Первая весна [Герман Иванович Матвеев] (fb2) читать онлайн

Герман Иванович Матвеев Первая весна

Часть первая

1. Последний снег

Петухи в сараях кричали на всю деревню, когда Ваня Рябинин вышел из дома. Прищурив глаза, он оглянулся. Всё было покрыто толстым слоем ослепительно белого снега. Снежинки еще продолжали падать, но облака уже побелели и поднялись высоко. Вчера вечером тучи надвигались тёмным валом и так низко, что казалось, — зацепятся за крыши домов.

На дороге снег еще не был тронут колёсами машин, но кто-то из школьников успел отпечатать следы калош вдоль палисадника. „Нюша Семёнова“, — решил Ваня, заметив, что следы сворачивают к соседнему дому. В конце деревни он увидел фигуру мальчика. Это был его друг и одноклассник — Саша Пыжов.

Ваня помахал товарищу рукой и направился в его сторону неторопливой, переваливающейся походкой.

Ваня — невысокого роста, широкоплечий, скуластый, со слегка вздёрнутым носом, с пухлыми, еще совсем детскими губами и доверчивыми голубыми глазами.

Саша Пыжов — на голову выше Вани, сухощавый, стройный, с тёмными живыми глазами, прямым носом и вьющимися волосами. Он значительно уступал Ване в физической силе, но зато был ловок и непоседлив. Вот и сейчас, поджидая Ваню, он не мог оставаться без движения и скатал из мокрого снега большой ком.

— Это ты зачем? — подойдя к нему, спросил Ваня и, не дожидаясь ответа, предложил: — Давай слепим бабу! А? Успеем! Прямо тут, на дороге!

Уговаривать Сашу не пришлось: смастерить посреди улицы снежную бабу, чтобы она пугала лошадей, — вот ловко будет!

Работа закипела. Через минуту Саша подкатит новый ком, и Ваня сделал голову. Мальчики торопливо подняли и поставили второй ком на первый, приделали голову, — и баба готова. Пускай она не очень красива, зато никто не видел их за работой.

— Пошли!

Подхватив свои сумки, как ни в чём не бывало, друзья отправились в школу.

— Во́ какая! Далеко видно! — оглядываясь, с восторгом сказал Саша и засмеялся. — Если поедут на лошади, придётся сворачивать.

— Саша, а ты вредный! — заметил Ваня.

— А чего я вредный? Ты же сам велел на дороге делать! — возмутился Саша.

— Я про лошадей и не думал.

— А про что ты думал?

— Про наших ребят.

— Так я тоже думал про ребят, — оправдывался Саша. — Руки-то не приделали! — пожалел он и снова оглянулся. — Завернём за сарай и устроим засаду, — вдруг торопливо проговорил он. — Сзади девчонки! Не смотри, будто не видим!

Они продолжали спокойно шагать, размахивая сумками.

Поровнявшись с сараем, который стоял метрах в двадцати от дороги, мальчики свернули на тропинку, а когда сарай скрыл их от глаз девочек, бросились к строению и торопливо начали заготовлять снежки. Сырой снег с двух-трёх хлопков превращался в крепкий круглый „снаряд“.

Девочки приближались. Впереди группы шла Тося. Ростом она была меньше всех, но её звонкий высокий голос раздавался беспрерывно, выделяясь среди остальных. Тихо говорить она не умела. Дойдя до поворота и видя, что на тропинке никого нет, Тося замедлила шаги.

— Девочки, а где же мальчишки? — с недоумением спросила она. Все остановились.

— Я знаю! Они спрятались за сараем! — догадалась Зина Нестерова. — Девочки, мы им сейчас покажем… Тося, Катя, Надя, идите вперёд, будто ничего не знаете, а вы за мной… кругом!

Быстрым движением она перекинула сумку за спину и, увлекая за собой подруг, побежала к сараю, прихватывая на ходу снег. Тося, Катя и Надя медленно тронулись вперёд, с опаской поглядывая на сарай.

— Придел пять! Огонь! Батарея, пли! — громко скомандовал Саша, и снежки полетели так часто, словно кидали их, по меньшей мере, человек десять.

Тося завизжала и бросилась назад.

— Ура-а! Огонь! Враг в панике! — кричал Саша, посылая ей вдогонку „снаряд“ за „снарядом“.

Катя и Надя не испугались. Они наделали крепких снежков и открыли ответный „огонь“. Завязался бой на короткой дистанции.

Расстреляв запасы, Саша нагнулся за новой порцией, но в этот момент крепкий снежок шлёпнул его по затылку и сбил шапку. Второй „снаряд“ попал в бок, затем в ногу, в спину… Саша оглянулся.

— Ваня! Окружение! Не сдавайся!

Тося отбежала на расстояние „выстрела“ и тоже принялась делать снежки.

Бой разгорелся. Саша с Ваней сразу почувствовали превосходство сил противника. Девочек было много, били они с двух сторон и били метко. В воздухе летали снежки, стоял визг, восклицания, крики.

— Батарея, частый огонь! Пли!

— Ой, девочки! Мне прямо в голову! Я больше не играю! — крикнула Тося, моргая глазами, но, хотя и было больно, плакать раздумала. Всё равно никто бы не обратил внимания.

— Перекрёстный огонь! Бей по флангу!

Саше приходилось особенно туго. Снежки летели с обеих сторон, а спрятаться было некуда.

В это время на дороге показалось трое мальчиков. Заметив неожиданное подкрепление, Саша закричал:

— Ребята, на помощь!

Мальчики бросились на выручку. Нагибаясь и хватая на бегу сырой снег, они торопливо обжимали его и, подпрыгивая, бросали снежки. „Снаряды“ их еще не долетали, но противник увидел несущуюся со всех ног подмогу и „дрогнул“. Пришлось бы девочкам в панике удирать, если бы в этот момент неожиданно не раздался мужской голос:

— Стоп! Довольно! Отбой воздушной тревоги!

На дороге возле тропинки остановилась лошадь. В санях сидели: председатель колхоза, колхозница Валя Тигунова и какая-то незнакомая женщина.

— Идите-ка сюда! — крикнул Николай Тимофеевич, когда снежки перестали мелькать в воздухе. — Идите, идите!

Через минуту ребята обступили сани со всех сторон. Они знали, что председатель был в Ленинграде на совещании, что сегодня к поезду выехала его встречать Валя Тигунова. Странным было то, что они возвращались не со стороны станции и почему-то оказались на школьной дороге.

— Вот они! Все в сборе! — сказал Николай Тимофеевич, обращаясь к женщине. — Носов не расквасили? — спросил он, с улыбкой оглядывая раскрасневшиеся лица и посиневшие руки ребят.

— Ой, Николай Тимофеевич, они такие крепкие снежки лепят! Как камень! — пожаловалась Тося.

— Раненых много, а носы целые! — похвастал Саша. — С приездом, Николай Тимофеевич!

— Спасибо! Кто у вас победил?

— Конечно, мы! — сказал Саша.

— Не ври, не ври! Тебе больше всех попало!

— Мы победили! — упрямо повторил Саша.

Девочки дружно закричали, перебивая друг друга:

— Нет, мы… мы, мы, мы!

— Тихо! Будет вам галдеть! — перекрывая шум, сердито крикнула Валя Тигунова, поднимаясь в санях.

Ребята замолчали.

— Вот что, ребята, — начал не спеша председатель, — баловство баловством, а надо будет подумать и о деле. Вы уж не маленькие: вон какие жерди вытянулись! Нынче вам будет дано поручение от школы и колхоза… На каникулах придётся в Ленинград съездить.

Ребята переглянулись.

— А все поедем в Ленинград? — спросила Тося.

— Нет, двоечникам там делать нечего. Двоечников в Ленинград не пускают, — шутливо ответил председатель.

— А у нас и нет двоечников, — возразила девочка, сильно покраснев.

— Врёт, но зато краснеет, — сказал со смехом председатель.

— Нет, верно, Николай Тимофеевич, — горячо начала Тося, но её перебил Саша Пыжов:

— Ладно уж… Вчера сама двойку схватила.

— Так я же про четверть говорю. В четверти ни у кого нет…

— Я знаю, — остановил её председатель. — Сейчас мне ваш директор школы, Павел Петрович, всё рассказал. Поедут двое. Ваня, вечерком зайдёшь ко мне домой. А сейчас… шагайте в школу. Ну что, Зина, дома всё в порядке? — обратился он к одной из девочек.

— Да.

— Это моя дочка, — пояснил он приехавшей.

Девушка пристально посмотрела на Зину и встретила такой же внимательный взгляд. Лицом Зина походила на отца. За последний год она сильно выросла. Пальто было маловато, и поэтому девочка казалась нескладной: длинноногой, длиннорукой, с тонкой шеей.

— А этот вон — Рябинин Ванюшка, — кивнув головой в сторону мальчика, сказал Николай Тимофеевич. — Парень вполне надёжный. Из отметок только пятёрки признаёт.

Ваню смутил внимательный взгляд незнакомой девушки. Отвернувшись, он сделал вид, что рассматривает на горизонте что-то очень интересное.

— Ну, ладно! Шагайте, ребятки! — сказал Николай Тимофеевич и чмокнул губами.

Лошадь замотала головой, дёрнула и сразу пошла крупной рысью.

— Какие у меня могут быть возражения по существу? — продолжал председатель прерванный разговор. — Да никаких! Ребята — они что? Зимой вот в школе заняты, а летом так балуются…

— Дело им надо, — сказала девушка. — Настоящее, серьёзное дело…

— Я не против. Ежели не мы, так они сами себе дело найдут по вкусу…

Лошадь вдруг остановилась и, фыркнув, стала пятиться в сторону.

— Но, но… не бойся, глупая! — прикрикнул председатель, натягивая вожжи. — Вот посмотрите, Мария Ивановна! Что делают безобразники! Нашли место!

Посреди дороги стояла снежная баба. Кто-то не поленился раздобыть и надеть ей на голову старую, дырявую миску. Вместо глаз были вставлены осколки тёмного бутылочного стекла, приделаны руки и подмышкой торчал голик.

2. Агроном

Дарья Андреевна была в коровнике и не слышала, как приехал муж.

— Заждалась, Даша? — спросил Николай Тимофеевич, когда она появилась в дверях.

— Да уж… заждалась, — ответила Дарья Андреевна, взглянув на незнакомую девушку и улыбаясь не столько ему, сколько гостье. — А вы зоотехник?

Николай Тимофеевич хлопнул ладонью по столу и засмеялся:

— Ну, что я вам говорил, Мария Ивановна?

Он только что рассказывал приезжей о молочной ферме колхоза и предсказал, что жена примет девушку за зоотехника, в котором нуждался колхоз и которого ждала животноводческая бригада.

— Нет, я не зоотехник, Дарья Андреевна. Я агроном, — улыбаясь, сказала девушка. Она поднялась из-за стола, подошла к хозяйке и протянула ей руку. — Зовут меня Мария Ивановна.

— Агроном? — с оттенком некоторого разочарования и удивления спросила Дарья Андреевна, но сейчас же улыбнулась и крепко пожала руку.

Без пальто и платка, в простом тёмном платье, Мария Ивановна выглядела совсем молоденькой. Невысокий рост, хрупкая девичья фигура и пышные густые волосы, заплетённые в одну косу, делали её похожей на девочку. Таких агрономов Дарья Андреевна еще не видала.

— Агроном, а какая молоденькая! — вырвалось у неё, когда она почувствовала в загрубевшей своей руке маленькую, почти детскую руку девушки.

Это невольное восклицание смутило Марию Ивановну. Она развела руками и с виноватой улыбкой ответила:

— Что делать! Потом буду и постарше.

— Это хорошо, что молодая! — вмешался Николай Тимофеевич. — Молодые задористы, а нам таких и надо! Ты вот что, мать… Соловья баснями не кормят. Мы в дороге протряслись. Организуй нам поесть.

Новый просторный дом председателя был перегорожен на три неравные части. Одна комната, самая большая, занимавшая половину дома, с русской печкой, считалась общей. Тут стряпали, занимались домашними делами и принимали гостей. Вторая была спальней, а третья — самая светлая, с окнами на юг, — принадлежала дочери.

Пока Николай Тимофеевич переодевался и умывался, Дарья Андреевна собрала на стол обильный завтрак и украдкой наблюдала за молодой и, как ей казалось, беспомощной, ненастоящей „агрономшей“.

Мария Ивановна заметила осторожные взгляды Дарьи Андреевны. В них были и недоверие, и любопытство. Она приготовилась к такому приёму, но никак не могла отделаться от чувства смущения охватившего её при первых словах этой женщины. Состояние у девушки сейчас было такое, какое она испытывала недавно перед экзаменами. Да, первая весна агронома — это тоже экзамен. Ни сердиться, ни обижаться не следовало. Она достала из чемодана полотенце с мылом и пошла умываться в сени.

Вернулся Николай Тимофеевич.

— Коля! Откуда она? — вполголоса спросила Дарья Андреевна, кивая головой на дверь.

— А что? Не понравилась?

— Почему не понравилась? Девушка она, видать, хорошая, но уж больно молода, — не справится, да и слушать её никто не будет.

— Ерунду ты говоришь, Даша, — с досадой сказал Николай Тимофеевич. — Науку будут слушать, а не её.

Умывшись холодной, прозрачной водой, Мария Ивановна почувствовала прилив какой-то особой бодрости. Выглянув за дверь на улицу, она увидела голубое небо и снег на крыше сарая, порозовевший под утренним солнцем. Задорно чирикали воробьи, и откуда-то издалека доносился равномерный звон ударов железа о железо. „Наверно, в кузнице“, — угадала девушка, думая о том, что все эти звуки, и солнце, и небо имеют уже прямое отношение к ней.

„Работать, работать, работать“, — говорила она себе, возвращаясь в дом.

3. Поручение

Встреча на дороге и разговор с председателем взволновали Ваню Рябинина. Весь день была в памяти девушка в белом вязаном платке, её внимательный взгляд и добрая улыбка. Когда мальчик вернулся из школы домой, ни матери, ни отца, ни старшей сестры не было. Деду нездоровилось, и он грелся на печке.

— Обедай, Ванюша, — сказал старик, кряхтя и охая. — Мать на работе. Шти в печке.

Ваня заторопился. Достал чугунок, налил в миску щей, отрезал хлеба и сел за стол.

— Ты что это, как на пожар? Подавишься! — проворчал дед, видя, как внук обжигается и глотает почти не жуя.

— Мне некогда, дедушка.

— А что такое?

— К председателю надо. Велел по делу приходить.

— О-о! А какое такое дело?

— А я и сам еще не знаю.

— Валя Тигунова к Насте забегала, сказывала, что из города агрономша приехала.

Ваня насторожился. „Значит, девушка в санях — агроном“, — подумал он. Покончив с едой, мальчик прибрал на столе и отправился к председателю.

— Ну, что я тебе говорила! — радостно сказала Зина, как только он открыл дверь. — Ты поедешь и я! Нас директор назначил. Как лучших учеников и мичуринцев.

У Вани ёкнуло сердце, но он удержал улыбку и, нахмурив брови, серьёзно спросил:

— А зачем?

— Узнаешь… — таинственно прошептала Зина.

Девочка и сама еще не знала, зачем они поедут в Ленинград, но сделала вид, что не хочет раньше времени разглашать секреты.

— Пойдём-ка, что я тебе покажу, — всё так же таинственно продолжала она и поманила Ваню пальцем.

В её комнате оказалась вторая кровать, а рядом с ней большой чемодан и узел.

— Кто-то приехал? — спросил Ваня.

— Ага! У нас будет жить. Вместе со мной. Угадай, кто?

— Агроном!

— Правильно! Теперь у нас в колхозе будет свой агроном. А потом ещё — зоотехник, ветврач, техник-строитель и механик, — с гордостью сообщила девочка.

Вскоре после того как они вернулись в общую комнату, за дверью послышались шаги Николая Тимофеевича. Судя по тому, как он топал ногами в сенях, отряхивая снег, как широко распахнул дверь и улыбнулся ожидавшим его детям, настроение у него было хорошее.

— Ага! Главный мичуринец явился! Ну, какие у вас планы на этот год?

Девочка переглянулась с Ваней и пожала плечами.

— Какие планы? Обыкновенные!

— А всё-таки? Чем вы собираетесь нынче заниматься? Какие посадки, посевы? — продолжал он спрашивать, снимая полушубок и шапку.

— Будем на школьном участке работать.

— Ну, а если мы вам другое предложение сделаем?

— А какое предложение?

— Картошкой заняться.

У Зины вытянулось лицо, губы сложились в презрительную гримасу.

— Картошкой! Новое дело!

Ваня промолчал, увидев, как нахмурились брови Николая Тимофеевича и как он сердито посмотрел на дочь.

— Тэ-экс! Вот так мичуринцы! А скажи-ка ты мне, что ты знаешь о картошке? — спросил он, откидываясь на стуле.

— Очень она мне нужна! — сказала девочка.

— То есть, как не нужна? Ты же каждый день её ешь!

— Она цветы любит сажать, — вмешалась в разговор Дарья Андреевна.

— Цветы цветами, а картошка сейчас важнее. Колхозу нужно переходить на новые сорта, устойчивые против болезней, и чтобы чистосортные посадки были. Вот Мария Ивановна и хотела ребятам поручить это дело.

— Ребятам? Картошку сажать? — удивилась Дарья Андреевна. — Им же учиться надо.

— Это не помешает. Я сегодня заезжал в школу и согласовал вопрос с директором. Тут дело научное, показательное. Организуем такой питомник… Семенной участок. Землю мы им отведём, какую сами выберут. Тяжёлую работу за них сделаем. Навоз привезём, вспашем… Всё сделаем! Картошки нам дадут для начала немного, вот и нужно её размножить. Но, конечно, если не хотят, насильно заставлять не будем. Пускай своими цветочками занимаются.

— Почему не хотим? Я хочу! — торопливо сказал Ваня.

— Ну вот! — довольным тоном протянул Николай Тимофеевич. — Ты у меня и будешь главным бригадиром. А у Зинки ветер в голове. Она считает, что картошка — это неинтересно. Ручки боится запачкать. Одно название — мичуринка! Не понимает, что картошка — второй хлеб. Вот сейчас много разговоров насчёт вредителя… Как он называется?

При этих словах Николай Тимофеевич достал из кармана коробок спичек и протянул его жене.

— Посмотри-ка. Даже на коробке напечатано. Зажигай — и помни. А вдруг этот жук, колорадский, прилетит к нам да всю нашу картошку слопает? Что ты будешь делать? Подумай-ка!

— Откуда он прилетит? — недоверчиво спросила жена.

— С любой стороны. Крылья-то у него есть.

— Николай Тимофеевич, а мы нынче посты на полях выставим и будем следить, — предложил Ваня.

— Правильно! Вполне деловое предложение. Рассказывали нам, что один жучок за лето может два с половиной гектара картошки уничтожить.

— Да не может быть! — удивился Ваня.

— А вот тебе и не может быть! Он такой… Но дело не в жуке. Жука у нас нет…

— А если нет, то незачем и говорить! — сказала Зина.

— Надо быть готовым. Лучше, если сразу захватим. Говорят, во Франции его не заметили, он и расплодился. Да так расплодился, что бросили и картошку сажать. Всё дочиста съедает. Раковой болезни на картошке у нас тоже нет, а может и быть, если меры не принять…

Зина явно разочаровалась. Заниматься размножением картошки, пускай даже каких-то новых сортов, совершенно неинтересное дело. Для этого не нужно быть мичуринцем. Вскопать землю в огороде, сунуть в неё клубень да разок-другой окучить… Девочка ждала какого-то интересного, особенного поручения, и если бы не поездка в Ленинград, она, не задумываясь, отказалась бы.

— Так ты что, Зинаида, не передумала? — спросил дочку Николай Тимофеевич.

— А зачем в Ленинград ехать? — вместо ответа спросила она и покосилась на Ваню.

— На занятия. На каникулах для юннатов устроят там занятия по картошке. Вот вы и подзаймётесь. Есть в Ленинграде один учёный человек, специалист по картошке. Узнать его просто. Борода у него приметная…

— А разве по бороде найдёшь человека! — засмеялась Зина. — В Ленинграде бородатых, наверно, тысячи!

— Зачем по бороде? Адрес у меня есть и записка от него имеется. Он работает в научном институте. Он вам и картошки даст. Обещал.

— А как мы её повезём? — спросила Зина.

— Увезёте! С вами пионервожатая поедет, Вера Фомина.

В это время в сенях послышались осторожные шаги, затем приоткрылась дверь и всунулась голова мальчика.

— Ваня Рябинин тут?

— А-а… еще мичуринец! — приветливо встретил его Николай Тимофеевич. — Это Пыжов, что ли? Ну, заходи, заходи, дружок, не бойся!

Вскоре после Саши пришёл Боря Дюков, а следом за ним — Катя Миронова и Нюша Семёнова. С горящими от любопытства глазами ребята чинно устроились на скамейке.

4. Заморская диковинка

Верочка Фомина жила далеко от школы в посёлке железнодорожной станции. Отец её работал на водокачке. Верочке недавно исполнилось шестнадцать лет, она была уже комсомолкой с двухлетним стажем и очень загруженным человеком: член учкома, член драмкружка и, наконец, вожатая пионерского отряда пятого класса. Кроме того, она помогала двум отстающим подругам, училась сама и готовилась к экзаменам в техникум. А тут еще юннаты! Надо же было случиться так, что именно в её отряде собрались самые деятельные из них, вроде Вани Рябинина, Зины Нестеровой, Кати Мироновой и Бори Дюкова.

Узнав от директора школы о разговоре с председателем, Верочка отправилась в колхоз. Не могла же она остаться равнодушной, когда её пионерам поручали такое ответственное дело.

Возле правления колхоза пионервожатая поровнялась с незнакомой девушкой и сразу догадалась, что это новый агроном.

— Вы Мария Ивановна? — спросила Верочка.

— Да. А вы кто?

— Меня зовут Вера Фомина. Я рада с вами познакомиться и узнать про задание моим ребятам. Я пионервожатая…

— Вот и отлично! — обрадовалась Мария Ивановна, протягивая руку. — В школе мы вас не застали, идёмте ко мне.

По дороге девушки разговорились. Верочка выросла здесь и хорошо знала все колхозные дела. Мария Ивановна многое узнала от неё о здешних людях, о колхозной жизни, о школе.

На крыльце дома Нестеровых стояли Тося, Оля, Вася и Костя, не решаясь войти.

— Вы чего тут? — спросила вожатая.

— А мы ждем… Там наши…

Вошли все вместе, и в комнате стало совсем людно.

— Ого! Народу-то! — весело сказала Мария Ивановна.

— Все в сборе, — подтвердила Верочка, оглядывая своих пионеров.

Мария Ивановна разделась и села к столу.

— Ну, как наши юннаты? — спросила она. — Говорили вы с ними, Николай Тимофеевич?

— Говорил, — ответил председатель. — Дочка моя не желает с картошкой возиться.

Девочка молчала, опустив голову и отвернувшись к окну.

— Она апельсины да мандарины собирается разводить, — насмешливо заметил отец. — Заморские диковинки!

— Ну что ж… Картофель как раз и есть заморская диковинка, — сказала Мария Ивановна. — История картофеля очень интересна. С картофелем связано столько горя, страданий, столько пролито крови… — Она помолчала и неуверенно предложила: — Хотите я вам расскажу историю картофеля?

— Расскажите, Мария Ивановна! — сразу отозвался председатель. — Это не только ребятам, это всем любопытно.

Мария Ивановна обвела глазами присутствующих.

— Было время, — начала она, собравшись с мыслями, — и не так уж это было давно, когда в Европе и в Азии люди и не подозревали, что где-то, далеко за океаном, существует большой материк и там тоже живут люди, которых потом стали называть индейцами. Это был очень трудолюбивый, гордый и свободолюбивый народ, с большой многовековой культурой. — Мария Ивановна взглянула на внимательные лица ребят и продолжала: — Индейцы расселились по всему материку. Некоторые племена жили в горах. Там суровый климат, похожий на наш, и грудные условия жизни. Вот эти гордые индейцы нашли и создали картофель… Как это было?..

Давно-давно… наверно, несколько тысяч лет назад, индейцы в поисках пищи переходили с места на место. Чаще всего они поселялись на берегу реки. Ведь без воды люди не могут жить. Дикий картофель тоже любит поселяться около моря, по берегам рек и ручейков. Так люди и встретились с картофелем. Дикий картофель очень невкусный, горький, но, как говорят, голод не тётка… В тяжёлые дни голодовок индейцы были рады и такой еде. Выкапывая дикий картофель, они заметили, что у некоторых кустов клубни больше и вкусней, чем у других. Это произошло потому, что картофель отзывчив на удобрение, а около жилья накапливались всякие отбросы: кости, навоз, гниющая трава. Постепенно индейцы научились отбирать лучшие кусты, копать землю, удобрять её и сажать картофель. Потом они придумали инструменты, которые помогали им обрабатывать картофельные участки.

Дикий картофель рос и в других частях этого материка, да только индейцы тех мест не вывели из него культурного сорта. Почему? Потому, что там хорошо росли и другие полезные растения: маниока, кукуруза, арахис. Знаете, что такое арахис?

— Земляной орех!

— Правильно! — сказала девушка. — Индейцы пользовались разными растениями, не известными тогда в Европе. У них росла лебеда-киноа, из семян которой они варили кашу; о́ка — клубнеплодное растение, ульюко, или „папалиса“, что означает: „гладкий“ картофель, клубнеплодная настурция, родственница нашей настурции. Но все эти растения никак нельзя сравнить с картофелем. Картофель, или, как его называют индейцы на своём языке, „папа“, — это хлеб горных жителей. Картофель не только спасал людей от голодной смерти, но, когда научились сохранять его на долгие годы, стал предметом торговли, — вернее, обмена.

— А как его сохранишь больше зимы? — с удивлением спросила Катя.

— А вот как! Индейцы научились делать чуньо…

— Чуньо… — шёпотом повторил Саша, стараясь запомнить это странное слово.

— Да, чуньо! — повторила Мария Ивановна. — Они промораживали картофель насквозь, затем промывали его в проточной воде и просушивали на солнце. Вы знаете, что подмороженный картофель сластит. Так и чуньо. Оно делается сладковатым и в сухом виде может лежать сколько угодно… Индейцы очень ценили картофель. В честь его они устраивали большие праздники.

Сзади послышалось шиканье и шорох. Мария Ивановна оглянулась. Она и не слышала, как в дом пришли колхозники и тихо расселись по лавкам.

— Много веков жили индейцы счастливо и свободно, — продолжала девушка. — Но вот однажды у берегов материка появился большой корабль. Люди, сошедшие с корабля, имели белую кожу и одеты были в невиданную одежду. Индейцы очень гостеприимный народ. Они с почётом встретили путешественников, даже не подозревая, какую страшную беду принёс им этот корабль. Они меняли свои золотые украшения и безделушки и даже просто дарили их, удивляясь и не понимая, почему у белых людей при виде золота так жадно блестят глаза. Зачем оно им нужно? Золото как металл индейцы считали совершенно бесполезным и ценили его только за то, что оно блестит и не ржавеет.

После возвращения Колумба на родину по Европе прошёл слух об открытии Америки, об индейцах, о громадных богатствах этой страны. Испанские и английские пираты собирали шайки головорезов, разбойников и отправлялись в Америку. Они грабили и беспощадно убивали мирных индейцев. Это были поработители, жестокие, жадные, бессердечные. Они хотели превратить индейцев в рабов, а из Америки сделать колонию. Я вам уже говорила, что индейцы — гордый, свободолюбивый народ. Несмотря на то, что они не знали огнестрельного оружия и даже боялись лошадей, которых никогда не видали, они не покорились и стали защищаться. Началась война. Я не знаю, — можно ли это назвать войной? Вернее было бы сказать, что это было просто истребление ни в чём не повинных людей…

Мария Ивановна увлеклась рассказом. Речь её лилась свободно и плавно.

— Но мы уклонились, — продолжала она. — Ведь мы говорили о картофеле. Кто именно, какой человек привёз в Европу картофель, не известно, но установлено, что впервые он появился в Испании, хотя англичане это и оспаривают. Эту заслугу они приписывают себе. Из Испании картофель начал распространяться по Европе. Правда, не скоро. Прошло триста с лишним лет, пока этот ценный продукт стал обычным блюдом на столе людей всего мира.

За свою историю картофель спас от голодной смерти многие миллионы бедняков. Вначале картофель выращивали в ботанических садах как редкое растение. Отсюда он попал в сады богачей, но тоже как редкость, как любопытная заморская диковинка. Цветы картофеля украшали дорогие букеты. Из Испании картофель попал в Италию, из Италии в Бельгию… затем в Англию, потом в Германию. Из Германии картофель вывозили в Нидерланды, в Швейцарию, во Францию и в Ирландию.

Особенно большую роль картофель сыграл в Ирландии. Климат там суровый, но очень подходящий для картофеля. Народ в Ирландии бедный, часто голодает, и картофель быстро оценили. Он скоро стал главной пищей бедняков и занял большие пространства земли.

Любопытно, что в Северную Америку картофель попал из Европы. Правда, это были уже улучшенные, отобранные сорта, и привезли его туда ирландские переселенцы.

Каждая страна называет картофель по-своему. Индейцы, живущие в Перу, называют его „папа“. Такое же название он имеет в Испании. Во Франции картофель называют „земляное яблоко“, в Германии — „земляная груша“. В США и в Англии картофель называли „ирландским бататом“, но это неправильно, потому что батат совершенно другое растение… в Финляндии — „тарту“. Это слово, как и наше название „картофель“, получилось от итальянского слова…

Мария Ивановна остановилась и взглянула на ребят.

— Трюфель! — вырвалось у Зины.

— Правильно! А что такое трюфель, Зиночка?

— Гриб, растущий в земле, — ответила Зина.

Мария Ивановна взглянула на часы. Было уже поздно. Приходилось кончать беседу.

— Что же может сравниться с картофелем по урожайности, по значению его в хозяйстве, в промышленности? Думаю, что вам не нужно объяснять исключительную ценность этого растения. Вы и сами это знаете.

— Знаем! — хором ответило несколько голосов.

Мария Ивановна замолчала. Все ждали продолжения, и некоторое время стояла тишина.

— На этом мы закончим нашу беседу, — с улыбкой сказала она, поворачиваясь к сидящим сзади.

— Та-ак! — протянул Николай Тимофеевич, поднимаясь. — А ты, Зинаида, не желаешь картошкой заниматься. Был бы я на твоём месте…

— Совсем я не говорила, что не желаю… — с обидой сказала девочка и ушла в свою комнату.

— Всю жизнь картошку сажала и ничего такого не знала. Большое вам спасибо! — поблагодарила Марию Ивановну пожилая колхозница — Анна Тимофеевна Буянова.

Все поднялись со своих мест, задвигались, и только сейчас стало видно, как много набралось народу.

5. Надо попробовать

Солнце поднялось высоко и заметно пригревало. С крыш текло. Везде стояли лужи, и еще вчера прикрытая снегом земля обнажилась. Воробьи старались перекричать друг друга и поднимали отчаянную драку из-за каждого пустяка: из-за мокрого пёрышка, из-за соломинки или клочка шерсти. Под окном ходили две кошки и так мяукали, словно им поминутно наступали на хвосты.

Мария Ивановна открыла глаза и в первый момент не могла сообразить, где она находится, почему так светло и что это щёлкает так назойливо и так чисто. Совсем недавно, как ей казалось, она положила голову на прохладную подушку, на минуту накрыла глаза, и вот…

„Ну и спала“, — удивилась девушка и, сбросив одеяло, села в кровати. Сначала захотелось узнать, что так упорно щёлкает за окном. Отодвинув занавеску, она сразу поняла… Где-то на крыше просачивалась вода, и одна за другой падали капли, ударялись о карниз окна и разлетались блестящими пылинками.

„Весна! Моя первая весна!“

Судя по солнцу, времени было уже много, но ей хотелось ещё немного полежать, подумать, помечтать.

Вспомнился детский дом, институт, подруги, но теперь всё это уже было где-то далеко. Впереди её ждала новая, самостоятельная жизнь. Шаг за шагом перебирала она в памяти свой первый день в колхозе. Начался он со встречи с ребятами и закончился с ними. „Хороший признак, — с удовлетворением решила она и улыбнулась. — Ребята — это мои надёжные помощники. Если их расшевелить, заинтересовать, то они могут сделать много… очень много“.

Вчера вечером она разговаривала с ребятами, и ей волей-неволей пришлось продолжить беседу — рассказать о том, как боролись за свою свободу индейцы против вооружённых испанцев и англичан, о духовом ружье „сарботан“, из которого индейцы пускали стрелы, отравленные сильным растительным ядом „кураре“.

— Своим выдыхом стреляли? — удивился Саша Пыжов. — И далеко стреляли?

— Вот уж этого я не знаю, Саша.

Саша подумал, подмигнул Ване и, хлопнув себя по коленке, сказал:

— Это надо попробовать!

Зина спросила о чуньо. Видимо, и она, по примеру индейцев, хотела научиться долго хранить картофель. Когда Мария Ивановна рассказала о том, что индейцы клали чуньо в могилы умерших родственников, где оно хранилось не одну сотню лет, девочка твёрдо сказала:

— Это надо попробовать!

— И ты хочешь в гробы положить? — со смехом спросил Саша.

— Не болтай глупости! Если научиться делать чуньо, то, знаешь, какая польза… Не гниёт и долго хранится!

Ваня задал вопрос последним, но вопрос его был совсем другим.

— Мария Ивановна, а как же так… — слегка покраснев, спросил он. — Ведь сортов картофеля много… Учитель говорил нам, что тысячи. Правда?

— Правильно!

— А как же он говорил, что картофель размножается вегетативно, клубнями. Значит, все сорта привезли от индейцев?

— Нет. Дело в том, Ваня, что новые сорта картофеля выводят из семян. Не всякий картофель цветёт. К счастью для нас, вид картофеля, привезённый испанцами в Европу, цвёл и завязывал семена. Посеянный семенами картофель и дал сравнительно большое разнообразие сортов. Вот от семян европейцы и получили новые сорта.

Ваня подумал и тоже сказал:

— Это надо попробовать!

— Что попробовать? — спросила Мария Ивановна.

— А вот посеять и вывести новый сорт, колхозный!

— Это очень кропотливое дело, Ванюша, — с улыбкой сказала девушка. — Но попробовать, конечно, можно…

…Мария Ивановна спохватилась: „Как я смею валяться, когда столько дел!“ Она вскочила, торопливо сделала зарядку и только после этого заметила, что на столике лежала записка.

„Мария Ивановна! Спите, пожалуйста, подольше, потому что лучше сначала отдохнуть. Мы лучше сделаем две бригады — девочек и мальчиков. Тогда будут все согласны.

Зина“

Когда Мария Ивановна с полотенцем через плечо и мыльницей в руке вышла из своей комнаты, Николай Тимофеевич сидел, согнувшись над столом. Перед ним были бумаги и крошечные, почерневшие от времени счёты с фарфоровыми костяшками.

— С добрым утром, Николай Тимофеевич! Что же вы меня не разбудили?

— Это ничего. Скоро не до сна будет, а пока отсыпайтесь, — сказал он, не поднимая головы.

Мария Ивановна быстро умылась, причесалась, привела в порядок кровать и посмотрела на чемодан. Захотелось разобрать и разложить вещи. „Нет, в другой раз, — решила она. — И так проспала“.

На столе был оставлен завтрак: три сваренных яйца на блюдце, хлеб, кринка молока, в миске лежал творог, на сковородке жареный картофель.

„Еды на целую бригаду“, — с улыбкой подумала девушка, усаживаясь за стол. После завтрака она сразу приступила к деловому разговору.

— Почему у вас в плане на этот год я нигде ничего не нашла о ранних овощах? — обратилась она к Николаю Тимофеевичу.

— Ранние овощи? Это что — редиска, салат? — спросил он.

— В первую очередь — ранний картофель, капуста, помидоры…

— А как? Теплицы строить, парники?

— Нет. В открытом грунте.

— Какие же это будут ранние? У нас, на севере…

— Подождите, Николай Тимофеевич… — перебила его девушка. — Ленинград требует ранних овощей, зелени, и мы не имеем права от этого отмахиваться. Вопрос о ранних овощах стоял недавно в обкоме партии, и всем колхозам даны указания…

Николай Тимофеевич умел слушать и всегда старался как можно глубже вникнуть в суть дела. Он не принимал скороспелых решений, и если возражал или спрашивал, то только для того, чтобы до конца уяснить и осветить все стороны вопроса. Но вот наступал момент, когда он, разобравшись во всех деталях, всё взвесив, принимал решение. Тогда разубеждать его было бесполезно. Мария Ивановна этой черты председателя еще не знала.

— По существу я не возражаю, — задумчиво произнёс он. — Но какие же это будут ранние овощи? Картофель?

— Да, картофель, — подхватила Мария Ивановна. — Вы сказали правильно — понадобятся парники. Но не пугайтесь, пожалуйста. Парников нужно будет немного, только для подготовки клубней. Зато картофель мы дадим в начале июля, — уверенно закончила она.

— В начале июля? — недоверчиво спросил Николай Тимофеевич.

Названный агрономом срок был необычен. Скороспелые сорта картофеля при хороших условиях начинают подкапывать в конце июля. А как можно ускорить созревание клубней на три недели?

— Да-а… — неопределённо протянул председатель. — С ранним картофелем, верно… Это мы упустили из виду. А вы все эти мичуринские достижения знаете? — неожиданно спросил он.

— Ну, конечно.

— Тогда надо попробовать! Действуйте, Мария Ивановна. Что от меня требуется? — сказал он, вставая.

— Пока ничего. Надо было решить.

— Решили!

Николай Тимофеевич снял с вешалки полушубок и, надевая его, продолжал:

— Делайте, Мария Ивановна, как считаете лучше. С моей стороны особых возражений не встретите. Вы агроном — вам и карты в руки.

— Николай Тимофеевич, если для колхоза это дело новое, то надо его организовать как следует. Хорошо бы это поручить комсомольцам. Валя Тигунова комсомолка?

— Валя Тигунова? Она член бюро.

— А можно её бригадиром назначить?

— Что ж… если согласится, — с сомнением сказал он.

— Остальных она сама подберёт. Можно взять человек пятнадцать?

— Ого! Какой вы хотите размах… — с улыбкой сказал Николай Тимофеевич. — Пятнадцать комсомольцев — это большая сила. А в общем, делайте. Всё?

— Пока всё.

— Я пойду. Знакомьтесь тут, присматривайтесь. К вечеру вернусь…

Весь этот разговор оставил у Марии Ивановны какой-то неприятный осадок. В тоне Николая Тимофеевича молодой агроном почувствовала недоверие.

Вернувшись в свою комнату, она стала разбирать вещи. Богатство её было невелико, главным образом книги. Всё умещалось в одном чемодане. Раскладывая вещи, Мария Ивановна продолжала думать о председателе. И чем больше думала, тем тяжелей становилось на душе. Теперь ей казалось, что первое впечатление её обмануло, что Николай Тимофеевич — человек с отсталыми взглядами на жизнь.

В дверь кто-то постучал, и послышался знакомый голос:

— Вы дома, Марь Ванна? Можно?

— А-а-а! Валя! — воскликнула Мария Ивановна. — Заходи, заходи!

Крепкая, с удивительно ровными белоснежными зубами, с обветренным лицом и горящими от любопытства глазами появилась в дверях Валя Тигунова.

— Меня Николай Тимофеевич послал. Лети, говорит, пулей к Марь Ванне! Дело, говорит, важное, по комсомольской линии… Ну вот, я и пришла! — не переводя дыхания, сказала она.

Мария Ивановна обрадовалась. Приход Вали сразу разрушил все сомнения. „Ну что я навыдумывала! Лезет в голову всякая чепуха!“

— Не опоздала я? — спросила Валя.

— Нет, нет. Садись, Валюта. Будет серьёзный разговор.

— Ой, серьёзный…

Одним движением Валя развязала платок, сдвинула его на затылок, села на табуретку и приготовилась слушать. На лице её всё время сияла улыбка. Глядя на неё, улыбнулась и Мария Ивановна. Коротко сообщила она о решении создать комсомольскую бригаду по выращиванию раннего картофеля и о том, что Валя назначается бригадиром.

— Я?! — воскликнула Валя, всплеснув руками. — Ой, что вы, Мария Ивановна! Да разве можно меня в бригадиры!

— А почему нельзя?

— Я же не справлюсь! Да я ничего и не знаю. Ой, нет! Что вы в самом деле! У нас и получше есть девчата, — решительно отказалась она.

— А мне кажется, ты очень хорошо справишься, — настойчиво убеждала агроном.

— Не знаю… Нет, я не справлюсь, — уже менее решительно возразила Валя. — Такое большое дело… Если бы просто так, в бригаде, а то бригадиром… Ничего у меня не выйдет.

— А по-моему, выйдет.

— Я же агротехники не знаю.

— Будем заниматься. Время еще есть.

— А вы сами будете заниматься с нами?

— Ну, конечно, я!

Валя опустила голову и, безжалостно теребя кончик платка, задумалась. Мария Ивановна не торопясь достала свой блокнот и приготовилась записывать состав комсомольской бригады.

— Кто еще будет в бригаде? — через минуту спросила Валя.

— А вот мы сейчас и решим с тобой. Кого ты находишь нужным…

— Ну, ладно! Надо попробовать! — согласилась Валя, — А что, можно кого угодно отобрать? Отпустят?

— Да.

— Тогда так… Первым делом, надо Настю Рябинину. Потом… потом… А сколько человек надо?

— Пятнадцать.

— У-у! Много! Тогда пишите так…

Валя подняла глаза к потолку и, загибая пальцы, начала называть членов своей бригады.

— Отлично! — сказала Мария Ивановна, когда набралось пятнадцать человек. — Я еще никого из них не знаю, но полагаюсь, Валя, на тебя. Бригада хорошая?

— Ну-у-у… Лучше не придумать! Только не пустят… Буянова будет скандалить из-за Лены и Шуры. Это уж факт! Потом Трегубов…

— Ничего. Это мы с Николаем Тимофеевичем берём на себя. Ты собери свою бригаду в правление сегодня вечером, часов в девять. Времени у нас осталось в обрез.

6. В Ленинград

Провожать пришли чуть ли не всей школой. Посыпались поручения. Их было так много, что Ване и Зине пришлось все заказы записывать.

Мальчики просили купить перочинные ножики, „прожигательные стёкла“ и рыболовные крючки. Боря Дюков заказал словарь непонятных слов. Девочки заказывали альбомы для стихов, ленты всех цветов, цветные карандаши. А Тося просила купить какую-нибудь мазь от веснушек. В пятом классе она впервые обратила на них внимание.

Взволнованный поездкой и сборами, Ваня выслушивал наставления и советы, но в памяти у него сохранился только адрес ВИРа — Всесоюзного института растениеводства. Всё остальное он считал второстепенным.

Когда школьники вместе с пионервожатой отправились на станцию, лица их сияли. Ребята были уверены, что все живущие в окружности на тридцать километров — а это значит два колхоза, МТС, совхоз, железнодорожные служащие и рабочие, сельпо, больница и школа — знали, что они едут в Ленинград и втайне завидовали их счастью. Воробьи при виде отъезжающих щебетали необычайно звонко и весело.

Ваня и Зина и даже Вера, ехали в Ленинград впервые, и поэтому нет ничего удивительного в том, что они волновались сверх меры.

Вот и поезд. Паровоз очень дружелюбно и приветливо пыхтел. Началась обычная посадочная суматоха.

Ребята уселись в вагоне, выслушав на прощание все наставления провожающих.

Поезд загудел и тронулся.

Проплыли мимо станция с палисадником, группа провожающих, махавших кто платком, кто рукой, водокачка, домики железнодорожных служащих, замелькали деревья.

Поезд набирал скорость.

В вагоне устроились удобно. Ваня забрался на вторую полку и стал смотреть в окно. Удивительное дело: если смотреть за бегущимистолбами, мелькающими кустами и деревьями, растущими у дороги, кажется, что едешь очень быстро. А когда переводишь взгляд на отдалённые деревья, то они движутся медленно, словно поезд неторопливо идёт по кругу. Самые дальние предметы почти совсем не двигались…

В Ленинград приехали вечером. Вместе с толпой пассажиров шли по перрону, спустились по ступенькам и вышли на площадь.

Трудно передать впечатление, которое произвёл Ленинград на трёх колхозных ребят, впервые попавших в такой большой город. Много раз они видели снимки зданий и улиц на открытках, в книгах, в газетах и, наконец, в кино, но всё это было не то.

Мокрый асфальт, отражающий тысячи огней, громадные дома, фонари, освещённые витрины магазинов, реклама, автомобили всяких цветов и размеров, трамваи, троллейбусы, а главное, — множество куда-то идущих людей.

В первый момент они растерялись, не зная, куда идти, где искать нужный трамвай.

Раньше всех пришел в себя Ваня. Увидев милиционера, к которому Николай Тимофеевич советовал обращаться во всех затруднительных случаях, он направился к нему.

— Стой! Ты куда? — удержала его Вера.

Девушка боялась в этой толчее потерять ребят.

— А вон милиционер! Надо спросить, куда ехать. Наверно, он знает.

Держась друг за друга, они направились к милиционеру, но лишь только сошли с приступка панели, как совсем близко раздался свисток. Оглянувшись, они увидели, как другой милиционер машет им рукой.

— Вы что, правил уличного движения не знаете?

— Не знаем, — сказал Ваня и посмотрел такими ясными, доверчивыми глазами, что у милиционера, помимо воли, губы растянулись в улыбке.

Ему не нужно было ничего объяснять. Он сразу увидел, что перед ним стояли гости. Милиционер подробно рассказал им, как попасть на Васильевский остров, проводил к остановке, где стояли новенькие „Победы“, открыл дверцу и строго сказал водителю:

— Это товарищи из колхоза. Доставьте по адресу.

Затем он снова приложил руку к козырьку и захлопнул дверцу.

Ваня сидел рядом с шофёром на мягком сиденье и не мог надивиться, как ловко тот правит. Машина быстро бежала по освещённым улицам.

Проехали мост, и машина свернула. Очень скоро такси остановилось у подъезда большого здания, а через несколько минут все они стояли в тёплой большой комнате Ваниного дяди. Илья Степанович Рябинин хлопал по плечу своего племянника.

— Ванюшка приехал! — говорил он, обращаясь к жене. — Да как же это ты? Вот молодчага! Ты смотри, Маша, как он вырос! Здоровый, загорелый! Вот что значит природа! А вы, значит, Зина Нестерова, дочка Николая Тимофеевича! Очень приятно!.. Вера Фомина… Ты смотри… Невеста уж! Давно ли под стол пешком ходила, не нагибаясь. Ай да ребята!..

Через полчаса пили чай с колхозными гостинцами и городскими булочками, а еще через час, утомлённые дорогой, волнениями, крепко спали: Зина — на диване, Вера — на составленных стульях, а Ваня — в кровати вместе с двоюродным братом Костей.

7. Учёный

Часы на углу площади показывали пятнадцать минут одиннадцатого, когда трое ребят и девушка остановились возле парадного подъезда большого каменного дома. На огромных дверях, куда мог въехать грузовик, висела стеклянная дощечка с надписью: „Всесоюзная ордена Ленина Академия сельскохозяйственных наук им. В. И. Ленина. Всесоюзный институт растениеводства. ВИР“.

— Как скоро нашли! — обрадовался Ваня.

— А что я не знаю, что ли… — сказал Костя, смело открывая дверь. — Со мной не заблудитесь.

Костя чувствовал себя человеком бывалым, знающим и охотно взялся провожать гостей, а если нужно, то и помогать им.

— Вы куда? — остановила их пожилая женщина, дежурившая на вешалке.

— Мы сюда, — сказал Костя. — Вот колхозные мичуринцы приехали по приглашению.

— А кого вам надо?

Чтобы не перепутать фамилию, Ваня достал из кармана письмо и прочитал вслух:

— Вадимов Степан Владимирович…

— Это отдел клубнеплодных. На четвёртом этаже, — пояснила женщина. — Там спросите.

— А что… он самый главный? — спросил Костя.

— Он научный сотрудник института.

— Он по картошке главный? Да? — снова спросил Костя, но женщина отошла к вешалке и не ответила.

В поисках отдела клубнеплодных долго бродили по длинному пустому коридору, пока не встретили девушку, которая и проводила их до двери с надписью: „Отдел клубнеплодных“.

В комнате, куда они вошли, никого не было, но за второй дверью раздавались женские голоса.

— Надо позвать, — предложил Костя.

— Не кричи ты… Подождём, — шёпотом остановил его Ваня.

Всё время, пока они искали отдел, Ваня старался ходить и говорить как можно тише. Ему казалось, что в каждой комнате, мимо которой они проходили, работают учёные и нехорошо им мешать, отрывать от важного дела.

Зина, а особенно Костя, этого совсем не чувствовали. Они громко разговаривали, стучали ногами и несколько раз порывались зайти в какую-нибудь комнату и спросить, где отдел клубнеплодных.

Скрипнула дверь, и вышла девушка в халате. Она с приветливой улыбкой посмотрела на пришедших.

— Вам что нужно?

— Мы приехали к товарищу Вадимову, — ответил Ваня.

— Его сейчас нет. Садитесь и подождите. Он скоро придёт.

Вера и ребята сели на стулья и огляделись. На стенах развешаны диаграммы, плакаты, карты. И всё о картофеле. На столах, под стеклянными колпаками и в коробочках, был разложен картофель различной формы с большими ростками.

— Смотри, Ваня, у той картошки розовые ростки, а у этой фиолетовые! — шёпотом заметила Зина.

— Потому что разные сорта.

Костя подошел к столу и хотел взять один из клубней, но Ваня резко его остановил.

— Не смей трогать! — зашипел он.

— Я ведь положу обратно. Только посмотреть!

— Не тронь! Перепутаешь или что-нибудь испортишь… Здесь наука!

Костя обиделся и вернулся на место.

Девушка в халате снова вошла, села к столу и начала что-то записывать, не обращая внимания на ребят.

— А скажите, скоро он придёт? Нам некогда! — спросил Костя.

Девушка оглянулась и с удивлением подняла брови.

— Я вас не задерживаю. Если вам некогда, можете идти.

Ваня сердито посмотрел на двоюродного брата. Чего он выдумал? Они специально приехали сюда, и вдруг — некогда.

Вошёл маленького роста пожилой мужчина в очках, с короткими седыми усами, с круглым лицом. Он молча взглянул на ребят и начал снимать пальто.

Костя вопросительно посмотрел на Ваню, но тот отрицательно покачал головой.

— Здравствуйте, Михаил Сергеевич! — сказала девушка.

— Добрый день, Лена. Гибриды отобрали?

— Да. Всё привезла.

Ваня весь превратился во внимание. Кто из мичуринцев не знает слова „гибриды“? Это слово определяет все их надежды, радости и разочарования. Вопрос, очевидно, имел отношение к гибридам картофеля, и мальчик насторожился. Но, к сожалению, разговор на этом и кончился.

— Ну, а вы что? — спросил пришедший, останавливаясь перед ребятами и приглаживая волосы рукой.

Сейчас, без шапки и пальто, он казался ещё меньше ростом.

— Мы с письмом к товарищу Вадимову, — сказал Ваня, поднимаясь.

— Ага! Так… Ну, хорошо, хорошо. Садитесь.

Михаил Сергеевич ушёл в соседнюю комнату. Ребята переглянулись, а Костя обратился к девушке:

— Скажите, это не товарищ Вадимов?

— Нет. Это Баркасов Михаил Сергеевич, — ответила она, не поднимая головы от работы.

При этих словах Ваня от волнения заёрзал на стуле. В прошлом году для школьников устраивалась лекция, и приехавший из города лектор несколько раз упоминал фамилию Баркасова, крупного учёного по картофелю. Ваня посмотрел на Зину, но та сидела совершенно равнодушная. Он толкнул её локтем и спросил шёпотом:

— Помнишь?

Девочка пожала плечами: она не удержала в памяти этой фамилии. Ваня отвернулся к двери в надежде, что учёный выйдет и можно будет хорошенько его рассмотреть.

Снова скрипнула входная дверь. Ребята увидели и сразу узнали того, кого ждали. Широкая, густая с проседью борода, светлые пытливые глаза, крупные черты лица запоминались надолго. Он мельком взглянул на вставших при его появлении детей и стал снимать пальто.

— Михаил Сергеевич пришёл?

— Да. А это вас ждут, Степан Владимирович.

— Вижу, вижу… Помощников у нас теперь много. Давно ждёте?

— Нет! — торопливо сказал Ваня, боясь, что Костя опять что-нибудь брякнет.

Степан Владимирович разгладил бороду, подошёл и поздоровался.

— Давайте знакомиться. Вижу вас первый раз…

Ваня достал из кармана письмо и подал учёному.

— Вот это наш председатель колхоза велел вам передать.

При упоминании колхоза брови Степана Владимировича поднялись.

— А вы откуда?

— Мы из колхоза „Дружный труд“.

— Ах вот в чём дело!

Он разорвал конверт, достал письмо и пробежал его глазами.

— Ну, что ж! Очень хорошо! Лена, это юннаты из колхоза. Первая ласточка, так сказать. Было недавно совещание председателей колхозов, и я посоветовал им обратить внимание на ребят. А вы на самом деле мичуринцы или просто так, играете в мичуринцев? — спросил он ребят. — Вы что-нибудь делаете у себя?

— Делают. Они на школьном участке работают, — ответила за ребят Вера.

— Мало делаем, — сознался Ваня. — Одно название, что мичуринцы.

— А желание есть?

— Вот желание есть! — обрадовался мальчик. — Желания у всех сколько угодно!

— Ну, а это главное!

Степан Владимирович неторопливо сложил письмо и внимательно посмотрел на ребят. Ваня ему понравился. Взгляд мальчика был вдумчивый, серьёзный.

— Силёнка есть? Работы не боишься? — спросил Степан Владимирович, похлопав Ваню по плечу.

— А чего её бояться? Глаза боятся, а руки делают, — ответил Ваня любимой поговоркой деда.

— Отлично! Вот что, ребята. Сейчас я занят. Приходите в пять часов во Дворец пионеров. Знаете?

— Я знаю! — ответил Костя.

— Сегодня там начинаются занятия для юннатов. А завтра мы с вами встретимся и поговорим подробней.

8. Знакомство

Когда Ваня, Зина и Костя вышли из трамвая и направились во Дворец пионеров, времени оставалось в обрез. Надо было торопиться, а тут, как назло, встретилась „эскимовщица“, как назвал Костя продавщицу мороженого.

— А у вас в колхозе продают эскимо? — спросил он.

— Нет.

