КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Сладкое королевство [Лиз Филдинг] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Сладкое королевство

Глава 1


Наблюдая за человеком за письменным столом, Мей Колридж мучительно старалась осмыслить то, что он ей только что сказал.

Ее дед оставил очень простое завещание: кое-какая мелочь доставалась местным благотворительным организациям, все остальное — единственному оставшемуся в живых члену семьи. Ей.

Налоги на наследство съедят почти все, кроме самого дома. Она всегда это знала. Но у нее нет и никогда не было другого дома. Только Колридж-Хаус. И вот теперь она потеряет его. Из-за какой-то оговорки в завещании столетней давности.

— Я не понимаю, — сказала она наконец, признавая свое поражение, — почему вы не сообщили об этом раньше, когда читали завещание дедушки?

— Как вам, несомненно, известно, — несколько напыщенно произнес Фредди Дженнингс, — дела вашего дедушки до недавнего времени вел дядюшка моего отца. Ваш дедушка составил завещание после смерти вашей матери…

— Это было почти тридцать лет назад! — протестующе воскликнула Мей.

Фредди пожал плечами:

— Поверьте, я потрясен так же, как и вы.

— Сомневаюсь. Фирма Дженнингс занималась делами семьи Колридж на протяжении нескольких поколений. Как вы могли не знать?

Фредди беспокойно заерзал в кресле:

— Часть архивов Колриджей была повреждена несколько лет назад во время наводнения. Наличие этой конкретной оговорки обнаружилось только тогда, когда я подал прошение об утверждении завещания судом.


Мей казалось, что она вступила на зыбучие пески. Она была уверена, что это какая-то ошибка и Фредди просто поднял много шуму из ничего.

У нее отнимают все, что она знала и любила.

— Последний раз оговорка могла рассматриваться в тысяча девятьсот сорок четвертом году, когда умер ваш прадедушка, — продолжал Фредди так, как будто это имело значение. — В тот момент его должны были информировать о поставленном условии.

— В тысяча девятьсот сорок четвертом году мой дедушка был четырнадцатилетним подростком, только что потерявшим отца! — крикнула она, на минуту выведенная из себя его попытками оправдать свою некомпетентность. — А поскольку он вступил в брак в двадцать три года, это условие не имело значения.

А к тому времени, когда оно стало иметь значение, инсульт сделал его инвалидом, а в его памяти образовались огромные пробелы. Так что он был просто не в состоянии ее предупредить. Она сглотнула болезненный ком в горле, не дав слезам пробиться на глаза.

— В то время люди вступали в брак очень молодыми, — сказала она.

— Тогда у них не было выбора.

— Нет.

Ее мать принадлежала к поколению женщин, сбросивших оковы патриархальных традиций, была активисткой феминистического движения и следовала лозунгу «Материнство без мужчины на шее».

Мей же придерживалась иных приоритетов.

— Вы должны признать, Фредди, что это возмутительно. И я могу оспорить этот пункт завещания, не так ли?

— Мне бы хотелось посоветоваться с судьей. Если вы подадите в суд, у вас может возникнуть проблема.

— Какая?

— Совершенно очевидно, что каждый раз, когда ваш дед переписывал завещание, ему разъясняли смысл данного условия и он мог принять меры, чтобы аннулировать его. Однако он этого не сделал.

— Но почему? Почему?!

Фредди пожал плечами:

— Возможно, таким образом он пытался поддержать семейную традицию. Или потому, что этого не сделал его отец. Дело в том, что ваш дед принадлежал к другому поколению и иначе смотрел на многие вещи.

— Но даже если так…

— Ваш дед трижды мог аннулировать оговорку, и Корона будет утверждать, что он явно хотел ее оставить. Адвокат, конечно, возразит, что, если бы у него не случился инсульт, он понял бы, в какой вы оказались ситуации, и предпринял соответствующие шаги, — добавил Фредди, желая ее утешить.

— Если бы у него не случился инсульт, я теперь была бы замужем за Майклом Линтоном.

— Мне очень жаль, Мей. Но в любом случае выплаты по наследованию будут большими. Это единственное, что я могу вам гарантировать. А денег, как вы знаете, в имении нет.

— Вы хотите сказать, что я все равно потеряю дом, — заметила Мей мрачно.

— Такие ситуации выгодны только юристам, — признал он. — Однако я надеюсь, вы сможете выручить от продажи того, что есть в доме, достаточную сумму, чтобы после уплаты налогов суметь обзавестись хорошей квартирой.

— Они хотят и налоги, и дом?!

— Одно никак не связано с другим.

Мей покачала головой. Она еще не могла поверить в реальность происходящего.

— Если бы дом отошел какой-то достойной благотворительной организации, я бы пережила, но чтобы его присвоило правительство… — У нее не хватило слов.

— Завещание вашего предка было составлено в начале девятнадцатого века. Тогда шла война. Он был патриотом.

— Ничего подобного. Он просто хотел найти управу на своего непутевого сына. Осядь и займись продолжением рода — или я оставлю тебя без гроша.

— Возможно. Но таково было условие наследования имения, и никто его так и не оспорил. У вас еще есть время, Мей. Вы можете выйти замуж.

— Это предложение руки и сердца?

— К сожалению, двоеженство у нас запрещено. — У Фредди Дженнингса есть чувство юмора. Кто бы мог подумать! — Вы ни с кем не встречаетесь? — спросил он с надеждой.

Она отрицательно покачала головой. Только один мужчина зажег когда-то пламя в ее крови, в ее теле…

— Я ухаживала за дедом и вела собственное дело. У меня не было времени принимать чьи-либо знаки внимания.

— И нет друга, который согласился бы пройти через эту процедуру?

— В данный момент на горизонте нет холостых мужчин, — ответила Мей. — Правда, существует Джед Аткинс. Он иногда помогает мне в саду. Ему за семьдесят, но он еще о-го-го. Так что мне пришлось бы за него побороться.

— Побороться?

— Мне говорили, что он очень нравится дамам в клубе Дарби и Джона.

— Мей… — робко произнес Фредди.

Она хохотала над этой поистине фантастической ситуацией. Можно ли ждать, что она воспримет ее всерьез?

— Мне кажется, будет лучше, если я отвезу вас домой.

— А у вас нет клиентов, которым нужно срочно жениться, чтобы получить вид на жительство? — спросила она, когда он провожал ее, явно опасаясь, что с ней случится истерика.

Но Фредди зря беспокоился. Она — Мери Льюис Колридж из Колридж-Хаус. Она всегда будет держаться безупречно, даже если ее сердце разорвется на части, и не собирается впадать в истерику только из-за того, что вскоре лишится имения.

— Если вы найдете нечто подходящее, — заметил он, открывая ей дверцу автомобиля, — пожалуйста, заставьте его заранее подписать брачный договор. Иначе может оказаться, что вам трудно будет отделаться от него.

— То есть тупик станет еще тупее, — сказала она и отступила на шаг. — Знаете, я, пожалуй, пройдусь пешком. Мне нужен свежий воздух.

Фредди хотел еще что-то сказать, но она уже пошла прочь. Ей требовалось остаться наедине с собой. Требовалось подумать.

Скоро она потеряет не только дом, но и привычный образ жизни. Как и Харриет Робинсон, которая больше тридцати лет была экономкой ее деда и фактически заменила ей мать.

Придется искать работу. Жилье. Или мужа.

Она купила местную газету — посмотреть, нет ли подходящих вакансий. Но для тридцатилетней женщины без диплома или хотя бы свидетельства об окончании курсов машинописи не было ничего. С другой стороны, колонка «Одинокие сердца» была переполнена. Так что с дорогим домом в качестве приданого мужа, возможно, будет легче найти, чем работу.

Хотя, если учесть, что до дня рождения осталось всего три недели, и это не так-то просто.


Адам Вейвелл перевел взгляд с малышки, спавшей в коляске, на письмо, которое держал в руке.


«Прости, прости, прости. Я знаю, что должна была сказать тебе про Ненси, но ты бы стал кричать на меня…»


Кричать на нее? Конечно, он накричал бы на нее, но что толку?

— Какие-то проблемы?

— Можно сказать и так. — Впервые с тех пор, как Джейк Эдвардс стал его личным секретарем, он пожалел, что не нанял столь же компетентную женщину. Сейчас она бы мурлыкала над младенцем. Она могла бы взять на себя роль няньки, а он спокойно продолжал бы руководить компанией. — У моей сестры не все ладно.

— Я не знал, что у вас есть сестра.

Еще бы! Он затратил немало усилий, чтобы дистанцироваться от своего семейства.

— Саффи. Она живет во Франции, — пояснил он.

Понадобился один телефонный звонок, чтобы узнать, что она сдала внаем квартиру, которую он снял для нее несколько месяцев назад. Вероятно, она жила на эти деньги, раз не просила их у него. До сих пор.

Вероятно, она находилась у отца ребенка.

Саффи звонила редко, неизвестно откуда, и все его попытки расспросить ее приводили к еще большему отчуждению. Это ее жизнь, и будьте добры не вмешиваться — пока все хорошо. Адам надеялся, что она выросла из своего дикарства и как-то устроилась. Но, решил он, перечитывая письмо, это был самообман.


«На сей раз я действительно попала в переделку, Адам…»


В переделку! Это для него не новость. «Переделки» были ее образом жизни.


«Родственники Мишеля пустили по моему следу ищеек и узнали, в каких историях я побывала девчонкой. Про наркотики, кражи в магазинах и все такое. И постарались настроить его против меня. Он получил постановление суда. Мне запретили вывозить Ненси из Франции. Он, кажется, решил отобрать ее у меня…»


Ну, это нечестно. Она уже многие годы не делает ничего плохого. Или это тоже самообман?


«Один друг вытащил нас из страны, но я не могу прятаться с ребенком на руках. Поэтому отдаю Ненси тебе».


Какой-то друг вытащил из страны, несмотря на постановление суда! Отнял ребенка у отца. К скольким и каким трюкам она прибегла? И он теперь соучастник всего этого!

Кошмар!

Только что он спокойно сидел в зале заседаний и обсуждал подробности самой крупной сделки в своей карьере, и вдруг его родственники — в который раз! — грубо вторгаются в его жизнь!


«Я хочу исчезнуть на некоторое время…»


Неудивительно. Его сестренка всегда имела привычку удирать и оставлять другим право подбирать осколки. Она убегала, пила, баловалась наркотиками — все для того, чтобы забыть огорчения. Точь-в-точь как их никчемные родители.

А он-то считал, что его сестра одумалась, собралась с силами, радуется своим успехам в качестве модели.


«Пожалуйста, ни в коем случае не обращайся в агентства, чтобы нанять няню. Они потребуют информацию о ребенке, внесут в свои реестры, и папа Ненси сможет ее разыскать…»


Боже праведный! Так кто же отец ребенка? Может быть, сестре грозит опасность?

Раздражение сменилось чувством вины. Надо найти ее, как-то уладить это дело.

В этот момент малышка зашевелилась, и возникли более спешные дела.

Саффи сумела незаметно протащить ребенка в его офис (надо будет побеседовать с охранниками!), но ждать его не стала. Надо увезти отсюда малышку, пока она не начала плакать и его семейные проблемы не стали предметом досужих разговоров.

— Может быть, мне позвонить в агентство? — спросил Джейк.

— В какое агентство?

— Насчет няни.

— Да… Нет.

Даже если страхи Саффи — просто невроз, все равно ему некуда поместить няню. В его квартире даже нет отдельной спальни — только комната на галерее, куда надо добираться по винтовой лестнице. Ребенку там, конечно, не место. И он снова перечитал приписку в конце мокрого от слез письма сестры:


«Иди к Мей. Она поможет».


Эти слова сестра подчеркнула дважды.

Мей. Мей Колридж.

Он смял письмо в руке.

Последний раз он говорил с Мей Колридж, когда ему было восемнадцать лет. Они с Саффи учились в одном классе и, хотя не были подругами, между ними существовала какая-то особая связь.

Мысль о том, что неприступная мисс Колридж будет менять подгузники ребенку, его забавляла. Но эта женщина достигла совершенства в искусстве его игнорировать.

Даже когда они встречались лицом к лицу на официальных мероприятиях, они не смотрели друг другу в глаза. Ледяная вежливость, и ничего больше.

— Могу я что-нибудь сделать?

Адам покачал головой.

— Следи за тем, какие вопросы обсуждаются на собрании. — Он посмотрел на смятый листок, который все еще держал в руке, расправил его и положил в карман рубашки. Потом снял пиджак со спинки стула. — Держи меня в курсе дела. Если возникнут проблемы, немедленно сообщай. А мне надо домой.


Только котенок смог вывести Мей из прострации.

Когда она узнала, что вот-вот лишится своего дома, первым ее импульсом было спрятаться под его дряхлой уютной крышей. И там постепенно примиряться с тем фактом, что, потеряв последнего члена своей семьи, она должна вскоре потерять и все остальное. Свой дом. Свое дело. Свое будущее. Но у нее не нашлось времени для сентиментальности. Она должна в кратчайшие сроки изменить свою жизнь. Отказаться от дела, которое начала почти случайно и за несколько лет превратила в то, что придавало какой-то смысл ее жизни.

И, самое скверное, придется рассказать Робби.

Предупредить Патси и других женщин, которые приходили на несколько часов в неделю помогать убирать и готовить и рассчитывали на этот маленький заработок.

У нее не будет времени на то, чтобы оплакивать утрату их помощи и дружбы. До ее дня рождения осталось меньше месяца.

Еще вчера это ее не волновало. Она никогда не понимала, почему кто-то мечтал остановить часы на числе двадцать девять.

Ее положение в городе, приглашения в благотворительные комитеты — все это часть ее жизни. Если смотреть на вещи непредвзято, сразу видно, что приглашают не ее, а имя Колридж.

Никто не обращался бы к ней, если бы у нее не было большого зала, где можно провести собрание и к тому же хорошо поесть. Элегантный, хоть и ветхий дом с огромным садом, где удобно устраивать мероприятия.

Эти ее горькие мысли прервал жалобный писк котенка. Что-то случилось. Она быстро обнаружила комочек рыжей шерсти, отчаянно вцепившийся в ветку огромной, росшей довольно далеко от дорожки березы.

— Ой, бедненький, как ты туда попал?

В ответ котенок только запищал еще жалобнее. Она подошла поближе.

— Ну, иди сюда, ты сможешь, — звала она, надеясь заставить его спуститься вниз по ветке, которая склонялась почти до земли. Но испуганное животное, пятясь, поднималось все выше.

Мей огляделась в поисках человека, достаточно высокого, который смог бы просто снять котенка с ветки. Но вокруг никого не было. Тогда она скинула жакет, сбросила туфли, аккуратно обошла грязную лужу, ухватилась за ветку, нашла надежную опору для ноги и полезла наверх.


Адам, проклиная себя за то, что решил насладиться не по сезону хорошей погодой и пойти на работу пешком, воспользовался своим личным лифтом и вышел из офисного здания на парковочную площадку. Он надеялся взять такси на стоянке на углу, но машин не было, и он пошел в парк. Так он будет добираться чуть дольше, зато меньше шансов встретить кого-нибудь знакомого.

Не обращая внимания на прелесть солнечного осеннего утра, он одной рукой вез коляску, а другой набирал номер на телефоне, пытаясь дозвониться до кого-нибудь, кто подсказал бы ему, куда могла направиться Саффи. Десять минут спустя он выяснил, что ее квартиросъемщики, агент (или, точнее, бывший агент), даже ее подруга ничего о ней не знают.

Движение коляски опять убаюкало малышку, но Адам был уверен, что очень скоро она начнет требовать, чтобы ее переодели и накормили.

«Иди к Мей. Она поможет».

Впереди над деревьями возвышались красные печные трубы Колридж-Хаус. Многие годы он избегал этой части парка, шел самым кружным путем, лишь бы не проходить мимо злополучного дома, при виде которого он чувствовал себя полным ничтожеством.

Да, теперь он легко может покупать и продавать Колриджей. Но все равно ничего не изменилось. Ни их родовитость, ни его жалкое происхождение.

Ему было непросто просить ее о помощи. Но Мей не станет задавать лишних вопросов. Она знает Саффи, знает его. Он хотел ей позвонить, но ее номера не было в справочнике. Ничего удивительного. И может быть, так лучше.


Мей упиралась ногой в дерево и убеждала себя, что тут не очень высоко. Надо только добраться до ветки и немного по ней проползти. Когда она стояла на земле, ей казалось, что это просто.

— Бога ради! Что ты там делаешь, Мышка?

Она поскользнулась, порвала чулок и спросила себя, какие еще неприятности готовит ей этот день. Только один человек мог назвать ее Мышкой.

— А ты как думаешь? — спросила она сквозь зубы. — Любуюсь видом, наверное.

— Оттуда можно увидеть даже замок Мелчестер, — ответил он, как если бы решил, что она говорит серьезно. — Посмотри немного левее.

Но она и без того чувствовала себя плохо.

— Почему бы тебе не подняться сюда и не показать мне замок, — выдохнула она.

— Я бы с удовольствием, но эта ветка слишком тонка для двоих, — пожаловался он.

Адам был прав. В ответ на ее попытку продвинуться чуть дальше ветка угрожающе заскрипела. А котенок, шипящий, испуганный комочек рыжей шерсти, несмотря на все ее усилия, продолжал пятиться назад.

Поздно было раскаиваться в том, что она не стала искать помощи на земле. Она давно поняла, что патетическая фраза «Где же тот сильный мужчина, который поможет мне?» не имела к ней никакого отношения. Она не была ни золотоволосой, ни стройной, ни хорошенькой и потому научилась сама помогать себе.

Именно за то, что она бросалась вперед, не думая о последствиях, Адам Вейвелл прозвал ее Мышка — сокращенное от Каверзная Мышь.

Ее колено опять заскользило, и кто-то вскрикнул, дав ей понять, что Адам был не единственным свидетелем ее подвига. Внизу собралась небольшая толпа зрителей: детишки, выбежавшие на перемену, владельцы собак, выгуливающие своих питомцев, посетители окрестных магазинчиков. Слишком поздно! Они уже не могли ей помочь. А вспышка и щелчок означали, что кто-то фотографировал ее. Фантастика! Наверняка завтра утром снимок «Мисс Мей Колридж, вид снизу», появится в «Мейбридж обсервер».

Она напомнила себе, что ей некого винить, кроме себя самой, и поклялась в следующий раз, когда какое-нибудь животное попадет в беду, вызвать спасателей и предоставить им всю работу. Однако сейчас они ей не помогут.

— Иди сюда, малыш, — выдохнула она в отчаянии.

Ответом ей было шипение. Котенок продолжал пятиться к краю ветки. Он обладал тем преимуществом, что не весил почти ничего, а вот под ней ветка угрожающе прогибалась. Мей сделала отчаянный рывок и наконец схватила маленького проказника, чем заслужила аплодисменты зрителей. А тот, неблагодарный, впился когтями и зубами ей в руку.

— Давай его сюда! — крикнул Адам и поднял руки, чтобы взять у нее зверька.

Легче сказать, чем сделать. От испуга котенок теперь цеплялся коготками за ее руку так же крепко, как только что за ветку.

— Тебе придется его отцепить. И смотри не выпусти его, — сказала она, наклоняясь к нему.

Роковая ошибка! Как только Мей посмотрела вниз, голова у нее закружилась, она потеряла равновесие и свалилась с ветки — прямо на стоявшего как раз под ней Адама. И оба оказались на земле.

От падения у нее перехватило дыхание. А потом она почувствовала смущение, какое чувствовала всегда, когда оказывалась хотя бы в десяти метрах от него.

— Ты не меняешься, Мышь, — проговорил Адам, пока она пыталась отдышаться, что было непросто, так как она лежала на нем, чувствуя его теплое дыхание на своей щеке, его сердце билось у ее груди, а рука теперь крепко обнимала ее. — Ты сначала делаешь, потом думаешь. Бросаешься на помощь какому-нибудь существу и в благодарность получаешь царапины и укусы, — произнес Адам.

— А ты, — хрипло ответила она, — приходишь слишком поздно, когда уже ничего нельзя сделать. Только стоишь в сторонке и смеешься надо мной.

— Ты должна признать, что всегда была очень забавной.

— Если ты любишь цирк, — прошипела она и вдруг живо вспомнила, как однажды в грозу залезла по водосточной трубе на школьную крышу спасать птицу, которая тонула в желобе. А он стоял внизу и усмехался, хотя вода текла по его волосам и лицу. Усмехался даже тогда, когда взял у нее из рук птицу. А потом, поняв, что она сама настолько напугана, что не может пошевелиться, снял очки и залез на трубу, чтобы ей помочь. А она даже не поблагодарила его. Тогда Мей рассердилась на него за то, что он выпустил птицу.

Адам прав. Ей вот-вот исполнится тридцать, она пользуется уважением за свою благотворительную деятельность, имеет собственное дело, но в душе осталась той же толстой девчонкой, посмешищем для одноклассниц, замеченной, однако, мальчиком, в которого имела несчастье влюбиться.

Впрочем, теперь он уже не отщепенец. Он сумел с толком употребить свои мозги и стал одним из самых успешных бизнесменов, переехав из трущоб в роскошную квартиру на набережной.

Она быстро встала. Адам последовал ее примеру.

— Ты в порядке? — спросил он. — Ничего себе не сломала?

— В порядке, — ответила Мей, не обращая внимания на боль в локте, которым стукнулась о землю. И из вежливости спросила: — А ты?

Она и сама видела, что он цел и невредим. И не просто цел. Он уже много лет не носил очки, не ходил в обносках. И волосы не стояли клочьями, как прежде. Он никогда не был очень мускулистым, но с годами возмужал.

Адам был великолепен. Воплощение мужской привлекательности. Сегодня он обращал на себя внимание самых модных женщин: тех, чьи портреты украшают обложки глянцевых журналов.

— По крайней мере, ты умудрился не выронить котенка, — добавила Мей.

— Он сам вцепился в меня.

— Что? — Она увидела, что из тоненьких царапин на его руке сочится кровь, и все остальное вылетело у нее из головы. — У тебя же кровь идет!

— Чего-то подобного я жду каждый раз, когда оказываюсь на расстоянии вытянутой руки от тебя, — заметил он. — Впрочем, на сей раз и ты не осталась невредима.

Она буквально подскочила, когда он взял ее руку в свою и повернул так, что ей стали видны маленькие капельки крови, смешанной с грязью. Мей оставила всякие попытки дышать ровно.

— Что с тобой? — спросил он. — У тебя есть ингалятор?

Слава богу, Адаму не пришло в голову, что проблемы с дыханием возникли у нее в основном по причине его присутствия.

— Все в порядке, — буркнула она.

На самом деле, это безобразие. Ей почти тридцать. Ей уже давно пора бы перестать хотеть провалиться сквозь землю каждый раз, когда она оказывается в десяти метрах от Адама.

— Пошли, — сказал он. — Я отведу тебя домой.

— В этом нет необходимости, — возразила она.

— Нет, есть. И на сей раз я вместо наказания за добрые дела потребую награду.

— Награду? — У нее пересохло во рту. — Супергерои никогда не требуют награды, — заметила она обиженно, заворачивая сопротивляющегося котенка в свой жакет.

— Супергерой — это ты, Каверзная Мышь, — произнес он торжественно, и лукавые искорки в его глазах напомнили ей блаженные времена, когда они были друзьями. — А я — просто старый добрый друг и появляюсь, когда ты попадаешь в переплет.

— Мог бы появляться быстрее, чтобы я не успевала попасть в переплет, — фыркнула Мей.

— В чем тогда была бы интрига? — спросил он.

— Ты что, правда думаешь, что мне хочется, чтобы в «Мейбридж обсервер» появилась фотография, на которой видно мое нижнее белье? — резко спросила она, но, видя, что лукавые искорки исчезли из его глаз, добавила: — Не волнуйся. Я уверена, что переживу этот позор.

— Я видел этот позор собственными глазами и уверяю тебя, что завтрашняя газета станет бестселлером.

Она все еще думала, что на это ответить, когда он прибавил:

— И хозяева котенка, возможно, опознают свою пропажу.

— Человек всегда живет надеждой, — заметила Мей мрачно.

А потом, сообразив, что, как бы ей сейчас ни хотелось куда-нибудь скрыться, нельзя не учитывать тот факт, что он теперь был весь покрыт грязью именно из-за нее, добавила:

— Тебе стоит пойти ко мне домой и почиститься.

— Если это предложение полить меня во дворе водой из шланга, я вынужден отказаться.

На секунду их глаза встретились. И они оба вспомнили тот страшный день. Он пришел тогда к ее дому с букетом красных роз, который стоил ему всех его сбережений, а ее дед направил на него садовый шланг и окатил с ног до головы.

— Не говори глупостей, — пробормотала она, в душе страшно смутившись и стараясь подавить сердцебиение, виной которому было его небрежное напоминание о том времени, когда они были друзьями. Она подобрала свои туфли и сумку.

— Робби займется тобой на кухне, — пояснила Мей.

— На кухне? Что ж, так глубоко в ваш дом я еще не проникал. Но, если честно, я пришел повидать тебя.

— Повидать? Зачем тебе вдруг понадобилось меня видеть?

Он не ответил. Носком ботинка он отвел тормоз коляски, которую оставил невдалеке на дорожке.


Глава 2


— Адам, что ты делаешь?

— Интересный вопрос. Мышка, познакомься с Ненси.

— Ненси?

— Пишется через «е» и «и». Саффи никогда не была сильна в орфографии.

Саффи Вейвелл никогда не заботилась ни об орфографии, ни о чем-либо подобном. Жгучая брюнетка с фигурой одновременно воздушной и сексуальной, она всегда притягивала мужчин.

— Так это дочка Саффи? Чудесная новость. — Мей улыбнулась. — Я так за нее рада.

Малышка спала, укутанная в розовое с кружевными оборками одеяльце.

— Какая хорошенькая!

— Ты думаешь?

Адам наклонился к девочке, чтобы внимательнее посмотреть на нее, словно раньше это не приходило ему в голову. Но Мей остановила его, вдруг осознав какую-то важную вещь.

— А ты бросил ее без присмотра… — сказала она и вздрогнула. — Ты бросил дочку Саффи прямо на дороге, чтобы потешиться надо мной. О чем ты думал, Адам?

Он оглянулся и нахмурился. По ее тону он понял, что улыбнуться было бы ошибкой.

— Я думал, что тебе нужна помощь.

— Идиот! — На минуту она представила себе сильного мужчину, который оберегает младенца. — Я не ребенок. Я бы справилась.

— Что? — Поняв, что она хотела сказать, он отпустил коляску и потер лицо руками. — Ты права. Я идиот. Просто я совершенно сбит с толку.

— Правда? Дай-ка попробую угадать, — произнесла Мей не очень весело. — Твое появление здесь после стольких лет не имеет ничего общего с поисками няньки?

— Спасибо, Мей. Саффи говорила, что ты поможешь.

— Правда? — Она посмотрела на малышку. Розовенькая, хорошенькая, беззащитная. Нет! Она не позволит ему собой манипулировать! Она не в той ситуации, чтобы заниматься чужими проблемами, у нее достаточно своих. — Я констатировала факт, а не предлагала свои услуги, — сказала она и пошла вперед, как если бы разговор был окончен. — А где Саффи?

— Уехала, — ответил он. — Взяла отпуск. А Ненси оставила мне.

— Тебе повезло. Но ты зря пришел за помощью ко мне. Я просто не умею обращаться с детьми.

— Ты уже доказала, что умеешь делать это лучше, чем я. Кроме того, ты — женщина. — Адам явно не принимал ее отказ всерьез. — Я думал, это у вас в крови.

— Это просто возмутительно! — отрезала Мей, стараясь не чувствовать, как ее руки сами тянутся к ребенку, как ей хочется прижать девочку к себе, приласкать, сказать ей, точно так же, как когда-то говорила ее матери, что все в порядке, что она никому не даст ее в обиду.

У нее есть котенок. И, по всей вероятности, ничего другого у нее не будет. Через десять лет она превратится в отчаявшуюся женщину, которая заглядывает исподтишка в чужие окна…

— Неужели? — спросил он самым невинным тоном.

— Ты знаешь, что это так.

— Может быть, если ты будешь думать, что Ненси — одно из тех беспомощных созданий, которых ты всегда опекала, это поможет? — Он коснулся пальцем рыжей головки котенка. — Им всегда было с тобой хорошо.

