В свободном полете [Дженнифер ван дер Куаст] (fb2) читать онлайн

Дженнифер ван дер Куаст В свободном полете

121 West 68th Street, Apt 4B

дом: (212)555-1476

моб: (917)555-9317

New York, NY 10023

E-mail s.pelletier@hotmail.com

Сара Пелтье

ОПЫТ РАБОТЫ

2000–2002: 451 Films.com, Нью-Йорк

Помощник начальника отдела развития

Работа с производителями фильмов и авторами, подготовка оперативной информации

Поиски, сбор информации о фильмах, режиссерах и творческой собственности

Участие в организации фестивалей короткометражных фильмов

Предоставление критической и аналитической информации

1999–2000: кинофестиваль Нью-Йорка, Нью-Йорк

Помощник организатора

Участие в просмотрах и отборе фильмов

Редактирование текстов для фестивального каталога

Координация обсуждений фильма зрителями и специалистами после показа

Лето 1999: кинофестиваль Нью-Йорка, Нью-Йорк

Практикант

Ответственная за распространение рекламных материалов

Функции посредника между производителями фильмов и спонсорами фестиваля

Лето 1998: Шоу Поздней Ночи, Нью-Йорк

Практикант

Организация всей ежедневной работы офиса

Помощь продюсерам

Сохранение и обработка информации

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

1997–1999: университет Браун, «Дейли геральд», Провиденс

Писатель, художественный раздел

Критические обзоры фильмов

Освещение всех культурных событий университета

ОБРАЗОВАНИЕ

1996–2000: университет Браун, Провиденс

Бакалавр: английский язык.

Факультативно: Современная культура и средства массовой информации

Средний балл — 3,8

Глава 1

Просматривая резюме, испытываешь ностальгию. Я тоскую по тем дням, которые последовали за окончанием колледжа. Тогда можно было преувеличивать и бахвалиться, а составление резюме представляло собой своего рода вызов, проявление раскрепощенного чувства художественного самовыражения. В разделе, который я однажды назвала «Сопутствующей деятельностью» (в отличие от нынешнего внушающего ужас «Опыта работы»), я самонадеянно приписала себе такие заманчивые должности, как режиссер студенческих фильмов, редактор школьной газеты, постоянный автор университетского литературного журнала.

Как выяснилось ныне, мое резюме всего лишь памятник разбитым надеждам и устремлениям. К сожалению, чтобы освободить место для разочарований, следующих одно за другим, мне придется отказаться от легкомысленных восторгов, связанных с моими прошлыми успехами: режиссерскими, редакторскими и писательскими.

Окончательная версия моего curriculum vitae^[1] лежит сейчас передо мной на серой поверхности рабочего стола, но я никак не могу заставить себя посмотреть на нее. Мое имя, так нахально, жирным шрифтом напечатанное на белом листе, смущает меня. Но, хотя мое резюме откровенно взывает к тому, чтобы на него обратили внимание, Марк Шапиро, коренастый лысый мужчина, сидящий напротив, совершенно не замечает его. Вместо этого он пристально уставился на меня и ослепительно улыбается. От этого мне не по себе.

Марк Шапиро — моя последняя надежда. Он агент по найму.

Вообще-то я не слишком доверяю агентам по найму и прочим скользким пронырам, предлагающим мне работу дешевой шлюхи, хотя сама я предпочитаю думать о себе как о стильной дорогой девушке по вызову. Но мощный поток собеседований в последнее время выродился в тоненькую струйку, и скука минувших шести месяцев моей затворнической жизни начала утомлять меня. Поэтому я внесла в расписание встречу с Марком Шапиро. Кроме всего прочего, это еще один повод выбраться из дому.

Марк Шапиро точно такой, как я и ожидала. Из-под рубашки, расстегнутой до середины, видна обильная растительность на груди, и сам Марк более напоминает комика-любителя, чем элегантного безукоризненного профессионала. Он взывает ко мне так, словно перед ним равнодушная публика, надеется понравиться и сразу воодушевить меня. Как бы не так.

— Итак! Сара Пел-ти-и-и! — Марк складывает пухлые ладошки.

Я непроизвольно съеживаюсь. Как большинство людей, он неверно произносит мое имя. Неловко поправить его, объяснить, что имя — произносящееся как «Пел-тье-е» — намек на мое давно забытое французское происхождение.

— На что вы рассчитываете? — спрашивает Марк.

— Гм-м, ну, я в основном была связана с киноиндустрией.

Он приподнимает бровь:

— О-го!

— Но я не стремлюсь работать в кино. Я подумывала о том, чтобы попробовать себя в издательском деле. Лучше всего в каком-нибудь журнале.

— У-гу, — кивает он. — Или?

— Или книги? Или даже телевидение? Я хотела бы что-то, связанное со средствами массовой информации.

— Ну, разумеется. Как и все в этом городе. Что-нибудь еще?

— Или, — я судорожно перебираю варианты, — связи с общественностью? Реклама?

— О, звучит замечательно! — Сияя, Марк наконец, берет мое резюме. Подмигивает мне. — Посмотрим, что у нас тут. — Едва он бросает взгляд на резюме, клоунская улыбка сползает с его лица. Я не удивлена.

Мучительно наблюдать, с каким трудом он читает, как не скрывает отвращения к этому документу. Брови его сошлись к переносице, губы шевелятся. Чтобы выказать неприязнь еще откровеннее, Марк, закончив, переворачивает листок и внимательно изучает его оборотную сторону. Кто и когда помещал важную информацию на оборотной стороне резюме?

— Помощник по развитию? — уточняет он.

— Совершенно верно.

— Вы отвечали на телефонные звонки?

— Конечно.

— Регистрировали, обрабатывали и вносили в компьютер данные?

— Постоянно.

— Имели дело с факсом и письменной корреспонденцией?

— Да.

— Тогда вы секретарь. — Марк брезгливо подталкивает ко мне резюме, словно оно испачкано, заражено цветистым слогом и гипертрофированным эго. — Исправьте. Никому не нужен помощник по развитию.

Прикрываю глаза, чтобы не видеть резюме перед собой. Не представляю, как переделать его еще раз. Но слова больше не имеют для меня смысла. Я столько копировала, исправляла, переставляла, искала синонимы. И теперь передо мной всего лишь список слов и выражений, словно подслушанных из чужого разговора. Они ничего не значат.

— О'кей, посмотрите на меня, — приказывает Шапиро. Смотрю. Он грызет ноготь. — Видите? Не делайте так.

Понимаю, что он передразнивает меня. Это я грызу ноготь. Но на самом-то деле не грызу. Это такая специальная медитативная поза для размышлений. Вариация роденовского «Мыслителя». Такой вид я напускаю на себя, когда прикидываюсь, что всерьез обдумываю какую-нибудь чушь вроде той, что вываливает на меня Марк Шапиро. Убираю палец ото рта.

— Хорошо. Отныне, когда вы будете приходить на собеседование, держите руки на коленях, как маленькая дама…

Марк Шапиро превосходно понял убийственный взгляд, который я метнула в него. Он разочарованно захлопнул рот и нервно потер подбородок.

— Знаете, что можно сделать? — задумчиво произносит он. — Включите в резюме свои навыки работы с компьютером. Вы ведь неплохо владеете компьютером?

Вздыхаю. Как унизительно думать, что наиболее очевидное мое достоинство — умение работать с компьютером. А ведь, в сущности, я ценный сотрудник, готовый к серьезной работе.

— О, я великолепно управляюсь с компьютером, — заверяю я.

— В самом деле? Знаете «Ворд»? «Эксель»? «Пауэрпойнт»?

— Разумеется, — вру я.

«Powerpoint»? Никогда о таком не слышала.

— Прекрасно! — Марк Шапиро вновь хлопает своими пухлыми ладошками. — Тогда проведем парочку тестов.

Тестов?

Экзамен мне он устраивает в пустой темной компьютерной комнате в конце коридора. Машина, выбранная им для меня, представляет собой, как и все остальные, потрепанный компьютерный реликт с паршивым монитором и размытой графикой. Данный аппарат скорее напоминает экспонат галереи современного искусства, чем оборудование рабочего места.

Сославшись на необходимость ответить на «срочные» телефонные звонки, Марк протягивает мне помятый листок с инструкциями и оставляет меня наедине с пыльным таймером.

— Я вернусь через сорок пять минут, — сообщает он и, подмигнув напоследок, покидает комнату.

Как только он уходит, я устраиваюсь в своем отсеке и включаю таймер. Нечего дожидаться. Я готова, как и всегда. Начинаю печатать, пальцы стремительно пляшут по клавиатуре.

В жужжании флюоресцентных ламп над головой, отдаленных телефонных звонках, мерцании голубого экрана моего заслуженного монитора есть смутное, но хорошо знакомое мне чувство офиса. И мне здесь нравится.

Бодро справляюсь с текстом, страница за страницей. Преодолеваю свой тест «Word», перехожу к «Excel» и даже «Powerpoint». Я не боюсь экзаменов. Вообще-то они мне даже нравятся. Экзамены напоминают о колледже, а в колледже было хорошо.

Таймер звенит, когда я уже проверяю работу. Словно дожидаясь этого сигнала, Марк Шапиро влетает в комнату и замирает в дверях, вопросительно приподняв густую бровь.

— Итак? Как, на ваш взгляд, получилось?

— Нормально. — Я пожимаю плечами.

Откуда-то доносится вопль боли, и я едва не падаю со стула. Тут же понимаю, что это старый дряхлый принтер медленно выплевывает результаты моего теста.

Марк Шапиро выдергивает листок, просматривает его.

— Неплохо, — замечает он, протягивая мне листок.

Бросаю быстрый взгляд.

Машинопись: 50 слов в минуту.

«Word»: 93 %,

«Excel»: 90 %,

«Powerpoint»: 96 %.

С трудом удерживаюсь от смеха.

Два часа назад, когда я пришла в агентство по найму, шел дождь. Плотная пелена дождя. Но сейчас ливень стих, солнце с надеждой высунуло голову из-за облаков, выясняя, миновало ли худшее.

Лето в Нью-Йорке из моих любимых времен года. Лето — мерзкая гнусавая старая волынка, наполненная раскаленным воздухом, порождающим инсульты, и стальными каплями дождя, оставляющими синяки. Но Нью-Йорк после проливного дождя я действительно люблю. Улицы гостеприимно сияют, словно изящная благоухающая хозяйка дома в жемчужном ожерелье.

Выхожу из офиса, расположенного на Парк-авеню, и на улице так хорошо, что решаю пройтись до дома пешком. На моей карточке метро осталось двенадцать долларов, но ужасно не хочется их тратить. Это последние двенадцать долларов, которыми я располагаю. Как только карточка закончится, я стану официальным банкротом.

Пока же я стою на углу в ожидании зеленого сигнала светофора, закрываю глаза и нежусь в ласковых солнечных лучах. Нет, я не позволю нежному летнему теплу вселить в меня необоснованный оптимизм. Я знаю, что несет с собой лето. Влажные пятна пота на коленях колготок, мокрые разводы под мышками на шелковой блузке и спутанные волосы, прилипшие к шее.

Знаю я и о том, что не приносит лето. Как информировал меня Марк Шапиро, рынок рабочей силы летом замирает, поставляя вместо квалифицированных профессионалов недавних выпускников колледжа, готовых на любую низкооплачиваемую работу. Лето — праздник практикантов; они надрываются задарма, чтобы выплатить кредит за обучение.

Зажегся зеленый, и я ступила на мостовую. Взвизгнув тормозами, из-за угла вынырнуло такси. Мне не пришло в голову сделать шаг назад, а потом стало слишком поздно. На полной скорости такси влетело в лужу прямо передо мной, а я стояла как парализованная, пока грязная волна вязкой серой жижи городского дерьма не обрушилась на меня.

Глава 2

Люди теряют работу. Люди ищут работу, они занимаются поисками работы. Но важно помнить, что при этом они безработные. Безработный по природе своей пассивен. Это необходимое условие, способ существования, так же как человек может быть художником или тупицей.

Существует множество правил для тех, кто занимается поисками работы. Но едва ли не больше правил существует для тех, кто намерен быть безработным. Вы наслаждаетесь свободным временем. Вы примеряете для себя новые хобби. Вы заставляете себя проявлять социальную активность и встречаться с новыми людьми — с теми, кто мог бы в перспективе обеспечить получение рабочего места. Вы ходите на интервью, даже если не намерены занимать эти должности, только чтобы попрактиковаться. И во-первых, и в главных, у вас есть стандартные страхи.

Вот, к примеру, мой.

Паника обычно овладевает мною около двух часов ночи, когда темно и тихо и я соскальзываю в кошмарные сновидения. В них я либо не успеваю сдать к сроку курсовую работу, либо сажусь не в тот поезд, направляющийся в противоположную сторону, именно тогда, когда я опаздываю на собеседование. Я беспокойно мечусь и ворочаюсь пару часов, пиная и взбивая свой ужас, как неудобную подушку.

Как правило, утром я просыпаюсь до девяти часов, и это меня действительно расстраивает. Время от 9 до 11 труднее всего убить. Позволив искушению овладеть мною и включив компьютер ранее 11, я обнаружу, что «нет новых сообщений» в почтовом ящике и «нет новых предложений» в ответ на мое объявление о поисках работы. И весь день придется жить с горьким чувством разочарования. В идеале я предпочла бы спать до полудня, чтобы оставалось лишь семь (ладно, пять) часов до того момента, когда можно начать пить, поскольку я все же стараюсь оставаться в социально приемлемых рамках.

Наконец я вытаскиваю себя из постели по одной-единственной причине: в холодильнике есть батончик «Сникерс».

Следующее значимое событие дня — процесс одевания. Он может показаться слишком банальным для того, чтобы включать его в расписание, однако этот процесс нельзя недооценивать. Было бы слишком легко влезть в депрессивный махровый халат и пушистые тапочки, уничтожая различия между дневными часами и сумерками. У мисс Хэвишем^[2] было по крайней мере ее свадебное платье. Эмили Дикинсон^[3] писала стихи. А какое оправдание у меня?

Как говорится, я не заставляю себя более носить блузки с отложным воротничком и строгие юбки. Если я действительно решаю одеться, мой обычный дневной наряд стандартен: спортивный топ, помятые шорты, что-то похожее на носки, кеды и выцветшая футболка, из тех, которые выдают на память об участии в студенческом мероприятии. Сегодня я хвастаюсь участием в Йельском фестивале пения 1997 года. Это ложь. Я не училась в Йеле. И я слишком позитивная личность, чтобы болтаться в кампусе ради игры в шарады с пощелкиванием пальцами и топаньем ножками в компании посредственных вокалистов. Каким образом эта футболка проникла в мой повседневный гардероб, загадка для меня.

Вы, наверное, думаете, что следующим пунктом будет зарядка. Ошибаетесь.

В 10.30 я решаю, что пора закурить.

В 11.00 — барабанная дробь, пожалуйста, — направляюсь к финальному пункту назначения. Офисное кресло «Аэрон». Тканевая обивка, регулируемая спинка сиденья, подвижные алюминиевые подлокотники, фирма! (С этим креслом особая история, но расскажу об этом чуть позже.) Затем я включаю компьютер и просматриваю почту. Сегодня у меня одно новое сообщение, и сердце воспаряет. От Марджори Ньюман, главы небольшого литературного агентства.

Дорогая Сара!

Благодарим вас за резюме, но вы слишком квалифицированный работник для этой должности.

Удачи вам!

С наилучшими пожеланиями,

Марджори Ньюман.

А что, это действительно так волнует, когда кто-то считает тебя слишком квалифицированной для чего-либо? Разумеется, нет. Для меня не секрет, что я не слишком квалифицированный специалист. Я специалист в той области, которой никто не может найти применение. Тем не менее, письмо кажется мне лестным. Поэтому я сохраняю его.

В час дня, решив сделать первый перерыв, направляюсь в спортзал. (Теперь довольны?) Я хожу в спортзал не потому, что озабочена своим здоровьем. И хотя многочисленные журнальные статьи пишут о том, что физические упражнения превосходно снимают стресс, мне нет до этого дела. Я хожу в спортзал потому, что там есть телевизоры, подключенные к кабельному каналу, и никто не возражает, когда я щелкаю пультом, чтобы посмотреть на HGTV, как домовладельцы переоборудуют свои хижины. Это единственный час, когда я позволяю себе развлечься. В другое время я не разрешаю себе смотреть телевизор. (Это строгое правило. Не будь его, я запросто проводила бы весь день, смотря бесконечные повторения «Молодоженов».)

В два часа возвращаюсь домой и смотрю «Молодоженов».

После просмотра одного, и только одного эпизода (да, у меня есть правило для нарушения правил), иду в спальню и готовлю лассо. Оставшуюся часть дня я проведу верхом на своем «Аэроне», с воображаемым сомбреро на голове, щелкая мышкой, как курком, дабы убедиться, что она заряжена.

И вот как это обычно происходит: я, рядовой Гарри Купер, объезжаю равнины Интернета, повесив голову, прищурив глаза и вынюхивая неприятности.

Итак. Насчет кресла.

Если считать «Аэрон» пассажирским креслом самолета, находящегося в состоянии турбулентности, а самолет этот — моей бывшей компанией, «451 Films.com», я была крепко пристегнута к этому креслу. И только это мне удалось спасти во время катастрофы.

В «451 Films.com» мы гордо считали себя провидцами, чья волшебная палочка открывает новые, прежде неизвестные Нью-Йорку кинематографические таланты. Но за неделю до Рождества, когда нам не удалось добиться отсрочки, наша волшебная палочка сменила владельца. Как и копировальный автомат, который мы арендовали.

Радость по поводу праздника была в лучшем случае ущербной. Из кабины пилота пришло сообщение, что впереди гроза, воздушные ямы, но нас просили не беспокоиться — цель, к которой мы движемся, стоит того. Увы, к тому моменту пассажиры слишком страдали от качки, чтобы о чем-либо беспокоиться. Мы нацепили парашюты и одобрительно вскинули большие пальцы, перед тем как выпрыгнуть через аварийный люк.

Разумеется, следовало закончить работу. Но эту работу, уже тупую и бессмысленную, никто не хотел выполнять. Вдохновенные кинодеятели присылали нам кассеты со своими фильмами и письменные предложения, надеясь, что их упомянут на нашем сайте. Мы просматривали, читали, прекрасно понимая, что слово «приобретение» исчезло из лексикона нашей компании.

И вот настал момент, когда все затихло. А затем всколыхнулось волнением. Офис был взбудоражен захватывающим предчувствием, которого не испытывали уже долгие месяцы. У всех на устах трепетали слова: «временное увольнение».

Утром в понедельник я прибыла в офис около 11, значительно раньше, чем обычно. И все-таки мне пришлось ждать около часа, прежде чем мой босс Грейс — или Принцесса Грейс, как мы прозвали ее за глаза — горделиво вплыла в контору с двумя большими сумками «Генри Бендель» на плечах. Утренний визит в солярий оставил на ее щеках ярко пылающий румянец. Проходя мимо, она не поздоровалась (Грейс никогда не делала этого), а молча пролетела в свой кабинет. Я последовала за ней.

— О, отлично, Сара, ты уже здесь, — произнесла она, потирая шею. — Пожалуйста, позвони курьеру, пусть эти сумки доставят мне домой. Спина угробит меня.

Откровенное безразличие Принцессы к ограниченным финансовым возможностям компании было совершенно неудивительным. Она считала, что правила к ней не относятся.

— Вообще-то, Грейси, нам нужно поговорить.

Я уселась на свое привычное место на диване. Она уставилась на меня с выражением, которое мне не удалось точно определить. Раздражение? Возмущение? Страх? Демонстративно вздохнув, Грейс скрестила ноги и наставила на меня кончик туфли, словно вытащив кинжал из ножен. — Слушаю. Я глубоко вдохнула:

— До меня дошел слух, что всех остальных секретарей увольняют с сегодняшнего дня. Это правда?

Больше всего на свете Грейси ненавидела прямые вопросы. Избегая моего взгляда, она поигрывала воротничком своей ярко-розовой кашемировой водолазки.

— Я не собиралась говорить тебе до сегодняшнего дня…

— Говорить мне — что? Что я уволена?

Она взглянула на меня так, словно я придираюсь к ней.

— В известном смысле… да.

— Когда?

— Гм… — Она пошарила по столу в поисках шпильки. — В конце дня?

— То есть сегодня?

— Ну, вообще-то нет. — Грейс зажала шпильку в зубах.

Следующие несколько мгновений я без тени раздражения наблюдала, как она укладывает свои светлые скандинавские волосы в маленький плотный пучок на макушке. Наконец Грейс заколола его шпилькой и вновь вздохнула.

— Официально твоим последним рабочим днем была пятница.

Черт! Я, должно быть, отвлеклась и пропустила прощальную вечеринку.

— А получу ли я выходное пособие?

Она рассмеялась:

— Прости. Ты серьезно? Из каких денег?

Отличный ответ. Я почти забыла, что последние две недели нам приходилось обходиться без кофе и туалетной бумаги.

— Ну, могу ли я в таком случае забрать свое кресло?

Принцесса пожала плечами:

— Почему бы и нет? Думаю, это уже не имеет значения. — И она включила лэптоп, что означало окончание разговора.

— Я заберу еще галогенную лампу.

— Ладно.

И я вышла из кабинета.

— О, Сара, — окликнула меня Грейс, — не забудь прислать курьера.

Я обернулась, и глаза мои злобно сверкнули.

— Не важно, — пролепетала она. — Если сообщишь мне номер телефона, я сама все улажу.

Вежливо улыбнувшись, я удалилась.

Несмотря на поток бывших работников, покидавших здание в то утро, я все же втиснула кресло и галогенную лампу в полный лифт и спустилась. Однако понадобился еще один заход, чтобы добыть металлический картотечный шкаф и маленький книжный шкафчик. В третий и четвертый заходы я прихватила папки, набив их скрепками, кнопками и карандашами. Услужливый таксист затолкал все это на заднее сиденье и предложил мне сесть рядом с ним. Всю дорогу он оживленно разглагольствовал о жутком состоянии экономики, о том, как бесчеловечно Америка обходится со своими гражданами.

Потом таксист помог дотащить наворованное до входа в квартиру. Я предложила ему щедрые чаевые, но он не взял ни дайма. Согласился лишь на огромную офисную папку.

Сейчас моя спальня напоминает улучшенную версию офисного отсека. И если бы вы увидели меня среди всей этой офисной роскоши, то, возможно, решили бы, что меня премировали. Но, оглядываясь назад, понимаю, что я даже не приблизилась к получению того, что заслужила. Две недели спустя после моего увольнения, когда двери «451 Films.com» закрылись до лучших времен, «Plasma TV» сообщила о своем роспуске, и двадцать шесть лэптопов остались неучтенными. Думаю, я запросто могла бы вынести и компьютер.

Но у меня по крайней мере есть «Аэрон». И я действительно люблю это долбаное кресло.

В 8 часов я решаю, что наступило действительно подходящее время посмотреть телевизор. В 8.30 прихожу к выводу, что можно выпить.

Захватываю бутылку мерло — и бокал для приличия — из кухни, приношу все это в гостиную. Переключая каналы, с восторгом обнаруживаю, что через двадцать минут по AMC начнется «Тутси». Наливаю себе еще один бокал и устраиваюсь поудобнее. Несомненно, предстоит изумительно приятный вечер.

И все рушится, как только слышу звяканье дверной цепочки.

Сука! Больше всего ненавижу свою соседку именно в те моменты, когда она возвращается домой.

Бряцанье в дверях продолжается невыносимо долго, пока наконец не достигает пронзительного крещендо. Дверь распахивается, и появляется расплывчатое пятно: светлые кудряшки и длинные ноги.

Аманда выпрямляется и изящным взмахом длинной руки отбрасывает назад кудряшки, поправляет белоснежную блузку и скромно одергивает подол юбки. Небрежно сунув ключи в сумочку, она предстает передо мной как образец уравновешенного совершенства. Но ее щеки, от природы бледные, словно фарфоровые, окрашены легким румянцем. Она явно выпила.

Аманда ослепительно улыбается.

— Ты сегодня нашла работу?

— Нет. А ты сегодня нашла парня? Улыбка гаснет. Демонстративно не замечая меня, она проходит в кухню.

Слышу, как Аманда гремит там чем-то. Скрипит дверца холодильника, хлопает дверца шкафа, звенит металлическая посуда. Я раздраженно прибавляю звук телевизора.

— Эй! — Аманда просовывает белокурую головку в гостиную. — Не знаешь, что случилось с вином? Я помню, что со вчерашнего дня оставалось как минимум полбутылки.

Поздно изображать невинность. Бокал с вином в дюйме от моих губ. Пустая бутылка — на кофейном столике, не далее чем в футе от меня.

Аманда хмурится, скрестив руки на груди. Слышу, как на заднем плане Дастин Хофман отчаянно умоляет дать ему роль: «Хотите, чтобы я стал повыше? Я могу стать выше!» Я бы захихикала, если бы меня не жег суровый, ядовитый взгляд Аманды.

Она кивнула в сторону экрана:

— Что это ты смотришь?

— «Тутси».

— Н-да, думаю, этот номер не пройдет.

Аманда хватает пульт и выключает телевизор. И перспектива тихого вечера гаснет вместе с экраном.

— Думаю, нам следует пройтись.

— Нет.

— Почему? Тебе вроде не надо завтра вставать с утра пораньше.

— Но тебе надо, — с надеждой напоминаю я.

Она закатывает глаза.

— Ничего, справлюсь.

Я прекрасно понимаю, что обречена на поражение в этом поединке.

— Куда ты хочешь сходить?

— У одного моего приятеля вечеринка в Трайбеке.

— В Трайбеке? — морщусь я. — Нужно переодеваться?

— Конечно, нужно! Ты же в халате!

— Можно надеть джинсы?

— Замечательно! — Аманда гневно всплескивает изящными наманикюренными ручками. — Надень джинсы!

Бар в Трайбеке не такой противный, как я опасалась. В прошлый раз, вытащив меня в этот район, Аманда нашла местечко, обозначенное в рекламных буклетах как «Лучшая тусовка одиночек». Оно не имело ни названия, ни вывески, только серебряный значок над входом. Что еще хуже, внутри все было словно вытесано изо льда. Холодное, блестящее и отвратительно прозрачное. Весь вечер я провела в напряжении, стараясь не задеть острых краев предметов, постоянно опасаясь разбить бокал с мартини, задевая шваброобразных девиц-моделей на шестидюймовых каблуках и мужчин в скользких шелковых шортах. Неудивительно, что, пробираясь в заднюю комнату, я наткнулась на ничего не подозревающую женщину. Я начала истово извиняться, но тут смекнула, что бедняжка, в которую врезалась, лишь мое отражение в зеркале. Задняя комната оказалась миражом.

Однако бар, где мы сегодня обосновались, стал приятным сюрпризом. Смутное воспоминание о тех временах, когда бары были барами — местом отдыха уставших разбойников, гаванью для мучимых жаждой моряков, — а не шикарными уголками в вестибюлях отелей для любителей коктейля «Беллини» и кокетливых официанток.

Аманда, как всегда, застряла у входа. Даже в убогих дверях, типа «дырка-в-стене», она считает необходимым обставить свое появление, как невеста на выданье, дебютантка, представляющая себя высшему обществу. Однако ее скромная девичья улыбка пропала втуне. Клиенты именно этого заведения выглядели взбитыми, как их коктейли, а лица были такими кислыми, будто им пришлось обсасывать слишком много оливок.

Более того, едва мы вошли, как стены дрогнули от звона бокалов и соответствующего вопля «Блин!» Все головы обернулись, но не в сторону Аманды, а к бару, где компания брокеров — или банкиров-инвесторов? — без пиджаков, в одних рубашках, испускала дикие приветственные крики. Они стучали пивными кружками по деревянной стойке и скандировали: «Джо! Джо! Джо!»

Мужчина в самом центре втянул в себя пиво и теперь добродушно улыбался, поправляя прическу.

— Ну, теперь, когда я привлек к себе всеобщее внимание… — Он повернулся к приятелям, утихомиривая их.

Пожилой бармен с седеньким хвостиком протянул ему очередную кружку.

— Ваше здоровье! — Джо поднял кружку, приветствуя весь зал. — Друзья, любимые… — Он указал кружкой на толстяка за хлипким столиком напротив. — …и Чарли.

Несколько его коллег захихикали. Чарли приподнял свой бокал. Джо продолжал:

— Воспользуюсь моментом, чтобы поблагодарить вас за терпение, воспоминания и даже за слезы. И хотя я хотел бы сказать, что выпивка за счет заведения — это не так. Но пусть это не останавливает вас. Зато, чтобы мы сами платили за свою выпивку, и пусть в будущем ее становится все больше! — Он переждал одобрительные возгласы. — И пошли в задницу «Симен партнерс»!

Собравшиеся подняли бокалы и ответили ликующим «ура!» Еще одну кружку опустошили и разбили, что спровоцировало более хриплые вопли. Мне пришла в голову одна мысль, и я, пораженная, обернулась к Аманде:

— Пожалуйста, не говори, что ты привела меня на вечеринку по поводу увольнения.

— Ой, да брось. — Она ухмыльнулась и обняла меня за талию. — Разве не круто?

Слишком ошеломленная, я не сопротивлялась, когда она потащила меня к столику Чарли, прямо в центр всей этой сумятицы, и подтянула ко мне стул.

— Эй, все! Люди! — заорала Аманда.

Головы повернулись к ней. Она обладает удивительной мистической властью, доступной всем ослепительно прекрасным блондинкам. Требуя внимания, Аманда немедленно получает его.

— Эй, это моя соседка Сара. Сара, знакомься, это все.

В отличие от Аманды я не умею привлекать внимание. Собравшиеся приветствуют меня коллективным кивком и невнятным бормотанием. Но как только они намеревались вернуться к своим напиткам, Аманда заявила:

— Сара без работы уже шесть месяцев!

И тут я становлюсь душой вечеринки.

Сейчас я понимаю, что все было подстроено. Продемонстрировав меня, словно призового терьера, Аманда представила меня Монике. Моника — ее приятельница со времен университета. Поскольку прежде я никогда не слышала о Монике, пожалуй, не ошибусь, предположив, что ее отношения с Амандой сводятся к нескольким электронным сообщениям, случайным обменам посланиями на автоответчике и постоянно отменяющимся планам перекусить где-нибудь вместе. Возможно, Аманда испытала легкое чувство вины, когда сегодня днем Моника позвонила ей и сообщила, что потеряла работу. И как существо человеколюбивое предложила меня в качестве утешения.

Когда Аманда удалилась развлекать группу мужчин, наперебой умоляющих обратить на них внимание, мы с Моникой застряли у бара. Я уже почти прикончила свое пиво. Моника угрюмо уставилась на свою полную бутылку, будто там внутри можно разглядеть ее погибшую карьеру.

— Думаю, надо пойти к психотерапевту, — поделилась она со своим пивом. — Мама считает, что это хорошая мысль. И мой приятель знает, у кого гибкая система оплаты. Но не уверена… — Она посмотрела на меня огромными сонными карими глазищами. — Как ты относишься к психотерапии?

А как я отношусь к психотерапии? Думаю, это альтернатива Восточного побережья сайентологической церкви. Но, похоже, Моника не в том настроении, чтобы выслушивать мои циничные, хотя и проницательные наблюдения.

— Пф-ф. — Я неопределенно повела рукой. — Я так далека от этого. Вообще-то я собираюсь встретиться с философом.

Сонные глаза Моники дважды мигнули.

— С философом?

— Гм, да… Видишь ли, только философ может ответить на мои вопросы.

— О нет, ты не понимаешь! — Моника внезапно пришла в необъяснимое возбуждение. — Как полагают, психотерапия учит понять, что все ответы находятся внутри нас самих.

Видите? Это именно то дерьмо, которое мне на фиг не нужно.

Одним махом расправившись с остатками пива, я решаю: черт с ним, выложу все разом — скажу Монике, что ее мать абсолютно права. Ей следует посетить психотерапевта. В ином случае очень скоро все друзья Моники действительно заболеют от ее долбаного нытья. А когда ее жалобы на отсутствие работы иссякнут, она обнаружит, что совершенно не способна поддерживать любые другие разговоры. Моника не видела нового симпатичного рассыльного «Фидекс». Она не заигрывает с милашками практикантами. В отчаянии она начнет высмеивать последние глупости актрисы Келли Райпа. Когда в ответ ее встретит полное равнодушие, вот тогда-то Моника все поймет. Ни у кого нет времени смотреть телевизор по утрам. Никто не знает, кто такая Келли Райпа.

Но ничего подобного я не произнесла. Как только я со стуком поставила бокал, собираясь произнести свою тираду, кто-то коснулся моего плеча.

Обернувшись, я увидела позади себя парня — небольшого роста, с шапочкой на макушке.

— Привет, — смущенно сказал он. — Это вы девушка, которая без работы уже шесть месяцев? — Он улыбнулся.

Улыбка у него милая, глаза добрые, даже дружелюбные, поэтому я с усмешкой протянула свою пустую бутылку из-под пива.

— Ага. Хотите купить мне выпить?

Эту ошибку я совершаю слишком часто. Я с удовольствием принимаю дармовые напитки от настойчивых молодых людей только потому, что сама не могу их себе позволить. Но пиво — это ведь всегда не просто пиво, верно? Пиво — это разговор, и, как правило, скучный. Парень выложил двадцатидолларовую купюру, и бармен поспешил принять заказ. Напитки прибывали без промедления, и парень устроился рядом со мной.

— Я Арти. — Он протянул руку.

— Сара, — ответила я, пожав ее. И считаю, что открыла уже слишком много.

О, дальше все становится еще хуже. Уже через несколько минут я знаю, что любимый фильм Арти — «Отважное сердце». А любимый писатель — Хемингуэй. Чувствую, как глазные яблоки вращаются внутри головы, словно биллиардные шары, выбитые кием из пирамиды.

— Ну, а ты? — спросил он.

— Я? Ну, мне нравится «Кто боится Вирджинии Вульф».

— Разве это не пьеса?

— И кино тоже. Лиз Тейлор? Ричард Бартон?

— А, да, конечно, я слышал о них. — Арти отхлебнул пива. — А кто твой любимый писатель?

— Харуки Мураками, — решительно заявила я, хотя это не совсем правда. Но зачем рисковать, вдруг ему известны такие имена, как Джон Ирвинг или Том Роббинс?

Арти судорожно сглотнул. Использую паузу в беседе, чтобы бросить не слишком незаметный взгляд на часы.

— О Господи, мне нужно идти. — В моем исполнении это всегда звучит неискренне. Тем не менее подхватываю сумочку.

Арти встает.

— Тебе в какую сторону? Может, возьмем такси вместе?

— Мне в Нью-Джерси, — солгала я.

— А куда именно?

— Просто собираюсь прогуляться. — Я протянула руку, прежде чем он успел подумать о поцелуе. — Рада была познакомиться. И спасибо за пиво.

— Пожалуйста, в любое время, когда захочешь…

Я устремилась к выходу, даже толком не попрощавшись с Амандой. Все равно, едва ли мы поедем домой вместе. Брокер, у которого наверняка свой пентхаус в паре кварталов отсюда, уже уткнулся носом ей в шею. Глаза ее полуприкрыты, и Аманда довольно достоверно имитирует оргиастический восторг. Ну что ж, рада за нее.

Чтобы предотвратить преследование Арти, я пробежала галопом пять кварталов в сторону Кенал-стрит. Когда бар остался на безопасном расстоянии, перешла на рысцу и наконец в изнеможении, вся в поту, остановилась. Рядом в надежде притормозило такси, но я сделала отрицательный жест рукой. В кошельке всего десять долларов, и черта с два я потрачу их на такую ерунду, как поездка на такси.

Я наклонилась, свесив голову между колен. Все тело ныло, а дыхание никак не выравнивалось. Интересно, неужели сердце так колотится только от бега? Может, наконец-то подействовали шесть месяцев бесконечной тревоги и опасений? Или я переживаю сейчас муки настоящего приступа паники. При этой мысли я ощутила напряжение в спине и прислонилась к кирпичной стене, парализованная головокружением.

Должно быть, кто-то дал сигнал, и сверкнула молния, и тут же включили ливень. А затем я растворилась под проливным дождем, позволяя ему колотить меня по макушке и заливать одежду, поскольку жалость к себе не так эффективна без щедрой дозы грубой мелодрамы.

Проклинаю Аманду за то, что убедила меня в том, будто вечеринка может решить все мои проблемы. Я уже почти забыла, какой нудный и утомительный этот процесс. Что привлекательного в вымученных улыбках с поджатыми губами, пожимании мягких безвольных ладошек, кивках в ответ на фразу, которую даже не расслышал? Если бы я действительно хотела выйти в свет при полном параде — изящная юбочка, дезодорант с ароматом цитрусовых, — если бы я действительно ощутила потребность быть любезной и внимательной, я лучше сходила бы на еще одно собеседование.

И я проклинаю Аманду за то, что она так любит все это. Мне претит то, как она смеется над дебильными шутками, как очаровательно изображает полное отсутствие интереса к политике, с какой страстью обсуждает личную жизнь Бена Эффлека. И когда музыкальный автомат исполняет ее любимую песню, Аманда, единственная из всех, кого я знаю, может заставить танцевать с нею. И только эта пара будет покачивать бедрами под «Не танцуй», пока все остальные наблюдают, заходясь от восторга. Большинство людей смутила бы такая откровенная дерзость. Но Аманда умеет внушить симпатию этакой беззаботной любовью к жизни — о'кей, joie de vivre^[4]. Я уж и забыла, что это такое.

Я чуть отступила от стены, почувствовав себя несколько увереннее, и огляделась. Мой взгляд задержался на сверкающей вывеске на другой стороне улицы. Кинотеатр. Бросила взгляд на часы, 11.45. Через пятнадцать минут начинается «Завтрак у Тиффани». И тут я представила себе, как Одри Хэпберн проплывает по своей квартире с мундштуком в руках. Один мужчина протягивает зажженную спичку, а другой задувает ее, чтобы самому зажечь ей сигарету. Итак, вот вечеринка, которую я хотела бы посетить.

Вдохновленная новой идеей, направляюсь к кинотеатру. По-моему, лучшего способа потратить последние десять долларов не существует.

Глава 3

Это нечестно. По всему Манхэттену звонят телефоны, и в самых неподходящих местах. Мужчина пригласит женщину в романтический ресторанчик, одной рукой нежно поглаживая ее ладонь, другой откроет свой мобильный телефон. Распахнутся двери автобуса, но очередь пассажиров застынет, потому что кто-то впереди копается в сумочке, спеша ответить на важный звонок. В кинотеатре будут показывать Хичкока, а публика начнет морщиться и ерзать на сиденьях, потому что в чьем-то кармане заиграет мелодия Генри Манчини. (Не поймите меня неправильно, Генри Манчини — блестящий композитор. Но Хичкок предпочитает Бернарда Херрманна.)

А я сижу в гостиной, прочищаю зубы нитью и мысленно взываю к своему стоически молчащему телефону. Именно здесь, в этом месте он должен звонить. «Ну, давай, — молю я. — Позвони, позвони, позвони!»

И наконец, это происходит. Он звонит. Сначала решаю, что мне почудилось. Но он звонит вновь и вновь, словно все мои самые безумные мечты стали реальностью. Нетерпеливо рванувшись отвечать, вырываю изо рта половину зубной нити.

— Арро?

— Плюшечка, это ты? — Это мама. Вполне логично. — Что случилось, плюшечка? У тебя странный голос.

— Ящузубы.

— Что? Ох-хо. Я не слышу тебя. Сара? Сара!

Она вопит, будто злые духи атмосферных помех волокут меня в свою преисподнюю. А я между тем терпеливо избавляюсь от обрывка зубной нити, обмотавшегося вокруг коренных зубов.

— Я прочищала зубы.

— О! — с облегчением выдыхает она. — Отлично. А теперь послушай, плюшечка. Я звоню вот почему: твой отец считает, что ты должна найти работу. — О нет! — Он только что говорил с Карлом о… э-э… ситуации. Ну и выяснилось, что кузен Карла — главный менеджер одной компании в Нью-Йорке.

— Что за компания?

— Не знаю. Она называется… сейчас взгляну… «Фарматек капитал корпорейшн».

Звучит не слишком многообещающе. Но заставляю себя прикусить язык.

— Какую же должность он предлагает?

— Кажется, папа сказал, что ему нужен секретарь.

— Мам, у руководителей больше нет секретарей. Они теперь называются ассистентами.

— Нет, я совершенно уверена, что он сказал «секретарь». Подожди, я позову его.

— Нет, мам, все в порядке, правда… — Поздно. Телефон потрескивает, переходя из рук в руки.

— Сара?

— Привет, пап.

— Я дал кузену Карла номер твоего телефона. Его секретарша позвонит тебе и назначит время интервью.

— Я думала, у него нет секретарши.

— Пока есть. Но она уходит.

— Почему она уходит?

— Откуда я, черт побери, знаю! Сама спросишь, когда она позвонит тебе.

Я не огрызнулась лишь потому, что уже слишком взрослая и не желаю вступать в перепалку с собственным отцом. Поэтому молчу, наслаждаясь напряженной паузой. Прикрыв глаза, представляю, как дома, в Денвере, отец ерзает в кресле, пытаясь разглядеть экран телевизора в соседней комнате.

— Ну, — наконец произносит он, — как дела?

— Нормально.

— Правда? По словам мамы, у тебя все еще нет медицинской страховки.

— Ну да, нет, но я занимаюсь этим вопросом.

Отец вздыхает. Громкий стонущий вздох, в которых он поднаторел с тех пор, как мне исполнилось девять.

— Ты же понимаешь, что с твоей стороны это эгоистично.

— Да, я все понимаю.

— Что, если произойдет несчастный случай? Кто будет оплачивать больничные счета?

— Надеюсь, вы…

— Вот именно. Мы! Ты совершенно не считаешься с нами.

— Знаю, знаю. Но, папа, даже «COBRA» стоит сейчас триста долларов в месяц, я просто не могу позволить себе этого. Но если ты не хочешь оплачивать больничные счета, а предпочитаешь ежемесячно подписывать чек на триста долларов…

— О Боже! — Отец отодвигает трубку подальше, но голос его не становится тише. — Мэгги! Мэгги, она опять просит денег!

— Что? Но я никогда не говорила… — Треск в телефоне прерывает меня.

— Разве ты не сказала, что вполне платежеспособна? — вступает мама.

— Так и есть. Но есть проблемы с медицинской страховкой.

— У тебя обязательно должна быть страховка! Ты что, совсем не заботишься о своем здоровье?

— Разумеется, забочусь. С чего бы я, по-твоему, прочищала зубы?

— Ты становишься очень эгоистичной.

— Да, папа уже сказал мне об этом.

— Не раздражайся.

— Я не раздражаюсь. Мам, давай закругляться.

— Почему?

— Потому что я хочу успеть позвонить в страховую компанию до окончания рабочего дня.

Вешаю трубку, и почти тут же телефон трезвонит опять. Но теперь это не звучит чудесной музыкой в ушах. Возможно, это звонит мама, чтобы потребовать извинений. К сожалению, у меня нет определителя, так что отвечаю сухо и сдержанно.

— Алло?

— Сара? Это Марк Шапиро.

— О, привет, Марк.

— Слушайте, я нашел вам отличную работу.

— Правда?

— Вы ведь хотели что-то, связанное со средствами массовой информации, да? Ну так вы получили это!

— А что именно? Издательство? Кино?

— Реклама! — О, это не совсем то, на что я надеялась. — Вам везет, — продолжает Марк. — Это шикарное место. У них полно постоянной работы. Но один из сотрудников уволился, и им как можно скорее нужна замена.

— Какого рода работа?

— Хм?… Э-э… гм, невешайте трубку… сейчас посмотрю. — Слышу, как он шуршит бумагой. — О, о'кей. Офис-менеджер. Звучит неплохо, верно?

Нет. Это не звучит неплохо. В лучшем случае терпимо.

— Да-а, о'кей. Попробую.

— Супер! Они хотят, чтобы вы приступили завтра, в 9 утра.

— Что? Разве мне не нужно сначала прийти на собеседование?

— Гм, вообще-то нет. Им нужна лишь временная замена.

Временная? Я застонала.

— Марк, я же говорила вам. Я не могу работать временно. Если я выйду на службу только на один день, то потеряю недельное пособие по безработице. — Да, согласна. Это чертовски подлое правило. Но, эй, не я его придумала.

— Знаю, знаю. Но здесь есть шанс получить потом постоянную должность. Если вы понравитесь им, они могут оставить вас. Вам не кажется, что стоит по крайней мере взглянуть на это?

— Ну, гм… — Дерьмо. Я согласилась. Потому что, к сожалению, как правило, не отказываюсь от потенциальной полноценной работы. — О'кей.

— Отлично. Компания называется «Стеллар продакшнс», находится на Бродвее, 581. Спросить Грегори.

Повесив трубку, я решительно отключаю телефон. Я точно знаю: если произойдет что-нибудь еще, мне все равно не справиться с этим.

Общее рабочее место — это как общая зубная щетка. Это я осознаю, обнаружив, что жую кончик карандаша, мне не принадлежащего. Вынув его изо рта, украдкой оглядываюсь, не заметил ли кто в офисе меня за этим ужасным занятием.

«Стеллар продакшнс» не слишком напоминает офис. Находчивый агент по продаже недвижимости, вероятно, назвал бы это «помещение без отделки», что звучало бы экзотично и привлекательно, как ассорти из суши. На самом деле «пространство без отделки» означает, что здесь нет ни приемной, ни какой-либо планировки, — ничего, кроме множества небрежно сооруженных «кубиков». Признаться, я предпочитаю более тщательно оборудованные рабочие места. Поджарено до хруста, что называется: благодарю.

Уже к 10 утра восторг от погружения в нечто, обещающее новую работу, иссяк почти полностью. Как и радостные надежды. Как и любопытство. Вместо этого во мне закипала ярость. Я уже почти решила, что ненавижу каждого работающего здесь. Ненавижу заносчивых менеджеров, которые, не снизойдя до того, чтобы представиться мне, проплывают мимо в свои застекленные кабинеты. Они появляются время от времени лишь затем, чтобы швырнуть мне на стол свои очередные письма к отправке, не говоря при этом ни «пожалуйста», ни «спасибо». Ненавижу парня, который прибрал к рукам казенную стереосистему и гордо ставит свои диски. Он с тщеславным удовольствием поясняет, что за песня звучит, кто ее исполняет, в каком году она записана (и если надо, может даже сообщить название альбома и порядковый номер). Ненавижу девицу, сидящую рядом со мной, потому что она слишком громко треплется по телефону. И ненавижу самодовольных практикантов, потому что они считают свою бесплатную работу истинным даром судьбы.

Но больше всех я ненавижу себя. Потому что я умнее, профессиональнее и гораздо больше стараюсь заслужить одобрение, чем любой в этом долбаном офисе, а у меня нет никакой возможности доказать это. Никто не замечает, как быстро я управляюсь с бумагами, никто и не думает обратить внимание на то, как любезно я отвечаю на телефонные звонки. А когда я просмотрела рекламные ролики «Стеллар продакшнс» и отпустила несколько остроумных замечаний в соответствующих местах, никто даже не изобразил одобрения, поэтому я прикинулась, будто шучу сама с собой.

С каждым часом, по мере того как получаю все меньше заданий, я чувствую, как одна задругой сползают пелены с Сары-профессионалки, а сквозь них начинает просвечивать Сара-безработная. Вообще-то между этими двумя существами остается лишь узенькая грань (а после уплаты налогов и того уже). Ничего не могу поделать с собой; не лучше ли было остаться дома, где не нужно поспешно сворачивать окно с файлом «Требуются на работу» всякий раз, когда кто-то проходит мимо стола. Черт побери, да лучше бы я проводила время в ожидании, пока меня выберут членом суда присяжных.

Это не значит, что я не люблю работать. Я не люблю работать временно. Если практиканты — это нечто вроде гусениц, а постоянные работники — бабочки, то в положении временного работника я ощущаю себя куколкой, закутанной в липкий кокон из собственной слизи. Никто не намерен тратить время на мое обучение, никто не собирается предоставить мне крылья и научить летать. Я просто занимаю свободное пространство на веточке.

Да, знаете, кого еще я ненавижу? Бывшего обитателя этого кубика. Его, с кучами и кучами видеокассет — кассет, которые, с одной стороны, слишком малы, с другой — слишком велики. Здесь так же есть книжный шкаф, битком набитый папками с финансовыми отчетами и техническими материалами, а еще книгами с такими увлекательными названиями: «План Саймона Арчера: как взорвать мировой рынок» или «Исследовательский анализ: тома I–IV». Какую печальную, неизбывно печальную жизнь, должно быть, вел этот человек.

К середине дня я обнаружила, что жадно перебираю все эти тома в поисках хоть какого-нибудь развлечения, да, пускай даже такого — сухого, пресного, тоскливого и безжизненного. С восторгом нахожу папку с фотопортретами честолюбивых актрис, снимающихся в рекламе, которая закончилась убогим резюме юной Элис Цукер.

Вернув папку на полку, я взяла следующую и крайне удивилась, когда мой указательный палец провалился в дырку. Переплет следующей в ряду книги оказался бумажным, а корешок настолько потертым и изношенным, что я не могла разобрать название. Заинтересованно вытащив ее, я раскрыла рот при виде обложки.

«Спокойная жизнь с пулеметом». Прочь! С каких это пор Том Роббинс стоит плечом к плечу с детской звездой Элис Цукер и Саймоном Арчером, Всемирным Торговцем?

— Извините?

Подняв глаза, я встретила хмурый взгляд, принадлежащий мужчине среднего возраста с довольно неприятным лицом. Он пристально изучал меня. Поставив книжку на полку, я любезно улыбнулась:

— Могу ли я вам чем-нибудь помочь?

— Где Джейк?

Черт побери! Разве люди не знают, что я здесь временно? Иначе с чего бы они настойчиво задавали мне вопросы, на которые я не в состоянии ответить? Какая-то часть меня стремится залезть под стол, бормоча: «Как странно. Уверена, он был здесь всего минуту назад…»

Но я пожимаю плечами и выбираю более сдержанное: «Не знаю».

— Вы кто?

— Сара. Я временно заменяю его.

— Отлично. — Он протягивает мини-кассету. — Можете перевести DV в d-beta?

Вновь пожимаю плечами. Еще одна милая улыбка. И еще один многозначительный ответ:

— Гм… нет.

— О! — Он явно в замешательстве. — Обычно Джейк делал это.

— Простите.

— А не знаете ли вы, кто бы мог сделать это?

— Нет. — Я незаметно бросаю взгляд на список сотрудников и рабочих телефонов под моим локтем. Первое имя в нем Эббот, Джеймс.

— А вы спрашивали Джеймса Эббота?

Он мигает:

— Я и есть Джим Эббот.

— О, ну тогда ничем не могу вам помочь.

Звонит телефон, лишая его возможности ответить.

С радостью тянусь к трубке, но, к моему удивлению, аппарат на столе молчит. Звон доносится из моей сумочки под столом.

Решаю изобразить настоящую профессионалку и не отвечать на личные звонки в рабочее время. Но вдруг это насчет работы? Надо использовать шанс.

— Прошу прощения, — говорю я, предупредительно поднимая ладонь. Другой рукой тянусь под стол и хватаю телефон.

Джим Эббот нехотя отваливает, чтобы попытать счастья в другом месте, у следующего секретаря.

— Алло? — произношу я в трубку.

— Привет, это Лори. Меня только что уволили. Не поужинать ли нам?

Лори так легкомысленно относится к увольнению, потому что всегда пребывает в состоянии уволенной, даже до того, как это стало модным. Но ее случай, надо признать, особый. Лори вовсе не сменила множество рабочих мест, даже двух. Ее увольняют все время с одной и той же должности, вновь и вновь, раз за разом. Вот уже три года она работает на одного продюсера, страдающего манией величия. Его бурные приступы гнева стали почти легендой. Для него обычное дело — перепрыгнуть через стол и запустить чем-нибудь крупным в телевизор. А после того как вспышка угасает, если Лори в течение пятнадцати минут не приводит все в идеальный порядок, ее увольняют. На прошлой неделе Лори уволили за то, что босс вдребезги разнес факс, а к полудню ей все еще не удалось заставить чертову машину как следует печатать входящие сообщения. Лори вышвырнули из офиса около четырех часов дня. К девяти утра вторая секретарша сообщила по Телефону, что можно возвращаться. Так Лори и сделала. Как всегда, впрочем.

— Ага, ужин — это классно, — говорю я. — «Танцующие буррито»?

— Точняк. В шесть часов время скидок?

— Отлично. Увидимся.

Кладу трубку. Две секунды спустя от резкого звона на моем столе волосы на загривке поднимаются дыбом. А затем из переговорного устройства раздается громкий глубокий голос:

— Сара?

Я замираю. Никогда не владела искусством телефонного разговора, особенно через «спикер». Одно дело — бесплотный голос, исходящий из вполне материальной, осязаемой телефонной трубки. И совсем другое — это жуткое сверхъестественное шипение, исходящее ниоткуда.

— Э-э… да? — наклонившись вперед, ору я.

— Это Грегори.

— О! Очень приятно! — как глупо заявлять это собственному телефону.

— Еще раз спасибо, что пришли сегодня, — продолжает глубокий голос. — Вы прекрасно работаете.

— О? — На миг замолкаю. Сегодня утром он оставил у меня на столе толстую папку с документами. Я разобралась с ними минут за двадцать. — Благодарю вас.

— Нервный выдался денек, не так ли?

