поцеловал намертво отрубившуюся Эллу в животик, прижался к девушке, запустив руку под ее топик, закрыл глаза и довольно быстро отчалил вслед за ней. Снился, как всегда, полный хаос, на сей раз вдохновленный фильмом «Мир с двойным дном»: какие-то люди бегали по развалинам, паля друг в друга из автоматов. Вылезали студнеобразные мутанты, боевые вертолеты обрушивали с неба свинцовый дождь… Максим искал выход из этой кровавой мешанины, пытался стрелять, но заклинившее оружие не работало, — приходилось убегать прочь, по лабиринту полутемных коридоров.

Как всегда в таких снах, он был совершенно один. И ему было страшно, как никогда не бывало страшно наяву.

Те люди в антирадиационных костюмах, что бежали за ним… Максим знал их. Угадывал под дыхательными масками ненавистные лица.

Удирать бесполезно. Максим знал это, хотя и продолжал работать ногами. Все равно догонят.

Его загнали в тупик. Стрелять не торопятся, хохочут. Какое же он жалкое создание…

В их руках — какие-то предметы. Кажется, пустые бутылки. В этих развалинах полно разного хлама.

Когда в лицо ему полетела первая бутылка, Максим бросил ненужное оружие, упал на колени, закрыл руками голову. Раздался звон стекла о стену, осколки посыпались на Максима сверху.

Раздался взрыв гогота. Максим, как смог, зажал уши, но отвратительный смех нельзя было заглушить, потому что он звучал внутри его головы. Еще несколько бутылок разлетелось вдребезги над его головой. Град осколков и новые порции издевательского смеха.

Ему хотелось выть от бессилия, и он выл.

Потом вдруг стихли и смех, и звон бутылок. Тишина.

Сейчас будут стрелять, понял Максим. Измочалят в упор. А может…

По шороху шагов стало ясно, что к нему подступают вплотную.

Ножами, понял он. Поднял голову и увидел людей в серых куртках. Людей без лиц.

В одном фильме про виртуальную реальность был такой эпизод: главная героиня бежит по игровому миру и видит стремительно несущиеся к ней ракеты. Спрятаться некуда, погибать нельзя. И девушка, чтобы не погибнуть, кричит: «Сброс!» — и возвращается в настоящий мир. Из-за внезапного резкого перехода из одной реальности в другую у нее случается плохое самочувствие, тошнота, кровь из носа, но главное — она спаслась от шока насильственной смерти, пусть и ненастоящего.

Именно так и происходит во сне. За секунду до гибели кто-то нажимает reset, и человек просыпается, разбитый, испуганный, но страх уходит через секунду, остается только чувство счастливого облегчения.

Таким и было пробуждение Максима. Он даже подскочил и дернул рукой, тотчас же наткнувшись на что-то большое и мягкое.

Да это же Элла. Ну да, он же спит не один.

Максим отыскал КПК: три часа ночи. Или утра — как правильно? Если за окном темно, значит, все-таки ночи.

Короткий отходняк от кошмара. Легкое злорадство. Хе! Гады, не сожрали меня? И не сожрете, я вне радиуса поражения.

Почему-то он ощутил себя выспавшимся. Да и Элла, наверное, успела более-менее набраться сил. Итак: он лежит в одной кровати с девушкой, до рассвета далеко, и сна ни в одном глазу… Похоже, его организм решил сыграть в пользу хозяина и сам разбудил его: ты чего, мол, дрыхнешь, когда тут такое?!

Максим стащил с Эллы одеяло, стал целовать ее живот, руки, бедра и быстро распалился по самое некуда. Рванул ее топик, задрав до самой шеи, стал обминать ее грудь, впился губами в губы.

Элла зашевелилась под парнем и обняла его. Громко задышала.

Спустя две-три минуты запрыгала кровать, да так громко принялась бить в пол своими резиновыми копытами на металлических ногах, что в соседней комнате проснулся Вадим Мельников.

Что-то бурча под нос, он отправился на кухню. Там горел свет, и мятый Константин в огромных трусах-парашютах пил горячий чай.

Он посмотрел в лицо Вадима, кивнул в сторону комнаты Максима и наставительно потряс указательным пальцем.

Мельников показал дорогому соседу средний палец, кургузый и волосатый, взял с подоконника пачку сигарет и угрюмо отправился на балкон. Курил он редко, и только в те минуты, когда на душе у него было особенно погано.

Текст: «Хронология» (из категории «Основы»). Малькольм Смехов, 20 лет. Источник: young4ever.org

Рождение.

1—7 лет — детство.

8—12 лет — юность.

13—17 — зрелость.

17—19 лет — старость.

19—20 лет — глубокая старость.

21 год — конец жизни.

3. Воскресенье

Утром Максиму стало стыдно за свои кошмары. Почему он до сих пор кого-то боится? Ведь он теперь далеко. А скоро будет и еще дальше, где его уж точно никто не достанет.

Ближе к рассвету они с Эллой вновь отключились. Девушка проснулась первой. Когда Максим вновь вернулся в мир бодрствующих, она рассматривала его DVD (днем раньше предусмотрительно положенные на тумбочку).

— Твои анимешки? — спросила она.

Ее голос был по-прежнему хриплым и ленивым, но немножко другим. В нем появились еле слышные урчания сытой кошки. И на лице ее было что-то вроде улыбки, насколько позволяла небогатая мимика Эллы. Девочка осталась очень довольна вчерашними днем и ночью, и Максим не видел причины не повторить то и другое.

— Мои.

— Ты их уже смотрел?

— Не-а.

— Может, сегодня? Прямо сейчас?

— Нельзя. Мне домой надо, а то родители убьют. Они ко мне относятся, как к маленькой девочке…

«И кажется, имеют на то основания…» — подумал Максим.

— Хотя бы позавтракаешь?

— Кофе есть?

— Для тебя все есть.

— Мне горький, без молока.

Он схватил ее за руку и утащил обратно под одеяло. Она не сопротивлялась.

Какое-то время лежали, крепко обнявшись.

— Тебе снилось что-то плохое? — спросила Элла. — Ты дергался и стонал.

— Снился фильм, который мы вчера смотрели.

— Классный фильм.

— Да. Только знаешь… унего есть один серьезный фейл.

— Какой?

— Нам показали город, где живут одни подростки… Но ведь так не бывает, чтобы подростки подчинялись правилам и всякое такое! То есть они там живут, как взрослые, законопослушные граждане. Туфта это все. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. Они бы, конечно, какое-то время поиграли бы в цивилизацию, а потом рано или поздно взбунтовались и разнесли бы все вдребезги! И наступила бы анархия.

— Но это же сказка!

— «Питер Пэн» — тоже сказка, но там все как в жизни. Там тоже были дети, которые не старели, но у них вся дисциплина держалась на авторитете вожака. Помнишь: «Когда они переставали играть, Питер бил их по рукам». А я бы на его месте — еще и по морде, чтобы знали свое место. Вот в «Повелителе мух» мальчик этого ничего не понимал, поэтому его так быстро скинули с поста президента. Ему бы быстренько сформировать при себе особую гвардию и провести ряд карательных мероприятий. Например, подстроить этому хористу, который был самый главный выпендрежник, несчастный случай на охоте. И все! — он осекся. — Ты, вообще, понимаешь, о чем я?

— Да. Я все это читала.

— Ты любишь читать?

— Угу. Особенно Брэдбери.

«Однако она не дура. Просто не привыкла к общению», — отметил Максим.

— Одевайся пока, — распорядился он. — А я схожу посмотрю, что там насчет позавтракать.

Кухня благоухала свежезаваренным (а не каким-нибудь там растворимым) кофе. У плиты орудовал Константин, выглядевший поразительно свежим и счастливым, особенно на фоне своего вчерашнего облика. Максиму на секунду даже показалось, что он провалился во времени на пару суток назад и сегодня вечером они с Костей пойдут на день рождения к Алене, в последний момент схватят ее за руки и не дадут выпрыгнуть.

— Доброе утро, сэр! — сказал Костя голосом Бэрримора. — Яичницу с беконом? Клубнику со сметаной? Кофе со сливками? Йогурт?

Он схватил Максима за руку:

— Ну, как?! Рассказывай!

— Потом получишь фотоотчет и полную стенограмму, — мрачно пошутил тот. — Рад, что ты вернулся в норму.

— Да-да… Нет, грустно, конечно, но жизнь-то продолжается!

— Вот именно.

— Что будешь?

— Кофе, несладкий, и печенье какое-нибудь.

— А дама?

— То же самое.

Костя расставил на столе чашки, наполнил их из кофейника. Красиво разложил на плоской тарелочке крекеры.

— Кстати, Макс… — шепотом сказал он. — Будет лучше, если ты ее побыстрее проводишь.

— Что такое?

Раздался звук открывающейся двери.

— Потом, — шикнул Костя.

На кухне появилась девушка.

— Это Элла, — представил Максим. — Элла — это Костя.

— Угу, — сказала она, кивнув Константину.

— А. Э, — ответил он, глядя на гостью как-то странно.

— Он очень рад тебя видеть, — перевел Максим.

Элла смущенно улыбнулась и принялась за кофе.

— Новости есть? — поинтересовался Максим.

— А? — встрепенулся Костя.

Максим махнул рукой.

— Макс… — шепнула Элла.

— Что?

— А мне бы… — Сказала она, оборвав фразу на неожиданном месте.

— А, понятно. Вон та дверь. Туалет, ванна, душ — все в одном месте.

Элла отправилась в уборную. Костя проводил ее испуганным взглядом, подождал, пока дверь за девушкой закроется, потом посмотрел в лицо Максиму и громко прошептал с вытаращенными глазами:

— ЧТО ЭТО?

— Девочка.

— Это не девочка! Это же… УГРОБИЩЕ!

— Уж прямо и угробище! Вполне даже симпатичное создание…

— Вот именно. Создание. Кошмарного сна. У нее же корма размером с телевизор!

— А это типа недостаток?

— И живот большой!

— Миленький, пухленький животик.

— И спина жирная!

— А знаешь, как ее приятно мять?

— Я не понимаю, Макс. Не понимаю. Это, наверное, очень тонкое чувство юмора. Мне не понять.

— Да что с тобой? Ну, пусть девочка не в твоем вкусе — и что с того?

— Профессионалы с такими не работают! Вот что!

— Не знаю, о ком ты, но у тебя явно завышенные критерии. Сейчас она выйдет из ванной — посмотри на нее внимательнее.

— Чего смотреть? Она же жирная!

— Не жирная, а пухленькая. Разницу понимаешь?

— Нет.

— Жирных баб очень любил рисовать Кустодиев. Купчих. В наше время такие тетки шпалоукладчицами работают. А Эллочка — она всего-то чуть-чуть полнее нормы. Сладкая булочка. Присмотрись, и увидишь всю ее красоту.

— Да чего присматриваться? Выйди на улицу и посмотри, сколько их там ходит, к кому и присматриваться не надо. Вот таких! — он схватил с подоконника старую газету с объявлениями, отыскал рекламу дамского нижнего белья и ткнул пальцем в фотомодель. — Ведь эта девчонка местная, из городского модельного агентства. Значит, где-то ходит по улицам, осталось только найти… Неужели тебе эта фрикаделька Элла нравится больше, чем нормальные девчонки, с ножками, с талией, с фигуркой?

— Хм… — Максим замешкался с ответом. Он еще толком не проснулся.

— То есть ты признаешь, что твоя Элла — это низший сорт? Признайся: есть такое?

— Что есть — все наше.

— Ты сам понял, что сказал? — ужаснулся Костя. — Ты хочешь сказать, что тебе и такая сойдет?

— Давай, я дам тебе еще десять тысяч, только не задавай мне больше глупых вопросов.

— Не стоит…

— Тогда замолкни. Сейчас она вернется… Если только она из-за тебя почувствует себя неловко — я тебя урою на месте. Понял, нет?

— Понял, понял. Макс, не кипятись. Нормально потрахался — и то хорошо, а теперь выгоняй ее. У меня для тебя сюр…

Дверь ванной распахнулась.

— Сюрприз, — выпалил Костя и замолчал, нагнав на себя отсутствующий вид.

«Сюрприз. Сюр-приз. Странное же слово, — подумал Максим. — Сюрреалистический приз? Да, пожалуй. Сюрприз — это нежданный подарок. Подарок, в который ты боялся поверить. Нереальный подарок. СЮРреальный. А любой подарок — это своего рода ПРИЗ».

Элла плюхнулась обратно на свою табуретку. Максим порадовал девушку долгим поцелуем в губы, поцеловал ей руку.

— Ты мой нереальный подарок! — сказал он.

Они посмотрели друг другу в глаза и рассмеялись.

— Элла, тебе, может, еще кофе? — вежливо спросил Костя.

— Угу, — ответила она.

Максим обратил внимание, что Константин смотрит на Эллу уже не ошарашенно и не настороженно, а даже с интересом. Должно быть, пытается понять, что же такого находит в ней его гость.

Настало время проводить Эллу. Максим стал зашнуровывать ботинки, но Элла его остановила:

— Не надо, я одна дойду.

— Все в порядке?

— Угу… Просто мама опять будет ругаться, что я дома не ночую. А если еще и тебя увидит…

— Увидимся вечером, — сказал Максим без вопросительных интонаций.

— Не знаю, — ответила Элла своим обычным вялым голосом.

На прощание она его поцеловала, но как-то не так. Пожалуй, ее можно понять. Девочке надо вернуться домой, побыть одной и все осмыслить. Поэтому и ушла быстро, и не разрешила провожать.

Максим вернулся на кухню, пить новую порцию кофе.

— Одно из трех, молодой человек, — сказал Костя, нависнув над ним. Он, кажется, почувствовал себя вправе разговаривать дидактическим тоном. — Либо ты извращенец, в чем я сомневаюсь. Либо ты любишь странные шутки в стиле, знаешь, «Монти Пайтона» — это тоже вряд ли. Остается третий вариант.

Он замолчал. Максим громко отхлебнул кофе.

— И знаешь, о чем я? Ты мыслишь стандартами.

— Это я-то?

— Да. Ты мыслишь, как самый обычный, стандартный мужчина. Как поступает обычный мужчина? Он себя уверяет: красивые девушки — это не для меня. И сознательно начинает встречаться с обыкновенными. И считает это нормальным. А потом происходит подсознательная подмена понятий, и обычные девушки начинают казаться ему красивыми.

— Э…

— И это еще не все, — продолжал Костя. — Процесс продолжается. Если один раз занизил планку, то она так и будет дальше понижаться. Так люди и докатываются до таких вот Элек-фрикаделек.

— И откуда ты такой умный?

— Книги читал.

— А в этих книгах не написано, что фрикадельки тоже хотят любви?

— Ну, а тебе что с того? Ты ж не Че Гевара? Он танцевал только со страшными девками, потому что был типа благородный. А есть такие парни, которые спят только со страшными бабами и тоже думают, что это очень благородно.

— Почему бы и нет? Я хорошо провел время. Чего и тебе желаю. Я никогда не ставил себе цели спать с топ-моделями.

— А мог бы. Где хоть она тебя сняла? Ах да, по Интернету познакомились. Пострашнее не мог выбрать?

— Не опускайся до оскорблений. Я предпочитаю термин «альтернативная красота».

— Ладно, ты прав. Она же не виновата, что такая родилась, альтернативная. Что ты ей написал?

— Это важно? Я не хочу с тобой это обсуждать.

— На самом деле неважно, потому что знакомство по Интернету — это уже большая ошибка. Это метод неудачников. А ты же не неудачник. Ты Безумный Макс! Легенда!

— Костя, я бы не хотел вообще поднимать эту тему. Насчет моей легендарности. Понимаешь, есть легендарные люди, о которых никто не знает. Вот скажи мне, кто взял «золото» в художественной гимнастике на последней Олимпиаде?

— Э… помню, что кто-то из наших девушек. Фамилию забыл.

— А я и не знал. А для кого-то она легенда.

— Ну, я понял. Тут же вопрос не в том, кто еще тебя считает великим, а в том, чтобы ты сам об этом не забывал. Ты вчера, наверное, много денег на эту девочку потратил?

— Да не больно много.

— По твоим меркам — может быть, и немного. По моим, я думаю, прилично. И это очень зря. Она теперь сядет тебе на шею.

— А я, может, и не против?

— Это еще один стандарт: что на девушку надо обязательно тратить кучу денег. А ты не пробовал сделать так, чтобы тобой заинтересовались не за деньги, а просто так?

«Пожалуй, не стоит ему говорить, что конкретно я написал в анкете. А то парня, пожалуй, удар хватит», — подумал Максим, мысленно смеясь. Точно так же он не планировал объяснять Константину, что сам выбрал и девушку, и правила игры. Все это входило в план — в план его короткого пребывания в этом городе.

— И что предлагаешь делать?

— Вот ты ей сказал: «увидимся вечером». Вот и все. И не звони ей сегодня больше, и не пиши ничего. Пусть она начнет волноваться!

— Элла не такой человек. Она же эмо. Мне кажется, если ей не звонить, она подумает, что на нее забили, и просто уйдет в себя.

— Брат! Очнись! Уж не знаю, какая она там эмо-хуэмо, но прежде всего она женщина. А женщина — это хищник, особенно когда дело касается классных парней. А если добыча уходит из-под носа, так она всех порвет. Это во-первых. А во-вторых, с минуты на минуту к тебе должна прийти очень красивая девушка.

— Шутишь, что ли?

— Вот и прикол-то, что нет. Ее зовут Карина. Подружка Кати, Аленкиной сестры. Учится на журфаке. Ты ее видел на вечеринке. Она тебя — тоже. И теперь ей от тебя что-то нужно. Не знаю что, но она скоро будет. И я тебя умоляю, не вздумай все дело запороть. У тебя есть к этому тенденции.

Максим огорчился, ибо знал: если красивой девушке что-то от него нужно, то тут явно какой-то подвох. Скорее всего, это связано с Аленой. Ведь Карина была единственной, кто видел, как они разговаривали.

— Вадима надо спровадить, а то он опять ее спугнет. Вадим! — позвал Костя.

Небритый, неопрятный толстяк высунул голову из комнаты:

— Чего?

— Сделай доброе дело: свали куда-нибудь!

— Куда мне сваливать? — обиделся Вадим.

— А куда ты позавчера вечером сваливал? Туда и сегодня свали.

— А, ну это можно.

Мельников выключил компьютер и пошел обуваться.

— Интересно, куда же он все-таки ходит? — спросил Костя, когда за Вадимом закрылась дверь. Вопрос был адресован вечности, но ответил Максим:

— В какой-нибудь из больниц лежит смертельно больная девушка. И Вадим подолгу сидит у ее кровати.

— Вряд ли. Он к девушке никогда бы не подошел, хоть к живой, хоть к мертвой, хоть к смертельно больной.

— В любом случае, мне это неинтересно.

Максим готовился к встрече, которая обещала быть жесткой. Может, лучше предотвратить встречу — уйти куда-нибудь на весь день? Нет, не стоит. Карине нужно рассказать все, что ее интересует, и она навсегда оставит его в покое. Вот и вся недолга.

…Пришлось прождать два часа за игрой в популярный несколько лет назад шутер. В отличие от Вадима, старательного игрока, Костя оказался совсем никудышным геймером, что называется, «казуалом», который редко задерживается за компом дольше чем на пятнадцать минут. Таким людям Максим всегда завидовал.

И еще одно отличие от Вадима: Костя очень не любил проигрывать. Максим слышал вопли искренней досады, доносящиеся из соседней комнаты, а ведь соперник прекрасно знал, с кем состязался.

Константин играл за террористов — видимо, символизируя тем собственный нонконформизм. А Максиму было все равно, за кого, лишь бы была в руках снайперка, из которой он снимал неприятеля выстрелом в голову в ту же секунду, когда тот появлялся в поле зрения. А потом, когда ему это надоело, убрал винтовку и принялся убивать неприятеля «с ножа», подкрадываясь сзади.

— Ты зверюга, — сообщил Костя, когда они встретились на нейтральной территории выпить еще кофе. — Но зато у меня лучше с девочками получается.

— Я что-то не заметил.

— Да я!.. — начал было Константин.

— Да ты. Не надо языком трепать. Если ты такой крутой соблазнитель, почему же не занимался сегодня ночью тем же, чем и я?

— Издеваешься? Мне не до того было. У меня, если ты не знал, подруга погибла!

— Вот нашел бы блондинку с большими дойками и выплакался бы у нее на груди.

— Найду хоть сегодня.

— Вот тогда и поговорим.

— Да чтоб ты знал, у меня на это шансов в миллион раз больше, чем у тебя! — Костя распалился, как мальчишка.

— Это вряд ли. Максимум — столько же.

— Но я хотя бы точно знаю, как это делается.

— Допустим, и я знаю.

— Спорим, что не знаешь?

— Хе! — Максим был очень, очень позабавлен непосредственностью приятеля.

— Я серьезно. Давай поспорим, что ты ни черта не понимаешь в том, как надо девушек соблазнять?

Детский сад какой-то. Максиму было уже не смешно, но он продолжал говорить в несерьезном тоне:

— Я б с удовольствием, но разных там парей я не заключаю.

— Никогда?

— Никогда в жизни.

— Вот и повод первый раз в жизни поспорить на что-то серьезное!

— На что?

— Давай на штуку баксов?

— Давай я тебе ее дам прямо сейчас, на том и покончим?

— Да нет, на деньги с тобой спорить бесполезно. Даже если на все твои сбережения — ты же потом еще заработаешь… Давай на ту вещь, которая у тебя в сумке!

— Знаешь что, — уже с досадой произнес Максим. — Ты меня достал.

— Так давай или нет?

— Давай. Но только ради тебя.

Парень тотчас же убежал в комнату Максима и вернулся с добычей.

— Вот, — сказал он. — Твое сокровище теперь у меня. Спорим на него. Я его потом отнесу, не скажу куда.

— Ладно. На что мы спорим — понятно. Теперь осталось установить предмет спора.

— Очень просто. Сегодня, как ты уже знаешь, к нам придет дама. Твоя задача — соблазнить ее и представить мне доказательство. Допустим, фото…

— Пруфпик, — машинально подобрал привычный синоним Максим. — И как ты себе это представляешь? Спрятать камеру в шкафу?

— Ну, насчет фото я перегнул, конечно. Достаточно будет, если она сама в этом признается. Тогда я признаю свое поражение.

— Честно: я не думаю, что получится.

— По-моему, наоборот: это будет очень легко. Она тобой очень заинтересована. Твоя задача — не спугнуть и все сделать как надо. Это будет очень-очень просто. Я лишь хочу, чтобы ты поверил в себя.

Максим досадливо отмахнулся. Он не собирался никому ничего доказывать, в том числе и собственную веру в самого себя. Пусть Костя думает что хочет.

— Так что? Спорим, что тебе не удастся это сделать?

— Спорим, что удастся… — он мрачно пожал руку Кости.

— Она скоро заявится. Сделаем так: ты идешь в комнату и сидишь там. Я дожидаюсь ее, встречаю, разговариваю…

— А может, ты тоже свалишь?

— Отпадает. Меня она немного знает, а тебя нет. Если я ее встречу, то она быстрее расслабится. Улавливаешь?

— Да.

Карина «заявилась» спустя полчаса.

— Здравствуй, — сухо сказала девушка. — Он дома?

— Дома, — с готовностью сообщил Костя. — Но он, кажется, чем-то занят там у себя…

— Мне все равно.

— Тогда проходи.

Костя постучал в дверь комнаты:

— Макс! К тебе! — пропел он.

Карина, не дожидаясь ответа, толкнула дверь.

Он был в той же сиреневой кепке — кажется, он вообще ее никогда не снимает. Вот дурак!

Кивнул ей, еле оторвав взгляд от экрана. Чем он там занят — в игрушки играет? И откуда только такие берутся!

— Костя, оставь нас ненадолго. И не смей подслушивать.

— Слушаюсь, мадам.

Максим мысленно выругался: эта Костина игра в английского дворецкого к третьему разу надоедала до изжоги.

— Привет, Максим, — холодно произнесла Карина, едва Костя исчез.

— Здравствуй, Карина. Присядь, — тем же тоном велел он. — Давай-давай, — поощрил Максим, видя ее замешательство. — Я знаю, зачем ты пришла. Давай, я расскажу тебе все, что знаю про Алену, и ты уйдешь. Ты ведь за этим пришла, не так ли?

Упреждающий удар здорово подействовал на Карину: она растерялась, но попыталась овладеть ситуацией.

— Значит, она тебе сказала что-то важное? Почему же ты молчал? — она повысила голос, но Максим ее мигом осадил:

— Поори еще на меня. Ведь ты тоже молчала.

— Что я молчала?

— Ты одна знала, что я был последним, с кем говорила Алена. Но никому не сказала. Даже следователю.

Карина вдруг поняла, что ей нечего на это ответить, после чего повисла небольшая пауза.

— Вот что, Кариночка. Я тебе все расскажу, только тебе и больше никому. Но сначала ты мне скажешь, зачем тебе это нужно.

Он рассматривал ее с видом мафиози, размышляющего, как ему лучше наказать нерадивого должника.

— Ты ставишь мне условия? — она до сих пор не могла прийти в себя.

— Да. Ведь ты же на журфаке учишься? А если ты журналист, то должна знать, что информацию за просто так не получают. Какое тебе вообще дело, о чем я там с Аленой говорил? Ее уже не вернешь.

— Ее — нет. Но кто-то еще может пострадать.

Максим посмотрел на нее вопросительно.

Карина молча протянула ему страницу из газеты, с происшествиями. Заметка про студента-самоубийцу была обведена фломастером.

— Ого, — сказал Максим, прочитав заметку. — Совпадение налицо. Аж мурашки по коже. Сама что думаешь?

Карина сказала всего одно слово:

— Секта.

— И много у вас тут сект орудует, кроме этих ваших «Православных геев»?

— Как и везде… «Свидетели», всякие «евангелисты»… Но они тут явно не замешаны.

— А это не нам с тобой решать. Для этого существует закон. Или ты думаешь, что здешние следователи глупее тебя и не заметят связи между этими двумя прыжками? Ах, да — у тебя же есть козырь. Это я, — он засмеялся. — Так-таки надеешься, что я скажу тебе что-то супертаинственное? Может, и скажу. Только зачем тебе это?

— Алена была сестрой моей подруги.

— Верю, — отсек Максим. — Ты, конечно, живой человек, но прежде всего ты журналист. А журналисты — самые циничные люди на свете, после музыкантов, конечно. Сенсацию вынюхиваешь?

Карина встала со стула. Сложив руки на груди, отошла к окошку.

— Думай что хочешь, — сказала она. — Я хочу найти того, кто это сделал.

— А есть какие-то конкретные версии?

— Никаких. Я говорила со следователем, он мой знакомый — когда-то писала о нем материал в местный журнал. Говорит: статья сто десятая, доведение до самоубийства, отпадает сразу же. С родителями у нее были отличные взаимоотношения, с сестрой тоже. С последним парнем рассталась еще весной по обоюдному согласию. Последнюю сессию сдала на пятерки. Никто ни разу не видел, чтобы она плакала. Никто никогда ей ничем не угрожал. И вообще, ничего плохого с ней никогда не случалось. Но я уверена, я знаю: она не сама. Она просто не могла это сделать по своей воле. Помогли. Натолкнули на это. И я найду, кто это был.

— Да-да. Отважная журналистка проводит собственное расследование и выводит на чистую воду сектантов, которые довели до самоубийства студентку… Ну, давай попробуем. Где там у тебя диктофон или чего? Или ты собралась по старинке, в блокнотик?

Карина молча разжала правую руку: на ладони лежал крошечный плеер.

— Купи себе нормальный цифровой диктофон, — посоветовал Максим. — Или я тебе куплю. Ладно, неважно. Слушай, короче. На самом деле мало что могу тебе рассказать. Я пошел в сортир, по мелкому делу. — Максим нарочно рассказывал с подробностями, это были удары, окончательно добивающие совсем уничтоженную Карину. — Потом сел на подоконник, потому что не мог больше с вами находиться в одной комнате. Более унылой тусовки я просто не видел. Она сама ко мне подсела. Хотела поблагодарить за альбом, который я ей подарил. Разговорились. Я сразу заметил, что она какая-то неадекватная. Подумал было, что обдолбалась, — ну, теперь-то мы знаем, что это не так. Говорили мы про самоубийство. Не про нее лично, а вообще, в глобальном смысле. Причем она такие познания проявила, я аж в осадок выпал. Например, она отлично знает, отчего умер Сид Вишез.

Он сделал паузу и посмотрел на Карину, как бы предлагая ей сделать выводы. Ее реакция была до странности предсказуемой:

— Ну, и кто такой этот… — она запнулась, — Сид Ви… шез?

— Вот. Ты даже не знаешь, кто это такой, и это нормально. А она знала откуда-то — видимо, интересовалась. Хотя вроде не панк. Еще плакалась мне, что она уже старенькая и ей пора помирать. Я тогда все списал на опьянение, но теперь, кажется, понимаю, что ей кто-то крепко дал по мозгам. Может, и впрямь какая секта. К сожалению, ничего больше сказать не могу. Ты сама крепко общалась с Аленой?

— Я — нет… я больше с Катей… ее сестрой… — По лицу Карины отчего-то бежали слезы. — С Аленой тоже, но меньше…

— Она в последнее время не увлекалась рок-музыкой, или биографиями музыкантов, или какой-нибудь эзотерикой, или еще чем-нибудь в этом роде?

— Я… я не знаю…

Максим терпеливо подождал, пока она успокоится.

— Катя сейчас дома?

— Должна быть. Ей сейчас очень плохо…

— Как думаешь, она разрешит посмотреть комнату Алены, ее вещи?

— Да. Я уже была у нее, вчера. Ничего интересного не нашла.

— А что ты искала? Самоучитель для самоубийц? Как в анекдоте: «Библиотекарь, дайте мне самоучитель для самоубийц!» — «Нету, все кончились. Их никто не возвращает».

Никогда еще Карина не чувствовала себя такой униженной. И перед кем — перед каким-то мальчишкой в дурацкой кепке! Она наконец-то пришла в себя.

— Вставай и пошли, — распорядился Максим.

— Куда?

— К Кате. Дело не ждет. Чем быстрее мы это сделаем, тем лучше. Информацию надо добывать, пока она не протухла.

— А чего ты раскомандовался? — тихо возмутилась она.

— А того, что хочу тебе помочь. Ты ж без меня ничего не сделаешь, если ты еще этого не поняла. Я должен сам осмотреть ее комнату. Только тогда успокоюсь.

Мальчишка оказался подозрительно умным и действительно мог помочь расследованию. Карина решила отложить выяснение отношений на потом.

— И тебе это надо?

— Надо. Знаешь почему? Я с этим сталкивался раньше.

— С чем?

— Две недели назад покончил с собой один мой знакомый. Не то что прямо близкий друг… Нет, мы даже почти не общались. Он ушел из жизни. Прыгнул под поезд. На меня его смерть очень подействовала… Сам ее факт. И я совсем упустил из виду, что он это сделал конкретно в день своего рождения. Угадай, сколько ему исполнилось.

— Двадцать один? Да? Из какого города твой друг? Как его звали?

— Еще раз: он мне не друг. Как его звали — неважно. И город в данном случае никакого значения не играет. Если тут замешана серьезная секта, то у нее должны быть представительства во всех городах. Судя по всему, местный филиал процветает…

— То, что ты мне рассказал сейчас, про друга, — это правда?

— Ты журналист, суди сама. Ведь вам же главное, чтобы не правдиво, а правдоподобно. И интересно. Так?

— Оставь, пожалуйста, свои подколки, ладно?

— Договорились.

— Все, шагаем.

Выйдя из комнаты, Максим махнул на прощание Косте, проводившему их до двери цепким, завистливым взглядом.

— Чем ты занимаешься? — спросила Карина, когда вышли на лестницу.

— В компьютерные игрушки играю.

— А серьезно?

— Еще сплю, ем, в туалет хожу.

— А деньги у тебя откуда?

— С чего ты взяла, что они у меня вообще есть?

— Ну ты же на что-то купил Алене этот альбом…

— О, ты меня раскусила! — засмеялся Максим. — Да, у меня есть кое-какие денежки. Они у меня просто есть. Откуда — неважно.

— А сколько тебе лет? — спросила она, когда вышли на улицу.

— Сколько дашь?

— Девятнадцать… — неуверенно сказала Карина.

— Хе! Почти угадала: восемнадцать.

На пути им встретилось странное шествие: человек тридцать шагали по тротуару и заунывно пели какие-то псалмы.

— Что за укурки? — полюбопытствовал Максим.

— А ты как думаешь?

Шествие состояло из мужчин разного возраста. Некоторые несли иконы. Выглядели все довольно скромно, кроме одного молодого человека в обтягивающих джинсах и футболке-сеточке. Только благодаря ему Максим и догадался:

— Эти, что ль… православные геи?

— Да.

Участники процессии прошагали мимо, смиренно потупив взоры.

— Христос воскресе! — крикнул Максим просто для того, чтобы что-то крикнуть. — Хайл Сатан! Аллах акбар!

Никто из православных геев даже не повернулся в его сторону. Максим заметно огорчился.

— Может, это они, а? — вдруг сказал он.

— В смысле, они виноваты? Ты что, нет, конечно. У них только мужики… ну, если их можно назвать мужиками. И они никого не доводят до самоубийства, они же христиане, а это самый страшный грех.

— А разве не педерастия? — усмехнулся Максим.

Карина задумалась:

— Да, пожалуй… Но все равно, я не думаю, что они тут замешаны.

— Вообще, у меня есть одна мыслишка… Нет, оставим на потом.

— Какая мыслишка?

— Потом, все потом.

Девушка недовольно пожала плечами.

* * *

Открыла Катя.

— А, — сказала она безо всякой интонации. — Проходи.

— Так хорошо, что ты дома…

— Ничего умнее не могла сказать, да? — Катин голос вдруг стал очень злым. — Где еще я должна быть? На речке загорать?

Карина понимающе кивала.

— Ну чего ты головой трясешь?! — закричала Катя. — Сочувствуешь, да? Ну давай, теперь ты начни: ой, бедная моя Катенька, да как же мне тебя жалко! Убила бы вас всех!

Она вдруг обняла подругу и уткнулась лицом ей в грудь. Зарыдала:

— Прости… Ну, почему… Почему она это сделала? Дура такая… У нее же все было…

— Перестань ныть, — вдруг произнесла Карина очень резко. — Ее этим не вернешь.

— Я знаю…

— Перестань!

— Да чего «перестань»! Пусть плачет, ей так будет легче, — вмешался Максим. — Вот у тебя бы сестра погибла — ты бы с каменным лицом ходила?

Катя посмотрела на него.

— Максим, — представился он. — Помнишь меня, наверное.

— А, да… ты Алене альбом подарил… Пришел его забрать?

— Да нет… зачем…

— Лучше забери. Вещь дорогая. А мне она не нужна… — Катя опять заплакала.

— Ладно, как скажешь. — Максим незаметно кивнул Карине: вот и шанс!

— Карина, ты тоже забери своего черта. Еще вчера хотела тебя попросить — забыла… Есть будете?

В этом вопросе было многое. Кате очень хотелось, чтобы ответили «да», — чтобы она смогла хотя бы ненадолго отвлечься от своего горя, пока возится на кухне. Максим сказал:

— Если можно, Катюш.

Обняв подругу, Карина проводила ее на кухню. Максим прошел в комнату Алены, на ходу бросив взгляд в сторону того самого окна, с видом на окраину. Конечно, он не мог тогда разгадать намерений девушки… эх, а если б только смог! Да, чего теперь…

В комнате Алены нашлось место и тренажеру — беговой дорожке, и книжному шкафу, и компьютеру. Подарки, два дня назад грудившиеся на маленьком столике, теперь были горкой свалены на диване. Максим не торопился взять свой альбом репродукций, он осматривал комнату. Особенно интересовали его книги и коробочки с DVD, стоявшие на полочках. Одна коробочка лежала, раскрытая, на столе, диска не было — видимо, остался в компьютере. Максим взял коробочку, посмотрел на название и присвистнул.

В комнату заглянула Карина:

— Нашел что-нибудь?

Максим протянул ей коробочку.

— И что?

— Это последний фильм, который она посмотрела. «Багси Мэлоун»!

— Ну и?

— Боже мой, какая ж ты темная. Ты не смотрела «Багси Мэлоуна»?

— Я не смотрю телевизор. Там одна ерунда, — строго сказала Карина.

— А я б тебе посоветовал как-нибудь сесть перед «ящиком» и целую неделю смотреть все подряд. Может, хоть чему-нибудь научишься.

— Давай без оскорблений! Что это за фильм?

— Фильм про мафию 30-х годов в Америке, только всех персонажей играют дети.

— А в чем смысл? Не понимаю.

— Я вот, например, не понимаю, в чем смысл моего существования. Но я же не кричу об этом во все горло! А посмотри ее остальную фильмотеку: одни мультики…

— Ну и что? А, да. Это странно. Как будто она в детство впала.

— А вот на это посмотри! — Максим снял с полки какую-то книгу, протянул Карине. — Теперь все понятно?

Карина пожала плечами:

— «Питер Пэн»? Это просто сказка.

Он удивленно прищелкнул языком.

— Ну, дорогая моя, ты даешь… Ведь это самая страшная книга в истории человечества, хуже Некрономикона.

— Ты, по-моему, преувеличиваешь…

— Ведь ты ее не читала, верно?

— Ну, не читала, — нехотя призналась Карина. — Я никогда не любила сказки, даже когда была маленькая.

— Да и я не охотник до сказок, но сейчас будет полезно перечитать. Попросим книгу у Кати?

— Да вот еще! Если это так необходимо, то я у брата возьму. Он недавно откуда-то приволок…

Она замолчала оттого, что Максим выразительно посмотрел на нее.

— Ты думаешь? — с сомнением спросила она.

— Пока нет, но… Сколько ему лет?

— Восемнадцать.

— И он только сейчас взялся за «Питера Пэна»?

— Он обалдуй. От него всего можно ждать.

— В любом случае, ему надо позвонить.

— Лучше лично побеседовать. Сегодня у него выходной, опять будет весь день за компьютером торчать.

Максим задумчиво перелистывал страницы «Питера Пэна».

В комнату заглянула Катя:

— Пойдемте обедать, — сказала она, глядя куда-то в угол.

Суп оказался предсказуемо невкусным, недосоленным. Максим и Карина ели из вежливости, а когда Катя ненадолго вышла, будущая журналистка накинулась на спутника:

— Ну что теперь? Мы ж ничего не выяснили!

— Лично я все выяснил. Все, что можно было. Катю сейчас лучше не трогать. Выйдем на улицу — скажу.

Из ванной донеслись всхлипывания Кати. Затем она открыла кран на полную мощность, чтобы гости ее не слышали.

— Я пойду к ней, — Карина встала.

— Скажи, что нам пора.

— Все ясно как день. Настолько, что даже страшно.

Максим спускался по лестнице, прижимая к груди свой альбом репродукций. А Карина задумчиво крутила в руке колбу с «адским жителем».

— Страшно, да… Максим, а ты суеверен?

— Да. У меня есть свои ритуалы. Что тебя интересует?

— Так… Смотрю на него, и мне жутко. На секунду закралась мысль: а вдруг это нехорошая вещь? Я не верю в мистику, но бывают же вещи с плохой энергетикой, или как это называется…

Вышли из подъезда, стараясь не смотреть на красную крышку гроба, стоящую слева от входа.

— А где ты ее взяла?

— Купила.

— У кого?

— У одного старика.

— Он был злой?

— Нет. Очень добрый.

— Ну и забудь. Нас сейчас волнуют конкретные факты. А факты любопытные.

— ?!

— Алена говорила мне перед смертью, что не хочет взрослеть. Это отлично соотносится с книжкой про Питера Пэна. Она про детей, которые не хотели становиться взрослыми. И более того, эта книга напрямую утверждает: детство — это свобода, а взрослая жизнь — каторга и убожество. Помнишь, в конце эти дети все-таки выросли, стали ходить на работу и в итоге выродились черт-те во что, в ограниченных моральных уродов. Ах да, ты ж не читала… Именно так рисует эта книга взрослых. Думаю, Алена много перечитывала эту вещь в последние дни своей жизни и еще больше укрепилась в своем желании. И мультики все эти… Она как будто попыталась на какое-то время заморозить свой возраст и даже обратить вспять, ненадолго вернуться в детство. Но природу не обманешь, и она это знала. Поэтому день своего ухода назначила на 21 год — возраст окончательного совершеннолетия во многих странах.

— То есть она убила себя, потому что боялась взрослеть? Это же глупо!

— Согласен. Страх перед взрослением так же естественен, как боязнь темноты или стоматологов. Глупо из-за этого кончать с собой.

— Я вот не боюсь взрослеть. Я считаю, что уже достаточно взрослая.

— А что ты вкладываешь в это понятие? У тебя есть семья, дети?

— Нет пока.

— Работа? Жилье? Ты живешь отдельно от родителей?

— Нет, но скоро…

— Высшее образование?

— Нет…

— Тогда в чем же выражается твоя взрослость?

Карина задумалась. Ну как объяснить этому настырному мальчишке очевидное?

— Я знаю, чего я хочу от жизни. Я умею добиваться этого. Умею общаться с людьми.

— По-моему, у тебя завышенная самооценка.

— Знаешь что, Максим! У меня нормальная самооценка. Знаешь, сколько раз мне мужики звонили по ночам и говорили: «Карик, я без тебя жить не могу!»?

Максим рассмеялся:

— Карик? Неплохо! А разве это не мужское имя? «Приключения Карика и Вали» и т. д.?

Этот мерзавец во всем видел только повод поржать.

— Ты отвратителен, — сообщила Карина.

«Да и ты не лучше», — эту фразу Максим оставил внутри черепной коробки.

— Не отвлекаемся, Карик. Я совсем не знал Алены, но подозреваю, что она была абсолютно нормальной девушкой, без заскоков. И я не думаю, что она своим умом дошла до самоубийства. То есть кто-то дал ей все эти книги, диски и открыл глаза: детство — это жизнь, взросление — это смерть.

— То есть все-таки секта? Так или нет? — Карина, в отличие от Максима, не умела быстро переходить из одной эмоции в другую и все еще говорила злым голосом.

— Может быть. А если и есть такая секта, то «Питер Пэн» — идеальная «священная книга» для нее. Пока что давай без выводов. Поговорим с Сашей и все выясним.

— А красивый у вас город, — произнес он немного погодя, чтобы маленько остудить накалившиеся нервы Карины.

Не получилось. Она лишь плечами передернула:

— Город как город. Ничего особенного.

— У вас свежо, чистенько. Все в зелени.

— Ну и что?

— И люди добрые.

— Люди как люди.

— Ты просто никогда не видела настоящего быдла и даже не знаешь, что это такое. Тебя бы в мой родной город, ты б там насмотрелась на разных уродов и алкашей…

— Избавь меня от этого, ладно? — строго попросила она. — Мне совершенно не интересно, какие у вас там алкаши.

Он отмахнулся и стал смотреть в сторону. Карина почему-то почувствовала себя неловко. Может, не стоит так сурово с мальчиком?

— А ты, значит, много где был? — спросила она, немного смягчив тон.

— Да, достаточно. Люблю скитаться.

— А твои мама с папой как к этому относятся, скиталец?

— А им уже все равно, — цинично произнес Максим. Карина поняла эту фразу однозначно и коротко сказала:

— Прости.

— Забудь.

— А за границей был хоть раз?

— Несколько раз. В трех странах: США, Япония, и несколько раз — Южная Корея.

— Странный такой наборчик… А я бы вот хотела во Францию съездить. Там, говорят, мужики нормальные.

— Зато девки страшные. Так говорят, по крайней мере.

Забавно: она даже не попыталась узнать, каким ветром его занесло в Южную Корею. Вот и хорошо. Не придется врать.

Только Максим об этом подумал, как Карина поинтересовалась:

— А почему Южная Корея? Я понимаю, Америка, Япония…

— По работе.

— Так чем ты все-таки занимаешься?

— Неважно

— Если я спрашиваю, значит, важно!

— Я не буду отвечать на этот вопрос, извини.

Карина замолчала и ушла в мысли. Одно из двух: либо этому противному мальчишке нравится ее изводить, либо тут действительно что-то серьезное. Кто же он такой? Сынок богатых родителей? Не похоже, да и родителей у него, кажется, нет. На серьезного, самостоятельного человека, который с малых лет привык зарабатывать сам, Максим тоже не особенно похож. Слишком глупо себя ведет, хотя сам не дурак. Больше всего похоже на то, будто малолетний бездельник выиграл огромную сумму денег в лотерею и теперь живет как ему вздумается. Неужели все так просто? Или, может, он участник реалити-шоу? Карина впервые пожалела, что давно уже не смотрит телевизор, иначе нахальная физиономия Максима была бы ей знакома. Хотя будущую журналистку не покидало чувство, что она уже где-то видела этого мальчишку, задолго до той проклятой вечеринки. Где же? Может быть, когда приходила к Кате? Да, она очень любит по вечерам смотреть всякую муть, даже при гостях. Тут уж хочешь не хочешь, а посмотришь на экран… А что? Реалити-шоу — самое подходящее место для такого клоуна-бездельника, как Максим. Интересно, сколько кастингов он прошел? И не заставил ли его какой-нибудь продюсер встать перед ним в позу поломойки? А как же еще на такие программы попадают…

Так они и не сказали друг другу ни слова до самого конца пути.

* * *

Сани дома не было, потому что не слышно было монотонного гудения работающего компьютера.

Не было и мамы, но это не так удивительно. Может, за хлебом пошла. А вот куда делся братец, привыкший бездельничать за монитором, — загадка. Вроде бы у него сегодня выходной.

— Позвонить, может, братику? — подсказал Максим.

— На что? У него мобильника сроду не было, ему и не надо.

— Он ни с кем не общается?

— Только по Интернету.

— И порнуху качает?

Карина мрачно кивнула:

— Только этим и занимается, ублюдище малолетнее. Качает и на болванки записывает. У него этих болванок уже полный шкаф. И нарочно подписано: «Матрица», «Властелин колец», «Звездные войны». А включишь — такая мерзость!

— Мир катится к коллапсу, — изрек Максим. — Скоро все парни будут только качать порнуху и перестанут обращать внимание на живых девушек, а девушки поголовно станут лесбиянками. А зачатие будет происходить искусственным путем.

Тут Карина не выдержала и улыбнулась: Максим впервые сказал что-то, с чем она была полностью согласна.

