Барсук выслеживает тигра [Нэн Чонси] (fb2) читать онлайн

Нэн Чонси Барсук выслеживает тигра

Часть первая ПО СЛЕДАМ ТАСМАНСКОГО ТИГРА 1. РОДНОЙ ДОМ

Тот кусочек мира, который был Баджу^{1} Лоренни родным домом, приютился меж диких гор Тасмании, словно капля росы между листьями капусты. Узкая тропка, выбитая копытами вьючных лошадей, вела отсюда «на ту сторону» и кончалась у брода в верхнем течении реки Гордон. Это место Баджу тоже было знакомо, оно составляло часть его мира.

Бродом можно было пользоваться лишь в засушливые летние месяцы, когда река мелела, а в другое время вьючные лошади ходили только до реки и потом поворачивали обратно, везя всякие припасы для дома. Эти припасы дядя Линк подвозил на своем стареньком грузовичке к противоположному берегу, а Бадж или его старшая сестра Игги переправляли их, подвесив к качающейся проволоке, протянутой над водой.

Пока они этим занимались, отец и дядя Линк присаживались покурить и делились новостями многомесячной давности, причем время от времени с гордостью поглядывали на свое замечательное техническое сооружение — две толстые проволоки, протянутые одна над другой через реку и прикрученные к деревьям на том и на этом берегу. Про это место на реке они говорили не «у Брода», а «у Проволоки». И все семейство очень гордилось этим «мостом», а отец видел в нем «дорогу жизни» — в такой глуши она была единственным спасением.

За свою короткую жизнь Бадж только дважды побывал на другом берегу реки, на ферме дяди Линка, где у него было целых полдюжины двоюродных братьев и сестер. Они находили Баджа слишком застенчивым и молчаливым, да и у Баджа эти посещения быстро изгладились из памяти. Так что мир для него по-прежнему ограничивался уединенной долиной между горами, где был его родной дом.

Те немногие люди из-за реки, которые знали отца Баджа, звали его Дэйв Лоренни. Когда-то, за много лет до рождения Баджа, он искал в здешних местах золото и, заблудившись, набрел на эту долину. В Тасмании заплутаться легко, особенно в западной ее части и особенно во время дождей, — а в этих местах почти всегда идет дождь.

Так вот, отец заблудился в тумане, взбираясь на какую-то неизвестную гору. А потом, как это здесь часто бывает, белая завеса тумана вдруг сразу поднялась, и Дэйв увидел в шаге от себя край пропасти, а на дне ее, под крутым склоном горы высотой в восемьсот футов, лежала широкая незнакомая долина. Туман рассеялся и засияло солнце, а Дэйв все еще стоял на том же месте и смотрел вниз. Он старался разглядеть каждый уголок этой долины и думал, что вот такое именно место он всегда мечтал найти.

На западе долину замыкала цепь высоких, одетых зеленью гор со снежными вершинами. К югу долина расширялась и переходила в поросший осокой луг, да и в самой долине густые заросли кустарников перемежались открытыми травянистыми лугами и среди них текла река. Отцу даже казалось, что он видит на этих лугах пасущихся кенгуру. Кто знает, сколько времени он стоял так и смотрел на долину. Что удерживало его здесь? Мирный ее вид, древняя дикость этих мест, где не было никаких следов пребывания человека? Или он выбирал высокое место, чтобы построить себе дом, и намечал глазами зигзагообразную тропку, которую проложит на дне долины? А может быть, он уже тогда прикидывал в уме, как будет переправлять всякие припасы через эту реку.

Протянуть через реку проволоку придумал дядя Линк, он и помог сделать это. Он же надоумил отца, что за землю, которую тот первый открыл, не нужно платить налогов. Долина принадлежит ему по праву, он ее нашел и вложил немало труда в обработку этого клочка земли. «И незачем адвокатам совать нос в это дело, — говорил дядя Линк. — Это твоя земля, пока о ней, кроме тебя, не знает ни одна живая душа». И решено было сохранить находку Дэйва в тайне.

Вот почему Бадж ни разу не видел незнакомого человека на склоне горы, по которому вилась тропка «Зигзаг», проложенная с таким трудом от того самого места, где отец чуть не полетел в пропасть. Снизу, из долины, казалось, что у этой горы три округлые вершины. Оттого и окрестили ее в их семье «Три кулака», и она, как и Проволока, прочно вошла в их жизнь. А другую гору, что поближе к дому, Игги назвала «Упрямицей», и, хотя никто не знал, почему она выбрала такое название, так уж и повелось.

Бадж знал долину вдоль и поперек и был очень удивлен, когда отец как-то сказал при нем, что ее «нет на карте». Это было в один дождливый вечер, когда Бадж, Игги и родители — вся семья, кроме Ланса, которого отправили учиться куда-то за реку, сидела у камина. Отец читал старую газету и пересказывал матери новости. Вдруг он поднял глаза от газеты и сказал:

— А мы не в счет, нас даже нет на карте.

Бадж, по своему обыкновению, долго обдумывал со всех сторон услышанное, прежде чем задать вопрос. А Игги успела уже забыть, что сказал отец, и захихикала, видя, что Бадж старается привлечь его внимание. Но Бадж был настойчив, и наконец лохматая седая голова отца высунулась из-за газеты и его светлые голубые глаза ласково и вопросительно взглянули на Баджа.

— Что это ты сказал про нас, папа? Что значит «нет на карте»?

— Сейчас покажу тебе, сынок. — Рука отца, загорелая, со вздутыми жилами, потянулась к деревянной шкатулке, не спеша поставила ее на грубо сколоченный стол, пошарила внутри — и отец развернул перед младшим сыном свою ветхую карту золотоискателя.

— Ну смотри, Бадж, вот здесь мы. — Его квадратный ноготь, бороздчатый, как рифленое железо, уткнулся в какую-то точку между верхней излучиной реки Гордон и дальней горной цепью Денисона. — Видишь это пустое местечко на карте? Выходит, что наша долина как бы не существует, ее вовсе нет на карте.

— Это… это белое пятно, папа? Где ничего не написано? Тут мы и живем?

— Да, сынок. Видишь, на карте не значится ни наша долина, ни камышовый луг, ни река, ни Арочный холм на западе. Нет здесь и Трех кулаков. А почему? Да потому, что тот, кто эту карту составлял, не знал об их существовании, вот почему! — сказал отец и засмеялся.

Бадж возмутился. Как можно было не отметить их долину, такую большую, что она отовсюду видна? Ну, может, долины все немножко похожи одна на другую. Но горы? У гор, как у людей, разные лица, у каждой — свое. Да и Арочный холм не похож ни на какой другой, с его причудливыми арками. Правда, хорошенько рассмотреть его трудно, потому что он очень далеко. Но ведь он, Бадж, сам видел, как заходящее солнце сияло сквозь его большую арку, словно фонарь, который освещает весь мир. А Зигзаг, тропка, что на фоне горы выделяется так же четко, как имя, вырезанное на стволе каучукового дерева! И, наконец, их дом. В какой другой долине есть такой дом? Отец строил его много лет, и теперь он похож на гриб на сыром пне, а вокруг, как молодая поросль, теснятся пристройки. Нет, эту географическую карту рисовал какой-то идиот!

Однако Игги не соглашалась с братом.

— Ты подожди рассуждать, пока не узнаешь побольше, мальчуган! — сказала она снисходительным тоном старшей и, перестав вязать, начала считать петли. — Людей на той стороне этой долиной не удивишь. Они ее ни во что не ставят…

Игги стрельнула блестящими карими глазами в сторону отца, ожидая от него одобрения. Но, хотя отец и смотрел на карту, мысли его ушли далеко в прошлое, и он даже не слышал, что сказала Игги.

Огорченный Бадж взглядом искал поддержки у матери, но она, наклонившись над плитой, жарила к чаю пирожки с мясом кенгуру. Наклоняться миссис Лоренни приходилось довольно сильно — она была даже выше мужа и крупнее его.

Вот почему в их веселом семействе ее звали в шутку не просто «мама», а «Крошка мама».

Она повернула к Баджу красное, лоснящееся лицо и невольно усмехнулась, заметив, до чего серьезно его детское личико под растрепанной копной каштановых волос.

— Крошка мама, а разве там, за рекой, про нас ничего не знают? — спросил Бадж очень громко, чтобы мать могла услышать его сквозь треск жира на сковороде. — Неужели им не видны Три кулака? Ты же сама говорила, что наша гора торчит в воздухе, как поднятый палец.

— А надо бы сказать «как кулак», правда? — отозвалась мать, и вокруг ее глаз разбежались смешливые морщинки. — Но людям там, на востоке, все представляется иначе. Для них это просто гора, как всякая другая. Верно я говорю, отец?

— Да, сынок, мать права. А гор у нас в Австралии столько, сколько волн на море во время шторма.

— Да ведь Бадж моря никогда не видел, — ввернула неугомонная Игги.

— Спасибо, Игги, я это и без тебя знаю. Ты занимайся своим вязаньем или что ты там делаешь. Все равно Бадж меня понял. Ведь понял, сынок? — Отец приподнял угол карты, как бы исключив таким образом Игги из их мужской компании. — Придет время, Бадж, и ты сам всё увидишь. А сейчас сними-ка локоть с карты, я ее уберу. Очень уж она обветшала, скоро совсем рассыплется, как и я. Много лет я таскал ее в кармане — между прочим, и по таким местам, какие на ней не обозначены и никогда не будут обозначены, уж это так, — добавил отец со смешком.

Его руки любовно и бережно свернули карту и положили ее обратно в шкатулку, а шкатулку поставили на полку. Потом отец уселся на свое место и, держа газету так, чтобы огонь из камина освещал ее, снова углубился в чтение устаревших новостей.

— Очень темно, я ничего не вижу! — объявила Игги. — Нельзя ли сегодня зажечь лампу чуть пораньше, папа?

— А?… Нет, еще не так темно.

— Ну… тогда дай мне хоть огарок свечи, Крошка мама!

— Нет, Игги, свечей у нас мало, и они стоят денег.

— А Ланс говорит, что нам не нужны были бы свечи, если бы устроить на водопаде электрическую станцию. И еще он говорит…

— Мало ли что говорит Ланс. Вот кончит учиться, тогда пускай сделает все то, о чем так много болтает.

— Ох, Игги! — сказал пораженный Бадж. — Неужто Ланс может сделать те лампы, что горят без огня?

— Да, Ланс говорит, что нам давно пора иметь такие лампы. И еще — стиральную машину.

— А мне она вовсе не нужна. Я могу сама стирать наше белье — на то у меня руки есть. — И Крошка мама вытянула свободную руку, большую, крепкую, ловко справлявшуюся не только с любой женской, но и с мужской работой.

— Да, но… — Игги тряхнула головой. — Но машиной быстрее. Ланс говорит, что она сберегает время.

— А для чего мне его беречь? У меня времени на все хватает.

Игги отложила вязанье.

— А Ланс говорит, что на все времени никогда не может хватить.

Она загляделась на синие и желтые огоньки, вспыхивавшие в камине. В комнате было тихо, только по-прежнему шипел жир на сковородке да пел на огне большой чайник. Помолчав, Игги наконец высказала вслух огорчавшую ее мысль:

— Я думаю, у Ланса не будет времени всякий раз ездить домой на каникулы — он ведь теперь должен сдавать экзамены на стипендию.

Мать в эту минуту выкладывала пирожки на жестяную тарелку и не ответила Игги. Молчал и Бадж, хотя ему от радости хотелось громко петь. Значит, теперь здесь не будет Ланса, который каждые каникулы портил ему все удовольствия. Не будет старший брат постоянно называть его «сопляком», твердить, что он, Бадж, «еще только-только вылупился», не будет уходить куда-то с Игги, а его оставлять одного дома. Баджу даже не верилось, что его ждет такое счастье — Игги будет все время с ним, а Ланс «на той стороне» пусть держит экзамены на какую-то стипендию.

— Зажги лампу, пора, — сказал отец, и Бадж сразу очнулся от задумчивости. Он с готовностью подскочил к камину за сухим куском коры, не поднимая глаз, чтобы Игги не прочла в них радость, за которую ему было немного совестно.

— Сейчас зажгу. И поставлю лампу, чтобы тебе было светло вязать, Игги, — сказал он, и ему показалось, что голос его звучит слишком громко.

2. ПРОВОЛОКА

Во время учебного года Ланс и Игги обычно жили не дома. Отец уговорился с братом, что они будут жить у него на ферме и ходить в школу вместе с его детьми. А за это коровы дяди Линка все лето паслись на лугах семьи Лоренни. Однако в этом году Ланс расстроил план отца: он был мальчик способный, слишком способный, чтобы довольствоваться деревенской школой, и поехал держать экзамен на стипендию в школу получше — в город Хобарт. А тетушка Флорри не захотела среди года вместо него взять Баджа. Она сказала, что Баджу следует подождать до следующего года, и тогда он пойдет в школу вместе со своим двоюродным братом Сэмми. Что поделаешь, такова уж тетушка Флорри — любит во всем порядок. Поэтому Игги пришлось ходить в школу без Ланса, с целой компанией двоюродных братьев и сестер, которых она презирала, так как все они были младше ее.

Игги это совсем не нравилось. Ей было все равно где жить, когда ее любимый брат Ланс был с ней, а без него дни на ферме ползли как улитка. Казалось, сентябрьские каникулы никогда не наступят! Игги постоянно строила планы, мечтая о том, что они с Лаисом будут делать. Мысли о доме не давали ей спать по ночам, да и днем она ходила как во сне.

— Игги! А где же масло для бутербродов? Ты не разогрела его?

Нет, Игги забыла это сделать, и после морозной ночи масло было твердое, как бетон, — попробуй-ка намазать его на хлеб! Да и кроватей она не застлала, а между тем пора было уже отправляться в школу.

— И о чем ты только думаешь, Игги? Ты скоро забудешь где-нибудь собственную голову!

Но Игги уже поставила тарелку с маслом на край плиты и торопливо застилала кровати. Почти всегда ребята спали на веранде, выходившей на запад, с нее видны были синевшие вдали горы. Игги смотрела на них, втягивала ноздрями воздух… Холодно, да, но как будто уже веет весной. А к сентябрю земля отогреется и в лощинах зацветет акация, желтенькая, как только что вылупившиеся цыплята…

— Игги! Где же бутерброды детям? Такая большая девочка, а нет того, чтобы посмотреть на часы!

Игги резала хлеб, мазала на него уже почти жидкое масло, а сверху накладывала ломтики сыра и пропускала мимо ушей ворчание тетки.

— Если б я недосмотрела, Дуглас ушел бы, не надев свитера, а Бронвен — в старых башмаках! А тебе хоть бы что! Даже подумать страшно, что будет, когда ты выйдешь замуж и заживешь своим домом! Брось возиться с завтраками, ступай найди дядю и скажи ему, что, если он не поторопится, вы сегодня непременно опоздаете в школу.

«Ладно, ладно, не шумите так, тетя Флорри! Раскричалась, как старая сойка!» — грубо сказала Игги. Но, конечно, сказала она эту грубость не вслух, а про себя.

Дядя Линк разворачивал свой грузовичок. Наблюдая за ним, Игги постояла минутку там, куда не долетал сердитый голос тетки. Полюбовалась, как оживает ферма в лучах утреннего солнца. Эта ферма… Сколько раз Игги описывала Баджу все ее великолепие. На ферме окна были настоящие, со стеклами, — не то что простые отверстия в стене, закрывавшиеся деревянными ставнями. На ферме крыша не текла, в доме были настоящие стулья, фарфоровые чашки и тарелки, а не жестяные кружки и облезлые эмалированные миски, как у них дома. На ферме… Впрочем, может быть, Бадж прав? Нет ничего лучше родного дома, теплого, уютного дома, куда вернется Ланс. Там, как только откроешь дверь, увидишь яркий огонь в большом черном камине… Увидишь отца, который не спеша складывает газету, успокаивающую улыбку Крошки мамы, смешную рожицу Баджа и…

Ах, почему она не там, почему не может уйти туда сейчас, сию же минуту?

Дядя Линк, каждое утро отвозивший детей в школу, вернулся оттуда и был немного удивлен, увидев племянницу, которая ждала его за воротами. Подле нее на земле лежал какой-то узел.

— Что такое, Игги? Тебя сегодня наказали? Или я забыл взять тебя с собой? — Дядя Линк, сдвинув брови, старался припомнить, видел ли он Игги, когда мальчики, подбежав к машине, ссорились из-за передних мест.

— Нет, дядя, ты не взял меня только потому, что меня здесь не было. Я больше не поеду в школу. Я вернусь домой.

До-мой!.. — Дядя Линк уставился на нее, соображая. — Нет, Игги, этого нельзя. Тебе не позволят…

— Кто не позволит? Папа будет только рад — скоро пора сажать картошку и начнутся всякие весенние работы.

— Закон не позволяет бросать школу до шестнадцати лет, ты же знаешь.

— А я его позволения и спрашивать не стану!

Дядя Линк опять погрузился в размышления. Он понял, что хотела сказать Игги: она уйдет — и в долине, по ту сторону гор, ее никому не найти. Уж конечно, он, Линк, не скажет, где она живет. Тогда он придумал другое возражение:

— Сегодня ты домой не попадешь — твой папа не выйдет к Проволоке.

— Ты ведь говорил, что будешь сегодня работать там, у переправы. Так подвези меня только до реки, дядя, — попросила Игги. — А дальше я доберусь пешком.

Дядя Линк питал слабость к Игги, но, понимая в душе, что она своего добьется, он все еще нерешительно скреб щетину на подбородке и уверял ее, что она заблудится и погибнет в лесу. И никто даже не узнает, что с ней стряслось.

— Ну как так не узнает? — сказала она со смехом. — Когда папа придет к Проволоке, ты спросишь у него, не встретил ли он меня.

Они переглянулись и засмеялись оба. Но тут из-за ворот донесся зловеще громкий голос тетушки Флорри, и дядя Линк сразу стал серьезен. Он завел мотор.

— Ну вот что, некогда мне тут стоять да спорить с тобой! — сказал он уже немного сердито. — Довезу тебя до Проволоки, а там пойдешь по тропе. Если собьешься с дороги, вернись обратно. Я буду на берегу дотемна. Бери свой узелок и полезай в машину…

— Хорошо, дядя, — кротко сказала Игги и, торжествуя в душе, села рядом с ним.

Всю дорогу она сидела как в чудесном сне. И, пока машина с грохотом неслась по ухабам, дядя не произнес ни слова, приберегал все, что намеревался сказать — строго, как и полагается дяде, — до той минуты, когда они остановятся неподалеку от Проволоки.

— Послушай, Игги, что это ты еще выдумала? Во-первых, как можно бросать ученье? Во-вторых, ты заблудишься, обязательно заблудишься!

— Ох, дядя, не преувеличивайте, не так все это страшно. Во-первых, я уже очень многому выучилась. Во-вторых, неужели я не знаю дороги, когда я столько раз ездила по ней с папой на Наррапсе?

— Одно дело ехать на пони, другое — идти на собственных ногах. Да и когда едешь на Наррапсе, не заблудишься — он умница, как все пони. Попробуй когда-нибудь отпусти уздечку — и увидишь, как быстро он найдет дорогу домой.

— Все равно, я и без него в любую погоду с дороги не собьюсь.

Услышав слово «погода», дядя Линк с надеждой оглядел небо, но и тут его ждало разочарование: оно было нежно-голубое, без единого облачка.

— Ну что ж, — сказал он наконец со вздохом. — В случае чего пеняй на себя! И не надейся, что я пойду искать твои косточки в лесу, а потом приеду на твои похороны.

После этой неуклюжей шутки он добавил:

— И смотри — старайся по дороге не слишком часто наступать на больших змей, а если встретится тебе в лесу волк…

— Подумаешь! Кто боится злых волков!

— Ну, или, скажем, тигр. Тасманский тигр…

— А может, он меня испугается больше, чем я его?

Взрыв добродушного хохота нарушил тишину леса.

— И то правда, Игги! — проговорил сквозь смех дядя. — Тебя, я думаю, любой тигр побоится тронуть!

Игги тоже смеялась, довольная тем, что заставила наконец старого чудака дядю рассуждать здраво.

Прощаясь с ним, она все-таки спросила:

— А что, если я и в самом деле встречу в лесу… тигра?

— Днем не встретишь, Игги, так не бывает. И, если дойдешь домой засветло, тебе не придется услышать у себя за спиной «топ-топ», как случилось раз со мной.

— На этой самой тропе, дядя?

— Да. Но это было несколько лет назад. Он появился с той стороны болота, вышел из-за большого эвкалипта. Должно быть, ему интересно было посмотреть, что это за чудище такое ходит по лесу.

— А ты его хорошо видел?

— Оглядываюсь — он стоит. Здоровенный, спина вся полосатая — красавец! Как увидел меня, исчез, будто тень. А потом — что бы ты думала? — воротился и добрую милю топал за мной.

— Ой!

Дядя Линк посмотрел сверху вниз на племянницу с лукавым огоньком в глазах.

— Бояться не надо, — сказал он серьезно. — Как услышишь, что он пыхтит у тебя за спиной, ты сразу обернись, крепко ухвати его за хвост и повисни на нем. Он тебя не укусит, потому что хвост у него не сгибается…

— Спасибо, дядя, — сухо поблагодарила его Игги. — Я уже слышала такие советы. Надо схватить тигра за хвост и три раза повертеть им у себя над головой, правильно? А потом переломить ему хребет, как это делают со змеей!

Дядя весело подмигнул ей, и оба опять засмеялись. Потом Игги взяла узел, а дядя уже вспомнил о работе и стал выбрасывать из машины свои инструменты, не глядя на Игги, которая все еще стояла, словно чего-то ожидая.

— Что ж, если решила идти, так ступай, не задерживайся, — сказал он наконец.

— Дядя! А если…

— Ну что — если? Еда у тебя с собой? И спички тоже? Если заблудишься, зажги костер, я увижу дым. Да ищи зарубки на деревьях — они тебе укажут дорогу. А теперь иди.

Дядя, а вдруг я и вправду встречу тигра?

Ответа Игги не дождалась — дядя Линк осматривал дерево, которое собирался рубить, и уже забыл и о ней, и о тиграх.

Помахав рукой дяде, стоявшему к ней спиной, она приладила свою ношу так, чтобы веревка не врезалась в худенькое плечо, и пустилась в путь. Пройдя через густые заросли на берегу, она добралась до небольшой полянки, посреди которой стояло старое толстое дерево. От этого дерева до другого такого же на противоположном берегу реки были протянуты две проволоки: верхняя — потоньше и нижняя — толщиной с большой палец отца Игги. Под ними бурлила темная вода, вздымаясь пенистыми волнами там, где ей попадался на пути огромный валун или ствол свалившегося дерева. У отмелей застряли деревья поменьше и всякие обломки, нанесенные сюда рекой во время разлива, а вокруг них скопилась желтая пена.

Игги спокойно смотрела на бурный поток — она не раз видела, как река Гордон бушевала еще больше. Ухватившись обеими руками за верхнюю проволоку, она ступила на нижнюю, которая прогнулась под ее тяжестью, и, раскачиваясь, двинулась по ней через реку. Издали ее можно было принять за какого-то странного паука с грузом яиц на спине, когда она, согнувшись под своей ношей, скользила над шумящей водой.

Двигаясь по качавшейся проволоке, она размышляла… Как странно, что никому из ее школьных товарищей не доставляет удовольствия такой способ переправы!.. Она подозревала, что даже Бадж иногда закрывал при этом глаза… Вот почему он в прошлый раз не заметил, как у нее упало в воду письмо… Но было ли это письмо? Ланс тогда жил дома, а кто мог писать им письма, кроме Ланса? Правда, каждое рождество из Америки приходила красивая открытка с поздравлением, ее вешали над камином, и она висела там до тех пор, пока не почернеет от копоти. Но ведь до рождества было далеко, еще много месяцев… От кого же было это утонувшее письмо? От тети Эдны? Может, ей понадобились для магазина еще какие-нибудь вязаные вещи? Нет, если бы письмо было от нее, она, не получив ответа, подняла бы шум… Наверное, это было все-таки не письмо, а просто какая-то бумажка.

Игги перестала раскачиваться, когда с того места, где дядя Линк рубил деревья, донесся оглушительный грохот. Она посмотрела на солнце и стала торопливо перебираться на другой берег, двигаясь по проволоке боком.

3. ИГГИ ПРИШЛА ДОМОЙ

Хотя солнце село, в долине было еще светло. Вечер выдался ясный, небо было зеленоватого, как лед, цвета, что предвещает сильный мороз. Морозило уже и теперь.

— Пора чай пить! — Крошка мама, разогнув спину, поставила на стол круглое блюдо с грудой горячих лепешек.

Бадж жадно схватил одну, разрезал и успел намазать ее тающим от жара маслом и медом, пока отец неохотно складывал газету.

Крошка мама разлила по кружкам крепкий чай и сама размешала сахар в каждой. В комнате было тепло, аромат чая смешивался с запахом горевших в камине смолистых дров. И сквозь обычные звуки — хруст лепешек, плеск чая и звон ложечек в кружках — снаружи донесся тихий, но явственно слышный шелест шагов.

— Что это там? — спросил отец, прислушиваясь.

— Может, какой-нибудь старый опоссум, — сказал Бадж с полным ртом. — Или кенгуру.

Но все трое были взволнованы. Даже Бадж, только что высказавший свое предположение, понимал, что это шумит не опоссум на крыше, и не кенгуру в саду, да и вообще не лесной зверь.

Крошка мама стояла у стола, а отец пошел к двери. Бадж, забыв проглотить кусок лепешки, застрявший у него в горле, смотрел на родителей. Молчание их напугало его, он даже весь дрожал, хотя в комнате было жарко. Что же это слышится там, за стенами дома? Что это?

Теперь было уже ясно, что это чьи-то шаги, под которыми хрустит изморозь. Да, шаги человека, а вовсе не безобидного зверька!

Отец взялся было за тяжелую деревянную щеколду, но в эту самую минуту ее кто-то поднял снаружи, и дверь распахнулась перед самым его носом.

— Добрый вечер, — сказала Игги, входя. Она всю дорогу старательно репетировала, что скажет, и тон у нее был небрежный и веселый. Все получилось как нельзя лучше, только вот она чуть не ушибла отца, распахнув дверь, а мать сразу заметила и бледность дочки, и темные круги у нее под главами.

— Игги! — взвизгнул Бадж, наслаждаясь этой сценой, самой драматичной, какую он видел в своей жизни.

— Здорово, Бадж, барсучок! А что у нас к чаю?

— Игги! Почему ты пришла? Разве сегодня нет занятий в школе?

— Есть, — Игги заговорила еще чуточку веселее и развязнее, — но школа мне надоела, и я подумала, что, пожалуй, пригожусь вам дома.

Она, опустив ресницы, смотрела на отца, закрывавшего дверь.

— Увидим, — отозвался он. — А теперь положи узел и подкрепись, пожуй чего-нибудь. А ты, — это относилось к Баджу, который в радостном возбуждении прыгал около сестры, — вопросы отложи на после и принеси ей кружку горячего чая. Да поживей!

Игги с аппетитом поужинала. Ее ни о чем не расспрашивали, и это очень ободрило девочку. Она дома, и, значит, все будет хорошо! Но, когда все уселись вокруг камина, честность заставила ее сказать родителям правду:

— Ну так вот: я бросила школу.

Она готовилась к борьбе, ожидала возражений, особенно со стороны матери. Но мать уже некоторое время незаметно присматривалась к ней и что-то обдумывала.

— Ладно, Игги, — сказала она неожиданно. — Раз уж ты пришла, побудь дома, до каникул осталось ведь всего несколько недель. А к началу учебного года ты, конечно, вернешься на ферму. Так я говорю, отец?

— Так, так, — сказал отец.

К началу учебного года? Ну, до него еще далеко!

— Вот и чудесно! — Игги вся просияла, — Я принесла домой кучу шерсти. Буду вязать детские вещи для магазина тети Эдны. И пусть деньги за мою работу пойдут в счет платы за Ланса.

Она знала, что родители довольны, хоть и молчат.

— Да как же ты добралась сюда одна в темноте? Ничего не видела по дороге в лесу? — спрашивал Бадж.

Будущий учебный год был так далеко, а Игги уже сейчас тут, и без Ланса, одна. Можно будет о многом с ней поговорить. С Игги у Баджа всегда было о чем поговорить.

— По дороге? Ах да! — Игги замолчала, стараясь привлечь внимание отца. — За тобой когда-нибудь гнались в лесу, папа? Не бывало так, чтобы ты слышал в темноте позади себя топанье?

— Ой, Игги! Где это? — У Баджа даже дух перехватило.

— Не гнался за тобой зверь ростом с теленка, с большущей уродливой головой и темными полосами на спине?

— Да это тасманский тигр, Игги! — Отец встрепенулся. — Где ты его встретила? Много лет назад я видел одного тигра за тем большим эвкалиптом на тропе.

— Да, да, около эвкалипта!

— Дядя Линк видел его даже не один раз. А я-то думал, что этот тигр давно издох.

— Тигр! Настоящий тигр! — закричал Бадж. — И ты не струсила, Игги?

— Чего его бояться? — смеясь, сказал отец. — Запомните: нужно только схватить его за хвост и не отпускать. Если хвост вытянут прямо, как жердь в заборе, тигр не может укусить.

— Ах, как жаль, что я этого не знала! — воскликнула Игги. — Знала бы, так я бы могла…

Бадж от удивления широко раскрыл глаза:

— Да ты это знала, Игги. Я слышал от тебя эту шутку, еще когда ты прошлый раз приходила домой с фермы.

Наступило недолгое молчание.

— Значит, никакого тигра ты не видела. Я так и думал. Ведь они теперь у нас редкость, к сожалению, почти всех перестреляли, — сказал отец и снова уткнулся в газету.

— Я просто хотела пошутить, — смущенно пробормотала Игги.

— Ну понятно. — Крошка мама поставила чайник на огонь. — Но у нас в лесу есть тасманский дьявол^{2}, он каждую ночь приходит к ручью. Мы его слышали, не правда ли, Бадж?

— Да, да. Он так громко рычит.

— Сейчас принесу твою постель, Игги, согреешь ее у огня — и спать! — сказала Крошка мама.

— У меня тут есть кое-что для тебя, папа. — Игги порылась в своем узле и вытащила старую газету. — Видишь, я не забыла.

— Ага! Вот умница! А от какого она числа? В парламенте теперь идет перепалка, и мне интересно…

– ^: Да у них там без споров никогда не обходится. Газету я взяла самую последнюю — пересмотрела всю пачку, что дядя приберег для тебя… А это тебе, малыш, держи! — Игги бросила Баджу кулечек с мятными конфетами. Бумажный кулек лопнул, и конфеты рассыпались, но Бадж собрал их с пола и принялся с наслаждением сосать.

Матери, как только она снова вошла в комнату, был преподнесен фартук с ярким рисунком — букеты красных роз, перевязанные алыми лентами. Фартук всем очень понравился, и никому, кажется, в голову не пришло, что он будет выглядеть несколько странно на фоне старых рабочих брюк Крошки мамы. Для Баджа Игги припасла еще несколько мелков, и оба тут же принялись рисовать ими. Они рисовали и болтали между собой, согревая одеяла на коленях. Отец опять был поглощен чтением газеты, а мать возилась в маленькой пристройке, где обычно спала Игги. Слышно было, как она перетряхивала заменявшую тюфяк подстилку из листьев папоротника, перевязанных волокнистыми стеблями.

— А что же она? — шепотом спрашивал Бадж. — Что сказала тетя Флорри, когда ты вздумала удрать?

— «Как бросить сейчас школу! — заговорила Игги, передразнивая тетку. — Да где это слыхано? Будь ты моя дочь, я бы мигом тебя проучила! Что ж, ступай, скатертью дорога, пользы от тебя нам все равно никакой. Ведь подумать только — чтоб девочка забыла…» — Игги вдруг замолчала, не договорив, так как в комнату вернулась мать.

— Ну, что же дальше? — сквозь смех допытывался Бадж.

— Тсс!.. Что это ты нарисовал? А я хочу нарисовать тигра.

— Ну что ты скажешь! — начал вдруг отец, ни к кому не обращаясь. — Нет, это уж слишком. Они собираются загнать сюда, в наши леса, толпу разных ученых болтунов!

— А для чего, папа?

— Будут искать… ну-ка, Игги, ты только что из школы, так, может, знаешь это слово. Сейчас прочту его тебе по слогам: ти-ла-ци-нус.

— А как это по-нашему?

— Погоди, сейчас дочитаю… Ага! Ну вот, слушай!.. «Ти-ла-ци-нус, более известный под названием „тасманский волк“ или „тасманский тигр“». Вон оно что!.. «Полагают, что где-то на диком юго-западе нашей страны еще водится этот зверь, которым так интересуются все зоологи. Он укрывается в своем логове…» Да, да, и логово у него не одно, но, к счастью, эти ученые не знают, где их искать… Чего тебе, женушка?

— Выпьешь еще кружечку чаю? Раз Игги уже дома, я достала то печенье, что пекла для нее.

— Гляди, Игги, я нарисовал арки на холме, — сказал Бадж. — Желтое вот тут — это солнце светит сквозь них. Как в тот раз, когда мы их видели, помнишь?

— Да. Я тебя сведу туда как-нибудь, Бадж. А вот гляди, какой у меня получился тигр с черными полосами на спине!

— О-ох, Игги! Вправду сведешь? Когда? Этим летом?

— Может, и летом.

— Скоро? Еще до каникул, да, Игги?

— Может быть.

— Ну-ка, дети, садитесь за стол. Выпьем по последней кружке — и марш спать! — сказала Крошка мама.

4. ЭКСПЕДИЦИЯ

Каждое утро, просыпаясь, Бадж думал о каникулах, надвигавшихся, как большая черная туча. Да и кроме этой воображаемой тучи, было немало настоящих туч на небе. Изо дня в день лил дождь, унылый и назойливый. Долина была словно окутана вся серой ватой, и о дальних экспедициях вдвоем с Игги нечего было и думать. Правда, выдался один счастливый денек, когда они играли в разные игры на склоне Упрямицы, где было множество барсучьих нор.

День проходил за днем, пропадало напрасно драгоценное время. Бадж корпел над уроками, сидя у стола и так усердно кусая карандаш, что от него остался уже только огрызок. А Игги садилась так близко к огню, словно хотела поджарить себе ноги, и вязала, вязала, вязала…

— А для чего ты вяжешь все эти штуки? — как-то спросил у нее Бадж.

— Чтобы их продать, — ответила она коротко.

— А что ты купишь на эти деньги? — недоумевал Бадж. Он имел довольно смутное понятие о том, на что нужны деньги, знал только, что на них можно купить мятные конфеты.

— Ты не болтай, а поскорее решай свои задачки. Кажется, небо прояснилось. Может, сходим куда-нибудь после обеда. Поищем новые места.

Но дождь утихал ненадолго, ровно настолько, чтобы Крошка мама успела загнать домой коров, а отец — наносить дров. Потом долина снова как бы окутывалась серой ватой.

Погода переменилась к лучшему, только когда приехал Ланс, — мир вдруг стал весь голубым, золотым и зеленым. Зажелтели в оврагах первые пушистые сережки акации, насыщенная влагой земля ускорила цветение, так что леса скоро наполнились ароматом.

— Едва выбрались! — воскликнул Ланс, когда он и отец пришли домой с мокрыми до колен ногами. — Старуха Гордон вышла из берегов, а все ручейки превратились в реки. Вода сейчас всего на какой-нибудь фут ниже Проволоки.

Земля, как губка, напиталась водой, но ее каждый день сушило жаркое солнышко и помощник его, ветер. Солнце заливало небо, чисто выметенное ветром, просачивалось сквозь зелень лесов, золотом горело на цветах акаций в лощинах — словом, солнце было везде, только Баджа оно не радовало. Со дня приезда Ланса Игги перестала обращать внимание на младшего брата. Опять он был малышом, лишним в их компании, «надоедой».

И это странным образом действовало на Баджа: отвернуться от Игги и Ланса он не мог, играть ему было не с кем, и, чтобы утолить свою обиду, он нарочно ходил за братом и сестрой по пятам, следил за каждым их шагом, и ему доставляло удовольствие как можно больше злить их. Но в глубине души он понимал, какая это жалкая месть. Он добился только того, что Игги и Ланс совсем перестали замечать его.

К концу каникул установилась прекрасней погода. В последний день Крошка мама рано утром ушла на травянистый пригорок за домом. Развешивая на заборе выстиранное белье, она любовалась сияющей весенней природой. Голубые, как море, цепи гор словно бы отодвинулись на запад, чтобы быть поближе к побережью, на которое набегают настоящие морские волны.

Крошка мама улыбнулась этой своей фантазии. Небо и горы были ей как-то особенно близки сегодня, и она безотчетно радовалась прелестному, ясному утру. Вдруг в кустах послышались чьи-то шаги. Заслонившись рукой от солнца, она с минуту смотрела в ту сторону и снова услышала шаги на тропинке, протоптанной ее детьми. Тропинка вела к горе, которую Игги окрестила Упрямицей.

Хмурясь, мать оставила белье на заборе, вытерла мокрые руки о свои потрепанные брюки и сошла вниз к крытой корой пристройке, которая служила им конюшней. Из этой конюшни Игги как раз выводила пони Наррапса. Увидев мать, она как будто смутилась.

— А разве Баджа вы с собой не берете?

Игги надулась и, отрицательно покачав головой, нетерпеливо дернула за уздечку. Мать повторила вопрос, но Игги твердила свое:

— Ты же сама позволила нам пойти. Ведь Ланс сегодня последний день дома.

— Знаю. Но ты воображаешь, будто солнце встает и заходит для одного только Ланса, — это я тоже знаю. Почему бы вам не взять на прогулку и Баджа? Ты всегда ходила с ним вместе, пока не приехал Ланс.

— Нечего ему обижаться — когда-нибудь я и его поведу туда, а сейчас он еще слишком мал. Мы ведь идем к аркам, и Ланс шагает так быстро, что даже я не могла бы его догнать, если б не держалась за хвост Наррапса. И неужели ты забыла, что сегодня Ланс последний день дома? — повторила Игги, и глаза у нее стали совсем круглые при этой ужасной мысли.

— А как ты думаешь, если он будет шагать немного медленнее, от этого его последний день станет короче?

Игги переменила тон.

— Ну, если уж хочешь знать, мама, мы звали Баджа с собой. Но Ланс велел ему выйти раньше нас и взял с него обещание не отставать и не надоедать нам. Да, да, мы его звали! И если он после этого пошел к тебе жаловаться и соврал, будто мы его не берем…

— Нет, он мне ни слова не сказал. А как вы его приглашали, Игги, ласково, по-хорошему?

— Да, конечно. Но он вдруг ни с того ни с сего разозлился, это с ним бывает, сама знаешь, глаза у него становятся тогда зеленые, как водоросли… Да, разозлился и убежал.

— Куда?

— Почем я знаю? Куда-нибудь в лес, наверное. Успокоится и придет.

Игги опустила глаза и старательно сняла какой-то волосок со своего свитера.

— А скажи, Крошка мама, в будущем году вы его отправите в школу? Иначе он так и вырастет дурачком. Ланс говорит, что мы тут из него сделали настоящего маленького тирана. И он ни на миг не оставляет нас в покое, пристает, как репей, не отцепишь, просто спасения нет от него…

— Ты же знаешь, что он после рождества пойдет в школу. А тебе не приходило в голову, Игги, что всякому обидно, когда его не принимают в компанию?

— Знаю, знаю. Но, если бы он сегодня пошел с нами, это никому не доставило бы удовольствия. И Бадж это сам понимает, но он просто любит поднимать шум из-за пустяков. И, наконец, мы же звали его, и мы не виноваты, что он вместо этого убежал в лес. — Игги говорила теперь умильным голосом, она как будто ласкала сейчас не Наррапса, а мать. — Не огорчайся, Крошка мама. Все обойдется. Когда Ланс уедет, я помирюсь с Баджем, но сегодня — дело особое. Ланс надеется отыскать кое-что такое, что ужасно обрадует папу…

Игги замолчала, увидев, что мать больше ее не слушает — она уже шла к дому.

Игги со вздохом подумала, что напрасно потеряла столько времени, и, взобравшись на спину пони — на Наррапсе все ездили без седла, — ускакала.

Крошка мама тоже вздохнула, войдя в дом. Она рассчитывала сегодня заняться своим самым любимым делом — перекопать жирный чернозем в огороде. А вместо этого пришлось заняться другим. Она достала старую сумку для провизии, наполнила ее, потом заслонила камин железным листом, чтобы искры не летели в комнату, и пошла вверх по холму, по направлению к Упрямице.

Раз-другой она останавливалась и окидывала взглядом долину. Долина лежала внизу и видна была как на ладони. Крошка мама увидела там маленькие фигурки, издали казавшиеся совсем игрушечными. Это Ланс и Игги с Наррапсом, сойдя с тропы, держали путь к незнакомым горам.

Дойдя до расселин и нор, где жили барсуки, мать пошла медленнее и по временам выкрикивала, как будто ни к кому не обращаясь, но очень внятно:

— Я несу отцу еду через луг, где растет осока. Не хочет ли кто пойти со мной?

И вскоре откуда-то отозвался тонкий голосок. Бадж объявил, что собирает для нее ягоды, но, пожалуй, не прочь пойти с ней к отцу.

5. ДЕВСТВЕННЫЙ КРАЙ

Они шли через унылый луг, поросший осокой. Осока растет островками на расстоянии шага один от другого, а между островками земля болотистая, и потому Баджу и Крошке маме приходилось передвигаться прыжками. От этой скачки на солнцепеке им скоро стало жарко, они устали, а осоке, казалось, не будет конца.

— Давай сделаем передышку, сынок, — сказала запыхавшаяся мать, догнав Баджа на большом островке. — Смотри-ка, что это тебе напоминает?

Она дотронулась до черного кружка на конце тонкого стебля.

— Напоминает… Вот это? Ага, ты говоришь про стишки, что сочинила наша Игги?

— Нет, ты посмотри, что у меня в руке.

— По-моему, это похоже на кусочек проволоки и пуговицу с папиных штанов.

— А ты помнишь эти дурацкие стишки из книжки, которую Ланс привез, про «Большую Шишку с пуговкою на макушке»? Вот она, эта пуговка!

— Ах, да, да! Ты прочитай мне эти стишки, пока мы будем прыгать.

И они опять двинулись вперед, читая нараспев, в такт прыжкам, все, что запомнили из этих детских стишков: «На огород пошла она… собирать капусту… чтоб испечь из нее яблочный пирог… А большущая медведица, проходя по улице, заглянула в лавку: „Как? У вас нет мыла?“» Отец увидел их издали — прыгают, точь-в-точь как кенгуру с детенышем! Он отложил топор и стал вслушиваться: что это они распевают? Слова были довольно отчетливо слышны в неподвижном воздухе. Отец сложил ладони рупором и прокричал:

— Что за чепуху вы поете? Уж не сошли ли вы оба с ума?

А Бадж, очень довольный возможностью озадачить отца, продолжал выпевать последние строки:

И… и…

подхватила Крошка мама, изображавшая хор.

— Свихнулись, право слово, свихнулись! — воскликнул отец, отворачиваясь, чтобы скрыть улыбку. Он подвесил над костром котелок и, подождав, пока они ступили на твердую землю, спросил, что случилось, зачем они пришли.

— Ничего не случилось, — ответила мать, хитро поглядывая на него. — Просто Бадж хочет исследовать те места, где он еще никогда не бывал. Сначала поедим, а там ему можно будет одному пойти вон туда, да, отец? — Она указала на небольшую долину внизу, густо заросшую зеленью.

Отец подумал.

— Ну что ж, если он не заблудится и будет остерегаться змей, пусть идет, — сказал он наконец. — Видишь ли, сынок, я сам ни разу там не бывал. Знаю, что где-то внизу есть ручей или речка, но все равно в лесу легко заблудиться. Ты хорошенько ко всему приглядывайся, запоминай всякие приметы, прежде чем идти дальше. На обратном пути ищи свои следы, а не найдешь — не беда, головы не теряй. Влезь на дерево и высматривай дым моего костра. Да не ходи долго — мне понадобится твоя помощь. Я срубил тут молодые деревца для нового забора, так надо ободрать с них кору.

Когда Бадж скрылся в зеленой глубине зарослей, мать все объяснила отцу. А он слушал, подбрасывая в костер листья эвкалипта, чтобы было побольше дыма. Потом сказал, качая головой:

— Пожалуй, Игги и Ланс не так уж неправы. Бадж ведет себя как дурачок. Если он так обожает Игги, что же будет, когда он уедет учиться?

— А разве Игги не будет там с ним? Неужели, Дэйв, ты согласен, чтобы она бросила школу? Я-тодумала, мы оставим ее здесь только на несколько недель, до нового учебного года, чтобы она не так скучала по дому и Лансу. А ты…

— Нет, нет, она должна доучиться. Я ей это уже сказал. Довезу ее до Проволоки, а Линк знает, что надо приехать за ней перед началом занятий. Она уедет через неделю после Ланса. Наша Игги умница, она не стала со мной спорить.

— Последнее время она сама не своя, — сказала мать. — Я не узнаю прежней Игги. Вечно сидит и вяжет!.. И почему они не взяли Баджа с собой? Он может пройти вдвое больше, чем любой мальчик его возраста, и ему так хотелось увидеть вблизи арки!

— Ну, старшим неинтересно всегда таскать за собой малыша. Ланс теперь занят поисками разных металлов, говорит, что это нужно ему для школы. Он хочет, кажется, обследовать всю округу. В его годы и я этим увлекался. Да и Джордж тоже. А ты заметила, женушка, как Ланс стал похож на Джорджа?

— Но я никогда не видела Джорджа — он же уехал в Америку!

— И то верно. Так вот, понимаешь, Джордж был парень с мозгом, и Ланс такой же. Да, Джордж был голова! В один прекрасный день, в разгар жатвы — у нас была тогда ферма в Озе, — он взбунтовался против отца и помчался вместе с другими в Эдемсфилд — там в ту пору нашли осмий и иридий^{3}. Что ж, дело оказалось выгодным. А когда отец не пустил его обратно на ферму, Джордж продал свою заявку и отправился в Сидней учиться горному делу. Он говорил, что лучше быть богатым владельцем рудников, чем бедным разведчиком. Да, — заключил Дэйв со спокойной гордостью, — он пошел в гору. Шутка сказать — два собственных автомобиля.

— И, наверно, один для сына? Я слышала, что в Америке мальчики рано начинают…

— Рассел уже не маленький, он старше Ланса. Может, у него самого уже есть два автомобиля, кто его знает. — Дэйв поднял топор и заботливо проверил пальцем лезвие. — Джорджу, конечно, повезло, но он дорого заплатил за это счастье.

— Вот как? — Крошка мама сидела на солнышке, прислонившись спиной к срубленному стволу, и, разморенная теплом, уже клевала носом. — А ты мне этого никогда не рассказывал. Сколько же он заплатил за свою должность?

— В определенном смысле — недешево, — пояснил Дэйв серьезно. — Видишь ли, он не мог бы жить в Америке, не став американским подданным. Конечно, это нехорошо, нечестно заставлять человека отрекаться от своей родины, которая дала ему образование и вывела его в люди. Даже за двадцать автомобилей я не пошел бы на это.

— Значит, ему не следовало соглашаться, Дэйв?

— Он был уже у них в руках, потому что прочно увяз в деле и оно ему было по душе. Ну, да не наша это забота. — Дэйв, сдвинув шляпу на затылок, почесал голову и с усмешкой посмотрел на жену. — Я никогда не давал Джорджу понять, что не одобряю его поступка. Никогда не говорил ему этого прямо.

— А почему же? Не в твоем обычае так поступать, Дэйви! — поддразнила его жена.

— А потому, что он ведь с тех пор и не приезжал в Австралию. Только из его поздравительной открытки на рождество я узнал, что он стал янки. Ну, и… я махнул на это рукой, женушка.

Крошка мама с улыбкой встала.

— Я помогу тебе ставить забор, — сказала она. — А Баджа нигде не видно. Надеюсь, с ним все благополучно…

Да, у Баджа все шло благополучно. Его башмаки на толстой подошве бесшумно ступали по густому мху, и он забирался все дальше в глубь дремучего первобытного леса, своеобразного, жуткого и сурового, как джунгли.

Бадж скоро заметил, что этот лес не похож на другие. Он глядел вокруг во все глаза, у него даже волосы стали дыбом, потому что он чувствовал, что за ним наблюдают, хотя сам не видел ни единого живого существа. Может, сам лес удивляется, видя непрошеного гостя? Может, эти заросли, полные торжественного безмолвия, глядят на него, Баджа, негодуя, — ведь земля здесь очень древняя, никогда еще не топтали ее мхов ничьи башмаки.

Вокруг ни движения, ни звука, кроме шороха его шагов. Даже ни одна птица не щебечет. Жуткая тишина. Бадж двинулся дальше. Всё глубже уходили в мох его башмаки и, нарушая эту тишину, хлюпали, когда он их вытаскивал. Он приближался к сырым местам, где и теперь шла такая же жизнь, как в те времена, когда люди еще не знали обуви и здесь, по земле, ступали только босые коричневые ноги человека или, быть может, какого-нибудь двуногого его прародителя.

Осматриваясь по сторонам, Бадж увидел, что стоит как бы в обширной зеленой пещере, укрытой сверху листьями. По ее стенам гирляндами висели мхи и всякие ползучие растения, а окружали ее деревья, стволы которых были убраны побегами мелких папоротников и бархатистым мхом, совсем скрывавшим кору. Росли здесь и высокие щитовники, их волокнистые бурые стебли были увенчаны широкими зонтиками листьев.

В лесу было душно, но Бадж чувствовал, что дрожит: страшновато ему было в этом безмолвном и странном месте. Нужно было собраться с духом, прежде чем идти дальше, но в конце концов он храбро сделал несколько шагов вперед, ступая по влажным растениям и гниющим остаткам упавших деревьев. Ни за что на свете не решился бы он в эти минуты хотя бы свистом нарушить тишину.

Наконец смелость его была вознаграждена: перед ним открылась длинная полоса воды, темная, как чай в отцовском походном котелке. Сплошные зеленые заросли на низких берегах почти скрывали речку, и она исчезала среди деревьев и висячих мхов. Даже лесной сумрак не помешал Баджу сразу заметить, что на другом берегу, там, где папоротники расступаются, видна черная жирная земля. И в то время, как он смотрел на противоположный берег, что-то быстро и почти бесшумно скользнуло по этой полосе земли. То была не птица… Но что же? И вдруг Бадж сообразил, что это утконос роет себе нору.

Гуляя, Игги и Бадж не раз видели утконосов — они играли в реке после захода солнца или плавали на заре в озере под горой Три кулака. Но в первый раз встретил Бадж утконоса, который в одиночку занимался важным делом — устраивал себе гнездо, чтобы было куда снести свои два яйца.

Это любопытное животное, казалось, не замечало присутствия человека. Бадж хорошо рассмотрел его прижатое к земле плоское тело, покрытое густой серой шерстью. Хвост у него был точь-в-точь как у бобра и длиной в четверть всего тела. Поэтому Баджу, смотревшему на него сзади, казалось, что утконос как бы весь состоит из одного хвоста. Но вот животное повернулось, и он увидел подвижное рыльце, похожее на утиный клюв. Им утконос усердно разрывал землю.

Бадж с восторгом наблюдал за ним. Он помнил слова Игги, что утконос — самое интересное и странное существо в мире. «Видал ты какое-нибудь другое животное, — сказала она однажды, — которое кладет яйца, а когда детеныши вылупятся, кормит их своим молоком, как корова? Ведь это же просто неестественно!»

Игги… Мысли Баджа вдруг вернулись к Игги и Лансу. Как им будет досадно, когда они узнают, что упустили такое интересное зрелище! Ланс однажды изрыл всю землю вокруг заброшенной норы утконоса, но так ничего и не нашел. Пусть себе идут к аркам! Там они, может, ничего не увидят, и тогда кто над кем будет смеяться? А впрочем… пожалуй, лучше ничего никому не рассказывать.

Вокруг вились комары, они звенели над самым его ухом, словно пели молитву перед обедом, а обедом должен был служить им он, Бадж. В руку ему впилась пиявка. Он предоставил ей сосать его кровь, боясь шевельнуться, — ведь малейшее движение могло спугнуть маленького утконоса. А утконос трудился изо всех сил. Сложив перепонки на передних ногах (благодаря этим перепонкам утконос может плавать), чтобы они ему не мешали, он рыл землю крепкими когтями.

Бадж смотрел как зачарованный на вздрагивавшее тельце животного, и ему казалось, будто он понимает, что чувствует сейчас утконос: он взволнован и счастлив тем, что готовит себе дом. Наверно, роет и думает, дрожа от радости: «Ах, какое славное местечко, сырое, илистое, а парадная дверь выходит прямо на озеро, и тут я буду учить своих малышей плавать!» Когда же придет время сидеть на яйцах, мамаша-утконос загородит ход в гнездо комьями мокрой земли, накрепко утрамбовав их хвостом. Раз в день она будет выходить, чтобы добыть себе еду и поплавать, и, выходя, старательно закрывать за собой земляную дверь. Пока она будет высиживать детей, даже ее муж-утконос не посмеет близко подойти к норе.

Да, Бадж понимал маленького утконоса: у него сейчас была такая радостная тайна! Быть может, он в конце концов и откроет ее другим, но не скоро, только когда все будет позади… В воде что-то едва заметно шевелилось. Уголком глаза Бадж увидел рябь на поверхности помутневшего озера. Утконос тоже, должно быть, почуял что-то: он сразу перестал рыть землю и выскочил из ямки. На мгновение Бадж увидел узенькие, глубоко запрятанные щелки его глаз. Они глянули на него как будто без всякого страха, а потом утконос пробежал по берегу и, нырнув, скрылся под водой.

