КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Поцелуй меня, дьявол [Микки Спиллейн] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Глава первая

Она внезапно вынырнула из темноты, размахивая руками в слепящем свете фар, как огромная кукла в театре марионеток. Я так чертыхнулся, что в ушах зазвенело. Бросив машину в сторону и лишь чудом не врезавшись в скалу, я неимоверным усилием вывернул руль и нажал на тормоз. Машина подпрыгнула и стала посреди дороги, пропахав борозду на обочине.

Так или иначе, я ухитрился проскочить, не задев ее, но несколько секунд она прожила взаймы. Вместо того чтобы голосовать на краю шоссе, ей зачем-то понадобилось лезть под фары. Меня била нервная дрожь. Сигарета, выпавшая изо рта, прожгла дыру в брюках, и я выбросил ее в окно. Запах горелой резины висел в воздухе, а я думал, что бы такое покрепче сказать этой дуре безмозглой, когда она подойдет.

Я еще ничего не придумал, а она уже уселась в машину рядом со мной, захлопнула дверцу и сказала: «Спасибо, мистер».

Легче, парень, легче. Похоже, она с приветом. Не спеши. Вначале успокойся и отдышись. Потом можешь вправить ей мозги, если они не на месте, и гнать ко всем чертям, пусть топает ножками.

Я полез закуривать, но она выхватила у меня сигарету, прежде чем я достал ее из пачки. Руки у нее дрожали не меньше, чем у меня. Я зажег ей сигарету, закурил сам, потом сказал:

— Это надо же быть такой дурой!

— Какая есть, — огрызнулась она.

Темноту прорезали фары догонявшего нас автомобиля. Она бросила быстрый взгляд через заднее стекло, и в глазах ее мелькнул страх.

— Вы что, хотите всю ночь здесь просидеть, мистер?

— Не знаю, что я хочу. Может, выбросить тебя отсюда вон за ту скалу.

Стремительный луч заглянул в машину через заднее стекло, взметнулся над шоссе и пронесся мимо, высветив рядом со мной неподвижно сжавшуюся фигуру и отрешенное, словно бы замороженное лицо. Только увидев впереди красные точки габаритных огней, она перевела дыхание и откинулась на спинку сиденья.

Она была по-своему красива, с лицом скорее интересным, чем миловидным. Широко поставленные глаза, крупный рот, светло-рыжеватые шелковистые волосы, рассыпавшиеся по плечам. Остальное было завернуто в длинный плащ, стянутый в талии ремнем. Я вспомнил, как она стояла на дороге, похожая на фантом, внезапно привидевшийся во сне. Викинг. Шальная женщина-викинг с дырявой головой.

Я выжал сцепление, включил скорость и больше не отвлекался от дороги, пока не привел в порядок свои мысли. Несчастный случай — дело житейское, и вы в какой-то мере к нему готовы, если держите семьдесят[1] на горной дороге. Но вы не готовы к тому, что на повороте из темноты на вас прыгнет женщина-викинг. Я опустил стекло до упора и жадно глотнул воздух.

— Как ты сюда забралась?

— А как ты сам думаешь?

— Наверное, тебя выкинули из машины. — Я быстро взглянул на нее. — Надо знать, с кем едешь.

— В следующий раз буду умнее, — сказала она, облизнув губы.

— Выкинешь такой номер, как со мной, и не будет никакого следующего раза. Еще немножко, и от тебя осталось бы мокрое место.

— Спасибо за совет, — сказала она насмешливо-злым тоном. — Теперь буду более осторожной.

— Какой ты будешь, мне до лампочки, лишь бы не лезла под колеса.

Она вынула сигарету изо рта и пустила струю дыма в переднее стекло.

— Послушай, ты согласился меня подвезти, и я тебе благодарна. И прошу извинить, если перепугала. Только будь добр, придержи язык и довези меня куда-нибудь или выпусти из машины.

Рот у меня растянулся в усмешке. С характером дамочка, от такой жди чего угодно.

— Ладно, девушка, ты меня тоже извини, — сказал я. — Конечно, здесь не то место, чтобы кого-то высаживать, и в твоем положении я бы сделал, пожалуй, то же самое. Куда тебе надо?

— А ты куда едешь?

— В Нью-Йорк.

— Хорошо, едем в Нью-Йорк.

— Это большой город, крошка. Назови место, куда тебя довезти.

Глаза у нее похолодели, лицо опять стало замкнутым.

— До станции метро — первой, какая попадется.

Ее тон согнал усмешку с моего лица. Я сбросил скорость на повороте, вышел на прямой участок и газанул на всю железку.

— Вот чертова кукла! По-твоему, все мужики одинаковы.

— Я…

— Заткнись!

Я чувствовал, что она наблюдает за мной. Я мог точно сказать, когда она опускает глаза и когда снова смотрит на меня. Она начала что-то говорить, но остановилась на полуслове. Потом повернула голову к окну, уставилась в ночную темень и вытерла рукой глаза. Пусть поревет. Может, научится вести себя повежливей.

Нас нагонял еще один автомобиль. Она первая заметила его и опять вжалась в сиденье. Автомобиль вихрем пронесся мимо и пошел под уклон по длинному косогору, пока красные точки не потерялись в лабиринте неоновых огней, который был частью лежащего внизу городка.

Тонко взвыли шины на повороте, она не удержалась и привалилась к моему плечу, но тут же выпрямилась, а как только машина вышла из виража, отодвинулась в самый угол. Я взглянул на нее, но она смотрела в окно с прежней отрешенностью.

У въезда в городок я сбавил скорость до 50, потом до 35. На дорожном указателе значилось: Хэнфилд, нас. 3600, предельная скорость 25. Впереди замелькал красный свет, и я начал тормозить. Посреди дороги стоял патрульный «форд», два полисмена останавливали и проверяли проходящие машины. Только что отъехал автомобиль, который недавно нас обогнал, и один из полисменов махнул мне фонарем, приказывая остановиться.

Что-то произошло. Тревога висела в воздухе, как дым над сухим льдом. Вы не чувствуете ее запаха, но можете видеть ее, можете наблюдать, как она кипит и выплескивается, и знаете при этом, что вскоре произойдет взрыв и что-то треснет и рассыплется. Я взглянул на женщину, сидевшую рядом со мной. Она словно окаменела, губы вытянулись, в горле застрял крик, готовый вырваться в любой момент.

Я высунул голову наружу, еще не доехав до полисмена, и сам подставил лицо под луч фонаря.

— Что-нибудь случилось, сержант?

Шляпа у него была сдвинута на затылок, изо рта торчала погасшая сигарета. Пистолет висел по-ковбойски на бедре, и для пущего эффекта он держал ладонь на рукоятке.

— Откуда едешь, приятель?

Настоящий полисмен, ничего не скажешь. Интересно, сколько он заплатил за свою должность.

— Из Олбани, сержант. А в чем дело?

— Никого не видел на дороге? Никто не голосовал?

Еще не успев ему ответить, я почувствовал, как ее ладонь легла на мою руку и пальцы легко сжали ее с неожиданной лаской и настоятельностью, и тут же она взяла ее в обе руки и потянула к себе под плащ. Я ощутил бархатистую округлость обнаженного бедра, и когда мои пальцы замерли от этого прикосновения, она подумала, что причина в моей нерешительности, и плавным движением перехватила мою руку ближе к локтю и прижала ее к своему телу в таком месте, что уже не надо было ничего объяснять, но для верности она сжала ноги, чтобы удержать ее между ними.

— Никто, сержант, — сказал я. — Мы с женой глаз не сомкнули за всю дорогу, и если бы кто-нибудь голосовал, мы бы наверняка увидели. Может, проехали раньше?

— Никто не проезжал раньше, приятель.

— Кого вы разыскиваете?

— Женщину. Сбежала из какой-то психушки в горах и доехала на грузовике до ресторана. Когда по радио начали передавать ее приметы, она скрылась.

— Ну и дела! Не хотел бы я оказаться на месте того, кто ее подберет. Она опасна?

— Все психи опасны.

— Как она выглядит?

— Высокая, волосы светлые. Это почти все, что мы о ней знаем. Никто даже не помнит, в чем она была.

— Надо же! Так мне что, можно ехать?

— Ладно, давай проезжай.

Он вернулся к патрульной машине. Я включил скорость и потихоньку выпростал руку из-под ее плаща, не отрывая глаз от дороги. Когда городок остался позади, я прибавил скорость.

На этот раз рука ее поползла к моему плечу, и она придвинулась ко мне вплотную. Я сказал: «Возвращайся на место, сестрица. И незачем было проделывать такие фокусы».

— Я хотела, чтобы ты знал…

— Спасибо. В этом просто не было необходимости.

— Не обязательно высаживать меня у метро, если не хочешь.

— Как раз хочу.

Она столкнула мою ногу с педали газа, и машина потеряла скорость.

— Посмотри, — сказала она. Когда я повернул к ней голову, она с улыбкой распахнула плащ, под которым ничего не было — ровным счетам ничего, кроме холеной наготы. Женщина-викинг с атласной кожей. Приглашение посетить тайные уголки и ложбинки, шевелившиеся при ее дыхании. Она выгнулась на сиденье, сделав великолепно бесстыдный жест бедрами, и снова улыбнулась.

Вот это уже знакомое дело, особенно улыбка — готовая профессиональная улыбка, которая кажется горячей как огонь, а в действительности за ней ничего нет. Я протянул руку и набросил на нее край плаща.

— Простудишься, — сказал я.

Она улыбнулась краем рта.

— А может, ты думаешь, что я не совсем нормальная, поэтому и боишься?

— Это меня не волнует. Помолчи, пожалуйста.

— Нет. Тогда почему ты ему не сказал?

— Однажды, еще ребенком, я увидел, как живодер накинул сетку на собаку. Я дал ему подножку, схватил щенка и убежал. Эта чертова дворняжка укусила меня и удрала, но я все-таки был рад, что сделал это.

— Понимаю. Но ты поверил тому, что сказал полисмен?

— Тот, кто выскакивает на дорогу перед машиной, явно не блещет умом. Помолчи, прошу тебя.

Улыбка ее немного оживилась, стала более натуральной. Я взглянул на нее, усмехнулся тому, что произошло, и покачал головой.

— Повезло, нечего сказать.

— Что?

— Ничего.

Я свернул с дороги в полосу тусклого света, падавшего от вывески заправочной станции, и подрулил к бензоколонке. Из помещения вышел парень с заспанными глазами. Я велел залить полный бак. Выйдя из машины, чтобы отпереть колпачок, я услышал, как открылась и захлопнулась дверца. Женщина прошла в помещение и не выходила оттуда до тех пор, пока я не расплатился за бензин.

Когда она вернулась в машину, в лице у нее появилось что-то новое — оно смягчилось, оттаяло, казалось почти безмятежным. Мимо нас проехал еще один автомобиль, но на этот раз она и глазом не повела. Плащ опять был стянут ремнем. Она взглянула на меня с легкой неподдельной улыбкой, откинула голову на спинку сиденья и закрыла глаза.

Я ничего не понимал. Я знал только, что в городе остановлюсь у первой попавшейся станции метро, открою дверцу и пожелаю ей всего наилучшего, а потом буду следить за газетами, пока не узнаю, что ее вернули по назначению. Так я думал. Я очень хотел, чтобы все так и получилось. Во мне росло предчувствие близкой беды, едкое, как дым.

Минут пять она неподвижно смотрела на дорогу, потом попросила закурить. Я вытряхнул сигарету ей в руку и щелкнул зажигалкой. Прикурив, она глубоко затянулась и уставилась в серую туманную мглу, проносящуюся за окнами, потом спросила:

— Хочешь знать, в чем дело?

— Не очень.

— Я была… — Она запнулась. — …В психиатрическом санатории. — Второй затяжкой она докурила сигарету почти до пальцев. — Меня поместили туда насильно. Отобрали одежду, чтобы я не могла никуда выйти.

Я кивнул, словно бы все понял.

Она медленно покачала головой, уловив значение моего жеста.

— Может, найду кого-нибудь, кто меня поймет. Мне показалось, что ты… поймешь.

Я собрался что-то сказать, но ничего не сказал. Низкая луна, вынырнув из-за облаков, мгновенно залила землю бледно-лимонным светом, на дорогу пали длинные скользящие тени, похожие на гигантские темные пальцы. Черный «седан» перекрыл нам дорогу. И опять как в первый раз, ухо резанул скрежет тормозов, но теперь к нему присоединился омерзительный звук раздираемого металла и, как заключительный аккорд в этом дьявольском интермеццо, резкий звон разбитого стекла.

Я ногой отбросил дверцу и вылез из автомобиля как раз вовремя, чтобы увидеть мужчин, выскакивающих из «седана». Опасность обступила нас со всех сторон, и от нее некуда было скрыться. Но я не ожидал, что дело примет такой скверный оборот. Пистолет в руке одного из них выплюнул длинное пламя, распоровшее тьму, и я услышал короткий свист пули.

Второй раз он так и не выстрелил, потому что моя пуля разворотила ему лицо. Позади мелькнул еще один, но в этот момент я услышал у себя за спиной шипящий свист, и что-то шарахнуло меня по плечам. Я развернулся в прыжке для удара ногой, но было уже поздно. Вновь раздался шипящий свист, вроде звука хлыста, рассекающего воздух. Не знаю, что это было, но удар угодил мне прямо в лоб, и за секунду до того, как исчезли время и пространство, я подумал, что меня сейчас вырвет, и ненависть к этим ублюдкам выступила на коже, как пот.

Я лежал без сознания не очень долго и очнулся от нестерпимой боли в голове. Это была адская дергающая боль, она взрывалась в ушах с каждым ударом пульса и вспыхивала под веками ослепительно белым светом.

Где-то рядом раздавались приглушенные вопли, судорожные всхлипывания, резкие озлобленные голоса, сливающиеся в невнятный шум, сквозь который слышались звуки работающего двигателя и лязг металла. Я попытался встать, но если и мог чем-то пошевелить, то только мозгами. Все остальное во мне было неподвижным и безжизненным. Я лежал со связанными руками и ногами, и первое чувство движения возникло у меня в те секунды, когда я скреб пальцами по холодному бетону. Примерно в это же время вопли оборвались, голоса стихли, и мысли мои начали выстраиваться в определенный порядок.

В такой момент вы не думаете. Вначале вы пытаетесь все вспомнить, собрать воедино события, которые привели к этому финалу, расставить их по своим местам, чтобы можно было присмотреться, вникнуть в их суть, испытывая при этом нечто вроде изумления, смешанного с болью, и найти причину и следствие. Но ни в чем нет смысла, и все, что вы чувствуете — это безумие и ненависть, перерастающую в холодное бешенство, которое даже успокаивает боль, и вы испытываете такое желание убивать, что оно сжигает вас изнутри. Потом вы понимаете, что не можете этого сделать, и сжигающий вас огонь уступает место холодному расчету.

Они оставили меня на бетонированной площадке. Кисти рук и ступни лежали перед моим телом неподвижными бугорками. Поверхности кистей и рукава были красные и липкие. Во рту стоял мерзкий вяжущий вкус. Рядом послышался какой-то шорох, и у меня перед глазами выросла пара ботинок — значит, я был не один. Вслед за ними возникли другие ботинки и ноги с кровавой царапиной на носке. Четыре пары ног, направленных в одну сторону, и когда мой взгляд обратился туда же, я увидел женщину. И увидел, что они делают с ней.

Плащ с нее сорвали, и сквозь жуткую белизну обнаженного тела проступали темные пятна. Она была привязана к стулу, голова свалилась набок, изо рта вырывались непроизвольные мяукающие звуки. Рука с длинными щипцами сделала что-то ужасное, и рот ее открылся в беззвучном вопле.

Чей-то голос произнес: «Хватит, я сказал, хватит».

— Она еще может говорить, — ответил другой голос.

— Нет, она уже вырубилась. Видал я, как это бывает. Похоже, мы перестарались… но у нас не было выбора.

— Послушай…

— Это ты послушай, а я здесь для того, чтобы приказывать.

Ноги чуть отступили.

— Ладно, пора закругляться. Так мы и не узнали ничего нового.

— Ну и что! Все равно мы знаем больше, чем кто-нибудь еще. Найдутся и другие способы. По крайней мере, ее уже никто не расколет. Теперь надо с ней кончать. Там все готово?

— Да. Парня тоже?

— Само собой. Тащите их на дорогу.

— Такую одевать — только портить.

— Ты, козел! Делай, что тебе говорят. А вы двое помогите перенести их. Времени у нас в обрез.

Я чувствовал, что мой рот пытается выдавить какие-то слова. Самые грязные ругательства, какие я только мог для них придумать, застревали у меня в горле. Я даже не мог поднять глаза выше их коленей, чтобы увидеть их лица. Все, что я мог, — это слышать голоса и впечатать их в свою память, чтобы потом я знал, кого убивать, даже не глядя в лицо. Ублюдки, мерзкие ублюдки!

Меня подхватили под мышки и поволокли, и на мгновение мне показалось, что я увижу то, что хотел увидеть, но кипевшая во мне ненависть ударила в голову, отдавшись звенящей болью, и надо мной снова опустился черный занавес. Один раз он чуточку приоткрылся, и я увидел свой автомобиль на краю дороги — зад на домкрате, красные огни спереди и сзади.

Ловко, подумал я. Очень даже ловко. Если бы кто-то проезжал мимо, он увидел бы рядовую дорожную сценку — неподвижный автомобиль на обочине с включенными аварийными сигналами, водитель отправился в город за помощью. Никому и в голову не пришло бы поинтересоваться, в чем дело. Мысль утонула в черной тьме так же быстро, как пришла.

Это было как в болезненном сне, когда вы лежите в неудобной позе и вас душат кошмары. Вам тяжко, вы слышите собственные стоны, вы пытаетесь распрямиться — и не можете. Затем внезапно наступает пробуждение, и вы с беспощадной ясностью понимаете, что никакой это не сон, а нечто вполне реальное и потому еще более страшное.

Она была в машине рядом со мной, и края незастегнутого плаща подчеркивали ее наготу. Голова привалилась к окну, глаза слепо смотрели вверх. Затем она качнулась и повалилась на меня. Но не потому, что была живая! Автомобиль катился, что-то толкало его сзади.

Я кое-как приподнялся, заглянул через баранку в пятно света от фар и увидел перед собой готовый пролом в парапетной стенке и край обрыва, до которого оставались считанные футы, и когда я рванулся к дверце, передние колеса уже висели в воздухе, и в следующее мгновение машина нырнула в непостижимую пустоту.