— А вот и книжка, — зайдя в комнату Сани, Максим схватил со стола «Питера Пэна», перелистал страницы. — Библиотечная. И часто твой брательник посещает библиотеку?

— Он, вообще-то, студент.

— А, да. «Вернуть не позднее…» Так, он ее взял только вчера. Интересно, интересно… С чего бы это вдруг его на сказки потянуло?

— Кто-то посоветовал? — предположила Карина.

— Скорее всего, причем именно что посоветовал взять в библиотеке, а не скачать текст с Интернета. С другой стороны, в сети сейчас фиг че скачаешь, все библиотеки стали платные… Кстати, давай-ка посмотрим, что у него в компе.

Максим включил компьютер:

— Раньше, чтобы узнать о человеке все тайны, залезали к нему в ящик стола. Сейчас для этого надо поковыряться в содержимом жесткого диска.

На экран вылезло окно выбора пользователя: «Санчо» и «Карик».

Максим кликнул на «Санчо». Появилось: «Введите пароль».

— И какой пароль у этого Санчо-сранчо? Знаешь?

— Знаю, — нехотя отозвалась Карина.

— Ну, и какой?

— Тот самый, который ты только что сказал.

Хмыкнув, Максим набрал «Санчо-сранчо».

«Загрузка личных параметров». «Приветствие».

Картинка на рабочем столе — какие-то узкоглазые дети с автоматами, не то вьетнамские партизаны, не то камбоджийские.

— Kids with guns, — машинально произнесла Карина. Максим так же машинально перевел:

— Дети с оружием.

— Нет, — строго сказала она. — В английском языке есть такие фразы, которые нельзя переводить дословно. Их лучше вообще не переводить. По-русски «дети с оружием» — это просто дети с оружием. А за рубежом это целое социальное явление… И не только в отсталых странах, но даже в Америке.

— Ну да. Школьники, которые одноклассников расстреливают…

— Да. Ребенок с оружием — это куда страшнее, чем взрослый. Он же не понимает, где игра, а где реальность. Он может убить человека просто для забавы — и даже не поймет, что натворил. Это робот, terminator, — последнее слово Карина проговорила по-английски. Произношение у нее было отменное.

— Лингвистикой увлекаешься? — Максим развернулся во вращающемся кресле лицом к Карине.

— Курсы american english. Изучаем не только и не столько язык, сколько образ жизни.

Карина в один миг стала серьезной и высокомерной, будто бизнес-леди. Максим не удержался от искушения немного осадить ее:

— Ну что же, мадам, позвольте проверить уровень вашей подготовки?

— Ну? — холодно спросила Карина.

— Но это касается не английского языка, а скорее общего уровня развития.

Усмешка:

— И что, ты сомневаешься в моем уровне развития?

— Что за книга стоит в шкафу позади тебя? На нижней полке, вторая справа?

— СЭС. Советский энциклопедический словарь, 1979 года. Он раньше у мамы стоял, но Сашка его выпросил. Ему надо для учебы.

— Как ты думаешь, в этом словаре есть слово, которое ты только что сказала?

— Какое?

— Терминатор.

Презрительный взгляд Карины прожег в Максиме сквозное отверстие с оплавленными краями:

— Ты дурак или тебе просто сказать нечего?

— Давай поспорим, что в этом словаре есть слово «терминатор»!

— Ты серьезно, Максим?

— Да, я вполне серьезен. Хочу поспорить с тобой на желание.

— Максим! Я повторяю, это не англо-русский словарь, а энциклопедия! И во-вторых, год — 1979! А фильм сняли… не знаю, когда, но явно позже. И вряд ли об этом бы написали в советском словаре!

— Так спорим или нет? На желание.

— О, Господи, ну спорим, спорим. На желание. И мое желание — чтобы ты больше не пичкал меня своей ерундой!

— Все. А теперь возьми словарь и поищи.

Карина уселась на диван, разместив толстый фолиант на коленях. Максим внимательно следил за выражением ее лица.

Девушка бормотала, скользя глазами по странице:

— Термин… терминал… терминальное состояние… терминальный… о, Господи! — вдруг вырвалось у нее.

— Хе! — воскликнул Максим.

Карина два-три раза изумленно моргнула и вчиталась:

«Терминатор (от лат. termino — разграничиваю), граница между освещенной и неосвещенной частями поверхностей планет и их спутников».

— Это не считается! Это не тот терминатор! — Из-под маски бизнес-леди начала потихоньку вылезать обиженная девочка.

— Считается. Мы на что спорили, вспомни: речь шла о самом слове, а не о каком-то из его значений. Так? И не моя вина, что ты такая неэрудированная личность.

Максиму плеватьбыло на условия спора, ему просто нравилось смотреть на растерянное лицо Карины. Но потребовать своего все-таки стоило, и нужно было бороться до конца.

— Ты доволен, да? — спросила она.

— Нет. Признайся, что проиграла.

— А тебе легче станет? Ну, пусть проиграла. И что?

— За мной желание!

— Размечтался!

— Ты обещала!

— Ничего я тебе не обещала.

— Да ты бесчестный человек, Карик! Уже сомневаюсь, что хочу тебе помогать.

— Ну что, что, что тебе нужно от меня?! — в отчаянии крикнула Карина.

— Пока ничего, но желание за мной.

— Хорошо.

Она насупилась и отвернулась лицом к стене, где висел постер с главным героем игры HL2. Максим внимательно смотрел девушке в спину.

Карина вздрогнула, передернув плечами, и издала звук, похожий на всхлип. Потом, судя по движению локтя, закрыла лицо ладонью.

Максим уже заволновался, но Карина обернулась к нему, и оказалось, что она смеется.

— Что?

— Да нет, это ерунда… — она задержала дыхание и опять расхохоталась. Улыбка была ей очень к лицу.

— Да что такое?

— Ну, это же смешно! В советском словаре есть слово «терминатор»! Я бы в жизни не поверила!

— Теперь поняла? Я просто пытался поднять тебе настроение!

— А сам откуда знал, что оно там есть?

— От мозгов. Проехали. У нас дело.

Осмотр содержимого компьютера начался с папки «Документы Санчо».

Внутри нашлось еще несколько папок. Максим первым делом залез в ту, что называлась «Эротика», и открыл документ под названием «Ядовитое солнце»:

«В то лето родители отправили нас с сестрой на дачу, сами приезжали к нам только на выходные. Целый месяц мы были предоставлены сами себе, брат и сестра с именами, достойными королей: Роман и Регина.

Мы с Региной весь день до вечера загорали в саду среди спелой клубники и крыжовника. Я любил валяться на покрывале, брошенном на землю, и листать книжки, время от времени срывая ягоду с ближайшего куста, а Регина в своем купальнике из одних веревочек дремала на соседнем покрывале. Однажды она шлепнула меня по затылку ладошкой и сказала:

— Ну хватит валяться, соня! Пойдем искупнемся.

Две доски в заборе отодвигались, за ним начинались заросли. Чтобы пробраться сквозь них, приходилось то подныривать под толстые негнущиеся ветки, то переступать через корни, то застревать между стволами, испытывая твердость коры собственной кожей. Я еле поспевал за юркой сестрой. Вскоре места стало побольше, Регина внезапно остановилась и приложила пальчик к моим губам:

— Тише, малыш!

До нас долетали характерные звуки. Мы на цыпочках прошли еще пару шагов и залегли на душистую траву, как шпионы…»

Далее в рассказе говорилось о том, что брат с сестрой подсмотрели, как соседи занимаются сексом на свежем воздухе, после чего сестра соблазнила брата.

«Регина надвинула мои спущенные плавки обратно, прикоснулась щекой к моему плечу и обняла меня.

— Давно ты этим занимаешься? — полюбопытствовал я. До чего же хорошо было лежать на траве, дышать горячим воздухом и ощущать горячую кожу Регины… Только в душе что-то щемило. Словно я отравился ядовитыми солнечными лучами и неизлечимо заболел.

— Тебя не касается, — ответила сестренка и ущипнула меня длинными ноготками».

История кончилась грустно: сестра вскоре умерла от врожденного порока сердца — или, как выразился главный герой рассказа, «от ядовитого солнца».

Дочитав до конца и поймав себя на том, что рассказ ему очень понравился, Максим обернулся к Карине. На ней просто не было лица.

— Я убью его, — прошептала она.

— За что?

— Ты что, не понимаешь? Он читает про секс брата с сестрой, извращенец мелкий!

— Да никакой он не извращенец. Скорее всего, просто озабоченный. У него девушка есть?

— Издеваешься? Нет и никогда не было! Да и кому нужен такой идиот! Который такую дрянь читает!

— А ты уверена, что читает, а не пишет?

— Он не мог этого написать! Для того чтобы что-то написать, нужны мозги, а мой брат — кретин!

— Я надеюсь, это у вас не семейное?

Карина шлепнула Максима ладонью по плечу:

— Ну что тебе обязательно надо меня поддеть? Самый умный, что ли?

— Спокойно, Карик.

Максим бегло пролистал остальные тексты, лишь некоторые из них были посвящены запретным видам любви, в остальном — обычное эротическое чтиво. Все рассказы были написаны от первого лица, грамотным, правильным языком, что редкость для подобных текстов.

В папку «Учеба» Максим заглянул лишь на несколько секунд — там были электронные версии каких-то учебников, готовые рефераты и еще что-то. В папке «Литература» завалялось всего два-три заархивированных сборника фантастики. Саня, скорее всего, не был большим любителем читать с экрана, потому что обычными, бумажными, книгами знаменитых фантастов был заставлен весь его шкаф, кроме нижней полки, где находились учебники и словари.

— Я вот думаю… может, это просто совпадение, насчет «Питера Пэна»? — сказал Максим.

— Только больно уж странное.

— Да, пожалуй… Его бы самого спросить, а где он?

— Сейчас мама вернется, у нее спросим.

— А вообще, за твоим братом не замечалось никаких странностей в последнее время?

— Только одна: на работу устроился впервые в жизни.

— И что у него за работа?

— Дурацкая. Мусор собирать.

— «Санитары города»? Ребята в желтых робах?

— И все-то ты знаешь. Да, он в «Санитары» подался.

— Ни с того ни с сего, да? Как ты думаешь, что его толкнуло?

— Ты считаешь, это важно?

— Карик, а что бы ты предложила?

— Найти друзей того студента из лингвистического, который прыгнул первым. Поговорить с ними, узнать, чем он занимался, о чем говорил…

— Мне неловко тебя расстраивать, но именно этим сейчас усиленно занимаются следователи. У них много всяких зацепок — у нас всего одна, вот эта самая книжка, про Питера Пэна. Будем считать, что это все-таки зацепка. Осталось найти Саню.

— Ну, я, в принципе, знаю место, где он чисто теоретически мог бы быть сейчас…

— Знаешь — и молчишь?

— Мы туда сходим, но не сейчас. Хотя бы через несколько минут. Я хочу маму дождаться…

— Ну, добро.

Максим залез в другую директорию — «Моя музыка», пробежался взглядом по названиям.

— У твоего брата одна только русскоязычная музыка, — заметил он.

— Да, он любит, чтобы по-русски и со смыслом.

— Типа умный?

Они оба рассмеялись.

Голосом кукушки пропел дверной звонок.

— Это мама, я пойду открою.

Карина так торопилась, что даже не стала заглядывать в глазок. Мама наверняка с огромными пакетами, уставшая…

В прихожую, прячась за огромным животом, как за танком, вполз Миша. Карина невольно попятилась. Незваный гость надвигался — она отступала все дальше.

— Привет, — сказал он и протянул Карине цветы. Точно такие же, что и в прошлый раз. Железная логика: прокатило один раз — прокатит и во второй.

— Спасибо, — Карина холодно взяла букет. — Что еще?

— Маме надо кое-что передать.

— Оставь, я передам.

— Нет, мне надо с ней лично кое-что об… это…

Мишина привычка постоянно забывать простые слова и вставлять вместо них «это» раздражала Карину просто до чертиков.

— Зайди попозже. Мама вернется — тогда и об… это…

Как плохо, что мамы нет дома! Этого бурдюка теперь не вытолкаешь!

— Карина, а это?..

— А то? — передразнила она.

— Ну, вот… — он мучительно искал слова. — Мы сегодня на весь вечер едем на… на эти.

Миша волновался.

— На шашлыки, — наобум подсказала Карина и, к большому для себя сожалению, угадала.

— Да, мы с пацанами. Сегодня. На шашлыки.

— Молодцы, — одобрила она.

Незваный гость долго смотрел ей в глаза и молча потел. Наконец решился:

— Айда с нами?

— Да вот еще! — хмыкнула Карина.

— А че?

— Так, Миша, все, у меня дела. Заходи потом.

Его бы подтолкнуть к двери, да Карина боялась до него дотрагиваться. Еще, чего доброго, рука увязнет.

— Не, ну а че?! — кажется, Миша даже слегка возмутился. И, что обидно, на этот его железный аргумент трудно было придумать какую-то отговорку.

— Не хочу я с тобой никуда ехать, Миша.

— А че? Че у тебя за дела-то?

И как ему объяснить, что нету у нее никаких дел, ей просто смотреть на него противно? Все равно ж не поймет. Так и будет полчаса стоять и повторять свое «ну а че?».

— Сегодня вечером дама идет со мной на озеро, купаться, — нахально заявил Максим, встав рядом с Кариной и взяв ее за локоть. — Возражения?

Карина такого не ожидала — даже руку позабыла отдернуть. А Миша — тот совсем оторопел.

Одно из двух, спокойно подумал Максим. Либо эта туша сейчас начнет качать права, а потом кинется на меня, либо предпочтет ретироваться.

— А, — грустно сказал Миша наконец. — Понял. Все понял. Это… извиняюсь, — он затоптался на месте, разворачиваясь к выходу. — Вот, значит, как… Ну, тогда это. Извиняюсь.

Он засунул в рот сигарету, вышел на площадку, громко чиркнул зажигалкой и аккуратно закрыл за собой дверь. Автоматически защелкнулся замок, этот металлический звук прозвучал как короткое прощание.

— Ты меня спас, — серьезно сказала Карина.

— Обращайся, — ответил Максим, которому отчего-то стало грустно.

— Спасибо.

— Спасибо? И все?

— А ты чего ждал?

— Какой-то более ощутимой благодарности.

Вот и настало время обнаглеть. Карина, кажется, поняла его замысел. Ее голос стал едким:

— И чего ты хочешь?

— Ну, дай подскажу. Когда рыцарь спасает принцессу от дракона — его как награждают?

Он подшагнул к Карине. Та отступила на шаг назад.

— Ой, я не могу: рыцарь! Тоже мне, подвиг совершил!

— Ну хочешь, я догоню его и скажу, что произошла ошибка?

— Тебе чего надо от меня?

— А ты еще не поняла?

Он смотрел ей в глаза.

— Целоваться с тобой? Даже не надейся.

— Вот и вся твоя благодарность!

— Ну, я же сказала спасибо, что тебе еще надо?

— Желание, которое ты проиграла. Ты же обещала его выполнить!

— О, Господи! Ну и подонок же ты!

Он развернул бейсболку козырьком назад, чтобы Карине было удобнее его «благодарить».

— Посмотри на это с другой стороны. Выполнишь желание прямо сейчас — и свободна.

— Да не буду я ничего делать, успокойся.

— А если я вдруг откажусь тебе помогать? — Максим подступал к ней все ближе.

— Как долго ты будешь меня этим шантажировать?

— До тех пор, пока ты не выполнишь обещания.

— А когда я его выполню, ты успокоишься наконец?

— Да.

— Тогда вот что… руки за спину убери.

Максим секунду подумал и подчинился.

— Глаза закрывать не буду, даже не надейся, — предупредил он.

— Хитрый, да? — усмехнулась Карина.

Пристально глядя Максиму в глаза — мало ли, какой фокус выкинет? — Карина приблизила свое лицо к его лицу. На самом деле она была ему очень, очень благодарна за его находчивость. Она никогда бы не показала ему, насколько она благодарна — много чести! — но тут еще это дурацкое проигранное желание. Ладно, пусть считает себя героем.

Поцелуй получился, конечно, коротким, но чуть длиннее, чем дружеский. Карина слегка дотронулась до губ Максима, а тот мгновенно впился в ее губы, да так ловко и умело, что она и пикнуть не успела — только секунды через три отдернула голову.

— Ну что, доволен? — спросила она и ушла на кухню.

Максим привалился к стене. Ух… Это было сильно: сперва мощнейший выброс адреналина в кровь, потом отходняк и эйфория… Совсем как на последнем чемпионате в Японии, когда его противник, несокрушимый FirE_Slugg, уткнулся лбом в стену и долго размазывал слезы по скуластому смуглому лицу, не обращая внимания на направленные на него телекамеры. Нет — тогда это чувство было сильнее и длилось дольше. Ну, подумаешь — девушку поцеловал. Максим напряженно вслушивался в ощущения. Губы у Карины оказались довольно крупными и мягкими, при этом — сладкими. Без всяких там фигуральных выражений: сладкими, как карамелька.

Карина тем временем наливала в стаканы самодельный клюквенный морс из трехлитровой банки. Нужно было срочно что-нибудь выпить, чтобы немного успокоиться. Ей было слегка не по себе: последний раз она целовалась больше года назад и совершенно забыла, как хорошо от этого бывает… Успокоиться и больше не показывать ни одной слабости при этом парне. И как это ему удалось так легко добиться своего? Карина даже обругала себя мысленно: неужели она так запросто взяла и поддалась? А этот Максим опасен, больше не нужно его недооценивать. И целоваться умеет. И сигаретами от него не воняет, как от большинства парней…

Карина вернулась с кухни, держа в каждой руке по стакану с рубиново-красной жидкостью. Максим стоял, вальяжно привалившись к стене и скрестив руки на груди, и о чем-то думал.

— Нет-нет, вина не пью! — воскликнул он.

— Это морс.

Максим совершил довольно странный жест — обмакнул мизинец в свой стакан, понюхал его, лизнул и лишь потом отпил из стакана.

— А почему ты не пьешь вино… Оно сладкое… — отвернувшись, пробормотал он так тихо, что Карина не могла услышать, потом сказал обычным голосом: — Действительно морс. Спасибо, очень вкусно. Знала б ты, сколько раз мне пытались под видом морса подсунуть винца или чего-то еще алкогольного.

— Ты вообще, что ли, не пьешь?

— Да. Но к делу это не относится. Я что хотел сказать: пока ты со своим воздыхателем беседовала, я у Сани нашел кое-что любопытное в музыке.

— Какую-нибудь песню про самоубийство?

— Про это в наше время поет каждый второй. Но тут особый случай. Знаешь группу «Пластика»? Ваша, местная.

Карина открыла рот, но Максим ее опередил:

— «Такой ерундой я не интересуюсь». Ты это хотела сказать? А я вчера у них на концерте был. Смысл в чем: у этой группы есть песенка «Не стану взрослой». Такая, прямо скажем, тематическая вещица. У Сани на компе она есть плюс еще несколько песен той же группы. Запись, конечно, отвратительная, с концерта, но не суть важно. Вот подумалось: может, они что-то знают? Или даже имеют какое-то отношение к нашей секте, которую мы ищем.

— И где ты собрался их искать?

— Ну, есть у меня одна знакомая, которая их хорошо знает… Думаю, она не откажется меня с ними свести.

— Ты сказал, ты позавчера приехал?

— Ну.

— И раньше никогда здесь не был? А уже всех знаешь и везде был.

— Случайное совпадение, — пожал плечами Максим.

— Не верю в случайности, — серьезно сказала Карина. — Я, кажется, поняла, кто ты.

— Интересно услышать твою версию!

Карина вертела в руках пустой стакан, пристально глядя на Максима.

— Ты журналист. Из столицы. Ездишь по городам и пишешь огромный материал с продолжением, что-то вроде путевых заметок. И ведешь себя странно, чтобы никто не узнал, кто ты есть на самом деле. Так?

— Честно? — Максим задумался, открывать ли свою тайну. — Может быть, ты и права. Это совершенно неважно.

— Я уверена, что это правда. Слишком уж хорошо тебе дается расследование.

— Да какое это расследование, хе! Я уверен, под конец окажется, что «Пластика» — обычная эмо-группа, твой брат — обычный битард, а эти два самоубийства никак не связаны — просто дурацкое совпадение.

— Что такое «битард»?

— Долго объяснять. Ты сказала, ты знаешь, где найти Саню?

— Предположение есть.

— Ну, пойдем. Мне не терпится задать ему несколько вопросов.

* * *

Как назло, на выходе из подъезда Карина столкнулась с мамой, которая тут же затараторила:

— Далеко ль собралась? Опять куда-то убежала, нет бы со мной до магазина прогуляться? Сашенька убежал, ты убежала. А мне одной в магазин ходить? Мужика-то в доме нет. Хоть бы сумки помогла донести.

«Пропади ты со своим Сашенькой-фигашенькой», — подумала Карина в сердцах.

— Давайте, я помогу, — Максим взял у нее все пакеты разом. Набитых до отказа пакетов было пять, на ладонях матери с обеих сторон остались красные полосы.

Когда надо, он и подхалимом быть умеет, отметила Карина. Интересно, как он это определяет: с кем быть вежливым, а кого с ходу осадить.

Максим с пакетами исчез в подъезде. Мама задержалась на секунду и спросила:

— Что за мальчишечка? Однокурсник?

— Да, — соврала Карина, чтобы отвязаться от лишних расспросов.

— Симпатишный. — сказала мама.

— Может быть, я что-то не заметила, — пожала плечами Карина. — Мама, а где Саня?

— Ушел к друзьям. Будет только завтра вечером.

Неожиданно.

— К каким друзьям?

— Адрес тебе, что ли, сказать? — мама засмеялась. — Явки, пароли? Сказал: переночую у друга, от него — сразу на работу. Так что дома будет завтра вечером, не раньше. А тебе-то что? Волнуешься, что ль?

— Да, немного, — опять соврала Карина.

— Большой он уже у нас, Карик! Имеет право.

Через минуту ей пришлось попрощаться с Максимом:

— Макс, мне жаль, мама требует, чтобы я ей помогла… Хочет меня запрячь до самого вечера…

— А как же Сашу искать?

— Он будет только завтра вечером… И я вообще понятия не имею, где он. Знаю только одно место, где он может быть, да и то мне почему-то кажется, что его там нет. Ты сходи, проверь.

— А может, маму вместе уболтаем?

— Лучше не надо. Она и так на меня постоянно сердится, непонятно за что…

— Не грусти, — сказал Максим. — Торопиться нам пока что некуда. Я позвоню, если будут новости.

Он сжал в руке ее пальцы. Карина высвободила их, но только спустя секунд пять.

— Иди прямо по улице, до первого поворота направо, свернешь и иди еще столько же. Там будет игровой салон.

— Как называется?

— Так и называется: игровой салон. Вывеску увидишь. Поднимешься на второй этаж, спросишь там Сашу Колосова. Его там все знают.

— Пока, Карина.

— Пока.

В момент прощания ее лицо было вполне доброжелательным. Кажется, она всерьез поверила, что Максим — супержурналист из столицы. Забавно.

Ему стало жаль Карину. Ведь он скоро выиграет это пари, первый шаг сделан, а остальное — дело ближайшего времени. Это хорошо, конечно, но ведь потом ему все равно придется бросить девушку и исчезнуть… А она опять останется одна. Почему-то Максим понял, что у Карины уже давно никого нет. И не будет, если она не выпилит свое изрядное самомнение.

Что характерно, Эллу ему вообще не было жаль. И даже больше: он не чувствовал, что поступает с ней как-то нехорошо. Ведь он ей сразу сказал: я хочу хорошо провести выходные, и больше ничего. А Элла согласилась.

Да какая разница, вообще? В любом случае, ни одной из этих девушек Максим не мог предложить никаких серьезных отношений. И несерьезных — тоже. Он здесь максимум дня на три. Вряд ли это дурацкое расследование продлится дольше. Ну, походят они с Кариной туда-сюда, найдут пару «зацепок», да все на этом и закончится. А потом он выиграет пари, заберет у Кости то, что принадлежит ему, да и поминай как звали. Эх, до чего ж приятно жить, когда не надо думать о будущем! И главное — никаких ежедневных тренировок, которые за последние несколько лет надоели до сблева.

Эллу нужно обязательно увидеть сегодня же вечером. И как следует с ней оторваться. А вот интересно, что выбрал бы он, кабы ему предложили: еще одна ночь с Эллой или еще один поцелуй Карины? А, неважно. Уже ничего не имеет смысла. Пусть другие барахтаются в надежде получить от жизни сладкий пирог, но уж кто-кто, а Максим точно знает: никакого пирога нет. The cake is a lie.

Он брел, неторопливо везя отяжелевшие ноги по горячему асфальту. В животе у него до сих пор было тепло и приятно от супа, съеденного в гостях у Кати. Последние годы он жил на одном фастфуде, и каждый раз, когда Максиму доводилось поесть чего-то посерьезнее куска пиццы и стакана колы, его начинало клонить в сон. Потому он и старался питаться пореже, а главное — не обедать. На завтрак Максим обходился чашечкой кофе с какими-нибудь бутербродами, зато под вечер наедался до отвала, но только в том случае, если знал, что ночью удастся поспать. Максим привык бодрствовать по двое-трое суток — и жил в такие периоды на одних энергетиках и шоколадках.

Достал КПК, отправил Элле сообщение: «Как поживает моя девочка? Как насчет приятного вечера вдвоем?» Может, плюнуть на этот салон? Нет, надо заглянуть обязательно. Большая часть жизни Максима прошла в таких заведениях. Пусть будет еще один.

А вот и он. Двухэтажное здание XIX века, ярко-белое, ухоженное. На первом этаже, если верить вывеске, — какая-то страховая компания, на втором — игровой салон, ага. И между этажами на стене небольшая памятная дощечка: «Дом купца Третьякова, охраняется государством».

Поднялся наверх по длиннющей деревянной лестницей, упиравшейся в двери туалетов, мужского и женского. Площадка удивительно чистая, даже не натоптано, не говоря уже об окурках и кожуре от семечек.

Открыв дверь, очень толстую, Максим оказался в просторном помещении. Вдоль стен — столы с компьютерами. Посетителей немного — человек восемь. Все школьники, если не считать одного парняги внушительных размеров. Да это же Вадим Мельников!

— Привет, Вадим.

— О, — мрачно удивился он. — А ты какими судьбами тут?

— Ищу одного парня, Сашу Колосова. Знаешь такого?

— Знаю. Только его здесь уже дней десять как нет. Раньше он раз в два-три дня стабильно появлялся… — Вадим почесал ладонь о щетинистую щеку и поинтересовался:

— А на фига он тебе?

— Денег должен.

Вадим понял, что это не его ума дело, и умолк.

Так вот куда он уходит каждый день — в компьютерные игрушки по сетке играть! Неинтересно.

А здесь неплохо. Чисто, и никакой вони. Напротив, Максиму показалось, что в помещении витает еле заметный аромат некоего благовония, сандала либо ладана. Не было слышно и мата. Небольшая бригада мальчишек колотила по клавишам компьютеров молча, с сосредоточенными лицами, лишь один из них вскрикнул вдруг: «Ну ты, блин!..» — и тут же затих, сконфуженно глядя в сторону администратора.

Максим проследил за его взглядом и изумился еще больше: за администраторским компьютером сидел бородатый поп в рясе. Священник погрозил пальцем, сурово сдвинув густые брови, и важно произнес:

— Блины будешь дома стряпать, блинопек!

— В шоке, да? — спросил Вадим. — Этот салон принадлежит нашей церкви. Здесь нельзя ругаться, плеваться, пить и курить. И жвачку жевать, и семечки грызть. Зато цены ниже, чем во всех остальных салонах.

— Я думаю, и доходы невелики?

— А они не ради доходов все это сделали, а для того, чтобы школота по улицам не шаталась. — Он перешел на шепот: — Попов ненавижу с детства. Хожу сюда только потому, что здесь тихо и уютненько. Можно посидеть, повариться в собственных мыслях. Ну, ты понимаешь…

— Ах ты, мыслитель!

Мальчишки начали бросать в сторону Максима любопытные взгляды.

— Я тебя умоляю, — прошептал он на ухо Вадиму. — Только не говори им, кто я такой.

— Договорились.

Максим двинулся к выходу. Не удержавшись, по пути завернул к столику администратора и с невинным лицом спросил:

— Вы случайно не из этих… не из православных геев?

— Я-а-а тебя! — протянул поп, показав огромный волосатый кулачище.

Присмотревшись к Максиму, произнес совсем другим тоном: — Ты смотри, кого к нам Бог занес! Поздравляю!

— С чем? — обалдел Максим.

— С победой. На чемпионате «Панда геймз».

Говорил священник размеренным, полным достоинства баском, отчетливо окая.

— А вы откуда знаете?

— Ну что ж мы, прости, Господи, новостей «Яндекса» не читаем? — усмехнулся сквозь бороду священник.

Максим опустил пониже козырек бейсболки и выбежал из помещения.

Видео: Михаил Слегой и Мария Иванова. Источник: young4ever.org

Камера подрагивает — ее держат в руках. В кресле светловолосая девушка из категории «миленькая, но ничего особенного». На ней шлепанцы и домашний халат, в руках сигарета.

Мария. Снимаешь, да, Миш? (Заученно.) Здравствуйте, меня зовут Маша Иванова, мне восемнадцать, я в теме три недели. Три недели назад меня не допустили до сессии. Сначала не допустили, а потом официально отчислили. Домой я еще не вернулась. Мои родители уверены, что у меня сейчас сессия. Если они узнают, что меня выгнали за прогулы, то просто не пустят обратно. Они же столько своих денег отдали, чтобы я поступила…

Мой друг Миша в теме четыре с половиной месяца. Он убедил меня стать вечно молодой. Мы с Мишей решили не ждать двадцати одного. Мы уйдем сегодня. (Нормальным голосом.) Ну как, нормально получилось?

Михаил (за кадром). Ага, супер.

Разворачивает камеру к себе. Лицо широкое, похожее на боксерскую перчатку.

Меня зовут Михаил Слегой. Мне двадцать. Да, я уговорил Машу. Ведь отчислили ее в какой-то степени из-за меня…

Мария(за кадром). Да ладно, Миш!

Михаил. Да, из-за меня. Поэтому я ее уговорил. Если мы уйдем вместе, то получится, что никто никому ничего не должен. И спрашивать не с кого. Лично я решил стать вечно молодым по своей воле. Причины? Никаких. Захотел, и все. Понял, что это мое. А еще я Машку люблю очень. И не хочу когда-нибудь увидеть ее старой и толстой. Все. С вами были Миша и Маша. Маш, давай сюда.

Отводит руку с камерой так, чтобы в кадр попали оба. Мария обнимает его. Михаил кивает — это сигнал.

Мария и Михаил (Хором). Мы прожили долгую жизнь и ни о чем не жалеем!

4. Ночь воскресенье — понедельник

— Знаешь, как меня в школе дразнили? — спросила Элла.

— Откуда я могу это знать?

— Ну, догадайся…

— Ну, я могу попытаться… только не хочу тебя обижать.

— Ты меня не обидишь.

— Ну, тогда держись!

Максим потер указательным пальцем подбородок, пошарил в запасниках памяти, вспомнил слова, которые слышал утром от Кости, и предположил:

— Фрикаделька?

— Угадал. Элька-фрикаделька.

— Ничего себе! А ведь я просто так предположил.

— А мне всегда нравилось. Фрикаделька — как будто от слова «фрик».

— А я бы назвал Элька-карамелька.

— У меня была кошка Карамелька. Ты любишь кошек?

— Не-а. Ни кошек, ни собак.

— Животных вообще не любишь?

— Я к ним равнодушен… Хотя если честно — я обожаю панд.

— Да, они забавные.

— Я как-то раз даже специально ездил в столицу, в зоопарк, когда из Китая привозили двух панд, Бэнь-Бэнь и Вэнь-Вэнь. Честно: стоял перед клеткой, смотрел, как они хавают бамбуковые побеги, и не мог оторваться. Просто стоял и дико ржал. Они на людей чем-то похожи. Вот заработал бы я кучу денег — отгрохал бы себе особняк, трехэтажный, завел бы себе парочку панд. И даже отвел бы им один этаж.

Скамеечка была удачно скрыта от взглядов прохожих кустами. Здесь можно хоть развратом заниматься, но Максим пока что этого не планировал. Ему даже целоваться с Эллой не очень хотелось, хотя это было по-прежнему приятно.

Вкусно пахло липами.

— Максик…

— Да?

— А почему ты выбрал именно меня?

— Понравилась твоя фотка.

— Да это стремная фотка!

— Вот именно. У тебя там такое лицо, будто тебе на все покласть.

— Ну, так и есть, если че…

— Вот-вот. Ты мне понравилась, потому что ты настоящая, не такая, как большинство девчонок. А еще ты немного на панду похожа…

— Я? — она негромко фыркнула. — Вот здорово…

Пауза для поцелуя.

— Как там твои родители?

— Нормально, а что?

— Они тебя отпустили?

— Да, на всю ночь. Ругались, а потом отпустили.

Интересно, подумал Максим, а почему меня не покидает ощущение, будто ты нагло врешь? Точнее, недоговариваешь.

Нет, правда — почему? У Максима нет причин ей не доверять. В конце концов, она же здесь — значит, ее и правда отпустили. Или она сама ушла — неважно. Другой вариант — у нее есть кто-то еще, кроме Максима. Вот и славно! Когда он навсегда уйдет, Элла вернется к своему парню и будет счастлива с ним, а Максима скоро забудет.

От таких мыслей Максиму стало приятно, он крепко взял Эллу за затылок, запрокинул ей голову и опять всосался в губы долгим, жадным поцелуем.

М-да. Неплохо, но все равно уже не то. У Карины губки поприятнее.

— Нам еще долго? — спросил он.

— Они собираются в десять. Еще час.

— А что так поздно?

— Ночью база стоит дешевле.

— Тогда понятно. А они не против, что мы там появимся?

— Нет. Я туда могу приходить в любое время. А ты — со мной.

Девочка не так проста, как кажется, отметил Максим.

— Скажи, милая моя, а ты согласна с песней «Не стану взрослой»?

— В смысле?

— В смысле: тебе не страшно взрослеть?

— Не-а, — ответила Элла, подумав с несколько секунд. К вопросу она явно была не готова. — А надо?

— Ну, ведь ты же не будешь носить все это всю жизнь: пирсинг, драные джинсы. Придется когда-нибудь снять, когда повзрослеешь.

Она пожала плечами, очень красноречиво. Дескать, вот тогда и посмотрим.

— Ты уже думала, чем будешь заниматься?

— Сначала образование получу. А там уж не останусь без дела.

— Какой оптимизм. А представь себе ситуацию: ты закончила вуз и вдруг поняла, что ты абсолютно ничего не умеешь, что твой диплом — пустая бумажка, и никому ты особенно не нужна. А ведь надо работать, надо устраиваться в жизни…

— Я не думаю об этом, — призналась Элла.

— Знаешь, кому я завидую, Эля? Тем, кто с семнадцати лет где-то подрабатывает. Дело не в том, что он зарабатывает деньги, — а в том, что он точно знает, на что способен. Вот ты работала где-нибудь когда-нибудь?

— Не-а, — ответила Элла.

— И как-то не тянет, угу?

— Угу.

— Вот. И не факт, что потянет, как только ты закончишь свой факультет этих самых связей с общественностью.

— Пиарщики всегда нужны…

— Я не говорю о востребованности. Я говорю о том, что тебе самой, может быть, ничего этого не захочется.

— Может, и не захочется. Дожить надо.

Максим решился на лобовую атаку:

— Эль, а тебе никогда не хотелось покончить с собой? Знаешь: взять да и выпрыгнуть в окно. И все.

— Ну, хотелось… — сказала Элла. — Когда депра мучает.

— И часто она тебя мучает?

— Ну, бывает…

— И ты бы сделала это?

— Три года назад хотела.

— Почему?

— Одноклассники довели.

— А, понимаю. Бывает. А что остановило?

Элла помолчала, сложив руки на груди. Ей нелегко было об этом вспоминать.

— Если б я это сделала, все были бы только рады. Наша класснуха говорила, что я тупая и что меня даже семечками торговать не возьмут. В классе со мной никто не общался. А одна девка меня постоянно травила по-всякому. Мне вообще сказать ничего было нельзя, она тут же передразнивала. И все ржали. У меня была такая мысль: выйти к доске отвечать и на глазах у всех упасть на ножик.

— Но ты удержалась?

— Да, — мрачно сказала Элла. — Больно жирно для них.

Максим обнял ее:

— И с тех пор ты об этом больше не думаешь?

— Думаю, но редко. Я теперь живу, как мне нравится.

— И взрослеть не боишься.

— Не боюсь. В любом возрасте можно жить, как тебе нравится. Мне кажется, я и в семьдесят лет буду такой же, как сейчас, — она вяло улыбнулась. — Надеюсь.

— Хочешь чего-нибудь? — спросил Максим.

— Энергетика.

— Пойдем, купим.

Взявшись за руки, они вышли на тротуар.

— Макс, а можно я тоже спрошу… — несмело попросила она.

— Да?

— У тебя глаза очень грустные. Почему?

— От природы такие.

— Максик, мне кажется, тебе очень больно, — неожиданно сказала она. — Я знаю. У меня так много раз было.

Он не стал отпираться:

— Ну да, есть немножко.

— Ты кому-то сделал плохо?

— Да.

— Максик, прости себя. Ты никому ничего не должен.

Он мог бы поспорить, но не стал.

Элла стала заметно разговорчивее. Максим называл ее Эля или Элька, она его — Максик. Девчонка была одета как вчера, лишь вокруг шеи намотан легкий розовый шарфик.

Вдоль тротуара стояли красивые скамеечки с выгнутыми спинками, почти все были заняты парочками. Максим задержал взгляд на одном молодом человеке, чья бритая наголо голова блестела в свете фонаря, будто огромная лампочка. Он узнал сноба-интеллектуала, которого видел вчера в кинотеатре, Молодой человек что-то горячо доказывал сидевшей рядом девушке, потрясая зажатой в руке банкой дорогого пива. Максим прислушался и уловил только:

— …Понимаешь, а страсть — это всего лишь тоненькая прослойка…

А он, наверное, сильно хочет ей присунуть свою «тоненькую прослойку», подумал Максим и усмехнулся.

Вскоре он услышал музыку, которая доносилась из репродукторов над входом в круглосуточный супермаркет. Звучала красивая инструментальная композиция с лидирующей флейтой — Кенни Джи или что-то вроде того. Максим и Элла шли сквозь эту мелодию, как сквозь живой, журчащий водяной поток, смывая с себя накопленные за день грязь и усталость. По крайней мере, именно так показалось Максиму с его богатым воображением. Элла еле заметно улыбалась — ей тоже было хорошо.

Все-таки она не настоящая эмо-гел, не «тру», как принято говорить. Просто девочка, одетая в черное с розовым. И не грустная, а просто задумчивая, вся в себе. Так бывает: человек напяливает на себя какую-нибудь униформу и думает, что теперь он другой. А Элька — обычная девчонка, которой всего лишь не хватает внимания.

— Эй, посмотри! — воскликнул он.

— Что?

— Там! — Максим указал на другую сторону улицы.

— «Санитары города»… — удивилась Элла.

Парни в желтых комбинезонах и желтых кепках шагали колонной по двое, будто солдаты, — только что не в ногу. Их было десятка четыре.

— У меня от этих ребят мороз по коже. Фашня какая-то… — пробормотал Максим. — Что они тут делают вообще?

— У них тут поблизости Центр развития…

— Я не об этом. Что они тут делают ночью, в полном составе?

— Работа какая-нибудь…

— Какая-такая работа, которую дворник не может сделать днем?

— Но они не совсем дворники…

— Это точно.

Максим, остановившись, смотрел на парней в желтой униформе, пока последние двое не скрылись за поворотом.

* * *

Вадим Мельников вышел из своей комнаты, распахнув дверь ногой. Подозрительно понюхал воздух и быстрыми шагами отправился на кухню.

— Чёй-то ты делаешь? — мрачно спросил он.

— Вон там на столе пробная партия, — грустно отозвался Константин, не поворачиваясь к соседу. Он сидел на табуретке возле плиты и неотрывно смотрел в духовку, будто в экран телевизора.

Вадим с сомнением посмотрел на самодельное печенье, горкой лежавшее на тарелке. Печенюшки были разной формы и толщины. Вадим надкусил одну.

— А ничего, — буркнул он. — Чёй-то ты в пекари подался?

— Вот, нашел, — Константин показал книгу рецептов. — В кладовке, среди хозяйкиных вещей. Думаю, а возьму да состряпаю чего-нибудь.

— И на хрена? Ты ж вроде сладкое не любишь?

— Да не знаю… Чего-то торкнуло. Вот придут Макс со своей девчонкой — хоть пожуют немного.

— Он опять сюда свою толстуху притащит?

— Не знаю, возможно. Он позвонил, сказал — ушел гулять с Элей, будет очень поздно.

— И не в лом ему!

— А в чем-то он прав, знаешь, — судя по голосу, у Кости было плохое настроение. — Живет, как ему нравится, и не заморачивается.

— Лучше бы со мной по сетке порубился, чем с жирными бабами обжиматься, — пробормотал Мельников.

— Ну, он вообще-то не для этого приехал.

Вадим недовольно что-то пробурчал с набитым печенюшками ртом.

— Ты ж не собираешься провести за играми все лето?

— Собираюсь, — заявил Вадим. — Я собираюсь посвятить этому остаток жизни.

— Радикально. А на жизнь как будешь зарабатывать?

— Как Максим.

— Ты серьезно? А ничего, что Максим в наши годы уже супер-мега-чемпион?

— Ему девятнадцать.

— Да? Странно. Я б ему дал двадцать один. Ну тем более. Куда тебе!

— Мне кажется, в любом возрасте не поздно.

— Да лучше делом займись. Ай, да чего я… — Костя махнул рукой. — Тебе разве чего докажешь.

— Да, — угрюмо согласился Вадим. — Я дерьмо и дерьмом останусь.

— Пришел действовать мне на нервы своим нытьем?

— А что делать, если Инет отрубился.

— Ну, не знаю… В игрушки поиграй.

— Не могу, глаза болят. Фильмов тоже смотреть не хочу. Я никчемное создание.

— Да что ты такое говоришь, а?

— Я говорю, что моя жизнь ничтожна, как и я сам.

— Вадимка, я это от тебя слышу уже целый год. Ничего ж не изменилось! Тебе скоро двадцать один. Сделай что-нибудь над собой.

— Чего?

— На работу устройся.

— А смысл?

— Деньги появятся. Девчонки любить будут.

— Меня уже никогда не будут. И жизнь моя уже миллион раз просрана.

— Заткнись. Надоел уже.

Костя вынул из духовки противень, высыпал готовое печенье на тарелку.

— Осторожно, горячее, — предупредил он. — Все не жри, оставь Максу и Эльке.

— Че делать, а? — Вадим пощекотал пальцы щетиной.

Константин пожал плечами — он знал, что его сосед редко ложится спать раньше четырех утра. Да и самому спать не особенно хотелось.

— Предложение такое, — сказал он. — Сейчас мы одеваемся и идем куда-нибудь.

— Куда?

— А все равно куда. Может, с какими-нибудь двумя девчонками познакомимся.

— И че я буду делать?

— Ничего. Говорить буду я, а ты знай себе молчи с умным видом.

— Ну и будет у тебя две бабы, а у меня ни одной! — произнес Вадим заранее обиженным голосом.

— Во дурак-то, а… Ты идешь или нет?

— А че я буду делать… — повторил Вадим. — Не, не пойду.

— Точно?

— Точно. Не хочу никуда идти. Все.

— А с Максом бы пошел?

— С Максом? Пошел бы…

Костя озадаченно прищелкнул языком: имя Максима действовало на Мельникова как заклинание.

— А я тоже никуда не пойду. У меня завтра собеседование, лучше выспаться. А то примут за алкаша.

Вадим ушел. Константин задумался. Крепко задумался.

Пожалуй, впервые в жизни у него появилась убедительная версия: как объяснить странное поведение Мельникова. Почему Вадим так шарахается от девчонок, и в чем причина его необъяснимой тяги к Максиму.

С Максом нужно поговорить, решил Костя. Серьезно поговорить.

Вадим Мельников вернулся в свою комнату и едва успел затворить за собой дверь, как из кухни донесся громкий звон разбитого стекла. А затем — громкая ругань Кости.

Потрясая жирами, Вадим вбежал на кухню. Пол был усыпан осколками, Константин орал, высунув голову в разбитое окно:

— Ты, сука мелкая, иди сюда!

Мельников подобрал с пола кусок кирпича:

— Кто кинул?

— Не видел. Я выглянул — никого.

— Школота какая-нибудь…

— Вот только узнаю кто — мало не покажется…

— Пошли прямо сейчас выйдем и всех опиздюлим, — угрюмо предложил Мельников.

— Да они уж давно убежали… Такие вещи сгоряча не делаются. Придется расследование провести. У соседей надо будет спросить, у тети Вали, у Михал Евгеньича… — Костя махнул рукой, выругался, а потом вдруг рассмеялся: — Прикинь: сижу, думаю… Тут хренас! Стекло вылетело. Я чуть в штаны не наделал. Бывает же такое…

— Ни хрена смешного, — пробурчал Вадим. — Что с окном будем делать?

— Новое вставим. Фигня. Не, мне просто интересно: почему именно в наше окно?

— А потому что свет горит.

— И что? Я б в те окна кидал, где темно. Чтоб как в песне: «Я проснулся ночью от разбитого окна. Это значит — пора бежать на черный ход…» А у нас и черного хода-то нет, — он вернулся в прежнее расположение духа и, грустно вздохнув, стал собирать с пола осколки. — Чего встал, помогай давай.

* * *

«Симпотичный МЧ познакомиться с прикольной девченкой для совместного отдыха на ее территории))))))»

В анкете было еще много всего, но Карина не стала читать. Хватило и первой строчки. Мало того что неграмотный — так еще и озабоченный. Как и все парни на этом сайте знакомств. Даже те, кто в графе «цель знакомства» пишут не «секс» и не «флирт», а «переписка», уже на третий-четвертый день этой самой переписки предлагают встретиться. Встречи заканчиваются либо неумелыми домогательствами, либо ничем: после совместного похода в кафе или в кино парень исчезает.