Бадж глядел во все глаза. На темной поверхности озера мелькнули рядом, словно две серебряные стрелки, и тотчас исчезли два других утконоса. По воде широко разбежались круги, но скоро и от них не осталось следа. Все было, как прежде, недвижно и безмолвно, и только назойливое жужжание комаров нарушало тишину.

6. СТАРИК ГАРРИ

Уже вечерело, а Игги и Ланс еще не вернулись домой. С гор поползли туманы. Расстилаясь над долиной, они густо заполнили все овражки. Черные, тени скрывали вершины гор, и только на западе их обрамляло тусклое золото заката.

«Ну и пусть они заблудятся в темноте! Ничуть мне их не жалко», — уверял себя Бадж. Он допивал чай на веранде, и глаза его из-за большого ломтя хлеба с малиновым вареньем нет-нет да и обегали долину, высматривая, не покажутся ли вдали две фигуры…

В доме слышался стук сапог отца по деревянному полу. Он наливал керосин в фонарь, потом снял с гвоздя свой синий плащ, собираясь идти на поиски. А Крошка мама укладывала в его сумку еду и сунула туда же бутылку крепкого горячего чая, сладкого, как сироп.

Никто из них не сказал ни слова даже тогда, когда отец уже открыл дверь, вышел и остановился на веранде подле Баджа. Молча поправляя на плече сумку, он ждал, не попросит ли сын взять его с собой. Но Бадж не мог этого сделать — ведь он уже решил: что бы ни случилось с ними, ему совершенно все равно. Отец ждал, оглядывая долину. Ждал и Бадж, облизывая измазанные вареньем губы. И вдруг у него неожиданно сорвался с языка глупый вопрос:

— Ты идешь их искать, папа?

Отец утвердительно кивнул и сказал:

— Не хочешь ли пойти со мной?

Но Бадж вовремя вспомнил то, что все время твердил себе, и, насупившись, ответил:

— Нет, я останусь дома с мамой.

Отец рассеянно кивнул, по-прежнему всматриваясь в туманную даль. На небе уже догорел закат, оставив после себя только серебристое мерцание. И вдруг внизу, у реки, дважды заржала старая вьючная лошадь Принц.

— Так я и думал, — сказал отец, снимая с плеча сумку. — Вот они!

— Где? Где? Я их не вижу, папа.

— Я тоже, но ты же слышал, как Принц говорит Наррапсу: «Здорово, старина! Вернулся наконец!..»

— Но я не слышал, чтобы Наррапс ответил Принцу: «Да, это я».

— Наррапс еще в лесу, а Принц — в безопасном месте, на выгоне. Не станет же Наррапс ржать, чтобы все дикие звери узнали, где он! Понятно?

— Значит, ты думаешь, папа, что Наррапс боится? А кто может там напасть на него?

— Сегодня, может, и никто. Но все пони, предки Наррапса, завещали ему быть осторожным в этих диких местах.

— Наверно, они сейчас как раз под Тремя кулаками, — в волнении сказал Бадж. — На том месте, где кончается Зигзаг!

— Я тоже так думаю. Беги туда и приведи в конюшню Наррапса, да хорошенько его накорми, сынок.

Игги и Ланс были слишком утомлены, чтобы отвечать на вопросы встретившего их Баджа. А когда он, отведя Наррапса в конюшню и задав ему корм, пришел в дом, оба путешественника с наслаждением уплетали огромные порции горячего жаркого с молодой морковью, которые принесла им Крошка мама.

И только когда они вымылись и стол застлали старыми газетами (которые очень неохотно выдавал отец), Бадж получил возможность обрушить на Игги и Ланса град вопросов. Отец успел уже удобно расположиться в своем деревянном кресле и углубился в чтение газеты, как будто забыв, что наступила наконец великая минута, и сейчас путешественники начнут описывать свои похождения.

— Эй, папа, проснись! Они сейчас будут рассказывать! — крикнул Бадж в самое ухо отцу.

— Уймись, Бадж. Мы же не попугаи, — сердито запротестовал Ланс.

— Гм… А ты послушай-ка, Ланс, что здесь пишут, — вмешался отец. — Хвалятся, что за год срубили много больших деревьев, чтобы сделать из них бумагу. Они, наверно, не успокоятся до тех пор, пока не превратят всю Тасманию в голую бесплодную пустыню!

— Ты их не понял, папа, — возразил Ланс. — Они рубят деревья, но оставляют подлесок, и через несколько лет там опять вырастают деревья такой же толщины. Так что нечего тебе беспокоиться. Посмотри-ка лучше, что мы нашли. — Ланс бережно положил на стол старый заплечный мешок. — Думаю, тебе это будет интересно.

Но отец смотрел не на стол, а на Ланса и сердито покашливал.

— От кого ты слышал этот вздор? — спросил он. — Разве ты никогда не видел, что бывает, когда срубят, например, большой старый эвкалипт? Чтобы выросло такое высокое, могучее дерево, нужно много сотен лет. А твои умники рубят такие деревья и оставляют быстро растущую мелкоту, которая заглушает хорошие деревья и годится только для костра.

— «Какая досада! — подумал Бадж. — Теперь папа и Ланс начнут, как всегда, спорить и отвлекутся от самого интересного».

— А что у тебя в мешке? — спросил он торопливо, но на него никто не обратил внимания.

— Ты забываешь, папа, что нам нужна бумага, — говорил Ланс, посмеиваясь. — И пойми ты — время не повернешь вспять. Стрелки бегут вперед, а не назад.

— Стрелки? — Отец глянул на часики, лежавшие на полке и давно остановившиеся на четверти второго. — При чем тут они? Вот слушай, я тебе сейчас прочту… где это? Не могу найти…

— Потом найдешь. Пей чай, — сказала Крошка мама, ставя перед ним кружку, налитую до краев жидкостью, черной, как патока. — Сейчас дети расскажут нам, где они побывали.

— Нет, я хочу найти эту заметку, женушка. Твой ученый сын, кажется, ничего не знает о деревьях.

— Ошибаешься, папа, знаю кое-что. — Ланс устал, но слова отца так его задели, что в голосе у него послышались резкие ноты. — Вот ты недоволен тем, что рубят большие деревья, которые идут на приготовление бумаги, а сам жить не можешь без газет! — Он, смеясь, обвел глазами всех, но никто не поддержал его, даже Игги.

Баджу стало как-то не по себе, он не отводил глаз от трещин в столе и нервно болтал ногами, так что башмаки его все время стукались один о другой.

— Сиди смирно! — Ланс и отец сказали это одновременно, и сразу атмосфера разрядилась, все захохотали.

— Слушайте, у меня уже глаза слипаются, — пробормотала Игги. — А я непременно хочу рассказать о том, что мы видели. Ох, Крошка мама, посмотрела бы ты, какие там есть толстенные деревья, а по стволам стелется красный и розовый вереск и вверху весь колышется. А на арках…

— Прости, Игги, — вежливо остановил ее Ланс. — Но я хотел бы сперва показать папе то, что мы принесли. На арках он был, и сам все про них знает.

Ланс дружелюбно улыбался, желая показать отцу, что не сердится на него. Он вынул из мешка какие-то камни.

— Ну-ка, посмотри, папа! Что это, по-твоему?

Отец отхлебнул чаю из кружки и спросил:

— Что такое вы нашли? Что-нибудь цветное…

Три пары глаз не отрываясь смотрели на него, когда он взял осколок камня и повертел его в пальцах. В свете лампы камень в одном месте заискрился золотыми крапинками.

Отец сделал еще глоток, продолжая разглядывать камень, который держал в левой руке. В комнате стало очень тихо, слышно было только учащенное дыхание детей и потрескивание огня в камине, да глухо фыркал жестяной чайник. Все с нетерпением ждали, что скажет отец. Только Крошка мама была совершенно спокойна — сидела и улыбалась, думая о чем-то. Наконец Игги не выдержала.

— Ну что же, папа? — сказала она задыхаясь. — Это настоящее или нет?

— Что настоящее? — Вид у отца был такой рассеянный. Неужели он все еще думал о срубленных деревьях? — А где вы это нашли, Ланс, — на первом горном склоне за переправой?

— Да, на открытом месте. Вот посмотри на этот, он получше. — Ланс положил на жесткую ладонь отца другой камень. А отец одно мгновение словно ласкал его пальцами, затем бросил на стол рядом с первым.

Теперь и у Баджа лопнуло терпение.

— Папа! — воскликнул он. — Неужели и в этом нет ничего?

Отец недоумевающе посмотрел на него.

— Чего нет, сынок? — Опять взял в руки камень и внимательно осмотрел золотые крапинки. Бадж следил за ним, затаив дыхание. — А чего вы ожидали? — спросил отец.

— Понимаешь, в нем такие блестящие зернышки, — объяснила Игги. — Вот мы и подумали… Ланс говорит… не золото ли это?

— Нет, такое счастье нам не выпало. — Отец с улыбкой покачал головой. — Это только крапинки слюды. Золото встречается в другом виде: либо прослойками, либо его вымывают из песка, взятого со дна речки.

Отец поднял глаза и увидел на всех лицах разочарование. Ланс поспешно укладывал свои камни обратно в мешок.

— Знаете что, я как-нибудь пойду с вами обоими и покажу вам, как надо искать золото. Слюда — не добыча для того, кто ищет чего-нибудь стоящего. И нет смысла рыскать по горам, если толком не знаешь, чего ищешь.

— Как здесь насчет урана? — спросил Ланс. — Тем, кто отправляется его искать, выдают счетчики Гейгера. Хотелось бы и мне этим заняться!

— Что ж, если хочется… Мне частенько приходило в голову, что в одном месте около Эдемсфилда, пожалуй, есть эта штука… Как думаешь, женушка, не сходить ли мне туда с ними во время летних каникул, когда можно будет перебираться через речки?

— А меня возьмешь? — умоляюще спросил Бадж, но его, конечно, никто не слушал.

Крошка мама кивнула. Она знала, что для мужа лучшим отдыхом от постоянного труда были экскурсии в глубь лесов, в ту сторону, где заходит солнце. Ведь это лучшее развлечение для настоящего мужчины, — так полагала Крошка мама. Пусть уйдет на недельку-другую, она и без него управится с работой, ей будет помогать Бадж.

— Ведь туда можно добраться на лошадях? — спросила она. — Тогда вам не придется поклажу на себе тащить.

— Да, пожалуй, если ты согласна оставить себе одного Наррапса… От фермы Линка есть тропа через долину Рэсслас, мимо того места, где жил Эрни Бонд, и до самой излучины реки Гордон… — размышлял вслух отец. — Ну, да успеем еще все обсудить, до рождества далеко.

Он повернулся к Игги:

— А вы с Лансом добрались до самых арок?

— Нет, папа, до самого верха не дошли, — ответила Игги, и тут Бадж навострил уши. — Мы привязали Наррапса, как ты велел, внизу, к сосне у ручья, который течет прямо из-под холма.

— Я видел, что там везде один известняк, — вставил Ланс. — А мы искали минералы. Ручей, должно быть, вытекает из какой-то подземной пещеры, — как ты думаешь? Мы забрались на второй уступ высокой горы, той, где на самой вершине есть маленькое озеро.

— Ага, значит, вы его видели?

— Да, и я его назвала Озеро-малыш! — воскликнула Игги. — Оно похоже на карман в горе, совсем как тот карман, в котором кенгуру носит своего детеныша. Вот там-то мы видели кое-что необыкновенное!

— Да, такое, чего я никак не ожидал там увидеть! — с улыбкой подхватил Ланс.

— Не говори ничего! Пусть сами отгадают! — попросила его Игги. — Ну-ка, попробуйте!

— И отгадаем. Только сначала ты скажи, что это — животное, растение или минерал? И сколько раз можно гадать? — спросил Бадж.

— Три раза. Это не минерал и не растение. Так что остается одно.

— Ну хорошо. Значит, животное… Постой, угадал! Вы видели того, на кого мне всегда хотелось хоть одним глазком поглядеть, — тасманского дьявола!

— Неверно. Твоя очередь, Крошка мама!

— Уж не тигр ли это был, Игги?

— Если бы мы встретили тигра, я бы так не удивился, — возразил Ланс.

— Тогда я сдаюсь. Если это еще более редкостное животное, чем тасманский тигр, тогда вы, конечно, встретили что-то замечательное.

— Понимаешь, там, где мы его нашли, это такая же редкость, как зубы у курицы, — стала объяснять Игги. — Ну, а в некоторых других местах оно так же часто встречается, как муравьи… Твоя очередь, папа!

Но отец молчал и только улыбался.

— Ну же, папа! Попробуй угадать! — настаивал Ланс.

— Мне и гадать незачем, сынок, я знаю, что вы видели.

— Знаешь? — недоверчиво протянула Игги.

— Да. Вы встретили человека. И ты совершенно права, Игги: в тех местах человек — большая редкость, чем тигр.

— Че-ло-век? Ты шутишь, папа! — ахнул Бадж.

— Нет, папа правду сказал. Но как ты узнал это, папа? — удивилась Игги. — Кто же он и как туда попал? И почему мы до сих пор про него ничего не слыхали?

— Он разговаривал с вами?

— Нет. Я даже сомневаюсь, видел ли он нас, — сказал Ланс. — Мы взбирались на очень крутой уступ самой высокой горы по такой узкой тропке, где, наверно, ходят только кенгуру, и обернулись, чтобы взглянуть на озеро между деревьями. Увидели голубую полоску воды, окруженную белым песком, и там, у озера, стоял человек и смотрел в нашу сторону. А потом куда-то скрылся.

— Значит, увидел вас.

— Мы пробовали идти прямо к озеру, но окончательно сбились с дороги. Ты сам знаешь, как это легко в здешних дремучих лесах. Кто же этот человек, папа? Он там и живет?

— Да. Ты был еще малышом, Ланс, когда он поселился в тех местах.

— Что же он там делает? И как его зовут? — допытывалась Игги.

— А знаешь пословицу: «Кто не задает вопросов, тот не услышит лжи»? Ну, если уж тебе это очень интересно, так знай: называет он себя Гарри, живет там уже давно, а больше нам и знать не положено. Почему он решил поселиться там — это его дело. Ведь не вмешиваются же другие люди в наши дела. Так все и запомните: не следует никогда совать нос в чужие дела.

— Ага, он, наверно, из тех, кто ушел в горы и живет там, их называют отшельниками, — сказал Ланс.

— А каков он из себя, Игги? — спросил Бадж, у которого от удивления и любопытства глаза стали совсем круглые.

— Худой, старый, с целой гривой седых волос… Похож на козла…

— Гарри — славный старик. Смотри, Игги, никогда не упоминай о нем там, за рекой! И вы все тоже запомните это! — Отец сурово обвел глазами свое семейство.

— Не беспокойся, папа, будем держать язык за зубами, — заверила его Игги. — Но где же он достает еду… и спички… и всякие другие необходимые вещи?

Крошка мама весело засмеялась.

— Вопрос разумный, Игги. Но неужели никого из вас не удивляло, что наш папа иногда уходил из дому, говоря, будто идет искать пчелиный улей, а возвращался с полной жестян-кой хорошо очищенного меда? Тогда-то он и ходил к Гарри, относил ему муку и всякие другие припасы, что дядя Линк привозит для него. Это благодаря Гарри у нас в доме всегда есть мед.

— Пойду нарежу папоротника, — сказал отец, вставая. — И еще одно запомните, раз вы уже знаете теперь всё про Гарри. Он терпеть не может чужих, и, если вы когда-нибудь опять набредете на него, не заговаривайте с ним, пока он сам с вами не заговорит.

— На этот счет можешь быть спокоен, — отозвался Ланс, зевая и потягиваясь. — Охота мне разговаривать с этим старым чудаком.

Но Игги, уже положившая голову на стол, шепнула Баджу:

— Слушай, ты, барсучок с Упрямой горы! Хочешь, поведу тебя как-нибудь туда, где мы были, и ты своими глазами увидишь этого Гарри?

— Ой, Игги! Ты обещаешь? Не обманешь?

Она кивнула и закрыла глаза.

— Проснись и ступай в постель, — сказала ей мать. — Нельзя же спать на столе!

Наклонясь, она подняла своими сильными руками сонную Игги и унесла ее из столовой, не слушая ее визга.

7. В СТОРОНУ ЗАХОДЯЩЕГО СОЛНЦА

Крошка мама уверяла, что Ланс, уезжая, увез собой хорошую погоду. Дни наступили ветреные и дождливые. Правда, отец говорил, что такая погода хороша для овощей и ягод, и гонял Игги и Баджа на огород то окапывать малину или клубнику, то пропалывать бесконечные ряды молодой моркови. Баджу эта работа была больше по душе, чем сидеть ненастные дни за уроками. А Игги ворчала:

— Этак я никогда не кончу вязать, если все время буду копаться в земле.

Она вязала теперь ярко-красный джемпер, хотя Крошка мама и говорила, что на ферме у тети Флорри решительно все равно что носить и старый голубой джемпер Игги еще достаточно хорош.

Наконец ветер угомонился, опять сияло солнце, чудесно наряжая мир в золото, лазурь и зелень. Бадж уже начал приставать к Игги, напоминая об ее обещании отправиться с ним к аркам.

— Ох, да помолчи ты, Бадж, дай мне довязать рукав!

— Вечно тебе нужно что-то довязать — рукав, или ворот, или еще что-нибудь. А тут не успеешь оглянуться, как тебя отправят обратно в школу.

— Ну так что же? Впереди еще летние каникулы, времени у нас тогда будет хоть отбавляй.

— Да, и Ланс приедет! — с горечью вырвалось у Баджа. — А ты обещала, что пойдешь со мной.

— И пойду… как-нибудь. Ну и неугомонный же ты, Бадж! Мы непременно пойдем к аркам, но сначала мне надо довязать…

Отец в это время был на веранде, он укладывал дрова для камина. Может, он слышал что-нибудь, а может, и нет.

Вечером, когда все уселись вокруг жарко натопленного камина, потому что в воздухе еще ощущался холодок, Игги, как всегда, усердно вязала, Крошка мама трудилась над отцовскими носками, накладывая на пятки большущие заплаты, а Бадж лениво перебирал цветные мелки, газета отца неожиданно опустилась, и из-за нее показалась его голова.

— А день завтра обещает быть хорошим, — сказал он. — И вы, дети, можете прогуляться с Наррапсом на запад, если маме вы здесь не нужны. Заодно отвезете муку и другие припасы для Гарри, тогда мне не придется ехать туда. Я вам объясню, где он хранит в дупле жестяной ящик; в него вы и сложите припасы. Да смотрите хорошенько перевяжите ящик проволокой, иначе опоссумы и дикие кошки растащат все. Запомни, Игги: старое дерево у ручья, который течет с Арочного холма.

— Не беспокойся, папа, я найду.

— Да, да, мы обязательно найдем это дерево! — закричал Бадж. — Мы все сделаем, как ты сказал, папа! — В глазах у него горел такой огонек, что он мог бы вызвать лесной пожар.

— Встанете завтра пораньше, — сказала Крошка мама. — А еду на дорогу я сама вам уложу.

— И еще одно, — добавил отец, — покрепче привязывайте Наррапса, чтоб он не ускакал домой без вас. Держитесь за его хвост, тогда не заплутаетесь.

Газета снова поднялась и скрыла его лицо. Отец сказал свое слово.

Наступило утро, а Баджу все еще не верилось, что он и Игги в самом деле отправляются в сторону заходящего солнца, в неведомый, неисследованный край. Как дикое животное, втягивал он носом сладкие утренние запахи, пожирал глазами все вокруг, от далеких синих гор до зеленого бархата мхов под ногами. Ему не нужно было искать дорогу, это делал вместо него Наррапс, и он шагал за своим пони, держась за его длинный хвост. Позднее можно и верхом поездить, пока же Бадж был неутомим.

Воздух был холодный, и они зябли, пока не вышли из-под тени Трех кулаков и не вошли в полосу золотого света, обогнув длинное озеро, где в летние вечера играют утконосы.

— Славное местечко! — крикнула брату шедшая впереди Игги, указывая на полянку над озером, где уже рассеивался легкий утренний туман. — Хорошо бы тут разбить лагерь, правда?

— Лагерь! Вот здорово, Игги! — восторженно отозвался Бадж.

— Да, уж лучшего места не найти. Надо будет показать его Лансу. Ему здесь, наверно, понравится… — сказала Игги мечтательно, но Бадж уже не слушал ее: мечты его были разбиты вдребезги. Опять Ланс!

— Ну что ж, покажи его Лансу, — буркнул он себе под нос. — Я хотел рассказать тебе про утконоса, а теперь не расскажу ни за что!

— Может, поедешь верхом, пока дорога хорошая? Двигаемся мы довольно быстро, но, конечно, когда мы шли здесь с Лансом…

— Поезжай ты, если хочешь. Я не устал, — перебил ее Бадж, хмурясь. Ничего, когда-нибудь он им обоим покажет!

Бадж все же изрядно устал к концу путешествия, но вот они наконец увидели перед собой холм. К тому же мальчик был разочарован: своеобразные каменные глыбы, которые люди называли арками, не были видны от подножия холма — мешала плотная стена леса и соседние горные отроги. Но пока Игги суетилась, привязывая Наррапса, Баджу, который отдыхал лежа на спине, показалось, что он видит сквозь ветви часть этих мощных скал.

— Ой, Игги, погляди-ка! Вон там, вдали, ведь это одна из арок?

— По-моему, да. Но мне некогда валяться тут на солнце и смотреть. Встань и помоги мне. Я укладываю те припасы, что надо отдать этому старику. Мы отнесем все это ему наверх.

— Как можно, Игги? Ведь папа наказывал, чтоб мы…

— «Как можно, Игги»? — передразнила его она. — Мало ли что отец говорил! Ведь нам надо помогать этому старикану. На тропке справа я вижу следы. Готова поспорить, что они приведут нас к озеру и к логову старого грешника.

— А как же арки?

— Когда вернемся, тогда и посмотрим на них. Озеро это на другой горе, точь-в-точь такой же, они совсем как сиамские близнецы. Ну, пошли!

— Подожди еще немного — я голоден.

Большую часть завтрака, который дала им с собой Крошка мама, они уже съели раньше, когда сделали привал на тропе, но кое-что еще оставалось, и Бадж воспользовался этим, чтобы посидеть тут еще немного. Наконец они стали взбираться наверх, согнувшись под тяжестью ноши, которую до сих пор тащил Наррапс. К тому же тропка была неровная, узкая и скользкая, и Бадж очень сожалел, что Игги пришло в голову отнести старику Гарри то, что они ему привезли.

— А если его там нет? — спросил он, тяжело дыша, когда они добрались наконец до перевала и сквозь деревья блеснуло маленькое озеро. Оно было ярко-голубое, замкнутое сплошными серыми стенами скал. Даже Игги залюбовалась им.

Кусты вокруг них были почти в рост человека, и они не заметили, что над ними стеной высится горный уступ. Игги громко ответила на вопрос Баджа, и слова ее далеко разнеслись в тишине.

— Ничего, где-нибудь да разыщем старого бродягу или вытащим его из берлоги.

— Так-таки вытащите?

Бадж повернул голову — и чуть не упал вместе со своей ношей. На уступе стоял высокий, худой старик с коричневым от загара лицом. Нос у него был крючковатый, как клюв филина, взлохмаченные волосы серыми перьями торчали на голове, глаза были полузакрыты.

Однако Игги смутить было не так-то легко. Она со своей обычной улыбкой смело посмотрела на незнакомца и сказала:

— Мы привезли вам кое-что.

— Вижу.

Наступило неловкое молчание. Старик смотрел куда-то поверх их голов. Голос у него был хриплый, каркающий, и Бадж решил, что он, если захочет, может даже гукать, как филин.

— Ну, держите! — сказала Игги. Сняв с плеч поклажу, она достала мешочек с мукой и швырнула его на тропинку.

Старик смотрел на нее и молчал. Видно, даже Игги стало не по себе — она закричала так громко, как будто обращалась к глухонемому:

— Вот ваши припасы! — Голос ее эхом отдался в скалах, окружавших озеро. — Мы с Барсучком не хотели, чтобы вам пришлось самому тащить все это на гору.

— Барсучок? — Стариксклонил голову набок и глянул на них из-под клочковатых бровей. — Разве есть такое имя?

— Конечно, в школе его будут звать по-настоящему — Брайн, но мы его зовем так, потому что он характером настоящий барсук. Вот и мое настоящее имя Изабель, а зовут Игги — уменьшительное от игуана. А знаете, барсук — это почти все равно что вомбат! Да, да! — весело сказала Игги.

— А зачем ты отзываешься на такое прозвище? — спросил Гарри у Баджа, не обращая больше никакого внимания на Игги.

— Я… я… люблю барсуков, — запинаясь, объяснил Бадж. — Я видел на Упрямой горе, как они греются на солнце… Они не знали, что я на них смотрю. А раз нам попался на дороге один большущий — настоящая громадина, правда, Игги?

— И какого цвета?

— Совсем черный! — закричала Игги. — Они самые крупные.

— Нет, серые барсуки — цирконы — больше темных.

— А я готова поспорить, что тот был больше любого циркона! — не унималась Игги, довольная тем, что «бродяга» оказался таким разговорчивым. — Прямо великан!

— Ну, если так, пойдемте, я покажу вам крупного барсука.

С неожиданным для такого старика проворством Гарри сбежал вниз, ухватил своей узловатой коричневой рукой мешочек с мукой и пошел вперед, даже не взглянув на ребят. Им оставалось только изо всех сил продираться через гущу леса по его следам.

8. ПЕЩЕРА ОТШЕЛЬНИКА

Озеро, расположенное высоко в горах и укрытое со всех сторон, было прекрасно и таинственно, как мечта. В расселинах скал густо рос папоротник, а рядом — много диких цветов. Вокруг серых скал, стеной обступивших озеро, бурлило целое море зелени. Она вздымалась ввысь, как тот боб в сказке, по стеблю которого Джек добрался до самого неба. А вершину горы скрывало облачко.

У Игги и Баджа было время все осмотреть, так как Гарри оставил их на берегу и велел подождать здесь. Они напились воды из озера и прилегли, наблюдая, как Гарри перетаскивает свои припасы на другую сторону. Там он скрылся из виду — нырнул, видимо, в какую-то расселину в скале.

— Старик ушел в свое логово и не дает нам его посмотреть, — брюзжала Игги, с жадным любопытством глядя на скалистую стену.

— Он похож на того филина, что папа нам как-то показал. Помнишь, Игги, этот филин был точь-в-точь как сухая ветка: мы двадцать раз проходили мимо и не замечали его.

— Ах, что у тебя за привычка вечно сравнивать людей со зверями или птицами!

— Да они же очень похожи.

— Неправда. Ну вот, например, наш папа — на кого он, по-твоему, похож?

— На сокола, что охраняет свое гнездо и кружит над ним. Скажешь, нет?

— Ну, а Крошка мама? А тетя Флорри?

— Крошка мама… Не знаю… Может, на сумчатую крысу, только большущую. А тетя Флорри — на болотную курочку, кото торая чуть что — начинает громко кудахтать.

Игги весело расхохоталась.

— Вот это верно! А ты, оказывается, не так уж глуп, Барсучок!.. Ага, вон он идет!

Гарри огибал озеро, а за ним шел огромный циркон. Он был похож на серого медвежонка. Ходил он вразвалку, как медведь, и глубоко впивался длинными когтями в мягкую землю.

Игги не могла, конечно, спокойно ждать, пока они подойдут. Она вскочила и закричала:

— Ваша взяла! Этот зверь вдвое больше всех барсуков, каких я видела в жизни.

При звуке ее голоса циркон сразу остановился и приподнял одну из передних лап, словно готовясь обратиться в бегство, а голову склонил набок, выставив ухо, чтобы лучше слышать.

Гарри нагнулся к нему и сказал что-то, видимо успокаивая его.

Но Игги еще что-то выкрикнула, и циркон опять замер. Бадж видел, как он злобно обнажил желтые клыки.

— Войдите-ка лучше в воду! — крикнул детям Гарри.

Он знал своего циркона и видел, что тот не может решиться: бежать ли ему или напасть на врагов. Он уже громко фыркал, и в этих звуках было столько ярости, что Игги и Бадж не раздумывая полезли в озеро. Стоя по щиколотку в воде, они смотрели издали на свирепого циркона, готового грудью защитить своего друга Гарри от пришельцев.

Не чуя больше запаха врагов, циркон несколько раз обошел вокруг неподвижно стоявшего Гарри, затем повернулся и помчался домой таким галопом, что уже через мгновение скрылся из виду.

— Ваш любимец такой злой, — заметила Игги, когда они с Баджем выбрались опять на берег. — Я бы побоялась держать у себя этого зверя. Папа говорит, что он может клыками разорвать человека.

— Ты пойми, Игги, — терпеливо вступился Бадж, — он же в первый раз нас видел.

Хозяин циркона одобрительно посмотрел на Баджа и кивнул ему, а Игги даже не удостоил ответа.

После того как они уложили в мешок замороженный мед, принесенный Гарри (кроме того, каждый получил по куску на дорогу), старик поспешил выпроводить их из своих владений, хотя им очень нравилось чудесное озеро и Игги рвалась облазить все кругом под тем предлогом, что хочет собрать ягод для Крошки мамы. Ягод было вокруг видимо-невидимо — красивые ягоды Тасмании всех цветов и оттенков, — но Гарри не позволил Игги задержаться здесь, сказав, что солнце стоит уже низко — не хочет же она в темноте пробираться через лес!

Обиженная Игги пошла вперед. Пока Бадж при помощи Гарри спускался по самому крутому и скользкому месту горного склона, она обернулась и крикнула, что пойдет напоить Наррапса. В долине уже действительно начинало темнеть, и скоро Игги скрылась из виду.

— Да, он мог бы разорвать человека, — сказал Гарри, продолжая разговор о цирконе. — Но за мной он ходит, как верный пес. Мы с ним иногда в лунные ночи делаем далекие прогулки. А днем он очень плохо видит и оттого бывает такой злой.

Они остановились на скалистом уступе, который как бы отделял гору и озеро на ней от Арочного холма.

— Понимаю, — поддакнул Бадж. — Я и сам подумал, что ваш барсук имел право прогнать нас отсюда — ведь здесь его земля, верно?

Старый отшельник кивнул, и они обменялись взглядами, полными самого дружеского понимания. Бадж снял с плеч мешок и отдыхал: ведь особенно спешить было незачем, Игги еще только спускалась по тропе, слышно было, как там трещали кусты.

— Ну, теперь ты не собьешься с дороги? Иди между тех двух скал и потом прямехонько вниз, — сказал Гарри.

— Знаю. Не заплутаюсь, — отозвался Бадж, но все не двигался с места и озирался вокруг, думая об арках, до которых они так и не дошли. Однако солнце уже садилось, он понимал, что им и так не добраться домой засветло… Ну что ж, по крайней мере он видел циркона!

Гарри тоже не уходил, он стоял и словно к чему-то прислушивался.

— Если бы вы когда-нибудь побывали в наших местах, — сказал Бадж, улыбаясь ему, — я бы показал вам барсучьи норы на Упрямице. Но там барсуки все маленькие, не то что ваш циркон, — добавил он с восхищением.

Старый Гарри ничего не ответил, но смотрел на мальчика так пристально, словно хотел просмотреть его насквозь; потом вдруг, наклонясь, ткнул его своим длинным указательным пальцем в плечо.

— Я тебе сейчас что-то покажу, — буркнул он. — Это недолго, а твоя сестра ведь еще будет поить пони. Но если ты кому-нибудь про это расскажешь…

— Никому нельзя? Даже Игги?

— Ей-то, уж конечно, нельзя! Только пикни, так будешь иметь дело со мной! Ну, идем. И главное, тихонько, чтоб ни единого звука…

Гарри повернулся и бесшумно, как кошка, зашагал по уступу.

Бадж, оставив на месте свой мешок, двинулся за ним, стараясь ступать как можно тише. Скоро они пришли к проходу меж каменных стен в форме буквы «Г», и тут Гарри стал на четвереньки и пополз дальше с бесконечными предосторожностями. Так они с Баджем ползком добрались до края, где в просвете меж скал виднелось ущелье. Придвинувшись к Бад-жу, Гарри шепнул ему в самое ухо:

— Ну, теперь смотри! Он всегда в это время приходит сюда на водопой.

Касаясь подбородком земли, Бадж дополз до края ущелья и, когда посмотрел вниз, невольно ахнул. Прямо под ним было небольшое углубление в почве, выдолбленное струей воды, которая стекала сюда по склону утеса и образовала в этой впадине озерцо. По другую сторону этого озерца травы сменялись зарослями папоротника, а за ними начиналась сплошная стена леса, замыкавшего эту долину не хуже самой крепкой ограды.

Лес покрывал склоны предгорья до того места, где начиналась цепь высоких гор. Их громады уже казались темными на фоне закатного неба. Бадж снова опустил глаза и стал наблюдать. Где-то справа, вероятно, высились арки, но он и не пытался их увидеть, так как ущелье уже заполнил сумрак.

Его стало клонить ко сну, но тут жесткий локоть Гарри толкнул его в бок. Бадж смотрел во все глаза. Сначала ничего не было видно, потом внизу что-то зашевелилось… И Бадж с волнением увидел, как кусты раздвинулись ровно настолько, чтобы пропустить зверя — худого, нескладного, похожего на волка.

Зверь поднялся по склону с тем гордым достоинством, какое отличает диких обитателей леса, остановился, окинул все вокруг грозным взглядом и опустил к воде свою большую голову. На спине его были ясно видны темно-шоколадные полосы; прямой, как палка, хвост слегка вилял из стороны в сторону.

Тишину нарушили хриплые крики соек, и тасманский тигр, перестав пить, посмотрел на этих птиц, пролетавших у него над головой. Когда они улетели, он повернулся, глянул вправо, влево и двинулся вниз по склону, той же дорогой, какой пришел, готовясь, должно быть, к ночной охоте.

Гарри предостерегающе сжимал плечо Баджа даже тогда, когда тигра и след простыл и вокруг воцарилась полная тишина. Наконец он отпустил его, и оба молча зашагали назад к уступу.

— Ну вот, ты видел то, чего ни один мальчик в наше время не может увидеть, — сказал старик, когда Бадж поднял с земли свой мешок. — Я так и думал, что он придет сюда сегодня вечером. И нам повезло — почти не пришлось ждать.

Бадж не находил слов, чтобы выразить свои чувства, только взглядом и улыбкой поблагодарил старика.

— Да смотри же ей ничего не говори про это, — сказал Гарри, когда по лесу вдруг прокатился, грубо нарушая тишину, зов Игги: она приказывала Баджу поторопиться.

— Иду! — крикнул Бадж. Когда он оглянулся, старика уже не было.

9. ДВЕ РЫЖИЕ ТЕЛУШКИ

Баджа мучило странное чувство вины перед Игги, от которой он скрыл свою тайну. Правда, в тот вечер когда они возвращались домой с озера, он даже не испытывал никакого искушения рассказать ей про тигра. Чем больше темнело, тем сердитеt отчитывала его Игги за то, что они так поздно выбрались в обратный путь. А он до того устал, что мог только огрызаться на ее воркотню. С трудом ковылял он по дороге, почти повиснув на хвосте Наррапса, как вдруг впереди — о чудо! — засиял свет. Это шел им навстречу отец с фонарем, с едой и бутылкой сладкого, горячего чая…

А теперь Игги уезжала обратно в школу, и Бадж испытывал чувство некоторого облегчения: больше не надо будет удерживаться от желания разболтать секрет. Отец подвел к веранде Наррапса, и тут же из дома вышла Игги в своем ярко-красном джемпере.

— А мне нельзя с вами? — спросил Бадж только для того, чтобы Игги на него не обижалась, — он не надеялся, что отец изменит свое решение.

— Я не беру Принца, а идти пешком туда и обратно ты не сможешь — слишком далеко… Ну вот, увожу, значит, из дому одну рыжую телушку, — отец лукаво покосился на яркий наряд Игги, — а оттуда приведу другую. После обеда ты, Бадж, пойди на верхушку Трех кулаков, чтобы помочь мне спуститься по Зигзагу со старой Баурой и ее телушкой.

Возвращение домой старой Бауры,самой кроткой и безобидной коровы на свете, всегда бывало большим событием. Как ласточка предвещает наступление весны, так и возвращение Бауры означало, что в долину пришло лето. Корову назвали так потому, что она питалась главным образом жесткими кустиками травы «бауэра», ненавистной каждому усталому путнику в австралийской степи, так как об ее стебли спотыкаются самые осторожные пешеходы. А корова семейства Лоренни умудрялась жиреть, пасясь на отведенной ей полоске за домом.

Лишь старая Баура и ее телята возвращались домой по тропе Зигзаг. Тот скот, что отец Баджа откармливал для своего брата, и диких «полукровок», которых он отправлял на продажу, выгоняли на пастбища по другой дороге, — не дойдя до вершины Трех кулаков, она сворачивала на юг. Пастбищем им служила большая тихая долина, почти замкнутая естественной стеной, образовавшейся вследствие сброса^{4}, точно так же как Иерусалимская стена западнее Большого озера. Здесь, правда, почти не приходилось огораживать пастбище, но состояло оно только из нескольких лужков, остальная часть долины поросла непроходимым лесом, где человек, запутавшись в ветвях, может повиснуть в сорока футах от земли. В этой долине стадо Дэйва Лоренни паслось летом и жирело.

Бадж не раз ходил с Крошкой мамой встречать стадо и слышал, как отец и дядя Линк, ведя старую Бауру вниз по Зигзагу, покрикивали на ее нового теленка, родившегося на ферме. А сегодня, после того как дядя Линк увезет Игги к себе на ферму, Баджу предстояло как взрослому помогать отцу. И он очень надеялся, что на Игги это произведет впечатление.

— А этот большущий сверток с вязаньем ты тоже берешь? — спросила мать, глядя, как Игги подвешивает к седлу свой багаж. — У тети Флорри в шкафу, пожалуй, не найдется для него места.

— Ничего, я его все-таки возьму, — отозвалась Игги, вскочив Наррапсу на спину и улыбнувшись матери на прощанье.

— Ну, Бадж, значит, я буду тебя ждать наверху, — сказал отец. — До встречи.

— Вперед, Наррапс! — весело крикнула Игги, и они тронулись.

На этот раз Бадж не побежал, как обычно, провожать их до подножия Трех кулаков. Он чувствовал себя уже взрослым и стоял подле Крошки мамы, провожая Игги глазами до первого поворота, у которого она обернулась и помахала им рукой.

— По-моему, ей не хочется возвращаться на ферму, как ты думаешь? — вдруг спросила мать. — А ведь и виду не показала. Ну и характер!

Бадж тихонько покачал головой. Может, у нее и вправду сильный характер, раз она сумела притвориться, будто хочет ехать на ферму. Впрочем, кто ее знает — так трудно угадать, что у Игги на уме!

Какое это было удовольствие — стоять над пропастью, видеть, как внизу Крошка мама (отсюда она и в самом деле казалась крошкой), согнувшись, окапывает ревень, и слышать слабое мычание теленка, которого отец, пока еще невидимый, гнал сюда откуда-то с восточной стороны. Бадж от удовольствия стал насвистывать, подражая мелодичному пению пролетевшей птички. Добрая старушка Баура! Не придется теперь пить порошковое молоко, — да и того каждую ложку жалеют, потому что его надо беречь на зиму. Не будут больше дома экономить топленое масло! Теперь кашу будем есть с молоком, а скоро еще и малину и клубнику со сливками — ягоды уже поспевают. В жаркие дни можно будет пить холодное молоко, а утром к чаю есть горячие лепешки…

Ох и славная же ты, старушка Баура!

Бадж вскочил на пень, чтобы видеть дальний конец тропинки. Мычание строптивого теленка слышалось все ближе. Сначала отец переправит его через реку по проволоке, а дядя Линк пустит тем временем корову в воду, и она переплывет на этот берег.

Наконец он увидел их вдали: Наррапс, которому так не терпелось попасть домой, что он все время толкал и подгонял невозмутимую старую корову, и с ними рыжая телушка, которая забегала то справа, то слева или совалась под брюхо матери, искала вымя. А замыкал шествие отец, опоясанный веревкой. Он уже махал палкой, приветствуя Баджа.

Старая Баура не могла пожаловаться — встретили ее сердечно. Хоть и не повесили на шею венок, как это принято в Шотландии, но Крошка мама приготовила ей в сарае полмешка вкусных капустных листьев.

Все стояли у загородки, глядя, как она лакомится ими, и любуясь новой телушкой, а Наррапс между тем нетерпеливо дергал поводья, которые держал отец. И вдруг Бадж выкрикнул четыре строчки из той глупой детской песенки, что они с матерью пели, пробираясь через осоку:

Помнишь, Крошка мама?

Крошка мама только улыбнулась в ответ.

— А что тебе сказал Линк? — спросила она у мужа. — Игти благополучно доехала?

Теперь рассмеялся отец. Откинув голову, он крикнул так громко, что разбудил эхо в горах:

— Игги! О, она далеко пойдет!

И снова засмеялся.

— Что ты хочешь этим сказать, Дэйв? — Крошка мама мгновенно окинула глазами Зигзаг. — Уж не привез ли ты ее обратно?

— Ну нет! Плохая же ты отгадчица! — отозвался отец. — Помнишь, как она целые дни вязала? Целую кучу вязаных вещей с собой увезла.

— Ну и что же?

— Так это все делалось не зря… — Взгляд отца упал на Баджа, слушавшего жадно, с открытым ртом. — Ступай-ка, сынок, задай корм Наррапсу.

Взяв у него из рук поводья, Бадж пошел к выходу, но остановился якобы для того, чтобы поправить сбрую, а на самом деле — чтобы дослушать.

— Сидит это она верхом, расфуфыренная, важная, — рассказывал отец, — и преспокойно слушает то, что мне говорит Линк. Он передал мне письмо от Ланса… Оказывается, между ними все было решено заранее. Твоя сестра Эдна берет Игги к себе, и теперь она, вместо того, чтобы жить на ферме, будет жить в Хобарте и учиться в той же школе, где Ланс.

— Но нам же нечем за нее платить!

— Не беспокойся, они и это обдумали. Игги будет помогать тетке в магазине и вязать детские вещи на продажу. Эдна, кажется, очень охотно берет ее.

— Но как же Флорри и Линк…

— О, Линк — он, конечно, задал ей перцу. Но наша девица выслушала его и объявила: «Папа говорит, что я должна доучиться, а это лучше сделать в большом городе, чем в какой-то деревенской школе». А потом эта нахалка обращается ко мне и…

Отец замолчал, увидев, что Бадж все еще не ушел.

— Гм… что, бишь, я хотел сказать? — проговорил он. Но не успел он докончить, как его сын вскочил Наррапсу на спину и ускакал.

В конюшне Бадж излил Наррапсу душу:

— Ты слышал? Игги уехала в город и теперь не будет приезжать домой по воскресеньям. Она приедет не раньше летних каникул, а тогда он будет дома!

Но пони сердито шевелил ухом — его сейчас интересовал только овес.

10. НЕОЖИДАННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ

Разумеется, до летних каникул Игги нечего было и ждать. Бадж не подозревал, что в жизни его в один прекрасный день наступит перемена. У каждого в жизни бывают повороты, но только позднее, оглянувшись назад, мы можем понять, когда именно на нашем пути произошел поворот. Бадж, например, был уверен, что до возвращения Игги в жизни его не будет никаких событий, и настроен был мрачно, чувствовал себя покинутым. Правда, как только в долину во всем своем великолепии пришло лето, у Баджа не осталось времени для печальных мыслей. Он был счастлив.

Первыми о лете возвестили птицы — они засуетились, стали вить гнезда для будущих птенцов. Какая-то глупая птичка устроила свое гнездо на дереве над маленьким ручьем, из которого брали воду для поливки огорода. Это гнездо было очень красиво, оно имело форму бокала и было обмотано для прочности паутиной. Баджу, которого послали копать огород, было гораздо интереснее наблюдать, как птичка строила это гнездо, а потом, когда вывелись птенцы, кормить их червями. И работа не подвигалась.

— Куда запропастился мальчишка? — кричал отец. — Почему не выполоты грядки салата?

Кроме того, Бадж заметил высоко на эвкалипте круглое дупло, гладкое, будто отполированное, — здесь сидел зеленый горный попугай, когда кормил своих птенцов. Как было не понаблюдать за ним? В другом месте Бадж нашел еще дупло и спугнул оттуда самку опоссума — она выскочила и уставилась на него с ветки. На спине у нее сидел маленький детеныш. А около веранды жило целое семейство совсем ручных ящериц, и Бадж каждый день кормил их парным молоком старой Бауры, принося его в крышке от жестянки.

Правда, отец не только работы требовал, он старался доставлять Баджу и удовольствия. «Пошли, сынок, — говорил он вдруг, — попробуем наловить на обед рыбы». И наступали блаженные часы у реки. Они уходили только после того, как наловят довольно форели, — она здесь была мелкая, но удивительно вкусная.

Отец брал Баджа с собой и к Проволоке, куда постоянно ездил за припасами. Сам он ехал верхом на Принце или Алмазе, а Бадж — на Наррапсе. Иногда вместе с дядей Линком приходил к переправе двоюродный брат Баджа, Сэмми, и дядя говорил: «Я привел Сэмми для того, чтобы вы, мальчики, перетащили кладь через реку, а заодно поближе познакомились». Дядя Линк и отец усаживались на берегу и, куря трубки, обсуждали политические новости, а Сэмми и Бадж, как две обезьянки, перебирались по проволоке, и каждый старался перещеголять другого, показать, как много может перенести. Иногда это состязание кончалось дракой. «Что ж, учитесь драться, — говаривал в таких случаях дядя Линк. — Глядишь, в будущем году с вами вся школа не справится».

За несколько недель до конца учебного года они отправились к реке, чтобы отвезти свежие овощи дяде Линку для продажи. Был первый жаркий день после целой недели дождей, и ноябрьское солнце изрядно пекло. Бадж то и дело подкреплялся зеленым горошком, который ему поручили нести, да и в карманы насовал немало стручков, чтобы угостить Сэмми. Но Сэмми не пришел к переправе.

— Мать его сегодня не отпустила, — объяснил дядя Линк. — Придется тебе, Бадж, одному все переправлять, так что не теряй времени.

Было ясно, что дядя хочет о чем-то поговорить с отцом. Поэтому Бадж нарочно всякий раз медлил у проволоки, прислушиваясь к серьезному разговору, который вели между собой двое мужчин, и узнал, что от Ланса пришло письмо, в котором он спрашивает, нельзя ли ему с Игги, вместо того чтобы вернуться из школы прямо домой, поехать поездом в Фитцджералд, встретиться там с отцом и сразу же отправиться на задуманную экскурсию.

— Экие нахалы! — сказал отец. — Я и не собирался никуда ехать — разве что после рождества.

— Но это они не так уж плохо придумали, Дэйв. Зачем им ехать сначала домой? Пожалуй, это я сам подал им такую мысль: я рассказал Лансу про старую тропу, что ведет отсюда через долину Рэсслас к Эдемсфилду. И кстати, я сам не прочь дойти с тобой до излучины реки, а там мы встретимся с ними. Но, разумеется, до рождества, а то потом нужно будет урожай собирать.

Когда Бадж опять вернулся на тот берег, где сидели отец и дядя, между ними уже, по-видимому, все было решено. Раскачиваясь на проволоке, он слушал и с огорчением соображал: значит, Игги не приедет до рождества! Теперь отец уже говорил, что ехать надо как можно скорее, чтобы успеть сделать небольшую разведку вдвоем с дядей Линком до встречи с Игги и Лансом.

Бадж продолжал перетаскивать груз с горьким чувством человека, которого бессовестно обманули.

Крошка мама тоже одобрила план Ланса и сказала, что чем скорее отец поедет, тем раньше вернется домой, а она отлично управится здесь с хозяйством — ведь Бадж ей подсобит, а на Наррапсе можно привозить все необходимое.

— Флорри предлагает, чтобы ты оставила хозяйство — ничего с ним не случится — и приехала с Баджем к ним на ферму, — сказал отец неуверенным тоном. — Ведь ты уже года три не ездила отдыхать, а, женушка?

— Больше. Но я не намерена оставлять фрукты опоссумам, а овощи — сумчатым крысам. И потом, как быть с Бау-рой? Можно позволить теленку сосать ее еще день-другой, но не больше — это ей вредно.

— Так я и сказал Линку, — проговорил отец, посмеиваясь. — Ну хорошо, тогда единственным мужчиной в доме останешься ты, сынок. А пока натаскай-ка дров. Да нарви травы для Бауры, пусть поест. Потом я покажу тебе, за какими загородками нужно присматривать, — как бы не упал какой-нибудь кол и не разбрелось стадо.

Отец привел все в порядок, отдал нужные распоряжения и сходил к старому Гарри. Баджа он с собой не взял, сказал, что у Наррапса и без того будет немало поклажи на обратном пути от переправы — почта и припасы.

И вот рано утром, когда Три кулака были еще окутаны туманом, отец уехал верхом на Принце, ведя за собой в поводу еще одну лошадь, нагруженную всякой всячиной. Бадж, чувствуя себя уже хозяином, стоял рядом с Крошкой мамой, глядя им вслед, пока они не скрылись в тумане. Он ощутил еще большую гордость, когда мать сказала:

— Ну, Бадж, мы с тобой приготовим им сюрприз к рождеству.

— Какой сюрприз?

— У нас накопилась груда коры для желоба. Так не хочешь ли запрудить ручей и пустить воду на наши грядки с клубникой? Тогда мы покажем, сколько ее можно вырастить!

Для Баджа было первейшим удовольствием «болтаться у речки», как выражалась Игги. И он теперь целыми днями с наслаждением перегонял по желобу холодную воду на сухие гряды. На беду, раз ночью полил дождь и затопил его канавку. Тонкие струйки превратились в потоки, грозившие вымыть все растения из земли. Крошка мама, не ложившаяся этой ночью, бросилась их спасать. Она развалила построенную Баджем запруду, и вода потекла по прежнему руслу. Плохо было только то, что мать, не зная ничего о новой канаве, вырытой Баджем, провалилась в нее и вывихнула ногу.

— Я собиралась завтра ехать с тобой к Проволоке, — сказала она сыну. — А теперь придется тебе, видно, ехать одному.

— Не беспокойся, мама, я и один все сделаю, — с важностью заверил ее Бадж.

На другой день он в самом веселом настроении отправился один к переправе, подсвистывая каждой птице, пока подъем в гору не поглотил все его внимание — очень уж скользко было на тропке после ночного дождя.

Пройдя полдороги, он сделал привал на открытой вершине холма и поел, не забыв покормить и пони. Жара гнала его вперед, в тень леса, но там было душно, сыро, и казалось, жизнь замерла среди теснившихся здесь старых деревьев. Даже стук копыт Наррапса заглушал ковер сухих листьев, и Бадж со своим пони поспешил уйти из этого царства жуткого безмолвия.

Дорога казалась вдвое длиннее, чем тогда, когда он шел по ней с отцом, но в конце концов он одолел последний подъем, откуда тропа шла вниз, к реке Гордон и к Проволоке. Здесь Баджу почему-то стало страшно, он почувствовал себя одиноким и хотел поскорее увидеть Сэмми и дядю Линка.

Оставалось еще преодолеть последний невысокий, но скользкий бугор, за которым уже можно было увидеть густую зелень зарослей на берегу. Но Бадж помнил, что, когда тропка бывала мокрой и грязной, отец привязывал лошадей под большой дикой вишней и сам переносил сюда поклажу от реки. Поэтому он крепко привязал Наррапса к дереву и пошел один на берег, осторожно ступая по грязи.

Солнечный луч, пробившись меж деревьев, осветил вдруг на повороте тропинки неуклюжую, покрытую иглами бурую спину муравьеда. Зная, что при малейшем звуке или движении эти животные мигом скрываются в нору, Бадж крадучись отошел назад, благо шаги его заглушала размокшая земля.

Пройдя поворот, он остановился и окаменел от удивления. Зверек возился в кустарнике, ковыряя рыльцем землю, он был похож на подушку, утыканную острыми иглами, из-под которых торчали кривые лапы. А подальше перед ними сидел на корточках человек (Бадж видел его впервые), направив на муравьеда что-то странное, что он держал обеими руками.

— Не стреляй, дурак! — закричал Бадж и прыгнул вперед, но тут же поскользнулся в грязи и во весь рост растянулся на земле у самых ног незнакомца.

— А почему бы мне его не снять, если я наконец его увидел? — спросил незнакомый голос над самой головой Баджа.

— Он безвредный, это просто старый дикобраз, — сказал Бадж, вставая и вытирая руки о штаны. Потом, посмотрев на незнакомца, спросил: — А на что он вам?

— Я же сказал тебе, малыш, мне хотелось иметь его портрет. И, если желаешь знать, это вовсе не дикобраз, тот свои иглы может выпускать и прятать, а этот — нет.

— Портрет?!

— Ну да, только и всего!

В руках у незнакомца не было карандаша, а только какой-то непонятный предмет — теперь Бадж видел, что это вовсе не похоже на ружье. Он быстро перевел глаза на лицо этого человека.

Совсем молодой, не намного старше Ланса! Лицо у него было гладкое и чистое. Незнакомец дружелюбно смотрел на Баджа и улыбался. Баджу он понравился.

— Эй, Расс, что ты там ловишь? — раздался другой голос, выговаривавший слова с таким же акцентом, как и первый. Мужчина постарше, пробравшись сквозь кусты, подошел к ним.

— Я рассматривал тут ехидну, но заснять ее не удалось, — ответил молодой человек, с улыбкой глядя на Баджа. — Ну, не будем об этом горевать, зато я встретил своего юного родственника. Вот, Док, позвольте вам представить Брайна Лоренни. Но тебя, кажется, дома зовут не Брайном, а как-то иначе?

Бадж не мог выговорить ни слова и только покачал головой.

