Мутанты. Время собирать камни. [Владимир Типатов] (fb2) читать онлайн

Владимир Типатов МУТАНТЫ

…«Общество стремительно мутирует и бывшие добропорядочные граждане превращаются в страшных мутантов: бандитов, насильников, убийц…

Грядёт великая криминальная революция, и наступающее десятилетие будет страшным. Прольётся много крови, прежде чем завершится передел собственности…»

Часть первая ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ

Пролог

… и вот этот день наступил. Сегодня последние воинские подразделения из ограниченного контингента Советских войск, с честью выполнившие свой интернациональный долг, покинули территорию дружественного Афганистана. Замыкал колонну войск БТР, в котором находился командующий сороковой армией, генерал Громов…

/ из газет за 15 февраля 1989 года./

Капризы природы непредсказуемы. Ещё вчера в Кабуле капало с крыш, а сегодня резко похолодало, и густой туман окутал каменные уступы на перевале Саланг, повис над глубоким Панджшерским ущельем, даже на равнине в метре ничего нельзя было разглядеть. Замерло всё вокруг, не слышно скрипа телег и звуков работающих двигателей военных и гражданских машин, не слышно громких разговоров на блокпостах и в укрепрайонах, не слышно даже шагов в наступившей тревожной тишине. И главное — не слышно взрывов и выстрелов. Удивительно тихое выдалось утро. Такое на войне бывает не часто. Вот и это удивительное утро абсолютной тишины продлилось не долго. Вначале тихий, едва слышный звук работающего двигателя, нарушил тишину. Постепенно звук усилился, и уже явно можно было расслышать работу моторов не менее трёх вертолётов, на довольно низкой высоте пролетающих над Панджшерским ущельем. И мгновенно разорвали тишину резкие очереди из автоматов и крупнокалиберных пулемётов, понеслись в туманное небо ракеты из заграничных переносных зенитных установок «Стингер», пытаясь нащупать и сбить пролетающие над ущельем винтокрылые машины…

— Игорь Николаевич, беда! — прямо с порога выпалил толстый, лысый мужчина, вбегая в огромный, как теннисный корт, кабинет. — Наш вертолёт над Панджшерским ущельем сбили!

— Ты с ума сошёл, — не сказал, а скорее выдохнул из себя седовласый хозяин кабинета, со значком Депутата Верховного Совета СССР на лацкане строгого тёмного пиджака и золотой медалью Героя Социалистического Труда, медленно приподнимаясь со своего массивного кожаного кресла. — Что с людьми?

— Я пока ещё не в курсе дела…

— А кто должен быть в курсе, если не ты?! — сорвавшись на крик, перебил говорившего хозяин кабинета.

— Виноват, — утирая платком струившийся по лицу и толстой шее пот, вздохнул лысый.

— Мне твои извинения до задницы. Ты должен был обеспечить доставку и безопасность людей.

— Я уже принял меры и уверен в успехе, — поспешно сказал лысый. — В ущелье, на поиски вертолёта, отправится небольшой отряд бойцов группы «Альфа», которые найдут вертолёт.

— Это хорошо, что ты такой оптимист, — едко усмехнулся седовласый. — Но запомни, генерал, головой ответишь, если Надира не вытащишь из ущелья. В подвале собственного ведомства сгниёшь.

— А если он погиб?

— Значит, вытащишь груз — это самое главное.

— Будет исполнено.

— Сколько человек отправляешь?

— Пятерых.

— Не маловато ли?

— Достаточно. Малочисленную группу труднее обнаружить в ущелье, а значит и шансов на успех операции больше.

— Согласен. Но, на сколько мне известно, Панджшерское ущелье контролирует Ахмат Шах Масуд. Он, говорят, выходец из тех мест, и окрестности знает как свою ладонь.

— Но и командир группы — майор Крутой, знает эти места не хуже.

— Терпеть не могу клички, — недовольно поморщился хозяин кабинета.

— Это не кличка, это его фамилия. Хотя, свою фамилию он вполне оправдывает.

— Охарактеризуй мне командира.

— Боевой офицер, возраст — тридцать три года, родился в городе Ташкенте, Узбекской ССР, член КПСС с 1976 года, окончил Высшую школу КГБ, в спецгруппе с 1977 года, в декабре 1977 года принимал участие в спецоперации в Цюрихе, в июне-августе 1978 года — на Кубе.

В декабре 1979 года принимал участие в операции «Шторм 333» — взятие дворца Амина. За ту операцию награждён орденом Боевого Красного Знамени. За время службы был награждён ещё двумя орденами Красной Звезды.

Свободно владеет английским, узбекским, таджикским, афганским / фарси и пушту/ языками. Мастер спорта по стрельбе, и самбо. В совершенстве владеет приёмами каратэ, рукопашного боя и некоторыми видами восточных единоборств. Умный, волевой, целеустремлённый. В настоящее время — заместитель командира группы «Альфа» по спецподготовке.

— Родился в Ташкенте. Он что, узбек?

— Мать узбечка, а отец русский. Родители погибли в 1966 году, во время землетрясения в Ташкенте, а он чудом остался жив и в дальнейшем воспитывался в детдоме.

— А жена, дети?

— Холостой.

— Что, и не был женат?

— Нет.

— Почему? — удивился седовласый. — Тридцать три года мужику, пора бы уже обзавестись семьёй. А впрочем, это его личное дело. Судя по твоей характеристике, этот парень и в самом деле супермен.

— Дерьма не держим, — самодовольно улыбнулся лысый, не заметив иронии в словах хозяина кабинета. — Все эти Рэмбо и прочие супергерои из американских фильмов, ему в подмётки не годятся.

— А как остальные?

— На уровне. Все отлично подготовленные, все мастера спорта, и каждый в отряде «Альфа» не менее пяти лет. В общем — эти пятеро стоят сотни.

— Значит, ты на сто процентов уверен в успехе?

— Уверен на все двести.

— Ты давай тоже вылетай на границу. Лично встретишь и примешь груз.

— Понял, Игорь Николаевич. Разрешите идти?

— А ты что, ещё здесь? — иронически усмехнулся хозяин кабинета, не поднимая глаз от разложенных на столе бумаг.

Лысый неловко поклонился и быстрым шагом покинул кабинет.

— Задание понятно, товарищ полковник. Найти вертолёт, спасти людей, если есть живые, и вывезти груз.

— Груз очень важный — дипломатическая почта, документы сверхсекретные. Если это всё попадёт в чужие руки — неизбежен международный скандал.

— Большой груз?

— Не очень. Два металлических чемодана с бумагами. И ещё в вертушке находился высокопоставленный афганец. Необходимо доставить и человека и груз.

— А если он погиб?

— Значит, доставишь только груз.

— Наши войска уже покинули Афганистан, будет не легко пробраться в Панджшерское ущелье.

— Не то слово. Будет трудно — почти невозможно. Но наше высокое начальство считает, что группе «Альфа» всё по-плечу. Из Москвы генерал Турецкий прилетел, лично будет руководить операцией.

— На то они и генералы, чтобы руководить, — усмехнулся майор. — Какой состав группы?

— Четверо, и ты пятый.

— Пять бойцов — это слишком мало.

— В твою группу собрали самых лучших бойцов, самых опытных. Руководство считает, что для этого задания пять бойцов достаточно. Вспомни, как мы дворец Тадж-Бек брали. В группе «Гром» было всего двадцать пять бойцов, да в группе «Зенит» столько же и ничего — сотворили чудо, за час взяли дворец. А противостояли нам тогда двести гвардейцев Амина и полк жандармерии. А здесь надо будет только найти подбитый борт, обнаружить людей и груз, сообщить на базу координаты точки и ждать, когда за вами прилетит вертолёт.

— Ну, командир, вспомнил дела минувших дней, — грустно улыбнулся майор, поняв, что официальная часть разговора закончилась и началась лирическая. — Во-первых, нам тогда помогли «мусульманский» и парашютно-десантный батальоны и, во-вторых, афганцы тогда были совсем не те, что сейчас.

— Пожалуй, — согласился полковник. — Но мы-то остались такими же, как и девять лет назад. Правда, чуть-чуть постаревшими. Мне уже пятьдесят пять, тебе, если не ошибаюсь, тридцать с хвостиком.

— Тридцать три недавно исполнилось.

— Да-а-а, — задумчиво протянул полковник и на несколько минут умолк. Нынешний майор, а в декабре семьдесят девятого года лейтенант, был не только его любимцем, но и любимцем всей группы «Гром». За тот штурм молодой лейтенант был награждён орденом Боевого Красного Знамени…

— Командир, а кто комплектовал группу?

— Генерал Турецкий.

— Хорошо ещё, что генерал Турецкий, а не турецкий генерал.

— У нас с Турцией нет военного взаимодействия, поэтому турецких генералов мы и не привлекаем к руководству нашими операциями, — шуткой на шутку ответил полковник.

— Понятно. Расскажи хотя бы вкратце о бойцах, с которыми пойду на задание. Группа получается сборная, я почти совсем не знаю тех, с кем иду на задание.

— Твоим заместителем назначен майор Дапкунас.

— Слышал о нём. Большой литовец — легенда группы «Зенит».

— Да, он так же, как и ты, принимал участие в штурме дворца Амина. Так же в группе будут капитан Фомберг, лейтенант Северцев и прапорщик Бойцов.

— Ну, прапорщика Бойцова можешь не представлять, — улыбнулся майор. — Мы с ним не один пуд соли вместе съели. Конечно, я рад, что со мной на задание пойдёт самый опытный боец группы «Альфа» — ветеран. Но у Ивана Денисовича двое детей. Может, не надо было посылать его на это задание?

— Ты же сам сказал, что он самый опытный в группе. Его опыт тебе очень пригодится.

— Да, конечно.

— Перед вылетом документы, награды, камуфляж — всё оставите здесь. На задание пойдёте в афганской одежде.

— Душман Крутой и компания, — усмехнулся майор.

— Иначе не пройти, на территории Афганистана наших войск уже нет.

— Понятно.

— У меня есть отличный проводник, я его на время операции к тебе прикомандирую. Он этнический узбек, живёт в Афгане, знает страну, как свои пять пальцев, очень часто ходит за реку.

— К родственникам?

— Нет. Он курьер на опиумной тропе между Афганистаном и Союзом.

— Командир, ну ты даёшь! — не удержался майор от удивлённого восклицания. — С деловыми дружбу водишь?

— Всё будет правильно, — засмеялся полковник и дружески похлопал майора по плечу. — Это мой тайный агент, человек он надёжный, хотя и занимается наркобизнесом. Зовут его Руфат, парень проведёт вас незаметно только ему известными тайными тропами и выведет прямо на точку.

— Ты его давно знаешь?

— Почти девять лет. Он из «мусульманского» батальона, тоже участвовал в штурме дворца Амина. Потом по ранению комиссовался и занялся прибыльным промыслом, стал наркокурьером. Парень он честный, проверенный, и я ему полностью доверяю.

— Если я правильно тебя понял, генерал про этого человечка не знает.

— А ему совсем не обязательно знать всё, что мы делаем.

— Координаты, где упал вертолёт, известны?

— Известны. Это каньон в Панджшерском ущелье.

— Угораздило же их, — вздохнул майор. — Место, прямо скажем, аховое. Вотчина Ахмада Шаха Масуда.

— Да, не танцплощадка в парке культуры и отдыха, но при всём, при том, в успехе операции я не секунды не сомневаюсь.

— Твоими устами, командир, да мёд пить.

— А я и от хорошей водки не откажусь.

— Как только вернёмся, так сразу…

— Вернётесь, куда вы денетесь, — уверенно сказал полковник. — С тобой такие орлы идут, цвет группы «Альфа». Вернуться всем живыми — это приказ.

— Всё будет как в лучших домах. Ты же меня знаешь.

— Знаю, потому и верю. Хотя я и не руковожу этой операцией, но моя рация всё время будет на приёме. Выйдешь в эфир только в самом пиковом случае.

— Надеюсь, что такого не будет.

— И я надеюсь, — вздохнул полковник и на прощанье крепко обнял майора…

Глава 1 На пересылке

…Этапные камеры во всех тюрьмах и следственных изоляторах России удивительно похожи одна на другую, как сёстры-близнецы и обладают одним и тем же свойством — сколько бы не насчитывала душ партия этапников, в этих камерах умещались все. Не была исключением из правил в этом плане и этапная «сборка» в СИЗО города Хабаровска.

Как растревоженный улей гудела камера, в которую напихали около сорока человек.

В камере душно и тесно. Душно от скопления большого количества людей, испарений от грязной одежды и разгорячённых человеческих тел, запахов стоящей в углу камеры параши, крышку которой то и дело открывали, чтобы опорожниться, запаха ржавой подгнившей селёдки, которую выдали на этап — этот продукт входит в суточный сухой паёк этапника.

Этапная, это единственная камера в тюрьме, где перед отправкой в дорогу содержатся вместе: и подследственные, и осужденные впервые, и осужденные неоднократно рецидивисты, и заключённые, переводимые из одной колонии в другую, и достигшие совершеннолетия малолетки, переводимые на взрослую зону.

В общем, весь спектр разномастной толпы уголовных элементов. Изнывающие от томительного ожидания отправки на этап, обитатели камеры изыскивали всевозможные способы хоть как-то занять и уплотнить избыток времени.

Неоднократно судимые уголовники опытным взглядом моментально и безошибочно вычисляли из разношёрстной массы этапников тех, кто впервые оказался на нарах, и начинались камерные хохмы с новичками уголовной жизни, вовлекая ничего не подозревавших новичков во всевозможные игры: «хитрого соседа», «паровозик», «выборы старосты» и прочие весёлые, а порой и злые игры. Взрывы хохота постоянно раздавались то в одном, то в другом углу безразмерной по своей вместимости этапной камеры.

— Кто хочет сладко пить и есть, прошу напротив меня сесть! — в стихотворной форме весело и громко зазывал из дальнего угла камеры «катала». — У каждого есть шанс прибарахлиться на этап.

— Пусть пьяный ёжик с тобой играет, — хмыкнул один из этапников. — Знаем мы эти примочки, «Стиры», наверняка подкованы.

— Напрасно обижаешь человека, — возразил ему сидящий рядом на корточках этапник. — «Грек» классный «катала» и любого за пять минут до исподнего разденет, но играет честно, за «базар» отвечаю. Мы с ним в Будукане вместе зону топтали. Фамилия его — Арапиди, он грек по национальности, отсюда и кликуха.

— А ты, дядя, откуда и куда топаешь? — спросил худого, болезненного на вид, пожилого мужчину молодой парень лет двадцати пяти, с фигурой спортсмена и меченый родимым пятном на лысом черепе точно таким же, как у Горбачёва, за что и получил кличку — Горби. Самое удивительное было в том, что Горби был полным тёзкой своего высокопоставленного однофамильца.

— В Бире «на больничке» был. Теперь вот в Комсомольск на свою «командировку» отправляюсь.

— На «Старт»? — спросил Горби, решив показать свою осведомлённость.

— В тех местах зон хватает, — уклончиво ответил старик.

— Срок большой?

— Пятнадцать.

— Солидно, — уважительно покачал головой парень. — Режим строгий?

— Естественно.

— А чего на больничке был, наверное, туберкулёзник?

— Угадал, паря, — обречённо махнул рукой старик.

— Чего гадать, — усмехнулся Горби, — на твоём лице всё написано. Сколько уже коптишь небо в клетку?

— Шесть с половиной лет.

— И всё на строгаче?

— Был и на тюрьме. Год отсидел в «крытке». Мне «вышак» светил, но Бог миловал.

— «Крытка» — это круто.

— Лучше туда не попадать. На зоне всё-таки свежим воздухом дышишь. А там свихнуться можно в четырёх бетонных стенах.

— У меня тоже строгий режим, — с некоторой бравадой в голосе сказал парень. — Моё погоняло — Горби.

— А меня зовут Владлен Фёдорович.

— Клёвое у тебя имя, — усмехнулся Горби.

— Сокращённое от Владимир Ленин, — невозмутимо сказал старик. — В тридцатые годы многие родители так называли своих сыновей.

— Ты чего, с таким послужным списком и кликухи не имеешь? — удивился Горби.

— Откликаюсь на Графа.

К беседующим подошли два здоровенных парня, и один из них, спросил: — Так что, дед, говоришь, на больничке был?

Второй, поигрывая рельефной мускулатурой, встал за спиной старика.

— Был, да толку с того мало…

— Сгущёнку, небось, на этап получил? — продолжал расспрашивать амбал.

— Как тубику — положено, — утвердительно кивнул головой Граф.

— Так поделись с сокамерниками, у меня от ржавой селёдки изжога, а душа сладенького просит.

— Так и мне, без сгущёнки никак нельзя. Так что не обессудьте.

— Дед, тебя по-хорошему просят, а ты…Ну-ка развязывай сидор.

— Ребята, не надо шакалить, — тихо сказал Граф и глаза его при этом недобро сверкнули.

— Ты чего, пень трухлявый, не понял? — повысил голос тот, кто начал разговор. — Думаешь, если шестерик оттянул, так уже и бога за яйца ухватил?

— Не хорошо так непочтительно разговаривать с пожилым человеком, старость надо уважать, — вступился за Графа сидевший прямо на полу, мужчина.

— Это ещё кто тут вякает? — удивлённо спросил один из здоровяков, и медленно наклонился, словно хотел лучше рассмотреть того, кто посмел ему возразить. — Тебе, падла, жить надоело? Так я тебя сейчас…

Договорить он не успел. Всхлипнув, и схватившись за горло, амбал рухнул на пол. Через секунду и второй шакал корчился от боли рядом со своим дружком. Никто из сидевших и стоявших рядом не заметили ударов, так молниеносны они были. Сидевшие рядом с местом конфликта вскочили, отодвинулись, образовав круг, молча, но с нескрываемым интересом стали наблюдать за дальнейшим развитием событий.

— Ни хрена себе, вот это фокус, — удивлённо покрутил головой Горби. — Как это ты сумел вырубить двух амбалистых «шерстяных»?

— А я их и не трогал, — пожал плечами мужчина. — Наверное, споткнулись в тесноте.

Кто-то рядом нервно хихикнул, и…взорвалась тишина.

— Молодец, парень! Давить надо шакалов!

— Совсем беспредельщики оборзели!

— «Опустить» козлов, пока в отключке, чтобы другим не повадно было крысятничать! Порвать им, сукам, «тухлую вену»!

— Или в «парашу» башкой засунуть!

За дверями камеры зазвенели ключи, лязгнули железные задвижки, открылась оббитая жестью тяжёлая дверь и в камеру вошёл дежурный помощник начальника тюрьмы в сопровождении нескольких контролёров.

— Встать! — крикнул старший контролёр и этапники нехотя поднялись со своих мест.

— Что за шум, а драки нет? — спросил дежурный помощник начальника тюрьмы, грозным взглядом окидывая камеру.

— Драка как раз была, товарищ капитан, — уверенно сказал старший контролёр, кивком головы указав на всё ещё корчившихся от боли и лежащих на полу двоих этапников.

— Кто это сделал? — нахмурился капитан, медленно обводя взглядом камеру.

— Что именно? — спросил кто-то из глубины камеры.

— Кто учинил драку?! — повысил голос капитан. — Кто вместо этапа в карцер хочет прогуляться?

— Гражданин начальник, никто их не трогал, — развёл руками старик, из-за которого и произошёл конфликт. — Тут такая теснота, что не мудрено споткнуться и упасть.

— А может обморок у них от духоты, в камере дышать нечем от большого скопления людей, — добавил кто-то из сидельцев. В камере одобрительно засмеялись.

— Вы что тут мне яйца крутите?! — закричал вышедший из себя капитан. — За дурака меня держите?!

— Ни в коем случае, гражданин начальник, — с довольной ухмылкой возразил Горби.

— Молчать! — криком перебил говорившего капитан. — Опять ты бузишь?! Соскучился по карцеру?! Ведь только отсидел десять суток. Могу ещё разок устроить тебе это удовольствие.

— Прикажете его сопроводить? — тут же спросил старший контролёр и даже руки потёр от предвкушения удовольствия.

— Не надо, — недовольно поморщился дежурный помощник начальника тюрьмы. — Пусть катится к чёртям собачьим. Надоел он мне здесь, как заноза в жопе.

Старший контролёр молча пожал плечами и даже вздохнул с сожалением, словно его вдруг лишили большого удовольствия.

— Приготовиться с вещами на выход, через полчаса погрузка, — раздражённым тоном бросил на ходу капитан и вышел из камеры.

Контролёры поспешно последовали его примеру. Вновь противно заскрежетали ключи в замочной скважине, лязгнули стальные задвижки и обитатели этапной «хаты» опять расселись по своим насиженным местам.

— Спасибо тебе, парень, что впрягся за меня, — поблагодарил Граф своего заступника. — Я в долгу не останусь.

— Ты мне ничего не должен, — пожал плечами тот.

— Так ты в «законе»? — обращаясь к Графу, спросил Горби. — Кликуха ус тебя козырная.

— Нет. Я даже не «авторитет», — усмехнулся Граф. — А кличку мне такую дали за мой талант рассказчика, которым я ещё в СИЗО воспользовался. Особенно все любили слушать роман Александра Дюма «Граф Монте-Кристо», который, кстати, я помню наизусть от первой, до последней буквы. Вот так, благодаря роману, я стал Графом.

— Нормальный ход, — одобрительно засмеялся Горби. — Может, и нам расскажешь?

— Расскажу, если успею. Скоро на этап выдернут.

— Может, в «столыпине» в одну клетку попадём.

— Вполне возможно, — пожал плечами Граф и уже сам обратился с вопросом к своему заступнику: — «Ну а тебя как кличут, парень»?

— Меня зовут Руфат.

— Откуда ты?

— Из Бухары.

— Красивый город, — мечтательно вздохнул Граф. — Бывал я там, и не раз. За что срок мотаешь?

— Погранцы караван на тропе повязали.

— Какой караван?

— С опиумом и героином. Я его из Афгана в Союз доставлял.

— И сколько же тебе отвесили за это?

— Восемь лет.

— Круто, — удивился вклинившийся в разговор, Горби. — Ты что, тонну наркоты на себе тащил?

— Я не один был.

— Всех повязали?

— Всех, кого не убили.

— Зону уже топтал, или только по пересылкам кочуешь? — пристально посмотрев на Руфата, на узбекском языке спросил Граф.

— Полтора года в Экибастузе чалился, потом сняли с зоны и отправили на этап, — так же на узбекском ответил ему Руфат.

— Это вы по-каковски базлаите? — спросил Горби.

— По-узбекски.

— Выходит, вы земляки?

— Выходит, что земляки. Я в Ташкенте десять лет прожил, — сказал Граф.

Звяканье ключей за дверью камеры прервали разговор этапников.

— Сейчас начнут дёргать на этап, — сказал «Горби» и повернулся лицом к дверям.

— Пора бы уже, — согласился с ним Граф. — Поезд на Комсомольск отчаливает вечером, а уже смеркается.

Дверь распахнулась, и на пороге опять появился дежурный помощник начальника тюрьмы в сопровождении контролёров. Опытных, не впервые идущие этапом заключённых, интуиция не подвела. На этот раз два контролёра держали в руках кипы папок с личными делами этапников…

Глава 2. Этап

… Погрузка, наконец, закончилась. Вагон, снаружи очень похожий на почтово-багажный и прозванный в народе «столыпиным», рывком тронулся с места и покатился, вздрагивая и покачиваясь из стороны в сторону на стрелках, резко остановился, потом опять медленно покатился к вокзальному перрону, где был подцеплен к пассажирскому поезду сообщением Хабаровск — Комсомольск-на-Амуре.

— А теперь, я думаю, пора бы уже и червячка заморить, — сказал Граф после того, как поезд, наконец, тронулся и все устроились на своих местах.

— Морить-то его почти нечем, — сказал Руфат. — Кроме хлеба, сахара и селёдки ничего нет.

— Живы будем — не помрём. Может, у малолеток что-нибудь со стола упало, — улыбнулся Граф.

В камере-купе засмеялись. Все знали о чудачествах малолеток, их многочисленных «подлянах».

— Дуркуют пацаны, сигареты в красной пачке — западло, со стола пайка упала, не поднимают, колбасу не едят, — вклинился в разговор молодой этапник, который, по всей видимости, сам недавно только перешёл из колонии для малолеток на «взросляк». — У них на эту тему даже стих есть:

и так далее…

— Дети — они и в лагере дети, — грустно усмехнулся Граф. — Наслушались рассказов о блатной романтике, напридумывали себе всякого…

— Ничего, на взрослую зону придут, закончатся мамины передачки и посылки, сразу все «подляны» забудут, — авторитетно заявил Горби. — На голой пайке долго не подуркуешь.

— Эй, пацаны! — крикнул молодой этапник и постучал в перегородку между камерами-купе. — Если есть чего вкусненького, то подогрейте соседей. У нас в хате авторитет постится!

— Сейчас сделаем, — отозвались детские голоса за стенкой. — Будь спок.

— Ну вот, братва, сейчас раскумаримся чем-нибудь, — удовлетворённо хмыкнул молодой этапник, заискивающе заглядывая в глаза старшим по возрасту, да и по рангу.

«Вот так становятся «шестёрками»», — подумал Граф и, скользнув по молодому парню презрительным взглядом, отвернулся.

…На вечернюю оправку в туалет первыми стали выводить женщин. Как сквозь строй проходили они по узкому коридору вагона, ловя на себе жадные, голодные взгляды истосковавшихся по женским телам, мужчин. Большинство прямо прилипли к решётчатым дверям камер-купе.

— Милая, «пульни сеанс»! — крикнул кто-то проходившей по коридору молодой женщине.

— С картинками, в натуре! Век свободы не видать! — поддержал просителя сосед по камере.

— Трусики покажи! — закричали в другой камере.

— А ещё чего показать? — не поворачивая головы, спросила женщина.

— Ковырялка! — звонкими голосами кричали малолетки. — Попробуешь пальчика — не захочешь потом мальчика!

— Сопли утрите, — бросила малолеткам на ходу молодая, красивая женщина, потом снисходительно улыбнулась и, чуть замедлив шаг, подняла подол платья до пояса, оголив не только стройные ноги, но и бёдра, поражая этапников, прильнувших к решётчатым дверям камер-купе, мимо которых она проходила, белизной и размерами своих ягодиц.

Восторженный, одобрительный рёв одновременно вырвался из нескольких десятков мужских глоток.

— Что за шум? — грозным голосом спросил выскочивший из своего купе начальник конвоя с погонами старшего лейтенанта на плечах.

— Да вон, стриптиз устраивает, — кивком головы указал на женщину выводной конвоир.

— По просьбе зрителей, — добавил второй конвоир.

— Ну-ка прекрати мне здесь шоу устраивать! — заорал начальник конвоя на женщину. — Будешь безобразничать, до самого Комсомольская на оправку больше не выйдешь!

— Да ладно, гражданин начальник, пусть мужики порадуются, — засмеялась женщина. — От меня, ведь, не убудет.

— От тебя не убудет, — усмехнулся начальник конвоя. — А они сейчас начнут дрочить все разом и от качки вагон перевернётся.

Стоявшие в коридоре солдаты дружно захохотали.

— Вот гады, ещё издеваются! — закричал кто-то истошным голосом. — Сами по ночам шворют этих баб во все дырки, а нам даже «сеанс» словить не дают!

Теперь грохнул хохот в камерах. Начальник конвоя с остервенением сплюнул на пол, витиевато выругался и ушёл в своё купе.

Ближе к ночи в вагоне стало душно и жарко, и это не смотря на то, что снаружи стояла довольно прохладная погода — всё-таки ноябрь месяц. Давало о себе знать большое скопление людей в ограниченном замкнутом пространстве.

— Окна откройте, дышать невозможно! — раздавались истошные крики то из одной, то из другой камеры.

Конвоиры на эти крики не обращали никакого внимания, только злобно огрызались, когда изнывающие от духоты и мокрые от пота этапники материли их на все лады.

Постепенно крики прекратились. Да и что толку зря кричать? Горло сорвёшь да душу злобой растравишь и только.

Сокамерники Руфата, да и он сам, уже приготовились ко сну, когда за стенкой, в соседней камере кто-то негромко запел:

Простые, незамысловатые слова песни тронули душу Руфата и, несмотря на усталость после трудного и насыщенного событиями дня, спать ему расхотелось.

Так и пролежал он на спине, закинув руки за голову, с открытыми глазами до глубокой ночи.

А поезд мчался вперёд, мерно постукивая по рельсовым стыкам колёсными парами и мягко покачивая из стороны в сторону железные вагонные ящики, увозя всё дальше и дальше от центра страны едущих в этом поезде пассажиров…

…Пассажирский поезд сообщением Хабаровск — Комсомольск-на-Амуре, прибыл в пункт назначения ранним утром.

Минут пятнадцать тащился состав от границы станции до вокзального перрона, все, замедляя и замедляя ход пока, наконец, не остановился.

— Приготовиться на выход с вещами! — крикнул появившийся в коридоре начальник конвоя и быстрым шагом прошёл в тамбур. Вслед за ним шёл здоровенный прапорщик с кипой папок в руках. Началась выгрузка этапников из вагона.

— Первый пошёл! — зычным голосом крикнул конвоир, открывая одну из камер.

— Второй пошёл!

— Третий…

В Комсомольске-на-Амуре произошла уже тщательная сортировка этапников и распределение их по «воронкам». Малолетки и подследственные поехали в СИЗО, осужденные — в колонии по режимам.

Ехали долго. Дорога — врагу не пожелаешь: рытвины, ухабы, резкие подъёмы и такие же резкие спуски.

Машину подбрасывало на ухабах, клонило то в одну, то в другую сторону на крутых виражах и каждый раз испытывающие крайние неудобства, запертые в тёмном, железном ящике зэки, поливали отборным матом и шофёра машины, и конвой, и всех начальников вместе взятых.

А тут ещё ко всему, один из конвоиров, молодой солдат оказался любителем художественного свиста и всю дорогу от самой станции упражнялся в этом жанре искусства, насвистывая мелодии из репертуара знаменитых эстрадных исполнителей.

— Слушай, начальники, сколько нам ещё болтаться в этом ящике? — не выдержав, спросил кто-то из заключённых, обращаясь к конвоирам.

— Долго, — коротко бросил один из конвоиров, с сержантскими лычками на пагонах.

— Ну а всё-таки? — не унимался решивший «пообщаться» с сержантом. — Столько же, сколько уже проехали?

— Столько, полстолька и четверть столько, — ухмыльнулся сержант.

— Козёл долбанный, — злобно огрызнулся этапник. — Сказать, что ли, трудно? Нацепил три сопли на пагоны и считаешь себя большим начальником?

— Прекратить разговоры! — повысил голос сержант. — Расшлёпался тут, смотри у меня!

— Не гони «жуть», здесь пугливых нет, — сказал с усмешкой всё тот же голос из-за решётчатой двери. — Лучше скажи своему напарнику, чтобы прекратил свой концерт, всю душу вымотал.

— Пусть свистит, мне не мешает, — пожал плечами сержант и, откинувшись на спинку сиденья, закрыл глаза, может, задремал, а может, притворился спящим, чтобы не вступать больше в полемику с ушлыми, острыми на слово, этапниками.

— Один вот так же всё свистал — его поебли, и он перестал, — не в силах терпеть больше соловьиные трели конвоира, крикнул кто-то из темноты автозака. Одобрительный дружный громкий хохот поддержал остряка.

— Кто это сказал? — прервав своё выступление, грозным голосом спросил любитель художественного свиста, услышав сказанное в свой адрес.

— Все говорят, — отозвался из темноты всё тот же задорный голос. В «воронке» опять одобрительно засмеялись.

— Да я вас всех тут сейчас выебу! — сорвался на крик, побелевший от злости конвоир, и угрожающе передёрнул затвор автомата.

— Сначала ебалку отрасти, — не сдавался остряк из темноты. — И ружьишком не балуй.

— Уроды!!! — вышел из себя уже не владеющий собой молодой конвоир. — Да я вас!.. При попытке к бегству!

— Чего ты вяжешься с ними? — лениво приоткрыв один глаз, спросил молодого конвоира сержант, которому уже порядком надоела пустопорожняя перепалка солдата с этапниками. — Подначивают тебя, салагу, а ты…

Молодой посмотрел на него затуманенным взглядом и тут же остыл, словно вылили на него ушат холодной воды, медленно сел на своё место, поставил оружие на предохранитель и замолчал. Затихли и этапники, но ненадолго.

— Сергей Фёдорович, а ты знаешь, куда нас везут? — тихо спросил Руфат и замер в ожидании ответа.

— Естественно, — усмехнулся Граф. — Если я еду в этом «воронке», значит в наш райский уголок.

— Далеко ещё? — вступил в разговор Горби?

— Часа три ещё пилить по такой дороге, не меньше.

— Мать их…, - выругался Горби, и надолго замолчал.

— Может, на зону к ужину успеем, горячего похлебать не мешало бы, — мечтательно вздохнул кто-то.

— Это вряд ли, — авторитетно заявил Граф. — Пока доедем, пока одно начальство договорится с другим, пока примут, пройдёт не мало времени.

— Значит, ещё сутки давиться сухомяткой? — разочарованно протянул кто-то в темноте.

— Не стони, — недовольно поморщился Граф. — Утром в карантинке пожрёшь.

— Какая она, хоть, эта зона?

— Клёвая.

— Чем же она клёвая? — спросил кто-то в «воронке».

— Тем, что не промотная. Жилые и бытовые помещения новой постройки, каждая бригада живёт в отдельном кубрике, есть телевизор, кормёжка приличная, есть дополнительное питание — после смены пол-литра молока дают, на «ларь» всегда отстёгивают.

— Курорт, — засмеялся Горби. — Так может, мы едем в Сочи?

— Нет, парень, это не курорт и тем более, не Сочи, — с усмешкой возразил Граф. — Зимой здесь морозы и ветра такие, что сопли замерзают.

— А кто смотрящий на зоне?

— Крест. Знаешь такого?

— Лично не знаю, но слышал, что он вор авторитетный.

— Ещё бы, — усмехнулся Граф. — Его сам Монарх короновал.

— Беспредельщики на зоне есть?

— Как везде.

— Значит, есть, — тяжело вздохнул кто-то рядом с Руфатом и в машине опять замолчали.

Глава 3. Прибытие на зону

«Воронок» с этапниками подкатил прямо к административному корпусу колонии и остановился напротив вахты. Рядом остановился второй.

Из проходной вышел капитан с красной повязкой на рукаве, на которой большими буквами было написано — ДПНК, что означало, дежурный помощник начальника колонии.

Рядом широко шагал старший прапорщик с повязкой НВН на рукаве, чуть сзади шли ещё два прапорщика.

Навстречу им поспешил начальник конвоя, сопровождающий «воронки». Следом — прапорщик с кипой папок в руках.

— Сколько? — спросил дежурный помощник начальника колонии после короткого обмена приветствиями.

— Тридцать три богатыря, — с ухмылкой на губах сказал начальник конвоя. — Все, как на подбор.

— И с ними дядька Черномор? — усмехнулся ДПНК.

— Есть и дядька, — утвердительно кивнул головой начальник конвоя.

— Кто такой?

Начальник конвоя назвал фамилию.

— Опять старый хрен из больницы вернулся, — недовольно поморщился капитан. — И чего с ним возятся? Тубик конченный, а всё живёт.

— Живучий народ, эти зэки, — пожал плечами начальник конвоя и сделал знак выглядывающему из автозака сержанту. Тот сразу же снял замок с решётчатой двери, отгораживающей арестантов от конвоя.

— Был бы живучий, не этапировали бы сюда дважды в месяц по полсотни рыл, — хмыкнул капитан с повязкой ДПНК на рукаве.

— Выходи по одному! Руки назад! — крикнул сержант в открытую дверь и первым выскочил из машины.

Молодой конвоир последовал его примеру. Автоматчики лагерной охраны, принимавшие этап, угрожающе направили стволы своего оружия на открытую дверь машины, из которой спешным порядком стали появляться вновь прибывшие заключённые.

Выпрыгнув из «воронка», Руфат неспешно огляделся вокруг. Машина остановилась напротив двухэтажного кирпичного здания, административного корпуса колонии. Вплотную к нему было пристроено ещё одно, с проходной и высокой башней. В ней, по всей видимости, находился пункт наблюдения и контроля связи с вышками, раскиданными по всему периметру колонии.

Колония занимала довольно обширную территорию — от ворот, вправо и влево далеко тянулся высокий деревянный забор с рядами колючей проволоки. Между рядами колючей проволоки — «запретка», вспаханная и тщательно пройденная граблями, земля. Колония расположилась в довольно большом и глубоком распадке, среди высоких, упирающихся вершинами в небо, сопок. И тайга. Вокруг, до самого горизонта. В полукилометре от жилой зоны, прямо под сопкой расположилась промзона. Жилая и промышленные зоны были соединены между собой длинным коридором из колючей проволоки. Виднелись корпуса каких-то цехов и высоких строений, построенных прямо на склоне высокой скалы.

— Что за производство на этой «командировке»? — спросил Графа кто-то из этапа.

— Шахта и обогатительная фабрика.

— Золотишко моют?

— Нет. Касситеритовую руду.

— А это ещё что за фуфло? — удивлённо спросил Горби.

— Для непонятливых, объясняю — касситеритовая руда, это олово.

— Ни хрена себе, зарабатывать силикоз и махать кайлом в мои планы не входит. Тоже мне — райский уголок.

— А тебя здесь никто спрашивать не будет, куда определят, там и будешь горбатиться.

— Всё равно я в шахту не полезу и тайгу пилить не буду — я её не сажал. Лучше в «отрицалово» запишусь.

— А это ты «хозяину» на распределении скажешь, — усмехнулся Граф и разговор на этом закончился.

Новоприбывших завели в открывшиеся ворота, которые тут же закрылись за ними, так же плавно и медленно.

Этапники оказались в привратке: перед ними были ещё одни ворота, ведущие на территорию колонии. Вскоре и эти ворота открылись таким же способом, как и первые.

— Приготовиться к личному досмотру! — крикнул неожиданно звонким дискантом старший прапорщик с повязкой начальника войскового наряда на рукаве. — Мешки развязать, сумки открыть!

— К личному досмотру, — злобно передразнил прапорщика амбал с поломанными ушами и матерно выругался. Сказал бы уж прямо, идите на «шмон».

— Голос, как у евнуха, — поддержал амбала Горби. — А может он…

— Вполне возможно. Солдаты, ведь, тоже люди, — пожал плечами амбал и оба дружно расхохотались.

— Не нарывайтесь, мужики, — тихо предупредил юмористов Граф. — Здесь шуток не любят.

— Мы не мужики, — обиделся Горби. — И не надо нас стращать.

— Зона покажет, кто вы на самом деле, — усмехнулся Граф и первым пошёл на «шмон».

Два прапорщика проводили «шмон» очень быстро и профессионально. Выворачивали мешки и сумки, трясли рюкзаки — искали запрещённое.

Но на строгий режим шли люди опытные и запрещённое давно сплавили на этапе, проводя бартерные сделки с конвоем, променяли кожанки, модельные туфли и пуховики на плиты чая, бутылки со спиртным и наркотические «колёса».

После того, как всех тщательно обыскали, новоприбывших по внутреннему коридору провели в административное здание.

И пока шли, Руфат успел беглым взглядом разглядеть: и огромный плац, и десятка два двухэтажных домов кирпичной постройки, каждый обнесённый высоким забором из металлической сетки, и расположившееся точно в центре жилой зоны длинное одноэтажное кирпичное здание столовой-клуба и дома быта, и пристроенная рядом котельная с баней.

Несколько на отшибе, в ближнем к «вахте» углу колонии расположилось здание штрафного изолятора.

— Строго по одному заходить в здание! — громко, звенящим голосом, приказал начальник войскового наряда, как только группа этапников приблизилась к проходной. — В конце коридора ждать!

Руфат шёл по длинному, но довольно широкому, коридору и от нечего делать читал таблички на дверях кабинетов. По обе стороны длинного коридора тянулись двери с металлическими табличками: «Оперчасть», «Нарядная», «Заместитель начальника по производству», «Заместитель начальника по ПВР», «Режимчасть», «Плановый отдел», «Бухгалтерия»…

В конце концов, Руфату надоело это занятие, и он перестал обращать внимание на однотипные, рябившие в глазах, таблички.

Наконец прапорщик идущий впереди группы остановился возле двери, на которой красовалась табличка «Смотровой кабинет», приказал ждать вызова.

Через минуту к двери подошёл дежурный помощник начальника колонии постучал, выждал паузу и вошёл в кабинет, плотно закрыв за собой дверь.

Не прошло и пяти минут, как дверь кабинета распахнулась, и появившийся на пороге капитан приказал: — Заходить пятёрками, быстро раздеваться догола, пройти медосмотр.

Первыми у дверей стояли: Горби, здоровенный парень с бычьей шеей и сломанными ушами, ещё один кряжистый, плотного телосложения мужичок, лет сорока на вид, четвёртым стоял Граф и замыкал первую пятёрку Руфат.

Войдя в кабинет, Руфат огляделся. В довольно просторном кабинете стояли четыре стола. На столах таблички: «хирург», «невропатолог», «окулист», «ухо, горло, нос». За каждым из них сидели врачи в белых халатах.

В глубине кабинета стоял ещё один стол, больших размеров и с табличкой «терапевт». За этим столом, на обтянутом кожей кресле с высокой спинкой восседала, как на троне, женщина, так же, в белом халате.

Только под этим халатом, легко угадывалась военная форма. На столе перед ней лежали стопкой личные дела вновь прибывших в колонию заключённых.

— Всем раздеться догола и по одному подходить к медперсоналу, — приказала женщина врач. — И шевелитесь, вы не в доме отдыха.

— Ни хрена себе! — не удержался от удивлённого возгласа Горби, уставившись на голого Руфата. — Ты где такой шланг приобрёл? В пожарной части, что ли?

— Прекратить базар! — закричал капитан, бросив злой взгляд на парня с родимым пятном. — Забыл, где находишься!?

— Может, и дышать запретишь? — огрызнулся Горби.

— Ты у меня сейчас в ШИЗО суток на десять отправишься, там вволю надышишься, — многообещающе ухмыльнулся капитан.

— Не бери на испуг, начальник, — скривил губы в презрительной усмешке Горби. — У меня за плечами три ходки, так что не надо меня тренировать.

— Хорошо, — снова ухмыльнулся капитан. — Поглядим, что ты за фрукт.

— Гляди, мне не жалко, — хмыкнул Горби и глаза его при этом злобно сверкнули.

— Подходите ко мне по одному и называйте свою фамилию, — властным, не терпящим возражения, голосом сказала женщина-врач, цепким взглядом окидывая группу раздетых и от этого неловко чувствующих себя, мужчин.

Граф пошёл первым. Мельком взглянув на него, женщина со словами: — «Вам комиссия не нужна», отправила его назад.

— Следующий.

Следующимк столу подошёл Руфат.

— Фамилия? — спросила женщина-врач, окидывая внимательным взглядом мускулистую фигуру Руфата.

— Каримов Руфат Рашидович, шестьдесят первого года рождения, срок — восемь лет, статья…

— Мне достаточно фамилии. Жалобы на здоровье есть?

— Здоров, — пожав плечами, ответил Руфат.

— Это прекрасно, что здоров, — сказала врач. — Пройдёшь всех врачей и с карточкой вернёшься сюда. Руфат кивнул головой и молча пошёл к столу хирурга. Женщина проводила его долгим взглядом.

Капитан перехватил этот взгляд, ухмыльнулся и вышел из кабинета.

— Следующий, — позвала врач очередного новоприбывшего.

К столу подошёл здоровяк с поломанными ушами.

— Алмазов Игорь Сергеевич, пятьдесят третьего года рождения. Срок десять лет.

— Спортсмен? — бросив быстрый взгляд на стоящего перед ней атлета, спросила врач.

— Мастер спорта, — с гордостью сказал здоровяк. — По классической борьбе.

— Здесь не спортклуб, — едко заметила ему женщина. — Нам нужны другие мастера, а именно: проходчики, бурильщики, забойщики, дробильщики, сушильщики.

— Могу и проходчиком, — пожал плечами борец. — Сила есть.

— Сила есть — ума не надо. Следующий.

— Я тоже мастер спорта, только по самбо, — усмехнулся плотный, кряжистый мужчина. — А ещё я проходчик, работал на руднике.

— На каком руднике?

— Комбинат «Хинганолово».

— Слышала о таком руднике. Хочешь работать по специальности?

— А почему бы и нет?

— Фамилия?

— Сабаев Бахтияр.

— Хорошо, специалисты нам нужны. Следующий…

Медосмотр новоприбывших этапом уже заканчивался, когда в медкабинет вошёл всё тот же капитан с повязкой ДПНК на рукаве.

— Екатерина Александровна, начальник просил поторопиться, все уже собрались.

— Я через пять минут буду, доложите там. Папки с личными делами можете забрать, а медицинские карты я сейчас подпишу и принесу.

Капитан молча собрал бумаги со стола и так же молча удалился.

Глава 4. Распределение

…Двухстворчатая дверь, обитая темно-коричневым кожзаменителем, с блестящей металлической табличкой, на которой в две строки было выгравировано: «Начальник учреждения — полковник Ищенко Н. М.», сама по себе уже внушала уважение и трепет каждому входившему в этот кабинет.

— Встать вдоль стенки и не мешать проходу, — приказал начальник войскового наряда. — Ждать вызова.

— Опять ждать, — недовольно буркнул борец. — Сколько же ещё?

— Столько, сколько потребуется, — повысил голос старший прапорщик.

Вступать в полемику с «начальником» никто из новоприбывших этапом не стал. Во-первых, не было смысла — прав всегда тот, у кого больше прав. А во-вторых, всеобщее внимание переключилось совсем на другой объект — по коридору, по направлению к ним, шла женщина в военной форме. На её плечах красовались погоны майора, а в руках она держала стопку медицинских справок.

Хорошо подогнанная по фигуре форменная одежда подчёркивала стройность фигуры и позволяла глазеющим на неё мужчинам видеть: и красивые ноги, и крутые бёдра, и круглые коленки, и высокую грудь. Не обращая никакого внимания на онемевших от изумления мужчин, она молча подошла к дверям, рывком открыла их и вошла в кабинет.

— Вот это да! — восхищённо выдохнул Горби, и мечтательно закатил глаза. — Станок что надо. Вот бы поработать на нём.

— Смотри слюной не захлебнись, станочник, — усмехнувшись, посоветовал ему Граф.

Горби хотел, было что-то сказать, но распахнулась дверь и первого из очереди позвали в кабинет.

…Большой кабинет был заполнен администрацией колонии. За массивным столом сидел хозяин кабинета — полный, седой мужчина в форме полковника.

Слева от него, за небольшим столом сидела, уже знакомая этапникам, женщина-врач с погонами майора на плечах.

За приставным столиком сидел капитан с повязкой ДПНК на рукаве и майор — заместитель начальника колонии по режимно-оперативной работе.

Вдоль стен, на стульях, расположились офицеры рангом пониже и гражданские лица. Закончив беглый осмотр кабинета, Руфат остановил свой взгляд на его хозяине.

— Что уставился, как баран на новые ворота? — сверля взглядом стоящего посреди кабинета этапника, спросил с холодной усмешкой полковник. — Порядка не знаешь?

— Каримов Руфат Рашидович, тысяча девятьсот шестьдесят первого года рождения, срок — восемь лет. Начало срока — двадцать восьмое февраля тысяча девятьсот восемьдесят девятого года, конец срока….

— До конца срока тебе, как до луны пешком, — с едкой усмешкой прервал Руфата начальник колонии, который в это время перелистывал личное дело новоприбывшего в колонию заключённого. — В двадцатую бригаду пойдёшь. Там бригадиром Ежов, уж он возьмёт тебя в ежовые рукавицы, будь уверен.

— А это мы посмотрим, как карта ляжет, — усмехнулся Руфат, выходя из кабинета начальника колонии.

— Зубы показывает, зверёныш, — высказался ДПНК, когда за Руфатом закрылась дверь.

— Это до тех пор, пока ему их не выбили, — процедил сквозь зубы полковник.

— Чего это «хозяин» в кабинете разорялся? — тихо спросил Граф Руфата, когда тот покинул кабинет. — Даже тут, за двойной дверью слышно было, как он визжал.

— Придурок, потому и визжал, — нехотя ответил Руфат.

— Не-е-ет, — протяжно произнёс Граф. — Императрица на тебя глаз положила, я это ещё в смотровом кабинете заметил.

— Какая императрица? — недоумённо приподнял бровь Руфат.

— Начальник санчасти, Екатерина Александровна, ну, та женщина — врач с пагонами майора. Её у нас Екатериной Второй зовут, или Императрица всея тайги.

— За что же ей такая честь?

— Ну, во-первых, замашки у неё, как у знаменитой императрицы — любит крепких мужиков. Ну а во-вторых…

— Она жена начальника колонии, — догадался Руфат.

— Точно. В какую бригаду тебя направили?

— В двадцатую.

— Плохо дело, — поморщился, как от зубной боли, Граф. — Бригада убойная, да ещё бугром там, сука конченная, на «кума» пашет. Фамилия его, Ежов, отсюда и кликуха — «Нарком», так что, держи ушки на макушке. Не исключено, что тебе сразу начнут всякие «подляны» строить, и попытаются прессовать. Учти это.

— Учту. А почему ты говоришь, что бригада убойная?

— Потому, что в шахте, именно в этой бригаде самая большая смертность, хотя и самые высокие процентовки и заработки. Бригада работает на самом низком горизонте, глубоко под землёй и добывает там самую богатую руду.

— Значит, так распорядилась судьба, чтобы пахать мне в этой бригаде, — пожал плечами Руфат.

— Да не судьба, а «хозяин» так распорядился, чтобы избавиться от тебя, — вздохнул Граф. — Он всегда свои проблемы решает чужими руками.

— Ты хочешь сказать, что я его проблема?

— Конечно. ДПНК не зря торчал в кабинете, наверняка видел, какими взглядами Императрица на тебя смотрела, и доложил полковнику свои наблюдения.

— Глупости всё это, — махнул рукой Руфат.

— Нет, не глупости, — нахмурился Граф. — Ещё никто, с кем шлюхалась Екатерина Александровна, не дожил до своего освобождения. Некоторых в шахте породой завалило, один в дробилку попал — размолотило его в кашу. Все парни были красавцами и тоже с большими болтами, так что ты будь осторожен.

— В чём быть осторожным?

— Не вздумай заводить шашни с Императрицей. Если вступишь с ней в половую связь, станешь злейшим врагом «хозяина», и он сделает всё возможное, чтобы «сактировать» тебя. Под землёй сделать это проще простого — обвалы породы случаются там довольно часто. А если не станешь любовником Императрицы — станешь её злейшим врагом — такого она никому не прощает и тоже поможет тебе отправиться на тот свет. Возможностей у неё для этого предостаточно — вся медицина в её руках. Ситуация у тебя очень сложная — оприходуешь её один раз, и этого будет достаточно — Екатерина Великая тут же потеряет к тебе интерес и постарается побыстрее избавиться от тебя. Таким образом, она уже избавилась от многих пацанов, с которыми переспала. Но, пока ты с ней не переспишь — будешь жить. Конечно, устоять перед её прелестями тебе будет очень трудно, женщина она эффектная, так что, сначала хорошо подумай, а уж потом принимай решение. А принимать его тебе придётся, как я тебе уже сказал, Императрица положила на тебя глаз, вернее она положила глаз на твой большой член. Другому ничего советовать бы не стал, у каждого своя башка на плечах — пусть думает, а тебе хочу помочь, ты мне сразу понравился, человечность в тебе сохранилась, а это дорогого стоит так что, прислушайся к моему совету.

— Благодарю за совет.

— «Хозяин» только на зэков орать может, а сам, обыкновенный подкаблучник. Он, простых зэков, за людей не считает, смотрит на всех, как на своих крепостных. Сейчас, правда, немного поумнел, а раньше работать заставлял по двенадцать часов, и это в шахте. Какой нормальный человек, может выдержать такие физические нагрузки? Вот и направляют в шахту самых здоровых и физически крепких мужиков, с большими сроками и держат их там, пока те не выработаются и не подхватят силикоз, или, вообще, деревянным бушлатом не накроются.

— Так это же не законно!

— А для него существует только один закон — выполнение плана. И, ради него, Барин готов на всё, даже на человеческие жертвы.

— Неужели народ не возмущается?

— Пытались, — вздохнул Граф. — Три года назад мужики не выдержали и такой кипеш подняли, что дело чуть до кровопролития не дошло, и если бы не смотрящий зоны… В общем, остановил Ермак бунт. Теперь зону чёрная масть держит, у которой с хозяином договор.

— Не может быть такого, чтобы чёрная масть была с администрацией заодно, — с сомнением покачал головой Руфат. — Это же для блатных и воров западло.

— Я не сказал, что блатные и воры с администрацией сотрудничают, — усмехнулся Граф. — Я говорю о том, что «хозяин» и «смотрящий» заключили взаимовыгодный договор, по которому чёрная масть обязуется держать зону в узде, а хозяин создаёт им льготные условия, да такие, что тебе и не снилось.

— Так сейчас эта зона чёрная?

— Она не чёрная, но и не красная, хозяин не настолько глуп, чтобы отдать власть на зоне одной масти, хотя изначально зона была красной. Начальство думало, что мужики за условно-досрочное освобождение будут молча пахать как проклятые. Так оно вначале и было, но потом, когда участились смертельные случаи на шахте, а по УДО на волю ушло мизерное количество работяг, мужики начали роптать, а потом и бузить. Актив зоны с обязанностями пастухов не стал справляться. Хозяин понял, что возможен бунт и стал в срочном порядке завозить на зону блатных, чтобы столкнуть их лбами с мужиками. В общем, тут такое началось…

— Вот ты говоришь, что сюда этапируют здоровых и физически сильных.

— А ты, что сам не видишь? Кого Императрица на медосмотре забракует, того сразу сплавляют в другие зоны. Слабым здесь делать нечего.

— А как же ты попал на эту зону?

— Думаешь, я всегда был таким дистрофиком? — грустно усмехнулся Граф. — Пять лет тому назад я был здоровым и сильным. Весил девяносто три килограмма и румянец на щеках играл.

В следственном изоляторе меня «прессовали» по-чёрному, я в «несознанку» шёл и моей хатой, почти всё время, был сырой трюм. Видимо, там я и подхватил туберкулёз, а уже на зоне получил осложнение и, как следствие — рак лёгких. Болезнь из меня вытянула все соки, выгляжу совсем стариком, а ведь мне только в следующем году, если доживу, исполнится шестьдесят лет.

— А свалить отсюда можно? — наклонившись почти к самому уху Графа, шёпотом спросил Руфат и замер в томительном ожидании ответа.

— Мечтаешь о свободе? — оживился тот и пристально посмотрел на Руфата.

— Сплю и вижу.

— А что так?

— Долги остались, — сказал Руфат, и взгляд его стал злым и колючим. — Хотелось бы, кое с кого, их скорее получить.

— Свалить можно, — после секундной паузы так же шёпотом сказал Граф. — Но, только на тот свет.

— Неужели никто не пытался?

— Пытались, да дохлый номер, тут везде видеокамеры слежения понатыканы, так что о побеге даже и не думай.

— Ничего, поживём — увидим. А вдруг счастье улыбнётся.

— Дай-то Бог.

— Веришь в Бога? — искренне удивился Руфат.

— Каждый человек во что-то должен верить. Иначе жить тяжело.

— Пожалуй, ты прав, — согласился с доводами старика Руфат…

— Все свободны, — сказал полковник после того, как последний из новоприбывших в колонию был распределён по бригадам. — А Вас, Екатерина Александровна, я попрошу остаться.

— Коля, ты прямо как Мюллер из кинофильма «Семнадцать мгновений весны», — засмеялась женщина, оставшаяся в кабинете наедине с полковником. — Есть претензии по службе?

— Есть! — закричал, вновь наливаясь яростью, полковник и со всей силы хлопнул пухлой ладонью по столу. — Когда прекратишь строить глазки кобелям?!

— Ты о чём это? — с издёвкой в голосе спросила женщина, удивлённо пожимая плечами.

— Не строй из себя дурочку! — продолжал кричать полковник, бледнея от ярости. — Думаешь, я не заметил, как ты смотрела на этого чурку?!

— Не ори на меня, ты не дома, — сверкнув глазами, тихо сказала женщина. Потом подумала секунду и добавила: — И дома не ори.

— Скажи мне, когда это кончится? Ты же моя жена, я люблю тебя, а ты меня ни во что не ставишь, — упавшим голосом сказал полковник и устало опустился в кресло. — У меня уже нет больше сил.

— Нет сил, не надо было жениться на девушке, которая моложе тебя на двадцать пять лет, тебе скоро на пенсию, а мне ещё тридцати нет и я хочу того, чего ты уже не можешь, — бросила ему прямо в лицо женщина и, презрительно усмехнувшись, вышла из кабинета.

Глава 5. В отряде

Получив всё, что положено вновь прибывшему на зону Руфат, Горби, борец, самбист и ещё четверо крепких парней, в сопровождении завхоза отряда, приблизились к кирпичному двухэтажному зданию, огороженному со всех сторон высокой металлической сеткой.

При входе в локальную зону стояла небольшая будочка, в которой постоянно находился «локальщик» — зэк при должности.

— Всего восемь? — спросил «локальщик» и с любопытством окинул взглядом новичков. — Всех в двадцатую бригаду? Милости просим, соколики, вас там уже ждут.

— Открывай калитку и меньше базарь, — грубо приказал завхоз «локальщику». — Смотрю, ты шибко разговорчивый стал. Смотри, как бы самому не загреметь под землю.

— Да я что… Я просто спросил, — пожал плечами «локальщик» и торопливо забренчал ключами.

— А тебе нечего спрашивать, — повысил голос завхоз. — Твоё дело калитку открывать и закрывать. Ты понял меня?!

— Конечно, — заискивающе улыбнулся «локальщик».

— То-то же, — ухмыльнулся, упиваясь властью, завхоз. — Знай своё место в стойле.

— Чего это он сегодня? — подумал «локальщик», провожая удивлённым взглядом направляющегося к жилому помещению завхоза. — Как с цепи сорвался.

Завхоз молча шёл впереди группы новичков, и внутри у него всё кипело от злости. Мало того, что ему самому пришлось сопровождать в отряд вновь прибывших с этапа, начальник колонии ещё и провёл с ним инструктаж насчёт одного из новичков.

Жилое помещение, куда привёл новичков завхоз, приятно удивило Руфата и его спутников.

Всё здесь было так, как рассказывал Граф — не только каждая бригада жила отдельно, но и у каждого звена была отдельная спальня на тридцать человек, рядом комната для стирки и сушилка для рабочей одежды. В спальном помещении койки с панцирной сеткой стояли в один ярус, между ними по две тумбочки, возле каждой койки — стул, в углу помещения телевизор, в центре комнаты большой стол и стулья, большие окна, отчего в помещении было светло и уютно.

— Занимайте свободные места и пока отдыхайте, скоро бригада с работы прибудет, — сказал завхоз отряда и удалился.

— Смотри, не обманул Граф, — сказал Горби, с удивлением осматриваясь вокруг. — Хата, действительно, ништяковая.

— Клёво, — усмехнувшись, согласился с ним борец. — Как в гостинице районного масштаба.

Руфат в прениях не участвовал, молча подошёл к одной из свободных коек и положил на неё свои вещи.

Не прошло и пяти минут, как в комнату вернулся завхоз. На этот раз в руках он держал небольшие картонные квадратики.

— Давайте ваши полные данные: фамилия, имя, отчество, год рождения, статья, срок, начало срока и конец срока.

— А пол не надо? — решил пошутить Горби?

— С твоим полом тут и без меня разберутся, вон бригады из промзоны снялись, сейчас появятся.

— Встретим.

— Встречайте, — усмехнулся завхоз. — Удачной вам прописки.

На новичков почти никто не обратил особого внимания. Усталые, после тяжёлой работы зэки, молча разбрелись по своим местам.

Некоторые прямо в одежде повалились на кровати и мгновенно отключились. Новички удивлённо переглянулись.

Лежать на кровати днём, да ещё в одежде, на всех зонах считалось нарушением режима.

— Обычно, на зоне, за такое в ШИЗО суток на десять раскрутиться можно, — тихо сказал Горби.

— Граф же говорил, что на этой зоне ещё многому придётся удивляться, — пожал плечами Руфат.

Не сговариваясь, видимо подчиняясь какому-то стадному инстинкту, все новички стали держаться вместе. Тихо обмениваясь впечатлениями, они не заметили, как в помещение бригады вошли трое. Одетые в тщательно отутюженные чёрные милюстиновые, хорошо подогнанные по фигуре костюмы, и обутые в новые, до блеска начищенные сапоги, эти трое, даже близко не были похожи на шахтёров.

Расположившись полукругом вокруг стола, они стали молча рассматривать новичков. Буквально, следом за ними, в помещение вошли ещё трое, внушительного вида заключённых, и направились прямо к новичкам. Один из них, с синей повязкой на рукаве, на которой большими буквами было написано «Бригадир», а ниже — «Бригада № 20» — сразу начал кричать: — Вы чего расселись на кроватях?! Только прибыли и уже режим вздумали нарушать?!

— Другие вон лежат, а мы только сидим, — попытался защищаться Руфат. — Значит им можно, а нам нельзя?

— Молчать! — ещё более входил в раж бригадир. — Здесь только я имею право голоса.

— Чего ты разорался, в натуре? — сказал Руфат, продолжая, как ни в чём не бывало, сидеть на кровати. — Среди нас глухих нет.

— А ты знаешь, чурка вонючая, что в натуре у собаки красный хуй? — процедил сквозь зубы бригадир и бросил презрительный взгляд на Руфата.

— Знаю, — усмехнулся Руфат, — но если ты его пососёшь, то он станет белым.

В горле у взбешённого бригадира что-то заклокотало, лицо его покрылось бурыми пятнами, и он, взвыв по-звериному, бросился на Руфата. Тот вскочил и…через секунду здоровенный детина лежал на полу и корчился от боли.

Сидевшие и лежавшие на койках заключённые буквально оцепенели от удивления, никто из них не видел, как и что произошло. Многие поднялись со своих мест и с интересом стали наблюдать за развитием событий. Двое спутников бригадира поспешили ему на помощь. У одного в руках появилась заточка, другой из-за пояса достал самодельные нунчаки.

— Не советую, — тихо сказал Руфат, выходя на середину комнаты. — Потом горько пожалеете.

Но те не послушали доброго совета и, действительно, потом пожалели об этом. Усмехнувшись, Руфат подпрыгнул и в прыжке нанёс удар ногой в голову одному из нападавших. Все, присутствующие в комнате зрители необычного поединка, ясно услышали лязг зубов и увидели, как тот мешком свалился на пол. Второфй в нерпш ительности замер на месте. В помещении наступила томительная тишина, никто не ожидал столь быстрой развязки боя, «шестёрки» бригадира были бывшими спортсменами.

— Ну и дела, — удивлённо сказал кто-то, нарушив тем затянувшуюся тишину. — А чурбачёк-то, оказывается, крутой.

Трое, до этого момента, молча сидевшие у стола встали, и направились к месту разборки. Руфат приготовился к новой драке. Борец и Горби хотели стать рядом с ним, но Руфат жестом остановил их. Подойдя почти вплотную к Руфату, все трое стали молча его разглядывать. Руфат так же молча, смотрел на них.

— Нормальный ход, — наконец, сказал один из троицы. — Я — Рекс, смотрящий отряда. Назови своё погоняло.

— Меня зовут Руфат.

— Я бы дал тебе погоняло — Циркач, — усмехнулся смотрящий. — Очень уж ты профессионально сальто крутишь.

Распахнулась входная дверь и в помещение, стремительно вошёл начальник отряда и с ним ещё несколько человек в форме.

— Начинаешь с нарушения режима? — обратился офицер к Руфату, мгновенно оценив обстановку и выявив участников конфликта. — Пойдёшь в штрафной изолятор.

— Вы, гражданин начальник, сначала разберитесь в том, кто виноват в бузе, а уж потом решайте, — попытался восстановить справедливость Горби, но офицер не стал даже слушать его.

— Травмированных в санчасть, а этого гладиатора на вахту, — приказал начальник отряда и резко повернувшись, удалился так же стремительно, как и появился.

— Какие люди! — растянул толстые губы в улыбке и широко раскинул руки начальник колонии, всем своим видом показывая, что он несказанно рад вновь видеть в своём кабинете Руфата. — Так с чем пожаловал, дорогой?!

— Драку учинил в отряде, — доложил ДПНК. — Я выписал ему отдых в ШИЗО на пятнадцать суток. Вы не возражаете, товарищ полковник?

— Не возражаю, — ехидно усмехнулся полковник. — Начинай отсчёт. Ещё получишь три раза по пятнадцать суток, потом загремишь в БУР на шесть месяцев, а там сгниёшь заживо.

— Не дождёшься, — зло усмехнулся Руфат.

— Смотри, гад, какой, — скривил в презрительной усмешке губы дежурный капитан. — Ещё зубы показывает. В какую камеру его определить?

— Да какая разница? — недовольно поморщился полковник. — В любую.

— Может, в девятую?

— А кто у нас в девятой?

— Шаман со своими бандитами.

— Беспредельщики? А, что? Это мысль. Только, сначала, пусть в «холодильнике» сутки посидит.

— Понял, товарищ полковник. Чтобы «урюк» немного подморозился? А потом блатари из него компот сделают.

Руфат молча слушал их разговор и только презрительно усмехался.

— Веди его в «боксик», — махнул рукой полковник. — Не могу больше смотреть на эту уродскую, ухмыляющуюся рожу.

— Ничего, товарищ полковник, скоро он перестанет ухмыляться.

— Веди…

— Руки назад! — приказал капитан. — Пошёл прямо и шевели батонами!..

Глава 6. В камере ШИЗО

Камера штрафного изолятора, куда поместили Руфата, была маленькая — два с половиной метра в длину и столько же, в ширину. Тусклая, матовая лампочка еле освещала помещение, но всё-таки позволяла рассмотреть бугристые, «под шубу» бетонные стены, (чтобы арестанты не делали надписей на стенах) и в углу, парашу — накрытый деревянной крышкой алюминиевый бачок. Всякие «излишества», в виде топчана и скамьи, в камере отсутствовали, окна тоже не было. Единственное отличие этой камеры от каменного склепа в том, что пол был деревянный и, видимо, помещённым сюда, спать и сидеть приходилось прямо на полу.

— Номер одноместный, по гостиничным меркам — люкс, — засмеялся прапорщик, закрывая за Виктором тяжёлую металлическую дверь.

— Благодарю за заботу и внимание, землячок, — усмехнулся Руфат.

— Тамбовский волк тебе земляк, — отозвался за дверью прапорщик.

— Сучара, — скрипнул зубами Руфат. — Тебя бы сюда закрыть на пару часов — взвыл бы, как тот волк.

О том, что его с первых же дней начнут «прессовать» в отряде, Руфат понял ещё в кабинете начальника колонии. Видимо, полковник очень не любил тех, кто не прогибается перед ним, и решил любым способом согнуть непокорного зэка. Измерив шагами вдоль и поперёк несколько раз камеру, Руфат присел на пол и прислонился спиной к шершавой стене.

— Ничего, мы ещё пободаемся, — усмехнулся он и сжал кулаки. — Посмотрим, что будет дальше.

Остаток дня и первая ночь в ШИЗО, прошли относительно спокойно, если не считать того, что ночью Руфат несколько раз вскакивал с холодного пола, и пытался интенсивными гимнастическими упражнениями, согреться, ночи в конце сентября на Дальнем Востоке, уже довольно холодные. Утро было зеркальным отражением ночи, Руфат вставал и мерил шагами камеру, снова садился, и снова вставал…

Уже на исходе дня, ближе к вечеру, он услышал приближающиеся торопливые шаги и обрывки разговора за дверью его камеры.

— Никак сама Императрица пожаловала? — с удивлением подумал Руфат, услышав женский голос.

— Екатерина Александровна, если товарищ полковник узнает, у меня будут большие неприятности.

— Они у вас и так будут, — пообещала начальник санчасти. — Почему заключённого без медицинского осмотра в холодильник поместили?

— Так, вчера ещё, товарищ полковник приказал, а я сегодня утром заступил на дежурство. По смене передали, что в холодном «боксике» злостный нарушитель режима сидит.

— Открывай дверь, а с полковником я потом буду иметь разговор.

Забренчала связка ключей и через секунду дверь камеры распахнулась.

— Как чувствуете себя, молодой человек? — спросила начальник санчасти. — Жалобы на здоровье есть?

— Жалоб нет, — буркнул Руфат.

— Мне надо осмотреть заключённого, приведите его в смотровой кабинет изолятора…через пятнадцать минут, — обращаясь к прапорщику, сказала начальник санчасти и вышла из камеры…

…Руфат вошёл в медкабинет и, как-будто сразу с Северного полюса попал в тропики — в кабинете было тепло, даже слишком тепло.

— Раздевайся, я хочу осмотреть тебя.

— Вы же только сутки тому назад осматривали меня, — пожал плечами Руфат, обнажаясь по пояс.

— Не только сутки назад, а уже сутки назад. Меня зовут Екатерина Александровна, но, если мы с тобой подружимся, ты сможешь называть меня Катей, — приблизившись вплотную к Руфату, сказала начальник санчасти и расстегнула пуговицы на халате.

— Говорят, что дружить с вами очень опасно, — сказал Руфат.

— Кто говорит!? — спросила начальник санчасти и глаза её яростно сверкнули.

— Земля слухом полнится, — уклончиво ответил Руфат.

— А эта земля тебе не сообщила, что ссориться со мной ещё опаснее?! — не сдержавшись, перешла на крик начальник санчасти.

— Из двух зол выбирают всегда наименьшее, — пожал плечами Руфат. — У нас ещё ничего не было, а гражданин полковник уже на меня волком смотрит, вот сюда на отдых определил, обещал вообще живым закопать, так что…

— Ты вначале определись, какое из двух зол для тебя меньшее, а уж потом решай, — уже спокойным голосом сказала начальник санчасти, накинула на себя халат и, рывком открыв дверь кабинета, приказала стоявшему за дверью прапорщику отвести Руфата обратно в камеру…

— Покажи список штрафников, — входя в дежурную комнату, приказала Екатерина Александровна. — Кто в какой камере находится?

— В четвёртой — девки, — начал докладывать прапорщик.

— Какие девки!? — повысила голос начальник санчасти. — Развели здесь бардак! Стань, как положено и докладывай, как учили!

— Извините, Екатерина Александровна, оговорился, — вытянулся в струнку побледневший и не на шутку испугавшийся прапорщик. Крутой нрав Императрицы знали все и, горе тому, кто попадал под её горячую руку.

— Докладывай, — погасив гнев, сказала Екатерина Александровна уже спокойным голосом.

— В четвёртой камере — двое «опущенных», в шестой камере — Сергеев, отказник от работы, в «боксике» — Каримов. Предписание есть, чтобы завтра утром, перевести его в девятую камеру.

— Почему в девятую?

— В девятой сидит команда Шамана. Так вроде бы, начальник приказал направить его на «правилку», — сказал, с некоторой заминкой, прапорщик и тут же торопливо добавил: — В камерах больных нет, все здоровы.

— Так исполняй приказ. Переведи Каримова прямо сейчас, чего тянуть резину до утра.

— А если товарищ полковник будет недоволен? — замялся прапорщик. — Видимо, он хотел поморозить узбека в холодильнике ещё одну ночь.

— Не переживай, с полковником я договорюсь, — сказала начальник санчасти и по губам её пробежала злорадная усмешка. — А Шаман пусть научит наглеца хорошим манерам, чтобы тот знал, как вести себя с женщиной. Оскорблять себя, я никому не позволю.

— Слушаюсь, — приложив ладонь к козырьку фуражки, сказал прапорщик. — Разрешите выполнять?

Екатерина Александровна молча кивнула головой и вышла из «дежурки». Покинув помещение штрафного изолятора, она быстрым шагом направилась в свой кабинет, закрылась на ключ, достала из шкафа бутылку с коньяком и фужер, наполнила его до краёв жгучей жидкостью, махом опрокинула содержимое фужера в рот, тут же налила ещё один. Оскорблённое самолюбие властной женщины взывало к действию. Ещё ни разу в жизни она не была отвергнута мужчиной. Наоборот, она, пресытившись очередным любовником, выбрасывала того без всякого сожаления, как использованный презерватив.

— Ничего, голубчик, никуда ты от меня не денешься, я же видела, что ты тоже хочешь меня, — усмехнулась Екатерина Александровна, опускаясь в уютное кожаное кресло. — Гонор с тебя немного собьют, и тогда ты сам приползёшь ко мне на коленях, и будешь просить прощение.

…Остановившись возле камеры, прапорщик нарочито долго перебирал связку ключей, словно искал, и никак не мог найти нужный. Наконец, вставив ключ в замок, прапорщик потянул дверь на себя. Звякнув металлическими запорами, та распахнулась.

— Принимайте нового постояльца в свою компанию, — сказал прапорщик и посторонился, впуская Руфата в камеру.

— Тут и так воздуха не хватает, шестеро нас! — все, как один, возмутились в камере. — Куда же ещё седьмого!?

— Ничего, вам же теплее будет, — засмеялся прапорщик и, выходя из камеры, захлопнул за собой дверь.

— Ну, ты посмотри, что делают, суки! Половина трюмов свободна, а они уплотняют! Мало того, что закупорили нас, как сельдь в банку, так они ещё и издеваются!

Камера, куда перевели Руфата, была размером раза в три больше «боксика», в котором он провёл сутки, и выгодно отличалась от него. Здесь был не бетонный, а деревянный пол, на ночь заключённым выдавались лежаки, за невысоким бетонным барьером, туалет — забетонированная в полу клозетная чаша и в камере было тепло.

Осмотревшись, Руфат нашёл взглядом свободное место, молча опустился на корточки и, прислонившись спиной к стене, закрыл глаза. После всего пережитого, хотелось забыться и отдохнуть. Вскоре страсти вокруг уплотнения жилплощади улеглись, и всё внимание обитателей камеры переключилось на новичка.

— Ты, кто по жизни, будешь? — обратился к Руфату с вопросом один из обитателей камеры, совсем ещё молодой, но крепкого спортивного телосложения парень, с явно выраженной, кавказской внешностью. — Какой масти?

Открыв глаза и взглянув на парня исподлобья, Руфат промолчал. Решил, что ниже его достоинства, вступать в полемику с молодым — в камере были люди и постарше.

— Ты не молчи, ботало-то, открой. Или тебе западло разговаривать с нами?

— Тебе чего надо? — нахмурившись, спросил Руфат и встал.

— Когда тебя спрашивают, надо отвечать, — сказал парень и подошёл поближе.

— Много чести будет для тебя, сопляк, — усмехнулся Руфат.

— Ни хрена себе! Это же рамс! Какое-то чмо будет здесь зехера выкидывать!? — с растерянным видом завопил парень и оглянулся на сокамерников, явно надеясь на поддержку. — Надо его на парашу посадить!

— Ну, так посади, — с безразличным видом сказал один из сокамерников. Остальные, с ухмылками, наблюдали за развитием событий.

— Слышал, что общество решило? — почувствовав поддержку, усилил наезд парень, — так прошу пожаловать на парашу.

Услышав эти слова, Руфат не долго думая, резким, коротким ударом сбил парня с ног. Тот упал на кого-то из сокамерников, но через секунду вскочил и с криком: — Падла! Да я тебя сейчас урою! — бросился на противника. На этот раз Руфат «успокоил» его ударом ноги. Парень, ослеплённый яростью, попытался подняться и опять броситься на Руфата, но его окриком остановил сидевший в самом углу камеры, мужчина: — Казбек, сядь, и не мельтеши перед глазами!

— Шаман, так я же по-понятиям…, - начал было возражать парень, но мужчина перебил его словами: — Ты парень горячий, но именно ты сегодня рамсы попутал и, значит, рано тебе ещё блатовать в хате. Научись вначале разбираться в людях.

Парень затих и как-то сразу успокоился.

— Меня кличут — Шаман. Слышал про такого? — уже обращаясь к Руфату, сказал мужчина.

— Слышал.

— Вот и я про тебя слышал. Мы, хотя и сидим тут взаперти, слухи и до нас доходят, — негромко сказал Шаман. — Здорово ты Наркома и его шестёрок урезонил. Одобряю. Мы, ведь, тоже здесь из-за козлов паримся, глушим их по-чёрному, а хозяину это не нравится.

— Так это ты их…? — спросил Казбек и протянул руку. — Извини, я же не знал.

Руфат молча пожал протянутую руку и все в камере поняли, что примирение состоялось.

— Я думаю, что хозяин тебя специально к нам забросил, — продолжил разговор Шаман. — Наверное, хотел, чтобы мы тебя «прессанули». Но он просчитался, мы на ментов не пашем. Так что, живи спокойно и не думай, будто мы твои враги, скорее наоборот. И ещё хочу тебе сказать, найди себе на зоне корешей, одному будет тяжко.

— Я воспользуюсь твоим советом, — сказал Руфат и медленно закрыл глаза, ему нестерпимо захотелось спать.

— Я, смотрю, ты уже кимаришь. Ночью не спал?

— Какой может быть сон в холодильнике, всю ночь чечётку отплясывал.

— Так ложись на свободное место и дави ухо. Как говорится — утро вечера мудренее.

Сопротивляться, и бороться со сном у Руфата не осталось ни сил, ни желания, и буквально, через несколько минут он уже крепко спал…

Глава 7. Расписание судеб

…Совсем по-другому встретили на зоне Графа.

— С прибытием, — пожимая руку пожилому зэку, сказал Лютый. — Рассказывай, как там отдохнул «на больничке»?

— А-а, — безнадёжно махнул рукой Граф, — одно название только, что республиканская больница, а так…Такие же «лепилы», как и у нас. Чувствую, что скоро накроюсь «деревянным бушлатом». Рак у меня.

— Брось тоску нагонять, ещё и на воле поживёшь.

— Это вряд ли. Свой приговор я увидел в глазах Императрицы, она только заглянула в сопроводиловку, и по её взгляду я всё понял.

— Ничего, мы тебя тут своими, народными, средствами лечить будем. Как там, в песне, поётся — «Есть у нас ещё дома дела». Ждут нас, Крым и Сочи, рестораны и дома отдыха, хорошие врачи и хорошая еда. Но, это всё в будущем, а пока, выпей чифиря, и всё будет нормально.

— Какой там Крым? — вздохнул Граф, принимая кружку горячего, круто заваренного, душистого чая. — Для меня, теперь, это несбыточная мечта, а так хотелось бы…

Лютый, понимая душевное состояние своего собеседника, ничего не сказал в ответ, только с сочувствием покачал головой и с жалостью посмотрел на больного и худого старика. С Владленом Фёдоровичем, он познакомился в конце восемьдесят пятого года, когда тот пришёл в колонию этапом из Москвы. Бывший высокопоставленный чиновник получил пятнадцать лет строгого режима за взятки и махинации с приписками по нашумевшему тогда, «Хлопковому делу».

Владлен Фёдорович был великолепный рассказчик или, как выражаются в уголовной среде, «тискал романы». Многие произведения Владлен Фёдорович знал почти наизусть и вечерами, перед отбоем, рассказывал их соседям по бараку. Особым спросом пользовался роман Александра Дюма — «Граф Монте-Кристо». За него-то и получил Владлен Фёдорович кличку — Граф.

— Как там Хабаровская тюрьма? — первым нарушил затянувшуюся паузу Лютый.

— А что с ней сделается? Стоит на том же самом месте.

— В каком корпусе квартировал? В красном или в белом?

— Да меня с Биры прямо в «сборку» поместили. Этап в тот же день намечался.

— Ну и как там, в сборной хате?

— Терпимо, но без наезда не обошлось. Двое «шерстяных» беспредельничали в сборке, трясли мешки у мужиков, меня тоже хотели пощупать — за мужика приняли.

— Ну и как, растрясли?

— Растрясли бы, как пить дать, — усмехнулся Граф. — Там такие два «шкафа» были, что не приведи господь. Ужас на всю сборку наводили, но мне повезло. Впрягся за меня парень один и отправил беспредельщиков на больничную шконку.

— Что за парень?

— Парень-загадка. Он сумел вырубить двух здоровенных жлобов, да так, что в хате никто не увидел, как он это сделал. Прямо цирковой фокусник.

— Интересно, — задумчиво протянул Лютый. — Надо будет посмотреть на этого циркача.

— Тогда поторопись, пока «хозяин» его в ШИЗО не сгноил.

— За что это он впал к нему в немилость?

— Екатерина на него глаз положила, у парня большой «болт», сантиметров двадцать пять в длину.

— Да ты гонишь, — недоверчиво посмотрев на Графа, сказал Лютый. — Таких не бывает.

— Бывает, только довольно редко. Вот тут как раз тот редкий случай. Все, кто в медкабинете находился, рты от изумления разинула, а Императрица чуть слюной не захлебнулась, минут десять парня от себя не отпускала.

— Ни хрена себе, — удивлённо пробормотал Лютый. — Прямо Лука Мудищев.

— Лука Мудищев — это вымышленный персонаж, а я видел натуральный член очень большого размера. Правда, не живой а заспиртованный и помещённый в специальный сосуд. Этот уникальный образец имел длину двадцать восемь сантиметров. Есть документально подтверждённые свидетельства, что в эрогированном состоянии он достигал размера тридцати двух сантиметров. Обладателем его был Григорий Распутин. А парня надо спасать. Хозяину, наверное, уже донесли об его большом мужском достоинстве. ДПНК не зря в медкабинете ошивался и видел реакцию Императрицы на большой фаллос Руфата. Так что, попадает парень между двух огней. Императрица обязательно захочет затащить его на себя, а «хозяин» будет активно этому препятствовать и может «загасить» парня раньше, чем он воткнёт ей своего монстра. Не зря же он отправил парня в убойную бригаду. Ты бы замолвил «смотрящему» словечко, он ведь, сам бывший спортсмен, и крутых парней к себе приближает.

— Куда его определили?

— В двадцатую бригаду.

— Не самое лучшее место.

— Да уж…

— Хорошо, я перетру с Якутом, пусть он цинканёт смотрящему. Хороший боец нам нужен.

— Так вот и я об этом же.

— Какой срок у этого парня?

— Восемь годков.

— Не хило.

— Год и девять месяцев уже скинул.

— Где зону топтал?

— В Экибастузе.

— Ладно, пойду с Рексом побазарю насчёт твоего протеже, — сказал Лютый и направился к забору, разделяющему между собой отряды.

— Привет, Рекс! — крикнул Сергей, увидев знакомую фигуру, приближающуюся к забору.

— Привет, Лютый, — поприветствовал тот Сергея в ответ. — Как жизнь молодая?

— Нормалёк.

— Что нового в твоём отряде?

— Узбека одного к нам закинули с этапа.

— Я в курсе. Ты с ним базарил?

— Всего пару фраз. Его уже на вахту утащили.

— За что?

— Наркома и ещё двоих «козлов» поломал.

— Нормальный ход, — усмехнулся Лютый.

— Я тоже ему эти слова сказал.

— Граф мне только что рассказывал, как этот узбек на пересылке, двух здоровенных амбалов на больничные нары отправил. Пацан, хорошо подготовленный и, я думаю, он нам пригодится.

— Вот это меня и насторожило, что он так подготовленный.

— Что тебя насторожило? Граф сказал, что этот узбек служил в ВДВ на территории Афганистана. Почему же он не должен быть подготовленный? Граф за него ручается, а я Графу верю.

— Слишком он шустрый для узбека. Мы с тобой тоже служили в ВДВ и тоже были в Афгане. И много чего умеем в драке, но такое, что я увидел сегодня, мне приходилось видеть один раз в жизни. Это было в «учебке», перед самой отправкой нашего полка в Афганистан. К нам, вместе с аттестационной комиссией, приехали бойцы спецгруппы с показательными выступлениями. Так вот они продемонстрировали нам фантастическое искусство ведения боя. Их было четверо человек, все в масках, так что лиц их никто не видел. То, что они творили, не рассмотреть, ни понять, было невозможно. А потом нам предложили с ними вступить в схватку. Нас было двенадцать, против четырёх. В нашей группе, все мастера спорта и обладатели чёрных поясов. Так вот, эти четверо управились с нами за пару минут. Киногерои из американских боевиков, вроде Рэмбо и прочих, в подмётки не годятся этим ребятам.

— Ты предполагаешь, что наш узбек из этой группы?

— Я не могу утверждать, но другого объяснения его способностям, я не вижу. В одном я уверен на сто процентов, что меня и тебя, несмотря на то, что ты боксёр, а я самбист, он сделает легко и просто, затратив на это минимум времени. Думаю, надо этого парня вытащить из шахты и перевести в другой отряд, иначе, Нарком со своими «краснопёрками» похоронят его там.

— Надо с Якутом перетереть эту тему, он ближе всех к «смотрящему».

— И я того же мнения. Думаешь, Крест даст добро?

— А у него нет другого выхода, скоро я откидываюсь, через год — ты. С кем-то ему надо будет быдло в узде держать.

— Логично, — усмехнулся Лютый. — Тут я с тобой полностью согласен. Ладно, бывай.

— Бывай, — махнул рукой Рекс и, повернувшись, пошёл прочь от забора.

— Всё, это очень интересно, что ты мне сейчас рассказал, — усмехнулся Крест. — А где он сейчас?

— В ШИЗО парится. Он троих козлов поломал, за это «краснопёрые» на него теперь зуб имеют а, поскольку, те козлы на «хозяина» пашут, тот и закрыл зверька в клетку. Я так мыслю, надо нам его судьбу решать, пока суки её не решили. Парень с ними схлестнулся, значит, не хочет идти в козлячье стойло. Может, есть смысл, его в нашу колоду прописать? Чёрная масть должна быть сильнее красной и каждый крепкий пацан нам очень пригодится.

— Присмотреться получше надо к «чурбачку». Вдруг, этот узбек замарался где-то и окажется вовсе не пацаном, а «фуфлыжником»? А поскольку мы живём по понятиям, то негоже нам самим зехера выкидывать.

— А я, разве, против? Этот узбек полтора года в Экибастузе зону топтал, давай пошлём туда малявы, пусть отпишут, есть ли за ним косяки, или он чист. Нам надо о будущем думать, скоро Рекс откидывается, потом Лютый. Ряды наших бойцов редеют, может нарушиться баланс. Краснопёрые, хоть они и суки поганые, башку тоже на плечах имеют. Дождутся, когда узбек откинется из ШИЗО и не дадут ему спокойно жить ни днём, ни ночью. Подловят подходящий момент, накинутся кодлой и, «фаршманут» за своих корешей. Сам знаешь, против лома — нет приёма, против кодлыникакой Рэмбо не устоит. А через какое-то время, сами же его подымут, для своей шоблы. Они тоже себе вон каких амбалов вербуют, мечтают противостоять нашей силе. Нельзя им такого бойца отдавать, надо цеплять этого узбека.

— Пожалуй, ты прав. Что предлагаешь?

— Его в «убойную» бригаду закинули. Предлагаю вытащить пацана из преисподней и перевести в другой отряд. Пусть, пока малявы на него не придут, простым мужиком поживёт на зоне, на фабрике тоже рабсила нужна. А если подтвердится, что он не «темнило», поднимем его в козырные пацаны.

— Пока ничего предпринимать не станем, время терпит. Хозяин его раньше срока с кичи не выпустит, это однозначно. Я, ведь, его насквозь вижу, он обязательно закинет узбека «на исправление» к блатным.

— Маляву забросим вместе с гревом, это не вопрос. Только я сомневаюсь, что Шаман со своими пацанами сможет «нагнать жуть» на этого парня. По рассказам Рэкса, бодается он профессионально и виртуозно.

— Мне хотелось бы самому посмотреть на это чудо, а уже потом решать.

— Через десять суток снимется с кичи, позови его на смотрины.

— Хорошо, соберём на сходку козырную колоду, как она решит, так и будет.

— Замётано, — сказал Якут и удалился…

…Проводив взглядом Якута, «смотрящий» задумался. Вдруг, ни с того, ни с сего, нахлынули воспоминания о далёкой юности. О том времени, когда он впервые переступил черту отделяющую волю от зоны. Вспомнил первую свою ходку на «малолетку». Это произошло более тридцати лет назад.

В том году шестнадцатилетний Владимир Крестовский, перворазрядник и трёхкратный чемпион Кустанайской области по боксу, прибыл в Алма-Ату, на проходящее там лично-командное первенство республики. Это были отборочные соревнования — победитель становился членом сборной команды Казахстана для участия в юношеском первенстве СССР.

Вадим Павлович Гравицкий — главный тренер спортобщества «Энбек» города Кустаная заприметил Владимира в спортивном зале ремесленного училища, где тот тренировался и выступал за «Трудовые резервы». Опытный глаз специалиста сразу определил, что у этого шустрого пацана большое будущее в боксе и пригласил талантливого левшу в свой коллектив. Под его руководством Владимир начал стремительное восхождение вверх и вскоре став лучшим боксёром области в своей весовой категории, завоевал право участвовать в первенстве Казахстана.

В тот год тренер привёз в Алма-Ату неплохую сборную области: Славу Тэна, Антона Кима, Сергея Бушаева, Мишу Тажмакина, Мишу Жоломанова, Владимира Крестовского из Кустаная, Петра Чединовских и Тимура Тангишева из Рудного, Колю Горяинова из Джетыгоры. На этих соревнованиях все выступили хорошо, все стали призёрами, а Владимир Крестовский и Сергей Бушаев стали чемпионами Казахстана.

Все четыре боя, включая полуфинальный и финальный, Владимир выиграл у своих соперников достаточно легко. А, ведь, в полуфинале его соперником был чемпион ЦС «Локомотив» — Беимбет Сакенов, а в борьбе за чемпионский титул — прошлогодний чемпион СССР, Казбек Ашляев. Победа Крестовского стала сенсацией турнира для многих специалистов бокса, но только не для его тренера.

Владимир был счастлив — его включили кандидатом в сборную команду Казахстана и оставили на месячные спортивные сборы в Алма-Ате. Поселили кандидатов в гостинице «Спорт», что при стадионе «Кайрат» и никуда не выпускали — начались интенсивные утренние и вечерние тренировки. И только один раз в неделю, в воскресенье вечером, сборники могли себе позволить немного расслабиться — сходить погулять в городской парк.

Вот и в тот летний, воскресный вечер, на исходе третьей недели сборов, вроде бы ничего не предвещало беды. Воздух, раскалённый неистово палящим солнцем днём, к вечеру ещё не успел остыть, и в парке было жарко и душно. Владимир не захотел толкаться в толпе на забитой до отказа танцплощадке, и решил, в одиночестве, прогуляться по тенистым аллеям парка. Мысли его всё ещё были заняты недавней победой и предстоящих боях на первенстве Союза.

Четверо вышли из-за густого кустарника, и один из них обратился к Владимиру: — «Пацан, дай закурить».

— Не курю, — сказал Владимир, продолжая своё неторопливое шествие по парковой аллее.

Четверо пошли за ним, словами и действиями явно провоцируя конфликт. В общем, как обычно: слово за слово, началась драка. Откуда-то, как из-под земли, появились дружинники и милиционер. Всех участников потасовки забрали в милицию, но местных почти сразу же, отпустили. Все они оказались сынками «больших» людей, и на следующий день принесли справки из больнице о побоях. Конечно, был суд, и проходил он в Алма-Ате. Владимир надеялся отделаться хотя бы условным сроком, но…, получил два года колонии. Не помогли, ни ходатайства тренерского совета, ни хорошие характеристики — авторитет отцов столичной шпаны оказался весомее.

В колонии, Владимира не трогали, знали, что он боксёр, да и он сам не лез ни в какие дела, держался особняком и мечтал только об одном — скорее досидеть свой срок и опять приступить к тренировкам и соревнованиям.

Вначале всё шло так, как он и задумал. Возвратившись домой, Владимир приступил к интенсивным тренировкам и уже почти полностью набрал спортивную форму, но тут грянул призыв в армию. И этому обстоятельству он, в общем-то, был рад, потому что мечтал попасть в спортроту. Но, судимость, сыграла с ним злую шутку. Вместо спортроты, он попал в стройбат, где о боксе пришлось забыть на целых три года.

Демобилизовавшись, Владимир пришёл в секцию бокса но, фактически потерянные три года отрицательно сказались на его технических и тактических данных. На тренировках его стали бить совсем молодые, перспективные пацаны и Владимир бросил бокс. К тому же, его тренер переехал жить и работать в Чимкент, а с новым тренером, у Владимира отношения не сложились.

Устроившись работать экспедитором в магазин, Владимир буквально через два месяца после этого, за кражу товара был осужден на три года и отправлен в Павлодарскую ИТК-25 — колонию общего режима, строить Павлодарский тракторный завод. Это была его первая взрослая колония, а потом пошло, поехало…

Работать в колонии Владимир отказался сразу и, по существу, сам себя записал в «отрицалово», и как следствие этого, получил первые свои десять суток карцера, которые потом плавно перетекли в двадцать, потом в тридцать и так далее…

Постепенно, с каждым новым сроком, Владимир набирался жизненного опыта и авторитета среди заключённых. В восемьдесят четвёртом году, Владимира Крестовского короновали титулом «вора в законе» и на эту зону он прибыл уже «смотрящим»…

— Товарищ полковник, тут Крестовский пришёл. Пропустить?

— Пусть заходит.

— Доброго здоровья, гражданин начальник, — поздоровался «смотрящий» зоны и присел на предложенный ему стул.

— И тебе того же. С чем пожаловал?

— За жизнь побазарить хочу, начальник.

— Не темни, говори, зачем пришёл? — усмехнулся полковник. — Знаю я тебя, как облупленного.

— Хочу попросить «чурбачка» из последнего этапа. Отдай его мне.

— Нет, — коротко, как отрезал, сказал начальник колонии, и глаза его стали злыми.

— Почему?

— Потому, что я этого не хочу. Можешь взять любого другого из этого этапа.

— А другого мне не надо.

— Чем же он так заинтересовал тебя?

— Слух прошёл, что он классный боец, и этим всё сказано. Вы же хотите, чтобы мы порядок держали на зоне, а сами руки нам выкручиваете. У нас каждый боец на счету, скоро пацаны начнут откидывается, мне надо пополнять ряды бойцов новичками.

— Так я же тебе и предлагаю спортсменов, этим этапом пришли два бывших самбиста и один мастер спорта по вольной борьбе.

— Я и от них не откажусь, но узбека тоже отдай.

— А план кто будет делать? На шахте проходчиков не хватает. Мне, за невыполнение плана, жопную матку наизнанку вывернут! — вспылил начальник колонии.

— Если баланс сил нарушится, то толпа опять выйдет из-под контроля и тогда весь ваш план полетит к чертям собачьим. Или вы уже забыли восемьдесят восьмой год?

— Да помню я, — досадливо поморщился полковник. — Разве такое забудешь? Чуть звёздочек на пагонах не лишился.

— Звёздочек, — криво усмехнулся Крест. — Тогда жизни многие могли бы лишиться.

— Да уж. Вспоминать не хочется.

— Николай Михайлович, как насчёт узбека? Может, всё-таки, договоримся? Я знаю одну из причин, по которой вы хотите его «загасить». Поверьте мне, он на пушечный выстрел не подойдёт к Екатерине Александровне. Моё слово — закон и я гарантирую, что этот закон работает.

— Да не только в этом дело, — замялся полковник, и смотрящий зоны с удовлетворением отметил про себя, что дело сдвинулось с мёртвой точки и полковник, скорее всего, уступит. — Очень уж он борзый, таких надо ставить на место.

— Борзый — это нормальное явление, — засмеялся Крест. — Нам тихони не нужны.

— Ладно, крыть нечем, — махнул рукой начальник колонии. — Скажи там старшему нарядчику, чтобы переложил карточку узбека в ячейку первого отряда.

— Начальник, ты же знаешь, что нам западло общаться с суками, сделай это сам.

— Вам и с администрацией общаться западло, — усмехнулся полковник и, увидев, что у смотрящего стали от злости белеть скулы, сказал: — Хорошо, завтра сам дам команду.

— Я рад, что мы пришли к обоюдовыгодному согласию.

— Но только после того, как он отсидит десять суток в ШИЗО, — хитро усмехнулся полковник довольный тем, что последнее слово всё же осталось за ним…

— Владлен Фёдорович, а ты чего это около вахты загораешь? — удивился Руфат, заметив в тени деревьев знакомую фигуру Графа.

— Тебя встречаю.

— Так это значит ты «грел» меня в изоляторе?

— В общем, я тоже приложил к этому руку, — засмеялся Граф. — Ну, как ты там, в «тюрьмушке», жил?

— Нормально, — усмехнулся Руфат. — Под двойной пресс попал. Мало того, что хозяин на меня окрысился, так ещё баба его замутила — к блатным поселила.

— Про этот случай мы уже знаем, — засмеялся Граф. — Что ты там с Императрицей не поделил? Наверное, в камеру к тебе приходила?

— Было дело, — нехотя буркнул Руфат.

— Ну и как? Вкатил ей своего монстра?

— Нет.

— Удивляюсь я твоим способностям так быстро наживать себе врагов. В начале — «хозяин», потом Нарком, а теперь ещё и Императрица. Этот враг, пожалуй, будет самым опасным. Ничего не бывает страшнее мести отвергнутой и оскорблённой женщины. Так что будь теперь втройне осторожней, Екатерина Александровна обид не прощает.

— Да пошла она…, - махнул рукой Руфат.

— Ладно, замяли эту тему, — усмехнулся Граф. — Пошли, нас ждут.

— Кто? — насторожился Руфат.

— Увидишь.

…Интерьер комнаты, в которую Граф привёл Руфата, поразил его своим великолепием — двуспальная кровать с панцирной сеткой, шкаф для одежды, небольшой диван, в одном углу стоял холодильник, в другом, на изящной тумбочке — телевизор. В центре комнаты расположился стол и четыре стула.

— Меня зовут Сергей Ермаков, — назвал себя сидевший за столом парень и, приподнявшись, протянул Руфату руку для приветствия. Кликуха — Лютый. Я слышал, ты тоже в драке не новичок.

— Кое-что умею.