Карина давно уже не строила иллюзий насчет парней из Интернета, да и в романтику не верила, — просто хотелось хоть немного понять, чего же на самом деле хотят парни, кроме того самого. По всему выходило, что ничего. Правда, и взамен им дать нечего, помимо собственной драгоценной персоны. Вот, пожалуйста: «для совместного отдыха на ее территории». Даже привести девушку некуда, а туда же — знакомиться.

Вот чуть больше недели назад появилась необычная анкета, всего из одной фразы: «Ищу девушку, которая поможет мне быстро потратить тысячу долларов». Грубо, зато четко и конкретно.

Глубокий вздох. Да, Карина не удержалась и написала автору той анкеты. Разумеется, она ни в коем случае не собиралась заводить никаких отношений, а тем более спать с ним. Просто интересно было посмотреть на этого человека. Если так разобраться, этот неизвестный откровенно предлагал продаться за тысячу долларов, но — все-таки! — ему нужна была не проститутка, иначе он полез бы совсем на другие сайты, а нормальная девушка. И другой вопрос — почему именно за тысячу? Что, он нашел их одной бумажкой и не знает, куда потратить? Нет-нет, скорее всего, он зарабатывает намного больше, а эта тысяча — так сказать, излишки.

Карина, чего греха таить, первым делом прикинула, как бы она распорядилась этими деньгами… точнее, помогла бы распорядиться этому благодетелю. Нет-нет, никаких ресторанов и боулингов, только хорошая пробежка по магазинам. И сама обновит гардероб, и мужику приятно, что его деньги потрачены не как-нибудь, а с пользой.

Он ей до сих пор не ответил. Вообще ничего, ни словечка. И свою анкету удалил — значит, нашел все, что искал. Мог бы хоть строчку черкнуть: извини, ты не в моем вкусе. Ну что, что мужикам еще надо?! Карина приложила к своей анкете целую кучу фотографий, и в купальнике, и в выпускном платье, и в мини-юбке, и в любимом коротеньком домашнем халатике… Пусть обкапается слюной! И ведь дошло бы дело до личной встречи, одной тысячей он бы не отделался! Но не дошло почему-то. Неужели она недостойна того, чтобы на нее потратили смешную, по сути дела, сумму?

Удалить анкету. Немедленно. В этом городе нет приличных мужчин, а те, что есть, просто не доросли до нее.

Именно это Карина и сделала. Ведь в любое время можно восстановить. Она уже раза три-четыре так делала.

Как все-таки здорово, что Сашка ушел на всю ночь. Можно побыть одной за компьютером. Именно поэтому она и соврала Максиму, что мама нагрузила ее домашней работой до самого вечера. А он и поверил. Или сделал вид, что поверил, — неважно. Он и без нее неплохо справится.

Карина недавно обнаружила, что может просидеть на городском сайте знакомств несколько часов подряд. А спроси ее, чем конкретно она там занимается, — ей просто нечего будет ответить. Ну, смотрит анкеты парней. Ну, отшивает разных маменькиных сынков, которые восхищаются ее фотографиями и предлагают встретиться «в реале». Ну, бывает, подолгу с кем-нибудь треплется — просто так, без каких-то конкретных целей. Но несколько часов! Это нужен талант, как у Сани.

Такимитемпами она себе скоро и журнал заведет и будет туда выливать сопли, как какая-нибудь пятнадцатилетняя девчонка, вся такая одинокая и никем не понятая. Ей вдруг пришла в голову одна мысль: а как обстояли дела с личной жизнью у Алены? С кем-то рассталась, давно уже, и новых отношений не завела… Так всегда бывает: самые лучшие девчонки — самые одинокие. И Аленку можно понять, лучшие годы жизни проходят впустую, и дальше будет только хуже. Именно так и казалось Карине в тот момент, когда она вставала из-за компьютера с осознанием того, что еще два-три часа жизни потрачены совершенно впустую.

В квартире было тихо. Сашки, главного производителя шума, нет дома, мама спит… Карине не хотелось ни спать, ни за компьютером сидеть, ни телевизор смотреть. Но у нее имелось собственное средство от бессонницы — выйти на балкон, открыть окно и смотреть на проезжающие внизу машины. Или на звезды. Или включить свет на кухне, чтобы на балконе стало светло, и читать книжку, пока не сморит. Там, на балконе, стоит очень удобное кресло, которое при желании можно разложить и превратить в кровать, если лень будет возвращать в свою комнату.

Выходя, Карина взяла со стола книжку, перелистала. Кроме Джеймса Барри в этом томике было еще несколько других авторов, а сама сказка про Питера Пэна оказалась совсем небольшой. Вот и хорошо. Если Максим считает, что эту книжку срочно надо прочитать, — пусть будет так.

* * *

— Ну, как ты себя чувствуешь? — Никита по-дружески приобнял Саню.

— Не знаю… Странно как-то. Вот это — объект?

— Да. Здесь будет профилакторий для сотрудников компании.

Длинный недостроенный дом из красного кирпича, заброшенный лет десять назад, во время кризиса, находился в овраге. Наружу выглядывал только второй этаж. Крыши не было, вместо окон — черные провалы.

— И как будет называться? «В яме»?

— Не ерничай, — эта фраза прозвучала почти как приказ. Никита был каким-то новым — резким, суровым. — Хорошее, спокойное место. Компания знает, что делает.

— Ага… Так я не понял, наша-то задача какая?

— Твои друзья уже участвовали в подобных операциях, они тебе все объяснят. Все — стоим, ждем.

— Чего ждем?

Вместо ответа десятник хлопнул его по спине и отошел.

«Санитары» разбрелись по пустырю. Молчали, не глядя друг на друга, смотрели в стороны или на звезды. Если разговаривали — то негромко, почти шепотом.

Саня, напряженный и сбитый с толку, бродил туда-сюда. Вопросительно смотрел в лица знакомых «санитаров», но никто не хотел ему ничего объяснять, а спрашивать он не решался.

Метрах в ста от заброшенного дома, на другом конце пустыря, остановился желтый фургон с эмблемой на борту: земной шар, лежащий в человеческой ладони.

«Санитары» гурьбой устремились к машине. Из кабины выпрыгнул один из координаторов, Сергей, энергичный сорокалетний мужчина с темным лицом, какое бывает у сильно пьющих людей. Саня уже несколько раз слышал про этого человека: раньше он был запойным алкоголиком, от которого ушла семья, год назад начал работать простым «санитаром», завязал с алкоголем и дослужился до координатора, и мало того — у Сергея есть все шансы стать следующим руководителем всей санитарной службы.

— Десятники — ко мне, — коротко приказал он по-армейски. — Постройте ребят.

— В очередь! Становимся в очередь! — командовали десятники.

У фургончика быстро вырос длинный человеческий хвост.

Саня тронул за плечо стоявшего перед ним Бориса, шепотом спросил:

— Инвентарь, да?

— Ага, — негромко ответил тот, переминаясь с ноги на ногу. Быстро так: дерг-дерг. Он сильно нервничал. — Инвентарь, ага. Специальный.

Фургон отворил задние двери. Саня поднимался на цыпочки, изо всех сил пытаясь разглядеть, что же там такое выдают, но не мог из-за темноты.

Подошла и его очередь. Саня получил нечто вроде скаутского шеста метровой длины, только не деревянного, а из какого-то синтетического материала. Палка как палка, ничего особенного. Не тяжелая, но увесистая.

— Двумя руками возьми, — вполголоса посоветовал Борис.

Саня послушался.

— Хорошая штука, да? — его товарищ как-то нехорошо осклабился. — По-моему, отличная. Главное — такой штукой не убьешь, даже не покалечишь. Но лупит — будь здоров и не кашляй!

— А это что? — Саня заметил, что кроме палки Борису выдали еще и странный металлический цилиндрик, похожий на баночку из-под энергетика.

— Бенгальский огонь, — зло пошутил «санитар».

— Итак! Третий десяток — ко мне! — скомандовал Никита и заговорил быстрым голосом: — Значит, так, друзья. Что мы делаем сейчас. Спускаемся и выстраиваемся вокруг дома. Пять человек встанут возле западного входа, остальные пусть выберут себе по окну и стоят напротив них. Окон много, хватит на всех. Что делать дальше — все знают. И — чтоб ни звука. Если спугнем — весь десяток будет оштрафован. И я в том числе. Все ясно?

— Никита, а я же в первый раз… — решился было напомнить Саня.

— Отлично, встанешь возле входа, — перебил десятник. — Все за мной.

Саня догнал его, тронул за рукав:

— А гимн петь не будем?

Никита посмотрел ему в лицо с неземной досадой во взгляде и ничего не сказал.

Десятки зашагали к «объекту».

— Ничего… — прошептал Борис, на ходу ткнув Саню кулаком в плечо. — Я в первый раз тоже дрожал. Ничего не бойся. И вот чего: когда все заорут — ты тоже ори.

— Чего орать?

— Чего? Да чего хочешь. Хоть «мама», — Борис засмеялся собственной шутке, которая ему так понравилась, что он решил ее продолжить: — Хоть «папа»!

В овраге было темно, сюда не проникал свет редких фонарей с пустыря. Горели лишь карманные фонарики в руках десятников. Никита жестами показывал своим подчиненным, куда встать, подталкивал ладонью в спину.

Борис, Саня и еще трое встали напротив входа: пустой дверной проем, под ним — невысокое, из двух ступеней, крыльцо.

— Все, никуда не денутся, — прошипел Борис. — Сейчас не теряйся. Как побегут — ебошь со всей дури. Чтобы они дорогу назад забыли. И руками их не трогай, упаси Боже, только палкой. Их потом дезинфицируют, наши палочки.

Саня не смог ничего ответить, не сделал товарищу замечание, что тот ругается вопреки всем правилам компании. Ему было физически плохо, даже немного начало подташнивать.

Он вздрогнул, когда справа от него заорал Никита, громко и весело, что-то вроде: «Ого-го-го-го!» Вопль подхватили остальные «санитары». Кто-то свистел, кто-то улюлюкал, кто-то просто истошно вопил: «А-а-а-а-а-а!» Саня тоже что-то орал, больше от страха, и не слышал сам себя.

Размахнувшись, Борис швырнул в дверной проем цилиндрик, который, упав, выбросил из торца целый сноп искр, осветивших внутренность заброшенного дома.

— Все, щас ломанутся! — гаркнул он в ухо Сане. Когда он кричал, его голос был особенно противным, будто школьный звонок.

Прямо на них из глубины помещения, кто-то уже бежал — невысокий, сутуловатый, с длинной бородой. Выскочил на крыльцо. В Санины ноздри ударил кислый мерзкий запах, от которого хотелось вывернуться наизнанку, — букет из мочи, дерьма и самогона.

«Санитар», стоявший рядом с Саней, Илья, подскочил к бородатому, повалил ударом палки по ногам и принялся обрабатывать — будто кресло выбивал. Еще двое — Борис в том числе — присоединились к нему. Палки взлетали в воздух и опускались на барахтавшегося бомжа, «санитары» продолжали кричать и улюлюкать.

Из здания выскочил еще кто-то, косматый, тощий и громко матерящийся, — судя по голосу, женщина.

— А ты куда?! — взвыл Борис, перекрыв голоса товарищей, и тотчас же ударил ее палкой в живот. Бездомная согнулась, рухнула лицом вниз и проворно поползла. Борис несколько раз ткнул ее палкой, пнул ногой в зад и заорал вдогонку:

— Чтоб я тебя больше тут не видел!

К двум «санитарам», избивавшим бородатого, подбежал Никита:

— Все, с него хватит. Теперь внутрь! Давайте, давайте! — он толкал подчиненных в спины.

Саня вбежал в здание вместе с остальными и оказался в просторной комнате, которая, видимо, задумывалась как фойе. Земляной пол. Обрывки газет. Битое стекло, жестяные банки. У стены — лежанки из тряпья, похожие на большие собачьи подстилки. Здесь же стоял стол, сымпровизированный из пустых деревянных ящиков, и ящики-стулья. На столе — газета вместо скатерти и пустые пузырьки из-под лечебной настойки.

— Хватит, напировались! — засмеялся один из «санитаров» и пинком развалил «стол».

— Вперед, вперед! — подгонял десятник.

От фойе через все здание шел коридор, озаренный мерцающим оранжевым огнем, — сюда кинули несколько световых шашек. «Санитары» продвигались вглубь, заглядывая в комнаты. Везде одно и то же: земляной пол, немного мусора и никого.

Еще одна группа шла навстречу.

— Эй, сколько у вас? — крикнул Никита.

— Трое! — отозвался другой десятник.

— И у нас двое, всего, значит, пятеро. Да, где-то так их и должно быть. Отбой! — скомандовал он.

— Как отбой? А второй этаж? — закричали «санитары».

— Нет никакого второго этажа. То есть этаж есть, но лестниц наверх не построили, — объяснил Никита.

Раздалось разочарованное мычание.

И это все? Саня пожалел, что не засек время. Вся операция заняла минуты три или чуть больше — так показалось ему. Теперь ему было не страшно и не противно… Чувство было странным, похожим на разочарование. Вот и вся операция: сорок человек с палками побили пятерых бомжей.

— Никит… Никита! — позвал Саня.

Десятник обернулся. Подождал, пока подчиненный догонит, приобнял его:

— Все хорошо?

— Это все, да?

— А тебе мало? Да, мы свое дело сделали. Хорошо проведенная операция — это час подготовки и пять минут работы. Завтра работаем здесь же. Убираем мусор.

— Никит, а обязательно было их вот так…

— Кого? Бомжей? В данном случае это была необходимая мера. Видишь ли, Александр, асоциальные элементы — это абсолютно неадекватные существа. Это животные. Животные не понимают слов, они понимают только ласку и грубость. А грубость они понимают гораздо лучше. Эти бомжи сюда больше не вернутся.

Они вышли из здания. Бородатого бродяги возле крыльца уже не было.

— Я заметил, что ты никого не ударил, хотя возможность была. Это твой выбор. У нас был случай, когда один маргинал кинулся на нас с ножом. Хорошо, что я был там и смог его лично обезвредить.

— А это вообще законно, что мы сделали?

— Да. Мы очищали здание, а эти бродяги на нас напали. Вполне законная самооборона. У нас сорок свидетелей.

— То есть если дойдет до милиции, то придется врать?

Никита крепко стиснул его плечо:

— Не врать, а излагать нашу версию. Это здание — собственность компании. Мы удалили с территории посторонних. Имели на это право. По своей воле они бы не ушли.

— А почему мы должны это делать, а не менты?

— Потому что у милиции есть более важные занятия. Александр, я надеюсь, ты понимаешь, что наша с тобой задача — не допустить утечки информации?

— Я никому не расскажу об этом, — мрачно пообещал Саня.

— Обещаешь?

— Обещаю. И не потому, что ты просишь… Не хочу, чтобы кто-то узнал, что я в этом участвовал…

«Санитары» возвращались к фургону, смеясь и шумно обсуждая охоту.

— Ты куда сейчас? — спросил Никита после того, как Саня сдал «инвентарь». — Домой?

— Нет, — значительно ответил Саня. Ему очень хотелось, чтобы десятник задал еще один вопрос, сам собой разумеющийся, но Никита коротко бросил:

— Понятно. Сегодня был особый день, так что завтра можешь даже немного опоздать. Но лучше не надо — заработаешь больше бонусов.

— Ага… — кивнул Саня. — А сам ты куда?

— У меня сегодня еще дела, — Никита бодро улыбнулся.

* * *

В этом городе было столько клубов, что и со счета сбиться недолго. «Ливерпуль» был, пожалуй, самым странным из них. И даже больше — самым странным из всех клубов, когда-либо виденных Максимом.

Он находился в старом полузаброшенном доме на окраине, среди гаражей и непонятных бараков, рядом с какой-то фабрикой, и состоял из одной большой комнаты, обитой изнутри войлоком. Ни сцены, ни сидений для зрителей. Пустое помещение, только в одном его конце стоят несколько колонок и на обычном деревянном столе — микшерный пульт. Больше похоже на репетиционную базу, но Элла рассказывала, что «Ливерпуль» — это именно что клуб, что здесь регулярно проводятся концерты. Поразительно!

На двери клуба висело несколько приклеенных скотчем газетных вырезок о смерти Майкла Джексона.

Внутри шла репетиция, но музыкантов было всего трое: девушка-вокалистка красиво пела в микрофон, субтильный гитарист в черной рубашке с коротким рукавом подыгрывал ей, сидя на табуретке, а барабанщик, невысокий юноша с непропорционально большой головой, изображал метроном, меланхолично отстукивая ритм одной палочкой по ободу барабана.

Увидев Эллу и Максима, они тотчас же прекратили играть. Вокалистка была одета в потрепанные джинсы и мешковатую футболку, вдобавок растрепана, — потому и выглядела не «звездой», как на вчерашнем концерте, а обычной девчонкой.

— Это Геля, — промолвила Элла, кивнув на вокалистку. — А это Мартин и Башка.

— Эллочка, привет! — Геля громко поцеловала ее в губы, коротко, но как-то совсем не по-дружески. То же самое сделал Мартин, встав с табурета и отложив гитару, а барабанщик Башка просто махнул палочкой — даже не стал из-за установки вылезать.

— Это Макс.

— Со вчерашнего дня фанат вашей группы, — добавил Максим. — А чего вас так мало?

— Остальные в запое, — женственным, немного манерным голосом сообщил гитарист, усевшись обратно на табурет. Геля устроилась на его коленях, а Мартин похотливо обнял ее за живот. Башка, воспользовавшись паузой, открыл банку пива.

— У Тяпы есть такая добрая традиция — после каждого концерта уходить в запой. На то он и Тяпа. А в этот раз он и Ромыча с собой прихватил. Так что сегодня репаем без них, — сказал Мартин.

— И какой смысл?

Если бы не девушка, сидящая на коленях у гитариста, Максим мог бы поклясться, что разговаривает с самым настоящим геем, таким слащавым голоском разговаривал Мартин.

— А почему нет, если за месяц вперед уплачено? — хмыкнул гитарист, откинув сползшую на глаза длинную черную челку, на фоне которой его тщательно выбритое лицо казалось особенно бледным. — А ему сегодня вообще ночевать негде, его пьяный папаша из дома выгнал, — он кивнул на ударника. Тот лениво поскреб затылок барабанной палочкой и кивнул.

— Лично я просто хочу выспаться, — сказала Геля. — Я вот с ним живу, — объяснила она для Максима, царапнув Мартина длинным черным ногтем по щеке, — и у нас дома постоянно тусует какой-то левый народ. А здесь хорошо, спокойно.

— Пива кто хочет — берите, — Башка мотнул головой куда-то вправо и вниз, Максим проследил за его взглядом и увидел на полу возле ударной установки картонную коробку.

— Дорогой Мартин Алексеевич! Вам не угодно? — с деланной вежливостью, совершенно не сочетавшейся с его грубоватым голосом, спросил ударник.

— Если можно, — улыбнулся гитарист, которому явно не хотелось лишний раз вставать со стула.

Башка вынул еще баночку и бросил Мартину. Другую взяла Элла. Максим тоже заглянул в коробку, надеясь найти там энергетик или хотя бы какую-нибудь колу. Нашлась только минералка без газа. Ну, хоть что-то.

Гости уселись прямо на пол. Максим достал КПК, включил диктофон. Сказал:

— Несколько вопросов можно?

Все, включая Эллу, посмотрели на него с удивлением.

— Я журналист, — объяснил Максим, мысленно добавив: «Есть люди, которые в это верят». — Хочу про вас написать для одного интернет-ресурса.

— О, про нас уже много где писали, — оживилась Геля.

— А толку… — бросил Мартин. — Че хоть за сайт?

— А куда первее возьмут, там и будет. Я пишу сразу на несколько сайтов, — соврал Максим. — Как только модератор одобрит, сразу скину ссылочку.

— Ну, давай попробуем, — одобрил гитарист.

Геля закурила длинную дамскую сигарету. Максим задал первый вопрос:

— Как давно вы играете?

— Я — с одиннадцатого класса. То есть уже лет шесть, — сообщил Мартин.

«То есть ему больше двадцати одного», — мысленно прокомментировал Максим.

— Гелька — она вообще поет с детства, — продолжал гитарист. — Но в настоящей группе впервые. Башка — барабанщик от Бога. А остальные — Тяпа и Ромыч — так, пионеры. Играть только-только научились. Собрались мы чуть больше года назад, да и то, можно сказать, первые несколько месяцев не играли в группе, а играли в группу. Потом немного сыгрались…

Это было не очень интересно Максиму, и он перебил:

— И много у вас появилось фанатов за год?

Геля с Мартином засмеялись.

— Да каких фанатов… На наши концерты ходят одни и те же люди, человек двадцать из нашей тусовки, но это не фанаты — просто друзья, — объяснила вокалистка.

— В чем вы черпаете вдохновение?

— Вот в чем, — Башка, смеясь, показал пивную банку.

— Да. Никаких особых стимуляторов мы не употребляем, если ты об этом, — жеманно проговорил Мартин и засмеялся. Максима не покидало ощущение, что гитарист сейчас назовет его «дорогушей» или как-то в этом духе.

— Нам нравятся… — Геля перечислила названия каких-то групп, которые мало о чем говорили Максиму. — А еще фанк! — спохватившись, добавила она. — Когда по телеку сказали, что Майкл умер, у меня истерика была.

— Она в детстве мечтала выйти за него замуж, — глумливо добавил Мартин.

— Да, а что такого?! — обиженно воскликнула вокалистка. — Он был такой… трогательный, такой искренний. Как ребенок.

— Как вы относитесь к религии?

Геля сделала преувеличенно большие глаза, став похожей на персонажа японского мультика.

— Эээ… — сказала она.

— Мы не сатанисты, если ты это имел в виду, — добродушно ответил Мартин. — Вот я крещеный, а остальные — кто как.

— Лично я верю в Бога, но не верю в религию, — заявила Геля. — Не верю, что эти смешные бородатые дяди могут мне рассказать о Боге что-то такое, чего я не знаю. Вот православные геи — они прикольные.

— А вы бы хотели основать собственную религию?

— Можно, — лучезарно улыбнулся Мартин и деланно вздохнул: — Только лень.

«Если они и впрямь были бы связаны с сектой, то уже начали бы меня агитировать», — подумал Максим. Эх, ведь так и знал, что эти ребята тут ни при чем. Хотя, может быть, они знают хоть что-нибудь?

— Мне очень понравилась ваша песня «Не стану взрослой». Слышал на концерте, а потом нашел у одного знакомого на компе…

— Ну да. Наш демо-альбом уже месяца три в сети болтается… — сказал Мартин.

— Кто автор песни?

— Мы с Гелькой. Музыка моя, слова — ее.

— Песня, надеюсь, не автобиографическая?

— Немножко, — призналась Геля. — Ну, ты же понимаешь, у каждого человека бывает такое состояние, когда хочется взять бритву и — как смычком по струнам.

— Как по струнам — это поперек, — отрезал Максим. — А вены режут вдоль. Все остальное — позерство.

Вокалистка покривила губами, изобразив недоумение, потом засмеялась:

— Будем знать! Только вряд ли нам это пригодится.

— У каждой рок-группы должна быть песня про наркотики, про алкоголь и про самоубийство, — сказал Мартин.

— А про секс? — захихикала Геля и ткнула его пальчиком в нос.

— А все остальные песни — про секс. Другие темы — по желанию.

— Про секс? А может, про любовь? — сказал Максим.

— Это одно и то же, — игриво произнесла Геля, ерзая на коленях у своего бойфренда. — Я тебе по секрету скажу, Макс: если кто-то пишет красивую песню про любовь, то он просто хочет трахаться. Все песни про любовь — они на самом деле про секс. Только иногда это очень хорошо замаскировано. А иногда — не очень. Вот мы в музыкалке разучивали одну песню про то, как баба мужику вечером минет делала. — Она откашлялась и запела красивым, чистым голосом: — Что ж ты, милая, смотришь искоса, низко голову наклоняя-а-а-а-ха-ха-ха… — Она расхохоталась, дрыгая ножками.

— Во-во, — мрачно сказал Максим. — Вы, музыканты, сочиняете песни про самоубийство, а люди верят. Слыхали? Два человека покончили с собой с интервалом в пару дней. Обоим в день самоубийства исполнился двадцать один год.

— Ну, слышали, конечно, — серьезно произнесла Геля. — Мне их жалко. Честно.

— Не, а вообще, тема интересная, — промолвил Мартин. — Я читал: оба покончили с собой в день своего рождения. Тут явно связь. Я вот понимаю, был случай, когда несколько школьников поубивали сами себя из-за того, что неправильно прошли игру «Файнал фэнтези 7». Но тут что-то другое. И возраст у них уже не тот, чтобы из-за игрушек кончать с собой…

— Одна из погибших перед смертью говорила, что не хочет взрослеть. Боится. Прямо как в вашей песне: не стану взрослой, и все тут.

— Если человек больной на голову, то музыка тут не виновата, — строго сказала вокалистка. — Он и без музыки себя запросто угробит.

— Говорят, тут секта замешана, — закинул Максим свою последнюю удочку.

— Может, и секта… — пожала плечами Геля. — Хотя Башка считает, что Вова Камушкин.

— Какой-какой Вова?

— Та-ак, — Геля вскочила с колен своего бойфренда. — Я отсюда сваливаю. Башке только дай волю, он тебе та-акой лапши на уши понавешает… У меня как раз сигареты кончились. Элка, добежишь со мной до магазина?

— Угу, — сказала Элла.

— Я провожу, — Мартин встал. — Тут до ближайшего магазина, который «24 часа», минут пятнадцать топать закоулками, — объяснил он непонятно кому. — Макс, ты с нами?

— Нет, я останусь.

— Ты точно не с нами? — уточнила Геля таким тоном, словно Максим только что упустил величайшее счастье в жизни.

— Да, да.

— Как знаешь.

— Купите мне энергетика, одну баночку!

— О‘кей!

Элла, Мартин и Геля вышли из клуба. Максим уселся на освободившийся табурет, разогнав рукой облачко сладковатого дыма.

Башка какое-то время рассеянно вертел в руках палочки. Сыграл небольшое соло, закончив его громким ударом по тарелкам. Спросил:

— Макс, ты читал «Жестяной барабан»?

— Гюнтера Грасса? Читал.

Башка закрыл глаза и принялся играть нечто, напоминающее тиканье часов. При этом он продолжал вести разговор с Максимом.

— Я купил как-то раз. Меня название заинтересовало, с профессиональной точки зрения. Помнишь, про что там?

— Ну, конечно. Мальчик не захотел расти и долбанулся башкой об пол. И остался карликом на всю жизнь.

— Во-во. Я сначала читал вообще без интереса. А как добрался до этого места — так и профигел. Это ж про Вову Камушкина!

Бум-бум-бум — это гулко и мрачно, будто шаги какого-то злого тролля, зазвучала бас-бочка.

— Вова Камушкин родился очень давно, еще во времена застоя, — Башка скрестил руки на груди, сунув палочки под мышки, его нога по-прежнему отбивала ритм бас-бочой. Голос барабанщика стал зловещим, каркающим. — И конкретно в нашем городе. Смышленый был мальчишка. С самого детства не мог понять, почему взрослые все время врут. Я не говорю сейчас про советскую идеологию. Хрен с ней, с идеологией. Взрослые врут в любой стране и при любой власти. Я даже примеров приводить не буду. — Он резко прекратил отбивать ритм бас-бочкой и сказал в наступившей тишине: — Ты сам это сделаешь. Тебе врали родители?

— Миллион раз.

— Ну?

— Ну, как-то раз первого января папа сказал: «Обещаю в этом году капли в рот не брать». И в тот же вечер напился в свинью и даже кое-что разбил.

— Стандартная ситуация. А посерьезнее?

— Посерьезнее… Вся папашина жизнь применительно ко мне была враньем. Он был либо пьяный и добрый, либо трезвый и злой. Когда трезвый — принимался меня воспитывать, очень жестко, придирался ко всему. Мог со мной несколько дней не разговаривать только потому, что я, допустим, забыл с утра с ним поздороваться, хотя он меня учил: по утрам нужно обязательно здороваться! — Максим чуть не зарычал, вспомнив об этом. — Постоянно орал: «Ты плюешь на мои слова!» И я ни разу не сказал: «Да, плюю, потому что мне они неинтересны». Я плакал. Потому что считал, что я такое дерьмо, что даже не могу ничего запомнить. Я просил: «Папочка, прости меня…», а он делал вид, что не замечает моих слез, и орал: «Разговор окончен!» Или, например, мы с ним идем на прогулку, а я забыл носовой платок. Так он потом целый день орет, что мне этот платок надо на шею привязать, как верблюду, — это он так говорил. Просто упивался моей беспомощностью. Приучал меня к своим дурацким правилам. Ну там, спать после обеда. Мне вот это было физиологически противно, а он почему-то считал, что я все делаю ему назло. И постоянно ставил себя в пример: дескать, он весь такой замечательный, а я идиотина, непонятно в кого. И ведь я верил ему. Только потом, совсем потом понял: педагогический дар у папаши просыпался, только когда он был злой, оттого что выпить хотелось. Представляешь, были времена, когда я его видел пьяным не чаще чем раз в неделю. Зато когда он напивался и валялся пьяный, я мог подойти к нему и пинища ввалить. Он утром все равно ничего не помнил. Вот так я и рос.

— А ты злопамятный, — одобрительно усмехнулся Башка.

— Да. Я как собака — зла не забываю никогда. И не прощаю никого, даже отца.

— Отца — понятно, а мать? Она тоже тебе врала?

— Да. Она постоянно говорила, что разведется с отцом. Так и не развелась. Она была слишком слаба для этого. И папаша мой — тоже слабак. Лет десять назад спился совсем. И мама в это дело втянулась… Я ненавижу этих людей, Башка.

— Во как, — прокомментировал барабанщик. — Вова Камушкин своих предков тоже не особенно любил. И как-то раз решил их обломать по полной программе.

Башка застучал дробь, убыстряясь с каждой секундой, — как барабанщики в исторических фильмах, когда мимо них на эшафот ведут осужденного на казнь.

— Он просто взял и выпрыгнул в окно! Парню было двенадцать! — прокричал он поверх своей дроби и так долбанул по тарелкам, что у Максима зазвенело в ушах.

— Было и осталось, — продолжил Башка. — Он не умер. Даже не сильно покалечился — так, пара переломов. Просто он перестал расти. Был подростком и остался навсегда. И понял, что это ему дар свыше. Про его дальнейшую судьбу разное рассказывают. Одни говорят, его семья куда-то переехала еще до развала Союза, — при слове «переехала» Башка стал имитировать на барабанах лошадиный галоп. — Другие — что они до сих пор обитают где-то здесь, только не известно, где. Говорят, что Вова нигде с тех пор не учился и не работал — закрылся в комнате и на улицу выходил только поздним вечером и гулял до утра. Самая интересная версия — что Вова Камушкин стал грозой педофилов. Вот представь, шел он как-то вечером по парку, ему уже было лет двадцать, но выглядел он на свои двенадцать. Подваливает какой-то толстый дядя: мальчик, ты чего один гуляешь, давай на машине подвезу. Вова, очень спокойно: ну давайте. Дядя отвез его домой, только к себе. Наобещал ему компьютерных игр, фильмов, еще чего-то. Запер дверь и начал обрабатывать: да я, я большой начальник, если ты сейчас мне не отдашься, и тебе будет плохо, и твоим родителям… Только он не знал, что имеет дело не с сопляком каким-нибудь, а с хищником. Вова сделал вид, что испугался, и полез дяде сосать. Дядя сел на диван, расстегнул штаны, зажмурился, а Вова достал шило и — раз! — воткнул ему в яйца. (В этом месте Башка от всей души врезал по барабанам.) А пока дядя на полу корячился, Вова поджег его квартиру и спокойно удалился. В общем, он и раньше взрослых не особенно любил — а после того случая просто возненавидел.

Длинное соло на ударных.

— Дядя сгорел заживо — посчитали за несчастный случай. И с тех пор Вова каждую ночь стал выходить на охоту. Ну, не каждую, а в теплое время года.

— И сколько маньяков он угробил?

— Тут вопрос не в том, скольких он угробил, а в том, скольких запугал. Угробил-то он, может, всего двух-трех уродов, а все остальное сделала народная молва. Факт есть факт, можешь проверить официальную статистику: за последние лет пятнадцать в нашем городе не было ни одного случая, чтобы какой-нибудь маньяк на детей нападал. По области — были, у нас — ни разу за пятнадцать лет. Во как.

— И к чему была эта история?

— А ты сам подумай: живет такой человек, очень злой и очень умный, который дико ненавидит взрослых. Рано или поздно он начнет собирать вокруг себя единомышленников и свою идеологию распространять: взрослая жизнь — это зло, умереть нужно маленьким.

— И что, все, кто погиб, были с ним знакомы?

— Не обязательно. Вова мог просто придумать свое учение, которое затем стало распространяться без его участия. Возьми Карла Маркса — он же тоже только книгу написал.

— Ага, понятно, — Максим потер виски. — Слишком много информации. И хватит уже долбить, а то башка трещит.

Башка повертел в руках палочки и отбросил их за спину.

— Ты всю эту легенду выдумал только что или когда читал «Жестяной барабан»?

— Легенды не выдумывают, — ответил барабанщик. — Они носятся в воздухе, как призраки.

— Ты правда думаешь, что Вова Камушкин тут замешан?

— Да ничего я не думаю. Да и нет никакого Вовы. Это легенда, Макс, ты же все правильно сказал.

— Но ведь он на самом деле существует?

— Может быть. А может, давно умер. Если честно, я и сам во все это не особенно верю, — признался Башка. — У тебя все записалось?

— Ах, да, — Максим выключил диктофон и спрятал КПК.

— Знаешь что, господин журналист. Если тебя интересует это дело с самоубийствами, то я мало чем могу помочь. Знаю ровно то же, что и ты.

— Плюс сказку о Вове Камушкине.

— Но это сказка, и ничего больше. Он якобы родился где-то здесь, но никто не знает, где именно. Так что забудь.

— Ладно.

Пауза затянулась. Барабанщик пил пиво. Максим сидел на стуле и вертел в руках собственную бейсболку.

— Слушай, Башка, а сколько времени прошло? Что-то наших долго нет. Можно начинать волноваться?

— А я уже. Неужели они правда в магазин потащились? Тут совсем рядом круглосуточный мини-маркет есть.

Стало как-то скучно. Башка какое-то время бродил по комнате, пиная валявшиеся кое-где смятые пачки из-под сигарет. Равнодушно спросил:

— С Элкой недавно встречаешься?

— Недавно, — сказал Максим. Врать не было смысла.

Барабанщик кивнул, будто другого и не ожидал услышать:

— И как она тебе? Только честно.

— У меня были и лучше. Но она миленькая.

— Ага, — согласился Башка. — Главное — не трындит без умолку, как остальные бабы.

— Точно.

Оба засмеялись.

— Да не, Элка — наш человек, — сказал Башка. — Уже знаешь этот прикол про тарелки?

— А?

— Ну, Элка, она очень любит разные компьютерные игрушки, особенно готичные — «Проклятые», «Алиса в Стране чудес» и т. д. Кушает она, как все нормальные люди, — за компом, в перерывах, когда уровни загружаются. Покушает — а тарелку спрячет в какое-нибудь неподходящее место. В ящик стола, например. Представляешь: ты лезешь в ящик за чем-нибудь и шмяк — вляпываешься в жирную тарелку.

Какая осведомленность, мысленно отметил Максим. Спросить ничего не успел — в дверь постучали.

Башка вздрогнул. Максим открыл рот, чтобы задать вопрос, но барабанщик вскинул указательный палец и прошипел:

— Тш-ш!

— Что такое? Это разве не наши? — шепотом спросил Максим.

— Нет… Наши не стали бы стучать. Вот дьявол, мне это не нравится… Ну, хрен с ним, — пробормотал он и крикнул: — Войдите!

В зале появился молодой человек в черных брюках и белой рубашке с короткими рукавами, открывавшими на всеобщее обозрение накачанные бицепсы. Блондин, стрижка короткая. Шея мускулистая, лицо широкое. И широкая улыбка, которую — Максим понял с первого взгляда — этот молодой человек не снимал даже дома.

— Привет оркестрантам, — сказал он, приподняв ладонь. — Наконец-то я вас застал, можем спокойно поговорить.

— О, Никитос, здорово-здорово, — смеясь, Башка пожал руку ночного гостя. — Как там поживает ваша секта?

При слове «секта» Максим посмотрел на незнакомца с особым интересом, а тот заметно посерьезнел:

— Михаил, ты вообще понимаешь значение этого слова? Почаще в словари заглядывай.

Он обернулся к Максиму, протянул руку:

— Никита Гуреев, компания «Третья планета».

— Максим Метелкин… просто Максим Метелкин.

— Тоже по музыкальной части подвизаешься?

— Нет, я так — фанат.

— О, понимаю, — усмехнлся Никита. — А мы раньше не встречались?

Максим нахально пробежался взглядом по Гурееву с головы до ног и обратно:

— Не, не думаю.

— А где остальные?

— Сейчас будут, — пообещал Башка. — Не торопишься?

— Вообще-то тороплюсь. Мне еще выспаться бы не помешало.

— Все равно жди. Я от лица всех переговоры вести не буду.

Никита понимающе кивнул. Бросил взгляд на Максима:

— Максим, а ты чем вообще занимаешься?

— Много чем.

— Работаешь?

— Работаю.

Сейчас главное не сказать, что безработный — иначе этот корпорат обрушит на него целый Ниагарский водопад пропаганды своей компании.

— Журналист он, — подсказал Башка.

— И много платят в наше время журналистам? — Никита продолжал улыбаться, однако было заметно, что он слегка напрягся — «внутренне собрался», как говорят. Не любишь нашего брата, с усмешкой подумал Максим, а потом усмехнулся еще раз — когда осознал, что ненароком причислил себя к пишущей братии.

— Интересно, а почему я не спрашиваю: много ли платят сотрудникам «Третьей планеты»? — парировал он. — Вот ты — ты много получаешь?

— Достаточно.

— Конкретнее, если можно: должность, сумма?

— Настоящий журналист! — засмеялся Никита и тут же ушел от темы: — Где можно почитать твои материалы? В сети есть?

— Дай ручку с бумажкой, напишу сайт.

Позолоченная ручка и фирменный блокнотик с эмблемой «Третьей планеты» нашлись у Никиты в переднем кармане рубашки.

— Отлично, — кивнул корпорат, мельком глянув на запись, и вернул канцпринадлежности обратно в карман. Максим ухмыльнулся: на месте Никиты он обязательно спросил бы: а что это за сайт такой — navsionas.ru?!

Вместо этого Никита стал рассказывать о корпоративной газете «Терра», которой катастрофически не хватает хороших журналистов. Максим делал вид, что слушает, и даже не задавал каверзных вопросов. Дискуссия с такими, как Никита, — дело бесполезное.

Вернулись Геля, Мартин и Элла. В помещении опять стало шумно. Вокалистка и гитарист о чем-то разговаривали, заглушая слова друг друга громким смехом. Геля была какой-то чересчур возбужденной, она тараторила так быстро, словно перед этим чего-то нехорошего вынюхала. И даже не словно, а наверняка. Максим, завсегдатай притоноподобных игровых салонов, столько раз за свою жизнь наблюдал эти симптомы, что не спутал бы их ни с чем.

Увидев Никиту, они прыснули:

— О-о, кого к нам занесло!

— Здравствуйте, господа музыканты, — корпорат солидно пожал руку Мартину и поцеловал ручку Геле.

Элла была, как обычно, молчалива. Максим взял ее за руку.

— Все нормально?

— Угу.

— Ты это… с чем пожаловал? — спросила Гелька у Никиты, давясь смехом.

— Все с тем же. Принес вам выгодное предложение.

— Выступать на ваших драных корпоративах?

— Во-первых, наши корпоративные вечера не драные, — вежливо поправил корпорат. — Во-вторых, вознаграждение предлагается более чем достойное.

— А что, больше желающих нету — за такое-то вознаграждение?

— Желающие есть, но желания мало. Важен уровень игры. В нашем городе, кроме вас, больше нет молодежных ансамблей такого уровня…

— Угу, угу… — перебила Геля со скучающим видом. — Короче. Условия те же самые?

— Да. Вам придется немного поменять репертуар. Вот, — Никита вынул из заднего кармана брюк сложенный лист бумаги. — Примерный список, составленный по результатам опроса наших сотрудников, — что они хотели бы услышать в живом концертном исполнении. Данные самые свежие — буквально сегодняшние.

— Ну-ка, ну-ка… — Геля и Мартин склонились над развернутым листком. Между ними втиснулся Башка.

— Как можете видеть, основных категорий три: российская эстрада, советская эстрада и международные хиты. В соотношении 40 % — 40 % — 20 %… — Объяснял Гуреев.

— Ой, тут даже «Песенка про пять минут» есть! — взвизгнула Геля.

— …Ваша задача — сыграть как можно ближе к оригиналу. Свои собственные песни тоже можете играть, одну-две, но только чтобы там не было разной чернухи — самоубийств и всего такого…

— Никитушка, «как можно ближе к оригиналу» — это неинтересно, — своим обычным комически-жеманным голосом проговорил Мартин. — Вот кавер в стиле грайндкор — это было бы круто. Давно мечтал играть грайнд.

— Он что-то повернул на пульте, схватил гитару и заиграл что-то больше похожее на рев мотора, чем на музыку. Башка тут же прыгнул за барабаны и принялся колотить изо всех сил, а Геля принялась рычать в микрофон что-то неразборчивое — с ее тоненьким голосом это получалось просто уморительно.

Это продолжалось около минуты. Никита терпеливо подождал, пока музыканты прекратят баловаться, и сказал:

— Изучайте список, думайте. Об остальном поговорим, когда у вас будет более рабочее настроение.

— Мы тоже пойдем, — добавил Максим. Он уже узнал все, что хотел.

— Да ладно, оставайтесь, — предложил гитарист. — Хотя чего… Полноценной репы все равно не будет…

— Кстати, а где мой энергетик? — поинтересовался Максим.

Этот невинный вопрос подействовал на парочку очень странно: сперва было недоуменное молчание, потом Геля громко захихикала, а Мартин пояснил:

— Это… ну… короче, там не было.

Максим усмехнулся. В «24 часа» не было энергетиков? Шутить изволите!

— Счастливо.

Башка махнул на прощание палочками. Мартин крепко пожал руку, а Геля неаккуратно поцеловала Максима, обслюнявив всю щеку.

— Будьте осторожны, тут какое-то бычье тусуется! — шепнула она.

«Хм… Все-таки бычье есть везде, даже тут», — отметил Максим мысленно.

* * *

Какое-то время шли молча. Интересно, подумал Максим, а Эля тоже принимала какую-нибудь гадость? Впрочем, ее дело.

«Бычье», о котором говорила Геля, стояло возле гаражей, под фонарем. Двое парней с туповатым добродушием на бордовых мордах и плюгавый мужик не то с длинной щетиной, не то с короткой бородой. Максим бегло осмотрел их, на ходу скосив глаза в сторону, чтобы не привлекать их внимание поворотом головы. Парни были одеты в потасканные спортивные костюмы и скорее напоминали простых сельских ребят, чем уличную городскую шпану. Поразительно похожи друг на друга — явно братья. Мужик в рваном свитере и мешковатых, не по размеру, брюках, похоже, имел за плечами срок-другой, но и его, пожалуй, можно было не опасаться.

Один из красномордых парней обернулся к Максиму и его спутникам. Спросил грубоватым голосом:

— Курить есть?

— Нету, — спокойно ответил Максим не замедляя шага.

Парень разочарованно отвернулся.

— Мы не курим! — весело воскликнул Никита, остановившись.

Это было неожиданно. Максим и Элла так и застыли.

Красномордый снова повернулся к ним:

— Ну молодцы, хуле. Спортсмены, — усмехнулся он и опять отвернулся.

— Да, я занимаюсь спортом, — продолжал Никита, уже шагая в его сторону. — Тренировки три раза в неделю. Плюс ежедневная зарядка.

Теперь на него смотрели все трое.

— Те че надо ваще? — спросил второй красномордый брат, державший в руке пивную бутылку.

Элла тянула Максима за футболку. Тот жестом приказал ей успокоиться: ему было очень интересно, чем все это закончится.

— Я просто хотел узнать: а как вы проводите свободное время? — он указал на того, кто спрашивал курить.

— А тебя это колебёт?

— Во-первых, я попросил бы не применять ко мне подобную лексику, — судя по голосу, Никита продолжал улыбаться, — во-вторых, отвечать вопросом на вопрос невежливо.

— Святые покемоны, неужели он это на полном серьезе… — прошептал Максим себе под нос.

К Никите подошел мужик в рваном свитере.

— Ты че до пацана докопался? — хмуро спросил он. У этого господина лицо вблизи оказалось даже не красным, а каким-то лиловым. — Ты че, в натуре, беспределом занимаешься? — он толкнул Никиту в грудь.

— Нельзя ли успокоиться… — попросил Гуреев.

— Что?!

— Вы какой-то нервный.

— Кто нервный? Ты нервный, епт! Ну! Вали! — мужик толкнул его сильнее, потом схватил за рубашку. Что-то треснуло — наверное, оторвался карман.

Раздался глухой звук удара. Мужик тут же рухнул, будто у него ноги подломились. Удар был таким быстрым и неуловимым, что Максим сперва даже не понял, что произошло.

Осознание пришло чуть позже, спустя пару секунд, когда в атаку кинулись оба красномордых брата. Один из них, с пивной бутылкой в руках, почему-то побежал на Максима.

Пинок в пах — парень согнулся, выронил бутылку. Максим тотчас же подхватил ее с асфальта и с силой опустил на массивную голову красномордого. Тот свалился на утрамбованную землю, обливаясь кровью и пивом.

Никита, успев расправиться со вторым братом, подскочил к Максиму и Элле:

— Пойдемте, пойдемте отсюда.

На бегу Максим выкинул горлышко бутылки в первый же попавшийся мусорный бак.

Выбравшись из трущоб на одну из центральных улиц, перешли на шаг.

— Грязно дерешься, — заметил Никита.

Максим невесело усмехнулся:

— Грязно дерусь? Хе-хе. Грязно дерусь… Грязно дерется тот, кто первым нападает. А для обороны все средства хороши. Каратист, что ли?

— Нет. Боксер.

— Боксер — это да. Это рул, — Максим прислонился к стене, от волнения его немного пошатывало. — Я вот… — он сделал глубокий громкий вдох. — Я вот когда-то пытался ходить в карате. Понял только одну вещь: все эти маваши-гери — это, конечно, здорово, да, угу. Только… только за всю историю человечество не придумало приемчика лучше, чем старый добрый пинок по яйцам.