Глава вторая

— Майк…

Я повернул голову, и это движение отозвалось во мне далеким звуком, похожим на шум волны, бьющей в берег. Я снова услышал свое имя, на этот раз более явственно.

— Майк…

Я приподнял веки. Свет причинял боль, но я удержал глаза открытыми. В течение минуты она казалась лишь синим расплывчатым пятном, затем изображение попало в фокус, и синее стало прекрасным.

— Привет, котенок, — сказал я.

Рот Велды приоткрылся в медленной улыбке, которая была для меня всем счастьем мира.

— Я рада, что ты вернулся, Майк.

— Хорошо… возвращаться. Не пойму… как я сюда попал.

— Многие не понимают.

— Я…

— Не разговаривай. Доктор запретил беспокоить тебя, если проснешься. Иначе он меня выставит за дверь.

Я попытался улыбнуться ей, и она опустила ладонь на мою руку. Это теплое и ласковое прикосновение говорило о том, что все в порядке.

Врач был энергичный мужчина небольшого роста. Он ощупал меня жесткими пальцами, следя за выражением моего лица. Потом запеленал в повязку из нескольких метров бинта и марли и ушел с таким довольным видом, словно бы вырастил меня в пробирке. Уже в дверях он обернулся, взглянул на часы и сказал:

— Полчаса, мисс. Ему нужен сон.

Велда кивнула и сжала мне руку.

— Тебе лучше?

— Немного.

— Там Пэт ждет. Позвать его?

— …Зови.

Она поднялась и пошла к двери. Я слышал, как она говорила с кем-то, и вот он стоит рядом с кроватью и разглядывает меня, покачивая головой и глупо ухмыляясь.

— Что, красиво я принарядился?

— Блеск! Тебе идет белый цвет. Три дня назад я думал, что придется покупать новый смокинг для покойника.

Славный малый, Пэт. Классный полицейский, у него и юмор под стать профессии. Когда до меня дошли его слова, я наморщил лоб под белым тюрбаном.

— Три дня?

Он кивнул и опустился в глубокое кресло, стоявшее около кровати.

— Ты попал сюда в понедельник. А сегодня четверг.

— Ну да?

— Я знаю, что ты хочешь сказать.

Он взглянул на Велду. Быстрый взгляд, смысл которого я не уловил. Она прикусила губу жемчужными зубами, сверкнувшими на фоне алого рта, потом кивнула в знак согласия.

— Ты можешь вспомнить, что случилось, Майк? — спросил Пэт.

Знакомый тон. Он пытался скрыть его, но безуспешно. Это был мягкий озабоченный тон, притворно-легкий, в то же время решительный и настойчивый. Он знал, что я это понимаю, и опустил глаза, вертя в пальцах пуговицу пиджака.

— Могу, — сказал я.

— Может, расскажешь?

— Зачем?

На этот раз он изобразил удивление. Это ему тоже не удалось.

— Просто так.

— Ну, попал в аварию.

— И это все?

Я выдавил еще одну улыбку и послал ее Велде. Лицо у нее было озабоченное, но не настолько, чтобы не улыбнуться мне в ответ.

— Может, ты расскажешь, детка, что происходит, раз он не говорит?

— Пусть Пэт расскажет. Он и со мной темнит.

— Твое слово, Пэт, — сказал я.

Он с минуту смотрел на меня, потом сказал:

— В данный момент, если бы ты не был в таком состоянии, я мог бы настаивать как полицейский, чтобы ты отвечал на мои вопросы.

— Верно, но я мог бы настаивать на своих конституционных правах. Закон на моей стороне. Давай дальше.

— Ладно, только говори потише, иначе этот доктор выгонит меня отсюда. Не будь ты моим другом, я бы сюда на милю не подошел при таком цербере.

— В чем все-таки дело?

— Тебя не собираются допрашивать… пока.

— Кто намерен меня допрашивать?

— Сотрудники правоохранительных органов, в том числе федеральных. Происшествие зарегистрировано в штате Нью-Йорк, но сейчас ты находишься за его чертой, в больнице Джерси. С тобой захотят побеседовать люди из полиции штата Нью-Йорк, а также из полиции округа.

— Наверное, я пробуду в Джерси еще какое-то время.

— Ребятам из ФБР все равно, в каком ты штате.

Опять этот тон.

— Может, все-таки объяснишь? — сказал я.

Что-то он недоговаривал, я это видел по его лицу. Он рассеянно взглянул на свои пальцы и достал пилку для ногтей.

— Тебе повезло, что ты выбрался из машины живой. Дверца раскололась при ударе об откос, и тебя просто выбросило. Ты зацепился за кустарник. Если бы не разлился горящий бензин, ты бы до сих пор там лежал. К счастью, пламя заметили с дороги, и кто-то спустился узнать, что произошло. От машины почти ничего не осталось.

— Там была женщина, — сказал я.

— Обо всем по порядку. — Он поднял голову и посмотрел на меня испытующим взглядом. — Она была мертва. Ее опознали.

— Как беглую пациентку санатория, — закончил я.

Это ничуть его не смутило.

— Полицейские из округа здорово обозлились, когда узнали правду. Почему ты ввел их в заблуждение?

— Мне не понравилось их отношение.

Он кивнул, словно бы это все объясняло. А ведь и впрямь объясняло.

— Придумай что-нибудь получше, Майк.

— Зачем?

— Женщина умерла до аварии.

— Я так и думал.

Может, не следовало казаться таким спокойным. Лицо у него внезапно помрачнело, руки сжались в кулаки.

— Послушай, Майк, не валяй дурака. Ты хоть сам понимаешь, в какую влип историю?

— Нет. Я жду, когда ты мне расскажешь.

— Эта женщина находилась под наблюдением ФБР. Она была замешана в каком-то крупном деле, о котором я сам ничего не знаю, и ее поместили в лечебное заведение, чтобы она вошла в норму и могла дать какие-то важные показания на закрытом заседании комиссии конгресса. У дверей ее палаты дежурил полицейский, территория тоже охранялась. Сейчас ребята из Вашингтона землю роют, и дело выглядит таким образом, что ниточка тянется к тебе. Они думают, что это ты увез ее и прикончил.

Я лежал и смотрел в потолок. Трещина в штукатурке зигзагом ползла от стены до стены и исчезала в лепном украшении.

— А ты что думаешь, Пэт?

— Я жду, что ты мне скажешь.

— Я уже сказал.

— Дорожная авария? — спросил он насмешливым тоном. — Авария, когда у тебя в машине практически голая женщина? Авария, когда ты обманываешь полицейский патруль? Авария, когда она была мертва еще до того, как твоя машина свалилась с обрыва? Расскажи кому-нибудь еще, парень. Уж я-то тебя знаю! Если и случаются аварии, они происходят так, как это тебе требуется.

— Это была авария.

— Послушай, Майк… называй это как угодно. Я полицейский, и я в состоянии помочь тебе, если ты попал в беду, но будешь со мной темнить — пальцем для тебя не шевельну. Когда за тебя возьмутся ребята из ФБР, придумай что-нибудь получше, чем эта сказка об аварии.

Велда взяла меня за подбородок и повернула лицом к себе.

— Дело нешуточное, Майк, — сказала она. — Ты можешь сообщить подробности? — Она была так серьезна, что мне стало почти смешно. Хотелось поцеловать ее в кончик носа и отправить поиграть, но она смотрела на меня умоляющим взглядом.

— Это был несчастный случай, — сказал я. — Она голосовала на шоссе, когда я ехал из Олбани. Я ничего о ней не знаю, но она была похожа на испуганного ребенка, попавшего в беду, и мне не понравилось наглое поведение полицейского, когда он остановил машину. Поэтому я и не стал ее выдавать. Мы проехали миль десять, потом с обочины выкатил «седан» и перекрыл нам дорогу. Дальше было то, чему вы не поверите. Я выскочил злой, как черт, и кто-то в меня выстрелил. Пуля прошла рядом, но тут же меня шарахнули по голове, да так крепко, что я начисто отключился. Не знаю, куда нас отвезли, но там из нее пытались выжать какие-то сведения. Она так и не поддалась. Этим ребяткам надо было от нее избавиться, а заодно и от меня, поэтому они свалили нас в машину и столкнули ее с обрыва.

— Кто они такие? — спросил Пэт.

— Почем я знаю? Их было человек пять-шесть.

— Ты мог бы их опознать?

— Не по лицам. Может быть, по голосам.

Я сказал «может быть», но я вовсе так не думал. Я все еще слышал каждый звук там, на шоссе, и знал, что их голоса будут как заноза торчать в моей памяти, пока я жив. Или пока они живы.

Наступила долгая пауза. Велда сидела с озабоченным лицом.

— Это все? — спросила она.

Пэт снова заговорил мягким тоном.

— Это все, что он вообще кому-нибудь скажет. — Он поднялся и встал возле кровати. — Если ты хочешь, чтобы все было именно так, я буду играть в твою игру. Но я очень надеюсь, что ты сказал мне все как было.

— Значит, ты боишься, что я сказал тебе неправду?

— Ничего, я проверю. У тебя не все сходится.

— Например?

— Пролом в парапетной стенке. Он не мог быть сделан автомобилем, который медленно катился. И это был свежий пролом.

— Значит, они специально сделали его своей машиной.

— Может быть. А где была твоя тачка, когда они обрабатывали женщину?

— Стояла спокойненько на обочине, на домкрате и с аварийными сигналами.

— Ловко придумали.

— Я тоже так подумал.

— Если кто и заметил эти сигналы, разве теперь найдешь. Скорее всего на них и внимания никто не обратил.

— Именно так.

Пэт чуть помедлил, взглянул на Велду, потом снова на меня.

— Ты собираешься держаться за эту версию?

— А разве есть другая?

— Ладно, я проверю. Надеюсь, ты не допустил никаких ошибок. А теперь спокойной ночи. Главное, не горячись. — Он двинулся к двери.

— Я сам проверю, Пэт, когда встану на ноги.

Он остановился, держась за ручку двери.

— Не напрашивайся на неприятности, парень. У тебя их уже достаточно.

— Мне не нравится, когда меня оглоушивают и бросают с обрыва.

— Майк…

— Пока, Пэт. — Он криво улыбнулся и вышел. Я приподнял руку Велды и взглянул на ее часы. — У тебя осталось пять минут из тридцати. Как ты собираешься их использовать?

Всю ее серьезность как рукой сняло. Роскошная женщина с улыбкой на губах, которые были от меня в нескольких дюймах и с каждой секундой становились все ближе. Велда. Высокая, с волосами как ночь. Красивая, аж смотреть больно.

Ее руки мягко легли на мое лицо, ее жаркий рот готов был выпить меня до дна. Даже через одеяло я чувствовал ее упругие груди, живые создания, которые ласкали меня сами по себе. Она нехотя оторвалась от моих губ, и я смог поцеловать ее в шею и пробежать губами по плечам.

— Я люблю тебя, Майк, — сказала она. — Я всё в тебе люблю, даже если ты погряз в неприятностях. — Она провела пальцем по моей щеке. — Говори, что я должна делать.

— Взять след, котенок, — сказал я. — Постарайся узнать, что все это означает. Проверь санаторий, свяжись с Вашингтоном, если сможешь.

— Это не так просто.

— В Капитолии не умеют хранить тайны, детка. Наверняка пойдут слухи.

— А ты что будешь делать?

— Постараюсь, чтобы федеральные сыскари поверили моему рассказу о несчастном случае.

Она удивленно вскинула брови.

— Ты хочешь сказать… что ничего этого не было?

— Да нет, все было именно так. Просто никто этому не поверит.

Я похлопал ее по руке. Она поднялась и пошла к двери. Я смотрел ей вслед, пожирая глазами каждое движение ее тела. Была какая-то чувственная грация в плавном изгибе ее бедер и развороте плеч. Такая, возможно, была у Клеопатры. Или у Жозефины. Но они не умели подать ее, как она.

— Велда… — позвал я, и она обернулась, прекрасно зная, что я хочу сказать. — Покажи мне свои ноги.

На губах у нее заиграла озорная улыбка, в глазах заплясали искорки. Она остановилась в такой позе, которую не увидишь ни на одном календаре. Это была Цирцея, коварная обольстительница, живое произведение искусства на выставке для одного-единственного мужчины. Юбка взметнулась вверх, открыв для обозрения волшебную симметрию плавных линий и округлых форм.

— Хватит, котенок, — сказал я. — Занавес.

До того как я смог сказать что-нибудь еще, она громко рассмеялась, послала мне воздушный поцелуй и сказала:

— Теперь ты знаешь, что чувствовал Одиссей.

Теперь я знал. Этот парень был лопух. Он должен был спрыгнуть с корабля.

Глава третья

Опять был понедельник, дождливый мрачный понедельник, который окутал землю, как огромное намокшее покрывало. Я смотрел в окно на непогоду и чувствовал ее вкус во рту. Дверь открылась, и врач спросил:

— Вы готовы?

Я отвернулся от окна и раздавил сигарету в пепельнице.

— Да. Они ждут меня внизу?

Он облизнул губы и кивнул.

— Боюсь, что да.

Я подхватил шляпу со стула и прошел через комнату.

— Спасибо, док, что вы так долго не давали им сесть на меня верхом.

— Это было продиктовано необходимостью, молодой человек. Вам нанесли чрезвычайно сильный удар. Я до сих пор опасаюсь осложнений. — Он открыл для меня дверь, проводил до лифта и молчаливо стоял рядом со мной, пока кабина ползла вниз. В лифте он раз-другой искоса взглянул на меня.

Мы спустились в холл, обменялись короткими рукопожатиями, и я подошел к окошку кассы. Женщина-кассир заглянула в свои ведомости и сказала, что все счета больницы оплачены моим секретарем, затем вручила мне квитанцию.

Когда я повернулся, все они стояли в учтивой позе, со шляпой в руке. Молодые люди с цепкими глазами. Дошлые. Младший оперативный состав. Возможно, вы смогли бы выделить их в толпе, но скорее всего — нет. Пистолет не выпирает, одежда обыкновенная. Не толстые, не худые. С неприметными лицами. Не более чем простые исполнители — но из конторы Гувера[2].

Высокий опер в синем костюме в полоску сказал:

— Машина у подъезда, мистер Хаммер.

Я последовал за ним к выходу, остальные шли сзади. Мы проехали через весь город, свернули на Девятую авеню и остановились у современного серого здания, в котором находился их местный оперативный центр.

Они были весьма обходительны, эти молодые люди. Взяли у меня шляпу и пальто, пододвинули кресло, осведомились о моем самочувствии и, когда я сказал им, что со мной все в порядке, напомнили мне, что я вправе настаивать на присутствии адвоката.

Я усмехнулся.

— Спасибо, но это ни к чему. Вы просто задавайте вопросы, а я постараюсь на них ответить.

Высокий кивнул и сказал кому-то у меня за спиной:

— Принеси досье.

Я услышал, как открылась и закрылась дверь. Он наклонился над столом, сцепив пальцы.

— Итак, перейдем к делу, мистер Хаммер. Вам известно, какая возникла ситуация?

— Мне известно, что нет никакой ситуации, — сказал я резким тоном.

— Даже так?

— Послушай, друг, — сказал я. — Пусть ты из ФБР, пусть я влип в историю, которая вас интересует, но давай сразу кое-что уточним. Я не из тех, кого можно брать на пушку — даже в таком месте, как это. Я достаточно хорошо знаю законы. Я приехал сюда по своей доброй воле, поскольку сам заинтересован, чтобы все уладилось как можно быстрее. У меня есть неотложные дела, и я не хотел бы, чтобы какие-нибудь копы[3] спутали мне карты. Я понятно излагаю?

Он не торопился с ответом. Снова открылась и закрылась дверь, чья-то рука через мое плечо положила на стол папку. Он придвинул ее к себе, открыл и полистал какие-то бумаги. Но он ничего не читал, я это видел. Он знал всю эту чертову писанину наизусть.

— Здесь сказано, мистер Хаммер, что у вас довольно резкий характер.

— Возможно, кое-кто так считает.

— Я смотрю, у вас были трения с законом.

— А вы смотрите результаты.

— Смотрел. Я полагаю, что у вас могут отобрать лицензию, если мы дадим ход этим фактам.

Он оторвал глаза от папки.

— Мы вас не пугаем. Вами интересуется полиция штата Нью-Йорк. Может быть, она вас больше устраивает?

Беседа начала приобретать утомительный характер.

— Как хотите. Они тоже ничего не смогут сделать, кроме как поговорить.

— Вы проскочили полицейский пост на шоссе.

— Неверно, приятель. Я там остановился.

— Но вы обманули полицейского, который задавал вам вопросы.

— Не отрицаю. Но ведь я не был под присягой. Если бы он хоть немного соображал, задавал бы вопросы не мне, а женщине. — Я выпустил струю дыма в потолок.

— Мертвая женщина в вашем автомобиле…

— Неубедительно, — сказал я. — Вы отлично знаете, что я ее не убивал.

Губы его тронула ленивая улыбка.

— Почему мы должны это знать?

— Потому что я этого не делал. Я не знаю, как она умерла. Но, если ее застрелили, вы уже побывали у меня дома и нашли мой пистолет. Вы сделали парафиновую пробу, и она оказалась отрицательной. Если она была задушена, следы на ее шее не совпали с длиной моих пальцев. Если ее зарезали…

— Ей раскроили череп тупым предметом, — ввернул он спокойным тоном.

Я сказал не менее спокойно:

— Значит, он соответствует вмятине на моем собственном черепе, и вы это знаете.

Если я и думал, что он обозлится, я ошибался. Он криво улыбнулся и откинулся на спинку кресла, подложив под затылок ладони со сцепленными пальцами. Кто-то позади меня усиленно закашлял, чтобы скрыть смех.

— Ладно, мистер Хаммер, похоже на то, что вы все знаете. Иногда нам удается расколоть самых несговорчивых без особых хлопот. Мы действительно сделали все, о чем вы сказали, еще до того, как к вам вернулось сознание. Вы как в воду смотрели.

Я покачал головой.

— Если хотите знать, я всегда был далек от того, чтобы недооценивать полицию. Я сам зарабатываю себе на жизнь этим ремеслом, и совсем неплохо. Короче, если вас действительно что-то интересует, я буду рад сообщить вам все, что знаю.

Он на минуту задумался, поджав губы.