— Ненси — не раненая птица, не больная собака, не испуганный котенок, — возразила Мей, не обращая внимания на его слова, которыми он, возможно, хотел к ней подольститься.

— Да, но принцип тот же. Держи их в тепле и уюте и корми досыта.

— Вот видишь, ты и сам все знаешь, — сказала она. — Я тебе не нужна.

— Наоборот. Я должен руководить компанией. Завтра я улетаю в Южную Америку…

— В Южную Америку?

— Сначала Венесуэла, потом Бразилия, потом Саминдера. Впрочем, ты не можешь знать, если не читаешь финансовые новости.

— Саминдера, — повторила она. В ее голосе вдруг послышалась тревога. — Там недавно были крупные беспорядки.

— Да, но там выращивают лучший кофе в мире. — Он хитро улыбнулся уголками губ. Совсем как прежде.

— Это впечатляет, — сказала Мей, стараясь не вспоминать, как чувствовала эти губы на своих губах. Безумный полет в неведомое, навстречу долго сдерживаемому желанию. — Но не только у тебя есть проблемы.

Ее дело, конечно, мелочь в сравнении с международной системой сбора денег, превратившей его из жалкого оборванца в героя Мейбриджа. Но ей оно важно. Правда, скоро все это кончится.

Надо не думать об Адаме и его малютке племяннице. Надо добраться домой, сообщить Робби дурные новости, начать думать, как создать жизнь из ничего.

— У меня полным-полно неприятностей и без младенца, — произнесла она и, прежде чем он успел задать очевидный вопрос, добавила: — А я думала, Саффи живет в Париже, работает моделью. Когда я последний раз получила от нее весточку, у нее все шло хорошо.

— Она поддерживала связь с тобой? — Но тут Адам неожиданно сменил тему: — Почему ты идешь без туфель, Мей?

— У меня ноги в грязи. Я уже испортила хороший черный костюм! — В нем она собиралась идти на собеседование, если, конечно, кто-то захочет попробовать взять на работу человека без университетского диплома и вообще без какой-либо профессии. — Я не хочу портить еще и хорошие туфли.

Она наступила на камешек и поморщилась. Он тут же схватил ее за руку и стащил с тропинки. Она застыла.

— По траве мягче идти, — быстро пояснил он и отпустил ее руку, но предательские мурашки успели пробежать по ее телу.

Он решил, что она замерзла, снял пиджак и накинул ей на плечи. Она утонула в нем. И в тепле от его тела.

— Я вся в грязи, — возразила Мей и попыталась свободной рукой снять пиджак, но опять поморщилась, на сей раз от боли в ушибленном локте. — Я перепачкаю тебе всю подкладку.

Он подхватил пиджак и снова аккуратно надел ей на плечи:

— Ты замерзла, а этот костюм все равно больше нельзя носить, пока его не почистят хорошенько. Как по-твоему?

Она опустила глаза, чтобы не встречаться с ним взглядом.

— Нет, — сказала она решительно. — И я готова оплатить счет, который тебе пришлют из прачечной.

— Мне нужно твое время, Мей. Твоя помощь, а не деньги.

Она нужна ему. Когда-то она бы согласилась отдать жизнь за то, чтобы услышать эти слова.

— Сейчас это невозможно.

— Я слышал про твоего деда, — сказал Адам. Вероятно, он подумал, что это горе сделало ее такой черствой.

— Правда?

— В газете писали, что на похоронах не было посторонних.

— Да. — Она не могла даже подумать, чтобы сделать из этого помпезное шоу. И с какой стати Адам стал бы провожать в последний путь человека, который обращался с ним как с придорожной грязью? — Но будет еще поминальная служба. Он много жертвовал на благотворительность, и, я думаю, эти организации надеются, что такой вот показательный молебен привлечет новых спонсоров. Я уверена, ты получишь приглашение. — И прежде чем он успел ответить, добавила, покачав головой: — Извини. Я говорю ужасные вещи. — Но очень немногие навещали их, когда ее дед, перенеся инсульт, оказался частично парализован, стал плохо понимать происходящее и страдать провалами в памяти. Впрочем, он и не хотел бы, чтобы его видели в таком состоянии. — Он очень страдал от своей беспомощности, Адам. От того, что ничего не мог запомнить.

— Он был поразительным человеком. Тебе, вероятно, его не хватает.

— Я потеряла его много лет назад. Гораздо раньше, чем его память изменила ему.

Минуту они молчали, вспоминая человека, которого когда-то знали. Потом Адам спросил:

— И что происходит теперь? Ты собираешься продать дом? Тут, наверное, нужен ремонт, но он бы идеально подошел для офиса какой-нибудь компании.

— Нет! — резко воскликнула Мей.

Она знала, что город близко, а участок вокруг дома теперь слишком мал, чтобы привлечь достаточно богатого частного покупателя, но мысль о том, что ее дом превратится в контору, была ей невыносима.

— Возможно, тут могла бы разместиться гостиница или дом престарелых, — предложил Адам, видимо поняв ее реакцию и желая смягчить удар. — Ты могла бы получить за него хорошие деньги.

— Не сомневаюсь. Но я не буду его продавать.

— Правда? Ты надеешься в обозримом будущем сотрудничать со своими садоводами, иллюстраторами и флористами?

Мей посмотрела на него с удивлением. Она не подозревала, что ему известно об однодневных и специальных курсах, которые она вела в перестроенной бывшей конюшне.

— Твоя рекламная брошюра висит на доске объявлений в моем офисе, — объяснил Адам.

— Вот как? — Однажды она потратила воскресенье на то, чтобы распространить листовки. Она не сразу решилась опустить листок в его ящик, но потом подумала, что президент компании вряд ли заинтересуется такой мелочью. — Спасибо.

— Я тут ни при чем. — Адам пожал плечами. — Это дело заведующего канцелярией. Но одна из сотрудниц была в восторге от уроков садоводства, которые посещала.

— Прекрасно. — Мей опять начала задыхаться. — Они очень популярны, но у меня больше заявок, чем я могу удовлетворить. В данный момент мой дом полон желающих участвовать в двухдневном рождественском семинаре.

Она вдруг решила, что лучше рассказать Робби о дурных новостях после чая, когда все эти люди отправятся по домам. В любом случае раньше они не смогут поговорить.

— Не слышу в твоем голосе радости по этому поводу, — сказал Адам. — Ты не в восторге от обилия желающих?

— Нет. — Она пожала плечами. Потом, поняв, что он ждет объяснений, продолжила: — Мне придется все выходные просидеть на телефоне. Я должна предупредить всех, что в будущем году занятий не будет.

Она должна будет отказать прекрасным специалистам, которые вели уроки. А ведь многие из них стали ее друзьями. Отказать слушателям, многие их которых посещают занятия регулярно ради того, чтобы отдохнуть от ежедневной домашней рутины.

А ведь еще есть заказы на ее собственные «Сладости от Колридж-Хаус». Печенье и пирожные домашней выпечки. И мед.

— Ты закрываешь курсы? — нахмурился Адам. — Ты что, хочешь сказать, что твой дед оставил дом не тебе?

Ветер с озера вдруг стал очень холодным. Теперь Мей действительно дрожала.

— Да. То есть нет. Он оставил дом мне, но с условием.

Условие, о котором дед никогда не думал. А потом инсульт лишил его памяти.

Впереди тогда было еще много времени. И он приложил столько усилий, пытаясь свести ее с Майклом Линтоном. Майкл был намного старше, надежен как скала и искал жену из хорошей семьи, воспитанную в добрых традициях, которая смотрела бы за его домом, подарила ему наследника и еще пару деток про запас. Как раз за такого человека дед мечтал выдать ее мать.

— Что это за условие? — спросил Адам.

— Какая разница, я все равно не могу его выполнить, — резко ответила она, так же сильно желая сейчас сменить тему разговора, как он минуту назад.


Слава богу, они уже добрались до маленькой калитки, которая вела из парка в ее сад, и Мей сумела избежать объяснений. Держа котенка одной рукой, она другой стала рыться в сумочке в поисках ключа.

Она вся дрожала от пережитого шока и поэтому уронила ключ. Адам молча поднял его, открыл калитку, а потом взял ее под руку, а коляску повез к дому.

Мей остановилась в прихожей и налила в блюдце молока, которое держала для своих животных. Котенок жадно набросился на лакомство, а она положила в картонную коробку старый шарф, в котором обычно работала в саду. И только устроив звереныша в теплой норке, Мей смогла обратить внимание на себя.

На жакете красовалось мокрое пятно, юбка натянулась от налипшей грязи. Это был ее лучший костюм. Может быть, в химчистке смогут что-то сделать. Но сейчас, в эту минуту, она не хотела его никогда больше видеть. Она расстегнула юбку, дала ей упасть на пол и ногой оттолкнула в угол. И тут Адам, кашлянув, напомнил ей о своем присутствии. Как будто каждая клеточка ее тела не дрожала от ощущения его близости.

— Робби убьет меня, если я занесу грязь в дом, — сказала она, стащила мокрые чулки и вытерла ноги полотенцем. Но когда он сбросил грязные туфли и расстегнул пояс на брюках, воскликнула: — Что ты делаешь?

— Хетти Робинсон всегда недолюбливала меня, — объяснил он. — И если она придет ко мне с антисептиком, пусть, по крайней мере, будет в хорошем настроении.

Мей сглотнула, упорно глядя только на Ненси, прошла за Адамом с коляской в теплую кухню и, предоставив ему расправляться с брюками, прислушалась к доносившимся из сада голосам и смеху. Участники рождественских курсов направлялись к дому на утреннюю переменку.

— Черт! — воскликнула Мей.

— Что?

Обернувшись, она увидела Адама в рубашке и носках.

— Сейчас сюда придут, — пояснила она. — Идем. — Даже не посмотрев, следует ли он за ней, она поспешно миновала коридор и приблизилась к черной лестнице. — Возьми Ненси.

Адаму, нагруженному коляской, ребенком и сумкой с детскими вещами, пришлось на верхней площадке лестницы переводить дух.

— Ты в порядке? — спросила его Мей.

— Тяжеловата детская коляска, — ответил он. — Ты можешь мне объяснить, что тут происходит?

— Явление Адама Вейвелла без брюк в моей кухне, несомненно, было бы основной темой разговоров леди из Христианского общества в течение по крайней мере целой недели. И даже моя безупречная репутация труженицы во имя добра не может служить гарантией того, что они меня не выдадут.

— Обсуждений? — переспросил он, высоко вскинув брови.

— Самое замечательное, что я обычно могу им предложить, — новый рецепт печенья. Они, конечно, не будут звонить в службу новостей или в журнал «Знаменитости», но бросятся рассказывать всем своим подружкам, — пояснила она. — И рано или поздно кто-нибудь догадается, что ты плюс младенец равно история, которая может поразить их воображение. Ухмылка исчезла с его лица.

— Так что нам теперь делать? — спросил он. — Скрываться на верхней площадке лестницы, пока они не уйдут?

— В этом нет необходимости, — сказала Мей и открыла дверь в большое помещение. — Заходи. Я промою твои царапины, а ты моли Бога, чтобы Ненси не проснулась и не закричала.

И тут Ненси вдруг открыла необычайно темные глаза и, прежде чем успела издать хоть один звук, оказалась в центре внимания.

Мей сунула аптечку Адаму в руки и вынула малышку из коляски.

— Тише, тише, лапочка, — сказала она и предоставила Адаму следовать за ней в свою бывшую детскую.

Когда она подросла и перестала нуждаться в присмотре, она переехала в бывшую нянину комнату, рядом с которой находились ванная и малюсенькая кухонька, а детскую превратила в то, что осторожно называла будуаром, а не кабинетом, где она делала уроки.

Дед запретил ей даже думать об университете.

Да она и не очень хотела. Она не унаследовала мозгов своей матери, и с нее было вполне достаточно школы. Разве кто-то согласится добровольно продлять свои мучения?

Когда Мей открыла свое дело и ей потребовался настоящий кабинет, она переоборудовала одну из старых кладовых, а эту комнату сохранила как место, где можно было уединиться, когда дом был полон людей.

— Закрой дверь, — попросила она Адама, который зашел вслед за ней, неся коляску. — Когда они окажутся в столовой и будут наперебой болтать и пить кофе, они не услышат Ненси, даже если она будет вопить как сирена.

В данный момент малышка ласково прильнула головкой к ее плечу, но Мей, несмотря на свой малый опыт, понимала, что это ненадолго.

— Ванная там, — сказала она Адаму. — Отмой грязь, я перевяжу тебя и можешь идти своей дорогой.

— А ты?

— Я могу подождать.

— Не можешь. Кто знает, что было в этой луже? — С этими словами он взял ее за свободную руку и повел через спальню в ванную. — С горячей водой у тебя все в порядке? — спросил он.

— Да, — ответила она.

Когда дело касалось семьи и дома, она была самой организованной женщиной в мире. Это было их семейной чертой. Еще одна причина думать, что ее дед не просто забыл об оговорке, а нарочно оставил все как было. Знала ли ее мать об этом обстоятельстве? Может быть, дед использовал его как средство воздействия?

— А у тебя?

— Думаю, да. Мой личный секретарь получает хорошие деньги за то, что следит за работой персонала, — ответил Адам, открывая кран и пробуя воду рукой.

— Она у тебя очень деловая, не правда ли? — спросила Мей. Она представила себе высокую обольстительную особу в безупречном костюме и туфлях на высоких каблуках.

— Это не она, а он. Вода не слишком горячая?

Мей подставила руку под струю.

— Нет, — ответила она и потянулась за мылом. — Это обычное явление? Мужчина-секретарь?

— У меня компания равных возможностей. Джейк был лучшим кандидатом на эту должность, и он действительно очень деловой. Мне придется произвести его в исполнительные директора, чтобы удержать. Подожди. Ты не можешь делать это одной рукой.

Она думала, что он возьмет у нее Ненси, но вместо этого он расстегнул манжеты, засучил рукава и взял у нее мыло.

— Не надо! — крикнула она, но он уже опустил мыло в воду и, взяв ее протянутую руку в свою, стал осторожно промывать пальцы, ладонь, запястье. — Последний раз со мной проделывали такое, когда мне было шесть лет, — протестовала Мей, стараясь не реагировать на нежные прикосновения его пальцев, тепло его тела, его подбородок у своего плеча.

— Шесть? — переспросил он, как будто не замечая ее смущения. — Что с тобой произошло? Ты упала с пони?

— С велосипеда. Пони у меня никогда не было.

Тогда она сильно поцарапала колено и прижималась лицом к пахнувшему ванилью, яблоками и тестом фартуку Робби, которая промыла ей царапину, успокоила ее…

Сейчас здесь стоял Адам, но в нем не было ничего успокаивающего. Он ассоциировался у нее с дождем, сильным сердцебиением, мгновенной радостью, сменившейся затем изнуряющей тоской. И с абсолютной несбыточностью ее мечтаний.

Сегодня не было дождя. Но запах теплой чистой кожи и мужского шампуня и интимность его прикосновений мелкими ударными волнами распространялись по всему ее телу, рождая возбуждение, незнакомое неоперившемуся подростку с разбитым сердцем.

А он, не сознавая, какое производит на нее впечатление, достал из аптечки бинт иперевязал рану.

— Ну вот. Так-то лучше. А теперь давай посмотрим твой локоть.

— Зачем?

— У тебя на рукаве кровь.

— Правда?

Пока она вытягивала шею, стараясь рассмотреть влажное красное пятно, он расстегнул ей блузку. Она еще пыталась овладеть дыханием и речью настолько, чтобы выразить протест, но Адам уже стянул блузку с ее плеча с ловкостью, которую дает лишь постоянная практика.

— Ого! Это выглядит скверно.

На ней нет ничего, кроме лифчика и трусов, а он рассматривает ее локоть? Ну ладно, пусть ее белье не такое, как на обложках глянцевых журналов, пусть она сама — не топ-модель. Но он мог бы, по крайней мере, заметить, что на ней почти ничего нет.

В ее мечтах… В ее ночных кошмарах…

— Сейчас будет немного щипать, — предупредил он.

Но она не почувствовала боли, потому что ее отвлекли его роскошные волосы, упавшие ему на лоб. Был только жар, который распространялся по всему ее существу и наполнял ее желанием, настолько болезненным, что легкий стон сорвался с ее губ.

— Тебе больно? — спросил он и поднял на нее серые глаза, полные сострадания. — Может быть, тебе пойти в клинику, сделать снимок? Просто для собственного успокоения.

— Нет, — быстро возразила она. — Все в порядке.

Ложь. Ничего не в порядке. Это унизительно — так реагировать на мужчину, который, встречаясь с тобой в общественных местах, старается держаться как можно дальше. Желать, чтобы он бросил этот твой несчастный локоть и занялся тобой. Смотрел на тебя. Хотел тебя.

Но ему и так хватает прекрасных дев, готовых согревать по ночам его постель. Из тех, кто носит кружевное белье и лаковые туфельки.

Она принадлежит к разряду женщин, на которых делают деньги торговцы резиновыми сапогами. Гладкая кожа, правильные черты лица, глубокие, но совершенно обычные карие глаза. И больше ничего. Ничего, что могло бы привлечь внимание мужчины, у которого теперь есть все.

— У тебя будет солидный синяк, — сказал Адам, заметив, что она на него смотрит.

— Я переживу.

— На сей раз. Но, может быть, в дальнейшем ты рассмотришь возможность перестать лазить по деревьям? — спросил он, взял с полки полотенце и насухо вытер ей руку.

— Я бы рада, — она пожала плечами, — но знаешь, как это бывает. Какое-нибудь несчастное маленькое существо нуждается в помощи, а рядом никого нет. Что ж остается делать?

— Я дам тебе номер моего мобильного телефона. — Он достал еще один бинт и перевязал ей локоть. — В следующий раз, — сказал он с улыбкой, которая была как удар в солнечное сплетение, — позвони мне.

Ну да, конечно…

— Мне казалось, ты говорил, что уезжаешь в Южную Америку.

— Ну и что? У меня есть личный секретарь. Ты позвонишь мне, я — Джейку, и он примчится на помощь.

Ну да. Его секретарь должен взять на себя заботу о ней. Точно так же, как она — заботу о Ненси.

— Не проще ли будет, если ты дашь мне его телефон? Дабы убрать лишнее звено в цепочке.

— И упустить случай послушать, как ты кричишь на меня?

Сперва удар в солнечное сплетение, теперь под коленку. Она стала падать…

— Это же такое удовольствие, — добавил он.

Удовольствие. Ясно. Она и забыла. Она же клоун.

— У меня ноги в грязи. Я приму душ, — поспешно сообщила она, чтобы он сам не взялся их мыть. И, естественно, надо что-то на себя надеть. — В маленькой кухоньке есть чайник. Ты можешь сделать себе чай, перед тем как уйдешь.

Не давая ему времени возразить, она передала ему Ненси и, стараясь не слышать отчаянных протестов ребенка, закрыла дверь.

Запереться она не могла. Замок давно сломался, и она не видела необходимости чинить его, потому что в доме не было никого, кроме Робби и деда-инвалида. Ни та, ни другой не стали бы тут ее тревожить.

И Адам не станет, сказала она себе, бросила перепачканную блузку в корзину с грязным бельем и встала под струю.


Глава 3


Когда дверь в ванную закрылась, Адам медленно и глубоко вздохнул.

Время не умалило ни обиду, ни страсть. Возможно, это две стороны одной медали. Тогда он не был достаточно хорош для нее. И, несмотря на все его успехи, она никогда не упускала случая напомнить ему, что он никогда не будет ее достоин.

Но после разрыва с тем женихом у нее так никого и не было. Она не училась в университете, не работала, не жила обычной девичьей жизнью тогда, когда большинство ее ровесниц занимались нарядами, ходили по клубам, заводили парней и порывали с ними. Вместо этого она вела хозяйство в Колридж-Хаус, точь-в-точь как какая-нибудь викторианская девица, без колебаний отказалась от великолепной партии, чтобы ухаживать за дедом-инвалидом. Старомодно. Как минимум позапрошлый век.

Секретарша, которой так понравились курсы садоводства, считала, что кто-то должен был бы взять Мей за руку, заставить немного сбросить вес и зажить настоящей жизнью, прежде чем она превратится в старую деву.

Конечно, эта секретарша никогда не видела Мей без юбки и чулок, иначе поняла бы, что ей ни к чему сбрасывать вес. Что в ней есть очарование, которое не подвластно годам.

Но он-то все это знал.

Он первым из парней заметил прелесть этих округлых форм, которые вышли из моды полвека назад.

Но когда он расстегнул ее блузку, то понял, что память его подвела: он увидел богатство, которое не нуждалось ни в китовом усе, ни в лифчике хитрого покроя. Нечто, данное самой природой. И он подумал, как жестоко ошибалась эта секретарша по поводу Мей.

Нет, ей не надо сбрасывать вес. Ни грамма.


Мей с удовольствием стояла бы под душем до тех пор, пока теплый поток не смыл бы всю горечь этого утра. Но поскольку вода была не в силах этого сделать, она удовлетворилась тем, что смыла гелем с лимонным ароматом остатки грязи. Ее кожа разогрелась, но она продолжала дрожать. Результат пережитого шока. А тут еще Адам Вейвелл…

Когда-то она мечтала быть нужной ему. Но эту тайну она доверила только своему дневнику. И вот сейчас он просит ее о помощи.

Она насухо вытерлась банным полотенцем и закуталась с ног до головы в теплый халат.

Ей не стоило волноваться. Адам пронес Ненси через будуар и закрыл за собой дверь.

Мей не стала надевать юбку золотого оттенка, которую давным-давно купила на распродаже и ни разу не надела. Предпочла затасканные брюки и тонкий свитер. Какой смысл состязаться с его теперешними девицами? Стройные, блестящие, как пантеры. А она больше походит на шотландского пони. Маленькая, толстенькая, неуклюжая. Типичный клоун.

Самое интересное, что Мей, зная все это, и сейчас поддалась бы очарованию его улыбки, если бы только позволили обстоятельства. Она без колебаний готова была взять на себя заботу об очаровательной дочурке Саффи. Это шанс быть рядом с ним, пусть лишь неделю-другую, пока не вернется мама девочки. Испорченная, согласно стандартам большинства людей, но тем не менее живущая яркой жизнью.


Ненси начала похныкивать, и Адам инстинктивно стал укачивать ее, ходить взад-вперед по гостиной Мей, не веря, что проникнуть в эту крепость оказалось так просто.

Он осмотрел картины на стенах. Ее книги. Взял маленький томик в кожаном переплете, который лежал на столике как бы затем, чтобы постоянно быть под рукой.

Сонеты Шекспира. Когда он положил томик на место, из него что-то выпало. Лепесток розы, заложенный между страницами. Он наклонился, поднял его, но лепесток рассыпался у него в руке в пыль. И на мгновение он вспомнил букет роз, который в середине зимы стоил ему целого состояния. Всего, что он заработал, помогая на рынке перед уроками в школе.

Он занялся фотографиями в серебряных рамках. Ее дедушка и бабушка. Ее мама, только что окончившая школу. Он взял фотографию Мей с котенком в руках, сделанную лет пять-шесть назад. И, несмотря на все неприятности этого утра, улыбнулся. Улыбнулся воспоминаниям, которые так ярко вспыхнули в его мозгу оттого, что он сейчас здесь.

Мей может теперь смотреть на него ледяным взглядом, но она по-прежнему готова рискнуть головой из-за котенка. И такой же отклик вызовет в ней любое беззащитное существо, попавшее в беду, — будь то ворона, тонущая в желобе на школьной крыше (тогда их обоих наказали самым суровым образом за эту эскападу), или котенок на дереве.

Не то чтобы она пользовалась за это уважением.

Она была из тех низеньких толстушек, над которыми всегда смеются в школе. К тому же многие, боясь обвинений в том, что они подлизываются к девочке из большого дома, не решались завести с ней дружбу.

Ей бы следовало учиться в какой-нибудь дорогой частной школе, где ученицы носят нарядную форму, сшитую на заказ, и говорят как принцессы. Там она была бы равной среди равных.

Ее семья могла бы себе это позволить. Но блестящая мама бедной маленькой Мей Колридж, пользуясь всеми преимуществами своего происхождения, повернулась тем не менее спиной к своему классу, стала ярой феминисткой, публично высказывалась против подобного элитаризма и умерла от родильной горячки в каком-то жалком госпитале в третьем мире. А отец ребенка так никогда и не объявился.

Мей, как и ее мать, держалась соответственно своему происхождению. Она не говорила на жаргоне, не глотала звуки, не укорачивала юбку и не носила галстук вместо пояса. И не стремилась стать «такой, как все», потому что это тоже было бы предательством по отношению к ее происхождению.

Именно это сначала и привлекло его в ней. Он-то, будучи «не такой, как все», ходил опустив голову. Он завидовал ее спокойному, твердому мужеству и восхищался ей. Восхищался ее принципом «Сначала делай, потом думай», мгновенной реакцией на любую ситуацию.

Ненси, решив, что ей требуется нечто большее, чем «ши-ши» и укачивание, открыла ротик и издала удивительно душераздирающий звук. Адам поставил фотографию на место и позвал Мей.

Вода уже давно перестала шуметь, и он, не получив ответа, постучал в дверь спальни.

— На помощь! — Ответа не было. — Мей! — Он чуточку приоткрыл дверь, не услышал возмущенных возгласов и распахнул ее настежь.

Комната, белоснежное прибежище истинной женственности, поразила его. Ему почему-то казалось, что стены ее комнаты должны быть увешаны портретами страждущих животных. Но единственной картиной тут была акварель, изображавшая Колридж-Хаус во времена его процветания. Еще одно напоминание о том, кто она такая?


* * *

— Мей?

Она подскочила, услышав голос Адама.

— Прости, я не хотел тебя пугать. Просто Ненси начинает шуметь.

— Может быть, ее надо переодеть. Или накормить.

Он беспомощно пожал плечами.

— Насколько я понимаю, и то и другое надо делать регулярно, — сказала она, извлекла из гардероба один из шелковых халатов деда и протянула ему. — Сначала облачись вот в это, а потом иди за своими брюками. — И тут же поняла свою ошибку: он не может надеть халат, пока у него на руках Ненси. Она взяла ребенка. Теплое маленькое существо во влажных ползунках прижалось к ее плечу. — Ее надо переодеть.

— Да, — сказал он, пробуя завязать пояс халата.

— Ты знал!

— Я не был уверен, — ответил он, оглядываясь кругом. — Это комната твоего деда.

Это не было вопросом, и она не потрудилась ответить.

Она могла, возможно, должна была бы приспособить комнату хозяина для занятий своих курсов по выходным дням, но не сумела заставить себя это сделать.

Старинная мебель блестела. На кровати чистые простыни. Осенняя роза, которую Робби поставила на туалетный столик, лучилась в свете бледного солнца.

— Поразительно.

— Как ты верно заметил, Адам, он был поразительным человеком.

Мей резко повернулась и, предоставив ему выбирать, идти за ней или нет, вернулась в спальню. Он направился за ней.

— Тебе придется научиться это делать, — заметила она, достала чистое полотенце и протянула Адаму.

Он молча развернул полотенце на кровати, а Мей положила Ненси. Малышка немедленно захныкала.

— Присмотри за ней, — сказала Мей, борясь с инстинктивным желанием опять взять девочку на руки и успокоить. — Я принесу ее вещи.

Она сняла сумку с коляски, открыла, нашла там небольшой розовый мешочек, достала один подгузник и протянула ему.

— Я? — Он посмотрел на малышку, потом на Мей. — Ты ведь шутишь, правда?

Она продолжала держать подгузник в протянутой руке, и он взял его:

— Хорошо. Но ты руководи мной.

— Почему ты думаешь, что я что-то понимаю в переодевании младенцев? Если ты хочешь сказать, что я женщина, то это ничего не значит.

Адам, собиравшийся сказать именно это, передумал.

— Ты действительно ничего не понимаешь в младенцах? — уточнил он.

— Оглянись вокруг, Адам. Последним младенцем, спавшим в этой детской, была я.

— Это была твоя детская? — спросил Адам. Он обвел комнату взглядом. Кровать с кружевным пологом, голубой ковер, бархатные шторы на окне, у которого она стояла, наблюдая, как ее «поразительный» дед унижал его.

— Это была комната моей няни, — ответила Мей. — Детская рядом.