— Нельзя бить людей ногой в пах. Нельзя бить человека бутылкой по голове.

— С какого хрена?

— Есть же мужской кодекс чести!

— А с какого хрена я должен соблюдать этот кодекс?

Никита внимательно посмотрел ему в лицо.

— А я тебя раньше встречал, — уверенно произнес он. — Ты со своей девушкой пил коктейли в парке, вчера вечером.

— Со мной, — напомнила Элла.

Максим несколько секунд изучал Никиту взглядом:

— Да, теперь и я тебя узнал… В белой рубашечке у тебя гораздо более осмысленный вид, дворник.

Тот даже не поморщился. У него был забавный вид: рубашка распахнута, полуоторванный карман висит. Никита проследил за взглядом Максима — застегнулся, оторвал карман.

— Кодекс чести… — вдруг сказала Элла ехидно. — А когда вы бомжей палками бьете — это тоже по кодексу чести?

Максим чуть не расхохотался, увидев, как тает несокрушимая улыбка Гуреева.

— Откуда у вас такая информация? — спросил он, изо всех сил стараясь сохранять прежнийсамоуверенный тон. Получалось не очень.

— Откуда-откуда! Это все знают!

Никита перевел взгляд на Максима и заговорил таким тоном, словно оправдывался перед ним:

— Да, нам часто приходится работать на разных заброшенных объектах… И приходится сталкиваться с асоциальными элементами. Случались нападения на «санитаров», двое даже был ранены. Теперь мы принимаем превентивные меры…

— Они знаешь как делают? Целой толпой окружают дом, кидают внутрь световые шашки и орут. Бомжи в панике выбегают — а они их палками, палками, — сообщила Элла.

— Если можешь предложить более эффективный способ — предлагай, — отрезал Никита. — Была идея выкуривать бомжей слезоточивым газом — не прижилось. Бывает, что газ подолгу не выветривается, особенно в подвальных помещениях, это затрудняет дальнейшую работу.

— А зачем газ? Сделал бы все сам, в одиночку, по кодексу чести, — предложил Максим. — Заходишь в подвал, к бомжам: одному — хук справа, второму — хук слева… Как вон тех ребят опрокинул, — Максим ткнул большим пальцем через плечо.

— Я ценю твое чувство юмора, — Никита опять улыбался как ни в чем не бывало.

— Слушай, ты, боксер! Какого хрена ты с этими уродами вступил в дискуссию? Что, руки зачесались?

— Если бы эти парни были адекватными, они бы не полезли в драку. Я просто хотел поговорить.

— А ты что, сам не видел, что они неадекватны? — заорал Максим. — Блин, мы бы спокойно прошли мимо, если бы не твой глупый выпендреж!

— Максим, тебе обязательно нужно посетить наши тренинги. Тогда бы ты узнал, что с любым человеком можно наладить вербальный контакт. Хоть с пьяным, хоть с каким.

— Ага, я видел, как ты налаживал контакт.

— Эти парни были совсем неадекватны.

— А ты на что вообще надеялся? Что они с тобой будут сюси-пуси разводить?

— Спокойной ночи, Максим. Обязательно посети наш тренинг. Центр развития, вторник, четверг, суббота, в 18.00. Первый раз — бесплатно. Все, до новых встреч, — Никита пожал Максиму руку, развернулся и ушел быстрым шагом.

— Я от него просто шизею… — пробормотала Элла. — Это не человек, это марсианин какой-то.

— И не говори. Я раньше таких встречал. Им за год-два так мозги пропаривают, что смотреть страшно…

— Максик, а мы куда?

— Домой.

— К тебе?

— Ты — к себе, я — к себе.

— Как так? — она остановилась как вкопанная.

Единственный фонарь. Старый огромный дом с аркой, ведущей во двор, — такое здание очень уместно смотрелось бы в Петербурге. Вокруг ни души.

— Ну, вот так…

— Максик, ты обиделся? На что?

— Нет.

— Ты расстроился из-за Никиты, из-за этой драки?

— Да нет же! Просто хочу сегодня спать один. Я имею на это право?

— Да, конечно… — растерянно произнесла Элла. Она придвинулась к Максиму, упершись в него своим большим бюстом. Поцеловала в губы — точнее, схватила их своими губами и попыталась всосать в себя. Вчера Максиму показалось, что Элла не умеет целоваться, а теперь он вдруг понял, что Элле просто нравится «целоваться» именно так. У каждого свой стиль, что ни говори.

Он обнял девушку, завел в арку, прижал к стене и стал целовать, но не в губы, а ниже: подбородок, шея. Элла зажмурилась и запрокинула голову. Ей было сладко настолько, что Максим это почувствовал и в одну секунду возбудился до предела, хотя еще минуту назад хотел только спать. Ему словно сделали укол адреналина пополам с виагрой. Бешено колотилось сердце, не успевшее успокоиться после недавней драки.

Правой рукой обминая грудь Эллы, левой он развязал розовый шарфик, чтобы не мешал целовать девушку в шею. Под шарфом обнаружилось здоровенное фиолетовое пятно, которого еще вчера не было, — при свете фонаря кровоподтек был отлично виден.

Максим остановился. Секунд через пять Элла перестала ерзать спиной о стену, открыла глаза и будто очнулась. Во взгляде ее была тревога.

— Что это? — очень строго спросил он.

Вариантов ответа было всего два.

Либо это синяк, след от удара, — тогда обидчику Эллы не поздоровится, Максим запросто мог это организовать.

Хуже, если это засос. Максим не собирался ревновать Эллу ни к кому, это было бы глупо, — но будет неприятно, если она развлекается с кем-то без предохранения. Не хватало подхватить какую-нибудь заразу и испортить себе последние беззаботные дни.

Элла сделала самое глупое, что могла: промолчала, вместо того чтоб хотя бы соврать. Максима это рассердило:

— Ты точно не хочешь мне ничего сказать?

Молчание.

— Пока, Эля. — Он развернулся, но девушка схватила его за руку.

— Максик, — сказала она, глядя под ноги.

— Элька? — передразнил он.

— Мне нужно… ну… я не знаю… — она готова была расплакаться.

— Да, детка?

— Можно я попрошу у тебя кое-что…

— Ну?

— Максик… можно я поживу у тебя немного… хотя бы пару дней. Мне некуда больше идти. Пожалуйста.

Кажется, она не шутила. Максим был окончательно сбит с толку. Обняв прильнувшую к нему Эллу и гладя ее по голове, он сказал:

— Ну, ладно…

Он мог бы поставить ей условие: либо ты расскажешь, откуда синяк, либо топай куда подальше. Но не стал. Прав был Костя: у него комплекс Че Гевары, или Дон Кихота, или Супермена — называй как хочешь. Максим не мог отказать человеку, который просил его о помощи. И не мог злиться на этого человека.

Да, он больше ничего не спрашивал у Эллы. Он опять привел ее домой, где все спали. Напоил горячим чаем с домашним печеньем (кто его испек, интересно? уж не Вадимка ли?). Уложил в кровать. Элла очень хотела его отблагодарить, но Максим предпочел отключиться. Если эта девчонка все равно теперь обитает здесь, то секс можно отложить на утро.

На этот раз ничего особо страшного ему не снилось. Просто-напросто его прошлое, те времена, когда игра «Квейк» была новинкой. Игровой салон «Мираж», знакомое до сблева душное полуподвальное помещение, с деревянным скрипучим полом и узенькими окнами под самым потолком. Стены оклеены постерами из журналов про компьютерные игры. От табачного дыма и едкого запаха пота не продохнуть. «Мираж» был легендарным местом, первым в городе игровым салоном, открывшимся чуть ли не в конце восьмидесятых, — тогда там стояли списанные из какого-то НИИ советские «Корветы», которые лишь году к 1994-му заменили на IBM. И хотя от посетителей всегда было не продохнуть, прибыль у салона была невысокой, — поэтому к тому времени, когда Максим стал завсегдатаем этого салона, «Мираж» перешел на круглосуточный режим.

Сюда ходила в основном мелюзга школьного возраста, целыми толпами — один играет, остальные стоят за его спиной и галдят. Появлялись и взрослые парни, лет 20 — 25-ти, с хулиганским прошлым и полубандитским настоящим. Максим более-менее общался только с одним из них, Рустамом, смуглым и вечно небритым амбалом. Рустам работал в автосервисе, каждый вечер после работы приходил в «Мираж», приносил с собой салаты в стеклянных банках, печенье, булки, паштеты, выпивку и оставался до утра, затем снова шел в свой автосервис. (Максим частенько ломал голову над вопросом: когда же этот железный человек спит? Впрочем, потом и в его жизни настал момент, когда он практически перестал спать.) Разговаривал без акцента. Играя по сети с малолетками, вел себя по-детски шумно. Громко ругался каждый раз, когда его убивали, вскакивал со стула, намереваясь расправиться с обидчиком — уже не виртуально, а «в реале», — но тут же садился обратно и заново вливался во всеобщую бойню.

Из всей этой компании Рустам был самым адекватным, его друзья — угрюмые жлобы, которые могли и в морду дать, если считали, что кто-то из остальных игроков жильдит (слова «читерство» не понимали). Могли выкинуть непонравившегося посетителя из салона, а потом доиграть оплаченное им время. Отжимали деньги у кого-нибудь из салаг. Пили самогон под молчаливое одобрение администратора (сонного металлюги-сатаниста, который и сам не прочь был рассосать на рабочем месте бутылочку пива или чего покрепче). В пьяном виде были способны на все. Максима, впрочем, не трогали — уважали в нем «отца», то есть талантливого игрока. Лишь иногда брали денег в долг, без отдачи, — да и то когда поблизости не было Рустама (он и Максим постоянно играли в паре, вдвоем против всех, — и неизменно побеждали).

Максима начинало в буквальном смысле трясти, когда кто-то из этих парней появлялся в салоне. Как-то раз они при нем обсуждали, как опустили одного пацана, который был должен им денег и не вернул. Максим слушал это и вдруг понял, какое он ничтожество в их глазах и как легко они смогли бы с ним расправиться, если б захотели. Да, он боялся этих людей, искренне боялся, но в салон ходить не переставал: ему негде было больше проводить время, свободное от школы, а дома было хуже, чем где бы то ни было.

Снилось Максиму, что он завис в «Мираже» на целую ночь и не может никуда уйти, потому что за дверью салона бегают в темноте какие-то странные существа, громко ухают и скрежещут. И никто не может объяснить Максиму, что это за чудовища там, снаружи. Админа нет, а все остальные только плечами пожимают, не отрываясь от компов. «Ничего, — говорит Рустам, — пусть только попробуют сюда влезть». Он добродушно смеется и хлопает себя по карману. Все знают, что там лежит пистолет ТТ, Рустам иногда его достает и по-детски хвастается. Когда Рустама нашли мертвым у него дома, рядом валялся этот самый пистолет. Итог следствия — неосторожное обращение с оружием. Никого даже не смутило, что единственная пуля, выскочившая из ствола ТТ в результате этого «несчастного случая», угодила парню точно в сердце.

Текст: «Уйду». Магнолия, 15 лет. Источник: young4ever.org

5. Понедельник

Он спал всего часа три и был разбужен телефонным звонком.

Схватил КПК. Увидев, кто звонит, окончательно проснулся и выбежал из комнаты.

— Максим, привет, ну что? Есть новости?

— Новостей нет… но есть идейки.

— Я тебя разбудила, да?

— Нет, я сам только что проснулся…

— Вот и хорошо. Я к тебе сейчас.

— Нет, лучше я к тебе. Полчаса на разгон, о‘кей?

— Ладно, но не больше.

— Ишь какая деловая! Ну, до встречи.

Годы, проведенные в игровом салоне, многому научили Максима — например, довольствоваться для сна малым и просыпаться мгновенно — не только открыть глаза и встать, но и включить сознание. В пять часов утра засыпаешь лицом на клавиатуре, будто в салате, а в восемь будит дневной админ, пришедший на смену ночному.

Сейчас умыться, побриться, пару чашек кофе — и все, как новенький.

Проделав это, он вернулся в комнату, чтобы одеться. Элла все еще была в глубокой отключке, ее сон не был потревожен. Какое-то время Максим рассматривал кровоподтек на ее шее. Это определенно был синяк. След от удара.

Кто ж ей так заехал и почему она не хочет об этом говорить? Совсем как жена, которая никогда не признается в том, что ее бьет муж-алкоголик, — обычное явление, но Элла вроде бы не замужем, а в должности молодого человека у нее вроде бы Максим… Значит, дело в родителях. Потому она и попросилась ночевать к Максиму. Отец ее, что ли, треснул? А может, пытался и чего другого сделать? Бедная Элька.

Максим знал по собственному опыту: если проблемы с родителями, то выход один — бежать. Элька к этому еще не готова. Она просто глупенькая девочка в розовом шарфике. Ее бы увезти отсюда… Но увы, Максим не мог взять Эллу туда, куда собирался уйти сам. И вообще, если разобраться, он ничем не мог ей помочь.

Константина уже не было дома. Вадим в своей комнате, как обычно, во что-то отчаянно рубился за компом, Максиму было даже не особо интересно, во что.

— Уже встал?

— Не ложился, — мрачно поправил Вадим.

— А Костик где?

— На собеседование ухромал, — буркнул Мельников. — Менеджером по продажам в салон связи.

— Опять я все пропустил, — Максим рассеянно почесал живот. — Вадим, я ухожу. Тебе боевое задание. Там девочка спит, когда проснется — приготовь ей завтрак и поразвлекай.

— Чего? Ты охренел, что ли? — возопил Вадим.

— Если все сделаешь как надо, вечером устроим матч-реванш.

— Да я ее выгоню на хер отсюда!

— Вадим, спокойно, — очень вежливым тоном произнес Максим. — Ну что тебе сделала бедная Элька?

— Ну, а че… — обиженно произнес Мельников. Свою мысль он развивать не стал. Было видно, что перспектива остаться один на один с малознакомой девушкой его очень пугает.

— А то. Она встанет, ты ей скажешь: «Привет». Она тебе скажет: «Привет».

— Она не будет со мной здороваться. Я дерьмо.

— Ну, тем лучше для тебя, если не будет. Скажешь: «Завтрак на столе». Она покушает, а ты ей скажешь: «Не угодно ль вам, мадам, посмотреть какой-нибудь фильм?» Или предложи ей поиграть во что-нибудь. Она очень любит готичные компьютерные игрушки.

— С тебя пиво, — мрачно потребовал Вадим.

— Вечером будет. И вот еще что, Вадик, большая просьба: переоденься. У тебя есть чистая футболка? Обязательно надень. И ради всего святого: побрейся уже наконец!

— У, — буркнул Мельников, видимо, в знак согласия.

— Вот и замечательно.

Максим торопился. Нужно было уйти, пока Элла не проснулась, чтобы не было лишних вопросов.

— Да, кстати. Только сейчас заметил: почему на кухне стекла нет?

— Ну, короче… какая-то быдлота ночью кирпич кинула.

— Во как! — удивился Максим. — И часто у вас тут по ночам стекла бьют?

— Да откуда я знаю! — раздраженно рявкнул Вадим. — Мало ли, малолетки хернёй маются.

— Все-все, ухожу.

«Быдлота ночью кирпич кинула… быдлота ночью кирпич…» — бормотал Максим, спускаясь вниз по ступенькам. Черт, надо было спросить: успел ли Вадим разглядеть эту быдлоту, и сколько лет было этой быдлоте, и сколько их там было. Да ладно, без разницы. Может, и впрямь это были какие-нибудь малолетки. Кирпич — не коктейль Молотова.

Выйдя на улицу, Максим огляделся. Конечно же, никаких подозрительных людей в серых куртках. Их просто не существует. А кирпич в окно кинули дети. Все, с этого дня лечим паранойю.

Еще один прекрасный летний день, такой знойный и ленивый… Максим привычно позавтракал на ходу, добавив к двум чашкам кофе баночку колы и шоколадный батончик.

А интересные ж каникулы получаются… Сперва это расследование, теперь вот с Элькой непонятно что. Элька все расскажет — надо только подождать. Или угостить ее коктейлем. Вроде бы алкоголь делает ее маленько поразговорчивей. А с другой стороны — зачем? Ну, расскажет она про своего изверга папу… И что дальше? Не убивать же его.

Максиму не хотелось никого бить или убивать. Хотелось перевести через улицу старушку, дать денег уличному музыканту, взять сразу несколько листовок у девочки-промоутера, купить кусочек колбасы для бродячей собаки… Только улица опять была пустой. Если где-то есть жизнь, то она в центре.

Максим однажды читал рассказ о смертельно больном человеке, который носил при себе ампулу с цианидом. В любой момент могли начаться невыносимые боли во всем теле, которые через несколько дней завершатся агонией. А пока они не начались, этот человек просто бродил по летним улицам и получал удовольствие от самых простых вещей. Сорвал листик, растер в руке, вдохнул запах зеленой свежести, идущий от пальцев… Задержался возле витрины, где на экране телевизора играл известный в своих кругах блюзмен… Сидя вечером на пляже, полюбовался на то, как солнце опускается в море… А если кто-то упрекал его в безделье, он отвечал: я занят важным делом. Я живу.

А может, это и не рассказ был, а фильм, — Максим уже не помнил. Прошлое смешалось в его голове в какую-то мерзкую кашу — точно так же, как куски яблок, желтые, зеленые, красные, проходя через мясорубку, превращаются в однородно-тошнотворное пюре.

Мельтешня «старкрафтовских» юнитов на экране. Пьяный отец, который в двадцатиградусный мороз вылез в одних трусах на балкон и стал изображать, будто сейчас прыгнет. Чьи-то гнусные рожи, исторгающие из ртов похабный смех и запах курева. Сочувственный взгляд дамочки, называвшей себя Камилла, с которой Максим лишился невинности — предварительно уплатив две тысячи рублей. «Максим Валерьевич, как вы объясните вашу непосещаемость в течение целого семестра?» «Максим, а почему ты не пьешь вино? Оно сладкое». «Эй ты, чмо, нюхай!» «Спасибо за альбом. Откуда ты знаешь, что я обожаю Возрождение?» «Хватит спать, Макс, из-за тебя продуваем!» «Где Рустам? Гы-гы, он теперь живет этажом ниже!» «Максим, как вы себя чувствуете после победы? Какие планы на будущее?»

Все это было? Кажется, да.

И все-таки Максим победил. И дело не в чемпионатах. А в том, что сейчас он идет по незнакомому городу, ему есть где ночевать, есть на что питаться, есть куда ехать дальше. Можно и никуда не ехать. Короче, все есть, кроме ампулы с цианидом. А боли могут начаться в любую секунду — жуткие боли в том малоизученном органе, что называется «душа». Якобы он находится где-то рядом с сердцем, а на самом деле равномерно распределен по всему телу. Погано на душе — погано везде и сразу.

Карина была дома одна.

— Это маме, — Максим протянул ей коробку конфет. — А это тебе, — он вынул из-за спины огромный букет цветов.

— Ну, зачем это… — удивилась она.

— Да что-то вот навеяло… — Наверное, надо было сказать что-то еще, но Максим не знал, что говорить. — Неважно.

— Хм… — она, держа в одной руке коробку, а в другой букет, смотрела на то и на другое так, будто не могла понять, что это и что с этим со всем делать. — Что это за цветы?

— Понятия не имею, — хмыкнул Максим.

— Что мы сегодня делаем?

— Шагаем.

— Куда?

— К «Православным геям».

— Это еще зачем? — удивилась Карина.

— Так надо. Вот увидишь. Ты знаешь, где у них штаб-квартира, или чего у них там?

— Да знаю, конечно. Я там была. Два раза брала интервью у отца Иннокентия.

— Ну, значит, и в третий раз возьмешь. Бог, как известно, это любит. Он вообще адекватный, этот поп-гомосек?

— Он нормальный, — сурово поправила Карина. — У него жена и двое детей.

— Ничего себе, а чего он к православным геям подался?

— Венчал однополую пару, его за это отлучили, а церковь, где все это было, снесли.

— Вот как… какой же он тогда «отец», если его отлучили?

— Лучше сам с ним поговори, он тебе много интересного расскажет.

— Ну, тогда пошли.

— Подожди, цветы в воду поставлю.

— Как тебе книжка? Осилила хоть сколько-нибудь? — уже на улице поинтересовался Максим.

— «Питер Пэн»? Я все прочитала за час где-то.

— Хм, быстро ты. Понравилась, что ли, сказочка?

— Это не сказочка. Это иллюстрация к болезни.

— Хе! Поняла теперь!

— Да. Я, кстати, раньше встречала такое выражение — синдром Питера Пэна. Сегодня специально поискала в Яндексе… Вот, я распечатала… — она достала из сумочки листок. — «Синдром Питера Пэна — патологическое нежелание взрослеть. Не болезнь, но в некоторых случаях заканчивается самоубийством…»

Максим отобрал у Карины листок, пробежался глазами.

— Да ерунда это все, Карик. Ага, основные симптомы, бла-бла-бла… «Стремление не замечать проблемы в надежде, что они разрешатся сами по себе… нет настоящих друзей…» — ну, допустим. «Двойственные отношения с матерью — раздражение с чувством вины, порожденным желанием освободиться от ее влияния…» — ну, не совсем. «Эмоции заторможены, реакция неадекватна, нарушение половой роли» — вообще туфта полная. И якобы это распространяется только на мужчин, причем какого-то определенного типа. Те, кто это сочиняет, почему-то не видят, что этому синдрому могут быть подвержены все люди без исключения.

— Почему?

— Да потому, что все были детьми. А в современном мире детство продлевается. Тебе сколько — девятнадцать? Лет сто назад ты бы уже три года как была замужем и детей воспитывала. И выглядела бы не так хорошо: после родов обычно дурнеют. А предохраняться в то время было не очень принято.

— И что? У меня тоже будет семья. И муж, и дети.

— Но признайся: ты с этим не особенно торопишься, а? Тебе же вот это нравится: ходить в юбочке, в туфельках и в чулочках, всех очаровывать, и вообще — делать что хочешь, идти куда хочешь, ни за кого отвечать не надо… Здорово, а?

— Не знаю, почему ты об этом говоришь в таком тоне. По-моему, это нормальное желание — всегда быть красивой.

— Красивой и молодой, да? Хочется законсервировать свою молодость? Ты хочешь быть вечно молодой и беззаботной?

— А кто же не хочет?

— Все хотят, сейчас на этой почве массовое помешательство. Просто эпидемия. Культ юности. Примеров не буду приводить, потому что не хочу говорить банальные вещи.

— Да. Сейчас много всяких уродов развелось, которые пытаются продлить себе детство. — Карина вновь заговорила с американским произношением: — Кидалтс, чайлдфри…

— И еще хикки.

— Who is it?

— Японское слово — хиккикомори. Так называют людей, которые боятся выйти из дома, потому что боятся других людей. Боятся социума, и вообще любого общения, кроме виртуального. Такие люди погрязают в Интернете и в компьютерных игрушках. Вот мой сосед по квартире, Вадим, — типичный хикки. Видела его?

— Этот, что ли — жирный? Видела мельком. Он ужасен.

— Его можно понять. И их всех. Кто-то не хочет стареть и красоту терять. Кто-то не хочет покидать уютный виртуальный мирок. Кому-то просто не нужны взрослые проблемы — семья, дети, карьера и прочий геморрой. Для них для всех остается два пути. Либо молодиться до бесконечности, либо — как Аленка: в окно, вниз головой. Есть и третий путь: сдаться на милость победителя и покорно взрослеть. И знаешь, в чем беда? Иногда бывает так, что момент упущен и взрослеть уже поздно. Что тогда?

Карина не ответила. Она с головой ушла в мысли. Кажется, ей стало грустно.

— Видишь, — хмуро сказал Максим. — Теперь и ты задумалась над этим вопросом.

— Да, — подтвердила она. — Мне тоже часто кажется, что смысла нет вообще нигде и ни в чем. А мне даже поговорить об этом не с кем. Только с мамой, но она все время говорит одно и то же.

— Дай угадаю: «Замуж тебе пора, дочура»?

Максим так удачно сымитировал голос, что они оба рассмеялись.

— Не совсем. Она говорит: мужика б тебе приличного, Карик.

* * *

«Штаб-квартира» оказалась крошечным домиком на окраине. Справа — двухэтажная кирпичная постройка с огромной вывеской «Баня», рядом с ней — поваленная набок фанерная будка с полустертой надписью «Пиво, раки». С другой стороны — водонапорная башня, следом за которой начинались огороженные трухлявыми заборами садовые участки.

На самом домике не было никаких вывесок — чтобы не привлекать лишнего внимания. Хотя внимания к штаб-квартире и так было предостаточно: одна стена домика была полностью исписана плохо замазанной непотребщиной.

За дверью, справа от входа, сидел скромного вида молодой человек с козлиной бородкой и листал брошюрку «Огород во славу Божию».

— Отец Иннокентий у себя? — спросила девушка.

— Да, — ответил тот и улыбнулся: — Ой, Карина! Вы опять к нам! Глазам не верю! По работе или как?

— По работе, — сухо ответила она.

— Ну, с Богом. Отец Иннокентий у себя в кабинете, он вас примет, если не занят. Боже мой, Карина! Как ты похорошела!

— Спасибо, — бросила она на ходу, не оборачиваясь.

Короткий узкий коридор. Голые стены — никаких религиозно-агитационных плакатов и подобного.

— Ненавижу, когда они комплименты делают… — прошептала девушка на ходу.

— Почему? Вроде бы он это от чистого сердца…

— Да какое тут «от чистого сердца»… Для них женщины — это какие-то мутанты.

«О. Иннокентий», — гласила табличка, привинченная к белой двери, в которую упирался коридор. Постучав и получив в ответ: «Войдите!», Максим отворил дверь.

Хозяин кабинета удивил его: был он сравнительно молодым — лет примерно тридцати, хотя и почти лысым. Борода короткая, взгляд хитроватый, ироничный. Разговаривал отец Иннокентий совсем не православно — не окал, не делал нарочито смиренных интонаций.

— Здравствуй, Карина. — Он перестал стучать по клавишам компьютера. — Милости просим. С чем пожаловала?

— Здравствуйте. Это мой коллега, журналист из Москвы. Хочет задать вам несколько вопросов. Ничего, если мы у вас займем немного времени?

— Сделайте милость! — улыбнулся он, посмотрев в глаза Максиму проницательным взглядом.

— Максим Метелкин, — представился тот, усаживаясь на свободный стул. Глянул на экран компьютера — отец Иннокентий что-то писал в «Ворде».

Еще один стул нашелся и для Карины.

— Для какого издания пишете? — поинтересовался хозяин кабинета.

— «Планета скандалов». — Это был единственный столичный журнал, который Максим вспомнил навскидку.

— Молодой человек, если вы насчет той истории с венчанием, то она давно уже неактуальна, — отец Иннокентий усмехнулся. — Можете найти в Интернете, там все очень подробно расписано.

— Нет, у меня несколько вопросов общего характера, — Максим положил на стол КПК, поставленный в режим диктофона — рядом с единственной вещью в кабинете, напоминавшей о православии. Это был decision maker — маленькая рулетка со стрелкой, только вместо «Подумай еще раз» или «Действуй» на секторах было написано старославянским шрифтом: «Покайся», «Ищи и обрящешь», «Смирись», «Иди с Богомъ» и все в этом духе.

— Ну, давайте попробуем.

— Вас отлучили от церкви, так?

Отец Иннокентий негромко рассмеялся:

— Знаете, я предпочитаю думать, что это я отлучил церковь от себя. Вы вспомните разделение церкви на восточную и западную. Каждая сторона предала другую анафеме. И что изменилось? Православная и католическая церковь существуют до сих пор. А я до сих пор венчаю.

— Но официально вы все равно не являетесь священником?

— Священник — это не сан, не должность. Священник — это вера. Ты веришь — значит, ты прав. — Отец Иннокентий начал входить в азарт беседы — стал говорить быстрее, жестикулировать. — Это показано во многих хороших произведениях… «Житие протопопа Аввакума», например…

— Знаем, в школе проходили.

— Могу привести гораздо более интересный для вас пример: американский фильм «От заката до рассвета». Люди сражаются с вампирами. Среди людей — бывший священник. Но если человек до сих пор верит — он не может быть бывшим священником. И пожалуйста: он превращает обычную воду в святую. Глубокая мысль, спрятанная под маской обычного боевика для подростков.

— Да, это интересно. А как вы вообще к этому пришли: венчать однополые пары? Надо думать, это доходное занятие?

Кстати, мысленно добавил Максим, не ваш ли это джип там за окном стоит?

Отец хитро прищурился:

— Соловья баснями не кормят, молодой человек. Но вознаграждение — это не основная мотивация.

— Что же тогда?

— Правда. Правда, молодой человек. Почему нельзя венчать однополые пары?

— Это грех. Вообще, гомосексуализм с точки зрения церкви — грех.

— Да, это знают даже миряне. Вы сами веруете?

— Смотря во что.

— Стало быть, атеист. Вот, даже атеисты знают, что гомосексуализм — грех. Вопрос: откуда они это знают?

— Хм… — Максим потер подбородок. — Кстати, в десяти заповедях вроде бы про это ничего нет.

— Есть такая заповедь. Седьмая: не прелюбы сотвори. То есть не прелюбодействуй. А прелюбодеяние — это что? Это, выражаясь современным языком, любые действия сексуального характера, совершенные вне церковного брака.

— Да, забавно получается: для того чтобы перестать грешить, геям достаточно венчаться, но им запрещено, поэтому они вынуждены грешить дальше?

— Совершенно верно. И так грех, и сяк грех. Куда ж им деваться, бедным?

Карина тем временем скучала. Она наверняка уже не раз слышала это.

— Ясно… А чем вы еще занимаетесь, кроме венчания?

— Если просто: руковожу местным филиалом. Провожу тематические выставки, вечера, просмотры фильмов. Выступаю с лекциями…

— Привлекаете новую паству?

— Никоим образом. Наше общество — это не секта, в отличие от некоторых, а что-то вроде кружка по интересам. Количество членов последние полтора года оставалось неизменным: около сорока человек плюс-минус… — он неопределенно пошевелил пальцами.

Разговор наконец-то принял нужное Максиму направление.

— Вы сказали: «в отличие от некоторых». Как тут вообще обстоят дела с сектами? Много их? Вас не рассматривают в качестве конкурентов?

— В нашем городе сект практически не осталось, — серьезно ответил отец Иннокентий. — Раньше были и «Свидетели Иеговы», и «Белые ангелы», и баптисты, и кришнаиты… Сейчас их всех выдавили из города. Именно так: ненавязчиво выдавили.

— Кто?

— Одна крупная торгово-промышленная компания.

— «Третья планета», что ли?

— Мне бы не хотелось называть конкретные названия. Будет лучше, если и вы в вашей статье их не будете упоминать.

— Договорились. И как же действует эта компания?

— Да очень просто: постепенно перекупила все места, где собирались сектанты. Иеговисты вон хотели построить большой христианский центр — сейчас на этом месте гипермаркет. Вообще, стоит только какой-нибудь секте снять для своих богослужений какой-нибудь сарай, как через неделю в этом сарае будет склад стройматериалов, и принадлежать он будет опять же компании. Компания давит все, что хотя бы отдаленно похоже на секту. Почему так — понятно. Фактически они сами — та еще секта.

— Потрясающе…

— Конечно же, секты, сектанты остались — но им пришлось забыть обо всех публичных выступлениях и других мероприятиях. Дела у них быстро захирели, так что теперь о них ничего не слышно. Их как бы нет. Если кто-то где-то собирается — то только на частных квартирах. Их практически загнали в подполье. — Отец Иннокентий сделал очень выразительный жест: будто давит кому-то на голову, пригибая к земле.

— Ага… А вас почему не загонят?

— Мы для них не представляем угрозы. Я же говорю: мы никоим образом не секта, это раз. Два: слишком уж мы… — он усмехнулся. — …Узкопрофильные.

— Это тоже понятно. Кстати, слышали что-нибудь про самоубийства? Два человека покончили с собой практически одновременно. Оба — в день своего рождения, в двадцать один год.

— Слышал, конечно, — спокойно и даже слегка цинично ответил отец Иннокентий. — Ко мне уже трижды обращались с подобным вопросом. Первый раз — следователь, второй — ваши здешние коллеги из «Ночного экспресса»… Так всегда: если какое-то странное самоубийство — значит, секта, а раз нет сект, то надо хотя бы «Православных геев» для приличия потрясти за шиворот. Я сам навел кое-какие справки о погибших. Алена Кудасова… Знаете, чем она занималась?

— Да! — наконец-то оживилась Карина. — Работала!

— Где?

— В кафе.

— В каком?

— Круглосуточном. «Мир вкуса».

— Кому принадлежит эта сеть кафе?

— «Третьей планете»…

— Компании, — строго поправил отец Иннокентий. — Как и почти половина этого города. А второй самоубийца, Алексей Облупкин, прошлым летом подрабатывал «санитаром города». Как и многие другие студенты. Так вот, третьими, кто обратился ко мне, были представители компании. Они тоже очень взволнованы.

— Ясно… Ясно-ясно… — промолвил Максим раздумчиво. — И у них тоже нет никаких предположений?

— Никаких.

— Угу. Мы пойдем, с вашего позволения.

— Вас больше ничего не интересует?

— Пока нет, — Максим встал.

— Ну с Богом.

…Максим шагал, затолкав руки в карманы.

— Выпрямись. Не сутулься, — строго сказала Карина.

— Своим братом будешь командовать… Кстати, твой брат Саня давно работает «санитаром»?

— Нет. С пятницы.

— И на второй день работы он притащил домой «Питера Пэна», так?

— Какая тут связь: «Питер Пэн», «Третья планета», самоубийства, двадцать один год?

— Вот я и пытаюсь это понять. По всему выходит, что никакой…

— Может, лучше поговорить с Саней, когда он вернется домой?

— Ну, придет Саня домой, и что ты сделаешь?

— Спрошу у него.

— Ага, и что ты спросишь? «Сашенька, не внушает ли тебе кто-нибудь на твоей работе идеи самоубийства?» А если он ни в чем не признается? Привяжешь его к стулу и будешь пытать паяльной лампой?

— Ну, а ты что предлагаешь?

— Да просто: познакомь меня с ним, и я в непринужденной беседе сам все вытяну. Попытаюсь. Он придет, а мы будем сидеть у него в комнате и копаться в Интернете. А ты скажешь: «Саня, это Максим, мой парень».

— Не буду я говорить, что ты мой парень!

— А как ты иначе объяснишь мое присутствие? Что я с тобой учусь в одной группе? Думаю, Саня знает в лицо всех твоих одногруппников.

— Ну, да…

— Всему-то тебя учить надо! Как дите малое!

Карина поколебалась.

— Ладно, я скажу, что ты мой друг. Пусть думает что хочет.

— Хорошо. Во сколько он вернется домой, если вернется?

— В шесть.

— Еще куча времени… Пошли к тебе?

Карина задумалась на секунду, потом пожала плечами:

— Ну, пойдем…

* * *

Дома Карину ждал сюрприз:

— Слышишь? — воскликнула она. — Он уже дома! В гонки свои играет.

Из комнаты Сани доносился рев мотора и визг тормозов.

— Знаешь, что это значит?

— Что его пораньше отпустили с работы?

— Нет. Он играет в машинки, когда у него плохое настроение.

— Учтем, — сказал Максим, расшнуровывая кроссовки.

— Привет, Саш. Давно вернулся? — спросила Карина, заглянув в комнату.

— Только что.

Вместо того чтобы начать задавать вопросы, Карина мягко попросила:

— Можно мы тут немножко посидим? — Она была какой-то подозрительно доброй. — Ой, познакомься: это Максим, мой друг.

— Саня, — в комнату вошел незнакомый парень в бейсболке, протянул руку.

Друг? Интересно, что она имеет в виду? Саня пожал руку Максиму, всмотрелся в его лицо — оно показалось подозрительно знакомым. Ни фига себе!

— Максим? Максим Метелкин? Безумный Макс?

«Друг» Карины пробормотал что-то вроде: «О, святые охламоны…»

Саня уже вытаскивал из ящика стола стопку журналов. Отыскал последний номер «Игронавтики», перелистнул несколько страниц. Ближе к началу, в разделе «Новости», был большой материал о чемпионате в Японии. Ткнул пальцем в фотографию, где улыбающийся паренек в сиреневой бейсболке стоял на пьедестале и держал в руках кубок и огромный лист картона — символический чек. Сумма на чеке отражалась на огромном телеэкране позади паренька. Справа и слева от телеэкрана висели знамена с эмблемой: компьютер, за которым сидит забавная черно-белая панда в шапочке с пропеллером.

— Это ты! — заорал хозяин комнаты, по-прежнему не веря своему счастью.

— Ну, я… — нехотя согласился Максим.

Саня обернулся к сестре:

— Ты что, склеила Безумного Макса? Ну, ты даешь!

Карина ничего не понимала. Она чуть не вырвала журнал из рук брата. Да, действительно: на пьедестале с чеком в руках стоял Максим.

— Что это? — спросила она. Не дожидаясь ответа, пробежала глазами текст. — Чемпионат по какой-то компьютерной игре?

— Да. Это «Панда геймз». Самый крутой в мире чемпионат по компьютерным игрушкам, круче даже, чем WCG.

— Ерунда какая-то.

Саня захохотал:

— А знаешь, сколько Макс бабла поднял на этой ерунде?

— За это еще что-то платят? — Карина приблизила страницу к глазам, прочла сумму на чеке и закусила губу. — М-да… И часто ты так… участвуешь?

— Я этим зарабатываю на жизнь, — нехотя объяснил Максим. — Профессиональный геймер.

— Это лучшая в мире профессия! — сказал Саня.

— Может быть… — невесело согласился геймер. — Только перспективы карьерного роста весьма туманны.

Карина снова и снова перечитывала текст.

— Никогда бы не подумала, что этим можно зарабатывать… И тебе хватает?

— Да как… на беззаботную жизнь — да. Квартир и машин я себе не покупаю, а на все остальное хватает. Я очень неприхотлив. Нормально, в общем, существую.

— Эх, я б эти деньги за неделю пропил! — мечтательно произнес Саня.

— А я не пью. Знаешь какая экономия!

Брат Карины отобрал у сестры журнал, протянул гостю:

— Распишись, пожалуйста!

Максим взял со стола карандаш, вывел поверх фотографии: MaD_MaX. Отчего ж не расписаться, если просят. Забавный парнишка, на сестру похож только цветом волос, а так — мосластый, лохматый, веснушчатый, слегка картавит.

— Корявенькие у тебя буковки, — укоризненно заметила Карина.

— А что ты от меня хотела? Я не писал от руки, с тех пор как меня из университета отчислили.

— И давно это было?

— Карин, да чего ты фигню всякую спрашиваешь? — шикнул Саня. — Ты хоть понимаешь, кто это? Это же живая легенда!

— Да какая я легенда? — устало произнес Максим. — Задолбали вы меня уже. Вот родился бы я в Японии или в Корее, был бы легендой. Особенно в Корее — это же рай для геймеров. Там у тебя есть все шансы стать национальным любимцем. И в рекламе тебя снимают, и на обложки журналов тискают, и в новостях засвечивают каждый день. А у нас — пара публикаций в игровых журналах и двухминутный сюжет на НТВ. В итоге если тебя кто и знает, так только задроты вроде Мельникова.

— Ты какого Мельникова имеешь в виду? Вадима? — Саня захохотал. — Знаю я его. Такое чмо!

— Вот и не будь таким, как он. Поудаляй все игры с винта и заведи себе девчонку.

— Так ведь это… — Саня с довольным видом ухмыльнулся. — Уже завел.

Сегодня, кажется, день невероятных новостей, подумала Карина. Спросила, постаравшись сохранить нейтральную интонацию:

— Ты вчера у нее ночевал?

— Давно ль ты стала интересоваться моей личной жизнью? — Саня явно подразумевал: «Своей-то нету!» И голос стал нахальный, самодовольный, какой и подобает самцу, дорвавшемуся наконец до своей первой добычи. «Как бы наша мама не стала бабушкой, — подумала Карина. — Хотя Саня достаточно умный, чтобы предохраняться. Если только он это делает не по пьяни».

— Как зовут девочку? — спросила она.

— Аня.

— Познакомишь? — с улыбкой спросил Максим.

— Да хоть завтра! Ты знаешь, это была бы честь!

— Санек, короче: прекращай все это. Я обычный человек.

— Ладно, как скажешь, Макс.

— Ну, вы тут поворкуйте, а я сейчас приду, — строго произнесла Карина и вышла из комнаты.

— Чего это с ней? — усмехнулся Максим.

— Карик очень не любит, когда другим людям хорошо.

— Потому что ей самой плохо?

— Да ну ее на фиг, — фыркнул Саня. — Только и умеет, что всех дерьмом поливать. В ней столько дерьма, что скоро из ушей польется. По кой хрен ты с ней связался?

— Так вышло. Вообще-то она ничего…

— Ты как вообще в нашем городе?..

— Проездом. Еще недельку здесь побуду…

— О, это круто. Ничего, если я тебя с пацанами познакомлю?..

— Не надо меня ни с кем знакомить. Вообще, сильно не трепись, что меня видел.

— А, понимаю. Ну ладно. А с Аней можно?

— Мы уже это обсудили. С Аней — можно.

Максим решил ничего пока не выспрашивать. Все, что Саня посчитает нужным рассказать, он расскажет без понуканий (а остальное можно будет выяснить при первой встрече с этой Аней). Но Саня предпочитал не рассказывать, а задавать вопросы:

— А что у тебя с Кариком все-таки?

— Да ничего особенного… общаемся.

— На самом деле, зря ты с ней спутался. Абсолютно никчемная баба. Это я тебе говорю как человек, который ее восемнадцать лет знает.

— Может, не надо так про родную сестру? — осторожно спросил Максим.

— Да я ее в гробу видел! — честно признался Саня. — Все время чем-то недовольна, на кого-то шипит, ругается. Кто ее чем обидел? И меня все время дергает, а я ее вообще не трогаю. По-моему, она просто больная. От нее все парни шарахаются.

— Я что-то не заметил, — сказал Максим, вспомнив ту злосчастную вечеринку. — По-моему, она пользуется спросом. Сам видел.

— Ага, и что ты видел? Что парни к ней лезут знакомиться? Это только те, кто не знает, какая она на самом деле. Она себя так ведет, что быстро все разбегаются.

— Ну, Карина имеет на это право. Она красивая.

— И что, что она красивая? — Саня хмыкнул. — Мало ли красивых баб.

— Я так понимаю, это у нее вроде испытания…

— Испытания? — Саня засмеялся. — Глупость это. Макс, вот если ты с девчонкой познакомился, а она тебя сразу начнет стебать и гадости говорить, ты что сделаешь?

— Ну… наверное, пойду другую искать. Я ведь не особо заморачиваюсь по этому поводу.

— Вот! И любой нормальный парень так же сделает. А Карик все надеется, что когда-нибудь встретит своего мужика. Такого мужика, чтобы терпел все ее выходки. Ну и пусть надеется.

Саня невольно затронул тему, о которой Максим много слышал и читал в Интернете. Да и в реальной жизни частенько с этим сталкивался.

— Есть такая точка зрения, что скоро вообще все будет наоборот: что девчонки будут сами бегать за парнями, добиваться их внимания и дарить им подарки…

— Да и давно пора. Щас у парней совсем другие интересы. Интернет, компьютерные игрушки, пиво… Ты любишь пиво? Ах да, ты не пьешь…

— А секс?

— А что секс? Ничего уж прямо такого особенного в нем нет. Нет, я, когда девственником был, — был озабоченный…

Максим еле удержался от вопроса: «Это вчера, что ли?»

— А сейчас?

— А сейчас… — Сане почему-то вдруг стало грустно, его лицо сменило выражение за каких-то полторы секунды. — Ну, что… Сейчас я знаю: секс — это хорошо, конечно…

— Ну, согласись же: совсем не то, чего ожидал?

Саня кивнул, как-то мрачно:

— Да. На смысл жизни это не тянет.

«У парня случилось крушение системы ценностей», — понял Максим.

Они оба затихли и молчали до тех пор, пока кто-то не постучал в дверь.

— Ну чего? — спросил Саня.

— Открой дверь, — попросила Карина.

— А сама никак?

Максим уже встал, чтобы открыть дверь.

Карина вошла с подносом, на котором стояли три чашки кофе.

— А мы заказывали кофе? — поинтересовался Саня. И тут же пожалел об этом: Карина запросто могла бы ошпарить его этим самым кофе за такие слова.

— Не хочешь — не пей, — спокойно сказала Карина.

«Ого, — подумал ее брат. — Чего это с ней?»

Кофе выпили молча. Потом Саня спросил:

— Ну что, Макс, завтра идешь с нами гулять? Она заканчивает в пять, ей еще надо отдохнуть, поужинать… Давай в семь?

— Стоп, а ты больше не работаешь? — удивилась Карина.

— Я сегодня уволился.

— Как так?

— Вот так, — Саня опять принял понурый вид.

— Не расскажешь?

— Нет.

Максим похлопал его по плечу:

— Твое право, Санек. Ладно, завтра гуляем. — Он посмотрел на Карину — Ты как?

— Я? — она было удивилась, носпохватилась. — Я — положительно.

— Саш, ты не против, если с нами будет Карик? — спросил Максим.

Он демонстративно пожал плечами:

— Да мне-то что…

Перед тем, как выйти из комнаты брата в последний раз, Карина сказала:

— Саня, я у тебя вчера книжку взяла почитать. Ничего?

— Ничего. Я все равно ее уже прочитал. Завтра после работы надо в библиотеку забежать, если успею…

— А чего это тебя вдруг на сказки потянуло?

— Это любимая книжка Ани. Постоянно только про нее и говорит… — коротко пояснил Саня и вдруг спохватился: — А тебя?!

Карины уже не было.

* * *

На улице Максим хлопнул в ладоши:

— Ну, вот и все. Осталось только пообщаться с этой замечательной Аней.

— И что, ты все из нее вытянешь?

— Я не буду ничего вытягивать. Она все расскажет сама.

— Опять ждать…

— А ты куда-то торопишься? Мертвых уже не вернешь.

Она промолчала.

— В любом случае с «Третьей планетой» нам лучше дела не иметь. Да и вряд ли они к этому имеют какое-то отношение. Саня стал читать Питера Пэна с подачи Ани. Вот с ней и будем разговаривать. Возможно, она — некий вирус в теле компании «Третья планета». Сектант-диверсант. Наносит точечные удары. Промывает юным сотрудникам мозги и толкает на самоубийство. Представляешь?! Может такое быть или нет?