Довольно бесстыже соглашаюсь:

— Да, но я со всем справилась.

— У меня есть для вас хорошая новость: сегодня после обеда вам чуть-чуть помогут. Джейк обещал заскочить попозже.

— Гм… — Озадаченно пялюсь на телефон. — Джейк?

— Парень, которого вы заменяете.

— Ясно, — говорю я, хотя на самом деле мне ничего не ясно. Меня что, уволили с середины рабочего дня? Джейк возвращается?

— Ну, — на этот раз голос звучит несколько отстраненно, словно Грегори уже намерен закончить разговор и постепенно удаляется, — не думаю, что он действительно возвращается. Полагаю, Джейк просто намерен показать вам все тут, объяснить, как ведутся дела. Что-то в этом роде. В последнее время он вел себя несколько безответственно. Он… — Голос понижается до шепота, что не слишком удобно. — У него были личные проблемы.

— Вот как? — Впервые за все время разговора я навостряю уши.

— И он взял небольшой отпуск. Вы ведь понимаете?

— Разумеется. — Конечно же, я понимаю. Звучит душераздирающе.

— Да, и еще, — продолжает Грегори. — Моя помощница Марсия принесет документы, которые необходимо привести в порядок. Марсия! — слышу его голос и из телефона, и из кабинета у меня за спиной. — Не отнесешь ли это девушке, замещающей Джейка?

Оборачиваюсь через плечо. Девушка, сидящая позади, поднимается и исчезает в соседнем кабинете. Различаю лишь силуэт мужчины за столом.

— До встречи, Сара.

— Пока!

Не проходит и минуты, как ко мне подскакивает Марсия со стопкой бумаг. Будет чем занять время.

Выхожу в туалет, а когда возвращаюсь, у моего стола меня дожидается высокая худая женщина. Вероятно, это Сюзанна Карлайл, один из вице-президентов «Стеллар продакшнс». Сегодня утром она пронеслась мимо меня, не обронив ни словечка, и проскользнула в один из кабинетов. В течение всего дня ее дверь оставалась плотно закрытой. Можете считать меня ненормальной, но мне никогда не нравились люди, закрывающие дверь в кабинет. Стремление к уединению на рабочем месте означает только одно: кого-то собираются уволить.

— Это вы замещаете Джейка? — Спрашивает она, пристально глядя на свой длинный тонкий нос.

— Да, чем могу помочь?

— Кофейник в кабинете пуст.

— И?.. — Я изображаю дурочку.

— Не приготовите ли кофе?

Почему мне не двенадцать лет? Тогда я ехидно ответила бы: «А почему я? Это же не я его выпила». Но даже в двенадцать я не стала бы рисковать недельным жалованьем.

— Конечно, нет проблем, — радостно отзываюсь я, направляясь в буфетную.

Видите ли, у меня есть собственная теория насчет того, как вести себя, когда просят приготовить кофе. Эта теория касается любых унизительных поручений. Если я вынуждена выполнить таковое, то делаю это только один раз. И делаю отвратительно. И меня никогда больше не просят об этом.

Секрет приготовления плохого кофе довольно прост. Давным-давно, в свои первые годы работы, я решила никогда не учиться готовить кофе. О, полагаю, если бы речь зашла об увольнении, я могла бы отмерить нужное количество кофейных гранул. (Или зерен? Нет, гранул. Правильно?) И, наверное, смекнула бы, сколько нужно добавить воды. Но я не придаю значения таким мелочам. Чем меньше усилий, тем лучше. Используйте вчерашнюю влажную кофейную гущу, старый дырявый фильтр, побольше воды из-под крана и поскорее!

Когда кофе по моему рецепту готов, до краев наполняю две большие чашки. Одна для мисс Карлайл, вторая для ее стервозной секретарши.

Дверь Сюзанны Карлайл, разумеется, закрыта. Стучу по табличке на ее двери и слышу в ответ невыразительное «войдите». Открываю дверь.

— Извините за беспокойство, — обращаюсь к секретарше, сидящей у стола. — Это вам.

— Благодарю, — отзывается мисс Карлайл.

Секретарша молча берет кружку, глядя на меня поверх края. Сияя ослепительной придурковатой улыбкой, щебечу в ответ:

— Пожалуйста.

С гордым и самодовольным видом выхожу из кабинета и, прикрывая дверь, слышу, как мисс Карлайл демонстративно громко шепчет секретарше:

— У Джейка кофе получается гораздо лучше.

О да! Снова он. Может быть, только отсутствие смягчает сердца, наполняя их приязнью. Но нет никаких сомнений: Джим Эббот был в отчаянии, не застав Джейка. И Грегори запнулся, произнося его имя. И этот презрительный взгляд секретарши мисс Карлайл, когда я вошла в кабинет. Очень женский и очень враждебный взгляд — такой приберегают для тетки, покупающей последнюю пару джинсов, за которыми вы пришли в магазин. Поверьте, если бы взгляд предназначался кому-нибудь другому, он был бы куда мягче и ласковее.

Сплошные загадки, но именно поэтому я убеждаю себя, что очень-очень хочу произвести впечатление на Джейка. Приступая к работе, уделяю особое внимание своей внешности. Морщу лоб и кажусь поглощенной работой. Старательно читаю стандартные документы, порой устремляя взгляд в пространство, словно обнаружила там невероятно полезную информацию.

Постепенно взгляд в пространство сменяется взглядом в сторону двери, и я воображаю эффектное появление Джейка. Сначала представляю его с мотоциклетным шлемом в одной руке и красной розой в другой. Он галантно кладет цветок на мой стол, благодаря меня зато, что согласилась подменить его. Затем вспоминаю о книжке Тома Роббинса и воображаю, что Джейк носит очки и у него буйные рыжие кудри. И все практиканты подскочат, едва завидев его, а он приветственно шлепнет их поднятые ладони и расскажет, какая потрясающе забавная история приключилась с ним в метро…

В 4 часа думаю, что Джейк, должно быть, лысый. В 4.30 решаю, что он еще и жирный. К 5 понимаю, что Джейк маленького роста. Не просто маленького. Меньше, чем я, метр пятьдесят, не более.

В конце концов, выясняется, что он вообще не такой. Я понимаю, что Джейк такой же, как все мужики.

Он вообще не пришел.

В «счастливый час» «Танцующие буррито» всегда набиты битком, но Лори легко находит место в самых многолюдных барах. Когда я вошла, она помахала мне рукой, и мягкий рукав приспустился, приоткрыв бретельку черного лифчика. Может, у Лори и нет ног Аманды и вообще ее фигуры, но она чертовски сексуальна. Аманде далеко до нее. Когда люди говорят Лори комплименты — а говорят их постоянно, — они обычно сообщают, как им нравится ее шикарная прическа («паж» в стиле Луизы Брукс, волосы угольно-черные) или ее потрясающий вкус в выборе одежды (сегодня вечером немыслимо короткая джинсовая юбочка и ковбойские сапожки). Да, вероятно, именно в этом она пришла сегодня на работу.

Если вы полагаете, что Лори превращает офис в ночной клуб, стоит посмотреть, что она вытворяет за столиком в баре. Ее опустевший портфельчик висит на спинке стула, а содержимое аккуратно разложено прямо перед ней. Личный мобильный телефон справа, телефон для деловых звонков — слева. По центру — внушительная стопка бумаг, судя по виду, рукописи.

— Что это? — показываю я глазами.

— Это тебе. — Лори подталкивает стопку поближе ко мне.

— В самом деле?

— Угу.

Я любовно поглаживаю верхние листы. Боюсь даже надеяться на то, что Лори явилась со своей последней контрабандой. Обычно, примерно раз в неделю, она умудряется стащить для меня экземпляр последней книги или сценария, которые ее босс получает для экранизации. Два экземпляра сразу — редкая удача. Поднимаю первую страницу первой книги, неожиданно почувствовав неуемную жажду познакомиться с новыми людьми, новыми местами, узнать о новых возможностях.

— Ты что, собираешься читать это сейчас?

— Конечно, нет, — говорю я и краснею. Неохотно закрываю книгу. — Я просто хотела взглянуть, что это такое.

— Первая сверху — новый Паскаль…

— Шутишь! Уже?

— Другая — перевод немецкой книжки, которая несколько месяцев сохраняет место в списке бестселлеров в Европе. В Штатах никто пока этого не видел.

— Круто! Ты читала?

— О, умоляю, у меня нет времени на чтение. — Лори не шутит. Телефон слева звонит. Она корчит недовольную мину, глядя на него. — Дерьмо. Они хотят, чтобы я вернулась завтра утром. А я так рассчитывала на выходной. — Она берет трубку. — Лори слушает. — И тут же закатывает глаза. — Леон, это рабочий телефон. Перезвони по другому номеру. — Выключив телефон, Лори в ожидании барабанит пальцами по столу. Она негодует. — Вот ведь люди…

Звонит правый телефон.

— Да?

Порой мне трудно узнать в Лори ту кареглазую девчушку, с которой я познакомилась три года назад, когда мы обе только что окончили колледж и работали на кинофестивале, всеми правдами и неправдами пробираясь на эксклюзивные премьеры и вечеринки после них. Убеждена, такой же маленький бонвиван все еще обитает где-то внутри ее, неожиданно выскакивая наружу и соблазняя блестящими тенями для век или ажурными чулками. Возможно, теперь Лори стала жестче, тон ее чуть грубее, но благослови ее Господь за то, что она остается моей единственной подругой, все еще приходящей в возбуждение от шумных вечеринок.

— Извини, — бросает она, захлопывая телефон и откладывая его в сторону.

Лори тянется за меню, а я уже знаю, что закажу большой буррито, а она предложит разделить его на двоих. Но пока Лори отвела взгляд, я подталкиваю поближе к себе книжку и начинаю читать первую страницу.

— Ну и как твоя новая временная работа? — интересуется она.

— Нормально. Они хотят, чтобы я пришла завтра.

— Это ведь здорово, правда?

— Может, и так. А может, и нет.

Лори захлопывает меню.

— Не хочешь большой буррито пополам?

— Пожалуй.

Осторожно закрываю книжку и прячу ее в сумочку. Лори наклоняется ко мне, опершись на локти:

— Ой, слушай! Совсем забыла рассказать. Угадай, кого я только что встретила в лифте?

— Бена Стиллера?

— Нет.

— Оуэн Уилсон?

— Нет. Ладно, довольно. Принцессу.

Я изумленно раскрываю рот.

— Мою Принцессу?

— Угу.

— А что она делала в вашем здании?

— Полагаю, она теперь там работает.

— Иди ты! — взвизгиваю я. — С каких это пор?

— Думаю, совсем-совсем недавно. Она так обрадовалась, увидев меня, вспомнила мое имя и все прочее.

— Да уж, она, должно быть, переродилась.

— Она вышла на пятнадцатом этаже.

— А что там? Маркетинг?

— Да это даже не наши конторы. Мы сдаем площади независимой кинокомпании, которая только что выпустила фильм в сотрудничестве с одной из студий. «Мирамакс», что ли? Не помню. Короче, Принцесса заявила, что она теперь возглавляет их отдел развития.

— Не может быть! Это я хочу работать в отделе развития!

— Знаю.

Мы умолкаем, осознав, что появилась официантка. Лори делает наш стандартный заказ — две клубничные «Маргариты» и буррито.

— И две тарелки, пожалуйста! — бросает Лори вслед официантке, потом с улыбкой поворачивается ко мне: — Так что, думаю, ты должна обратиться к Принцессе с просьбой о трудоустройстве.

— Даже за миллион…

— Держу пари, ей вскоре понадобится помощник.

— Лори, я не могу просить об этом бывшую начальницу. Это унизительно.

— Разве у тебя есть другие варианты?

— Нет, — мрачно отвечаю я.

— Так я и думала.

Возвращается официантка с нашими «Маргаритами». Это тот редкий случай в моей жизни, когда вид пластикового зонтика над обледеневшим краем бокала ничуть не поднимает настроения.

Несколько часов спустя, вернувшись домой, борюсь со сломанным замком, молчаливо умоляя его не добавлять мне неприятностей. Когда наконец он впускает меня, я застываю на пороге. Дверь со стуком захлопывается за спиной.

Внезапный резкий звук, возвещающий о моем появлении, путает Аманду.

— Господи Иисусе! — вопит она, слетая с колен своего поклонника.

Они отскакивают друг от друга в разные концы дивана. Аманда поправляет выбившуюся белокурую прядь. Ее смущенный приятель ежится в своем углу и невинно озирается, словно один из обнаженных натурщиков Микеланджело, случайно оказавшийся в моей гостиной. Он скрестил руки на груди. Если таким образом он пытается скрыть очертания своего скульптурного торса — рельеф, который невозможно спрятать под волнующе тесной белой футболкой, значит, упустил из виду, что теперь откровенно проступила массивная выпуклость под брюками.

— Ой, привет… — начинает Аманда. И оборачивается к парню: — Райан, это моя соседка Сара… Сара, это Райан. Он управляющий директор в нашей фирме.

— Очень приятно, — бормочу я, стремительно проносясь мимо них в свою комнату, и захлопываю за собой дверь.

Глава 4

Оказывавшись на своем рабочем месте в «Стеллар продакшнс», я включаю спикер в телефоне и набираю номер.

— Грегори?

— Да? — отвечает отделенный голос.

— Это Сара. Я хотела сообщить, что сегодня уйду на обед. — Быстро пролистываю блокнот. — Надеюсь, вы не возражаете.

— Надолго вы уходите?

— Не более чем на час.

— О! — Он шумно вздыхает, вызывая помехи и треск в телефоне. — Ну ладно, хорошо.

— Вы уверены, что все нормально? Вообще-то я отмечала обеденный перерыв в своем расписании, хотя последние пару дней перекусывала на рабочем месте.

— Да, все в порядке, — сварливо бормочет Грегори и вешает трубку.

Во время перерыва я смываюсь из офиса и через пятнадцать минут появляюсь в ресторане. Никаких признаков Принцессы здесь нет, поэтому занимаю столик на двоих у окна и еще пятнадцать минут провожу в ожидании.

Затем звонит телефон.

— Сара, куколка, здесь сумасшедший дом! Просто сумасшедший дом! Телефоны, факсы, это никогда не кончится. Я скоро буду, но совсем ненадолго. Закажи мне салат «Цезарь» без сухариков, а я приду прежде, чем его подадут. Не забудь, без сухариков! — И Принцесса бросает трубку.

Во всяком случае, звонок обнадеживает. Я боялась, что наш обед пройдет в неловком молчании, пустой никчемной болтовне, а бестолковая беседа будет прерываться внезапными паузами. С облегчением выясняю, что наши отношения начнутся ровно с того места, на котором прервались.

Когда Принцесса наконец, появляется на пороге, опоздание составляет уже сорок пять минут. Она проносится сквозь двери и мимо столиков, как скоростной локомотив — Экспресс Джимми Чу-Чу. Меня никогда не перестанут восхищать женщины такого типа: пренебрегая опасностью преждевременной гибели, они бегают на высоченных каблуках сложной конструкции.

— Сара, — цедит она гласные моего имени сквозь натянутую улыбку; идеально выкрашенные светлые волосы (за все время, что я знаю ее, ни разу не замечала ни единого темного корня) уложены в фирменный пучок — видимо, чтобы удобнее лежала диадема, — как приятно встретиться с тобой, — говорит она, аккуратно прижимаясь своей упругой щечкой к моей. Усаживается перед своим салатом.

Если Принцесса и заметила, что мой сандвич уже наполовину съеден, то предпочла не обращать на это внимания.

— Как поживаешь, Грейси?

— О, Бог мой, это просто ад кромешный.

Она вешает сумочку на спинку стула. Ради нас, почти ничего не смыслящих в моде, Принцесса откровенно демонстрирует свои аксессуары, украшенные дизайнерскими ярлычками. Например, посеребренный логотип «Кейт Спейд» на твидовой подкладке ее сумки. Или символику Армани на солнечных очках, поднятых надо лбом. Взяв вилку, Принцесса вздыхает:

— Все эти рукописи и сценарии, Сара, скажу тебе… На моем столе такая стопка, что мне из-за нее ничего не видно. — Она накалывает листик салата, приподнимает его. — Я только устроилась на эту работу… погоди, я тебе уже рассказывала об этом?

— Я узнала от Лори.

— Лори? — Принцесса склонила головку набок, изображая задумчивость. — О, верно, Лори. Твоя маленькая подружка, которая все крутилась в офисе. Я что, виделась с ней недавно?

— Она говорила, что встретила тебя в лифте.

— Верно. — Принцесса проглотила салатный листик и поморщилась. — Господи! Терпеть не могу вялый салат. — Тогда не стоило заставлять его дожидаться полчаса, пока ты соизволишь его съесть. — А как тебе работается, Сара?

— Ну…

— Я слышала, на рынке рабочей силы сейчас просто кошмар. Хотя я не сказала бы. Несколько месяцев я работала на «Парамаунт», уверена, ты слышала. И довольно успешно, кстати. Но ты же знаешь меня. — Она ухмыльнулась. — Я не из тех, кто упускает лучшие предложения.

— Это, должно быть, здорово. Сейчас я обрадовалась бы любому предложению.

— Они появятся, вот увидишь, появятся.

— Не думаю. Прошло уже шесть месяцев. И будущее выглядит довольно безрадостным.

— Шесть месяцев! — изумилась Принцесса. — Я и не предполагала, что так долго. Вообще ничего не подвернулось? А казалось, для тебя это будет так легко. Ты ведь окончила Йель, верно?

— Браун.

— А-а… — кивает она, словно это все объяснило.

Глубоко вздыхаю.

— Хотя забавно, что ты завела об этом разговор, Грейси. Поскольку, видишь ли, как я узнала, ты, ну, вращаешься в определенных кругах, и наверняка до тебя доходят какие-то слухи прежде, чем до всех остальных…

— Верно.

— Может, ты слышала что-нибудь о возможных вакансиях?

— Хм. — Прижимает наманикюренный пальчик к подбородку. — Дай-ка подумать. Да, пожалуй, у нас в офисе полно практикантов. Хочешь, я порекомендую тебя?

Пытаюсь скрыть изумление.

— Вообще-то… — И умолкаю. Моя уверенность лопается, как автомобильная шина, и я почти слышу, как с горестным шипением выходит воздух. — Вообще-то я рассчитывала на большее…

— Сара, мне только что пришла в голову великолепная идея! — восклицает Принцесса, милосердно меня прерывая. — Я никогда не справлюсь с этой кучей рукописей. Это чересчур! Я так загружена. А ты… мне всегда нравились твои обзоры. Может, облегчишь мое бремя?

— С удовольствием.

— Ничего особенного. Просто прочтешь книгу и представишь мне обзор в одну-две странички, несколько абзацев комментариев. Это было бы истинным спасением.

— Весьма заманчиво, — говорю я с искренним облегчением. — Это займет меня на некоторое время. Кроме того, — с надеждой добавляю я, — если тебе когда-нибудь понадобится помощник, люди в твоем офисе уже будут знакомы с моей работой.

Принцесса закатывает глаза.

— Боже, я умоляла их позволить мне взять помощника. Они заявили, что подумают, но не включили этот пункт в мой контракт. — Она, должно быть, заметила, как я упала духом, потому что тут же добавила: — Но не волнуйся, я обязательно буду иметь тебя в виду.

— Спасибо.

— Ну, конечно же. Слушай, я могу сразу же переслать тебе рукопись. Ты живешь там же, или пришлось переехать?

Я пропускаю мимо ушей ее утонченную колкость. Она все та же Принцесса.

— Да, там же. Но гм…

— Но что?

— Есть нечто, связанное с моим пособием по безработице. Сущая заноза в заднице. Зависит от того, сколько я зарабатываю в неделю…

— Не беспокойся. Я буду платить тебе наличными. Это ведь нормально?

Широко улыбаюсь:

— Просто замечательно. — Ну что ж. — Принцесса отодвинула недоеденный салат. — Полагаю, обед все же оказался успешным.

— Согласна.

— Рада была повидаться с тобой, Сара. — Сняв солнечные очки от Армани, Принцесса протерла их салфеткой. — Прости за спешку. — Надев очки, она встает. — В следующий раз, обещаю, мы поболтаем подольше. Благодарю.

Я не сразу сообразила, за что же она благодарит меня. Но когда, подхватив сумочку, Принцесса пронеслась мимо официанта, я заметила, что он несет счет. И платить за все придется мне.

Вернувшись в офис, обнаруживаю записку от Грегори, прилепленную к моему компьютеру. Казалось бы, для человека, так любящего телефонный спикер, невероятное технологическое достижение, от которого просто уписаться можно, — электронная почта. А может, и нет.

Сара!

Новый проект для Недели моды. Мы пародируем фильмы со сценами «трансформации». Пожалуйста, помогите составить список таких фильмов.

Спасибо,

Грегори.

Поправьте, если я не права, но разве не во всех фильмах есть «трансформация» того или иного рода?

Полагаю, Грегори не нужен длиннющий список забытых фаворитов 80-х. «Она неуправляема» — годится? Пожалуй, нет. А как насчет «Безжалостных людей»? Или «Просто один из парней»? Вы наверняка помните «Любовь нельзя купить» — этот фильм замечателен даже одной фразой: «Он шагнул из грязи в князи».

Но, не считая уже упомянутых, остаются только совершенно очевидные варианты: образцовые произведения Одри Хепберн («Моя прекрасная леди», «Сабрина»), молодежные комедии («Бестолковые», «Это все она»), комедии о смене пола («Миссис Даутфайр», «Виктор и Виктория»), любые мюзиклы («Бриолин», «Энни») и, наконец, фильмы всех времен и народов — где Прелестная Девушка с Плохой Прической превращается в Прелестную Девушку с Роскошной Прической (Джулия Робертс в «Красотке», Мелани Гриффит в «Работающей девушке», Гвинет Пэлтроу в «Осторожно, двери закрываются»).

Я могла бы продолжать бесконечно. Но, к счастью, в этом нет необходимости.

Вспоминаю иностранные фильмы («Ее звали Никита» — считается? Белокурая преступница превращается в закоренелую убийцу на государственной службе. Нельзя же, в самом деле, ставить во главу угла Жанну Моро, верно?), как вдруг распахивается стеклянная входная дверь офиса. На часах три, слишком поздно для возвращения с обеда. Вытягиваю голову над компьютером, больше из любопытства, чем по обязанности так называемого секретаря.

Входит он. Сначала я не вижу ничего, кроме философичного черного цвета. Гладкие темные волосы, спадающие на лоб. Густые мефистофелевские брови, подчеркивающие проницательность чистых зеленых глаз. Милая легкая небритость, оттеняющая твердую линию подбородка.

Я думала, он протанцует мимо, не обратив на меня внимания. Как и все прочие прежде. Но он остановился и завис над моим столом. Черт, вот повезло!

— Чем могу помочь? — с надеждой спрашиваю я.

— Ну, возможно… — Он искоса бросает на меня взгляд. Вполне достаточно для того, чтобы я грохнулась в обморок. — Как вас зовут?

Ответить не могу. Я вся горю. Как будто никто никогда прежде не задавал мне столь интимного вопроса.

— Меня зовут Сара.

— Привет, Сара! — Он протягивает руку. — А я Джейк.

Глава 5

То, что в «Стеллар продакшнс» есть специальная техническая комната, оказалось для меня новостью. Огромное такое логово хай-тек, напоминающее пещеру Бэтмена. И я здесь наедине с Джейком? Да, от этого электрические мурашки бегут по спине с такой силой, что боюсь до чего-нибудь дотронуться, опасаясь вызвать короткое замыкание.

— Вот здесь входной монитор. А это выход. Понятно?

— Угу, — киваю я, изо всех сил стараясь сосредоточиться. Нет, я не испытывала жгучего желания изучить процесс переписывания цифровых записей. Впрочем, можно будет добавить еще один навык в мое нескончаемое резюме.

Проблема в том, что у меня заинтересованный вид. Тело мое так напряжено, что я не могу припомнить, когда в последний раз мне удавалось моргнуть глазами или глубоко вздохнуть. Надеюсь, благодаря идиотской позе я буду выглядеть строгой и внимательной, а не горячей и взволнованной.

— В основном вам нужно лишь нажать на кнопку, а машина сама проделает всю работу. Не слишком сложно, да?

Какую кнопку?

Пронзительный визг заставляет меня помертветь, поскольку я считаю себя его источником. Боюсь прямо посмотреть на Джейка — Бог знает, что произойдет со мной, — но наблюдаю краешком глаза, как он откинулся в кресле, заложив руки за голову. Очевидно, Джейк не услышал ничего экстраординарного. Решаю, что звук исходит из недр машины.

— Итак, — Джейк с обезоруживающей полуулыбкой поворачивается ко мне. — Вы собираетесь заменять меня?

Приподнимаю бровь:

— А вас все еще надо заменять?

— Я хочу съездить в Канаду. — Навестить умирающую бабушку? Пожалуйста, ну пожалуйста, пускай у него будет умирающая бабушка. — Мне просто нужен отпуск. Понимаете?

Черт! Точно любовная драма. Закусываю губу, дав себе слово не лезть с расспросами. Что бы ни случилось, не проявлю любопытства.

— О да, конечно, я прекрасно понимаю, что вы имеете в виду. Я бы тоже с удовольствием взяла отпуск.

Правильно. Как будто шести месяцев недостаточно.

Джейк, не мигая, глядит на экраны. Несколько минут мы молча наблюдаем, как опытные модели, демонстрирующие нижнее белье, в ускоренном темпе расстегивают лифчики. Их движения на такой безумной скорости выглядят поспешными и обыденными, ничуть не соблазнительными.

Наконец, Джейк смотрит на меня.

— Вы курите?

— О Господи, да. Вы не поверите, но в «Стеллар продакшнс» есть и секретный пожарный выход. Парень, как я хотела бы узнать об этом раньше!

Джейк помогает мне выбраться через окошко и подняться на площадку несколькими футами выше. Хотелось бы думать, что я завершила движение грациозно, но острая боль в лодыжке, которой я стукнулась о подоконник, убеждает в обратном.

Он прикуривает сигарету и протягивает мне. У меня слегка кружится голова, когда я беру ее. Словно я в черно-белом кино, и повсюду Бет Дэвис.

— Я бросил курить год назад, — сообщает Джейк, прикуривая сигарету для себя.

— Здорово.

— А на этой неделе опять начал. — Не выпытывай. — У меня была пара сумасшедших дней. — Не выпытывай.

— Да, я слышала, — безразлично замечаю я, глубоко затягиваясь.

— Слышали?

Я едва не подавилась, внезапно осознав, что ляпнула что-то не то.

— Ну, по словам Грегори, у вас… э-э… личные проблемы.

— Что?

Молчу. Джейк изумленно качает головой. Одним вдохом он восполняет годовое воздержание от никотина. Затем презрительно сплевывает.

— Что же именно рассказал вам Грегори?

— Он… гм… в общем, ничего особенного.

Позади нас со стуком открывается окно. Я немедленно выбрасываю сигарету. Еще раз глубоко затянувшись, Джейк спокойно обернулся.

Задрав голову, в окошко выглядывает Джим Эббот. Но и в таком положении ему приходится разговаривать в основном с нашими коленками.

— Грегори хочет видеть вас.

— Хорошо. — Джейк выдыхает последнее облачко дыма и выбрасывает сигарету.

— Нет. — Джим Эббот кивает на мою лодыжку. — Он хочет поговорить с вами.

— Я совершенно серьезно говорил, что, по-моему, вы прекрасно работаете, — сообщает Грегори.

А я откровенно пялюсь на него. Удивительно, что он такой маленький и хрупкий, вовсе не похож на того, кого я представляла себе по громоподобному голосу в телефоне.

— Возможно, я больше не смогу полагаться на Джейка в прежнем объеме. Но он прекрасно знает технику и великолепно организует производство, поэтому мы вынуждены сотрудничать с ним. Но нам нужен квалифицированный работник в офис, кто-то, способный отвечать на звонки и вести все бумажные дела. А вы так замечательно справляетесь с этим…

— Благодарю.

— А еще нам нужен человек для ведения текущей финансовой отчетности. У вас есть опыт работы с финансами?

— Вообще-то прежде мне не случалось заниматься этим вплотную. — Даже в хорошие дни я испытываю серьезные трудности с таблицей умножения на четыре и дальше. В плохие дни не справляюсь и с таблицей на три.

— Вот что я хочу предложить. — Грегори складывает ладони вместе и чуть подается вперед, прожигая меня предельно серьезным взглядом. Кажется, я предпочитаю общаться с ним по телефону. — Как вы полагаете, подобного рода работа могла бы заинтересовать вас?

Хороший вопрос. Именно он-то меня всякий раз и беспокоит.

Когда остаешься без работы так долго, как я, это становится очень серьезной проблемой. Это больше не поиск, не стремление, но миссия, грандиозная задача. И вовсе не задача найти любую работу. Задача найти Идеальную Работу. Черт побери, я потратила слишком много времени и еще больше энергии, чтобы согласиться на меньшее, чем полное и абсолютное удовлетворение. Я хочу надежной работы, с перспективой роста и огромной зарплатой. Я хочу, чтобы мое имя было выгравировано на золотой табличке и тысячах визиток. Я хочу всего!

Потому что не хочу вновь проходить через все это.

Но как объяснить это маме?

Только через много лет моя матушка с трудом смирилась с тем, что я не в состоянии звонить ей каждый вечер. Тем не менее, она ожидает моих звонков, порой даже желая составить их расписание.

Сегодня один из тех редких рабочих дней, когда матушка с нетерпением ждет новой информации. Если я не позвоню до окончания рабочего дня, она впадет в панику, совершенно уверенная в том, что меня похитил подставной работодатель. Ну, знаете, типично нью-йоркский тип лунатика, у которого есть время и средства рассылать объявления в надежде убедить наивную девушку накраситься, натянуть колготки, а потом коварно заманить ее в пустой офис в одном из небоскребов на Манхэттене. Такого типа лунатика я и имею в виду.

Начинаю рыться в сумочке в поисках телефона, когда лифт уже выталкивает меня в вестибюль. Мне обычно нужно минуты четыре, чтобы найти эту чертову штуку. Я уже упоминала о том, что не отношусь к числу самых организованных людей в мире. Представьте, что произошло бы, возьми я на себя финансовые отчеты компании.

Через пятнадцать минут я стою на коленях перед зданием «Стеллар продакшнс», а содержимое сумочки рассыпано передо мной. Телефона нет, как нет. Не помню, звонила ли я по нему сегодня из офиса. Даже если и звонила, то не стану подниматься за ним и, радостно распахнув дверь, напевать: «Я вернула-а-ась!»

Нет, удобства ради скажем, что я забыла телефон дома. На самом деле я уверена, что так оно и есть. Но я должна через полчаса встретиться с Амандой в баре. Если мои расчеты верны (а это весьма сомнительно — я ведь уже говорила о проблемах с таблицей умножения на три), невозможно за это время смотаться докой и вернуться к условленному сроку.

Бормоча себе под нос ругательства, заталкиваю барахло в сумочку и делаю немыслимое. Ищу телефон-автомат.

Трудность не в том, чтобы найти доступный телефон-автомат. Трудность в том, чтобы понять, какого черта я намерена с ним делать. Тридцать пять центов за местный звонок? Или пара баксов за вызов Западного побережья?

Кроме всего прочего, матушки даже нет дома, поэтому мне приходится потратить деньги, отложенные на такси, только на то, чтобы оставить сообщение на ее автоответчике. Раздраженно вешаю трубку, резко поворачиваюсь на каблуках и едва не сталкиваюсь с человеком, стоящим позади меня. Вот уж не ожидала очереди у телефона-автомата. Медленно ковыляя к краю тротуара, убеждаю себя, что абсолютно не важно, если незнакомый человек слышал, как я называю маму «мамочкой».

Маленький белый человечек на другой стороне улицы превращается в маленькую красную ладошку. Стою на углу, припоминая, сказала ли я: «Это я, мамочка, звоню сказать, что люблю тебя», или может быть, только может быть, нечто более разумное вроде: «Привет, дорогая, это Сара. Как жаль, что тебя нет дома. Перезвоню тебе завтра».

Красная ладошка вновь становится белым человечком. Делаю шаг вперед, но внезапно замираю. Могу поклясться, что слышала, как кто-то окликнул меня по имени:

— Эй, Сара!

Оборачиваюсь. Поверить не могу! Прекрасный молодой бог спешит прямо ко мне. Определенно, мы видимся впервые. Меня это смущает. Нет времени терзать память, пытаясь понять, кто же он такой. Может, парень из школы? Приятель из летнего лагеря? Волшебная ночь в колледже, которую мне следовало запомнить?

Он останавливается передо мной и обнажает идеально белые зубы в ослепительной улыбке. Я, кажется, проглотила язык. — Вы Сара?

— Да, — кротко отвечаю я, откидывая волосы.

— Ваша мама звонит вам.

румянец заливает мои щеки.

— О, спасибо. — Наклонив голову, проскальзываю мимо него к болтающейся телефонной трубке.

— Алло?

— Сара?

— Мам, откуда у тебя этот номер?

— Он высветился на определителе. Где ты, плюшечка моя? И кто это сейчас снял трубку?

— Я не знаю его. Какой-то прохожий.

Долгая пауза.

— О, дорогая, — шепчет мама, — ты звонишь из его… квартиры?

— Что? Нет! Мам, ты звонишь мне на телефон-автомат. Какой-то парень оказался рядом и позвал меня.

— Вот как? — Еще одна пауза. Матушка явно не смазывает шестеренки, я будто слышу жуткий скрип у нее в мозгах. — Что ж, очень мило с его стороны, верно?

— Думаю, да…

— Держу пари, в Нью-Йорке это не часто случается. И у него очень приятный голос. Ты уверена, что не знаешь, как его зовут?

— Мама! — Я раздосадована. Не из-за нее. Из-за себя. Она права. Мне следовало узнать его имя.

— Ну, хорошо, — уступает мама. — Итак, расскажи мне. Как сегодня прошел рабочий день?

— Никак.

— Что ты имеешь в виду?

И я изо всех сил стараюсь разъяснить.

Не имеет значения, сколько времени я заставила Аманду дожидаться меня в баре. Час, пять минут — когда бы я ни явилась, она уже будет там, со своим мартини, встряхивая волосами и игриво хохоча в ответ на шутку бармена.

Сегодня вечером Аманда в отличной форме. Завидев меня, она сияет и взволнованно машет рукой. Эта жизнерадостность раздражает хотя бы потому, что причина ее мне неизвестна.

— У меня отличные новости, — сообщает она.

— У меня тоже! — Конечно, я вру. Но у меня нет настроения греться в лучах ее самодовольства.

— О! — Тень разочарования в ее голосе очень радует меня. — Тогда тыпервая.

— Я познакомилась с парнем.

— Правда? Где? — Аманда судорожно сглатывает.

— Это тот парень, которого я заменяю на работе. Он приходил сегодня днем, чтобы показать мне аппаратуру. Мило с его стороны, верно?

— Пожалуй. — Она пожимает плечами. — А почему он ушел?

— В каком смысле?

— Почему он ушел с этой работы?

— О, ну, гм…

— Не знаешь?

— Разумеется, знаю. Он, у него, гм, личные проблемы.

— О-о! — Аманда приподнимает бровь. — И какого рода проблемы?

— Не знаю точно, — бормочу я. Ну почему даже моя липовая хорошая новость недостаточно хороша?

— Понятно. — Улыбка Аманды становится все более самодовольной. — Завтра ты с ним тоже встречаешься?

— Нет.

— Больше нет аппаратуры, с которой нужно ознакомиться?

Сука!

— Не в этом дело. — Беру меню и изучаю его с преувеличенным вниманием. — Я отказалась от этой работы.

— Неужели? Почему?

— Потому что не хочу быть секретаршей в офисе.

— Твое положение позволяет принимать подобные решения?

— Да, — твердо заявляю я, скорее для того, чтобы убедить себя.

— О'кей. В таком случае, когда ты намерена вновь встретиться с этим парнем?

Я вздыхаю.

— Возможно, никогда.

Как только эти слова прозвучали, я ощущаю острую боль. Потом она сменяется тупой, ноющей в центре груди. Пытаюсь не обращать на это внимания. Нельзя, чтобы мужчина, которого я видела лишь однажды, разбил мне сердце.

— О нет, это неправда. — Покровительственный тон Аманды выводит меня из себя. Эдакая мамочка. — У тебя ведь есть номер рабочего телефона? Значит, ты всегда можешь позвонить и выяснить, там ли он.

Прищуриваюсь. Она просто не понимает, что такие девушки, как я, не звонят ни с того ни, с сего незнакомым парням.

— Посмотрим. — Я откладываю меню в сторону.

Новый приятель Аманды принимает мой заказ. Как хорошо и давно знающие друг друга партнеры, мы начали свой обычный вербальный танец. Я спросила, что она пьет. Аманда ответила: шоколадный мартини. Я спросила, хорошо ли это, а она ответила, что очень вкусно. Поколебавшись мгновение, я решила попробовать. Аманда тоже поколебалась, а потом заказала еще один. Бармен одобрил наш мудрый выбор. И вот все испытания позади и наступает минута тишины. Я знаю: Аманда ждет, чтобы я что-нибудь сказала. И я делаю решительный шаг:

— Итак, что за хорошие новости у тебя?

Она смущенно улыбается и одним махом допивает свой первый мартини.

— Меня повысили.

Прежде чем ответить, дожидаюсь, пока бармен подаст наш заказ.

— Отлично. — Приветственно поднимаю бокал. — Тогда, полагаю, это за твой счет. — Хотя в любом случае это было бы так.

Было бы здорово, если бы последнее слово осталось за мной. Но нет, Аманда никогда не допустит этого.

— Да, кстати, — произносит она, прихлебывая следующий мартини, — спасибо, что не болталась поблизости вечером, когда заходил Райан. Мы искренне признательны за то, что ты позволила нам уединиться.

Ну вот скажите, неужели я не имею права сдержанно ненавидеть ее?

Глава 6

Сегодняшняя футболка празднует десятую годовщину греческой зимней Олимпиады в Дартмутском колледже. На ней мультяшная картинка — голова под снегом, лыжи задраны высоко в воздух. Рука дерзко вздымается над сугробом, сжимая бутылку виски. Не знаю, почему это кажется подходящим.

Сегодня утром я отказалась от конфет на завтрак. В честь очередного повышения Аманды на ее имя открыт счет в маленькой пекарне в каком-то городке штата Висконсин. Ее новая работа состоит в организации доставки продукции на заказ по почте, чтобы вывести товар на национальный рынок. Плоды трудов Аманды — аккуратно упакованные квадратики слоеных булочек — уже заполнили нашу кухню. Возможно, дальше этого места они не распространятся. Стоя перед холодильником и придерживая локтем открытую дверцу, в мгновение ока набиваю рот тремя халявными кусками. Не испытываю ни малейших угрызений совести из-за того, что забираю себе больше половины (будто мне предложили эту самую половину). Знаю, что Аманда скорее предпочтет экспериментировать с завивкой, чем станет искушать судьбу, смешивая углеводы с глюкозной начинкой.

Отхожу от холодильника, облизывая пальцы. Каким-то образом, умудрившись не размазать липкий малиновый джем по всем кухонным поверхностям, взбадриваю себя чашкой растворимого квазикофе. Кроме того, наливаю большой стакан чистой воды и стаканчик поменьше — апельсинового сока. Балансируя этими тремя сосудами, пошатываясь, пробираюсь обратно в свою комнату и включаю компьютер.

Чашка кофе так взбудоражила меня, что я забралась в забитый хламом и спамом почтовый ящик. Стакан воды вынудил напрасно искать место среди неотправленной корреспонденции. Но стакан апельсинового сока — вот отчего я набираю крейсерскую скорость.

Я нашла ее! Идеальная работа. Она практически спрыгивает с экрана и сворачивается клубочком у меня на коленях, тычется носом, как щенок сенбернара в сугроб.

Компания: «Эспен куотерли».

Должность: Помощник редактора.

Местонахождение: Эспен, Колорадо.

Требования: Динамично развивающемуся журналу, обладателю многочисленных наград, нужен блестящий творческий помощник редактора для работы непосредственно с главным редактором. Необходимы исследовательские, журналистские и корректорские навыки. Идеальный кандидат должен иметь опыт, связанный с работой редактора. Должностные обязанности включают в себя написание и/или редактирование статей и продуцирование новых идей. Исключительная организованность и внимание к деталям обязательны. Обращаться только кандидатам, готовым к переезду.

О нашей компании: «Эспен куотерли» — стильный журнал, уделяющий особое внимание событиям культурной жизни. Наш журнал публикует серьезные, глубокие критические исследования о книгах и фильмах и обзоры наиболее важных событий культурной жизни.

Контакты: Пожалуйста, представляйте резюме и рекомендательные письма на имя Келли Мартин по адресу: kmartin@aspenq.com

Думаю, мое резюме нуждается в незначительном редактировании. Меняю название последней должности с «Помощник по развитию» на «Помощник редактора», и пусть это говорит само за себя.

Затем продолжаю нарушать все мыслимые правила.

Из своего огромного опыта я знаю, что лучшее письмо — предельно простое. Коротко и непосредственно по делу. Но отчаянные времена заставляют прибегать к отчаянным мерам.

Поэтому я совершенно не намерена делиться с вами подробностями этого письма. В конце концов, это не ваше дело. Это личное письмо — дело касается только меня и «Эспен куотерли». Незаинтересованная сторона могла бы счесть текст напыщенным, перегруженным, но я нахожу его красноречивым и убедительным. Агрессивно, говорите? Я бы сказала — страстно. А как еще можно предельно ясно сообщить, что именно я и есть кандидат, готовый к переезду?

Проверяю орфографию. Ни одной ошибки. Перечитываю. Блестяще! Но может, следует сократить с двух страниц до одной?

Нет, нет, нет! Текст плавно струится, поет, очаровывает, завораживает. Редактировать, добавить, сократить? Это только лишит слова их прелести.

Задерживаю дыхание и прикрываю глаза. Нажимаю «отправить».

Когда дыхание восстанавливается, приоткрываю один глаз, искоса глядя на экран. Письмо исчезло. Но его чарующее воздействие осталось.

Резкий звонок домофона мгновенно выводит меня из транса. Тоскливо шаркаю к входной двери.

— Алло?

— Посыльный!

— Да, поднимайтесь. — Нажимаю кнопку.

Посыльный довольно долго тащится вверх по лестнице. Когда он наконец, появляется на площадке, я стою в дверях, скрестив руки. Он смущен.

— Извините. Я разбудил вас?

— О? — Оглядываю себя. Я все еще в футболке и спортивных трусах от «Секрет Виктории». Неужели предполагается, что я встречу посыльного при полном параде? — Нет, я уже встала. — Я больше смущена, чем рассержена. Мысленно решаю к полудню сменить шорты на спортивные штаны.

Посыльный протягивает конверт. Он гораздо легче, чем я ожидала. Но, все же, испытываю знакомый трепет и волнение — знаете, то волнение, с которым открываешь что-нибудь, что угодно! Откупориваешь бутылку шампанского, снимаешь обертку с нового DVD, выдавливаешь прыщ. Я даже не дожидаюсь, пока посыльный уйдет, сразу набрасываюсь на сургучные печати, словно там внутри шоколадный трюфель с ореховой начинкой.

«Убийство в Майами-Бич»? Почему из всех рукописей, высящихся стопкой на столе Принцессы, она прислала мне именно эту? Живенький детективчик или, хуже того, сексуальная возня со сменой партнеров? С отвращением швырнула книжку на кофейный столик, займусь ею позже. Сейчас у меня есть куда более важные дела.

Остаток дня я азартно разыскивала в Интернете любые предложения о недвижимости в Эспене. Надеюсь, Аманда оплатит мою долю квартиры до конца года. Она вполне может позволить себе это, учитывая ее долбаные повышения и прочее. Может, новый приятель Аманды переедет к ней? А когда срок аренды закончится, они могли бы пожениться, купить дом в Коннектикуте и строить семью. Благослови их Господь!

У меня ушло немного времени, чтобы найти дом моей мечты. На такую квартиру я никогда не раскошелилась бы, даже если бы зарплата вдвое превышала ту, на которую я могла рассчитывать, заняв такую должность в Нью-Йорке. Однако я дала волю воображению и представила роскошь, в которой по несправедливости судьбы отказывала себе так долго. Собственная стиральная машина? Камин? Двор?

Собственный двор! Я завела бы собаку!

Выйдя с сайта аренды недвижимости, я запустила компьютер на поиск новых и лучших друзей.

До шести вечера не вставала из-за компьютера и оторвалась от него только потому, что позвонили в дверь.

Молча нажала на кнопку домофона, предположив, что это Аманда явилась домой пьяная и не может найти ключи. Только потом мне пришло в голову, что даже если L такие, как я, в шесть часов вечера вполне способны превратить один глоток в пять бокалов, то ни один работающий придурок не прикоснется к марочным винам до наступления темноты.

Стук в дверь очень решительный, это беспокоит. Ничего общего с невыразительным хилым тук-тук Аманды. Не снимая цепочку, настороженно выглядываю в приоткрытую дверь.

Мой милый мобильный телефон мигает мне навстречу. А позади него темный коридор озаряется озорной чарующей улыбкой Джейка.

— Привет, — говорит он. — Ничего не забыли вчера в офисе?

Захлопываю дверь. Прежде чем снять цепочку, стремительно привожу в порядок волосы и разглаживаю мешки под глазами. Черт, черт! Вечно Мистер Порядок является не вовремя!

Слышу, как Джейк обращается ко мне из-за двери:

— Вчера вы так поспешно покинули офис, что даже не заполнили табель рабочего времени. Сегодня утром я сделал это за вас, и там был ваш домашний адрес, так что…

Снимаю цепочку и открываю дверь, демонстрируя себя во всей красе. Джейк изумлен:

— Господи Иисусе! Вы в порядке?

Вопросительное выражение его лица убеждает меня в том, что мне не удалось скрыть следы слез. Бодрая маска исчезает с моего лица. Плотина, сдерживавшая поток, дает течь. Я рыдаю.

Джейк пятится в испуге, явно опасаясь наступить в лужу, в которую я превратилась. — Вот это да! Что случилось?

— Да входите же, входите, — выдавливаю я сквозь рыдания.

Провожу Джейка через гостиную, мимо кухни, даже не предложив ему булочку. Веду его сразу в свою комнату и драматическим жестом указываю на свой компьютер.

— Взгляните!

Джейк склоняется над столом и бросает взгляд на фотографию фокстерьера с высунутым розовым языком и всепрощающим взором. Удивленно оборачивается ко мне:

— Не понимаю. Вы из-за щенка так плачете?

— Его бросили.

— В самом деле? — Джейк вновь обращается к компьютеру и просматривает текст под фотографией.

Я падаю в кресло и обнимаю себя за плечи, чтобы успокоиться.

— Эй, да все в порядке. — Джейк указывает пальцем на экран. — Здесь говорится, что его уже взяли другие хозяева.

— Читайте дальше. — Я шмыгаю носом.

Он всматривается в экран, и через мгновение плечи его понуро опускаются.

— Закончили? — спрашиваю я.

Джейк молча качает головой.

— Дальше не могу.

Фонтан внутри меня оживает.

— Вы дошли до того места, где они вернули его?

— Да.

— А та часть, где зажигают сигареты? И сломанные ноги? И то, как его ударили в живот с такой силой, что он даже пописать не мог?

Джейк вздрагивает и убирает с экрана картинку. К сожалению, остается еще длинная череда таких же фото, таких же жертв, аккуратная линейка изображений в моем компьютере. Цепочка мохнатых лап и мордочек, гордо позирующих перед камерой.

— Что за… — Джейк выпрямляется и вопросительно смотрит на меня. — Давно ли вы этим занимаетесь?

— Весь день. — Тянусь к своим записям. — Дайте покажу вам помет щенков, который обнаружили в заброшенном складе…

— Нет. — Протянув руку, он останавливает меня. — Думаю, вам достаточно.

Джейк удерживает меня с такой суровой решимостью, глаза его так сверкают, что я мгновенно затихаю. Несколько секунд мы оба молчим. Его лицо смягчается, и теперь он разглядывает меня с печальной улыбкой. Надеюсь, Джейк не оценивает мои достоинства. Сейчас не лучший момент для этого. Отворачиваюсь, похлопываю пальцами вокруг опухших глаз, вытираю нос рукой. Джейк откашливается.

— Когда вы в последний раз выходили из дому?

— М-м, не припомню. Вчера?

Он кивает. Явно ожидал чего-то подобного.

— Знаете, по пути сюда я проходил мимо кинотеатра. Там новый фильм с Робертом де Ниро. Я подумал, не посмотреть ли. Может, составите мне компанию?

Закусываю губу. Боюсь в любую секунду снова разреветься.

— Вам жалко меня?

— Немножко. И, кроме того, я ищу компанию.

— Что ж, неплохо. — Хватаю ключи со стола. — Когда начало?

— 7.15.

— Отлично, мы придем даже чуть раньше. — Выхожу из спальни и начинаю искать сумочку. Нахожу ее на кухне, рядом с микроволновкой.

Джейк следует за мной к двери. Когда я распахиваю ее, он колеблется, медлит, тревожно уставившись на меня.

— Э-э…

— Что?

— Вы… гм не хотите переодеться, принять душ или сделать что-то еще перед выходом?

Оглядываю себя. Я по-прежнему в футболке и шортах.

— Ой, верно. — Роняю сумочку на пол. — Дайте мне минутку.

По окончании фильма первой ступаю на эскалатор. Джейк рядом.

— Что думаете об этом?

— Все было замечательно, — бросаю через плечо.

Джейк пробирается вперед и, став передо мной, оборачивается. Разговаривая со мной, он все время смотрит мне в лицо. И это совсем не смущает меня. Даже приятно. А когда Джейк опускается на ступеньку ниже и с шаловливой улыбкой смотрит на меня снизу вверх, он напоминает мне четырехлетнего племянника, которого у меня нет и которого я никогда не хотела иметь. Джейк такой милый, что хочется потрепать его за щеку.

— Отвратительно было, правда? — говорит он.

— Ну, отвратительно — слишком сильное слово…

— Но, все же недостаточно сильно, а?

— Пожалуй, да. Извините. — Печально качаю головой. — Я не умею лгать. Полагаю, было ужасно.

— Не извиняйтесь. Мне тоже совсем не понравилось.

— Правда?

— Настолько, что я даже разозлился.

— О, я не стала бы заходить так далеко…

— А я стал. Ничто не раздражает меня так, как посредственное кино. Если уж вы намерены создать дерьмо, почему бы не сделать это стильно? Если все настолько плохо, что нельзя исправить, не пытайтесь улучшить ситуацию. Сделайте ее еще хуже. Вставьте танцевальный номер или что-нибудь в этом роде.

— Давайте поговорим об этом. Вы заметили, что больше не выпускают плохих и смешных фильмов? Все они теперь просто плохие.

— Пол Верховен. Вот, например, забавно-плохой режиссер. Смотрели «Звездный десант»?

— Перестаньте! «Звездный десант» — блестящий фильм.

— А как насчет «Шоу-герлз»?

— Лучший плохой фильм из тех, что я видела.

— Вот, больше не выпускают таких плохих фильмов. Теперь все они неважные. — Джейк сходит с эскалатора. — И не вынуждайте меня говорить о фильмах де Ниро…

— Да, он — полный отстой.

— Нет, не отстой. Он просто… не хорош. И что хуже всего, раньше де Ниро был великолепен. Сейчас он просто карикатура на самого себя. Он, Аль Пачино и Дастин Хофман…

— И Джек Николсон… Джейк останавливается, хмурится. — Не Джек, — сдержанно произносит он. Я невольно улыбаюсь.

— Верно. Следует уточнить. Не Джек. На Джека я могла бы смотреть, даже если бы он просто читал меню. — Заслышав слово «меню», мой желудок словно подпрыгнул на скрипучем батуте.

— Проголодались? — проницательно заметал Джейк.

— Чуть-чуть.

— Поблизости есть какое-нибудь хорошее местечко?

— М-м… — Мысленно пробегаю список окрестных тайских, китайских и суши забегаловок. Но, как бы соблазнительно это ни было, я предпочла бы интересную беседу. В таком случае подошло бы что-нибудь нейтральное и обычное. — За углом есть закусочная.

— Я в предвкушении. Как, по-вашему, там есть молочный коктейль?

— Ну, полагаю…

— Когда вы в последний раз пили молочный коктейль?

— Не знаю. Ну, когда-то.

— Думаю, очень важно время от времени пить молочный коктейль.

— Не могу не согласиться.

Сегодня вечером я в великолепном настроении. Хотя могла бы убить за сандвич с тунцом, соглашаюсь на банальный греческий салат. Впрочем, Джейк уломал меня и на молочный коктейль. И на тарелку картошки.

— Проблема в том, — говорит он, окуная ломтик картошки в плошку с майонезом (это он заказал, но я рада, что майонез у нас есть), — что, хотя для таких актеров, как де Ниро или Аль Пачино, возможно, не осталось хороших ролей, никто другой им и в подметки не годится. Уверяю вас. – Джейк поднимает картофелину, как указку. — Назовите мне хоть одного молодого актера, на которого вы согласились бы смотреть, когда он читает меню.

— Вы имеете в виду не Джека?

— Да, кого-нибудь из новых.

Размышляю с минуту.

— Трудная задача.

— Конечно.

— Филип Сеймур Хофман?

— Вы можете сравнить Филипа Сеймура Хофмана с Джеком Николсоном?

— Вообще-то нет. А у вас есть идеи?

— Хм. — Он задумчиво жует картошку. — Я бы сказал, сейчас наиболее близкий вариант — это Джонни Депп.