— А как же вы… — начал было Костя, но спохватился, сообразив, что прожить можно и без эскимо. — А ты, Зина, ела?

— Нет.

— Ну? Вот здорово! — удивился и обрадовался Костя. — Тогда надо купить!

Пока покупали, пока продавщица давала сдачу, прошло пять минут. Двигались не спеша. Ели, вернее даже не ели, а лизали, с наслаждением, но, когда подошли ко Дворцу и увидели, что могут опоздать, заторопились. Стояли около колонны и, переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, откусывали большие куски и глотали, не дожидаясь, пока они растают.

И всё-таки к началу беседы ребята опоздали. Когда вошли в большую, светлую комнату, Степан Владимирович стоял за столом и держал перед собой картофелину с ростками.

Выждав, когда появившиеся в дверях ребята сели на свободные стулья, Степан Владимирович продолжал:

— …Таким образом, мы выяснили, что такое вегетативное размножение. Картофель — удивительно жизнеспособное растение. Вот эти ростки выросли на свету. Вы знаете, что в темноте ростки бывают белые и сильно вытягиваются. Почему они белые?

— Потому что без света не образуется хлорофилла! — громко и чётко сказал белокурый мальчик.

— Верно! Если мы обломим такой росток и посадим его в землю, он укоренится и получится самостоятельное растение. Но это еще не всё. Если мы отрежем стебель картофеля, иначе говоря, черенок, посадим его в землю и создадим благоприятные условия, то и он укоренится… Теперь понимаете, сколько от одной картофелины можно получить растений?

С первых же слов Ваня забыл обо всём и впился глазами в клубень, который находился в руках учёного. Ему казалось, что это не обычная картофелина, а что-то особенное. Если бы сейчас на его глазах ростки клубня вытянулись, покрылись листьями и зацвели, он бы не удивился.

Зина долго не могла сосредоточиться и украдкой разглядывала красивую комнату, картины на стенах, мебель и собравшихся ребят. К сожалению, все они сидели к ней спиной, и она могла видеть только спины, ко́сы и ленты.

Степан Владимирович говорил об ускоренном размножении картофеля. Говорил он не спеша, подробно, приводил много примеров. Показывал рисунки. Называл сроки. Когда по глазам юннатов он видел, что им непонятно, — повторял.

В воображении ребят с клубня снимались ростки, отводки, черенки, и чем ближе к лету, тем больше растений появлялось в парниках… Оказывается, из одного клубня можно получить громадный урожай.

Ребята слушали учёного с горящими глазами. Многим уже хотелось как можно скорей приняться за дело.

Ваня сидел не шевелясь. Зина раскраснелась и нетерпеливым жестом откидывала иногда сползавшую на глаза прядь волос. Даже Костя, и тот слушал с интересом. Если бы не нужно было так много работать, он и сам бы непрочь заняться ускоренным размножением картофеля.

— …Таким образом, вы можете принести большую пользу, — говорил Степан Владимирович. — Новые сорта картофеля, выведенные нашими селекционерами, нужно быстро размножать.

Он взглянул на часы и положил клубень на стол.

— Сейчас мы сделаем перерыв на десять минут, а потом продолжим беседу.

Поднялся обычный шум, как это бывает в классе после звонка.

Ваня с Зиной остались сидеть на месте и с любопытством наблюдали за городскими юннатами. Здесь всё им было ново и интересно. Хотелось поговорить, расспросить ребят о многом, но они чувствовали себя гостями и стеснялись.

Степана Владимировича окружили тесным кольцом. Ваня видел, как он наклонился к белокурому мальчику и что-то сказал, показав в их сторону. Ваня оглянулся. Сзади никого не было. Когда он повернул голову назад, мальчик уже приближался.

— Ты из колхоза? — спросил он Ваню в упор.

— Да.

— Это хорошо! Как тебя зовут?

— Иван Рябинин, — ответил Ваня.

— Давай знакомиться. Меня зовут Серёжа Потёмкин.

Ваня крепко пожал протянутую руку. Серёжа ему понравился. Держался он просто, дружелюбно, и было в нём что-то такое, что сразу располагало к себе. Серёжа, не замечая Зины, пододвинул стул и сел.

— А как название вашего колхоза?

— „Дружный труд“.

— Хорошее название! Видишь ли, какая штука… Я давно знаю Степана Владимировича. Они с отцом вместе работают в ВИРе. Кружок у нас в школе неплохой, но все эти занятия какие-то учебные, любительские, — сказал он, презрительно вытянув нижнюю губу. — А нам хочется настоящего дела! Не для себя, а для государства. Вот Степан Владимирович и посоветовал нам… Понимаешь, Ваня, какая штука… Мы решили установить связь с каким-нибудь колхозом. Хотели написать письмо. А куда и кому, неизвестно. „На деревню дедушке“?.. А вы тут как раз и приехали. У вас река есть?

— Озеро есть.

— А рыба водится?

— Много рыбы.

— Это хорошо! Я люблю рыбу ловить. Раньше я разбрасывался. Хватался то за одно, то за другое… У меня, понимаешь, увлекающаяся натура. А теперь пора остепениться. Ботаника, мичуринское дело — это моя страсть! — сказал он и засмеялся.

Смеялся он открыто, от души, и Ваня невольно тоже засмеялся.

— Знаешь, какая штука? Здесь мы не успеем договориться, а пойдем лучше ко мне. Ты где живёшь?

— На Васильевском острове у дяди.

— Вот и хорошо! А я на Петроградской, около стадиона имени Ленина. Знаешь? Только через мост перейти. Решили? Через час беседа кончится и двинемся ко мне. Я и Светлану позову, — сказал он и громко крикнул: — Светлана! Света-а!

Подошла высокая девочка в форменном платье и чёрном переднике.

— Что ты кричишь, Серёжа?

— Вот смотри! Мы думали да гадали, а колхоз к нам сам приехал! Знакомься. Ваня Рябинин и… как вас?

— Зина Нестерова.

— Вот кстати! — сразу оживилась девочка и, поздоровавшись, подсела к Зине. — Повезло нам, Серёжа. Ребята! А председатель у вас в колхозе хороший?

— Председатель — мой отец, — ответила Зина.

— Ну-у! Всё в порядке, значит, — обрадовался Серёжа и хлопнул Ваню по плечу. — У вас в колхозе землянику разводят?

— В лесу много.

— Да не в лесу, а культурную! У нас, понимаешь, масса! Столько усов распустила, что не знаем, куда девать. Сорта хорошие: „мысовка“, „комсомолка“, „пионерка“…

— Подожди, Серёжа, не увлекайся, — остановила его Светлана. — Начнём с главного, а дальше будет видно. Начнём с ветвистой пшеницы.

— Ну, вот ещё выдумала… Пшеница у них есть.

Они начали спорить. Ваня еще не совсем уяснил, зачем им понадобился колхоз. Речь Серёжи была путаной, но Ваня начал смутно догадываться, что городские мичуринцы задумали что-то дельное.

Спор ничего не решил. Подошли другие девочки и увели Светлану. Вместе с ними ушла и Зина. Мальчики остались вдвоём.

— А у вас земли много? — спросил Серёжа.

— Много. Больше трёх тысяч гектаров.

— Это хорошо! А у нас, понимаешь, участок маленький, развернуться негде. Столько всего сажать надо, и некуда! Мы в райисполком письмо написали. Обещали…

Увидев кого-то, Серёжа замолчал, вскочил и побежал к выходной двери.

— Значит, ко мне! — крикнул он, оглядываясь. — Ты не уходи!

* * *

В троллейбусе было много свободных мест, и пятеро юннатов устроились вместе, поближе к водителю. Как только уселись, между Серёжей и Светланой снова разгорелся спор. Девочка настаивала, что для колхоза нужно разводить ветвистую пшеницу, голозёрный ячмень и ещё какой-то особенный овёс, название которого она забыла. Серёжа утверждал, что они должны помогать колхозу выращивать ягодники и фруктовый сад. Спорили шумно, перебивая друг друга.

— Как ты не понимаешь, Света…

— Прекрасно понимаю. Это ты не понимаешь! Мичуринская наука не ограничивается только садом. Всё! Решительно всё! Даже животных можно выращивать по-мичурински.

— Подожди… Ячмень, овёс, пшеница есть в колхозе. Они и без нас обойдутся…

— Фу ты какой! Они вообще без нас жили и не плакали, но раз мы хотим помочь ребятам, надо помогать самыми лучшими сортами.

— Надо помогать знаниями, опытом, — возразил Серёжа.

— У тебя опыт! — презрительно перебила Светлана.

— Да… Если раньше они не занимались садоводством, — значит, не умеют ухаживать, прививать…

— А ты умеешь?

— Что за вопрос! Конечно, умею. Ты послушай…

— Нет, ты послушай!

— Подожди, Света… Ваня, скажи, есть у вас в колхозе садоводы? — спросил Серёжа и, видя, что тот медлит с ответом, обратился к Зине: — Скажи, Зина, есть у вас садоводы?

— Нет, — неуверенно ответила Зина.

— Ну, вот видишь! — обрадовался Серёжа. — Садоводов у них нет, — значит, мы должны помочь, научить ребят…

— Скажите, какой учитель нашёлся! Тебя никто и слушать не будет. Степан Владимирович что́ говорил? — горячилась Светлана.

— Я не про это… — продолжал спорить Серёжа, — Ты хочешь пшеницу, овёс, а я хочу ягоды и сад. Давай лучше спросим Ваню.

— Послушай, Ваня… — сейчас же начала Светлана.

— Нет, подожди! — перебил её Серёжа, — Я скажу!

— А почему ты?

— Потому что это моя идея… Это я предложил!

— И вовсе не ты, а Степан Владимирович.

— Ничего подобного.

— А не всё ли равно, Серёжа! Ты какой-то индивидуалист. Я да я!

Это подействовало. Повидимому, упрёк девочки попал „не в бровь, а в глаз“.

— Пожалуйста, говори, — с обидой сказал он, пожав плечами.

— Ваня, что нужнее сейчас колхозу: зерновые культуры или плодово-ягодные? Мы хотим вырастить здесь ценный семенной материал и передать колхозу. С чего нам начинать?

— С картошки, — ответил Ваня.

Лица мичуринцев мгновенно вытянулись, и глаза от удивления расширились, словно Ваня предложил разводить им что-то необычайное, вроде кактусов или бамбука.

— К примеру, мы затем и приехали в Ленинград, — продолжал Ваня. — Нашему колхозу надо достать особую картошку… противораковую.

— Ракоустойчивую, — поправила Светлана.

— Да. И размножить. Нам колхоз и школа поручили…

— Всё! Кончено! — радостно воскликнул Серёжа и даже встал. — Так и делаем! Согласна, Света?

Девочка не могла так быстро переключиться и молчала.

— Мы у Степана Владимировича достанем всяких сортов и в два счёта размножим!

— Всяких не надо, — возразил Ваня. — Надо два сорта, скороспелку и какую-то другую… чтобы урожайная и вкусная. И надо, чтобы они разного цвета были, чтобы не смешивались. Белую и розовую…

— Правильно! — согласился Серёжа. — Давно бы надо у Вани спросить! А то спорим, спорим! Молодец, Ваня! — похлопав его по плечу, покровительственно заключил Серёжа.

— Подожди, Серёжа, — задумчиво остановила его Светлана. — Конечно, он лучше нас знает, что́ надо колхозу. Смешно предлагать арбузы, когда нужна картошка…

— Арбузы? — удивился Серёжа. — Я не предлагал арбузов. Что ты выдумала!

— Это я сказала к примеру. Хорошо, я согласна. Давай займёмся картошкой. Будем размножать ускоренным способом. Это интересно… А с чего начинать?

— Начинать надо со Степана Владимировича. Поехали к нему домой! Я знаю адрес! — предложил Серёжа.

— Ну, вот ещё что! Он же устал, отдыхает, а мы явимся без приглашения.

— Ну и что? Он хороший, не рассердится!

— Мало ли что хороший. Нет, я не поеду!

— Он велел завтра с утра приходить, — сказала Зина.

— К нему? — спросила Светлана.

— В ВИР, — подсказал Костя, думая, что ребята забыли название института.

— Тем лучше! — обрадовался Серёжа. — Мы тоже придём для консультации и попросим клубней. Согласна, Света?

Девочка подумала и кивнула головой.

— Пойдём. Завтра я свободна.

9. Посадочный материал

Захватив мешок под картофель, ребята, как и условились накануне, отправились в ВИР. Серёжа Потёмкин был уже там и встретил их, как старых друзей. Сообщил, что Степан Владимирович занят и придётся немного подождать, и что Светлана опаздывает. Он поминутно выходил на лестницу встречать её и каждый раз возвращался с какой-нибудь новой идеей или предложением.

— А знаете, что́ я думаю? Надо через „Ленинские искры“ и через „Пионерскую правду“ передать наш опыт другим мичуринским кружкам. Каждую неделю давать подробную сводку…

Ваня и Зина соглашались, хотя и не знали, о каком опыте он говорит. Ведь никакого опыта еще не было.

— А что если вызвать на соревнование другие кружки? Других городов? — предлагал Серёжа через несколько минут, вернувшись из коридора. — Можно по радио перекличку устроить. Ну, что она не идёт? Отлично знает, что её никто ждать не будет. Безобразие! — ворчал он и снова выходил в коридор.

— Вот какой непоседа! Терпения нисколько нет! — сказал Ваня.

Ему нравился Серёжа, но немного раздражала эта особенность мальчика недодумывать и недосказывать до конца хорошие мысли.

— Ваня, мы будем вести научные дневники. Надо записывать решительно всё! И вообще будем переписываться. Хорошо? — сказал Серёжа.

— Давай…

— Вообще это очень интересная идея! Я вчера говорил папе, он одобрил. Говорит, что из этого может выйти полезное дело. Будем дружить! Ты согласен?

— Согласен.

— Ну что это такое? Уже половина двенадцатого, а она всё не идёт! Безобразие! — возмутился Серёжа и снова вышел в коридор.

Наконец пришла взволнованная Светлана. Она сильно запыхалась, но, взглянув на часы, успокоилась и остановила Серёжу, который упрекал её за опоздание:

— Сейчас тридцать пять минут двенадцатого. На пять минут опоздала. Подумаешь!

— Всякое опоздание есть разгильдяйство, неуважение к другим людям, — горячился Серёжа. — Да, да, не спорь, пожалуйста. Приучаться к точности нужно с детства. Если ты дала слово, нужно его держать. Ну-ка, опоздай на пять минут к поезду! Правда, Ваня?

Ваня внимательно посмотрел на раскрасневшуюся от быстрой ходьбы Светлану, потом на Серёжу и кивнул головой.

— Правда, только ты зря. Она же не отговаривается, — сказал он таким спокойным тоном, что сразу охладил Серёжу.

Пришёл Степан Владимирович и пригласил всех к себе.

Комната походила на лабораторию: большой вытяжной шкаф со стеклянными стенками, много неизвестных приборов на столах, аптечные весы.

— Рассаживайтесь кому где нравится, — сказал он и, когда ребята уселись, продолжал: — Вопрос достаточно ясен, народ вы грамотный и, следовательно, сразу приступим к делу. Без предисловий. Какая земля в вашем колхозе… Ваня? Кажется, так?

— Да, Ваня Рябинин, — подтвердил Серёжа.

— Земля у нас обыкновенная. Есть глина, есть песок, — сказал Ваня. — Там, где картошку сажают, там ничего… рыхлая, песчаная.

— Я спрашиваю о земле потому, что различные сорта картофеля ведут себя по-разному… и это зависит от земли. Наметил я для вас два сорта. Вот хороший сорт — называется „Камераз“…

При этих словах Степан Владимирович достал из ящика стола несколько неправильно-округлых белых клубней и положил перед юннатами.

— Сорт наш, отечественный; назван он по имени советского учёного Камераза. Урожайный, вкусный и ракоустойчивый. Сорт молодой, выведен недавно, и ваша задача — быстро его размножить…

Из другого ящика стола он достал клубни овальной формы, красноватого цвета.

— А это „северная роза“. Сорт скороспелый. По имеющимся у нас сведениям и наблюдениям, тоже хороший, обещающий сорт. Спутать их трудно. Видите, „Камераз“ — белый, круглый, а „северная роза“ — продолговатый, красноватый, вернее розовый. Вас четверо. Вот вам четыре клубня одного сорта и четыре клубня другого. Ваша задача — вырастить в этом году из каждого клубня по тонне картофеля. Итого — восемь тонн. Это будет мировой рекорд!

— Ну, что вы, Степан Владимирович! — протянул Серёжа. — Это невозможно!

— Вполне возможно! — с улыбкой возразил учёный. — Ну, если не тонну, то половину. Тоже будет неплохо. А если даже выйдет на штуку килограммов по двести, то и это будет замечательно! Но, конечно, придётся поработать. Крепко поработать.

Ребята с недоумением переглянулись. Судя по всему, Степан Владимирович не шутил, но как можно было поверить в такие невероятные цифры: из одной картофелины в один год вырастить урожай в тысячу килограммов!

— Я вижу, что вчера вы плохо меня слушали, — сказал учёный, с улыбкой наблюдая за растерявшимися ребятами. — Ваня, ты понял, о чём я говорил вчера?

— Я понял… Я всё понял… только думал, килограммов двадцать, от силы тридцать, — ответил мальчик.

— Ну, это пустяк! Такой урожай шутя получишь. А ты постарайся рекорд побить. Ускоренным размножением занимались многие, но никто еще не ставил таких смелых задач. Покажи, на что ты способен и на что способен картофель!

Ване льстило, что Степан Владимирович обращается к нему, и он с довольной улыбкой ответил:

— Надо постараться.

— Вот, вот. Я в тебя верю; Сергей — непоседа, он до конца не дотянет, ему надоест, если Светлана не поможет… Подругу твою я мало знаю… — взглянув на Зину, сказал он.

— Она ничего… Она упорная. В школе отличница.

— Тем лучше!

Степан Владимирович посмотрел на часы и встал.

— Давайте условимся: вы сообщите мне обо всём, что у вас получится с картофелем. Пишите на адрес ВИРа.

Он попрощался с ребятами и, пожелав счастливого пути, похлопал Ваню по плечу.

— Так, значит, глаза и уши боятся, а руки делают? — спросил он, разглаживая бороду.

— Конечно…

— Обязательно напиши мне!

Мешок всё-таки пригодился: выйдя в коридор, Ваня бережно завернул в него четыре драгоценных клубня. Серёжа спрятал свои картофелины в карманы.

10. Возвращение

Тихий ясный вечер. Воздух свеж и прозрачен. Таявший днем на крышах снег непрерывными струйками, медленно вытягивается в сосульки. С кончиков их изредка срываются капли и звонко щёлкают в пробитые до земли лунки. Лужицы подёрнулись морщинистой плёнкой льда и сухо трещат под ногами.

Саша Пыжов вышел на улицу и с удивлением оглянулся кругом. Еще совсем недавно прилетевшие скворцы распевали по всей деревне, а сейчас куда-то попрятались. Саша любил скворцов. Эти чёрные, с крапинками птицы всегда веселы и хорошо поют. На одной из берёз около их дома, в старой скворечне, вот уже четвёртый год жил Дразнилка, как его прозвал Саша. Этот скворец очень хорошо передразнивал куриное кудахтанье. Никто из других скворцов так не умел кудахтать: тихо, тихо, но очень похоже. Сегодня утром Саша услышал знакомую песню и обрадовался. Дразнилка жив и вернулся на старое место. Скворцы еще не приступили к устройству гнёзд в новых, повешенных для них домиках. Сегодня они, как показалось Саше, осмотрели их, распределили и целый день скандалили с воробьями, которые вселились в скворечни.

Взглянув на ясное небо, где робко мигали первые звёздочки, Саша без особой цели поплёлся в конец улицы. Скучно без Вани. С другими ребятами можно играть, спорить, но всё это не то. Все эти дни Саша не находил себе занятия. Он даже не пошёл на озеро ловить рыбу. А говорят, хорошо клевало.

Дорога окрепла, и снег уже покрылся коркой льда. „Здоровый мороз будет, — подумал Саша. — Сходить на конюшню, что ли? Может, дядя Тиша даст лошадь почистить“.

Мальчик направился к конюшне, но, проходя мимо ярко освещённых окон рябининского дома, передумал. Он знал, что Ваня не приехал и приедет, наверно, не скоро, но от нечего делать решил наведаться.

„Сейчас каникулы, в школу ходить не надо, живёт он у родного дяди; зачем торопиться? — думал Саша. — Был бы я на Ванином месте, ни за что бы так скоро не вернулся. Жил бы, пока можно, и по кино ходил. Все бы картины пересмотрел. А если не в кино, то целый день в трамвае катался бы. Взять с собой еды, сесть в трамвай — и катайся с утра до вечера, из конца в конец“.

Семья Рябининых собралась за столом. Василий Степанович, сдвинув очки на кончик носа, читал газету. Степан Захарович разглядывал картинки в Ванином учебнике географии. Анна Михайловна вязала. Насти дома не было.

— Заходи, заходи, Саша… Присаживайся, — приветливо встретил мальчика Степан Захарович, как только тот появился в дверях.

— Ваня не приехал? — спросил Саша.

— Сегодня приедет! — уверенно ответил дед.

— Не приедет сегодня! — возразил Василий Степанович, взглянув поверх очков на отца.

— Приедет. Чего ему в городе делать?

— Как чего? У родных гостит… — заметила Анна Михайловна.

— А какие там радости в гостях, — проворчал дед и, захлопнув учебник, встал. — Не сомневайся, Саша, сегодня вернётся.

Саша молча смотрел, как Степан Захарович подошёл к вешалке, снял полушубок и, кряхтя, начал одеваться.

— Ты куда, отец? — спросил Василий Степанович, не отрываясь от газеты.

— До председателя… Надо лошадь на станцию посылать за Ванюшкой.

— Вот упрямый! Не своротишь! Не приедет он сегодня! Послезавтра поедут встречать.

Старик ничего не ответил. Хлопнув по плечу мальчика, он подтолкнул его к двери и, застёгивая на ходу полушубок, вышел на улицу.

— Эге!.. Морозит, — заметил он.

Почти во всех окнах колхоза горел яркий, ровный свет, расстилая перед домами узкие желтоватые полосы. Слышно было, как в конце деревни запели девичьи голоса, и можно было бы разобрать слова песни, если бы не шуршал под ногами снег.

Предчувствие не обмануло Степана Захаровича. В тот момент, когда он пошёл просить лошадь, Ваня стоял у окна вагона, вслушивался в стук колёс, и ему казалось, что они выговаривают слова: „У-ез-жа-ем… по-ки-даем… у-ез-жа-ем… по-ки-даем“. Потом он понял, что можно брать любые слова, твердить их в ритме стука, а потом слушать. И будет казаться, что колёса выговаривают именно эти слова.

Он залез на полку, открыл свой чемоданчик и проверил главную драгоценность: клубни картофеля, завёрнутые в три газеты. Переложив пакетик удобней, Ваня закрыл чемоданчик, поставил его в изголовье и лёг.

Зина смотрела в окно вагона и думала о новых городских друзьях-ребятах. Не забудут ли они обещания писать письма?

А Вера Фомина думала о своих пионерах: „Вот взялись за такое серьёзное дело. Справятся ли? Хватит ли терпения? А чем она поможет им?“

Поезд остановился на полустанке. Ваня слез первый, принял от Веры багаж и перетащил его к палисаднику.

Мороз сразу ущипнул его за разгорячённую щеку, и мальчик забеспокоился.

— Зина, замечаешь, какой мороз? — спросил он, когда подошли его спутницы.

— Ну, так что? Не замёрзнем!

— Не бойся, чемодан тебя согреет! — со смехом сказала Вера. — Жарко станет.

— Да я не про себя. Картошку подморозим.

— Ну, что ты! Она хорошо завёрнута! — успокоила Зина.

Но Ваня не слушал. Он торопливо открыл чемодан, поспешно вытащил пакет с клубнями и запихнул его на грудь, под полушубок.

В этот момент за спиной раздался знакомый голос:

— Ваня-а!

Ваня оглянулся и в подбегающей фигуре узнал Сашу.

— Верно, приехали! Дед, смотри! Приехали! — кричал тот шагавшему сзади старику. — Вот уж не думал! Зинка, здравствуй! С приездом!

— А ты как… — удивилась девочка.

— Мы за вами на лошади приехали. Все, понимаешь, говорят, что вы послезавтра вернётесь, а дедушка Степан Захарович говорит: „Нет, сегодня!“ Выпросили, понимаешь, лошадь и приехали встречать. Вот здо́рово! — восторженно рассказывал Саша, суетясь вокруг согнувшегося над чемоданом приятеля.

— Ну вот и приехали… В гостях хорошо, а дома всё лучше, — подходя, сказал дед.

— А где картошка? — спросил он оглядываясь.

— У меня за пазухой. Пошли, дедушка.

— Как это за пазухой? — с недоумением спросил дед.

— Я сюда спрятал, чтобы не подморозить, — пояснил мальчик, хлопнув себя по груди.

Мешков с картофелем, как ждал дед, почему-то не оказалось, и Саша мог сесть на подводу. Ехали шагом, стараясь держаться края дороги, где полозья еще скользили. За станцией спустились по отлогому берегу на лёд.

— По озеру ездите? — с опаской спросила Вера. — А не провалимся?

— Лёд полметра толщиной, хоть на гружёной машине езжай!

Осевший снег на морозе превратился в шершавый белый лёд. Сани легко скользили, и Зорька шла крупной рысью.

— Ну, как съездили? Хорошо, в Ленинграде? — спросил Саша.

Без всякого порядка, очень оживлённо Зина начала рассказывать о Ленинграде, о том, какие там громадные красивые дома, о широких, чистых улицах, о том, как они ездили в такси, как жили у Рябининых, о магазинах…

Ваня слушал, не перебивая, и удивлялся. Что с ней случилось? Куда девалась её застенчивость? В Ленинграде она была совсем другой. Похоже было, что там её закрыли на замок, а сейчас замок открылся и посыпались через край накопившиеся впечатления. Но почему-то о картофеле и о новых знакомых она не говорила.

— Ну, а картошки, стало быть, не получили? — спросил дед.

— Получили. Она у Вани, — ответила девочка.

— У Вани в кармани, — в рифму шутливо сказал дед.

— А ты что думал — десять мешков элиты дадут? Больно жирно! — сказал Ваня.

— Это что за элита такая?

— Элитные семена. Это значит, — самые лучшие, чистосортные, — с гордостью пояснил Ваня. — Нам дали четыре картошки, и мы должны их размножить.

— У-у-у… — протянул дед. — Значит, зря ездили.

— Почему зря? Размножим, и через год колхоз полностью семенами обеспечим, — задорно ответил мальчик.

— Из четырёх-то картошек?

— Да, из четырех!

— Не заговаривайся, внучек. Кому другому не скажи, засмеют.

— А пускай смеются.

Дед замолчал, и было видно, что он что-то подсчитывает в уме. „В первый год, при хорошем уходе, можно килограмма по три с куста получить. Значит, двенадцать килограммов. На второй год — сам-десять, хороший урожай — сто двадцать килограммов. На третий… — считал дед, беззвучно шевеля губами и неподвижно уставившись на светлеющий горизонт: — тонна! На четвёртый — десять“.

— Лет через пять, пожалуй, размножите, если ничего такого не случится, — сказал он минуты через две.

— А что может случиться? — спросил Ваня и, толкнув Зину локтем, подмигнул ей.

— Сгноить можно, заморозить… Мало ли какие потери…

— Ну ладно, дед. Спорить мы с тобой не будем, а давай об заклад побьёмся, что через два года картошки хватит! — сказал Ваня, протягивая руку.

Дед хлопнул его по спине и отстранил руку.

— Эх ты! — усмехнулся он. — Не пристало деду с внуком об заклад биться. Что вы там надумали, я не знаю, а только мой тебе совет, Ванюша: никому не говори до поры до времени. Засмеют!

Саша, сбитый с толку, словно воды в рот набрал. Он не знал, верить или нет приятелю. Тот говорил совершенно невероятные вещи, но не было еще такого случая, чтобы Ваня напрасно болтал языком.

— А ты про ребят скажи, — вмешалась Зина.

— На них надеяться нечего, — хмуро ответил мальчик.

— Почему? Дедушка, городские мичуринцы будут нам помогать, — сообщила она.

Губы старика растянулись в широкую улыбку.

— Ну-у… Это другое дело! Так бы и говорили сразу.

— Они тоже получили четыре картошки, — сказал Ваня.

Губы деда приняли прежнее положение.

— А-а-а… Тогда это дела не меняет. Четыре ли, восемь ли, разница невелика. Ну, что ж… Съездили, людей посмотрели, себя показали, и то хорошо…

Пересекли озеро и поехали вдоль берега. Сосновый бор кончился, и пошли дома родного колхоза. Кое-где в окнах горел свет. Кричали петухи. Дым поднимался вверх прямо, словно кто-то вставил в трубы белые столбы.

— Как же, Ваня, ты хочешь из четырех картошек… — начал было Саша, но тот его остановил:

— Потом скажу.

Ему не хотелось снова поднимать этот вопрос. Дед прав. Нельзя раньше времени давать такие обещания, тем более, что он и сам не может определить, какой урожай они соберут. „Пускай думают, что хотят, а считать будем осенью“.

Дорога пошла круто вверх на берег. Пришлось вылезать из саней.

— А-а! Вернулись! Как съездили? — приветливо крикнула Анна Тимофеевна Буянова, стоявшая у спуска и поджидавшая, когда поднимется лошадь.

— Хорошо съездили, тетя Нюра, — ответила Вера, — удачно!

Обычно в эти часы улица оглашалась криками школьников, но сегодня тишина. Все ребята крепко спали. И всё-таки, когда приехавшие остановилась возле Нестеровых, с окраины уже бежали Костя Замятин и Вася Поленов. За ними виднелась фигура девочки. Будто по беспроволочному телеграфу сообщил им кто-то о приезде друзей.

11. Недоверие

Николай Тимофеевич через окно увидел остановившуюся напротив дома лошадь и вышел на улицу.

— Как же это вы… — говорил он, здороваясь. — Поторопились. Предупредили бы. Хорошо, что Степан Захарыч побеспокоился… Ну, заходите!.. Это и всего багажу? А где же картошка?

— Картошка у Вани в кармани, — повторил свою шутку дед.

— Не получили?

— Получили, папа, только не столько, сколько ты хотел.

— Ну, ладно. Идите в дом. Саша, ты отведи Зорьку на конюшню, — сказал Николай Тимофеевич и, подхватив чемоданчик дочери, пошёл вперёд.

Прибежавшие ребята окружили Ваню. Всем хотелось как можно скорей знать, как он съездил, что привёз, но Ваня чувствовал, что сейчас предстоит серьезный разговор, и ему было не до ребят.

— Ну, чего вы пристали? Потом скажу. День будет. Успеете! — отмахнулся он от вопросов и пошёл к дому.

Николай Тимофеевич уже сидел за столом.

— Так! — начал он, когда все вошли в комнату. — Начнём по порядку. Как дела, вожатая?

— Живы, здоровы, доставлены в целости, — улыбаясь ответила Вера. — Обо всём пусть Ваня расскажет.

— Ну, Рябинин, выкладывай. Почему картофель не получили? Письмо моё передали?

— Передали.

— Учёного того видели? Как он?.. Вадимов?

— Видели.

— Три раза видели, — добавила Зина.

Ваня достал из-за пазухи пакет и подал его Николаю Тимофеевичу.

— Вот, получили от него два сорта картофеля: „Камераз“ и „северная роза“.

Николай Тимофеевич взял пакет, взвесил его для чего-то на руке и медленно стал разворачивать. Все присутствующие с любопытством вытянули шеи.

— Та-ак! Здорово же ты их запаковал. Как бриллианты какие! — усмехнулся он, откладывая в сторону третий лист смятой газеты. — Который из них какой? — спросил он, разложив клубни на столе.

— Эти белые — „Камераз“, а розовые — „северная роза“, — пояснила Зина, показывая пальцем.

Все находившиеся в комнате — Степан Захарович, Николай Тимофеевич, Дарья Андреевна и пробравшиеся с улицы ребята — наклонились над столом и долго, внимательно разглядывали клубни. Ничего особенного, однако, не обнаружили. Картошка как картошка. Ни величиной, ни цветом, ничем другим привезённые клубни не отличались от обыкновенной картошки.

— Обыкновенная картошка! — разочарованно сказала Дарья Андреевна и отошла к печке. — Стоило за ней ехать! Наша лучше!

— Так… Ну, и что же теперь с ними делать? Сейчас съедим или вечером? — шутливо спросил Николай Тимофеевич. — Чем же замечательны эти сорта?

— Урожайные, ранние, ракоустойчивые, вкусные, — быстро перечислила Зина и, дрожащим от обиды голосом, продолжала: — А ты, папа, не смейся. Степан Владимирович говорил, что можно мировой рекорд установить… ускоренным размножением. Мы решили две бригады устроить: девочек и мальчиков. Вот эти две картошки наши, а эти ихние. Забирай свои, Ваня! — обратилась она к мальчику. — Пускай смеются!

— Это я всё понимаю, — со вздохом сказал Николай Тимофеевич. — Сорвалась, значит, наша затея с семенным участком. А я было вам целый гектар земли наметил…

— А где? — оживился Ваня.

— Там, где горохи были, у двух берёз.

— Правильно! — сказал мальчик. — Вы за нами его и закрепите, Николай Тимофеевич!

— Гектар? — удивился председатель.

— Половину хватит.

— Чего же вы там посеете?

— Картошку.

— Какую?

— А эту!

Все присутствующие засмеялись. Ваня нахмурился, а Зина покраснела.

— Чего вы смеётесь! — сказала она. — Сами ничего не понимаете и смеётесь.

— Эту картошку в огороде посадите или на школьном участке, — заключил Николай Тимофеевич, поднимаясь с табуретки.

— Я же тебе говорю, что мы ускоренным способом будем размножать! — со слезами на глазах сказала Зина и для большей убедительности прибавила: — По мичурински!

— Так вам на это полгектара надо?

— Конечно.

— Да знаешь ли ты, дочка, сколько на гектаре кустов картофеля растет?

— Знаю.

— Сколько?

— Сорок тысяч! — ответила Зина.

— Правильно! Зачем же вам полгектара? — спросил председатель, поворачиваясь к Ване.

— Полгектара нам ненадо, а соток двадцать надо, — спокойно ответил тот.

— Да вы смеётесь надо мной, что ли? — рассердился Николай Тимофеевич.

— Это ты смеёшься! — горячо заговорила Зина. — Что это на самом деле! — по щекам у неё текли слёзы обиды, но она их не замечала. — Сам поручил, сам в Ленинград послал, а теперь смеётся. Мичуринцы, мичуринцы… Мы две лекции слушали, а ты как над маленькими смеёшься. Спроси у Марии Ивановны, если не знаешь.

Николай Тимофеевич не ожидал такой вспышки от дочери и с любопытством слушал её.

— А чего ты раскипятилась! — примирительно сказал он. — Разве нам для дела земли жалко? Берите хоть гектар.

— Земли нам надо двадцать соток. Слышал, что Ваня говорил? — настойчиво, но уже спокойно сказала Зина.

— Ну, занимайте двадцать соток.

— И не только земли, — спохватился Ваня.

Он понял, что сейчас можно спросить у председателя всё, о чём они говорили с Зиной.

— А чего же ещё?

— Обработать надо.

— Это пустяк, сделаем!

— И навозу надо. Только не свежего, — торопливо прибавил он.

— Где же я вам возьму старого?

— А на сломанных хуторах есть. Я знаю.

Николай Тимофеевич совершенно забыл про этот навоз, а сейчас, когда мальчик напомнил, задумался. Имеет ли он право распоряжаться ценной находкой без согласия агронома?

— Тот навоз мы хотели… — начал было он, но Зина не дала продолжать:

— Нет уж… Всё равно мы его не отдадим. Мы пополам с мальчиками разделим. И не думай, пожалуйста. Ты сам обещал для нас всё сделать. Забыл своё слово!

Николай Тимофеевич только руками развёл.

— Да разве мне жалко! Спросите Марию Ивановну. Теперь она хозяйка. Больше ничего вам не надо? Трактор заказать или своими лошадьми обойдёмся?

На лицах снова появились улыбки, а Зина, взглянув на Ваню, подмигнула ему.

— Парник нужен, — сказал тот.

— Два парника! — перебила Зина. — Один для нашей бригады, другой для мальчиков.

— А парники зачем?

— Рассаду картошки выращивать.

— Не знаю, Зина. Это всё с агрономом решайте. Теперь всё? — спросил он.

— Ящики нужны, — сказал Ваня, — но это мы сами сделаем.

— А ты распорядись, чтобы дали гвоздей и доски, — вставила Зина.

Она уже успокоилась и гордо поглядывала на собравшихся подруг. Победа осталась за ними. „Что бы ещё такое у него попросить?“ — думала девочка, но ничего придумать не могла.

— И вообще ты должен нам во всём помогать, — докончила она. — Чтобы не ходить потом за тобой и не клянчить. Знаю я тебя! Того нет, того нельзя или некогда…

— Поможем, ребята! — улыбнулся Николай Тимофеевич.

Ему понравились и горячность дочери, и уверенная настойчивость Вани.

— Если дело будете делать, — поможем! — поощрительно повторил он. — Разве мне жалко? Дело общее, для колхоза стараетесь!

Дверь постоянно открывалась и хлопала. Ребята всё прибывали. Вернулся запыхавшийся Саша, а вместе с ним ещё трое мальчиков. Бригада Зины тоже собралась полностью. Опоздавшие дёргали за полу впереди стоящих и шёпотом спрашивали: „Что тут такое? За что Зину ругают?“ А те делали большие глаза и сердито шипели: „Тихо ты! Потом“.

В конце разговора Николай Тимофеевич обратил внимание на „великий сбор“.

— Это что у вас? Общее собрание, что ли? — спросил он Зину. — Нет уж… Давайте где-нибудь в другом месте!

Мальчики гурьбой вышли из комнаты и, окружив Ваню, пошли его провожать. Девочки остались у Зины.

Часть вторая

12. Первые шаги

Василий Степанович Рябинин внимательно осмотрел привезённые клубни и, возвращая их сыну, ободряюще сказал:

— Ну, ну… занимайтесь. Теперь у нас в колхозе всякие сорта. Сравним, который лучше.

— Эти лучше! — уверенно сказал мальчик.

— Надо посмотреть. Правильную агротехнику применишь, вырастет больше. Только ты, Иван, по-научному делай, спрашивай Марию Ивановну. Для сравнения рядом посади другие сорта. Возьми штучку, а то и две „берлихи“, „лорха“ посади кустик, „розовую скороспелку“…

Ваня молчал. Он не хотел спорить с отцом и доказывать, что собирается заниматься не сортоиспытанием, а ускоренным размножением.

— Они задумали одной картошкой полгектара засадить, — ехидно заметил дед. — Грозился в одно лето весь колхоз семенами обеспечить.

Василий Степанович нахмурился и сердито взглянул на отца:

— А какой тут смех! Я слыхал, что картошки можно по два урожая снимать, а в теплых краях — по четыре. Жалко, что лето у нас короткое, пожалуй, не вызреет. Занимайся, Иван. Если и не выйдет, — зато практика хорошая. Неудачи часто лучше удач учат.

Ваня достал ящик, положил туда клубни, закрыл крышкой и поставил себе под кровать, где, по его расчёту, температура была подходящая. Проращивать картофель до белых, так называемых теневых, ростков нужно при температуре 10–12 градусов.

Задвигая ящик под кровать, он как-то особенно ясно почувствовал, что именно с этого момента началось настоящее дело, началось соревнование в работе. Соревнование с бригадой девочек и с городскими юннатами.

Появилась масса забот. Никогда раньше Ваня не думал, что старые навозные кучи у сломанных хуторов, где они копали червей, кому-то понадобятся, а сейчас ему казалось, что если он опоздает, то навоз обязательно кто-нибудь увезёт.

Позавтракав, Ваня отправился к Саше Пыжову, где должна была собраться его бригада. По дороге он встретил Зину.

— Ваня, а я к тебе! — еще издали весело крикнула девочка.

— Зачем?

— Мы составляем сейчас план. Я хотела попросить книжку, которую ты в городе купил… про картофель.

— Вот еще!.. Она мне и самому нужна, — сказал Ваня и, не задерживаясь, пошёл дальше.

Пройдя шагов двадцать, он спохватился.

Как же так получилось? Вот так пионер! Ведь они условились помогать друг другу. Ведь это общественное дело. Сейчас ему книга не нужна, и до вечера он вполне может её дать. Тем более Зине. Она ему всегда даёт свои книги.

— Зина, постой! — крикнул он, оборачиваясь.

Девочка с растерянным видом стояла на старом месте. Отказ Вани сильно её обидел.

— Пойдём! — сказал Ваня, возвращаясь. — Я хотел тоже читать с ребятами, но раз уж вы собрались, то мы будем вечером. Только к вечеру верни. Ладно?

— Обязательно верну! — обрадовалась Зина, — Я хотела переписать для плана…

— А какой ты план составляешь?

— План работ бригады, — охотно ответила она. — Мария Ивановна посоветовала. Значит, так… Слева пишем, какое число месяца, потом — что делать. Ну, например, обломать ростки. А потом, что надо подготовить… Ящики, землю, парник…

— Тебе легко… Ты с ней живёшь! — с грустью промолвил Ваня.

— А я тебе буду всё передавать, что она окажет, — пообещала девочка.

— Ладно. Ты, Зина, если что надо, говори. А что мы будем делать, то и на вас сделаем, — обнадёжил Ваня, чтобы не оставаться в долгу.

— А куда ты картошки положил?

— В ящик под кровать.

— А я под печку. Сухо там не будет? — спросила она.

— А ты положи на них сырые опилки. Тогда ростки дадут корешки и скорей приживутся.

— Вот правильно! А где опилок достать?

— В сарае… Дрова-то пилят…

— Правильно! Вот уж верно, что ум хорошо, а два лучше! — сказала Зина и засмеялась.

Ваня принёс книгу и, передавая, предупредил:

— Поаккуратней. Тоське в руки не давай, залапает. Она палец мусолит.

За время отсутствия Вани Саша где-то стащил три лопаты. Вася Поленов принёс напильник и точил одну из них, когда пришёл Ваня. Критически взглянув на лопаты, бригадир презрительно вытянул нижнюю губу.

— Тоже! Инструмент называется!

— А чем плохие? Острые.

— А черенки-то! Руки занозить можно. Кривые!

Замечание было верным. Все черенки, на которых насадили лопаты, выглядели неважно. Неровные, кривые, грязные.

— Хороший инструмент — половина работы, — продолжал нравоучительно Ваня словами деда.

— У нас есть еловые черенки. Я пересажу, — предложил Боря Дюков.

Ваня взглянул на мальчика. Боря был меньше всех ростом, но по характеру, пожалуй, самый положительный. Всякое дело он доводил до конца, никогда не жаловался на трудности, и, конечно, черенки он сделает не хуже других. Но согласиться так вот, с первого слова, это казалось Ване слишком просто…

— У тебя не выйдет! — пренебрежительно сказал он.

— Почему не выйдет? — удивился Боря.

— Не сумеешь.

— А вот сумею! Так сделаю, лучше плотника.

— Плотник что-о! Ты бы сказал — лучше столяра!

— И лучше столяра сделаю! — запальчиво сказал Боря.

Ваня, а за ним и остальные ребята засмеялись. Этот смех ещё больше раззадорил Борю:

— А чего вы смеётесь? Давайте на пробу. Ты, что ли, сделаешь? — сказал он, обернувшись к Васе Поленову, с которым часто спорил за первенство.

— Да уж получше тебя сделаю! — ответил тот.

— Ладно! — остановил их Ваня. — Пускай Борька делает. А если плохо, тогда мы тебе дадим пересадить. Борька, лопаты унесёшь вечером к себе, а сейчас пошли к нашему хутору.

Захватив лопаты, направились в конец деревни.

— Ребята, а носилки-то? — спохватился Ваня.

— Возьмём на ферме, — беспечно сказал Вася.

— Буянова заругается.

— А она и не увидит! — заметил Саша.

— Она не увидит!? — воскликнул Боря, — Еще как увидит-то! Глаза у неё, знаешь, какие… А не увидит, так услышит. Нет! С ней лучше не связываться.

Пятёрка ребят остановилась. Что же делать? Без носилок идти за навозом бесполезно. Не в карманах же носить?

— У тёти Вари на складе есть. Я видел, — неуверенно сказал Костя, но на него сразу замахали руками и Вася и Боря.

— Ну-у! У неё прошлогоднего снега не выпросишь!

— Может, к вам, Боря, сходить? Михаил Михалыч даст.

— Далеко…

— А если у Тиши попросить? — предложил Саша, и лица всех просияли.

— Во́! Тиша даст! — уверенно сказал Ваня, и стайка ребят понеслась к конюшне.

13. Бригада девочек

Несмотря на то, что в школе Зина шла отличницей и пользовалась у девочек уважением, был у неё один недостаток, о котором мало кто знал: в душе она была трусиха, не верила в свои силы и всегда сомневалась в успехе. Всякий раз, когда учитель задавал задачу или тему сочинений, Зина пугалась и думала про себя: „Всё! Пропала! Двойка. Ничего у меня не выйдет“. Проходило какое-то время, она успокаивалась и начинала решать задачу. И странное дело: задача оказывалась легче, чем ей казалось вначале, и вместо двойки Зина получала пятёрку. Но это её не излечивало. Она думала, что это простая случайность, везение и что в следующий раз всё будет по-другому.

Раньше, в первых двух классах, она не скрывала своего страха перед малейшей трудностью и часто плакала над учебниками.

— Ты что это сырость разводишь, дочка? — спрашивал Николай Тимофеевич.

— Да… сырость… Я двойку получу.

— Получила уже? — допытывался он.

— Не-ет… получу.

— За что?

— Мне задачу не решить…

— А ты пробовала?

— Не-ет…

— Так чего же ты ревёшь? Ты сначала попробуй.

— Я же вижу… Вон какая трудная…

— А ну покажи… которая?

Николай Тимофеевич смотрел задачу, чесал в затылке и вдруг решительно захлопывал учебник.

— Верно, Зинуша, задачка трудная. Не для твоего ума.

С этими словами он собирал разложенные на столе учебники и тетради, прятал их в сумку и бросал на печку.

— Ладно! В школу можешь не ходить. Ничего не поделаешь. Будешь матери на ферме помогать.

И уходил на работу.

Оставшись одна, Зина долго сидела за столом, размышляя над своим странным положением. Она верила отцу, и ей ни разу в голову не пришло, что он шутит. Но как же не ходить в школу? Остаться неграмотной? А что скажут учителя, подруги? И вообще как она будет жить без школы? Все девочки будут в школе, а она нет…

Видя, что единственный выход из этого странного положения — попробовать решить задачу, Зина лезла на печку за учебниками и принималась решать, но уже без слёз и страха. И задача получалась.

Иногда отец высмеивал её, рассказывал подобные смешные случаи и задевал самолюбие девочки. В конце концов он отучил дочь пугаться и плакать раньше времени. Но не совсем. В душе Зина по-прежнему боялась трудностей.

Вот и сейчас. Получив от Вани книжку, она шла домой и со страхом думала: „Ну какой я бригадир? Ничего у меня не выйдет. Зачем я согласилась? Надо было назначить кого-нибудь другого“.

Правда, Зина не чувствовала себя одинокой. Если встретятся затруднения, то она знала, где искать помощь и поддержку. Во-первых, под боком Мария Ивановна. Она обещала помогать и советом и указаниями. Можно и к Павлу Петровичу — директору школы обратиться, и к пионервожатой. Да и Ваня помочь может. И, наконец, отец. Разве он не подскажет ей, что нужно делать и как руководить бригадой? Одним словом, ничего страшного нет.

Постепенно мысли приняли другое направление, и Зина стала думать о своей бригаде. Все девочки учились в одном классе, все они дружили между собой давно, и все знали друг друга хорошо. Кроме неё, их было пятеро. Самой спокойной, самой разумной, хозяйственной и деловой была, конечно, Катя Миронова. „Вот бы кого надо было бригадиром назначить“, — мелькнуло у неё. Катя никогда не суетилась, не кричала и делала всё по-настоящему хорошо. Ей можно было доверить любую тайну, и она не разболтает.

Затем Нюша Семёнова. Правда, Нюша очень жалостлива и готова делать всё сама, чтобы не утруждать других. Она застенчивая, молчаливая девочка и очень любит секретничать. Даже самые простые и известные всем новости Нюша рассказывала по секрету… Но работает она хорошо, добросовестно.

Полина Замятина — сестра Кости. „Как они не похожи друг на друга! Совсем разные!“ — думала Зина. Поля по характеру нерешительна и прежде чем что-нибудь сделать, всегда долго примеряется. По малейшему поводу она обижается и может не разговаривать с подругой по месяцу. „Но вообще она хорошая девочка“, — решила Зина.

Оля Тигунова? Эта полная, неуклюжая и очень смешливая девочка нравилась Зине, хотя особой сердечности в их отношениях и не было. Оля никогда и ничего не принимала всерьёз.

На последнем месте Тося. Когда Зина обсуждала с Катей состав бригады, то сначала они не хотели её принимать: уж очень Тося криклива. Кроме того, она задира и постоянно ссорится с мальчиками. Правда, она отзывчива, добра и не ленива.

Когда Зина перебрала всю бригаду и мысленно представила всех за работой, то почувствовала некоторую уверенность. Мальчикам они никак не уступят и соревнование, безусловно, выиграют. В Ваниной бригаде только трое надежных: сам он, затем Костя и Боря. Вася Поленов — ленивый, а Саша Пыжов, по мнению Зины, для серьёзного дела непригоден. „Ему бы только рыбачить, купаться да в рюхи играть“, — подумала она.

Девочки поджидали Зину возле дома, и она позвала их в комнату. Здесь все уселись вокруг стола. Это было их первое собрание, событие ответственное, почти торжественное. Девочки держались чинно. Даже Оля Тигунова сидела с серьёзным лицом и выжидательно смотрела на стоявшего бригадира.

— Тише, девочки! Внимание! — начала Зина, хотя стояла полная тишина и большего внимания желать было невозможно.

— Мальчишки с лопатами пошли куда-то, — промолвила Тося, заметив через окно проходивших вдалеке мальчиков.

Все оглянулись.

— Сашка нашёл три лопаты, — сообщила Поля.

— Ну да, нашёл! — со смехом возразила Оля. — Он их со скотного стащил…

— Они, наверно, негодные, выброшены, — сказала Нюша Семёнова.

— Ну и пускай стащил! Не для себя же, — заметила Поля.

— А для кого?

— Для бригады.

— Вот тётя Нюра узнает, она им задаст…

Катя постучала стоявшей на столе солонкой, и разговор прекратился.

— Ну вот, девочки… — снова начала Зина и остановилась, не зная, как продолжать. Ей казалось, что для начала нужны были какие-то особые слова, а этих слов у неё не было. — Вот мы, значит, организовали бригаду юннатов… по поручению колхоза. Ну, вы и сами это знаете…

— Знаем, — серьёзно подтвердила Катя.

Зина машинально раскрыла книгу, увидела рисунок клубня какого-то сорта и вспомнила Степана Владимировича. Когда они вошли, учёный стоял за столом с картошкой в руке. Теперь ей стало понятно, с чего и как надо начинать. Она быстро сходила к печке, достала из ящика привезённые клубни и вернулась назад.

— Вот смотрите, девочки… — оживлённо продолжала Зина. — Вы даже не поверите, что из этой одной картошечки можно вырастить тысячу килограммов… Да, да! Тонну! — подтвердила она, видя, как расширились от удивления Олины глаза и как недоверчивая улыбка скользнула по губам Поли и Кати. — Я и сама не поверила, и никто из городских юннатов не поверил… А вот послушайте, как это надо…

И Зина, вспомнив беседу Степана Владимировича, своими словами пересказала всё, что слышала. Она не могла точно назвать число месяца, когда они начнут снимать ростки и черенковать, но в том, что это будет, она уже не сомневалась. Девочки слушали её так, словно она рассказывала увлекательную сказку. Собственно говоря, ничего нового Зина им не сказала. В школе они проходили черенкование и знали, что, например, срезанные веточки чёрной смородины легко и быстро выпускают корни. Они даже рисовали их. Но о картофеле они не учили, и трудно было представить, как срезанный стебелёк может не только укорениться, но ещё и выбросить столоны и на них образовать клубни. Да еще несколько раз!

Но ведь не выдумала же всё это Зина? Если говорит, — значит, знает. За тем она и в Ленинград ездила.

Когда Зина закончила рассказывать, девочки приступили к составлению плана работ. Это оказалось трудно.

— Девочки, посмотрите, какая штука… — озабоченно произнесла Нюша, разглядывая клубни. — На одной картошке десять глазков, а на другой тринадцать.

— Ну так что? — спросила Катя.

— Значит, на каждой картошке бывает по-разному. А сколько у других? У мальчиков? А вдруг у них больше?

Девочки переглянулись.

Действительно, когда Зина поделила клубни, она этого не предусмотрела. Каждый глазок в соревновании играет большую роль, и чем дальше, тем больше будет увеличиваться разница. Это встревожило всех. Даже Катя, и та забеспокоилась.

— Надо узнать. Поля, ты спроси у Кости.

— Подожди, Катя, — остановила её Зина. — Ну, а если больше, так что? Они же всё равно не отдадут.

— Потихоньку переменить, — предложила Тося.

— Не выдумывай, — спокойно сказала Зина. — Пускай будет как будет.

Вопрос этот остался открытым, но он долго мучил любопытную Олю Тигунову.

14. Тиша

Невысокий рост, узкие хитроватые глаза, торчащая во все стороны седая щетина вместо бороды и усов, широкий нос и толстые губы — не очень-то красив колхозный конюх Тихон. Но это мало кого беспокоило. Конюх он был замечательный и пользовался всеобщим уважением. Круглые сутки Тихон находился в конюшне и, казалось, ничем в жизни, кроме лошадей, не интересовался. И лошади у него были в отличном состоянии: всегда сыты, здоровы, вычищены, напоены. Полное имя конюха было Тихон Михайлович Крылов, но за глаза его все звали просто и ласково: Тиша.

Как правило, девочек тянуло в свободные часы на молочную ферму, и они были там желанными гостями и помощницами. Мальчики же дружили с Тихоном Михайловичем и пользовались у него неограниченным доверием.

— Тихон Михайлович, здравствуйте!

Конюх, чистивший лошадь, оглянулся, узнал Ваню и ладонью вытер концы губ, как будто растягивая их в улыбку.

— А-а! Ваня! Вернулся?

— Вернулся.

— Как погостил?