— Повезло твоей няне, — заметил Адам. Эта комната с ванной была почти таких же размеров, как квартира, в которой он вырос.

Мей заметила, с каким удивлением он осматривает помещение, но не потрудилась объяснить, что, когда ей было пятнадцать лет, ее дед все тут отделал заново.

— Как я уже говорила, — произнесла она, изо всех сил стараясь не обращать внимания на тот факт, что Адам Вейвелл находится в ее спальне, — последним ребенком, жившим здесь, была я, а у единственных детей не бывает племянников и племянниц, на которых они могли бы практиковаться. — И, дав ему минуту на обдумывание ее слов, добавила: — Думаю, ты должен начать с ползунков.

— Точно, — сказал он, осмотрел подгузник, потом ребенка, а она почти физически ощутила, как клетки его мозга работают над проблемой переодевания младенца. И поняла, что сейчас он продемонстрирует свою некомпетентность и обратится за помощью к ней.

Адам начал снимать старый подгузник, но Ненси, решив, что с ней играют, стала толкаться и болтать ножками в воздухе. А он, вместо того чтобы рассердиться, рассмеялся. Как будто вдруг осознал, что перед ним не зловредное, а малюсенькое существо.

— Послушай, Ненси, — произнес он, — я же мужчина. Мне все это внове. Дай мне передышку.

Может быть, на нее подействовал звук его голоса. Она успокоилась и стала следить за ним своими большими темными глазами, хмуря лобик, как бы стараясь понять, кто он такой.

Его руки казались слишком большими для такой деликатной работы — снятия с ребенка ползунков, но, если он хотел показать себя неуклюжим и неумелым, у него это не получилось.

В одну минуту тесемки были развязаны и подгузник снят, и за это его наградили широкой улыбкой.

— Спасибо, прелесть моя, — сказал он нежно и, наклонившись, поцеловал темные локоны.

Малышка схватила прядь его волос, и Мей, наблюдая, как эти двое смотрят друг на друга, уловила момент рождения любви Адама Вейвелла к его маленькой племяннице. Увидела, как он будет любить своих собственных детей.

Сглотнув огромный ком в горле, она пробормотала:

— Я возьму это, ладно?

И, забрав у него пеленку, воспользовалась ей как предлогом, чтобы удалиться в ванную. Там Мей положила пеленку в стиральную машинку, а потом не спеша вымыла руки.

— Как ты думаешь, надо смазать ее кремом, или припудрить порошком, или еще что-нибудь? — крикнул Адам ей вслед.

— Представления не имею, — ответила она, хватаясь за край раковины.

— Дети должны появляться на свет с подробной инструкцией по уходу за ними. Есть у тебя компьютер или что-то в этом роде?

— Что?

— Я бы посмотрел в Интернете.

— Господи боже мой! — Мей покинула безопасную ванную, подошла к кровати и провела рукой по попке младенца. — Она совершенно сухая. Просто надень ей другой подгузник и… Найди ей няню, Адам.

— Легко сказать.

— Сделать тоже нетрудно. Я могу дать тебе телефон агентства, которому можно доверять.

— Правда? А зачем этот телефон тебе?

— Агентство «Гарленд» присылает еще и домработниц и сиделок. Мне нужна была помощь. Последние несколько месяцев…

— Извини. Я не подумал. — Он отвернулся, развернул подгузник и принялся изучать его. — Видишь ли, тут есть некоторые проблемы: в моей квартире негде разместить ни няню, ни ребенка.

— А что еще? Ты сказал, что проблем несколько.

Он покачал головой, и она, вдруг что-то заподозрив, спросила:

— Когда ты последний раз видел Саффи?

— Я был очень занят, — произнес он наконец, выпрямившись. — Я снял ей квартиру в Париже, но недавно узнал, что она сдала ее и переехала к отцу Ненси.

— Значит, ты не навещал ее регулярно?

— Ты же знаешь, какова она. Я даже не знал, что она беременна.

— А отец Ненси? Кто он?

— Его зовут Мишель. Больше я ничего не знаю.

— Бедняжка Саффи, — вздохнула Мей.

— Она могла прийти ко мне, — возразил Адам. — Или позвонить.

— И что бы ты сделал? Послал ей чек?

— Обычно она просит именно об этом. Ты же не думаешь, что она звонит, чтобы узнать, как я поживаю.

— Ты сильный человек. А она — нет. Какой она тебе показалась, когда привезла малышку?

— Я в ванную, — вместо ответа сказал он.

Чтобы не дать ему уйти, она взяла его за руку. Инстинктивно.

— Что случилось, Адам?

Вздохнув, он достал из кармана рубашки сложенный листок бумаги и отдал ей. А сам скрылся в ванной.

Листок выглядел так, будто его смяли и выбросили, но потом подобрали, расправили и спрятали. Она разгладила письмо и прочитала.

— Саффи прячется от отца своего ребенка? — спросила она, когда Адам вернулся. — Где она оставила малышку?

— У меня в офисе. Я вышел из конференц-зала взять кое-какие бумаги и нашел коляску. Саффи умудрилась проскочить туда и обратно так, что ее никто не заметил. Она не утратила приобретенные в юности навыки. Тогда она приворовывала в магазинах.

— Она, наверное, в полном отчаянии.

— Вполне вероятно, но не в таком полном, как я сейчас. Я знаю, что на меня у тебя нет времени, но она говорила, что ей ты поможешь.

— Я бы помогла, — начала Мей. — Конечно, я бы помогла…

— Но?..

— А где твоя мать?

— Уехала в Испанию после смерти отца.

— Ты всех удалил из города, Адам. С глаз долой — из сердца вон?

По тому, как сжались его губы, было видно, что ее стрела попала в цель. Но ведь это нехорошо. Он изменил свою жизнь, сумел подняться над кошмаром, который представляло собой его семейство. У Саффи не хватило на это сил. Но он все-таки мог бы дать ей нечто лучшее, чем жизнь изгнанницы в чужой стране. Все, что она творила, на самом деле было отчаянной мольбой о внимании, о любви, которой она не знала.

— Она не могла далеко уехать.

— Судя по письму, могла.

— Она захочет узнать, как ее малышка. А что ты?

— Я?

— Кто же еще?! — выкрикнула она с яростью, потому что он был слишком близко. Она занялась одеванием Ненси. — Ты не можешь уйти в отпуск по отцовству или что-нибудь в этом роде?

— Я же не отец.

— Ну просто в отпуск. Ты когда-нибудь отдыхаешь?

Он покачал головой:

— Я же говорил тебе — завтра я улетаю в Южную Америку.

— А ты не можешь отложить поездку?

— Это не просто коммерческая поездка, Мей. Тут замешана политика. Правительственные круги. Я должен подписать договор о сотрудничестве. Предусмотрена моя встреча с президентом Саминдеры. Переговоры шли несколько месяцев.

— Значит, твой ответ — нет?

— Именно так, — подтвердил он. — Или ты мне поможешь, или я пропал.

— Тогда ты пропал. — Она взяла девочку на руки и протянула ему. — Я, конечно, помогла бы Саффи, если бы могла, но…

— Но ты пальцем не шевельнешь ради меня.

— Нет!

— Переходишь на другую сторону улицы, лишь бы не здороваться со мной. Интересно, чего бы я вообще добился, если бы ты не застряла на дереве так, что не могла убежать?

Это нехорошо! Он же ничего не знает. Ничего о том, что она сделала для него и что готова сейчас ему выложить.

— Извини. Но подумай сама. Мне было не так легко обратиться к тебе с просьбой.

— Нет… Конечно, я помогла бы тебе, если бы могла. Но у меня есть свои проблемы…

— Расскажи мне, — попросил он и свободной рукой вытер глупую слезинку, которая, несмотря на все усилия не расплакаться, поползла-таки по ее щеке. — Какие у тебя проблемы?

— Я пыталась, но ты не стал слушать.

— Я стал, но ты спросила, где Саффи. — Он покачал головой. — Прости меня, Мей. Я вещал о своих трудностях, вместо того чтобы послушать тебя. — Он ласково коснулся ее щеки. — Это что-то связанное с домом? Расскажи. Может быть, я смогу помочь.

Она покачала головой, борясь с искушением прижаться к его груди, поведать ему обо всем. Но нет.

У нее осталось только ее достоинство. И она заставила себя отстраниться. Потом повернулась и посмотрела в окно.

— Не сейчас, Адам, — произнесла она холодно. — Это не так просто, как снять меня с дерева. Участники семинара вернулись. Ты можешь спокойно уйти.

Она была уверена, что после этих слов он исчезнет, но он приблизился к ней. Она плечом почувствовала тепло его тела.

— Я неплохо умею решать и сложные проблемы, — нежно прошептал он.

— Если то, что я о тебе читала, правда, у тебя большой опыт по этой части, — заметила, она, впиваясь ногтями себе в ладони. — Я уверена, ты говоришь искренне, Адам, но тут ты ничего не можешь сделать.

— Испытай меня, — поддразнил он ее.

— Хорошо. — Она резко повернулась к нему. — Если у тебя есть место для человека, который может накормить и расселить дюжину людей, заниматься производством домашней выпечки и меда, доить козу, ухаживать за пчелами и утихомиривать строптивого косаря, для начала этого будет достаточно! — выкрикнула она на едином дыхании.

— Тебе нужна работа? — спросил Адам и улыбнулся так, как если бы мог сделать ее жизнь прекрасной уже сегодня к обеду. — Ничего нет проще. Мне нужна нянька для младенца. Я хорошо тебе заплачу, если ты приступишь немедленно.

— В этом деле у меня нет опыта, нет квалификации, — ответила она. — И, кстати, нет лицензии.

— Лицензии?

— Я не родственница Ненси. В этом случае закон запрещает мне ухаживать за ребенком без лицензии.

— А кто об этом узнает?

— Ты хочешь сказать, что я не должна декларировать свои доходы? Или что никто не заметит присутствия в доме ребенка? — Она покачала головой. — Тут всегда полно людей. Эта новость станет предметом обсуждения за утренним кофе на следующий же день. И какой-нибудь социальный работник объявится у меня прежде, чем я успею вздохнуть. — Она пожала плечами. — Конечно, большинство будет думать, что Ненси — мой ребенок. «Точь-в-точь как ее мама»… — сказала она осуждающим тоном, какой слышала сотни раз. Хотя до сих пор он не имел отношения к ней.

— Ты права, — согласился Адам. — Конечно же твоя репутация слишком драгоценна, чтобы ею рисковать.

— Я не это имела в виду, — запротестовала она.

— Забудь, Мей. Я должен был предвидеть. — Он пожал плечами. — На самом деле я предвидел, но надеялся, что между тобой и Саффи есть какая-то связь. Я свяжусь с властями. Уверен, отец Ненси уже сообщил о пропаже ребенка. Будет только лучше, если я…

— Ты не можешь так поступить! — горячо воскликнула Мей. — Саффи верит тебе, ждет, что ты ее выручишь.

— Правда? Прочти ее письмо еще раз, Мей.


Глава 4


Последовало долгое молчание. Потом Адам спросил:

— Ты действительно можешь напоить меня кофе, как обещала?

Мей вздрогнула:

— Что? О да, извини. Кофе растворимый. Ты не возражаешь?

— Ни в коей мере.

Маленькая кухонька была лишь чуть больше солидного гардероба, но у Мей все было под рукой. Через пару минут она вернулась с чашками:

— Я достану одеяло. Ты сможешь положить Ненси на пол.

— Правда?

Вместо ответа она достала из стенного шкафа одеяло, а затем вышла на лестничную площадку и прислушалась. Перерыв кончился, но ей очень не хотелось спускаться вместе со своим нежданным гостем вниз, где их наверняка поймает Робби.

Она вернулась в гостиную, положила сложенное в несколько раз одеяло на пол, взяла племянницу Адама на руки и опустила на одеяло. Потом достала из детской сумки игрушечного медвежонка. Конечно, придется сказать Адаму правду, но чем позже, тем лучше.

— Я знаю, ты думаешь, что я хочу переложить этот груз на тебя, хочу, чтобы ты вытащила меня из дыры, в которой я оказался, — заметил Адам.

Она взяла чашку с кофе и, держа ее перед собой как щит, села рядом с ним на софу.

— Но было естественно обратиться именно к тебе, — закончил он.

— Я думаю, ты просто не хочешь сказать мне всю правду.

— Я знаю только то, что написано в письме Саффи. — Он провел рукой по темным волосам. И вдруг стал похож не на уверенного в себе мужчину, а на мальчика из ее воспоминаний. — Я звонил нескольким ее друзьям, но ничего не смог добиться.

— А ее агент? — напомнила Мей.

— Похоже, они давно расстались. Ее карьера модели, кажется, была просто еще одним капризом.

Мей взяла письмо Саффи и снова перечитала.

— Все это не кажется мне разумным. Возможно, у нее послеродовая депрессия. Или рождение Ненси заставило ее вспомнить кое-что из прошлого. Она постоянно пребывала в метаниях.

— А если это так, ты поможешь? — спросил он и, прежде чем она успела ответить, добавил: — Извини. Это было нехорошо. Но, Мей, сейчас мне очень нужен кто-то, кому я могу доверять. Кто не будет задавать вопросов, не побежит с этой историей в газеты.

— В газеты?

— Шумиха может мне повредить.

— Тебе? Ты думаешь только о себе, правда? — спросила она брезгливо. — О себе. Не о Саффи! Не о Ненси!

Испуганная Ненси протянула ручку, выронила игрушку и заплакала. Мей, радуясь возможности отвлечься от Адама, опустилась на колени, вернула девочке медвежонка и осталась на полу — поиграть с ней.

— В Мелчестере есть отделение агентства «Гарленд». Позвони туда. Твое имя известно во всем мире. Кроме того, я уверена, что при соответствующем вознаграждении никто ничего не спросит и не скажет.

— Я уже объяснял тебе. Тут есть кое-какие проблемы, помимо непригодности моей квартиры для ребенка. Они захотят знать разные подробности. Захотят знать, кто мать ребенка, где она. Какие права на Ненси имею я? А Саффи в бегах. Ты же читала ее письмо. Есть постановление суда…

— Ты не имеешь никакого представления о том, куда она отправилась? У нее нет подходящего друга?

— Насколько я понимаю, она пришла бы к тебе. — Он уставился на чашку, которую держал в руке. — Я позвонил ей несколько месяцев назад, когда в одной из бульварных газетенок появились намеки на странное состояние ее здоровья. Но она была бодра, весела, полна планов. По крайней мере, так она говорила. — Он пожал плечами. — Я, возможно, слишком стремился успокоиться. А успокаиваться не следовало.

— Судя по письму, она просто напугана.

— Я знаю. Я осторожно делаю запросы. Я не собираюсь отдавать мою племянницу этому человеку, пока не узнаю, кто он такой. И я делаю все, что в моих силах, чтобы найти Саффи. Но меньше всего нам нужна шумиха. — Он поставил чашку на стол и опустился на колени рядом с Мей. — На сей раз я — ворона в водосточном желобе, Мышка, и дождь льет как из ведра. Ты не хочешь залезть на крышу и вытащить меня?

— Я бы хотела помочь…

Он не дал ей договорить:

— Больше мне идти не к кому.

Невысказанное «и ты у меня в долгу» стояло между ними. Мей знала, что Адам, как и она, вспоминал отвратительную сцену, когда он, бледный как мел, подошел к задней двери, крепко держа свои розы. Ему никто не открывал, но он не уходил. Он упрямо стоял у входа, пока ее дед не облил его водой из шланга.

Это было за неделю до Рождества, вода была ледяная. Он дрожал, но остался в саду, продолжая упрямо глядеть на ее окно, пока совсем не стемнело.

А она беспомощно смотрела на него сквозь стекло, потому что сделать ничего не могла. Она металась между дедом и этим мальчиком. Она восстала бы против деда, как когда-то ее мать, но была еще и Саффи. И сам Адам. И она должна была сдержать вырванное у нее обещание, хотя ее сердце разрывалось на части.

Она ничего ему больше не должна. Она расплачивалась, расплачивалась…

— Я не могу, — сказала Мей, вставая, чтобы быть от него подальше. — Говорю тебе, я не лучше тебя умею ухаживать за детьми.

— Мы оба знаем, что твой опыт ухода за больными утками дает тебе колоссальное преимущество передо мной.

— Ненси — не утка, — возразила она почти с отчаянием. Ну почему он не понимает слово «нет»? Дюжины женщин сломя голову бросились бы ему помогать. Почему он просит ее? — Но если бы и была, — добавила она, — я все равно не могла бы помочь.

Она никому больше не может помочь. И это еще одна проблема — искать приют для ее звериного семейства. Но кто возьмет к себе в дом трехногую кошку или слепую утку, Джека и Долли, пчел?

— Почему нет, Мей? — настаивал Адам.

Он тоже встал, но не приблизился к ней. Мей не надо было оборачиваться к нему, чтобы увидеть, что вот сейчас он задумчиво хмурится — точь-в-точь как когда-то.

— Скажи, в чем дело. Вдруг я помогу.

Ненси схватила ее за палец, и она поднесла малюсенькую ручку к губам.

— Поверь мне, не можешь. Никто не может.

И поскольку было совершенно очевидно, что Адам не успокоится, пока все не узнает, она рассказала ему всю правду.

Адам думал, что ее проблемы — финансовые. Налог на наследство, например. Дом, несмотря на падение цен на недвижимость, стоил немало, и требовались хорошие деньги, чтобы успокоить налоговое управление.

— Ты должна выйти замуж до конца месяца или лишишься дома? — повторил он, просто чтобы убедиться, что правильно понял ее.

Она кивнула.

Он знал, что она никогда не сказала бы ему, не будь он так настойчив. И сейчас в голове крутилась только одна мысль: судьба бросила ее на его милость. Мальчик, который был недостоин смотреть на девицу Колридж, который дрожал от холода в надежде, что она возмутится, выступит против деда и докажет тем самым искренность своих горячих поцелуев, держит теперь ее будущее в своих руках. Он отогреет ледяное тело Мей Колридж в постели ее деда и услышит, как старик ворочается в гробу от злости.

— Почему именно до конца месяца? — спросил он спокойно. Он успел научиться скрывать свои мысли и чувства.

— Потому что день моего рождения — второе декабря.

Рассказывая, Мей стояла спиной к Адаму, но теперь повернулась и посмотрела ему в глаза, и ее взгляд обжег его.

Она ему нравилась. Действительно нравилась. Она обладала живым умом и силой воли, и, несмотря на пропасть между ними, у них было много общего. Он любил покой ухоженных садов Колридж-Хаус и конюшню, где она держала своих животных. Все было таким чистым, хорошо устроенным.

Ему нравилось, что у нее есть своя кастрюлька для варки кофе, а на блюде всегда найдется печенье домашней выпечки. Что никто, кроме нее, не знает о его присутствии. Ни ее дед, ни его семья. Это было так не похоже на постоянный кошмар его жизни дома.

Но она не принадлежала к числу девочек, с которыми мальчики хотят показаться на школьной дискотеке.

Он зря думал, что об их встречах никто не знает. Его любопытная сестренка выследила его и заставила привести Мей на дискотеку.

Это было ужасно. На других девчонках были брюки в обтяжку или юбки, едва прикрывавшие ягодицы. На ней — что-то постыдно старомодное. И почти никакой косметики. Ему было неловко в ее обществе и стыдно за свою неловкость. Он пригласил ее танцевать.

Она не знала современных танцев. Он взял все в свои руки и прижал ее к себе. Вблизи ее волосы пахли как цветы после дождя, и его пьянило ощущение ее мягкого теплого тела. Она всколыхнула его. Все, что было крепко заперто на дне его души, вырвалось наружу. То, из-за чего он иногда приходил на конюшню, рискуя попасться на глаза ее деду или садовнику. Или, еще хуже, экономке.

Ее кожа была такой нежной, что ему захотелось дотронуться до нее. Дотронуться до Мей. Поцеловать ее. И ее глаза, влажно-черные при тусклом освещении школьного спортзала, сказали ему, что она тоже этого хочет. Но не тут, где все могли их увидеть и посмеяться над ними.

Они побежали домой через парк. Мей отперла калитку, они забрались в конюшню. Трудно было сказать, кто из них дрожал сильнее, когда он целовал ее, но оба они знали, чего хотят.

И сейчас это воспоминание встряхнуло его как электрический разряд.

— Тебе нужно найти мужа до конца месяца? — спросил он, отрываясь от своих жарких темных мыслей.

— Есть приписка, которая касается Колридж-Хаус, — пояснила она. — Если наследник не вступит в брак до своего тридцатилетия, дом отойдет правительству.

— Он следит за тобой даже из могилы, — заметил Адам.

Мей вспыхнула.

— Никто не знал, — сердито произнесла она.

— Никто-никто?

— Память моего деда пострадала от инсульта, а бумаги, которые хранились в конторе Дженнингсов, пропали несколько лет назад во время наводнения.

— И ты даже не подозревала?

Она покачала головой:

— Мама умерла задолго до своего тридцатилетия. К тому же она считала брак пережитком. — Слова застряли у нее в горле, и она резко отвернулась, чтобы Адам не увидел слез. — Она послала бы всех ко всем чертям, не стала бы жертвовать своими принципами.

Он старался сдержать радость победы. Эта девочка, эта женщина, которая с тех пор, завидев его, переходила на другую сторону улицы, вот-вот лишится всего. Ее дед, этот «поразительный» человек, который считал, что он, Адам, не достоин дышать одним воздухом с его драгоценной внучкой, оставил ее на его, Адама, милость.

— А до инсульта? Почему он ничего не сказал тебе раньше?

— Зачем? Я была помолвлена с Майклом Линтоном. День свадьбы был уже назначен.

Майкл Линтон. Он видел в газетах объявление об их помолвке. А его сестра тогда только об этом и говорила. С завистью и отвращением одновременно. С завистью, потому что Мей должна была стать леди Линтон, хозяйкой большого имения и роскошного дома в Лондоне. С отвращением, потому что она выходила за человека, который по возрасту годился ей в отцы.

— И что же случилось? — спросил он. — Почему вы не поженились?

— Майкл считал, что дедушке будет лучше в доме престарелых. Я не согласилась, но он постоянно приносил мне какие-то брошюры, возил смотреть разные дома престарелых. Он не хотел меня слушать. Так что я в конце концов вернула ему кольцо.

— И он отступил?

— Ему нужна была жена-экономка, которая вписалась бы в его образ жизни, вела бы его хозяйство. И он не хотел обременять себя инвалидом.

— Если бы он присмотрелся к твоему стаду хромых уток, то понял бы, с кем имеет дело.

Она покачала головой. Ее глаза блестели, щеки были мокры от слез, но на губах играла улыбка.

— Адам, Майкл не перелезал через ограду парка, пока садовник смотрел в другую сторону. Он всегда входил через парадную дверь.

— Значит, ты не заставляла его помогать тебе ухаживать за твоими животными? — спросил он, и она покраснела.

— Не думаю, что он оценил бы эту честь. Он, вероятно, пришел бы в ужас, если бы увидел, что я вскарабкалась на дерево, чтобы спасти котенка. К счастью, мне никогда не приходилось этого делать при нем. — Она слегка вздрогнула. — Человек не видит несчастных с заднего сиденья «роллс-ройса».

— Ему же хуже, — заметил Адам.

— И мне.

— Ты была бы с ним очень несчастна.

Она покачала головой.

— Но ты же не собираешься сдаваться? Я не верю, что суд примет эту поправку во внимание. К тому же, если правительство отберет у тебя дом, в прессе непременно поднимется шум и гам.

— Многим приходится гораздо хуже, чем мне, Адам. Не думаю, что кампания за сохранение пятнадцатикомнатного дома за одинокой женщиной и ее экономкой будет иметь успех.

— Это тебе сказал Фредди Дженнингс? — спросил Адам. — Ты консультировалась с юристами?

— Фредди обещал поговорить с судьей. Но поскольку дедушка несколько раз мог аннулировать поправку и не сделал этого, у меня практически нет аргументов. — Она беспомощно развела руками. — К тому же это не очень меняет дело. Понимаешь, у меня все равно нет свободных денег. Мне пришлось бы многое продать, чтобы заплатить налог на наследство. Даже если бы я выиграла дело, мне все равно пришлось бы продать дом, чтобы оплатить судебные издержки. А если я проиграю…

Если она проиграет, это будет просто финансовый крах.

Что ж, это в какой-то степени радует. Но не так, как возможность получить все, о чем он мечтает.

— То есть ты хочешь сказать, что не можешь взять на себя заботу о Ненси только потому, что вот-вот лишишься дома? А если бы ты вышла замуж, все было бы в порядке, — заключил он и, не дожидаясь ответа, потому что фактически не задавал вопроса, продолжил: — Твой день рождения второго декабря. Времени мало, но успеть можно.

— Успеть? — повторила она, нахмурив брови. — Что ты имеешь в виду?

— Быстро съездить в контору по регистрации браков, быстро произнести «да» — и у тебя будет твой дом, а у меня — надежная крыша для Ненси. Если ты станешь ее тетей по мужу, думаю, никто не будет против того, чтобы ты взяла ее на свое попечение.

И он сможет наконец расплатиться за свои унижения.

Но если он думал, что она бросится к нему в объятия и назовет своим спасителем, он ошибался. Ее глаза сверкнули, как молния на ясном небе.

— Это совершенно не смешно, Адам. А теперь извини. У меня полон дом гостей, и они надеются часа через два отведать ланч.

Она прошла мимо него, высоко подняв голову, откинув плечи назад. Несмотря на маленький рост и тот факт, что ее детская полнота развилась в округлые формы, она была леди, леди с головы до ног.

— Мей!

Она остановилась у двери, обернулась и посмотрела на него.

— Я серьезно, — произнес он чуть резче, чем хотел.

Она покачала головой:

— Это невозможно.

Иными словами, он мог теперь вместо потрепанных джинсов носить дорогой, сшитый в лучшем ателье костюм, жить в квартире шестизначной стоимости, трижды купить и продать Колридж-Хаус со всем, что в нем было, но не мог смыть с себя свое происхождение. Его сестра воровала, мать была ничуть не лучше, а на отца был заведен в полиции послужной список километровой длины.

И все-таки время кое-что изменило. Он уже не мальчик. Он научился получать то, что хотел. А теперь он хотел…

— Это будет временное соглашение. Брак из деловых соображений.

— Ты хочешь сказать, что не будешь рассчитывать… — Она глотнула, ее щеки густо покраснели, и ему вдруг пришло в голову, что, если ухаживания Майкла Линтона находились под контролем ее деда, это тоже было деловое соглашение, а не счастливый союз двух любящих сердец. — То есть ты не ждешь от меня полного исполнения супружеских обязанностей?

Конечно, он не ждет, что она будет готовить, или убирать его дом, или вести его хозяйство.

— Фактически я должна стать круглосуточной няней, — продолжала она, вновь обретя самообладание и принимая его молчание за знак согласия. — Просто потребуется больше бумаг, сообщить о разрыве контракта надо будет гораздо раньше, а твоя светская жизнь несколько изменится.

— У меня теперь не так много времени для светской жизни, — ответил он. — С другой стороны, есть формальные деловые приемы, на которых я буду просить тебя присутствовать. Гражданский долг, так сказать.

Ненси, словно почувствовав напряжение, вдруг расплакалась, и Адам, используя эту возможность избежать огненного взгляда Мей, взял ее на руки, положил ее головку себе на плечо, стал смотреть на нее.

— Так что ты скажешь?

Она не могла говорить, только замотала головой. Державшая ее волосы лента упала, рассыпавшиеся пряди засияли в солнечном свете, как аура, вокруг ее лица.

— Ты же ничего не теряешь, — настаивал он, полный решимости написать свое имя поверх имени Колридж.

— Заключить брак гораздо проще, чем расторгнуть — возразила она. — Должен существовать более простой способ обеспечить ребенку уход, чем женитьба на первой встречной.

— Не первой, — заметил он. — Я встретил нескольких женщин, когда шел через парк, и, смею тебя уверить, мне не пришло в голову просить руки ни одной из них.

— Правда?

Он сумел вызвать у нее тень улыбки.

— Развестись сравнительно просто, если ни один из супругов не возражает, — заверил он. — Ты пожертвуешь годом личной свободы, но сохранишь дом своих предков. Эта сделка кажется мне выгодной.

Улыбка так и не материализовалась.

— Я вижу, что это даст мне, — сказала она. — Но что это даст тебе? Неужели ты действительно так стремишься избавиться от Ненси?