— Да, да, вспомнил — Батч. Ну, Батч, знакомься: это великий ученый, доктор Уолтер Хефтмен…

— Хватит, Расс! Очень рад познакомиться с твоим родственником, и, пожалуйста, Батч, зовите меня просто «Док», как все. Вашу руку!

Он подошел к растрепанному, покрытому грязью и совершенно оторопевшему Баджу и самым дружеским образом протянул ему мясистую, гладкую, розовую руку. Но Бадж не двинулся ему навстречу — и не потому, что стыдился своих измазанных глиной рук, а потому, что до сих пор ему ни разу в жизни никто не пожимал руки.

11. ГОСТИ ИЗДАЛЕКА

Когда человеку протягивают руку, а он стоит и не берет ее, положение создается преглупое и обидное для того, кто протянул руку. К счастью, в этот самый миг пришел дядя Линк и, увидев, как измазался Бадж, весело захохотал.

— Ну и ну! Вид у тебя такой, как будто ты полз от самого дома!

— Я поскользнулся, дядя.

— Понятно. Это увидел бы и слепой. А лошадку ты где оставил? Под вишней?

— Да.

— Ты уже знаешь, кого встретил? Это Расс, твой двоюродный брат. Он сын дяди Джорджа, который уехал в Америку. Помнишь рождественские открытки, что мама твоя всегда прикалывает над камином?

— Да.

— Мы как раз знакомились, когда вы подошли, — тактично вставил Расс. — А Док, сидя в кустах, не понимал, с кем это я разговариваю, с самим собой или с тем зверем, которого хотел сфотографировать.

— А что это был за зверь?

— Ехидна из семейства Тасhyloglossidае, кажется, вы здесь зовете их дикобразами. Но, видите ли…

— Правильно! — подхватил Расс, боясь, что его другу Доку трудно будет объясняться на местном диалекте. — Ты, кажется, назвал его дикобразом, не так ли, Батч? А кстати, почему ты помешал мне его снять?

Бадж молча смотрел на дядю, ошеломленный непонятными словами и странным произношением пришельцев. А дядя Линк недоумевал, почему дикобраза эти люди называют ехидной, а его племянника Баджа — Батчем. Так ничего и не поняв, он только ободряюще подмигнул Баджу.

— Снять? А я думал, вы хотите подстрелить его, — пояснил наконец Бадж.

— Господи помилуй! — Расс и его спутник переглянулись и замолчали, словно онемев от удивления.

— Но тут дядя Линк разъяснил недоразумение. Нахохотавшись вдоволь, он сразу сказал приезжим, что Бадж в жизни еще не видел фотографического аппарата. И через несколько минут Расс уже показывал Баджу свои снимки, объяснял, как устроен и как действует аппарат, и даже позволил Баджу самому сфотографировать всю компанию, после чего доктор Хефтмен отправился разыскивать исчезнувшую «ехидну», а дядя Линк понес дальше свой груз.

— Такой чудесный день, словно специально для фотографирования, но мне бы хотелось снять только одно животное! — признался доктор.

— Утконоса? — сказал Расс, показав Баджу, как закрывать аппарат, и пряча его в футляр.

— Нет, не утконоса. Впрочем, утконос и ехидна — единственные выжившие до нашего времени представители первобытных млекопитающих.

— Если вам нужен этот дикобраз, — вмешался Бадж, — так я сейчас его отыщу.

Он прыгнул на упавшее дерево, пробежал по его стволу и указал на землю.

— Вот здесь он роет себе нору.

Когда дядя Линк вернулся от вишни, к которой был при-вязан Наррапс, он увидел, как все трое стоят вокруг чего-то похожего на подушку для булавок или на шар из мягкого ме-ха, утыканный иглами. Шар этот дрожал и качался — обезумевший зверек изо всех сил старался зарыться в землю, чтобы укрыть от врагов не защищенные иглами части своего тела — то, что Расс называл его «ходовой частью».

— Хотите рассмотреть его получше?

Ловким движением дядя Линк схватил «дикобраза» за задние лапки и поднял в воздух. Бедный зверек напрасно пробовал свернуться и прикрывал мордочку передними лапами.

— Ах, если бы ты не был такой большой, то можно было бы принять тебя за ежа! — воскликнул Расс, делая второй снимок, а потом отпустил зверька на свободу.

Они смотрели, как он усиленно рыл землю, пока не зарылся в нее целиком. Доктор Хефтмен спросил у дяди Линка, не может ли он проделать то же самое с утконосом.

— Утконос, — повторил он раздельно, чтобы его лучше поняли. — Знаете, у него клюв как у утки, а хвост как у бобра.

— У бобра? Вы хотите, значит, чтобы я вытащил вам из ручья утконоса? Не выйдет! — сказал дядя Линк решительно. — Утконос-самец имеет ядовитую шпору и ловко ею орудует. Пусть Бадж укажет вам место, где они плавают, там и фотографируйте их сколько угодно.

— Ну что ж! Поведешь нас на то место, Батч? — с живостью спросил Расс.

— Ладно. Хотите там лагерь разбить? — застенчиво отозвался Бадж, вспомнив слова Игги, что у Длинного озера отличное место для лагеря. — Утконосов можно увидеть на рассвете и после захода солнца, если подкрасться к воде тихо.

Говоря это, Бадж подумал, что его любимый утконосик будет в безопасности — Длинное озеро очень далеко от его норы.

Дядя Линк одобрил их план и не желал больше тратить время на его обсуждение.

— Нам пора, — сказал он. — Тебе, Бадж, еще придется перетащить по проволоке всю кладь, и, если ты не поторопишься, вы не успеете до темноты разбить лагерь.

Когда они, наконец, двинулись гуськом по тропе, которая вела к дому Баджа, вслед за навьюченным поклажей пони, Баджу было о чем поразмыслить. Он еще не опомнился после стольких событий, голова у него шла кругом от непонятных слов и выражений. Раз, когда они сделали остановку, чтобы Расс мог сфотографировать то, что он называл «каньоном», Бадж шепотом спросил у дяди:

— Дядя, ведь никто, кроме нас, никогда не переправляется по проволоке. Зачем же ты пустил их на нашу сторону?

— Дома все объясню, а сначала поможем им разбить лагерь, — ответил дядя, сопровождая свои слова улыбкой и кивком.

И вот они шагали: вверх и вниз… вниз и вверх… шаг за шагом, чувствуя, как свинцовой тяжестью наливаются ноги. Бадж осторожно пробирался через колючие кусты. Он до того устал, что ненавидел в эту минуту всех людей, у кого ноги длиннее и кому легче одолевать расстояние… Вверх, вниз! Он сегодня впервые прошел весь путь, не прибегая к помощи Наррапса.

— А вы не думаете, что для Батча это чертовски трудное путешествие? — услышал Бадж вопрос Расса, обращенный к дяде.

— Э, Бадж у нас молодчина, боевой парень, не хуже Неда Келли, — ответил дядя.

И этот ответ преисполнил Баджа такой гордостью, что дальше он шагал уже в ногу с остальными и отдохнул только на вершине Трех кулаков, где разрешена была «передышка». А когда они достигли того места, где начинался Зигзаг, Бадж шагал уже впереди всех, а за ним следом Расс.

— Хочешь посмотреть сверху на нашу долину? — предложил он Рассу.

Бадж уже ничуть не стеснялся больше, испытывая даже дружеские чувства к этому замечательному человеку, который позволил ему самому, без чужой помощи, сделать снимок. Что скажет Игги, когда узнает об этом?

— Мы отойдем немного в сторону, и тогда ты увидишь все до самых арок, если…

Бадж вдруг замолчал. Потому что на самом верху Зигзага стоял кто-то, издали глядя на них, стоял, словно хотел преградить им дорогу. Это была Крошка мама.

— Здравствуй, сынок, — сказала она без улыбки. — Кого это ты привел?

— Это Расс, мама! Мы с ним двоюродные братья! — выпалил Бадж, сияя (вот ведь какие интересные новости он ей принес!). — А позади идут дядя Линк и знакомый Расса, которого зовут Док и еще как-то.

— А папы с вами нет?

Что-то в ее тоне заставило Баджа замолчать, и он стоял в растерянности. Но тут Расс с самоуверенной улыбкой поспешил выйти вперед.

— Вы, видно, не ждали меня, миссис Лоренни? Вы позволите называть вас тетей? Должно быть, письмо моего отца, в котором он извещал, что я на каникулы еду в Тасманию, не дошло до вас. Папа хотел, чтобы я ехал прямо сюда и познакомился со своей австралийской родней. А так как я к тому же специализируюсь по зоологии, мне удалось присоединиться к экспедиции ученых. Док — один из них, он сейчас подойдет. В ваших местах водятся такие животные, которых…

— Так, так, значит, ты Рассел Лоренни, сын Джорджа, уехавшего в Америку. Но разве дядя Линк не сказал тебе, что все наши уехали, кроме меня и Баджа?

У Крошки мамы все еще был озабоченный вид, и она смотрела не на Расса, а поверх низенького кустарника, туда, где уже видны были остальные.

— Здесь ничего нет. Знали бы мы, так выехали бы на ферму тебя встретить. А сюда никто не ездит.

— Нас даже на карте нет, — с гордостью пояснил Бадж.

— Это-то мне известно! — смеясь, сказал Расс, потирая со смешными гримасами усталые ноги и косясь на Баджа.

А Бадж не сводил с него влюбленных глаз, удивляясь, как мать не увидела сразу, что за славный паренек этот Расс, такой приветливый, такой умный и дельный. Вот Ланс — тот умен совсем по-другому и не считает нужным разговаривать смладшими, а этот столько знает и умеет, но при этом такой обходительный и добрый!

Но Крошка мама смотрела поверх его головы (даже Расс был ниже ее ростом) на подходившего дядю Линка, смотрела упорно и вопросительно. Отвечая на этот невысказанный вопрос, дядя Линк поспешил представить ей доктора Хефтмена, чьи любезные слова нарушили неловкое молчание, а рукопожатие было полно доброжелательности.

— У нас есть все, что нужно для лагеря, — сказал он, — и мы вовсе не хотим причинять хлопоты добрым людям. У нас одна цель — ознакомиться с этой прекрасной страной, с малоизученными обитателями лесов и равнин, рек и зарослей… Можно вашему Батчу быть нашим проводником, если у него есть свободное время?

Теперь Крошка мама пошла впереди всех вниз по Зигзагу. Она еще прихрамывала, но не обращала на это внимания. От того места, где тропка разветвлялась, она одна пошла домой, так как оба американца никак не соглашались пообедать у нее; дядя Линк сказал, что он поможет им разбить лагерь, а потом он и Бадж придут обедать.

Бадж привел их к тому месту, которое выбрал для лагеря. Расс объявил, что в жизни не видел такого красивого уголка. Ярко-красное пламя заката отражалось в водах реки, а за травянистым берегом высилась стена зеленых папоротников и деревьев. Действительно прелестен был этот уголок на фоне величественной цепи гор.

Закат всегда прекрасен, но сейчас Баджа интересовали главным образом все те замечательные вещи, которые Расс называл «наш багаж». Даже дядя Линк был поражен и подмигивал племяннику всякий раз, как из этого багажа появлялись на свет настоящие чудеса — нейлоновая палатка, нейлоновый канат или матерчатый мешок, который надували, и тогда он превращался в тюфяк. Затем были вынуты всякие кухонные принадлежности и множество банок с консервами — самой вкусной на свете едой.

— Ох, Расс! — изумлялся Бадж, разглядывая пестрые наклейки на банках. — Я и не знал, что бывают такие.

— У нас этих консервов гораздо больше, чем мы можем съесть, — сказал доктор. — Может быть, твоя мама позволит тебе пожить с нами, пока мы будем стоять тут лагерем?

— Это самая блестящая ваша идея за много лет, Док, — объявил Расс. — Как ты на этот счет, Батч?

Как ни заманчивы были наклейки на консервных банках, даже они не могли затмить того обеда, который приготовила дома Крошка мама. Ее проголодавшемуся сыну казалось, что ничто не может быть вкуснее отбивных телячьих котлет, которые принес дядя Линк, а мать зажарила и подала к ним гарнир из молодого горошка и картофеля, испеченного в золе. А когда они очистили тарелки, съев всё до крошки, мать подала на стол тушеный ревень с густыми желтыми сливками.

Пока все это не было съедено, разговор за столом не клеился и дядя Линк не был расположен отвечать на вопросы. Наконец, поев, он рассказал, как Дэйв и он на вьючных лошадях отыскали старую тропу и по ней доехали до излучины реки; Игги и Ланс уже ждали там — их кто-то подвез на «джипе». Переночевав в их лагере, дядя Линк отправился обратно.

— Там мы спали не на таких надувных матрацах, как у Расса, — закончил свой рассказ дядя, улыбаясь Баджу.

— Значит, Дэйви не знал о приезде Расса и его знакомого? — спросила Крошка мама.

— Не знал, но я послал им весточку с фермы, чтобы ехали домой. Дойдет ли только она? Понимаете, приезжаю я домой, чтобы убирать урожай, а тут Флорри — вы же ее знаете! — суетится, волнуется: явились эти двое, и она ума не приложит, как быть с ними. Оказалось, они приехали только за тем, чтобы посмотреть наши места. На что это им — не пойму.

А письмо Джорджа, видно, затерялось в дороге. У них в распоряжении всего несколько дней, вот я и подумал, что самое лучшее — привести их сюда.

— Ну, не знаю, что скажет Дэйв, когда узнает про это! Ведь они, наверное, расскажут другим, где побывали… А Дэйв здоров?

— Он молодцом, как всегда. Хоть на золотую жилу мы не напали, настроение у него отличное. И напрасно ты беспокоишься. Я сказал этим американцам, что ваша долина вроде как ничья земля, и они будут помалкивать о том, где были, даже фотографировать ничего не станут, только птиц да зверей, — так ведь их они могли увидеть где угодно. Через неделю они будут уже за тысячу миль отсюда, и, думается, мы никогда больше не увидим их.

— А можно мне побыть у них в лагере, пока они здесь? Они меня приглашали, — вставил Бадж, воспользовавшись удобным случаем.

Крошка мама выпила глоток крепкого чая. Лицо ее немного прояснилось.

— Ладно, сынок, — сказала она с улыбкой. — Ты, я вижу, уже успел подружиться со своим двоюродным братом? Пожалуй, тебе полезно побыть с ним и кое-чему у него поучиться.

— Ну, может, и Рассу не мешает кое-чему поучиться у тебя, Бадж, — вмешался дядя Линк. — В конце концов, здесь Австралия, его родина, дед его был такой же уроженец Австралии, как наши эвкалипты.

12. ТАСМАНСКИЙ ТИГР

На другое утро дядя Линк встал, едва рассвело, когда солнце еще не начало пригревать. Он разворошил угли в камине и, когда вспыхнул огонь, поставил на него чайник. Бадж, едва протерев глаза, поспешил съесть свою кашу, запихивая ее в рот полными ложками, — он решил идти с дядей до Зигзага, а оттуда добраться пораньше до лагеря — ему не терпелось опять встретиться с Рассом.

— Нет, сынок, ты не пойдешь в долину, пока я не увижу дым их костра. Эти американцы никогда еще не бродили по таким лесам, как наши, им надо хорошенько выспаться, — сказала Крошка мама. Она отхлебнула из кружки горячего чаю и продолжала: — А этот доктор… какой же он доктор, если даже не заметил, что у меня нога больная?

— Ну, в этом его упрекать нечего — ведь он вовсе не лекарь, — сказал дядя Линк, утирая рот тыльной стороной ладони. — Он из ученых, им дают звание «доктор» за то, что они называют простые вещи длинными именами. Вот с тропы соскочил вчера обыкновенный кенгуру, а он мне объяснил, что это «интересный представитель сумчатых», и спросил, встречал ли я здесь когда-нибудь… ну, не помню, как это слово выговаривается. Я не понял, о чем он спрашивает, и на всякий случай сказал: «Нет, они уже все вымерли». И он, кажется, был доволен.

— А я знаю, про кого он спрашивал, дядя. Папа прочел это слово в газете, помнишь, Крошка мама? Оно означает…

— Ну, я пошел. Спасибо за угощение.

Дядя Линк встал и принялся запихивать в мешок пакет, приготовленный для него Крошкой мамой.

— Приходите, не забывайте нас. А что, почту вы им будете доставлять?

— Да. Мы уговорились, что они в четверг придут к Трем кулакам. Они очень хотят поскорей получить письма. И даже радиоприемник пробовали вчера пронести с собой, чтобы слушать новости со всего мира.

— Ох, дядя! Как мне хотелось бы послушать говорящий ящик! Почему же ты не дал им пронести его?

— А я им не мешал. Но они передумали, когда пришли к Проволоке. Они и без него-то еле перебрались, и оба были такого цвета, как гриб-дождевик. Я уж думал, не доберутся, но им это удалось, а потом племянничек первым делом спросил меня, почему я не построил настоящий мост… Настоящий мост! — повторил дядя Линк с величайшим возмущением и, сердито фыркая, пустился в обратный путь.

…Солнце стояло уже высоко над Тремя кулаками, когда, наконец, волнистая струя дыма поднялась над лагерем и Бадж бегом помчался туда. Расса он застал за стряпней, со сковородкой в руках, а Док сидел на камне и корчил смешные гримасы, растирая ноги.

— И как люди могут жить в таком месте! Ноги у меня разбухли, как вареные сосиски!

Бадж и не заикнулся о том, что уже поел, и с наслаждением съел роскошный завтрак, после чего пригласил обоих к себе домой напиться чаю.

Док покачал головой:

— Конечно, я приму приглашение, если ты достанешь вертолет, чтобы перенести меня через долину. А скажи-ка, Батч…

— Да? — Бадж решил, что проще будет отзываться на это новое прозвище, чем спорить, объяснять…

— Ты знаешь, что такое вертолет?

Бадж отрицательно покачал головой:

— Никогда не слыхал. Он что, вроде слона?

— Объясни ему, Расс, что такое самолеты, а я попробую втиснуть ноги в башмаки. Прекрасное занятие!

Так как Док твердо решил поберечь ноги и отказался в этот день от дальних экскурсий, Бадж, к своему восторгу, отправился в поход в обществе одного Расса. Он рад был узнать побольше нового. И ему даже нравилось веселое поддразнивание, шутливая форма, в которой оба американца расширяли его познания о мире за Проволокой. Он уже убедился, что без компаса или без помощи его, Баджа, эти двое заблудились бы через пять минут. Они не могли обойтись без всех тех мудреных штучек, которыми были обвешаны, и воображали, что очень ловко крадутся, выслеживая какого-нибудь зверька, а на самом деле ломились сквозь кусты с треском и шумом. Словом, Бадж чувствовал себя их защитником и покровителем. Тем не менее Расс казался ему самым замечательным человеком, какого он встречал в жизни.

Рассу все было интересно, поэтому их путешествие к дому продолжалось довольно долго, тем более что они шесть раз фотографировали Наррапса.

— Сохраню на память хотя бы твою милую морду, если уж не могу запечатлеть все, что вижу вокруг, — сказал Расс, потрепав пони по холке. Он даже вздохнул, окидывая взглядом острые вершины гор, замыкавших долину.

Когда Бадж привел его домой, Расс сразу стал шнырять повсюду, не пропустив ни одного уголка под их кровлей, и так восторгался, словно родной дом Баджа был пещерой Аладдина, полной сокровищ.

Крошка мама, дружелюбно и немного насмешливо поглядывая на Расса, поставила перед ними на стол тарелку с ранней малиной и большой кувшин сливок. Она заметила, каким восторженным взглядом ее Бадж смотрит на своего взрослого брата, который казался ему героем. Улучив минуту, когда Бадж один проходил мимо окна, она знаком подозвала его и спросила:

— Ну, как он?

— Доволен! Фотографирует птиц. Цветные снимки будут, мама!

— Это каких же птиц? Твоего ручного Джо Уитти и малиновок?

— Да. Джо сидел у меня на руке и клевал корм. Расс отыскал его в какой-то своей книге и сказал, что называется он вовсе не Джо Уитти, а дрозд.

— Ну что ж, ему виднее. Скажи ему, что это птица летняя. А где он сейчас?

Крошка мама выглянула в окно, вытирая мокрые руки о холщовый фартук.

— Там. — Бадж указал назад и добавил задумчиво: — Он спросил у меня, где у нас «туалет».

— Что ж, не так трудно догадаться, что это такое.

— Я ему показал. Но, когда сказал, чтобы он не задел гнездо малиновки над дверью, он стал смеяться. Не пони маю, что тут смешного? В гнезде четыре яичка, и малиновка вот уже сколько лет возвращается в свое гнездо каждую весну!

— Может, там, где живет Расс, не бывает птичьих гнезд над уборной. А вы с ним, кажется, подружились, сынок?

— Да, он меня любит, — сказал Бадж простодушно. — Он позволил мне самому сфотографировать Джо Уитти. А снимок пришлет из Америки, когда вернется туда. Как бы мне хотелось… — Он замолчал.

— Чего хотелось бы, сынок?

— Иметь такой аппарат, как у Расса…

— На что он тебе? — сурово сказала Крошка мама. — Ведь ты живешь здесь и видишь всё своими глазами. А Рас-су нужны снимки, потому что он больше никогда сюда не приедет. Аппарат, ишь чего захотел! Аппарат стоит уйму денег.

Крошка мама ушла готовить чай, а Бадж все стоял под окном, глубоко задумавшись. Он в эту минуту был далеко отсюда, среди лавровых деревьев в лагуне, и ждал, чтобы маленький утконос появился из норы. Потом снимал его, улучив минуту, когда мамаша-утконос, а за ней два малыша выскользнули на свет божий, чтобы поплавать.

Бадж тяжело вздохнул. Интересно, сколько это — «уйма денег»?

Следующие дни, радостные, полные впечатлений, не прошли, а пролетели для Баджа. Разведывательная партия — отец, Игги и Ланс — еще не вернулись, и впервые в жизни Бадж не ждал с нетерпением Игги, его интересовали только новые друзья. Он, правда, бегал домой и исполнял свои обычные обязанности, но старался сделать все как можно скорее и сразу возвращался в лагерь.

Вечера стояли чудесные. Полная луна сияла на безоблачном небе, и было так светло, что один раз на привале американцы, не зажигая фонарей, читали свои книги о животных. Впрочем, они скоро перестали брать с собой эти книги, полагая, что узнают больше, если будут задавать вопросы, наблюдать и прислушиваться ко всему.

Но в дождливую погоду или в те часы, когда они сидели вечером у костра, слушали не они Баджа, а он их. Слушал и узнавал много нового. Они рассказывали о своей стране. А после того как Расе показал ему серию цветных фото графий, то маленький городок в Монтане стал Баджу ближе и знакомее, чем даже Хобарт, столица его родного штата.

— Что это? — спросил Док в один удивительно ясный вечер, когда, понаблюдав, как утконос плавал в Большом озере, разбивая отражения звезд в воде, они уже собирались лечь спать. — Кто это стучит у нас над головами? Я уже не в первый раз слышу.

— Это белка, — пояснил Бадж и, недоумевая, уставился на американцев — оба они смеялись.

— Учти, друг Батч, в Австралии белок нет. И что за привычка у здешних жителей называть животных чужими именами?

— Ага, знаю! — закричал Расс, поднося ближе к огню потрепанную книгу. — Батч имеет в виду летучего опоссума, мелкую его разновидность… Вот, нашел!

— Совершенно верно, дружок, — отозвался Бадж, повторяя любимое выражение Расса, чем вызвал новый взрыв веселья у своих знакомых.

— Мальчик уже кое-чему научился, — сквозь смех выговорил Расс. Потом добавил: — А не вскрыть ли нам какую-нибудь из жестянок — ну, скажем, с томатным соком? Завтра нам предстоит отправиться за почтой, и после этого весь вечер будет не до разговоров. Вы, Док, будете растирать ноги, а Батч, может быть, захочет побывать дома… Тсс, слышите? Опять опоссум… А откуда эта зарубка на стволе дерева, Батч?

— Здесь он садится, — пояснил Бадж и сладко зевнул, так как давно уже прошел тот час, когда он привык ложиться спать.

— «Когда он хочет перебираться с одного дерева на другое, то растягивает перепонку как крыло», — прочел вслух Док.

— Я раз видел это — они летели, как листья… — Бадж не договорил и прислушался.

— Ну, чего ты? Проснись! Что ты там услышал?

— Это далеко отсюда. Тасманский дьявол охотится.

— Кстати, ты еще до сих пор не показал нам этого тасманского дьявола. Ты только хвастать умеешь, Батч! — стал поддразнивать его Расс. — Мог бы, по крайней мере, добыть для нас хоть один экземпляр Тhylacinus cynocephalus'а!

— Как ты сказал? Тила-цин…

— Брось, Расс, — вмешался Док. — Мальчик не знает, что это за зверь.

— А вот и знаю! Это тигр. Тасманский тигр.

Минута удивленного молчания. Подняв глаза, Бадж по лицу Дока увидел, что тот поражен. Но Док только спросил небрежно:

— Вот как? Тебе это известно?

— Конечно, известно, — с гордостью подтвердил Бадж. — Ведь я же видел… — Он вдруг замолчал.

— Ну-ка! Выкладывай всю правду! — Расс вскочил и, схватив Баджа одной рукой за плечо, наклонился к нему. — Неужели ты хочешь сказать, что в самом деле видел тасман-ского тигра? И почему мы не спросили тебя о нем раньше! Ну, говори же — где ты его видел? — В волнении Расс все сильнее тряс Баджа за плечо. — И когда?

— Я… я хотел сказать… — мямлил Бадж, ошеломленный этим настойчивым допросом. И вдруг выпалил: — А вы не сможете его увидеть.

— Почему? Почему не сможем? Ну, говори же!

— Он был вот здесь, в долине? — воскликнул Док.

— Нет. — Бадж кивнул на запад и задумался, вспоминаятигра. Но, когда оба американца принялись настаивать, просить, умолять его рассказать все толком, он подумал: «Ну что ж, если скажу им, беды никакой не будет. Дня через два-три они уедут за сотни миль отсюда. Всей правды не скажу, и они никогда его не увидят».

— Он приходил напиться к одному озеру вон там. — Бадж указал на темневшие вдали горы и добавил: — Вы его не увидите.

— А место это ты мог бы найти?

— Пожалуй, мог бы. Но это слишком далеко, вам не дойти.

Однако они безжалостно забрасывали его вопросами: в какое время дня это было? Какой он с виду, этот тигр? Спугнул ли его Бадж?

В конце концов Расс посвятил Баджа в их тайну:

— За этим мы сюда и приехали, Батч, чтобы узнать и доказать, что он еще существует.

— Существует, не сомневайся, Расс. Но он водится только в наших лесах, он — наш.

— Понимаю, понимаю. Может, даже сфотографировать его не удастся. Впрочем, если ты проводишь нас на то место, я установлю аппарат так, что снимок все равно получится сам по себе…

— А земля там, вокруг озера, сырая? — допытывался Док. — Грязно, говоришь? Так, может, след его остался? След лапы? Слушай, Расс, надо непременно сделать слепок!

— И слепок сделаем, и сфотографируем, если Батч нам поможет. А что скажут остальные… Вот так удача! — Расс вдруг, не договорив, шлепнул себя по колену. — А тыуверен, что тебе все это не приснилось, Батч?

Воодушевленный их восторгом и уважением, которое он читал в их глазах, Бадж забыл обо всем. Он решительно тряхнул головой и подтвердил, что, разумеется, видел тигра не во сне, а наяву.

— В таком случае, — Расс схватил свой любимый фотоаппарат и положил его Баджу на колени, — этот аппарат и весь запас пластинок я оставлю тебе, если ты сведешь нас на то место и мы что-нибудь там добудем — хотя бы слепок следа. Ну как, по рукам?

— А я добавлю еще несколько долларов на новые пластинки, — сказал Док, глядя, как Бадж сначала жадно вцепился в фотоаппарат, но затем вернул его Рассу.

И все время Бадж не поднимал глаз, боясь встретить их настойчивые взгляды.

— Я не знаю дороги к озеру. Я видел его сверху, с утеса, понимаете?

— Вот и отлично — значит, ты не затоптал его следы. Ну как, согласен получить фотоаппарат за маленькую прогулку до того места, где ты его видел, даже если мы его и не встретим? Это легкий заработок. Что же тебя смущает, малыш?

Бадж только головой тряхнул и пробормотал, что ему запрещено говорить о тигре. Но Док успокоил его обещанием, что его имя не будет упомянуто, даже если они увезут с собой фотографию тигра. Таким образом, дело было улажено. Док сказал, что пойти к озеру они могут только в пятницу, в последний день перед отъездом. Нужно выйти с тем расчетом, чтобы быть на месте сразу после захода солнца, когда эти ночные звери обычно выходят из своих логовищ. Но Расс с ним не согласился.

— А не лучше ли пойти завтра, Док? В пятницу будет слишком поздно, я не успею установить аппарат так, чтобы при вспышке магния сфотографировать зверя. А ехать надо в субботу утром, иначе мы не попадем домой к рождеству.

— Нет, не можем же мы нарушить всю нашу программу! Завтра надо идти за почтой, — решил Док. Бадж уже укладывался спать и не слышал, как Док добавил вполголоса: — Может, окажется, что нам имеет смысл приехать сюда еще раз. Понятно, Расс?

13. УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ

Серая птица перелетела с эвкалипта на окно. Склонив головку набок, она уставилась на Крошку маму, занятую приготовлением завтрака, и, чтобы обратить на себя внимание, мелодично защебетала.

— Сказано тебе, Джо, что еще рано, — заворчала на него Крошка мама. — Бадж не скоро вернется из лагеря. Потерпи.

Не успела она договорить, как за окном раздался какой-то шум, потом тяжелая дверь распахнулась, и появился на пороге Бадж.

— Здравствуй, сынок! Рано ты сегодня! А я только что говорила Джо Уитти, что ты придешь не раньше, чем приготовишь завтрак тем двум янки… Но Джо не верил. Достань-ка себе из шкафа тарелку и садись!

— Они еще спят, — сказал Бадж рассеянно. — Я развел для них костер и повесил над огнем котелок с водой.

— Ну, чего же ты стоишь? Садись за стол и ешь.

Но Баджу, должно быть, кусок не шел в горло. Раскрошив свою лепешку, он отдал ее Джо и стоя выпил кружку чая. Мать, видя, как беспокойно он топчется у камина, внимательно поглядела на него и спросила:

— А ты здоров ли, сынок? Или, может, что-нибудь неладно?

— Нет, все в порядке, Крошка мама, просто мне не хочется есть, спасибо.

— Знаю почему! — Встревоженное лицо матери прояснилось. — Ты там наедаешься консервов, — бог знает из чего они сделаны! Хорошо, что послезавтра все это кончится, ты вернешься домой и опять начнешь есть здоровую пищу.

— Консервы — вкусная штука, — возразил Бадж вяло, без особого воодушевления.

Он пошел на огород нарвать гороху, потом принес дров — словом, занялся своими обычными утренними делами. Когда он покончил с ними и вернулся в комнату, Крошка мама стояла у стола и укладывала еду в сумку. Он заметил, что на ней свежевыстиранная желтая блузка и парадные туфли.

— Вот что, сынок, — сказала она вдруг, — ты не пойдешь с этими янки навстречу дяде Линку. Пойду я — мне нужно потолковать с ним. А ты сиди дома и не забудь подбросить Бауре ботвы. Если в дороге будет какая-нибудь задержка и мы вернемся поздно, тебе, конечно, придется самому подоить Бауру. Больше делать ничего не нужно. Когда услышишь, что мы идем, можешь встретить нас наверху, у Зигзага.

Крошка мама помолчала, ожидая протестов, но их не последовало. Бадж с облегчением услышал, что теперь ему по крайней мере не придется целый день идти вместе с Рассом и Доком, отвечать на их расспросы и выслушивать планы поисков тигра.

Крошка мама была несколько удивлена. Разве мальчик не догадывается, что, по всей вероятности, сегодня вернется Игги? Не так уж он глуп. Но, конечно, хорошо, что он не артачится. Она предпочла бы остаться дома и готовить грандиозный горячий ужин, вместо того чтобы идти навстречу Дэйву и успокаивать его, если он будет недоволен вторжением в долину незваных гостей.

Бадж проводил ее до вершины Трех кулаков. Там на упавшем дереве сидели Расс и Док, ожидая его.

— Так вы тоже идете с нами, тетя? — спросил Расс, вскочив, и попытался взять у Крошки мамы ее ношу.

— Не «тоже», а «вместо» Баджа, — ответила она, с улыбкой покачав головой и не отдавая ему сумки. — А Бадж, как пай-мальчик, будет присматривать за домом и старушкой Баурой.

— Очень жаль, что он не идет с нами, — сказал Расс с разочарованием. И, когда Бадж ушел, весело помахав всем на прощанье, Расс долго еще стоял и глядел ему вслед, словно втайне надеясь, что он вернется.

— Ему не мешает передохнуть денек, — сказала Крошка мама. — За последнее время он очень много ходил, а ведь он еще маленький.

— Но ведь он паренек крепкий, и, в общем, котелок у него варит.

— Вы, вероятно, не понимаете его жаргона, миссис Лоренни? — вмешался Док. Глаза его улыбались за стеклами. — Расс говорит, что у вас сынишка славный и очень неглупый… А от себя прибавлю, что мы очень довольны его помощью — он был нам весьма полезен эти дни.

Вряд ли Баджу были бы интересны комплименты. Больше всего ему хотелось побыть одному, и теперь, когда это удалось, он мог спокойно обдумать трудное положение, в котором очутился.

Ночью его мучили страшные сны, ему являлся старик Гарри, высокий, как дерево, с горящими, словно угли, глазами. Он в бешенстве скрежетал зубами и указывал на силок, в который Бадж поймал кролика. Кролик лежал в силке мертвый. И вдруг оказалось, что это вовсе не кролик, а последний в мире тасманский тигр и это он, Бадж, погубил его.

Бадж проснулся от лунного света, охваченный ужасом. Слишком перепуганный, чтобы уснуть, он пролежал много мучительных часов до рассвета. В эти ночные часы человек всегда особенно остро сознает, как слаб и мал он в великой системе мироздания.

Даже утром обрывки этого страшного сна вспоминались Баджу и мешали трезво поразмыслить. Он говорил себе, что свалял дурака, ему не следовало упоминать о тигре. Но слово — не воробей, вылетит — не поймаешь.

«Не поймаешь, не поймаешь!» — резко прокричала стайка черных какаду, пролетая мимо. Усевшись на дереве, они продолжали терзать Баджа насмешливыми хриплыми криками, в которых ему слышалось: «Все пропало! Пропало!..»

Бадж всю дорогу до самого дома бежал, спасаясь от их криков и от собственных мыслей. Он задал корм старой Бау-ре, налил молока своим любимым ящерицам, сделал все, что нужно было по хозяйству. Потом сел на веранде и, луща горох, прислушивался, не донесутся ли какие-нибудь звуки со стороны Трех кулаков. Но там уже снова воцарилась тишина, и ничто больше не отвлекало Баджа, кроме стука горошин, падавших на дно кастрюли. Это было хуже всего: он остался наедине со своими мыслями.

Да, нехорошо он поступил по отношению к старому Гарри. Но, как говорит Крошка мама, ложь ложью не исправишь. Значит, не надо обманывать Расса и Дока, врать, будто он забыл то место, где видел тигра, или притворяться больным.

«Нет, — думал Бадж. — Я должен отвести их туда. Заставлю их идти как можно тише, чтобы не услышал Гарри… Да, но если они подкрадутся туда очень тихо, то могут и в самом деле увидеть тигра! А если папа это узнает…»

Мысли метались, не принося никакого утешения. Бадж встал, проверил, не погас ли огонь в камине, ссыпал в мешок гороховые стручки и пошел искать Наррапса. Глядя, как пони уписывает стручки, он на время забыл свои тревоги и даже, за компанию, сам погрыз немного. Но скоро его усталый мозг вернулся все к той же мысли, которая ковырялась в нем, как игла в ветхой одежде.

— Понимаешь, Наррапс, — объяснял он своему другу, гладя его длинную гриву, — я не хочу вести их туда хотя бы за аппарат, который стоит уйму денег. Мы там наверняка наткнемся на старого Гарри. Если б я мог их одурачить, сделать так, чтобы тигра они не увидели и все-таки уехали довольные…

Тут голос Баджа замер, а ум его заработал лихорадочно, неслись скачками. Есть! Его вдруг озарило, как луч солнечного света озаряет зеленую листву, Теперь он знал, что делать!

— Пошли, Наррапс! — крикнул он громко, и голос его даже срывался от радостного волнения. — Будет тебе есть, обжора! Сходим в конюшню за твоей уздой — нам надо ехать к аркам, чтобы повидать старика Гарри.

Подложив вместо седла пустой мешок из-под гороха, Бадж сел на пони и поскакал на запад. Его твердые коленки крепко сжимали бока Наррапса, худые ноги колотили пони по брюху, и он промчался мимо лагеря, во весь голос распевая:

Когда он излил в песне свое облегчение и радость, то стал просто орать, вызывая слабое эхо с утесов. Горланил и ругательски ругал трех старых какаду, а те неодобрительно топорщили высокие желтые хохолки и отвечали хриплыми криками.

14. РАССЕЛИНА В СКАЛЕ

Солнце пылало в небе, склоны гор накалились, а в зеленой чаще леса, куда не проникали солнечные лучи, было так сыро и душно, что спирало дыхание. От пота спина Наррапса стала темно-серой, а у Баджа лицо блестело. Но он все торопил Наррапса, сначала лаской, когда же и ласка не действовала, стал безжалостно хлестать его прутом, срезанным по дороге с молодого деревца.

Так лошадь и всадник одолели длинную и трудную дорогу. Бадж больше не пел, не кричал, его радостное возбуждение пропало. Одна мысль владела им — добраться до горного озера, найти Гарри, сказать ему все и поскорее вернуться домой. Он вовсе не забыл, что с Крошкой мамой, возможно, придут отец, Игги и Ланс. Это заставляло его торопиться еще больше.

Раз или два, когда они выбирались из гущи зарослей или из-под свода ветвей на открытое место, Бадж пытался ориентироваться, но ему мешал дым, застилавший даль. Страшно было думать, что где-то бушует лесной пожар. Если поднимется ветер, огонь может преградить путь или даже помешать вернуться домой.

Наррапс от усталости стал уже спотыкаться о корни деревьев. Но вот они выехали из-под огромных сосен, и Бадж, подняв глаза, увидел сквозь ветви высокие каменные арки на вершине холма.

— Тпру! Ну, теперь можешь передохнуть, Наррапс! — крикнул он, вздохнув с облегчением. — Наконец-то добрались!

Скоро он уже погрузил лицо и руки в чистую, холодную воду родника, который бил из какой-то подземной пещеры, а Наррапс, водя боками, спешил утолить жажду этой свежей водой.

— Ну, довольно! Тебе нельзя пить, пока не остынешь! — в конце концов сказал ему Бадж и, оттащив его от воды, привязал к дереву в тенистой роще. — Я постараюсь вернуться как можно скорее, — добавил он и ласково похлопал Наррапса по крупу.

Он и сам охотно отдохнул бы в этом чудесном местечке, но нельзя было терять время. И, сделав над собой усилие, Бадж стал взбираться на гору, чтобы найти Гарри и начать разговор, которого он так боялся. С каждым шагом его все сильнее мучили дурные предчувствия, и была минута, когда он остановился и чуть не повернул обратно. Это было вблизи ущелья, где они с Гарри видели тигра. Гарри тогда отнесся к нему, Баджу, дружелюбно, но каков-то он будет, когда рассердится? Бадж чувствовал себя сейчас совсем маленьким, таким одиноким в этом месте, которого нет на карте Австралии и даже на их маленькой собственной карте. Что-то сдавило ему горло. Он стоял и прислушивался, вспоминая, как старый отшельник наблюдал сверху за ним и Игги, а они и не подозревали о его присутствии.

Лес звенел птичьими голосами, вблизи слышались тихие шелесты, и это смягчало его грозное молчание. Какой-то зверь большими прыжками помчался наверх — вероятно, горный кенгуру. Но никаких признаков человека не было.

Бадж шел, пока наконец не добрался до горного озера. Там не было никого. В неподвижной воде, как в зеркале, отражалась каменная, серо-коричневая стена гор, позволявшая видеть только узкую полоску синего неба. Отражалась в озере даже черная расселина, куда когда-то нырнул Гарри, чтобы привести и показать Игги и Баджу своего циркона.

Бадж жадно напился, черпая воду горстями. Он не отрывал глаз от утеса напротив, ожидая, не покажется ли оттуда струйка дыма, но ничего не видел. Теперь он боялся уже не встречи с Гарри, а боялся не найти его. Он был охвачен страхом охотника, который долго выслеживал добычу — и упустил ее.

— Эй, Гарри, где вы? — закричал он. В горле у него пересохло, и голос его показался ему самому слишком слабым, но эхо в горах отозвалось страшно громко.

Когда снова наступила тишина, Бадж решил больше не звать Гарри и просто выждать. Солнце стояло высоко, но клонилось уже к западу. Бадж почувствовал, что сильно устал, и, выбрав себе местечко под тенью деревьев и высоких папоротников, растянулся в траве. Конечно, не для того чтобы поспать, — нет, он просто хотел подождать здесь Гарри. Но сон сразу сморил его. Раз он поднял голову, услышав какие-то незнакомые звуки. Это кричали водяные птицы, плавая на озере. В другое время Бадж с удовольствием полюбовался бы ими, но сейчас голова его снова упала на руку, и он крепко уснул.

Когда его разбудили, Баджу показалось, что он снова видит кошмарный сон прошлой ночи: над ним стоял Гарри. Еще не совсем очнувшись, Бадж стал отбиваться, когда Гарри схватил его за плечо и встряхнул.

— Ну, ну, полегче, ты, звереныш!

— Не троньте меня! — огрызнулся Бадж. Но задор его быстро улетучился. Он сел, сжимая голову руками и пытаясь сообразить, почему он хотел ударить старика Гарри.

— Ты пришел не один? — спросил Гарри, и тут Бадж все вспомнил.

— Один. Я приехал на Наррапсе. Он там, внизу.

— Зачем?

— К вам… Я… — Бадж запнулся и облизал пересохшие губы.

— А что случилось? Ты здоров?

— Нет. Со мной что-то неладно.

— Да ты ел ли в дороге?

Ел? Когда же он ел в последний раз? Бадж призадумался и тут только почувствовал слабость и пустоту в желудке.

— Я поел сырого гороха, — вспомнил он наконец.

— Дурак ты, Бадж. Ох какой дурак!

— Понимаете, мне нужно было поговорить с вами.

— Все равно дурак. Ничего не говори сейчас. Если с тобой никто не приехал — ни та девчонка, ни другой кто, можешь пойти со мной, там все и расскажешь, но не раньше чем поешь хорошенько.

Усталые ноги Баджа стали как деревянные и совсем не слушались — он не столько шел сам, сколько его тащил Гарри.

Когда они обошли озеро, старик почти столкнул его в расселину, от которой в глубь горы шел узкий проход. Усталость заглушила в Бадже даже любопытство. Однако он сообразил, что здесь от горы когда-то откололась большая глыба и в этом месте образовалась невидимая снаружи пещера, в которую попасть можно было только через этот узкий проход. Большая часть расселины была прикрыта сверху, а дверь жилища Гарри приотворена.

— Входи смелее, циркона нет дома, — пригласил его Гарри, и через минуту Бадж уже сидел на скамейке и уплетал угощение. Наевшись и почувствовав себя лучше, он встал и зажмурился — через отверстие против двери, заменявшее окно, струился яркий свет заката.

— День кончается, — заметил Гарри, заслоняя ставнем слепящий солнечный свет. — Интересно, сколько времени ты проспал там? Если хочешь засветло добраться домой, рассказывай скорее, зачем пришел. Отец дома? Это он тебя послал?

— Нет. — Бадж проглотил последний кусок и начал свою исповедь. Он не поднимал глаз и не останавливался, пока не рассказал все. Только тогда он решился взглянуть на Гарри, ожидая бури. Но никакой бури не было: приснившийся ему сон не сбылся. На лице старого Гарри Бадж не прочел даже укора, — только глубокое огорчение. Некоторое время оба молчали.

— Ну, — сказал наконец старик со вздохом, — что же ты намерен теперь делать?

— Я, кажется, придумал, как спасти нашего тигра. — Бадж робко заглянул в серые глаза Гарри. — Если только вы согласитесь мне помочь…

— Выкладывай же! — буркнул Гарри.

Он молча слушал, как одиннадцатилетний мальчик излагал свой план спасения зверя, о существовании которого он нечаянно проболтался. Выслушав его до конца, Гарри задал несколько вопросов и кивнул головой.

— Гм… так, говоришь, завтра на закате? Ладно. Но у меня будет мало времени, чтобы подготовиться.

— Они уезжают в субботу. Значит, завтра последний день.

— Что ж, будем надеяться, что дело не сорвется из-за погоды или чего другого. Иначе они не успокоятся и приедут опять.

— Нет, не приедут. Они улетают в Америку.

— А я тебе говорю — они непременно вернутся. Как ты не понимаешь, Барсук? Ты собираешь марки? Положим, тебе стало бы известно, что у кого-то есть редчайшая на свете марка, единственная… Ну, да ты не коллекционер и не понимаешь, о чем я говорю. Конечно же, они рано или поздно вернутся. И только твой план, мне думается, спасет зверя. Ты и сам не догадываешься, как умно ты это придумал. Сейчас некогда тебе объяснять, у меня дела по горло. Найдешь дорогу вниз к своему пони? Не заплутаешься?

— Еще бы! Нашел же я дорогу сюда!

— Уже смеркается, — сказал Гарри, когда они вышли из пещеры. — Доберешься один?

— Да, да, Наррапс как услышит, что я иду, обязательно заржет.

— Хорошо еще, что через час-другой взойдет луна. — Гарри поглядел на небо, на солнце, висевшее желтым яйцом на западе и готовое вот-вот нырнуть за горизонт.

Бадж не слышал последних слов Гарри — он уже бежал вниз, словно от радости, вспыхнувшей в нем ярче самого жаркого солнца; от гордости и чувства облегчения у него выросли крылья.

15. ОДИН В СЫРОМ БОРУ

Легкий туман, придававший такой странный вид заходившему солнцу, скрывал от глаз Баджа дальнюю цепь гор. Меж туч на западе пробивался какой-то таинственный оранжевый свет, и Бадж, бегом спускаясь по тропе, замечал то тут, то там белый дым над зеленой стеной зарослей на востоке. Но это его не слишком тревожило: погода стояла безветренная, да и обильная вечерняя роса не даст разгореться пожару.

Спускаясь в сумерках с последнего склона, он удивлялся тому, что Наррапс не встречает его ржанием. А между тем он был здесь — слышно было, как он щиплет траву.

— Здорово, старик! — крикнул Бадж, подбегая к дереву, где он привязал пони. — Надоело небось ждать, а? Ничего, как приедем домой, получишь зато лишнюю порцию!

И вдруг он замолчал, вытаращив глаза: дерево, узда, даже веревка — все было здесь, а Наррапса не было! Наррапс пасся на свободе в нескольких ярдах отсюда. В первую минуту Бадж обмер. Наррапс сорвался с привязи — и кто же в этом виноват? Разве Игги много раз не предупреждала его, Баджа, чтобы он привязывал пони крепко-накрепко? Хорошо еще, что он не убежал, а стоит неподалеку и дожидается хозяина.

— Ты меня заждался, мой милый старичок? — приговаривал Бадж ласково, отвязывая от дерева узду.

Наррапс перестал щипать траву и наблюдал за ним. Может быть, он помнил, что в прошлый раз в мешке оказался для него кусок лепешки с маслом? Бадж пожалел, что не догадался приберечь для пони какой-нибудь лакомый кусочек из угощения старого Гарри. Он как-то не подумал об этом и сейчас мог осыпать Наррапса только ласковыми словами и обещаниями.

— Молодчина ты у меня! Вот погоди — я стяну для тебя из папиного мешка большущую порцию овса!

Наррапс слушал все это одним ухом, пережевывая жесткую, как проволока, траву. Он не двинулся навстречу Бад-жу, который подходил к нему все ближе и ближе, улещая его всякими похвалами и заманчивыми обещаниями.

— А может, в кармане у меня найдется кое-что для тебя, старик… хороший ты мой Наррапс… Да, да…

Бадж был уже так близко, что почти мог ухватить пони за хвост. Но вдруг Наррапс, взмахнув хвостом, отбежал в сторону и хитро поглядел на мальчика, как будто хотел сказать: «Нет, не проведешь, друг Бадж, меня уже не раз приманивали и ловили таким способом!»

Бадж стоял и раздумывал в мучительной тревоге. Он знал — гоняться за Наррапсом бесполезно. Нужно перехитрить его.

— Постой-ка! — закричал он. — Смотри, что у меня tсть! — и стал рыться в кармане, словно намереваясь достать оттуда какое-то лакомство.

Наррапс недоверчиво поглядел на него, отвернулся и с презрительным видом побежал прочь от хозяина.

— Стой! — закричал Бадж повелительно, надеясь, что такой окрик подействует на пони. Но, видя, что и это не помогло, бросился за Наррапсом, чтобы ухватиться за его хвост. Башмаки его бесшумно скользили по мху, и пони не услышал бы ничего, если бы Баджа не выдало звяканье уздечки. Не оглядываясь, Наррапс перешел на рысь и вмиг скрылся между деревьями.

Тут уж Бадж окончательно вышел из себя. Он швырнул проклятую уздечку вслед пони, и горячие злые слезы потекли у него из глаз. Но уже через минуту он взял себя в руки, понимая, что положение отчаянное и сейчас не время злиться. Надо во что бы то ни стало поймать Наррапса! Без Наррапса как он найдет дорогу домой в этой темноте? Как одолеет трудный и долгий путь, если не будет время от времени садиться верхом на пони, чтобы дать отдых ногам? Если не будет Наррапса, который легко найдет дорогу домой, он, Бадж, непременно заблудится через каких-нибудь двадцать шагов, а никто ведь не знает, куда он ушел и где искать его. Никто, кроме Гарри.

Гарри! Вспомнив о нем, Бадж приободрился. Ну конечно, нужно вернуться к озеру и переночевать у Гарри. Старик, наверно, не откажется его приютить. Да, это было бы самое разумное… Но Бадж все же колебался. Если он не попадет сегодня домой, все его планы разлетятся, как дым. Трудное путешествие к Гарри окажется напрасным, а Расс перестанет ему верить. Нет, нет, надо идти домой, хотя бы пришлось шагать всю ночь. Если поймать Наррапса не удастся, надо идти по его следам при лунном свете — луна скоро взойдет.

И Бадж двинулся в путь. Вначале все шло удачно. Отпечатки копыт были ясно видны даже под деревьями, так как в лесу было грязно и еще не очень темно. Но через некоторое время Бадж вышел на безлесную вершину, и здесь, на камне, копыта не оставляли никаких следов. Впрочем, ему и тут повезло — под горой в долине он ясно увидел Наррапса, который двигался медленно, так как по дороге щипал траву.

Увидев это, Бадж почувствовал новый прилив сил. Он двинулся наперерез пони и скоро очутился совсем близко; Наррапс, казалось, был слишком занят и не замечал его.

— Ты ведь просто хочешь меня подразнить, Наррапс? — шепнул Бадж.

Он решил на этот раз быть осторожнее и не делать резких движений. Он подкрадывался к Наррапсу, все время ласково приговаривая вполголоса:

— Ах ты, озорник, подожди же, пока я к тебе подойду… Не удирай ты, разбойник, погоди, пока я поймаю тебя за хвост, и мы тогда пойдем домой вместе.

Наррапс послушно ждал, и казалось, его не интересовало ничто на свете, кроме веток, которые он ощипывал. Бадж был уже уверен в успехе. Ну, разумеется, Наррапс — его друг и только для приличия делает вид, будто занят едой, на самом же деле он дожидается его. Да, да, Наррапс его любит! Но в ту самую минуту, когда Бадж, расчувствовавшись, протянул к нему руку, его «друг» мотнул головой и пустился вскачь. Скоро его и след простыл.

На этот раз Бадж недолго предавался отчаянию. Правда, он немного поплакал, ковыляя один вперед, но скоро перестал всхлипывать: это мешало ему прислушиваться. Стало уже так темно, что под деревьями невозможно было различить следы, и он шел, ориентируясь только по слуху. Таким образом ему удалось снова догнать Наррапса, но затем много часов — так ему казалось — он плелся, волоча ноги, в каких-нибудь двух-трех дюймах от развевавшегося хвоста пони.

Спускалась ночь. Луна еще не взошла, а звезд, проглядывавших между тучами, было слишком мало, чтобы освещать путь. Глухое безмолвие леса нарушали по временам странные резкие звуки, хриплый лай вышедшего на охоту тасман-ского дьявола и жуткое гуканье филина. Где-то вдали слышался своеобразный крик крапчатой совы. Даже так хорошо знакомый Наррапс сейчас казался Баджу другим, словно там, за деревьями, двигался не он, а какой-то серый призрак. Мальчик брел уже через силу, спотыкаясь. Смертельно усталый, он только об одном и думал — как бы не потерять из виду этот серый призрак.

Раз Наррапс остановился и насторожил уши, словно напряженно вслушиваясь. Обрадованный Бадж тоже остановился, чтобы передохнуть. Из ночной темноты донесся совсем незнакомый звук — какой-то свирепый лай. Он трижды повторился и затих. «Это не тасманский дьявол», — подумал Бадж. Лай неизвестного зверя словно послужил Наррапсу сигналом — он рванулся и исчез из виду. Стук его копыт постепенно замирал вдали, и мальчик с ужасом понял, что теперь надеяться не на что. Пони чего-то испугался и ускакал домой.

— Наррапс! — кричал Бадж и бежал за ним.

Он падал, поднимался и стремглав несся вперед. Он почти ощупью находил дорогу вниз с высокого склона, когда вдруг услышал позади стук лап. Как говорила Игги? «Ты не пугайся, а сразу хватай его за хвост!» Смех, похожий на рыдание, вырвался у Баджа, и он остановился, чтобы прислушаться. Вот опять — «топ-топ-топ» у него за спиной!