— Капитан Чемберс передал нам полный отчет о происшествии. Детали совпадают… и ваше поведение соответствует, видимо, вашему характеру. Поймите, мистер Хаммер, что мы вас не преследуем. Если ваша роль была достаточно безобидна, нам больше ничего не требуется. Просто мы обязаны учитывать любую возможную версию.

— Хорошо. Значит, я вне подозрений?

— Постольку, поскольку это касается нас.

— Надо полагать, полиция штата имеет ордер на мой арест?

— Мы это уладим.

— Спасибо.

— Еще один вопрос…

— Да?

— Судя по вашему досье, вы человек достаточно проницательный. Что вы сами думаете об этом деле?

— С каких это пор вас интересует чужое мнение?

Я раздавил сигарету в пепельнице на столе и взглянул на него.

— Женщина что-то знала, чего не должна была знать. Кто бы они ни были, видна опытная рука. Похоже, их «седан» был тот самый, который обогнал нас, когда я посадил ее в машину. Там было неподходящее место, поэтому они проехали вперед. Она не захотела говорить, тогда они ее убрали. Наверное, все это было обставлено как несчастный случай.

— Совершенно верно.

— Ничего, если я задам вопрос?

— Задавайте.

— Кто она была?

— Ее звали Берга Торн. — По моим глазам он понял, что я жду продолжения, и пожал плечами. — Она была профессиональной партнершей в дансинге, хозяйкой зала в ночном клубе, дежурной подружкой для подгулявших бездельников и всем чем угодно, когда дело касалось секса.

— Не совсем понимаю.

— А вам и не обязательно понимать, мистер Хаммер. — В его глазах появился холодок, и мне стало ясно, что разговор окончен. Ну что ж, и на том спасибо.

Я встал и надел шляпу. Один из молодых людей открыл для меня дверь. Я взглянул на него и ухмыльнулся во весь рот.

— Ничего, приятель, я сумею.

— Простите?

— Понять, говорю, сумею. А потом и еще кто-нибудь поймет.

Я закрыл за собой дверь, вышел в холл и минуту постоял, прислонившись к стене. В голове стучало, перед глазами плыли круги, из-за мерзкого вкуса во рту хотелось сплюнуть. Я стиснул зубы, и холодная ненависть захлестнула меня с головой. Она воскресила в памяти голоса, и тогда я почувствовал себя лучше. Теперь я знал, что никогда их не забуду, что рано или поздно услышу снова, только на этот раз они захлебнутся в предсмертном хрипе.

Спустившись в лифте, я вышел на улицу, взял такси и назвал служебный адрес Пэта. Дежурный полицейский сказал мне, что он у себя. Когда я поднялся по лестнице и вошел к нему в кабинет, Пэт сидел за своим столом, балансируя на задних ножках стула, и подбирал для меня дружескую улыбку подходящего размера.

— Как прошла встреча, Майк? — спросил он.

— Это был дрянной спектакль. — Я придвинул ногой стул и сел. — Не знаю, зачем это им понадобилось, но они зря потратили время.

— Они никогда не тратят время зря.

— Тогда зачем было привозить меня на допрос?

— Для проверки. Я сообщил им факты, которыми они еще не располагали.

— Не похоже, чтобы они очень уж проверяли.

— Я другого и не ожидал. — Он качнулся вперед и поставил стул на все четыре ножки. — Наверное, ты тоже задавал вопросы.

— Да. Я узнал имя девушки. Берга Торн.

— Это все?

— Кое-что из ее прошлого. Но этого мало.

Пэт опустил глаза и уставился на свои руки, потом посмотрел на меня настороженно-изучающим взглядом.

— Майк… Я дам тебе кое-какую информацию. Я это делаю по той простой причине, что ты все равно ее раскопаешь, а нам с тобой делить нечего.

— Продолжай.

— Ты слышал такое имя — Карл Эвелло?

Я кивнул.

— Эвелло — тот человек, который дергает за ниточки. При расследовании, которое проводила недавно комиссия сената, всплыли имена многих подпольных дельцов, но сам он настолько крупная фигура, что его имя даже не упоминалось.

— Вот уж не думал, что он такая важная шишка, — удивился я. — Откуда это известно?

— Никто ничего толком не знает. Против него много подозрений, но пока не будет достаточных и конкретных доказательств, никто не станет его обвинять, даже я. Поверь мне на слово, этот малый — крупная фигура. Сейчас он им нужен. Он им нужен позарез, и, когда его возьмут, он потянет за собой всю цепочку.

— Ну и что?

— Берга Торн какое-то время была его любовницей.

Вся эта история начала приобретать смысл.

— Значит, она что-то на него имела?

Пэт недовольно пожал плечами.

— Кто ее знает? Полагали, что имела. Ее затем и пытали, чтобы вырвать какие-то сведения. Теперь уж она ничего не скажет.

— Ты считаешь, что это были люди Эвелло?

— Ясное дело.

— А что насчет санатория?

— Она находилась там по рекомендации своего врача, — сказал Пэт. — Она должна была дать свидетельские показания в комиссии конгресса, и у нее произошел нервный срыв. Разбирательство было отложено до ее выздоровления.

— Интересное кино. А где тут я?

У него вокруг глаз обозначились еле заметные морщинки.

— Тебя тут нет. Ты за кадром.

— Черта с два!

— Ладно, герой-одиночка, давай спокойно разберемся. У тебя нет никакой причины дергаться. Это был просто несчастный случай, и ты здесь ни при чем. Да и что ты можешь сделать? А если ты попытаешься вмешаться, это вызовет крайнее недовольство всех заинтересованных сторон.

Я выдал ему свою лучшую улыбку, в которой были задействованы все зубы и даже глаза.

— Ты мне льстишь.

— Не считай себя умнее всех, Майк.

— С чего ты взял?

— Хорошо, ты толковый малый, и я знаю, как ты работаешь. Я просто стараюсь пресечь неприятности, пока они не начались.

— О чем ты говоришь, Пэт? Они уже начались, и ты это знаешь. Мне врезали между глаз, женщину прикончили, машина погибла. — Я встал и посмотрел на него сверху, чувствуя, как улыбка сходит у меня с лица. — Может, я и впрямь слишком гордый, но спускать такое я не намерен. Кто-то заплатит мне той же монетой, а там уж Эвелло это будет или другой кто — мне до лампочки.

Пэт ухватился за край стола.

— Одумайся, Майк. На кой черт тебе это нужно? Ведь ты…

— А как бы ты поступил, если бы тебя вот так подставили?

— Со мной такого не случалось.

— Знаю… Зато со мной случилось. Эти ребята не такие уж крутые, чтобы все сходило им с рук. Какого черта, Пэт, уж ты-то меня знаешь!

— Именно поэтому я и прошу тебя ничего не затевать. Ну, что мне прикажешь делать, взывать к твоему патриотизму?

— Да плевать я хотел, даже если меня будут хором отговаривать конгресс, президент и Верховный суд. Они всего лишь люди, которых не бьют по башке и не бросают с обрыва. С подонками не играют по правилам. Сыскари из федералки могут стараться сколько угодно, но что происходит, когда они накрывают шайку гангстеров? Ладно, дадут они показания. Костелло тоже давал показания, и я могу дать тебе протоколы судебного заседания, где зафиксировано его лжесвидетельство. А что дальше? Да ты знаешь не хуже меня, что было дальше. Это слишком крупные фигуры, и ничего с ними не сделаешь. Они найдут сколько угодно свидетелей, которые дадут под присягой любые показания. У них слишком большие деньги и слишком большие связи, и, если они заговорят, слишком много людей пойдет ко дну. Ладно, ну их к черту. Лично меня интересуют парни, которые ехали в «седане», и я хочу увидеться с ними еще раз. Мне неизвестно, как они выглядят, но я их знаю. Если федералка выйдет на них раньше меня, я не стану огорчаться, я просто подожду. Я буду ждать, пока закончится следствие или даже пока они отсидят свои пустяковые сроки, но я этого дождусь, и тебе не придется больше тратить на них время.

— Я смотрю, ты все рассчитал.

— Да. Вплоть до ссылки на состояние необходимой самообороны.

— Ничего у тебя не выйдет.

Я снова ему улыбнулся.

— Пэт, ты же все прекрасно понимаешь.

Серьезность мигом сошла с его лица, рот растянулся в широкую улыбку.

— Понимаю, — сказал он. — Поэтому и боюсь.

— Это было убийство, совершенное с особой жестокостью бандой хладнокровных ублюдков. Посмотрелбы ты, что они сделали с ней перед тем, как прикончить.

— Огонь уничтожил все следы на ее теле… Или на том, что от него осталось.

— Следы были, и выглядели они не очень привлекательно. — Я взглянул на него в упор. — После такого зрелища начинаешь мыслить по-другому.

Он поднял на меня задумчивые глаза.

— Они пытали ее не для того, чтобы выяснить, сколько она знает, — сказал я. — Из нее хотели выжать информацию, известную ей одной, ключ к чему-то неразгаданному.

Лицо Пэта опять стало серьезным.

— И ты хочешь добыть этот ключ?

— А ты как думаешь?

— Не знаю, Майк. — Он устало провел рукой по глазам. — Наверно, я и не ожидал, что ты оставишь это дело без последствий. — Он взглянул в окно, по которому бежали струйки дождя. — Ладно, раз так, тебе не мешало бы знать кое-что. Эти ребята из ФБР — народ ушлый. Они имеют твое досье и знают, как ты работаешь. Они даже знают, как ты думаешь. Не жди от них никакой помощи. Если встанешь им поперек дороги, дело кончится каталажкой.

— Ты получил указания?

— В письменном виде и от весьма высоких инстанций. — Он взглянул на меня в упор. — Мне было приказано передать тебе это, если будешь дергаться.

Я поднялся и достал сигареты.

— Великие сыщики. Они хотят все сделать сами. Слишком умные, чтобы нуждаться в помощи.

— У них техника и люди, — возразил Пэт.

— Верно. — Губы у меня пренебрежительно дернулись. — Но здесь нужна позиция, которой у них нет. Они хотят сыграть на публику, показать на этом примере эффективность своей работы. Думают, что упекут их за решетку. Черта с два! Эти ребятки из «седана» плевать хотели на власти. А также на тебя, на меня и на кого угодно, кроме самих себя. Они признают только одно — ствол в брюхо, лучше с разрывной пулей, которая размотает им кишки по стенкам. Вот такой подход они уважают. — Я напялил шляпу, стараясь не задеть фонарь на лбу. — До встречи, Пэт.

— Если она состоится, — ответил он мне в спину.

Я спустился по лестнице, вышел на дождь и стал ловить такси.


Если вы не знаете, что они здесь были, вы никогда этого не обнаружите. Разве что мелочи какие-нибудь. Бороздка в слое пыли от случайного прикосновения рукава, чуть сдвинута пепельница, резиновая полоска в дверце холодильника в одном месте вылезла наружу — не могут же они знать, что она отстает и каждый раз ее надо придерживать рукой.

Мой пистолет висел в шкафу на прежнем месте, на щечке можно было заметить отпечаток большого пальца, хотя я помнил, что хорошо протер его перед тем, как убрать. Я снял пистолет с крючка и положил на стол. Ребята из ФБР слишком хорошо знали свое дело, чтобы оставлять отпечатки. Когда я стаскивал пальто, насвистывая какую-то песенку без мотива, мой взгляд упал на корзинку для мусора, стоявшую около платяного шкафа. На дне лежал окурок, это был окурок не от моей сигареты. Я поднял его, осмотрел и бросил назад, продолжая насвистывать. Немного поразмыслив, я снял трубку и набрал номер консьержа.

— Это Майк Хаммер, Джон. Ты впускал сюда мужчин?

— Мужчин? — Он замялся. — Понимаете, мистер Хаммер, я…

— Ладно, ничего. Я с ними говорил. Просто хотел проверить.

— Ну, если так… У них был ордер на обыск. Вы знаете, кто они? Это люди из ФБР.

— Знаю, знаю.

— Они сказали, чтобы я помалкивал.

— Ты уверен?

— Факт. С ними был еще городской полисмен.

— А больше никто не приходил?

— Никто, мистер Хаммер. Я бы никого не впустил, вы же знаете.

— Ладно, Джон. Спасибо. — Я положил трубку, снова осмотрелся. Кто-то еще был в квартире. Он тоже знал свое дело. Но не так хорошо, как агенты ФБР. Он оставил следы.

Опять вокруг меня сгущалась тревога. Она висела в воздухе, как дым, хотя не имела ни цвета, ни запаха. Я снова начал насвистывать и взял со стола пистолет.

Глава четвертая

Она приехала в полдвенадцатого. У нее давно был свой ключ, и она вошла в гостиную, неся с собой тепло, свет и радость жизни.

— Привет, красотка! — сказал я.

Она медленно улыбнулась, потом изобразила губами поцелуй. Нам не надо было соприкасаться губами. Она посылала мне свое тепло через всю комнату.

— Уродина, — сказала Велда. — Ты еще безобразней, чем был, но я люблю тебя еще больше.

— Ну и пусть уродина. Зато я внизу красивый.

— Кто полезет так далеко? — улыбнулась она. — Разве что я.

— Именно ты, детка.

Продолжая улыбаться, она сняла пальто и бросила его на спинку кресла.

По-моему, я никогда не уставал смотреть на нее. Она была моим идеалом женщины, и даже любые ее эмоции, как бы они ни проявлялись, всегда отвечали моему настроению. В ней уживались пышная красота джунглей и элегантная утонченность города. Для меня она была всем на свете, и на ее пальце поблескивало подаренное мной кольцо.

Велда прошла в кухню и открыла пару банок пива. Я взял у нее запотевшую от холода банку и поставил на столик рядом с собой. Она опустилась в кресло, сделала глоток, а когда слизнула языком пену с губ, я почувствовал внезапное волнение в крови.

Затем она сказала то, что я ожидал:

— На этот раз дело слишком серьезное, Майк.

— Вот как?

Она медленно подняла глаза и посмотрела на меня твердым взглядом.

— Я кое-что сделала, Майк. Я не стала ждать, пока ты выйдешь из больницы. Это не такое убийство, как ты думал. Это было преднамеренное и организованное убийство, и оно имеет такую подоплеку, что даже городские власти боятся о нем говорить. Оно вышло на федеральный уровень, но нити тянутся так высоко, что и агенты ФБР должны проявлять осмотрительность.

— Ну и что? — сказал я с безразличным лицом, поднося ко рту банку с пивом.

— Тебе все равно, что я думаю?

Я поставил банку на столик и сказал:

— Даже очень не все равно, котенок, но, когда надо принимать решение, для меня важно, что я сам думаю. Я мужчина. Пусть даже я один мужчина, но пока у меня есть собственный ум, опыт и знания, я буду принимать решения сам.

— И ты собираешься гоняться за ними?

— А я бы нравился тебе больше, если бы пошел на попятный?

Улыбка тронула ее губы, смягчив серьезное выражение лица.

— Нет, — сказала она, и теперь глаза ее тоже улыбались. — Люди и техника на десять миллионов долларов ведут войну с другой многомиллионной организацией, и именно тебе нужно влезать между ними и наводить порядок. Ладно, ты мужчина, ты решаешь. — Она отхлебнула из банки. — Я все жду, когда ты решишься наконец спуститься со своего холостяцкого пьедестала и переехать туда, где я смогу хоть немножко влиять на тебя.

— Ты уверена, что сможешь?

— Нет, но у меня хоть будет с кем спорить, — засмеялась она. — Мне бы хотелось, чтобы ты был рядом со мной как можно дольше и чтобы я поменьше волновалась за тебя.

— Я и сам этого хочу, Велда. Просто вначале надо кое-что уладить.

— Я знаю, но позволь мне предупредить тебя. Отныне ты будешь иметь дело с коварной интриганкой.

— Ты это уже пробовала.

— Но не так.

Я допил пиво, подождал, пока она допьет свое, потом вытряхнул себе на ладонь сигарету и бросил ей пачку.

— Ну, так что тебе удалось разузнать?

— Я выяснила некоторые обстоятельства. Нашла водителя грузовика, который проезжал мимо твоей машины, когда она стояла на обочине с аварийными огнями. Он там остановился, но когда увидел, что никого нет, поехал дальше. Ближайший телефон был в трех милях, в придорожном ресторане, и он удивился, что никто туда не приходил, потому что на шоссе он никого не обгонял. Девушка из ресторана сказала мне, что за полмили от них есть заброшенный домик. Когда я разыскала его, там было полно агентов ФБР.

— Занятно.

— По-моему, не очень. — Она передвинулась в кресле и поправила пальцами свои шелковисто-смоляные волосы, отливавшие мягким блеском в неярком свете лампы. — Они меня задержали на некоторое время, задали несколько вопросов и отпустили с предупреждением, в котором была скрытая угроза.

— Они что-нибудь нашли?

— Насколько я понимаю, нет. Они прошли тем же маршрутом, что и я, и обнаружили только то, о чем ты им уже рассказал. Но вот что интересно. Домик находится за полсотни ярдов от шоссе и со всех сторон окружен кустарником. Там можно зажечь свет, и никто не увидит. Найти его можно лишь в том случае, если знаешь место.

— Слишком удобно, чтобы быть совпадением, ты это хочешь сказать?

— Даже чересчур удобно.

Я выпустил струю дыма и смотрел, как она обтекает пустую банку из-под пива.

— Не возьму в толк. Если девушка сбежала, как им удалось узнать, куда она направилась?

— Непонятно. А как они могли узнать насчет этого домика?

— Кому бы он мог принадлежать?

Она нахмурилась и покачала головой.

— Здесь тоже загвоздка. Домик является государственной собственностью и построен двадцать лет назад, но им никто не пользовался, если не считать последнего случая. На дверном косяке были вырезаны даты. Последняя относится к 1937 году.

— Это все?

Велда медленно покачала головой.

— Я видела твою машину. Вернее, то, что от нее осталось.

— Бедная старушенция. Последняя из оригинальных моделей.

— Майк…

— Да?

— Что ты собираешься делать?

— Угадай.

— Ты должен мне сказать.

Я глубоко затянулся и бросил окурок в банку из-под пива.

— Они убили женщину и пытались повесить это на меня. Они угробили мою машину. Из-за них я попал в больницу. Они ни во что не ставят людей, им наплевать, если кто-то пострадает. Мерзавцы, подлые мерзавцы! — Я стучал кулаком по ладони, пока не почувствовал боль. — Надо уточнить их должок, детка, а потом полетят головы.

— Одна из них может оказаться твоей, Майк.