— Хорошо. Тихон Михайлович, дайте носилок до вечера.

— Чего?

— Носилок дайте.

— Носилок? Кому?

— Нашей бригаде, — со вздохом сказал Ваня.

— Бригаде? Погоди малость, я зараз приду!

Ваня с грустью посмотрел, как конюх освобождал от шерсти скребницу, и тихо вышел из конюшни.

Поджидавшие его ребята без слов поняли, что случилось худшее и что теперь они застряли надолго.

Настроение Тихона Михайловича бывало двух родов: молчаливое и говорливое. Могло случиться так, что конюх молча выслушал бы просьбу о носилках и, пожевав губами, коротко сказал: „Возьми. И чтоб зараз на место поставить“. На это ребята и рассчитывали, но случилось иначе. Теперь приходилось ждать и готовиться к большому разговору. Уйти и обидеть старика им не позволяла совесть. Ну и, конечно, расчёт.

Через несколько минут Тихон Михайлович вышел и, сощурившись от света, увидел уютно расположившуюся на перевёрнутых санях группу ребят.

— Бригада? — спросил он, присаживаясь на толстый чурбан — своё излюбленное место.

— Ага! — ответил Ваня.

— Что за бригада?

— Юннаты.

— А к чему?

В часы „говорливого“ настроения сам Тихон Михайлович предпочитал молчать. Он задавал вопросы и любил слушать. Для того чтобы сократить разговор, следовало отвечать как можно короче и скучней. Это было давно известно, и поэтому Ваня, как только возможно, сжал своё сообщение о бригаде юннатов.

— Вот что! А картошку привёз? — спросил Тихон Михайлович, скручивая цыгарку.

— Ага!

— Покажь.

— Она дома.

— В другой раз принеси.

— Ладно.

— С комсомольской бригадой соревнуетесь? — спросил старик.

— Нет.

— Надо соревноваться.

— Тихон Михайлович, мы с девочками соревнуемся и с городскими юннатами, — сунулся в разговор Боря и этим испортил всё.

Пришлось Ване рассказывать о шефстве, а затем снова отвечать на вопросы.

— У них там что… огороды?

— Нет. При школе участок.

— Много земли?

— Мало.

— Учатся, что ли?

— Учатся.

— Большая у них бригада?

— Не бригада, а кружок называется.

— Кружок? И что же они — для себя сеют или государству сдают?

— Не знаю.

Казалось, что при таких вялых, односложных ответах разговор должен скоро закончиться.

Но опять всё испортил Саша.

— Тихон Михайлович, — не выдержал он. — Мы торопимся. Дай носилок.

— А что вы торопитесь?

— Навоз надо нести.

— Зачем? В парники?

— Да нет. Нам старый надо.

— Зачем? — спросил старик и, к огорчению ребят, снова полез в карман за кисетом.

Выручила Марфуша, младшая сестрёнка Кости Замятина.

На конюшне она была своим человеком. Тихона Михайловича она звала дедом, он её — внучкой.

— Костя, а меня Полина не взяла, — плаксиво пожаловалась девочка, неожиданно появляясь из-за угла конюшни. — Она говорит, Марся забодает…

Колхозного быка по кличке Марс девочка очень боялась.

— Марфушенька! Внучка! Иди ко мне, светик! — обрадовался Тихон Михайлович, расплываясь в улыбку. — Не дам я тебя Марсу забодать. Иди ко мне, красавица…

Ваня сообразил, что наступил подходящий момент для прекращения разговора.

— Тихон Михайлович, а как насчёт носилок? — спросил он.

— Возьми носилки… Но чтобы зараз на месте стояли!

— А мы Марфушу в залог оставим, — сказал Саша.

Беспокоиться за девочку не приходилось. Сейчас она получит замечательные игрушки: уздечку с ярко начищенными украшениями и бубенчиками и колокольчики для дуги, которые выдавались только Марфуше.

Солнце уже перевалило за полдень, когда ребята с носилками подошли к хутору, где раньше жили Рябинины. Три года назад дом перевезли и поставили в один ряд с колхозными домами. Никаких признаков, что здесь когда-то стоял дом, уже не было.

— Это ты, что ли, ходил? — с тревогой спросил Ваня, заметив на белом снегу следы ног.

— Я, — ответил Саша.

Свернули. Ноги проваливались, и, как в болоте, под ступнёй хлюпала вода. Летом здесь всё покрывалось буйно растущими сорняками. Репейники и крапива вырастали выше человеческого роста.

Вот и куча. Она оттаяла. Это был уже не навоз. Лопата легко входила в рыхлый жирный перегной.

— Ребята! Червей-то! — крикнул Боря. — Эх, не взяли баночки!

— А в карман, — предложил Вася.

— Расползутся.

— А куда они денутся?.. Кладите на носилки, — сказал Ваня.

Носилки нагрузили с верхом и долго копались, выбирая крупных красных червей.

— Ну, ладно! Хватит! — остановил Ваня. — Кто понесёт?

Идти было далеко, и, на первый взгляд, груз казался не малым. Ребята, хотя и не очень охотно, но вызвались все.

— Ишь вы какие… Я тоже хочу нести! — сказал Ваня. — Мы сделаем так: Костя понесёт с Васей, а потом я с Сашей. Тебе, Боря, поручили лопаты делать. С тебя и хватит. Так никому не обидно. Беритесь!

Удивительное дело! Перегной оказался таким лёгким, словно на носилках лежал сухой снег. Это развеселило носильщиков.

— Ой, батюшки! Тяжесть-то! — простонал Костя. — Кишки надорвёшь… Ох-хо-хо!

— А зачем столько червей наклали? — сказал Ваня. — От них и тяжесть!

— Да вы представляетесь! — простодушно заметил Боря.

— Как представляемся? Смотри на следы. Даже вода из подошвы выжимается!

Боря посмотрел на тёмные отпечатки ног носильщиков, потом на свои и с недоумением перевёл взгляд больших и наивных глаз на Сашу. Тот не выдержал и расхохотался:

— Поверил! Честное пионерское, поверил!

— И совсем не поверил… — начал было Боря, но Саша не дал ему говорить:

— Не ври, не ври… Поверил! Все видели, что поверил!

И он преувеличенно громко захохотал. Остальные улыбались. У Бори от обиды заблестели глаза и на щеках выступил румянец. Недолго думая, он подскочил к Саше и звонко хлопнул его лопатой по заду. Смех оборвался. Ребята остановились.

— Ты что дерёшься? Сдачи хочешь?

— А ну дай…

— И дам!

— А ну попробуй!

Ещё мгновенье, — и ребята сцепились бы, но между ними встал Ваня. Он оттолкнул наступавшего Сашу и, повернувшись к Боре, вырвал из его рук лопату.

— Вы что, маленькие, что ли?

— А чего он дерётся? — петушился Саша.

— Мало ещё тебе! Сам первый начал… „Поверил, поверил“, — передразнил он приятеля. — А чего поверил, и сам не знает. А ты, Борька, рукам воли не давай. Мы как уговорились? Помогать друг другу. С другими деритесь, а между собой не смейте!

На этом ссора и кончилась. Бригада тронулась дальше. Некоторое время Саша и Боря дулись друг на друга и молчали.

— Ну, хватит вам! Сашка, берись! — скомандовал Ваня, когда они прошли половину дороги.

— Мы не устали.

— Довольно! Я тоже хочу нести! — твёрдо сказал Ваня и, забежав вперёд, остановил носильщиков.

Произошла смена.

Оттого, что Ваня превращал труд бригады в увлекательное занятие, которое даётся не каждому и которое надо заслужить, — работа показалась лёгкой и даже радостной.

15. Внушение

К обеду вернулся Николай Тимофеевич и застал бригаду девочек за занятиями.

— Та-ак! Вы что же… так с утра и не уходили? — с улыбкой спросил он. — Это что? План? Правильно начинаете. А какой урожай запланировали?

— Потом узнаешь, — сухо ответила Зина, опять чувствуя в тоне отца несерьёзное отношение.

— А кто же вам план-то будет утверждать?

— Сами утвердим.

— Ну, ну… — продолжал Николай Тимофеевич. — Сидите в комнате, разговоры разговариваете, планы составляете, а ребята навоз таскают. Они не разговаривают, а дело делают.

— Ну, что ты, папа, на самом деле! — обиделась Зина. — Они по-своему, а мы по-своему… Значит, по-твоему, никакого плана не надо, да?

— Нет, почему же? План — это не плохо, когда есть что́ планировать. А две картошки, как ни планируй, — всё две и будут.

Вместо ответа, Зина пожала плечами и направилась в свою комнату, но он удержал её за руку.

— Да ты не сердись. На сердитых воду возят. Я ведь шучу. Давай-ка лучше обедать. Мне некогда.

Зина молча накрыла на стол, нарезала хлеб и налила отцу щей. Пока он мыл руки, она условилась с подругами встретиться через час, и девочки разошлись.

— Ты, Зинуша, свою бригаду понапрасну не мучай, а то им быстро это дело надоест, — сказал Николай Тимофеевич, усаживаясь обедать. — Погода хорошая, у вас каникулы, ну и гуляйте. А то ведь я тебя знаю. Сгоряча ты готова горы своротить, а потом и остынешь. Положила картошку проращивать, ну и пускай она лежит. Придёт срок, — соберёшь бригаду… А так что? Из пустого в порожнее переливать…

— Нет, папа. Я сейчас беседу провела… Чтобы они знали, как это надо делать.

— Ну, ну, смотри сама… Я на всякий случай говорю.

Зине казалось, что сейчас самое время посоветоваться с отцом о том, как ей лучше руководить бригадой. Но в это время дверь распахнулась и в дом вошла Мария Ивановна, а за ней улыбающиеся во весь рот Ваня и Саша. Все они разрумянились от солнца, воздуха и работы, у всех было прекрасное настроение.

— Как раз к обеду! Старшей хозяйки нет, зато младшая дома. Зина, командуй! — приветливо сказал Николай Тимофеевич.

— Я сейчас, — отозвалась девочка, проходя в свою комнату.

— Николай Тимофеевич, вы велели прийти? — спросил Ваня. — Нам Тигунова сказала…

Брови председателя нахмурились, и приветливое выражение исчезло.

— Велел… Садитесь пока. После обеда поговорим, — сказал он и угрожающе повторил: — Серьёзно поговорим!

Мальчики сняли шапки и сели на скамейку возле двери. Никакой вины они за собой не чувствовали. Но настроение сразу упало. Серьёзный разговор с председателем ничего хорошего не предвещал.

Николай Тимофеевич продолжал обедать, не обращая внимания на присмиревших ребят. Зина хлопотала возле стола и, встретив вопросительный взгляд Вани, пожала плечами.

— Насчёт „бабы“, наверно, — шепнул Саша, — которую на дороге поставили. Помнишь?

Ваня презрительно вытянул нижнюю губу и отрицательно мотнул головой:

— Ну вот… он и забыл давно.

В комнате стояла тяжёлая тишина, как это бывает перед грозой, пока не вернулась Мария Ивановна. Она внесла оживление и рассеяла это гнетущее состояние, но ненадолго.

— Такой вопрос, — неожиданно сказал Николай Тимофеевич и строго посмотрел в сторону мальчиков: — насчёт навоза вы давали разрешение, Мария Ивановна?

И вдруг всё опять потускнело.

— Какого навоза? — удивилась девушка.

— Значит, не давали! А что́ было сказано? Или я на ветер говорил? Почему вы разрешения агронома не спросили?

Опустив голову, мальчики молчали.

— Ну, папа, ты уж очень… Старый навоз у хуторов… Значит, по-твоему, если нам камни понадобятся, то и их взять нельзя? — неожиданно заступилась Зина.

— Да! Если те камни для дела заготовлены и на место привезены, для строительства к примеру, — нельзя! Ты их не выгораживай, Зина. Камни камнями, а навоз для сельского хозяйства — ценность.

— Мы же не для себя, Николай Тимофеевич, — сказал Саша.

— Не имеет значения. А лопаты вы где взяли? — спросил он и, немного подождав, повторил вопрос: — Где взяли, я спрашиваю!

Отрицать и запираться было бесполезно.

— Нашли… — еле слышно ответил Саша.

— Где нашли?

— За скотным сараем.

— Так. Интересная находка! Хорошо, что не в сарае или не в складе нашли. Вот, Мария Ивановна, вы говорили, что пионервожатой раньше были… Как в таких случаях надо поступать?

— Надо послушать, что они скажут, — ответила девушка.

По всему было видно, что ей жаль ребят, но она не хотела и не могла оправдывать их поступка.

— Иван, ты, как бригадир, — обратился председатель к Рябинину, — какую ты оценку даёшь… А? Как такая находка называется?

— Конечно, утащили… — с трудом сказал Ваня, не поднимая глаз.

Если бы тут не было Марии Ивановны, он чувствовал бы себя иначе.

— Мы же не для себя их взяли, — сказал Саша.

— Опять не для себя! А для кого? Я понимаю, что не для продажи… Ну вот, посудите сами, если вы на самом деле пионеры! Я вам такой пример приведу… Стоит на улице бочка с водой. А вам поливать надо на мичуринском участке огурцы, скажем! До озера далеко. Таскать воду лень. Ну, вы взяли ту воду и вычерпали. Нашли! На улице стоит неизвестно чья бочка… И вдруг пожар! Прибежали люди, хвать-похвать — воды нет! Пожар можно бы сразу двумя вёдрами потушить, а пока бегали к озеру за водой, огонь разгорелся… Кто будет виноват?

Некоторое время молчали. Николай Тимофеевич барабанил пальцами по столу, Мария Ивановна ходила по комнате, Зина стояла у окна, а мальчики сидели без движения, внимательно разглядывая на полу сучки.

— Мне не жалко лопат… Если вам надо, выпишите со склада дюжину! В каждом деле порядок должен быть! Правильно я рассуждаю, Мария Ивановна?

— Да. Я считаю, что если они действительно и нашли лопаты, то долг пионера — вернуть их владельцу.

Николай Тимофеевич взглянул на ребят и встал.

— Мы сделаем так: вынесем выговор на словах, так сказать, внушение, и этим на первый раз ограничимся.

— А лопаты? — спросила Мария Ивановна.

— Лопаты мы закрепим за ними как трофейные, — с усмешкой ответил Николай Тимофеевич. — Настоящие трофеи о победе напоминают, а эти трофеи — память о поражении…

Через несколько минут мальчики вышли на улицу. Ваню не радовал ни яркий солнечный день, ни весёлое пение скворцов. Он глубоко переживай свой позор.

— Здо́рово влетело, — сказал беззаботно Саша.

— А ну тебя! Замолчи! — огрызнулся Ваня. — Если в другой раз подведёшь… мало не будет! — погрозил он, и Саша понял, что товарищ говорит серьёзно.

16. Подарок

Получив разрешение, обе бригады занялись заготовкой перегноя. За три дня разыскали и перетащили к парникам много старых навозных куч. К вечеру на третий день Ваня взял зимние короткие удочки и, остановившись против окон пыжовского дома, пронзительно свистнул.

— Ты что? — спросил выскочивший на крыльцо Саша.

— Пошли на озеро!

Уговаривать Сашу не пришлось. Он давно с тоской поглядывал на озеро, но, верный дружбе, на рыбалку без Вани не ходил.

Вид озера изменился. Еще вчера тёмные поля растаявшего снега пугали трусливых: „Не провалиться бы!“ Сейчас вся поверхность озера имела ровный голубой цвет к востоку и ослепительно золотистый к западу. Талая вода ушла в многочисленные трещины и подняла лёд.

— Смотри, Ваня! Лёд всплыл!

— Давно пора.

Скользя взглядом по льду, мальчики наткнулись на чёрную фигурку рыбака далеко от берега.

— Вон, против тресты Федька ловит! — показал Саша пальцем.

— Айда к нему!

Сошли на лёд. Ваня шагал смело, не обращая внимания на трещины. Саша ступал боязливо, внимательно разглядывая хрустящие под ногами льдинки.

— Да ты не бойся! Лёд, знаешь, какой…

Для доказательства Ваня ударил несколько раз пешней по льду. Это убедило Сашу, но всё равно неприятное чувство опасности осталось.

Минут через десять подошли к рыбаку, одиноко сидевшему на корточках перед лункой. Федька Широков был их ровесник и жил в колхозе „Ленинские искры“, на противоположном берегу.

— Здоро́во, Федя! На червя ловишь? — спросил Ваня.

— На червя.

— Клюёт?

— Плохо! — ответил мальчик и покосился на лежавший рядом мешок, в котором трепыхалась рыба.

Конец его коротенькой удочки, стоявшей на подставках, дёрнулся, и он вытащил довольно крупную плотву.

— Видал? Плотва берёт! — заметил Ваня, отходя от рыбака. — Ты взял жерлицу?

— Взял.

— Если поймаем плотву, насадим… Щуки должны ловиться.

Выбрав место метрах в пятидесяти от Федьки, Ваня принялся рубить лунку. Звонко бьёт пешня, и во все стороны брызгами летят льдинки, сверкающие серебром на солнце. По мере углубления удары становились глуше. Саша поминутно выгребал из ямки нарубленный, мелкий, похожий на снег, лёд. Наконец лёд „забубнил“. Это значит, близко вода. Ваня надел шнур от пешни на руку. Ещё несколько взмахов — и пешня провалилась вниз. В пробитом отверстии забурлила фонтанчиком вода, пока не сровнялась с поверхностью льда. Зачистив края лунки, Ваня перешёл на другое место.

Покончив с лунками, друзья направились ближе к берегу. Летом здесь густой щетиной поднимался из воды тростник, или, как его называли, „треста“. Немного не дойдя до границы тресты, Ваня сделал третью лунку, для жерлицы.

— Федька опять вытащил, — вполголоса сообщил Саша. Его охватывало нетерпение. Ловля подо льдом — очень увлекательное дело, надо только найти место, где держится рыба. Бывает, что рыбак наткнется на хорошее место — и, словно из садка, таскает рыбу. А совсем рядом делают лунки — и, как в колодце, ничего нет!

Вернувшись к первым лункам, ребята размотали удочки, наживили червей и, волнуясь, опустили их в воду. Бывает, что червяк еще не успеет до дна опуститься, а рыба его схватит и потащит в сторону… Прошла минута, другая… Не клюёт. Значит, надо ждать.

Саша положил удочку на край лунки.

— Ну, что, Ваня? Не клюёт?

— Нет. А у тебя?

— Тоже ниче…

Не успел Саша договорить, как кончик удилища резко дёрнулся, сама удочка подскочила и чуть не нырнула в лунку. Саша схватил её и потащил. Рыба упиралась.

— Здо-оровый… — пробормотал он прерывающимся от волнения голосом.

— Поймал? — спросил Ваня, оглянувшись.

Саша присел над лункой и медленно выбирал лёску. По рукам его было заметно, как сопротивлялась и дёргала рыба.

— Не упусти! — предупредил Ваня и почувствовал, как в этот момент по его удочке словно кто ударил.

Зимой, в холодной воде, рыба обычно спокойней, но и сейчас упругие толчки, тяжесть на крючке волновали мальчиков не меньше, чем летом.

— Есть! — торжествующе воскликнул Саша, вытаскивая на лёд крупного окуня. — Тише, тише, голубчик!

У Вани тоже попался окунь, но значительно меньше. Зелёный, с красными плавниками, он был очень красив.

— Старший племянничек попался… Хорошо бы теперь ихнего папашу зацепить… — говорил Саша, меняя червя и снова опуская его в лунку.

На рыбной ловле он любил разговаривать. Ваня же был всегда молчалив и сосредоточен. Всех пойманных рыб Саша называл в зависимости, от величины: папаша, мамаша, сынок, дядя, тётя, племянник. Самых мелких он называл внуками и правнуками. „Дедушки“ и „прадедушки“, в представлении мальчика, жили в глубине озера и никогда не попадались на удочку. По мнению Саши, они были слишком умны, чтобы их можно было обмануть каким-то червяком.

— Ваня, а у тебя племянничек?

— У меня дядя!

— Ну да! Дядя, знаешь, какой? На полкило… Ага! Опять сцапал! Давай, давай!.. Этот калибром помельче… упирается… — вполголоса ворчал Саша, выбирая леску. — Иди, иди, голубчик… Чего тебе там делать? Там темно, холодно… Гоп! Вот!.. Нет, ничего, подходящий. Младший сынок… Ишь ты! А кто виноват? Не надо хвататься за крючок! — весело говорил он прыгающей на льду рыбе. — В другой раз будешь умнее…

За полчаса Саша поймал семь окуней. У Вани не клевало. Ни разу в жизни ему не хотелось поймать рыбу так, как сегодня. И, как назло, кроме этого несчастного окуня, ни одной поклёвки.

Когда Ваня потерял уже всякую надежду, неожиданно попалась небольшая плотва. Он немедленно взял у приятеля жерлицу и бегом побежал к заготовленной лунке. Размотав метра два шнура и осторожно насадив за спинку плотву, Ваня пустил её в лунку. Некоторое время рыбка, вяло шевеля хвостом, плавала кверху брюхом. Затем очухалась и убежала под лёд. Шнурок натянулся. Жерлицу пришлось привязать пока к пешне и бежать на берег за палкой.

Пока Ваня возился с жерлицей и бегал за палкой, Саша поймал ещё трёх окуней.

Солнце опустилось совсем низко. Становилось всё холодней. Лунка начала подёргиваться морщинистым льдом. Крепко пощипывало мокрые пальцы.

Прошёл час. Солнце скрылось. Гулко застучали по льду шаги уходящего домой Федьки, а Ваня всё ждал у лунки.

— Хватит! Всё равно не клюёт. Рыба спать ушла. Пойдём домой! — сказал Саша, сматывая лёску.

— Тебе хватит, а у меня всего один.

— Завтра поймаешь.

Делать было нечего. Пришлось и Ване сматывать удочку.

Жерлицу следует осматривать утром, но Ване захотелось проверить палку, к которой она привязана, и он свернул в сторону.

— Ты куда? — окликнул его Саша.

— Палку посмотрю. Ты иди, я догоню.

Темнело. Багровый закат всё сгущался и окрашивал неровности льда кровавым цветом. На озере имелись тёплые ключи, и в тех местах лёд был совсем тонким, как плёнка. Саше казалось, что впереди него такая промоина. Вот сейчас он сделает несколько шагов и ух!.. под лёд. Стало жутко. И вдруг раздался отчаянный крик.

— Сашка-а! Сюда-а!

От неожиданности у мальчика подкосились ноги, а сердце словно оборвалось. „Провалился“, — мелькнула страшная мысль. Оглянувшись, он увидел друга, топтавшегося вокруг лунки.

— Ты чего-о? — крикнул Саша.

— Щука-а! Большая!

Забыв о страхе, Саша со всех ног бросился к Ване. Действительно, Ваня с трудом удерживал в руках шнур.

— Не давай ей опомниться… Перекусит…

— Струну-то… Ох, здоровая!

Щука не дёргала, но шла туго. Похоже было на то, что крючок зацепился за небольшую корягу и поднимал её со дна.

— Сорвётся… обязательно сорвётся… — жалобно говорил Ваня, медленно выбирая шнур.

— Ты осторожней… Дай-ка я!

— Не тронь! Тебе говорят, не тронь! Я сам знаю…

Ударившись об лёд, щука сильно дёрнула, но Ваня успел отпустить шнур, слегка притормаживая его пальцами.

— Сорвалась? — шёпотом спросил Саша, когда шнур остановился.

— Тут, — таким же шёпотом ответил мальчик и вздохнул. — Как она рванула-то…

— Не торопись, Ваня… — умоляющим голосом попросил Саша.

— Да знаю…

Несколько раз он поднимал щуку, но каждый раз она подходила к лунке и, ударившись о лёд, уходила снова вглубь. Почувствовав, что рыба сидит на крючке крепко, Ваня стал тащить смелее. Улучив момент, он направил показавшуюся голову в лунку и сильно потянул. Щука рванулась вперёд и застряла в лунке. Крючок сорвался. В первый момент ребята растерялись. Широко открытая зубастая пасть, торчавшая надо льдом, начала медленно сползать вниз. Сейчас уйдёт… Но Ваня бесстрашно схватил рыбу за верхнюю челюсть. Щука закрыла рот…

— Э-эх! — крякнул от боли мальчик. — Как вцепилась!

— Ты за глаза, за глаза!

— Не пролезает. Руби лунку… скорей!

Саша схватил пешню и забегал вокруг приятеля, не решаясь долбить лёд, чтобы не ударить Ваню по руке.

Другой рукой Ваня схватил рыбу за глазные впадины и потянул. Лунка была маловата, но когда надо льдом появилась вся голова, Саша подхватил щуку за жабры, и вдвоём они вытащили её на лёд. Щука открыла рот и освободила окровавленную руку рыбака. Было больно… Но что значит боль и кровь, когда щука весила не меньше шести килограммов!

Кряхтя и морщась от боли и холода, Ваня вымыл руку в лунке, замотал её платком и только тогда засмеялся счастливым смехом.

— Ну что, видал? Сам дедушка!

— Ну да! Щучьи-то дедушки бывают на два пуда…Это внучатый племянник…

На берег вернулись поздно. Когда они поровнялись с домом председателя, Ваня остановился.

— А, знаешь, что? — сказал он. — Давай подарим щуку Марии Ивановне. А?

Он ждал, что Саша будет возражать, но тот равнодушно сказал:

— А мне-то что… Щука твоя. Дари, пожалуйста.

Всю дорогу Сашино сердце глодал червь зависти и досады. Жерлица принадлежала ему, и если бы он поймал плотву немного раньше, то щука и слава были бы тоже его…

Дарья Андреевна всплеснула руками, когда вошли мальчики и Ваня положил щуку на лавку.

— Ну и щучка! Как это вы поймали?

— Дарья Андреевна, это мы для Марии Ивановны поймали, — сказал Ваня.

— Мария Ивановна! Зина! — крикнула Дарья Андреевна. — Идите-ка сюда!

Саша забыл о своей досаде, когда начались аханья, похвалы и расспросы. Он был таким же героем, как и Ваня, если не больше. Рассказывать о том, как была поймана щука, пришлось ему, и само собой разумеется, что о себе он не забыл. По словам Саши выходило, что если бы он во́-время не подхватил щуку под жабры, то она могла руку откусить, а то и самого Ваню утащить под лёд.

Заметив перевязанную платком руку, Мария Ивановна взволнованно захлопотала. Она налила в таз тёплой воды, осторожно обмыла ранки и перевязала руку бинтом. Зина деятельно помогала.

— Не больно, Ваня? — спрашивала Мария Ивановна, чуть прикасаясь своими маленькими тёплыми пальцами к онемевшей от холода руке мальчика.

— Не-ет… какое там… — говорил Ваня, улыбаясь.

Сашу он не слушал. А если бы и слушал, то возражать не стал бы. Не всё ли равно, кто из них поймал рыбу. Ловили вместе, а значит, всё пополам.

Наконец рука была перевязана, всё рассказано, и мальчики собрались уходить.

— Щуку-то возьмите! — вспомнила Мария Ивановна.

— Это вам подарок, — сказала с улыбкой Дарья Андреевна.

— Подарок? — удивилась та. — Уж очень большая…

— Какая попалась. На ваше счастье.

— Ну, спасибо, Ванюша! — сказала она, и это было самое лучшее.

Ваня был вполне счастлив.

17. Драка

Последний день каникул.

От больших окон и белых стен в доме светло. Пахнет свежевыстроганным деревом и смолой.

На столе, на скамейках, на полу стоят новенькие ящики, на дне которых мальчик сверлит дырки, чтобы при поливке рассады в них не застаивалась вода.

Пришла мать. Она косо посмотрела на работавшего сына, на сыпавшиеся опилки и вздохнула. Всю эту затею с картошкой она считала ребячьей забавой, в лучшем случае — учебным занятием и не придавала ей серьёзного значения.

— Что это за ящики?

— Рассадочные. Будем ростки укоренять.

— Куда столько? — удивилась мать и покачала головой.

Достала из печки чугунок с горячей водой, приготовила пойло и ушла к корове.

Действительно, ящиков сделано много. Наверно, больше, чем надо. Ваня и сам не верил, что все они понадобятся, но всё-таки лучше иметь запас. Ящики он делал с Борей Дюковым. Иногда приходила помогать Катя Миронова. Остальные ребята как-то охладели и перестали „играть в бригаду“. Саша целые дни пропадал на озере. Костя с утра до вечера, вместе с Марфушей, находился на конюшне и помогал Тихону. Вася уехал в гости к тётке. То же самое происходило и в бригаде девочек. Все были заняты своими делами. Завтра начнутся уроки, школа заполнит всё время, и про картофель совсем позабудут.

А картофель рос. Каждое утро Ваня выдвигал из-под кровати ящик, разгребал осторожно опилки и видел, как прибавляются ростки. На ребят он не сердился. Работать без увлекательной и ясно видимой цели, работать по принуждению никому не интересно. Это он давно заметил на себе.

Бывало сидит он дома и книжку читает.

— Чего ты расселся! Принеси-ка воды! — скажет ему сестра Настя.

— А сама не можешь?

— Стало быть, не могу!

Ваня видит, что ничего она не делает, а просто ей лень, но спорить бесполезно. Приходится идти к озеру. Ох, как тяжелы тогда вёдра! И дорога кажется длинной, и коромысло больно давит на плечи.

Дед делал иначе. Подойдёт бывало утром к кадке и скажет:

— Сколько тут вёдер до верху не хватает? Как ты полагаешь, Ванюша?

— Шесть вёдер, — ответит он, заглянув в кадку.

— А по-моему, восемь.

— Шесть!

— Плохо считаешь, друг! Глазомер у тебя плохой!

Поспорят, поспорят, и Ваня начинает доказывать. Вот уж тогда он набирает полные вёдра и старается их не расплескать. Живо принесёт шесть вёдер и кричит деду:

— Дед, иди смотри, у кого глазомер плохой…

Дед подойдёт и усмехается.

— У тебя… Неполная кадка. До верху ещё уйдёт два ведра.

— Ну уж и два! Полведра не уйдёт!

И они весело спорят, пока дед, поторговавшись, не признается, что Ваня прав.

Ваня на всю жизнь запомнил, что труд приятен только тогда, когда решается какая-то задача или известны цель и результаты этого труда.

Каждую весну приходится работать на огороде, копать землю. Что делать? Надо! И Ваня принуждает себя. Пушистая жирная земля легко поддаётся заступу и, перевёрнутая, сама рассыпается на мелкие комочки. Однообразие работы скоро начинает утомлять. В голову лезут непрошенные мысли. „Ребята, наверно, смолят лодку…“ Но Ваня заставляет себя думать о другом, о том, как будет выглядеть огород.

Вот они вскопают землю, сделают ровные грядки и граблями разрыхлят их поверхность. Красиво! Везде прямые ровные линии.

Затем начнётся главное: маленькие семечки разных овощей они будут раскладывать в приготовленные бороздки. Ваня любил сеять. Он испытывал при этом какое-то особое, волнующее чувство.

Вот семечко. Оно лежало год или два без изменений. Но Ваня положил его в землю, и через какое-то время в нём проснётся жизнь. Скорлупка лопнет, и вылезет росток. Кверху потянутся готовые листочки — семядоли, а вниз полезет корешок. Разве это не фокус, похожий на чудо? Здесь, на огороде, Ваня и фокусник и зритель одновременно. Вот, например, несколько совершенно одинаковых семян. Их трудно отличить одно от другого. Разве что некоторые немного крупней, а другие чуть помельче. Посеять их — и начинается удивительный фокус: из одного семечка вырастает капуста, из другого брюква, из третьего репа, из четвёртого редька. Одна капуста может быть красной, другая цветной или кольраби. Репы тоже разных цветов и форм, как и редька. А семена были как будто одинаковые, и если случайно смешать их, то разобрать на глаз невозможно.

Так начинает думать Ваня, и работа уже не кажется однообразной и утомительной.

Размышления Вани прервал знакомый свист за окном. Свистел Саша, и свистел как-то необычно, тревожно. Отложив готовый ящик, Ваня подошёл к окну и чуть не ахнул. Под глазом у Саши темнел синяк, а правая щека была в крови. Ване показалось, что у друга всё лицо окровавлено. Схватив шапку и полушубок, он выскочил из дому.

— Кто это тебя? — спросил Ваня.

Ничего страшного не оказалось. Синяк небольшой, а кровь шла из носа и рукавом была размазана по щеке.

— Ты подрался, что ли?

— Подрался, — мрачно сказал Саша, вытирая припухший нос.

— С кем?

— С Федькой.

— Из-за чего?

— Он жерлицу обрезал.

— А почему ты думаешь на Федьку? Ты видел?

— Больше некому.

— А он что говорит?

— Отпирается. Ты, говорит, картофельник, иди к своей картошке…

— А ты что?

— Я размахнулся и стукнул.

— А он?

— Он — сдачи…

— Та-ак! — протянул Ваня.

Остальная картина ему была ясна. Дело обычное. Подрались, и попало, конечно, Сашке. „Но что теперь делать? — подумал Ваня. — Пойти на тот берег и вздуть Федьку?“ Он хотел быть справедливым. Ничего обидного в прозвище „картофельники“ Ваня не видел, а Сашкин синяк — это не причина, чтобы Федьку бить.

Все ребята прекрасно понимали, что дракой спора не решить, что подравшийся пионер накладывает позорное пятно на весь отряд, что драться стыдно, нехорошо, некультурно… И всё-таки, разве удержишь себя…

Самое неприятное в драке — это её последствия, вроде Сашиного синяка. Сам по себе синяк — пустяки, но вот расспросы взрослых… Ни один настоящий мальчик не сознается и не пожалуется.

— Ну так что? Пойдём в колхоз? — спросил Ваня после некоторого раздумья.

— Федька на озере, — пробубнил Саша.

— А откуда он про картошку знает?

— Я сам рассказывал.

— Ну и дурак! — рассердился Ваня. — Сам рассказывал, сам первый начал, а жалуешься!

— Так я не жалуюсь. Я просто так… Если будет ещё дразниться, тогда другой вопрос.

— А ты раньше времени про картошку никому не рассказывай, — нравоучительно закончил Ваня. — А не то я еще прибавлю!

18. Ненаписанное письмо

У Зины только что происходила задушевная беседа с подругами. Она снова рассказала о своей поездке в Ленинград и о знакомстве с городскими пионерами. Девочки слушали, затаив дыхание. Зина и сама удивлялась, не понимая, почему с каждым разом рассказ становился всё увлекательней. Откуда берутся всё новые и новые подробности, на которые раньше она даже не обращала внимания?

Домой Зина возвращалась в прекрасном настроении, с твёрдым намерением написать замечательное письмо шефам. По пути придумала множество хороших слов и всяких красивых выражений, какие даже во время сочинений на уроках русского языка не приходили в голову. Чем больше думала Зина об этом не написанном еще письме, тем радостней становилось на душе. Она мечтала о замечательной дружбе, которая будет продолжаться долгие годы, о том, как они вырастут и будут вместе работать.

Марии Ивановны дома не оказалось. Отец сидел за столом над сводками. Пройдя в свою комнату, Зина достала новую тетрадку и принялась за письмо. Но странное дело: как только перед ней появилась бумага и чернила, так сразу исчезли из головы все замечательные слова. Радость продолжала бурлить в душе, но слов для выражения этого чувства не было.

„Здравствуйте, Серёжа и Светлана!

Мы хотели писать друг другу письма, и я надумала писать. Доехали мы хорошо и благополучно.

В Ленинграде мне…“

Перечитав написанное, Зина поморщилась, зачеркнула, затем вырвала страницу, скомкала её и бросила на пол.

На новой странице она начала по-другому:

„Здравствуйте, Светлана и Серёжа!

Пишет вам Зина Нестерова из колхоза „Дружный труд“. Мы с вами познакомились в Ленинграде, когда приезжали вместе с Ваней Рябининым в пионерский дом. Мне очень понравилось у вас, и я часто вспоминаю про вас и рассказываю нашим девочкам-пионеркам…“

Нет, не так надо… На третьем листе Зина успела написать два слова и поставила жирную кляксу. На четвёртом она написала так:

„Здравствуйте, Светлана и Серёжа!

Вы обещали первые написать нам письмо, а всё не пишете. Если вам не интересно с нами дружить, то вы прямо так и скажите…“

Опять не то…

Этот листок был не только скомкан, но и разорван на несколько частей…

* * *

Каждый вечер, возвращаясь домой, Мария Ивановна мысленно подводила итоги дня и намечала план на завтра. Это уже превращалось в привычку.

Как-то Николай Тимофеевич сравнил её с полководцем, который готовится к штурму крепости. Это сравнение ей понравилось. На самом деле приближался день, когда две полеводческих, одна тракторная, кормовая и овощная бригады, вооружённые плугами, боронами, сеялками, выедут на поля, и разгорится сражение. Комсомольцы, или, как их уже называли, „скороспелая бригада“, и пионеры — это разведчики. Они уже действуют.

И каждый вечер Мария Ивановна думала о том, как расставить силы, куда и что завезти, чтобы победить в возможно более короткий срок.

Правда, в этом сражении был один крупный недостаток: отсутствие врага. Нельзя же землю считать врагом. А если врага нет, — значит, не будет ни яростного сопротивления, ни тяжёлых потерь. И всё-таки это сравнение ей нравилось.

Зина сидела в своей комнате за столом перед раскрытой тетрадкой, но не писала, а смотрела в окно. По щекам девочки катились крупные слёзы. Кругом было набросано много вырванных из тетрадки и скомканных листков бумаги.

— О чём ты плачешь?

Девочка вздрогнула, оглянулась и, застигнутая врасплох, закрыла лицо руками. Мария Ивановна нагнулась, подняла и расправила один из листков.

„Здравствуйте, Светлана и Серёжа!

Завтра кончаются каникулы, а вы ничего не написали. Потом вы будете заняты уроками, и тогда некогда писать. Наши колхозные пионеры очень ждут от вас письма, потому что мы с Ваней про вас рассказывали, какие вы хорошие, что даже обещали быть шефами…“

— По-нят-но! — протянула Мария Ивановна. — О чём же ты всё-таки плачешь?

— Ничего не выходит… — еле слышно созналась Зина.

— Это я вижу, — с улыбкой сказала девушка, собирая скомканную бумагу. — А может быть, ты написала бы сначала черновик, посоветовалась с Ваней?..

— А ну его! — сердито сказала Зина. — Он не хочет.

— Почему?

— От гордости… — всё так же сердито продолжала Зина, вытирая слёзы. — Мы, говорит, напрашиваться не будем. Пускай сначала сами напишут. Они обещали первыми написать.

— А это правда? Они обещали? — серьёзно спросила девушка.

— Да.

— Тогда я с ним согласна, — сказала Мария Ивановна, но сейчас же поправилась: — Во всяком случае, торопиться не надо. Времени прошло немного, и следует подождать.

Зина не возражала, хотя в душе и не соглашалась ни с Ваней, ни с Марией Ивановной. Она считала, что если ждать, то дружба может оборваться. „А что, если Серёжа со Светланой просто забыли своё обещание или потеряли адрес и ждут от нас письма?“

— А ты думаешь иначе? — спросила Мария Ивановна, словно угадав её мысли.

— Ну ладно, подождём, — неохотно согласилась Зина.

Мария Ивановна достала из кармана блокнот, устроилась за столом и стала приводить в порядок свои дневные заметки. Зина сунула в печку испорченную бумагу, подошла к окну и уткнулась лбом в холодное стекло.

Ясный морозный день подходил к концу. Последний день каникул, — завтра в школу. Солнце спустилось совсем низко. Перед домом росла берёза. Правый бок её был ослепительно жёлтый. Сверху над окном вытянулась длинная сосулька. На кончике её дрожала и переливалась разными цветами капелька. Вот она сорвалась и сверкнула перед глазами.

— Мария Ивановна, вы не знаете, почему маленькие дети любят сосать сосульки? — спросила Зина. — Вот которые на крышах? Я сегодня попробовала и совсем не вкусно.

— Может быть, тебе такая невкусная сосулька попалась? — пошутила девушка.

— Нет, верно?

— Не знаю, Зиночка. Когда я была маленькой, я тоже пробовала. А знаешь, почему?

— Почему?

— Из-за самого слова. Я думала так: наверно, эта льдинка называется сосулькой потому, что её следует сосать. Сосулька!.. Тогда я придумала ещё и другое слово — сосульдинка!

Снова тишина, и снова на кончике сосульки задрожала разноцветная капелька. Зина смотрела на неё и мысленно сочиняла письмо:

„Здравствуйте, дорогие шефы! Пишет вам колхозная девочка Зина Нестерова, про которую вы, наверно, и думать забыли. Разве не правда? Вы обещали написать письмо и до сих пор не написали. Я часто рассказываю нашим пионеркам, и все они рады, что у нас есть шефы. Погода стоит весёлая, солнечная, но зато холодная. Картошку мы положили проращивать, как нужно. Мальчики наделали много ящиков. Натаскали старого перегноя. Руководитель у нас хороший — Мария Ивановна, агроном. Она недавно поступила в наш колхоз работать, а раньше училась в Ленинграде и была пионервожатой…

Очень много хочется написать вам про дружбу между городом и деревней. Наша деревня теперь совсем не такая, как раньше…“

Зина не знает, какая была деревня раньше, но на лице у девочки заиграла улыбка, а в душе проснулась радость. Она мечтательно смотрит на яркую капельку, а губы шепчут…

Простые и нужные слова приходят сами. Хочется опять сесть за стол и взять в руки перо… „Но ведь мы решили подождать“, — думает она и успокаивается.

19. Первые ростки

Шумно на широкой улице колхоза „Дружный труд“. Раньше солнца встали сегодня ребята, собираясь в школу.

— Эге-ге-е! Костя-а!

— Картофельники-и! Собирайся!

Завидев выходящего из дома школьника, кричали во всю глотку. Встречая, хлопали сумками по спине. Девочки смеялись, взвизгивали.

Отправились с песней.

На школьном дворе необычайное оживление. Крики, беготня, игры… Со всех сторон стекаются ребята. Старшеклассники держат себя солидно, а малыши словно с цепи сорвались. Опасно пройти по двору. Того и гляди, собьют с ног.

Наконец двери школы открыли, и десятки ребячьих ног затопали по коридору.

Первый звонок. Медленно затихает гул голосов. Все надеются, что сегодня вместо уроков будут разговоры о каникулах и понадобится не меньше недели, пока школа по-настоящему „раскачается“ и занятия начнутся нормально.

Так было в прошлом году. И вдруг всё резко изменилось.

Школьники сразу обратили внимание на новые плакаты, которые висели в коридоре, в классах, в пионерской комнате:

„Родина требует образованных, знающих, дельных граждан!“, „Хорошо учиться — это священный долг советских ребят“.

Звонок еще продолжал трезвонить, еще не все успели сесть за свои парты, как в дверях появился учитель.

— Здравствуйте, ребята! — приветливо, но по-деловому поздоровался он и сразу взял журнал. — Садитесь! Пожалуйте к доске, Поленов… Миронова…

И началось… Двойка… Тройка…

— Что же вы распустились? Всё успели позабыть? Не дело, друзья… Пожалуйте к доске, Рябинин… Замятина…

Половину класса успел спросить. И никаких разговоров о каникулах, словно их и не было.

И начались напряжённые, трудовые дни. Школа, уроки, домашние задания, пионерский сбор… А где-то впереди — экзамены. Некогда думать ни о весне, ни о картошке.

Но вот прошла неделя, и стало полегче: ребята втянулись, „вошли в колею“.

Приближалось одиннадцатое апреля — день, когда по плану намечено было снять первые ростки.

Два дня дул тёплый, южный ветер, и температура, даже ночью, не опускалась ниже восьми градусов. Десятого апреля весь день лил дождь и уничтожил остатки снега. Теперь его можно было увидеть только притаившимся в канавах, на северной стороне построек да кое-где в лесу.

— Зина, работать слепо по календарю нельзя, — сказала Мария Ивановна, когда девочка перед уходом в школу принесла и показала ей ящик с клубнями, обратив внимание на то, что ростки очень большие. — По плану вы должны завтра срезать ростки, а надо было это сделать позавчера. Жизнь всегда вносит поправки в план, и надо самой следить… Ты бригадир. Весна приходит не по отрывному календарю.

— Да-а… — неуверенно протянула Зина. — А вдруг чего-нибудь испортим?

Мария Ивановна взглянула на бригадира и засмеялась. Она уже знала эту черту в характере девочки.

— Не бойся. Работать надо смело!

Об этом разговоре Зина сообщила Ване. Они условились собраться сегодня после уроков, чтобы обламывать ростки картофеля.

„А есть ли там ростки? Не загнила ли картошка в сырых опилках?“ — думали ребята, когда Ваня приказал всем прийти к нему после обеда. Никто ничего не знал, а Ваня на все вопросы отвечал коротко и делал таинственное лицо:

— Сам увидишь!

Так же вела себя Зина с девочками.

Всё это возбуждало любопытство, и немудрено, что, когда мальчики собрались в доме Рябининых, они с нетерпением ждали начала работы. К ребятам подсел дед. Тут же была и Марфуша, увязавшаяся за Костей. Из разговоров брата и сестры она знала о какой-то замечательной картошке, которая хранится у Вани и из которой нарастёт много-много — делая гора — другой картошки. Девочка залезла на скамейку и животом легла на стол.

— Ваня, а мне дашь посмотреть?

— Дам. Только не кричи, не шуми.

— А я тихая… Верно, Костя, я тихая?

— Да тихая, тихая… Замолчи!

Лукаво поглядывая на друзей, Ваня неторопливо вышел в соседнюю комнату, вытащил из-под кровати ящик и, вернувшись, торжественно поставил его на стол.

— Ого!

— Вот это да-а!

— Вон сколько!

В двух местах, где лежали клубни, из-под опилок вылезли пучки нежных, хрупких белых ростков.

— Раз, два, три… — вперебивку шёпотом начали считать ребята.

На одном клубне было девять штук, на другом — одиннадцать.

— А где картошки? — спросила Марфуша, не понимая, что́ они считают.

— Ну-ка, отодвиньтесь! — приказал Ваня. Бесцеремонно отстранив ребят, он осторожно запустил руку в рыхлые опилки и вытащил клубни.

— Вот, Марфуша… Видела, какая картошка? — сказал он.

Ростки торчали прямо, но были несколько великоваты. Полагалось три-пять сантиметров, а эти выросли до семи. Кроме больших, готовых к посадке, по бокам глазков торчали совсем маленькие. У основания ростков были заметны пупырышки корешков, а у „северной розы“ они даже вытянулись на целый сантиметр.

— А зачем они белые? — спросила девочка, но на неё никто не обращал внимания.

— Ну, а что дальше? — усмехнулся дед.

— Увидишь, — сказал Ваня. — Ребята, значит, на каждого приходится по четыре штуки. Сначала я обломаю, а потом вы… Смотрите, как надо. Беру я за самый низ и чуть поворачиваю картошку. Вот!

Ваня сделал лёгкое движение, и росток с еле слышным хрустом отделился.

— Ну, кто теперь?

— Я! Я! — вызвалась Марфуша.

— Ты нам не мешай! — остановил её Костя. — А не то домой отправлю.

— Да ломай сам! Испортим еще, — предложил Саша.

Видя, что остальные не возражают, Ваня осторожно обломал все ростки.

— А теперь что? — спросил дед.

— А теперь мы их посадим. Давайте ящик сюда!

На окнах стояли давно приготовленные и набитые землёй (смесь перегноя, огородной земли и песка) два рассадочных ящика.

Когда ящик поставили на стол, мальчик сделал пальцем ряд ямок и посадил ростки так, что они на треть выступали над поверхностью. Затем обжал ростки землёй и сделал второй ряд. Пять рядов, по четыре штуки в ряду, заполнили только половину ящика.

Клубни он положил обратно в ящик с опилками и снова поставил его под кровать.

— Надо бы вспрыснуть… — нерешительно сказал Ваня, возвращаясь к столу.

— А ты полей, — предложил Боря.

— Нет. Если прямо лить, будет неровно и мокро.

— Знаешь, как? Ртом! — посоветовал Костя. — Поля, когда гладит бельё, здорово прыскает. Я тоже умею!

— Правильно! — согласился Ваня.

Ковшом он зачерпнул из кадки воду, разбавил её горячей (холодной поливать вредно) и передал Косте:

— Давай, если умеешь.

Мальчик набрал полный рот воды, отчего щёки его надулись. Затем он отошёл от ящика, нацелился и — при общем напряжённом внимании, — вытаращив глаза, потянул носом воздух… но вдруг, захлебнувшись, проглотил воду и закашлялся.

Все присутствующие, в том числе и дед, разразились весёлым смехом.

— Ловко получилось! Ты больно много воды набрал. Бери поменьше, — посоветовал дед.

Вторая проба получилась удачно. От напора, через сжатые губы, вода вылетела мелкими пылинками, как через пульверизатор.

После Кости попробовал Саша, затем Вася, Боря, и пока смачивали землю, брызгать научились все.

— Ну, а что будет потом? — спросил дед.

— А потом посадим их в поле и вырастут клубни, — пояснил Ваня.

— Из этих-то… вырастет картошка? — недоверчиво спросил дед.

— Да.

Старик почесал бороду и уверенно сказал:

— Ничего не будет. Сгниют.

— А вот увидишь!

Всякое новое начинание дед встречал неодобрительно и предсказывал неудачу. Ваня это хорошо знал и поэтому не обратил внимания на его слова.

— Пошли к девочкам! — предложил он.

20. Преимущество

— Сколько у вас? — спросил Ваня, как только они всей бригадой вошли в дом Нестеровых.

— А у вас?

— У нас двадцать.

— А у нас двадцать три.

Это было полной неожиданностью. Ведь ребята понимали, что, чем дальше, тем сильнее будет сказываться разница в количестве ростков.

— Это они нарочно! — усомнился Саша. — Покажите!

— А вот смотрите на окне.

Обе бригады подошли к ящику и пересчитали торчавшие кончики ростков. Действительно, у девочек было посажено двадцать три ростка.

Настроение у ребят сразу упало, и лица разочарованно вытянулись.

— Ну, девочки, теперь мы победим! — услышал Ваня шёпот за спиной. — Вот увидите!

— Ничего не известно. Цыплят по осени считают, — сказал он. — Посмотрим, сколько приживётся.

— Посмотрим, посмотрим! — задорно ответила Тося.

— А ты не задавайся, — сердито огрызнулся Саша.

— Посмотрим, посмотрим! — повторила Тося.

— Поговори ещё…

— А я тебя не боюсь!

— Тоська, перестань! — остановила её Катя. — Ты как маленькая!

— Знаете что, девочки… Ростки надо поделить, чтобы у всех было поровну, — предложила Зина.

— Правильно! — в один голос согласились Саша и Костя.

Девочки молчали. Предложение Зины сочувствия не встретило.

— Ничего подобного! — резко сказал Ваня. — Не надо нам ваших ростков. Какое это соревнование, если делиться? Посмотрим, как дальше… Это еще только начало.

Говоря это, Ваня хотел утешить ребят. Никакой особой надежды на то, что они смогут перегнать девочек, он не питал, хотя по существу был прав. Действительно цыплят считают по осени. Но это цыплят, а что может случиться с картофельными ростками при внимательном и заботливом уходе девочек? И всё-таки подсчитывать еще рано. Итоги соревнования будут подводиться осенью, и успех решит урожай — количество и вес клубней. Значит, нужно добиться, чтобы урожай был выше, несмотря на меньшее число растений.

В сенях послышались торопливые шаги, и в комнату вошла Мария Ивановна.

— Обе бригады собрались! Ну, как дела?

Стараясь перекричать друг друга, девочки наперебой начали рассказывать о своём успехе и тянули агронома к ящику.

— Тише, тише! Я же не глухая! — успокаивала Мария Ивановна. — Вижу, вижу. А радуетесь вы рановато: до победы еще далеко. Посмотрим, что дальше будет. Ваня, возьми-ка, тебе письмо.

С этими словами она достала письмо и передала удивлённому мальчику.

— Ребята, я очень занята сегодня. Встретимся завтра вечером, — сказала Мария Ивановна и ушла в свою комнату.

Ваня с недоумением разглядывал конверт, пока не догадался прочитать обратный адрес. Прочитал, и перед глазами, как живая, встала высокая девочка в чёрном переднике, с длинными косами. Зина по его глазам догадалась, от кого письмо.

— Ваня, а письмо тебе одному? — спросила она.

— Мне…

— А ты посмотри, может, и мне там есть? — спросила она.

Ваня вскрыл конверт и с волнением прочитал про себя:

„Здравствуй, Ваня!

Извини, что задержала письмо. Всё время было некогда. Бригаду мы организовали. Ребята все хорошие, настоящие мичуринцы. Вчера были у Ст. Вл. и должны получить ещё картошек — наших сортов. В соревновании мы это учтём и весь урожай будем делить на количество картошек. Высчитаем, сколько вырастет на одном клубне. Ст. Вл. спрашивал про тебя. Он советовал не очень часто и много поливать. Картофель не любит слишком мокрую землю, а только влажную. Растение должно свободно дышать. В воде развиваются грибковые болезни. Как вы живёте? Как дела? Мы уже обломали ростки. Всего получилось сорок пять штук. Парник и землю получили в пригородном совхозе. Придётся ездить на трамвае.

Мне очень хочется приехать к вам в колхоз и посмотреть, как вы живёте. Я еще ни разу не была в настоящем колхозе. Только по книгам и по газетам знаю про колхозы. У вас, наверно, хорошо. Мама обещала отпустить на несколько дней. Я уже не маленькая. Я, например, очень люблю животных, а у нас только кошка. Серёжа мечтает ловить рыбу. Я не умею. Но ты меня научишь, если приедем. Занятия в школе начались, и задают много уроков. Вот пока и всё. Теперь напиши ты. Передай Зине привет.

Светлана“.

Прочитав письмо, Ваня положил его обратно в конверт, но, посмотрев на ребят, подумал и спросил:

— Прочитать?

— Прочитай, — попросила Зина.

Ваня не торопился. Он видел, с каким нетерпением ждут ребята, и захотел их помучить.

— Ну, читай, что ли! — сказал Саша.

— Ой, девочки, это он нарочно, — не выдержала Тося.

Наконец Ваня сжалился, вытащил письмо, откашлялся и прочитал вслух.

Поздно вечером, сделав уроки, он сел за ответ. В доме спали. На полатях посвистывал носом дед. Изредка всхрапывал за стеной отец.