— Да, на сегодняшний день он явно лучший актер. Но и он совершил несколько ошибок, вы видели «Тайное окно»?

— Нет.

— Повезло. А как вам Шон Пенн? Или Марк Руффало? О, знаю! Криспин Гловер!

Джейк хохочет:

— Криспин Гловер в «Ангелах Чарли»?

— Нет, Криспин Гловер в «У реки». — Тоже тянусь за картошкой. Джейк подвигает мне майонез. Ну, разве он не прелесть?

— Не то чтобы у него была фактура для чтения меню. Но мне нравится ваш подход.

Подход? Не припомню, чтобы кто-либо прежде хвалил мой подход. Даже не подозревала, что он у меня есть.

— А как насчет женщин? — интересуюсь я, в свой черед, тыча картофелиной в его сторону — Можете назвать актрису, за которой согласились бы наблюдать, когда она читает меню?

— Актрису? Эй, не хотелось бы об этом говорить. Но и актрисы сейчас не те, что раньше. Большинство из них — просто милые мордашки. Без обид.

— Без обид? Шутите? Да это самые обидные слова, какие я слышала. Есть множество одаренных актрис, которым вовсе ни к чему смазливые мордашки.

— Да? О'кей. Если назовете хоть одну, беру свои слова обратно. — Открываю рот. И замолкаю. Не могу вспомнить ни одного имени. — Вот видите? — поддразнивает Джейк.

— А Анжелика Хьюстон? — прищуриваюсь я.

— О'кей, во-первых, Анжелика Хьюстон, прежде чем стать актрисой, была моделью. И, во-вторых, вы вспомнили о ней только в связи с Джеком Николсоном.

— Возможно. Камерон Диас?

— Вы ведь шутите, правда?

— Ой, бросьте. В том, что делает Камерон, она великолепна. И она выбирает прекрасные сценарии. — Пожалуйста, не упоминай «Лакомые кусочки». Пожалуйста, не…

— Но, она все же не Голди Хоун.

— Возможно, Голди Хоун лет тридцать назад.

Джейк откидывается на спинку диванчика.

— А Сэнди Дэннис? Знаете ее?

Сердце у меня подпрыгивает и на миг замирает.

— Обожаю Сэнди Дэннис! «Кто боится Вирджинии Вульф» — один из моих любимых фильмов. Она потрясающая!

— И нет никого, равного ей, да?

— Да никто и рядом не просматривается. Как грустно… — Голос мой падает. И ни один из нас не говорит, что Сэнди нет и никто не доставит нам удовольствие, читая меню.

Допиваю остатки молочного коктейля. Мусолю соломинку во рту, тоскуя о том, что больше ничего не осталось. Греческий салат не заглушил голода. Пытаюсь припомнить, остались ли в холодильнике булочки.

Джейк бросает салфетку на пустую тарелку.

— Все было здорово. Спасибо, что согласились провести со мной вечер.

— Спасибо вам, что принесли мой телефон.

— Нет, я серьезно. Большое спасибо. Мне это очень нужно сейчас. — Джейк вздыхает.

Делаю еще одну героическую попытку вытянуть капли молочного коктейля со дна стакана. Не выпытывай. Джейк качает головой:

— Знаете, я только что расстался со своей девушкой.

Какое счастье, что я не расспрашивала.

— Мы встречались пять лет, — продолжает он. — И на прошлой неделе я узнал, что она изменяет мне.

О Господи! Как же хорошо, что я не приставала с расспросами.

— Мне очень жаль, — как дура бормочу я.

— Ничего. Я уже в порядке. Знаю, Грегори сказал вам, что у меня проблемы. Мне не хотелось, чтобы вы думали, будто я псих или что-то в этом роде.

— Мне это никогда не приходило в голову.

— Ну и хорошо. — Джейк вынул бумажник. — Поскольку я действительно провел прекрасный вечер, надеюсь, мы повторим это как-нибудь.

Ага, сколько раз я слышала эти слова прежде?

— Конечно. — Я пожимаю плечами.

— На следующей неделе выходит новый фильм Содерберга. Не хотите посмотреть?

— С удовольствием!

— Как насчет пятницы?

Мы вместе платим по счету, и Джейк предлагает проводить меня. Нам удается избежать обычной неловкости, завершающей приятный вечер, поскольку мы непрерывно называем имена молодых восходящих звезд. Я называю Джейка Гилленхаала, он предлагает Мэгги, и мы оба отвергаем столь очевидные кандидатуры. Кирстен Данст? Слишком смазлива. Кифер Сазерленд? К сожалению, специфически телевизионная звезда. Колин Фаррел? Это многообещающий актер, но…

Останавливаюсь у своего дома и выжидательно оборачиваюсь к Джейку. Однако он, не задерживаясь, проходит мимо и машет мне рукой на прощание.

— Увидимся в пятницу! — Джейк ускоряет шаг, направляясь в сторону подземки.

И как вам это? Ни поцелуя в щечку, ни затянувшихся объятий, ни нежного прощания… Вообще ничего! Черт меня побери! В ярости врываюсь в подъезд.

Однако, уже поднимаясь по лестнице, понимаю, что у меня нет никаких оснований для раздражения. Подумаешь, большое дело, что это было не свидание. Ну, Джейк не счел меня неотразимой. С этим я готова смириться. Дело, знаете, в чем? Уверена, мне понравился наш спокойный приятный вечер.

Это хорошо, решаю я. Да что там? Это отлично! Я бы каждый день вела такие легкомысленные беседы о кинозвездах, вместо того чтобы жалеть себя, добродушно подшучивая над бывшими подружками и бывшей работой. Мне нравится заводить новых друзей. Особенно люблю, когда новые друзья — мужчины. В обществе Аманды и Лори мужчины, которых я встречаю, просто растворяются. И не то чтобы я не могла завести волнующие платонические отношения с представителями другого пола на рабочем месте. У меня просто нет рабочего места. Что ж, замечательно. Займемся этим.

Впервые за девять недель я спокойно уснула. И не просыпалась, пока меня не разбудил звонок. Добрую минуту пытаюсь нашарить часы на ночном столике, потом подскакиваю, сообразив, что уже много месяцев не заводила будильник.

Звонит телефон.

Когда, выпрыгнув из постели, несусь в гостиную, глаза мои все еще не совсем открыты. Вслепую ощупываю диван в поисках того, что напоминает телефонную трубку.

— Алло? — неуверенно отвечаю я.

— Алло, это мисс Сара Пелтье?

— Да. — Отодвинув трубку, зеваю во весь рот.

— Здравствуйте, Сара, это Боб из «Тайм уорнер».

— О, привет, Боб! Спасибо, что позвонили. — Отчаянно пытаюсь собрать мозги. Но в голове мысли только о том, как бы вновь зарыться в одеяло и спрятаться под подушкой. Не могу припомнить, в какой отдел «Тайм уорнер» я отправила свое резюме. НВО? «Новая линия»?

— Мисс Пелтье, я хотел бы поговорить с вами о наших новых услугах, предоставляемых…

— О, конечно. — Ситуация проясняется. Я, должно быть, отправила заявление в АОЛ. — Вам нужны писатели?

— Э-э… — Голос Боба звучит несколько сконфуженно. — Может быть. Не знаю. Придется выяснить. Но сейчас я звоню, чтобы рассказать вам о новом высокоскоростном доступе в Интернет, который мы предлагаем по рекордно низким ценам.

О, вот теперь все ясно. Боб не предлагает работу. Он продает.

Молча вешаю трубку.

Думаю, я должна быть благодарна Бобу за то, что вытащил меня из постели. Боже упаси, чтобы я потеряла столько времени из предстоящего очень занятого дня. Кое-кто назвал бы мой день не богатым событиями. Но я могу отметить как минимум десять дел, полностью занимающих мое утро. Я мою посуду, проверяю электронную почту (ни слова от «Эспен куотерли»). Прибираюсь в ванной, в гостиной, снова проверяю электронную почту (все еще ни слова от «Эспен куотерли»). Загружаю стиральную машину, проверяю электронную почту, перекладываю белье в сушилку, проверяю электронную почту, складываю одежду, проверяю электронную почту. (Может, следует еще раз отправить резюме и письмо, просто на всякий случай?)

И каким-то образом между всеми этими делами я нахожу время, чтобы закончить дерьмовый роман, который прислала Принцесса. Теперь, поскольку я понимаю, что вы никогда не станете читать эту книгу, готова сообщить, что убийца — обезображенная сестра-близнец роскошной манекенщицы.

Стряпаю краткое содержание, добавляю несколько едких замечаний и, даже не потрудившись перечитать, отправляю свои соображения Принцессе. Однако незачем просто так сидеть перед компьютером, глазея на надпись: «Нет новых сообщений». Так что пытаюсь придумать новые способы терзать себя.

Один тут же приходит в голову. О'кей, не говорите Аманде, но я недавно обнаружила, что за коробками с обувью в шкафу она прячет весы. Тихо, украдкой, на цыпочках проскальзываю в ее комнату и робко сую руку за кожаные сапожки.

Аккуратно опускаю весы на пол. Ставлю на них одну ногу, прикрываю глаза, затем ставлю другую.

Прежде чем я успеваю приоткрыть глаза, звонит телефон.

— Черт, черт, черт! — Выругавшись, спрыгиваю на пол и делаю бессмысленную, идиотскую попытку затолкать на место весы и одновременно ответить на звонок.

Звонит негодующий Марк Шапиро.

— Вы внесли в резюме изменения, о которых я говорил?

— Разумеется, — вру я.

— Отлично. Отправьте мне немедленно исправленную копию. Я нашел для вас идеальную работу.

— Правда?

— Точно. Компании нужен блестящий, независимо мыслящий работник. Кроме того, им нужен кто-нибудь с писательскими навыками. Когда я рассказал о вас, они пришли в восторг.

— Прекрасно. А что за работа?

— Должность помощника менеджера в одном из элитных агентств по продаже недвижимости.

Что?!

— Гм, о'кей. — Мгновение размышляю. — А зачем им нужны писательские навыки?

— Ну, вам придется работать с человеком, плохо говорящим по-английски. Он нуждается в помощнике, чтобы тот писал постановления о выселении.

Господи Иисусе!

— Это только начало, — продолжает Марк. — Но там огромные возможности для роста. Большинство помощников уже в течение первого года становятся менеджерами.

— Но я не хочу быть менеджером…

— Они платят пятьдесят тысяч в год.

— Ого! — Это звучит заманчиво.

— Я уже договорился о собеседовании на завтра.

— В какое время?

— Девять утра.

О-охх.

Утренний час пик. Длинные очереди за стойками кофеен. Тусклый свет, отражающийся от небоскребов, громкие гудки такси и вопли таксистов. Турникеты в метро, щелкающие, как игровые автоматы в Атлантик-сити. И обезумевшие, страдающие от недосыпания пассажиры с «Нью-Йорк пост» в руках, утрамбовывающиеся в вагоны, цепляющиеся за поручни, приветствующие начало рабочего дня запахом дезодорантов. Направляющиеся на каторгу в шахту с огромными кувалдами на плечах. Эй, хей-хо, вот мы идем!

121 West 68th Street, Apt 4B

дом:(212)555-1476

моб:(917)555-9317

New York, NY 10023

E-mail s.pelletier@hotmail.com

Сара Пелтье

ОПЫТ РАБОТЫ

2000–2002: 451 Films.com, Нью-Йорк

Помощник Президента по администрации

Обработка и обновление базы данных отдела

Работа на коммутаторе и ответы на телефонные звонки

Машинопись, обработка всей письменной корреспонденции

Ответственная за прохождение всей поступающей информации

1999–2000: кинофестиваль Нью-Йорка, Нью-Йорк

Исполнительный помощник

Ответственная за распространение рекламных материалов

Редактирование текстов для фестивального каталога

Координация обсуждений после показа зрителями и специалистами

Функции посредника между производителями фильмов и спонсорами фестиваля

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

1997–1999: университет Браун, Провиденс

Писатель, художественный раздел

Критические обзоры фильмов

Освещение всех культурных событий университета

1997–1999: Киноклуб Брауна, Провиденс

Руководитель молодежного отделения

Обзоры фильмов

Редактирование буклетов и печатной продукции о кино

ОБРАЗОВАНИЕ

1996–2000: университет Браун, Провиденс

Бакалавр: английский язык.

Средний балл — 3,8

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ НАВЫКИ

Французский язык — свободно.

Машинопись — 50 слов/мин.

Опыт работы с «Word», «Excel», «Powerpoint».

Глава 7

На первый взгляд мое резюме выглядит точно так же. Однако есть некоторые различия. Пусть незначительные, но все же различия. А в отдельных частях очень даже важные. Прошу заметить.

Написание резюме — это вид искусства. Весьма тонкого искусства. Работодатели выискивают особые слова и набрасываются на них. И в зависимости от того, какой именно работник требуется, они желают видеть слова «дисциплинированный», «исполнительный» или «творческий». Гораздо чаще, как в моем случае, они предпочитают слова «ответственный», «организованный» или «способный подчиняться».

К счастью, большинство работодателей пропускают подробности. Попробуйте написать, что вы «отвечали за распространение высококачественных наркотиков среди ребятишек бедных кварталов Нью-Йорка» и «действовали в качестве посредника между колумбийскими наркокартелями и организованной преступностью Нью-Йорка». Любой работодатель усвоит лишь одно: что вы специалист по распространению и можете действовать в качестве посредника. И это чертовски здорово. Более того, возможно, они даже обратят внимание на то, что вы избрали такой нелегкий путь, как работа с детьми. Настоятельно рекомендую акцентировать ваш альтруизм при каждом удобном случае.

Итак, вернемся к резюме, которое я намерена отправить в компанию по управлению недвижимостью. В управлении недвижимостью я ничего не смыслю и едва ли буду когда-нибудь смыслить. Поэтому свои навыки и умения я свела до минимума. Будущим нанимателям незачем знать, что я умею вести дела с производителями фильмов или могу просмотреть невероятное количество развлекательной дряни в поисках одного стоящего фильма, в лучшем случае — конкурентоспособного. Однако на них, вероятно, произведет благоприятное впечатление то, что я умею печатать вслепую.

«Помощник начальника отдела развития»? Слишком оригинально. Изменено на более приемлемое — «исполнительный помощник»; это достаточно абстрактно, чтобы всем понравиться.

В раздел о дополнительной деятельности я добавила, что была «Руководителем молодежного отделения». Звучит многообещающе, правда? Что я руководила молодежным отделением киноклуба в своем колледже, возможно, и не заметят.

А если вы исключительно наблюдательны, то заметите, что я добавила раздел о своем умении работать с компьютером и навыках машинописи. Чтобы освободить место для этой информации, я избавилась от упоминания о работе практиканта. Кому нужно знать, что я когда-то была практиканткой, если описание моей последней должности свидетельствует обо мне как об исполнительной бесстрастной простофиле? Прочитав это резюме, вы не заподозрите во мне никаких отталкивающих качеств. Я расписала себя как идеальную, ответственную, исполнительную маленькую секретаршу. Пустые глазки, безжизненная улыбка, и все.

В 7.30 утра продираю глаза и тащусь в ванную. Дверь закрыта. Стучу.

— Войдите. — Голос Аманды.

Открываю дверь.

Обычно мы с Амандой не пересекаемся по утрам, и я радуюсь, застав ее перед зеркалом: сероватая кожа, бледные губы, лучистые голубые глаза скрыты тяжелыми темными веками. Волосы беспорядочными прядями накручены на бигуди. Она выглядит почти по — человечески.

— Что это ты поднялась в такую рань? — спрашивает она у зеркала.

— У меня интервью.

— Что за должность?

— Помощник менеджера по управлению недвижимостью, — объясняю я, хватая зубную щетку.

Аманда снимает бигуди, и знакомые пышные локоны ложатся на свои привычные места.

— Не хочешь взять что-нибудь из моего гардероба?

— Если у тебя нет комбинезона и каски, то нет.

Она выпускает на волю еще один идеальный локон.

— Знаешь, а тебе это пошло бы. Корчу рожу зеркалу.

Барб Уоллес, директор по кадрам в «Купер юнион менеджмент», — бойкая маленькая чихуахуа среди женщин. К сожалению, чихуахуа в дизайнерском деловом костюме. Начинаю сомневаться в своем выборе одежды. Хотя и считаю этот наряд вполне приличным и подходящим, постепенно осознаю, что «приличный» не обязательно означает черные брючки в обтяжку и кружевной топ, который я приберегала в колледже для особых случаев — вроде встречи выпускников или первого дня занятий очередного семестра.

Возможно, из-за ассоциаций с чихуахуа Барб напоминает мне нашу миниатюрную учительницу испанского в школе: та вечно усаживалась на стол скрестив ноги. Несмотря на дружелюбие и некоторую восторженность Барб, в ее обществе я чувствую себя безмозглым подростком. Задав вопрос, она ждет ответа так терпеливо и улыбается так поощрительно, словно готова аплодировать любым моим словам.

Словно по подсказке, заверяю Барб, что ищу «возможности учиться» и готова начать работу с самых низов, поскольку должность предполагает, разумеется, «потенциальный рост». На Барб явно произвели впечатление мои подготовленные, хорошо отрепетированные ответы.

Затем она переходит ко второй стадии — Сомнение. Барб смотрит в мое резюме, размышляет, затем у нее рождается трудный вопрос. Такого типа:

— Вижу, вы много работали в индустрии развлечений. И это несколько озадачивает. Отчего вы не хотите больше работать в кино, кинопроизводстве?

Хороший вопрос. Даже блестящий. И ответ, естественно, затруднителен. Правда заключается в том, что я хочу работать в кино, в любой сфере кинопроизводства. Но работа, о которой я мечтаю, в настоящий момент мне недоступна.

К счастью, у меня есть заранее подготовленный ответ, чуть более, скажем так, тактичный.

— О, я люблю кино, — абсолютно честно отвечаю я. — Но мне нравятся такие фильмы, каких больше не выпускают. Мне нравится, когда Мэрилин Монро окунает в шампанское картофельные чипсы. Или когда Марлон Брандо чиркает спичкой о задний карман своих джинсов. Но сейчас всего этого уже нет. Ныне выпускают трилогии и римейки. Я не желаю участвовать в этом. Я с удовольствием смотрю в свободное время старые фильмы. Но что касается работы, предпочитаю делать что-нибудь более значительное.

Барб улыбается. Она довольна. Что ж, продолжаем.

Барб протягивает мне схему. Честно говоря, я не слишком внимательна, но, полагаю, это схема корпоративной иерархии «Куперюнион менеджмент». Пока Барб изо всех сил старается подчеркнуть разницу между исполнительным вице-президентом и вице-президентом, я отвлекаюсь и рассеянно рисую собственное будущее в роли полноправного менеджера по управлению недвижимостью.

На мне каска. Я сижу на лесах, на самом краешке, на уровне пятого этажа, и поедаю ленч из пластиковой коробки. Затем, естественно, леса уходят из-под меня. Без всякой причины. Просто растворяются.

Итак, теперь я распластана на мостовой. Не могу шевельнуть шеей. Парализована. И пытаюсь взглянуть туда, вверх, на свое бывшее место, которое символизировало пик моего так называемого «потенциального роста». А затем слышу скрежет. Вся конструкция кренится, раскачивается и обрушивается прямо на меня…

— Итак. — Барб подается вперед, отрывая меня от беспокойных мечтаний. — Эта работа вам интересна?

Я уже говорила, как ненавижу этот вопрос? Но, я же не могу ответить прямо: «Нет. Эта работа — отстой. Можете засунуть ее себе в задницу».

— Было бы интересно попробовать новые возможности, — мягко отвечаю я.

— Отлично. — Она встает. — Тогда вам следует встретиться с Владимиром.

Бросаю короткий взгляд на схему, начерченную Барб, и замечаю квадратик, отмеченный словами: «Владимир — исполнительный вице-президент». И прямо под ним еще один квадратик: «Вы».

— О'кей, окажите мне любезность… — почти умоляюще произносит Барб, когда я поднимаюсь с места. — Не наденете ли это? — Она снимает пиджак и протягивает мне.

Давайте-ка проясним ситуацию. Во-первых, я понимаю, что мои брюки слишком узки, а блузка чуть откровенна. Но я возмущена тем, что неодобрение Барб заставляет меня чувствовать себя стриптизершей, которую наглые подчиненные наняли для вечеринки по случаю дня рождения Владимира.

А во-вторых, как я уже упоминала, Барб крошечная, миниатюрная женщина. Я же, конечно, не амазонка, но во мне, несомненно, больше восьмидесяти фунтов, да и рост мой превышает пять футов. Примерить ее пиджак — смешная затея, и меня бесит, что Барб осенила подобная мысль. Ее пиджак мне не удастся даже натянуть на плечи.

— Э-э… о'кей. — Барб неохотно надевает пиджак. — Может, если вы чуть ниже опустите блузку…

Борясь со слезами, натягиваю нижний край блузки, скрывая соблазнительную полоску живота.

Я ничуть не удивилась, что Владимир окинул меня критическим взором. Несомненно, беседа пройдет весьма болезненно. Схватив свою рабочую папку, он бросил мне первый оскорбительный вопрос:

— У вас есть достоинства?

Поверьте, я не готова к такому варианту допроса. Все мои прошлые собеседования проходили довольно неформально, просто как разговор. Убеждена: во мне есть нечто большее, чем набор достоинств, слабостей или сомнительных познаний. Может, он хочет, чтобы я немного рассказала о себе?

Поскольку готового ответа у меня нет, перехожу к обычному плану, то есть к наступлению. Бессвязно бормочу, пытаясь ублажить Владимира интеллектуальным анекдотом. Надеюсь, что это и будет ответом на его вопрос. На самом деле я хочу выиграть время. Рассказываю ему об Энди Эдгаре, лидере киноандеграунда, который искал способ распространения информации, чтобы вызвать интерес к своему новому экспериментальному художественному фильму.

— Слушайте, это было что-то! — восклицаю я. — Да, он был грандиозен. Но знаете что? Очаровательный и забавный, Энди носился с фантастической идеей, но — увы! Парень не мог сосредоточиться даже ради спасения собственной жизни. Придать проекту определенную форму — вот что стало проблемой. У вас есть невероятный парень и невероятный проект. Но нет никого, способного заставить все это работать, понимаете? Так что, естественно, проект рухнул на мои плечи, и мне пришлось пробивать его. В конце концов, после множества ухищрений мне удалось превратить все это во вполне пристойное рабочее предложение. Выражение лица Владимира оставалось бесстрастным. Либо он не понимает меня, либо понимает слишком хорошо. Просто я не нравлюсь ему.

— Я пытаюсь сказать, что стремлюсь использовать все возможности.

Владимир кивает, пишет у себя на листочке: «использовать возможности» и вновь смотрит на меня.

— У вас есть слабости?

Я смеюсь:

— Признаться, я не хватаю все на лету.

Не обращая внимания на мое остроумие, Владимир помечает у себя: «не хватает все на лету».

После этого наше собеседование, слава Богу, прерывается. Владимира вызывают на совещание, а мне предлагают пройти к выходу. Все бы ничего, если бы я помнила дорогу сюда. Для начала — я плохо ориентируюсь. А в офисе без окон нельзя даже полагаться на солнечный свет, чтобы отличить восток от запада.

Бреду по лабиринту кубиков, поспешно проскальзывая мимо секретарш, которые злобно косятся на полоску моей бесстыдно обнаженной кожи. Вот бы найти вестибюль! Но вместо этого я натыкаюсь на один кабинет за другим. Вероятно, я уже сделала несколько кругов.

Инстинкт побуждает меня повернуть налево, поэтому я иду направо. И наконец, вижу массивную дубовую дверь, которую так долго искала. С остервенением толкаю ее, стремясь вырваться из душного офиса.

И оказываюсь в зале совещании.

Разгневанные лица оборачиваются ко мне. С торца длинного стола сурово поднимается Владимир. Воинственно указывает на меня пальцем:

— Повернитесь! Идите в конец зала.

Поворачиваюсь. Иду в конец зала.

Возвращаясь домой, захожу в банк. Хочу пережить захватывающие минуты, проверяя свой банковский баланс. Прикидываю, не снять ли со счета все сорок долларов. Эта абсурдная идея вызывает у меня смех, и я снимаю двадцать. Тоже неплохо. Банкомат выплевывает мой чек и сообщает, что на текущем счете осталось девятнадцать долларов.

Хорошая новость состоит в том, что сегодня четверг и днем должно поступить пособие по безработице. Смотрю на часы. 12.30. У меня полно времени, чтобы перехватить почтальона по дороге. Потом я вернусь и обналичу чек.

Комкаю квитанцию и выбрасываю в корзину уже на выходе. Охранница, грузная темнокожая тетка, улыбнувшись, открывает мне двери.

— Пока-пока, малышка, — подмигивает она.

О'кей, полагаю, плохая новость заключается в том, что обналичивать чек придется в другом отделении банка. Если уж охрана узнает меня в лицо, неловко будет возвращаться сюда. И без того неудобно толкаться в дальнем углу у стойки, как какой-нибудь хулиган-подросток, пытаясь прикрыть локтем чек со штампом в верхнем углу «Нью-Йоркский департамент занятости». Неужели государству так трудно принять закон о прямом перечислении денег, чтобысделать мою жизнь чуть менее унизительной?

Прохожу несколько кварталов и задерживаюсь на углу, чтобы купить кофе у уличного торговца. Новую двадцатку менять не хочется, выуживаю из сумки мелочь и наскребаю семьдесят пять центов. Продавец смотрит на меня, вздыхает и, склонившись над прилавком, пересчитывает монеты.

— Пять, десять, пятнадцать…

В 12.45 устраиваюсь на лавочке напротив своего дома в ожидании почтальона. Но едва я уселась поудобнее, как зазвонил телефон. Ну конечно!

— Сара?

— Привет, Грейси.

— Привет, куколка. Сделай одолжение, напомни, где ты теперь живешь?

— Хм, на Шестьдесят восьмой.

— Это запад, да?

— Да.

— Отлично. Кажется, я тут по соседству. Не встретишься ли со мной примерно через полчаса у входа в мой спортзал? У меня с собой книжка, которую я хотела бы передать тебе.

— О, конечно. А где твой спортзал?

— Куколка, ты прекрасно знаешь, где он. «Равноденствие», на Бродвее. Угол Бродвея и… Девяносто второй, кажется?

Девяносто второй? Каким образом это может быть по соседству со мной?

— О'кей, Грейси. Скоро буду.

— Пока, куколка!

Нехотя поднимаюсь и начинаю долгий путь в двадцать четыре квартала к северу.

Принцесса стоит на улице, прихлебывая из двухдолларовой бутылочки природную минеральную воду. Глаза ее защищены от слабого солнечного света очками от Армани. Судя по виду Грейси, она собралась вовсе не в спортзал. Скорее, она выглядит так, словно принарядилась для вечеринки, посвященной теме спорта. Ладно бы она просто надела велюровый спортивный костюм — курточку на молнии и соответствующие штаны. У нее и повязка на голове была в тон. И новые спортивные туфли того же оттенка, что и голубая полоска сбоку на штанах. Если вы думаете, что Грейси сняла свои бриллиантовые сережки или свои часики от Картье, то жестоко ошибаетесь.

— Эй, привет, куколка! — машет она мне.

— Ты уже потренировалась?

— Не-а. Йога через пять минут. — Изящным жестом Грейси вновь прикладывается к бутылочке. — Сто пять градусов, а я так и не вспотела. Кстати, мне понравился твой последний обзор.

— О, спасибо…

— Вот, держи. — Она ныряет в свою твидовую сумку от Кейт Спейд, исполняющую в настоящий момент еще и функции спортивной, и вытаскивает книгу. — Я собиралась взять ее домой и почитать, но в последний момент опять что-то произошло.

Забираю книгу. Она гораздо тяжелее, чем предыдущая. Это добрый знак.

— Нет проблем. Уже предвкушаю удовольствие.

— Отлично. Не спеши с этим. Можешь прислать отчет в любое время на следующей неделе. — Грейси снимает очки и сдувает несуществующие пылинки, прежде чем бережно убрать их в кожаный футлярчик. — Кстати, если тебе интересно, почему я занята сегодня: встречаюсь с Ленни.

Мне неинтересно. Но я приподнимаю бровь и изображаю любопытство. — Ленни?..

— О, Сара, не прикидывайся скромницей. Ты помнишь Ленни Хокинса.

Грейси пытается угадать, какое впечатление это произвело на меня. Поэтому я стараюсь изо всех сил.

— Правда? Тот самый? Писатель?

— Угу. — Она подмигивает мне. — И великолепный писатель, если помнишь.

Угу. Совсем не помню.

— О, он пишет сценарий по своему новому роману или что-то в этом роде? — спрашиваю я, полностью утратив интерес к происходящему.

— Возможно. — Она пожимает плечами. — Но думаю, мы с ним прекрасно понимаем, зачем на самом деле встречаемся.

— Верно. Приятного вечера.

— О, так и будет. — Она собирается уходить. — Пока!

— Пока, Грейси.

Я смотрю, как она взбегает по ступенькам спортзала, и вдруг меня охватывает чувство, которое Грейси, казалось бы, не способна вызвать. Мне становится жаль ее.

Сломя голову несусь домой и догоняю почтальона у двери.

— Привет, привет, 4В! — Тоненькие черные усики приподнимаются в кошачьей усмешке. Он протягивает мой чек. — Я чувствовал, что встречу вас сегодня. Какая приятная неожиданность, да? — Почтальон хихикает, роясь в стопке конвертов. — А для вас есть еще кое-что.

— Правда?

— Большой пакет. — Он протягивает мне на удивление толстый пакет. — Я и не подозревал, что вы собираетесь стать знаменитым адвокатом.

— Что? — Разглядываю конверт. Действительно, адресован мне. Но в левом верхнем углу штамп отправителя: Колумбийский университет, Юридическая школа.

— Мам!

— Да, плюшечка?

— Ты отправляла мне анкету юридической школы?

— Конечно. Я ведь говорила тебе, что собираюсь это сделать.

— Никогда.

— Готова поклясться… нет. Ты права. Должно быть, выскользнуло из памяти. Просто мы с папой подумали…

— О нет, только не это! — Сжимаю телефонную трубку, словно это ее шея. — Не впутывай в это отца. Эта безумная идея явно принадлежит тебе.

— Успокойся, плюшечка. Выслушай меня. Мы с папой договорились насчет тебя.

— Договорились? Не уверена, что готова подписаться под этой сделкой, поскольку мне не хватает юридического опыта и прочего.

— Не знаю, есть ли у тебя выбор. Мы с отцом не сможем содержать тебя вечно.

— Я никогда не просила у вас денег…

— Пока — нет. Но как иначе ты намерена оплачивать медицинскую страховку?

— Я… ну, я… я скоро получу работу.

— Да? Ты уверена?

Нет, не уверена. Крепче сжимаю трубку.

— Мы позаботимся о твоем юридическом образовании. Это стоящее вложение капитала. Для тебя и для нас.

— Но я не хочу быть юристом…

— А адвокатом в сфере развлечений, шоу-бизнеса?

Судорожно сглатываю комок желчи, скопившейся в горле. Адвокат в шоу-бизнесе? Боже правый, пожалуй, еще худшее словосочетание только фисташковое мороженое с майонезом.

Адвокат в шоу-бизнесе. Это те ребята, что постоянно на прямой связи с сатаной. В конце концов, одна душа за контракт на три картины с «XX век Фокс» — более чем честная сделка.

— Мы оплатим расходы по поступлению, — продолжает мама, нимало не смущаясь моим молчанием.

— Я готова предложить куда лучший способ вложения денег.

— За экзамены мы тоже заплатим. Они в следующем месяце.

— По-моему, это напрасные траты.

— И может, еще немного наличных подкинуть?

— Ты пытаешься подкупить меня?

— Мы с папой рассчитывали на сумму примерно в триста долларов.

— Я подумаю над этим.

Звонок подругой линии, слава Богу! Мне даже не придется лгать.

— Сара? Сара! Что случилось? Ты еще здесь?

— У меня звонок по другой линии. — Я даже не смотрю на определитель. — Это очень важно.

— Хорошо, плюшечка. Люблю тебя.

— Я тоже люблю тебя. — Щелк. — Алло?

— Сара. Это Марк Шапиро.

— Марк, — вздыхаю я, — ой, Марк, привет. Я только что собиралась вам звонить. Думаю, сегодняшнее собеседование прошло не совсем гладко…

— Правда? А Барб только что звонила мне и сказала, что вы им понравились.

— Вы, наверное, шутите.

— Нет, нет, — уверяет он. — Они сочли вас очень умной, милой и доброжелательной. Но они хотят посмотреть образцы вашей литературной деятельности.

— Какого рода литературной деятельности?

— Ничего особенного. Возможно, пару абзацев, максимум страницу. Что-нибудь о недвижимости.

— Хорошо, — отвечаю я.

Городская недвижимость.

На нынешнем рынке в период кризиса и спада деловой активности не имеет значения, кто мы, чем занимаемся где, окончили школу. Единственное мерило успеха, критерий достойного положения в обществе — это место, где мы живем.

Приглашение в чей-либо дом стало чем-то вроде билета в чужую душу. До сих пор мы смущаемся, демонстрируя столь открыто свои личные тайны. Мы крайне неохотно признаемся, в какой части города проживаем: в Вест-Сайде или Ист-Сайде. Районы, где мы обитаем, в известной степени отражают нас самих — они словно помечают нас, относя к определенному стереотипу. Обычно за этими категориями кроется множество ложных представлений. Сами же эти районы всегда небезопасны.

Полагаю, для всех нас было бы лучше, если бы мы рассматривали жилище как таковое, а не его расположение, в качестве конкретного, деревянного или кирпичного, материального выражения самих себя.

Мы, жители Манхэттена, представляем собой скопление раков-отшельников, копошащихся на берегах Гудзона в поисках брошенных раковин. Но мы должны постоянно учиться находить компромиссы. Зачастую раковины, которые мы выбираем для себя, малы, выщерблены или бесцветны. В действительности наиболее яркие черты наших жилищ не их достоинства, а недостатки; гораздо выразительнее детали отсутствующие.

Для одних охранник-портье у входа — непозволительная роскошь. Другие считают экстравагантным вид на заросший бурьяном двор, или балкон, выходящий в едва освещенный узкий переулок, или окно, из которого видна соседская спальня. Солнечный свет, самое ценное природное богатство, зачастую становится дополнительным элементом, без которого мы легко обходимся. Если само здание расположено недалеко от станции метро, прачечной и хорошего ресторана, единственным требованием к комнате, где мы решаем поселиться, будет наличие в ней матраса.

Мы говорим себе, что все это временно. Скрестив пальцы, предвкушаем кончину дальних родственников, живущих в великолепном доме на Манхэттене, надеемся унаследовать их двухэтажные апартаменты рядом с Центральным парком. Мы молимся о падении рынка, о выигрышном лотерейном билете, о чем угодно, что позволит поверить: наше жилище, как и мы сами, когда-нибудь полностью реализует свой потенциал.

Глава 8

Добавляю последние штрихи к своему эссе и тут замечаю: часы на компьютере, обычно отстающие на несколько минут, показывают 6.30. Сохраняю документ, решив отправить его завтра с утра, хватаю сумочку и вылетаю за дверь. Потом возвращаюсь за карточкой на метро, забытой в кармане вчерашних джинсов.

Успеваю к бару на Спринг-стрит в 7.15. Едва открываю дверь, передо мной появляется шустрая брюнетка.

— Вы на «Шестиминутное знакомство»? — щебечет она.

— Ага, — отвечаю без тени жизнерадостности.

— Супер! — В одно мгновение брюнетка прицепляет мне значок с именем, вручает листок с протоколом и список примерных вопросов.

— Итак, вы прежде участвовали в подобных мероприятиях? — спрашивает она.

— Пару раз.

— В самом деле? Не хотите ли записаться для участия в одной из наших вечеринок «Ветеранов свиданий»?

Не могу ответить немедленно, ибо судорожно вздрагиваю при одной мысли о «Ветеранах свиданий». Перед глазами возникает картинка: группа неопрятных людей с искалеченными конечностями и перевязанными сердцами травит фронтовые байки о победах и поражениях на поле любовной брани. А на заднем плане жирная тетка поет караоке «I Will Survive».

Веру у распорядительницы бумаги, невнятно пробормотав слова благодарности, и спешу к бару, где Лори уже треплется по одному из своих телефонов.

— Да, нет проблем. Я могу спросить ее прямо сейчас. — Она подмигивает мне. — Давайте перезвоню вам через пять минут. — И захлопывает телефон.

— Тебе нужна работа?

— Разумеется.

— На этой неделе художественный отдел слегка зашивается. Режиссер только что увидел стены в павильоне. И пришел в ужас. Их нужно перекрасить до того, как мы начнем съемку в понедельник. Ну что, поможешь?

— Долго работать?

— Пару дней? Или три? За триста долларов.

— Но я…

— Платят, конечно же, черным налом.

— Тогда с удовольствием.

Бармен, проходя мимо, бросает на меня вопросительный взгляд. Качаю головой.

— Не хочешь ли, выпить? — спрашивает Лори. — Я плачу.

— Нет, предпочитаю остаться трезвой.

Она стонет.

— От тебя вовсе не требуется ни трезвости, ни здравомыслия. Напротив, важно немного расслабиться. Именно поэтому они просят приходить пораньше.

— Слушай, ты же знаешь правила. Я пришла на это действо только потому, что ты убедила меня, будто это отличная тренировка для собеседований. Но не припомню, чтобы перед серьезными встречами в крупных офисах людей встречал открытый бар, и я просто…

— Ладно, ладно, эти твои правила. Извини, забыла. На миг мне показалось, будто ты участвуешь в этом, потому что это забавно.

— Забава — это расходы, которые я не могу себе позволить.

— Печально. Но я оплачиваю это мероприятие как «деловую вечеринку».

— Ты серьезно?

— А как еще я убедила бы босса отпустить меня пораньше?

— Как все это угнетает.

— Хочешь знать нечто еще более угнетающее? Я просмотрела свой календарь и выяснила, что не попадаю на подобные мероприятия вплоть до сентября. Я должна ждать сентября, чтобы участвовать в шестиминутном свидании! Боже упаси, чтобы парень пригласил меня на обед. Что мне ответить? «Простите, я свободна с полуночи до четырех утра»? — Лори одним махом ополовинила свой бокал. — Давай не будем об этом. — Наклонившись, она прошептала: — Кстати, я уже присмотрела одного. Взгляни на морячка в углу.

Равнодушно поворачиваю голову. Он сидит за дальним столом, нависая неправдоподобно громадными бицепсами над пинтой пива. Кого он пытается одурачить своей короткой стрижкой? Хотя волосы высветлены, невозможно скрыть, что их количество неуклонно сокращается.

— То, что надо для тебя, — говорю я.

— Не для меня, тупица. Для тебя!

Закатываю глаза.

Лори прищелкивает пальцами и выпрямляется.

— Вспомнила, что хотела сказать. Та книжка Паскаля, что я дала тебе почитать…

— Мне понравилась.

Лори нетерпеливо взмахивает рукой:

— «Парамаунт» купил ее. И уже пригласили Джорджа Клуни.

— Серьезно? Прекрасный выбор.

— Он прекрасный выбор для чего угодно.

— А что насчет «Die Dämmerung»?

— Die — что?

— Немецкая книжка, что ты давала.

— А, ты имеешь в виду «Сумерки».

— Не важно.

— Нет, пока нет. Ты начала читать?

— Хотела бы. Но совершенно нет времени. Принцесса присылает мне все эти книжки на рецензирование…

— Ой-е-ей! — Лори воздевает ладошки, прерывая меня. — Ты все еще работаешь на Принцессу?

— А я тебе не рассказывала?

— Нет. — Она бросает вороватый взгляд за барную стойку и понижает голос: — А у тебя есть шанс прочесть книжку «Гидеон»?

Эта таинственность интригует.

— Что за «Гидеон»?

— Это может стать грандиозным. Мы ждем ее выхода со дня на день. Говорят, автор станет новым Джоном Ирвингом.

— Правда? А о чем книга?

— Понятия не имею. О чем вообще все эти книги? Что-то вроде «Парень достиг совершеннолетия». Сообщишь мне, если увидишь?

— Лори, ты же знаешь, я не могу. Таким образом, я обманула бы «доверие» Принцессы.

Лори насмешливо смотрит на меня.

— Боже мой, — бормочет она, — ты говоришь это так, словно мы собираемся стащить планы создания термоядерной бомбы.

Я фыркаю. Если кто-то и придает излишне важное значение киноиндустрии, так это именно я.

— Просто на всякий случай имей это в виду, — просит Лори.

Не успеваю я ответить, как позади нас появляется суетливая брюнетка.

— Лори. Пора занимать места.

Напротив меня усаживается морячок. Смущенная улыбка, беспомощно бегающий взгляд. Чувствую себя отвратительно оттого, что исподтишка смеялась над его прической. Неудачная стрижка может быть у каждого. Не стоит считать это недостатком.

— Готовы? — Спрашивает он, слегка наклоняясь вперед, но не настолько, чтобы показаться навязчивым.

Поправляю волосы и вдруг ужасаюсь тому, что купилась на столь откровенное заигрывание. Будь профессионалом, напоминаю себе.

— Разумеется.

— Хорошо. О'кей. — Он ставит локти на стол. — Я подумал, что будет здорово, если я задам вам всего один по-настоящему хороший вопрос. Только один. И поэтому размышлял над ним весь день.

— На чем же вы остановились?

— Ну, ничего потрясающего или слишком оригинального. То есть мне все равно, с какой породой собак вы себя ассоциируете или в каком реалити-шоу хотели бы участвовать…

— Родезийский риджбек и «Большие гонки».

— Все, что я действительно хотел бы знать… — Он внезапно замолкает, и его беспомощная улыбка становится чуть менее страдальческой. — Правда? «Большие гонки»?

— Я люблю путешествовать.

— Интересно. — Он качает головой. — Знаете, я на самом деле нервничаю. Не возражаете, если я задам свой вопрос? Тот, над которым так долго мучился?

— Да, простите. Вперед. — Мысленно отмечаю, что впредь не должна на собеседованиях лезть вперед и прерывать вопросы.

— Отлично. — Он судорожно сглотнул. — Что для вас самое главное?

— Это хороший вопрос.

— Рад, что вы так считаете.

— Но немножко нечестный.

Кровь отхлынула от его лица.

— Правда? Вы так думаете?

— Не уверена, что могу сузить себя до одного пункта. Позвольте выбрать пять?

— Может, три?

— Идет. — Размышляя, я обычно кусаю ноготь или тереблю прядь волос. Сейчас я заставляю себя держать руки на коленях. Как маленькая леди. — О'кей, прежде всего стабильность.

Его глаза расширяются.

— Вы имеете в виду обязательства?

— Почти.

— А еще? Продолжайте.

— Второй приоритет? Полагаю, это клише, но весьма существенен потенциальный рост.

Он сглатывает.

— Рост потенции?

— О, а еще мне нравится принимать вызов. И возможность созидать.

— Созидать? — Теперь он густо краснеет. — Что-то вроде… сексуальной ролевой игры?

Боже правый! С чего он, черт побери, это взял? Мысленно повторяю свои ответы. О'кей, да. Теперь понятно, что я натворила.

— О нет, — кротко возражаю я. — Это не имеет отношения к сексу. Я вообще не слишком интересуюсь сексом.

— Вообще?

— Секс не в первой пятерке моих приоритетов.

— Странно. — Он прищурился. — Тогда зачем же вы здесь?

Пытаюсь изобразить улыбку. Получается отвратительно — стиснутые зубы, напряженные губы. Будто пытаюсь сдержать отрыжку.

— О, теперь понимаю. — Он откинулся на стуле, но теперь боль в его глазах вспыхнула с такой силой, что едва не брызнули слезы. — Для вас это такая шутка.

— Нет, нет, ничего подобного, — поспешно говорю я, испытывая чувство вины.

— Что же тогда? — резко бросает он.

Я печально качаю головой:

— Позвольте бытье вами откровенной? — Бросаю взгляд на его значок. — Фрэнк^[5]!

Делаю паузу. Едва не хихикнув от неожиданного каламбура, все же сдерживаюсь.

— Проблема в вашем вопросе.

— Он больше не кажется вам таким уж хорошим?

— Это замечательный вопрос, но очень трудный, бескомпромиссный. Истина в том, что… — Беспомощно пожимаю плечами. — Истина в том, что свидание и поиск приятеля вообще не важны для меня. Ничуть. Я здесь сегодня только по одной причине: моя подруга Лори убедила меня в том, что это может стать хорошей практикой собеседования. Видите ли, я безработная.

Я почти ждала, что он издаст крик отвращения: «Ф-фу-у». Но вместо этого его плечи поникли, и он подсел чуть ближе ко мне.

— Давно ли это?

— Шесть месяцев.

— Это ничего. Один мой приятель сидел без работы год. Я сам полгода был безработным, пока не начал действовать на свой страх и риск.

— А чем вы занимаетесь?

— Я звукоинженер.

Отлично, очень хорошо.

— Слушайте, Фрэнк. — Я маню его пальцем.

Он придвигается ко мне и наклоняет голову.

— Справа от меня сидит моя подруга Лори, — шепчу я. — Она работает в киноиндустрии. Вы видели «Позорное шествие»?

— Да, в прошлую пятницу, — шепчет он. — Нормально.

Не говорите «нормально». Скажите ей, что вам понравилось. Это ее первый опыт работы как помощника продюсера.

— О, понял.

— И если окажется, что вам это интересно, пригласите ее поужинать в «Голубую ленту». Это любимый ресторан Лори.

Он с благодарностью улыбается. Звучит свисток, знаменуя окончание раунда. Мужчины встают и меняются местами. Когда Лори бросает на меня вопросительный взгляд, я незаметно показываю ей большой палец.

Грузовой лифт поднимает меня и выгружает прямо на просторном, залитом солнцем чердаке — декорации квартиры. Когда я думаю о декорациях, в воображении возникают грузы, штанги, блоки, деревянные балки, картонные фасады и ослепляющие прожектора. «Декорация» означает «фальшивый, ненастоящий». И это, безусловно, самая ненастоящая квартира из всех, что я прежде видела. Деревянные полы, высокие потолки, эркеры — даже стены выкрашены в цвете причудливым названием. Что-то вроде «Сангины». Или «Пылающей Сиенны».

— Что думаешь? — спрашивает хриплый голос. Вытянув шею, озираюсь, осматриваю все углы и наконец, обнаруживаю Жизель, художника-постановщика. На самом деле вижу только ее верхнюю половину: две косички из-под клетчатой банданы и веснушчатые локти, торчащие над кухонной стойкой. В одной руке она держит кружку с кофе и, да, конечно, в другой — сигарету.

— Роскошно! — вырывается у меня.

— Да что ж, нам надо все изменить. — Жизель медленно выдыхает колечко дыма и наблюдает, как оно тает. — Майкл хочет простоты. Он хочет белый цвет.

— Вы собираетесь все выкрасить в белое?

Она пожимает плечами.

— Это должна быть квартира парня. Майкл считает, что парни не станут жить в квартире янтарного цвета.

Янтарь? Это несколько разочаровывает. Я бы назвала этот цвет «Пикантная Сальса».

Жизель делает последнюю затяжку и бросает окурок в кружку. Изучает меня с минуту; ее взгляд задерживается на моей футболке.

— Училась в Принстоне?

— Нет.

— О'кей. — Она, как черепашка, втягивает голову и руки вновь за кухонную стойку. — Сюда.

У меня уходит пять минут, чтобы пересечь все пространство чердака. Нахожу Жизель перед кухонной раковиной. Она перебирает щетину кисти под струей воды.

— Они должны быть абсолютно чистыми, — поясняет Жизель. — Каждая щетинка. Малейший след янтарного совершенно изгадит белый. — Она протягивает мне четыре громадные жесткие кисти. Чистую, которую перебирает своими загрубевшими пальцами, оставляет для себя. — Я буду в задней комнате. Когда вымоешь кисти, начинаешь с любого места.

Когда Жизель удаляется, закуриваю сигарету и начинаю процесс тщательного отмывания. Три сигареты спустя решаю, что лучшее — враг хорошего. Беру самую чистую кисть и выбираю стену подальше от Жизель. Она оставила мне ведерко белой краски. Осторожно окунаю кисть в краску, один раз провожу по стене и впадаю в панику. По самой середине идеального белого мазка пролегла полоска «Сальсы».

Совершенно убитая, оборачиваюсь и кошусь в сторону эркера. Различаю лишь тонкий темный силуэт Жизель. Вздыхаю с некоторым облегчением.

Начинаю заново. Две новые полоски янтарного ложатся на свежий белый слой. Хватаю кисть и рысью возвращаюсь в кухню. На этот раз я не считаю сигареты. С остервенением скребу кисть, время от времени озираясь через плечо. Меня приводит в ужас возможность и неизбежность возвращения Жизель.

Но основная проблема вовсе не Жизель. Настоящая проблема появляется позже, только после того, как я уже перекрасила всю стену в восхитительный сияющий белый цвет. Проблема вышла из грузового лифта и неподвижно застыла в центре чердака, яростно завывая.

— Не-еть! — И топнул ножкой. — Неть, неть, неть! — И топнул громче.

Он произвел достаточно шума, чтобы привлечь внимание Жизель. Она равнодушно обернулась к нему:

— Что, блин, такое, Роальд?

— Что мне с этим делать! — Он брызжет слюной, стуча подбородком по стене.

— Майкл хотел простоты.

— И что? Если хочется простоты-ы, красишь стены в голюбо-ой. Или в зеленый. Но не красите их в белый. Белый, не могу! — Опять плюется. И стучится в стену.

Не нужно быть гением, чтобы понять — вот Моя Проблема. Этот импортный псих с отвратительно грязными волосами и нарочитым, но неизвестно каким акцентом не может быть не кем иным, как главным оператором. Он оборачивается ко мне и замечает в моей руке ту самую оскорбительную, преступную кисть, покрытую белой краской.

— Вы! Прекратите красить!

Кисть со стуком падает на газеты у моих ног. Я же, остаюсь абсолютно неподвижна. Жизель бросается к центру комнаты и хватает со стола свой телефон. Псих начинает рыться в карманах замшевого пиджака.

Никогда в жизни не видела так синхронно выполненных действий. Жизель с оператором поворачиваются друг к другу спиной, открывают телефоны и поочередно издают вопли.

— Дайте мне Мишеля!

— Дайте мне голюбо-ой!

— Он нужен мне немедленно!

— Он нужен мне сегодня!

Вновь, словно по сигналу, они захлопывают телефоны и как на шарнирах поворачиваются, испепеляя друг друга взглядами.

— Угомонись, Роальд, — кипит Жизель. Она подходит ко мне, хватает меня за дрожащее запястье и уводит, как кроху, едва начинающую ходить самостоятельно, готовую разрыдаться. Вдвоем мы топаем в дальний конец чердака (на самом деле она шагает, а я, скорее, неуверенно бреду). Наконец Жизель втаскивает меня в заднюю комнату, набитую предметами мебели, поправляет бандану, яростно заталкивая под ее край пряди волос. — Ладно, вот задание. Нужно, чтобы вся эта мебель выглядела старой и обветшалой, словно она стоит тут целую вечность. — Жизель вытаскивает молоток из-за своего инструментального пояса. — Я хочу, чтобы ты слегка поотбивала краску. Но не слишком радикально. — Она один раз стукает молотком по буфету. Чешуйка зеленой краски легко слетает на пол. — Понимаешь? — И протягивает молоток мне.

— Да, это я могу. Жизель выходит из комнаты, а я приседаю на корточки. Яростно колочу по буфету, предавая забвению его цвет. Мне нравится гулкий звук, который раздается при особенно удачном ударе. Удар за ударом, кусочек за кусочком я уничтожаю его до основания. Как и чувство собственного достоинства.

Лори ждет меня ровно в шесть внизу в условленном месте. На ней прелестный сарафанчик и убийственные темные очки в тон таким же убийственным черным военным ботинкам. Бросив на тротуар сигарету, она приговорила ее кованым носком башмака.

— Немного наличных, — произносит она, протягивая конверт. — Обед за наш счет. И особая благодарность за сегодняшний день.

— Обед может включать в себя напиток в изящном бокале с оливкой внутри?

— Оливка, вишенка мараскино, ломтик лимона — по твоему выбору. Только назови место.

— О'кей, но…

— Но что?

Опускаю глаза и шепчу:

— Я обещала Аманде встретиться с ней сегодня вечером…

Лори закатывает глаза. Вы не ошибетесь, решив, что эти двое не любят друг друга. И вообще Лори настороженно относится к бездуховным людям, которые занимаются нудным делом, лишь бы заработать на жизнь. Но люди вроде Аманды — те, кто надрывается на работе днем и разгульно веселится вечерами, — это совсем иной вид существ. Лори никогда не поймет этих ненормальных. Она считает их своего рода корпоративными вампирами, готовыми высосать до дна ее жизненную силу в лучших богемских традициях.

— Отлично. — Она опускает плечи и вздыхает. — Скажи ей, что мы встретимся с ней попозже.

— Спасибо, — с облегчением выдыхаю я.