— Кто говорит, что я хочу избавиться от Ненси? — произнес он так, чтобы казаться чуть-чуть обиженным ее предположением. — Я вовсе не собираюсь просто бросить ее на тебя. Завтра мне надо будет уехать, но до тех пор помогу чем смогу.

— Каким же образом?

— Я буду дежурить в свою смену. Я соберу чемодан и сегодня же перееду сюда, в комнату хозяина дома.


Глава 5


Последнее заявление шокировало Мей. Она сглотнула, запихнула за ухо непослушную прядь волос — нервозный жест, который привлек внимание Адама к ее шее, длинной и нежной.

— Если мы поженимся, то обязаны будем жить под одной крышей, — заметил он. — Ты же не хочешь создать у чиновников впечатление, что мы женаты только на бумаге. Что ты мошенничаешь.

— Но…

Она не смогла сформулировать свои возражения, потому что Ненси — как раз вовремя — начала плакать.

— Что ей надо, как ты думаешь? — спросил он растерянно.

— По-моему, она сама отвечает тебе попытками сосать твою шею.

— Она что, голодна?

— Ее надо кормить регулярно. И регулярно менять ей подгузники. Не сомневаюсь, в ее сумке есть бутылочка и детское питание.

Она прошла в спальню, взяла сумку и вытряхнула ее содержимое на стол.

— Тут только одна коробка. Что бы это значило?

— Что вскоре нам потребуется купить что-то еще, — заметил он, догадавшись, что она пытается сделать из этого вывод о том, как надолго Саффи хотела оставить девочку у них.

— Адам! — воскликнула она и стала вертеть коробку в руках, ища инструкцию.

— Я могу распланировать деловую встречу посекундно, но тут я совершенно беспомощен.

— Тогда найди помощь!

— Я делаю для этого все, что в моих силах. Если бы ты была со мной заодно, мы смогли бы жить дальше.

Мей изо всех сил старалась сохранять спокойствие с той самой минуты, как он вдруг возник под деревом и назвал ее глупым детским именем. Но внутри у нее все бурлило. Сердце билось отчаянно.

— Адам, пожалуйста… — Слова застряли у нее в горле. Просто пытка какая-то. — Не надо.

Он поднял руку и погладил ее по щеке, чтобы успокоить. От этого нежного прикосновения волна тепла разлилась по ее телу, смывая напряжение в суставах.

— Это было бы не так плохо, правда, Мышка?

Плохо? Насколько хуже еще может стать?

— Это,кажется, некоторая… крайность, — сказала она, собрав всю волю, чтобы не прислониться к нему, не отдать ему все, включая свое достоинство.

— Потерять дом, потерять дело — вот это крайность, — настоятельно заметил он. — А брак — просто кусок бумаги. — Не для нее. — Взаимовыгодный контракт, который можно разорвать по договоренности. Подумай о Робби, Мей. Куда она пойдет, если ты лишишься этого дома?

— У нее есть пенсия. Есть сестра…

— А твое дело? — не сдавался он. — А что будет с твоими животными? Кто их возьмет? Ты же понимаешь, что от большинства из них придется избавиться.

— Не надо! — Ее горло сжалось так сильно, что слова едва нашли путь наружу.

— Эй, — сказал он, привлекая ее к себе так, что они все трое как бы соединились вместе. — Я твой телохранитель, помни об этом. Правда, я всегда опаздываю, но, появившись, немедленно протягиваю руку помощи.

— Это несколько больше, чем рука помощи.

— Рука, нога и все, что между ними. Выбирай.

Она поняла, что он изо всех сил старается ее рассмешить. Или заставить расплакаться.

В данной ситуации и то и другое в порядке вещей. Что бы сделала ее мама? Плюнула Сатане в очи? Или стала бы бороться с патриархальной системой ее же оружием, чтобы сохранить и дом, и свободу?

Глупый вопрос. Небу известно, что она не обладает мужеством своей матери. Иначе давно бы уехала. Но она не может бросить свой дом, Робби, зверушек, которые от нее зависят. Жизнь, которую она сама себе создала.

Что касается нарушения обещания, данного деду, наказанием за это ей будет спонтанный брак в навязанные сроки.

— Мей? — поторопил он ее.

Надо принять решение. Какое решение? Решение может быть только одно. И, глубоко вздохнув, она спросила:

— Ты совершенно уверен? Последний шанс.

— Совершенно, — ответил он голосом, твердым как скала. — Это не проблема.

— Нет… — произнесла она, сама удивляясь тому, что даже сейчас продолжает сомневаться.

— Нет?

— Я хочу сказать — да. Ты прав. Это не проблема.

— Может быть, стоило бы предпринять что-то более определенное? Чтобы конкретизировать ситуацию.

— Ты же не собираешься стать передо мной на одно колено? — спросила она растерянно.

— Боже упаси! Просто как-то скрепить договор, — сказал он и протянул ей руку.

— Пожмем друг другу руки? — спросила она, и ей вдруг страшно захотелось смеяться. — Почему бы и нет? Все вокруг нас, кажется, стремительно сжимается. — Она взяла его протянутую руку.

Мей слышала только биение собственного сердца, видела только его глаза. Не блестящие, как серебро, глаза мальчика, которого она знала, а стальные, почти непроницаемые. Она задрожала, когда он приблизился и поцеловал ее. А потом она закрыла глаза, и все ее страхи испарились в тепле его губ, нежности его поцелуя и горько-сладостных воспоминаний, которые вдруг вырвались на свободу.

Что-то изменилось. Он изменился.

Его поцелуй был уверенным, смелым. И все-таки где-то в его глубине она ощутила того мальчика, который лег около нее в конюшне, раздел ее, ласкал ее. И она на какой-то миг перестала быть женщиной, подавившей в себе жажду любви ради семьи, ради того, чтобы ухаживать за больным дедом, вести свое дело, создать для себя некое подобие жизни.

Губы Адама касались ее губ, и в ней воскресла болезненная необходимость забыть об осторожности, броситься очертя голову навстречу опасности, ответить на его поцелуй.

— Ох!

От этого короткого, но такого выразительного восклицания Робби Мей отступила на шаг и залилась краской:

— Робби…

— Мне показалась, вы уже давно вернулись, — заметила та.

— Я упала. В парке. Адам мне помог.

— Тогда понятно, откуда взялся котенок, — сказала Робби сердито. — И почему над плитой сушатся брюки.

— Мы оба здорово перепачкались, — заметил Адам.

— Уверена, меня совершенно не касается, что вы делали в парке, — проворчала Робби, притворяясь, что не замечает его. — Но, видите ли, пришел Джереми.

— Джереми? — повторила Мей, стараясь собраться.

— Он принес рисунки наклеек для меда.

— Правда? Хорошо…

Расширение производства меда было одним из ее планов на будущее, и Джереми Дэвидсон вызвался сделать для нее эскизы наклеек.

— Он делает вам одолжение, Мей, так что не заставляйте его ждать, — сказала Робби сердито и повернулась, чтобы уйти.

— Робби, пожалуйста, подожди, — начала Мей и, вдруг потеряв уверенность в себе, посмотрела на Адама. Она хотела объяснить Робби, что этот поцелуй ничего не значит, что это было просто скрепление договора, как рукопожатие. Но когда Робби остановилась, всем своим видом выражая неодобрение, Мей не смогла найти нужных слов.

— Иди к тому человеку, который принес эскизы, — поторопил ее Адам и кивнул, как бы показывая ей, что она может реализовывать свои планы, что у нее есть будущее. — И положись на меня.

— А Ненси? — Она посмотрела на малышку. Это было проще, чем смотреть в глаза Адаму или Робби.

— Я сейчас спущусь вместе с ней.

Она буквально вылетела из комнаты, стремясь скрыть смущение. Адам готов был убить себя.

Большинство женщин в ее положении немедленно ухватились бы за его предложение, а она поначалу ответила отказом. Его самоуверенность рассердила ее, и он не мог с этим примириться. Он стал целовать ее, так как поклялся себе, что она заплатит ему за все обиды, за все унижения. Но она, вместо того чтобы сопротивляться, как он ожидал, ответила с жаром, в котором сгорела его гордость победителя. Осталась только жажда большего.

Он желал ее. Он мог получать любых женщин по своему выбору. Красивых женщин. Из тех, которым смотрят вслед, встретив на улице. От Мей Колридж он хотел только, чтобы она положила свою гордость к его ногам. И он бы добился этого.

Она была его последней ошибкой, его единственной слабостью. С того дня, как он ушел прочь от этого дома в мокрой, смерзавшейся на спине одежде, он не позволял никаким чувствам вставать на его пути.

С дипломом в кармане, кучей невозвращенных долгов и матерью, не способной присмотреть ни за Саффи, ни за собой, он смог найти работу только в маленькой фирме, которая влачила жалкое существование еще с тех времен, когда чай из Китая доставляли клиперы. Это было не то, о чем он мечтал. Но через пять лет он оказался во главе этой фирмы, а теперь был президентом международной компании, которая вела торговлю по всему миру.

Но его успехи, кажется, не производили впечатления на сердитую экономку Мей.

— Давно мы с вами не виделись, мистрис Робинсон.

— Да уж. Но ничего, кажется, не изменилось, мистер Вейвелл, — ответила та ледяным голосом.

— Наоборот. Я хочу, чтобы вы первой узнали, что Мей и я решили пожениться.

— Пожениться? — выдохнула она. — Когда?

— В этом месяце.

— То есть… — Она покачала головой. — К чему такая спешка? Что вам, собственно, надо? Если вы думаете, что Мей получила в наследство хорошее состояние…

— Мне не нужны ее деньги. Но я нужен Мей. Она только что узнала, что если не вступит в брак до своего тридцатилетия, то потеряет дом.

— Осталось меньше четырех недель… — Робби вздохнула. — Так за этим Фредди Дженнингс звонил сегодня утром?

— Насколько я понимаю, да. Кажется, когда он отнес завещание Джеймса Колриджа на апробацию, всплыла какая-то древняя приписка.

Робби побледнела, но не отступила:

— А почему вы бросились на выручку, Адам Вейвелл? Вам-то какой с этого прок? — И, не дав ему ответить, она продолжала: — А где мама этой малышки? Что она обо всем этом думает?

— Ненси, — сказал Адам, вдруг поняв, что ребенок тут очень кстати, — позволь представить тебе мистрис Хетти Робинсон. Мистрис Робинсон, познакомьтесь с моей племянницей.

— Так это дочка Саффи? — Робби подошла к девочке. Суровое выражение ее лица смягчилось, она погладила сжатую в кулачок ручку малышки. — Какая хорошенькая! Но где же ваша сестра-то? В тюрьме? В исправительном доме?

— Ни там, ни там, — ответил он, сдерживая эмоции. — Просто у нас некоторые семейные проблемы.

— Ну, в этом нет ничего нового.

— Это верно, — признал он. Немного самоунижения не повредит. — Саффи была уверена, что Мей ей поможет.

— Опять? Или она мало намучилась из-за вашего семейства?

Намучилась?

— Я встретил ее в парке, — объяснил Адам. — Она сидела на дереве. Спасала котенка.

Робби закатила глаза. Уже лучше.

— И она рассказала мне о своих бедах только для того, чтобы объяснить, почему она не может взять к себе Ненси.

— И вы тут же предложили ей немедленный брак. Вытащили сразу двух женщин одной веревкой. — Судя по ее ироничному тону, она, в отличие от Мей, вовсе не была уверена, что он совершает акт альтруизма.

— Считайте, трех, — ответил он ей в тон. — Я полагаю, Мей переживала и из-за вас, мистрис Робинсон. Это ведь и ваш дом.

Он мог бы поклясться, что она покраснела, не будь это столь невероятно.

— Она так сказала? — спросила экономка. — Ну, я-то не в счет.

— Вы знаете, что это не так, — возразил он, чтобы закрепить успех. — У нее есть только этот дом и вы.

На этот раз она, несомненно, покраснела.

— Это верно. Бедная девочка. Что ж, мистер Вейвелл, я уверена, это очень благородно с вашей стороны. Только скажите мне вот что. Почему ваша сестра или вы не возьмете телефон и не позвоните в какую-нибудь контору, которая присылает нянь на время? Как я понимаю, теперь вам это по карману.

— Радуйтесь за Мей, что я этого не сделал, — сказал он.

Ее это не удовлетворило. Она явно сомневалась в чистоте его мотивов, но после минутного молчания кивнула:

Ну что ж, хорошо. Но имейте в виду вот что. Если вы ее обидите, будете иметь дело со мной. А я ни перед чем не остановлюсь.

— Обижу ее? Зачем мне ее обижать?

— Вы так уже делали, — сказала она. — Такова ваша природа. Я видела с вами многих женщин на фотографиях в журналах для сплетников. Скольких из них вы бросили с разбитым сердцем? — Она не стала дожидаться ответа. — Последние десять лет Мей ухаживала за больным дедом. Она горюет о нем. Она беззащитна.

— Но если я не помогу ей, она лишится дома, своего дела, своих любимых животных, — напомнил он.

Она посмотрела на него долгим взглядом:

— Эта девчушка голодна. Лучше дайте ее мне, пока она не прососала вам шею насквозь. Как, вы сказали, ее зовут?

— Ненси, мистрис Робинсон.

— Доброе старое имя, — одобрила экономка, беря девочку на руки. — Привет, Ненси. — Потом перевела взгляд на Адама: — Пожалуй, зовите меня лучше Робби.

— Спасибо. Могу я быть чем-нибудь полезен, Робби?

— Поезжайте в магистратуру, договоритесь о дне свадьбы, — предложила она. — Но сперва, пожалуй, наденьте брюки.


На кухне никого не было, кроме двух кошек, спавших в старом кресле, и старой собаки, которая делила корзину с уткой и цыпленком. Никто из них не обратил на него внимания, и он спокойно снял брюки с крючка над плитой и понес отряхивать в чулан. Там на тряпке спал, свернувшись, котенок. Адам надеялся, что Ненси вскоре тоже заснет.

Отряхнув с брюк грязь и немного приведя себя в порядок, он пошел искать Мей и застал ее в кабинете. Она стояла плечом к плечу с высоким худым мужчиной, вероятно Джереми. Оба склонились над разложенными на столе рисунками.

Она повернулась и уставилась на него поверх больших очков в черепаховой оправе. Он подумал, что в этих очках она сама похожа на котенка.

— Я поговорил с Робби, — сообщил он. — Ввел ее в курс дела.

Мей опять покраснела, но голос ее звучал спокойно, когда она спросила:

— Ты все ей объяснил?

— Что, почему и когда, — ответил он. — Я позвоню тебе, когда уточню детали. Ты будешь дома?

— Ты собираешься сделать это сегодня? — хрипло спросила она. — Может быть…

— Это надо сделать сегодня, или будет слишком поздно.

— Да… — Было ясно, что реальность с трудом укладывается у нее в голове. — Я нужна тебе для составления бумаг?

— Я узнаю и позвоню тебе. Кстати, скажи мне твой телефон. В справочнике его нет.

Мей рассеянно сняла с полки над столом рекламный листок и протянула ему:

— Тут есть мой телефон.

Они некоторое время смотрели друг на друга. Адам старался угадать, о чем она думает. О тех вечерах в сарае, когда они прятались в дальний угол каждый раз, как кто-нибудь проходил мимо? О той ночи, когда они были слишком поглощены друг другом… О годах, прошедших с тех пор?

— Что вы делаете? — спросил Адам, глядя на разложенные на столе рисунки.

— Мы… выбираем наклейку для меда от Колридж-Хаус. Ты знаком с Джереми Дэвидсоном? Он завуч по искусству в нашей школе. — И как бы для того, чтобы объяснить, откуда она его знает, Мей добавила: — Я попечитель этой школы.

— Ты — попечитель? — Он даже не старался скрыть ухмылку. И в то же время что тут удивительного? Она рождена для того, чтобы быть членом благотворительных комитетов и школьных советов. — Надеюсь, ты что-то сделала с этими вечно переполняющимися водостоками?

— Я с них начала.

Общее воспоминание на миг вызвало на их лицах подобие улыбки. Потом она обернулась к Джереми Дэвидсону:

— Я ходила в школу тогда же, когда и Адам, но он был на два класса старше.

— Я знаю, что мистер Вейвелл — один из наиболее преуспевших наших бывших учеников, — ответил тот несколько холодно. — Я счастлив познакомиться с вами.

Еще один представитель старой школы. Элегантный, образованный. Из тех, кто заслужил бы одобрение Джеймса Колриджа. Его манеры идеальны, хотя его улыбка не добирается до его глаз.

— У меня работает некая Эмма Дэвидсон, — сказал Адам. — Ее муж — преподаватель искусств. Это что, совпадение, или она — ваша супруга?

— Моя супруга, — признался Дэвидсон.

— Я так и думал. Насколько я понимаю, вы сейчас в полугодовом отпуске. Она работает не покладая рук, выясняет подробности трудового законодательства Саминдеры, а вы тут играетесь с наклейками на горшки с медом.

— Она — моя бывшая жена. Мы расстались. — Взгляд, брошенный им на Мей, выдал его с головой. — Официально мы разводимся в конце января.

— Право, жаль, — сказал Адам. — Эмму очень ценят в нашей организации.

— Такие вещи случаются.

Это верно. Но слишком поздно для того, чтобы спасти Мей, подумал он. У них что, роман? Или она бережет себя для будущего мужа? Или он отложил объяснения до того времени, когда будет свободен? Лучше пусть узнает сразу.

— Мей еще не сообщила вам радостную новость? — спросил он.

— Адам…

— Мы собираемся пожениться в конце месяца, — продолжал он, как будто не слыша ее.

Выражение лица Джереми все сказало без слов. Мей вмешалась прежде, чем он сумел найти подходящие слова:

— Я не могу решить, какой из этих эскизов лучше. Как ты думаешь, Адам?

Он демонстративно подождал, пока Дэвидсон посторонится, потом оперся рукой о стол и наклонился к рисункам так, что Дэвидсон видел только его спину.

Это были приятные цветочные мотивы с замысловато выведенной надписью: «Мед от Колридж-Хаус». Как раз то, что нужно для торговли на улице или рынке.

— Ты ведь делаешь и домашние сладости? — спросил он и достал с полки набросок прейскуранта, явно распечатанный с компьютера, как и брошюрка. — Это вся твоя печатная продукция?

Она кивнула, и он положил листок и брошюру рядом с эскизами:

— Эти рисунки и даже надписи на них не решают свою задачу. В них ничто не поражает глаз. А Колридж-Хаус — это бренд, Мей. Тебе нужен профессионал для этой работы.

— Джереми…

— У тебя в спальне весит вполне приличная акварель с изображением Колридж-Хаус. Сельский дом и ностальгический пейзаж будут прекрасно смотреться на наклейках, на прейскуранте и на твоей брошюре.

Она посмотрела на него и слегка нахмурилась.

— Просто мне сейчас пришло в голову. — Он коснулся ее плеча, коротко кивнул Дэвидсону и, уже выходя, повторил: — Я позвоню тебе позже.

Он застал Робби на кухне. Она готовила еду для явно рассерженной Ненси. Поборов искушение взять у нее ребенка — весь смысл состоял в том, чтобы предоставить девочку заботам Мей или ее прислуги, — он достал из кармана визитную карточку и положил на стол:

— Тут есть мой мобильный телефон. Если я вдруг срочно понадоблюсь…

— Положите на полку, пожалуйста.

Он положил карточку на полку, среди писем, открыток, других визитных карточек. Эдакий домашний архив, которому не было места в хромированной кухне его квартиры.

— У вас ничего нет, кроме этой сумки? — спросила Робби.

— Боюсь, что нет. Думаю, вам понадобится гораздо больше разных вещей.

— Вы правильно думаете.

— Купите все, что вам нужно. Или, еще лучше, составьте список, и я позабочусь о доставке. Мей зачитает мне список, когда я буду звонить ей по поводу приготовлений к свадьбе.


Робби ничего не сказала Мей, когда та, проводив Джереми Дэвидсона, вернулась на кухню. Просто передала ей девочку и бутылочку с едой, а сама занялась приготовлением салата.

— Покажи мне, что надо делать, — попросила Мей и ногой пододвинула к себе стул.

— Вы научитесь, так же как научилась я, когда ваш дедушка привез вас домой. Вам было тогда не больше месяца от роду.

— Робби…

— Поднесете соску к губам девочки. Она сама сделает все остальное. Просто приподнимайте дно бутылочки так, чтобы ей было проще сосать.

Робби вновь занялась салатом. Мей положила головку малышки на изгиб локтя и поднесла соску к ее губам. Та немедленно принялась жадно сосать. Мей некоторое время наблюдала за ней, потом, не выдержав столь долгого молчания Робби, спросила:

— Ты на меня сердишься, Робби?

— Сержусь на вас? Почему я должна сердиться?

— Ты на кого-то сердишься.

— Я сержусь на этого глупого упрямца, вашего деда. Просто потому, что ваша мать не стала его слушать, не стала жить так, как хотел он…

— Ты имеешь в виду завещание?

— Ну конечно. Как он мог поставить вас в такое положение?

Мей вздохнула с облегчением. Она ожидала тирады по поводу данных и нарушенных обещаний. Что замуж выходят по любви, а не по расчету. Школьная влюбленность значения не имела.

— Завещание было составлено не из-за мамы, Робби, — сказала Мей. — Это старая история. Традиция.

— Тоже мне, традиция! Не верю я, что он мог вам сделать такое.

— Он и не сделал. То есть сделал не нарочно. Он думал, что я выйду замуж за Майкла. Если бы он знал…

— А кто вообще что знает? — спросила Робби. — Если бы я знала, что мой муж умрет в двадцать шесть лет от сердечного приступа, я бы не говорила, что нечего заводить ребенка, пока не заведешь свой дом, пока все не станет так, как я хотела. — Ее глаза наполнились слезами. — Жизнь всегда не такая, как хочешь, Мей. Ни в чем нельзя быть уверенной. Это так жестоко! — Она смахнула слезы рукавом. — Вы столько лет ухаживали за ним, а могли бы вместо этого выйти замуж, завести семью.

— Довольно, Робби, довольно. Все будет хорошо, — сказала Мей. Ей хотелось подойти к старой экономке, приласкать ее, утешить, но она боялась потревожить Ненси, которая уснула, доверчиво положив голову ей на плечо.

— Только потому, что Адам Вейвелл проходил мимо как раз тогда, когда был вам нужен.

— Он не проходил мимо. Он пришел просить меня помочь ему. Это взаимовыгодный расчет.

— А если бы вы не оказались ему нужны? Что бы вы тогда сделали?

— Ну-у, — протянула Мей, — я бы села и составила список всех знакомых неженатых мужчин. И на первое место поставила бы Джеда Аткинса.

— Джед! — фыркнула Робби. — И то лучше, чем Адам Вейвелл. Ему под семьдесят, но он еще о-го-го. И у него нет ребенка.

— Но масса родственников, которые ждали бы, что их пригласят в гости на Рождество. Где бы мы взяли такую большую индейку?

Робби ухмыльнулась, и обе они рассмеялись. Но вдруг смех экономки оборвался, и она сказала:

— Не отдавайтесь ему, Мей. Это просто кусок бумаги.

— Я знаю.

— Знаете? — переспросила Робби, с тревогой глядя на Мей. — Этот поцелуй…

— Он поцеловал меня, чтобы скрепить наш договор. Это ничего не значит.

— Для него.

— И для меня, — сказала она, крепко сжимая губы, чтобы они не дрожали, забыли стремление, пробужденное его прикосновением.

Она старалась не видеть слишком многого в его резкой реакции на Дэвидсона. Бедняга очень страдал, когда жена оставила его, и Мей предложила ему сделать эти эскизы, просто чтобы отвлечь его, чтобы он мог чем-то заняться, почувствовать себя нужным. Но Адам так прямо дал понять, что побывал в ее спальне… Если бы он был псом, она сказала бы, что он метит территорию.

Что, конечно, смехотворно. Адаму она нужна только как няня.

— Совершенно ничего не значит, — повторила она резко. Это ей только показалось, что она ответила ему поцелуем на поцелуй, соблазнила его, а потом ее плоть…

Робби издала звук, который издавала всегда, когда в чем-либо сомневалась.

— А что бы ты хотела, чтобы мы сделали? Пожали друг другу руки? — спросила Мей, не обращая внимания на тот факт, что начали они именно с этого.

— А почему бы и нет? Сделка есть сделка.

— Мы знаем друг друга очень давно. Я постоянно встречаюсь с ним на общественных мероприятиях. Господи боже мой! Он же спасает мой дом!

— А вы спасаете его от массы неприятностей, — заметила Робби. — Помните, что как только этот его семейный кризис разрешится…

— Он исчезнет.

— Будем надеяться, что сперва он наденет вам кольцо на палец и распишется в брачном договоре.


Глава 6


— Адам не…

— Не будет водить вас за нос и не сбежит в последнюю минуту? У него нет причин любить вашу семью. Делать вам добро.

— Ему нужно, чтобы я ему помогла.

Мей немного помолчала, затем спросила:

— Ты можешь сама справиться с ланчем? Я бы привела в порядок детскую кроватку.

— Вы же отдали ее викарию в прошлом году. Для тех людей, у которых дом сгорел.

— Ах да! Я и забыла.

— Адам просил составить список того, что нам нужно, — напомнила Робби и вернулась к своему салату.

— Да, верно. Пойду займусь этим, — ответила Мей. Но ее отвлекла Ненси. Она открывала и закрывала ротик и махала ручонками.

— Лишняя пара рук тоже не помешала бы, — заметила Робби. — Вы же должны выполнить этот заказ на печенье к концу недели.

— Не проблема. Адам хочет помочь. Мне надо очистить для него шкаф в дедушкиной спальне.

— Он будет тут жить? В комнате вашего дедушки?

— Комната в порядке. И мне некуда больше его поместить, пока в доме столько народу.

Робби в ответ только подняла бровь.

— Это не то, что ты думаешь, Робби.

Экономка покачала головой:

— Позвольте мне заняться комнатой вашего дедушки.

— Спасибо.

Когда Ненси оттолкнула бутылочку с молоком, показывая, что сыта, Мей спросила:

— Ты больше не хочешь, родная?

Она поставила бутылочку на стол и залюбовалась девчушкой. Такая хорошенькая!

— Поднимите ее к плечу и погладьте по спинке, иначе она может срыгнуть, — приказала Робби.

Но Ненси не стала ждать, когда ее погладят по спинке. Мей почувствовала, как что-то влажное растекается по ее блузке.

— Она отрыгнула всю еду обратно?

— Совсем немного. Молоко не сразу попадает в детский желудок. — Робби усмехнулась и протянула Мей бумажное полотенце. — Вы постоянно так поступали, надо вам сказать.

— Правда? — Никто никогда не говорил с Мей о ее раннем детстве. — И что же ты делала?

— Переодевалась каждый раз, пока не придумала класть на плечо толстое полотенце.

— Спасибо за совет, — сказала Мей, вытираясь — А что еще я делала?

— Вы часто плакали. Скучали по вашей маме.

Как раз в эту минуту Ненси заплакала, и Мей стала ходить по кухне, ласково гладя девочку по спинке.

— Бедная малышка. Бедная Саффи.

— А вам он что сказал? Что у них за семейный кризис?

— Адам и сам не знает. Саффи оставила ребенка у его офиса и убежала. Он показал мне записку, которую она оставила рядом. Честно говоря, записка не очень вразумительная. Кажется, отец Ненси что-то узнал о том, какие у Саффи были проблемы, и хочет забрать малышку.

— То есть он заставил вас вмешаться в гадкие дела его семейства.

— Саффи написала ему, что я могу помочь. — И, опережая готовый сорваться с уст экономки вопрос, добавила: — Он был в отчаянии, Робби.

— Еще бы! Если он готов на вас жениться, чтобы получить няньку…

— Мне повезло.

— Может, и так. А помните того молодого скворца со сломанным крылом, которого он вам принес?

Адам приносил ей много разных зверушек, пока Робби не выследила его и не прогнала. После этого он приходил через заднюю калитку, стараясь не попасться на глаза садовнику, держался подальше от дома, ждал ее в конюшне. Она делала ему растворимый кофе, а он опустошал ее блюдо с бисквитами. Потом он помогал ей чистить клетки. И никто ни в школе, ни дома не знал об этом. Кроме Саффи.