— Не исключено, но она наверняка не будет первой. И знаешь, что я тебе скажу? Кто бы они ни были, у них начинается мандраж. Они читают газеты, а события развертываются не совсем так, как им хотелось бы. Закон средних величин подвел их на этот раз, и вместо очередного лопуха они нарвались на меня. И это им не нравится, потому что я не средняя величина, а они достаточно умны, чтобы видеть разницу.

Она смотрела на меня напряженно-выжидающим взглядом.

— Они уже здесь побывали, — сказал я.

— Майк!

— Не знаю, зачем они приходили. Наверно, они и сами этого не знали. Но можно не сомневаться, что они обшарили мою квартиру, думая найти что-то нужное для себя. И если даже ничего не нашли, это не означает, что они не вернутся. Но в следующий раз я не собираюсь попадать в больницу.

— Что же они хотели найти?

— Ума не приложу. Но ради этого они пытались убить двух человек. Хочешь не хочешь, я увяз в этом деле, и мне это даже нравится. Я смертельно ненавижу этих людей. Ненавижу до такой степени, что ненависть выступает у меня на коже. Я найду, кто они такие и что им надо, и тогда пусть пеняют на себя.

— Верен себе, да? — В ее голосе прозвучали нотки сарказма.

— Нет, — сказал я. — Возможно, в этот раз я сделаю по-другому. Просто из спортивного интереса.

— Ты мне такой не нравишься, Майк. — Она сжала пальцами ручки кресла с такой силой, что побелели суставы.

— Я многим не нравлюсь. Особенно тем, кто знает, что я не собираюсь ждать у моря погоды. Они понимают, что теперь им задницей не шевельнуть спокойно, потому что я буду подбираться все ближе и ближе, пока не наступлю им на хвост. Они это знают не хуже, чем я.

— Но ты вызываешь огонь на себя!

— Само собой, котенок, и я иду на это. Если таким способом можно их вытащить на расстояние выстрела, я очень рад стать мишенью.

Лицо у нее смягчилось, она откинула голову на спинку кресла и устремила взгляд в потолок. Наступила долгая пауза. Потом она сказала:

— Майк, я должна кое-что тебе сообщить.

Ее тон заставил меня насторожиться.

— Говори.

— Если кому и придется стрелять, то только не тебе.

У меня дернулось лицо. Велда достала из кармана конверт и бросила мне через комнату. Я поймал его на лету.

— Пэт принес сегодня утром. Он ничем не мог помочь, так что не лезь в бутылку.

Я открыл конверт и вытащил листок бумаги. Текст был короткий и деловой. Никаких словесных уверток, никаких сомнений насчет отправителя. Письмо на официальном бланке. Я готов был биться об заклад, что ему предшествовала сотня других писем, в которых обосновывалась его необходимость.

Это было очень простое уведомление о том, что моя лицензия на ношение оружия аннулируется, а также временно приостанавливается действие патента, выданного мне властями штата на право занятия частным сыском. О полном или частичном возмещении моих двух сотен, заплаченных указанному штату за упомянутую лицензию, ничего не говорилось.

Я рассмеялся, сунул письмо обратно в конверт и положил на стол.

— Они хотят, чтобы я сделал это варварским способом.

— Они вообще не хотят, чтобы ты это делал. Теперь, если тебя прихватят с пистолетом, ты попадешь под статью.

— Один раз так уже было, помнишь?

Велда медленно кивнула, но на ее лице ничего не отразилось.

— Все правильно, только тогда они забыли обо мне. Я ведь тоже имела карточку частного детектива и лицензию на оружие. На этот раз они не забыли.

— Смышленые ребята.

— Даже очень. — Она снова закрыла глаза и откинула голову на спинку кресла. — Да-а, туго нам придется.

— Не нам, девочка. Мне.

— Нам.

— Послушай…

Еле заметный блеск ее зрачков говорил о том, что она смотрит на меня.

— Кому ты принадлежишь, Майк?

— А то ты не знаешь!

Она не ответила. Глаза ее приоткрылись, и было что-то грустное в том, как она пыталась сложить губы в улыбку.

— Ладно, детка, — сказал я. — Пусть будет по-твоему. Если я высунусь не вовремя, можешь меня подстраховать. — Я поднял свой пистолет, лежавший на полу рядом с креслом, вынул обойму и высыпал патроны на ладонь. — Твой дружок Майк стареет. А может, слабеет?

Грустная улыбка перешла в смех.

— А может, умнеет? Мы с тобой столкнулись с такой громадиной, Майк, которую одной лишь силой даже не пошатнешь. Здесь не сила нужна, а разум. Я рада, что ты это почувствовал. Но тебе будет совсем непросто изменить своему стилю.

— Знаю. Я человек другого склада, — сказал я и улыбнулся. — Ладно, не стоит об этом беспокоиться. Все стараются держаться от меня подальше. Я у них как кость в горле. Причины могут быть самые разные, но чаще всего они боятся, что я испорчу им игру. Такое случалось и раньше. Сделаем так, чтобы это случилось еще раз.

— Только не надо расшибаться для этого в лепешку, — сказала Велда, сверкнув белозубой улыбкой. — Семь лет — очень долгий срок, чтобы ждать своего парня. Хотелось бы, чтобы он был в хорошей форме, когда наберется духу сделать решительный шаг.

Я сказал:

— Ладно, — но не так громко, чтобы она услышала.

— С чего мы начнем, Майк?

Я разжал пальцы, и патроны один за другим попадали в пепельницу. Они лежали на донышке, отливая мертвящим блеском, беспомощные, как осиротевшие птенцы в гнезде.

— Начнем с Берги Торн, — сказал я. — Мне нужна медицинская карта из санатория. Мне нужна ее биография, а также сведения о тех лицах, с которыми она была связана. Это твоя работа.

— Аты?

— Эвелло… Карл Эвелло. Он каким-то образом причастен к этой истории, и я беру его на себя.

Велда кивнула, побарабанила ногтями по ручке кресла и посмотрела на меня долгим взглядом.

— С ним будет нелегко.

— Как и с другими.

— С ним особенно. Он состоит в организации. Пока ты лежал в больнице, я виделась с людьми, у которых удалось кое-что выяснить. Они знали об Эвелло совсем немного, скорее даже не знали, а догадывались, но эта негласная информация наводит на мысль, которая могла бы тебя заинтересовать.

— Например?

Она взглянула на меня с легкой улыбкой — так красавица джунглей смотрит на своего повелителя перед тем, как рассказать ему, что происходит вокруг берлоги.

— Мафия, — сказала она.

Я почувствовал, как снизу вверх по всему телу пробежала волна обжигающего холода, оставив после себя ярость и страх. Это были всего лишь эмоции, но они стучали у меня в висках и хватали за глотку, и, когда я выдавил из себя какие-то скрипучие звуки, мне показалось, что они донеслись со стороны.

— Откуда они знают?

— Они не знают, они только подозревают. Федеральные органы тоже интересуются этим делом.

— То-то они забегали! Похоже, вышли на крупного зверя. Конечно, они не хотят, чтобы я охотился рядом с ними.

— Ты слишком шумный.

— Смотря по обстоятельствам.

Велда промолчала.

— Теперь кое-что проясняется, — сказал я. — Они подозревают, что я каким-то образом участвую в этом деле, но не могут заявить об этом открыто. Они играют со мной в викторину, надеясь поймать на каком-нибудь вопросе. Теперь вообще не отцепятся. Если они прикоснулись пальцем, он пристает намертво. Для них не существует такого понятия, как полная невиновность. Самое большее, на что вы можете рассчитывать, это невиновность с долей вины.

— Может, это и хорошо, Майк, — медленно сказала Велда. — Мы живем в безумном мире. Полная невиновность как таковая в него просто не вписывается. Хоть что-нибудь да пытаются скрыть. — Она сделала паузу и провела пальцами по щеке. — Если убийцу вешают не за то убийство, которое он совершил, справедливо это или нет?

— Это для тебя что-то новое, детка.

— У тебя научилась.

— Тогда заканчивай.

Она протянула руку и вытащила из пачки сигарету. В этом движении была женственность, грация и пластичность точеных пальцев. Ее рукой можно было любоваться, как прекрасной картиной старых мастеров. Трудно было представить себе зажатый в ней пистолет, грохот и пламя выстрелов, бьющих наповал, как это дважды происходило на моих глазах.

— Теперь за невиновность с долей вины надо платить, — сказала она. — Тебя будут использовать как один из крючков с наживкой, пока что-нибудь не клюнет.

— И в конечном счете выиграет народ, — добавил я.

— Совершенно верно, — уголки ее губ дрогнули в улыбке. — Но не огорчайся, Майк. Они давно уже пользуются твоим способом, ты сам их научил.

Я катал пальцами патроны по дну пепельницы. Велда неподвижно наблюдала за мной из другого конца комнаты, задумавшись о чем-то с полузакрытыми глазами. Потом поднялась, бросила пачку сигарет в пустое кресло рядом со мной и надела пальто.

Я не смотрел, как она уходит. Я погрузился в мечты о том, что я сделаю, а может, и как я это сделаю, если не будет свидетелей. Мое воображение рисовало толстые хари с тяжелыми подбородками, разъевшиеся за чужой счет, и то кровавое месиво, которое я сделаю из них рукояткой своего пистолета. Мое воображение рисовало тайный легион убийц, которые проводят парад террора под знаменем мафии и потешаются над нашими законами и обычаями, и я представил себе, как быстро улетучится их дьявольское самодовольство, когда они сами начнут превращаться в смердящие трупы.

Ей не стоило труда прочитать мои мысли. Она уже не раз видела меня в таком состоянии. Ей также не стоило труда вернуть меня к действительности.

— А не пора ли, Майк, обучить их новым трюкам? — спросила она тихо.

Потом она ушла, и в комнате стало чуть темнее.

Глава пятая

Некоторое время я сидел неподвижно, уставившись на многоцветные отражения города, которые сменялись в моем окне, как в живом калейдоскопе. Голос гигантского монстра за стеклом звучал, как несмолкаемый гул, но стоило хорошенько прислушаться к нему, и он превращался в монотонное издевательское хихиканье над большими и малыми заботами десятка миллионов людей, а потом постепенно перерастал в сатанинский смех, когда смешит кровь, бегущая из открытой раны, а самая забавная штука — смерть.

Да, он смеялся над такими, как я и вы. Это был голос палача, который хохочет при каждом ударе хлыста, исторгающем крики у жертвы. Тихий голос, покрывающий слабые крики, и более громкий голос, покрывающий страдальческие стоны.

Я прислушивался к нему и прокручивал в мыслях статистику. Столько-то погибших в минуту в дорожно-транспортных происшествиях, столько-то раненых. Столько-то убитых в час в результате прямого насилия. Столько-то… столько-то… Эти цифры выстраивались в чудовищный перечень, который не уставали повторять на заседаниях и собраниях.

Не говорили только об одном. Сколько живет в смертельном страхе? Сколько лежит по ночам без сна, терзаясь мрачными мыслями? Сколько с тревогой думает о том, где их дети и что они делают? Сколько становится жертвами тайной армии рэкета с ее бесшумной тактикой террора?

Я слышал голос за окном и знал, что это не какой-то неосязаемый монстр. И не какой-то гигантский механический агрегат, который может действовать сам по себе. И не отдельное живое существо со своими собственными правилами и законами. Ничего похожего.

Люди, только люди.

Просто слабые люди из плоти и крови, в большинстве своем хорошие люди. Но есть среди них мерзкие ублюдки, насосавшиеся крови своих ближних и раздувшиеся от собственной власти до такой степени, что стоит их проткнуть, и они лопнут, как перезревший арбуз, разбрызгивая вокруг себя свои потроха.

Мафия. Грязная, отвратная мафия. Безмерно разросшаяся банда неграмотных, тупоумных подонков, которые насаждают повальный страх и остаются безнаказанными, потому что у них есть деньги. Думаете, «Черная рука»[4] канула в прошлое вместе с сухим законом, и теперь не стоит об этом говорить? Многие вдовы думают совсем по-другому. Вдовцы тоже.

Как сказала Велда, будет очень нелегко. Не станете же вы спрашивать всех подряд, где найти главаря мафии. Вначале вы находите человека, которого можно спросить, и если к этому времени вы еще живы и он жив, вы спрашиваете. Затем находите и спрашиваете других, с каждым разом приближаясь к той черте, за которой вас ждет пуля или нож.

Они работают по закону, жестокому, нерушимому закону. Если мафия наложила на вас лапу, она никогда ее не снимет. Попробуйте сделать хоть шаг, один нерешительный шажок, чтобы сбросить ее, и вам конец. Иногда он наступает через день-два, иногда проходит целый год, но с этого момента ваша песенка спета.

В некотором смысле это даже забавно. Где-то на вершине стоит трон. На нем восседает человек, от которого лучами расходится страх, как нити паутины. Он делает жест рукой, и кто-то умирает.

Он делает еще один жест, и кто-то вопит под пыткой. Он кивает головой, и кто-то сам прыгает с крыши, потому что не видит иного выхода. И все это делает один человек. Один слабый человек из плоти и крови.

Я мрачно усмехнулся при мысли о том, как бы он вел себя, если бы на минуту был лишен оружия и власти и оставлен в закрытой комнате с кем-нибудь, кому он не нравится. Я почти видел его лицо за окном, и губы мои растянулись в зловещую усмешку, потому что теперь я точно знал, что буду делать.

Было поздно, но только по часам. Город зевал и потягивался после ужина, пробуждаясь к ночной жизни. Дождь затих, возвестив о своем конце глухим рокотом неба. Воздух стал чище, свет чуть ярче, лавина автомобилей пошла на убыль, так что я без труда поймал такси и доехал до дома, где жил Пэт.

Он впустил меня с улыбкой, промычал что-то сквозь стопку бумаг, зажатую в зубах, махнул рукой в сторону гостиной и взял мое пальто. Ему достаточно было одного взгляда, чтобы заметить отсутствие пистолета у меня под мышкой.

— Выпьешь? — спросил Пэт.

— Не сейчас.

— Всего лишь имбирный эль.

Я покачал головой и сел. Пэт налил себе стакан, опустился в кресло с подголовником и сунул бумаги в конверт.

— Рад видеть, что ты путешествуешь налегке.

— А для тебя это неожиданность?

Он усмехнулся краем рта.

— Я полагал, что ты сам знаешь, как себя вести в такой ситуации. Хочу только сказать, что я тут ни при чем.

— Но ты не очень об этом сожалеешь, ведь так?

— По правде говоря, не очень. — Он побарабанил пальцами по конверту, затем поднял на меня глаза. — Это режет тебя в смысле работы, но я не думаю, что ты умрешь с голоду.

— Я тоже так не думаю, — усмехнулся я в ответ. — До каких пор меня собираются держать на привязи?

Ему совсем не понравилось, что я улыбаюсь. Вокруг глаз собрались морщинки — верный признак раздражения. Он знал, что я это вижу, и надолго приложился к пиву. Потом сказал:

— Пока они не будут готовы отменить свое решение, если они вообще его отменят.

— На них тоже найдется управа, — сказал я.

— Ты так думаешь?

Я сунул в рот сигарету, прикурил.

— Завтра можешь им напомнить, что я член профсоюза, налогоплательщик и человек со связями Мой адвокат, надо полагать, уже представил возражения против незаконных действий, допущенных по отношению ко мне. Они не смогут подвести меня под статью о запрете на профессию без решения суда.

— Ты что-то очень разговорился, Майк.

— Ага. И ты знаешь, о чем я говорю. Я никому не позволю наступать себе на ноги, даже федеральным властям.

Его пальцы с силой сжали стакан.

— Майк… Это не просто убийство.

— Знаю.

— И много?

— Не больше, чем прежде. Но я много думал над этим.

— И какие выводы?

— Один. — Я твердо взглянул на него. — Мафия.

В лице его ничего не изменилось.

— И что дальше?

— Я могу быть полезен, если ты перестанешь меня отпихивать. — Я выпустил струю дыма и смотрел, как она растворяется в воздухе. — Я не стану размахивать своим послужным списком, ты знаешь его не хуже меня. Может, я и пристрелил нескольких подонков, но общество не очень по ним скучает. Если твои друзья-приятели в Вашингтоне думают, что я способен действовать с кондачка, тогда их пора отправлять на курсы повышения квалификации. У них там нет профессионалов моего уровня… Ни одного. Если бы они были, они бы заколачивали больше меня. Не станешь же ты утверждать, что там работают из любви к искусству! Они действуют в меру своих способностей.

— Чего-чего, а самомнения тебе хватает.

— Иначе нельзя, братец. Пока сам себя не похвалишь, никто не похвалит. Скажи спасибо, что я до сих пор не покойник, как многие другие.

Пэт неторопливо допил эль, повертел в руках пустой стакан.

— Будь моя воля, Майк, — сказал он, — я бы подключил к этому делу тебя и еще десять тысяч человек. Примерно столько нам требуется для борьбы с ними. Но я человек подчиненный и выполняю приказы. Чем я могу тебе помочь?

— Тебе виднее, Пэт.

На этот раз он рассмеялся. Совсем, как в старые времена, когда нам сам черт был не брат, и если надо было ненавидеть, мы делили ненависть на двоих.

— Ладно, ты хочешь нырнуть в это дело независимо от того, кто и что говорит. Ну, что ж, раз ты продолжаешь стоять на своем, лучше уж использовать твои таланты, чем ставить палки в колеса.

Улыбка на лице Пэта была самая натуральная, глаза блестели. Словно бы время перенесло нас на шесть лет назад, и мы снова были в одной упряжке, лихо берущей любые барьеры.

— Вот что я скажу тебе, Майк. Мне тоже не нравится, как действует ФБР. Мне не нравится, когда уголовщина смыкается с политикой. Мне все это уже осточертело. Каждый предпочитает помалкивать, лишь бы не связываться с ними. Давно пора погладить их против шерсти. Я столько наслышался об их исключительности, что почти уверовал в нее. Ладно, где наше не пропадало! Давай потянем за ниточку и посмотрим, что из этого выйдет. Скажи, на что ты рассчитываешь, и я постараюсь тебе подыграть. Смотри только сам не испорти игру, по крайней мере в ближайшее время. Если получится что-нибудь путное, у меня будет повод для доклада начальству, и тогда я, возможно, не вылечу с работы.

— Ты всегда можешь стать моим партнером, Пэт.

— Спасибо. А теперь скажи, что тебе требуется.

— Информация. Самая подробная.