— «Хватай его сразу за хвост!» — проговорил он громким шепотом, чтобы собраться с духом и обернуться… Но тут же шепот сменился взрывом истерического смеха — Бадж вдруг сообразил, что нельзя идти ни назад, ни вперед. Что остается делать? Хватать тигра?

Не помня себя, он бросился бежать по незнакомому лесу, пока уздечка, висевшая у него на плече, не зацепилась за ветку и не потянула его назад. Бадж полетел на землю и ударился головой о камень, в кровь разбив себе лицо.

Взошла луна, ее холодный луч, пробившись меж деревьев, упал на неподвижное тело мальчика и засверкал на мундштуке уздечки, так что он казался сотканным из света. Зазвенели комары, большая бабочка затрепыхалась совсем близко от Баджа, но он ничего уже не видел и не сознавал. Как сказал бы он сам, у него «в мозгах помутилось».

16. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗОЛОТОИСКАТЕЛЕЙ

Крошка мама была права: отец, Ланс и Игги пришли к переправе вместе с дядей Линком. И впервые за двадцать лет братья не уселись на берегу, мирно покуривая и обмениваясь новостями, пока молодежь переправляла груз через реку. В этот день между отцом и дядей Линком произошел крупный разговор.

— Хоть он нам и племянник, а тебе не следовало приводить их на нашу сторону, — твердил отец. — Мог приютить их у себя на ферме, и мы все встретились бы там.

— Я же тебе говорю, Дэйв, они не захотели остаться на ферме. Им, видишь ли, нужно побывать в самых неизведанных местах, все увидеть и найти там разные редкости.

— В том-то и загвоздка. Чего они ищут? Догадываюсь, что им нужно.

— Нет, Дэйв, они просто хотят увидеть то, чего нет в Америке. Джордж писал нам об этом, но я же тебе говорю — письмо где-то затерялось.

— Гм… Я и около твоей фермы мог бы показать им много такого, чего они не увидят в Америке.

— Да будет тебе! — вспылил дядя Линк, потеряв наконец терпение. — Время сейчас горячее — уборка урожая и все такое, у детей каникулы… И как ты думаешь, если бы я их оставил на ферме, что сказала бы на это Флорри?

Он сердито замолчал, прошел мимо Игги, которая в эту минуту с последним мешком соскользнула с проволоки, и, сев в свою машину, погнал ее вперед, так что грохот заглушил все те крепкие слова, которыми он облегчал душу.

Игги была вне себя от нетерпения — очень уж ей хотелось поскорее очутиться дома. Конечно, путешествие в Эдемсфилд было интересное, но если б она знала, что приезжают два американца, двое незнакомых молодых людей, и один из них — ее двоюродный брат, о, тогда… К тому же в Эдемсфилде они ничего не нашли, только немного золотоносного песка на заброшенном прииске, где отец уже бывал. И вообще с поисками золота можно было повременить, а молодые американцы уедут и не вернутся! Так думала Игги.

Предполагая, что американцы могут им встретиться за любым поворотом, Игги шмыгнула в высокие заросли папоротников у реки и, пока отец и Ланс навьючивали лошадей, искупалась, потом надела самую нарядную блузку и намазала помадой свои и без того красные губы. Зеркалом ей служила вода, и в этом зеркале Игти очень понравилась себе. Она даже смутилась от удовольствия, представив себе, как будет поражен Бадж.

— Что он понимает, этот дурачок! — сказала она своему отражению. — Он еще никогда в жизни не видел девушки с накрашенными губами.

— О господи! — ахнул Ланс, увидев ее, и засмеялся. Отец же как будто ничего не заметил.

Двигались они очень медленно, отчасти из-за жары, но главным образом потому, что надо было щадить Принца, вьючную лошадь, которая сильно хромала. Говорить было не о чем, и они почти все время молчали, все больше прислушивались. Игги несколько раз поднимала ложную тревогу — ей казалось, что она слышит где-то очень близко, за поворотом шаги американских гостей.

Однако не она, а отец первый заметил их приближение, когда ничего еще не было ни видно, ни слышно. Он увидел, откуда летят вспугнутые птицы, и остановился в тени деревьев, поджидая гостей. Игги была ему за это благодарна, так как эта остановка дала ей возможность еще раз расчесать свои кудри.

— Да их ведет не Бадж, а Крошка мама! — воскликнула она удивленно и сразу умолкла, завидев впереди рослого красавца Рассела в изящном дорожном костюме. Несвойственная ей застенчивость овладела Игги, и, после того как все перезнакомились, она отвечала на расспросы матери только односложными «да» и «нет».

— Да ты здорова ли, Игги? — Мать пристально вгляделась в лицо дочки и вдруг улыбнулась, к великому неудовольствию Игги.

— Ну конечно, здорова! — ответила она сердито.

К счастью, никто их разговора не слышал — отец и Ланс доставали почту для доктора Хефтмена, которому не терпелось прочесть письма, а Расс расстилал на земле свой плащ.

— Может быть, дамы устали и хотят отдохнуть? — любезно предложил он. Игги готова была обидеться на такое предположение, но очень уж ей польстило, что ее назвали «дамой», так что она тут же простила Расса.

— Ну, Расс, пришло распоряжение. — Доктор со вздохом сложил письмо. — Завтра — наш последний день в этом чудесном уголке земли. Мы должны в субботу утром вернуться тем же маршрутом в культурные города… Я уже заранее предвкушаю эту головокружительную переправу через вашу реку Гордон! — со смехом обратился он к Дэйву.

— Значит, у нас остается только завтрашний день. — Расс многозначительно посмотрел на доктора. — Ну что же, Док, за день можно сделать очень многое, и мы всё сделаем раньше, чем начнем перебираться через эту страшную пучину! — Он шутливо содрогнулся, чем вызвал восторженный смех Игги. И подумать только, такой замечательный человек провел столько времени не с ней, а с Баджем — небось этот мальчишка здорово им надоел!

Отдохнув, они двинулись гуськом вслед за Принцем. Лишь в немногих местах можно было пройти по два в ряд; иногда они делали остановки, чтобы американцы могли сфотографировать или рассмотреть что-нибудь для них новое. И выходило так, что Ланс все время беседовал с доктором Хефтменом, а Игги — с Расселом. Отец и Крошка мама шли вместе, но больше молчали — должно быть, все уже сказали друг другу глазами в первую минуту встречи; когда отец буркнул: «Линк, видно, спятил!» — матери этого было достаточно.

— А как ваши розыски? Нашли что-нибудь? — спросила она только.

— Нет. Но Лансу это было полезно, он кое-чему научился. А что же Бадж? Не хотел пойти нам навстречу?

— Хотел, конечно, да я не пустила. Уж очень он избегался за последнее время. — Крошка мама посмотрела на Рассела и, когда его зеленая куртка скрылась в зарослях, добавила: — Я сказала ему, чтобы он поднялся по Зигзагу и подождал нас наверху. Наверное, мы его там увидим.

— Да ведь мы не идем, а ползем. Когда еще дойдем до вершины!

— Ничего, он подождет. К тому же ему нужно еще подоить Бауру.

Они дошли до вершины Трех кулаков только на закате. Вопреки уверениям Крошки мамы, Баджа там не было.

— Как-то странно светит сейчас солнце, — заметил Док, подойдя к краю пропасти.

— Это лесные пожары всегда дают такое зарево, — ответил за отца Ланс. — Наверно, там, на западе, сейчас бушует пожар.

Пустив лошадей вниз по Зигзагу, отец подошел к ним. Видно было, что он серьезно озабочен.

— На западе? — сказал он. — Это где-то очень близко. Гляди, Ланс, видишь дым в нашей долине?

В долине действительно сейчас нельзя было ничего различить — ни дома, ни реки, ни холмов, ни лощин, ни огороженных выгонов. Все скрыл дым, стлавшийся понизу, обволакивавший деревья.

Но было ясно, что пожар бушует не в долине, а где-то восточнее.

— Вон он где, — сказал отец, указывая рукой. — Знаешь что, Ланс, придется нам с тобой бежать туда: нельзя допустить, чтобы огонь распространился и отрезал наше стадо от дома. Ты, Игги, присматривай за лошадьми… А мы с Лансом, женушка, побежим туда прямой дорогой, — добавил он, обращаясь к Крошке маме. Она молча кивнула в ответ. С тяжелым сердцем возвращалась она домой.

Внизу Баджа тоже не оказалось, а между тем уже наступали сумерки.

— Видно, он повел старую Бауру куда-нибудь в безопасное место, — сказала она своим спутникам, когда им пришло время поворачивать к лагерю. — Идите готовьте себе обед — ведь мне вы ничем не можете помочь. Если поднимется ветер и огонь двинется сюда, заберитесь на середину озера и там переждите. Но только вряд ли это понадобится, — добавила она и успокоительно улыбнулась.

Однако улыбка исчезла с ее лица, когда Игги, поставив лошадей в конюшню, подошла к дому.

— Игги, Игги, Бадж с тобой? — тревожно крикнула мать. Голос матери так подействовал на Игги, что она, несмотря на усталость, стрелой помчалась к дому.

— Да он, наверно, где-нибудь здесь!

— У этого мальчика ни на грош рассудка — очистил горох, положил его в кастрюлю и ушел, а огонь погас. Ох, смотри-ка, кастрюля для молока пуста! Неужто он не подоил Бауру?

— Может, он ушел к гостям в лагерь?

— С него станется. — Мать поджала губы. — Ох уж этот мне лагерь! Лучше бы они вовсе не приезжали.

— Ну что ты, Крошка мама, ведь они…

— Ладно, беги в лагерь и, если он там, крикни мне. А я пока пойду доить. Иди, иди, не теряй ни минуты!

Игги не тревожилась за Баджа — она не сомневалась, что он в лагере. Ей самой хотелось там побывать. Обычно она скучала дома, но не сегодня, когда день был полон волнующих событий! Она только сожалела, что, уехав на поиски золота, прозевала столько интересного здесь, дома. Но признаваться в этом Баджу она вовсе не собиралась!

— Бадж! — закричала она во весь голос, еще не дойдя до озера.

— Его здесь нет, — откликнулся Расс. — Разве он не вернулся домой?

Почуяв аппетитный запах жареного мяса, Игги только теперь почувствовала, как она голодна. Жадно вдыхая этот чудесный запах, она спешила туда, где Расс жарил бифштексы.

— Куда вы его девали? — спросила она, подойдя.

— Да мы его и не видели с тех пор, как вернулись.

— Ага, понимаю! — Игги просияла. — Он увидел пожар и побежал взглянуть, цела ли папина загородка. Они встретятся там.

— Ну, вот и отлично. В таком случае не окажете ли нам честь отобедать с нами, прекрасная леди?

Расс, раскрасневшийся от своих трудов, указал ей на пень, служивший стулом, и крикнул Доку, что обед готов.

За жарким последовал великолепный консервированный компот. Игги, то и дело твердившая, что ей надо уходить, уплетала все с волчьим аппетитом и все время весело болтала.

— Видите ли, Бадж у нас выдумщик. Если, к примеру, найдет детеныша опоссума или заглядится на какую-нибудь птицу, то забудет все на свете и не заметит, что поздно. Это потому, что он еще не учился в школе.

— Но ведь он уже знает много такого, чему никогда не учат в школе.

— Да, но только про птиц и всяких других тварей, — пренебрежительно возразила Игги, принимая от Расса печенье, которое, как оказалось, называется «крекер».

— Не хотите ли запить его стаканчиком кока-кола? — предложил Док.

Игги покачала головой. Она в эту минуту прислушивалась к звукам, которых другие еще не слышали, потому что слух у них был не такой тонкий, и напряженно вглядывалась в темноту, куда на запад шла тропа.

— Слышите? Кто-то идет, — сказала она.

— Это пара наших милых опоссумов, они приходят каждый вечер за подачкой, — объяснил Расс.

— Да нет же! Неужели вы не слышите? Это наш пони, Наррапс. Почему он здесь?

Игги торопливо выбежала на дорогу, чтобы преградить путь Наррапсу.

Наррапс, добежав до места, освещенного костром и электрическим фонарем, сам остановился и, насторожив уши, стал осматриваться. Игги знаком попросила Расса передать ей коробку с печеньем, а когда он это сделал, она достала один крекер и показала его пони, ласково приманивая его. Наррапс подошел ближе… Вдруг Игги побледнела, увидев мешок, болтавшийся на обрывке веревки под его брюхом.

— Наррапс, а где же Бадж? — спросила она, подсовывая печенье ему под самый нос. Тем временем она другой рукой снимала с себя кожаный ремень. Когда пони съел добрую половину коробки, она ловко захлестнула его шею этим ремнем. Сначала Наррапс пытался освободиться. Но Игги знала, что делать, и он быстро присмирел.

Куда девалась неловкая, хихикающая, неуверенная в себе девчонка? Эта новая Игги решительно потребовала, чтобы ей дали веревку, которая заменит уздечку и поводья.

— И отрежьте мне еще кусок, он будет вместо хлыста, — сказала она Доку. — Пони будет артачиться, не захочет идти назад, но я его заставлю! А пока кормите его печеньем.

— Куда это — назад? — спросил Расс, послушно скармливая пони свое любимое печенье.

— Туда, где он оставил Баджа. Я догадываюсь, где он. Не отдавайте ему всего печенья, мне надо взять с собой несколько штук. А еще один фонарь у вас найдется? Одолжите его мне, пожалуйста.

— Но мы не можем отпустить тебя одну. — Расс направил золотой сноп света на сплошную черную стену леса, которая от этого казалась еще более мрачной и зловещей. — Мы тоже идем. Не так ли, Док?

— Конечно, — отозвался Док из палатки, где он искал второй фонарь.

— Нет, нет, вы непременно отстанете. Лучше сходите кнам домой и расскажите маме, что случилось. Может быть, она захочет, чтобы вы отыскали отца и Ланса. Так что поторопитесь! — сказала Игги, вскочив на пони.

Глядя ей вслед, они видели, как она подгоняла упиравшегося пони, гнала его обратно туда, откуда он только что прискакал.

17. ИГГИ ВЫПОЛНЯЕТ ПОРУЧЕНИЕ

Игги безжалостно подгоняла Наррапса, барабаня пятками по его бокам. В одной руке она держала поводья, в другой — обрывок веревки, заменявший хлыст, а фонарь висел у нее на шее, и свет его ослепительной полосой прорезал ночной мрак впереди.

Она гнала Наррапса через ручьи, овраги, мокрые луга, на которых при свете фонаря иногда можно было разглядеть следы копыт, оставленные пони по пути домой. Легче было ехать по высоким местам, но на камне не было никаких следов, и только знание местности да сноровка помогали Игги находить дорогу. Наконец над эвкалиптами показалась луна, окружающий мир из черного стал серебристо-белым, и все видно было без фонаря.

Наррапс начал уставать. Игги соскочила с него на высоком склоне, чтобы ему легче было взбираться наверх. Через каждые несколько шагов она останавливалась и громко кричала, пробуждая эхо в мертвой тишине леса: «Э-эй, Бадж! Ба-адж! Я иду!» Всякий раз она ждала отклика, но его не было. Казалось, лес, разгневанный ее криками, погружался в еще более глубокое молчание. В воздухе чувствовался запах дыма. Вдыхая его, Игги все больше тревожилась и спешила, громко браня Баджа, чтобы заглушить страх:

— Сколько раз я тебе говорила, Бадж, чтобы ты привязывал его крепко, а потом проверял, не ослабла ли веревка, и стягивал узел еще сильнее! Тебе пора бы знать, что за нрав у этой лошади! Ей ничего не стоит сбросить узду, если ты не…

Игги замолчала и прислушалась. Невдалеке послышался какой-то тихий звук, но она решила, что это летучий опоссум царапнул когтями по коре дерева.

— Бадж! — закричала она опять хриплым от напряжения голосом, потом — снова, уже с отчаянием. Мужество начинало изменять ей, она готова была заплакать от сознания, что в этих диких местах человек так беспомощен. Страх, как дикий зверь, подкрадывался к ней.

Она не нашла бы брата в таком темном лесу, если бы лунный свет не сверкнул вдруг на валявшейся на земле уздечке, превратив ее в кусок блестящего серебра. Удивленная Игги остановила Наррапса и стала водить фонарем вокруг себя. Через мгновение она увидела на земле неподвижного Баджа. Лицо у него было мертвенно-бледно и местами покрыто засохшей кровью.

— Бадж! Бадж! — закричала Игги.

Она подъехала ближе. Опустившись на колени подле Баджа, она продолжала звать его и плакала, думая, что он мертв.

Наррапс вертелся подле рыдавшей Игги, а она не знала, что делать, и боялась дотронуться до неподвижного тела. Наконец, собравшись с силами, она приложила ухо к открытому рту Баджа, чтобы услышать, дышит ли он. Да, сомнения не было — Бадж дышал!

Заливаясь слезами от радости, Игги надежно привязала Наррапса и пошла набрать воды. Ей пришлось носить воду в пригоршнях от ручья несколько раз, пока она не отмыла Баджу лицо. Потом она вытерла его, оторвав полоску от своей рубашки. На лбу у мальчика оказалась большая шишка, а вокруг рта — несколько порезов. Холодная вода, видимо, привела его в чувство — он застонал и, открыв глаза, тупо посмотрел на Игги. Когда она стала задавать ему вопросы, он только головой покачал и выразительно посмотрел на ее мокрые руки. Она поняла и снова стала носить пригоршнями воду, а он жадно пил ее.

— Может, съешь печеньице, если я его размочу в воде? — спросила Игги.

Бадж попробовал пожевать печенье, но изо рта у него опять пошла кровь.

— Ну ладно, вставай, дружок, нам пора домой, — сказала Игги бодро, видя, что он все лежал бы здесь и смотрел на нее с собачьей преданностью. — Ты сядешь на Наррапса, а я поведу его в поводу. Если у тебя голова закружится, обопрись на меня.

И вот медленно, терпеливо пустились они в долгий путь к дому. Игги держала фонарь, и свет его прыгал и метался вокруг,прогоняя ночные тени. Бадж навалился всей тяжестью на плечо Игги и, казалось, ехал все время в полузабытьи.

Так они двигались вперед, и Наррапс уже проявлял признаки усталости, когда тонкий слух Игги уловил вдалеке голоса. Она издала слабый крик, похожий на крик сойки, и на этот зов прибежал отец, а за ним — Ланс, Крошка мама и оба американца.

У Баджа мало что осталось в памяти из событий этой ночи. Он проснулся, когда солнце стояло уже высоко, и обнаружил, что лежит не в лесу, а в своей постели в пристройке. В голове у него стоял туман и мелькали только какие-то обрывки воспоминаний, например, как Игги поила его водой из пригоршней, потом пробовала кормить размоченным печеньем, совсем так, как он сам когда-то кормил птенца какаду, выпавшего из гнезда… А потом Ланс — да, это мог быть только Ланс! — нес его на руках, когда он уже не в силах был ехать верхом на Наррапсе.

У него еще так мутилось в голове, что он не мог сообразить, как и что с ним произошло. Долго лежал он в каком-то полусне, и, если кто входил в комнату, он торопливо закрывал глаза, потому что не хотел отвечать на расспросы — очень уж больно ему было говорить. В их доме не могло быть секретов — все было слышно сквозь стены. И Бадж равнодушно слушал разговор, происходивший в столовой, где работала мать.

— Пока еще нельзя, — говорила кому-то мать, — а когда он проснется, то даже не сможет ни с кем разговаривать. Верхняя губа у него вздулась, а шишка на голове разрослась, как гриб. Вы уж обойдите долину без него. Я послала бы с вами Ланса, но ему некогда, он помогает отцу вырубать заросли, чтобы помешать лесному пожару, если он опять начнется… Кто это там?… — Крошка мама замолчала, услышав, видно, чей-то голос снаружи, потом продолжала: — И почему вас должен вести именно Бадж? Берите Игги. Она знает всё вокруг…

— Эй, мама! Эй, Игги! — закричал Бадж во все горло. То есть он хотел кричать во все горло, но получался только жалкий писк. Это было ужасно! В отчаянье Бадж схватил башмак и изо всех сил стал колотить им в стену. На этот грохот тотчас прибежала Игги:

— Проснулся? Ты уже здоров, Барсучок?

Бадж покачал головой и знаком подозвал ее к постели. Он уже сидел, осторожно водя пальцами по разбитым губам.

— Слушай, Игги, — начал он шепотом, когда ее лицо почти коснулось его щеки. — Это Расс и Док там говорят с Крошкой мамой, да?

— Да. Они все утро бегают сюда каждые пять минут узнать, не лучше ли тебе. Видно, очень за тебя беспокоятся. А Крошка мама говорит, что они не дают работать и здорово ей надоели.

— Ты беги к ним. Я еще никуда не гожусь, голова у меня кружится — будто смотришь с Проволоки вниз на разлившуюся реку. Скажи, что из-за этого я не могу их повести туда…

— Куда повести?

— Придется тебе рассказать… Я обещал не говорить, но понимаешь, должен… должен!

— Ну так выкладывай!

— Хорошо, только ты сперва погляди, в какую сторону они пошли. Потому что тебе придется их догонять.

— Ладно. — Игги вышла и через несколько минут вернулась. — Ну вот, — сказала она, широко улыбаясь, — они пошли к лагерю, но остановились и что-то фотографируют. — Она села на корточки у постели и добавила: — Крошки мамы тоже нет в доме. Можешь говорить шепотом, дружок, я все равно услышу. Чего ради ты помчался вдруг к аркам? Я знаю, ты именно туда ходил. И почему пробыл там так долго? Держу пари, что ты сделал какое-то открытие! Ну, рассказывай, какое!

— Ах, да замолчи ты! — рассердился Бадж. — Ведь нам нельзя терять времени — ты должна их повести туда к заходу солнца. Слушай же!

Игги жадно слушала рассказ Баджа — он шептал ей на ухо, с перерывами, пережидая, пока пройдет боль во рту. Дослушав до конца, Игги кивнула и погладила его по плечу.

— Ладно, я все устрою, проказник. Поведу их туда на закате. Можешь положиться на Игги!

Она встала, выпрямилась, глаза ее возбужденно блестели, а мысли были уже всецело заняты разными планами.

— Знаешь, что я сделаю? — начала было она, но увидела, что Бадж уже лежит молча и не слушает ее.

Баджа не интересовали ее планы. Он переложил бремя ответственности на ее плечи и теперь мог со спокойной совестью погрузиться в долгий, глубокий, целительный сон.

18. ОТЪЕЗД

Проснувшись снова и открыв глаза, Бадж увидел склонившуюся над ним Крошку маму. Она принесла ему парного молока. Он сел, взял у нее кружку и в первый раз с трудом растянул губы в улыбку.

— Ну вот и молодец! — улыбнулась мать. — Сегодня ты выглядишь лучше. Соси молоко не торопясь, через соломинку, оно тебя подкрепит, сынок.

Прислонясь к двери, она смотрела, как Бадж пьет, говорила о том, о сем, но вопросами его не беспокоила.

— Я послала Игги к Рассу и его приятелю, она им поможет делать снимки и не даст заблудиться в лесу. Ведь им завтра утром уезжать. Она скоро вернется — уже темнеет, а кто же станет фотографировать в темноте…

Но Бадж энергично потряс головой. Поставив кружку на пол, он осторожно приподнял распухшую верхнюю губу и пробормотал:

— Они могут. У них такие аппараты, что и в темноте снимают, при вспышках…

— Не говори много, Бадж, не то опять потечет кровь… Допей молоко. Если тебе что понадобится, постучи в стену. Надеюсь все-таки, что они не будут до ночи шататься по лесу со своими аппаратами. Я наказывала Игги, чтоб она вернулась пораньше, но ты же знаешь Игги с ее фантазиями!

— Здравствуй, сын! — В комнате появился отец. Стоя у постели, он проницательно смотрел на Баджа.

А тот, боясь его расспросов, потянулся за кружкой и стал допивать молоко, делая вид, будто всецело этим занят.

— За Игги можно не беспокоиться, — сказал отец строго. — С ней Наррапс, а уж она-то сумеет его привязать, у нее он не сорвется и не убежит. Как это ты тогда его упустил? И кстати — куда ты ездил на нем, когда никого не было дома?

— Оставь его сейчас, Дэйв, ты же видишь, что он еле говорит, да и то шепотом, — поспешно вступилась мать. — Игги думает, что он уехал тогда искать что-то для американцев. Это верно, сынок? Ну, ты получил хороший урок и в другой раз будешь крепче привязывать свою лошадку.

— Эта поездка могла бы оказаться последней, если б Игги не увидела Наррапса и не заметила мешка, который болтался у него под брюхом. А что, если б она не увидела потом на земле уздечку и не нашла Баджа? К тому же будь ночь безлунной, мы до сих пор искали бы его в лесу! Еще хорошо, что расшибся он не сильно. Правда, лицо изрядно себе разукрасил, но ведь он мог разбить свою пустую башку!

— Будет тебе! — перебила его Крошка мама, не дав ему докончить. — Оставь его в покое. Когда у него губы заживут, он сам расскажет нам, зачем сделал такую глупость. Правда, Бадж? А пока он не поправится, будет только слушать, что ему говорят. Расскажи-ка ему лучше, отец, про ливень, который погасил пожар в лесу.

— Да, он мог застрять между двух пожаров — на западе и на востоке, — этого только не хватало!

Отец еще поворчал немного, но Крошка мама сумела отвлечь его мысли в другую сторону, и он стал рассказывать про лесной пожар и про то, как они с Лансом рубили деревья, чтобы задержать его, если он начнется опять и будет угрожать их хозяйству.

К чаю Крошка мама принесла Баджу полную чашку его любимой красной смородины со сливками. Он лежал и с наслаждением вылизывал ложку за ложкой, как вдруг в открытых дверях появился Ланс.

— Здравствуй! Ну, как ты?

— В порядке, — шепотом отозвался Бадж и смущенно замолчал, не зная, о чем говорить.

— В порядке, говоришь? — Ланс вышел и вернулся с единственным в доме зеркальцем, которое из-за трещин так искажало отражение, что Бадж вместо себя увидел какого-то урода с забавно искривленным ртом. — Ты бы мог сейчас служить пугалом и отгонять соек от фруктовых деревьев, — заметил старший брат.

— Ему нельзя сегодня вставать! — крикнула мать через стену. — И завтра тоже нельзя. Скажи ему, что его друзья американцы придут сюда попрощаться. Они весь день бродили вокруг дома, пока Игги не увела их. Кстати, почему ее до сих пор нет? — спросила она у Ланса.

Но Ланс ее не слушал. Он сел на пол, прислонясь спиной к стене, и вытянул ноги, готовясь к серьезному разговору с младшим братом.

Через некоторое время Крошка мама, проходя мимо окна, услышала часть этого разговора.

— Слюда — это сланец, образовавшийся под влиянием жара и давления из древних морских отложений. В породу вкраплены блестящие чешуйки слюды и зёрна чистого, прозрачного кварца…

«Этот пошел в своего дядю Джорджа», — с гордостью подумала Крошка мама.

А у Баджа голова шла кругом. Слюда? Слюда? Не ее ли Ланс еще недавно называл золотом, — в тот самый день, когда они с Игги отправились вдвоем к аркам?… Кварц? Кварц… Кварта молока… кварта сливок… и красная смородина… И, хотя Ланс продолжал оживленно говорить, Бадж уже засыпал опять крепким сном.

Он очнулся от блаженного сна, и ему показалось, что комната полна народу. На папоротниках, разбросанных на полу у постели, он увидел блестящие башмаки — американские. За ними виднелись другие, тяжелые, все в грязи, с чуть загнутыми носками, — знакомые отцовские сапоги. Бадж торопливо закрыл глаза и натянул одеяло до самого подбородка.

— Придется будить, — произнес кто-то.

— Проснись, сынок, — сказала мать, тряся его за плечо. — Ну, ну, открой глаза! Поспишь всласть потом, когда все уйдут. Твои друзья пришли проститься с тобой.

Бадж осторожно приоткрыл один глаз и поискал взглядом Игги. Она тоже уезжает? Почему она не пришла рассказать ему, выполнила ли его поручение? Нет, должно быть, ничего у нее не вышло, поэтому она сюда и не заглядывает. Бадж закрыл глаза и тяжело вздохнул. Башмаков Игги не было в комнате. А потом и отцовские сапоги исчезли.

А его продолжали тормошить, требуя, чтобы он проснулся. Это было похоже на кошмар. И вдруг Бадж решил встать и пройти хотя бы до Зигзага. Пусть тогда Расс выскажет ему все, что он о нем думает, — не при других, а с глазу на глаз.

Но ему не позволили встать, хоть он и уверял шепотом, что уже здоров, только говорить не может.

— Лежи, лежи, Батч! — строго сказал Док. — Ты весь дрожишь, и тебе еще нельзя вставать с постели. Мы с Рассом пришли, потому что нам не хотелось уезжать, не поблагодарив тебя…

— Не вам его благодарить, — вмешалась Крошка мама. — Вы оба так много сделали для Баджа, все мы это знаем.

Но американцы продолжали благодарить Баджа, сильно смущая его этим. А он мог только лежать и смотреть на башмаки Расса, впервые по-настоящему поняв, что его новый приятель уезжает… уезжает навсегда.

— Он с первого дня давал нам ценные указания, — говорил Док. — И помог нам в одном деле… — Док сделал паузу и многозначительно посмотрел в лицо Баджу. — В одном деле, — повторил он с расстановкой.

— За это мы ему оставляем маленький подарок, — вставил Расс и, с ловкостью фокусника достав откуда-то фотоаппарат, положил его на одеяло у колен Баджа.

И, раньше чем Бадж успел высунуть из-под одеяла раскрасневшееся лицо и пролепетать какие-то возражения, они вышли из комнаты, простясь с Крошкой мамой. Звук их шагов становился все тише и наконец замер вдали…

Когда Крошка мама вернулась в комнату, она увидела, что Бадж сидит, склонившись над аппаратом. Он благоговейно осматривал его и поглаживал, как живое существо.

— Ну, сынок, это чудесный подарок, ничего не скажешь! Вот только как отец…

— А разве… разве отец знает?

— Нет. Он ушел за лошадьми. Расс просил меня не говорить ему ничего, а не то он… Но они считают, что ты заслуживаешь подарка, и я тоже так думаю. Повезло тебе, мальчик! Ланс обещает научить тебя пользоваться аппаратом.

— Не нужно. Я уже знаю… Расс меня научил в тот день, когда он увидел дикобраза. Но ведь не я, а Игги…

— Не говори так много, тебе это вредно. Что ты хотел сказать про Игги? Кстати, она велела передать, что не могла зайти к тебе вчера вечером — ты спал.

— Но Игги… — И Бадж опять занялся своим фотоаппаратом.

— Игги они подарили отличный электрический фонарь, так что теперь она и в безлунную ночь легко будет находить дорогу домой. При свете этого фонаря на тропе все видно как днем. Игги так довольна!.. Очень уж они щедры, слишком даже. И мне оставили целую кучу жестянок с консервами. Что за люди! Готовы последнюю рубаху с себя снять, если подумают, что она нужна другому.

Крошка мама встала на колени у постели Баджа, чтобы отряхнуть листья папоротника и расправить простыни.

— А где же Игги?

— Пошла с отцом к переправе — провожать гостей. Ланс доведет их до фермы, так как дядя Линк не может прийти к Проволоке. Он так уговорился с Лансом.

Бадж устало закрыл глаза. Значит, еще целый долгий день ждать возвращения Игги, и тогда только он узнает, что было там, у арок…

— Ты поешь сначала, а потом — бай-бай! Есть и спать — вот что тебе надо, чтобы поскорее встать на ноги.

Но Бадж не спал — душа у него была неспокойна. Он был уверен, что случилось неладное и Игги не хочет рассказывать ему об этом, пока не уедут американцы. Часы текли, а он все лежал без сна и ждал ее возвращения. И оттого день тянулся очень долго.

19. ОБЪЯСНЕНИЕ

Большой орел парил над долиной. Это был их старый знакомый, они узнавали его по подбитому крылу. Отец говорил, что в этого орла, должно быть, стрелял какой-то дурак там, за рекой, хотя убивать орлов запрещено. Бадж выпустил из рук тяжелый мешок с ботвой, который нес Бауре, и загляделся на орла. Старый боец легко описал три широких круга, взмыл ввысь и улетел. Скоро он казался уже не больше вороны. А потом затерялся где-то за Тремя кулаками.

Орел улетел, а Бадж все еще стоял, глядя на долину. Над ней неподвижно висели тучи. Был час, когда в лесу и в степи наступает та особая тишина, что спускается к вечеру и перед дождем. Дым из каменной трубы устремлялся прямо вверх, как длинный мазок белой краски в воздухе. На склоне холма сочная зелень малинника ярко выделялась на однообразном серо-зеленом фоне деревьев, и ни одно дуновение ветерка не шевелило развешанное на веревке белье.

Бадж смотрел вокруг, вздыхая. Все было так же, как раньше, до приезда Расса, жизнь текла тихо и спокойно, ничего не случилось. Орел улетел. Ничто не нарушало безмятежной тишины в долине. Но в его жизни все взбаламутилось, никак не успокоится. Вот, например, отношения с отцом…

В тот вечер, когда Игги вернулась с переправы, отец сидел и читал газеты, что-то ворча себе под нос. Когда отец дома, нельзя поговорить с Игги — он услышит даже сквозь стену. Пока что отец не упоминал больше о поездке Баджа на запад. Но теперь, когда он, Бадж, уже на ногах, делает все, что требуется по хозяйству, и может говорить, отец наверняка снова станет его расспрашивать. А Баджу не хотелось отвечать на щекотливые вопросы.

Вот почему он вздыхал, когда, подняв с земли мешок, плелся к Бауре. Крошка мама была уже в хлеву и убирала там, подоив корову.

— Оставь корм, беги к Игги, — сказала она Баджу. — Ей надо помочь до темноты прополоть последний ряд клубники.

Бадж не побежал — ноги до сих пор еще плохо его слушались. Но он скоро отыскал Игги и присел на корточки по другую сторону грядки.

— Ну? — спросил он, вопросительно глядя на сестру.

— «Ну»? — передразнила она его. Потом сказала уже серьезно: — Да, это подействовало как по волшебству. Я думала, что ты догадаешься, когда тебе поднесут фотоаппарат.

— А ты видела его, Игги?

— Кого? Тигра или старого Гарри?

— Тсс! Вон идет мама. Я про тигра спрашиваю.

— Ну конечно, нет! Мы там наделали столько шуму, что не пришлось увидеть даже кончик его хвоста. И этого старого козла, Гарри, тоже не встретили.

— Вы что, работаете или только болтаете, как попугаи? — спросила Крошка мама, подходя.

— Работаем! — ответила Игги, осторожно выпалывая какую-то травинку.

Но, как только мать ушла снимать высохшее белье, она тихонько стала рассказывать Баджу про свое путешествие к аркам:

— Было это, когда солнце уже садилось, и мы ничего не увидели. Ждали до сумерек, а потом им пришлось зажечь свои фонари и пойти искать след. Карманы они набили гипсом, чтобы сделать слепок. Я стояла на скале и указывала им, какой дорогой лучше всего спускаться. Они сразу закричали, что нашли замечательно четкий отпечаток в сырой земле около озера.

— Расс был доволен?

— Доволен? Да они пустились бы в пляс вокруг этого следа, если бы не боялись затоптать его. Был бы ты там, они осыпали бы тебя золотом.

— А мой аппарат дороже золота, — напомнил ей Бадж. — Но скажи, Игги, откуда они знали, что это след тигра?

— Они-то знают. Измерили его. В длину около двух с половиной дюймов, как след собаки, но подушечки под когтями совсем другой формы. Э, да я уже не помню всего того, что они объясняли. Расс ни минуты не сомневался, а Док все-таки сказал, что, раньше чем уехать в Америку, покажет слепок специалистам в Хобарте.

— Да неужели ты не понимаешь, Игги, — сказал Бадж тихо, — что, если это в самом деле след тасманского тигра, они приедут сюда опять? Так и Гарри говорит. И не только Расс и Док, а много других — все будут охотиться за этим тигром. Расс и Док, что бы там они ни обещали дяде Линку, должны будут повести всех людей на то место, где они нашли отпечаток. Гарри говорит, что это все равно как собирать марки, — такие люди на все готовы, только бы достать то, чего нет у других.

— Там заповедник, они не посмеют тронуть тигра.

— Гарри говорит, что они его поймают, и сотни людей будут приходить смотреть на него, и он умрет в клетке. А когда умрет, из него сделают чучело и поставят под стекло. И даже на мертвого будут приходить глазеть сотни… нет, тысячи людей. И все будут говорить: «Вот хорошо, что его поймали». Им тигра ничуть не жалко — это Гарри так говорит, — он для них только новое развлечение… — Голос Баджа звучал все тише, лицо вдруг сморщилось. — Даже Расс такой же, как они…

— Да, они это называют «научный интерес». Ну, одно тебе скажу, Барсучок: если они найдут эту тропку, не я виновата. Я сделала ради тебя все, что могла, и вот ты получил аппарат.

— Не надо мне никакого аппарата, пока я не буду знать наверное, что они не вернутся.

— Не дури! Что я могла поделать, если тигр оставил там свежий след? Я сделала всё так, как ты хотел.

— Да, да, знаю, Игги. — Он робко посмотрел на нее. — Но все время ждать… и не знать… А туг еще папа… Как ты думаешь, мы узнаем что-нибудь, когда Ланс вернется?

— Там видно будет. Понять не могу, почему он так задержался.

Подошла Крошка мама с бельем. Они прекратили разговор и пошли в дом.

Всякий раз, как отец смотрел на него, Баджу становилось не по себе от страха, как это с ним бывало перед грозой. Но отец был очень занят — он чинил крышу конюшни и не задавал ему никаких вопросов. Баджу удалось еще раз поговорить с Игги с глазу на глаз, и он спросил у нее, что она на его месте ответила бы отцу, если он начал бы все-таки допытываться правды.

— Очень просто, — сказала Игги, быстро соображая. — Скажешь ему, что ты хотел съездить в лагерь янки и все приготовить к их возвращению. Но по дороге…

— Что по дороге, Игги?

— По дороге ты соскочил с Наррапса, чтобы получше что-то разглядеть — ты же имеешь такую привычку, Бадж! — и пони убежал…

— Но зачем бы я стал вдруг ни с того ни с сего соскакивать? Разве я дал бы Наррапсу убежать? Папа сразу поймет, что все это враки.

Игги задумалась на минуту.

— Ты соскочил вовсе не зря! — торжествующе воскликнула она. — Тебе нужно было поскорее найти палку, чтобы убить змею, которую ты увидел на тропе. Скажи отцу, что это была громадная змея толщиной с руку и что она уже хотела броситься на тебя.

В душе Баджа шевелились сомнения. Уж не слишком ли это? Отец ведь понимает, что если бы он, Бадж, встретил на дороге такую громадную змею, они с Наррапсом сразу уступили бы ей тропу и удрали подальше. Лес кругом всякого укроет. И если он скажет, что соскочил с Наррапса для того, чтобы найти палку и убить чудовищную змею… Ну, отец сразу поймет, что это чудовищная ложь.

К счастью, ложь эту не пришлось подносить отцу, хоть он и поглядывал на Баджа как-то странно, но ни о чем не спрашивал. К тому же вечером вернулся Ланс.

В честь его возвращения Крошка мама открыла американскую жестянку с ананасами и сняла с молока самые густые сливки. Все сидели на веранде и ждали, пока Ланс не съел сытный мясной обед, после чего вместе с ним принялись за фрукты. А потом отец набил свою трубку и велел Лансу рассказывать все по порядку.

— Ну, говори, сынок. Значит, после того как мы расстались с тобой у Проволоки, ты их повел на ферму. Почему же вы не остались там ночевать?

— А там подвернулся грузовик, и шофер сказал, что может подвезти нас до Хобарта, если мы согласны ехать сразу.

— Так что на ферму ты вернулся очень поздно?

— Это пустяки. Тете все равно, когда бы я ни приехал. А Расс и Док торопились, потому что у них сняты номера в гостинице. Им и так уже пришлось платить за них все это время.

— Что? Они платили за все это время, что были здесь? — воскликнула Крошка мама с глубоким возмущением. — Так транжирить деньги!

— Они спешили в Хобарт, чтобы успеть привести себя в порядок раньше, чем встретятся с остальной группой.

— Группой? Какой такой группой? — резко переспросил отец.

— Ученых. А разве ты не знал… — Кто-то, кажется, пнул Ланса под столом, он не договорил и потер ногу. — А комары в этом году особенно злющие, — пробурчал он, сердито глядя на Игги.

— Ну рассказывай же дальше, Ланс, — попросила Крошка мама. — Шикарная небось гостиница? А познакомили они тебя со своими друзьями? Ты, наверно, целый день водил их по городу?

— Нет, я сразу вернулся на ферму, иначе я не мог бы бесплатно доехать туда на машине. Рассу я был не нужен, он сказал, что последний день проведет в музее.

— Для чего?… Ну да, понятно, хотел увидеть всяких животных и птиц.

— Когда мы перебирались по проволоке, Док совсем позеленел, у него был вид, как у дохлой рыбы. Я взялся нести его багаж; мешки были полны всякой всячины, которую он собрал здесь, чтоб показать ученым.

— Растения, наверно, — поспешила вставить Игги.

— Не знаю. Очень уж они боялись, как бы не уронить какой-нибудь мешок в реку или даже на землю, — отозвался Ланс с улыбкой. — Может, там были гипсовые слепки со следов каких-то зверей? Но мне про это ничего не сказали.

— Странно! — сказала Крошка мама с обиженным видом, собирая пустые тарелки. — Почему они не показали свои слепки нашему папе? Недаром же люди говорят, что в следах тасманских зверей он разбирается лучше всех на свете — хоть в музее, хоть не в музее!

— В музее все больше мертвые звери — чучела, — заметил Ланс.

— Крошка мама иногда называет меня чучелом, а я вовсе не мертвая! — со смехом воскликнула Игги.

— Пойдем, поможешь мне вытирать посуду, — сказала ей мать.

— Ну что, ты уже испробовал свой фотоаппарат? — с преувеличенным интересом спросил Ланс у Баджа.

— Нет… еще не пробовал.

— А пластинки они тебе оставили? Заряжать умеешь?

— Да, конечно. Но не в этом дело.

— Дни стоят такие солнечные. Почему же ты не снимал? — И Ланс в первый раз после своего возвращения посмотрел брату прямо в лицо. — Ты ведь уже здоров, не правда ли?

— Да, он в полном порядке, — ответила Игги за Баджа и, неохотно поднявшись, подошла к ним. — Он и раньше не был красавцем. Да и зачем это нужно, чтоб у мальчика лицо было красивое? Никто этого не требует.

— Она думает, что я навсегда останусь таким, — сказал Бадж и с гордостью потрогал рубец на щеке, чувствуя себя в эту минуту настоящим мужчиной.

— Ну ладно. Как только захочешь, я научу тебя снимать…

— Спасибо, Ланс. Только… не сегодня.

— Где Бадж? Куда же он подевался? Я хотела ему поручить тут одно дело… — сказала Крошка мама.

— Его здесь нет. — Отец опустил газету и осмотрелся. — Минуту назад был тут, а теперь его нет.

20. НОВОСТИ

Рождество было на пороге, Игги и Баджа освободили от обычных обязанностей, чтобы они могли нарезать для украшения дома веток лавра и мирта, собрать полевых цветов. Этот день был для них настоящим праздником, и они резвились в глубокой лощине под Тремя кулаками, собирая всю эту красивую зелень.

— Стой, слышишь? — Игги вдруг выпрямилась, и оба некоторое время прислушивались. По скалистой тропе Зигзаг над их овражком раздался стук подбитых гвоздями башмаков. — Кто бы это мог быть? — прошептала Игги. Лицо ее выражало тревогу, почти страх.

— Наверно, дядя, кто же еще? — сказал Бадж, широко открывая глаза.

— Дядя? Нет! Ведь они с папой вроде как поссорились из-за того, что дядя пустил к нам янки. И потом — день переправы завтра.

— Так, может, нам потихоньку сбегать домой и предостеречь папу?

— Погоди, я сперва попробую узнать, кто это.

Игги ловко прыгнула на замшелый ствол дерева, которое, когда упало, зацепилось за развилину дерева, росшего ниже, и поэтому не лежало, а висело в воздухе.

К тому времени как она спустилась оттуда, Бадж уже собрал в две большие охапки всю их добычу.

— Странно, там на тропе, кажется, и в самом деле дядя Линк, — сказала Игги. — Давай заберем все и вылезем отсюда куда-нибудь, где лучше видно.

Они выбрались из лощины на пригорок, подальше от деревьев. И через минуты две увидели на тропе человека. Все сомнения рассеялись — это был дядя Линк собственной персоной. Их громкие приветствия вызвали гулкое эхо, но дядя, весело откликнувшись и помахав им рукой, не остановился, а продолжал идти вниз, к дому. Дети побежали за ним и догнали его уже на веранде, где он сразу плюхнулся в самое удобное кресло, и Крошка мама поднесла ему недавно приготовленной малиновой наливки.

— Здорово, Линк! — услышали они голос отца. — Кажется, мы должны были встретиться завтра у Проволоки?

— Верно, Дэйв. Ну, как вы тут поживаете?

Дядя обернулся и дружески подмигнул Игги; вид у него был самый миролюбивый, как будто он никогда ни с кем здесь не ссорился.

Ответила на его вопрос Крошка мама — быть может, она почувствовала, что отец слишком холодно поздоровался с дядей Линком.

— Ты пришел как раз вовремя, Линк. Захватишь с собой малины для Флорри, в этом году у нас небывалый урожай. Мы так объедаемся малиной со сливками, что скоро будем такого же цвета, как она. Принеси-ка дяде тарелку, Игги!

— Что ж, не откажусь, — согласился дядя, оглядев всех с улыбкой; ему словно нравилось разжигать их нетерпение. — А где же Ланс? Он очень хорошо помогал мне при уборке урожая. Если вы можете отпустить его к нам опять…

— Я здесь, — сказал Ланс, подходя. — А мы тебя не ждали сегодня, дядя.

— Есть какие-нибудь новости про Расса и Дока, дядя? — спросила Игги смело, ставя перед гостем целую тарелку ароматной малины, как будто в обмен на новости.

— У меня? Откуда у меня могут быть новости?

— Ну, а это твое радио? К чему же оно тогда?

— Действительно, припоминаю, по радио передавали, что экспедиция ученых уже укатила восвояси… Ха-ха-ха! Оказывается, они за всю жизнь не видели ничего замечательнее и не делали ничего важнее, чем у нас. Теперь намерены объявить на весь свет, какое у нас чудесное место… Ты чего, Игги?

Игги смеялась, глядя на дядю, а Бадж слушал очень серьезно и думал о том, что его друг Расс навсегда ушел из его жизни… Да, Расс уехал.

— Дэйв! — воскликнул вдруг дядя Линк. — Пора нам помириться. Верно я говорю? Наш племянник Расс и его приятель Док, оказывается, искали тут все время только тигра, нашего старого тасманского тигра. Можешь себе это представить?

— Ну и что? — спросила Крошка мама. — Они, конечно, его не нашли.

— Напрасно ты так уверена. — Дядя Линк порылся в своей сумке. — Да, да, ты еще далеко не все знаешь. Я для того и пришел, чтоб показать вам эту штуку, да вот не могу ее найти, проклятую! — Говоря это, он продолжал рыться в сумке. — Эти умники в музее, наверно, сна лишились, увидев слепок, который привез им Расс. Он сказал, что это след тигра…

— А откуда ты знаешь, дядя? Тебе-то они его не показывали?

— Мне не показывали, Игги, и я в их дела не совался, у меня своих хватает. Ну, да в наше время разве убежишь от новостей? Они так и жужжат вокруг, вроде… — Дядя Линк щелкнул пальцами в воздухе. — Вроде этих комаров.

— Так про Расса по радио передавали?

— Может, и передавали, да разве есть у меня время слушать! Но вот что я принес тебе, Дэйв. И поздравляю всех с рождеством! — Дядя Линк бросил на стол перед братом несколько газет. — Поздравляю с рождеством, Дэйв! Теперь я перед тобой чист и мы помирились, не так ли? Прочти то, что я обвел красным карандашом. Читай вслух!

Отец поднес газету так близко к лицу, что Баджу казалось, будто он нюхает ее, и медленно, ровным голосом, каким он всегда читал вслух, запинаясь только на мудреных словах, начал:

— «Тасманский тигр не вымер!»

— А кто говорил, что он вымер? — вставил Ланс.

— Помолчи, сын… «Американские ученые сообщают о своем успехе после усиленных поисков в неисследованных лесах Тасмании. Двое из их группы, изучающие ун… ун…» И почему они не пишут на простом и понятном английском языке?

— А ты прочти по буквам, папа.

— «У-н-и-к-а-льную…»

— Ну, бог с ней, читай дальше.

— «Фа… фа…»

— Давай опять по буквам!

— «Ф-а-у-н-у Тасмании…» Это что же такое — фауна? Дикие звери, что ли?

— Да. Читай, читай. Все это означает только одно, что Расс и Док искали здесь следы тигра и самостоятельно исследовали местность… Что это с тобой, Игги?

— Ничего, дядя. Ну читай же, папа.

— Знаешь, Дэйв, этот кусок можно не читать. Там только разные названия, которые придуманы учеными для нашего тигра, — «сумчатый волк» и другие в таком же роде. Вот отсюда читай!

Отец откашлялся и снова стал читать:

— «Им удалось сделать точный гипсовый слепок следа этого редкого животного».

— Странно! — сказала Игги громко. — Не понимаю, когда же они успели это сделать?

— «Слепок этот, — продолжал отец, не обращая внимания на ее слова, — передан экспертам музея для изучения».

— Стоп, Дэйв! Не стоит до конца читать всю эту чепуху. Переверни страницу и читай следующий столбец под крупным заголовком: «Простительная ошибка». Это самые последние новости — как раз то, что тебе следует знать.

— «Американские ученые, ожидающие заключения экспертов относительно найденного ими следа, считали, что это — след животного „Тhylacinus cyno…“. Это тигр по-ихнему! „…Они уже отбыли самолетом в Сидней, откуда вернутся на родину. Глава экспедиции утверждал, что, если след действительно принадлежит тому животному, которое они ищут, они продлят свое пребывание в Австралии сколько потребуется. Но специалисты сумели доказать, что это след лапы исключительно крупного вомбата, а вовсе не сумчатого волка“.

— Говорила я, что им следовало прежде всего посоветоваться с Дэйвом, — с удовлетворением сказала Крошка мама. — Ну, что же там еще пишут?

— Слушайте дальше! „Эксперты указывают, что очень легко спутать следы этих двух животных, в особенности если вомбат крупный. У того и другого следы размером около двух с половиной дюймов и по форме своей похожи. Но отпечатки задних лап исключают всякие сомнения: у вомбата — четыре пальца и, кроме того, выступающий палец сбоку…“ — Отец прервал чтение и опустил газету. — Ну, а у тигра только четыре пальца, и ничего больше. Это и я мог бы им сказать.

— Но какой же громадный вомбат! — воскликнул дядя Линк. — Ха-ха! Что ты на это скажешь, Дэйв?

— Да, он и впрямь исключительно крупный. — Отец широко ухмыльнулся. — И я вижу, что у меня сынок молодчина, каких мало, он обо всем позаботился, пока я искал золото с Лансом. — Он посмотрел на ошеломленного Баджа, который при этой похвале покраснел как рак.

— Вомбат?… Бадж? — воскликнул дядя Линк. — Вот это славно! Выходит, старик Гарри…

— А про меня молчок? — в негодовании крикнула Игги. — А разве не я их туда водила? Не я кусала носовой платок, чтобы не расхохотаться, когда они напали на этот след? Я хоть и не видела Гарри, а знала, что это он приходил туда, а вовсе не тигр. Как будто не я…

— Ты тоже умница, Игги. — Улыбка отца была как ясное солнце после мороза. — Но Гарри говорит, что это Бадж придумал, как провести янки.

— Так, значит, Гарри ходил туда со своим вомбатом, который оставил след? — спросил дядя Линк.

Стали обсуждать, как Гарри мог это проделать, принимая во внимание расстояние до озера, лунную ночь и все остальное. Только Бадж не участвовал в разговоре. Он в эти минуты был далеко, в Америке, и пытался оправдаться перед своим другом Рассом.

„Пойми, Расс, я вовсе не хотел тебя обманывать. Но я должен был это сделать. Иначе целая толпа людей стала бы гоняться за тигром, и тогда ему бы от них не спастись. Они увезли бы его из леса, и он умер бы в клетке, а потом они сделали бы из мертвого чучело, чтоб все ходили на него глазеть…“

— А ты, выходит, ничего не знал, Дэйв? — услышал он голос дяди.

— Сначала — нет. Ведь Бадж не должен был при них упоминать о тигре, но не послушался меня. Вот он и молчал потом. И все же я понял, что недаром он отправился к озеру — не такой он дурак. Я и навестил Гарри, когда мы вернулись…

„Значит, отцу все было известно!“

— Так вот за что они ему подарили фотоаппарат, — завистливо сказал Ланс. — Но что же они думают о нем теперь, когда узнали про обман?

„Я не мог иначе! — упрямо твердил про себя Бадж. — Я должен был так поступить. Расс меня поймет, Расс — он умный! Он понимает людей, но он не знает, что чувствуют звери. Вот потому-то я и не показал ему маленького утконоса…“

Да, утконосик! Ведь он почти забыл о нем!

— Если бы я все узнал раньше, Бадж не взял бы у них аппарата, — говорил отец сурово.

Но дядя Линк только рассмеялся.

— Они никогда не догадаются, что Бадж провел их. Никогда! — И он опять громко захохотал.