— Может, наверное…

— Вот. Главное сейчас — не спугнуть ее. Выясним все при личном общении, ненавязчиво. Все.

Максим вставил руки в карманы и побрел, лениво шаркая подошвами об асфальт. Ему захотелось шагать туда, куда ноги несут, жевать мороженое, пить энергетики, слушать плеер и не думать ни о чем. Вроде все как обычно. Но что-то явно было не так.

Спустя секунду он понял, что именно. Карина шла рядом с ним.

Она вместе с ним вышла из дома. Хотя Максим ее об этом не просил.

— Ты куда? — спросил он.

— А ты куда?

— Я — куда глаза глядят.

— Ну, значит, я с тобой. — Она пояснила: — Не хочу быть там, с ним.

— Что у вас за глупая война с братом?

— Он избалованный маменькин сынок.

— А тебя это очень волнует?

— Ну… — судя по интонации, она хотела произнести какую-то резкую отповедь. Но осеклась в самом начале и совсем другим тоном закончила: — Он мой брат все-таки. Ведь не всегда же ему мама будет помогать… Надо и самому учиться жить.

— Вроде бы он движется в правильном направлении, а?

— Да. Сегодня просто какой-то день открытий. — Она помолчала и произнесла: — Так вот чем ты на самом деле занимаешься…

— Да вот. Не хотел тебе об этом говорить.

— А почему?

— Ты же считаешь, что играть в компьютерные игрушки — это глупо.

— Да, считаю. Но если есть такие дураки, которые за это платят, — то почему бы и нет?

— Хорошая логика, — одобрил Максим. — Только… есть одна проблема. Я уже говорил: перспективы карьерного роста весьма туманны. Ну, поиграю я еще годик — и все.

— Ну и хорошо. Займешься чем-нибудь другим.

— Чем? Я больше ничего не умею.

— Ерунда какая. Научишься.

— Да чему я научусь. Я много раз пытался работать в самых разных местах. Нигде не мог продержаться больше месяца.

— Не там, значит, работал. Найдешь нормальную работу.

— Для этого нужно образование…

— Будет и образование. Какие твои годы. Откуда там тебя отчислили? У тебя деньги есть — возьми и восстановись, хотя бы на платном отделении.

— Да уж, какие мои годы… — вздохнул Максим. — Как у тебя все просто.

— Ну, а что? Я уж думаю, это проще, чем международные чемпионаты выигрывать.

— Я вообще не знаю, чем бы я мог заниматься…

— Да чем угодно! Хоть той же журналистикой. Из тебя бы получился отличный журналист.

«Был я уже журналистом, — хотел сказать Максим. — Да кем я только не был. А толку?»

Он не стал ничего говорить.

— Максим, а как ты вообще стал зарабатывать деньги вот так?

— Как я стал прогеймером?

И чего она хочет? Чтобы он взял ножик, вспорол себе живот и выставил на всеобщее обозрение собственные кишки? Не стоит. Он и так сказал больше, чем следовало бы.

— Как-то само собой получилось.

— Я тебе завидую… Вот у меня почему-то ничего не получается так… само собой.

Это была какая-то другая Карина. Не та, к которой Максим уже успел привыкнуть.

— А это вообще трудно — работать так, как ты? — спросила она.

— Это не работа.

— Ты делаешь на этом деньги — значит, работа.

— В нашей стране сделать на этом какие-то деньги просто невозможно. Вот в Корее — это да, серьезный бизнес. У них даже есть игровые факультеты в вузах, можешь себе представить? А у нас… — Максим махнул рукой.

— Платят мало?

— Ладно, если вообще платят. Обычно в качестве призов не бабки, а какие-нибудь дивайсы. И ладно еще, если что-нибудь нормальное. Айпод, например, или КПК. Видела бы ты, сколько у меня дома валяется всяких беспроводных мышей, клавиатур, футболок, дисков и особенно разных идиотских сувениров, которые мне на фиг не вперлись. Нет, если этим серьезно заниматься, то обязательно нужно выходить на мировой уровень, иначе просто не стоит усилий.

— Усилий?

— Приходится ежедневно тренироваться, бывает, что и по несколько часов в день. Подряд. А бывает, что и с утра до вечера, без перерыва на обед.

— Ой, я бы так не смогла. Ну, я могу полчаса максимум поиграть, в шарики.

— В какие такие шарики? В «Лайнс», что ли?

— Нет, там цепочка шариков разноцветных, надо шариком по ним стрелять.

— А, «Зума».

— Наверное, глаза устают?

— Фигня. Тут есть один простой секрет: надо чаще моргать. К этому привыкаешь.

— И ослепнуть не боишься?

— Кто сказал, что от этого слепнут? — усмехнулся Максим.

— Ну, это же все знают: если долго смотреть в компьютер или в телевизор — можно ослепнуть.

— Туфта. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. Еще говорят, что, кто много читает при искусственном свете, у того зрение ухудшается. Я лет до четырнадцати книжки читал чуть не каждую ночь. Под одеялом, с фонариком.

— Ну, да. Мой брат тоже так читал. И зрение себе здорово посадил.

— Значит, наследственность плохая, только и всего. Э, стоп. Так он близорукий? А чего очки не носит?

— У него линзы.

— Ясно. А может, у него не от чтения зрение село? Говорят, глаза портятся от рукоблудства.

Карина шлепнула его ладонью по плечу:

— Не пошли при мне! …Кстати, можно личный вопрос?

— Ну.

— Не знаю, как сказать…

— Говори, как есть.

— Я не хочу тебя обидеть… Мне просто интересно.

— Ну, в чем дело?

— Обычно те парни, которые постоянно за компьютером сидят… они девчонок боятся. А у тебя все наоборот.

— Когда-то и я боялся, когда был помоложе, — спокойно признался Максим. — Потом решил, что с этим что-то нужно делать.

— То есть ты переборол себя?

— Да.

«И начал с того, что купил проститутку», — мысленно добавил он. Карине ни к чему знать, как он проделал этот путь — от закомплексованного девственника, обиженного на весь мир и на себя самого, до своего нынешнего состояния. На самом деле, хорошо, что все получилось именно так, хорошо, что он привык быть один. Женщины не имеют над ним никакой власти. Он мог демонстративно не обратить никакого внимания на красавицу, мог легко прекратить любые отношения, как только они становились обузой. И никогда не влюблялся. Ему нравилось быть «над схваткой», нравилось быть не таким, как все, — например, как этот Костя, который искренне капает слюной в сторону любой красивой девушки.

Они проходили мимо мини-маркета. Вот она, провинция: здесь еще остались мини-маркеты, аккуратненькие белые коробочки со смешными названиями — «Дорофей» или «Азалия».

Можно купить энергетика, подумал Максим. И пива для Вадима. И коктейлей для Эллы. Тьфу ты! Он совсем забыл про свою подружку, на целый день оставленную на растерзание Мельникову. С Кариной пора прощаться. Еще пятнадцать минут — и все.

— Хочешь чего-нибудь?

— Чего?

— Покушать, выпить?

— Да нет вроде…

— Тогда подожди. Надо кое-чего для дома купить.

Максим вернулся к ней через две минуты с пакетом, провисшим под тяжестью нескольких коробок с соком и алюминиевых банок. Открыл баночку энергетика, откупорил. Негромкий щелчок, переходящий в шипение, — этот звук был для него привычным и родным.

— А энергетики пить не очень полезно, — заметила Карина.

— Как говорил один мой знакомый, полезно — то, что пролезло. Я привык пить энергетики, для меня они как лимонад. Пить энергетики и закусывать пиццей. — Он многозначительно потряс указательным пальцем. — Шоколад — тоже хорошо.

— Ты вполне мог бы питаться в ресторанах. С твоими-то доходами.

— Я не всегда столько зарабатывал. Это раз. Два — я ненавижу рестораны.

— За что?

— Без всякой причины. Иррационально.

— Ресторан — это просто место, где люди едят.

— Нет. Люди едят в столовых, в пельменных всяких там, в пиццериях. А в ресторанах — понтуются.

— Ну, и кушал бы в столовых. Фастфуд — это очень вредно! Нужно обязательно есть горячее. Суп, кашу…

— Тебе это рассказали в школе на уроках домоводства? Тоже туфта. Многие культуры вообще обходятся без горячих жидких блюд — и ничего.

Карина помолчала. Максим почувствовал, что возразить ей, в принципе, нечего, хотя очень хочется — исключительно для того, чтобы последнее слово осталось за ней.

Когда пауза затянулась, Максим понял, что пора расходиться. Остаток дня можно будет провести в приятном безделье, в обществе Эллочки или просто в одиночестве, а к расследованию вернуться на следующий день.

— Ладно, Карик, давай до завтра.

— Ты уже уходишь?

— Да. Мне надо побыть дома.

— А, понимаю. Тренироваться?

— Да.

Карина невольно предложила отличную отмазку, за которую Максим тут же ухватился. К чему ей знать, что он ушел в бессрочный отпуск и гамает теперь только для удовольствия?

Она, кажется, немного расстроилась.

— Ну, ладно… если так… я не хочу тебя отвлекать от твоих дел, если они важнее.

Ей, конечно, хотелось, чтобы он тут же возразил: нет-нет, что ты, конечно же, ты важнее дел! Эх, если бы не Элька… Нет, надо вернуться. Он и так нехорошо поступил, что бросил ее.

— Завтра в двенадцать похороны Алены. Придешь?

— Обязательно. Пока, Карик, — он взял ее за руку, поцеловал кончики пальцев и замер, держа кисть ее руки возле своего лица. Больше всего на свете ему захотелось с силой дернуть девушку на себя, чтобы она свалилась прямо к нему в объятия, а потом запрокинуть ее, впиться губами в губы и засунуть язык к ней в рот. Максим помешкал немного и выпустил руку Карины.

— Я тебя ничем не обидела? — спросила она негромко.

— Да вроде нет…

— Я говорила, что ты отвратителен… Прости, пожалуйста.

— Давно простил.

— Ты правда иногда странно себя ведешь…

— Пока, Карина.

«Я обещаю тебе: все будет. Не сегодня. Разберемся с этим расследованием, спроважу Эллу и подарю тебе целый день или даже несколько дней. Пока еще я могу себе это позволить», — мысленно проговорил геймер-чемпион, шагая прочь и не оглядываясь.

Скрестив руки на груди и опустив голову, Карина понуро смотрела ему вслед. Она так и не сказала, что слышала каждое слово разговора Максима с Саней, когда те остались наедине.

* * *

Воткнув ключ в скважину и повернув, Максим остановился, приник ухом к двери. Оттуда доносились музыка и голоса.

Не иначе, Костя устроил пьянку. В честь чего, интересно?

Плюнуть бы на все да уйти, но уже поздно: к двери кто-то шел. Да и не надо оставлять Эллу одну в чужой компании.

Максим распахнул дверь, за которой уже стояли аж целых три человека. Две девчонки и парень. Лица знакомые: это же Валя и Иришка, с которыми он в пятницу познакомился возле фонтана. Да и парня он уже видел на вечеринке — кажется, его зовут Олег.

— Это Максим! Максим пришел! — взвизгнула рыжая Валя.

— Ого, и запивку принес, — добавила Иришка, заглянув в пакет и выудив оттуда большую коробку сока.

Парень крепко пожал ему руку:

— Привет, мы уже встречались. Я Олег.

Максим кивнул и стал расшнуровывать кроссовки.

— Мы с тобой в некотором роде коллеги, — продолжал Олег. — Работаю админом в интернет-кафе. Люблю онлайновые игры — линейку, ВоВ…

— Макс, а почему ты сразу не рассказал, чем ты занимаешься? Это же так здорово! — по голосу Вали трудно было понять, подтрунивает ли она или говорит серьезно.

— А что, Костик все-таки разболтал? Вот козел! — добродушно усмехнулся Максим.

— Макс, тут нечего стесняться, — строго произнес пьяноватый Олег. — Ты делаешь нужное дело — прославляешь нашу страну. Весь мир должен у нас сосать.

Валя притворно ахнула и шлепнула его по плечу.

— Да, я так и сказал: сосать, — повторил Олег с вызовом. — В любом виде спорта. Даже в кибернетическом.

Кроме них в квартире было еще человека три, не считая самого Кости. Из кухни в большую комнату перетащили стол и даже накрыли скатертью. Бутылка водки, бутылка шампанского и несколько бутылочек с вином, магазинные салатики в пластиковых коробочках, тоненько порезанные хлеб и колбаса, фрукты… К огромному раздражению Максима, в комнате присутствовал и такой ненавистный ему артефакт, как гитара.

Увидев своего почетного постояльца, Костя мигом отбросил гитару, вскочил с дивана и кинулся к нему. Максим протянул было руку, но Константин схватил его в объятья. Видимо, он тоже был уже, что называется, хорош.

— Заложил меня, да? — спросил Максим.

— Да вот как-то так. Зато у тебя теперь несколько новых поклонников…

— А где Элька? И Мельников?

— О! — Костя засмеялся. — Эти двое заняты вместе. — Он выждал паузу — наверное, чтобы Максим оценил шутку, — и завершил: — Сидят по комнатам и режутся по сетке в третью «Кваку».

Он был не особенно пьян — скорее, перевозбужден.

— Ну, пусть и дальше сидят.

— Да. Оставь этих дегродов и давай к нам.

— А в честь чего пьянка?

— Отмечаем. Меня на работу взяли, стажировка начнется завтра! Так что сегодня веселимся… — он тяжело вздохнул. — А грустить завтра будем. Да… Завтра похороны нашей Аленушки… И я туда не попадаю… — Он издал громкий звук, похожий на всхлип, но тут же нагнал на себя улыбку. — Не откажешься разделить выпивку с верным поклонником?

Кстати, о поклонниках. Вот и настало время задать Косте серьезный вопрос.

— Можешь выйти на кухню? Надо поговорить.

— Ну, че бы и нет… — Костя вышел вслед за гостем, не забыв захватить со стола рюмку с водкой и бутербродик.

— Кость, хочу спросить у тебя кое-что, — сказал Максим, плотно закрыв дверь на кухню.

— Вперед!

— Вадим Мельников — геймер-задрот. Он про меня знает и от меня тащится. Саня, который брат Карины, тоже геймер, хотя и не совсем задрот. Он тоже знает про меня и тоже тащится. Но ты-то вообще не геймер, и уж тем более не задрот. Я могу поверить, что ты что-то обо мне слышал. Но с какого перепугу ты мной восхищаешься? Что, не нашел себе другого объекта для поклонения?

Костя недолго поколебался с ответом, махнул рукой и сказал с усмешкой:

— Да, дорогой мой объект, ты меня раскусил. Я вообще не знал, кто ты такой, и не узнал бы, кабы не Вадик. Он постоянно повторял твое имя, просто бредил тобой… И я подумал: а вот пообщался бы ты с ним лично — может, и человека бы из него сделал…

— И заодно твое финансовое положение поправил, — подсказал Максим.

— И это тоже. Да и самому стало интересно. Я как-то не думал, что есть такие люди, которые какие-то реальные деньги зарабатывают тем, что играют в компьютерные игрушки. Я был уверен, что ты такой же задрот, как Мельников. Но когда увидел тебя в реале, понял, что ты другой.

— Какой же?

— Нормальный. Хотя и с небольшими заскоками, но у кого их нет?

— Я так и понял, что ты все это время врал, пока пел мне дифирамбы.

— Ну, зачем так сурово? Не врал, а…

— Играл, — опять подсказал Максим. — Как дети играют в космонавтов. Интересно было себя попробовать в этой рольке, а? Якобы ты мой фанат, а я суперзвезда.

— Нет, — зачем-то начал оправдываться Константин. — Ты ведь и в самом деле достоин восхищения…

— Пусть Мельников восхищается. А ты нормальный человек, оставайся им и дальше.

— За нормальных людей! — Костя поднял рюмку, которую держал в руке, на секунду задержал ее в воздухе, затем отправил содержимое себе в рот. Громко выдохнул, закусил канапе. — Хорошо-о… Кстати, Мельников. Ты знаешь, мне кажется, что Вадимка… ну… мне страшно это выговорить.

— Попробуй.

— Ну, что он… эм… — Костя замялся.

— Гей? Ты это хочешь сказать?

— Ну. Я бы не хотел такое говорить про своего друга, но факты говорят сами за себя.

— Факты? Очень интересно. Он что, качает гей-прон?

— Прон? Че такое «прон»?

— «Прон» — это слово «порн» с переставленными буквами. Так пишут на трекерах, чтобы не запалили.

— А, ясно. Я все равно не смотрю порнуху. Я люблю красивую эротику. Я не считаю, что показывать крупным планом разные дырки — это сексуально…

Костя очень любил поговорить про себя. Максим это дело пресек:

— Так что, ты застал Вадика за просмотром гей-порно?

— Нет, это вообще был бы ахтунг. Но мне кажется, дело к этому и идет. Это же ненормально, чтобы двадцатилетний парень так от девчонок шарахался! Я понимаю, было б ему тринадцать. В тринадцать лет я сам девчонок боялся.

— По-моему, Вадим с ориентацией еще не определился.

— Так пусть определяется! Давно пора! Знаешь, Максимка, он на тебе просто помешан. Я не знаю, что это — половое влечение или фанатизм, но факт: стоит только вспомнить твое имя, как он меняется. Бля, ну сделай же что-нибудь, пока он совсем пидором не стал! Сними ему шалаву, что ли!

— Успокойся, Костя. Никого я покупать ему не буду.

— Денег жалко?

— Нет. Его жалко. Я сам лишился невинности с проституткой. Поверь, ничего хорошего в этом не было. Лучше б я девственником остался.

— Что хорошего в том, чтоб быть девственником?

Максим вспомнил грустное лицо Сани и сказал:

— Пока ты девственник, секс для тебя — это что-то сакральное…

— Какое? — перебил Костя.

— Святое. Божественное.

— А ты что же, хочешь сказать, что на самом деле секс — это не божественное занятие?

— Вернемся в студию, — предложил Максим, раздраженный поворотом беседы.

Костя одобрительно качнул заметно отяжелевшей головой.

Максим не торопился сесть за стол. Сперва заглянул в комнаты.

Мельников все-таки побрился. Без своей недобороды он не стал симпатичным — просто перестал вызывать отвращение. И футболку надел, не сказать, чтобы очень чистую, но хотя бы без пятен пролитого кофе.

— И где ты мотался? — спросил Вадим.

— Где надо. У меня встречный вопрос.

— Про Эльку? Ну, она нормальная тян.

— Рад, что вы все-таки нашли общий язык. Чем ты ее кормил?

— Яичницу пожарил. С колбасой. И еще кофе сделал — она сказала, что любит кофе.

— Отлично. А теперь слушай мою команду: на счет «три» ты выключаешь комп, идешь в большую комнату, садишься за стол и присоединяешься к тусовке.

— Да чего мне там делать…

— Того, что я так сказал. Не обсуждать. Один.

— Да че я там буду делать! — громко закричал Вадим. — Все скажут: а это что за урод и откуда он вылез?!

— Не скажут, я прослежу за этим. Два.

— Да никто со мной за одним столом сидеть не захочет!

— Это в твоих интересах. Если не выйдешь — я завтра же перееду жить к одной девчонке. Три.

Вадим негромко зарычал и нажал на системном блоке клавишу Power.

— Встретимся там, — Максим шлепнул его по плечу и отправился в свою комнату.

— Элька — карамелька! — пропел он, крепко обняв девушку. — Как прошел день?

— Он еще не прошел…

— Пойдем в большую комнату. Там вечеринка.

— Я не очень люблю такие вечеринки.

— А я их, если честно, просто ненавижу. Сегодня у меня настроение побыть таким же, как все. Пошли? Если что — сразу уйдем.

— Угу.

Так и уселись за стол втроем. Места хватило не для всех, поэтому Элла уселась Максиму, занявшему табурет, на колени. Что интересно, чемпиону было совсем не тяжело.

Для Вадима освободили край дивана, дружно подвинувшись. Толстяк кое-как втиснулся в просвет между валиком и Олегом-админом.

— Налейте чемпиону! — воскликнул Олег.

— Не надо. Не пью.

— Оставьте его, он действительно не пьет, — потребовал Костя.

— А дама?

— Дама пьет, — ответил Максим.

Элле и Вадиму налили по стаканчику красного вина.

— Макс, это как-то нехорошо. Девочка твоя пьет, а ты как же? — Рыжая Валя укоризненно пощелкала языком.

— А она за двоих неплохо справится.

— Нет-нет, как же так? Давайте разберемся. Максим, ты в завязке, что ли? — спросил Олег.

— Да. В вечной завязке с момента рождения.

— О-о-о! — уважительно протянула Иришка, еще человека три подхватили.

— Ну что ж, бывает, — кивнул Олег. — А причина? Про религиозные убеждения не спрашиваю — все мы служим Ктулху, кто имеет дело с компами. Со здоровьем беда?

— Нет. По личным убеждениям.

— Расскажешь? — попросила Иришка. — Должны же быть какие-то конкретные причины.

— Родители-алкоголики и плохие отношения с одноклассниками — вот все мои причины.

— Ну, первое-то можно понять, да, — согласился админ. — А второе?

— Да просто я все старался делать не так, как они. И вообще, держался от них подальше. На дни рождения и всякие другие вечеринки не ходил, даже если приглашали. Однажды, где-то классе в девятом, наступил момент, когда все в классе попробовали алкоголь. Все, кроме меня. Они надо мной ржали и говорили: «Ты все равно когда-нибудь выпьешь». А я думал: а вот и хрен вам, мрази.

— Ласково ты их! — воскликнул незнакомый Максиму парень спортивного телосложения.

— Максим, но мы-то не мрази, — очень осторожным голосом произнесла Валя. — Неужели ты с нами не выпьешь, если мы тебя попросим?

— Нет. Убеждения важнее.

— Максим, а если объективно: какие убеждения тебя останавливают? — сказал Олег. — Ведь никто тебя не просит нажираться в свинью. Просто выпей стаканчик винца. Ничего страшного с тобой не случится. Просто станет очень хорошо, — он кивнул, как бы подтверждая собственные слова, и добавил: — И весело. Вот.

— Мне и так неплохо.

— Да что вы до него докопались? — воскликнул Константин. — Зачем добро в говно превращать?

— Да почему в говно? — не сдавался Олег. — Максим, даже если ты нажрешься в хламину — в этом ничего страшного нет. Ты имеешь право.

— Может, он здоровье бережет? — возразила Валя.

Тут уже не согласился сам Максим:

— Как раз не берегу. Неправильно питаюсь. И режим дня не соблюдаю. Да какой смысл? Все равно: дышим химией, жрем химию… Везде отрава.

— Да! Именно так! Ну что такого, что ты зальешь в себя еще чуть-чуть отравы? Это ж не водка, не самогонка — очень хорошее вино.

— Вот, у меня немножко осталось, — Элла поставила свой стаканчик на стол. — Попробуешь?

— Даже твоя девчонка просит! Неужели ты ей откажешь? — сказала Иришка.

— Вадим, что скажешь? — Максим посмотрел на Мельникова, тот буркнул:

— Да мне нас… плевать мне, — поправился он.

— Костя?

— Ну, это уж как сам хочешь. — Константин взял в руки гитару, подергал струны, стал подкручивать колки.

Что сделал бы Максим, произойди этот разговор в любой другой компании? Встал бы и ушел. Вот и все. А попытались бы удержать — не постеснялся бы и скандал устроить. Но с этими людьми ему почему-то было хорошо, и никого не хотелось материть, и ни с кем драться.

— Максим, а представь, что тебе осталось жить совсем немного. Допустим, через неделю будет ядерная война. Ты бы и тогда не выпил?

— Хм… А вот это серьезный вопрос. — Максим покусал себя за подушечку большого пальца на левой руке, а потом осторожно взял стаканчик. Стеклянная посудинка слегка подрагивала в его пальцах.

— А ведь и то верно, — неторопливо проговорил он. — Вдруг завтра все помрем? Какая тогда разница?

Сидевшие за столом окончательно притихли, во все глаза глядя на Максима.

— Так вот как лишаются девственности! — пошутил Костя.

Геймер поднял стакан до уровня глаз и всмотрелся в вишневого цвета жидкость. Принюхался: пахло тоже вишней.

— Вкусно пахнет, да? — спросила Иришка. — Попробуй. Оно сладкое.

Ей не стоило говорить последнюю фразу. Максим тут же стиснул губы, будто застегнул их на молнию, обернулся к фикусу, стоявшему в углу, и коротким резким движением выплеснул вино в кадку. Хлопнул стаканом об стол и угрюмо замолчал, с вызовом глядя на оторопевших гостей.

— Ну что, довольны? — усмехнулся Костя, перебирая струны гитары. — Вам же русским языком сказали: человек не пьет. И что вы к нему пристали?

Поразительно: в полупьяном виде он выглядел гораздо умнее и говорил куда более здраво.

— Кость, убери гитару. Она меня бесит, — потребовал Максим.

— Чемпион сказал убрать гитару. Слушаюсь! — Он поставил инструмент к стене. — Ребята, нам всем надо понять простую вещь: Максим — гений. Не надо пытаться как-то объяснить то, что он делает. И не надо ничего от него добиваться. Им надо молча восхищаться. Дай нам Бог всем стать такими же мастерами в своей области, как Максим — в своей.

Эта короткая речь Кости разрубила в клочья и разогнала возникшее было напряжение, будто вентилятор — дым от подгоревших блинчиков. Гости вернулись к еде и застольным беседам, перестав пялиться на Максима, а тот, чтобы немного поднять упавшее настроение, принялся целовать Эллу в губы цвета и вкуса вишни.

Кошмар! Ведь он и в самом деле только что чуть не выпил спиртного. Это и впрямь как лишиться девственности. Если сделать это неудачно, можно и всю жизнь изуродовать. Нет, избавьте меня от такого счастья. По крайней мере, в этот раз. А другого раза и не будет. Хорошо, когда знаешь, что в любой момент можешь прекратить эту комедию. А вина не надо даже пробовать, а то вдруг понравится — и не захочется ничего прекращать.

Оторвавшись от Эллы, Максим обнаружил, что за столом идет какой-то важный разговор на тему того, как неправильно устроен мир. Геймер попытался вслушаться. Иришка рассказывала, как в одиннадцатом классе пыталась встречаться с тремя парнями, ей приходилось изо всех сил вертеться, чтобы они не узнали друг о друге, но они узнали, и кончилось все грандиозными разборками. Простая история, но все ахали и аплодировали, слушая ее.

— Бабам верить ни в коем случае нельзя! — подвел итог Олег.

— Это точно, — сказала Иришка и похабно рассмеялась.

— Тебе тоже изменяли, что ли? — спросил геймер.

— Чего?

Максим еле удержался от того, чтобы треснуть Олега по уху. Он терпеть не мог, когда человек переспрашивает, хотя расслышал каждое слово.

— И даже не то что изменяли… — админ подпер ладонью голову и закручинился. — Рассказать, что ли? Вы-то все эту историю знаете… Я персонально для Макса и Эли.

— Валяй, — кивнул Максим.

— Ну, короче, была у меня девушка. Алина. У меня с ней все было очень серьезно. Даже жили иногда вместе…

— Иногда? — усмехнулся чемпион.

— Она у меня время от времени оставалась ночевать. Где-то около года мы встречались. И короче, я стал чувствовать, что она мне надоела. Вроде и встречаться уже не интересно, и расставаться жалко. Ну и вот, отношения все равно продолжались, хотя это уже были не отношения, а труп отношений. — Он подпер голову рукой, смяв кулаком слегка небритую щеку. — Она постоянно плакала, что ей одиноко, что ей меня не хватает, что я ей мало времени уделяю, — а я занимался чем угодно, только не ею. Учебой, работой. Мы только спали вместе иногда. Она много сидела в аське, с кем-то часами болтала — с моего компа, я подчеркиваю! А я разрешал ей. Пусть разговаривает с кем хочет — все равно ж она постоянно со мной. Вот. И был у нас общий друг, Паша. Нормальный такой чел, в Америке год жил, таеквондо занимается, в группе на клавишных играет — короче, музыкант, спортсмен и красавец. Мы с Алиной часто у него бывали в гостях. Вот. Нормально так сидели втроем…

Элла как-то странно возилась на коленях Максима — будто ей было неудобно. Хотя до этого сидела спокойно. Геймер ущипнул ее за зад.

— Однажды Алина пришла ко мне в гости, как обычно… Сидим на диване, она какая-то грустная. Молчит. Отворачивается. Чувствую, что-то натворила. Вот. Стал расспрашивать, что случилось. Она сказала, что однажды занималась с Пашей виртуальным сексом. Я спрашиваю: когда? Она говорит: тогда-то и тогда-то, ты лег спать, а я сидела за компом до часу ночи и вот этим занималась, потому что ты на меня давно внимания не обращаешь. Я ей говорю: ну, виртуальным сексом можно…

— И что, тебе не было обидно? — уточнила Валя.

— Было немножко, но я же понимаю разницу между виртом и сексом в реале. Она увидела, что меня так легко не прошибешь, и сказала, что как-то раз даже зашла к Паше в гости на чай и они целовались. Слово за слово, и я из нее вытянул такую информацию: что с Пашей у них за моей спиной был целый роман, они спали много раз. И главное — когда?! Я сперва ей даже не поверил. Она стала называть конкретные даты: такого-то числа сказала, что будет у подруги ночевать, а сама поехала к Паше. Или, там, я к экзамену готовлюсь всю ночь — она к Паше. И вроде по датам все сходится. Я тут же звоню Паше, начинаю задавать вопросы: мол, гражданин, что вы делали такого-то числа и какое у вас есть алиби? Он чего-то темнить начал, от ответов уклоняться. И все время повторяет как попугай: «Олежик, дружище, я не хочу, чтобы наша дружба как-то пострадала». А я ему говорю: да на фиг ты мне нужен, блин, ептить. И повесил трубку. Теперь с тобой, говорю. Алина: да ты сам виноват, ты мне мало времени уделял, а Паша, он такой уж и заботливый, уж и нежный, уж и член у него больше. Я ей говорю: Алиночка, тебе полчаса хватит, чтобы манатки собрать? Она уж ко мне перевезла тапочки, зубную щетку, кучу всякой косметики…

— А может, лучше было простить ее? — деликатно поинтересовалась Валя.

— Слово «прощать» тут не подходит. Я не то чтобы рассердился — мне просто вдруг стало очень-очень больно. Почему она это делала за моей спиной? Неужели нельзя было нормально объяснить: давай разойдемся, мне с тобой плохо?! А еще было больно, что она столько времени меня обманывала, а я и ни сном ни духом. Да и вообще, как-то все это было нехорошо. Я знал, что у Паши была постоянная девушка, — что же его на чужих-то потянуло? Нет, ну я понимаю, приключений всем хочется, но вообще-то, если уж на то пошло, спать с девушкой друга — страшный моветон. Вот. Наши отношения с Алиной и так на ладан дышали, а после этого я с ней уже не мог быть вместе. Она мне писала, звонила. Я не отвечал и трубку не брал.

— Ты сказать-то что пытаешься? — хмыкнул Максим. — Подумаешь: баба изменила. Тоже мне, история!

— Так это еще не конец. Я потом уже узнал, причем совершенно случайно, что тут не все так просто. Что Паша как-то раз на неделю уезжал в Петербург, как раз в один из тех дней, когда Алина сказала, что будет ночевать у подруги, а сама якобы ночевала у Паши. Вот. И это была моя первая зацепка. Провел собственное расследование, опросил всяких третьих лиц…

— Зачем? — перебила Валя.

— Просто из любопытства. Ничего не поделаешь: математический склад ума, люблю во всем точность. По всему выходило, что Алина меня обманула. И с Пашей у нее ничего не было с вероятностью около восьмидесяти семи процентов. Вот. Или все-таки что-то было, она просто преувеличила масштабы. Но скорее всего — она просто все придумала. А Пашу попросила, чтобы он ей подыграл.

— Зачем? — опять спросила неугомонная Валя.

— Фокус вполне в ее духе — надеялась таким образом меня вернуть. Чтобы я ревновал. Чтобы захотел за нее побороться. Вот.

— А ты и руки опустил, — подвела итог Иришка.

— Да, а почему нет? Она помогла мне понять, что эти отношения с ней мне совершенно ни к чему, как и она сама. А как было на самом деле — уже все равно. Много будешь знать — плохо будешь спать. Мне вот приятно верить в то, что все-таки у нее с Пашей ничего не было. Может, конечно, самообман… Ну и что?

Элла продолжала беспокойно ерзать. Максим притянул ее голову к своей и снова впился в губы. Ему хотелось делать это долго, на виду у всех. Сквозь жаркий поцелуй он уловил звонок в дверь, но не придал этому особого значения. У него отчего-то кружилась голова — то ли от пухлых губ Эллы, то ли от капелек вина, попавших ему на язык из ее большого, развратного рта. Впрочем, такое он и раньше за собой замечал: когда долго находился в компании пьющих людей, то рано или поздно начинал чувствовать, будто и сам немного пьян. Какая-то подсознательная мимикрия.

— Кто там еще? — недовольно произнес Костя. — Опять, что ль, мы громко себя ведем? Вроде нет. Вадим, сходи, разберись.

— А че я? — недовольно буркнул тот.

— Ну, если это соседи, пошлешь их всех к херам. Ты умеешь.

Вадим передернул плечами:

— Ну, ладно… — и потащил свое тело, «прокачанное» печеньем и кока-колой, к двери.

Максим продолжал целовать Эллу, пока не обнаружил вдруг, что в комнате стало как-то подозрительно тихо. Тогда он заставил себя оторваться от нее. И обнаружил, что в комнате находится Карина. Она стояла в дверях, но как только Максим встретился с ней взглядом, девушка отвернулась и вышла в прихожую. Негромко хлопнула дверь.

Вот так: зашла и тут же вышла. Вряд ли кто-то, кроме Константина, вообще понял, что произошло.

Лучшее, что мог сделать Максим в такой ситуации, — сидеть за столом как ни в чем не бывало, ведь все равно уже ничего не изменить, но ему почему-то захотелось столкнуть Эллу с колен, встать, выйти в свою комнату. Лучшее, что могла сделать Элла, — ненадолго оставить его в покое, но она почему-то пошла за ним.

Максим приложился щекой к оконному стеклу. Лицо его горело, а стекло было прохладным.

Элла положила руки ему на плечи. Максим обернулся к ней. Ему вдруг захотелось со всей силы врезать ей ладонью по щеке. Испугавшись самого себя, отогнал эту мысль. Мягко оторвал руки Эллы от себя:

— Оставь меня. Хочу побыть один.

Она вышла.

Он свалился на кровать лицом вниз, воткнул в уши затычки-наушники и включил первое, что попалось, — песенку в стиле эмо-панк с агрессивным проигрышем вместо припева.

Во тьме по улицам пустым

Бредет он мрачный, словно тролль,

Мальчишка с именем простым.

Среди друзей он не король.

Из-под растрепанных волос

Отчаянных не видно глаз.

Никем не узнанный пророк —

Пока еще один из нас.

Бушует новая война,

Идут дожди, бегут года.

В душе подростка тишина

И безразличья пустота.

Он мир познать еще не смог

И очень одинок сейчас,

Никем не узнанный пророк

Пока еще один из нас.

Мир будет в хаос погружен,

Когда придет последний срок,

Но над неистовой толпой

В огне появится пророк.

Утихнет ярость в тот же миг,

Остынет боль, утихнет страх,

И мы увидим новый мир

В его отчаянных глазах.

Песня понравилась. Максим поставил ее на повтор и слушал много раз подряд, уткнувшись в подушку.

* * *

Карина выбежала из подъезда, столкнувшись на крыльце с каким-то парнем в серой куртке. Не извинившись, быстро зашагала, удаляясь прочь от дома, где жил этот подонок Максим. Щеки ее горели, перед глазами стояла картина: Максим жадно целуется с толстой шалавой, которая сидит у него на коленях.

Бабник проклятый! Лижется со всякой швалью, а потом теми же губами лезет к ней! Карина опять вспомнила, как легко удалось Максиму вырвать у нее поцелуй. Ей захотелось бежать домой и вымыть рот с мылом. И руку, которую он тоже трогал губами. Нет, домой идти тоже нельзя. Не сейчас. Мама непременно будет приставать с расспросами и сыпать своими колхозными шуточками: «Чего нос повесила, царевна Несмеяна? Никто замуж не берет?» Надо немножко успокоиться. Дура! Сама виновата. Зачем побежала за ним? Долго стояла у подъезда, придумывала предлог, чтобы зайти. Чтобы не сказали потом: «Ай-ай-ай, Карик, что же ты сама за мужиками бегаешь?»

Она опять вспомнила слова брата. Родного брата! «Абсолютно никчемная бабенка… От нее все парни шарахаются…» За что он ее так ненавидит? За что ее все ненавидят?!

Карина и сама не заметила, как забрела на какую-то незнакомую улицу. Не то чтобы совсем незнакомую — девушка приблизительно представляла, в какой части города находится, просто именно на этой улице еще ни разу не была.

Двухэтажные дома-бараки стояли здесь вперемешку с бревенчатыми избушками деревенского типа. Девушка шагала мимо раскаленных труб, брошенных вдоль деревянных заборов, мимо перевернутых мусорных баков, вываливших наружу неказистую начинку, мимо протянутых между деревьями веревок, на которых сушилось белье. Безлюдно — всех прохожих будто повыжгло вечерним солнцем, свирепым и изнуряющим, как зубная боль. Навстречу Карине попалась лишь одна пожилая женщина в мокром сарафане, под ним угадывались дряблая грудь и мятый живот. Над напомаженными губами змейкой проползала полоска черных густых волос. Прохожая толкала коляску. Под козырьком-тентом в коляске сидел полуголый ребенок, похожий на облысевшего детеныша обезьяны, в ручонке он сжимал китайскую игрушку — пластмассового медвежонка-панду.

Своим видом взмокшая женщина невольно напомнила Карине о страшной жаре. Надо немножко охладиться, надо. Остыть. Во всех смыслах.

Она вдруг вспомнила того парня, на которого налетела, выскочив из подъезда. Он был в серой куртке с надетым на голову капюшоном. Так ведь и тепловой удар недолго схватить! Ей самой уже почти дурно, хотя она одета легко-легко…

Единственный магазин, оказавшийся на пути, больше напоминал сельпо: небольшая кирпичная коробка с вывеской «Продукты» и длинным крыльцом. На крыльце сидел оборванный мужичонка с редкой бородой, смотрел куда-то вверх, а потом вдруг заорал: «Идите на…» — и принялся, матерясь, размахивать руками, словно бы разгоняя рой каких-то насекомых. Хотя никаких насекомых не было.

Из магазина выбежал охранник, а может, и грузчик, — широкоплечий и квадратноголовый парень в майке-сеточке и шортах. На ходу ощупал Карину взглядом с головы до ног, потом толкнул мужичонку кулаком в плечо и добавил в его ругань немного своих матюгов. Тот словно бы ничего и не заметил. Парень схватил мужика за рубашку и с силой швырнул на асфальт. Что было дальше, Карина не видела — она торопливо взбежала по ступенькам.

Внутри было душно, мерзко пахло копченой рыбой. Интересно, хозяева этого закутка знают, что такое кондиционеры и для чего они нужны? На окнах висели клейкие бумажки для ловли мух. Сам магазин состоял из двух половин. Справа от входа стояли столики на высоких подставках и нечто похожее на буфетную стойку — там торговали спиртным. Карина, морщась, направилась влево, где были прилавки с продуктами и стеклянные шкафчики с безалкогольными напитками.

Она долго колебалась. Брать лимонад? Там одна химия. Минералку? Она противная. Воду без газа? Вот еще, тратить деньги на простую безвкусную воду. Продавщица, усталая, чуть смуглая женщина — кажется, татарка или чувашка, — с интересом наблюдала за ней, отвернувшись от экрана крохотного черно-белого телевизора, где шел какой-то сериал.

Удивляясь самой себе, Карина достала сторублевку и попросила баночку энергетика «Огонек». Быстро вышла на улицу, сжимая в руках длинный, обжигающе холодный цилиндрик.

Ни грузчика, ни громко галлюцинировавшего мужичонки уже не было. Карина перешла с быстрого шага на неторопливый, открыла баночку, чуть не сломав ноготь. Отпила немного… Ну и что он в этом находит? Ерунда какая-то, к тому же кислая.

Теперь, пожалуй, можно потихоньку двинуться домой.

Мимо Карины прогрохотали несколько самосвалов с кирпичами — в ту сторону, где над этим «поселком городского типа» возвышался башенный кран. Потом появилась легковушка, поравнялась с Кариной и поехала за ней на малой скорости — какая-то подержанная иномарка, в машинах Карина не очень разбиралась.

Начинается… Карина шагала прямо, стараясь не оглядываться на машину.

Легковушка гуднула. Карина от всей души показала ей средний палец.

Краем глаза она заметила, что кто-то высунулся из окна машины и машет ей рукой. Не выдержала и обернулась. Да это же Миша!

Миша нормальный. Глупый, настырный, но хороший. Он ее не обидит. Можно попросить, чтобы подбросил ее до дома.

Машина остановилась.

— Привет, — кивнула Карина. — Прости, не узнала.

— Карик, привет! — Миша заволновался. — Тебя, это, подвезти?

— Если тебе не трудно, — бросила она.

Села рядом с водителем.

— Ты как здесь?.. — поинтересовался он.

— Не твое дело, — отрезала Карина. Он, кажется, не обиделся.

Через несколько минут машина свернула с дороги и заехала во двор какого-то дома.

Остановилась.

— Ты чего это придумал, а? — злым голосом спросила Карина.

Миша смущенно потупился:

— Это… Карик… Ну. Это. Пойдем ко мне в гости?

О, как очаровательно! Этот бурдюк, кажется, хочет ее соблазнить!

Карина решила принять такое радушное приглашение. Ей ничего не грозит в любом случае: если Миша посмеет хоть как-то перейти рамки дозволенного, то будет иметь дело с матерью Карины, — а это как минимум означает для него грандиозные проблемы на работе. Вряд ли он в этом заинтересован.

Принцессе грустно. Развлеки ее, пока у тебя есть шанс!

— Пойдем, — сказала она.

Миша повеселел, даже запинаться почти перестал.

— Добро, как говорится, пожаловать… — произнес он, распахнув перед Кариной входную дверь.

А ничего так. Чистенько. И обстановка неплохая. Все-таки видно, что хозяин что-то зарабатывает. Но атмосфера какая-то нехорошая, воздух спертый. Давно не проветривали, наверно.

— Двухкомнатная. Евроремонт. Подвесные потолки. Эти… стеклопакеты.

К чему это он?

Как только Карина сняла туфли, Миша подхватил ее под локоть:

— Пойдем, я тебе все покажу.

Он толкнул первую дверь.

— Это кухня… Заходи.

Когда девушка вошла, Миша указал пятерней на плиту и сказал:

— Вот это плита. Газовая, — подчеркнул он.

— Ага, — сказала Карина.

— Вот это у меня бар, — он открыл шкафчик со стеклянными дверцами, где стояли бутылки хорошего, дорогого алкоголя. Вместо того чтобы сразу же усадить гостью за стол и предложить ей чего-нибудь выпить из своего бара, Миша продолжил эту странную экскурсию.

— Стиральная машина, — объяснил он, постукав большой ладонью по белоснежному кубу, стоявшему между раковиной и холодильником. — Говорящая. Девятнадцать базовых программ стирки. Уникальный сотовый барабан. Гарантия три года. А это у нас холодильник… Немецкий… Автоматическая разморозка, циркуля… это… — он запнулся, пытаясь выговорить слово, и по слогам завершил: — …ци-он-на-я вентиляция. Сигнализация — ну, это если оставить его открытым и забыть… А вот это у меня микроволновка, — он шлепнул по стоявшему на холодильнике белому ящичку.

— Ага, — сказала Карина. Чтобы не показаться невежливой, заглянула вхолодильник. — Ты одними пельменями, что ли, питаешься?

— Хозяйки-то нет, — пояснил Миша и положил лапу ей на спину. — Пойдем.

Еще одна дверь.

— Ванная и туалет в одном флаконе, — он засмеялся — удачно пошутил, дескать. — Тут у меня евросантехника. Такой комплект стоит… — Миша назвал цену. Он ее поразить пытается, что ли?

— Идем дальше. Вот здесь спальня… — За дверью оказалась маленькая комната, целиком занятая огромной кроватью. Миша похвастался стоимостью кровати и ее фирмой-производителем. — Я здесь сплю. Пока что. А если… — он смущенно засмеялся, потирая ладонью затылок. — …Если когда-нибудь у меня будет прибавление в семье, эту комнату можно будет освободить под детскую. Пойдем.

— Ага, — сказала Карина.

— А здесь у меня рабочий кабинет. И комната отдыха. Все сразу. Вот, видишь: компьютер, — он махнул головой в сторону компьютерного столика. Заученно перечислил технические характеристики своей ЭВМ, назвал стоимость. — А это диски, — показал он на полочки. Карина пробежалась взглядом: одни игрушки, гонки и стрелялки — в те же самые игры любил резаться Саня.

В этой комнате царил легкий холостяцкий беспорядок. На спинке стула перед компьютером висело несколько мятых рубашек, на подоконнике стояли две пустых стеклянных бутылки из-под пива. Пепельница, стоявшая рядом с клавиатурой, была полна с горкой. Довершали картину валявшиеся на видном месте гантели.

— Домашний кинотеатр. С плазменным экраном. Звук долби-сурраунд, — английские слова Миша произносил с таким невыносимым акцентом, что Карине хотелось его стукнуть кулаком по необъятному животу. — Длина диагонали… блин, не помню. Фильмы у меня здесь. В основном русские, иностранщину не этого. Не люблю.

— Ага, — сказала Карина. — А книги у тебя есть?

— Книги? — удивился и даже немного расстроился Миша. — Ты любишь книги? У меня их нет. Мне некогда их читать.

— А в игрушки играть есть время?

— Ну, надо же как-то расслабляться, не все ж пиво дуть! — развеселился Миша и даже похлопал себя по утробе. «Очаровательно», — подумала Карина.

Ее вдруг заинтересовала фотография на стене — в рамочке, под стеклом. Там был молоденький Миша, забавно полненький, но совсем не такой отвратно жирный, как сейчас, а рядом с ним — девчонка лет семнадцати, брюнетка. В принципе, симпатичная, хотя и слегка прыщеватая.