— Помню, — сказала она. — И что из этого?

— Вы целую неделю плакали, когда скворец улетел.

Мей сглотнула:

— Ты предупреждаешь меня, что не надо слишком привязываться к Ненси?

— Или к ее дяде. — Робби не стала ждать возражений Мей и добавила, задумчиво стуча ножом по столу: — Наверху в кладовке есть старая деревянная колыбелька. Может, сгодится на первое время. Но, честно говоря, надо бы унести Ненси, пока рождественская смена не явилась на ланч.

— Вы справитесь вдвоем с Патси?

— Все уже готово, кроме салата. — Она качнула головой. — Так что ступайте.

Мей, совершенно уверенная в том, что Робби может подать гостям ланч одной рукой, вернулась в тишину и покой своей гостиной, уложила Ненси в коляску и пошла искать колыбельку, которую вскоре поставила у своей кровати.

— Иди сюда, малышка, — произнесла она, укладывая Ненси. Тихонько ее покачивая, она напевала мелодию старой детской песенки, слова которой забыла давным-давно.

— Какая идиллия!

Мей вздрогнула и подняла голову.

Адам стоял, прислонившись к косяку двери между гостиной и спальней. Он сменил перепачканный костюм на точно такой же, но чистый, надел свежую белую рубашку. Только галстук был другой.

— И давно ты тут стоишь? — спросила она, смутившись.

— Довольно давно. Робби рекомендовала мне подождать хозяйку дома в гостиной, но я решил отнести чемодан наверх. Я прошел по черной лестнице.

— Не будь таким чувствительным. Она, вероятно, боялась, что ты, если войдешь сюда, разбудишь Ненси.

— Она никогда не видела, как я проскальзываю в калитку и крадусь по саду.

— Нет. — Мей отвернулась.

Он первый раз сказал что-то о прошлом. О тех золотых днях. А потом она солгала деду, солгала Робби и пошла с ним на дискотеку.

— Сколько поколений младенцев Колридж засыпали в этой колыбельке? — спросил он и подошел к ней.

— Много, — ответила она.

— В этом доме все выглядит так, как будто было тут всегда.

— Большинство вещей да, — произнесла Мей, вставая. Ей требовалось немного пространства между ним и ею, чтобы она могла думать о том, что действительно важно. — К сожалению, одной вещи не хватает.

Стоя на коленях у колыбельки плечом к плечу с Адамом, она слишком сильно чувствовала контраст между его видом и своим. Он побрился. От него исходил аромат травы после дождя, свежевыстиранного белья. Все аккуратное, дорогое.

А она пахла дезинфекцией, лаком и засохшим у нее на плече молоком. Лента, которая поддерживала волосы, упала, и волосы рассыпались по плечам. Ей не нужно было смотреть в зеркало. Она и так знала, насколько ужасно выглядит.

— Ненси действительно нужна детская кроватка. К сожалению, нашу я отдала. Но я все равно собиралась сходить в магазин и купить кое-какие вещи. Куплю и кроватку.

— Мы можем сделать это по дороге.

— Куда?

— Я именно поэтому приехал. Я говорил с регистратором. Он может поженить нас двадцать девятого.

Мей открыла рот, снова закрыла, потом спросила:

— Двадцать девятого?

— Насколько я понимаю, с момента подачи заявления должно пройти шестнадцать дней. Двадцать девятое — первый день после этого срока. Он записал нас на десять часов. Тебя устраивает? Это понедельник. У тебя на этот день не назначено ничего, что нельзя будет перенести?

Мей покачала головой:

— У нас есть занятия в середине недели и занятия по выходным дням, но в понедельник мы всегда свободны. А ты?

— Я совершенно свободен. Ты, наверное, хочешь узнать, как все это будет?


* * *

Она не думала о свадебной церемонии с тех пор, как, еще подростком, воображала ее себе во всех подробностях. Но в данном случае местной церкви не надо было полниться ароматами роз, хористы не должны были петь как ангелы, а скамьи — заполниться толпой одноклассниц, которые бы с завистью смотрели, как она идет к алтарю в роскошном свадебном платье.

— Наверное, да — кивнула она.

— Нам потребуется пара свидетелей. Робби, конечно. Вторым, я думаю, может быть Фредди Дженнингс.

— Хорошая мысль.

— Я сегодня полон хороших мыслей. Сейчас нам надо просто съездить в мэрию и подписать несколько бумаг.

— Сейчас? Но я не могу оставить Ненси.

— Тогда возьми ее с собой.

— Да, конечно. — Мей посмотрела на девочку. И постаралась представить себе, как она будет везти ее в коляске по городу, а все прохожие будут думать, что это ребенок ее и Адама. — Мне надо переодеться.

Она достала из гардероба первое, что попалось под руку, — старую золотистую юбку, черный свитер с V-образным воротом и новые колготки — и скрылась в ванной, где первым делом плеснула себе в лицо холодной воды, чтобы взбодриться.

Она собирается устраивать свадьбу, регистратор, наверное, будет ждать от нее соответствующих усилий. Мей подкрасила губы, подвела глаза, закрутила волосы на затылке в пучок и посмотрела на себя в зеркало. Не слишком много? Не подумает ли Адам, что она хочет произвести на него впечатление?

Ну, знаете ли! Как будто Адама Вейвелла интересует, что на ней надето. И все-таки было что-то очень ненормальное в том, что он сидит в ее доме, ждет ее…

Слишком интимно. Слишком…

Ну и что?! Абсолютно ничего.

Она распахнула дверь, и Адам поднял голову, испуганный резкостью ее появления.

«Спокойно, Мери Льюис, спокойно…»

— Все в порядке? — спросил он.

— Да. Осталось надеть сапоги.

Она достала их из кладовки и натянула, стараясь не думать о том, что Адам стоит у окна ее спальни с Ненси на руках.

— Сейчас принесу мое свидетельство о рождении, и можно отправляться. Я возьму Ненси, а ты принеси коляску.


— Ну, все оказалось не так плохо, — заметил Адам, когда они вышли от регистратора.

Мей кивнула. Она была очень бледна. Возможно, для него это было не так плохо. Но все работники мэрии знали ее и сбежались поздравлять, сюсюкали над Ненси, думая, что это ее ребенок.

— Но почему ты позволила им думать, что это твой ребенок? — спросил Адам.

— Я решила, что так безопасней.

— Безопасней?

— Для Саффи.

Он на минуту лишился дара речи. Да, ее все знают, но на самом деле она очень замкнутый человек и, наверное, очень смутилась, оказавшись в центре внимания.

— Я так голоден, — сказал Адам. — Давай съедим по сэндвичу.

— Я думала, мы пойдем в магазины. Ненси скоро снова надо будет кормить.

— Ты не сможешь ее накормить, если сама обессилеешь от голода, — заметил он, беря ее под руку и увлекая через дорогу к зданию торгового центра, где когда-то размещался большой постоялый двор. Они уселись в кафе во дворе центра за столиком у окна, рядом с которым нашлось достаточно место для коляски.

Адам заказал сэндвичи и чайник чая.

— У тебя было тяжелое утро. У нас обоих было тяжелое утро. В таких случаях доктора рекомендуют крепкий сладкий чай, — сказал он, когда официантка ушла.

— Я только сейчас начинаю осознавать, что произошло.

— Твой дед сделал ужасную вещь.

— Что? Ах, да. — Она покачала головой. — Но он потерял память. Он не знал.

Адам посчитал, что Мей говорит о потере дома, но, кажется, ее шокировала мысль о браке с ним.

Тем не менее она, как когда-то ее предок, готова была пойти на что угодно, лишь бы сохранить родовое гнездо. Лучше умереть, чем стать никем, жить в простом маленьком домике, выйти замуж за простого человека, о котором никто никогда не слышал.

— Ты разобрала эскизы наклеек для меда? — спросил он.

Она удивленно взглянула на него. Потом, когда им принесли завтрак, сказала:

— Ах да, наклейки. Я воспользовалась твоим советом и дала Джереми акварель. Он хочет отсканировать ее, ввести в свой компьютер и посмотреть, что можно с ней сделать.

Адам вдруг почувствовал, что ему все это нравится гораздо меньше, чем должно бы, — ведь идея принадлежала ему. Но что он мог сказать? Что он не хочет, чтобы этот человек входил в ее спальню, чтобы его бросало в жар от вида ее кровати?

— Я советовал тебе обратиться к профессионалу.

— Как ты думаешь, сколько меда я собираю? — спросила она. — Я не оправдаю расходов на профессионала. А Джереми оказывает мне любезность.

— Он идет на жертвы, чтобы быть в хороших отношениях с попечительницей школы, — возразил Адам, разливая чай. Он положил в ее чашку сахар и протянул ей. — Он мечтает о повышении по службе?

— Об этом я ничего не знаю.

Она отпила глоток и состроила гримасу.

— Мало сахара? — спросил он и получил в ответ холодную улыбку, нацеленную куда-то глубже, чем в горькие воспоминания.

— Какой ты забавный, — заметила Мей. Она достала из детской сумки пустышку и дала Ненси.

— Мей…

Его телефон зазвонил, но он не обратил на это внимания. Ее отношения с Дэвидсоном важнее, чем сообщение Джейка, что бы тот ни имел сказать. Если она думает, что сможет продолжать…

— Ты не собираешься ответить на звонок? — спросила Мей. — Может быть, это Саффи.

— Что? — Адам достал телефон из кармана и крикнул «да!» так резко, что, будь это Саффи, она тут же повесила бы трубку. Но это, очевидно, была не она, потому что он, выслушав звонившего, сказал: — Пятнадцать минут. — Потом, в ответ на ее вопросительный взгляд, пояснил: — Это из офиса. Боюсь, я не смогу пойти в магазин. Дай мне список того, что тебе нужно, и я что-нибудь раздобуду.

— То есть поручишь Джейку что-нибудь раздобыть? — яростно произнесла она, хотя сама не могла понять, на что злится. На то, как он смотрел на нее, как произнес ее имя, когда зазвонил телефон. Может быть, он передумал?

— Не важно. Он должен знать, где Ненси, на случай, если Саффи объявится на следующей неделе, когда меня не будет. И должен быть кто-то, к кому ты сможешь обратиться в случае необходимости. Кроме того, он откроет на твое имя кредитную карту.

— Мне не нужны твои деньги, Адам.

— Возможно. Но я слышал от людей, что дети дорого обходятся, и не хочу, чтобы ты субсидировала мою сестру. А с картой ты сможешь помочь, если Ненси что-то потребуется.

— Ей требуется любовь, Адам, а не кусок пластика.

— Если ты дашь ей наполовину столько любви, сколько даешь твоим зверям-инвалидам, значит, она будет в надежных руках. Но дело не только в Ненси. Тебе потребуется обновить свой гардероб. — И прежде, чем она успела ответить, пояснил: — Твои свитера практичны, черненький костюмчик, в котором ты появлялась в публичных местах все последние годы, — это классика, но, когда я буду представлять тебя миру как свою жену, тебе потребуется что-то более соответствующее моему положению.

Представлять ее… Его положение…

— Может быть, тебе стоит подумать о том, чтобы обновить жену?! — выпалила Мей. — Взять одну из милых твоему сердцу тощих блондинок, и пусть она заботится о Ненси? — Она встала так резко, что стул заскрипел и сидевшие за соседними столиками люди повернули головы в ее сторону.

— Кто в этом графстве может быть лучше мисс Мей Колридж? — спросил он, беря ее за руку.

От неожиданности его прикосновения и давления его пальцев она почувствовала слабость в коленях и вновь опустилась на стул.

По лицу Адама опять скользнула таинственная улыбка, и чувство, которое она испытывала перед тем, как он поцеловал ее, вновь вернулось.

Адам Вейвелл уже не был тем мальчиком, который дрожал, когда целовал ее. Это был человек, сброшенный на самое дно жизни и сумевший за десять лет обновить старенькую семейную фирму, взять дело в свои руки и создать империю.

Она чувствовала бы себя виноватой в том, что тайно бросила ему спасательный круг, умолив старого друга семьи дать ему работу, но семья, прежде владевшая фирмой, вышла из этой переделки с капиталом куда большим, чем надеялась когда-либо накопить.

— Я просто предполагал, с обычной своей грубоватостью, — сказал Адам, не дождавшись от нее ответа, — что тебе захочется побаловать себя какими-нибудь туалетами для рождественского сезона. — Он еще держал ее руку достаточно крепко, так, чтобы она не могла вырваться.

— Я попрошу Джейка позвонить тебе на следующей неделе, помочь в повседневных заботах, — произнес Адам достаточно твердо, для того чтобы дать понять, что этот вопрос не обсуждается.

— Рождественские праздники должны меньше всего волновать тебя, — возразила Мей, не желая сдаваться. — Лично меня волнует Ненси. И Саффи. Ты пытаешься ее разыскать?

— Я позвонил приятелю, владельцу страховой компании. Сейчас, когда мы с тобой беседуем, он старается напасть на ее след и осторожно выясняет, что произошло во Франции.

Дьявол! Конечно, он пытается ее разыскать.

— Извини, — сказала она, сообразив, что позволила гордости захлестнуть ее. — Я не хотела грубить тебе.

Он ободряюще пожал ей локоть:

— Ничего. Мы оба сегодня немного не в своей тарелке.

— Ты собираешься сказать Джейку, что я… мы… ты… — Она не смогла произнести это вслух.

— Что я… ты… мы собираемся пожениться? — спросил он, улыбаясь ее смущению.

Она кивнула.

— Это необходимо, Мей. Мне придется поручить ему всю подготовку.

— Подготовку? Какая нужна подготовка для пятиминутной формальности?

Он пожал плечами:

— Почему она должна быть пятиминутной? Я думал, мы устроим что-нибудь повеселее, чем визит к регистратору.

— Повеселее? Ты думаешь, я хочу повеселиться?

— Ну, элегантнее. Где-нибудь, где можно потом пообедать или поужинать, чтобы я мог представить тебя моим директорам и их женам.

Мей открыла рот, собираясь возразить, но Адам опередил ее:

— Он займется цветами, машинами, фотографами, объявлениями в прессе. Организует прием для моих сотрудников.

— Ты здорово все продумал.

— У меня на руках не было ребенка.

— Не в этом дело. Я просто думала, хотела…

Сейчас он мог угадать ее мысли: она старалась примириться — не с тем, что станет его женой, а с необходимостью играть эту роль на публике.

— Ты думала, никто не должен знать? — с трудом выговорил Адам.

— Я… да, — призналась Мей. — Я думала, это формальность, кусок бумаги. Такой шумихи, шоу я не ждала.

— Но в этом же все дело, Мей, — сказал он мягко. — В шоу.

В конце концов, он получил все, чего хотел. И она тоже. Но обоим придется расплачиваться. Ему — деньгами. Это просто. Ей — гордостью. Это куда тяжелее.

— Ты же не хочешь, чтобы государственные чиновники заподозрили, что ты вступила в фиктивный брак, чтобы не отдать им Колридж-Хаус?

— Я думала, достаточно того, что Фредди Дженнингс будет у нас свидетелем, — ответила она с каменным лицом. — Я была уверена, что он, придя домой, расскажет об этом своей жене и объявления в газетах не потребуется. К вечеру все в городе будут знать новость.

В этом Адам не сомневался, но не считал, что может обойтись без формального объявления в «Таймс».

— Мне пора. Подвезти тебя?

— Нет, спасибо. Я пойду пешком. Представлю Ненси уткам.

— Хорошо. Увидимся позже. Не знаю точно когда.

Мей посмотрела на него, и у него перехватило дыхание от ее неожиданной улыбки.

— Если ты слишком задержишься, я поступлю как обычная жена и оставлю твой обед на плите.

Обед? Он никогда в жизни не обедал дома. Его мать в лучшем случае могла предложить ему пиццу. Потом, в университете, он перебивался как мог. А когда разбогател, от него стали ждать деловых обедов в ответ на деловые завтраки в каком-нибудь приличном ресторане.

— Во сколько ты обедаешь? — спросил Адам.

— Когда как. В семь?

— Постараюсь приехать вовремя.

— А если задержишься, — с этими словами Мей открыла мягкую кожаную сумку, которую носила на плече, — лучше, чтобы у тебя был ключ. — Она достала связку ключей, сняла один и протянула ему: — Это от входной двери. К завтрашнему дню я сделаю для тебя полный набор.


Глава 7


Джейк никак не выразил удивления, когда Адам сообщил ему о своем намерении жениться.

Он просто выслушал новость, сделал кое-какие заметки и через час вернулся со списком имеющихся в продаже свадебных принадлежностей — на выбор Мей, списком лиц, которых следовало пригласить на завтрак и прием, и проектом текста объявления в «Таймс».

Адам прочитал бумаги и сказал:

— Должен предупредить вас, что Мей позвонит и продиктует список вещей, которые нужно приобрести для Ненси.

— Я уже говорил с мисс Колридж. Мне нужно было узнать ее полное имя, чтобы вписать в объявление. И поскольку вы были в зале заседаний…

— Да-да, — неожиданно резко перебил Адам, потому что, просматривая в этот момент текст объявления, понял, что не знал, что ее настоящее имя было не Мей, а Мери. — Конечно же. Покажите мне список.

— Он не полон, — заметил Джейк. — Я предлагал кое-что добавить, но мисс Колридж утверждает, что ей больше ничего не нужно.

Он подумал, что большинство необходимых вещей у Мей, наверное, уже есть. Как колыбель, например. Если много поколений одной семьи живут в одном и том же доме, из него ничего не выбрасывается. Но и не привносится ничего нового, яркого, современного. Тем не менее она не сможет отказать ему, когда он заявит, что решил побаловать Ненси.

Он хотел оставить свою метку в доме. Вплестись в материал, из которого он сделан. Стать частью истории Колриджей.

— Бросьте все это, Джейк, — сказал Адам. — Позвоните в один из больших магазинов в торговом центре и предложите менеджеру выполнить все самые фантастические желания женщины, которая только что стала матерью. Одежда, игрушки, детская мебель. Только сделайте так, чтобы все это доставили в Колридж-Хаус сегодня к пяти часам.

Джейк посмотрел на часы:

— У них будет очень мало времени.

— Уверен, они справятся.

— Не сомневаюсь. Я заказал кредитную карту для мисс Колридж. Карта будет готова в понедельник. Я сам отвезу ее. Заодно удостоверюсь в том, что у нее есть все необходимое. Разговаривая с мисс Колридж, я убедился, что ей не так-то просто обратиться с какой-либо просьбой.

— Вы правы. Поэтому лучше спросите ее экономку, миссис Робинсон.

Когда Джейк ушел, Адам сел в кресло и стал смотреть в ту сторону, где за деревьями парка виднелись трубы Колридж-Хаус.

Джейку было достаточноодного телефонного разговора, чтобы точно определить характер Мей. Она никогда ни о чем не просит. Если бы Саффи не отправила его к ней, он узнал бы об ее утрате только тогда, когда на фасаде дома появилась бы надпись «Продается».

Конечно, дом еще не был бы потерян навсегда. Он мог купить его, перевести туда свою компанию и устроить на месте своего унижения парковочную площадку.

Но это было бы вовсе не так прекрасно, как проспать ночь в огромной кровати Джеймса Колриджа. И знать, что меньше чем через три недели его внучка станет миссис Мери Льюис Вейвелл.


Мей не сразу нашла свой телефон среди сваленных в ее гостиной пакетов и коробок.

— Да, — резко выдохнула она.

— Похоже, ты опять слегка задыхаешься, Мышка.

— Адам! — Она не ожидала, что он позвонит.

— Надеюсь, это не очень утомительно.

— Утомительно? — переспросила она, одной рукой поддерживая деталь кроватки и сдувая волосы с лица. — Это убийственно. Не знаю, о чем ты думал.

— Я понятия не имею, что тебе привезли. Расскажи мне.

— Я попросила кроватку. Одну кроватку со сменным матрасом, немного одежды и несколько подгузников. А получила полный гарнитур детской мебели. Шкафчики, полочки, столик для переодевания и столько одежды, подгузников и игрушек, что хватит… — она не сразу подобрала нужное слово, — на целую охапку младенцев.

— Охапку? — переспросил Адам, явно сдерживая смех. — Это собирательное существительное действительно употребляется, когда речь идет о детях?

— Охапку, ораву, кучу — как тебе больше нравится.

— Ух, сколько информации сразу! — воскликнул он, уже не стараясь скрыть веселья.

— Я не хочу быть невежливой, Адам, но я немного занята.

— Ты можешь дождаться меня. Мы вместе расставим вещи.

— Расставим? Дело не в том, чтобы их расставить, а в том, чтобы их собрать. Тут требуется мозг инженера.

— Ты хочешь сказать, что тебе привезли все в разобранном виде?

— Кажется, теперь все привозят в таком виде. — Мей беспомощно посмотрела на множество блестящих металлических деталей кроватки. — А я даже не могу отличить шуруп от скобы.

— Хитрая штука — скоба, — согласился Адам.

— Это не смешно! — воскликнула она. — Джейк на месте? Скажи ему, что, если он сумеет собрать эту кроватку, я осыплю его пирожными и булочками, которые умеет печь только Робби.

— Джейк занят. Боюсь, тебе придется принять мою помощь.

— Твою?

— Постарайся сдержать свой энтузиазм, Мей.

— Нет… Просто… Извини. Я не хочу показаться неблагодарной. Я думала, у тебя много дел и ты по уши в работе. И вообще, зачем ты звонишь?

— Я просматривал список дел, который Джейк для меня составил, и дошел до звонков.

Мей выпустила спинку кроватки из рук, и она упала и ударилась о диван.

— Что случилось? — В голосе Адама зазвучала тревога.

— Все в порядке. Просто маленькая авария.

— Разве бывают маленькие аварии? — спросил он, и она рассмеялась.

— Такое уже бывало раньше, — ответила она.

— Пару раз, — признал он. — На самом деле я позвонил спросить про кольца.

— Кольца? — Мей наморщила лоб. — Нет. Тут есть шайбы, шурупы, скобы, — сказала она, изо всех сил стараясь обратить его вопрос в шутку. — Я не вижу…

— Обручальные кольца. Я подумал, может быть, ты захочешь сама выбрать.

— Нет, — произнесла она быстро.

— Ты уверена?

— Я хотела сказать — нет, тебя это не должно волновать. Я надену обручальное кольцо моей бабушки. Она была прекрасной женой, хозяйкой и матерью.

— Думаю, твоему дедушке это было бы неприятно.

— Вероятно, ты прав. Но я так хочу.

— Ну, если ты уверена…

Если Адам купит ей дорогое кольцо, позже придется его вернуть, а бабушкино кольцо она сможет носить постоянно.

— Да, я уверена. Это все?

— Нет. Тут у меня целый список вопросов, которые ты должна решить. Но они могут подождать, пока я ликвидирую твою маленькую аварию. Я приеду через полчаса.


* * *

— Это надо поместить сюда, — заявила Мей, указав на чертеж.

Они стояли на коленях на полу маленькой гостиной и рассматривали чертеж шкафа.

Адам никогда раньше не замечал, какие маленькие у нее руки. Последние пару часов, когда она держала детали детской мебели, которые он привинчивал — в промежутках между удовлетворением потребностей Ненси, — ему трудно было сосредоточиться на чем-то еще.

— Больше просто некуда, — настаивала она.

Маленькие, нежные, красивые руки, созданные, чтобы носить дорогие кольца.

— Я бы с тобой согласился, но ты держишь чертеж вверх ногами.

— Правда? О господи! Действительно. — Мей сняла очки. — Тогда у меня больше нет идей. Может быть, пора признать поражение и позвать Джейка?

Адам поднял голову, хотел сказать, что нет ничего, что Джейк мог бы сделать лучше, чем он, но слова замерли у него на губах.

В процессе сборки Мей от волнения ерошила волосы и теперь выглядела так, как будто ее таскали по полу туда-сюда. Она раскраснелась от усилий, которых ей стоило удерживание вместе частей кроватки, а потом — столика для переодевания и ящиков к нему.

Но ее глаза медового цвета блестели, озаряя лицо. Было ясно, что она, несмотря на некоторое волнение, на самом деле получает от процесса удовольствие.

И вдруг Адам понял, что и он рад всему этому.

— Ты думаешь, я допущу, чтобы куча досок одержала надо мной верх? — возмутился он.

— Какой невероятно мужской ответ, — заметила Мей и засмеялась.

За все эти ледяные годы он не смог забыть этот звук. Ее смех. Как он согревал, придавал силы, прогонял всю скверну. Никогда ни одна женщина не действовала на него так. Может быть, именно поэтому он не смог забыть ее и двинуться дальше.

— Кто-нибудь мог бы подумать, что я сомневаюсь в твоих способностях, — заметила Мей.

— А ты не сомневаешься? — Адам думал пошутить, но его слова прозвучали довольно резко.

Что-то мрачное появилось в глазах Мей. От этого взгляда жаркая волна прошла по его телу, и он, не успев подумать, прижал свои губы к ее губам в яростном поцелуе. Никакой нежности, никакой дразнящей, соблазнительной сладости. Это была попытка покорения, расплаты за все долгие годы, когда он мучительно пытался забыть прикосновения ее рук, вкус губ.

Адам хотел ее немедленно, здесь, на полу.

Громкий плач Ненси привел его в себя, и он отпустил ее. Мей, пошатываясь, встала, взяла малышку и прижала к себе. Она ласково качала девочку, успокаивая ее или, может быть, себя.

— Ее надо покормить, — сказала Мей и быстро ушла, даже не взглянув в сторону Адама.

Все его существо рвалось за ней, жаждало объяснить, что он чувствует, что она сделала с ним. Но он взял себя в руки и остался на месте.


На лестничной площадке Мей прислонилась к стене. Слабость в ногах не давала спуститься вниз. Она прижала руку к губам, сама не зная, хочет ли остудить их или сохранить жар его поцелуя.

Мрачный, требующий, но не дающий, он пронзил ее, как молния. Она не могла думать, не могла двигаться. Она знала только, что, когда его губы овладели ее губами, она захотела большего, захотела всего, что он мог ей дать.

Она весь вечер так остро ощущала его присутствие.

Адам приехал, снял пиджак и галстук, засучил рукава, и ее деловитость испарилась, когда они стали собирать вместе мебель. Она могла думать только о его темных волосах, как они падали ему на лоб, пока он сосредоточенно работал. А когда его рука задевала ее, волна наслаждения бежала по всему телу.

Мей с трудом удерживала части кроватки, пока они ее собирали. Они оказывались очень близко друг к другу, на расстоянии прикосновения. И у нее создавалось головокружительное впечатление, что, если она повернется к нему, он ее поцелует. Больше чем поцелует. Осуществит все ее мечты.

Когда они добрались до шкафчика, она уже больше не могла владеть собой. Она смотрела на план, но все ее существо тянулось к Адаму, к его сильным плечам, его шее, его рукам.

Ей казалось, что она сходит с ума, и если она не обратится в бегство, то совершит что-то ужасное. И ее мечты испарились в жаре поцелуя — не мальчика, которого она любила, а мужчины, которым он стал.


Адам закручивал последний шуруп, когда Мей вместе с Ненси вернулась в детскую.

— У тебя получилось! — воскликнула она радостно и заставила себя улыбнуться.

— Как только мне удалось правильно расположить эти металлические кольца, все стало как конфетка.

Он открыл и закрыл дверцы шкафа, чтобы показать, что они действительно работают.

— Это что, намек?

— Не на конфетку. Но что-то очень соблазнительно пахнет, — сказал он, устанавливая видеокамеру на шкафчик и направляя ее вниз, на матрас, на котором Ненси барахталась, как маленькая рыбешка, пока Мей пыталась ее переодеть. — Вот это хорошая вещь.

— Замечательно! — Она повернулась посмотреть на детский монитор и быстро отстранилась, когда ее плечо коснулось руки Адама.

Этим вечером он увидел и робкую, неуклюжую девочку, которую знал когда-то, и женщину с твердым характером, какой она стала.

— Я, вероятно, тебе только мешаю, — произнесла Мей, и он уже был готов с ней согласиться, когда заметил, что рука, которой она пытается удержать болт, дрожит.

Адам накрыл ее ладонь своей. Он хотел только помочь ей держать болт, но ее дрожь передалась ему.

— Останься, — попросил он.

Помолчав несколько мгновений, Адам спросил:

— Куда девать всю эту тару?