Вспомнился шумный, большой город, Дворец пионеров, первая встреча с мичуринцами. Вспомнился ВИР, споры Светланы с Серёжей… Почему она про него ничего не написала? Только о рыбалке. Поссорились они, что ли?.. Потом мысли приняли другое направление. Вот она любит животных, растения, а зачем живёт в городе? Переехала бы в колхоз и жила здесь. Сколько раз он слышал разговоры взрослых, что людей в колхозе не хватает. Когда из колхоза в город уезжают, — это понятно. Все хотят учиться. Он и сам поедет учиться, когда кончит школу. А потом назад, в родной колхоз. Сейчас в деревне и свет электрический, и магазины, и радио, и кино…

„Здравствуй, Светлана!

Письмо получил и прочитал. Живём мы, как всегда жили. Никаких особых приключений не случилось. Доехали благополучно. Ростки обломали и посадили. У нас получилось сорок три. Насчёт поливки я так и считал: мокрота — плохо. Это хоть какое растение не любит, кроме болотных. Недавно поймал я щуку на шесть кило. Она мне прокусила руку. До сих пор не зажило. Когда приедешь, будем рыбу ловить. Учить тут нечему, она сама клюёт. Животных в колхозе у нас много. Люби, каких желаешь, на выбор, хоть тёлку, хоть поросят. Есть и куры, и гуси. Один гусак злой. Девочки его боятся, и зря. Его только надо за шею схватить, когда он лезет щипаться, и конец. Ничего не сделает. Есть у нас и собаки, но особо злых нет. Бригады у нас две: мальчишеская и девчоночная. Работаем мы пока дружно и ни разу не подрались. У нас есть которые любят задирать. В городе мне не слишком понравилось. У нас есть лес, большое озеро. Конечно, и в городе много хорошего: заводы, фабрики, институты. Но всё-таки, когда ты подрастёшь, то лучше переезжай жить в колхоз. Будешь работать учительницей или доктором. Можно и агрономом, зоотехником. Кем хочешь.

Серёже я напишу потом. Скажи, что он первый обещал писать. Пока до свиданья.

С приветом Иван Рябинин“.

21. Пропажа драгоценности

Колхозники смотрели на дорогу, откуда издали, всё нарастая, доносился мощный рёв моторов. Подняв головы и забыв о своей жвачке, прислушивались коровы. Лошади тревожно поводили ушами. Перепуганные скворцы вернулись на ветки, поближе к своим домикам, не понимая, что это с таким грохотом движется на деревню. Грачи подняли радостный крик: „Идут трактора! Ура! Скоро пахать!“ Им вторили ребята, бежавшие навстречу машинам. Воздух дрожал. Звенели стёкла в окнах домов.

Тракторная бригада МТС, прикреплённая к колхозу, прибыла на четыре дня раньше намеченного срока. Местами земля уже созрела, и можно было начинать весеннюю работу.

Трактора, облепленные ребятами, остановились возле правления, пофыркали, поворчали и успокоились.

— Приехали! — крикнул один из трактористов. — Станция Березай, кому надо, вылезай! А ну, помощники, слазь!

Все четверо трактористов были молоды, все члены колхоза „Дружный труд“, и у всех радостно сияли лица.

— Что будем делать, бригадир? По домам? — спросил второй.

— Успеешь. Вот агроном идёт!

Повернувшись, увидели торопливо шагавшую к ним девушку.

— Смирно! Равнение направо! — шутливо скомандовал бригадир, но трактористы приняли команду и, выстроившись в ряд, встретили агронома.

— Разрешите доложить, Мария Ивановна! Прибыли в ваше распоряжение. Никаких происшествий в дороге не случилось.

— А нет, случилось! — сказал Андрей Рябинин. — Кирпичёв раздавил три лягушки, а Журавлёв видел перелётных родственников.

— С приездом! — с довольной улыбкой поздоровалась Мария Ивановна, подавая руку. — Очень рада! Что будем делать? Сегодня день на отдых, на подготовку, а завтра с утра начнём.

Трактористы переглянулись и уставились на своего бригадира. Тот молчал.

— Ну? Решай, Паша!

— Я считаю, что сначала надо узнать и распределить, кто куда, а уж потом всё остальное, — сказал он, подумав.

— Согласны! Идёмте…

В комнате правления Мария Ивановна развернула план колхозных полей с отмеченными синим карандашом участками, где можно было уже пахать.

Услышав шум тракторов, Ваня вскочил с кровати.

— Дед! — крикнул он. — Андрюша едет!

— Слышу, слышу, — ответил старик.

Он, как и внук, торопливо одевался. Ни матери, ни Насти дома не было. Отец вчера уехал в район, на совещание бригадиров-полеводов.

Надевая ботинки, Ваня заметил разбросанные по полу опилки. „Неужели это я вчера просыпал?“

Заглянув под кровать, он обомлел. В тех местах, где лежали клубни, были ямки. „Что такое?“ — со страхом подумал он, еще не совсем понимая, что произошло. Вытащил ящик, пошарил рукой в опилках и не нашёл картофелин. „Неужели крысы утащили? — мелькнула в голове догадка. — Нет. Это невозможно. Откуда быть крысам? Дом новый, и ни мышей, ни крыс не замечалось“.

Пока трактористы с агрономом занимались разметкой и выясняли, кто будет снабжать трактора водой и горючим, на улице собрались чуть ли не все колхозные ребята, от двухлетнего возраста. Всем было интересно, все рассчитывали прокатиться. Школьники пришли с сумками и торопливо доедали свои завтраки.

Вани не было. Вначале на это не обратили внимания, но, когда времени осталось в обрез, спохватились. Саша с Борей отправились за своим бригадиром. Когда они вошли в дом, Ваня с дедом переставляли с места на место мебель, разыскивая крысиную нору.

— Ваня, в школу опоздаем! — предупредил Саша.

— Картошка пропала, — с отчаянием сказал Ваня.

Он уже потерял надежду найти драгоценные клубни и готов был расплакаться.

— Как пропала? — в один голос спросили мальчики.

— Ну нету! — с раздражением сказал Ваня. — Видите, ящик пустой…

— А что ты делаешь?

— Крысиную нору ищем, — ответил дед. — Кроме крыс, некому.

Встревоженные ребята бросились помогать.

— Смотрели уж, — остановил их дед. — Везде смотрели. Ты вот что, Ваня, иди в школу, а я тут посмотрю…

— Это не крысы, дедушка, — еле сдерживая слёзы, сказал Ваня.

— Не расстраивайся. Найдётся картошка, — успокоил его дед. — Иди, иди, опоздаешь.

В школу шли быстро, почти бежали.

— Это кто-нибудь из ребят украл! — неожиданно и уверенно заявил Саша. — От зависти!

— А как он в дом залез? — с сомнением спросил Боря.

— Как, как… Откуда я знаю, как? Вот когда мы все ушли вчера, он и залез, — сказал Саша.

Ваня молчал. На кого он мог думать, кроме крыс? Подозрение Саши было маловероятным, но кто его знает… Клубни пропали вчера вечером, когда его не было дома, или ночью.

— Ребята, в школе ни гу-гу! Никому не говорите! — предупредил Ваня.

Опоздав на физзарядку, ребята перед самым носом учителя проскочили в класс и сели на свои места. Они старались изобразить на лице спокойствие, как будто ничего не произошло, но это у них получалось плохо и всех сразу насторожило.

„Что случилось?“ — шёпотом спрашивали со всех сторон.

В ответ все трое пожимали плечами и отрицательно мотали головой.

Начался урок.

Каждую перемену Ваня, Боря и Саша уединялись и делились своими предположениями. На подозрении оказались двое озорных ребят. Оба они были из дальнего колхоза и жили в интернате при школе.

Решили их допросить.

В большую перемену, когда все высыпали на двор, Боря подошёл к Новожилову и позвал его за собой.

— Петька, дело есть! Идём-ка!

Они прошли в конец двора. Там за кладовой их поджидали Ваня и Саша. Место было укромное. По угрюмому виду Вани и злым огонькам в глазах Саши мальчик почувствовал недоброе и струсил. Он прижался к стенке кладовой. Ребята придвинулись к нему.

— Видал… Краснеет! — заметил Саша.

Новожилов действительно сильно покраснел от страха и смущения. Он не знал, что́ думать, о чём будет разговор.

— Мы всё знаем! Сознавайся, Петька! — сказал Ваня.

Никакой вины за собой мальчик не чувствовал и поэтому смутился ещё больше.

— А что я… Я ничего не знаю…

— Лучше сознавайся! — сказал Саша.

— А ты скажи, в чём…

— Ты где вчера вечером был? — спросил Ваня, удерживая Сашу за рукав.

— Дома! — твёрдо ответил Петька Новожилов. — В общежитии.

— А кто видел?

— Уборщица…

— Это мы проверим… — сказал Ваня и, повернувшись к приятелю, шепнул: — Сходи, Саша, и про Кольку узнай.

Интернат помещался в большом доме, рядом со школой, и Саша отправился туда.

Ни Ваня, ни Боря в душе не верили в виновность Петьки и Кольки. Но кто ж тогда украл картофельные клубни?

В конце перемены вернулся Саша. Ребята говорили правду. Уборщица подтвердила, что вчера они никуда из интерната не отлучались и весь вечер делали уроки. Подозрение отпало.

„Но куда же исчезли клубни?“

До конца занятий Ваню мучила эта загадка и надежда сменялась отчаянием.

В раздевалке, когда он взялся за шапку, его неожиданно озарила новая мысль. „Может быть, Настя спрятала?“ — с радостью подумал он и даже засмеялся вслух. Сестра много раз подшучивала над ним и прятала то книги, то рыболовные снасти, то шапку.

22. „Скороспелая бригада“

Всегда считалось, что чем раньше посадить клубни в землю, тем раньше нарастут новые и скорей можно будет копать молодой картофель. Но оказалось не так: пока земля не нагрелась, сажать картофель бесполезно. Расти он не будет, зато в холодной сырой земле легко может заболеть, загнить.

Как же быть? Терпеливо ждать милостей от природы? Ждать, когда солнце нагреет землю? Долго. Ещё две недели до настоящего тепла. А для комсомольцев каждый отвоёванный от зимы день играл большую роль.

Нельзя ли выиграть эти две недели? Ведь выращивают же в парниках рассаду. Может, и картошку можно сначала в парниках?..

Оказалось, можно.

Для получения раннего картофеля особое значение имеет сорт. Скороспелый раньше всех завязывает клубни. Такой сорт был в колхозе.

Когда парники были подготовлены, „скороспелая бригада“ отправилась на отборку семенного картофеля. Дело шло быстро. Двое комсомольцев едва успевали таскать мешки к парникам.

— Ох и жадные! Да куда вам столько? — ворчала кладовщица.

— Чем больше, тем лучше, тётя Варя. Больше молодого картофеля сдадим, — пояснила Валя.

— Брали бы всю подряд. Чего роетесь!

— Нам только скороспелая нужна. Видишь, какая она красивая! — высоко подняв крупный клубень, сказала Настя.

Задача была нова и интересна. По словам Марии Ивановны выходило, что они смогут начать копать картофель в начале июля, а может быть, и в конце июня, если сумеют хорошо и быстро всё подготовить.

А как ещё можно лучше? Парники готовы. Земля для покрытия готова. Осталось отобрать клубни, разложить их в парниках одним слоем, чтобы они не касались друг друга, и засыпать сверху землёй. Эту работу комсомольцы решили сделать в один день.

Кладовщица с улыбкой наблюдала за молодёжью. „Радеют“, — думала она, видя, как охотно и дружно работали девушки. Все знали своё место, каждый понимал, что надо делать. Если кто-нибудь из них заканчивал свою работу, то сразу же направлялся помогать другим.

К обеду картофель был отобран, разложен в парниках и засыпан смесью старых опилок пополам с перегноем. Теперь картофель в тепле. За две недели он прорастёт и распушится зелёными листочками. К этому времени комсомольцы подготовят поле. Вспашут хорошо удобренную, прогретую солнцем землю и перенесут клубни из парников. Так они и выиграют у природы драгоценное время.

К концу работы пришла Мария Ивановна.

— Ну, как, товарищи, дела?

— Кончаем последний, Мария Ивановна! — крикнула Валя. — Так наработались, что хоть выжимай!

Закончив последний парник, они закрыли его рамами и окружили агронома. Из-под сдвинутых на сторону платков у девушек торчали растрёпанные волосы. Рукава засучены по локоть, руки перемазаны. На лицах, возбуждённых горячей работой, блестели оживлённые глаза.

— С этим вышеупомянутым вопросом — всё! — отряхивая руки, сказала Шура, передразнивая колхозного счетовода. — Счёт закрыт!

Марию Ивановну очень тянуло к молодёжи. Потому ли, что почти все они были ровесники ей, или потому, что бригада собралась такая дружная, но ей хотелось окунуться с головой в их интересы: жить их делами, заботами, тревогами, вместе петь песни, шутить… Но дел навалилось так много, что она могла пробыть с ними только часок, другой, да и то не каждый день.

— Ну, а мы начинаем завтра пахать! Пришли трактора! — сообщила она.

— Знаем! Видели и слышали!

— Трактористы к нам в гости приходили.

— А мы их тут угостили, Мария Ивановна! Как следует!

— Чем же?

— Помогать заставили! — со смехом сказала одна из девушек.

— Ох, и досталось нам сегодня, Мария Ивановна! Ноги гудят! — пожаловалась Галя.

— Теперь я эту „раннюю розу“ на всю жизнь запомнила. С закрытыми глазами отличу! — сказала Валя.

— Надо бы как-то её отдельно хранить, Мария Ивановна. Осенью будем выкапывать, вот и отобрать на семена.

— Нет. Этот сорт нам не подходит. Сейчас мы его садим поневоле, потому что другого нет.

— А почему, плохой?

— Нет, сорт очень хороший, но сильно болеет фитофторой, а главное — неракоустойчив. Мы обязаны переходить на ракоустойчивые сорта.

— Это те, что пионеры получили?

— Да. Вот они размножат, и тогда их сорта вытеснят все другие.

— Ну-у! Они, пожалуй, размножат! — недоверчиво протянула Галя. — Не скоро дождёшься!

— Конечно, размножат! Ты зайди к нам да посмотри, что́ Ванюшка делает! — заступилась за брата Настя.

— Подождите, девчата! — остановила их Валя. — Мария Ивановна, я вам хотела задать вопрос относительно этой болезни. Рак! Что это за штука? Плакаты повесили. Разговоров много, а никто как будто и в глаза его не видел.

— И очень хорошо, что не видел, — сказала Мария Ивановна. — Болезнь это очень неприятная…

Она взглянула на комсомольцев и, видя, что вопрос этот интересует всех, решила рассказать о раке картофеля. Между ними уже установился такой обычай: при каждой встрече она проводила небольшую беседу. Чаще всего разговор начинался с какого-нибудь вопроса.

23. Опасный гриб

— Рак — это грибок! — начала Мария Ивановна. — Откуда взялась эта странная и очень опасная болезнь? Учёные всего мира спорят между собой и точно установить не могут. Некоторые говорят, что её привезли с родины картофеля, — значит, изАмерики… Хотя известно, что в Перу и Чили не было рака и его недавно завезли туда из Европы. Другие учёные говорят, что рак перешёл на картофель с корней диких растений. Это тоже только предположение…

Интересна и поучительна история самой болезни. В декабре 1883 года к профессору биологу Карлу Шильберски принесли несколько картофелин с бородавками. Клубни эти выросли в одной деревне в районе Белых Карпат. Профессор был удивлён. Что такое? Ничего подобного ему не приходилось видеть раньше. Долго он разглядывал эти странные наросты-бородавки под микроскопом, а когда изучил, то понял, что это новый вид еще никому не известного грибка-паразита. Так Шильберски первый открыл эту болезнь… Через десять лет, в 1893 году, в другой стране, в Англии, один известный учёный нашёл у привезённого из Венгрии картофеля такие же наросты и написал про них статью. Наросты он назвал „ржавчиной“…

Шли годы, и на картофельную болезнь всё чаще стали обращать внимание. При капитализме наука оторвана от жизни, от практики. Учёные даже не подозревали, что этот грибок уничтожает урожаи картофеля и фермеры давно страдают от него. Вышло так, что „рак“, — как называют теперь эту болезнь, — прозевали, а когда спохватились, то было уже поздно. Болезнь свирепствовала во всех странах, где выращивали картофель. Только в России картофель еще не был заражён этим грибком. Когда рак превратился в народное бедствие, тогда спохватились и правительства всех стран. Везде был установлен строгий карантин. Началось изучение рака… Что же узнали учёные? Узнали, что споры грибка рака могут преспокойно жить пятнадцать, двадцать лет в земле и не погибают, а при случае заражают картофель… Ну, а как бороться с такой болезнью? Споры грибка оказались очень выносливыми. В смоченном виде, при жаре в восемьдесят градусов, паразит погибает только через полчаса, а в сухом — живёт больше двадцати часов. Мороз в семнадцать градусов ему не страшен. Никакие известные тогда яды на него не действовали. Рак картофеля поражает клубни, ботву, листья растения. Больше всего болеют клубни. Наросты на них походят на губку или на головку цветной капусты. Цвет их сначала белый, слегка желтоватый, потом он становится коричневым, а к сентябрю эти наросты чернеют и загнивают. Запах от гниющего нароста такой, что есть картофель противно, хотя для человека рак картофеля не опасен. На участках, заражённых раком, нельзя сажать и другие родственные картофелю растения, например помидоры… Но как же всё-таки бороться с этой болезнью, если споры её такие живучие? Первое время учёные растерялись. Они ничего не могли сказать… На помощь им пришла практика. Когда профессор Карл Шильберски открыл рак, фермеры уже успели заметить, что некоторые сорта картофеля почему-то не болеют этой болезнью. Они сказали об этом учёным. И оказалось, что единственный способ борьбы с болезнью — разводить ракоустойчивые сорта. Сначала таких сортов было немного, но скоро выяснилось, что они хорошо передают по наследству свою устойчивость к болезни. И теперь выведено много новых ракоустойчивых сортов… До войны у нас рака картофеля не было. Советское правительство строго следило, чтобы болезнь не проникла через границу. Прекрасные урожайные сорта картофеля „Лорх“, „ранняя роза“, „народный“ имелись везде, и никто не боялся, что они могут заболеть. Нам нужно быть очень осторожными и как можно скорей переходить на ракоустойчивые сорта, — закончила беседу Мария Ивановна. Она ждала вопросов.

В это время на дорогу к парникам свернули три школьника. Размахивая сумками, они быстро приближались.

— Легки на помине! Размножатели идут! — предупредила Галя.

Мария Ивановна оглянулась и узнала мальчиков.

— Вот спецы! Как важно шагают! — шутливо заметила Шура.

— А ты не смейся! Ванюшка на самом деле спец! О картошке он больше тебя знает! — сказала Валя.

— Да, Ваня серьёзный мальчик, — согласилась Мария Ивановна.

Заметив, что комсомольцы смотрят в их сторону, ребята убавили ход.

— Ну, что вы? Идите, идите! Вызов на соревнование, что ли, принесли? — крикнула Валя.

— Нет… Мне Настю надо, — сказал Ваня. — Настя, иди-ка сюда!

— А что у тебя? — спросила девушка.

— Иди сюда! — позвал Ваня и, когда сестра подошла, с надеждой спросил: — Ты картошку спрятала?

— Какую-картошку? — удивилась Настя.

— Нашу… Ленинградскую…

— Да что ты, Ванюшка! Не трогала я вашу картошку. Зачем я буду прятать? Что ты!

У Вани сердце будто упало куда-то.

— А что случилось? — с сочувствием спросила Настя, увидев слёзы в глазах брата.

Но мальчик только рукой махнул. Он повернулся и зашагал обратно, не слушая окриков сестры и комсомольцев. Даже голос Марии Ивановны не заставил его остановиться.

24. В поисках выхода

Клубни исчезли. Исчезли таинственно, необъяснимо. Единственно, на кого можно было думать, — это крысы, хотя дед и утверждал, что осмотрел весь дом и никаких крысиных следов не нашёл.

До самого вечера Ваня не мог примириться с мыслью о пропаже, а когда понял, что ждать больше нечего, совсем упал духом. „Всё пропало“ — думал он. Теперь вся надежда на снятые ростки. Ни о каком соревновании с девочками, с городскими юннатами, ни о каком рекорде не могло быть и речи. Много ли черенков можно снять с двадцати ростков? Пока они укоренятся, пока вырастут, девочки снимут и белые, а затем и зелёные ростки со своих клубней. „Напрасно и в Ленинград ездил, и на семинар ходил, и книгу читал“.

А главное — пропал научный опыт. Он вспомнил слова Степана Владимировича, сказанные на прощанье: „Ты постарайся рекорд поставить. Ускоренным размножением занимались многие, но никто еще не ставил таких смелых задач. Покажи, на что ты способен и на что способен картофель. Я в тебя верю!“

Эти слова врезались в память мальчика. Он ими гордился и должен был оправдать эту веру в него.

И вот всё пропало!

Чтобы не слышать „жалостливых“ слов матери, сестры и ребят, Ваня ушёл на берег озера. Ему хотелось быть одному. Дома все пытались его утешать и давали различные советы. Это его раздражало.

На озере тихо. Лёд еще крепкий, но ходить по нему опасно: можно провалиться. Ещё немного — и озеро очистится.

Ваня представил себе, как это будет. Весеннее солнышко с каждым днём греет сильней, насквозь пробивает лёд, и скоро он превратится в длинные гранёные и прозрачные, как стекло, палочки. Подует ветер, и лёд со звонким шуршаньем полезет на берег, а там, где льдины еще не могут рассыпаться, они взгромоздятся друг на друга, — и всё озеро покроется яркобелыми извилистыми полосами. Весенний ветер изменчивый: подует день, другой с юга, а потом повернётся и погонит лёд в другую сторону. Вдоль берега тогда образуется широкая полоса чистой воды. Тут не зевай. Начнёт играть щука. Во время нереста она подойдёт к самому берегу, даже спина видна. Булькает в водорослях и ничего не замечает.

Ваня с тоской посмотрел на ровную, мёртвую поверхность и вздохнул. Мысли снова вернулись к пропаже.

„Что делать с ростками? Может быть, отдать их девочкам и пускай они одни занимаются? — подумал он. — А если теперь объединиться в одну бригаду? Всё равно им без нас не обойтись!“

Ваня понимал, что это вполне возможно и девочки охотно согласятся; но что же будет с соревнованием? У ребят пропадёт интерес. Летом столько соблазнов на озере, в лесу…

„Ну, а что если попросить у девочек одну картошку? Для научного опыта урожай всё равно будут считать с одного клубня, — подумал он. — Неужели не согласятся? Не для себя же размножаем. Если бы с девочками случилось такое несчастье, разве бы мальчики не поделились? — задал он сам себе вопрос и, не раздумывая, ответил: — Какой разговор! Конечно, поделились бы“.

* * *

День был субботний, уроки можно выучить завтра, и Зина занялась домашними делами. Затопила плиту, поставила утюги и принесла с чердака бельё. Когда пришёл Ваня, рядом с ворохом выстиранных простынь, наволочек, полотенец, платков на скамейке лежала уже большая стопка выглаженного и умело сложенного белья.

— Не нашли картошку? — спросила девочка, оглянувшись на скрип двери.

— Разве её теперь найдёшь? — мрачно ответил Ваня.

— Как же вы будете теперь? — Она передвинула простыню и, видя, что тот молчит, предложила: — Ты садись.

Ваня сел на табуретку и стал наблюдать за работой. Утюг плавно скользил по морщинистой поверхности полотна, оставляя за собой гладкий, чуть парящий след. Было видно, что девочка работает с охотой. Ей нравилось превращать бесформенные, скомканные клубки в красивые, чистые вещи.

— Ваня, давай напишем письмо Светлане. Пускай она попросит у Степана Владимировича ещё клубней, — предложила Зина. — Хочешь, я им напишу?

— Нет. Чего там просить… Я придумал другое.

— А что?

— Отдайте нам одну картошку, и пускай будет поровну. Тогда никому не обидно.

— Ну, вот еще чего выдумал! — вырвалось у Зины, но она сейчас же спохватилась.

— Да разве я могу одна решить? — поправилась она. — Надо бригаду спросить. Если бы картошки были мои, то я бы с удовольствием!

— А ты спроси их, — посоветовал Ваня. — Если у нас картошки не будет, то и соревнования не будет. Светлана пишет, что всё равно урожай разделят и высчитают, сколько приходится на одну картошку.

— А ты которую хочешь? — спросила Зина, подумав: — „Камераз“ или „северную розу“?

— А всё равно. Которую не жалко.

— Ну, хорошо. Я спрошу у девочек и завтра отдам.

На этом разговор был закончен, но Ваня не уходил. Ему хотелось чем-нибудь отблагодарить Зину. Выждав, когда она поставит утюг на плиту, он вытащил из кармана письмо Светланы и протянул ей:

— Хочешь им написать?

Девочка сразу догадалась, что это за письмо, и смутилась.

— А зачем… Оно же тебе написано, — неуверенно сказала она.

— Ну так что? Они общие шефы, а не мои.

Зина перечитала письмо с каким-то неизвестным ей, волнующим чувством, совсем не так, как Ваня. Может быть, это было потому, что она поверила и придавала большое значение их дружбе и шефству, а Ваня был равнодушен и не особенно надеялся на Серёжу.

— А ты уже ответил? — спросила Зина.

— Да!

— А что я напишу? — спросила Зина.

— Ты бригадир… вот и пиши про девочек.

Эти простые слова сразу рассеяли все сомнения. На самом деле, чего она стесняется? Серёжа и Светлана такие же обыкновенные ребята, как и она, и будут, наверно, рады получить письмо от колхозных друзей.

25. Согласие

Зина не стала откладывать встречу с подругами до завтра. Закончив работу, она решила повидать их сегодня же и поговорить с каждой в отдельности.

Катя Миронова мыла пол. Матери её дома не было.

— Садись, Зина, — предложила Катя. — Я сейчас!

— Нет. Я по делу забежала.

Катя знала о пропаже картофеля, и поэтому Зина коротко рассказала только о предложении Вани.

— Конечно, отдай одну, — согласилась Катя и добавила: — только ту, где десять глазков.

Оля Тигунова только что вернулась из бани и пила чай. Красная, с завязанными белым платком волосами, в лёгком платье, она дула на блюдце, и при этом не только щёки её, но и вся она казалась круглой, как мячик.

— Ой, Зина, прямо умираю — пить хочу, а он горячий! — пожаловалась Оля и, как всегда, засмеялась. — Прямо как огонь.

Услышав о просьбе мальчиков, Оля посмотрела на Зину большими, круглыми от удивления глазами.

— А что ты спрашиваешь?.. Картошка же не моя…

— Фу, какая! Ты же в бригаде состоишь, потому я и спрашиваю! — с досадой сказала Зина. — Разве тебе всё равно?

— Так я же не могу распоряжаться картошкой, если она не моя.

— Ты не можешь, и я не могу, а все мы можем! — пояснила Зина.

Оля подумала и пожала плечами:

— Если хочешь, — отдавай. Всё равно у нас больше.

Следующей была Тося, которую Зина встретила на улице.

Узнав о просьбе, Тося принялась горячо возражать. Но возражения её были какие-то странные:

— Ой! Мальчишки и так задаются, а им еще картошку отдавать? Пускай сами достают…

Пришлось уговаривать. Зина терпеливо начала объяснять подруге самые простые, как ей казалось, вещи, но Тося упрямо стояла на своём:

— Всё равно они и спасибо не скажут. Знаю я их. Они рады на готовенькое-то…

В конце концов Зина рассердилась и заявила, что они и без неё обойдутся. Большинством голосов постановят — и весь разговор.

— Пожалуйста, постановляйте! — сказала Тося. — А я всё равно не согласна!

— У тебя совести нет!

— Как это совести нет? — удивилась Тося. — У меня, знаешь, сколько совести? Больше всех!

— Оно и заметно. Картошку жалко…

— Нисколько мне не жалко. А если опять крысы у них утащат?

— У нас тоже могут утащить.

— А ты думаешь, они бы нам отдали? Ни за что бы не отдали! Спроси Сашку!

Зине надоел этот разговор, тем более, что вопрос был наполовину уже решён.

— Значит, ты против? — спросила она, делая движение.

— А Катя согласна?

— Ясно, согласна. И Оля согласна…

— Ну, тогда и я согласна, — сказала Тося, тяжело вздохнув.

Нюша Семёнова, как и предполагала Зина, согласилась без всяких колебаний. Ей было жаль мальчиков, и пропажу клубней она воспринимала как своё личное несчастье.

* * *

Поля Замятина с матерью ушла в баню. Костя сидел на табуретке, а перед ним с виноватым видом стояла Марфуша. Руки у девочки были в грязи, и она, растопырив пальцы, серьёзно разглядывала их.

— Куда это годится? — укоризненно говорил Костя. — Тебя вымыли, а ты, как поросёнок, сразу в грязь…

— А у поросёнков рук и нет, — серьёзно сказала Марфуша.

— Конечно, нет. Они носом в грязи копаются, как и ты. Нос-то у тебя чёрный…

Марфуша потрогала свой перемазанный нос и ещё больше запачкала его.

— Что ты делаешь? Грязными руками за лицо хватаешься! Ничего ты не соображаешь. Посмотри на неё, Зина! — обратился он к вошедшей девочке. — На кого она похожа! Настоящий поросёнок! Недавно в баню ходила, а теперь что?.. Снова мыть!

— Они сами замарались, — оправдывалась Марфуша, продолжая разглядывать свои грязные руки.

— Сами, сами! — передразнил он сестрёнку. — Не лезла бы в грязь, сидела бы дома, не замаралась бы. Иди мойся, а не то придёт мать, она тебе задаст…

Марфуша не возражала. Умываться она любила.

Зина села за стол и с минуту наблюдала, как старательно мылась девочка.

— Где это ты перемазалась, Марфуша?

— На огороде… Я картошку посадила. У меня много вырастет! — охотно рассказывала девочка. — Больше, чем у вас. Верно, Костя?

— Верно, верно, — машинально подтвердил брат.

Во дворе дома была куча песку, наношенная с берега озера специально для Марфуши. Здесь она играла. В зависимости от сезона, от настроения и фантазии, и, наконец, от разговоров, которые она слышала, Марфуша стряпала пирожки, строила дома, конюшни, фермы, а иногда устраивала сады или огород для куклы.

Последнее время между Костей и Полей было много разговоров о посадках картофеля, и вполне понятно, что Марфуша тоже решила заняться картошкой.

26. Виновник

Тихон Михайлович вышел на улицу и зажмурился. После прохладной полутьмы конюшни слишком ярко светило весеннее солнышко.

Некоторое время он стоял неподвижно, наслаждаясь приятной ласковой теплотой. Потом, устроившись на чурбане, он вытащил кисет и начал сворачивать цыгарку. На дороге показалась девочка.

— Марфушенька! Внучка! — обрадовался старик. — Иди сюда, ягодка, иди…

— Деда, она сломалась… — еще издали пожаловалась девочка.

— Что у тебя сломалось, а?

— Лопатка.

Остановившись возле старика, Марфуша протянула ему сломанную деревянную лопатку.

— Ай, беда какая!.. Как же это ты недосмотрела?

— Она лежала, а потом телега поехала и прямо колесом… Она и сломалась. А Костя говорит — некогда починивать.

— Это ничего, — успокоил Тихон Михайлович девочку. — Завтра я тебе новую сделаю.

— А мне сегодня надо, — заявила Марфуша.

— Сегодня? Ишь ты какая прыткая! Загорелось… Что ж, придётся делать.

Тихон Михайлович отправился в конюшню и скоро вернулся назад с топором и небольшой дощечкой.

— Деда, а мне ещё грабли надо, — потребовала Марфуша. — Как же я без граблей?

— Ещё и грабли? Весь инвентарь понадобился. Сделаю, кралечка, сделаю тебе и грабли, только не сегодня. Лопатку мы сейчас живо смастерим. А вот насчёт граблей придётся обождать… — говорил старик, принимаясь за работу.

Присев на корточки, он поставил дощечку на край перевёрнутых саней и топором быстро обтесал края. Затем вытащил из кармана старинный складной нож, сел на свой чурбан и стал зачищать неровности.

— Лопатка будет первый сорт, — говорил он внимательно наблюдавшей девочке. — Рукоять мы сделаем гладенькой, чтобы руку не занозить… Что же ты, ягодка, собираешься копать этой лопаткой?

— Огород копать надо, — со вздохом сказала Марфуша и деловито нахмурилась.

— Огород? Вот что… Да… огород копать самое время подоспело. Вон как солнышко-то греет! Гороху, стало быть, посеешь, морковки…

— Нет. Я уж картошку посадила.

— Можно и картошку. Картошка — второй хлеб.

— А Саша говорит, лучше конфеты посадить. Они, что ли, вырастут, деда? — спросила девочка.

— Конфеты? Навряд ли конфеты вырастут… Это он для смеха сказал.

— Потому что я маленькая, — пояснила Марфуша и, подумав, прибавила: — А всё равно я большая!

— Вот, вот… Ты маленькая, да удаленькая… Ну вот! — сказал старик, поворачивая готовую лопатку перед глазами девочки. — Нравится лопатка?

— Нравится.

— Копай на здоровье свой огород и картошку сажай. А картошка-то у тебя есть на посадку?

— Есть.

— А то я дам.

— У тебя плохие картошки, деда… А у меня самые, самые лучшие, которые Ваня из города привёз! — похвастала девочка.

Тихон Михайлович насторожился. Вчера Боря Дюков сообщил ему, что привезённые из Ленинграда клубни куда-то исчезли.

— Из города? — переспросил он. — А где же ты взяла?

— А в ящике! Она уже выросла, и Ваня всё отломал… А потом он выбросил под кровать. Я и взяла… — беззаботно рассказала девочка.

— Ай, ай, ай! Ягодка, ягодка… Что же ты натворила! — с укором сказал старик.

Марфуша тревожно оглянулась кругом, посмотрела на свои руки, на лопатку.

— Зачем же ты картошки взяла у ребят? Картошки-то эти не простые, сортовые! Ай, ай, ай! Какая беда!.. Узнают ребята, тебе не сдобровать.

— А они и не узнают… — неуверенно сказала она.

— Не в том дело, что не узнают. Нехорошо ты поступила, кралечка. Взяла без разрешения. Позорный поступок это!.. Ты скоро в школу пойдёшь, пионеркой станешь — и вдруг такое дело…

— Я же только поиграть…

— Какая тут игра… что ты, ягодка! Принеси-ка мне эти картошки. Поняла? Я уж как-нибудь верну их обратно по принадлежности.

* * *

Из большого толстого полена Степан Захарович во дворе делал корыто для поросёнка.

Солнце поднялось уже высоко и грело по-настоящему. От влажной крыши сарая, от ступенек крыльца, от подоконников шёл пар.

— Степану Захаровичу моё почтение!

Дед поднял голову и улыбнулся.

— А-а! Тихону Михайловичу… — приветливо встретил он неожиданного гостя. — С хорошей погодой!

Тихон Михайлович сел на крыльцо, достал кисет и начал сворачивать цыгарку.

— Слышал я, что у вас картошка сортовая пропала…

— Верно. Случилось такое происшествие. Положил себе под кровать, а на другой день хватился, — её и след простыл. Куда делась, не пойму…

— На кого же у вас подозрение?

— А что хочешь, то и думай! Думаем, крысы, а только откуда они взялись?..

— Вот насчёт этого дела я и хотел поговорить… Так, чтобы весь разговор промеж нас остался…

Когда Тихон Михайлович ушёл на конюшню, Степан Захарович оставил недоделанное корыто и с таинственным видом вернулся домой. Ваня сидел над учебниками, но не занимался, а, глубоко задумавшись, смотрел в окно. С минуты на минуту он ждал Зину с обещанным клубнем. Мальчик не обратил внимания на то, что дед сходил в соседнюю комнату.

— Ну что, Ванюша, задумался? — спросил дед, хлопнув внука по плечу. — Всё о картошке горюешь! Это ничего… Это тебе полезно. Теперь ты настоящую цену ей знаешь…

Ваня с удивлением взглянул на деда. В его словах, а главное в хитром, многозначительном выражении лица, скрывалось что-то необычное.

— Ты это к чему, дедушка?

— А к тому, что не горюй… Не пропала твоя картошка… Чего ты глаза-то вытаращил? Пойди посмотри… Лежит на месте со вчерашнего дня.

Ваня вскочил и бросился к своей кровати. Действительно, дед говорил правду: клубни лежали в ящике.

— Дед, как же это? — со счастливой улыбкой спросил мальчик, возвращаясь назад.

— Ну, мало ли как… Так тебе всё и скажи!

— Скажи, дед…

— Нет, лучше не спрашивай. Всё равно не скажу…

Часть третья

27. В пути

Подкрадывался рассвет, и малохоженная тропинка, поросшая травой, становилась всё заметней. Ветки уже не лезли в лицо, и можно было разглядеть крошечные, чуть распустившиеся листочки на деревьях. Вот светлые, как будто лаком покрытые листочки берёзы. У ольхи они собраны гармошкой. На кончиках сосновых веток пушистые почки. Скоро они вытянутся и, как свечки, будут торчать вверх. Черёмуха готовится цвести. Бутончики её похожи на какие-то шишки; наступит тепло — и они быстро развернутся в белые кисти.

В разных местах перекликались две кукушки. У одной голос был тоньше, и куковала она чаще, чем другая. Голоса их то сливались, то расходились. Далеко в стороне зачуфышкал тетерев-черныш; и вдруг, точно в ответ ему, запел петух.

Ваня остановился. Саша шагал следом, смотрел под ноги и вдруг с ходу уткнулся головой в вещевой солдатский мешок с селитрой, висевший на спине приятеля.

— Ты что? — спросил он, поправляя сдвинутую фуражку.

— Слушай, — сказал Ваня. — Первый петух пропел. Это на станции.

Клином в лес углубились покосы. Трава была здесь сеяная и ровным зелёным ковром покрывала землю.

Тропинка привела к шоссейной дороге.

— Ну, как пойдём? — спросил Ваня.

— А всё равно.

— Если по шоссе, то дальше… Пойдём через станцию, здорово срежем.

— А не заблудимся?

— Ну да… Скоро солнце встанет.

— Пойдём! — согласился Саша и, перескочив канаву, первый углубился в лес.

Теперь мальчики двигались по лесу наугад. Лямки сильно давили на плечи, спина под мешком стала мокрой, но на душе было бодро и радостно. Кругом, куда ни взглянешь, просыпалась жизнь.

— Здесь в прошлом году белых грибов было много, — заметил Ваня, шагая по серому с зеленоватым оттенком мху.

Неожиданно появилось солнце и заблестело на мокрых от росы листочках. Стало ещё веселей. В кустах хрустнула ветка, и ребята увидели со всех ног удиравшего зайца.

— Ого-го! Я тебя! — закричал Саша.

Заяц замелькал между деревьями и исчез.

Лямки давили всё сильней.

— Давай отдохнём? — предложил Ваня, снял мешок и опустил его на землю.

Заметив в стороне старый большой пень, обросший мхом, он пошёл к нему, но Саша перегнал товарища и перед самым его носом сел на соблазнительное сиденье. С виду крепкий, пень оказался в середине совершенно трухлявым и пустым. Саша провалился. Ноги и голова его торчали кверху, а туловище плотно завязло, как в бочке.

— Ух ты! — воскликнул он и расхохотался. — Как в пух.

Он сделал попытку выбраться, но не тут-то было. Руки не доставали до земли, и упираться было не во что.

— Помогай, Ваня! — попросил он, протягивая руку.

— Вылезай сам.

Смешно было смотреть, как приятель беспомощно болтал ногами и, красный от натуги, старался выпрямиться.

Недолго думая, Ваня схватил Сашу за ноги и, сдернув с пня, сел на его место. Саша вскочил и бросился на Ваню. Завязалась борьба. Они возились, пока не разворотили весь пень.

Затем, усталые, запыхавшиеся, успокоились и уселись рядом.

Лес проснулся. Звенело множество птичьих голосов. Казалось, что на каждой ветке сидело по птичке и все они старались перекричать одна другую. Они щебетали, чирикали, свистели, щёлкали…

— Слушай, как птицы поют! — прошептал Ваня, толкнув приятеля в бок. — Вот соревнуются!

Это было действительно похоже на соревнование, и если бы требовалось присудить первенство, Ваня, не задумываясь, отдал бы его зябликам. Они старались больше всех. Голоса у них звонкие, песня призывная, радостная, беспокойная.

Ранней весной, пока зябликов нет, лес выглядит молчаливым и сонным. Пение синичек да крик дятлов не нарушают еще зимнего покоя. Но вот прилетают зяблики, и кажется, что вместе с нарядными птичками прилетает весна. Лес сразу просыпается и оживает. Прилетают они одни из первых, сразу за скворцами, в одну ночь. Вечером еще никого не было, а утром весь лес полон их звонким пением. После зябликов трудно следить за прилётом других птиц. Нужно очень хорошо знать и уметь различать птичьи голоса, чтобы услышать в общем хоре новую песню. После зябликов запоминается прилёт стрижей, любителей быстрых, стремительных полётов, да соловья, когда он поздно вечером вдруг защёлкает.

Ребята сидели не шевелясь. Они не выспались. Всё тело разомлело, веки набухли, а перед глазами плавали разноцветные круги. Сидеть было удобно, мягко. Не хотелось ни двигаться, ни говорить. Вот бы так запрокинуть голову и уснуть. Мысли ползли лениво…

„Если они сняли белых ростков шестьдесят одну штуку, то световых отводков за два раза снимут ещё сорок, — думал Ваня. — За это время белые успеют укорениться, вырастут, и их можно черенковать. Это вторые „белки“, снятые двадцать четвертого апреля. А первые ростки, с которых уже срезали черенки, за это время дадут боковые, или, как их называют, „пасынки“, которые тоже можно черенковать. Сколько же будет растений?“

Первую цифру Ваня уже забыл. Начинай сначала. Совет пионерского отряда поручил ему сделать доклад о работе юннатов на одном из ближайших сборов. Дело это ответственное, и Ваня стал готовиться заранее. Прежде всего он решил подсчитать, сколько они получат растений к началу июля. Это нужно было выяснить и для составления плана, и для того, чтобы определить, какая площадь земли им потребуется. Неожиданно оказалось, что решить задачу не так просто. Вначале Ваня пытался решить её в уме, но скоро запутался. Для наглядности он попробовал чертить и записывать, но опять запутался. Это не столько его огорчило, сколько удивило: неужели он не может решить такую пустяковую задачку?

Саша сидел и думал о своих недостатках. Раньше ему казалось, что никаких недостатков у него нет, но позавчера они получили третье письмо из Ленинграда, прочитали его всей бригадой, и Саша понял, что кое-какие недостатки у него должны быть.

— Ваня, а Светлане ты скоро отпишешь? — спросил он, не поворачивая головы.

— А что?

— Про меня станешь писать?

— Пиши сам, — сказал Ваня. — Раз она велела всем писать… ну и пиши.

Ваня был прав. Шефы хотели получать письма от всех членов бригады; но Саша никак не мог представить себе, о чём он может написать незнакомой девочке, которую никогда и в глаза не видал.

— А письмо у тебя где? — спросил он через минуту.

— В кармане.

— Дай-ка я почитаю…

Ваня вытащил смятое письмо и передал приятелю.

„Здравствуйте, ребята!

Как поживаете? Как ваши успехи? Почему мало пишете? Нам очень интересно получать от вас письма. Давайте сделаем так. Пишите все, кто как умеет, и отправляйте каждое воскресенье. Мы тоже возьмём на себя такое обязательство. Ваня пишет, что жизнь идёт своим чередом, каждый день одно и то же и писать не о чем. Я думаю, что это неправильно. Если вам неинтересно, то вы думаете, что и нам неинтересно. А ведь мы ничего не знаем про вашу жизнь, про ваш колхоз и про вас. Поэтому нам всё интересно. Вот, например. Сегодня я напишу вам про нашу бригаду и опишу каждого человека в отдельности. Вы тоже так сделайте, — и мы будем друг друга знать не только по имени. Серёжин папа говорит, что это полезно, — развивает наблюдательность и… я забыла, что ещё… В общем, что мы научимся мыслить, оценивать людей, недостатки и достоинства…

Мне почему-то нравится писать письма, и поэтому я взяла на себя общественную нагрузку переписываться с вами. Серёжа терпеть не может писать.

Значит, так. Сначала я. Недостатков у меня очень много. Во-первых, я упрямая. Я не люблю никому уступать, хотя иногда с собой и не согласна. От этого надо отучиться. Потом я завистливая. Это, конечно, плохо. Я завидую девочкам, которые учатся лучше меня, завидую вам, потому что вы ближе к природе. Завидую сестре, потому что она старше меня, завидую тем, кто поехал на великие стройки коммунизма. Потом, надо честно сознаться, я всё-таки ленивая. Не очень, но есть. Я, например, люблю делать только то, что мне нравится. А ведь это неправильно. Мама мне постоянно говорит, что труд — это самое главное. Счастье в труде, а к труду нужно приучаться с детства. Мы живём, в такой стране, где для нас открыты все двери, но наша судьба зависит от нас самих. Я, конечно, согласна с мамой, но продолжаю делать по-своему. В общем, недостатков у меня очень много и надо от них избавиться.

Теперь Серёжа. У него один главный недостаток: он разбрасывается. Ему всегда приходят в голову тысячи всяких идей, и он не может серьёзно сосредоточиться на одном деле и не может довести его до конца. Его надо прорабатывать и заставлять. Серёжу часто прорабатывают, особенно отец. И он сам понимает, но всё равно продолжает разбрасываться. А вообще он хороший мальчик. Да! Любит он немного хвастать. По-моему, это тоже недостаток. Можно гордиться своими достижениями, но хвастать нельзя. Лучше быть скромным.

Мара Серебрякова. Это моя подруга. Она очень любит цветы, и дома у неё целый ботанический сад. Есть всякие пальмы, лимоны, апельсины, и даже бананы растут. Она хорошая девочка, и ей тоже хочется поехать к вам в колхоз, но родители, конечно, не пустят. И думать нечего. Они считают, что она маленькая, и вообще боятся за неё. Вам, наверно, странно. Вас одних отпустили в Ленинград, а в городе таких родителей много, как у бедной Марочки. Спорить с ними бесполезно. Всё равно их не перевоспитаешь.

Валя Бахтеева. Эта девочка учится в другой школе, но мы приняли её в нашу бригаду. Она очень весёлая, часто смеётся и работает больше всех. Вот у неё совсем нет лени. Что бы её ни попросили, она всегда сделает. И даже без просьбы будет делать, если видит, что нужно. Недостатки у неё тоже есть. Она чересчур обидчивая и чуть что, — сейчас в слёзы.

Аркаша Прокофьев. Это друг Серёжи, но совсем на него непохожий. Он близорукий и носит очки. Аркаша говорит и делает всё очень медленно, даже из терпения выводит. Но зато всё делает основательно, и пока не закончит, ни за что не бросит. Он хороший ученик, вроде Вани, и школу кончит, наверно, с золотой медалью. Профессию он себе давно выбрал и будет биологом, когда вырастет.

Вот и вся бригада.

В следующий раз я напишу больше. Сейчас надо делать уроки, а то уж поздно.

Привет всем — и мальчикам, и девочкам. Зине я отвечу отдельно.

По поручению бригады: Светлана“.

Саша сложил письмо и снова задумался о своих недостатках, но скоро его охватило какое-то полудремотное состояние.

28. Бочки

Дремоту прогнал дятел. Он бесшумно прилетел и словно прилип к стволу рядом стоящей берёзы. Через минуту, дёргая толовой, начал прыжками подниматься вверх по дереву, пока не нашёл удобное место. Вдруг по лесу гулко прокатилась барабанная дробь. Дятел был хорошо виден ребятам, и они с удивлением наблюдали, как он клювом выбивает дробь. Внутри берёзы было дупло, и от этого звук получался сильный, хотя и глухой.

— Что это он делает? — шёпотом спросил Саша.

— А кто его знает! Это, наверно, песня такая… Раньше я видел, как он в пустой скворечник барабанил. Вот здорово! — восторженно сказал Ваня. — Как он мозги свои не перетряхнёт!

Не известно, сколько времени развлекался бы дятел, но ребята вспугнули его.

— Саша, надо идти, — сказал Ваня, поднимаясь.

— Ой, как неохота!.. Так бы и сидел тут, — лениво ответил Саша, но встал и, подняв кверху руки, сладко потянулся.

— Теперь я понесу, — сказал он, подходя к мешку с селитрой. — А чего он мокрый?

— Вспотел я, — пояснил Ваня.

Они не знали о свойстве селитры впитывать в себя влагу из воздуха и таять.

— Тяжёлая! Пожадничали мы, — сказал Саша и, крякнув, вскинул мешок за спину. — Ваня, а девочкам дадим?

— Дадим.

— Я бы не давал.

— Почему?

— А что они за особые! Пускай сами сходит, — ворчал Саша, поправляя лямки. — Всё им подай! Навоз подай, ящики подай, землю подай…

Ваня взглянул на друга, но ничего не сказал.

Не прошло еще и месяца со дня пропажи и находки клубней, а отношения между бригадами уже начали портиться. Виноваты были девочки. Мальчики вели себя как будто хорошо. Сделали для девочек семь ящиков, просеяли и принесли земли для парников, привезли часть перегноя. В чём же дело? Почему ворчит Саша? Почему остальные ребята морщатся и неохотно соглашаются, когда возникает вопрос о помощи или о совместной работе с бригадой девочек?

Всё дело в том клубне, который девочки хотели, но не успели отдать мальчикам.

Собственно говоря, виноваты даже не девочки, а одна Тося. Ни Зина, ни Оля, ни Нюша, ни, тем более, Катя никогда не вспоминали о картошке. Тося же при всяком удобном и неудобном случае напоминала ребятам о великодушном намерении: „Мы даже вам свою картошку пожертвовали!“

Первое время ребята проникались благодарностью, теперь же хмурились и раздражались: слишком часто повторялась эта фраза, да и картошку ведь не пришлось жертвовать…

Лес поредел. Начали встречаться вырубки. Солнце заметно пригревало.

— А знаешь, Ваня, надо бы нам на лошади в совхоз съездить и привезти этой селитры побольше, — сказал Саша, которому надоело тащить тяжёлый мешок.

— Хватит. Селитра — опасная штука. Если её класть сколько полагается, растение хорошо растёт, а если чуть переборщить… совсем маленько лишнего, — и готово! Погибнет! Корни сожжёт.

— А сколько надо класть?

— Для подкормки десять граммов на литр воды. Мария Ивановна говорила, что столовую ложку на ведро.

— А зола не опасная?

— Нет. Зола ничего. Чем больше, тем лучше.

Вышли на опушку. Показались железнодорожные постройки с красными черепичными крышами, небольшие сады, а за ними гладь озера.

— Давай я понесу, — предложил Ваня.

— Я не устал. Рельсы перейдём, тогда переменимся.

Меняться пришлось раньше. Подойдя к станции, Саша заметил две железные бочки, в каких обычно возят горючее. Бочки стояли в канаве возле дороги за складом и, судя по всему, были бесхозные.

— Стой! Видишь? Вот хорошие штуки. Девочки чего-то болтали насчёт железных бочек на станции. Вот бы нам…

Как раз в это время на платформу вышел начальник станции. На голове его была фуражка с красным верхом, в руках железный круг.

Вдали послышался шум приближающегося поезда.

— Сейчас я узнаю, — сказал Саша и снял мешок. — Держи!

Ваня не успел еще сообразить, что задумал приятель, как тот уже был на платформе.

— Здравствуйте, товарищ начальник!

— Здравствую, как видишь! — пошутил начальник.

— Товарищ начальник, а чьи это бочки стоят? Вон там брошены? — спросил Саша.

— Железные… Утиль.

— А нельзя ли их нам взять? — вкрадчиво попросил мальчик и сейчас же добавил: — для мичуринского кружка.

— Я же сказал — возьмите!

Саша обратил внимание на первую половину фразы „я же сказал“ и даже подумал: „Кому сказал? Когда сказал?“, но расспрашивать не стал.

— А сейчас можно?

— Чем скорей, тем лучше. Не мешай!

Из-за поворота показался паровоз, и начальник приготовился передать жезл.

— Ваня! Есть! Наше! — радостно крикнул Саша, стараясь перекрыть грохот проходящего поезда, и понёсся к бочкам.

Они подошли и осмотрели ценное приобретение. Проржавевшие края следовало обрубить зубилом, замазать варом две-три дырки — и вместительные бочки могут ещё долго служить. В них хорошо разводить подкормку для растений.

— Надо лошадь, — промолвил Ваня.

— Какая лошадь?! Что ты, что ты! Сейчас заберём! Покатятся сами… Ты неси селитру, а я покачу.

С этими словами Саша вытащил бочку из канавы, направил её и толкнул ногой. Дорога имела небольшой уклон, и бочка легко покатилась.

— А вторую?

— И вторую следом… Э-эх! Пропадай, моя телега, все четыре колеса! — пропел Саша, пуская под уклон вторую бочку.

Вышли на шоссе. Подпрыгивая на выбоинах, ударяясь о камешки, бочки гремели так, что за пять километров слышно было. Шум этот казался ребятам прекрасной музыкой. Они забыли об усталости и со смехом толкали бочки. Шоссе пошло в гору. Стало трудней. Бочки упорно стремились назад.

С боковой просёлочной дороги вышло стадо маленьких телят, которых перегоняли три незнакомых колхозницы. Все телята походили на Марса, все одной породы, одной масти: чёрные с белыми пятнами. Увидев бочки, они остановились, загородили дорогу. Остановились и ребята.

— Ну что вы, мальчики? Проходите! — крикнула одна из женщин.

— Напугаются, разбегутся… Мы лучше подождём! — ответил Саша.

Они поставили бочки у края дороги „на попа“ и освободили проход. Телята косились на невиданные предметы и стояли, как вкопанные. Женщины кричали, махали руками, задние телята напирали на передних, но те упёрлись — и ни с места.

— Помогите им! — крикнула женщина. — Толкните!

Саша подошёл к одному из первых бычков, взял его за уши и потянул на себя:

— Ну, иди, иди… Вот дурной… Чего ты упёрся?

С трудом он стянул упрямца с места, и это послужило сигналом для остальных. Задрав хвосты, толкаясь и подпрыгивая, телята быстро прибежали мимо бочек.

Ребята ждали, пока стадо не спустилось до поворота и не скрылось из виду.

— Хорошие у нас телёнки! — сказал Саша и, перевернув бочку, крикнул во всё горло: — Э-эх, милочки! Поехали!

Подъём кончился. С переката были хорошо видны поля колхоза, раскинувшиеся до горизонта. Вся земля разделена на большие квадраты. Одни квадраты яркозелёные. Там посеяна с осени рожь или взошёл овёс. Другие квадраты чёрные или серые — непаханные. В разных концах фыркали три трактора, выбрасывая из труб колечки дыма. Людей не было видно.