— Граф рассказывал про твои подвиги на пересылке. Мне тоже, в своё время, не раз приходилось кулаками махать. Где учился бойцовскому искусству?

— Служил в ВДВ, почти два года в Афганистане. А вообще, я мастер спорта по самбо.

— Я так и подумал, что ты спортсмен. Я тоже служил в десантуре и тоже был в Афгане. Присаживайся к столу — побазарим.

— Мне надо бы сначала в отряде появиться, иначе опять в ШИЗО суток на десять определят. А там, как выразился «хозяин», и БУР не за горами.

— Не определят, у нас здесь всё схвачено и за всё заплачено. Про шахту и Наркома забудь. Твои вещи уже перенесли в мой отряд, будешь работать на обогатительной фабрике, в дробильном отделении.

— Лютый смотрящий отряда и входит в «козырную колоду» зоны, — сказал Граф, заметив удивлённое выражение лица Руфата. — Его слово дорогого стоит. — А я завхоз этого отряда.

— У нас, на зоне, эта должность считалась «козлячей», — сказал Руфат и пристально посмотрел на Графа.

— А у нас, всё по-другому, я же говорил, что тебе ещё не раз придётся здесь удивляться, — усмехнулся Граф, от которого не ускользнул брошенный Руфатом взгляд и, достав из холодильника, начал раскладывать на столе кольца колбасы, большой кусок сыра, красную икру в двухлитровой банке, пачку масла, неторопливо нарезал кусками копчёный кетовый балык. В центр стола водрузил бутылку водки и буханку белого хлеба.

— Шикарно живёте. Я даже не ожидал увидеть такое на зоне. Откуда икра? — удивился Руфат, окидывая взглядом накрытый стол.

— Этого добра здесь, как грязи, — усмехнулся Лютый. — За зоной, в распадке между сопок речушка протекает, по ней кета и горбуша на нерест идёт, там её и глушат расконвоированные добытчики из хозотряда. Деликатес подаётся на стол начальству ну и нам кое-что перепадает.

— С такой пайкой жить можно.

— С умом везде жить можно. Давай помянем всех погибших в Афгане, и выпьем за здоровье живых. За голубые береты. Тут некоторые дебилы начали пидаров голубыми называть, так я, как только услышу эти слова, сразу по зубам бью того, кто их произносит. Без разницы, «козёл» сказал эти слова, или правильный пацан. Я два года голубой берет носил. Да я за этот цвет любого на куски порву, даже авторитета. Из преисподней мы тебя вытащили, но за место под солнцем тебе ещё придётся побороться.

— Значит, поборемся, если надо.

— Да уж, постарайся. Покажешь, на что ты годен, будешь жить нормально. Давай ешь хорошо, набирай силу.

— Благодарю, — сказал Руфат и принялся за трапезу.

— Ты женат? — вдруг спросил Лютый и пристально посмотрел на Руфата.

— Нет, не женат, — секунду подумав, сказал Руфат. — Была невеста, но не дождалась меня из армии.

— И я не женат. Была у меня невеста, да не стала ждать — вышла замуж за моего другана. Была начальница, которая подставила меня. Это с её подачи я получил срок. Была у меня мама, да умерла прямо в зале суда, когда мне обявили приговор — девять лет строгого режима. Ничего, через год вернусь в Москву и разберусь со всеми, кто причастен к моей отсидке и к смерти моей мамы, — процедил сквозь зубы Лютый, и глаза его при этом налились такой лютой злобой, что Руфат сразу понял, откуда у его собеседника такая кличка.

Глава 8. Промзона

— Каримов, у тебя завтра первый рабочий день, — сказал бригадир Руфату. — На работу выйдешь с утра, в первую смену. Тебе надо будет пройти технику безопасности и кратко ознакомиться с производством. Для тебя, наверное, работа с механизмами дело новое, так что там, на инструктаже, смотри и слушай.

— Почему ты так думаешь?

— Ну ты же раньше не работал на таком предприятии?

— Нет, не работал. А другие, что, пришли на фабрику сразу специалистами?

— По крайней мере, другие раньше работали на заводах и фабриках, а не пасли баранов, — посмотрев исподлобья на Руфата, ухмыльнулся бригадир.

Руфат сразу понял, что бригадир намекает на его национальность и пытается, в завуалированной форме, унизить его.

— Вообще-то я, хоть и узбек, но больше специалист по «козлам», а не по баранам, — сказал Руфат и на щеках его, от злости, забегали тугие желваки. Неимоверным усилием воли он заставил себя сдержаться и не набить морду ещё одному бригадиру.

Бригадир, такой же «повязочник», как и Нарком, ничего не сказал в ответ, только плотнее сжал побелевшие от злости губы и отступил на шаг. Он прекрасно видел, что Руфат еле сдерживает себя и, решил не рисковать. Намёк Руфата он прекрасно понял и знал о том, как этот узбек ломал рога козлам из двадцатой бригады. Новости на зоне разносятся со скоростью звука и никакие «локалки» им не помеха. К тому же, нынешний бригадир, был земляком Наркома и потому хотел каким-то образом отомстить за фиаско своего земляка. Явно делать это он уже боялся и потому решил действовать исподтишка. Руфат, из предупреждения Графа, тоже уже знал о связях нынешнего бригадира с Наркомом, и потому был готов к проявлению всякого рода «подлянок» с его стороны. А то, что инцидент обязательно будет иметь продолжение, в этом он не сколько не сомневался.

…Развод на работу — это обычная, каждодневная, процедура. Бригады, в порядке нумерации, пятёрками подходили к воротам накопителя перед выходом в промзону и ждали своей очереди. У ворот стояли — дежурный помощник начальника колонии и начальник войскового наряда. Тут же присутствовали дежурный прапорщик и старший нарядчик зоны. В руках они держали специальные фанерные дощечки, на которых отмечали наличие заключённых в бригадах.

— Первая бригада, подходи! — командовал дежурный офицер и процедура непосредственного выхода бригад в промзону, начиналась. Пересчитав контингент и убедившись, что все, кто должен идти на смену в наличии, дежурный контролёр давал команду: — «Бригаде начать движение!»

— Первая пятёрка. Пошли!

— Вторая пятёрка…

— Третья…

— Десятая, и ещё четверо…

Итого: пятьдесят четыре. Все на месте. Пропустить бригаду в накопитель!

Ещё через какое-то время, раздавалась команда начальника конвоя, и бригады начинали движение на объект. И, если летом, эта процедура ни у кого не вызывала раздражения, то зимой, любая заминка с обеих сторон, вызывала бурю негодования. Морозить сопли на пронизывающем ледяном ветру и пробирающем до костей морозе, никому не хотелось. А такие казусы происходили довольно часто, и, как по закону подлости — именно зимой. Обычно, происходило это при съёме с промзоны, когда всем хотелось скорее покинуть холодную улицу и добраться до отапливаемого помещения. То ли оттого, что замерзающие контролёры сами торопились скорее закончить развод, то ли по чьёму-то злому умыслу, но зачастую контролёр сбивался со счёта, и тогда приходилось начинать всё сначала.

— Так, все вернулись назад! — кричал контролёр, и бригаду возвращали на исходную позицию.

Гул негодования поднимался над толпой и выплёскивался, вместе с матюками, на оплошавшего контролёра.

— Научись считать до пяти! — кричали озлобленные, замёрзшие зэки.

— Денежные пятёрки когда считает, наверное, не сбивается!

— Сам в шубе стоит, что ему не портачить!

Контролёры и солдаты охраны злобно огрызались и обещали ещё час подержать на морозе слишком говорливых. В конце концов страсти утихали и народу ничего не оставалось другого, как терпеливо ждать….

…Рабочий день для Руфата на обогатительной фабрике начался с короткой ознакомительной экскурсии и с инструктажа по технике безопасности. Вблизи, фабрика оказалась довольно внушительным сооружением. Прилепившись стенами корпусов к самой вершине высокой каменистой сопки, цеха фабрики составляли одно целое и спускались уступами, (их было шесть) к её подошве. Раньше, Руфату таких сооружений видеть не приходилось. Кабинет мастера дробильного отделения находился на самой вершине сопки.

За небольшим столом сидел в наушниках пожилой мужчина. Бригадир доложил о новичке и присел рядом. Хотя дверь в кабинет и была всё время закрыта, неимоверный шум, (в это время шла загрузка руды в дробильные машины) мешал спокойно разговаривать, приходилось кричать.

— Каримов? — громко спросил мастер и с интересом посмотрел на Руфата. — Узбек, что ли?

Руфат промолчал, а бригадир утвердительно кивнул головой.

— Знаком с таким производством? — опять задал вопрос мастер. На этот раз Руфат отрицательно покачал головой.

— Ты что, немой? Или разговаривать не хочешь? — пристально посмотрев на Руфата, спросил мастер.

— Кричать не хочу, — сказал Руфат. — У меня глотка не лужённая.

— Хорошо, сейчас действительно, разговаривать невозможно из-за шума — поговорим потом, как только закончится загрузка. А сейчас бригадир проведёт тебя по фабрике и ознакомит с процессом переработки руды и извлечением из неё концентрата.

На все эти дела у вас есть один час.

Бригадир молча поднялся, и знаками показав Руфату, чтобы он следовал за ним, первым покинул кабинет мастера.

— Куски породы и руды по транспортёрам подаются из шахты, в дробильные машины огромной мощности, — сказал бригадир Руфату, после того, как они покинули дробильное отделение и спустились ниже на один уступ. — Там, специальные приспособления измельчают глыбы на мелкие фракции, до размера щебеня. Потом эту массу засыпают в накопительные бункера. Оттуда, так же по транспортёрам, продукт подаётся на вращающиеся стержневые и шаровые мельницы. Затем, измельчённая до состояния песка, масса смешивается с водой и специальными насосами подаётся по трубопроводам на двухдэчные вибрационные столы, где за счёт поступательно-вибрационных движений стола, происходит отделение тяжёлого касситеритового концентрата от пустой породы. Далее, концентрат, который собирается в специальных желобах, опять же по трубопроводу и при помощи специальных насосов попадает на флотацию и уже обработанный специальными реагентами, подаётся в сушильные вращающиеся печи. И, наконец, конечная стадия — концентрат проходит через сепаратор и засыпается в специальные контейнера, которые грузятся на автомашины и отправляются на станцию, где перегружаются в железнодорожные платформы и отправляются на металлургические заводы. Вот такое у нас производство. Понятно?

— На словах, понятно, — равнодушно пожал плечами Руфат и усмехнулся. — Из тебя, бугор, получится хороший экскурсовод. Но, хотелось бы посмотреть весь этот процесс глазами.

— Топай за мной, — неприязненно покосившись на Руфата, сказал бригадир, и первым стал спускаться по крутой металлической лестнице вниз. Руфат молча проследовал за ним…

…В кабинет мастера они вернулись ровно через час. Загрузка руды закончилась и теперь можно было спокойно разговаривать. Мастер всё так же сидел за столом, только теперь перед ним на столе лежал довольно объёмный журнал и мастер делал в нём какую-то запись.

— Распишись, что прошёл инструктаж по технике безопасности, — сказал мастер и протянул Руфату ручку. Тот молча расписался.

— Главное, не суй башку куда не надо, и будешь жить, — сказал мастер и захлопнул журнал. — Это, и есть техника безопасности.

— Благодарю за содержательный инструктаж, — чуть заметно усмехнулся Руфат. — Я могу идти на рабочее место?

— Отведи этого грамотея к транспортёрам и дай ему лопату побольше, — сказал мастер бригадиру и поморщился, словно съел что-то невкусное.

Новичков, а особенно строптивых, вначале всегда ставят на не очень престижные работы. Вот и Руфата поставили возле транспортёров — работать лопатой. Куски руды и породы, подаваемые из шахты по транспортёрной ленте, часто падали с этой ленты и Руфату приходилось поднимать их и забрасывать обратно, на транспортёр. Работа тяжёлая, однообразная и утомительная. Не каждый выдерживал восемь часов без перерыва махать большой, шахтёрской лопатой. Но Руфат, к удивлению мастера и бригадира выдержал, и через неделю его перевели на работу непосредственно к дробильной машине.

Руфат быстро освоился с нехитрым оборудованием дробильных машин, и через пару недель его уже нельзя было отличить от тех, кто проработал здесь годы. Фабрика работала круглосуточно и останавливали производство только в субботу, для профилактических работ оборудования: замена изношенных стержней и шаров в мельницах, футировка топки сушильных печей, (если возникала такая необходимость), проверка центровки мельниц, ну и устранение других, серьёзных неисправностей.

Смены чередовались по-недельно, одна неделя с утра, с восьми до четырёх, другая — с четырёх до двенадцати ночи, и третья неделя — с двенадцати ночи и до восьми утра. Потянулись однообразные, серые дни. Работа, между сменами отдых с книгой в руках, просмотр телевизионных программ, в воскресенье кино в клубе. Так неспешно прошёл месяц.

Однажды, когда случился перебой с рудой и дробильные машины простаивали, Руфата вышел на свежий воздух и расположился на скамье в отведённом для курения месте. Неожиданно, его отозвал в сторону незнакомый ему парень, и постоянно оглядываясь вокруг, тихо сказал: — Будь осторожен, тебя хотят замочить.

— Кто?

— Дружки Наркома. Твой бригадир, земляк Наркома и они кореша ещё с воли.

— Откуда знаешь?

— Я «базар» подслушал. Говорили, что надо тебя в дробильную машину закинуть.

— Пусть попробуют, — усмехнулся Руфат.

— Сами не будут, зачем им пачкаться. Заплатят беспредельщикам отмороженным, кинут чая, водяры…

— Почему ты предупреждаешь меня?

— Жалко, если тебя «загасят» отморозки.

— Чего же они ждут? Я уже месяц в дробильном отделении работаю.

— Усыпляют бдительность, я слышал, как они базарили про какой-то фактор неожиданности.

— Ладно, учтём. Благодарю за предупреждение.

— Да что там…Я, ведь, тоже не русский. Тебя «чуркой» называют, а меня — «черножопый». Обидно.

— Ты грузин или армянин? — догадался Руфат.

— Нет, я молдаванин. Просто смуглый.

— Не обращай внимания на дураков. Умный никогда не будет обзывать другого человека.

— Хорошо, я пойду, а то ещё увидит меня кто-нибудь здесь.

— Бывай, — махнул рукой Руфат и пошёл на своё рабочее место.

Глава 9. Граф

…Пожилой зэк, по кличке Граф, умирал. В эти последние часы своей жизни, он начал вспоминать эпизоды из прожитых лет. Но не детство и юность, которое у него было безоблачным и счастливым, стал вспоминать умирающий, а последние месяцы, предшествующие его аресту и заключению под стражу…

… После смерти Брежнева, в стране наступили другие времена, тревожные и тяжёлые для махинаторов, коррупционеров и прочих расхитителей социалистической собственности.

Андропов, пришедший к власти, круто взялся за наведение порядка в стране. В декабре восемьдесят третьего года, в Москве, работники КГБ арестовали нескольких, отдыхавших в столице, директоров хлопкозаводов и руководителей хлопкоочистительных объединений Узбекистана, так же был арестован и помещён в следственный изолятор Лефортово бывший первый секретарь Бухарского обкома — Каримов.

Буквально, на следующий день, Владлен Фёдорович, занимавший в то время пост помощника секретаря ЦК КПСС по сельскому хозяйству, вылетел в Ташкент. Чёрная «Чайка» подкатила прямо к трапу самолёта. Из салона вышли двое в одинаковых чёрных, строгого покроя, заграничных костюмах и застыли по бокам машины, как часовые почётного караула у мавзолея. Торопливо спустившись по трапу, Владлен Фёдорович поприветствовал встречающих его людей, сел в машину и бросил нетерпеливый взгляд на часы.

Шофёр заметил этот взгляд и сразу же рванул с места, чуть притормозил у шлагбаума, перекрывавший выезд из аэропорта, показал пропуск и, опять прибавил скорость. Через несколько минут машина, шурша шинами, уже катила по широкому, асфальтированному шоссе, вдоль которого с двух сторон росли высокие, стройные, пирамидальные тополя, упирающиеся своими вершинами прямо в небо.

Вечерело. Солнце быстро закатилось за горизонт и через опущенное стекло боковой дверцы, в салон ворвался свежий ветер. Сидящий на заднем сидении машины Владлен Фёдорович невольно поёжился, и это не осталось незамеченным.

— В декабре в наших краях прохладно, — сказал сидевший рядом с шофёром сопровождающий и, закрыв окно, тут же предложил важному гостю хромированную фляжку. — Согрейтесь, это прекрасный армянский коньяк, Хозяин его очень любит.

— Что любит хан Акмаль, я прекрасно знаю, — усмехнулся Владлен Фёдорович и, отвинтив крышку, с удовольствием отхлебнул несколько раз. Жгучая жидкость, принятая во внутрь, быстро согрела его и улучшила настроение.

— Приехали, уважаемый, — сказал молчавший всю дорогу шофёр, останавливая машину рядом с площадкой, на которой стоял новенький вертолёт МИ-2.

— Почему на вертолёте? — насторожился Владлен Фёдорович, который не любил, а вернее сказать, боялся летать вертолётами, не было у него доверия к винтокрылым машинам.

«Самолёт, в случае чего, может ещё как-то спланировать и дотянуть до места посадки, а вертолёт сразу полетит камнем вниз», — думал он, и всякий раз, когда не было альтернативы, с опаской садился в вертолёт.

— Хозяин так приказал, — пожал плечами сопровождающий.

— Через пять минут вылетаем, — сказал пилот и, действительно, ровно через пять минут винтокрылая машина взмыла в воздух и взяла курс к горам.

— Когда будем в Аксае? — спросил Владлен Фёдорович пилота, удобно устраиваясь в кресле.

— Время подлёта — сорок минут, — сказал тот, не отрывая взгляда от приборной доски.

— Разбудишь меня, когда прилетим, — буркнул Владлен Фёдорович своему молчаливому сопровождающему и, закрыв глаза, безмятежно заснул, или сделал вид, что заснул. На самом деле то, что стало происходить в Узбекистане, после смерти Брежнева, вызывало у него страх и тревогу. А последние события в Москве, вообще лишили сна.

«Говорил же им, пора заканчивать эти махинации с приписками, наворовали уже достаточно, жадность, она ведь не только фраера, она всех погубит. Так не послушались, всё им мало, хапают ртом и жопой. Вот, что теперь делать? «Эмир Бухарский» уже сидит в Лефортово а другие руководители республики тоже на прицеле не только в прокуратуре, но и у КГБ. Интересно, что предпримет в сложившейся ситуации аксайский хан»? — не открывая глаз, думал Владлен Фёдорович.

Приблизились к горам, и вертолёт стало болтать, порою он проваливался в воздушные ямы и, казалось, пилот терял контроль за винтокрылой машиной. Но, по всей видимости, пилот был мастером своего дела, у него всё было под контролем, и он с честью выходил из любых ситуаций. Едва началась болтанка, Владлен Фёдорович открыл глаза и стал напряжённо вглядываться в темноту.

— Не беспокойтесь, уважаемый, — успокаивал пассажира сопровождающий, заметив, что важный гость из Москвы тревожится и нервничает, — Рашид опытный пилот и доставит вас в Аксай целыми и невредимыми.

— Подлетаем, — сказал пилот и кивком головы указал на приближающиеся посадочные огни, — посадка, через четыре минуты.

И, опять, пилот был на удивление точен. Ровно через четыре минуты вертолёт завис над поселковой площадью, ярко освещённой электрическими огнями. В центре площади стоял, сверкая бронзой в лучах прожекторов, величественный памятник Ленину и рядом, помпезное здание объединения с башней-пристройкой в торце, внутри которой находился грузовой лифт. Обычно, хан Акмаль въезжал в него на машине и поднимался на четвёртый этаж. В десяти метрах от грузового лифта располагалась вертолётная площадка. Туда-то и посадил свою машину пилот.

— Слава богу, — облегчённо вздохнул Владлен Фёдорович, едва колёса вертолёта коснулись земли и, как бы извиняясь за свою минутную слабость, добавил: — Я не люблю летать вертолётами, этот тип воздушного транспорта, не вызывает у меня доверия.

— Напрасно, «вертушка» — классная машина, — сказал пилот, и видно было, что он обиделся. — Конечно, у разных людей — разные вкусы, но, лично я, не променяю мой вертолёт даже на самый лучший автомобиль. Это же, такое счастье, парить в небе, как птицы. А хан Акмаль летает только со мной — это его личный вертолёт.

— Не обижайся, ты очень хороший пилот и, спасибо тебе за незабываемый полёт и мягкую посадку, — сказал Владлен Фёдорович и крепко пожал пилоту руку.

— Извините, я на секунду оставлю Вас, — сказал сопровождающий и виновато улыбнулся. — Мне надо доложить о Вашем прибытии.

Владлен Фёдорович благосклонным кивком головы отпустил сопровождающего и, не глядя по сторонам, стал медленно прохаживаться из стороны, в сторону.

— Ассалом алейкум, — раздался голос за его спиной. От неожиданности Владлен Фёдорович вздрогнул и резко обернулся. Рядом стояли двое мужчин, точно в таких же чёрных костюмах, как и встречавшие его в аэропорту шофёр и сопровождающий.

— Ваалейкум ассалом, — ответил Владлен Фёдорович и поздоровался с ними за руку.

— Пожалуйста, следуйте за нами, — сказал один из них и приветливо улыбнулся. — Хозяин ждёт Вас в гостевом домике.

Владлен Фёдорович посещает Аксай не впервые и знает, что до гостевого домика придётся ехать на машине, поэтому сразу направился к стоящей у подъезда объединения, чёрной «Волге». Находился гостевой домик внутри большого яблоневого массива и, мало того, что он хорошо охранялся, территория вокруг домика была обнесена высоким забором из сетки-рабицы. То, что сопровождающий назвал гостевым домиком, на самом деле было огромным особняком с собственным садом декоративных деревьев и редких кустарников. Когда московский гость, вместе с сопровождающими, проходил высокой застеклённой галереей, служившей в холодное время года зимним садом, то увидел справа крытый бассейн.

Всё это великолепие: и дом и сад и бассейн и роскошные охотничьи домики в горах и конюшни с мраморными колоннами и резными дверями, где содержались десятки чистокровных скакунов, чьи цены на международных аукционах поражали воображение количеством нулей свободно конвертируемой валюты, было рассчитано на новичков, которым выпадало редкое счастье побывать в горном ханстве. И, необходимый эффект всегда достигался. Люди, приезжающие сюда видели, как богат, велик и могуществен хан Акмаль, и как возвышается он над всеми остальными смертными. Принимая гостей, хозяин Аксая всегда был добродушен и хлебосолен, с его лица не сходила такая знакомая всем, золотозубая улыбка.

Но, почти никто, из бывавших здесь гостей не знал, как жесток, как страшен в гневе всесильный хан — Акмаль Адылов, после смерти Рашидова ставший фактически хозяином Узбекистана, директор агропромышленного объединения, дважды Герой Социалистического труда, депутат Верховного Совета, лауреат многих премий и прочая и прочая и прочая…

Впервые, Владлен Фёдорович, появился в доме хана Акмаля восемь лет тому назад, когда его, ставленника Москвы, назначили вторым секретарём ЦК компартии Узбекистана. В соответствии с традиционно существовавшим институтом партийного наместничества, пост второго секретаря ЦК в республиках, занимал русский, который считался «глазами и ушами» ЦК КПСС.

Он же ещё и курировал правоохранительные органы. В Узбекистане вначале настороженно встретили ставленника центра, но умный и дальновидный москвич быстро приспособился к политике Рашидова и став у хозяина республики своим человеком, был введён в его ближний круг. Тогда-то, вместе с Рашидовым, впервые и появился новый секретарь ЦК республики в горном ханстве.

Два года тому назад, Рашидов, пользуясь приятельскими отношениями с Брежневым, добился перевода своего человека на работу в Москву. Владлен Фёдорович начал работать заместителем у Горбачёва, который в это время работал секретарём ЦК КПСС по сельскому хозяйству, и стал курировать хлопковую отрасль.

Миновав купальный зал, московский гость свернул в коридор с паркетным полом, застеленный ковровой дорожкой, и остановился у одной из дверей. Провожатый осторожно постучал, выждал секунду, толкнул дверь внутрь и широким жестом пригласил гостя войти.

Владлен Фёдорович вошёл в комнату с приглушённым, мягким освещением и огляделся. Комната оказалась обставленной на восточный манер, ни одного стола, стула, никакой мебели вообще. Кругом только ковры, курпачи и подушки. Большие окна, выходящие в розарий, распахнуты настежь и в зале чувствовалась прохлада. Наверняка днём держали на полу ледяную воду в мелких корытах — старый восточный способ охлаждать жилые помещения. Приглядевшись, он увидел человека, лежавшего на высокой атласной курпаче у стены и сразу направился к нему со словами: — Приветствую Вас, уважаемый Акмаль-ака!

Хозяин, не смотря на свою грузную комплекцию, легко поднялся и пошёл навстречу. Был он одет в дорогой, синего бархата и расшитый золотом, узбекский халат. На груди его сверкали две золотых звезды Героя труда. Увидев их, на таком, вроде бы не подходящем наряде, Владлен Фёдорович не удивился. О трепетной любви Аксайского хана к высоким правительственным наградам знали все, и не только в республике, но и далеко за её пределами.

«Интересно, когда ты в трусах и майке, тоже цепляешь на себя эти две «Гертруды»? — подумал московский гость, пряча ухмылку.

— Приветствую и я тебя, «Сенатор», — встретил гостя радушной, золотозубой улыбкой хан Акмаль и широким жестом хлебосольного хозяина, пригласил к достархану. — Я очень рад, дорогой, что ты приехал.

Гость не заставил просить себя дважды. Прошло уже достаточно много времени с тех пор, как он последний раз принимал пищу и, естественно, проголодался, поэтому сразу снял обувь и занял предложенное у достархана место.

Видно было, что хозяин ждал гостя. На белоснежной скатерти расстеленной поверх достархана стояли закуски, салаты, на большом блюде истекали жиром горячие, видимо только что снятые с мангалов шашлыки. Рядом, в глубокой тарелке мелко нашинкованный репчатый лук, красный перец и ещё хранящие жар тандыра, лепёшки. Ещё на одном блюде горкой лежали аксайские шашлыки. Владлен Фёдорович очень их любил и хозяин дома отлично это знал.

Эти шашлыки, тандыр-кебаб, делают в специальной раскалённой печи без открытого огня. В центр достархана стояла большая, старинного китайского фарфора ваза, с изумительными по красоте, красными розами. Зная привычки гостя и решив уважить его, хозяин Аксая взял в руки высокую бутылку и лично разлил дорогой коньяк по рюмкам, пододвинул поближе к гостю тарелку с нарезанными лимонами.

— Давай, «Сенатор», выпьем этот замечательный напиток за наше благосостояние и удачу.

— Отличный тост, — улыбнулся гость, поднимая свою рюмку и окидывая взглядом обильный достархан, словно примериваясь, с чего начать. Хотелось попробовать всего сразу. О том, что у аксайского хана самые лучшие повара, ходили легенды. И, это действительно, так. Блюда, приготовленные здесь, всегда были очень вкусные и их хотелось всё время есть и есть. Хозяин предложил гостю начать с казы — конской колбасы, но гость решил остановить свой выбор на шашлыках. Баранина оказалась молодая, нежная, жарили её на саксауле, и это придавало шашлыкам особый вкус и аромат. Выпили по-первой, ещё не успели, как следует закусить, а хозяин уже налил по-второй.

— Ты, всё-таки попробуй казы. Уверен, такого, кроме Аксая, нигде нет, удесятеряет силу мужчины, — сказал хан Акмаль и громко засмеялся, наверняка эта фраза служила дежурной шуткой для гостей сотни раз. Но московский гость шутку не поддержал и даже не улыбнулся, молча продолжал жевать шашлык.

— Сенатор, что с тобой сегодня? — спросил хозяин гостя, когда оба насытились и отодвинулись от достархана. — Ты чем-то озабочен?

— А Вы, разве не знаете, что сейчас происходит? — поморщился Владлен Фёдорович, которому не нравилось, что хан Акмаль всё время, к месту и не к месту, называет его кличку. — Каримов уже сидит в Лефортово и, если не сегодня, так завтра, начнёт давать показания. А знает он очень много.

— Ну и что? — равнодушно пожал плечами обладатель двух Гертруд. — Мне ничего не грозит, я — неприкасаемый.

— Не знаю, Акмаль-ака, — с сомнением покачал головой Владлен Фёдорович. — Я думаю, что Вы слишком самоуверенны? В Москве, самого Щёлокова — шефа МВД с должности сняли и вывели из состава ЦК, а ведь он был незыблем, как скала и тоже из касты неприкасаемых. Та же участь постигла и владыку кубанского — Медунова. Вы, как хотите, а я сидеть, сложа руки не намерен и уже кое, какие меры предпринял. А сюда прилетел, чтобы предупредить Вас о возможных последствиях и чтобы Вы сам подготовились к худшему развитию событий и других подготовили.

— Вообще-то я кое-что, в целях безопасности, уже предпринял. Вокруг Аксая выставил посты и перекрыл все дороги и тропы — мышь сюда не проскочит. Ты думаешь, почему я приказал доставить тебя в Аксай вертолётом? Для того, чтобы тебя никто чужой не видел. А уж со своими, я разберусь. Поэтому, сейчас отдыхай, наслаждайся жизнью и не забивай себе голову разной ерундой, — усмехнулся Акмаль-хан и громко хлопнул в ладоши. В комнату тут же вошли две девушки удивительной красоты. Хозяин приказал им убрать с достархана остатки еды и принести чай, после жирных шашлыков из баранины, всегда хочется пить.

Девушки бросились исполнять приказание, с ловкостью волшебницы одна убирала посуду, другая тут же застелила новую белоснежную скатерть и обновила посуду. Потом обе дружно стали заставлять достархан вазами с конфетами и фруктами, хрустальными чашами с колотым орехом и миндалем, фарфоровыми масленицами с мёдом и сливками. На отдельном подносе принесли чашки, пиалы и чайники. Вазу с цветами тоже поменяли, красные розы сменили на белые.

Заметив, что гость не сводит глаз с девушек, Акмаль-хан улыбнулся и, подмигнув гостю, спросил: — Что, понравились девочки?

Владлен Фёдорович покраснел, словно его застали за каким-то постыдным занятиям и смущённо спросил: — Где Вы, уважаемый Акмаль-ака, только берёте таких неземных красавиц?

— А у меня всё самое лучшее, — самодовольно ухмыльнулся хозяин дома.

— Наверное, девственницы?

— Конечно девственницы, сам проверял, — захохотал Акмаль-хан. — В Аксае я весь товар лично проверяю и потом ставлю свой знак качества.

«Это уж ты не пропустишь», — пряча усмешку, подумал Владлен Фёдорович, зная замашки хозяина Аксая. — «Видел я в сауне твой «знак качества». Уже, наверное, не один десяток раз попрал Коран».

— Какая из них тебе больше понравилась? — с хитрой усмешкой спросил Акмаль-хан. — Ты только пальцем укажи, и она этой ночью будет твоей. Гостеприимство для нас — святой обычай и для дорогих гостей у нас всё самое лучшее.

— Я знаю, что гостеприимством Вы славились всегда, — улыбнулся Владлен Фёдорович, наливая себе очередную порцию чая.

— Пошли, Сенатор, немного прогуляемся по парку, а тем временем девушки обновят достархан, проветрят комнату, а повара опустят в котёл рис, — предложил Акмаль-хан и поднялся с атласных курпачей. — Что бы мы не ели, всё равно царь узбекского стола — плов. Поверь мне, что нигде его так не готовят, как в Аксае.

— С удовольствием, — согласился гость. — Надо ноги немного размять.

Хозяин загородного дома наверняка знал, какое неизгладимое впечатление производил на гостей его ночной сад, поэтому и устраивал гуляния по аллеям парка ночью. Низкие, мощные прожектора подсвечивали отземли огромные, уходящие в темноту звёздного неба пирамидальные тополя и необхватные дубы. В умелой подсветке голубые ели серебрились и, казались не земными. Шелест ветвей и листвы, шорох иголок в ночи, отдавал каким-то металлическим звуком.

Периодически, в чаще деревьев вдруг вспыхивал яркий источник света, и спящий сад преображался, играл новыми, невидимыми днём красками, то какое-нибудь одинокое дерево, словно крупным планом попадало на экран и завораживало внимание, и сразу бросалось в глаза совершенство его ствола, ветвей, всего контура, зелёного абриса, и в ночи по-иному слышался шёпот его листьев.

Хозяин хорошо знал свой парк и ночью свободно в нём ориентировался. Проходя мимо кактусовой плантации, Владлен Фёдорович замедлил шаг, любуясь цветением больших, ярко-красных цветов, которые распускаются только ночью, но увидев, что Акмаль-хан свернул в кипарисовую алею, ускорил шаг.

Гигантский аквариум, подсвеченный изнутри, с боков и сверху, возле которого остановился хозяин дома, было любимым местом отдыха Акмаль-хана. Тут он мог просиживать часами, любуясь диковинными заморскими рыбками и, одновременно, думать свои думы.

Компрессоры постоянно подавали в аквариум кислород, и мелкие пузырьки, поднимавшиеся со дна, создавали удивительно живую картину природы, забывалось, что вся эта красота создана руками человека. А вокруг аквариума, в обширном рукотворном озере, росли цветы. Белые нежные лилии, жёлтые, розовые, лиловые, чем-то напоминающие гибридные хризантемы, заморские лотосы — от этого великолепия нельзя было оторвать взгляд.

Присев на обвитую плющом скамейку с высокой спинкой, гость и хозяин молча наблюдали за тем, как в глубине озера сонные крупные золотые карпы лениво бороздили пространство, задевая стебли лилий и лотосов, и цветы начинали покачиваться, создавая вокруг себя мелкую рябь.

— Вот эти неземные цветы больше всего волнуют мою душу, — нарушил молчание Аксайский хан. — Здесь хорошо отдыхать душой и телом, рождаются в голове мудрые мысли и поэтому этот уголок в парке для меня самый любимый.

— У Вас, Акмаль-ака, здесь всё оформлено фантастически красиво и богато! — с восторгом сказал Владлен Фёдорович. — Ни у кого больше я не видел такого великолепия!

— Это потому, что вокруг все нищие, а я — Крез, — сказал Акмаль-хан, и весело захохотал. — Вот ты, например, живёшь в столице самого большого в мире государства, состоишь у него на службе, занимаешь очень высокий пост в правительстве, получаешь зарплату, имеешь госдачу, а не можешь купить даже тысячной доли того, чем обладаю я, простой директор агропромышленного объединения. Разве это логично?

— Нет, конечно, — грустно вздохнул Владлен Фёдорович. — Это не логично и не справедливо, что нас так оценивает государство, которому мы служим.

— А ты служи мне и тогда у тебя тоже появятся деньги, — сказал Акмаль-хан и снова захохотал.

«Если бы ты знал, какими сокровищами я обладаю, то не смеялся бы так», — подумал Владлен Фёдорович, пряча глаза, чтобы его собеседник не заметил в них торжествующую усмешку, а вслух сказал: — «А я и так служу нашему общему делу».

— Поэтому я и принимаю тебя в своём доме как дорогого гостя, — сказал Акмаль-хан и, дружески похлопав гостя по плечу, поднялся со скамейки. — Пошли, дорогой друг, плов не любит ждать.

Едва хозяин и гость расположились за обновлённым достарханом, в комнату вошла одна из девушек и внесла огромный ляган плова, обсыпанный сверху крупными зёрнами граната. Уходя, она так игриво посмотрела на Владлена Фёдоровича и даже подмигнула ему, что гость сразу понял — эта девушка сегодня ночью будет его ублажать.

Гиссарская курдючная баранина в плове была необычайно вкусная, к тому же, после прогулки и у гостя, у хозяина дома разыгрался аппетит, поэтому с ляганом плова они справились довольно быстро и тут же в комнату вошли девушки с кумганами и медными тазиками, надраенными до солнечного блеска.

Как только мужчины вымыли лоснящиеся от жира руки горячей водой, ибо ели они плов по традиции, пятернёй, принесли кок-чай.

Именно зелёный чай лучше всего утоляет жажду после жирного плова.

Владлен Фёдорович медленными глотками отхлёбывал из пиалы чай и с нетерпением ждал кульминации праздника — купания в бассейне с девочками. В его воображении уже рисовались такие картины, что дух захватывало. Словно прочитав его мысли, хан Акмаль сказал: — «Может, у тебя, Владлен-джан, есть желание погреться в сауне, а потом ополоснуться в чистейшей родниковой воде моего бассейна»?

— Есть такое желание, — засмеялся Владлен Фёдорович и весь засветился от предвкушаемого удовольствия.

— Тогда пошли, — хитро усмехнулся хозяин дома, в который уже раз за ночь, поднимаясь с удобных курпачей и подушек.

— Я не взял с собой плавки.

— Разве это проблема? — засмеялся Акмаль-хан, и незаметным движением руки, словно фокусник, достал откуда-то из-за подушек красивый пластиковый пакет и протянул его гостю. Заглянув в него, Владлен Фёдорович увидел банный, золотистого цвета, халат, плавки в фирменной упаковке, белое махровое полотенце и такое же покрывало — всё абсолютно новое.

Стены бассейна, выложенные голубым кафелем, заманчиво оттеняли цвет воды, привезённую из чистейших горных источников. Спускаясь в бассейн по причудливо гнутой лесенке из хорошо обработанной нержавеющей стали, Владлен Фёдорович краешком глаза заглянул в сауну, дверями выходившую к бассейну.

Там, пожилой, весь в белом, узбек устанавливал в предбаннике электрический самовар и загружал холодильник бутылками с пивом. Акмаль-хан в воду не полез, остался давать кое какие распоряжения обслуживающему персоналу, и гостю пришлось в одиночку наслаждаться комфортом вычурного по форме и размерам бассейна.

Наверняка хан Акмаль скопировал свой купальный зал из какого-нибудь видеофильма о красивой жизни, слишком многое говорило о нездешней архитектуре. Высокие стрельчатые окна среди стен, выложенных из красного необожжённого кирпича, и стеклянный потолок, легко драпирующийся тёмно-вишнёвой плотной тканью, и пальмы в кадках, и редкие карликовые деревья, умело и к месту расставленные повсюду, и ковры, тщательно подобранные по цвету.

Владлен Фёдорович наверное ещё долго бы плавал, если бы хозяин не позвал его в сауну.

Из сауны, хозяин и гость, выбегали и ныряли в голубую раковину модернового бассейна с изумительно мягкой, прохладной водой, заполняемой всё из того же источника, где брали и воду для самовара. И этот процесс они повторяли неоднократно.

…По спальным комнатам разошлись далеко за полночь, но и оставшихся до рассвета нескольких часов гостю горного ханства вполне хватило, чтобы насладиться чудесными и волшебными мгновениями — жаркими объятиями и горячими поцелуями юной Зухры. Отдохнув душой и телом в Аксае, Владлен Фёдорович только ближе к ночи следующего дня, вернулся в Москву.

Незабываемые, праздничные сутки, проведённые им в солнечном Узбекистане закончились и наступили серые рабочие московские будни, не позволяющие ему расслабиться ни на секунду. Вернувшись из Аксая, Владлен Фёдорович времени зря не терял. Он ни секунды не сомневался, что его узбекские друзья и партнёры спасая себя, начнут сдавать всех подельников не только в республике, но и в Москве, и очередь идти в тюрьму, дойдёт и до него. Тогда он и придумал хитроумную комбинацию, решив, в случае ареста, пожертвовать частью своих богатств, чтобы сохранить основной капитал.

Арестованный в Узбекистане, и препровождённый в специальный следственный изолятор Москвы, бывший хозяин Бухарской области — Каримов, начал давать показания и рассказал не только о том, что собирал мзду со всего партийно-хозяйственного актива Бухарской области, но и о даче им самим взяток руководству ЦК КП Узбекистана, ответственным работникам ЦК КПСС, в том числе и Владлену Фёдоровичу.

В январе восемьдесят четвёртого года, на родине Каримова в Кашкадарьинской области, следственными органами было изъято ценностей на шесть миллионов рублей.

И, в том же, январе Владлен Фёдорович был арестован и помещён в «Матросскую тишину».

Глава 10. Крутой

… Руфат, сидевший у постели умирающего Графа, рассказал ему последние новости и собирался уже попрощаться со стариком, как вдруг тот тихо сказал: — Расскажи мне всё о себе.

— Так ты же знаешь…, - начал было говорить Руфат, но Граф перебил его.

— Нет, ты расскажи мне правду, а не легенду. Расскажи, кто ты на самом деле, и тогда я помогу тебе. Неужели ты думал, что я, проживший в Узбекистане более десяти лет, не отличу узбека от русского? Да, ты похож на узбека, но ты не узбек.

— У меня мать была узбечка, а отец — русский. Они погибли во время землетрясения в шестьдесят шестом году. Мы тогда жили в Ташкенте. Мне тогда было десять лет.

— Какое твоё настоящее имя?

— Меня зовут — Виктор.

— Да, это имя достойно тебя. Виктор — означает победитель, — вздохнул с облегчением Граф и улыбнулся. — Так кто ты на самом деле, и как оказался в этой клоаке?

— Я, бывший командир специального отряда группы «Альфа». В составе группы выполнял особое задание на территории Афганистана. В результате предательства, моя группа была уничтожена, а сам я чудом остался жив. Владея важной государственной тайной, которую мне сообщил умирающий высокопоставленный афганец, я, не раскрывая своего имени, пытался пересечь границу и пробраться в Союз. На границе меня арестовали. При мне были документы, на имя Руфата Каримова — это наш проводник. Вот, пожалуй, и весь мой рассказ.

— А почему в твоих словах столько скептицизма? — удивлённо спросил Граф.

— В каком смысле?

— Ну, твоя фраза о спецзадании прозвучала как-то, слишком пренебрежительно.

— Да потому, что потом выяснилось — мы не задание Родины выполняли, а воровской заказ.

— Расскажи.

— Да что рассказывать? — обречённо махнул рукой майор. — Получил задание, вывезти с территории Афганистана груз. Говорили, что дипломатическая почта, а на самом деле — золотые изделия. Потом умирающий человек рассказал мне, что это часть клада, обнаруженного в афганской земле русскими археологами, так называемое — Золото Бактрии.

— Да ты что?! — встрепенулся старик. — Ты, своими глазами видел его?!

— Видел. Очень большие монеты — пять штук, ещё какие-то статуэтки, чёрные камни…

— Виктор, ты счастливый человек! Тебе удалось прикоснуться к величайшей из находок! Даже у меня, в моей коллекции, нет такой монеты, а ты увидел сразу пять!

— Надо же? — удивился майор. — А ты не знаешь, что означают слова — слёзы аллаха?

— Это названия драгоценных камней. А где ты слышал эти слова?

— Умирающий говорил, но так бессвязно и торопливо, что я почти ничего не понял.

— Драгоценные камни — это моя страсть, я знаю о них почти всё. «Слёзы Аллаха» — это редчайшие чёрные алмазы, их нашли в Африке, — тихо сказал Граф, и надолго замолчал.

Замолчал и майор и, воспользовавшись наступившей паузой, стал вспоминать тот февральский день восемьдесят девятого года, когда погибли его боевые товарищи…

… Останки вертолёта, видимо подбитого ракетой «Стингер», лежали на небольшом каменистом выступе отвесной скалы в самом узком и глубоком месте Панджшерского ущелья. Подобраться к нему, без специального альпинистского снаряжения и спецподготовки, ни снизу, ни сверху, не представлялось возможным но, в группе майора Крутого, все были профессионалы и уже, через считанные минуты командир, и ещё двое, спускались по отвесной скале. Картина, открывшаяся их взору, была унылая. Винтокрылая машина хвостовой балкой зацепилась за расщелину и благодаря этому, держалась на крохотном выступе. При обстреле, ракета попала прямо в кабину пилотов и, очевидно, смерть их настигла мгновенно. Пассажирская кабина была сильно покорёжена, но оставалась целой, если не считать выбитых иллюминаторов и сорванной двери. Виктор первым направился к «вертушке», но успел сделать всего несколько шагов. Из вертолёта раздалась короткая очередь из автомата.

— Не стреляйте, мы свои! — упав на камни, крикнул Виктор.

— Вы кто? — спросил голос из вертолёта.

— Я майор спецназа.

— Назови свою фамилию.

— Не имею право.

— А я не имею права подпускать тебя и твоих людей к охраняемому объекту. А если сунетесь, разнесу здесь всё, к чёртовой маме — у меня граната.

— Зря ты так, парень. Ведь мы пришли вас спасти и вывезти отсюда.

— Значит, не договорились.

— Хорошо, — после некоторых раздумий и затянувшейся паузы, сказал Виктор. — Моя фамилия — Крутой.

— Врёшь, — раздался голос из вертолёта. — Чем докажешь?

— Может тебе ещё побожиться? — разозлился Виктор. — Мы теряем драгоценное время. В любую минуту здесь могут появиться «духи».

— Божиться не надо. Ты из группы «Альфа»?

— Мне кажется, что ты задаёшь слишком много вопросов.

— Хорошо, подойди, но только один.

Майор встал и короткими перебежками приблизился к вертолёту. Из зияющей дыры, которая раньше была дверью, выглянуло залитое кровью, лицо.

— Серёга!? — удивился Виктор, узнав бывшего сослуживца.

— Я, товарищ майор, — через силу выдавил из себя раненый.

— А чего же ты дурака валял?

— Раненый я, плохо вижу, перед глазами всё плывёт, да к тому же вы одеты, как «духи».

— А ты хотел бы, чтобы мы надели парадную форму, — усмехнулся Виктор. — Наших в Афгане уже нету, в другой одежде мы бы и шагу по этой земле не сделали.

— Конечно, я понимаю.

— Куда ты, так неожиданно исчез из отряда, и откуда взялся в этой «вертушке»?

— Теперь это моя работа — охранять и сопровождать VIРперсон.

— Так ты теперь в «девятке»?

— Да. Все телохранители служат в девятом управлении КГБ.

— Понятно. Мы прибыли сюда за твоим подопечным и грузом. Он жив?

— Пять минут назад был ещё жив, но долго не протянет, ранен слишком тяжело, я пытался оказать ему первую помощь, но бесполезно. Связаться с кем-нибудь из своих, не получилось, рация разбита вдребезги, так что…

— Давай я посмотрю, может чем-нибудь смогу помочь, — сказал Виктор, протискиваясь в салон вертолёта. Внутри, картина разгрома была ещё более безрадостная, чем снаружи. Кресла, приборы, вещи — всё было разбито. На полу лежали трупы членов экипажа и отдельно, среди окровавленной одежды и обшивки кресел, лежал человек с пристёгнутым наручником к запястью, кейсом. Рядом лежали два небольших, металлических чемодана.

— Дипломат? — тихо спросил Виктор, кивком головы указывая на лежащего без движения, человека.

— Скорее, заложник, — помявшись, нехотя сказал сопровождающий.

— В каком смысле? — удивлённо спросил Виктор и непонимающе посмотрел на своего бывшего сослуживца.

— А ты его самого спроси, — поморщился Сергей. — Я сам не рад, что влез в это дело. Если бы я знал раньше? Он мне недавно всё рассказал, когда почувствовал, что умирает.

— Так как же я его спрошу? Ведь он же…, - начал было говорить Виктор, и осёкся, увидев устремлённый на него, затуманенный, взгляд. Через несколько секунд взгляд раненого стал осмысленным и он, чуть шевельнув рукой, попросив Виктора приблизиться, стал что-то тихо говорить на фарси. Несвязная его речь часто прерывалась стонами и долгими паузами, разобрать, и систематизировать что-то из его речи, было трудно, но основную суть разговора, хотя и с трудом, Виктор понял.

— А я узнал тебя…шурави. Прошло девять лет…Тогда ты спас мне жизнь…Спаси теперь душу…

— Кто ты? — спросил раненого майор. — Я не знаю тебя.

— Вспомни дворец Тадж-Бек…мальчика…Я, Надир, внук Аманнулы-шаха, Эмира Афганского…Хранитель сокровищ…Золото Бактрии…, захоронения…Ключ в кейсе…Один из семи…Я главный хранитель…Сейф не откроют…без главного ключа…Моя жена и дочь…Лысый генерал…обманул. Заложники…Их убьют. Моё искупление…Верни камни и остальное…Наша реликвия — «Слёзы Аллаха«…Верни-и-и, — последний раз прошептал афганец и умер.

Майор выждал несколько секунд, потом достал ключ и осторожно отстегнул наручник с остывающей уже руки Надира. Мелькнули в голове эпизоды штурма дворца Амина, Виктор вспомнил, и как наяву увидел мальчишку лет шестнадцати, склонившегося над трупом убитого афганца. Его глаза были полны ненависти и жажды мести. В одной руке он сжимал кинжал, а в другой золотую цепь с каким-то, ни то кулоном, ни то орденом. Мельком взглянув на него, Виктор, в ту пору — лейтенант, побежал дальше, огонь вёлся из всех комнат дворца — гвардия Амина защищалась отчаянно, но была обречена. Вскоре всё было кончено и лейтенант, направляясь к выходу, проходил мимо знакомой уже комнаты. Отчаянные детские и женские крики, доносившиеся из комнаты, заставили его остановиться. Потом послышалась русская речь, сдобренная отборным матом и звуки ударов. Заглянув в комнату, Виктор увидел неприглядную картину — один из бойцов парашютно-десантного батальона, выкручивая руки мальчишке, пытался отобрать у него золотую цепь. На полу лежала избитая женщина и с мольбой и криками, протягивала руки вперёд и вверх, пытаясь помочь освободиться из железной хватки озверевшего бойца, избитого и истерзанного мальчишку.

— Прекрати немедленно! — крикнул Виктор, пытаясь предотвратить расправу. — Мы с детьми не воюем.

— Пошёл ты! — злобно огрызнулся десантник и продолжал рвать из рук мальчишки цепь. Но, по всему было видно, что мальчишка скорее готов был расстаться с жизнью, чем с цепью.

— Я сказал, прекрати, — повысил голос Виктор и передёрнул затвор автомата.

— Ты кого защищаешь? — тяжело дыша спросил боец ВДВ, вырвавший, наконец, из рук мальчишки цепь и засовывая её в карман. — Он меня чуть не зарезал.

— А при чём здесь мародёрство? Сейчас же верни мальчишке то, что ты у него взял, или я тебя расстреляю, — сказал Виктор, и глаза его недобро сверкнули. — Скотина, позоришь честь десантника.

— И откуда ты взялся, такой правильный, — процедил сквозь зубы мародёр и вытащив из кармана цепь, бросил её прямо в лицо мальчишке.

Мальчишка и женщина посмотрели на Виктора, и в их глазах он увидел слёзы благодарности.

После завершения операции «Шторм–333», Виктор искал этого десантника, но не нашёл, тот, как сквозь землю провалился…

… Сейчас, в вертолёте, лежал возмужавший молодой человек, в котором, конечно, трудно было узнать того истерзанного, но не сломленного, мальчишку. Вздохнув с сожалением, Виктор закрыл умершему глаза, и обратился уже к Сергею.

— Теперь, может, ты мне хоть что-нибудь объяснишь?

— Я знаю очень мало, только то, что мне рассказал Надир.

— И, всё-таки?

— Летом семьдесят девятого года, наши учёные и археологи помогали афганцам вести раскопки — искали сокровища Александра Македонского и обнаружили несколько захоронений бывших царствующих особ Афганистана. По рассказам, работавшим там археологов, в захоронениях нашли несметные сокровища, впоследствии получившие название — «Золото Бактрии». Потом началась война, раскопки свернули и русские учёные уехали из Афганистана. То, что нашли, спрятали где-то в специальном хранилище и в специальном сейфе, который закрывается на семь разных замков. Семь ключей раздали хранителям и спрятали этих хранителей в разных странах. Надир был главным хранителем и у него находился главный ключ. Об этом, как-то узнали заинтересованные лица в России, украли жену и дочь главного хранителя и заставили его выдать тайну клада. Надир решил, чтобы спасти свою семью, отдать ключ к сейфу и согласился на этот полёт. Но ему, как и всем нам, не повезло — вертолёт сбили «духи». Что теперь будет дальше, я не знаю.

— Теперь мне всё понятно, — скрипнул зубами Виктор. — Значит, эти скоты, хотели использовать группу «Альфа» втёмную и послали нас сюда вывозить не секретные документы, а ворованное добро.

— Поверь, я этого не знал. Выходит, меня тоже подставили.

— Ах ты, сука лысая! — процедил сквозь зубы Виктор и с остервенением сплюнул. — Ну, погоди! Дай бог, вернуться нам всем живыми! Пошли наверх вбираться, скоро «вертушка» за нами прилетит. А генералу я сейчас по рации скажу пару ласковых слов.

— Может, не стоит сейчас горячиться? — неуверенно возразил Сергей. — Скажешь ему потом, по-прибытию на базу. Я слышал, что высшее руководство страны создало специальную группу зачистки из бывших спецназовцев, и назвали её — отряд «Омега».

— Интересное название. Я такого не слышал. Последняя буква греческого алфавита, наверное, означает последнюю инстанцию перед отправкой на небеса?

— Вроде того. Как бы они и нас здесь не зачистили.

— Да ну, не посмеют, — с сомнением покачал головой Виктор. — Это же военное преступление.

— Ну, смотри, ты командир группы, значит и отвечаешь за группу тоже ты.

— Ладно, поднимемся наверх, там решим…

…Поднявшись наверх последним, Виктор подозвал к себе всю группу и, при помощи шифра, который ему назвал умирающий афганец, открыл один из чемоданов.

— Вот это хрен — не болит, а красный! — удивлённым возгласом прервал томительную паузу капитан Фомберг, рассматривая лежащие в чемодане изделия из золота.

— Командир, это что такое?

— Это то, за чем нас сюда послали.

— Объясни.

— Всё это было украдено в Афганистане и переправлялось на «вертушке» в нашу страну. Вертолёт сбили, и для того, чтобы вытащить груз из ущелья, была и направлена сюда наша группа. За выполнение задания нам были обещаны награды и повышения званий. Теперь, когда вы знаете правду — решайте, что будем со всем этим делать?

— Выбросить это дерьмо в ущелье, — возмутился капитан Фомберг. — Я не воровской курьер, и тащить это на себе не намерен.

— Командир, честь дороже славы и наград, — тихо сказал прапорщик Бойцов.

— Я тоже за то, чтобы выбросить всё в ущелье, — поддержал мнение ранее высказавшихся, майор Дапкунас.

— Я выслушал общее мнение и принял решение. Мы обязаны выполнять приказы и поэтому выбрасывать в ущелье эти вещи мы не будем. Надо всё это привезти в Москву, а там высшие начальники пусть решают, что дальше делать с этими «документами». Вот только как это вывезти? С собой везти нельзя, груз у нас заберут прямо в вертолёте. Полковник Михайлов провожая меня, сказал, что за документами уже прилетел какой-то чрезвычайный и полномочный представитель правительства.

— Командир, а если подключить к этому делу проводника? — сказал капитан Фомберг и кивком головы указал на проводника Руфата. — Как я понял, он хорошо знает тропу, пусть пронесёт цацки за реку, а там мы его встретим.

— Капитан, у тебя не голова, а дом советов, — засмеялся Виктор и, подозвав к себе Руфата, минут десять о чём-то с ним разговаривал, потом вернулся к группе с пустыми чемоданами, весёлый и довольный.

— Руфат сказал, что ему проще будет пронести всё в своём мешке, а это я возьму с собой, — сказал Виктор и, развязав свой рюкзак, положил в него кейс. — Пустые чемоданы сбросьте в ущелье.

— Командир, что-то слишком тихо вокруг. Ещё ни одного душмана не встретили сегодня, — тихо сказал прапорщик Бойцов. — К чему бы это?

— Наверное, празднуют свою победу — на их территории не осталось русских солдат. Пора и нам сматываться отсюда, — настороженно оглянувшись по сторонам, сказал Виктор и приказал развернуть рацию, чтобы вызвать вертолёт.

Через минуту рация заработала, и командир группы услышал в трубке взволнованный голос генерала Турецкого: — Как там у вас дела. Всё прошло штатно?

— Более чем. Высылайте «вертушку».

— Живых, кого-нибудь, обнаружили?

— Нет, все погибли.

— А груз с документами нашли?

— Нашли.

— Ну и прекрасно, — с облегчением вздохнул генерал. — Можете готовить дырочки на кителях для наград, а тебя поздравляю не только с орденом, но и с очередным званием — подполковник Крутой.

И тут, у Виктора сдали нервы, и он сорвался.

— Засунь себе в жопу эти награды! — крикнул он в трубку и выматерился.

— Ты, что там, майор, обкурился, или у тебя крыша поехала!? Как разговариваешь со старшим по званию?! — закричал генерал в трубку. — Под трибунал захотел!?

— Ты о своём будущем подумай, — усмехнулся Виктор, которого уже понесло. — Я прочитал находящиеся в кейсе секретные документы и уверен, что ты их не получишь. Свой рапорт я направлю не только руководству КГБ, но и в ЦК. Очень хочется посмотреть, как ты будешь вертеться на горячей сковородке. До встречи…

— Игорь Николаевич, случилось непредвиденное!

— Генерал, ты прямо как фокусник, каждый раз достаёшь из рукава всё новые цацки. Что на этот раз?

— Надир погиб, а значит вместе с ним и ключ…

— Плохо, — с досадой перебил генерала абонент на другом конце провода. — Значит, придётся довольствоваться тем, что осталось.

— Командир группы отказывается вывозить груз из ущелья.

— Что-о-о?! Откуда он узнал?!

— Наверное, открыл чемодан, — виноватым голосом выдохнул генерал. — Ещё говорит, что он и его группа не мародёры и что по возвращению с задания, подаст рапорт. Я, конечно, пригрозил трибуналом за невыполнение задания, но он…

— Трибуналом? — задохнулся от злости собеседник генерала. — Ты понимаешь, что будет, если это станет известно руководству страны?

— Я даже думать боюсь о последствиях.

— Сделай так, чтобы их не было.

— Кого?

— Последствий, придурок! — не выдержав, закричал в трубку Игорь Николаевич. — Задействуй своих чистильщиков! Ты насрал, так тебе и подтирать!

— Понял, — упавшим голосом сказал генерал. — Но ведь это лучшая группа в отряде «Альфа».

— Так вот, чтобы я больше никогда не слышал об этой группе, — тихо сказал Игорь Николаевич и отключил телефон.

Генерал ещё несколько секунд подержал у уха пульсирующую короткими гудками трубку, потом осторожно положил её на рычажки…

…Сначала на горизонте показалась маленькая точка, потом она стала увеличиваться в размерах и вскоре приобрела очертания вертолёта, стал усиливаться звук работающего мотора, ещё через несколько минут винтокрылая машина зависла над каменным плато и стала снижаться. Бойцы группы майора Крутого вышли из-за укрытия и…Дальнейшее трудно поддаётся описанию. С борта вертолёта по ним выпустили залп из нескольких ракет, и свинцовый дождь от крупнокалиберного пулемёта стал поливать не защищённых людей. Оцепенев от неожиданности, майор видел, как прямым попаданием ракеты разнесло в клочья спасённого пассажира вертолёта — Сергея Михайлова, как изрешечённое пулями, распласталось на камнях могучее тело майора Дапкунаса, как взрывом оторвало голову прапорщику Бойцову, как упали сражённые осколками лейтенант Северцев и капитан Фомберг.

Командир группы выпустил по вертолёту длинную очередь из своего автомата. В ответ, из вертолёта к земле, вновь понеслись ракеты. Взрывная волна подняла его в воздух и отбросила под высокий выступ скалы. Следующий залп попал в скалу и, превратив её в щебень, обрушил вниз, похоронив под собой крутого майора из группы «Альфа»…

…Сознание возвращалось медленно. Вначале Виктор услышал ровный, слитный гул, сквозь который с трудом пробивались чьи-то голоса, потом стала просыпаться дремавшая в нём, нестерпимая боль. Невероятным усилием воли он сдержал рвущийся из самого нутра, крик. Было такое ощущение, будто его только что засунули лицом в пылающий костёр, так жгло ему лицо, глаза, шею. Камни, крупные и мелкие, острые, как бритва, тяжким грузом лежали у него на плечах, голове, спине и ногах, не давая ему возможности даже пошевелиться. Где-то рядом разговаривали. Виктор напряг слух — речь была русская. С трудом открыв залитые кровью глаза, Виктор в просвет между неплотно лежащими камнями увидел фигуры четырёх, одетых в армейский камуфляж, человек.

— Ну что, все пять?

— Да.

— Смотри, лысый нам яйца оторвёт, если пенку пустим.

— Не оторвёт.

— Нашёл что-нибудь?

— Что тут можно найти? Кругом ад кромешный.

— Ладно, пошли к «вертушке», а то она уже подпрыгивает от нетерпения. Пора убираться отсюда, стрельба и взрывы подняли на уши всю округу, скоро здесь «духи» появятся, а встреча с ними не входит в мои планы.

— В мои тоже, — засмеялся кто-то басом и шаги стали удалятся.

Возле самого вертолёта один из них обернулся, и Виктор увидел его лицо. Увидел и запомнил это лицо на всю оставшуюся жизнь. Вертолёт взмыл вверх, стал удаляться и через несколько минут скрылся за горизонтом…

— Игорь Николаевич, их больше нет.

— Ты уверен?

— Да.

— Ну, смотри, генерал, если кто-то из этой группы всплывёт…

— Я верю своим людям и потому, готов отвечать головой.

— Что скажешь насчёт груза?

— Мои люди его не нашли.

— Искали хорошо?

— Тщательно.

— Но он же не мог испариться?

— Вероятнее всего, груз погиб при взрывах ракет.

— Жаль. Там было всё самое ценное.

— Конечно, жалко. Но и то, что удалось вывезти на втором вертолёте, не имеет цены.

— Хорошо. Будем считать, вопрос исчерпан. Я жду тебя в Москве, впереди много дел, — сказал абонент на другом конце провода и со злостью бросил трубку…

…Ценой невероятных физических и душевных усилий, Виктор освободил себя из каменного плена. С трудом, переведя дыхание — огляделся вокруг. Последствия воздушной атаки на группу, были ужасны — земля на десятки метров вокруг была перемешана с грязным снегом и обломками скал, повсюду видны были воронки от разрыва реактивных снарядов и…кровь. Кровь и фрагменты человеческих тел. Это было всё, что осталось от его группы.

— Ребята, я виноват в вашей гибели, простите меня, что не уберёг вас, — простонал он и стиснул зубы. — Клянусь, что я найду ваших убийц и покараю их. Буду мстить им жестоко и беспощадно. Мне бы только выбраться отсюда, только бы хватило сил…Опираясь на автомат, Виктор сделал шаг, стиснул зубы, чтобы не закричать от боли, постоял несколько минут, ещё шагнул. Нестерпимо болели голова, лицо, ноги и руки. Перед глазами замелькали кадры из фильма «Повесть о настоящем человеке».

— Как Мересьев, — подумал Виктор с горькой иронией, и медленно двинулся в путь.

Прошёл почти час. За это время он ушёл не очень далеко. Шум камнепада за спиной, заставил его, не смотря на боль, резко обернуться. Из-за скалы появился человек и направился прямо к нему.

— Живым не дамся, — решил Виктор и приготовился дать последний бой. Но этого не потребовалось, к нему на помощь спешил Руфат.

— Откуда ты взялся? — удивился Виктор. — Ведь, ты же, ушёл.

— Стреляли, — сказал Руфат словами героя фильма «Белое солнце пустыни».

— А если серьёзно?

— Я ещё не успел далеко уйти, когда услышал взрывы и стрельбу, подумал, что прилетел вертолёт и в это время на вас напали душманы. Когда стрельба закончилась, и потом улетел вертолёт, я вернулся посмотреть. Увидел тела убитых и понял, что случилась беда.

— Случилось злодейское убийство, и кто-то за это преступление обязательно ответит.

— Командир, сейчас тебе нельзя на тот берег, надо отлежаться и залечить раны. У меня в горах есть несколько потайных пещер, хорошо оборудованные и защищённые, есть запасы еды и питья, пересидишь там пару недель, пока всё утрясётся, а потом я тебя переправлю на тот берег.

— Не могу я сидеть здесь, мне срочно за реку надо. Информация, которой я владею — бомба.

— И, всё-таки, я советую тебе хотя бы пару недель отлежаться, набраться сил и залечить раны. А когда будешь готов к длительному переходу через горы и ущелья, я проведу тебя к границе. На всякий случай, возьмёшь мои документы. Ты очень похож на узбека, на тебе афганская одежда — проскочишь границу, а там уже сам решай, как и куда тебе идти.

— А как же ты останешься без документов? — спросил Виктор.

— За меня не волнуйся, — засмеялся проводник. — У меня этих документов целая куча.

— Ладно, если нет другого выхода, то я согласен.

— Другого выхода я не вижу. Советские солдаты ушли из Афганистана, теперь все подступы к границе контролируют афганцы.

— Далеко идти до твоей пещеры?

— Не очень, потихоньку дойдём. Это просто чудо, что камни не разбили тебе голову, и ты остался жив.

— Кейс спас. Я его положил в рюкзак, когда меня взрывом отбросило, рюкзак задрался на верх и кейс прикрыл мне голову от камней.

— Надо же, повезло тебя, — удивился Руфат. — Хорошо, что я его не взял у тебя.

— Повезло, — вздохнул Виктор. — А вот ребятам — нет.

— Значит, судьба у них такая…

Глава 11. Завещание Графа

— Что ты будешь делать, когда окажешься на свободе? — с трудом открывая глаза, тихо сказал Граф, тем самым прервав затянувшуюся паузу и вернул Виктора (теперь я буду называть этим именем своего героя) из воспоминаний, в действительность.

— Буду мстить предателям и убийцам.

— Я тоже, вначале, мечтал о мести и готов был заплатить за это самую большую цену. Когда я понял, что никогда не выйду на волю, меня охватило отчаяние, и я стал просить Бога послать мне того, кто возьмёт на себя бремя мести, и судьба послала мне тебя. Я сразу понял, что тобой движет какая-то внутренняя сила и твоё стремление к свободе — неистово. Я, ведь, не зря тогда, после распределения, задал тебе вопрос о свободе и теперь вижу, что не ошибся. Скоро ты будешь на свободе. Чтобы справиться с серьёзными врагами, тебе нужны будут большие денежные средства. У тебя есть такие средства?

— Откуда? На мою бывшую офицерскую зарплату, я даже мотоцикл купить не мог себе позволить, хотя мечтал об этой машине с детства.

— А то, что тебе отдал умирающий афганец, где всё это?

— Спрятал в одной из пещер на афганской территории, в которой полмесяца зализывал свои раны. Тащить с собой, через границу не стал, и теперь вижу, что правильно сделал. Пагранцы, точно бы, отмели.

— Вот и я свои сокровища спрятал, но только не в пещере, как написано в романе «Граф Монте-Кристо», а в сейфе одного надёжного банка за пределами России. Вот эти свои сокровища я передам тебе.

— Мне? — вновь удивлённо переспросил Виктор. — Почему мне?

— Во-первых, потому, что у меня нет наследников и деньги не должны лежать мёртвым грузом в бронированном брюхе сейфа — они должны работать и приносить прибыль. И, во-вторых, я отдаю тебе всё своё состояние для того, чтобы ты смог исполнить свою клятву, данную погибшим друзьям, чтобы смог наказать всё зло, расползающееся спрутом по земле. Страна, при которой мы жили, уже не существует, общество стремительно мутирует и бывшие добропорядочные граждане превращаются в страшных мутантов. Поверь мне, что грядёт великая криминальная революция, и наступившее десятилетие будет страшным. Прольётся много крови, прежде чем завершится передел собственности. Криминал будет рваться во-власть и, добьётся своего — вся страна станет криминальной. И, если ты решил бороться с криминалом, тебе нужны будут деньги. Тебе надо будет пробиться наверх, в самые высшие эшелоны власти. А для этого тоже нужны будут деньги — и, не малые, поэтому, я и даю тебе их. Моё состояние в денежном эквиваленте составляет примерно сто миллионов долларов. А может быть и больше. В основном оно состоит из драгоценных камней, которые оставил мне в наследство отец — бывший руководитель Гохрана и Алмазного фонда, а ещё раньше, в двадцатых годах — комиссар специального отдела при Совнаркоме, который занимался изъятием ценностей у царской семьи и у всех остальных князей, баронов, графов, служителей церквей. Отец не воровал эти бриллианты, он пытался их спасти. В те годы, огромное количество драгоценных камней и других ювелирных изделий продавали за границу.

В прошлом студент-геолог, он понимал истинную ценность этих сокровищ и сознавал ужас всего происходящего, наблюдая за тем, как великолепные шедевры, настоящие произведения искусств: короны, диадемы, колье и кольца, после извлечения из них бриллиантов — отправляют на переплавку. Отец, из общей массы камней, стал забирать особо крупные, уникальные экземпляры, и уносить их домой. По пять-десять штук, чтобы незаметно было, но каждый день. Он не думал присваивать себе всё это, думал отдать государству но, видя, кто стоит у руля страны, постоянно откладывал акт передачи, понимая, что всё это, точно так же, как в двадцатых годах, обязательно будет продано за границу. В семьдесят пятом году отец умер, и я стал единоличным владельцем семейной тайны и, соответственно, состояния. Уже, работая в аппарате Министерства и, получив возможность вылетать за границу по дипломатическому паспорту, а значит — без таможенного досмотра, я потихоньку перевёз все камни, и свою коллекцию золотых монет в один из банков Израиля, арендовав там сейф.

— Лютый в теме?

— Нет.

— А почему ты не ему, с которым кентовался более пяти лет, а мне отдаёшь свои сокровища?

— Вначале именно Лютого я хотел сделать своим наследником, но наблюдая за тем, как он постепенно превращается в криминального авторитета, я изменил своё решение — не хочу, чтобы мои деньги пошли в воровской общак.

— Понятно.

— Для того, чтобы открыли сейф, ты должен будешь предъявить директору банка перстень с камнем. Этот камень известен под именем — «Вторая капля», но паролем является его арабское название. Запомни это, потому что, только проверив подлинность камня, и услышав пароль, тебе выдадут ключ, без которого сейф невозможно открыть. Тайник, в который я спрятал перстень, оборудован в мраморной плите, установленной на могиле отца. Мои родители похоронены на Троекуровском кладбище Москвы. Подай мне листок бумаги и ручку, я нарисую тебе план кладбища, место захоронения моих родителей и напишу, как открыть тайник. Он находится в мраморной плите, прикрывающей могилу отца. В тайнике ты найдёшь коробочку, в которой находится перстень.

— Владлен Фёдорович, а почему ты выбрал банк в Израиле? Обычно все хранят свои ценности в Швейцарских банках, — спросил Виктор и, порывшись в тумбочке, нашёл тетрадку и, вместе с ручкой, протянул её старику.

— Вот именно потому я и спрятал свои сокровища не в Швейцарии, — хитро усмехнулся Граф. — Все там прячут, поэтому, в первую очередь, и искать начинают именно в Швейцарии, а у меня была возможность часто посещать Израиль, вот я и спрятал всё в неприметном, но очень надёжном банке этой маленькой страны.

— Ты думаешь, что у меня будет возможность съездить в Израиль?

— Думаю, что будет. Два года назад разрешили массовый выезд российских евреев на землю обетованную, и сейчас в Израиле уже очень много бывших наших соотечественников.

Быстро набросав на листке план кладбища, Граф отметил на нём участок, где находится склеп, написал, как открыть тайник, и вернул листок Виктору, со словами: — Хорошенько всё запомни, и сожги листок. Виктор внимательно изучил рисунок, записи и вытащил из кармана спички.

— Когда началось «Хлопковое дело», и начали сажать в тюрьму многих высокопоставленных партийных функционеров не только в Узбекистане, но и в Москве, я понял, что меня тоже ждёт такая же участь, и придумал одну хитрость, — дождавшись, что листок полностью сгорел и превратился в пепел, продолжил Граф свой рассказ. — Ни секунды не сомневаясь в том, что следственные органы будут усердно искать у меня деньги и ценности, и не оставят меня в покое, пока не найдут, я устроил тайник. В двух алюминиевых бидонах из-под молока, я упаковал несколько десятков тысяч советских рублей в мелких купюрах, груду ширпотребовских ювелирных изделий, купленных в магазинах «Ювелирторга», несколько воротников чернобурок и ещё уйму всякой дряни, и всё это закопал в одном укромном месте в Подмосковье. Когда меня арестовали, я долго на следствии молчал и не выдавал местонахождения схрона, потому что знал, если расколюсь сразу, то мне не поверят, будто это всё что у меня есть, и продолжат меня мытарить. В общем, держали меня в сыром карцере до тех пор пока я, по их мнению, не сломался. Только через два месяца после ареста, я показал место, где закапал бидоны.

Мне поверили и перевели в нормальную, одиночную камеру. Сейчас я понимаю, что немного переиграл и провёл в сыром карцере слишком много времени, тем самым застудил лёгкие. Простуда переросла в воспаление, потом осложнение, туберкулёз и, наконец, рак лёгких. Завтра я умру. Не перебивай меня, — недовольно поморщился Граф, заметив, что Виктор пытается ему возразить. — Я ещё не закончил. Так вот, завтра я умру. Через два дня освобождается Лютый. Советую тебе не терять с ним дружбу, на первых парах тебе это будет просто необходимо — он введёт тебя в криминальный мир столицы. Иначе тебе не выжить. А теперь прощай. Удачи тебе и счастья, вспоминай меня иногда. Да, забыл сказать, банк находится в городе Акко, это недалеко от Хайфы, и называется он — «Леуми». Не забывай, что паролем, для доступа к сейфу, является камень, и его арабское название. Иди с Богом.

— Сергей, как тебе Руфат?

— Нормальный пацан. А что?

— Не хотел бы его взять к себе в напарники? Вдвоём вы были бы не победимы и такие дела могли бы делать.

— Было б клёво. Но ему ещё долго зону топтать.

— А если бы он вышел вместе с тобой?

— Ты чего темнишь? — насторожился Лютый. — Я что-то пропустил?

— В ночь на воскресенье он уйдёт в побег. Тебе надо будет только встретить его за запреткой и увезти с собой.

— И, как ты это себе представляешь? Из этой зоны уйти в побег невозможно.

— Все так думают, — усмехнулся Граф. — Но я, когда прибыл на зону, придумал способ побега. Всё мечтал сам воспользоваться этим планом, а когда понял, что смертельно болен, махнул на всё рукой.

— Понял, толкуй тему.

— План мой очень прост. В дробильную машину забрасывают человека, его там перемалывает в кашу и опознать личность погибшего будет невозможно. Ведь так?

— Допустим, — согласно кивнул головой Лютый.

— Производство сразу остановят и начнётся поимённая проверка спецконтингента. Когда выяснится, кто отсутствует — узнают имя и фамилию погибшего. Потом составят акт и этого человека спишут. Больше его карточка на разводе фигурировать не будет. Улавливаешь ход моих мыслей?

— Улавливаю. Ну и что дальше? Ты хочешь сказать, что кого-то забросят в машину, а потом скажут, что это был Руфат?

— Конечно, в этом вся суть. Ведь именно Руфат не выйдет на поимённую перекличку, и значит его съактируют. А он, в это время будет сидеть в схроне, и когда бригады снимутся с промзоны, спокойно слиняет. Ему надо будет по транспортёрной ленте подняться до шахтного копра и оттуда спуститься уже с другой стороны сопки — за зоной. Там ты его встретишь, и выотвалите.

— Ловко придумано, — усмехнулся Лютый. — Только ты теперь скажи мне самое главное — кого в дробильную машину кидать?

— Меня. Я завтра уже буду мёртв, съактирован и похоронен. А это значит, что больше меня никто не будет считать и пересчитывать. Накануне побега мой труп выкопают и незаметно перенесут в дробилку, где и забросят в машину. Так я стану Руфатом, и меня съактируют ещё раз, а Руфат увидит свободу.

— Ни хрена себе! — удивлённо воскликнул Лютый и даже поднялся от неожиданности. — У меня даже мороз по коже пробежал от таких страстей. Надо же такое придумать! А кто всё это осуществит?

— Есть люди, — улыбнулся Граф.

— Ты что, мне не доверяешь? — обиделся Лютый.

— Не говори глупости. «Смотрящий» в теме. Крест получил «прогон» от Монарха — в Москву собирают крутых бойцов. Из тех, кто освобождается, ну и кого можно снять с зоны. Крест решил отдать Монарху Руфата.

— Ну тогда нет базара. От меня что требуется?

— Расскажи Руфату план побега, только не вдавайся в подробности, не надо ему знать эту кухню, может запсиховать и сорвёт всё мероприятие.

— Ни хрена себе, мероприятие, — покрутил головой Лютый. — Я ещё до сих пор не могу прийти в себя.

— Всё будет правильно, Серёжа, — грустно улыбнулся Граф. — Молодость должна жить…

— Ну, как говорится — на свободу с чистой совестью, — засмеялся Лютый, крепко пожимая руку Виктору. — Обошлось без проблем?

— Да, всё нормально. А как я дальше буду выбираться отсюда?

— Со мной будешь выбираться. На машине нас отвезут до Комсомольска-на-Амуре, а там по железной дороги — до Москвы.

— Без документов?

— Не психуй, тебе выписали временную «ксиву», в Москве всё сделают капитально.

— Даже не знаю, кого благодарить, — вздохнул Виктор. — До сих пор не верится, что дышу воздухом свободы.

— Благодари Графа.

— Его доброту я не забуду никогда.

— Давай накатим по соточке, для сугрева, ну и заодно отметим твой рывок, — сказал Лютый, вытаскивая из кармана бутылку водки и кусок колбасы. — Запомни, Циркач, этот день — двадцать пятое ноября тысяча девятьсот девяносто первого года. День, когда ты оказался по другую сторону запретки.

— Запомню.

— Двинули к машине, она нас ждёт в распадке, — закусывая на ходу, сказал Лютый и первым направился в густой кедровник. — Когда приедем в столицу, куда первым делом хочешь сходить?

— Не знаю. Наверное, на Красную площадь. А ты?

— А я, первым делом, хочу с закадычным дружком, его женой и с Шахиней встретиться, — процедил сквозь зубы Лютый, и по губам его пробежала дьявольская усмешка…

Глава 12. На воле

…Лютый и Виктор вошли в кабинет и, увидев сидящего за столом мужчину, удивлённо переглянулись между собой.

— Что, узнали меня? — заметив реакцию гостей, спросил мужчина.

— Кто же не знает знаменитого боксёра — Олега Караваева, — сказал Лютый. — Честно говоря — удивлён.

— А чего удивляться? От сумы и от тюрьмы никто не застрахован, — усмехнулся бывший чемпион Европы. — И мне пришлось побывать на зоне. Кстати, так же, как и вы, зону топтал на Дальнем Востоке. Проходите, присаживайтесь к столу и чувствуйте себя, как дома. Погоняло моё — Цезарь. Я — «смотрящий» за центром Москвы. Назовите себя.

— Меня зовут Сергей — откликаюсь на Лютого, — сказал Сергей.

— Слышал, что ты тоже боксёр. Мастер спорта, чемпион Москвы.

— Бывший чемпион, — нехотя буркнул Лютый.

— Ну а как тебя кличут? — обращаясь к Виктору, спросил Цезарь.

— Циркач, — коротко представился Виктор.

— Интересное у тебя погоняло. Раньше в цирке работал?

— В цирке не работал, но кое-что умею.

— Сдаётся мне, что ты такой же узбек, как я китаец, — усмехнулся Цезарь, пристально вглядываясь в лицо Виктора. — Но мне всё-равно. Будь ты хоть негром, лишь бы матка в махаловке не опускалась. Крест написал мне о твоих феноменальных способностях. Интересно будет посмотреть на тебя в деле.

— Могу показать.

— Покажешь. Для этого тебя и сняли с зоны. Ладно, пацаны, добро пожаловать в семью. Сейчас отметим, как положено, ваше освобождение, а уже завтра, предстоит работа. Не будем ходить вокруг, да около, — сказал Цезарь, после первой выпитой рюмки. — Я заинтересован в дальнейшем нашем сотрудничестве. Мне необходимы такие крепкие и отчаянные парни, как вы. Москву наводнила всякая шушера, и не только из ближайших районов области, но и из других районов России и ближнего зарубежья. Понаехали «айзеры» и «чехи», одни контроль за рынками хотят установить, а другие вообще, во все дыры лезут — падлы черножопые, только спустились с гор, и сразу с ишаков, на «Мерсы» пересесть хотят. Казанские тоже — «борзота» та ещё. «солцевские», «люберецкие», «медведковские»… Намечается большой передел собственности, а это — война. На тебя, Лютый, у меня большая надежда, поэтому и хочу поставить тебя во главе «центральной» группировки. Я знаю, что на зоне ты был «смотрящим» отряда, так что группировку вполне потянешь. Ну а твой кореш пусть возьмёт бригаду Мамая, она сейчас осиротела. Его на «стрелке» «медведковские» замочили, у них самая мощная в Москве, группировка, вот и борзеют.

— Надо Циркачу ксиву выправить, иначе он из дома выйти не сможет.

— Сделаем. Какую фамилию хочешь иметь? — обращаясь к Виктору, спросил Цезарь.

— Да мне без разницы, — пожал плечами Виктор. — Иванов, Петров, Сидоров.

— А ты, парень, шутник, — засмеялся «смотрящий». — И, с каждой минутой, всё больше начинаешь мне нравиться. Узбек, и с русской фамилией — это что-то новенькое. А имя?

— Мне нравится имя — Виктор.

— Почему именно это имя?

— Виктор, означает — победитель.

— Логично, — усмехнулся Цезарь. — Хорошо, будешь Виктором.

— Что сейчас спортсмены делают? К кому больше тяготеют? — спросил Лютый.

— По разному. С ними надо базарить. Некоторые к нам прибились, которые вышли в тираж, и которых, за ненадобностью, как бесперспективных, из спорта выкинули. Они даже стишок придумали:

— Да, такова спортивная жизнь, — вздохнул Лютый. — Пока делаешь результаты и куёшь золото, тебя на руках носят. Ну, а кто в братву не пошёл, как с теми?

— Тут один деятель — грузин по национальности, заманивает бывших и действующих спортсменов в свою партию.

— Партию?! — удивился Лютый. — Это, что-то новенькое. Он что, политик?

— Да хрен поймёшь его, — досадливо поморщился Цезарь. — Вообще-то он в авторитете. Тоже бывший спортсмен, чемпион Мира по борьбе, срок тянул, но зачем-то лезет в политику. Хотя, сейчас все лезут туда — время такое.

— Как его фамилия?

— Отари Квантришвили.

— Ни хрена себе! — удивлённо воскликнул Лютый. — Этот грузин в авторитете!?

— А чего ты удивляешься?

— Так он же за «лохматый» сейф на зоне торчал. С такой статьёй и подняться в авторитеты? Куда «воры в законе» смотрят? Это же косяк, и косяк конкретный.

— Подожди, ты ещё не такие чудеса увидишь, — усмехнулся Цезарь. — Сейчас, вообще, не страна, а один большой дурдом. Ты машину водить умеешь?

— Когда-то умел. А что?

— Без колёс, сейчас, работать невозможно. Не будешь же ты на «стрелки» или по каким-то другим делам, пешком бегать или на «Метро» ездить. Через три дня получишь машину.

— Договорились.

— Вот тебе ключи от трёхкомнатной квартиры и адрес, будете там вдвоём жить. Хата, недалеко от центра — будет очень удобно.

— Нормальный ход, — удовлетворённо хмыкнул Лютый.

— Топайте на хату, обустраивайтесь, а завтра с утра подгребайте сюда, будете знакомиться с бригадой, — сказал Цезарь и поднялся из-за стола, тем самым давая понять Сергею и Виктору, что на сегодня разговор с ними закончился…

— Сергей, так мы теперь что, в бандиты пойдём? — спросил Виктор.

— А у тебя есть другой план? Нужно оглядеться, прикинуть — что к чему, а уж потом возбухать. Мы сейчас, как слепые котята, которые только появились на свет. Я в этом городе не был девять лет, страна совсем другая стала, люди другие, и я их не понимаю.

— Жизнь не стоит на месте, — пожал плечами Виктор. — Всё течёт, всё изменяется. Если я правильно понимаю, то не только период застоя, но и период перестройки тоже уже закончился, и наступила, как говорил Граф — великая криминальная революция.

— Ладно, пошли на хату, а вечером навестим моего бывшего дружка, — процедил сквозь зубы Лютый. — Долго я ждал этой встречи — девять лет…

— Привет, Маслак.

— Серёга! Вот это сюрприз! — пытаясь изобразить на лице радостную улыбку, вскрикнул Борис. — Освободился?

— Как видишь. В хату пустишь?

— Я тебе всегда рад.

— Я не один, с другом.

— Да ради Бога! Заходи с другом. Твой друг — мой друг.

— Ты что, баптистом стал?

— С чего ты взял?

— Бога поминаешь.

— А, ты в этом смысле? — нервно засмеялся Борис. — Так я из тех баптистов, которые баб тискают. Давай отметим твоё освобождение. Первый тост предлагаю выпить за дружбу.

— Поддерживаю, хороший тост. Что же ты, друг, даже на суд ко мне не пришёл?

— Прости, Серёга, так получилось. Запарки такие были, что башню сносило. Когда тебя арестовали, тут такое закрутилось, начали трясти торгашей. Ещё многих посадили. Почти всех директоров филиалов «Елисеевского» гастронома. Да и в Мосторге такой шухер навели. Трегубова тоже посадили. Его заместителей, начальников отделов…

— А на моей невесте тоже женился по запарке? — пристально посмотрев на Бориса, спросил Лютый. — Она сейчас дома?

— Нет, уехала к маме. С ночевой. Мария Фёдоровна сильно болеет.

— В Люберцы?

— Да.

— А чего же мать не взяли к себе? Вон у тебя какие хоромы.

— Мы звали, но она не захотела переезжать в Москву. — А твоя мама…

— Моя мама умерла в зале суда, во время вынесения мне приговора. У неё не выдержало сердце.

— Я знаю, — вздохнув, тихо сказал Борис. — Трагедия.

— Да, трагедия. За её смерть и за мою подставу, кое кому придётся ответить, — проговорил Лютый и на его побледневших скулах забегали тугие желваки.

— Будешь мстить? — с испугом посмотрев на него, тихо спросил Борис.

— Буду. Ну а ты всё там же — в Мосторге работаешь?

— Нет, я теперь директор ресторана и гостиницы «Интурист».

— Не хило приподнялся. А спиногрызами обзавелись?

— Нет.

— Чего так? Восемь с половиной лет живёте вместе.

— Не получается…У Лены какие-то там проблемы…по-женски и теперь она вообще стала совершенно безразлична к сексу, — вздохнул Борис. — Говорит, что у неё больше нет гормонов, а значит, нет и желания.

— Это в двадцать семь лет, и нет гормонов? Лапшу она тебе на уши вешает. Наверняка долбится с другими мужиками.

— Я ей верю и доверяю.

— Ну-ну, доверяй, — усмехнулся Лютый. — Она работает, или дома сидит?

— Галя работает директором турфирмы. Очень часто сама выезжает с ознакомительными турами за границу — изучает, как поставлен туристический бизнес в других странах. Серёга, если хочешь с ней встретиться и поговорить, так я не против, как только она вернётся…

— Да не напрягайся, незачем мне встречаться с твоей женой, расскажи лучше, как Шахиня поживает.

— А чего ей? Живёт, в своё удовольствие. Её теперь голыми руками не достанешь. Неприкасаемая!

— Неприкасаемая, говоришь? — процедил сквозь зубы Лютый, и глаза его налились злобой. — Ну, это мы ещё посмотрим. Телефон её знаешь?

— Конечно.

— Напиши.

— Зачем он тебе?

— Не твоё дело.

— Пожалуйста, без проблем, — пожал плечами Борис и видя, что Сергей злится, торопливо написав что-то на листке бумаги.

— Ну, вот и ладненько, — удовлетворённо хмыкнул Лютый, пряча листок бумаги в карман.

— Если хочешь навестить Зинаиду Ивановну, то я тебе не советую это делать, — осторожно начал говорить Борис. — Тебе одного срока мало что ли? Ты ещё хорошо отделался — остался жив, а ведь тебя хотели «мочкануть». А Зинаида Ивановна и раньше высоко летала, а сейчас вообще — за облаками.

— Я без твоих советов обойдусь.

— Серёга, расскажи, как там жизнь, на зоне? — решив сменить тему разговора, спросил Борис.

— Попадёшь — узнаешь.

— Типун тебе на язык, — замахал руками Борис, и трижды сплюнул через плечо. — Может, хотите с девочками отдохнуть? Так я это мигом организую.

— Идея хорошая, — ухмыльнулся Лютый. — Давно уже никому дурака под кожу не загонял.

— Каких девочек желаете, блондинок или брюнеток? Начинающих или опытных?

— А что, есть выбор?

— Обижаешь, — улыбнулся Борис. — Сейчас, в Москве, этого добра навалом. Шлюхи и в гостиницах трутся, и в ресторанах, а на Тверской, так вообще — целыми бригадами работают.

— Вообще-то, нам без разницы, лишь бы были не страшные.

— А некрасивых женщин не бывает, — засмеялся Борис. — Бывает мало водки.

— Да я смотрю, с водкой у тебя проблем нет.

— А у меня вообще проблем нет, — повеселел Борис. — Предлагаю поехать в одно место и оттянуться там по полной программе.

— А ты что, сюда не можешь пригласить девочек?

— Я домой шлюх не вожу, — сказал Борис и, выйдя в прихожую, начал куда-то звонить.

Говорил он в трубку приглушённым голосом, но Лютый, который тихо и незаметно подошёл к полуоткрытой двери, услышал несколько, произнесённых им, фраз: — У тебя что, проблемы со слухом? Приготовь сауну и приведи туда Марину и Леру. Чтобы через полчаса у тебя было всё на мази.

Лютый так же быстро и бесшумно вернулся в гостиную комнату и, усевшись в кресло, тихо спросил Виктора: — Ну, и как тебе мой дружбан? Что думаешь о нём?

— Не знаю, что тебе сказать. Мне кажется, он чем-то очень напуган. Глаза его выдают, так и бегают по сторонам, да и взгляд его какой-то настороженный и заискивающий. Может чувствует себя в чём-то виноватым перед тобой? Он так стелился перед тобой, что, кажется, готов был не только проституток, но и свою жопу подставить.

— Если подтвердится, что он причастен к моей отсидке — тогда я точно порву ему «тухлую вену», — криво усмехнувшись, сказал Лютый и, при этом, глаза его сверкнули холодным блеском, а на скулах забегали тугие желваки.

— Через полчаса будут девочки, накрытый стол, сауна и прочие удовольствия. Обслуга по высшему разряду, — изобразив на лице лучезарную улыбку, сказал возвратившийся в комнату, Борис.

— Нормальный ход. Поехали в твой бордель. Посмотрим, что значит — обслуга по высшему разряду, — усмехнулся Лютый.

Глава 13. У жриц любви

— Познакомьтесь, это Лера и Марина, — представил Сергею и Виктору девушек Борис и подмигнул своим гостям. — Прошу любить и жаловать.

— Можно только любить, — сказала Марина. — Мы не обидимся.

— Давайте сначала выпьем и закусим, а потом всё остальное, — сказал Борис, широким жестом хлебосольного хозяина приглашая гостей и проституток к столу.

— А всё остальное — это что? — лукаво улыбнувшись, спросила Марина.

— Чтобы моих друзей обслужили по высшему классу. Если с их стороны будут нарекания, у вас будут проблемы.

— Всё будет в лучшем виде — фирма гарантирует, — заверила его Марина, стреляя глазами то в Сергея, то в Виктора, ещё не зная, кого из этих двоих мужчин будет она ублажать.

Лера в разговоре не участвовала, опустив глаза, молча смотрела в пол и краснела, чувствуя на себе пристальные, раздевающие взгляды мужчин.

— Циркач, чувствуешь, чем пахнет свобода? Она пахнет деньгами, водкой и девочками…

— Чувствуют член в заднице, а всё остальное — ощущают, — сказал Борис и засмеялся.

— А ты что, пробовал член в задницу?

— Ты чего, Серёга? Сам же сказал мне эту прибаутку.

— То было давно, а сейчас я за «метлой» слежу, и тебе советую, — сказал Лютый и посмотрел на Бориса тяжёлым взглядом.

— Я пробовала, — почувствовав, что обстановка за столом накаляется и пытаясь разрядить её, сказала Марина и нервно хихикнула.

— Ну и как ощущение? — посмотрев на неё, спросил молчавший до сих пор Виктор.

— Мне нравится.

— Каждому своё. Одним нравится ананас, а другим — свиной хрящик, — усмехнулся Лютый и потянулся к бутылке с водкой.

…С первых же минут близости, Лютый понял, что Марина опытная проститутка. Это чувствовалось во всём. И, как она села в кресло напротив него, забросив ногу на ногу, слегка поддёрнув, и без того, короткую юбку, обнажив при этом круглое колено, и как наклонилась чуть вперёд. Правая грудь, при этом, чуть ли не полностью вывалилась из её открытого бюстгальтера. Потом проститутка стала раздеваться. Медленно сняла с себя блузку, потом юбку — показались белые почти прозрачные трусики, сквозь которые отчётливо просвечивала чёрные полоска волос на лобке. Засунув руку в трусики, она медленно провела рукой у себя между ног, погладила лобок, а потом, раздвинув длинными, тонкими пальцами половые губки, глубоко погрузила их во влагалище. Лютый весь напрягся и почувствовал, как его бьёт нервная дрожь.

— Смотри, это означает, что я хочу тебя, — сказала проститутка, вытащив наружу мокрые пальцы, поднялась и медленно пошла к дивану. — Я ждала тебя, ты снился мне ночами, я чувствовала тебя в себе и просыпалась от оргазма. Так давай же, претворим мои сны в реальность.

Опустившись на ковёр у его ног, провела рукой по ширинке, затем уверенным движением руки быстро и профессионально расстегнула её и залезла узкой ладонью ему в плавки. От прикосновения её горячей и нежной руки, член напрягся, Лютому казалось, что он сходит с ума. И, было от чего. За девять лет, проведённых на зоне, он почти забыл, что такое женская ласка. А проститутка продолжая лёгкими прикосновениями ладони поглаживать стоявший, как часовой у знамени, член, приговаривая при этом: — Какой он большой. Я хочу его.

От предчувствия чего-то необычного, что сейчас должно произойти, Лютый ещё больше напрягся и закрепостился. Проститутка, очевидно, почувствовала его скованность и с удивлением спросила: — Что с тобой, милый? Расслабься, я всё сделаю сама, не зря же меня зовут Марья-искусница.

Своими тонкими и удивительно подвижными пальцами, она провела по стволу, а губами и языком начала ласкать головку члена. Лютый, стиснув зубы, всеми силами пытался удержаться от преждевременного семяизвержения. А Марина, словно испытывая его на прочность, всё продолжала и продолжала. Не в силах больше сдерживать себя, он опрокинул проститутку на спину, раздвинул её ноги и полностью вогнал член в её влагалище…

— Ты недавно освободился?

— А что, заметно?

— Конечно. Я сразу поняла, что у тебя с женщинами давно не было контактов. Сколько ты отсидел?

— Девять лет.

— Ужас! — вскрикнула проститутка. — И всё это время без секса!?

— На зонах тоже есть секс.

— Я поняла. Ты хочешь трахнуть меня в попку?

— А тебе нравится долбиться в очко?

— Нравится, только это называется — анальный секс.

— Не знаю, как это на воле называется, а на зоне в жопу долбят пидоров. Ты давно занимаешься проституцией?

— Восемь лет.

— Чувствуется опыт, — усмехнулся Лютый.

Громкий женский крик, раздавшийся из соседней комнаты, заставил проститутку вздрогнуть, и она, испуганными глазами посмотрев на ухмыляющегося Лютого, шёпотом спросила: — Что это было? Почему Лера так кричала?

— Ничего страшного, твоя подруга кричала от удовольствия. Не обращай внимание.

— Нет, от удовольствия так не кричат, — с сомнением покачав головой, сказала проститутка.

— У Циркача член — двадцать четыре сантиметра в длину и толстый, как удав, а голова этого удава в двухсотграммовый стакан не входит, так что попала твоя подруга под раздачу.

— Ничего себе, размерчик! — удивлённо вскрикнула Марина. — Неужели это правда!?

— За базар отвечаю.

— Я член такого размера ни разу не пробовала. У него тоже «шары» стоят?

— Циркачу «шары» не нужны, он и без них любую так прошарошит, что волчицей взвоет. Вот твоя подруга и взвыла.

— Наверное, Лера так дико закричала оттого, что твой друг вошёл в её попку?

— Циркач — конкретный пацан, и мазать свой член в говне не станет.

— Мы, перед тем, как ехать к клиентам — делаем клизму, а непосредственно перед контактом — надеваем ему на член презерватив, так что клиент никогда не измажется, — возразила Марина.

— Да какая разница? — с отвращением поморщился Лютый. — Тухлая вена, она и после клизмы остаётся тухлой, и природой предназначена для транспортировки говна из желудка наружу. И хватит об этом базарить, ты лучше скажи, откуда про «шары» знаешь?

— Я, как только нащупала у тебя в плавках член, сразу поняла, кто ты и откуда. Мне, за восемь лет всяких приходилось обслуживать, и бывших зэков тоже. Вот тогда и попробовала члены с вставленными под шкуру шариками, но таких больших, как у тебя, я ещё не видела. Для чего ты вставил такие большие «шары»? Ведь это просто ужас.

— Чтобы двум сукам жопы разворотить.

— За что?

— Одной — за подставу, а другой — за измену.

— Ты же сказал, что трахать в задницу — западло, — с лукавой усмешкой, сказала Марина.

— Так это трахать западло, а «опускать» за провинность — не западло. Всё по понятиям, — бросив на проститутку злой взгляд, сказал Лютый.

— А-а, теперь понятно, — поймав этот взгляд и почувствовав, как по её спине побежали мурашки, протяжно произнесла Марина…

— Ты чего орала, как потерпевшая?

— Больно было, вот и орала. У моего клиента очень длинный и толстый член. Я такой большой член впервые попробовала. Марина, когда он засадил его мне — думала умру.