Час спустя мы с Лори сидим на полутора табуретках в темном углу крошечной таверны в Ист-Виллидже. Мы выбрали эту забегаловку за неимением лучшего. В этот безумный час коктейлей после работы обычно можно рассчитывать только на стоячие места. Невероятно трудно потребовать прочную твердую скамью и разместить на ней вашу усталую измученную задницу. К счастью, за двадцатидолларовый мартини вы могли бы купить подушечку и уютное местечко на бархатной кушетке. Но тогда вам пришлось бы прикидываться скромницей и недотрогой с высокомерными барменами и благосклонно принимать тосты холеных брокеров. Мы с Лори прекрасно обходимся без подушек и прочих эффектных ловушек. Мы теснимся, как сардинки в банке, чтобы не оказаться в гуще самой популярной в Ист-Виллидже тусовки честолюбивых актеров и сценаристов. Эти люди запросто купят вам выпивку и сочтут это достаточным основанием для того, чтобы бесцеремонно вмешиваться в вашу беседу.

— Кто же красит стены янтарным? Что за бредовая идея! — хихикает Лори над своей водкой «Коллинз».

— Не могу сказать, что белый — гениальная мысль.

— Ой, только не заводи меня! Я чувствовала себя как полицейский диспетчер, когда поговорила с Жизель. «Немедленно направьте все свободные силы в «Янович плаза»! А все мне: «В какой цвет мы должны перекрасить?» А я им: «Сообщу, когда доберетесь туда!»

Сомневаюсь, что наш разговор заинтересует хоть одного человека из тех претенциозных гостиных. Хотя мы сгибаемся от хохота, от абсурдности цветов, процесса кинопроизводства и тех людей, которые так серьезно относятся к себе. А позади нас склонился над журналом измученный писатель. Он весь вечер подслушивает наш треп и слегка улыбается, будто слишком хорошо понимает нас.

Внезапно Лори застыла. Лицо ее мертвенно побледнело, напоминая стену в той неудачной декорации. Остолбенев, она уставилась за мое правое плечо.

— О Боже!

Поворачиваю голову, следуя за ее взглядом. В дверях, нарочито не замечая окружающего убожества, как правило, отталкивающего ее, появляется Аманда, Завидев нас, она улыбается, подобно гусенице, и, словно бабочка крылом, взмахивает ручкой. Но Аманда повинна в грехе, который одинокие женщины считают смертным.

Она привела парня.

— Это Райан, — поспешно шепчу я Лори, пока они приближаются. — Он ее босс. Держись с ним любезно. — С таким же успехом я могла бы попросить свой джин-тоник стать безалкогольным.

Лори стиснула зубы. Не удивлюсь, если остаток вечера она не вымолвит ни слова.

— Эй, ребята! — Аманда приобнимает Лори за плечи и чмокает воздух рядом с ее щекой.

Это редкое проявление симпатии так лицемерно и демонстративно, что Лори корчит жуткую рожу и бросает на меня язвительный взгляд. Пинаю табуретку Лори, чтобы привести ее в чувство и подавить желание броситься на подругу и вонзить ей пальцы в горло.

Аманда представляет своего спутника, Лори кивает. Когда Райан предлагает нам выпить еще по одной, она вежливо улыбается, поскольку отказаться было бы чрезмерной грубостью даже для нее. Райану явно становится все более неуютно под неприязненным взором Лори, поэтому он поворачивается ко мне с намерением завязать разговор.

— Аманда говорит, вы ищете работу.

— Верно.

— Ситуация сейчас сложная.

— Полагаю, да.

— Нашей компании нужен секретарь в приемную. Если хотите, передайте с Амандой свое резюме. Буду счастлив замолвить за вас словечко.

Теперь ярость охватывает меня. Аманда избегает моего взгляда.

— А что случилось с прежним секретарем? — интересуюсь я.

Аманда поправляет волосы и пожимает плечами.

— Оказалось, что она блестящий аналитик, весной окончила курс инвестиционной политики. Она займет мое место.

— Мы поощряем своих работников, — подтверждает Райан. — И предлагаем множество возможностей для профессионального роста.

Вздрагиваю при мысли об этих возможностях.

— Я подумаю.

Аманда шлепает ладонью по стойке бара:

— Кто хочет выпить?

— У меня еще есть, — говорит Райан. Мы с Лори обмениваемся мрачными взглядами. Она поднимается и многозначительно произносит:

— Я иду за сигаретами.

— Ага, я с тобой.

Глава 9

Вот дилемма… Джинсы или джинсовая юбка?

Волосы поднять вверх или распустить?

Красная помада или прозрачный блеск для губ?

Поддерживающий бюстгальтер или вообще без бюстгальтера?

И если мы собираемся просто сидеть в темном кинозале и это даже не свидание — а так оно и есть, — то какая разница?

И не предполагала, что успею вовремя. Стремительно осмотрев гардероб, я обнаружила, что мои лучшие джинсы в стирке, поэтому пришлось бежать в «Городскую одежду» за парой, которую я присмотрела уже несколько недель назад. Я собиралась дождаться распродажи, но это, же особые обстоятельства. И в любом случае они стоили каждого заплаченного за них цента. Клянусь, моя задница никогда не выглядела так роскошно.

Раз уж я вышла, то задержалась у «Сефоры» попробовать образцы помады. Продавщица застукала меня, когда я пыталась стащить смелый оттенок соблазнительного красного. Прикинувшись дурочкой, я позволила ей убедить меня купить серый карандаш для век, якобы для того, чтобы придать зеленоватый оттенок моим безжизненным и невыразительным карим глазам.

Так что сами понимаете, куда ушло время.

Мчусь в кино, едва не выскакивая из новеньких джинсов. Да, пожалуй, штанины длинноваты. Но это хорошо. Я таким образом, пытаюсь скрыть, что ношу старые, жутко немодные туфли на платформе, благодаря которым кажусь дюймов на пять выше.

Джейк ждет на улице. Завидев меня, он выбрасывает окурок. Веер искр пляшет по тротуару, а затем фильтр исчезает в водостоке.

— Какая по счету сигарета? — запыхавшись, спрашиваю я.

— Первая.

— Прости, я опоздала.

— Нет проблем. — Он похлопывает себя по карману. — У меня уже есть билеты. Я опасался, что будет очередь, а я не считаю просмотр фильма полноценным, если не видел все анонсы.

— Понимаю. Я появляюсь как раз к вопросам зрительской викторины. Кстати, знаешь единственного человека по имени Оскар, который получил «Оскара»?

— Оскар Хаммерштайн?

От удивления раскрываю рот. Джейк удовлетворенно смеется:

— Ты слишком впечатлительна. Этот вопрос был на прошлой неделе. Перед фильмом с де Ниро.

— А, верно.

Он распахивает дверь.

— Итак?

Перебрасываю через плечо воображаемую шаль и проплываю мимо него.

Я уже почти забыла, как волнует поход в кино в пятницу вечером. К счастью, еще на прошлой неделе мы выяснили, что оба предпочитаем сидеть подальше, и сейчас заняли отличные места в четвертом ряду с конца, в самом центре. И тут пара средних лет устроилась прямо перед нами. Я застыла.

— Хочешь пересесть? — спрашивает Джейк.

— Ты не возражаешь?

— Ничуть. Как насчет предпоследнего ряда?

— Было бы классно. — Подхватываем свои вещи и перемещаемся. — Спасибо.

— Да брось. Рядом со мной все равно устроилась шумная компания. Кажется, из тех, что любят поболтать во время фильма.

— Пфф, — возмущаюсь я. — Это хуже всего.

Свет медленно гаснет. Джейк откидывается на спинку кресла, готовый насладиться анонсами. Я же сижу прямо, по крайней мере еще минут пятнадцать, поглядывая на двери и браня опоздавших, шумно врывающихся после последнего звонка. В опере такого не бывает. Если пропустили начало, вам придется ждать антракта. Таковы правила.

Но даже когда прекратился поток опоздавших, нам не удалось в тишине и покое насладиться фильмом. Довольно скоро выяснилось, что сразу позади нас устроилась парочка глухих стариканов.

— Что он сказал? — громко спрашивает мужчина, а жена пересказывает ему.

— А что она сказала?

Невольно вытягиваю голову. Да, выразительный жест должен был бы подействовать. Но нет. Тогда вдыхаю поглубже и произношу громкое «шшш!».

Мужчина молча смотрит на меня. Потом поворачивается к жене:

— Что она сказала?

Через два часа фильм заканчивается. Ступаю на эскалатор и поворачиваюсь лицом к Джейку.

— Немного разочарована? — спрашивает он.

— Я та-а-ак рада, что ты это сказал. Я думала, проблема во мне. Я предвкушала…

— Знаю. Я целый год ждал этого фильма…

— Это на моей совести. Я так разрекламировала этот фильм, но он не имеет ничего общего с тем, что я предполагала.

Мы миновали первый пролет эскалатора и остановились на площадке, уже собираясь завернуть и продолжить движение к выходу. Но тут я остановилась.

— Погоди-ка!

— Что такое?

— Гляди! — Указываю на афишу с портретом Тома Хэнкса. — Понятия не имею, что это за фильм.

— Ты о чем? — усмехается Джейк. — Погляди на него. На нем больничный халат. И он в инвалидной коляске. Этот фильм получил награду Киноакадемии, о чем пишут повсюду.

— Мы должны посмотреть его!

— Как, сейчас?

— Он начался всего пять минут назад.

— О-о-о! — Джейк пытается удержать меня. — Нет, мы не можем.

— Но почему?

— Ну, это… неправильно.

— Ты же не всерьез, да? Заплатить десять долларов за посредственный, незаслуженно расхваленный фильм — это, по-твоему, правильно?

— Ты опять почувствуешь себя виноватой. А я не получу полноценного удовольствия.

— Ты и так не получил удовольствия. Короче, — я хватаю его за рукав и тащу прочь от эскалатора, — все в порядке. Одно из преимуществ положения безработного. Фактически нам позволено проходить в кино бесплатно.

— Но я-то не безработный.

— Ты со мной.

Его сопротивление слабеет. И Джейк позволяет увлечь себя в темный кинозал.

Как и предполагалось, второй фильм еще больший отстой, чем первый. Вдобавок сейчас мы уже четыре часа без перекура. Выкатываемся из кинотеатра в возбужденном состоянии.

— Два по цене одного, и все равно того не стоило!

— Конечно. — Я выпускаю облачко дыма. — Просто сейчас не умеют делать такие фильмы, как раньше.

— Ты любишь старое кино?

— По-моему, искусство кинематографа достигло своего пика в «Выпускнике» и с тех пор лишь спускается все ниже по спирали. — Делаю паузу перед следующей затяжкой, прикидывая, не допустила ли я сейчас грубейшего промаха. Можно ли считать «Выпускника» действительно старым фильмом? Не уверена. — Знаешь, чего мне не хватает? Саги, мелодрамы. Поведи меня как-нибудь на Дугласа Сирка, — добавляю я на всякий случай.

— Знаешь, в «Фильм-форуме» в этом месяце ретроспектива фильмов с Блейком Эдвардсом.

— Обожаю Блейка Эдвардса! — От собственного крика зазвенело в ушах. Я, кажется, завопила, как Рок Хадсон, обнаруживший норковый палантин Дорис Дей. Понижаю голос на пару октав, прежде чем продолжить. — И когда точно?

— «Виктор и Виктория» в воскресенье.

— Мы должны сходить!

— Идет, — улыбается Джейк. — Значит, встречаемся.

Знаете, почему Блейк Эдвардc гений? Я скажу вам почему. Собственно, достаточно одной сцены. Джулия Эндрюс, бедная голодающая певица кабаре, смотрит, не отрываясь, сквозь ресторанное окно, как жирный мужик хавает пончик, посыпанный сахарной пудрой. То есть именно жрет, откусывая огромные сочные куски. Джулия, облизывая губы, чувствует легкое головокружение. Камера крупным планом показывает комочки сахара на коротеньком носу толстяка. Затем вновь возвращается к Джулии — но теперь ее нет за окном. Однако видно, как несколько мужчин спешат к тому месту, где она стояла, и наклоняются над чем-то. Когда они появляются в поле зрения, становится ясно: они поднимают на ноги упавшую в обморок Джулию и помогают ей отряхнуть пальто. А потом она возвращается к себе домой и говорит домовладельцу, что переспит с ним за пару котлет.

Вот оно! Вот о чем я толкую.

Мы с Джейком так довольны своим последним выбором, что, выйдя из кинотеатра, храним молчание. Молча закуриваем, словно опасаясь, как бы слова не рассеяли легкое облачко магии кино — не уничтожили след прожектора, отпечатавшийся на нашей сетчатке, не заглушили мелодию финальной песни, все еще звучавшую в ушах.

— Утраченное искусство, да? — произносит Джейк, погасив сигарету. И вместе с ней рассеяв последние мерцания звездного тумана.

— Что? Мюзиклы?

— Нет. Хорошее кино.

Печально.

— Не хочешь ли поужинать?

— Не-а, я не голодна. — Давлю окурок каблуком. — Но знаешь, от чего бы я не отказалась? От большой фруктовой «Маргариты».

Джейк просиял:

— Я знаю одно местечко.

Он повел меня в мексиканский ресторанчик за углом, более напоминающий Тихуану, чем Канкун. Меню довольно однообразно, без лишних отвлекающих подробностей вроде «такое в сомбреро» или «ковбои верхом на халапеньо». И выбор вполне обычный: pollo, carne, cerveza. Наш заказ — «Маргариты» — кажется таким экстравагантным, что бармен, удовлетворенно ухая, закатывает рукава и готовит напиток в неподражаемом стиле.

После двух «Маргарит» и миски чипсов Джейк предлагает еще по одной, а я делаю вид, что обдумываю его предложение. После чего он подает бармену универсальный сигнал «повторить».

— Итак, — говорит Джейк, как только наши бокалы вновь наполнены, — у меня к тебе вопрос.

— Валяй.

— Лучший финал фильма?

Я чуть не выпалила: «Выпускник». Но это такой очевидный выбор. Напряженно шевелю мозгами, пытаясь найти более эффектный ответ.

— О, о'кей, есть! — Делаю большой глоток «Маргариты». — Видел «Ограбление по-итальянски»?

— Оригинал или римейк?

— Оригинал.

— И?

— В финале, когда Майкл Кейн говорит: «Погодите, ребята, у меня есть отличная идея»? Это грандиозно! Все фильмы должны так заканчиваться.

— Неплохо. — Джейк одобрительно кивает.

— Теперь ты.

— Ну, думаю, все говорят одно и то же. — Он пожимает плечами. — Но должен признать, что это «Выпускник».

— Э, слабак.

— Ладно, а как насчет лучшего начала фильма?

— Это слишком легко. «Подручный Хадсакера». Когда Хадсакер встает на стол и выпрыгивает в окно. Теперь твоя очередь.

— «Дикие сердцем». Когда Ник Кейдж пробивает башку тому парню? Знаешь, когда я пошел на этот фильм, кинотеатр предлагал возместить стоимость билета каждому, кто уйдет в первые десять минут.

— Клево. И что, уходили?

— Черт побери, еще как. К тому моменту, когда мозги парня растекались по полу, зал был пуст.

— Вот люди… — Презрительно качаю головой. — Они не распознали бы гения, даже если бы… если бы…

— Им вышибли мозги?

— Вот именно.

— Расскажи об этом. — Джейк допивает коктейль. — По последней?

— Да.

Четыре «Маргариты» на голодный желудок не самая удачная мысль. Когда я с хлюпаньем втягиваю в себя последние капли, мне приходит в голову, что эта последняя соломинка может переломить спину пресловутого верблюда. Пока не приносят счет и я не бросаюсь в безумном порыве на поиски кошелька, я даже не осознаю, насколько пьяна.

— Не беспокойся. — Джейк выуживает бумажник.

— Нет, нет, я настаиваю. — Дергаю молнию на кошельке, и все его содержимое вываливается на пол. — Блин!

Джейк хихикает:

— Тебе помочь?

— Я сама! — Ползая по полу, я пытаюсь зацепить губную помаду, поката не исчезла из поля зрения. Кое-как собрать и затолкать барахло в сумочку удается только с помощью Джейка.

— Прошу. — Он протягивает руку.

Хватаюсь за его рукава и позволяю поднять себя на ноги.

Из бара на улицу ведут три ступеньки. Будь я предоставлена себе, я бы грохнулась на колени и сползла вниз. Но Джейк крепко держит меня под руку и сводит вниз, ступенька за ступенькой. На улице он подхватывает меня двумя руками.

— Ты в порядке?

— Да-а, все о'кей. — Я выпрямляюсь, слегка покачиваясь, наконец нахожу равновесие. — Все отлично.

Джейк с любопытством смотрит на меня:

— Знаешь, а у тебя роскошные зубы.

— Извини?

— Прости, мой дедушка дантист. Я привык замечать такие вещи. Ты носила скобы?

— Четыре года, — с гордостью сообщаю я.

— Bay! — присвистывает он. — Они тебе чертовски помогли.

— Благодарю.

— Нет, я серьезно. У тебя прекрасная улыбка.

Неожиданноуголки его губ приподнимаются. Джейк наклоняется ко мне. Ближе, затем еще ближе. Его лицо вот-вот превратится в размытое пятно. Моя способность соображать явно обострилась, мне и в голову не приходит, что он собирается меня поцеловать, пока его губы не касаются моих. И я даже не сосредоточилась.

У Джейка теплые губы. И удивительно мягкие. Внешне он мужественный, сильный и даже жесткий, поэтому я предполагала, что губы у него словно бетонные. А целоваться с ним все равно что слизывать мороженое с цемента. Но на самом деле это вроде как потягивать молочный коктейль через соломинку. И я хочу допить все до последней капельки.

Наконец мы, задохнувшись, отрываемся друг от друга, чтобы глотнуть воздуха. Потираю виски, пытаясь преодолеть тяжелый случай замерзания мозга.

— Послушай, — Джейк бережно берет мои руки в свои, — я хочу задать тебе один вопрос и надеюсь, он не слишком встревожит тебя.

— Не пугай меня. — Чуть скосив глаза, я стараюсь удержать его лицо в фокусе. — Отныне ты хочешь смотреть кино только со мной?

Прости, но я не готова взять на себя такого рода обязательства.

— Я хочу знать, что ты делаешь в эти выходные.

— Вышел новый «Джеймс Бонд»? Если так, я не могу пойти с тобой. Я уже обещала своей подружке Лори. А я не подвожу в таких важных вопросах.

— Сосредоточься на минутку, о'кей?

— О'кей.

— В эти выходные в Бостоне женится мой друг. Пойдешь со мной на свадьбу?

— Да!

Мне следовало выдержать паузу. Надо было по крайней мере, обдумать последствия, понять, что это не просто приглашение провести с кайфом заслуженный краткий отпуск. Это приглашение провести выходные — и, возможно, даже в одном номере в отеле! — с невероятно привлекательным мужчиной.

Не следовало так откровенно проявлять страстное желание.

Джейк приподнимает бровь:

— В самом деле?

— О да! Обожаю свадьбы! — Два раза в жизни была на свадьбе. И на обеих крошечной девчушкой — несла цветы за невестой.

— Уф. — Он отпускает мои руки. — Отлично. Видишь ли, моя бывшая подружка собиралась поехать со мной. И с тех пор как мы расстались, я как-то не задумывался об этом. Но, кажется, выбирая блюда в меню, я указал, что она предпочитает филе миньон. Ты любишь филе миньон?

— Кто же не любит филе миньон?

— Вегетарианцы.

Точно.

Джейк совсем отпускает мои руки.

— Давай-ка попробуем поймать такси. — И ступает на мостовую, вскинув ладонь.

Сразу же подкатывает такси. Джейк открывает дверцу, и я тут же вваливаюсь внутрь, стремительно пробираясь на дальний край сиденья.

Он удерживает дверцу. Выжидательно смотрю на него. На этот раз сосредоточившись. Джейк глубоко вздыхает.

— Доброй ночи, Сара. — Наклонившись, он нежно касается моих губ. — Увидимся в пятницу.

Сделав шаг назад, Джейк захлопывает дверцу такси.

Глава 10

Влюблена ли я в Джейка? На этой неделе — да. Люблю Джейка, потому что впервые за полгода я занята. У меня такая напряженная жизнь! Я вернулась к своим ежедневным физкультурным занятиям. А два дня назад Аманда вручила мне подарочный сертификат на стрижку и окраску волос, который она получила на прошлое Рождество в новом салоне красоты (сама Аманда, ярая поклонница «Бамбе энд Бамбе», не помышляет о том, чтобы доверить свои локоны незнакомым рукам). Поскольку положение безработной располагает к скупости и поиску дешевых распродаж, я добываю фантастическое платье от Дианы фон Фюрстенберг в магазине готовой одежды в «XXI веке». Когда я описала маме по телефону это платье (длинное, облегающее, почти прозрачное), она сказала, что звучит роскошно.

Даже Лори вырвалась в обеденный перерыв, чтобы сопроводить меня в салон и по-быстрому сделать маникюр и педикюр. Так решила она, а не я. Я даже в лучшие времена остаюсь суетливой невротичкой, поэтому о моих ногтях и говорить не стоит. Я сгрызу свежий лак с ногтей, даже не дойдя до дома.

К тому же меня нервирует, когда чужие люди прикасаются к моим ногам. С другой стороны, Лори любезно приподнимает ножку из ванночки. И педикюрша с губкой набрасывается на нее. Нимало не беспокоясь, Лори листает журнал, возможно, надеется увидеть свою фотографию в колонке светских новостей под грифом «Да». И опасается оказаться под грифом «Нет». С облегчением или разочарованием, но не обнаружив своего фото, она откладывает журнал и берет другой.

— Хочешь «Лаки» или «Вог»? — спрашивает она у меня.

— Ни то, ни другое. Я больше не читаю журналов.

— А кто говорит о чтении? Я же спросила «Лаки» или «Вог».

Качаю головой:

— Не могу. Журналы пробуждают во мне желание купить вещи, которые я не могу себе позволить. Предпочитаю ничего о них не знать. Не иметь вкуса, стиля и жить чуть выше черты бедности.

— Тогда возьми «Лаки». Там в конце есть флаеры со скидкой.

— Флаеры со скидкой на барахло, которое мне ни к чему? Еще хуже. Я буду чувствовать себя обязанной купить это. Фу. Дай-ка мне «Пост».

Лори удивленно мигает:

— Извини, ты попросила «Нью-Йорк пост»?

— Ага.

— Что, собираешься разгадывать кроссворд?

— Лучше. Ребусы.

— Ах, — усмехается она. — Эта девушка мне по сердцу.

Лори берет газету и, прежде чем передать мне, раскрывает на колонке светских сплетен.

— Эй, знаешь, кто та актриса, курившая крек на Лудлоу-стрит?

— У меня есть догадки на этот счет, — робко отвечаю я, просматривая текст.

Лори не развивает тему. Она раскрывает свой журнал, который предлагает новый предмет обсуждения.

— Прямо не верится, что ты пропустишь вечеринку в эти выходные.

Закатываю глаза:

— Благодарю, я бы в любом случае это пропустила. Я уж несколько старовата, чтобы являться без приглашения на ваши тусовки.

Лори насмешливо смотрит на меня:

— Старовата?

— Ты понимаешь, о чем я. Я утратила аромат таинственности. Все знают меня, и всем прекрасно известно, что я больше не имею никакого отношения к кино…

— Но ты красила декорации целый день!

— Я все равно буду чувствовать себя незваной гостьей.

— Идиотка! — Перелистывает страницу. — Если бы мы не хотели видеть новых гостей, то назвали бы это закрытым празднованием. Весь смак вечеринки как раз и состоит в том, чтобы пригласить милых девушек. Приглашая тебя, я доставляю удовольствие всем.

Я фыркаю. Если кто-то всерьез считает меня красоткой, то только потому, что я отвечаю самым минимальным требованиям. Я не слишком жирная, у меня вполне ухоженные волосы и нет серьезных дефектов на лице. И даже грудь у меня нормального размера. Поэтому я ношу лифчик, но пока он без специальной подкладки, не вижу никаких проблем.

Я из тех девушек, которых считают красотками на фоне прочих. Если девяносто девять ладно скроенных женщин вертят бедрами на танцполе, в темном полуподвале ночного клуба, при мигающем свете ламп и я присоединяюсь к ним, — тогда, конечно, вы вполне спокойно можете заявить, что танцует сотня красивых девушек. А еще я красотка потому, что близка к Лори. Случайно оказавшись рядом с ней, я словно впитываю ее сексуальность. Находясь рядом с Амандой, я перенимаю ее высокомерный шарм. Но хватит об этом.

— Кроме того, — продолжает Лори, вырывая журнальную страницу и пряча ее в карман жакета, — там, вероятно, будет Энди Дик.

— О нет, Лори, пожалуйста, не связывайся с Энди Диком. Я не помогу тебе, если разразится психологическая катастрофа такого масштаба.

— Ф-фу. — Ее передергивает. — Я вовсе не собираюсь связываться с Энди Диком!

— Слава Богу.

— Я положила глаз на Роальда.

— Нет! — Я шлепаю по ее журналу, требуя полного внимания. — Оператора?

— Он не просто оператор. Он оператор-постановщик.

— Немец?

— Голландец.

— Но он сумасшедший!

— Он художник.

— Он хоть говорит по-английски?

— Чуть-чуть. — Лори переворачивает страницы журнала и рассматривает фотографии звезд. — Думаю, он очень сексуален.

— Из-за акцента? Не говори, что ты западаешь на такие очевидные штуки.

— Дело не в акценте. Все в целом. Художественный образ. Это… — Она обрывает себя и, нахмурившись, демонстрирует мне последний дизайнерский провал Дженнифер Лопес. Бросаю короткий взгляд, не выказывая особого интереса.

— Так что же? — настаиваю я.

— Мм? — Лори продолжает просматривать картинки. — О, видишь ли, операторы-постановщики такие плохие мальчишки. Я просто не в силах удержаться. Они неотразимы.

— Ну, поскольку ты понимаешь, что делаешь…

— Вовсе нет. — Ее короткая пышная челка не может скрыть озорного блеска в глазах. — Именно это так возбуждает меня. — Лори вырывает еще одну страницу. — Но расскажи о своем парне.

— Ах, это! — Я смущенно ерзаю в кресле — дама, полирующая мои пятки, бросает на меня суровый взгляд. Задерживаю дыхание и пытаюсь унять волнение. — Я уже говорила тебе о нем. Это его я заменяла на последней временной работе.

— Точно. Тот парень. — Прижав палец к образцу нового аромата между страницами, Лори задумывается. — Погоди-ка секунду. Ты ведь не согласилась на ту работу, верно?

— Верно.

— И тогда он решил остаться?

— Полагаю…

— Из-за тебя?

— Нет, это просто смешно.

— Тогда почему?

— Понятия не имею. Он довольно загадочный тип. У него… гм… личные проблемы.

Лори присвистывает, слегка приподнимая локоны, падающие на лицо.

— Ох-хо, — бормочет она. Страница выскальзывает из ее пальцев. — А чем он занимается?

— Он… гм… — Напрягаю шею, стараясь не дрожать. — Он хочет быть оператором-постановщиком.

Лори широко распахивает глаза:

— Ох-хо, — повторяет она.

Педикюрша постукивает по моей левой ноге. Повинуясь команде, приподнимаю ее и опускаю в тазик другую ногу.

Отбросив журнал, Лори тяжело вздыхает и откидывает голову назад, разминая затекшие мышцы.

— Слушай, ты видела книжку, о которой я спрашивала? «Гидеон»?

— Лори, ты же знаешь, как…

— Не говори ничего. Если ответ утвердительный, можешь просто пошевелить пальцами или что-нибудь в этом роде.

Это требует жесткого самоконтроля. Но, так или иначе, на некоторое время, я все же прекращаю ерзать и держусь совершенно спокойно.

По пути домой я вновь решаю сэкономить два доллара на метро и неспешно иду по Бродвею. Манекены в крошечных купальниках и соблазнительном, мужского стиля, белье манят из витрин. С этими притворно скромными лицами, в провокационных позах, они выглядят как фривольные кокетки, выставляющие свой товар в квартале красных фонарей. А я в таком случае должна бы превратиться в беспомощного туриста, зарыться лицом в карту города, не обращая внимания на их дьявольские призывы.

И тут я случайно натыкаюсь на искушение, которому не могу противостоять. Оно взывает с обманчиво скромной витрины «Городской одежды».

РАСПРОДАЖА.

Прибавляю шагу и спешу домой.

Однако возвращаюсь и жду в возмутительно длинной очереди вместе с другими простаками, которых заманили туда. Ко всему прочему продавщица, предложившая свою помощь, не выказывает ни малейшей расторопности.

— Когда, вы говорите, купили это? — спрашивает она, жуя жвачку и тупо глядя на джинсы, которые я положила на прилавок перед ней.

— Пару дней назад. Продавец сказал, что я могу…

— Помните, в какой именно день?

— О нет. Точно не помню. Но у меня есть чек. — Протягиваю ей. Она разглядывает чек, продолжая тупо жевать.

— Помните, кто вас обслуживал?

— Парень. С кудрявыми волосами.

— Марио! — осеняет ее. Она перебрасывает жвачку за щеку. — Марио, иди сюда!

С минуту мы ждем. Я разглаживаю складки на джинсах, пытаясь придать им вид ни разу не надеванных.

— Да? — Марио робко появляется из-за прилавка. В толпе я не узнала бы его, но сейчас благодаря значку с именем признаю.

— Привет, — широко улыбаюсь я. — Не знаю, помните ли вы меня. Вы продали мне эти джинсы пару дней назад. И сказали, что во время распродажи я могу прийти и получить скидку.

— Правда? — Он приподнимает джинсы, надеясь найти дефекты. — У вас есть чек?

— Да, я отдала девушке. — Указываю на пристально следящую за нами продавщицу.

— Полагаю, проблем быть не должно. — Марио оборачивается к девице, та игриво поправляет кудряшки. — Ты знаешь, как пробить чек?

— Не-а. — Она качает головой.

Пока они обсуждают детали финансовой операции, я вежливо жду, положив руки на прилавок. И тут до меня доходит, как молния пронзает жуткая мысль, что вот теперь я окончательно превратилась в свою мамочку.

Несколько раз упаковываю и вновь распаковываю чемодан, поскольку все время что-то забываю. Нужно сделать выбор между спортивной формой и купальником. Я ведь даже не знаю, что у нас за отель и есть ли там бассейн или спортзал. Кроме того, готова ли я к тому, чтобы Джейк увидел меня в бикини?

Останавливаюсь на спортивной форме. Тогда все. Я готова. Еще раз быстро осматриваю комнату: не забыла ли я чего? Взгляд задерживается на стопке нераспечатанных писем на моем столе. Сверху анкета Колумбийского университета, о существовании которой я якобы не подозреваю.

Смотрю на часы и не могу сдержать стона. Нужно убить еще целый час, прежде чем Джейк заедет за мной.

— Ну что ж, отлично! — Я хватаю анкету и рывком раскрываю ее. Троица идеальных студентов украшает обложку брошюры. Пролистываю, видя все более жизнерадостно сияющие лица. — Родители, должно быть, гордятся вами. — Переворачиваю страницы все быстрее, пока не оказываюсь на безопасной официальной территории, удалившись от фотографий болезненно блаженных, по-детски улыбающихся молодых юристов.

Тянусь за ручкой. Затем, подумав, беру сигарету. А потом — еще лучше! — звонит телефон.

Аккуратно пристраиваю сигарету на кромке пепельницы и на третьем звонке снимаю трубку.

— Алло?

— Алло, могу ли я поговорить с Сарой Пелтье?

— Слушаю вас.

— Привет, Сара. Это Келли Мартин. Я звоню из «Эспен куотерли».

Так, куда я сунула сигарету?

— О, привет, Келли. — Стараюсь быть сдержанной. Это, должно быть, шутка. Как такое возможно? Чтобы я чего-то отчаянно хотела, а потом напрочь, забыла об этом? Откашливаюсь. — Не ожидала, что вы позвоните. Но спасибо.

— Прошу прощения, что задержались с ответом. Мы пытаемся провести своего рода телефонные собеседования со всеми кандидатами. У вас есть время?

Мне следовало бы ответить «нет». Сказать, что сейчас неподходящий момент. Это ведь действительно неподходящий момент.

— Разумеется. — Устраиваюсь в своем «Аэроне». Сигарета взывает ко мне с края пепельницы.

— Итак, Сара, из вашего письма ясно, что вы очень хотите сменить место жительства. Вы прежде бывали в Эспене?

— О да, пару раз. — На самом деле не была ни разу. Но поскольку я повзрослела только четыре часа назад, полагаю, это цифра вполне близка к реальности. — Этот город очаровал меня. Совершенно бесподобный, дух захватывает. — Так и должно быть высоко в горах, кажется.

— Да, здесь очень красиво, — соглашается Келли. — Но должна предупредить вас. Эспен живет от сезона к сезону. И временами здесь бывает очень тихо. Ничего общего с Нью-Йорком.

— Я на это и не рассчитывала.

— Могу ли я поинтересоваться, почему вы хотите уехать?

— Почему я хочу уехать из Нью-Йорка?

— Да.

Почему я хочу уехать из Нью-Йорка?

— Келли, буду с вами откровенна… — Поигрываю веревочкой своих жалюзи. Планки разворачиваются, открывая взору пульсирующую неоновую вывеску на другой стороне улицы. — Я пресытилась Нью-Йорком. — Мигающий синий свет отвлекает меня. Закрываю жалюзи. — Поймите меня правильно. Я вполне довольна своей жизнью здесь. Но знаете, хорошего понемножку. Думаю, что-то всерьез не в порядке с городом, который предлагает так много. Например, я каждый вечер могу смотреть экспериментальное кино в архивах антологии кино. Но знаете что? Все эти фильмы гарантированно ужасны. И могу читать любую из трех еженедельных так называемых альтернативных газет, ни одна из них не предлагает читателю ничего стоящего. И еще я могу измываться над собой каждые выходные, таскаясь на убогие, плохо написанные, дурно поставленные, отвратительно сыгранные пьесы, не пробившиеся на Бродвей. — Чувствуя, что начинаю сбиваться, я пытаюсь вернуться на прежние рельсы. — Я хотела бы жить и работать там, где люди несколько разборчивее. Меня не интересует более, насколько вещи или явления новы, свежи или оригинальны. Я хочу, чтобы они были хороши. Я предпочла бы исследовать новые возможности, а не тратить время, бродя по грязным нью-йоркским мостовым.

Не слишком ли я разоткровенничалась?

— Понимаю, — произносит Келли. — Но, видите ли, Эспен едва ли предоставит вам много возможностей смотреть альтернативное кино или читать альтернативную прессу…

— Вот и хорошо.

— Ага. — Пауза. — Скажите, Сара, вы физически активный человек?

— О да. Очень активный. — Я как-никак на этой неделе каждый день ходила в спортзал.

— В самом деле? Какой вид спорта вы предпочитаете?

— Ну, я люблю… — Лыжи? Туризм? Парашютный спорт? — Кататься на роликах.

— Ага, понятно… — Слышу, как Келли шуршит бумагой. — Еще один, последний вопрос, Сара. Что в первую очередь привлекает вас в нашем журнале? Есть какие-нибудь разделы, авторы или колонки, особенно заинтересовавшие вас?

— Мм… — О черт!

— Вы читали «Эспен куотерли»?

Да! Скажи да!

— Нет, — признаюсь я. — Но собиралась. Кажется, во всех киосках журнал уже распродан. — Это слишком для города, способного предложить, что угодно. — Но, — поспешно добавляю я, — я попросила «Барнс и Нобль» позвонить мне, как только выйдет следующий номер. — Они вообще принимают такие заказы? Кто знает.

— О! — восклицает Келли. — Понятно.

Закончив разговор, звоню маме:

— Я только что провалила очередное интервью.

— Каким образом? Мы же с тобой говорили полчаса назад.

Рассказываю ей все.

— Ой, плюшечка, это ужасно! Только подумай, как замечательно было бы в Эспене. Ты жила бы всего в четырех часах езды от нас. А им нельзя перезвонить и перенести интервью на более удобное время?

— Едва ли это сработает.

— Черт возьми! Какая досада. Мы приезжали бы к тебе на выходные. И ты могла бы бывать дома в любое время…

Хм. Об этом я не подумала. Теперь мой провал уже не кажется таким разрушительным.

— О'кей, мам, спасибо, что обрисовала перспективы.

— Знаешь, плюшечка… — Прямо чувствую, как она пытается деликатно сменить тему. Это всегда дурной знак. — Если ты всерьез обдумываешь отъезд из Нью-Йорка, может, тебе следует просто на пару недель вернуться домой?

— Но, мам, я на самом деле не хочу уезжать из Нью-Йорка.

— Так я и предполагала, — вздыхает она.

Разговор окончен. Тянусь за тем, что осталось от моей сигареты. Внезапно мне становится весело: Эспен со всеми своими роскошными курортами, чопорными горными вершинами и изысканным светским обществом всегда казался мне оазисом. Я никогда прежде не рассматривала это место как возможность вернуться домой. Блин! От одной мысли мурашки по коже. Благодарение Господу, этого несчастья с таким артистизмом удалось избежать.

Часом позже мне звонит снизу Джейк. Быстро спускаюсь на четыре пролета и встречаюсь с ним у машины. Он забрасывает на заднее сиденье мою дорожную сумку.

— И это все?

— Да, люблю путешествовать налегке.

Наглая грубая ложь. У меня только одна сумка, и я не хочу, чтобы он подумал, будто я слишком суетлива. Если я и научилась чему-либо за десятилетние попытки произвести впечатление на парней, так это тому, что лучше проявлять свои характерные черты постепенно, на протяжении длительных промежутков времени.

Джейк помогает мне устроиться на переднем сиденье, затем обходит машину и усаживается на водительское место. Застегивает ремень и отчего-то медлит. Поворачиваюсь к нему и вижу, что он смотрит на меня с улыбкой. Мне тут же хочется захлопать ресницами.

— Мне нравится оттенок твоих волос.

— Спасибо.

Он придвигается чуть ближе:

— Брови ты тоже высветлила?

— Нет! — негодую я. Конечно, я высветлила брови, но Джейк не должен был это заметить.

Он включает двигатель. Мягкая успокаивающая музыка струится из динамика, и хрипловатый мужской голос напевает лирическую мелодию. Ого.

— Смени диск, если хочешь, — предлагает Джейк, встраиваясь в поток автомобилей. — Коробка под твоим сиденьем.

— Нет, нет. Все замечательно, — отвечаю я, стараясь не поддаваться панике.

Я все же невероятно глупа. Полная идиотка. Я должна была сообразить гораздо раньше, что никоим образом не в форме, абсолютно не готова к путешествию вместе с Джейком. Движение на выезде из города будет в лучшем случае напряженным, а точнее, настоящим кошмаром. И беседа станет несколько затруднительной. Но с этим я справлюсь. А вот что мне не по силам, так это тесты, своего рода музыкальные викторины — потому что Джейк наверняка попросит меня выбрать радиостанцию или предложит сменить диск, а мне придется либо изображать дурочку, либо в конце концов признаться, что у меня ужасный музыкальный вкус.

Откуда я знаю, что мой вкус так отвратителен? Что ж, я расскажу вам. Однажды в колледже я встречалась с парнем, который отчаянно пытался приобщить меня к культу Боба Дилана. И однажды вечером он поставил мне «Lay, Lady, Lay». Я плакала.

С тех пор я решила, что мне не нравится сентиментальное, душещипательное барахло о хроническом несчастье. Мне не нравится, когда песня задевает меня за живое и разбивает вдребезги стальную пластину цинизма в моей груди, которую я создавала все годы своего взросления. Если музыка заставляет меня чувствовать хотя бы относительную человечность, пробуждает малейшее чувство взаимопонимания, я не желаю ее слушать.

Из чего я делаю вывод, что некоторые люди слушают «Америку» Саймона и Гарфанкеля и испытывают ностальгию — даже до слез — по цветущим, ушедшим в прошлое шестидесятым. А что я знаю о шестидесятых? Я слушаю «Америку» и вспоминаю «Почти знамениты» Кэмерон Кроу. И, откровенно говоря, предпочитаю последнее.

Джейк выруливает на скоростную полосу. Пять минут спустя наступает момент истины. Заканчивается диск. Джейк извлекает его из проигрывателя и протягивает мне:

— Не положишь ли его в коробку?

— Да. — Лезу под сиденье и вытаскиваю оттуда массивный черный ящик — он весит намного больше, чем требуется, чтобы обнаружить мою неадекватность.

Быстренько пристраиваю диск, отданный Джейком, на пустое местечко.

— Есть там что-нибудь интересное для тебя?

Черт, черт, черт!

— Хм. — Я просматриваю содержимое ящика, боясь обнаружить, что не знаю ни единого названия. — Все, что тебе нравится, меня устроит.

— Мне все там нравится. Это ведь мои диски. А что любишь ты?

— Ну, в основном саундтреки, — говорю я в надежде выиграть время.

— Саундтреки?

— Ага.

— О'кей. — Мгновение Джейк размышляет. — Какие именно саундтреки?

О, черт тебя побери!

— Мм… Мне очень нравится «Фанатик».

Джейк одобрительно кивает: — Отлично. Тогда поставь «Бета-бэнд».

Вставляю диск в проигрыватель. Через несколько секунд в динамиках звучит довольно милая песенка. Склонив голову, внимательно слушаю. Джейк наблюдает за мной краем глаза и улыбается.

— Это «Иссуши дождь».

— Как?

— Ну знаешь, когда Джон Кьюсак в музыкальном магазине говорит: «Сейчас я продам пять копий «Бета-бэнд». И поет эту песню.

— А, да! — Откидываюсь на сиденье, позволяя музыке увлечь меня, согреть и убаюкать. И вспоминаю, как обожаю Джейка Блэка в роли придурковатого парня. Когда диск заканчивается, я даже испытываю разочарование. — Что следующее? — с любопытством спрашиваю у Джейка.

— Что думаешь насчет «Семейки Тенненбаум»?

— Мне нравится.

— Отлично. Поставь Ника Дрейка.

Выполняю. И потрясена тем, что узнаю первую же песню.

— Эй, это из рекламы автомобиля!

Джейк прожигает меня укоризненным взглядом. Я замираю. Только когда лицо его озаряет дьявольская улыбка, понимаю, что он дразнит меня. Вздыхаю с некоторым облегчением.

Свадебная церемония идеальна: она образец того, какими должны быть эти мероприятия. Она короткая. Минимум гимнов, короткий забавный анекдот священника, только одно упоминание «священного союза» и легкое пятнышко на общем благолепии, когда жених чуть запнулся, произнося слова клятвы. Служба завершилась под одобрительные возгласы публики. Она вовсе не восхищалась трогательными выражениями вечной любви, а радовалась тому, что пришло время пить и веселиться.

Мы гуськом потянулись в холл, где две опции говорили сами за себя: длинная очередь в туалет и длинная очередь в бар. Мы с Джейком заняли обе и выскочили на минутку во двор покурить.

Довольно скоро к нам присоединились другие. Как и все парии, социально отверженные, курильщики тянутся друг к другу — в этом есть нечто психическое или химическое, едва ли угадаешь. Не обменявшись взглядами, секретными знаками, рукопожатиями или любыми вербальными конструкциями, мы узнаем друг друга, встречаемся в тайной штаб-квартире прямо у входа в бар и кучкуемся, словно у костра, а огоньки сигарет согревают руки и сердца.

Первый из нашедших нас курильщиков — шафер, высокий жилистый парень, похожий на серфера или скейтбордиста, с волосами до плеч, по случаю торжества намазанными гелем. По его горячим следам тропинку протоптала пухленькая подружка невесты.

— Bay! Курильщики! — заверещала она. — А я-то думала, мы будем единственными.

— Да, мы исчезающий вид, — саркастически заметил Джейк.

— Если я когда-нибудь буду выходить замуж, на приеме обязательно выделю зону для курящих и для некурящих, — хихикает она.

— Джейк! — Шафер хлопнул его по спине. Джейк ответил тем же. — Давненько не виделись. Как поживаешь, парень? Получил твое последнее письмо. Очень мило.

Джейк явно смущен.

— Какое письмо?

— Ну, то, с девушкой. С тату в виде бабочки. Уф! Наверное, больно было делать его… там.

— Ф-фу-у, — выдыхает подружка невесты.

Джейк улыбается мне, качая головой:

— Он шутит.

— Это я-то? — Парень подмигивает мне. — Эй, кажется, мы не встречались.

— О, извините, — говорит Джейк. — Скитер, это Сара. Сара, это Скитер.

— А я Рэйчел! — сообщает подружка, разминая сигарету.

— Сара. — Скитер берет мою руку и запечатлевает на ней торжественный поцелуй. — Вы, вероятно, та девушка, о которой мы так много слышали.

Сердце мое замирает. В ужасе смотрю на Джейка. Он рассказывает обо мне?

— О нет, — возражает Джейк. — Это не та девушка. — Все мы выражаем изумление. — Ну, мы расстались, — поспешно уточняет он. — Пару недель назад. Сара просто мой друг.

Все хранят молчание. Позади нас распахивается дверь, и в проеме появляется фотограф с преступной сигаретой в зубах. Поскольку руки у него заняты, он кивает нам головой в знак приветствия.

— А я удивлялся, куда это вы пропали, ребята.

Скитер предлагает ему закурить. Прикрывая огонек ладонями, фотограф опускает камеру и штатив. Джейк с восхищением рассматривает аппаратуру.

— Средний формат? — интересуется он.

— Ага. «Хассельблад». — Он искоса поглядывает на Джейка. — А ты тоже фотограф?

— Любитель.

— А, да, точно! — прищелкивает пальцами Скитер. — Ты же хотел снимать кино или что-то в этом роде, да? Ну и как?

— Жду счастливого случая, — пожимает плечами Джейк. — А сейчас работаю в фирме, снимающей рекламные ролики.

— В какой фирме? — спрашивает Рэйчел.

— «Стеллар продакшнс».

— А, я знаю «Стеллар». Я тоже работаю в рекламе. «Дж. Уолтер Томпсон».

В ушах звучит тревожный сигнал. Инстинкт подсказывает, что в этой части беседы мне лучше не участвовать. Делаю вид, что докурила сигарету и ищу место, куда бы выбросить окурок. Отхожу к кустам.

— А ты как? — Слышу, как Джейк спрашивает у Скитера. — В прошлый раз, когда мы встречались, у тебя была «тойота», верно?

— «Хонда», — утоняет Скитер.

— Не шутишь? У тебя новая модель, только что выпущенная?

— Парочка. И знаешь, парень, что я тебе скажу — галлон на пятьдесят две мили.

Джейк присвистнул:

— Клево.

Решив, что уже можно вернуться, выхожу из своего укрытия, то есть из-за кустов. К сожалению, вопрос, которого я так старалась избежать, дожидается меня.

— А чем занимаетесь вы? — любезно спрашивает меня Рэйчел, швыряя сигарету прямо на землю и элегантно растирая ее подошвой своей роскошной туфельки.

— Э-э. — Я кошусь на Джейка, и он ободряюще кивает. — Я безработная.

Возможно, мне показалось, но готова поклясться, что я услышала вздох. И убеждена, что Скитер и Рэйчел обменялись паническими взглядами.

— Черт! — произносит Скитер, изображая сочувствие. — Вот ведь дерьмо.

— Долбаная экономика, — подхватывает фотограф. Рэйчел качает головой.

— Сейчас такая тяжелая ситуация. Мне иногда кажется, что все мои приятели потеряли работу. — Она вздыхает. — Думаю, кое-кому из нас просто повезло.

Дверь позади качнулась, и все мы обернулись, радуясь возможности отвлечься. Какой-то придурковатый официант вытер пот со лба и размазал его по лацканам своего фрака.

— Эй, ребята, — шумно выдохнул он, — там произносят тосты.

— Ну ладно. — Скитер пригладил свои блестящие волосы. — Шоу начинается.

Едва ли мне повезло с соседями по столу. Если бы мне улыбнулась удача, мы не сидели бы рядом с Линдси и Колином (служащими инвестиционного банка). Они тоже из Нью-Йорка, но там, где они свили гнездо, в пентхаусе с садом на крыше и террасой, это совершенно иной город. Они для нас такие же иностранцы, как туристы в панамах, покрытые слоями солнцезащитного крема.

По другую сторону стола — Фил, юрист, и его подруга, Марибелла, итальянский скульптор прямо из Италии. Они познакомились по Интернету. И она не знает ни слова по-английски. Хотела бы я иметь такую изящную отмазку. Но мне приходится избегать активного участия в беседе. Время от времени я подзываю официанта и прошу наполнить вновь мой бокал.

Следующей представилась пара справа от нас, но я не расслышала их имен. Я оцепенела от ужаса, внезапно осознав, что сейчас круг замкнется, и нам с Джейком придется рассказать о себе. И только мы за этим столом способны развлечь публику «кратким содержанием предыдущей жизни».

Парень с разбитым сердцем и большими планами в сфере фотоискусства приглашает одинокую безработную девушку на свадьбу друга, надеясь предотвратить суицидальную попытку.

— Простите, — тихо произношу я, ни к кому конкретно не обращаясь. Поднимаюсь и осторожно выскальзываю из-за стола.

Едва я вышла на улицу, как откуда-то с дерева внезапно раздался шипящий звук. Будто я прервала котов в середине их общения — это вяз пренебрежительно отметил, как не стильно, когда девушка не надевает колготки даже душным летним вечером. А кустарник, наверное, недоумевает, отчего утратили популярность нижние юбки.

Закуриваю. Листья колышутся, бормоча «ц-ц-ц».

— Даже не верится, что ты вот так меня бросила!

Оборачиваюсь. Из тени выступает Джейк с двумя бокалами шампанского. Луч света, пробивающийся от входа, весело мерцает в пузырьках.

— Кто кого бросил? Ты, кажется, прекрасно проводил время с этой итальянской художницей.

— Марибеллой? Издеваешься? У нее абсолютно нет чувства юмора. Она не смеялась ни одной моей шутке.

Удивленно смотрю на него:

— Она же не говорит по-английски.

— И что? Я говорил очень громко. — Джейк протягивает мне бокал. — Паршиво тебе, да?

— Нет, ничуть. — Я делаю маленький глоток. — Я просто забыла, как это может быть тяжело.

— Все оттого, что у тебя нет работы?

— Можно считать и так. Последняя моя вечеринка была в честь увольнения. Просто я чувствую, что не имею почти ничего общего с этими людьми.

— Не понимаю, почему ты так к себе относишься. Когда я рассказываю, чем занимаюсь, это производит большое впечатление на людей, а ты ведь знаешь, какой отстой моя работа…

— Это другое…

— Дай мне закончить. Вот что я имею в виду: разве эти люди хвастаются своей замечательной работой? Они лгут. И ты это прекрасно знаешь. И я тоже это прекрасно знаю. Но скажу тебе одну вещь. Никто не любит свою работу. И это факт.

— Ну и что же мне делать? Вернуться туда и начать лгать, как все другие? Притвориться, что у меня есть работа?

— Почему бы и нет?

— Потому что не могу вообразить ничего более пошлого. — Раздраженно наступаю на свой окурок.

— Отлично. Тогда вообще не говори об этом. Ты вовсе не обязана. — Джейк протягивает мне руку. — Я вышел, чтобы сказать: тебе больше не о чем беспокоиться. Играет оркестр. — И после короткой паузы продолжил: — И я хотел узнать, не потанцуешь ли ты со мной.

— А ты умеешь танцевать? — скрестив руки на груди, сердито спрашиваю я.

— Ха! Прошу. — Джейк подставляет локоть. — Не обижай меня.

Мы успеваем захватить хвостик первой мелодии — вечно любимое публикой «Твист энд шаут». Продолжая в темпе рока, оркестр переходит к интерпретации «Тутти-фрутти».

Джейк выскакивает на танцпол и демонстрирует безупречное вращение; полы его расстегнутого пиджака летят по воздуху, сопровождая движение. Он ловко останавливается и протягивает руку:

— Прошу!

Я вцепляюсь в него. Итак, начинаем.

К моему глубокому облегчению, Джейк великолепно танцует. Изящный, гибкий и, что еще важнее, с безупречным чувством ритма. Знаете, я умею делать chasse, jette, pas-de-bourre^[6], и классно, заметьте, но я же первая готова признать, что чувство ритма у меня хромает. Попросите меня станцевать произвольно под «Нью-Йорк, Нью-Йорк», и только 50 на 50, что я попаду в ритм. Хотя эта неприятность обрушивается, стоит парню обнять меня за талию и положить крепкую ладонь мне на спину. Именно когда меня охватывает волнение, мой музыкальный слух куда-то исчезает. Если мне везет, то основную часть времени я попадаю в ритм. Если же нет, я могу упасть на пол, увлекая партнера за собой.

С Джейком, оказывается, я танцую совсем иначе. Когда он кружит меня, я словно плыву по паркету, лечу на крыльях. Когда Джейк приподнимает меня после игривого переброса назад, я чувствую такое головокружение, что, выпрямившись, касаюсь его губ быстрым поцелуем.

Брови Джейка удивленно взлетают.

— Bay! — Он смущенно и недоверчиво трогает свои губы. — Такого я не ожидал.

— Не собираюсь извиняться, — игриво заявляю я, обвивая руками его шею. — Весь вечер мечтала сделать это.

— Да ну? — Он лукаво улыбается. — А, знаешь, чего я хочу?

Его ладони скользят вниз по моей спине и крепко сжимают задницу. Я едва не вскрикиваю, и тут язык Джейка проникает глубоко в мой рот. Поцелуй такой силы, что у меня сыплются искры из глаз.

Несколько раз моргаю, чтобы вернулось зрение. В трех футах от нас фотограф опускает камеру и прищелкивает языком.

— Вот это да! — восклицает он. — За такой снимок можно получить хорошие деньги. — Фотограф добродушно улыбается и с важным видом отходит.

— Эй, постой! — кричит ему вслед Джейк, отпустив мою талию.