Шоссе широкой лентой спускалось вниз и снова поднималось. Влево от него виднелось большое белое здание школы, а на следующей возвышенности — дома́ колхоза.

— Эх! Сейчас самоходкой пойдёт!

Видя, что на шоссе никого нет, ребята пустили бочки и смотрели, как те, быстро набирая скорость, катились вниз. Первая бочка вдруг потеряла направление и кувыркнулась в канаву. Немного дальше свалилась и вторая.

29. На участке

Отведённый юным мичуринцам участок находился на высоком и красивом месте. Отсюда было видно всё село. Защищённый с севера и запада опушкой леса, он спускался к югу до самого берега озера. Две большие берёзы стояли на краю участка около проходившей мимо дороги. Между берёзами лежали две чёрные кучи перепревшего навоза.

Ваня догадался, что ребята получили лошадь и возят с хуторов остатки перегноя. Костя с Васей перекапывали землю валами. Перевернут один вал, разложат перегной в борозду, а на перегной переворачивают следующий вал.

И сразу бросалось в глаза, как по-разному они работали. Костя работал с азартом, ничего не видя, кроме рыхлой, послушной земли. Казалось, что он играет лёгкой, привычной и приятной лопатой.

У Васи лопата, как тяжёлый лом, и все движения неторопливы. Он часто останавливался и поглядывал по сторонам, словно кого-то поджидал.

Бори не было.

— Ребята-а! Держите-е! — крикнул Саша и, толкнув свою бочку, побежал рядом с ней.

Костя и Вася оглянулись, воткнули лопаты в землю и бросились навстречу. Тяжёлая бочка катилась под уклон по ровному полю всё быстрей, и было уже невозможно остановить её руками. Саша едва поспевал. Ваня видел, как шарахнулись в стороны ребята, как побежали по бокам, не зная, что делать.

„Вот загонит в озеро! — с досадой подумал он и остановил свою бочку. — Утопит. Вода холодная. „Как доставать?“

Но Саша сообразил, как остановить бочку. Догнав её, он с силой толкнул ногой в правый край и тем изменил направление. Бочка потеряла скорость, а следующим толчком Саша повернул её поперёк уклона. По инерции она покатилась ещё немного и остановилась метрах в двадцати от берега.

Через десять минут обе бочки стояли на месте: между берёзами.

— Давайте вроем их в землю, — предложил Саша.

— А где? — спросил Костя.

— Одну здесь, в начале первой грядки, а другую в конце последней.

— А где она будет — последняя? — полюбопытствовал Ваня.

Видимо, этот вопрос интересовал всех.

— Докуда копать, Ваня?

— А как вы считаете? — с лукавой улыбкой вопросом же ответил тот.

— До второй берёзы.

— А сколько, вы думаете, у нас будет растений?

Ребята замялись. В зависимости от количества растений нужно готовить землю, и это была как раз та задача, которая беспокоила Ваню и которую он никак не мог решить. „Сколько растений нам удастся получить и высадить к началу июля с двух клубней?“

— Ну, а сколько? — спросил Костя.

— Не знаю.

— А кто знает?

— Считайте сами…

Показался Боря. Он держал вожжи в руках и шёл рядом с телегой, нагружённой навозом. Ребята устроились под берёзой на принесённых досках, из которых намеревались сделать остов шалаша. Кому понадобился этот шалаш, когда дома рядом, никто не знал. Но как же без шалаша?

— А сколько же всё-таки? Двести? — наугад спросил Вася.

— Если двести, то и этого хватило бы, — усмехнулся Ваня, показав на вскопанный кусок. — Считайте сами…

Боря, как настоящий возчик, свалил навоз, привязал лошадь и подошёл к отдыхающей бригаде.

Ваня рассказал задачу, и ребятам пришлось считать. Сначала они, подняв глаза к небу, шевелили губами, бормотали, загибая пальцы. Потом начали рвать сухие травинки и раскладывать их на коленях.

— Нет, надо на бумаге решать, — сказал Саша. — Так ничего не выйдет.

Остальные не сдавались. Задача, на первый взгляд, казалась лёгкой, а кроме того, надо же было определить, какую площадь земли копать. Не гектар же!

Вскоре после Саши бросил считать Костя, затем Вася. Напористей всех оказался Боря. Он вообще любил математику, и задача его увлекла. Бригада уже работала, а он всё еще раскладывал травинки на освободившихся досках.

— Борька! Брось ты… дома сосчитаешь!Езжай за навозом! — крикнул Ваня.

Боря посмотрел на бригадира пристальным, отсутствующим взглядом и, с трудом поняв смысл слов, медленно пошёл к лошади.

Солнце припекало всё сильней. Ребята сняли рубашки. Работалось легко. Лопаты острые, удобные. Земля мягкая, влажная, а главное — бригада дружная.

— А где девчонки? — спросил Саша.

— Они у парника что-то делают. Красить его собираются, — ответил Костя.

Через сестрёнку он был всегда хорошо осведомлен о том, что делается в „девчоночной“ бригаде.

— Это они черенки режут, — догадался Ваня.

Сроки работ у бригад не совпадали. Вначале это казалось странным, но Мария Ивановна объяснила, что невозможно создать совершенно одинаковые условия для жизни растений. Одни растения будут немного отставать, другие перегонять. Ваня это учёл: он старался создать наиболее благоприятные условия для клубней и снятых ростков. Растения развивались быстро. Мальчики выигрывали во времени и уже обогнали девочек на четыре дня.

Зину это мало тревожило. Три лишних глазка на клубнях делали своё дело, и по количеству ростков девочки всё больше и больше перегоняли мальчиков.

Вернулся Боря и, свалив перегной, подошёл к бригаде.

— Ваня, я теперь понял задачу. Надо вначале высчитать от одного растения, а потом…

— Нет. Надо сначала навоз привезти, — перебил его тот. — Дома будешь считать.

— Я же никому не мешаю, — пожав плечами, сказал Боря и снова уехал.

Работа подвигалась быстро. Саша сильно устал, но старался не отставать. Для Вани это была не работа, а игрушка. Сил у него — хоть за плугом ходи. Саше тяжелей. Бессонная ночь и большой путь с тяжёлой ношей сильно утомили мальчика. Он часто останавливался и, тяжело дыша, вытирал пот со лба.

— Сашка, ты устал, — заметил, наконец, Костя. — Шёл бы домой. Мы докопаем.

— Ничего, до обеда поработаю, — вяло ответил тот.

— Подожди-ка! — остановил их Ваня. — Надо по-другому… Мы будем копать, а ты, Саша, возьми вилы и разбрасывай за нами навоз. Дело-то скорей пойдёт.

— Правильно! — согласились в один голос ребята.

Так и сделали. Работа пошла ещё быстрей. Сейчас не нужно было отрываться и ждать, пока освободятся вилы. Докапывали до края и сейчас же переходили на другой, где уже был разложен навоз.

Когда, судя по солнцу, пришло время обеда и ребята взглянули на проделанную работу, то сами удивились.

— Вот это да-а! Сколько вспахали!

— Наверно, хватит!

— А вы сначала решите задачу, а потом и говорите — хватит! — усмехнулся Ваня.

— Борька! Ты решил задачку? — крикнул Вася подъехавшему в это время возчику.

— Нет. Надо записывать. Я, понимаешь, начал десятки откладывать на воз… Травинки по дороге рвал… Одна травинка обозначала десяток… — пояснил Боря.

— Ну и что?

— Ну и растерял… Телега-то трясётся.

— А ты бы в руках держал.

— А вожжи в зубах?

Ребята засмеялись.

— Давайте сейчас на обед! — скомандовал Ваня, — А в пять часов соберёмся и докопаем.

30. Вспышка

От дороги шла группа девочек. Они закончили работу и вышли прогуляться, а заодно посмотреть, что делают мальчики.

— Тоська-то вертится! Чего она такая вертлявая? — спросил Костя.

— Как шило! — согласился Вася.

— Они тоже собираются копать! — сказал Боря.

— Ну да… Они нас заставят! — усмехнулся Вася. — За картошку…

Девочки подошли и задержались в начале вскопанного участка.

— Как много вы накопали! Молодцы! — похвалила Зина. — А это что? Откуда у вас бочки?

— Купили, — сказал Костя.

— Это наши бочки… Папа обещал нам привезти со станции.

— Ну, если обещал, то, значит, привезёт, — невозмутимо сказал Ваня.

— А эти откуда?

— Купили. Вон Саша купил и привёз.

Зина недоверчиво посмотрела на Сашу, перевела взгляд на улыбающегося Ваню и пожала плечами:

— А я думала — это нам привезли… со станции.

— Черенки нарезали? — спросил Ваня.

— Да.

— Сколько у вас теперь?

— Девяносто три.

Услышав цифру, Ваня с тревогой покосился на друзей. У них восемьдесят один. Разница большая. Но ребят эта цифра не смутила. Они с ней примирились и, как условились, делали всё, чтобы догнать и перегнать на урожайности картофеля. Перегной с хуторов перевезён, и половина его закопана в землю. А это многое может решить. Картофель не любит свежего навоза. Золы они тоже набрали порядочно, а селитру достали в совхозе.

— Ну, ладно! Надо заправиться, а не то мы совсем отощаем! — сказал Костя.

— Саша, где ты взял бочки? — спросила Зина.

— На станции, — ответил Саша, забираясь на телегу.

— А кто тебе разрешил?

— Начальник.

— Ну вот! Я же говорила, что это наши бочки! — возмутилась Зина.

— Были ваши, а теперь наши! — ответил Саша.

Это ещё больше задело девочку.

— Безобразие! Пыжов только и смотрит, чего бы себе присвоить! Эти бочки папа обещал привезти для нас и уже договорился с начальником. Девочки, берите!

— Стоп! Не выйдет!

Мальчики стояли возле бочек в оборонительных позах.

— Назад!

— Не подходить! — предупредил Вася. — А не то…

— Бочки отдал начальник станции мне самому, и мы с Ваней притащили их на своей собственной спине! — твёрдо повторил Саша.

— Не ври, пожалуйста!

Девочки собрались в кучку и заговорили все разом. Больше всех волновалась, конечно, Тося, и её голос резко выделялся:

— Ой, девочки! А что я вам говорила?.. Мы им отдали свою картошку, а они даже и спасибо не скажут.

Услышав эту опротивевшую всем фразу, мальчики переглянулись, но молчали, выжидая, что будет дальше.

Раздался голос Кати, и всё стихло.

— Довольно вам галдеть! Вот что, Ваня, — сказала она, отделяясь от группы, — бочки обещаны нам — это факт! Но раз вы их притащили, то я предлагаю разделить пополам. Вы себе возьмите одну и нам одну. Никому не обидно.

Скорей всего, это разумное предложение и было бы принято, но опять вмешалась Тося.

— Мы же вам пожертвовали картошку…

— Не ври! Ничего вы нам не жертвовали! — сильно покраснев, вспылил Ваня.

— Ой, девочки… Я вру! Вы слышали?

— Замолчи ты, Тоська! Далась тебе эта картошка! — с досадой остановила её Катя, но было уже поздно.

Слова Кати послужили сигналом.

— Выдумала Тоська картошку и хочет теперь на готовенькое! — крикнул Саша.

— Ой, девочки! Видите, видите… Мы же виноваты… Мы им пожертвовали…

— Да не ври ты! — перебил её Боря. — Когда ты пожертвовала? Сама выдумала и врёшь…

— Я вру? — не унималась Тося. — А за что вы нам ящики дали? А за что землю носили? А за что…

— Дура! — крикнул Ваня, и глаза его зло блеснули. — Да разве мы вам за картошку помогали? Дура, и больше ничего!.. А еще пионеркой считаешься! — Он хотел ещё что-то сказать, но только махнул рукой. Повернувшись к ребятам, скомандовал: — Пошли обедать! А если они бочки возьмут…

— Вздуем! — уверенно добавил Саша и взялся за вожжи.

Девочки молча смотрели на уходивших ребят. Это была первая ссора.

— И селитры не получите! — крикнул с телеги Саша. — Сами сходите в совхоз!

Мальчики скрылись за поворотом, затихло тарахтенье телеги, а девочки всё стояли на месте и с недоумением смотрели им вслед.

Всё произошло так неожиданно. Пришли они сюда с самыми хорошими намерениями, в отличном настроении и вдруг… поссорились. Как это получилось глупо!..

„Подумаешь — бочки! Старые, дырявые бочки… Да разве у них не найдётся бочек, если будет нужно? — думала Катя. — Нет. Дело не в бочках“.

Первая заговорила Тося.

— Ну вот! Извольте радоваться. Я же говорила, что они и спасибо не скажут…

— Ты лучше замолчи! — угрожающе сказала Катя. — Лезешь со своим языком, где не спрашивают.

— Ой! Я же виновата… — удивилась Тося.

— Конечно, ты! — сказала Поля. — Из-за тебя всё и вышло.

— Из-за меня? Они бочки не дали, а я виновата…

— При чём тут бочки? — сказала Зина.

Только сейчас она поняла, почему обиделись мальчики. Ведь Тоська то и дело говорила о пожертвованной картошке, то и дело напоминала, что девочки совершили геройский поступок… А ведь они ничего не пожертвовали, только собирались.

— Надо сказать Николаю Тимофеевичу, и он отберёт! — беспечно предложила Тося.

— Они и сами дадут, — угрюмо отозвалась Нюша.

— Стоило из-за бочек ругаться, — вздохнув, сказала Оля.

— Они не на бочки разозлились, — возразила Катя.

— А на что?

— На Тоську.

Она быстрее Зины разобралась в причине ссоры.

— Да что ты на самом деле! Всё я да я…

— Конечно, ты! Ты их постоянно картошкой корила. Вот они и рассердились! — резко сказала Катя.

— А разве не правда?

— Конечно, неправда! — вмешалась Зина. — Ты же была против!

— Я? — удивилась Тося. — Ой, девочки! Что она говорит… Я только сначала говорила, что они спасибо не скажут…

— А зачем тебе спасибо? — набросилась на неё Катя. — Зачем? Ты им свою, что ли, картошку даёшь?.. Жертвуешь! Какая жертвовательница!

— А разве она была против? — удивлённо спросила Нюша.

— Ну ясно… Уж я её уговаривала, уговаривала… Даже сказала, что у неё совести нет, — вспомнила Зина.

— Правильно! Совести у неё нет, — согласилась Поля.

— Да что вы, девочки, на самом деле! Совести нет?.. У меня?

— Нету, нету, — присоединилась Оля. — Там у тебя пусто…

Тося пробовала защищаться и совсем рассердила подруг. На неё набросились все, и она, не выдержав, расплакалась.

— Ну-у… заревела… — протянула с досадой Поля. — Как Марфушка… Не любишь, когда правду в глаза говорят!

— Это тебе наука… В другой раз не болтай! — сказала Катя.

Как бы там ни было, но отношения между бригадами испортились.

31. Тосины неприятности

Слёзы превосходно облегчают душу. Особенно Тосину. Поплакала она немного, повздыхала — и все неприятности куда-то исчезли. На душе снова легко. Своей вины она, конечно, не признала и считала, что девочки отнеслись к ней несправедливо. Просто придрались и выместили на ней свою досаду. Ничего не поделаешь! Такая уж у Тоси судьба неудачливая. Но это всё позади. И Тося не злопамятна. Она очень добрая и легко простила подругам эту обиду. В школу на другой день она отправилась в самом прекрасном настроении. Ей казалось, что и другие, как она, за ночь успели забыть ссору, и всё пойдёт по-старому. Подумаешь, какая беда! Поругались с мальчиками! И главное, из-за чего? Из-за старых бочек!

Но скоро она почувствовала, что ошиблась. Оказалось, что девочки не забыли вчерашней ссоры и продолжают сердиться.

В школе они явно избегали её. На первых уроках Тося еще крепилась. Сидела она притихшая и плохо понимала, что́ говорили учителя и отвечали ученики.

Вера Фомина всё время наблюдала за работой юннатов своего отряда. Она знала о многом, что происходило в картофельных бригадах: ребята ей рассказывали. Вожатая не удивилась, когда в конце учебного дня её вызвали в коридор и здесь она увидела Тосю.

— Верочка, я вам что-то хочу сказать… — еле сдерживая слёзы, пробормотала девочка.

С одного взгляда на пионерку Вера поняла: что-то случилось.

— Ну, говори…

— Нет, я по секрету…

Здесь, за книжными шкафами, был укромный уголок, где Верочке нередко приходилось выслушивать самые различные признания, делать выговоры, или, как она называла, „наставлять на путь истинный“.

Не успела Тося сказать и двух слов, как слёзы полились обильными ручейками.

— Ты бы сначала сказала, в чём дело, а уж потом плакала, — несколько переждав, посоветовала Верочка. — Может быть, и плакать не стоит. Какие-нибудь пустяки…

— Ни-ичего не пустяки…

— Ну, тогда рассказывай.

Сбиваясь и путаясь, Тося с трудом рассказала: никто с ней не хочет разговаривать, хотя она ни в чём не виновата. Если бригады поругались, то это не из-за неё, а из-за бочек, и вообще первая начала Зина.

Из всего сказанного Верочка поняла только одно: бригады юннатов поссорились, и ей необходимо вмешаться.

Прозвенел звонок. Верочка отправила Тосю на последний урок, пообещав всё выяснить и уладить. Она решила поговорить с юннатами, но задержалась и, когда пришла в класс, застала только поджидавших ее Тосю, Катю Миронову и Ваню Рябинина. Все остальные ушли домой. Катя переписывала заметки, а Ваня рисовал заголовок. Оба они были редакторами классной стенгазеты.

— Так! — с довольной улыбкой сказала Верочка, остановившись за спиной Вани. — Завтра выпустите?

— Ага.

— А я думала, что вы из-за своей картошки и про газету забыли, — шутливо сказала она. — Как у вас там дела?

— Какие? — не понял Ваня.

— С картошкой.

— Растёт. У нас восемьдесят один, а у девочек девяносто три.

— А почему девочки вас обогнали, Ваня?

— Мы не виноваты… У них глазков больше.

— А вы не ссоритесь?

— Зачем?.. Не-ет… — ответил Ваня.

— Ребята нам здо́рово помогают, — подтвердила Катя.

— А я слышала другое… — допытывалась вожатая.

Тося с трудом удерживалась, чтобы не вмешаться в разговор. Она уже хотела возразить, но в этот момент Катя искоса взглянула на неё так, что Тося закрыла рот и потупилась.

— Послушай, Ваня, а что это за бочки вы вчера прикатили? — спросила Вера.

— Железные бочки со станции, — охотно пояснил Ваня. — Будем в них удобрение разводить для подкормки картофеля…

— Это вы для своей бригады взяли?

— И для своей и для девчоночной, — сказал Ваня.

— Ой! Ой! — вырвалось у Тоси. — Не совестно!

— Мы и селитры принесли, — продолжал Ваня, словно ничего и не слышал.

— Ну, так… Я рада, что у вас так всё хорошо! Главное — не надо ссориться. Вы уже не маленькие и дело делаете большое. В субботу ваш доклад на сборе… Не забудь, Ваня, — напомнила Верочка и вышла.

Некоторое время стояла тишина. Было слышно, как поскрипывает Катино перо.

— Нажаловалась всё-таки… — сказала она, не поворачивая головы.

— Я вовсе не жаловалась. Я только про себя сказала, — отозвалась со вздохом Тося.

Снова установилась тишина. Ваня рисовал яркую большую звезду. Катя писала.

Видя, что про неё как будто забыли, Тося встала из-за парты и медленно направилась к двери, каждую секунду ожидая, что её окликнут. Подошла к двери и оглянулась. Нет, на неё даже не смотрели.

В скверном, очень скверном настроении возвращалась Тося домой. Шла, размахивая сумкой, и думала о том, какие на свете живут плохие девочки и мальчики. Сердце ее сжималось от жалости к себе.

Подходя к деревне, она увидела бегущую с фермы Полю. В руках у неё было двое вил.

— Тоська, где ты пропадаешь? — крикнула ей Поля.

— А что?

— Беги скорей на участок! Николай Тимофеевич поехал пахать нам. Надо навоз разбрасывать. Кто за тебя будет работать? — на бегу кричала Поля.

Долго раздумывать не приходилось, и Тося, забыв обо всём, стремглав побежала за Полей.

На участке шла работа. Навоз был уже привезён и лежал большими кучами. Николай Тимофеевич стоял за пароконным блестящим на солнце плугом в начале участка и ждал, пока Зина, Оля и Нюша разложат навоз в борозду.

— Ровней кладите! Не торопитесь! — говорил он. — Посадка не простая, научная!

— Всё, папа! — крикнула Зина. — Давай!

Николай Тимофеевич свистнул, и два коня-тяжеловоза — Мальчик и Крошка — послушно тронулись вперёд.

— Эге!.. Левее, Крошка!.. Эге! — покрикивал Николай Тимофеевич, держась за рукоятки плуга.

Тося бросила у берёз свою сумку, взяла у Поли вилы и принялась за дело. Работала она за двоих. Скоро раздался её звонкий голос, а затем смех и неизбежный визг.

Через час участок был вспахан, и бригада возвратилась домой.

32. Задача

Павел Петрович появлялся в школе одним из первых, но сегодня он застал на дворе возле кладовой двух мальчиков. Оба они сидели на корточках, низко нагнув головы. Мальчиков он узнал издали. Это были ученики пятого класса: Боря Дюков и Вася Поленов. Увлечённые разговором, ребята не слышали, как подошёл директор и остановился за их спинами. На земле были расчерчены квадраты, в которые они строго по прямым линиям втыкали заготовленные палочки.

— Подожди… Эти ростки еще не укоренились. Не тронь! — говорил Боря, удерживая руку приятеля.

— Так мы же хотели только один считать, а потом помножить! — убеждал его Вася.

— Ну так что? Ну, один! Так эти же еще растут, а эти пора черенковать!

Услышав необычные для игры термины: ростки, черенок, укоренение, Павел Петрович заинтересовался.

— Что это вы делаете, ребята? — спросил он через минуту, когда убедился, что не может разобраться, в чём дело.

Мальчики оглянулись, увидели директора и встали.

— Здравствуйте, Павел Петрович! — в один голос сказали они.

— Здравствуйте! Что вы делаете? Я сначала подумал, что вы в пристенок играете!

— Нет. Мы задачу решаем. Завтра сбор, Рябинин велел обязательно решить. А мы никак… Вчера целый день решали и сегодня… Никак не решить, Павел Петрович.

— А что это за задача?

— Надо высчитать, сколько получится черенков от двух картофелин. Да вот не получается…

Павел Петрович подумал и предложил другой способ решения.

Школьникам сразу бросалась в глаза эта странная группа во главе с директором, сидевшим на корточках возле кладовой. Через несколько минут здесь собралась большая толпа любопытных.

— Потом решим, — сказал Павел Петрович и, поднявшись, пошёл в школу.

После большой перемены он зашёл в пятый класс.

— Садитесь! — обратился директор к школьникам. — Вот что, ребята! Вы, конечно, знаете, что мичуринцы вашего отряда по поручению колхоза взяли на себя одну работу. Они решают любопытную задачу, и решают её практически, на опыте. Ответ можно будет узнать в июле. Кроме того, было бы интересно решить эту задачу и теоретически. Давайте попробуем. Запишите условия.

Пока школьники доставали тетрадки, Павел Петрович подошёл к доске и взял мел.

— Задача не обязательная, и отметок мы ставить за неё не будем, — с улыбкой продолжал он. — Но решить её было бы желательно… Слушайте задачу!.. У бригады юннатов два клубня картофеля денных сортов. Перед ними поставлена цель: методом ускоренного размножения получить возможно большее количество черенков. Оба клубня они положили в тёплое тёмное и влажное место. Из глазков к десятому апреля выросло двадцать белых ростков. Ребята их сняли и посадили в землю. Запишем: десятого апреля — двадцать!

С этими словами он написал на доске цифры. То же сделали и школьники в тетрадях.

— Ростки укоренились, — продолжал он. — Верхушки их позеленели и через двадцать дней сильно выросли. Тогда юннаты срезали верхушки и посадили как черенки. Мы с вами проходили размножение растений черенками, и вы об этом знаете. Запишем: первое мая — ещё двадцать! — Павел Петрович снова записал цифру. — Срезанные черенки укоренялись десять дней, и еще десять дней им нужно было расти до такой величины, чтобы можно было опять резать. Так… Запишем: двадцатого мая — двадцать!

На доске и в тетрадях появились ещё одно число и цифра.

— В это время первые ростки, с которых были срезаны верхушки первого мая, продолжали расти. Они имели корни, поэтому росли быстрей и через десять дней выбросили боковые побеги, или, как их иначе называют… Например, у помидоров?

— Пасынки! — хором ответило несколько голосов.

— Верно! Установим для задачи, что были оставлены три листочка. Значит, два пасынка можно срезать и посадить для укоренения, а третий оставить. Через десять дней с него можно будет срезать верхушку, а ещё через десять — снова два пасынка. Таким образом, мы установили уже какое-то правило. Это правило нужно понять, прежде чем решать задачу. Каждый росток или черенок — будь то срезанная верхушка или боковые пасынки, требуют двадцать дней для того, чтобы с них можно было опять срезать черенки. Но если они уже имеют корни, то срок для срезки сокращается наполовину. Десять дней! Понятно вам?

— Понятно! — хором ответили ребята.

— Ну а если понятно, то слушайте дальше. Десятого апреля с двух клубней снято двадцать ростков. Это мы записали! Двадцатого апреля ещё двадцать… Я сейчас говорю только о клубнях. Первые ростки в это время тоже растут, — пояснил он. — Первого мая ещё двадцать ростков. Десятого мая тоже двадцать. Двадцатого мая ещё раз двадцать. Первого июня клубни картофеля, вместе с выросшими ростками, разрезали и посадили… Следовательно, последний раз двадцать. Записали? Не забывайте записывать числа, когда сняты и посажены ростки для дальнейшего размножения черенками. Это очень важно, — предупредил он.

— Павел Петрович, числа не те… — сказал Ваня, глядя на доску, где учитель записывал столбиком числа месяца и количество ростков.

— Это неважно, Рябинин. Я нарочно округляю числа, чтобы легче было считать. Пускай на практике каждый черенок укореняется и растёт две недели, а мы будем считать двадцать дней. У нас на корнях они будут расти шесть-семь дней, а мы считаем десять, — пояснил он и снова обратился к классу: — Записали? Запишите ещё, что срок последней операции — первое июля. Первого июля можно срезать последние черенки и подсчитать общее число полученных растений.

— Павел Петрович, а это может быть? — спросил Новожилов.

— Что именно?

— А вот столько растений получить?

— Конечно, может быть. Если сомневаешься, то попроси Рябинина показать.

— И картошка на них будет?

— Если будут растения, почему же не быть клубням? — в свою очередь спросил Павел Петрович и продолжал: — Сколько будет клубней, мы увидим осенью. А сейчас попробуйте подсчитать, — сколько можно получить растений с двух клубней картофеля до первого июля?

Задача показалась ребятам простой и лёгкой. Некоторые ученики начинали решать её сразу же после ухода директора, но тут же споткнулись, запутавшись на первых ростках.

К концу учебного дня „картофельную“ задачу решала вся школа. Любителей математики она заинтересовала хитроумным ходом исчислений, остальных поразила возможностью, которой обладало это, известное всем, скромное растение. Откуда у картофеля берётся такая громадная жизненная сила и где её предел?

33. Сбор

Сегодня Ваня проснулся с особым, тревожным чувством. Друзей своих он ждать не стал. Ему хотелось быть одному и подумать. После уроков назначен сбор отряда, и он должен выступить.

К докладу Ваня готовился заранее. Ещё раз прочитал книгу, привезённую из Ленинграда, вспомнил историю картофеля, рассказанную Марией Ивановной, лекцию Степана Владимировича во Дворце пионеров. Доклад написал, исправил, дважды переписал и поэтому помнил его наизусть.

Верочке Фоминой доклад понравился. Прочитав, она исправила несколько ошибок и сказала: „Настоящий научный доклад“.

Понравился он и деду, и ребятам. Только после такой проверки Ваня решился показать доклад Марии Ивановне. Вчера вечером он подкараулил её на улице. Она возвращалась с поля и, видимо, сильно устала, но по улыбке и весело блестевшим глазам мальчик понял, что настроение у неё хорошее.

— Здравствуйте, Мария Ивановна!

— Здравствуй, Ванюша. Письмо шефам отправил?

— Нет. Ребята еще пишут… Я вас хотел спросить про другое… Завтра у нас будет пионерский сбор…

— Знаю.

— Вот я доклад написал…

Мария Ивановна взяла из рук мальчика тетрадь и, замедлив шаги, углубилась в чтение. Прочитала быстро.

— Ну так… — сказала она с улыбкой. — Сядем вон там, поговорим.

Возле дома Буяновой были сложены брёвна, на которых они и устроились.

— Что же тебе посоветовать, Ванюша?. — задумчиво начала Мария Ивановна. — Ты проделал большую и полезную работу. Это всё верно… Но мне бы хотелось, чтобы ты затронул души ребят, взволновал бы их и заставил серьёзно подумать о своём будущем. Выбрать профессию, правильно найти своё место в жизни, чтобы полезно и счастливо прожить — это очень и очень серьёзный вопрос. О нём нужно думать и готовиться с детства. Я бы тебе посоветовала не столько делать доклад о картофеле, сколько рассказать о вашем, о колхозном труде. Вспомни, Ванюша, как вы начали эту работу. Ведь вам хотелось выращивать какие-то заморские диковинки, и вы презрительно отнеслись к картофелю. И это не только вы… Мне думается, что большинство ребят мечтают о чём-то необычном и не хотят видеть в самых простых, обыкновенных делах это необычное. Ребята мечтают о геройских подвигах и не понимают, что героические подвиги можно совершать каждый день и в каждом деле. Ребята мечтают стать лётчиками и не хотят быть трактористами. Многие из подростков собираются ехать в город и не хотят работать в колхозе. Почему? Им это неинтересно. Им нужно что-то такое особенное… И вот на вашем примере ты можешь очень убедительно показать, как они все ошибаются. Колхозный труд — здоровый и очень почётный труд — ждёт своих героев, своих учёных, своих новаторов. Они уже есть, но их мало. Их не хватает…

В голосе агронома слышалась досада и упрёк. Упрёк этот не относился к Ване, он и не представлял своей жизни вне колхоза, но если говорить о других, то он согласен. Действительно, многие ребята мечтают о какой-то лёгкой, интересной, необычной жизни и в ожидании её ничего не делают.

Мария Ивановна говорила долго. Ваня слушал с беспокойством. „Что же делать?“ — думал он, понимая, что нового доклада подготовить не успеет. В голове его произошла полная путаница. Затем он уловил главную мысль Марии Ивановны и скоро понял, о чём нужно завтра сказать пионерам.

Сейчас, шагая в школу, Ваня припоминал различные известные ему случаи из жизни колхоза и всё более убеждался в том, что Мария Ивановна права. Работа юннатов с картофелем может послужить хорошим доказательством того, что в самых обыкновенных вещах есть много необыкновенного. Нужно только по-настоящему знать и работать. И Ване самому захотелось сделать ещё больше, ещё интересней.

„Вот бы на самом деле вырастить тонну из двух-то картошек! — думал он, вспоминая слова Степана Владимировича. — Вот бы подивились все“.

Над головой послышался разноголосый нарастающий шум, и скоро он увидел громадную стаю стремительно и низко летящих диких уток.

— Что, домой вернулись! — крикнул Ваня, следя за быстрым полётом, и ему показалось, что птицы вперебивку кричат: „Здравствуйте! Здравствуйте!“

Часть уток отделилась и резко пошла на снижение к озеру. Другие продолжали полёт. Но вот и они свернули и широким полукругом устремились к воде. С сильным шумом и криком утки уселись на озере.

После уроков чуть ли не половина школы отправилась в зал на сбор отряда пятого класса. Картофельная задача сделала своё дело. Гостей собралось так много, что Ваня струхнул. Пришёл Павел Петрович и ещё несколько учителей.

Как всегда, торжественная линейка. Прерывающимся от волнения голосом, но чётко отдавали звеньевые рапорт председателю. Верочка стояла сбоку и с гордостью поглядывала на присутствующих. Обычно на сборах не было такого количества гостей.

Кончилась линейка. Пионеры отряда сели на места. Верочка пошепталась о чём-то с Павлом Петровичем и прошла к столу.

— Ребята! Сегодня мы заслушаем отчётный доклад наших юннатов о проделанной ими работе, — сказала она. — Слово предоставляется Рябинину… Ваня, иди сюда!

В сильном смущении подошёл Ваня к столу. Положил тетрадку с докладом, но не раскрыл её. Да этого и не нужно было. Доклад свой он помнил наизусть, а если бы и спутался — беда невелика. Обвёл взглядом присутствующих и встретил ободряющие улыбки и нетерпеливое любопытство в глазах. Все ждали…

„А Мария Ивановна велела своими словами речь произносить, — подумал он, — как всегда, как разговариваю каждый день с ребятами… А как я разговариваю?“

Ваня сморщил переносицу, стараясь вспомнить, как он разговаривает с ребятами и что придумал вчера перед сном, по пути в школу и на уроках…

Уже ребята начали переглядываться, уже Верочка взяла тетрадь и раскрыла её, а Ваня всё молчал…

— Ребята, я должен сказать про нашу работу с картошкой, но сначала я скажу про другое… Вот Колька Кузьмин хочет инженером стать, когда вырастет. А по-моему, никакой он инженер не будет. У него в первой четверти по алгебре двойка. Что это за инженер…

Верочка с недоумением уставилась на Ваню. Павел Петрович переглянулся с учителями и с улыбкой закивал головой.

— Вот! А Галина Коврова собирается учительницей стать, — неожиданно сказал Ваня. — А какая из неё учительница выйдет, когда она всё норовит у других списывать?..

Слова эти задели многих, и ребята загудели.

— Тише, ребята! — сказала Верочка, приподнимаясь.

— К чему я это сказал? — продолжал Ваня. — Я про многих ребят могу рассказать, но лучше скажу про себя. Когда нам поручили картошку размножать, то мы не хотели… Подумаешь, какая невидаль — картошка!

Ваня заметил, как в этот момент густо покраснела Зина, и сейчас же прибавил:

— Это я про себя говорю… Я думал, что это нестоящее дело. А почему? А потому, что ничего толком про картофель не знал. Хорошо, что нам Мария Ивановна рассказала… Помните? Про заморскую диковинку…

И Ваня своими словами передал историю картофеля. Он видел, с каким интересом слушали его ребята, и это его ободряло. Он заговорил о поездке в Ленинград. Рассказал о том, как внимательно отнеслись к ним учёные в институте, как пригласили во Дворец пионеров, как дали им новые сорта картофеля и ждут, что они поставят мировой рекорд…

— Степан Владимирович сказал нам, — продолжал Ваня: — вы, говорит, первая ласточка из колхоза. Я, говорит, верю вам. Передай вашим пионерам привет и скажи, что мы на них надеемся. Пускай они стараются…

Ваня спохватился. Насчёт ласточки и веры Степан Владимирович действительно говорил, а всё остальное Ваня прибавил для большей убедительности.

— А кто мы такие? — продолжал он. — Ребята из колхоза — только всего и названия. Нас таких миллионы. И всякие есть… Мария Ивановна говорила, что в колхозе надо много знающих людей: колхозных инженеров, трактористов, животноводов, садоводов, полеводов, химиков… и вообще всяких специалистов. А многие из ребят мечтают в городе работать… А почему? Будто в колхозе нет интересной работы. А что мы знаем? Вот про картошку мы тоже ничего не знали, а что на проверку выходит? Привезли мы те клубни и положили в тепло…

Теперь Ваня вернулся к написанному им докладу и рассказывал о том, что они сделали.

Павел Петрович, прищурив глаза, смотрел на Ваню. Способности мальчика были известны всей школе, но сейчас он неожиданно раскрывался с новой стороны. Как убедительно и просто говорил Ваня, и как его слушали! Очень верная мысль мальчика о том, что ребята стремятся уехать из колхоза и мечтают приложить свои силы где-то в другом месте, задела и случайно присутствующих старшеклассников. Даже Верочка Фомина задумалась. Она собиралась на будущий год поступить в техникум и работать в городе. А почему? Разве она не любит деревню? Разве негде тут применить свои способности?

Да сколько угодно! Стоит только захотеть…

— Очень многое можно сделать с картофелем, — продолжал Ваня. — Мы, конечно, стараемся… Девочки пока нас перегнали, но мы не сдаёмся и только осенью узнаем, кто кого победит. Скоро все ростки пересадим в парник. Если вам интересно, то лучше приходите сами и посмотрите…

Долго и шумно хлопали ребята. Доклад понравился всем. Единственный человек, который остался недоволен, был сам Ваня. Ему казалось, что он не выполнил советов Марии Ивановны — никого не задел, никого ни в чём не убедил.

34. Помощь

Весна торопила. В тёплом воздухе стоял запах молодых трав и распустившихся берёз. Земля созрела. Она послушно переворачивалась под блестящими плугами, охотно рассыпалась на мелкие комочки от зубьев борон и лежала пушистая, влажная в ожидании семян.

На доме правления повесили плакат — „Проведём сев в сжатые сроки“.

Трактора работали круглые сутки.

Грачи, вороны стаями перелетали с места на место, важно, переваливаясь, ходили по борозде за пахарями и подбирали вывернутых червей и личинок.

Тринадцатирядная сеялка, запряжённая парой крепких и сильных лошадей, ни минуты не простаивала.

Комсомольцы второй день высаживали из парников в поле ранний картофель.

Солнце стояло еще высоко, когда бригада мальчиков, в полном составе, вышла с тропинки на дорогу.

— Эй! Берегись! Картофельники! — раздался сзади крик.

Ребята посторонились. Один за другим их перегнали на велосипедах трое семиклассников, живущих в совхозе.

— Три тысячи пятьсот сорок! — крикнул передний, поровнявшись с Ваней.

— Чего-о?

Дальнейших слов мальчики не слышали. Велосипедисты быстро поехали под уклон и свернули влево, на шоссе.

— Чего это он сказал? — спросил Ваня и сейчас же догадался: — Это он задачу с ростками решил.

— И совсем неверно, — сказал Боря.

В это время глухо заворчал гром. Казалось, будто по булыжной дороге затарахтела громадная телега, раскатилась под горку и никак ей не остановиться.

— Ребята! Первый гром!

Мальчики оглянулись. За озером поднималась тяжёлая туча, а под ней, как занавеска, висела тёмная, сильно скошенная полоса дождя.

— Если гроза, — значит, лето наступило, — сказал Боря.

— Хорошо бы лето… — задумчиво произнёс Ваня. — А что, если ростки на участок высадить? Им солнце надо.

— Рано. Ты сам говорил, что утренник ударит, подморозит, — возразил Саша.

— А если не ударит? Не каждый год бывают утренники.

Ваня говорил правду. Росткам картофеля не нравилось в комнате. Хотя они заметно росли, но вытянулись больше, чем надо, и вид у них был какой-то болезненный.

— Пересадим в парник, а днём станем рамы снимать, — предложил Саша.

— А кто будет снимать?

— Ну кто… — замялся Саша. — Попросим кого-нибудь… Скоро распустят на лето. Долго ли?

Новый раскат грома прервал разговор. Постепенно затихая, гром перешёл на добродушное урчание и вдруг сильным ударом оборвался.

— Ого! Слышали? В дерево бабахнуло! — сказал Костя.

— Не обязательно в дерево, — возразил Саша.

Он не мог не возражать. Такой уж у него был характер.

Туча проходила стороной.

— Ваня, смотри! Марь Ванна! — сказал Боря, заметив агронома, неожиданно появившуюся впереди на дороге.

— Бежим! — скомандовал Ваня, и бригада пустилась, что называется, во весь опор.

Мария Ивановна услышала топот приближающихся ног, оглянулась и остановилась. Впереди всех бежал Костя. Ноги у него длинные, и сам он лёгкий, крепкий. За Костей бежал Саша, затем Ваня, Боря и последним — Вася.

— Здравствуйте, Марь Ванна!

— Здравствуйте!.. Вы из школы? Почему так рано?

— А сегодня суббота, у нас четыре урока было, — слегка запыхавшись, ответил Саша.

Мария Ивановна взяла под руку Ваню и стоявшего рядом с ним Борю и тронулась вперёд. Остальные пристроились сбоку.

Вначале ребята сбивали ногу, но скоро приспособились и все пошли, как на марше. Мария Ивановна шагала крупно. Чёткие, короткие тени, покачиваясь в такт шагам, бежали впереди.

— Ну, как у вас с отметками сегодня? — спросила она.

— Ничего, — ответил Ваня. — Тянемся. Двоек нет.

— А я думала, что мои бригады не только в поле, но и в ученье впереди всех…

— Ну… он пятёрочник! — сказал Боря. — У него за весь год три четвёрки было.

— Молодец, Ванюша! — похвалила Мария Ивановна и крепко пожала его локоть.

Смущённый и обрадованный похвалой, Ваня шмыгнул носом.

— Мария Ивановна, а что я вас хочу спросить!

— Ну, что?

— Не пора нам ростки в парники пересаживать?

— А вы разве не пересадили? — удивилась она. — Мне Зина говорила, что все в парнике.

— Это они пересадили, а мы нет.

— Напрасно. В комнате им хуже.

— Завтра с утра пересадим! — решительно сказал Ваня.

— Ну конечно! Ты же задерживаешь их рост…

Сзади послышался снова топот ног, крики и Тосин визг. Это догоняли девочки. Они хотели оттеснить мальчиков от Марии Ивановны. Зина с Олей сделали попытку влезть между Ваней и шагавшим рядом Костей. Но не тут-то было. Костя словно прилип плечом к Ване. Мария Ивановна улыбалась, но не вмешивалась в эту возню: для неё все были равны.

Подходя к деревне, она сказала:

— Ребята, у меня к вам есть предложение. Комсомольцы собираются сегодня закончить пересадку раннего картофеля, но вряд ли успеют… — она сделала короткую паузу, — если вы им не поможете… Сегодня суббота, время у вас есть, и дело это по вашей специальности…

— О чём разговор! — сразу ответил Ваня. — Ребята, полчаса на обед, и — как один! — коротко приказал он. — Понятно?

Саша за всех мальчиков ответил:

— Есть!

Зина переглянулась с Катей и повернулась к своим:

— Девочки, вы слышали?

— В полчаса не успеть, — с сомнением заметила Оля.

— Успеем, успеем! — вмешалась Тося. — Только пообедать…

— Тебе только пообедать, — начала было Поля, но её перебила Катя:

— Девочки, в чём дело? Надо успеть, и весь разговор!

На развилке дорог Мария Ивановна оставила ребят и свернула к картофельному полю, где были видны работающие девушки.

— Ну, как дела, Валя? — спросила она раскрасневшуюся, с мелкими капельками пота на носу, девушку.

— Торопимся, Мария Ивановна, да, пожалуй, не выйдет. Двенадцать парников еще осталось. Придётся завтра полдня захватить.

— Сейчас помощники придут.

— Кто?

— Крупные специалисты по картофелю, — сказала Мария Ивановна с тёплой улыбкой.

— Кто же такие? Не ребята ли?

— Угадала.

Бо́льшая часть парников была свободна, и там уже работали женщины из овощной бригады, подготовляя их к посеву огурцов. В остальных парниках еще сидел картофель, устилая дно сплошным темнозелёным покровом.

Каждый раз, начиная новый парник, две девушки обходили его вокруг.

— Прямо ужас, что такое! — ворчала Шура. — Не знаешь, с какого края приступиться.

Затем они смело запускали руки в тёплую землю и выворачивали клубни с кустиками крепких зелёных ростков. Корни сильно выросли, перепутались между собой, и их с силой приходилось раздирать.

— Мария Ивановна, смотрите, что делается! — жаловалась Шура. — Жалко корешков…

— Ничего, ничего, — успокоила их агроном. — Страшного ничего нет. Землю вы не стряхивайте.

Клубни на носилках уносили в поле и здесь сажали в лунки. Лунки копали по шнуру, протянутому вдоль всего поля. Ряды посаженного картофеля были идеально правильными и радовали глаз. Да это было и удобно для дальнейшей обработки: подкормки, окучивания и, наконец, для подкопки.

Через полчаса явились юннаты. Посовещавшись между собой, ребята попросили выделить им парники и часть вспаханного поля. Валя охотно согласилась, но Мария Ивановна запротестовала, и ребят распределили по отдельным участкам в помощь отстающим.

Ваня с Сашей взялись за носилки. Костя, Боря и Вася получили цапки и занялись лунками. Зине с Катей поручили выкапывать картофель из парников, а остальные девочки пошли в поле на посадку.

Говоря о том, что ребята крупные специалисты по картофелю, Мария Ивановна, может быть, и преувеличивала, но не шутила. У них действительно имелись уже какой-то навык, знания, и они нисколько не отставали от комсомольцев. Особенно девочки. Движения их были быстры, уверенны, и работали они с удовольствием.

— Эй! Носильщики! Где вы? — часто раздавался высокий голос Тоси и смех Оли. — Давайте скорей!

И Ване с Сашей приходилось бегать с носилками.

Костя с Борей безжалостно подгоняли Васю.

— Сколько ты в этом ряду выкопал? — спрашивал Боря, когда переносили шнур.

— Не знаю. Не считал, — отвечал Вася.

— Не ври, не ври!.. Сорок четыре ямки выкопал! — смеясь, говорил Боря. — Тридцать процентов!

— Ну да? Почему тридцать?

— Ясно! Я выкопал сто восемнадцать, а Костя — сто тридцать две.

Боря успевал считать за всех.

Вася сопел носом, хмурился, но молчал. В следующем ряду он „поднажал“, но ребята не позволили догнать себя, и опять, по утверждению Бори, у Васи оказалось тридцать процентов, хотя копал он на совесть.

Пришлось „поднажать“ и комсомольцам. За эти дни они порядочно устали, однообразная работа приелась, но прибывшие на помощь пионеры и их задорное поведение подняли настроение.

К вечеру картофель был высажен весь.

35. У парника

Открыв глаза, Ваня увидел освещённый солнцем подоконник, и настроение его испортилось. Вчера мальчики решили всё пересадить в парник и черенковать вторые ростки. Ваня не терял надежды перегнать бригаду девочек. Зина запаздывала с черенкованием, и с каждым, разом Ванина бригада выигрывала время. Если удастся лишний раз срезать черенки, то они сравняются с девочками, а может быть, даже немного перегонят их. Всякую пересадку рассады лучше всего производить в пасмурную погоду, а тут, как назло, солнце жарит с утрат до вечера каждый день.

Как бы осторожно ни вынималось растение из земли, его корни неизбежно будут повреждены. Прямые лучи солнца заставляют листья сильно испарять влагу, а повреждённые корни не успевают её подавать. Растение вянет. Правда, в парнике можно заклеить стёкла бумагой или замазать мелом, как это сделали девочки, по совету Марии Ивановны, и тогда рассеянный свет солнца будет безопасен…

Так или иначе, но нужно вставать. Скоро придут ребята.

Отца и Насти уже не было дома. В кухне мать поила чаем старшего брата и деда.

Андрей только что вернулся с ночной смены и рассказывал, что в колхоз приехал секретарь райкома и похвалил трактористов за безаварийную работу.

Прислушиваясь к разговору, Ваня оделся, но, прежде чем садиться за стол, решил подготовить рассаду. Он выдвинул на середину кухни скамейку и начал перетаскивать из соседней комнаты ящики, стоявшие там на окнах.

— Зачем это? — спросила мать.

— Сегодня пересадим в парник.

— Поливать будешь?

— Последний раз.

— Видишь, Андрюша, сколько он из двух-то картошек нарастил! — с заметным оттенком гордости сказала она. — Отрежет стебелёк, посадит, он и живёт. Просто на удивленье!

— Молодец, Ваня! — похвалил брат. — Докажи им всем!

Сдвинув ящики вплотную друг к другу, Ваня готовился поливать. Перед посадкой рассаду необходимо поливать особенно обильно, чтобы земля пристала к корешкам.

Растений было действительно много. Черенки-верхушки, срезанные с первых ростков, уже тронулись в рост. Значит, укоренились. Сами ростки, оставшись без вершинок, выбросили боковые побеги-пасынки и походили на кустики. В ящике им было тесно. Вторые ростки сильно вытянулись, и с них тоже пора было снимать черенки. Третьиростки распустили листочки и выглядели весело.

— Эти надо резать, — заметил дед.

— Дед, а ты тоже в мичуринцы записался? — спросил Андрей.

— Что ж… Я не отрекаюсь, — ответил старик. — Могу и ростки, и отводки снимать… И черенков нарежу…

Ваня с лукавым любопытством взглянул на деда. „А давно ли ты говорил, что сгниют?“ — хотел он спросить, но удержался.

— Чего ты смотришь? Век живи, век учись, Ванюша, — нравоучительно сказал дед. — От вашей затеи не та польза, что вы картошку нарастите, а та польза, что себя научите.

Дверь распахнулась, и шумно вошли Вася, Костя и Боря.

— А где Сашка? — спросил Ваня.

— Не знаю. Мы его не видали.

— Ну, ладно. Ждать не будем. Тащите ящики! — сказал Ваня.

На парниках никого не было.

Поставив носилки, Ваня приподнял раму и сунул туда руку. Там было очень тепло. Землю нагревал не столько горевший внизу навоз, сколько солнце.

— Смотрите, ребята, какая жара!

— Да-а… — подтвердил Костя, засовывая руку, — Прямо горячо!

— Обязательно надо днём рамы открывать и проветривать, — сказал Ваня.

— Давайте Марфушку заставим, — полушутя предложил Костя. — Она толковая!

— Выдумал тоже! — возмутился Боря. — Она все стёкла поломает.

— Я деда попрошу, — сказал Ваня.

Он перешёл к соседнему парнику девочек. Там стёкла были замазаны мелом, и нельзя было рассмотреть, что́ делалось внутри. Приподняв крайнюю раму, Ваня заглянул внутрь. Пахну́ло теплом. Ровными рядами зеленели растения, и было видно, что им нравилось это тепло.

— Ты что́ делаешь? — раздался сзади Тосин голос.

— Смотрю, — не оглядываясь, ответил Ваня.

— Не тронь! Свои смотри! Мы к вам не лезем! — возмутилась она и крикнула во весь голос шедшим сзади: — Девочки! Мальчики трогают наш парник!

— Да я же ничего не сделал. Жалко тебе?

— Не жалко, а не тронь! Ты холоду напустишь.

— Сейчас тепло, и вообще надо проветривать, — спокойно сказал Ваня. — Смотрите, какая жара!

— Не твоё дело! Мы и без тебя знаем, что надо! Учи, пожалуйста, своих!

Эта несправедливость обидела Ваню, и он замолчал.

Подошли Оля, Нюша и Поля, а следом за ними Зина и Катя.

— Девочки, надо Марии Ивановне сказать. Что это на самом деле! — закричала Тося.

— Тихо ты! Мы не глухие! — с досадой остановила её Зина. — Что у вас тут случилось?

— Она и сама не знает, что! — ответил Ваня. — Я немного приоткрыл раму в парнике, посмотреть, а она крик подняла.

— Ну вот! Я же виноватая! — с искренним недоумением сказала Тося. — Я тебе только сказала…

— Помолчи ты! — резко оборвала её Катя. — Я да не я! Всё забыла! Если он посмотрел парник, что страшного? Почему нельзя смотреть?

— Нет, Катя, — уже совсем другим тоном сказала Тося. — Надо наперёд уговориться, чтобы они наш парник не трогали. У них свой есть. Испортят что-нибудь.

— Да что́ испортят? Чего ты глупости говоришь!

— Подожди, Катя. Я ей отвечу, — вмешался Ваня. — А вот, к примеру, так: парник ваш открыт, вас никого нет, и вдруг пойдёт град. Мы свой парник закроем, а ваш, значит, пускай градом бьёт?

Тося смутилась.

— Ну, если градом, — другое дело.

— А я сейчас хотел посмотреть, — не слишком ли там жарко? У нас вон какая жарища! — пояснил Ваня.

— Эх ты!.. — с досадой сказала Зина. — Никакого у тебя сознания нет, Тося.

Видя, что никто из подруг её не поддерживает, Тося совсем смутилась и замолчала.

Бригада мальчиков вернулась к своему парнику. Сильно запыхавшись, прибежал Саша. Ваня строго посмотрел на опоздавшего, но ничего не сказал.

Сняли рамы. Побелить стёкла мелом поручили Боре и Васе. Остальные начали рыхлить слежавшуюся землю в парнике.

Между Борей и Васей возник научный спор: как мазать стёкла — снизу или сверху. У девочек мел был сверху, но, по уверению Бори, первый же дождик должен его смыть. Решили мазать снизу.

В дальнейшем выяснилось, что белить всё-таки лучше сверху. Дождь ёще когда будет, а снизу стёкла отпотевали и получались подтёки.

Началась пересадка. У первых и вторых ростков, как и вчера в парниках у комсомольцев, корни заполнили весь ящик и переплелись между собой. В один конец парника сажали растения с корнями: „Камераз“ налево, „северную розу“ направо. Когда всё было пересажено, Ваня достал ножик.

— Теперь переходите на тот край и сажайте черенки. Я вам буду передавать, — сказал он Саше и Косте.

— А зачем туда? Давай лучше подряд! — предложил Саша.

— Нельзя. Эту сторону мы будем днём открывать, а ту нет… Черенки боятся солнца, — пояснил Ваня.

Острым ножом он срезал у вторых ростков вершинки под самым листочком и передавал ребятам. Те делали рукой ямки, ставили в них черенки так, что под землёй оказывалось по два листочка, потом, немного наклонив черенки, плотно обжимали землю.

— Ваня, а почему ты по сортам не делишь? — спросила Зина, наблюдавшая за работой.

— Как не делю? — удивился мальчик и только тут заметил, что его помощники сажают черенки подряд. — Что вы делаете?! — завопил он.

— А что?

— Всё перепутали! „Северную розу“ направо…

— А не всё равно? — невозмутимо сказал Саша. — Картошкой разберём: она же разноцветная.

Это было резонно. Всё равно растения могли спутаться потом. Для того чтобы следить за сортами, надо заводить отдельные делянки, перегораживать рядки или ставить этикетки.

— Ну, ладно. Потом разберём, — успокоился Ваня и начал срезать боковые побеги-пасынки у первых ростков.

36. Секретарь райкома

Раскрасневшиеся от работы, потные от усердия, с перемазанными носами, словно они ковырялись ими в земле, ребята с увлечением сажали черенки, как будто это было для них самым обычным занятием. Они не заметили, как ушли девочки и как к парнику подошёл председатель колхоза с высоким незнакомым человеком в шляпе и роговых очках.