— Врёшь, от хуя не умрёшь, — засмеялась Марина.

— А у твоего клиента тоже большой член? — тихо спросила Лера.

— Нет, не большой. Сантиметров шестнадцать, не больше.

— Да ты что? — удивилась Лера. — А на вид такой большой дядька.

— Не у каждого большого дядьки большой член, — усмехнулась Марина. — Ты всего год работаешь проституткой, а я уже восемь лет. Всякого повидала за эти годы. И большие члены принимала в себя, и маленькие, но вот такого монстра, как ты мне обрисовали — не пробовала. У клиента, который меня трахал, член не большой, но с «шарами».

— С какими шарами?

— Это такие пластмассовые шарики, их в колониях зэки вставляют под шкуру члена. Тебе что, не разу не попадались клиенты с такими членами?

— Не попадались. Марина, а это больно, когда с шариками?

— Если ты выдержала огромный член, то и такой выдержишь. Ладно, хватит молоть языками, нам этими языками ещё предстоит работать. Пошли к столу, а то клиенты уже нетерпеливо поглядывают в нашу сторону…

…Уехали проститутки, заснули в отведённой им комнате нежданные и непрошенные гости — Сергей со своим другом, и Маслак, наконец, облегчённо вздохнул, подошёл к столику, на котором стоял телефонный аппарат, снял трубку и набрал номер…

Глава 14. За всё надо платить

…Вечерело. Небосвод окрасился в какой-то жутковатый лилово-фиолетовый цвет. Зинаида Ивановна в глубокой задумчивости стояла у окна и курила. Длинная, дамская сигарета «Фемина», чуть подрагивала в её тонких, холёных пальцах, наполняя комнату ароматным дымом. Какое-то нехорошее предчувствие терзало, и мучило её. Тревога, неизвестно откуда взявшаяся, заполняла её душу и рвалась наружу.

— Что это со мной сегодня? — подумала она и, зябко передёрнув плечами, подошла к бару, достала бутылку коньяка, налила себе полную пятидесятиграммовую рюмку, залпом выпила, потом налила ещё. Села в кресло, расслабилась, но тревога не проходила. Зазвонил телефон. Сняв трубку, Зинаида Ивановна прижала её к уху.

— Зинаида Ивановна, он вернулся, — послышался в трубке взволнованный голос Бориса Маслова.

— Ты на часы смотришь, когда звонишь? — недовольно поморщившись, спросила Зинаида Ивановна. — Шесть часа утра.

— Извините, Зинаида Ивановна, за ранний звонок, но я думал, что вам надо об этом знать как можно скорее. Сергей вернулся.

— Ничего не пойму. Какой Сергей?

— Ермаков. Пришёл ко мне и сразу начал угрожать. Сказал, что всем, кто причастен к его аресту, головы оторвёт.

— Спасибо за предупреждение, — после минутной паузы тихо сказала Зинаида Ивановна и, отключив телефон, поднялась с постели и подошла к зеркалу. Прожитые годы не оставил на её лице возрастных отметин, в свои сорок пять, она всё ещё выглядела очень молода и была любимой и желанной для многих мужчин.

— В сорок пять — баба ягодка опять, — подмигнув своему отражению в зеркале, сказала Зинаида Ивановна и грустно улыбнулась. Ах, любовь, любовь! Конечно же была она и в её жизни! Да ещё какая! Но мелким и подлым оказался тот, кого Зина просто боготворила, кого считала идеалом и образцом настоящего мужчины. Однажды яркие праздники кончились и наступили серые будни — небо уже не казалось ей таким голубым, и звёзды уже не сияли так ярко, как прежде. Спала с глаз пелена и Зина увидела, что принцы и рыцари существуют только в кино, а в действительности — все мужчины, это большая куча дерьма. Горько проплакала Зина всю ночь, насквозь промочив слезами подушку, а утром, с постели встала сразу повзрослевшая, с холодным и злым прищуром прекрасных глаз, властная и самолюбивая Зинаида Ивановна. С этого дня, стала она мстить мужчинам жестоко и беспощадно. Вступая в интимные отношения только с женатыми, Зинаида Ивановна сама сообщала жёнам своих любовников об их изменах. С какой-то сатанинской радостью созерцала она, как рушатся созданные, казалось бы, навечно семьи…А девять лет назад, в её жизни появился Сергей Ермаков, в которого она влюбилась, но которого, в силу обстоятельств, ей пришлось отправить на долгие годы за решётку. И, вот теперь он вернулся. Обозлённый на неё и на весь мир, и одержимый местью…

…Неожиданно зазвонивший звонок телефона, заставил её вздрогнуть. Зинаида Ивановна подняла трубку: — Слушаю.

— Это хорошо, что ты слушаешь, — послышался в трубке незнакомый мужской голос. — Жить хочешь, мразь? Ведь это ты отправила меня на нары! Но я вернулся для того, чтобы посчитаться с тобой. И, хотя ты сейчас высоко летаешь и окружена охраной, ни стены твоего дома, ни охрана не спасут тебя от встречи со мной!

— Сергей, это ты? — осевшим голосом спросила Зинаида Ивановна почувствовав, как липкий, холодный пот страха ручьями струится по её телу.

— Узнала? — спросил голос в трубке и рассмеялся, громко и зло.

— Серёжа, ты же знаешь — я тебя любила и это не моя вина в том, что всё так получилось с тобой. Давай встретимся и я всё тебе объясню.

— Обязательно встретимся, я ждал этой встречи долгие годы, так что, готовь жопу под раздачу, или отступные — десять миллионов зелёных, американских рублей. По миллиону за каждый проведённый мною на зоне, год и миллион за моральный ущерб.

— У тебя что там — в лагере, мозги совсем высохли!? — закричала Зинаида Ивановна. — Никаких денег ты не получишь!

— Тогда, готовь жопу. За всё надо платить, — угрожающе сказал Лютый и отключил свой телефон.

Зинаида Ивановна без сил рухнула в кресло, всё ещё сжимая в руках, пульсирующую частыми гудками, трубку. Так, без движения, просидела она несколько минут, потом, торопливо схватив телефонную трубку, стала лихорадочно набирать цифры на ней. Абонент, которому она звонила, долго не брал трубку. Зинаида Ивановна выматерилась и снова стала набирать номер. Наконец, трубку взяли.

— Дрыхнешь, или трахаешь очередную шлюху!? — закричала в трубку Зинаида Ивановна.

— Ты чего орёшь, как потерпевшая? — недовольным голосом спросил абонент на другом конце провода.

— Пока ещё не потерпевшая, но…Павел, у меня появилась проблема, — уже спокойным голосом, сказала Зинаида Ивановна. — Сергей освободился, приходил к Маслову и угрожал всем расправой. А только что он мне звонил и угрожал.

— Какой Сергей?

— Ты чего придуриваешься!? — не выдержав, закричала Зинаида Ивановна. — Забыл, что ли, как лизал жопу Андропову в его борьбе с Гришиным!? Забыл, кого мы тогда вместе с Мартовым отправили в тюрьму!? Сергей Ермаков вернулся из заключения!

— Зина, не пыли. Что может тебе сделать бывший зэк? Сама подумай, кто он, и кто ты? К тому же, у тебя такая охрана. Так что не волнуйся.

— Охрана охраной, но как-то тревожно на душе.

— Ладно, я поговорю с кем надо. Сегодня же поговорю.

— Я на тебя надеюсь, — сказала Зинаида Ивановна и положила трубку.

…Раздавшийся звук телефонного звонка вновь заставил Зинаиду Ивановну вздрогнуть. Торопливо схватив трубку, она прижала её к уху.

— Зина, ты была права насчёт этого парня. Из зоны вернулся настоящий волчара, по кличке — Лютый. К тому же, он «положенец».

— Что такое — положенец?

— О-о! — протяжно произнёс Голдобин. — Это последняя ступенька перед коронацией на главный титул в криминальном мире — «вора в законе». Но ты не беспокойся О своей безопасности, ему не позволят к тебе прикоснуться.

— Но он же мне звонил и угрожал.

— Блефует.

— Надеюсь, что это действительно только блеф, — тихо сказала Зинаида Ивановна и отключила телефон…

… Лютый решительно надавил пальцем на кнопку дверного звонка. Дверь открылась, и он увидел женщину, которая девять лет тому назад, была его невестой, и которая должна была стать его женой, а не женой Бориса Маслова.

— Серёжа, это ты!? — вскрикнула Лена.

— Значит, узнала?

— Узнала. Боже мой, так ты живой?

— А разве твой муж не сказал тебе, что я уже был у вас в гостях?

— Нет, не сказал, — прошептала Лена, потихоньку приходя в себя. — Господи, я своим глазам не верю. Ты живой…Проходи в гостиную.

— Да, я живой и здоровый. Всё хотел встретиться с тобой и посмотреть в твои глаза. Почему же ты, любимая, не дождалась меня? Почему вышла замуж за Бориса? А говорила, что у него не хватит денег, чтобы купить тебя. Значит, он был прав, когда говорил, что купить можно любую девушку, нужно только определить её продажную цену? Так какая твоя цена? Сколько я должен заплатить тебе за час? Сто, двести, триста баксов?

— Серёжа, ты что, с ума сошёл? Я не проститутка.

— А кто ты, если продала своё тело?

— Нет, всё не так, как ты думаешь, — торопливо заговорила Лена. — Я тебе сейчас всё объясню.

— Мне ничего не надо объяснять, — процедил сквозь стиснутые зубы Лютый и, схватив её за руку, притянул к себе, взял на руки и понёс в спальню, бросил спиной на кровать, перевернул на живот, задрал подол платья, схватился за резинку её трусиков и резко дёрнул. Резинка лопнула, а вместе с ней и разорвалась лёгкая ткань трусиков.

— Ни хрена себе — жопу отрастила, — ухмыльнулся Лютый и, расстегнув ремень, приспустил до колен джинсы вместе с трусами, одной рукой раздвинул ягодицы своей бывшей невесты, второй рукой вставил снабжённый большими «шарами» член в её анус, и резко послал вперёд бёдра. Лена громко закричала от невыносимой боли. Ей показалось, что внутри у неё всё разорвалось.

— Серёженька, мне больно…очень больно! Пожалуйста, прекрати…умоляю тебя…прекрати, — громко стонала она, намертво вцепившись побелевшими пальцами в спинку кровати. По её щекам ручейками текли и падали на подушку крупные слёзы, перемешанные с не менее крупными каплями пота, а Лютый, не обращая внимания на её мольбы, продолжал полностью вгонять в неё, уже измазанный в крови член. Наконец, закончив, он с отвращением и брезгливостью посмотрел на то, как из кровоточащего анального отверстия изнасилованной им женщины начал медленно вытекать густой, пахучий коктейль — смесь его спермы, её крови и кала, вытер член подолом её платья, натянул на бёдра трусы и надел джинсы.

… — За что ты так жестоко обошёлся со мной? Посмотри, что ты сделал, у меня вся задница в крови. Ты стал очень грубым и жестоким. Мне было очень больно и обидно, — еле шевеля искусанными до крови губами, прошептала Лена. — Я думала, ты по-прежнему любишь меня.

— Да, я стал злым и жестоким — жизнь на зоне заставила меня стать таким. Теперь меня зовут — Лютый. А тебя за измену карал. За всё надо платить.

— Я не изменила тебе. Да, я обещала ждать тебя, но живого, а не мёртвого.

— Так я живой, — усмехнулся Лютый. — И только что это доказал тебе.

— Серёжа, это Борис сказал мне, что ты умер в лагере.

— Маслак сказал, что я умер!?

— Да. Он сказал, что ты в лагере работал в шахте и там произошёл взрыв — многие погибли, и среди погибших был ты. После этого мне стало всё в жизни безразлично и я приняла предложение Бориса — вышла за него замуж.

— Вот, сучонок, — процедил сквозь зубы Лютый. — Не думал, что Маслак окажется такой падлой.

— Я не люблю Бориса.

— Не любишь, но живёшь с ним.

— Живу…

— Ты ему изменяешь?

— Изменяю, — опустив голову, тихо сказала Лена.

— Ну вот, что и следовало доказать. Ты шлюха, так что «опустил» я тебя правильно, — с презрительной ухмылкой сказал Лютый и, выйдя из квартиры, громко хлопнул дверью. Едва за ним закрылась дверь, Лена закрыла лицо ладонями и зарыдала. Не менее получаса пролежала она без движения в постели, потом поднялась и медленно, превозмогая сильную боль в кровоточащем анусе, пошла в ванну, наполнила её водой, осторожно легла в неё и закрыла глаза…

— Что это было? — тихо сама себя спросила Лена. — Что это, явь, или страшный сон? Кто это был, кто так чудовищно надругался надо мной? Сергей? Нет, это не Сергей, это его двойник. Не мог мой любимый так поступить со мной. Не мог. Я же помню, каким он раньше был. Я помню, как я чуть с ума не сходила от его нежности и ласк, от безумного секса. А сегодня…Всё, как в страшном сне. Почему он так изменился, почему оказался садистом? За что так оскорбил и унизил меня? За что нанёс мне такую физическую и моральную травму? Почему оказался таким же подлым, как Борис. Нет, хуже, намного хуже Бориса. Господи, молю тебя, накажи его. Накажи их обоих. Ухожу, ни одной минуты больше не хочу оставаться в этом доме, где всё пропитано ложью и лицемерием. Как же мне больно, и как стыдно! Надо выбросить платье и постельное бельё, перемазанные в этой гадости…

— Здравствуй, подруга.

— Здравствуй, Настя.

— Ты чего уже второй день в офисе не появляешься? Заболела, или у тебя что-то случилось?

— Случилось. Сергей вернулся.

— Какой Сергей?

— Мой бывший жених.

— Откуда вернулся?

— Из заключения. Его девять лет назад посадили.

— А-а, припоминаю. Ты собиралась выходить за него замуж, а потом вышла за Бориса.

— Да, всё так и было. Борис сказал мне, что Сергей погиб в лагере, я поверила его словам и…вышла за него замуж.

— А твой бывший жених оказался живой?

— Живой. Лучше бы он…не возвращался.

— Он тебя избил?

— Хуже. Гораздо хуже. Он изнасиловал меня — грубо и жестоко. Настя, если бы ты только видела, что он сделал со мной. Он мне…задницу разорвал.

— Как — разорвал!? Чем!? — вскрикнула Настя.

— Членом.

— Неужели у него такой большой член?

— Он в лагере вставил под кожу члена большие пластмассовые шарики.

— О, Боже! Это же садизм! А чего ты в милицию не заявила?

— Лучше уж с разорванной задницей ходить, чем в могиле лежать. Он мне пригрозил, — тихо сказала Лена и беззвучно заплакала. Плечи её судорожно вздрагивали.

— Вот урод, — обнимая плачущую подругу и прижимая её голову к своей груди, тихо сказала Настя. — Ему это даром не пройдёт.

— Я молю Бога, чтобы он их покарал. Обоих. И Сергея, и Бориса.

— А Бориса за что?

— За то, что девять лет назад обманул меня и до сих пор продолжал врать.

— Бог не Яшка, он видит, кому тяжко. Отольются им твои слёзы.

— Да, я знаю. Скоро они умрут. Оба. Бог мне пообещал. За всё надо платить…

Глава 15. Король крыс

… Виктор вошёл в подъезд, поднялся по лестнице на третий этаж, несколько секунд в раздумье постоял у двери, потом решительно нажал на кнопку дверного звонка. К двери долго никто не подходил. Виктор позвонил ещё раз, и собрался было уже уходить, но, услышав за дверью шаги, остановился.

— Кто там? — спросил хриплый мужской голос, и Виктор, услышав его, почувствовал, как комок подкатил к горлу.

— Товарищ полковник, я вернулся, — негромко сказал Виктор, настороженно оглядываясь на двери соседских квартир.

— Виктор?! Жив?! — распахивая настежь дверь, вскрикнул хозяин квартиры, и бросился обнимать Виктора. — А я ни секунды не сомневался в том, что мы с тобой ещё обязательно увидимся, и не на том, а на этом свете. Таких, как ты, убить невозможно. Я, тогда эти слова и генералу Турецкому сказал. Где же ты пропадал почти три года? Как спасся и остался жив? Генерал Турецкий говорил, что вертолёт запоздал к вам на помощь всего на несколько минут. Вернувшийся экипаж доложил ему — подлетая к месту посадки, видели, что вас атаковала сотня душманов. И что вы геройски дрались и все погибли в неравном бою. С вертолёта накрыли «духов» ракетным огнём, но вас спасти не удалось.

— Это генерал так рассказывал? — спросил Виктор, высвобождаясь из объятий своего бывшего командира и проходя в прихожую.

— И, не только рассказывал, но и отразил всё в рапорте по команде. Всех представили к посмертному награждению орденами. Тебя — к ордену Ленина и к званию — подполковника, — всё ещё взволнованным голосом, сказал хозяин квартиры, закрывая за дорогим и неожиданным гостем входную дверь.

— Вот за это ему спасибо, — процедил сквозь зубы Виктор и сжал кулаки с такой силой, что пальцы побелели. — Это ему зачтётся.

— Останки ребят, потом, вертолёт вывез и всех похоронили с воинскими почестями на их родине.

— Хоронили, наверное, в цинковых гробах?

— Естественно. Извини, за такую подробность, но останки ваши собирали по кускам. В рапорте генерала Турецкого говорилось, что душманы трупы заминировали и взорвали. Так что, сам понимаешь, опознавать там было нечего.

— А генерал Турецкий по-прежнему служит в «конторе»?

— Нет, не служит. После расформирования «конторы» уволился в запас и, по слухам, уехал на постоянное место жительства в Израиль.

— В Израиль? — удивился Виктор. — Почему в Израиль?

— Он же еврей. Видимо, потянула на землю предков.

— Понятно. Михалыч, а ты случайно, ничего не слышал о группе «Омега»? Ты же в «конторе» ближе всех к верхушке.

— Была такая группа, но очень засекреченная. Её создали в конце восемьдесят восьмого года. А почему ты спросил про эту группу, и откуда узнал о её существовании? Информация об этой группе была засекречена.

— Узнал. Чем она занималась?

— Я не в курсе дела, знаю только, что руководил этой группой генерал Турецкий, а подчинялась она непосредственно кому-то из ЦК и выполняла особо секретные поручения.

— Понятно, — процедил сквозь зубы Виктор.

— А экипаж той «вертушки», которая летала снимать вас с точки, погиб в авиакатастрофе буквально на следующий день, — вздохнув, сказал полковник. — Говорили потом, что в воздухе двигатель отказал.

— Всё ясно, зачистили свидетелей. Командир, а ты продолжаешь служить, или уже в запасе?

— Служу. А ты где обитаешь?

— На помойке.

— В каком смысле? — удивлённо посмотрев на Виктора, спросил Александр Михайлович.

— В самом прямом. Я два года и восемь месяцев отсидел в лагере. Совершил побег…В общем, нахожусь сейчас среди братвы.

— За что сел?

— Когда из Афгана выбирался, на границе задержали. Раскрывать своё настоящее имя я не стал, предполагая, что те, кто погубил мою группу, контролируют все лазейки выхода из-за реки. В общем, я назвался именем твоего человека — проводника Руфата, так под этим именем и на зону пошёл.

— Не понял. А почему ты, оказавшись в КПЗ, не открылся, кто ты есть на самом деле?

— Я был уверен в том, что меня ищут и не оставят в живых — я слишком много знаю. Так что, тогда это был единственный выход остаться в живых.

— Давно в бегах?

— Две недели.

— А чего сразу не пришёл ко мне?

— А я и пришёл почти сразу. Неделю добирался до Москвы, неделя ушла на обустройство, да и незаметно уйти из-под контроля было не просто. Михалыч, помоги мне восстановить мои документы, ну и…я тоже с радостью ещё послужу отечеству. Я ведь, тоже солдат.

— Мы с тобой, Виктор, не только бывшие сослуживцы, но и друзья. Я, конечно, приложу все усилия для восстановления твоих документов, звания и должности. Люди, с такими способностями, какими обладаешь ты, всегда были и будут востребованы. Но, это не так просто будет сделать, и для этого потребуется время.

— Я подожду, ведь у меня нет другого выбора. Только, мне очень не хотелось бы долго задерживаться среди этого дерьма, в котором сейчас нахожусь.

— Ты в какой группировке?

— В Центральной.

— У Цезаря?

— Да. А ты откуда знаешь, что Цезарь контролирует центр столицы? — удивлённый такой осведомлённостью своего бывшего командира, спросил Виктор.

— Это теперь моя работа — знать всё о криминальной обстановке в Москве, и о криминальных авторитетах столицы. Ты помнишь генерала Уфимцева?

— Помню.

— Теперь он мой шеф, и спецотдел, которым руководит генерал, занимается организованной преступностью. Тринадцатый отдел в КГБ создавался для физического устранения лидеров российского криминалитета, а сейчас нам поставлена задача — полностью уничтожить криминал, сначала в столице и Подмосковье, а потом и по всей России. Теперешняя криминальная ситуация внушает самые худшие опасения: положение в стране стремительно выходит из-под контроля. Реальная власть, даже в Кремле, ощущает острое соперничество власти теневой. Криминал всё больше и больше набирает силу, и наша задача вначале ослабить эту силу, а в конечном счёте — полностью уничтожить её. А пока что, если на данный момент преступность нельзя уничтожить как явление, то надо хотя бы попытаться максимально её регулировать. Пока что, ни Управление по борьбе с организованной преступностью, ни милицейские спецназы, ни новый Уголовный кодекс, принятый недавно, не смогли кардинально изменить криминальную ситуацию в России. Очевидно, что преступность, как явление — неискоренима, так же, как неискоренимы людские пороки: жадность, корыстолюбие, злоба, зависть. Знаешь, как в средние века на судах избавлялись от крыс?

— Топили, наверное, — пожал плечами Виктор.

— Нет, не топили. Матросы отлавливали несколько десятков крыс, сажали их в клетки попарно, и не давали пленникамеды. В борьбе за жизнь, сильнейшая крыса съедала слабейшую. Победителей вновь рассаживали по клеткам, и вновь сильнейшие, пожирали слабейших. И так продолжалось до тех пор, пока в клетке не оставалось две крысы. Последняя, сожрав соперницу, становилась непобедимой и уже не могла питаться ничем, кроме мяса сородичей. Такую крысу называли «крысоловом», или «королём крыс». Её выпускали в трюм судна, и когда она постепенно уничтожив всех крыс, оставалась одна, её убивали. Теперь тебе понятно, в чём заключается стратегическая линия предполагаемой акции?

— Теперь понятно. Вы хотите начать уничтожать бандитов руками самих бандитов. Хотите создать организованную преступную группировку из бандитов-отморозков, которая под видом криминальных разборок, сначала ликвидирует конкурирующие группировки, и обезглавит преступный мир столицы от её руководящей верхушки — воров в законе, которые, несомненно, являются элитой преступного мира, носителями его идеологии.

— Виктор, ты абсолютно точно просчитал план, который родился в голове у генерала Уфимцева, и который был единодушно одобрен высшим руководством страны. Что ты скажешь на то, если тебе предложат возглавить такую искусственно созданную криминальную группировку? Тебя, практически, не надо внедрять в криминальную среду, ты уже находишься там, и для нас это большая удача. Таким образом, ты послужишь своей стране.

— Криминальный мир Москвы ожидает широкомасштабная война на истребление?

— Да, и в этой войне твоя группировка должна победить. Максимум за год, вы должны безжалостно уничтожить все конкурирующие группировки, и стать хозяевами не только центра, каковыми вы сейчас являетесь, но и всей Москвы. Или ты всё ещё сомневаешься, что цель оправдывает средства?

— А что потом произойдёт с «центральными»?

— Потом и вашу группировку уничтожат, но уже силами ОМОНА и силами других силовых структур.

— Я, почему-то, и предполагал такой завершающую стадию операции.

— Тебе их жалко?

— Нет. Иногда мне так хочется кому-нибудь, из самых отмороженных, башку оторвать! Но, есть среди братвы и молодые пацаны, которые пошли в банды, или за блатной романтикой, или в виду тяжёлого материального положения. Их бы я хотел вывести из-под удара. Хотя, если начнётся широкомасштабная война, многие из них сложат свои головы в этой бойне.

— Лес рубят — щепки летят, — вздохнув, сказал полковник.

— Командир, а ты сильно изменился за эти годы. Рассуждаешь как-то, по новому.

— Так и страна сильно изменилась. Нет уже той страны, за которую мы воевали, и которой давали клятву верности. Нет больше великого Советского Союза, а есть только разрозненные удельные княжества, гордо именуемые теперь независимыми государствами.

— Это я уже заметил, — вздохнул Виктор. — А вы там, в своей спецслужбе, на сто процентов уверены в успехе задуманной операции?

— Уверены. Так ты согласен поучаствовать в этом мероприятии? — спросил полковник и теперь уже он пристально посмотрел Виктору в глаза.

— Я простой боец в бригаде и не пользуюсь необходимым авторитетом, чтобы возглавить такую группировку.

— Мы сделаем всё возможное для того, чтобы расчистить тебе путь к руководству группировкой.

— Вы такие всесильные?

— Виктор, ты даже не представляешь себе, какие мы всесильные.

— Но, на этом троне сейчас сидит Цезарь.

— Значит, произойдёт в империи государственный переворот, — усмехнувшись, сказал полковник.

— Я же не вор в законе, и даже не положенец.

— Будет у тебя воровская корона.

— Каким образом? Купленная?

— А почему бы и нет? Сейчас много таких воров в законе, с купленными титулами. Их не меньше, чем депутатов, с купленными мандатами.

— Быть «апельсином» — западло у настоящих криминальных авторитетов, и они не согласятся признать меня равным себе.

— А это уже не твоя забота — так решило «Руководство». Какие у тебя планы на будущее?

— Ну, какие у меня могут быть планы? Хочу, чтобы вернули мне моё имя и мою фамилию, хочу познакомиться с женщиной, и жениться на ней, хочу, чтобы, когда родится мой ребёнок, я мог дать ему свою фамилию и своё отчество, но, пока я ничего этого не могу сделать.

— Виктор, у тебя будет и твоя фамилия, и твоё имя, и твоё звание, и твои ордена. Тебе всё вернут, это я тебе гарантирую, — сказал полковник, обнимая Виктора за плечи.

— Надеюсь, поэтому и не ропщу, ведь надежда умирает последней.

— Полностью с тобой согласен. А что, у тебя есть женщина, которая готова стать твоей женой?

— Пока нет, но я думаю, что в моей жизни обязательно появится такая женщина.

— Да я в этом даже ни секунды не сомневаюсь, — улыбнулся полковник. — Ты ещё так молод.

— Командир, я согласен принять участие в борьбе с преступностью, — после непродолжительного раздумья, сказал Виктор. — Наверное, мне надо будет встретиться для беседы с генералом?

— Я уполномочен некоторые вопросы решать сам, — улыбнувшись, сказал полковник. — Считай, что ты вновь состоишь на государевой службе. Ты где живёшь? Крыша над головой у тебя есть?

— Живу…Цезарь выделил нам трёхкомнатную квартиру недалеко возле своей резиденции.

— Тебе нужна будет отдельная квартира, где мы с тобой будем встречаться.

— Явочная? — усмехнувшись, спросил Виктор.

— Ну…назовём её служебной, — не оценив иронии Виктора, сказал полковник. — Но, ты можешь там жить. Я переговорю с генералом, пусть выделит из резервного фонда жилья.

— Договорились.

… Виктор быстро отыскал на Троекуровском кладбище Москвы участок, на котором были захоронены отец и мать Владлена Фёдоровича. Два надгробных сооружения, похожие на саркофаги и закрытые массивными мраморными плитами, стояли в один ряд. Между могилами родителей было свободное место, как раз ещё для одной могилы.

«Я хотел, чтобы, когда я умру, меня похоронили между отцом и матерью, потому что я любил их одинаково сильно, но как видишь, моё желание оказалось неосуществимым, и придётся мне покоиться не на семейном участке, а на лагерном кладбище, и на моей могиле вместо бронзового бюста, будет вбит кол с порядковым номером», — вспомнил Виктор слова умирающего Графа и, вздохнув, подошёл поближе к мраморному надгробью на могиле его отца.

«Снимешь мраморную табличку с датами рождения и смерти отца. Под ней увидишь квадрат — это замурованная ниша. Разобьёшь бетон — увидишь тайник. В тайнике ты найдёшь небольшую, покрытую бархотом, коробочку, в которой находится перстень», — вспомнил Виктор слова, которые сказал ему умирающий Граф.

Вытащив из сумки отвёртку, молоток и зубило, Виктор принялся за работу. В открывшемся тайнике действительно, лежала небольшая, покрытая красным бархатом, коробочка. Перстень, который находился внутри, был очень массивным. Поражал своей красотой камень, довольно крупный, даже очень крупный — густой изумрудной окраски.

«Неужели это и есть «Вторая капля» — ключ к банковскому сейфу? Теперь главная моя задача — попасть в Израиль и взять сокровища, а уже потом начать осуществлять планы мести», — подумал Виктор и, вновь поставив на место табличку, прикрывающую тайник, закрепил её, ещё раз окинул взглядом последнее пристанище родителей почившего Владлена Фёдоровича — завещавшего ему, Виктору, все свои сокровища, поклонился могилам и быстрым шагом направился к выходу из кладбища…

Глава 16. Бригадир

— Проходи и присаживайся, есть тема, и её надо решить, — сказал Цезарь, приглашая Лютого в свой кабинет.

— Что за тема?

— Нужно сходить в гостиничный комплекс «Интурист» и популярно объяснить его директору, кто хозяин в центре Москвы. Гостиница и ресторан находятся на бойком месте, и оттого, хорошие бабки гребёт. Иностранцы там ошиваются, валютные проститутки, фарцовщики. В общем, сам понимаешь. А теперь ещё и ночной клуб там открыли. До меня дошли слухи, что «казанские» положили глаз на этот комплекс, и даже начали брать дань с директора. Надо их оттуда выгнать.

— Ну, а если станут в позу и не захотят уходить?

— Значит, будем «гасить», — жёстко сказал Цезарь. — Я, пока что ещё, смотрящий по Москве, и мне, уступать каким-то татарам, как-то не в жилу.

— Хорошо, мы с Циркачом сходим в «Интурист».

— В «Интурист» лучше всего идти утром, пока там нет народу и говорить с директором без свидетелей.

— Замётано. Так мы покатили?

— Подожди, есть ещё одна тема. В общем, я знаю о твоих намерениях.

— О каких намерениях? — насторожился Лютый.

— Ты хочешь кинуть предъяву женщине, которая причастна к тому, что тебе навесили срок. Не делай этого.

— Это моё личное дело, — побледнев, и сжав кулаки, процедил сквозь зубы Лютый. — Да, я хочу предъявить ей…Я девять лет, за чужое похмелье…

— А я тебе говорю — не делай этого, — повысил голос Цезарь.

— Это почему же?

— Потому, что она из касты неприкасаемых, за неё впряглись такие большие люди, до которых тебе, как до Луны пешком. К тому же…ты слышал про Сохатого?

— Нет, не слышал. А кто это?

— Вор в законе старой формации. Он, вместе с Монархом входит в первую двадцатку самых авторитетных воров в законе. А кто такой Монарх, ты знаешь — смотрящий за Россией.

— И что с того?

— Зинаида Ивановна — приёмная дочь Сохатого.

— Вот теперь понятно, — усмехнулся и злобно сверкнул глазами Лютый.

— За свою отсидку, ты получишь хорошую денежную компенсацию, и на этом тормознёшься.

— Не всё в жизни измеряется деньгами.

— Всё, базар закончен. Ситуацию без тебя разрулили, а мне поручили поставить тебя в известность. И мой тебе совет, не лезь в залупу, напорешь косяков — себе дороже станет.

— Я врубаюсь, что это чистейший рамс и разруливается он не по-понятиям, — процедил сквозь зубы Лютый. — Но, если «большие» люди так решили, я подчиняюсь.

— Ну, вот и ладненько. Хрен с ней, с этой темой, забудь. Есть темы поважнее…

…В «Интурист» Лютый и Виктор подъехали утром. У дверей приёмной охранник их встретил традиционным вопросом: — «Вы к кому?»

— К директору, — смерив охранника оценивающим взглядом, сказал Лютый.

— Я должен доложить. Как вас представить?

— Сергей Ермаков с другом.

Охранник связался по рации со своим руководством, и через минуту распахнул перед ранними посетителями, дверь в приёмную.

— Проходите, пожалуйста, Борис Александрович вас ждёт.

— Циркач, ты отдохни пока в приёмной, с девочкой побазарь, — кивнув головой в сторону секретарши, сказал Лютый. — А я пойду с Маслаком тему перетру.

— Нет проблем, — пожал плечами Виктор. — Если что — я рядом.

— Теперь мы будем твоей «крышей», — сказал Лютый, присаживаясь на стул.

— Кто это, мы? — настороженно спросил Борис.

— Цезаря знаешь?

— Знаю. Значит, ты у «центральных»?

— Я — бригадир. Теперь дань у тебя будем забирать мы.

— Да мне как-то всё равно: «медведковские», «казанские», или «центральные», — пожал плечами Борис. — Чем вы лучше?

— Мы сильнее.

— А ты в этом уверен?

— Я всегда говорю только то, в чём уверен.

— Завтра Мусса со своими пацанами наведаются, приходи и ты. Вот тогда и посмотрим, кто из вас сильнее.

— Замётано. В котором часу они наведаются?

— Обычно приходят в два часа дня.

— Ну, тогда, до завтра, сообщи Муссе, что Лютый забивает ему стрелку.

— Лютый — это ты? — остановил его вопросом Борис.

— Я.

— Надо же, а я и не знал.

— Теперь будешь знать, — сказал Лютый и направился к выходу из кабинета…

…На следующий день, ровно в два часа дня, Лютый, Виктор и здоровенный цыган, по кличке Будулай, вошли в помещение комплекса. Директор лично встретил их у входа и пригласил в свой кабинет, но Лютый отказался.

— Мы пойдём в бар, там и встретимся с «казанскими».

Борис молча кивнул головой. Народу в баре было немного, видимо, заполняется он ближе к вечеру. Сергей сел за свободный столик, а Виктор и Будулай расположились у стойки бара. Спустя несколько минут, в бар зашли трое. Один из них, видимо старший, внимательным взглядом окинул помещение, и неторопливой походкой направился к столику, за которым сидел Лютый.

— Ты, что ли, Лютый? Я — Мусса.

— Присаживайся к столу, — сказал Лютый. — Поговорить надо.

— О чём мне с тобой базарить? Я тебя не знаю, — продолжая стоять, сказал Мусса.

— Вот и познакомимся.

— Погоняло, сам придумал? — присаживаясь к столу, презрительно усмехнулся Мусса.

— Мама так назвала.

— Значит, дура у тебя мама, — сказал Мусса, и громко рассмеялся.

— Ты мою маму не трогай, она уже восемь лет в могиле лежит, — процедил сквозь зубы Лютый, и взгляд его стал злым и колючим. — Я пришёл сюда для того, чтобы указать тебе, помоешнику, твоё место.

Казалось, Мусса захлебнулся собственной слюной, так побагровело его лицо. Схватив со стола массивную стеклянную пепельницу, он бросил её в лицо Сергею. Легко уклонившись от летящего предмета, тот вскочил и нанёс своему собеседнику удар в челюсть. Казалось, какая-то неведомая сила, вырвала того из кресла и бросила вниз. Мусса распластался на полу. Двое — сопровождавших его, кинулись к нему на помощь, но один из них наткнулся на пудовый кулак Будулая, а второго, высоко подпрыгнув, ударом ноги в челюсть, вырубил Виктор. Немногочисленные посетители бара замерли на своих местах, боясь даже пошевелиться, чтобы не привлекать к себе излишнее внимание.

— Слушай сюда, тварь, — наклонившись к поверженному, и постепенно приходящему в себя Муссе, тихо сказал Лютый. — Теперь эта точка моя. Если ты ещё хоть раз сунешь сюда свою морду, разговор будет другим, и я думаю, последним. Ты понял меня, падла?

Не дождавшись ответа, выпрямился и, кивнув головой своей команде, пошёл к выходу.

Маслак, наблюдавший из-за ширмы всё происходящее, мелко трясся и непроизвольно, сам не замечая этого, крестился. Уже в машине, Будулай разродился короткой, но ёмкой речью: — Здорово мы их, а Циркач, вообще, красавец! Чтобы так ногами…Я такое впервые вижу.

— Пацанов у меня маловато. Нужно ещё хотя бы человек двадцать добавить.

— Так, добавляй. Кто тебе мешает? — пожал плечами Цезарь. — Прошвырнись по спортклубам, езжай в другие области и там подбирай себе кадры. Можно даже съездить в ближнее зарубежье.

— Так нас и ждут там — в ближнем зарубежье.

— Может, и ждут, кто знает? В Молдавии, в Прибалтике, на Украине, да и во всех бывших союзных республиках народу сейчас живётся не сладко. Можно там поискать.

— А что, мысль не плохая, в Ялте живёт Рекс, вместе зону топтали, он там «смотрящий». Смотаюсь туда, перетру с ним эту тему.

— Нет, ты мне здесь нужен. Пошли кого-нибудь вместо себя.

— Ну, тогда Циркача пошлю. Рекс его знает в лицо.

— Не возражаю. А в спортзалы, всё-таки наведайся. Есть ещё в столице бесхозные пацаны.

…Лютый с трепетом и волнением, открыл дверь в зал бокса и остановившись на пороге, застыл в почтительном восторге. Наверное, точно так же, входят религиозные люди в храм Божий.

Человек двадцать мальчишек, с сосредоточенными выражениями лица, интенсивно тренировались, оттачивая своё мастерство на спортивных снарядах и тренажёрах. Пара молодых боксёров, отрабатывала спарринг на ринге. Мужчина, лет пятидесяти, одетый в синий, тренировочный костюм, проводил тренировку.

— Здравствуйте, Валерий Павлович! — наконец справившись с волнением, окликнул его Лютый.

Мужчина обернулся и с удивлённым выражением лица воскликнул: — Ермаков!? Сергей!? Это ты!?

— Я, собственной персоной, — улыбнулся Лютый. — Узнал?

— Конечно, узнал! Да откуда ты взялся?! Говорили, будто пропал где-то!

— Было дело. Но, как видишь, жив.

— Так это ж, здорово! Подожди секунду, сейчас раунд закончится, и поговорим.

Бросив взгляд на секундомер, тренер выждал несколько секунд, потом громко крикнул: — Время!

Двое подростков, проводивших на ринге тренировочный спарринг, остановились и разошлись по своим углам. Остальные молодые боксёры, работавшие на снарядах, так же воспользовались минутным перерывом. Тренер подозвал к себе одного из учеников — парня, лет шестнадцати на вид, видимо старшего в группе и, отдавая ему секундомер, сказал: — Серёжа, проведи дальше тренировку сам. Ко мне пришли и мне надо отлучиться.

— Хорошо, Валерий Павлович, я всё сделаю, — закивал головой парень. — Дальше по плану?

— Поставь на спарринг Соколова и Миронова, остальным продолжать работу на снарядах. Потом поменяешь пары, но уже по своему усмотрению.

Парень опять молча кивнул головой и ушёл в центр зала.

— Помощник? — с улыбкой спросил Лютый, провожая взглядом новоиспечённого тренера.

— Хороший парень — кандидат в мастера спорта, очень талантливый, что техника, что тактика ведения боя у него изумительные. Напоминает молодого Виктора Агеева. В общем, я возлагаю на него большие надежды. Может, на старости лет воспитаю Олимпийского чемпиона. Сейчас в секцию ходят совсем мало пацанов, — вздохнул тренер и нахмурился. — Многие из них теперь на других аренах выступают. Там больше платят.

— В криминал подались?

— Да сейчас какая-то карусель в головах юнцов, все хотят крутыми быть, вот и лезут во всякие группировки. Ни на что не смотрят, живут сегодняшним днём. Теперь они — братва. Слово-то, какое придумали? Их режут, стреляют, взрывают, а они всё лезут и лезут. Скольких уже парней положили — ужас! На кладбищах, всего за год, целые аллеи свежих могил выросли. Есть там и мои бывшие ученики.

— Но, где-то же, бывшие боксёры собираются? Как бы там ни было, а форму держать надо, тем более, что они участвуют в потасовках.

— Конечно, собираются. Бывший спортзал «Трудовых резервов» арендуют. Меня приглашали тренировать их, большие деньги предлагали, но я отказался.

— Да что ты говоришь? — удивился Лютый. — Там боксёрский зал был самый нищий в столице. Висело три мешка, четыре «груши», пару подушек, и, пожалуй, всё. Не считая мелочи — скакалки, старые боксёрские перчатки, лапы, «шингерты», набивные мячи и одну штангу.

— Ты сейчас сходи туда и посмотри, — усмехнулся Валерий Павлович. — Олимпийцы позавидует. Там такое оборудование, что тебе и во сне не приснится.

— Надо же, — удивился Лютый. — Кто бы мог подумать?

— А ты сейчас чем занимаешься?

— Да, так, — замялся Лютый. — Ещё не определился. Обманывать бывшего тренера, как и говорить правду, ему не хотелось.

— Может, тренером пойдёшь? Тренировать сборную тебя, конечно, не возьмут, но в какое-нибудь спортобщество воткнуться попытаться можно. Правда, платят тренерам там мизер, но это лучше, чем вообще ничего.

— Кто меня возьмёт тренером? Я, ведь, только что из заключения освободился. Девять лет, от звонка — до звонка отсидел.

— Да ты что?! — удивлённо воскликнул Валерий Павлович. — А я и не знал. Ты так внезапно исчез из Москвы.

— Обстоятельства так сложились.

— У меня, в Олимпийском комитете, есть хороший приятель. Хочешь, замолвлю за тебя словечко?

— Спасибо тебе, Палыч, за заботу, но не надо беспокоиться — это бесполезно, — махнул рукой Лютый. — Кому хочется знаться с бывшим зэком.

— Блин, вот жизнь, — сочувственно вздохнул тренер.

— Как там говорил герой мультика? «Жизнь моя — жестянка, ну её в болото».

— Но он ещё говорил, что ему летать хочется.

— Мне тоже летать хочется. Вот, только надо найти тот аэроклуб, где меня примут, — усмехнулся Лютый и стал прощаться. Он очень уважал Валерия Павловича — истинного фаната бокса и не хотел его огорчать признанием, что свою дорогу в жизни он уже выбрал.

— Ты заходи, не пропадай, я очень рад был повидать тебя, — крепко пожимая на прощание руку своему бывшему ученику…

…Лютого и Виктора грубо остановили у входа в спортивный зал, двое здоровенных, как трёхстворчатые шкафы «качки».

— Вам чего здесь надо? Валите отсюда, это частная территория.

— А чего ты грубишь, частник? — спросил Лютый одного из охранников.

— Ты чего, козёл, не понял?! — повысил голос тот, и с угрожающим видом, стал надвигаться на Лютого.

— А за козлов придётся ответить, — сказал Лютый и мощным ударом в челюсть, сбил своего оппонента с ног. Виктор, тут же, уложил второго резким ударом ноги в голову. Перешагнув через распластавшихся на полу охранников, друзья молча вошли в зал.

— Да-а, — оглядевшись вокруг, и удивившись увиденному, тихо сказал Лютый. — Палыч был прав. Оборудование, действительно, на грани фантастики. Ты только посмотри на это, Циркач.

Чужаков заметили сразу. Опять подошли двое накаченных парней.

— Вы кто такие и как сюда попали? Это закрытый клуб.

— Так в чём дело? Откройте, — продолжая невозмутимо вертеть головой по сторонам, сказал Лютый. — Мы тоже хотим потягать железо.

— Я что-то не понял, — удивился один из атлетов и крикнул кому-то: — «Макс! Ну-ка подойди сюда! Тут «непонятка» какая-то!»

Из глубины зала неторопливой походкой вышел атлет, с фигурой Шварценеггера.

— Что за базар? — спросил он, исподлобья уставившись на Лютого и Виктора.

— Да вот, чужаки зашли…

— Ну, так настучите им по башке. Чего было меня беспокоить?

— Ты, Буркан, как был балбесом раньше, так им и остался, — усмехнулся Лютый, окидывая взглядом фигуру атлета. — Массу нарастил, а ума не прибавилось. А, ведь, тренер учил тебя сначала думать, а уже потом принимать решения.

— Чего-о? — прорычал громила и сделал шаг вперёд. — Ты кто?

— Да, — вздохнул Лютый. — Как всё запущено. Если ты уже бывшего спарринг-партнёра не узнаёшь, то у меня нет слов.

— Ермак! Это ты!? — удивлённо спросил Буркан и лицо его расплылось в такой непосредственной улыбке, которую мог себе позволить только настоящий дебил. — Вот это сюрприз!

— Для меня тоже это сюрприз, — усмехнулся Лютый. — И, вообще, у меня сегодняшний день — сплошные сюрпризы.

— Я просто не ожидал. Слух прошёл, что тебя посадили.

— Было дело.

— Освободился?

— Как видишь.

— Где ты сейчас обитаешь, чем занимаетесь? — спросил Бурканов, предложив Лютому присесть на скамью.

— Чем занимаюсь? Лютый подумал секунду, и сказал: — Бригаду собираю.

— Какую бригаду? — с задержкой, словно переваривая услышанное, спросил Буркан.

— Коммунистического труда, — с усмешкой сказал Лютый. — Ты что, вообще не врубаешься?

— Так ты что, тоже среди братвы?

— Тоже. Погоняло у меня — Лютый.

— А-а, — слышал я. — Слух прошёл, что какой-то Лютый бригаду Мамая взял. Так это, значит, ты?

— Я. Пойдёшь ко мне в бригаду?

— Так мы с братвой уже состоим.

— Под кем ходите?

— Под Венгером.

— Ну и как тебе у Венгера?

— Терпимо, но ваша бригада авторитетнее.

— Ну, так чего тогда раздумываешь?

— Надо с братвой перетереть. Мы завтра дадим ответ.

— Завтра, значит — завтра, — сказал Лютый и не прощаясь, в сопровождении Виктора, пошёл к выходу. Оставшийся в зале Буркан молча посмотрел им вслед…

Глава 17. Командировка

— Циркач, возьмёшь десять штук баксов и поедешь в Ялту. Там живёт Рекс. Помнишь его?

— Конечно, помню.

— Думаю, что Рекс поможет найти нам путёвых пацанов, он — смотрящий за Ялтой. Я ему в «маляве» обрисовал тему, ну а ты, при встрече, всё растолкуешь ему подробнее.

— Срок командировки?

— Я думаю, за неделю управишься. Постарайся быстрее всё там провернуть, сам знаешь, нам каждый день дорог.

— Когда выезжать?

— Завтра.

— Хорошо, я готов.

— Привет, Рекс.

— Привет, Циркач. Как добрался?

— Нормально. Всё путём.

— Слышал, что ты рванул из зоны. Как удалось?

— Помогли.

— Ну, это и козе понятно, — усмехнулся Рекс. — Как там Лютый поживает?

— В шоколаде.

— Его ещё не короновали?

— Пока нет, но всё к этому движется. Скоро в Москве появится ещё один «вор в законе». Я тебе от Лютого маляву притаранил, там он всё подробно прописал.

— Лютый приглашает крымскую братву поработать в Москве, — прочитав записку от Сергея, задумчиво произнёс Рекс. — Что, у вас появились проблемы?

— Проблем сейчас хватает у всех, время такое наступило, — пожал плечами Виктор.

— Много не обещаю, самому бойцы нужны, но пацанов пятнадцать снаряжу. Хочешь посмотреть братву в деле?

— В каком смысле — в деле?

— В спортзале, на тренировке.

— Да, хотелось бы.

— Поехали в спортзал.

…Человек тридцать атлетически сложенных парней с сосредоточенными выражениями лиц, интенсивно тренировались, оттачивая своё мастерство на спортивных снарядах и тренажёрах.

— Ну, как тебе пацаны? — спросил Рекс, поворачиваясь лицом к Виктору.

— На первый взгляд — отличные бойцы.

— Дерьма не держим, — усмехнулся Рекс. — Все — мастера спорта: боксёры, самбисты, борцы, есть каратисты и мастера рукопашного боя.

— Действующие?

— Они теперь выступают на других аренах, но в их квалификации можешь не сомневаться. А если хочешь — можешь любого проверить в бою.

— Проверю, если надо будет. А вон тот трёхстворчатый шкаф, который на гориллу похож — он кто?

— Погоняло его — Муромец, а зовут — Илья. Самый сильный человек в Ялте. Лично я советую тебе взять его в свою команду. Есть у него один недостаток — он дебил, но этот недостаток с лихвой покрывают другие его достоинства.

— Какие?

— Фанатичная преданность хозяину, а поскольку ты будешь его хозяином, он будет предан тебе.

— Преданный слуга — это ещё не профессия, — усмехнулся Виктор. — А что технически он умеет?

— Железо руками гнёт, шею любому свернуть может, да практически, всё может.

— Терминатор?

— Можно и так его назвать.

— Пожалуй, возьму твоего богатыря, двое таких же у нас уже есть, теперь будет три богатыря и среди них — Илья Муромец, — усмехнулся Виктор. — А как с остальными?

— Выбирай. Как обещал, пятнадцать пацанов твои…

— Как съездил?

— Нормально.

— Сколько пацанов привёз?

— Пятнадцать.

— Размести их по хатам, ознакомь с обстановкой, ну и объясни им, что по чём. Вот тебе бабки на карманные расходы. Никаких телефонов, связь только по пейджеру. И буквально, с сегодняшнего дня — в спортзал. Тренироваться до седьмого поту. Нам нужны высокоподготовленные бойцы. Вечером собери братву, ночью двинем в «Интурист», будем знакомить провинциалов с вечерней и ночной жизнью Москвы.

— И со шлюхами тоже?

— Естественно.

— Действительно, чего я спрашиваю? — усмехнулся Виктор. — Вечерняя Москва и без шлюх — это нонсенс.

— Ты это…давай без выебонов, — нахмурился Лютый.

— Как скажешь, — усмехнулся Виктор.

— Сегодня вечером идём отдыхать в ресторан, — собрав вокруг себя ялтинскую братву, сказал Виктор.

— Так, наверное, всё это удовольствие будет стоить очень дорого?

— Первый день, за счёт заведения, то есть — за счёт вашего хозяина, — улыбнулся Виктор. — Цезарь угощает своих гладиаторов.

— Клевый ты парень, Циркач, — радостно улыбнулся Остап. — Я с первого раза это понял. А кто хозяин, нам без разницы, лишь бы кормил хорошо и бабло платил.

— Тут вас всех накормят, не переживай, — усмехнулся Виктор.

— А где встречаемся?

— Здесь же. До встречи вечером, — сказал Виктор и пошёл к машине, сел в салон и машина тут же рванула с места.

…Гости Москвы стояла на площадке перед грохочущим музыкой рестораном и, задирая головы, дурели от счастья. Виктор подошел к ним, раздал каждому по билету.

— Не пить, в драки не ввязываться. Если понравится свободная девчонка, нет вопросов. Но чтоб свободная и только на одну ночь, — предупредил их Виктор и жестом хлебосольного хозяина, пригласил всех последовать за ним в зал.

Братки дружной компанией направились к входу в ресторан.

Публики здесь было более чем достаточно. Кто-то полностью отдавался танцу, кто-то выпивал возле стоек бара, а кто-то сидел за столиками, неторопливо жевал, пил, наблюдал за тусовкой.

На высокой сцене в сумасшедшем вертепе света и музыки носился знаменитый певец. Он то убегал в глубину сцены, то выходил на самый край ее, и тогда публика визжала, тянула к нему руки, пыталась достать, ухватить, стащить к себе.

Пацаны из бригады Виктора стояли особняком, горящими глазами смотрели на творящееся.

— Ну, что рты разинули? — засмеялся Виктор. — Включайтесь в бурную ночную жизнь российской столицы…

— Прошёл ровно месяц с начала операции, и я поздравляю тебя с первыми успехами, — с едва заметной улыбкой, сказал Александр Михайлович.

— С чем поздравляешь? — вздохнув, спросил Виктор. — С тем, что я за месяц овладел ремеслом бандита? С тем, что за это время превратился в вымогателя, рэкетира, пособника убийц?

— Именно такой и была твоя задача. Я тебе ещё в первую нашу встречу сказал, что вымогательства, грабежи, заказные убийства криминальных авторитетов и других, далеко не законопослушных граждан — неизбежный атрибут роли твоей бригады и твоей лично, в этой операции. Цель оправдывает средства, а конечная цель операции — очистка Москвы от организованных криминальных группировок. Поэтому, в первую очередь надо уничтожать руководителей группировок — их мозговой и организаторский центр.

— Да мне всё понятно, только убийство остаётся убийством, даже если убивают подонка и убийцу, хотя и делаешь это с наилучшими намерениями и побуждениями, осознавая, что избавляешь мир от заведомого убийцы, грабителя, насильника…

— Ввязавшись в борьбу с теневой властью в лице организованной преступности, мы, так или иначе, ввязались во внутреннюю политику, а политика и нравственность — понятия совершенно несовместимые.

— Я так понимаю, что борьба с бандитами и другими преступниками — вне нравственности и морали? — пристально посмотрев на полковника, спросил Виктор.

— Если ты имеешь в виду наши методы — безусловно, — невозмутимо произнёс полковник. — Мы работаем на государство, а ни одно государство никогда не отличалось порядочностью по отношению к своим гражданам. Государство, как справедливо учил классик — механизм подавления своего народа. Ну, и так далее…

— Я это уже понял.

— Виктор, если бы я не знал тебя так хорошо, я бы никогда не предложил тебе роль «короля крыс», но я пошёл на это и всё больше и больше убеждаюсь в правильности своего решения.

— А я с каждым днём убеждаюсь всё больше и больше в том, что задача эта невыполнимая.

— Почему ты так думаешь?

— Я вижу, как разрастается криминальный спрут и опутывает своими щупальцами всё большее количество людей. Сколько уже в Москве братков полегло в землю, а на место одного убитого тут же появляется двое, а то и трое новых. Вот и я из Ялты привёз пушечное мясо — пятнадцать молодых, здоровых парней. Им бы семьями обзаводиться, детей рожать и растить, а они готовятся на московской земле стать убийцами. А потом и сами, вслед за своими жертвами, лягут в могилы. Я думаю, что задача — за год очистить Москву от криминала — это невыполнимая задача. И перспективы на ближайшее десятилетие я не вижу.

— А я вижу.

— Ладно, чего зря сотрясать воздух. Я согласился участвовать в этой операции, и от своего слова не отказываюсь.

— Это те слова, которые я хотел услышать от тебя. Расскажи подробнее о ялтинских братках. Как они тебе?

— На первый взгляд — нормальные пацаны. Ещё не испорчены Москвой, деньгами, для них приезд сюда — начало новой и весьма перспективной жизни. Команду, которую я отобрал, можно характеризовать как единую, крепкую, дисциплинированную. Пока ничего конкретного сказать не могу, знаком с ними всего неделю, вчера только прилетели. В спортзале работали профессионально, а какими будут в деле — скоро узнаем. Я думаю, Цезарь не даст им долго любоваться достопримечательностями Москвы, не для этого они сюда приехали.

— В этой группе есть лидер?

— Есть. Остапом зовут.

— Приблизь его к себе.

— Естественно.

— Кто он по специальности?

— Ликвидатор. Причем первоклассный. К тому же умен, молчалив, с точной рукой и глазом.

Полковник помолчал, закуривая сигарету.

— Ваша группировка уверенно набирает обороты. — Сквозь дым сигареты он внимательно посмотрел на собеседника.

— Да уж… — усмехнулся Виктор.

— Ты верно просчитал намерения Цезаря, скоро он начнет убирать конкурентов. Конкурентов сильных… Для этого и понадобились ему смертники из другого города. Пусть начинает войну, нам это на руку…

Глава 18. Стрелки с чеченцами

— Лютый, кавказские группировки самые непредсказуемые, а от того и самые опасные. Никогда не знаешь, чего от них ожидать, и то, что сейчас чеченцы, азербайджанцы, дагестанцы воюют между собой, так это наше, русское, счастье. А, не дай бог, если они объединятся и все вместе навалятся на нас? Вот поэтому, пока они разрозненны, их и надо давить поодиночке. Я забил стрелку чеченскому пахану — Ахмаду, но на разбор поедешь ты.

— Нет проблем, я поеду, только согласится ли он со мной базарить?

— А почему он не должен согласиться? Ахмад тоже вместо себя посылает на стрелку своего помощника — Рамзана. Ты не простой пацан — «положенец», по рангам с Рамзаном почти ровня.

— О чём базар будет?

— «Чехи» в наглую стали захватывать принадлежащие нам точки. Надо вернуть утраченные позиции. Попробуй договориться полюбовно, хотя, какая к чёрту, с кавказцами может быть любовь?

— Где забили стрелку?

— Новое кафе в ЦПКиО, знаешь?

— Найду.

— Вот там, завтра, в восемь вечера Рамзан будет тебя ждать.

— Не люблю я такие мероприятия проводить в людных местах.

— Почему? — удивился Цезарь. — А я, наоборот, люблю посидеть в ресторане или кафе. Уютная обстановка, тихая музыка, графинчик водочки под хорошую закуску — всё это располагает к беседе.

— Погудеть в ресторане я тоже могу, — усмехнулся Лютый. — Только не на стрелке, где вполне могут возникнуть конфликтные ситуации. У кого-то не выдержат нервы, и начнётся мочилово.

— Вот, поэтому, вы и пойдёте на стрелку без стволов.

— Без стволов? — удивился Лютый. — А чечены?

— Они и выдвинули это условие. Говорят, что место людное и там постоянно толкаются менты.

— Хорошо, без стволов, так без стволов. Но, довольно странный выбор места для стрелки.

— Очевидно, хотят дать нам понять, что они рассчитывают на мирный исход переговоров.

— Ну-ну, — неопределённо хмыкнул Лютый. — Так я им и поверил.

— Подстраховаться, конечно, нужно, бережённого — бог бережёт. Кого возьмёшь с собой на стрелку?

— Циркача, Буркана, Лысого, ну и ещё кого-нибудь.

— Надеюсь, что всё пройдёт без кровопролития, — сказал Цезарь, хотя в душе сильно сомневался в этом.

…На стрелку поехали на двух «Жигулях», полным комплектом — по пять человек в каждой машине. Чеченцы должны были сделать то же самое.

— Может, ствол возьмёшь? — предложил Лысый. — Мало ли что у «чехов» на уме.

— Нет, пойду пустой. Договаривались, что будем без оружия — место слишком людное.

— Дело твоё, — пожал плечами Лысый. — Но я бы не стал верить им на слово. Народ такой…Вот увидишь — с «валынами» заявятся.

— Не надо хаять весь народ, — возразил Виктор. — Среди всякой нации уродов хватает. Мало, что ли, их среди русских?

— Но я, всё равно, свой «макаров» прихватил. И, пару «лимонок», в придачу. Возьми одну.

Лютый не стал спорить, молча взял и положил гранату в карман. Вышел из машины и в это время к центральному входу в парк, подъехали две машины. Это были те, с кем предстояла встреча. Один из них, вышел из машины и направился в кафе. Это был Рамзан. Лютый тоже двинулся вперёд и возле дверей они встретились. Подтянулись братки с обеих сторон, и все вместе молча зашли в помещение, расселись за столиками.

— Так это ты — Лютый? — с презрительной усмешкой на тонких губах, спросил Рамзан, окидывая Сергея взглядом с ног, до головы. — Молодое дарование?

— Да, я Лютый.

— А чего Цезарь сам на стрелку не приехал, а послал вместо себя «шестёрку»? — всё с той же, презрительной усмешкой, спросил Рамзан. — Очко заиграло?

— Ты, ведь тоже, не «пахан» чеченский — под Ахмадом ходишь, однако, я не называю тебя «шестёркой».

— Я — вор в законе! — повысил голос Рамзан. — А ты кто такой?!

— А я — «положенец».

— Ну, толкуй, что Цезарь хочет нам предъявить? — усмехнувшись, спросил Рамзан.

— Вы собираете дань с чужого участка, а это — «крысятничество», а крыс всегда и во все времена, давили.

— Ты хочешь сказать, что мы крысы! — вскакивая со стула, закричал Рамзан.

— Ну а кто же вы, если хаваете чужой пирог?

— Да я тебя сейчас грохну, — белея от злобы, прошипел Рамзан, пытаясь вытащить из-под ремня, пистолет.

— Грохнуть — не трахнуть, — с усмешкой сказал Лютый, успевший на секунду раньше достать из кармана «лимонку». — Сейчас дёрну за кольцо, и оба тут ляжем. Ты этого хочешь?

Рамзан в ответ только заскрежетал зубами.

— Предъяву вы получили, считаю, что базар закончен, — сказал Лютый и первым поднявшись из-за столика, направился к выходу из кафе. Сопровождавшие его члены бригады, молча проследовали за ним.

— Мы с вами ещё встретимся на узкой тропе! — задыхаясь от злобы, бросил им вдогонку Рамзан. — В каждом переулке мочить вас будем!

— Ну, рассказывай, как всё прошло? — сгорая от нетерпения, спросил Цезарь, едваЛютый, вернувшийся из парка, вошёл в его кабинет.

— Не будет у нас с чеченами ни любви, ни дружбы. Обещали замочить всю бригаду.

— Ну, пиздеть, это не мешки ворочать, — хмыкнул Цезарь. — Я, думаю, что чечены предупреждение поняли, и уменьшат свои аппетиты. Ну, а если не поняли, то в земле места много.

— По крайней мере, задуматься, мы их заставили.

— А ты, я смотрю, обладаешь даром убеждения. Бригаду себе быстро сколотил, с чеченами, на стрелке, без крови разобрался, — с нотками удивления и удовлетворения в голосе, сказал Цезарь. — Ты, на зоне «третейским судьёй» не был?

— Нет. Но, локальные конфликты гасить, приходилось.

— Это хорошо, теперь ты будешь на все стрелки ездить.

— Да без базара, — пожал плечами Лютый…

… Война в криминальной среде столицы с каждым днём разгоралась с новой силой. Ещё ожесточённее, ещё кровопролитнее стали конфликты между различными криминальными группировками, пытающимися опять, в который уже раз, поделить сферы влияния в огромном городе.

— Лютый, надо начинать «мочить» чеченов.

— Так это же приведёт к войне с ними.

— У нас нет выбора. Чеченцы сами виноваты, что беспредельничают. Им позволили хапнуть «Редиссон Славянскую», а на большее пускай хайло своё не открывают. Если дадим им послабление сейчас, потом вообще оборзеют. Ресторан «Интурист» и ночной клуб, наша вотчина — самые большие «бабки» крутятся там, а Ахмад пытается наложить на него лапу. Я этого позволить не могу ни друзьям, ни врагам.

— Надо выбрать время и место.

— Время, сам выбирай, но сильно не затягивай с этим. А что касается места, сделать надо это прямо на крыльце ресторана. Ахмад и его брат — Зелимхан, часто туда со своей черножопой братвой, заходит. Вот и валить его надо там, чтобы другие поняли, кто на этой территории хозяин.

— Так это Ахмада надо «гасить»?

— Начнём с его брата — это будет предупреждение Ахмаду. А если не поймёт — вслед за братом ляжет.

— Мне надо стволы приобрести, если свара с чеченцами начнётся, чем отбиваться, булыжниками? Так это, в начале века было оружием пролетариата, а сейчас, «калаши» в моде.

— Закроешь тему, получишь пятьдесят штук зелёными, тогда и купишь. Кстати, могу в этом посодействовать, есть у меня знакомый продавец.

— А как насчёт аванса?

— Я, не Горсобес, благотворительностью не занимаюсь, — усмехнулся Цезарь. — Закроешь тему — получишь «бабки».

— Нужен «винтарь» с хорошей оптикой, а это стоит денег.

— Лютый, не держи меня за фрайера, и не пытайся проехать мне по ушам, я прекрасно знаю, что у Бушмана есть отличный ствол.

— Есть, не спорю. Но личное оружие приобретается для души, а не для работы.

— Иди, дорогой, работай, и не компостируй мне мозги.

— Но ствол, наверное, придётся скинуть.

— Это не мои проблемы, — пожал плечами Цезарь. — Если скинуть ствол жалко, придумай что-нибудь. А по окончанию работы расчёт будет полный и честный, как положено. Я «кидняки» сам не делаю, и другим не советую.

— Слушай меня внимательно. Работать будешь вечером, при большом количестве народу. Стреляй только, когда Ахмад, и его брат, поднимутся на верхнюю ступеньку крыльца. Да смотри, по ошибке не зацепи кого-нибудь из нас. Для подтверждения нашего алиби, мы будем находиться рядом с ними.

— Не зацеплю, — засмеялся Душман. — У меня стопроцентное зрение, и отличить белых от чёрных, я уж, как-нибудь, сумею.

— Это меня успокаивает, — усмехнулся Лютый. — Позиция у тебя — лучше не придумаешь, крыша дома напротив. Отстреляешься, и бегом на противоположную сторону дома. У тебя, я думаю, будет минут пять — семь в запасе. Пока у входа в ресторан будет паника, ты должен будешь с крыши «слинять». Там, на ограждении крыши, заранее закрепи альпинистское снаряжение, пару минут, и ты внизу. Там проходной двор, возле арки тебя будет ждать Грек с машиной. Падаешь в тачку, и она тебя увозит на базу. Всё понятно?

— Понятно.

— Удачи тебе.

— Да, пока что, она меня не обходила стороной.

— Что решил делать с винтовкой?

— Не брошу.

— Как знаешь. Я, честно говоря, тоже не бросил бы вещь, к которой привык, но как ты с ней уйдёшь? Не понесёшь же в руках через весь двор?

— Ты ещё не видел мой инструмент, потому и не знаешь, что винтовочка моя собирается и разбирается за считанные секунды. Потом упаковывается в «дипломат» и таким способом транспортируется.

— Так это совсем другое дело!

— У меня всё под контролем.

— Хорошо, сделай работу красиво и получишь вознаграждение.

— Сделаю, не в первый раз.

Вскоре братве представилась такая возможность — убедиться в том, что Душман не на словах, а на самом деле, отличный стрелок. Найти в многолюдной толпе мишень и поразить её, не причинив вреда окружающим, такое мог сделать только высококвалифицированный профессионал. Вначале, никто даже не обратил внимания на странное поведение одного из гостей ночного клуба, который, вдруг, словно оступился и споткнулся, ничком упал на мраморные плиты у входа в ресторан. И, только спустя несколько минут, вокруг упавшего забегали люди, поднялся невообразимый шум, крики, ругань. Этих,несколько минут, хватило Душману, чтобы покинуть огневую позицию, спуститься по верёвке с крыши и скрыться в проходном дворе, на выходе из которого его ждала машина…

— Сергей, мне не совсем нравится то, чем мы занимаемся, это же полный беспредел. Неужели надо обязательно мочить всех без разбору?

— Мне тоже это не очень нравится, но идёт война — не мы их, так они нас. Потерпи, братан, скоро всё образуется. Если думаешь соскочить то, куда ты сейчас лукнёшься? Ни денег у тебя нет, ни документов путёвых. Поедешь в свой нищий Узбекистан? Подкопи немного денег, там посмотрим. Честно говоря, я не хотел бы с тобой расставаться — лучшего напарника мне не найти. Да и потом, на будущее, я человек амбициозный всегда стремился быть первым. Так вот, я всегда добивался своего, и в дальнейшем добиваться буду. Придёт время, когда я стану смотрящим в Москве, тогда ты займёшь моё место. И будем мы с тобой тут такие дела проворачивать, что тебе и не снилось. А бригаду мы постепенно полностью обновим и избавимся от беспредельщиков. Ты думаешь, я не знаю, почему Мамая завалили? Мне уже цинканули, что он был «чистильщиком», и по указке Цезаря, делал всю грязную работу. Цезарь хотел подмять под себя «Солнцевских», а те заупрямились. Мамай разборку устроил не по-понятиям, его и завалили. Если бы я сразу знал, что эта бригада имеет плохую репутацию, может не подписался бы быть в ней бугром. А потом уже поздно было, идти на попятную.

— Но статус «чистильщиков» так и остался за бригадой. Сейчас мы «замочили» чеченца, завтра Цезарь скажет, что надо мочить азербайджанцев, потом украинцев, и конца этому не будет.

— Нет, Циркач, я думаю, что ты не прав.

— Ну, почему же, не прав? Вот скажи, зачем тебе «калаши»?

— А как ты думаешь воевать? Дубинками, что ли?

— Вот видишь, ты опять говоришь о войне, и получается, что сам себе противоречишь.

— А без войны не завоюешь место под солнцем. Кто-то должен погибнуть, а кто-то победить. Ты посмотри, что творится вокруг — чёрная масть из всех подворотен прёт. И это не только кавказцы, это и цеховики, это и «белые воротнички». И, вообще, сейчас весь криминал — это чёрная масть.

— Ты чего мне политграмоту читаешь? — усмехнулся Виктор. — Ты не меня, ты себя пытаешься убедить в своей правоте. Я и сам вижу, как масса бывших добропорядочных и законопослушных граждан стремительно превращаются в преступников и происходит мутация общества. Оно становится криминальным. Разве Граф не говорил тебе об этом перед смертью?

— Ничего он мне не говорил, — насупился Лютый.

— А мне говорил, и предупреждал о последствиях этого явления. Говорил, что если так пойдёт и дальше, то скоро большинство населения России станут криминальными мутантами. И он оказался провидцем. Действительно, человек хочет жить хорошо, поэтому и начинает ловчить, искать выход из создавшегося тяжёлого положения и, вынужден идти на преступления, чтобы прокормить себя и свою семью, вынужден становиться мутантом. Это страшно, но в сотни раз становится страшнее, когда мутанты берут в руки оружие. До сегодняшнего дня мы с тобой как-то обходились без оружия, и все разборки улаживали на кулаках, но три дня назад пролилась первая кровь, и смерть этого чеченца нам ещё аукнется, помяни моё слово. Я знаю этот народ и уверен в том, что они не поверили в нашу непричастность, и нанесут ответный удар. У Ахмада убили брата, а ты знаешь, что такое, кровная месть?

— Что ты мне тут трёшь уши своими мутантами? — разозлился Лютый. — Я и без тебя всё отлично знаю. Но, мне всё по барабану. Я поставил перед собой цель, и я её осуществлю. И мне не важно, каким способом. Не важен метод — важен результат. И если ты пойдёшь в одной упряжке со мной, тоже будешь на коне. Так что, думай и решай. Так просто уйти — не получится. Тебя не для того сняли с зоны, чтобы ты гулял в своё удовольствие, а для дела.

— Не понял.

— А чего тут непонятного? — усмехнулся Лютый. — Думаешь, Крест позволил бы тебе совершить «скачёк», если бы ему не приказал Монарх? Не для того Крест вырвал тебя у хозяина, чтобы ты гулял на воле, а для того, чтобы усилить чёрную масть на зоне. Просто в Москве понадобились крутые пацаны, поэтому ты здесь.

— Так, значит, Граф тоже…

— На старика не греши, он был с тобой предельно искренним, и сделал всё для того, чтобы ты оказался на воле. Ведь это он придумал весь этот спектакль с твоей гибелью в дробилке, и сам сыграл главную роль.

— Что за спектакль?

— Граф просил не посвящать тебя в детали, но, если хочешь знать правду, я расскажу.

— Толкуй.

— Когда старик умер, его, естественно, похоронили. Потом труп выкопали и незаметно пронесли на фабрику. Тебя вывели на работу в ночную смену и спровоцировали драку с дружками Наркома. Помнишь?

— Помню, ну и что дальше?

— А дальше, тебя спрятали в схроне а труп старика, предварительно переодели в робу с твоими нашивками(фамилия, имя, и прочие данные), и потом сбросили в дробилку.

Потом подняли кипиш, производство остановили, всех сняли с промзоны. В общем, закрутилась карусель. Была комиссия, тебя съактировали, а дружков Наркома закрыли в ШИЗО и начали крутить, решив, что это они тебя закинули в машину. Ну, а что произошло дальше, ты сам знаешь. Так что ты сначала хорошо подумай, а уже потом принимай решение. Хочу тебе напомнить, что в блатную кодлу вход рубль, а выход — два, — сказал Лютый, бросив мимолётный взгляд на часы.

— Понятно, — сказал Виктор и сжал челюсти так, что по скулам забегали тугие желваки. — Значит такой расклад?

— Да не парься ты, Циркач, — усмехнулся Лютый. — Всё будет правильно.

— Лютый, собирайся, поедем в гости к Ахмаду.

— Поехать можно — не вопрос. Вот только о чём будем с ним толковать?

— О перемирии. Надо убедить Ахмада, что война не выгодна не им, не нам. «Мочилово» друг друга может ослабить, как нас, так и их. И этим могут воспользоваться другие группировки, и в итоге подмять под себя и нас, и их.

«Люберецкие», «медведковские», «солнцевские», «казанские», я уже не говорю о «ореховских», все они спят и видят себя хозяевами Москвы.

— Почему мы должны делать первыми шаг к примирению? Они могут расценить это, как нашу слабость и оборзеть ещё больше.

— Не думаю, что ему выгодно продолжать кровопролитие, просто у кавказцев менталитет другой, не пойдут они первыми на переговоры, гордость не позволит.

— У меня тоже есть своя гордость, я — русский, и этим всё сказано. Не буду я вести с Ахмадом переговоры.

— Я буду их вести, а ты присутствовать на переговорах, как мой помощник. Машины уже должны быть у подъезда, мы с тобой поедем в моей, а во-вторую посади комплект — пятерых, но самых лучших пацанов. Пусть сопровождают нас до гостиницы «Рэдиссон Славянская», там у Ахмада апартаменты, или, как говорил капитан Жеглов, там у него — лежбище.

…У дверей «президентского» номера стояли двое здоровенных чеченцев и молча смотрели на приближающегося Цезаря и его свиту.

— Я — Цезарь, мы с Ахмадом договаривались о встрече.

— Проходи, два, — сказал один из охранников и для верности показал два пальца.

— Хорошо, пусть будет два, — усмехнулся Цезарь и, обернувшись к своим сопровождающим, сказал: — Лютый со мной, а вы здесь погуляйте.

Охранник открыл дверь, и пропустил во внутрь Цезаря и Лютого. Едва они зашли, дверь за ними закрылась.

— Так о чём ты хочешь базарить со мной? — спросил пожилой чеченец, сидевший за столом.

— Послушай Ахмад, давай без этой блатной «фени» поговорим. Просто сядем, и поговорим, как люди, — сказал Цезарь, подходя к столу.

Ахмад и Рамзан молча переглянулись, и в их взглядах читалась явная растерянность. Видимо, они готовились совсем к другому — ожидали предъявы или разбора, и заранее выработали тактику ведения разговора с лидером Центральных, а тут…

— Давай поговорим, я не против, — пожал плечами Ахмад, и пригласил Цезаря присесть к столу.

Сергей тоже подошёл к столу, и стал за спиной Цезаря.

— А кто этот молодой человек? — спросил Ахмад, кивком головы указав на Сергея.

— Это мой помощник.

— Как его зовут?

— Откликается на Лютого.

— А-а, я слышал о нём. А это Рамзан — мой помощник.

— И его «погоняло» у меня на слуху.

— Может, выпьем по бокалу нашего лучшего вина? — предложил Ахмад. — Мне его сюда специальные курьеры доставляют. Оно на вкус напоминает знаменитое грузинское вино — «Хванчкара».

— Я не такой уж большой знаток вин, но от бокала хорошего вина не откажусь.

— Рамзан, принеси сюда бутылку вина, которое привезли вчера, — сказал Ахмад своему помощнику и тот, бросив злой взгляд в сторону Сергея, с явной неохотой вышел в другую комнату. Сергей перехватил этот взгляд, и усмехнулся. Ему, с самого начала, не понравилась затея Цезаря о замирении с чеченцами, и сейчас, он только молча наблюдал за развитием дальнейших событий, чувствуя, что Цезарь затеял какую-то, свою игру. Через минуту в комнату вернулся Рамзан и молча передал бутылку вина своему лидеру.

— Если ты пришёл с миром, давай выпьем за мир и дружбу, — сказал Ахмад, разливая вино в четыре бокала.

— И, за сотрудничество, — сказал Цезарь, поднимая свой бокал.

— Хороший тост, — усмехнулся Ахмад. — Только в чём мы с тобой можем сотрудничать? Интересы наши не совпадают. Ты живёшь вольготно, держишь центр города, и никого туда не пускаешь, а я задыхаюсь на окраине и перебиваюсь мелкими заработками — там ведь нет таких магазинов, ресторанов, и других мест, где крутятся большие бабки.

— У тебя есть «Рэдиссон Славянская», а это дорогого стоит, так что, давай не будем прибедняться. Конечно, с комплексом «Интуриста», из-за которого у нас есть разногласия, эта твоя точка проигрывает, но всё же, это лучше, чем ничего.

— Да, это лучше, чем ничего.

— Так как будем дальше жить? В мире?

— В мире и дружбе, — заверил Ахмад своего визави. — И я предлагаю ещё раз за это выпить.

— Согласен, — улыбнулся Цезарь, отхлёбывая из бокала вино мелкими глотками. — И, чтобы скрепить нашу дружбу не только этим вином и словами заверений, я решил уступить тебе ряд своих точек, пользуйся ими себе на здоровье.

— И, какие же это точки? Где они находятся?

— А всё, что на Киевском вокзале и вокруг него.

— Спасибо тебе, Цезарь, ты — сама щедрость, — усмехнулся тот. — Это же, фуфло.

— Ты же сам сказал, что мизер, всё же лучше, чем голяк. А большего, извини, дать не могу, мои компаньоны меня не поймут.

— Я понимаю тебя, дорогой. Как там у вас, у русских говорят? Дарёному ишаку в зубы не смотрят?

— Коню, а не ишаку, — с добродушной улыбкой, поправил Цезарь.

— Я не очень хорошо знаю русские пословицы, — с притворным сожалением вздохнул Ахмад.

— Ещё у нас говорят, что лучше синица в руках, чем журавель в небе.

— Конечно лучше.

— Прости, Ахмад, но мне уже надо уходить, есть неотложные дела, — вздохнув с показным сожалением, сказал Цезарь и поднялся из-за стола. — Благодарю тебя за гостеприимство.

— Приходи в любое время, двери моего дома для тебя будут всегда открыты, — любезностью на любезность ответил Ахмад. — Может, ещё по одной выпьем на дорожку?

— Спасибо, вино у тебя прекрасное, но меня ждут дела, и делать их надо на трезвую голову.

— Хорошо, тогда в другой раз продолжим.

— В другой раз — обязательно.

Лютый смотрел на весь этот разыгранный фарс, и с большим трудом подавлял в себе желание расхохотаться, так комично выглядела эта сцена братания двух непримиримых врагов, отлично понимавших, что каждый из них в этом спектакле играет свою роль, и думает, что он её играет лучше.

— Учись искусству дипломатии, — засмеялся Цезарь, усаживаясь в салон своей машины. — Теперь у чеченов руки связаны, и мы получили время для передышки.

— Почему вы думаете, что у них руки связаны? Они хитрые и коварные, и я им не верю.

— Ахмад дал слово.

— Как дал, так может и забрать.

— Нет, у горцев слово — закон, и они его не нарушат.

— А мы нарушим?

— Нарушим, если это нам будет выгодно, — усмехнулся Цезарь.

Глава 19. Наезд

— Лютый, есть тема. Я хочу заполучить фирму «Вест-Ин-Вест», которая расположилась на нашей территории.

— Надо наехать?

— Да. Но могут возникнуть некоторые проблемы. Дошли до меня слухи, что эту фирмочку взялись крышевать «медведковские».

— Борзеет Сильвестр. Пора ставить его на место.

— Да, пора, пока они ещё не набрали силу. Чует моё сердце, что «медведковские» скоро станут головной болью для многих группировок, уж слишком борзые там пацаны — настоящие беспредельщики, да к тому же, они, как я слышал, объединяются с «ореховскими». Если это произойдёт, они станут самой сильной группировкой в Москве.

— Наши пацаны тоже не пальцам деланные, пока что, наша группировка самая крутая в Москве.

— Вот именно — пока что, — нахмурился Цезарь. — Нельзя нам расслабляться ни на секунду.

— У нас всё под контролем.

— Это хорошо, что под контролем.

— А что предложить хозяину «Вест-Ин-Веста»?

— Скажи ему, что если не ляжет под меня, я заберу его фирму.

— Хорошо, так и передам.

— Кого хочешь взять с собой?

— Циркача, Будулая, Буркана, Грека, ну и ещё пару пацанов.

— Это ты хорошо придумал. Будулай и Буркан своим свирепым видом и габаритами напугают самого несговорчивого клиента, — усмехнулся Цезарь. — Но всё-таки возьми побольше пацанов, вдруг там, в офисе, появятся «медведковские». Подключи к этой теме ялтинских пацанов, пора им уже и делом заняться — вторую неделю шляются по ресторанам, да шлюх московских трахают. Мы их не для этого сюда выдернули, пусть начинают отрабатывать вложенные в них баксы.

— Хорошо, так и сделаю…

…К подъезду дома, в котором расположилась фирма «Вест-Ин-Вест» они подъехали на двух «Джипах». Лютый, Циркач, Будулай и Грек пошли в помещение, а четверо, во главе с Бурканом, остались стоять возле входных дверей.

— Как доложить о вас? — спросила секретарша, взявшись за ручку двери.

— Мы сами доложим о себе, — сказал Лютый, и оттеснив девушку от двери, рывком открыл дверь.

— Что вы себе позволяете!? — возмущённо вскрикнула секретарша. — Я сейчас вызову охрану!

— Будулай, объясни этой шлюхе, что по чём, и никого не пускай сюда, — зло сверкнул глазами Лютый и, грубо оттолкнув секретаршу, вошёл в кабинет. Виктор молча проследовал за ним. Секретарша бросилась к телефону и подняла трубку.

— Положи трубу, если не хочешь, чтобы мы тебе сейчас жопу порвали, — сказал Будулай и, схватив девушку за воротник блузки, резко дёрнул её на себя. Тонкая материя треснула и разорвалась, на пол посыпались пуговицы. Секретарша вскрикнула от испуга и прижалась спиной к стене.

— Ни хрена себе! Ты только посмотри какие буфера у этой тёлки, — подходя вплотную к испуганной секретарше, и пакостно ухмыляясь ей прямо в лицо, сказал напарник Будулая. — Может распишем её на двоих, чтобы впредь знала, кому загораживать дорогу, а перед кем ковровую дорожку стелить?

— Не трогай её, — нахмурился Будулай. — Поучили девчонку уму-разуму, теперь запомнит эту науку на всю жизнь.

Грек, недовольно бурча что-то себе под нос, нехотя отошёл от находящейся уже в полуобморочном состоянии девушки.

— Иди, садись на своё место, и чтобы я писка твоего не слышал, — сказал Будулай секретарше.

Девушка медленно сдвинулась с места и на ватных ногах проследовала к своему столу, села на стул и, закрыв лицо руками, зарыдала.

— Заткнись, — приказал ей Будулай, и девушка, испуганно вздрогнув, сжалась и замолчала, и только плечи её продолжали судорожно вздрагивать, а по бледным щекам потекли слёзы.

— Слушаю вас, молодые люди, с чем пожаловали? — спросил вошедших в кабинет, сидевший за столом пожилой, полный мужчина.

Недалеко от него, за приставным столом, сидел ещё один мужчина, который встретил незванных гостей настороженным взглядом.

«Начальник охраны», — подумал Виктор, окинув взглядом мрачного мужчину, и не ошибся. За приставным столом, действительно, сидел начальник охраны фирмы «Вест-Ин-Вест».

— Я Лютый — бригадир «Центральных», — коротко представился Сергей, подходя к хозяину кабинета и протягивая тому руку.

— Евгений Борисович, — машинально пожимая протянутую руку, сказал хозяин кабинета, и посмотрел на своего начальника охраны. — Так вы служите у Цезаря?

— Служат собаки, а я работаю, — бросив на хозяина кабинета злой взгляд, буркнул Лютый и, не дожидаясь приглашения, уселся на стул.

— Это Михаил Матвеевич, он начальник охраны моей фирмы, — сказал хозяин кабинета, указав рукой на сидевшего за приставным столом мужчину.

— А это — Циркач, — сказал Лютый, указав рукой на Виктора.

— Что вы хотите от меня? — спросил хозяин фирмы.

— Хотим взять вашу фирму под свою защиту.

— А нас уже защищают, — обворожительно улыбнувшись, сказал хозяин кабинета.

— И кто же вас защищает?

— Сильвестр. Слышали про такого?

— Слышали. Но Сильвестр, со своей братвой залез на чужую территорию, и за это с него будет спрос.

— Меня совершенно не интересуют ваши разборки. Я плачу деньги своей «крыше», а что у вас там и как, мне по барабану.

— Зато мне не по барабану.

— Может, присядем за круглый стол переговоров? — предложил хозяин кабинета и, встав с кресла, вышел из-за стола и направился в угол кабинета, где действительно стоял низкий круглый стол и вокруг него глубокие кожаные кресла.

Сергей с Виктором, а так же начальник охраны фирмы, тоже встали со своих стульев, и перешли в угол кабинета, расселись в удобных креслах вокруг круглого стола.

— Чай, кофе, коньяк? — спросил хозяин кабинета.

— Я думаю, что коньяк будет в самый раз. Надеюсь, что ты фуфло не держишь, и пойло у тебя фирменное?

— У меня все напитки фирменные.

— Ну, тогда насыпай.

Хозяин фирмы кивнул головой своему начальнику охраны и тот, поднявшись с кресла, направился к шкафу. Не прошло и двух минут, как он вернулся и уже откупоривал бутылку марочного коньяка.

— Так у вас, товарищ, ко мне какое-то конкретное дело? — спросил, начав уже терять терпение, хозяин фирмы.

— Да, у нас к тебе конкретное дело, — сказал Лютый, мелкими глотками отпивая из рюмки дорогой коньяк. — А ты разве сам не догадался?

— Догадался. И, всё-таки?

— Хорошо, давай перейдём к делу, — наигранно устало вздохнул Лютый, отставляя в сторону, пустую рюмку. — Цезарь предлагает тебе своё покровительство.

— И, в чём же оно будет выражаться, это покровительство? — спросил Евгений Борисович, уже давно поняв, что его фирму хочет просто сожрать более крупная, чем он сам, акула. А какие аппетиты у Цезаря, Евгений Борисович уже был наслышан.

— В сотрудничестве. Цезарь предлагает тебе вместе со своей фирмой влиться в наш дружный коллектив.

— Иными словами, стать зависимым от Цезаря? — спросил хозяин фирмы «Вест-Ин-Вест».

— Меня не посвящали в детали, поручили только передать на словах предложение Цезаря.

— Хорошо, я подумаю, — сказал Евгений Борисович, и взялся за трубку телефонного аппарата.

— А вот звонить никуда не надо, — с доброжелательной улыбкой сказал Лютый, перехватывая руку хозяина кабинета. — Не надо делать необдуманных шагов.

— Да я хотел позвонить своему бухгалтеру, мы с ним через полчаса должны быть в банке. Я выбил кредит…

— Кредит подождёт. Ты сначала подпиши бумаги, а уже потом езжай за кредитом.

— Позвольте мне самому принимать решения, — вспылил хозяин фирмы. — Я ещё пока что не ваш вассал.

— Да это твоё личное дело, насцал ты или нет, — усмехнулся Лютый. — Ты думай о том, что я тебе сказал.

— Дурдом, — тихо пробормотал Евгений Борисович, с неприязнью посмотрев на непрошенных гостей. — Если я через полчаса не появлюсь в банке, то лишусь кредита, который в данное время мне просто жизненно необходим.

— Да я всё понимаю, но и ты меня пойми. Пока мы не придём к консенсусу, никто не покинет, и никто не войдёт в этот кабинет, — вновь усмехнулся Лютый.

«Слова-то, какие знает, морда бандитская», — подумал Евгений Борисович, и еле сдержался, чтобы не выругаться вслух, бросил взгляд на часы, и тяжело вздохнул.

Дверь в кабинет приоткрылась, и в дверном проёме нарисовалась могучая фигура Будулая. Увидев его, Евгений Борисович нервно заёрзал на своём кресле, и настороженно посмотрев на вошедшего, подумал: — Это ещё что за хрень? Откуда здесь появилась эта горилла? Из зоопарка, что ли сбежала?

— Лютый, там клерки задолбали, ломятся толпой в приёмную. Что делать? — спросил Будулай, переминаясь с ноги на ногу. — Может по башке им настучать?

— Скажи им, что у Евгения Борисовича срочное совещание, и что он просит не беспокоить его.

— Понял, — вздохнул Будулай и, неуклюже повернувшись, вышел из кабинета.

— Где вы взяли такого громилу? — после непродолжительной паузы, тихо спросил хозяин фирмы.

— В оранжерее вырастили, — хмыкнул довольный произведённым эффектом, Лютый. — А, что, понравился? У нас ещё такие есть, и один из них сейчас охраняет вход в офис. Хочешь посмотреть на него?

Евгений Борисович решил благоразумно промолчать, только неопределённо пожал плечами, и вновь тяжело вздохнул…

… За окном смеркалось. Настенные часы над дверью кабинета хозяина фирмы, показывали семь часов, а это означало, что «совещание» длилось уже почти час. Покинули свои кабинеты почти все сотрудники фирмы, за исключением начальника охраны, который сидел в кабинете шефа вместе с непрошенными гостями, и перепуганной секретарши — тихо, как мышка, забившейся в угол приёмной, и оттуда бросавшей короткие, испуганные взгляды то на закрытую дверь кабинета, то на развалившихся в креслах Будулая и Грека, который постоянно то подмигивал ей, то посылал воздушные поцелуи, то непристойными телодвижениями изображал элементы секса. Девушка краснела, бледнела, руками пыталась прикрыть свои груди и тряслась от страха.

— Ну, ты уже родишь сегодня, или нет? — начав терять терпение, грубым голосом спросил Лютый. — Десятый раз уже перечитываешь договор. Что ты там ещё хочешь найти? Ведь, всё предельно ясно изложено. Или, ты смотришь в книгу, и видишь фигу?

— Да, я вижу фигу, и довольно большую, — вялым голосом пробормотал Евгений Борисович. — Я хочу, чтобы этот договор прочитал ещё и юрист.

— Нет проблем, — оживился Лютый. — Сейчас подгоню сюда очень толкового юриста, и он всё разжуёт тебе по пунктам, тебе останется только проглотить.

— Я хочу, чтобы это прочитал мой юрист.

— Нет, ты определённо хочешь, чтобы я позвал сюда Будулая, — сказал Лютый, и с мнимым сочувствием посмотрел на хозяина кабинета. — Но, хочу тебя предупредить, что этот здоровенный цыган бьёт всегда два раза, один раз — по голове, а второй раз, уже по крышке гроба.

— Ну, дайте мне хотя бы подумать до утра, посоветоваться…

— Нет у нас, да и у тебя время на раздумья, — жёстко сказал Лютый. — Подписывай бумаги, и разбежимся.

— Я из-за вас опоздал в банк и потерял выгодный кредит, — вновь, в который уже раз сегодня, тяжело вздохнул Евгений Борисович, устало потёр лоб пятернёй и, вытащив из кармана «Паркер» с золотым пером, опустил её на титульный лист договора.

— Ну, вот и ладненько, — сказал Лютый и поднялся с кресла. — Следовало бы стребовать с тебя материальную компенсацию за потраченное время, но ладно, прощаю тебе этот долг, я не кровожадный.

Буквально через минуту после того, как Лютый и Виктор покинули кабинет, в него вбежала секретарша, и захлёбываясь слезами, проговорила: — Евгений Борисович, меня эти бандиты чуть не изнасиловали. Кофточку и бюстгальтер порвали. В трусы залезли…

— Лучше бы они тебя изнасиловали, чем меня, — бросив злой взгляд на секретаршу, буркнул тот.

— Евгений Борисович, что вы такое говорите? Они вас изнасиловали? Боже, какая гадость. Женщин им, что ли, мало?

— Заткнись, дура! — вскакивая со своего кресла, закричал хозяин фирмы. — Мелешь языком! Выгоню с работы к чёртовой матери! Пошла вон отсюда!

— Извините, — прошептала побледневшая секретарша и попятилась к двери. Она впервые видит таким злым и растерянным своего шефа.

Глава 20. Толковище для Цезаря

— Лютый, в нашем коллективе появился крысятник. Он, оказывается, тырит общаковые деньги и размещает их на своих личных счетах в Швейцарии. Разберись с ним.

— Не вопрос. Кто крыса?

— Финансовый директор. Этот жид — Шварцман. Короче, эту гниду надо «списать». У него есть женщина…любовница. Он часто ночует у нее. Молодая особа не переносит табачного дыма. А живёт она на десятом этаже. Соображаешь?

— Соображаю, — усмехнулся Лютый. — Сделаем.

— Сейчас я приглашу его в кабинет.

— Зачем?

— Чтобы ты получше разглядел его рожу.

Цезарь нажал на кнопку звонка, и в кабинет тут же вошла секретарша.

— Пригласи Шварцмана!

До прихода финансового директора ни Лютый, ни Цезарь не проронили, ни единого слова. Наконец дверь открылась, и в кабинет вошел довольно импозантный мужчина, лет пятидесяти.

— Вот это и есть наш финансовый гений! — изобразив на лице радостную улыбку, воскликнул Цезарь, показывая на Шварцмана. — Познакомьтесь.

Финансовый директор со спокойным достоинством приблизился к Сергею, подал влажную и мягкую руку:

— Шварцман.

— Лютый, — в тон ему, ответил Сергей.

Финансист, словно по мановению волшебной палочки, сразу же забыл о нем, целиком переключился на хозяина.

— Надо подписать несколько бумаг. — Достал из папочки стопку документов, выложил их на столе.

Цезарь внимательно принялся изучать финансовые документы, пару бумаг отодвинул в сторону.

— Это самые важные документы. Их следует подписать сегодня же, — заметил Шварцман.

— Сначала их нужно как следует изучить.

— Их уже изучили.

— Еще раз.

— Я могу подумать, что вы мне не доверяете.

Цезарь поднял глаза на своего экономического «гения», какое-то время внимательно смотрел на него, улыбнулся.

— Ну, как я могу тебе не доверять? Ты столько лет работаешь со мной. Я тебя ценю, но давай, Яша, все-таки еще раз перепроверим их.

— Воля ваша.

Шварцман с обиженным видом собрал документы и покинул кабинет.

— Вот такая падла, — усмехнулся Цезарь. — Подпиши я эти бумажки — сто тысяч ему в карман. Автоматически! Я же вижу. — И решительно заявил: — Нет, все-таки его любовница живет на самом удачном этаже. Последний этаж дома.

— Способ не оригинальный, — пожал плечами Лютый. — Неоднократно используемый. Даже в кино показывали.

— Так это и хорошо, что неоднократно используемый. Значит, осечки не будет.

— Я понял. А её тоже?

— Зачем? Мы же не душегубы.

Дом был кирпичный, десятиэтажный, одноподъездный. На улице было уже достаточно темно, когда ко двору дома подрулил старенький «Москвич» синего цвета, припарковался в небольшом скверике, как раз напротив подъезда. Один из пассажиров остался за рулем, второй направился в подъезд. В руках он держал небольшой кейс. В подъезде парень недолго поколдовал над кодовым замком, открыл дверь и сел в лифт. На последнем этаже было тихо и спокойно. Парень поднялся по неширокой лестничке к чердачной двери, отмычкой открыл замок, вышел на крышу. Было уже по-настоящему темно. С крыши отлично просматривался двор, была видна машина, в которых сидел напарник. Парень достал из кейса маленький фонарик, коротко мигнул. В ответ получил такой же сигнал. Пришлось проследовать по крыше почти на противоположную сторону, чтобы найти тот самый балкон, на который выйдет покурить финансовый директор. Из кейса парень извлек тонкий капроновый трос, принялся привязывать его к вентиляционной трубе.

…Наручные часы показывали уже почти полночь, когда во двор дома неторопливо въехал шикарный автомобиль. «Москвичонок» на мгновение вспыхнул сигнальчиком, и парень на крыше стал внимательно следить за происходящим. Из приехавшего автомобиля вышли два охранника, огляделись и лишь после этого выпустили Шварцмана. Проводили его к подъезду, открыли входную дверь, и до слуха донесся шум лифта. Парень на крыше, держась за трос, свесился так, что ему практически было видно всю квартиру любовницы финансового директора империи Цезаря. Любовница была миленькая молоденькая брюнетка. Она услышала звонок, выпорхнула в прихожую, повисла на шее любимого. Он расцеловал ее, вручил букет цветов и еще что-то в коробке, прошел на середину комнаты. Балконная дверь квартиры была закрыта, и о чем они толковали, слышно не было. Стол к приезду любовника был накрыт, они подняли фужеры, выпили. Финансовый директор нежно поцеловал девушку в щеку, включил музыку, и парочка стала танцевать. Освещение в комнате было интимным, любовники страстно и с удовольствием целовались, а парень на крыше, свесившись вниз головой, не сводил с них глаз. Они выпили еще, и Шварцман достал из кармана висевшего на спинке стула пиджака пачку сигарет. Открыл дверь, вышел на балкон.

— Черт возьми, — произнес он довольно громко, — все-таки у вас здесь воздух чище, чем в центре. Каждый раз удивляюсь.

Девушка что-то ему ответила, он засмеялся.

— Перееду, обязательно перееду. Надо только подыскать подходящее жилье.

Покуривая, он стал смотреть во двор, увидел свою машину, зачем-то помахал рукой. Парень уже бесшумно спускался вниз. Легко, по-кошачьи спрыгнул на балкон. Шварцман услышал непонятный шум, оглянулся, и в этот миг парень подхватил его, резко поднял и с силой столкнул вниз.

— Катенька! — закричал, падая, финансист.

Девушка услышала его крик, выскочила на балкон и тут натолкнулась на парня. Коротко от испуга взвизгнула, распласталась на стене.

— Упал…случайно, — прошептал парень, подставив ей к шее нож. — Поняла? Вышел покурить и выпал…Будешь жить.