Я так испугалась, что чуть не шлепнулась на пол.

Фотограф оборачивается. Джейк вытаскивает из кармана бумажник.

— Что, если я попрошу вас прислать мне копию этого снимка? Если я оставлю свой электронный адрес? — Он протягивает визитку. — Я заплачу.

Фотограф берет визитку, но от денег отказывается.

— Посмотрим, что можно сделать, — говорит он.

По мере того как Джейк приближается ко мне, его походка меняется, он начинает пританцовывать. К тому моменту, когда Джейк оказывается рядом, он уже танцует. Улыбаясь во весь рот, он берет меня за руки и начинает кружить. Я останавливаюсь, а Джейк уже готов к новым трюкам.

— Как ты хорош! — говорю я.

— Моя мама была танцовщицей в балете Майами. В детстве я по ее настоянию занимался танцами.

— Ты шутишь!

— Конечно, шучу. — И Джейк вновь кружит меня с таким шиком, что я задумываюсь, а не говорит ли он правду.

Задыхаясь, падаю ему на грудь. Но те крепкие объятия, которых я ждала, вдруг слабеют. Вопросительно смотрю на него, боясь заметить выражение боли.

— Я наступила тебе на ногу?

— Нет. — Слегка отклонив меня назад, Джейк прижимается носом к моему уху — мурашки пробегают по спине вниз и дальше — до кончиков пальцев ног. — Кажется, моя школьная подружка идет сюда, — шепчет он. — Я сейчас подниму тебя, и мы продолжим танцевать, идет?

— О'кей.

— Быстро!

Джейк поднимает меня — и опускает прямо перед феей с волосами цвета воронова крыла, одетой в неуместно короткое красное платье.

— Джейк? — Изящным жестом она откидывает прядь шелковистых волос. — Джейк Бликер? Не может быть! — И гибкими руками обвивает его шею. — Много времени прошло, а? — Она одобрительно похлопывает его по груди. — Хорошо выглядишь.

Джейк высвобождается из ее объятий.

— Ага, ты тоже. — Бросает взгляд на меня.

Я переминаюсь с ноги на ногу. Очень неловкое положение. Я не танцую, но и не участвую в беседе. Я просто идиотка, которая стоит в центре танцпола.

— Сара, это Тина.

— Очень приятно, — говорю я. Тина вежливо кивает мне и вновь поворачивается к Джейку.

— Ну и что с тобой произошло за последнее время? Я слышала, что ты работал в рекламной фирме?

— Да, и все еще там. А ты?

— А ты не слышал? Только что ушла из «Мари Клер». И сейчас редактор отдела моды в журнале «Шарм».

— О, вау! — вырывается у меня. — Потрясающе! — Смотрю на Джейка, произвело ли это на него впечатление. Похоже, нет.

— Да, неплохо. — Тина слегка поворачивается ко мне, давая понять, что заметила мое существование. — А вы, видимо, тоже фотограф? — спрашивает она.

— О нет.

Она вопросительно приподнимает бровь. Я молчу.

— А чем вы занимаетесь? — интересуется она.

— Я из группы «Рокеттс».

Глаза ее широко распахиваются. Жду, что сейчас Тина начнет хохотать. Но ее улыбка становится чуть более широкой и лукавой. Склонив голову набок, она внимательно изучает меня — темные волосы, рост 5,4 фута, ноги укоротить. Тина, должно быть, поняла, что я вру.

Поняла?

О Господи! Я попала в точку!

Выражение лица Тины становится отстраненным.

— О, ребята, простите, вы должны меня извинить. — Взгляд ее бесцельно шарит по собравшимся. — Кажется, Сэмми принялся за четвертый бокал шампанского. Хочу поздороваться пока он еще способен узнать меня. — Взметнув на прощание свои бесстыдно роскошные волосы, она, пританцовывая, удаляется.

— Вот ведь, — хихикает Джейк. — Прости. Я не представлял. Думал, будет здорово пригласить тебя на вечеринку с танцами. Но для тебя это, вероятно, оказалось еще одним тяжелым рабочим днем, да?

— Никоим образом. Все замечательно. У меня есть шанс проявить творческие способности и опробовать новые методы, над которыми я сейчас работаю.

— Да-а? Например?

— Не делать ничего без предварительной растяжки.

Музыка внезапно смолкает. Пару секунд оркестр нестройно переходит к новой композиции. С ужасом понимаю, что они продолжают темы восьмидесятых.

— Да! — Кулак Джейка взмывает в воздух в классической манере стоп-кадра. — «Карма хамелеон»! — И в восторге трясет головой.

Не могу разделить его энтузиазм, поскольку пока он изящными прыжками пересекает зал по диагонали, я пытаюсь исполнить сложный пируэт.

К своему глубочайшему удивлению, приземляюсь весьма удачно. Почти ожидая сдержанных аплодисментов, оборачиваюсь к публике. Однако Джейка нигде не видно. А я оказываюсь лицом к лицу с розовощекой девицей в зеленом атласном платье. Она смотрит на меня во все глаза:

— Это вы «Рокеттс»?

— Бывшая «Рокеттс», — уточняю я, не прекращая танцевать. — В этом месяце меня сократили, поскольку я не соответствовала требованиям по весу. Представляете?

Она хмурит брови, явно не зная, верить или нет.

— Эй, — предлагаю я, приподнимая юбку. — Хотите увидеть мой канкан?

С этими словами я изображаю па, которое запросто посрамило бы целую компанию танцовщиц из «Хорус лайн», из тех, что доллар-в-день. Этот мах был не часть шоу — но сам по себе шоу. Изящно изогнутая ступня, пальчики натянуты, высоко поднятое бедро. Длинная стройная ножка, исполненная страсти, которая подняла ее до небес…

И продолжает движение. В панике наблюдаю, как она взмывает над головой, подол моего платья следует за ней… Затем я чувствую резкую боль в копчике и погружаюсь в темноту.

Поспешно одергиваю платье, надеясь принять менее компрометирующий вид. Когда удается освободить голову из складок ткани, как и следовало ожидать, первым делом вижу Джейка — милого, славного Джейка. Он держит мою туфельку, захлебываясь от хохота. Метнув в него яростный взгляд, протягиваю руку.

— Не хочешь мне помочь? Кажется, я что-то растянула.

— Извини. — Он вытирает слезы, но плечи его все еще конвульсивно подергиваются. — Вот, держи. — Протягивает мне туфлю и помогает подняться. — Ты в порядке?

— Да, все отлично, — бросаю я, словно обронила тапочки.

Обняв меня за талию, Джейк помогает мне, и я, прихрамывая, выбираюсь с танцпола.

— Думаю, нам лучше вернуться в отель.

— Но мы не можем уйти сейчас. Еще не разрезали торт, — возражаю я.

— Закажем десерт в номер.

— Я хочу остаться.

— Может, кино посмотрим?

— Нет. Через пару минут я буду в порядке. Обещаю. — Пытаюсь отодвинуться от него, но коленки подгибаются.

Он крепче прижимает меня к себе.

— Брось, давай выбираться отсюда.

И Джейк бесцеремонно уводит меня. Я так беспомощна, что не в силах сопротивляться.

Едва мне удается, превозмогая боль, устроиться на кровати в лежачем положении, я тут же чувствую, как ушибленные мышцы спины расслабляются, и теплая волна распространяется по всему телу. Пристроив голову на двух мягких подушках и прикрыв глаза, слушаю голос Джейка, доносящийся с другого конца комнаты.

— Да, привет. Это из номера 312. Я хотел бы заказать клубничное пирожное и… что ты хочешь?

Приоткрываю один глаз и бормочу:

— Шоколад.

— Шоколадный мусс?

— Мм. Звучит восхитительно.

— И шоколадный мусс, — говорит он в трубку.

Заставляю себя приподняться и, привалившись к спинке кровати, беру с тумбочки телевизионный пульт. Щелкаю парой кнопок. Никакого эффекта.

— Дай-ка. — Джейк отбирает у меня пульт, нажимает еще на несколько кнопок, и телевизор наконец оживает. — Ты знаешь, что хочешь посмотреть?

— А что есть?

— Здесь есть платные каналы или… — Он щелкает переключателем. — Эй, смотри-ка! «Тутси»!

— О-о-о! Давай посмотрим. — Зарываюсь поглубже под одеяло.

Джейк откладывает пульт. Полностью одетый, он устраивается на дальнем конце кровати, как можно дальше от меня. Приоткрыв тяжелые веки, краем глаза наблюдаю, как Джейк развязывает галстук.

Начинаю засыпать прежде, чем в дверь стучит официант. Но помню, что перед тем какокончательно забыться сном, причмокиваю губами и успеваю подумать, что шоколадный мусс — великолепный завтрак.

Глава 11

Не знаю, долго ли мы ехали в Бостон. Я не засекала время. Даже когда мы застревали в пробках, наш неумолчный разговор прерывался только радостными восклицаниями: «Я тоже!»

Дорога домой — другое дело. Считаю каждую минуту, появляющуюся на электронных часах в машине. Секунды приходится отсчитывать в уме — тик, тик, тик.

Наш запас цитат из фильмов истощился, а чтобы придумать и развивать оригинальные темы для беседы, необходимы усилия, к чему мы сейчас не способны. Я слишком устала и отвратительно себя чувствую, поэтому не смею демонстрировать свои достоинства.

— Я включу радио, — говорю я, готовая к агрессии в том случае, если он возразит мне.

Джейк пожимает плечами:

— Ну и хорошо.

Наклоняюсь вперед и вынимаю диск, заставляя умолкнуть парня с хриплым голосом, который последние полчаса сетует на то, что его не понимают. Я с бесконечным удовольствием сую его в коробку и заталкиваю под кресло. Пусть киснет и гниет заживо вместе с такими же несчастными, изнывающими от жалости к себе.

Быстро просматриваю радиостанции, но это не поднимает настроения.

— Тебе не кажется, что слушать радио — почти то же самое, что выбирать фильм в магазине, когда все приличные вещи уже разобраны? — спрашиваю я.

— Эй, ну-ка вернись.

— Куда? Сюда? — Переключаю на прежнюю станцию и, склонив голову, пытаюсь узнать песню. — Минуточку, это же Элтон Джон. Ты что, серьезно?

— Ты не любишь Элтона Джона?

— А его кто-то любит?

— Да. Я. Это удивляет тебя?

— Нет.

— Все-таки удивляет, признайся. По-твоему, это недостаточно круто.

Честно говоря, именно так я и думаю. Я никогда не принимала всерьез Элтона Джона, ни в каком варианте. Я просто поняла, что мне не разрешали его любить.

— Откуда мне знать о крутизне? — ворчу я, но прибавляю громкость. — Послушай-ка. Он сейчас произнес «сахарный медвежонок»?

— Похоже, так, — радостно подхватывает Джейк.

— Ну, это ведь звучит по-дурацки!

— Ты слышишь то, что хочешь услышать, но на самом деле не обращаешь внимания.

И он еще прибавляет громкость. Полуприкрыв глаза, крепко сжимая баранку в руках, Джейк подпевает с таким чувством, какого я и не подозревала в нем.

— Чему ты улыбаешься? — спрашивает он.

— Тебе. Не представляла, что тебе нравятся любовные песенки.

— Ты разочаровываешь меня, Сара. Это не любовная песенка. Это грандиозное «да пошла ты» в адрес женщины, которую он бросил у алтаря. Как он произносит слова «сахарный медвежонок»? Он забавляется. Вот так. Тебе не легче? Теперь можешь считать, что твой «ой как круто» цинизм в целости и сохранности.

Я краснею. Не потому, что Джейк доказал мою неправоту. Но потому, что он так точно раскусил меня. Внимательно вслушиваюсь в песню, надеясь найти способ сохранить лицо.

— О'кей, хорошо, — внезапно соглашаюсь я. — Итак, это не любовная песенка. Так кто же спас его жизнь сегодня вечером?

— Это очевидно, — усмехается Джейк. — Это ты.

Он что, тоже забавляется? Нынче так трудно стало с этим разобраться.

Не знаю уж, благодаря Элтону Джону или его песне, но когда мы, наконец, прибываем в Нью-Йорк, где мерцающий огнями мост Джорджа Вашингтона простирается до горизонта и приветствует нас, мы с Джейком удовлетворенно вздыхаем, встроившись в длинную, медленно тянущуюся вереницу автомобилей.

Так хорошо оказаться дома.

Джейк сворачивает на Вест-Сайд, и мы, проехав еще несколько кварталов, останавливаемся у моего дома. Достаю с заднего сиденья свою сумку.

— Не завидую, парень, тебе ведь придется еще возвращаться через эту пробку.

— Да, это печально.

— Долго ли добираться до Бруклина?

— При таком движении? Час или полтора.

— Упс.

— Знаю.

И вот оно. Плотная тяжелая пелена молчания перед расставанием.

— Знаешь, — небрежно говорю я, — тебе вовсе не обязательно возвращаться домой. Можешь переночевать у меня.

Джейк не отводит взгляда от руля. Я чувствую, что начинаю заикаться:

— Ну, мы ведь уже спали в одной постели. И прошлой ночью было совсем неплохо.

— Не знаю. Ты очень громко храпела.

Я оскорблена в лучших чувствах и не скрываю этого. Джейк расплывается в озорной улыбке, потом хохочет.

— Я пошутил. Ты была очень мила. — И кивает: — Хорошо, я остаюсь. Поднимайся, а я поставлю машину.

— Нет, мы вместе припаркуемся и поднимемся.

Еще час уходит на то, чтобы найти место для парковки.

Усталые, измученные и опустошенные целым днем езды, вползаем в квартиру, где застаем Аманду. Она сидит скрестив ноги на диване, поглощенная интеллектуальным процессом отбора лучших чипсов из пакетика. Подняв на нас глаза, Аманда виновато улыбается.

— Шштлучшлсь? — изображая равнодушие, поинтересуется она. Но дикция подводит ее.

Швыряю сумку на пол. Ну конечно, она сегодня дома.

— А где как-там-его? — скрестив руки на груди, спрашиваю я.

— Завтра рано утром конференция. — Аманда хмурится. — Он не мог остаться. Но… — Она указывает большим пальцем босой ноги на бутылку дорогого вина, стоящую на журнальном столике. Бутылка пуста. — Он прислал извинения. — Аманда игриво подмигивает мне и наконец, замечает Джейка, стоящего за моей спиной. — Эй, а ты кто?

— Джейк. — Он косится на меня.

Аманда разглядывает его с головы до ног.

— Извини. Где мои манеры? — Зевнув, она забрасывает руки за голову, демонстрируя мягкую впадинку ниже ребер. — Хотите выпить? В холодильнике должно было остаться пиво. — Поправляет свои белокурые локоны. — Ты похож на любителя пива.

Не знаю, понимает ли это Джейк — и понимает ли сама Аманда, — но это своего рода тест. И он прекрасно справляется с ним.

— Я хороший, — сообщает Джейк.

Вздыхаю с облегчением и, подхватив его под локоть, тащу в свою комнату.

— Доброй ночи, Аманда, — многозначительно говорю я. И плотно закрываю за собой дверь.

Джейк поворачивается ко мне спиной и выкладывает на стол содержимое своих карманов. Из переднего — ключи от машины, из заднего — мобильный телефон. Из другого заднего кармана выуживает пригоршню мелочи. А затем прибавляются еще кредитки, монеты… Неудивительно, что парни не носят сумочки. Какой глубины эти карманы?

— Итак, — он складывает четвертаки в маленькую аккуратную кучку, — где вы познакомились? — Джейк кивает в сторону двери.

Отлично. Аманда. Любимая тема для разговора. Сбрасываю туфли и, рухнув на кровать, жду, что Джейк присоединится ко мне. Но он предпочитает «Аэрон».

— Видишь ли, мы были знакомы еще в школе. Шапочно. А затем, в один роковой день, уже после окончания колледжа, мы столкнулись в «Старбаксе». Выяснилось, что живем в одном городе… ну, и одно за другим…

— Как романтично.

— Правда?

— И долго ли вы живете вместе?

— Не помню. Три года?

— Bay! — присвистывает он.

— А что? Она тебе не понравилась?

— Прости. Я знаю, что слишком поспешно сужу о людях. Ты не обиделась?

Не обиделась ли я?

— Нет, нет. Я сама такая. Но многие парни считают ее привлекательной…

— По-моему, это она считает себя привлекательной. Но понимаю, что некоторые парни попадаются на это. Большинство мужчин верят всему, что говорят им девушки.

— Но не ты?

— Уж точно не я. Ему не понравилась Аманда!

Именно там и тогда я решила переспать с ним.

Конечно, все не так просто, и мы не спим друг с другом по-настоящему. Конечно, я спешу поцеловать его, а Джейк не просто встречает меня на полпути, он вскакивает с кресла, прыгает на кровать и устраивается прямо на мне. Мы смеемся, возимся, и каким-то образом я оказываюсь сверху. По ходу дела подушки и покрывала падают с кровати.

Но пока мой ремень не расстегнут, я останавливаюсь. С притворной скромностью скатываюсь с Джейка и дрожащими руками прикрываю глаза.

— Нам не следует этого делать.

— Что? — Джейк выпрямляется.

Заметив, что он в панике, я готова расхохотаться. Но сдерживаюсь.

— В чем проблема? Я что-то сделал не так?

— Нет, — вздыхаю я, стараясь изобразить озабоченность. — Просто, по-моему, тебе это не нужно. Ты ведь пережил очень тяжелый разрыв, и… — Господи, надеюсь, это звучит хоть немного искренне. — Я не хочу, чтобы тебе казалось, будто я подталкиваю тебя к тому, к чему ты пока не готов.

— Эй! — Джейк касается губами моего плеча. — Эй, посмотри на меня. — Приподняв мой подбородок, он целует меня в нос. — Я в порядке. Правда.

Итак, я расстегиваю ремень. Вновь поцелуи и прикосновения.

Но прежде чем расстегнуть мой лифчик, останавливается Джейк. Откатывается на спину и смотрит в потолок. Прикрыв простыней грудь, поднимаюсь.

Что я сделала на этот раз?

— Что-то не так? — спрашиваю я.

— Ужасно, что ты это сказала, — вздыхает он.

— Что? Что я сказала?

— Ужасно, что ты думаешь, будто подталкиваешь меня. Не хочу, чтобы ты беспокоилась из-за этого. Если ты считаешь, что еще не пришло время — я имею в виду, для нас обоих, — может, действительно не стоит этого делать.

— Нет, нет, нет. Все в порядке.

И вновь поглаживания, поцелуи… Сомнения и нерешительность… К четырем утра мы оба так измотаны, что решаем выкурить по последней сигарете и заснуть.

Проснувшись утром, долго моргаю, пока зрение не приходите норму. На другом краю кровати вижу Джейка, через несколько секунд понимаю, что он одет, а между плечом и шеей у него зажата телефонная трубка. А затем абракадабра его разговора начинает обретать смысл.

— Я просто поздно вернулся… Возникли проблемы с возвратом машины в прокат. Вплоть до этого времени… Я уже еду.

Вскинув вверх обнаженные руки, громко зеваю.

— Уже покидаешь меня?

— Я разбудил тебя? — Джейк оборачивается.

— Нет, я все равно уже просыпалась.

Он с улыбкой подбирается ко мне.

— Я пока не ухожу. — И проводит пальцем по всей длине моей руки.

Я вздрагиваю.

— Замерзла?

— Да, чуть-чуть, — вру я.

Джейк натягивает покрывало мне до подбородка и растирает плечи.

— Так лучше?

— Гораздо.

Он целует меня, и это не властный поцелуй, не призывный, не требующий безотлагательного секса. Просто поцелуй.

Не знаю, долго ли он длится. Время течет странно, становясь бесконечным и кратким одновременно. Мы с трудом размыкаем губы и отстраняемся друг от друга. Тянусь за своей одеждой, беспорядочно разбросанной по полу.

— Я провожу тебя.

Продолжая целоваться, задерживаемся в коридоре. Кажется, по пути сюда мы тоже целовались. Джейк, потянувшись назад, открывает входную дверь. Реальность врывается внутрь, нахлобучивает шляпу ему на голову и заставляет возвращаться домой.

Мы наконец окончательно отодвигаемся друг от друга. Боюсь спросить, когда снова увижу его. Боюсь услышать то же, что и большинство девушек.

— Послушай. — Джейк гладит меня по плечам. — Я не могу встретиться с тобой сегодня вечером.

Проглатываю комок в горле.

— О'кей.

— Я должен вернуться в Бруклин. Покормить кошку. Но я позвоню тебе.

Киваю. Он целует меня в лоб.

А потом уходит.

Закрываю дверь и чувствую, что из меня словно медленно выпускают воздух. Передо мной маячит долгий пустой день. Никогда не чувствовала себя такой одинокой.

Однако, к счастью, как Белоснежка, потерявшаяся в лесу, я нахожу утешение в виде семи маленьких приятелей — «Лисол», «Пайнесол», «Уиндекс», «Тайлекс», «Хлорокс», «Плиджм, «Свиффер».^[7] Жизнь домохозяйки проясняется, и меня от нее начинает подташнивать. Или, может, это от запахов?

Верный слову, Джейк, добравшись до офиса, звонит мне только для того, чтобы сказать «привет». От далекого звука его голоса чувствую себя еще более одинокой.

А затем, в довершение ко всему, несколько минут спустя раздался совершенно неожиданный звонок.

— Алло, могу ли я поговорить с Сарой?

— Слушаю.

— Сара, это Джини. Я звоню из офиса доктора Коэна.

Сердце у меня падает. Отлично. Разве все и так недостаточно плохо, и кто-то звонит сообщить, что я умираю? Я должна была это знать.

Но затем припоминаю: у меня больше нет медицинской страховки. Много лет я не была у врача. Так что я по крайней мере могу оставаться в неведении, и если действительно мне осталось недолго, никто не позвонит и не сообщит об этом.

— Привет, Джини! — поспешно отвечаю я. — Спасибо, что позвонили. — Но с чего бы?

— Никаких проблем, Сара. Мне следовало сделать это раньше, но доктор Коэн последнее время был очень занят. Завтра днем у него есть свободное время, так что, если не возражаете, он мог бы встретиться с вами, побеседовать.

— Завтра вполне удобно. — Я размышляю. Очень напряженно. — А где вы располагаетесь?

— На Шестой авеню, между пятьдесят шестой и пятьдесят седьмой, — напоминает мне Джини.

Очень не хочется ей говорить об этом, но для меня все это звучит абсолютно неожиданно.

— Да, не пришлете ли нам свое резюме?

— Конечно, — соглашаюсь я.

Джини диктует мне адрес, и мы прощаемся. Некоторое время я тупо смотрю в пространство, надеясь, что в памяти всплывут хоть какие-то подсказки.

Доктор Коэн?

Телефон все еще у меня в руках. Пристально смотрю на него и наконец, стянув нервы в узел, набираю наводящий ужас номер.

— Алло?

— Привет, мам. Тебе что-нибудь говорит имя доктора Коэна?

— Нет. Погоди, спрошу у папы… Стивен! — вопит она прямо в трубку. — Ты знаешь доктора Коэна?

Включается еще одна телефонная линия, и начинается перепалка.

— Он кузен Карла. Помнишь? В биомедицинской фирме? Ему нужна секретарша. Как ты могла забыть? Карл задействовал столько механизмов, чтобы добиться этого собеседования!

— Извини, — говорю я, поняв, что отец обращается ко мне. — Это было так давно. Совсем выскочило из головы.

— А проблема медицинской страховки? Тоже выскочила из головы?

— Папа! Я не могу сейчас разговаривать! Доктор Коэн ждет, когда я пришлю резюме. — И кладу трубку, прерывая оба разговора.

Каждый опытный человек скажет вам, что нельзя идти на собеседование не подготовившись. Даже самая минимальная информация может оказаться существенной.

Однажды, проходя собеседование для устройства на работу в журнал, я сказала будущему боссу, что с радостью отказалась бы от работы в интернет-прессе. Используя материал, который штудировала всю ночь накануне, я пустилась в рассуждения о том, как пусты и легкомысленны компьютерные издания, и о том, что печатное слово становится рабом формата. Заявила, что меня приводит в восторг возможность наконец-то получить работу более интеллектуальную и серьезную. Новые издания поражают меня своей крайней неоригинальностью, и я ищу работу в среде более творческой и организованной. На самом деле я всегда задыхалась, работая в интернет-изданиях.

Интервьюер подождала, пока я переведу дыхание. Наконец, сочтя, что я высказалась достаточно убедительно, она опустила свой блокнот и поднялась.

— Полагаю, вас неверно проинформировали, — заявила она. — Наше издание и есть компьютерный журнал. Мы создаем приложение к нашему печатному варианту.

Так что я научена горьким опытом. После этого я уяснила, что к собеседованию надо готовиться, как к последнему экзамену, как к получению последнего кредита на образование.

Собираясь на встречу с доктором Коэном, я провела следующие исследования: нашла официальный сайт фармацевтической корпорации, прочла все о компании, позвонила маме.

— Что такое страховой фонд? — осведомилась я.

— Понятия не имею. Спрошу у папы. Стивен! — вновь завопила она прямо в трубку.

Я услышала что-то невнятное на заднем плане.

— Что-то насчет риска… риск управления… а? — Наконец мама сдалась. — Подожди, я дам ему трубку.

— Нет, не надо…

— Это как страхование пари, — говорит папа, на этот раз вполне внятно. — Инвесторы объединяют свои ресурсы в тех случаях, когда вложения рискованны. В таком случае, если все удачно, ты получаешь приличные деньги, если же дело проваливается, ты не слишком много теряешь. Поняла?

— Не совсем. Но все равно спасибо.

Мы оба с радостью заканчиваем разговор, пока ситуация не вышла из-под контроля.

121 West 68th Street, Apt 4B

дом:(212)555-1476

моб:(917)555-9317

New York, NY 10023

E-mail s.Pelletier@hotmail.com

Сара Пелтье

ОПЫТ РАБОТЫ

2000–2002: 451 Films.com, Нью-Йорк

Административный помощник

Обработка и обновление базы данных отдела

Исследование и прослеживание развития конкуренции на рынке

Обеспечение сбора данных для изучения законности всех поступающих предложений

Ответственная за прохождение всей поступающей информации, работу офиса, отчеты по транспортным и прочим расходам

Работа на коммутаторе и ответы на телефонные звонки

1999–2000: кинофестиваль Нью-Йорка, Нью-Йорк

Исполнительный помощник

Ответственная за распространение рекламных материалов

Составление расписания просмотров и координация дискуссий специалистов

Функции посредника между производителями фильмов и спонсорами фестиваля

Лето 1998: Шоу «Поздно вечером», Нью-Йорк

Практикант в офисе

Организация всех аспектов ежедневной работы офиса

Помошь продюсерам в различных видах профессиональной деятельности

Обработка и обновление базы данных отдела

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

1997–1999: университет Браун, Провиденс

Автор

Освещение всех культурных событий университета

ОБРАЗОВАНИЕ

1996–2000: университет Браун, Провиденс

Бакалавр, английский язык

Средний балл — 3,8

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ НАВЫКИ

Машинопись — 50 слов/мин

Опыт работы с «Word», «Excel», «Powerpoint»

Глава 12

Вас опять одурачили, да? Это выглядит, как все то же, чертово резюме. Но au contraire^[8]! Оно отличается от других, поскольку это мое «Финансовое резюме». Поскольку мне чертовски не хватает финансового savoir faire — и в жизни и работе, — пришлось прибегнуть к небольшой уловке. Trompe l'oeil, если угодно. (Кстати, я так часто вставляю французские слова отчасти потому, что в данном резюме не включила в перечень своих навыков свободное владение французским.)

Но уж коли мы заговорили о пристрастиях к определенным словечкам и фразам, давайте возьмем любого из нас. Как насчет ampersand, маленького забавного значка «»? Как вы заметили, я довольно часто пользуюсь им. Такая зависимость от маленького символа наводит на ложную мысль, что я легко управляюсь с цифрами и знаками. То есть мой средний балл — 3.8, живет своей собственной жизнью. А мое колоссальное достижение в машинописи, 50 слов в минуту, стоит первым в списке умений. Еще я слегка поиграла со своим тестом SAT^[9] — 1510 баллов, но, если полагаться на результаты теста, который я сдавала почти десять лет назад, это скорее помеха, чем преимущество.

Я могла бы украсить свое резюме тысячами цифр, снабдить его миллионом символов, но все равно никогда не стану специалистом-аналитиком. Не верите? Вот лишь несколько цифр, которые я предпочла не включать в резюме, потому что ни одна из них не принесет мне пользы.

Общее количество лет в высшем учебном заведении: 4

Общее количество лет профессиональной деятельности: 2

Средний еженедельный заработок: $ 567,50

Еженедельное пособие по безработице: $ 284,00

Общее количество минут физических упражнений: 400

Превышение лимита телефонных разговоров в минутах: 82

Общее количество разосланных резюме: 27

Общее количество перспектив: 0

Офис «Фарматек» я представляла себе ослепительно белым зданием клиники, где служащие ходят в масках, а повсюду ряды герметично закрывающихся дверей. В реальности все еще хуже. Офис расположен на пятьдесят девятом этаже небоскреба в центре города. Там изысканные мраморные полы, бразильская палисандровая мебель и подлинные живописные полотна в золоченых рамах. Я определенно не вижу себя здесь. В костюме Аманды из «Банана репаблик» чувствую себя самозванкой.

Дожидаясь, пока доктор Коэн окажет мне сомнительную честь и проведет со мной собеседование, просматриваю прессу в приемной. Ничто не привлекает моего внимания. Выбираю «Файнэншиал таймc» только потому, что странички розовые.

Мгновением позже луч ослепительного белого света ложится на раскрытую страницу. Когда зрение нормализуется после яркой вспышки, замечаю протянутую ко мне руку, а в ярком свете сверкает неимоверных размеров бриллиант в перстне.

— Привет, Сара. Я Джини.

Неловко пожимаю перстень, стараясь, чтобы блеск не травмировал мои чувствительные глаза. Ангельское личико Джини наконец фокусируется.

— Доктор Коэн сейчас примет вас.

Сверкающий пальчик манит меня поближе. Теперь я понимаю, почему доктору Коэну, возможно, и в самом деле нужна новая секретарша.

Стук Джини в дверь будит доброго доктора.

— Доктор Коэн? — Милая мордашка исчезает за дверью. — Сара уже здесь.

— О да, конечно! Пригласите.

Магнетическое кольцо Джини влечет меня в кабинет, который, кажется, простирается на весь город. Из-за сплошного окна во всю стену трудно определить, где кончается кабинет, а где начинается Центральный парк.

Джини предлагает мне сесть и придвигает кресло для себя. Доктор Коэн по другую сторону стола протирает очки.

— О'кей. — Он смотрит сначала на Джини, затем на меня. — Итак, гм… мы с вами знакомы?

Бросаю взгляд на Джини. География офиса позволяет предположить, возможно, ошибочно, что она с моей стороны стола. Джини поощрительно кивает мне.

— Ваш кузен Карл — партнер моего отца.

— Верно, верно, — подтверждает доктор Коэн. — Вы… хм… у вас есть резюме?

Я расстроена. Почти всегда я прихватываю с собой копию резюме, просто на всякий случай. Естественно, единственный раз, когда оно действительно понадобилось, я оказалась с пустыми руками.

— У вас есть ее резюме, — говорит Джини за секунду до того, как я собираюсь пулей вылететь из кабинета. — В папке слева.

— В самом деле? — Доктор Коэн шарит в стопке бумаг. Достает вожделенный документ, просматривает его так тщательно, словно видит в первый раз.

— А где вы учились? — наконец спрашивает он.

— Это в конце…

— На второй странице, — подсказывает Джини.

Доктор Коэн укоризненно смотрит на меня. Точно так же, как моя мама, когда я, ударившись большим пальцем, инстинктивно начинаю браниться. Эдакий взгляд «как-ты-могла».

— Резюме следует размещать на одной странице, — сообщает он.

Я едва заметно прищуриваюсь, как будто не знаю я этого. Как будто это не первое священное правило всех, кто ищет работу.

Испуганно вздыхаю. Широко раскрываю глаза.

— А разве оно не на одной странице? — в смятении спрашиваю я. — Должно быть на одной! На моем компьютере была одна страница. Наверное, поля сместились, когда я отправляла его Джини. — Итак, я бросила ей мяч, прося снять с меня ужасное обвинение. Мы ведь члены одной команды.

— Очень вероятно, — взмахивает ручкой Джини. — Мой компьютер, наверное, иначе форматировал текст.

Доктор Коэн удовлетворенно кивает и перелистывает страницу. Я же самодовольно молчу, дожидаясь, пока он узнает, где именно я училась. Вот-вот он начнет извиняться, искренне сожалея, что посмел усомниться в моем высокоуважаемом, если не сказать незаслуженно переоцененном, образовании.

— Да, о'кей. Браун. 3,8. Неплохо. — Доктор Коэн накрывает мое резюме ладонью, явно не слишком пораженный. — Итак, а чем именно вы хотите заниматься?

— У меня великолепные навыки общения, письменной речи. Я с удовольствием нашла бы им применение.

Доктор Коэн приподнимает бровь:

— Вы знаете, что это финансовая фирма, не так ли?

— О да. — Я краснею. — Мне известно, что вы занимаетесь страховыми фондами и… — Не говори этого. Не говори этого. — …Всякими вещами. — Итак, я произнесла это. — Но у меня большой опыт работы с документами, письмами… — Я замолкаю. А что, если доктор Коэн не написал в своей жизни ни одного письма? А что, если существует недоступный мне язык, на котором общаются лишь при помощи цифр, символов и двойных спиралей?

— Джини, — перебивает меня доктор Коэн, утомленный перечислением бесполезных навыков, — ты не знаешь, кому-нибудь у нас нужен писатель?

— Уф. — Она смотрит на свою изящную поблескивающую лапку. Я чувствую, как Джини отодвигается от меня и наш союз распадается. — В настоящий момент — нет.

— Вот что я вам скажу. — Доктор Коэн откладывает мое резюме и мгновенно забывает о его существовании. — Что, если Джини предоставит вам контакты наших агентств по найму? Мы имеем дело только с лучшими из них. Надеюсь, это поможет.

— Спасибо. — Я поворачиваюсь к Джини. — Это было бы здорово, — холодно говорю ей. Предательница.

Доктор встает и протягивает руку.

— Приятно было познакомиться.

— Мне тоже.

Собеседование завершается сердечным рукопожатием.

Спускаюсь на пятьдесят девять этажей, выхожу в вестибюль и выбрасываю список лучших агентств по найму в урну около лифта. Чего хорошего от них ждать? Я знаю, что никогда не стану одной из тех очаровательных, сверкающих побрякушками молоденьких корпоративных секретарш в прозрачных чулочках, которые говорят: «Это в папке слева, доктор Коэн», или: «Вы отправили это вчера, доктор Коэн», или: «Очки у вас на лбу, доктор Коэн».

Кому это нужно, верно?

Уже проходя сквозь вращающиеся двери, достаю свой телефон. Я не намерена звонить маме, ибо не готова разочаровывать ее. Звоню Джейку. Да, у меня в телефонной памяти остался его служебный номер.

— Итак, еще один шанс потерян, — сообщаю своему плечу, неловко придерживая телефон, пока прикуриваю.

— Мне жаль.

— Не стоит. Это не та должность. — Делаю паузу, припоминая весь свой опыт, и воркующим голосом добавляю: — Я хочу увидеть тебя сегодня вечером.

Джейк глубоко вздыхает.

Очень многозначительный вздох.

— Сегодня не могу. Я должен вернуться в Бруклин.

— Зачем? Накормить кошку? Ты кормил ее вчера. Часто ли ест эта чертова скотина? — Может, еще слишком рано давать понять, что я не любительница котов. Возможно, позже я свалю на аллергию свою неприязнь к этим мерзким тварям (что лишь отчасти правда).

— Нет. Дело не в этом. Она должна зайти. Она хочет забрать свои вещи.

Она. Он даже не может заставить себя произнести ее имя.

Глава 13

— Еще по одной? — спрашиваю я.

Лори смотрит на меня с другой стороны стола. На коленях у Лори сумочка, и она судорожно вцепилась в нее, как только села. Думаю, руки шарят в кошельке, чтобы немедленно метнуть чаевые.

— Полагаю, тебе хватит.

— Брось! Еще один стакан воды тебя не убьет. Ты же знаешь, нужно выпивать восемь в день. — Знаю.

Делаю знак бармену, прося повторить. Это будет пятый стакан воды для Лори. И поскольку я не хочу отставать. от нее, это будет моя пятая «Маргарита».

Часом позже обнаруживаю себя в своей квартире. Я покачиваюсь и чувствую: что-то неладно. Наконец, перестав качаться, я понимаю, что дома тихо. Слишком тихо. Квартира пуста.

О, какой восторг! Весь вечер я буду предоставлена сама себе! Как долго я ждала этого момента! И что делать теперь, когда он настал? Снимаю одежду и ползу в кровать.

Что мне, танцевать нагишом? Принимать ванну с шампанским? Искать по кабельному фильмы Залмана Кинга?

Да одного сознания, что никто, ни одна душа в мире, не вторгнется на мою территорию, для меня достаточно. Погружаюсь в тепло одеял и света ночной лампы, в эфемерный мир «Die Dämmerung». Или «Сумерек». Замечаю, что дважды перечитываю каждое предложение, прежде чем до меня доходит смысл, но уже через несколько страниц мирное течение приносит меня в гавань, существующую только для меня.

Внезапный телефонный звонок выбрасывает меня оттуда на жесткие пружины матраса. Чуть не спрыгиваю с кровати.

Нащупываю будильник. Час ночи. Это не время отвечать на телефонные звонки. Это время тревоги, время «кто-то-попал-в-аварию». Может, поэтому Аманды нет дома?

— Да, алло! — испуганно выдыхаю в трубку.

— Сара?

— Джейк? Что случилось? Ты в порядке?

— Да. То есть, нет. Был ужасный вечер.

— Почему? Что случилось?

— Она только что ушла. Она забрала свои вещи. Все кончено.

— О, а, да. — Неистовый стук в моей груди начинает стихать.

— Я хочу приехать.

— Сюда?

— Это нормально?

— Когда ты будешь здесь?

— Примерно через час.

Смотрю на часы, хотя прекрасно знаю, который час. Прислушиваюсь к тиканью часов, стуку сердца, копаюсь в себе, пытаясь обрести самоконтроль. Трудная задача. Меня все еще мучают последствия пяти коктейлей.

— Уже немного поздно, — тихо произношу я.

— Я знаю.

— Может, это не слишком удачная идея.

— О'кей. Понимаю.

— Как насчет завтрашнего вечера?

— Было бы здорово.

— Хорошо. Ну, спокойной…

— Э, послушай, Сара, не дашь ли мне свой электронный адрес?

— Электронный адрес?

— Да, я хочу тебе кое-что отправить.

— Хм, о'кей. Ручка есть? — Диктую адрес. — Доброй ночи, Джейк.

Кладу трубку. Испытывая странное удовлетворение, зарываюсь поглубже в подушки и переворачиваю очередную страницу.

Наутро, выскочив из постели, первым делом включаю компьютер. Поскольку на часах 9.15, я не рассчитываю на полный почтовый ящик. Там действительно только одно письмо.

От Джейка, тема: «Привет, Сахарный Медвежонок». Миллион раз щелкаю кнопкой: мне кажется, что письмо открывается недостаточно быстро.

Ужасно, но текста нет. Чувствую себя крайне униженной и оскорбленной. Как он посмел вселить в меня такие надежды, заставить мое сердце биться с такой силой, что я едва помещаюсь в своем «Аэроне», только ради того…

О, погодите. Тут есть приложение. На этот раз я открываю файл медленно, чтобы не стать жертвой еще одной совсем-не-смешной грубой шутки Джейка.

Разве я любительница истязаний? Теплый поток крови в моих жилах внезапно стынет. В носу такое ощущение, словно вдохнула множество маленьких острых сосулек.

Он прислал мне фотографию. Не образец своей работы, не то, что показалось ему смелым или достаточно откровенным, чтобы поделиться находкой со мной. Нет, это его собственная фотография. Вот он, самодовольный, бесстыжий, слился в страстном поцелуе со жгучей брюнеткой. Джейк предполагал поразить меня?

Хрустнув суставами пальцев, готовлю ответ. «Привет, Подонок»? «Эй ты, Дерьмо Собачье»? Весь спектр подобных выражений приходит в голову, поэтому трудно остановиться на чем-то одном. В поисках вдохновения рассматриваю его самодовольную ухмылку на экране компьютера.

— Что за… — Схватившись за край стола, придвигаюсь поближе. У меня появляется предчувствие, что сногсшибательная брюнетка на этом фото может — только может — оказаться мной.

Это и есть я! Я узнаю платье. Узнаю и танцпол на той свадьбе. Но эти чувственные, похотливые, пухлые, приоткрытые красные губы — тоже мои?

Ребята, не знаю, сколько они заплатили фотографу, но этого все равно явно недостаточно. Не знаю, что сказать. Опасаюсь, что это прозвучит, как у капризной, неискренней обладательницы титула Лучшей Актрисы — а, да к черту это! Я прекрасна! Яркая, сексуальная и блистательная!

Может, девушка на фотографии действительно не совсем я. Конечно, не та, известная мне я. С этим неясным свечением в лице, с мечтательным выражением в глазах. Это создание вызвано к жизни мгновенной вспышкой фотокамеры, вспышкой молнии, превращающей жесткие линии в тени — просто нужный ракурс, формирующий расплывчатые черты. По воле камеры она появляется лишь один раз. А затем исчезает навеки.

Или не исчезает?

Я могла бы весь день рассматривать этот снимок, размышляя, кому бы его послать, каким образом переделать его и использовать в будущем, когда я стану знаменитым обозревателем. Знаю: нехорошо так думать, даже вредно для здоровья, подобные мечты, в лучшем случае, истощат жизненные силы, а в худшем — уничтожат меня, когда мне придется столкнуться с грубыми реалиями жизни. Поэтому с тяжелым сердцем беру вновь «Die Dämmerung» и удаляюсь в гостиную.

Перечитывая все тот же абзац, на котором я застряла накануне, понимаю, что чтение ради удовольствия — это непозволительная для меня роскошь. Интересно, кто из нас — я или Принцесса — медленно раздувает пламя моей литературной страсти? Поможет ли мне, если она подбросит в огонь еще несколько поленьев — лучше бы таких хрустящих, зелененьких, с печатью казначейства.

Повинуясь импульсу, снимаю телефонную трубку.

Повинуясь следующему импульсу, кладу ее. Неужели действительно до этого дошло? Я должна умолять, унижаться, оправдываться?

Не сомневайтесь, именно это я и делаю.

Ерзаю на стуле, поудобнее устраивая хвост, и набираю номер. Она отвечает после первого же звонка.

— Привет, это Сара. — Стараюсь, чтобы голос звучал бодро и радостно.

— Сара? — невинно переспрашивает Принцесса.

— Сара Пелтье, — поясняю я, едва сдерживая раздражение. Она чертовски хорошо знает, кто я такая.

— Сара, куколка, ну, конечно же! Прости, ради Бога. Во всей этой неразберихе я совсем потеряла голову. Здесь у нас такая суета, столько дел.

— Но это ведь хорошо, верно?

— Пфф, — фыркает она в ответ.

— Чем бы тебе помочь?

— О, куколка, как это мило с твоей стороны. Но думаю, я кое-как справилась с рукописями…

— Не обязательно с рукописями. Ты все еще не собираешься поискать помощника, чтобы снять с себя часть нагрузки?

— Боже, как бы я хотела! Черт…

Слышу, как телефонный аппарат падает со стола. Почему-то я уверена, что она сделала это нарочно.

— Я слушаю, извини. Вот что я тебе скажу, куколка…

С каких это пор она называет меня куколкой? Это начинает надоедать.

— Тут передо мной лежит книжка. Я хотела прочитать ее сама, но никак не могу найти время. Но это очень секретно. Могу я доверить ее тебе?

— Конечно.

— Отлично. Это как раз по твоей части.

— А как называется?

— Хм? Дай-ка гляну. Черт побери. Могу ошибаться, но, полагаю, это произносится как «Die Dämmerung».

Я с трудом удержалась от глупого хихиканья. Что это за особо секретная книга, если я уже читаю ее?

— Разумеется, я взгляну на нее, — почти снисходительно соглашаюсь я.

— Замечательно. Пришлю тебе с посыльным сейчас же.

К середине дня я все еще сижу в гостиной в ожидании посыльного. Вообразите мое изумление, когда на пороге появляется Аманда. Она застает меня перед погасшим экраном телевизора с обрывком зубной нити в руках. У меня определенно замедленная реакция. Я не слишком внимательно слежу за календарем, но, насколько помню, сегодня среда или четверг. Или вторник. Впрочем, достаточно того, что сегодня будний день, и я никак не ожидала вторжения Аманды.

— Ну и ночка, должно быть, выдалась, а? — приветствую я ее, отрывая кусок нити.

Аманда швыряет сумку на диван, не замечая меня, и проходит мимо, не проронив ни слова. Я принимаю это за приглашение к дальнейшим расспросам.

— Ты заболела? Температура поднялась? Немного… проголодалась?

Аманда резко оборачивается, ярко-голубые глаза сверкают:

— Ты меня осуждаешь, да?

— Что? Нет, конечно, нет.

— Думаешь, я получила повышение только потому, что сплю со своим боссом.

— Я вовсе так не думаю. И в любом случае, кому какое дело? Если бы у меня был симпатичный босс, я бы тоже с ним спала. Полагаю, это очень романтично.

Аманда издает короткий смешок. Горький, хриплый смех.

— Это вовсе не романтично. Это полное дерьмо, и ты это прекрасно знаешь.

Она исчезает в кухне и начинает хлопать дверцами шкафчиков. Отбрасываю нить и иду за ней.

— Что случилось?

Схватив чашку с полки, Аманда злобно тычет ее мне под нос.

— По-твоему, ты действительно лучше меня?

Да.

— Нет! — Это звучит даже забавно.

Заглянув в чашку, Аманда корчит рожу.

— Ты что, развалишься, если как следует отмоешь свою кружку? — И со стуком ставит ее в раковину. — Я устала убирать за тобой дерьмо.

О'кей. Теперь мы переходим на личности.

— Это ты убираешь за мной? Ты ненормальная? Чем, по-твоему, я занимаюсь целыми днями?

— Понятия не имею. А чем же ты занимаешься?

— Во-первых, выношу мусор. И намерена объяснить тебе, что выносить мусор вовсе не означает набивать полный пакет и оставлять его рядом с мусорным ведром. Его следует выносить за пределы квартиры.

— Правда? — Аманда выпрямляется во весь рост, напоминая мне о том, какая я коротышка. — Ну, тогда и я намерена кое-что объяснить тебе, — вскипает она. — Я знаю, что ты тайком пробираешься в мою комнату и берешь без спросу весы. Я хочу, чтобы это прекратилось. В один прекрасный день ты их все-таки сломаешь.

Я онемела, хотя могла бы ответить ей так же жестоко. Просто не могу ничего сразу припомнить.

Аманда не дает мне возможности найти хотя бы слабое оправдание. Взмахнув волосами, она шествует в свою комнату и хлопает дверью. Не желая оставаться в долгу, я тоже отправляюсь к себе и тоже хлопаю дверью. Гораздо громче.

Тычу вилкой в жареную картошку, воображая, что это сердце Аманды. Зубцы входят еще чуть глубже, и я испытываю мимолетное удовлетворение. Перехожу к пыткам следующей картофелины, потом еще одной, и довольно скоро передо мной образуется неплохой набор колотых картофельных ран.

— Ты не голодна? — спрашивает Джейк, отщипывая кусочек моего лосося.

— Не-а, — продолжаю измельчать свой гарнир. — Я просто задумалась.

— У тебя печальный вид.

— Я в порядке. — Изо всех сил вонзаю вилку в кусок рыбы.

— Хочешь анекдот?

— Вообще-то я не в настроении…

— Ты слышала про невежу?

— А? — Вилка застряла в куске лосося, и я не могу вытащить ее. — О нет, кажется, нет.

— О'кей. Как называется человек тупой и одновременно козел?

Пристально смотрю на Джейка поверх вертикально торчащих из моей тарелки приборов. Не представляю, чего он добивается.

— Невежа? — переспрашиваю я.

— Что? Откуда ты… — Он поражен. — Почему ты не сказала, что уже слышала?

Глядя на Джейка, понимаю, что он говорит всерьез.

Я хохочу. Даже вилка, наконец, падает. Когда подходит официант, я вытираю слезы в уголках глаз. Джейк виновато улыбается.

— Не упакуете ли нам рыбу с собой?

Джентльмен, как всегда, Джейк платит по счету, берет пакет с моей рыбой, открывает передо мной дверь и прикуривает мне сигарету, пока я мучительно пытаюсь овладеть собой. Наконец я окончательно вытираю глаза.

— Прости. Ты был так мил сегодня. Спасибо, что терпишь меня.

— Я вовсе не терплю тебя. Хочешь верь, хочешь нет, но с тобой здорово. Я и не думал, что люди могут так смеяться.

— Я совсем как девчонка, да?

Джейк пожимает плечами.

— В хорошем смысле. — Он гасит свою сигарету. — Ну, куда теперь?

— Мм, не знаю. — Наморщив нос, прикидываю собственные возможности.

Ресторан выбрал Джейк: это непритязательная таверна в Ист-Виллидже. Но, говоря по правде, этот район не из тех, что я люблю. Ист-Виллидж — такое местечко, где богатые люди прикидываются, что вовсе не таковы. И, демонстрируя бедность, они считают, что имеют право жаловаться. И жалуются. Громко. Напитки чересчур дорогие, в баре слишком людно, музыка отстойная. (Кстати, все это — святая правда.) Но дело не в этом, а в том, что обитатели Ист-Виллиджа создали культ неудовлетворенности. В кинотеатрах показывают всякую муть, дешевые фильмы; музыкальные клубы приглашают посредственные ансамбли, чтобы людям было о чем поскулить, заплатив $10 в баре за углом.

Джейк заметил мои сомнения. — А хочешь, захватим бутылку вина и пойдем к тебе? — предлагает он. О Боже! Невольно съеживаюсь. — Тебе не нравится эта идея.

— Ну…

— Если хочешь, сейчас и попрощаемся?

— Нет, нет. Просто… — Как объяснить ему про Аманду? Как рассказать, что она пробуждает во мне все низкое, мелкое, злобное и подлое? Как дать ему понять, что не хочу предстать перед ним такой? Не желаю, чтобы она вынуждала меня выпускать когти и обнажать клыки в его присутствии? — У моей соседки ПМС, — говорю я. — Она весь день напролет жалуется на спазмы. Думаю, она предпочла бы сегодня провести вечер одна, в тишине и покое с холодным компрессом.

— Ну, тогда, — Джейк разводит руками, — не отправишься ли со мной в Бруклин?

Бруклин. Нужно подумать. Хотя Бруклин расположен за рекой, он для меня все равно, что Бригадун. Маленькая, забытая деревенька в тумане, где, по одним данным, иудеи-хасиды зажигают свечи и вслух читают Талмуд, по другим же — выпускники художественных колледжей, воткнув в волосы гвоздики, пишут стихи. Все мои представления о Бруклине, в основном почерпнутые из книг, которые мне навязывали в школе, диаметрально противоположные. Готова ли я окунуться в мир, столь безбрежный и столь неведомый? Да.

— Да, — говорю я.

Сначала мы заскакиваем в винный магазин, приютившийся между круглосуточной японской лавочкой и мексиканским рестораном, предлагающим живую музыку. Поскольку вино — моя забота, я выбираю бутылку приличного, но относительно недорогого каберне. Продавец, пробивая мне чек, цокает языком и качает головой.

Понимаете теперь, что я имею в виду, говоря об Ист-Виллидже?

По настоянию Джейка мы шикуем: берем такси, и оно увозит нас, из вечно всем недовольного района, через изысканный Бруклинский мост. Я не просто впервые оказалась на этом мосту — я впервые полностью, благоговейно осознала, что он есть. Я чувствую себя словно в ладонях великана Атласа и, глядя назад через плечо, вижу, как остальной мир покоится на его спине. Значит, мне не о чем беспокоиться.

Такси останавливается в конце милой зеленой улочки. Вокруг странно тревожно. Оглядываю квартал, высматривая полночных наркодилеров или частного детектива, задремавшего на дежурстве в своем седане. Я бы ничуть не удивилась, если бы по улице прошелся Спайк Ли, выстукивая баскетбольным мячом. А с другой стороны, вполне мог бы появиться Джон Траволта в белом костюме, настукивая каблуками ритм «Остаться в живых». А затем какой-нибудь жирный мужик с зажатой в зубах сигарой распахнул бы окно и, вывалив наружу свое пивное брюхо, заорал бы нам: «Уносите отсюда свои чертовы задницы!» А его засидевшаяся в девках дочь — потасканная, но все еще привлекательная — смерила бы нас долгим, скорее любопытным, чем неприязненным взглядом.

На самом деле, разумеется, ничего подобного. Типичный городской квартал, типичные фонари и совершенно банальные цветущие деревья. Все вокруг чарующе банально.

Джейк подводит меня к настоящему крыльцу, к деревянной, а не стальной двери. А внутри мы поднимаемся по настоящим скрипучим ступеням.

Неужели люди и в самом деле такживут? Среди моих знакомых таких нет.

На третьем этаже, в конце последнего лестничного пролета, дверь в квартиру Джейка. Вхожу и, ошеломленная, застываю. Очаровательно! Довольно просторно, светло и воздушно. И почти пусто.