— Это кто? — спросила Карина.

— Жена.

— Ты женат?

— Был… — Миша смотрел на фотографию очень грустными глазами. Кажется, та девушка до сих пор что-то значила для него.

— Развелись, что ли?

— Ну.

— Ага, — сказала Карина. Ей стало совсем скучно.

Миша уныло молчал. Потом полез в ящик стола и протянул ей обитую черным бархатом коробочку.

Упс… Еще никто и никогда всерьез не предлагал Карине руку и сердце. Она и подумать не могла, что это будет так… неинтересно. Ну как же можно так испортить первый раз?!

— Твой размер. Семнадцать с половиной.

Карина скучающе посмотрела на колечко и закрыла коробочку.

— Откуда ты знаешь мой размер?

— Мама твоя сказала.

— Ага.

— Ну так что?

Глупее вопроса и придумать было нельзя. Карина вздохнула с большой досадой:

— А ты как думаешь? Нет!

— Нет? — он был изумлен. — А че?

— А то!

— Тебе кольцо не понравилось, что ли?

— Вот дурак. Ты мне не нравишься! Неужели непонятно? Ты мне просто не нравишься как мужчина!

— Да ладно тебе ломаться, — вдруг сказал Миша с неожиданной резкостью. — Квартира есть, машина есть, все есть. Чего тебе еще надо? Золотые горы?

Карина чуть не поперхнулась воздухом от неожиданности:

— Логика у тебя — железная! Действительно: что мне еще надо. Такой завидный жених, с тачкой, с хатой, — а я отказываюсь, вот дура! А с чего ты взял, что я вообще хочу замуж?

К такому повороту Миша был не очень готов.

— Ну… Надо.

— Да правда, что ли?!

— Будешь жить на всем готовом…

— Я и так живу на всем готовом. Миш, серьезно: мне еще рано.

— Смотри: потом поздно будет.

Как он может говорить это на полном серьезе?

— Я что, такая старая?

— Да нет, просто пора уже. Это. Ну. — Он несколько раз кивнул со значительным видом. — Срок пришел. Ты у нас девушка взрослая, серьезная — я ведь кому попало предлагать не буду. Я тоже пацан серьезный. И за себя могу постоять, и тебя прикрыть. Решайся давай. А то ведь так и будешь всю жизнь это… с этими… с сопляками гулять.

Он, кажется, на Максима намекает. Да что этот бегемот знает про него?!

— Мне еще доучиваться надо.

— На заочное пере… это. Переведешься.

— Нормально! Ты уже решаешь за меня!

— А что? Все равно тебе придется это сделать, на заочное перевестись. А то кто же будет за хозяйством следить?

— Знаешь что, Мишенька, — сухо произнесла Карина. — Я все поняла, кажется. Тебе не нужна я. Тебе нужна жена. Чтоб сидела дома, стирала, готовила, убиралась. Вот и ищи. А меня не трогай.

Быстрым шагом она двинулась к выходу. Миша преградил ей путь.

— Уйди с дороги, мудак! — завизжала она, схватила со стены рамку с фотографией, замахнулась: — Уйди, а то разобью на фиг об твое свиное рыло! Это! Ну!

Миша оторопело попятился. Карина выскочила в коридор. Хозяин квартиры поволокся за ней.

Она сунула ноги в туфли, распахнула дверь. Крикнула:

— Лови!

И швырнула рамку Мише. Тот с испуганным лицом выбросил перед собой обе руки. Попытался схватить, но рамка ударилась о его неумелые толстые руки, упала на пол и разбилась.

Бежать на каблуках, да еще и по ступенькам, было опасно, но Карина бежала.

* * *

Максим оторвал лицо от подушки и обнаружил, что за компьютером сидит Вадим Мельников и смотрит какой-то японский мультик.

— Ты че тут забыл? — поинтересовался геймер, поставив плеер на паузу.

— А че… смотреть, как они там обжимаются? — мрачно спросил Мельников.

— У тебя своей комнаты нет, что ли?

— Там занято.

— О-о… Ну, сиди тут.

Нужно было узнать еще кое-что.

— Элла ушла?

— Да. Полчаса сидела грустная, а потом собралась и ушла. Ты ей по морде врезал, что ли?

— Нет. Так, небольшая размолвка. Подробностей не будет.

— А не надо. Все всё поняли.

— И что?

— Всем пофиг. Немного пообсуждали, поахали и стали дальше пьянствовать.

Максим кивнул. Ничего другого он и не ожидал услышать.

— Макс.

— Чего?

— Мне, наверно, не надо было ее впускать.

— Точно подмечено.

— Это… извини.

— Вадик, на будущее: если уж нагадил, то хотя бы не докапывайся меня со своими извинениями. Все. Хочешь сидеть здесь — сиди. Будешь мне мозги конопатить — вылетишь отсюда. Понял, нет?

Мельников понуро кивнул. Наступила тишина, которую Максим первый же и нарушил.

— Слушай, Вадим. Такой вопрос. Представь, что ты решил покончить с собой…

— Да мне и представлять не надо.

— Отлично. Вот что бы ты сделал последнее в своей жизни? Только не надо ничего такого в твоем стиле: взял бы топор и пошел бы рубить всех встречных и поперечных — нет. Представь, что ты — это я. Что б ты сделал на прощание?

— Если бы я был тобой? — Вадим задумался. — Потрахался бы как следует.

— Это я уже сделал много раз. Другие варианты?

Вадим пошлепал себя мясистой ладонью по мясистому подбородку.

— Мемуары бы написал. Тебе есть о чем.

— Правда, что ли? Коротенькие получатся мемуарчики.

— Да не, в самый раз.

— Мне объективно писать особо не о чем.

— А все твои чемпионаты?

— Ну, во-первых, их не так много у меня было — я имею в виду, действительно серьезных. А во-вторых, на книгу все равно не хватит. Ты книги вообще читаешь?

— Обижаешь, — буркнул Вадим. — Думаешь, я за компом только в игрушки играю?

— Ну, вот. Почитай каких-нибудь современных авторов, особенно молодых. Все пишут про себя. А конкретно, кто как с кем бухал и кто как с кем спал. Тухлятина.

— Я вот вообще никогда ни с кем не спал, — угрюмо сказал Вадим.

— Про тебя сейчас никто не говорит, — отрезал Максим. Мельников виновато притих.

— Макс, — сказал он немного погодя.

— Чего?

— Ты считаешь, что я унылое говно?

— Я ничего не считаю, я не математик. Меня ведь тоже когда-то так называли — словом на букву «г».

— В школе?

— Угу. Да как только не называли.

— Ну, меня тоже травили. Весь класс.

— Это совершенно нормальное явление. По-научному называется буллинг. Я как-то читал, что травле подвергается каждый пятый школьник. Можешь себе представить?

— И кто это подсчитал? — усмехнулся Вадим. — Британские ученые?

— Не знаю, но этой цифре я почему-то верю. Все как в жизни. Пока тебя все опускают, думаешь, что ты один на свете такой уникальный, незаслуженно оплеванный и никем не понятый. А потом бац! — и оказывается, что ты всего лишь один из двадцати процентов. То есть под некую норму подпадаешь. А потом идешь мимо школы, видишь, как в школьном дворе семеро одного пинают, — и ведь нисколько не жалко! Эти, опущенцы, — такие ничтожества. Я вот сам, когда еще учился, мечтал всех одноклассников убить. Просто желал им смерти. Ежедневно выдумывал разные казни. А сейчас думаю: а ведь реально было бы лучше расстрелять не мучителей, а всех изгоев. Ну, или не расстрелять, а сослать куда-нибудь, перевести в отдельную школу.

— Я классе в седьмом сочинял длинную историю. Про спецотряд, который создавали как раз из таких подростков — они у меня назывались «нулями». Отряд для особых операций. Потому что такие ребята уж точно никого не будут жалеть…

— Ага, а сам ты, конечно, был командиром отряда «нулей», а все «нули», конечно, дружили друг с другом и т. д. Хе! Туфта это. По буквам: Тэ У Фэ Тэ А. «Нули» эти — кстати, отличное название, — они злопамятные. Им обязательно надо вот эту боль, которую им подарили, — вернуть. И даже неважно кому. Был такой эксперимент, еще в советское время: со всех зон взяли всех «петухов» и согнали в отдельную зону. Думаешь, они там стали жить и работать в мире и согласии? Хрена. Стали формировать внутри своей касты опущенных касту еще более опущенных. И так зверствовали, как никто до них не зверствовал. Те, кто выжил, потом почли за счастье вернуться обратно. Так что эти «нули», они бы сами друг друга перестреляли. Если хочешь — сочини об этом историю. Ты пишешь что-нибудь?

— Так… — неохотно признался Вадим. — В ЖЖ.

— У тебя есть ЖЖ? У меня тоже — правда, я туда уже полгода не залезал. Как твой называется?

— «Мистериоззо». С двумя «з».

— Как-нибудь загляну.

— Не обязательно.

— Обязательно. Я уже все решил… — Максим вспомнил о теме разговора и вернулся к ней: — Об этих детишках, которых в школе обижают, очень любят писать и фильмы снимать. Ну, то же «Чучело» или «Класс» — хороший фильм, недавно в Эстонии сняли. И обязательно с таким подтекстом: вы только посмотрите, что эти изверги делают. И это, конечно, правильно. А вот что с этими «нулями» потом происходит? Вот как-то раз читал биографию какого-то актера, голливудского, якобы в школе его все обижали, а попал в колледж, и все девчонки за ним начали бегать, потому что он был весь такой замкнутый и таинственный. Это такая туфта, что даже смешно говорить. Я вот вступительные экзамены сдал, переехал в другой город, получил место в общаге — думал, все. Начнется новая жизнь.

Ну, в какой-то степени она началась. Но не сразу. Я никак не мог понять, что у меня больше нет врагов. Ни с кем не разговаривал, если со мной пытались заговорить — огрызался… короче, вел себя точно, как ты сейчас, только еще хуже. И что самое обидное, я же поступал на психолога, а на этом отделении одни девчонки. Вот в нашей группе было двое парней, включая меня, и тринадцать девок. Вот ты не поверишь, я искренне думал, что не пройдет и недели, как кто-нибудь из девчонок будет строить мне глазки или посылать записочки… Ничего подобного, конечно, не произошло. Уже потом, совсем потом, я узнал, что девки меня попросту боялись. Да и не до меня им было. В семнадцать лет обычная девушка уже имеет колоссальный опыт личной жизни и может себе позволить выбирать кавалеров. Шестнадцати-семнадцатилетние девчонки — это ж самый ходовой товар, и они этим пользуются. А мне просто нечем было их заинтересовать. И я не понимал их. Я не понимал, что происходит вокруг меня. Девчонки постоянно говорили при мне о делах на любовном фронте: кто с кем познакомился, кто их бросил, кого они бросили. А я думал совсем о другом. У меня была паранойя. Мне казалось, что кто-нибудь из моих бывших одноклас-сников приедет сюда специально, чтобы публично меня опозорить, рассказать всем, какое я ничтожество. Мне все время казалось, что я не так одет, что надо мной все смеются, что у меня просто на лбу написано — «Я урод» — и все это видят.

— А на самом деле всем было пофиг.

— Точно, Вадик. Не то что совсем, но, в общем, да. Но особенно меня убивал мой сотоварищ, Ваня Орешкин, второй парень из двух в нашей группе. Я смотрел на него и видел, что он точно такой же «нуль», как я. Такая же мягкотелая тряпка, и даже хуже. Но почему-то девчонки с ним общались как с нормальным, и смеялись над его шутками, и не обижались, когда он их щипал… Короче, я быстро плюнул на все это дело — на девок, да и на учебу тоже — и стал заниматься тем, что у меня получается лучше всего.

— Играть?

— Да. Не прошло и года, как я оттуда вылетел. Первую сессию кое-как сдал, а вторая все решила.

— Жалеешь?

— Нет. Чему бы они меня научили такому, чего я не знаю. Но с другой стороны, когда я был студентом, моя жизнь имела смысл, цель — как-то так. Я мог как угодно пинать балду, но спросят меня: чем ты занимаешься? А я с гордостью отвечаю: учусь в вузе. А сейчас — что я делаю, для чего, кому это надо? Не знаю и знать не хочу.

— А потом что было?

— А потом. Потом я вернулся к родителям. Пытался где-то работать, перепробовал кучу всего… Смотрел, как пьянствует папаня, как маманя спивается… Тебе интересна моя биография?

— Да.

— Прости, я больше не хочу разговаривать на эту тему. Настроение пропало.

— А, — мрачно сказал Мельников. — Ну, гут. А можно один вопрос?

— Ну?

— Твои одноклассники знают о твоих успехах?

— Одноклассники — вряд ли, хотя может быть. Вот в администрации города точно знают. Для них это большая честь: из такого занюханного городишка паренек — и на всемирном чемпионате золото взял! А уж по чему именно чемпионат — по шашкам ли, по домино, по компьютерным играм или по «кто громче пернет», — дело десятое. Они из меня еще национального героя сделают. Мне одна мамина знакомая, алкашка, звонила как-то раз, говорила, что якобы хотят в честь меня сделать памятную табличку и повесить на стену школы. И будто бы даже эскиз видела. Брешет, скорее всего, с ней по пьяни бывает. Но если правда, если я только узнаю, что действительно повесили, — лично приеду, возьму молоток и раздолбаю эту табличку к чертям собачьим.

— Я б тоже так сделал, — угрюмо одобрил Мельников.

Максим помолчал.

— Завтра я уйду, Вадик.

— Завтра? Не рано?

— Я думаю, в самый раз. Чего мне тут делать. Плевать на все. И на нее.

— На нее — на твою Эллу?

— И на нее тоже.

— Вернешься?

— Ты же знаешь, что нет.

Вадим насупился и уткнулся в комп. Максим вставил в уши наушники. Просто так, для вида. Музыку включать не стал.

Видео: Дмитрий Неделин. Источник: young4ever.org

Съемка на мобильный телефон. У Дмитрия огромные глаза, крупный нос и большие некрасивые губы. Больше в кадре ничего не помещается. Разговаривает мягким, приятным голосом.

Дмитрий. Ну, я постараюсь покороче… Меня зовут Дмитрий Неделин. Я ухожу. Потому что так решил. Двадцать один год — мой потолок. Только одно хочу сказать: не надо никого винить в этом. Я ведь знаю, что подумают — что я это сделал из-за того, что отборочный тур не прошел. Нет! Дело не в этом. Ну, подумаешь: в истории не останусь. И не надо. Я в любом случае бы ушел. Это мой выбор, моя идеология. Я ни о чем не жалею. Я ухожу счастливым.

Конец съемки.

6. Ночь суббота — воскресенье

Висевшая на стене декоративная сова с циферблатом на пузе показывала половину одиннадцатого. Максимка сидел за столом вместе со всеми. Ему было очень плохо.

Он откровенно не понимал, почему согласился после занятий поехать на этот день рождения, на другой конец города, на всю ночь, с людьми, для которых так и остался чужим, хотя знакомы они были уже полтора месяца.

Это был первый раз, когда Максимка нарушил свой ежедневный режим: «общага — университет — общага». В университете он занимался тем же, что и в школе — то есть абсолютно ничем. Лекции и семинары посещал исправно, но никак не мог заставить себя записывать хоть что-нибудь. Разве что похабные картинки на партах рисовал, специально для этих целей носил при себе чёрный маркер.

С одногруппницами и старостой Ваней Орешкиным Максимка практически не общался. Иногда, конечно, пытался завести разговор с какой-нибудь из девушек — в трамвае или если оба рано пришли на пару и никого ещё нет. И всё вроде было нормально, до тех пор, пока не появлялся кто-нибудь ещё из однокурсниц. Тогда про Максимку мигом забывали. И как это изменить — он не знал.

Зато с соседями по комнате, Эдиком и Антоном, он быстро нашёл общий язык. Уж с кем, а с ними ему очень повезло. Во-первых, у них на рыло было по компьютеру. Во-вторых, Эдик и Антон редко находились в комнате вдвоём, чаще — кто-то один, а значит, Максимка мог от души побиться с ним по Сети в какую-нибудь стратегию или шутер, так как, в-третьих, и это главное, оба соседа Максимки были не дураки погамать. Хотя с другой стороны, у Эдика и Антона была личная жизнь, и оба они периодически пропадали на целую ночь. Иногда даже приводили девчонок в гости, попить чайку, — Максимка в таких случаях ложился на кровать, заворачивался в одеяло с головой и делал вид, что спит. Ладно хоть его никогда не просили переночевать где-нибудь в другом месте — знали, что идти ему некуда.

Максимка поехал на день рождения, даже несмотря на разговор с именинницей Юлей, что состоялся в перерыве между лекциями.

Виновница торжества раздала всем приглашения на свой праздник. Максим заглянул через плечо Вани Орешкина и прочёл на розовом билетике:

«Дорогая лапочка-зайка! От всей души приглашаю тебя…»

Потом ещё раз прочёл собственное приглашение, потом ещё раз, как будто от этого что-то могло измениться.

Там было: «Максим! Приглашаю тебя…»

Юли уже не было в аудитории. Должно быть, вышла покурить, пока есть время до начала лекции.

Максимка решился с ней поговорить. Возможно, ему не стоило этого делать.

— Юль! — сказал он, выйдя на крыльцо.

Пухленькая очаровашка Юля, стоявшая прямо под табличкой «Курить запрещено», бросила в его сторону скучающий взгляд, задумчиво крутя между большим и средним пальцами длинную дамскую сигарету. Она была одна — вот и отлично.

Максимка показал ей розовый билетик, будто удостоверение личности.

— А я, значит, не лапочка и не зайка, — мрачно произнёс он, не глядя на неё.

— Ваня очень хороший, — спокойно объяснила Юля. — А тебе я не то что сказать, а даже написать не могу «зайка» или что-то в этом роде.

— Почему?

— Потому что ты… — Юля всегда и со всеми была вежливой, но в этот раз ей почему-то захотелось говорить напрямую. — Ты язва. Ты хотел, чтобы я это сказала вслух? Вот, пожалуйста.

— Угу, — он несколько раз кивнул. — Он порча, он чума, он язва здешних мест?

— Именно так.

— А Ваня что, лучше?

— При чём здесь он. Был бы на его месте кто-то другой, мы бы всё равно его больше любили, чем тебя.

— Из-за того, что я язва?

— И не только. Ты требуешь любви, внимания к себе.

— Назови хотя бы одну причину, почему я не могу этого делать! — рассердился Максимка.

Юля назвала целых три, загибая пальчики:

— Твой невыносимый, злобный характер. Твоя нелюбовь к окружающим. НИКТО не имеет права ТРЕБОВАТЬ любви.

Прямо так и сказала, сухо, какими-то казёнными словами, будто приговор прочла. Максимке и возразить-то было нечего. Правда, понять, как так получилось, что он стал язвой, Максимка тоже не мог. Ведь он хотел совсем не этого.

И теперь ему было очень, очень погано. Будто в нём проделали огромную дыру, испражнились туда, а потом тщательно зашили.

Он сидел напротив пьяненькой именинницы, которая почему-то обнимала сидевшего рядом Ваню Орешкина, — точнее, откровенно висла на нём. Как же так, ведь у неё же есть парень, вроде бы даже она с ним помолвлена? Максимка не понимал этого. Ему было больно. Точно так же, как бывало больно, когда на лекциях Ваня начинал водить тупым кончиком карандаша по аппетитной спине сидевшей перед ним Юли, а она не была против, даже улыбалась. А Максимка чувствовал себя так, будто это ему водили по спине. И не карандашом, а остриём ножа

— Максимка, а почему ты не пьёшь вино? — спросила сидевшая рядом Алёна. — Оно сладкое. — Последнюю фразу она не проговорила, а как-то мечтательно пропела.

Это был первый раз за вечер, когда на присутствие Максимки обратили какое-то внимание. И очень вдруг захотелось налить целый стакан этого винища и вылить Алёне на голову. Ему можно, он язва. И он устал уже объяснять, что не пьёт алкоголь. Просто не пьёт.

На столе стоял ещё графин с компотом — Максимка его тоже не пил. Ваня Орешкин сказал ему, что это тоже вино. Потом оказалось, что он пошутил, но Максимка на всякий случай не трогал и компот.

Потом он встал из-за стола и ушёл в ванную. Собственное отражение в зеркале немного успокоило его. А здесь хорошо. Спокойненько так. Может, просидеть здесь всю ночь? Нет, это глупо. Да и потом, кто-нибудь обязательно придёт блевать. Унитаза не всем хватит — кому-то придётся делать это в раковину.

Максимка открыл кран, с наслаждением умылся холодной водой. Уселся на край ванной. Сидел минут двадцать. В гостиной включили музыку на полную громкость, раздалось пьяное девичье «у-ух!». Танцевать начали, под какую-то попсню. Эх, вернуться бы в общагу… Нет, слишком поздно. Какие-нибудь запоздалые маршрутки, может быть, ещё ходят, даже такси можно взять — Максим сегодня получил перевод от матери. Правда, на эти деньги ему ещё жить до конца месяца… ну да где наша не пропадала. Э, да какое там такси — всё равно в общагу уже не пустят, там с этим строго.

Тут его будто кто-то ударил. Он в чужом городе, в совершенно незнакомой его части, в кармане пусть и небольшие, но всё-таки деньги. Суббота, ночь. Ну же, решайся!

Максимка решился.

Вышел из ванной. В полутёмной прихожей — никого. Дверь в большую комнату неплотно закрыта, из-под неё сквозь щели вырывается разноцветный свет. Гремит музыка. Отлично.

Раз-два — обуваемся. Три — руки в рукава куртки. Четыре — открыть и закрыть входную дверь. Свобода.

По ступенькам — вниз, вниз, вниз. Несколько площадок, но лампочка горит только на одной. Максимка вынул из кармана маркер, крупными печатными буквами написал на стене длинное ругательство. Вот теперь совсем хорошо.

Ночь, мелкий, еле заметный дождик. Пустой двор. Пустая улица. Какие-то неинтересные переулки. А потом Максимка вышел на ярко освещённую площадь.

У каждого крупного города — несколько центров. Формально — один, там где администрация и прочие государственные учреждения, фактически — сколько угодно. Где по ночам кипит жизнь, там и центр.

Здания здесь стояли далеко друг от друга. Двадцатиэтажная гостиница «Утёс», универмаг «Колосс» и огромные пространства между ними, занятые автостоянками и шеренгами ларьков. Да, тогда ещё были ларьки, и они были везде. Возле ларьков кучковалась пивная молодёжь — старшеклассники и пэтэушники. В родном городе Максимка побоялся бы подойти к такой ночной компании ближе, чем на десять шагов, но здесь ему не было страшно. Убежать всегда можно — и попробуй, найди его потом!

Максимка прошёл сквозь шагавшую ему навстречу ватагу каких-то крепких парней в тельняшках под распахнутыми куртками — речное училище гуляет, не иначе. Никто из речников даже не обернулся в его сторону. Ребята пили пиво на ходу, гоготали о чём-то своём. Никто не ткнул в Максимку пальцем, не заорал: «Чмо-о-о-о!» Я человек-невидимка, подумал он. Не фонтан, но сойдёт. Типа даже в ранге повысили.

— Хе-хе… — ехидно усмехнулся он. — Хе-хе, — повторил он несколько раз, пробуя этот приятно щекотный смешок на язык. — Хе! — в половинчатом варианте ему понравилось больше. Максимка даже немного потренировался говорить «Хе!» с разными интонациями.

Неплохо бы и самому что-нибудь выпить. Во время бессонных ночей в «Мираже» он привык пить холодный, очень сладкий растворимый кофе, который готовил дома и носил с собой в пластиковой бутылочке. Можно было зайти в кафе и выпить пару чашечек, но это, скорее всего, будет дороговато, да и кофе на Максимку давно уже не действовал.

Он задержался возле ларька, рассматривая напитки в стоявшем рядом с ларьком холодильнике. Пепси-кола и прочие бодрящие лимонады — это слишком слабенько. А вот энергетики… Максим ещё ни разу их не пробовал. Слышал, что очень вредные… Эх, кофейная душа, тебе ли бояться каких-то там энергетиков?

«Пшшшик!» — сказала откупоренная баночка. Напиток почему-то оказался кислым. Максимка нарочно сделал несколько больших глотков, прислушался к себе: сердце не возмутилось, в ушах не застучало… Везде один обман! Ожидал чуть ли не наркотика, а получил какой-то кислый лимонад без газа. Ну и ладно.

Теперь можно шагать в общагу пешком, через весь город — и прийти как раз к шести утра, когда опирают входную дверь… А можно забуриться куда-нибудь на ночь. В круглосуточный компьютерный клуб! Здесь же должен быть какой-нибудь?

За гостиницей «Утёс» прятался бело-сиреневый бетонный куб без окон, с высоким крыльцом и неоновой вывеской во всю стену: «Ночной клуб АМСТЕРДАМ». Хорошее название с роскошным набором ассоциаций: наркота, красные фонари, чистенькая западноевропейская жизнь… Должно быть, пафосное местечко.

Медленно бредущего Максимку обогнали две девушки, забившиеся под один зонт, и свернули в сторону клуба. Вроде обычные девчонки, может быть, даже студентки, а не какие-нибудь там фифы из богатых семей.

Максимка ни разу не был в ночном клубе. Там, где он раньше обитал, на дискотеки ходить было опасно для жизни — для его жизни, если быть точным. Даже школьные танцульки он не посещал. На то были свои причины, которые здесь и сейчас были недействительны. Просрочены, так сказать. Хе!

Торопливо допил энергетик, поставил баночку на асфальт.

Широкие стеклянные двери. Маленькое фойе. Окошечко кассы.

Стоимость билета удивила Максимку. Проехаться на такси отсюда до общаги было бы дороже. (На такси он, впрочем, тоже не ездил, но цены знал с чужих слов.)

Ещё одна стеклянная дверь. На двери — объявление:

«Внимание! Фейс-контроль!

Администрация имеет право отказать Вам в посещении клуба без объяснения причины».

Максимка и раньше слышал такую фразу: «Его приняли за лоха и не пустили в клуб». Ведь и ему это грозит. Он мысленно осмотрел себя: куртка, джинсы, джемпер. Не Бог весть что, но, с другой стороны, и не какой-нибудь спортивный костюм. Простенько, но не убого. Сойдёт, в общем.

На пути Максимки возник охранник в чёрной униформе. Оп-па, непредвиденное обстоятельство: у него металлоискатель. Будет шмонать, а этого не надо бы.

Максимка осторожно протянул билет. Охранник окинул паренька взглядом, равнодушно оторвал корешок, небрежным кивком разрешил пройти.

— Спасибо… — пробормотал Максимка. Охранник уже не смотрел на него.

До чего ж хорошо быть человеком-невидимкой!

Двинулся к раздевалке, пройдя мимо стайки симпатичных девушек, сквозь облачко аромата их духов. Аж голова закружилась.

Сдал куртку, получил номерок. Превосходно.

Полутёмный зал был заставлен множеством стеклянных колб двухметровой высоты, заполненных водой. Внутри плавали пёстрые плоские рыбы.

На сцене за пультом корчился лысый, как бильярдный шар, ди-джей в очках-«консервах» и просторном оранжевом комбинезоне, на другом краю сцены, покачивая бёдрами, играла длинноногая саксофонистка в очень коротком серебристом платье. Бархатный, слегка хриплый голос духового инструмента ложился на равнодушные электронные сэмплы, будто шоколадное масло на кусок безвкусного диетического хлеба.

Максимка шагал, огибая танцующих и не отрывая глаз от стриптизёрши, вертевшейся на шесте в центре сцены — аккурат между буйным ди-джеем и изящной саксофонисткой. Что-то было не так, а что — он понять не мог. Беспокойное чувство: будто он здесь по ошибке, скоро это выяснят и попросят его уйти отсюда.

Он выбрал на танцполе более-менее свободное место и решил остановиться здесь. Сперва просто стоял, сунув руки в карманы и покачивая головой, потом стал понемногу имитировать движения других и быстро разошёлся. Никто не смеялся над ним, не тыкал в его сторону пальцем — да и вообще не смотрел на него. Максимку это устраивало: можно всех рассматривать и не бояться напороться на чужой взгляд.

То, что он увидел, ему понравилось. Почти все вокруг него были примерно его возраста. Девушек было явно больше — ну да, для них и вход стоит вполовину дешевле. А парни в большинстве выглядели совсем не опасными. Пожалуй, Максимка отличался от всех остальных только тем, что был совершенно один, остальные держались небольшими группами, танцуя лицом друг к другу.

Максимка продолжал наблюдение. Видел пьяного молодого человека с несчастным щетинистым лицом, который подходил к каждой симпатичной девушке, мрачно хватал её за руку и пытался куда-то тащить, — кончилось тем, что его самого утащили охранники. Видел странную девушку, высокую и худенькую, что стояла на одном месте и еле заметно выгибалась, — наверное, это означало, что она танцует. Видел двух девушек, слившихся в долгом жадном поцелуе. Видел молодого человека, настойчиво пристававшего к девушке: долго кружился вокруг неё, потом скинул пиджак и рубашку, продемонстрировав накачанный торс.

Тем временем изменилась и музыка. Саксофонистка и стриптизёрша исчезли со сцены, а вместо механического бита и неинтересных сэмплов зазвучали ремиксы на популярные хиты. Дошло дело и до медляка — это была знаменитая песенка из фильма «Титаник». Народ быстренько сбился в пары. Максимка выждал полминуты, пока разберут всех самых красивых, за которых, в случае чего, можно и по физиономии получить. Затем направился к одной из невостребованных девушек. Длинные светлые волосы с тёмными корешками, огромные голубые глаза, розовая футболочка без рукавов, обтягивающие брюки, средних размеров грудь. Старшеклассница или первокурсница. Она не была некрасивой, совсем нет, — её просто никто не пригласил.

Удивительно: Максимка не чувствовал своей обычной робости, которую всегда ощущал, стоя рядом с незнакомой девушкой (например, в автобусе). Он словно стал на секунду кем-то другим.

Он встретился с голубоглазой девушкой взглядом, остановился в полуметре от неё и протянул руки, предлагая потанцевать. Крашеная блондинка отрицательно помахала кистями рук и несколько раз мотнула головой. Избавьте, мол.

Опустив голову, Максимка вернулся на прежнее место. Кинул взгляд на крашеную — она уже не смотрела в его сторону. Ему стало печально, ещё хуже, чем когда он сидел напротив Вани Орешкина и Юли. Больше он никого не приглашал. Весь медляк простоял, топчась на месте. Когда вновь заиграли быстрые композиции, попытался опять поймать волну танцевального настроения, но было уже не то. Если бы он употреблял алкоголь — сел бы за стойку бара и напился бы вдрызг. А так — непонятно, что делать. Торопиться пока некуда, какое-то время можно ещё позависать тут. Может, опять стриптиз покажут…

Несколько песен спустя Максимка, продолжавший отплясывать, хотя уже и без прежнего запала, случайно ударил по руке взрослого парня, проходившего мимо со стаканом в руке. Половина того, что было в стакане, выплеснулась, облив руку Максима и брюки парня.

— И хули ты делаешь? — гаркнул парень ему в ухо. Он был среднего роста, как и Максимка, но казался крупнее — из-за плотного джемпера и внушительного живота. Стрижен коротко, но не наголо. Глаза низко посажены, рот нагло приоткрыт. Не бандит, но «серьёзный пацан».

— А чё? — нахально ответил раздосадованный Максимка.

— Чё-чё?! Вот чё! — парень показал на полупустой стакан и закапанные брюки. — Толкнул меня!

— Как я мог тебя толкнуть, когда я стоял на месте? — прокричал Максимка ему в ухо. По-другому разговаривать было невозможно из-за громкой музыки.

— Ты меня рукой задел!

— Так и не хрен было сквозь меня ходить! Обойти надо было! — заявил он, свирепо глядя парню в джемпере прямо в глаза. Тот ответил взглядом, полным ненависти, и двинулся прочь быстрым шагом.

— Пидарас… — сказал Максимка. За секунду до этого музыка вдруг взяла и стихла, и слово прозвучало громко, почти как выкрик.

Парень в джемпере замер на месте.

Все, кто были вокруг, с любопытством посмотрели на Максимку. Кто-то даже громко усмехнулся. Смешок был негромким и презрительным: мол, мне тебя уже жаль.

Оскорблённый парень одним рывком развернулся, но Максимки не было в поле зрения. Тот бежал к выходу из зала, огибая танцующие парочки — снова включили медляк.

Быстрее к раздевалке… Сунул номерок старушке в оранжевом халате, продел руки в рукава куртки. Его крепко обняли за плечи.

— Пошли, что ль, пообщаемся, — спокойно сказал высокий парень в расстёгнутом пиджаке. От него пахло чем-то кислым. Небритый широкий подбородок находился на уровне глаз Максимки.

Всё, хана. Тот, облитый, успел позвонить и предупредить, чтобы жертву перехватили у выхода.

— Пойдём, пойдём.

Максимка пошатнулся от толчка в спину и на непослушных ногах поплёлся к выходу. Здоровяк в пиджаке на ходу махнул рукой охраннику, тот с улыбкой кивнул и отвернулся.

На крыльце их догнал парень в джемпере и с нечеловеческим бешенством на морде посмотрел на растерянного мальчишку. Только сейчас Максимка смог разглядеть, насколько пьян это парень.

Облитый толкнул Максимку в плечо.

— Ну чё, а? — с уличной интонацией спросил он. — Чё, а? — он опять толкнул Максимку. — Кого пидарасом назвал, гнида мелкая?

Кажется, он собирался бить в челюсть. Второй, в расстёгнутом пиджаке, это понял:

— Саня, ты ебанись! Не здесь! — он, судя по голосу, тоже был пьян.

— Не здесь? Думаешь, прокатить его?

— Ну.

— Артурчику звони.

— Ща, — тот, второй, вынул мобильник. — Алё, Артурчик! Выйди на минутку. Выйди-выйди! Ага. — Он убрал телефон.

Тот, кого назвали Саней, нетерпеливо заплясал на месте, хлопая сжатой в кулак правой рукой по левой ладони.

Конец, решил Максимка. Бежать? Тогда точно конец. И тело будто бы окостенело. Руки-ноги не гнутся, внутри холодно и пусто. Нужно говорить, это единственный шанс. Но язык не слушается — залип, как сломанная клавиша. И к тому же эти ребята не были настроены говорить — кажется, они всё уже решили. Приговор вынесен, осталось лишь привести в исполнение.

К ним шагал ещё один. Волосы не очень длинные, но всё-таки волосы, а не короткая щетина, как у остальных двух. Лицо круглое, чуть смуглое, скуластое, глаза узкие. Под распахнутым пиджаком — оранжевая рубашка. Из-под правого рукава выглядывает вытатуированная на руке змея. Похож на бандита, только на азиатского. На якудза.

— Кто такой? — на чистом русском языке спросил азиат, кивком указав на Максимку.

— Да вот, Артурчик, залупнулся на нас. — Облитый наклонился и прошептал в ухо своему собрату подробность происшествия.

— Ага, — узкоглазый смерил Максимку взглядом. — Как звать?

— Тебя спрашивают, — Саня толкнул его ладонью в спину, весьма ощутимо.

— Максим.

— Откуда сам?

— С Третьей фабрики, — торопливо соврал он, назвав один из известных ему районов города.

— Ага. — Артурчик ещё раз смерил его взглядом и сказал, уже сделав, видимо, все необходимые выводы. — Ну что, Максим, прокатишься с нами? Заодно и разберёмся, кто тут пидарас.

— Это… Ребята… пацаны… — засуетился Максимка. — Отпустите меня. Я заплачу, — он протянул Артурчику комок купюр — в основном мятых десятирублёвок, но там была и пара сотен.

Тот брезгливо взял деньги, посмотрел Максимке в лицо, хищно улыбнулся, как умеют улыбаться только бандиты в боевиках про японскую мафию, и порвал купюры в мелкие клочья. Медленно занёс руку над головой Максимки и осыпал его обрывками.

Развернулся и зашагал к автостоянке.

— Ну, пшёл, — Саня толкнул Максимку в спину. — Шнелль, шнелль.

Его везли в синем «форде». Максимка — на заднем сиденье, между Саней и другим парнем. За рулём — Артурчик. Магнитола играла какой-то клубняк, парни синхронно покачивали головами в такт.

«Убьют или опустят», — стучало внутри головы Максимки в том же ритме. Убьют или опустят. Убьют или опустят. Может, ещё есть возможность извиниться?

— А можно извиниться? — робко произнёс он.

— Щас приедем — и извиняйся сколько хошь, — зло ответил Саня. — Бог простит.

Автомобиль выехал на периферийные улицы, пустые и полутёмные. Максимку везли куда-то на окраину.

Если бы страх можно было преобразовывать во взрывную волну, то разорвало бы и этих троих парней, и их машину, и пол-улицы бы снесло. Максимку колотило, будто в лихорадке. Стиснув зубы, чтобы не выдать себя криком, он полез обеими руками в карманы джинсов.

Саня тут же стиснул его рукой так, будто хотел сломать шею:

— Ты чё это, а?

— Платок! — жалобным голосом вскрикнул Максимка. — Платок! Можно я сопли вытру?! — он всхлипнул.

Саня презрительно усмехнулся и ослабил хватку.

Максим вытащил фиолетовый платок с синей каёмкой — левой рукой, правую оставил в правом кармане. Поднёс платок к лицу, делая вид, что сморкается. Стиснул губы и крепко зажмурился, закрыл лицо платком, защитив нос, рот и глаза. Задержал дыхание, выхватил из правого кармана газовый баллончик и вдавил кнопку пульверизатора.

Салон быстро наполнился слезоточивым газом. Сперва были мат, кашель, хрипы и крики. Дёргавшиеся на сиденьях парни толкали Максимку с двух сторон и били локтями — он будто попал между двух вращающихся частей какого-то огромного механизма. Взвыли тормоза. А затем был удар, от которого Максимка подскочил и упал обратно на сиденье. От грохота и звона у него заломило в ушах.

Сидеть стало свободно — справа и слева никого не было. Максимка, не отрывая платка от лица, стал двигаться вбок, вывалился из машины через открытую дверь, вскочил и побежал вслепую, согнувшись. К счастью, на пути не попалось ничего, обо что можно было запнуться.

— Глаза, сука, глаза! — истошно орал кто-то.

Пробежав несколько шагов, Максимка отнял тряпицу от лица, обернулся на секунду и припустил прочь с новой силой.

Машина врезалась в фонарный столб. Саня сидел на тротуаре, яростно растирая ладонями глаза, и матерно кричал. Другого, бритоголового, в поле зрения не было. Неподвижное тело Артурчика наполовину вывалилось из салона и бессильно висело, с головы на асфальт щедро лилась кровь.

Аудио: «Последнее солнце». Антон Лебедев, 19 лет. Источник: young4ever.org

Восьмиминутная инструментальная композиция в стиле эмбиент. Негромкий электронный бит, на который наложено длинное гитарное соло: музыкант, осторожно трогая струны, извлекает из инструмента редкие звуки, которые не складываются в мелодию, но вызывают у слушателя чувство необъяснимой тревоги. В конце композиции еле слышно звучит одно-единственное слово: «Прощайте…»

7. Ночь понедельник — вторник

Задремавший было Максим проснулся от толчка в плечо.

— Макс! Телефон!

Действительно, где-то в комнате что-то глухо пиликало. Было полутемно, горел монитор компьютера, освещая помещение голубовато-тусклым.

— Это не мой. Кто-то забыл телефон, — Максим так и подскочил. — Элька!

Всё ясно как день. Забыла трубу, сейчас звонит с чужого телефона, чтобы Максим ей занёс. И извинился. Да. Вот и повод извиниться. И даже упасть на колени и поцеловать её кроссовки. А почему нет? Максиму это нетрудно, а Эллочке будет приятно.

С другой стороны, за что ему извиняться… За то, что захотелось побыть одному? Что-то кому-то объяснять Максим не собирался. А вот телефон надо бы вернуть.

Размышляя об этом, геймер озирался. Пиликало совсем рядом — но где?

— В ящике стола посмотри! — посоветовал Мельников.

Максим распахнул дверцу — пиликанье тут же стало громче. Запустил руку в верхний ящик и тотчас же выдернул: ладонь вся была в чём-то жирном.

Выдвинул ящик: сверху лежала белая фарфоровая тарелка, пустая, если не считать слоя растительного масла, усыпанного крошками. «Яичница с колбасой», — вспомнил Максим, вытирая руку о штаны.

Телефон лежал рядом с тарелкой и продолжал взывать. Старенький такой, с одноцветным экранчиком и набором стандартных простеньких мелодий. Бедная Элька. На фига ей этот «кирпич»? Максим решил, что сегодня же купит ей новый телефон в качестве прощального подарочка.

С этой мыслью нажал кнопку приёма звонка. (На экранчике светилось слово «Лилия».)

— Эля? Эля, ты где? — закричал из трубки сердитый девичий голос. Писклявый, не очень приятный.

— Её нет, — сказал Максим, не успев придумать ничего лучше.

— А это кто? — спросил голос несколько удивлённо.

— Максим.

— Кто-кто?

Пересказывать специфику их отношений было бы слишком долго, поэтому Максим сказал просто:

— Максим, её парень.

Короткие гудки.

— И что это за туфта? — спросил Максим у вечности, но Вадим решил, что вопрос адресован ему, и пожал рыхлыми плечами.

Максим попытался перезвонить этой Лилии, но та несколько раз сбросила звонок, а потом и совсем вырубила телефон.

— Не нравится мне это. — Максим залез в телефонную книгу Элькиного мобильника, но та состояла всего из одного номера: «Лилия».

— Однако…

Максим продолжил изучать содержимое Эллиного телефона… Ничего. Ни входящих-исходящих звонков, ни СМС. Всё удалено.

— Ага, палишься… — пробормотал Максим.

— Ну что?

— Да ни хера, Вадик. Телефон надо вернуть Элле, а мы даже не знаем, куда его нести.

— Какой у неё оператор?

Максим пожал плечами. Вадим протянул тяжёлую ладонь:

— Давай, — он прочёл номер. — Ага, «Эхо-Сот».

— Что-то я не знаю такого оператора.

— Это местный. Короче, ништяк. Можно попытаться пробить адрес по базе данных.

— В смысле?

— Если она симку на своё имя зарегила, то её адрес есть в базе данных.

— Вадик! Ты хакерствуешь, что ли?

— Не я. Без меня есть умельцы. Год назад хакнули сайт «Эхо-Сота», их база данных теперь гуляет по Сети в свободном доступе. Она уже миллион раз устарела, конечно, но есть шанс, что номер твоей толстой шлюхи там есть.

Максим пропустил мимо ушей обидную фразу.

— Ну, давай, ищи.

Вадим сел за компьютер и застыл, скрестив руки на груди.

— Сначала пообещай, что завтра не уйдешь.

— Обещаю, — тут же произнёс геймер.

Такой быстрой победы Мельников не ожидал. Он сказал:

— Э… нет, ты пообещай!

— Второй раз обещать не буду. Действуй давай.

Несколько минут ожидания.

— Тебе повезло. Вот твоя баба: Элла Аркадьевна Лысухина, паспорт номер… серия… вот адрес.

— Это где?

— Здесь недалеко. Минут двадцать пешим ходом.

— Вот и ладно. Одевайся, будешь показывать дорогу.

— Может, сам?

— Давай-давай. Твоя помощь мне понадобится.

— Чё, махня намечается? — Вадим уловил недобрые интонации в голосе Максима.

— Возможно. В любом случае, если нас будет двое, вероятность меньше вполовину. Я за тобой спрячусь, как за мешком с песком.

— Никуда я не пойду, — буркнул Вадим.

— Ну, сиди дома и фапай на хентай, — в сердцах бросил Максим и выбежал из комнаты.

В большой комнате было пусто. На диване, возле стола с объедками, одетым спал и похрапывал Костя, лицо его было красным, как у человека, обгоревшего на солнце. В кухне громко повизгивала девчонка. Из комнаты Вадима Мельникова доносились какие-то смутные шумы.

На площадке первого этажа было темно. Странно: Максим ясно помнил, что ещё прошлой ночью, когда он вернулся домой, лампочка исправно работала.

Свет со второго этажа кое-как освещал этот кусок лестницы, но последние ступеньки и небольшое пространство между ступеньками и лестницей тонули в темноте.

Максим перешёл с бега на медленный шаг. Потом и вовсе остановился возле двери одной из квартир. Идти в темноту нельзя. В темноте можно споткнуться или… или споткнуться. Максим остановился на этой мысли, ему совсем не хотелось размышлять на тему «что ещё может произойти в темноте».

Всё, отставить паранойю. Иди вниз.

Шажок — ступенька. Шажок — ступенька. А впереди страшная чёрная дыра.

Вот дурак! Ведь можно посветить КПК!

Максим вынул из кармана портативный компьютер, нажал какую-то кнопочку. Вспыхнул слабенький голубоватый свет. На фоне черноты подъезда появилось большое серое пятно.

Его схватили за футболку, рванули на себя, повалили на пол, придавили тяжёлым, едко потным телом. Максим пытался оторвать от себя чужие руки, но они были слишком сильными. Пальцы, будто огромные зубы, впились в горло.

Слабеющими руками Максим возил по невидимому лицу, царапая его. Пытался скинуть врага, но скидывать его было некуда: справа и слева — стены. Хотел кричать, но вместо крика получался жалкий хрип.

Потом стало вдвое тяжелее. Максима просто расплющили о бетонный пол, так сильно надавив на живот, что парень взвыл, — при этом обнаружив, что освободилось горло.

Теперь верхом на Максиме было двое. Три человека хрипели, громко дышали, возились друг на друге. Тот, что был посредине, выбрался из этого сэндвича, отчаянно работая локтями и коленями. Хлопнула дверь подъезда.

Максим валялся на бетоне, громко ловил воздух ртом и не мог им насытиться. Тот второй, что до сих пор был на нём, перестал возиться и тоже пытался отдышаться.

Геймер ощупью отыскал выпавший из рук КПК, посветил и увидел впритык к своему лицу пельменеобразную физиономию Вадима Мельникова.

— Чё случилось? — спросил он.

— Ты мне скажи, — слабым голосом ответил Максим.

— Я решил тебя догнать, с тобой пойти, — своим обычным мрачным голосом объяснил Вадим. — Спускаюсь по лестнице, слышу — какая-то возня. Посветил мобильником, смотрю: тебя какой-то мужик душит. Ну, я на него сверху прыгнул.