— В конюшне есть склад, — ответила Мей, снимая с Ненси розовые чулочки. — Там идут уроки дизайна. Для них всегда нужен картон.

Ненси потянулась к волосам Мей. Та, смеясь, взяла ее крохотную ручонку и поцеловала малюсенькие пальчики. И Адам вдруг вспомнил, как точно так же целовал пальцы Мей, а потом — ее нежную шею, грудь… У него едва не вырвался стон.

Мей откинула назад волосы и повернулась к нему.

— Счастливая Саффи, — сказала она.

— Счастливая? Почему?

— У нее есть Ненси, — вздохнула она и грустно улыбнулась.

Ей почти тридцать лет, и ни мужа, ни детей, ни личной жизни. Адам понимал, что это не его вина, ведь он приходил за Мей, но, видимо, не был ей нужен.

— Ты узнал что-нибудь о Саффи? — тем временем спросила она.

— Пока нет, — произнес он сердито, подхватил в охапку сложенные коробки и вышел во двор. Холодный воздух приятно освежил его лоб.

Ночь была непроглядно темной, но дорожка и конюшни были хорошо освещены.

Двери конюшни блестели свежей краской, а деревянные ящики с цветами придавали всему этому месту какое-то сельское очарование. Откуда-то появился черно-белый кот. Мяукнул и потерся о его ноги.

От ряда низких строений в другом конце двора донесся запах животных. Адам повернул голову. Из приоткрытой двери высовывался осел, за ним стояла коза.

Занятия уже давно закончились — еще когда он собирал шкаф, до него доносились шум отъезжающих машин, веселые голоса людей.

Но в конюшне горел свет. Какая-то женщина, стоя на коленях, мыла пол. Когда Адам вошел, она резко подняла голову:

— Мисс Колридж в доме.

— Я знаю. Она просила меня отнести сюда вот это.

— А, так вы ищете кладовку. Это в другом конце, дверь слева.

Адам про себя отметил, что на то, чтобы превратить конюшню в помещение, удобное для занятий, были потрачены немалые деньги: на балках потолка висели лампы дневного света, крепкий деревянный пол настелен поверх земляного. Вдоль одной стены висят раковины для мытья рук, вдоль остальных стоят рабочие столы и стулья. Старая кладовка, где они когда-то пили кофе и ели пирожные, превратилась в уютную ванную. Все добротно, солидно, приятно глазу.

Глупые наклейки для банок с медом навели его на мысль, что все это — нелепый мелкий бизнес, которым она занимается от нечего делать. Теперь он понял, что она смотрела вперед, думала о том времени, когда Колридж-Хаус должен будет перейти на полное самообеспечение.

А он-то думал, что знает ее. Как бы не так!


Мей укладывала Ненси и даже не взглянула на Адама, когда он вернулся за остальными коробками. Она направила камеру монитора на малышку и спустилась на кухню проведать котенка, которого успела познакомить с другими своими постояльцами — кошками, щенками, кроликами, даже птенцами. Его приняли, обласкали, согрели. Она гладила животных, а они лизали ей руки, как будто она тоже была беззащитным зверьком.

Когда Адам открыл заднюю дверь, поток холодного воздуха заставил Мей повернуть голову:

— Все в порядке?

— Да. Ты здорово там поработала.

Она вопросительно приподняла бровь:

— А ты думал, что мы просто набросали немного сена, чтобы прикрыть дыры?

— Я вообще об этом не думал, — солгал он, оглядывая кухню, чтобы не встретиться с ней взглядом. Посмотрел на кошку, которая в кресле облизывала котенка. — Но теперь я стал размышлять о другой стороне твоего дела. Как ты принимаешь гостей, делаешь свои сладости. Это очень живописная старая кухня, но я не думаю, что она отвечает строгим стандартам, которые требуются для получения лицензии на организацию питания постояльцев.

— Правда? А что ты знаешь об этих стандартах?

— Моя компания, между прочим, ввозит из-за моря лучший в мире кофе. Если бы мои служащие стояли в очереди в какой-нибудь столовой, чтобы выпить свой утренний кофе, это была бы скверная реклама моему бизнесу.

— Наверное, ты прав.

Мей знала, что Адам добился колоссальных успехов, но ей было трудно представить себе мальчика, который прозвал ее Каверзная Мышь, всегда оказывался рядом, если ей нужна была помощь, стоял под ее окном, мокрый, дрожащий, и звал с собой, в роли серьезного бизнесмена, от которого зависело благополучие тысяч людей.

— Как ты умудряешься это делать? — спросил он, открывая холодильник.

— У меня было две возможности, — ответила она, с трудом отвлекаясь от мыслей о прошлом. — Что ты ищешь?

— Пиво, — сказал он и состроил гримасу.

— Пиво в кладовке, — пояснила Мей и, радуясь его удивлению, добавила: — Мои занятия посещают не только женщины.

— Я компенсирую тебе убыток.

— Это не обязательно.

— Я же не гость. — И прежде чем она успела возразить, спросил: — Тебе налить?

Она отрицательно покачала головой:

— Я смотрю за ребенком.

— И то верно. — Адам достал из кладовки банку пива, открыл ее и, опершись на раковину, стал следить за тем, как Мей, вооружившись прихваткой, достает из плиты котелок. — Ты сказала, что у тебя было две возможности.

— Я могла все тут разрушить, сделать современную, сверкающую металлом кухню, а мою команду в шерсти и перьях переселить в сарай. Но тогда я бы вырвала сердце самого дома.

— Этого нельзя было делать.

— Нет, — согласилась она и, радуясь, что он ее понял, заставила себя улыбнуться. — И, кроме того, устроить вторую кухню в гостиной дворецкого оказалось дешевле.

Адам закашлялся, поперхнувшись пивом:

— Гостиная дворецкого?

— Не беспокойся. Дворецкого в Колридж-Хаус давно уже нет, — сказала она, и напряжение, появившееся между ними в момент поцелуя, растаяло в тепле ее улыбки.

— Но все-таки ремонт наверняка обошелся недешево. Действительно ли дело того стоило?

— В банке сочли, что стоило.

— В банке? Ты взяла кредит в банке?

Мей услышала сомнение в его голосе.

— Возможно, я могла бы одолжить деньги у дедушки…

Она вела бухгалтерский учет, оплачивала счета, обслуживала дом. Никто не мог, не стал бы ей мешать. Наоборот, адвокат деда предупредил ее, что такой старый дом дорого содержать, а она должна думать о будущем. Конечно, он не знал тогда о приписке к завещанию.

— Так почему ты так не поступила?

— Это мой бизнес, и я за него отвечаю. — Увидев выражение ужаса на его лице, она пояснила: — Тебе не стоит волноваться, Адам. Мой доход невелик, но я способна сама выполнять свои обязательства. Тебе не придется вытаскивать меня из долговой ямы.

— Что? Нет, я просто только теперь начал понимать, в какой ужасной ситуации ты оказалась бы, не появись я тут сегодня утром и не будь ты мне так нужна. Ты потеряла бы очень много.

Так он думает не о себе? Не о том, что, став ее мужем, примет на себя ответственность за ее долги? Он думает о ней.

— Это был бы еще не конец света, — возразила она, ставя на стол котелок с печеной картошкой. — Почти, но не совсем. Я продала бы то, что есть в доме, и расплатилась бы.

Адам схватил ее за руку.

— Мей, обещай мне, — произнес он страстно, — что, как только мы поженимся, ты поручишь Дженнингсу сделать все необходимое для того, чтобы аннулировать эту приписку.

— Это пункт номер один моей программы. В любом случае мне придется составить новое завещание. Правда, мне некому оставить дом. Я последняя из Колриджей.

— У тебя нет двоюродных братьев или сестер, например?

— Какие-то четвероюродные или еще более дальние родственники.

— Но все-таки это члены твоей семьи, а ничто так не привлекает людей из дальних стран к семейному гнезду, как запах наследства.

— Они будут зря стараться. Я оставлю дом благотворительным организациям. Тогда никто, по крайней мере, не скажет, что я жульничаю.

— Жульничаешь?

— Выхожу замуж ради того, чтобы не потерять дом.

— Неправда, Мей. Ты не жульничаешь. Если бы не инсульт твоего деда, ты давно была бы замужем за Майклом Линтоном.

— Возможно.

С Майклом всегда было так спокойно, чего она никак не могла сказать об Адаме.

Рядом с ним она не могла спокойно дышать. Защитная стена, которой она так тщательно окружала себя в школе, мгновенно рушилась от одного его взгляда.

Нет, с ним она не чувствовала себя в безопасности. Зато она ощущала мощный прилив жизненных сил.

— Ты сомневалась? — спросил Адам, уловив неуверенность в ее голосе.

— Тогда — нет, — тихо произнесла Мей.

В то время брак с Майклом Линтоном казался освобождением от деда, от Мейбриджа и от возможности столкнуться с Адамом Вейвеллом.

— А теперь?

— Когда я оглядываюсь назад, все это кажется мне эпизодом из какого-нибудь романа Джейн Остин.

— Ну, завещание твоего деда больше вписывается в мрачные повествования Джордж Элиот.

— Кстати, на всякий случай напоминаю тебе, что ты тоже должен составить новое завещание.

— Это ерунда.

— Напротив, это очень важно, — сказала Мей, раскладывая мясо по тарелкам. — Брак аннулирует все прежние завещания. Так что, если ты вдруг попадешь под автобус…

— Я совершенно не собираюсь попадать под автобус.

— Если ты попадешь под автобус, — повторила она, игнорируя его замечание, — большая часть твоего состояния автоматически перейдет ко мне. Я его не приму, конечно.

— Почему нет?

— У тебя есть семья.

— У всякой палки два конца, — заметил он, беря тарелку. — Ты получаешь наследство, но и долги в придачу.

— Адам!

— А ты доверила бы международную компанию моей сестре или матери?! — выкрикнул он.

— Ну, очевидно…

— Они продали бы ее первому, кто посулил бы им наличные. А вот ты, с твоим развитым чувством долга и семейной привычкой Колриджей держаться за то, что у вас есть, смогла бы управлять моим имением.

Мей решила, что он просто дразнит ее.

— Ты женишься, заведешь собственных детей, — возразила она.

— Я женюсь на тебе, Мери Льюис, хорошо это или плохо.

— Двусмысленное замечание, — сказала она с таким же напряжением во взгляде.

Адам кивнул и взял тарелку.

— А где Робби? — спросил он, меняя тему разговора. — Разве она не будет ужинать с нами?

— Сегодня в клубе вечер вопросов и ответов, — пояснила Мей, накладывая себе картошки. — Предпоследнее состязание, и ее команда рвется в бой. Иначе бы она не пошла.

— Не хочет оставлять нас с тобой вдвоем? Не доверяет мне? И что она собирается делать? Лечь поперек двери твоей спальни?

— А она должна это сделать? — спросила Мей кокетливо, но, когда их взгляды встретились, прежнее напряжение вновь прорвалось сквозь годы.


Глава 8


Рука Адама слегка дрожала, когда он брал вилку. Робби не глупа. Доверяет ему ровно настолько, насколько он этого заслуживает. И не зря.

— Налей себе еще пива, — предложила Мей.

— Спасибо, больше не хочется. Я взял из мешка в кладовой несколько морковок и покормил осла и его подругу, — признался он, отчаянно стараясь перевести разговор на бытовую тему. — Надеюсь, я не нарушил их режим питания.

— Джек и Долли умиляют абсолютно всех, — сказала Мей, явно радуясь, что покидает опасную зону. — Они неразлучны.

— Уверен, им не приходится трудиться так же тяжко, как мне, — заметил он. — Одно жалобное блеяние Долли, и ты будешь лежать у ее копыт.

— В нормальной ситуации я лежала бы у твоих. — Она вдруг покраснела. — По крайней мере, косила бы для тебя траву.

— А для Долли?

— Она предпочитает объедать розовые кусты, когда ее никто не видит. — Она вдруг вскочила. — Ненси проснулась.

Мей взяла монитор и пулей выскочила за дверь.

Адам поел, положил обе тарелки в посудомоечную машину, накрыл еду крышкой и включил кофеварку. Так и не дождавшись Мей, отправился на ее поиски.

Она сидела в темноте и смотрела на спящую Ненси. Свет с лестничной площадки коснулся ее щек, превратил волосы в золотистый ореол.

— Мей? — тихо позвал он.

Она подняла голову:

— Извини, Адам. Я тебя бросила. — Она встала и, еще раз взглянув на Ненси, подошла к нему. — В холодильнике есть остатки мороженого, если хочешь.

— А что стало с лимонным кексом?

— Слушательницы рождественских курсов съели его за чаем. Извини. Я знаю, ты всегда любил лимонные кексы.

— Правда? Я уже не помню, — солгал он. — Я там варю кофе.

— Это хорошо. Я хочу, чтобы ты чувствовал себя тут как дома. Брал все, что пожелаешь. Бар с напитками в библиотеке.

— В библиотеке? — Он умудрился придать своему голосу шутливый тон. — Сначала дворецкий, теперь библиотека.

— Это не очень большая библиотека. Хочешь, я проведу тебя по дому? Мне кажется, я должна представить тебя своим предкам.

— Если ты уверена, что они не заворочаются в могилах.

Она посмотрела на него так, будто хотела что-то сказать, но после небольшой паузы просто повернулась и стала спускаться по изящной лестнице, вдоль которой по стенам были развешаны портреты. Она, не глядя, называла ему имена. Но в самом низу вдруг остановилась у портрета молодой женщины.

— Это портрет Джейн Колридж кисти Ромнея, — сказала Мей. — Именно на ней заставили жениться Генри Колриджа. Из-за него-то все неприятности.

— Ты на нее похожа, — заметил Адам. — Те же волосы, та же фигура, те же удивительные янтарные глаза.

— Что ж, это все объясняет, — заметила она и пошла дальше.

Мей показала ему величественную столовую с мебелью и картинами, при виде которых эксперты из телевизионных программ об антиквариате просто подскочили бы. Маленькую гостиную, комнату хозяйки дома. Потом они вошли в библиотеку, где стояли огромный письменный стол и потертые кожаные кресла.

Мей подошла к столу и открыла один из ящиков.

— Это дедушкины, — сказала она, протягивая Адаму связку ключей.

— От чего они? — спросил он.

Она взяла у него ключи и стала объяснять:

— От парадной двери, от задней двери, от подвала, хотя теперь мы его не запираем. От ворот парка.

Она назвала еще полдюжины ключей, потом сказала:

— А этот от сейфа.

— От сейфа?

Она отодвинула фальшивую панель на одной из полок и показала ему очень старый сейф:

— Тут хранятся документы, бабушкины драгоценности. Их не так много. Бабушка завещала их маме, а мама продала большую часть, чтобы внести вклад в фонд здоровья для стран третьего мира.

— И ее обручальное кольцо? Можно я посмотрю?

Мей пожала плечами:

— Конечно.

Она взяла у него ключи, открыла сейф и протянула ему небольшой футляр.

Адам сам не знал, чего ждал. Она так настаивала на том, чтобы носить именно это кольцо, что он думал увидеть нечто особенное, нечто достойное Колриджей. Но на его ладонь легло простое старомодное золотое украшение, даже без инициалов и даты на внутренней стороне.

Это было кольцо на всю жизнь. В те времена, когда его сделали, люди не бежали разводиться после первой же семейной ссоры, а твердо придерживались обетов, данных у алтаря.

— Совсем обыкновенное, — заметила она, словно извиняясь.

— Твой выбор, Мей, — сказал он, раскаиваясь в том, что не настоял на покупке кольца по своему выбору.

Он молча взял из связки ключи от задней двери и от ворот парка, а остальные положил обратно в ящик.

— Можно я возьму его на время? Хочу купить себе кольцо, подходящее к этому.

Секунду Мей колебалась, потом сказала:

— Конечно, возьми.

— Я буду бережно его хранить, — уверил он. — А теперь давай выпьем кофе. Нам еще предстоит решить, где мы отпразднуем свадьбу.

— В маленькой гостиной топится камин. Я принесу кофе туда.

Мей расставляла на подносе чашки, булочки, печенье, которое испекла к рождественскому базару. Все что угодно, лишь бы подольше не присоединяться к Адаму.

Рядом с ним даже самые, казалось бы, невинные слова будили воспоминания.

Розы…

Она не могла смотреть на красные розы. Они неизбежно заставлял ее вспомнить, как Адам стоял под окном, выкрикивая ее имя, и не замечал надвигающейся опасности.

Букет алых роз в его руке разлетелся, когда дед направил струю из шланга прямо ему в грудь, и на один ужасный момент ей показалось, что это кровь.

Она пыталась кричать, но крик застрял в ее сжавшемся от ужаса горле. Потом, много позже, когда все в доме заснули, она спустилась в темный сад и при свете фонарика собрала красные лепестки.


Адам вскочил, когда вошла Мей с подносом в руках, но она покачала головой.

— Я справлюсь, — сказала она, поставила поднос на столик у софы и спросила: — По-прежнему черный без сахара?

— Да.

Неужели она помнит?..

— Хочешь кусок булочки Робби? — Она поставила перед ним чашку и тарелку. — Или, может быть, нашу конфету?

— Это те самые сладости, которые вы производите?

— Сезонная разновидность. Снежный рождественский сюрприз. Белый шоколад с клюквенным вареньем, вываленный в кокосовой стружке.

Адам взял одну конфету, надкусил, и его рот тут же наполнился теплом и ароматом.

— Ты не сказала про ром.

— Это и есть сюрприз, — устало улыбнулась она.

Он вдруг с ужасом заметил темные круги у нее под глазами.

— Как ты себя чувствуешь, Мей? — спросил Адам, видя, что она не наливает себе кофе, а просто сидит неподвижно.

Она дернула плечом:

— Я немного устала. Думаю, падение начинает давать себя знать.

— У тебя что-нибудь болит? Тебе бы надо сходить в травмпункт, сделать снимок.

— Нет, это просто шок. — И прежде чем он успел возразить, она добавила: — Наш телевизор довольно стар, но работает хорошо. И не беспокойся ни о чем. Робби запрет все двери, когда вернется.

— Где ее комната? — спросил Адам.

Тут Мей наконец улыбнулась:

— Не волнуйся. Ты не налетишь на нее среди ночи. У нее свои апартаменты на первом этаже. Со всем необходимым. — Она помолчала. — У тебя есть все, что нужно?

Он кивнул и легонько коснулся ее щеки:

— Дай мне монитор. Я займусь Ненси, если она проснется среди ночи.

— Нет. Тебе предстоит долгий перелет завтра утром. Ты и так намучаешься. А бессонная ночь…

— Но я для этого сюда приехал.

— Правда? — Мей рассеянно провела рукой по волосам, как если бы забыла его обещание дежурить в ночную смену. — Но это не обязательно. Ты уже совершил свой рыцарский подвиг, когда собирал мебель. В котором часу ты уедешь?

— Машина придет за мной в девять.

— Я не сообразила, что так рано. — Она посмотрела на кофе на подносе. — Еще полчаса…

— Мы обсудим свадебную церемонию за завтраком. У нас будет время. А сейчас иди промой свои раны.


Адам не мог уснуть. Он повесил свой костюм в огромный деревянный гардероб, бросил грязное белье в корзину. В огромной ванной, отделанной в викторианском стиле, обработал свои царапины. На плече Адама красовался синяк — точная копия того, который он обнаружил утром на локте Мей.

Потом он вытянулся на батистовых простынях огромной дедовской кровати с пологом и лежал смирно, ожидая, когда его охватит радость победы. Но увы! Он мог думать только о Мей.

О Мей, которая не жаловалась, хотя у нее явно что-то болело, и начинала дрожать, когда он до нее дотрагивался. О темном огне, который вспыхнул в ее глазах, когда он поцеловал ее. Он хотел бы лежать сейчас не на жесткой кровати Джеймса Колриджа, а там, в ее спальне. Держать ее в своих объятиях…


Телефонный звонок вырвал Мей из сна, и она едва не свалилась с постели — нужно было взять трубку прежде, чем проснется Ненси.

— Я слушаю.

— Мей…

— Саффи?! Ты где? Ты в порядке?

— Я в порядке. Как Ненси?

— Хорошо. Такая чудная. Ты-то как? Где ты? Почему ты не пошла прямо ко мне? Ты же знаешь, что я помогла бы.

— Я была не уверена. Столько времени…

— Брось. Адам с ума сходит от беспокойства.

— Он у тебя?

— Он с Ненси, — ответила Мей, не вдаваясь в подробности. Объяснения могут и подождать. — Саффи? Саффи, тут столько свободного места. Ты нужна Ненси, — быстро произнесла она. Поздно. Она уже разговаривала сама с собой.

Она позвонила на станцию узнать, откуда шел звонок, но это не принесло никаких результатов.


* * *

— Не было смысла тебя будить, — пояснила Мей в ответ на протесты Адама по поводу того, что она не явилась к нему среди ночи и не сообщила о звонке его сестры. — Ты все равно ничего не смог бы сделать.

Кухня сильно напоминала сумасшедший дом. Ненси хныкала и пыталась сосать плечо Мей, цыплята пищали на кошек, собака лаяла на цыплят, радио вопило какую-то рождественскую песню. Адам протянул руку и выключил его.

— Ты ничего не понимаешь.

Большую часть ночи он не спал, а когда заснул, видел тревожные сны, которые потом не мог вспомнить. И проспал. Проснулся с тяжелой головой, что было весьма заметно.

Мей сунула ему в руку стакан апельсинового сока:

— На, выпей.

Он осушил стакан одним глотком и шумно вздохнул. Если бы она знала, что он не спал и слышал телефонный звонок, она спросила бы, почему он не пришел узнать, кто звонит.

А он вряд ли смог бы признаться ей, что, лежа в жесткой постели Джеймса Колриджа, представлял себе, как она секретничает в этот час с Джереми Дэвидсоном. Утешает его, уверяет, что ее брак — пустая формальность, что через год она будет свободна…

Потому что именно так и поступают любовники. Звонят друг другу среди ночи, вместо того чтобы спать.

Ему в голову не пришло, что это могла быть Саффи. Он вдруг осознал; что совершенно не думал ни о ней, ни о том, что ее малышка плачет и зовет маму.

— Ну-ка, дай ее мне, — сказал Адам и взял девочку на руки.

Ненси перестала хныкать и посмотрела на него. Румяные щечки, растрепанные черные волосы. Она явно будет красавицей, дочка его сестры.

— Не тревожься, родная, — прошептал он, кладя ее головку себе на плечо. — Мы разыщем твою маму. А пока Мей делает для тебя все, что в ее силах. Ты слушайся ее, пока меня не будет. — Он склонил голову и внимательно посмотрел на нее. — Договорились?

Девочка нежно, доверчиво прижалась к нему.

— Она прососет тебе рубашку, — предупредила Мей.

— Переживу, — усмехнулся Адам. И вдруг нахмурился. — Откуда Саффи знает твой номер? В справочнике его нет.

— Я когда-то дала ей. Мне очень жаль. Если она опять позвонит… — Мей помолчала, глядя на его чемодан, на сумку с ноутбуком. — Возможно, к лучшему, если тебя тут не будет. Она повесила трубку, как только я сказала, что ты здесь.

Это прозвучало как упрек. Что ж, он его заслужил. Он так старался дистанцироваться от своей семьи, что теперь его сестра боится обратиться к нему.

— Если она опять позвонит, я постараюсь уговорить ее прийти сюда.

В дверь позвонили. Мей взглянула на часы.

— Боже, это твоя машина. А ты так и не позавтракал. Обычно я не такая рассеянная.

— Обычно у тебя нет на руках младенца. Не беспокойся. Я позавтракаю в аэропорту. Если тебе что-то понадобится, телефон Джейка у тебя есть. Он будет знать, как связаться со мной. — Он поцеловал Ненси и передал ее Мей. — Мы не решили, где отпразднуем свадьбу.

— Разве это так важно? — спросила она и, сообразив, что, возможно, ведет себя не очень вежливо, добавила: — Давай оставим это на усмотрение Джейка. Путь сделает нам сюрприз.

— Если хочешь. — Адам пожал плечами. Потом взял свои вещи и направился к двери. Она сделала движение, чтобы проводить его, но он остановил ее. — Не выходи на холод.

— Ты будешь осторожен, Адам?

— Я буду избегать низко летящих автобусов, — обещал он весело.

После его ухода все успокоилось. Глупые цыплята перестали задирать кошек, а кошки улеглись и стали вылизывать друг друга и котенка. Собака положила голову на лапы. Ненси задремала у плеча Мей.

Везде воцарились мир и спокойствие. Вместе с Адамом из дома ушли напряжение и суета. И жизненная энергия.

Мей не могла даже думать о завтраке. Она отнесла Ненси наверх.

— Ну, малышка, это будет испытание для нас обеих, — сказала она, наполняя водой детскую ванночку и проверяя температуру воды. — Обещай, что обойдешься со мной не очень сурово.

Через десять минут изрядно промокшая Мей надела на Ненси розовые ползунки, уложила ее в кроватку и включила музыку.

Едва она успела вытереть пол в ванной и надеть сухую одежду, как в дверях появилась Робби:

— Путь свободен?

— Что?

— Он уехал?

— Адам? Да, полчаса назад. А ты где пряталась? Ты была мне нужна. Я в жизни не купала младенцев.

— Ничего, научитесь. Я кормила животных, и посмотрите, что я нашла в сарае рядом с Джеком и Долли.

Она открыла дверь пошире, и на пороге появилась дрожащая, жалкого вида женщина в толстом пальто, шали и очках в широкой оправе. В ней было что-то знакомое… Эту женщину Мей видела вчера в парке.

Женщина сняла очки и откинула с головы шаль, под которой обнаружились прекрасные черные волосы.

— Привет, Мей.

— Саффи!

— Пойду приготовлю чай, — сказала Робби и ушла, оставив их вдвоем.

— Я видела тебя. Вчера.

— Я не собиралась оставаться. Я хотела вернуться во Францию, объясниться с Мишелем. Но мне нужно было убедиться, что Адам привез Ненси к тебе. А этот идиот оставил коляску посреди дороги, где кто угодно мог ее взять.

— Именно это я ему и сказала. Накричала на него.

— Правда? — Саффи улыбнулась. — Ты всегда на него кричала, — заметила она. — Поэтому-то я заставила его пригласить тебя в тот день на дискотеку. Ты была такая добрая. — И добавила после паузы: — Тогда я просто хотела, чтобы ты повеселилась.

— Я знаю. Ты не виновата в том, что произошло.

Виновата была она сама. Будь она храбрее, не скрывай она свою дружбу с Адамом, дай она своему деду возможность лучше узнать его…

— Ты что, так и была там все время? — спросила Мей.

Саффи кивнула, и Мей нахмурилась:

— Не понимаю. Если ты хотела встретиться с Мишелем…

— У меня сдали нервы. Я подумала, что полиция может поджидать меня у Адама в конторе. Я пошла бродить. Купила немного еды.

— Ну почему ты не пришла ко мне?

— Потому что меня разыскивает полиция. Я не хотела, чтобы у тебя были неприятности.

— Господи боже мой! Иди сюда. — Мей обняла ее и крепко прижала к себе.

— Я хотела переночевать в парке, но было ужасно холодно. Я попробовала открыть ворота твоего дома. Они оказались не заперты. Но когда ты сказала, что здесь Адам… Он будет так на меня кричать!

— Вполовину не так, как я буду кричать на него, — сказала Мей. Потом отошла на пару шагов и объявила: — Саффи Вейвелл, ты пахнешь козлом. Сними эти грязные тряпки и прими ванну. И только потом можешь подойти к твоей прелестной маленькой дочурке.


Адам едва успел доехать до аэропорта, как его телефон зазвонил, причем номер не высветился.

— Саффи?

— Адам…

— Мей… — Он старался выбросить из головы сцену у нее на кухне — шумной, теплой, представляющей полную противоположность его стерильному существованию.

Он не знал недостатка в женщинах. Но этим женщинам было куда приятнее видеть свои фотографии на страницах глянцевых журналов, чем делать какую-либо домашнюю работу. В крайнем случае они могли открыть бутылку шампанского.

От неожиданно раздавшегося у самого уха звука ее голоса он вдруг ощутил ее так близко, как будто коснулся. Один день в ее обществе — и он вот-вот опять станет жертвой ее колдовства.

— У тебя проблемы? — спросил он так холодно, как только мог.

— Нет. Я хотела сказать, что Саффи тут, у меня. В полной безопасности.