— Бадж заслужил подарок, — твердо сказала Крошка мама. — Он его честно заработал. Каждый день ходил с ними повсюду, все им показывал.

— Это верно, — согласился дядя. — А не отпустите ли вы его сегодня к нам, чтобы он мог испробовать аппарат? День самый подходящий.

— Да ведь рождество на носу. — Крошка мама со вздохом встала со стула. — Дети принесли зелень и даже не подумали поставить ее в воду. Кажется, только и будет украшений на этот раз что одна рождественская открытка. И вот они опять хотят убежать. Ну что ж, пускай… Молодость бывает только один раз в жизни.

— Постой! — Дядя Линк опять пошарил у себя в сумке и достал оттуда конверт. — Это тоже вроде поздравительной открытки, верно? Только не из Америки, а из Сиднея.

— От Расса!

Они обступили отца, который вскрыл конверт. В нем оказались три красивые открытки.

— Эти нам с тобой, женушка, — одна от Расса, одна от Дока… Очень мило с их стороны! А третья, — он повертел ее в руках, — видимо, Баджу.

— Я не могу разобрать почерка, папа. Прочти ты.

— Здесь написано только вот что: „Счастливого рождества, Батч! Занимаешься ли ты фотографированием? Не можешь ли прислать нам снимок крупного вомбата, чтоб был под стать слепку его большущей лапы? Док запасается иллюстрациями для лекций, которые он намерен читать, и твоя помощь оказалась бы весьма кстати. Приезжай как-нибудь в гости к нам в Америку. Расс“. И еще тут на полях приписка, что они тебе пришлют пластинки, чтобы снять вомбата.

— О, папа! — Бадж просиял. — Пойду принесу аппарат!

— Остановите его! — закричал дядя Линк, когда Баджа уже и след простыл. — Не может же он фотографировать вомбата, когда ему вздумается. Гарри будет недоволен.

Но Бадж думал не о вомбате, когда доставал свой аппарат.

— Пойдешь со мной? — застенчиво спросил он у Игги, встретив ее одну на дворе. — Я хочу снять такое, чего ты еще не видела. Вон туда пойдем! Он кивнул в ту сторону, где росла осока.

— Видишь ли, Бадж, Ланс только что звал меня с собой — он хочет искать золото в одном ручье, вон там. — Она указала на запад.

— Ну, Игги… — начал было Бадж жалобно, но вдруг выпрямился и повернулся к ней спиной. — Что ж, ладно, иди с Лансом.

— Постой, куда же ты? С Лансом я могу пойти и в другой раз. А ты что задумал? — Она побежала за Баджем, но он зашагал еще быстрее. — Что там такое, чего я еще не видела? Ну скажи, Барсучок!

Крошка мама, поднимаясь на травянистый пригорок, чтобы развесить на заборе мокрое белье, на миг оглянулась на залитую солнцем долину. Кто-то шел по тропе на запад. Подняв глаза, Крошка мама залюбовалась голубевшими вдали горами — у них был такой веселый, совсем уже летний вид, и только кое-где мелькал белыми пятнами не снег, а сверкающий кварц.

И на юго-востоке по широкой равнине тоже кто-то шел. Крошка мама приставила руку к глазам, чтобы лучше видеть. До нее доносился тихий голос мужа, мирно беседовавшего на веранде с дядей Линком. Да, по равнине шли двое, прыгая с кочки на кочку, как пара веселых кенгуру.

Неужели Игги пошла с Баджем, а Ланс в одиночестве?

Часть вторая ЧЕРТОВ ХОЛМ 1. БАДЖ ЕДЕТ УЧИТЬСЯ

— Ну… я, пожалуй, пойду, — неохотно пробормотал Бадж, стоя спиной к узкой тропе, которая через дремучий тасманский лес вела „на ту сторону“.

Да, Бадж Лоренни в первый раз отправлялся сегодня в школу. За все свои одиннадцать лет он не только никогда не был в школе, но даже не представлял себе, как она выглядит снаружи.

— Пожалуй, я пойду, — повторил он, все еще стоя лицом к западу (тогда как школа была в противоположной стороне) и глядя на мать растерянно, как потревоженный среди бела дня опоссум. Пальцы мальчика нервно сжимали веревку, которой обвязан был узелок с его пожитками, и несколько минут он и мать молчали. Потом мать поверх головы Баджа глянула туда, где отец навьючивал лошадей и выводил их на тропку.

Бадж был у нее самый младший, и Крошка мама втайне любила его больше, чем двух старших детей. Но вот и ему пришло время уехать из дому учиться. Она быстро оглядела его — от непокорной копны волос до тяжелых грубых башмаков, и взгляд ее задержался на этих башмаках.

Волосы она ему собственноручно подстригла, — правда, они и после стрижки торчали, как зубья отцовской пилы, но с ними больше ничего нельзя было поделать. Это огорчало ее так же, как печальное выражение его лица, и худые плечики, и острые коленки. Но тут она была бессильна. А башмаки — другое дело. Очень важно, чтобы башмаки у мальчика были приличные.

Эти башмаки перешли к Баджу от старшего брата, Ланса. Носки их так загибались, что Игги говаривала:

— Они все время смотрят на уродливую рожу Баджа.

Острый язычок Игги не щадил никого.

— Они больше не натирают тебе ноги, сынок?

— Нет, папа их подогнал, Крошка мама.

Бадж посмотрел на свои башмаки с аккуратными заплатами, нашитыми отцом. Так уж повелось в семье Лоренни: отец чинил всем обувь, а мать — одежду до тех пор, пока то и другое не изнашивалось вконец.

Да, Бадж смотрел на свои башмаки, но не видел их, — мысль, до сих пор смутно маячившая в его мозгу, сейчас вдруг стала необычайно ясной, и он почувствовал, что ему ужасно не хочется покидать родной дом, жить на ферме у дяди Линка и ходить оттуда в школу с двоюродным братом Сэмом и остальными дядиными детьми. Другое дело, если бы Игги была с ним. Но Игги рассталась с деревенской школой и уехала с Лансом в чудесный город Хобарт, где, по слухам, в окна вставлены стекла и люди спят в настоящих кроватях с ножками.

Уже заранее испытывая тоску по дому, Бадж откашлялся и поднял на мать умоляющие глаза:

— Ох, Крошка мама, я…

Договорить он не мог. Он отдал бы все на свете, все, что у него есть (то есть фотоаппарат), за то, чтобы отец сейчас ушел без него.

Мать, конечно, поняла. Она искала слов, чтобы как-нибудь утешить его.

— Там же с тобой будет Сэмми, сынок. Раз Игги уехала, тебе нужен товарищ, а Сэм как раз твой ровесник. У дяди большая семья, там и девочки есть, но с Сэмом тебе будет интереснее…

Крошка мама умолкла. Она никогда еще не произносила таких длинных речей, да и Бадж тоже был мальчик молчаливый и застенчивый. Они стояли и молча смотрели друг на друга, такие же неподвижные, как совы, когда хотят, чтобы их приняли за сухую ветку.

Донесся голос отца:

— Где же Бадж? Разве он не идет со мной?

Стайка горных попугаев прошумела в воздухе и с пронзительными криками взлетела на цветущий эвкалипт. Их перекличка нарушила тишину леса. Они стали клевать пахнущие медом цветы. Крошка мама овладела собой и сказала бодро:

— Иди, дружок, папа ждет тебя. Передай этот салат тете Флорри. И как только приедешь, перемени носки, не ходи в сырых… Дорогой смотри хорошенько под ноги — после дождей на тропе очень скользко.

Бадж только кивнул, хотя ему хотелось высказать все, что он думает. Он уже встречался с Сэмом несколько раз у реки Гордон, когда ходил с отцом за припасами, которые им доставлял к переправе дядя Линк. Баджу Сэм не нравился: двоюродный брат всегда давал ему понять, что он, Бадж, еще глуп, а это несправедливо — ведь Сэм младше его на полгода! Сэм же делал это на каждом шагу, и даже Игги, услышав раз его насмешки, посмеялась над Баджем.

Это было в тот раз, когда Сэм спросил, что он, Бадж, выбрал бы — большую кучу медных монет или одну серебряную монетку. А когда Бадж выбрал большие медные монеты, а не маленькую серебряную, Сэм чуть не лопнул со смеху.

Нет, не нравится ему Сэм. И смеется он как попугай. В другой раз он спросил, что лучше — фунт золота или фунт перьев? Ну, когда у тебя отец — бывший золотоискатель, то кое-что уже знаешь о золоте! И поэтому Бадж сперва сказал, что лучше золото. Но потом передумал, потому что он собирал где мог красивые перья и ему интереснее было бы иметь целый фунт перьев, чем фунт золота.

Сэм сначала сказал, что менять ответ нельзя. Потом — что можно. А в конце концов — что оба ответа Баджа неправильные. Ну, тут уж Бадж не вытерпел, ударил его кулаком в нос, и они подрались. Бадж до сих пор так и не узнал, какой же ответ правильный, и решил при случае спросить об этом Игги.

— Смотри, отец уже вывел Принца. Иди, сынок!

Бадж хотел сказать, что, если ему позволят остаться дома, он будет собирать вдвое больше хвороста, чем раньше. Но он ничего не сказал и, повернувшись, пошел к отцу, ступая по дороге во все лужи. Он и Игги всегда очень ловко перескакивали через лужи, но сейчас Бадж только сердито разбрызгивал ни в чем не повинную грязь.

Он вспомнил, как однажды нашел у реки необыкновенную зеленую лягушку, а Сэм отобрал ее у него и потом соврал, будто лягушка ускакала сама. Нет, Баджа вовсе не радовало то, что этот Сэм с его копной кудрей, торчащих на голове, как хохолок у черного какаду, будет теперь все время рядом.

Он подумал о Крошке маме: смотрит она ему вслед или уже ушла в дом и принялась за свои утренние дела? Оглянуться назад он не мог — Игги учила его, что настоящие мужчины, простившись, уходятне оглядываясь.

Крошка мама сказала ему только: „Иди, сынок“. Разве так прощаются?

„Да, — решил Бадж, — это и было прощание“.

И пошел дальше, хлюпая башмаками по грязи.

2. ПОЛОВОДЬЕ

Взбираться по скользкой тропе Зигзаг в сырую погоду было тяжело, хотя отец Баджа вот уже много лет „улучшал“ дорогу. В этот день, как всегда, он сделал остановку, едва только лошади добрались до вершины.

— Молодчина ты у меня, Принц! И ты тоже, Алмаз! — похвалил он взмыленных лошадей. — Ну, теперь отдых лошадям и мужчинам! Ведь у нас здесь работают только двенадцать часов в день, не то что в городе. Верно я говорю, Бадж?

— Папа, — возразил Бадж, оценив шутку отца, — вот ты только что сказал: „Ну, теперь отдых лошадям и мужчинам“. А разве я уже мужчина?

— Скоро будешь, сынок, скоро, скоро! — Отец не спеша достал плитку прессованного табака и бережно раскрошил его на своей загрубелой ладони. — Вот поучишься в школе, а там, глядишь, ты уже взрослый.

Помрачнев при слове „школа“, Бадж отошел в сторону, а отец принялся набивать и раскуривать свою трубку. Баджу не хотелось думать о будущем, об этой школе, ради которой его оторвали от того, что он знал и любил, от того, что составляло весь его мир. Он отошел к самому краю пропасти и стоял там, глядя через нее на долину.

Вообще-то Бадж очень не любил смотреть вниз с высоты, хотя и старался скрыть это от Игги. Но сегодня он был так поглощен своими мыслями, что ему ничуть не было страшно. Солнце играло внизу на загородках и срубленных деревьях, на глянцевитых толстых листьях. Зелень там была всех оттенков. Чужой, глядя отсюда на долину, мог подумать, что это только дикая тасманская природа, но Бадж различал и малинник в саду, и кусты смородины, и серо-зеленую крышу их дома, и нежную зелень огорода, такую непохожую на зелень растущих в долине папоротников.

Почуяв крепкий запах табака, он понял, что отец стоит у него за спиной.

— Смотри не поскользнись, сынок, а то полетишь и очутишься дома скорее, чем рассчитывал. Видишь там горы? Видишь тот зубчатый холм? Из нашей долины его не видно, но я там побывал однажды, когда искал золото. А на склоне две белые полоски, как заячьи хвостики. Они бывают только после сильных дождей.

— Почему, папа?

— Это вода течет вниз. Должно быть, на вершине от дождей разлилось озеро. Мне не довелось подниматься так высоко, и я его не видел. Когда я в первый раз пришел туда, там разлегся на солнце старый сумчатый волк. Его с давних времен называют „тасманский дьявол“ или „тасманский черт“, поэтому я и холм окрестил „Чертов холм“. Под ним лежит долина, но я туда не ходил. Может, там хорошие пастбища, — размышлял вслух отец. — Вот бы развести там побольше скота. Как-нибудь отправимся с тобой туда на разведку. Вдвоем — я и ты, сынок.

На миг Бадж просиял, но затем опять насупился и буркнул:

— Да меня-то здесь не будет. Я же буду в школе.

Отец повернулся, выколотил трубку о камень.

— Ну, однако, пора в путь. Если долго стоять тут и ныть, ты в эту школу не попадешь: дяде Линку и Сэмми надоест дожидаться нас у Проволоки, и они вернутся на ферму… — Заметив, как блеснули глаза у Баджа, отец добавил: — А тогда нас не подвезут в дядиной машине и придется идти пешком.

Бадж шагал по тропе, не говоря ни слова. Отец крикнул: „Ну, вперед!“ — и Принц и Алмаз поплелись дальше.

Когда они сходили в глубокие мокрые низины, перевалив через лысые верхушки гор, воздух там был жаркий и влажный. Бадж шел голый до пояса, а отец только расстегнул ворот своей серой фланелевой рубашки и сказал:

— Лучше жара, чем сырая погода, когда тебя поедом едят комары, клещи, пиявки и прочие кровопийцы.

После недавних гроз везде лежали вывороченные с корнями или сломанные деревья, а все ручейки превратились в бурные реки. По временам даже отец останавливался в растерянности, а Бадж был просто уверен, что они заблудились, потомучто нигде не было зарубок на деревьях, да и самих деревьев не было видно.

Однако отец, постояв с минуту и почесав большим пальцем подбородок, указывал на зеленую стену леса перед ними и говорил:

— Дорога там, сынок.

— А не лучше ли нам сегодня обойти лес, папа?

— Может, и лучше, но я ничего не люблю откладывать. Если нужно срубить дерево, руби его, пока зелено. Достань-ка топоры, Бадж. И лучше надень опять рубаху — вон у тебя на плече уже сидит пиявка и хочет напиться крови.

Казалось, дороге не будет конца. Но через некоторое время они увидели перед собой самую большую из здешних рек — Гордон. В эту пору года ей полагалось бы так обмелеть, чтобы можно было переходить ее вброд, на самом же деле она превратилась в бушующий поток, и посреди него, как соломинки, неслись упавшие деревья.

— Видно, тут прошли сильные ливни! — крикнул отец, стараясь перекричать оглушительный шум воды. — Хоть бы проволока оказалась цела!

Они привязали лошадей, как обычно, к дикой вишне и побежали туда, где лес расступался и можно было увидеть переправу. Обе проволоки были на месте, но плывшие по реке большие деревья почти задевали нижнюю.

Да, река превратилась в мощный поток! Посредине вода была покрыта большими коричневыми пузырями, и они неслись так быстро, что Бадж не успевал уследить за ними. На берегах от зеленых зарослей теперь ничего не осталось, везде валялись обломки деревьев, бревна и всякий мусор, повсюду царило опустошение. Но отец Баджа смотрел только на проволоку, этот свой мост, дорогу к ферме брата, во внешний мир.

— Здорово наша речка разлилась! — заметил он с гордым удовлетворением, когда убедился, что проволока на месте.

— А дяди Линка и Сэма нет на том берегу, — сказал Бадж.

— Ну что ж, зато проволока цела, — отозвался отец.

3. ПЕРЕПРАВА

Да, проволока была цела и невредима, так что отец совершенно успокоился, но Бадж посматривал на нее боязливо: она казалась непрочной, как паутина, низко повисшая над стремительными бурлящими волнами. При мысли, что придется перебираться с кладью на спине по этой проволоке, у Баджа вдруг перехватило горло и он посмотрел на гребни блестящей желто-бурой пены.

— Ишь ты, похоже на жженый сахар, из которого мама делает тянучки! — сказал он вслух (говорить сейчас можно было что угодно, шум воды заглушил бы даже крики).

Это сравнение придумала как-то Игги. Будь она здесь, они вдвоем непременно стали бы с риском для жизни подгонять длинными палками к берегу островки пены. Может, Сэм заменит Игги? Но Сэма на берегу не было.

— Гляди, какой затор! — крикнул ему отец в самое ухо, указывая на скопившуюся выше по течению груду бревен. — Ну-ка, сними с Принца веревку и неси ее сюда, сынок, сейчас я его расчищу.

Отец завязал веревку на конце петлей, превратив ее таким образом в лассо, и принялся за дело. Он велел Баджу не ждать, а перебраться по проволоке на другой берег, на просеку, где дядя Линк всегда ставил свой грузовичок, и сказать дяде, что он сейчас придет.

Бадж дошел до проволоки, но остановился и взбираться на нее не спешил. Он устал, его страшила предстоящая переправа. Кроме того, было интересно смотреть, что делает отец… В первый раз веревку не удалось накинуть на бревно, во второй — тоже, и притом отец, чуть не упав, очутился до колен в воде.

Бадж внимательно смотрел на его усилия, а у самого лицо расплылось в улыбке. К несчастью, отец это увидел.

— Марш на тот берег! — заорал он на Баджа. — Не то я тебе сейчас покажу!

Бадж торопливо ухватился за верхнюю проволоку и ступил на нижнюю. Затем, передвигая руки и ноги, стал перебираться бочком, стараясь не думать о яростно бурлившей под ним мутной воде.

Добравшись до середины реки, он почувствовал, как под тяжестью его тела и груза на его спине обе проволоки провисают всё ниже. Под ним бурлил головокружительный водоворот… Но он вовремя подтянулся, отогнал мучительный страх и миновал самое опасное место. Он надеялся, что Сэм не наблюдает за ним.

Крепко зажмурив глаза, он одолел остальную часть пути и сошел у дерева на другом берегу.

Повернувшись спиной к реке, шум которой оглушал его, он стоял среди папоротников и боролся с тошнотой. Он не знал, что отец уже здесь, пока не услышал его голос:

— Молодец, сынок! Несладкое это дело — переправа в такое время.

В устах отца это была величайшая похвала, и Бадж, невольно выпрямив плечи, пошел за ним по извилистой тропинке, почти заросшей и скрытой папоротниками. Тропинка упиралась в просеку, где дядя Линк грузил на свою машину срубленные стволы.

— Здорово, дядя! — крикнул Бадж. — А где же Сэм?

Дядя перестал работать и стоял, ожидая, пока они подойдут: он всем своим видом показывал, что не намерен напрягать голос, чтобы перекричать рев реки. На нем была такая же серая фланелевая рубашка, как на отце, застегнутая у ворота запонкой, и позеленевшие от ветхости штаны, стянутые в поясе тонким ремнем, а за ремень была заткнута, как кинжал, его старая трубка. Худое лицо дяди, сморщенное, как сухой лист, часто улыбалось. И даже когда он был серьезен, в глазах его мелькали веселые огоньки. Не отвечая на вопрос Баджа, он приветствовал его дружеским кивком.

— Ну, Линк, как дела? — спросил отец, сняв с плеч свою ношу.

— Неважно, Дэйв. Флорри опять расклеилась.

Бадж знал, что сейчас начнется бесконечный, скучный разговор о слабом здоровье тети Флорри и, как выражалась Игги, „о последних новостях прошлого года“.

— А Сэм разве не приехал с тобой? — снова спросил он у дяди.

— Сэмми нет на ферме, он вот уже несколько недель в городе. Должен вернуться к началу занятий. Ну что, нравится тебе переправа через старушку Гордон во время паводка, а, Бадж? — сказал дядя, лукаво подмигивая.

Бадж подумал о Сэме — как тот ответил бы на его месте? Наверно, самоуверенно вскинул бы кудрявую голову, как тогда, когда хвастал своим уменьем перетаскивать по проволокам тяжелый груз. Бросив на землю узел, Бадж враскачку подошел к дяде и сказал, подражая Сэму:

— Ну, не так уж это страшно, дядя. Могло быть хуже. Все сошло отлично.

— Ага! Очень рад, что тебе это доставило удовольствие, племянничек. Можешь теперь вернуться назад той же дорогой.

— Как это — вернуться? — ахнул Бадж, но тут же решил, что дядя, по своему обыкновению, шутит, и на этот раз очень неудачно. При одном упоминании о проволоке он живо вспомнил, как ужасно она качалась и погружалась в воду, и снова почувствовал тошноту и головокружение.

— Да, да. Везет же некоторым мальчикам! Можешь вернуться домой, конечно после того, как отдохнешь немного.

— Что это значит, Линк? — спросил отец, кроша табак.

— Занятия в понедельник не начнутся: эпидемия коклюша. Школа закрыта, и мы не пускаем наших ребят к другим детям. Жаль, что Сэма нельзя пока оставить в городе, но не могу же я держать его там вечно… Да, трудно придется Флорри, когда все дети будут не в школе, а дома…

— Значит, мне не нужно пока ходить в школу, папа? — перебил его Бадж.

— Ты же слышал, что сказал дядя.

Отец сосредоточенно набивал трубку. Наступило долгое молчание: отец думал. Но вот он закурил, затоптал брошенную спичку и повернулся к брату.

— Раз так, — сказал он, — мы могли бы забрать Сэма к себе на недельку-другую. И у Флорри было бы меньше забот. Но поскольку Сэма нет…

Дядя Линк шлепнул себя по ляжке.

— А может, возьмешь его в конце месяца, Дэйв, когда мы привезем к реке припасы для вас? Согласен? Конечно, только в том случае, если у нас никто из ребят не заболеет коклюшем. А к концу месяца это выяснится. Честное слово, ты нам очень поможешь. И я уверен, что Бадж будет рад товарищу.

Бадж промолчал. Как он уже сказал матери, ему не нравился Сэм. Но… хорошо бы все-таки пойти сейчас с ним к реке и проверить, кто из них сможет пригнать к берегу больше „жженого сахара“. И потом — авось в гостях Сэм не будет таким хвастуном и задирой, как здесь, у реки. Но решится ли отец взять Сэма? Он ведь не хочет, чтобы кто-нибудь знал, где они живут.

Словно отвечая на его мысли, дядя Линк сказал:

— Сэм никому не скажет, где он был. Об этом уж я позабочусь, Дэйв. Он все-таки парень с головой, мой Сэмми. Правда, слишком много о себе думает. Что поделаешь, когда его мамаша всю жизнь носится с ним, как курица с яйцом. Притом он намного старше остальных ребят. Брон — девочка, и он командует ею, близнецы еще совсем маленькие, да и Сальви недалеко от них ушла. А когда с ним рядом будет мальчик его возраста, Сэм станет вести себя как следует.

Как будто сожалея о своем необдуманном приглашении, отец сказал:

— Ну, до каникул Бадж не нуждается в товарище, а на каникулы приедет Игги. Верно, сынок?

Но, к удивлению отца, а еще больше к своему собственному, Бадж вдруг горячо воскликнул:

— Ах, папа, мне бы очень хотелось, чтобы Сэм приехал к нам!

— Вот как? — Отец тихонько поскреб большим пальцем подбородок и переглянулся с дядей Линком. — Ну, значит, это дело решенное, Линк… Если никто не заболеет. А теперь давайте закусим.

Они присели отдохнуть, прислонясь к поваленному бурей дереву, и с наслаждением уплетали привезенные с фермы бутерброды с холодной телятиной в томате.

А река шумела, и теперь шум ее звучал музыкой в ушах Баджа — он ведь возвращается домой! Даже переправа по проволоке — пустяки, когда идешь не от дома, а к дому. Полная луна, которая будет сегодня освещать им путь, станет убывать день за днем, потом родится новый молодой месяц и станет в свою очередь полной круглой луной, прежде чем ему, Баджу, придется снова подумать о школе.

А еще до этого приедет Сэм… Да, Сэм в гостях, наверно, будет вести себя лучше.

4. НЕСЧАСТЬЕ

Крошка мама приняла новость спокойно.

— Бедная Флорри! — сказала она за завтраком. — Мы должны помочь ей чем можем. Для такой больной женщины достаточно и хлопот с близнецами, а у них там еще малышка Сальви — ей и пяти нет. Хорошая она девочка, Дэйви?

— Когда я в прошлый раз приезжал на ферму, она была похожа на маленького пони с челкой, свисающей на глаза. Славная девчонка. Ей дали молоточек, и она вколачивала гвозди в доску. И каждый раз, как угодит не по гвоздю, а по пальчику, говорит с удивлением: „Больно!“ Но молотка не бросает и снова колотит им. Бац — „больно!“ Бац — „больно!“ Ну и номер это был, скажу я тебе!

— Девчурка, видно, боевая! А как тебе понравилась старшая, Брон?

— Та вечно орет и плачет. Ею, кажется, все помыкают. И вид у нее такой, будто она всего боится. Худенькая, как горная ящерица, и шныряет повсюду так же быстро.

— Ну теперь я понимаю, почему Сэмми рад, что у него будет товарищ. — Мать через стол с улыбкой посмотрела на Баджа, а тот грыз поджаренный хлеб и жадно слушал разговор старших. Для него было новостью, что Сэм рад погостить у них, но высказать это вслух он не мог — рот у него был набит. Баджу уже хотелось, чтобы поскорее наступило новолуние — тогда приедет Сэм.

— Когда я его видела, он обещал быть таким же рослым, как его отец, — продолжала Крошка мама. — Голубоглазый, улыбчивый, с черными кудрями. Неудивительно, что он любимец Флорри. Она его называет „светлая голова“.

— Ах, Крошка мама, какая же светлая, если волосы у него черные? — возразил Бадж. — Двухцветный он, что ли?

— Так говорится про умных людей, сынок, — пояснил отец. — Мама хочет сказать, что тетя Флорри больно уж носится со своим любимцем. — Он протянул руку за второй кружкой чая и добавил: — А Сэм для своего возраста хорошо сложен. Он крупнее и крепче, чем наш Бадж.

— Зато я старше, — поспешно напомнил ему Бадж.

Крошка мама внимательно посмотрела на него сквозь пар, поднимавшийся от чайника.

— Верно, сынок, ты старше, и этого никто не может у тебя отнять, — сказала она.

Странная вещь: теперь Баджу дома все нравилось меньше, чем прежде, он пытался на все смотреть глазами Сэма. От Игги он знал, что там, за рекой, каждый день едят мясо, а здесь, дома, его ели только тогда, когда отец убивал какого-нибудь зверя на охоте или в западню попадалась кенгуру. Там у них были всякие фрукты, здесь же и малина и клубника уже кончились, а фруктов не было вообще. На ферме у дяди сливки не сходили со стола, из них не сбивали масла, — это Бадж слышал от отца. А Крошка мама старалась сбить как можно больше масла и солила его на зиму, потому что зимой молока не было: лучший друг семьи, корова Баура, покидала их, ее отправляли на ферму, где она рожала теленка и возвращалась только весной.

Конечно, здесь есть Наррапс, и на нем они с Сэмом смогут кататься по очереди. Но куда же они будут ездить? Он, Бадж, больше всего любит забираться в глубь леса, туда, где бывал только отец, находить скрытые родники или ущелья между скал, которых даже отец не видел. Доставит ли это удовольствие Сэму?

— Что же ты, сынок, уставился на меня, как змея на птичку?

— Нет, папа, ничего, я просто задумался.

— А ты бы лучше принес дров для матери, пока дождя нет.

Каждый день ждали дождя, но сильные дожди бывали редко. Отец говорил, что, видно, весь запас воды в тучах иссяк во время тех ливней, от которых разлилась река Гордон.

Вечера стояли светлые, чудесные, тишину нарушали только жуткие крики сов, да однажды донесся хриплый рык „тасманского дьявола“ — волка, охотившегося далеко среди холмов.

Каждый вечер после ужина Бадж ускользал из дому, чтобы поглядеть на луну, — ведь в доме Лоренни не было календаря, на котором он мог бы вычеркивать числа карандашом. Полная луна с каждым вечером убывала, таяла, как тает лед в ведре, и скоро стала выходить на небо так поздно, что Бадж ложился спать, не дождавшись ее.

И вот в один темный вечер, до восхода луны, когда Бадж уже спал, случилось нечто, омрачившее их жизнь.

Баджу снилось, что они с Сэмом ловят лягушек, у которых кожа вся в серебряных звездах. И вдруг лягушки взревели громоподобными голосами, и этот гром оказался голосом отца, который кричал через стену:

— Слышишь, сынок, где-то большое дерево свалилось! Хочешь, пойдем посмотрим.

Еще в полусне Бадж сунул ноги в башмаки, кое-как накинул одежду и вышел за отцом в прохладную ночь.

— А почему оно упало, когда нет ветра? — спросил он.

— Понять не могу! Быть может, те грозы, что бушевали с месяц назад, расшатали его корни. Но… в такую ночь! — Отец кивком головы указал на крупные звезды и всю мирную картину вокруг. — Фонарь нам, пожалуй, не потребуется — ведь у тебя глаза в темноте видят как у кошки. Пошли!

Широко шагая, отец пошел на юго-восток. Раз он приостановился, чтобы Бадж мог его догнать, и сказал:

— Оно упало где-то около того места, которое мы огородили для старушки Бауры.

— Ой, а вдруг оно повалило нашу загородку?

— Оно могло наделать еще больше бед, — хмуро отозвался отец.

Скоро они почуяли запах эвкалипта, а потом увидели на земле его ствол и яму на том месте, где он раньше стоял. Несколько деревьев поменьше были выворочены с корнями и свалились вместе с ним.

— Загородку он поломал, — сказал отец, когда они осмотрелись, — но, к счастью, упал так, что завалил пролом. Могло быть хуже.

Однако случилось самое худшее: от падения эвкалипта пострадала Баура. Он ее не задавил, но обрушился на сарай, где она стояла, и теперь она была зажата под огромным суком.

— Найдешь дорогу домой, сынок? Тогда беги принеси топор, — сказал отец решительно, тщетно попробовав сдвинуть с места верхушку эвкалипта, лежавшую на сарае. — Авось, пока ты сбегаешь, мне все-таки удастся сдвинуть хоть часть тяжести. Объясни маме, что случилось.

Уходя, Бадж слышал, как старая Баура жалобно мычала. По дороге он даже поплакал, думая о ней, и вовсе не стыдился этих слез. Бадж вспомнил, что ее последняя телка, которой был уже год, убежала и пропала в лесу, — отец решил, что ее там ужалила змея. Так что другой коровы у них уже не будет. Ох, нельзя, чтобы она умерла!

— Я так и знала! — вскрикнула Крошка мама, когда Бадж прибежал домой. — Я вдруг почувствовала, что дерево задавило нашу бедную Бауру, и собиралась идти туда.

Мать действительно была уже одета. Они взяли топор и еду, а по дороге набрали ведро воды из ручья.

У отца лицо было какое-то странное, оно казалось совсем белым в свете звезд. Он стоял на четвереньках, подпирая спиной большой сук упавшего эвкалипта, чтобы он не всей тяжестью давил на корову.

— Не надо, Дэйв! Это уж слишком! — крикнула Крошка мама.

— Вы обрубите… несколько сучьев… пока я буду удерживать его… — задыхаясь, с трудом выговорил отец.

Бадж уже представил себе, как он работает топором, но мать опередила его. Уступив ей топор, он пробовал помочь отцу, подлез под ветвь, чтобы принять и на себя часть тяжести, но вздрагивал и жмурился при каждом ударе топора, который, врезаясь в дерево, заставлял несчастную Бауру мычать еще жалобнее.

Потом топор взял отец. Баура скоро была освобождена и уже пыталась подняться. Ей помогли встать, но видно было, что ноги ее не держат.

— Может, ей попить хочется?

Бадж взял ведро с водой и сунул ей под морду, а отец с матерью поддержали Бауру. И все обрадовались, когда она не только напилась, но даже поела немного отрубей из мешка.

— Ну, папа, если она ест, значит, все в порядке, — сказал Бадж, когда корову осторожно уложили опять на землю.

— Посмотрим. Оставим ее здесь до утра. Конечно, доить не будем. И рано утром придем взглянуть, как она. А теперь нам всем надо соснуть.

— Раз молока не будет, чем же кормить Тикки? — сокрушался Бадж.

Тикки был его новый любимец, детеныш опоссума, упавший с высокого дерева, — вероятно, его мать схватил ястреб. Бадж уже научил его лизать варенье маленьким язычком и пить молоко — пока это составляло единственную пищу Тикки.

Крошка мама отозвалась непривычно суровым тоном:

— Не одному только Тикки плохо придется, если наша Баура… — Она отвернулась, не договорив.

Когда они шли домой, золотой серп луны всплыл над вершиной темного холма.

5. СЛЕДЫ КОПЫТ

Бадж проснулся, когда солнце только-только еще осветило Три кулака. Дома никого не оказалось, стол был не убран после завтрака, а на огне грелась его каша.

Поев и умывшись, Бадж налил в крышку от жестянки вчерашнего молока и пошел к ящику, где жил его любимец. Тик-ки вылез из своего теплого гнездышка и, быстро пробежав по плечам и руке Баджа, принялся жадно лакать молоко.

— Ай, как щекочут твои коготки! — сказал ему Бадж. — Хорошо, что тебе по вкусу это молоко, больше нечего тебе дать. Попробуй еще съесть кусочек лепешки, с которой ты слизал варенье, озорник. А потом я тебе принесу пожевать молодых листьев.

Он вышел из дому, чтобы идти на выгон, где они оставили Бауру, но увидел, что родители возвращаются уже оттуда, и еще издали закричал:

— Ну как она, наша старушка?

Солнечным утром всякая беда кажется не такой страшной, как ночью, и теперь Бадж был уверен, что Баура поправится.

— Пока неважно, — отрывисто сказал отец. — Пойдем вытащим санки и привезем ее на них домой, здесь выхаживать ее будет легче.

Они вытащили самые большие санки, сделанные из развилистого ствола. Отец начал связывать жерди, а Бадж с матерью набивали мешки листьями папоротника, чтобы положить их сверху, тогда корове мягче будет лежать.

— Привести Принца? — спросил Бадж, когда все было готово.

— Нет, погоди, сынок. Сначала надо решить, куда мы ее поместим.

За домом между двух деревьев была прилажена прочная перекладина, на которую отец обычно вешал мешки с мясом, если охота была удачной. И вот над этой перекладиной он теперь соорудил навес из коры и подвесил к ней что-то вроде веревочного гамака.

— А это зачем, папа?

— Чтоб ногам было легче держать ее, сынок. Я не знаю толком, что у нее повреждено, но так ей будет удобнее.

Крошка мама высунула голову в отверстие, заменявшее окно.

— Уже поздно, — сказала она. — Пожалуй, сначала пообедаем, а потом уж пойдем за Баурой.

Уныло возвращались они в этот день с луга домой. Оказалось, очень нелегко взгромоздить Бауру на сани, а потом сдвинуть их с места. Принц не мог один с этим справиться, пришлось привести еще и Алмаза.

Вел лошадей отец, а Бадж и мать шагали сзади, следя, чтобы сани не занесло в сторону. Уже смеркалось, когда они добрались до дома. И, несмотря на сильную усталость, пришлось им втроем всей тяжестью налечь на веревку и так дюйм за дюймом поднимать Бауру.

В конце концов корову подвесили в гамаке так, что ноги ее касались земли, но не несли на себе тяжести тела.

— Можно увести Принца? — со вздохом спросил Бадж, жаждавший отдыха.

— Да. Теперь покормим ее, и ей станет лучше.

Все трое смотрели, как корова подбирает языком лакомую еду из старой цинковой лоханки, и уверяли друг друга, что она непременно выздоровеет.

— Иди распряги лошадей, — сказала наконец Крошка мама Баджу. — Чай готов.

Бадж пошел, но когда вернулся, то уже не мог есть от усталости. Он выпил чаю и лег спать. Засыпая, он слышал сквозь стенку, как отец говорил:

— Завтра ты, женушка, будешь присматривать за Баурой, а мы с Баджем пойдем с утра к упавшему дереву. Хочу разрубить его, покуда оно зелено, и привезти сюда на санках — вот и будет запас дров на зиму.

— Не лучше ли подождать, пока приедет Сэмми и поможет вам? — предложила мать.

Бадж поднял голову с подушки и с волнением ждал, что ответит отец.

— Нет, нельзя. Пришлось бы ждать целую неделю, а дерево рубить тем легче, чем оно зеленее.

У Баджа снова ёкнуло сердце. Значит, еще больше недели ждать Сэма! И к тому же еще неизвестно, приедет ли он.

— Постой, сынок! Пилу надо держать вот так, как я, — говорил отец, стоявший у другого конца дерева. — Не налегайна нее, а только тяни на себя… Вот так… Ну-ка еще раз…

Жж-жж, — монотонно жужжала пила, и скоро Бадж перестал замечать время.

— Стоп! — снова крикнул отец. — Старайся, чтобы она у тебя шла легко и плавно. Не надо так надрываться.

Бадж почувствовал, что сейчас он просто ненавидит отца, который не перестает твердить: „Ровнее держи, тяни!“, „Ровнее держи, тяни!“ — в такт движению пилы вперед и назад. Он уже не знал, утро сейчас или день, солнце или ветер. Ныла спина и оглушал визг пилы: жж-жж.

Наконец отец крикнул:

— Стой, мы его распилили! Вытаскивай пилу, живей!

Огромный ствол эвкалипта задрожал, закряхтел, но еще не распался пополам. И снова Бадж скользкими от пота руками схватился за деревянную рукоятку пилы.

— Не надо! — Отец утер лицо. — Теперь пустяки остались. Я дорублю топором.

Бадж разогнул спину и осмотрелся. Мир, медленно кружившийся перед его глазами, вдруг стал на место, и он увидел, что сегодня прекрасный, солнечный день и пора кипятить воду для чая. Сколько же часов или дней они распиливали это старое дерево?

— Может, мне привезти сюда санки, когда напьемся чаю? — спросил он. Ему хотелось прокатиться в санках, которые повезет Принц.

Отец помолчал, кладя сахар в кружки с чаем, потом ответил:

— Нет, на сегодня, пожалуй, довольно. До того как везти дрова домой, мне надо еще принести клиньев и наколоть их. Дадим лошадям отдохнуть, — видишь, скоро полнолуние и через пару дней придется вести их к переправе за припасами.

Бадж улыбнулся, опершись о своего врага — кусок распиленного ствола. Жизнь опять казалась ему прекрасной.

— Да, здорово я тебя заставил поработать. Ты, может, уже жалеешь, что не пошел в школу? — спросил отец с лукавым огоньком в глазах.

Но Бадж весело покачал головой, — ведь тяжелая работа, от которой ломило спину, и нелепое раздражение против отца, и злость оттого, что приходилось все время поспевать за пилой, — все было уже позади. И он испытывал чувство глубокой благодарности к отцу и большую гордость.

— Не думаю, чтобы Сэм мог распилить это старое дерево, — сказал он лукаво.

— А мы его привезем сюда и заставим попробовать, ладно? — со смехом сказал отец. — Надо же дать ему возможность показать себя!

Ушли они домой не сразу, сперва надо было аккуратно сложить поленья штабелями, а зеленые листья Бадж собрал в кучу посреди загона.

— После дождей, когда нечего будет бояться лесного пожара, мы как-нибудь вечером придем сюда и разведем хороший костер, — сказал отец.

Он, по-видимому, хотел развлечь Сэма, который, наверное, никогда еще не видывал, как пылает большой костер, как трещат в огне, словно фейерверк, зеленые листья эвкалипта, распространяя чудесный аромат смолы. Бадж как раз тащил к собранной куче большую ветвь, когда отец крикнул ему с того места, где раньше лежала Баура:

— Иди-ка сюда, сынок, скорее!

— Что, змея? — откликнулся Бадж, отыскивая глазами хорошую палку, так как отец рассматривал что-то на земле.

— Нет, нет. Это… да иди же погляди сам! — Отец уже стоял на коленях.

Когда Бадж подбежал, спотыкаясь в своих больших башмаках, отец резко приказал ему „смотреть под ноги“.

— Следы, понимаешь? Не наступи на них! Они похожи на следы Бауры, но это не ее, — ведь бедная старуха вот уже больше недели стоит под навесом. Смотри!

Бадж со страхом рассматривал следы.

— Значит, стадо разбежалось? — предположил он.

— Нужно проверить, не нашли ли они пролом в загородке. Но если бы стадо и выбежало, так всё разом. А тут одиночные следы… Они ведут сюда и отсюда… Ей-богу, я не удивлюсь, если окажется, что это…

— Что, папа?

— Ну, пока не будем гадать, послушаем сначала, что скажет мама.

— Ох, папа!

— Пойдем приведем ее сюда.

6. СТАРАЯ ЛУНА НА УЩЕРБЕ — ЖДИ НОВОЙ

Домой они пришли, когда солнце уже закатывалось и вся западная сторона неба пылала алыми огнями. Крошки мамы дома не оказалось, не было ее и под навесом около Бауры.

Наконец Бадж разыскал ее в дальнем конце огорода. Она собирала в ведро созревшие помидоры.

— Хорошо, что ты пришел, — сказала она, выпрямляясь. — Смотри, как скоро они поспели. А все благодаря солнечной погоде. Надо их снять до заморозков.

Но Бадж смотрел на помидоры с отвращением, хотя они цветом соперничали с пламенем заката.

— Тикки не ест помидоров, — сказал он.

— Для Тикки я дала тебе целую жестянку порошкового молока, и теперь самим придется обходиться без него, пока дядя Линк не привезет новый запас. Я думаю о том, чем накормить семью, а вовсе не Тикки.

— Но ведь у нас уже были на завтрак помидоры. Неужели и на ужин опять то же?

— Да. Скажи спасибо и за это. Если Баура не будет давать молока, просто не знаю, что делать. А папа целыми днями в лесу заготовляет дрова, ему некогда поохотиться и добыть нам мясо кенгуру… Ну, раз уж ты пришел, накопай-ка картошки, — добавила мать, указывая на воткнутую в землю лопату.

— Ах, Крошка мама, знаешь, что мы с отцом видели? Пойдем туда, посмотри сама. — И он рассказал ей о коровьих следах.

Крошка мама так заинтересовалась, что даже бросила свою работу.

— Сегодня уже поздно, дружок, солнце садится. Мы ничего не разглядим на земле. Но очень возможно, что это…

— Что возможно, Крошка мама? Отец не захотел мне ничего объяснять. Скажи ты!

— Если это следы маленьких копыт, таких, как у Бауры… Помнишь, у нее была телка, которая убежала в лес, когда ее гнали на дядину ферму? Пестренькая телушка… — Мать говорила тихо, как бы про себя. — А пестрые коровы дают всегда много молока… Ох, Бадж, я сейчас молилась… Я говорила богу: не люблю ничего просить, но, если Баура умрет (а незаметно, чтобы она поправлялась), нам будет очень трудно — особенно теперь, когда еще и Сэмми приедет…

— А почему Сэмми не может есть картошку и помидоры? Разве у него дома их не едят? — с живостью перебил ее Бадж.

Мать посмотрела на него, словно удивляясь тому, что он еще здесь, и сказала:

— Беги отнеси Бауре эту ботву. А отцу скажи, что я скоро приду.

В этот вечер они после ужина засиделись позднее обычного у камина и принялись обсуждать случившееся.

— Не забывайте, что скоро полнолуние, — сказал отец. — Только два дня осталось, а потом надо идти к переправе.

— Знаю, — отозвалась мать. — Если решим взять в лес лошадей, то надо идти уже завтра, чтобы лошади успели хоть денек отдохнуть. Давай встанем завтра пораньше, Дэйв, и пойдем осмотрим следы, а потом и загородку — нет ли где пролома.

— А можно мне ехать на Наррапсе? Ему же не нужно отдыхать, потому что он не пойдет к переправе.

— Нет, Бадж, тебя мы оставим здесь — присматривать за Баурой. Нельзя уйти из дому всем, а вдруг бедной корове станет хуже!

— И почему ты думаешь, что Наррапса мы не возьмем с собой к реке? — добавил отец. — Ведь нужно будет привезти сюда твоего двоюродного брата Сэмюэля.

И вот наутро Бадж остался стеречь дом, а родители двинулись на восток, навстречу солнцу, которое только что взошло над вершиной Трех кулаков.

Бадж выпустил Тикки из ящика, умылся, привел все в порядок и, когда маленький опоссум уселся на спинке отцовского кресла, рассказал ему все новости.

— Понимаешь, Тикки, остался только сегодняшний день и завтрашний, а потом мы пойдем к переправе за Сэмом. Ко нечно, может случиться, что у Сэма коклюш и он не приедет.

Но если он приедет, то всего через два дня! Осталось ждать сегодня и завтра.

Он накормил Тикки, поставив его на стол, а пока тот ел, вычистил его ящик и положил туда свежих листьев. Потом перенес Тикки в ящик, плотно закрыл крышку, а сам пошел проведать старую Бауру.

Тощая, с торчащими ребрами, она, как всегда, уныло висела на своих веревках; спина ее была прикрыта мешковиной, а головой она уткнулась в жестяную лоханку с кормом. „Странно, я до сих пор не замечал, что у нее так торчат кости“, — подумал Бадж.

— И почему ты такая худая стала, старушка, ведь ты не перестаешь есть? — сказал он Бауре, с огорчением глядя на нее. Он все еще не сомневался, что она оправится, раз ест с аппетитом. Но сейчас ему вспомнились слова отца: „Еда, кажется, ей не впрок“.

Да, сколько она ни ела, а была тощая. Может, корм слишком сухой, и ей нужен свежий, более сочный? Подумав так, Бадж побежал нарвать осота и другой зелени на огороде.

Когда он вернулся, Баура уже перестала есть. Он насыпал ей сорванную зелень в лохань, но она смотрела на еду равнодушно и не дотрагивалась до нее.

— Может, воды? Пить тебе охота?

Он принес ведро свежей воды из ручья. Баура опустила морду, словно понюхала воду, но только тихо замычала и не выпила ни капли.

— Послушай, Баура, я не знаю, чего тебе еще надо. Жаль, отца нет дома. Может, веревка под брюхом слишком туго натянута?

Встав на старую корзину, он оттянул веревку, и ему удалось ослабить ее, так как Баура сильно отощала. Но затем он пожалел, что сделал это, — веревка соскользнула и он не мог снова натянуть ее.

На душе у Баджа становилось все тревожнее — Баура беспрерывно мычала.

— Но что же я могу сделать? — спрашивал мальчик сквозь слезы. — Ты не ешь, не пьешь, не можешь стоять на ногах. Ох, хоть бы поскорее они воротились!

День тянулся медленно, корове не становилось лучше. Бадж принес ей с огорода капусту, которую мать берегла к воскресному обеду, но Баура ее и не понюхала.

— Ну хоть листочек съешь, — просил ее Бадж. — Тебе надо много есть, чтобы окрепнуть. Ведь ты же не хочешь помереть, правда?

Он унес капусту в дом и побежал по тропе к лесу — посмотреть, не идут ли отец с матерью. Бегал он туда раз десять, хотя и знал, что нечего ждать их так рано: попросту хотелось уйти от стонов Бауры. И вот наконец, когда он уже и надежду потерял, из-за поворота показались отец и мать, они ехали верхом.

— Ой, папа! — еле выговорил Бадж. — Старая Баура все стонет и даже на капусту не смотрит.

Отец соскочил с Принца и бросил Баджу поводья. На лице его выразилось сильное беспокойство.

— Вы отведите лошадей, — сказал он, — а я схожу к Бауре — нельзя, чтоб она так мучилась.

Конюшня, построенная из горбылей и крытая корой, была довольно далеко от дома. Но Бадж не вымолвил ни слова, пока они не дошли до нее. Только тут он спросил:

— А как папа может помочь ей?

Крошка мама посмотрела на него, но не успела ответить: долину потряс самый страшный здесь звук — эхо выстрела, которое разнеслось среди холмов.

— Это все, что отец мог сделать для нашей бедной Бауры, сынок, — тихо промолвила мать.

На другой день Бадж опять запряг двух лошадей в санки, и тело старой Бауры отвезли обратно на выгон, где она провела так много времени, с аппетитом пощипывая траву. Отец старательно подгребал топливо к костру, сложенному Бад-жем, а потом они положили на него Бауру и подожгли листья.

Огонь зашумел, запел, свежая смола затрещала, пламя поднялось чуть не до небес, а отец, мать и Бадж бегали вокруг, гася мокрыми мешками искры, прежде чем они попадали на траву и деревья.

Наконец костер почти догорел, остались только красные угли, и тогда Бадж насыпал на них сверху обгорелые куски дерева.

К сумеркам костер уже погас, так что можно было его оставить.

— Но мы еще перед сном придем сюда проверить, все ли в порядке, — сказал отец.

Когда они проходили мимо загородки, мать указала на землю:

— Санки затерли все следы, — сказала она.

— Скверно! А ты на них успела взглянуть?

Бадж давно уже не видел мать улыбающейся, но сейчас она улыбалась.

— Да, сынок, видела, и мне они больше ни к чему. Вчера мы с отцом видели и того, кто их оставил. Не правда ли, отец?

— Да. И знай, Бадж, что в загородке пролома не оказалось, значит, стадо не выходило оттуда.

— Так что это следы кашей пестрой телки. Может, она искала свою мать. Во всяком случае, она тут бродила, когда мы увезли Бауру домой. Да, да, бродила вокруг загона.

— Вы ее здесь и видели?

— Да, она паслась неподалеку. Одичала, конечно, и, когда мы подошли, ускакала галопом. Но я успела узнать ее: это наша Пеструшка.

— И теперь придется ловить ее, — добавил отец со вздохом. — Если б не надо было идти к Проволоке, я бы завтра же пошел ее искать. По свежим следам найти легче.

Бадж смотрел на голые утесы и зеленые долины, на далекие горы. Он спросил:

— А как же ты ее поймаешь, папа? Как ее остановить, если она все время бежит?

— Пригнать бы ее сюда, в загон… — Крошка мама печально посмотрела на дорогу, потом вдруг, оглянувшись, указала на полную луну над холмом.

Они постояли с минуту, глядя, как она выплывает на небо.

— Ну, пора домой, — сказал отец. — Завтра рано выходить, сынок.

Из-за всех этих событий Бадж почти забыл, что завтра приезжает Сэм.

7. СОБАЧКА ОСОБОЙ ПОРОДЫ

В это утро Бадж проснулся раньше, чем голос отца послышался за тонкой перегородкой. Ведь сегодня должен приехать Сэм! Он непременно приедет, и тогда они вдвоем найдут себе немало интересных занятий, — это куда интереснее, чем без конца работать пилой или думать о бедной Бауре.

Разумеется, здесь, на новом месте, где Сэм еще никогда не бывал, он поведет себя по-другому. При встречах на переправе Баджу не всегда нравился его двоюродный братец, но теперь он хотел верить, что здесь, у них дома, Сэм станет другим.

И поэтому Бадж сегодня удивил отца: при первом же оклике вскочил со своей постели (мешка, набитого папоротником и разостланного прямо на полу) и сразу побежал выводить лошадей, хотя солнце еще не взошло.

Три кулака были еще окутаны туманом, когда отец и сын дошли до верхнего конца тропки Зигзаг. На тропке было не так уж скользко, потому что в последнее время дождей выпадало меньше, чем обычно. Скоро путники вошли в полосу ослепительного солнечного света, и мир вокруг так и засиял, словно весь обновился.

— Тпру, Принц! Тпру, Алмаз! — закричал отец, и лошади остановились.

Отец присел на камень и стал крошить табак для своей трубки, а Бадж пристроился у него за спиной. Сегодня он даже не смотрел сверху на долину и дом — мысли его были заняты другим.

— Папа!

— Что, сынок?

— Папа, если б тебя спросили, что тяжелее — фунт золота или фунт перьев, и дали бы выбрать, что бы ты взял?

— Что я выбрал бы — это один вопрос, а что тяжелее — другой. Выбрал бы золото.

— Но золото — неверный ответ. И перья — тоже. Так сказал Сэм. — У Баджа от напряжения даже лоб собрался в морщины.

— Давай разберемся. Скажем, тебе нужно было бы навьючить на Принца фунт золота или фунт перьев. Как ты думаешь, ему было бы все равно, что ты на него взвалишь?

— Нет, если только… Ага, понял! Ведь вес-то одинаковый — один фунт! Вот потому Сэм и сказал, что оба ответа неверные. Значит, он просто морочил меня, правда? — Лицо Баджа просияло. — Ну, теперь я тоже его перехитрю!

Они молчали. Отец с наслаждением пыхтел трубкой, лошади стояли спокойно, изредка отгоняя хвостами мух. Степной орел кружил высоко в синеве неба, и Бадж невольно следил за ним, хотя мысли его были далеко. Вдруг он улыбнулся.

— Придумал, папа! Вот, например, ты стоишь на одном берегу реки и бросаешь на другой фунт золота и фунт перьев — что скорее долетит?

— Золото. А перья могут полететь обратно, прямо тебе в лицо.

— Вот и неверно! Представь, что эти перья на птице, а птица перелетит через реку. Вот тут-то я и запутаю Сэма!

— Ты, я вижу, думаешь, что Сэмми будет здорово задаваться? — заметил отец, выколачивая трубку.

Бадж ничего не ответил, только вскочил и торопливо зашагал по тропе.

С первого взгляда они убедились, что река Гордон из взбешенного чудовища снова превратилась в приличную речку, которая течет себе степенно и спокойно, не выходя из берегов. Привязав, как всегда, лошадей в тени дикой вишни, они поспешили к Проволоке.

— Дяди не видно. Покричать?

— Лучше переберись на тот берег. Наверно, он уже там, но не слышал, как мы подошли. Впрочем, можешь и покричать им, а я пока притащу сюда остальную кладь.