— Очень мило, — бормочу я. — Здесь очень… просторно.

— Да, извини. Здесь было приятнее. — Джейк указывает в центр гостиной. — Она забрала журнальный столик. Отличный. Круглый. Он даже вертелся. — Устремляет взор на голую стену. — И книжный шкаф — тоже. И разумеется, все книги. — Взяв у меня бутылку вина, направляется в кухню, соединенную с гостиной. — Располагайся.

Падаю на матрас, скрестив ноги, и устраиваюсь так, чтобы видеть сильную мужественную спину Джейка. Он открывает бутылку. Когда Джейк тянется к шкафчику на стене, рубашка вылезает из-за пояса, и я могу разглядеть краешек его трусов. Калвин Клайн. Интересно, какого фасона? Надеешься? Холодок пробегает по спине.

— Черт! — Джейк резко захлопывает ящик.

— Что случилось? Он поворачивается, потупившись. — Совсем забыл. Она забрала бокалы. — Внимательно оглядев кухню, он находит пару пластиковых стаканчиков у микроволновки.

— Пойдет? — Джейк протягивая мне один.

— Отлично.

Наливает вина.

— За тебя.

— За тебя.

Несколько минут молча потягиваем вино, глядя на наши отражения в экране телевизора. Почему даже выключенный телевизор остается в центре внимания?

Джейк берет пульт:

— Не возражаешь, если я включу?

— Конечно, валяй.

Включив ящик, он передает пульт мне — любезный и великодушный жест, почти сразу же теряющий свое очарование. У него тут только четыре канала. Два на английском.

— У тебя нет кабельного телевидения? — Я потрясена.

— Было. Но на ее имя. Я попросил снять регистрацию.

— Но какого черта?

Джейк пожимает плечами:

— Я не рассчитывал застрять здесь так надолго. Думал, что к настоящему моменту буду уже в Канаде.

Предпочитаю не спрашивать, почему он передумал.

— Ну, ничего, всегда можно что-нибудь посмотреть, — миролюбиво замечаю я. — У тебя есть какие-нибудь фильмы?

— Что-то есть.

— Эй, а твои? Я бы с удовольствием посмотрела твои работы. Интересно, так ли ты талантлив, как я думаю.

— Нет, — категорически заявляет Джейк.

И вновь не спрашиваю почему.

Джейк тяжело опускается на матрас, несколько минут молча, перебирает каналы. Наконец удается найти NBC, и это вполне нас устраивает, потому что идет шоу Конана О'Брайена, а мы оба его поклонники, хотя и не помним точно, когда последний раз смотрели это шоу.

— Это напоминает мне колледж, — говорю я.

— Извини.

— Нет, в хорошем смысле. — Ставлю бокал на пол и почесываюсь. Когда осознаю, что я уже истово скребусь, неожиданная мысль приходит мне в голову. — Слушай, а где твоя кошка?

— А, да. — Джейк рассматривает вино в своем бокале. — Она забрала кошку. — И делает большой глоток.

На экране аудитория разражается хохотом, и мы заставляем себя сосредоточиться на зрелище. Но вскоре наш смех переходит в хихиканье, хихиканье — в зевание, и — думаю, я не ослышалась — зевание сменяется похрапыванием. Оглянувшись, вижу, что голова Джейка лежит на матрасе, под причудливым углом, рот его чуть приоткрыт. Тихонько толкаю его:

— Ты устал?

— А? — Он вскидывает голову, моргает. — А, да. — Выключает телевизор и встает, оставляя меня на матрасе.

Позади меня распахивается дверь, и я понимаю, что Джейк направился в спальню. Вообще-то меня не приглашали, но я сочла вполне уместным присоединиться к нему.

— Итак, — проскальзываю внутрь и прикрываю за собой дверь. — Это спальня.

— Что? — переспрашивает Джейк, наполовину стянув с себя футболку. Взгляд у него совершенно сонный. — Ага, да.

Следую его примеру и снимаю блузку.

— Ты с какой стороны любишь спать? — спрашиваю я, игриво отбрасывая блузку.

— Мм, кажется, обычно я сплю слева.

Спускаю юбку и переступаю через нее. Сочтя себя достаточно соблазнительной, опускаюсь на правую сторону кровати и устраиваюсь, опираясь на локти.

Сонный взгляд Джейка задерживается на мне. И тут до меня доходит, что я предоставляю ему великолепную возможность сравнивать. Как легко вообразить на моем месте его бывшую подружку.

— Знаешь, что? Думаю, будет лучше, если ты ляжешь слева.

Отскакиваю, словно он шлепнул меня, и быстренько ретируюсь на другой, безопасный край кровати.

Глава 14

Губы Джейка чуть касаются моего лба. Мучительно пытаюсь открыть глаза.

— Мне нужно на работу, — шепчет он.

— И что? — ворчу я, перекатываясь на живот.

— Я оставил для тебя ключи на комоде, закрой дверь, когда будешь уходить, но… — Он нежно целует меня в плечо. — Тебе не обязательно уходить, если ты не хочешь.

Снова приоткрываю глаза, моргаю, на часах 7.45. О-о-о.

Не помню, как вновь закрыла глаза, но мгновенно прихожу в себя, когда за окном раздается оглушительный автомобильный гудок. Джейка нет, на часах 9.15. Сна ни в одном глазу. Не вижу смысла задерживаться здесь.

Просыпаться в чужой постели — довольно своеобразный опыт, в основном потому, что я редко прибегаю к нему. Но эта постель еще более чужая, чем остальные. Осторожно выскальзываю из-под простыней, словно боюсь спугнуть привидение. Будто бы, стоит прислушаться получше, и я расслышу ее похрапывание. Возможно, между диванными подушками все еще остались ее волосы. Подхватываю одежду и на цыпочках бегу в ванную.

Она следует за мной и туда. Крем для тела, гель с запахом лаванды, блеск для губ и увлажняющий крем — все это, должно быть, принадлежит ей. Трудно представить себе, что Джейк из тех мужчин, которые стремятся сохранить кожу на руках мягкой, а губы — сияющими. Отрываю кусочек ее туалетной бумаги, пользуюсь ее унитазом и мою руки ее антибактериальным мылом.

А теперь она в гостиной. Ее отсутствие оставило громадную пустоту в квартире. И там, где прежде стоял ее журнальный столик, сейчас валяется мой громадный портфель.

Никогда не испытывала привязанности к дамским сумочкам и искренне удивляюсь таким людям, как Джейк, которые суют бумажник в карман и выходят из дому. Что до меня, я не могу никуда отправиться без кошелька, ключей, мобильного телефона, запасной пачки сигарет, журнала, расчески и нескольких глав рукописи, которую я в настоящий момент читаю. А потом есть еще вещи первой необходимости: зонтик, смена носков, полбутылки подогретой воды и рецепт на противозачаточные пилюли, которые я никогда не принимаю. Смущенно, почти виновато упаковываю свое барахло, убирая его с глаз.

И еще ключи, оставленные Джейком на комоде. Они тоже принадлежали ей? Сую связку в карман и выхожу за дверь, поспешно запирая ее за собой.

Проклятая квартира — при дневном свете довольно назойливое свидетельство всех болезненных, открытых ран Джейка — остается позади. Но теперь придется вступить в противоборство с остальным Бруклином. Яркий солнечный Бруклин с голубым небом и разбросанными по нему облачками, такими тонкими и длинными, что напоминают руки, раскрытые для объятий. Прищурившись, браню себя, что забыла очки.

Единственный признак того, что здесь есть транспорт, — автобус, проползший по соседней улице. Никаких такси. Конечно, это уж было бы слишком. У мужчины, разгружающего какие-то ящики на углу, спрашиваю дорогу до ближайшего метро. Он отвечает в основном жестами.

— Gracias, — говорю ему.

Чем дальше я бреду от квартиры Джейка, тем меньше она задевает меня. Ну да, отсутствующий журнальный столик в гостиной. Ну, забытый кошачий лоток в углу. Большое дело. Но бокалы для вина — одна мысль об этих дьявольских сосудах заставляет меня съежиться. Потому что где-то в глубине, в тайниках моего хрупкого эго, зарождается мысль, что я тоже вполне могу стать своего рода пластиковой заменой. Дешевой, функциональной и одноразовой.

Где, черт возьми, это метро?

К счастью, выясняется, что Бруклин спланирован так же, как Манхэттен. Поэтому хотя я и не знаю, где именно нахожусь, но по крайней мере, выясняю, что двигаюсь в нужном направлении. С пятнадцатой улицы дохожу до одиннадцатой, а затем поворачиваю на почти старинную авеню, сплошь состоящую из бутиков и хозяйственных магазинов. Если считать, что станции метро располагаются в наиболее оживленных местах, то, полагаю, это именно такое место.

Прохожу мимо небольшой закусочной, что тоже хороший знак. Потом газетный киоск — еще лучше. А потом я застываю как вкопанная. К окну ветеринарной лечебницы прилеплена яркая желтая листовка, горестно взывающая.

Его зовут Слайв. Очаровательная помесь питбуля и лабрадора с забавной глуповатой ухмылкой. Весь белый, одна лапа черная. Как будто кто-то пытался связать ему черный джемпер и остановился после нескольких первых петель.

«ВОЗЬМИТЕ МЕНЯ!» — умоляет листовка. Горло сжимается, в груди возникает тупая боль. Подхожу поближе, чтобы прочесть весь текст.

«Нужны добровольцы! Приди и скажи «привет!»»

Разве нужно что-то добавлять?

О'кей, не то чтобы у меня было что-то общее с Джулией Эндрюс, но остаток моего дня — точь-в-точь страница из либретто «Звуков музыки». Я играю роль импульсивной няни Марии, разумеется. Я настолько вхожу в эту роль, что вскоре уже радостно кружусь на лужайке парка — голова запрокинута, руки вытянуты… Я даже принимаю на себя высокую ответственность обучения пению.

— До! — командую я.

— До! — отвечает он.

«Олень! Олень и лань! Ре — как солнышка лучи!»^[10]

— Ми! — кричу я.

— Вуф! — соглашается он.

— Я так зову себя! — Бросаю палку, наблюдаю, как он галопом несется за ней. «Фа — бежать так далеко»^[11].

Давным-давно я так не резвилась. Много лет, раз уж мне даже захотелось кувыркаться. Эх, отчего же мне никто прежде не раскрыл секрет существования Бруклина. Кому нужен кондиционированный воздух тесного офиса, когда на улице так благоухают цветы? Думаю, наши со Слайвом мнения совпадают — ничто не сравнится с полуденным солнышком, пробивающимся сквозь листву, которая оставляет темные пятнышки на наших потных спинах. Держу пари, самая стоящая работа в самой почтенной компании не принесла бы мне и половины того удовлетворения, которое я испытала сегодня.

«К теплой траве беззаботно прильнуть. Книжку читать и возможность вздремнуть. «Эй, телефон, не звони!» — «Не звоню». Это все вещи, что я так люблю».

К закату возвращаю Слайва и выхожу из лечебницы, сильно попахивая псиной. Меня-то это не особенно беспокоит, но, может быть, не слишком приятно моим попутчикам в метро. Побрякивание в кармане, впрочем, напоминает, что желанный душ всего в пяти кварталах отсюда. Взбегаю на три лестничных пролета, поворот ключа — да, вы правильно уловили мою мысль.

Не вылезаю из-под душа, пока не становлюсь вся почти багровой. Ванную оглашает глубокий томный вздох облегчения. А затем, когда клубы пара, благоухающего алоэ, окутывают зеркало, они внезапно начинают растворяться, словно вытягиваемые невидимым пылесосом.

Дверь открыта. И в дверях неподвижно стоит Джейк.

Уверена, в его голове бушуют остроумные замечания, очаровательные извинения, пара любезных фраз. Но вслух он произносит только одно паническое «Упс!».

Главным инстинктом оказывается скромность, поэтому хватаю полотенце — и визжу.

Дверь захлопывается, обрывая меня на самой пронзительной ноте. Оборачиваюсь полотенцем. Далее следует минута неловкого молчания.

— Джейк?

— Да?

— Все в порядке. Можешь войти, если хочешь.

Дверь чуть приоткрывается. Он просовывает голову внутрь.

— Извини, — начинает Джейк. — Я не…

— Нет, это ты меня извини. Я сегодня гуляла в парке и пришла только затем, чтобы принять душ. Я не думала, что ты вернешься так рано, и…

— Все в порядке. — Дверь приоткрывается чуть шире. — Я просто не ожидал застать тебя. То есть я очень рад, что ты здесь. Я хотел, чтобы ты осталась. Не думал, что это возможно, но надеялся… — И замолкает.

Улыбаюсь ему. Ослепительной белоснежной улыбкой. Впрочем, сомневаюсь, что Джейк заметил ее. Потому что в ту же минуту позволяю полотенцу упасть на пол.

Слайв разгребает лапами кучу листьев, виляя хвостом и умоляюще поглядывая на меня.

— Слайв — хороший мальчик, — поощряю его со своего насеста под ближайшим деревом.

Он с важным видом усаживается на окорочка. Подхватываю с земли ветку и бросаю ему.

— Давай, малыш! — Дугой расстилаясь над землей, он несется за палкой.

За последние пару дней мы со Слайвом здорово подружились. Я люблю его, потому что он не осуждает меня, а я, надеюсь, отвечаю ему тем же. Мне нет дела до того, что его бросили или дурно с ним обращались. В свою очередь, Слайв не обращает внимания на то, что одежда моя помята, а моя специализация в английском оказалась несколько бесполезна.

Слайв рысью возвращается с поноской и бросает ее передо мной. Затем усаживается, выжидательно склонив голову набок.

Игнорирую намек. У меня есть план получше.

— Эй, Слайв, а где утка!

И он срывается с места, проносится пару ярдов в направлении озера, где трогает лапой воду и тычется носом в поисках эфемерной птицы. С легкой завистью возвращаюсь к завершающим главам «Die Dämmerung».

Как легко было бы ускользнуть в блаженный покой, наслаждаться солнышком, щенячьей преданностью и иметь время, чтобы упиваться прелестным литературным финалом. Но мне уже давно пора закончить с этой книгой, и глупо думать, что Принцесса расположена к шагам доброй воли. Даже если бы она не связывала вообще никаких планов с этим материалом, Принцесса рассчитывала бы на всесторонний, тщательный, исчерпывающий анализ.

С растущим негодованием заставляю себя просмотреть несколько последних страниц. И в голове вырисовываются наброски будущих критических комментариев.

Услышав жужжание в кармане, я вздрагиваю. Не сразу соображаю, что это звонит телефон. Слава Богу. Чертова штука не работала уже целую вечность. Я уж начала думать, что никому нет до меня дела. Вообще-то я в Бруклине уже неделю. Вы не думаете, что хоть кто-нибудь на Манхэттене должен был заметить мое отсутствие?

— Алло?

— Эй, все устроилось! Я договорился об интервью. У тебя ведь остался адрес?

— Э-э, не знаю…

— Уолл-стрит, помнишь? У тебя есть деловой костюм?

— А? Нет.

— Но ты сказала, что пойдешь домой переодеться!

— Я?

— Они ждут тебя через полчаса в «Ливингстон, Гейнор и Прайс»!

Ой-ой-ой. Кто, что и где?

— Марк?

— Да?

— Марк Шапиро?

— Да, и что?

— Я не могу через полчаса быть на собеседовании. Я в Бруклине.

— Каким образом? Ты же пятнадцать минут назад вышла из моего офиса!

— Нет. Я уже несколько недель не общалась с вами.

Пауза.

— Это ведь Сара Гилл?

— О нет. Это Сара… — Ну, давай, скажи это! — Пелтье-е.

— О, извини. — И бросает трубку.

Закрыв крышечку телефона, задумчиво прижимаю его к подбородку. Это что-то значит. Единственный раз, когда агент нашел хотя бы относительно приличную работу, оказывается, что она не для меня. А может, стоило это использовать — получаса вполне достаточно, чтобы приодеться и отправиться на собеседование на Манхэттен. Или стоит перезвонить Марку Шапиро и потребовать от него большего внимания? В конце концов, что такого есть у той другой Сары, чего нет у меня?

Подбородок начинает слегка вибрировать. Смотрю на экран телефона. Марк Шапиро сам решил улучшить впечатление. Чертов звонок.

— Сара?

— Да?

— Сара Пелтье-е?

— Да, Марк, это я.

— Вас все еще интересует работа с недвижимостью?

— А она все еще возможна?

— Да-а. Они только что звонили. Им очень понравилась ваша письменная работа.

— Шутите.

— Я могу договориться о следующем туре собеседования, если вас это интересует.

Мгновение обдумываю эту идею. Но лишь мгновение.

— Марк, я говорила вам. Мне на самом деле неинтересна недвижимость. Из сферы издательского бизнеса никаких предложений не поступало?

— Хм. Вообще-то нет. Но я дам вам знать, как только что-нибудь появится.

— Спасибо. Буду признательна вам. Закончив разговор, заталкиваю телефон в карман, на его законное место. С глаз долой, из сердца вон. Слайв тявкает, утка взмахивает крыльями и стрелой мчится над водой. Миссия выполнена. Счастливый щенок вприпрыжку возвращается ко мне за одобрением. Пора отправляться домой.

По тенистой аллее возвращаемся к цивилизации, мимо загона, где полным ходом идет первый в сезоне урок верховой езды. Прелестная гнедая кобыла, свесив над воротами длинную изящную шею, провожает нас долгим влажным взглядом. Слайв останавливается. Задрав свою маленькую лапку, он оборачивается, видимо, любопытствуя, видела ли я когда-нибудь такого громадного пса, как он.

Возвращаемся в лечебницу, где унылая служительница забирает Слайва и ведет щенка в его конуру. Уже четвертый день подряд она носит один и тот же значок с именем, поэтому рискну предположить, что ее и в самом деле зовут Джулия.

— Вы проводите с ним много времени, — говорит она таким тоном, словно я делаю что-то дурное.

— Да. Мне кажется, ему это нравится.

— Почему бы вам не забрать его?

Мое лицо вспыхивает. Как она смеет! Как можно заставлять добровольца испытывать чувство вины?

— Я… я не могу взять его.

— Вот как? — Глаза-бусинки сверкнули в мою сторону. — А почему?

— У меня нет времени заботиться о нем.

— А мне сдается, у вас полно времени.

— Я работаю.

— О! — Она приподнимает бровь, явно не веря мне. — В самом деле?

— Ну, не сейчас. Но скоро начну.

Брови возвращаются в исходное положение.

— Угу. — Джулия отворачивается и вешает поводок на стену. — Понятно.

В мрачном настроении выхожу из лечебницы и направляюсь в квартиру Джейка, смущенная и очень обиженная. В такие моменты есть только одно лекарство. Шопинг быстро поднимет мне настроение. Так что по пути домой захожу в винный магазин.

Пока я изучаю сладостно манящие бесконечные ряды и колонны бутылок, появляется продавщица.

— Красное или белое? — любезно спрашивает она.

— Я вот думаю, может, красное?

— В каких ценовых рамках?

— Что-нибудь не слишком дорогое. Она быстро просматривает варианты.

— Вы пробовали «Коппола»?

— «Коппола»? Как режиссер? — удивляюсь я.

— Полагаю, да, — вежливо улыбается девушка.

— Отлично, я… — Но, тут же умолкаю. — Секундочку. «София» или «Фрэнсис Форд»?

— «Фрэнсис Форд», разумеется. — И показывает бутылку.

— Я беру это.

Пока она пробивает чек, я разглядываю полки. И тут мое внимание привлекает витрина.

— Сколько стоят эти бокалы? — интересуюсь я.

— Кажется, двадцать восемь долларов за набор из четырех предметов.

Я судорожно сглатываю.

— А что, если я куплю только один?

— Не вижу препятствий, — улыбается она.

Агрессивное поведение злобной служительницы ветеринарной лечебницы удручает меня весь следующий день. И тогда я делаю то, что сделал бы на моем месте каждый зрелый, взрослый, ответственный человек. Я на время забываю о бедном беззащитном животном и решаю, отказавшись от нашей прогулки в парке, остаться дома и вымыть посуду.

Намыливая новый бокал, я вдруг отдергиваю руки, словно обжегшись горячей водой. Бокал выскальзывает и разбивается вдребезги.

Что я делаю? Какого черта я мою посуду у мужчины? Только потому, что сижу без работы? Закрываю кран и сажусь на кушетку, оставив осколки в раковине. Задумчиво кручу большими пальцами, окидываю рассеянным взором квартиру, отмечая, что полы нуждаются в большом количестве моющего средства, а ковру необходима безотлагательная чистка. Но нет, черт побери! Решительно складываю руки на груди.

К трем часам решаю, что уже можно включить телевизор. Смотреть, разумеется, нечего. Выключаю и с отвращением отбрасываю пульт. До возвращения Джейка целых два часа. Что делать одной с такой прорвой времени в относительно чужом жилище?

И тогда-то мне в голову приходит чудовищная мысль.

Вплоть до настоящего момента мне казалось истинным благословением то, что Джейк сердечно приютил меня в своем доме и позволил считать его моим собственным маленьким оазисом. Но сейчас моя благодарность иссякает. Изнывая от тоски, я решаю предаться пороку, который всегда презирала.

Я начинаю шпионить и совать свой нос повсюду.

Уже через несколько минут нахожу то, за чем охотилась. В самом дальнем углу шкафа с видеокассетами, рядом с коллекцией Дэвида Линча, стоит стопка кассет, надписанных от руки.

Вставляю первую: это рекламный ролик газировки. Вынимаю. Вторая озаглавлена: «Внушение и обслуживание». Звучит многообещающе, но на деле оказывается вовсе не тем, что я ожидала. Это сборник корпоративных записей, обучающий утраченному искусству утонченного навязывания товара. Вынимаю. И наконец я добираюсь до кассеты «Короткометражки Джейка: без названия». Быстро проматываю титры… и вот оно.

Великолепный короткометражный фильм, профессионально снятый. Оператор явно склонен к сложным ракурсам и тщательно подбирает свет. Сюжет не слишком выдающийся, но в конце концов, когда к короткометражкам писали полноценные сценарии?

Фильм хорош — даже прекрасен, — но это не удивляет меня. Я предполагала, что Джейк талантлив, но фильм все же разочаровал меня, поскольку он совсем без «клубнички». Ни извращений, ни отклонений, ни обнажения тайных страхов и пороков. Ни малейшего намека на женоненавистничество или любые другие пороки, которыми я могла бы попрекнуть его впоследствии.

Нет, это не годится. Если уж шпионить, нужно делать это грамотно. Кладу телевизионный пульт и ныряю в спальню.

Поверьте, ни один камешек не остался неперевернутым. Мои любознательные руки прикоснулись к каждому дюйму жилища Джейка. Ящик с носками и ящик с папками, даже файлы его компьютера стали пищей для моей безудержной любознательности.

И час спустя у меня в руках все еще ничего нет. Убеждаю себя, что этим следует восхищаться. Джейк — само совершенство. Ему абсолютно нечего скрывать.

Чувствую себя совершенно разбитой.

Вот в этом-то и проблема, когда суешь нос в чужие дела. Печально было бы обнаружить свидетельство того, что Джейк далек от идеала. Но еще хуже, что не нашлось ничего хоть отчасти порочащего его. Возможно, я просто плохо искала.

В четыре часа решаю, что вполне можно покурить.

Беру пачку сигарет с кухонного стола. Заодно прихватываю стопку корреспонденции Джейка и устраиваюсь с ней на матрасе. Закуриваю, включаю телевизор и просматриваю кучу его счетов.

И вот оно. Застряло между последним выпуском «Досуг в Нью-Йорке» и анкетой для получения кредитки. Каталог. Но адресованный не Джейку. Адресованный ей. Таинственной «Ей».

Симоне Андерсон.

Почему это имя мне так знакомо?

Ну конечно! Метнувшись за пультом, перематываю кассету. Задержав дыхание, нажимаю «play».

Почти сразу же появляется ее имя, прямо под надписью «Сценарист». А затем опять, секунду спустя, единственное имя под заголовком «Особая благодарность».

Вскакиваю и переворачиваю все вверх дном в поисках своего телефона.

— Симона? Дай подумать, — говорит Лори. — А что за имя такое?

— Держу пари, француженка, — шепчу я, ведя беседу из-под стола Джейка. Полагаю, это самое безопасное место. Ведь не исключено, что он придет домой раньше и застукает меня. Но даже если Джейк войдет прямо сейчас, я успею найти объяснение тому, что делаю под столом.

— Да брось, — стонет Лори. — Фамилия Андерсон совершенно не французская. А вот Пелтье — настоящее французское имя.

— Едва ли.

— Сара, не принижай себя. Забудь, что ты вообще слышала имя Симоны Андерсон. И прекрати шпионить!

О, если бы это было так просто!

Понимаю теперь, что мой метод обыска был обречен с самого начала, поскольку я не имела конкретной цели. Но теперь я знаю, что искать. Выползаю из-под стола и выдвигаю первый ящик. Ранее я нашла маленькую записную книжку, но не обратила на нее внимания. Она и сейчас спокойно лежит на стопке скрепок. Осторожно беру книжку, не потревожив ни одного из предметов, и раскрываю ее на первой странице.

Привет, Симона Андерсон.

Под ее именем числятся два номера, один домашний, второй служебный. Достаю свой телефон и вновь ныряю под стол. Набираю служебный.

— Алло, книжный магазин «Регал».

Внизу хлопнула дверь. Быстро отключаюсь.

Джейк вернулся.

Глава 15

Когда на следующий день я вернулась в лечебницу, Джулия чопорно улыбалась за стойкой. Печально опущенные брови предприняли тщетную попытку приветственно приподняться.

— Все еще без работы?

— Я пришла забрать Слайва.

— Ну-ну. — Она покачивает головой, и жирная складка под подбородком подрагивает. — Его здесь уже нет. Вчера его взяли.

— Правда?!

— Ага. После обеда пришла одна пара. У них дом с садом. Много комнат, по которым можно вдоволь бегать. Лучшего дома не найти. Ему повезло.

Не верю своим ушам. Через силу улыбаясь, делаю вид, что счастлива. Но не могу вымолвить ни слова. Джулия опять уставилась в свои бумаги. Едва ли она заметила, как я ушла.

Неверной походкой плетусь по улице и замечаю, что забрела в ту часть Бруклина, где прежде не бывала. Я могла бы соврать себе, что просто гуляю, пытаясь прийти в себя. Но суть в том, что я точно знаю, куда иду.

Книжный магазин «Регал» — маленькая старомодная лавочка с художественно оформленной витриной и гостеприимно расставленными по углам плюшевыми креслами. В таком местечке я с удовольствием проторчала бы несколько часов. Но не сегодня. Сегодня у меня ответственная миссия.

Свой наблюдательный пункт устраиваю за столиком с бестселлерами, изображаю клиента, интересующегося новыми поступлениями. Таковы мои шпионские навыки. Повторный обыск квартиры Джейка не обнаружил ни выброшенных, ни даже разорванных фотографий моей предшественницы — могу я называть ее так? — поэтому не представляю, как вычислить эту Симону Андерсон. Не знаю даже, работает ли она сегодня.

Отступаю к дальнему концу столика и выбираю книжку. Притворяясь, что читаю аннотации на обложке, поглядываю на клерка за прилавком. Парень не слишком привлекательный. Годы, когда бушуют гормоны, пагубно сказались на состоянии его лица и координации движений. Когда рядом с ним зазвонил телефон, он судорожно схватил трубку и тут же выронил ее. После нескольких секунд идиотической пантомимы ему наконец удалось вцепиться в трубку и удержать ее. Он что-то бормочет, поправляя очки. Затем, прижав трубку к груди, приподнимает голову и диким голосом вопит на весь магазинчик: — Симона! Тебя к телефону! Так, что на это скажете? Оборачиваюсь, желая посмотреть, что произойдет дальше.

Мгновенно узнаю ее. Вообще-то, думаю, я и так узнала бы ее. Она, чуть склонившись, разговаривает с девчушкой-покупательницей, а юбка у нее чуть выше гладких обнаженных колен. Пробормотав «извините», Симона выпрямляется, протягивает девочке книжку — «Дерево растет в Бруклине». Довольно очевидный выбор, если вас интересует мое мнение.

Она проходит так близко, что я чувствую запах ее волос, чуть коснувшихся моего плеча. Ваниль? Нет, миндаль.

Роскошные светлые волосы проплывают через весь зал, оставляя за собой легкий аромат. Подойдя к прилавку, она прижимает трубку к уху, забрасывая свою чудесную гриву за плечо и открывая взгляду тонкий патрицианский нос, пухлые губы и небольшой, четко очерченный подбородок. И, словно недостаточно изысканных черт лица, у нее еще дивные округлые формы груди и бедер. Симона внимательно слушает собеседника, ритмично постукивая каблучком, от чего чуть сокращаются и расслабляются мышцы на ноге.

Бог мой! Она прекрасна. Какое облегчение!

Вас удивляет то, что я испытываю облегчение? Меня тоже. Лишь сейчас я осознала, что боялась только того одного: как бы она не оказалась похожа на меня. Наверное, я считала, что бедный парень заменил ее мною. Теперь можно вздохнуть спокойно. Я не замена. Я вообще не иду ни в какое сравнение!

Приближаюсь к прилавку и бросаю убийственный взгляд на прыщавого клерка. Он пытается сбежать от меня, и ноги у него заплетаются.

— Ага, — произносит Симона в трубку. — Она поступила сегодня днем. Я отложила ее для вас. — Кладу локти на прилавок. Симона поднимает взгляд, чуть виновато улыбается. Я пожимаю плечами, показывая, что из-за меня не стоит беспокоиться. — Замечательно. До встречи. — Положив трубку, она поворачивается ко мне. Теперь я вижу, что Симона на несколько дюймов выше меня. И гораздо стройнее. Чувство облегчения стремительно идет на убыль.

— Чем могу быть полезна? — спрашивает она.

— А, да. Я хотела узнать, когда выйдет «Die Dämmerung»?

Она хлопает длинными светлыми волшебными ресницами.

— Простите, что?

— «Die Dämmerung», немецкий бестселлер последних нескольких месяцев. Я хотела бы знать, когда выйдет английский перевод.

— Хм, о'кей. — Симона опускает руки на клавиатуру компьютера. — Как правильно пишется название?

Я произношу по буквам, слишком быстро. Пальцы делают героическую попытку успеть.

— D-a-м… — безнадежно повторяет она.

— Вы действительно не слышали о ней прежде?

Она качает головой:

— Компьютер не находит названия. Вы не знаете, как название звучит по-английски?

— Dämmerung? — Недоуменно приподнимаю брови. — Это значит «сумерки».

Симона вновь набирает название.

— Нет, простите. — Взгляд на экран. — В нашей базе данных этой книги нет.

— Ну, хорошо. А что насчет нового Паскаля?

— О, конечно! — Она широко улыбается, готовая помочь. — «События дня»? Это есть у нас в отделе новых книг.

— Нет. — Я разочарованно вздыхаю. — Я имею в виду нового Паскаля. Книгу, которую только что купил «Парамаунт», в главной роли Джордж Клуни.

— О! — Улыбка гаснет. — Как она называется?

Произношу название. Пока Симона печатает, я, свесившись над прилавком, заглядываю в экран.

— А вы любите Паскаля? — интересуюсь я.

— Его последняя книга мне понравилась.

— Я считаю, что ему нужен хороший редактор. Он уже не так ярок и точен, как прежде, не находите?

Она ударяет по клавише Enter и молча смотрит на экран. Я нетерпеливо постукиваю пальцами по прилавку.

— Эта книга выйдет только в ноябре, — сообщает она.

— Вы шутите!

Симона смерила меня суровым взглядом. Милой ангельской улыбки как не бывало.

— Простите, мисс, вы намерены приобрести что-нибудь сегодня?

Не глядя, тянусь за журналом на стойке рядом с прилавком. Шлепаю по первому попавшемуся и победоносно улыбаюсь.

— Только это.

Зажав журнал под мышкой, выхожу за дверь и заворачиваю за угол. Дожидаясь зеленого сигнала светофора, смотрю на свое последнее, довольно пустяковое приобретение.

— О, Бог мой! — выдыхаю я.

Вы не поверите. Я держу в руках последний номер «Эспен куотерли».

Совпадений не бывает?

Пожалуй, пора покинуть Бруклин.

Поездка на метро до дома займет не меньше сорока пяти минут. И наверняка в это время дня в вагоне, идущем в центр, будет свободно.

Я заняла удобное местечко и устроилась с моим номером «Эспен куотерли». Прочла его от корки до корки. Хороший журнал. Глубокий. Проницательный. Толковый. Остроумный.

Я великолепно вписалась бы в авторский коллектив.

160 West 68th St., Apt. 4B

New York, NY 10023

Дорогая Келли!

Спешу поблагодарить вас за то, что нашли время позвонить мне. Я получила огромное удовольствие от нашей беседы и надеюсь, у нас будет еще возможность поговорить.

Также хотела бы сообщить, что нашла наконец, последний номер «Эспен куотерли». Как и подозревала, журнал оказался восхитительным чтением. Я не могла оторваться! Рецензии на фильмы столь проницательны и профессиональны, что порой интереснее самих фильмов. Пользуюсь случаем поблагодарить Джули Уотсон за то, что проявляет интерес к растущей потребности в документальном кино. Документальный фильм об одаренных детях, о котором она пишет, должно быть, просто потрясающий. С нетерпением жду его выхода!

Итак, еще раз огромное спасибо. В любом случае вы открыли для меня прекрасный журнал. Читая его, я буду наслаждаться многие годы.

С наилучшими пожеланиями

Сара Пелтье.

Глава 16

Не секрет, что хорошо составленное благодарственное письмо может стать козырной картой для человека, ищущего работу. Это нечто вроде клейкой бумажки, которая прикрепляет блестящее резюме прямо ко лбу работодателя и вопит: «Эй! Помнишь меня?» Это также лак, придающий блеск банальному собеседованию. Или, как в моем случае, это может быть чем-то вроде корректирующей ленты, которая замазывает ошибки и позволяет начать заново. По крайней мере, я на это надеюсь.

Отхожу от компьютера, позволяя письму вылежаться. Да и мне самой нужно время, чтобы собраться с духом и отправить его. Закуриваю, и это становится прямым поводом к тому, чтобы зазвонил телефон.

Что и происходит.

— Алло?

— Что случилось? — В голосе Джейка паника.

— Да ничего.

— Тогда почему ты ушла?

— Мне нужно было накормить кошку.

— Я чем-то огорчил тебя?

— Нет. — Да, но я не могу этого объяснить. Смотрю на письмо на экране компьютера и вздыхаю.

— Это был тяжкий вздох, — говорит Джейк.

— Мне просто нужно было вернуться домой. Ты ведь понимаешь, правда?

— Надеюсь.

Когда я кладу трубку, руки у меня дрожат. Как трудно оказалось быть с Джейком резкой, краткой и бездушной. И что я пыталась доказать?

Бедный Джейк. Бедный, ни о чем не подозревающий Джейк. Он понятия не имеет, как я хочу сделать ему больно. И что еще хуже, он не догадывается, какую боль причиняет мне. Ну почему, имея такую красивую бывшую подружку, он никогда не говорил о ней! Джейк не вправе иметь хотя бы часть жизни, не принадлежащую мне!

А какое мне дело? Я и сама не понимаю почему, но Джейк нужен мне. А главное, мне нужно, чтобы я была нужна ему. Как-то так.

Там, в Бруклине, порой случалось, что он касался моей шеи своим небритым подбородком, тянулся ко мне во сне и привлекал меня ближе. И в эти моменты мне казалось, что мы созданы друг для друга. Ведь иной вариант — что нас влечет друг к другу только потому, что мы оба отчаявшиеся одинокие люди — слишком ужасен.

Острая боль в кончиках пальцев. Сигарета догорела до фильтра. Выбрасываю ее в пепельницу и глубоко вздыхаю. Прошло уже достаточно времени. Перечитываю благодарственное письмо мисс Келли Мартин из «Эспен куотерли». По наитию решаю добавить образец моего творчества в виде заметок о недвижимости.

Посмотрим, что выйдет.

В последние несколько месяцев у меня не возникало особых поводов для праздника. Сейчас я нашла в себе мужество отправить письмо экспромтом, и это заслуживает тоста. В кухне вина не осталось. Не стоило и рассчитывать на это, поскольку Аманда целую неделю была предоставлена себе самой. Достаю бутылку пива, которая стоит в холодильнике уже целую вечность. Снимаю крышечку, включаю телевизор и закуриваю следующую сигарету.

И, конечно же, вновь звонит телефон.

— Плюшечка?

Черт! Сминаю сигарету и развеиваю ладошкой дым, будто она может учуять запах.

— Ой, привет, мам. — Она не сказала и пары слов, а ко мне уже подкрадывается чувство вины, пробужденное ее голосом.

— Где ты была? Я сто лет тебя не слышала!

— Телефон, знаешь ли, работает в обе стороны. — Погодите — это я только что произнесла?

— Скажи, плюшечка, ты заполнила анкету для юридической школы?

— Конечно.

— Как хорошо. Не помню, говорила ли я тебе, но сразу после колледжа я некоторое время работала юристом, непрофессионально, просто консультантом. Это было так забавно. Лучшая пора моей жизни.

Разумеется, она рассказывала мне об этом. И позвольте сделать еще одно замечание: матушкина любовь к юриспруденции продолжалась ровно столько времени, сколько понадобилось для того, чтобы подцепить на крючок моего отца, тогда подающего надежды помощника окружного прокурора. Затем, полагаю, ее страсть к нему возобладала над всем прочим.

— Ты же понимаешь, что по окончании школы всегда сможешь работать в фирме отца.

— Зачем ты это делаешь? — Мне не удается сдержать стон.

— Делаю что, плюшечка? — невинно спрашивает она.

— Ты знаешь. Мам, ты же знаешь, я очень люблю вас, но… — О'кей, это деликатный вопрос. На языке у меня вертится: «но я не хочу стать такой, как вы». Она может понять это неправильно. Поэтому говорю: — Но я хочу жить своей жизнью.

— Я понимаю это. Ты всегда сможешь заняться юридической практикой в Нью-Йорке. Я просто предложила.

— Ясно.

— Сообщи, когда назначишь дату теста.

— Хорошо, обещаю.

— Отлично. Люблю тебя, плюшечка.

— Я тоже люблю тебя, мам.

Разговор окончен.

Во входной двери поворачивается ключ, и я радостно спрыгиваю с дивана. Никогда не испытывала такого воодушевления при встрече с Амандой. Подбегаю к двери, чтобы приветствовать ее.

— О Господи! — Она отскакивает, прижав руку к груди. — Ты меня напугала! Я не ждала тебя.

— Прости.

— Ну и где ты была?

— В Бруклине.

Аманда морщит нос, явно не впечатленная, и швыряет сумку на диван. Секунду смотрит на него, потом переводит смущенный взгляд на меня:

— Извини за квартиру.

Осматриваюсь и делаю вид, что не замечаю жуткого хаоса.

— Все в порядке.

— Это дерьмовая дыра.

— Ну да… — Голос мой упал. Я не готова к новой сваре. По правде говоря, я обессилена. На сегодня я исчерпала свой запас мелочности.

Кажется, Аманда испытывает то же самое. Понурившись, она бредет, приволакивая ноги, по грязному ковру.

— Знаешь, — начинает она, — прости меня за тот день…

— Ой, пожалуйста. Забудь, это было давно.

— Да. О'кей. — Она поднимает голову. — Спасибо.

Отлично. Мы договорились не грызться. Теперь начинаем общаться.

— Итак. — Я широко ухмыляюсь. — Какие планы на вечер?

— Уффф. — Она сбрасывает пиджак. — Был такой трудный день. Я собиралась забраться в постель.

— О! — Я упала духом.

— Но завтра я свободна, — сообщает Аманда. — Хочешь тусануться?

— Конечно! — Уверена, она не догадывается, что обеспечила мне досуг на целый день. — Может, возьмем кино напрокат?

— Хорошо бы. — Улыбнувшись, она отправилась к себе.

Через несколько минут забираюсь в постель, испытывая все оттенки счастья — сияющий желтый, теплый оранжевый, щекочущий розовый. Но вскоре наступает ночь, покрывающая все временные состояния густым темным серым цветом. Улыбка вскоре угасла, а в комнате повисла мрачная тьма, угрожающая очередной бессонной ночью.

Чертов Джейк! Проклинаю его, когда, отшвырнув простыни, отчаянно ищу заледеневшей пяткой его теплые ноги. Проклинаю, когда смутная картинка в коричневатых тонах растворяется, а вместо нее выступает лицо Симоны. Проклинаю его, когда начинает надрываться телефон в гостиной, а я так хочу, чтобы это был Джейк, и так оно и оказывается.

— Привет, — говорит он.

— Привет.

— Я тебе только что звонил.

— Знаю.

— И вот звоню опять.

— Знаю.

— Мне не следовало бы этого говорить…

— Нет, скажи.

— Я не могу уснуть без тебя. — Сердце мое взмывает ввысь. — И вообще не хочу больше засыпать без тебя.

— Я тоже.

— Ты в постели?

— Да-а. — Подтягиваю одеяло под подбородок. — А ты?

— И я. Перед тем как заснуть, я хочу слышать твой голос. — Молчу. — Если ты будешь молчать, у меня ничего не получится.

— Прости, но пока ты не позвонил, я даже не понимала, насколько устала.

— Я тоже. Но перед тем как я отпущу тебя спать, один вопрос. Я увижу тебя завтра?

— Ну, я…

— Не отвечай. Это на самом деле не вопрос. Я хочу увидеть тебя завтра.

— Завтра не могу. Я обещала Аманде провести вечер с ней.

— О! — Я слышу горькое разочарование в его голосе.

— Но вот что я тебе скажу, — поспешно добавляю я. — Может, соберешь дорожную сумку в пятницу вечером? Швырни туда свежие носки на пару дней. Да, и, конечно, трусы.

— Красные?

— Чертовски верно, именно красные.

— Планируется поездка на выходные?

— Как насчет Манхэттена? У меня тут случайно образовался маленький уютный постоялый двор в Верхнем Вест-Сайде. Тебе понравится.

— Хм. Даже не знаю. Я стараюсь не путешествовать во время пика туристического сезона.

— Брось. Здесь отличные магазины, и ты попадаешь на все летние распродажи. Вдобавок здесь масса замечательных ресторанов, и транспорт удобный…

— А как там с обслуживанием?

— Блестяще. Тебе окажут королевский прием.

— А если я захочу задержаться подольше?

— Дата выезда открыта.

— Ну, тогда, думаю, договорились.

— Супер. Увидимся в пятницу.

— Хорошо. — Некоторое время Джейк молчит. — Доброй ночи, Сахарный Медвежонок.

— Доброй ночи, Джейк.

$8.74. На моем банковском счете восемь долларов семьдесят четыре цента, и это все.

А может, мне не положено иметь больше $8.74?

Хуже всего то, что я даже не могу снять их. Предположим, я могла бы раздобыть двадцать долларов, положить их на свой счет, а затем получить возможный минимум в $20 в банкомате. Но если бы на меня неожиданно свалились двадцать долларов, зачем бы мне переться к банкомату?

О'кей, давайте рассуждать — должен же найтись какой-то выход. Отважусь ли я, оказавшись лицом к лицу с банковским кассиром, попросить его закрыть мой счет? Бог мой, как унизительно! Лучше уж совершить налет. В тюрьме по крайней мере мне бесплатно предоставят стол и кров. Не говоря о том, что большая часть тюрем сейчас имеет высокоскоростной Интернет и кабельное телевидение. По мне, так звучит на редкость заманчиво.

И потом, для этого дела нужен хотя бы пистолет. И хотя я понятия не имею о ценах на огнестрельное оружие, но подозреваю, что это несколько больше $8.74.

— Минуточку! — внезапно громко восклицаю я.

Люди в очереди позади меня издают недовольный стон. Минуточка — это для них слишком долго.

Не обращаю на это внимания. Несмотря на дефекты в моих мозгах, в них неожиданно ярко вспыхивает лампочка.

Принцесса! Она должна мне больше ста долларов за рецензию на книгу. И не она ли говорила, что заплатит наличными?

Да, у меня и нет денег на такси, но, используя лишь свои ноги и предельно допустимую дозу адреналина, покрываю расстояние в двадцать кварталов в рекордное время.

Продираюсь сквозь несметные орды туристов на Таймс-сквер, рысью проношусь через вращающуюся дверь, врываюсь в вестибюль, невредимой преодолеваю металлодетектор и затейливым росчерком вписываю свое имя в книгу посетителей. Двери лифта начинают закрываться прямо передо мной, но я успеваю вставить ногу и втиснуться. Люди в кабине, недовольно прищурившись, втягивают животы, освобождая для меня место. Лифт взмывает вверх. Задерживаю дыхание.

Когда на пятнадцатом этаже двери раскрываются, толпа оживает и,выплеснувшись наружу, выносит и меня в коридор. Вежливая секретарша указывает мне кабинет Принцессы. Ее палец словно еще одно напоминание о моем увольнении. Наконец, достигнув своей цели, я, как и следовало ожидать, вижу милую девчушку, важно сидящую за маленьким столиком. Застываю как вкопанная.

— Вы кто? — удивленно спрашиваю я.

Карие глаза удивленно распахиваются.

— Я Кристал, — нерешительно улыбается она. — Я здесь новенькая.

— И что вы тут делаете?

— Я ассистент Грейс.

— Сара, куколка, ты же не хотела этой должности.

— О чем ты говоришь! — Я в бешенстве. — Я повторяю еще и еще, что хотела эту работу!

— Ой, брось, куколка, давай начистоту. — Принцесса откидывается на спинку кресла, разбросав в стороны руки и выставляя напоказ пышную грудь, которой обзавелась пару лет назад. — Ты слишком хороший специалист. На этой должности ты была бы несчастна.

— Нет, не была бы…

— Тшш! — Принцесса, кивнув в сторону закрытой двери, показывает, чтобы я говорила тише. — Сара, это абсолютно бесперспективное место, если ты понимаешь, что я имею в виду. Мне вообще не нужен ассистент.

— Тогда что она, — дергаю головой в сторону той же двери, — здесь делает?

— Позволь мне закончить. Я говорила, что мне не нужен ассистент. Кто мне нужен, так это секретарь. Кристал молода. Только что из колледжа. И полна энтузиазма. Она сделает все, о чем я попрошу. — Принцесса наклоняется ко мне. — Да, я не спесива. Но у меня есть потребности, и я не желаю за это извиняться. Я хочу, чтобы кто-нибудь готовил мне кофе. И не хочу чувствовать себя из-за этого виноватой. Ты? Куколка, если бы я попросила тебя принести мне кофе, ты бы… ну, ты бы так на меня посмотрела…

— Как? — вскипаю я.

— Ну, ты знаешь. Этот твой взгляд. Как будто ты выше всего этого. И не могу сказать, что это не так, но… — Пауза. — Признаться, Сара, сомневаюсь, что говорю тебе нечто новое, но ты готовишь отвратительный кофе.

— И поэтому ты не взяла меня на работу? Потому что я плохо готовлю кофе?

— Нет. Вовсе нет. Ты слишком хороша для того, чтобы подавать кофе. Ты заслуживаешь большего, Сара. — Прижимает руки к своей надутой груди: фальшивый жест участия. — Я действительно искренне так считаю. — И роняет руки. (Это лживая демонстрация сочувствия? Ну нет, довольно.) — Искренне надеюсь, что это не отразится на наших отношениях, — продолжает она, а голос ее сочится медом. — Ты же знаешь, я без ума от твоих рецензий. Ты великолепно работаешь, куколка, правда-правда. — Голос понижается до конфиденциального шепота. — В моих руках оказалась грандиозная книга. Совершенно точно никому пока не известная. Никакой рекламы. Агент даже не собирается в ближайшие две недели официально представлять ее кинокомпаниям. Вчера вечером он показал ее мне в благодарность за… — Умолкает. — В общем, знак благодарности. Короче, это идеальный вариант для тебя. Не доверю это никому другому.

С этими словами Принцесса отодвигается, предоставляя мне возможность полностью осознать степень ее доверия. И вопреки здравому смыслу я краснею от неприкрытой лести и ощущаю легкое возбуждение.

— Да? — Я все еще настороже. — Но чем книжка?

Принцесса всплескивает ручками:

— Да все о том же. «Мальчик взрослеет», полагаю. — Угу. Не путайте с «Девочка взрослеет». Совсем другой жанр. — Называется «Гидеон», — добавляет она.

Сглатываю комок и стараюсь держать себя в руках. Но даже если на моем лице отразилось изумление, Принцесса его не заметила. Она сняла трубку телефона и набрала номер, нетерпеливо постукивая по столу своим изящным французским маникюром.

— Кристал? — спрашивает Принцесса. — Помнишь рукопись, которую я велела тебе положить в нижний ящик стола? — Поворачивается в кресле и, наклонившись, продолжает, понизив голос: — Я передумала. Мы дадим ее Саре. — Положив трубку, оборачивается ко мне. — Итак. — Ослепительная улыбка. — Кажется, я должна тебе деньги?

Она выдает мне двести долларов в конверте. Рукопись укладывает в коробку, заворачивает в бумагу и засовывает в пакет из «Блумингдейла». Протягиваю руку за пакетом, но Принцесса медлит, прикидывая что-то.

— Ты сейчас в центр, да?

— Да, — осторожно подтверждаю я.

— Прекрасно. — Она сует руку под стол и достает еще один пакет. — Не забросишь это по пути в «Блумингдейл»? Шейла из отдела «Дэнком» дала мне ночной крем «Резолюшн» для сухой кожи, хотя прекрасно знает, что я пользуюсь только кремом для нормальной. Если скажешь, что ты от меня, она поймет, о чем идет речь.

— Ты серьезно? — Я оторопела. — «Блумингдейл» совсем в другой стороне.

— Ой, Сара, ты говоришь так, будто он в другом районе. Всего пара кварталов. — Заталкивает маленький пакет в большой и протягивает наконец мне. — Спасибо, куколка, я очень признательна тебе. Завтра пришлю к тебе посыльного.

В ярости вырываю пакет у нее из рук. Если мне отчасти и польстило то, что Принцесса считает меня достойной большего, чем должность личного ассистента, сейчас это чувство исчезает.

Решительно выхожу в коридор и жду лифта. Двери открываются. Здоровенный мужчина в светлом костюме вопросительно смотрит на меня.

— Вниз? — спрашивает он.

— Не-а, — качаю головой. — Вверх.

— Ты уверена, что хочешь это сделать? Вообще-то если в голосе Лори появляются предостерегающие нотки, следует понять, что я вторгаюсь в опасную зону. Но в этот раз мой разум молчит.

— Уверена.

— О'кей. — Она напряженно всматривается в страницы рукописи, лежащие на крышке копировальной машины. — Я нажимаю «Копировать».

— Отлично. — Пожимаю плечами. — Нажимай.

И Лори делает это. Машина проглатывает первую страницу. И вскоре маленькая темная комнатка превращается в симфонию огней и электронного урчания. Отворачиваюсь — я не в силах смотреть на это. Лори улыбается:

— Должно быть, приятно чувствовать себя плохой девочкой.

— А то, — беззастенчиво лгу я.

Глава 17

В следующий вторник в четыре утра сижу за компьютером в пижамных штанах и любимом джемпере из «Брауна». Стол завален останками джунглей Амазонки — как минимум несколько деревьев пошли на производство этих разрозненных листов рукописи и поспешных критических заметок. Растравляя еще больше рану гибнущей экологии Земли, использую несколько банок диетической колы в качестве одноразовых пепельниц.

Первые лучи рассвета пробиваются сквозь рейки жалюзи. А я спешу, делаю еще глоток содовой, вдыхая очередную дозу никотина и стараясь не обращать внимания на тяжелеющие веки.

Со времен колледжа я не работала всю ночь напролет. Есть в этом что-то невероятно романтичное. Словно мне вновь восемнадцать, и, уставшая, но решительная, побитая, но не сломленная, я встречаю новый день так, будто он принадлежит только мне.

Разумеется, я не по своей воле провела всю ночь в трудах. До официального выхода «Гидеона» осталось три дня, и Принцесса настаивает, чтобы моя рецензия появилась сегодня, не позднее девяти утра. К шести я заканчиваю статью. Но к тому моменту я слишком устала, чтобы мыслить ясно. Я уже встретила рассвет и имею право вздремнуть. Ставлю будильник на 7.30 и забираюсь под одеяло. Через мгновение я погружаюсь в сладкие грезы; в них фигурируют такие вдохновенные слова, как «профессиональный», «добротный» и «оригинальное построение сюжета».

К восьми утра считаю себя достаточно посвежевшей, чтобы допечатать последние фразы. Усаживаюсь за компьютер, включаю его и с удивлением обнаруживаю, что пришло письмо. Что еще более странно, без обратного адреса.

Доброжелатель считает, что вас может заинтересовать эта статья. Совет друга: сматывайся! Мое имя в последнем абзаце!

Открываю.

А затем леденящий кровь крик застревает у меня в горле.

На первой странице — информация о приобретении «Гидеона». Новые детали в развитии скандала в среде сценаристов Академии и официальное сообщение о том, что почтенная независимая кинокомпания Нью-Йорка объявила о своем банкротстве. Выше текста — фотография босса Лори, демонстративно и ослепительно улыбающегося в камеру. С открытым от ужаса ртом читаю его заявление, хотя, признаюсь, испытываю мимолетную гордость, когда он пишет, что считает книгу профессиональной, добротной, с оригинально построенным сюжетом.

Добираюсь до последнего абзаца. Желудок сводит судорога. Меня предупредили, но все же, я оказалась не готова. Увидеть полное имя Лори и ее должность. Жирным шрифтом.