Адам почувствовал колоссальное облегчение. И благодарность. Но сдержал свои чувства.

— Значит, она находилась где-то рядом. Можно мне с ней поговорить? Или она по-прежнему меня избегает?

— Она сейчас в ванной, а потом я хочу накормить ее и уложить в постель.

— Я понимаю это как «да». — А чего он, собственно, ждал? Многие годы он не подпускал ее к себе. Она знала, что он не хочет ее общества, не хочет, чтобы ее присутствие напоминало людям, кто он, из какой семьи. — Я посмотрю, что можно сделать по поводу нарушения постановления суда. Джейк организует семейного адвоката. Постарайся выяснить, насколько все серьезно.

— Сегодня выходной. До понедельника ничего нельзя предпринять. А пока позволь мне поговорить с ней, Адам. Выяснить, что же все-таки произошло. Если дело нельзя поправить мирным путем, я сама позвоню Джейку.

— Черт подери…

— Для тебя сейчас главное — твоя поездка, Адам. И нет беды в том, чтобы попробовать пряник прежде, чем взяться за кнут.

— Тебе виднее. — Она права, конечно. В такой ситуации доброе слово может сделать куда больше, чем топанье ногами. Ему не надо было бы напоминать об этом, если бы речь шла о деловых переговорах, а не о его семье. — Делай как считаешь нужным, но скажи Саффи, пусть остается у тебя до моего возвращения.

— Это, конечно, подействует.

— Мей! Я же за нее беспокоюсь. Пожалуйста, попроси ее остаться с тобой, пока я не вернусь.

— Уже лучше.

— Что это? Третейский судья разбирает семейные отношения?! — воскликнул Адам.

Мей не ответила.

— Скажи ей, что я не сержусь, ладно? Что я рад, что она в безопасности.

— Ух ты!

— Сарказм вам не идет, мисс Колридж.

— Забудь о том, что она — твоя сестра, Адам. Думай о ней как о каком-нибудь испуганном существе, которое ты случайно нашел, — повторила она его же слова. — Оно страдает. И ты подобрал его и принес мне.

— Черт! — Она что, передразнивает его? — Делай что хочешь, — сказал он и отключил телефон.

Вокруг него сновали люди с чемоданами, искали нужную стойку регистрации, волновались и радовались. Ехали в отпуск или повидать своих близких.

У него есть сестра и мать, но он отдалил их от себя. С глаз долой — из сердца вон. У него нет никого, кроме Мей. Он посмотрел на телефон у себя в руке и нажал ее номер.

— Адам?

По тому, как она произнесла его имя, он решил, что она не отходила от телефона. Ждала, что он позвонит. И он не мог понять, было ли чувство, охватившее все его существо, раздражением от того, что она так хорошо читает его мысли, или томительной тоской о чем-то бесценном, но грубо, жестоко разрушенном и потерянном навсегда.

— Передай моей сестре, — сказал он, — что она в любом случае может рассчитывать на меня. Я ее не брошу. И никому не позволю отнять у нее Ненси.

— И что ты не будешь на нее кричать, — уточнила Мей, но на сей раз в ее голосе звучала улыбка.

— Ты неподражаемый переговорщик, Каверзная Мышь. Ты не думала больше о работе?

— О работе няни? Я уже уволена.

— Не надейся. Теперь тебе придется заботиться о двух младенцах. — Она ничего не ответила, и он рассмеялся. — Хорошо-хорошо. Я сделаю все, что от меня зависит, но ты должна быть все время рядом и толкнуть меня локтем, если я забудусь.

— Локтем? С удовольствием, — ответила она.

— Ну, мне пора.

— Да-да. Будь осторожен, Адам.

— Мей…

— Да?

Последовала длинная пауза. Он обдумывал множество возможных вариантов.

— Я позвоню тебе утром. Может быть, к тому времени ты добьешься от Саффи чего-то разумного.


Глава 9


Саффи поселилась в комнате Мей, чтобы быть рядом с детской.

Она проспала большую часть дня, просыпаясь только тогда, когда Ненси, которую она уложила в кровать рядом с собой, начинала плакать.

А Мей и Робби готовили комнаты к приезду слушателей трехдневных курсов садового дизайна. Потом Мей пошла погулять с Ненси. По дороге в Мейбридж, где она хотела купить для Саффи белье и одежду, она расклеивала на фонарных столбах объявления с фотографией найденного котенка.

Она старалась постоянно быть чем-то занятой, но не могла мысленно перестать считать часы до приземления самолета Адама.

К вечеру Саффи пришла в себя. Робби объявила, что идет в кино, и оставила подруг наедине.

— Я искренне люблю Мишеля, — сказала Саффи в заключение повествования о том, как они встретились, какой он красивый и романтичный. — Это все его мать. Она просто ужасный сноб. Она изо всех сил старалась нас разлучить, но у нее ничего не получалось. Тогда она раскопала эти истории из моего детства. Про магазины, наркотики и так далее. И сказала Мишелю, что мне нельзя доверять Ненси. Что это опасно.

— А он спросил тебя об этом?

— Ну да. И я честно ему все рассказала. Про то, как я едва не попала в тюрьму и ты меня выручила, я рассказывать не стала. Но все остальное — да.

— Ты не должна прятаться, Саффи. У Мишеля тоже есть права. И вообще, ты поступила неправильно. Он, наверное, сходит с ума от тревоги. И не только за девочку, — добавила Мей.

— Я очень испугалась.

— Я тебя понимаю. Как ты думаешь, может быть, стоит поговорить с ним, объяснить ему?

Потребовалось некоторое время, чтобы ее убедить, но через час заплаканная, всхлипывающая Саффи рассказывала Мишелю, как сильно она его любит.


Адам позвонил на следующий день, в десять утра. Мей почти не могла спать и вскакивала каждый раз, когда звонил телефон. В основном это был Мишель — говорил Саффи нежные бессмыслицы. Страх потерять ее привел его в чувство.

— Они разговаривают? — спросил Адам.

— Без умолку. Я пригласила его сюда, но по его нерешительности поняла, что он не поведал родителям о счастливом примирении. Его мамаша, кажется, настоящий дракон.

— Есть кое-что похуже матерей, слишком трясущихся над своими чадами.

— Да.

— Извини, Мей.

— Ничего. Как прошел полет?

— Длинный. Нудный. Я посмотрел какой-то фильм. Кормили отвратительно. В общем, все как обычно.

— Ну, тебе предстоит обед у президента. Утешайся этим.

— Только в конце недели. Сейчас мне надо идти, Мей. Позвоню позже. Береги себя. — Он повесил трубку.

— Береги себя, — повторила она тихо, прижимая телефон к груди.


Каждый вечер, когда Мей была уже в постели, Адам звонил ей на мобильный, и она рассказывала ему продолжение саги о французском любовнике Саффи и его маме. Ничего важного. Дело было не в словах, а в том, чтобы слышать его голос.


Мей, поглощенная приготовлениями к приезду множества гостей и выполнением экстренного заказа на сладости, схватила телефонную трубку. В десятый раз за это утро. В «Таймс» появилось объявление об их свадьбе, и ей звонили все подряд. Все, кроме Адама.

— Да, — выпалила она в трубку.

— Скверное утро? — спросил Адам, и ее плохое настроение тут же улетучилось.

— В общем, да. Теперь уже нет. Очень много работы. Мишель и его родители приезжают сегодня вечером.

— И родители?

— Его мама все еще считает Саффи мелкой расчетливой штучкой с дурным прошлым, не достойной чистить сапоги ее чаду, а не то что растить ее внучку. Я постараюсь сделать так, чтобы она изменила свое мнение. Показать, что у семьи Вейвелл есть связи. Прямо сейчас Робби и Саффи приводят в порядок столовое серебро.

— Ты хочешь продемонстрировать им родовое гнездо во всей красе?

— Вот именно. Лучший хрусталь, старое вино. Патси будет прислуживать за обедом в форме. Я даже собираюсь надеть обручальное кольцо моей бабушки, чтобы подчеркнуть, что Саффи вот-вот станет моей золовкой.

Последовало молчание, какой-то треск в трубке. Ей показалось, что связь прервалась.

— Почему твоя мама не продала его?

— Оно было в семье всегда. Джейн Колридж изображена с этим кольцом на пальце на портрете кисти Ромнея. И я обращу на это их внимание, когда буду знакомить их с предками. Нокаутирую их вековой традицией.

— И они решат, что я не в состоянии купить тебе собственное кольцо.

— Адам!

— Ты, кажется, держишь все под контролем. Я позвоню позже, узнать, удалось ли подписать мирный договор.

Мей медленно опустила трубку на рычаг. Конечно, он обиделся из-за кольца. Но так ли это страшно?


— Я тебя разбудил?

— Нет. — Мей схватила трубку при первом же звонке, хотя не была уверена, что это Адам. — Я только что легла. Хотела перед сном приготовить все для завтрака.

— Расскажи, как все прошло.

— У меня лицо устало расплываться в улыбке, — призналась она. На самом деле у нее все тело ныло от напряжения. — Но я улыбалась не зря. Кажется, мама Мишеля уверовала-таки, что прошлые проступки Саффи были просто детскими шалостями.

— Ты, наверное, здорово постаралась, если это правда.

— Я думаю, тот факт, что дедушка был мировым судьей, решил дело. А может быть, старинная кровать с пологом.

— Ты уложила их на мою кровать?

— Это спальня хозяина дома, — произнесла она со смешком. — Я разыскала подписанную фотографию, которую принц Уэльский подарил моему прадеду в тысяча девятьсот тридцать пятом году, и поставила на столик у кровати.

— Здорово.

— И, конечно, мы вывели на сцену семейную звезду.

— Ненси?

— Она с блеском сыграла свою роль. И я много рассказывала о тебе. Мама Мишеля не знала, что брат Саффи — миллионер, президент той самой компании, которая поставляет кофе, без которого она не может жить.

— О!

— Двойной удар — аристократизм и деньги. Будешь ли ты мне благодарен, когда они станут твоими родственниками, — другой вопрос. Мишель и его отец, кажется, очень симпатичные люди. Но совершенно под пятой у мамаши.

— Почему, Мей?

— Что — почему?

— Почему ты так старалась для Саффи?

— Я не так уж старалась…

Она делала это не столько для Саффи, сколько для Адама.

— Не скромничай. Что вас связывает?

— Она никогда тебе не рассказывала?

— Моя сестренка всегда обожала секреты.

— Когда я училась в старшей школе, все надо мной издевались. Девчонки подкарауливали меня, отнимали карманные деньги, вырывали страницы из моих учебников.

— Почему ты никому не жаловалась? Классному руководителю, например?

— Бедненькая богатенькая девочка бежит жаловаться учителю? Я заслужила бы громкую славу.

— Дедушке?

— Он бы отправил меня в закрытое частное учебное заведение.

— Возможно, так и надо было сделать. Мне всегда казалось, что ты не очень-то любишь эту школу.

— Я ее не любила. Но я не хотела уезжать. У меня не было ни отца, ни матери, Адам. Только мой дом. Мои животные.

Колридж-Хаус. И черствый старик, которому, наверное, не очень приятно было, что его внучка — плод греховной любви.

— А почему ты обратилась к Саффи?

— Я к ней не обращалась. Не знаю, как она все проведала, но однажды утром она дождалась меня у ворот школы. Она не сказала ни слова. Просто взяла меня под руку, как если бы мы были закадычные подружки. Честно говоря, я испугалась. Я знала, что они все вместе учились в начальной школе, и думала, что это какое-то новое издевательство. Но она встала на мою защиту. Всюду ходила со мной, гуляла на переменках. И девчонки поняли, что меня нельзя трогать.

— Поэтому Саффи была так уверена, что ты возьмешь Ненси? Потому что ты у нее в долгу?

— Нет. С ней я расплатилась давным-давно. — Мей запнулась, поняв, что сказала лишнее. — Это древняя история, — заметила она небрежно. — Расскажи, как ты провел день. По телевизору что-то говорили о Саминдере, но тут был такой бедлам, что я ничего толком не услышала.

— Думаю, самой важной новостью был мой обед у президента.

— Больше ничего не случилось? — настаивала она.

— Абсолютно, — уверил ее Адам.

— Ну хорошо, расскажи тогда, что вы ели? — попросила она и откинулась на подушки, а он начал перечислять ей изысканные блюда и пересказывать торжественные речи.

Потом, когда она стала отвечать тише, он сказал:

— Спи, Мышка. Передай Саффи, что я позвоню ей утром. И что я хочу поговорить с Мишелем, когда вернусь.

— Когда? Через три дня? — спросила Мей.

Его не было почти две недели, которые показались ей вечностью.

— Ты хочешь представиться старшим братом и спрашивать его, каковы его намерения?

— Я думаю, он уже ясно дал понять, каковы его намерения. Но я хочу убедиться, что все решено и новых сцен не ожидается. Возможно, Саффи — дурочка, но она моя сестра, и я никому не позволю отнять у нее ребенка.

— Она говорила, что, может быть, вернется завтра с ними во Францию.

— Покажи ей мою кредитную карту. Попроси пройтись с тобой по магазинам.

— Поздно. Она таскала меня по магазинам десятки раз, хотя я не знаю, ради меня или ради себя.

— Надеюсь, ты уделяла внимание и себе, а не только ей.

— Она очень дурно на меня влияет, — призналась Мей.

— Это звучит многообещающе.

Она позволила Саффи взять над собой шефство и теперь стала обладательницей модных туфель на смехотворно высоких каблуках и роскошного белья. Не то чтобы она надеялась произвести на Адама впечатление. Он сразу дал ей понять, что их брак — только листок бумаги, но она стала чувствовать себя сексуальнее. И выше.

— Просто скажи ей, что я хочу ее видеть. И нашу маму. Что я хочу все исправить, — попросил он.

— Нет проблем. Я пригласила их всех к нам на свадьбу.

После паузы он предложил:

— Мей, давай убежим и обвенчаемся тайно.


Адам сидел на краю кровати и представлял себе Мей, уютно устроившуюся в теплой постели. Она не проговорилась бы о том, что заплатила долг его сестре, если бы не была такой сонной. Но даже так она постаралась исправить свою ошибку, сменить тему, прежде чем он успел спросить, что она, собственно, сделала. Но ему не надо было спрашивать. Он знал.

Полиция во время рейда в одном из ночных клубов обнаружила в сумке Саффи несколько таблеток наркотиков.

Его сестра и раньше попадала в переделки. Но на сей раз дело было серьезное. Она клялась, что достала таблетки для друзей, которые снабдили ее деньгами, но технически это было распространение наркотиков, и она уже была совершеннолетней. Адам принялся проклинать сестру за глупость, но она только пожала плечами. Сказала, что все в порядке. А через две недели, когда ее вызвали в полицию, она отделалась формальным предупреждением. Историю занесли в ее личное дело, и только.

Мей помогла. Она говорила с дедом, просила его за Саффи, умоляла. И отдала их обоих на милость черствого старика.

Чем он ей угрожал?

Чем она пожертвовала?

Школой. Она больше туда не вернулась. Ходили слухи, что она уехала в какой-то частный пансион, и он позволил себе в это поверить, надеялся, что именно так и было, что поэтому она не звонит, не пишет ему. Пока в местной газете не появилась ее фотография. Она присутствовала вместе с дедом на каком-то благотворительном мероприятии.

Она рассталась с ним, чтобы спасти Саффи от тюрьмы.

Нет. Это несправедливо.

Адам провел рукой по волосам.

Мей пожертвовала собой. Отказалась от малейшей надежды на свободу ради его сестры. А возможно, и ради него. Он не нарушал законы. Ему предлагали подать заявление и в Оксфорд, но он не хотел уезжать далеко, желая приглядывать за матерью и сестрой. Он не сомневался, что Джеймс Колридж отомстит ему через них.

Может быть, именно это пыталась сказать ему Мей, когда стояла у окна и качала головой в ответ на его призывы? Смотрела, как его обдали струей из шланга, как эта струя превратила розы, которые он ей принес, в вихрь красных лепестков…

Он вспомнил томик сонетов Шекспира, застонал и сполз с кровати на пол. Так вот что оттуда выпало! Лепесток красной розы.

Если бы, когда они впервые встретились на каком-то благотворительном мероприятии, он подавил бы гордость и, не обращая внимания на ее холодность, взял ее за руку, как долго она могла бы сопротивляться?

Он думал, что поразил ее неожиданностью своего появления, когда она сидела на дереве. Но может быть, так надо было поступить гораздо раньше?


Телефонный звонок вырвал Мей из царства сна. Она протянула руку, взяла трубку. Без очков она не видела, с какого номера ей звонят.

— Алло!

— Мей…

— Адам? Что-нибудь случилось?

— Нет… Да…

Из трубки раздался какой-то шум.

— Что это было? Я что-то слышала.

— Гром, молния. Грозы тут обычное дело. Ты не спишь?

— Нет, — ответила она, беря себя в руки. — Что случилось? Что-то не так?

— Все не так. Черт, свет погас.

— Адам? С тобой все в порядке?

— Да. Это тоже бывает.

Он замолчал, но она слышала крики, шум, стук.

— Адам?

— Ничего. Какой-то идиот барабанит в дверь. Не вешай трубку. Это очень важно…

Его слова потонули в грохоте взрыва. А потом телефон замолчал.


Робби застала ее у телевизора. Бледная, дрожащая, она смотрела новости: говорили о попытке государственного переворота в Саминдере. Неопознанные тела, пропавшие без вести, здания, разрушенные взрывами…


Робби набросила на плечи Мей шаль, зажгла огонь, приготовила чай. Молча. Она понимала, что слова сейчас не помогут.

Позвонил Джейк. Директора компании собрались на экстренное совещание. Джейк обещал позвонить, как только что-нибудь станет известно.

Семья Мишеля спустилась вниз. Узнав, что случилось, они обняли Мей и Саффи и стали что-то очень быстро говорить — Мей со своим школьным французским не могла их понять.

Мишель смотрел новости вместе с Саффи, держа ее за руку. Ненси лежала у него на коленях. При взгляде на эту картину Мей стало еще более одиноко.

Зазвонил телефон. Она вскочила. Но это был Фредди, который увидел в «Таймс» объявление о свадьбе.

— Никакой свадьбы не будет! — крикнула она и бросила трубку.

— Мей! — Саффи была потрясена. — Не говори так! С Адамом все будет в порядке.

— Нет! Не будет!

По телевидению повторяли новости из Саминдеры. Она впилась глазами в экран, обхватила себя руками и качалась из стороны в сторону, как когда-то в детстве, когда умерла ее собака.

— Он позвонил мне вчера ночью. Мы разговаривали, когда… — Она не смогла произнести эти слова. — Я услышала взрыв, прямо там, где был он. Я знаю, что он погиб, и теперь никогда не узнает… Я должна была сказать ему, Саффи.

— Что? Ты же твердила, что выходишь за него, только чтобы не лишиться дома. Что это просто брак на бумаге. — И вдруг истина снизошла на нее. — О господи! Ты же любишь его!

Мей не ответила. Она просто повалилась на Саффи, и та обняла ее, и что-то шептала ей, и гладила по спине, как ребенка.


Придя в себя, Адам понял, что лежит в темноте лицом вниз. В ушах звенело, воздух был тяжелым от пыли.

Он поднялся, прислонился к чему-то невидимому. Свет от недалеко взорвавшейся бомбы на секунду озарил комнату. В руке Адам держал телефон, по которому недавно общался с Мей.

Он должен был сказать ей нечто важное, но кто-то забарабанил в дверь.

Он поднес телефон к уху:

— Мей? — Пыль попала ему в горло, и он закашлялся. — Мей, ты меня слышишь?

Никакого ответа. Он набрал номер еще раз, но ничего не произошло. Сигнала не было.

Он выругался. Надо найти работающий телефон. Позвонить Мей. Сказать ей, что он дурак, что ему очень жаль. Что он любит ее. Всегда любил. Всегда будет любить. И он пополз вперед, освещая путь экраном телефона.


Мей выключила телевизор. Там повторяли одно и то же, снова и снова. Выступали местные эксперты, бывшие послы, политики всех мастей — и толком не говорили ничего.

Идут кровопролитные бои, связь затруднена, погибших много. Миллионер Адам Вейвелл, прибывший в Саминдеру для переговоров, числится пропавшим без вести.

— Выйди на воздух, Саффи, — посоветовала Мей. — Пойди погуляй с Ненси. А еще лучше, уезжай обратно в Париж и живи, как жила. Никто ничего не может сделать. Ни ты, ни Мишель.

Она заметила, как Саффи и Робби обменялись взглядами.

— Мей…

— Что? — спросила она. — Это просто еще один день.

Она отдала бы свой дом, свой бизнес, все, что имеет, лишь бы знать, что Адам жив.

Она вздрогнула, когда телефон зазвонил, но не бросилась снимать трубку, потому что уже перестала надеяться на чудо.

Ответила Робби:

— Колридж-Хаус.

Она хмурилась, пытаясь вслушаться, потом молча отдала трубку Мей.

— Мей… — В трубке что-то щелкало, трещало, что-то звучало как… — Мей!

— Адам! — У нее закружилась голова, она стала падать. Робби подхватила ее и усадила на стул. — Ты ранен? Где ты?

— Бог его знает… Отель… Повстанцы… Город… Свадьба…

Связь была такой скверной, что она едва могла разобрать, что он говорит. Но она слышит его голос! Он жив!

— Забудь о свадьбе. Это не важно. Важно, что ты жив. Адам! Ты меня слышишь?! Адам! Связь прервалась, — сказала она и залилась слезами.


Глава 10


Адам проклинал телефон. Он полз по разгромленному отелю, освещая себе путь телефоном вместо фонарика, помогал искалеченным и раненым. Он с трудом перетащил их в безопасное место в подвале, а сам отправился за водой. За аптечкой. За чем-нибудь.

Он наткнулся на группу повстанцев, которые, обратившись в бегство, захватили его с собой. Ему уже представлялись месяцы, может быть, годы плена, но, когда правительственные войска подступили вплотную, они бросили его и рассеялись в джунглях.

— Как скоро мы попадем в столицу? — спросил Адам у командира отряда.

Командир пожал плечами:

— Может быть, завтра утром.

— Это слишком поздно.

— А куда спешить? Аэропорт закрыт, взлетная полоса взорвана, самолетов нет.

— Должен же быть способ выбраться отсюда.

Адам положил свой давно разрядившийся телефон на сиденье грузовика рядом с командиром. Потом достал бумажник, открыл, показал доллары, фунты, закрыл и тоже положил на сиденье. Командир продолжал молчать. Адам вывернул карманы, чтобы показать, что больше у него ничего нет.

— А это что? — спросил командир, указывая на маленький бархатный футляр.

Адам открыл футляр, достал обручальное кольцо Мей и показал.

— Если я не появлюсь там вовремя, — сказал он, — лучше застрелите меня сейчас.


Мей услышала голос Адама, но потом наступило почти невыносимое молчание. Теперь она знала, что он жив, но представления не имела, где он и в каком состоянии.

Она позвонила Джейку, в министерство иностранных дел, всем, кому только могла. Да, мятеж подавлен, но в стране царит хаос.

— Не грусти. Завтра день твоего рождения. Я собираюсь испечь тебе шоколадный торт, — заявила Саффи после завтрака.

— Ты умеешь готовить? — Саффи не проявляла таких талантов с самого своего приезда.

— Не говори глупостей. Домашнее божество — это ты. Ты меня и научишь.

Конечно, Саффи хочет ее отвлечь, но она и сама не находит себе места.

Они только-только успели поставить торт в духовку, как задняя дверь распахнулась и Джейк, даже не постучав, влетел на кухню. И сразу спросил:

— Где ваш паспорт?!

— Извините?

— Адам позвонил. Последние два дня он продирался через джунгли, а потом тремя рейсами добирался до США. Но он не успевает прилететь сюда к сроку, поэтому вы летите к нему. Я заказал два билета до Лас-Вегаса.

— Лас-Вегас?

— Вы поженитесь там. Сегодня.

— Но, — она посмотрела на часы, — я не успею добраться туда вовремя.

— Успеете. Вы летите на запад. Вы будете там через несколько часов.

— Точно! — крикнула Саффи. Она подпрыгивала, размахивала руками и широко улыбалась.

— Но… — Мей посмотрела на Джейка, на Робби, которая тоже улыбалась. — У меня даже нет платья…

— Забудьте о платье, — сказал Джейк. — У вас нет времени на сборы. Мы едва успеем доехать в аэропорт.


— С какой целью вы прилетели в Соединенные Штаты, мистер Вейвелл?

— Я сегодня женюсь, — ответил он.

Чиновник оглядел его с головы до ног. Когда мятежники начали обстреливать отель, на нем был вечерний костюм. Теперь он превратился в лохмотья. Неудивительно, что его препроводили в иммиграционное управление.

— Желаю вам счастья, сэр, — сказал чиновник с улыбкой и вернул Адаму паспорт.

У дверей его ждал шофер.

— Самолет мисс Колридж должен приземлиться через десять минут, мистер Вейвелл, — сообщил он и протянул Адаму пакет с новым телефоном и длинным отчетом от Джейка о принятых мерах.


* * *

Мей вошла в здание аэропорта и остановилась. Джейк сказал, что ее встретят, но ее имени не было ни на одном из плакатов. И вдруг у нее замерло сердце: она увидела Адама. У нее вырвалось горькое восклицание: его костюм разорван, на остатках рубашки запеклась кровь. Он выглядел так, будто не спал неделю. Он похудел.

Его щека… Она протянула руку, хотела дотронуться до свежего синяка, но он схватил ее руку.

— Это ничего. Ты без багажа?

— У меня не было времени собраться, — ответила она, глядя на свою перепачканную шоколадом футболку. — Свадебные фотографии будут очень оригинальными. — И добавила весело, потому что это был единственный способ не расплакаться, уткнувшись в него: — Знаешь, если ты не хотел, чтобы твоя мама была на свадьбе, просто так бы и сказал. Нечего было затевать все это.

— Я звонил ей. — Адам усмехнулся. — И Саффи звонил. Когда добрался до Далласа. — Он поперхнулся. — Пыль после взрыва, — объяснил он.

— Адам…

— Пошли. Кажется, мы должны сначала купить лицензию в суде, а потом уже идти в церковь.


— Ну, это оказалось просто, — заметила Мей, когда через полчаса они вышли из здания суда с лицензией в руках. — Я надеюсь, ради тебя, что развод будет таким же легким.

— Не надо! — воскликнул он, но, заметив ее удивленный взгляд, понял, что поторопился, и покачал головой.

Адам может сколько угодно думать, что Мей обладает всем, что он хотел бы видеть в женщине, но выходит она за него только по одной причине.

Чтобы сохранить свой дом.

Когда он ползком пробирался через развалины отеля, его поддерживала мысль о Мей. Ему необходимо было сказать ей, как он раскаивается, каким дураком он был.

И надежда, что вдруг каким-то образом они смогут начать все сначала.

Адам увидел, как Мей нахмурилась, и ему захотелось поцелуем прогнать эту морщинку между ее бровями.

— Извини меня. Это была самая ужасная неделя в моей жизни. Я предлагаю на сегодня забыть обо всем и просто повеселиться.

— Повеселиться?

Именно так он и сказал Джейку, когда наконец добрался до работающего телефона. Тот, кажется, воспринял его инструкции слишком серьезно. В аэропорт за ними приехал белый «роллс-ройс».

— Ты не возражаешь? — спросил Адам, когда Мей приблизилась к автомобилю, и взял ее за руку. И держал ее, пока они не оказались в салоне.

— Нет! — Мей громко засмеялась. — Я просто не могу в это поверить. Это как сон.

— Это и есть сон, — ответил он, радуясь, что находится рядом с женщиной, на лице которой играет самая счастливая улыбка, какую он когда-либо видел. — Ты получила волшебный день, украденный у богов времени полетом на запад.

— Это не так, — произнесла она, откинувшись на мягкую кожаную спинку. Волосы растрепаны, на футболке — пятна шоколада. Она сейчас точь-в-точь как та девочка, в которую он влюбился.

И он позволил себе вспомнить, как билось у него сердце, когда он перелезал через забор из парка. И как оно наполнилось радостью, когда она посмотрела на него и улыбнулась. Он любил ее еще до того, как узнал смысл этого слова. А когда узнал, было уже поздно.

— Его придется вернуть, когда мы полетим обратно. Со временем не играют, — сказала Мей.