За ней не надо было далеко ходить. Информация лежала у него на коленях. Он вытащил из конверта сколотые бумаги и перелистал, держа в руках. За головой у него стояла лампа, и на листках просвечивали строчки машинописного текста. Их было не очень много.

— Известные преступники, связанные с мафией, — сказал он, растягивая слова. — Наглядные примеры оперативности мафии и попустительства полиции. Двадцать страниц арестов, а обвинительных приговоров раз-два и обчелся. Двадцать страниц убийств, хищений, торговли наркотиками и других уголовных преступлений, но к нам-то попадает только мелкая рыбешка, в основном исполнители. Мы можем назвать имена некоторых главарей, но считать их самыми крупными фигурами значило бы обманывать самих себя. Имена тех, кто сидит на самом верху, нам неизвестны.

— Карл Эвелло там есть?

Пэт еще раз взглянул на листки и с досадой бросил их на пол.

— Это имя нигде не фигурирует. У него один из тех источников дохода, которые подлежат расследованию, но дело выглядит таким образом, что он сумеет выкрутиться.

— Берга Торн?

— Итак, возвращаемся к убийству. Одному из многих.

— Здесь мы с тобой не сходимся, Пэт.

— Нет?

— Берга — особый случай. Настолько особый, что с ней работала целая команда. Обычно они так не поступают. Зачем она понадобилась сенатской комиссии?

Он чуть помялся, потом пожал плечами.

— Она не представляла собой ничего особенного. Смазливая бабенка и притом неглупая. Но она занималась грязным бизнесом, если ты понимаешь, о чем я говорю.

— Знаю.

— Ходили слухи, что Эвелло содержал ее какое-то время. Это было, когда он греб деньги лопатой. Вскоре он ее выставил, и в комиссии рассудили, что в ней должно заговорить оскорбленное самолюбие, и тогда она выложит все, что знает о нем.

— Эвелло не настолько глуп, чтобы посвящать ее в свои дела, — сказал я.

— Когда дело касается женщины, мужчина способен на любые глупости, — возразил Пэт с ехидной улыбкой.

— Продолжай.

— Ребята из федералки вступили с ней в переговоры. Она перепугалась до чертиков, но дала понять, что знает нечто важное, только просила дать ей время для сбора информации и гарантировать защиту после того, как она ее сообщит.

— Здорово. — Я стряхнул пепел сигареты и откинулся на спинку кресла. — Могу себе представить, как Вашингтон назначает для нее постоянного телохранителя.

— Она должна была давать показания в маске.

— Это не выход. Эвелло все равно сумел бы ее расшифровать по той информации, которую она сообщила бы комиссии.

Пэт кивнул в знак согласия.

— Тем временем, — продолжал он, — свидетельница запсиховала. Дважды она отрывалась от агентов, которые должны были следить за ней. К концу месяца она была на грани истерии и обратилась к врачу. Он направил ее в психиатрический санаторий, где она должна была пробыть три недели. Расследование приостановили, в санаторий послали агентов, чтобы охранять ее, она сбежала и была убита.

— Всего-навсего…

— Всего-навсего, если бы ты не впутался в это дело.

— Вот видишь, какой я молодец.

— Именно так и подумали ребята из ФБР.

— Совпадение исключается, конечно.

— Естественно. — У него опять дернулся рот. — Они же не знают, что с тобой вечно что-нибудь приключается. Ты просто предрасположен к случайностям.

— Я сам об этом подумывал. Ладно, каковы обстоятельства ее гибели?

Он пожал плечами, слегка покачал головой.

— Все было в высшей степени просто. Такое даже предусмотреть невозможно. Были приняты все меры предосторожности, были учтены самые немыслимые варианты, а она избрала самый простой. Она стащила плащ и туфли из комнаты для обслуживающего персонала и вышла через центральную проходную вместе с двумя медсестрами. Как раз шел дождь, одна из них открыла зонтик, и она пристроилась к ней, как это обычно делают женщины, когда не хотят, чтобы дождь испортил им прическу. Так они дошли до угла, медсестры сели в автобус, а она пошла дальше пешком.

— А разве на выходе не требуется предъявлять пропуск?

Он иронически закивал головой.

— Обязательно требуется. Медсестры и предъявили свои пропуска. Возможно, вахтеру показалось, что он видел и третий. По крайней мере он так говорит.

— Но ведь агенты были и снаружи?

— Верно. Один на ногах, другой в машине. Ни один из них не видел эту женщину раньше. Они думали, их дело следить за тем, чтобы никто не вышел без разрешения.

Я коротко рассмеялся.

— Вот именно, думали. Им положено думать правильно или вовсе не думать. Это те самые люди, по милости которых я лишился патента. Те самые люди, которые исключают любое вмешательство в свои дела. Смех, да и только!

— Так или иначе, она сбежала. Это установленный факт.

— Ладно, хватит об этом. Что предпринимает полиция?

— Совершено убийство. В этом направлении они и копают.

— И ничего не находят, — добавил я.

— Пока что, — возразил Пэт с вызовом в голосе.

Я улыбнулся, и его нахмуренный лоб тут же разгладился.

— Ишь скорый какой! С чего ты собираешься начать?

— Где Эвелло?

— Здесь, в городе.

— Что известно о его связях с мафией?

Пэт на минуту задумался.

— Он связан с гангстерами в других крупных городах, но их оперативный центр здесь. — Лицо его передернуло хмурой гримасой, глаза сделались холодные и злые. — На чем и завершается наш краткий обмен информацией о мафии. Мы знаем, как зовут некоторых ее членов, как они действуют — и это пока все.

— Разве ФБР ничего на них не имеет?

— Наверняка имеет, а что толку? Никто не указывает пальцем на мафию. Есть такая маленькая, но важная штука, как доказательства.

— Добудем, — сказал я, — …не мытьем, так катаньем. Это большая организация, и для работы ей нужен капитал.

— Разумеется, нужен. А ты знаешь, как они делают этот капитал? Они выжимают его из маленького человека. Это дополнительный налог, который ему приходится платить. Они вымогают деньги у людей, которые боятся говорить или не могут говорить. Они провертывают такие импортные сделки, которые ставят в тупик администрацию по борьбе с наркотиками. Они запускают лапу в любой подпольный бизнес и сооружают над ним политическую крышу такой толщины, что пушкой не прошибешь.

Мне-то он мог бы и не рассказывать. Я знал, как они работают.

— Может, ты и прав, старина, насчет пушки. А может, никто по-настоящему и не пытался?

Он что-то буркнул себе под нос, потом сказал:

— Ты мне так и не ответил, с чего собираешься начать?

— Сперва Берга Торн. Я хочу разузнать о ней как можно больше.

Пэт потянулся вниз и поднял верхний лист со стопки бумаг, которая валялась на полу.

— Тогда почему бы тебе не использовать для начала вот это? Все равно ничего другого нет.

Я сложил листок и не глядя сунул его в карман.

— Надеюсь, ты мне сообщишь, если появится что-нибудь новое? — сказал Пэт.

— Сообщу. — Я подхватил пальто и шагнул к двери.

— И еще, Майк…

— Да?

— Не забывай, что это двусторонняя сделка.

— Само собой.


Выйдя на улицу, я постоял с минуту возле дома, не спеша достал сигарету, подержал ее во рту и долго прикуривал, так что прыгающий огонек спички освещал мое лицо не меньше, чем секунд десять. Потом глубоко затянулся и выпустил струю дыма в ночной воздух. Из подъезда дома через улицу вышел парень и в нерешительности остановился, словно бы не зная, в какую сторону идти. Я повернул налево, и он решил, что ему тоже надо налево.

Пройдя полквартала, я перешел на другую сторону, чтобы ему было чуть полегче. Вашингтон не выдавал денежную компенсацию за износ подметок при исполнении служебных обязанностей, поэтому не было смысла гонять его понапрасну. Я прошел еще три квартала по направлению к метро и так ловко сманеврировал, что он практически уперся мне в спину.

На этот раз я хорошо разглядел его и уже собрался произнести приветственный возглас, чтобы к наказанию действием добавить наказание словом, когда почувствовал у себя под ребрами ствол пистолета, и я понял, что этот малый вовсе не из ФБР.

Он был молод, даже чем-то симпатичен, но стоило ему улыбнуться, и кривой оскал мелких прокуренных зубов сделал его тем, кем он и был на самом деле — бандитом в дорогом костюме при исполнении важного дела. Судя по зрачкам, он не кололся. Значит, это был хороший исполнитель, и его хозяин знал, за что платит.

Он ухмыльнулся во весь рот и начал что-то говорить, когда я рванул его на край пальто, и пистолет у него в кармане повернулся стволом в сторону. Он дернулся, пытаясь вытащить свою хлопушку, но я врезал ему ребром ладони по шее, и он сел на тротуар, вытянув перед собой ноги, вполне живой, вполне соображающий и начисто выключенный.

Я вытащил у него из руки тупорылый «банкерс», разрядил, зашвырнул патроны в сточную канаву и бросил пистолет к нему на колени. В глазах у него стояли слезы боли и стыда.

— Передай своему боссу, чтобы в следующий раз выбирал, кого посылать на дело, — сказал я и пошел по улице к входу в метро. Интересно, думал я, куда запропастились ребята из ФБР. Бедному малютке, сидящему на тротуаре, на этот раз будет что рассказать своему папе, когда он вернется домой. Скорее всего он не получит на карманные расходы. По крайней мере, они будут знать, с кем имеют дело, и участие в игре профессионала внесет в их жизнь разнообразие.

Я прошел через турникет, опустив в щель десятицентовую монету, вытащил из кармана сложенный листок, заглянул в него и спустился по лестнице на платформу.

Глава шестая

Ночью Бруклин[5] преображается. Он перестает быть одним из пяти нью-йоркских братьев. Он уходит в себя, зашторивает окна и начинает жить такой жизнью, которая человеку из другого района может показаться чужой. Он незнакомый, возбуждающий, ярко освещенный и в то же время обманчивый.

Я слез на станции Брайтон-Лайн и вышел на улицу. На углу парень подсказал мне, как найти нужный адрес, и я прошел несколько кварталов пешком.

Я нашел дом по номеру на дверях. Это был особняк старой постройки, пережиток прошлого века, мрачно взиравший на улицу пустыми окнами. Я поднялся по четырем каменным ступенькам, поднес спичку к почтовым ящикам и увидел то, что искал — фамилии Карвер и Торн. Кто-то перечеркнул их карандашом, а снизу вписал фамилию Бернстайн. Все, что мне оставалось — это неслышно чертыхнуться и нажать кнопку управляющего. Я жал на нее до тех пор, пока что-то не щелкнуло, тогда я толкнул дверь и вошел внутрь.

Он стоял у двери, и я видел часть его лица. Другая часть была скрыта за толстым плечом женщины, которая возвышалась над ним, как башня. Она стояла, уперев в бока большие красные руки, и смотрела на меня такими глазами, будто я выполз из норы. У нее были седые волосы, накрученные на бигуди. Купальный халат еле на ней сходился, и она буквально задыхалась от злости. Ну и баба! Мужчина позади нее выглядел испуганным кутенком.

— Какого черта вам нужно? — сказала она. — Вы знаете, который час? Вы думаете, что…

— Помолчите. — Рот у нее захлопнулся. Я прислонился к косяку двери. — Мне нужен управляющий.

— Я…

— Вы для меня никто, мадам. Скажите своему благоверному, чтобы вышел из укрытия. — Мне показалось, что сейчас ее хватит удар. — Скажите ему, мадам, — повторил я.

Когда мужчины научатся быть мужчинами, тогда они, наверное, смогут обращаться с женщинами. В том, как она выдавила из себя улыбку и отступила в сторону, было даже некоторое жеманство.

Он нехотя вышел вперед, пытаясь напустить на себя важность.

— Да?

Я показал ему свою бляху, которая для меня уже не имела никакой цены, но по-прежнему сверкала и производила эффект.

— Возьмите свои ключи.

— Да, сэр, одну минутку, сэр. — Он сделал несколько шагов, снял с крючка у двери связку ключей и вернулся на место.

— Подожди-ка, — сказала женщина, — сейчас я…

Казалось, он даже приподнялся на носки.

— Это ты подождешь, пока я вернусь, — сказал он. — Я здесь управляющий. — Он повернулся и взглянул на меня с победной улыбкой. Женщина злобно запыхтела и хлопнула дверью.

— Да, сэр?

— Квартира Берги Торн. Я должен произвести осмотр.

— Но полиция ее осматривала, сэр.

— Знаю.

— Сегодня я уже сдал ее.

— Там сейчас кто-нибудь есть?

— Пока нет. Они должны въехать завтра.

— Тогда пойдем.

Он в нерешительности потоптался на месте, потом пожал плечами и двинулся вверх по лестнице. На третьем этаже он вставил ключ в замочную скважину и распахнул дверь. В темноте нашарил на стене выключатель, зажег свет и отступил в сторону, пропуская меня в комнату.

Не знаю, что я ожидал там найти. Возможно, меня привело туда в первую очередь любопытство. Квартиру обыскивали эксперты, после которых там едва ли осталось что-нибудь существенное, если вообще было. Сама квартира имела, если можно так выразиться, чисто функциональное значение — жилье и ничего больше. Кухня, гостиная, две спальни с ванной между ними. Никакой лишней мебели, ничего броского, все к месту.

— Чья обстановка?

— Мы сдаем квартиры с мебелью. Все, что вы видите, принадлежит домовладельцу.

Я вошел в спальню и открыл дверцу стенного шкафа. Там висело полдюжины платьев и костюм. Внизу стояла обувь. Ящики комода были заполнены доверху. Одежда была хорошего качества, сравнительно новая, но не та, что продается в дорогих магазинах. Чулки аккуратно скатаны и уложены в верхний ящик. Там же я обнаружил четыре конверта, два из них с оплаченной доставкой. В одном было письмо из судовой компании «Миллберн Стимшип Лайн», в котором она с глубочайшим сожалением уведомляла, что на пароход «Седрик» все билеты проданы. В другом конверте, более тяжелом, было несколько центов с изображением головы индейца.

Второй ящик был завален тюбиками полузасохшей губной помады и всяким мелким хламом, который накапливается у женщин с непостижимой быстротой.

В другой спальне вообще ничего не было. Убранная кровать, пустой шкаф и пустые ящики комода, застеленные старыми газетами.

Управляющий молча наблюдал за мной, пока я не вышел в гостиную.

— Чья это комната? — спросил я, ткнув большим пальцем в сторону пустой спальни.

— Мисс Карвер.

— А где она?

— Она съехала два дня назад.

— Полиция ее видела?

Он быстро кивнул.

— Может, потому она и съехала.

— Что вы собираетесь делать со шмотками?

— Наверно, придется убрать. Вообще-то квартира сдана до следующего месяца с оплатой вперед. Надеюсь, у меня не будет неприятностей из-за того, что я сдал ее до истечения срока.

— Кто оплачивал квартиру?

— В арендном договоре указано имя Торн.

Он настороженно посмотрел на меня.

— Я не об этом.

— Деньги мне вручала она. — Под моим жестким взглядом он смешался, начал крутить пуговицу на пижаме. — Сколько можно спрашивать об одном и том же? Не знаю я, где она брала деньги. Насколько мне известно, здесь она ничего не устраивала. Старуха моя всюду сует свой нос. Она бы наверняка заметила, если что.

— Мужчины у нее здесь бывали?

— Мистер, — сказал он, — в этом крысятнике двадцать квартир, и я не слежу за всеми, кто приходит и кто уходит, пока за жилье платят. По-моему, она не была проституткой, коли на топошло. Это была женщина, которая делила квартиру с подругой, аккуратно вносила деньги и не причиняла никакого беспокойства. Если ее содержал мужчина, он наверняка не имел того, что мог бы иметь за свои деньги. И если хотите знать, что я сам об этом думаю, могу вам сказать: да, она была на содержании. А может, и обе они. Моей старухе это и в голову не приходило, иначе она их вытурила бы в два счета.

— Ладно, тогда все, — сказал я.

Он открыл мне дверь.

— Вы думаете, это что-нибудь даст?

— Много.

— А не получится так, что…

— Не беспокойтесь. Вы не скажете, как мне связаться с мисс Карвер?

Он бросил на меня быстрый настороженный взгляд, облизнул губы.

— Почем я знаю? Она адреса не оставляла.

Я старался говорить ровным и деловым тоном.

— Видите ли… Когда полиция ведет расследование, бывают вопросы, на которых приходится настаивать.

— Э-э… Послушайте, мистер, кабы я знал… — Он опять облизнул губы, задумался, потом пожал плечами. — Ладно. Только, чур, не говорить моей старухе. Мисс Карвер сегодня здесь была. Она ждет письма от своего дружка и просила, чтобы я переслал его. — Он глубоко вздохнул. — Она не хотела, чтобы кто-нибудь знал ее адрес. Карандаш есть?

Я дал ему карандаш и обрывок конверта, и он нацарапал на нем адрес.

— Хотелось бы думать, что я поступил правильно. Девушка выглядела очень встревоженной.

— Послушайте, приятель, вы ведь не хотите вступать в конфликт с законом?

— Думаю, что нет.

— Значит, вы поступили правильно. Только вот что… Больше никому не давайте этот адрес. Когда я с ней увижусь, она не узнает, как я нашел ее. Договорились?

— Ладно, — сказал он с некоторым облегчением.

— Кстати, как она выглядит?

— Кто, Карвер?

— Да.

— Блондинка, хорошенькая, волосы, как снег.

— Будем искать, — сказал я.

Дом находился на Атлантик-авеню. Я вошел в подъезд рядом с вывеской комиссионного магазина, поднялся по темной лестнице на третий этаж, ориентируясь по запаху, и уперся в дверь с множеством звонков. Возле каждой кнопки стояла фамилия, и все эти надписи были старые и замызганные — кроме одной, на которой стояла фамилия Трентен, хотя она могла быть любой другой.

Я нажал на кнопку три раза, ничего не услышал, толкнул дверь и окунулся в тяжелый смрад. Это был не просто запах. Это было нечто подвижное и теплое, оно как бы стекало по лестнице, медленно перекатываясь через ступеньки и смешиваясь по пути с другими запахами.

В каждом пролете лестницы было четырнадцать ступенек, потом площадка и короткий переход к другому пролету. Я поднялся на последний этаж. Здесь, на самом верху, дышать было чуть легче. Узкая полоска света падала на подоконник, но на нем уже не было мешка с мусором.

Я постучал в дверь, подождал, постучал еще раз. Внутри скрипнули пружины, тихий голос произнес:

— Да?

