великанов в голубых рубашках, когда надо разыскивать улицу Вешелени, где живет тетя Бёшке Лакатош?! Будапешт — такой огромный-преогромный город, и в нем так много-премного улиц — разве найдет она одна улицу Вешелени? Кати наконец чуть не плача улизнула от окружавших ее великанов, но вдруг увидела прямо перед собой высокую голубоглазую девушку. А ведь только что ее вовсе не было, — просто выросла вдруг из-под земли, невесть откуда, словно цветок. Да она и в самом деле была как цветок в своей широкой белой юбке — вылитая маргаритка.
«Глянь-ка, маргаритка!» — обрадовалась Кати и сразу же начисто забыла о своих.
А девушка вдруг обратилась к ней:
«Ох, какие у тебя глаза красивые!»
Кати улыбнулась; она всегда улыбалась, когда не знала, что сказать.
«Вот бы мне такие черные блестящие глазищи!» — продолжала девушка.
Кати вежливо пожала плечами: мне-то, мол, что, пускай будут и у тебя черные, хотя, честно говоря, голубые тебе идут больше.
«Хочешь форинт?» — опять спросила девушка.
Кати кивнула, но в девушке она теперь уже совершенно разочаровалась: ну можно ли спрашивать такие глупости! Ясно, что хочет! Или она думает, у Кати форинтов куры не клюют? А если б и были, Руди давным-давно отнял бы все до единого.
Кати схватила монетку и со всех ног бросилась бежать.
У выхода она столкнулась со своими. Папа сидел на узле и свертывал самокрутку, Шаньо стоял в ожидании, а Руди приставал к папе, выпрашивая табачку. Возле них остановился какой-то железнодорожник, и Кати чуть не вскрикнула, решив, что это дядя Балог, дежурный с их станции, но тут же спохватилась: этот был без усов. Люди, одетые в форму, все ведь похожи, точно братья.
«Пройдите в зал ожидания!» — сердито сказал железнодорожник.
«Зачем нам в зал ожидания, — сказал папа, — когда мы хотим идти на улицу Вешелени?»
«Тогда вообще покиньте территорию вокзала. Вон там остановка трамвая!» — И железнодорожник указал на грохочущую, гудящую от машин и трамваев площадь.
Они покинули «территорию вокзала», как посоветовал им железнодорожник, и в полной растерянности остановились посередине огромной бурлящей площади. На какой трамвай садиться? И вообще — на какую остановку идти? Куда ни погляди, везде красовались желтые трамвайные таблички, а сами трамваи проносились с таким залихватским громом и звоном, какой услышишь разве на свадьбе. Папа, бедняга, совсем голову потерял: только дал подзатыльника Шаньо за то, что парень затеял на уличных весах прыгать, как исчез Руди — увидел стеклянный киоск и бросился к нему купить сигарет; пока его отчитывал, Кати, бездельница, испарилась!
А Кати заметила посреди площади какую-то длинную трубу. Возле трубы сидел, охраняя ее, старенький дядечка. Кати подумала: пока папа выкричится, успею сбегать спросить, что это за штуковина.
«Телескоп, звезды наблюдать», — ответил старик, даже не взглянув на Кати.
«Но ведь сейчас нету звезд», — возразила Кати.
«Нету», — спокойно согласился старик.
«А вечером, когда появляются звезды, люди расходятся по домам, верно?» — продолжала допытываться Кати.
«Верно», — кивнул дед.
Кати посмотрела на табличку, что висела на трубе. На ней стояло: «Наблюдение за звездами — один форинт». Она опять спросила:
«Кто же тогда наблюдает за звездами?»
«Никто», — ответил старик.
У Кати уже вспотела ладошка, в которой она крепко сжимала форинт, полученный от «маргаритки». Неожиданно она воскликнула:
«Я понаблюдаю!» — и торопливо сунула в руку деду свою монетку.
Она приладила трубу к глазам, направила ее на самую-самую серединку неба и стала вглядываться в бесконечную синеву. И сразу вспомнилась мама, это было когда-то очень давно, когда еще жива была мама… и мама закутывала ее в свою небесно-голубую шелковую шаль. Вот и сейчас перед глазами у нее была сплошная синева. Светлая прозрачная синева — словно счастье…
Кати вдруг услышала голос тети Бёшке и сразу опомнилась. Тетя Бёшке была уже в комнате. И когда она только вошла?
— Вижу, заперли тебя! Ну и поделом, лентяйка ты этакая! Подмела бы лучше, чем на окне кукситься!
И тетя Бёшке бросилась на кухню за веником. Вернувшись, она стала смахивать со стола крошки.
— Что-то с вами будет, когда я уеду? — ворчала она между делом. — Ведь утонете в грязи! А уж какая хорошая женщина была твоя мать! Если бы она видела, бедняжка, что дети ее веника не возьмут в руки!..
Она водрузила на стол два стула и начала подметать.
— Очень любопытно мне знать, будешь ли ты ходить в школу, как положено? Ведь я, пока тебя не запишу, не уеду!
Это было сказано таким зловещим голосом, что Кати в ужасе прижалась к оконной решетке.
Тем временем тетя Бёшке достала пыльную тряпку, сняла со стола стулья, протерла их, потом один стул приставила к шкафу и, взобравшись на него, стала протирать и шкаф. Она повозила взад-вперед тряпкой и вдруг громко вскрикнула. Кати от испуга соскочила с