Отступил от нее, вцепился в свисавший трос и мгновенно, упираясь ногами в стену, поднялся на крышу. К упавшему уже бежали от автомобиля охранники. Шварцман лежал на асфальте, разбросав руки и приняв какую-то совершенно нелепую позу. Парень тихонько по черной лестнице сбежал на площадку десятого этажа, пользоваться лифтом не стал, быстро заторопился вниз по лестнице. На первом этаже раздался топот ног, затем хлопнула лифтовая дверь, и раздался шум самого лифта. Парень на миг замер, пропустил освещенную кабину с человеком внутри и поспешил дальше. Перед тем, как вынырнуть из подъезда, прислушался, выглянул и опрометью бросился к своей машине, нырнул в салон. Во дворе остался лежать труп финансового директора, над которым растерянно склонился охранник. Второй охранник долго и настойчиво звонил в дверь, пока ему не открыла бледная, заплаканная любовница.

— Что!? Что случилось!? — заорал охранник.

— Не знаю…вышел покурить…как всегда…и упал. Ничего не знаю. Боже, я ничего не знаю…

…Цезарь заметил неладное примерно недели две тому назад. Главный бухгалтер доложил ему, что зиц-председатель Прохоров, а попросту, ставленник Монарха в группировке, неожиданно затребовал документы, касающиеся финансовой и хозяйственной деятельности всех подотчётных ему фирм. Просмотрев список затребованных документов, Цезарь понял, что того интересовало движение финансов фирм за последние три месяца, в частности доходные и расходные статьи.

«Странно, неужели Монарх перестал мне доверять, и решил проверить, получает ли общак от деятельности фирмы достаточные денежные поступления, и не использую ли я деньги фирмы в своих целях. А может, кто-то из крупных воров в законе, решил убрать меня от контроля за этими фирмами и посадить на хлебное место своего человека», — подумал Цезарь.

…Чёрный «Мерседес мчался на большой скорости по центру столицы, ловко лавируя в потоке машин. Отправляясь на «толковище», Цезарь не очень-то беспокоился за свою безопасность, в следовавшей за ним машине сидели лучшие бойцы из бригады Лютого, и все они готовы были защищать его, не щадя живота своего. Однако, эти принятые им меры сегодня, не гарантировали Цезарю безопасность на будущее — если не удастся разойтись с ворами по-мирному. Любая «шестёрка», которую пошлёт кто-нибудь из авторитетов, может убить его в любом, совершенно неожиданном месте. Не будешь же таскать за собой охрану в туалет или в постель к жене.

В знакомом дворе Цезаря встретили как обычно — молодые, крепкого телосложения парни ощупали его внимательными взглядами, и так же молча проводили в зал, где уже собрались криминальные авторитеты. По тому, как сдержанно встретило общество его появление, Цезарь понял, что предъяву ему будут кидать серьёзную, и что большинство присутствующих на сходке, объединились в своём мнении. Когда все расселись, поднялся Базилевс — вероятный приемник Монарха на посту смотрящего России и, глядя прямо в глаза Цезарю, сказал: — Мы все знаем тебя, Цезарь, по твоим прежним честным делам, и никто из нас не мог себе даже представить, что настанет день, когда придётся сделать тебе предъяву.

— И в чём же ваша предъява? — спросил Цезарь, на лице которого не дрогнул ни один мускул.

— Мы обвиняем тебя в самом позорном для вора преступлении — в крысятничестве, — чеканя слова, продолжал Базилевс.

Цезарь был готов к любому развитию событий, однако речь обвинителя его удивила. Впрочем, не только его — по залу прокатился шум, воры переглядывались, перешёптывались и кивали головами. То, что сказал Базилевс, означало кровь: либо кровь Цезаря, если сходняк признает обвинение справедливым, либо кровь Базилевса, если ему не удастся доказать справедливость обвинения. Цезарь посмотрел на Монарха — тот сидел молча, и его лицо было непроницаемо. Так и не поняв, о чём сейчас думает смотрящий России, который короновал его, решил защищать себя сам.

— Я согласен с тобой, Базилевс, крыс в своей среде надо вылавливать и безжалостно их уничтожать. Всё по понятиям. Ты кидаешь мне предъяву. Можешь обосновать её? — спросил побледневший Цезарь.

— Конечно, могу, — убеждённо ответил Базилевс. — Я знаю, что полагается за гнилой «базар» и готов подписаться кровью под каждым, сказанным здесь, словом. Обвинитель говорил спокойно и обдуманно, страшное оскорбление не в запале сорвалось с его уст — видимо, он был уверен в прочности своих позиций. Чтобы так себя вести, ему надо было заранее списать Цезаря в расход. Видимо, посчитав, что Цезарь уже будет не у дел, Базилевс рассчитывал поставить «смотрящим» за Москвой своего человека и наложить лапу на активы империи Цезаря именно сейчас, не дожидаясь, когда умрёт Монарх.

— Что мы имеем? Цезарь размещает общаковые деньги на своих счетах здесь и за рубежом. А как называются люди, которые тырят у своих? Правильно, крысятники. А что с крысятниками положено делать? — продолжал свою речь Базилевс.

— Ты всё-таки базар фильтруй, — сказал Цезарь, сжав кулаки и почувствовав, как на его скулах забегали тугие желваки.

— Ты, Базилевс, полегче, — сказал дагестанский авторитет, по кличке Шалва. — Чего ты гонишь раньше времени? Для меня, например, ещё не всё ясно. Пускай Цезарь объяснится.

— Я объяснюсь. Базилевс специально рамсы путает, и переводит стрелки на меня, чтобы общество не узнало о его зехерах, — сказал Цезарь и посмотрел на побелевшего от злости апонента.

В зале воцарилась мёртвая тишина. Все воры сидели неподвижно, устремив на Цезаря настороженные взгляды, и только Сохатый одобрительно кивал седой головой.

— Что касается предъявы Базилевса, так я могу кинуть ему в оборотку точно такую же. Мне известно, что он вместе со «смотрящими» за Хабаровским и Приморским краями — Джемом и Пуделем, продают красную икру за кордон, и с этого бизнеса в общак не внесли ни одной копейки. Так может народ разберётся и решит, кто из нас крыса?

— Ты чего буровишь!? — закричал, вскакивая со своего стула Джем. — Народ, я не при делах!

— А ты что молчишь? — спросил Цезарь Базилевса и, не дождавшись вразумительного ответа, зло и презрительно усмехнулся.

Сидевшие за столом воры зашумели, задвигали стульями, стали громко разговаривать, обсуждая встречную предъяву Цезаря.

— Хватит базарить! — наконец, хлопнув рукой по столу, крикнул Монарх, и в зале сразу же установилась мёртвая тишина. — Я терпеливо выслушал все ваши речи, теперь послушайте меня. Тяжко мне на старости лет разгребать заморочки поганые, но я своё слово скажу. Базилевс рано возомнил себя смотрящим за Россией — я ещё пока жив. О его «зехерах» я знаю, и знаю, почему он стрелки переводит на Цезаря.

— Ты, Монарх, на что намекаешь? — ощетинился Базилевс. — Ты хоть и верховный смотрящий, но базар свой тоже фильтруй.

— Да я его уже час в своей голове фильтрую, и про ваши макли с дальневосточниками не от Цезаря знаю. Я понимаю, что Москва лакомый кусман и при твоих аппетитах он тебе очень бы пригодился, но тебе его не укусить — подавишься. Так что твой косяк разгрести можно только по нашим понятиям. А как это делается, ты отлично знаешь. Я всё сказал, дальше пусть народ выскажется.

Сидевшие за столом воры хмуро молчали, понимая, что от их решения зависит жизнь одного из собратьев, но воровской закон суров.

— По-понятиям, оскорбление смывается кровью, — наконец сказал старейший вор в законе — Сохатый. — Мы не имеем право нарушать понятия.

— Какое мнение у остальных? — спросил Монарх, обводя присутствующих суровым взглядом.

— Кровь, — сказал Шалва.

— Кровь, — согласился сидящий с ним рядом Стилет — «смотрящий» Поволжья.

— Кровь…раздались голоса всех присутствующих в зале.

— Ну что, Базилевс, хочешь что-нибудь сказать в отмазку? — спросил Монарх. — Народ ещё послушает тебя.

— Я зону держал, а вы мне гнилые предъявы кидаете! — закричал Базилевс, обводя всех присутствующих бешеным взглядом.

— Так Цезарь тоже не простой пацан, тоже зону топтал, а сейчас «смотрящий» за центром Москвы, — не меняя выражения лица и тембра голоса, сказал Монарх.

— А ты, старый, значит, за него мазу держишь? — криво усмехнулся Базилевс. — С чего бы это?

— А за кого мне мазу держать, за тебя что ли? Цезарь наше общее добро бережёт и приумножает, а ты хотел лапу на чужое наложить. Я ещё с твоими аудиторами разберусь, которые в бумагах, как в говне рылись.

— Да я против народа ничего не имел, — тихо сказал Базилевс.

— Хватит пустой базар вести, ты даже стойку воровскую держать не можешь, начинаешь тут нам фуфло двигать, — презрительно усмехнулся Монарх и, подозвав к себе Шалву, тихо сказал ему что-то. Тот молча кивнул головой и вышел из зала. Не прошло и нескольких минут, как Шалва вернулся. В руках он держал большой охотничий нож.

— Тебя оскорбили, и ты имеешь право «мочкануть» его, — кивнув головой на Базилевса, сказал Монарх и протянул Цезарю нож.

— Я не мясник, чтобы резать человека, — нахмурился Цезарь.

— Не понял? — удивился Монарх. — Ты что, хочешь спустить дело на тормозах?

— Я хочу в честном бою доказать свою правоту. Отдайте ему нож а моё оружие — это мой кулак.

— Нормальный ход, — одобрительно хмыкнул Монарх и протянул нож Базилевсу. Остальные авторитеты молча переглянулись, потом одобрительно закивали головами.

— Прощайся с жизнью, император, — злобно усмехнулся Базилевс и, вытянув вперёд руку с ножом, бросился на Цезаря.

Шагнув в сторону и развернувшись (этот приём в боксе называется сайд-степп) Цезарь нанёс сильнейший удар кулаком в челюсть своего противника. Тот упал, как подкошенный…

…Разъезжаясь со сходки, авторитеты прощались с Цезарем подчёркнуто тепло и уважительно…

…Хоронили вора в законе по кличке — Сохатый.

Траурная процессия медленно приближалась к воротам кладбища. Мерно покачивался, как будто плыл по волнам, гроб, который несли на своих плечах молодые, крепкого телосложения, парни. Печальная процессия медленно прошла по центральной аллее, свернула на боковую, углубилась в берёзовую рощицу, и там остановилась. Взору провожающих в последний путь покойника, открылась свежевырытая могила, куча заранее привезённого чистого, речного песка, лопаты, доски, верёвки…

Наступила минута прощания. Опять вздохнула и заплакала медь оркестра, разнося по кладбищу печальный похоронный марш. Опять забелели платочки в руках у женщин, повлажнели глаза у мужчин, вытянулись в струнку стоящие у гроба молодые, крепкие, одетые в одинаковые чёрные кожанки парни, скорее напоминающие личную охрану провожающих, чем почётный экскорт отбывающего в иной мир, старца…

Вскоре, возле могильного холмика, обложенного венками и цветами так, что не видно было даже пяди свободной земли, остались только самые близкие и приближённые к Зинаиде Ивановне, люди. Речи никто не произносил — стояли молча, чуть склонив головы, и каждый, наверное, в это время думал о своём, понимая, что рано или поздно придёт и их черёд, покидать эту грешную землю, и отправляться в мир иной.

— Пойдём, Зина, отца не вернуть, — тихо произнёс Голдобин. — Все там будем, не умрёт только Кащей, по фамилии — Бессмертный.

— Спасибо за поддержку, — вздохнула Зинаида Ивановна и, повернувшись, медленно отошла от холма из венков и живых цветов.

— Сколько отцу было? Восемьдесят пять? — спросил Голдобин, усаживаясь вместе с Зинаидой Ивановной на заднем сиденье своего «Мерседеса»

— Восемьдесят семь.

— Да-а, — протяжно вздохнул Голдобин. — Мужчина был, что надо. Деловой и щедрый.

— Был, что надо, деловой и щедрый, — эхом отозвалась Зинаида Ивановна и погрузилась в воспоминания…

…Зина лежала в кровати и читала роман о любви. Книга так увлекла её, что она ничего не видела и не слышала вокруг. С замиранием сердца она осторожно перелистывала книжные страницы, волновалась и жила жизнью героини романа, любила и ненавидела, радовалась и страдала вместе с нею, плакала в грустных местах, заразительно смеялась в юморных.

Удивительно нежная, необычного звучания мелодия, отвлекла девушку от чтения.

Звук мелодии доносился из комнаты Александра Михайловича.

— Интересно, что это у него там играет? — подумала Зина, вставая с кровати. — Неужели телевизор купил? О телевизоре она мечтала с тех пор, как увидела это чудо техники в доме у Николая Голдобина, и рассказала об этом отцу.

— Папа, мы тоже себе купим, — с улыбкой говорила Зина, обнимая Александра Михайловича за шею. — Вот подкопим деньжат, и купим. Как пойдёшь на пенсию, будешь дома сидеть, и смотреть кино, концерты разные.

— Обязательно купим, — соглашался Александр Михайлович, с нежностью и любовью поглядывая на девушку, которуюполюбил, как родную дочь.

Осторожно, на цыпочках, прокралась Зина в комнату отца, который сидел возле стола, спиной к двери, и заглянула ему через плечо. На столе стояла большая деревянная шкатулка, наполненная до верху золотыми изделиями, а в руках Александр Михайлович держал массивные золотые часы. Крышка часов была открыта, и из корпуса этих часов исходила поразившая её мелодия.

— Ой, папка, какая прелесть! — удивлённо ахнула девушка. — Откуда это у тебя?!

Александр Михайлович подскочил как ужаленный, резко обернулся и…в его руке сверкнуло лезвие ножа. В страхе попятилась Зина от стола, как заворожённая глядя в налитые злобой и страхом глаза Александра Михайловича. Время, как будто остановилось и Зина уже не помнит, сколько длилась эта томительная пауза.

Первым пришёл в себя Александр Михайлович. Подобрели глаза, вновь засветились любовью и нежностью, опустилась рука, всё ещё сжимавшая рукоятку ножа, задрожали, ставшие, вдруг, ватными, ноги. Александр Михайлович тяжело опустился на стул, вытер ладонью мокрое, от пота, лицо.

— А ты чего это, доченька, сегодня не работаешь? — спросил он дрожащим голосом. — Я даже не обратил внимания, что ты дома.

— У одной продавщицы сегодня семейное торжество, попросила отработать за неё, — прошептала бледными губами, всё ещё со страхом поглядывая на отца, Зина.

— Иди сюда, чего отпрыгнула, как коза? — заискивающе улыбнулся Александр Михайлович.

— Ты так страшно посмотрел на меня, — тихо сказала девушка, — мне показалось, что ты хочешь убить меня.

— Да я сам испугался, думал, что в дом воры забрались, — сказал Александр Михайлович уже окрепшим голосом. — Подходи, не бойся. Можешь руками потрогать, это такие старинные часы — брегет называются.

Медленно, всё ещё с опаской, подошла Зина к столу и стала с интересом рассматривать диковинку. На массивной крышке, усыпанной бриллиантами, чётко виден был герб — витиеватый вензель и корона на щите. Взяв часы в руки, Зина почувствовала их внушительный вес — руку потянуло вниз. Чуть повернула часы в руке, и камни на крышке засверкали.

— Какая всё-таки, прелесть. Откуда такое богатство? — спросила Зина и перевела взгляд на шкатулку. Дух захватило у неё, когда она увидела золотые броши и золотые кольца, серьги и ожерелья, цепочки и монеты, золотые портсигары и табакерки. Всё это, лежало сверху, а что внутри шкатулки, об этом можно было только догадываться.

— Зиночка, это не ворованное, — стал торопливо объяснять ей Александр Михайлович. — Это всё досталось мне в наследство от родителей. Наверное, надо было бы сдать ценности государству, но я побоялся. Такие времена раньше были, могли без суда и следствия к стенке поставить. Так и живу с этими побрякушками — ни пользы от них, ни радости. Может, наступит когда-нибудь такое время, что можно будет не таясь, пользоваться всем этим. Вот выйдешь замуж, я тебе отдам всё это в приданое.

— Пока что, я замуж не собираюсь, — засмеялась Зина.

— А что так? — удивился Александр Михайлович. — Ты вон какая красавица! Да и по годам, вроде бы, уже пора. В этом году двадцать стукнет.

— Не нашла ещё себе пару.

— А Павел? Парень видный, и при должности. Такой молодой, а уже директор магазина.

— Да что ты, папа, — засмеялась Зина, на душе у которой опять стало легко и свободно. — Павел не герой моего романа.

— А я думал, что у вас дело к свадьбе идёт, а оно вон как оказывается — не герой романа.

— Да, не герой, — вздохнула Зина ни то с сожалением, ни то с облегчением. Ладно, я пошла спать, завтра рано вставать.

— Иди, дочка, отдыхай, — ласково улыбнулся Александр Михайлович и поцеловал девушку в лоб.

Оставшись в комнате один, он опять подошёл к столу, взял в руки золотой брегет и задумался. Сейчас, вряд ли кто сможет узнать в нём бывшего барона, бывшего хозяина одного из уездов в буржуазной Латвии — Алоиза Круминьша, щеголявшего в тридцатые годы в костюмах от модных французских портных, а в сороковых, в форме офицера СС — чёрный, словно влитой мундир, с квадратиками на одной петлице, фуражка с высокой тульей, Железный крест…

В конце войны, когда исход её ни у кого не вызывал сомнения, Алоиз, с чужими документами в кармане, сумел выбраться из горящей Риги и обосноваться в самом центре России, где сколотил банду из отпетых уголовников и…

Затрещали двери магазинов и складов, железнодорожных пакгаузов и квартир жителей городка, которые с ужасом слушали каждодневные сообщения о дерзких налётах, грабежах и убийствах неуловимой банды Сохатого. Только в сорок шестом году милиции удалось напасть на след банды, окружить её и почти полностью уничтожить.

Те, немногие, кто не были убиты в перестрелке с оперативниками, получили предельно большие срока и были отправлены в далёкий Колымский край. Среди этих, немногих, был и Алоиз. Пришлось грозному Сохатому гнить в Соликамских болотах, махать киркой на рудниках Сюльбана, мыть золото Колымы…

В пятьдесят третьем году, вышел Сохатый из лагеря по амнистии и поехал в Казахстан, в Тургайский район Кустанайской области, под надзор тамошней милиции.

Работая на земляных и бетонных работах, стиснув зубы, он вспоминал, как привольно и беззаботно жилось ему до сорокового года, в своём родовом поместье в городе Елгаве.

Льнопрядильная фабрика и сахарный завод приносили хорошие прибыли, на его полях буйно колосились пшеница и рожь, радовали богатыми урожаями сахарная свекла и картофель, в хлевах мычали сытые коровы и хрюкали откормленные свиньи, пароходы Алоиза бороздили воды Лиелупы и Даугавы, ещё один большой дом был в Риге.

И, вдруг, всё кончилось. В одночасье Алоиз потерял всё: и завод, и фабрику, и пароходы, и дома, и земли. Всё национализировал латышский народ и стал хозяином не только в его имении, но и во всей Латвии. Лютая злоба переполняла Алоиза, и сколотив отряд из таких же, как и он сам, обиженных советской властью, Алоиз ушёл с ними в леса.

Убийства и террор против своего народа, стали смыслом жизни «лесных братьев». В сорок первом году вернулся Алоиз в родной уезд, пришёл вместе с фашистами и, зашёлся страхом городок и его окрестности, и полилась кровь…

Известие, о начале освоения целинных земель в Казахстане, Алоиз встретил с радостью. Он сразу сообразил, что в неразберихе организационного периода, ему не составит труда скрыться от надзора милиции и затеряться в огромной массе приезжающих покорителей целины. Так оно и получилось. Познакомившись с бывшим фронтовиком, а ныне, целинником — Александром Михайловичем Колмогоровым, Алоиз завладел его документами и скрылся, не забыв предварительно утопить труп бывшего фронтовика в одном из многочисленных озёр района.

А через полгода, в небольшом подмосковном городке, объявился и поступил работать весовщиком на комбинат хлебопродуктов бывший фронтовик, награждённый за ратные подвиги многими орденами и медалями, старшина запаса — Колмогоров Александр Михайлович. Поселился он в небольшом домике, на окраине города, вместе с девочкой, которую взял из детского дома и удочерил, назвавшись фронтовым другом её погибшего отца.

Зинаида Ивановна, ни тогда, в детстве, ни сейчас, до самой смерти старика, не знала и не догадывалась, кем на самом деле был тот, которого она столько лет называла отцом.

На своей бывшей родине — в Латвии, Алоиз Круминьш, всё-таки, один раз побывал. Но не тоска по Родине гнала его туда, а алчность. Перед побегом в конце войны из горящей Риги, в тайнике, спрятал он свои сокровища — всё, что успел награбить: золотые монеты и кольца, цепи и броши, перстни, браслеты, кулоны и серьги, портсигары и…зубы! Большое колличество золотых зубов и коронок. Но вся эта масса золота меркла перед тяжёлым, большим золотым крестом с крупными бриллиантами, пасхальными яйцами работы «Фаберже» и массивными золотыми часами — брегетом…

Глава 21. Спаси меня от одиночества

…Бориса Маслова, и всю его охрану, расстреляли из проезжающей мимо машины прямо перед входом в отель «Интурист». Киллеры благополучно скрылись.

— Как это всё произошло?

— По классической схеме. Подъехали на «Жигулёнке», положили всех из «калашей», и уехали. На соседней улице пересели в другую машину, а эту бросили.

— Чего ты на меня так смотришь? Думаешь, что это я приложил руку к «мочилову» Маслака? Да, он оказался козлом и падлой, да, я грозился замочить его, но это был обыкновенный трёп, я не стал бы марать об него свои руки.

— Чего ты возбухаешь? А же тебе ничего не говорю.

— Неужели опять «чехи» ступили на тропу войны? Тогда надо начинать мочить их. Ещё раз спустим такое на тормозах, и об нас начнут вытирать ноги.

— Только замирились с ними и вновь затевать войну? Ведь в этой войне не только у них, но и у нас потери будут, а это сильно ослабит нашу группировку. И, к тому же, я думаю, что это вовсе не чеченцы, а какая-нибудь другая группировка? Сам знаешь, сколько сейчас борзоты в Москву лезет.

— Не знаю, может это и не чеченцы, но только они больше всех борзеют, значит, будем их валить.

— У тебя к чеченцам личная неприязнь?

— Ничего личного. Просто мне известно, какие они коварные беспредельщики.

— Мы тоже беспредельщики, но дело не в этом. Я думаю, что искать надо не среди чеченцев, мы с ними уже больше двух месяцев не пересекаемся, поэтому нет необходимости возобновлять «тёрки» с ними.

— Тогда говори, что предлагаешь?

— Поискать надо, откуда ноги растут. Может, это «казанские» убили его за то, что он поменял «крышу», а может и кто-то другой. Ты помнишь, что нам говорила проститутка Марина?

— Помню, — усмехнулся Лютый. — Она говорила, что ей понравилось, как мы её по очереди окучивали.

— Она говорила, что у Бориса много секс-рабынь.

— Ну и что с того?

— Я думаю, что возможно его заказал кто-то из родственников девочек.

— Не уверен в твоей версии, но проверить её надо.

— Вот и я о том же. Не надо забивать стрелки чеченцам, пока не прояснится ситуация.

— Ладно, давай подождём.

— А ты на похороны Маслака не пойдёшь?

— Нет.

— Почему? Он же бывший твой кореш.

— Этот бывший кореш соблазнил мою невесту и женился на ней.

— Девять лет прошло.

— Да, девять лет. Послушай, Циркач, ты вечером, после похорон, сходи к вдове, вырази ей соболезнование от нас всех…и от меня. Маслак, хоть и козлом был, но находился под нашей крышей.

— Почему я? — удивлённо спросил Виктор. — Это твоя бывшая невеста, так что сам и сходи.

— У меня дел столько не завершённых — лопатой не разгрести.

— Я не меньше тебя лопатой орудую, только у тебя лопата совковая, а у меня — штыковая.

— Сходи, ну…не в жилу мне.

— Почему?

— «Опустил» я её.

— Как опустил?

— Не знаешь что ли, как опускают? — нахмурился Лютый.

— Так западло же, в задницу…

— Это пидора западло в очко долбить, а «опускать» за косяки — не западло, я как раз сделал всё по понятиям.

— Она же не зэчка, на неё понятия не распространяются, — осуждающе покачал головой Виктор. — Чтобы так поступить с женщиной, надо быть совсем отмороженным…

— Я не беспредельщик и не отморозок, а шлюху наказал правильно — за предательство.

— Почему ты её называешь шлюхой? Ну, вышла она замуж за другого, что с того? Мало, что ли девчонок не дожидаются с армии своих парней, так что, им всем надо жопы рвать? И у меня была невеста, и тоже не дождалась.

— И ты простил ей измену?

— Да не было никакой измены, она мне честно обо всём написала.

— А вот мне не написала, и я не простил. Подловил её, когда Маслака дома не было, завалил к ним на хату, ну и…В бешенстве я тогда был. За измену карал. Я её так любил, а она…

— А я уверен в обратном — не любил ты её, а считал, что она должна принадлежать только тебе одному. Как вещь, как любимая игрушка. А когда она досталась другому, ты решил сломать эту игрушку, чтобы не досталась никому. Но ты сломал не игрушку, ты сломал человеческую жизнь.

— Ты чего, буровишь? — криво усмехнувшись и наливаясь злобой, спросил Лютый. — Предъяву мне кидаешь?

— Ничего я тебе не кидаю, просто высказал своё мнение.

— Так ты, когда высказываешь своё мнение — базар фильтруй.

— Я базар фильтрую, но ты тоже в залупу не лезь, — сказал Виктор и на его побледневших скулах забегали тугие желваки.

— Ладно, проехали, — махнул рукой Лютый. — Не хочешь идти — не надо. Сеню Резаного пошлю.

— Да схожу я, но после поминок. Не хочу там светиться.

— Замётано.

— Вы кто? — открыв дверь, спросила Виктора молодая, красивая женщина. — Я вас впервые вижу.

— Меня зовут Виктор.

— А меня — Лена. Вы пришли помянуть Бориса?

— Да, помянуть и выразить вам соболезнование.

— Вообще-то, уже довольно поздно, но если пришли, то проходите, — отступив в сторону и пропуская Виктора в прихожую, сказала женщина. — Проходите в гостиную и присаживайтесь к столу, он ещё накрыт, решила завтра утром всё убрать. Вы будете пить водку, или коньяк?

— Водку.

— А я предпочитаю коньяк, хотя пью я очень редко. Вам налить в стакан?

— Да, пожалуй.

По-первой выпили молча.

— У вас очень красиво и уютно, — окинув взглядом комнату, сказал Виктор.

— Да, я люблю уют и красивые вещи. Многое из того, что вы видите здесь, я привезла из-за границы. У меня своя туристическая фирма и я часто посещаю другие страны, — сказала Лена, теребя своими длинными пальцами воротник халатика.

— А я нигде, кроме России, не был.

— Вы многое потеряли в жизни.

— Это точно, — с грустной улыбкой вздохнул Виктор. — Много чего я потерял в жизни.

— Вам обязательно надо посетить какую-нибудь экзотическую страну. Например — Тунис.

— Почему именно Тунис?

— Там красиво.

— А вы там были?

— Была.

— Понравилось?

— Очень.

— Я бы в Израиль слетал.

— В Израиль? — удивилась Лена. — Не советую.

— Почему?

— Там постоянно войны и террористические акты.

— Кровавых разборок и у нас хватает.

— Ну, не знаю, лично меня туда не тянет.

— Да я так, на недельку, только посмотреть.

— Я могу вам устроить тур на Ближний восток. Но, если лететь туда, то лучше в Египет или в Турцию. Сейчас стало модно для россиян отдыхать в Анталии. Не очень дорого и неплохой сервис.

— Спасибо, но я всё-таки хотел бы посетить Израиль.

— Приходите с документами в турфирму и я оформлю вам тур в Израиль. Сегодня люди в мою квартиру косяками, как рыба на нерест, приходили. Поминали Бориса. Час назад ушли последние посетители. Со всеми пришлось выпить, так что извините за моё такое состояние. Да, немножко пьяная. Вас это не шокирует?

— Не шокирует. А выпить в такой день, сам Бог велел.

— Вы верите в Бога? — вновь с удивлением посмотрев на Виктора, спросила Лена.

— Каждый человек во что-то верит, — уклончиво ответил Виктор.

— А я верю, — присаживаясь на диван, тихо сказала Лена. — Раньше я молилась Богу, чтобы он сохранил жизнь одному человеку, а сейчас молюсь, чтобы он покарал его.

— За что?

— Он оскорбил и унизил меня. Теперь я на себе испытала правоту поговорки: — От любви до ненависти — один шаг.

— А вы его любили?

— Любила. Мы готовились к свадьбе, но она не состоялась, буквально накануне свадьбы его арестовали и посадили на девять лет.

— А мужа любили?

— А мужа я презирала и ненавидела. Все восемь с половиной лет, что прожила с ним.

— Но, вы же вышли за него замуж.

— Вышла. И за это ещё больше презирала и ненавидела его. Говорят, что о покойниках надо говорить или хорошее, или вообще ничего не говорить. А я скажу — нет у меня для него хороших слов. Ни одного хорошего слова. Моего мужа Бог покарал, за все его подлые дела, за то, что изгадил мне жизнь. Вот теперь мой муж в могиле, а скоро умрёт и Сергей.

— А кто такой — Сергей? — спросил Виктор, делая вид, что не знает, о ком идёт речь.

— Это тот негодяй, который жестоко изнасиловал моё тело и мою душу. Он умрёт, скоро умрёт. И все, кто ещё попытается обидеть меня, тоже умрут. Бог мне пообещал, — тихо сказала Лена и, закрыв лицо ладонями, беззвучно заплакала. Плечи её судорожно вздрагивали.

Виктор сел рядом и начал легонько поглаживать её по волосам. Обняв одной рукой за плечи, прижал её к своей груди, а второй рукой продолжил гладить её по волосам. Постепенно его поглаживания становились всё более сильными. Повернув к себе её заплаканное лицо, Виктор начал целовать его. Лена не сопротивлялась, но и не отвечала на его ласки. Рука Виктора проскользнула в вырез халата и её грудь легла в его ладонь. Лена тихонько застонала, обхватила руками шею Виктора и начала исступлённо целовать его…

…Она выгибалась всем телом в его сильных руках и громко стонала от резких, проникающих в самое нутро движений, а Виктор, вгоняя в неё член с такой силой, словно хотел распороть её этим членом снизу доверху, ничего не видел вокруг, кроме её расширенных от восхищения и от всё возрастающего желания, глаз. Постанывая от наслаждения, он опасался только одного — чтобы её громкие крики и не менее громкие стоны, не переполошили соседей и те не стали вызывать милицию, решив, что за стенкой кто-то пытает или убивает безутешную вдову…

— Ты уже уходишь?

— Да, у меня дела.

— А может, останешься до утра?

— Извини…

— Тебе со мной не понравилось?

— Понравилось.

— И мне понравилось. Ни с одним мужчиной мне не было так хорошо, как с тобой, а то, что у меня были мужчины, нет смысла скрывать. Ты придёшь ещё?

— Ты хочешь, чтобы я пришёл?

— Хочу.

— Я приду завтра вечером, — сказал Виктор и, поднявшись с постели, начал одеваться.

— Приходи, я буду ждать, — тихо сказала Лена и, с грустью посмотрев на Виктора, добавила: — Мне так тоскливо одной. Спаси меня от одиночества.

Глава 22. Коронация Лютого

…Цезарь полетел в Америку, чтобы навестить живущего там друга — криминального авторитета по кличке Япончик. Тамошняя братва устроила ему царский приём. А через неделю, в половине пятого утра, он вышел из ресторана «Арбат» на Брайтон-Бич с русской проституткой, которую снял в этом ресторане и оба получили по пуле в затылок. Тело Цезаря перевезли в Россию, чтобы с почестями похоронить на Ваганьковском кладбище…

…Впереди ехали три «Мерседеса» в траурных лентах, за ними — поток автомобилей различных марок и модификаций, и автобусы. Машины двигались неторопливо. Эта длинная, растянувшаяся на сотни метров колонна, напоминала змею, извивающуюся всем своим телом и упорно двигающуюся вперёд, к намеченной цели. И, наконец, эта цель была достигнута — змея доползла до конечного пункта и скрутилась в клубок на площади, перед входом на кладбище. Чёрные, синие, белые «Волги», «БМВ», «Вольво» и «Ауди», полукольцом охватили подъездные пути к кладбищу, и пробраться сквозь этот заслон из престижных машин, не было никакой возможности.

Гроб с телом Цезаря подняли на руки, и медленно зашагали с ним в сторону кладбищенских ворот. Могила была вырыта на первой аллее, рядом с мировыми знаменитостями и великими артистами. К месту захоронения было не пробиться, поэтому возле гроба стали только самые близкие — жена, и криминальные авторитеты.

Прямо на аллее расстелили ковёр, и все, кто пришёл проводить покойного в последний путь, по воровской традиции, стали бросать на ковёр деньги. Когда образовалась довольно внушительная куча из купюр и пожертвования прекратились, ковёр свернули и отнесли в машину, на которой приехала вдова покойного.

Гроб поставили на специально привезённые для этого скамейки, и началось прощание с покойным. Лютый увидел, как попрощаться с Цезарем подошли Ахмад и Рамзан.

— Мы искренне соболезнуем вам, — сказал Ахмад, подходя к нему. — Жаль, что так рано ушёл из жизни такой человек.

— Благодарю тебя, Ахмад, за добрые слова в адрес покойного, — сказал Лютый, пожимая протянутую ему руку.

Почти все, кто приехал проводить Цезаря в последний путь, разъехались с кладбища. На опустевшей площади оставалось ещё несколько машин, и среди них, несколько машин братвы из «Центральной» группировки. Лютый уже собирался сесть в свою машину, как к нему подошли двое здоровенных парней.

— Пройдёмте в машину, с вами хотят поговорить, — сказал один из парней.

— Кто хочет со мной говорить? — насторожился Лютый.

— Пройдите к машине, и сядьте на заднее сиденье, — вновь, но уже более настойчиво сказал парень. — Не заставляйте себя ждать.

Один из парней открыл дверцу лимузина и Лютый, нырнув в просторный салон шикарного лимузина, увидел сидевшего там старика, которому на вид можно было дать лет семьдесят.

— Я — Монарх, смотрящий за Россией. Слышал про такого? — спросил старик, пристально вглядываясь в лицо Лютого.

— Слышал, — сказал Лютый, с интересом, и некоторым трепетом, рассматривая легенду преступного мира.

— И я о тебе слышал. Так вот ты какой — Лютый, будущее нашего воровского сословия? Ты смелый и дерзкий, именно такой ты мне и нужен. Сейчас тебя ждут на поминках Цезаря, я не буду отвлекать тебя от этого святого дела. Езжай, а через два дня за тобой приедут, и отвезут на большой сход. О том, что виделся со мной, никому не говори. Не прощаюсь — скоро увидимся.

— Хорошо, — сказал Лютый и вышел из машины.

Стоявшие по обе стороны машины телохранители «смотрящего», сели в неё, и лимузин, плавно тронувшись с места, вскоре исчез за поворотом.

— Кто это был? — спросил Виктор, когда Лютый сел в машину.

— Да так…бизнесмен один, интересную тему предложил.

— Вконец оборзели эти бизнесмены, суки позорные, — выругался сидевший рядом с водителем Сеня Резаный. — Даже в такой день лезут со своими темами.

— Ладно, поехали, — махнул рукой Лютый. — Нехорошо заставлять долго ждать себя. Вдова может обидеться.

…Распахнулись ворота, и «Мерседес», на котором Лютого привезли, въехал в большой двор, сплошь заставленный машинами последних марок: «Мерседесами», «Вольво», «БМВ», и «Джипами».

Сопровождающий его гигант, распахнул дверь, и молча пригласил пройти внутрь. Лютый, тоже ни проронив, ни слова, вошёл в помещение и огляделся вокруг. Жилище смотрящего за Россией, выглядело очень скромным. Внутреннее убранство комнаты никак не гармонировало с наружным обликом дома. Простота обстановки комнаты напоминала квартиру чиновника средней руки в бывшем, Советском союзе. Единственное, что заинтересовало Лютого и сразу бросилось в глаза, это картина, которая занимала почти половину стены. На картине была изображена парящая, среди облаков, Мадонна, с младенцем на руках. Из-за спины Мадонны выглядывали лучи креста. Точно такую же наколку Лютый видел на груди у смотрящего за зоной — Креста.

«А что, вполне на уровне», — пожав плечами, подумал он. — «Монарх — настоящий вор в законе и соблюдает понятия, ни то, что нынешние «апельсины» Не пристало вору в законе, да ещё такого ранга, жить в роскоши».

Неожиданно дверь распахнулась, и Лютый увидел Монарха. Сегодня, в отличие, от их первой встречи, Монарх был одет в более свободную одежду.

— Проходи, побеседуем, — сказал Монарх, и первым сел на диван, расположенный прямо под картиной с Мадонной. — Ты знаешь, сколько в бывшем Союзе было воров в законе? Я имею в виду настоящих воров в законе. Те, кто за деньги купил себе воровскую корону — это выродки.

— Примерно около пяти или шести сотен, — неуверенно сказал Лютый, хотя информацию об этом он где-то слышал.

— Совершенно верно, — согласился с его словами Монарх. — И, только тридцать из них стоят на самой высшей ступени. Только эти тридцать контролируют миллиардные денежные потоки, которые стекаются в воровской общак со всех сторон бывшего Союза. Только эти люди решают, куда вкладывать эти деньги, и с кем иметь дела здесь и за рубежом. Как ты думаешь, зачем я тебя сюда позвал?

— Вам виднее, — пожал плечами Лютый.

— Я знаю, что ты уже более девяти лет с достоинством держишь удары судьбы, и не ломаешься. Ты перспективен, фанатично предан воровской братии, ты наше дело ставишь выше всех других дел, и это твой козырь, но главные твои козыри — это ум и молодость. Сколько тебе лет?

— Недавно исполнилось тридцать один.

— И до сих пор — «положенец»? Ничего, сегодня мы исправим эту несправедливость, большой сход коронует тебя на «вора в законе». Империю Цезаря возьмёт под себя Крест — мы его снимаем с зоны. Он станет «смотрящим» за центром Москвы, а ты будешь его правой рукой. А пока, временно, ты сядешь на императорский трон. Уверен, что справишься…

Глава 23. Сильвестр против Лютого

— Сильвестр, мы раньше бодались с тобой, а сейчас я предлагаю замирение. Давай всем скопом навалимся на «центральных», и почикаем их всех до одного.

— Хочешь объединиться со мной? — усмехнувшись, спросил Сильвестр собеседника.

— А почему бы и нет? — пожал плечами атлетически сложенный мужчина, с синими, от татуировок пальцами и тыльной стороны ладони. — «Центальные», с каждым днём крепчают всё больше и больше, и от этого борзеют сверх меры — «гасят» всех подряд. Скольких нормальных пацанов положили эти беспредельщики: расстреляли на улицах, в ресторанах, саунах, скольких в автомобилях взорвали, в Москве-реке утопили, в бетон закатали, живьём сожгли. Пора и им оборотки кидать, и мочить их таким же макаром.

— Монгол, можно подумать, что твои пацаны ангелы, тоже борзеют по-чёрному. А насчёт объединения надо хорошо подумать, «центральные» и мне дорогу перешли. Ладно, сегодня давай разбежимся, а завтра встретимся и продолжим базар. Мне надо ещё кое с кем перетереть. Завтра созвонимся, — сказал Сильвестр, пожимая на прощанье испещрённую татуировками руку бывшего врага…

…Небольшой, но очень уютный ресторанчик, находился почти в самом центре города. И, судя по количеству иномарок у входа, место это было весьма популярное и модное.

В два часа дня, к ресторанчику подкатили «Жигули» — «девятка». Из машины вышли четверо. Два парня остались при входе, а двое двинулись внутрь.

Охранник, придирчиво и настороженно оглядев нетрадиционных для такого места гостей, попробовал остановить их.

— Не дёргайся, если не хочешь получить пику в бочину, — бросил ему один из парней. — Толкуй, как пройти в контору к директору?

— Могу провести, — сказал охранник, с опаской покосившись на парней.

— Ну, так пошли. Чего стоим?

Охранник вздохнул и пошёл в зал. Двое парней двинулись за ним. Они пересекли часть зала, вошли в конторку.

— Слушаю вас. Вы, по какому вопросу? — спросил директор, посмотрев на вошедших в кабинет парней.

— По финансовому, — усмехнувшись, сказал один из визитёров. — Какая сегодня выручка?

— Не понял, — удивлённо посмотрев на парней, сказал директор. — Вы от кого?

— Мы от себя.

— И что вам надо?

— Ты знаешь, кто мы?

— Понятия не имею.

— И не догадываешься?

— И не догадываюсь.

— Мы — рэкет. «Крыша»!

— «Крыша»? Так у нас уже есть «крыша»! Еще какая! Центральных знаете? Опоздали вы, дорогие!

— Опоздать можно только на свои похороны, — ухмыльнулся парень. — Гони выручку, иначе пожалеешь.

— Вы с ума сошли, — усмехнулся директор. — И это вы пожалеете, если ещё раз появитесь здесь.

— Это вы тут с ума сошли — иметь такую «крышу», которая вас не охраняет, — засмеялся парень.

— Денег нет и не будет, — погасив улыбку и нахмурившись, сказал директор. — Вам, мальчики, я настоятельно советую убираться отсюда и больше здесь не появляться.

— Значит, не хочешь по хорошему? Смотри, дядя, тебе же дороже будет, — спокойно сказал один из парней и кивнул другому. — Пошли.

Они двинулись к выходу, директор с усмешкой посмотрел им вслед. Звук разбитого стекла заставил его вздрогнуть.

Выбежав из кабинета, он увидел, как двое только что ушедших от него и ещё двое дюжих парней, крушат привезенными с собой ломиками окна, двери ресторана.

Народ шарахнулся, кто-то закричал, тут же включилась сигнализация на какой-то машине, а парни не останавливаясь, продолжали громить ресторанчик.

— Мы придём вечером, к закрытию, и если опять не будет денег — сожжём твой кабак, — сказал всё тот же парень, очевидно старший из четвёрки, и направился к машине. Остальные трое пошли вслед за ним.

…К ресторанчику Лютый с братвой на двух «Жигулях», подъехали к самому закрытию. Стекла заведения были уже восстановлены, никаких следов недавнего погрома видно не было. Горел свет, громко играла стильная музыка.

— Будулай, и ещё двое, пойдут со мной, остальным — сидеть в машинах и смотреть по сторонам, — сказал Лютый, внимательно вглядываясь в освещённые окна ресторана. — Движки не выключайте. Если что-то пойдёт не так — все бегом к нам на подмогу. Циркач, остаёшься за старшего.

— Я с тобой, — возразил Виктор.

— Нет, не известно, что это за фрукты. Макс сказал, что приходили четверо, значит, и нас будет четверо, а ты, как самый опытный, останься прикрывать нас.

Из машин было видно, как Лютый и Будулай подошли к входу в ресторан, как их пропустили охранники, и некоторое время все было тихо и спокойно. Затем, вдруг, внутри ресторана ярко вспыхнуло что-то, и тут же раздался треск выстрелов.

Виктор рванулся из машины и побежал к входу в ресторан. Следом за ним побежали ещё двое.

В ресторане продолжались выстрелы, затем дверь широко распахнулась, и из нее выбежал Будулай. На его могучих плечах лежало чьё-то безжизненное тело. Пригибаясь от свистящих над головой пуль, он побежал к машине.

— Держи пацана! — крикнул цыган выскочившему из кабины водителю «Жигулёнка», подбегая к машине. — Я за остальными побежал!

Спустя несколько минут из ресторана выбежали Лютый и Виктор. На их плечах тоже лежали безжизненные тела. Быстро загрузив раненых и убитых в одну машину, Лютый и Виктор заскочили в другую и машины с визгом развернувшись, помчались прочь от ресторана…

— Лютый, объявились те, кто замочил твоих пацанов, — приглашая Сергея присесть к столу, сказал Крест.

— Кто они? — встрепенулся Лютый.

— Не знаю. Стрелку забили в том самом ресторане. В восемь вечера. Просят придти без оружия.

— А зачем мне оружие? Я их голыми руками порву.

…К ресторану подъехали вечером. Здесь ровным счетом с тех пор ничего не изменилось, разве что клиентов стало поменьше.

В ресторан Сергей и Виктор вошли вместе, оставив при входе Будулая и Грека. Остальные остались сидеть в машине. Посетителей в зале, не смотря на вечернее время, было не много. Пройдя почти через весь зал, оба как по команде остановились, огляделись.

За одним из столиков, в самом углу ресторана, сидели четверо и о чём-то оживлённо беседовали. За вторым столиком молча сидели двое, видимо, руководитель этой небольшой группировки и его заместитель. При появлении Сергея и Виктора все сразу стихли. Они подошли к одному из столиков, за которым сидели двое, сели на стул и стали внимательно и молча рассматривать лица сидящих.

— Вы назначили стрелку. О чём будет базар?

Сидевшие за столиком молча переглянулись между собой. Наконец, один из них сказал: — Мы хотели побазарить с Крестом.

— Если хотите базарить — базарьте со мной. Я — Лютый, со мной Циркач, это моих лучших пацанов вы завалили. По идее, мы должны завалить ваших пацанов. Но делать этого не будем. Под кем ходите?

— Были под Монголом, потом Монгол объединился с Сильвестром, — ответил старший из группы.

— Как откликаешься?

— Я — Рябой, он — Колян, — сказал старший из группы.

— Действительно, рябой, — усмехнулся Лютый, посмотрев на изрытое оспинками лицо лидера сидевшей за столиками шестёрки хмурых братков. — Почему к нам лукнулись?

— Вы — самые крутые.

— Не буду разочаровывать тебя, — вновь усмехнулся Лютый. — Кто организовал отстрел наших пацанов? Чья затея?

— Сильвестр. Он нам приказал закрыть эту тему.

— За что устроили мочилово?

— Фирму вы оттяпали у Сильвестра.

— Какую фирму?

— «Вест-Ин-Вест».

— Сильвестр её крышевал, только и всего.

— Нет, в ней заложен капитал Сильвестра. Ты не знаешь, Сильвестр алюминий через эту фирму трелевал за бугор.

— Вот теперь понятно, откуда ноги растут, — переглянувшись с Виктором, усмехнулся Лютый и, взяв со стола бутылку с кока-колой, налил себе, с удовольствием выпил. — Хотите влиться в нашу группировку?

— Хотим.

— Значит, так, — негромко, но твердо произнес Лютый, — мы возьмём вас под своё крыло, но надо будет делом подтвердить свою лояльность.

— Мы готовы, — переглянувшись со своим помощником, сказал Рябой.

— Нормальный ход. А с Сильвестром мы разберёмся. По нашим делам вопросы есть?

Присутствующие молчали.

— Раз вопросов нет, будем считать, что дело решено. На этом базар закончен, — сказал Лютый и, поднявшись, направился к выходу из ресторанчика. Виктор последовал за ним. Сидевшие за столиками молча смотрели им вслед.

Штаб «медведковских» располагался в узком переулочке — на границе с владениями «центральных» — в небольшом, с виду неприметном кафе «Огонек». Возле кафешки стояли «Ауди» и два джипа.

Трое «Жигулей», набитых пацанами, остановились метрах в пятидесяти от кафе.

— Как только я выхожу из кафе и сажусь в машину, вы выскакиваете с двух сторон — как бы навстречу друг другу — и шпарите перекрестным, — ещё раз уточнил Виктор и, выйдя из машины, пошёл к входу в кафе. Будулай поспешил за ним. Вдвоём подошли к двери, и здесь их остановили двое накачанных парней.

— Закрыто, — сообщил один из них. — Спецобслуживание.

— Мы к Сильвестру, — сказал Виктор.

— Он назначал?

— Скажи, что человек Креста хочет с ним побазарить.

— Сейчас спрошу, — сказал один из «качков» и удалился.

Оставшийся охранник встал посередине входа, демонстрируя, таким образом, свое намерение никого не пропускать без команды.

Вернулся первый охранник, кивнул: — Иди. Но один.

— Один? — Виктор оглянулся на напрягшегося Будулая, кивнул. — Ладно, один, — и вошел в кафе.

За столиками сидели братки и, в основном — могучие «качки». Кое-где за столиками сидели девицы — видно, подруги некоторых братков.

Сильвестр сидел в углу кафе, за отдельным столиком. Виктор быстро сориентировался, прямиком направился к лидеру группировки, будто знал его тысячу лет.

— Привет, братан, — протянул руку.

Сильвестр никак не среагировал на дружелюбный жест, даже не шелохнулся, насмешливо смотрел на гостя.

— Есть базар, — сказал Виктор.

— Вот и побазарим.

— С глазу на глаз.

Сильвестр засмеялся: — А мне от братвы нечего скрывать! Тут все свои.

Братва заворочалась, прислушиваясь к разговору своего лидера с посетителем. Сильвестр кивнул на стул: — Садись, чего стоишь, как «дубак» на вышке? Здесь нет «запретки» … — налил себе крепкого, чифирного чая, сделал глоток. — Ты кто такой?

— Отзываюсь на Циркача.

— Стрелку забивали Лютому. Чего же он не пришёл? Очко сыграло?

— Я — бригадир, меня снарядил на стрелку, а ты не по делу базаришь, — заметил Виктор.

— Да ты что! — деланно удивился Сильвестр. — Давай базарь по делу.

— Ты по беспределу замочил наших пацанов — ответить надо.

— Перед кем, перед тобой что ли? — усмехнулся Сильвестр.

— Перед народом.

В мгновенно повисшей тишине негромкий голос Сильвестра прозвучал как удар кнута:

— Шутишь, или гонишь предъяву на полном серьезе?

— На полном серьёзе.

Сильвестр засмеялся, потом поднялся, приблизил свое лицо почти вплотную к лицу посланца от «Центральных».

— Ваших отморозков замочили по делу. Это Лютый лезет на чужую территорию и хавает там чужой пирог. Вот это настоящий беспредел и крысятничество. И мы будем мочить вас за каждым углом, запомни это, Циркач. А Лютому свинчатку вложим в лобешник в первую очередь. Так и передай ему.

Виктор поднялся.

— Посмотрим, — усмехнулся он и двинулся к выходу. На его пути выросло сразу несколько амбалов. Парни выжидательно посмотрели на Сильвестра.

Тот помолчал, взвешивая ситуацию, потом махнул рукой: — Пусть пока живет. Он — шестёрка, ляжет после Лютого.

— Нет, Сильвестр, я не шестёрка, — усмехнувшись, сказал Виктор, прошёл сквозь столпившуюся братву, толкнул дверь и оказался на улице. Было совсем уже темно, за освещенным двором поблескивали подфарниками машины. Будулай мгновенно встали рядом с ним, и они молча зашагали к своему «жигулёнку». Оглянулись. На входе в кафе стояла целая группа чужой братвы, о чем-то переговаривалась, смотрела им вслед.

Виктор сел за руль, Будулай — рядом, Остап неторопливо достал автомат. Они сильно, с визгом шин, рванули с места, и в этот момент с двух сторон — навстречу друг другу — с ярко включенными фарами выскочили два других «жигуленка», из окошек с опущенными стеклами высунулось по четыре ствола, и они открыли невероятной силы и частоты огненный ураган.

Братва на входе бросилась врассыпную, но пули тут же скосили ее. Пацаны вылетели из «Жигулей», подбежали к кафе и от живота стали расстреливать всех собравшихся внутри.

Люди кричали, пытались спастись от расстрела в упор, не успевали даже достать оружие.

Затем пацаны из бригады Виктора отступили к своим машинам, запрыгнули в салоны и на сумасшедшей скорости понеслись в темноту улиц…

… «Мерседес» на большой скорости катил по безлюдной, ночной, московской улице. В салоне автомобиля сидели пятеро: Лютый, Виктор, Сеня Резаный, Остап и водитель. Они возвращались из небольшого подмосковного городка, где состоялась встреча с представителями местной криминальной группировки, пожелавшие пойти под «Центральных». Переговорами остались довольны обе стороны, местные заручились поддержкой самой мощной группировки Москвы, а Цезарь получил контроль над бизнесом подмосковного городка.

— Ну, что, Лютый, неплохо бы отметить столь удачную сделку, — радостно потирая руки, сказал Сеня Резаный. — Может, снимем тёлок, да завалимся с ними в сауну?

Ответить Лютый не успел — неожиданно впереди раздался гулкий взрыв, и следовавшая впереди «Волга», в которой сидело четверо братков из бригады Виктора, подпрыгнула, несколько раз перевернулась, и легла на правый бок. Пламя мгновенно охватило всю машину, и через несколько минут, она уже пылала, как гигантский факел. Водитель «Мерседеса» резко затормозил и машина остановилась буквально в нескольких сантиметрах от объятой огнём «Волги». Все пятеро выскочили из машины. Их фигуры, освещённые ярким пламенем, хорошо просматривались со всех сторон. Следовавший за «Мерседесом» джип с четырьмя братками, не смог сразу остановиться и всей своей массой, въехал в зад «Мерседесу». Ночную тишину, нарушенную взрывом, вспороли гулкие автоматные очереди. Виктор — бывший боевой офицер, сориентировался мгновенно: стрельба велась с двух направлений, с крыши пятиэтажного дома, и из подворотни проходного двора, с противоположной стороны улицы.

— Открой капот и багажник! — крикнул Виктор растерявшемуся водителю. — Будем прятаться за ними!

А пальба, тем временем, продолжалась. Виктор сразу понял, что из подворотни вели отвлекающую стрельбу, а тот, кто должен был убить пассажиров «Мерседеса» засели на крыше дома. Отличный обзор сверху давал нападавшим явное преимущество для стрельбы на поражение, и со своей задачей они неплохо справлялись — уже лежал с прострелянной головой водитель «Мерседеса», уже были ранены трое из четверых пассажиров машины сопровождения, уже стонал Сеня Резаный, зажимая рукой кровоточащую рану на ноге, а на помощь к человеческим мишеням никто не спешил, хотя, метров в пятистах от места происшествия, находилось отделение милиции, и не слышать звуков беспорядочной стрельбы они не могли.

— Прорываться надо, подползая к раненому, — сказал Виктор. — Смотри, вон тёмный проулок, надо только проскочить простреливаемое пространство, и мы спасены.

— Не добегу я, ранен, — тихо сказал Сеня Резаный, и с тоской посмотрел на Виктора.

— Помнишь, как в Афгане выходили из таких ситуаций? — спросил Виктор Лютого.

— Помню. Короткими перебежками, — ответил тот.

— Правильно. Бери раненого под руки справа, Остап — слева, а я буду вас прикрывать! — крикнул Виктор. — Бежим по команде! Готовы?

— Я готов, — простонал Сеня Резаный, и в его глазах сверкнул лучик надежды.

— Тогда, бегом! — скомандовал Виктор и все четверо, пригибаясь от выстрелов, бросились к заветной цели — в тёмный переулок.

Уже добегая до спасительной «мёртвой зоны» недосягаемой для обстрела, Виктор услышал вой милицейской сирены. Это к месту происшествия, на большой скорости, мчались милицейские машины…

…Сеня Резаный, сидя на корточках в подворотне, то и дело поправлял окровавленную повязку на ноге, и бросал недоумённые взгляды то на сосредоточенного Виктора, то на Лютого, который, перезарядив свой пистолет, осторожно выглядывал из-за угла.

— Братва, что это было? — наконец с трудом выдавил из себя Сеня Резаный. — Кого хотели замочить?

— Я думаю, что хотели замочить нас всех, и тебя, в том числе, — спокойным голосом, словно ничего не произошло, сказал Виктор.

— Ни хрена себе! Что же это за борзота на нас наехала?

— Такая же борзота, как и мы, — усмехнулся Лютый.

— Вот, суки! Найти козлов надо, а то, чистый «рамс» получается.

— В чём ты видишь «рамс»? В том, что на нас наехала другая группировка?

— А, хотя бы и так. Без предъявы только беспредельщики наезжают.

— Всё, хватит базарить, — разозлился Лютый. — Сейчас главное, что мы остались живы, а беспредельщиков найдём, я в этом уверен на сто процентов.

— Конечно, найдём, куда они, на хрен, денутся? — сказал, не вступавший до этого в разговор, Остап. — А, когда найдём — жопы порвём…

…В приемном отделении больницы Лютый отвел в сторонку дежурного врача, сунул в карман несколько зеленых купюр.

— Отдельную палату, батя, и при входе будут стоять мои пацаны. Два человека.

— Из братков? — с пониманием усмехнулся тот.

— Тебе, какая разница? Получил свои бабки, а остальное, не твои проблемы.

— Ранение сквозное, кость не задета. Легко отделался парень.

— Сколько времени понадобится?

— Не меньше двух недель.

— Нет, не больше недели.

Врач молча развёл руками.

— Циркач, подежуришь в палате, пока я пацанов привезу? — спросил Лютый Виктора.

— Какой базар? Конечно.

— Я мигом.

— Лютый, тут «тёрки» начались. Следователь ко мне приходил, интересовалсянасчёт моего ранения, — взволнованно говорил в трубку телефона Сеня Резаный. — Не нравится мне эта ситуация. Я тут сыграл спектакль, чуть ли не душевно больного. Он ушёл, но обещал завтра утром вновь наведаться. Может, выдернешь меня отсюда?

— Отдыхай, всё сделаем, — сказал Лютый и отключил свою «трубу».

…Глубокой ночью, уже под самое утро, к больничному корпусу подкатила машина «Скорой помощи», из нее вышел врач и два крепких санитара. Они направились к входу в больницу. Дверь была заперта. Врач нажал кнопку звонка, в окошечке показалось заспанное лицо немолодого охранника.

— Что такое?

— За больным, — протянул бумагу в окошко врач.

Охранник прочитал, возмутился: — А почему среди ночи? Дня, что ли, не хватает?

— Тяжелый больной.

— В каком отделении?

— В хирургии.

Страж нехотя открыл дверь, и врач с санитарами двинулись в глубь корпуса. В лифте пришельцы поднялись на соответствующий этаж, пошли по пустынному, длинному коридору отделения. Больные спали, врачей не было. Парни возле палаты Сени Резаного, открыли дверь и впустили их в палату. Санитары подхватили больного на руки и понесли к лифтам…

— Уроды, ничего поручить вам нельзя, — с презрением посмотрев на Виста, процедил сквозь зубы Сильвестр.

— Мы не думали, что такая лажа получится, «Волжанку» вместе с братвой спалили, троих из машины сопровождения положили, а Лютому, Циркачу и Сене Резаному удалось свалить. Сеню Резаного, вроде, подстрелили в ногу, ковылял, я сам видел.

— Лажа, — передразнил Сильвестр своего собеседника. — Лютого валить надо было. Даю ещё одну попытку, но если и на этот раз пенку пустите — на куски всех порву, — злобно сверкнув глазами, сказал Сильвестр…

…Сергея Ермакова — по кличке Лютый, убили через неделю прямо у подъезда дома, в котором он проживал. Киллер всадил в него три пули: в голову, шею и грудь. Говорят, на чердаке дома напротив, откуда стреляли, нашли снайперскую винтовку со сломанным прикладом. А это знак того, что выполнен заказ на авторитета…

Глава 24. Беспредел

— Мама, я выхожу замуж.

— Как, замуж!? — вскрикнула мать. — Ты же всего полтора месяца назад похоронила мужа!

— Я не любила Бориса и не считала его своим мужем.

— Но ты же с ним жила! Почти девять лет!

— Ты прекрасно знаешь как и почему я за него вышла замуж.

— Знаю, но…ты представляешь, что люди начнут говорить про тебя? Ведь они не знают, какие у вас были взаимоотношения. Скажут, что прошло всего сорок пять дней после похорон мужа, а ты уже…

— А мне наплевать на то, что будут говорить обо мне люди. Мама, я хочу любить и быть любимой.

— А ты не торопишься, дочка?

— Я уже беременная.

— Беременная!? — вскрикнула мать. — Когда ты успела!?

— Успела, — смущённо улыбнувшись, сказала Лена.

— И, какой срок?

— Шесть недель.

— О, Господи. Так это же, выходит, что в день похорон Бориса?

— Да. Вечером…после поминок.

— Боже мой, — прошептала мать.

— Ты же мечтала понянчить внуков?

— Мечтала, — вновь вздохнула мать.

— Так вот, твоя мечта осуществится.

— Как, хоть зовут твоего избранника?

— Его зовут Виктор.

— А сколько ему лет?

— Тридцать шесть.

— Был женат?

— Нет…Говорит, что не был.

— Странно, мужчине тридцать шесть лет, и не был женат. Почему?

— Мама, меня это совершенно не интересует. Я люблю его, а остальное всё мелочи.

— А он любит тебя?

— Любит.

— Ну, тогда поступай как хочешь, ты уже взрослая девочка, — вздохнула мать, и в уголках её глаз блеснули слёзы…

…Войдя в зал ресторана, Виктор окинул его критическим взглядом и остался доволен увиденным — администратор зала постарался на славу. Столы были расставлены по периметру зала, и напоминали букву «П», во главе которой были места для новобрачных, свидетелей, родственников, и самых близких друзей.

По задумке молодожёнов, по одну сторону зала, столы должны были занимать гости со стороны невесты, а по другую — гости со стороны жениха. Но, пока гости ожидали приезда молодожёнов из ЗАГСа, все перезнакомились друг с другом, и за столы сели вперемежку. И, в общем-то, за столами, все чувствовали себя свободно, раскованно, и комфортно.

— Горько!!! — раздался первый громкий крик, и Виктор, заключив Лену в свои объятия, прижался губами к её губам…

…В самый разгар свадебного застолья, в зал вошли несколько чеченцев. Впереди шёл Рамзан и на вытянутых руках держал большой поднос, на котором, среди кучки золотых монет, лежал богато инкрустированный серебром, чеченский кинжал.

В зале наступила относительная тишина, и если гости со стороны невесты с интересом посматривали на необычных гостей, то братва насторожилась и напряглась.

— Брат, мы узнали о том, что ты женишься, и пришли поздравить тебя с этим замечательным днём в жизни каждого мужчины. Ты настоящий джигит, и по этому, Ахмад, от чистого сердца и с чистыми помыслами, дарит тебе этот кинжал, — сказал Рамзан, подходя вплотную к столу, где сидели молодожёны и протягивая Виктору поднос.

— Спасибо, Рамзан, это дорогой подарок! — приложив руку к сердцу, сказал Виктор.

— А твой молодой красавице-жене, мы дарим золотые монеты. Пусть счастье и достаток поселится в вашем доме, — продолжил Рамзан свою речь.

— Спасибо, — поблагодарила Лена и вопросительно посмотрела на Виктора, словно спрашивая у него разрешения, можно ли пригласить этих гостей к столу.

Виктор утвердительно кивнул головой, вновь поблагодарил Рамзана и пригласил его присесть за стол.

Рамзан обвёл взглядом зал, помолчал, и потом сказал: — Прости, брат, но я не хочу портить тебе твой праздник. В зале есть наши кровники, и сесть с ними за один стол, мы не можем.

— Моё дело, предложить, — нахмурился Виктор.

— Прости, брат, — ещё раз сказал Рамзан и, повернувшись, направился к выходу из зала. Его сопровождающие молча последовали за ним. После их ухода, веселье продолжилось, но на душе Виктора остался лёгкий осадок. Повернув голову направо, он встретился взглядом с Сеней Резаным, который, усмехнувшись, сказал: — «Ахмад сделал сильный ход».

— Вместо Лютого рулить «Центральными» поставили Циркача.

— Закопали Лютого, закопаем и Циркача, — усмехнулся Сильвестр. — Говорят, у него красивая жена.

— И я такой «цинк» слышал.

— Тогда действуй.

— Я понял, — ухмыльнулся Вист. — Всё сделаем, как надо.

— Витя, мне завтра надо пойти в женскую консультацию. Ты сможешь отвезти меня туда?

— А во сколько тебе надо там быть?

— В три часа.

— В три часа? У меня, как раз в три часа, очень важная встреча. Я, постараюсь прислать за тобой машину с охраной.

— Да, ладно, чего ты будешь по пустякам отрывать людей, тут совсем близко, я пешком дойду.

— Это не пустяки. Ты же видишь, что творится вокруг — настоящая война идёт, и я не хочу подвергать твою жизнь опасности. Не вздумай никуда выходить одна, к трём часам машина подойдёт.

— Хорошо, я подожду.

— Ты хорошо меня поняла? — вновь переспросил Виктор.

— Поняла. Всё сделаю, как ты сказал…

…Как и обещал Виктор, машина подошла к подъезду дома, правда подошла она на десять минут раньше. Водитель остановил машину и посигналил. Лена услышала сигнал, выглянула в окно, увидела стоящую у подъезда машину, спустилась с этажа, вышла из подъезда, и подошла к машине.

— Я раньше такой машины у мужа не видела, — сказала она, усаживаясь в салон внедорожника с тонированными стёклами. — Недавно купили?

— Недавно, — усмехнулся севший рядом с ней атлет. — Мы много чего уже купили, и ещё купим.

— А, куда мы едем? — забеспокоилась Лена, заметив, что машина свернула в боковую улицу и помчалась в обратном направлении. — Женская консультация находится совсем в другом месте.

— А у нас своя поликлиника, — засмеялся атлет. — И в ней тоже есть гинекологическое кресло, в котором очень удобно трахать таких шлюх, как ты.

— Остановите машину! — вскрикнула Лена. — Я буду кричать!

— Заткнись, сука, — повернув голову назад, сказал сидевший рядом с шофёром, мужчина. — Теперь ты разменная монета в большой игре.

— Отпустите меня немедленно, иначе мой муж из вас отбивную котлету сделает…

— Боксёр, сделай так, чтобы она замолчала, — поморщился сидевший на переднем сидении мужчина. — Только, смотри, не заткни её навсегда, она нам нужна живая.

— Понял, — усмехнулся Боксёр и, обняв испуганную женщину за шею, надавил пальцем на её сонную артерию…

…Лена лежала на старой, скрипучей «солдатской» кровати, крепко связанная по рукам и ногам. Для того, чтобы она не могла кричать, ей заткнули рот платком, и завязали полотенцем. Широко открытыми глазами смотрела она на лица склонившихся над ней, двоих молодых, спортивного вида, парней, и в её глазах застыл ужас.

— Вист, она очухалась, — повернув голову назад, громко сказал один из них. — Что дальше делать с ней?

— Если не будешь дёргаться — развяжем, — сказал появившийся из глубины комнаты, мужчина. — Надеюсь, что у тебя хватит ума вести себя хорошо. Так что, развязать тебя?

Лена кивнула головой, и её тут же развязали.

— Что вам от меня надо? — тихо спросила она. — Деньги?

— Деньги всем нужны, — усмехнулся Вист. — Но, нам нужно, чтобы Циркач захотел с нами встретиться. Я тебе дам телефон, и ты позвонишь ему, а потом передашь трубку мне. Договорились?

— Договорились, — прошептала Лена.

— Ну, и чудненько, — вновь усмехнувшись, сказал Вист, и протянул пленнице сотовый телефон. — Звони.

— Витя, меня похитили! — всхлипывая, прокричала Лена в трубку. — С тобой хотят поговорить!

— Кто!? Кто это сделал!? — закричал в трубку Виктор, но Лена больше ничего не успела сказать ему, Вист грубо вырвал у неё из рук трубку.

— Слушай сюда, Циркач. Можешь получить назад свою беременную шлюху, в обмен на свою жизнь. Советую тебе поторопиться. Пока она ещё не тронутая, но мои пацаны уже обмусолили глаза об её большую жопу.

— Ты кто такой, гадёныш? Если с головы моей жены хоть волосок упадёт, я тебя на куски разорву, — проговорил в трубку Виктор.

— Приходи завтра, в одиннадцать часов дня, в парк ЦПКиО, там и поговорим.

— Ты мне забиваешь стрелку?

— Да. Только приходи один, и без оружия.

— Территория парка огромная.

— Приходи в новую кафэшку, — сказал Вист, и отключил телефонный аппарат.

— Боксёр, останешься стеречь тёлку, а мы уходим. Встретимся завтра, смотри, чтобы здесь всё было правильно. Головой и жопой отвечаете за неё.

— Не волнуйся, всё будет пучком, — сказал Боксёр. — У меня не забалует.

— Ну что, может, поиграем? — спросил Боксёр, присаживаясь рядом с пленницей на кровать, и обнимая её за плечи.

— Убери руки, скотина. Мой муж тебя убьёт, если ты хоть пальцем тронешь меня, — с презрением посмотрев на парня, сказала Лена.

— Не успеет, ему скоро придёт пиздец. И ты, своим телефонным звонком, посодействовала в этом. Его мочканут, а тебя на хор поставят. Ты видела, какими глазами на тебя братки смотрели? Все молодые, здоровые, с большими хуями, — поднося к её рту стакан с водкой, сказал Боксёр. — Пей, красавица, и наслаждайся жизнью, пока она у тебя ещё есть.

— Я не пью водку, — сказала Лена, и попыталась отвести от своего лица стакан.

— Ты лучше не буди во мне зверя, — с угрозой в голосе, сказал Боксёр. — Я очень не люблю, когда мне перечат.

— Нельзя мне пить, я беременная.

— Что-то незаметно.

— Два месяца…

— Тем более, ни хрена с тобой не случится, я знаю баб, которые до самых родов пили водку и трахались. А тебя кто зарядил? Циркач, или любовник?

— У меня нет любовников.

— И не было?

— Не было.

— Значит, я буду первым, — ухмыляясь, сказал Боксёр и потянулся к ней целоваться.

— Нет, не надо! — вскрикнула Лена и стала сопротивляться, но у натренированного атлета была железная хватка: он так сжал её в своих объятиях, что у неё перехватило дыхание. Впившись губами в её губы, Боксёр повалил её на кровать и, одной рукой продолжая удерживать в своих объятиях, вторую руку запустил под платье, нащупа резинку трусиков и дёрнул её вниз. Лена изо всех сил пыталась оттолкнуть его, кричала и царапалась, но это ещё больше распаляло и возбуждало молодого мужчину, а когда его грубые пальцы вошли в её влагалище, она от отчаяния и отвращения, укусила насильника за ухо. Тот, буквально взревел от боли и сильно ударил её кулаком по голове. Лена вскрикнула и, потеряв сознание, безвольно раскинула руки.

— Ах ты, сука, ухо мне прокусила! Ну, я тебе сейчас за это жопу порву! — прорычал Боксёр, со злостью нанося удар за ударом по голове своей жертвы. Наконец, немного успокоившись, рывком перевернул лежащую без сознания женщину на живот и с силой вогнал член в её анальное отверстие. Лена дёрнулась и, приходя в себя, громко закричала.

— Что, почувствовала моего мальчика? — тяжело дыша от возбуждения, проговорил Боксёр. — У меня под шкурой десять кубиков глазной мази…Тебе понравится, красавица…А-а, хорошо…Классная у тебя жопа…очко узенькое…целка что ли? Бля буду…кайф, — урчал он, не останавливая своих движений.

Лена судорожно вцепившись руками в рамку кровати, продолжала громко и протяжно стонать. Наконец, насилующий её мужчина дошёл до пика удовольствия: ещё пару раз качнул, потом с силой вогнал член до упора, и замер, ощущая, как, пульсируя, член низвергает сперму.

— Так и знал, что будет весь в говне, — пробурчал Боксёр и, перевернув свою жертву на спину, засунул ей в рот член, со всей силы прижал её голову к себе и вогнал головку члена в её горло. Лена громко замычала от дикой боли в горле, а потом зашлась в захлёбывающемся кашле.

— Почему не глотаешь, не нравится? — спросил Боксёр, и брезгливо поморщился, увидев, как изо рта судорожно дёргавшейся от рвотных потуг, женщины обильно потекла его сперма.

— Воды дай, в горле всё пересохло, — еле отдышавшись, и всё ещё продолжая кашлять, прошептала распухшими, перемазанными в сперме, губами Лена.

— Хочешь смочить горло? — с усмешкой спросил Боксёр. — Так я как раз сцать хочу. Давай облегчим друг другу страдания.

— Ты садист и извращенец, — с презрением посмотрев на своего мучителя, тихо сказала Лена. — Ты мне противен.

— Будешь много базарить, я из тебя отбивную котлету сделаю, — процедил сквозь зубы Боксёр, и вновь занёс кулак над головой истерзанной женщины.

Лена зажмурилась, и её тело напряглось, в ожидании побоев. Но Боксёр не стал бить, широко раздвинув её ноги, грубо и жёстко вогнал член во влагалище. Поняв, что её судьба уже предрешена, Лена прекратила сопротивляться. Боксёр всосался в её грудь, начал целовать и кусать соски, на секунду прекратил свои действия и, посмотрев в глаза лежавшей под ним женщине, спросил: — Жить хочешь?

— Хочу, — выдохнула из себя Лена.

— Если будешь хорошей девочкой, отпущу тебя.

— Что ты хочешь?

— Хочу, чтобы ты не лежала, как бревно, а показала на что способна.

— Ты не обманешь? — прерывистым шёпотом спросила Лена, пытаясь заглянуть в осоловелые глаза пьяного насильника.

— Клянусь мамой. Сам выведу тебя отсюда.

— Хорошо, я сделаю всё, что ты захочешь.

— Приступай. Начинай с минета, — сказал Боксёр, удобнее устраиваясь на кровати.

— А ты молодец, — сложив губы в довольную ухмылку, и посмотрев на лежащую без движения Лену, пробормотал Боксёр. — Где ты научилась так классно отсасывать? Да и в очко долбишься бесподобно. Ведь можешь, когда захочешь. Вообще я вас, баб, не могу понять. Ну, расслабься, и получай удовольствие, когда тебя ебут. Зачем сопротивляться, зачем получать по морде, когда можно обойтись без этого?

Лена повернула голову в его сторону и их взгляды встретились.

— Ты отпустишь меня? — шёпотом спросила она, и в её взгляде мелькнула искорка надежды.

— Я же сказал, что отпущу, — вновь ухмыльнулся Боксёр. — Но свободу надо заслужить. У нас впереди целая ночь, и я надеюсь, что мы её прекрасно проведём. Сейчас немного отдохнём, выпьем и закусим, а потом продолжим. Хочу вновь засадить тебе в жопу. Ты не против?

Лена ничего не ответила в ответ, молча смотрела на ухмыляющуюся, ненавистную физианомию уже несколько раз изнасиловавшего её в извращённой форме насильника, который не увидел в её взгляде ничего, кроме боли, стыда, отчаяния, и тоски. Из глаз Лены выкатилось по слезинке, и она, устало закрыв глаза, отвернулась лицом к стене…

— Ты что с ней сделал, дебил!? — закричал Вист, увидев лежащую ничком на кровати избитую и истерзанную женщину. — Она сама на себя не похожа!

— Если ты насчёт порева, то всё было по согласию. Если не веришь мне, спроси у неё, — ухмыляясь, сказал Боксёр.

— Я спрашиваю, зачем ты ей всю харю покоцал?

— Да какая ей разница, с побитым, или чистым фэйсом на тот свет отправляться. Мочканём, и концы в воду, вернее — в землю.

— Я же хотел обменять её!

— Ну, извини, не понял. Я подумал, что ты не собираешься оставлять в живых свидетеля, который, в пиковом случае, сможет опознать нас.

— Ох и придурок же ты, Боксёр, — вздохнул Вист. — Теперь, ясное дело, нельзя оставлять её в живых. После того, как мочканём Циркача, его жену тоже замочим — вместе с машиной взорвём. Через час выезжаем на стрелку, так что тёлку надо привести в божеский вид.

— Может её в салон красоты отвезти? — с ухмылкой спросил Боксёр.

— Надо будет, и в салон повезёшь, — злобно сверкнул глазами Вист. — Придурка кусок…

— Ну и что тебе нужно, дефективный? — с презрением, с ног до головы окидывая взглядом Виста, спросил Виктор. — Чего беспредельничаете?

— Мы такие же беспредельщики, как и вы, — усмехнулся Вист.

— Мы не похищаем родственников братвы, а вы конкретный косяк задвинули. Где моя жена?

— Да вон, в машине сидит, — кивнул головой Вист в сторону одиноко стоящей на приличном расстоянии, машину. — Если в чём сомневаешься, или плохо видишь — посмотри в бинокль.

— Я выполнил условия договора, пришёл один и без оружия, выполни и ты свои условия — отпусти женщину.

— Конечно, отпущу, но только после того, как ты сядешь в нашу машину.

— Ты хочешь пригласить меня к себе в гости?

— Нет, тебя хочет видеть другой человек.

— Интересно, у кого же ты в шестёрках бегаешь?

— Я не шестёрка! — закричал Вист и рука его потянулась к торчащему за поясом, пистолету. — А ты, Циркач, базар фильтруй. Не гневи Бога перед смертью.

— Это ты, не поминай имя Бога всуе.

— Ладно, закончим этот пустой базар. Ты едешь с нами, или?…

— Еду, — сказал Виктор и сделал шаг, по направлению к стоящим кучкой, бандитам.

— Стой на месте, пока тебя не позовут! — окриком остановил его Вист.

— Очкуешь, что ли? — засмеялся Виктор. — Так у меня в руках даже вилки нету, а вокруг тебя четверо мордоворотов со стволами стоят.

— Боксёр, иди, обыщи его, — буркнул Вист. — Можешь для страховки взять с собой кого-нибудь, да будь с ним осторожнее. Слыхал, какие про него байки ходят?

— Слыхал, но я тоже не пальцем деланный — чемпион России по боксу, — хмыкнул Боксёр и, позвав с собой одного из братков, направился к Виктору.

— Слышь, Циркач, баба у тебя шикарная, отсасывает, как пылесос, и в жопу хорошо трахается, — ухмыляясь, сказал Боксёр. — Я за ночь раз пять сподобился. Да, классная жопа у твоей…

Договорить он не успел, коротким резким ударом ребром ладони, Виктор перебил ему горло и, выхватив у него из-за пояса ПМ, четырьмя выстрелами, уложил на землю четверых, среди которых был и Вист, тут же бросился к машине, в которой находилась Лена, но не добежал буквально десятка метров. Машина, объятая пламенем, взлетела на воздух. Только спустя мгновение звук сильного взрыва ударил Виктора по ушам. Замерев на месте, он смотрел на то, как в пламени сгорают его жена и не успевший появиться на свет, ребёнок…

Глава 25. Я клянусь

— Суки, что делают! — возмущённо жестикулировал руками Остап. — Убивать родственников братвы — это беспредел! Какая же падла такие косяки задвигает!?

Виктор, опустив голову, сидел за столом и, казалось, не слышал о чём кричит один из членов его бригады.

— Циркач, я простучал — есть возможность выкупить козырное место для твоей жены на Ваганьковском кладбище…можно даже на центральной аллее, — сказал Сеня Резаный.

— Нет, я не хочу хоронить её там. Не по чину это.

— Ну, почему же, не по чину?

— Потому, что моя жена не была ни знаменитым учёным, ни известной спортсменкой, ни всенародно любимой актрисой.

— Мало, что ли, там лежит наших деятелей? Цезаря и Лютого похоронили на Ваганьковском, да и другие авторитеты…

— Я не буду хоронить её на этом кладбище, — посмотрев на своего собеседника тяжёлым взглядом, тихо, но внятно, произнёс Виктор. — Я похороню её в другом месте.

— Где?

— На Леоновском.

— Тоже не хило, — одобрительно кивнул головой Сеня Резаный. — Не так престижно, как на Ваганьковском, но зато обойдётся всё намного дешевле…

Заметив, как побледнев, и сжав кулаки, Виктор начал медленно подниматься из-за стола, Сеня Резаный поперхнулся словами и попятился к дверям…

…Ах, какой удивительно тёплой выдалась в Москве вторая декада сентября девяносто второго года! Яркое солнце светило над головами сотен людей, медленно бредущих по широкой аллее от церкви Богоматери, где отпевали покойницу, по направлению к Леоновскому кладбищу.

Крепкие парни несли на своих плечах усыпанный цветами гроб. Женщины, многие из которых, не могли сдержать слёз, бросали под ноги, медленно бредущей траурной процессии красные гвоздики, которые, падая на асфальт, казались пятнами пролитой крови, а над широкой аллеей, над непокрытыми головами медленно бредущих за гробами людей, вздыхала и рыдала медь духового оркестра. Гроб опустили в могилу, вновь заиграл оркестр, зарыдали в голос женщины и, вдруг, неизвестно откуда, набежали тучи, небо быстро потемнело, и пошёл дождь. Видимо и природа в эти секунды решила пролить слёзы скорби вместе со всеми, пришедшими проводить в последний путь безвинно убитую, молодую женщину.

— Прости, любимая, что не смог уберечь тебя. Прости, что обманул тебя, обещая счастливую и долгую жизнь, — тихо сказал Виктор, не сводя глаз с усыпанного цветами могильного холмика, под которым покоились Лена. — А твоих убийц я найду и жестоко накажу их. Клянусь тебе в этом…

…Ровно через два года диктор новостного канала Центрального телевидения России, бесстрастным голосом поведала миру: «Сегодня, тринадцатого сентября девяносто четвёртого года, в 19–05, у дома номер сорок шесть, по третьей Тверской-Ямской улице, взорвался «Мерседес 600», в котором находился Сергей Иванович Тимофеев, более известный, как «Сильвестр» — руководитель Орехово-Медведковской криминальной группировки».

— Виктор, мне не нравится твоё настроение. У тебя пропал блеск в глазах.

— А от чего им сверкать? Вся ваша идея — покончить с преступностью в Москве, это идея фикс. Утопия. Неужели руководство вашего секретного отдела ещё не поняла это? Я уже почти год двумя ложками хлебаю это дерьмо, а оно не уменьшается, а наоборот, каждый день увеличивается в геометрической прогрессии. В Америке убили Цезаря, здесь — Лютого, убили мою беременную жену, а сколько уже убито молодых парней и сколько ещё будет загублено жизней. Этот беспредел не остановить…

— Ну, это мы ещё посмотрим, — недовольным голосом возразил полковник. — Ты же знаешь — на войне, как на войне…

— Посмотрите, только без меня. Я выхожу из игры.

— Виктор, идёт война, и ты не имеешь права дезертировать с линии огня. Неужели ты думаешь, что тебе позволят выйти из игры и провалить важное государственное мероприятие, в которое вложено столько трудов? Мой тебе совет — подумай хорошенько, прежде чем принимать поспешное решение. От нас просто так не уходят.

— Товарищ полковник, вы мне угрожаете? — переходя на официальный тон, спросил Виктор.

— Нет, я тебя предупреждаю о возможных последствиях. Подумай хорошенько и не пори горячку. У нас работают профессионалы, и мне бы не хотелось, чтобы у тебя возникли проблемы. Может возникнуть такая ситуация, что ни только я, но даже генерал Уфимцев не сможет тебе помочь. Честь имею, — сказал полковник, и козырнув, направился к двери.

— Честь имею, — сказал Виктор, провожая взглядом удаляющуюся фигуру своего боевого командира и друга…

…Виктор в одиночестве сидел за столиком в ресторане, и пил водку. Рюмку за рюмкой. Почти не закусывая.

— Ужас! Я давно наблюдаю за вами. Вы уже допиваете графин водки. Так, ведь, и умереть можно! — раздался женский голос. — Я знаю, что русские мужчины много пьют, но чтобы так! Обычно в ресторан приходят веселиться, а ваше лицо печальное. У вас неприятности?

— Дёргай отсюда, шалава, — не поднимая глаз от стола, буркнул Виктор.

— Я не проститутка, — обиделась женщина.

— Тогда, чего тебе надо от меня? — посмотрев хмурым взглядом на стоявшую рядом с его столиком женщину, спросил Виктор.

— Ничего мне не надо. Просто…мне показалось, что вам плохо одному.

— Да, мне плохо. Девять дней назад убили мою жену.

— Примите мои соболезнования. Я знаю некоторые русские традиции — налейте и мне водку, я тоже буду поминать вашу жену, — сказала женщина.

Виктор молча налил себе, наполнил водкой ещё одну рюмку…

— Я руковожу еврейским агентством «Сохнут» на территории России, — первой нарушила затянувшуюся паузу женщина. — Через месяц заканчивается моя каденция, и я улетаю домой.

— Вы живёте в Израиле? — спросил Виктор, и посмотрел на женщину уже более внимательным и, явно заинтересованным взглядом.

— Да, я израильтянка.

— И чем занимается ваше агентство? Если это не секрет?

— Я, совместно с консульством государства Израиль, занимаюсь оформлением документов российским евреям для возвращения их на историческую родину.

— Репатриацией?

— У вас это называется — репатриация, а у нас — возвращение на родину.

— Меня зовут Виктор.

— Очень приятно. Ваше имя созвучно еврейскому имени — Авигдор. А меня зовут Далия. Вы не хотели бы уехать в Израиль?

— Я не еврей. Кто меня туда пустит?

— Если вы женитесь на еврейке, то проблем не будет.

— Нет у меня знакомых евреек, — усмехнулся Виктор. — А в Израиле я хотел бы побывать.

— Если хотите, я могла бы помочь вам.

— Каким образом?

— Все документы отъезжающих в Израиль, проходят через меня. Всё в моих руках…

— И, сколько мне это будет стоить?

— Ну, зачем вы так? Я не торгую документами.

— Простите, я не хотел вас обидеть.

— Я не обиделась. В Израиле все обращаются друг к другу на «ты». Может, мы перейдём на эту форму общения?

— Я не против.

— А ты не возражаешь, если я буду называть тебя Авигдором? — улыбнувшись, и положив свою ладонь на ладонь Виктора, спросила Далия. — С этим именем тебе легче будет адоптироваться в Израиле, а моим родственникам и друзьям — приятнее общаться с тобой.

— Да мне как-то всё равно, — равнодушно пожал плечами Виктор. — Если тебе нравится меня называть этим именем — называй. Только в Израиле я не собираюсь на долго задерживаться.

— Почему?

— Потому, что моя Родина здесь — в России и я обязательно вернусь сюда…

… Уже несколько минут воздушный лайнер снижался. В окошко иллюминатора Виктор видел, как медленно приближается морской берег, увеличиваются в размере коробки домов, дороги, заполненные автомобилями, железнодорожное полотно, зелёные массивы садов…

— Это Тель-Авив? — повернув голову к сидевшей рядом Далии, спросил Виктор.

— Да, это Тель-Авив. Через несколько минут самолёт приземлится в аэропорту имени Бен-Гуриона, и ты впервые ступишь на святую землю Израиля. Авигдор, ты доволен?

— Поживём — увидим, — буркнул Виктор и, отвернувшись, вновь начал смотреть в иллюминатор на приближающуюся панораму Тель-Авива…

Глава 26. Вторая капля

— Далия, что он сказал? Я ничего не понял, — спросил Виктор, переводя непонимающий взгляд со своей спутницы, на директора банка, и обратно.

— Ты заявил о том, что являешься арендатором одного из банковских сейфов, и хотел бы получить его содержимое.

— Да, так оно и есть. Я предъявил перстень с камнем, и назвал пароль. В чём проблема?

— Ты назвал неправильный пароль, и предъявил не тот камень. Директор банка сказал, что этим делом может заинтересоваться полиция.

— Каким делом?

— Откуда ты узнал о существовании этого вклада?

— Из достоверного источника.

— А конкретнее.

— Это моё наследство. Такой ответ тебя устроит?

— Меня устроит любой ответ, а вот полицию — вряд ли. У тебя могут возникнуть проблемы.

— Да у меня начались проблемы с первых же минут, как я ступил на вашу святую землю, — насупился Виктор. — В аэропорту, на паспортном контроле, мне все нервы вымотали, потом — у тебя дома. Ох, и зануда же, твой папочка.

— Не сердись на отца, — улыбнувшись, сказала Далия. — Ему не безразлично, с кем я встречаюсь, и с кем провожу время. Ему не безразлично, за кого я выйду замуж.

— Да я, вроде, не являюсь претендентом на твою руку, — усмехнувшись, сказал Виктор.

— А я была бы не против, — слегка покраснев, тихо сказала Далия. — Отцу ты тоже понравился.

— Но, я же не еврей.

— Да, и это очень печально. Отец никогда не отдаст меня замуж за гоя.

— За кого? — удивлённо переспросил Виктор.

— За гоя. Так мы называем русских.

— А-а, вот теперь понятно. Далия, мы же с тобой договорились — мы только друзья.

— Да, я помню об этом, но…ты мне очень нравишься.

— Прости…

— Я не принуждаю тебя жениться на мне, я согласна быть твоей любовницей.

— А как же моральные устои вашей семьи? Твой отец так кичится этим.

— Отец — человек старой формации, он живёт прошлым, а я — настоящим и будущим.

— Ты молода и красива.

— Ты мне льстишь, — грустно улыбнулась Далия. — Не такая я уж и молодая, мне скоро исполнится тридцать лет, и не такая уж я красивая.

— Зато богатая.

— Да, я богатая, а после смерти отца стану ещё богаче. Я унаследую наш семейный бизнес — фабрику, по огранке алмазов.

— А брат?

— У него другой бизнес. Поехали на фабрику?

— На экскурсию?

— А тебе разве не интересно посмотреть, как невзрачные на первый взгляд, необработанные алмазы, становятся бриллиантами?

— Бриллиантами…да, бриллиантами, — вслух подумал Виктор. — Видимо, у Графа перед смертью разыгралась фантазия, и он желаемое выдал за действительное. Ну, что ж, я и с самого начала, не очень-то верил в существование советского графа Монте-Кристо. Слишком уж сказочно всё выглядело.

— О чём ты? — прислушиваясь к словам Виктора, спросила Далия. — У тебя есть знакомый граф?

— Был, — вздохнул Виктор.

— Он умер?

— Умер.

— Никто не живёт вечно, все постепенно старятся и умирают.

— А как же притча про вечного жида? — усмехнувшись, спросил Виктор.

— Так это же притча, — засмеялась Далия. — А в жизни всё банальнее и прозаичнее.

— Согласен с тобой.

— Так, поедем?

— Поехали, — пожал плечами Виктор. — Если не свои, так хоть чужие бриллианты подержу в руках.

— Тебе нравится здесь? — спросила Далия, заметив, с каким интересом Виктор осматривается вокруг.

— Любопытно. Никогда не видел ничего подобного. Прямо копи царя Соломона.

— Это не совсем так, вернее — совсем не так. Отец не занимается поиском и добычей алмазов, эти камни привозят на фабрику отца почти со всего света, а здесь высококвалифицированные специалисты занимаются огранкой, и превращения сырца в прекрасные бриллианты, которые потом отправляются назад, в те страны, откуда прибыли негранеными. А ты хочешь заняться этим делом?

— Огранкой алмазов?

— Руководством одного из участков фабрики.

— Не знаю, надо подумать. А что, твой отец допустит меня в ваш семейный бизнес?

— Допустит, если я его попрошу.

— И, для этого, я должен жениться на тебе?

— Ты не должен, но желательно…Хочешь, я познакомлю тебя с одним человеком?

— С каким человеком?

— С твоим бывшим соотечественником, он ювелир высшего класса. Отец его очень ценит, и только ему доверяет огранку самых больших и особо ценных алмазов. Три года назад этот человек по закону о возвращении, приехал в Израиль. Я оформляла его документы на отъезд из Москвы, позвонила отцу, и отец, встретив его прямо у трапа самолёта, пригласил работать на свою фабрику. Этот человек знает о драгоценных камнях практически всё. Если хочешь, он посмотрит на камень из твоего перстня, и если это действительно драгоценный камень, как ты утверждаешь, то Арон расскажет тебе всё про этот камень.

— Да, я хотел бы прояснить ситуацию, потому что был уверен в подлинности камня. Реакция директора банка меня просто ошарашила.

— Если честно, то меня тоже.

— Ну, что вы, молодой человек, этот камень не имеет ничего общего с названным вами, — сказал ювелир, мельком посмотрев на перстень, который протянул ему Виктор. — Это даже не полудрагоценный камень.

— А что же это?

— Страз.

— Странно, — вздохнув, тихо сказал Виктор. — А мне сказали, что это бриллиант под названием — «Вторая капля».

— Молодой человек, эта стекляшка даже по форме и окраске совсем не похожа на знаменитый камень, название которого вы только что произнесли, — усмехнувшись, сказал ювелир. — Драгоценные камни не вставляют в изделия не из благородных металлов, а ваш перстень, хоть и очень красивый, но он не золотой, и даже не серебряный — он из мельхиора. У меня нет с собой каталога, но я помню характеристики всех знаменитых камней мира. Заметьте, не только названия, но и их характеристики, истории происхождения, откуда появились на свет, и где сейчас хранятся, за исключением тех, которые находятся в частных коллекциях. Тайна вкладов, знаете ли…

— Понятно, — опять вздохнул Виктор. — Значит, это не «Вторая капля»?

— Я уже сказал вам, молодой человек. Про камень, которым вы интересуетесь, я мог бы вам рассказать довольно много. У него очень интересная и загадочная судьба. К сожалению, следы камня затерялись в начале века, и где он сейчас находится, никому не известно. Это был бриллиант с голубым оттенком, абсолютно чистый, шестиугольной правильной формы с изумрудной гранью. Вес камня — двадцать шесть с половиной карат. Один из двух знаменитых камней, по преданию, составлявших собственность персидских шахов и носивших романтическое название «Две капли воды», был подарен шахом богатой французской даме, по всей видимости, даме сердца шаха, имя которой так и осталось неизвестным. Позднее, камень был куплен русским золотопромышленником Лаврентьевым, и перепродан Ротшильдам за двести тысяч рублей золотом, по тем временам — это были огромные деньги. Ротшильд подарил камень российской императрице, а в тысяча девятьсот восемнадцатом году, следы камня затерялись.

— Интересная история, — вздохнул Виктор. — А двадцать шесть с половиной карат, это много?

— Да, это довольно большой камень, вес одного карата составляет около 206 миллиграммов…

— Значит, камень весит более пяти грамм?

— Совершенно верно. Хочу добавить, что «Вторая капля», это русское его название, а по-арабски он называется «Катрантун таниятун».

«Арабское название…стоп, Граф что-то говорил мне про арабское название…ну да, перед тем, как попрощаться», — мелькнула мысль у Виктора и он, хлопнув себя рукой по лбу, приподнялся со стула. — «Какой же я дурак»!

— Авигдор, с тобой всё в порядке? — с беспокойством спросила Далия, заметив его состояние.

— Всё в порядке. Поехали домой.

— Как скажешь, — улыбнулась Далия. — Машина на ходу.

«С названием камня мне теперь всё ясно, это его арабское название и является паролем. Но, где сам камень»? — напряжённо думал Виктор, внимательно рассматривая массивный перстень.

— «Граф говорил, что камень и перстень — ключ к сейфу. Камень в перстне. Но, в перстне, совсем другой камень. А, может…в буквальном смысле — в перстне»?

Торопливо раскрыв перочинный нож, Виктор поддел тонким лезвием овальный ободок, толщиной не более полумиллиметра, удерживающий в гнезде страз. Ободок щёлкнул и упал на стол. Виктор вытащил пальцами страз и, увидев отверстие, скрываемое ранее искусственным камнем, перевернул перстень отверстием вниз. На его ладонь выпало что-то сверкающее, рассыпав по ладони желтовато-голубые блёстки преломленного света. Осторожно положив камень на стол, Виктор не смог оторвать от него взгляда. В лучах солнца камень заиграл, заискрился голубыми, оранжевыми, зеленовато-розовыми бликами.

— Так вот ты какой, знаменитый бриллиант? Как двуликий Янус имел два лица, так и ты имеешь два названия, — тихо, почти шёпотом, произнёс Виктор, не в силах отвести глаз от сверкающего чуда. — Придётся второй раз наведаться в банк, и теперь я уже на сто процентов уверен в том, что сокровища советского Графа Монте-Кристо, действительно, существует…

… Виктор обладал сильным характером и железной волей, но и он не смог сдержать эмоций, став единственным обладателем сокровищ, завещанных ему Владленом Фёдоровичем. Точно так же, как в романе Александра Дюма «Граф Монте-Кристо», Эдмон Дантес, ошеломлённый свалившимся на него богатством, Виктор погрузил руки в груду крупных алмазов, рубинов, изумрудов, бриллиантов, которые, падая из его рук друг на друга сверкающим водопадом, стучали, подобно граду, бьющему в стекло.

— Спасибо, дорогой Владлен Фёдорович, спасибо за твою щедрость, теперь я смогу выполнить свою клятву и наказать убийц моих боевых друзей.

Глава 27. Возвращение

— Авигдор, ты всё-таки решил лететь в Россию?

— Да, решил.

— Сейчас там так страшно. Я смотрю телевизор, и у меня волосы на голове шевелятся от ужаса.

— Далия, ты помнишь, о чём мы с тобой говорили год назад?

— Помню, — вздохнула Далия. — Ты сказал, что обязательно вернёшься в Россию.

— Я должен вернуться.

— А как же твой бизнес? У тебя успешные проекты и деловые контакты с зарубежными фирмами.

— Мои деловые связи не пострадают. Наоборот, они расширятся — в России сейчас открываются широкие перспективы для бизнеса. Я хочу купить в Якутии месторождение алмазов и переправлять камни для огранки в Израиль.

— А сотрудничество с компанией «ДЕ БИРС», тебя больше не устраивает?

— Ты знаешь, на каких условиях мы заключили с ними сделку. Меня такие кабальные условия не устраивают.

— Ты думаешь, в России заключишь более выгодные сделки?

— Я в этом абсолютно уверен. Кроме того, я хочу заняться поставками в Израиль металла.

— Ну, что ж, отговаривать тебя я не буду, потому что знаю — это бесполезно.

— Да, это бесполезно, я всё равно вернусь в Россию. И так слишком долго здесь задержался, а у меня есть обязательство перед погибшими друзьями. Уже прошло почти пять лет со дня их гибели, а их убийцы до сих пор живы и здоровы. Я должен исправить эту несправедливость.

— Береги себя там, — вздохнула Далия. — А я здесь буду молиться за тебя.