— Как он выглядел?

— Он был в серой куртке. На башке — капюшон.

— Обосраться можно… — усмехнулся геймер.

— Ты его знаешь, что ли?

— Возможно. — По телу Максима бегала дрожь, и эта дрожь была приятной. Так бывает у человека, который осознал: самое страшное — уже позади.

Да, бояться уже нечего. Враг показал себя. Бояться нужно неизвестности, а с врагом надо сражаться.

— Живой, что ли? — спросил Вадим.

— Живой, живой. Встань уже с меня.

Максим вывалился из подъезда, усевшись прямо на крыльцо. Пустой двор, звёзды, сохнущие на верёвках простыни и тишина.

Вадим упал рядом.

— Он где-то здесь, — сказал Максим. — Пока нас двое, он не посмеет напасть во второй раз.

— Точно?

— Да. Он безоружен. И потом, он считает, что это касается только меня и его.

— Да кто это?

— Тебе лучше не знать.

Он ещё раз окинул взглядом пространство и сказал:

— У нас дело. Идём.

— Ты уверен?

— Хочешь — я один пойду.

— Нет, я с тобой.

Встали, отряхнулись. Максим заорал на весь двор:

— Эй, ты! Я тебя не боюсь!

* * *

Открыл плешивый небритый мужик в грязной майке и не то трусах, не то шортах. Невысокий, но крепкий, широкий — чувствуется порода. Лицо тёмное от пьянства, да и всё тело тоже. Мужик пах премерзким перегаром, ощущавшимся даже на метровом расстоянии.

— Вам чего, пацаны? — не очень любезно спросил он.

— Элла дома? — осведомился Максим.

Хозяин квартиры зло посмотрел ему в глаза:

— Нет её.

— А где она?

— Не знаю я, где она.

— Кому другому расскажи, ага, — Максим переступил через порог, чтобы не дать хозяину закрыть дверь. — Пока не скажешь, где Элла, — не уйду.

Мужик сперва оторопел от такой наглости, потом повысил голос:

— Да пошёл ты на хер!

— Маленько повежливее со мной разговаривай, ты, пьянь! — заорал Максим в ответ. Он узнал знакомые симптомы: этот алкоголик, несмотря на позднее время, был трезв и от этого очень зол, как голодный зверь.

— У! — мужик замахнулся здоровенной ручищей, но Максим был быстрее — выхватил из-за спины шокер, похожий на игрушечный пистолет странной формы. Щелчок — и два гарпуна впились в выпуклый курганоподобный живот отца Эллы. Невидимая сила бросила мужика на пол.

Максим распорядился:

— Вадик, закрой дверь. Тащим его внутрь. Элька! — крикнул Максим. Никто не ответил, только где-то в глубине квартиры тихонько бормотал телевизор.

Тяжёлое тело валявшегося в обмороке мужика за руки отволокли на кухню по голому линолеуму, которым был выстелен пол.

— Ты только посмотри, в каком дерьме он живёт! — оглядев убогую, захламленную кухоньку, воскликнул Максим. — Так, Вадик, поищи, чем его связать. Ну что, тварь, нравится? Нравится?! — завопил он, тыкая мужика лицом в горку окурков, возвышавшуюся прямо на полу. — Ненавижу-у-у-у! — завыл вдруг Максим совсем по-звериному, вцепившись мужику в редкие седые волосы. — Как же я вас всех ненавижу, с-с-суки!

— Макс, Макс, я нашёл… — пробормотал Вадим, вбежав обратно на кухню.

— Быстро ты!

— Вот, — с немного виноватым видом он протянул моток синей изоленты.

— Потянет.

Максим перевернул мужика на живот, быстро скрутил ему руки за спиной, откусив лишнюю изоленту зубами, затем ноги. Подёргал — вроде бы надёжно.

Бросил моток на грязный пол. Вытер пот со лба тыльной стороной ладони. Схватил со стола трёхлитровую банку с водой, громко отхлебнул, остальное вылил на голову мужика.

Тот очнулся. Громко зарычал, задёргался всем телом, забавно подпрыгивая над полом и матерясь.

— Подождём, пока ему это надоест, — предложил Максим. Его трясло от злости. Он обернулся к висевшим над раковиной полкам с посудой и прочей утварью. Схватил кухонный нож, повертел в руках и положил обратно. Крови он боялся с детства. Взял длинную разделочную доску с удобной резной рукоятью, взвесил в руках, взмахнул — похоже на биту для сквоша, но тоже не то. Молоток, невесть как оказавшийся на посудной полке, оказался слишком лёгким. Наконец Максим задрал голову, приподнялся на цыпочках и взял с самой верхней полки длинную скалку.

Мужик быстро устал. Отдышавшись немного, повернул голову в сторону незваных гостей и с ехидной злостью в голосе проговорил:

— Молодые люди! А вы знаете, что лишать личность свободного передвижения — уголовно наказуемо?

— Во как запел, соловей, — Максим ткнул его скалкой в бок. — Здесь, что ли, почки?

— Пониже маленько, — буркнул Вадим, пребывавший в каком-то ступоре. — Может, лучше шокером?

— Нет. Надо так, чтоб на всю жизнь запомнил. Ладно, ты прав, лучше по заднице, а то ещё убьём.

— Только попробуй! — крикнул мужик.

— Как скажешь, — пожал плечами Максим и, размахнувшись, со всех сил нанёс удар по ягодицам.

— Убьюуууу… — завыл связанный, корча рожи от боли.

— Убьёшь меня? — истошно закричал Максим, срывая голос. — Хе! Ну, давай, убивай! Кто ж тебе мешает? Убивай! Убивай! Убивай! — каждый вопль он сопровождал ударом. Потом отскочил и со смехом стал передразнивать отчаянно гримасничавшего мужика.

Связанный уткнулся носом в пол и зарыдал от боли и бессилия:

— Да что ж вы делаете-то, подонки… Нету у меня ничего…

— Да я уж вижу, что ничего нет. Всё пропил. Тебе самому не тошно по уши в дерьме жить? Мразь! Пьянь! Жить-то хочешь, что ли? Хочешь жить?!

— Да что я вам сделал?! — жалобно взвыл отец Эллы. — Мне на работу завтра, мне завтра на работу! Отпустите! На работу мне завтра… ы-ы…

— Эллочку бил? — ядовитым голосом поинтересовался Максим и заорал: — Бил, я тебя спрашиваю?!

— Ну, бил, — нехотя признался мужик. — А что мне, смотреть, как родная дочь шлюхой растёт?

— А ты кто такой, чтобы её учить нравственности? Мать Тереза? Слушай ты, алкаш, я просто хочу знать, где она. Она мне нужна прямо сейчас. Куда ты её дел? Скажи мне, или, клянусь Богом, я тебя сейчас до смерти забью.

— Да откуда ж я знаю, где она? Она тут уже полгода не живёт!

— Врёшь, — сурово произнес Максим.

— Не вру. Сбежала она.

Было похоже, что он говорит правду. Максим поджал губы: м-да, как-то неудобно получилось. Он отдал скалку Вадиму:

— Будет дёргаться — сразу по башке. Я сейчас вернусь.

Кроме кухни в квартире было ещё две комнаты. Сперва Максим заглянул в большую, где работал телевизор. Количество пустых бутылок из-под пива и недорогой водки, разбросанных везде, где только можно, поразило бы кого угодно, но не Максима, — подобное он видел каждый день, пока жил с родителями.

На телевизоре, в рамочке с подставкой, была чёрно-белая фотография хорошенькой полноватой девушки с длинной косой. Правый нижний угол карточки был пересечён чёрной полоской.

Максим отправился обратно на кухню, на обратном пути толкнув ногой дверь маленькой комнаты и заглянув внутрь. Там он увидел железную кровать без постельного белья и матраса, пустой комод с выдвинутыми пустыми ящиками, шкаф с полупустыми книжными полками. Включил свет, зашёл внутрь, провёл ладонью по полкам — на коже остался толстый слой пыли. Пробежался взглядом по корешкам книг — одна фантастика. Книги стояли неплотно, между ними имелись просветы толщиной в одну-две книги — уезжая отсюда, Элла не смогла взять всё, поэтому ей пришлось выбирать самые любимые. На полу валялись обёртки от шоколадных батончиков и одинокий чёрный носок в розовую полосочку.

— Жену-то уморил, что ль? — спросил геймер, вернувшись в кухоньку. Он пытался успокоиться, но его трясло, как в лихорадке.

— Не уморил. Под машину попала, — угрюмо проговорил мужик, не отрывая носа от линолеума. — Два года назад.

— Звать тебя как?

— Аркадием.

Максим мысленно ударил себя по лбу: ну да, она же Элла Аркадьевна, как мы уже выяснили.

— Эх, Аркадий, Аркадий… Вот объяснил бы ты всё по-нормальному — никто б тебя бить не стал. На вот, опохмелись, — он вытащил из кармана комок каких-то купюр — кажется, 50 и 100-рублёвок — и бросил на пол. — Всё, Вадик, валим отсюда. Дай сюда, чего ты в неё вцепился! — завопил он и вырвал из лап Мельникова скалку и бросил её в раковину.

— Пацаны… — жалобно простонал Аркадий. — Развяжите…

— Сам развязывайся, — фыркнул Максим. — Вот, возьми, — он бросил на пол кухонный нож. — Сам как-нибудь дотянешься. А если хоть одной живой душе про нас скажешь — приедут пацаны на машине, тебя порешат, — зачем-то добавил он. — Медицинское всё примет.

Выйдя на лестницу, Максим долго бил кулаками по стене, плакал, плевался и хохотал. У него была истерика.

Вадим нерешительно тронул геймера за плечо, когда тот немного успокоился:

— Что с тобой?

— Ну… Вот… — язык Максима заплетался. — Это… Он… Я… Я мечтал убить своего отца. Всегда мечтал.

— Этот мужик на него похож, что ли?

— Мне на какое-то время даже показалось, что это он. Мне очень хотелось бить его не по жопе, а по голове.

— Ты бы его убил…

— Да. Боже мой, Вадим, что со мной происходит… я не могу так… мне надо уйти.

— А дело как же?

— Ах да, дело. Если я прямо сейчас не высосу баночку энергетика, я сломаюсь совсем. Идём.

— Откуда ты знаешь? — спросил Вадим, когда они вышли из подъезда.

— Что?

— Про озеро Медицинское.

— Да я много чего знаю. Вадик, не донимай меня глупыми вопросами, я сегодня злой.

— Ну, это я заметил… Может, домой?

— Нет, Вадик. Пока я не найду Эльку, я не успокоюсь.

— И где ты собрался её искать? Тебе ж сказали, что она дома уже давно не живёт…

— Да есть тут одно местечко.

Максим двигался быстрым шагом, глубоко засунув руки в карманы и ссутулившись. Вадим еле поспевал за ним:

— Макс, а откуда у тебя шокер?

— Всегда ношу с собой. Полезная вещь в хозяйстве.

* * *

Из-за неплотно прикрытой двери клуба «Ливерпуль» доносился шум, в котором с трудом, но можно было разобрать музыку.

— Блэк-метал? — поинтересовался Максим.

— Скорее, дум.

— Ну, дум так дум.

Значит, сегодня ночью репетирует какая-то другая группа, не «Пластика». Ну, правильно, не каждую же ночь им тут зависать. Всё равно, стоит заглянуть.

Поколебавшись, Максим вошёл внутрь и тут же поблагодарил себя.

Музыкантов было всего двое — оба длинноволосые, в косухах и кожаных штанах. На синтезаторе и электрогитаре они играли нечто очень громкое, неторопливое и тягучее, будто железного удава из водопроводной трубы вытаскивали. Тот, кто играл на клавишах, был тем самым парнем, с кем Элла разговаривала на концерте. Максим сразу узнал его, а он, в свою очередь, узнал Максима и даже удивлённо приподнял брови.

Геймер отсалютовал ему двумя пальцами и встал, сложив руки на животе и всем видом показывая, что готов подождать, пока композиция не завершится, но клавишник прекратил играть и жестом попросил гитариста сделать то же самое.

Широко улыбнувшись, он подошёл к Максиму. Тот протянул руку, с удивлением осознав, что не очень понимает, что именно нужно говорить. Ясное дело — надо попросить у него нынешний адрес Эллы, он-то наверняка его знает… Только как?

— Я Макс, — неуверенно произнёс он.

— Паша, — кивнул клавишник.

— Поговорить надо…

Он добродушно пожал богатырскими плечами:

— Давай.

— Нет, ты не думай, всё нормально… Я не драться пришёл.

Тот хмыкнул:

— Да и не думаю. Ты про Элку хочешь поговорить? У меня с ней давно уже ничего нет. Так, общаемся изредка.

— Пивка будешь?

— Пивка… Ну, можно. Денис, мы сейчас будем.

— Это мой друг Вадим, не обижай его, — добавил Макс. — Вадик, побудь пока тут.

Мини-маркет оказался буквально в двух минутах ходьбы от клуба.

— Тебе какого? — спросил Максим.

— Такого же, что и себе.

— Я пью энергетики.

— Годится… Я тебя не знаю? — уточнил Паша, когда они сели на чёрный заборчик, соединявший мини-маркет с каким-то бараком. — Ты в тусовке новенький?

— Видимо, да.

— Играешь где-нибудь?

Максим чуть было не начал перечислять все свои чемпионаты, но удержался: вряд ли эту шутку оценят.

— Не-а. Сочувствующий. Я б с удовольствием где-нибудь на чём-нибудь поиграл — музыкального слуха нет.

— Если слуха нет — дорога в барабанщики. У нас как раз ударника нет, — Паша гулко ухмыльнулся. — Я так понимаю, ты и с Элкой недавно спутался?

— В общем, да.

— И это понятно. Сам уже, наверное, понял, с кем связался?

— Ну, так… — Максим пошевелил пальцами.

— Её уже отымели все кому не лень, — пояснил свою мысль Паша. — И даже те, кому лень. Её на секс развести — проще, чем водички выпить. И ведь ей абсолютно всё равно, с кем, — с мальчиками, с девочками…

— Ну, наверное, ей лучше знать, как распоряжаться собственным телом…

— Я когда-то тоже так думал. А потом понял, что достоин лучшего, своей одной-единственной. — Музыкант закрыл глаза и пропел приятным баском: — Принцесса, будем вместе мы, как саркофага две стены…

— У саркофага их как минимум четыре, — поправил Максим.

Паша отхлебнул из баночки, задумчиво и печально рыгнул. Потом спросил:

— Макс, а собственно, что тебе от меня нужно?

— Хотел узнать адрес Эльки. Не родительский дом, а где она сейчас живёт-проживает.

— А оно тебе надо, дружище?

— Я просто хочу кое-что занести ей, извиниться кое за что и попрощаться.

— Ну, ладно. Давай я тебе адрес напишу. Только знаешь что… лучше не ходи туда. Передай через кого-нибудь. Хоть даже через меня.

— Нет. Нужно чем быстрее, тем лучше. И лучше лично.

— Тогда — на твой страх и риск. Главное — держи себя в руках, что бы ни случилось. И ни о чём не жалей. Тебе есть о чём жалеть, Макс?

— Да, — он отхлебнул энергетика и ненадолго затих, рассасывая во рту приятную кислинку. — Я однажды человека убил.

— О как, — Паша внимательно посмотрел в лицо Максима. — Случайно?

— В принципе, да.

— Расскажешь?

— Если хочешь.

Ссутулившись и уперев взгляд под ноги, Максим рассказал свою историю. Там было и «Ты язва», и «Почему ты не пьёшь вино?», и «Ну что, прокатимся?», и «Глаза, сука, глаза!».

— Искали? — спросил Паша, когда Максим умолк.

— Может, и искали. Я из общаги потом две недели не выходил. Как-то вот повезло.

— А ты точно знаешь, что ты того бурята убил?

— Нет. Но по-моему, убил. У него волосы слиплись от крови. Висел, как кукла.

— Хочешь моё мнение? Это было не убийство, а самоубийство.

— В смысле?

— Он очень плохо сделал, что с тобой связался. Это было то же самое, как если бы приставить к голове ствол и спустить курок. Он же видел, что ты салага…

— Так я и был салага.

— Вот. А салаги — самые опасные в мире существа. Их сила — это страх. Салага, он со страху может такое отмочить, что просто никто не отобьётся. Не парься по поводу тех парней. Они получили то, что заслужили.

— Ну спасибо, успокоил, — съязвил Максим.

— Я вот как-то раз видел, как здоровый пьяный бугай полез на одного моего друга. А этот друг никогда в жизни спортом не занимался, только за компьютером сидел и книжки читал. Такой тощенький, в очочках — типичный ботан. Мужик на него наседает, орёт, кулаками машет… Так у этого ботана с перепугу в башке чё-то щёлкнуло, он глаза зажмурил и не глядя этому амбалу куда-то заехал. Амбал согнулся и рухнул, долго потом не мог разогнуться.

— Ты это видел?

— Да.

— И не вступился?

— Не успел.

— Как зовут друга?

— Это имеет значение?

— Врёшь ты всё, — спокойно сказал Максим.

— Вру, — легко согласился Паша. — Наш тренер по таеквондо эту историю постоянно новичкам рассказывает, для поддержания духа.

Максим даже посмеялся.

— Ты хороший человек, — сказал он, хлопнув Пашу по спине. Спина оказалась твёрдой, будто бетон.

— Да ты вроде тоже ничего, — хмыкнул тот, скомкал в руках банку, словно она была из бумаги, и выкинул. — Ну что, погребли обратно?

— Ага.

Максиму очень хотелось спросить, было ли у Паши что-нибудь с девушкой по имени Алина. Нет, лучше не стоит.

В «Ливерпуле» опять звучала музыка. Гитарист играл то же, что и раньше, а Мельников сидел за барабанами. Вадим, разумеется, не играл в полном смысле этого слова, ибо не умел (это было видно невооружённым глазом), а просто отстукивал обеими руками ритм. Лицо у Мельникова было таким сосредоточенным, будто бы он проходил финальную миссию какой-нибудь стратегии в реальном времени.

Гитарист внезапно прервал игру и обратился к Вадиму:

— Покажи мне, как ты держишь палочку. Нет, не так надо. Ты её просто в кулак сжимаешь и фигачишь, а надо, чтобы она у тебя внутри кулака свободно ходила. Не надо её сжимать со всей дури — нежненько так возьми. Вот, смотри, — Денис отобрал у Мельникова одну палочку и продемонстрировал. Вадим попытался повторить это движение, но от первого же удара по барабану палочка выскочила из его толстых пальцев.

— Дэн, прости, этого виртуоза я забираю, — сказал Максим, посмеиваясь. — Пошли, Вадик. У нас ещё дела.

* * *

— Элька, это ты? — прозвучало из-за двери.

Максим узнал тот же голос, что звучал из телефона, — голос этой таинственной Лилии. И ничего не ответил.

Пауза. Потом Лилия всё-таки решилась открыть.

— Вы к кому?

Она была примерно тех же габаритов, что и Элла, даже крупнее. Ей было лет тридцать или чуть больше. Одета в чёрную ночную рубашку, нижняя губа проколота, ярко-чёрные волосы с ярко-белым пятном на макушке распущены. Судя по красноте в глазах и припухлостях под ними, Лилия недавно плакала.

— Элла Лысухина здесь живёт?

— Да, здесь живёт. Со мной. — Последнюю фразу она произнесла особо веско, давая понять, что «со мной» означает нечто большее, чем «в одной квартире со мной». Её взгляд стал суровым и одновременно любопытным: — А ты, значит, знаменитый Максим?

— Да.

— И что тебе нужно? — сухо спросила Лилия.

— Кое-что ей отдать…

— Давай мне, я передам.

— И попрощаться.

— Я за тебя попрощаюсь.

— Да где она?!

— Это у тебя надо спросить, где она! Где ты её оставил?

— Ты тоже её потеряла? Давай искать вместе.

Она исподлобья посмотрела на него, но ничего не сказала. Колебалась.

— Лиля, давай сядем и спокойно всё обсудим. Обещаю, я не буду отнимать у тебя Элю. Как только мы её найдём, я оставлю её в покое. Только не бей её больше.

Она подумала и отшагнула от входа:

— Ну, заходите.

— Так это ты поставила ей синяк? Зачем? — Максим нагнулся, чтобы расшнуроваться.

— Да затем, что она дура. Ума — вообще ноль! — Лилия громко постучала по тумбочке, стоявшей рядом со шкафом для верхней одежды. — Только и делает, что прыгает из одной кровати в другую. — Она готова была разрыдаться. — Сиськи вместо мозгов!

— А по-моему, ты просто ревнуешь. Я тебе звонил. Почему не отвечала? — Не дождавшись ответа, Максим осклабился. — Ненавидишь меня, да? Не надо меня ненавидеть. Очень скоро меня здесь не будет. И я навсегда уйду из вашей жизни. Эй, Вадим, заходи, чего встал?

Мельников вполз боком сквозь приоткрытую дверь. Мрачно посмотрел на Лилию, спросил:

— Тебе что, баклан на голову насрал?

Максим захохотал. Лилия свирепо смотрела на них, сложив руки внизу живота.

— Лиль, у тебя есть кофе? — спросил геймер как ни в чём не бывало.

— А ты наглый, — спокойно сказала она и ушла на кухню. Оттуда донеслось: — Проходите в комнату.

Комната была одна: огромная кровать с пологом, стол с компьютером, сваленные где попало кучи книг и журналов, поверх которых лежали листы бумаги, изрисованные карандашом: очаровательные стройные принцессы в диадемах и каких-то ночных рубашках бродили по лесам, рвали цветы, целовались с единорогами или друг с другом. Вообще, беспорядок в комнате скоблил глаза, особенно кучки пыли, скопившиеся в тех местах, где стены смыкались с полом.

Максим поморщился: в комнате остро и едко пахло толстой немытой тёткой. Впрочем, от Вадима пахло не лучше, поэтому геймер быстро привык.

Уселись на краешек кровати, вместо столика пододвинув табуретку. Максим и Лилия — рядом, соблюдая, впрочем, дистанцию. Вадим буркнул:

— Я за компом посижу.

— И наушники надень, — распорядилась хозяйка. Она буравила Максима взглядом.

— Ну чего? — поёжился он.

— Пытаюсь понять, что она в тебе находит.

— А?

— Я её и раньше отпускала погулять. Она быстро возвращалась. И всё было нормально. А вчера она как с ума сошла. Я её такой никогда не видела. Взяла наорала на меня.

— Наорала? Я что-то не могу представить Эльку орущей.

— Я тоже не могла. А я её знаю намного дольше, чем ты. Кажется, она в тебя серьёзно втрескалась. С чего бы вдруг? В тебе нет ничего такого особенного.

— Любовь с первого взгляда? Вполне научное явление. Даже формулу вывели, как говорят.

— Вчера она сказала, что я сука и что она больше не будет со мной жить. — Лилия вытерла слезы и негромко всхлипнула. Максим приобнял её, но она стряхнула его руки:

— Не трогай меня, кобель!

— Возьми платок, он чистый.

Лилия взяла фиолетовый платок с синей каёмкой, уткнулась в него.

Пришлось подождать, пока она проплачется.

— Что у вас случилось? — спросила она. — Эля и от тебя сбежала?

— Да. Мы с ней поругались, и я влепил ей пощёчину. — Это было неправдой, но рассказывать всё как есть было слишком долгим занятием. Ведь он действительно хотел ударить Элю, хотя и сдержался, — но Максиму всё равно было стыдно за это.

— Что? Ты Элю ударил? — со злостью в голосе переспросила Лилия.

— А что, тебе можно, а мне нельзя?

— Да я же за неё беспокоюсь! Она же глупая, как я не знаю кто! Нигде не учится, не работает, ничего не хочет, только и знает, что целый день жрёт и в игрушки играет.

— Она же вроде где-то учится…

— Это она тебе сказала?

— Да.

— А ты и поверил. Ты всему веришь, что девочки говорят?

— Давай не будем о грустном. Где вот теперь её искать — твои соображения?

— Если она сбежала от нас обоих, то она может быть где угодно. Понимаешь, где угодно. У неё было мужиков пятьдесят, а баб я даже не считала. Она просто может пойти к любому из тех, с кем у неё когда-то что-то было. Что ты хотел ей передать?

— Вот, — Максим положил на табурет коробочку. — Вместо её «кирпича».

Лилия вынула из коробочки и долго вертела в руках новенький чёрный телефон-раскладушку, который Максим купил по дороге в круглосуточном салоне связи. Молодой менеджер с голым черепом долго и манерно рассказывал о достоинствах этой модели, а Максим всё пытался вспомнить, где ж он видел этого дяденьку. Потом вспомнил: «тоненькая прослойка» — и даже улыбнулся.

— И в честь чего такие подарки? — Кажется, телефон понравился Лилии. — Расплата за две ночи любви?

— Нет. Она подарила мне гораздо большее. Настроение. Мне было с ней хорошо, а мне мало с кем бывает хорошо.

— Странный ты.

— А ты?

— И я.

— Это ты рисовала? — Максим подобрал ближайший рисунок, где среди елей нежно лобзались две худеньких принцессы.

— Да.

— Дай угадаю: справа ты, слева — Элька?

— Наоборот. Видишь: у этой девушки тёмные волосы и сверху пятнышко.

— Ага, действительно, — кивнул Максим, присмотревшись. — Вот я вам завидую.

— Кому?

— Тем, кто может после себя что-то оставить. Художникам. Или, например, музыкантам и писателям. Был бы я художником — написал бы свою последнюю картину. Или писателем — написал бы последнюю книгу.

— А ты что, уже умирать собрался?

— Я чисто теоретически. Вдруг мне захочется покончить с собой — а мне и оставить-то после себя нечего…

— А ты знаешь, почему творческие люди кончают с собой?

— Ну, по-всякому. От несчастной любви. Или от всяких других невзгод.

— Нет, Максим. От несчастной любви и от «всяких других невзгод», как ты выразился, им только лучше пишется. А вот когда понимаешь, что уже ничего не можешь создать, а можешь только повторять уже написанное, — это страшно. Вот тогда руки сами тянутся к лезвию.

— О, понимаю, а я б всё равно написал последнюю книгу. Зачем придумывать что-то новое? Сделал бы этакую компиляцию из старых произведений. Чтобы люди читали и говорили: так, это вот отсюда, а это — отсюда, а это мы читали там-то и там-то… У тебя творческий кризис сейчас, да?

— Да. Уже который день не могу ничего написать… Чувствую себя чем-то ненужным, никчёмным. И Эля это чувствует, поэтому убежала от меня. Она глупая как пробка, но у неё чутьё хорошо развито, как у зверюшки. Да она и есть зверюшка ненасытная.

— Зря ты так про неё. Она и Брэдбери читает, и Голдинга…

— Ну, Максим, что это за детский сад! Кто больше книг прочитал, тот и умнее — так, что ли? Она хоть все книги в мире прочитает, всё равно дурой останется.

— Любишь её? — серьёзно спросил Максим.

— Да. Люблю. А ты?

— Не знаю. Наверное, нет. Поэтому и уступаю её тебе. Обещаю: она обязательно к тебе вернётся. Обещаю.

— Да я верю…

Долго сидели, скучно глядя в пустые чашки. Наконец Лилия сказала:

— Мне пора спать. Вы меня и так из кровати вытащили.

— Нам тоже пора. Лиль, а можно мы у тебя перекантуемся? Неохота обратно тащиться. Мы хоть на полу ляжем, хоть в прихожей на коврике. А если мы будем плохо себя вести — ты нас веником.

Лилия даже не улыбнулась, хотя Максим пытался пошутить.

— Ну, зачем на полу. У меня для гостей есть раскладушка. А одного могу на кровать положить. Она большая. Только при условии, что не будут приставать.

— Договорились. Эй, ты, супергеймер! — Максим швырнул в Вадима попавшимся под руку карандашом.

Мельников снял наушники:

— Чё?

— Не хочешь провести ночь с дамой?

— Чё?!

Максим обрисовал ситуацию. Вадим сморщился:

— Я лучше на раскладушке.

— Выключай компьютер. Раскладушку возьмёшь в кладовке, бельё рядом в шкафу, — приказала Лилия и шепнула: — Странный у тебя друг.

— Хе! Ты тоже заметила?

— Я люблю спать с краю. Так что ты ложись к стенке.

— Ладно.

Максим быстро разделся и устроился на кровати. Он не видел, как Вадим возится с раскладушкой, только слышал металлический скрежет. Потом Лилия выключила свет, чем-то побрызгалась (пшик-пшик) и грузно легла рядом. Стало тихо.

Спать не очень хотелось, хотелось лежать и думать о том, как всё странно. Несколько часов назад Максиму хотелось уйти отсюда навсегда — а теперь пришли совсем другие мысли.

Завтра похороны. Нужно там появиться. Там будет и Карина. Придётся найти у себя дар дипломата и как-то объяснить ей: то, что она видела вчера, — это обман зрения. Точнее, объяснять придётся уже после похорон. Да и то, если она не убежит.

Эх, вот хорошо пьющим людям: любой конфуз можно объяснить тем, что был изрядно нетрезв. И ведь поверят, и отнесутся с сочувствием. Максим вспомнил один известный фильм, про журналиста из дикой страны, который приехал в Америку и вёл себя так, как привык вести дома: присаживался покакать прямо на улице, дрочил перед витриной на манекены с женским бельём, лез целоваться к прохожим… Фильм снимался скрытой камерой, поэтому добропорядочные американские граждане были в сильном шоке. Говорят, за время съёмок случайные свидетели семьдесят один раз вызывали полицию. А вот если бы нечто подобное происходило в нашей стране, никто бы и не подумал звонить в милицию. Все бы подумали, что этот человек, который странно себя ведёт, просто пьян. Ну, подумаешь, спустил штаны у всех на виду… Чего с алкаша взять? Он нажрался, и ему хорошо. Милиционер, может, поучил бы уму-разуму, а всем остальным было бы плевать или даже немного завидно.

Сказать, что немного выпил, поэтому целовался с другой девушкой? Нет, нельзя. Раз уж заявил, что не пьёшь, и она поверила — так и держись до конца. Но как-то же надо объяснить? А может, и не надо ничего объяснять? Ведь Карина злится на него. Она ревнует — значит, хочет его. А это уже её проблемы. Отсюда вывод: завтра ведём себя как ни в чём не бывало. Если ей от него что-то нужно — пусть сама добивается. Хе!

И всё-таки я здесь задержусь. Ещё на пару дней как минимум. И выиграю это глупое пари с Константином. Да!

Улыбнувшись, Максим закрыл глаза. Но вскоре опять распахнул их, когда под ним зашевелилась кровать. Это ворочалась Лилия, молча пододвигаясь ближе к Максиму. В темноте он увидел её голову в подозрительной близости от своей.

— Уйди на фиг, — сказал он и несильно оттолкнул Лилию, положив ей ладонь на лицо. Художница на этом не успокоилась. На кровати началась громкая возня.

— Да что вы там делаете? — плаксивым голосом возопил Вадим.

Максиму кое-как удалось отбиться от похотливой толстухи, в итоге он устроился на боку лицом к стене, а Лилия обняла его сзади, как плюшевого медведя, и на этом угомонилась. Возможно, она представляла на месте Максима Эллу. А может, и нет.

Текст: «Правила ухода». (Из категории «Основы».) Малькольм Смехов, 20 лет. Источник: young4ever.org

Если хочешь уйти — уходи. Тебя здесь никто не держит.

О предстоящем уходе не рассказывай никому, кроме тех, кто в теме.

Пусть твой уход будет молчаливым. Не оставляй предсмертных записок друзьям и родным, посланий в аудио и видео. Исключения — прощания, которые выкладываются на тематических сайтах. Те, кто не в теме, вряд ли когда-нибудь их найдут.

Снимая прощание на видео, не забудь представиться, расскажи, как давно ты в теме, почему решил стать вечно молодым. Непременно скажи, что прожил долгую, счастливую жизнь и ни о чём не жалеешь.

Выложив на тематическом сайте аудио- или видеозапись, не забудь удалить со своего компьютера оригинал. Не подставляй своих братьев и сестёр.

Категорически недопустимо:

— называть свой уход иначе, как просто «уход»,

— снимать на видео, фотографировать или как-то иначе запечатлевать уход,

— принуждать кого-то уйти. Уход возможен только по собственной воле.

8. Вторник

Опять снились кошмары. Будто он опять в квартире своих родителей и ночью видит из окна, как над городом летит огромное беспощадное существо, и все, кто его видит, уже мертвы, потому что спастись невозможно. Максим чувствовал, как что-то бескрайнее, от которого некуда бежать, нависает над ним, готово его поглотить и погрузить в пучину чего-то, что не закончится смертью. Он не мог кричать, не пытался бежать. Мысли были другими. Нужно всё делать, как ОНО прикажет, тогда ОНО сохранит ему разум и позволит прожить ещё хотя бы немножко… Максиму хотелось пасть ниц, биться в истерике, лить водопады слёз, целовать грязь, поливать себя дерьмом, лишь бы Великое и Прекрасное ОНО сжалилось над его ничтожной жизнью…

Результат — неприятное пробуждение и долгий отходняк. Лилии не было, от неё осталась только вмятина в кровати и лёгкий, но неприятный запах её тела.

Вадим сидел за компьютером и пил ароматный кофе.

— Времени сколько? — спросил Максим.

— Десять.

— Через два часа похороны Алёны… Успеваю. Хозяйка где?

— За жратвой пошла, а то завтракать нечем. С тебя двести рублей.

— За что?

— Я ей отдал последние бабки.

— С меня пятьсот рублей, — сказал Максим. — Плюс хозяйке за ночлег.

— Денег некуда девать? Вот на тебя все бабы и вешаются.

— Да кто — все? Если ты эту толстуху Лилю имеешь в виду, так она просто нетраханая. Мужской половой член — это такая штука, что ни пальцами, ни языками, ни вибраторами не заменишь. Чего ты ушами хлопал? Тебе ж предлагали лечь с ней. Отличная была бы парочка.

— Мне жирные тян не нравятся, — угрюмо заявил жирный Вадим.

— Ну это похвально, что ты хотя бы знаешь, что тебе нужно. Только двигаться надо всё равно от худшего к лучшему.

Завтракали молоком, кофе, сухими «подушечками», шоколадом, бутербродами с плавленым сыром. На прощание Лилия подарила Максиму один из своих рисунков — тот самый, который ему понравился, с двумя принцессами на фоне берёзок.

Ещё один сумасшедший день в нашем сумасшедшем доме, подумал Максим, выйдя из подъезда. Сладко потянулся. Хлопнул Вадима по плечу:

— Ну, брат, мы с тобой расходимся. На похороны я тебя не зову.

— Да я б и сам не пошёл.

Хорошо Вадиму в своём батискафе. Как бы он ни делал вид, что ему плохо, одиноко и всё остальное, — на самом деле вне батискафа ему было бы ещё хуже. Каждый сам выбирает, кем быть и с кем быть.

* * *

Возле подъезда собралась небольшая толпа человек в шестьдесят. Одна молодёжь — друзья и однокурсники.

Конечно, Максим не собирался плакать на похоронах малознакомой девушки. Но, когда вынесли гроб с телом Алёны для прощания, геймер почувствовал, что внутри у него как-то холодно и плохо. Он не знал, как объяснить это чувство, но всегда испытывал его, глядя на мёртвое тело. Покойников он видел достаточно, спасибо трём месяцам работы охранником в морге. Охранять там было нечего, основная обязанность была в другом — возить туда-обратно каталки и — это было самое отвратное — постоянно перекладывать. С машины — на каталку, с каталки — на стол. Или в обратном порядке, если приезжали родственники забрать тело. Дотрагиваться было неприятно, даже сквозь перчатки. Отвращение живого к мёртвому. Страх живого перед мёртвым. Жалость живого к мёртвому. Изо всего этого рождается одно цельное, гнетущее чувство, описать его можно одной фразой: я жив, а он умер.

Лицо девушки уцелело после страшного падения, но было серым и каким-то сжавшимся, узнать его было трудно. Оставалось лишь поверить, что это действительно Алёна. Тело было завёрнуто в какое-то белое покрывало, будто в кулёк, только лицо и торчало наружу. На лбу — бумажка с какими-то церковными письменами. Какая всё-таки пошлость, подумал Максим, какая безумная, нелепая смесь православия и язычества эти ваши похороны. Сейчас гроб понесут, и следом за ним будут бросать еловые лапы — чтобы покойница назад не пришла.

А отец и мать у Алёны совсем пожилые, невысокие, оба в очках, отец сильно сутулится. Не плачут — всё уже выплакали. Только сестра Катя трёт глаза.

Минуты тянулись, Максиму стало невыносимо. Он мял в руках бейсболку, несколько раз переходил с места на место, продолжая смотреть на Алёну. Изредка лишь пробегал глазами по лицам пришедших. Кое-кто плакал навзрыд, кое-кто молча стирал слёзы, остальные просто смотрели. Среди незнакомых и малознакомых людей Максим увидел и Карину. Она стояла возле автобуса, прячась за спинами однокурсников Алёны. Должно быть, не хотела, чтобы Максим её видел.

…На кладбище ехали на двух автобусах. Максим нарочно сел не в тот, в который села Карина. И место занял рядом с незнакомыми людьми, которые даже на той злосчастной вечеринке не были, — Максим, по крайне мере, их не помнил.

Ещё одно прощание. Поцеловать Алёну в лоб, пусть и через церковную бумажку, решились немногие. Максим решился, сам не зная зачем. При этом не испытал ничего, кроме того, что ощущал с самого начала. Он оказался примерно восьмым по счёту. Первым был какой-то парень, который, рыдая, упал перед гробом на колени.

Третье прощание — когда Алёну закопали. Парни и девушки выстраивались в очередь, чтобы прикоснуться ко временному деревянному кресту на её могиле. Кое-кто уже начал разбредаться. Максим заметил, что Карина тоже шагает по дорожке в сторону ворот, и поспешил за ней.

— Привет, — сказал он.

— Привет, — спокойно произнесла она. Сейчас было неуместно выяснять какие-то отношения.

— Ты куда?

— А что?

— Предлагаю пройтись. Куда-нибудь в центр.

— Зачем? — равнодушным голосом спросила она.

— Чтобы вернуться в мир живых.

Карина вгляделась в лицо Максима, оно казалось каким-то растерянным. Факт: этот парень временами говорил удивительно правильные, умные вещи.

— Пойдём, — согласилась она. — Только не трогай меня.

— И ты меня.

Она усмехнулась без улыбки.

К городу вела асфальтовая дорога, проложенная сквозь луга. До ближайших домов — минут двадцать ходьбы. Была и автобусная остановка под названием «Кладбище», но Карина и Максим, не сговариваясь, отправились пешком.

— О чём ты думал? — спросила девушка.

— Когда?

— Сейчас.

— Старался ни о чём не думать. Изо всех сил отгонял все мысли. Ну о чём я мог думать? Как плохо, что Алёна умерла? Это было бы лицемерием. Я её почти не знал. И в окно она прыгнула по своей воле. Нет, мне её нисколько не жаль. Просто как-то хреново на душе. И даже было чувство, что вот-вот заплачу. Хотя… трудно не заплакать, когда вокруг плачут.

— Странно… — раздумчиво сказала Карина. — У меня было то же самое. Для меня Алёна тоже не вот кто. Просто сестра одной из подруг. Мы с ней мало общались. И мне… и я… — она запнулась. — Максим, я там чуть не разревелась.

— Что ж ты сдержалась? — невесело поинтересовался Максим. — Это было бы к месту.

— Мне показалось, что я хочу плакать от жалости к себе. Что когда-нибудь и я буду лежать вот так…

— Так, всё! — прикрикнул Максим. — Сменили тему! А то так никогда не оживём!

— Ты забавный…

— Я забавный, и я прав.

— Да, ты прав. Ты прав. — Карина попыталась сделать обычное выражение лица и обычный голос. — И что ты предлагаешь?

— Накупить мороженого, сесть на лавочку и лопать, пока животы не заболят. Тогда точно вспомним, что мы ещё живы.

— Глупо, — сказала она.

— Есть другие варианты?

— Не знаю. Ничего не хочу.

— Даже мороженого?

— Ты всё равно не знаешь, какое я люблю.

— А ты мне разве не скажешь?

— Нет.

— Тогда я куплю разных, а ты сама возьмёшь, какое понравится.

— Метёлкин, Метёлкин… Привык деньги на всякую ерунду тратить. Так уж и быть, помогу тебе сэкономить, — она с трудом улыбнулась. — Смешно. Я в этом году ещё ни разу не ела мороженое. Если б не ты, я бы и не вспомнила.

* * *

Через полчаса они сидели на скамейке возле фонтана.

— Ты неправильно ешь, — сказала Карина.

— А?

— Слишком быстро. Мороженым надо наслаждаться, а ты его пожираешь.

— И что?

— Так оно быстро кончится.

— А я другое куплю.

— Растягивать удовольствие ты не пробовал?

— Я привык получать удовольствие сразу и помногу. Если мне будет мало одного мороженого — куплю несколько и буду есть, пока не надоест.

— Ты ничего не понимаешь, — усталым и немного злым голосом произнесла Карина, глядя перед собой. — Ты привык, чтобы тебе было всё и сразу. Иногда лучше перетерпеть, чем хватать первое, что подвернётся. Я так никогда не делаю.

— Ты молодец, — ответил в тон ей Максим.

— Мне вчера предложение сделали.

— И ты, конечно, отказалась.

— Да. Даже ты на моём месте отказался бы.

— Это был тот жиртрест, что ли?

— Ты угадал.

— Тогда понимаю.

— Не понимаешь. Я спрашивала его: а с какой стати мне нужно за него выходить? Знаешь, что он отвечал? «Ты серьёзная, взрослая девушка, тебе уже пора». Про любовь вообще ни слова! Хотя я его даже не уважаю, а не то что не люблю.

— Нет, ну в чём-то он определённо прав. Вот вы, девочки, думаете, что брак — это такая красивая романтичная сказка. Чтобы принц на белом коне, и любовь до гроба, и цветы каждый день, и кофе в постель… Причём это я даже не преувеличиваю — большинство девчонок так и думает. Но только до первого брака. Со мной в одной группе училась одна девушка, Юля. Моя первая любовь…

— Не поздновато для первой любви?

Максим оставил выпад без ответа.

— Она была помолвлена. И к концу второго семестра вышла замуж. Ходила счастливая, всем показывала своё колечко и говорила: «Замужем ништяк!» Потом меня выперли из универа, и я её больше не видел. Только недавно узнал: развелась. Оказалось, что у её мужа есть ещё одна семья в другом городе.Какое-то время жил на два дома, а потом переехал в другой город, к той, другой, а Юлю бросил с двумя детьми, с двойняшками. Так что это только в детских сказках женятся по любви. А вот эти «серьёзные, взрослые люди» женятся потому, что так удобнее жить. Так что этот твой толстяк всё правильно понимает. Тем более ему в его возрасте холостяком жить как-то уже не того…

— Ну, ему не так уж и много. Двадцать семь. Будет.

— Сколько? Двадцать семь? А выглядит лет на сорок. Ни хрена себе, я валяюсь! — Максим, к удивлению Карины, разволновался. — Двадцать семь лет! Брюхо и лысина!

— Да, брюхо и лысина. В наше время люди быстро стареют. Знаешь, Максим… он мне устроил экскурсию по своей квартире. Показывал мои будущие владения, так сказать. Я долго не понимала, чего он от меня хочет. А потом поняла… И почувствовала себя такой… маленькой-маленькой девочкой. Взрослый дядя привёл меня к себе домой, предлагает что-то такое… взрослое. А мне этого не надо. Не сейчас. И уж точно не с ним.

— Ну, это понятно.

— Понятно, — согласилась Карина. — А ещё я подумала… А если бы я была на десять лет старше… и у меня бы никого не было… я бы согласилась?

— Нет. Мне кажется, ты в тридцать лет будешь сильной.

— Не представляю себя в тридцать лет.

— И не надо. Живи, как живётся. А когда стукнет тридцать — просто посмотришь в зеркало.

— Метёлкин, ты всё время говоришь такие вещи… Вроде ерунда, а вроде и возразить нечего. Что это была за баба, с которой ты лизался? — без всякого перехода спросила она.

— Одна моя знакомая.

— Знакомая, да? И давно вы знакомы?

— Дней пять.

— И зачем ты с ней лизался?

— Захотелось.

— Ты всегда делаешь, что хочется?

— Мы это уже обсудили.

— Может, у тебя здесь семья?

— Откуда у меня здесь семья?

— Ну, не знаю, может, у тебя по всей стране в каждом городе по бабе, и ты постоянно ездишь от одной к другой. Метёлкин, я тебе больше не верю. Мне кажется, ты опасный человек. Что тебе вообще от меня надо?

— Хочу закончить наше с тобой расследование.

— А я уже ничего не хочу. Увидела Алёнку… Ведь всё равно её уже не вернуть.

— Её — нет. Но можно спасти других от секты, если это действительно секта. Остановить безумие.

— Ты до сих пор веришь, что это секта?

— Я не верю никому, ничему и ни во что. Всё, что я знаю, — что у твоего брата есть подружка, которая читает книжку про Питера Пэна. И это наша единственная зацепочка.

— Да. Да, — грустно кивала Карина.

Какое-то время жевали мороженое молча.

— Тебе лучше?

— Ты знаешь, да, — сказала Карина. — Спасибо, оживил.

— Ну, тогда до вечера. В семь часов забегу к вам.

Дома Карину ждала открытая коробка конфет. Большую часть ещё вчера вечером съела мама, похваливая Максима. Звала к столу Карину, а та заперлась у себя. Ей тогда было нехорошо. До дома доехала на маршрутке. Очень боялась, что Миша опередит её, встретит у подъезда. Весь вечер не выходила из комнаты, мобильник отключила. Когда задребезжал домашний — вздрогнула. Оказалось, Сане звонила его зазноба. Ну когда он уже себе на сотовый заработает!

Спасибо Максиму — Карина уже так объелась сладким, что при одном взгляде на конфеты её начало мутить. Рядом с коробкой лежали деньги и записка от мамы: «Сходи за хлебом, вымой посуду и приберись на кухне».

Интересно, мама видела сегодня Мишу? А если да — он ей пожаловался или нет? Скорее всего, нет. Ей бы не понравилось, что какой-то мужик, пусть даже и знакомый, заманил её дочь к себе домой. Если уж кто-то и имеет право жаловаться, то уж всяко не Миша.

Нет, решила Карина, жаловаться не стоит. Пока не стоит. Если Миша не дурак, то он сам всё поймёт и больше не будет к ней приставать.