— А это наши мичуринцы! Они же научные работники ленинградского института, — шутливо сказал Николай Тимофеевич и протянул Ване письмо. — Держи, бригадир!

Руки у мальчика были запачканы. Растопырив пальцы, он попросил председателя сунуть письмо в карман.

— Здравствуйте, ребята! — приветливо поздоровался незнакомец.

— Здравствуйте! — разноголосо ответили юннаты.

— Чем это вы занимаетесь?

Вместо Вани ответил Николай Тимофеевич. Он довольно точно рассказал о задачах бригады и об ускоренном размножении картофеля.

— Сколько у вас теперь растений? — спросил председатель у ребят.

— Не знаю, Николай Тимофеевич. Не успели сосчитать еще, — ответил Ваня.

— У девчоночной бригады девяносто три, а у нас побольше, — сказал Саша.

— Вот, Михаил Игнатьевич. Девяносто три куста с двух картофелин! — с гордостью сказал председатель. — Не плохое достижение.

Михаил Игнатьевич присел на край парника и некоторое время молча наблюдал за работой.

— Все пионеры? — спросил он.

— Ясно, все! — ответил Саша.

— Ну, а кто руководит вашей бригадой?

— Вот он, бригадир, — сказал председатель, — Иван Васильевич Рябинин. Моя смена в будущем — агроном и председатель колхоза.

Ваня поднял голову и засмеялся. Относительно „агронома“ Николай Тимофеевич угадал, но относительно председательства мальчик никогда не думал, и ему почему-то стало смешно.

— Ну, как у вас дела с учёбой? Учиться вам не мешает эта работа? — продолжал спрашивать незнакомец.

— Не-ет! — ответил Саша. — Работы-то всего ничего.

— Между собой не ссоритесь?

Ваня переглянулся с ребятами, увидел сдержанную улыбку на лице председателя и смутился.

— Бывает, — сказал он.

— Вместе тесно, а врозь скучно! — весело сказал Николай Тимофеевич и подмигнул мальчикам. — А в общем, живут дружно. Могу подтвердить!

Долго и пытливо расспрашивал ребят „очкастый“, как его окрестили про себя мичуринцы. Затем встал, пожелал им успеха и отправился с председателем дальше.

— Кто это такой? — шёпотом спросил Саша, провожая глазами уходящих.

— Что, ты не знаешь? — с возмущением прошипел Боря. — Это же Михаил Игнатьевич!

Все ребята с любопытством повернули к нему головы.

— А кто он?

— Да секретарь райкома партии.

Никто из ребят еще не видал нового секретаря, а Боря догадался, услышав его имя, которое знал со слов отца.

Теперь весь происходивший разговор получил совершенно другое освещение. Секретарь интересовался и расспрашивал их не из простого любопытства.

— Чего ты, Борька, не сказал раньше? — упрекнул Ваня приятеля.

— А откуда я знал, что ты не знал? — оправдывался Боря.

— Эх! Не догадался я! — с досадой сказал Ваня, вспомнив о том, что Андрей говорил о приезде секретаря в колхоз.

— Ну, ладно! Поговорим в другой раз! — успокоил всех Саша. — Надо черенки сажать… Или всё?

— Как всё? А клубни?

Ребята снова взялись за работу.

Маточные клубни положили на середину парника и слегка прикрыли их землёй. Теперь они должны выгонять световые ростки.

Когда всё было полито и рамы замазаны, — подсчитали. Вместе с новыми, только что срезанными черенками получилось сто сорок два растения.

— Подходяще-е! — сказал Саша и даже присел от удовольствия. — У девочек девяносто три.

Но Ваня не радовался. Девочек они перегнали только дня на два. Когда те срежут подросшие черенки и пасынки, у них должно получиться, как он подсчитал в уме, сто шестьдесят, а то и больше. Разница всё время увеличивалась.

Парник закрыли. Ваня вымыл руки водой, оставшейся в лейке, вытер их о штаны и вытащил из кармана конверт. Ребята молчали. Все они были уверены, что полученное письмо от Светланы, и терпеливо ждали, когда Ваня прочтёт его вслух.

Так думал и Ваня, но, когда взглянул на конверт, брови его поднялись. Адрес писала не Светлана. Заметив удивление на лице бригадира, насторожились и ребята.

„Здравствуйте, мальчики: Ваня, Саша, Костя, Боря и Вася! Я вам пишу по поручению Светланы, потому что она больна. У неё очень высокая температура. Она третий день не ходит в школу. Болезнь называется воспаление легких. Нам очень жаль бедную Светланочку, но вы, пожалуйста, не пугайтесь. Она всё равно выздоровеет, потому что пьёт всякие порошки и капли. Когда я прихожу к ней, то мы говорим про вас и читаем ваши письма. Она обязательно хочет летом поехать к вам в колхоз. Я бы тоже поехала, но меня ни за что не пустят, потому что папа меня чересчур любит. Но он, конечно, не виноват. Серёжа с Аркашей и Валей сегодня поехали в пригородный совхоз резать черенки и просили пока не писать вам, сколько у нас получилось растений. В совхозе нам выделили три парника. Там есть Евдокия Георгиевна. Она очень симпатичная женщина. Очень полная. Она согласилась присматривать за нашими парниками и ничего за это не берёт, кроме книжек для своей дочери. Ну, а книжек для маленьких у нас много. Всё равно мы их уже не читаем. Светланочка просила написать вам, что Степан Владимирович спрашивал про вас. Почему вы ничего не пишете? Скоро экзамены, и мы все боимся. Вот и всё.

Посылаем вам пионерские приветы.

Мара Серебрякова.

Другое письмо передайте девочкам“.

В конверте лежало второе письмо. Ваня взглянул на ребят и вздохнул. У всех было грустно и тревожно на душе. Светлана больна! Как ни далеко жила от них эта девочка, но они привыкли считать её своим другом и часто думали о ней.

— Чего же это она… Простудилась, что ли?.. — глухо сказал Костя.

Зимой, когда болела Марфуша, он ходил хмурый, словно потерял что-то нужное, без чего нельзя нормально жить.

— Прочитай, что́ она девочкам написала, — попросил Саша.

Ваня повертел сложенный листок и развернул его. Если письмо не заклеено, а просто вложено, то, значит, никаких секретов нет и можно читать.

„Здравствуйте, девочки: Зина, Катя, Поля, Нюша, Оля и Тося! Я вам пишу по поручению Светланы, потому что она больна. У ней очень высокая температура…“

Дальше было написано всё, как и в письме к мальчикам. Слово в слово.

37. Письма

Воскресенье… День выдался весёлый, солнечный. С улицы доносилось то пение, то крики играющих ребят, а к вечеру послышались задорные переборы трёх баянов. Но у Вани на душе было тоскливо. Он не пошёл играть с ребятами, а весь день просидел над книгой. Мысли его часто возвращались к Светлане. В своём воображении Ваня ярко представлял больную девочку. Лежит она в кровати, бледная, слабая…

Вечером мальчик сел за письмо. Прежде всего он выполнил просьбу Светланы и написал учёному.

„Здравствуйте, товарищ Степан Владимирович!

Пишет вам Иван Рябинин из колхоза „Дружный труд“. Вы наказывали писать почаще, но мой дед говорит, что мешать Вам нельзя, потому что Вы много заняты научной работой. Картофель мы размножаем, как Вы велели. И всё получается точно. Выгоняли ростки и резали черенки, и ещё резать будем, пока можно. Некоторые колхозники в сомнении: нарастёт ли на черенках картофель? А я думаю, раз Вы сказали, что нарастёт, должен нарасти. Осенью увидим. С ленинградскими юннатами мы соревнуемся, и всё как полагается, но они не пишут, сколько у них растений. Мы тоже не будем писать. Осенью увидим, кто больше. Колхоз нам помогает. Дали парники, и лошадь дают, и всё, что нужно. Инструмент со склада выписали. Недавно я делал доклад на пионерском сборе про наши достижения, и даже директор приходил послушать. В общем, ничего, хвалили. Когда мы кончим размножать, я напишу Вам, сколько у нас растений получится. Только я не обещаюсь, что тонна. А сколько будет, не знаю. Осенью увидим.

С пионерским приветом — Иван Рябинин“.

Когда письмо было заклеено, пришёл Саша.

— Ваня, надо бы Светлане письмо отправить, — тихо сказал он, усаживаясь рядом с другом.

— Собираюсь вот написать…

— Мы с Борькой написали. А Костя и Вася утром напишут, — несколько смутившись, сказал Саша и вытащил из кармана исписанный листок. — Держи.

Ваня положил письмо перед собой и угрюмо взглянул на приятеля.

— Раньше-то не могли написать, — с упрёком сказал он.

— Я давно собирался, да всё некогда. Сам знаешь: то уроки, то картошка…

— Ну, ладно. Отправим все вместе.

Посидев с минуту, Саша ушёл, а Ваня взялся за перо.

„Здравствуй, Светлана!

Получили мы письмо от Мары, и все очень расстроились. Зачем ты заболела? Выздоравливай скорей и напиши нам письмо, чтобы мы не расстраивались. Степану Владимировичу я написал. В колхозе сейчас горячая пора: и пашут, и боронят, и сеют. Комсомольцы нынче выгоняют ранний картофель, и все интересуются, когда он вырастет. Обещали к первому июля. Мы им помогали на высадке“.

Где-то поблизости за окном заливалась гармошка; Ваня вспомнил, что Светлана серьёзно больна и что нужно написать о чем-то весёлом.

„Сегодня у нас воскресенье. К вечеру много народу на улице гуляет. Кто постарше, сидят на лавочках и разговаривают. На гармошке тоже играют, а девчата пляшут. Они всегда пляшут. Идут по дороге, поют частушки и пляшут. Не знаю, чего им нравится плясать?

Ты просила написать про мою семью, а я не знаю, что писать. У меня есть мать и отец. Мать работает на ферме. Отец бригадир-полевод. Дед есть. Он тоже работает, но больше дома, по хозяйству. Старый всё-таки. Старший брат Андрей трактористом в МТС. Ну еще сестра Настя. Все мы обыкновенные колхозники, и никаких особых достижений у нас нет. Когда будут, напишу. Сев у нас скоро кончают. Бригада отца первая по району идёт. Трактористы нынче здорово работают. Андрей две благодарности получил за перевыполнение нормы. Наверно, премию получит. Обещал мне ружьё подарить. А мать говорит — рано тебе ружьё. А я и не спорю. Ей же самой хуже. Я бы по осени уток бил, а зимой зайцев. Ягоды я собирать не мастер: слишком они маленькие. Вот Катя Миронова живо корзину наберёт. Ты с ней и сходишь. Она все угодные места знает. Поправляйся скорей и напиши письмо. Ребята тебе тоже написали.

С приветом Иван Рябинин“.

Прежде чем вложить в конверт, Ваня прочитал принесённые письма. На одной стороне листка писал Боря, на другой — Саша.

Письмо начиналось: „Пишет ученик пятого класса, пионер, картофельник Александр Пыжов. Здравствуйте, товарищ шеф! Как вы поживаете? Мы поживаем ничего. Как полагается, ходим в школу и каждый день учим уроки. Недостатков у нас много, а у меня больше всех. Насчёт лености не знаю. Если рыбу ловить или что другое, я не ленюсь, а если уроки учить, то ленюсь. Спуску я тоже никому не даю, и даже бывают синяки. Ваня меня ругает, чтобы не задирал. Я делаю „сарботан“ — индейское оружие, про которое рассказывала Мария Ивановна. Стреляет выдохом. Когда приедете в колхоз, дам пострелять. Насчёт болезни не беспокойтесь. Болезнь скоро пройдёт. Это я по себе знаю. Желаю всего хорошего. Спасибо.

С приветом: Александр Пыжов“.

На другой стороне писал Боря:

„Здравствуйте, девочка Светлана!

Пишет Боря Дюков. Письма писать я не умею. Пишу как умею. Мы получаем ваши письма, и все довольны. Я живу вместе с отцом на птицеферме в колхозе. Отец — инвалид Отечественной войны. Раньше он был плотник, а теперь плотничать не может. Он устроил птичью ферму по поручению колхоза. А куры у нас все белые, как снег. К курятнику зимой подходят лисы, а наша собака Лада их гоняет. Ни одной куры не утащили. Недавно завёлся хорёк и задушил семь штук, а на другой день Лада его поймала. Если желаете, я могу подарить щенка. А ещё есть кошка. Она тоже умная и кур не трогает. Могу и котёнка подарить. А ещё напишу про гусыню. Она весной залезала в Ладину будку и там клала яйца, а Лада те яйца ела. Отец узнал про это и побил Ладу. С тех пор она не ест и даже в будку не ходит, пока яйцо не возьмут. Гусыня на неё шипит и нисколько не боится. Гусей у нас мало, а скоро будет много. Они хорошо сторожат и сразу поднимают крик, если кто придет. В школе нам рассказывали, как гуси спасли Рим. По-моему, это не выдумано, а было на самом деле. Размножать картошку нам нравится, хотя девчоночная бригада нас обогнала по причине ростков. Когда я вырасту, то стану плотничать. Отец мне инструмент обещал. Хорошо строить новые дома. Пускай люди живут и добром вспоминают. А если вы выучитесь на агронома или зоотехника, то я вам тоже построю дом. Все ребята желают, чтобы вы скорей поправились от болезни.

До свиданья. Боря Дюков“.

Ваня не стал исправлять ошибок, которых было не мало. Зачем? Он чувствовал, что Светлана сама разберётся и не осудит ребят. А если некоторые места покажутся ей смешными, то это ей полезно. Пускай смеётся на здоровье.

38. Кроты

Тёплый майский день. Последний день учебного года. Размахивая сумками, перегоняя друг друга, с криком и хохотом разошлись малыши из школы. Они свободны. Для них наступили летние каникулы.

Старшеклассники расходятся позднее. Несмотря на то, что завтра воскресенье, они сосредоточены и серьёзны, как никогда. Какой уж тут отдых, когда с понедельника начинаются экзамены!

Вернувшись из школы, Ваня направился к парнику. За картофель он спокоен. Следить за парником, снимать рамы и закрывать его взялся дед. Теперь старик серьёзно относится к ребячьей затее и даже подшучивать перестал.

Парник открыт. Вся его площадь густо засажена растениями. Вид у них превосходный. Листья темнозелёные, стебли крепкие.

Строгим, придирчивым взглядом осмотрел Ваня парник, пощупал землю и тяжело вздохнул. Здесь всё в порядке. Земля влажная, черенковать еще рано… Но на душе у мальчика неспокойно. До сих пор нет письма от Светланы, а кроме того, его тревожат экзамены. „Какой-то попадёт билет? Как-то он ответит?“

— Ваня! Ты знаешь, какая неприятность! — сказала Зина, подходя к парнику. — Мы с Катей сейчас были на нашем поле, там всё кротами изрыто.

— Конечно. Столько червей с навозом закопали. Вот кроты и едят.

— А как же быть? Если мы картошку посадим, они всё погубят.

Опасения Зины были основательны: кроты могут много навредить; и нужно было принять меры заранее. „Но это легко сказать. А какие меры? Кроты очень осторожные и чуткие животные. Работают они ночью и слышат малейший шорох; разве их всех переловишь?“ — размышлял Ваня, направляясь с Зиной к участку.

Возле берёз бригадиров поджидали встревоженные Катя, Боря и Саша.

— Ты смотри, что́ они делают! — с возмущением сказал Саша.

Действительно, всё поле было покрыто свежими кучками земли. Давно ли они любовались вспаханной, очень ровной поверхностью своего участка. А теперь всё испорчено.

— Ваня, давайте завтра пораньше придём и переловим всех. Возьмём вилы, лопаты, разроем все ходы, — сказал Саша.

— Нет. Надо Ладу на них натравить, — предложил Боря. — Она живо найдёт, а мы ей поможем.

— Вот это дело! — с радостью согласился Саша.

Ваня молчал. Предложение ребят было интересно и заманчиво, но он понимал, что это не выход. Если они даже и переловят появившихся кротов, то скоро придут новые. Но как же быть? Не сидеть же сложа руки.

— Ну, ладно, попробуем, — согласился он.

Наутро был назначен поход против кротов. Первыми пришли Костя и Саша. Солнце уже взошло, но за лесом его не было видно. Приближаясь к участку, прекратили разговор и старались ступать как можно тише. У Кости в руках вилы, Саша с лопатой. Остановились возле берёз и стали наблюдать. Один из холмиков на краю участка, как показалось Саше, шевелился.

— Во! — прошептал он, показав рукой направление.

Костя прищурился и даже присел. Холмик совсем свежий и как будто растёт на глазах.

— Давай! — скомандовал Костя, и оба бросились большими скачками.

С хода Саша вонзил вилы в кучку земли и вывернул. Вместе с землёй он выбросил на поверхность крота. Зверёк торопливо разгребал рыхлую землю, но Саша схватил его за лапу и отбросил на целину. Здесь крот оказался в беспомощном состоянии: корка земли крепкая, поросшая многолетними травами.

Крота посадили в ящик и долго смотрели, как он ползал, тыкаясь носом в стенки.

— Не уйдёт! — сказал Костя, поднимаясь. — Давай охотиться.

Вернулись на старое место.

— Ваня-а! — крикнул Саша. — Есть один!

— Давайте теперь ходы раскапывать!

Ребята принялись за дело. Начали с края участка. Ходы были не глубоко, и Саша попробовал разрывать их руками, но это оказалось бесполезно, — кроты уходили.

Пришёл Вася, а за ним Катя, Поля и Нюша. Настроение у всех было прекрасное. Ребята давно не собирались вместе. Ваня ходил по участку и не слышал, как пришли Оля и Тося. Вдруг раздался отчаянный визг. Оглянувшись, он увидел удирающую Тосю, а за ней Сашу с кротом в руках.

— Сашка! — крикнул он. — Ну что ты, как маленький…

Но Саша не унимался. Оставил Тосю и бросился к Кате.

— Попробуй! — спокойно сказала Катя, не двигаясь с места.

Когда Саша подошёл к девочке и поднял над головой крота, она схватила его за руку.

— Ага! Попался, Сашка! Катя, не сдавайся!

Между Сашей и Катей завязалась борьба. Подзадоривание и смех ребят задели самолюбие Саши. Он выпустил крота и свободной рукой схватил девочку за локоть. Крота взял Костя и посадил обратно в ящик.

— Ай да Катя!

— Пропал Сашка… Лучше сдавайся!

Некоторое время борцы стояли друг против друга, держась за руки. Вдруг Саша дёрнул Катю за левую руку и дал подножку. Это был его излюбленный приём. Но не тут-то было. Девочка устояла, вывернулась, потом, в свою очередь, схватила Сашу, приподняла, и он грохнулся на спину. Это было так неожиданно, что все закричали, захлопали.

Саша хотел перевернуться на живот, но Катя придавила его коленями и руками…

— Сдавайся! — сказала она.

— Нет… Ты неправильно…

— Сдавайся! Сдавайся! — закричали ребята.

— Сдавайся, говорят! — повторила Катя.

— Ну, ладно… сдаюсь.

Катя оставила Сашу в покое, поднялась и поправила растрепавшиеся волосы.

В этот момент с лаем прибежала рыжеватая, похожая на лису, лайка.

— Лада! Ладушка!

Собака хорошо знала всех ребят. Приветливо помахивая завёрнутым в колечко хвостом, она подбегала то к Ване, то к Косте и прыгала, стараясь лизнуть их прямо в лицо.

Началась охота. Вначале Лада не понимала, что от неё хотят. Совала нос в разрытую ямку, фыркала и отходила. Кроты её не интересовали. Вот если бы это были мышиные норы… Но Боря не отставал. Он подзывал собаку и, разгребая рукой холмик, командовал:

— Лада, ищи тут! Ищи!..

Наконец собака поняла. Сунув раза два морду в кротовый ход, она начала рыть лапами землю.

— Есть! Учуяла! Копай живо!

Толкаясь, мешая друг другу и собаке, ребята тоже начали разрывать землю. Скоро они завалили кротовый ход и потеряли его. Но теперь Лада сообразила, что́ нужно от неё, и пошла искать. Перебегая от одной кучки к другой, собака быстро почуяла крота. Разрывая лапами ход, она совала туда морду, нюхала и снова разрывала. Ребята пришли на помощь. К общему удовольствию, крота догнали и вывернули на поверхность. Думали, что Лада схватит его, но она только лаяла, приседая на передние лапы. Крота посадили в ящик.

Солнце поднялось высоко, и все порядочно устали, когда пришла Зина с Марией Ивановной.

— Марь Ванна! Есть! Две штуки поймали! — крикнул Саша и повёл показывать.

— А что вы хотите с ними сделать? — спросила Мария Ивановна, увидев двух беспомощно барахтающихся в ящике кротов.

— А что? Девочкам подарим на жаркое, — шутил Саша.

— Ребята, кротов не надо убивать. Они полезные, — сказала Мария Ивановна. — Я советую вам отнести их подальше в лес и отпустить. Кроты уничтожают много вредных личинок.

— А они к нам обратно придут, — сказал Саша.

— Не беспокойтесь. Не придут. А эта ваша охота — бесполезное занятие. Так с кротами не борются.

— А как? — спросил Ваня.

— Сделайте вертушки. Знаете? Маленькие пропеллеры с хвостом, чтобы стояли против ветра и крутились.

— А-а! Ветродуй! — догадался Саша.

— Ну пускай ветродуй, — с улыбкой согласилась Мария Ивановна. — Крылья, хвост можно в виде самолёта сделать. Прикрепите такой „ветродуй“ на кончик жерди, но чтобы он свободно вращался там, а жердь вкопайте в землю. Во время ветра пропеллеры будут крутиться и шуметь. Шум по жерди будет передаваться в землю. Кроты не любят подозрительного шума. Они уйдут.

— Вот как просто… — удивилась Оля.

— Мы сделаем несколько штук…

— Можно и несколько, — сказала Мария Ивановна и взглянула на ручные часики. — Сейчас я тороплюсь. Проводите меня.

Провожать пошли всей компанией, кроме Кости. Ему поручили сейчас же унести кротов и выпустить их в лесу.

Приятно было прогуляться в хорошую погоду и послушать Марию Ивановну. Она любила рассказывать о колхозе: каким будет колхоз, когда ребята кончат школу, и каким они сделают его через несколько лет. Она показывала рукой на пригорок и говорила:

— Вот здесь мы с вами построим клуб. С колоннами, с большими светлыми окнами! А кругом разобьём сад. Прямо от деревни мы с вами сделаем дорожку, а по краям её посадим многолетние цветы: пеоны, флоксы… Достанем и розы…

Незаметно дошли до конюшни. Здесь уже стояла запряжённая лошадь. Мария Ивановна поблагодарила конюха, села в тележку и вспомнила:

— Ах да! Чуть не забыла! Ваня, зайди в правление. Там тебе и Зине письма лежат.

Бригадиры переглянулись и во весь опор помчались в правление. Следом за ними побежали и остальные.

„Здравствуй, Ваня!

Очень рада была получить от вас письма! Большое вам спасибо. Как хорошо, когда есть друзья. Саше, Боре и Васе передай мой самый, самый горячий привет. Я уже поправилась и хожу в школу. Скоро экзамены. Я боюсь, но не очень. Во время болезни приходили подруги и занимались со мной, чтобы я не отстала. С картофелем у нас всё в порядке, но я еще не ездила в совхоз. В городе тепло. Погода стоит солнечная, и все ходят в платьях. А меня заставляют носить пальто, потому что утром на улице прохладно. Серёжа тоже засел за уроки. Мы с ним опять немного поссорились. Он не хочет писать вам, сколько у нас получилось растений, а я не согласна. Что это за секреты? Он думает, что мы вас перегнали, а я думаю, что нет. Я тебе по секрету сообщаю. Сейчас у нас уже пятьсот сорок шесть растений. А картошек всего десять. Много? Правда? Но у вас, наверно, не меньше. Я в этом уверена“.

Прочитав эти строчки, Ваня усмехнулся. У городских юннатов на один клубень приходилось всего пятьдесят четыре с половиной растения, а у них уже больше ста.

„Мы всё время опаздываем, поэтому я и думаю, что вы не отстали. У вас хорошая руководительница и близко парник.

Пока всё. В другой раз напишу больше. Желаю вам всем выдержать экзамены на пятёрки.

Светлана“.

Часть четвёртая

39. Новые заботы

ПОХВАЛЬНАЯ ГРАМОТА

Выдана ученику пятого класса Рябинину Ивану. За отличные успехи и примерное поведение.

25 мая

В центре герб. Внизу нарисованы раскрытые книги, за ними стоит глобус, под ними две ветки. Слева, в овале, портрет В. И. Ленина, справа — И. В. Сталина.

Подписи учителей, заведующего школой и большая круглая печать.

Дед долго разглядывал грамоту, внимательно прочитал текст и одобрительно крякнул.

— Так! Перешёл, значит!

— Да.

— Хорошо! А грамоту выдали за успехи?

— Да.

— Хорошо!

Но этого старику показалось мало. Он сходил за очками, надел их и снова принялся разглядывать красиво оформленный лист. Под усами играла довольная улыбка.

— Так! Если грамоту получил, — значит, прилежно учился… Ну, а теперь что? Повесим на стенку?

— Зачем? Пускай лежит.

— А кто ещё получил грамоту?

— Зина Нестерова.

— Хорошо! Она прилежная. А Саша не получил?

— Нет. Но он хорошо перешёл.

— Никто из твоей бригады, значит, не остался?

— Нет. Все перешли… Ну, я пойду, дедушка.

Ваня надел фуражку, выбежал на улицу и оглянулся кругом. Сегодня всё выглядело иначе и всё казалось во много раз лучше. И солнце сияло сильней, и птицы пели громче, и ветерок дул ласковей, и зелень на деревьях и цветы и трава — всё было красивей.

Ваня учился отлично с первого дня поступления в школу, привык к пятёркам, но похвальная грамота до краёв переполнила сердце радостью.

Приятно будет написать в Ленинград: „Экзамены кончались ничего. Перешёл с похвальной“.

Особенно приятно, когда о похвальной грамоте узнает Мария Ивановна и скажет… „Что она скажет?“ — спросил он самого себя и не мог ответить.

Ведь учился он не для похвальной грамоты, а просто хочет знать как можно больше и как можно лучше. Ваня не мог понять, как это некоторые ребята получают двойки и даже „колы“. „Что они — сами себе враги, что ли?“ — думал он. Выходило именно так.

Возле парника никого нет. Картофель сильно подрос. Пора черенковать. Сейчас нельзя терять ни одного дня. Но вот вопрос — куда сажать черенки? Парников больше нет, — все заняты огурцами. Строить новые? Дело это не сложное. Котлован рыть не нужно. Холодный парник даже лучше. Но где достать рамы и стёкла?

Пока Ваня раздумывал над этим вопросом, тихо подошёл Саша и хлопнул его по спине.

— Что ты делаешь?

— Да вот не знаю, как быть… Смотри, как выросли. Надо бы черенки резать…

— Правильно!

— А куда сажать?

— А если в ящики?

— Это я думал. Много ли посадишь? Вон их сколько!

— А девочки как хотят? У них тоже полно.

— Не знаю.

Один за другим подошли Костя, Боря и Вася. Сегодня ребята принаряжены и настроены торжественно. Шутка сказать, — они шестиклассники! Положение обязывает. Мальчики еще не успели освоиться с этим новым положением и не знают, как себя держать.

— Как же с парниками быть? — спросил ребят Ваня.

Думали, гадали, но ничего лучше ящиков придумать не могли.

Совет пришёл со стороны.

За последние дни около „ребячьего парника“ часто останавливались взрослые колхозники и с любопытством смотрели на картофельную рассаду. Все видели, что детская забава превращается в серьёзное дело. Попрежнему оставалось только одно сомнение: вырастут ли клубни? Все знали, что если посадить в землю клубень, вокруг него образуются другие клубни. Картошка родит картошку, а тут одни стебельки.

Не раз приходила и Анна Тимофеевна Буянова смотреть на ребячью работу.

— Ну что, бригадир? Когда в поле высадишь? — спросила она, показав рукой на парник. — Тесно им… Пора бы?

— Боимся, тётя Нюра. А вдруг утренник?

Анна взглянула на ясное небо и покачала головой.

— Это верно! — согласилась она. — Осторожность никогда не мешает. Что же придумали?

— Хотим срезать черенки и не знаем, куда сажать… Парник-то полон! — сказал Ваня.

— А вы сами сделайте! Положите два бревна, сверху на брёвна рамы, а с боков засыпьте землёй.

— А где рамы взять? — спросил Саша.

— Да из окон!

И сразу стало всё ясно. Как они не додумались до такого простого решения. Зимние рамы из окон пора вынимать, и их можно использовать для парника.

— Вот правильно-то! — воскликнул Саша. — Ай да тётя Нюра!

— Своих не хватит, приходите ко мне. У меня шесть рам, — пообещала она и пошла дальше.

— А где брёвна взять? — спросил Саша и сейчас же сам ответил: — Возле телятника.

— Не дадут.

Ребята не задумывались над тем, как доставить на место тяжёлые брёвна. Всех интересовало только одно: где их достать?

— Знаете что? — сказал Ваня. — Надо просить председателя.

Всей бригадой отправились к дому Нестерова, оживлённо обсуждая по дороге подробности строительства. Дело было спешное. Растения ждать не могли.

На словах всё складывалось как нельзя лучше. Но Ваня был озабочен. Он понимал: даже если им дадут брёвна, — что, однако, сомнительно, — то доставить их на место будет не так просто. Лошади все заняты в поле, на руках не перенести. Совершенно ясно, что будут осложнения и с рамами. Родители не согласятся их выставлять, а если и выставят, то побоятся доверить ребятам.

Ни Зины, ни Николая Тимофеевича дома не оказалось.

— Девочки, наверно, на делянке, — сказал Костя.

Вышли за деревню и увидели около берёз разноцветную группу. Девочки тоже были в праздничных платьях, в новых ботинках, в косах заплетены яркие ленты.

— Что это они там делают? — спросил близорукий Боря.

— Чего-то смотрят, — на ходу ответил Вася.

После ловли кротов участок был приведён в порядок. По краям на длинных шестах крутились „ветродуи“. Мария Ивановна дала хороший совет. Кротам не нравился этот шум, и они ушли с участка, но за это время земля успела покрыться всходами сорняков.

— Полоть надо, Зина! — крикнул Ваня издали.

— Да… Столько сорняков — ужас! — ответила она и, когда ребята подошли и встали кучкой на границе делянок, спросила: — Знаешь, Ваня, я хочу высаживать; как ты считаешь?

— Боязно. Утренники будут.

— Здесь высокое место. Не замёрзнет. Мария Ивановна говорила, — надо рискнуть.

— Делай, как знаешь, а я не буду.

— Куда же черенки девать? В парнике нет места.

— А мы придумали. Сами сделаем парники.

— Ну-у… Когда это! — протянула девочка.

— Сегодня к ночи будут готовы! — твёрдо заявил Ваня, но сейчас же поправился: — Если всё достанем. Пойдём к Николаю Тимофеевичу.

Бригадиры ушли. Мальчики хмуро поглядывали то на девочек, которые уже разошлись по своей делянке и, присев на корточки, принялись за полку, то на свой большой и ровный участок, весь покрытый всходами сорняков.

Полка — нудное, утомительное, однообразное занятие. Она требует большого терпения и выдержки. Не мальчишеское это дело.

— Вы что, смеётесь? — спросил неизвестно кого Саша, почесав в затылке. — По штучке вытаскивать! Тут и до скончания века не выполешь. Тут их миллион!

— Надо же… — нерешительно произнёс Боря.

— Же, же! — передразнил Костя. — Легче перекопать.

— Надо-то надо, а как? Неужели пальцами? Знаете что?.. Давайте подрежем лопатками, они и засохнут, — предложил Саша и, не дожидаясь согласия, скомандовал: — Борька, беги за лопатами! Живо! Одна нога тут, другая там!.. Подожди! Грабли тоже захвати. Беги!

40. Рамы

Николай Тимофеевич вместе с Василием Степановичем Рябининым возились с сеялкой, когда к ним подошли бригадиры.

— Папа, мы к тебе по делу, — сказала Зина.

— По делу? Можно и по делу…

Он вытер тряпкой замазанные маслом пальцы и приготовился выслушать ребят. Ваня коротко рассказал о возникшем плане постройки новых парников. Николай Тимофеевич задумался.

— Придумали вы дельно… Рамы из окон можно… А вот брёвна надо чем-то заменить… Вот что мы сделаем! У Каведяевых во дворе новые доски лежат. Обрезные. Сколько вам надо? Штук восемь! На время разрешаю взять, только уговор — не портить: ни рубить, ни пилить. Поставьте на ребро, кольями укрепите и накрывайте рамами. Сбоку по гвоздю можно забить…

— А нам их дадут?

— Дадут. Скажите, что я разрешил.

На участке работа была в разгаре. Боря с Костей лопатами подрезали сорняки. Вася сгребал их, а Саша ходил сбоку и „руководил“.

Пример мальчиков отбил у девочек охоту выдёргивать сорняки по штучке.

— Вот смотрите и учитесь! — назидательно говорил им Саша. — Раз — и готово! Сотни как не бывало! Раз… и второй нет! Как это называется? Рациона-ли-за-ция! А вы — по штучке!

— А у них корни в земле остаются, — нерешительно возразила Катя. — Опять отрастут.

— Никаких корней! Всё высохнет. Костя, глубже бери! — предупредил Саша на всякий случай. — Так!.. Сгребай их, Вася. Молодцы, ребята! Старайтесь!

На половине участка уже подрезали сорняки, когда раздался сильный свист. Ребята выпрямились. На дороге, у околицы, стоял Ваня и махал фуражкой над головой.

— Пошли, ребята, зовёт! — скомандовал Саша.

Перегоняя друг друга, ребята крупно зашагали к каведяевскому дому. Они знали, что там, кроме старухи, никого нет, но на дворе жила злая собака Бишка. Это был лохматый большой пёс. Обычно он редко выходил за ворота и вяло тявкал на проходивших мимо. Во двор же никого не впускал и поднимал отчаянный лай, пугая всех, кто входил в калитку. До сих пор этот пёс никого не кусал, но с ребятами у него были особые счёты, и никто не мог поручиться, что, если они войдут во двор, Бишка оставит в целости их штаны. Надо было принять меры.

Ребятам повезло. Как раз за два дома до Каведяевых, сидя на ступеньках крыльца, грелась на солнышке кошка. Её-то ребятам и было нужно.

— Кис… кис… — ласково позвал Саша.

Кошка выпрямилась и, изогнув спину дугой, сладко потянулась.

Саша осторожно подошёл к ней, но кошка и не думала удирать. Она без тени недовольства позволила себя взять и даже замурлыкала, когда мальчик её погладил.

— Умная киса… — говорил Саша, приближаясь к дому Каведяевых. — Выцарапай глаза этому дураку… Задай ему трёпку хорошую.

Услышав лай, кошка насторожилась и попыталась вырваться из Сашиных рук.

— Тише, тише… не бойся…

Всё произошло, как ждали. Почуяв приближение ребят, Бишка высунул морду под ворота и поднял отчаянный лай. Кошка забеспокоилась, но Саша держал её крепко. Он встал против калитки и, как только Ваня распахнул её, бросил кошку во двор. Немедленно раздалось шипение, а лай поднялся на октаву выше. Ещё секунда — и кошка, выскочив со двора, стремительно бросилась вдоль улицы. За ней по пятам нёсся Бишка. Ещё через две секунды кошка сидела на суку, а Бишка с визгливым лаем прыгал вокруг дерева.

— Хороший всё-таки охотник Бишка! — издевательски заметил Ваня.

В это время, услышав лай, во двор вышла старуха Каведяева.

— Вы зачем? — спросила она ребят.

— Бабушка, мы за досками. Вон они лежат! — показал рукой Ваня. — Председатель колхоза разрешил взять восемь досок.

— Ну что ж, берите, коль разрешено!

Калитку подпёрли щепкой и подошли к аккуратно сложенному штабелю. Это было как раз то, что надо: толстые доски, ровно обрезанные, одинаковой длины, шириной сантиметров тридцать. Но они оказались очень тяжёлыми. Пришлось тащить двоим одну доску. И только Ваня, найдя равновесие, без особого напряжения сам поднял доску на плечо и спокойно понёс.

— Стойте! А как мы другие-то возьмём? — крикнул Костя за воротами.

— А что?

— Бишка не пустит.

— Опять кошку подбросим! — сказал Саша.

— Второй раз не поверит.

Собака всё еще бегала вокруг дерева, но уже не с таким азартом, как вначале. Опасения Кости были основательны.

— Кладите доски! — скомандовал Ваня, сбрасывая спою доску на землю. — Давайте вынесем все на улицу.

Все восемь досок вытащили со двора и положили на улице около палисадника. И как раз во́-время. Бишке надоело попусту лаять, и он, оставив кота в покое, вернулся домой. Пробегая мимо ребят, пёс грозно оскалил зубы, хотя и сделал вид, что не узнал вынесенных досок. Поджав хвост, подлез под порота и, когда почувствовал себя дома, поднял истошный лай.

— Да он просто трус, а мы боимся! — сказал Саша.

Через полчаса доски лежали на участке. Решили делать четыре парника: два — на делянке девочек и дна — у мальчиков.

Первым делом тщательно выровняли поверхность земли и разложили доски на месте. Ширина парников зависела от длины рам, и поэтому сначала решили принести рамы. Но первые доски, поставленные на ребро, можно было уже укреплять. Боря сбегал за топором и ножовкой. Вася принёс несколько старых тонких жердей, которые сейчас же начал распиливать на колья. Боря их заострял. Остальные разошлись по домам за рамами.

Всё шло как нельзя лучше. Никаких возражений против выемки зимних рам дома не было. Не возражали и против того, чтобы на десять-пятнадцать дней ребята унесли рамы на свой участок. Одним словом, всё шло хорошо, пока не случилась неприятность.

Получив разрешение, Тося быстро содрала бумажки, заклеивавшие щели по краям рам, вытащила два гвоздика и с помощью матери осторожно вынула первую раму. Рама была большая, тяжёлая, но девочка решила нести её сама и как можно скорей, чтобы отличиться перед ребятами.

— Тяжело, Тося… Погоди, придёт отец, — сказала мать.

— Нисколько не тяжело! Надо скорей, мама…

Обхватив раму обеими руками, она подняла её выше колен и, держа перед собой, понесла по улице. Было тяжело, неудобно, коленки при каждом шаге ударялись об острый край, рама ползла вниз, но Тося упорно несла, надеясь встретить кого-нибудь из мальчиков и взять раму плашмя, как носилки.

Пройдя половину дороги, как раз против дома Нестеровых, Тося споткнулась и грохнулась на землю. В раме, конечно, не осталось ни одного стекла, а кроме того, девочка сильно порезала руку.

Дарья Андреевна в этот момент вытирала окно и видела, как на улице показалась девочка с тяжёлой рамой. Не успела она подумать „неуронила бы…“, как рама оказалась на земле, а сверху неё Тося.

— Ой, батюшки! Так и есть! Все стёкла вдребезги! — всплеснула руками Дарья Андреевна и, повернувшись к дочери, строго сказала: — Не тронь раму! Я сама отнесу на чердак!

— Мама, нам же надо… Если кто-то один сломал, так не все же сломают…

— Не хватало бы, чтобы все… Не тронь! Стёкол набьёте столько, что и картошка ваша не сто́ит…

Такой разговор начался и у других. Звон разбитых стёкол услышали во многих домах. Правда, более настойчивым ребятам — Ване, Саше и Кате — удалось убедить родных, что стёкла будут в целости. На улице дети появились одновременно.

— А чего мы так несём! Давайте понесём на палках, — предложил Ваня.

Так и сделали. Принесли две длинных жерди, на которых летом сносят сено к стогу, и положили на них рамы.

— Гоп! Взяли! — скомандовал Ваня.

Жерди пружинили, рамы слегка покачивались, но нести было удобно и легко.

Тосе между тем промыли и забинтовали руку. Перемазанное платье она сменила и собралась идти на участок.

— Мама, а рамы? — робко спросила она.

— Какие еще рамы?

— Мы с мальчиками придём… они помогут.

— Никаких рам! Мало тебе одной? Все хочешь переколотить? Отправляйся!

Смущённая отказом матери, сознавая свою вину и чувствуя, что над ней будут смеяться, Тося пришла на участок с заплаканными глазами. Там шла работа. Все были заняты делом.

— Ну что, Тося, попало? — сочувственно спросила Нюша.

— Не очень…

— А что у тебя с рукой?

— Порезала.

— Сильно?

— Здо́рово! Прямо до кости! — жалобно, но с явным оттенком гордости, сказала Тося.

— Сама виновата. Надо смотреть под ноги. Теперь и работать не сможешь.

— Скоро заживёт! — улыбнулась девочка, — Только мама не даёт рамы…

— И не надо.

Рам уже хватало. Все они были разложены и подогнаны по длине досок. Теперь оставалось укрепить кольями вторую сторону, заделать бока, а кругом привалить землю.

В дружной работе, с шутками, смехом, время летело незаметно. К вечеру, как Ваня и обещал, парники были готовы.

41. Уха

Строение возле берёз скромно именовалось шалашом, но по солидности постройки, вместительности и великолепному внешнему виду достойно было называться иначе. Всё, что можно было придумать и сделать, было придумано и сделано. На прибитом шесте висел красный флажок, по бокам темнели два маленьких четырёхугольных окошечка со стёклами: одно — обращено в сторону деревни, другое — к опушке леса. Попасть в шалаш можно было только на четвереньках. Вход в него плотно закрывался сплетённой из ивовых прутьев дверью. На утоптанном „полу“ толстым слоем лежала солома. Взрослый человек мог стоять не нагибаясь. К сожалению, шалаш почему-то нравился комарам, и их набиралось туда великое множество. Комаров били, выкуривали дымом, но скоро они снова набирались и безжалостно „пикировали“, как выражались ребята.

Около шалаша горел костёр, и над ним на двух рогульках висело ведро с водой. Кругом костра, на толстых чурках, поленьях, натасканных отовсюду, сидели юннаты.

На широком выструганном обрезке доски лежали приготовленные картошка, три луковицы, две морковки, соль и куски хлеба.

Была задумана уха, и все ждали возвращения рыбаков.

Погода испортилась. Неожиданно подул западный ветер, и хотя он, по рыбачьим приметам, считался „клёвым“, но был опасным. Этот ветер в несколько минут разводил на озере такую волну, что не долго было и лодке перевернуться.

Правда, никто из ребят не беспокоился за жизнь таких опытных рыбаков, как Ваня и Саша, но выгребать против западного ветра было тяжело, и, видимо, поэтому они задерживались.

Солнце уже скрылось. С берега вернулся Боря и сообщил, что „ничего в волнах не видно“.

Томительно тянулись минуты. Разговор не клеился.

Наконец на дороге показались два мальчика.

— Есть уха! — крикнул Костя, увидев в руках Саши связку рыбы.

— Нюша, Оля, Тося, живо чистить! — засуетилась Поля Замятина. — Мальчики, давайте ножи! Вода скоро закипит. — Поля была общепризнанной поварихой.

— Ну что, досталось? — крикнул Боря.

— Ну и ветрило! — еще издали весело ответил Саша. — Только клёв начался, а он как рванёт… Лодку с камнем потащил… Здоровый задул! Еле-еле догребли!

Передав пойманную рыбу девочкам, Саша заглянул в ведро, потёр руки над костром и опрокинул на землю Борю. И всё это сделал подряд, без перерыва, каким-то одним движением.

— За мной шагом марш! — крикнул он. — Борька, Костя, Вася! Пошли за топливом! Я вам говорил, — запасы делать.

Мальчики ушли в лес. Девочки отправились чистить рыбу в сторону от шалаша. Ваня подошёл к парникам. Здесь, за лесом, ветер только угадывался по шуму сосен и не мог ничего испортить; но проверить никогда не мешает.

Всё оказалось в порядке. Рамы наложены ровно и сдвинуты плотно. Днём они снимались, и только часть растений, не успевших укорениться, оставалась закрытой под сильно закрашенными стёклами.

Почему-то здесь, в самодельных парниках, черенки чувствовали себя хуже и дольше не выбрасывали корней. То ли им не нравился состав земли, то ли земля была холодна, то ли не хватало влаги.

Чем больше темнело, тем ярче и красивей горел костёр. Поля стояла над ведром и помешивала в нём палочкой. Рядом сидела на корточках Катя и подкладывала в огонь сучья.

Ваня глядел на сосредоточенное выражение лица поварихи, освещённого красным светом, прислушивался к нарастающему свисту ветра, и ему стало казаться, что они находятся где-то очень далеко, в дикой, неисследованной тайге.

Он залез в шалаш, лёг на спину и, заложив руки за голову, задумался.

Несмотря на свист ветра и отдалённый шум озера, было слышно, как потрескивали сучья, да изредка доносились голоса из деревни.

Вчера Ваня получил письмо от Светланы, в котором она сообщала, что вся их бригада отправилась в туристский поход, а она с Серёжей осталась из-за картофеля. Она обещала приехать в конце июля, но как-то неопределенно: „Если отпустит мама“.

Вернулись из леса мальчики, притащив большие охапки валежника. Костя приволок целое дерево. Свалив топливо в кучу, ребята подвинули свои чурки поближе к костру, уселись и уставились на огонь.

— Ой, девочки! Она живая! — послышался Тосин голос. — Я не буду чистить живую!

— Выдумываешь!

— Конечно, живая! Хвостом шевелит.

— Это когда скребёшь чешую, она и шлёпает, — пояснил голос Оли Тигуновой.

— Без тебя знаю! Чисти сама!

— Верно, живая…

— А вы думаете, мы мёртвую ловили? — крикнул Саша.

Прислушиваясь к разговору, Ваня размышлял о том, что сейчас они живут дружно, не ссорятся, и, вероятно, это потому, что у них есть общее интересное дело. Ребята стали лучше, душевнее, отзывчивее, а девочки не обижаются на пустяки и ни в чём не отстают от мальчиков. Работают все охотно, даже с азартом. И дело у них идёт хорошо. Растений столько, что многие из взрослых уже не верят, что они сняты и размножены от четырёх клубней.

— У маленьких такая крепкая чешуя — ужас! — снова раздался голос Оли.

— Девочки, вы чешую не скоблите! От неё навар! — крикнула Поля.

Замычала корова. Ей ответила вторая, резкий хлопок бича рассёк воздух.

— Чего это коров так поздно гонят? — спросила Катя, но ей никто не ответил.

Принесли вычищенную и вымытую рыбу и положили возле костра. Как только сварится картошка, можно будет опускать рыбу в ведро. Поля взяла единственную имевшуюся на всех ложку, зачерпнула воды, подула, попробовала на вкус и поморщилась. Все внимательно следили за её движениями. Вернувшиеся девочки начали устраиваться у костра.

— Ох и ветер! — сказала Оля, перекатывая свой чурбан к огню. — Ну-ка, Борька, пусти! Расселся на середине!

— А ты садись рядом, на моё полено.

— Ну, тогда подвинься.

— Ой! Чего ты, Коська! — пропищала Тося и, перекинув косу на грудь, хлопнула мальчика по плечу. Оказывается, Костя, не удержавшись, дёрнул её за косу.

Скоро все устроились и успокоились. Но ненадолго.

— Ваня! Уха готова! — крикнул Саша, словно друг его был, по крайней мере, за километр.

На все случаи жизни и для всех блюд ребята имели принесённые сюда алюминиевые миски. Из них ели уху, картошку, рыбу, пили чай, молоко. Ложек не было. Жидкое пили через край, как из блюдца, и рыбу разбирали прямо руками. Трудно сказать, почему здесь было всё так вкусно: то ли действительно Поля была великая мастерица, то ли почему другому.

Когда ребята держали миски наготове и нетерпеливо барабанили по ним пальцами, Костя заметил идущего к ним от деревни высокого мужчину. Ночь была светлая, но от близкого огня казалось темно.

— Кто-то идёт! — сказал, всматриваясь, мальчик.

— Николай Тимофеевич! — узнал Саша.

Ведро сняли с огня. Поля принялась вылавливать рыбу и раскладывать её на доске по порциям.

Подошёл Николай Тимофеевич и встал за спинами ребят.

— Эге, братцы! Да тут у вас красота! То-то Зина и домой не заглядывает. Как табор цыганский… И пахнет как… Что это? — спросил он.

— Уха! Папа, будешь с нами уху есть? — предложила Зина.

— Буду! — охотно согласился председатель.

— Садись рядом со мной. Только тебе чашки нет… Ну, ты из моей поешь, а я из Ваниной. Он куда-то ушёл.

Поля заново поделила рыбу на кучки и положила доску между ребятами.

— Давайте миски! — приказала она.

Началось разливание ухи. Картошку она вытаскивала ложкой, бульон наливала через край.

— У-у… знатная вещь! — хлебнув ухи, похвалил Николай Тимофеевич.

И хвалил он совершенно искренне. Уха была действительно очень вкусная, наваристая. У Поли заблестели глаза от удовольствия. Хвалили её часто, но то хвалили ребята, а это сам председатель колхоза.

Несколько минут раздавалось прихлёбывание и чмоканье. Ели, как говорится, так, что „за ушами трещало“. Затем, положив свои порции рыбы в миски, принялись за неё.

— Ну, чего вы всё время плюётесь? — возмутилась Поля.

— Кости колючие, — проворчал Боря.

— Это виноваты рыбаки. Зачем ловят с костями, — пошутил Николай Тимофеевич.

— А мы ловили для навара, — нашёлся Саша.

42. Ветер

Ветер не унимался. На берегу было трудно стоять. По озеру гуляли барашки. Волны с шумом бежали на берег, приподнимали старенькую лодку и с силой дёргали её назад. Лодка скрипела, звякала натянутая цепь и с каждым разом всё больше раскачивала кол, за который она была привязана.

— …Когда я шпингалетом был, вроде вас, я и читать не умел, — рассказывал у костра Николай Тимофеевич. — Так, из пятого в десятое… некоторые буквы только знал. Семья у нас была большая, и надо было отцу помогать. А что мальчишке платили? Гроши… Взрослая женщина, если от восхода до захода работала, да если пятиалтынный получала, до земли хозяину кланялась. Спасибо, мол, благодетель! Вот вы теперь прикиньте. Она ему дохода своим трудом на три рубля давала, а получала пятиалтынный… Сколько хозяину оставалось?

— Два рубля восемьдесят пять копеек! — ответил Боря.

— Точно! Арифметика простая… Вы теперь картошкой занялись. Дело научное. Колхозу польза, а вам учёба. О куске хлеба вам не надо заботиться.

Николай Тимофеевич замолчал и задумчиво уставился на огонь. Ему вспомнилось, как давным-давно он так же сидел возле костра, смотрел на огонь и думал. О чём же он думал? О чём мог думать в те далёкие времена деревенский мальчишка, сын бедного крестьянина?

Все, притихнув, ждали продолжения, но вдруг со стороны озера донёсся голос Ваниного деда:

— Ваня-а! Лодку сорвало-о!

Один за другим повскакали ребята с мест и бросились на голос.

— Где она? — на ходу спросил Ваня, догнав старика у берега.

Вместо ответа Степан Захарович показал рукой направление.

Ваня бежал, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться в темноте. „Кто-то столкнул“, — думал, он. Лодку они вытянули далеко на берег, и волны не могли её стащить.

Вот и берег. Упругий ветер сорвал фуражку, но Ваня даже не заметил. А вот и лодка. Она благополучно стояла на месте, и волны её не доставали.

Один за другим прибежали запыхавшиеся ребята. Они с недоумением смотрели то на лодку, то на Ваню.

— Всё в порядке, Ваня? — крикнул Саша.

— Не выдумал же дед…

Ребята подошли к берегу. Ветер трепал подолы рубах, до боли гудел в ушах. Брызги летели в лицо.

— Это называется шторм! — прокричал Саша. — Здо-оровый!

— Вот она! — крикнул Костя, заметив у берега что-то длинное.

Действительно, чью-то лодку било о камни.

— Тихона Михайловича! — крикнул Саша, когда они подошли ближе.

Все ребята знали старенькую лодку конюха, особенно заметную по светлой заплатке на правом борту. Волны поднимали её, бросали на берег и сейчас же уносили назад… Ещё немного — и от лодки останутся одни щепки.

Ваня, не раздумывая, как был в одежде, вошёл в воду, нащупал на носу лодки цепь и вместе с вырванным колом передал её ребятам.

— Держите крепко! — крикнул он.

Ребята поняли, что он хочет делать, и уцепились за конец. Никому не хотелось купаться в холодной воде, но, к счастью, цепь была достаточно длинная.

Хотя Ваня и зашёл в первый раз неглубоко, но волны окатили его по грудь. Теперь он был мокрый, и ему было всё равно. Он упёрся в корму и начал толчками разворачивать лодку. Холодная вода захватывала дыхание, ветер упорствовал, волны толкали, дёргали лодку, но мальчик не отступал. Он знал, что, когда ему удастся развернуть лодку, волны же и помогут вытащить её на берег.

Так и случилось. Когда лодка была в безопасности, общими усилиями её приподняли за один борт, вылили воду и оттащили ещё дальше. Лодка была спасена. Где-то поблизости плавали мостки, скамейки, но это всё пустяки, и никто о них не думал.

Через полчаса Ваня, уже переодетый во всё сухое, выпив горячего чаю, крепко спал дома.

Мальчики отправились на конюшню сообщить конюху о спасении лодки, но Тихона Михайловича там не было, и они вернулись к шалашу. Встревоженные девочки ждали; с ними была и Мария Ивановна.

— Ну что там случилось? — спросила она.

— А ничего такого… Ти́шину лодку сорвало, — небрежно ответил Саша.

Говоря таким тоном, Саша не притворялся. Действительно, закон рыбаков обязывает помогать друг другу. И ничего в этом особенного нет. Сегодня ребята спасли лодку конюха, а завтра представится случай, и Тихон Михайлович выручит или поможет им.

— Ваня с головой выкупался, — сказал Боря.

— Как выкупался? — спросила Мария Ивановна.

Пришлось рассказывать со всеми подробностями.

…Очень уютно сидеть у костра, смотреть на белые, красные, жёлтые, синие огоньки, слушать, как потрескивают сучья, следить, как струйки дыма сливаются вместе, поднимаются вверх и исчезают, растворяясь в воздухе. И всё это нисколько не мешает разговору. Наоборот, как-то задушевней делается беседа и лучше запоминаются хорошие мысли. И то, что сказала сегодня Мария Ивановна, врезалось в памяти ребят надолго, может быть, на всю жизнь.