Бадж крикнул: „Ты здесь, Сэм?“ — потом уцепился за проволоку и перебрался по ней вдвое быстрее, чем обычно. Когда он ступил на другой берег около большого дерева, то увидел, что там его кто-то ждет. Это был Сэм!

— Вот хорошо, что ты приехал! — воскликнул Бадж, широко улыбаясь.

Сэм ничего не ответил. Он стоял надувшись и напоминал Баджу грозовую тучу, когда она закрывает солнечное небо. В недоумении Бадж спрашивал себя, чем он успел обидеть Сэма.

— Что случилось? — пробормотал он, нерешительно подходя ближе.

Сэм скривил рот и сказал негодующим и презрительным тоном, указывая пальцем себе за спину:

— А вот что!

И тут только Бадж заметил, что из-за Сэма кто-то украдкой смотрит на него. Он даже рот разинул от удивления, увидев худенькую, бледную девочку с испуганными серыми глазами. Она напомнила ему боязливую трепещущую пташку, ту, которую называют „крапивником“. Одной рукой, похожей на птичью лапку, она обнимала девочку поменьше, крепенькую на вид. У этой малышки растрепанные темные кудри нависали на глаза, напоминая птичье гнездо, а глаза — черные бусинки — смотрели на Баджавовсе не боязливо, а лукаво, — видимо, ее забавлял ошеломленный вид мальчика.

Старшая девочка заговорила взволнованно и торопливо:

— Меня зовут Брон. А это — Сальви, она у нас самая младшая, если не считать близнецов.

— Нет! — спокойно отрезала юная Сальви.

— Да, да, деточка, тебя зовут Сальви. Правда, Сэм?

— Нет! — повторила малышка, все еще глядя на Баджа так хитро, словно была с ним в заговоре.

Сэм по-прежнему смотрел куда-то в пространство, как будто ничего не слыша.

— Ее вправду так зовут, но ей это имя не нравится, — огорченно пояснила Брон. — Она любит, чтобы ее звали иначе, а наша мама…

— Я — Шеппи, — объявила девчушка так решительно, что возражений больше не последовало.

Брон опять боязливо поглядела на Баджа.

— Ты — Бадж, да? Как ты думаешь, твой папа захочет нас взять? Мама сказала Сэму, что отпустит его к вам, только если мы тоже поедем. И еще мама сказала… — Брон замолчала, не договорив, и нервно зашевелила пальцами.

— Они испортят мне все удовольствие, — буркнул Сэм, все еще хмурясь, и с пристыженным видом добавил: — Право, Бадж, не моя вина, что они тоже приехали.

У Баджа потеплело на душе: значит, Сэму хотелось приехать к ним!

— Но я тоже не виновата, — жалобно сказала Брон. — Я не… — Она замолчала, увидев отца Баджа, перебиравшегося через реку по проволоке.

В ту же минуту Бадж услышал свист дяди Линка — дядя шел к ним, раздвигая папоротники. Он подошел и поздоровался с Баджем, как всегда, веселым кивком, потом, отстранив ребят, пошел навстречу брату. Мужчины остановились у проволоки и завели, видимо, какой-то серьезный разговор, но говорили они так тихо, что смотревшие на них издали дети ничего не могли расслышать. Они видели только, что дядя Линк все больше волнуется и все время ерошит рукой седеющие волосы. Потом отдельные слова стали долетать до них:

— Ты не можешь себе представить, Дэйв, какой тут поднялся шум! Ну что я мог сделать?… Пришлось сдаться… Может, надо бы как-то повлиять на нее… Нельзя же отпускать троих ребят без старших…

Отец Баджа слушал спокойно, скребя пальцем подбородок, и только изредка вставлял слово-другое. Но вот он поднял глаза и, увидев неподалеку компанию ребятишек, что-то шепнул брату, затем направился к ним.

— Здравствуй, Брон! А, и эта тут… Как поживаешь, Сальви?

— Нет! — сказала девочка, и черные глазки хитро посмотрели на него.

— Она не хочет, чтобы ее так звали, Дэйв. Девчонка обожает лошадей и собак, а у нас живет старая английская овчарка — знаешь эту породу, у них шерсть почти закрывает глаза. У овчарки кличка „Шеппи“, так вот эта девчонка…

— Да, да, Шеппи! — сияя, подхватила его младшая дочка.

— И как бы мать ее ни причесала, она непременно взлохматит волосы и напустит их на глаза, чтобы быть похожей на овчарку. Верно, Сальви?

— Шеппи! — ласково поправила его девочка.

— Ну, пошли, Дэйв. Мальчики всё перетащат сами, а мы с тобой потолкуем там, у машины, поделимся новостями.

Мужчины скрылись среди папоротников, а Бадж почувствовал на себе три пары глаз: все ждали, что он скажет. Он откашлялся и посмотрел на Сэма. Сэм ответил все таким же недовольным взглядом.

Бадж не мог никак придумать, что сказать, но все-таки заговорил, чувствуя, что все этого ждут.

— Ну что ж, — начал он, наконец прервав молчание. И это было все, слова не шли с языка.

Зато у Сэма было о чем поговорить. Не обращая внимания на сестер, он с горечью заявил, что они камнем висят на его шее, и всё оттого, что мать их больна, а школа закрыта.

— Я не виновата, — захныкала Брон. — Не виновата я, Сэм! Я вовсе не хотела ехать сюда, здесь змеи и всякие звери… — Она покосилась на свою руку и вздрогнула. У Баджа наконец развязался язык.

— Змеи заняты своими делами, Брон, и не суются к людям. Они больше боятся тебя, чем ты их.

— Э, Брон всего боится, — ввернул Сэм.

Брон жалобно запротестовала, но Бадж ее не слушал, он смотрел на Шеппи. Эта малышка его сильно занимала. Ему очень нравилось ее прозвище и то, что она сама себе его выбрала. Разве и он несколько лет назад не переменил свое имя „Брайн“ на „Баджа“, когда Игги пожаловалась: „Брайн бегает за мной повсюду, как барсучок за своей матерью“. А Крошка мама тогда ответила: „Ну так что же? Бегает он за тобой потому, что привязан к тебе, как барсучок, правда, Брайн?“ И вот Игги с того дня стала звать его „Бадж“, а ему это понравилось, и кличка пристала к нему, как репей.

Шеппи отошла от Брон и, нагнув голову, смотрела сквозь свою челку на реку. Бадж заметил, что уши у нее торчат и загнуты вперед, точь-в-точь как у Тикки. Бадж никогда не видел собак и подумал, что черноглазая Шеппи скорее похожа на опоссума, но, разумеется, если она хочет называться по-со-бачьему, это ее дело.

— Посмотри на эту девчонку, — раздался голос Сэма. — Она сейчас упадет в реку!

— Лошадки! — сказала Шеппи, протянув вперед грязный пальчик.

— Ага, она увидела на том берегу Принца и Алмаза, мы им там задали корм, — объяснил Бадж.

Шеппи медленно обернулась и поглядела на него.

— Шеппи пойдет к лошадкам, — проговорила она своим забавным хрипловатым голоском.

— Не смей отпускать от себя эту дурочку, папа сам перенесет ее через реку, — сердито сказал Сэм, обращаясь к Брон.

— Ло-шад-ки, — радостно твердила Шеппи.

— Да не могу я ее удержать, Сэм. Ты же знаешь: она как заберет себе что-нибудь в голову, с ней сладу нет, — заныла Брон.

Шеппи, кажется, с интересом выслушала это, и глаза ее устремились на две проволоки над водой. Пока Брон и Сэм спорили, она подошла к Баджу.

— Перенеси Шеппи!

— Не смей этого делать! — закричал ему Сэм. — Вечно капризы! Не обращай на нее внимания, Бадж, а если будет приставать, надери ей уши.

С минуту Шеппи рассматривала лицо Баджа, потом неожиданно крепко ухватилась за его кожаный пояс.

— Неси Шеппи! — скомандовала она.

— Дай ей по руке как следует! — воскликнул Сэм.

Но Бадж возмущенно потряс головой. А Брон завизжала, что она пожалуется отцу на Сэма. И только виновница всей этой суматохи, Шеппи, стояла спокойно, уцепившись теперь другой рукой за пояс Сэма так же крепко, как ползучее растение цепляется за пень.

Сэм шлепнул ее, но крепкая ручонка не отпустила его пояс. В конце концов Сэм уступил, и оба мальчика стали вместе с Шеппи перебираться по проволоке короткими шажками. Девочка качалась между ними, держась за их пояса, а оставшаяся на берегу Брон хныкала и топталась на месте.

8. ОТЕЦ ИДЕТ НА РИСК

Едва Шеппи ступила на другой берег, она побежала к лошадям, подлезла под брюхо Принца и уселась там, глядя, как он ест.

— Он тебя лягнет! Затопчет тебя, и поделом! — закричал Сэм.

Но Принц словно и не заметил девочки, он жевал себе и жевал отруби из мешка.

— Принц ее не тронет, — сказал Бадж. — Вот если она подойдет к Алмазу, дело плохо: Алмаз кусается.

— Знаешь что, я тут останусь и присмотрю за ней, а ты уж один перетаскивай всё по проволоке.

— Ах, Сэм, не лучше ли вдвоем? С Шеппи здесь ничего не случится.

Но Сэм вдруг почувствовал себя ответственным за сестренку, и пришлось Баджу одному вернуться на другой берег. Там Брон металась, как дикий зверек в капкане, и визжала: она ни за что, ни за что не станет перебираться через реку по какой-то проволоке!

Бадж подумал немного:

— Ну, тогда ты можешь переплыть реку. Здесь теперь не очень глубоко.

Но Брон сказала, что не хочет плыть, потому что боится змей. Однако ей необходимо перебраться к Шеппи.

— Ты же знаешь, как Сэм будет за ней присматривать, от него столько же пользы, сколько от дождливого воскресенья, — объяснила она.

Действительно, оба они видели, что Сэм, уже не обращая никакого внимания на Шеппи, сидел у самой воды разувшись и полоскал ноги.

— Я могу переправить тебя, Брон, — застенчиво предло жил Бадж. — Держись левой рукой за проволоку, а я положу сверху свою правую руку и буду вроде как передвигать тебя.

И удивительная вещь — он так смело уговаривал Брон и потом помогал ей, как будто никогда сам не обмирал от страха во время переправы. Он успел заметить, что растрепавшиеся волосы Брон — мягкие и пушистые, как мех, а лицо словно все сходится к носу — совсем как у сумчатой крысы. Пожалуй, решил он, Брон и впрямь похожа скорее на боязливую маленькую сумчатую крысу, которая трудится изо всех сил, чтобы прокормить свое семейство, чем на щебечущую птичку-крапивника.

С Брон было гораздо больше хлопот, чем с Шеппи. Когда они добрались уже до середины реки, где проволока больше всего провисала, Бадж почувствовал, что девочка вся дрожит и как-то странно шмыгает носом. Он крепче сжал ее руку и потащил дальше, но уже почти у берега Брон чуть не свалилась в воду, испуганная внезапным окриком сзади. Это кричал дядя Линк, шедший следом за ними.

— Эй! Куда вы, ребята? И где же Сальви?

Бадж откликнулся и указал дяде на дикую вишню, росшую на том берегу. Он слышал, как его отец со смехом воскликнул:

— Ну что я тебе говорил, Линк? Они отлично могут сами перебраться, если захотят.

Услышав их голоса, Сэм поспешно вернулся к Сальви. Вскоре все сошлись около Принца и смотрели, как дядя Линк пытается извлечь из-под него свою дочку.

— Сейчас же вылезай!

— Не хочу!

— Ну, если я сам тебя вытащу, тебе непоздоровится.

Он нагнулся, но Шеппи быстро отодвинулась еще дальше и, как пиявка, вцепилась в переднюю ногу Принца. А Принц все так же невозмутимо жевал отруби.

— Принцу она, видимо, понравилась, — сказал отец задумчиво. — Да и твоя старшая храбро перешла по проволоке. Знаешь что, Линк, так и быть, я, пожалуй, рискну и возьму их всех к нам…

— Знал бы я про беду с Баурой, не стал бы и просить тебя об этом.

— Само собой. Но раз они уже здесь… У нас картошки и помидоров достаточно, с месяц они голодать не будут!

— На этот счет не беспокойся — я заколол свинью. Вот тут в мешке твоя доля мяса. — Затем дядя Линк повернулся к своей младшей дочке и сказал строго: — Но Сальви не поедет на Принце и вообще не поедет к вам, Дэйв, потому что она не слушается.

Шеппи выпустила ногу Принца и, не обращая внимания на отца, встала перед дядей Дэйвом, глядя на него сквозь челку хитрыми черными глазами.

— Возьми Шеппи! — попросила она.

— Если будешь слушаться, возьму. У нас в долине дети всегда слушаются старших, правда, Бадж? Заруби себе это на носу, Шеппи, — сказал Дэйв.

Девочка просияла и усердно закивала головой, — ведь он назвал ее „Шеппи“!

Кладь быстро перетащили через реку, причем Сэм старался показать Баджу, как много он может снести, а Бадж — показать Брон и Шеппи, что ему ничуть не страшно качаться над водой на проволоке.

Обе девочки сидели на берегу и болтали ногами, опустив их в прохладную воду. Бадж дал Брон отличную гибкую палку и объяснил, как убивать ею змей, а Сэм смеялся над ними, уверяя, что Брон при виде змеи сразу умрет от страха и не успеет схватиться за палку.

Наконец вся кладь была перенесена; Брон вскипятила чай в котелке, и они отлично пообедали холодными отбивными, привезенными с фермы. Всех потешала Шеппи — она грызла кость, подражая собакам.

— Пойдешь со мной за Наррапсом? — спросил Бадж у Сэма.

Пони был привязан не там, где большие лошади, а под другим деревом.

Сэм посмотрел на мужчин, навьючивавших лошадей, на Брон, которая гасила костер и собирала посуду, потом утвердительно кивнул.

— Возьми Шеппи! — раздался тихий требовательный голосок.

Шеппи только сейчас узнала, что есть еще третья, маленькая лошадка. Она попробовала бежать на своих коротких ножках за Сэмом, но запуталась в кустах и упала. Брон отвела ее обратно. Шеппи не плакала и напряженно ждала, глядя вслед мальчикам. Когда же появился откормленный белый пони с развевающейся гривой и хвостом, она уставилась на него, как на лошадку из сказки.

— Это для Шеппи! — воскликнула она тоном, не допускающим возражений.

Сэм разозлился:

— Вот еще! Бадж привел его для меня, он сам мне это сказал. Правда, Бадж?

— Гм… — Бадж покраснел, увидев слезы в темных глазах малышки. — Видишь ли, Сэм, я же не знал, что приедут Брон и Шеппи. Я думаю… лучше будем ездить на Наррапсе все по очереди.

— Только не я, — поспешно возразила Брон. — Уступаю тебе свою очередь, Сэмми.

— Эх! — Сэм скорчил презрительную гримасу и отвернулся. — Жаль, не захватил я свой велосипед!

— Какой велосипед? У тебя же нет велосипеда, Сэм!

— Он у меня не дома, Брон, а у миссис Джолли, в городе.

— Да если бы он у тебя и был, здесь нельзя на нем ездить. Правда, Бадж? — спросила практичная Брон.

— Не суйся, куда не просят, Брон. С девчонками я не говорю, я говорю с Баджем. А ты…

— Побереги легкие, Сэм, а то не сможешь взбираться в гору, — посоветовал Сэму его отец, подходя к ребятам. — Бери котелок и привяжи его к вьюку Алмаза. Пора отправляться. Ну, кому же первому ехать на пони? Как по-твоему, Бадж?

— Н-не знаю… — растерянно начал Бадж. Видя, что Сэм насторожился, он было хотел уже предложить ему сесть на пони, но встретил умоляющий взгляд Брон (она молила не за себя, а за Шеппи), увидел пару черных требовательных глаз, глядевших на него из-под челки, и решился: — По-моему, первой должна ехать самая младшая. Верно, дядя?

— Ты прав, дружок.

Дядя Линк посадил Шеппи на мешок, заменявший седло. Она сжала бока пони коленками и сидела смирно, сияя от радости.

9. НАЧИНАЕТСЯ НОВАЯ ЖИЗНЬ

Путь был долгий, все устали. Когда Бадж с вершины Трех кулаков поглядел вниз, долина была уже во мраке, а месяц еще не взошел.

Ему хотелось увидеть в этой тьме и указать гостям приветливый красный огонек — свет лампы или камина, пробивавшийся сквозь красную тряпку, которой мать завесила окно от мошкары. Этим огоньком Крошка мама приветствовала усталых путников, возвращавшихся домой с переправы.

Но Сэм плюхнулся на землю, едва остановились лошади, а Брон сидела, прислонясь к дереву и держа на руках уснувшую Шеппи. Она и сама уже клевала носом и даже забыла о змеях, муравьях и прочих опасностях. И только отец Баджа прошел немного вперед, предоставив лошадям отдыхать.

— Мать идет нам навстречу, сынок. — Он указал на мерцавший впереди крохотный дрожащий огонек, словно от горящей спички. — Видишь свет ее фонаря?

Отец и сын смотрели, как пляшет этот огонек все ближе и ближе, и оба думали об одном и том же, не высказывая своих тревожных мыслей: как-то Крошка мама отнесется к приезду троих ребят вместо одного? Столько лишних ртов! И столько глаз увидит их долину!

— Моя очередь ехать верхом, — радостно объявил Сэм, когда Бадж с отцом вернулись.

— Нет, не повезло тебе, Сэмми, — сказал отец. — По нашему Зигзагу никто не спускается верхом, иначе можно сломать себе шею. Принц и Алмаз пойдут вперед, за ними — пони. Держись за его хвост, если хочешь.

— Нет, не хочу! Он еще начнет брыкаться.

Отец только усмехнулся и пошел к вьючным лошадям. Пришлось смущенному Баджу объяснить, что пони при всем своем капризном нраве никогда не брыкается и приучен к тому, что у него часто кто-нибудь висит на хвосте.

Сэм выслушал его молча, с таким видом, словно хотел сказать: „Всему готов поверить, только не этому“, и пошел дальше, пропустив Наррапса вперед.

— Ну, Брон, — сказал Дэйв, посадив Шеппи к себе на плечи и велев ей обхватить руками его шею, — хочешь держаться за хвост пони или лучше за меня?

Брон боязливо посмотрела вперед, туда, где шедшие гуськом лошади скрывались из виду, словно проваливаясь в зияющую черную дыру. Брон пугали тысячи воображаемых опасностей, а более всего — темнота. Но дядя был надежной опорой. И она дрожащей рукой уцепилась за его синюю куртку.

— Вы, мальчики, идите вперед. Сэм, наверно, жалеет, что не привез с собой свой хваленый велосипед, чтобы съехать на нем с горы?

Сэм, хмурясь, двинулся за Баджем вниз по крутому Зигзагу. Во время дождей эта тропка превращалась в русло ручья, и поэтому на ней было много скользкой гальки. И Сэм вдруг подумал, что ему совсем не нравится его дядя.

Крошка мама ждала их у поворота к конюшне. Подняв высоко фонарь, она смотрела на приближавшихся путешественников. Пока они обходили молодые эвкалипты там, где кончался Зигзаг и начиналась дорожка прямо к дому, она успела догадаться, что произошло у переправы.

Впереди шли две лошади. Они остановились около своей хозяйки, зная, что здесь с них снимут часть поклажи, а затем Бадж отведет их в конюшню и задаст корм. За Принцем и Алмазом шел Бадж, держась одной рукой за хвост Наррапса, а за ним — Сэм. Но Крошка мама смотрела поверх их голов на мужа, и, должно быть, они глазами сказали всё друг другу. Крошка мама весело воскликнула:

— А, Сэм, добро пожаловать! Очень рада, что ты привез с собой своих сестриц.

— Это потому, тетя, что наша мама больна.

— И, может, ей придется лечь в больницу, — добавила Брон.

Она с беспокойством посмотрела на тетку, удивленная радушным приемом.

— Ну ничего, теперь, когда все вы уехали и у нее на ферме тишина и покой, она, я думаю, скоро поправится, — сказал отец. — Дуглас гостит у друзей, а у Флорри на попечении остались только близнецы. Вот, — он бережно разжал маленькие ручки, обнимавшие его за шею, и поставил Шеппи на землю, — это Шеппи, так она себя называет и так мы будем звать ее, пока она у нас в гостях.

— Вот и хорошо, — согласилась Крошка мама. Поглядев на моргавшую от света девочку, она взвалила себе на спину часть поклажи и затем протянула детям свои большие добрые руки. — Пойдем со мной, Брон, пойдем, Шеппи. Мы сейчас будем дома и приготовим для всех чай, хорошо?

Сэм стоял в нерешительности, поглядывая то на дядю Дэйва, снимавшего вьюки, то на Баджа, который убирал перекладину, загораживавшую дорогу к конюшне. Вокруг была бездонная черная тьма, и в ней светился только яркий огонек из окна дома. Наконец Сэм решил идти вслед за теткой.

— Постой, Сэм, — окликнул его дядя (у него, наверное, были глаза и на затылке), — не забыл ли ты, что надо снести свою долю поклажи?

— А Брон ничего не взяла! — огрызнулся Сэм.

— Если бы ты был девочкой, а Брон — твоим старшим братом, я бы с тебя ничего не требовал. На, возьми этот мешок с мясом и отнеси его нашей Крошке маме.

Когда Сэм ушел, отец принялся помогать Баджу. Мальчик вопросительно посмотрел на него.

— А ведь она и не поморщилась! Ты заметил, папа?

— Кто, наша мама? — Отец понимающе улыбнулся. — Видишь ли, сынок, она знает, что, снявши голову, по волосам не плачут. Если помнишь, она уже раз пробовала помешать дяде Линку привести сюда посторонних людей. Ну, а сейчас сюда пришли только Брон и малышка, так что беды никакой нет.

— Но она же и про Сэма говорила, что вот будет лишний рот, а Бауры нет…

— Так-то оно так, но что же теперь жаловаться — от этого река Гордон не повернет вспять и еды у нас тоже не прибавится. Пойдем, нам надо еще после чая наломать папоротников на две постели.

Дома стол был накрыт по-праздничному. Скатерть заменяли чистые газеты, посреди стола красовались целых три свечи, вставленные в бутылки, и жаркий огонь в камине освещал стены оранжевым светом. Шеппи посадили на чурбан и подложили груду всякой одежды, чтобы ей было повыше. Она уже держала в руках чашку дымящегося супа, а ее черные глазки блестели от удовольствия и так и шныряли вокруг.

Брон тоже, видимо, успела освоиться и чувствовала себя как дома. Она сидела на корточках у камина и поджаривала хлеб на заостренной палочке, болтая в то же время с Крошкой мамой. Один только Сэм был в дурном настроении.

— Устал, Сэм? Садись-ка за стол и начинай есть, у нас все уже готово.

— Нет, тетя, я не устал. А что, кроме свечей, у вас никакого освещения нет?

— Мы бережем керосин для фонарей. Керосин не легко доставать. Верно, отец?

— Да и возить его не очень-то удобно.

Крошка мама уже стояла у стола, держа наготове большую разливательную ложку.

— Принеси тарелки, Бадж, и расставь их на столе. Брон тебе поможет. А Сэм пусть вместо Брон поджарит хлеб. Хорошо, Сэм?

— В городе у миссис Джолли, где я жил, хлеб поджаривали на такой машинке, она его все время переворачивала, чтоб он не подгорел, — сказал Сэм, ни к кому не обращаясь.

— Неужели? — из вежливости переспросил Бадж.

— Смотри в оба, Сэм, иначе ты сожжешь этот ломтик, — сказала Крошка мама. — Боюсь, что тебе придется всюду возить с собой эту машинку, раз ты не умеешь поджаривать хлеб на палочке.

Бадж фыркнул, но тотчас сдержал смех, увидев надутую физиономию Сэма.

Некоторое время все молчали, занятые едой. Хлебали вкусный жирный суп, грызли хрустящие ломтики поджаренного хлеба, намазывая его маслом или джемом или же накладывая на него куски спелых помидоров.

Потом на столе появились облупленные эмалированные кружки, полные сладкого чая — правда, без молока. В освещенной камином комнате царил теперь сонный уют и мирная тишина.

— Ой, что это? — вдруг пронзительно вскрикнула Брон.

Около нее послышался странный хриплый звук и царапанье — как будто кто-то нетерпеливо скреб когтями по дереву.

— Это Тикки возится в своем ящике у тебя над головой, Брон, — пояснил Бадж и, встав со своего места, обошел вокруг стола:

— Где? Где? — завизжала Брон и вскочила так быстро, что чурбан, служивший ей стулом, с грохотом полетел на пол.

Все всполошились. Задремавшая было Шеппи обернулась и посмотрела на ящик, подвешенный высоко на стене и неясно видный в темном углу. Из ящика свешивалась проволока, а на проволоке качалось что-то маленькое и гибкое. Шеппи указала на него пальчиком.

— Змея! — объявила она с любопытством.

— Уберите, уберите ее! — закричала Брон. Она вскочила, столкнулась с Баджем и спряталась за спиной Крошки мамы.

— Перестань, Брон! Это вовсе не змея, это мой Тикки. Он пришел за молоком — сейчас увидишь.

— Перестань, Брон, какая же это змея? — сказал и Сэм, уже немного успокоившись, но все еще не отрывая глаз от качавшегося на проволоке зверька, так похожего в полумраке на змею.

— Тикки — маленький опоссум, — объяснила Крошка мама, ласково обнимая Брон своей сильной рукой. — Бадж нашел его полумертвого — он упал, должно быть, с высокого дерева.

— Видите, хвост торчит, — сказал отец. — И по белому кончику можно узнать, что это опоссум-кольцехвост.

Гости следили за каждым движением Баджа, когда он подошел к ящику. Они увидели сначала удивленные черные глаза и широкие уши, а потом и серенькое пушистое тело. Тикки пробежал по руке Баджа и остановился на его плече, глядя вниз.

— Дай Шеппи! — попросила малышка, протягивая к нему руки.

— Ладно, подержи его, Шеппи, пока я принесу ему поесть. Он не кусается, но больно царапается, так что ты смотри будь осторожна.

Шеппи схватила маленького опоссума и стала его гладить, уговаривая Брон сделать то же. Но Брон только головой качала и с опаской смотрела на его когти.

— Я помогу Баджу напоить его, — сказала она и принялась растворять порошковое молоко в кружке теплой воды, тыча в нее вилкой.

Бадж сиял, довольный всеобщим интересом к его любимцу. Не разделял этого интереса только Сэм.

— Если хочешь, Сэм, покорми его ты вместо меня, — предложил Бадж.

Сэм вышел из-за стола, с которого Крошка мама уже собирала посуду, и подошел к камину.

— Нет, спасибо, — отозвался он. — Я не охотник возиться с опоссумами. А где у вас радио? Наверно, уже скоро начнется передача.

Отец опустил газету, которую начал было читать. Газете было несколько месяцев, но привезли ее только сегодня, и отец не желал отдавать ее, пока не прочтет всю. Он взглянул на племянника:

— А мы обходимся без этих новых выдумок, Сэм.

— У вас нет радио? Да как же это, дядя Дэйв? Ни света, ни радио, — что же вы делаете по вечерам, когда стемнеет?

— Ложимся спать, дружок.

10. БЕЗВРЕДНАЯ ЯЩЕРИЦА

Бадж, как всегда, проснулся, когда сквозь щели в ставнях проник первый луч зари. Он встал со своей подстилки на полу, открыл ставни, и комнатушку залил утренний свет. Бадж думал, что свет разбудит Сэма, но тот, закутавшись в одеяло, спал мертвым сном, как вомбат во время зимней спячки.

— А ты уже на ногах, сынок! Так буди Сэмми, — сказала Крошка мама, просунув голову в дверь. — Вы с ним нарвете помидоров к завтраку, вчера за ужином последние доели.

Однако Сэм не желал просыпаться или, вернее, не желал вылезать из-под теплого одеяла. Он только плотнее завернулся в него и заворчал на Баджа:

— Кому нужны твои помидоры? Во всяком случае, не мне. Мне даже смотреть на них тошно.

— На завтрак мы едим их жареными, ты только попробуй! Ну, идем!

— Не пойду. Кто их ест, тот пусть и собирает, это будет справедливо.

— Не спорь, Сэм, — убеждал его Бадж вполголоса, чтобы не услышали за стеной. — Ведь Крошка мама сказала, чтоб ты шел!

— А сколько она даст?

— Как это — даст? О чем ты толкуешь, Сэм?

— Шесть пенсов? Или шиллинг? Сколько она даст за то, что мы нарвем эту дрянь? Если даст два шиллинга за корзинку и половину денег получу я, тогда, пожалуй, помогу тебе. Покажи, велика ли корзина.

— Бадж! — донесся из-за стены голос матери. — Иди же скорее! Я жду помидоров, надо их жарить.

— Иди, иди, Бадж, — ухмыляясь, сказал Сэм и опять нырнул под одеяло. — Я знал, что она посылает тебя, а не меня. Я же ваш гость. — И он закрыл глаза.

Бадж ушел на огород расстроенный. И, пока его озябшие пальцы искали спелых плодов среди мокрой от росы зелени, мысли его были заняты Сэмом. Значит, он не намерен быть ему товарищем и в работе, а не только в играх? Вот ведь Брон помогает Крошке маме, — проходя через столовую, он видел, как она в цветном фартучке расставляла на столе тарелки. Как сделать, чтобы Сэму понравилось жить здесь?

— Молодец! — сказала Крошка мама, беря у дверей корзинку из рук Баджа. — Как раз вовремя, я уже растопила жир. А где же Сэм?

— Сейчас придет.

Очевидно, Сэм услышал их разговор через стену: он был уже на ногах, когда Бадж вошел в пристройку, чтобы уговорить его встать.

Застенчиво улыбаясь, Бадж кивком головы указал ему на стену, за которой уже слышался шум, — там готовились к завтраку. Сэм ответил усмешкой и скорчил забавную рожу, услышав голос тетки. Бадж ушел, обрадованный тем, что Сэм, кажется, образумился.

Однако за завтраком все пошло опять вкривь и вкось. Крошка мама поставила перед Сэмом полную тарелку горячих помидоров, а Сэм отодвинул тарелку.

— Это тебе, Сэм, — сказала Крошка мама.

— Спасибо, тетя, я не ем помидоров. — И Сэм бросил на Баджа хитрый, торжествующий взгляд.

— Ты же их ел вчера вечером, — возразила Крошка мама.

Разговор за столом оборвался, все смотрели на Сэма. Брон нервно хихикнула и принялась теребить пальцами угол фартука. Сэм сохранял полное спокойствие.

— Ну, так то вчера вечером… — сказал он.

— Да, вчера вечером, — повторила Крошка мама сурово.

— А на завтрак мне бы хотелось ветчины, — заявил Сэм хладнокровно.

— Вот как? Ветчины тебе хочется? — протянул отец, насыпая себе на тарелку перцу. Голос его звучал вкрадчиво, как воркование голубя на дикой вишне.

— Да. — Сэм, мило улыбаясь, с торжеством оглядел всех.

Бадж даже рот разинул и в беспокойстве застыл на месте: было ясно, что Сэм неверно понял тон и слова дяди.

— И я был бы не прочь поесть ветчины. И все другие, думается, тоже, — все так же мягко продолжал Дэйв. — Но придется или есть помидоры, или ничего. Понятно тебе?

— Но ведь мой папа заколол свинью. — Сэм покраснел и сердито смотрел через стол на дядю. — И дал вам половину, так что вы не можете лишить меня моей доли. Мама сказала, что она сварила мясо, и если мне не понравится то, что вы едите здесь, в глуши, то и не надо, потому что для меня вам дали ветчину. Мама знает, как я люблю мясо.

Бадж еще ни разу в жизни не слышал — даже во время споров старшего брата с отцом, — чтобы кто-нибудь так отвечал его отцу. Но отец как будто и не слышал Сэма. Может, это потому, что Сэм — гость? И Крошка мама тоже продолжала спокойно есть и улыбалась Шеппи, а та смотрела на нее, но уже не сквозь челку — теперь ее кудри были аккуратно причесаны. Сэм, казалось, был озадачен. Он уставился на лежавшую перед ним газету и ждал.

— Ну, что же? — спросил он наконец. — Вы не дадите мне поесть?

— Если поторопишься, найдешь еще кое-что там в кастрюле. — Крошка мама указала ложкой на печку. — Нет, нет, сиди, Брон. Сэм может сам это сделать, а ты ешь.

— Не хочу я этой гадости! — Сэм помолчал, но не получил никакого ответа. — Мама никогда не стала бы и предлагать мне этого. Правда, Брон?

Бледное лицо Брон порозовело от волнения. Но раньше чем она успела ответить, Крошка мама как ни в чем не бывало завела разговор о погоде:

— Знаешь, Дэйв, я не удивлюсь, если погода сегодня переменится и пойдет дождь. Это было бы очень кстати — земля на огороде совсем пересохла.

— А мне думается, будет не дождик, а гроза. Хорошо, что мы вчера убрали сено, теперь оно не отсыреет.

Бормоча что-то себе под нос, Сэм встал из-за стола и, громко стуча башмаками, выбежал из комнаты. Он хотел хлопнуть дверью, но дверь закрывалась только наполовину и захлопнуть ее было трудно.

Бадж привстал, но мать жестом приказала ему оставаться на месте.

Шеппи показала ей свою пустую тарелку и весело потребовала:

— А теперь хочу Тикки!

— Потерпи, пока все кончат завтракать, — сказала ей Крошка мама. — А что, Бадж, — добавила она, — может, ты позволишь сегодня Брон и Шеппи покормить Тикки?

Бадж с радостью согласился и побежал искать Сэма.

Предсказание отца насчет погоды сбылось: к вечеру стало очень душно и с запада поползли чёрные тучи.

— Если вы, мальчики, хотите поплавать в озере, бегите, пока нет грозы, — сказал отец.

— И смотрите берегитесь пиявок, — добавила Крошка мама. — А убрать со стола мне поможет Брон. Да, Брон?

— Ой, спасибо тебе, Брон! — сказал Бадж радостно и побежал с веранды на солнце. Сэм нехотя последовал за ним.

— Ты чего, Сэм? — спросил Бадж, останавливаясь и поджидая его. — Разве тебе не хочется идти?

— Не особенно. Тащиться по жаре только затем, чтобы поплескаться в луже! Когда я жил в городе у миссис Джолли, там стоило только сесть в автобус — и доезжаешь до самого пляжа Песчаной Бухты. Там настоящее море!.. Дойду только до тех деревьев и посижу там, а ты делай как знаешь.

— Ну-у… Ведь папа-то будет думать, что мы…

— Меня совсем не интересует, что думает твой папа и твоя мама тоже, — огрызнулся Сэм, отыскивая местечко, где можно полежать и где нет муравьев.

— Ах, Сэм, на озере так хорошо! Мы наловим маленьких форелей, а может, и другой рыбы. Ты любишь рыбу удить?

— Забрасывать бечевку с куском мяса и выуживать какую-то мелочь — это ты называешь рыбной ловлей? Ну нет, когда я жил в городе у миссис Джолли…

— Но ты же не знаешь, Сэм, там столько интересного!.. Увидим утконоса… и цветные скалы, от которых можно отломить кусок и рисовать им… и гнездо красногрудой малиновки. Видал ты когда-нибудь красногрудую малиновку?

Но уговоры ни к чему не привели. Сэм присмотрел себе хорошее тенистое местечко и отбрасывал ногой валявшиеся кругом камни.

— Ступай, если хочешь, Бадж, а я подожду тебя здесь.

— Ты, наверно, объелся за обедом?

— Не твое дело. Заткнись! Лучше бы мне никогда не видеть этого гадкого места и всех, кто тут живет! Как жаль, что… Ой, смотри, змея! — взвизгнул вдруг Сэм. — Я чуть не наткнулся на нее рукой! Скорее давай палку.

У Баджа палка была в руке, и он бросился спасать Сэма, но нигде не увидел никакой змеи.

— Да где же она?

— Вот здесь! — Сэм подпрыгивал, пытаясь наступить на нее.

Но Бадж увидел не змею, а маленькую бурую ящерку и удержал поднятую уже палку, ожидая, чтобы зверек юркнул за камень.

— Ах, да ты упустишь ее! — кричал Сэм. — Давай палку, она вон там!

— Но ведь это же не змея, Сэм!

— Ну и что же? Эти кровопийцы жалят еще хуже змей, разве ты не знаешь? Вцепится в палец — и конец человеку!

Но Бадж уже отшвырнул палку в сторону и взял в руки маленькое существо, которому не удалось убежать.

— Эти ящерицы не трогают никого, Сэм, хотя на вид они страшноватые! На, возьми ее, и сам увидишь, какая она безобидная.

— Брось ее! — завопил Сэм и помчался к дому.

Отец, который шел узнать, что случилось, встретил на полпути Сэма, за ним бежал Бадж, неся что-то в руках.

— Она ядовитая, дядя Дэйв! Велите ему бросить ее и растоптать. Кого она ужалит, тому смерть!

Отец взял ящерицу у Баджа и пустил ее бегать по своей голой руке.

— Ну, ну, ужаль меня! — сказал он ей. — Видишь, тут есть мальчик, у которого голова набита разными городскими выдумками про тебя. Ну, ужаль меня, покажи ему!

Вдруг звук, похожий на грохот пустых жестяных бидонов, заставил Баджа посмотреть на небо. Черная туча подкрадывалась к солнцу, готовая поглотить его. Жаркий ветер повеял в лицо.

— Ну, гроза идет, бегите домой, — скомандовал отец. — А я отнесу этого зверька в дом и покажу Брон и Шеппи, чтобы они не боялись никогда безвредных маленьких ящериц.

С почерневшего неба уже падали редкие капли, но Бадж не ускорил шага: он был занят своими мыслями. В конце концов ему стало ясно, что Сэм далеко не все знает и понимает.

11. СМЕЛОЕ РЕШЕНИЕ

Кажется, единственное, что в первые дни доставило Сэму удовольствие, — это гроза. Он стоял на веранде с Баджем и всякий раз, как молния слепящим зигзагом прочерчивала черное небо, твердил: „Вот это здорово!.. Красота!“ или: „Слушай, какой оркестр!“ — когда гром рявкал, словно огромный пес какого-то великана, посланного раскрошить горы.

— У миссис Джолли — той, у которой я жил в городе, — был один знакомый, и его убило вот такой молнией, когда он переходил улицу, — сказал Сэм с увлечением, когда особенно яркая молния осветила все небо. — И на месте твоего папы я бы не расхаживал так спокойно. — Он смотрел на Дэйва, несшего к дому длинное бревно, и глаза у него блестели от возбуждения.

— Ну, пустяки, он не промокнет, дождь не льет, а только накрапывает.

— Вот то-то и оно! В городе я слышал, что молния всего опаснее, как раз когда дождь мелкий. Ой, гляди, как красиво!.. Не понимаю, куда девалась Брон? Наверно, залезла под кровать от страха. Она просто с ума сходит, даже когда гремит не сильно. Все девчонки такие, ты их еще не знаешь, Бадж.

— Как же она может прятаться под кроватью, когда мы все спим на полу? И потом, я слышу ее голос в комнате. Крошка Минуту спустя дверь отворилась, и на веранду вышли Брон и Шеппи.

— Смотри, Бадж, — сказала Брон, захлебываясь от волнения, — Шеппи испекла для тебя из теста человечка. Она хочет, чтобы ты его съел.

Бадж даже покраснел от удовольствия, беря из ручек Шеппи нескладного, недопеченного „человечка“, серого оттого, что его долго мяли в руках. Разве не чудесно, что она сделала этого человечка специально для него, Баджа? Но он не сказал Шеппи ничего и спросил у Брон:

— А тебе не страшно было выйти сюда?

Брон зажмурилась, ослепленная молнией, за которой последовал удар грома, но храбро покачала головой:

— Тетя сказала, что гром меня не съест, а молния вовсе не ищет, кого бы ей убить, — это все выдумки Сэма. Тетя говорит, что надо подождать молнии и, когда она сверкнет, медленно считать: раз, два, три, четыре… И сколько насчитаешь, столько миль остается грому пролететь до нас.

— Ну и что? — кисло сказал Сэм.

— А то, что так мы узнаем, за сколько миль от нас началась гроза и пройдет она близко или нет… Вот! — вскрикнула вдруг Брон, когда молния снова прорезала небо. — Раз, два… Ну, считай же, Шеппи!.. Три…

Обе девочки стояли, глядя в темноту, считали и ждали первого раската грома. Все-таки Бадж заметил, что Брон дрожащими от страха пальцами теребит кончик фартука.

— Пятнадцать! — неожиданно заорал Сэм, когда гром грянул вдали, над Тремя кулаками. — Значит, это не меньше чем в пятнадцати милях от нас.

— По-моему, гроза проходит стороной, и здесь не будет сильного дождя, — сказал Бадж. — Посчитаем еще до следующего удара, хорошо, Сэм?

— Мне нужно пойти посмотреть, как там лепешки, — сказала Брон с важностью. — Пойдем, Шеппи! Или, может, ты хочешь здесь остаться?

Шеппи отрицательно потрясла головой — ей надоел гром. Она бочком подошла к Баджу, потрогала человечка из теста, которого он держал двумя пальцами за ногу, и проговорила:

— Дай Шеппи.

Сэм захохотал, а Брон сконфуженно сказала:

— Разве можно отбирать подарок, Шеппи!

Но Бадж понял:

— Ладно, бери. Я отщипнул кончик сапожка и сейчас съем его, видишь?

Шеппи крепко сжала в руках свое сокровище. Ей не понравилось, что на сапожке не хватает кусочка, и она побежала в дом просить Крошку маму подправить его и дать ей другую смородину, чтобы заменить недостающую пуговицу на курточке. Но тут же смородинку съела, решив, что курточка хороша и без одной пуговицы.

Погода была какая-то неустойчивая, дул холодный, порывистый ветер, но гроза несомненно прошла стороной.

— Мне кажется, она была не ближе чем в десяти милях, — сказал Бадж однажды утром за завтраком. — Помнишь, как мы с тобой считали, Сэм?

— Я знаю только, что на огород упало не больше десяти капель, — заметила Крошка мама. — И придется вам, мальчики, носить на огород воду из ручья, если небо не пошлет нам больше дождя. Иначе у нас зимой не будет ни одной тыквы, а как мы обойдемся без них?

— Не люблю тыквы, — заявил Сэм, но это никого, кажется, не заинтересовало. Завтракал Сэм сегодня сырыми помидорами с хлебом: он объяснил Крошке маме, что не ест только жареных.

— Давайте-ка до жары привезем часть дров из загона, где паслась старая Баура, — сказал отец. — Когда польете тыквы, мальчики, запрягите Принца и поезжайте. Я буду вас ждать там, наверху. — Он указал им, где именно, и пошел за своим топором.

— В этой проклятой глуши только работай да работай! — брюзжал Сэм, не опасаясь, что его услышат, так как они были на огороде. Таскать воду он предоставил одному Баджу.

— Полно, Сэм! Отец отпускает нас гулять каждый день после обеда, а ты все сидишь на месте, — возразил Бадж.

— Да что еще тут делать? Ни фильмов, ни хотя бы киножурнала. Негде купить конфет, или мороженого, или бутылку лимонада. Ни радио, ни футбола. Даже у нас на ферме есть развлечения — можно ловить кроликов в силки. На прошлых каникулах я выручил за их шкурки целых шестнадцать шиллингов, а мясо продал маме. А твой отец не ставит силков и говорит, что здесь нет кроликов.

— Бывает, папа подстрелит кенгуру на обед, но не в нашей долине. И ловить в силки здесь некого, разве каких-нибудь маленьких зверьков вроде Тикки. Ведь ты не позарился бы на его мех, правда?

— Почему бы и нет, если его можно продать? Слюнтяй ты, Бадж, вот что я тебе скажу!

Сделав над собой усилие, Бадж промолчал и снова принялся за поливку, хотя руки у него тряслись. Чтобы остудить свой гнев, он мысленно сравнивал Сэма с дерзкой птицей, которая влетает в окно, надеясь поклевать крошек, но так взволнована, что не замечает их, и мечется, бьется о стены, шарахается от всякого, кто хочет помочь ей, пока, наконец, не вылетит опять на волю. К ней надо относиться бережно, нельзя воевать с такой птицей, иначе она никогда не разглядит крошек, которыми может утолить голод.

— Это хорошо, что нас послали с лошадью, — сказал он, помолчав. — Мы можем покататься — только не быстро, а то и упасть недолго.

— Ну, так пойдем выведем лошадь, надоело тут возиться, — сказал Сэм, хотя он и пальцем о палец не ударил — все делал Бадж.

Санки представляли собой просто большое бревно, к которому были прибиты жерди, чтобы дрова не сваливались. Даже Сэм признал, что нужна сообразительность и ловкость, чтобы сохранять равновесие и не выпасть, когда сани на что-нибудь натыкались. Погоняя смирного старого Принца, оба мальчика получили большое удовольствие, проверяя, кто может продержаться дольше, и на выгон приехали, хохоча во все горло.

Отец был уже там и, глядя на них, улыбался.

— Я тут нарубил целую кучу дров, — сказал он. — Погрузить их можете сами, а я пойду пройдусь. Погляжу, какой ждать погоды. Думается, что опять будет сушь.

Он взял топор и ушел в южную сторону. Бадж привык к тому, что отец часто уходил „проверять погоду“ и, вернувшись, довольно верно предсказывал, что будет — дождь или солнце.

— Ручаюсь, что мы нагрузим сани не хуже, чем это сделал бы дядя Дэйв, — сказал Сэм Баджу и удивил его тем, что работал без передышки, пока все не было сделано.

— Держись! Вперед, старик! — крикнул он, вскочив в сани в очень веселом настроении, так как был доволен собой. И помчался вниз с холма. Но, конечно, он ехал слишком быстро, сани наткнулись на корни и опрокинулись. Поспешно оглянувшись, чтобы убедиться, не видел ли отец, они подняли сани, снова погрузили дрова и со смехом поехали дальше.

Как же это чудесно — иметь такого товарища! Вот они с шиком подкатили к последнему повороту. Бадж надеялся, что Брон и Шеппи любуются ими с веранды, но случилось неожиданное. Принц вдруг круто остановился, и перед санями они увидели Брон, махавшую им фартуком.

— Отойди, дура! — закричал на нее Сэм, и лицо у него опять перекосилось от злости.

— Ах, Брон, разве можно так? Хорошо, что это Принц, — другая лошадь испугалась бы и сшибла тебя! Что случилось? Зачем ты прибежала? — сказал Бадж, тяжело дыша.

— Ничего не случилось. Просто она сумасшедшая! — проворчал Сэм.

— Я бежала вам навстречу. Это он меня послал, — испуганно пролепетала Брон.

— Чуть мы тебя не переехали. Что случилось? Кто тебя послал? — сердито спросил Сэм.

— Дядя Дэйв! — крикнула Брон и, повернувшись, бросилась бежать к дому.

Мальчики переглянулись и пустили Принца уже шагом. Они привязали его к загородке и побежали на пригорок, к дому.

На веранде их встретила улыбающаяся Крошка мама:

— Скорее, мальчики! Мы уезжаем.

— Кто уезжает?

— Мы все.

— И мы? И Брон и Шеппи? — допытывался Бадж. Таких невероятных событий никогда не бывало до сих пор.

— Ага, наверно, нас хотят отвезти домой на ферму, — сказал Сэм Баджу. И вид у него при этом был явно недовольный.

— А Тикки? — спросила Шеппи, кружа, как комар, вокруг Крошки мамы. — И Тикки возьмем?

Крошка мама подумала с минуту и сказала:

— Да, возьмем и Тикки.

И дверь захлопнулась за ней.

12. ВПЕРЕДИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

Отец крикнул им, чтобы они сначала разгрузили дрова и отвели Принца в конюшню, а потом уже шли в дом.

— Ничего не понимаю! — воскликнул Бадж, в изумлении качая головой.

— А я знаю, что случилось! — сказал Сэм, когда они принялись за дело. — Наверно, моя мама поправилась, и папа приехал за нами. Мама, конечно, беспокоится, думает, что меня здесь плохо кормят. Она же знает, что я не люблю жареные помидоры, — добавил он, косясь наБаджа.

— Нет, если бы дядя Линк приехал, папа сидел бы с ним на веранде, они ведь любят поболтать между собой. И зачем бы тогда всем нам ехать на ферму? Дядя Линк отвез бы вас сам. К тому же разве он не сказал, что уезжает в Хобарт?

Сэм оттащил пустые сани в конюшню, а Бадж вел лошадь. Там они застали отца, он развертывал большой брезент. Сэм, готовый бежать в дом, спросил у него:

— А где же мой папа?

— Его здесь нет. Зачем бы ему приезжать до полнолуния? Думаю, он очень рад, что вы все здесь и на ферме тишина и покой. Вот что, ребята, после того как зададите Принцу корм, отнесите этот брезент в дом. А там я расскажу вам, какой у нас план.

Сэм разнуздал Принца с такой быстротой, словно очистил луковицу, а Бадж наполнил кормушку сеном. И через минуту-другую оба уже прыгали вокруг Дэйва, сгорая от любопытства.

— Когда я ушел от вас там, на выгоне, — начал Дэйв, не торопясь и осматривая большой брезент, разостланный на полу, — я поднялся на вершину холма, откуда видно далеко на юг… Гляжу… Эге, сними-ка там с краю комок грязи! Брезент и без того весит достаточно, а ведь бедному Принцу придется его тащить.

— Ну, что же вы увидели с холма, дядя Дэйв? — торопил его Сэм.

— И зачем Принцу тащить это? — спросил Бадж.

— Я увидел, что погода улучшается, — отвечал отец рассеянно. — И в ближайшие дни, наверно, будет солнечно.

— И это все? Но ведь тетя сказала, что мы все едем куда-то, — разочарованно протянул Сэм.

— И еще я видел, — продолжал отец все так же не спеша, — пеструю телку нашей Бауры, ту, что потерялась в лесу. Видел ее так ясно, как вижу сейчас вас обоих, она была внизу, в долине.

— Ага, понимаю, папа! Ты попробуешь ее поймать и привести сюда?

— Да, хочу попытаться, сынок. Все мы ее окружим, и авось удастся направить ее в тот загон, где была Баура. Тогда у нас опять будет корова, а значит, и молоко будущим летом.

— Но вам и сейчас нужны молоко и масло, — возразил Сэм. — И потом, если возьмем с собой девчонок… вы же знаете Брон, дядя Дзйв! Она боится даже тени. Да еще малышку брать — ну, это, скажу я вам…

Отец погладил подбородок и лукаво посмотрел на Сэма:

— Значит, ты-то собираешься ехать с нами, дружок?

— Ну еще бы! — Сэм покраснел и насупился.

— Нам, быть может, придется разбить лагерь и заночевать. А может, будем кочевать так целую неделю или даже больше. Так что нельзя оставлять здесь никого, иначе оставшийся не будет знать, где мы и что с нами. А отвезти вас на ферму тоже нельзя — ведь ваш папа в Хобарте. Кроме того, мне понадобитесь вы все, и лошади тоже, только так можно поймать телку. Так что, если ты решил ехать с нами, милости просим, но затяни пояс потуже и будь доволен, если сможешь набивать брюхо хотя бы жареными помидорами.

— А Наррапс? И его возьмем? — поспешно спросил Бадж.

— Да, на нем поедут младшие. Накорми его получше сегодня, а я позабочусь о Принце и Алмазе: им придется тащить на себе все наше имущество. К этому брезенту, — отец нагнулся и расправил складку, — мы сегодня прикрепим канаты, и у нас будет палатка — единственное убежище в дороге, если не удастся найти какую-нибудь подходящую пещеру.

— А куда мы поедем, папа? На юг? — спросил Бадж, глядя на горы, синевшие вдали. — К тому холму, где на вершине торчат скалы, как зубья? Туда, где живут тасманские тигры, ты еще назвал его „Чертов холм“?

— Мы пойдем туда, куда нас приведет Пеструха, сынок, а она может привести куда угодно, только не к морю. Ну, ну, не горюй и помоги-ка сложить эту штуку. Вы с Сэмом беритесь за другой конец.

В доме царила веселая суета и живописный беспорядок: по полу разбросаны были узлы и свертки, стол завален теплыми хлебами, наполнявшими комнату аппетитным запахом. Один каравай еще пекся в круглой железной печке, и Крошка мама сгребала с ее плоской крышки пылающие красные угольки.

Мальчики сложили брезент на веранде и теперь жадно вдыхали запах хлеба.

— Что будет на ужин, Брон?

— Вкусненькое! — Она чмокнула губами и с важностью помешала что-то в большом горшке. — Картофельное пюре со свиным жиром и к нему немного мяса.

— Только не сметь у меня отщипывать куски от караваев! — строго предупредила Крошка мама. — Они единственное, что мы можем взять с собой, а кто знает, сколько времени нам придется кочевать в лесу и в горах без хлеба.

Тикки вылез из ящика и лакал молоко, Шеппи не сводила с него глаз.

— Сделай Тикки домик! — просила она, дергая Баджа за рукав.

Но Крошка мама откинула ее кудри с разгоряченного личика и сказала:

— Оставь его, Шеппи. Он после ужина достанет коробку и в ней повезет Тикки. Хорошо, Бадж? А сейчас несите тарелки и рассаживайтесь на чем попало возле камина — стол занят.

Баджу нравилось, что они сидят на чурбанах, а не на скамьях, как всегда, за покрытым газетами столом. Он находил, что гораздо интереснее есть, поставив тарелку на колени. У ребят лица разгорелись от жаркого огня в камине, и они, проголодавшись, жадно уплетали всё. А почему они сегодня так проголодались? Быть может, от возбуждения. Все просили у Брон вторую порцию.

Вошел отец и присел на уголке стола, рядом с Крошкой мамой. А после еды он, помешивая чай в своей кружке, стал распределять обязанности.