— Карвер?

— Да, — повторил голос, на этот раз чуть устало.

— Я хотел бы с вами поговорить. Сейчас я просуну свою карточку под дверь.

— Неважно, входите так.

Я нащупал ручку и открыл дверь.

Она сидела в глубоком кресле, лицом ко мне, зажав в руке пистолет, который неподвижно лежал у нее на бедре, и не было даже тени сомнения, что он выстрелит при одном моем неосторожном вздохе.

Она была маленькая, полноватая, и я бы не сказал, что хорошенькая. Наверно, ни одна девушка не может быть хорошенькой с пистолетом в руке, даже если у нее добела вытравленные волосы и алый рот. Черный бархатный халат выделял ее на фоне кресла и резко контрастировал с волосами и белой меховой оторочкой комнатных туфель.

С минуту она не спеша ощупывала меня взглядом. Я предоставил ей эту возможность и закрыл за собой дверь. Не знаю, осталась ли она довольна тем, что увидела. Она ничего не говорила, но и не убирала пистолет.

— Ждали кого-то другого? — спросил я.

У нее зашевелились губы, но улыбки не последовало.

— Не понимаю, что вы хотите сказать.

— Что-нибудь такое, что заставило бы вас направить эту штуку в другую сторону.

— Только потише и покороче, парень.

— Можно достать из кармана сигареты?

— Возьми вон там на столе, рядом с тобой.

Я взял сигарету, полез было в карман за своей зажигалкой, но вовремя остановился и взял спички, которые лежали на столе рядом с сигаретами.

— С тобой не соскучишься, детка, — сказал я, пустив струю дыма в пол и качнувшись на носках. Маленький зрачок в стволе автоматического пистолета на отрывался от моего живота. — Меня зовут Майк Хаммер. Я частный детектив. Я был с Бергой Торн, когда ее убили.

На этот раз пистолет шевельнулся. Я следил за направлением ствола.

— Дальше, — сказала она еле слышно.

— Она голосовала на шоссе, хотела доехать до города. Я посадил ее, благополучно миновав полицейский патруль, который должен был ее задержать, потом дорогу перекрыла машина, и меня чуть не кокнули. Эти подонки пошли на убийство. Пока я валялся без сознания, они ее пытали, потом втащили нас в автомобиль и пустили его с обрыва. Для них я оказался просто находкой, они решили повесить на меня ее убийство, только получилось не совсем так.

— А как?

— Меня выбросило из машины. Если хочешь, могу показать следы на теле.

— Не стоит.

Минуту-другую она неподвижно смотрела на меня, а я поглядывал на глазок пистолета, который становился все больше и больше.

— Оружие есть?

— Не ношу. Полиция отобрала лицензию.

— Почему?

— Они знали, что я влезу в это дело, и хотели меня удержать.

— Как ты меня нашел?

— Найти человека не так уж трудно, если знаешь, как искать. Любой мог бы это сделать. — Глаза у нее внезапно расширились, стали вроде бы глубже, но в тот же миг сузились.

— Почему я должна тебе верить?

Я глубоко затянулся и бросил окурок на пол. Я даже не стал его гасить. Он тлел до тех пор, пока в комнате не запахло горелым деревом. Я почувствовал, как у меня свело скулы.

— Слушай, детка, — сказал я. — Мне надоело отвечать на вопросы. Мне надоело стоять под дулом пистолета — между прочим, второй раз за сегодняшний вечер. Если ты не уберешь эту штуку, я тебя разделаю, как бог черепаху. Тебе этого хочется?

Она ничуть не испугалась. Ствол опустился и лег на ее бедро, и впервые с ее лица сошла напряженность. Теперь она выглядела просто усталой. Усталой и опустошенной. Алая полоска рта изогнулась в печальную гримасу.

— Ладно, — сказала она. — Садись.

Я опустился на стул. Можно было вести себя по-разному, но я выбрал самый правильный вариант. Я это видел по выражению ее лица, по изменившейся позе. Она расслабилась, переставила ногу, и пистолет упал на пол.

— Значит, ты…

— Кого ты ожидала?

— Меня зовут Лили. — Она быстро облизнула губы.

— Так кого ты ожидала, Лили?

— Ну… мужчин. — Теперь в глазах у нее светилась надежда. — Ты… сказал мне правду?

— А ты решила, что я один из них? Зачем они приходили?

Лицо у нее смягчилось, словно бы стаяла пленка, которая была совсем не к месту, и она сразу похорошела. Пышные белоснежные волосы подчеркивали ее миловидность. Она тяжело дышала, я это видел по движениям халата на ее груди.

— Им нужна была Берга.

— Давай начнем с самого начала. С тебя и Берги. Как вы познакомились?

— Встретились мы еще до войны. — Она замолчала, уйдя мыслями в прошлое. — Мы были «хозяйками» в зале для танцев. Вышло так, что обе мы дебютировали в этой роли, поэтому, наверное, и потянулись друг к другу. Через неделю мы сняли квартиру на двоих.

— И долго вы жили вместе?

— Около года. Когда началась война, во мне взыграло чувство патриотизма, и я пошла работать на военный завод. Берга тоже уволилась… Но как она жила дальше, на какие средства — я не интересовалась. Считала, что это ее личное дело. Она была славная девушка. Когда я заболела, она переехала в мою квартиру и ухаживала за мной. После войны, когда завод закрылся, я потеряла работу, и она попросила своего друга устроить меня в ночной клуб в Джерси.

— Берга тоже там работала? — спросил я.

Она отрицательно мотнула белыми прядями.

— У Берги было много разных дел.

— А точнее?

— Не знаю. Я не спрашивала. Мы стали жить вдвоем в той же самой квартире, хотя по счетам чаще всего платила она. Похоже было, что она хорошо зарабатывает.

Лили оторвала взгляд от стены у меня над головой и посмотрела мне в глаза.

— Именно в это время я стала замечать в ней перемены.

— Какие?

— Она была… испугана.

— Она говорила, почему?

— Нет. Она отшучивалась. Дважды она пыталась уехать в Европу, но не могла купить билеты на тот пароход, который ее устраивал.

— Выходит, она была здорово напугана.

Лили неопределенно пожала плечами.

— Мне казалось, что страх ее растет. Дошло до того, что она боялась даже выходить из дома. Говорила, что плохо себя чувствует, но я-то знала истинную причину!

— Когда это было?

— Не очень давно. Точно я не помню.

— Ладно, не суть важно.

— Потом она начала изредка выходить. Ну, в кино там или в магазин. Но никогда не уходила далеко от дома. Потом пришли из полиции.

— Чего они хотели?

— Они пришли к ней.

— Допросить или арестовать?

— Главным образом допросить. Они и меня кое о чем спрашивали. Но я об этом ничего не знала. В тот вечер я заметила, что за мной кто-то идет. — В лице у нее вновь появилась напряженность. — С тех пор это повторялось каждый вечер. Я не знаю, нашли они меня здесь или еще нет.

— Полиция?

— Нет, не полиция. — Она сказала это очень просто, очень спокойно, но не могла спрятать страх, который рвался наружу. Ей очень хотелось услышать что-нибудь от меня, но я ждал, что она сама скажет. — Полиция приходила еще раз, но Берга им ничего не сказала. — Она снова облизнула губы, яркая помада начала сходить, обнажая их естественный цвет. — Потом пришли другие… Они отличались от полицейских. Наверное, из ФБР. Они увезли ее с собой. До того как она вернулась… заявились эти.

В последних двух словах прозвучали нотки какого-то затаенного безотчетного страха. Она стиснула кулаки и уставилась невидящим взглядом в пустоту. В глазах у нее появился стеклянный блеск, но тут же исчез, словно бы она испугалась, что его заметят.

— Они сказали, что я умру, если расскажу кому-нибудь о них. — Она прикрыла рот рукой. — Мне надоело жить в страхе. — Голова у нее опустилась, и мне показалось, что она с трудом удерживает слезы.

Что я должен ответить? Как сказать ей, что она не умрет, если она все равно не поверит, потому что считает себя обреченной?

Я подошел к ней, секунду постоял рядом, потом присел на ручку кресла. Отведя ее руку от лица, я приподнял ей голову за подбородок и погладил по волосам. Они были такими, как и выглядели — шелковистыми и тонкими, и, когда я коснулся пальцами ее щеки, она улыбнулась, опустила глаза, и лицо ее осветилось. От нее исходил слабый запах аптечного спирта, чистый острый запах, существовавший отдельно от аромата ее духов.

У нее были большие темные глаза с овальным разрезом, тонкие брови, полные розовые губы, чуть приоткрывшиеся для улыбки. Мои пальцы слегка сжали ей плечо. Голова у нее откинулась на спинку кресла, губы раскрылись, и я медленно наклонился к ней.

— Ты не умрешь, — сказал я. Наверно, я не должен был этого говорить, потому что губы, которые были уже совсем рядом с моими, резко отодвинулись, и все сразу переменилось. Я молча сидел рядом с ней, пока она не перестала всхлипывать. Но глаза у нее были сухие. Страх не оставляет никаких слез. Во всяком случае, такой страх, который ею владел.

— Что они хотели узнать о Берге?

— Не знаю, — прошептала она. — Они заставили меня рассказать все, что я знала, а потом держали там, пока рылись в ее вещах.

— Нашли что-нибудь?

— Нет… судя по тому, что они страшно обозлились.

— Тебе досталось?

Она еле заметно вздрогнула всем телом.

— Мне доставалось и похуже. — Наши глаза встретились. — Это страшные люди. Теперь они убьют меня, ведь так?

— Если они это сделают, им самим несдобровать.

— Но мне от этого будет не легче.

Что я мог ей ответить? Я встал, вытряхнул последнюю сигарету из своей пачки, постучал концом по тыльной стороне ладони.

— Можно взглянуть на ее чемодан?

— Он в спальне. — Она отбросила волосы с лица усталым движением головы. — В стенном шкафу.

Я вошел в спальню, включил свет и открыл дверцу шкафа. Чемодан стоял на месте, большой чемодан из коричневой кожи с поперечными ремнями, который много повидал на своем веку. Я поставил его на кровать, расстегнул ремни и откинул крышку.

Разумеется, там не было ничего, что могло бы пролить свет на причину убийства. Пара потрепанных альбомов, три школьных ежегодника, куча нижнего белья, максимально открытые купальники, реквизит для стриптиза и связка старых писем.

В письмах не было ничего существенного — большей частью тривиальные ответы какой-то подруги из провинциального городка в Айдахо. В остальном это были рекламные проспекты судовых компаний и путеводители по Южной Европе. Я бросил все это обратно в чемодан, закрыл его и поставил на место.

Когда я повернулся, Лили стояла в дверях с сигаретой во рту, одной рукой придерживая халат на талии. Волосы у нее были, как белое облако над головой.

— Что мне теперь делать?

Казалось, голос принадлежит не ей, а кому-то другому. Я взял ее за руку и притянул к себе. Пальцы у нее были как ледышки, а тело горячее и трепетно-гибкое.

— У тебя есть куда ехать?

— Нет, — ответила она еле слышно.

— Деньги?

— Очень мало.

— Одевайся. Сколько тебе понадобится на сборы?

— Немного… Несколько минут.

На миг лицо ее вновь осветилось надеждой, потом она усмехнулась и покачала головой.

— Зря стараемся. Знаю я эту публику. Они не такие, как все. Они все равно меня найдут.

Я коротко хохотнул.

— А мы не будем облегчать им эту задачу. И не вбивай себе в голову, что они какие-то особенные. Они в основном такие же, как все. Им тоже знакомо чувство страха. Я не хочу обманывать ни тебя, ни себя. Ты сама знаешь ситуацию, поэтому надо хотя бы попытаться что-то сделать.

Я на секунду замолчал, ухватившись за новую мысль, потом улыбнулся и сказал:

— А знаешь… не удивляйся, если проживешь гораздо больше, чем надеешься.

— Почему?

— По-моему, они сами не знают толком, что им нужно, и поэтому не станут раньше времени обрывать ниточки, которые могут вывести их на цель.

— Но я… не имею никакого представления…

— Пусть сами копают, — оборвал я. — И давай сматываться отсюда, пока не поздно.

Я отпустил ее руку и подтолкнул в ванную. Она взглянула на меня с сияющим лицом, тело у нее напряглось, в глазах вспыхнуло безумное желание хоть как-то выразить мне благодарность, но я вовремя закрыл дверь, прошел в гостиную и распечатал новую пачку сигарет.

Пистолет по-прежнему валялся на полу, поблескивая металлом на выцветшем зеленом ковре. Он был снят с предохранителя. Лили Карвер вовсе не шутила, и какое-то время я был на волосок от смерти.

Она собиралась ровно пять минут. Я услышал, как открывается дверь, и повернул голову. Это была совсем другая Лили — оживленная, красивая, элегантная и вроде бы даже выше ростом. Зеленый габардиновый костюм сидел на ней как влитой, выгодно оттеняя все достоинства фигуры. Стройные ноги, сверкающие шелком, смотрелись не менее эффектно, чем снежная россыпь волос. Это была Лили, в которой не осталось ни тревоги, ни страха. Она крепко взяла меня под руку и широко улыбнулась.

— Куда мы, Майк?

Впервые она произнесла мое имя, и мне понравилось, как она это сделала.

— Ко мне домой, — сказал я.

Мы спустились по лестнице и вышли на Атлантик-авеню. Я принял меры предосторожности на тот случай, если за домом велось наблюдение. По части игры в кошки-мышки я мог дать им сто очков вперед. Мы ехали в метро, потом в такси до самых дверей. Когда я убедился, что в вестибюле никого нет, мы вошли в дом.

Все было очень просто.

Мы поднялись ко мне в квартиру, я показал ей свободную комнату и велел отправляться спать. Она улыбнулась, потрепала меня по щеке и сказала: «Давно я не встречала порядочного парня, Майк».

Глаза ее горели каким-то лихорадочным огнем. Я сжал ей руку в запястье, и она потянулась ко мне, раскрыв зовущие губы.

В последний момент я остановился. А может, она остановилась.

Я выпустил ее руку и ушел, ничего не сказав. Позади тихо закрылась дверь, и мне показалось, что я услышал произнесенные шепотом слова: «Спокойной ночи, Майк».

Я не стал дожидаться следующего дня. В четвертом часу ночи из задней комнаты углового бара на 3-й авеню пополз слушок. До наступления утра он зашуршит повсюду и к следующему вечеру вызовет обратную реакцию в том или ином виде.

Кто бы они ни были и где бы они ни находились, они обо мне услышат. И, если знают меня, пусть посидят и подумают. Может, это подпортит им настроение и поубавит самоуверенности. На этот раз они не отделаются смехом. С кем еще, а со мной такие штуки не пройдут.

Ушлые ребята, хищная свора подонков, у которых весь мир в кармане, у которых достаточно власти и денег, чтобы сидеть на своих толстых задницах, как у Христа за пазухой, и плевать на правительство. Ну, ничего. К утру среди них вряд ли останется хоть один, у кого не засосало бы под ложечкой.

На этот раз им придется понервничать.

Слух ползет по городу.

Вернувшись домой, я с минуту постоял у двери, за которой спала Лили. Было слышно ее тяжелое дыхание. Я в последний раз затянулся, раздавил окурок в пепельнице и отправился на боковую.

Глава седьмая

Когда утром зазвонил телефон, она была уже на ногах.

Из кухни доносился стук посуды и запах кофе.

— Как только будешь готов, приходи завтракать, — крикнула она.

Я ответил, что сейчас приду, и поднял трубку.

Голос был бархатно-низкий, я бы узнал его среди миллиона голосов. Он вливался в меня живительным бальзамом, разгоняя остатки сна.

— Привет, Велда, — сказал я. — Что новенького?

— Много, но ничего такого, что я хотела бы обсуждать по телефону.

— Узнала что-нибудь?

— Да.

— Где ты находишься?

— На работе. Там, куда тебе не мешало бы наведываться хотя бы раз в неделю.

— Ты ведь знаешь, котенок, как обстоят дела.

Лили заглянула в дверь, показала мне рукой в сторону кухни. Я кивнул. Интересно, что сказала бы Велда, если бы знала, как обстоят дела именно сейчас.

— Где ты был вчера? Я телефон оборвала.

— Я был занят.

— Пэт позвонил мне. — Она старалась говорить спокойно, но голос ее не слушался.

— Видно, наговорил лишнего.

— Он сказал не больше, чем требуется. — Она замолчала, и я слышал в трубке ее дыхание. — Майк, я боюсь.

— Ну и зря. Я знаю, что делаю. И тебе следовало бы это усвоить.

— Все равно я боюсь. По-моему, вчера вечером кто-то пытался проникнуть ко мне в квартиру.

Я даже присвистнул.

— Как это проникнуть?

— Через дверь, а как еще? Я услышала звуки в замочной скважине. Кто-то повозился и бросил. Хорошо, что у меня теперь этот новый замок. Ты здесь появишься?

— Попозже.

— Ты должен появиться. Почты скопилось до потолка. Я оплатила все счета, но тут куча писем для тебя лично.

— Подождут. Скажи, тебе удалось что-нибудь выяснить?

— Кое-что. Тебе требуется срочно?

— Немедленно, котенок… Встретимся в баре «Тексан» через час.

— Хорошо, Майк.

— И еще, котенок… Эта твоя хлопушка — она у тебя с собой?

— И что тогда?

— Держи ее под рукой, но так, чтобы не просвечивала.

— Она у меня всегда под рукой.

— Вот и хорошо. Бери такси и приезжай.

— Я буду там через час.

Я положил трубку, наскоро сполоснулся. Когда я пришел на кухню, стол был накрыт, и Лили ждала меня с довольной улыбкой на лице. Такого завтрака хватило бы на артель грузчиков. Впрочем, я тоже не страдал отсутствием аппетита. Когда я допил вторую чашку кофе и отвалился на спинку стула, Лили пододвинула мне новую пачку сигарет и с улыбкой протянула зажженную спичку.

— Ну как, сыт?

— Ты что, смеешься? Забыла, что я человек городской?

— Не похож ты на городского.

— На кого же я, по-твоему, похож?

Она не спеша ощупала меня глазами, потом всмотрелась в лицо. Вначале это выглядело даже забавно, но только вначале. Глаза у нее вроде бы стали больше, в глубине зрачков вспыхнул какой-то лихорадочный блеск, который тут же сменился выражением животного страха, но спустя мгновение она заставила себя улыбнуться.