— Сейчас вы еще малы, но скоро вас будет волновать один, очень важный для всех людей, вопрос: и чём счастье человека? И вот, ребята, когда придёт время и вы задумаетесь над этим вопросом, то вспомните эту весну. Вы впервые делаете большую полезную работу. И мне кажется, что вы чувствуете себя счастливыми. Почему? Потому что вы нужны, вас любят и ценят, вами гордятся. Взрослые люди тоже… Чем больше человек приносит пользы народу, чем лучше он трудится, тем он чувствует себя счастливей. Счастье одного — в борьбе за счастье остальных. Запомните это и проверьте на разных примерах из жизни, даже маленьких, таких, как сегодняшний случай с лодкой, даже на вашей работе по размножению картофеля.

43. „Короткий день“

Попрежнему Мария Ивановна открывала глаза вместе с восходом солнца и некоторое время лежала, вспоминая, что сделано вчера, и обдумывая, что предстоит делать сегодня.

Вот уже десять дней, как закончена посевная. Закончена на неделю раньше намеченного планом срока. Сведения отосланы. Плуги, бороны, сеялки вычищены, смазаны и поставлены в сараи. Лошади отдыхают. Тракторная бригада уехала на ремонт.

„Значит, кончилась моя первая весна“, — с сожалением думала она и не соглашалась. Нет, нет… Разве не весной цветут фруктовые деревья? Вчера она видела в совхозе несколько белых, как пухом покрытых, вишен. Весна на севере кончается вместе с опадающими лепестками цветов на плодовых деревьях.

Весь май стояла ясная, солнечная погода, но настоящего тепла не было. Солнце и ветер сушили землю, и никаких признаков дождя. Барометр поднялся высоко и держится спокойно. Это плохо. Но что она может сделать?

Правда, комсомольская бригада и огородники уже обеспечены водой. На северо-западной границе парников и общественного огорода построена высокая красивая вышка с большим деревянным баком. Издали она походит на плетёную из прутьев изящную подставку для цветов, и кажется, что скоро из бака вылезет громадный стебель. Вчера закончили прокладку труб, пустили насос и, когда воды набралось полбака, сделали первую пробу поливки.

Юннатам воды надо немного, и только в случае сильной засухи. „Какие молодцы! — думала Мария Ивановна. — Вот он, резерв колхоза! Если им удастся довести дело до конца, то через год мы будем иметь много тонн этих двух сортов картофеля. Следующей весной можно привлечь взрослых и прямо в поле раза два снять отводки для размножения“.

Под окнами послышались приглушённые голоса, и сейчас же раздался стук в стекло. Мария Ивановна приподнялась в кровати, отодвинула занавеску и увидела Ваню и Сашу. Завернувшись одеялом, как шалью, она встала на колени и, облокотившись о подоконник, приоткрыла окно. Прохладный ветерок сразу запутался в волосах и приятно защекотал шею.

— С добрым утром, — тихо сказала она.

— Мы вас разбудили, Мария Ивановна? — с сильным смущением спросил Ваня.

— Нет, нет. Я уже не спала. Что у вас?

По тому, как многозначительно переглянулись ребята, Мария Ивановна поняла, что у них есть важное дело.

— Мария Ивановна, а Зина дома? — спросил Ваня.

— Она спит, — ответила та, оглянувшись.

— Я вас хотел спросить, — начал он. — Вот у нас с девочками, значит, социалистическое соревнование. А ростков у них больше, потому что такие картошки достались. Ведь мы не виноваты?

— Конечно, нет.

— А как же это?.. Нам же надо перегнать… Вот я не знаю, что́ делать… Как правильно… по-социалистически?

Ваня был в затруднении. Наконец он решительно вытащил из кармана письмо и протянул его агроному.

„Здравствуй, Ваня!

Хочу тебе написать одну важную вещь. Жалко, что не знали раньше. Вчера я ходила к Серёже, и у них был в гостях один знакомый профессор — Сергей Яковлевич Соколов. Очень симпатичный, но только всё шутит. Не поймёшь, когда говорит серьёзно, а когда смеётся. Он тоже большой специалист — биолог. Работает в Ботаническом институте. Вот он и рассказал. Я напишу, как поняла, всё по порядку.

Значит, так. Родина нашего картофеля — республика Чили, в Южной Америке. Там климат, похожий на наш. Не очень холодно и не очень жарко. Но там совсем нет белых ночей и летом дни гораздо короче. А растение живёт так: днём листья испаряют воду и перерабатывают на свету всякие вещества — азот, калий, фосфор, магний, известь… Об этом ты знаешь. Эти вещества растворены в воде. Из земли их добывают корни и подают наверх. Правильнее сказать, листья их сами тянут кверху. Выходит, что днём растут листья, стебли и вообще „вершки“ — так сказал Сергей Яковлевич. А ночью растут „корешки“. Ночью переработанные вещества сами стекают вниз к корням. Поэтому у нас в июне, июле корни и клубни растут плохо. Ночи короткие и для корней не хватает времени, чтобы вырасти побольше.

Теперь ты, наверно, сам догадаешься, что черенкам нужно сделать ночь длиннее, чтобы дать возможность скорее вырасти корням. Когда мы срезаем черенок, то там уже есть всё в готовом виде для корней: и крахмал, и другие вещества. Но, конечно, нельзя закрыть черенки в темноту на всё время, пока корни не вырастут. Они живые, и им нужен свет, тепло и воздух, чтобы жить, но только не так много, а то ведь они без корней… Если всё испарится, то они завянут и погибнут.

Надо сделать, чтобы черенки скорей приживались. Это не трудно. Им надо устроить „короткий день“. Так называется этот опыт. В восемь часов утра нужно открывать, а в шесть часов вечера закрывать. Закрывать надо плотно, чтобы было совсем темно. Сделай для парников какие-нибудь щиты и закрывай. Сергей Яковлевич сказал, что „растение нужно укладывать спать, как детей. Растения, как и дети, растут, и им лучше всего играть на солнышке десять часов в сутки, а четырнадцать спать. Тогда они вырастут нормальные, здоровые, крепкие“.

Ну вот! Написала я, кажется, плохо. Извини, пожалуйста. Очень торопилась. Передай привет Саше, Косте, Боре и Васе. Погода в Ленинграде жаркая, прямо нечем дышать, а в совхозе ничего. Там есть искусственное дождевание, и мы обливаемся прямо в одежде. Хотим устроить „короткий день“ в парнике. Это очень интересно. Серёже подарили новый фотоаппарат, и он всех снимает. Даже надоел! До свиданья.

Светлана“.

— Это верно! — сказала Мария Ивановна, прочитав письмо. — „Короткий день“ может ускорить…

Она вернула письмо и вопросительно посмотрела на Ваню. Он был попрежнему смущён, и даже больше, чем раньше. Видимо, его волновал какой-то другой вопрос.

— Мария Ивановна, если мы у себя в парниках устроим „короткий день“, у мальчиков, значит, а девочкам про это не скажем? — спросил он. — Это по-социалистически?

— А ты как думаешь? — с улыбкой спросила Мария Ивановна.

Теперь она поняла, что́ так смущало и волновало бригадира.

— Мы же соревнуемся, а у них больше ростков, — неопределённо ответил Ваня.

— Ясно… Где же правда, Мария Ивановна? — горячо сказал Саша. — Они про научный опыт узнают и совсем нас загонят…

— Ну, хорошо! А с городскими юннатами вы тоже соревнуетесь? — лукаво спросила агроном.

— Соревнуемся.

— Однако Светлана написала про „короткий день“.

Ваня посмотрел на Сашу и, хлопнув его по плечу, засмеялся:

— Я ему доказывал, а он всё спорит…

— Говори, пожалуйста, а я всё равно не согласен! — сказал Саша и быстро зашагал в сторону участка.

Разговор с Марией Ивановной будто снял большую тяжесть с плеч Вани. Он не стал догонять друга. Пускай сердится. Приятно было сознавать, что он именно так и думал, а если и сомневался, то только из-за Саши.

Делать на участке сегодня было нечего. Все укоренившиеся растения были высажены в грунт, черенки — в парники.

По утрам Ваня заботливо осматривал свой участок. Его взгляд ощупывал каждое растение по очереди и замечал всё, что произошло с ним за сутки.

Он видел, как растёт и живёт картофель: как он разворачивает листья к солнцу, как закрывает землю вокруг себя, чтобы не испарялась влага; как в пазухе листа появляется бугорок, который в три-четыре дня превращается в стебель…

Вся жизнь растения проходила перед его глазами.

44. Колхозный пограничник

Под окном стрекочет кузнечик. Звук его бесконечной, назойливой песни сросся с тишиной, и Боре начинает казаться, что это скрипит у него в ушах… Заголосил на ферме первый петух. Значит, три часа. Надоело лежать, ворочаться с боку на бок, но и выходить еще рано. Сегодня днём он отлично выспался в шалаше и ждёт не дождётся рассвета, чтобы выйти в дозор. Теперь он официально назначен „колхозным пограничником“.

— Колхозный пограничник, — шепчут губы мальчика, и он улыбается от удовольствия.

Это не шутка, не детская забава, а серьёзное дело. Он видел, как загорелись у ребят глаза, когда они узнали об этом, а Ваня серьёзно сказал:

— Ладно, пускай пока Боря… Он первый начал. Кончим с картошкой, тогда устроим пограничную заставу и выставим дозоры.

Дней пять тому назад, когда подрос ранний картофель на поле „скороспелой бригады“, Боря вспомнил разговор между отцом и председателем колхоза о колорадском жуке. Они говорили о том, что скоро надо будет организовать обследование посевов картофеля. Уже тогда ему пришла в голову эта мысль, но он промолчал. Он вообще не любил хвастать раньше времени. Сначала надо доказать на деле, а потом на словах. И он решил действовать, никого не предупреждая. Раздобыл банку с широким горлышком и отправился на поиски колорадского жука. Вначале ему казалось, что это довольно просто. Вышел, заметил, прицелился… хлоп! И в банку. Но не тут-то было. Не только колорадского, но и вообще никаких жуков он не поймал в первое утро. Другой бы на его месте сразу разочаровался и махнул рукой, но Боря был не такой. Характер у него настойчивый, упорный, вроде как у Вани. Уж если он что-нибудь задумал, то добьётся своего.

На другой день Боря принялся за дело иначе. Шёл по рядам и осматривал каждый кустик сверху донизу. Начали попадаться жуки: бойкие жужелицы, неуклюжие чёрные навозники, синие листоеды, красные усачи и божьи коровки. Все они угодили в банку. Ни один из них не походил на колорадского, но у мальчика возникло серьёзное опасение, и он не пропускал ни одного жука. Вечером он решил посоветоваться с Ваней.

— Ну зачем ты их наловил? — спросил тот, небрежно взглянув на копошащихся в банке насекомых.

— А я их на картофельном поле поймал, — серьёзно сказал Боря.

— Ну и что? Похожи они на колорадского жука, что ли?

— Знаешь, Ваня, я думал, что раз они на картошке… — начал Боря и замялся, не зная, как выразить свою мысль.

— Чего ты думал? Вот именно, что ты ничего не думал.

Ваня достал книгу о картофеле и быстро нашёл нужную страницу с рисунком и описанием колорадского жука.

— Раз уж ты начал искать, — сказал он, — слушай! „Колорадский жук родственен божьей коровке…“

— Ну вот… они похожие…

„…но крупнее её… — усиливая голос, продолжал читать Ваня, не позволяя перебивать. — На красном фоне…“ Что такое фон, — знаешь?

— Ну, это, как сказать… когда одной краской… Например, голубой фон неба…

— Правильно! Слушай дальше. „На красном фоне колорадский жук имеет на гладких надкрыльях десять чёрных полосок, по пяти на каждом надкрылье. Каждая чёрная полоса окаймлена двойным рядом точёных ямок с обеих сторон. На лбу колорадского жука имеется чёрное пятно в виде треугольника. Передняя спинка покрыта ямками с одиннадцатью чёрными пятнами. Среднее, наиболее крупное, пятно хорошо выделяется и напоминает римскую цифру пять“. Ну и хватит… Дальше неважно. Запомнил ты или нет?

— Запомнил.

Ваня хлопнул приятеля по лбу книгой и засмеялся.

Борис сердито нахмурился. Жуков он ловил не потому, что не мог их отличить от колорадского. Он думал совсем о другом. О том, что если сто лет назад в Америке на колорадского жука не обратили внимания, то не делают ли и они ошибку, что не обращают внимания на всяких своих жуков?

Ведь что́ тогда получилось? Жуки жили на склонах гор, и никто не знал, что это опасные вредители. Когда они появились на картофельных полях в штате Колорадо, крестьяне не стали их уничтожать. С этого и началось. Колорадские жуки перелетают большие расстояния в разные стороны и размножаются с невероятной быстротой. За пять-шесть лет они расплодились в Америке в неслыханном количестве. Они двигались сплошной массой, хуже всякой саранчи, и поедали на своём пути всю картофельную и помидорную ботву.

Они даже останавливали поезда, когда переползали через полотно железной дороги. Колёса паровоза буксовали в каше раздавленных жуков.

Крестьяне перестали сажать картофель. Одно время думали, что в Америке вообще невозможно будет его выращивать.

Раньше колорадский жук водился только в Америке. В первую мировую войну нескольких жуков случайно завезли во Францию, и через десять лет они расплодились и распространились по всей стране. Затем жуки перелетели в Бельгию, проникли в Швейцарию и Испанию.

За годы второй мировой войны, когда было не до жуков, они успели заселить всю Голландию, Швейцарию, Германию и проникли в Англию, Италию, Австрию…

Колорадский жук — это народное бедствие. Он наносит громадный ущерб сельскому хозяйству, и с ним трудно бороться.

Обо всём этом Боря читал, и именно поэтому он решил, что надо проверить, изучить и как можно скорей убедиться, что среди наших жуков нет такого, как колорадский. И он стал изучать.

Заметив на картофельной ботве какого-нибудь подозрительного навозника, жужелицу или божью коровку, он начинал наблюдать, не жрёт ли это насекомое, как и колорадский жук, листья картофеля.

Каждое утро заставали комсомольцы мальчика на поле, неподвижно и подолгу сидящего на корточках перед кустами. На все вопросы Боря отмалчивался или отделывался короткими ответами:

— Надо и сижу!

Или:

— Смотрю, как картошка растёт.

Скоро они догадались, что Боря старается поймать колорадского жука. Над ним начали посмеиваться.

Позавчера у него произошло объяснение с бригадиром „скороспелой бригады“ Валей Тигуновой, которая незаметно подкралась сзади и увидела банку с наловленными жуками.

— Зачем ты ловишь? — спросила она.

— Надо.

— Для супа, что ли?

— А тебе-то что?

— Коллекцию собираешь?

— Ну, пускай коллекцию.

— А говорят, что ты колорадского жука ищешь? Верно?

— А хоть бы и так.

— Ну и дурак! Как они сюда попадут?

— Ничего ты не понимаешь! — рассердился Боря. — Как попадут? Очень даже просто. Залетит на пароход, спрячется куда-нибудь и поехал в Ленинград. В самолёт может забраться, в щёлку, и полетит к нам. И нарочно могут скинуть. Что? разве неверно?

— Верно, верно… — сказала девушка и покрутила пальцем у себя над головой.

Было обидно, что вместо сочувствия и поддержки он встречал холодное равнодушие и даже насмешку. Боря хотел прекратить свои наблюдения, но как раз в этот день, вернувшись домой, застал Николая Тимофеевича и Марию Ивановну.

— Ага! Вот и он! — приветливо встретил его председатель. — А мы только что про тебя говорили. Садись, друг! Будем беседовать. Прошёл по колхозу слух, что ты ловишь колорадского жука… Правильно?

Боря потупился. Ничего хорошего он не ждал от этого разговора.

— Да ты не стыдись, — сказал отец. — Отвечай.

— Стыдиться тут нечего, — подхватил председатель. Делаешь ты полезное дело, вроде как пограничник, а мы хотим уточнить подробности.

При слове „пограничник“ Боря поднял голову и насторожился.

— Как пограничник? — спросил он.

— Ну, как же? Что пограничники делают? Ловят шпионов, диверсантов, вредителей и всякую другую мразь. А что такое колорадский жук? Американский вредитель-диверсант. Вот и выходит, что ты пограничник!

Это сравнение как нельзя больше пришлось Боре по душе, и он сразу оживился.

— Так ловишь ты, или зря болтают? — спросил отец.

— Ловлю.

— Поймал хоть одного?

— Нет.

— Хорошо, что не поймал, — сказал председатель. — А где ты их ловил?

— На картошке.

— Это я понимаю, что не во ржи. У комсомольцев?

— Да.

— А как ты смотришь, Боря? — спросила Мария Ивановна. — Каждый кустик осматриваешь или так, где придётся? Из пятого в десятое…

— Подряд. Я, Мария Ивановна, по рядам хожу и все кустики осматриваю.

— Молодец! Так и надо. Всё поле просмотрел?

— Всё. Я уж давно хожу…

— Молодец, молодец! — похвалил председатель, — Вот покончите вы со своей картошкой, надо посты выставить на поля. Ваня обещал. Самое это ребячье дело — жуков ловить. А ты продолжай. Будешь числиться „колхозным пограничником“.

Таким образом, добровольно начатое дело прекратилось в серьёзное поручение.

После этого разговора Боря решил ещё внимательней, ещё придирчивей относиться к обследованию. Чувство его раздвоилось. С одной стороны, ему очень хотелось поймать колорадского жука, чтобы всем доказать свою бдительность, с другой — он понимал, что появление на полях колхоза жука — это беда и лучше его не находить.

45. Несчастье

Солнце еще не взошло, когда по деревне разнёсся пронзительный свист. От такого свиста долго звенит в ушах, если стоять рядом со свистящим. Проснулась вся деревня. Вслед за свистом раздался отчаянный крик Бори Дюкова:

— Ваня-а!.. Ребята!.. Свиньи на картошке!

Снова свист, и снова голос, замирающий в конце деревни. Через несколько секунд по улице вихрем бежали ребята, и топот их босых ног гулко раздавался в утренней тишине.

Не помня себя, не чувствуя под собой ног, бежал Ваня. Свернув за деревню, он увидел в разных местах участка пять больших белых свиней и матку с выводком двухмесячных поросят. Все они были на делянке мальчиков. У Вани дух захватило, когда он еще издали разглядел, сколько взрыто земли.

— Проклятые… проклятые… что наделали, проклятые… — шептали его губы, а сердце сжималось болью обиды и ярости. — Убить мало проклятых…

За свиньями по участку уже гонялись Боря и Саша. Животным, должно быть, нравилась эта беготня. Они решили, что мальчики с ними играют, и, весело похрюкивая, перебегали с места на место по картофельному полю.

Вчетвером ребятам удалось догнать самого игривого хряка и перевернуть его на спину. Хряк верещал, дрыгал ногами, но ребята крепко держали его.

— Ты что… ты что? — бормотал Ваня, хлопая толстяка по заду.

Прибежали Костя, Зина, Тося, Катя и с криком погнались за свиньями. Вася догадался прихватить кнут и, размахивая им, нёсся во весь опор.

— Дай им, Вася! Дай как следует! — кричал Саша. — Огрей по спине.

Свиньи бросились к озеру. Какая уж тут игра, когда так больно стегают кнутом по бокам! Перевёрнутый вверх ногами виновник визжал истошно, пронзительно. Что с ним делать? Сгоряча ребята не сообразили, что виноваты не животные, а кто-то другой. Попробовали за ноги вынести толстяка с делянки, но он был слишком тяжёл. Пришлось отпустить.

Наконец на дороге появилась Валя Каведяева, настоящая виновница несчастья. Вместе с ней бежал с лаем Бишка. Пёс кидался по сторонам, не зная, что делать: догонять ли удирающих свиней, или хватать за ноги ребят.

— Вот бы кого кнутом-то! — сказал сквозь зубы Ваня, погрозив свинарке кулаком.

На глазах мальчика стояли слёзы, в груди кипела злость, но она уже уступала место отчаянию. Страшно было смотреть на делянку. Земля изрыта, истоптана. Растения вывернуты, помяты, изломаны. По первому впечатлению казалось, что всё погибло.

Ваня сел на чурбан и безнадёжно опустил голову на грудь.

„Вот и пропало всё… Столько трудов, хлопот, надежд… И всё одним разом… Размножали, поливали, пололи… уберегли от мороза…“

Загнав свиней на место, вернулись ребята.

— Я, понимаешь, пошёл в дозор, вижу возле шалаша что-то белое, — рассказывал на ходу Боря. — Что́ такое, думаю? Шевелится, копошится… Подошёл ближе… Батюшки, свиньи! Сначала я сам хотел гнать, а они, дураки…

— Надо было здесь дежурить каждый день, — перебил его Саша. — Я хотел сказать…

— А что не сказал?

— Да разве можно было думать…

Никто из ребят так остро не переживал несчастье, как Ваня. Он слушал друзей, но смысл их разговора не доходил до его сознания. Всё стало вдруг как-то безразлично, неинтересно.

— Это Каведяева Валька виновата! Оштрафовать её как следует. На тысячу рублей! — сказал Боря.

Девочкам повезло: их делянка была цела. Ровными рядами стояли растения и как будто посмеивались над Ваней: „Что, перегнали?“ Только на одном краю пробежавшая свинья потоптала несколько стеблей.

Подошла Зина.

— Что делать, Ваня? — грустно спросила она.

— А что делать… Видишь сама…

— Надо скорей…

Он посмотрел на девочку, перевёл взгляд на делянку и задумался. Чего он раскис? Конечно, нужно скорей! Скоро взойдёт солнце и начнёт сушить вывернутые из земли и поломанные растения. Спасти что можно! Они же живые. Не всё еще потеряно. Сломанные резать на черенки. Но успеют ли они прижиться и вырасти? До конца сентября остаётся три месяца. Осень может случиться тёплая, и тогда весь октябрь… Успеют! Скорей, скорей!

— Саша! — сказал он твёрдым, решительным тоном. — Бегом домой и тащи корзинку и ножик!

Саша почувствовал важность момента и, не расспрашивая, опрометью пустился по дороге в деревню.

— Девочки! — взволнованно и торжественно обратилась Зина к подругам. — Мы должны помочь и не уйдём домой, пока всё не исправим!

Ответа никто не ждал. Все понимали состояние друзей. Молчание девочек было их согласием.

— Боря, Вася, ломайте лопухи. Как можно больше лопухов! — скомандовал Ваня и, видя, что те не понимают, пояснил: — Закроем на день растения от солнца, а то завянут. Костя, а мы с тобой здесь… Девочки, давайте за работу… Время идёт.

Чтобы не толкаться и не мешать друг другу, распределили рядки и разошлись по делянке.

Там, где растения были только помяты, но корнями цеплялись за землю, их оправляли, окучивали, ровняли землю. Ростки, вывернутые на поверхность, переносили в новый ряд.

Прежде чем посадить такое растение, ребята невольно засматривались на него и улыбались. Внизу на стебельке торчали уже столоны, на концах которых завязались крошечные клубеньки. У „северной розы“ они были яркокрасного цвета, у „Камераза“ — белые. Теперь исчезло и последнее сомнение. Клубни будут… Они уже есть, и на каждом растении не меньше трёх штук, а попадались растения и с пятью клубеньками.

— Ой, девочки! Смотрите, какие малюсенькие картошечки! Как ягодки! — каждый раз умилялась Тося. — Четыре штучечки…

Взошло солнце. Оно еще пряталось за лесом, но противоположный берег был ярко освещён. Низко над землёй стлался туман и, цепляясь за травинки, покрывал их влажной пылью. Скоро пыль сольётся в мелкие капельки росы. Они повиснут на кончиках листьев, на траве и тысячами бриллиантов заблестят в солнечных лучах.

Сосредоточенно и молча работали ребята. Всё постепенно принимало на участке прежний вид. Работали просто руками. Умелые руки — хороший инструмент. Пальцы чувствуют каждую крупинку земли, каждый корешок… Они отгребают, расправляют, сажают, обжимают, рыхлят, окучивают. Когда нужно, руки превращаются в цапку, грабли, совок, колышек…

46. Нет худа без добра

Лучше всех работала Катя Миронова. Переходя от растения к растению, она издали видела повреждения, намечала, что нужно делать, и, наклонившись, всё делала точно, решительно и быстро. И вся она была какая-то собранная. Даже поспешность, с какой она одевалась и бежала на участок, не отразилась на ней. Всё на месте, всё надето правильно, завязано, волосы собраны и подвязаны платком.

Совсем другая Оля Тигунова. При одном взгляде на неё видно, что девочка торопилась. Казалось, что платье у Оли надето задом наперёд. Работала она напряжённо, неуверенно, часто поправляла растрёпанные волосы и вытирала рукавом капельки пота на лбу.

Нюша Семёнова работала легко и небрежно, словно это для неё привычное занятие, вроде вязанья. Движения девочки мягкие, гибкие, изящные, и кажется, что она даже не смотрит на растения. Волосы её заплетены в косы и распушились.

Поля Замятина медлительна и нерешительна. Прежде чем заровнять ямку или выпрямить растение, она думает, примеряется. Исправив пять-шесть растений, она зачем-то возвращается к первому и поправляет его ещё раз.

Зина уже имела немалый опыт, и это сразу бросалось в глаза. Послушно перемещалась земля под её руками, выпрямлялись и словно оживали растения. Работала она уверенно, хотя и не так быстро, как Катя.

Тося всё время „переживала“. Присядет над сломанным растением и обязательно всплеснёт руками или приложит ладони к щекам. При этом губы её еле слышно издают восклицания:

— Ой, девочки! Что они наделали!

Оправляя растение, она приговаривала:

— Бедненькая картошечка… Ничего, потерпи… поправишься.

Работала Тося очень тщательно и, заканчивая, обязательно откидывалась назад и любовалась на свою работу.

Костя работал, как и полагается работать мальчику. Боясь испортить или сломать хрупкое растение, он излишне осторожно брал его двумя пальцами, медленно заравнивал ямку, неизвестно зачем крошил пальцами крупные комочки земли, и всё это делал напряжённо, с большой затратой сил. При этом он от усердия сопел и вытирал выступавший пот, но не рукавом, как Оля, а краем ладони, отчего весь перемазался.

Ваня работал тщательно, точно и во много раз быстрее Кости, но часто отвлекался, и это его задерживало.

— Тося, ломаный… клади в сторону! — говорил он, видя, как беспомощно согнулся стебель в руках девочки. — Поля, прямее ряд… Оля, крепче обжимай!

Его короткие дельные замечания сильно облегчали работу девочкам.

„Как заправский бригадир!“ — думал Костя.

Прибежал запыхавшийся Саша, бросил возле шалаша корзину и крикнул:

— Видел председателя! Ругается на Вальку… Воды надо, Ваня?

— Надо.

— Я уж знаю… Тиша даёт лошадь с бочкой. Я побегу!

И он снова помчался, поднимая лёгкие облачка пыли на дороге.

„Молодец Сашка! — подумал Ваня. — Догадался, что вёдрами полить не успеем“.

Он попросил Костю принести корзину, открыл нож, задумчиво потрогал лезвие и, тряхнув головой, решительно начал черенковать. У сломанных или раздавленных растений снимал верх до повреждённого места, у здоровых, сильно растущих, срезал пасынки. Черенки складывал в корзину.

— Ваня, ты опять черенкуешь? — удивилась Зина.

— Да.

— А не поздно?

— Ничего, успеют.

— Рискованно всё-таки…

— „Волков бояться, в лес не ходить“, — ответил он пословицей.

— Нет… Я бы, пожалуй, не решилась… — подумав, сказала девочка.

Она понимала, что в случае удачи каждый срезанный Ваней черенок обгоняет их бригаду, но разве дело было в этом?

Успех бригады мальчиков радовал Зину не меньше, чем свой. Ведь общее же у всех дело. Но она на месте Вани не решилась бы черенковать, — значит, Ваня больше помогает своей бригаде в соревновании.

— Ты напрасно расстроился! — сказала она, выпрямляясь и весело поблёскивая глазами. — Смотри, как получается… Загубленных почти нет… совсем немного.

Светлая граница освещённого солнцем поля заметно передвигалась от озера к ним и торопила.

Вернулись Боря и Вася с громадными охапками широких листьев лопуха и начали укрывать пересаженные растения.

Ещё немного — и солнце затопило участок.

— Девочки! Вырванные складывайте в корзину! Вечером посадим! — крикнул Ваня, с тревогой поглядывая на солнце и чистое безоблачное небо.

Решившись срезать черенки ещё раз, он рисковал сознательно, нопродолжать работу на солнце не хотел. Возможно, что они бы успели посадить все растения и ничего бы страшного не случилось, но какой в этом смысл, если можно действовать наверняка. На день он прикопает растения в тени, а вечером без горячки посадит на место, хорошо польёт и будет уверен в успехе. Всё равно придётся высаживать укоренившиеся черенки из парников.

Затарахтели колёса. Сидя на бочке и размахивая кнутом, из деревни галопом выехал Саша. Из бочки плескалась вода.

— Ой, девочки! Смотрите, он с водой! — с удивлением крикнула Тося.

— Ай да Сашка! Как ты успел? — спросил Ваня.

— Тиша дал… Там стояла бочка с водой… Вот сознательный старик!

При последних словах звонко расхохоталась Оля, и её смех разрядил царившее до сих пор напряжение. Вернулось хорошее настроение. Послышались шутки, смех… Всем стало ясно, что участок спасён.

Вёдра, лейки были спрятаны в шалаше. „Поливать, скорей поливать, пока солнце не обсушило росу и не обжигает листья!“

Днём поливать опасно, а если это совершенно необходимо, то следует лить воду на землю, стараясь не забрызгать листьев.

Корзину с нарезанными черенками и собранными растениями опрыскали водой и поставили в тень шалаша.

Вечером пересадили в поле последнюю партию укоренившихся черенков, а на их место в парник посадили новые, нарезанные в последний раз.

47. Мечта

Вывести новый сорт картофеля может любой школьник. После цветения на ботве картофеля завязываются плоды; к осени они превращаются в зелёные ягоды, похожие на маленькие незрелые помидоры. Внутри этих ягод много мелких семян. Весной, в марте месяце, эти семена нужно посеять в ящики с хорошей лёгкой землёй. Ящики поставить в тепло, и скоро семена взойдут. Вначале это будут крошечные растения картофеля. Их нужно распикировать в парник, а когда наступит тепло, высадить в грунт. Так выращивают рассаду различных огородных культур, например помидоров, капусты. Картофель, полученный из семян, почти никогда не повторяет в точности качества своего сорта. А значит, будет новый сорт.

Ваня это хорошо запомнил, прочитав книгу „Культура картофеля“, и ему захотелось самому вывести новый сорт для колхоза. Опыт работы с размножением доказал, что если захотеть, то можно преодолеть все трудности. Только не лениться.

Но вот вопрос. Сортов картофеля выведено тысячи, а хороших среди них немного. Уж если выводить новый сорт, то надо выводить сознательно, то есть поставив перед собой какую-то задачу.

Мальчик хотел, чтобы его сорт не боялся никаких болезней: ни рака, ни фитофторы, ни парши. Затем он должен быть скороспелый, урожайный, крахмалистый и вкусный.

В мечтах своих Ваня быстро вывел такой сорт и даже придумал ему название — „советский“. Клубни у этого сорта белые, длинные, гладкие. Глазки́ сидят неглубоко и только на макушке. Урожайность его — от четырех до пяти килограммов на кусту. Хранится он очень хорошо: не гниёт, не мёрзнет. И даже зелёные ягодки на ботве можно солить, как помидоры, а зимой есть с варёной рассыпчатой картошкой. Замечательный получился сорт „советский“. Теперь оставалось только вывести его. Эта мечта не покидала мальчика, и он решил посоветоваться с друзьями, в первую очередь со Светланой.

„Здравствуй, Светлана!

Спасибо, что написала про „короткий день“. Мы теперь тоже наделали покрышки для парников из толя. У нас произошёл несчастный случай: свиньи забрались на делянку и всё перерыли. Но мы не испугались, а всё исправили. Поломанные ростки порезали и посадили в парник на „короткий день“. Теперь размножать покончили и будем стараться повысить урожай. Я тебе по секрету напишу, сколько получилось. Серёже не говори, потому что он нам не хочет говорить. У нашей бригады получилось 1558 штук, у девочек — 1165 штук. Степану Владимировичу я написал. Ты спроси у него про другое. Мы хотим на будущий год вывести новый сорт картошки. Такой, чтобы был лучше всех на свете. Спроси у него, где можно такие семена взять? С наших ли кустов или куда съездить? Я бы поехал. Опылять цветки я еще не умею, но если научиться, как в книге напечатано, то смогу. Вообще в книге много полезного для юннатов. Только не всё понятно. У нас в школе учат французский язык, а там другой. Мария Ивановна говорит, что латинский и что будто на таком языке не разговаривают ни в какой стране, только в науке остался. Чего же они не могут по-русски? Тогда всем понятно. Других новостей в колхозе нет. Всё по-старому. Скоро наступит сенокос. Построили у нас вышку для воды. Высокая. Другим ребятам лазать не дают, а нам разрешили, потому что мы картофель размножаем. Когда приедете, то слазаем на вышку. Далеко видать. Пристань в колхозе еще не построили. Кроты на делянку не ходят. Значит, верно, что ветродуев боятся.

Мария Ивановна велела кланяться и звать в гости.

С пионерским приветом — Иван Рябинин“.

48. Шефы

На дверях магазина висел клочок бумаги, а на нём красным карандашом удивительно размашистым почерком было написано: „Магазин закрыт на переучет“. На крылечке, перед дверью спал жирный, большой, ленивый кот и всем своим видом показывал, что магазин закрыт на переучет. Кругом ходили куры во главе с гордым петухом. Откровенно говоря, гордиться петуху особенно было нечем. Главное его украшение — хвост — был выщипан в неравной драке с какой-то бродячей собакой. А может быть, он тем и гордился, что, в отличие от всех остальных петухов железнодорожного посёлка, не имел хвоста.

Когда солнце перевалило за полдень, к магазину подошёл мальчик. Он был босой, с засученными до колен штанами, в старой фуражке и в рубахе без пояса. В руках мальчик держал корзинку, из которой выглядывали маленькие, коренастые, с толстыми белыми ножками и темнокоричневыми, почти чёрными, шляпками грибы. Остановившись перед магазином, мальчик прочитал надпись и задумался. Что же делать? Вчера в колхозе стало известно, что в магазине получены конфеты. Не вообще конфеты, а именно те, которые пользовались особым спросом у детей, — леденцовые подушечки, окрашенные во всевозможные цвета. Главное — они долго не таяли во рту. Именно за такими конфетами и был направлен мальчик из колхоза „Дружный труд“. Грибы он собрал по дороге.

Вдалеке раздался гудок паровоза. Расписания поездов мальчик не знал, и мало интересовался тем, какой идёт поезд: товарный или пассажирский, но пропустить такое зрелище не мог и через минуту уже был на платформе.

Поезд стоял недолго и скоро тронулся.

Мальчик смотрел вслед уходящему поезду и не заметил, как к нему приблизились двое ребят с пузатыми рюкзаками.

— Серёжа, посмотри, какие грибочки!

Услышав восклицание, мальчик оглянулся. Перед ним стояли светловолосый мальчик и высокая девочка. У мальчика, кроме рюкзака, через плечо висел новенький фотоаппарат, а девочка держала в руках небольшой чемоданчик.

— Мальчик, где ты нашёл такие замечательные грибки? — спросила девочка.

— В лесу.

— Подожди, Света! — остановил её Серёжа. — Мальчик, скажи, пожалуйста, есть у вас тут какой-нибудь транспорт? Автобусы или подводы?

— Есть. Автобус из дома отдыха ездит. Только сейчас его тут нету.

— А подводы?

— А подводы, когда бывают, когда нет…

Серёжа недовольно вытянул нижнюю губу и многозначительно посмотрел на девочку. Затем он тихо с ней посоветовался и снова обратился к мальчику:

— А скажи, пожалуйста, далеко здесь находится колхоз „Дружный труд“?

При этом вопросе глаза мальчика широко открылись, и он с любопытством уставился на приезжих, словно увидел какую-то диковинку.

— Ну, что ты смотришь? Ты знаешь, где колхоз „Дружный труд“?

— Зна-аю… — неопределённо ответил мальчик.

— Далеко он?

— Да не близко.

— А как туда идти?

— А вот идите прямо по этой дороге, а потом поперёк встретится шоссе, — вдруг оживился мальчик. — Как дойдёте, значит, до шоссе, то сверните и идите всё прямо, всё прямо… Как раз в колхоз и придёте.

— А куда свернуть?

— На шоссе.

— Направо или налево?

— Ясно, направо.

— Тебе ясно, а нам не ясно! — проворчал Серёжа. — Ну, пойдём, Света. Сама виновата. Надо было телеграмму послать.

Мальчик порывался что-то сказать ещё и далее сделал к ним движение, но они уже повернулись спиной и зашагали по указанной дороге.

Природная застенчивость помешала Боре спросить, но он был уверен, что это шефы. Её звали Светлана, его — Серёжа, и приехали они к ним в колхоз. Какие же ещё нужны сведения, чтобы догадаться?

Серёжа шагал молча. Настроение было испорчено. Конечно, он не мог рассчитывать на торжественную встречу с оркестром и цветами, но какая-то встреча всё-таки могла быть. Если бы Светлана не заупрямилась и дала телеграмму, за ними выслали бы машину.

Светлана чувствовала себя превосходно. Ей всё нравилось, всё умиляло и восхищало. Хотя кустарник, росший по канаве вдоль дороги, ничем не отличался от кустарника, какой она видела под Ленинградом, но ей он казался особенным. Трава, цветы, деревья, дома, черепичные крыши на них, и даже небо, были не такие, как в городе. А воздух и сравнивать не стоило! Чистый, прозрачный.

— А ты заметил, Серёжа, что мальчик с грибами был босиком? — спросила она.

— Ну так что?

— Хорошо! Мне тоже захотелось разуться…

— Разувайся! Кто тебе мешает? Кстати, порежешь ногу.

Светлана не хотела обращать внимания на ворчливое настроение своего спутника. Слишком много кругом простора, чтобы придавать значение всяким пустякам. Она чувствовала себя какой-то другой…

— Озеро приличное, — снисходительно заметил Серёжа.

— Замечательное озеро! — сразу отозвалась Светлана. — А воздух-то какой, Серёжа!.. Прямо как чистая ключевая вода!

Дошли до шоссе. Как раз в это время мимо проехала машина, высоко гружённая свежим сеном. Наверху сидело несколько девушек. Вместе с шумом мотора налетела песня и так же быстро унеслась по шоссе.

Светлана с завистью проводила машину глазами. Ей тоже захотелось сидеть на мягком душистом возу и во весь голос петь знакомую песню.

Шоссе пошло круто вверх. Обернувшись назад, Светлана увидела босого мальчика с корзинкой, шагавшего на значительном расстоянии за ними.

— Серёжа, а тот мальчик идёт сзади.

— Ну и пускай идёт. Какое тебе дело?

Но девочка оглянулась и громко спросила:

— Мальчик, мы правильно идём?

— Правильно.

Когда поднялись наверх и увидели развернувшуюся перед ними панораму, то невольно остановились.

Ровные квадраты зелёных и желтеющих полей, окаймлённых тёмной опушкой леса, широкая лента шоссе, скатывающаяся вниз и снова поднимающаяся к маленьким домикам на горизонте, — всё было удивительно красиво.

— Как хорошо!..

— Да! — согласился Серёжа. — Это надо снять!

Боря остановился шагах в десяти и с любопытством наблюдал, как мальчик открыл футляр, выдвинул трубку, что-то покрутил и поднёс маленький аппаратик к лицу.

— Мальчик, а чьи это поля? — спросила Светлана.

— Наши.

— А ты откуда?

— Я из колхоза „Дружный труд“.

— Серёжа, да он, оказывается, из нашего колхоза! Ты знаешь Ваню Рябинина? — спросила она, подходя к нему.

— Знаю.

— Вот хорошо! Значит, мы вместе пойдём. А где сейчас Ваня?

— А он скорей всего на заставе.

— На какой заставе? — с удивлением спросила Светлана.

— На пограничной.

— Странно… А разве здесь близко граница?

— Да не так близко.

— Значит, он уехал?

— Может, и уехал.

— Куда?

— На озеро за рыбой.

Сделав два снимка, Серёжа сложил аппарат и тоже подошёл к мальчику.

— Так ты колхозник? А мы к вам приехали!

— Я знаю.

— Откуда ты знаешь?

— А вы из города шефы.

— Слушай, а как тебя зовут? — спросила Светлана.

— Боря.

— Ты Боря Дюков!

— Он самый.

Девочка обрадовалась.

— Боря Дюков! Плотник! Ну, здравствуй! Вот он какой, Боря Дюков… Серёжа! Он же нам хочет дом построить! Как хорошо, что мы встретились. А почему ты без Лады? Ну, как у вас дела? Колорадского жука не поймал? Как последние черенки? Уже все высадили? — спрашивала Светлана с сияющим лицом и трясла руку мальчика.

Боря растерялся от такого количества вопросов и не знал, на который отвечать. Затем выбрал, по его мнению, самый главный, подумал и сказал:

— Нет. Жука я не поймал.

— Ну, давай знакомиться, — снисходительно сказал Серёжа. — Значит, ты Боря, а меня зовут Серёжа.

— Я знаю.

Пошли рядом.

Собираясь в подшефный колхоз, Серёжа подготовил доклад „О семеноводстве картофеля“ и намеревался его прочитать на общем собрании колхозников. Кроме того, голова его была набита многочисленными проектами и предложениями. Всё это требовало от него солидного поведения, какой-то особенной серьёзности, и он, что называется, „напустил на себя важность“. Говорил мало, и даже не говорил, а „изрекал“.

Светлана держалась просто. Она долго не могла приноровиться к коротким ответам Бори. Приходилось всё время переспрашивать, но в конце концов она уловила эту особенность мальчика, и разговор наладился.

— А про какую заставу ты сказал?

— Про нашу.

— Не понимаю… Какая у вас там застава? Ты расскажи подробней, — попросила девочка.

Боря пожал плечом и с удивлением взглянул на Светлану. Он думал, что она в курсе всех дел…

— Ну, застава… пограничная. Ну, в шалаше… Там начальник заставы живёт и дежурные… И дозоры там собираются.

— Так вы в пограничники играете? — спросила Светлана.

— Нет, мы не играем… Мы по-взаправдошному, — серьёзно ответил Боря. — Диверсантов ловим.

— Каких?

— Американских вредителей… Колорадского жука.

Светлана расхохоталась, а Серёжа даже не улыбнулся.

— Ты напрасно смеёшься… Тут есть неплохая идея, — серьёзно сказал он. — Ну, а как у вас рыба? Клюёт?

— А чего ей не клевать?

— А ты покажешь мне, где такие грибы растут? — попросила Светлана.

— А чего не показать… Вы лучше с Ваней сходите. Вот уж он знает, где много грибов!

— Обязательно надо сходить. Правда, Серёжа?

— Не понимаю, где ты возьмёшь столько времени? Рыбу ловить, грибы, ягоды собирать, купаться, загорать… Удивляюсь! Ну, а дела? Не забывай, что мы шефы и приехали не загорать. Нужно провести собрание — раз! Договориться с правлением насчёт дальнейшей работы — два! Прочитать доклад для колхозников — три! Собрать материал для „Пионерской правды“ — четыре! С агрономом связаться — пять! Сделать фотоальбом — шесть! — говорил он, загибая пальцы.

— Ерунда! — перебила Светлана. — Это ты всё будешь делать, а я пойду за грибами и буду ловить рыбу! — и, повернувшись к Боре, с улыбкой спросила: — Верно, Боря?

— А по рыбе у нас Саша Пыжов спец! — вместо ответа сказал Боря.

Сокращая путь, он повёл гостей через поля на опушку леса прямо к картофельному участку мичуринцев.

49. Встреча

Солнце стояло низко, а на участке шла горячая работа. Картофель подкармливали. В двух железных бочках у ребят находилась перебродившая навозная жижа, и сейчас её разбавляли водой и поливали растения. В воздухе стоял резкий запах.

Заложив два пальца в рот, Боря пронзительно свистнул. Работающие переглянулись, поставили лейки и пошли навстречу.

Зина издали узнала гостей и покраснела. Смутился и Ваня. Уж слишком неожиданно приехали шефы и застали их в такой неподходящий момент.

— Ну вот мы и приехали! — проговорил Серёжа.

— Здравствуй, Ваня! — приветливо и просто сказала Светлана, протягивая руку.

— Рука-то у меня замарана…

Не только у Вани были запачканы руки… Ноги, одежда и даже лица у некоторых ребят носили следы прилежной работы. Но Светлана взяла руку мальчика и крепко её пожала. Затем она поздоровалась с Зиной, Серёжа последовал её примеру.

— А ты думаешь, мы не пачкались? — говорила она. — Больше, чем вы… А ты, Зина, кажется, выросла! Здравствуйте, девочки и мальчики! Сейчас я буду угадывать… Это Саша! Да?

— Угадала, — сказал Саша и, наскоро вытерев руку о штаны, поздоровался.

— А это, пожалуй, Костя.

— Правильно!

— Ну и Вася. Теперь девочки…

Она задумалась, глядя на смущенно-лукавые лица девочек. Их она тоже знала по письмам, но почему-то представляла совсем другими.

— Знаю… Это Тося!

— Ой, как это вы… — удивилась и обрадовалась Тося.

Это была последняя удача. Сделав две ошибки подряд, Светлана отказалась угадывать и попросила назвать имена остальных.

— Ребята, вы кончайте, а я отведу гостей домой, — сказал Ваня.

Светлана запротестовала:

— Нет, нет… Я хочу вместе с вами. Никуда я сейчас не пойду.

Она сняла рюкзак, поставила около тлеющего костра чемоданчик и, окружённая девочками, пошла к ним на участок.

Между тем Серёжа с загоревшимися глазами обошёл шалаш и, сбросив рюкзак у входа, залез внутрь.

— Красота! Я здесь буду жить! — твёрдо сказал он. — Вот молодцы! Я думал, у вас так себе шалашик…

Он высунул голову, забрал рюкзак и утянул его в шалаш.

— Только надо ещё соломы достать…

— Солома есть! Соломы сколько угодно! — крикнул Саша. — А комаров не боишься?

— Что значат комары по сравнению с вечностью! Надо закалять волю!

Судя по возне, доносившейся из шалаша, Серёжа уже устраивался.

— Серёжа, а лучше бы дома… У нас место есть, — предложил Ваня.

— Дома, мне надоело дома! Только здесь! Шалаш, костёр, крик совы… Великолепная жизнь! А может быть, у вас тут занято?

— Ничего не занято… Если хочешь, живи!

— Так и решили! Светлана пускай в доме поселяется. Всё равно сюда не пущу! А лодка далеко?

— Рядом.

— Ну, товарищи, здесь будет не жизнь, а сказка… Это что за чашки?

— Чашки? А мы едим…

— Я их отодвину в угол, можно?

— Делай, как знаешь, — сказал Ваня.

Увидев шалаш, тлеющий костёр, озеро и близкую опушку леса, Серёжа забыл о своих проектах, забыл, что собирался делать колхозникам доклад, что недавно ворчал на отсутствие машины… В голове его замелькали различные планы, один заманчивее другого, и вернулось хорошее настроение.

— А уху вы варите? — спросил он, но в это время Светлана, стоявшая с группой девочек на границе участков, крикнула:

— Серёжа! Куда ты пропал? Ты посмотри, что у них делается! Рекорд! Иди сюда!

— Сейчас…

Серёжа вылез из шалаша и, окружённый ребятами, подошёл к девочкам.

— Какие молодцы! Вот уж никогда бы не подумала, что они так перегонят нас. Ты знаешь, сколько здесь растений? Две тысячи семьсот двадцать три! — восторженно сказала Светлана.

— Света, а у нас получилось… — начал было Серёжа, но она не дала договорить:

— У нас четырнадцать клубней, а у них четыре. Разница!

— Я не спорю… Конечно, это рекорд… Что сказал Степан Владимирович…

— Да! А где письмо? — спохватилась Светлана.

— У меня.

— Отдай Ване.

Серёжа вернулся в шалаш, порылся в рюкзаке, и скоро его голова высунулась наружу.

— Держи, Ваня! Степан Владимирович просил вручить тебе лично. Остальное на словах скажет Света.

Сильно волнуясь, осмотрел Ваня конверт и с трудом разобрал единственное слово на нём. Вернее, даже не разобрал, а догадался: „Рябинину“. Конверт оказался незаклеенным, и Ваня вытащил вчетверо сложенный лист бумаги, на котором было написано пятнадцать слов, как потом удалось сосчитать. Долго стоял Ваня с письмом, хмурил брови, но не мог прочесть ни одного слова. Почерк учёного был неразборчивый, к тому же писал он второпях. Видя, что девочки принялись за прерванную работу, он сложил и спрятал письмо в карман.

— Давайте, ребята… Сначала покончим с картошкой.

— А что там написано? — спросил Саша.

— Потом прочитаем.

Когда работа была закончена и обе бригады собрались у костра, Серёжа всё еще возился в шалаше.

— Что ты там делаешь? — спросила Светлана.

— В данный момент развешиваю бельё… Сюда вход посторонним воспрещается! — крикнул он, услышав шорох при входе.

— А мне нельзя? — спросил Саша.

— Это кто? Саша? Залезай, друг! Ты не посторонний. Это я девчонок не пускаю! — тихо сообщил он.

— Вымыться бы надо, — сказала Светлана.

— Пойдём купаться, — предложила Зина.

— Очень хорошо! Только я возьму мыло и полотенце.

Она развязала рюкзак, вынула мыльницу, полотенце, и девочки всей гурьбой отправились на свой пляж, к озеру.

— Практически, нам бы тоже купаться надо, — подражая Николаю Тимофеевичу, пробасил Костя.

— Серёжа! Идём купаться! — позвал Ваня.

— Блестящая идея! — звонко крикнул Серёжа. — Идите, мы догоним!

С минуту Ваня ждал, прислушиваясь к оживлённому бормотанью в шалаше, но там завязался разговор — о жерлицах, щуках в двадцать килограммов весом, карасях для наживки, — а это, значит, надолго.

— Два рыбака встретились, — усмехнулся он. — Пошли, ребята!

На озере тишина. Вода как зеркало. Было слышно, как справа, в тресте́, возились утки. Они шлёпали крыльями по воде и при этом крякали противным самодовольным голосом.

— Это гагары, — вполголоса заметил Костя.

— Не гагары, а чёмги, — поправил его Ваня.

Слева уже доносился Тосин визг, и можно было разобрать слова:

— Ой, не надо! Не брызгайся, Олька!

Затем послышалось восторженное восклицание Светланы:

— Какая чистая вода!..

Пляж девочек самый обыкновенный. Заливчик с пологим берегом и мелким песком. Песок приставал к мокрому телу, и кругом не было места, где бы можно было удобно одеться.

Другое дело — пляж мальчиков. Большие камни и никакого песку. На самом берегу, наклонившись к воде, стоял большой вяз. С его веток хорошо прыгать в воду с любой высоты. Кроме того, между корней был вставлен конец толстой качающейся доски. Место глубокое, обрывистое, прыгать не опасно. Если и доставали дно, то не ушибались. Бывало, конечно, что прыгун не успевал вывернуться в воздухе и шлёпался животом или цеплялся за ветку вяза. Но это всё были пустяки. Удовольствие от прыжка целиком покрывало и боль и досаду.

Раздеваясь, Боря пересказал дорожный разговор с гостями и даже перечислил все мероприятия, намеченные Серёжей.

Ваня задумался. Он чувствовал себя на положении гостеприимного хозяина. Желание Светланы: рыбная ловля и грибы, — это вполне реально и организовать просто, но Серёжины проекты почти невыполнимы. Все колхозники на сенокосе, Мария Ивановна с председателем уехали в район на конференцию и вернутся не раньше как дня через три…

Прибежали Серёжа и Саша.

— Эге! Да у вас и трамплин есть! Замечательно! Ну, кто со мной на перегонки? Плавать все умеют?

Серёжа быстро разделся и забрался на доску.

— А глубоко тут?

— Не бойся, с рукой скрывает! — успокоил его Саша.

Серёжа разбежался и прыгнул с доски. Плавал он хорошо, но и ребята не отставали. И долго над озером звучали весёлые голоса ребят.

50. Письмо

Удивительно тёплая вода вечером, после захода солнца. Не хочется и вылезать. Так бы и плескался без конца. И странно, что меньше чем через полчаса губы начинают синеть, зубы выбивают мелкую дробь, а всё тело покрывается „гусиной кожей“. Днём можно быстро согреться на солнышке, а сейчас приходится лететь во весь опор к шалашу и разжигать большой костёр.

Пока пеклась в золе картошка и закипала вода для чая, пока шли малозначительные разговоры, Ваня сделал ещё одну попытку прочитать письмо Степана Владимировича. Ничего не получилось.

— Ну, что он пишет, Ваня? — с лукавой улыбкой спросила Светлана.

— Не могу разобрать.

Светлана подошла к Ване и, положив правую руку ему на плечо, заглянула в письмо.

— Почерк у него страшный, — сказала она. — Невозможно читать!

Некоторое время она смотрела в письмо, с усилием разбирая слова.

— Ну, слушайте! Кажется так! — предупредила она и начала читать медленно и громко: „Здравствуй, Ваня! Узнал про ваши успехи. Поздравляю всех юных колхозных мичуринцев. Жду письма. Привет. Вадимов“… Очень трудно разбирать! — сказала она, возвращаясь на своё место.

Ребята заулыбались. Приятно было получить поздравление от ленинградского учёного, про которого они так много слышали от своих бригадиров.

Закипевшая вода с шипением полилась в костёр. Сняли чайник, выкопали из золы картофель и принялись ужинать. Светлана поделила и раздала все свои припасы. Ребята стеснялись, отказывались, но она настояла на своём, и скоро все пили чай с городскими гостинцами.

Время бежало незаметно. Спохватились, когда в деревне раздался грозный крик Тосиной матери:

— Таисья-а! До-мой!

Вместе с Тосей ушла Оля, а вскоре и другие девочки. Зина поджидала Светлану, которая продолжала задумчиво сидеть у костра. Серёжа забрался в шалаш, и оттуда часто раздавались звонкие шлепки.

— Что, пикируют? — спросил Ваня.

— Ничего-о! Скоро я их всех перебью! Сам из себя я сделал им ловушку… Саша, иди помогать, — позвал он.

Саша залез в шалаш, и шлепки удвоились.

— Пойдём, Светлана. Поздно уж… — позвала Зина.

