Рейн Евгений Борисович родился в Ленинграде в 1935 году. Окончил там Технологический институт. Знал Анну Ахматову; Иосиф Бродский считал Рейна своим наставником. Автор нескольких книг лирики; эссеист. Живет в Москве. Лауреат Государственной премии России. Постоянный автор “Нового мира”.* * *Голые ветки орешника перед моим окном,и земля уже схвачена первым снежком.Шапку надвинь на брови, руки в карманах согрей,если зима наступает, то хорошо бы скорей.Пусть поскорее стемнеет и станет простор светлей,пусть ветер и снег смешаются где-то среди полей.Пусть фонарь по дороге перечеркнет метель,пусть она ходит кругами, как праздничная карусель.Звезды на низком небе зазубрены и легки.Достань из карманов теплые, тяжелые кулаки.Подкинь их вверх и подумай, что дожил ты до зимы,и все, что вокруг темнеет, белеет, на память себе возьми.И свет жилья человечий, и легкий узор под ним...Когда все это минует, ты будешь совсем другим.* * *Первый снег — нелепая погода,точно позабытая тропа,по которой топала пехота,а не городская шантрапа.Он еще сгустится и растает,ибо так положено вовек,потому-то ничего не знаетснегом занесенный человек.Тот, кто видел все четыре части, —видел все и ко всему привык,потому-то снежное ненастьепадает ему за воротник.Не уйти, не убежать от снега,потому что этот снег — судьба,может быть, прибавить слово “эго”...“Эго-снег” — час Страшного суда. Первое декабряПодслеповатая, дурнаяУгомонилась ночь Москвы,И я один под утро знаю,Что примешал к своей крови,Что это был игорный случай,Подсказка дьявольского дна,И больше, как себя ни мучай,Мне не покажется она.Под Этной закипала лава,Масон стирал запретный знак,По мановенью автоклаваКатился в пропасть “кадиллак”.Мне назначалось в долю к бритве —Почти что лезвию “жиллетт” —Ошибку срезать в темном титре,Пожрать себя, как самоед.Свести Денницу и МессиюХотя б словечком показнымИ наглой шуткой под ракиюПодвинуть толковище им.Быть может, вонью самогонаЗдесь отыгрался “хеппи энд”,И примиренные знаменаСклонились и сдались в момент.И на всезнающем экранеДирк Богарт и Сарданапал,К ведру припавшие заране,Пустили петуха в финал.Но я, усталый до склероза,Не различал подземный гулИ жадной смеси купоросаСлезою детской не сглотнул.Я горько спал, не понимая,Что через девять тысяч дней,Другого случая не зная,Мы справим этот юбилей.* * *В темноте новогодьяпод обильный снежок,натянувши поводья,запад прет на восток.Под чужим зодиакомвсе смешалось в горсти.Город воском закапал.Подходи — отпусти.Не бывает начала,далеко до конца.Пусть паролем звучалаоговорка Творца.Подведенные брови,перекрашенный рот,след запекшейся кровимеж долгот и широт,долгий путь намечаетнам сегодня межу.То, что он замечает,никому не скажу.Это правда обманаили тайна зимы,но сейчас еще раноот сумы и тюрьмызарекаться под снегом,биться лбом у воротвместе с вихрем и веком,забежавшим вперед.* * *Сражение сизых и алыхнебес на исходе зимы.И мы, словно трубки запалов,открыты и поднесены.Кентавры мои, полукони,война зажигает шнуры,на зимнем пустом полигонесмердит от ее кожуры.Но перистым сомкнутым строемуж мы ничего не простим.О алые, что же мы стоим?О сизые, что мы стоим?Сейчас пробежит, огневея,начальное это тепло,и первый раскроется веер,где город, река и стекло,запалы, поля, полукони,то кругом, то снова в одно.О тот, кто нас держит в ладони,все кончено и решено!Когда мы очнемся внезапнопод небом, утратившим пыл,ни мука, ни жалость, ни жажда,а только бы ты не забыл,а только свидание этов обратном своем полусне,мешая две жизни, два цвета,пройдет по немой полосе. Памяти Б. Р.Голландской ночью бестелесной,за баром открывая бар,у входа в новый, бестелесный,но привлекательный угар,я поглядел — ты был усталыми, быстро выдернув банкнот,решил отгородиться малымот всех