— Ты похож на славного парня, Майк. В моей жизни их было не очень много. Наверно, поэтому они производят на меня впечатление.

— Не спеши с выводами, Лили. Я никогда не считал себя излишне сентиментальным, но в какой-то момент начинаешь сомневаться. Сейчас ты имеешь для меня важное значение. Возможно, поэтому я и кажусь тебе славным парнем. Но не вздумай сыграть на этом, пока ты здесь, иначе я покажусь тебе совсем другим.

— Так я тебе и поверила, — сказала она с улыбкой. Я бросил горящий окурок в пустую чашку из-под кофе, и он с тихим шипением погас.

— Значит, я старею. При моей профессии молодость быстро проходит.

— Майк…

Я знал заранее, что она собирается сказать.

— Сейчас я ненадолго отлучусь. Вряд ли сюда кто-нибудь придет. Но в любом случае на звонок в дверь не отвечай. Если услышишь звук ключа в замке — значит, это я. Но не снимай цепочку, пока я не открою дверь. Сначала убедись, что все в порядке.

— А как с телефоном?

— Не подходи. Если ты мне понадобишься, я вначале позвоню консьержу, попрошу его подняться к моей двери и дважды нажать кнопку звонка. После этого я наберу свой номер, и тогда можешь снимать трубку. Запомнила?

— Не беспокойся.

— Хорошо. Будь как дома, а я скоро вернусь.

Лили медленно улыбнулась, дружески мне подмигнула и послала через всю комнату воздушный поцелуй. Она была разодета в пух и прах, но ничуть не жалела, что остается взаперти. Красивая белоголовая куколка, много повидавшая на своем веку. Но в тот момент она выглядела счастливой.

Я спустился вниз, вышел на улицу и остановил такси. К бару «Тексан» я подъехал до срока и минут десять болтался снаружи, пока не увидел, как Велда вылезает из такси.

Вылезать из такси тоже надо уметь. В отличие от большинства женщин, Велда владела этим искусством в совершенстве. Она выходила на улицу, как на сцену, ловя на себе восхищенные взгляды и придерживая рукой юбку, чтобы не задралась выше, чем отмерено.

Она поймала меня глазами, улыбнулась своей озорной улыбкой, быстро подошла и сжала мне руку, давая понять, как она рада меня видеть. И парень со свертками, стоящий рядом, вздохнул и пробормотал, что вот, мол, везет же некоторым.

В баре мы заняли кабинку подальше от входа, заказали завтрак для Велды и пиво для меня, потом она достала пакет и вручила его мне.

— Все, что я смогла раздобыть. Это обошлось в две сотни плюс обещание услуги за услугу… если она понадобится.

— Твоей услуги?

Она слегка нахмурилась, но тут же улыбнулась.

— Нет, твоей.

Я вскрыл конверт и вытащил несколько сколотых листков. На первой странице была переписанная от руки история болезни Берги Торн, на остальных — ее биография. Велда выполнила мои инструкции. Последняя страница заканчивалась списком имен.

В списке фигурировал Эвелло. И сенатор Гейфи. В самом конце стояло имя Билли Миста. И когда я задержал на нем палец, Велда сказала:

— Она встречалась с ним от случая к случаю. Их видели вместе в разных местах, но где бы они ни появлялись, внимание привлекал именно он.

— Еще бы, — усмехнулся я. — Билли всегда в центре внимания. Картина, знакомая до тошноты.

— Майк… — она забарабанила пальцами по столу. — Кто такой Билли Мист?

Я хмыкнул, взял сигарету, прикурил.

— Это старая история. Когда-то он был известен, как Малыш Билли, и на нем висело несколько мокрых дел. Перед самой войной он легализовался. Во всяком случае, с внешней стороны все выглядело чисто. Он участвовал во многих грязных аферах, но никаких доказательств против него не было.

— Следовательно?

— Известно, что он член мафии, — сказал я. — И не просто член, а один из главарей.

— Интересное кино! — Велда чуть побледнела.

— Ты о чем?

— Сегодня утром у меня был разговор с Эдди Коннели в ресторане «Тошо». Похоже на то, что он и еще один репортер уголовной хроники имеют достаточно полную информацию об этой Берге Торн. Вся беда в том, что они не имеют права ее разглашать. Тем не менее Эдди упомянул о Билли Мисте и даже показал мне его. Он случайно оказался там же и сидел у стойки бара. Я повернула голову, чтобы взглянуть на него, и так вышло, что в этот момент он тоже повернулся и поймал мой взгляд. Он истолковал его по-своему, подошел ко мне и без лишних разговоров сделал самое грязное предложение, которое я когда-либо слышала. Ну, я ему сказала пару слов, не принятых в дамском лексиконе. Эдди с приятелями малость позеленели, а этот тип чуть не лопнул от злости. Эдди после этого почти не говорил. Он допил кофе, оплатил счет, и они смотали удочки.

Я чувствовал, как моя улыбка превращается в звериный оскал. Горло сдавило, в голову лезли дикие мысли.

— Спокойнее, дружок, — сказала Велда.

Я выплюнул сигарету и минуту сидел молча. Билли Мист, придурок с прилизанными волосами. Крутой парень, который берет что хочет и когда хочет. Потомственный бандит с большими деньгами и большими связями.

Приведя в порядок свои мысли, я искоса взглянул на Велду.

— Котенок, не смей больше называть меня человеком, который ищет неприятностей.

— Скверно, Майк?

— Достаточно скверно, Мист не из тех, кто прощает обиды, он может стерпеть что угодно, но только не удар по своему мужскому самолюбию.

— Я сумею за себя постоять.

— Детка… ни одна женщина не сумеет за себя постоять, в том числе и ты. Будь осторожна, прошу тебя.

— Ага, заволновался! — Она ослепительно улыбнулась.

— Даже очень.

— Любишь меня?

— Да, люблю, — сказал я, — но люблю такой, какая ты есть, а не такой, какая ты станешь, если Мист тебя изуродует. — Я улыбнулся и накрыл ладонью ее руку, лежавшую на столе. — Ладно, поговорим о любви в другой раз, сейчас не время и не место.

— Меня это не смущает.

Она смотрела на меня в упор, и от ее жаркого взгляда замирало сердце. Высокая, стройная, волосы как полночный водопад в лунном блеске. Внешне спокойная и женственная, но с решительным и твердым характером. Я с трудом оторвал от нее глаза.

— Давай не отвлекаться, — сказал я, глядя в листок и водя пальцем по списку имен. — Здесь у тебя еще трое. Что мы по ним имеем?

Велда наклонилась над столом.

— Так… Николас Реймонд. Видимо, старая любовь. Она была связана с ним еще до войны. Он погиб в автомобильной аварии. Не очень много, но для сбора подобной информации требуется время.

— Откуда эти сведения?

— Пэт раскопал.

— Молодец!

— Следующая информация тоже от него. Уолтер Макграт. Похоже, еще одна бывшая пассия. Он содержал ее около года во время войны. Тогда у нее была квартира на Риверсайд-Драйв.

— Он местный?

— Нет, из другого штата, но часто бывает в Нью-Йорке.

— Чем занимается?

— Торговля древесиной, сталью. Имеет судимость. — Я удивленно поднял брови. — За ним числится случай уклонения от уплаты налога, два привода за нарушение общественного порядка и условный приговор за незаконное ношение огнестрельного оружия.

— Где он сейчас?

— В Нью-Йорке. Он здесь уже около месяца, принимает заказы на лесоматериалы.

— Хорошо. А кто этот Леопольд Кавольский?

Велда нахмурилась, глаза у нее потемнели.

— Здесь не все ясно. Эдди собрал информацию по моей просьбе. Как-то раз, уже после войны, Берга выступала со своим номером в ночном клубе. Когда клуб закрылся, на улице возникла драка, которая каким-то образом была связана с ней. Этот Кавольский избил до полусмерти двух парней, которые к ней пристали, а случайно оказавшийся там фоторепортер дал снимок на первую полосу своей газеты. В общем-то, обычная скандальная хроника, но имя отложилось у Эдди в памяти. То же самое повторилось месяц спустя, и опять снимок попал в газету. Вот почему Эдди запомнил имя Берги Торн.

— А этот Кавольский… что о нем известно?

— Сейчас скажу. По снимкам можно было предположить, что он бывший боксер. Я позвонила в один журнал редактору спортивного отдела, и это подтвердилось. Кавольский выступал на ринге около года и выглядел совсем неплохо, пока не сломал руку на тренировке. После этого он исчез из поля зрения. И вот теперь, через полтора месяца после того, как произошла вторая уличная драка, он был сбит насмерть грузовиком. В тот день было зарегистрировано два наезда со смертельным исходом, и я тщательно просмотрела страховую документацию. Судя по всему, это были несчастные случаи в чистом виде.

— В чистом виде, — повторил я. — Чтобы комар носа не подточил.

— Я так не думаю, Майк.

— А я в этом уверен.

Я пробежал копию медицинской карты, сложил ее и сунул в конверт.

— Скажи вкратце, о чем там речь.

— Вообще говоря, ничего особенного. Она обратилась к доктору Мартину Соберину, он поставил ей диагноз невроза и предложил санаторное лечение. В санатории диагноз подтвердился. Она должна была пробыть там примерно четыре недели. Деньги она уплатила вперед.

Тут сам черт ногу сломит. Все расплывчато, как в тумане. Концы не то чтобы сходились, они вообще смотрели в разные стороны.

— Ладно, что насчет сенатора Гейфи?

— Тоже ничего особенного. Пару раз их видели вместе на политических собраниях. Он холост, так что с этой стороны все в порядке. По правде говоря, я не думаю, что он хорошо ее знал.

— Час от часу не легче.

— Наберись терпения. Мы только начинаем. Что сказал о ней Пэт?

— Он все написал. Возможно, самого интересного там нет. Если не считать связи с Эвелло, у нее не было ничего необычного для девушки с ее наклонностями. Родилась в Питтсбурге в 1920 году. Отец швед, мать итальянка. Дважды была в Европе, первый раз в Швеции, когда ей было восемь лет, второй раз в Италии в 1940 году. Она тратила больше, чем ей платили на работе, но для смазливой девчонки это нетрудно.

— Выходит, для нас важна связь с Эвелло?

— Именно с Эвелло, — сказал я. Она взглянула мне в лицо, и в ее глазах мелькнуло что-то похожее на тревогу. — Сейчас он здесь, в Нью-Йорке. Пэт даст тебе его адрес.

— Значит, ты поручаешь его мне?

— До тех пор, пока я сам им не займусь.

— Что я должна сделать?

— Найти возможность вступить с ним в контакт. Лучше всего, чтобы тебя кто-нибудь представил, как это принято, остальное он сам сделает. Узнай, кто его друзья.

Она улыбнулась одними глазами.

— Думаешь, я сумею справиться?

— Должна суметь, детка, должна суметь.

Глаза продолжали улыбаться.

— Где ты носишь свою игрушку, котенок?

Улыбка в ее глазах исчезла, они стали холодными и жесткими.

— Под мышкой слева, на плечевом ремне.

— Нипочем не догадаться.

— А никому и не надо догадываться.

Мы заплатили по счету и вышли на улицу. Она умела садиться в такси не менее эффектно, чем высаживаться. Когда машина завернула за угол, я вспомнил, куда она едет, и у меня мурашки поползли по спине. Я взял следующее такси и назвал два адреса в Бруклине. В доме на Атлантик-авеню я долго не задержался. Фамилия на двери была прежняя, но соседи мне сказали, что ночью жиличка съехала и квартира стоит пустая. Когда мы отъезжали, к дому подкатил грузовичок с вещами нового жильца.

Второй адрес в Бруклине принадлежит газетчику, который бросил работу десять лет назад. Ему было 49 лет, но выглядел он на 70. Лицо его было обезображено шрамом, который тянулся от глаза к уху и вниз к углу рта. Под рубашкой он мог бы показать три лунки на животе и три багровых рубца на спине. Одна рука не сгибалась в локте. Он ушел с работы не по собственному желанию. Говорили, он написал разоблачительную статью о мафии.

Я вышел от него через два часа, унося под мышкой целый том, за который любой иллюстрированный журнал отвалил бы тысяч десять. Мне он достался бесплатно. Я взял такси, доехал до аптеки, принадлежавшей моему приятелю, засел в задней комнате, дважды все это прочитал, потом зашел на почту и отправил обратно газетчику.

Я сидел в баре за кружкой пива, пока факты не утряслись у меня в голове. Я старался не смотреть в зеркало над стойкой, но у меня ничего не получилось. Мне не нравилось мое лицо. Совсем не нравилось. Кончилось тем, что я пересел в кабинку в конце зала, подальше от зеркала.

Итак, Эвелло там упоминался. И Билли Мист упоминался. В самом начале. Тогда они были мелкой сошкой, но подавали надежды. Газетчик сказал, что сейчас не имеет смысла вытаскивать старые связи, потому что эти ребятки, по всей вероятности, получили новые назначения. С повышением. Это было давно, так что теперь они, надо полагать, стали королями. Там были и другие имена, которых я не знал, но скоро узнаю. И там оставались пропуски, куда надо было вписать имена тех, кто находится в тронном зале. Но никто их не знал. Даже на подозрении никого не было.

Сильные мира сего? Конечно, сильные. Но даже до сильных дойдет слух, который костью встанет у них в горле. А может, уже дошел? Об этом я и размышлял, когда в баре появился Мышонок Бассо.

Такие существа, как Мышонок, водятся там, где не очень светло, и мгновенно исчезают при малейшей опасности. Таких, как Мышонок, можно увидеть на газетных снимках, когда полиция забрасывает сеть в таком месте, откуда невозможно улизнуть. По таким, как Мышонок, вы можете судить о температуре «на дне» или об отношении лично к вам, в зависимости от которого они льстиво улыбаются или нос воротят.

По лицу Мышонка я понял, что мои акции на нуле. Он в упор меня не замечал.

Мышонок бросил быстрый взгляд на дверь, и, если бы я в этот момент не полез в карман пальто за сигаретами, его бы и след простыл. Мышонок даже побелел, заметив движение моей руки, и, когда я кивком подозвал его, он подошел ко мне на полусогнутых.

— Здорово, Мышонок, — сказал я. Он криво улыбнулся и прошмыгнул в кабинку, надеясь, что никто его не видел.

Он нервно раскурил сигарету, которая не принесла ему никакого облегчения, помахал спичкой, чтобы сбить огонь, и бросил ее под стол.

— Послушайте, мистер Хаммер, нам с вами не о чем толковать. Я…

— А может, мне нравится твое общество, Мышонок.

Он сжал губы и старался не смотреть на мои руки. Потом сказал полушепотом:

— От вас, говорят, надо держаться подальше.

— Кто говорит?

— Очень многие. Вы рехнулись, мистер Хаммер… — Он осекся и опасливо покосился на меня. — Если вы не перестанете дымить как труба, получите номерок на ногу. С двумя буковками[6].

— Я-то думал, мы с тобой друзья, Мышонок. — Я откусил кусок сандвича и увидел, как Мышонок заерзал на стуле. Ему было не по себе. Очень не по себе.

— Ладно, вы меня выручили, было дело. Но это не означает, что мы такие уж друзья. Если вы ищете неприятностей, ищите их сами. Я человек мирный, вот и весь сказ.

— Прямо ангел.

У Мышонка вытянулось лицо.

— Ладно, пусть я мошенник. Ну и что? Я не хочу подставляться под выстрелы. Я человек маленький, и меня это устраивает. Мелкую рыбешку не глушат.

— Пока кто-нибудь не увидит, как она разговаривает с крупной, — усмехнулся я.

Еще немножко, и он наложил бы в штаны.

— Не надо… не надо меня разыгрывать. Я вам нужен, как рыбе зонтик. А даже если и нужен, я не подаю и не продаю. Отстаньте от меня!

— Что ты слышал, Мышонок?

Перед тем как ответить, он дважды окинул быстрым взглядом весь бар.

— Вы сами знаете.

— Что?

— Вы хотите разделаться с некоторыми людьми.

— Какими людьми? — Я не спрашивал, я приказывал ему отвечать.

— Из мафии. — Он произнес это слово шепотом, но оно, как топором, разрубило веревку, которая держала его язык на привязи. Глаза у него выпучились, руки судорожно вцепились в край стола, выпавший из пальцев окурок прожег дыру в скатерти. — Вы просто спятили. От вас всюду будут шарахаться. Охота вам совать голову в петлю? Бросьте эту затею, пока не поздно. Чарли Макс и Красавчик… — Он спохватился и застыл с открытым ртом.

— Говори, Мышонок.

Возможно, ему не нравилась моя напористость. Возможно, он прочел что-то на моем лице. В его мышиных глазках была тоска.

— Они начали тратить аванс на Бродвее, — сказал он еле слышно. — Проверяют бары и звонят по телефону.

— Торопятся?

— Наверно, им обещали прибавить за срочность.

Он уже не был тем мышонком, который вошел в бар. Теперь он был мышкой, которая шепнула кошке, где находится собака, и, если собака узнает, мышке капут. Он взял окурок со стола, попытался раскурить, но у него ничего не получилось. Я бросил ему сигарету из своей пачки, щелкнул зажигалкой и протянул руку, но он никак не мог поймать огонек. Наконец ему удалось прикурить, но он по-прежнему смотрел на зажигалку.

— Вы-то нисколечко не боитесь, верно? — Он взглянул на свои руки, и в его глазах была ненависть к самому себе. — Хотел бы и я ничего не бояться. Откуда берутся такие, как я, мистер Хаммер?

Я тоже мог бы себя ненавидеть.

— Все мы одним миром мазаны, — сказал я.

Он хохотнул в нос, словно бы не веря.

— Всего лишь один настоящий парень — и всех поставил на уши. Если бы это был кто-нибудь еще, пусть даже мэр, они бы и глазом не моргнули, а тут вон как забегали. Вы объявили им войну, и они начали действовать по своим законам. Дана команда, заплачены деньги. Пара бандитов из числа самых крутых ищет вас по всем кабакам, а вам это даже не портит аппетита. Здесь вас знают, мистер Хаммер. Наверно, каждый о вас слышал. Почему и поручили это дело Чарли Максу и Красавчику Смоллхаусу. Это ребята из Майами, которые ничего о вас не знают. Если вы говорите, что собираетесь что-то сделать, вы это делаете, и всегда кто-то становится покойником, но только не вы. Теперь прошел слух, что вы хотите разделаться с кем-то из главных. Может, что у вас и выйдет, а может, нет. Будь с их стороны кто-нибудь еще, и я бы поставил на вас, но на этот раз дело обстоит по-другому. — Он замолчал и ждал, что я скажу.