— Сейчас… Я хотела вам ещё сказать относительно нового сорта, про который Ваня писал, — сказала она, встряхивая головой. — Степан Владимирович одобрил ваш план. Он сказал, что вы это хорошо задумали… Но это очень сложное дело. Нужно относиться серьёзно, по-мичурински. Нужно сознательно скрещивать разные сорта, чтобы получить хороший сорт, какой хочется. У них в институте такую работу ведут. Там есть коллекция диких картофелей, которые открыли наши учёные. За ними специально ездила экспедиция в Америку… И в институте скрещивают эти новые виды картофеля с нашим… Понимаешь, Ваня?

— Ну, ну… А нам-то дадут?

— Дадут. Только не клубни, а семена новых гибридов. Понимаешь? Скрещивание они сделают сами, а вам пошлют семена. Вы посеете их, а потом выращивать будете и наблюдать. Так он сказал… Если, конечно, хотите.

— Ну ясно, хотим!

— Вот и прекрасно. Семена вам пришлют…

— На будущий год? — спросила Зина.

— Зимой, наверно, или осенью, — ответила Светлана, поднимаясь и оглядываясь. — На самом деле поздно. Спокойной ночи, Серёжа!

— Тебе тоже! — раздался голос в шалаше. — Видеть во сне сову на сосне!

— Серёжа, а завтракать приходите к нам, — пригласила Зина.

— Спасибо, придём, если за рыбой не уедем. Верно, Саша?

После случая со свиньями мальчики установили ночное дежурство на участке. Сегодня очередь дежурить Васе, но Саша добровольно вызвался остаться здесь с Серёжей, и Вася отправился в деревню провожать Зину и Светлану.

51. Хорошие помощники

Белая ночь. Ровный голубоватый свет из окна разлит по комнате, и можно свободно различать предметы.

Зина не спит. Прислушиваясь к ровному дыханию Светланы, она думает о соревновании. Сегодня, наконец, выяснилось, как сильно перегнала Зина бригаду городских юннатов: с одного клубня они получили растений раз в семь больше. Это приятно. Значит, они хорошо работали. Напрасно она ворчала на свою бригаду и считала, что девочки работают неохотно и больше думают о своих делах. Незаметно мысли перескочили на другое.

А что она будет делать завтра? Отец и Мария Ивановна уехали в район на конференцию. Мать заночевала на летнем выгоне, где сейчас пасётся колхозное стадо. Многие животноводы живут там по неделе и больше. Замятина, например, с Марфушей почти и домой не приходят.

Если мать утром не вернётся, Зина должна подоить корову, приготовить завтрак, сварить обед. Она в доме одна и полная хозяйка…

— Зина, Зина… — слышит она знакомый шёпот где-то очень близко и никак не может понять, где именно.

— Зинуша… проснись!

Зина открыла глаза. Над ней стояла, склонившись, мать и осторожно трясла за плечо.

— Зинка… как ты крепко спишь!

В комнате совсем светло. Яркий квадрат освещённого солнцем окна отпечатался на стенке.

— Мама, а когда ты вернулась? — шёпотом спросила Зина.

— Недавно.

— Значит, я проспала? Корову надо доить…

— Подоила уж. А чья это девочка спит?

Взглянув на кровать Марии Ивановны, Зина вспомнила всё.

— Это Светлана. Из Ленинграда шефы приехали!

— Вот что! Ну, пускай спит. Зина, возьми-ка газетку, тут про вас напечатано.

С этими словами Дарья Андреевна положила на грудь девочки районную газету и на носках вышла из комнаты.

С минуту Зина лежала не шевелясь.

„Про нас напечатано? Про кого про нас? Про колхоз? Про отца? Про ферму? Но мать сказала не „про нас“, а „про вас…“ А если про нас, — значит, про юннатов“.

Сердце радостно забилось, и рассеялись остатки сна. Зина села на кровати и торопливо развернула газету. Заметку она нашла сразу и прочитала, но от волнения ничего не поняла. Снова и снова читала она маленькую заметку под названием „Хорошие помощники“.

„Пионеры-мичуринцы колхоза „Дружный труд“ нынче проделали интересный опыт. Ускоренным методом они размножили новые отечественные сорта ракоустойчивого картофеля „северная роза“ и „Камераз“ для родного колхоза. Из четырёх клубней им удалось получить больше двух тысяч растений. Всю работу они провели под руководством агронома колхоза тов. Кузнецовой. Юные бригадиры Ваня Рябинин и Зина Нестерова отлично справились с трудной задачей. Такое ценное начинание следует всячески поощрять. Пожелаем ребятам дальнейшего успеха“.

И всё. Как мало написано, но как много сказано! Теперь все прочитают и будут знать об их работе. А откуда они узнали?

Зина вспомнила приезд в колхоз секретаря райкома Михаила Игнатьевича. Отец говорил, что он два раза справлялся про них… Конечно, это он! Если и не сам писал, то подсказал газете…

Удивительно и странно было видеть свою фамилию, напечатанную типографскими буквами. Даже не верилось.

— Что это за газета? — спросила Светлана.

— Светлана, ты только посмотри! Про нас в газете написано!

Соскочив на пол, она передала газету Светлане и начала торопливо одеваться.

— Нашла? „Хорошие помощники“ называется, — говорила она, смеясь. — Это мы хорошие помощники!

Светлана прочитала заметку, посмотрела на Зину и, сложив газету, серьёзно сказала:

— Очень хорошо! Я рада за вас! Вы в самом деле замечательные помощники!.. Зина, а ты эту газету сохрани. Куда ты торопишься?

— Надо же девочкам показать! А ты хочешь спать?

— Ну что ты!.. Я прекрасно выспалась и совсем не такая соня… А корову когда доить? — спросила она, сбрасывая одеяло.

— Мама подоила.

— Уже? — удивилась Светлана, и губы её разочарованно вытянулись. — Как жаль! Мне очень хотелось научиться.

Зина давно умела доить корову, и ей казалось, что это такое простое дело, что о нём не стоит и говорить. Светлана же видела коров только издали и считала, что научиться доить — это очень трудно, хотя и интересно. Об этом она мечтала еще в Ленинграде.

— А купаться? — спросила Светлана, видя, что Зина собирается умываться.

— Ну пойдём, если хочешь, — сказала Зина.

Через несколько минут девочки вышли из комнаты.

Дарья Андреевна возилась у печки.

— Мама, вот это Светлана!

— Здравствуйте, Дарья Андреевна, — сказала Светлана, приближаясь к женщине.

Дарья Андреевна пристально и серьёзно посмотрела в глаза девочки, потом улыбнулась. Светлана ей сразу понравилась. Всё в девочке было просто и естественно: она не скрывала любопытства, когда чем-нибудь интересовалась, не сдерживала восторга, когда ей что-нибудь нравилось.

— Здравствуй! — приветливо сказала Дарья Андреевна и крепко пожала руку Светланы. — Спасибо, что приехали… Надолго ли?

— Дня на три, на четыре.

— Что так мало?

— Мама больше не разрешила.

— Ну, это другое дело. Мать надо всегда слушать. Давайте мойтесь и за стол садитесь.

— А мы купаться пошли! — сказала Зина. — Мама, Светлана хочет научиться корову доить. Ты научишь?

— Вот что! Свою заводить собираетесь?

— Нет. Просто так…

— В доярки хочешь поступить?

— Мне хочется всё уметь, Дарья Андреевна. Это же надо! А вдруг придётся когда-нибудь подоить…

— Правильно! Ну что ж… Вечером подоишь, — пообещала Дарья Андреевна.

Когда девочки вышли из дому, Зина сделала вид, что забыла что-то сказать матери.

— Ты подожди, Светлана, я сейчас… — сказала она и вернулась. — Мама, а ещё мальчик приехал, Серёжа… Я позову завтракать?

— Веди, веди! Еды хватит! Яичницу вам сделать, что ли?

— Всё равно!

Чтобы порадовать ребят, Зина захватила с собой газету.

Первым, кого они встретили, был Костя Замятин. Он шёл навстречу, улыбался во весь рот и размахивал газетой.

— Зина! А что у меня есть! Угадай! — издали крикнул он.

— Ну-у… Удивил! А это что? — сказала Зина и показала ему свою газету.

Поровнявшись с домом Семёновых, они услышали крик:

— Зина-а! Постой!

Взволнованная Нюша выскочила с газетой, но, увидев в руках бригадира такой же номер, остановилась.

— Ты читала?

— Читала.

— Очень хорошо написано! Правда? Как художественный рассказ… Вы купаться?

— Да.

— Я тоже!

Потом к ним присоединилась Оля, а затем и Тося. Они знали о заметке, и это было видно издали. Лица у всех сияли. Оживлённо разговаривая, девочки вышли за деревню и свернули на тропинку, ведущую на их пляж. В это время сзади раздался конский топот и крики ребят.

— Что такое? — с беспокойством спросила Светлана и остановилась.

— А наверно, лошадей купать или на водопой…

Не успела Зина докончить фразы, как из деревни галопом вылетел небольшой табун лошадей. На некоторых лошадях сидели мальчики. Они размахивали руками, кричали, свистели, подгоняя отставших. Ваня ехал впереди на красивом жеребце.

— Ваня на Ландыше, — заметила Нюша.

— Ой, девочки, и Серёжа с ними, — сказала Тося.

— Ага! Серёжа на Зорьке.

С первого взгляда было видно, что Серёжа сел верхом впервые и чувствовал себя неважно. Боясь свалиться, он судорожно цеплялся руками за гриву лошади и при каждом её шаге подпрыгивал. На лице у него застыло испуганное выражение.

Саша, заметив девочек, поднял руку, пронзительно свистнул, свернул с дороги и по целине понёсся к озеру.

— Прямо какой-то сумасшедший! — сказала Тося.

Боря ехал последним на крупной, широкогрудой кобыле, и рядом с ним бежал маленький жеребёнок.

Светлана помахала мальчикам рукой.

— Купа-а-ать — крикнул в ответ Боря. — Газету читали?

— Читали! — ответила Зина и показала газету. Так начался этот надолго запомнившийся день.

Ребят хвалили, поздравляли. Они чувствовали себя именинниками, но значение этой маленькой заметки по-настоящему поняла позднее.

52. Гроза

Лодка стояла недалеко от тресты́. Три мальчика и девочка неподвижно сидели на скамейках, держа в руках длинные удочки. Рыба не клевала. Поплавки точно примёрзли к зеркальной поверхности озера.

— А вот мы раз поехали с Ваней… в прошлом году… — вполголоса начал рассказывать Саша. — Долго сидели… Так же вот! И вдруг ка-ак дёрнет! И как давай водить! Здоровый попался! На три с половиной кило! Помнишь, Ваня? Водил, водил и сорвался…

— С половиной? — спросила Светлана и засмеялась.

— А что? Не верите? Спросите Ваню!

— Ты ошибся, Саша, — не поворачивая головы, сказал Серёжа. — Он весил три килограмма шестьсот семьдесят два грамма…

— Ну, это я не знаю. Я не вешал, — простодушно сказал Саша, не поняв шутки.

— У тебя клюёт! — предупредил Ваня. — Не зевай!

Сашин поплавок запрыгал, пуская вокруг себя крошечные волны.

— Плотва балуется, — пробормотал Саша, медленно приподнимая конец удочки, и вдруг дёрнул. — Ну, ясно плотва! Обманщица!

Первый раз в жизни Светлана поехала ловить рыбу, и то только благодаря Ване. Серёжа категорически возражал, говоря, что она испортит всё удовольствие и пускай для начала учится ловить с берега уклейку, но Ваня настоял, и её взяли. Светлана не умела насадить червяка, не могла закинуть удочку, и всё это делал за неё Ваня.

— Ты на поплавок смотри! — заметил ей Серёжа.

— Я смотрю.

— Я вижу, как ты смотришь! Рыбак тоже! Шла бы лучше за ягодами.

— А мы завтра пойдём.

Поплавок Светланы закачался и тронулся с места.

— Тащи, тащи, Светлана, — зашептал Саша.

Девочка спокойно подняла удочку, но лёска упёрлась, словно за что-то зацепилась, а кончик удилища вдруг начал гнуться. Светлана испугалась.

— Ай-ай-ай! — закричала она.

— Здоровая попалась! Дай мне! — сказал Саша, протягивая руку.

— Не тронь, Сашка! Пускай сама тащит! — резко остановил его Ваня. — Тащи, тащи, Светлана, не бойся, — говорил он, но, видя, что рыба сильно упирается и гнёт удилище, предупредил: — Не сломай… Дай ей выходиться… Только держи!

От волнения и испуга Светлана растерялась, хотя удочку держала крепко.

— Это, наверно, язь… — прошептал Саша.

Серёжа ёрзал на скамейке и с явным выражением зависти наблюдал за Светланой. В душе он возмущался: почему крупная рыба клюнула у девчонки, впервые взявшей удочку и ничего не смыслящей в рыбной ловле.

Рыба гнула удилище к воде, ходила кругами и вдруг оборвалась. Потеряв упор, Светлана откинулась назад, и лодка качнулась, зачерпнув через борт немного воды.

— Ну-у-у… — презрительно протянул Серёжа. — Рыбак тоже! Чуть лодку не перевернула!

— Сорвалась… — со вздохом сказал Саша. — Не надо было так тянуть…

— Да, Саша… Не за тот крючок она схватила! — сказал Серёжа.

Когда Светлана пришла в себя и дрожащей рукой поймала конец лёски, то увидела, что крючка там нет.

— Ваня, смотри…

— Оборвался. Это ты, Сашка, виноват! — проворчал Ваня.

— Почему я?

— Ты привязывал крючок.

— Ну и что?

— А то… Плохо привязал!

Как назло, ни запасного крючка, ни удочки с собой не было.

— Отловилась? — насмешливо спросил Серёжа. — Могу предложить жерлицу.

— Сашка, отдай свою удочку Светлане, — сказал Ваня.

— Почему?

— Ты виноват, ты и отдавай!

— Не давай, Саша! — вмешался Серёжа. — А ты, Ваня, не потакай. Раз она не умеет ловить, пускай так сидит. Ей всё равно неинтересно.

— Я лучше посмотрю на вас, — покорно согласилась девочка.

Но Ваня не мог этого допустить и протянул ей свою удочку:

— Держи, Светлана!

— Нет, нет… лови сам! — нерешительно отозвалась она.

— Держи! — настойчиво повторил Ваня. — Мы еще за лето наловимся, а вы скоро уедете.

Светлана благодарно взглянула на мальчика и взяла удочку. Теперь ей захотелось ещё раз испытать это новое для неё чувство — волнение охотника.

— Вот уж никогда бы не отдал… — проворчал Серёжа. — Опять оборвёт крючок.

— А здоровый язина был! — со вздохом сказал Саша.

— На два килограмма триста пять граммов!

На издевательский тон Серёжи Светлана не обижалась. Она чувствовала себя неопытной ученицей и боялась чем-нибудь помешать.

Ваня вычерпал из лодки воду, свернул несчастливую удочку и стал наблюдать за поплавком Светланы.

— Не клюёт сегодня, — со вздохом произнёс Саша.

Занятые каждый своим поплавком, ребята не заметили, как Серёжа вытащил крупного окуня. Только когда рыба запрыгала в лодке, все оглянулись.

— Хорошо! Вот учись, как надо ловить! — гордо сказал Серёжа, снимая окуня с крючка и небрежно бросая его в нос лодки.

Светлана, закусив губу, молчала. Вспоминая сорвавшуюся рыбу, она только сейчас начала переживать острое чувство жалости и досады за свою неудачу.

Вслед за Серёжей поймал окуня и Саша. Оба они ловили с другого борта, и, должно быть, к ним подошла стайка.

Наконец у Светланы клюнуло, и она вытащила хорошего окунька, от волнения перебросив его сначала на другую сторону лодки.

— Поймала? Удивительно, как он тебя в воду не утянул! — сострил Серёжа.

Но Ваня и Саша не смеялись. Они радовались за Светлану и сочувствовали ей.

— Светлана, а что это у тебя? — спросил Ваня, когда удочка снова была заброшена.

— Где? Это? Булавка.

— Дай мне.

Светлана вытащила из воротника булавку и передала мальчику.

— Сделаю крючок! — пояснил Ваня.

Никаких инструментов не было, но Ваня довольно удачно согнул булавку зубами и привязал к лёске. Крючок получился вполне приличный, хотя и без жала.

Пока он возился, ребята поймали несколько окуней. У Светланы клевало почему-то хуже, но и она вытащила две рыбы.

Ваня нацепил червя и закинул удочку. Взглянув на горизонт, он увидел чёрную тучу, медленно двигавшуюся на них.

— Гроза идёт! — предупредил он.

— Ну-у… Далеко еще! — беззаботно сказал Серёжа и, оглянувшись, продекламировал: — „Люблю грозу в начале мая, когда весенний первый гром, как бы резвяся и играя, грохочет в небе голубом“.

Чем ближе надвигалась туча, тем лучше клевало. Рыбаки постоянно вытаскивали рыбёшек. Даже Ваня на свой самодельный крючок поймал несколько штук. У Светланы опять клюнула крупная рыба, но теперь девочка благополучно подтащила её к лодке, а Ваня подсачил. Язь оказался не такой большой, как думали, глядя на сгибающееся пополам удилище, но всё-таки это была победа, и девочка торжествовала.

Спохватились, когда туча закрыла солнце и налетел резкий порыв ветра. Озеро потемнело и зарябило.

— Ох, и будет нам! — сказал Ваня, торопливо сматывая удочки и с опаской поглядывая на небо; его примеру последовали и остальные. Чёрная, мохнатая по краям, туча нависла над головой и, казалось, вот-вот упадёт. Ветер быстро крепчал. Волны уже качали лодку. Поспешно вытащили верёвку, на которой, вместо якоря, был привязан камень.

— Я сяду! Бери правилку! — коротко скомандовал Ваня, меняясь местами с Сашей и усаживаясь за вёсла.

Когда ослепительная молния разрезала небо пополам и вслед за ней с силой пушечного выстрела, повторенного многократным эхом, ударил и раскатился гром, ребята невольно втянули головы в плечи.

До берега было далеко. Волны поднимались всё выше. Саша, стараясь держать лодку поперёк волны, помогал Ване правилкой.

— На остров! — коротко бросил Ваня и, выбрав момент, резко повернул лодку в противоположную сторону.

Попутный ветер подгонял, и лодка понеслась вперёд. Ветер срывал гребни волн и брызгал на ребят. Туча закрыла всё небо. Молнии, одна за другой, ослепительно вспыхивали, а гром грохотал так, словно задался целью напугать их до смерти. Но вот в этом грохоте послышался новый шум. Он быстро нарастал, и было видно, как лодку догоняет сплошная пелена дождя, соединяющая небо с водой. Вот она всё ближе, ближе…

Широко открытыми глазами смотрела Светлана на эту страшную, серую, шумящую стену.

— Ваня…Ваня… — шептала она, протягивая руку.

— Это дождь! — что было силы крикнул мальчик.

Защёлкали о доски первые крупные капли, и вдруг стена тёплой воды обрушилась на них.

— Хорошо! Картошку польёт! — громко крикнул Ваня, чтобы ободрить гостей.

Лодка с разбега ткнулась в песок. Ребята выскочили, втянули её подальше на берег и, несмотря на то, что были насквозь мокрые, побежали прятаться от дождя.

— Под деревья не вставайте! — предупредил Серёжа. — Может ударить молния!

Ветер и дождь прекратились так же неожиданно, как и начались. А когда прошла последняя полоса дождя, все увидели, что там, на горизонте, откуда появилась туча, — чистое небо.

— „Люблю грозу в начале мая…“ — с улыбкой повторил Серёжа, и все засмеялись.

Половина неба была еще закрыта, еще гремел гром, но его добродушное ворчание было уже совсем не страшным.

— А ты здо́рово, Света, перетрусила, — сказал Серёжа.

— Сам-то… Ты уж лучше помолчи. Герой!

Сдерживая улыбку, поглядывал Ваня на гостей.

Он и сам испугался, но еще не разобрался, почему. Сейчас ему казалось, что перегруженная лодка могла легко перевернуться, и он испугался за Светлану. Кто его знает? Может быть, это и так, а может быть, и не так. Гроза всё-таки была страшная.

Лениво покачиваясь на волнах, лодка скользила по воде. От одежды ребят шёл пар, но настроение у всех было прекрасное. На уху рыбы хватало, а значит, Поля может блеснуть своим мастерством.

— Ну, хорошо, товарищи дорогие, — сказал Серёжа, задумчиво глядя на приближающийся берег, — а что вы намерены завтра делать? Какие ваши планы?

— Мы с девочками пойдём за ягодами, а вы, наверно, опять рыбачить, — сказала Светлана.

— Та-ак! Великолепная работа для шефов! Ты не забудь, Светлана, сосчитать, сколько ягодок найдёшь… Для отчёта. А я буду докладывать о количестве пойманных рыб: окуней отдельно, плотвы отдельно.

— Всё? — нетерпеливо перебила его Светлана.

— Нет, не всё. Меня всё-таки интересует, — в чём же выражается наша шефская работа?

— А в том, что мы познакомились, подружились, увидели успехи колхозных ребят и будем дружить дальше, — сказала Светлана.

Её раздражал этот, не свойственный Серёже тон, каким он иногда разговаривал.

— Очень хорошо!

— Я понимаю, что ты хочешь, — продолжала она, — провести собрание и сделать гениальный доклад…

— А чего ты злишься? — просто спросил Серёжа. — Я же готовил доклад, и ты сама говорила, что это не плохо…

— Ну, а если все заняты на покосе?

— Завтра вечером приедет Мария Ивановна и Николай Тимофеевич, — сказал Саша.

— Вот именно! Завтра они приедут, а мы послезавтра уедем!

— Так ты хочешь доклад сделать? — спросил Ваня. — Давно бы сказал!

— А что?

— Если надо, я соберу ребят…

Светлана взглянула на Серёжу и засмеялась. Видимо, он понял причину смеха, потому что презрительно вытянул губу и сказал:

— Твой смех доказывает, что ты еще маленькая девочка, и только… Я пользовался самыми последними материалами. Да, да!.. Нигде даже не напечатанными. Папа сказал, что мой доклад имеет научное значение…

— Он сказал это в шутку.

— Ошибаешься… Он сказал это, когда прочитал тезисы.

— Не пропадёт твой доклад. Прочитаешь во Дворце пионеров, — успокоила его Светлана.

На этом разговор оборвался. Они увидели на берегу большую группу поджидающих ребят.

53. Экскурсия

Серёжа был доволен. Всё складывалось как нельзя лучше. Приехала Мария Ивановна с председателем колхоза, и вечером состоится доклад. Выступать он любил. На всех школьных и пионерских собраниях Серёжа был признанным оратором. Он не смущался и не запинался, как другие, — наоборот, всегда находил нужные слова и сравнения…

Ребята хлопотали. По предложению Марии Ивановны, заседание решили устроить на участке, возле шалаша. Как раз будут перед глазами результаты работы.

Солнце стояло высоко, и до собрания оставалось ещё три часа, но всё было уже готово. Шалаш украсили. Принесли стол, три скамейки и несколько табуреток. Приодевшиеся по-праздничному ребята слонялись по участку, не зная, что делать.

Вдруг в деревне послышался шум машины. Шум приближался. Скоро все увидели, что машина шла прямо по дороге к пионерскому участку.

— Ой, девочки! Сколько ребят едет! — вырвалось у Тоси, когда она увидела в кузове машины празднично одетых, с красными галстуками ребят.

— А ведь это к нам, — догадался Саша и крикнул: — Ваня, из „Ленинской искры“ приехали!

Ваня вышел из шалаша и сразу узнал машину. На подножке, держась за ручку дверцы, стояла Мария Ивановна.

— Ну вот! Встречайте гостей! — сказала она, спрыгивая на землю, когда машина прошла по дороге и остановилась возле берёз.

Председатель колхоза „Ленинские искры“ товарищ Зозулина из газеты узнала о „Хороших помощниках“ и, как всегда, откликнулась первая. Собрала всех пионеров своего колхоза, посадила их на грузовик и повезла на экскурсию в „Дружный труд“ — посмотреть, убедиться и поучиться.

Некоторое время приехавшие ребята с любопытством смотрели на шалаш, на дымок тлеющего костра, на участок. Среди ребят находился и Федька Широков. Полная Зозулина с трудом выбралась из кабинки.

— Приехали! — сказала она. — Слезайте, помощники!

Ребята с шумом и криками посыпались через борта машины.

— Где у вас бригадиры… Ваня Рябинин и Зина Нестерова? — спросила женщина. — Вы? Ну, здравствуйте!

Она поздоровалась со всеми юннатами за руку.

Серёжа со Светланой с интересом наблюдали за спокойными движениями и неторопливой речью этой полной, крупной и немолодой женщины. Ваня успел им шепнуть, что это председатель одного из лучших колхозов района.

— Ну так что, Маша? Какой у нас план? — спросила Зозулина у агронома и, обернувшись к своим ребятам, сказала: — Тихо! Без криков! Располагайтесь вот здесь… покучнее.

Слова её подействовали, как строгая команда. Видимо, у ребят она пользовалась авторитетом.

— Где ваша знаменитая картошка? Это? — спросила Зозулина и, не дожидаясь ответа, направилась к участку.

Она долго смотрела на растения. Вид их был несколько необычен. Картофель растёт кустом, а эти имели всего один стебель.

— Сколько же тут всего? — спросила она.

— Две тысячи семьсот сорок три, — ответил Ваня.

— Сколько-о? — с удивлением переспросила Зозулина.

Ваня повторил.

— И всё это из четырёх картошек? Маша, а они нам не втирают очки? — обратилась она к агроному.

Вместо ответа Мария Ивановна звонко расхохоталась.

— Н-да! Теперь я уже не удивляюсь… Что ни день, то какое-нибудь чудо придумают! — сказала Зозулина и, повернувшись, грузно зашагала к своим пионерам.

Видя, что Светлана с Серёжей скромно стоят в стороне. Мария Ивановна взяла их под руки и подвела к Зозулиной.

— А вот это наши гости, — представила она их. — Ленинградские юннаты, мичуринцы. Наши шефы. Приехали познакомиться и установить связь.

— Тоже картошкой занимаетесь? — спросила Зозулина, крепко пожимая им руки.

— Да. Мы размножаем для колхоза эти сорта, — сказала Светлана, — „северную розу“ и „Камераз“.

Приехавшие ребята молча прислушивались к разговору. Глаза их блестели от любопытства и нетерпения.

— Вот, слышите? Шефы из Ленинграда! — обратилась к ним Зозулина. — Хорошо. А сейчас без шума, без крика посмотрим достижения. Руками ничего не трогать! — предупредила она. — Глазами и ушами работайте…

— А ногами? — спросил Федька Широков.

— Ногами только туда и обратно.

Зозулина с ребятами, как клуха с громадным выводком цыплят, подошла к участку.

— Вот вам наглядное доказательство, — медленно начала она, и в тоне её послышался упрёк: — Когда у пионеров голова варит по-настоящему, то они занимаются не глупостями. Я говорю про Шурку и компанию… — поправилась она. — Вот смотрите! Тут всего-навсего четыре картошки посажено. Смотрите, что они в один год сотворили!

— Так это картошка? — спросила одна из девочек.

— Ну ясно, не груши! Вы слушайте внимательно! Нынче мы попросим у „Дружного труда“ выделить нам тоже четыре картошки и на будущий год эти картошки размножим… Как и они!.. Вот я тогда посмотрю, на что вы пригодны. Коля обещал перегнать…

— Это он так… Он еще не умеет! — послышался высокий голос девочки, и Ване показалось, что это сказала Тося.

— Они тоже не умели, а научились, — нравоучительно заметила Зозулина. — Мы их попросим, чтобы они и нас научили.

— Товарищ Рябинин, — вежливо спросила высокая девочка с массой веснушек на лице и руках, — когда вы резали черенки, вы их сначала в воду ставили?

— Нет, — ответил Ваня.

Посмотрев участок, все вернулись к костру и устроились полукругом вокруг стола.

— Кто же нам расскажет, ка́к вы этого добились? — спросила Зозулина. — Подели́тесь опытом!

Саша взглянул на Ваню, Ваня на Светлану, Светлана на Серёжу, Серёжа на Ваню, и, наконец, все уставились на Зину.

Вечером Зине предстояло выступать на собрании, и она подготовилась, но сейчас отрицательно замотала головой.

— Может быть, всё-таки Ваня? — предложила Светлана.

Все головы повернулись к мальчику.

Ваня нерешительно подошёл к столу и медленно, собираясь с мыслями, начал:

— Нас просят поделиться с вами опытом ускоренного размножения картофеля… — Он сделал жест рукой в сторону участка. — Вот здесь посажены четыре картошки. И я должен вам сказать, что любой из вас может добиться таких результатов. И даже больше сделать. Нужно только пожелать…

— Вот, вот! Ты нам подробно всё растолкуй! — сказала Зозулина и крикнула шофёру, стоявшему около машины: — Миша! Дай-ка мою тетрадочку. Она там на сиденье!

Услышав это, ребята зашевелились, и в воздухе замелькали белые листы открываемых тетрадок.

— Предусмотрительная женщина, — шепнула Мария Ивановна сидевшей рядом с ней Светлане.

Подождав, пока большинство ребят вооружилось карандашами, а Зозулиной принесли тетрадь, Ваня продолжал. Говорить ему было легко. Вспоминая всю историю с момента получения клубней и до последнего черенкования, он очень толково и подробно рассказал о проделанной работе. Он даже попросил Борю принести стебель картофеля с соседнего огорода и продемонстрировал наглядно, как нужно черенковать.

— Какой молодец! — вполголоса похвалила его Мария Ивановна.

Ваня говорил действительно хорошо, и его с интересом слушали не только пионеры „Ленинской искры“, но и сами юннаты.

54. Заседание

Вечером предполагалось устроить заседание правления с юннатами, а получилось почти общее собрание колхоза. Когда Николай Тимофеевич около семи часов вечера вышел за деревню, то увидел около берёз большую толпу. Слух о собрании, о приехавших из города шефах распространился по колхозу, и многие заинтересовались. Пришли родители мичуринцев. Пришёл Тихон Михайлович. Пришли все, кто успел вернуться с покоса.

Застигнутые врасплох таким количеством народа, ребята с ног сбились. Спешно требовалось оборудовать сиденья. Притащили из домов скамейки, доски, табуретки. Доски положили на чурки.

Прислушиваясь к шуму голосов, волнуясь и нервничая, бригадиры вполголоса совещались в шалаше.

— Серёжа, не надо делать доклада, — уговаривала Светлана. — Зина сделает коротенькое сообщение о размножении, а ты о нашей работе, и всё…

— Наоборот, обязательно надо выступать! — горячо доказывал Серёжа. — Ты ничего не понимаешь! У нас получится выездная научная сессия в колхозе. Мичуринская!

Он был возбуждён. Постоянно потирал руки, подходил к окошечку и старался сосчитать количество собравшихся людей, но от волнения не мог и каждый раз сбивался.

— А по-моему, надо дать взрослым говорить, — настаивала Светлана. — Пускай они обсуждают наш опыт.

— Стойте! — сказала Зина, разобрав в общем гуле знакомый голос. — Папа пришёл. Надо с ним посоветоваться.

Николай Тимофеевич подошел к собравшимся и громко спросил:

— Кто это вас приглашал? Насколько мне известно, общего собрания не назначалось.

— Правление с активом собралось! — ответил кто-то из колхозников.

— Что-то слишком большой актив-то…

— А чем больше, тем лучше!

Председатель прошёл к столу и положил на него папку.

— А где главные герои? — спросил он, оглядываясь.

— Мы здесь, папа! Иди сюда! — послышался голос из шалаша.

В это время на дороге показался Павел Петрович с двумя учительницами и Верочкой Фоминой. Заметив их, председатель остановился.

— Ну, что ты, папа? — нетерпеливо спросила Зина.

— Ваше начальство идёт. Поджидаю.

Минуты через две директор школы и председатель колхоза с трудом пролезли в шалаш и, познакомившись с гостями, слушали их спор.

— Понимаете, Павел Петрович, — горячо говорил Серёжа, — мичуринцы должны агитировать словом и делом…

— Сначала делом, — поправила Светлана.

— Но дело же есть! Наглядно! Вон оно растёт. И у нас в городе участок большой.

— Что ж, доклад о семеноводстве — это не плохо, — согласился Павел Петрович. — Вопрос о том, как вы подготовились?

— За себя я отвечаю! — уверенно заявил Серёжа. — Сейчас я вам дам прочитать тезисы.

С этими словами он вытащил из рюкзака ученическую тетрадь и передал ее директору школы.

— Подготовился я хорошо, Павел Петрович. Папа мне дал институтский материал. Последние достижения. Мой папа биолог, — говорил Серёжа, пока Павел Петрович доставал очки и неторопливо протирал их платком.

За стеной шалаша послышался голос Марии Ивановны.

— Это называется заседание правления? — весело спросила она. — И полеводы здесь?

— А почему бы и нет? Ребята наши, и, стало быть, достижения наши! Родная кровь! — ответил мужской голос.

Между тем Павел Петрович открыл тетрадь, пробежал глазами несколько строчек, и брови его поднялись.

„12 апреля.

Сегодня обломали первые ростки и посадили в ящик. Папа очень одобрительно относится к нашей работе, но говорит, что до конца меня не хватит. Неужели я какой-то урод? Надо всё-таки доказать, что я не „балабошка“. Смотрел в словаре. Слова „балабошка“ нет. Есть „балабошки“ — народное название белой кувшинки. Говорил с ним насчёт нового фотоаппарата „лейка“. Аппарат необходим для поездки в колхоз. Он подумал и сказал, что если увидит, что для дела, то, может быть, и подарит… В крайнем случае, поеду с фотокором. Хорошо бы купить спиннинг и мотор для лодки“.

— Серёжа, это что-то другое… — сказал Павел Петрович.

Мальчик взглянул в тетрадь и побледнел… Вместо тезисов он захватил свой дневник.

— Ужасная история! Я оставил тезисы дома… — сказал он и сел. Выступать без записок он не мог. Там были цифры, даты…

За стеной раздались нетерпеливые голоса:

— Пора начинать, председатель!

— Кого вы ждёте?

— Все собрались!

Николай Тимофеевич взглянул на часы и поднял руку.

— Значит, доклада не будет? — спросил он, — Тогда сделаем так… Я скажу вступительное слово. Потом Зина сообщит о работе наших ребят. Потом Светлана… А потом пускай колхозники выступают. Не пугайтесь, не волнуйтесь. Стесняться вам нечего. Вы у себя дома, — сказал он. — Народ неспроста пришёл. Значит, интересуются!

С последними словами он повернулся и, давая понять, что вопрос решён, полез наружу.

— Ой, Зина… Ты боишься? — спросила шёпотом Светлана.

Вместо ответа Зина крепко сжала её руку.

Заняв своё место за столом, Николай Тимофеевич оглянулся и, заметив сломанный сучок, валявшийся возле костра, протянул к нему руку.

— Ну-ка, дайте мне эту палочку, — попросил он.

Получив палку, он забарабанил ею по столу. Гул быстро прекратился.

— Рассаживайтесь, товарищи! Начинаем!

Серёжа остался в шалаше.

Ваня устроился рядом с Марией Ивановной, обвёл глазами расположившихся полукругом колхозников, и у него от волнения защемило сердце. Сколько людей! Весь колхоз собрался. То тут, то там поднимались синеватые струйки дыма — мужчины курили. Женщины в разноцветных платьях, платках сидели на скамейках. На одной скамейке сидели отец, мать и дед.

— Будем говорить откровенно, — начал своё вступительное слово Николай Тимофеевич. — Садили мы с вами картофель и не знали толком, что садили. Растёт, и ладно! А сколько раз мы выносили постановление переходить на чистосортные посевы? И всё на бумаге…

— А кто виноват? — спросил мужской голос.

— Пускай я виноват! — резко ответил председатель. — Я свою вину на других не перекладываю… А почему это так получается? А потому, что избаловали нас, товарищи! Мы всё ждём, когда пришлют, да дадут, да помогут.

— Сами мы не умеем сорта разводить! — пробасил чей-то голос.

Ваня поднял голову, но не успел заметить, кто это говорил.

— Не умеем? А это что? — спросил председатель, показав рукой на участок. — Вы знаете, сколько тут картошек посажено? Четыре! На будущий год у нас полностью семена могут быть, если захотим. Главное — захотеть надо, а потом и умение придёт. Кто из нас думал, что с картошкой такие чудеса можно творить? Никто! А почему? Мало мы интересуемся наукой, товарищи! Сейчас нам государство и машины даёт, и новые сорта, и всё необходимое.

Говорил Николай Тимофеевич горячо, убедительно, и все чувствовали себя будто виноватыми.

— Ну, я буду сокращаться, — сказал он. — Дело прошлое… И говорил я это потому, что теперь нам, товарищи, с картошкой придётся перестроиться. Дети почин сделали. Давайте послушаем, что они нам скажут, а потом обсудим. Слово даю юннатам!

Зина вышла к столу красная от смущения, не зная, куда смотреть, куда деть руки.

— Говори, Зиночка, говори, — ободрила её Мария Ивановна.

— Товарищи колхозники! — откашлявшись, начала девочка, глядя поверх голов куда-то за озеро. — Весной вы и школа поручили нам съездить в город и заняться размножением хороших сортов картофеля для колхоза. В Ленинграде мы слушали лекцию, а потом нам дали четыре картошки хороших сортов. Один называется „северная роза“ — розового цвета, а другой „Камераз“. Это белый. Обе картошки… — Зина запнулась, но сейчас же поправилась: — то есть оба сорта, ракоустойчивые. Болезни рака они не боятся. Какие они на вкус, мы не знаем. Говорили, что хорошие и урожайные.

— Плохих не дадут! — сказал Николай Тимофеевич.

— Да. Ясно, не дадут! Вот мы, значит, привезли и стали размножать. Вот они растут на участке. В бригаде мальчиков получилось 1558 растений, а в бригаде девочек 1165. Сколько на них вырастет картофеля, мы еще не можем сказать. Обе наши бригады старались с честью выполнить ваше поручение, чтобы наш колхоз был самый лучший из всех… чтобы оправдать звание мичуринцев. В Ленинграде Степан Владимирович сказал нам, что называться мичуринцем просто, а быть мичуринцем трудно…

— Правильно сказал! — подтвердила одна из учительниц.

— Да! Правильно! Теперь так… В городе, во Дворце пионеров, мы ещё встретились с шефами… То есть они потом стали шефами, а тогда были юннатами. Пускай они сами скажут про себя…

— Ты расскажи, Зиночка, как вы размножали-то, — попросила Анна Тимофеевна Буянова.

— Обыкновенно размножали: ростками, отводками, черенками…

Для Зины вся проделанная весной работа стала так проста и обычна, что она не знала, о каких подробностях хотели слышать взрослые. В её представлении они лучше юннатов знали, как размножать картофель.

— А мальчики, значит, вас перегнали? — спросил Тихон Михайлович.

— Да. Только я считаю, что урожай у них будет не больше. Клубни не успеют вызреть, — ответила Зина и, повернувшись к отцу, спросила, как это делала на уроке: — Всё? Можно садиться?

— Садись, — усмехнувшись, ответил он.

Зина перебежала к подругам и спряталась за их спинами.

— Молодцы, ребята! — сказала Буянова и захлопала.

Вначале жидкие хлопки одиноко повисли в воздухе, но потом сразу хлынул целый поток рукоплесканий. Хлопали дружно и долго.

— Продолжим, товарищи! — сказал Николай Тимофеевич, когда шум затих. — Слово даю нашей гостье из Ленинграда, товарищу Андреевой Светлане… Отчество, извините, не знаю.

Светлана слушала председателя, и голос его доносился едва-едва, хотя стоял он почти рядом. От волнения она оглохла, перестала ощущать себя, понимать, что происходит, и думала только об одном, — сейчас выступать, а она всё забыла и не сможет произнести ни одного слова. Но, странное дело, как только она подошла к столу, волнение и страх исчезли. Только ноги немного дрожали, как это бывает после сильной усталости.

Светлана смело обвела взглядом серьёзные лица собравшихся и улыбнулась.

— Здравствуйте, товарищи колхозники!

В ответ на это лица заулыбались и послышались голоса:

— Здравствуй.

— Я не одна, нас много, — просто продолжала Светлана. — И все мы, городские мичуринцы, любим работать с растениями. Но мало любить растения, надо их выращивать, совершенствовать, добиваться, чтобы они давали большие урожаи, выводить новые сорта… А главное — делать это не для себя, а для народа, как Иван Владимирович Мичурин. Всё это мы прекрасно понимаем, но в городе нам трудно. Земля далеко, и всё как-то не приспособлено. Потом, когда мы вырастем, то, может быть, придем к вам работать, если, конечно, вы примете…

— Примем, примем! — раздались голоса.

— Весной мы познакомились с вашими мичуринцами… Вот с Ваней и Зиной. Узнали, что они задумали очень хорошее дело, и мы тоже решили размножать картофель ускоренным методом. Я должна признаться, что мы отстали, наверно потому, что мы всё время пропускали сроки. У нас от одной картошки в среднем получилось 493 черенка — в три раза меньше, чем у ваших мальчиков. Но зато мы достали четырнадцать клубней. Сорта такие же: „северная роза“ и „Камераз“. Наши растения посажены на участке в пригородном совхозе. А когда осенью они созреют, то мы просим, чтобы вы приехали и взяли этот картофель себе на семена. Мы их выращиваем для вашего колхоза… В нашей бригаде пять человек: два мальчика и три девочки. Они просили передать вам привет и всякие хорошие пожелания. Все мы очень хотим быть полезными. Нас называют шефами… Мне, например, это слово не нравится. Совсем это никакое не шефство, а дружба. И я думаю, что мы будем хорошо и долго дружить.

Ещё более бурными аплодисментами проводили колхозники девочку на место. Светлана взглянула на Ваню и по выражению его лица поняла, что всё прошло благополучно и она ничего не напутала.

Павел Петрович, учителя и пионервожатая хлопали вместе со всеми, не жалея рук. И это было особенно приятно ребятам. Ваня видел, как председатель повернулся к директору и сделал жест, приглашающий его к столу, но тот отрицательно замотал головой и показал на Марию Ивановну.

Вылез из шалаша Серёжа и сел рядом. Выступления и шумные аплодисменты разогнали его мрачное настроение. Конечно, обидно, что так получилось, но что же делать. Сам виноват!

— Я полагаю, что теперь предоставим слово товарищу Кузнецовой? — спросил Николай Тимофеевич. — Это её работа! Она, как говорится, заварила кашу и руководила ребятами.

Мария Ивановна не собиралась выступать, но охотно встала и направилась к столу. И сейчас же ей захлопали ребята, а к ним присоединились и взрослые.

— Товарищи! — начала она взволнованно. — Много, много раз на землю приходит весна, и каждый раз радостно встречают её люди, но каждая весна бывает только один раз и больше никогда не повторяется. И каждая весна желанная! Она всегда приносит новые надежды, новые мечты и планы. Но в жизни каждого человека есть одна особая весна. Я бы назвала её — первой! Она самая значительная и оставляет глубокий след в душе человека на всю жизнь. Для меня, например, эта весна была именно такой. Думаю, что и для Вани Рябинина, Зины Нестеровой, для Саши, для Кости, Тоси, Бори, Нюши, Поли, Васи и Оли эта весна была первой, и она оставила в душе их глубокий след. Я видела, как они выросли за эту весну, как научились ценить друг друга и поняли, что значит труд! Труд созидательный, труд творческий. Вот вас сегодня никто не приглашал, но вы пришли. Пришли и этим показали детям, что они взяли правильную линию в жизни, что именно это-то и есть главное в жизни. Ребята сделали много. Работали они охотно, без всяких понуждений и почти самостоятельно… Но это еще не всё. Успокаиваться нельзя. Мы с вами тоже хорошо поработали весной, но рук не сложили и продолжаем бороться за высокий урожай. Я уверена, что, глядя на вас, ребята тоже не успокоятся. Я помню, как Ваня Рябинин весной сказал: „Цыплят по осени считают“. Это было верно сказано. Только осенью можно будет сказать, чем кончилось соревнование бригад и что получит колхоз.

После Марии Ивановны выступили многие колхозники. И все не скупились на похвалы.

Тихон Михайлович сказал, что мальчики помогают ему на конюшне. Буянова похвалила девочек за помощь на ферме… И пошло, и пошло… Старались припомнить всё лучшее, что делают и делали когда-то ребята.

— Чего-то вы перехвалили через край! — с добродушной улыбкой заметил Николай Тимофеевич. — У вас выходит, что без ребят и колхоз бы развалился, не они нам помогают, а мы им!

Это замечание развеселило собравшихся, и выступления прекратились.

— Теперь надо будет принять решение, — сказал председатель. — Полагаю, что нужно сделать так… Осенью, когда получим от них картофель, оценим его как элитный семенной материал. Тогда и премии дадим. Верно я говорю? — обратился он к Павлу Петровичу.

Тот утвердительно кивнул головой.

Как только было закрыто собрание, сейчас же заиграл аккордеон. Взрослые гости и члены правления ушли к Николаю Тимофеевичу. Ребята забрались в шалаш.

Это был последний вечер с шефами, и всем хотелось побыть вместе.

Заключение

55. Осень

Ваня сделал уроки, сложил учебники в сумку, встал и сладко потянулся.

В доме все спали. Даже дед, который недавно ворочался на печке и что-то бормотал себе под нос, успокоился.

Ваня потушил лампочку. Через окно он увидел огонёк на другом берегу озера. Огонёк медленно передвигался. „Наверно, рыбу колют“, — подумал он.

Раздевшись, забрался под одеяло, но сразу заснуть не мог.

Вечер сегодня был тихий, и температура резко упала. „Как бы не ударил мороз“, — с тревогой подумал он.

Затем мысли вернулись к урокам. Он только что выучил стихотворение Некрасова:

Эти строчки как-то перекликались с его настроением.

„Грачи улетели“. Верно, грачей уже не видно. Они улетели в тёплые страны. Но лес еще не обнажился. Лес расцвечен яркими красками. Жёлтые, красные, оранжевые, бордовые листья крепко держатся на ветках. Но скоро начнётся листопад и лес обнажится.

„Поля опустели“. Верно, кроме капусты, в колхозе всё выкопано, сжато и убрано на зимнее хранение. Но трактора пашут, как весной.

Да до сих пор не выкопали ребята свой картофель. Осень мягкая, сухая, и они не торопятся. Ботва стоит зелёная, крепкая, весёлая, ни одного пожелтевшего листа. Были небольшие холода, но они не повредили картофеля.

Участок находится на высоком месте, и холодный воздух скатился вниз. Ботва уже не растёт, но Ваня знает, что клубни растут. Листья продолжают работать и все запасы отдают клубням. Там, в земле, происходит накопление.

Зина несколько раз хотела начать уборку, но каждый раз Мария Ивановна отговаривала:

— Не нужно спешить, Зиночка. Пускай растёт, пока можно. Долго ли вам выкопать!

Вчера пришло письмо от Светланы. Они уже выкопали свой картофель и просили колхоз приехать за ним.

Цифра сначала испугала Ваню. У городских юннатов получился громадный урожай: 1173 килограмма 340 граммов — больше тонны. Затем он сообразил, что этот урожай нужно делить на 14 клубней. Поделили. Получилось 83 килограмма 810 граммов. Это уже не показалось чем-то невероятным. Очень может быть, что у них будет не меньше. Ещё немного терпения, и всё станет известно… Ещё день, другой, неделя…

Степан Захарович рано утром разбудил внука.

— Иван, вставай! Мороз на улице. Упреждал я тебя, упрямая голова! — ворчал он. — Поморозили свою картошку! Вот она, жадность, до чего доводит…

В одну минуту Ваня оделся и выскочил на улицу. Всё было покрыто пушистым слоем инея. Крыши домов, трава, листья на деревьях — всё, куда ни взглянешь, бело. Лужица возле дома покрылась паутинкой льда. Изо рта шёл пар.

— Дождались! — ворчал дед, выходя на крыльцо. — Упреждали ведь… Вчера надо было копать!

Но Ваня не слушал.

Вернувшись домой, он надел шапку, пальто и побежал на участок.

Здесь та же картина. Еще издали он увидел побелевший шалаш и седую траву вокруг участка. На ботве картофеля не было инея, но листья стали блестящими, словно лаком покрытые. Ботва замёрзла. Поднимется солнце, обогреет её, и она почернеет.

Встав на колени, Ваня ковырнул землю. Верхний слой смёрзся и покрылся корочкой. Но не глубоко, не больше сантиметра. Значит, до клубней мороз не добрался. Это немного успокоило его.

Николай Тимофеевич сидел за столом и пил чай, когда в дом вошёл встревоженный Ваня.

— Что? Переполошился? — спросил он, сразу угадав, зачем так рано пришёл мальчик. — Прихватило вашу картошку?

— Замёрзла, Николай Тимофеевич. Вся дочиста…

— Ну, значит, надо копать.

— Боюсь я… Вдруг и клубни подморозило.

— Ну что ты… Ничего им не сделается.

В это время из своей комнаты вышла с полотенцем в руках Мария Ивановна.

— С добрым утром, Ваня! Что ты рано так?..

— Да вот испугался за картофель, — сказал Николай Тимофеевич.

— Я думал, может, в школу сегодня не ходить, — сказал Ваня. — Уборкой заняться.

— Ничего, ничего, Ванюша, — успокоила его Мария Ивановна. — Долго ли вам выкопать! Вернётесь из школы и до вечера успеете всё убрать.

Ваня вздохнул, нерешительно надел шапку и вышел.

Весь день сегодня в школе говорили про картофель.

В переменах к бригадирам подходили ребята и предлагали им помочь на уборке, но бригадиры отклонили все предложения:

— Ничего, мы и сами справимся!

Кончились уроки, и мичуринцы почти бегом отправились домой.

Солнце грело плохо и не могло справиться с холодом, но ботва картофеля отошла и, почерневшая, беспомощно поникла.

Когда ребята явились на участок, то застали здесь „скороспелую бригаду“, сидевшую вокруг весело горящего костра. Грудой лежали принесённые корзины, лопаты, вилы.

— А вы чего тут? — спросил Саша.

— Пришли вам помогать, — ответила Валя Тигунова.

— А мы и без вас обойдёмся, — заявила Тося.

— Наверно, обойдётесь! — с улыбкой сказала Валя. — А только долг платежом красен. Вы нам помогали, вот мы и решили рассчитаться. Дело такое, ребята! Картошку надо сразу выкапывать — и в помещение. Мария Ивановна велела в комнату правления таскать. Там она пока полежит…

Ване понравилось, что комсомольцы ждали их прихода и не начали копать.

Всем было понятно, что это право ребят. Очень было бы обидно, если бы кто-то другой выкопал первые клубни.

— Ваня, только не надо путать, — предупредила Зина. — Ты следи сам, куда складывать картошку: в одну сторону нашу, а в другую вашу. А потом, когда свешаем, можно всё вместе.

Скоро обо всём условились, распределили всех по местам и разошлись по участку. Ваня взял лопату и вывернул первый стебель.

На нём было два розовых, средней величины, клубня.

— „Северная роза“! — объявил он.

— А что? Картошка как картошка! — сказала Валя, показывая клубни комсомольцам.

— Граммов по семьдесят, не меньше!

На делянке у девочек послышались восклицания и торжествующий крик:

— Ого-о! Видали? Ребята, смотрите, какая!

Тося прибежала и принесла крупный белый клубень „Камераза“.

— Здоровая!

— Ой, девочки! Что-то будет!

И работа началась. Каждый выкопанный кустик приносил радость. Корзина быстро наполнилась, и её бегом потащили в правление.

На дороге показались взрослые колхозники, и скоро вокруг участка стояло много любопытных. Раздавались одобрительные замечания, похвалы. Ребята не чувствовали под собой ног от радости. В глазах у них светилось счастье и гордость, но на лицах было озабоченное, деловое выражение. Они преувеличенно серьёзно ворошили руками землю, чтобы не остался какой-нибудь клубень, складывали в кучку ботву, клубни обтирали, как яблоки, и осторожно складывали в корзину.

Под вечер пришла Мария Ивановна. Полюбовавшись на работу и взвесив на руке несколько клубней, она с довольной улыбкой сказала:

— Ну что ж… Теперь можно с уверенностью сказать, что городских юннатов вы перегнали!

При свете электрических ламп принесли и установили весы. Картофель вешали и укладывали в ящики. Когда всё было закончено, подвели общий итог.

Бригада мальчиков из двух клубней вырастила 311 килограммов 600 граммов, бригада девочек — 262 килограмма 125 граммов.

А вечером Ваня написал подробный отчёт Степану Владимировичу и большое дружеское письмо Светлане.

Послесловие

Тема книги Г. Матвеева — „Первая весна“ — разведение и ускоренное размножение ракоустойчивых сортов картофеля. Для значительной части Европейской территории СССР это дело важнейшего государственного значения.

Автор повести сам успешно занимался картофелеводством и хорошо знает всю его агротехнику. Он сумел увлекательно рассказать о дружной работе юных натуралистов-опытников, и читатели, несомненно, заинтересуются разведением картофеля. А если школьники захотят принести большую пользу государству и оказать помощь колхозам, они смогут по примеру юных мичуринцев, героев „Первой весны“, сами заняться ускоренным размножением ракоустойчивых сортов картофеля.

Лауреат Сталинской премии,

профессор Всесоюзного института растениеводства,

доктор сельскохозяйственных и биологических наук

С. М. Букасов

Оглавление

Часть первая

  1. Последний снег

  2. Агроном

  3. Поручение

  4. Заморская диковинка

  5. Надо попробовать

  6. В Ленинград

  7. Учёный

  8. Знакомство

  9. Посадочный материал

  10. Возвращение

  11. Недоверие

Часть вторая

  12. Первые шаги

  13. Бригада девочек

  14. Тиша

  15. Внушение

  16. Подарок

  17. Драка

  18. Ненаписанное письмо

  19. Первые ростки

  20. Преимущество

  21. Пропажа драгоценности

  22. „Скороспелая бригада“

  23. Опасный гриб

  24. В поисках выхода

  25. Согласие

  26. Виновник

Часть третья

  27. В пути

  28. Бочки

  29. На участке

  30. Вспышка

  31. Тосины неприятности

  32. Задача

  33. Сбор

  34. Помощь

  35. У парника

  36. Секретарь райкома

  37. Письма

  38. Кроты

Часть четвёртая

  39. Новые заботы

  40. Рамы

  41. Уха

  42. Ветер

  43. „Короткий день“

  44. Колхозный пограничник

  45. Несчастье

  46. Нет худа без добра

  47. Мечта

  48. Шефы

  49. Встреча

  50. Письмо

  51. Хорошие помощники

  52. Гроза

  53. Экскурсия

  54. Заседание

Заключение

  55. Осень

Послесловие