— Натрите салом башмаки и возьмите с собой запасныеноски. Если у кого шнурки не очень крепкие, скажите мне, я нарежу запасных ремешков.

Он дал задания всем, не исключая и Шеппи.

— Ты должна заботиться об этом маленьком опоссуме, — сказал он ей. — Да смотри, чтоб он не забрался на эвкалипт. Если туда заберется, — кончено, там он и останется. Поняла?

— Тикки подарят Шеппи? — сказала девочка, умоляюще глядя то на Баджа, то на его отца.

— Нет, Шеппи! — взволнованно воскликнула Брон. — Ты же знаешь, что Тикки не твой, а Баджа. Ты можешь играть с ним, и больше ничего.

— Хочу Тикки!

— Ладно, — сказал Бадж. — Если ей так сильно хочется, я отдам ей Тикки.

— Нет, — остановила его мать. — Сначала посмотрим, как она будет заботиться о нем в дороге. Если привезет его домой живым и здоровым, тогда можно будет ей подарить его.

— Еще один вопрос — и самый важный, если мы не хотим, чтобы наш дом сгорел дотла и от него начался лесной пожар, когда мы будем далеко отсюда: кто принесет воды из ручья и зальет огонь в камине?

— Можно мне? — вызвалась Брон, вопросительно глядя на Крошку маму, а Сэм, хмурясь, смотрел на горячую золу в камине, — слой ее был почти в фут толщиной.

— Нет, Брон, тебе я поручила Шеппи и Тикки, и еще ты все свои вещи должна снести и навьючить на Наррапса. Бадж тоже не может — он должен привести Принца и Алмаза, а мы с отцом будем их навьючивать. Так что… Может, ты этим займешься, Сэм?

— Хорошо, тетя, — не очень охотно отозвался Сэм.

— Зальешь камин так, чтоб ни искорки не осталось, — сказал Дэйв. — А завтра, если кто проспит, будет есть холод ное. Ну, за работу! Надо всё сделать сегодня, а завтра встанем до зари. — Он потянулся и зевнул. — Я думаю, нам с мамой эту ночь спать не придется. Верно, женушка?

13. В ПОИСКАХ СЛЕДОВ

Солнце выглянуло меж двух скалистых „кулаков“ и окрасило в розовый цвет кудрявые облака; черные сойки летали вокруг с резкими хриплыми криками, как будто насмехаясь над маленьким отрядом, которому предстоял путь в неизвестность.

— Все готовы? — крикнул отец, заняв место впереди. Он посадил Шеппи на спину к Наррапсу впереди Брон.

Малышка радостно улыбнулась ему. Она крепко держала коробку с Тикки, а Брон обеими руками обхватила сестренку за талию.

— Кажется, брезент уложен не очень хорошо. — Говоря это, Бадж поправлял вьюк на Принце. — Может, привязать для равновесия еще что-нибудь с другой стороны?

— Верно, сынок. — Отец обошел вокруг Принца и посмотрел в сторону дома, откуда уже спешила к ним Крошка мама с последними узлами.

— Беги-ка возьми у матери узлы. Их-то и подвесим с другой стороны. А где же Сэм?

— Сейчас придет, — ответила Крошка мама. — Он заливает огонь в камине. Вещи мы все вынесли, Дэйв, и я только схожу в последний раз — гляну, все ли там в порядке.

— Ладно, женушка. Пора трогаться. Ставни не забыла закрыть?

— Закрыла. Осталось только проверить, хорошо ли Сэм залил огонь… Что там такое?

Услышав внезапный вопль Брон и какой-то стук, Крошка мама бросилась к пони. Оказалось, что коробка с Тикки свалилась на землю и лежала вверх дном, а бедный зверек, обомлев от страха, жался к стенке. Шеппи же вырывалась из рук Брон, желая слезть и спасти своего любимца.

— Она его уронила! — кричала Брон. — Я и не поняла сначала, что происходит… Хотела схватить коробку, а она — хлоп на землю! Да и мы чуть не упали — и всё из-за Шеппи!

— Зачем ты это сделала, Шеппи? — спросила Крошка мама, после того как навела порядок. Она стала гладить тяжело дышавшего зверька. — Бедняжка Тикки мог из-за тебя сильно удариться!

Шеппи, ничего не ответив, сняла свой красный беретик и протянула его тете, как человек, собирающий подаяние.

— Ага! — Крошка мама с улыбкой посадила в берет Тикки. — Ты, верно, хочешь взять его на минутку, чтобы извиниться перед ним?

Но как только Шеппи убедилась, что Тикки удобно устроился в ее берете, она сунула берет к себе за пазуху под пальто. Потом весело оглянулась на Брон и бросила торжествующий взгляд на Крошку маму. Пальто было старое, Иггино, — его отдали Шеппи на время путешествия, и оно ей, конечно, было широко. Поэтому, когда Брон начала бранить сестру, Крошка мама за нее заступилась:

— Оставь ее, пусть себе держит Тикки за пазухой, пока не станет жарко и она не захочет снять пальто. А коробку я привяжу к одному из вьюков.

— Давай ее сюда, — сказал отец. — И веди Наррапса вперед, а мы вас догоним. Пора трогаться, не торчать же нам тут целый месяц!

Крошка мама пошла рядом с пони впереди всех. За ними на некотором расстоянии шел Принц, весь обвешанный вещами, как рождественская елка, и Алмаз — он был отдан на попечение Сэма и тащил на себе только запас корма для всех трех лошадей. Следом шли оба мальчика, а последним — отец Баджа в своей старой синей куртке и широкополой шляпе. Он следил, чтобы кладь была в равновесии. По временам он смотрел вдаль, на юг, словно выбирая дорогу, — теперь солнце уже поднялось выше, и холмы были видны как на ладони.

— Вот поднимемся на пригорок и там дадим лошадям отдохнуть, — сказал отец через некоторое время, когда загон старой Бауры остался уже далеко позади. — Передай это остальным, Бадж.

Знакомая часть леса кончилась вместе с тропой, по которой они ехали. Тропа эта у вершины холма сворачивала на восток и вела к обширным горным лугам, где паслись стада. Они же держали путь в незнакомые места, на юг. После того как лошади были привязаны в тени, а путники улеглись, давая отдых усталым ногам, отец прошел немного вперед.

— Не развести ли огонь да поставить греть воду? — спросил Бадж.

— Нельзя, сынок. Здесь костер разводить опасно: и не оглянешься, как огонь перебросится на кусты — и вот тебе лесной пожар. — Отец вздохнул. — Обойдемся без чая, пока не удастся развести костер в высохшем русле какого-нибудь ручья.

— Тикки хочет пить, — объявила Шеппи. Ей было уже жарко в пальто, но она его не снимала, жалея Тикки, потому что солнце нещадно палило с ясного неба.

— Да он, кажется, спит, — со смехом сказала Крошка мама. — Но все-таки принесите кружки, я налью вам воды. Котелок я тоже наполнила. Давайте закусывать. Мешок с завтраком у Брон.

Брон раздала пакеты с ломтями хлеба, намазанными медом, и аккуратно собрала всю бумагу, в которую они были завернуты, — бумага была очень нужна.

— Пойду осмотрю местность, чтобы знать, куда нам держать путь, — сказал отец, поев. — Хотите со мной, мальчики?

Оба мальчика тотчас вскочили, гордые его предложением, и едва сделали несколько шагов, как лес сомкнулся вокруг них. Со всех сторон он выглядел совершенно одинаковым. Им уже казалось, что они никогда-никогда не найдут пути обратно. Но отец смело шагал сквозь кустарник, как будто перед ним была большая дорога.

— Где-то здесь неподалеку мы увидим ту долину, где я заметил Пеструшку, — сказал он.

И, когда они, перебираясь через стволы упавших деревьев и валуны, продираясь сквозь папоротники, оказались, наконец, на гребне холма, перед ними развернулась вся долина.

— Ах, папа! Ведь нам ни за что не спуститься!

Бадж и Сэм с ужасом смотрели на отвесный спуск высотой в несколько сот футов, а отец обводил долину зорким взглядом ястреба: он искал внизу прогалины, где могла пастись их Пеструшка.

— Правильно, сынок. Надо идти поверху до конца долины и спуститься там, где склон более пологий. Может, сразу найдем нашу телку. А может статься, она даже бродит где-то здесь, внизу, под самым носом у нас.

— Ещё повезло вам, что вы увидели ее в тот раз — ведь вокруг такой густой лес, — заметил Сэм.

— Надо обязательно найти ее или хотя бы ее след. А еще надо отыскать подходящее место для ночлега. Так что не будем задерживаться. Пошли, ребята! — Отец шел впереди, но на ходу оглянулся и добавил: — Ты прав, Сэм, мирты там внизу растут очень густо, и мне повезло, что я увидел Пеструшку. Но я думаю, найти ее в этой долине будет еще труднее. Трудности все впереди, это надо помнить.

— А у вас есть с собой компас, дядя Дэйв? — спросил Сэм, окинув испуганным взглядом бесконечный лес вокруг. — Вы бы, наверно, заблудились без компаса, правда?

Дядя только рассмеялся. А Бадж сказал с гордостью:

— Когда папа искал золото, те, что ходили с ним, называли его „человек-компас“. Верно, папа?

— И все-таки раз я заблудился, самым настоящим образом потерялся в лесу. А когда туман в лесу рассеялся, глянул я вниз с Трех кулаков и вижу, — еще шаг, и я полетел бы вниз. Угодил бы я тогда в нашу долину скорее, чем утконос ныряет в нору, завидев человека.

— У миссис Джолли в городе был компас, — пробурчал Сэм. — Как жаль, что я не привез его сюда! Да, да, очень жаль!

— А для чего? Слыхал я, что в здешних местах есть такие руды, которые стрелку всякого компаса заставляют метаться в разные стороны. А если компасу доверять нельзя, то лучше ходить без него — так я считаю.

— Вот и Крошка мама! — воскликнул Бадж с удивлением. Они неожиданно вышли на то место, где были привязаны лошади. По-видимому, отцовский компас был пока в порядке.

И снова в путь, вперед под слепящим солнцем. Лошади непрерывно отгоняли хвостами мух. Постепенно гряда гор, становясь все более отлогой, спускалась к долине, и густая зелень заслоняла солнце. Но нигде все еще не было и следа коровы.

— Женушка, ты по пути высматривай место для лагеря! — крикнул отец шедшей позади матери. — Где-то здесь должна быть глубокая лощина, так, может, наша Пеструха забрела туда. Пойду на разведку, пока светло. А вы, мелкота, запомните: кто затопчет коровий след — спуску не дам!

И снова вперед и вперед, пока лошади не остановились перед стволом огромного дерева, упавшего вершиной на пригорок, так что оно образовало как бы широкий мост. Легко было пройти под ним, но отец подумал, что телка могла тоже пройти здесь, и задержал всех, чтобы сперва поискать ее следы.

Мальчики с любопытством смотрели на торчавшие в воздухе корни упавшего дерева. Как бы хорошо по ним взобраться на вершину холма! Усталость была забыта.

— Вряд ли коровка стала бы прыгать через это дерево! — сказал Бадж с усмешкой.

А Сэм, который полез вперед, отозвался:

— Здесь нет никаких следов.

Тем временем Крошка мама сняла Шеппи с лошади и, пока обе девочки отдыхали, вытянув онемевшие ноги, пошла осмотреть сухое место под упавшим деревом.

— Здесь можно ночевать, Дэйв! — крикнула она мужу. — Если натянуть брезент, будет уютно, как дома.

Работа закипела, и очень скоро лагерь был разбит. Здесь оказалось сколько угодно папоротника, заменявшего пружинные матрацы. Правда, костер развести они не решились, и пришлось всё есть холодным, запивая водой из котелка. Потом отец снова ушел искать следы — надо было торопиться, пока не стемнело.

— Шеппи уже спит, — сказала Крошка мама. — Вы трое можете погулять, только не заходите далеко. А я поищу родник или ручей, чтобы набрать воды.

Дети подождали, пока она скрылась между деревьями.

Затем Бадж вскочил.

— Пошли, Сэм! А вдруг кто-нибудь из нас троих набредет на следы копыт, которые папа не заметил!

— Нет, спасибо. — Сэм зевнул. — Если Брон идет, я не пойду. Стоит нам увидеть что-нибудь интересное, как она завизжит, что это змея, и все время будет хныкать.

Тут Брон — хотя она только что хотела сказать, что остается с Шеппи, — жестоко обиделась и назвала брата „нахальным поросенком“.

— Пойду одна и — вот увидишь — найду след раньше, чем ты, Сэм! — смело заявила она. Однако, видя, что под деревьями уже довольно темно, поспешно добавила: — Конечно, не сегодня — сейчас уже слишком поздно. Правда, Бадж?

— Правда, — подтвердил Бадж, чтобы ее успокоить, и глубоко вздохнул.

14. БРОН СДЕРЖАЛА СЛОВО

В лесу ни ветерка, и брезенту как будто не с чего шуршать. А между тем Бадж ясно слышал у себя над самым ухом легкое шуршание.

Он сбросил одеяло — ночь была душная. Бадж сел, огляделся. Все спали под сенью огромного дерева. Шуршание слышалось из того угла, где спала Шеппи, прижавшись к Крошке маме. И Бадж сразу понял, в чем дело: это Тикки бродил по своей коробке, грызя свежие листья эвкалипта.

Бадж протянул руку и придвинул коробку поближе к себе, чтобы понаблюдать за зверьком. Спать больше не хотелось. Вокруг их лагеря тоже, видно, бродили опоссумы: Бадж слышал, как взрослый самец хриплым голосом звал свою подругу. Должно быть, они бегали над головой Баджа, спускаясь по стволу. А вдали уныло жаловалась на что-то сова.

Вдруг послышалось отрывистое сердитое ворчание, какой-то зверь спрыгнул на землю в нескольких шагах от Баджа и заскребся у одного из мешков. Вмиг взметнулась вверх рука отца, и неведомый гость исчез во мраке ночи. Отец встал, чтобы передвинуть мешки, и Бадж подполз к нему.

— Кто это был, папа? — спросил он шепотом.

— Это дикая кошка, сынок. Учуяла мясо в мешках. Не думаю, чтоб она еще раз сунулась сюда, но на всякий случай передвину мешки и лягу около них.

Бадж помог отцу переложить запасы в более надежное место и спросил, нашел ли он следы Пеструхи: отец вернулся вчера поздно, когда он уже спал.

— Нет, я не нашел следов этой негодной коровы. Если ее нет в этом конце долины, нам придется продираться сквозь густые заросли, а кто ее знает, куда она тем временем может удрать! Но ты пока спи, сынок. Завтра всем придется смотреть в оба, чтобы не пропустить следов.

— Ладно, папа.

Бадж был очень доволен. Пусть надо искать следы, все равно такая жизнь ему была по душе! Отгоняя носившихся вокруг комаров, он поглядел туда, где спал Сэм, и снова нырнул под одеяло, улыбаясь при мысли, что и Сэму, наверное, так же нравится бродить по новым местам. Вот ведь за весь вчерашний день он только один раз упомянул о миссис Джолли и о своей жизни в городе.

Брон решилась пройти недалеко по следам, оставленным барсуками. Скоро она остановилась и стала боязливо озираться по сторонам. Правда, Крошка мама уверила ее, что на заре, когда еще холодно, ни одна змея не вылезает из своей норы, но… мало ли других опасностей в лесу! Здесь на каждом шагу путника подстерегают такие страшные твари, они только и ждут, как бы напасть на него.

„Пожалуй, ничего, что я не умылась, — шепнула она про себя, пройдя еще немного и не слыша больше вдали звуков из лагеря. — Тетя ни о чем не догадается, если я потру лицо платком“.

Все же она помедлила, набираясь смелости, перед тем как дойти до небольшого родника, где Крошка мама брала воду. „До него не больше как десять прыжков кенгуру, и тропинку нельзя потерять“, — сказала ей Крошка мама. Брон хотелось понравиться этой большой, сильной женщине, которая пленила ее изголодавшееся по ласке сердечко. Теребя тонкими пальцами уголок передника, девочка стояла, озираясь вокруг. Этот передник сшила ей Крошка мама из холщового мешка, а на кармане вышила яркой шерстью цветочки и ее имя.

Наконец Брон двинулась дальше. Она спугнула бродивших в траве птиц. Но они поднялись невысоко над ее головой, и хлопанье крыльев радовало Брон, потому что разгоняло жуткую тишину. Потом донесся стук топора. Это дядя Дэйв прорубал для лошадей дорогу — ведь после завтрака они должны идти дальше.

Вот и засыпанное галькой сухое русло. Здесь в дождливое время течет ручей. Брон сняла с шеи полотенце и умылась у родничка, который сочился между двух скал. Холодная вода и гордость своими успехами придали ей бодрости, и она решилась осмотреть это место, раньше чем бежать обратно в лагерь той же дорогой. Вдруг что-то блестевшее неподалеку привлекло ее взгляд. Что это могло быть?

Любопытство побудило Брон пробраться сквозь кусты и перелезть через несколько поросших папоротником валунов. Она очутилась в чудесном месте. Такой красоты она еще никогда не видела! В глубокой впадине, образовавшейся в скале, сверкала вода, — там, в этом маленьком озере, отражалось синее небо и чудесные пурпурные цветы на кустах, росших по краю прогалины. А во всех расселинах скал здесь пышным кружевом пенились „девичьи кудри“ и другие редкие виды папоротников.

Уверенная, что никто, кроме нее, не видел еще этого, Брон спустилась ниже, чтобы нарвать для Крошки мамы красных цветов, каждый величиной с ее кулак. Ей пришлось продираться через заросли, но на другом конце прогалины были уже только гладкие скалы. Раздвинув папоротники, Брон оцепенела от ужаса: что-то круглое и черное лежало прямо на открытом месте.

Она ужасно боялась змей еще с раннего детства, когда наткнулась раз на змею, спавшую на солнце. Правда, та змея, подняв голову и увидев девочку, мигом развернула свои кольца и уползла. Но страх остался.

И вот Брон первым делом испустила пронзительный вопль. Она и не пыталась бежать — стояла как вкопанная, вытаращив глаза, и вопила. Но крики ее как будто ничуть не потревожили то, что она приняла за змею. Через минуту-другую это показалось Брон странным, и она умолкла.

Дядя спешил напрямик, ломая кусты, и добежал до нее одновременно с Сэмом и Баджем, которые мчались по тропе, указанной им Крошкой мамой.

— Где же змея? Куда она уползла? — уже издали кричал Сэм, размахивая палкой.

— Какая змея, Сэм? Я звала вас вовсе не из-за какой-то змеи, — с достоинством отвечала Брон. — Я думала, дядя Дэйв захочет взглянуть на коровий след, что я здесь нашла.

Она указала на круглую черную лепешку коровьего помета, лежавшую на камнях у воды, там, где Пеструха, проходя, остановилась попить.

Дядя обнял Брон за плечи и заглянул сверху в ее остренькое, некрасивое личико.

— Брон, ты просто прелесть! — воскликнул он.

Сэм, кривя рот, наблюдал за дядей, который ползал по земле и в радостном возбуждении отыскивал в пыли малейшие признаки коровьего следа.

— Сколько суеты из-за коровьего помета!..

— Да ведь папа сейчас все узнает, — с живостью перебил его Бадж. — Он хочет определить, сколько времени прошло с тех пор, как Пеструха была здесь. Брон напала на след, и теперь мы догоним Пеструху.

— Мальчики, бегите обратно завтракать, — скомандовал отец, неохотно оторвавшись на минуту от своего дела. — И расскажите обо всем маме. А мы с Брон скоро придем.

— Я знал, что девчонку брать сюда не следовало, — угрюмо проворчал Сэм, когда они шли обратно. — Теперь Брон задерет нос, вот увидишь!

— Ну что ж, она обещала найти след раньше, чем ты, вот и сдержала слово. Разве не так?

— Ничего ты не понимаешь, Бадж. Просто зло берет! Тут дело нечисто: Брон визжит так только тогда, когда думает, будто увидела змею. Да и не пошла бы она одна в лес, ни за что не пошла бы… Ох, гляди! — перебил он вдруг сам себя, когда они подошли к стоянке. — На завтрак ветчина! — И Сэм рысью помчался вперед.

Да, наконец-то из мешка появилась ветчина! И когда отец привел Брон, которая шла, как принцесса, с большущим букетом красных цветов, перевязанным полотенцем, Крошка мама, подавая ей порцию этой ветчины, нарезанной ломтями, как дыня, сказала:

— Молодчина, Брон! Мы все гордимся тобой. Не так ли, Шеппи?

Все подхватили: „Да, да, гордимся“, „Молодчина!“ — а Шеппи в виде величайшей милости позволила сестре подержать минутку Тикки. Бедняжка Брон от избытка счастья даже смочила слезами его шерстку.

Это был очень веселый завтрак!

Весь этот день они шли, руководясь разными приметами и следами. Отец, шагая впереди, по временам останавливался, разглядывал что-нибудь или делал на деревьях зарубки топором — это для того, чтобы по ним потом найти дорогу домой. Следы Пеструшки вели их через долину, а потом вверх по склонам гор, замыкавшим ее. Тут они в жаркое время дня сделали привал, чтобы поесть и поспать в тени диких австралийских вишен, низко склонявших свои ветви.

— Здесь нигде ни травинки, — сказала Крошка мама, глядя на выветрившиеся голые скалы, когда все собрались уже идти дальше. — Почему же Пеструха не осталась в долине, где можно пастись вволю?

— А может, она знает, что там, наверху, есть хорошие места? — предположил Бадж.

— Ты прав, сынок, — сказал отец, шагая впереди лошадей. — Может, она видела, что здесь ручей пересыхает в жаркое время, и поняла, что где-то там течет река.

Они брели вперед усталые, но бодрые. Около вершины местность была совсем дикая, труднопроходимая, и они здесь окончательно потеряли след, но случайно нашли его снова в узкой лощине. Наконец они перевалили через горы. Дальше шел крутой спуск к дремучему лесу.

— Уже слишком темно, следов сейчас не увидишь, — сказал отец и велел сделать привал. — Привяжем лошадей, а затем взберемся повыше и осмотрим все вокруг.

Отец выбрал длинный плоский отрог, на который было нетрудно подняться. Бадж добрался туда первый и, как только остановился, ахнул от восторга:

— Гляди, папа! Чертов холм!

Он указывал на зубчатые утесы, высившиеся подобно крепости на вершине холма по другую сторону долины.

Отец только кивнул: глаза его обегали долину, простиравшуюся неровной извилистой полосой на восток и на запад. Далеко внизу там и сям сверкала вода.

— При таком слабом свете нам корову не увидеть, — сказал отец. — Но долина хороша… Открытая… Наверно, не так давно здесь был лесной пожар. Днем мы непременно выследим здесь Пеструху…

Ах, папа, как это… — Бадж был не в силах высказать свои чувства и только смотрел во все глаза, пораженный дикой красотой этих гор и лесов. Лучи заходящего солнца золотом обливали долину, а Чертов холм превратился в великолепную огненно-красную крепость.

— Этот холм цветом совсем как очищенная морковка, — сказала Брон. — А внизу… — Она замолчала, не находя слов, чтобы выразить свое восхищение царственной пышностью заката.

— Там внизу, у подножия, есть расселина вроде пещеры! — подхватил Сэм. — Вся черная и тянется прямо вверх по склону.

— Ну, будет вам любоваться этой Долиной Заходящего Солнца, — сказала Крошка мама. Она и сама не заметила, как придумала название, которое всем пришлось по вкусу. — Надо искать место для ночевки.

15. ПЕЩЕРА

Отец нашел довольно ровное местечко, и там, на горе, они и расположились, потому что он опасался, что, сойдя в Долину Заходящего Солнца, они потеряют или затопчут следы Пеструхи.

— Сюда бы сейчас опоссума, чтобы вскарабкался на это дерево, — сказал он, остановившись перед чахлым и невысоким эвкалиптом.

Все засмеялись, когда Шеппи предложила Тикки.

— А еще лучше обезьяну, — продолжал отец. — Но раз ее нет, посмотрим, как справится с этим делом Сэм.

Сэм легко взобрался на дерево и оттуда забросил веревку на соседнее. Ее натянули, закрепили, а потом перекинули через нее брезент, так что получилась палатка. Почва здесь была слишком твердая, чтобы вбивать колья, но зато нашлось достаточно камней, которыми прижали к земле концы брезента.

— Спать этой ночью нам будет не очень-то мягко, — сказала Крошка мама, тщетно искавшая папоротников или каких-нибудь веток и стеблей для подстилки. — И еще имейте в виду, что воду в котелках надо беречь.

— Зато костер разведем знаменитый и наконец выпьем по кружке горячего чаю, — радовался отец. — Бегите, мальчики, соберите побольше сушняка, пока не стемнело. На этих голых скалах нечего бояться лесного пожара.

Он спустился пониже, чтобы посмотреть, не пригодится ли сухой пень, замеченный им раньше. И Бадж услышал вдруг, как он там подпрыгнул и громко выругался. Это было удивительно — отец не любил, когда люди в гневе бранились и чертыхались. Он говорил: „К чему это? Разве это поможет?“

— Что там случилось, папа?

— А вот иди сюда живее, сам увидишь!

Бадж кликнул Сэма, и оба помчались вниз, прыгая через камни. Отец стоял, всей тяжестью налегая на одну ногу, а под башмаком у него что-то билось и поблескивало.

— Змея, — пояснил отец, не двигаясь с места. — Под пнем оказалась дыра, и я его легко выворотил. А тут она — чуть не ужалила меня в палец. Найти палку я не успел, ну и придавил ей голову каблуком. Она, наверное, уже издохла, но все еще извивается. Говорят, убитая змея извивается, пока не зайдет солнце.

— Это я слыхал и от своего папы! — подхватил Сэм.

— Может, все-таки стукнуть ее хорошенько, пока ты не сдвинул ногу? — предложил Бадж.

— Не надо. Жаль портить кожу, из нее выйдет красивый пояс. — И отец сделал шаг в сторону.

Бадж и Сэм с невольным отвращением и страхом смотрели на толстые кольца, свивавшиеся и развивавшиеся, как у живой змеи. Но эти судороги становились все слабее, и скоро змея замерла.

— Ага!_:- воскликнул отец, указывая на запад: солнце закатилось, оставив на небе только пламенеющие облака.

— Можно мне взять ее себе? — спросил Сэм, когда Бадж осторожно поднял змею, подцепив ее концом длинной палки.

— Можно, хотя у тебя уже есть хороший пояс, подарок матери. Смотри только не вздумай весь вечер возиться, снимать кожу: надо еще собрать побольше хвороста.

Отец ушел, а Бадж бросил змею на землю. Сэм потыкал ее носком башмака и сказал:

— Какая красивая! Знаешь что, Бадж, она мне не нужна. Пояс у меня и так хороший, мама дорого заплатила за него. — Он любовно потрогал карманчики на своем поясе и с улыбкой подмигнул Баджу. — А насчет змеи я другое придумал. Она мне нужна для Брон, понял?

— Вот здорово, Сэм! — радостно поддержал его Бадж. — Честное слово, это замечательно! Брон получит от тебя подарок, как от рождественского деда. Ее старый красный поясок давно уже пора выбросить.

Он раскрыл свой острый нож и стал на колени, готовясь снять со змеи кожу.

— Стой! Что ты! — испугался Сэм. — Я не хочу, чтоб ты ободрал кожу, я ведь совсем не то придумал!

— Хочешь сам это сделать? Пожалуйста…

— Нет… я думал…

— Тогда давай обдерем ее вместе.

— Ну ладно. — Сэм вздохнул, пораженный недогадливостью Баджа, вынул свой ножик и подошел ближе. — Но помни: Брон пока не надо говорить, что это для нее.

— Не скажу. Ведь кожу еще надо будет дома растянуть на колышках для просушки.

Бадж работал быстро, чтобы управиться до сумерек. Сэм помогал ему, придерживая кожу, но вид у него при этом был какой-то оторопелый, как будто он делал вовсе не то, что задумал.

Поужинали картофельным пюре с ветчиной и легли спать рано. Ночь была холодная, а костер догорел, так как не хватило хворосту. Но по крайней мере удалось выпить горячего чаю, о котором так мечтал отец.

— Что такое, женушка? — спросил он. — Чего ты там хлопочешь?

Крошка мама высунула голову из палатки.

— Да вот не найду никак второй мешок с мукой, Дэйв. А ведь хлеб у нас кончается. И я собиралась на завтрак испечь в золе лепешки.

— Утро вечера мудренее. Найдем твой мешок, когда станет светло, — спокойно отозвался отец.

Однако мешка и утром не нашли. Его нигде не было.

— Когда мы выехали из дому, его навьючили на Принца. Так, может, дорогой он отвязался и упал, а мы не замети ли? — предположил Бадж.

— Ну, что поделаешь! У нас еще один мешочек есть. Надо поскорей найти корову да идти домой. Там еды хватит, — говорил отец, но видно было, что он сильно озабочен.

Следы Пеструшки, очень четкие, шли через миртовый лес вниз, в Долину Заходящего Солнца. Путники успели до полуденной жары выйти через густые заросли на равнину, и здесь лошади сразу принялись щипать вкусную, но жесткую траву.

— Пришли! — радостно воскликнул отец.

Утесы, возле которых они стояли вчера на закате, были ясно видны снизу, а с другой стороны высился Чертов холм, похожий на укрепленную каменную башню. Между утесами и Чертовым холмом лежала глубокая долина. К югу она изгибалась, как серп, в том месте, где в нее врезался этот холм, а к западу сужалась. И жарко здесь было, как в печке.

С восточного склона, где путники сделали привал, долина была видна довольно хорошо, так как несколько лет назад здесь прошел сильный пожар. На ней блестели озера и удивительно ярко зеленели деревья; путники вдыхали запах каких-то невидимых цветов и слышали щебет птиц.

— Ах, папа, как это непохоже на наши места! — Бадж с восхищением смотрел на цветы, так красиво алевшие на фоне пышной зелени.

Стайка попугаев, своим ярким оперением соперничавших с цветами, кружилась во влажном воздухе.

Отец разрешил себе любоваться всем этим только одну минуту, пока утирал потное лицо.

— Хорошо, что у нас дома не так жарко, как тут, — сказал он, тяжело дыша. — Не то мы никак не могли бы работать. Здесь, наверно, всю зиму такая жара стоит, потому что горы вокруг сохраняют в долине тепло, да и влагу тоже. Гляди! — Он указал на Чертов холм. Серебристая линия, блестевшая, как след улитки, тянулась по всему склону от самой верхушки. — Зимой там воды больше, и мы с вершины Трех кулаков видим, как она блестит. Я как-то показывал это тебе, Бадж.

— Значит, это водопад, дядя? — спросил Сэм, очень заинтересованный. — Но почему льется вода из той расселины?

— Может быть, на вершине есть что-то вроде озера и вода течет из него. — Отец опять посмотрел на сочную траву под ногами. — Сейчас мы стреножим Наррапса, и пусть себе все лошади пасутся. Вы поспите где-нибудь в тени, но остерегайтесь змей. Попозже выберем место для стоянки. А сейчас я пойду искать нашу корову.

— Да ты бы сначала поел, Дэйв.

— Дай мне чего-нибудь с собой, поем дорогой, женушка. Корову надо найти раньше, чем она узнает, что мы здесь.

Он снял с плеча свернутую кольцом веревку и наказал Баджу взять вторую веревку и ехать к нему верхом, если услышит его зов.

— Да откуда ты знаешь, что Пеструшка в этой долине?

Отец указал на несколько засохших лепешек коровьего помета в траве.

— Должно быть, Пеструха эту долину считает своим домом, — сказал он с улыбкой. — И может, она сейчас пошла пригласить какого-нибудь своего приятеля-бычка удрать из загона и разделить с ней этот дом.

— Но приятель сказал: „Не стоит“.

— Может, и так, сынок.

— Бедной Пеструшке, наверно, здесь одиноко, — вставила Брон. — И она не прочь вернуться в загон. Мы с ней потолкуем об этом.

Когда отец ушел, остальные покончили с окороком, обглодав его до кости, и легли отдохнуть. Однако Долина Заходящего Солнца кишела не только цветами, но и насекомыми и птицами. Пиявки и комары не давали покоя. А когда мать набирала воду из волшебно прекрасного озерца, она увидела черную змею длиной в добрых шесть футов. Змея быстро скрылась, и Крошка мама не рассказала о ней никому, но велела каждому из старших детей срезать по крепкой и гибкой палке и носить с собой „на всякий случай“.

Сэм был чем-то возбужден и беспокойно вертелся вокруг Крошки мамы.

— Можно мне пойти взглянуть на ту пещеру, что видна на Чертовом холме? Хорошо бы там разбить лагерь, тетя, подальше от комаров.

— Комары умеют летать, дружок. Кроме того, даже если вы, мужчины, заберетесь туда, как мы попадем в эту пещеру?

— Зато от пиявок избавимся, Крошка мама, они не летают и наверх не взбираются. Можно мне пойти туда с Сэмом?

— Не летают, говоришь, и наверх не взбираются? А вот эта большущая взобралась же на меня. Или сверху слетела, может быть?

— Ой! — завизжала вдруг Брон, вскочив. — Тут что-то есть! Оно… оно извивается!

Извивающееся существо оказалось безобидной ящерицей, однако Крошка мама решила, что в этом тенистом месте отдохнуть удастся разве одной Шеппи, — она только что проснулась от шума и весело осведомилась, нет ли тут каких-нибудь змеек, чтобы поиграть с Тикки.

Решив так, Крошка мама навьючила багаж на лошадей, подсадила обеих девочек на пони и пошла вперед, на середину долины, где в скалистом подножии Чертова холма чернела пещера шириной футов в двадцать.

— Как хорошо-то! По этим камням мы можем забраться туда, как по ступеням! — восторженно воскликнул Сэм. — Все залезем в пещеру. Правда, Бадж?

Снизу видны были только черная дыра да обломки скал. По ним мальчики, ловкие как обезьяны, живо вскарабкались, словно по ступеням. А Крошка мама привязала лошадей и ждала.

Она не приняла всерьез предложение Сэма расположиться в пещере, но хотела, чтобы он сам убедился, что это невозможно.

Однако вскоре из-за большой глыбы показалась сначала макушка, а потом и сияющее лицо Баджа.

— Смотри! — крикнул он матери, протягивая руку к блестящему пятну на скале. Он подержал ее так минуту, с пальцев закапала вода, и он стал пить ее из горсти.

— Ого! — Брон в восторге замахала руками. — Глядите, Бадж нашел воду, она там льется как из крана!

Затем повыше Баджа появился Сэм и закричал:

— Поднимайтесь все — это совсем нетрудно! Здесь громадная красивая пещера, в ней можно жить. Поднимитесь, тетя, сами увидите! — Потом принялся уговаривать остальных: — Все здесь для нас готово! Вода? Есть. И порядочный запас дров — тут дерево свалилось. Вот увидите, когда заберетесь сюда!

16. „РЕЖЬТЕ, НОЖНИЦЫ, ЧИК-ЧИК-ЧИК!“

Через несколько часов, когда солнце уже садилось, отец вернулся с западного конца долины без коровы и остановился изумленный, увидев клубы дыма, валившего из пещеры на склоне Чертова холма.

Скоро из этой пещеры высунулась голова Баджа.

— Ау, папа! — крикнул он. — Здесь наш новый лагерь. Пещеру нашел Сэм, и она просто замечательная!

За Баджем высунули головы и другие, все размахивали среди клубов дыма черными от земли руками, приветствуя Дэйва.

— Вот так штука! Квартира в Чертовом холме! — со смехом воскликнул он. — И живет в ней компания черных дьяволят — это уж просто чудо из чудес!

— Ну видели Пеструшку?. — пропищала Брон.

Отец покачал головой. Потом, чтобы потешить ребят, сделал вид, будто ему страшно войти в пещеру и к тому же ни за что не взобраться наверх.

— Идите, идите, дядя, я вам помогу. — Сэм проворно спустился к нему.

Он повел за собой дядю со скалы на скалу, и наконец они очутились в обширной пещере. Она была тщательно подметена вениками из веток эвкалипта, из камней искусно сложили очаг. Правда, внутри было немного дымно, но большая часть дыма выходила наружу. На горячей еще золе стоял целый ряд котелков и горшков.

— Вот здорово! — ахнул отец, очень довольный.

Крошка мама подняла крышку с горшка и помешала в нем.

— У нас гороховый суп. Я положила туда кость от окорока. Вы готовы?

— Нет, нет! — запротестовал Сэм. — Дядя видел только нашу столовую, надо еще показать ему спальню.

— Тогда торопитесь, иначе обед подгорит.

Дети увлекли Дэйва в глубину пещеры. Она тянулась не очень далеко, постепенно суживаясь; потолок нависал все ниже, пока проход не упирался в большие глыбы и каменные столбы.

При угасавшем дневном свете видны были трещины, дыры и возле них чьи-то высохшие кости. Вся пещера пропахла звериным запахом.

Брон тихонько ухватилась за дядину куртку и для храбрости оглянулась на вход в пещеру. А Сэм поморщился и сказал:

— Вот тут она и кончается. Фи, какая вонь! Ну, да нам незачем сюда ходить. Смотрите!

Отец увидел брезент, разостланный в удобном месте под стеной. Держа в руках Тикки, маленькая Шеппи даже попрыгала на этом ложе, чтобы показать дяде, какая у них мягкая постель, — ведь под брезентом они уложили слой зеленых папоротников.

— Хвалю, хвалю! Честное слово, хорошо поработали. А как же вы сумели втащить сюда все наши пожитки? Вот это, например? — Он указал глазами на брезент и груду одеял на нем.

— Очень просто! — хвастливо объявил Сэм. — Взяли веревку — ту, что вы оставили Баджу. А все вещи навьючили Принцу на спину и поставили его внизу, под самым входом…

Взрыв хохота помешал Сэму продолжать. Он вдруг покраснел как рак.

— Чего это они смеются? — спросил отец.

— Да просто так… — И неожиданно Сэм тоже расхохотался. — Понимаете, дядя, я передавал наверх вещи, стоя на Принце, — так, как видел это в цирке… А Принц взял да и поскакал!

— И нам пришлось вместо одеял тащить наверх Сэма, — добавил Бадж. — Ты был первой вещью, которую мы втащили в пещеру, правда, Сэм?

— Счастье, что он не сломал себе шею, — послышался голос Крошки мамы. — Ну иди сюда, Дэйв, посмотри на долину. Да и чай вскипел.

Гора, с которой они недавно осматривали местность, и вся цепь гор на противоположной стороне долины были сейчас окрашены в какой-то необычайный пурпурный цвет, а долина казалась морем тускнеющего золота.

— А ведь как удачно мы назвали ее Долиной Заходящего Солнца, — сказал Сэм.

— Гм… — Отец поскреб подбородок. — А может, если бы мы ее назвали „Пеструхина долина“, эта проклятая корова попалась бы нам наконец?

„Проклятая корова“, по-прежнему невидимая, хотя следы ее они находили повсюду, чуть не испортила отцу настроение на весь вечер.

— Послушай, женушка, надо найти ее поскорее, иначе беда будет!

— Ну какая такая беда?

— Кончатся наши припасы — ведь у нас пропал мешок с мукой. Правда, там, где я сегодня ходил, много кенгуру, но мне некогда капканы ставить. А вокруг сушь, лес может загореться как спичка. Начнись лесной пожар — куда мы денемся?

— Посидим здесь, в нашей уютной пещере, — вмешался Сэм.

А Бадж удивленно посмотрел на отца.

— Помнишь, ты говорил, папа, что лесные пожары не вспыхивают сами собой. Кто-нибудь выколотит трубку или уйдет, не раскидав и не затоптав костер, вот тогда может начаться пожар.

— Да, а здесь мы одни, дядя, и огня не разводим, верно? — Сэм придвинулся ближе к пылающим дровам, потому что после захода солнца в пещере похолодало. — То есть разводим только в таких безопасных местах, как тут.

— Надеюсь, ты хорошенько залил дома камин, когда мы выезжали? — сказала Крошка мама, внимательно глядя на Сэма. — Я хотела было вернуться и проверить, но…

Сэм счел ниже своего достоинстваотвечать на такой детский вопрос и снова обратился к дяде.

— Что же еще может случиться здесь, дядя? Черти на нас набросятся? — сказал он с громким смехом.

— Плохая погода опаснее чертей, Сэм. Хороши мы будем, если корову найдем, но застрянем здесь из-за ливней! А мне сдается, что погода скоро переменится.

Он встал и, повернувшись спиной к яркому огню в очаге, отошел к выходу из пещеры.

— Смотрите! — Что-то в его тоне заставило всех броситься к нему. На небе не было видно ни единой звезды, и седой туман скрыл долину.

— Это ничего, — раздался успокаивающий голос Крошки мамы. — Ведь внизу вода, и после жаркого дня от нее всегда поднимается туман. Странная все-таки долина — уж очень глубоко она лежит.

— Ой, как холодно! — Брон задрожала и отошла обратно к очагу, где Шеппи кормила Тикки и играла с ним.

— Пустяки, Брон, у нас такое хорошее убежище. Ты должна быть благодарна за это, — сказал Сэм, не уточняя, кого именно надо благодарить, и поглядывая на дядю в ожидании, что тот похвалит его.

Но дядя молчал и смотрел на серую стену тумана так сосредоточенно, словно читал книгу.

Туман не рассеялся и наутро. Что думал об этом отец, неизвестно, а дети в душе были рады. Серый туман, как занавес, закрыл вход в пещеру, и они оказались как бы замкнутыми в своем отдельном мирке. Туман всему придавал необычный, даже немного фантастический вид, как это бывает, когда нырнешь и под водой откроешь глаза.

Все устали, и так приятно было полежать спокойно. Сэм, к своему удивлению, убедился, что ему вовсе незачем прикидываться спящим, никто не поднимает его с постели. Сквозь опущенные ресницы он видел, что Крошка мама с улыбкой глядит на него, мешая в котелке кашу.

— Встанешь, когда проголодаешься, — сказала она, подмигнув ему. — Дядя ушел вниз посмотреть на лошадей, а вам велел оставаться здесь, чтобы вы не заблудились в тумане.

Но, узнав, что они могут лежать сколько угодно, все сразу вспомнили о завтраке. Было так весело сидеть на корточках у костра и подливать мед в тарелку с кашей, зная, что если захочется, то, поев, можно опять залезть под одеяло.

Однако ложиться никому больше не захотелось. Брон и Шеппи нужно было кормить Тикки, а мальчикам принести для него свежих листьев — так они уверяли, но, вероятно, у них были и другие, более интересные планы. Какой уж тут сон!

Но в середине дня они все еще были осаждены в пещере из-за тумана, и Сэму стало невтерпеж.

— Эх, жаль, что мы не взяли с собой колоду карт!

— Ты все равно не стал бы сейчас играть в карты. Я собираюсь устроить стрижку овец.

Крошка мама усадила Шеппи на камень, подвязала ей полотенце и достала ножницы.

— Думаю, что большая собака Шеппи не прочь получше видеть своими глазками! — сказала она. И странно — „большая собака Шеппи“ подчинилась ей без всякого протеста.

Баджу не впервой было подвергаться этой операции. Впрочем, и после стрижки его голова бывала вся в вихрах, волосы торчали на ней, как зубья у пилы. Зато Брон вышла из рук Крошки мамы настоящей красавицей, охотно пожертвовав частью своих непокорных локонов.

— Все вы теперь такие красивые, как голубой крапивник в новом оперении. Вот один только… — Крошка мама замолчала и посмотрела на Сэма. Он со скучающим видом подбрасывал поленья в огонь.

— Сэм? — докончила за нее Брон таким громким шепотом, что все подняли глаза и насторожились. — Ох, его нельзя стричь! Мама с ума сойдет, если он вернется без своих кудрей.

Крошка мама послала ее за оставленным внизу котелком, встряхнула полотенце и принялась его складывать.

— А как же я? — спросил Сэм, когда Брон вышла, и уселся на „парикмахерский“ камень. — У меня волос побольше, чем у Баджа, голова никогда не стынет.

— Так что же, дружок, состричь все?

— Да, тетя, надоели эти противные лохмы. А вот и дядя, он тоже, верно, хочет постричься.

— Я займу очередь, — сказал отец, входя в пещеру.

Крошка мама, как всегда в дни общей стрижки дома, объявила:

— Бесплатно не стригу, запишу на ваш счет — я член профсоюза.

А отец пропел:

— Нет, дядя, — запротестовал Сэм. — Папа слышал эту песенку, когда стригли овец, она поется иначе: „Стригите, ножницы, щелк, щелк, щелк!“

— А мой дед, когда воротился из Англии, пел ее совсем по-другому, — вмешалась Крошка мама. — Вот так: „Эй, сторож, звони вовсю — динь-динь-динь!“

— Ах, папа, спой нам „Пшеничные лепешки“! — попросил Бадж, и отец обещал, что, пожалуй, после чая они устроят у огня что-нибудь вроде спевки.

— Надо будет развести хороший огонь, — добавил он, — чтобы согреть наши головы, с которых мама сняла всю шерсть.

— Ладно, папа, не пожалеем дров!

Вечер песни удался на славу. Всем было весело. Стоило посмотреть на Сэма, как все заливались хохотом, — очень уж смешон он был без своих кудрей. Его словно подменили или, быть может, это был тот Сэм, которого они просто не сумели разглядеть? Он первый придумывал новые игры, загадывал загадки, вспоминал смешные истории, и они не заметили, как подошло время ложиться спать.

— Не можем мы лечь, пока дядя не споет еще раз „Лепешки“, — заявил Сэм.

Отец вздохнул и запел снова:

— Тише! — вдруг вскрикнула Крошка мама. — Вы слышали?

— Что слышали?

— Мне показалось… Но нет, не может быть…

Все прислушались затаив дыхание, но услышали только шипение и треск огня. Седой туман все еще окутывал долину, и отец сказал, что, право же, пора спать.

Стали укладываться, однако снова пришлось навострить уши: снизу, откуда-то издалека, донесся странный и жалобный звук. Отец стал быстро надевать куртку и сунул ноги в башмаки. Хотя звук затих, не было сомнения, что он им не почудился. Это было мычание.

— Пеструха! — воскликнули в один голос Бадж и Крошка мама.

17. ЛАГЕРЬ НА ПОПЕЧЕНИИ БАДЖА

Бадж был убежден, что он не спал всю ночь, прислушиваясь, не раздастся ли опять мычание, и ожидая возвращения отца. На самом же деле отец давно вернулся после безуспешной погони за Пеструшкой, отдохнул несколько часов и снова ушел, а сын все еще крепко спал.

— Эй, Сэм! — позвал Бадж, проснувшись утром, и до тех пор толкал серый сверток одеял, пока из него не выглянула голова Сэма, гладкая, как у какаду, но только без хохолка. — Вставай, туман рассеялся!

Розовые облака лениво плыли в синеватом отверстии пещеры, гонимые легким ветерком. Огонь уже догорал, и в пещере не было ни отца, ни Крошки мамы.

Сэм поглядел наружу, словно в большое окно. Казалось, он не сразу поверил тому, что сказал Бадж, но молча ухмыльнулся и стал одеваться. Знаком он дал понять Баджу, что не надо будить спящих Брон и Шеппи.

Оба тихонько выскользнули из пещеры и сразу попали на чудесный праздник солнечного света. Солнце словно протягивало во все стороны длинные руки и гнало тени из долины, согревало скалы, превращало в бриллианты капельки, оставленные туманом, придавая им дивный блеск. Да, доброе старое солнце вернулось, и мальчики приветствовали его, как дорогого друга, которого долго считали умершим.

— Поищем следы? — предложил Бадж.

— Или саму корову? Вот здорово! — восторженно подхватил Сэм. — То-то Брон взбесится, когда, проснувшись, увидит, что мы ушли!

Бадж напряженно прислушался.

— Не вижу никакой коровы и не слышу ничего… Или нет, кажется, на той стороне озера что-то шевелится.

— Не слышу ни звука, — шепотом отозвался Сэм. — Давай подкрадемся туда.

Он пошел вперед тихонько, следя, чтобы не хрустнула ни одна ветка, не покатился ни один камушек из-под ног. В конце концов они — уже ползком — подобрались к озеру, бесшумно раздвигая папоротники. Тут только Сэм решился встать на ноги и осмотреться.

— Она вон там, — шепнул он на ухо Баджу. Глаза у него так и сверкали от возбуждения. — Ну давай!

— А, доброе утро! — раздался вдруг голос Крошки мамы. — Я так и думала, что это вы оба. Что, ищете коровьи следы? — И она подняла голову от котелков, в которые набирала воду.

— Да, тетя. А дядя не видел ночью Пеструхи?

— Нет, дружок. Туман до самого рассвета всё застилал. Да и утром мы ничего не видели.

— Но мы же вчера слышали, как она мычит! Правда? — сказал Бадж, желая убедиться, что это ему не снилось.

— Слышали. И папа думает, что она там, наверху, а из-за тумана нам казалось, что слышим мы ее чуть ли не у самой пещеры. Он сейчас придет, ты его расспроси. А я пойду готовить завтрак. Брон уже встала?

— Спала как убитая, когда мы уходили.

— А вы догадались подложить дров в очаг?

Пришел отец и не стал задавать никаких вопросов, а просто изложил свой план.

— Негодница Пеструха, конечно, там, на вершине, но мне не удалось разведать, какой дорогой она туда добирается, — говорил отец словно про себя, глядя на скалистую вершину. — Может, по другому склону, который нам отсюда не виден? Но там тоже очень крутой подъем. Попробовать разве туда взобраться?… Нет, сорвется из-под ноги камень, испугает корову, и она убежит куда-нибудь на край света. Ты умеешь тихонько выслеживать коров, Сэм?

— Я? Ну еще бы, сколько раз я с папой искал в лесу наше стадо!

— А они не слышали, как вы подходите?

Сэм ловко увильнул от прямого ответа, вспомнив недавний конфуз, когда их услышала Крошка мама.

— Я умею еще набрасывать аркан, дядя. Когда мы ее найдем, я ее сразу заарканю. Можно мне и Баджу пойти с вами?

— Одного я взял бы в помощь себе и Крошке маме, но с тем, чтобы другой остался в лагере присматривать за младшими.

Две пары глаз впились в Дэйва, который стоял на солнцепеке у озера, занятый своими мыслями. Наконец он заговорил:

— Если я возьму одного из вас, мне придется… — Тут он увидел, что над входом в пещеру уже весело вьется дым, и сам себя перебил: — Завтракать пора!

— Да кого же ты возьмешь? Кого? — настойчиво допытывались мальчики. — Скажи нам!

— Тебя, Сэм.

— Вот хорошо, дядя! — Сэм улыбнулся удивленно и радостно. — Я же сто раз видел в кино, как ловят коров с помощью лассо. Я вам покажу, как это делается.

— Ну-у, папа! — протянул Бадж в горьком разочаровании.

— Впрочем, лучше бы вам обоим остаться здесь, — заключил отец.

Однако Сэм не мог допустить, чтобы его так обманули. Он пустил в ход все свое красноречие, а когда дядя повернулся к нему спиной, взмолился:

— Неужто вы меня оставите? Вы же сначала сами сказали, что согласны взять одного из нас, а потом назвали меня.

— Ну ладно. Тогда я сейчас объясню Баджу, почему беру именно тебя.

При последних словах отца Бадж насторожился.

— Видишь ли, сынок, Сэм еще не настолько серьезный человек, чтобы оставить на его попечении лагерь и двух маленьких сестер. А на тебя можно положиться. Вот почему я беру его, а тебя оставляю здесь.

И отец пошел в пещеру завтракать.

Когда он отошел так далеко, что не мог ничего услышать, Сэм заворчал:

— Как вам это нравится? Ну спасибо, обрадовал, старый хрыч! Значит, я еще не мужчина и не могу присмотреть за девчонками? Конечно, для ловли коров я гожусь больше, чем в няньки, это я и сам знаю! — Он весь покраснел и деланно рассмеялся, не глядя на Баджа.

Под привычной молчаливой сдержанностью Бадж, провожая уходивших без него, затаил мучительную зависть. Ему почему-то стало еще тяжелее, когда Сэм обернулся и помахал рукой на прощанье. Запасную веревку он с важным видом повесил на плечо.

Не утешали Баджа и слова отца — они казались ему теперь просто насмешкой.

Убирать пещеру, чистить картошку, помогать Брон мыть посуду, искать оброненную Шеппи ленту — неужели эти занятия более достойны мужчины, чем взбираться на неведомые горы и ловить одичавшую корову? — с горечью спрашивал себя Бадж.

— Бадж! — Брон с нежностью поглядела на него. Она обожала своего доброго двоюродного брата, который избавил ее от необходимости остаться здесь с Сэмом. — Что мы теперь будем делать?

— Ты покормила Тикки?

— Конечно. Шеппи ведь только играет с ним, воображает, что он собака, и водит его гулять.

Опять глаза Брон остановились на лице Баджа, безмолвно спрашивая, не придумает ли он какое-нибудь новое увлекательное занятие. Уж он-то наверняка придумает!

Пойти вниз к озеру? Но Крошка мама запретила девочкам спускаться в долину. А в пещере со вчерашнего дня делать нечего. Будь здесь Сэм, он бы мигом что-нибудь затеял. Как называлась та игра, в которую он втянул даже отца?

— Может, поиграем в слова, Брон? „Я знаю словечко на букву т…“?

Но Брон сразу отвергла это предложение.

— Прошлый раз, когда мы играли в эту игру, Шеппи заснула. Она еще слишком маленькая.

— Ну, тогда…

Эх, был бы здесь Сэм!

Вдруг Шеппи запищала из глубины пещеры:

— Хочу Тикки! Бадж, где Тикки?

— Она его вовсе не потеряла, она только прикидывается!

Однако Шеппи продолжала кричать свое, и, хотя Брон сказала ласково: „Я сама его поищу, Бадж, а ты подумай, чем бы нам заняться“, Бадж пошел за ней.