Беда только в том, что он дурак.

* * *

Максима встретил Мельников:

— Ну, что? Как всё прошло?

— Как-как! — рассердился геймер. — Как надо. Вынесли, отвезли и закопали. Не задавай мне глупых вопросов. Всё. Иди себе в комнату и играй в свои игрушки, а меня не дёргай. Никчёмное создание.

Бурча, Мельников удалился к себе.

А Максим распахнул дверь своей комнаты и замер. Смог сказать лишь:

— Святые покемоны…

На его кровати, продавив громоздким телом металлическую сетку, сидела панда.

— Привет, — грустно сказала она, подняв чёрную лапу.

— Фу, Элька, это ты. — Мощный шок сменился столь же мощным отходняком, Максим аж пошатнулся и прислонился к стене. — Чё это ты придумала?

— Ну ты же сказал, что любишь панд… Я теперь панда. Грустная панда.

Максим сел на кровать рядом с ней:

— Ты как сюда попала?

— Вадим меня впустил.

— И ничего мне не сказал!

— Это я его попросила. Чтобы был сюрприз.

— Да уж, хорош сюрприз. Я чуть собственное сердце не высрал. Элька, где тебя черти носят? Возвращайся домой, Лиля беспокоится.

— Я не хочу к ней возвращаться. Я её ненавижу.

— Придётся, потому что я скоро уеду. Пора тебе узнать наконец: я сюда заехал на несколько дней. Скоро меня не будет в городе. Может быть, даже завтра. Только закончу одно дело… Серьёзно, Эля, возвращайся к Лилии. А можешь даже домой к папаше. Какой ни есть алкаш, а всё-таки родной отец. Он больше не будет тебя обижать. А если будет — скажешь волшебную фразу: «Медицинское всё примет». Он сразу станет как шёлковый.

— Ты меня искал, да?

— Да, Элька. Я очень за тебя беспокоился. — Он обнял панду и положил голову ей на грудь, а та обхватила его лапищами и стала гладить по голове. — Прости, что вчера так получилось…

— Ты любишь ту девушку, да? Которая приходила?

— Если б я только знал, что такое любовь… Могу ли я вообще любить? Разве что панд… Откуда этот костюм?

— У меня один знакомый мальчик работает в детском музыкальном театре…

— Я даже не спрашиваю, на что ты пошла, чтобы заполучить этот костюмчик…

Максим продолжил исследовать костюм панды. Это был комбинезон с застёжками на животе, так искусно спрятанными в густой шерсти, что найти их даже на ощупь было непросто.

— Вадим не сильно напугался?

— Ты думаешь, я в таком виде пришла? — засмеялась панда.

— А что? Чем плохая идея? — Максим притиснул её крепче к себе, стал гладить шерсть. — Такая мягонькая, прикольно…

— Я твоя фурри! — сказала панда.

— Кто?

— Ну, это такие человекоподобные зверюшки из аниме…

— Я в этом не очень разбираюсь… Ой, — он сперва остановился, а потом попытался прощупать сквозь комбинезон. — Ты что, там под костюмом голая?

— Конечно, а ты как думал? — засмеялась панда.

За каких-то несколько мгновений Максим возбудился. Панда это почувствовала.

— Разденься сам, — попросила она. — У меня лапы очень неудобные.

Максим представил, как сейчас повалит её на кровать, возьмёт ножницы, прорежет в костюме панды дырочку, в соответствующем месте… Представил и сказал:

— Эля, давай не надо. Я тебя прошу…

— Ты разве не хочешь иметь собственную панду?

— Нет.

— Почему? Из-за неё?

— Нет. Дело не в ней и не в тебе. Меня скоро здесь не будет. Смысла уже нет ни в чём.

Панда грустно вздохнула и крепче обняла его. Так они и сидели, пока в комнату не ввалился весёлый Костя.

— Приве-е-ет! — весело крикнул он, раскинув руки в стороны, и остановился.

— Здорово, — сказал Максим. Панда помахала лапой.

Костя вышел из комнаты затылком вперёд, стукнувшись раскинутыми руками о косяки, и молча закрыл за собой дверь.

Через полчаса Максим и одетая в прежний чёрно-розовый наряд Элла появились в гостиной. Девушка держала в руках чёрный пакет, набитый костюмом панды.

Возле двери они остановились:

— Не провожай меня, Максик.

— Ты куда? К Лилии?

— Угу. Вещи забрать.

— Потом к отцу?

— Угу.

— Ну, как хочешь. Я не верю в то, что алкоголика можно исцелить… Но хотя бы постарайся. У него вообще никого не осталось — может, хоть ты сможешь на него как-то повлиять.

— Угу.

— Ладно, Эллочка. Пока.

— Когда уезжаешь?

— Ты ещё узнаешь об этом.

— Ты же зайдёшь попрощаться?

— Обязательно. В крайнем случае напишу.

— Ладно… — Элла стёрла слезу с пухлой щеки. — Спасибо за телефончик… очень хороший.

— Телефончик?

— Ты.

Он поцеловал Эллу в носик и закрыл за ней дверь.

Вот так. Всё, что имеет начало, — имеет и конец.

Максим вошёл на кухню.

— Я буду скучать по ней, — сказал он.

Костя, длинноволосый, в белой рубашке навыпуск, поднял стакан с пивом, сказал:

— Аминь!

И немедленно выпил.

— Опять пьянствуешь?

— Да какое «пьянствую» — пиво. Впрочем, вам, трезвенникам, не понять. Всё, спровадил её? Попользовался и выкинул? — Он шутливо погрозил пальцем. — Ой, озорник. А с Кариком у тебя что?

— Пари я пока что не выиграл.

— Мне почему-то кажется, что выиграешь. Почему ты меня не спрашиваешь, как прошёл мой первый рабочий день?

— Всё, что мне нужно знать, ты расскажешь сам.

— Так и говори, что неинтересно, и не выпендривайся.

Максим уселся за стол:

— Я внимательно тебя слушаю. Если ты прямо сейчас мне во всех подробностях не расскажешь, как всё прошло, то ты мой враг по гроб жизни.

— Во, давно бы так.

— Подожди тогда, я кофе себе сделаю…

* * *

— Кофе готов! Прошу к столу! — сказала Аня.

Полтора часа назад Карина и Максим впервые увидели подружку Сани и поняли, что расследование зашло в тупик.

Ане было что-то около тридцати. Коротышка — ниже кавалера на две головы. Забавно лохматая, кудрявая. Говорит детским голосом.

Она работала менеджером по подбору персонала в компании «Третья планета». С Саней, как нетрудно было догадаться, познакомилась на собеседовании. «Интересно, соблазнила она его там же?» — подумал Максим.

Аня очень отличалась от прочих сотрудников компании — улыбчивых зомби. По её надменно вздёрнутому носику, манере ходить, говорить было ясно: она считает себя выше всех: собеседников, сослуживцев, компании, мужчин, женщин…

Около часа бродили по улицам, разбившись на пары. Первыми шли девушки. Карина задавала Ане много бестактных вопросов: сколько она зарабатывает, где и с кем живёт, почему до сих пор не замужем. Максим шагал следом, рассказывал Сане про чемпионат «Панда геймз», а сам краем уха прислушивался к разговору дам. Узнал, что Аня живёт в трёхкомнатной квартире, доставшейся ей от родителей, что её отец был выдающимся профессором, что она до сих пор не нашла себе дело по душе, а в «Третьей планете» работает до тех пор, пока не подвернулось что-то более интересное. А что до брака, так этот, как она выразилась, «обычай» ей вообще не интересен. Кажется, слово «интересно» вообще было определяющим в мировоззрении этой профессорской дочки, которая выросла в уютной интеллигентской теплице и не желает её покидать. Да и зачем? Максим любил общаться с такими, как эта Аня. Эти люди подтверждали его давнюю теорию: каждый человек живёт в той реальности, которую сам создаёт, и поэтому не стоит говорить, что реальность одна и к ней нужно адаптироваться.

На площади возле фонтана они увидели людей разного возраста, парами танцующих какой-то древний твист под аккомпанемент кассетного магнитофона. Их было двенадцать, обоих полов поровну. Одеты в спортивные костюмы, старенькие джинсы, кеды — во что угодно, лишь бы было удобно танцевать быстрые вертлявые танцы. Какой-нибудь танцевальный кружок занимается на свежем воздухе.

Аня остановилась и стала двигаться на одном месте, подражая танцорам. Повернулась к Сане и поманила его к себе пальчиком. Тот смущённо отшагнул назад.

— Давай-давай, — Максим шлёпнул его по спине.

— Ну, если сам Безумный Макс мне приказывает… — засмеялся тот.

Они с Аней закружились в паре. Подружка Сани двигалась умело, изящно — видимо, тоже когда-то посещала подобный кружок. Саня быстро подстроился под её движения.

— Она ведёт себя, как маленькая девочка, — сердито шепнула Карина.

— А тебе завидно? — поддел Максим.

Потом Аня пригласила всех в гости.

На стенах — ковры с пейзажами, на занавесках — гарцующие на конях рыцари и их великолепные замки. Вдоль стены — книжные шкафы. Люстры и вся мебель — дорогие, стилизованные под средневековье.

— У тебя тут как в музее… — заметил Максим.

— Да… я так иногда себя и чувствую — смотрителем в музее… — вздохнула Аня. — И посетителей мало.

Геймер рассматривал книги.

— Эту коллекцию мой папа всю жизнь собирал, — сказала Аня. — Уникальные издания, на языке оригинала.

— Ты их все прочитала?

— Я свободно читаю по-английски и по-немецки. По-испански — со словарём.

— А «Питер Пэн» у тебя есть?

— Конечно, — Аня даже не удивилась. — «Питер Пэн» — моя любимая книжка, с детства. Я до пятнадцати лет у всех друзей просила, чтобы они меня называли Вэнди…

— Тоже на языке оригинала?

— Да. Вот: издано в Лондоне, 1927 год.

У Ани всё было подлинное, что называется, «оригинальное»: и книги, и виниловые пластинки (в основном джаз и блюз первой половины XX века, но нашлось место и пластинкам «битлов», и дискографии Майкла Джексона), и даже кофе — настоящий, бразильский, нескольких сортов. Даже пирожные в холодильнике у Ани были какие-то особенные. Максим таких в жизни не пробовал — откусил и надолго выбыл из разговора. А когда всё слопал — самолично отправился на кухню за добавкой. А заодно осмотреть остальные комнаты.

Исследуя квартиру Ани, Максим забрёл в спальню, где обнаружил декоративный фонтанчик, украшенный фигуркой.

— Писающий Мальчик, что ли? — спросил он сам себя.

Подойдя поближе к фонтанчику и вглядевшись в фигурку, Максим понял, что ошибся. Обнажённый парнишка был намного старше своего брюссельского собрата — на вид ему было лет тринадцать. Его половой член, сжатый обеими руками, был эрегирован, вода выстреливала из него короткими струйками.

Минуты две Максим обалдело рассматривал Мастурбирующего Мальчика. Потом направился на кухню. За пирожными. На обратном пути столкнулся в коридоре с Саней. Даже в полутьме было видно, как горят его глаза.

— Ну, как тебе Аннушка? — спросил он.

— Отлично.

— Ты бы её трахнул?

— Обязательно. И не раз.

Саня горделиво усмехнулся.

— Макс, где-то через минуту мы с Аней вас оставим.

— Чего ты мне докладываешься? Действуй. Меньше слов — больше дела.

— Я не об этом, а вот о чём: если ты хочешь что-то сделать с Кариной, можешь приступать.

— И ты не против?

— Чтобы мою сестру трахнул великий человек? — он засмеялся, для него этот вопрос был риторическим. — Действуй, Безумный Макс!

— Ладно, иди куда шёл, подхалим, — усмехнулся Максим. — Э нет, постой!

— Что?

— Давно хотел спросить, да всё забываю. Я у тебя в компе нашёл порнорассказы. Это ты пишешь?

— Не. Чукча не писатель, чукча читатель.

— Скачиваешь?

— Да. Помаленьку. Я не люблю тексты на порносайтах — там одна похабщина. Я люблю хорошие авторские тексты, чтоб без мата и всяких тошнотворных подробностей. Вот недавно нашёл один журнальчик, там таких текстиков много. Называется мистериоззо точка лайвджорнал точка ком.

— Ты хоть знаешь, чей это журнал? Вадима Мельникова.

— Фигасе! И откуда он всё это знает?

— Да просто фантазия у него богатая, вот и всё. И к прекрасному тянется.

Максим вернулся за стол. Он, Карина и Аня сидели ещё какое-то время. Хозяйка — в кресле с красивыми резными подлокотниками, которые заканчивались львиными головами. Гости — на широком диване с валиками, но без спинки. Кофе пил один Максим, все остальные — красное вино. Понурая Карина от алкоголя нисколько не развеселилась.

Аня своим смешным тоненьким голосом рассказывала про свою подборку редких книг, потом сказала: «Пойду посмотрю, где там Саша пропал», и вышла.

— Что какая хмурая? — спросил Максим, пододвигаясь к Карине. — Обломно, что расследование накрылось?

— Вот именно. Обломно. Самое точное слово.

— Не грусти. А то буду щекотать.

— Ты что?

Максим тут же ткнул её указательными пальцами в бока. Она шлёпнула его ладонями по рукам:

— Ты что делаешь?

— Поднимаю тебе настроение. — Он стал так агрессивно щекотать девушку, что та оторопела от неожиданности, только отодвигалась и несильно отталкивала его руки. Потом Карина упёрлась в валик, и отодвигаться стало некуда. Максим тут же придвинулся к ней вплотную и обнял за талию.

— Что ты делаешь? — повторила она.

— Как ты думаешь, а? — он посмеивался. — Тебе что, нужно официальное уведомление? Мадам, я имею честь к вам приставать!

Он попытался поцеловать её, но она увернулась:

— Дурак! Они сейчас вернутся!

— Если ты ещё не поняла, они не вернутся. Слушай.

Он замолчал, даже дыхание затаил. То же самое сделала и Карина.

Стали слышны смех Сани и повизгивания Ани. Карина не сдержалась и почти выругалась:

— Да они охренели, что ли? Это же свинство!

— Нет, вот это свинство, — Максим куснул её за ухо.

— Давай без фанатизма! Ты возбудился, что ли? Отстань! — Девушка стала вырываться, но не смогла. — Успокойся, Метёлкин. Не буду я тебя обнимать и целовать.

Максим прикасался губами к её щеке. Она не возражала, но сразу же отворачивалась, когда он пытался дотянуться до её рта.

— Что тебе нужно от меня?

— Ты мне очень нравишься.

— И поэтому ты хочешь затащить меня в постель?

— Думаешь, всё так просто?

Она посмотрела на него с сожалением:

— Метёлкин! Только сказки мне тут рассказывать не начинай, про любовь с первого взгляда! А особенно после того, как целовался с той коровой.

— Она первая ко мне полезла, — соврал Максим.

— А ты и рад. Привык, что девчонки сами на тебя прыгают? Чемпион фигов. Уйди. Сядь вон туда и не трогай меня, — она толкнула его плечом. Максим только крепче её обнял. Меньше всего ему хотелось разжимать руки.

— Что ты вообще ко мне прилип?! — воскликнула она. — Тебе мало твоих жирных подружек?

— По сравнению с тобой они — никто.

— Да что тебе надо?

— Я хочу с тобой быть.

— И что ты имеешь в виду?

— Например, вот это, — воспользовавшись тем, что Карина повернулась лицом к нему, Максим проворно схватил её за щёки и притянул к себе. Она изо всех сил пыталась вытолкнуть его язык из своего рта, но не кусала его, хотя могла бы.

— Ты что делаешь? — прошипела она.

— А ты что?! — Максим откинулся назад и упал на диван, а Карина оказалась на нём верхом. — Взяла, завалила меня. Помогите, насилуют! — пискляво крикнул он.

— Ах ты… мерзавец… — пытаясь вырваться, она тёрлась об него всем телом. Быстро устала, раскраснелась и остановилась, чтобы отдышаться. — Я сейчас царапаться начну, — предупредила она.

— А откуда ты знаешь, что я обожаю, когда меня царапают?

— Больной! Озабоченный! — она захныкала — деланно, как хнычут дети, когда выпрашивают сладостей. — Что тебе от меня нужно?

— Последний раз показываю, — он притянул её к себе, схватив за затылок.

На этот раз она вообще не сопротивлялась. Максим даже не ожидал, что всё будет настолько несложно.

Ближайшие минут двадцать пронеслись, как лёгкий обморок. Они просто лежали на диване и целовались. Карина совсем размякла, она принималась постанывать и извиваться, когда Максим покусывал её за ушки, целовал в шею или в запястья.

Потом он спустился чуть ниже, задрал футболку, долго облизывал и ласкал животик.

— Теперь спинку! — сказал он, переворачивая Карину лицом вниз. — А то она обидится, что ей меньше достанется.

В действительности это был лишь предлог, чтобы расстегнуть лифчик.

И всё было отлично до тех пор, пока Максим не попытался расстегнуть юбку Карины. Девушка тут же оторвала его руки от себя. Он несколько раз повторил попытку, но Карина действительно была против.

Ладно — значит, ещё не время. Максим вернулся к ласкам.

— Ну хватит меня мучить… — простонала Карина, но не сладостно, а так, будто ей причиняли боль. Максим понял: она хочет его, но что-то непреодолимое её останавливает, и от этого ей плохо.

Он потянулся к её губам, но девушка отстранилась.

— Не надо. Давай успокоимся… — печально попросила она.

— Я спокоен.

Он и сейчас смог бы успокоиться, только зачем. Какая разница, сделают ли они это сейчас или, скажем, завтра, — ведь вопрос уже решён. Она хочет его, а он её… Осталось только завершить дело.

Карина вырывалась из его объятий. Вырвалась, села на диване, плотно стиснув ноги и опустив голову. Максим обнял её сзади, положил голову на плечо:

— Что не так? — шепнул он ей в ушко.

— Всё не так, — кажется, она была близка к тому, чтобы заплакать. — Максим, я… я не могу. Пожалуйста, не мучь меня больше. Не надо, Метёлкин.

Что, игра проиграна? Не может быть. Всё ещё можно вернуть, нужно оперативно убедить девушку, что заниматься сексом на пятый день знакомства — это не распутство, а совершенно нормальное явление, особенно с таким нежным и привлекательным парнем, как он.

Он стал нежно оглаживать её грудь. Карина опять оторвала от себя его руки.

— Макс, пожалуйста. Я не буду.

— Дело во мне?

— Нет, во мне. И в тебе тоже, немного.

— Я слушаю, милая.

— Ты скоро уедешь…

— Не скоро.

— Скоро, не скоро. Всё равно уедешь.

— Ну и что? Тебе же хорошо со мной.

— Хорошо, — согласилась она.

— Я могу сделать так, что будет ещё лучше.

— Я знаю.

— В чём же дело?

— А ты как думаешь?

— Я думаю, ты просто ерундишь. Я читал в одной книжке, что-то там про Древний Рим: один раб долго домогался одну рабыню, а она от него бегала. Он всё думал, в чём же дело? А она ему однажды призналась: до тебя я была наложницей и вынуждена была принадлежать другим мужчинам. То есть ей было позорно, что она не девственница.

— Ну вот, ты почти угадал.

— В каком смысле?

— У меня то же самое, что и у неё. Только наоборот.

На осознание ушло несколько секунд.

— Так ты девственница?

— Хочешь сказать, это незаметно?

— Никогда бы не подумал. Ты такая…

— Какая?

— Красивая.

— И что? Думаешь, меня никто никогда не домогался? Так умело, как ты, — конечно, никто. А так — постоянно. «Девушка, а пойдём ко мне в гости, здесь недалеко!» Или вообще: «Девушка, вы работаете?» Всех бы убила! Что ты ржёшь?

— Так ты девственница! — он радостно смеялся, уткнувшись лицом ей в спину. — Я уж испугался, что ты мальчиков не любишь!

Она тоже засмеялась:

— Ну, если бы я их не любила, я бы их совсем не любила!

Максим поцеловал Карину в тыльную сторону шеи, рукой отодвинув её косу. Сейчас нужно было сказать что-то очень красивое, чтобы последнее слово осталось за ним.

— Да, я всё понимаю, Карик. Тебе нужен твой единственный. А я не могу им быть. Ведь я и правда скоро уеду.

Она обернулась к нему, погладила по щеке:

— Ты так всё понимаешь… А может, никуда не уедешь? Останешься.

— Нет. Уеду, как только завершим наше дело. Это единственное, что меня здесь держит. Твой город — это моя маленькая сказочка. А если я останусь, сказочка превратится в обычную бытовуху.

— Но ты же всё равно хотел начать новую жизнь. Ведь так? Ты можешь остаться здесь… и начать всё с нуля.

— С нуля? — он упал на диван лицом вниз, вытянул ноги. — Начинать с нуля слишком поздно. Если уж ты сказала мне свою тайну, я тебе скажу свою. Возьми у меня в заднем кармане паспорт.

— Ну, взяла. — Карина открыла книжечку, листнула одну страничку и замолчала, всматриваясь в дату рождения.

— Тебе двадцать восемь? — громким шёпотом спросила она.

— Ага. Через два года тридцатник. Мне даже подумать об этом страшно.

— Ты не выглядишь на двадцать восемь! Максимум на двадцать!

— Я от природы очень молодо выгляжу, бывает такое явление. Да и с чего бы это мне стареть, если я не курю, не пью и не работаю. Знаешь, это удобно. Везде, где есть скидка для студентов, я говорю: а я студент. Только студенческий дома забыл. Обычно прокатывает.

— А чего тебе эти скидки? У тебя же есть нормальные деньги…

— Они скоро кончатся.

— Ещё заработаешь.

— Ты не понимаешь… Я никогда ничего не зарабатывал на геймерстве.

— Как? А твой выигрыш на чемпионате?

— Выигрыш, хе… Большую часть выигрыша я отдал спонсорам, по условиям контракта. Они меня вывозят на чемпионат — я отдаю восемьдесят процентов выигрыша. И налоги выплачиваю. Осталось чуть-чуть, только губы помазать.

— А откуда же у тебя столько денег? Ты же соришь деньгами, как мусором…

— Квартиру продал. У меня родители умерли, Карик. Вернулся с чемпионата — а их уже похоронили. Папаня принёс домой какой-то палёной водки… У обоих сердце не выдержало, они ж старенькие у меня были. Я не сильно плакал. Знал ведь, что этим кончится…

Карина молча гладила его волосы.

— Я решил продать квартиру и уехать. Всё равно куда. Что будет дальше — понятия не имею. Играть я больше не буду, я так решил. А хорошей работы у меня никогда не будет. За всё в этой жизни нужно платить, Карик. За свои пятнадцать минут славы я буду платить до конца жизни. Любой начальник отдела кадров в любой организации тебе скажет: если у человека в двадцать восемь лет нет опыта работы на какой-нибудь серьёзной должности, с точки зрения работодателя этот человек — труп. А опять грузчиком или носильщиком в морг я не пойду. Быдловская работа — это не для меня.

Карина молчала.

— Давай-ка по домам, Карик. Думаю, эти двое не расстроятся, если мы уйдём прямо сейчас.

— Наверное… — тихо и безразлично согласилась девушка.

Какое-то время ушло на приведение себя в порядок. Одёрнуть одежду, проверить, всё ли везде застёгнуто. Карина обновила смазанную помаду, глядя в большое зеркало в прихожей.

— Я красивая? — спросила она, повеселев. Ей очень нравилось смотреть на своё отражение.

— Ты божественная.

— Поэтому ты на меня запал?

— И поэтому тоже.

— А ещё почему?

— Обещай, что не будешь меня бить.

— Максимка, за кого ты меня принимаешь?! Я, кажется, знаю, что ты хочешь сказать: сначала решил меня цинично соблазнить и выкинуть, а потом запал всерьёз, так?

— Почти. Мне Костя пари предложил, что я не смогу тебя соблазнить.

Она снисходительно засмеялась:

— Ох, несчастный Костя! Он на этой теме просто повёрнут. И что, ты согласился?

— Да, а что такого?

— Теперь, значит, ты проиграешь пари?

— Значит, да.

Максим зашнуровал кроссовки. Он и Карина вышли на площадку, осторожно прикрыв за собой дверь.

— М-да, — Карина укоризненно пощёлкала языком. — Мило-мило. Ну, ты хотя бы оценил меня как женщину. А то есть такие дураки, которым подаёшь себя на тарелочке, а они и то не берут.

— Например?

— Например, я на одном сайте знакомств нашла объявление: «Познакомлюсь с девушкой, которая поможет мне быстро потратить тысячу долларов»…

Максим моментально вернулся в тот день, когда он ехал в электричке и изучал анкеты претенденток, прошедших первый отсев. Среди них должна была быть и анкета Карины. Почему же он её совсем не помнит? Помнит Горную Лань, какую-то там Императрицу, а Карину — нет. Наверное, её анкета была среди тех, которые он удалил, не просматривая, — потому что решил остановиться на эмо-гёл по имени Элла. Решил, что красивая девушка — это слишком банально…

— …В купальнике, и в выпускном платье, и в мини-юбке, и в любимом халатике, коротеньком таком, — перечислила Карина. — И он мне даже не ответил. Не дурак ли?

— Дурак, — согласился Максим.

Они вышли из подъезда. Геймер спросил:

— Где здесь ближайшая стоянка такси?

— Хочешь меня на машине довезти?

— Да. Хочу поскорее домой, на боковую.

— Да, я тоже. — Карина вынула мобильник. — У меня где-то был записан номер. Сейчас вызову сама.

Машину ждали минут десять. Стояли, обнявшись, — скорее как брат с сестрой, чем как любовники.

— Завтра увидимся? — спросила Карина.

— Обязательно. У нас же расследование.

— А зацепочек больше нет…

— Новые найдём.

— Ты сам веришь в это?

— Ну, я же должен верить хоть во что-то.

Из окна такси Максим увидел человека в серой куртке. Из-под капюшона был виден только подбородок. Человек стоял, сунув руки в карманы. Максим показал ему средний палец.

…Когда они расставались, Максим поцеловал Карину в щёку, по-дружески.

Домой пришёл с пакетом, набитым банками и бутылками. В квартире было темно. На цыпочках Максим вошёл в комнату Мельникова.

— Ни от чего не отвлекаю? — прошептал он.

— Да вроде нет, — ответил Вадим, апатично созерцая фотографию ласкающих друг друга девушек. Он зависал на каком-то порносайте. Ладно, хоть смотрит порнуху про баб, а не про геев. Зря Костя волнуется.

— Костя спит?

— Давно спит. Ему завтра рано вставать.

— Угу. Ну, тогда пей, — Максим сунул Вадиму бутылку дорогого пива. — Давай-давай, бери.

— Сам не употребляешь, а меня спаиваешь?

— Побурчи ещё у меня.

Максим достал КПК и ещё раз прочёл сообщение, которое получил с незнакомого номера, когда ехал в такси:

«Не надоело от меня бегать? В полночь приходи на площадь к фонтану. Иначе пострадают твои друзья».

Что ж, человек в серой куртке, сегодня ты получишь то, что хотел. Я дам тебе это. Позволю себя убить.

Максим выудил из пакета баночку энергетика и несколько шоколадных батончиков и плиток. Вадиму кинул несколько пакетиков с кальмарами.

— У меня настроение нажраться в дупель, — пояснил он. — А когда у меня такое настроение, я объедаюсь всякими шоколадками. Гормоны счастья от них вырабатываются и всякая прочая туфта. — Он свалился на кровать Вадима. — Правда, если переборщить, то на роже прыщи вылезают. У меня такая херня постоянно. Поэтому никто не верит, что мне двадцать восемь лет. — Он внимательно посмотрел на Вадима, ожидая его реакции.

— А я верю, — спокойно сказал тот. — Сегодня нашёл про тебя статью в «Википедии», там была твоя дата рождения.

— Вот как. И откуда они только узнали?

— В Интернете всё можно найти…

— Во. Во, — обречённо кивал головой Максим, откусывая от плитки шоколада. — Обожруся и помру молодой, — сильно окая, сказал он — как Мартынко из одноимённого мультика. — Тогда они меня точно не достанут, — продолжил Максим обычным голосом. — И вообще, чего я раньше не помер? О, мама, ох, ох, ох, ох, ох, что ж я маленьким не сдох, — пропел он строку из старой песни. — У меня в жизни было как минимум два случая, когда я запросто мог отдать концы. В первый раз — когда во втором классе с очень высокой ледяной горки неудачно скатился и ногу сломал. А мог и шею. А второй раз — одиннадцать лет назад, когда меня серьёзные парни хотели замочить за то, что я плохо с ними разговаривал. В итоге всё обошлось.

— Ну, и хорошо. Сейчас вон ты крутым геймером стал. Профит зашибаешь. И все бабы на тебя вешаются.

— Да профит-то не особо большой… и бабы не особенно вешаются. Тебе просто так кажется из своей помойки. Вообще, смотрю на тебя и думаю: ведь есть же такие уроды, ещё хуже, чем я, — и ничего, живут. Может, и мне пожить?

— А чего б те не жить, — недоумённо хмыкнул Мельников.

— Стар я, Вадимка. Подзадержался я здесь. Всё равно лучшее уже позади.

— Ты говоришь, как форева-янг.

— Как кто?!

— Вот и видно, что ты в Интернете не живёшь. — Вадим быстренько вколотил в адресную строку браузера название какого-то сайта. — Садись. Вообще-то я не имею права тебе это показывать… да мне по фигу, если честно.

Видео: Алёна Кудасова. Источник: young4ever.org

Комната. Накрытый стол. Негромко звучит музыка в стиле эмбиент — Энигма или что-то наподобие. В кадре появляется Алёна, симпатичная девушка изящного телосложения, в белом, кое-где прозрачном платье, и заслоняет собой комнату.

Алёна (сбивчиво, торопливо). Ну… привет. Я волнуюсь. Скоро начнут приходить гости. Гости, да. А мне ещё нужно успеть это видео снять и успеть отослать. И стереть. (Кусает губы.)

Я в теме больше года. Одноклассница уехала в Америку, общаемся по электронке, транслитом. Однажды упомянула, что у них там появилось такое молодёжное течение — forever-young. Просто так, вскользь. А мне стало интересно: что за форева-янг? Эликсир молодости они там ищут, что ли? Я спросила у неё, а она мне прислала инвайт на один англоязычный сайт. Сначала подумала: фу, как неинтересно! Детский клуб самоубийц! Потом посмотрела несколько видюшек… Меня удивило, какие все… спокойные. И каждый говорит: я прожил долгую счастливую жизнь и ни о чём не жалею. И ведь не какие-нибудь зазомбированные сектанты, а нормальные вполне парни и девчонки. Я как-то невольно вспомнила свою жизнь и поняла. Да, поняла. Да, так оно и есть. Всё хорошее уже было. Дальше будет только хуже.

У меня первая любовь была в четырнадцать лет. И даже первый секс… (Смеётся в ладонь.) Если можно так выразиться. У него с перепугу всё быстро рухнуло. А я даже почти ничего не почувствовала. (Смеется в ладонь.) Ну, потом, конечно, всё почувствовала, только уже не с ним. (Загадочно улыбается, глядя в сторону.) С другим мальчиком. То, что было тогда, уже никак не повторить. Это было эк… экстремально. Он учился на два класса старше меня. Мы с уроков вместе сбегали. Один раз пролезли в запертый спортзал. У него была назойливая сексуальная фантазия: хоть раз в жизни сделать это в спортзале, на мате… Я так никого больше не любила, как его. Когда тебе четырнадцать, чувствуешь всё по-другому. Либо порхаешь от счастья… либо такая тоска, что хочется сдохнуть. И ничего третьего. А сейчас уже не то. Ни хорошо и ни плохо, а никак. Просто никак. Ничего. Ноль. Жизнь после смерти. Да.

Я пыталась как-то с этим бороться. Устроилась в кафе работать, по ночам. Курить бросила. Занялась аэробикой. Чтобы свободного времени вообще не было. Учёба, работа и тренировки — всё! Чтобы не было этой противной незаполненности. Наполнить жизнь хотя бы иллюзией смысла.

Всё-таки я решила дотянуть до конца, до двадцати одного. Вдруг что-то изменится? Ничего не изменилось. И уже не изменится.

Пауза.

Вот, наверное, и всё… Хочу сказать всем: делайте так, как подсказывает сердце. Если чувствуешь… чувствуете, что не хотите ждать до двадцати одного, — не ждите. Не насилуйте себя. Да. Всё. Я прожила долгую счастливую жизнь и ни о чём не жалею. Меня зовут Алёна. Алёна Кудасова.

Уходит из кадра. Конец записи.

9. Среда

«Здравствуй, Карина. А может, сразу прощай? Да. Прощай, Карина.

Прости за сумбурность и корявый почерк. Пишу сразу и начисто. И начистоту. (Это каламбур, наверно.)

Наше с тобой расследование (если его так можно назвать, хе!) закончено. Тушите свет.

Мы с тобой опять всё прохлопали. Даже смешно. Помнишь, мы перечисляли: кидалты, чайлдфри, хикки? А вчера мне объяснили, кто такие форева-янги. Оказалось, «Третья планета», православные пидоры, секты тут ни при чём.

Это ещё одно, так сказать, «течение», которое появилось в зажравшейся Америке. В чём суть, ты, конечно, уже поняла. Простая такая концепция: юность начинается не в 15–16 лет, а в 8. В восемь! 13 лет — это зрелость, начало полноценной жизни. 17 лет — старость. 19 лет — глубокая старость. 21 год — конец. Дальше начинается что-то другое, жизнь после смерти. Бесконечные проблемы, болезни, потеря привлекательности, необходимость устраиваться в жизни, заводить детей и прочее. Форева-янги не утверждают, что, достигнув 21 года, нужно непременно кончать с собой, — зачем утверждать то, что и без того очевидно. Сам создатель этой движухи, Малькольм Смехов (американский гражданин, но, кстати, русский по отцу), показал личный пример: в день рождения собрал грандиозную тусовку, раздарил свои вещи друзьям, потом попрощался и скакнул в окно с тридцать третьего этажа. Многие из тех, кто там был, в день своего 21-летия поступили точно так же. Прыгали в окна, а те, кто жил низко, в коттеджах, — стрелялись из папиных ружей, глотали крысиный яд, топились в бассейнах и так далее, в меру фантазии. Некоторые делали это, даже не дождавшись двадцати одного.

У форева-янгов много любимых фильмов и книг — тут и «Питер Пэн», и «Багси Мэлоун», и «Над пропастью во ржи», да и вообще, что угодно, лишь бы там были замечательные дети и (по возможности) уроды-взрослые. Весь список рекомендованной литературы и фильмов можно найти на любом их сайте. Они и сами пишут тексты и пытаются что-то снимать. На том сайте можно посмотреть кучу любительских роликов, этаких «прощальных писем». Мальчик или девочка весело смотрит в камеру, рассказывает, какую длинную и счастливую жизнь он прожил, а теперь вот вынужден уйти. Но самого самоубийства нет: по правилу форева-янгов уход из жизни нельзя снимать. Рассказывать о нём можно, запечатлевать — ни-ни. И правильно, а то все их сайты мигом прикроют. Они вообще избегают лишней огласки, стараются не раскрываться перед теми, кто «не в теме», как они выражаются. Я, кстати, нашёл видео Алёны. И того парня, Алексея, лингвиста, который покончил с собой за несколько дней до неё. И своего знакомого.

Зайти на сайты форева-янгов можно только после регистрации, а зарегистрироваться трудно. Нужно, чтобы тебя порекомендовал кто-то из форева-янгов (это называется «прислал инвайт»). То есть самому сперва стать форева-янгом и убедить другого форева-янга, что ты «в теме». Мне повезло в том, что Вадим Мельников на этом сайте зарегистрирован. Причём сам он утверждает, что до конца ещё не определился, действительно ли он форева-янг или так, сочувствующий. Ну да, у него ещё есть время определиться.

И самое интересное: это не секта. Форева-янги не преследуют никакой материальной выгоды. У них нет лидера, идеолога, есть только небольшие добровольные объединения, в которых всё время меняется состав, — понятно почему. Они никого не зомбируют, просто рассказывают о том, во что сами верят.

В Америке и Европе о форева-янгах уже говорят, как о вполне сформировавшемся течении. До нас эта зараза только-только начала добираться. Алёна и тот студент — первые ласточки. Думаю, эпидемия начнётся через полгода-год. Очень надеюсь, что тебя и твоего брата она не тронет. Но захватит многих, это по-любому. Через год слово «форева-янг» будет таким же привычным, как «веган» или «эмо-бой». Нам не дано остановить безумие. (Эх, люблю что-нибудь этакое завернуть!!)

Ещё хотел сказать тебе, что ухожу. В том смысле, что совсем.

Не знаю, поняла ты это или нет, но я уже мёртв. Я был таким, когда приехал в ваш город. Осталось только довершить дело.

Ты всё уже знаешь. Я всё уже говорил. Я не знаю, куда идти дальше, не знаю, что мне делать. Мне 28, а у меня нет ничего. И не будет уже.

Я ничего не знаю об этой жизни. А если что-то и знаю — то этого недостаточно. Время упущено. Я ничего уже не наверстаю.

Мне надоело чувствовать себя дегенератом, недоноском, ничтожеством, кидалтом, Питером Пэном и всякое такое. Но и взрослеть не хочу. Что же делать?

Короче, со мной всё понятно. И я вас умоляю: не надо причислять меня к форева-янгам. Я не с ними. Они убивают себя, потому что не хотят жить дальше. А я — потому что просто не знаю как. Поэтому забудьте меня. Меня больше нет. И не было, наверно.

Карина, к тебе персональная просьба: продолжай жить. У тебя всё будет как надо. И у твоего брата тоже.

Мне очень повезло, что в последние дни моей жизни судьба преподнесла мне такой подарок — ваш город. Тебя, Сашу, Аню, Эльку, Костю, Вадима. А отдельное спасибо — за озеро Медицинское. Видишь ли, я очень боюсь крови и вообще физической боли. На прыжок с балкона меня бы не хватило.

Пожалуйста, пусть мой уход будет для вас всех стимулом жить дальше. Чтобы каждый из вас мог сказать: «Он ушёл — он дурак. А я так никогда не сделаю».

Искренне твой MaD_MaX.»

Это письмо Карина зачитала вслух на маленьком собрании, которое случилось в квартире Кости, на кухне, в шесть часов пополудни. Там же были Костя, прогулявший работу, Вадим Мельников, Элла и ещё один человек — крепкий восемнадцатилетний парень с огромными, в красных прожилках, глазами, крупным носом и уродливыми большими губами, с царапинами на щеках. На нём была серая куртка с просторным капюшоном, откинутым назад.

Последним пришёл бледный, растерянный Саня. Молча бросил на стол мокрую сиреневую бейсболку.

— Ты где был? — спросила Карина, хотя ответ был ясен заранее.

— На Медицинском, — Саня говорил, почти не раскрывая рта, поэтому голос казался незнакомым. — Как прочитал письмо — сразу туда. Всё обегал. Вот, нашёл. К берегу прибило.

— А тебе он что написал?

— Да ничего особенного. Про то, что рад был знакомству, тыры-пыры. Приехал сюда, чтобы провести здесь последние дни в жизни, а потом уйти, а озеро Медицинское для этого идеально подходит.

— А мне написал, что очень благодарен мне за крышу над головой и за компанию. И что он проиграл пари…

— Какое ещё пари? — спросил Саня.

— Не говори ему, — отрезала Карина. — Другим знать незачем.

— А ты знаешь? — удивился Костя.

— Да. Он мне всё рассказал. Так вот, Костенька, чтоб ты знал: он выиграл это пари.

— Ни фига себе-себе! А чего ж он тогда соврал?

— Ну, может, чтобы меня не очернить, — безразлично пожала плечами она. — Ты же всё равно это никак не проверишь.

— Да это-то понятно… А с этим-то что мне делать? — Костя поставил на стол спортивную сумку Максима, расстегнул её, вытащил огромный золочёный кубок с оттиснутой на нем эмблемой — панда, сидящая за компьютером. — Куда вот его теперь девать?!

— Мне отдай, — неожиданно буркнул Вадим.

Ни его, ни Эллу никто не решился спросить, что было в прощальных письмах, адресованных им. Вадим Мельников полностью ушёл куда-то в глубь самого себя и заперся там, как в цитадели, а Элла молча плакала, ни на что не реагируя.

Свои письма Максим запечатал в обычные конверты, на каждом написал имя получателя, а потом лично разнёс их по адресам и бросил в почтовые ящики. Когда это случилось — никто не мог сказать наверняка.

Элла обнаружила письмо около двух часов дня, когда выносила из отцовской квартиры первую партию мусора — несколько пакетов, до отказа набитых пустыми бутылками. Карина — чуть позже. Она с самого утра несколько раз звонила Максиму, но абонент почему-то был недоступен. Наконец она решилась отправиться к нему лично — и увидела в почтовом ящике два конверта. Прочитала своё письмо, второе оставила на столе и написала для Сани адрес, где живут Константин и Вадим Мельников и где уже не живёт профессиональный геймер Максим Метёлкин. Костя нашёл письма для него и Вадима в пять вечера, когда возвращался с работы.

А парень в серой куртке в последний раз видел Максима прошлой ночью. Ровно в двенадцать.

…Максим пришёл к фонтану точно в срок.

— Привет, — произнёс он.

Человек в серой куртке стоял, широко расставив ноги и скрестив руки на груди. Молчал. Позади него молчала украшавшая фонтан белокаменная девушка в тунике и венке — натянув невидимую тетиву, целилась прямо в Максима.

— Последнее слово дозволишь сказать?

Нет ответа.

— А я, кажется, знаю, кто ты, — продолжал Максим, медленноприближаясь к врагу. — Был такой парень — Дима Неделин. Геймер из Екатеринбурга. Мечтал попасть на чемпионат «Панда Геймз». А я его туда не пустил. Вышиб из отборочного тура, когда нас всего двое осталось: он и я. После этого Дима прыгнул под поезд. В день своего рождения. Двадцать один год. У него, помнится, был младший брат, какой-то там спортсмен, атлет, что ли. Кажется, Василий его звали?

Человек в серой куртке откинул капюшон. Максим вздрогнул:

— Тьфу, чёрт… Ты так на него похож… Слушай, Вася: я понимаю, за что ты хочешь меня убить. А вот я тебе сейчас докажу, что я не виноват в его смерти… Доказательство у меня вот, — он поднял руку с КПК. — Скачал одно видео. Посмотри, пожалуйста.

Василий просмотрел ролик несколько раз. Потом зарыдал, как ребёнок. Максим положил руку на его плечо. Василий не стал её стряхивать.

…Костя воскликнул:

— Ну чё вот вы ноете? Правда, что ль, поверили, что он взял вот так да и утопился? Хотите знать моё мнение? Он просто позёр. И выпендрёжник. И у него бы просто духу не хватило вот так вот взять и помереть. Он просто бросил всё и уехал. Симку выкинул, чтобы мы до него не дозвонились…

— Зачем? — рявкнул Вадим. — На хрена?

— А чтобы мы его не преследовали. Глупость, конечно. Знаю. Но вот лично мне приятнее думать, что он уехал. А не стоит сейчас на дне Медицинского озера.

— А я верю, что он ушёл, — отрезал Мельников. — И сидит сейчас в раю, в золотом компьютерном салоне.

— …И дрессированные панды приносят ему энергетики, — добавила Элла.

— Я другое хочу знать: что это было?! — закричал Костя. — Что?! А? Как это называется? Взял, приехал, поразвлекался и пропал. И всё… Даже не пообщались толком. Я бы ему ещё такие места показал! — Он всхлипнул. — Вот, у меня тут от позавчера осталось маленечко… — Костя вынул из холодильника ополовиненную бутылку красного вина, из шкафчика — рюмки. — Давайте, что ли, за Максима.

— Я не буду, — Карина встала.

— Вот оно, дурное влияние трезвенников, — невесело пошутил Константин.

— Я домой, — сказала красавица.

— А кто тебя проводит? — оживился Костя.

— Никто. — Девушка повернулась к брату. — Тебя тоже касается.

* * *

Карина шагала по любимой площади. Душный летний вечер. Буйный фонтан в облаке невидимого водяного пара, сквозь которое так приятно пройти в жару.

Старик-хиромант держит за руку очаровательную девушку, что-то ей нараспев говорит, а она смотрит ему в рот, вытаращив глаза. Вот работа у дяди — трогать девочек за руки! Странно, что не придумали способа гадания по девичьей груди.

Толстый молодой мужчина, чем-то похожий на маминого сослуживца Мишу, и его миниатюрная супруга в четыре руки толкают перед собой коляску — судя по её размерам, там двойняшки. На лицах у мужа и жены счастливые улыбки.

Опрятный молодой мужчина с козлиной бородкой и взглядом ягнёнка раздаёт листовки с призывом легализовать однополые браки. Текст листовок набран церковнославянским шрифтом.

Какой-то панк с оранжевыми волосами задумчиво пинает пустую банку из-под лимонада. Одет, несмотря на зной, в кожаную куртку и беспалые перчатки. На спине заклёпками выложено слово ROCK.

Японский турист, увешанный камерами, пристаёт к юной парочке — на ломаном английском просит разрешения их сфотографировать. Парень, одетый в широкие спортивные штаны и рэпперскую бандану, мнётся, а его подружка, в очень коротких джинсовых шортах и розовой футболке, тут же находит правильный ответ: «Фифти бакс!» Ушлая девочка, ничего не скажешь.

А больше всего — школьников, старшеклассников. Бродят парами, стайками. С плеерами, со значками, в маечках с забавными надписями. Пьют пиво или жуют мороженое. Катаются на роликах, сидят на лавочках, обнимаются, во всеуслышание хвастаются мелодиями и видеороликами в телефонах. Такие счастливые, такие юные. Наверняка многим из них хотелось бы быть вечно юными. Forever young.

Нам не дано остановить безумие… Карине стало страшно и неуютно. Она прибавила шагу, громко застучав каблучками по асфальту.

Панк перестал пинать банку, внимательно посмотрел Карине вслед, громко сказал «Хе!» и наглой, расхлябанной походкой зашагал прочь, куда-то в сторону вокзала.

URALJOURNAL.RU © 2011, 2012

Оглавление

1. Пятница

2. Суббота

3. Воскресенье

4. Ночь воскресенье — понедельник

5. Понедельник

6. Ночь суббота — воскресенье

7. Ночь понедельник — вторник

8. Вторник

9. Среда