Потрясенная, я не могу пошевелиться. Колеблюсь, посылать ли свою рецензию Принцессе. Но нет, я не хочу, чтобы она так или иначе связывала мое имя с этой книгой. Выключаю компьютер и закуриваю свою последнюю сигарету.

Убеждаю себя, что если до полудня не поступит информация от Принцессы, могу считать себя в безопасности. Между мной и Лори нельзя обнаружить никакой связи. Лори могла иным путем раздобыть эту книгу. Она знала о ней задолго до того, как книга попала к Принцессе. Я готова подтвердить это — хотя лучше не надо. Нет никаких причин — абсолютно никаких — подозревать, что именно я передала эту проклятую рукопись.

Нужно просто дождаться полудня.

Телефон звонит в 10.30. Прикуриваю сигарету от другой и жду, когда включится автоответчик.

— Сара, это Грейси. Позвони мне, как только сможешь, это чрезвычайно важно. Я весь день буду в офисе. — Автоответчик выключается.

Выкашливаю сигаретный дым и с отвращением давлю окурок.

Второй звонок поступает в 1.15.

— Сара! — шипит Принцесса в мой автоответчик. — Не могу сказать, как важно, чтобы ты немедленно перезвонила мне. Я сейчас выхожу перекусить. Позвони на мобильный 917-755-…

Выключаю автоответчик. Во внезапном приливе энергии сбрасываю халат, влезаю во вчерашний спортивный костюм, сую в карман ключи и выскакиваю за дверь.

Возвращаюсь два часа спустя, влажные волосы курчавятся, мышцы ноют. Прихрамывая, подхожу к автоответчику. Красная лампочка мигает.

Только одно новое сообщение.

Поморщившись, нажимаю на кнопку.

— Отлично, Сара. — На этот раз в голосе лед. — Это мое последнее сообщение. И мне безразлично, будем ли мы вообще когда-либо разговаривать. Однако хочу предупредить тебя. Возможно, ты пожелаешь упомянуть мое имя в своих резюме. И если мне будут звонить по поводу рекомендаций, тебе наверняка не понравится то, что я скажу.

Щелчок.

Проведя много месяцев без работы, я порой позволяла себе бездельничать. Я бывала подавлена. Испытывала горечь. Но никогда прежде я не впадала в длительные периоды непреодолимой, глубокой ненависти к себе. И, как выяснилось, я в этом большой специалист. Я способна хандрить и мордовать себя сутки напролет. Как нечего делать. Большую часть времени я валяюсь в постели. Когда день переваливает за середину, переползаю на диван в гостиной. И если последний инцидент заставил меня перестать трепетать и раболепствовать, то в запасе остались дурные воспоминания, и их ничего не стоит вызвать. Например, в пятом классе я излила душу Энди Финкельштейну, подсунув ему в портфель кассету с соответствующими записями. На следующий день он вернул ее, ехидно заметив, что ему не понравилась песенка Бон Джови про доктора. И еще много недель спустя мальчишки изводили меня в школьном коридоре, напевая «Давай поиграем в доктора, детка». (Может, именно этим объясняется мое нынешнее отвращение к музыке.)

Я так погружена в блаженное состояние самоистязания, что никакие соблазны мирских удовольствий не способны преодолеть мой мазохизм. — Может, сходим куда-нибудь пообедаем? Суши, например? — предлагает Джейк.

— Я не голодна.

— Хочешь, сходим в бар? Парочку мартини? — подсказывает Аманда. — За мой счет.

— Фу-у.

— Это невозможно! — Аманда поворачивается к Джейку, прижав руки к вискам. — Она в таком состоянии уже второй день. И только смотрит реалити-шоу с утра до ночи.

— Думаю, это расширяет ее словарный запас.

— Фу-у, — повторяю я, прищурившись, на этот раз более выразительно.

— Дорогая, — Аманда берет меня за руку и начинает нежно ее поглаживать, — скажи, чего ты хочешь?

— Может, возьмем кино напрокат? — спрашивает Джейк.

— Нет, я не хочу… — Останавливаюсь на полпути. — Кино?

В тот момент это звучало заманчиво. Но когда мы направились в видеолавку, мысль о том, какое принять решение, тяжелым грузом легла мне на плечи и придавила шею. Я не выношу принимать решения. Кроме того, у меня есть удивительное свойство из всех вариантов выбирать самый плохой. А выбор, предстоящий нам, один из самых суровых.

Джейк разыскивает трилогию Кисловского, которую наконец-то выпустили на DVD.

Но Аманда терпеть не может «читалки», и хотя утверждает, будто свободно говорит по-французски, я-то знаю: ей понадобятся очки, чтобы разглядеть субтитры. А она ненавидит надевать очки в присутствии парней.

Аманда расстроится до слез, если я хотя бы не рассмотрю возможность взять новый фильмец с Риз Уизерспун. Смутно подозреваю, что Джейк — фанат Риз, однако сомневаюсь, что он признается в этом.

Конечно, есть безопасный вариант Вуди Аллена. Впрочем, и он теперь не так надежен. Я предложила бы один из его ранних фильмов, но Аманда все никак не примирится с тем, что «Манхэттен» оказался черно-белым. Помню, она обернулась ко мне, широко раскрыв глаза, разинув рот, и изумленно произнесла: «Так сколько же лет Дайан Китон?»

И есть еще Джейк, Мистер Я Это Видел, Это Я Ненавижу, Видел Это, У Меня Это Есть. Что общего между такими людьми?

— Кто такой Гай Ричи? — спрашивает Аманда, рассматривая обложку диска.

— Муж Мадонны.

— Ф-фу! — Она корчит рожу и ставит фильм на место. Бредет вдоль полок, проводя пальчиком по корешкам, и вполне предсказуемо останавливается, завидев на одной из обложек портрет Адама Сандлера. — Обожаю его!

— Отлично!

Хватаю DVD и рысью несусь в отдел классики.

— О'кей, — запыхавшись, сообщаю Джейку. — Как ты относишься к попытке Адама Сандлера сняться в серьезном фильме? Я слышала, он на удивление хорош в этой роли.

— Точно! — Джейк тычет пальцем в диск, который у меня в руках. — Просто потрясающий! Я видел в кинотеатре. Вам необходимо как-нибудь посмотреть его. Вам понравится.

— Ладно. — Откладываю диск. — Спасибо.

— Эй, а что насчет этого? — И протягивает мне «Как без особых усилий прёуспеть в бизнесе». — Роберт Морс действительно забавен. Похож на молодого Джима Керри.

— Давай попробуем. — И я вновь бреду в отдел новых поступлений.

— Аманда, а помнишь, как тебе понравился «Мулен Руж»? — спрашиваю я.

— Ой, да. Там такая дивная Николь Кидман!

— О'кей, ну, тогда, может, возьмем мюзикл? Я имею в виду настоящий мюзикл? — И показываю ей диск. Она изучает его, наморщив носик.

— Сара, он вышел в 1967-м. Нас с тобой тогда даже на свете не было! — Двумя пальчиками отодвигает подальше провинившийся диск. — Скажи Джейку, что я хорошо отношусь к классике. Но она должна быть не старше 1980-го.

— Ладно. — Забираю диск, сую его под мышку. Всем стоять! Нелегальный телефонный звонок! Включаю телефон. — Да?

— Сара?

— Да.

— Это Дэвид Мортон.

— Дэвид?..

— Дэвид Мортон. Из школы Пондероза.

Я взвизгиваю:

— Ой, Дэвид! — Я трепещу от мучительных воспоминаний. Толстый язык Дэвида Мортона проникает мне глубоко в ухо, потные пальцы щиплют и тискают бедра. Грубые руки проникают под лифчик, несмотря на мои попытки оттолкнуть его.

— Были времена, да?

Воровато оглядываюсь. Я в отделе фильмов ужасов.

Безопасно. Наклоняюсь пониже, чуть приседаю и шепчу прямо в трубку:

— Да уж. Действительно неожиданно. Как ты нашел этот…

— Я звонил тебе домой, довольно долго говорил с твоей мамой. Она дала твой номер.

— Здорово. — Звучит не так иронично, как мне хотелось бы.

— Слышал, ты в Нью-Йорке.

— Точно.

— Да ну? И у тебя есть кто-нибудь?

— Ну… — Встречаюсь с кем-нибудь? У меня есть парень? Наконец, просто хороший секс? — Ну, вообще-то ничего серьезного. А как ты?

— Забавно, но сегодня вечером я в Нью-Йорке.

О Боже!

— Правда?

— Экстренная командировка. Я тут всего на один вечер и подумал, что, если ты не занята, мы могли бы встретиться, выпить?

— Ой, Дэвид, извини. Я бы с удовольствием, но…

— Да нет, все в порядке. Не стоит извиняться. Я предполагал, что у тебя уже есть планы. Просто на всякий случай…

— Я польщена…

— Твоя мама сказала, что ты живешь с Амандой Рубенс. Правда?

— Вообще-то я…

— А что делает она сегодня вечером?

— Понятия не имею.

— Ага, ясненько. Передавай ей привет, о'кей?

— Конечно, передам. — Как же. — Будешь в Денвере, позвони. Буду рад встретиться.

— Здорово было бы. Но мне сейчас нужно бежать, Дэвид.

— О'кей, увидимся.

— Пока.

Поспешно отключаюсь.

— Вот она! — слышу голос Аманды.

Хватаю с полки первый попавшийся фильм, молясь, чтобы это не оказался «Калигула». И, обернувшись, оказываюсь лицом к лицу с Амандой. Из-за ее плеча выглядывает голова Джейка.

— Что ты делаешь в этом отделе? — интересуется он.

— Не знаю, думала, не посмотреть ли ужастик.

— Но мы уже выбрали. — Аманда надувает губы. Джейк демонстрирует DVD.

«Тутси». Почему это не пришло мне в голову?

Вопросительно смотрю на Аманду:

— Это интересно тебе?

— Я никогда не видела. — Она пожимает плечами. — Но слышала, что это забавно.

— Отлично. — Выпрямляюсь, отряхиваю коленки. — Давайте возьмем.

Выходим из лавки, когда солнце начинает клониться к закату. Просветы в облаках затягиваются розовыми шторками, уличные фонари облачаются в маленькие оранжевые шапочки. Воздух напоен электричеством. И я не могу одолеть желания скакать на одной ножке.

Прыжками, должна сказать, несправедливо пренебрегают. Это же идеальное сочетание ликующей непринужденности и полного безрассудства — или это одно и то же? Во всяком случае, это вид публичного выражения гедонизма, к которому следует прибегать как можно чаще. Подумайте, насколько счастливее стали бы все мы, если бы решили: «Наплевать на метро! Сегодня утром я отправлюсь на работу вприпрыжку!»

Не могу убедить Аманду и Джейка присоединиться к этой заячьей затее. Ну и ладно. Если у вас нет потребности скакать, никто не заставит вас. И я отправляюсь в путь, оставляя их позади.

— Ты уверена, что все в порядке? — осторожно спрашивает Джейк.

— Не беспокойтесь обо мне! — выдыхаю между прыжками. — Просто небольшой приступ Манни-Д.

— Что такое Манни-Д? — интересуется Аманда.

— Маниакальная… — Прыжок. — Депрессия.

— О Господи, — бормочет она. — Только ты способна изобрести забавное название для своего психологического расстройства.

С рекордным последним прыжком приземляюсь прямо перед своим домом. Затем выпрямляюсь и застываю неподвижно.

В уголке первой ступеньки, съежившись, украдкой затягивается сигаретой одно из самых печальных и несчастных созданий, какое я когда-либо встречала. Внезапно оно вскидывает голову и покрасневшими глазами присматривается ко мне сквозь челку. Я тихо вскрикиваю:

— Лори?

Дрожащими пальцами она закладывает прядь волос за ухо.

— Я… — Голос ее срывается. Она пытается еще раз. — Мне нужно поговорить с тобой.

Поворачиваюсь к Аманде. Та поспешно достает ключи.

— Увидимся дома. — Они с Джейком осторожно обходят зону отчаяния на первой ступеньке и исчезают за дверью.

— Что случилось? — спрашиваю наконец, устраиваясь рядом с Лори.

Губы ее дрожат.

— Меня уволили.

— О! — Помолчав, продолжаю: — И это все?

— Нет, Сара, я серьезно. Я не собираюсь возвращаться. — Лори моргает, сдерживая слезы. — Он назвал меня жирной.

— Нет!

— Да, именно так. — Голос ее вновь срывается. Лори замолкает на секунду, откашливается. — Сегодня утром он так разъярился, что вышвырнул в окно свой мобильный телефон. Я мгновенно вскочила в лифт, ринулась вниз и подобрала миллион этих долбаных кусочков. А потом он орал, чтобы я собрала телефон заново. И каким-то гребаным чудом я заставила эту штуку работать. — Лори кашляет, чтобы скрыть рыдания. — Но к тому моменту он выяснил, что пропустил важный звонок от какого-то режиссера из Лондона. Поэтому он швырнул телефон вновь, на этот раз в меня, и сказал, что никогда не пропустил бы звонок, если бы я побыстрее шевелила своей жирной задницей.

— Лори, это совершенно недопустимо!

— Я тоже так думаю. — Она шмыгает носом.

— Иди-ка сюда. — Обнимаю ее. — Все будет хорошо. Хочешь зайти?

— Не могу. — Лори качает головой. — Я должна поработать над своим резюме. О Господи! — Сигарета выскальзывает из ее пальцев, и она прячет лицо в ладонях. — Мое резюме!

— Знаю, знаю. — Нежно поглаживаю ее по спине. — Не переживай. Я помогу тебе. Я в последнее время поднаторела в этом деле. — Поднимаюсь и достаю ключи.

— Я правда, не могу остаться.

Лори с трудом встает, поправляет челку, разглаживает юбку. Меня поражает, как ей удается сохранять такую невозмутимость. На ее месте я превратилась бы в нечто бесформенное и постоянно рыдающее. Может, опыт научил Лори сохранять самообладание. Но думаю, это все же особый дар. Она еще раз глубоко вздыхает, прикрывает глаза и качает головой. Пууф! Краткий эмоциональный всплеск рикошетом отскакивает от нее.

— Я хочу, чтобы ты кое-что для меня сделала. — Лори засовывает руку в сумочку, вытаскивает телефон и нетерпеливо смотрит на него. — Я знаю, что не удержусь. Включу его, чтобы проверить голосовую почту, и там окажется сообщение, чтобы я вернулась в офис. И я не смогу сказать «нет». — Лори протягивает телефон мне. — Держи. Пожалуйста, верни его завтра в офис.

— Так, значит, все? Ты вообще не собираешься возвращаться?

— Никогда. Пойду домой, заполню бланк на пособие по безработице. А потом начну искать другую работу.

Возвращаю ей телефон:

— Думаю, тебе следует самой вернуть его в офис. Ты должна все высказать этой скотине. И потребовать официального увольнения.

— Не-а, — отмахивается Лори. — Если я потребую официального увольнения, он предложит мне вернуться на работу. И тогда я не смогу считаться безработной. А могла бы рассчитывать как минимум на $400 в неделю.

— Bay! — изумляюсь я. — А ты и впрямь все обдумала.

Она решительно забрасывает сумку за плечо.

— Сара, я думала об этом в течение трех лет. — Целует меня в щеку и уходит.

Лори не пускается вскачь, но ее походка напоминает веселое подпрыгивание. Такого я давным-давно не видела.

Есть очень немного фильмов — их лишь несколько, — которые, если посмотреть их в нужное время и в нужном состоянии, скажут вам все. Эти фильмы вы смотрите еще в юности, на пороге того неудобного перехода к взрослому состоянию, когда готовы открыть безумное магическое явление под названием ирония. Затем вы обращаете внимание на остроумные диалоги или замечаете неожиданные жесты. Вас это невероятно захватывает, потому что очень талантливо, а никогда прежде вы этого не понимали.

И среди всех этих сцен из многочисленных фильмов мне в душу на долгие годы запала коротенькая сцена из «Тутси». Если вы видели этот фильм, то знаете, о чем я говорю. Все из-за монтажа, если угодно, когда Дастин Хофман бредет по парку, размышляя о неудавшейся жизни. Работу потерял, любимая женщина ушла. Руки в карманах, подбородок почти прижат к груди. А потом он останавливается и поднимает взгляд. Мим пытается балансировать на воображаемом канате — одна нога вскинута над бордюром. Дастин мгновение наблюдает за его усилиями. Затем подходит и толкает его.

Ну разве не здорово?!

И знаете, почему еще я люблю пересматривать старые фильмы? Это крайне редкая возможность заново открыть фундаментальную истину, долгие годы прятавшуюся в вашем бестолковом рассеянном сознании, и вы все не могли добраться до нее.

А что за истину я открываю вновь сегодня вечером? Давайте прикинем. «Тутси» — история об актере-неудачнике: он не может найти работу даже ради спасения собственной жизни. Звучит похоже? Держу пари, в этом узнает себя чертова прорва народу. Но, видите ли, Майкл Дорси (то есть Хофман) сыт по горло этой ситуацией, поэтому совершает немыслимое. И речь не о небольших подлогах в резюме. Мы говорим о подлоге в бюстгальтере. Мужчина превращается в женщину, чтобы получить работу!

Думаю, порой вы просто вынуждены делать то, что делаете.

Когда фильм заканчивается, а Аманда допивает бутылку вина, мы все желаем друг другу доброй ночи. Аманда удаляется в свою комнату, а мы с Джейком ныряем в мою.

Двери закрываются. Джейк стягивает джинсы и остается в новых трусах. Он складывает одежду в аккуратную кучку на полу. Я надеваю огромную футболку — на этот раз из Гарварда — и забираюсь в постель. Джейк устраивается рядом со мной.

Меня удручает, что нам незачем более сдерживать наши порывы. Блузки не рвутся по швам, пуговицы не отлетают. Языки не ищут друг друга в жгучем желании, руки не рвутся вниз к заветным местечкам. Вместо этого мы нежно утыкаемся носами в ложбинки между шеей и плечом. Пальцы переплетаются в простом продолжительном пожатии.

Некоторые люди жаждут такой уютной близости. Но мне уют свернувшихся калачиком тел напоминает жадное заглатывание старого выдержанного вина в тот момент, когда хочется текилы с острой закуской.

Джейк лениво забрасывает ногу мне на бедро и кладет ладонь в ямку на животе. Мечтаю о том, чтобы его ладонь двинулась в одном из двух направлений — вверх или вниз. Но она неподвижна.

Нога тяжелеет, мертвым грузом прижимая мое бедро. Рука подрагивает. С разочарованием замечаю, что он погружается в блаженную дремоту.

— Хм, — воркую я, щекоча губами его ухо. По расслабленному телу пробегает дрожь. — Джейк, можно задать тебе вопрос?

— Угу, — зевает он.

— Почему ты никогда не говоришь о своей бывшей девушке?

Он со стоном переворачивается на бок, убирает ноги и руки с моего жаждущего, изнывающего тела.

— Сейчас я уж точно не хочу говорить об этом.

Обнимаю его за талию, пытаюсь притянуть поближе к себе. Джейк не шевелится.

— Это нечестно. Подходящего времени не бывает. Ты никогда не хочешь говорить о ней.

— Разумеется, не хочу. Она ужасное существо. Ненавижу ее.

Я застываю.

— Ненавижу — очень сильное слово, — замечаю я.

— И что? Это правда. Я презираю ее.

— Полагаю, тебе не следует ненавидеть ее. Ты должен питать к ней безразличие.

Джейк поворачивается ко мне.

— Она мне безразлична.

— Вовсе нет, — возражаю я, — если ты до сих пор испытываешь к ней чувства.

— Какие чувства? Это ты вспоминаешь о ней. — Джейк беспокойно ерзает под одеялом. — Неужели ты хотела бы, чтобы мы с ней остались друзьями? Могу позвонить ей прямо сейчас и пригласить на чашечку кофе завтра. Тебя это обрадует?

— Конечно, нет!

— Тогда почему мы вообще разговариваем о ней? По-моему, ты ищешь повод для ссоры. Да?

— Нет.

— Тогда в чем дело?

— Ты что, не понимаешь? — Я невинно улыбаюсь. — Я ревную. Безумно ревную. Тебе это льстит?

— Да-а. Это замечательно. — И милостиво вновь закидывает на меня ногу.

— И я хочу… — О'кей, и как мне это сказать? — Я хочу большего.

Джейк возвращает ладонь на мой живот. И я трепещу от облегчения.

— Сара, я сделаю для тебя все. Все, что угодно. Только скажи. — Джейк кладет голову мне на плечо. — Чего ты хочешь?

— Ну… — Поигрываю завитком шелковистых волос на его груди. — Как насчет секса? Для начала?

Он вскидывает голову. Когда Джейк приходит в себя от неожиданности, черты его лица смягчаются, на губах играет очаровательная улыбка.

— Медвежонок, — он нежно берет меня за подбородок, — об этом тебе никогда не надо меня просить.

Даже в бессознательном состоянии Лори всегда была мастером планирования. Следует отдать ей должное — эта девушка идеально организованна. И лучшего дня для увольнения она выбрать не могла.

Сегодня пятница — благословенная пятница! — канун шаббата, единственный день недели, заслуживающий определения «Хороший» с заглавной буквы, и священный день даже для светского клана обитателей Хэмптона — последние включают в себя, конечно же, и Принцессу. Сколько я ее знаю, летом Принцесса никогда не задерживается на работе до самого конца недели. В пятницу она выходит из офиса в полдень, к трем осыпает проклятиями водителей на автостраде к Лонг-Айленду, а около семи уже наслаждается закатом из своего патио в Саутхэмптоне. Биг-Бэн не мог бы отсчитывать время точнее.

Так что ни крупицы сомнений, ни тени страха не испытывала я, шествуя сегодня по Таймс-сквер, когда телефон Лори задребезжал у меня в кармане.

Мне всегда казалось глупым, что Лори должна иметь особый телефон для срочных звонков. Давайте посмотрим в лицо фактам. Ее работа — делать кино, а кино, в сущности, не важнее игры в гольф. Но Лори никогда не относилась к своей работе легкомысленно. Она всерьез полагает, будто от нее ждут «спасения» проектов, находящихся под угрозой по внутренним причинам или потому, что в Лос-Анджелесе решили их «погубить».

Если я сомневалась в том, что киноиндустрия такая же жизненно важная деятельность, как медицина или юриспруденция, мне стоило зайти в офис Лори, чтобы убедиться в обратном. Обычно я запросто прохожу через металлодетекторы, но сегодня вызвала скромную суматоху. Звонки, свистки и прочие дополнительные звуки взволнованно объявляют о моем прибытии. Раздосадованная, подхожу к столику проверки, где охранник начинает рыться в моей сумке. (Благодарение Господу, я уже избавилась от краденых рукописей Лори.)

— Ага! — восклицает охранник, победоносно демонстрируя диск «Тутси», который я собиралась вернуть в прокат позже. — Классика. Билл Мюррей — сосед по квартире? Каждый раз хохочу до упаду.

— Клевый он, да?

— То место, где он говорит, что хочет играть в театрах, открытых только в дождливые дни?

— Или где его раздражает, когда люди говорят, что им нравится, как он играет? И что ему больше по душе, когда они потом подходят к нему и произносят: «Что-то я не догнал»?

— Точно.

Охранник складывает мое барахло в сумку и с улыбкой возвращает мне ее:

— Можете идти.

— Благодарю! — Ослепительно улыбаюсь. Продолжаю путь, но через несколько ярдов меня останавливают на следующем рубеже.

— Документы, пожалуйста! — рявкает дюжая тетка в форме.

Со вздохом лезу в свою развороченную сумку за бумажником. Показываю водительские права, и мне вручают специальную анкету.

Заполнив бланк, получаю золотую звезду. Только это не совсем звезда. Это значок с надписью «Посетитель». Тетка в форме, прищурившись, придирчиво оглядывает меня, желая убедиться, что я нацепила его правильно.

Но и это еще не все. Лифт останавливается на двадцать третьем этаже, и я оказываюсь прямо перед закрытой стеклянной дверью. Пытаюсь привлечь внимание еще одной дамы за еще одной стойкой, и наконец, меня впускают.

— Чем могу быть полезна? — любезно спрашивает дама.

— Я хочу вернуть телефон.

— О? — удивляется она. — Чей телефон?

— Он принадлежал Лори…

— А, вот и ты! — раздается крик из другого конца коридора.

Застигнутая врасплох, я оборачиваюсь и вижу женщину на опасно высоких каблучках от Мэри Джейнс. Она направляется ко мне, прижимая к груди тяжеленную стопку бумаги. Сначала я не узнаю ее. Просто потому, что совершенно не ожидала здесь увидеть.

— Огрооомное спасибо, что принесла его! — Глаза Лори расширяются: она умоляет меня молчать. — Не представляю, как бы обошлась без него до конца дня! — Локтем указывает на стойку. — Оставь здесь. Я провожу тебя к лифту. — Она делает пару шагов к стеклянной двери и останавливается. — Эй, Соня! — бросает Лори через плечо. — Не видишь?

Девушка нажимает на кнопку, дверь открывается. Выхожу вслед за Лори. Дверь позади нас автоматически закрывается.

— Что ты здесь делаешь? — спрашиваю сквозь зубы.

— Можешь не шептать. Через дверь не слышно.

— Ну?

Она вздыхает.

— Сара, я не могу быть безработной. Это не для меня. Я не такая сильная, как ты.

— Чтобы быть безработным, совершенно не нужна сила. Достаточно просто не иметь работы.

— Ты понимаешь, что я имею в виду. — Нажимает кнопку лифта. — Но зато вчера я узнала, что есть работа, которая может тебе подойти.

— Правда?

— Да, вакансия в агентстве по поиску талантов. Марианна Лангольд ищет ассистента.

— Кто такая Марианна Лангольд?

— Не знаешь? Один из лучших агентов в Нью-Йорке. Не поверишь, кого она вывела в люди. — И Лори называет актеров, о которых я и помышлять не смела.

— Что она собой представляет?

— Потрясающая стерва.

Впечатляет.

— О'кей. А что за работа?

— Не хочу тебе врать. Очень много телефонных звонков.

— Что это значит?

— Именно телефонные звонки. Ты будешь отвечать не несметное их количество. А если не отвечать, то звонить сама.

— Для начала.

— Когда вернешься домой, отправь мне свое резюме. А я передам его в офис KMC.

Лори даже не расшифровала для приличия: «как можно скорее». Так и произнесла нараспев «ка-эм-эс».

Двери лифта распахиваются, и я вхожу в кабину.

— Ой, подожди. Держи. — Лори отделяет верхнюю часть стопки и протягивает мне.

— Что это?

— Исторический роман.

— О нет, — вздохнув, отказываюсь я.

— Нет, нет. Думаю, тебе понравится. В главной роли уже согласилась сниматься Мэрил Стрип. Поговорим позже?

— Конечно. — И двери лифта разделяют нас.

Время спуска вниз провожу с пользой, наводя порядок в сумке. Вытаскиваю диск с «Тутси», чтобы нести его в руках и не забыть вернуть по дороге домой. Смотрю на милое раскрашенное лицо Дастина Хофмана на обложке — лучистая улыбка, смешной парик, — и мысль зарождается в моей голове.

Два факта приобретают кристальную ясность. Во-первых, все лгут в своих резюме. И во-вторых, никто не хочет брать на работу слишком хорошего специалиста. Тогда позвольте спросить: неужели нельзя чуть-чуть подправить резюме, чтобы представить себя менее квалифицированным работником? Что, если сбросить пару лет (работодатель ведь все равно не имеет права спрашивать о возрасте)? И что, если вернуться к прежней, более ранней версии моего резюме?

И если тот вариант представляет мой фактически точный облик, но в более юном возрасте — разве это ложь?

121 West 68th Street,

E-mail s.pelletier@hotmail.com

Сара Пелтье

ОБРАЗОВАНИЕ

1998–2002: университет Браун, Провиденс

Бакалавр, английский язык и литература.

Непрофилирующая специальность — культурология и средства массовой информации.

Средний балл — 3,8.

2000–2001: университет Люмьер, Лион, Франция

Французский язык и культура, подготовительный курс для иностранных студентов

ОПЫТ РАБОТЫ

Лето 2001: кинофестиваль Нью-Йорка

Практикант

Ответственная за распространение рекламных материалов

Координация обсуждений зрителями и специалистами после показа

Функции посредника между производителями фильмов и спонсорами фестиваля

Лето 2000: Шоу Поздней Ночи, Нью-Йорк

Практикант

Организация всей ежедневной работы офиса

Помощь продюсерам

Сохранение и обработка информации

ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ

Газета университета Браун, Провиденс

Редактор отдела искусства, 2000–2002

Университетский киноклуб

Исполнительный член, 2001–2002

Арт-Форум

Режиссер студенческих фильмов, 1999–2002

ДОПОЛНИТЕЛЬНЫЕ НАВЫКИ

Французский язык — свободно.

Опыт работы с «Microsoft Word», «Excel», «Powerpoint».

Страстный любитель чтения.

Глава 18

Хотя собеседование в агентстве назначено на 11, я поднимаюсь с восходом солнца, чтобы застать Аманду до ухода на работу.

— Ты там? — Стучусь в дверь ванной.

— Секундочку! — Шум воды. В приоткрывшуюся дверь высовывается голова, изо рта торчит зубная щетка. — Что такое? Тебе нужно сюда?

— Мне нужно знать, что ты об этом думаешь. — Одной рукой прижимаю к груди черную водолазку, другой — шерстяную юбку к бедрам. — Ну?

— Господи! На улице почти 30 градусов. Ты изжаришься!

— Знаю, — уронив руки, признаю я. — Но это единственная приличная одежда. В моем летнем гардеробе нет ничего стильного.

Аманда вытаскивает щетку изо рта, деловито сплевывает в раковину.

— Ты можешь надеть топ под легкий блейзер.

— Блейзер? Опомнись, Аманда, ты же хорошо знаешь меня. Ты когда-нибудь видела меня в блейзере?

— Ладно. Погоди. — Споласкивает рот, кладет щетку на край раковины. — У меня есть кое-что. — Захватив полотенце, идет в свою комнату. — Вот, купила только на прошлой неделе. — Она ныряет в свой гардероб. — Но не предполагала, что ты наденешь это. Будь аккуратна, пятно не посади. — Аманда появляется на свет и подает мне элегантный серый костюм.

Бросаю взгляд на этикетку — Донна Каран. Затем на размер — шестой.

— С ума сошла! — Возвращаю костюм. — Я в это никогда не влезу!

— Запросто влезешь.

— Да нет же.

— Ошибаешься. В последнее время ты сильно похудела.

— В самом деле?

— Смотри.

Она вновь исчезает в шкафу, копошится там некоторое время. Выбравшись наружу, держит в руках крайне ценный груз. Свои весы. Аккуратно опускает их на пол. Я удивленно хлопаю глазами.

— Все о'кей, — кивает она. — Давай. Убедись сама.

Думаю, втягивание живота не поможет. И закрытые глаза не предотвратят неминуемое. Робко становлюсь на весы, с трепетом опуская каждую ногу. Затем открываю глаза, смотрю.

110 фунтов.

— Черт возьми! Я со школы не весила 110 фунтов!

— Неплохо, да? — лукаво улыбается Аманда. — Это, должно быть, из-за роскошного секса.

Я краснею. Очень сильно. Но это не важно. Я все равно чувствую себя великолепно. И на пятнадцать фунтов легче.

Теперь ничто не испортит мой день!

Сидя в удобном кресле в приемной агентства, стараюсь оставаться сдержанной и собранной, что на самом деле затруднительно, поскольку расположилась я рядом с тем красавчиком актером, чье имя постоянно вылетает у меня из головы. Но вы знаете его. Тот роскошный блондин Брит, или Осси (я почти уверена, что все-таки Брит), который женился на Дженнифер Коннелли и, после того как много лет был тенью Рассела Кроу, стал наконец самостоятельным лихим мужчиной. Короче, здесь, в приемной, только мы двое. Ну, есть еще секретарша, но она живет в своем собственном мире, замкнутом между парой наушников. И была еще одна девушка, но она сорок пять минут назад вышла в туалет и до сих пор не вернулась. Подозреваю, она решила перекрасить волосы.

Итак. Только я и Мистер Красавчик Звезда. Он читает сегодняшний номер «Вэрайети», а у меня — «Голливуд репортер». Таким образом, когда мы закончим, будет о чем поговорить. Я жду, что он вот-вот повернется и скажет: «А вы пробуетесь на роль?..»

Вот-вот, почти сейчас. Вот сейчас…

— Сара?

Облом. Поднимаю взгляд. Женщина с гладкой кожей и немигающим взглядом приближается ко мне, как взбесившийся манекен.

— Да? — подскакиваю я. Почти салютуя, протягиваю руку для жесткого рукопожатия.

— Привет, Сара. Я — Гейл. — Кожа у нее за ушами шевелится. Полагаю, она улыбается. — Сюда, пожалуйста, — тощим пальцем указывает она.

Проходим через несколько постов охраны. Это ведь, в конце концов, агентство по поиску талантов. А талант — большая редкость, ценный продукт, нуждающийся в надежной охране.

Мы входим в совершенно обычный кабинет. Необычно в нем одно: он звуконепроницаемый. И еще: он разделен стеклянной перегородкой. Гейл проводит меня за перегородку, в маленькую комнатку, и жестом предлагает присесть. Ей даже не нужно указывать куда — стул здесь только один.

— Располагайтесь. Боб должен быть через минуту.

Киваю, не понимаю, о чем, черт возьми, она говорит. Потом дверь распахивается, и вваливается маленький толстый лысый мужчина, вероятно, Боб.

— Отлично! Она уже здесь! — Уши Гейл опять шевелятся, когда она переводит взгляд на меня. — Что ж, начнем? Не хотите ли воды?

— О нет, спасибо.

Она улыбается и похлопывает меня по спине кончиками пальцев. Выражение сочувствия, надо полагать.

В смятении смотрю, как Гейл выходит, и тяжелая дверь закрывается за ней. Как пойманный зверек, верчу головой, озираюсь, разглядывая своих мучителей за стеклянной перегородкой. Гейл останавливается рядом с Бобом. Боб надевает наушники. Улыбается мне и указывает пальцем вниз. Гейл опускает руку на стол и нажимает невидимую кнопку.

— Сара? — Комнату заполняет ее голос. — Мы проведем несколько проб. Говорите в микрофон.

Теперь я уверена, что Гейл ненормальная. Но, по крайней мере, у нее нет галлюцинаций. На столе передо мной возвышается микрофон. Они что, серьезно? Надо отдать должное Лори, она предупредила, что меня ждет множество телефонных звонков. Но это просто смешно.

— Э-э, о'кей. — Наклоняюсь к микрофону. Боб одобрительно вскидывает большой палец. Я откашливаюсь. — Офис Марианны Лангольд, минуточку, пожалуйста.

Повисает тишина. А затем комнату сотрясает хохот. Сумасшедший хохот. Демонический. Придурковато улыбаюсь, как комедиантка, в которую я невольно превратилась.

— Очень забавно! — сдавленно фыркает Гейл. Однако смех смолкает, когда дверь позади нее распахивается.

Сначала различаю только силуэт. Затем фигура выходит на свет, и я узнаю девушку, которую заметила прежде в приемной. Прическа великолепна. Руки скрещены на груди, глаза прищурены, и она выглядит не слишком довольной.

Ничего не слышу. Вижу, как всплескивают руками, качают головой, а лицо Гейл все плотнее и плотнее приникает к черепу, пока наконец, я почти различаю форму костей. В конце концов, после момента неразберихи, в причины которой я не посвящена, Боб открывает дверь в мою комнатенку и помогает мне подняться со стула.

Провожая меня из студии, Боб объясняет, что милая девушка с дивной прической — это Сара Вагнер, талантливая актриса, озвучивающая многих. Недавно ее приняли на работу в агентство.

— Но у вас тоже приятный голос, — заверяет он меня.

— О, что вы, благодарю вас…

— Но думаю, на это собеседование вы опоздали.

Вот в чем проблема, видите ли. Плохо уже то, что я так замечательно подтверждаю статистику безработицы. Но почему так много людей с моим именем? Неудивительно, что перспективные работодатели не находят во мне ничего особенного, ничего выдающегося. Когда я принимала решение солгать в резюме, следовало пойти гораздо дальше и назвать себя Персефоной. Вы знаете кого-нибудь по имени Персефона? Вот я так и думала.

Продираясь сквозь охраняемые двери по пути к мисс Лангольд, я подумала, что бессмысленно растекаться мыслью; лучше успокоитьдыхание и сосредоточиться. Если эта дама действительно такое чудовище, как ее описала Лори, я успею поразмыслить о своих бедах позже.

— Простите, что опоздала, — выдыхаю я, оказавшись на ее пороге. — Но я могу все объяснить.

— Не трудитесь. — Марианна Лангольд сидит за столом. — Гейл мне все рассказала. Как забавно!

И она издает короткий мелодичный смешок. Не демонический, не сумасшедший. Певучий смех, каким он и должен быть. И смахивает слезинку из уголка глаза. — Удивительно, что это не происходит чаще.

— В самом деле? Я полагала услышать, что это обычное явление.

Она вновь смеется. И такая красивая при этом. Не соответствует обычным стандартам красоты — следствие подтяжек за ушами или инъекций в губы. Это такая красота, когда сияют глаза, яркие и живые. Красота, разглаживающая легкие морщинки в уголках рта.

— Присаживайтесь, — предлагает она. — И позвольте мне просмотреть ваше резюме. Мне принесли его секунду назад.

Усаживаюсь на стул перед ее столом и глубоко вздыхаю. Шоу начинается.

— Ага. — Марианна откладывает листок. — Итак, вы окончили университет в мае?

Ну, вперед.

— Верно.

— И что вы делаете с тех пор?

— Вообще-то я была в Европе. — Вот так. Это довольно легко.

— Да что вы?

— О да. Первый месяц путешествовала с подругой по югу Франции. Наш приятель из Гарварда писал обзоры о недорогих отелях для одного путеводителя в Париже. Мы встретились с ним и немного облегчили его участь. Он помог нам деньгами, но совсем чуть-чуть.

Пожалуйста, заметьте. Это вовсе не беззастенчивая ложь. Я действительно путешествовала по Франции с подругой сразу по окончании колледжа. А обзоры, которые я писала для моего приятеля из Гарварда? Скажем, когда книга готовилась к печати, мою часть сократили.

— Да что вы? — Глаза Марианны округляются. — Знаете, мой отец француз. И пару лет в детстве я провела в Côte d'Azur. А вы были на Антибах?

— Конечно! Обожаю Антибы! — И это тоже чистая правда. Мы с подругой влюбились в этот город и даже сократили часть маршрута, чтобы задержаться там подольше.

Марианна, склонив голову набок, улыбается мне.

— Donc, tu parles bien le français?^[12] — спрашивает она, a глаза ее смеются.

— Pas courament. J'ai pas assez de temps pour pratiquer^[13].

Искорки в ее глазах гаснут. Брови сдвигаются. Марианна потрясена. И я тоже. Кто бы мог подумать, что четыре года французского в колледже оставят свой след?

Наклонившись вперед, Марианна кладет ладони на стол. Пришло время для уловок? Так скоро? Я, вероятно, чрезвычайно хороша.

— В своем резюме вы назвали себя страстной любительницей чтения, — продолжает она. — Любопытно, что вы прочли последним.

Вы что, смеетесь? Да если бы все собеседования были такими легкими, я бы — ну, полагаю — давно уже имела работу.

Чуть придвигаюсь, словно собираясь поведать пикантный секрет.

— В Париже мне попалась одна книжка, французский перевод немецкого бестселлера, довольно интересный. Вы слышали о «Die Dämmerung»?

— Вы это читали? — недоверчиво спрашивает Марианна.

— Ну да.

— И как вам?

— Странно, причудливо. — Пожимаю плечами. — Мне нравится немецкий абсурдизм. Выгодно отличается от наших нудных банальных и слащавых романов. — Внезапно припоминаю, что список клиентов Марианны Лангольд включает в себя приличное количество актрис, которые чертовски неплохо зарабатывают на жизнь, играя героинь в экранизациях таких вот слащавых романов. — Но признаться, — добавляю я, стараясь не вызвать к себе неприязни, — я люблю хорошие романтические комедии. Это моя невинная слабость.

Ф-фу. Закроем эту тему.

Стук в дверь. Мы одновременно оборачиваемся. Молодой человек с невероятно хитрой физиономией, приоткрыв дверь, просовывает голову в щелку. Его галстук запросто может посрамить весь мой гардероб.

Марианна хмурится.

— Что? — спрашивает она.

— Простите, что помешал, мисс Лангольд. У вас есть минутка?

Она мрачнеет еще больше.

— Нет! — Жестом указывает на меня. — Посмотри, с кем я разговариваю!

Парень поворачивается, внимательно изучает меня, и во взгляде его мелькает хорошо знакомый мне ужас. Вот так же смотрели на меня люди на той свадьбе, где я объявила, что я из группы «Рокетт». Таким же взглядом я наградила Сару Вагнер, когда та вплыла в студию. Молодой человек пытается вспомнить меня, понять, отчего же я такая чертовски важная персона.

Неловкое молчание, наконец, нарушается. Кабинет оглашает серебристый смех Марианны Лангольд.

— Я пошутила. — Она указывает на меня. — Это просто посетительница.

Смех у нее заразительный. Парень в дверях подхватывает его. А потом и я. Я смеюсь, потому что должна смеяться. Потому что плакать на собеседовании — значит нарушить правила. Но внутри я вся съежилась. Я больше не Персефона. И даже не Сара. Я просто одна из многих безработных.

Я никто.

Хотя посмеяться вовсе неплохо. Смех дает мне силы махнуть на прощание рукой парню, когда тот выходит из кабинета, дает силы вежливо улыбаться, когда Марианна описывает обязанности своего ассистента, дает силы подняться вместе с ней и направиться к выходу.

Но перед тем как открыть дверь, она наклоняется и шепчет мне:

— Знаете, наверное, не стоит этого говорить. Не я принимаю окончательное решение о найме на работу. Отдел кадров сам рекомендует кандидатов, проверяет рекомендации и все прочее. Это помогает им чувствовать свою необходимость, полагаю. Но, насколько я понимаю, эта должность ваша. — И протягивает руку. — Приятно было познакомиться, Сара. Скоро увидимся.

Я так потрясена, что хочу расцеловать ее. Что и делаю. Дважды, в каждую щечку.

— Comme on fait en France^[14], — поясняю я.

Она ослепительно улыбается.

А я? Меня охватывает странное чувство, которое я затрудняюсь определить. Чувство победы?

Выйдя из лифта на первом этаже, вытаскиваю телефон и начинаю названивать Лори.

— Мы с тобой познакомились, когда были практикантками на Нью-Йоркском кинофестивале, — говорю я.

— Да.

— Но ты на пару лет старше меня. Я окончила колледж только в мае.

— Хоооорошо.

— Лори, пожалуйста! Ты мой единственный свидетель!

— Расслабься. Тебе не о чем беспокоиться.

— Просто выбери ресторан, — заклинает Джейк. — Любой ресторан.

— Я должна это сделать?

— Какое-нибудь милое место, — настаивает он.

— Ты же знаешь, как я ненавижу рестораны.

И это правда. Нью-Йорк похож на закусочную с десятистраничным меню, которое вы наверняка не станете читать до конца. Когда официант подходит в первый раз, вы в панике, заикаетесь и, наконец, просите его вернуться через пять минут. Но когда он возвращается, вы все еще не решили, что выбрать: салат от шефа, сандвич с тунцом или чили с картошкой. Вы ждете, чтобы кто-нибудь за вашим столиком первым сделал заказ. Если его выбор привлечет вас, вы скажете: «Мне то же самое, пожалуйста».

— Как насчет вьетнамской кухни? — спрашивает Джейк. — Ты же любишь «Нам-Фуонг»?

— Это далеко в городе.

— А «Пастис»?

— Слишком дорого.

— Я же сказал: это не важно. Я хочу пригласить тебя куда-нибудь.

— Но нужно будет заказать заранее…

— Я позвоню сейчас же. — Нет, нет, нет! — Я решительно мотаю головой. — Все равно придется ждать. Ненавижу ждать. Я голодна сейчас.

— Хочешь, сходим в «Серендипити»? Закажем тот горячий шоколад, о котором ты все время твердишь.

— Послушай, Джейк. У меня ноги отваливаются. Я только что скинула туфли. И ты хочешь, чтобы я напялила их снова?

Он закрывает лицо ладонями:

— И что же? Заказать еду на дом?

— Не возражаешь?

— Что именно? Опять китайское?

— Мм. Идеально. — Вытягиваюсь на диване и устраиваю свои натруженные ноги на журнальном столике.

Джейк вздыхает и отправляется в кухню за меню.

— Ты уверена, что хочешь именно этого? — снова спрашивает он, возвращаясь. — Потому что я бы с удовольствием пригласил тебя куда угодно.

— Да к чему вся эта суета?

— Я хочу сделать для тебя что-то особенное. Хочу отпраздновать.

— Что? Я ведь еще не получила работу.

— Ну и что? Она же сказала, что должность наверняка твоя.

— Все-таки… — И замолкаю. Нет действительно никаких причин так упрямо отвергать милое предложение Джейка. Но в праздновании заранее есть нечто от падения Трои. — Китайская еда — это именно то, чего мне хочется сегодня вечером, — категорически заявляю я. — Закажи чоу-фан по-домашнему. И мы положим все на настоящие тарелки.

— Ладно. — Джейк снимает трубку телефона.

Еда прибывает через двадцать минут, и к тому времени я уже готова разрывать упаковку зубами. Но Джейк выгоняет меня из кухни и велит очистить журнальный столик. Кладет на него две бамбуковые салфетки.

— Где ты это нашел?

— У тебя. — Изумленно смотрит он на меня. — Не узнаешь?

— Наверное, они принадлежат Аманде.

Джейк снова ныряет в кухню и возвращается с блюдцем для соуса. Потом приносит два маленьких блюдца для блинчиков и две большие тарелки для лапши.

— Садись уже, а? — прошу я.

— Нет, чего-то не хватает. — Джейк задумчиво покусывает кончик большого пальца.

— Выглядит замечательно. Мы можем наконец, поесть?

— Погоди секундочку. — Он кидается в ванную, а я окунаю блинчик в соус и откусываю кусочек. — Вот так! — Джейк гордо демонстрирует пару ароматических свечек. — Как тебе? — Достает из кармана спички.

— Очень мило, — бормочу я с полным ртом, похлопывая по дивану рядом с собой.

Но Джейк не садится, пока расставленные должным образом свечи не загораются. Придвигаю ему блюдечко с соусом. Он даже не притрагивается к нему.

— Знаешь, у меня есть для тебя кое-что.

Сглатываю неожиданный комок.

— Да? А что?

— Подарок. Вроде премии. За хорошо проделанную сегодня работу.

Сердце у меня екает. Весь вечер он был милым, добрым, внимательным, заботливым, а я тут с соусом на подбородке, с лапшой на коленке.

— Ой, Джейк, — мягко говорю я, — тебе не стоило этого делать.

— Но мне захотелось.

Он с улыбкой протягивает мне маленький пакет, завернутый в простую упаковочную бумагу. С нетерпением беру его и тут же замираю.

Мне даже не нужно разворачивать подарок. Я сразу понимаю, что это книга. А понимаю я это по тому, что прямо под ленточкой серебристая наклейка. На ней название элегантным жирным шрифтом: «Книжный магазин «Регал»».

— Ну, открывай.

Я молча разворачиваю обертку, стараясь, чтобы предательски дрожащие пальцы не выдали меня. Бросаю взгляд на обложку. «Дерево растет в Бруклине».

— Я заметил, что ты закончила те две рукописи, — говорит Джейк. — Одну оставила у меня дома. Я подумал: тебе нужно что-нибудь читать.

Кладу книгу на стол, поднимаю взгляд и чувствую жжение в глазах.

— Где ты ее взял? — спрашиваю я.

— А? — Моя реакция озадачила его. — У меня по соседству есть небольшой книжный магазинчик. Всего в паре кварталов от дома.

— Зачем ты ходил туда?

— Думаю, это очевидно. — Он пожимает плечами. — Чтобы купить тебе книжку.

Тонкая политика сейчас не для меня. Гневные слова срываются с моего языка прежде, чем я успеваю обдумать их.

— Ты уверен, что это не имеет отношения к твоей бывшей подружке?

— Откуда ты… — Джейк умолкает, прищуривается. — Ты рылась в моих вещах?

— Полагаю, сейчас это не имеет значения.

— А я полагаю, имеет.

Некоторое время мы молчим, охваченные яростью. Наши взгляды сражаются за нас. Наконец Джейк отворачивается, глядя на пляшущее пламя свечей.

— К твоему сведению, — выдавливает он, — она сегодня не работала.

— И как ты это узнал?

— Какая разница?

— Есть разница, — сквозь зубы цежу я.

— Знаешь что? Я уже миллион раз говорил тебе. Я не намерен это обсуждать. — Джейк встает, хватает со стола свой бумажник, злобно заталкивает его в карман.

— Отлично. — Я продолжаю сидеть. И хотя в животе все завязалось в тугой узел, в горле пересохло, в глазах щиплет и внутри уже поднимается волна тошноты, я стискиваю кулаки и жду, пока мука закончится.

— Я ухожу, — холодно сообщает Джейк, вероятно, надеясь, что я остановлю его.

— Думаю, это отличная мысль.

Глава 19

На мой день можно взглянуть по-разному. Вы могли бы предположить, что я все утро ждала телефонного звонка. Но это мелодраматично, хотя и верно. И слишком чертовски очевидно. Конечно же, я все утро жду телефонного звонка. Я всегда жду телефонного звонка. Не важно, что именно я делаю или насколько мне это приятно, поверьте, я остановлюсь мгновенно, как только заслышу звонок. Потому что всегда есть шанс, случайное стечение обстоятельств — тайна! Один телефонный звонок порой совершенно меняет жизнь. Никогда не угадаешь.

С другой стороны, вы могли бы сказать, что я все утро курила. И это тоже, правда. И тоже слишком театрально. Но, по крайней мере, более продуктивно, поскольку я завершила начатое. Пепельница хранит доказательство того, что я напряженно работала несколько часов, уничтожая свои никотиновые запасы.

Во времена великого отчаяния лучше всего помогают дурные привычки. И курение вовсе не исключение. Привычный ритм, в который так легко вписаться. Вдох и выдох. Инь и ян. Как мысли о том, чтобы позвонить Джейку, и последующее твердое решение дождаться звонка от него. Ненавижу себя за то, что слишком близко принимаю все к сердцу. Ненавижу его за то, что причинил мне такую боль. А в чем заключалась моя основная претензия? Единственная явная ошибка Джейка состоит в том, что он имел наглость существовать до встречи со мной. Возможно, у него были страстные отношения, вероятно, он влюблялся, да так, что сердце его было разбито задолго до того, как я появилась в его жизни. Это убивает меня! Я хочу верить, что мы много значили друг для друга, что я создала его из воздуха, надеясь обрести родную душу. Я хотела бы думать, что не отдала бы сердце тому, кто не достоин этого. Или отдала бы?

Если Джейк намерен довести меня до этого, если его предполагаемый греховный поступок может повергнуть меня в такое отчаяние — даже непреднамеренно, — тогда ему лучше бы заслужить это право. Лучше бы ему позвонить. И извиниться за то, что он единственный человек на свете, способный заставить меня чувствовать себя такой слабой и уязвимой.

Или мне следует повзрослеть и все же позвонить самой?

К 3.30 закончились сигареты. Недовольно ворча, надеваю кроссовки, сую ключи в карман и иду к двери. Останавливаюсь, не дойдя до коридора.

Возможно ли это? Яне ослышалась: телефон звонит?

Меняю курс и бросаюсь к телефону.

— Алло?

— Сара?

— Да?

— Это Кэтрин из отдела кадров Агентства по поиску талантов. У меня для вас хорошие новости. Марианна Лангольд ждет вас завтра на рабочем месте в девять утра. — И, понизив голос, продолжает — Только между нами, мы обычно не берем людей на работу так поспешно. Но Марианна дала о вас блестящий отзыв. Мы проверим ваше прошлое и рекомендации с прежних мест, когда вы приступите к работе. Это простая формальность.

— Благодарю вас, Кэтрин! Вы спасли мой день! — вырывается у меня.

— Рада приветствовать вас в команде. Заскочите сегодня на минутку в офис, чтобы взять справочники, инструкции и пропуск. У вас есть свободное время?

— Я буду у вас через двадцать минут.

На самом деле я на месте уже через пятнадцать.

Она маленькая, плотная, в легком струящемся платье. Кэтрин сердечно пожимает мне руку, и две крупные сережки в ее ушах, свободно болтающиеся под коротко стриженными волосами, весело пляшут в воздухе.

— Пойдемте в мой кабинет и все оформим, — говорит она, ведя меня по коридору.

Едва успеваю осмотреть ее кабинет. В течение нескольких секунд Кэтрин снабжает меня стопкой инструкций. Основной курс. Справочник служащего. Процедуры. Сотрудники агентства в Нью-Йорке. Сотрудники агентства в Лос-Анджелесе. Конфиденциальный договор. Инструкция по использованию и эксплуатации.

— В конце образцы бланков, — поясняет она. — Бланки для писем, для факсов, для заказов, карточки учета времени. Сначала может показаться сложным, но вы скоро привыкнете. Как у вас с компьютером?

— Очень хорошо. — Приподнимаю голову над стопкой материалов.