— Спасибо.

— Уважаемые пассажиры, наш самолет начал снижение, пристегните ремни и просьба в салоне не курить, — улыбаясь дежурной, словно приклеенной к губам, улыбкой, сказала стюардесса.

Странное чувство, которое держало Виктора в напряжении весь полёт, к завершению его достигло апогея. Он радовался, что, наконец, возвращается на Родину, но и чувство внутреннего напряжения тоже присутствовало, а вдруг его новые документы вызовут сомнение у пограничного контроля? Но его опасения оказались напрасными. В кабинке паспортного контроля сидела очень симпатичная девушка. Посмотрев внимательно на Виктора, потом в его израильский загранпаспорт, сличила фотографию с оригиналом и затем вновь посмотрела на предъявителя паспорта. Красивый мужчина явно ей понравился.

— Желаю вам удачи и добро пожаловать в Москву, — доброжелательно улыбнувшись, сказала девушка в форме и поставила штамп в его документ…

… Знакомый двор, знакомый дом, подъезд, этаж…

Виктор позвонил в дверь.

— Кто там? — спросил женский голос и Виктор почувствовал, что изнутри его внимательно рассматривают в дверной глазок. — Вам кого?

— Я к товарищу полковнику.

— Он болен, и мы никого не принимаем.

— Как, болен? — встрепенулся Виктор. — И давно?

— Уже год. А вы кто?

— Бывший сослуживец.

— Сослуживец? — переспросил женский голос, в интонациях которого, проскальзывали нотки недоверия. — И вы не знали, что Александр Михайлович столько времени прикован к постели? Все сослуживцы знают о трагедии, которая постигла нас.

— Меня больше года не было в России.

— А почему я вас раньше не видела?

Виктор, не зная, что ответить, молча пожал плечами. В переговорах наступила пауза.

— А как ваша фамилия? — первой нарушила затянувшуюся паузу, женщина.

— Елизавета Дмитриевна, вы впустите меня в квартиру, и я представлюсь.

За дверью опять замолчали, видимо хозяйка ещё раздумывала, впускать в квартиру незнакомого человека, или не впускать? Наконец, щёлкнул затвор дверного замка, загремела цепочка, и дверь приоткрылась.

— Заходите, — сказала появившаяся в дверном проёме женщина, не сводя с Виктора настороженного взгляда. — Александр Михайлович лежит в спальне, можете пройти к нему, только снимите обувь.

— Да, конечно, — сказал Виктор и торопливо начал снимать туфли.

— Вы из Фонда инвалидов-афганцев? — неожиданно задала вопрос хозяйка квартиры и замерла в ожидании ответа.

— Нет, я сам по себе, — ответил Виктор и почувствовал себя неловко от того, что невольно обманул ожидание женщины. — А что, обещали прийти?

— Обещали, — вздохнула женщина и на глазах её навернулись слёзы. — Все, только обещают, а помощи никакой. Приходили из Фонда, приходили от секции ветеранов группы «Альфа», приходили даже представители руководства города, но существенно помочь никто не может. Александру Михайловичу нужны дорогостоящие лекарства, операции, инвалидная коляска. Но всё это стоит больших денег, а у нас их нет.

— А что с ним случилось?

— Попал в аварию. В его машину врезался КАМАЗ. После аварии, Александр Михайлович месяц находился между жизнью и смертью. На его теле живого места не было, сплошные переломы, травма позвоночника…Врачи говорят, что помочь нам могут только в платнойклинике, а ещё лучше, за границей. Но это стоит очень больших денег.

— Сколько?

— Лучше не спрашивайте, — обречённо вздохнула Елизавета Дмитриевна и в её глазах опять появились слёзы.

— И, всё-таки?

— Четыреста пятьдесят тысяч долларов одна операция, а Саше необходимо сделать как минимум — три, — всхлипнула женщина и тут же, торопливо добавила, — но сюда входит и оплата билетов на самолёт до Израиля.

— А почему до Израиля?

— Так нам посоветовали. Сказали, что в Иерусалиме есть специализированная клиника.

— Лиза, кто там пришёл? — раздался тихий голос из комнаты. — Я слышу, что ты с кем-то разговариваешь.

— Это твой бывший сослуживец пришёл проведать тебя, — вытирая слёзы, сказала Елизавета Дмитриевна. — Ты можешь его принять?

— Конечно. Проведи его быстрее ко мне.

— Идите к нему, он будет рад встрече с вами.

Комок подкатил к горлу и застрял там, сдавив его спазмами, когда Виктор увидел лежащего в постели человека.

— Здравствуй, командир.

— Здравствуйте, — тихим голосом отозвался больной. — Кто вы? Подойдите поближе, я не узнаю вашего лица, но голос ваш мне знаком.

— Я — Виктор.

— Какой Виктор?

— Крутой.

— Виктор, это ты!? — вскрикнул Александр Михайлович и сделал попытку приподняться, но не смог даже пошевелиться, только застонал от пронзившей всё его тело, острой боли.

— Я, — улыбнулся Виктор. — Вернулся из небытия.

— Теперь вижу. Что ты сделал со своим лицом? — вглядываясь в его лицо, тихо спросил отставной полковник.

— Это не я, это пластические хирурги. Как тебе оно?

— Красавчик. За тобой и раньше бабы бегали, а теперь вообще отбоя от них не будет. Ну, с воскрешением тебя. Проходи поближе, бери стул и садись.

— У тебя были из-за меня проблемы? — спросил Виктор, пододвигая стул поближе к изголовью больного.

— Ты очень грамотно всё разыграл. Все поверили в твою смерть: и твоя братва, и главари конкурирующих группировок, и моё начальство.

— И ты поверил?

— А я не поверил. Машина твоя и находившейся в ней человек сгорели дотла, опознать обгорелые останки было невозможно. Так кого братва с почестями похоронила вместо тебя?

— Бомжа. Я его труп купил в одном из моргов Подмосковья.

— Ловко сработал, сразу видна выучка бывшего работника «конторы».

— Нас этому учили.

— Знаю, — улыбнулся Александр Михайлович. — Поэтому я и не поверил в твою смерть. Где же ты опять больше года пропадал?

— В Израиле.

— В Израиле? Как тебя туда занесло?

— Попутным ветром.

— Ну, и как ты там устроился?

— У меня там есть свой бизнес, есть недвижимость.

— Удачно женился, или нашёл клад?

— Я не женат. Ладно, командир, не обо мне речь. Расскажи, что с тобой приключилось?

— Попал в аварию.

— Думаешь, не случайно?

— Не знаю. Думаю, не случайно.

— Ну, а с преступностью в Москве покончили?

Отставной полковник посмотрел на Виктора, и ничего не сказал в ответ, только безнадёжно махнул рукой.

— А я тебе говорил, что это утопия. Преступность никогда не искоренить, она постоянно переходит из одной формы в другую. Чёрная масть перекрасилась, надела деловые костюмы и рубашки с галстуками. Посмотри, сколько бывших воровских паханов теперь стали бизнесменами, а сколько из них стали депутатами?

— Да, ты был прав. А в Россию ты приехал по делам бизнеса, или как?

— Я вернулся потому, что это моя Родина, и чтобы выполнить свою миссию — найти и покарать всех, кто причастен к гибели бойцов моей группы.

— Решил обосноваться в Москве?

— Это в перспективе, а пока свой бизнес я решил начать в Сибири и Якутии…

— А что тебя интересует в тех регионах?

— Алмазы, нефть, газ, металл. Начну скупать нефтяные и газовые месторождения в Тюменской области, алмазные прииски в Якутии, металлургические заводы в Сибири.

— Планы у тебя наполеоновские.

— Есть такое дело, — тихонько засмеялся Виктор.

— Как к тебе теперь обращаться? Ведь, наверняка сменил имя и фамилию?

— Я изменил только последнюю букву, был Крутой, стал — Крутов. Михалыч, ты помнишь высказывания наших бывших вождей о том, что кадры решают всё?

— Помню.

— Так вот теперь деньги решают всё, и за них можно купить любую, даже очень закрытую, информацию. И я её купил. Оказывается, слух о том, что бывший генерал Турецкий свалил в Израиль, оказался дезой — в Израиль уехал его младший брат, бывший начальник районной милиции. Он и там пристроился работать по специальности — служит в полиции, а бывший генерал КГБ в настоящее время трудится начальником службы безопасности у одного, очень крупного и очень богатого бизнесмена, который в прошлом был высокопоставленным партийным функционером. Его зовут Игорь Николаевич Мальцев.

После развала Союза, Мальцев взял отставного генерала к себе в штат, и заметь — Турецкий пришёл к нему не один. Он привёл с собой большую группу хорошо подготовленных бойцов, которые и стали основой его подразделения. Я подозреваю, что это бойцы той самой группы «Омега», которую, как ты говорил, создали в конце восьмидесятых, и которая потом куда-то исчезла. Говорят, что служба безопасности у Мальцева самая крутая в Москве, строжайшая дисциплина и отличная выучка.

— Ты думаешь, что Мальцев и есть заказчик вывоза из Афганистана ценностей и убийства бойцов твоей группы?

— Предполагаю.

— А на чём основаны твои предполажения? У тебя есть факты?

— Нет у меня фактов — только интуиция.

— Этого мало.

— Я знаю, поэтому всеми доступными средствами буду добывать факты, и если мои предполажения окажутся верными…

— Даже если твои предполажения окажутся верными, не просто тебе будет добраться до горла Мальцева.

— Согласен, будет не просто.

— У него, как ты говоришь, огромные связи, деньги и целая армия хорошо подготовленных бойцов. Думаешь, тебе под силу справиться с ним?

— Я справлюсь. У меня тоже есть деньги, а связи — со временем будут и связи. Через четыре месяца исполнится пять лет со дня гибели в Афганистане бойцов моей группы. Пришло время наказать убийц. Ты в моей команде?

— Конечно.

— Спасибо, другого ответа я от тебя и не ожидал. Командир, пойдёшь ко мне начальником службы безопасности?

— Ты что, смеёшься надо мной? Я пошевелиться не могу, а ты работу предлагаешь. Чтобы мне встать на ноги — нужны операции. Ты знаешь, сколько стоит одна такая операция за границей?

— Знаю.

— Откуда?

— Елизавета Дмитриевна сказала.

— Она тоже не узнала тебя и приняла за представителя фонда инвалидов.

— Может, это и хорошо, что не узнала. Значит, моё новое лицо прошло очередную проверку. У тебя нет адресов родственников погибших бойцов моей группы?

— Зачем тебе их адреса?

— Хочу помочь им материально. И не только им. Я хочу создать фонд помощи родственникам бойцов, погибщих в Афганистане.

— У тебя есть такая возможность?

— Есть. Теперь есть. Я получил наследство.

— Какое наследство? Ты же детдомовский.

— Один добрый человек завещал мне всё своё состояние.

— На зоне?

— Да.

— Так может ты — Граф Монте-Кристо, а сокровища тебе оставил аббат Фариа?

— Я — Эдмон Дантес, — грустно усмехнулся Виктор. — По крайней мере, мною движет то же самое чувство, что и узником замка Иф — месть! Но, поскольку Эдмон Дантес не только мстил, но и делал добрые дела — помогал хорошим людям, я тоже хочу последовать его примеру.

— Я приветствую твои благородные намерения. Только, как ты объяснишь родственникам погибших, откуда к ним упадут деньги? Они же не дети и видя, какая сейчас обстановка в стране, не поверят в то, что родное государство выделило им материальную помощь.

— Что-нибудь придумаю, но люди должны получить финансовую помощь.

— Точных адресов я не знаю. Знаю только, что родственники майора Дапкунаса живут в Литве, капитана Фомберга — на Украине, лейтенанта Северцева — в Казахстане но, теперь это не республики бывшего Советского союза, а суверенные государства. Теперь туда не так просто проехать.

— Ничего, проеду.

— Вдова прапощика Бойцова живёт в Люберцах. Ей труднее всего — родственников у неё нет и она одна двоих детей воспитывает.

— Я помню, что у Ивана Денисовича осталось двое сирот, и естественно окажу его вдове помощь одной из первых. Честно говоря, встречаться с вдовами и видеть их слёзы — это очень тяжёлое испытание. Как вспомню эти походы к родственникам погибших ребят, так сердце замирает. Я сам ни к кому не пойду — направлю к ним своих людей. Ещё надо будет помочь родственникам Сергея Михайлова. Они живут в Твери.

— Михайлова? — удивлённо переспросил полковник. — А он что, тоже погиб в Афгане?

— Он был в том вертолёте.

— Это для меня новость. Я думал, он ушёл из конторы.

— Его перевели в засекреченный отряд, о котором практически никто не знал.

— В «Омегу»? — догадался Александр Михайлович.

— Да, только не в боевую группу спецназа, а в группу телохранителей VIРперсон.

— А откуда ты знаешь, что его родственники живут в Твери?

— Он сам мне сказал…перед смертью. Ну, а адреса в Литве, Казахстане и Одессе буду искать уже после возвращения из Израиля.

— Ты опять улетаешь в Израиль?

— Не я, а мы, так что готовься, командир. С Елизаветой Дмитриевной я сейчас переговорю. Полетим вместе, через две недели. Пока вы подготовите свои документы, я решу некоторые свои дела в Сибири. В Израиле я тебя определю в лучшую клинику, а Елизавету Дмитриевну поселю в своём доме.

— Спасибо, — тихо сказал больной, и из его глаз выкатилась скупая мужская слеза. — Только бы встать на ноги, а уж тогда мы с тобой повоюем.

— Встанешь, я тебе это обещаю.

— Твои слова да Богу бы в уши.

— Он услышит, — сказал Виктор и, поднявшись, направился к двери.

Глава 28. Падший ангел

… — Господин Крутов, вы приехали в Москву, как турист? — спросила Виктора на рецепшене молодая, красивая девушка, оформляющая документы на заселение в гостиницу.

— Я бизнесмен, приехал налаживать деловые контакты между нашими странами, — сказал Виктор, пристально вглядываясь в её лицо.

— В добрый час, — обворожительно улыбнулась девушка. — Вы на долго приехали?

— Виза у меня открыта на три месяца.

— Прекрасно. В каком номере хотите поселиться?

— Хотелось бы в одноместном люксе. У вас есть такие номера?

— У нас, как в Греции — есть всё, — сказала девушка, и очаровательно улыбнувшись, посмотрела на Виктора. — А за ваши деньги, мы исполняем любые желания клиента. Меня зовут Валерия, а близкие друзья зовут меня Лерой.

«Точно — Лера. Как же я её сразу не узнал? Повзрослела девочка и похорошела, стала очень красивой. Это же та молоденькая проститутка, которая два года назад, всю ночь обслуживала меня в борделе у Маслака, в день нашего приезда в Москву. Уже почти полтора года Маслак лежит в могиле, а дело его живёт и процветает. И она меня не узнала. Да это и не мудрено, у меня совсем другое лицо — пластические хирурги в Израиле постарались до неузнаваемости изменить мою внешность», — подумал Виктор, а вслух сказал: — «Меня зовут Виктор».

— У вас русское имя и фамилия, и вы хорошо говорите по-русски.

— Естественно, я ведь не коренной израильтянин, а репатриант из бывшего Советского союза. — А вы, случайно, не цыганка?

— Нет. А почему вы так подумали?

— Глаза у вас очень красивые. Вот посмотрел в них, и сразу захотелось спеть: «Очи чёрные, очи жгучие, очи страстные и прекрасные».

— Вам только мои глаза понравились? — кокетливо поведя бровью, с улыбкой спросила Лера.

— Не только глаза, вы очень красивая девушка, — тоже с улыбкой сказал Виктор и направился в отведённый ему номер.

Лера, проводив его долгим, оценивающим взглядом, подняла телефонную трубку и набрала номер.

— Марина, привет.

— Привет, подруга, — раздался голос в телефонной трубке.

— Ты имела дела с евреями?

— Какие дела?

— Ты чего придуриваешься? Не понимаешь, что ли, о чём я говорю?

— А-а, ты в этом смысле? Имела.

— Ну и как они?

— Жмоты. А чего это ты вдруг заинтересовалась евреями?

— Да тут сейчас в люкс поселила бизнесмена из Израиля.

— Хочешь его снять?

— Иностранец — значит, мой клиент.

— Естественно — твой. Ты же у нас главная секс-бомба для зарубежных клиентов.

— Да ну тебя, я серьёзно, а ты всё со своими шуточками.

— Ну, а если серьёзно, то не знаю, что тебе посоветовать. Я имела дела с местными евреями. Может зарубежный не такой жадный.

— Снял номер люкс, значит не жадный.

— Ну, тогда, как говорят — вперёд и с песней.

— Спасибо за консультацию.

— Дерзай. Да, забыла тебе сказать, у них у всех обрезаны, имей это в виду.

— Надеюсь, что не до такой уж степени? — спросила Лера.

Ответом ей был звонкий смех подруги.

…Виктор включил телевизор и начал переключать каналы и просматривать анонсы программ. В дверь тихонько постучали.

— Открыто! — крикнул Виктор, приглушая звук телевизора.

— Разрешите? — спросила Лера, приоткрыв дверь в номер.

— Пожалуйста, проходите, — улыбнулся Виктор. — Очень рад вас видеть.

— Я зашла посмотреть, как вы устроились.

— Спасибо, всё очень хорошо.

— Да? Ну, тогда я пойду. Вы извините за вторжение.

— А может, вы останетесь и согласитесь скрасить моё одиночество?

— А вы хотите, чтобы я осталась? — кокетливо улыбаясь, спросила Лера.

— Хочу.

— Хорошо, я останусь…

— Маринка, ну ты и дура! — буквально врываясь в квартиру подруги, закричала Лера. — Сказала, что у евреев обрезаные!

— Ну.

— Гну! У этого не обрезанный, а нарощенный! Там такая дубина!

— Повезло тебе с евреем, — завистливо вздохнула Марина. — Он на долго приехал в Москву?

— Виза у него на три месяца.

— Если бизнесмен — наверняка баксами упакован. Кстати, как он тебе заплатил?

— Пятьсот долларов дал?

— Ничего себе! — удивлённо воскликнула Марина. — Не пожадничал. Значит, ты ему понравилась.

— Говорит, что понравилась. Ещё приглашал.

— Ну, и дои с него баксы, пока есть возможность.

— Да, конечно…Марина, я в него влюбилась.

— Ты чего, с ума сошла!? У тебя крыша поехала!? Надо же такое придумать — влюбиться в клиента! — вскрикнула Марина. — Забыла первое правило проститутки? Так я тебе его напомню. Никогда не влюбляйся в клиента, потом с другими не сможешь качественно работать. Ты же знаешь, что делают с проститутками, которые нарушают трудовое соглашение, в лучшем случае — калекой сделают, а в худшем — убьют. Так что, подруга, даже мысли такие выбрось из головы. Не забывай, что ты проститутка, а на проститутках не женятся. Нет для нас принцев на белом коне, а есть козлы, которые трахают нас за бабки во все дыры, и ещё издеваются при этом. Тебе понравилось с ним трахаться? Ну, и трахайся на здоровье, стриги с него баксы. Ты же не в первый раз иностранцев обслуживаешь. А про лирику — забудь.

— Я знаю, и ни на что не надеюсь, просто…Поверь, впервые в жизни полюбила.

— Лера, прислушайся к моему совету — выбрось эту блажь из головы.

— Ладно, пойду отдыхать, устала, — вздохнув, тихо сказала Лера.

— Ещё бы не устать, если всю ночь отпахала, как за растрату. Конечно, отдыхай, свой план на сегодня ты уже перевыполнила.

…Виктор только что вышел из ванной комнаты: помылся, побрился, сел на диван и нетерпеливо посмотрел на часы — с минуты на минуту должна была придти Лера.

В дверь его номера постучали, потом приоткрылась дверь, и в номер заглянуло миловидное девичье личико.

— Извините меня, я на минутку. Можно?

— Ну, если на минутку, то заходите.

— Меня зовут Марина.

«Сюрпризы, видимо ещё не закончились», — подумал Виктор, узнав проститутку, которая в день их приезда в Москву, была напарницей Леры и в борделе Маслака обслуживала Лютого, а вслух сказал: — Очень приятно, а меня — Виктор. Что привело вас ко мне?

— Я пришла сказать, что Лера вас очень любит.

— Это она вас просила сообщить мне об этом?

— Нет, что вы? Она не знает о моём визите к вам. Лера очень хорошая девочка.

— Главное — очень опытная и умелая, — усмехнулся Виктор.

— Это естественно, она же проститутка.

— Я в курсе.

— Вы уедете, а Лера останется…с разбитым сердцем.

— Ну, я думаю, она быстро утешится, отель полон иностранцами.

— Нет…Лера, после вашего отъезда…она больше не будет. Она может покончить с собой…

— Ну, вы про такие страсти рассказываете, прямо, как в мексиканских сериалах.

— Нет, не мексиканские…Хотите, я расскажу вам, как Лера стала проституткой? Что толкнуло её на это?

— Ну, я примерно знаю, что толкает молоденьких девушек на панель.

— Думаете — деньги?

— А вы считаете, что причина в другом?

— У каждой из нас разная судьба, и разные причины, по которым мы стали проститутками. У Леры — особая судьба.

— Наверное, когда она была несовершеннолетней, её изнасиловал родной отец? — с иронической усмешкой на губах, спросил Виктор.

— Откуда вы знаете? — удивлённо посмотрев на Виктора, спросила Марина. — Лера вам всё рассказала про себя?

— Нет, она мне ничего не рассказывала, но подобную историю я уже слышал от двух проституток. Истории — как написанные под копирку. В шестнадцать лет отец изнасиловал, потом убежала из дома и попала к сутенёрам…

— Да, с Лерой всё произошло именно так — её изнасиловал родной отец. Хотите, я расскажу вам её историю так, как мне рассказывала Лера?

— Ну, расскажите, — бросив взгляд на часы, сказал Виктор.

— Когда Лере было шесть лет, умерла её мать, и воспитание единственной дочери целиком легло на плечи отца, который, после смерти жены, так больше и не женился, — начала свой рассказ Марина. — Отец очень любил дочь, и она отвечала ему взаимностью. Так уж повелось с детства, что именно отец перед сном купал её в ванне, и укладывал спать рядом с собой.

— Папка, ты с меня всю шкуру сдерёшь! — смеясь, кричала маленькая Лера, когда отец, намылив мочалку, с силой тёр ей спину, попку, грудь, живот.

— Ничего, это не смертельно, — улыбался отец. — Зато будешь всегда чистая и красивая.

Время шло. К шестнадцати годам она из подростка, стремительно превратилась в девушку с красивой фигурой, и на неё стали заглядываться не только одноклассники, но и взрослые мужчины.

Увидев идущую по улице красивую черноглазую и черноволосую девушку с великолепной фигурой, мужчины оборачивались и долго провожали её восхищёнными взглядами, даже не догадываясь, что ей всего шестнадцать лет.

Спать она ложилась уже в свою постель, но в ванной комнате отец всё ещё продолжал исполнять роль банщика, только руки его, всё чаще и дольше стали задерживаться на её, уже сформировавшихся грудях, крутых бёдрах, упругих ягодицах и густо покрытом чёрными, как смоль, кудрявыми волосами, лобке.

Эти прикосновения отцовских рук стали смущать и волновать уже вполне созревшую девушку, но оттолкнуть их она не решалась, боясь обидеть отца.

— Папа, я уже большая, можно я буду мыться сама? — однажды сказала Лера, прикрывая руками грудь и лобок от взгляда отца.

— Чего это, вдруг? — спросил отец, и по интонации его голоса, она поняла, что отец рассердился.

— Мне стыдно.

— Ещё чего придумала, разве можно стесняться отца? Ты для меня всегда была и будешь моим ребёнком. И не смей от меня закрываться. Ты поняла меня?

— Да, папа, — покраснев, тихо сказала Лера и опустила руки.

…В этот вечер отца не было дома, и Лера решила помыться одна. Она уже стояла под душем и смывала с себя мыльную пену, когда услышала, как кто-то, сначала начал дёргать дверь в ванную, а потом и стучать в неё.

— Папа, это ты? — выключая душ, спросила она.

— Конечно я. Кто же ещё? — раздался за дверью заплетающийся голос отца. — Открой.

— Я уже помылась, сейчас выхожу, — сказала Лера, торопливо обтираясь полотенцем.

— Открывай, я сказал, — повысил голос отец, и стал опять дёргать дверь.

— Папка, ты пьяный? — открыв дверь и увидев отца, спросила Лера. — По какому случаю? Вроде бы не праздник…

Договорить она не успела, пьяный отец рванулся в ванную и, схватив на руки совершенно голую дочь, потащил её в спальню. Там, бросив её на кровать, отец сбросил с себя остатки одежды и лёг на неё сверху. Широко открытыми от ужаса глазами, смотрела Лера, как на неё надвигается перекошенное страшной гримасой, чужое лицо родного отца.

Весь этот ужас продлился не долго — минут пять, но ей показалось, что прошла целая вечность. Лера не плакала и не кричала, лежала, широко раскинув руки и ноги и, казалось, умерла, так была бледна и неподвижна. Отец сидел рядом, обхватив голову руками, и тоже молчал.

— Папа, зачем ты это сделал со мной? тебя Бог накажет, — не глядя на отца, наконец, прошептала она.

— Доченька, любимая, я так люблю тебя.

— Не называй меня дочкой! Если бы ты любил меня, ты бы такое со мной не сделал!

— Ты выросла, и стала фигурой очень похожа на маму. Я был сильно пьян, и у меня перед глазами стояла мама. Когда я это с тобой делал, то представлял, что делаю это с мамой.

— Папа, ты всё врёшь…

На следующий вечер всё повторилось опять, потом ещё, ещё и ещё…

…Закончив среднюю школу, Лера на следующий день после выпускного вечера, собрала в сумку самые необходимые вещи, положила туда свой аттестат зрелости, небольшую сумму денег и уехала в Москву. На вокзале она познакомилась с вербовщицей проституток — Ниной, и откровенно рассказала ей свою историю.

— Да ты что?! — удивилась Нина. — Тебя родной отец трахнул?

— Родной, — вздохнув, тихо сказала Лера.

— В шестнадцать лет?

— Да.

— Ну, он у тебя и гад. Сколько прошло времени с тех пор, как ты потеряла девственность?

— Год.

— Домой возвращаться не думаешь?

— Нет, домой я никогда не вернусь, даже если буду с голоду умирать.

— Хочешь работать со мной? — окинув оценивающим взглядом девичью фигуру, спросила Нина.

— Кем?

— Ну, по крайней мере, не крановщицей башенного крана, — усмехнулась Нина. — Есть такая работа — оказывать интимные услуги страждущим мужчинам.

— Вы предлагаете мне стать проституткой?

— Не проституткой, а жрицей любви.

— Это одно и то же.

— Нет, девочка. Проститутка — это звучит грубо и пошло, а жрица любви — нежно и романтично.

— Я об этот не думала.

— А ты подумай. Москва — огромный город, сюда приезжают туристы из-за границы, командировочные, большие и маленькие начальники. Знаешь, какие бабки будешь загребать? За месяц заработаешь столько, сколько в другом месте не заработаешь за год. У тебя, кроме отца, были мужчины?

— Нет, я только с отцом.

— Минет делать умеешь?

— А что это такое?

— Здравствуйте, приехали. Член в рот брала?

— Нет, никогда, — покраснев и стыдливо опустив глаза, тихо сказала Лера.

— А в попку он тебя трахал?

Ещё больше покраснев, Лера отрицательно покачала головой.

— Ты где живёшь?

— Вот тут, на вокзале уже третьи сутки…

— Поедем сейчас ко мне, будем проверять твои способности.

— У вас там есть мужчина?

— Зачем нам мужчина?

— Ну, а кто будет меня проверять?

— Я буду тебя проверять.

— Как это?

— Ты что, с Урала?

— Нет, я из Ужгорода. А что?

— Да, дремучая ты какая-то, — пожала плечами Нина. — Простых вещей не знаешь. Ладно, я возьму над тобой шефство, хотя в нашей профессии это не практикуется?

— Почему?

— Потому что никто не хочет своими руками создавать себе конкурентку.

— А-а, понятно, — протяжно произнесла Лера. — А почему вы это делаете?

— Потому что ты мне понравилась, и ещё…ты такая яркая, бросаешься в глаза, мужикам такие нравятся. У тебя не будет отбоя от клиентов. Да, и перестань обращаться ко мне на «вы». Я не такая уж старая.

…Квартира у Нины была хорошая — отдельная, двухкомнатная, почти в самом центре города.

— Садись на диван, а я пока поставлю варить густой рисовый отвар.

— А зачем тебе рисовый отвар?

— Он нужен будет не мне, а тебе, — сказала Нина, засыпая рис в кастрюлю.

— А мне зачем?

— Скоро поймёшь. Пускай варится, а ты начинай раздеваться.

— Совсем раздеваться? — тихо спросила Лера.

— Совсем. Я хочу посмотреть на твоё обнажённое тело.

Лера разделась догола и, покраснев, смущённо опустила глаза.

— Ну что тебе сказать, девочка? Фигурка у тебя красивая. Стройные ножки, кругленькая попка, грудь тоже выше всяких похвал — сиськи не висят как у коровы вымя, в общем — всё прекрасно, за исключением одного — надо будет сменить причёску на твоём лобке, слишком уж буйно разрослась на нём растительность. Будем удалять.

— Зачем? Мне нравится, когда лобок покрыт волосами.

— Некоторые мужчины любят ласкать у женщины киску языком, но никому из них не понравится, если ему в рот будут лезть волосы.

— Мужчины такое делают? — удивлённо спросила Лера.

— Делают…некоторые.

— А сколько платят проституткам? — тихо спросила Лера.

— По разному. Бывает пятьдесят баксов за сеанс, а некоторые, особо щедрые клиенты и больше отваливают — до ста. Всё зависит от того, какое удовольствие он получил.

— Сто баксов — это сто долларов?

— Да, это сто долларов.

— За один раз? А сколько же тогда можно заработать за день?

— Это, как масть пойдёт, — улыбнулась Нина. — Я вижу, у тебя глаза загорелись. Уже хочешь выйти на точку?

— Мне хочется заработать много денег, купить себе квартиру, а потом выйти замуж. Это, ведь возможно?

— Возможно. Но для того, чтобы получать такие деньги, надо многое уметь. Ты хочешь этому научиться?

— Хочу.

— Тогда будь прилежной ученицей, и всё у нас получится. Приступим к первому уроку…

…Уложив ученицу спиной на диван, Нина легла на неё сверху и развернулась так, что её промежность оказалась на уровне лица Леры.

— Повторяй за мной всё так же, как делаю это я, — сказала Нина и стала интенсивно водить языком по влагалищу девушки.

Леру всю затрясло от возбуждения — она была полностью во власти Нины, и беспрекословно подчинилась. Вскоре её пронзили судороги оргазма, и она чуть не потеряла сознание от этого ощущения.

— Ты молодец, девочка, — сказала Нина и с нежностью посмотрела на Леру. — Тебе понравилось?

— Понравилось. А с мужчинами это, наверное, совсем не так?

— Технология почти одна и та же, главное, научиться владеть языком, и не брезговать, когда клиент будет кончать тебе в рот. Вот для этого я и приготовила рисовый отвар такой концентрации, чтобы он напоминал мужскую сперму. Научись глотать отвар, и у тебя никогда не будет проблем. Давай, начинай пробовать. Это наш второй урок.

— Дай, хоть ложку, — с отвращением посмотрев на мутную густоватую жидкость, сказала Лера.

— Может тебе дать ещё и бутерброд с икрой? — усмехнулась Нина. — Пей через край блюдца, и набирай в рот, как можно больше.

Зажмурив глаза, Лера отхлебнула отвар, и почувствовала, что её сейчас вырвет.

— Глотай, — приказала Нина, но Лера отрицательно замотала головой и, закрыв рот рукой, побежала в туалет. Через открытую дверь, Нина слышала, как Лера там рыгает. Прошло несколько минут, и ученица вышла из туалета, вытирая выступившие слёзы.

— Итак, попытка номер один не удалась, приступаем к попытке номер два. Запомни, тяжело в ученье, легко потом в бою.

— Нина, я не хочу это глотать, мне противно, — простонала Лера и умоляюще посмотрела на преподавателя. — Меня опять стошнит.

— Пусть тебя лучше здесь стошнит, чем на клиента, — сказала Нина и подала Лере следующую порцию отвара. — Пей и глотай.

Пересилив себя, Лера отхлебнула с блюдца и, на этот раз, проглотила.

— Боже, какая гадость, — сказала она, переведя дыхание. — Как это можно принимать в себя?

— Ничего, постепенно привыкнешь, — усмехнулась Нина.

— Мне кажется, что к этому привыкнуть нельзя, — покачала головой Лера.

— Я, вначале, тоже была такая, как ты сейчас, а потом привыкла. Пора переходить к третьему уроку, — сказала Нина и, открыв холодильник, достала оттуда большой огурец.

— Это ещё зачем? — насторожилась Лера. — Я не хочу огурцом.

— Не бойся, я не буду тебя трахать этим огурцом, — засмеялась Нина. — Будешь учиться брать его в рот.

— Огурец?

— О боже, как же всё запущено, госпожа провинциалка. Это тренажёр. Сейчас я буду тебе показывать, как обхватывать его губами, и что надо делать языком, а ты смотри и учись, — сказала Нина и, обхватив губами огурец, стала лизать его, двигать головой вверх и вниз, при этом ещё и постанывая. Лера не выдержала и расхохоталась.

— Не вижу ничего смешного, — нахмурилась Нина и, протянув ученице огурец, сказала. — На вот, тренируйся.

— Ну, и какие у тебя впечатления от уроков? — спросила Нина, когда первый учебный день закончился, и подруги сели пить чай.

— Больше всего мне понравился первый урок — когда мы друг друга ласкали, — сказала Лера, отхлёбывая из кружки горячий, сладкий чай.

— Мне это тоже очень нравится. Давай повторим его, чтобы лучше закрепился, — лукаво улыбнувшись, сказала Нина.

— Я не против, — оживилась Лера, и отставила в сторону кружку.

— Ну и молодец. Только сейчас я буду снизу, а ты сверху. Для женщины это более удобная и безопасная позиция.

— Почему?

— Когда женщина сверху, ей удобнее делать минет. Во-первых, ты сможешь менять амплитуду движения головой, а во-вторых — уменьшается риск захлебнуться спермой, когда клиент будет кончать тебе в рот, ты в критический момент всегда сможешь поднять голову и высвободить свою ротовую полость от находящегося там члена. А представь себе, что ты лежишь на спине и мужчина трахает тебя в рот. Во время оргазма он будет стараться засунуть член как можно глубже в твой рот. Вот тут и возникает опасность захлебнуться или задохнуться. Так что, помни — никогда не ложись вниз — только сверху…

— Борис, привет.

— Здравствуй, дорогая. Как жизнь молодая?

— Прекрасно.

— Не жалеешь, что ушла от меня?

— А разве я ушла от тебя?

— Ну, у тебя вроде теперь свой бизнес?

— Какой там бизнес? Одно название, — вздохнула Нина. — Так, мелочи.

— Ничего себе — мелочи. Моя гостиница почти полностью укомплектована твоими ученицами.

— Ну, и как они работают?

— Прекрасно, ты хорошая учительница.

— Приятно слышать.

— Что-то ты давно не звонила.

— Не было повода.

— А сейчас он появился?

— Появился.

— Ну, говори.

— Есть новая девочка. Ей всего семнадцать лет. Параметры — закачаешься: прекрасные, упругие груди, тонкая талия и очень красивая задница.

— Целка?

— Борис, целку сейчас даже в кунсткамере не найдёшь, — усмехнулась Нина. — Время сейчас такое тяжёлое, девочки свои целки на хлеб меняют.

— Когда я могу посмотреть и оценить товар?

— В любое время. Если утром деньги — в обед стулья, в обед деньги — вечером стулья, вечером деньги, утром стулья…

— Нина, я тебя умоляю…

— Тогда назначай время.

— Давай завтра, приезжайте в Александровский садик, там и встретимся.

— Договорились.

…Нина с Лерой, услышав за спиной торопливые шаги, одновременно оглянулись.

— Девушка, не хотите поработать в отеле? — обращаясь к Лере, спросил очень высокий и худой мужчина. — Я директор гостиницы «Интурист», мне необходимы горничные, дежурные по этажу, и нужен администратор — красивая, эффектная девушка. Ваша внешность очень подходит для такой работы.

— Мы подумаем, — окинув взглядом мужчину с ног до головы, сказала Нина.

— Если надумаете, приезжайте завтра к девяти утра, вас проведут в мой кабинет, и там поговорим уже более конкретно. Меня зовут Борис Александрович.

— Что скажешь на такое предложение? — спросила Нина свою подопечную, после того, как машина, в которую сел директор гостиницы, скрылась за поворотом.

— Я бы попробовала. Будет постоянный заработок, и не надо будет делать мужикам минет. Меня только от одной мысли о том, что придётся глотать их сперму, всю выворачивает наизнанку.

— Зарплата администратора не такая большая, что ты сможешь на неё безбедно жить.

— Лучше бедно жить, чем глотать всякую гадость. Я как подумаю про рисовый отвар, так меня всю выворачивает наизнанку. Не смогу я это делать.

— А ты думаешь, что тебе место администратора даром достанется?

Уверена, что этот директор возьмёт с тебя плату натурой.

— Да чёрт с ним, дам ему разок, чтобы отстал, зато работа будет.

— Рискни. Я буду рада, если у тебя всё получится.

Лера пришла в отель ровно в девять, прошла в приёмную, увидела на оббитой кожей двери табличку с надписью большими золочёными буквами «МАСЛОВ БОРИС АЛЕКСАНДРОВИЧ», а чуть ниже — «Директор», посмотрела на сидевшую за столиком секретаршу и тихо сказала: — Меня приглашали к девяти часам.

— По какому вопросу?

— Хочу устроиться на работу.

— Кем?

— Администратором.

— Администратором? — окидывая взглядом Леру с ног до головы, переспросила секретарша и усмехнулась.

— Борис Александрович меня лично приглашал, — смущённо улыбнувшись, сказала Лера.

— Ну, если лично приглашал, то конечно примет. Сейчас доложу, — сказала секретарша и, встав из-за стола, подошла к двери, постучала и тут же вошла в кабинет.

Не прошло и минуты, как она оттуда вышла и, вновь, едва заметно усмехнувшись, сказала: — Проходите, Борис Александрович ждёт вас.

— Здравствуйте, — кокетливо улыбнувшись сидящему за столом хозяину кабинета, сказала Лера. — Я пришла.

— А-а! Здравствуй, красавица, — приветливо улыбнулся ей директор. — Возьмите стул и садитесь в кресло, вам там будет очень удобно. Как вас зовут?

— Валерия.

— Очень приятно. А меня зовут Борис Александрович.

— Вы уже называли нам своё имя. Я была с подругой, — улыбнулась Лера. — Мне тоже очень приятно.

— Вот видите, мы только познакомились, а уже начали друг другу делать приятное, — сказал директор отеля, пожирая сидевшую перед ней девушку похотливым, раздевающим взглядом. — Вы москвичка?

— Нет, я приехала с Украины.

— Не будете против, если я буду называть вас Лерой?

— Не буду, — улыбнулась Лера уже не так лучезарно, безошибочно определив значение взгляда директора.

— Чувствуйте себя свободнее, не напрягайтесь. Встаньте и разденьтесь.

— Что? Не поняла, — переспросила Лера. Ей показалось, что она ослышалась.

— У вас проблемы со слухом? — продолжая приветливо улыбаться, спросил директор.

— Нет.

— Тогда почему вы переспрашиваете? Я сказал — встаньте и разденьтесь.

— Зачем? — спросила Лера и покраснела.

— Давайте сразу с вами договоримся, что вопросы здесь буду задавать я.

— Да, конечно. Извините.

— Вы хотите у нас работать?

— Если бы я не хотела, я бы не пришла, — уже без улыбки сказала Лера, а про себя подумала: — «Права была Нина, видимо придётся лечь под него. Боже, какой он неприятный. Чёрт с ним, дам ему, если не будет другого выхода, лишь бы не попросил сделать ему минет».

— Так в чём дело?

— Мне стыдно, — краснея и опуская глаза, тихо сказала Лера.

— А чего тут стыдного? — удивлённо пожал плечами Борис. — Мне надо посмотреть на вашу фигуру, оценить её. Вы же идёте работать не на ткацкую фабрику, а в элитное предприятие, и поэтому мы подбираем соответствующий персонал. Основные наши клиенты — иностранцы.

Лера, встала, и начала медленно раздеваться.

Директор, не сводя с неё глаз, встал и вышел из-за стола. Не прошло и минуты, как его длинные, тонкие пальцы уже шарили у неё в трусиках. А потом Лера чуть не потеряла сознание, так груб и извращён был директор. Она не смогла сдержаться и громко закричала, когда директор попытался вставить свой член ей в зад.

— Не ори, дура, — резко повернув её лицом к себе, прошипел директор. — Хочешь, чтобы тебя услышали?

Лера отрицательно покачала головой.

— А чего кричишь?

— Больно.

— Что, ни разу не впускала член в свою задницу?

— Ни разу, — потупив взор, тихо сказала Лера.

— Хорошо, не хочешь в зад, бери в рот.

— Не надо, прошу вас, — с мольбой посмотрев на директора, прошептала Лера, и крепко стиснула зубы.

— Ты хочешь работать администратором в этой гостинице?

— Очень хочу.

— Ну, тогда чего ты из себя целку строишь? Короче, или в рот, или в зад, или я буду искать другую претендентку на эту должность. Выбирай, только быстрее.

«Ничего страшного, надо только представить себе, что это не член, а огурец», — подумала Лера и, зажмурившись, открыла рот.

Почувствовав, как её рот наполняется тёплой и липкой спермой, Лера дёрнулась головой назад, но Борис крепко держал её голову и, с силой прижав к себе, вогнал член так глубоко в её ротовую полость, что перекрыл ей горло. Лера стала задыхаться, лицо её побагровело, она судорожно вцепившись руками в ноги Бориса, попыталась оттолкнуться от него и освободиться. Только, спустя несколько томительных секунд, видимо удовлетворившись полностью, Борис освободил её рот. Леру вырвало прямо ему на колени.

Выматерившись, он ногой оттолкнул её от себя и, схватив валявшийся на полу скомканный бюстгальтер, принялся стирая со своих брюк блевотину.

— Я принята на работу? — едва шевеля липкими губами, шёпотом спросила Лера. Чувствуя сильную боль в горле, она не могла громко разговаривать.

— Иди, умойся, — брезгливо посмотрев на её измазанное лицо, сказал Борис и отвернулся.

Лера, шатаясь, как пьяная, медленно подошла к столу, дрожащими руками взяла графин с водой и плеснула его содержимое себе в лицо.

— Сколько тебе лет? — спросил он после того, как кандидатка на вакантную должность администратора немного привела себя в порядок.

— Семнадцать, — пряча глаза, прошептала Лера.

— Ты ещё несовершеннолетняя, и поэтому не можешь работать администратором.

— Как!? После всего, что вы со мной сделали!? Но, вы же обещали! — вскрикнула Лера и из её глаз потекли слёзы.

— Обещал. Даже сам приглашал, но я же не знал, что ты ещё несовершеннолетняя. Я хочу предложить тебе другую работу, будешь получать не меньше, а гораздо больше, чем администратор. Согласна?

— А что я должна буду делать?

— То, что делала сейчас. Правда, тебе придётся научиться делать минет и трахаться в задницу, но это дело наживное — быстро научишься. Жить будешь в отдельном комфортабельном номере, хорошо питаться, у тебя будут модные наряды и лучшая в мире косметика. И кроме всего прочего, ты ещё будешь хорошо зарабатывать — долларов триста, а то и пятьсот в день.

— Пятьсот долларов в день!? — удивлённо вскрикнула Лера. — Борис Александрович, вы не обманываете меня!?

— Зачем мне обманывать тебя? — улыбнулся директор. — Так ты согласна?

— А потом, когда я заработаю много денег и захочу уйти, вы меня отпустите?

— По первому твоему требованию и на все четыре стороны.

— Тогда, я согласна.

— Вот и прекрасно. Документы с собой?

— Да.

— Давай паспорт.

Лера дрожащими руками торопливо достала из сумочки паспорт.

— Работать будешь вечером и ночью, а днём отдыхать. Такой у нас график работы. Правда, иногда бывает, что клиент захочет отдохнуть с девочкой днём, надо будет идти ему навстречу. Желание клиента для нас закон.

— Я поняла.

— Да, и ещё одно условие. Ты мне очень понравилась, поэтому три раза в неделю ты будешь днём — в не рабочее время, приходить в мой кабинет, и обслуживать меня. Договорились?

— Договорились, — пряча глаза, прошептала Лера.

— А теперь иди устраиваться на новом месте, — сказал Борис и нажал кнопку звонка.

— Отведи её к Марине, эта девочка будет жить с ней в одном номере, — сказал он вошедшему в кабинет мужчине.

Тот молча кивнул головой и, позвав за собой Леру, вышел из кабинета…

— Так, три года назад, Лера попала в сексуальное рабство, — закончила свой рассказ Марина.

— Да-а, ужасную историю вы мне рассказали, — протяжно произнёс Виктор и задумался.

— Вы спасёте Леру? Я знаю, что на проститутках не женятся. Возьмите её наложницей, служанкой, кухаркой — только спасите из этого вертепа.

— Совершенно верно, на проститутке я никогда не женюсь, но Леру, если она захочет, заберу отсюда, — подумав секунду, сказал Виктор.

— Спасибо. Вы не только красивый, но и благородный мужчина, — тихо сказала Марина и направилась к выходу из номера…

Глава 29. Я куплю тебе новую жизнь

— Послушай, хочу предложить тебе, как бизнесмену, выгодную сделку.

— Что ты мне хочешь предложить? Я ничего не покупаю, только продаю.

— Так я и хочу купить твой товар.

— Леру? — догадался Эдуард Михайлович. — Так она не продаётся.

— Всё продаётся, и всё покупается, надо только назначить реальную цену. Сколько ты за неё хочешь?

— Сколько? — неопределённо хмыкнул сутенёр. — Даже и не знаю, что тебе ответить на твой вопрос. Девочка пользуется огромным спросом, и поэтому приносит мне хороший доход.

— Я знаю. Сколько ты хочешь за неё?

— Она тебе понравилась?

— Если бы не понравилась — не покупал бы.

— Логично, — усмехнулся Эдуард Михайлович.

— Ещё лет пять — девушка изработается, и будет приносить тебе только убытки, ты загонишь её, как загоняют лошадь, а потом выбросишь. Продай её мне сейчас, пока она ещё пользуется спросом.

— Согласен, что изработается, но как минимум, пять лет ещё будет работать. А пока что девочка высоко котируется. Прелестница. А какая у неё потрясающая фигура. Одна задница чего стоит, а ножки, а груди…

— Ты мне её прелести не расписывай, я всё это видел, ты цену говори.

— Она бесценна, как бриллиант.

— Каждый бриллиант имеет свою цену, — сказал Виктор. — Называй конкретную цену.

— Сто пятьдесят тонн баксов.

— Ты чего, с дуба рухнул!? — удивлённо посмотрев на сутенёра, спросил Виктор.

— Если для тебя это дорого — не покупай, — пожал плечами сутенёр. — Но, я ни одного бакса не уступлю.

— И, всё-таки, назови реальную цену.

— Её реальная цена — триста штук, а я продаю тебе её за полцены.

— У тебя точно крыша едет, — усмехнулся Виктор. — Откуда такие цены?

— Если сомневаешься, давай посчитаем. За ночь клиент платит ей минимум двести пятьдесят баксов, а некоторые — и побольше. За месяц она зарабатывает более пяти тысяч. Работает девочка круглый год. Есть, правда, у неё месячныйотпуск. Итого — одиннадцать рабочих месяцев. Не трудно подсчитать, что за год она зарабатывает более шестидесяти тысяч зелёных американских рублей. Шестьдесят умножить на пять — получится триста тысяч. Так что, как не крути, а я оказываюсь в проигрыше.

— А чего же тогда соглашаешься продать, если оказываешься в проигрыше?

— Баксы срочно нужны.

— Её паспорт у тебя?

— Естественно.

— А как же она работает в гостинице без документов?

— А-а, — махнул рукой Эдуард Михайлович. — Её работа там, это ширма.

— Мне нужен её паспорт, чтобы поставить в нём визу.

— Не понял, ты что, хочешь увезти её в Израиль? — удивился Эдуард Михайлович.

— Ну а для чего же тогда, я её выкупаю у тебя?

— А что, в Израиле нет проституток?

— В Израиле всё есть, и проститутки тоже, но мне нравится Лера.

— Ещё бы не нравилась, — усмехнулся Эдуард Михайлович. — Во-первых, трахается, как автомат, а во-вторых — она анальная королева, а это дорогого стоит.

— Анальная королева? — машинально переспросил Виктор.

— Конечно. А ты что, не трахал её в задницу? — удивлённо спросил сутенёр. — Тогда ты очень многое потерял. Анальный секс в её исполнении — это шедевр. Обязательно попробуй, уверяю тебя, получишь огромное удовольствие.

— Я прислушаюсь к твоему совету, — сжав кулаки с такой силой, что пальцы побелели и, опустив глаза, чтобы сутенёр не заметил, какая ярость бушует в этих глазах, сказал Виктор. — Давай вернёмся к главной теме нашего разговора.

— Так чего её тереть? В принципе, мы договорились, паспорт девочки я тебе отдам прямо сейчас — под залог.

— И, какой залог?

— Десять процентов от стоимости товара.

— Договорились.

— А когда я смогу получить остальные баксы?

— Когда Лера пройдёт паспортный контроль в аэропорту.

— А ты кидняк мне не устроишь? Пройдёте паспортный контроль, вильнёте хвостом, и поминай вас как звали?

— Лера пойдёт первой, а я останусь с тобой в зале регистрации. Как только она окажется в накопителе, я передам тебе деньги и тоже пойду на регистрацию. Такой расклад тебя устраивает?

— Вполне.

— Значит, договорились. Только смотри, Эдик, без злых шуток. Я их не люблю.

— Я в этом не заинтересован, — насупился Эдуард Михайлович.

— Это похвально, — усмехнулся Виктор. — Тогда встретимся в Шереметьево…

— Лера, я закончил свои дела в Москве, и через неделю должен покинуть ваш красивый и гостеприимный город.

— Значит, через неделю будет наша прощальная ночь? — спросила Лера, и подбородок её задрожал.

— Это будет зависеть только от тебя.

— От меня здесь ничего не зависит. Я могу только исполнять желания, — сказала Лера, и посмотрела на Виктора глазами, полными слёз.

— И моё желание будет исполнено?

— Да, любое…фирма гарантирует, — тихо сказала Лера и не в силах больше сдерживать себя, бросилась с рыданиями ему на грудь.

— Почему ты плачешь? — спросил Виктор, пытаясь заглянуть в её глаза.

— Не обращай внимание…это я так…о своём…

— Хочешь уехать со мной?

— Очень хочу, но это невозможно. Я не могу даже в России уехать в другой город.

— Почему?

— Я работаю на Эдуарда Михайловича. Он не отпустит меня.

— А если отпустит?

— Если отпустит, то я согласна ехать с тобой хоть на край света! — встрепенулась Лера, и в её глазах сверкнул лучик надежды.

— На край света не надо. Я хочу, чтобы ты уехала в Израиль. Согласна?

— Согласна! Конечно, согласна! — радостно вскрикнула Лера. — А Эдуард Михайлович отпустит меня?

— Отпустит.

— Я буду жить…у тебя?

— Ты будешь жить в моём доме. Через неделю я вылетаю в Израиль и везу туда на лечение одного моего…партнёра по бизнесу. Он тяжело болен и ему нужно длительное лечение. Я хочу, чтобы ты была постоянно рядом с ним — сначала в больнице, а потом и на отдыхе. Кроме лечения, ему нужно будет общение на русском языке.

— Ты хочешь, чтобы я его…обслуживала? — тихо спросила Лера.

— Ты не так меня поняла. Он уже пожилой человек и ни о чём таком даже не помышляет. Кроме того, с ним летит его жена — очень строгая женщина, — улыбнувшись, сказал Виктор.

— А ты тоже будешь рядом?

— Я отвезу вас и вернусь в Россию.

— Нет, я не хочу без тебя! — вскрикнула Лера. — Я хочу быть рядом с тобой! Хоть на краю света, но только, чтобы быть рядом!

— Если этот вариант тебя не устраивает, можешь остаться здесь — у Эдика, — нахмурившись, сказал Виктор. — Другой альтернативы нет.

— Хорошо, я согласна…в Израиль, — вздохнув, тихо сказала Лера. — У меня здесь остаётся очень близкий мне человек, моя единственная подруга. Можно я схожу попрощаться с ней?

— Ты свободна в своих поступках, и вправе сама принимать решения.

— Я подумала, вдруг ты будешь против, она ведь, тоже проститутка.

— У тебя замечательная подруга.

— Откуда ты знаешь?

— Я встречался с ней, и мы разговаривали.

— Обо мне?

— Да, о тебе.

— Что она рассказала?

— Всё.

— Всё!? — побледнев, вскрикнула Лера. — И, после этого ты…

— И после этого, я принял решение увезти тебя из этого вертепа.

— С ума сойти, я не могу в это поверить…

— А ты поверь.

— Рассказывай, что ты Виктору наговорила про меня?

— Я ничего не наговаривала, я просто рассказала ему, как ты стала проституткой.

— Зачем?! — закричала Лера. — Кто тебя просил об этом!?

— Лера, прости. Я хотела, как лучше…

— Как лучше, — вздохнула Лера. — Мы всё время хотим делать как лучше, а получается всё наоборот. Ладно, чего уж теперь, слово вылетело и его назад не вернёшь.

— Лера, он порядочный мужчина, я это сразу поняла.

— Я знаю.

— А ты, действительно, его любишь?

— Безумно! Я это поняла в первый же день, когда увидела его.

— Ну, допустим, не в первый день, — лукаво улыбнулась Марина. — В первый день ты просто хотела развести его на бабки.

— Ох, и змея же ты…

— Ладно, я шучу, — засмеялась Марина. — А если серьёзно, то я по-доброму завидую тебе и желаю счастья.

— Спасибо тебе за всё, я тебя никогда не забуду. Через неделю улетаю в Израиль.

— В добрый час, подруга.

— Спасибо.

Глава 30. Расправа с проституткой

— Убирайся, ты мне больше не нужна.

— Почему?

— Потому, что приносишь мне только убытки. Спишь здесь, жрёшь, а отдачи никакой. Не хотят тебя больше клиенты, говорят, что ты старая.

— А куда же мне теперь идти? — всхлипнула Марина. — У меня ни квартиры, ни сбережений.

— Это не мои проблемы. Иди на точку.

— Хорошие места заняты.

— Я тебе уже сказал, это не моя проблема. К вечеру чтобы освободила комнату, на твоё место я уже принял молоденькую девочку.

— Молоденькие не умеют делать то, что могу я.

— Научатся, ничего сложного нет в вашей профессии — раздвигай пошире ноги и ягодицы, — усмехнулся замдиректора гостиницы.

— Не так уж это и просто, удовлетворить клиента.

— Марина, я всё сказал, и не зли меня.

— А Борис Александрович меня ценил.

— Борис Александрович лежит в могиле и теперь я хозяин над проститутками. Меня ты не устраиваешь, поэтому убирайся отсюда.

…Марина сняла в пригороде Москвы небольшую комнату и пошла обслуживать клиентов на точке. Мизерных денег, которые она получала за свою работу, не хватало на жизнь: нужно было платить за съёмную квартиру, одеваться, покупать косметику, чтобы поддерживать свой товарный вид, питаться. И тогда, на свой страх и риск, она решила проникнуть на чужую территорию — начала снимать клиентов в барах и отелях.

Вот и сегодня Марина неторопливым шагом подошла к отелю, и сердце её громко забилось, когда она толкнула тяжёлую входную дверь. Проскользнув мимо швейцара, Марина прямиком направилась в бар, решив, что именно здесь её сегодня ждёт удача. Обстановка в баре успокоила её. Приглушённый свет, ненавязчивая музыка, предупредительные официанты. Марина расслабилась и заказала себе кофе с коньяком, и отдельно рюмку коньяка.

Отпивая мелкими глотками кофе, она неторопливо шарила взглядом по сторонам. Взгляд хорошо одетого, лет пятидесяти мужчины, Марина засекла сразу, и их взгляды встретились. Мужчина даже не попытался отвести глаза, он откровенно раздевал её взглядом.

«Интересно, кто он такой»? — подумала Марина, поощрительно улыбнувшись мужчине, — «Восточные черты лица, большой нос, глаза навыкате. Не иначе — еврей или армянин».

Мужчина не долго рассматривал её, встал из-за своего столика и решительно подошёл к ней.

— Зачем скучаем, девушка? — спросил мужчина с характерным кавказским акцентом. — Такая красивая, и одна.

— Так получилось, что сегодня я одна, — кокетливо улыбнулась Марина, и заказала проходившему мимо официанту бокал сладкого «Мартини».

— Вай, зачем это, чай пить? Надо пить самый лучший на свете армянский коньяк.

— У них здесь нет такого, я спрашивала, — притворно вздохнула Марина.

— Зачем у них спрашивать? У меня в номере есть, — сказал мужчина. — Может, пойдём?

— Не откажусь от приглашения, — сказала Марина и многообещающе улыбнулась.

— Пойдём красавица, не пожалеешь.

«Ну, если у тебя и в магазине то же, что и на витрине, то тогда с тобой будет приятно», — подумала Марина, посмотрев на нос клиента.

— Я армянин, — сказал мужчина уже в номере, торопливо сбрасывая с себя одежду.

— А я об этом уже догадалась, — улыбнулась Марина, снимая кофточку.

— Нет, ты не догадалась, — ухмыльнулся армянин, — Ты знаешь, как армяне любят?

— Знаю. Я уже имела дело с армянами.

— Это хорошо, — обрадовался армянин. — Только предупреждаю, я не люблю всякий там вазелин-мазелин.

— Хорошо, миленький, как скажешь, — кокетливо улыбнувшись, сказала Марина и сняла юбку.

— Вах, вах, вах, какая у тебя красивая попка! — восхищённо покачал головой армянин. — Иди сюда…

…Улыбаясь, Марина спускалась в лифте. Все её страхи оказались напрасными, витрина оказалась обманчивой, в штанах у армянина был такой маленький член, что она еле сдержала смех.

«Придурок, ещё про какой-то вазелин болтал, я его мизерную письку и без вазелина в своей заднице не почувствовала», — усмехнувшись, подумала Марина.

В общем, сегодня ей повезло с почином — клиент оказался лёгким на столько, что она даже не ожидала. Он ничего больше не просил делать, даже от минета отказался, чем очень удивил Марину.

«Ну, если и дальше все клиенты будут такие, то можно брать на себя повышенные обязательства», — улыбаясь своим мыслям, подумала Марина. — «Почти ничего не делала, а стольничек баксов сняла. И, это за какие-то двадцать минут».

Лифт остановился на первом этаже. Выйдя из него, Марина опять направилась в бар, снимать следующего клиента.

— Ты откуда, кошёлка, здесь взялась? — услышала она за спиной грубый голос и, вздрогнув, оглянулась. Сзади стояли два здоровенных парня и окидывали её взглядами с ног до головы.

— Ты кто такая? — наконец спросил один из них. — Как тебя зовут?

— Марина, — тихо сказала она и посмотрела на парней широко открытыми глазами. Она знала, что такой взгляд безотказно действует на мужчин.

— Откуда ты здесь нарисовалась?

— Приехала…из Украины.

— Прикинь, Вован, эти хохлы и здесь хотят свой товар беспошлинно сбывать, — усмехнувшись, сказал один парень другому. Тот ничего не ответил, только неопределённо хмыкнул и сплюнул на пол.

— Пошли с нами, — сказал первый парень, ухватив Марину за локоть.

— Что вам от меня надо? — спросила Марина, голос которой сразу стал потерянным и жалким. Она поняла, что эти парни совсем не её клиенты.

— Молчи, шлюха, и топай вперёд, — сказал Вован, и грубо подтолкнул Марину коленкой под зад.

Помещение, куда её привели, было небольшим, но очень уютным. На полу, большой ковёр, у стены большой диван с подушками, стильная мебель. За столом сидел мужчина лет пятидесяти, может чуть старше. Тщательно зачёсанные редеющие волосы, с трудом прикрывали намечающуюся лысину.

— Леонид Маркович, вот партизанку поймали, что с ней делать? — спросил один из парней, и толкнул Марину в спину так, что она, сделав несколько быстрых шажков вперёд, оказалась прямо перед столом.

— Кто такая? — спросил мужчина, складывая губы в презрительную усмешку.

— Да залётная…начал было говорить один из парней, но хозяин кабинета жёстко остановил его репликой: — «Я не тебя спрашиваю».

— Марина…из Украины…

— А что, в Украине уже трахаться не с кем? — усмехнулся Леонид Маркович, окидывая взглядом фигуру девушки.

— Есть, — замялась Марина, — но платят мало.

— Давно занимаешься этим?

— Давно.

— Значит, опыт есть? — опять усмехнулся хозяин кабинета.

— Я всё умею делать.

— Вы можете пока идти, — сказал Леонид Маркович парням. — Если понадобитесь, я вас позову.

Парни молча вышли из кабинета.

— Раздевайся и ложись на диван, — сказал Леонид Маркович, выходя из-за стола и медленно подходя к Марине. — Проверять буду твои способности.

Леонид Маркович оказался профессионалом в любовных делах. Марину он взял грубо, энергично, его напряжённый член так плотно входил внутрь её тела, что она застонала вполне искренне, и в конце даже испытала долгий оргазм.

— А ты — ничего, — наконец отдышавшись, сказал Леонид Маркович, — тело у тебя жаркое и упругое, и вообще…с тобой приятно, ты очень искусная в любви и не ленивая, не то, что наши москвички.

— Я не халтурю, — покраснела Марина.

— Хочешь обслуживать клиентов в этом отеле?

— Если вы разрешите, — тихо сказала Марина. Она сразу поняла, что именно от этого господина теперь будет зависеть её будущее.

— Хорошо. Сегодняшний заработок оставь себе, а впредь, будешь все деньги сдавать мне, а уж я назначу тебе твою зарплату. Не бойся, в накладе ты не останешься. Согласна?

Марина молча кивнула головой.

— Тогда иди и работай, я скажу там, тебя больше никто не тронет.

— Спасибо, — прошептала Марина и направилась к двери.

— Да, и не забывай отмечаться три раза в неделю у меня, так же как сегодня, — сказал Леонид Маркович ей вдогонку.

…Этот чернокожий американец, заплативший за всю ночь, долго не церемонился — сразу уверенными движениями раздел её, потом разделся сам. Марине стало дурно, когда она увидела напряжённый, чёрный член огромного размера. За свою богатую практику она не видела ничего подобного и сделала инстинктивное движение, попытавшись вырваться из мощных рук чернокожего гиганта, но тот держал её крепко.

В следующий момент, Марина вскрикнула от дикой боли. Ей показалось, что внутри у неё всё разорвалось. Она почти ничего не соображала и только стонала от быстрых, проникающих в самое нутро движений негра.

Кончив, негр не дал её и минуты передышки, поднял на руки, и резко перевернув, бросил на кровать. Догодавшись о том, что сейчас негр попытается засадить своего монстра ей в задницу, Марина попыталась спастись бегством, но споткнулась и упала на пол, при этом разбив себе до крови коленку, и ударившись головой об столик.

Негр прыгнул на неё сверху и с остервенением начал вгонять свой член в её анальное отверстие. Стоявшая на столике бутылка из-под шампанского упала на пол и закатилась прямо под извивающуюся от дикой боли Марину. Судорожно ухватив бутылку за горлышко, она изловчилась и, наотмашь ударив, попала негру по голове. Тот дёрнулся, и начал сползать на пол. Марина выбралась из-под него и с остервенением стала наносить бутылкой удары негру по голове. Она не считала, сколько раз ударила, она била, и била пока в номер не вбежали люди и не оттащили её в угол номера. Так и сидела она там, пока за ней не пришли боевики Леонида Марковича.

Негр оказался живучим, только голова его была сильно разбита. Чтобы замять скандал, чернокожему американцу вернули все деньги и ещё доплатили за моральный и физический ущерб, а Марину, награждая грубыми тычками и сильными ударами, поволокли в подвальное помещение отеля. Она не знает, как долго её избивали там. Очнувшись, она медленно осмотрелась вокруг и увидела, что помещение битком набито народом. Это были боевики Леонида Марковича, и их было не менее двадцати.

Поняв, что сейчас с ней произойдёт, Марина с трудом приподнялась и стала на колени. Избитое тело сильно болело.

— Пощадите, — жалобно прошептала она разбитыми губами.

— Ты нарушила закон, — сказал, выходя вперёд, Леонид Маркович. — Ты знаешь, что полагается за нарушение закона.

— Я исправлюсь…

Не обращая внимания на её мольбы, Леонид Маркович дал знак боевикам. Те подбежали к Марине и сорвали с неё остатки одежды. Оставшись в одних трусиках и лифчике, она инстинктивно прижала ладони к груди.

— Леонид Маркович, не губите, — простонала она, — я заплачу неустойку, у меня есть…драгоценности. Наследство от мамы.

— Вот эта твоя драгоценность, которая между ног? — усмехнулся Леонид Маркович. — Так она уже ничего не стоит, по сравнению с тем, сколько мне пришлось заплатить этому долбанному черножопому негру. Ты забыла, что клиент всегда прав, а зарубежный клиент — вдвойне прав. Ты прекрасно знала наши законы, и если уж решила их нарушить, то должна и отвечать. Теперь с Марины сняли всё. Двое боевиков схватили её за руки, ещё двое за ноги и повалили на спину.

— Подходите в очередь по одному, — сказал Леонид Маркович боевикам и, усмехнувшись, добавил: — И не толпитесь, всем хватит.

Когда Марину дважды пропустили по кругу, она уже перестала что-либо ощущать. Разметав руки и раскинув ноги, она в каком-то полубессознательном состоянии распласталась на полу. Её уже никто не держал ни за руки, ни за ноги. Это было похоже на конвейер: не успевал отойти один, как его место занимал другой. Никто не отказывался — боевиков в комнате было много, а зрелище непрерывного совокупления возбуждало сильнее, чем порнофильм.

— Она в отрубе и, кажется, сейчас загнётся, — тихо сказал один из боевиков, подходя к Леониду Марковичу. — Что будем делать?

— Попробуйте привести её в чувство, а там посмотрим.

Почти ведро воды вылили на Марину, пока она не пришла в себя, долго ещё лежала, бесстыдно раскинув ноги, потом встала на четвереньки, у неё дрожали и подламывались руки. Качаясь, поднялась на ноги и, растрёпанная, бледная, без кровинки на лице, обвела всех присутствующих долгим взглядом, словно пытаясь навсегда запомнить их лица.

— Оклемалась? — спросил Леонид Маркович. — Теперь поняла, что ты была неправа?

— Поняла. Я могу уйти? — прошептала Марина сквозь спёкшиеся губы. Взгляд у неё был, как у раненой лани.

— Ты знаешь закон. Он строг, но справедлив и должен всегда выполняться.

Марина упала перед ним на колени и, собрав последние силы, простонала: — Пощадите. Вы же и так со мной сделали всё что хотели…

— Но ведь закон, есть закон.

— Да пошёл ты в жопу со своим законом, москаль проклятый, — простонала Марина, поняв, что живой она отсюда уже не выйдет.

— Продолжайте, пока не сдохнет. Учить надо сучек, чтобы другим неповадно было.

— А когда сдохнет, что делать? — спросил кто-то из боевиков.

— Отвезёте за пределы города и там выбросите, — сказал Леонид Маркович, и направился к выходу из подвала…

Глава 31. Год Собаки

…Желающих приобрести Сибирский металлургический по производству алюминия, комбинат, хотя и убыточный, было более чем достаточно. Одним из них и, пожалуй, самым главным претендентом был заместитель Полномочного представителя Президента России по сибирскому региону, Константин Дмитриевич Литвиненко.

Сначала такое назначение его не только не обрадовало, но и сильно расстроило, уж очень не хотелось ему уезжать из Москвы, но, хорошо подумав и всё взвесив, решил, что лучше быть заметной фигурой в таком большом регионе, чем одним из многих советников Президента России в его администрации. И к тому же, ему ясно дали понять, что его отъезд из столицы временный, и он ещё вернётся в кремлёвскую администрацию, но уже на более высокую должность.

Первое, что сделал Константин Дмитриевич, после приземления в аэропорту Красноярска, поехал в Управление делами представителя Президента и получил ордер на временную квартиру. Конечно, смешно было бы сравнивать её с его московскими апартаментами. Дом хрущёвской постройки, всего три комнаты, обставленные стандартной дешевой мебелью, вместо джакузи — обычная чугунная ванна, туалет совмещён с ванной комнатой, примитивный унитаз с высоко подвешенным над ним смывным бачком будто заимствован из коммуналок сталинских времён.

«Ничего страшного, все эти неудобства носят временный характер, максимум через год вернусь в Москву», — подумал Константин Дмитриевич, брезгливо осматривая своё новое жильё.

На следующий день он нанёс визит своему новому шефу. Оба чиновника произвели друг на друга самое благоприятное впечатление. Литвиненко представил на рассмотрение своему новому шефу предложения по реанимации в регионе предпринимательской деятельности на уровне среднего и малого бизнеса, которые шеф молчаливо одобрил. А ещё через день, Константин Дмитриевич вылетел в Сибирск, первым делом его интересовал алюминиевый комбинат, о котором он слышал ещё в Москве и который теперь намеревался прибрать к рукам.

Богатое и рентабельное предприятие, приносившее большие прибыли в период брежневского застоя и горбачёвской перестройки, с развалом Советского Союза стало хиреть и катиться к банкротству. Перспектива приобрести буквально за гроши комбинат по производству алюминия, понравилась ему, и Литвиненко начал подготавливать почву для того, чтобы застолбить за собой предприятие.

Буквально только на несколько минут заехал Константин Дмитриевич в гостиницу, чтобы оставить в забронированном для него номере свои вещи, и тут же вернулся в ожидавшую его у подъезда машину, поехал в управление комбината. Он с интересом смотрел на оживлённые улицы, любовался старинными, дореволюционной постройки, зданиями и возрождёнными соборами. Рядом с водителем, он же охранник, сидел парень с бычьей шеей — второй телохранитель. Они, вместе с представителем местной власти встречали его в аэропорту, и теперь будут сопровождать его всегда и везде. Это был «подарок» ему от местных властей.

— Рожи у них какие-то бандитские, — недовольно поморщившись, тихо сказал Константин Дмитриевич представителю местной власти.

— Ну почему же бандитские? — усмехнулся тот. — Ребята из местного спортивного клуба, оба мастера спорта — один по боксу, а второй по самбо.

— Ладно, сгодятся, — вздохнув, махнул рукой Константин Дмитриевич поняв, что всё тут уже решено до него и без него.

Не прошло и часа, как машина подъехала к зданию комбината. Константин Дмитриевич вошёл в кабинет председателя совета директоров, как в собственный. Директор комбината — Михаил Сергеевич Громов — радушно улыбнулся, и поднялся с кресла, чтобы стоя поприветствовать важного гостя. — Надеюсь, вас хорошо разместили? Я заказал для вас лучший номер в гостинице.

— И я очень рад знакомству, — улыбнулся, и вежливо ответил на приветствие Литвиненко. — И с размещением всё в порядке. Но речь пойдёт не обо мне. Я проехал по городу и у меня создалось такое впечатление, что обстановка в городе накалена до предела. Возле ворот машину встретили пикетчики с плакатами довольно угрожающего характера, я думал, что обозлённые рабочие перевернут машину. Как бы не произошёл социальный взрыв и не начала литься кровь. Голодный человек — страшный человек и если ему терять нечего, он может пойти на самые крайние меры.

— Я уверен, что до прогнозируемого вами взрыва ещё далеко, — с улыбкой сказал Громов. — Это временные трудности, и мы уже принимаем конкретные меры по спасению комбината, закупаем новое оборудование, выходим на новые рынки сбыта и самое главное, предпринимаем шаги по погашению задолжности по зарплате. Естественно, сразу заткнуть все дыры не получается, но мы работаем над этим и ситуация улучшается. Нам сейчас необходимы деньги и время.

— Я бы не стал рисовать картину в таких ярких тонах, — сказал Константин Дмитриевич, едва сдерживая раздражение, и недовольно поморщился. Добыча, которая казалась ему такой лёгкой, выскальзывала из рук. — Насколько мне известно, комбинат находится на грани банкротства. Предполагается введение внешнего управления комбинатом, и ваши счета в банках могут заморозить. Потом последует запрет на передачу акций, отказ от дальнейшего инвестирования и множество других неприятностей, и комбинат выставят на торги. Мои сведения из проверенных источников, можете не сомневаться в их подлинности.

— Что же вы предлагаете?

— На вашем месте я бы подал в отставку и ушёл на заслуженный отдых. Вам ведь, если не ошибаюсь, уже шестьдесят шесть лет?

— Вы действительно, хорошо информированы, — усмехнулся Громов. — Ну, допустим, я уйду, а в чём выиграет комбинат?

— Смена руководства, по моему мнению, благотворно скажется на обстановке на самом комбинате и вокруг него. Люди, уже разуверившиеся во всём, скорее поверят обещаниям нового руководителя с незапятнанной репутацией. Главное сейчас, успокоить рабочий класс и сбить волну забастовок и пикетов.

— Спасибо, Константин Дмитриевич, за ваш совет, — сказал Громов, не поднимая глаз от стола. — Я подумаю.

— Я бы настоятельно вам советовал думать быстрее, — сказал Литвиненко, поднимаясь с кресла и попрощавшись, покинул кабинет, который надеялся вскоре сделать своим.

Предсказания Литвиненко сбылись буквально через три месяца, в марте девяносто четвёртого года. Счета комбината арестовали, руководство, во главе с Громовым, отстранили от руля, а сам комбинат подвергли процедуре банкротства и выставили на торги.

Константин Дмитриевич уже считал, что комбинат у него в кармане, как вдруг узнал, что у него появился серьёзный конкурент, готовый выложить за комбинат сумму, в два раза превышающую оценочную. У Константина Дмитриевича не было таких денег, как у неизвестно откуда появившегося пять месяцев назад в Красноярске — бизнесмена Виктора Сергеевича Крутова, и он забеспокоился, и забеспокоился не зря.

Против силы денег не попрёшь, не помогли даже связи в кремлёвской администрации — Виктор Крутов одержал победу на торгах и получил в своё пользование комбинат, но нажил себе смертельного врага, в лице Константина Дмитриевича Литвиненко.

…Существует множество способов избавиться от мешающего тебе человека. Для этого вовсе не обязательно, с пистолетом в руках, поджидать в подъезде дома, или за его углом, того, с кем хочешь расправиться. Можно поступить так, как поступали в средневековье — подарить роскошные драгоценности, пропитанные ядом, но сейчас, в эпоху научно-технического прогресса, экспертиза тут же выявит причину смерти. Можно подстроить автомобильную катастрофу, можно…да мало ли существует способов убрать конкурента, но все эти способы легко читаются, и компетентные органы быстро выявят заказчиков этих убийств. А вот, очень умные люди, как раз и используют в своих действиях научно-технический прогресс. Например, дарят самому «дорогому другу» эксклюзивный перстень или массивную золотую цепь. Обладатель подарка благодарит тебя, но по неизвестной причине, начинает чахнуть на глазах, и через некоторое время — умирает. И, только после его смерти выясняется, что дорогой подарок был облучен радиоактивными изотопами.

Бизнесмен, подвергшийся наезду, отказывается отдать свой бизнес под «крышу» криминальной группировки, более того, натравливает на братву РУОП. Оставшиеся на свободе братки, естественно, хотят отомстить несговорчивому бизнесмену, однако подступиться к нему, и его близким, нет никакой возможности — их хорошо охраняют грамотные и проницательные профессионалы — бывшие бойцы спецслужб, уволенные из рядов «Альфы», и других подразделений бывшего КГБ. Но, безвыходных положений, как известно, не бывает. И, вскоре, в головном офисе бизнесмена появляется молоденькая, очень красивая и сексапильная девушка — новая секретарша бизнесмена, в обязанности которой входит: во-первых, периодически трахаться со своим шефом, а во-вторых — варить ему кофе. И с первым, и со вторым, секретарша справляется блестяще, особенно со вторым — спустя некоторое время бизнесмен тихо умирает. Вскрытие показывает обезвоживание организма, и полное отсутствие известных медицине ядов, и только бандиты, подставившие бизнесмену секретаршу, знают, что обезвоживание организма происходит в результате употребления так называемой «тяжёлой воды», которую не отличишь от обычной питьевой, тем более, если варить на ней кофе.

Расправиться, таким образом с Крутовым конкуренты и криминальные элементы, положившие глаз на его бизнес не могли. Во-первых, как выяснилось, Виктор Крутов никогда и не от кого не принимал подарки, во-вторых — внедрить в его окружение своего человека тоже не удалось — штат фирмы был укомплектован полностью и новых сотрудников Крутов не набирал. Оставался, пожалуй, единственный, но очень простой и эффективный способ — расстрелять, или взорвать его вместе с машиной…

…«Мерседес», выехал на трассу и понёсся по направлению к городу. Они шли легко, быстро, с удовольствием. Обходили тех, кто еле тащился, иногда выскакивали на встречную полосу. Начальник службы безопасности комбината, сидевший рядом с водителем, в боковое зеркало заметил такой же точно «Мерседес», активно догоняющий их.

— Кажется, по нашу душу, — обернувшись назад, сказал он. Виктор оглянулся, посмотрел назад, тронул водителя за плечо: — За поворотом резко тормазнешь, затем сразу бросок вправо.

— Вижу, понял, — спокойно ответил водитель.

Чужая машина приближалась. Намерения сидящих в нем были очевидны. «Мерседес» поравнялся с ним, окна его стали медленно опускаться, и из них высунулся ствол.

— Тормози! — закричал Виктор.

Водитель ударил по тормозным педалям, машину бросила в сторону, и в тот же миг воздух прорезала автоматная очередь. «Мерседес» чужаков промазал, проскочив вперед, но тоже стал мощно, с визгом тормозить. Встречные и попутные машины шарахались, сворачивали в кювет, а преследователи снова поравнялись с намеченной жертвой, и вновь в окне показался ствол.

— Резко вперед и в сторону! — закричал Виктор водителю.

Водитель выполнил все, как было приказано, машина сначала как бы подпрыгнула, затем всей тяжелой массой свалилась в кювет. «Мерседес» нападавших на сумасшедшей скорости уходил вперед.

— Как думаешь, нас хотели убить, или только припугнуть? — выбравшись из салона машины, спросил Виктор начальника службы безопасности комбината.

— Думаю, хотели припугнуть. Если бы хотели убить — убили бы. У них для этого были все возможности. Два «калаша».

— Я тоже думаю, что хотели напугать. Это было предупреждение. Кому-то я сильно наступил на мозоль. И я, кажется, догадываюсь, кому. Ну что ж, приму к сведению и буду более осторожным. Впредь надо будет брать с собой машину сопровождения.

— Я же предлагал, а вы отказались, — с укором посмотрев на Виктора, сказал начальник службы безопасности.

— Ладно, проехали, — нахмурился Виктор.

К ним уже подрулила патрульная машина. Офицер подошел, приложил руку к козырьку и первым делом попросил документы. Водитель достал все, что у него было, протянул офицеру. Тот полистал документы, обошел вокруг машины. Удивлённо покачав головой, сказал: — Повезло вам, в рубашке родились.

— Да, повезло, — осмотревшись по сторонам, сказал Виктор. — Майор, помоги вытащить машину из кювета.

— Сейчас сделаем, — сказал офицер и выйдя на трассу, остановил приближающийся грузовик. Потом ещё один. Двумя машинами, при помощи тросов, «Мерседес» поставили на колёса а потом вытащили из кювета…

…Сегодня, тринадцатого сентября девяносто четвёртого года, в 19–05, у дома номер сорок шесть, по третьей Тверской-Ямской улице, взорвался «Мерседес 600», в котором находился Сергей Иванович Тимофеев, более известный, как Сильвестр — руководитель Орехово-Медведковской криминальной группировки, — бесстрастным голосом поведала миру диктор новостного канала Центрального телевидения.

— Ни хрена себе, Сильвестра замочили! — вскрикнул Остап, уставившись в экран телевизора. — Я вообще не врубаюсь, что происходит!? Прямо беспредел какой-то! Такого «мочилова» авторитетов, я с начала девяностых не припомню. Слона расстреляли прямо у порога собственного дома, в Расписного из «калаша» полностью магазин засадили. Что за год такой мокрый?

— Девяносто четвёртый год — год Собаки, — бросив взгляд на экран телевизора, сказал Сеня Резаный. — Хотя началось всё ещё в девяносто втором году. Тогда Цезаря в Америке убили, здесь Лютого возле подъезда дома расстреляли, Циркача взорвали вместе с машиной. А недавно Шерхана замочили.

— А кто такой этот Шерхан? — спросил Остап. — Тоже вор в законе?

— Да, это бывший спортсмен и авторитет, который свою партию создавал. Фамилия его — Отари Квантришвили.

— Так скоро и нас замочат, — вздохнул Остап.

— Меня не замочат, мне гадалка нагадала, что я проживу девяносто пять лет.

— Столько не живут, — усмехнулся Остап.

— А я проживу…

Глава 32. Аудитор из Израиля

…Прошёл год с тех пор, как Виктор купил Сибирский металлургический комбинат. После недолгой эйфории, связанной с появлением на комбинате молодого, энергичного хозяина и толкового руководителя, вдруг выяснилось, что смена руководства комбината не смогла в одночасье снять все накопившиеся годами проблемы, и молочных рек с кисельными берегами не наблюдается. Назначенный хозяином комбината директор, явно не справлялся со своими обязанностями. Комбинат лихорадило — устоявшиеся производственные связи рушились на глазах, поставщики задерживали поставки, а покупатели задерживали оплату полученной продукции. В общем, положение было такое, что в любую минуту можно было ожидать взрыва. Нет, не диверсионного, а более страшного и разрушительного — социального. Ведь если завтра обозлённые, доведённые почти до нищенского существования, рабочие не выйдут на смену и печи встанут, то комбинат попросту умрёт. Виктор сидел в своём кабинете красноярского офиса и на повышенных тонах разговаривал по телефону с директором Сибирского металлургического комбината.

— Да вы что там, вообще с ума все посходили! Не можете справиться с ситуацией — пишите заявление об отставке! Если обстановка на комбинате в ближайшие дни, а ещё лучше — часы, не нормализируется, тогда пеняйте на себя, я сделаю оргвыводы!..

— Виктор Сергеевич, там, в приёмной аудиторы из Израиля. Представители консалтинговой фирмы, — доложила вошедшая в кабинет секретарша. — Вы их примете?

— Какие ещё к чёрту, аудиторы! — закричал Виктор. — В стране бардак! Я улетаю в Сибирск! Там рабочие грозятся завод разнести по кирпичику, если им в течение трёх дней не выплатят зарплату. А ты мне про каких-то аудиторов здесь жуёшь!

Заметив, что глаза секретарши наполняются слезами, Виктор осёкся и замолчал. Кто-кто, а уж секретарша точно не виновата в том, что её босс чувствует себя в полной заднице, за компанию с руководством Сибирского металлургического комбината. К тому же он вспомнил, что ещё неделю назад секретарша передала ему факс, полученный от израильского партнёра. В своём послании Далия напоминала ему, что согласно их договорённости, подошло время первой аудиторской проверки совместного предприятия.

«Чёрт бы их всех побрал…нашли время», — с неприязнью подумал Виктор, и вздохнул. Договор — есть договор и, подписывая его, Виктор обязался исполнять всё, что в нём написано. Всё, до последней точки.

— Сколько их там? — уже спокойным голосом спросил Виктор.

— Четверо. Руководитель группы — женщина.

— Руководителя группы пропусти, а остальные пусть ждут в приёмной.

— Здравствуйте, господин Крутов. Я — Ципора Коэн, — входя в кабинет, поздоровалась и представилась руководитель группы аудиторов.

— Здравствуйте, милая девушка. Присаживайтесь, — улыбнувшись, сказал Виктор. — Вам очень идёт этот деловой, брючный костюм.

— Я не девушка! — вспылила руководитель группы аудиторов. — Я закончила Гарвардский университет, имею учёную степень и, у себя на родине, являюсь руководителем крупного отдела!

— Вы замужем? — меняя доброжелательную улыбку на деловое выражение лица, спросил Виктор.

— Это к моей работе не имеет никакого отношения, — нахмурившись, сказала руководитель группы аудиторов.

— Извините, если мой вопрос показался вам бестактным.

— Допустим, я не замужем, — секунду помедлив, сказала старший аудитор. — И что из этого следует?

— Да, нет, не волнуйтесь. У нас тоже много таких — не замужем, и уже не девушка, так что вы не одиноки, — улыбнувшись уголками губ, сказал Виктор.

— Почему вы так со мной разговариваете!? — возмутилась Ципора. — И вообще…вы так на меня смотрите…

— Как я на вас смотрю?

— Так…вы беспардонно осматриваете мою фигуру и…раздеваете меня взглядом. В Израиле, это называется сексуальное домогательство и вас могут посадить в тюрьму. У нас, это считается серьёзным преступлением, и если мужчина, не важно — коллега по работе, или посторонний, притронется к любой части женского тела, у него будут большие неприятности.

— Но сейчас вы не в Израиле, а в России, и у нас, не важно — коллега это по работе или посторонний, может не только притронуться рукой к любой части вашего тела, но и запросто трахнуть вас прямо на рабочем месте: в кабинете, в холле, туалете или под забором.

— Как трахнуть? — удивлённо спросила госпожа Коэн.

— Ну, не знаю, смотря у кого какие вкусы и фантазии. Может разложить на столе, а может раком поставить.

— Я не очень хорошо понимаю некоторые русские выражения, — смущённо улыбнувшись, сказала Ципора. — Трахнуть — это значит, ударить?

— Это значит, вступить с вами в половой контакт. Ну…сексом заняться.

— А что значит — разложить раком?

— Поставить раком, — усмехнувшись, поправил её Виктор. — Это такая позиция в сексе.

— Я не против секса. Если по обоюдному согласию, то это нормальное явление, но только не на рабочем месте.

— А у нас запросто могут без вашего согласия, так что далеко нам пока ещё до запада, — сказал Виктор и посмотрел прямо в глаза старшему аудитору. Взгляды их встретились, и…

— Я поняла! — вдруг весело рассмеялась Ципора. — Вы специально пугаете меня, чтобы я уехала, и не проводила аудиторскую проверку. — Не выйдет, господин Крутов.

— Ну, если вы уж раскусили меня, то давайте познакомимся поближе, — засмеялся Виктор. — Значит вы не из пугливых?

— Нет, не из пугливых. Нас террористы пытаются запугать, но мой народ не запугать.

— Я прожил в Израиле год, у меня там есть свой бизнес.

— Я знаю, что вы с Далией Тененбаум партнёры по бизнесу.

— Как она там поживает?

— Хорошо поживает, если руководит такой крупной фирмой, — улыбнулась Ципора. — Недавно замуж вышла.

— А вы неплохо говорите по-русски. Специально изучали наш язык?

— Да, специально. Я училась в университете и занималась на курсах обучения русскому языку.

— Давайте поближе познакомимся. Меня зовут Виктор Сергеевич.

— Очень приятно. А меня — Ципора.

— Я предлагаю перейти на «ты», как это принято в Израиле, и продолжить наше знакомство за рюмкой хорошего вина. Завтра вылетаем в Сибирск, а сегодня…что вы скажете на то, если я приглашу вас вечером в ресторан?

— Скажу, что я согласна перейти на «ты». В Израиле, действительно, не обращаются друг к другу по отчеству, по одной простой причине, у нас в документах не пишут отчество, и не существует обращения на «вы».

— Я это знаю. А что вы ответите на второе моё предложение?

— По поводу ужина в ресторане?

— Да.

— Скажу, как по этому поводу выражаются проживающие в Израиле русские: — «Вы меня клеите», — улыбнулась Ципора и пошла к выходу из кабинета, при этом соблазнительно покачивая полными бёдрами.

«Да, задница у тебя, госпожа Коэн — широкая, как корма у ледокола. Надо будет показать тебе, как у нас в России ставят раком и как раскладывают на столе», — усмехнувшись, подумал Виктор, провожая взглядом удаляющуюся фигуру Ципоры.

— Господин Савичев, Вы отдаёте себе отчёт, насколько серьёзная ситуация сложилась на возглавляемым вами предприятии? — спросила Ципора, раскладывая на столе деловые бумаги. — Я, за четыре рабочих дня, просмотрела только небольшую часть документов и пришла в ужас. В настоящий момент, на складе предприятия в наличии готовой продукции на сумму в пять миллионов долларов, а в тоже время суммарная кредиторская задолжность комбината перед бюджетом, энергетиками и по заработной плате, на текущий момент почти десять миллионов долларов. Запасы сырья на исходе. Какие ваши дальнейшие действия?

— Так…мы думаем над этой проблемой, — невнятно произнёс директор комбината, и бросил тоскливый взгляд на Виктора.

— Значит, плохо думаете, — нахмурилась Ципора. — Я вынуждена буду доложить о создавшемся положении на комбинате, своему руководству, и оно вполне возможно, может пересмотреть наши договорные обязательства с вашим комбинатом.

— Я не знаю…вот Виктор Сергеевич, как хозяин комбината…

— Николай Семёнович, оставь нас наедине, — перебив растерявшегося директора, сказал Виктор, и с усмешкой посмотрел на грозного аудитора.

Савичев встал из-за стола, и молча покинул кабинет.

— Дорогая госпожа Коэн, — тихо сказал Виктор, и в его голосе послышалось явное раздражение. — Не суй свой нос туда, куда собака не суёт свой…

— При чём здесь собака? — спросила Ципора. — А хотела сказать…

— А я хотел сказать — не суй свой нос в дела, которые тебя не касаются. Ты приехала проводить аудиторскую проверку? Ну, так и проводи её. Сколько тебе ещё понадобится для этого дней? Я не сомневаюсь в том, что ты классный специалист и досконально разбираешься не только в бухгалтерии, но и наверняка знакома с технологией производства алюминия, и знаешь не хуже меня, что если производственный процесс остановится хотя бы на несколько часов, то комбинату придёт пиз…Виктор замялся, подыскивая более приличное слово, чем то, которое чуть не сорвалось с его языка. — В общем, тогда комбинату уже ничего не понадобится, и ваша аудиторская проверка — в том числе. Так что, давай я подпишу твои документы, и езжай-ка ты в свою землюобетованную.

— Я уеду только после того, как полностью выполню свою работу, — чеканя каждое слово, громко сказала Ципора.

— Ну-ну, — усмехнулся Виктор. — Тогда, работай…

Глава 33. В сибирской глубинке

— У меня тут намечается одна поездка — не очень далеко, несколько часов лёту на вертолёте, не хочешь составить мне компанию? Посмотришь, что такое сибирская глубинка. Для тебя это будет настоящая экзотика.

— Когда намечается эта поездка?

— Через час.

— Я успею заехать в гостиницу, чтобы переодеться и взять с собой вещи?

— Моя машина в твоём распоряжении. Но, сначала хорошо подумай. Я приглашаю тебя не на Кипр, а на Север.

— Только не надо пытаться опять пугать меня, — с улыбкой сказала Ципора. — У нас в Израиле тоже бывает снег.

— Это на горе Хермон? — усмехнулся Виктор.

— Да.

— Ну, тот снег не сравним с нашим снегом.

— Вот я и посмотрю разницу.

— Ну-ну, — усмехнулся в ответ Виктор и больше не сказал ни слова.

Пожелание одеться в дорогу теплее, Ципора выполнила добросовестно. Разумеется в меру своих возможностей и взгляда из Израиля на Россию. Лёгкий, ярко-красный пуховичок в талию едва прикрывал её большую задницу, плотно обтянутую «резиновыми» джинсами, заправленные в очаровательные яркие сапожки, а яркая вязаная шапочка дополняла весь этот наряд, который годился разве только для поездки на высокогорную лыжную базу, расположенную на горе Хермон, что в Израиле, но никак не для Сибири, где морозы бывают за пятьдесят, да ещё и с ветром. И, хотя зима по календарю уже закончилась, но на севере Красноярского края в марте бывает ещё очень холодно.

Увидев этакую габаритную снегурочку, Виктор еле сдержался, чтобы не расхохотаться. Позвонив по телефону директору комбината, который тоже должен был лететь с ним, он дал ему некоторые распоряжения относительно экипировки, особенно женской, после чего они с Ципорой на машине отправились на аэродром.

— Мы полетим на этом вертолёте? — спросила Ципора, указав на ярко-оранжевый МИ-8, стоявший на стоянке отдельно от всех остальных.

— Да, на этом, — подтвердил её догадку Виктор.

— Это твой вертолёт?

— Мой. А что?

— Это входит в запланированные расходы комбината?

«О, Господи, ну чем я перед тобой провинился, что ты послал мне эту зануду»? — подумал Виктор и, сделав вид, что не расслышал вопроса Ципоры, оставил его без ответа.

Едва все расположились в салоне, как Ципора достала из рюкзака какую-то кожаную папку, на неё положила стопку чистых листов и стала чертить какие-то стрелки и условные обозначения.

— Что это? — спросил Виктор, с интересом наблюдая за её действиями.

— Одна интересная схема организации производства, называется «толлинг». Что ты собираешься делать с последней партией продукции, которая сейчас хранится на складе?

— Продавать, что же ещё? — удивившись такому вопросу, сказал Виктор. — Найдём покупателей, и продадим.

— А ты уверен, что найдёшь покупателей?

— Уверен.

Сидевший на соседнем сиденье Савичев, в разговоре не участвовал и только постоянно вздыхал и мечтательно закатывал глаза, не в силах оторвать взгляд от обтянутой джинсами, очень соблазнительной задницы Ципоры.

— Господин Савичев, а на столько времени, на комбинате хватит сырья? — повернувшись к нему лицом, спросила Ципора.

— На месяц, — вздохнув, сказал тот.

— А что потом?

— А потом, наступит…писец, — вместо директора комбината, ответил Виктор.

— Писец, это такой пушистый зверёк? — спросила Ципора, с удивлением посмотрев на Виктора.

— Да, пушистый зверёк, а у некоторых даже очень пушистый, — усмехнувшись, сказал Виктор.

— Хищник?

— Ещё какой!

— Кусается?

— Нет, не кусается — засасывает.

Савичев не выдержав, рассмеялся. Ципора с удивлением посмотрела на него, не поняв причину его веселья.

— Извините, — сказал тот и, отвернувшись, чтобы не видела Ципора, продолжал давиться от смеха.

— Я не понимаю, при чём здесь этот зверёк? — опять повернувшись к Виктору, спросила Ципора. — Ты хочешь заняться бартером? Хочешь менять алюминий на пушнину?

— Видишь ли, тот пушной зверёк, который пригоден для бартера, называется песец, — тоже еле сдерживая смех, сказал Виктор.

— Так что ты намерен делать в создавшейся ситуации? Проблемы с поставками сырья, финансовые дела комбината тоже находятся в плачевном состоянии. Я буду докладывать своему руководству, но мне хотелось бы знать, как ты хочешь выходить из создавшегося положения.

— Есть одна задумка, — нехотя сказал Виктор.

— Какая, если не секрет, — спросила Ципора, с интересом посмотрев на Виктора.

— А ты мне поможешь её осуществить?

— Смотря, какие шаги ты хочешь предпринять.

— Деньги своей фирмы я не хочу, да и не могу сейчас тратить на реанимацию этого комбината, они у меня завязаны на других проектах, так что…есть два выхода, и один из них — это брать кредит в государственном банке.

— С таким-то отрицательным балансом? На Западе ни один банк не дал бы кредит в такой ситуации.

— Здесь не Запад, можно выбить кредит, правда стоить он будет очень дорого. Государственный банк даже охотно пойдёт на это, но условия поставит кабальные.

— Виктор, ты очень рискуешь.

— Риск — благородное дело.

— Я думаю, что не всегда.

— У тебя есть идея получше?

— Думаю, что да.

— И какая же?

— Сначала ты скажи, каким ты видишь второй выход?

Ответить Виктор не успел — вертолёт вдруг заболтало в воздухе и он начал резкими толчками, словно по лестнице прыгая со ступеньки на ступеньку вниз, резко снижаться.

— Это что, катастрофа!? — вскрикнула Ципора, с беспокойством посматривая то на Виктора, то в иллюминатор.

— Командир, есть проблемы? — спросил Виктор вышедшего из кабины второго пилота.

— Дозаправиться надо, — буркнул тот, торопливо направляясь в хвостовую часть винтокрылой машины.

— Дозаправиться, — недовольно хмыкнул Виктор. — А чего такая посадка? Не дрова везёшь — людей.

— Двигатель чего-то барахлит, нельзя лететь дальше, пока не разберёмся в чём дело, — хмуро посмотрев на Виктора, сказал бортмеханик, выглянув из кабины пилотов.

— Еш баая? ^[1] — спросила Ципора, не заметив, что от волнения перешла на иврит.

— Эйн баая, аколь бесседер, ^[2] — тоже перейдя на иврит, сказал Виктор, заглядывая в испуганные глаза Ципоры.

— Виктор…

— Я сейчас выясню, — ободряюще улыбнувшись ей, сказал Виктор и, поднявшись со своего места, направился к кабине пилотов.

— Как долго намерены разбираться? — спросил Виктор пилотов, открыв дверь в пилотскую кабину.

— До утра точно не полетим, а там — как масть пойдёт.

— Если завтра в девять утра не вылетим, и вы сорвёте мне сделку, я добьюсь, чтобы вас всех уволили к чёртовой матери.

— Лучше стать безработным, чем покойником, — огрызнулся командир винтокрылой машины.

— А вот тогда посмотрим, что для вас будет лучше! — почти крикнул Виктор, и со злостью захлопнув дверь в кабину пилотов, вернулся на своё место.

— Ну и где это мы приземлились? — внимательно осмотревшись вокруг, спросил Виктор. — Что-то, кроме этой пародии на аэропорт, населённого пункта я поблизости не наблюдаю.