В дальнем конце пещеры было темно и плохо пахло, поэтому они туда не ходили. Ни на выступах стен, ни на больших камнях, отколовшихся, должно быть, от скал, Тикки не было. Да и сама Шеппи была не видна во мраке, и Брон крикнула:

— Где ты, Шеппи? Куда ты убежала?

— Хочу Тикки! — Приглушённый голос Шеппи доносился как будто из-за стены, крепкой каменной стены пещеры.

Так-то он присматривает за девочкой? Упрекая себя, Бадж с бьющимся сердцем повсюду искал Шеппи. А Брон пронзительно причитала, перечисляя все ужасные беды, которые могли случиться с ее сестренкой.

На самоё Шеппи нечего было рассчитывать, она была поглощена погоней за Тикки. Но вот наконец старшие услышали торжествующий крик: „Поймала!“ — и между двух корзин просунулась рука Шеппи. Теперь они знали, как до нее добраться.

— Ого! Да здесь большущая дыра, настоящий тоннель, а мы и не знали! — воскликнула Брон, помогая Баджу вытащить сестренку.

Пришлось схватить Шеппи за плечи, так как обе руки ее были заняты — она прижимала к себе Тикки. А опоссум присмирел и, как только его водворили в коробку, сразу уснул.

Зато Шеппи — та ничуть не угомонилась. Когда Брон стала снова вслух рассуждать, чем бы теперь заняться, Шеппи потянула Баджа за пояс и указала ему на дальний угол пещеры.

Бадж удивился:

— Как, Шеппи, ты хочешь опять в эту дыру?

Не выпуская Тикки из рук, Шеппи улыбнулась, и глаза ее смотрели так же требовательно, как раньше, сквозь падавшую на них челку.

— Да, да, Бадж, пойдем туда! — сказала Брон. — Там настоящий тоннель. И Сэм про него не знает, правда? Пойдем осмотрим его, Бадж!

Бадж достал большой фонарь, которым очень дорожил отец. Вопрос, чем заняться, решился сам собой.

— Дай спички, Брон.

— Пойдем, Шеппи, он берет нас с собой! Ведь берешь, Бадж? Пойдем в дальнюю разведку?

Вывернув побольше фитиль, Бадж посмотрел на Брон, которая от волнения не могла стоять на месте. Как же переменилась прежняя трусишка Брон!

Бадж не понимал, что только вера в него придавала Брон храбрости.

18. УДИВИТЕЛЬНАЯ НАХОДКА

По этому тоннелю мог бы свободно пройти жираф, вытянув шею во всю длину, и не задел бы ушами свода. У стен валялись камни, всякие обломки, только посредине оставалась узкая дорожка, которую, вероятно, проложили здесь всякие звери», — так подумал Бадж. Он остановился и, высоко подняв фонарь, поглядел вперед. Но виден был только все тот же тоннель, который словно уходил куда-то вверх. Не очень-то это интересно!

— Ну иди же, Бадж! Как ты думаешь, куда мы придем?

Он двинулся дальше. Через некоторое время подъем стал круче, каменное дно тоннеля превратилось в ряд выступов, похожих на ступени. Бадж снова остановился и направил яркий огонь фонаря вперед, чтобы получше осветить тоннель.

— Пожалуй, нам пора возвращаться, Брон. Дальше все то же самое, только еще труднее будет подниматься.

Но Шеппи убежала вперед и уже карабкалась на первую ступеньку, а Брон пошла за ней, говоря:

— Нет, надо посмотреть, что там на самом верху. Разве тебе не хочется это знать, Бадж?

Разумеется, ему хотелось. И если бы с ним были не девчонки, а Сэм…

Однако, поглядев на Брон, он сразу понял, что ни один мальчишка не был бы ему таким смелым товарищем, как эта во всем преобразившаяся Брон.

Они еще долго взбирались вверх, время от времени отдыхая. Раз мимо них метнулась летучая мышь. Но Брон не испу алась и только сказала:

— Хорошо, что меня подстригли, — говорят, летучие мыши вцепляются людям в волосы.

Шеппи собирала по дороге клочки бархатистого мха, мелкие папоротники, один красивее другого. Они росли вокруг сырых расселин, так как подземный ход постепенно перешел в ущелье без свода. Далеко-далеко наверху дети увидели небо.

Неожиданно тропинка перестала подниматься в гору. По обе стороны ее в скалах виднелись какие-то странные черные отверстия, и пахло здесь уже иначе. Бадж посмотрел на фонарь — свет его потускнел.

«Да ведь это оттого, что здесь дневной свет! — шепнул он про себя. — Значит, тоннель кончился».

Он схватил Шеппи за руку и торопливо зашагал дальше. Свернув, они вышли на открытое место и очутились на краю глубокой пропасти.

— О-ох! — вырвалось у Баджа, когда он глянул вниз, в жуткую черную глубину, куда не достигал свет фонаря.

Поставив ненужный больше фонарь на землю, он стал осматриваться. Здесь свет был какой-то хмурый, совсем непохожий на веселый, солнечный. И повсюду — расселины, тени. Где-то внизу, в ущелье, монотонно и печально журчала вода, а в сыром воздухе стоял запах плесени и гнили.

— Знаешь что? — сказал Бадж шепотом (он сам не понимал, почему шепчет). — Это та самая трещина в Чертовом холме, которую Сэм увидал с другой стороны. Помнишь, Брон?

Она кивнула, не отрывая глаз от расселины, которая тянулась до самой вершины. Она доходила до каменной арки, и солнечный свет казался издали золотой колонной.

— Дальше идти некуда, — со вздохом сказала Брон, разглядывая страшное ущелье, по краю которого, словно нитка, тянулась тропка, грозившая смертью каждому, кто пойдет по ней.

— Брон, ты только представь себе, каково это — свалиться туда!

Они оба смотрели в эту пропасть, и Брон с трудом унимала дрожь.

Вдруг они услышали позади голосок Шеппи:

— Песик! Шеппи хочет песика!

Бадж и Брон не спеша обернулись, чтобы взглянуть, чтоэто еще за новая глупая выдумка Шеппи. Но в тот же миг они увидели этого «песика» и были так потрясены, что даже Бадж окаменел на месте.

«Песиком» оказался сумчатый волк, «тасманский дьявол», свирепый, готовый к нападению, черный, как пропасть позади него. Он стоял в нескольких шагах от Шеппи, а за ним, в том тоннеле, по которому они сюда пришли, виднелась его подруга.

Мгновение дети и оба «дьявола», не двигаясь с места, смотрели друг на друга.

Бадж глядел на уродливую голову зверя с таким интересом, что даже не испугался его страшных челюстей. Он успел заметить всё — и тусклые черные глаза, и противные красноватые уши, отвислые, как большие карманы, и жесткую шерсть, и белую отметину на груди в форме полумесяца. Вот и довелось ему увидеть тасманского дьявола совсем близко, среди бела дня, возле его собственного логова! Бадж был так рад этому, что чувствовал даже благодарность к зверю.

А глаза Брон, отуманенные страхом, видели огромного, свирепого зверя со страшными зубами, готового растерзать их всех на куски или, по крайней мере, оттеснить назад, чтобы они свалились в бездонную пропасть. Оцепенев от ужаса, не в силах даже крикнуть, Брон была, однако, исполнена решимости спасти Шеппи. Это решение вмиг созрело в ее верном сердечке.

А кем показался этот зверь Шеппи? Быть может, собакой какой-то новой породы, которая будет ей другом? Или она видела в нем большущего Тикки? Или попросту какого-то пришельца из мира бесконечных новых открытий? Во всяком случае, она смело протянула ручонку, чтобы потрогать этого зверя и таким образом ближе познакомиться с ним.

А что думали оба тасманских дьявола, — этого никто знать не мог, этого нельзя было прочесть в их черных глазах. Они, наверное, испытывали просто любопытство, как все дикие лесные звери, не знающие человека, и не прочь были пойти следом за этими странными двуногими существами с незнакомым запахом. Но протянутая рука Шеппи их встревожила, и самец пустился бежать с быстротой, удивительной для такого неуклюжего на вид животного, — только мелькнуло белое пятно на черной шерсти, и все.

Скрылись оба «дьявола». Только что они были здесь — и вдруг исчезли, как будто камни под ними разверзлись и поглотили обоих.

— О-ой! — раздался наконец долго сдерживаемый вопль Брон, и она прижала Шеппи к себе. — О-ой! — загудело эхо, разнося ее крик по тоннелю.

Послышался и другой звук — стук фонаря, опрокинутого ею впопыхах. Фонарь грохнулся вниз в ущелье. Раздался звон разбитого стекла. Фонарь прыгал с уступа на уступ, пока не исчез в глубине.

— Боже! Что скажет папа? — ахнул Бадж. — Фонарь! И он даже не знает, что мы взяли его.

— Я не виновата… Я так испугалась, что и не заметила его, — всхлипывала Брон. — Как увидела это чудище, я…

— Ну ничего. У папы есть еще фонарь поменьше, — пробовал ее утешить Бадж.

Это было единственное слабое утешение, какое он мог придумать. Положение было ужасное. И зачем он сюда пошел? Ему поручили присматривать за лагерем и этими двумя малышами, а он вот как о них позаботился!

— Раз придется идти обратно без фонаря, я сосчитаю, сколько у нас спичек, — пробормотал он, роясь в кармане.

— Нет! — завопила Брон. — Я не пойду обратно в темноте, Бадж! Не могу! Ни за какие деньги!

Она озиралась вокруг, как затравленный зверек. Со страхом покосилась она на пропасть и узкую тропу вдоль нее, потом посмотрела на синее небо, сиявшее сквозь залитую солнцем каменную арку.

— Пойдем, Шеппи, поищем Крошку маму, — сказала она, крепко ухватив за руку сестренку.

И раньше чем Бадж сообразил, что она затеяла, девочки уже прошли самое опасное место и взбирались на валуны по другую сторону ущелья.

— Иди же, Бадж! — Голос Брон был как-то особенно звонок. — Здесь не так уж страшно. Хочешь, я вернусь и помогу тебе перебраться?

— Нет, не оставляй Шеппи! — крикнул он в ответ. Это было похуже переправы через реку Гордон по проволоке! Но он не хотел, чтобы Брон знала, как его мутит от страха. Не надо смотреть вниз… «Ну, Бадж, крепись!» — сказал он сам себе.

Готово! Он не захотел ухватиться за протянутую ему руку Брон и сел на камень, будто бы размышляя, а на самом деле для того, чтобы перестали трястись колени.

— Слушай, Брон, а что будем делать, если не найдем там наверху папу и Крошку маму?

— Тогда ты поведешь нас обратно, Бадж. Ты найдешь дорогу вниз, в Долину Заходящего Солнца, — отозвалась она с той верой в него, которая теперь не покидала эту новую, независимую Брон.

И Бадж тоже поверил в себя — на кого же было сейчас надеяться, как не на себя?

— Ладно, Брон, как-нибудь спустимся. Но сначала надо подняться на вершину, где начинается расселина, вон под ту арку.

Брон оглянулась на ущелье и задрожала.

— Ох, как страшно! Ну пойдем, Шеппи, ты там наверху поиграешь на солнышке.

Подъем оказался не таким уж трудным, и только в конце его они увидели, что им предстоит еще перевалить через гребень холма и сквозь золотую от солнца арку пролезть по высокой гряде глубокого, рыхлого песка.

Шеппи одолела это препятствие легче других. Старшие подтолкнули ее, и она проворно, не проваливаясь, перебралась через песок, а затем скрылась в тени широкой арки, пока Брон и Бадж еще только взбирались к ней, как настоящие альпинисты взбираются на снежные склоны.

Шеппи лежала под аркой, как большой сверток, и слышно было, как она, забавно попискивая от радости, разговаривала с кем-то.

— Скорее, Бадж! Что она там нашла опять? — сказала Брон, ползя вперед на четвереньках, и встревоженно оглянулась на Баджа.

— Э… может, горного кенгуру, который вздремнул там в тени? Я не могу быстрее, Брон, у меня башмаки полны песка.

— Но ты же знаешь Шеппи!

Бадж с большим усилием вытащил ноги — на них словно навалился огромный груз, которого не свезти и Принцу. Да, он знал Шеппи! Наверное, опять нашла себе какую-нибудь опасную игрушку. И зачем только ее оставили на его попечении!

Они брели, увязая в песке, и уже издали услышали звуки, которые раскололи тишину вокруг, как удары молота. Началось с какого-то грохота, а кончилось резким мычанием — да, мычанием испуганной коровы! Эти звуки оглушили их и замерли где-то в глубине тоннеля.

— Это Пеструха! — воскликнул Бадж, начиная понимать, что случилось.

— Шеппи! — отчаянно кричала Брон и рвалась вперед, рас-швыривая песок. Наконец оба перекатились через гребень.

Под аркой земля отлого спускалась к впадине, заросшей тростником. И по этому скату бежала корова. Пробежит несколько шагов, остановится, прислушиваясь, и бежит дальше.

Корова бежала на зов какого-то черного существа с лоснящейся шерсткой, его держала в объятиях сияющая Шеппи.

Когда появились Брон и Бадж, крошечное существо — ему было не больше одного дня от роду — подняло голову и жалобно замычало: «Му-у».

— Ой, у Пеструхи теленок! — ахнул Бадж. Глаза у него заискрились удивлением и радостью. — И Шеппи его нашла!

А потом все произошло необычайно быстро: когда они подбежали к Шеппи, корова галопом прискакала, чтобы защитить своего теленочка, и тут же, неизвестно откуда, донесся громкий оклик невидимого еще Дэйва.

19. ПОПАЛАСЬ!

Пока Сэм добрался до вершины Чертова холма, он растерял всю свою самоуверенность. Сначала они не нашли следов Пеструхи и только наткнулись на опасное препятствие — «лежачий лес».

Этот лес — настоящая западня для обитателей Тасмании. Деревья здесь сначала растут как всякий подлесок, но потом изгибаются горизонтально, и от ствола тянутся вверх несколько новых. Через некоторое время и эти молодые стволики тоже сгибаются и тянутся над землей горизонтально. В таком лежачем лесу можно пройти футах в сорока над землей по густой сети переплетающихся стволов, не зная, куда попадешь. Отец только зря терял время, пытаясь обойти этот лес, а подъем на Чертов холм совсем измучил их. Но наконец они напали на тропку, по которой несомненно прошла корова. По ней уже легко было подняться на южный склон, и тут они сделали открытие: то, что они считали отдельным холмом, на самом деле было частью длинной цепи, окаймлявшей с этой стороны Долину Заходящего Солнца.

— Но чем же она тут кормилась? — удивился отец. — Голые скалы, нигде ни травинки, а внизу, в долине, столько еды!

Сэм не способен был сейчас строить предположения или, во всяком случае, высказывать их: он совсем запыхался. С радостью сел он отдыхать на большой камень, мысленно упрекая дядю за то, что тот ходит так быстро и совсем загнал его.

— Здесь наверху ей спокойнее, — сказала Крошка мама. — Ни насекомых, ни змей — нечего бояться. Да и воздух здоровый. Наверно, туманов здесь по ночам не бывает.

— А может, она ходит сюда наверх только на ночь. Это, пожалуй, всего вернее, женушка. Но тогда мы ее сегодня не поймаем. Ясно, что сейчас ее здесь нет.

Отец с унылым видом одолел последний подъем и через узкий проход выбрался на плоское, открытое место. Здесь были не только голые камни — впереди виднелись низкорослые эвкалипты и другие деревья и сквозь них трудно было увидеть, что впереди. А вокруг немало впадин, ложбин, обнаженных пород, — среди них могла бы легко укрыться не только одна корова, но и целое стадо.

— Ты посиди, отдохни, — сказал дядя Сэму, видя, чтомальчик с трудом плетется за ним. — Если мы ее вспугнем, она побежит сюда, а тогда тебе надо будет погнать ее обратно, не дать ей пробежать мимо.

И Сэм остался один. Он уселся в тени развесистого дуба. Первым делом надо было поесть и напиться холодного чаю из бутылки. Ни дяди, ни тетки не было слышно, они все еще надеялись подкрасться к корове незаметно и двигались бесшумно, как охотничьи собаки.

Часы шли в мирной тишине, ничего не случилось, только горный орел один раз спустился пониже, чтобы посмотреть на Сэма. Сначала Сэм был очень доволен тем, что он один и может ничего не делать. Но он не привык к самостоятельности, и скоро ему стало как-то не по себе. Притом ему не очень-то нравилась отведенная ему роль: размахивать палкой и криком пугать корову. Это не то что набросить ей аркан на рога и крикнуть: «Попалась!»

Он походил вокруг, подыскивая валун, с которого удобно было бы забросить лассо. Поймать бы Пеструху, устроив западню в том узком месте, где тропка уходит вниз. Но ведь они не догадались оставить ему вторую веревку.

Он снова сел, но поспешно вскочил, испугавшись термитов. Пошел в другую сторону, постоял, прислушиваясь. Облака в небе почти не двигались. Было так тихо и тепло…

И скучно! Право, веселее было бы остаться с Баджем в пещере, с горечью сознался себе Сэм. Бедняга Бадж немного «дикарь», как говорит мать Сэма, но при близком знакомстве он оказался не так уж плох. И, наверное, он очень рад, что может лодырничать в пещере с девочками. Ведь он ни разу в жизни не был в кино и, уж конечно, не знает, как накидывать лассо на коров… Еще бы! Но…

— Сэм!

Это Крошка мама крикнула из-за деревьев, в нескольких шагах от него.

— Сэм, — шепотом сказала она, — когда я уйду, полезай вон на тот высокий бугор. Дядя Дэйв видел ее, она пила из родника в ложбине.

— Ладно! Послушай, тетя, можно мне…

— Тсс! — остановила она его. — Мы зайдем с той стороны, а ты полезай наверх и следи. Если она проскочит мимо нас, гони ее обратно.

Крошка мама ушла, а Сэм полез на бугор. Он торопливо взобрался на него и оттуда стал смотреть вниз. Он сразу увидел весь скат холма, утесы, полукругом торчавшие вдали, как зубья, а напротив — что-то вроде арки. Между ними была лощина, заросшая тростником, и там-то Сэм ясно разглядел пеструю корову.

Она не пила из родника и не щипала траву: она смотрела куда-то вверх и мычала. Почему? Ведь Крошки мамы она видеть не могла — та еще только подкрадывалась к арке с веревкой в руках.

Смутило Сэма и другое. Откуда-то донесся громкий крик дяди Дэйва, и в тот же миг корова бросилась вверх по склону, навстречу Крошке маме. Но вдруг она остановилась как вкопанная у какой-то впадины перед аркой, за которой спряталась Крошка мама. Все это было очень странно.

Наконец внизу появился дядя, и Сэм, повернувшись, стал наблюдать за ним. Дядя бежал через тростники туда, где стояла корова, и держал аркан наготове. Пеструха услышала его и тоже повернулась в ту сторону. Она, кажется, готовилась удрать в долину, и Сэм глазами измерял расстояние, которое ему придется пробежать, чтобы остановить ее.

Когда он снова оглянулся на дядю, тот стоял в тростниках неподвижно, как дерево, а Пеструха спокойно двинулась прямо к впадине под аркой, мыча, словно звала кого-то.

А наверху, на скалах, — Сэм не поверил своим глазам — там был Бадж!

Они-то думали, что Бадж ожидает в пещере их возвращения, а между тем он лежит на каменной арке и ловко забрасывает аркан на рога Пеструхи!

И он заарканил ее!

Корова рванулась назад и, конечно, вырвала веревку из рук Баджа. Хорошо еще, что его самого не стащила вниз. Но петля уже крепко захлестнула рога…

А тут выскочила Крошка мама и схватилась за свободный конец веревки. Она упала и растянулась на земле, прямо на острых камнях, но веревку держала крепко…

— О-ох! Как бы корова не подняла ее на рога!

Но уже дядя Дэйв бросился на Пеструху сзади, и она не знала, от кого обороняться раньше.

Веревка Дэйва тоже обвилась вокруг ее рогов… Чего же было Сэму ждать еще? И он не стал ждать.

— Вот это ловко! — закричал он, размахивая обеими руками. — Молодчина, Бадж!

Бадж услышал его наконец и, помахав ему в ответ, стал слезать вниз. Снизу, из-под арки, тоже доносились крики. Сэму даже показалось, что он слышит знакомый радостный визг — так могла визжать только Брон.

Отец привязал веревки к двум деревьям и пустил Пеструху ходить между ними.

— Будет скакать и мычать, как оголтелая, покуда не привыкнет. Оставим ее пока тут. Пойду взгляну, что там нашла Шеппи.

Все словно с ума сошли от радости: Крошка мама смеялась сквозь слезы и потирала ушибленные места; мальчики орали и тузили друг друга; Брон сыпала вопросами, на которые никто не отвечал; Шеппи дергала дядю за седые волосы, пока он, приплясывая, нес ее на своем плече к арке.

— Попалась! — крикнул он на всю большую, равнодушную к людским радостям долину. — Теперь у нас есть корова, есть и теленок!

И он запел во весь голос песенку овцеводов:

А дети подхватили припев, раньше чем он успел кончить куплет:

и замолчали, только когда дошли до арки.

«Мэ-э!» — жалобно мычал черненький теленок, еще не умевший стоять на слабых ножках. Он инстинктивно понимал, что среди этих двуногих нет его матери, чей зов он слышал издали.

Все молча стояли вокруг, пока Дэйв его осматривал.

— Телушка славная, родилась вчера ночью, тогда-то мы и услышали Пеструху, — сказал он.

— Верно! — Бадж указал на арку. — Звуки отражаются там и падают вниз, в долину… — Он вдруг замолчал.

— Ты что, сынок?

— Папа, я уронил твой большой фонарь.

— Неправда, это не ты! — пронзительно закричала Брон. — Это я нечаянно толкнула его ногой… Я…

— Ладно, — сказал отец. — Сейчас мне ничего не жалко. — Но он тут же одумался и добавил: — Надеюсь, вы разбили только стекло?

— Нет, — с несчастным видом пролепетал Бадж. — Он весь целиком полетел в пропасть.

— Всякое бывает, — сказала Крошка мама. — Такая беда может случиться в каждой семье. Что пропало, того не вернешь.

— У тебя же есть другой фонарь, поменьше, — робко напомнил Бадж отцу.

— Ладно, не вздумай только и с ним расправиться, — сказал отец с улыбкой. — Тогда заставлю тебя заарканить мне еще одну корову.

Все засмеялись, заговорили разом, пошли расспросы, пока Крошка мама, наконец, не стала их унимать, опасаясь, что они напугают теленка. Все уселись на солнце у самой впадины, не спуская глаз с маленького черного пленника, а мать доставала из сумки еду. Постепенно все вопросы были исчерпаны.

— Я? — говорил Сэм. — Да я все видел, как в театре с балкона. И чуть не полетел вниз от неожиданности, когда старина Бадж вдруг полез на арку и бросил аркан. Эх, был бы я на его месте!

Дядя внимательно посмотрел на него.

— Не беспокойся, Сэм, мать не дала бы Баджу бросить веревку, если бы ты не ждал там, где тебе было велено. Она ведь вернулась к тебе, чтобы проверить, наготове ли ты. Ты вел себя молодцом, дружок.

— Да, да, ты молодец. И Брон и Шеппи тоже. Если б не они, теленок удрал бы к Пеструхе. — Крошка мама окинула их ласковым взглядом. — Брон-то у нас, оказывается, смелая, как лев. Подхожу, смотрю — она держит теленка за ногу, Шеппи обхватила его за шею, а Пеструха так и рвется к ним, словно сейчас проткнет их рогом!

— Все вы — ребята хоть куда, — заключил отец, сделав большой глоток из бутылки. — И хлеб будете есть с маслом, а кашу — с молоком, конечно, когда вернемся домой.

И он снова затянул свою любимую песню:

20. ШЕППИ ДАЕТ ИМЯ СВОЕМУ НАЙДЕНЫШУ

Пеструха бесновалась уже меньше, не так яростно стремилась освободить рога (корова думала, что они зацепились за ветку), но, увидев теленка на руках у Дэйва, она, как безумная, рванулась вперед.

Дэйв поставил телушку на слабые ноги, а мать принялась нежно звать ее. Телушка посмотрела на мать, ответила «мэ-э» и побежала к ней, помахивая хвостом.

Дети смотрели, как она жадно сосет, а Пеструха ласково вылизывает ее своим большим шершавым языком, насколько ей позволяет дотянуться веревка.

— Не пойму я, папа, — сказал Бадж со вздохом после долгого раздумья, — а где же ее бык?

— Ты прав, сынок, я тоже сперва удивлялся, почему не всечлены семейства налицо. Но ведь телушка-то черная, вот я и вспомнил, что твой дядя Линк не раз встречал в лесу одичавшего черного быка. Я и сам думал о нем, когда замечал у нас в долине следы, но это, — он весело указал на сосущую телушку, — мне и на ум не приходило.

— Ну как же назвать ее? — спросила у Шеппи Крошка мама.

Это был важный вопрос, а Шеппи как будто еще ничего не придумала. И все стали наперерыв предлагать клички для телушки: Негритяночка, Самбо, Чернушка, Бархатка. Но Шеппи только отрицательно мотала головой.

— Ну так придумай же сама, наконец!

Шеппи взглянула на Крошку маму и замычала, подражая телушке:

— Мэ-эрл!

— Ага! — сказала Крошка мама, сразу поняв ее. — Я знала одну девочку с таким именем. Назовем ее Мэрл.

Так найденыш Шеппи получил имя Мэрл. Отец посмотрел на солнце, потом окинул взглядом свой маленький отряд и сказал отрывисто:

— Ну, Мэрл наелась, и нам пора в путь. Сэм! Ты дорогу знаешь. Вы с Баджем по очереди ведите телушку впереди, тогда Пеструха пойдет за вами. Мы с мамой будем с обеих сторон держать ее на веревке, чтобы она не побежала и не затоптала вас. А ты, Брон… Тебе мы поручим важное дело: возьми хлыст и подгоняй ее сзади, если остановится… Да, но ведь тебе еще надо присматривать за Шеппи.

— Ничего, справлюсь, — храбро сказала Брон. — Пойдем вместе, Шеппи? — Но тут же поспешно добавила: — Только вы шагайте не слишком быстро! Хорошо, дядя?

Сначала дело не ладилось. Отяжелев от молока, сонная Мэрл перестала откликаться на непрерывный зов матери, и Пеструха вдруг решила, что она куда-то ушла. Словно мать, спохватившаяся, что она оставила ребенка в магазине, корова рванулась назад, и Дэйву стоило немалых усилий удержать ее, чтобы она не наскочила на Брон и Шеппи. Успокоив корову, они дали ей обнюхать Мэрл, после чего она опять пошла вперед. Но еще не раз ей казалось, что ее телочка осталась сзади. И в конце концов отец сказал:

— У меня скоро руки оторвутся, так трудно удерживать эту проклятую корову!

— Не ругай ее, дядя, у нее же теленок, — упрекнула его Брон, когда они остановились передохнуть.

— Вот как? Что же, Брон, придумай, как заставить ее идти вперед, и тогда я готов называть ее хоть «рыжей голубкой».

— А что, если Бадж и мы с Шеппи пойдем вперед, а Сэм будет сзади подгонять ее?

— Гм… Брон дело говорит.

И это помогло, хотя двигались они все-таки медленно. На каждом повороте Бадж ждал, а отец привязывал веревку к дереву или выступу скалы, и все отдыхали, пока он не убеждался, что они на верной дороге.

Так одолели они самую крутую часть холма.

Затем отцу пришла удачная мысль: он связал обе веревки в одну длинную, пустил телушку к матери и погнал вперед обеих. Пеструхе казалось, что она свободна, до тех пор пока она не пыталась убежать. Когда же она такую попытку сделала, все, ухватившись за веревку, помогли отцу удержать ее, и корова присмирела.

По удобной Пеструхиной тропке они обошли наконец «лежачий лес» и очутились как раз над Долиной Заходящего Солнца. Был тот час, когда солнце готовилось закатиться за темно-синюю линию гор и заливало долину великолепным ярким сиянием.

— Тпру, лошадка! — сказал отец, привязывая Пеструху к дереву. Усталая Пеструха мирно вылизывала свою Мэрл, а путники смотрели вниз, отыскивая какие-нибудь ориентиры.

Отец расспрашивал ребят про найденный ими подземный ход, про «Сэмову расселину», кончавшуюся на вершине у арки. С того места, где они сейчас стояли, ее не было видно.

— Удивительная долина! — задумчиво сказала Крошка мама. — Никогда ничего подобного не видывала. Как красиво!

— Какие птицы! Какие цветы и деревья…

— Верно, сынок. Много травы, красивые озера. Но не всё тут хорошо. Змеи… И этот серый жуткий туман!

— И «дьяволы» на холме! — с живостью подхватила Брон.

Но Бадж был не согласен с ней:

— Да это мы им, наверно, показались дьяволами! Ведь они первые туда пришли и поселились. Они заняты своими делами, а мы им вроде как на голову свалились. Да, наверно, они тоже на своем языке называют нас «дьяволами».

— Ну, полюбуйтесь в последний раз на Долину Заходящего Солнца! Красотой этой сыт не будешь, а я уже проголодался, — заявил отец.

Тут и все вспомнили, что голодны. Так голодны, что готовы съесть дом или слона — все, что угодно, кроме горохового супа, что им пообещала Крошка мама.

— Сегодня у нас что-то вроде дня рождения, — сказал отец. — Рождение Мэрл. Ей почти день! И никакого пирога?

— Ну ладно, — засмеялась мать. — Не будет ни супа, ни гороха. Мы откроем консервы, чтобы отметить последний вечер в пещере.

Пеструху с телушкой поместили подальше от воды, а лошадей привели и накормили. Все устали до изнеможения. Брон еще раньше ушла с Шеппи в пещеру, и, когда мальчики вернулись, самая юная путница уже спала. Брон кипятила чай, а Крошка мама открывала банку мясных консервов. Бадж и Брон решили после чая провести остальных по тоннелю. Ведь Сэм с завистью уверял Брон, что никаких «тасманских дьяволов» она не видела, а Бадж ручался, что покажет ему этих зверей. Но, сидя в тепле у огня, они всё ели и ели до тех пор, пока их не сморил сон, и даже жевать они уже не могли.

Баджу снилось, что он ведет их по длинному тоннелю в темноте, через туман. Без всякого удивления он видел, как Шеппи гладит тасманского дьявола величиной с человека и кормит его остатками мясных консервов. Но Шеппи почему-то превратилась вдруг в Мэрл.

Затем он понял, что это сон, и хотел, чтобы сон продолжался. Но отец уже тряс его за плечо:

— Вставай, сынок, пора. День, видимо, будет жаркий, а нам надо провести корову через всю долину.

21. СЭМ — ХОЗЯИН ЛАГЕРЯ

Начались затруднения с едой.

— На завтрак каша с медом. Ешьте сколько влезет, потому что больше ничего нет, — объявила утром Крошка мама, стараясь говорить как можно веселее.

— И хлеба нет?

— Ни хлеба, ни лепешек. Будь доволен, что есть хоть горячая каша. Отец говорит, что и того не будет на следующем привале. Разводить в такую сушь костер опасно, может загореться весь лес.

Проглотив остатки каши, которую он с трудомзапихивал в себя, Бадж отложил ложку и сказал:

— Хорошо, что Сэм нашел такое место для стоянки. Правда, мама?

Сэм навострил уши, но из скромности смотрел в тарелку. А Крошка мама, не взглянув на него, продолжала:

— Отец ушел вперед. Он поведет Пеструху с теленком через долину, делая остановки в самую жару, чтобы они могли отдохнуть. А вы, мальчики, догоняйте его. Поведете Принца и Алмаза.

— Можно мне ехать на Наррапсе?

— Нет, Сэм. Пони останется с нами. Брон мне поможет испечь хлеб из последней муки. Мы испечем его в золе, пока костер не совсем погас.

И вот, расправившись с кашей, от которой не осталось ни крупинки, они двинулись в путь. Сэм гордо шел впереди, ведя Принца (впрочем, по правде говоря, это Принц вел Сэма, ибо старый умный конь знал, куда ушел его хозяин, и всегда безошибочно находил дорогу домой), а за ним — Бадж с Алмазом.

Долина Заходящего Солнца в этот рассветный час была так же хороша, как и в ярких красках заката, но Бадж почти не замечал ни свежести утра, ни птичьего пения и свиста, сопровождавшего их все время, ни омытых росой орхидей, по которым ступал Алмаз. Он был занят одной мыслью: неужели Крошка мама не любит Сэма? Как она сегодня говорила с ним! Совсем не так говорит она с Брон… Но зато отцу Сэм в последнее время стал нравиться. Это видно из того, какие он дает ему поручения.

Крошка мама вынула хрустящую булку из горячей золы, обтерла ее и положила перед Брон.

— Постукай по ней пальцами — вот так. Если звук глухой, значит она готова. Это последняя?

— Да, тетя.

— Пока она стынет, навьючим пони и принесем воды, чтобы залить огонь… Как ты раскраснелась, Брон! Тебе, я вижу, очень жарко. Не хочешь ли искупаться в озере?

Сперва Брон отказалась. Но, когда они пришли к озеру, передумала: рядом была Крошка мама, такая большая и сильная, надежная защита от змей и всяких других опасностей. Брон и Шеппи живо сняли с себя одежду и насладились купанием в холодной воде. Конечно, пока дошли обратно, им снова стало жарко, но все-таки они были очень довольны.

— Авось и наши мальчики догадаются по дороге искупаться и поплавать, — сказала Крошка мама, ставя на прохладное дно пещеры ведро с водой.

Только она собралась залить огонь, как снизу донесся громкий крик.

— Это Сэм и Бадж, они что-то нашли! — воскликнула Брон.

— Эй, тетя! Не гасите огонь! — кричал Сэм во все горло.

— Гляди, что поймал Сэм! — вторил ему Бадж, протягивая большой отцовский котелок. Весь котелок заполнили безобразные зеленые клешни и чешуйчатое тело. — Какой замечательный рак!

— Ого! — Мать наклонилась, чтобы лучше рассмотреть добычу Сэма. — Именно это нам и нужно, Сэм. Давай-ка его сюда, я сейчас его сварю.

Но Сэм все еще не мог расстаться со своей находкой, показывал ее испуганной и восхищенной Брон, объясняя, как он «зачерпнул» рака вместе с водой, когда дядя послал их выкупаться в ручье.

— Это не креветка, Брон, это настоящий рак, смотри!

Крабы, омары, лангусты отличаются от своих речных родственников, живущих в пресной воде, но между речными раками и маленькими креветками, которых любят ловить дети, разница только в величине. Рак Сэма был большой, мясистый, всем могло достаться по доброму куску.

Пока Крошка мама прикидывала это в уме, Сэм подтолкнул Баджа, и они, переглянувшись с улыбкой, затянули свой собственный вариант «Песенки о лепешках», который кончался словами:

— Ах вы, хитрецы! Придется, значит, платить за рака! — засмеялась Крошка мама и отобрала самую маленькую булку, чтобы бросить стоявшим внизу мальчикам.

Они покинули пещеру в ту пору дня, когда все звери в этих диких местах отдыхают, прячась от полуденного зноя. В долине было жарко, как в печи. Дважды спугнули они горных кенгуру, спавших в кустах. Когда Крошка мама со своими помощницами догнала отца и мальчиков, выяснилось, что с Пеструхой опять беда: она объявила «лежачую забастовку».

Они расселись подле нее на тенистом скате и, отрывая от рака вкусные кусочки, наслаждались, уплетая их со свежеиспеченным хлебом. После этого пиршества все благоразумно последовали примеру усталой коровы, и даже отец закрыл глаза.

Вторую половину дня они с трудом одолевали длинный путь к той горе, откуда раньше осматривали местность. Пеструха по-прежнему «выкидывала коленца», как говорил отец. И только когда уже солнце спряталось за горы на западе, она стала спокойнее. Выяснилось, что она просто желает идти вслед за Принцем.

— Ну скажите, почему эта негодница не хочет идти за Алмазом? — спрашивал в раздражении отец.

— Может быть, оттого, — нерешительно сказал Бадж, — что Принц черной масти?… Ведь ее Мэрл тоже черная…

— Ей-богу, парнишка правильно рассудил! Она привыкла ходить за черным быком. А сейчас видит впереди черный круп, вот и идет! — Отец с шутливым упреком потряс Баджа за плечи: — И почему ты раньше до этого не додумался, сынок?

— Ох, Бадж, какой же ты умный! — восторженно пробормотала Брон, и Бадж невольно покраснел, как небо на закате.

Но Пеструха, неизвестно почему, снова остановилась.

— Здесь мы не можем ночевать, а ведь скоро стемнеет, — сказала Крошка мама.

— Знаю. Я вот что надумал, женушка. Ты ступай дальше с лошадьми, а я останусь здесь с коровой. Один из мальчиков заменит меня — найдет подходящее место и поставит палатку. Кто?… Ну, пусть оба. Но, по-моему, лучше поручить это Сэму. Назначим его начальником лагеря, а?

— А как же Бадж?

— Бадж пусть наденет мою синюю куртку, и мы с ним погоним корову вперед, как только это станет возможным.

— Ох! Сэм — начальник! — Брон скорчила гримасу, впрочем довольно добродушную.

Когда же Сэм после слов дяди сразу встал и молча отошел к эвкалиптам, на лице Брон отразились испуг и огорчение.

Дядя как ни в чем не бывало с улыбкой посмотрел ему вслед, а Бадж крикнул:

— Куда же ты, Сэм?

— Хочу нарвать свежей мяты… для Тикки, — был короткий ответ, так непохожий на обычные длинные тирады Сэма. Уж не подражал ли он Баджу?

Вечер был тихий и светлый, и лагерь Сэм разбил в хорошем месте: ночью никто не просыпался, скатившись со скользкого склона, острые камни не кололи спящих. Только раз их потревожили громкие крики опоссумов.

А Баджу было несладко. Отец использовал светлые и теплые ночные часы и раннее утро на то, чтобы хоть понемногу заставлять Пеструху двигаться дальше, а Мэрл Баджу приходилось нести на руках. В лагерь Сэма они пришли как раз к завтраку. Мать раздала всем холодную картошку в мундире. Ее ели с говяжьим жиром из-под консервов или с медом. Больше никакой еды не было.

— Одно хорошо, — сказала Брон, весело уплетая свою порцию, — мыть посуду не придется.

День был все такой же знойный и сухой. Отец не решался даже закурить трубку, потому что от малейшей искры мог начаться лесной пожар. Крошка мама все поглядывала в ту сторону, где был их дом, с беспокойством спрашивая себя, все ли там благополучно, не погибли ли овощи у нее на огороде от засухи или от нашествия жадных грызунов.

А идти быстрее было нельзя — отец не хотел гнать корову по жаре, хотя она теперь довольно охотно шла за Принцем. Отец боялся, что у нее пропадет молоко и нечем будет кормить Мэрл. Даже Тикки обнаруживал только одно желание — все спать и спать где-нибудь в тени.

— Эх, съел бы я сейчас большущий бифштекс толщиной в столб, — вслух мечтал Сэм. — Нет, лучше, пожалуй, шесть порций жареной гусятины с зеленым горошком.

— Шесть порций? Немного же ты оставил нам!

— Вот еще! Останется порядочно, если этот гусь будет такой же громадный, как тот, которого мой папа припас к рождеству. А после гусятины хорошо бы салат из фруктов с кружкой густых сливок.

— Ты забыл про картошку, дружок. — Крошка мама посмотрела на Сэма с лукавой усмешкой, и все захохотали, а Сэм скорчил смешную гримасу и сказал с живостью:

— Ну нет, спасибо, тетя! Никакой картошки!

Было уже темно, когда они подошли к большому упавшему дереву, где была их первая стоянка, и легли под ним спать. Теперь они были уже такие закаленные, что не сочли нужным и поставить палатку. Спали под открытым небом.

— А что это белеет там, в конце тропки? — поинтересовался отец, водя вокруг фонарем.

Бадж пополз туда и поднял с земли клочок холста — все, что осталось от пропавшего у них мешка с мукой.

— Кто-то хорошо поживился за наш счет, — сказал он, смеясь.

22. ТОВАРИЩИ

За скудным завтраком засиживаться не стоило, и вскоре они тронулись в путь. Теперь все холмы были им уже знакомы, и они узнавали издали родные горы.

— Видите, вон там, на севере, Три кулака, — указывал отец. — А скоро будет видна и наша долина. И тогда мама — ведь у нее глаза зоркие, как у ястреба, — скажет, остались ли еще у нас на огороде помидоры для Сэма.

Они приблизились к дому в первой половине дня. Долину, правда, заслоняла сплошная стена деревьев на гребне горы, но это несомненно была их долина. И вдруг отец увидел что-то внизу и даже свистнул от удивления.

— Да, — сказала Крошка мама, тоже глядя туда. — Это дым! То-то мне еще утром показалось, что я слышу запах дыма. Сэм! Да где же Сэм? Ох, зачем я сама не залила огонь в камине, когда мы уходили!

Отец уже побежал вниз, и одна только Брон слышала эти горькие сетования.

— Зачем я понадеялась на этого мальчишку! Ведь все время боялась потом, что он не залил огонь как следует. И все оттого, что не вернулась проверить…

— Может, мне догнать Сэма и спросить его еще раз, тетя?

— Нет, нет. Что сделано, того не воротишь. И это я виновата. Мы скоро узнаем… если пойдем быстрее.

Они безжалостно гнали вниз бедную Пеструху, обещая ей легкую жизнь в прекрасном загоне, где ее будут кормить два раза в день, если только она сейчас пойдет быстрее. И они заставили корову прибавить ходу.

Наконец ее поставили в загон, и отец снял с ее рогов веревку. Уходя, они помедлили у спуска, чтобы посмотреть, что она будет делать, — ведь от нее всего можно было ожидать. Но Пеструха спокойно стояла в тени, поводя боками. И, несмотря на тревогу, Крошка мама даже залюбовалась ею.

— Посмотрите на нее! Отличная коровка вышла из телушки старой Бауры.

А Пеструха уже нежно лизала свою Мэрл.

— Ага! — радовался и Бадж. — Она понимает, что здесь ее дом. Погляди-ка на них, Шеппи!.. Ой, а где же она? Где Шеппи?

При этом возгласе все остальные обернулись, и отец вдруг громко крикнул:

— А, Линк! Как хорошо, что ты пришел!

Потому что Шеппи уже бежала со всех ног к своему папе.

— Так это ты напустил столько дыма, Линк? — удивлялась Крошка мама, оглядывая любимую долину и овражки вокруг, из-за которых поднимался голубой дымок.

Но Линк ее не слушал — он выкладывал все новости, повторяя по нескольку раз одно и то же, перебивая сам себя и все время размахивая руками.

— Ты бы видел свою мать, Сэм, — она стала толстая, как птица кукебурре, проглотившая змею. Она теперь как огурчик, и бегает, как эму, с тех пор как вернулась из больницы. Очень уж она рада, что снова дома.

— Честное слово, Линк, ты должен за это нас благодарить! — Дэйв хлопнул его по плечу.

— Конечно, я вам благодарен, — сказал дядя Линк просто.

— Значит, ты оставил ее с близнецами и приехал, чтобы рассказать новости своим ребятишкам, а дом оказался пуст и всех нас и след простыл?

— Я приехал забрать их на ферму, Дэйв, зная, как вам трудно прокормиться самим, когда нет Бауры.

Тут все наперебой стали рассказывать дяде Линку о том, что произошло, а он заявил, что при таком шуме ничего не может разобрать. И тогда Шеппи схватила его за руку и потащила к загону, где он при виде Пеструхи сразу все понял. А подробности ему рассказал Дэйв.

— Черт возьми! Значит, вы разыскали беглянку? И у нее теперь есть телушка, так что скоро молока будет у вас вволю?… Ох, выкладывайте по порядку, слишком много новостей, чтобы моя старая голова могла сразу в них разобраться, — объявил дядя таким тоном, что каждый от гордости по крайней мере на дюйм вырос в собственных глазах. — А кто же нашел ее?

— Шеппи!

— Шеппи?! Ну, теперь меня уже ничем больше не удивишь! — воскликнул дядя Линк, подмигивая дочке. — Даже тем, что наконец-то я вижу ее без этой челки на глазах. Да и с Брон что-то случилось — у нее совсем другой вид.

Бадж, блестя глазами, сказал, подражая небрежному тону дяди:

— Брон, знаете ли, видела в пещере двух тасманских дьяволов, так, может, оттого она…

— Брон видела тасманских дьяволов?! Ох, легче на поворотах, сынок, не то ты меня просто загоняешь!

— Это правда, Линк, — со смехом вступилась Крошка мама. — Но помолчи минуту, дай и мне кое о чем тебя спросить. Что это там в долине? У нас огонь в камине не горел, когда ты…

— Огонь в камине? Да где там! Какой-то болван, наверно, вылил туда целый бак воды, и зола стала твердая как камень, так что когда я хотел ее вычистить…

Крошка мама быстрым жестом остановила его.

— Слушайте, — сказала она, и все сразу замолчали. — Я должна извиниться перед Сэмом, я ведь думала, что он не выполнил моего поручения. И все время боялась, как бы в доме не вспыхнул пожар…

— Напрасно. Сэм — парень разумный и все понимает, не так ли, Сэм? — быстро перебил ее Дэйв, а Сэм слушал, улыбаясь Крошке маме. — Он уже не ребенок. Прошлой ночью он сам разбил лагерь и заботился о своей тете, пока мы с Баджем гнали вперед эту подлую коровенку.

— Ишь ты! — Дядя Линк посмотрел на гладко остриженную голову сына. — Чудеса, да и только! Сэм расстался со своими кудрями. Сэм разбил лагерь. Мне это нравится, но интересно, что скажет его мать!

— Перестань, папа! — недовольно буркнул Сэм. — Ты привез чего-нибудь поесть?

— А как же! Чуть не надорвался, когда тащил вам снедь для настоящего пира.

Дядя услышал звук, похожий на шелест ветра или на плеск волны, набежавшей на гальку. Это был общий блаженный вздох голодных людей при мысли о предстоящем пире.

— А что ты принес, папа?

— Всё уже на огне. Скоро узнаешь, Брон…

Отдохнув немного и наговорившись с дядей Линком про Пеструху и ее телушку, они бегом пустились домой, как свора охотничьих собак по следу кенгуру.

Обед действительно был на славу, и дядя Линк оглянуться не успел, как от всего, что он привез, осталась на блюдце посреди стола только кучка обглоданных косточек.

— Гусь был самый большой у нас на ферме! Я думал, его хватит на несколько раз, а смотри-ка, как вы с ним расправились. Это потому, что я сам его жарил, ведь повар я не плохой, — сказал без ложной скромности дядя. И никому не хотелось объяснять ему, что они съели бы этого гуся и сырым, такой волчий аппетит у них появился после долгого пути.

— Да, изжарен он был отлично, — сказала Крошка мама. — И за масло, что ты привез, большое спасибо. Оно нам очень пригодится, пока Пеструха кормит Мэрл. А потом будет и молоко.

— Теперь вам станет полегче, завтра я увезу. Сэма и девочек.

— А Баджа? Разве Бадж с нами не поедет? — испуганно спросила Брон.

— Бадж поедет через неделю, в полнолуние. Ему незачем ехать до начала занятий в школе.

Сэм со стуком положил ложку на стол.

— Тогда зачем и мне ехать домой сейчас? — спросил он. — Почему не вместе с Баджем?

Наступило короткое молчание. Все с любопытством смотрели на него, и только Бадж не поднимал глаз от тарелки, потому что хотел скрыть удивление.

Дэйв, по своему обыкновению скребя подбородок, с улыбкой посмотрел на брата.

— Что ж, пусть останется, мы ему рады. Правда, женушка?

— Конечно, конечно, Линк!

— Но Флорри… Она такой шум поднимет… — Дядя Линк был озадачен и еще колебался. — А зачем тебе оставаться, Сэм?

— Понимаешь, папа, нам с Баджем еще нужно многое сделать. Неужели мама не захочет, чтобы я побыл здесь последнюю неделю каникул? Ты скажи ей — ведь я весь учебный год был с нею дома.

— Это-то верно…

— Ты объясни ей, папа. — Сэм опустил глаза, потому что теперь Бадж смотрел ему прямо в лицо. — Объясни, что мы с Баджем теперь товарищи.

— Ладно, сынок. Я… я очень рад этому.

— Вот хорошо, папа.

— Конечно, хорошо! — И дядя Линк подмигнул Сэму.

23. БАДЖ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ШКОЛУ

Засуха сменилась ливнями. В то утро после нескольких дождливых дней утренний ветерок холодил щеки Баджа. Небо на востоке подернулось розовыми облачками. Такие облачка Игги называла «леденцовыми».

— Ну, мне, пожалуй, пора, — сказал Бадж, деловито стягивая веревкой свой узел, а мать с улыбкой наблюдала за ним.

— Да, пора, сынок. Сэм пошел с папой привязать к вьюку тот новый ящик, что ты сделал для Тикки. Воображаю, до чего Шеппи будет довольна! Помнишь, как она обрадовалась, когда ты позволил ей увезти с собой опоссума?

— А у нас и для Брон есть подарок. Ты знаешь?

— Нет. Какой?

— Мы сделали ей пояс из змеиной кожи. Будет носить его вместо того старого, красного. Это Сэм придумал. Пояс еще немного пахнет змеей, но Сэм говорит, что со временем этот запах выветрится.

— Ого, ей покажется, что рождество уже пришло! Да, кстати, не забудь им сказать, что на рождество мы ждем ее и Шеппи к нам. Не забудешь?

Вскинув на спину свои вещи, Бадж поднял глаза на мать с улыбкой, — словно солнце засияло над снежным полем.

— Что другое, а уж этого не забуду! Мы с Сэмом давно решили, что будем делать вместе на рождество… — Бадж повернул голову и посмотрел в сторону Чертова холма.

Где-то в долине печально закуковала кукушка, напоминая, что время не ждет. Но Бадж не слышал ее, он все смотрел вдаль, куда-то за цепь гор… И мечтал… мечтал…

— Ну, готов? — донеслось с тропы.

— Да, папа, иду!

— Ты там помогай тете Флорри, сынок. Помни, она была больна.

— Ладно. Мы с Сэмом будем колоть дрова. И Сэм везет ей креветок, которых наловил. Он говорит, что они почти такие же большие, как раки.

Мать кивнула, про себя подумав, что эти креветки немногим больше головастиков.

— Тетя Флорри будет довольна.

Мать и сын смотрели друг на друга, грустно улыбаясь. Бадж сказал:

— Пойду, пожалуй, — и отвернулся.

После ночного ливня всюду были лужи, и Бадж с наслаждением шлепал по ним. Он увидел впереди Сэма и заторопился, — ведь Сэм обещал показать ему зеленую лягушку, которую нес в кармане.

Комментарии

1

Б а д ж — от английского слова «badger» — барсук, барсучок.

(обратно)

2

Так называют в Тасмании сумчатого волка.

(обратно)

3

Осмий и иридий — так называемые платиновые металлы, сравнительно редко встречающиеся в природе.

(обратно)

4

Сброс — смещение горных пород в результате растяжения земной коры.

(обратно)

Оглавление

Часть первая ПО СЛЕДАМ ТАСМАНСКОГО ТИГРА 1. РОДНОЙ ДОМ

2. ПРОВОЛОКА

3. ИГГИ ПРИШЛА ДОМОЙ

4. ЭКСПЕДИЦИЯ

5. ДЕВСТВЕННЫЙ КРАЙ

6. СТАРИК ГАРРИ

7. В СТОРОНУ ЗАХОДЯЩЕГО СОЛНЦА

8. ПЕЩЕРА ОТШЕЛЬНИКА

9. ДВЕ РЫЖИЕ ТЕЛУШКИ

10. НЕОЖИДАННЫЕ ПЕРЕМЕНЫ

11. ГОСТИ ИЗДАЛЕКА

12. ТАСМАНСКИЙ ТИГР

13. УГРЫЗЕНИЯ СОВЕСТИ

14. РАССЕЛИНА В СКАЛЕ

15. ОДИН В СЫРОМ БОРУ

16. ВОЗВРАЩЕНИЕ ЗОЛОТОИСКАТЕЛЕЙ

17. ИГГИ ВЫПОЛНЯЕТ ПОРУЧЕНИЕ

18. ОТЪЕЗД

19. ОБЪЯСНЕНИЕ

20. НОВОСТИ

Часть вторая ЧЕРТОВ ХОЛМ 1. БАДЖ ЕДЕТ УЧИТЬСЯ

2. ПОЛОВОДЬЕ

3. ПЕРЕПРАВА

4. НЕСЧАСТЬЕ

5. СЛЕДЫ КОПЫТ

6. СТАРАЯ ЛУНА НА УЩЕРБЕ — ЖДИ НОВОЙ

7. СОБАЧКА ОСОБОЙ ПОРОДЫ

8. ОТЕЦ ИДЕТ НА РИСК

9. НАЧИНАЕТСЯ НОВАЯ ЖИЗНЬ

10. БЕЗВРЕДНАЯ ЯЩЕРИЦА

11. СМЕЛОЕ РЕШЕНИЕ

12. ВПЕРЕДИ ПРИКЛЮЧЕНИЯ

13. В ПОИСКАХ СЛЕДОВ

14. БРОН СДЕРЖАЛА СЛОВО

15. ПЕЩЕРА

16. „РЕЖЬТЕ, НОЖНИЦЫ, ЧИК-ЧИК-ЧИК!“

17. ЛАГЕРЬ НА ПОПЕЧЕНИИ БАДЖА

18. УДИВИТЕЛЬНАЯ НАХОДКА

19. ПОПАЛАСЬ!

20. ШЕППИ ДАЕТ ИМЯ СВОЕМУ НАЙДЕНЫШУ

21. СЭМ — ХОЗЯИН ЛАГЕРЯ

22. ТОВАРИЩИ

23. БАДЖ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ШКОЛУ

Комментарии

1

2

3

4