— Отлично. В любом случае вы могли бы потренироваться завтра в нашем специальном классе. Но все же возьмите справочник по компьютерным операциям, просто на всякий случай. — И пристраивает сверху еще одну брошюру. — И еще… — Пауза. — Хм…

Выглядываю из-за своей поклажи и вижу, что Кэтрин держит в руках пластиковый пропуск на специальном шнурке.

— А, вот! — И вешает его мне на шею. — Добро пожаловать в наше агентство.

Благодарно улыбаюсь и, пошатываясь, выбираюсь из кабинета.

Разбросанные по моей кровати инструкции занимают каждый квадратный дюйм свободного места. Сама я сослана на пол, рядом стопка карточек, в руках карандаш, а в зубах зажат желтый маркер.

Впереди долгая-долгая ночь.

Подписываю конфиденциальный договор и откладываю его в сторону, освобождая место для инструкций по процедуре. Со вздохом прикрепляю карточку к первой странице и пишу: «Телефон». Держа наготове маркер, приступаю к чтению инструкции.

Слово «агент» выделять не нужно. «Агент» и так выделен жирным шрифтом заглавными буквами на каждой странице. Отвечая на звонки агенту, ассистент обязан сказать: «Офис агента, кто его спрашивает?» Нельзя сразу же соединять с агентом. Ассистенту всегда следует сначала выяснить, кто звонит, его номер, и только потом уведомить агента о звонке. (Если вас вдруг заинтересует, слово «ассистент» нигде не выделено. Почему?)

Перелистываю страницу и узнаю, что, входя в кабинет агента, ассистент должен иметь с собой блокнот и ручку. Для этой информации тоже не нужен маркер. Это само собой разумеется.

Между разделами «Одежда» и «Предоставление отпуска» звонит телефон. На этот раз он вовсе не звучит музыкой в ушах. Скорее это сигнал тревоги, сирена. Покрепче закусываю кончик маркера, не зная, отвечать или нет. Нет, правда, я боюсь брать трубку. Я загружена таким количеством новой информации, что на большую часть дня отбросила мысли о Джейке. Звонок телефона — это непредвиденный удар реальности, и я к нему не готова. Задумчиво пожевываю колпачок ручки. Нехотя подползаю к телефону.

— Привет, это я.

Не Джейк. Лори. Вздыхаю с невероятным облегчением.

— Привет.

— Как с работой?

— Взяли.

— Правда? Почему ты не сказала?!

— Извини, мне еще так много надо сделать, чтобы подготовиться.

— Чушь. Мы должны пойти куда-нибудь отпраздновать это.

— Лори, я не могу. — Можете считать меня суеверной.

— Брось. Я внесла тебя в список на премьеру в «Зигфилд». Я хочу пойти с тобой. И ты тоже хочешь.

— Я, в самом деле, не могу. Мне выдали домашнее задание. Огромное. Мне придется всю ночь разбираться с этим.

— Ты шутишь.

— Боюсь, что нет. Закусываю губу. Потому что я действительно хочу пойти на грандиозную премьеру. Может, удастся занять места рядом с дублерами, среди которых, я слышала, Энди Рихтер. И я надела бы платье от Дианы фон Фюрстенберг, купленное мною перед свадьбой: ведь, возможно, мне больше не представится случая надеть его. И там будет шампанское, и фотографы, и сумочки с подарками, с маленькими бутылочками водки и плюшевыми игрушками.

Но что хорошего выйдет из этого в будущем? Что значит один блестящий, даже ослепительный вечер, когда впереди у меня блестящая карьера?

— Ты точно не пойдешь? — подстрекает меня Лори. — Абсолютно уверена?

— Да, — бормочу я. — Уверена.

Закончив разговор с Лори, сую ручку в рот и задумываюсь.

Мне казалось, будто я испытала облегчение, поняв, что звонит не Джейк. Но черт побери, почему он не звонит?

Раскрываю на первой странице Инструкцию по использованию и эксплуатации и пытаюсь сосредоточиться, прогнать назойливые мысли о Джейке. Довольно долго мои интересы были отодвинуты в сторону, смыты в канализацию, беспомощно трепыхались, как белье под порывами безжалостного ветра. Но отныне я вспомнила о них и готова разобраться с ними. И на всякую ерунду у меня больше нет времени. У меня есть работа, отличная работа, которая будет доставлять мне удовольствие. Мысли о парнях, особенно о парнях с очаровательными, обходительными и красивыми бывшими подружками, стали бы колоссальной тратой времени и энергии.

Выделяю маркером предложение, которое даже не потрудилась прочитать, и понятия не имею, о чем оно. К концу вечера три брошюры на моей кровати украшены ядовито-желтыми пометками. Желтые полоски покрывают мои руки и бедра, а одна даже пересекает лоб, и вот этого я никак не могу объяснить.

В восемь утра, задолго до того, как откроются двери агентства, я сижу в кафе на другой стороне улицы и курю третью за утро сигарету. На коленях у меня раскрыт справочник «Сотрудники агентства в Нью-Йорке», покрытый желтыми пометками маркера и пятнами кофе. Когда мне наконец удается вспомнить имя, должность и телефонный номер каждого работающего в офисе на Восточном побережье, заказываю еще кофе и раскрываю справочник о сотрудниках в Лос-Анджелесе. Закрыв ладошкой первую страницу, проверяю на память имена сотрудников на Западном побережье.

В 8.45 прикладываю пластиковую карточку к двери и вхожу в пустынный офис. Через несколько минут прогулки на цыпочках по темным гулким коридорам нахожу буфетную. Вытаскиваю с верхней полки банку колумбийского кофе, споласкиваю кофейник и начинаю читать инструкции.

Марианна Лангольд появляется ровно в девять.

— Доброе утро, Сара, — щебечет она.

— Доброе утро, мисс Лангольд. — Поднимаюсь.

— Сара, прошу вас. Называйте меня Марианна. Когда я слышу «мисс Лангольд», я чувствую себя школьной учительницей.

Она проходит в свой кабинет, я следую за ней, держа блокнот в одной руке, ручку — в другой.

— Я хотела узнать, какой кофе вы любите, — спрашиваю с порога.

— О! — Марианна бросает на стол свежий номер «Нью-Йорк таймс». — Вы не обязаны подавать мне кофе.

— Я только что приготовила свежий и хотела сама выпить чашечку. Уверены, что не хотите?

— Хм. — Она усаживается за стол. — Черный с заменителем сахара, если можно.

Выскакиваю из кабинета, на ходу отмечая в блокноте «черный с заменителем».

Возвращаюсь с двумя большими кружками и осторожно ставлю одну перед ней.

— Мм, очень вкусно, — говорит Марианна, облизнув губы.

Осознаю, что все это время не дышала. И делаю глубокий выдох.

— Вот. — Марианна указывает на стопку бумаг на краю стола. — Не сделаете ли мне две копии этого?

— Конечно. — Подхватываю бумаги, сую их под мышку.

За последние десять минут офис наполнился жизнью. Мерный шум разросся до пика. Это напоминает звук двигателя автомобиля, когда вы заводите его зимой — жмете на акселератор и ждете, пока он разогреется. Это урчание постепенно переходит в рев. Каблучки все быстрее цокают по плиткам пола. Телефонные трели все более настойчивы.

В этих кремовых стенах и белых столах нет ничего зловещего или угрожающего. Скорее есть даже нечто теплое и гостеприимное, а в этом бодрящем лимонном запахе — нечто волнующее. Иду по длинному проходу, и это пробуждает захватывающие, хотя и противоречивые воспоминания. Вспоминаю ужас своего первого дня в подготовительном классе, любопытство в начальной школе, волнение при первой встрече со свободой в колледже. И если бы я была так же молода, как тогда (так же молода, как я сообщила в своем резюме), возможно, испытывала бы чуть больше волнения и восторга. Я бы ухватила поводья, сунула ноги в стремена, взмахнула над головой шляпой и воскликнула: «Йо-хо-о!» Но этот конь уже сбрасывал меня прежде. И у меня есть царапины. Так что на этот раз я буду действовать осмотрительно.

Заворачиваю за угол. Безупречно одетые и безукоризненно причесанные ассистенты толпятся неподалеку от буфетной — все в очереди к копировальной машине.

— О нет! — вырывается у меня.

Молоденькая темноволосая девушка передо мной оборачивается и поправляет пальчиком очки.

— Машина сломалась, — сообщает она. — Сэм Ларсон только что звонил в технический отдел. Они обещали быть здесь через тридцать минут.

— А что случилось?

Она пожимает плечами, и очки снова падают на нос.

— Думаю, бумагу зажевало.

Тяжело вздохнув, пробираюсь сквозь толпу.

— Извините, — бормочу я перепутанным ассистентам.

— Она сломалась! — восклицает мужской голос.

Не обращая на него внимания, кладу свои бумаги на крышку аппарата и закатываю рукава. Рукава, между прочим, пиджака от Ральфа Лорена, который я одолжила у Аманды. Веская причина, чтобы быть особенно аккуратной с чернилами для картриджа.

Снимаю несколько крышек, открываю несколько заслонок и наконец вижу лист бумаги, намотавшийся на цилиндр с надписью «Осторожно: горячо!» Тихонько пальцем подцепляю виновника поломки.

Ставлю все на место, закрываю. Машина издает утробный вздох и зажигает ряд желтых огоньков.

— Я только проверю, — бросаю через плечо ассистентам, взирающим на все широко раскрытыми глазами. Ни один не посмел возразить мне. Закладываю свои бумаги и нажимаю: «Копировать». Машина одобрительно выплевывает образцово выполненные копии.

— Работает! — вопит кто-то.

Хор восторженных воплей! Я не удивилась бы, если бы меня подхватили на руки и торжественно вынесли в коридор. Я достигла успеха, я победительница, приветствуемая дюжиной новых друзей.

Тогда почему в душе у меня по-прежнему неуютно?

Забираю свои бумаги и прохожу сквозь море протянутых рук. Некоторые пожимаю, тут же забывая имена и, кажется, даже не называя свое. В течение многих месяцев я привыкла быть никем. Я научилась жить в состоянии проигрыша, провала, сознавая свою никчемность. Нелегко вот так запросто войти в офис, надеть эту одежду и притворяться, что ты одна из Работающих Счастливчиков. Может, я скептически настроена, несколько подозрительна, но все равно чувствую себя неловко.

Все утро прячусь за экраном компьютера, укрывшись в пещерке своего рабочего места. Обращаю внимание только на то, что возникает передо мной на экране и прислушиваюсь лишь к тому, что звучит в трубке телефона. В таком предельно сосредоточенном состоянии чувствую себя значительно лучше.

Быстрый прогресс в овладении искусством телефонных переговоров не опьяняет меня. Больше часа (максимум два) уходит на создание базы данных; она станет основой для регистрации входящих и исходящих звонков. Большинство звонивших известны мне по справочникам Нью-Йорка и Лос-Анджелеса. Слыша незнакомое имя, прошу произнести его по буквам, а потом записываю номер телефона собеседника.

Отключаю линию один, включаю линию два.

— Здравствуйте, это офис Марианны Лангольд, кто ее спрашивает?

— Это Питер Оуэнс. — В точку! Глава литературного отдела в Лос-Анджелесе.

— Добрый день, мистер Оуэнс. Минуточку, пожалуйста. — Разговаривая с ним, открываю окошко срочных сообщений и пишу Марианне: «Питер Оуэнс, линия два». Жду.

Ответное сообщение: «Спсб». Мигает линия два. Новый звонок по первой линии.

— Офис Марианны Лангольд, кто ее спрашивает?

— Привет. Это Джил. Вы не знаете, у Марианны есть копии новой рукописи Энсли?

Случайно знаю, что есть. Я сама делала эти копии сегодня утром. Но следует ли Джилу Мидоусу из отдела кинопроизводства наверху знать об этом, мне неизвестно.

— Если подождете минутку, я выясню, — любезно отвечаю я. Пишу Марианне: «Джил Мидоус хочет копию Энсли».

Ответное послание: «Зайдите». Появляюсь в кабинете Марианны в тот момент, когда она переключается на первую линию.

— Джил? — Она улыбается мне, говоря в телефонную трубку. — рукопись передо мной на столе. Посылаю к тебе своего ассистента, да, сейчас. — И кладет трубку.

— Это для Джила Мидоуса на восьмом этаже. — Она протягивает мне рукопись. — Комната 815. Очень милый парень. Если он не очень занят, представьтесь, расскажите ему, кто вы. Мы частенько работаем вместе.

— Хорошо.

Дверь комнаты 815 закрыта. Подхожу к секретарше у двери кабинета.

— Простите, я Сара из офиса Марианны Лангольд. У меня рукопись Энсли для мистера Мидоуса.

Она сурово смотрит на меня и показывает пальчиком, что у нее важный звонок. Машет рукой в сторону закрытой двери и имитирует стук в дверь. Нерешительно стучусь.

— Войдите!

Толкаю дверь и вижу мужчину за огромным столом красного дерева. Он вопросительно приподнимает тонкие брови:

— Чем могу быть полезен?

— У меня рукопись Энсли. Вы спрашивали о ней.

— Ах да. — Манит меня пальцем.

Поспешно подхожу к столу.

— Вы, должно быть, новый ассистент Марианны?

— Да, здравствуйте, я…

— Сара Пелтье! — раздается женский голос из другого конца кабинета.

Поворачиваюсь как на шарнирах. А потом хочу провалиться сквозь землю.

Маленький белокурый узел уложен сбоку. Зубы оскалены, но вместо окровавленных клыков вижу милую улыбку. Это еще страшнее.

— Сара, куколка, понятия не имела, что ты здесь работаешь!

Время останавливается. Звуки исчезают. Пытаюсь сообразить, куда, черт возьми, подевался мой голос.

— Привет, Грейси, — говорю я, но голос все равно звучит издалека.

— Эй, вот как? — фыркает Джил, развеселившись. — Вы знакомы друг с другом?

Сейчас упадет топор.

Улыбка Принцессы становится шире.

— Ну, конечно же! Мир тесен, не правда ли? Как поживаешь, Сара?

— Я… я…

— Давно здесь работаешь?

— О нет. Сегодня первый день.

— Правда? Замечательно! Мои поздравления.

— Э-э, спасибо. — Переминаюсь с ноги на ногу.

— Сара? — Оборачиваюсь к Джилу. — Простите, но у нас с Грейси много дел, а у меня через полчаса совещание…

— Да, конечно, извините, — поспешно лепечу я, выскакивая за дверь.

— Пока, куколка! — весело машет мне на прощание Принцесса.

Закрываю за собой дверь и жду, пока уляжется неистовый стук в груди.

— Простите, пожалуйста. — Ассистентка Джила со вздохом кладет трубку. — Проклятая телефонная конференция продолжается часами. — Озадаченно смотрит на меня. — С вами все в порядке?

— Ага.

— Уверены? Вы очень побледнели.

Выпрямляюсь, чувствуя, что возвращается нормальный сердечный ритм, дыхание успокаивается.

— Все в порядке, — говорю я. И удивительное дело — действительно так думаю.

Ассистентка Джила протягивает руку:

— Кстати, я Сара.

— Я тоже, — коротко хихикаю в ответ.

— Еще одна Сара? Кто бы мог подумать.

— Рада познакомиться. Но думаю, Марианна ждет меня…

— Да, счастливо. Скоро увидимся.

Марианна ждет у моего стола.

— Быстро вы! — Она протягивает мне листок бумаги. — Не могли бы вы отправить факс? Нужно только добавить адрес. Питеру Оуэнсу в Лос-Анджелес.

— Да, конечно.

Устраиваюсь за компьютером и достаю справочник по факсам. Секунду спустя раздается телефонный звонок. Включаю линию один.

— Офис Марианны Лангольд, кто ее спрашивает?

— Это из кафе «Юнион-стрит». Мы хотели бы подтвердить заказ мисс Лангольд на сегодняшний вечер.

— Подождите минутку. — Пролистываю календарь Марианны. Краем глаза замечаю, что начинает мигать вторая линия. — Да, в 8.30.

— С нетерпением ждем ее.

Кладу трубку, отвечаю на второй звонок:

— Офис Марианны Лангольд.

— Привет, это муж Марианны, Майкл. Она сейчас занята?

— О, здравствуйте, Майкл. Думаю, нет. Сейчас соединю вас. — Соединяю, поскольку Марианна просила меня незамедлительно соединять ее с членами семьи.

Добавляю шапку к факсу и отправляю его. Затем звоню в офис в Лос-Анджелес.

— Офис Питера Оуэнса, пожалуйста, — оживленно произношу в трубку.

Его ассистентка Джули отвечает незамедлительно:

— Офис Питера Оуэнса, кто его спрашивает?

— Привет, Джули. Это Сара из офиса Марианны Лангольд. Я просто хотела сообщить, что отправила факс, который ждет Питер.

— Великолепно! Я сразу же передам ему. — Начинает мигать вторая линия.

— Офис Марианны Лангольд, кто ее спрашивает?

— Сара, это Кэтрин из отдела кадров. Не зайдете ли ко мне в кабинет?

— Конечно. — Кладу трубку и встаю.

Колени мгновенно слабеют. Приходится опереться руками о стол. Жуткий, всеобъемлющий ужас охватывает меня.

Кэтрин стоит передо мной, вытянув руку. Опустив повинную голову, снимаю с шеи веревочку с пластиковым пропуском. Избегая взгляда Кэтрин, возвращаю ей карточку.

— Спасибо. — Она усаживается за свой стол.

— Могу я объясниться? — Голос у меня дрожит. Заставляю себя поднять глаза.

— Откровенно говоря, нет. Мне это неинтересно. Мы обе знаем, что вы солгали в своем резюме. В нашем агентстве не приняты подобные искажения. Это одно из твердых правил.

Вызывающе вскидываю подбородок — жалкая попытка.

— Думаю, у меня есть право защитить себя.

— Простите, нет.

Стук в дверь. Входит мужчина в форме.

— Кэтрин, вы меня вызывали?

— Да, Роджер. — Она пристально смотрит на меня. — Сара, пожалуйста, не осложняйте ситуацию. Роджер проводит вас к выходу. Я все сама объясню мисс Лангольд. — С этими словами она снимает трубку телефона и отворачивается.

Повесив голову, закусываю губу и отчаянно стараюсь не разреветься, пока охранник выводит меня из офиса.

Роджер по дороге отводит взгляд, я тоже. В лифте не мигая смотрю на загорающиеся поочередно цифры, обозначающие мое падение.

Задерживаюсь у выхода из агентства, закрываю лицо руками, и плечи мои сотрясаются от рыданий. Напротив через дорогу группа немецких туристов фотографирует небоскребы. Торговец на углу громко расхваливает свои хот-доги, крендельки и безумно дорогую минералку. Какой-то бездомный останавливается рядом со мной. Но, решив, что не стоит обращаться ко мне, продолжает свой путь.

Я околачиваюсь у входа потому, что не готова куда-либо идти. И стою там, пока в пачке не остается последняя сигарета. Докуриваю ее до фильтра, пальцы дрожат.

Уволена.

Меня уволили.

Приговорена к смерти трибуналом инквизиции, не произнеся даже первого заклинания. Забросана черными шарами прежде, чем написала диссертацию с коммунистическим подтекстом. Моя карьера закончена. Так и не начавшись.

Что ж, внеси это в свое резюме и сожги его.

Закуриваю последнюю сигарету и, скомкав пачку в кулаке, выбрасываю ее в ближайшую урну. Влажной ладонью лезу в сумку за телефоном. Я не хочу ни с кем говорить. Ни с Джейком, ни с Лори и уж точно не с Амандой.

Звоню маме. Она отвечает тут же.

— Мам?

— Сара? Что случилось, плюшечка?

— Мам, меня уволили. — Голос срывается, я рыдаю.

— Полно, полно, — успокаивает мама.

Представляю себе, как она обнимает меня, тихо покачивая. Лицо ее в дымке, но голос — ласковый, мягкий, умиротворяющий — достигает моего слуха.

— Детка, — говорит она, — Детка, все будет хорошо…

Глава 20

Вернувшись домой, приваливаюсь спиной к двери, и она захлопывается за мной. Так хорошо остаться одной, когда тишина окутывает тебя со всех сторон. Поднимаю голову и чувствую, как покалывает щеки там, где лились слезы. Все кончено. Забыто. Иду в свою комнату.

Останавливаюсь, услышав сдавленные рыдания. Мои? Нет, быть не может. Звук доносится из-за закрытой двери Аманды.

О, ну конечно! Из всех дней, когда можно стать жертвой очередного кризиса, она, естественно, выбрала сегодняшний. Какая наглость!

Знаете что? Это не мои проблемы. Не хочу входить. Я не обязана делать это. С меня вполне достаточно. Я-то в состоянии полного кризиса. Никому не пожелаю оказаться в таком положении.

Нехотя бреду к ее двери и стучусь.

— Эй, ты в порядке?

— Нет! — Она шмыгает носом.

— Хочешь поговорить?

— Нет!

— Ладно. — Мне не надо повторять дважды.

— Подожди! — Черт! Слышу, как она сморкается. — Все в порядке. Открыто. — Черт, черт! Вхожу. Аманда в кровати, в шелковой пижаме. Волосы собраны в хвостик. Аманда никогда не носит хвостик. С ним она выглядит как четырехлетняя девочка.

— Райан не отвечает на мои звонки. — Аманда тянется за очередным платком на тумбочке. — На работе он со мной тоже не разговаривает. Мы уже неделю не общались.

— Возможно, он занят.

Глаза ее наполняются слезами.

— Вчера я видела, как он выходил из офиса вместе с новой секретаршей.

— Секретаршей? Но эта должность предназначалась мне. — Аманда бросает на меня сердитый взгляд. Мотаю головой, осуждая собственное бездушие, и присаживаюсь на краешек кровати. — Да, извини, речь о тебе.

Слеза скатывается по щеке. Она даже не пользуется платком, вытирает слезы кулаком:

— Это несправедливо. Почему такое всегда случается со мной?

— Ох, Аманда. Это случается со всеми. Это дерьмово, знаю, но мы все проходим через это.

— Только не ты.

— Ну конечно, и я тоже!

— Нет, — яростно мотает головой Аманда. — Ты — нет. Ты так счастлива с Джейком.

Судорожно втягиваю воздух.

— Кто сказал, что я счастлива с Джейком?

— Это не нужно говорить. Это очевидно.

Она скатывает платок в комочек. И все ласковые слова, которые я могла бы сказать, застревают у меня в горле.

Аманда смотрит на меня сквозь слезы:

— Который час?

— Шестой.

— Черт! — Она взлохмачивает волосы, глаза ее смотрят в пространство. Вздохнув, нехотя вылезает из постели. Молча наблюдаю, как она исчезает за дверью ванной.

Лишь через два часа Аманда появляется на пороге комнаты с лучшим из своих лиц. В своей любимой футболке и самых классных джинсах «Севен». Волосы заправлены под кепку для гольфа. Она усаживается рядом со мной на диван в гостиной и прикрепляет к уху большую серебряную подвеску.

— Я встречаюсь с приятелями в «Трайбека гранд», если хочешь, пойдем, — предлагает она.

— Не знаю…

— Уверена?

— Да, — отворачиваюсь к телевизору. — Я не в настроении. Не хочется одеваться, куда-то идти.

— О'кей. — Надевает вторую сережку. — Мне нужно бежать. Возможно, вернусь очень поздно.

— Приятного вечера.

Как Аманда поступает? Это нечестно! Жму на кнопку громкости телевизора, пока в ушах не начинает грохотать.

А я уже все распланировала. Мы бы сидели на диване, я в халате, она в своей шелковой пижаме, смотрели бы кино, пожирали новые образцы из Висконсина и по очереди отхлебывали из двухлитровой бутылки с диетической колой. Я снова выслушивала бы ее душещипательную историю — на этот раз с трагическими подробностями — и притворялась бы потрясенной, когда она припоминала бы, как Райан впервые предложил нанять «новую хорошенькую секретаршу», или как она обнаружила, что дверь его кабинета закрыта, внутри темно, хотя она знала, что он не выходил. Затем, может быть — только может быть — закончив, Аманда вытерла бы покрасневшие глаза краешком платка и благосклонно согласилась — только может быть — выслушать меня. С ней ничего не случилось бы, правда? Настал бы и мой черед?

Кого я обманываю? Я так травмирована событиями дня, что начинаю бредить. Представляю такое жгучее сочувствие Аманды, от которого у нее обгорела бы и слезла кожа.

Аманда вовсе не тот человек, который нужен мне сегодня. И никогда не была такой.

Тянусь к телефону и набираю номер.

— Алло?

— Джейк, это я. Я хочу, чтобы ты пришел.

— Да? — Он колеблется. — Почему бы и нет? Сейчас суну в портфель свой дневник и, может, финансовый отчет. Еще что-нибудь хочешь проверить?

— Пожалуйста, не злись. — Сглатываю комок в горле. — У меня был трудный день.

— Да ну? Иметь постоянную работу оказалось не так здорово? Я мог бы тебя предупредить.

— Меня уволили.

— Ха-ха. Очень смешно.

— Я серьезно.

— Даты что?

— Правда.

Пауза.

— Сейчас приеду.

Час спустя Джейк появляется в дверях. И когда я вижу его, в той самой серой рубашке, в которой он был в день нашей первой встречи, сердце мое замирает. Я вовсе не собираюсь расспрашивать о том, как он провел день, или посвящать в подробности моего дня. Не говоря ни слова, даже не закрыв входной двери, бросаюсь к Джейку, приникаю к нему в крепком объятии и просовываю язык в его рот. Он подхватывает меня на руки — я не шучу меня! — и несет в спальню. Может, он закрыл дверь, а может, и нет. Какая разница?

По моей комнате проносится ураган, расшвырявший одежду, разбросавший по полу одеяла и подушки. Когда шторм наконец, успокаивается, смотрю на Джейка, на его сильное обнаженное тело, нависшее надо мной. С нежной улыбкой он отводит волосы с моего лица и тихонько целует в губы. Впиваюсь пальцами в его плечи, привлекая еще ближе к себе.

Джейк нежно поглаживает меня по лицу, прижимается к ложбинке между шеей и плечом. Прикрыв глаза, чувствую, как его пальцы тихо ласкают меня за ухом.

— Я люблю тебя, — шепчет он.

Мы оба замираем и отстраняемся друг от друга. И оба со страхом ждем моей реакции.

И я разражаюсь слезами.

Глава 21

На следующее утро просыпаюсь от стука собственного сердца. Несколько мгновений стараюсь связать смутные воспоминания, осознаю, что просыпалась раньше от нежного прикосновения губ Джейка к моей щеке, припоминаю его шепот, обещание позвонить позже. Все остальное в тумане.

Таинственное облако, скрывающее воспоминания, пугает меня. Нет, конечно, я помню, что случилось прошлой ночью, хотя кое-какие моменты остаются болезненно неясными, но меня гораздо больше беспокоит то, как я к этому отношусь. Этого я не знаю.

Звонок телефона не выводит меня из ступора. Снимаю трубку только потому, что руки запрограммированно совершают это движение. Словно я автомат, произносящий записанное приветствие.

— Сара, мне таааак жаль, — начинает Лори.

— Ты о чем?

— Я слышала о Марианне Лангольд. Я же говорила, что она стерва!

— А, это. Не переживай. Все отлично.

— Что ты имеешь в виду? Что отлично?

И тут до меня доходят, обрушиваются на меня и поражают все яркие, живые подробности того, что случилось ночью. Прижимаю прохладную ладонь к пылающему лбу и съеживаюсь.

— О нет… — выдыхаю я.

— Что? — волнуется Лори. — В чем дело?

Стараюсь рассказать о своей ночи с Джейком, используя эвфемизмы для описания моментов, которые вгоняют меня в краску.

— А потом… — Вздрагиваю при мысли о необходимости повторить это. — А потом он сказал, что любит меня.

— Иди ты!

— Да я понимаю.

— Когда он это сказал?

— Ну, знаешь, во время…

— Во время секса?

— Да. — Можно подумать, вы не знали. Я снова краснею.

— Ну-у! — Лори понижает голос. — А что ты сделала?

— Заплакала.

— О нет.

— Да.

— А секс был хороший?

Краснею еще гуще, щеки просто наливаются кровью.

— Был… э-э… — Вздыхаю. — Да. Хороший. Очень, очень хороший. — И более в детали я не вдавалась.

— О Сара! — Лори укоризненно прищелкивает языком. — Ты что, не знаешь, что плач — это обычная реакция на хорошийсекс? — Звонит домофон. — Это дверной звонок?

— Э-э, да, думаю, да. — С подозрением выглядываю в коридор.

— Нужно открыть?

— Не знаю. Все, кого я знаю, на работе. Который, кстати, час?

— Десять.

— Ошиблись дверью. Как по-твоему, если я не отвечу, может, они просто уйдут? — Но звонок повторяется. — Похоже, нет.

— Иди и открой. Мне все равно тут тоже звонят. Перезвоню позже.

— Если я еще буду жива. — Кладу телефон и открываю дверь.

— Доставка на дом!

Впускаю посыльного.

Распахиваю дверь, и меня приветствует охапка гербер. Нагромождение цветов и стеблей мешает рассмотреть посыльного, но кто-то из-под букета протягивает мне ручку и квитанцию. Растерянно расписываюсь. Квитанция исчезает, вслед за ней и ручка, а потом я слышу радостное «пока». А потом звук удаляющихся шагов. Как странно. Быть так близко к кому-то, иметь возможность прикоснуться — и даже не разглядеть его лица. Часто ли это происходит? Сколько раз совершенно незнакомые люди проскальзывали мимо, слегка касаясь меня лишь затем, чтобы вновь неузнанными раствориться в толпе?

Вздыхаю и возвращаюсь в квартиру, ногой захлопывая за собой дверь.

Я люблю тебя, а теперь и цветы? Простите. Я знаю, что должна прыгать от радости. Все девушки любят герберы. И тем не менее, меня тревожит мысль, что, возможно, я ступаю на карусель, вращающуюся слишком быстро. Не поймите меня неправильно. Я люблю суматоху карнавала, как любой нормальный человек. Но если она продолжается очень долго, краски тускнеют, музыка становится сумбурной и вы помните лишь то, как вас вырвало праздничным пирогом.

Кладу цветы на столик и разворачиваю открытку.

Моей дорогой девочке, которая идеальна во всех смыслах. Всегда есть еще и юридическая школа!

С любовью, мама.

Снова звонит телефон.

— Да, привет, все в порядке, — отвечаю я.

— Сара?

Упс. Это не Лори. Голос знакомый, но не могу сразу понять чей.

— Да, говорите, пожалуйста, — прошу я.

— Сара, это Келли Мартин из «Эспен куотерли». Мы разговаривали с вами около месяца назад.

— Конечно, я помню.

— У меня для вас хорошие новости!

Я получила работу.

Принимать важное решение — это все равно, что срывать присохшую повязку. Лучше делать это быстро, чтобы избежать лишних мучений.

К сожалению, я по натуре человек нерешительный. Завидую людям, которые могут войти в незнакомую квартиру, окинуть ее взглядом и заявить: «Беру». Людям, которые, обедая в ресторане, еще прежде, чем официант перечислит фирменные блюда, прерывают его: «О, вот это я и закажу!» Или молодоженам, которые в приливе страсти шепчут на ухо возлюбленному: «Давай обойдемся сегодня без презерватива».

Что до меня, я люблю мучить себя альтернативными вариантами, пока не начинаю задыхаться под их грузом. Но на этот раз сама себе удивляюсь. Без малейших колебаний соглашаюсь на работу в Эспене. Поскольку, безусловно, сказать «да» чертовски проще, чем «нет». «Нет», как правило, требует объяснений. С другой стороны, «да» — это односложный, неоспоримый жест доверия. Милосердно быстрый и безболезненный.

Мне никогда не приходит в голову, что важное, возможно жизненно важное решение, принятое мною столь бездумно, можно изменить. Честно говоря, я считаю, что прыжки в неизвестность очень возбуждают, даже взбадривают. На последующие несколько дней я поставила перед собой задачу распределить годы кутерьмы и неразберихи на две категории: «Выбросить» и «Сохранить». И у меня нет времени для продолжительных глубокомысленных размышлений. У меня есть всего неделя, чтобы подчистить хвосты и собраться. Каждый предмет в моей комнате стал своеобразным «пятном Роршаха», требующим мгновенной реакции. И я поспешно решаю, какие из воспоминаний хотела бы сохранить, а какие предать забвению.

И когда наконец, аврал закончен, выясняю, что потерпела полный провал. Настырно засосало под ложечкой. Это случилось, когда я, разбирая и упаковывая свою коллекцию футболок, обнаружила, что одна мне не принадлежит.

Она принадлежит Джейку.

Есть несколько возможных сценариев ужина с Джейком сегодня вечером, и ни один из них не кажется привлекательным. Например:

Ресторан — вечер (сцена № 1)

Он в гневе, сдерживает ярость в стиле раннего Марлона Брандо (вспомните «Трамвай «Желание»»). Когда я сообщаю, что уезжаю в Эспен, Джейк сначала ничего не отвечает. Мы сидим в зловещем гробовом молчании, и в какой-то миг я верю, что все обойдется без сцен. Но затем Джейк комкает салфетку, швыряет ее на стол, прикрывает рот тыльной стороной ладони, словно стирая кровь с нижней губы. Одним стремительным движением выбрасывает руку вперед сметая со стола тарелки и бокалы. Вставая, опрокидывает стул. А по пути к выходу отшвыривает в сторону официанта. Дверь с грохотом захлопывается за ним, заставляя всех посетителей невольно вздрогнуть. И все смотрят на меня. Поскольку я не только разрушила свою жизнь, но вдобавок еще испортила всем ужин.

Или…

Ресторан — вечер (сцена № 2)

Ему больно. Но это элегантная душевная боль в стиле Кэри Гранта. Осторожно сообщаю ему новость, и, по крайней мере, сначала, он воспринимает ее спокойно. Пытается отнестись к ситуации легко, отпускает несколько острот. Но, нервно перебирая руками, Джейк случайно опрокидывает солонку. Мы замолкаем. И хотя мы не слишком суеверны, но понимаем, что стол, засыпанный просыпавшейся солью, не может быть хорошей приметой. Вероятно, поэтому Джейк мог бы просто бросить щепотку через плечо и сказать, что все пустяки, но вместо этого медленно проводит рукой по столу, слишком внимательно разглядывая его. Когда он поднимает взгляд на меня, глаза у него красные и блестящие. Непривычно тихим и серьезным голосом Джейк умоляет меня изменить решение, остаться с ним. И я говорю… не знаю, что я говорю.

Или…

Ресторан — вечер (сцена № 3)

Джейк совершенно спокоен. Холодный, невозмутимый, отстраненный, настоящий Богарт. Никаких слезливых прощаний. Вместо поцелуя хлопает меня по плечу. Или треплет за щеку. «Выше нос, — подбадривает меня, заметив, что я вот-вот разревусь. — Тебя ждут новые приключения». А когда я истерически заявляю, что мы могли бы все сохранить и любить друг друга на расстоянии, он фыркает и качает головой: «Детка, это не для меня».

Есть еще один сценарий (сцена № 4), который я сначала не принимаю во внимание. Но постепенно, когда на душе становится все хуже и хуже, постепенно склоняюсь именно к нему. Я ведь могу ничего не говорить Джейку. Почему я должна ему сообщать? Я пока не сказала Лори. И Аманде. Я даже не позвонила маме. Почему не провести приятный вечер, а потом ночь, полную страсти? А когда наступит суббота, я просто исчезну, растворюсь в воздухе, как сновидение.

Правда, будет здорово?

Сцена № 4, именно она.

Это, наверное, самый долгий ужин в моей жизни. Бабочки в животе машут крылышками с таким остервенением, что я готова принять это за отголоски землетрясения в Японии. Весь вечер так пристально смотрю на Джейка, что он то и дело вытирает лицо салфеткой.

— Что такое? У меня томатный соус на носу?

— Нет, нет, ты замечательный, — заверяю я его.

В этом-то и проблема. Он замечательный. Просто идеальный. Больше всего на свете хочу отыскать в нем недостаток, что-то та кое, чего я не выношу. Мне подошел бы любой изъян, и я раз за разом прокручивала бы его в голове, убеждая себя, что покинуть такого парня легче легкого. Но Джейк удивительный. Ест аккуратно, задумчиво пережевывая каждый кусочек и вместе с тем внимательно ухаживая за мной. Следит, чтобы бокал с водой был полон, передает тертый сыр, добавляет перца. Хмурится, когда замечает, что я едва притронулась к своим гноччи.

— Тебе не нравится, — расстроено говорит Джейк. Как будто это он меня огорчил, а не паста.

— Я просто не голодна.

— Вот. — Он опускает вилку. — Попробуй моего цыпленка. Очень вкусно.

— Нет, правда, Джейк, я сыта.

— Только попробуй, — настаивает он, придвигая тарелку.

Понимаю, что спорить бесполезно. Меняюсь с ним тарелками, хотя знаю, что Джейк не выносит макароны. Заставляю себя проглотить кусочек.

— Неплохо, правда? — с надеждой улыбается он.

— Да, очень вкусно. — Возвращаю ему тарелку.

Он отказывается:

— Нет, я уже наелся. Это твоя доля.

Через пятнадцать минут официант убирает со стола. А тема Эспена все не поднимается. Не по моей вине. Джейк просто не спрашивает. — Полагаю, десерт ты не хочешь?

— Нет, спасибо, — угрюмо отвечаю я.

Плачу по счету — на самом деле это единственное, что я могу сделать. К тому времени, когда мы выходим, я уже столько раз мысленно повторила: «Джейк, мне нужно кое-что сказать тебе», удивительно, как это еще не прозвучало вслух. Хотя бы случайно.

Джейк останавливает такси.

— К тебе?

— Конечно.

Как только садимся в такси, я приникаю к нему. Обхватываю его руками, привлекаю к себе. Почти укладываю на себя. Целуя его, я страстно извиваюсь под ним, пока наши тела не соединяются плотно-плотно. А потом обнимаю Джейка еще крепче, притягиваю еще ближе, и чем плотнее он приникает ко мне, чем больше чувствую тяжесть его тела, тем более маленькой и беззащитной становлюсь сама.

— Что с тобой? — выдыхает он.

Его лицо так близко, что меня согревает тепло его дыхания.

— Замолчи, — говорю я. Потому что поездка скоро закончится. Вечер закончится скоро. И этот момент скоро придет к концу.

— Джейк, я должна тебе кое-что сказать.

Вот так. В конце концов, я произношу это. Но сейчас слова звучат до смешного, неуместно. Он уже прошел через мою гостиную с зияющими на стенах и книжных полках пустотами. И оказался в спальне, где застыл как вкопанный, обнаружив на полу коробки, часть которых уже упакована и заклеена.

— Ты куда-то собираешься? — спрашивает Джейк.

— В Эспен.

— Зачем?

— Я получила там работу. — Я могла бы рассказать подробнее, но предпочитаю отвечать на конкретные вопросы.

— Когда уезжаешь?

— В субботу.

Он морщится и трясет головой, как делают люди, глотнувшие крепкого.

— И когда ты собиралась мне об этом сказать?

— За ужином.

— За сегодняшним ужином?

— Да.

— Забавно, не припомню, чтобы ты упоминала Эспен.

— Нет, — виновато опускаю голову, — но я собиралась.

Джейк приподнимает ногу над одной из коробок. На миг мне кажется, что он сейчас пнет ее изо всех сил. Мысль о таком акте мести волнует меня. Но вместо этого он только постукивает носком ботинка по коробке.

— Книги?

— В основном. — Всматриваюсь в его лицо, пытаясь понять выражение. Но оно невозмутимо. — Ты сердишься?

— Нет.

— Тебе больно?

— Нет. — Джейк пожимает плечами. — О'кей, может, чуть-чуть. Но это не значит, что я попрошу тебя изменить решение.

Пока он не произнес этого, я не понимала, что именно этого я и хочу.

Хватаю его за руку. Она безжизненно висит, но я слышу частый пульс.

— Джейк, я не обязана ехать. Конечно, эти слова кажутся безумием, но все произошло так быстро. Я все могу изменить. Если хочешь, чтобы я осталась, только скажи.

Нет, выражение его лица не стало понятнее. Джейк даже не смотрит на меня. Я чувствую, как колотится его сердце, но рука остается вялой и неподвижной. Чувствую себя полной идиоткой. Отпускаю его руку, и он тут же сует ее в карман.

— Итак, ты хочешь, чтобы я умолял тебя не уезжать?

— Тебе незачем умолять. — Опустив глаза, рассматриваю свои руки, такие пустые и одинокие без него. — Просто вырази желание, чтобы я осталась.

Он качает головой:

— Не могу.

— И что же? У нас все так и закончится?

И вот тут Джейк поднимает глаза. И смотрит на меня таким взглядом, какого я не ожидала. Жестокие, неумолимые глаза — оружие, которое он до сих пор скрывал.

— Никаких «мы» не было, — холодно произносит он. С этими словами Джейк поворачивается и, аккуратно огибая ящики и свертки, уходит.

Когда дверь за ним захлопывается, я изо всех сил пинаю коробку с книгами.

Глава 22

В час пополудни необычно спокойным августовским днем я сижу на лавочке перед домом. Вытаскиваю книгу из сумки, раскрываю ее на коленях, но не собираюсь читать. Я внимательно рассматриваю спешащих мимо пешеходов, надеясь увидеть хоть одно знакомое лицо. Владелец продуктовой лавочки по соседству машет мне через окно. Взмахиваю рукой в ответ. Он прижимает к стеклу батончик «Сникерс». Качаю головой — спасибо, нет.

Плотная темнокожая дама с улыбкой проходит мимо меня. «Привет, крошка», — бросает она. До меня не сразу, но доходит: я видела ее в форме, на ее рабочем месте у банкоматов в моем банке. Пока, Мисс Охранник. Пока, крошка.

Станция метро на углу выплескивает очередную волну взволнованных пассажиров. Среди них Лори, расталкивая толпу локтями, пробирается по лестнице, но ее отталкивает тетка с громадным портфелем. Лори идет по улице в ритме своего собственного Нью-Йоркского стаккато, замедляет шаг перед нищим, уворачивается от какого-то пса, перепрыгивает через лужицу, натекшую из-под кондиционера.

Останавливается такси. Открывается задняя дверь, но Аманда не выходит, терпеливо ждет, пока водитель отсчитает сдачу и выдаст квитанцию. Она наградит его долларом и ослепительной улыбкой, чтобы поездка запомнилась.

На другой стороне улицы Принцесса семенит вдоль витрин, любуясь своим чувственным отражением. Она задержится у витрины с новой коллекцией и отыщет шарфик, который непременно нужно приобрести. Посмотрит на часы. Да, у нее есть еще пятнадцать минут.

А прямо подо мной, в тоннеле метро, трясется в вагоне второй линии мой агент, Марк Шапиро, и читает «Уолл-стрит джорнэл». Рынок все еще в депрессии, уровень безработицы по-прежнему высок. Марк очень взволнован.

Неподалеку от меня к тротуару подкатывает экскурсионный автобус. Оттуда выходят мои родители, крепко сжимая бумажники, потому что знают: в этом городе полно карманников. Вместе с другими экскурсантами они останавливаются в центре тротуара, блокируя движение и нарываясь на грубые толчки и злобные взгляды. Ничто из увиденного на этом неописуемом Бродвее — «Гэп», «Старбакс», многоэтажные дома — не произвело на них впечатления. Они снова загружаются в автобус, недоумевая, что такого, черт побери, в этом Нью-Йорке.

Когда автобус отъезжает, на Другой стороне улицы появляется Джейк. Он выглядит усталым, волосы растрепаны, одежда чуть помета, но глаза сияют, а на лице улыбка, и он вскидывает руки и кричит, перекрывая шум транспорта. Он кричит…

— Эй, 4В!

Мигнув, открываю глаза. Передо мной стоит почтальон. Смотрю на часы. 1.23. Что-то он рановато.

— Ждете хороших новостей? — спрашивает почтальон.

— Вообще-то нет. — Пожимаю плечами. — Но может, вы меня удивите.

— Всегда надо надеяться, — усмехается он и протягивает мне стопку конвертов.

— Вообще-то я хотела узнать, есть ли у вас специальные бланки для того, чтобы оформить изменение адреса. Моя соседка сказала, что можно получить их у вас.

— Переезжаете? А ведь так долго здесь прожили. Чертовски жаль.

Беспомощно улыбаюсь:

— Я получила работу в Эспене.

— Да? В Колорадо, верно? Слышал, там здорово. — Вытаскивает из сумки бланк.

— Я должна заполнить его и отнести на почту?

— Если вы уже знаете свой новый адрес, заполните прямо сейчас, а я захвачу его с собой.

— Спасибо. — Кладу бланк на скамейку. Пока не обзаведусь постоянным жильем в Эспене, я хочу временно получать корреспонденцию на адрес родителей в Денвере. Записывая свой детский адрес, испытываю приступ ностальгии. Как мелодраматично заканчивать там, где все начиналось.

— Удачи вам, — говорит почтальон, забирая бланк. — И вам тоже.

Он удаляется, а я откидываюсь на спинку скамейки, скрещиваю руки и потираю плечи, потому что внезапно налетел прохладный ветерок. Лето в Нью-Йорке заканчивается, и город больше не напоминает тяжелую потную ладонь, вдавливающую тебя лицом вниз в асфальт. С приближением осени жители Нью-Йорка словно становятся выше ростом; они уже не волочат лениво ноги, и походка их делается легкой и беззаботной.

Порыв ветра взметает мусор над мостовой в странном танце. Пряча лицо от ветра, просматриваю почту. Только два письма адресованы мне — и, как ни удивительно, оба из офиса Агентства по поиску талантов. Выбираю конверт подлиннее, где мое имя и адрес напечатаны, почти по центру, открываю его.

Кому: Сара Пелтье

От кого: Департамент трудовых ресурсов

Уважаемый работник,

До нашего сведения дошла информация, что вы прекратили свою деятельность в Агентстве по поиску талантов. Убедительно просим вас выбрать время для проверки вашей медицинской страховки…

Ну конечно, я не намерена тратить время на проверку всякой ерунды. Сую письмо в конверт, убираю его. Однако думаю: хотя официальное уведомление об увольнении крайне неприятно, но почему-то льстит, что кто-то озаботился прислать мне его.

Впрочем, второе письмо интригует меня гораздо больше. Мое имя на конверте аккуратно написано чернилами. Обратный адрес — с номером личного кабинета Марианны Лангольд. Осторожно вынимаю квадратный листок и пытаюсь разобрать замысловатый почерк.

Дорогая Сара!

В отделе кадров мне сообщили, что они решили освободить вас от должности моего ассистента. Я искренне огорчена вашим уходом. Было очень приятно познакомиться с вами, и я желаю вам всяческих успехов. Пожалуйста, знайте, что я осталась о вас самого высокого мнения и была бы счастлива предоставить рекомендации, если вам понадобится новая работа. Я уже рассказала о вас тем знакомым, работающим в этой же области, кому постоянно нужны сотрудники. Пожалуйста, звоните и пишите мне в любое время, я с удовольствием обсужу с вами все подробности.

С наилучшими пожеланиями,

Марианна Лангольд.

Хммфф. Ну, разве это не потрясение?

Для анализа движения в Нью-Йорке необходим строгий научный подход. Как легко было бы избегать поездок в утренние или вечерние часы пик или накануне выходных. Но движение здесь — всегда лотерея, жребий, и сегодня я явно вытащила короткую спичку.

Как предложили по авторадио 1010 WINS, я решила объехать мост Джорджа Вашингтона, поскольку в обе стороны там пробка. Но череда машин у въезда в Линкольн-тоннель тоже не внушает оптимизма, поэтому я поворачиваю на шоссе Вест-Сайд, приводя в смятение других водителей. Делаю вежливый знак рукой мужчине в «порше», чтобы он пропустил меня в плотный поток. Он даже не притормозил, поворачивая практически на двух колесах, и умчался вдаль.

Поворот в Холланд-тоннель я тоже пропускаю, обнаружив после получасового стояния в мертвой пробке, что встала не в тот ряд.

Потом я останавливаюсь у светофора именно в тот момент, когда водитель такси рядом решает, что ему больше нравится мой ряд, и втискивается точно передо мной. Но когда загорается зеленый, он не двигается с места.

— Будь оно все проклято! — Ударяю рукой по баранке и не попадаю на клаксон. Хотя снаружи все спокойно, внутри автомобиля бушует ураган из непристойностей, которые я изрыгаю в сторону ветрового стекла.

Слушайте, я совершенно не собираюсь тосковать по всему этому дерьму. Я так рада, что мне никогда больше не придется иметь дело с грубиянами водителями, смертниками в «порше», идиотами, которые останавливаются и читают дорожные указатели, будто не ясно, что за четырнадцатой улицей идет пятнадцатая.

Двигаюсь в потоке. И, выбирая один маршрут за другим, пропускаю нужный поворот. И прежде чем успеваю осознать это, прежде чем успеваю изменить курс, обнаруживаю, что выезжаю из города через единственную лазейку, оставшуюся в моем распоряжении, — тоннель Баттери.

Есть что-то жуткое, сверхъестественное в движении по этой темной, дымной трубе. А еще хуже, что приходится слушать невнятные хрипы и шипение из динамика приемника. Переключаюсь на FM-станции, надеясь найти человеческий голос. Потерпев неудачу, совсем выключаю радио и продолжаю путь в гробовой тишине.

Наконец выныриваю на свет. Хотя движение все так же отвратительно, я чувствую, как напряжение отпускает мои плечи и, кажется, приступ транспортной ненависти идет на убыль. Вновь включаю радио. Диктор перечисляет названия групп, о которых я понятия не имею. Но по сравнению с дорожными сводками названия типа «Плохая компания» или «Благодарный покойник» звучат относительно умиротворяюще. Оставляю эту волну.

В зеркальце отражается Нью-Йоркский залив. Как забавно. Я и забыла, что Манхэттен — остров. Что, если подумать, здорово. Даже улицы в Чайнатауне пропахли рыбой. Как и на любом острове, жизнь здесь может надоесть. В лучшем случае вы будете страдать от потницы. В худшем — почувствуете, что загнаны в ловушку и задыхаетесь…

Внезапно я замираю. Понимаю, что подпеваю радио. Но, насколько мне известно, я не знаю слов песен. Делаю звук погромче.

Секундочку. Он только что произнес… сахарный мишка?

После того как много лет я стойко сопротивлялась лирическим песенкам, с изумлением осознаю, что абсолютно бессильна перед ними. И две вещи случаются одновременно. Во-первых, я начинаю плакать. Слезы струятся так стремительно, что я удивляюсь, как, черт побери, сдерживала их так долго. Не любая песенка оказала бы такое воздействие. Но именно эта. Это та самая, что б она пропала, песня. Элтон Джон, хитрый сукин сын, подкрался ко мне и без малейших усилий разбил мое сердце.

Во-вторых, нога отпускает педаль газа, и я совершенно необъяснимо для себя сворачиваю с шоссе.

— Ха! — восклицаю я, борясь с диким головокружением, когда понимаю, что проезжаю мимо знакомого ряда кирпичных домов по улочке, вдоль которой цвели вишни.

Вот видите, вот такие решения я и люблю. Не спонтанные и дерзкие. Не убийственно медленные и колеблющиеся. Я люблю решения, которые приходят сами собой. Разумеется, из всех путей, ведущих с Манхэттена, я выбрала тот, что случайно идет через Бруклин. Конечно, по чистой случайности я оказалась недалеко от дома Джейка. И, разумеется, последнюю часть пути проделала, нервно постукивая пальцами по баранке и напевая «Кто-то спас мою жизнь сегодня»^[15].

Неплохо было бы закончить рассказ на этом месте. Прежде чем в машине кончился бензин и ее задел проходящий автобус, прежде чем я провела несколько часов в отчаянных поисках знакомых улиц или свободного места для парковки, а на меня орали и сигналили водители грузовиков и такси. И все это даже прежде, чем я обнаружила, что Джейка нет дома, или он вернулся к Симоне, или не хочет иметь со мной ничего общего. Когда я буду вспоминать этот день, не важно где, — в Денвере, Эспене, Манхэтгене или Бруклине, хочу помнить только то, как громко и фальшиво пою в машине. И это один из тех удивительных моментов, когда на всех светофорах, мимо которых я проезжаю, ярко горит зеленый.

Примечания

1

Жизнеописание (лат.). — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

Персонаж романа Ч. Диккенса «Большие надежды».

(обратно)

3

Дикинсон Эмили Элизабет (1830–1886) — американская поэтесса.

(обратно)

4

Радость жизни (фр.).

(обратно)

5

Игра слов: frank (англ.) — откровенный, искренний, свободный. Frank — мужское имя.

(обратно)

6

Названия танцевальных па (фр.).

(обратно)

7

Названия чистящих средств.

(обратно)

8

Наоборот (фр.). Умение, навык (фр.). Обман (фр.).

(обратно)

9

Scholastic Assessment Test — тест, выявляющий способности к обучению.

(обратно)

10

Парафраз песни из мюзикла «Звуки музыки».

(обратно)

11

Ray (англ.) — луч, нота ре. Me (англ.) — мне, я, меня, нота ми. Far (англ.) — далеко, нота фа.

(обратно)

12

Так ты хорошо говоришь по-французски? (фр.).

(обратно)

13

Не слишком. Не было времени для практики (фр.).

(обратно)

14

Как принято во Франции (фр.).

(обратно)

15

Песенка о нотах из мюзикла «Звуки музыки».

(обратно)

Оглавление

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

Глава 19

Глава 20

Глава 21

Глава 22

*** Примечания ***