— До населённого пункта отсюда, как до Луны пешком, — недовольно буркнул один из членов экипажа. — Самим не очень-то хочется загорать в этой дыре.

— Загорать?! — удивлённо воскликнула семенившая вслед за Виктором Ципора. — Как можно здесь загорать, когда нет солнца, а вокруг снег и так холодно?

— Это у дяди такая шутка, — хмуро посмотрев на неё, буркнул Виктор. — Будем загорать у печки, если вон в той избушке, которая, как я подозреваю, именуется местной гостиницей, есть дрова.

— Это гостиница? — удивлённо спросила Ципора, с некоторой опаской посмотрев на небольшую, рубленую избу, вплотную притулившуюся к такой же рубленой избе с антеннами на крыше, развевающемся у крыльца российским флагом и табличкой перед входом подтверждающей, что это действительно здание аэровокзала.

— Гостиница, — подтвердил всё тот же член экипажа. — Мы здесь уже несколько раз останавливались на ночь. — До пятизвездочной не дотягивает, потому что туалет на улице и воды нет, а остальное всё на уровне.

— Если нет воды и туалета, то, что тогда на уровне? — продолжала донимать мужчин своими вопросами, избалованная цивилизацией израильтянка, а те, судя по их хмурым лицам, очень хотели ответить на её глупые вопросы по-русски — матом.

— Есть стол, стулья, кровати и печка, — сказал второй пилот и ускорив шаг, обогнал и быстрым шагом оторвался от назойливой и слишком разговорчивой израильтянки которая, мало того, что своим ярким нарядом будила в нём быка, но ещё двигаясь по узкой протоптанной в снегу тропинке так крутила своей, затянутой в «резиновые» джинсы, большой задницей, что у него, действительно, как у быка глаза стали наливаться кровью.

Наконец вереница из шести человек приблизилась к рубленому бараку и поднялась на крыльцо.

— Гостевые комнаты направо, а мы будем в комнате для отдыха экипажа, — сказал пилот и, свернув налево, толкнул ногой тяжёлую деревянную дверь.

Гостиница представляла собой типичный образец архитектурного стиля — «доперестроечный северный модерн». Редким гостям этого, богом забытого аэропорта, предоставлялись три комнаты, в двух комнатах стояли по четыре кровати, и одна комната — одноместная, наверное, это был номер люкс. Ещё одна небольшая комнатушка служила кухней.

— Пожалуй, тебе больше подойдут эти апартаменты, — сказал Виктор, открыв дверь в крохотную комнатушку «люкса».

— Я здесь буду одна? — несмело переступив порог, спросила Ципора, с опаской озираясь вокруг.

— Могу придти на ночь, — с улыбкой сказал Виктор. — Вдвоём нам будет теплее.

— Твои шутки неуместны, — строго посмотрев на Виктора, сказала Ципора. — Думаешь, мы здесь на долго?

— Приближается буран и я советую тебе сменить наряд невесты Санта Клауса и одеться прозаичнее, но теплее. Сейчас мы с Николаем Семёновичем сходим за остальными нашими вещами, и ты переоденешься. Там есть тёплое женское бельё, меховая куртка и унты для тебя.

— Что такое — тёплое женское бельё?

— Это такие толстые шерстяные трусы до колен, тёплая рубашка…

— Я такое никогда на себя не надену! — возмущённо перебила его Ципора. — Ещё чего не хватало!

— Ты думаешь, мне трудно будет их снимать? — с улыбкой спросил Виктор, обнимая девушку за плечи.

— Да как ты смеешь!? — возмутилась Ципора и, оттолкнув от себя Виктора, отступила на шаг. — Веди себя прилично, и держи себя в руках, я не давала тебе повода…

— Ну, так дай.

— Что…дать? — отступая ещё на шаг, и затравлено озираясь по сторонам, спросила Ципора. — Если ты думаешь, что здесь нет полиции, и тебе всё сойдёт с рук…

— Не напрягайся, я не собираюсь тебя насиловать. И вообще, я тебе уже говорил, что у нас нет полиции, у нас милиция, — сказал Виктор и, повернувшись лицом к двери, направился к выходу из комнаты.

— Виктор, подожди, не уходи, — остановила его Ципора и, смущённо опустив глаза, тихо сказала: — Я хочу в туалет.

— Ну, пошли, я провожу тебя…

— Это туалет? — удивлённо спросила Ципора, когда они подошли к небольшому деревянному «скворечнику». Ветер забавлялся с деревянной дверкой туалета как хотел, то открывал её настежь, то с силой хлопая дверкой, закрывал туалет. Привязанный изнутри к ручке обрывок верёвки заменял задвижку. Ципора с опаской посмотрела на дверь, вошла в туалет и через секунду выскочила оттуда, держась двумя руками за низ живота.

— Я не могу там, — сказала она и со страдальческим выражением лица посмотрела на Виктора.

— Почему? — удивлённо посмотрев на неё, спросил Виктор.

— Не могу, — опять повторила Ципора, не поднимая глаз.

Виктор пожал плечами и заглянул внутрь туалета. Традиционное «очко» буквально обросло глыбой зловонного льда, на которую всякому, желающему справить свою нужду, приходилось взбираться на эту глыбу и проявлять чудеса эквилибристики, чтобы не поскользнуться в самый неподходящий момент и не оседлать эту глыбу.

— Иди за будку, и там пописай, — предложил Виктор единственный в таком случае выход.

— Нет, я не могу, — густо покраснев, простонала Ципора. — Вокруг всё видно.

— Ну, тогда в штаны, — пожал плечами Виктор.

— Зачем ты издеваешься? — всхлипнула Ципора, переминаясь с ноги на ногу.

— Никто тебя не увидит, — задохнулся от жалости к неприспособленной к экстремальным ситуациям девушке, Виктор. — Садись ближе к туалету, а с этой стороны я тебя загорожу.

— Ну, всё? — улыбнувшись, спросил Виктор, когда спустя несколько минут Ципора подошла к нему и взяла под руку.

— Всё, — красная, то ли от мороза, то ли от стыда, тихо сказала Ципора. — Так будет каждый день?

— Придумаем что-нибудь, — пообещал Виктор. — Я видел на кухне пустое ведро. Приспособим тебе под туалет.

— Ведро?! Но это же некультурно! — вскрикнула Ципора.

— Придумай что-нибудь лучше, — пожал плечами Виктор.

Возвратившись с вынужденной прогулки, Ципора решила помыть руки, как она выразилась — после посещения туалета, открыла на кухне водопроводный кран.

— Здесь что, нет воды? — удивлённо спросила она, так и не дождавшись от крана ничего, кроме хриплого шипения.

— Да тут воды хоть захлебнись, — усмехнулся Виктор. — Северный Ледовитый океан под боком.

— А если без шуток? — обиделась Ципора. — Мне надо умыться и я хочу выпить кружку кофе.

— Так это запросто, — засмеялся Виктор и, взяв на кухне большую кастрюлю и большой нож, вышел на улицу. Возвратился он уже с полной кастрюлей снега.

— Сейчас растопим печку, и будет тебе вода для кофе. Ну, а чтобы умыться, потребуется, как минимум — пять таких кастрюль. Но, ты не переживай, снега здесь — завались. Хватит, и умыться, и…подмыться.

Ципора вновь покраснела, но промолчала.

Виктор поставил кастрюлю на плиту, и принялся растапливать печку.

— Как в доисторический период, — вздохнула Ципора и ушла в свою комнату. Вернулась она довольно скоро, и принесла с собой банку кофе и пакет сахара.

— Ты будешь?

— Не откажусь, — мельком посмотрев на пакет с кофе, сказал Виктор.

— Виктор, ты женат? — разливая дымящийся напиток по стаканам, спросила Ципора.

— Нет.

— И не был женат?

— Был.

— Разошлись?

— Мою жену два с половиной года назад убили бандиты. Взорвали вместе с машиной.

— Какой ужас. И в России тоже бывают теракты?

— Бывают.

— А сейчас у тебя есть…близкая женщина? — помолчав несколько секунд, спросила Ципора.

— Ты хочешь знать, есть ли у меня любовница? — пристально посмотрев на Ципору, спросил Виктор.

— Если не хочешь — не говори, — выдержав его взгляд, сказала Ципора. — Просто, я заметила, как сотрудницы твоей фирмы, едва завидев тебя, начинают буквально светится, расцветать улыбками и прихорашиваться.

— Когда это ты успела заметить?

— Успела. Ладно, спасибо за компанию, я пойду в свою комнату, хочу лечь в постель и немного отдохнуть, — сказала Ципора и, поднявшись, направилась в свою комнату.

— Я вечером приду к тебе.

— Зачем? — обернувшись, спросила Ципора.

— Ну…продолжим беседу.

— Нет, не приходи. Я не открою дверь.

— Я всё равно приду.

Ципора ничего не сказала в ответ, только ускорила шаг.

…К вечеру подул сильный ветер, и прогноз на буран оправдался. Запуржило так, что в нескольких метрах от крыльца, уже ничего нельзя было различить. И сразу же небо потемнело, и гостиницу с её жильцами накрыла темнота. Ципора лежала в постели и, прислушиваясь к малейшему шороху или скрипу за дверью, дрожала всем телом, но не от холода, а от охватившего её желания. Слова Виктора, пообещавшего придти к ней, всё ещё звучали в ушах. Стук в дверь заставил её вздрогнуть.

— Ципора, открой дверь. Это я — Виктор.

— Ты зачем пришёл? — вскочив с кровати и подбежав к двери, спросила Ципора.

— Я пришёл сказать тебе спокойной ночи, — тихо сказал стоявший за дверью Виктор.

— Спасибо, и тебе тоже спокойной ночи.

— Открой дверь…

— Нет, я только что нагрела постель, уже разделась и легла, — сказала Ципора, и не узнала своего дрожащего голоса. — Я ты меня вытащил из неё, сам же говорил, что дров мало и надо экономить тепло.

— Открой, пожалуйста…

— Нет, не открою…

— Открой, или я сейчас сломаю дверь, — вновь услышала она голос Виктора и, не в силах больше сопротивляться настойчивости Виктора и своему желанию, дрожащими пальцами повернула ключ в замке.

Несколько секунд они стояли и смотрели друг другу в глаза. Первой не выдержала Ципора. С тихим стоном она шагнула навстречу Виктору и, букавально упала в его объятия…

…Встретившись утром на кухне, оба молча сели за стол и пряча друг от друга глаза, принялись за нехитрый, скромный завтрак…

…Буран бушевал уже третьи сутки. В гостинице было холодно и влажно, но это ещё можно было стерпеть, мучило другое — когда закончится этот природный катаклизм и можно будет выбраться из этого снежного плена.

— Вот попали, — злился Виктор и только присутствие женщины сдерживало его от желание покрыть трёхэтажным матом и экипаж вертолёта, и погоду, и вообще всё на свете. Каждый день вынужденного пребывания здесь, разжигал в нём ярость, и только ночью, в постеле с Ципорой он успокаивался и направлял свою буйную энергию в другое русло…

Глава 34. Наделённые властью

…Обладание властью, как и обладание собственностью, ещё никого не сделало ни свободней, ни счастливей. Так думают большинство из мира имущих, но не все. Литвиненко думал иначе и после того, как Президент России по какой-то, только ему известной причине, отстранил от занимаемой должности своего Полномочного представителя в Сибири, эту должность с припиской — «временно исполняющий», занял Литвиненко. Но, поскольку известно, что в России временно исполняющий обычно остаётся на этой должности постоянно, Литвиненко возомнил себя хозяином региона и сразу же стал наводить в нём свои порядки. И начал он с кадровых вопросов, устраняя от руля власти и бизнеса неугодных ему людей. Наконец-то у него появилась возможность посчитаться с Виктором Крутовым, который вырвал из его рук металлургический комбинат и который пользовался покровительством прежнего Полномочного представителя Президента в Сибири. На отдыхе в охотничьм домике со своими друзьями — прокурором края и начальником краевого управления внутренних дел, Литвиненко затронул этот вопрос.

— Николай Петрович, ты ведь в своём ведомстве Бог и царь, и наверняка всё можешь? — спросил Литвиненко прокурора.

— Ну, допустим не всё, но многое могу, — сказал прокурор, взяв в руки наполненную до краёв рюмку с водкой. — А что, у вас есть какие-то проблемы?

— Проблемы, наверное, существуют у каждого человека, — вздохнул Литвиненко. — Главное, чтобы они решались.

— Если что-то зависит от меня, то можете считать, что ваши проблемы будут решены положительно.

— Нравятся? — усмехнувшись, спросил Литвиненко, заметив с каким интересом, прокурор рассматривает плавающих в бассейне девушек.

— Красивые, особенно вон та, чернявая, с фигурой Венеры, — сказал прокурор, на миг, оторвав свой взгляд от купальщиц. — И где ты их только берёшь, таких красавиц?

— Россия богата не только своими природными ресурсами, но и природными красавицами, — засмеялся Литвиненко. — Хочешь сегодня эту чернявую?

— Не откажусь, — ухмыльнулся прокурор, опять переключая своё внимание на бассейн.

— Нет проблем, — улыбнулся Литвиненко. — Она твоя.

— А мне какую выделишь? — спросил начальник Краевого УВД.

— Какую хочешь, выбирай любую, — жестом хлебосольного хозяина, развёл руки Литвиненко и широко улыбнулся. — Для гостей у нас всё самое лучшее, и на ваш выбор.

— Мне нравятся две девочки, вон та белокурая, с волосами до самой задницы, и вон та, с большой, кругленькой попкой.

— Попки у них у всех кругленькие, — усмехнулся Литвиненко. — Размеры только разные.

— Мне нравятся большие размеры.

— У нас с тобой, Иван Сергеевич, одинаковые вкусы, — засмеялся Литвиненко. — Мне тоже нравятся большие задницы. Главное, чтобы были упругие, а не колыхались как холодец.

— Константин Дмитриевич, так в чём твоя проблема? — спросил прокурор, вновь наполняя до краёв водкой свою рюмку. — Давай прямо сейчас, и решим твой вопрос.

— Ни в чём, а в ком, — сказал Литвиненко и посмотрел поочерёдно на прокурора и начальника УВД. — Вы можете посадить в тюрьму одного моего недруга?

— Посадить можно любого человека, — усмехнулся прокурор. — Был бы человек, а статью уж ему мы подберём. Кого нужно спрятать?

— Крутова, — после секундной паузы, сказал Литвиненко, и опять бросил испытывающие взгляды на представителей власти. Прокурор и начальник КрУВД переглянулись и, на несколько секунд над столом повисла относительная тишина.

— Вообще-то Виктор Сергеевич был в большой дружбе с вашим предшественником, — первым нарушил затянувшееся молчание прокурор. — Тот сейчас в Москве, и, как мне известно, имеет очень мощные связи на самом верху. Это ещё не факт, что Девятовский, отстранённый от власти в Сибири, сейчас в опале у Ельцина. У меня есть точные сведения, что наш бывший Полномочный представитель Президента, вновь в его команде, но пока что мне не известно, на какой должности. Не хотелось бы, пока не зная броду — лезть в воду. Да и у Крутова в Москве тоже имеются влиятельные друзья. Я думаю, трогать Крутова не стоит — это не безопасно.

— Ну что ж, на нет, и суда нет, — усмехнувшись, сказал Литвиненко и с сожалением посмотрел на плескавшихся в бассейне девушек.

— Нет, я не отказываюсь, — поспешно сказал прокурор, перехватив этот взгляд. — Попробовать, конечно, можно. Только за результат не ручаюсь.

— Да брось ты, Николай Петрович, чего ты тормозишь? — вступил в разговор начальник КрУВД, тоже почувствовав, что рандеву с понравившимися ему красавицами может сорваться. — Спрячем этого Крутова в Красноярском СИЗО, и мама родная не найдёт.

— Мамы у него нет, и жены нет — убили её бандиты, а вот любовницы — есть. Ты, ведь, свою секретаршу дрючишь?

— Естественно, — ухмыльнулся начальник КрУВД.

— И прокурор свою дрючит, и все, у кого есть секретарши, дрючат их во все дырки. Вот и Крутов не исключение, только у него возможностей побольше, чем у тебя. Это ты трахаешь только свою секретаршу, а он — всех подряд, от секретарши, до главного бухгалтера.

— Откуда у вас такие сведения? — удивлённо спросил начальник Краевого УВД.

— Разведка донесла, — усмехнулся Литвиненко.

— Константин Дмитриевич, я попробую закрыть Крутова в СИЗО, — неуверенно сказал прокурор. — Только что ему предъявить?

— Неуплату налогов и незаконные операции с продукцией комбината. Он ведь, кажется, алюминий за рубеж гонит? Так ведь, Константин Дмитриевич? — спросил начальник КрУВД.

— Да. И, при том, в большом количестве. У него на комбинате даже в совете директоров представитель зарубежной фирмы.

— Израильтянка, кажется? — спросил начальник КрУВД.

— Да, израильтянка, — подтвердил Литвиненко. — Госпожа Коэн.

— Красивая? — живо заинтересовался прокурор.

— Я таких красивых женщин ещё не встречал. У неё такие задница и груди…в общем, я бы не отказался поплавать с ней в моём бассейне.

— Понятно, — засмеялся прокурор. — Так может быть это она причина твоей неприязни к Крутову? Положил глаз на её задницу?

— Нет, причина в другом, — нахмурился Литвиненко. — А её задница и так достанется мне, когда она приползёт в мой кабинет на коленях, просить за своего любовника.

— А что, они любовники?

— Думаю, что да. Этот Крутов ни упустит своего шанса.

— Хорошо, я сделаю всё от меня зависящее, — сказал прокурор, опять наполняя свою рюмку водкой.

— И я приложу к этому свои усилия, — сказал начальник КрУВД и последовал примеру прокурора — наполнил свою рюмку водкой.

— Я не сомневался в том, что вы окажетесь настоящими друзьями, — улыбнулся довольный Литвиненко, и сделал знак всё ещё плавающим в бассейне девушкам, чтобы они вылезли из воды и подошли к столу…

…«Ну, здравствуй, старушка. Не думал, что опять придётся свидеться. Верно, говорят, что от сумы и от тюрьмы не зарекаются», — грустно усмехнувшись, подумал Виктор, неторопливой походкой, проходя через тюремный двор следственного изолятора, построенного ещё в конце позапрошлого века и, как и все здания подобных учреждений построенных тогда в виде креста. Такой вот крест — самый распространённый вид тюремных построек царской России, способствовал обеспечить максимальный контроль за многочисленными, требующими постоянного пригляда, обитателями тюрем. Пять лет тому назад, в девяностом году, следуя этапом из Средней Азии на Дальний восток, Виктор почти две недели просидел в этапной камере этого СИЗО.

Наконец Виктор и его сопровождающий, пожилой контролёр, пересекли двор и вошли в здание. Миновав большое количество промежуточных решётчатых дверей, Виктор и сопровождающий его контролёр вошли в мрачный, выкрашенный в ядовито- зелёный цвет, коридор. Наконец конвоир остановился возле одной из дверей, отпер её ключом и так же молча, ни проронив ни слова, закрыл её вслед за вошедшим внутрь Виктором.

На приветствие вновь прибывшего, никто из обитателей камеры не ответил. С трудом привыкая к тусклому освещению, которое обеспечивала затянутая под потолком металлической сеткой лампочка, Виктор огляделся. Камера была небольшая, рассчитанная на восемь человек. По обеим сторонам от прохода, в два ряда, и в два яруса располагались металлические койки. Верхний ярус был полностью обитаем, а на нижнем — одна койка была свободной. Положив на неё принесённый с собой матрац, Виктор начал неторопливо застилать его бельём.

— Ты откуда, такой красивый тут нарисовался? — спросил Виктора лежавший на кровати сосед. — Прикид на тебе не из дешёвых. Из «бобров», что ли?

— Ну, не из «козлов», это точно, — усмехнувшись, сказал Виктор и, кончив стелить постель, снял ботинки и лёг на неё.

— А ты чего здесь разлёгся? — спросил сосед справа, приподнимаясь с кровати и с неприязнью посмотрев на Виктора.

— Так тут единственная свободная койка, вот я и занял её, — невозмутимо сказал Виктор. С крайних верхних коек, как по команде, одновременно свесились две головы и стали с любопытством рассматривать наглого фраера.

— Ты кто по масти? — продолжал наседать сосед, уже сидя на койке и явно настраиваясь на конфликт. — Может мне западло с тобой рядом находиться.

— Ну, так закажи себе отдельный номер-люкс, — усмехнулся Виктор, продолжая, как ни в чём не бывало лежать на койке.

— Это вы, суки позорные, заказываете себе номера-люкс за границей, а мы здесь в коммуналках и трущобах ютимся! — закричал кто-то с верхнего яруса, перемешивая слова с отборной бранью. — Богатеи, твари…ненавижу вас…

— Чего это с ним? — с равнодушным видом спросил Виктор соседа. — Ты, случайно, не знаешь?

— А хрен его знает, — усмехнулся сосед. Внимательно присматриваясь к Виктору. Его озадачил невозмутимый вид новичка, который вёл себя так, словно всю жизнь провёл в тюремных камерах. — Наверное, ты ему не понравился.

— А я не баба и не пидар, чтобы кому-то нравиться, — сказал Виктор.

— Так пидарами здесь запросто становятся, — сказала свесившаяся со второго яруса башка и радостно заржала.

— Ты базар фильтруй, дефективный, — не меняя тембра голоса и своего положения на кровати, сказал Виктор. — А то ведь и ответить придётся.

— Перед тобой что ли, ответить? — спросил Виктора сосед и вдруг выбросил вперёд руку, целясь новичку камеры прямо в лицо. Хотя в камере было те так уж и светло. Виктор увидел сверкнувшее жало заточки и ударом ноги выбил смертоносное оружие у нападавшего. Быстро поднявшись, Виктор неуловимым движением руки нанёс короткий удар нападавшему в горло. Тот захрипел и упав на колени в проход между коек, задёргался в судорогах. Виктор вышел из прохода между койками, и встал спиной к двери так, чтобы держать в поле зрения всю камеру. С верхнего яруса спрыгнули два молодых парня с фигурами борцов и медленно двинулись на Виктора. В руках у них тоже были заточки.

— Да что тут у вас, арсенальная камера? — с усмешкой спросил Виктор, не выпуская из виду обоих нападавших. Теснота камеры играла ему на руку, напасть на него сразу двоим не представлялось возможным, поэтому операция была поэтапной. Сначала Виктор перехватил и вывернул руку с за точкой одному нападающему, а потом «успокоил» ударом ноги в лицо второго.

Пришёл в себя и появился в проходе сосед по койке.

— Ты откуда, такой крутой? — тихим голосом спросил он Виктора, всё ещё морщась от боли. — Зону топтал раньше?

— Было дело, — нехотя сказал Виктор.

— А чего темнил? Нам сказали, что в хату богатого лоха кинут, и что надо на него «жути нагнать». Выходит, что мы на нормального пацана бочку покатили и ментам на руку сыграли?

— Выходит, что так, — пожал плечами Виктор.

— Вот падлы, — покачал головой сосед и хотел сплюнуть на пол, но во время вспомнил, что плевать на пол в хате нельзя, витиевато выматерился. — Я откликаюсь на Лешего, а ты?

— А я на своё имя, — секунду подумав, сказал Виктор, решив не раскрывать перед мало знакомым сокамерником свою былую кличку. — Меня зовут Виктор.

— Не хочешь светить своё погоняло? — криво усмехнулся Леший. — Всё равно узнаю, ведь на тюрьме, как и на зоне, почта работает лучше, чем на воле.

— Узнавай, если тебе это надо, — пожал плечами Виктор и поняв, что конфликт полностью исчерпан, направился на своё место и вновь вытянулся во весь рост на койке, устало закрыл глаза. Арест, и заключение его под стражу, а потом препровождение в следственный изолятор, оказались для него полной неожиданностью.

«С чьей же это подачи я загораю здесь?» — думал он, перебирая в мыслях все возможные варианты и мучительно выискивая ответ на свой же вопрос. — «Наверняка это Литвиненко побеспокоился, но как это ему удалось? Ведь про увод денег от налогов знали всего несколько человек. Так кто же оказался «кротом» в моей фирме?»

…Наступили четвёртые сутки пребывания Виктора в камере следственного изолятора, и снова никто не вызвал его для допроса. Всё это очень походило на психологический прессинг. Похоже, кто-то сознательно пытается выбить его из колеи, лишить воли и заставить мечтать о любом способе, вновь обрести свободу. Виктор уже перестал тешить себя мыслью о досадном недоразумении. Он уже не сомневался в том, что всё, произошедшее с ним не только не случайность и не в горячке реализованное кем-то желание повозить его мордой об стол, а тщательно спланированная акция на его уничтожение. Официальное обращение, написанное Виктором в адрес следователя, дало результат только через два дня, но это был не тот результат, на который он рассчитывал. Завозился ключ в замке, загремел отодвигаемый засов, и дверь в камеру открылась.

— Ну, наконец-то хоть увижу своего следователя, — подумал Виктор, вставая со скамьи и направляясь к выходу.

Не очень молодая, довольно симпатичная женщина-контролёр, посмотрела на Виктора долгим, внимательным взглядом, потом опустила глаза и сказала, что его вызывают не к следователю, а в оперативную часть для беседы.

— Это ещё для чего? — удивлённо спросил Виктор, но женщина ничего не ответила ему, молча закрыла камеру и приказала идти вперёд.

Остановившись у двери кабинета опера, женщина тихо сказала ему в спину: — Вы там это…поаккуратнее разговаривайте с Иваном Фёдоровичем. Виктор резко обернулся и посмотрел на женщину. Взгляд её был слегка смущён и встревожен.

— Спасибо за предупреждение, — тихо сказал Виктор. — Вы замечательная женщина, и форма вам к лицу. Женщина смутилась ещё больше и, не поднимая глаз, постучала в дверь кабинета.

Тюремный опер, немолодой уже, сухощавый майор, вышел из-за стола и пожал вошедшему Виктору, руку.

— Прошу садиться, Виктор Сергеевич, — предложил опер и жестом указал на стул. Видимо майор решил придать беседе доброжелательный тон.

Как человек сведущий в тюремных традициях, всё-таки имея за плечами срок, Виктор знал: для беседы в оперчасть периодически приглашают практически всех обитателей следственного изолятора. Хотя бы для того, чтобы сбить с толку и скрыть от контингента тех, кто сотрудничает с администрацией, а, попросту говоря — стучит на сокамерников. «Наседки» есть почти в каждой камере, но распознать их порой бывает очень трудно, почти невозможно.

— Виктор Сергеевич, мы оба понимаем, что вы у нас надолго не задержитесь, и пассажир вы нетипичный для здешнего контингента, но я обязан выслушать ваши жалобы, если таковые есть, а так же услышать пожелания, если и такие у вас имеются.

— Если у меня и есть жалобы или пожелания, то они не в ваш адрес, — сказал Виктор.

— Понимаю, вас угнетает бездействие следствия, — сочувственно вздохнул опер. — Но должен вам заметить, что по закону, у следователя есть десять дней с момента доставки вас в наше учреждение. Так что — не обессудьте. А что вы скажете о бытовых условиях содержания в камере? Есть какие-то пожелания? Сейчас совсем другие времена настали, и человек состоятельный вполне может позволить себе иметь в камере и телевизор, и холодильник, даже евроремонт можно сделать в камере.

— Евроремонт в камере делать не надо. Я не собираюсь обустраиваться здесь надолго. А вот переселиться в одиночную камеру я бы не отказался.

— А что в общей камере вас не устраивает? Есть проблемы с контингентом?

— Нет никаких проблем, просто я люблю тишину и одиночество, тогда мне лучше думается, а подумать мне, как вы догадываетесь, есть о чём.

— Действительно, подумать вам есть о чём. Хорошо, я дам команду, чтобы вас отвели в одиночную камеру, кстати, в этой камере, год назад сделали капитальный ремонт, конечно не евроремонт, но достаточно хороший. Тогда у нас отдыхал один, тоже очень богатый «пассажир», так вот он рассказывал, что волею случая, довелось ему провести несколько месяцев в тюрьме за границей, в частности — в Швеции. Он рассказывал поразительные вещи: там задержанному предлагают на выбор постельное бельё, белое или цветное. Предлагают на выбор камеру и даже сокамерников. Представляете, там пятиразовый «шведский» стол, Интернет, спортивный зал и даже женщин определённого поведения — и всё за счёт заведения. Но, до шведского уровня нам ещё далеко, но хотелось бы хоть как-то благоустроить наше учреждение, — с сожалением вздохнул опер. — Кстати, тот богатый сиделец спонсировал нашему учреждению энную сумму денег, и после отсидки, до сих пор не забывает нас.

— Это по его просьбе отремонтировали камеру?

— Скажем так — при его финансовой поддержке.

— Находясь здесь, я даже рубля не могу снять со своих счетов, тем более, что они наверняка заблокированы, — сказал Виктор, догадавшись, куда клонит опер. — Если посодействуете открыть хотя бы некоторые счета, тогда и я мог бы стать вашим спонсором.

— К сожалению, это не в моей компетенции, — вздохнул опер, и Виктор увидел, что сожаления по этому поводу у майора вполне искренние…

…И опять Виктор шёл по длинному коридору СИЗО в сопровождении женщины-контролёра, только теперь она конвоировала его обратно в камеру.

— Вы каждый день дежурите? — спросил Виктор и попытался оглянуться.

— Разговаривать и оборачиваться нельзя, — строго сказала контролёр и слегка замедлила шаги, разрывая расстояние между ней и арестованным. Виктор опустил голову и больше не проронил ни слова.

— Лицом к стене, — приказала контролёр, останавливаясь возле дверей камеры и забренчала связкой ключей. И это приказание Виктор выполнил молча.

— Заходим в камеру, — сказала женщина-контролёр и захлопнув за ним дверь, закрыла её на замок, потом открыла «кормушку» и тихо сказала: — «Я дежурю через сутки», и тут же захлопнула «кормушку».

— Через сутки, — машинально повторил за ней Виктор, и медленно опустившись на скамью, задумался.

«Видимо я на долго застрял здесь, если опер предлагает сделать мою камеру немного благоустроенней и уютней, наверняка он что-то знает такое, что неведомо мне. Неужели я действительно надолго становлюсь здесь пассажиром? Так, спокойно, надо что-то делать, надо подключать рычаг Архимеда, только мне не надо переворачивать землю, мне надо только перевернуть этот следственный изолятор, а перевернуть его можно только одним рычагом — денежным. Значит надо искать того, кто сможет выкупить меня отсюда, за любые бабки, я потом всё верну с процентами, только свалить бы отсюда».

Мысленные рассуждения Виктора прервал стук открываемой «кормушки».

— Виктор Сергеевич, может у вас сигареты кончились, так я могу поделиться, — сказала женщина-контролёр, протягивая ему начатую пачку. — Я всё-равно скоро сменяюсь, так что обойдусь без курева.

— Благодарю, — сказал Виктор, подходя к окошку и взяв пачку, погладил протянувшую её руку. — У меня как раз свои кончились.

Женщина выдернула свою руку из его руки и захлопнув окошко для раздачи пищи, прижалась спиной к стене и закрыла глаза. Грудь её поднималась и опускалась, она прерывисто дышала и беззвучно что-то шептала побелевшими губами. Вспомнились и замелькали перед глазами кадры фильма «Тюремный роман», о любви следователя прокуратуры и осужденного бандита.

— Нет…нет…ни за что…я же не сумасшедшая, запретный плод всегда сладок, — прошептала женщина-контролёр, не открывая глаз и всё ещё прижимаясь спиной к стене. — Но Боже, как же он красив!

— Светлана Георгиевна, ты чего не выспалась? — раздался рядом мужской голос и женщина-контролёр вздрогнула и открыла глаза.

— Да…вчера дети…у меня же их четверо, — смущённо улыбнулась женщина. — То с одним провозищься, то с другим уроки…поздно легла. Знаете, как это тяжело одинокой женщине одной управляться?

— Я понимаю, но работа есть работа…

— Извените, товарищ капитан, больше не повторится.

— Да я так просто, для порядка, — махнул рукой капитан, с повязкой дежурного на рукаве, и пошёл дальше.

— Да, тяжело и тоскливо жить одинокой сорокавосьмилетней женщине, если она уже позабыла, когда в последний раз обнимала и целовала мужское тело, — тихо прошептала женщина-контролёр и постояв ещё несколько минут у двери камеры, за которой находился понравившийся ей мужчина, вздохнула и медленно пошла по коридору останавливаясь напротив каждой камеры, прислушиваясь к доносившимся из камер звукам и открывая небольшое, застеклённое смотровое окошко, прижималась к нему глазом…

Глава 35. Фиаско Литвиненко

…Литвиненко сидел в кресле в своём кабинете, и нетерпеливо посматривая на часы, улыбался своим мыслям. Как он и предполагал, на следующий день после ареста Виктора Крутова, ему позвонила госпожа Коэн и попросила о встрече. И вот, буквально через пять минут, эта встреча должна состояться. Но женщины, как известно, любят опаздывать, и Литвиненко приготовился ждать ещё лишних несколько минут, но к своему великому удивлению, ровно в назначенный срок, в дверь кабинета постучалась секретарша и доложила, что в приёмной ожидает аудиенции госпожа Коэн.

— Пусть войдёт, — сказал Литвиненко и, посмотрев на своё отражение в полированной поверхности стола, несколько раз провёл рукой по волосам, приглаживая их. Он вдруг с удивлением обнаружил, что волнуется. С чего бы это?

Секретарша исчезла и через секунду в дверном проёме появилась Ципора и неторопливой походкой направилась к столу. Широко улыбаясь, Литвиненко поднялся со своего кресла и направился навстречу даме.

— Литвиненко, — представился он, задерживая ладонь женщины в своих руках. — Меня зовут Константин Дмитриевич.

— Меня зовут Ципора Коэн, — сказала посетительница, высвобождая руку, не дожидаясь, когда хозяин кабинета прикоснётся к ней губами, что тот как раз и собирался сделать.

— У Вас очень красивое имя, — сказал Литвиненко, улыбаясь самой подкупающей из своих улыбок.

— Это еврейское имя, — сказала Ципора, присаживаясь в предложенное ей кресло, стоявшее в глубине кабинета под развесистым огромным фикусом.

Литвиненко сел напротив неё, точно в такое же кресло. Их разделял только небольшой столик, на котором стояла бутылка дорогого коньяка, две небольшие коньячные рюмки, блюдце с нарезанным дольками лимоном, и открытая коробка шоколадных конфет «Ассорти».

— Я очень рад нашей встрече, уважаемая госпожа Коэн. Предлагаю выпить на брудершафт за наше знакомство по рюмочке коньяка.

— Я не пью коньяк, и вообще пришла к вам не знакомиться, а по делу, — сухо сказала Ципора, сразу давая понять хозяину кабинета, что флиртовать с ним не входит в её планы.

«А ты оказывается с норовом», — разочарованно подумал Литвиненко и стал откровенно беззастенчиво рассматривать сидевшую напротив него женщину. До этого он видел Ципору всего один раз, когда приезжал в офис металлургического комбината. Она находилась в кабинете генерального директора вместе с хозяином комбината — Крутовым, и тогда они были едва представлены друг другу. Но именно тогда Литвиненко обратил внимание на крутые бёдра округлый зад, и большую грудь молодой женщины. Сейчас, как и тогда, он ещё не мог определить для себя окончательно, нравится ли ему эта женщина, или нет. В обычных условиях он, наверное, не стал бы так сильно добиваться её расположения и не пытался бы затащить её в постель, но сейчас ему представлялся случай ещё раз нагадить Виктору Крутову, предполагая, что в данный момент это его женщина. Упустить такой шанс он просто не мог. Заглянув Ципоре в глаза, Литвиненко с удовлетворением заметил застывшую в них печаль и еле сдерживаемые слёзы.

«Наверняка все ночи напролёт ревела», — подумал он, точно определив причину припухлости и покраснения глаз, а вслух сказал: — Очень жаль, что вы отказываетесь от предложенной вам дружбы. Друзей надо приобретать, а не избавляться от них.

— Но я действительно не пью коньяк, — желая немного смягчить свой отказ, сказала Ципора. — Не обижайтесь, мне сегодня ещё предстоят деловые встречи с руководителями комбината. Вот только ВикторСергеевич не будет присутствовать на этой встрече.

— Я знаю о той неприятности, которая приключилась с Виктором Сергеевичем, — сочувственно покачал головой Литвиненко и тяжело вздохнул. — У комбината сейчас наступили не лучшие времена. В такой момент обычно умные люди стараются обзавестись поддержкой влиятельных людей, а вы наоборот, пытаетесь создать вокруг себя вакуум. Недальновидная политика с вашей стороны…

— Я не отказываюсь от дружбы, если она искренняя, и хочу иметь в этой стране как можно больше друзей.

— А вино вы пьёте? — спросил Литвиненко и по растерянному взгляду женщины понял, что этот вопрос застал её врасплох.

— Вино? Иногда пью, но, как я уже только что вам сказала, мне сегодня ещё надо вернуться в офис комбината.

— У нас в России есть такая поговорка: «Работа не волк, в лес не убежит», — засмеялся Литвиненко и, поднявшись с кресла, подошёл к холодильнику, достал оттуда бутылку марочного вина, из серванта достал бокал, вернулся к столику и наполнил бокал вином.

— Я, кажется, ясно вам сказала, что не буду с вами пить, — нахмурилась Ципора, до этого молча наблюдая за действиями Литвиненко. Беспардонность хозяина кабинета её возмутила.

— Зря вы идёте со мной на конфронтацию, — сделав скорбное лицо, сказал Литвиненко, отставляя в сторону наполненный вином бокал.

— Я вы ведите себя прилично, и никакой конфронтации у нас с вами не будет. Так вы выслушаете меня?

— Да, я готов вас внимательно выслушать, — улыбнулся Литвиненко. — Так что привело вас в мой кабинет?

— Виктора Сергеевича арестовали, посодействуйте, чтобы его отпустили. Произошла чудовищная ошибка.

— А у меня другие сведения, — вздохнув, сказал Литвиненко. — Это не ошибка, а преступление.

— B чём его обвиняют?

— В укрывательстве от государства сверхприбыли и неуплаты в государственную казну налогов с этой прибыли.

— Нет, это не так, все финансовые операции предприятия, которым руководит господин Крутов, вполне законные.

— Я не следователь, мне не надо объяснять суть дела, — усмехнулся Литвиненко. — Я только наместник царя в регионе, но в моей власти ужесточить или облегчить участь заключённых, и даже посодействовать об их освобождении под подписку о невыезде.

— Так сделайте это. Посодействуйте в освобождении Виктора Сергеевича.

— Я так понимаю, что это и есть цель вашего визита ко мне?

— Да. Именно об этом я и пришла просить вас.

— Госпожа Коэн, а какие у вас отношения с Виктором Сергеевичем?

— Что вы имеете в виду?

— Вы с ним спите?

— А вы всем женщинам задаёте такие бесцеремонные вопросы? — смутившись и слегка покраснев, спросила Ципора.

— Нет, только тем, которым от меня что-то нужно, и которые ради достижения своей цели готовы на многое. Многие женщины, ради спасения любимого, готовы пожертвовать собой. Так может, всё-таки, договоримся? — спросил хозяин кабинета и, присев перед Ципорой на корточки, положил ладони на её колени.

— С вами? Никогда, — смерив хозяина кабинета презрительным взглядом, сказала Ципора. — Сейчас же уберите руки с моих колен.

— Не хотите вы помочь Виктору Сергеевичу, — вздохнул Литвиненко и, поднявшись, с сожалением посмотрел на Ципору. — Мне очень жаль.

— Я обязательно помогу ему, но не таким способом. Неужели вы могли подумать, что я соглашусь на ваши условия?

— Я здесь Бог и царь, и всё власть сосредоточена в моих руках. Так что, госпожа Коэн, все ваши хлопоты, в обход меня, будут пустыми. У вас нет выбора, потому что другим способом вы ничего не добьётесь.

— Вы не царь, вы наместник царя, а ваш царь сидит в Москве. Я поеду к нему и добьюсь аудиенции у Президента, — сказала Ципора и, поднявшись с кресла, направилась к двери.

— И вы думаете, что вам это удастся? — искренне удивился Литвиненко, зная о том, как трудно попасть на приём к Президенту простому смертному. — Желаю вам удачи.

Ципора молча проследовала до двери.

— А может, всё-таки согласитесь на моё предложение? — бросил вдогонку Литвиненко, не сводя глаз с её необъятных бёдер.

Вместо ответа, Ципора показала ему вытянутый средний палец руки и, хлопнув дверью, вышла из кабинета.

— Ах ты, сучка жидовская! — крикнул, оскорблённый этим красноречивым и понятным в любой точке земного шара жестом, Литвиненко уже в закрытую дверь и грубо выматерившись, схватил трубку телефонного аппарата…

— Константин Дмитриевич, ты извини меня, но то, о чём ты просишь — невыполнимо.

— Почему?

— Потому что, она гражданка иностранного государства.

— А что, мало граждан иностранного государства сидят у нас в тюрьмах? Ты же сам говорил, что посадить можно любого человека.

— Здесь особый случай. Мало того, что она представитель зарубежного бизнеса в нашей стране, она, оказывается, ещё и племянница израильского консула, и сейчас эта девица направляется в Москву к своему дядюшке. Ты представляешь, какую кашу она может там заварить? Я на сто процентов уверен, что она, через своего дядю добьётся аудиенции у Ельцина, а тот, ты сам знаешь, мужик крутой и горой стоит за тех бизнесменов, которые поднимают экономику на Урале и в Сибири.

— Знаю, — недовольно поморщился Литвиненко. — Он же с Урала.

— Да, только к нему это летучее выражение — «Ты что, с Урала»? — не подходит. Он не дурак и не простачок, а свой Свердловск, то есть — Екатеринбург, любит и лелеет, как любимую женщину. А чего ты так ополчился на эту особу?

— Она оскорбила меня. Представляешь? Оскорбила представителя власти…

— Чем же это? Не дала, что ли?

— Не в этом дело, — недовольно буркнул Литвиненко, которому не очень понравилось напоминание о его фиаско. — Она может спутать мне все карты в игре против Крутова. Я даже не предполагал, что она окажется такой стойкой и не проутюжит своей большой задницей мой диван.

— А хотелось?

— Не буду скрывать, было у меня такое желание, а теперь оно возросло во сто крат. Меня задело то, что она единственная из посетительниц, которая не отметилась на диване в моём кабинете. А вообще мне нравятся умные и неуступчивые женщины, хочется именно в борьбе овладеть такой женщиной и только тогда это можно считать победой. А эти куклы, которые сами раздвигают ноги только от одного взгляда на них, мне уже порядком надоели. С ними не испытываешь никакого морального удовольствия, кроме одного — наставляешь рога их дебильным мужьям. А израильтянка оказалась не такой. Не захотела лечь под меня, да ещё и показала на прощание мне… Ну, ничего, у меня ещё есть в запасе время. Этот палец не она мне, а я ей засуну в задницу.

— Какой палец?

— Да, это я так, образно выражаюсь, — поморщившись, как от зубной боли, сказал Литвиненко. — Ладно, хрен с ней, с этой жидовкой, пусть катится отсюда в свой Израиль.

Глава 36. На Канарах — лучше, чем на нарах

…Дверь в камеру распахнулась, и на пороге появились несколько человек, и среди них — Литвиненко.

— Какие люди, — усмехнулся Виктор, смерив посетителей насмешливым взглядом. — Константин Дмитриевич, как ваше здоровье?

— У меня — отличное, а вы, Виктор Сергеевич, о своём здоровье побеспокойтесь, — тоже с усмешкой, сказал Литвиненко. — Сгниёте здесь, в камере, если будете упрямиться.

— Вряд ли я доставлю вам такое удовольствие, — засмеялся Виктор. — Я уверен, что уже этим летом, опять поеду отдыхать куда-нибудь за границу. Ну, скажем — на Канары. Ведь не зря говорят, что на Канарах — лучше, чем на нарах.

— Сомневаюсь я, что в скором времени вы поменяете нары на Канары, — с видом победителя усмехнулся Литвиненко и вышел из камеры. Вслед за ним камеру покинули и сопровождавшие его лица.

Оставшись в камере один, Виктор заметался по ней, как зверь в клетке и, только спустя несколько минут, он полностью успокоился, сел на скамью и начал лихорадочно перебирать в голове все возможные варианты, пытаясь найти хоть какой-нибудь выход из создавшегося положения.

Посещение Полномочным представителем Президента его в камере, заставило Виктора задуматься. Ему, вдруг, вспомнилось, как в прошлом году, отдыхая на Канарах, совмещал полезное с приятным — днём отдыхал на пляже, а ночью трахал отдыхающих там жён российских престарелых олигархов — этих молодых сучек с Рублёвки. Там же он познакомился с женой Литвиненко, и провёл с ней ночь.

«Чёрт меня дёрнул связаться тогда с этой размалёванной дурочкой», — вздохнув, подумал Виктор, вспоминая прошлогодний август…

… Проснувшись рано утром в своём комфортабельном номере, Виктор с удивлением обнаружил, что в постели он не один. Рядом, на шёлковой подушке, в ореоле разбросанных чёрных локонов виднелось миловидное личико.

«Кого же это я сегодня ночью трахал»? — удивлённо посмотрев на лицо женщины, пытавшейся изобразить здоровый сон, подумал он. — «Дай бог памяти, вспомнить хотя бы имя этой прелестницы».

Очередная сексуальная победа, по большому счёту, не принесла ему ни удовольствия, ни удовлетворения. Приглядевшись повнимательней к застывшему на подушке лицу, Виктор слегка усмехнулся, баба как баба — не ахти какая красавица, но и не дурнушка. Так, из серии «проходил я мимо, зацепился взглядом…». Виктор встал и вышел на балкон, закурил, равнодушно наблюдая за женщиной, которая театрально-грациозными движениями завернулась в простыню а затем босиком упорхнула в душ, пробыла там буквально несколько минут и выйдя оттуда, жеманясь от неловкости, попросила закурить. Видимо это был её первый опыт супружеской измены.

— Ну что, красавчик, будем прощаться? — слегка краснея, спросила женщина, подходя вплотную к Виктору. — Телефон запишешь, или запомнишь?

— Запишу, конечно, — встрепенулся Виктор и, нацепив на лицо самую беспроигрышную из своих улыбок, которая так завораживающе действует на женщин, достал записную книжку и приготовился записывать, впрочем, не зная, на какую букву открыть страницу.

— Литвиненко Алла, — подсказала женщина и криво усмехнулась.

— Литвиненко!? — удивлённо воскликнул Виктор, и уже с интересом посмотрел на женщину. — Жена Константина Дмитриевича!?

— Да, красавчик, жена депутата Государственной думы и Полномочного представителя Президента в Сибири — Константина Дмитриевича Литвиненко, — сказала женщина и, затянувшись дымом, сделала вид, что закашлялась. Кажется, она собиралась расплакаться, а это уж было совсем не к чему.

«Ко всему прочему, ещё истерики по повод поруганной супружеской чести тут не хватало», — подумал Виктор, и поморщился. — «Хотя я вчера и выпил сверх нормы, но не думаю, что силком тащил тебя в свою постель».

Эту самую Аллу он приметил несколько дней назад за завтраком в ресторане отеля. Женщина пожирала его похотливым взглядом и как-то по-особому закидывала одну загорелую ногу на другую, и каждый раз делала это так медленно, сначала раздвигая ноги, а потом, высоко поднимая загорелую коленку, что Виктор успевал разглядеть розовый треугольник её трусиков, внутреннюю сторону красивых бёдер, и даже крупную родинку чуть выше округлой коленки.

Виктор сразу заметил эти, посылаемые почти открытым текстом зазывные сигналы, и тут же пустил в ход свою знаменитую, очаровательную, безотказно действующую на женщин, улыбку. А потом…Пылкие взгляды и как бы нечаянные прикосновения друг к другу, сулили море страсти. Однако в момент непосредственного контакта, Виктор не почувствовал ничего, кроме разочарования. Женщина не отличалась ни особым темпераментом, ни особым умением вести любовные игры.

Жест, которым женщина закинула ему за шею свои загорелые руки, когда они остались в его номере одни, ничуть не напоминал нежное и непреодолимое влечение, он был скорее похож на начало какого-то чужого ритуала. Виктор не смог сдержать вздоха разочарования.

— Аллочка, может, пойдём и выпьем по чашечке кофе? — предложил он, обнимая за талию и как бы успокаивая женщину, а на самом деле подталкивая к выходу.

— Некогда мне кофе распивать, надо готовиться к встрече мужа, сегодня Константин Дмитриевич прилетает, — капризно надула губы женщина и вышла из номера, оставив дверь приоткрытой.

Оставшись в номере один, Виктор облегчённо вздохнул. Сегодняшняя ночь не принесла ему ни физического, ни морального удовлетворения, хотя…оттрахать жену пламенного борца с олигархами дорогого стоит.

«Вроде бы обиделась», — равнодушно подумал он и мысленно записав на свой лицевой счёт очередную победу над женским полом, тут же забыл о ней, но, как оказалось, избавиться от её назойливого внимания оказалось не так-то просто. Он как в воду глядел, опасаясь неизбежности встречи с четой Литвиненко — и она состоялась. Столкнувшись с ними нос к носу возле «шведского» стола, Виктор первым делом посмотрел на лысину Константина Дмитриевича, словно проверяя, выросли у того уже рога, или нет. Алла перехватила этот насмешливо-презрительный взгляд и густо покраснела. Она догадалась, о чём подумал Виктор, так пристально рассматривая лысину её мужа и, чувствуя себя вавилонской блудницей, скорбно кусала губы и бросала на Виктора красноречивые взгляды.

«Господи, неужели это ещё не закончилось? Дамочка явно впервые в жизни изменила своему мужу и её сносит с катушек», — подумал Виктор, уловив значение этого взгляда.

— Виктор Сергеевич, и вы здесь отдыхаете? — узнав Виктора, с удивлением спросил Литвиненко.

— Да, вот решил пару недель отдохнуть — поплавать в море и позагорать.

— Отдых телу нужен и полезен. Жена здесь уже почти месяц отдыхает, а я только на недельку вырвался. Больше не смог выкроить времени. Присаживайтесь к нашему столу, — предложил Литвиненко.

— Спасибо, я уже пообедал, но от приглашения посидеть за вашим столом, не откажусь.

— Смотрите, как наши соотечественники резвятся здесь, ну прямо как дети, — усмехнулся Литвиненко, наблюдая за тем, как русские туристы под руководством массовика-затейника, путаясь в собственных ногах, разучивают какой-то танец. — Может, вы покажете этим убогим, как умеют отдыхать настоящие олигархи.

— Я не олигарх, я бизнесмен. Сижу вот тут, а сам прикидываю, удастся ли в этом году запустить производство на новой площади.

— И как оффшорных дочек наплодить, чтобы налогов в родной бюджет поменьше заплатить, а собственную мошну набить потуже, сказал Литвиненко, и неприязненно покосился на Виктора. — Угадал?

— А как же без этого. Богатые заботятся о мошне, а бедные о мошонке, — усмехнулся Виктор. — А насчёт налогов, так это мы вас должны благодарить. Это вы такие правила игры придумали, при которых чтобы выжить, приходится, простите, не при даме будет сказано, выше собственного хрена прыгать.

— Подлинный патриот последнее отдаст для отечества, — набычился Литвиненко.

— Может, выпьем по сто грамм за нашу великую Родину? — предложил Виктор.

— За Россию — с удовольствием, — сказал Литвиненко и потянулся к бутылке.

Выпили за Россию, потом за святую Русь, потом…

— У вас что, других разговоров нет? — надула губки жена Литвиненко. — Даже здесь, на отдыхе про свою долбанную политику талдычите.

— Заткнись, — прошипел на неё Литвиненко и на его скулах забегали тугие желваки. — Не лезь в мужские разговоры.

Виктор посмотрел на обоих и всерьёз приготовился стать свидетелем семейного мордобоя, но ничего существенного в дальнейшем не произошло, если не считать того, что Алла пригласила его на белый танец.

— Ненавижу его, — шептала она, стараясь плотнее прижаться к Виктору своим телом. — Он меня игнорирует как личность. Всё не может простить мне, что я знаю, каким ничтожеством он был, и что взял меня в жёны не девочкой. Я хочу отомстить ему. Ты мне поможешь?

— Так ты вроде бы уже отомстила, — усмехнулся Виктор.

— Не-е-т, — протяжно произнесла женщина и мечтательно закатила глаза. — Я бы ещё мстила, и мстила, и мстила…

— Ну-ну, успокойся, милая, — улыбнулся Виктор, погладив её по плечу. — Если ты только захочешь продолжения, я сегодня ещё к твоим услугам.

— Муж через два дня улетает обратно в Красноярск, — оживилась жена Литвиненко, ещё теснее прижимаясь к Виктору.

— А я улетаю завтра, — тихо сказал Виктор, отстраняясь от слишком уж прилипшей к нему дамы.

— А как же я? — чуть не вскрикнула, но во время удержалась Алла, а потом, перейдя на шёпот, прислонилась губами к уху Виктора и прошептала: — Я хочу вновь оказаться в твоих объятиях.

— Приходи сегодня.

— Так…муж же здесь.

— Тогда не приходи, — равнодушно пожал плечами Виктор.

— Но я хочу тебя.

— Тогда приходи.

— Ты что, издеваешься надо мной? — вспылила жена Литвиненко. — Заладил, как…

— А ты чего достаёшь меня? Это не я тебе, а ты мне голову морочишь.

— Милый, ты не закрывайся на ночь, я обязательно приду.

— Хорошо, приходи…

Глава 37. Это сладкое слово — свобода

… Константин Дмитриевич, вам из Москвы звонят, — входя в кабинет Полпреда, доложила секретарша. — Вас соединить?

— Соедини, — буркнул Литвиненко, поднимая и прикладывая трубку к уху.

Секретарша вышла из кабинета и вернулась в приёмную.

— Приветствую тебя, Константин Дмитриевич, — услышал Литвиненко знакомый голос в трубке.

— Здравствуй, дорогой, — отозвался Литвиненко. — Как там столица?

— В столице всё нормально. А как на периферии?

— И у нас всё хорошо.

— Всё ли?

— А что, есть какие-то сомнения? — насторожился Литвиненко.

— Есть сигналы.

— Какого рода? — вытирая платком шею и лицо, тихо спросил Литвиненко.

— А ты не догадываешься?

— В раздумье, но…

— За что ты закрыл в СИЗО Виктора Сергеевича Крутова?

— Откуда ты знаешь?

— Знаю. Так за что?

— За уклонение от уплаты налогов.

— А может причина кроется в другом?

— Нет, я могу объяснить…

— Константин Дмитриевич, госпожа Коэн документально доказала правомерность той схемы, по которой работает комбинат. И заметь, работает очень эффективно, принося прибыли, как себе, так и государству. Я советую тебе, если мои советы ещё важны для тебя, как можно скорее освободить из тюрьмы Крутова. Через две недели Президент запланировал собрать большое совещание по вопросам бизнеса, на которое будут приглашены руководители регионов, Полпреды и крупные бизнесмены. Ты тоже, как полномочный представитель будешь приглашён, хотелось бы, чтобы к этому времени у тебя было всё чисто в округе. Мой тебе совет — немедленно освободи Крутова. Борис Николаевич его пригласит на это совещание.

— Ты это точно знаешь? — насторожился Литвиненко.

— Конечно. Зря, что ли я сижу в кресле работника кремлёвской администрации? Я списки приглашённых видел. Это ко мне поступила жалоба гражданки Израиля, и мне пришлось её зарегистрировать, уж очень настырная оказалась дамочка. Кстати, для твоего сведения, она — племянница консула Израиля, так что делай выводы. Я уговорил её придержать жалобу и пообещал досконально разобраться по существу предоставленных фактов, а они, уверяю тебя, не в твою пользу. Она показала мне копии документов и дала прослушать запись вашего разговора.

— Какого разговора? — похолодел Литвиненко.

— Разговора в твоём кабинете, где ты склонял её к вступлению с тобой в половую связь. Госпожа Коэн оказалась очень умной и предусмотрительной женщиной.

— Она что, записала наш разговор?

— Ты удивительно догадлив.

— Невероятно. Так что мне делать?

— Я уже сказал, отпусти немедленно Крутова и госпожа Коэн спустит всё на тормозах, иначе она даст ход своему заявлению и тогда у тебя могут появиться проблемы. Мне бы этого очень не хотелось.

— Хорошо, спасибо, я сейчас же распоряжусь, чтобы Крутова немедленно освободили.

— Правильное решение, — сказал абонент на другом конце провода и отключился от сети.

— Ах ты, сука, недооценил я тебя, совсем выпустил из виду, что ты хитроумная еврейка, — прошептал побелевшими губами Литвиненко, подержал ещё несколько секунд у уха пикающую короткими гудками трубку и положил её на рычаг телефонного аппарата, затем вновь схватил её и начал торопливо набирать местный номер.

— Приёмная начальника краевого управления внутренних дел.

— Соедините меня с Сергеем Мироновичем, — нетерпеливо бросил в трубку Литвиненко.

— Представьтесь, пожалуйста.

— Литвиненко. Пора бы уже узнавать меня по голосу.

— Извините, Константин Дмитриевич, соединяю, — сказал голос в трубке и через секунду в трубке раздался голос начальника краевого УВД.

— Здравствуй, Константин Дмитриевич. Слушаю тебя.

— Приезжай срочно ко мне, есть разговор…

…Литвиненко встретил освобождённого из-под стражи Виктора с распростёртыми объятиями и посетовал на происки неизвестных недругов Виктора, которые якобы, состряпали против него дело.

— Многие люди жестокие и завистливые, вот и написали на вас анонимку, — вздохнув, сказал Литвиненко. — Я очень сожалею, что вам пришлось несколько дней провести в очень не комфортабельных апартаментах. Ну, за одного битого, двух не битых дают. Надеюсь, что в дальнейшем у вас больше не будет таких эксцессов.

— Я тоже на это надеюсь, — сказал Виктор, сделав вид, что не заметил протянутую ему руку.

— Все под Богом ходим, — вздохнул Литвиненко. — От сумы и от тюрьмы не зарекаюсь, но делаю всё для того, чтобы в жизни не наступали чёрные полосы. Жизнь, она ведь, как матрас, полоса чёрная — полоса белая.

— Да, именно такой матрас был у меня в СИЗО, — усмехнулся Виктор, направляясь к выходу из кабинета Полпреда. — С чёрно-белыми полосами.

— Да уж, — сочувственно вздохнул Литвиненко и покачал головой. — Врагу не пожелаю испытать то, что испытали вы. Но, едва Виктор покинул его кабинет, взгляд Литвиненко стал жёстким и злым.

— Ничего, и на старуху бывает проруха. Ещё не вечер. Своего поражения я не признаю, так что посмотрим, кто из нас будет смеяться последним, — процедил сквозь зубы Литвиненко и тихо выматерился…

— Ципора, я хочу выпить за тебя, ты замечательная женщина и настоящий друг. Вытащила меня из тюрьмы.

— Это не я, а мой дядя вытащил тебя.

— У тебя такой влиятельный дядя?

— Он консул государства Израиля в Москве. Когда я поняла, что здесь ждать помощи не от кого, я полетела в Москву и попросила дядю продлить мне визу и записаться на приём к Президенту России. Дядя через свои каналы договорился о встрече с одним чиновником из администрации Президента. Я рассказала ему о создавшейся ситуации, и он пообещал разобраться во всём.

— Спасибо и тебе, и твоему дяде…

…Виктор действительно был приглашён в Кремль на встречу с Президентом России. Эта встреча оставил в его душе двойственное ощущение. Смесь непринуждённости и жёсткого протокола, всеобщего горячего радушия и, в то же время, всеобщей ледяной настороженности.

— Нужно поощрять тех предпринимателей, которые подымают экономику Сибири, а не вставлять им палки в колёса, — такими словами закончил Президент свою пламенную речь на встрече, и ему все дружно зааплодировали. Ну а потом, уже в неформальной обстановке, как всегда на публике, Президент много шутил, держался просто и демократично. Каждый из приглашённых удостоился хоть и коротенькой, но отдельной беседы. Меткие, и краткие замечания Бориса Николаевича давали понять, насколько компетентен человек, их произносящий. С Виктором Крутовым он беседовал дольше, чем с остальными и был к нему особенно дружелюбен. Проходящая мимо очень красивая и эффектная женщина — журналистка Пиотровская, присутствовавшая на приёме в числе элитных представителей прессы и прославившаяся не столько своими статьями, сколько своими скандальными заявлениями о том, что она переспала, чуть ли не со всем высшим руководством страны, замедлила шаг и прислушалась к разговору Президента с высоким, широкоплечим, красивым мужчиной. Кроме обязательного ельцинского «понимаешь», в разговоре проскальзывали и другие слова: «алюминиевый гений», «локомотив отечественной промышленности», «побольше патриотизма», «страна надеется на таких, как вы»…

Президент отошёл к другим приглашённым, а журналистка, почуяв, что этот собеседник Президента, может попасть в его фавориты, решила разговорить Виктора, но, увидев, что к нему подошли двоё мужчин, которых она хорошо знала, решила переждать. Это были Борис Абрамович Березовский и Игорь Николаевич Мальцев.

— Борис Николаевич очень уж вас расхваливал. Значит, вы в Сибири алюминием заведуете? — спросил Мальцев.

— Заведуют складом, а я хозяин Сибирского металлургического комбината, — сказал Виктор.

— Извините, молодой человек, если вас обидели мои слова, — немного растерялся Мальцев. — Моя фамилия — Мальцев, зовут — Игорь Николаевич.

— Крутов Виктор Сергеевич, — коротко представился Виктор.

Березовский в разговор не вступал. Он смотрел внимательным, оценивающим взглядом на Виктора, который так неожиданно для многих, был обласкан Ельциным, и раздумывал, принимать этого красавца в элитный круг бизнесменов, или не принимать.

Рекомендация Президента ещё ничего не решала, всё, что касается высшего круга бизнесменов, решает не Борис Николаевич Ельцин, а он — Борис Абрамович Березовский, который каким-то образом сумел подчинить своему влиянию Президента и его ближайшее окружение — «Семью». Сейчас, присматриваясь к молодому хозяину Сибирского металлургического комбината, его мысли были на распутье. Ему нравилось, что молодой бизнесмен, всего за год добился существенных результатов, и как он постепенно набирает силы и поднимается всё выше и выше к вершинам бизнеса. Он сам начинал свой бизнес почти с нуля и постепенно достиг заоблачных вершин. От матери-немки он унаследовал аккуратность и педантизм, от отца-еврея — сообразительность и талант коммерсанта. Именно это удачное сочетание позволило экономисту одного из предприятий страны, превратиться в могущественного олигарха и фельдмаршала бизнеса. Когда неповоротливая социалистическая экономика рухнула при попытке перестройки, он оказался в числе немногих специалистов, понимавших, что такое частная собственность. Когда началась приватизация, метко прозванная в народе «прихватизацией», он понял что нужно делать, в нужное время вышел на нужных людей, и ловко завладел рядом ключевых для экономики страны, предприятий. В то же время, Борис Абрамович не чурался политики, наоборот, считал её очень доходным делом. Он понимал, что власть и деньги, как сиамские близнецы — неразделимы, поэтому он скупал не только промышленные предприятия, но и телевизионные каналы, радиостанции, тратил миллионы долларов на финансирование «карманных» политических партий, вкладывал огромные средства в перспективных, по его мнению, лидеров нового поколения. Проанализировав деятельность Виктора Крутова, проследив его путь становления, как бизнесмена, Борис Абрамович пришёл к выводу, что молодой бизнесмен идёт наверх его путём, а значит правильным, и после некоторых раздумий, решил поддержать Виктора и оказать ему содействие в дальнейшем продвижении наверх — в элиту бизнеса…

Глава 38. Дом в Барвихе

…В квартире отставного полковника зазвонил телефон.

— Слушаю, — подняв трубку, сказал Александр Михайлович.

— Здравствуй, командир.

— Здравствуй, бизнесмен, — улыбнулся Александр Михайлович, узнав голос Виктора.

— Как ты себя чувствуешь?

— Слава Богу. Благодаря тебе и израильским врачам — уже бегаю.

— Прекрасно. Значит, уже можешь возглавить мою службу безопасности?

— Я бы с удовольствием, но переезжать из Москвы в Красноярск не очень хочется.

— А зачем тебе переезжать? Это я переезжаю жить в Москву.

— Да ты что!? — обрадовался Александр Михайлович. — Ну, наконец-то решился!

— Да, в общем-то, обстоятельства посодействовали. У меня появилась возможность вплотную приблизится к Мальцеву. Рядом с его усадьбой в Барвихе, продаётся участок и дом. Я хочу его купить.

— Ну, как говорится, флаг тебе в руки…

… — Ципора, я хочу купить дом в одном элитном посёлке Москвы.

— Я одобряю твоё решение. Приобретение недвижимости, очень хорошее и надёжное вложение денег.

— Я хочу, чтобы ты поехала со мной на эту сделку. Владелец дома собирается уезжать на постоянное место жительства к детям, в Америку. Старик очень своенравный и щепетильный. Он не продаст дом, которым очень дорожит, первому встречному.

— А почему ты не хочешь взять с собой кого-нибудь из своих многочисленных сотрудниц? Мне кажется, что любая из них будет рада оказать тебе эту услугу.

— Среди моих сотрудниц нет евреек.

— Неужели, это так важно?

— Важно. Я думаю, что настоящей еврейке он продаст свой дом более охотно, чем русской женщине. Эта сделка не должна сорваться, поэтому мне нужна стопроцентная гарантия. Ты — еврейка, да ещё и из Израиля. Фридман боготворит евреев, поэтому я уверен, что твоё присутствие смягчит его сердце.

— Ты хочешь купить именно этот дом?

— Да, именно этот.

— Хорошо, я согласна.

— Пригласите ко мне юриста, — подняв трубку телефона, сказал Виктор секретарше. Спустя несколько минут открылась дверь и в кабинет вошёл высокий, молодой мужчина.

— Игорь, познакомься, эту красивую женщину зовут Ципора, она сотрудник нашей партнёрской фирмы в Израиле.

— Какое у вас необычное имя, — присаживаясь в кресло напротив Ципоры, сказал юрисконсульт.

— Это еврейское имя.

— Я догадался. Виктор абсолютно прав, вы действительно очень красивая.

— Ну что вы, — смущённо улыбнулась Ципора. — Виктор преувеличивает, я обыкновенная. А ваше имя созвучно еврейскому имени — Игаль.

— Я впервые знакомлюсь с израильтянкой, и сразу с такой красавицей. Почему же я вас не увидел раньше?

— Не знаю…Мы, буквально сразу улетели в Сибирск.

— Игорь, хватит трепаться, я тебя позвал для того, чтобы ты помог мне купить дом.

— Нет проблем, — пожал плечами Игорь. — Если есть на примете дом и есть средства, почему не купить?

— Есть такой дом. Завтра в одиннадцать часов вылетаем в Москву.

— В Москву!? — удивлённо переспросил Игорь. — Так ты хочешь купить дом в Москве!?

— В Борвихе.

— В посёлке миллионеров!?

— А чему ты удивляешься? — усмехнувшись, спросил Виктор. — Разве я не миллионер?

— Да, действительно. Чего это я? — хмыкнул Иогорь. — Хочешь приобрести себе там дачу, или…

— Хочу перенести головной офис фирмы в Москву. Так что и помещение под офис тоже будем присматривать.

— А как же красноярский офис? Закроешь?

— Зачем закрывать? Мой основной бизнес находится в Сибири и я часто буду прилетать сюда.

— Понятно.

— В девять утра мы с Ципорой будем ждать тебя в кабинете. Вылетаем в одиннадцать. В Москве поселимся в «Интуристе» — номера заказаны. Автомобиль — тоже. К продавцу поедем к двенадцати часам следующего дня. А сейчас — свободен.

…Игорь появился в гостиничном номере Виктора ровно в восемь часов утра.

— Надо бы поспешить, вдруг попадём в пробку и проторчим в ней час, или ещё больше. Что тогда? Фридман бизнесмен, и как любой бизнесмен, дорожит своим временем, — сказал Игорь, нетерпеливо посматривая на часы.

— Успеем. Ты что, не знаешь женщин? Они часами могут одеваться и накладывать на себя макияж. Ципора хочет поразить продавца своим видом, чтобы тот стал сговорчивее. Любой мужчина всегда пойдёт навстречу красивой женщине и захочет сделать ей приятное.

— Согласен с тобой. Виктор, ты уже трахнул эту израильтянку?

— Это не твоё дело.

— Естественно, не моё.

— А чего тогда задаёшь глупые вопросы? Ты лучше думай о том, как сделку по купле усадьбы выгоднее провернуть.

…В посёлок московской элиты они приехали во время, ровно в полдень. Подъехав к высоким, ажурным металлическим воротам, водитель арендованного автомобиля посигналил, немного подождал, и посигналил ещё раз. Открылась калитка, и появился охранник, внимательно посмотрел на стоявшую у ворот машину, подошёл ближе, заглянул в салон и, наконец, спросил: — Вы к кому?

— Господин Фридман ждёт нас, — сказал Виктор.

— Подождите секунду, — сказал охранник, вернулся в сторожку и поднял трубку телефона.

— К этому старому еврею попасть на приём труднее, чем к Президенту России, — усмехнулся Виктор, ожидая, когда откроются ворота.

— Евреи очень осторожные люди, — улыбнувшись, сказала Ципора. — Не осуждай их за это, ведь их всегда и везде так долго били и убивали, что осторожность, в конце концов, стала одной из отличительных черт этой нации. Наравне с мудростью.

— И хитростью, — повернув назад голову и усмехнувшись, сказал сидевший рядом с водителем, Игорь.

Ципора посмотрела на него и ничего не сказала в ответ, только тихонько вздохнула и отвернулась.

Вернулся охранник.

— Мы можем ехать? — улыбнувшись охраннику лучезарной улыбкой, спросила Ципора.

— Откройте багажник машины, — посмотрев на Ципору хмурым взглядом, сказал охранник, на которого чары красивой женщины, по всей видимости, совершенно не подействовали. Водитель вышел из машины и открыл багажник.

— Сейчас открою ворота, — буркнул неразговорчивый охранник, после того, как внимательно осмотрел багажник и салон машины. — Подъезжайте прямо к крыльцу, вас там встретят.

Водитель, включив первую скорость, медленно въехал на территорию элитного посёлка.

— Кто из вас покупатель? — спросил хозяин дома, ощупывая взглядом Ципору и сопровождавших её двух молодых мужчин.

— Хозяином дома, если мы договоримся о покупке, будет господин Крутов и его невеста — госпожа Коэн. — сказал Игорь, приступая к роли переговорщика. — Я представляю их интересы на переговорах.

— Посредник, что ли? — усмехнулся хозяин дома.

— Управляющий делами, — сказал Игорь, на лице которого не дрогнул ни один мускул.

— Вы еврейка? — обратившись уже к Ципоре, спросил старый еврей.

— Да, я приехала из Израиля.

— Я продам вам этот дом, — сказал Фридман. — Уверен, что он попадёт в хорошие руки. И желаю вам счастья и большой, взаимной любви. Это прекрасное чувство — взаимная любовь. Мы с моей Сонечкой прожили вместе более пятидесяти лет. Прекрасная была женщина.

— Она умерла?

— Умерла, — тяжело вздохнув, сказал Фридман. — Полетела к детям в Америку и там скончалась.

— Ничто не вечно под луной, — тихо сказала Ципора и тоже вздохнула.

— Да, все мы смертны. Это только притча есть про вечного жида, а на самом деле все когда-нибуть умрут. А тебе, девочка, я желаю большого счастья, раньше его было у евреев так мало, пусть сейчас его будет у тебя много.

— Можно, я вас поцелую? — спросила Ципора и, не дожидаясь разрешения, поцеловала пожилого еврея в щёку. — Вы замечательный человек.

— У меня такая же дочка как ты. Она с мужем и моими внуками живёт в Америке. Я собрался уехать к ним, потому и продаю этот дом. Свой бизнес я уже продал, больше меня ничего не держит в этой стране. Хочу, когда умру, лежать в могиле рядом с моей Сонечкой. Чтобы, как жили вместе, так и на том свете быть рядом.

— Счастливого вам пути, и долгой, счастливой жизни. Вы же знаете, как говорят евреи: — Жить вам до ста двадцати!

— Спасибо. Давайте приступим к процедуре купли-продажи — не будем зря транжирить драгоценное время…

— Как всё оказалось легко и просто, — выезжая со двора, сказал Виктор. — Я даже не ожидал такого.

— Если бы Ципора не была еврейкой, море крови выпил бы из нас этот старый еврей, — усмехнулся Игорь.

— Глупости говоришь, — нахмурился Виктор. — Просто старик устал здесь жить, и решил поскорее перебраться к своим детям.

— Ну, значит, вам просто повезло, — пожал плечами Игорь. — Бывает такое, только очень редко. Сегодня ваш день…

— Как отдохнули, Игорь Николаевич? — спросил Турецкий, встречая своего хозяина прямо у трапа самолёта.

— Отдыхать всегда хорошо, — сказал Мальцев, медленным шагом направляясь к машине.

— А Алла Борисовна не прилетела с вами?

— Нет, как видишь. Ей захотелось ещё остаться на пару недель. Какие новости у нас?

— Вы имеете в виду в России, в Москве, или…

— Не придуривайся, генерал, — поморщился Мальцев. — Знаешь же, что я этого не люблю.

— У вас появился новый сосед.

— Сосед? — удивился, и насторожился Мальцев. — Кто такой и откуда он взялся?

— Фридман продал свой дом.

— Фридман продал дом? Как же это ему удалось? Ведь он за него такую несусветную цену запрашивал, что у покупателей глаза на лоб лезли. Ты уже простучал, кто этот покупатель?

— Простучал. Это хозяин Сибирского металлургического комбината — господин Крутов.

— Интересно. Очень интересно. С Крутовым я буквально месяц назад познакомился на приёме у Президента и он произвёл на меня впечатление, — произнёс Мальцев, подходя к задней дверце «Мерседеса», уже услужливо открытой водителем машины. — Значит, сибирский князь решил обосноваться в Москве?

— По всей видимости, так оно и есть, — пожал плечами Турецкий.

Усевшись на мягкое, обитое кожей сиденье, Мальцев прикрыл глаза и задумался. Мысль о новом соседе не давала ему покоя. — Он уже переехал?

— Переехал. И не один. Видел рядом с ним молодую женщину.

— Жена?

— Вроде бы — невеста.

— Генерал, ты в совпадения веришь? — после непродолжительной паузы, спросил Мальцев сидевшего впереди, рядом с шофёром, начальника службы безопасности.

— Нет, не верю, — повернув назад голову, сказал Турецкий.

— Вот и я не верю, хотя совпадений и случайностей в жизни может быть даже больше, чем закономерностей.

Глава 39. Мальцевы

… — Ну, как тебе здесь? Нравится?

— Красивая местность, красивый дом.

— А ты не хочешь остаться жить в России?

— Нет, Виктор, — вздохнув, тихо сказала Ципора. — Я не смогу оставить мужа и свою страну.

— Ты так сильно любишь своего мужа?

— Давай не будем об этом.

— Хорошо, не будем. Значит, ты сильно любишь Израиль?

— Да, я люблю Израиль, потому что это моя родина. Ты, ведь тоже любишь свою родину, иначе не вернулся бы сюда.

— Да, ты права, жить надо в своей стране, а не на чужбине. Посмотри в окно и обрати внимание вон на того седого мужчину.

— Ну, посмотрела. И что?

— Как он тебе?

— Пожилой, но ещё довольно импозантный мужчина.

— Этот импозантный старик — мой главный враг.

— Да ты что?! — удивлённо воскликнула Ципора. — Вы враждуете из-за бизнеса?

— Нет, причина в другом, хотя бизнесменом я стал только для того, чтобы сравняться с ним статусом, и подойти к нему вплотную. И вот я уже почти у цели.

— А кто он — твой враг?

— Его фамилия Мальцев. Он один из первых олигархов России.

— А в чём, всё-таки, причина твоей неприязни к нему?

— Месть.

— Месть?

— Да. Пришло, наконец, время собирать камни, и то блюдо, которое принято кушать холодным, уже достаточно остыло. Шесть лет я шёл к своей цели, и вот, наконец, приблизился к ней на расстояние выстрела.

— Но ведь это, наверное, будет очень опасно для тебя? — тихо спросила Ципора, осторожно прикасаясь своей рукой к руке Виктора.

— Наверное. Но, это цель моей жизни, и для её достижения я готов пожертвовать многим, даже своей жизнью.

— Ты для этого купил дома в Барвихе по соседству с домом Мальцева?

— Да, для этого.

— Чтобы постоянно держать его в поле зрения?

— Ты не только красива, но и умна, — улыбнулся Виктор. — Ципора, мне нужно, чтобы ты срочно начала поиск в Интернете всего, что касается Мальцева и его окружения. Меня интересует абсолютно всё: его бизнес, родственные связи, его служба безопасности, деловые контакты и всё остальное, до мельчайших подробностей.

— Для тебя важна эта информация?

— Да, очень важна.

— Ну, хорошо. Показывай, где у тебя компьютер и я займусь поиском…

…Проезжая мимо дома Мальцева, Виктор увидев выходящую из машины соседа молодую, красивую женщину. Поравнявшись с ними, он остановил машину и вышел из неё.

— Здравствуйте, соседи, — пожимая руку Мальцеву и улыбнувшись женщине, сказал Виктор.

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Алла, познакомься, это наш новый сосед, — сказал Мальцев. — Он тоже бизнесмен, и не просто бизнесмен, а алюминиевый король. У него самый большой в Сибири металлургический комбинат.

— Ну, какой из меня король, — усмехнулся Виктор.

— Не скромничайте, Виктор Сергеевич. Не каждому дано стать фаворитом самого Президента, а вам это удалось. А это моя жена — Алла Борисовна.

— Меня зовут Алла Борисовна, а для друзей — просто Алла, — кокетливо улыбнувшись, сказала жена Мальцева. — С новосельем вас. Мне очень приятно, что рядом с нами поселился такой замечательный сосед.

— Спасибо, мне тоже очень приятно, что мы с вами будем соседями, — тоже с улыбкой, сказал Виктор.

— Мне муж сказал, что видел рядом с вами молодую и очень красивую женщину, — продолжая улыбаться и откровенно заинтересованным взглядом рассматривая Виктора, сказала Алла.

— Это моя невеста.

— А как её зовут?

— Ципора.

— Какое необычное и красивое имя.

— Это еврейское имя. Моя невеста приехала в Россию из Израиля.

— Вы познакомите меня со своей невестой?

— Обязательно познакомлю.

— Я хотел позвать в гости Виктора Сергеевича и его невесту, ждал только твоего приезда, — вступил в разговор стоящий рядом с женой Мальцев.

— Приходите к нам, я буду очень рада, — не обращая внимание на реплику мужа, сказала Алла Мальцева. — Может быть, мы с вашей будущей женой станем подругами. Игорь Николаевич целыми днями занят своим бизнесом, а я постоянно одна в большом доме, даже словом не с кем перекинутся.

— Я был бы этому только рад. Правда, Ципора не сидит дома, она почти всё своё время проводит на работе, но вечерами и она бывает свободна.

— Так вы приходите к нам в субботу вечером. Познакомимся поближе, поговорим, посидим за столом, в общем — отдохнём, — вновь вступил в разговор Мальцев. — Я думаю, у меня найдётся, чем удивить вас.

— Мы обязательно придём, — изобразив на лице вежливую улыбку, сказал Виктор и, попрощавшись с новыми соседями, направился к своей машине. Отъезжая, он видел, каким долгим взглядом провожала его жена Мальцева…

— Сейчас познакомился с женой Мальцева, — проходя в комнату и обнимая Ципору, сказал Виктор.

— Видела я через окно, как ты покрывал поцелуями её руку, и видела, как она провожалатебя очень заинтересованным взглядом. Уверена, что ты ей понравился.

— Ты ревнуешь? Напрасно. Она, действительно, довольно красивая женщина, но с тобой ей не сравнится.

— Подлиза ты, — улыбнулась Ципора, прижимая голову Виктора к своей груди. — Я видела, что вы о чём-то довольно долго разговаривали.

— Нас пригласили в гости, так что в субботу вечером мы посетим дом Мальцева.

— Значит, начинаем претворять в жизнь твой план?

— Начинаем.

…Мальцев поднял трубку телефона и набрал номер. Через несколько секунд услышал в ней голос Виктора и сказал: — Виктор Сергеевич, так мы ждём вас к себе в гости в субботу, к восьми часам вечера. Вы придёте?

— Да, конечно, — послышался в трубке голос Виктора. — Я помню о вашем приглашении.

— Тогда, пожалуйста, не забудьте купальные принадлежности. Отдыхать мы будем в моём бассейне, там будут накрыты столы, ну и заодно испробуете мой бассейн и сравните со своим. Такая традиция в моём доме, обязательное посещение бассейна. Уверяю вас, что вы не пожалеете.

Услышав утвердительный ответ, Мальцев положил трубку, и удовлетворённо хмыкнул…

— Ципора, нас пригласили в гости соседи. Мальцев очень гордится своим бассейном, и всем гостям обязательно его показывает. Вот и нас он пригласил посетить бассейн, так что, одень под платье купальник. Я слышал, что Мальцев, не смотря на свои годы — отличный пловец.

— Я тоже, — улыбнулась Ципора. — Когда-то у меня был спортивный разряд по плаванию, и я на первенстве Израиля занимала призовые места.

— Да ты что!? — удивился Виктор. — Значит, не ударишь в грязь лицом?

— Не ударю. Пойду, надену купальник и выйду к тебе. Хочу, чтобы ты оценил его.

— Да, одевайся, я тоже переоденусь.

Виктор буквально онемел, когда Ципора появилась перед ним в купальнике.

— Не слишком открытый? — смущённо улыбаясь, спросила Ципора и начала медленно поворачиваться, демонстрируя Виктору не только достижение современной моды, но и свои прекрасные формы.

— Обалдеть можно, — выдохнул из себя Виктор. — Уверен, что тебе обеспечен бешеный успех.

— Я тоже на это надеюсь, — улыбнулась Ципора. — Ну что, пойдём покорять вершины?

— Ну-ка, генерал, давай посмотрим записи с видеокамер, — сказал Мальцев, входя в комнату электронного наблюдения за домом.

— Все.

— Начиная с того момента, как наши новые соседи вошли в дом.

Турецкий выбрал из стопки видеокассет нужную и вставил её в видиомагнитофон.

— Так, понятно. Ну а ты сам-то просматривал?

— Конечно. Каждую запись просмотрел по нескольку раз.

— Ну, и что скажешь?

— Мне его лицо не знакомо.

— Не ошибаешься, может где-нибудь видел?

— Нет, Игорь Николаевич, я твёрдо уверен, что мы с ним не встречались. Хотите посмотреть ваши соревнования по плаванию, с невестой Крутова. — Здорово вы взяли её на абордаж.

— А тебе завидно? — усмехнулся Мальцев.

— Не скрою, я бы тоже не отказался побывать на вашем месте, — улыбнулся Турецкий. — Очень уж аппетитная у неё задница.

— Да, задница у неё шикарная. Ну-ка, поставь кассету.

— С удовольствием, — ухмыльнулся Турецкий, и вставил в видеомагнитофон кассету, которую уже держал в руках.

— Приблизить можешь? — спросил Мальцев, когда на экране монитора появились кадры, на которых он прижимает Ципору к борту бассейна. — Ну-ка, изобрази мне её задницу на весь экран и сделай стоп-кадр.

— Да, хороша, — сказал Мальцев, любуясь полными ягодицами Ципоры. — Очень хороша, вот если бы ещё посмотреть на неё голенькую.

— Да она и так почти голенькая, — ухмыльнулся начальник службы безопасности. — Трусики у неё — только одно название.

— А я бы хотел увидеть её полностью обнажённой, — вглядываясь в экран монитора, сказал Мальцев. — И, не только увидеть.

— Да, девочка шикарная, такие большие груди, и такая большая задница. Очень сексуальная девочка, — сказал Турецкий, тоже не сводя глаз с экрана.

— Я хочу трахнуть её, мне очень нравятся такие женщины — с большими грудями, и большими жопами.

— У Аллы Борисовны фигура красивее, чем у этой израильтянки.

— Не спорю, фигура у Аллы очень красивая, но…у неё нет такой большой задницы, а большие задницы — это моя слабость.

— Да, тут, конечно, никакого сравнения быть не может. Задница у еврейки — шикарная. Вам распечатать эти фотографии?

— Не надо, я заберу всю кассету.

— Как скажете, — пожал плечами начальник службы безопасности и, вытащив кассету из видеомагнитофона, с явным сожалением отдал её Мальцеву.

— Всё остальное просмотри ещё несколько раз, проанализируй и потом доложишь мне, — сказал Мальцев и, захватив с собой кассету, вышел из комнаты.

— Виктор, о чём ты так оживлённо разговаривал с женой Мальцева? — спросила Ципора. — Вы были так увлечены беседой, что даже не обращали внимание на наши заплывы.

— Ну, почему же, не обращали внимание? Я, например, видел, как господин Мальцев зажал тебя в углу бассейна.

— Да, он прижимался ко мне, но не более того. Видимо, господин Мальцев изрядно устал, плавая со мной на перегонки, ну и ухватился за меня, как за спасательный плот. Я видела, как он побледнел, широко раскрыл рот, и последние метры до бортика, еле шевелил руками и ногами.

— Я тоже не отказался бы ухватиться за такой большой спасательный плот, — усмехнулся Виктор.

— Ты ведь сам хотел, чтобы я поближе с ним познакомилась и разговорила его, вот я и пыталась это сделать. Если ты будешь так реагировать, то я откажусь участвовать в этом мероприятии. Ты тоже, чуть ли не в обнимку сидел рядом с Аллой, но я же не предъявляю тебе претензий.

— Ладно, прости, — сказал Виктор. Это я так…Ну и как, сумела разговорить его?

— Не совсем. Он почти ничего не рассказывал о себе, отделывался ничего не значащими фразами.

— Жаль, — вздохнул Виктор. — Значит, первый блин — комом. Ну что ж, будем искать другие подходы к нему.

— Ты знаешь, а мне Алла понравилась, и я бы хотела с ней дружить.

— Мне она тоже понравилась.

— Я это заметила, — усмехнулась Ципора. — Ты смотрел на неё с восхищением. Я, в сравнении с ней, сильно проигрываю. У неё безупречная фигура модели, да и вообще, она просто красавица, а я толстушка.

— У тебя замечательная фигура и она мне нравится. А Алла, как женщина, меня совершенно не интересует.

…Приняв душ после бассейна, и облачившись в тёплый, махровый халат, Мальцев прошёл в гостиную, задёрнул шторы, зажёг свечи в больших подсвечниках, потом поджёг небольшую поленицу дров в камине, достал из бара бутылку вина и бокал, сел в уютное кресло, наполнил бокал вином, и стал смотреть на разгоравшееся пламя. Сухие дрова потрескивали в камине, тепло быстро распространялось по освещённой, лишь свечами комнате, в которой становилось всё уютнее. Его жена, проводившая гостей до самой двери, вошла в комнату, подошла к мужу и встала за его спиной, начала нежно гладить его по седым, но ещё очень густым, волнистым волосам. В старинном зеркале в позолоченном фигурном обрамлении, которое когда-то висело в одном из екатерининских дворцов, Мальцев видел не только лицо, но и полностью всю фигуру своей молодой жены. А она, чувствуя, что муж наблюдает за ней, потянулась, грациозно изгибаясь всем телом, и как бы невзначай, распахнула полы лёгкого, полупрозрачного халатика.

— Любимый, я тебе ещё нравлюсь? — спросила она, прикасаясь губами к щеке Мальцева.

— Почему ты спрашиваешь об этом? Ты же прекрасно знаешь, что я буквально дурею от возбуждения, когда вижу твою божественную фигуру.

— Да, я знаю об этом, но сегодня я видела, как ты в бассейне гонялся за толстожопой золотой рыбкой, и никак не мог поймать её, а ведь ты такой сильный пловец. Ещё никто из гостей нашего дома не мог обогнать тебя на дорожке бассейна. И это, не смотря на то, что тебе шестьдесят восемь лет.

— Да, плавает соседка со скоростью дельфина, — улыбнулся Мальцев. — Мне было приятно с ней соревноваться.

— Ну, и как она на ощупь?

— А с чего ты взяла, что я её щупал? — сделал удивлённое лицо Мальцев.

— Ну, я же видела, как ты зажал в углу бассейна.

— Мы просто отдыхали и разговаривали. Кстати, я заметил, что ты с Виктором Сергеевичем за столиком тоже сидела, чуть ли не в обнимку. Я же тебе не предъявляю претензии.

— Да, мы сидели и разговаривали, однако Виктор Сергеевич, в отличие от тебя, не пытался залезть ко мне в трусы.

— Я тоже не залазил к соседке в трусы.

— Это потому, что на ней трусов не было — узкая полоска материи, которая спереди едва прикрывала лобок, а сзади вообще затерялась между её необъятных ягодиц. Ты просто ухватился за её большую, голую жопу, и мял её своими лапами.

— Ну…случайно разочек прикоснулся ладонью. А тебе жалко?

— Мне не жалко, щупай на здоровье, если тебе это так приятно — щупать чужих невест и жён.

— Алла, не начинай, — недовольно поморщился Мальцев. — Ты хочешь убедить меня в том, что ревнуешь? Так я в это никогда не поверю. Я же не ревную тебя к твоим молодым друзьям, которые постоянно толкутся в моём доме.

— Да нет, я просто констатирую факт, вот и всё, а если ты хочешь с ней переспать, так я не против, даже наоборот, поддерживаю эту идею. Новые ощущения пойдут тебе только на пользу, — с едва уловимой усмешкой, сказала Алла, а про себя подумала: — «Только что ты будешь делать с ней в постели, импотент хренов. Время, когда ты трахал в своём кабинете всех подряд — кануло в лету, и теперь ты можешь это делать только глазами».

— Вообще-то, она мне понравилась, — секунду подумав, сказал Мальцев. — Красивая молодая женщина.

— Ещё бы, не понравилась, там такая жопа! Есть за что подержаться, не то, что у меня.

— Любимая, только не прибедняйся, и не набивай себе цену, твоя фигура безупречна, и ты сама прекрасно об этом знаешь, — тихим голосом сказал Мальцев и, поднявшись, стараясь не пролить вино из бокала, свободной рукой обнял жену. Их губы слились в поцелуе. Наконец высвободившись из объятий мужа, Алла потянулась, изгибаясь всем телом, сбросила с себя халатик и, лукаво улыбнувшись, сказала: — Ты посиди ещё немножко, а я схожу приму душ.

— Только не долго, — ласковым голосом сказал Мальцев, с волнением наблюдая за тем, как его жена неспешной походкой направилась в ванную комнату. Мальцев залпом допил вино, как будто необходимо было срочно освободить бокал, расстегнул халат и, оттянув резинку трусов, заглянул внутрь. Убедившись в том, что его плоть уже в полной боевой готовности, улыбнулся и стал нетерпеливо поглядывать на дверь, ожидая возвращения жены.

Она, действительно, вернулась очень быстро, так же неторопливо, как и уходила, подошла к сидевшему в кресле перед камином, мужу и, сняв с себя трусики, села к нему на колени. Мальцев обнял жену за талию, и она вновь изогнувшись всем телом, припала к его груди. В эту минуту её можно было сравнить и с отдыхающей пантерой, и с трепетной ланью, и с жаждущей любовной утехи, наложницей из гарема. В свои тридцать пять лет, она сумела сохранить и красивую фигуру, и бешеный темперамент, в чём не раз уже убедились её многочисленные молодые поклонники.

Мальцев, лаская дрожащей от возбуждения рукой упругое тело жены, был уверен, что сейчас возьмёт её со всей страстью, истерзает, заставит исторгнуть дикие крики, которые жена всегда издаёт в момент оргазма, и отпустит её только тогда, когда получит полное удовлетворение, а она, почувствовав боевой настрой мужа, встала с его колен и поощрительно улыбнулась ему. Мальцев чуть приподнял бёдра, и его жена быстрым, натренированным движением рук, сняла с него трусы, а потом встав коленками на кресло, начала опускаться на член мужа, но по мере того, как она опускалась, опускался и член. Алла глубоко задышала и попыталась рукой возбудить опавший член мужа, но все её усилия оказались напрасными.

— Ну, что же ты? — не выдержав, сказала она. — Давай же, я хочу тебя.

— Прости, я что-то сегодня не в форме, наверное, перегорел, да и устал во время этого марафона в бассейне, — буркнул Мальцев и смущённо отвернул лицо в сторону. — Пойду отдыхать, столько сегодня всего накатило, видимо эмоции перехлестнули через край.

Жена посмотрела на него, как на пустое место, молча встала и, проводив до двери злым взглядом мужа, опустилась в кресло и задумчиво уставилась на огонь в камине.

— Старый козёл, я тебе ещё припомню этот облом, и в самое ближайшее время. Так что готовь на своей голове место для новых рогов, — прошептала Алла, и злорадно усмехнулась…

— Ты уже идёшь спать, или ещё будешь сидеть возле своего ящика? — спросила Алла, с неприязнью посмотрев на мужа. — Ну, сколько можно смотреть эту белиберду?

— Это не белиберда, а заседание Госдумы, — недовольным голосом пробурчал Мальцев. — Если тебе не нравится — не смотри, а для меня это важно.

— Если для тебя это важно, почему ты сидишь дома а не там — в зале для заседаний? Депутат хренов.

— Отстань от меня, — недовольно поморщился Мальцев. — Дай мне спокойно отдохнуть.

Посмотрев на мужа презрительным взглядом, Алла усмехнулась и направилась к лестнице, ведущей на второй этаж. Именно там находилась спальня, а в ней огромная по своей площади кровать — супружеское ложе, на котором, кроме рогатого мужа, побывали уже многие её друзья и подруги.

Мальцев, буквально подскочил в кресле, когда услышал душераздирающий крик жены, доносившийся с верхнего этажа дома. Один из охранников, дежуривший за дверью его кабинета, выхватывая на ходу пистолет из кобуры, побежал наверх. Мальцев тоже бросился к лестнице и, на сколько быстро позволял его возраст, поднялся на второй этаж, и ворвался в открытую настежь дверь спальни.

— Что случилось!? — крикнул Мальцев, окинув быстрым взглядом пространство спальной комнаты. Он увидел жену сидевшую на полу, с безвольно опущенными руками и остановившимся взглядом, в котором застыл ужас. Алла ничего не сказала в ответ, только молча показала рукой на кровать. Мальцев сделал несколько шагов вперёд, и замер на месте. На его подушке лежала огромная, дохлая крыса, и в зубах её был зажат лист бумаги, с вырезанными из журнала и наклеенными на лист, большими, печатными буквами.

Сделав ещё несколько шагов вперёд и, вплотную приблизившись к кровати, Мальцев, не вытаскивая записку из пасти крысы, прочитал: — «Крыса! Верни то, что ты украл, если не хочешь, чтобы тебя постигла участь этого мерзкого животного. Я — Надир-шах, эмир Афганский, клянусь Аллахом, что твоя смерть будет ужасной, если сокровища, которые ты вывез из моей страны, не будут возвращены моему народу».

Только несколько секунд пребывал Мальцев в состоянии прострации, но тут же взял себя в руки и, вытащив из кармана сотовый телефон, торопливо набрал номер Турецкого. Тот долго не отвечал на звонки, и Мальцев, матерясь и чертыхаясь, со злостью, раз за разом набирал номер. Наконец, не без труда, он дозвонился до своего начальника службы безопасности.

— Ты чего трубу не берёшь!? — со злостью крикнул Мальцев. — Давай срочно сюда!

— Игорь Николаевич, у меня тут проблема, — начал было говорить Турецкий, но Мальцев криком перебил его.

— Мне насрать на твои проблемы! Чтобы через час был тут! — крикнул Мальцев и отключил свой аппарат.

— Игорь Николаевич, убрать эту гадость? — спросил охранник, подходя к кровати.

— Не трогай, — недовольно буркнул Мальцев. — Сейчас приедет твой начальник, посмотрит здесь всё, а уже потом решим, что делать дальше. А ты, пока, уведи отсюда хозяйку и побудь возле неё, видишь, она всё ещё находится в состоянии шока.

— Может врача вызвать? — неуверенно спросил охранник.

— Никого не надо вызывать, и никому ничего не говори, — хмуро посмотрев на охранника, сказал Мальцев. — Посади её в кресло возле камина, и дай ей немного коньяку.

Алла, которая уже полностью пришла в себя, молча оперлась на руку охранника и в его сопровождении медленно вышла из спальни.

Встречу Мальцева со своим начальником службы безопасности нельзя было назвать сердечной.

— Чего так долго? — спросил Мальцев, едва Турецкий появился. — Я же сказал, чтобы через час был здесь.

— У меня машина, а не самолёт, — насупился начальник службы безопасности. — Сами знаете, сколько надо ехать от Москвы до Барвихи. К тому же, я не дома находился.

— А где, у шлюхи, что ли? Всё тебе бабы своей мало.

— Я был на квартире у Серова.

— Что ты там делал?

— Успокаивал жену и родственников. Погиб Серов.

— Как погиб? — встрепенулся Мальцев. — В автомобильной аварии?

— Нет, выпал с балкона девятого этажа.

— Несчастный случай?

— Думаю, что это не несчастный случай, а убийство. Не верю я, что мой лучший боец сам выпал с балкона. А у вас что случилось?

— Сам посмотри, — сказал Мальцев и, подведя начальника службы безопасности к кровати, молча показал ему на дохлую крысу.

— Прежде всего — не волнуйтесь! — сказал Турецкий, внимательно осматривая место инцидента. — Вы что, крысы испугались?

Мальцев вплотную подошёл к Турецкому. Он был бледен, глаза его горели.

— Ты это брось, — прошипел Мальцев. — Если бы твои архаровцы охраняли меня как положено, никто бы не осмелился сделать такое в моём доме.

— Раньше, у вас вроде бы не было нареканий на службу охраны, — обидчиво возразил Турецкий. — У меня на службе лучшие бойцы бывшей группы «Омега».