— Мы вернем часы, но не то, что произойдет за это время. Ты останешься замужем. Твой дом останется у тебя. Наши поступки, наши воспоминания останутся с нами. В этом-то и волшебство.

Она повернулась и посмотрела на него:

— Это должны быть только хорошие воспоминания.

— Они и будут.

— Видеть тебя целым — что может быть лучше? — спросила она. — Я думала…

Мей отвернулась, под ресницами блеснули слезы. Она обещала себе не плакать, но шок от встречи с ним оказался слишком сильным. Она даже представить себе не могла, через что он прошел, пока она сидела у телевизора и думала, как ей плохо.

Она была уверена, что первым делом скажет ему, что любит его. Пока она летела над Атлантикой, она четко продумала, какие именно слова ему скажет. Но, посмотрев на него, решила, что это будет эмоциональной нагрузкой, которая сейчас ему ни к чему. Что она делает именно то, в чем обвиняла его, — думает о себе. О своих чувствах.

— Саффи очень переживала, — сказала она, когда смогла говорить.

— Сильнее, чем я заслуживаю.

Она не успела выразить протест, потому что машина свернула в тропический сад. Ее глаза широко раскрылись при виде их отеля.

— Ух, — сказала она. И потом, когда они шли через вестибюль, повторила: — Ух! Просто потрясающе!

Они были в Лас-Вегасе. Она думала, что их отель будет большим, вычурным, сверкающим. Но тут все было элегантно и очень красиво.

— Доброе утро, мисс Колридж, мистер Вейвелл! Надеюсь, полет был удачным?

Дежурный менеджер улыбнулся и предложил им сесть в уютные кресла, совершенно не обращая внимания ни на вид Адама, ни на ее вид.

— Извините, несколько формальностей. Мисс Колридж, через полчаса вас ждут в салоне красоты. — Он протянул ей карту-талон. — Мистер Вейвелл, нас предупредили, что у вас не будет с собой багажа. В номере вы найдете на выбор несколько костюмов вашего размера и ваши обычные туалетные принадлежности.

Мей покачала головой.

— Джейк неподражаем, — сказала она. — Учитывает каждую мелочь.

— Для вас есть несколько посланий, мистер Вейвелл. Вы сможете прочитать их на автоответчике в вашем номере. — Он перевел взгляд с Адама на Мей. — Могу я быть еще чем-нибудь вам полезен?

— Только одним, — сказал Адам. — У нас сегодня свадьба. Мисс Колридж нужно соответствующее платье.

— Нет проблем. В нашем отеле есть несколько дизайнерских бутиков и наш продавец-консультант в вашем распоряжении, мисс Колридж. Я попрошу ее позвонить вам.

Адам оглядел ее с убийственной улыбкой.

— Ну вот, почти все, — сказал он.


* * *

Номер было более чем роскошный. Огромная гостиная с окнами на асотею с садом, тропическими цветами, бассейном, маленьким водопадом. Кабинет, две спальни, каждая с ванной комнатой. Их ждала Джулия, которая представилась как их личная помощница. Пока Адам прослушивал послания, она заказала для них поздний завтрак и, пока они принимали ванну, развернула и достала одежду.

«Просто сказка», — подумала Мей, опускаясь в теплую ароматизированную воду. Она только закрыла глаза, как телефон, положенный так, чтобы его можно было достать, просто протянув руку, прозвонил раз, потом другой. «Может быть, это Адаму?» — подумала она. Но в этом отеле, если телефон звонит в ванной, значит, звонят тому, кто принимает ванну.

— Да?

— Доброе утро, мисс Колридж. Я — Сьюзен Харпер, ваш продавец-консультант. Мне сказали, что у вас сегодня свадьба и вам нужно особенное платье. Позвольте задать вам несколько вопросов.

Вопросы касались цвета, стиля. Предпочитает ли она платье от Армани, Шанель, Диора?

Диор! Она не может себе это позволить.

Она хотела сказать, что ей вообще ничего не нужно, но вспомнила, как Адам смотрел на нее, когда сказал «почти все». Он подумал об этом, устроил это. Это была часть сказки, и если ей придется продать пару картин, чтобы за нее расплатиться, — что ж, сказка того стоит.

— У меня нет предпочтений относительно дизайнера. Мне бы хотелось что-нибудь попроще.

Остался только унизительный вопрос о размере туалета.

— Пойду посмотрю, что мне удастся найти, — задумчиво сказала Сьюзен. — Как скоро вы поедете в салон?

— Мне назначено на двенадцать.

— Я принесу вам несколько моделей. Мы сможем что-нибудь выбрать.

— Хорошо.

Потом, поскольку телефон был у нее в руке, Мей позвонила домой и сказала Робби, что долетела благополучно. И просила передать Саффи, что ее брат цел и относительно невредим.


Когда Мей появилась, завернутая в толстый халат, Адам поднял голову.

— Привет! — сказал он. — Все в порядке?

— В общем, да. Но мне было неловко, когда пришлось сообщать мои размеры совершенно незнакомой женщине.

— Она не упала в обморок? — поинтересовался он.

— Возможно, да. Она очень долго молчала.

— Видимо, она старалась сдержать слезы зависти от того, что ты от голода не превратилась в скелет.

— Я делаю сладости и пироги, Адам. Я должна пробовать их, чтобы убедиться, что они хороши.

— Ценю твои жертвы, — сказал он, протягивая ей руку, и, когда она взяла ее, притянул ее к себе на колени и обнял за плечи, и она позволила себе положить голову ему на плечо.

Перед тем как принять ванну, она подколола волосы, но несколько влажных прядей вились у ее лица. Одна прядь коснулась его подбородка. Он пригладил ее и поцеловал. И увидел, что по ее щеке катится слеза.

— Эй, в чем дело?

— Я думала, что тебя больше нет.

— Что вполне могло бы случиться, если бы не ты.

— Дурачок, — сказала она и шутливо стукнула его по локтю.

— Ух, — сказал он, улыбкой маскируя гримасу боли. — Разве так разговаривают с мужчиной, который хочет доставить женщине удовольствие?

Она открыла рот и опять закрыла.

— Извини, Адам. Я думала, что все будет очень просто.

— Все просто, дорогая, все просто. — И прежде чем она успела догадаться, насколько на самом деле все просто, он заметил: — Но тебе пора. Ты опоздаешь в салон.

Она охнула, бросилась в спальню и через несколько минут вышла оттуда в брюках цвета горького шоколада и шелковой, цвета бронзы блузке, оттенявшей необычный цвет ее глаз. Ее густые волосы рассыпались по плечам. Такие волосы заставляют работать воображение мужчины. Если оно уже не сработало раньше.

— Встретимся в вестибюле в половине четвертого.

— В вестибюле? Но…

— Я закончу здесь, соберусь и пройдусь по саду. — Ему требовалось создать определенную дистанцию между собой и искушением. — Ты же не хочешь, чтобы я мешал тебе, когда ты будешь приводить себя в порядок?

— Что?

Ее глаза вдруг расширились, потемнели, затуманились инстинктивным, первобытным ответом на то, что она увидела в его глазах — жаркую, неудержимую тягу к женщине, которую он не испытывал никогда раньше. Его чувства восстали, готовые побороть его волю.

— А что, если мне понадобится помощь с молнией?

— Я умею только расстегивать молнии, — сказал Адам.

Предупреждение им обоим. Мей верила ему, верила, что его мотивы благородны.

Не то чтобы она в чем-то его винила. Зная ее, можно думать, что она скорее винит себя, извиняется за то, что воспользовалась им. Он не был уверен, вызвала эта мысль улыбку или желание плакать о ней. Возможно, понемногу того и другого. И он захотел обнять ее, сказать, что она замечательная, сексуальная, красивая, что любой мужчина был бы счастлив быть рядом с ней.

Она не двинулась с места. Она продолжала стоять и смотреть на него потемневшими глазами, раскрасневшись, слегка приоткрыв губы.

— Мей!

Она вздрогнула.

— Ну я пошла.


Она не могла сказать точно, что именно сейчас произошло. Нет, она не так наивна. Она знает. Но она не знает, как это могло произойти.

Как шутливое замечание — результат нервного напряжения, породило первобытный импульс, от которого вся ее плоть потянулась к Адаму и который заставил его ответить ей каждой клеточкой его тела, так, что воздух вокруг них превратился в горячий туман. И комната исчезла, и весь мир сосредоточился в нем.

На минуту она прислонилась к двери, потому что у нее дрожали колени. Она знала, что, если он шевельнет рукой, дотронется до нее, она не выдержит.

И он тоже знал.

Он предупредил ее: «Я умею только расстегивать молнии».

Но и тогда она не ушла. Не хотела уходить. Она хотела обнять его, всей плотью ощутить, что он жив. И всей плотью передать ему то, чего не могла сказать словами.


Адам не помнил, когда последний раз испытывал потребность в холодном душе.

Когда она спросила, будет ли их брак только росписью на куске бумаги, он сделал лживое утверждение. Лгал сердцем, если не словами, планировал хладнокровное обольщение, хотел, чтобы она умоляла его взять ее.

Но в то же время он знал, что она не сделала ему ничего плохого. Она отдала ему свое сердце, свою душу и отдала бы и тело, если бы их не обнаружили прежде, чем он, тогда неискушенный мальчишка, успел его взять.

Ему потребовалось оказаться на волосок от гибели, чтобы понять, что месть не приносит радости. Только жизнь. Значит, он возьмет Мей в жены на один год, будет жить с ней под одной крышей, ухаживать за ней, ждать ее. И когда срок формального брака истечет, предложит ей брак настоящий.

Да, он может владеть своими желаниями, но, если Мей опять вспыхнет так, как сейчас, он ни в чем не уверен.


Мей провела в салоне, кажется, целую вечность. Но когда она вышла, ее непослушные, мышиного цвета волосы были вымыты и причесаны. Теперь это была роскошная, блестящая мышь, с волосами, свернутыми в мягкий пучок, из которого выбивались отдельные аккуратно завитые, послушные пряди.

Визажистка смягчила ее кожу и наложила тональный крем. Маникюрша, с ужасом посмотрев на ее огрубевшие от работы ногти, привела их в порядок и покрыла лаком. И кто-то, кого она так и не увидела, сделал ей такой педикюр, что не хотелось надевать туфли. И все это время Сьюзен показывала ей различные образцы одежды и следила за ее реакцией на фасон, цвет, ткань.

Все принимали участие, давали советы и в конце концов отобрали четыре платья.

— Вот это то, что надо, — сказала Сьюзен, когда, вернувшись в номер, Мей примерила костюм цвета старого бренди. — Я сразу поняла это, увидев вашу блузку. Это именно ваш цвет.

— Мне он тоже очень нравится, — призналась Мей. — Будет ли невежливо справиться о цене?

— Я поняла, что мистер Вейвелл…

Но он уже заплатил за отель, за перелет, за автомобиль. Этого довольно.

Сьюзен все еще колебалась — костюм явно стоил целое состояние, и Мей сказала:

— Назовите мне цену, Сьюзен, или вам придется унести все это обратно, а я поеду венчаться в брюках.

Сьюзен назвала ей цену.

Мей с трудом удержала стон. Ей придется продать не какую-нибудь маленькую картину, о которой она не будет сокрушаться, а что-то действительно дорогое. Но она больше никогда не будет выглядеть так хорошо. Так что, решила она, стоит пойти на жертвы. И протянула Сьюзен свою кредитную карту.

— Пожалуйста, учтите все, Сьюзен. Туфли, сумочку, белье — все.

— Ему повезло.

— Это мне повезло, — сказала Мей скорее себе, чем Сьюзен. И когда через полчаса она, готовая спуститься вниз, осматривала себя в зеркало, улыбка не сходила с ее лица.

Юбка несколько короче, чем Мей обычно носила, и прямая — фасон, которого она избегала, — но очень красиво скроенная и обтягивает ее фигуру так, что она выглядела не чересчур полной, а сексуальной. Однако пленил ее жакет.

Тяжелый шелк был собран в складки, которые отражали свет, делали цвет более глубоким. Ленты открытого ворота пересекались низко на груди. Весь костюм в целом не скрывал, а подчеркивал достоинства ее фигуры.

Последний штрих — туфли, темно-коричневые, открытые, на фантастически высоких каблуках, заставили бы Золушку разрыдаться.

— Вы выглядите сногсшибательно, Мей. Идите и разбейте его сердце.


Глава 11


Адам оглядел себя в одну из зеркальных колонн и поправил новый шелковый галстук, купленный в одном из бутиков.

Теперь он знал, что чувствует жених, ожидая у алтаря невесту, которая решила дать ему несколько минут на то, чтобы он представил себе, как бы жил без нее.

Тщательно стараясь игнорировать покровительственные улыбки проходящих мимо матрон, которые смотрели на букет орхидей у него в руках, на одинокую орхидею у него в петлице и делали свои выводы, он посмотрел на новые наручные часы.

А подняв голову, увидел ее.

Волосы, завязанные лентой, не способной их удержать, поношенные свитера, очки на кончике носа — такая Мей сумела овладеть его сердцем.

Теперь, когда они посмотрели друг на друга через холл, он вдруг потерял способность дышать, двигаться. Его сердце замерло.

Мей первая пошла вперед, ступая на высоких каблуках очень осторожно, как кошка.

Люди поворачивались в ее сторону. Мужчины и женщины останавливались, чтобы посмотреть на нее. И он пошел к ней, полетел к ней и остановился против нее — онемевший, влюбленный подросток.

— Красивые цветы, — сказала она, глядя на бронзово-кремовые орхидеи, которые он сжимал в руке. — Подходят к твоему галстуку.

Он хотел сказать, что и галстук, и цветы он выбрал потому, что они подходят к ее глазам, но вместо этого заметил:

— К счастью, они подходят и к твоему костюму. — И протянул ей букет.

— Какие красивые! Спасибо, — сказала она и осторожно провела пальцами по лепесткам. Потом увидела цветок у него в петлице. — Ты все продумал.

Почти все.

Когда он завинчивал шурупы, он меньше всего думал о том, что может влюбиться в Мей Колридж. И не знал точно, как и когда это произошло. Последний час он бродил по торговой зоне отеля, выбирал галстук, выбирал цветы, смотрел на желтые алмазы в витрине ювелирного магазина и старался решить, какой оттенок подойдет к обручальному кольцу ее бабушки.

Он взял ее руку, посмотрел на нее:

— Я хотел купить тебе кольцо.

— Я не хотела… — Она подняла на него глаза. — Оно было у меня на пальце, когда пришел Джейк.

Он покачал головой:

— Не думаю, что на свете есть другое кольцо, которое так же пошло бы тебе. И я купил вот это. — Он достал из кармана маленький бархатный футляр, открыл его и извлек кулон с желтым алмазом. — Мне кажется, это подойдет.

— Адам… — Она покраснела, прижала руки к лицу. — Не знаю, что и сказать.

— Не говори ничего. Просто повернись и позволь мне застегнуть замочек.

Он подумал, что она, может быть, вспыхнула, как школьница. Но жила-то она как реальная, взрослая, предусмотрительная женщина.

Она работала, сама строила свою жизнь, свое будущее. Иногда ей, возможно, требовалась помощь, когда она забиралась слишком высоко, например, но рассчитывала она всегда только на себя.

Он чувствовал себя так, как будто шел через жизнь в полусне. Отдавал себя целиком созданию своей бизнес-империи, не обращая внимания на то, что действительно важно.

Глядя на Мей, он подумал, что наконец пробудился. Пробудился полностью и так же надеется и радуется, как любой из мужчин там, в очереди за лицензией на брак.

— Ты выглядишь потрясающе, — сказал он и, опасаясь, что сейчас начнет говорить глупые комплименты, добавил: — Но я не хотел, чтобы ты платила за этот костюм.

— Я знаю, Адам. Но моя бабушка однажды сказала, что если мужчина покупает женщине одежду, значит, надеется с нее эту одежду снять.

Она сказала это так просто, что он понял: она долго репетировала эту фразу в ожидании подходящего момента. Напоминание…

— Твоя бабушка была очень мудрой женщиной, — сказал он. — Жаль, что она не видит, какая прелестная у нее внучка.

— Мне тоже. — И вдруг ее глаза засияли, и Мей спросила: — Пошли?

Он предложил ей руку, и, когда они двинулись к двери, вокруг раздались аплодисменты. Швейцар приподнял фуражку, открыл им дверцу автомобиля, и они поехали навстречу теплому предвечернему солнцу.


Внешне Мей была совершенно спокойна. Благодаря туфлям. Такие высокие каблуки требовали абсолютной сосредоточенности. Так что на ходу она не могла думать ни о чем другом.

Как только она взяла Адама под руку, она поняла, что, если пошатнется и ему придется ее поддержать, волшебство исчезнет. Он пережил столько опасностей, был ранен, устал и все-таки сделал для нее все это. Ее ноги шли, а душа трепетала.

— Ты в порядке? — спросил он.

Она, не доверяя своему голосу, только кивнула. Но как раз в тот момент, когда она испугалась, что сейчас начнет задыхаться, машина остановилась. Она увидела большой плакат и охнула.

— Придорожная свадьба?

— Ты разрешила Джейку устроить нам сюрприз, — напомнил Адам. — Но если это не то, чего ты ждала, извини. Действительно, это все не то. Ты такая элегантная, Мей, такая красивая. Может быть, уже слишком поздно, но ты достойна чего-то большего, Мей, чего-то необыкновенного. В отеле есть свадебная часовня. Может быть, они могут…

— Нет! — Он выглядел таким расстроенным, что она, забыв все свои страхи, взяла его за руку. — Это именно то, что надо. Я в восторге.

Она сказала правду. Это было очень мило и совершенно не похоже ни на одну из картин, которые рисовало ей воображение. Такая свадьба заставит ее смеяться, а не плакать. Ничего помпезного. Ничего, что могло бы разбить ей сердце.

— Я в восторге, — повторила она.

Священник в белом одеянии ждал их у окна:

— Мисс Колридж? Мистер Вейвелл?

— Да…

— Добро пожаловать в придорожную свадебную часовню. Вы привезли лицензию?

Адам протянул ему лицензию.

— Готовы ли вы оба дать торжественные супружеские обеты?

— Несомненно, — сказала она быстро.

Священник повернулся к Адаму, и тот подтвердил:

— Несомненно.

Они быстро произнесли свои обеты. Адам надел бабушкино кольцо на палец Мей. Потом разжал ладонь и показал другое кольцо, гораздо больше, но точно такое же.

Казалось, весь мир затаил дыхание, когда она взяла кольцо и надела ему на палец.

— Объявляю вас мужем и женой. Вы можете поцеловать невесту.

— Могу я поцеловать невесту, миссис Вейвелл? — спросил он.

Она издала какой-то звук, который можно было понять как согласие, и он, обняв ее, приложил свои губы к ее губам в зародыше поцелуя, который вырос во что-то более глубокое и страстное и мог бы длиться вечно, если бы не просьба фотографа продержаться еще чуть-чуть.

В соседнем окне они получили фотографии и сувенирный сертификат данных ими свадебных обетов.

— Фотографическое свидетельство, — сказал он, просматривая снимки, и протянул ей фотографию, на которой они целовались на фоне плаката «Придорожная свадьба». — Может быть, пошлем эти снимки в «Селебрити»? Это поддержит энтузиазм Фредди, пока Джейк не уладит все формальности.

Она кивнула. Потом заметила:

— Остается еще одна вещь. Где обещанные гамбургеры и картошка?

— Не понял.

— Придорожная свадебная часовня должна предоставлять придорожный свадебный завтрак.

— Ты голодна? — догадался он.

— Зверски.

Мей была так погружена в уход за дедушкой и домом, в свои классы, что у нее никогда не оставалось времени на размышления. И тут вдруг поняла, что голодна, но не тем голодом, который удовлетворяют за столом.

Она хотела, чтобы Адам смотрел на нее так, как смотрел там, в их номере, касался ее. Чтобы она касалась его, целовала, стала его любовницей, а не только другом, держала на руках его ребенка. Хотела, пусть на один сказочный вечер, стать его женой по-настоящему.

— Не знаю, время сейчас завтрака, ланча или обеда, — пояснила она, — но я не ела с тех пор, как сошла с самолета. А ты, вероятно, заметил, что я не из тех женщин, которым достаточно листика салата. — Она обернулась, заметив знакомую эмблему. — Вот! Мы можем зайти сюда и насладиться гамбургерами и картошкой.

Он усмехнулся:

— Ты не нагрузка для кармана, Мей.

— Ну не знаю. Ты заплатил за мой полет, за люкс в первоклассном отеле и алмазный кулон. — Она дотронулась до кулона у себя на груди. — Тебе нужна жена, которая учила бы тебя экономить. А я хочу получить клубничный молочный коктейль.


По дороге в отель они, смеясь, обсуждали свой импровизированный пикник.

Джулия, которую швейцар наверняка предупредил об их возвращении, ждала их в номере с шампанским во льду, экзотическими сладостями и шоколадным тортом. И корзиной алых роз, такой огромной, что большая комната стала казаться меньше.

Мей побледнела:

— Пожалуйста, заберите их, Джулия. У меня аллергия на розы.

— Конечно, мистрис Вейвелл. Позвольте поздравить вас обоих.

— Спасибо.

Это произнес Адам. Она не могла говорить. Не могла смотреть на него. Не могла двинуться, пока он не положил ей руку на плечо:

— Все в порядке, Мей. Я знаю.

— Знаешь? — Она подняла на него глаза. — Что ты знаешь?

— Про лепестки.

У нее перехватило дыхание.

— Что ты знаешь? — прошептала она.

— Я знаю, что ты собрала их и положила в томик стихов.

Собрала их. Звучит красиво. Но на самом деле она ползала в темноте на четвереньках, скользила на замерзших лужах, но не сдалась, пока не собрала лепестки, все до единого. Руки замерзли так, что она не чувствовала свои пальцы, ладони.

— Откуда? Никто не знал…

— Я взял эту книжку, когда ждал тебя в твоей гостиной. Оттуда выпал лепесток. Тогда я ничего не понял. Я прозрел гораздо позже, когда догадался, что ты сделала для Саффи. Поэтому я позвонил тебе снова. И это спасло мне жизнь. Если бы я лежал в постели, а не разговаривал с тобой, сидя на полу…

— Дед заставил меня выбирать, — сказала Мей быстро, потому что боялась слушать, как близок он был к гибели. — Или я поклянусь больше никогда не видеть тебя, не разговаривать с тобой, или Саффи отправится в тюрьму.

— Но когда ее отпустили…

— Мы дали друг другу слово. Он свое слово сдержал. — Мей ласково взяла в руки его лицо, поцеловала синяк на скуле. — Забудь об этом, Адам. Это все позади.

— Как это может быть позади? — спросил он. — Когда я полз и полз по развалинам того отеля, я видел перед собой твое лицо. Я выжил потому, что думал о тебе.

Она прервала его речь поцелуем. Потом начала медленно расстегивать свой жакет.

— Что ты делаешь?

— Собираюсь вернуть потерянное время, — сказала она, роняя жакет на пол. — Хочу взять назад то, что у нас украли. — Она расстегнула пояс юбки, секунду поколебалась, подняла на него глаза и спросила: — Могу я надеяться на помощь с молнией?

Он смотрел на нее не отрываясь. Он расстегнул молнию и, когда юбка упала на пол, положил руку на теплый изгиб ее бедра, наклонился и поцеловал ее.

Как будто они снова стали восемнадцатилетними. Подростки, касающиеся друг друга, проникнутые важностью происходящего, понимающие, что другого такого момента в их жизни не будет, что оба они сейчас изменятся навсегда.

Такой она была тогда. Сияющей. Горевшими, как фонари, глазами она сообщала ему, чего она хочет. Робкая и страстная одновременно. Наивная и смелая. Невинная, как младенец, она все же знала больше его. Знала, чего она хочет. Чего хочет он. Она диктовала неторопливый ритм, заставляла его ждать, заставляла чувствовать себя божеством.

Это же она делала и теперь. Расстегивала пуговицы на его рубашке и медленно отступала к спальне. Она целовала каждый его синяк. Тихонько застонала, когда он зажал ее между колен.

Он терялся в жаре ее поцелуев, сладости ее прикосновений, чувствовал себя возрожденным, созданным заново, пока ее тихие вскрики не затмили все остальное, требуя последнего, главного штриха картины любви.

— Пожалуйста, Адам, пожалуйста, — торопила она.

И от этих трех слов мир пошатнулся.

Он отстранился от нее, почти скатился с кровати, стремясь убежать от того, что едва не сделал.

Мей, в страхе, что вдруг сейчас сказалось все, что он пережил, что он нездоров, схватила халат и бросилась к нему. Он сидел в кресле, закрыв лицо руками.

— Что с тобой? Ты нездоров? Тебе плохо? — Она опустилась перед ним на колени.

— Нет.

— Скажи, в чем дело.

— Я хотел заставить тебя умолять меня.

Она взяла его за руку, но он вырвался:

— Я хотел затащить тебя в постель твоего деда и заставить молить меня. Думаешь, я проникся сочувствием, когда ты сказала, что вот-вот потеряешь дом? Я был в восторге. Ты была у меня в руках. Я хотел написать свое имя поверх имени Колридж. Представлять тебя везде как миссис Вейвелл, жену презренного оборванца. Затащить тебя в постель твоего деда и заставить просить.

— Так что ты хочешь сказать? Что я просила недостаточно? — спросила она. — Или ты хочешь подождать, пока мы вернемся домой?

Он поднял голову:

— Нет, нет… Я был неправ. Я тебя недостоин. Но я думал, что, может быть, если я буду терпелив, ласков, заботлив, может быть, через год, когда ты сможешь получить свободу, если захочешь, я смогу предложить тебе стать моей женой по-настоящему.

— Через год?

— Я готов ждать сколько угодно. Я люблю тебя, Мей. Я никогда не желал никакой другой женщины так, как желал тебя. Желаю тебя.

— Нет. — Она покачала головой, встала, отступила на шаг. — Целую страшную неделю я думала, что тебя нет в живых, и кляла себя за то, что не сказала тебе, как люблю тебя, пока могла. А потом я, идиотка, решила, что не стоит наваливать на тебя мои эмоции. Так вот. Я понимаю, почему ты чувствовал то, что чувствовал, но я ждала тебя больше десяти лет, Адам Вейвелл. — Она развязала пояс своего халата, и халат соскользнул на пол. — Я не хочу терять еще один год. А ты?

Она протянула к нему руки, и ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем он взял их и притянул ее к себе.


Звонари ждали, чтобы начать звонить изо всех сил. На хорах стояли певцы с голосами ангелов. Церковь позади Мей была полна знакомых. Пришли и те, кого она еще не знала, но должна была узнать в будущем. Здесь были Фредди, мать Адама, Саффи, Мишель и его родители. Ненси в коляске, в пене розовых кружев, следовала за ней, как почетная подружка невесты. И Робби — еще одна подружка невесты.

Все было точно так, как она представляла себе много лет назад. Церковь украшена розами, миртом и плющом. Она несет в руке букет роз цвета бронзы, такая же роза сияет в петлице Адама.

Все так и не совсем так. Даже знаменитый местный дизайнер Джина Вагнер не смогла втиснуть Мей в платье ее обычного размера. Одна из ее мастериц работала над платьем до самого утра, расширяя его в талии, чтобы не создавать неудобств той новой жизни, которой они с Адамом дали начало во время своего, так сказать, медового месяца.

Точно так и совершенно не так. Потому что, будучи подростком, она не знала, что именно она будет чувствовать. Та мечта была мечтой несчастной девочки о победе.

Сегодня все было по-настоящему. Она и Адам встали у алтаря, викарий начал говорить:

— Возлюбленные мои! Мы собрались сегодня здесь, чтобы благословить брак Мей Колридж и Адама Вейвелла.

Главным чувством была радость, празднование благословенного союза любви — данной и принятой.


Внимание!
Текст предназначен только для предварительного ознакомительного чтения.

После ознакомления с содержанием данной книги Вам следует незамедлительно ее удалить. Сохраняя данный текст Вы несете ответственность в соответствии с законодательством. Любое коммерческое и иное использование кроме предварительного ознакомления запрещено. Публикация данных материалов не преследует за собой никакой коммерческой выгоды. Эта книга способствует профессиональному росту читателей и является рекламой бумажных изданий.

Все права на исходные материалы принадлежат соответствующим организациям и частным лицам.



Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11