— Значит, это когда-то они были лучшие, а сейчас разжирели на вольных хлебах и думают не о том, как охранять вверенный им объект, а о том, как бы побольше бабла срубить, да побольше баб перетрахать.

— Вы несправедливы, — нахмурился Турецкий. — Я за своих бойцов готов головой поручиться. А это, скорее всего, чья-то злая шутка.

— А это что, тоже шутка!? — закричал Мальцев, вырывая записку из пасти крысы и протягивая её Турецкому.

— А это уже не шутка, — внимательно прочитав записку, сказал Турецкий и посмотрел на Мальцева. — Это предупреждение и очень серьёзное.

— От кого предупреждение? Не от Надир-шаха же, который правил Афганистаном восемьдесят лет тому назад?

— Естественно, что не от Надир-шаха.

— Тогда от кого?

— Надо подумать.

— Вначале надо выяснить, как злоумышленник смог проникнуть в мой дом, когда его охраняет столько, как ты выразился, элитных бойцов, — сказал Мальцев тихим, ровным голосом, всем своим видом пытаясь показать начальнику службы безопасности, что он уже успокоился, но едва заметное дрожание пальцев говорило, насколько велико его волнение.

— Я проведу тщательное внутреннее расследование, — сказал Турецкий. — Не тревожьтесь, Игорь Николаевич. Я уверен, что это досадное недоразумение, и оно больше не повторится.

— Надеюсь, — недовольно буркнул Мальцев. — Жену до смерти напугали. Если ещё раз что-то подобное повторится, разгоню всех к чёртовой маме и наберу новых людей.

— Больше такого не повторится.

— Ладно, сегодня уже время позднее, езжай домой, а завтра с утра, на свежую голову, начнём думать, откуда ноги растут у этого послания.

— Хорошо, завтра с утра я буду в вашем кабинете.

— И, убери отсюда эту гадость, — посмотрев с отвращением на дохлую крысу, всё ещё лежавшую на кровати, сказал Мальцев, и вышел из спальни

Глава 40. Подслушанный разговор

…Алла подошла к двери кабинета мужа, услышала, что он разговаривает с Турецким. Плотнее прижав ухо к двери, прислушалась.

— Так ты говоришь, есть новости про Виктора Сергеевича?

— Две новости, и обе довольно неожиданные. С какой начать, про Крутова, или про его начальника службы безопасности?

— Начни с любой, только не томи, — недовольным голосом буркнул Мальцев. — Что у тебя за дурная привычка — тянуть кота за хвост?

— Извините, Игорь Николаевич. Знаете, кто у Крутова начальник службы безопасности? У меня чуть глаза на лоб не вылезли, когда я увидел его.

— Ну, и кто это?

— Бывший командир одного из отрядов группы «Альфа», а ныне, полковник запаса — Михайлов Александр Михайлович.

— И, что ты думаешь по этому поводу?

— Думаю, или они знали друг друга раньше, или простое совпадение. Но, если совпадение, то очень уж подозрительное.

— Я не верю в случайности и совпадения.

— Я тоже.

— Так выясни, как они нашли друг друга, и почему он пошёл работать в Крутову начальником службы безопасности?

— Я уже занимаюсь этим.

— Ну, а вторая новость?

— Удалось существенно продвинуться в расшифровки личности самого Крутова.

— Не томи…

— У него уголовное прошлое.

— С чего ты это взял? — спросил Мальцев и даже привстал с кресла.

— Крутов приехал в Россию из Израиля.

— Ну и что с того?

— До октября девяносто второго года он никому из израильских бизнесменов не был известен, а спустя два месяца — появился на бирже и начал скупать ценные бумаги, потом покупать недвижимость в Хайфе, и её окрестностях. Купил шикарную виллу на берегу моря, машину. Откуда у бедного репатрианта из России, такие деньги? Я узнал, как он попал в Израиль.

— Ну и как он туда попал?

— В начале октября девяносто второго года его вывезла в Израиль одна из сотрудниц израильского консульства в Москве.

— Вывезла? — усмехнувшись, спросил Мальцев. — Он же не чемодан.

— Ну…я не так выразился. Эта сотрудница израильского консульства сделала ему не только израильский паспорт, но и еврейскую национальность, а потом они вместе вылетели в Израиль.

— Видимо, влюбилась, если пошла на такой рискованый шаг, — пожал плечами Мальцев.

— Может, влюбилась. Есть сведения, что у господина Крутова такой огромный член, что его вполне можно заносить в книгу рекордов Гиннеса. — Четверть метра в длину, а в толщину…

— Меня эти подробности не интересуют — я не женщина, и не пидар, — недовольным голосом буркнул Мальцев. — Меня интересует, как он опять оказался в России, и почему ты думаешь, что у него криминальное прошлое?

— В мае девяносто третьего года он приезжал в Россию и организовал вывоз в Израиль выставки драгоценностей из Алмазного фонда России.

— Помню об этом мероприятии. Все, до единого экспоната с этой выставки вернулись в Алмазный фонд. При чём здесь криминал?

— Да, но по приезду в Израиль с этой выставкой, он получил в одном из частных банков Израиля кредит на сумму в несколько десятков миллионов долларов. И кредит ему дали под залог большой партии бриллиантов. Откуда они у него появились? Я уверен, что они украдены где-то в России. У него двойное гражданство — он гражданин России и Израиля. Второй раз Крутов прилетел в Россию в октябре девяносто третьего года и почти сразу улетел в Красноярск. Там купил фирму, в Сибирске купил небольшой металлургический завод, потом ещё один, а в марте девяносто четвёртого года купил Сибирский металлургический комбинат, который вначале был убыточным, а теперь вышел на международную арену — гонит алюминий за границу.

— Чем он сейчас владеет — я знаю. Ты мне скажи, кем он был до девяносто второго года, пока не улетел в Израиль?

— До девяносто второго года — чистый лист, — вздохнув, сказал Турецкий.

— Но ты же, как бывший работник КГБ, знаешь, что такого просто не может быть. Если бы даже он родился в девяносто втором году, всё равно была бы запись в книге регистрации новорождённых, а он, судя по его возрасту, родился гораздо раньше. Значит, где-то же он землю топтал, ходил в школу, служил в армии…Ищи и найди, откуда у него ноги растут.

— Я занимаюсь этим.

— А откуда ты знаешь такие подробности про Крутова?

— Некоторые сведения доставлены мне из Израиля, у меня двоюродный брат, полный мой тёзка, живёт в Хайфе и служит в полиции, а некоторые сведения я нарыл здесь. Игорь Николаевич, вы считаете, что Крутов для вас опасен?

— Предчувствие, интуиция…Что-то мне подсказывает, что неспроста он поселился рядом со мной. Мне кажется, что это часть какого-то плана. Но, если даже я ошибаюсь, всё-равно, устранение ещё одного конкурента, мне не повредит. Лучше я его буду держать за яйца, чем он меня. Война компроматов не такая кровопролитная, как бойня на поле боя, но очень эффективная по своим результатам. Так что, носом рой землю, а найди мне недостающие листки биографии господина Крутова. А теперь скажи, что ты думаешь по поводу подброшенного мне подарка?

— Игорь Николаевич, я долго думал, сопоставлял, проверял, и вот какая картина вырисовывается. Вы же, ведь, не верите в совпадения?

— Не верю.

— Вот и я не верю.

— Ну, я слушаю тебя.

— О той нашей операции в Афганистане, знал очень ограниченный круг людей. Одни из них — бойцы группы «Альфа», погибли, а другие, из группы «Омега» — сейчас служат вам.

— Я что-то не пойму, к чему ты ведёшь разговор? — нахмурился Мальцев. — При чём здесь живые и мёртвые?

— Я к тому веду разговор, что наши не могли послать вам чёрную метку, в виде крысы. Значит, это сделал кто-то из покойников.

— Сразу видно, что ты не спал ночь, — усмехнулся Мальцев. — Мозги у тебя высохли от ночных дум. Как это покойники могут воскреснуть, да ещё более чем через шесть лет?

— Но ведь, привезли в Союз и захоронили не все трупы, в некоторых захоронениях покоятся только фрагменты тел. Например, мы не видели лиц майора Крутого и ещё некоторых бойцов из его группы, мы видели только фрагменты их тел.

А вдруг кто-то из них воскрес и теперь начинает мстить за себя и за погибших друзей, да ещё и сокровища хочет отобрать у вас.

— А разве тогда не делали идентификацию тел?

— Делали, но делали всё в спешке и не такую тщательную, как делают судмедэксперты сейчас. На ДНК никого не проверяли.

— А почему ты тогда не проследил?

— Так, вроде бы такой необходимости не было. Тел и фрагментов было столько, сколько бойцов в группе, так что я тогда даже не предал этому большого значения.

Да и те, кто летал на «зачистку» группы майора Крутого подтвердили, что группа была уничтожена полностью.

— Так что, теперь выходит, что не полностью?

— Выходит, что так, или…

— Что, или?

— Или есть кто-то ещё, кто знал о той операции.

— Кто ещё мог знать? Экипажи вертолётов тоже «списали», твои чистильщики — вот они все на лицо. Кто тогда?

— Двоих из тех, кто летал на зачистку, уже нет в живых.

— Ты имеешь в виду Серова и Никитина?

— Да, и мне не даёт покоя их странная смерть. Не мог боец элитного отряда погибнуть так банально — вывалиться из окна девятого этажа.

— Думаешь, его убили?

— Думаю. И если это действительно так, то этот некто, должен быть очень крутым парнем. Чтобы завалить Серова, это я вам скажу — из мира фантастики. Серов был самым сильным бойцом группы «Омега». А за неделю до этого в своей квартире сгорел Никитин. Вроде бы, взорвался газ в квартире. Не спроста эти две смерти, Игорь Николаевич. Погибли два моих лучших бойца из группы «Омега» и, что сильно меня насторожило, именно те бойцы, которые летали на зачистку группы майора Крутого. Я вам говорил уже про загадочные и странные совпадения?

— Ну?

— Сосед наш, тоже Виктор, и фамилия почти схожа, разница в одной последней букве.

— Генерал, у тебя паранойя, — усмехнулся Мальцев. — Крутов бизнесмен, а не офицер элитного подразделения.

— Это сейчас он бизнесмен и олигарх, а кем он был раньше? Его прошлое в густом тумане, и я никак не могу пробиться сквозь этот туман.

— Ты что, не помнишь лица того майора? Ты же говорил, что сам лично просматривал его досье.

— Да не похож наш сосед на майора, я очень внимательно присмотрелся к нему. Лицо господина Крутова напоминает скорее лицо голливудского артиста, а не лицо офицера спецподразделения — очень уж он красив.

— Ну, и что ты думаешь по этому поводу?

— У меня только две версии — или это не майор, или…он сделал пластическую операцию.

— Хорошо бы заиметь своего человека в доме Крутова, чтобы получать информацию о нём из первых рук.

— Это была бы сверхудача, но где взять такого человека?

— Купить.

— Купить, это конечно, хорошая мысль. Поработай-ка над ней. А чем чёрт не шутит, может и получится?

— Я попробую. Разрешите идти?

— Да ладно тебе, — усмехнулся Мальцев, — мы же не на строевом смотре. Иди, работай.

Алла торопливо отбежала от двери кабинета мужа к дивану и скорее упала, чем села на него. Всё её тело била мелкая дрожь, так поразило её воображение всё услышенное.

«Нет, я не верю тому, что наплёл про Виктора Сергеевича этот лысый, старый козёл. А вот про его член…Неужели это правда — про размер? Вот бы попробовать. Надо будет попытаться соблазнить его. Люблю большие размеры», — подумала Алла и улыбнулась своим мыслям…

Глава 41. Неожиданная союзница

…Виктор уже собирался покинуть свой кабинет, когда раздался телефонный звонок. Недовольно поморщившись, он снял трубку.

— Виктор, я хотела бы с тобой встретиться и поговорить, — услышал Виктор в трубке голос жены Мальцева. — Я тут, недалеко, припарковалась на стоянке. Можно зайти?

— Ну, заходи, — секунду подумав, сказал Виктор.

— У тебя в кабинете очень красиво и уютно, намного уютнее, чем в кабинете моего мужа, — оглядевшись вокруг, сказала Алла.

— Ты пришла, чтобы выразить восхищение, интерьером моего кабинета? — спросил Виктор, заметив, что дольше всего взгляд жены Мальцева задержался на кожаном диване, стоящем в углу кабинета под развесистой пальмой, в большой, деревянной кадушке.

— Нет, конечно, — слегка покраснев, сказала Алла. — Я пришла сказать, что мой муж плетёт против тебя интриги.

— Бизнесмены и, в особенности политики, почти все плетут друг против друга интриги, — отозвался Виктор. — Ты хочешь сказать мне что-то конкретное?

— Да, я случайно подслушала его разговор с Турецким — это наш начальник службы безопасности.

— Я знаю, какую должность занимает генерал Турецкий. И что?

— У Турецкого есть связи в Израиле и он периодически получает оттуда информацию.

— Ну и что?

— Это информация про тебя.

— Про меня? — удивился Виктор. — Да, я приехал в Россию из Израиля и здесь занялся бизнесом. Я никогда не скрывал этого.

— Но он копается в твоём прошлом. Оно ведь криминальное?

— Что? — приподнимаясь с кресла, удивлённым голосом спросил Виктор. — Кто тебе такое сказал?

— Я слышала, как об этом Турецкий говорил моему мужу.

— Должен сказать, у него очень богатая фантазия.

— Да, наверное, пока это только его догадки, но он говорит, что скоро всё будет знать точно и подтвердит документально.

— Спасибо за информацию, думаю, что господин Турецкий немного не в себе, но всё равно, спасибо. А почему ты рассказала мне об этом? — пристально посмотрев на жену Мальцева, спросил Виктор. — Ведь, таким образом ты предаёшь своего мужа.

— Потому, что ты мне не безразличен и я хочу быть с тобой.

— Я, конечно, польщён, но у меня есть невеста.

— Разве это помеха? Невеста — не жена, а жена — не стена, можно и отодвинуть…

— Наверное, можно, но я этого делать не хочу.

— Ты любишь её?

— Люблю.

— А она тебя любит?

— Любит.

— Сколько ты с ней знаком? Месяц? Два?

— Мне хватило и двух дней, чтобы убедиться в её порядочности.

— Значит, ты уверен в том, что Ципора не изменит тебе?

— Уверен.

— Никогда нельзя ни в чём быть до конца уверенным. Кто попробовал надкусить запретный плод, обязательно захочет съесть его полностью, это я по себе знаю. Все женщины одинаковые, все, как кошки, любят ласки, а перед ласками очаровательных, умелых мужчин очень трудно устоять. Могу поспорить на что угодно, что у твоей невесты тоже были мужчины. Женщины с такими шикарными формами, как у Ципоры, пользуются повышенным интересом у мужчин.

— Меня это не напрягает. И у меня были добрачные связи с женщинами.

— Я тоже хочу быть одной из твоих женщин.

— Алла, это исключено.

— Очень жаль, — вздохнула жена Мальцева.

— Познакомь меня со своим отцом, — резко меняя тему разговора, сказал Виктор.

— Ты хочешь стать его зятем? А куда свою невесту денешь? Неужели бросишь?

— Если я не ошибаюсь, твой отец руководит фирмой, которая занимается утилизацией списанного вооружения? — сделав вид, что не расслышал последней фразы, спросил Виктор.

— Я не знаю, каким бизнесом занимается отец, у него какие-то дела с моим мужем. Но, мне кажется, они не пустят тебя в свой бизнес, особенно мой муж. Он никогда и ни с кем не будет делиться.

— Но, я же не как бедный родственник хочу к ним присоседиться, я хочу войти в долю со своими деньгами и, деньгами не малыми. Мальцев любит тебя и я уверен, что ты имеешь на него большое влияние.

— Я не хочу сказать, что муж у меня под каблуком, но к моим просьбам и советам, Игорь Николаевич прислушивается, — самодовольно усмехнулась Алла. — Я поговорю с мужем, но не уверена, что он согласится.

— А ты попробуй.

— Попробую.

— Я отблагодарю тебя. Любую сумму, которую ты назовёшь, я переведу на твой счёт.

— Виктор, неужели ты думаешь, что я за какое-то денежное вознаграждение пошла бы на возможный конфликт с мужем? Да никогда в жизни. Но я, только из любви к тебе, попытаюсь всё-таки убедить его принять твоё предложение, — сказала Алла и, поднявшись, направилась к выходу из кабинета.

Оставшись в кабинете один, Виктор откинулся спиной на спинку кресла, и задумался. То, что он услышал о происках бывшего генерала КГБ, насторожило и обеспокоило его.

«А этот Турецкий слишком шустрый, и это мне не нравится. Кажется, пора заняться им плотнее», — подумал Виктор, задумчиво барабаня пальцами по полированной поверхности стола…

— Любимая, ты сейчас чем-то занята?

— Телевизор смотрю, — недовольным голосом сказала Алла, не отрывая взгляд от экрана телевизора.

— Тебе не надоели эти дурацкие сериалы? Что там сейчас показывают — «Просто Марию», или про богатых, которые тоже плачут?

— А тебе-то что? Ты, ведь, всё равно их не смотришь.

— Мне только этого ещё не хватает — смотреть заокеанскую муру.

— Не нравится — не смотри, а мне смотреть не мешай. Что у тебя за привычка, обязательно испортить мне настроение?

— Сейчас я тебе его подниму, — усмехнулся Мальцев, присаживаясь на диван рядом с женой.

— Свежо предание, да верится с трудом, — усмехнулась Алла. — Ты сначала себе кое что подними, а потом садись рядом со мной.

— У тебя только один секс на уме, — с досадой поморщился Мальцев. Её частые напоминания о его сексуальной несостоятельности, злили Мальцева, но…против правды не попрёшь, он действительно, стал сильно сдавать свои мужские позиции, и от этого злился ещё больше.

— Тебе надо разнообразить свою сексуальную жизнь, — сказала Алла, с усмешкой посматривая на мужа, когда тот, в очередной раз, безуспешно пытался что-то изобразить в постели, и как обычно, член его или совсем не вставал, или через три-четыре секунды с начала полового акта, у него происходила эрекция, и зачастую всё, что он мог сделать, это перемазать лобок жены своей спермой. — Попробуй совратить невесту Виктора Сергеевича, у неё такая большая жопа, ты уже все глаза об неё обмусолил. Хотя, если в яйцах нет мочи, не помогут вам и Сочи. Мне кажется, что даже если она согласится дать тебе, ты ничего не сможешь сделать с ней. Опозоришься только.

— Когда кажется, креститься надо, — с неприязнью посмотрев на жену, буркнул Мальцев.

— Я бы не только перекрестилась, я бы за здравие огромную свечку в церкви поставила, если бы у тебя член встал.

— Ты хочешь получить в подарок вот это кольцо с бриллиантом в четыре карата? — спросил Мальцев, пропустив мимо ушей тираду жены.

— Покажи! — встрепенулась Алла, и даже бросила смотреть свой сериал, повернулась всем корпусом к мужу.

— Пожалуйста, смотри, — усмехнулся Мальцев и положил на ладонь жене кольцо.

— Какая прелесть, — задохнулась от восхищения Алла. — Это мне?

— Оно будет твоим, если ты поможешь мне добыть некоторые сведения про невесту Виктора Сергеевича.

— А что тебя интересует?

— У неё есть любовник?

— Нет.

— Ты это точно знаешь?

— Точно знаю.

— Мне нужен компромат на неё.

— Ты хочешь воевать с Виктором Сергеевичем?

— Да не воевать, — поморщился Мальцев. — Я хочу…

— Я поняла, чего ты хочешь. Не делай этого. Наоборот — объедени свой бизнес с бизнесом Виктора Сергеевича. Прислушайся к моему совету, потом спасибо мне скажешь.

— Я подумаю, — буркнул Мальцев.

— Подумай. А кольцо я забираю в награду.

— За что — в награду?

— За совет.

Глава 42. Торговцы смертью

— Михалыч, а ты помнишь Кагановича?

— Это, который при Сталине наркомом путей сообщения был?

— Всё шутишь? Я имею в виду не Лазаря, а Михаила. Помнишь, он был одним из заместителей у Турецкого. Генерал — сам еврей и в своё близкое окружение подбирал евреев.

— Помню. А чего это ты, вдруг, вспомнил про Кагановича?

— Да встретился с ним совершенно случайно в аэропорту, в зале для VIРперсон, познакомились, разговорились.

— Познакомились? Он что, не узнал тебя?

— Ну, ты же меня не узнал, почему он должен был узнать меня? Лицо-то мне совершенно другое сделали.

— Я тоже, пока привык к твоему новому лицу, чувствовал себя не в своей тарелке.

— Я и сам долго привыкал.

— Израильские врачи постарались, сразу видно, что операцию делали за границей. Из бывшего супермена сделали красивого героя-любовника.

— Ну, не такой уж я герой, а тем более любовник.

— Да ладно, не скромничай. Я же вижу, как на тебя женщины смотрят. Где бы мы с тобой ни появлялись, везде этот слабый пол шеи сворачивает, провожая тебя взглядами. Я уже не говорю про женщин, работающих в твоей головной фирме. Я же всё вижу.

— Да, ладно тебе, — рассмеялся Виктор, — Сильно глазастым с возрастом стал. Неужели все пенсионеры такие?

— А вот, выйдешь на пенсию, тогда узнаешь.

— Побольше бы таких пенсионеров, тогда за страну можно было бы быть спокойным. С обязанностями начальника службы безопасности ты отлично справляешься.

— Опыт не пропьёшь.

— Это точно. Так о чём мы говорили?

— Ты говорил про Кагановича…

— Да. Так вот, Каганович работает коммерческим директором в фирме «Русичи». Слышал о такой фирме?

— Название фирмы слышал, но оно мне ни о чём не говорит. А чем они занимаются?

— А занимаются они очень простым делом — утилизацией устаревшего воинского оборудования и вооружения. Я про эту фирму мельком слышал в девяносто втором году. Её ещё Цезарь хотел подмять под себя, да не смог — у хозяина фирмы была очень мощная крыша в Министерстве обороны. Хозяином фирмы там отставной генерал Мартов — отец жены Мальцева.

— Странный альянс — тридцатипятилетняя женщина и шестидесятивосьмилетний старик.

— Чего тут странного? — пожал плечами Виктор. — Брак по расчёту. Молодая женщина решила стать богатой вдовой, а Мальцев никак не хочет умирать.

— А генерал Мартов — это тот, которого погнали из армии и чуть не судили за торговлю оружием и воинским оборудованием во время вывода наших войск из Германии?

— Да, тот самый. Догадываешься, какой альянс вырисовывается у этой семейки?

— Тесть занимается утилизацией вооружения, а зять торгует списанным, но ещё пригодным к употреблению, оружием.

— В Чечне, у боевиков, появились переносные зенитные ракетные комплексы «Игла». Как думаешь, откуда они там появились?

— Купили.

— Ясное дело, что купили. А вот кто им их продал?

— Думаешь — Мальцев?

— Думаю, что без его участия здесь не обошлось. У него мощный финансовый капитал, фирмы — легальные и, наверняка, есть и подставные. Оффшорные фирмочки за рубежом, обширные связи.

— Довольно грязный бизнес, — вздохнул Александр Михайлович. — Бог не одобрил бы такое — делать деньги на горе и крови людской.

— А свой первоначальный капитал он, как ты думаешь, на чём сколотил? Разве не на горе и крови? Героин и ценности из Афгана под видом груза «200» в Союз доставляли. Это сейчас все об этом знают. А тогда? Только догадывались, да и то, не все. Мальцев тогда сидел в Кремле и курировал Министерство обороны.

— У тебя нет прямых улик, и ты ничего не докажешь.

— Улик нет, есть только версии, но если бы удалось раскрутить кого-нибудь из тех, с кем тогда контактировал Мальцев, улики бы появились.

— Дела давно минувших дней. Нужно заниматься сегодняшними его делами, а они, судя по всему, не менее кровавые, чем прошлые.

— Ну, я бы не стал утверждать, что это дела давно минувших дней — прошло более девяти лет, со дня гибели моей группы, а у меня перед глазами и сейчас стоят их окровавленные и растерзанные тела. Они просят отомстить за их смерти, и я это сделаю.

— Успокойся, Виктор, ты же сам говорил, что месть — это блюдо, которое подают к столу холодным. Значит, не надо горячиться, а делать всё с холодным и трезвым расчётом. Нужно вплотную заняться его сегодняшними делами, а прошлое — приложится.

— Да, конечно, ты прав, — вздохнул Виктор. — Нужны подходы к бизнесу Мальцева.

— У тебя есть какой-то план?

— Есть, и я им уже воспользовался.

— Видеокамера?

— Видеокамера, установленная в спальне Мальцева, оказалась малоэффективна, зря только Наташа рисковала собой. Смотреть на то, как старый извращенец по ночам смотрит порнофильмы и дрочит, мало интересное зрелище, а разговоров из своей спальни он почти не ведёт. У меня появился неожиданный союзник в стане врага.

— Я догадываюсь, кто этот союзник, — засмеялся начальник службы безопасности. — Жена Мальцева?

— Да. Я попросил Аллу Борисовну подтолкнуть мужа к сотрудничеству со мной. Думаю, что этот альянс состоится, но было бы неплохо внедрить своего человека в фирму «Русичи». Ты можешь найти такого?

— Надо подумать.

— Подумай, и тогда мы вновь вернёмся к этому разговору, а сейчас, извини, мне нужно заняться другими делами, которые для меня не менее важны.

— Здравствуй, дочка. Ну, как у тебя дела?

— Всё по-прежнему.

— Когда порадуешь меня внуками?

— Это не только от меня зависит.

— Я понимаю…

— А если понимаешь, чего спрашиваешь? Ну, не стреляет ружьё у твоего зятя. Если только найти молодого охотника?

— Алла, ты думаешь, о чём говоришь? — строго посмотрев на дочь, укоризненно покачал головой отец.

— Думаю, — вздохнула Алла. — Так думаю, что голова от дум раскалывается. Зачем я только послушалась тебя и вышла замуж за Мальцева?

— Игорь Николаевич души в тебе не чает.

— Да мне недуша его нужна, мне нужно…мне любви хочется, такой любви, чтобы крышу сносило.

— Но он же любит тебя.

— Папа, неужели ты не понимаешь, о чём я говорю?

— Понимаю, я всё понимаю, ну что теперь поделаешь, если судьба сыграла с тобой такую злую шутку, — вздохнул отставной генерал и погладил дочь по голове. — Кто же знал, что он окажется несостоятельным по мужской линии.

— Мне — тридцать пять лет, а ему шестьдесят восемь. Я ещё молодая женщина и хочу жить полноценной жизнью, хочу ложиться в постель к мужчине с радостью, а не с отвращением, я хочу настоящего секса, а не его имитации, я ещё в состоянии родить ребёнка.

— Дочка, я понимаю тебя, но наши с Игорем Николаевичем, деловые отношения…

— Да пропади они пропадом, ваши отношения! — закричала Алла и заплакала. — Это из-за них я попала в эту золотую клетку.

— Тихо, дочка. Твой муж услышит.

— Пусть слышит…

— Нельзя так…

— Папа, ты к Мальцеву пришёл?

— Да.

— Он в своём кабинете. Тебя проводить?

— Не надо, я дорогу знаю.

Выждав, когда отец скроется за дверью кабинета, Алла тихонько подошла к двери и, чуть приоткрыв её, приложила ухо к образовавшейся щели…

— Николай, время тянуть больше нельзя, надо срочно вылетать в Дамаск, там возникли какие-то проблемы с оплатой за наш товар. Деньги из Сирии не поступили на счета оффшорной фирмы, наверняка, у палестинцев с израильтянами опять возникли трения, а с меня деньги за поставку изделий требуют там, — сказал Мальцев и выразительно поднял палец вверх. Надо что-то делать. Эти арабские шейхи здорово нас подвели. Деньги за «Стрелы» до сих пор не перевели.

— Да, подвели нас арабы. Когда думаешь посылать гонца в Дамаск?

— Билеты уже заказаны на завтра, но я полечу сам.

— Сам? — удивлённо посмотрев на своего компаньона, переспросил Мальцев. — Почему решил сам лететь?

— Потому, что кроме меня Абу-Башар ни с кем разговаривать не будет.

— Ну, тогда выпьем за удачу. Мальцев поднял рюмку с коньяком.

— За успех, — отозвался отставной генерал, так же поднимая свою рюмку.

Внимательно выслушав разговор мужа с отцом, Алла на цыпочках отошла от двери и направилась в свою комнату…

… В богато обставленной на восточный манер комнате сидели двое и вели неторопливую беседу.

— Я согласен, что русское оружие очень хорошего качества, и мы с удовольствием покупаем его, но то, что вы нам продаёте, уже устарело. В Ливане полно ракет «Катюша», и мы успешно обстреливаем ими территорию Израиля, но у сионистского врага очень хорошая авиация и она наносит нам большой урон, а у нас нет эффективного оружия, чтобы сбивать израильские самолёты. Мы хотели бы приобрести российские переносные зенитные ракетные комплексы — «Игла».

— Уважаемый шейх, это оружие очень дорого стоит.

— Мы об этом знаем и готовы платить любые деньги. Большинство арабских стран очень богаты и они помогут деньгами своим братьям-арабам, стонущим под игом сионистских оккупантов. Мы соберём столько денег, сколько потребуется.

— Вы сначала заплатите за уже поставленное вам оружие, а потом будем разговаривать о следующих поставках.

— Деньги уже перечислены на ваши счета, можете проверить.

— Конечно, проверим и тогда дадим вам ответ, но у нас сейчас в наличие есть только ПЗРК другой модификации. В частности — «Стрела». Если вы согласны…

— Мы знаем, что «Стрела» — это устаревшая, и малоэффективная модель, от неё уже научились защищать самолёты. Нам нужна «Игла».

— Я один не решаю такие вопросы, мне нужно проконсультироваться со своими партнёрами.

— Конечно, мы всё хорошо понимаем, летите домой, разговаривайте со своими компаньонами и решайте этот вопрос. Но решайте его быстрее, для нас время очень дорого, мы стоим на пороге больших событий — скорой войны Ливана с Израилем, и ваше оружие просто необходимо нашей организации. Сам руководитель «Хизбаллы» — шейх Насралла и глава Палестины — Ясер Арафат…

— Нет-нет, ничего мне не говорите, это ваши дела и они нас не касаются, — даже замахал руками Мартов. — Мы — бизнесмены и политикой не интересуемся. Мы не хотим знать ни Насраллу, ни Арафата, ни кого-то другого. Нас не интересуют ни войны, ни локальные конфликты. Мы не хотим знать, где и как применяется наше оружие. Наше дело — торговля.

— Я понимаю вас, господин генерал, — усмехнувшись, сказал шейх Абу-Башар. — Мы не втягиваем вас в политику. Так мы договорились насчёт поставок новейшего оружия?

— Я доложу о вашем желании своему руководству и решение сообщу вам, — улыбнувшись, сказал Мартов, поднимаясь с кресла.

— Мы будем ждать сообщения от вас, — так же с улыбкой, сказал шейх Абу-Башар и тоже поднялся, чтобы лично проводить до дверей гостя из России…

— Ну, рассказывай, как слетал? Надеюсь, всё нормально?

— Нормально. Деньги поступили на счёт, я сам проверил.

— Ну, слава Богу. Есть ещё новости?

— Да. И не плохие. Покупатели хотят приобрести «Иглу».

— Хотеть не вредно, пусть сначала купят «Стрелу».

— Я так им и сказал, но они хотят новейшее оружие.

— А что я буду делать с устаревшим? Солить, что ли? Пока не продам «Стрелы», об другом и разговора быть не может.

— Близится к завершению разработка новых боеголовок, и тогда можно будет продавать и устаревшие установками, ведь весь секрет в заряде.

— Ты сначала мне сделай этот заряд, а потом будем разговаривать на эту тему.

— Пробный экземпляр уже готов, необходимо только провести испытание.

— Так в чём же дело?

— Да вот, думаю…

— Думай быстрее, Спиноза. Я такие большие деньги вложил в этот проект, пора бы уже начать получать девиденты.

— Девиденты будут, как только наладим массовое производства заряда.

— Ну, так налаживай.

— Я же говорю, надо провести испытание.

— Хорошо, давай занимайся плотнее новой разработкой и поторопи там Эйнштейна и его команду.

— Не беспокойся, у меня всё под контролем.

— Да мне результат нужен, сам же говорил, что время — деньги.

— Будет тебе результат и очень скоро. Ещё немного терпения, и мы будем сказочно богаты. Обладать этим оружием захотят многие страны, а аналогов его в мире пока ни у кого, кроме нас, нет. Так что, всё в наших руках.

— Ты там, в Дамаске, не проговорился насчёт нашей новинки?

— Нет, но я намекнул шейху о возможности приобретения новейшего оружия, если он купит у нас устаревшие образцы.

— И как он отреагировал?

— Пообещал подумать.

— Ну, пусть думает, а мы подождём.

— Я уверен, что долго ждать нам не придётся, я по его роже видел, что он уже готов заключить с нами сделку. Там присутствовали высокопоставленные представители Палестины и террористической группировки «Хизбалла», которые сильно заинтересованы в поставках им российского вооружения. Хитрый лис, Абу-Башар, спихнёт им всё ненужное ему старьё, лишь бы купить новейшее оружие.

— Давай, генерал, действуй, пора щетину превращать в золото.

— Какую щетину? — посмотрев на Мальцева удивлённым взглядом, спросил Мартов.

— Да это я так, кино — «Подвиг разведчика» вспомнил, — усмехнулся Мальцев и потянулся к бутылке с коньяком…

Глава 43. Сыр в мышеловке

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Присаживайтесь. Мне, в общих чертах, жена рассказала о вашем предложении, хотелось бы услышать о нём из ваших уст, и подробнее. Познакомьтесь, это мой тесть и компаньон — генерал Мартов, — сказал Мальцев, представляя Виктору отца своей жены.

— Генерал в отставке, — сказал Мартов, приподнимаясь на стуле, и протянул Виктору для приветствия свою руку.

— Очень приятно познакомиться, — с улыбкой пожимая протянутую руку, сказал Виктор. — У вас очаровательная дочь.

Генерал хмыкнул, но ничего не сказал в ответ. Видимо, к словам похвалы в адрес своей дочери он уже привык.

— Виктор Сергеевич, так вы действительно, хотите инвестировать свои средства в мой бизнес? — пристально посмотрев в глаза Виктору, спросил Мальцев.

— Да, я был бы не против стать вашим компаньоном, — улыбнулся Виктор. — Почему бы нам не объединить наши добрососедские отношения, с деловыми? У меня есть свободные средства, и то, что они лежат без движения, и не работают, меня совсем не радует.

— Да, когда деньги не работают, это мёртвый капитал, и это очень плохо. У вас, на сколько я знаю, процветает бизнес на Урале, в Сибири, и вы уже подбираетесь и к Дальнему востоку. Хотите ещё и там закрепиться?

— Да, хочу, и не скрываю этого, — сказал Виктор, посмотрев поочерёдно на Мальцева, и его тестя. — А почему бы и нет?

— Ну, что ж, желание не плохое, — сверля Виктора взглядом, сказал Мальцев. — И, какой, как вы выразились, свободной суммой денег вы располагаете? Сколько вы можете инвестировать в мою компанию?

Виктор взял со стола лист бумаги, достал из кармана ручку, написал на листке сумму и, молча протянув его Мальцеву, со скрытым торжеством стал наблюдать за тем, как у того от удивления поползли вверх брови.

— Виктор Сергеевич, вы с нулями не ошиблись? — наконец, оторвав взгляд от листка бумаги, вымолвил Мальцев, и посмотрел на Виктора.

— Нет, Игорь Николаевич, не ошибся, это та сумма, которую я сейчас, безболезненно для своего бизнеса, могу вложить в дело. И это первый транж. Если наше сотрудничество окажется плодотворным, от меня последуют новые денежные вливания.

— Хорошо, в принципе, меня устраивает сотрудничество с вами, но мне надо ещё немного подумать и всё взвесить, — сказал Мальцев. — Надеюсь, вы на меня не обидитесь?

— Ну, что вы, какие могут быть обиды? — улыбнулся Виктор. — Я бы, на вашем месте, поступил точно так же.

— Ну и чудненько, — облегчённо вздохнул Мальцев.

— Так, вы сообщите мне своё решение?

— Непременно. А вы заходите к нам, просто посидеть вечерком, поговорить, скоротать время. Мы будем очень рады. Скажу вам честно, присутствие в нашем доме вашей прекрасной невесты, очень благоприятно действует на меня, — улыбнувшись, сказал Мальцев. — И это потом, благоприятно отражается на моих решениях. Приходите в эту субботу.

— Спасибо за приглашение, мы обязательно придём. А сейчас, извините, но мне придётся вас покинуть, у меня тоже есть свои дела, — сказал Виктор и, попрощавшись с Мальцевым и Мартовым, вышел из кабинета.

— Сколько он пообещал денег? — спросил отставной генерал, едва за Виктором закрылась дверь.

Мальцев молча протянул ему листок бумаги, который всё ещё держал в руке.

— Пятьдесят миллионов!? — удивлённо вскрикнул Мартов и даже привстал со своего стула. — Это что, долларов!?

— Ну не рублей же.

— И ты ещё хочешь думать!?

— Думать никогда не вредно.

— Да, но…пятьдесят миллионов!

— Мне надо подумать, и взвесить, — недовольно поморщился Мальцев. — Что-то мне подсказывает, что это сыр.

— Какой сыр?

— Который помещают в мышеловку, — усмехнувшись, сказал Мальцев.

— Пятьдесят миллионов — это очень большие деньги, и никто не будет превращать их в сыр для мышеловки. Он, что — сумасшедший, чтобы терять такие деньги? Ты подумай своей головой.

— Так я же и говорю, что мне надо подумать, и взвесить.

— Игорь…

— Мне надо подумать. Хотя, конечно, пятьдесят миллионов нам сейчас очень бы пригодились. С арабами вроде всё утрясли — после твоего визита к ним, деньги из Сирии поступили на счета оффшорной фирмы. А как обстоят дела с чеченцами?

— Там всё нормально, как учил великий Карл Маркс: товар — деньги — товар. Я думаю, что неспроста чеченцы стали так активно закупать оружие.

— «Иглы» пока попридержи на складе, ни арабам, ни чеченцам не продавай, чую я, что скоро они вдвое в цене поднимутся. Вначале продай залежалые «Стрелы», а уж потом, что поновее.

— Ясно. А насчёт предложения Виктора Сергеевича — решай быстрее.

— Я подумаю и решу.

… — Ну и как прошла встреча?

— На высшем уровне, — усмехнулся Виктор.

— Клюнул Мальцев на твою приманку?

— Осторожничает, обещал подумать над моим предложением, но глаза у него загорелись. Думаю — клюнет. Я на крючок очень жирную наживку насадил.

— И, какой ты внёс взнос в совместный бизнес?

— Пятьдесят миллионов долларов.

— Не хило, — усмехнулся Александр Михайлович.

— А чего мелочиться? — засмеялся Виктор. — Если бы ты видел, как загорелись глаза у Мальцева.

— Представляю. Виктор, а если всё произойдёт именно так, как ты задумал, что будешь дальше делать?

— Сдам Мальцева и всю его компанию компетентным органам. За торговлю оружием по головке не погладят, и поедет господин олигарх топтать зону в Магадане.

— Но, ведь тогда и ты пострадаешь?

— Чем?

— Ну…потеряешь такие большие деньги.

— Эти деньги изначально были предназначены для того, чтобы уничтожить Мальцева, и всех, причастных к гибели моей группы. Я согласен потерять даже миллиард долларов, но чтобы Мальцев при этом потерял всё и сел в тюрьму.

— А остальные?

— А остальные получат то, что заслужили. Богу — богово, кесарю — кесарево, а убийцам — смерть. Двоих я уже отправил в ад, сделаем и остальных, только бы Мальцев заглотил наживку.

— И не подавился бы при этом.

— Мы будем контролировать, — усмехнулся Виктор. — Ведь удочка с наживкой будет в наших руках. А у тебя есть новости?

— Есть. Мне удалось кое-что узнать о новой разработки боеголовки для ПЗРК и получить некоторые видеоматериалы. Зрелище страшное, но тебе надо на это посмотреть. Это видеосъёмка испытания новой ракеты, вернее — её боеголовки. Виктор включил видеомагнитофон и вставил в него кассету.

— Ну что, ты такое когда-нибудь раньше видел? — спросил Александр Михайлович после того, как Виктор несколько раз просмотрел короткий сюжет.

— Что это? Я глазам своим не поверил, вертолёт буквально испарился в воздухе.

— Он не испарился, его разорвало на мельчайшие кусочки, на землю упали фрагменты размером не более спичечного коробка. Это взрывчатка четвёртого поколения, огромная разрушительная сила которой заключена в небольшую, стандартную боеголовку ПЗРК «Игла».

— Уму непостижимо. Откуда у тебя эта видеокассета?

— Купил, — улыбнулся Александр Михайлович.

— Удалось узнать, где находятся лаборатория и мастерская по производству этого страшного оружия?

— Удалось. В горах, на территории, прилегающей к Чечне.

— Твои соображения?

— Думаю, самим лезть туда не надо, охраняют объект очень тщательно.

— Сдать их федералам?

— Это самый приемлемый вариант.

— А если у Мальцева в ФСБ есть свои люди, что тогда? Предупредят гада, и все наши усилия окажутся напрасными.

— Вполне возможно такое развитие событий.

— А может, рискнём сами? Наши ребята тоже не пальцем деланные — бывшие бойцы «Альфы».

— Я бы не стал рисковать. Можем в бою потерять многих.

— Риск — благородное дело.

— Согласен, только рисковать жизнями ребят я бы не хотел. Ладно, сдаём Мальцева и его компанию в ФСБ. Посмотрим, как они сработают.

— Значит, переходим к активным боевым действиям?

— Да, пришло время собирать камни.

— Ты принял правильное и мудрое решение — отправить Ципору в Израиль.

— Да, она свою задачу выполнила. Мы начинаем боевые действия против сильного врага, и я обязан обеспечить безопасность своей семье. Я ещё помню, что бандиты сделали с моей женой и не хочу, чтобы с Ципорой поступили так же.

— Не дай Бог! — воскликнул Александр Михайлович и даже перекрестился…

— Ну, вот и всё, закончилась моя командировка.

— Мне не хочется, чтобы ты уезжала.

— Мне тоже. Не буду скрывать того, что я в тебя влюбилась но, у меня есть муж, которому я поклялась в верности. Здесь, в порыве страсти и в надежде забеременеть, я нарушила данное мужу слово. И чудо произошло, я — беременная.

— Ты в этом уверена?

— Уверена. Но пусть это тебя не волнует, я сама этого хотела. За десять лет замужества я никак не могла забеременеть и вот, наконец, Всевышний услышал мои молитвы и помог мне. Нет, я не жалею о случившемся. Виктор, даже не верится, а ведь пройдёт всего четыре с половиной года и наступит двухтысячный год — новое тысячелетие.

— Да, новое тысячелетие. Интересно, что нам судьба готовит в будущем?

— А я уже знаю свою дальнейшую судьбу, — тихо сказала Ципора. — Я стану матерью. Правда не знаю, какой у меня будет статус: матери-одиночки, или муж простит меня и примет моего ребёнка.

— Неужели мы больше никогда не увидимся?

— Может и увидимся. А если не увидимся, то у меня об этих, проведённых в России трёх месяцах, останутся незабываемые впечатления, и твой подарок к моему дню рождения, или — подарок судьбы, что, в общем-то, одно и тоже. Я буду всегда помнить тебя. Спасибо тебе за всё.

— И тебе спасибо. Без твоего участия я, наверное, до сих пор сидел бы в Красноярском СИЗО. Без твоей помощи я не справился бы со своими врагами. Я тебя никогда не забуду…

… Виктор и Ципора больше никогда не встретились. Муж простил Ципору и они стали ждать появление на свет малыша, но этим ожиданиям не суждено было сбыться. В то утро Ципора не смогла завести свою машину, муж на своей машине уже уехал на службу, и ей пришлось добираться до работы на автобусе. На одной из остановок в автобус, в котором ехала Ципора, вошёл арабский террорист-смертник. В том теракте вместе с Ципорой погибли ещё десятки ни в чём не повинных людей…

…Спецслужбы провели в общем-то, удачную операцию — ликвидировали лабораторию и завод по производству новой ракетной установки и усовершенствованной боеголовки. Во время штурма этих объектов были убиты многие, оказавшие яростное сопротивление, боевики Турецкого и он сам. Мальцев и Мартов были арестованы и заключены под стражу. Но, спустя месяц, вышли на свободу. Дело до суда так и не дошло — помогли адвокаты и деньги Мальцева. Выйдя из СИЗО, Мальцев вместе с женой и тестем сразу же улетел за границу…

Часть вторая ОЛИГАРХ

Глава 1. Дефолт

— Наташа, беда! — голос главного бухгалтера фирмы звучал в телефонной трубке так, словно она задохнулась от быстрого бега. — Рубль рухнул!..

— Как рухнул?

— Торги на бирже остановлены, курс не определён, все валютные операции сворачиваются…Кириленко выступает по телевизору. Он говорит, что государство отказывается от своих обязательств по ГКО, а у нас ведь все активы в облигациях…Я сейчас в «Альфа-банке»! Здесь прекратили выдавать кредиты! Что делать!?

— Приезжай скорее в офис, я немедленно собираю срочное совещание, — сказала хозяйка фирмы, торопливо схватила пультик и включила телевизор. Премьер-министр, которого в стране все поголовно звали «Киндер-сюрпризом», продолжал своё вступление, никак не объясняя сложившуюся ситуацию в стране.

— Боже мой, что же теперь будет? — прошептала Наташа, не сводя взгляда с экрана телевизора. — Неужели всё, что с таким трудом создавалось в течение пяти лет, разрушится?

Первый небольшой магазин она купила в девяносто третьем году на деньги, оставленные семье отцом — генералом Еремеевым, который в августе девяносто первого года примкнул к ГКЧП, а когда эта авантюра потерпела крах — застрелился. Первые шаги начинающей бизнес-леди, были очень трудные. Не имеющая опыта руководящей работы, не имеющая так необходимых в бизнесе связей, она в начале организационного периода хлебнула трудностей по самые ноздри. Со временем накопился опыт руководящей работы и главное, появились помощники и советчики в лице бизнесменов, и постепенно дела у неё пошли на лад. Наташа купила ещё один, уже более крупный магазин, потом ещё один — зарегистрировала свою фирму. И вот теперь, это событие в экономике страны, отбрасывает её к истокам. Хозяйка фирмы сидела в своём кабинете и с ужасом думала о своём ближайшем будущем, и будущем своей фирмы.

Вся следующая неделя прошла под знаком неведомого прежде, пугающего слова «дефолт». Это слово не сходило с уст бизнесменов, повергая слабых в гибельный ступор и заставляя сильных крутиться с утроенной энергией. Кипела работа и в фирме «Фемина». Первым делом надо было заморозить все операции с валютой — в условиях, когда никто не знал реального курса рубля, любые операции с валютой могли обернуться серьёзными убытками. Другой головной болью стали импортные товары, уже проплаченные долларами. Понятно, что реализовать их по прежним рублёвым ценам было нельзя, но и новых цен никто пока назвать не мог. Отпуск таких товаров приостановили. В кассе фирмы появился дефицит денежных средств и Наташа со своим главным бухгалтером и коммерческим директором целыми днями носились по Москве, пытаясь найти банк, который бы выдал фирме кредит, чтобы погасить задолжности по оплате грузов. Каждый день просрочки платежей накручивал на фирму большие штрафы. Но все банки, так или иначе пострадавшие от дефолта, отказались предоставлять кредиты и на горизонте фирмы, с красивым названием «Фемина», замаячил призрак банкротства…

…Одним из тех немногих, кто сумел выйти целым и невредимым из урагана по имени «дефолт», был банк «Антей», пожалуй единственный в Москве и области банк, в активах которого не оказалось не единой облигации ГКО. Это обстоятельство мгновенно вознесло банк к вершине рейтинга надёжности, а имя его директора — Виктора Сергеевича Крутова, в кругу банкиров и бизнесменов стало таким же известным, как среди футболистов — имя Пеле. В этот банк, как за последней надеждой и отправилась Наташа.

— Виктор Сергеевич, к вам на приём просится хозяйка фирмы «Фемина».

— Не слышал о такой фирме. Чем она занимается?

— Торговлей. Женское бельё, парфюмерия…

«На сто процентов уверен, что эта дама пришла просить кредит. Видимо и её дефолт крепко по жопе ударил», — подумал Виктор и вздохнул.

— Так что сказать посетительнице? — спросила секретарша. — Вы её примите?

— Хорошо, пусть зайдёт, — сказал Виктор, провожая взглядом секретаршу.

Каждый раз, когда секретарша входит в его кабинет, Виктор вспоминает, с каким удивлением все знакомые бизнесмены спрашивают его: — Виктор Сергеевич, а чего это у тебя секретарша такая старая? Ты посмотри, какие у нас девочки, просто из дома моделей.

На их вопросы Виктор всегда с улыбкой отвечал: — Я подбираю себе кадры специалистов-профессионалов, а не девочек для развлечений. Людмила Ивановна, специалист высокого класса, и это меня устраивает.

— Здравствуйте, Виктор Сергеевич. Извините за вторжение, — войдя в кабинет, смущённо улыбнувшись, сказала Наташа, и неторопливым шагом направилась к столу, во главе которого в кожаном, с высокой спинкой, кресле, как на троне восседал владелец корпорации «Антей».

Пока она шла от двери до стола, Виктор успел хорошо разглядеть её и был приятно удивлён тем, что увидел. Обычно, просительницы кредита входили в его кабинет в тщательно подобраной для подобного визита одежде: блузка, на которой пуговицы были до половины расстёгнуты, джинсовая или кожаная короткая юбка с обязательным разрезом на боку, туфли на высоком каблуке, чтобы подчёркивали стройность ног…

Дефолт не только ниже плинтуса опустил доходы многих бизнесменов и бизнес-леди, но и их моральные качества. Были уже в его кабинете просительницы, которые в обмен на предоставления им кредита, в открытую предлагали себя. А хозяйка фирмы «Фемина» была одета в строгий, деловой костюм: юбка, подол которой до половины прикрывал колени, белоснежная блузка, застёгнутая на все пуговицы до подбородка, пиджак, туфли, на средней величины, каблуке.

— Как ваше имя, прекрасная незнакомка? — спросил Виктор подошедшую к столу женщину.

— Меня зовут Наталия Николаевна, — ответила посетительница. — Я хозяйка торговой фирмы «Фемина».

— Очень приятно. Меня зовут Виктор Сергеевич. Присаживайтесь, — с доброжелательной улыбкой, сказал Виктор. — Что за нужда привела в мой кабинет столь красивую женщину?

— Кредит. Мне очень нужен кредит. Я уже оббегала почти все банки, результаты плачевные.

— Не дают денег?

— Не дают.

— Учитывая сегодняшнее положение в стране, бешеный рост инфляции и другие факторы, я тоже временно прекратил выдачу кредитов.

— Виктор Сергеевич, помогите. Я у последней черты. Если моя фирма обанкротится, то ни только я, но и десятки работников фирмы окажутся без средств к существованию. Я готова на всё, лишь бы сохранить фирму, — умоляющим взглядом посмотрев на хозяина кабинета, тихо сказала Наташа.

— Неужели, на всё? — пристально посмотрев ей в глаза, переспросил Виктор.

Наташа покраснела и молча опустила голову.

— Вы замужем? — вопросом прервал затянувшуюся паузу Виктор.

— Нет, я вдова. У меня двое детей — сын и дочь.

— Никогда бы не подумал, что у вас двое детей. У женщины не принято спрашивать её возраст…

— Мне двадцать восемь лет.

— Вы выглядите гораздо моложе.

— Спасибо за комплемент, — зарделась Наташа.

— Ваш муж тоже был бизнесменом?

— Нет, офицером.

— Он погиб?

— Его убили. Десятого ноября девяносто шестого года. Во время взрыва на Котляковском кладбище. Тогда, вместе с ним, погибли ещё тринадцать человек. Среди них были участники и инвалиды афганской войны.

— Да, я знаю об этой трагедии, — вздохнув, тихо сказал Виктор. — Ваш муж тоже был инвалидом?

— Да, только увечье получил не в Афганистане, а в Чеченской республике. В начале января девяносто пятого года был направлен в командировку, а вернулся оттуда через полмесяца без обеих ног.

В кабинете на несколько минут повисла гнетущая тишина.

«Вдове погибшего офицера я просто обязан помочь», — подумал Виктор, а вслух спросил: — Какая сумма денег вам необходима, чтобы ваша фирма не обанкротилась?

— Триста…ну, хотя бы, двести пятьдесят тысяч долларов, — встрепенулась Наташа и с надеждой посмотрела на Виктора. — Только на месяц — не больше. У меня товар на подходе…

— Я дам вам эти деньги, — после небольшого раздумья, сказал Виктор. — На месяц.

— Спасибо! — радостно вскрикнула Наташа. — Вы меня спасаете! А под какой процент я могу получить ссуду?

— Под нулевой.

— Вы хотите сказать, что дадите мне беспроцентный кредит? — погасив радостную улыбку, тихо спросила Наташа.

— Вы совершенно верно меня поняли, — сказал Виктор. — Сейчас я дам команду, и вам выдадут кредит.

— Но, почему беспроцентный? — насторожилась Наташа. — Я знаю, что бесплатный сыр бывает только в мышеловках.

— Не такой уж он бесплатный — сыр из мышеловки, — усмехнулся Виктор. — Его тоже надо купить в магазине.

— И, всё-таки, почему вы даёте мне беспроцентную ссуду?

— Потому, что вы очень красивая женщина, — не желая раскрывать истинную причину своего решения, сказал Виктор.

Несколько секунд Наташа молча сидела, потом медленно поднялась, сняв пиджак и начала расстёгивать пуговицы на блузке.

— Наталия Николаевна, что вы делаете? — спросил Виктор, наблюдая за её манипуляцией с одеждой.

— Я…отблагодарить, — краснея до корней волос, тихо сказала Наташа.

— Вы считаете меня подлецом?

— Нет, что вы! — вскрикнула Наташа. — Я считаю вас спасителем моей фирмы!

— Оденьтесь, а я сейчас позвоню начальнику отдела кредитования, чтобы он подготовил все необходимые документы и оформил вам кредит, как можно скорее.

— Боже, как стыдно, — опускаясь на стул и закрывая лицо ладонями, прошептала Наташа.

— Наталия Николаевна, хочу вас предупредить, что кредит, который вы сейчас получите, не спасёт ваш бизнес, вы только на некоторое время оттянете агонию. Вы обанкротитесь даже гораздо раньше, чем думаете. Крах таких мелких бизнесов, как ваш — неизбежен. Буквально через две-три недели инфляция съест все ваши деньги и вы не сможете рассчитаться не только по долгам, но и даже не сможете продать свою фирму по реальной цене — кредиторы заберут её за долги. После дефолта семнадцатого августа, страны Евросоюза, да и не только они, не хотят больше иметь никаких дел с Россией. Зарубежные бизнесмены понесли колоссальные убытки, поверьте мне — не будет больше финансовых вливаний из-за рубежа в экономику России. Сегодня первое сентября. Прошло всего две недели со дня дефолта, и уже, какие разительные перемены в отношениях развитых стран к нам.

— Нет, у меня всё будет хорошо, — дрожащими пальцами торопливо застёгивая пуговицы на блузке, сказала Наташа. — Я просто уверена в этом.

— Ну, что ж, если вы так уверены?…Хорошо, обещенный мною кредит вы сейчас получите, — сказал Виктор и поднял трубку телефона: — Лев Борисович, нужно оформить кредит на двести пятьдесят тысяч долларов и выдать эти деньги хозяйке фирмы «Фемина». Да, я знаю, что мы прекратили выплаты кредитов, но…, - посмотрев на сидевшую в кресле и явно прислушивающуюся к разговору Наташу, Виктор отвернулся и продолжил разговор приглушённым голосом: — «Да, я всё понимаю и поэтому снимите деньги с моего личного счёта. Нет, вы не ослышались. Именно, с моего личного счёта. Всё, разговор окончен».

— Идите в кредитный отдел и можете получать деньги, — подходя к стулу, на котором, с опущенной головой сидела Наташа, сказал Виктор.

— Спасибо, — подняв голову, тихо сказала Наташа. — Вы мой ангел-спаситель.

— Ну, какой из меня ангел? — смутился Виктор. — Просто, у меня есть такая возможность — вот я и помог вам.

— Вы не помогли, вы спасли меня, спасли мою фирму…Господи, Виктор Сергеевич, какой удивительный у вас цвет глаз. Ярко-синий, как шарики ультрамарина. Я впервые вижу такие глаза.

— Не мужские? — с улыбкой спросил Виктор.

— Почему, не мужские?

— Ну, принято считать, что настоящие мужские глаза должны быть стального цвета.

— Ерунда всё это. Настоящий мужчина определяется не по цвету глаз, а по поступкам. Обладатель серого, или, как вы говорите, стального цвета глаз, может оказаться трусом и подлецом, а обладатель карих или вот таких, как у вас, голубых глаз — смелым, добрым и благородным. Я уверена, что вы именно такой мужчина: сильный, смелый, добрый и благородный. Я знала одного мужчину, у которого были серые глаза. Он оказался подлецом. С тех пор я ненавижу мужчин, у которых серый цвет глаз. Виктор Сергеевич, я, пожалуй, пойду. Не хочу отбирать у вас ваше драгоценное время, да и мне надо появиться в офисе и обрадовать своих сотрудников, — сказала Наташа и поднялась со стула.

— Если почувствуете что наступает крах раньше времени, приходите, и я помогу вам. Приходите в любое время, без звонка, без записи.

— Ещё раз большое вам спасибо за вашу доброту, — сказала Наташа и, повернувшись, пошла к выходу из кабинета, а Виктор смотрел ей вслед и не мог оторвать взгляд от её восхитительной фигуры…

Глава 2. Генеральская дочь

…Предварительно постучавшись, в кабинет вошёл начальник службы безопасности банка.

— Я не ошибся? Это сейчас Наташа Селиванова вышла из твоего кабинета? Пролетела мимо меня, как пуля и даже не ответила на приветствие.

— Да, у меня только что была Наталия Николаевна Селиванова. А ты что, знаешь её?

— Знаю.

— Откуда?

— Наташа — дочь генерала Еремеева, а мы с генералом были друзья. Дружили ещё с военного училища, потом, когда поженились, стали дружить семьями. Моя Лиза и Катя — жена Николая, были подругами. Генерал умер в девяносто первом году. Покончил с собой, — поморщившись, как от зубной боли, сказал Александр Михайлович. — Двадцать четвёртого августа. Он стал на сторону ГКЧП, а когда понял, что это авантюра и руководителей путча поместили в СИЗО — застрелился. Я до сих пор не могу в это поверить. Накануне мы с ним встречались, он был бодр и весел. Даже никакого намёка на то, что он хочет уйти из жизни, ни в его словах, ни в его взгляде я не заметил. Так же, двадцать четвёртого августа, покончил с собой и маршал Ахромеев. Говорили, что он повесился, но я слабо верю в эту версию. Боевой маршал, и чтобы свёл счёты с жизнью таким способом?

— Да, я тоже слышал об этом.

— А Наташа зачем приходила? Неужели у неё возникли проблемы?

— Проблемы — это не то слово. Бизнес её накрывается. Дефолт крепко ударил по жопе мелких предпринимателей. Если бы не кредит, который я ей выдал, её фирму подвергнули бы банкротству.

— Это для неё было бы ударом. Столько труда было вложено в эту фирму, сколько нервов и сколько слёз. Знаешь, как тяжело она шла к вершине? Представить себе не можешь, какие заслоны ей ставили нечистоплотные чиновники.

— Почему?

— Наташа молодая и очень красивая женщина.

— Я это заметил.

— Это заметили и те подлецы, которые за всевозможные бумажки, разрешающие открыть бизнес, прямым текстом предлагали ей переспать с ними.

— Вот уроды.

— Ещё какие.

— Наташа хорошая девочка — умница, красавица, а вот счастья Бог не дал. Ей всего двадцать восемь лет, а уже натерпелась в жизни…В январе девяносто пятого её мужа направили в Чечню. Там он получил тяжёлое ранение — подорвался на противотанковой мине и остался без ног и, извини за столь пикантную подробность, без половых органов. А в ноябре девяносто шестого года, погиб во время взрыва на Котляковском кладбище.

— Да, я знаю об этом. Наталия Николаевна мне рассказала.

— Она тебе понравилась?

— Понравилась.

— Если ты хочешь побаловаться с ней, как ты делаешь это со своими сотрудницами, то я стану горой на её защиту и не посмотрю на то, что ты мой боевой друг, а в данное время — мой хозяин.

— Откуда про сотрудниц знаешь? — смутившись, спросил Виктор.

— Я же не на Марсе живу — на Земле. Вижу, как они к тебе вереницей в кабинет шастают. Должность у меня такая — начальник службы безопасности. Я обязан знать всё, что происходит на ввереном мне объекте. Кстати, хочу дать тебе совет — смени стол в своём кабинете.

— Зачем?

— Расшатался, — усмехнулся Александр Михайлович. — Ты же их на столе дрючишь. Ещё звукоизоляцию усиль. Женщины у тебя в кабинете так громко стонут, что в приёмной слышно. А на твою секретаршу вообще жалко смотреть, она, ведь всё слышит и то бледнеет, то краснеет — не знает, чем уши заткнуть и куда глаза деть. Ты ей за вредность должен вторую зарплату платить.

— Прикалываешься?

— Шучу.

— Я знаю, что ты любитель пошутить. А насчёт сотрудниц, так ты меня с юрисконсультом спутал, это он у нас Казанова — всех подряд дрючит.

— Про Игоря Дмитриевича разговора нет, для меня он никто, и уж ему Наташа точно не достанется, я об этом позабочусь.

— И я позабочусь об этом, а насчёт некоторых сотрудниц, которые иногда посещают мой кабинет, так я никого не принуждаю ложиться под меня.

— Крепостные они, боятся потерять свои, хорошо оплачиваемые рабочие места, поэтому и ублажают барина.

— Михалыч, ты уже куда-то не в ту степь полез, — нахмурился Виктор.

— Извини, если обидел, — пожал плечами Александр Михайлович. — Мне до лампочки, кого ты у себя в кабинете окучиваешь, а разговор этот я завёл потому, что не допущу, чтобы Наташа встала в очередь к тебе. Она мне вместо дочери и я за неё любого порву. А если у тебя возникнут насчёт неё серьёзные намерения, то у тебя есть шанс.

— Какой шанс? Мне — сорок два года.

— Ну и что? Ты себя уже в старики записываешь?

— Нет, но Наталие Николаевне — двадцать восемь. Девочка.

— Ты не забывай, что эта девочка уже побывала замужем и у неё двое детей.

— Всё равно — девочка. На четырнадцать лет младше меня.

— Это не смертельно.

— Не смертельно, но это не мой вариант.

— Почему?

— Она молодая, очень красивая, с потрясающей фигурой, женщина. А молодые, красивые женщины очень часто становятся объектом для охоты на них. Знаешь сколько я вот таких юных жён престарелых бизнесменов перетрахал на Канарах, в Майами и других местах, где эти молоденькие сучки с Рублёвки проводят свой досуг? Бесчётное количество. Через десять лет мне будет пятьдесят два, а ей — всего тридцать восемь. Женщина в самом соку, и я не хочу, чтобы мою жену так же трахали молодые жеребцы, как сейчас это делаю я.

— Да, Наташа молодая и очень красивая, но ещё и очень серьёзная женщина. Она почти два года жила с неспособным к интимной жизни, мужем и уже почти два года вдова, и за это время ни с кем не была…

— А ты откуда знаешь? Со свечкой в её спальне стоял?

— Со свечкой не стоял, но я знаю Наташу, знаю её порядочность. Сразу видно, что ты женщин знаешь только снизу, а что у них в сердце, что в душе — не знаешь.

— Ладно, не обижайся.

— Да я не обижаюсь.

— Лену не могу забыть. Уже шесть лет прошло, как её убили бандиты, много за эти годы в моей постели перебывало женщин, но ни одна из них не тронула мою душу. Ни одна…

— Виктор, наверное я скажу банальность, но твою погибшую жену не вернуть, а жизнь продолжается. Тебе уже сорок два года — пора вновь обзаводиться семьёй. А лучшей жены, чем Наташа, тебе не найти.

Глава 3. Незваный гость…

— Виктор, ты отпустишь меня сегодня со службы пораньше?

— Нет проблем. А что случилось?

— Ничего не случилось, просто сегодня у Наташиной мамы день рождения, а они подруги с моей Лизаветой. Ну и, естественно, мне тоже надо поприсутствовать на этом семейном торжестве.

— Михалыч, а мне можно поприсутствовать?

— Да запросто.

— В котором часу у вас сбор?

— Приглашены на восемь вечера.

— Сейчас шесть часов, — посмотрев на часы, сказал Виктор. — Надо заехать за подарками и цветами для именинницы, её дочери, подарками для внуков и привести себя в порядок.

— Успеем.

— Тогда — по коням.

…Открыв дверь, и увидев Виктора, Наташа от удивления вскрикнула и попятилась назад.

— Извините, что без приглашения, я знаю поговорку, что незваный гость хуже татарина, — сказал Виктор. — Это Александр Михайлович меня пригласил.

— Я ничего не имею против татар, а против вас — тем более, — тихо сказала Наташа.

— Это вам, — сказал Виктор и протянул Наташе карзину с белыми розами.

— Мне? — удивлённо спросила Наташа. — Господи, я уже забыла, когда мне дарили цветы, а целую карзину — впервые в жизни.

— А это — вашим детям, — сказал Виктор, указав на кучу игрушек в руках телохранителей.

— А игрушек, зачем столько много?

— Попали на льготную распродажу, грех было не воспользоваться, — вновь улыбнувшись, сказал Виктор.

— Чего ты человека вопросами мучаешь? В квартиру лучше бы пригласила, — сказал наблюдавший эту сцену Александр Михайлович.

— Извините, Виктор Сергеевич, — смутилась Наташа. — Проходите, пожалуйста.

Виктор, пропустив вперёд Александра Михайловича, вошёл следом. Последними зашли в квартиру телохранители с детскими игрушками.

— Мама, познакомься, это Виктор Сергеевич.

— Очень приятно. А меня зовут Екатерина Марковна.

— И мне очень приятно.

— Ой, это мне! — зардевшись от удовольствия, воскликнула Наташина мать, принимая корзину из рук Виктора. — Мои любимые алые розы!

— Вам. Поздравляю вас с днём рождения.

— Спасибо. А откуда вы узнали о моих пристрастиях?

— Секрет, — улыбнувшись, сказал Виктор.

— А-а, я вижу этот секрет. Выходи, Леопольд, подлый трус. Не прячься, — увидев улыбающегося Александра Михайловича, сказала именинница.

— Я не Леопольд и не трус, — засмеялся Александр Михайлович, тоже протягивая имениннице цветы и подарок.

— Виктор Сергеевич, познакомьтесь. Моя подруга — Лиза.

— А мы уже знакомы, — улыбнувшись Елизавете Дмитриевне, сказал Виктор. Жена Александра Михайловича ответила ему улыбкой на улыбку.

— А это кому? — удивлённо спросила именинница, увидев кучу подарков.

— Вашим внуку и внучке.

— Вы, вероятно, полмагазина скупили, — покачала головой Наташина мать.

— Ну что вы, там ещё много чего осталось, — улыбнулся Виктор.

— Наташа, зови детей. Им сегодня несказанно повезло, — сказала именинница.

— Саша! — громко позвала Наташа сына.

— Чего? — раздался из другой комнаты мальчишеский голос.

— Возьми Катю с собой и идите сюда.

— Не хочу.

— А по заднице хочешь? — вмешалась бабушка в перекличку матери и сына. — Ему тут подарки принесли, а он капризничает.

— Ничего я не капризничаю, — выходя в гостиную из своей комнаты, сказал невысокого роста мальчик. — Вы будете сейчас водку пить и песни петь, а мне это неинтересно.

— Саша, прекрати, и веди себя прилично, — одёрнула сына Наташа. — Лучше познакомься с Виктором Сергеевичем. Это он принёс тебе и Катеньке целую кучу подарков.

— Давай знакомиться. Меня зовут Виктор Сергеевич, — протягивая руку мальчику, сказал Виктор.

— Александр, — протягивая свою руку, сказал Наташин сын.

— Так официально? А почему не Саша?

— Моего папу звали Александр, поэтому и меня зовут Александр.

— Мне сказали, что ты хочешь стать суворовцем. Это правда?

— Я хочу быть офицером, — сказал Наташин сын и посмотрел на мать.

— Сначала суворовцем, потом курсантом военного училища, потом офицером, а потом генералом, — с улыбкой сказал Виктор. — Был такой полководец — Александр Македонский. Вот и ты, когда дорастёшь до генерала, станешь полководцем.

— У меня дедушка был генералом.

— Я знаю.

— А папа был майором.

— И об этом я знаю. Вот, возьми, это тебе мой подарок, — сказал Виктор и протянул Наташиному сыну электронную игровую приставку.

— Класс! Ни у кого такого нету! — радостно закричал Александр-младший и выбежал с подарком из гостиной.

— А где твоё спасибо!? — крикнула ему вдогонку Наташа, но сын уже скрылся в своей комнате.

— Давайте уже сядем за стол и начнём отмечать мой день рождения, — сказала Наташина мать. — Саша, наполняй стаканы и говори тост.

— Давайте выпьем за прекрасную женщину, за виновницу сегодняшнего торжества, — после того, как все расселись за столом, сказал отставной полковник. — Счастья тебе, Катя.

— Спасибо, Саша. Ты настоящий друг и прекрасный мужчина.

Все дружно выпили за здоровье именинницы и некоторое время после этого, за столом слышны были только стук металлических вилок и ложек о стеклянную посуду.

— Между первой и второй — промежуток небольшой, — сказал Александр Михайлович и вновь наполнил жидкостью стаканы и рюмки. — А теперь давайте выпьем за присутствующих здесь прекрасных дам.

— Прекрасный тост, — улыбаясь, сказала именинница. — Узнаю гусара.

— За вас, Наталия Николаевна, — заглянув в глубину Наташиных глаз, сказал Виктор.

— Спасибо, ВикторСергеевич, — не отводя свой взгляд, тихо сказала Наташа.

Так они и выпили, глядя друг другу в глаза…

— Я, пожалуй, пойду, — поднимаясь со стула, сказал Виктор.

— Не уходите, — прикоснувшись ладонью к его руке, попросила Наташа. — Побудьте ещё немного.

— Я бы с радостью, но за дверью вашей квартиры меня ожидают двое, и на улице ещё шестеро молодых людей, у которых тоже есть семьи и любимые девушки, а из-за меня они не могут пойти сейчас к ним.

— А вы их отпустите, а сами останьтесь, — вступила в разговор Наташина мать.

— Они не уйдут, пока не проводят меня домой. Их начальник может это подтвердить.

Все посмотрели на Александра Михайловича, который утвердительно кивнул головой.

— Я провожу, — вздохнула Наташа и тоже поднялась…

— Спасибо за гостеприимство. Давно я так не отдыхал — в домашней обстановке, — сказал Виктор.

— Вам понравилось?

— Понравилось. И ваши дети мне очень понравились. Дочка у вас очень красивая, на вас похожа, а сын такой серьёзный парень. И мама у вас очень красивая.

— Очень жаль, что вы так рано уходите.

— Мне тоже жаль. Наталия Николаевна, завтра выходной день и я осмелюсь пригласить вас к себе в гости. Я гарантирую вам неприкосновенность.

— То время, когда я опасалась оставаться наедине с мужчиной, давно прошло, — покраснев, тихо сказала Наташа. — Я принимаю ваше приглашение.

— Тогда я заеду за вами в шесть часов вечера.

— Заезжайте.

Виктор открыл дверь и вышел из квартиры, а Наташа вернулась в комнату, прошла к окну — раздвинула шторы и стала смотреть вниз. У подъезда, почти прямо под окнами, стояли две машины — чёрный «Мерседес» и серебристый джип «Чероки». Возле них никого не было. Вдруг, одновременно, открылись дверцы со стороны водительского и пассажирского места «Мерседеса». Двое мужчин выскочили из салона и встали чуть ли не по стойке смирно. Ещё четверо выскочили из джипа. Из подъезда дома вышел Виктор в сопровождении двух телохранителей и направился к машине. Остановившись у открытой дверцы, поднял голову и посмотрел вверх. Увидев в окне силуэт Наташи, помахал ей рукой, постоял несколько секунд, потом сел в салон, захлопнул дверцу, и машины, одна за другой, плавно тронулись с места. Наташа ещё несколько секунд постояла у окна, потом отошла и направилась в свою комнату…

— Катя, мне кажется, твоя дочь влюбилась, — с улыбкой сказала Елизавета Дмитриевна. — Ты видела, как она вся светилась, когда отошла от окна? Да и за столом глаз с Виктора Сергеевича не сводила.

— Видела. Я всё видела и шептала про себя молитву.

— Виктор Сергеевич прекрасная партия для твоей Наташи. Красивый, богатый, добрый и очень порядочный. Ведь это он, три с половиной года назад, отправил нас в Израиль, где Сашу поставили на ноги. Сейчас Саша работает у него в фирме — начальником службы безопасности. Я сама, сравнительно недавно узнала, что он, оказывается тот самый…

Александр Михайлович под столом наступил жене на ногу и та, с удивлением посмотрев на него, спросила: — Ты чего?

— Да ничего. Язык придержи немного, слишком он у тебя разгулялся.

— А что я такого сказала?

— Пьяная что ли уже, если не помнишь, о чём только что говорила? — нахмурился Александр Михайлович.

— Ничего я не пьяная, — повысила голос Елизавета Дмитриевна. — А ты…опричник.

— Хватит вам ругаться, давайте лучше ещё выпьем по одной и споём, — сказала Наташина мать. — Всё-таки сегодня мой день рождения.

— Это другое дело, — хмыкнул Александр Михайлович и потянулся к бутылке с водкой. — Наташу надо позвать.

— Не надо, пусть побудет одна, — остановила его Елизавета Дмитриевна. — Я думаю, ей сейчас не до нас.

— Да, пусть побудет одна, — согласилась Наташина мать. — Я примерно представляю, что сейчас творится в её душе…

Глава 4. Скелеты в шкафу

…Наташа бледная, с закрытыми глазами, сидела в кресле, поджав под себя ноги и укутавшись пледом до самого подбородка.

— Наташенька, что с тобой? — увидев дочь в таком состоянии, с тревогой спросила вошедшая в комнату мать. — Ты не заболела?

— Мама, я влюбилась.

— В Виктора Сергеевича?

— Да.

— Мне он тоже понравился. Богатый, красивый, холостой…

— Да, он богатый и красивый, но не это главное его достоинство. Не красота и богатство, а благородство. Он спас мою фирму от банкротства, а сотрудников моей фирмы от безработицы. Мама, он настоящий мужчина. Мужчина с большой буквы.

— Ты пошла бы за него замуж?

— Пошла бы, не задумываясь…если бы позвал.

— Позовёт. Я видела, как он смотрел на тебя за столом.

— Как он смотрел на меня?

— С любовью. Доченька, я уверена, что счастье сегодня постучалось в твою дверь. Не прогоняй его — впусти в своё сердце, и в твоей жизни всё, наконец, наладится.

— Господи, как хочется счастья, — прошептала Наташа. — Мне, ведь всего двадцать восемь лет. Я хочу любить и быть любимой, хочу ласки и нежности, хочу рожать детей.

— Ты будешь счастлива.

— У меня двое детей, а чужие дети никому не нужны.

— Если мужчина полюбит тебя, полюбит и твоих детей.

— Виктор Сергеевич пригласил меня к себе в гости.

— Ну, а что я говорила!? — радостно вскрикнула мать. — Он обязательно сделает тебе предложение!

— Если это случится, то я поверю в то, что Бог существует. Только боюсь, что мои мечты о счастье так и останутся мечтами.

— Почему ты так думаешь?

— Ты знаешь — почему, — вздохнув, тихо сказала Наташа. — Мы уже почти одиннадцать лет прячем от чужих глаз скелеты в шкафу. Всё тайное, в конце концов, становится явным. Я, когда выходила замуж за Сашу, скрыла от него свой грех, и за это Бог наказал меня — взял моего мужа к себе на небеса, а меня сделал блудницей. Хотя, блудницей он меня сделал гораздо раньше — в семнадцать лет.

— Дочка, что ты говоришь!? — воскликнула мать. — Какая же ты блудница!?

— Самая обыкновенная — на букву «Б».

— Нет твоей вины в том, что тогда случилось с тобой. Ты была молодая и неопытная — всего семнадцать лет, а твой преподаватель воспользовался…

— Есть моя вина. Если бы я тогда не пошла к нему на квартиру, если бы потом не поехала с ним на ту проклятую дачу…

— Доченька, уже столько лет прошло — пора забыть…

— Забыть!? Мама, о чём ты говоришь?! Как можно забыть тот ужас!? Меня трое друзей преподавателя…эти подонки…эти извращенцы…и спереди и сзади…а он снимал всё на видеокамеру и усмехался! Я два месяца после того в психбольнице пролежала…я возненавидела всех мужчин, даже отца…Боже мой, мама, и ты говоришь, чтобы я это забыла?! — закричала Наташа. — Да я до конца своей жизни не забуду тот кошмар!..

— Успокойся, доченька, — всхлипнула мать. — Ну не рви ты душу ни себе, ни мне. Пожалей моё больное сердце.

— Прости, мама, я совсем забыла, — тихо сказала Наташа. — Оставь меня, я хочу побыть одна.

— Хорошо, доченька, ухожу. И, всё-таки я уверена, что ты будешь счастлива…

…Оставшись в комнате одна, Наташа вновь укуталась в плед, закрыла глаза и на неё тут же нахлынули воспоминания почти одиннадцатилетней давности…

… Это был январь восемьдесят восьмого года — первая Наташина сессия в институте. Она сидела в опустевшей аудитории и плакала навзрыд.

— Ты чего ревёшь, как белуга? Обидел кто-то? — услышала она женский голос, и подняла голову. Рядом стояла высокая, симпатичная девушка.

— Я не знаю…это просто издевательство какое-то, — всхлипывая, и размазывая по щекам слёзы, тихо сказала Наташа. — У меня по всем предметам отличные отметки, школу закончила с золотой медалью, я уверена, что знаю предмет на отлично, а он…третий раз заваливает меня на зачёте.

— Кто заваливает?

— Алексей Михайлович.

— Первый курс?

— Первый. А ты?

— Я — на третьем. Меня зовут Надя. А тебя?

— Наташа.

— Так вот, Наташа, ты никогда не сдашь зачёт, пока не сходишь к нему домой.

— Зачем?

— На консультацию по предмету.

— Так он ничего не говорил.

— А ты сама не догадалась? Говоришь, что третий раз сдаёшь?

— Третий.

— Ну, а чего же ты тогда раздумываешь?

— Да я ничего не знала про консультации. Они платные?

— Сейчас всё платное. Прости за нескромный вопрос — ты уже трахалась с мужиками, или до сих пор целка?

— Как тебе не стыдно!? — покраснев, вскрикнула Наташа и вскочила со скамьи.

— С тобой всё ясно, — усмехнулась Надя. — Алексей Михайлович пронюхал, что ты ещё девственница, вот и мурыжит тебя. Препод большой охотник до девственниц и, специально заваливая их на зачётах, склоняет к тому, чтобы они приходили к нему домой. Там он их лишает девственности, а потом ставит свою роспись в зачётной книжке.

— Боже, какая гадость, — тихо сказала Наташа, с ужасом посмотрев на Надю. — И, что, девчонки идут на это?

— Не только идут — в очередь записываются. Не сдашь зачёт — не получишь стипендию, а не получишь стипендию — не на что будет жить. Так что у них есть только два пути — или бросать учёбу, или идти на консультацию. Бросать учёбу в нашем престижном институте, куда поступить не так-то просто, никто не хочет, вот и выбирают из двух зол, меньшее.

— Ты считаешь, что это меньшее зло? — тихо спросила Наташа.

— А ты считаешь по другому?

— Так…девичья честь?

— Ой, я тебя умоляю, — усмехнулась Надя. — Сейчас девичья честь на рынке стоит сто рублей пучок.

— А почему девчонки не жалуются в деканат? Ведь это шантаж.

— Не жалуются, потому что Алексей Михайлович никого силком не заставляет приходить к нему на консультацию. Он всё обставляет таким образом, что они сами просятся к нему на приём, так что никакого шантажа нет.

— Господи, и как он со всеми справляется? Такой маленький, худой…

— Ты не смотри на его внешность, это он только снаружи такой, а в постели — половой гигант. Член у него, как заноза — маленький и тонкий, но этот маленький хуёк, стоять у него может часами. Заёбывает в доску. Чёрт его знает, в чём его секрет, может препараты какие-то принимает? Вообще-то, если быть справедливой, то надо признать неоспоримый факт, он — гений секса. Всё делает очень профессионально. А как он трахает пальцами и языком — это фантастика!

— Зачем ты мне рассказываешь эту гадость? — поморщившись от отвращения, спросила Наташа.

— На всякий случай. Вдруг ты, всё-таки решишься пойти к нему на консультацию.

— Да ни за что на свете! — вскрикнула Наташа, и лицо её побагровело от возмущения.

— Ну-ну, — усмехнулась Надя. — Поживём — увидим. Ты же не хочешь, чтобы тебя отчислили из института?

— С какой стати меня отчислят? Я — отличница. Школу закончила с золотой медалью.

— А здесь не школа, а один из самых престижных институтов не только Москвы, но и всей страны. Знаешь, сколько желающих поступить сюда учиться? Мечтают многие, а поступают единицы.

— Я тоже мечтала и поступила.

— Поступила, а не сдашь зачёт Алексею Михайловичу — вылетишь, как пробка из бутылки шампанского. Кто не сдаёт первую сессию, того отчисляют.

— Господи, я так мечтала учиться именно в этом институте, — прошептала Наташа. — Мечтала и поступила.

— Поступила, ну и оставайся в нём.

— А если я в деканат пойду и пожалуюсь на преподавателя?

— Иди, — пожала плечами Надя. — Только хуже себе сделаешь. Подумай, кто ты, а кто Алексей Михайлович? Профессор, руководитель кафедры…

— Что же мне делать?

— Я посоветовала, а решать тебе.

— Я хочу выйти замуж девственницей.

— Так ты выбирай, какая мечта тебе дороже — выйти замуж девственницей или продолжить учиться в этом пристижном институте, — усмехнулась Надя. — Между прочим, сейчас медицина на таком высоком уровне, что хоть десять раз могут восстановить тебе девственную плеву. А поскольку ты не из бедной семьи — сделать тебе такую операцию будет очень просто.

— Ага, если отец узнает, что я потеряла девственность, то он скорее убьёт меня, чем положит в клинику.

— Ну, тогда не знаю, — пожала плечами Надя. — Сама решай.

— Я, наверное, пойду к нему домой, — вздохнув, тихо сказала Наташа.

— Очень правильное решение, — улыбнувшись, сказала Надя.

— Алексей Михайлович, я пришла…на консультацию. Вы назначили мне на восемь часов.

— Проходите, милая девушка, в комнату, — улыбаясь, сказал преподаватель. — Проходите и садитесь в кресло или на диван.

— Я сяду в кресло.

— Садитесь куда хотите и не стесняйтесь, будьте, как дома, — улыбнулся преподаватель и, взяв девушку за руку, повёл её в угол комнаты, где располагались диван и два кресла, а между ними стоял низкий столик, на котором стояли два пустых фужера на тонкой ножке, бутылка шампанского и лежала открытая коробка шоколадных конфет «Ассорти».

Наташа села в кресло и, опустив голову, краем глаза смотрела на то, как преподаватель взял в руки бутылку и, открыв её, начал разливать шампанское по фужерам.

— Это у меня такая традиция, — улыбаясь, сказал преподаватель. — Я своим гостям всегда предлагаю выпить со мной по бокалу шампанского — за знакомство, ну и чтобы беседа проходила душевнее.

— Я не пью шипучие вина.

— А что вы предпочитаете? Есть коньяк, виски, водка…

— Ой, что вы! — вскрикнула Наташа, и густо покраснела. — Я вообще ничего не пью!

— Тогда, может быть бокал вина? У меня есть прекрасный «Мартини».

— Да, немножко вина, — дрожащим голосом тихо сказала Наташа.

— Ну, это другой разговор, — обрадовался преподаватель и, встав с дивана на котором сидел, направился к бару, открыл дверцу, достал оттуда початую бутылку вина, пустой бокал, налил вино и, бросив в бокал небольшую таблетку, которая почти мгновенно растворилась, вернулся к столику.

— Так много? — испуганно посмотрев на наполненный до краёв бокал, спросила Наташа. — Я не смогу это выпить.

— Надо выпить, девочка, иначе дружба наша не состоится.

Наташа взяла в руку фужер, сделала несколько глотков и хотела поставить бокал на столик, но преподаватель не дал ей это сделать.

— До дна. Надо выпить до дна, — тихо, но настойчиво сказал преподаватель и Наташа, пересилив себя, допила остатки вина.

— А теперь надо поцеловаться, — сказал преподаватель и подошёл к ней вплотную. — Такая традиция.

Обняв Наташу за плечи, преподаватель прижался губами к её губам а его руки поползли по её спине вниз.

— Нет, не надо!..Я не хочу! — почувствовав, как мужские ладони легли на её ягодицы и начали их сжимать и поглаживать, вскрикнула Наташа и попыталась вырваться из объятий преподавателя.

— Не хочешь? Хорошо, давай перенесём зачёт. Приходи, когда захочешь. А сейчас — я тебя больше не задерживаю. Провожать не буду. Я думаю, выход из квартиры ты сама найдёшь.

— Я…заплачу…деньгами. У меня есть, — посмотрев на преподавателя умоляющим взглядом, тихо сказала Наташа.

— Деньгами? Ну, в общем, это вариант, — пристально посмотрев на Наташу, сказал преподаватель. — Давай ещё выпьем.

— Нет, Алексей Михайлович, я больше не могу.

— Немножко. Двадцать грамм.

— Нет, пожалуйста, не надо…

— Надо выпить…ешё немно.

— Если только пригубить, — начала сдаваться уже захмелевшая девушка.

— Да, только пригубить, — сказал преподаватель и вновь направился к бару, налил в фужер вина, бросил туда ещё одну таблетку и, вернувшись к столу, протянул фужер Наташе…

…Наташина одежда: кофточка, юбка, бюстгальтер и трусики, в беспорядке валялись на полу, а сама она, совершенно обнажённая, сидела на коленях у преподавателя и страстно целовала его в губы — видимо препараты, которые преподаватель подмешал ей в вино, уже начали действовать.

— Я люблю любовь во всех её проявлениях, и считаю, что блаженство и страсть, собранные воедино — самое сладкое наслаждение, и я хочу, чтобы ты сейчас испытала это наслаждение. Наибольшее наслаждение ты будешь ощущать, когда мои пальцы проникнут вглубь твоего божественного тела, — сказал преподаватель и, одной рукой продолжая обнимать Наташу за талию, пальцами второй руки начал водить по её лобку, по нежным половым губкам, по клитору.

— Ой! Мамочка! — выгибаясь всем телом, простонала Наташа и шире раздвинула ноги. Она и раньше неоднократно испытывала возбуждение, когда лёжа в постели, ласкала себя своими руками, но возбуждение, которое она испытывала сейчас, был намного сильнее. Преподаватель оценил обстановку, улыбнулся, и вставив в мокрое девичье влагалище палец, начал медленно погружать его вглубь. Второй рукой он взял её руку и положил на свой возбуждённый член. Наташины пальцы вздрогнули от прикосновения горячей мужской плоти и она, разгорячённая желанием, алкоголем и возбуждающим препаратом, обхватила пальцами член и стала его сжимать.

— Хочешь, чтобы моя плоть вошла в тебя? — плотнее прижимая к себе дрожащую всем телом девушку, спросил преподаватель.

— Да…хочу, только…Алексей Михайлович, мне боязно…я же ещё девушка, — вздрагивая всем телом, простонала Наташа.

— Не бойся…ничего не бойся со мной.

Преподаватель поднялся с кресла, усадил туда Наташу, развёл в стороны и положил на подлокотники кресла её ноги, вставил головку члена во влагалище и, резко качнувшись вперёд, вошёл в неё на всю длинну своего небольшого члена. Наташа вскрикнула, попыталась подняться с кресла, но преподаватель не позволил ей это сделать, положил её ноги себе на плечи, обхватил ладонями её ягодицы и продолжил фрикции. Наташа с такой силой вцепилась пальцами в подлокотники кресла, что они побелели. Прошло несколько секунд и она, тихонько постанывая, неумело и невпопад задвигала бёдрами. Почувствовав приближение оргазма, преподаватель выдернул украшенный кровяными мазками член из влагалища и начал орошать спермой лобок и живот бившейся в экстазе, только что произведённой из девушки в женщину, Наташи…

— А теперь я хочу познать твой зад. Вот уже несколько минут я смотрю, и не могу налюбоваться на твои ягодицы — они пленительно совершенны, они — божественное творение. Я видел много обнажённых девичьих тел но, клянусь, я не видел тела более возбуждающего, чем твоё, и более красивого зада, чем твой. Я не спорю с утверждением, что именно женское лоно создано для того, чтобы дарить мужчинам наивысшее наслаждение, но ты ещё не знаешь восторгов мужчин от проникновения в девственный, женский, как впрочем, и в мужской анус. Только впустив член в свой зад, ты поймёшь, что природа создала столь драгоценный источник наслаждения, и что женщина получает от анального секса такое же сильное возбуждение и райское наслаждение, как и мужчина, входящий туда.

— Нет, Алексей Михайлович, в попку я не хочу, — встрепенулась Наташа, вскочила с кресла и начала торопливо собирать с пола свою одежду.

«Действие препарата, видимо, закончилось раньше, чем я предполагал. Жаль, что не распечатал её попку. Надо было двойную дозу дать», — наблюдая за её действиями, подумал Алексей Михайлович, а вслух спросил: — Неужели ты не хочешь достигнуть вершины блаженства?

— Я уже достигла…да и вы, я думаю, удовлетворены — записали себе в актив ещё одну победу.

— Ну, зачем же так…прямолинейно? — усмехнулся преподаватель. — Я тебя не принуждал, не насиловал. Ты сама пришла ко мне. Или это не так?

— Да, я сама пришла.

— Значит, у тебя нет претензий ко мне?

— Нет.

— Ну и слава богу. А насчёт анального секса…Если у тебя нет желания…

— У меня нет желания.

— Ты лишаешь себя неземного наслаждения.

— Возможно, но анальным сексом я заниматься не буду. Никогда. Я человек, а не животное.

— А кто тебе сказал, что животные занимаются анальным сексом? — усмехнулся преподаватель. — Это прерогатива людей. В древней Японии анальный секс считался изысканными и утончёнными ласками.

— Но мы живём не в древней Японии, а в современной России.

— Вот именно — в современной, и анальный секс…

— Алексей Михайлович, я не хочу продолжать разговор на эту тему. Мне…противно.

— Ты устала?

— Устала.

— Настоящая женщина должна быть готова заниматься любовью двадцать четыре часа в сутки, тридцать один день в месяц и триста шестьдесят пять дней в году. А ты, я это точно знаю, скоро станешь такой женщиной, и секс для тебя станет не только самым большим удовольствием, но и самой большой потребностью в жизни. Пройдёт совсем немного времени и ты вспомнишь мои слова. А сейчас — давай твою зачётку, ты прекрасно усвоила мой урок. Ставлю тебе — отлично.

Наташа покраснела, достала из сумочки зачётную книжку и протянула её преподавателю.

— До свидания, Еремеева. Приятно было с тобой…пообщаться, — сказал преподаватель и, открыв дверь, выпустил Наташу из квартиры…

— Наташа увидела в вестибюле института о чём-то разговаривающих Надю и Алексея Михайловича. Стараясь не обращать на себя внимание, прошла мимо и поднялась по лестнице на второй этаж.

— Ну, как успехи? Сдала зачёт? — столкнувшись с Наташей в коридоре института, с лукавой улыбкой спросила Надя.

— Сдала, — опуская глаза и чувствуя, как жаром пылают её щёки, тихо сказала Наташа.

— Я же говорила, что всё легко уладится. Главное, что ты получила автограф преподавателя в зачётку, а что лишилась девственности, так не переживай и не жалей. Всё-равно тебе сломали бы целку, ну ни в этом, так в следующем году, не преподаватель, так кто-нибудь из студентов. Такая наша девичья доля — становиться женщинами. Но лучше когда женщиной тебя сделает опытный и умелый мужчина, а не сопливый юнец. Вот Алексей Михайлович — настоящий профессионал, своим маленьким членом умеет доставить большое удовольствие. Любому молодому парню сто очков вперёд даст.

— Я никогда ни о чём не жалею.

— И правильно делаешь. Хочешь, я слово в слово повторю все те слова, которые говорил тебе этот сказочный волшебник?

— Зачем?

— Чтобы ты не строила себе иллюзий, будто бы он влюбился в тебя. Эти слова он заучил наизусть и говорил их всем девчонкам, которых трахал до тебя, и будет говорить девчонкам, которых будет трахать после тебя. И, про прекрасную фигуру, и про девичье лоно, которое создано для того, чтобы им наслаждались мужчины, и про бесподобную попочку, красивее которой нет ни у кого, и про то, что тебе безумно понравится анальный секс и в будущем, ты станешь анальной королевой, потому что будешь отрицать любой другой секс и придаваться исключительно только анальному, и про то, что любая женщина мечтает держать во рту, как он выражается — «жезл любви», и про то, что нет ничего полезнее и вкуснее мужской спермы, и что настоящая женщина может и должна быть готова заниматься сексом двадцать четыре часа в сутки, тридцать один день в месяце и триста шестьдесят пять дней в году. Ну, говорил он тебе эти слова?

— Говорил. И тебе говорил?

— И мне, и десяткам других студенток, обменивавших свои целки на его роспись в зачётной книжке, так что на повторную встречу с ним не надейся. Он два раза на один горшок не ходит.

— А я и не надеюсь. Он не герой моего романа. Надя, скажи честно, это Алексей Михайлович подослал тебя ко мне?

— С чего ты взяла? — сделала удивлённое лицо Надя.

— Догодалась. Видела вас вместе. Вы ведь говорили обо мне?

— Я, два года назад, тоже была девственницей — приехала в Москву с мечтою о светлом будущем, а меня, на первой сессии, Алексей Михайлович точно так же начал мурыжить с зачётом…Это ты живёшь в Москве, жируешь на папины деньги и даже не знаешь, как мы живём на перефирии. А у меня отец тракторист в совхозе, а мать доярка. И живу я не в шикарной генеральской квартире, а в институтской общаге. Да я тогда не только свою целку отдать — в жопу готова была дать, лишь бы не уезжать назад в свой задрипанный совхоз.

— Ну и как, дала в жопу?

— А ты как думаешь?

— Думаю, что дала.

— Можно подумать, что ты не дала.

— А я не дала.

— Не верю. Ещё ни одна не ушла от него не оттраханая в задницу.

— А я ушла не тронутой.

— Да ладно врать, подруга…

— Ты мне не подруга и никогда ею не будешь, — сказала Наташа и, повернувшись, пошла в аудиторию.

— Ну и хрен с тобой, — усмехнулась Надя. — Гордая сильно. Так тебе и надо — генеральская дочка…

— Алексей Михайлович, я беременна. Что мне делать?

— Ну…не знаю, сама решай, это твои проблемы, — пожал плечами преподаватель.

— Ну, как же…А вы?

— Если ты хочешь повесить на меня эту беременность, то у тебя ничего не получится. Почему ты думаешь, что это именно моя сперма зацепилась там? Может, ты ещё с кем-то трахалась?

— Что вы говорите!? — густо покраснев, вскрикнула Наташа. — Вы мой первый и единственный мужчина! Я только с вами, больше ни с кем…Это ваше семя проросло во мне. Алексей Михайлович, помогите мне…сделать аборт.

— Еремеева, я уже сказал тебе — это не мои проблемы. И вообще…выйди из кабинета и больше сюда не заходи.

— Хорошо, я уйду, — побледнев, тихо сказала Наташа. — Но, если вы мне не поможете, я напишу заявление в милицию.

— О чём напишешь? — усмехнувшись, спросил Алексей Михайлович.

— Напишу, что вы меня изнасиловали, — сказала Наташа и, поднявшись со стула, медленно пошла к выходу из кабинета.

— Ты что, угрожаешь мне!? — крикнул ей вдогонку преподаватель.

— Нет, предупреждаю…Вы знаете, где работает мой папа.

— Ах ты, сука, — прошептал Алексей Михайлович, вытирая зажатым в кулаке платком, вспотевший лоб. Не дай Бог, эта дура осуществит свои угрозы — тогда точно сяду в тюрьму, ведь ей нет ещё восемнадцати лет. Надо срочно что-то делать…

— Эдик, привет. Как жизнь молодая?

— Привет, Лёха. У меня всё прекрасно.

— Эдик, нужно одну девочку примерно наказать. Угрожать мне вздумала.

— Залетела, что ли?

— Залетела, — вздохнул преподаватель.

— Студенточка?

— Естественно. У меня других девочек нету.

— Да-а, неприятная история, — протяжно произнёс Эдик. — Откупись от неё. Бедные студентки за сотню всё проглотят.

— Эта не проглотит.

— Почему?

— Потому, что не нуждается в деньгах.

— Москвичка?

— Москвичка. Папа у неё крутой.

— Бизнесмен?

— Нет, генерал КГБ.

— Ни хрена себе! А ты уверен, что она от тебя забеременела?

— По срокам — всё сходится.

— По срокам, — усмехнулся Эдик. — Она могла тебе дать днём, а вечером дать другому. Вот и все сроки.

— Да хрен с ней, — вспылил Алексей михайлович. — Теперь это не так важно. Девочку надо поставить на круг.

— Да нет проблем — поставим. Будем её, как обычно?

— Да, только…без анального секса.

— А почему, без анального? Для пьяниц водка без пива — не пьянка, а для меня секс без анального секса — не секс.

— Эдик, если ты, своим огромным членом порвёшь ей жопу, её папа порвёт жопы нам. Ты этого хочешь? Лично я не хочу.

— Да и я не хочу. А ты её в задницу не трахнул что ли?

— Не трахнул, — буркнул Алексей Михайлович.

— Не узнаю тебя, дружище, — усмехнулся Эдик. — Ты же обычно всем девочкам обе целки ломаешь, а почему этой не сломал?

— Я предложил ей заняться анальным сексом, она отказалась, а помня о том, где работает её папа, настаивать не стал.

— Понятно. Ты Костику и Серёге уже сообщил о мероприятии?

— Сообщил. Вы втроём будете её трахать, а я буду весь процесс снимать на видеокамеру.

— Хорошо. А если она про нашу групповуху папе-генералу расскажет?

— Не расскажет. Видеосъёмка будет нашей страховкой. Я думаю, она не захочет огласки.

— Так, может, она и про анальный секс не расскажет?

— Эдик, я не хочу рисковать и тебе не советую. А если расскажет и докажет? Пойдёт в больницу и…Знаешь, Эдик, мне Москву на Магадан менять не хочется.

— Да, пожалуй, ты прав. Ладно, оставим её жопу нетронутой, — с явным сожалением вздохнул Эдик. — Девчонку будем колоть?

— Естественно. Готовь свой чудодейственный препарат. Вставишь ей двойную дозу.

— Ты что, рехнулся? А если у неё крышу сорвёт? Я за последствия не хочу отвечать.

— Не сорвёт.

— Под твою ответственность.

— Договорились.

— Да-а, первый раз буду трахать генеральскую дочку, — протяжно произнёс Эдик.

— Да, какая разница, генеральская дочь, или дочь доярки. Дырки у всех одинаковые, — усмехнулся преподаватель.

— Нет, не скажи. Голубая кровь, девочка из высшего общества, это придаёт процессу совокупления особый шарм. Хорошо, привози в субботу свою пациентку, мы её вылечим, — усмехнулся Эдик. — На всю жизнь запомнит…

— Я договорился с врачом, который сделает тебе аборт, — встретив Наташу в коридоре института, сказал Алексей Михайлович. — только операцию он будет делать не в больнице, а у себя на даче.

— Почему не в больнице? — насторожилась Наташа.

— Ты же не хочешь огласки? А в больнице потребуют от тебя все данные: имя, фамилию, год рождения, домашний адрес…

— Не дай бог, — прошептала побледневшая Наташа.

— Я тоже думаю, что огласка тебе не нужна. Так ты согласна сделать операцию не в стационаре, а на даче у врача?

— Согласна, — вздохнула Наташа. — У меня нет другого выхода.

— Выход всегда есть, надо только найти правильный, — усмехнувшись уголками губ, сказал преподаватель. Ты можешь в субботу отлучиться из дома на весь день?

— Смогу.

— Тогда встречаемся в субботу — в восемь утром у Большого театра.

— Хорошо, я приду, — сказала Наташа и, опустив голову, медленно пошла по коридору, а Алексей Михайлович смотрел ей вслед и усмехался…

— Проходите, милая девушка, — доброжелательно улыбнувшись Наташе, сказал мужчина в белоснежном халате. Меня зовут Эдуард Ефимович. Позвольте узнать ваше имя.

— Меня зовут Наташа.

— Очень приятно. Алексей Михайлович рассказал мне о вашей проблеме. Что поделаешь, многие в юности допускают ошибки, за которые потом приходится расплачиваться. Вы твёрдо решили избавиться от беременности?

— Да, твёрдо, — тихо, почти шопотом, сказала Наташа.

— Тогда разденьтесь и пройдите на кресло — я осмотрю вас, — сказал доктор. — Можете пройти за ширму.

— Пусть он выйдет, — сказала Наташа, кивком головы указав на преподавателя.

— Уважаемый, покиньте кабинет, — обращаясь к Алексею Михайловичу, сказал доктор.

Тот усмехнулся и молча вышел за дверь.

— Раздеваться полностью? — смущаясь и краснея, тихо спросила Наташа.

— Да, конечно, — сказал доктор и, склонившись над столом, начал что-то писать на листе бумаги.

Наташа разделась, несколько секунд постояла в нерешительности за ширмой, потом вышла и медленно направилась к стоящему посреди комнаты, гинекологическому креслу.

— Какая у вас замечательная фигура! — не удержался от восхищённого возгласа доктор.

— Спасибо за комплимент, — смутившись, тихо сказала Наташа.

— Это не комплимент, это констатация факта, — улыбнувшись, сказал доктор. — Ну, ложитесь в кресло, поднимите ноги и положите их на держаки. Наташа послушно исполнила все рекомендации врача и замерла в ожидании его последующих действий.

— Боли боитесь? — посмотрев Наташе в глаза, спросил врач.

— Боюсь, — честно призналась Наташа.

— Тогда я сделаю вам обезбаливающий укольчик, — сказал доктор и, взяв со стола шприц, подошёл к креслу…

…Наташа на несколько минут отключилась, а когда пришла в себя, увидела полностью обнажённого доктора, рядом с креслом, по обе стороны, ещё двоих обнажённых мужчин и…преподавателя с видеокамерой в руках. Поняв, что сейчас с ней произойдёт, Наташа попыталась подняться, но ей это не удалось — её руки и ноги были крепко привязаны к деталям кресла.

— Не бойся, девочка, это ассистенты, они будут помогать мне избавлять тебя от беременности, — улыбаясь, сказал доктор и направил свою возбуждённую плоть в её влагалище…

…Наташе чудилось, что она парит в бескрайнем воздушном океане, летит над пропастью и, тёплый ветер ласкает её обнажённое тело, и она, чтобы не упасть с огромной высоты вниз, усиленно машет крыльями. На самом деле он действительно парила в воздухе. Её обнажённую и уже оттраханную на гинекологическом кресле, несли в сауну четыре пары сильных мужских рук. Положили на спину, потом перевернули на живот и…началось безумие извращённого секса.

— Лёха, у неё задница…обалдеть можно…Ты, как хочешь, а я войду в неё, — пробормотал Эдик, раздвигая ладонями Наташины ягодицы.

— Эдик, не надо, — запротестовал преподаватель, но «доктор» уже потерял над собой контроль и ничего не слышал и не видел вокруг, кроме аппетитеной попки молоденькой девушки. Костик и Сергей подняли Наташу с постели и поставили её коленками на кровать. Наташа сопротивляясь, начала царапаться и даже попыталась укусить за руку Эдика, но получив от него удар по лицу, престала сопротивляться и заплакала, а когда Эдик начал вводить член в её анус, громко закричала и попыталась упасть на живот, но Костик и Сергей крепко держали её с двух сторон за талию и не позволили ей даже пошевелиться. Все трое, дрожа от возбуждения, смотрели на то, как сначала головка, а потом и ствол раздвигая сфинктер ануса рыдающей девушки, погружаются вглубь её тела…

…Потом Эдика сменил Костик, а Костика — Сергей, а преподаватель, с усмешкой на губах, снимал весь этот процесс на видеокамеру…

— Коля, у нас беда, — тихо сказала Наташина мать, подходя к мужу. — Наташа забеременела.

— Что!? — вскрикнул генерал, вскакивая с кресла. — Как, забеременела!?

— Ты что, не знаешь, как беременеют? — вновь тяжело вздохнула мать.

— От кого?

— Не говорит. Только плачет.

— Сколько уже времени?

— Пять недель…

— Где она?

— У себя в комнате.

Генерал быстрым шагом направился в комнату дочери, пинком открыл дверь, и закричал на испуганно сжавшуюся в комок Наташу: — «Ты!..Сучье племя! Позорить меня!..Генерала!..Говори, от кого ублюдка носишь!?»

— Не скажу, — прошептала Наташа, забравшись с ногами на кровать, и забившись в угол, смотрела оттуда испуганным взглядом на побелевшего от гнева отца.

— Убью…вместе с ублюдком! Застрелю!..

— Коля, успокойся, и не ори так, соседи могут услышать, — тихо сказала вошедшая в комнату мать.

— Соседи!..Да пусть слышат!..Пусть знают, как дети позорят своих родителей! Говори, с кем ублюдка нагуляла!?

— Коля, что ты всё — ублюдок, да ублюдок. Разве можно на дитя говорить такие слова.

— А ты что, не знаешь значение этого слова!? Дети рождаются у замужних женщин, а у блядей рождаются ублюдки! Ублюдок — у бляди!

— Дожился, родную дочь блядью обзывает.

— Я называю вещи своими именами, и если твоя дочь — блядь, так от этого факта никуда не денешься.

— Я не блядь! — закричала Наташа, и разрыдалась. — Меня изнасиловали!

— Изнасиловали!? Кто это сделал!? — продолжал кричать отец.

— Их было…четверо.

— О, Господи. Бедная девочка, — простонала мать, и заплакала.

— Перестреляю подонков, — скрипнул зубами отец.

— Папочка, не надо! — вскрикнула Наташа, и зарыдала ещё сильнее. — Пожалуйста, не надо…

— Да не буду я марать свои руки об всякую мразь, — вздохнув, и уже более тихим голосом, сказал отец. — Бери бумагу и ручку, и пиши заявление в милицию. Мы поступим по закону. Пиши заявление…

Наташа слезла с кровати, подошла к письменному столу, взяла лист бумаги и ручку, и принялась писать заявление…

…По заявлению Наташи на преподавателя института и его троих друзей было заведено уголовное дело. Все четверо на допросе отрицали свою вину, но при обыске на квартире Алексея Михайловича нашли несколько десятков видеокассет, на которых были запечатлены эпизоды группового секса с разными студентками. Была среди прочих кассет, обнаружена и кассета, где действующим лицом была Наташа Еремеева. Все четверо, под тяжестью улик, сознались, что имели с ней и другими девушками половые контакты, но при этом отрицали факт изнасилования.

— Всё происходило по согласию девушек, — говорили они, и следствие было вынуждено признать их правоту. На видеокассетах отчётливо было видно, с какой страстью и наслаждением девушки отдавались мужчинам, сначала занимаясь сексом с каждым по отдельности, а потом — в групповой оргии. Слова Наташи о том, что ей ввели в организм какой-то препарат, подавляющий её волю и лишивший её возможности сопротивляться, не нашли подтверждения, так как никаких психотропных и возбуждающих препаратов, а так же других наркотических средств ни в квартире Алексея Михайловича, ни в квартирах других фигурантов по делу об изнасиловании, найдено не было. Но, генерал Еремеев приложил титанические усилия для того, чтобы ни один из подонков, изнасиловавших его дочь, не ушёл от наказания, подключил все свои многочисленные связи в высших эшелонах власти, и все четверо сели на скамью подсудимых. Генералу этого показалось мало, и он навестил с дружеским визитом начальника СИЗО, и буквально через три дня после его посещения, всех четверых изнасиловали в камерах…

Глава 5. Рыцарь на белом коне

…Наташу положили в больницу, где ей сделали аборт и восстановили девственную плеву. Больше в институт она не вернулась, вместо неё туда отправился отец и забрал документы дочери. Два месяца Наташа провела в психбольнице, а после почти не выходила из дома, а когда объявили очередной приём в ВУЗы, подала документы в приёмную комиссию Московского Государственного Университета, успешно сдала вступительные экзамены и была зачислена студенткой первого курса экономического факультета. А почти через три года — в ноябре девяностого года, она познакомилась с капитаном Селивановым, который спас её от насильников…

…В тот день Наташа допоздна задержалась в институтской библиотеке — готовилась к сессии. На автобусную остановку она подошла уже затемно. На вишнёвые «Жигули» девятой модели, остановившиеся напротив, даже не обратила внимание, продолжала смотреть в ту сторону, откуда должен был подойти автобус.

— Девушка, вам куда надо ехать? — приоткрыв дверцу машины, спросил парень, сидевший на первом сидении.

Наташа посмотрела на него и, ничего не ответив — отвернулась.

— А почему ты такая не вежливая? Почему не отвечаешь, когда тебя спрашивают? — вновь спросил парень.

— Я с незнакомыми мужчинами не разговариваю, — мельком взглянув на него, сказала Наташа.

— Так давай познакомимся, — ухмыляясь, сказал парень и выйдя из машины, направился к Наташе. Она побледнела и начала отступать назад.

Капитан Селиванов на своей старенькой белой «копейке» проезжал мимо автобусной остановки. Его внимание привлекла группа молодых людей — трое парней и девушка о чём-то оживлённо разговаривающих возле вишнёвой «девятки». Подъехав поближе, он услышал грубую мужскую речь.

— Садись в машину и не ори, если не хочешь, чтобы я из тебя отбивную котлету сделал, — ругался здоровенный, как трёхстворчатый шкаф парень, прижимая плачущую девушку к капоту машины. — Ещё чего-то ломаешься — сучка валютная. За «баксы» с черномазыми трахаешься, а за родные рубли не желаешь?

— Я не шлюха, вы меня с кем-то спутали! — вскрикнула девушка, отчаянно отбиваясь от парня. Двое других парней стояли рядом и с усмешкой наблюдали за происходящим.

— А может, тебе в салоне машины не нравится? Тогда давай на капоте, — ухмыляясь, сказал «шкаф», сдёрнул с её плеч дублёнку, легко, как пушинку, поднял, уложил грудью на капот и задрал до пояса подол её юбки.

— Ни хрена себе! — воскликнул «шкаф», сдёрнул с её бёдер колготки и ухватился ладонью за одну из ягодиц. — Пацаны, гляньте, какая классная жопа у этой тёлки! Ну, кто первый хочет загулять туда?

— Не надо! Умоляю, не надо! — закричала девушка и зарыдала в голос.

— Эй, половые гангстеры, оставьте девушку в покое! — остановив машину и открыв дверцу, крикнул Селиванов.

Все трое насильников на мгновение замерли, потом, увидев, что он в машине один, осмелели.

— Помогите! — увидев человека в форме, крикнула девушка.

— Заткнись, падла, — зажимая ей рот рукой, прошипел «шкаф». — А ты, служивый, не впрягайся и езжай отсюда, а то…

— А то что? — с улыбкой спросил Селиванов.

— Уделаем тебя тут, как бог черепаху, — злобно процедил сквозь зубы «шкаф». — Чтобы потом больше не ломал людям кайф.

— Какие же вы люди, — выходя из машины, усмехнулся Селиванов. — Вы скоты.

— Ты, урод, уже достал меня! — взревел взбешённый амбал и, оттолкнув от себя девушку, кинулся на офицера.

Легко уклонившись от удара, Селиванов нанёс нападавшему короткий, резкий удар по кадыку. «Шкаф» с хриплым стоном осел на мокрый асфальт. Второго офицер вырубил ударом ноги в лицо. Третий, испуганно озираясь по сторонам, счёл за благо ретироваться.

— Падла, ты покойник, — простонал один из поверженных парней. — Мы тебя найдём…

Из-за поворота выехала милицейская машина с мигалкой, и тут же к автобусной остановке подошёл автобус. Селиванов взял рыдающую девушку за руку и, буквально потащил её к своей машине. Усадив её в салон, сел за руль и машина сорвалась с места…

— Меня зовут Александр, — отъехав с полкилометра от автобусной остановки, сказал Селиванов.

— А меня — Наташа, — тихо сказала всё ещё всхлипывающая девушка. — Спасибо, вы спасли меня от подонков. Где вы так здорово научились драться?

— Нас этому учат.

— Вас хорошо учат, — улыбнувшись сквозь слёзы, сказала Наташа.

— Да, хорошо, — согласился с ней Селиванов.

Подъехав прямо к подъезду указанного спасённой им девушкой дома на Кутузовском проспекте, Селиванов заглушил мотор.

— Я пойду, уже поздно, — сказала Наташа и приоткрыла дверцу машины. — Ещё раз спасибо вам за всё.

— Мы с вами ещё встретимся? — спросил Селиванов, осторожно дотрагиваясь рукой до плеча девушки.

— Хотите, я вам дам номер моего телефона?

— Хочу.

— Тогда запишите.

— Говорите, я запомню.

— Запомните столько цифр? — недоверчиво посмотрев на него, спросила Наташа.

— Запомню. Диктуйте.

— Вас и этому учили — запоминать длинный ряд чисел?

— Учили, — улыбнулся Селиванов.

— Александр, простите за нескромный вопрос. Вы женаты?

— Нет.

— А сколько вам лет?

— Тридцать.

— А почему до сих пор не женаты?

— Так получилось.

— Не хотите говорить?

— Ну, почему же? Просто…так сложилась моя жизнь. Да и…не встречал раньше такую красивую девушку, как вы.

— Я пойду, позвоните мне завтра часов в шесть вечера, — сказала Наташа и, поцеловав в щёкусвоего спасителя, рывком открыла дверцу, выпорхнула из машины, и побежала к своему подъезду. Спустя несколько минут, она исчезла за дверью, а Селиванов долго ещё сидел в машине, тупо уставившись на равнодушно подмигивавший приборный щиток, и никак не мог прийти в себя от этого короткого, но такого горячего девичьего поцелуя…

… — Я думала, что мы больше не увидимся, — сказала Наташа, садясь в машину Селиванова. — Целую неделю вы не звонили и никак не подавали о себе знать.

— Простите, Наташа, я был очень занят.

— Я не обижаюсь и очень рада, что мы опять встретились, — покраснев, тихо сказала Наташа.

Селиванов взял её маленькую руку и начал её гладить, а потом поднёс к губам и поцеловал. Почувствовав, как бешено заколотилось сердце, он понял, что по уши влюбился в эту красивую девушку. А ведь он её совершенно не знает. Ничего не знает про неё, кроме имени, номера телефона и того, что она студентка. Наташа положила ладонь на склонённую перед ней голову мужчины и погладила его по волосам. Селиванов поднял голову, посмотрел ей в глаза, обнял за плечи и впился губами в её податливые, мягкие губы, а его рука нырнула девушке под юбку.

— Нет…не надо…не здесь, — вцепившись мёртвой хваткой в сильную мужскую руку, простонала Наташа. — Поедем ко мне…сегодня родителей нет дома…

…На небольшом столике, стояли две полупустые бутылки с «Мартини», и «Наполеоном», между бутылками стояла ваза с фруктами, в блюдце лежали дольки лимона в сахаре, стояли несколько мелких тарелок с ломтиками ветчины и колбасы. Наташа держала в руке бокал и задумчиво смотрела сквозь него на свет. Мысленно, она вновь и вновь переживала то, что сегодня с ней произошло. И, чем больше она об этом думала, тем больше ей хотелось продолжения, и тем больше она возбуждалась. На ней не было ничего, кроме трусиков — зачем одеваться, если ждёшь продолжения наслаждения.

«Вот и второй раз меня лишили девственности. Я даже не предполагала, что и восстановленная плева будет кровоточить, да так сильно», — подумала Наташа.

Селиванов вышел из ванной комнаты, неслышно подошёл к сидевшей на ковре, возле кровати, Наташе, и опустился рядом. На нём тоже был минимум одежды — только плавки.

— Саша, я хочу, чтобы тебе сегодня было хорошо и приятно со мной. Ты, не разочарован, что я оказалась такой доступной? В первый же вечер отдалась тебе, — потупив взор, тихо спросила Наташа.

— Я не разочарован, я счастлив и благодарен тебе за всё: за твоё доверие, за твои ласки, за твою нежность. Ты девушка моей мечты.

— Ты мне очень нравишься, — прошептала Наташа, и потянулась к нему с поцелуем. Глаза её закрылись — она ждала. Селиванов взял из её рук бокал, который она всё ещё держала в руках, и осторожно поставил его на столик, потом прикоснулся губами к её полуоткрытым, припухшим от длительных поцелуев, губам. Она обвила руками его шею и ответила на поцелуй…

…Утром Наташа проснулась раньше, быстро приготовила лёгкий завтрак и стала будить мужчину, с которым провела ночь, словами: — Вставайте, граф, вас ждут великие дела.

Селиванов открыл глаза, улыбнулся и потянулся к ней с поцелуем.

— Если хочешь, можем сегодня вечером опять встретиться, — отвечая на его поцелуй, сказала Наташа. — А сейчас поднимайтесь, товарищ капитан, мне уже надо уходить — опаздываю в институт.

— Слушаюсь, — с улыбкой сказал Селиванов и, быстро поднявшись, начал одеваться…

— Дочка, приглашай своего гостя к столу, — постучав в дверь комнаты дочери, и чуть приоткрыв её, сказала Наташина мать.

— Сейчас, мама, мы уже идём! — крикнула Наташа, вскакивая с колен Селиванова и, натянув на бёдра приспущенные трусики, начала торопливо поправлять на себе одежду.

— В самый неподходящий момент, — разочарованно вздохнул Селиванов. — Ещё бы несколько минут…

— Ну, что поделаешь? Не успели, — вытирая приготовленной заранее тряпочкой мокрую промежность, дрожащим голосом проговорила Наташа. — Но у нас ещё весь вечер впереди.

— И ночь? — с интонациями надежды в голосе, спросил Селиванов.

— Нет, дорогой, на ночь не рассчитывай, у меня отец насчёт этого очень строгий, до свадьбы не разрешит остаться тебе на ночь. Пошли, Саша, попробуешь мамино фирменное блюдо. Уверена, что ты такого ещё не пробовал. Только не забудь ширинку застегнуть, — тихонько засмеявшись, сказала Наташа…

… — Предлагаю выпить по маленькой, за знакомство, — предложил Наташин отец и потянулся к бутылке с яркой этикеткой. — Этот напиток я бы настоятельно советовал вам отведать. «Джонни Уокер» двенадцатилетней выдержки. Напиток для настоящих мужчин. Я привёз его из Франции, хотя он производится в другой стране. Если я правильно понял, ты пришёл просить руки нашей дочери?

— Я люблю Наташу и прошу у вас, её руки, — поднявшись, сказал Александр.

— Да ты сиди, капитан, чего вскочил? — с удивлением посмотрев на Селиванова, сказал генерал. — Мы не на строевом смотре.

За столом на несколько секунд воцарилась тишина.

— Ну а ты, дочка, что скажешь? — нарушив затянувшуюся паузу, спросил отец и посмотрел на дочь.

— Я тоже люблю и согласна выйти за него замуж.

— А как же институт? Тебе учиться ещё четыре года.

— Институт не брошу.

— Ну, если вы так любите друг друга…мы согласны.

— Берегите её, Саша, — тихо сказала мать. — Она у нас единственная дочь, наша радость и надежда. И всегда помните и цените то, что она вам досталась девственницей, ведь мы так берегли её честь для будущего мужа.

— Мама!!! Ну, зачем ты!? — резко поднявшись из-за стола, закричала Наташа и из её глаз брызнули слёзы.

— Прости дочка, — вздрогнув от её крика, сказала мать и тоже заплакала.

— Екатерина Марковна, вы успокойтесь и не переживайте, я всегда буду помнить, что ваша дочь досталась мне девственницей, — посмотрев на будущую тёщу, а потом на будущую жену, сказал Селиванов.

Наташа бросила на него короткий взгляд и, густо покраснев, опустила глаза…

…Они поженились через два месяца после столь неожиданного знакомства — в январе девяносто первого года. Четыре года Наташа и Александр Селивановы прожили счастливо. Всё рухнуло в январе девяносто пятого года, когда майора Селиванова направили в командировку в город Грозный. Оттуда он вернулся без обеих ног и без половых органов — подорвался на мине. А через год и десять месяцев — десятого ноября девяносто шестого года, Селиванов погиб во время посещения Котляковского кладбища. Сработало взрывное устройство заложенное возле могилы воина-афганца…

Глава 6. Очень близкие подруги

…Наташа и Надя встретились совершенно случайно в начале ноября девяносто шестого года. Наташа выходила из своего магазина, а Надя в это время проходила мимо.

— Наташа! Привет! — радостно вскрикнула Надя.

— Здравствуй, — без особой радости в голосе, сказала Наташа.

— Сколько же мы с тобой не виделись? Лет девять?

— Да, почти девять.

— Прекрасно выглядишь.

— Ты тоже.

— Как живёшь? Замужем?

— Замужем. У меня двое детей.

— Здорово! А муж красивый?

— Красивый, — вздохнув, тихо сказала Наташа.

— А чего вздыхаешь?

— Инвалид у меня муж. Был офицером, служил в спецназе. Отправили в командировку — в Чеченскую республику, а оттуда вернулся без обеих ног.

— О, Господи, — тихо произнесла Надя. — И давно это произошло с ним?

— В январе девяносто пятого.

— Ужас. Так он уже почти два года с постели не встаёт?

— Встаёт. Ходит на протезах…

— А как же вы…в постеле?

— У нас всё хорошо.

— Так он же без ног.

— В этом деле ноги не главное.

— Логично, — улыбнулась Надя. — Ты работаешь?

— Работаю.

— Где?

— А вот в этом магазине, — кивнув головой на дверь, сказала Наташа.

— Продавцом?

— Нет, это мой магазин.

— Твой!? — удивлённо воскликнула Надя. — Ты хозяйка этого магазина!?

— Я хозяйка фирмы. У меня есть ещё два магазина.

— Поздравляю. Папа-генерал помог с бизнесом?

— Папа умер в августе девяносто первого года.

— Извини, я не знала.

— А как ты живёшь? — первой нарушив затянувшуюся паузу в разговоре, спросила Наташа.

— Живу. Была замужем, теперь в разводе. Шесть лет назад выскочила за еврея и уехала с ним в Израиль. А три года назад разошлась со своим придурком и вернулась.

— Почему?

— Да ну его. Он в этом Израиле совсем умом тронулся. Представляешь — стал религиозным — надел кипу и отрастил пейсы. Жить стало с ним совсем невозможно. В субботу в доме, как на кладбище — полнейшая тишина. Дажё пёрнуть громко запрещается. В общем, терпела я три года, потом собрала чемодан и улетела. Нечего в Израиле делать молодой, красивой русской женщине. Тем более — блондинке. Принимают там нас за проституток.

— Ты работаешь?

— Работаю.

— Бухгалтером?

— Нет, оператором в турфирме.

— А почему не по специальности? Ты же институт закончила. Дипломированный специалист.

— Да кому он нужен — мой диплом? Валяется где-то в шкафу.

— Я могу предложить тебе работу в моей фирме.

— Что я буду делать в твоей фирме, за прилавком стоять?

— Зачем, за прилавком? У меня вакантная должность главного бухгалтера.

— И ты предлагаешь мне занять эту вакансию?

— Предлагаю.

— Надо подумать.

— Подумай. Суток тебе хватит для раздумий?

— Хватит. Наташа, может зайдёшь ко мне? Я тут рядом живу.

— Не могу, у меня совершенно нет свободного времени. Я на работе с девяти и до…бесконечности, дома дети и муж-инвалид. Они меня почти не видят.

— Хоть на полчасика. Посидим, поговорим, вспомним институт.

— Нечего мне вспоминать, я проучилась в том институте всего полгода.

— Наверное, ты до сих пор обижаешься на меня за ту подставу с Алексеем Михайловичем? У меня тогда не было другого выхода — если бы я не поставляла ему девочек-целочек, он бы выгнал меня из института. А мне так хотелось учиться именно в этом институте.

— Да, ладно, всё уже быльём поросло — столько лет прошло, — махнула рукой Наташа.

— Так ты простила меня?

— Простила.

— Тогда, может, всё-таки зайдёшь?

— Надя, честное слово, у меня совершенно нет времени.

— Хоть на полчасика.

— Ну, если только на полчасика.

— На полчасика — не больше, — обрадовалась Надя и, взяв Наташу за руку, буквально повела её за собой…

— Давай выпьм за встречу, — предложила Надя и, подойдя к серванту, открыла барное отделение, взяла оттуда бутылку коньяка, из посудного отделения — две хрустальные рюмки, достала коробку шоколадных конфет и всё это принесла к столу.

— Давай выпьем, — согласилась Наташа.

— Я так рада, что встретила тебя, — сказала Надя и, разлив янтарный напиток по рюмкам, подняла свою. Наташа тоже подняла рюмку. Выпили, закусили, вновь наполнила рюмки. Выпили…Наконец, вышли из-за стола и сели рядышком на диван.

— Наташа, неужели это правда, что у тебя, кроме мужа, не было мужчин?

— Правда.

— Я, конечно не Станиславский, но произнесу его знаменитую фразу: «Не верю».

— Можешь не верить, — пожала плечами Наташа. — Я не собираюсь тебе это доказывать.

— А у меня было много мужчин. Ты знаешь, каждый раз, отдаваясь новому мужчине, я испытываю новое наслаждение. Я вообще испытываю огромное наслаждение от секса, а новый партнёр меня всегда по-новому волнует и возбуждает. Каждый новый мужчина, как новая книга — её интересно читать, а если сюжет понравился, перечитываешь по нескольку раз. Так и с мужчинами — есть такие, с которыми попробуешь один раз, и больше к нему не тянет, а есть такие — очень интересные, горячие и страстные и, испытав с ним наслаждение в первый раз, хочется отдаться ему ещё, ещё, и ещё…

Мне нравится заниматься сексом с молодыми холостыми мужчинами, но от секса с женатыми мужчинами я тоже не отказываюсь. Кстати — о женатых мужчинах. Ты знаешь, что все женатики подразделяются на три основных вида?

— Впервые слышу. А какие это виды?

— «Крестоносец», «Пчёлка» и «Молчун».

— Странные названия.

— Ничего странного. «Крестоносец» — это тот, который несёт свой крест. Он постоянно жалуется на несчастливую семейную жизнь, на плохую жену, на проблемы на работе, на свои болезни — но из семьи не уходит: детей надо на ноги поставить, родители не одобрят, шеф — отец жены, не простит. Он говорит, что нашел в тебе то, что всю жизнь искал: понимание, чуткость и так далее…Сделав грустные глазки, полушепотом: Ты, словно райский остров, на котором моя душа находит умиротворение… Слезы о несбывшейся мечте перемешиваются с поцелуями…

Конечно, тебе стало его жалко — бедняжка столько вынужден нести на своих плечах… Ты, наверное, и платочек с собой таскаешь — слезки скупые мужские утереть в нужный момент. И при этом надеешься, что таким способом приберешь его к рукам? Ничего не выйдет. Во-первых, жена его даже не подозревает о том, что он «безмерно страдает». Во-вторых, он всегда накормлен, одет и обут, естественно, жена постаралась. В-третьих, он никогда ничего не изменит в своей жизни, он просто не решится, да и не нужно ему все это — зачем менять шило на подозрительное мыло? Но даже если жена — самая что ни на есть стерва, он все равно не разведется. Почему? Наверное, сила привычки или что-либо еще, но одно точно: об этом мужчине тебе нужно сразу же забыть и не тратить свои драгоценные годы!

«Пчелка» летает с цветка на цветок, из одного улья в другой… Открытый, улыбчивый, добрый, спокойный, ненастойчивый — если ты не пойдешь на сближение, добиваться тебя не станет. Ценит легкость в отношениях, необременительность, но питает беспредельную слабость к романтическим порывам. Правда, как только романтический порыв исчерпывает себя, «пчелка» отрезвляется, и пускается на поиски нового неземного объекта. Очень даже возможно, что имеет в арсенале не только нынешнюю жену, но и десяток бывших. Лавина комплиментов, искрящиеся глаза, миллион алых роз тебе под ноги, его ревность — фейерверк страстей налицо. Конечно, он завораживает тебя. Он тебе не просто нравится, ты, наверное, уже думаешь, что не протянешь без него и двух дней?

Не торопись со штампами! «Пчелка» не подходит для семейной жизни, его лучше использовать для романа протяженностью недели две, но полного накала страстей и отсутствием угрызений совести. Он считает своим долгом играть мачо перед любой особью женского пола — ну и что, что она ему в бабки годится, главное — женщина! Ты же не собираешься стать двадцать первой бывшей женой?

А «Молчун» — постоянно молчит. Он практически не говорит о себе. Он внимательно с неподдельным интересом слушает, причем именно тебя. Всегда спрашивает о том, как у тебя обстоят дела, что нового произошло за день. Только не нужно обсыпать его всеми подробностями, всеми деталями, всеми проблемами своей жизни. Да, «молчун» слушает внимательно, но, как только ты предстанешь перед ним как на ладони, все твои недостатки и достоинства откроются его взору — он потеряет к тебе интерес. Этот мужчина перспективен — он может развестись ради тебя, но его нужно к этому подтолкнуть. Подтолкнуть не своей прозрачностью, оголенным до невозможности «я», а недосказанностью, тайной. Ему будет трудно оторваться от тебя, если его постоянно держать в напряжении — током бить не надо! Необходимо быть таинственной Незнакомкой, причем тайн должно быть много, чтобы неожиданно не закончились. То есть, не нужно постоянно выкладывать на стол все свои карты. Пусть присутствует недосказанность, тогда в борьбе за его развод дело останется за малым.

— Откуда ты всё это знаешь? — удивлённо спросила Наташа. — Прямо готовая диссертация о женатых мужчинах.

— Интересовалась, потому и знаю, — засмеялась Надя. — Рекомендую и тебе взять на вооружение мои знания.

— Мне эти знания ни к чему. Я не собираюсь заводить интрижки, ни с женатыми, ни с холостыми мужчинами.

— А с женщинами? Секс с женщиной не считается изменой мужчине.

— А я уверена, что это измена. Не такая явная, как с мужчиной, но всё-равно — измена.

— Нет проникновения во влагалище мужской плоти, значит и измены нет.

— А ты была с женщинами?

— Была. И неоднократно. Мне нравится заниматься сексом с женщинами.

— Почему?

— Потому, что женщины ласковые и нежные. Тебе неравится, когда тебя ласкают?

— Нравится.

— А мне нравится ласкать, — сказала Надя и, проведя горячей ладонью по внутренней стороне Наташиного бедра, коснулась пальцами её лобка.

— Надя, не надо, я не хочу! — вскрикнула Наташа и вцепилась рукой в руку подруги.

— Хочешь. У тебя там уже всё мокрое, — почувствовав пальцами, как быстро намокает тонкая ткань Наташиных трусиков, прошептала Надя и начала укладывать её спиной на диван.

— Наденька, а это правда…не измена? — прерывистым шёпотом спросила Наташа.

— Клянусь, что не измена. Приподними попку, я сниму с тебя трусики…

— Ну, ты меня удивила, подруга. У тебя такой бешеный темперамент. Я думала, ты своими громкими стонами переполошишь всю округу.

— Это ты, своими ласками, довела меня до экстаза, — прерывисто дыша после только что пережитого оргазма, проговорила Наташа. — Надя, ты никому не расскажешь?

— Клянусь, никто об этом не узнает. Это будет наша тайна.

— Да…наша тайна…

— Тебе понравилось со мной?

— Понравилось. Не думала, что заниматься сексом с женщиной так приятно.

— А с кем приятнее — со мной, или с мужем? — лукаво улыбаясь, спросила Надя.

— Мы с мужем уже почти два года не спим вместе.

— Как — два года!? — удивлённо воскликнула Надя. — Ты же сказала, что в сексе ноги не главное и вы каждую ночь…

— Я соврала. Он не может…у него, в этой Чечне, не только ноги оторвало…у него и половые органы…полностью…

— Господи, Наташка, да как же ты столько времени без секса! С ума можно сойти!

— Я мастурбирую.

— А муж?

— А муж смотрит. Я перед ним…а потом он меня…пальцами…

— Пальцами и языком хорошо начинать любовные игры, но потом хочется глубокого проникновения.

— Хочется. Поэтому я пользуюсь фаллоимитаторами.

— Я тоже иногда пользуюсь игрушками, но ощущать во влагалище живой член намного приятнее, чем искусственный.

— Согласна с тобой, но у меня нет альтернативы.

— Есть альтернатива. Тебе стоит только вильнуть своей шикарной задницей и у твоих ног тут же окажется десяток мужчин. Выбирай любого и трахайся с ним на здоровье.

— Я поклялась мужу, что никогда не изменю ему.

— Ты поклялась здоровому мужу, а не инвалиду.

— Он же не виноват, что с ним произошло это несчастье.

— И ты в этом не виновата.

— Не виновата.

— Твой муж ничего не узнает.

— Узнает. Я не смогу скрыть…не смогу.

— Это будет ещё одна наша тайна.

— Нет, не уговаривай меня. Я не нарушу данное мужу слово.

— Но ты же хочешь.

— Надя, не мучай меня, — простонала Наташа.

— Ты сама себя мучаешь. Сознайся, ведь хочешь, чтобы тебя трахнул мужчина.

— Хочу. Если бы ты знала, как тяжело сдерживать себя, когда внутри бушует пламя страсти, когда находишься в окружении мужчин, которые буквально раздевают взглядами. Я физически чувствую, как их взгляды пробираются под мою одежду, под бюстгальтер и в трусы, как ощупывают меня всю, а я это чувствую и реально ощущаю, как каменеют соски на грудях, как раскрываюся половые губки и начинают вытекать соки. Уже почти два года я терплю эти адские муки. Я, по несколько раз в день, меняю прокладки, закрываюсь на ключ в своём кабинете и трахаю себя фаллоимитаторами. Мои «мальчики» постоянно со мной: в кабинете, в машине, дома и на даче. Они и сейчас со мной — в моей сумочке.

— Господи, подружка, врагу не пожелаю такую судьбу. Ну зачем ты издеваешься над своим телом? Я преклоняюсь перед твоей любовью к инвалиду, но не понимаю твоего самопожертвования.

— Я уже сказала тебе, могу повторить ещё раз — я не буду изменять мужу. Пока он жив, я не лягу под другого мужчину. Всё, Надя, я побежала домой, и так задержалась у тебя долго.

— Ты завтра придёшь?

— Приду. После работы, часов в семь. А моё предложение ты всё-таки обдумай и завтра дашь ответ. Надеюсь, он будет положительным. Мне очень нужен главный бухгалтер, — сказала Наташа и, поднявшись с дивана, направилась в прихожую.

— Подожди, не уходи, — остановила её Надя. — Ты говоришь, что пользуешься фаллоимитаторами.

— Пользуюсь.

— Я недавно была в Швеции и привезла оттуда «мальчика». Хочешь, покажу?

— Покажи.

Надя направилась к платяному шкафу, вытащила оттуда свёрток, вернулась назад и протянула его Наташе.

— Ничего себе, «мальчик»! — удивлённо вскрикнула Наташа, увидев большой искусственный фаллос чёрного цвета. — Какой он большой!

— Ну, ни такой уж он и большой, я там в секс-шопе видела экземпляры намного длиннее и толще этого. А выбрала я именно этот фаллоимитатор по рекомендации продавца, она сказала, что эта модель пользуется большой популярностью у женщин всех возрастов. В инструкции написано, что это самый лучший искусственный член для тех, кто любит фалоимитаторы больших размеров. Его ствол изготовлен из скользящего латекса с выраженными венами и увеличенной в диаметре, головкой. Длина изделия — двадцать пять, диаметр — четыре с половиной, а головки — пять сантиметров. Погрузив его во влагалище — достигнешь вершины блаженства и получишь огромнейшее сексуальное наслаждение.

— С ума сойти, — прошептала Наташа.

— Хочешь попробовыать его?

— Нет, Надя, он очень длинный и толстый. Я пользуюсь фаллоимитаторами, которые значительно короче и тоньше этого.

— Так никто не заставляет тебя засовывать его полностью. Сама будешь регулировать глубину погружения.

— А как я буду регулировать толщину? Он мне влагалище разорвёт.

— Наташка, чего ты придуриваешься? Да, у тебя узенькое влагалище, в чём я только что убедилась, но ты уже дважды рожала, знаешь, до какой степени могут раздвигаться стенки влагалища.

— Знаю, но то во время родов…

— Ну, не хочешь — не надо, — пожала плечами Надя. — Чего я тебя уговариваю? Сама буду пользоваться.

— А ты его уже пробовала?

— Нет, не пробовала. Видишь, он в упаковке.

— Я никогда не пробовала фаллоимитаторы такого большого размера, да ещё чёрного цвета. А сейчас держу в руках и…меня это сильно возбуждает, — проведя ладонью по стволу и погладив головку, тихо сказала Наташа.

— А меня трахали негры. Между прочим — шикарные партнёры. С большими членами и бешеным темпераментом.

— Я давно хочу попробовать, да всё не решаюсь.

— Негра? — встрепенулась Надя. — Так у меня есть знакомые чёрные мальчики. Живут здесь — в Москве.

— Нет, что ты!? — вскрикнула Наташа. — Я не про негров говорю, а про большой член. Надя, продай мне этого «мужчину», назвать его «мальчиком» у меня не поворачивается язык.

— Так, всё-таки он понравился тебе? — лукаво улыбаясь, спросила Надя.

— Впечатляет, — смутившись, сказала Наташа.

— Я не буду продавать тебе этого красавца, а в знак нашей любви и дружбы дарю тебе его.

— Спасибо, Надленька, теперь я твоя должница. Проси у меня всё, что захочешь, я выполню любое твоё желание.

— Любое? — пристально посмотрев на подругу, переспросила Надя.

— Любое…в рамках разумного, — секунду подумав, сказала Наташа.

— Ловлю тебя на слове.

— Не надо меня ловить, я всегда выполняю свои обещания.

— Завтра расскажешь о своих ощущениях?

— Расскажу.

…Дома, закрывшись в ванной комнате, Наташа развернула упаковку, взяла флакон со специальной смазкой, тщательно смазала свою вагину и фаллоимитатор, села на бортик ванны лицом к зеркальной стене и принялась водить фаллоимитатором между ног, раздвинула пальцами половые губки и направила головку во влагалище. Из её груди вырвался тихий стон.

— О, Боже…глазам своим не верю…вошёл. Как плотно и как глубоко, — дрожащими губами прошептала Наташа, увидев в зеркале, что фаллоимитатор более, чем на две трети своей длины вошёл в её влагалище.

…Постепенно дыхание её становилось всё более прерывистым, а стоны громче и продолжительнее. Кончая, Наташа, чтобы не закричать, вцепилась зубами в большое махровое полотенце…

— Это было что-то невероятное, запредельное, из области фантастики. Я испытала такой восторг и такое неземное наслаждение, что чуть до обморока не дошла. Спасибо тебе, красавчик, за доставленное удовольствие. Теперь ты будешь моим любовником. А тех «мальчиков», с которыми была до тебя — всех выброшу, — прошептала Наташа, затем тщательно помыла фаллоимитатор тёплой водой с шампунем, поцеловала головку и нежно погладила ладонью ствол, наполнила ванну водой и полностью погрузилась в тёплую, ароматную пену…

…Как и обещала, на следующий день Наташа пришла на квартиру к подруге. Нажала на кнопку дверного звонка и замерла в ожидании. Надя подошла к двери, посмотрела в глазок и открыла дверь.

— Вот, пришла, — потупив взор, тихо сказала Наташа. — Только…я не на долго.

— Тогда, пойдём сразу в спальню? — впустив подругу в прихожую, спросила Надя.

Наташа покраснела и утвердительно кивнула головой…

Глава 7. На Земле нет тебя прекраснее!

— Виктор Сергеевич, у вас не дом, а настоящий дворец! — закончив осмотр дома, с восхищением воскликнула Наташа.

— Мне самому очень нравится этот дом. Я купил его три года назад. Тогда это был двухэтажный дом, более похожий на дачу. Я решил перестроить его, нанял архитектора и строительную фирму, и вот что в итоге получилось.

— Получилось очень красиво и уютно. А бассейн — это вообще чудо!

— Вы ещё не осмотрели третий этаж.

— А что там — на третьем этаже?

— Спальни. Хотите посмотреть?

— Хочу, — покраснев, тихо сказала Наташа.

— Тогда, пойдёмте, — сказал Виктор и, взяв её за руку, повёл к лестнице ведущей наверх…

— Виктор Сергеевич, почти месяц назад я взяла кредит в вашем банке, через три дня надо его погашать, а у меня…проблемы. Если можно, продлите срок погашения кредита ещё на месяц.

— Я пригласил вас к себе в гости, а финансовые дела я решаю в своём рабочем кабинете, в офисе банка.

— Извините…

— Ну, если вы уже коснулись этой темы, то скажу, что почти месяц я внимательно наблюдал за вашими титаническими усилиями выдержать этот мощный пресс, под который попала ваша фирма. Финансовое положение у вас — катастрофическое, долгов на триста тысяч долларов и, поскольку вы не в состоянии рассчитаться по долговым обязательствам, вашу фирму подвергнут процедуре банкротства и выставят на торги. Из-за дефолта, несколько сотен таких же маленьких фирм, как ваша, уже прекратили своё существование, а некоторые доживают последние дни. Я вас предупреждал, что кредит, который вы взяли, не спасёт вашу фирму.

— Да, предупреждали, — опустив голову, тяжело вздохнула Наташа.

— Так оно и случилось. Но я готов ещё раз помочь вам.

— Ещё раз!? — встрепенулась Наташа и в глазах её сверкнул лучик надежды. — Это правда?

— Правда. И, запомните на будущее — я всегда говорю правду и никогда не меняю своих решений. Я дам распоряжение, чтобы вам выдали кредит — триста тысяч долларов. Используйте его на погашение долгов. А на будущее, я хочу предложить вам своё покровительство и тем самым оградить фирму от последующих потрясений. Я предлагаю вам войти в мою корпорацию. Фирма сохранит своё название, вы по-прежнему, будете там хозяйкой, сохранится контингент служащих, сохранится счёт в банке. Всё останется на своих местах, изменится только статус фирмы. Кроме всего прочего, вы ещё станете членом Совета директоров корпорации «Антей». Подумайте над моим предложением, посоветуйтесь со своими специалистами, и если надумаете — приходите со своим главным бухгалтером и юристом.

— Я посоветуюсь…

— Ну и прекрасно. А сейчас я предлагаю выпить по рюмке коньяка — на брудершафт, чтобы перейти на «ты». Ведь мы уже знаем друг друга почти месяц. Вчера я был у вас в гостях, а сегодня вы у меня. Да и не такие уж мы старые, чтобы обращаться друг к другу на «вы», — сказал Виктор и наполнил коньяком рюмки.

— Давайте выпьем, — согласилась Наташа и подняла свою рюмку.

Скрестив руки, они выпили. Губы Виктора прижались к её губам и Наташа едва не вскрикнула, почувствовав, как словно электрический разряд пронзил всё её тело, вызвав сокращение грудных, брюшных, ягодичных мышц. Её ноги задрожали, стали ватными и, чтобы не упасть, она прижалась ягодицами к кромке стола. Хрустальная рюмка выпала из ослабевших пальцев и, упав на пол, разбилась на мелкие осколки. Вздрогнув, Наташа открыла глаза и тихо проговорила: — Боже, я уже пьяная, даже рюмку не удержала в руках.

— Это к счастью, — сказал Виктор.

— К счастью? Господи, я уже перестала надеяться на счастье, — вздохнула Наташа. — Меня оно обходит стороной…

— Говорят, что надежда умирает последней.

— Да, так говорят. Виктор Сергеевич, вы второй раз спасаете мою фирму от банкротства. У меня, кроме тела больше ничего нет, чем бы я могла отблагодарить вас за вашу доброту, — покраснев и смущённо опуская глаза, тихо сказала Наташа.

…Вечернее платье, соскользнув с её плеч, с тихим шорохом упало на пол, и она предстала перед Виктором в шикарном ажурном нижнем белье чёрного цвета. Несколько секунд он, как зачарованный, смотрел и не мог оторвать взгляд от её великолепной фигуры: от крутых бёдер, тонкой талии, стройных ног, от остроконечных грудей. Рука Виктора проникла под кружевную чашечку бюстгальтера и Наташина грудь легла в его ладонь. Буквально через мгновение его пальцы начали теребить эти, с каждой секундой, всё более каменеющие соски. Обняв и прижав к себе вздрагивающую всем телом женщину, Виктор прижался губами к её полураскрытым, влажным губам. Она ответила на поцелуй, такой долгий и страстный, что её бросило в жар. Его язык мягко разжал её белоснежные зубы и проник в рот, где встретился с её шелковистым языком, начал ласкать его, уходя и возвращаясь вновь и вновь. Оба в эти минуты подумали о тех ласках и том наслаждении, которое их ожидает. Виктор взял Наташу на руки и понёс на кровать, а она, обхватив руками его шею, принялась исступлённо целовать его глаза, щёки, губы…

…И открылся океан! Необозримый океан страсти и наслаждения! И они плыли в этом океане, плыли и тонули, и опять выплывали! Сняв с неё трусики и бюстгальтер и, уложив спиной на прохладный шёлк простыней, Виктор обхватил губами коричневатый сосок, а руками начал мять её упругие груди. Насладившись сосками, которые стали твёрже камня, Виктор начал целовать животик, впадину пупка, опустился ещё ниже, поцеловал лобок и впился губами в маленький бугорок клитора. Наташа выгнулась всем телом, протяжно застонала и задвигала бёдрами в такт движения его языка. От напряжения и возбуждения у Виктора стучало в висках, и совершенно новые, не испытанные ранее ощущения, охватили его…

…Ласки Виктора довели Наташу до полного безумия. Она уже не могла говорить членораздельно.

— Виктор Сергеевич…меня никто…никогда так не ласкал…Боже, как же мне хорошо…как приятно, — прорывались сквозь её громкие стоны, бессвязные фразы…

…Приподнявшись, Виктор торопливо сбросил с себя одежду и направил в её влагалище свою напряжённую плоть. Наташа вскрикнула и с такой силой вцепилась пальцами в его спину, что ногтями пробила там кожу до крови…

…Одновременно достигнув оргазма, оба в экстазе громко закричали и, откинувшись на спину, несколько минут лежали, тяжело дыша и вздрагивая телами. Ощущение блаженства было непередаваемым. Никогда ещё ни с одной женщиной Виктору не было так хорошо, да, пожалуй, слово «хорошо» не могло передать и сотой доли переполнявшего его восторга…

…«Одновременно кончили, точно залечу, ведь без презерватива. Ну и пусть, сама захотела», — пронеслись мысли в голове, лежащей с закрытыми глазами, Наташи.

…Виктор, благодаря Наташу за доставленное наслаждение, поцеловал её в обе груди. Она открыла глаза, дрожащей рукой погладила его по голове и прошептала: — Бог любит троицу, воистину говорят: Бог любит троицу.

— Какую троицу? — удивлённо спросил Виктор.

— Ты третий мужчина в моей жизни, но ни с моим первым мужчиной, ни с мужем мне не было так хорошо, как с тобой. Я чуть до обморока не дошла, вот потому и подумалось мне, что правду люди говорят — Бог любит троицу. Наверное, я сошла с ума. Я пьяная, но не от выпитого коньяка, я пьяная от переполнявшего меня восторга. Мне совершенно не стыдно за то, что сейчас произошло между нами. Спасибо тебе за всё: за порядочность, за доброту, за ласки, за нежность.

— Насчёт порядочности, наверное, это не совсем так, — смутившись, сказал Виктор. — Воспользовался твоим положением…

— Это не правда. У меня были ситуации и похуже — в начале становления моего бизнеса. Тогда многие пытались «помочь» мне через постель, но ни одному из них не удалось это сделать. А с тобой…я сама этого захотела.

— Ты останешься у меня до утра?

— Останусь. Только маме надо позвонить. Подай, пожалуйста, мою сумочку.

Виктор поднялся, отыскал среди разбросанных по полу вещей, сумочку и протянул её Наташе. Она достала сотовый телефон, включила его и набрала номер.

— Доченька, ты почему не отвечаешь на звонки!? Я уже раз пять звонила тебе! — услышала Наташа в трубке взволнованный голос матери. — Уже так поздно, я волнуюсь, и дети не ложатся спать без тебя!

— Извини, мама, случайно отключила телефон…Мама, всё хорошо. Вот…позвонила. Не волнуйся и не ждите меня — ложитесь спать, я сегодня не приду домой. Ну, пожалуйста…я в надёжных руках…Мама, все вопросы завтра, — понизив голос почти до шёпота, сказала в трубку Наташа и отключила телефон. Виктор поднял с пола пиджак, достал из кармана небольшую, отделанную бархатом коробочку, открыл её и протянул Наташе.

— Боже, какая красота! — воскликнула она, увидев изумительной красоты кольцо с крупным бриллиантом. — Ты хочешь подарить его мне?

— Да, хочу подарить.

— Наверное, любовницы олигархов пользуются добротой и щедростью своих спонсоров, но брать подарки за близость в постели, это напоминает проституцию, когда клиент расплачивается за доставленное ему удовольствие.

— Это не плата за доставленное удовольствие, и мне не нужна любовница — мне нужна жена. Я прошу тебя стать моей женой.

— Женой? — дрогнувшим голосом переспросила Наташа. — Виктор Сергеевич, вы делаете мне предложение?

— А почему опять на «вы»? — взяв в свои ладони маленькую, чуть вздрагивающую Наташину ладонь и поцеловав её, спросил Виктор.

— Извини…я от волнения. Любая женщина посчитает за счастье стать твоей женой. И я не исключение. Именно о таком мужчине: сильном, страстном и красивом я мечтала ещё будучи девчонкой. Не буду скрывать очевидного — ты мне очень нравишься и поэтому я здесь — в твоей квартире, в твоих объятиях.

— Шесть лет назад — в сентябре девяносто второго года, погибла моя беременная жена. Её убили бандиты. За эти шесть лет в моей постели побывало много женщин, но ни одна из них не тронула мою душу. И, вот, наконец, месяц назад в мой кабинет вошла женщина, в которую я влюбился с первого взгляда. Мне больше не нужны другие женщины. Мне нужна ты. И, если у тебя нет обязательства перед другим мужчиной, то я предлагаю тебе стать моей женой. Я понимаю, что мой возраст…я на четырнадцать лет старше…

— Мой отец был старше мамы на семнадцать лет и они любили друг друга. А насчёт обязательств…я никому, ничем не обязана…кроме тебя. Ты дважды спас мою фирму от банкротства…

— Мне ты тоже ничем не обязана, — нахмурился Виктор. — И, давай на эту тему больше никогда не заводить разговоров.

— Хорошо, больше не буду. А на твоё предложение…сначала я хочу, чтобы ты выслушал меня, а потом принял решение — оставить его в силе, или отказаться от него. Я стала женщиной в семнадцать лет. Это случилось в январе восемьдесят восьмого года. Первый курс института, первая сессия…Я не смогла сдать зачёт, хотя была уверена, что прекрасно знаю предмет. Трижды пыталась и всё бесполезно…И тогда мне посоветовали пойти домой к преподавателю на консультацию и повторную сдачу зачёта по предмету. Я пришла и…там всё произошло. Я была с ним всего один раз, но этого оказалось достаточно — я забеременела, ушла из института…мне сделали аборт…Осенью поступила в другой ВУЗ…

…В ноябре девяностого года случайно познакомилась с Селивановым — он спас меня от подонков, которые на автобусной остановке хотели изнасиловать меня. Через два месяца мы поженились. Селиванов был хорошим мужем — надёжным и заботливым. Мы прожили счастливо ровно четыре года. А в январе девяносто пятого года случилось несчастье — Селиванова отправили в Чечню, оттуда он вернулся без обеих ног — подорвался на мине…Долго лежал в госпитале, потом дома…Мужу заказали протезы и после того, как он научился на них ходить, взяли на работу в фонд инвалидов-афганцев…

…А почти два года назад — в ноябре, Селиванов погиб во время взрыва на Котляковском кладбище. Многие мужчины: коллеги по работе, друзья мужа, просто знакомые, желали и пытались уложить меня в постель, но никому не удалось это сделать. Я не изменяла мужу ни до его гибели, ни после. Почти четыре года у меня не было мужчин. Наверное, в это трудно поверить, но это правда. Сегодня я впервые изменила своему погибшему мужу. Пусть он там, на небесах, простит меня.

— И меня тоже, — тихо сказал Виктор.

— Мне — женщине, очень стыдно говорить об этом тебе — мужчине, но чтобы окончательно развеять твои сомнения — скажу. Четыре года я мастурбирую и пользуюсь фаллоимитаторами, — тихо сказала пунцовая от стыда Наташа. — А теперь, если после моей исповеди ты не посчитаешь меня извращенкой и твоё предложение останеться в силе, я согласна стать твоей женой.

— Пусть наше прошлое останется в прошлом, а мы начнём жить настоящим и будущим. Я уверен, что будущее у нас будет прекрасным. Моё предложение остаётся в силе. Я вновь прошу тебя стать моей женой.

— Боже мой, неужели это правда? Неужели я, наконец, буду счастлива? — прошептала Наташа и, закрыв ладонями лицо, заплакала. Плечи её судорожно вздрагивали.

— Не плачь, Наташенька. Мы оба будем счастливы, — целуя её мокрое от слёз лицо, сказал Виктор. — У тебя есть сын и дочь. Я хочу стать их отцом. Ты согласна?

— Согласна. Я мечтала о том, чтобы у моих детей был отец.

— А я мечтаю о большой семье, чтобы было много детей.

— Я нарожаю тебе детей столько, сколько ты захочешь, — покраснев, тихо сказала Наташа…

…А теперь Виктор лежал на спине, а Наташа неистово целовала его плечи, грудь, живот и медленно опускалась всё ниже и ниже. Оказавшись лицом на одном уровне с его плотью, начала нежно перебирать по стволу, как по клавиатуре пианино, чуть подрагивающими от возбуждения, длинными, музыкальными пальцами, а губами и языком ласкать головку возбуждённого мужского органа. Обхватив её губами, но не успев взять поглубже, Наташа едва не захлебнулась хлынувшей в горло жидкостью, инстинктивно сделала глоток, другой, тут её пронзили судороги оргазма, от чего она вздрогнула всем телом, прогнулась в спине, высоко приподнимая бёдра, и…куда-то провалилась, а Виктор, кончая, громко застонал и перестал воспринимать действительность, словно распался на миллиарды частиц…

— Я впервые…никогда не делала такого…, - приходя в себя, дрожащими губами прошептала Наташа.

— И я впервые. Никого раньше так не ласкал…

— Мне надо в душ. Ополоснуться и…у тебя есть запасная зубная щётка?

— В каждой из спален есть туалетная комната, где можно принять душ и привести себя в порядок. Там ты найдёшь всё, что тебе необходимо: шампунь, зубную щётку, зубную пасту…Иди вон туда, — сказал Виктор и кивком головы указал на дверь в углу спальни.

— Я очень быстро, — прошептала Наташа и, поднявшись с постели, направилась в туалетную комнату, а Виктор смотрел ей вслед, смотрел, как она шла, покачивая бёдрами и не мог оторвать взгляд от её великолепной фигуры…

…Наташа, как и обещала, вышла из ванной комнаты очень быстро. Виктору показалось, что это сама Мадонна сошла с картины знаменитого художника. К нему медленно приближалось само совершенство. Господь Бог основательно поработал над её восхитительной фигурой и создал удивительный шедевр женской красоты. Её полные остроконечные, напоминающие египетские пирамиды, груди, не свисали мешками а торчали, как у юной девственницы, тонкая талия подчёркивалась крутизной бёдер, крупные чёрные локоны обрамляли лицо и волнами рассыпались по плечам и спине.

— Наташенька, ты моя Богиня! Ты самая прекрасная женщины на Земле! Нет — во всей Вселенной! — восторженно воскликнул Виктор.

— А ты — мой Бог. Возьми моё сердце, а тело…оно уже принадлежит тебе, — обжигая ухо Виктора горячим, прерывистым дыханием, прошептала Наташа…

…Для них больше не существовало преград, в виде стыда или неловкости друг перед другом, для них больше не существовало запретных мес, оба неистово ласкали друг друга руками, губами и языками, дрожали и стонали от возбуждения и наслаждения, были мокрые от пота, тяжело дышали, но не на секунду не прекращали своих ласк, а достигнув высшей точки наслаждения — оргазма, лежали рядом, сцепив пальцы рук, и не шевелились, их тела отдыхали, а сердца стучали всё так же сильно, как будто они всё ещё продолжали заниматься безумством фантастического, секса. Оба осознавали, что такое удивительное блаженство можно получить только при одном условии: когда оба хотят этого одинаково сильно и страстно…

…Как интересно устроен человек. Достигая желаемого, он насыщается и успокаивается. А потом, спустя совсем небольшой промежуток времени, желание снова возникает с удвоенной силой. Мокрая, словно только что вышедшая из ванны, Наташа лежала на спине и улыбаясь счастливой улыбкой, уставилась взглядом в потолок спальни.

«Господи, я ещё на Земле или уже на небесах. Я побывала в Раю и это благодаря тебе — самый прекрасный в мире мужчина. Сегодня, после четырёхлетнего перерыва, я вновь ощутила это божественное наслаждение от совокупления с мужчиной и благодарю Бога за удовольствие, наполнившее меня. Всё было прекрасно, восхитительно, волшебно, и фантастично. Твои ласки доводили меня до безумия. Твои руки, ласкавшие моё тело, дарили мне тепло и сладкие приливы нежности. Твои губы прикасались кмоему телу с такой нежностью и страстью, что я вся дрожала от возбуждения. Моё тело трепетало от всё нарастающего безумного желания секса и я чувствовала, как моя кровь мчится по жилам словно могучая река, унося с собой все мои сомнения и страхи. Я сходила с ума от наслаждения и мне казалось, что я летаю, а в полёте рыдаю и кричу от восторга. Ты разбудил дремавшего во мне столько лет эротического зверя и теперь этот зверь пожирает меня изнутри. Я вновь хочу почувствовать внутри своего тела твой волшебный жезл любви».

Словно прочитав её мысли, Виктор вновь начал ласкать Наташу, и вновь её громкие протяжные, похожие на всхлипы и его громкие, похожие на рычания стоны, начали доноситься из-за дверей спальни. Только под утро, насытившись и почувствовав, наконец, усталость, они заснули, обнявшись, и крепко прижавшись, друг к другу…

… Наташа открыла дверь своим ключом и тихонько вошла в прихожую.

— Наташенька, что с тобой!? — увидев её, всплеснула руками мать. — На тебе лица нет! Под глазами тёмные круги!..

— Я сегодня провела самую прекрасную ночь в своей жизни, — смущённо улыбаясь, тихо сказала Наташа.

— Вижу. Не спала всю ночь?

— Не спала. Разве с таким мужчиной уснёшь? Мама, а Виктор Сергеевич сделал мне предложение и сегодня вечером придёт к нам, просить у тебя моей руки.

— Господи, неужели ты услышал мои молитвы, — подняв руки вверх, проговорила Наташина мать.

— Мама, он услышал.

— Слава Богу, что всё так хорошо сложилось, — облегчённо вздохнула мать. — Ты завтракать будешь?

— Нет, пойду приму ванну, и лягу спать, — сказала Наташа и направилась в свою комнату, подошла к двери, остановилась, оглянулась и сказала: — А Виктор Сергеевич сказал, что на Земле нет женщины прекраснее меня.

— Так оно и есть, доченька, ты самая красивая, — улыбнулась мать и из её глаз выкатилось по слезинке.

Наташа вошла в свою комнату, подошла к шкафу, открыла дверцу, достала халат и свежее бельё, сбросила с себя помятое вечернее платье, бюстгальтер и трусики, накинула на плечи халат и пошла в ванную комнату. Включила оба крана смесителя, дождалась, когда ванна наполнилась, скинула с плеч халат и погрузилась в ароматную пену…

Глава 8. Если друг оказался вдруг…

— Проходи, Игорь, познакомься с Наталией Николаевной. Она хозяйка фирмы «Фемина». А это Игорь Дмитриевич — член Совета директоров, мой первый заместитель и, по совместительству — юрисконсульт корпорации «Антей».

«Боже, как он красив. Высокий, стройный, а лицом удивительно похож на молодого Алена Делона», — окинув взглядом вошедшего в кабинет мужчину, подумала Наташа.

— Меня зовут Игорь Дмитриевич, — подходя к креслу, на котором сидела Наташа, сказал юрисконсульт.

— Наталия Николаевна, — назвала своё имя Наташа.

— Рад с вами познакомиться.

— И я рада.

— Впервые вижу такую красивую женщину.

— Спасибо за комплимент, — зарделась от смущения Наташа.

— Игорь, сегодня вечером я вылетаю в Красноярск, вернусь через неделю. Тебе предстоит заняться оформлением документов по присоединению фирмы «Фемина», к нашей корпорации, — вклинился в разговор Виктор. — Наталия Николаевна решила, вместе со всеми своими сотрудниками, влиться в наш коллектив.

— Очень мудрое решение. Документация вашей фирмы у вас с собой?

— Нет, я их принесу через неделю, аудиторская проверка моей фирмы ещё не закончилась.

— Хорошо, принесите через неделю. А сейчас, давайте пройдём в мой кабинет и там обсудим все мелкие детали этой крупной сделки.

— Игорь, сейчас выйдешь из кабинета, пойдёшь в магазин и купишь себе губозакаточную машинку, — с усмешкой посмотрев на него, сказал Виктор. — Наталия Николаевна моя невеста, сегодня утром мы подали заявление в ЗАГС, а через две недели состоится наша свадьба.

— Насколько я знаю, ты дал зарок никогда не жениться. Решил изменить своей клятве? — с улыбкой спросил Игорь.

— Это не твоё дело, я тебя позвал не для того, чтобы обсуждать мои личные дела. Не забывайся! — повысил голос Виктор. — А то ведь, завтра в кресле твоего кабинета может оказаться другой человек.

— Извините, Виктор Сергеевич, я без всякого умысла. Я же не знал. Думал…

— Здесь думаю я, а все остальные выполняют мои приказания. А сейчас, пошёл вон.

Юрисконсульт поднялся и молча удалился из кабинета.

— Виктор, ты с ним так жёстко обошёлся. Ты со всеми сотрудниками так обращаешься? — удивлённо спросила Наташа.

— Нет, только с друзьями.

— А он твой друг?

— Да, друг. Но друзья мы только после работы, а на рабочем месте я требую от него, как и от всех остальных сотрудников корпорации, соблюдения субординаций, и всегда ставлю на место, если начинает зарываться.

— У него такой взгляд…раздевающий.

— Это у него есть, — усмехнулся Виктор. — Ни одной юбки не пропускает. Не зря его у нас прозвали Казанова.

— Ладно, я тоже пойду, нужно готовить документацию к аудиторской проверке.

— Я после работы заеду за тобой.

— Конечно, заезжай, я буду ждать тебя, — сказала Наташа и, поднявшись, пошла к выходу из кабинета…

…Игорь вошёл в свой кабинет, сел в кресло, задумался. Ощущение того, что он уже раньше видел лицо Наташи, не давало ему покоя со вчерашнего дня, когда он впервые увидел её в кабинете Виктора.

«Где же я видел тебя раньше»? — мучительно думал он и никак не мог вспомнить. — «А в том, что наши пути-дорожки где-то пересекались, в этом я совершенно уверен. В бизнес-клубах, на встречах и фуршетах у знаменитостей? Нет, всё не то. Но, где же? Может, не в настоящем, а в прошлом времени? Школа, институт? Студентка? Студентка!

— Ну, конечно, дело почти одиннадцатилетней давности о совращении студенток преподавателем института. Я был помощником прокурора, который раскручивал это, по тем временам, очень громкое дело. Копии вещдоков, а конкретнее — видеокассет, есть в моей домашней видеотеке. Точно. И ты — Наталия Николаевна была среди этих студенток! Генеральская дочь! Вот откуда мне знакомо твоё лицо! — вскрикнул Игорь и, поднявшись с кресла, метнулся к выходу из кабинета, почти бегом выбежал на улицу, сел в машину, торопливо вставил ключ в замок зажигания и нажал на педаль газа…

— Наталия Николаевна, к вам посетитель, — предварительно постучав в дверь кабинета и слегка приоткрыв её, доложила секретарша.

— Здравствуйте, Наталия Николаевна. Извините, что я не удержался, и пришёл раньше намеченного срока, — оттеснив секретаршу от двери и входя в кабинет, сказал юрисконсульт корпорации «Антей».

— Игорь Дмитриевич, мы договорились встретиться с вами через неделю. Я не успела подготовить все документы.

— Документы подождут. Я пришёл потому, что очень захотел вновь увидеть тебя. Наташа, ты очень красивая женщина. Я, когда увидел тебя в кабинете у Виктора, сразу потерял голову, — подходя вплотную к креслу хозяйки кабинета, сказал Игорь.

— Почему вы обращаетесь ко мне на «ты»? Мы с вами не пили на брудершафт.

— Так давай выпьем, — улыбнулся Игорь и, вытащив из кармана бутылку коньяка. — Надеюсь, рюмки найдутся?

— Это уже переходит все границы. Я Виктору Сергеевичу пожалуюсь на вас, — возмутилась Наташа и попыталась подняться с кресла, но Игорь не позволил ей это сделать — буквально вдавил её в сиденье кресла.

— Ты с Виктором уже перепихнулась, или у вас ещё конфетно-букетный период?

— Как вам не стыдно!? — густо покраснев, вскрикнула Наташа. — Во-первых, что за хамские выражения вы здесь употребляете? А во-вторых, моя личная жизнь вас не касается!

— Виктор пока что, не муж тебе, и ты не связана с ним никакими обязательствами. Ты свободна и значит, у меня с Виктором равные шансы. Разве я не прав?

— Нет, не прав. У вас нет ни единого шанса.

— Это потому, что он олигарх, а я простой служащий в его фирме?

— Нет, не по этому. Для меня не имеет никакого значения ни его, ни ваш статус. Я полюбила Виктора Сергеевича не за его миллионы. Он сделал мне предложение, и я дала своё согласие стать его женой.

— Поздравляю, — усмехнулся Игорь. — А ты рассказала своему будущему мужу о том, как во время учёбы в институте, занималась сексом с преподавателем и его друзьями? Рассказала о групповых оргиях, в которых ты участвовала?

— Что? Что вы сказали? — чувствуя, что задыхается, прохрипела Наташа, и лицо её стало белым, как листы бумаги, лежавшие на её рабочем столе.

— У тебя проблема со слухом? Одиннадцать лет назад я был помощником прокурора, который вёл дело об организации преподавателем института порностудии и вовлечению студенток в занятие извращённым сексом. А ты — Наташа Еремеева, в то время была студенткой-первокурсницей и проходила по этому делу, как потерпевшая и свидетельница. Это же ты написала заявление, что тебя изнасиловали преподаватель и его друзья. Я до сих пор отлично помню все материалы этого громкого процесса, помню и вещественные доказательства — видеокассеты с порнофильмами. На одной из них — ты. Я тогда снял копии со всех видеокассет, а потом дома с удовольствием их просматривал. Когда увидел тебя в кабинете у Виктора, не сразу, но узнал в тебе ту молоденькую студентку с видеокассеты, на которой запечатлено, как преподаватель института и трое его друзей трахают тебя. Ты же наверняка не рассказывала Виктору об этом и не хочешь, чтобы твой будущий муж, накануне свадьбы узнал о твоём студенческом прошлом и тем более не хочешь, чтобы он увидел это кино. Ведь так? Тогда и свадьба не состоится, и миллионы Виктора просвистят мимо, и в Совет директоров корпорации будет вход закрыт, и ещё многих благ и привилегий ты лишишься. Так стоит ли лишаться всего этого? Кстати, если ты забыла какие-то детали, то я могу напомнить тебе их. Кассету я переписал на диск, а диск захватил с собой. Можем его прямо сейчас посмотреть через твой компьютер.

— Виктор Сергеевич считает вас своим другом, а вы подлый и нечистоплотный человек. Я даже мужчиной не могу вас назвать, — посмотрев на шантажиста полным презрения взглядом, тихо сказала Наташа.

— Это всё лирика, а проза жизни совершенно другая. За всё надо платить, а за ошибки — платить вдвойне.

— Хорошо, я заплачу. Сколько вы хотите за этот диск?

— Диск не продаётся. Я отдам его взамен на близость с тобой. Согласись, это не очень дорогая цена за компромат на будущую жену олигарха, будущего члена Совета директоров крупнейшей корпорации, — ухмыляясь и обнимая Наташу за плечи, сказал Игорь. — Тебя раздеть, или ты предпочитаешь, чтобы это сделал я? Многим женщинам нравится, когда их раздевают.

— Руку убери, подонок! Я охрану вызову! — почувствовав, как сильная мужская рука втиснувшись между её плотно сжатых ног, пытается раздвинуть их, закричала Наташа и попыталась вырваться, но у молодого, сильного мужчины была железная хватка: он так сжал её в своих объятиях, что у неё перехватило дыхание. Продолжая одной рукой удерживать Наташу в объятиях, Игорь второй рукой проник под резинку её трусиков и прикоснулся пальцами к лобку. Наташа вскрикнула и начала хлестать по лицу, плечам, спине, уже возбуждённого до предела и потерявшего над собой контроль, Игоря.

«Господи, да этот сумасшедший сейчас изнасилует меня. Мне с ним не справиться», — пронеслись мысли в голове теряющей силы Наташи.

— Игорь, подожди…не надо так грубить…я сама разденусь…я хочу…только сюда могут войти, — прерывисто дыша, проговорила она. — Кабинет…иди закрой дверь на ключ…

— Это другой разговор. Я рад, что ты оказалась не только очень красивой, но и умной женщиной, — ухмыльнулся Игорь и, выпустив Наташу из объятий, направился к двери. Наташа торопливо схватила трубку телефона и крикнула секретарше: — Зина, вызови охрану в мой кабинет!

— Ты что творишь, шлюха? — скривил губы в злой усмешке Игорь. — Я же тебя уничтожу.

— Я не шлюха, а ты мразь, — дрожащими пальцами поправляя на себе одежду, проговорила Наташа. — Я ненавижу тех, кто насилуют моё тело, но ещё больше я ненавижу тех, кто насилуют мою душу. Выйди из моего кабинета, если не хочешь, чтобы тебя из него вынесли на носилках. Я не стану рассказывать Виктору Сергеевичу об этом инценденте, но если подобное повторится ещё раз, ты горько пожалеешь об этом. Я, своему будущему мужу всё рассказала про себя, так что твои потуги напрасны и можешь диск, которым ты пытался меня шантажировать, засунуть себе в задницу.

— Ты сейчас совершила ошибку. Возможно, самую роковую в своей жизни, — криво усмехнувшись, сказал Игорь. — Вместо того, чтобы сделать меня своим другом и союзником, ты сделала меня своим врагом. Я вполне допускаю, что ты подстраховалась и кое-что рассказала Виктору о себе. Но, услышать и увидеть — это большая разница. Но а если даже Виктор не отреагирует на эту видеозапись должным образом — на неё отреагируют другие. Ты не представляешь, какая это будет бомба, если я эту запись размещу в Интернете, а я представляю. Подмоченная репутация, конец политической карьеры Виктора, да и многое чего другого…Кстати, Виктор собирается балотироваться на пост Президента России и уже подал заявку в Избирком. Так мне разместить эту видеозапись в Интернете, или не размещать? Я думаю — не надо. Зачем портить Виктору имидж, зачем губить его карьеру? Я уверен, что мы всё-таки договоримся. Только я к тебе больше не приду, теперь ты придёшь ко мне за этим диском. Придёшь ко мне домой и ляжешь со мной в постель.

— Воспользуйся советом Виктора Сергеевича — сходи в магазин и купи себе губозакаточную машинку, — презрительно усмехнувшись, сказала Наташа. — Никогда этого не будет. Слышишь ты — подонок, никогда в жизни.

— Придёшь, никуда не денешься. И, придёшь очень скоро, а сейчас я ухожу, — сказал Игорь и пошёл к выходу из кабинета.

— Мразь, — с отвращением и брезгливостью провожая его взглядом, прошептала Наташа. — И это ничтожество считает себя мужчиной. — Господи, и откуда он взялся на мою голову? Что же теперь будет? Неужели он выполнит свою угрозу? Нет, я уверена, что этот подонок не решится на такое, он явно боится Виктора.

— Наталия Николаевна, вы звали нас? Что-то случилось? — спросил один из вбежавших в кабинет охранников.

— Нет, всё нормально, ложная тревога, — не глядя на охранников, тихо сказала Наташа. — Идити на свои места.

Охранники переглянулись между собой, потоптались на месте и, пожав плечами, покинули кабинет…

— Никуда ты от меня не денешься, — усаживаясь в свою машину, процедил сквозь зубы Игорь. — Я всё-равно трахну тебя, точно так же, как пять лет назад, накануне моей свадьбы, Виктор трахнул мою невесту.

…Тогда, в октябре девяносто третьего года, вернувшийся из Израиля в Россию Виктор без особых проблем и затрат купил в Красноярске находящуюся на грани банкротства фирму, в которой работал Игорь. Просматривая личные дела сотрудников, пожелавших остаться на своих рабочих местах при новом владельце, Виктор обратил внимание на личное дело юрисконсульта фирмы — Игоря Дмитриевича Жемчугова, бывшего работника прокуратуры, уволенного из этого ведомства с формулировкой «за недостойное поведение». В ходе их беседы, выяснилось, что недостойное поведение Игоря заключалось в том, что этот любитель женщин уложил в постель большую половину женского коллектива прокуратуры и, в конце концов, добрался до жены своего начальника, после чего его работа в прокуратуре закончилась. Рогатый муж — прокурор города, уволил Игоря с такой нелицеприятной припиской в его характеристике. Устроившись работать юрисконсультом в небольшую фирму, Игорь и тут оказался верен себе — не пропустил мимо себя ни одну юбку.

Виктор продолжал ездить по стране, в основном по Сибири, где стал активно скупать небольшие разорившиеся металлургические заводы, мастерские и прочие убыточные малые предприятия. Во всех поездках его сопровождал молодой, красивый, энергичный, находчивый и жизнерадостный юрист, который оказывал хозяину фирмы неоценимую помощь в оформлении документов купли-продажи этих предприятий. Однажды Виктор, уже поднаторевший в оформлении купчих документов, решил в очередную поездку по Сибири поехать без Игоря. Отправив того в командировку в Тюмень, он взял с собой в поездку, приглянувшуюся ему молодую, красивую и, как потом оказалась, практичную работницу бухгалтерии, даже не зная о том, что она невеста Игоря, и что через месяц у них намечалась свадьба. А Ольга(так звали девушку) уже строила на свою дальнейшую жизнь, совершенно другие планы.

Узнав о том, что новый хозяин фирмы холост, она решила, как максимум — женить его на себе, а как минимум — добиться значительного продвижения по службе. Каждый молодой офицер мечтает стать генералом, а каждый младший бухгалтер мечтает стать главным. Ольге тоже очень хотелось стать главным бухгалтером фирмы, и когда Виктор предложил ей поехать с ним в командировку, с радостью согласилась. Удачную сделку по приобретению очередного сибирского завода отмечали в охотничьем домике продавца, где всё было обставлено по высшему разряду: выпивка, шашлыки, сауна, и весёлая компания. А потом подвыпившие Виктор и Ольга уединились в одной из спален и провели вместе ночь…

Надежды предприимчивой девушки сбылись только частично, Виктор не собирался на ней жениться, но предложил ей роль любовницы и…повышение по службе, на что Ольга, без особых раздумий, согласилась. С этого дня, ставшая старшим бухгалтером фирмы, двадцатилетняя девушка стала постоянно сопровождать Виктора во все рабочие командировки. Свадьба её с Игорем, естественно, не состоялась. Игорь, не ушёл из фирмы, но затаил обиду на Виктора и поклялся себе, что обязательно отплатит ему той же монетой — накануне свадьбы переспит с его невестой…

Глава 9. Объявляю вас мужем и женой!

… Надя, я выхожу замуж.

— За кого!? — удивлённо воскликнула Надя.

— За Виктора Сергеевича.

— А кто это?

— Хозяин корпорации «Антей».

— Это, где ты кредит взяла?

— Да.

— Ты с ним уже переспала?

— Переспала.

— Когда?

— В этот выходной. Он пригласил меня к себе домой…

— Тихушница. А мне ничего не сказала. Ну, а как он в постеле?

— Бесподобен.

— Значит, в моих услугах ты больше мне нуждаешься?

— Ты останешься для меня самой близкой, самой любимой подругой.

— Два года была твоей любовницей, а теперь только подругой?

— Я не буду изменять мужу.

— Однажды я уже слышала от тебя эти слова. Тогда ты тоже была замужем.

— Надя, зачем ты так? Ты же прекрасно знаешь причину, по которой я согласилась стать твоей любовницей, — покраснев, тихо сказала Наташа.

— Знаю.

— А зачем тогда эти упрёки?

— Извини. Значит, у нас с тобой теперь будут только деловые отношения? Ты — хозяйка фирмы а я — главный бухгалтер?

— Не только деловые, но и дружеские — мы останемся подругами. Я никогда не забуду твои ласки, твою нежность, но я хочу любить и быть любимой. Хочу иметь полноценную семью. Уже почти два года мои дети растут сиротами, а я хочу, чтобы у них был отец. Надя, я хочу рожать детей…

— Я понимаю тебя и завидую. Второй раз замуж выходишь, а меня трахать желающих много, а замуж никто не зовёт.

— Выйдешь и ты замуж. Может быть на моей свадьбе найдёшь себе пару. Знаешь, сколько там будет шикарных мужчин? Виктор сказал — не меньше сотни. Неужели из сотни, мы не подберём тебе одного?

— Твои слова — да Богу в уши, — вздохнула Надя.

— Он услышит, ты главное, букет невесты поймай.

— Поймать букет, для меня не проблема — всё-таки кандидат в мастера спорта по баскетболу. Проблема настоящего мужчину поймать.

— Ну, я же поймала.

— Наташа, не сравнивай себя со мной. Ты — красавица писаная и у тебя божественная фигура.

— Не прибедняйся, ты тоже хорошенькая, и фигура у тебя красивая. Вон какая шикарная задница. И мужчины на тебя обращают внимание.

— Насчёт задницы — не спорю, она многим нравится, — усмехнулась Надя. — А внимание на меня обращают не мужчины, а кобели, которые хотят только одного — оттрахать меня в эту задницу. Ладно, хватит обо мне. Когда состоится ваша свадьба?

— Через две недели. Виктор договорился, чтобы без очереди.

— Свадебное платье уже заказала?

— Нет ещё.

— Поторопись, две недели очень быстро пролетят, не успеешь оглянуться.

— Да я не знаю, какое платье заказывать. Виктор хочет, чтобы я была в белом.

— Вот и заказывай белое. Ты же невеста.

— Да, как-то неудобно. Я уже один раз была замужем и у меня двое детей.

— Ну и что с того? Некоторые невесты с девятимесячной беременностью выходят замуж в белом платье, так что не раздумывай — заказывай белое. И фату тоже купи.

— Ну, это уж слишком.

— Ничего не слишком, невеста должна быть в фате.

— Я подумаю.

— Подумай. Наташа, а ты знаешь, что у каждой замужней женщины обязательно должно быть одновременно пять мужчин?

— Зачем же так много сразу? — удивлённо спросила Наташа.

— Для комфорта, — лукаво улыбнувшись, сказала Надя. — Вот посчитай сама. Первый мужчина — это друг, которому всё рассказывают, но ничего не показывают. Второй мужчина — это любовник, которому всё показывают, но ничего не рассказывают. Третий мужчина — это муж, которому немного показывают, и немного рассказывают, четвёртый мужчина — это гинеколог, которому всё показывают и всё рассказывают. И, наконец, пятый мужчина — это начальник, который как сказал, так всё и будет. Так что, как не крути, а именно пять мужчин должны постоянно окружать тебя, и никуда тебе от этого не деться.

— Ну и хохмы у тебя, Надька, — засмеялась Наташа. — Насчёт мужа-начальника и гинеколога — спорить не буду, а вот насчёт любовника, так тут ты ошибаешься, я никогда ни с одним мужчиной не изменю Виктору. Никогда в жизни.

— Ну и правильно. От добра — добра не ищут. Не каждый день на нашем жизненном пути встречаются олигархи. Тебе встретился и я рада, что ты, наконец, устроишь свою жизнь. Наташа, я искренне желаю тебе любви и счастья.

— Спасибо, ты настоящая подруга.

— Наташа, я ведь детдомовский, родители мои погибли двадцать два года назад, так я попросил Александра Михайловича и Елизавету Дмитриевну быть моими посажёнными родителями на нашей свадьбе и они согласились.

— Ой, как хорошо! — воскликнула Наташа. — Я так рада за тебя!

— Я тоже очень рад. Ты уже определилась, кого возьмёшь свидетельницей на свадьбу?

— Надю. Она моя единственная подруга. А ты кого возьмёшь свидетелем?

— Игоря.

— Игоря!? — вскрикнула Наташа и побледнела.

— А ты что, против? Игорь мой друг.

— Я? Нет…не знаю…тебе виднее, — тихо, почти шёпотом сказала Наташа и, обняв Виктора за шею, прижалась к его груди.

— Ты замёрзла? — спросил Виктор, почувствовав, что её тело дрожит мелкой дрожью.

— Да…наверное, что-то меня морозит. Согрей меня, пожалуйста.

— Я готов отдать тебе всё тепло своего тела, — улыбнулся Виктор. — Всё, до последнего градуса.

— Спасибо, любимый.

… Виктор с Наташей расписывались в самом престижном ЗАГСЕ Москвы — в Грибоедовском. Регистраторша Дворца бракосочетания, ещё не старая, но и не первой молодости женщина, раскрыв огромную папку с изображением сплетённых обручальных колец, хорошо поставленным, громким голосом торжественно и пафосно зачитала ритуальный текст, суть которого сводилась к тому, что семья, это не просто союз двух любящих сердец, а главное звено в бесконечной цепи поколений, орудие эволюции, опора государства и первичная ячейка общества. Закончив свою умную, но уже порядком заезженную речь, регистраторша подняла голову и посмотрела на молодых. Приближалось главное таинство гражданского бракосочетания — его кульминация.

— Госпожа Селиванова Наталия Николаевна, согласны ли вы, стать женой господина Крутова Виктора Сергеевича? — спросила она невесту.

— Согласна, — тихо сказала сияющая от счастья Наташа.

— Говорите громче, вас почти не слышно, — поощрительно улыбнувшись ей, сказала регистраторша.

— Согласна, — уже громче сказала Наташа, не сводя счастливых глаз со своего жениха. — Любимый, я согласна.

— Я знаю, — улыбнулся Виктор, заглядывая в её сияющие глаза.

— Господин Крутов Виктор Сергеевич, согласны ли вы, взять в жёны госпожу Селиванову Наталию Николаевну? — обращаясь к жениху, спросила регистраторша.

— Согласен, — сказал Виктор и сжал в своей ладони Наташину руку.

— Невеста, поставьте свою подпись, — сказала регистраторша и раскрыла лежавшую перед ней книгу. Наташа, подобрав подол своего роскошного подвенечного платья, присела на край стула и расписалась. Виктор поставил свою подпись, не присаживаясь.

— А теперь в знак любви и уважения друг к другу, обменяйтесь кольцами, — сказала регистраторша и молодожёны тут же приступили к процессу кольцевания.

— Объявляю вас мужем и женой, — торжественным голосом произнесла регистраторша и улыбнулась.

Родные и близкие, присутствовавшие на церемонии бракосочетания, тут же окружили молодожёнов кольцом, зааплодировали, кто-то крикнул «Горько» и Виктор, который видел перед собой только широко распахнутые, полные счастья, Наташины глаза, прижался губами к полураскрытым, чуть влажным губам своей молодой жены, и они слились в долгом, страстном поцелуе.

— Любимый, теперь я твоя жена? — переводя дыхание после поцелуя, и заглядывая в глаза Виктору, тихо спросила Наташа.

— Конечно, — улыбнулся Виктор. — Теперь ты моя законная жена.

— Поцелуй меня ещё раз.

— Сегодня мы будем целоваться весь вечер, — улыбаясь, сказал Виктор. — Такая традиция на свадьбах.

— Мне очень нравится эта традиция, — прошептала Наташа, подставляя свои губы для поцелуя. — Я хочу, чтобы ты целовал меня не только весь сегодняшний вечер, но и всю жизнь.

— Я обещаю тебе это, — улыбаясь, сказал Виктор…

…Свадебный кортеж из дорогих иномарок, во главе которого ехал белый лимузин с новобрачными и их свидетелями, двинулся к ресторану, в котором их уже ожидали многочисленные гости…

— Горько!!! — раздался первый громкий крик, и Виктор, заключив Наташу в свои объятия, прижался губами к её губам.

Наверное, только очень ленивый не кричал на этой свадьбе слово «горько», и каждый раз молодые вставали и начинали целоваться, и поцелуям этим, казалось, сегодня не будет конца…

…Двенадцать! Тринадцать! Четырнадцать!.. — скандировали гости.

— Витенька, у меня уже губы болят, — радостно улыбаясь, сказала Наташа, после очередной порции поцелуев. — Хорошо, что мы с тобой заранее натренировались.

— Мне очень нравится целоваться с тобой, — улыбаясь, сказал уже немного подвыпивший Виктор. — Поцелуи меня так заводят.

— И меня заводят, — прошептала Наташа, которой уже тоже в голову ударило выпитое шампанское. — Так заводят, что я готова прямо здесь отдаться тебе.

— Так в чём же дело? — встрепенулся Виктор. — Давай.

— Где, прямо на свадебном столе? — тихонько засмеялась Наташа.

— Зачем на столе? На втором этаже ресторана есть отдельные кабинеты. Хочешь, уединиться там?

— А ты…хочешь? — чувствуя, как бешено заколотилось в груди её сердце, спросила Наташа.

— Очень хочу.

— И я…очень, — прошептала Наташа, и глаза её возбуждённо засветились. — Только, как же мы? Полный зал народу…

— Народ пьёт, танцует…им уже не до нас. Пойдём, — сжимая в ладони маленькую Наташину ладонь, произнёс Виктор и повёл её за собой.

— Витенька, может не надо здесь? Может, потерпим до дома? — еле поспевая за мужем, прерывисто дыша, проговорила Наташа, а ноги сами несли её вперёд…

— Наташа, я хочу познакомиться со свидетелем твоего жениха, — тронув подругу за руку, сказала Надя.

— Он тебе понравился?

— Очень. Такой красавец.

— Надя, ты моя единственная подруга и я желаю тебе только добра. Не надо тебе с ним знакомиться.

— Почему?

— Он мерзкий и подлый. Нет у него ни стыда, ни совести.

— Но он красив — как Бог.

— Да, он очень красив, но на сколько он красив снаружи, на столько он гадкий внутри.

— А откуда ты знаешь, что он подлый и гадкий?

— Если говорю, значит знаю. Если человек готов напакостить своему лучшему другу, то от него всего можно ожидать.

— Может, у тебя с ним что-то было?

— Ничего у меня с ним не было и быть не могло. А ты хочешь выйти замуж, или просто потрахаться с очередным партнёром?

— Хочу выйти замуж.

— Тогда, это не твой вариант. Он никогда не женится на тебе.

— Жалко, но если ты не советуешь с ним сближаться, поищу другую кандидатуру, — вздохнув, сказала Надя и начала присматриваться к другим, сидящим за столами, мужчинам…

…Увидев, что Игорь поднялся, Наташа побледнела и судорожно вцепилась пальцами в кромку стола. Игорь посмотрел на неё, усмехнулся и…пригласил на танец Надю. Та с радостью приняла приглашение и, спустя минуту, они уже кружились в вихре вальса. Наташа с облегчением выдохнула и дрожащими ладонями закрыла лицо…

— Если я не ошибаюсь, вас зовут Надежда?

— Надежда — это слишком официально. Называйте меня Надей.

— А вы давно знаете Наталию Николаевну?

— Почти одиннадцать лет. Мы — подруги. Учились в одном институте. А вы давно знаете Виктора Сергеевича?

— Пять лет.

— Вы очень красивая, — сказал Игорь, плотнее прижимая Надю к себе. — У вас замечательная фигура.

— Спасибо за комплимент. Я вам нравлюсь? — кокетливо улыбаясь, спросила Надя.

— Очень. Мне не встречались такие девушки, как вы.

— Значит вы плохо искали, — улыбнулась Надя, и посмотрела партнёру по танцу в глаза. Взгляды их встретились, и она почувствовала, как задрожало её тело в руках безумно красивого мужчины, бешено заколотилось сердце, и зародившееся где-то вглубине тела непреодолимое желание заняться с ним сексом прямо сейчас, начало подниматься волной и разливаться по всему телу. Опытный в любовных делах Игорь сразу почувствовал состояние девушки и погладив Надю по бедру, начал сильнее прижимать её к себе. Надя тихонько застонала и сама стала прижиматься к партнёру по танцу, прошептав при этом: — Какие у вас нежные руки.

— А у вас такое крепкое и упугое тело, — также шёпотом сказал Игорь и его ладони медленно заскользили вниз по Надиной спине. — Я хочу остаться с вами наедине.

— И я хочу, — прошептала Надя.

— Существует такая традиция — после того, как закончится свадебный вечер, молодожёны и их свидетели едут на квартиру к новобрачным и там продолжают вчетвером отмечать свадьбу.

— Да, я тоже знаю о такой традиции.

— Предложите своей подруге поддержать эту традицию. И, если вы согласны, то у них дома мы с вами сможем поближе познакомиться.

— Конечно, предложу, — обрадовалась Надя…

— Господи, такой мужчина! Не знаю и ничего не хочу знать о ваших с ним отношениях! А я летаю, у меня словно выросли крылья! — обняв Наташу за плечи и буквально захлёбываясь словами от восторга, выпалила Надя. — И я ему понравилась! Он хочет со мной поближе познакомиться! Наташка, ты понимаешь — поближе познакомиться!

— Ну, твоё дело. Хочешь — знакомься поближе, только потом не говори, что я тебя не предупреждала.

— Да ну тебя. Лучше помоги мне.

— Чем я могу тебе помочь?

— Игорь Дмитриевич предлагает после ресторана поехать вчетвером к вам домой — молодожёны и их свидетели. Ну, есть такая традиция…

— Нет, ни за что! — вскрикнула Наташа.

— Почему? — удивлённо посмотрев на неё, спросила Надя.

— Потому, что…я не хочу.

— Не хочешь помочь подруге?

— Надя, ты же знаешь, я для тебя всё, что захочешь, но только не это.

— Когда, два года назад, я дарила тебе подарок, ты обещала, что выполнишь любое моё желание? Тебе напомнить твои слова?

— Не надо, я помню, — тихо, почти шёпотом, сказала Наташа.

— Ну, тогда исполняй моё желание. Я хочу, чтобы мы вчетвером после свадьбы поехали к вам домой.

— Нет, Надя, не обижайся, но в свою первую брачную ночь я хочу остаться наедине со своим мужем. Свидетели мне не нужны. Я обещаю, что помогу тебе встретиться с Игорем…хочешь, сниму для вас люкс в самой дорогой гостинице Москвы?

— Да зачем мне номер в гостинице, если у меня есть квартира? Один раз попросила тебя об одолжении, а ты…

— Надя, ну не могу я…

— И, всё-таки, ты чего-то не договариваешь. Ладно, обойдусь без твоей помощи, — обидчиво поджав губы, сказала Надя…

…Мягко покачиваясь и шурша шинами по влажному, от только что прошедшего дождя, асфальту, белый свадебный лимузин на большой скорости проносился по пустынным, в это ночное время, улицам Москвы, торопясь скорее доставить к месту жительства молодожёнов. На этот раз, в салоне кроме них, больше никого не было.

Машина въехала во двор и мягко, подкатив прямо к площадке перед крыльцом, остановилась. Следом подъехал серебристый джип «Чероки» с телохранителями. Сидевший на первом сидении лимузина рядом с шофёром старший группы телохранителей, вышел из машины и предупредительно открыл заднюю дверь салона. Виктор вышел из машины, помог выйти Наташе, поднял её на руки и понёс в дом. Телохранители и охранники дома дружно зааплодировали ему.

— Витенька, опусти меня на землю, во мне больше пятидесяти килограмм, — радостно улыбаясь, прошептала Наташа.

— Ты лёгкая, как пушинка, — тоже шёпотом сказал Виктор, сжимая в объятиях жену. — Я же обещал всю жизнь носить тебя на руках.

— Столько ласки и любви я никогда раньше не получала. Я тону в волнах твоей нежности. Господи, какая же я счастливая…

Примечания

1

Еш баая? (ивр.) — Есть проблемы?

(обратно)

2

Эйн баая, аколь бесседер.(ивр.) — Нет проблем, всё в порядке.

(обратно)

Оглавление

Владимир Типатов МУТАНТЫ

  Часть первая ВРЕМЯ СОБИРАТЬ КАМНИ

    Пролог

    Глава 1 На пересылке

    Глава 2. Этап

    Глава 3. Прибытие на зону

    Глава 4. Распределение

    Глава 5. В отряде

    Глава 6. В камере ШИЗО

    Глава 7. Расписание судеб

    Глава 8. Промзона

    Глава 9. Граф

    Глава 10. Крутой

    Глава 11. Завещание Графа

    Глава 12. На воле

    Глава 13. У жриц любви

    Глава 14. За всё надо платить

    Глава 15. Король крыс

    Глава 16. Бригадир

    Глава 17. Командировка

    Глава 18. Стрелки с чеченцами

    Глава 19. Наезд

    Глава 20. Толковище для Цезаря

    Глава 21. Спаси меня от одиночества

    Глава 22. Коронация Лютого

    Глава 23. Сильвестр против Лютого

    Глава 24. Беспредел

    Глава 25. Я клянусь

    Глава 26. Вторая капля

    Глава 27. Возвращение

    Глава 28. Падший ангел

    Глава 29. Я куплю тебе новую жизнь

    Глава 30. Расправа с проституткой

    Глава 31. Год Собаки

    Глава 32. Аудитор из Израиля

    Глава 33. В сибирской глубинке

    Глава 34. Наделённые властью

    Глава 35. Фиаско Литвиненко

    Глава 36. На Канарах — лучше, чем на нарах

    Глава 37. Это сладкое слово — свобода

    Глава 38. Дом в Барвихе

    Глава 39. Мальцевы

    Глава 40. Подслушанный разговор

    Глава 41. Неожиданная союзница

    Глава 42. Торговцы смертью

    Глава 43. Сыр в мышеловке

  Часть вторая ОЛИГАРХ

    Глава 1. Дефолт

    Глава 2. Генеральская дочь

    Глава 3. Незваный гость…

    Глава 4. Скелеты в шкафу

    Глава 5. Рыцарь на белом коне

    Глава 6. Очень близкие подруги

    Глава 7. На Земле нет тебя прекраснее!

    Глава 8. Если друг оказался вдруг…

    Глава 9. Объявляю вас мужем и женой!

*** Примечания ***