— Не очень по-другому, — сказал я.

— Сами увидите.

Он взглянул на мои зубы, оскаленные в улыбке, и вздрогнул.

На некоторых очень действует.

— Мир пока еще не перевернулся, — сказал я. — Теперь они должны будут держаться подальше от окон и дверей. Они не смогут выходить на улицу поодиночке. Каждый из их банды должен будет все время держать палец на курке и ждать. Конечно, с их стороны будут приняты все меры, чтобы я не смог узнать, кто они, но как бы они ни старались, я все равно до них доберусь. Их конторщики держат наготове свой список, чтобы поставить галочку против моей фамилии, но они для меня все равно, что мухи на стене. Я дойду доверху. Прямиком. Я узнаю, кто они, и тогда можешь петь им отходняк. Я знаю, как они работают… Они быстрые, но я быстрее, и они это знают. Неважно, где я их найду или когда… в любое время… в любом месте… мне все равно. Верхушка, вот кто мне нужен. Та самая нечисть, которая в мафии дергает за ниточки. Главари, понял? — Моя улыбка становилась все страшнее. — Они убивали сотни людей, но в конце концов убили не ту женщину. Они и меня пытались убить, но угробили мою машину, что мне особенно не понравилось. Эта машина была сделана на заказ и бегала за сто. Они за все это дорого заплатят. Вот мое слово.

Мышонок ничего не сказал. Он медленно встал, прикусив нижнюю губу, чтобы она не обвисла. Потом дернул головой, изобразив прощальный жест, выскользнул из-за стола и пошел к выходу, забыв о своем сандвиче. Медленно открыв дверь, он вышел на тротуар и повернул направо, не глядя по сторонам. Когда он скрылся из виду, я встал из-за стола, уплатил по счету и пошел со сдачей в руке в телефонную кабинку.

Пэт был дома и еще не ложился.

— Это я, Пэт. Велда сказала мне, что ты в курсе.

Его голос доносился словно бы издалека.

— Ты хоть немножко соображаешь?

— Меня уже ищут. Их двое. Зовут Макс и Красавчик Смоллхаус.

— Авторитетные ребятки.

— Я это слышал. Как они работают?

— На пару. Следи прежде всего за Максом. Оба они убийцы, но Смоллхаус не любит спешки.

— Значит, буду следить за Максом. Что еще?

— Чарли Макс бывший полицейский. Скорее всего пистолет носит на бедре.

— Спасибо.

— Не стоит.

Я повесил трубку. Монетка с металлическим стуком провалилась в аппарат, и он улыбнулся мне широкой щелью. Ну, что ж, в каком-то смысле это было даже забавно. Безмолвный легион не мог оставаться безмолвным. Я их не знал, но они-то меня знали. Все они на одну колодку — грязные твари, привыкшие играть в одни ворота, но, когда они нарываются на того, кто вдвое хитрее и вдвое быстрее, они уступают без борьбы и начинают молить о пощаде. Где-то в огромном городе есть люди с именами и люди без имен. Они организованны. Они имеют под собой мощную финансовую опору. Они имеют политические связи. Они имеют все, чтобы сохранить свое положение, и только одно им мешает — я и длинный стол в морге, который маячит за моей спиной. Они знают, чего ожидать от полиции и чего ожидать от мощной машины на Потомаке, но они не знают, чего ожидать от меня. Один подонок с кривыми желтыми зубами, который полез на меня с пистолетом, уже рассказал им кое-что. Пусть поспрашивают, если еще не знают, и то, что они услышат обо мне, наверняка им не понравится. Пусть сами хлебнут из той чаши страха, которую они щедрой рукой предлагают другим, и пусть знают при этом, что в ближайшее время, если я еще буду жив, им придется выпить ее до дна.

В табачном киоске я купил пачку «Лаки страйк», вышел на улицу и направился к Бродвею, навстречу тем самым охотникам, которые тратят деньги из аванса. Хладнокровные ребята с высокой репутацией, но они не совсем в курсе дела. Им сказали, что ползет слух, который надо пресечь, но им не сказали всего. Еще до наступления ночи они услышат много такого, что может испортить им настроение. И, когда услышат главное, они поймут, что из охотников превратились в дичь.

Забавно, не правда ли?

Глава восьмая

В газете «Глоуб» я получил информацию о Николасе Реймонде. Это была старая газетная вырезка, которую извлек из архива Рэй Дикер. Такую заметку вообще бы не напечатали, если бы она не перекликалась с передовицей. В те дни пресса заострила вопрос о водителях, которые скрываются, сбив пешехода, и этот случай был использован как один из аргументов в пользу повышения освещенности на предмостных участках улиц.

Реймонд был сбит машиной на переходе в момент переключения светофора. Его отбросило с такой силой, что он пробил витрину магазина. Свидетелей не было, если не считать одного алкаша, который находился за полквартала от места происшествия. Машину установить так и не удалось. Информации было негусто — возраст 32, мелкий импортер, жил в многоквартирном доме в районе50-х улиц.

Я поблагодарил Рэя Дикера и воспользовался его телефоном, чтобы позвонить по последнему адресу Реймонда. Управляющий домом говорил с акцентом, который можно было резать ножом. Да, он помнит мистера Реймонда, это был прекрасный человек, всегда платил по счетам и давал чаевые, как истинный джентльмен. Очень жаль, что он умер. Я с ним согласился, закинул несколько вопросов насчет личности Реймонда и убедился, что он не вызывал никакого интереса у окружающих. Судя по всему, за ним ничего не было.

Получить кое-какие сведения о Макграте не составило большого труда. В газетах было то же самое, о чем рассказала Велда, и ничего больше. Рэй сделал пару звонков и сообщил остальное. Уолтер Макграт довольно часто посещал некоторые ночные клубы известного пошиба, обычно в компании с хорошенькой девушкой. Не без нажима с моей стороны Рэй ухитрился раздобыть его адрес. Большая гостиница на Мэдисон-авеню. Совсем неплохо жил этот Макграт.

Несколько минут мы сидели молча, потом Рэй спросил:

— Еще что-нибудь?

— Ли Кавольский. Помнишь такого?

Ему даже не понадобилось лезть в свой архив.

— Хороший был парень. Жалко, что он не смог продолжить свою карьеру. Как сломал руку на тренировке, так и не вылечил ее до конца. А мог бы стать чемпионом.

— Чем он после этого зарабатывал на жизнь?

— Дай-ка подумать. — Рэй наморщил лоб. — По-моему, какое-то время он работал барменом у Эда Руни, но совсем недолго, потом понемножку тренировал других боксеров. Секундочку! — Он снова снял трубку, позвонил в отдел спорта и с минуту слушал монотонный голос на другом конце провода. Когда он положил трубку, в глазах у него стоял вопрос.

— В чем дело, Майк?

— А что?

Он смотрел на меня озабоченным взглядом.

— Ли устроился на работу в частное сыскное бюро, предлагавшее всем желающим услуги телохранителей. Одним из его первых заданий была охрана девушки, которую убили под Нью-Йорком несколько дней назад.

— Интересно, — сказал я.

— Очень. А как в смысле материала для газеты?

— Если бы я все знал, я бы сейчас здесь не сидел. Как он умер?

— Убийство исключается.

— Из чего это видно?

Он взял трубку, зажал ее в руке и начал выскребать чашечку перочинным ножом.

— Убийцы не развозят пиво на одном и том же грузовике десять лет подряд. У них в семье не бывает по пятеро детей, и они не плачут на улице, когда первый раз в жизни сбивают пешехода.

— У тебя хорошая память, Рэй.

— Я ходил на похороны. Интересно было узнать, что случилось.

— Свидетели?

— Ни одного.

Я встал, нахлобучив шляпу.

— Спасибо за информацию, Рэй. Я тебе сообщу, если что-нибудь узнаю.

— Нужна помощь?

— Даже очень. Есть три человека, о которых ты можешь собрать сведения. Если раскопаешь что-нибудь ценное, я позабочусь, чтобы твои труды не пропали даром.

— Все, что я хочу, — это получить исключительное право на публикацию материала в нашей газете.

— Возможно, ты его получишь.

Он улыбнулся и сунул трубку в рот. С виду Рэй ничего собой не представлял. Маленький, тощий, вечно без денег. Но он умел первым оказываться в нужном месте. Я тоже улыбнулся ему, махнул на прощанье рукой, спустился на лифте в вестибюль и вышел на улицу.

Кабинет доктора Соберина выходил окнами на Центральный парк. Если не лучшее место в мире, то близкое к нему. Дом был угловой, белой каменной кладки, с венецианскими окнами и с очень деликатной табличкой, которая сообщала, что здесь проживает Мартин Соберин. В данный момент она указывала также, что он у себя, поэтому я толкнул дверь, и мелодичные звуки колокольчика возвестили о моем приходе.

Внутри было даже лучше, чем я ожидал. В доме царила атмосфера строгости и пунктуальности, говорившая о том, что здесь принимает известный врач, который ориентирован на высшие слои общества, но в то же время доступен абсолютно каждому как с финансовой, так и с этической стороны. Стены покрыты полками с книгами, медицинские журналы аккуратно сложены на столе, мебель подобрана и расставлена таким образом, чтобы любой пациент чувствовал себя непринужденно. Я сел в кресло, достал сигарету и щелкнул зажигалкой, но тут в приемную вошла медсестра, и рука моя застыла в воздухе.

Бывают женщины просто хорошенькие. Бывают просто красивые. Бывают просто роскошные. И бывают такие, как эта. Я испытал такое чувство, будто получил удар в живот, а когда перевел дыхание, мне хотелось только одного — чтобы она не сходила с того места, где свет из окна за ее спиной пробивался сквозь белую нейлоновую униформу.

У нее были светло-каштановые волосы и очень подходящий голос. Глаза тоже были под цвет волос. И они ощупывали меня и смеялись, потому что она знала, что я чувствовал. И лишь на какой-то миг в ее глазах появилось разочарование. Потому что ее присутствие все-таки не помешало мне закурить, и за дымом сигареты трудно было разглядеть выражение моего лица.

— Доктор у себя?

— Да, но у него сейчас пациент. Он скоро освободится.

— Я подожду.

— Пройдите, пожалуйста, к моему столу, я заполню на вас карточку.

Я глубоко затянулся и выпустил ровную струю дыма, потом встал и посмотрел на нее сверху вниз, слегка улыбаясь.

— Сейчас это было бы очень кстати, но дело в том, что я не пациент.

— Вот как! — Выражение ее лица нисколько не изменилось, только брови чуть выгнулись вверх.

— Но я хочу сказать, что готов заплатить по обычной таксе, если потребуется.

— Я не думаю, что это потребуется. — Брови у нее встали на место, и она взглянула на меня с быстрой дружелюбной улыбкой. — А я могу вам чем-нибудь помочь?

Я растянул рот в такую улыбку, что она не выдержала и засмеялась.

— Не стесняйтесь, — сказала она.

— Сколько доктор будет занят?

— Возможно, еще полчаса.

— Ладно, попробуем обойтись без него. Я следователь. Меня зовут Майк Хаммер, если это что-нибудь вам говорит. В данный момент я хотел бы получить информацию об одной девушке по имени Берга Торн. Совсем недавно доктор Соберин прописал ей лечение покоем и направил в санаторий.

— Да-да, я ее помню. Может быть, вы все-таки пройдете ко мне?

Против ее улыбки не устоял бы ни один мужчина. Она открыла дверь, снова вступила в полосу света и прошла в угол комнаты к своему столу. Перед тем как сесть, она оправила юбку легким движением руки. Стоя в дверях, я услышал слабый треск статического разряда, и тонкая ткань еще плотней прилегла к ее телу.

— Удивительно, как быстро пациент решает, что он совершенно здоров, — сказала она.

— А пациентки?

— Эти находят у себя все новые болезни. — Губы ее дрогнули, словно бы она старалась подавить смех. — О чем вы думаете?

Я подошел к ее столу, подтянул стул.

— Что дает такой красотке эта работа?

— Богатство и славу, если вам непременно надо знать. — Она достала из шкафа историю болезни и начала ее перелистывать.

— А если серьезно? — сказал я.

— Вам действительно интересно? — спросила она, быстро взглянув на меня.

Я кивнул.

— Я училась на медсестру сразу после школы. Получила диплом. На свою беду, еще не успев начать работать, выиграла конкурс красоты. Неделю спустя я была в Голливуде и позировала для фотографий, но дальше этого дело не пошло. Через полгода я работала официанткой в придорожном ресторане, и мне потребовался еще год, чтобы мозги встали на место. Тогда я вернулась домой и стала медсестрой.

— Значит, кинозвезды из вас не вышло?

Она улыбнулась и покачала головой.

— Но ведь не из-за того, что у вас нет фигуры?

Она бросила на меня быстрый взгляд, который означал: «Вы все отлично понимаете».

— Представьте себе, я оказалась нефотогеничной.

— Этого невозможно представить.

Она села за стол, держа в руке три карточки, заполненные на машинке.

— Вы очень любезны, мистер Хаммер. — В ее голосе звучал зов невидимой лесной птицы, который заставляет вас остановиться и прислушаться. Она разложила карточки на столе, и лицо ее приняло деловое выражение. — Думаю, это то, что вам нужно. Теперь покажите мне, пожалуйста, вашу доверенность от страховой компании, и если у вас имеются с собой бланки…

— Я не страховой следователь.

Она бросила на меня недоуменный взгляд и машинально сложила карточки вместе.

— О… извините. Вы знаете, конечно, что такая информация всегда является конфиденциальной, и…

— Девушки нет в живых. Ее убили.

Она хотела что-то сказать, но внезапно остановилась. Потом спросила:

— Вы из полиции?

Я кивнул. Оставалось лишь надеяться, что она ничего больше не спросит.

— Понятно. — Она прикусила нижнюю губу и взглянула искоса на дверь слева. — Насколько я помню, к доктору не так давно приходил человек из полиции.

— Все правильно. Мне передали это дело. Я предпочитаю лично ознакомиться со всеми обстоятельствами, а не перечитывать бумажки. Если вы считаете, что надо подождать доктора…

— Нет, нет, я думаю, все в порядке. Прочитать вам, что здесь написано?

— Читайте.

— Если коротко, она была в состоянии сильного нервного расстройства. Видимо, от переутомления. У нее прямо здесь была истерика, и доктору пришлось дать ей успокоительное. Она нуждалась в полном покое, и доктор направил ее в санаторий. — Она чуть сдвинула брови. — Откровенно говоря, не вижу здесь ничего такого, что могло бы заинтересовать полицию. Никаких физических нарушений, только симптомы, связанные с ее психическим состоянием.

— Можно взглянуть на карточки?

— Разумеется. — Она протянула их мне, наклонившись над столом, но тут же поймала мой взгляд и с улыбкой откинулась на спинку стула.

Я не стал смотреть карточку, которую она мне читала. Во второй было записано имя пациента, адрес, история развития болезни, а внизу слева, в графе «кем рекомендовано» стояло имя Уильяма Уитона. В последней карточке был диагноз, рекомендуемое лечение и подтверждение санатория, что диагноз поставлен правильно.

Я еще раз взглянул на карточки, недовольно поморщился ввиду полного отсутствия нужной мне информации и отдал их назад.

— Помогут хоть немного?

— Сейчас трудно что-либо сказать.

— Вы все-таки хотели бы видеть доктора?

— Не особенно. Возможно, я зайду еще раз.

Что-то изменилось в ее лице.

— Пожалуйста, заходите.

Она не стала меня провожать. Дойдя до двери, я обернулся. Она сидела за столом, уперев подбородок в ладони, и смотрела на меня.

— Вы должны еще раз попробовать Голливуд, — сказал я.

— Здесь я встречаю более интересных людей, — ответила она.

Потом добавила:

— Хотя трудно что-нибудь сказать после такого короткого знакомства.

Мы обменялись дружескими улыбками, и я вышел на улицу.


Бродвей опять сверкал и переливался, раскрывая свои объятия сонмищу простаков с громким призывным кличем, который никогда не затихал. Я приближался к царству света, пытаясь собраться с мыслями, пытаясь сложить воедино куски и заполнить пустоты.

По дороге я зашел в бар, наскоро заправился и пустился в плавание по Бродвею, бросая якорь в каждой удобной гавани. Так прошло два часа, но ничего не случилось. Нет, я не остался на Бродвее, потому что никто не стал бы искать меня на Бродвее. Может, попозже, но не сейчас.

Итак, я сменил курс и направился в восточную часть города, где люди говорили по-другому, и одевались по-другому, и были людьми моей породы. У них не было денег и не было форса, но они знали свой город, знали его образ мыслей и образ действий. Это были люди, откровенно боявшиеся монстра, который разросся вокруг них, и все-таки он им нравился.

Я двигался с остановками в сторону 20-х улиц.

Я ловил на себе взгляды, видел кивки, слышал шепот.

Теперь я сразу узнал бы их в толпе по тем описаниям, которые были сообщены мне вполголоса.

В одном месте мне шепнули, что надо остерегаться еще кое-кого.

В два тридцать я разминулся с ними на десять минут.

Еще через полчаса они, видимо, заблудились.

Я вернулся на Бродвей, когда кабаки еще не начали закрываться. На углу я вылез из такси и приступил к обходу. В двух местах мне были рады, в третьем бармен, который не раз оказывал мне услуги, попытался захлопнуть дверь перед моим носом, бормоча какие-то извинения насчет того, что он уже закончил работу. Я протиснулся внутрь, оттеснил его от двери и навалился на нее спиной, пока не щелкнул замок.

— Они были здесь, Энди?

— Майк, мне это не нравится.

— Мне тоже. Когда они были?

— Час назад.

— Ты их знаешь?

Он замотал головой и мельком взглянул мимо меня в боковое окно.

— Мне их показали.

— Трезвые?

— Взяли два виски, но едва притронулись. — Он снова посмотрел мимо меня. — Низенький нервничал… злился, что другой не дает ему выпить.

Энди засунул руки под передник, чтобы не тряслись.

— Майк… никто даже говорить с тобой не станет. Кому охота связываться с этими подонками? Может, не будешь сюда заходить… пока все не утрясется?

— Ничего не утрясется, приятель. И я хочу, чтобы ты шепнул об этом тому, кто услышит и передаст дальше. А ребяткам этим скажи, что не надо больше меня искать. Пусть сидят на месте, я сам их найду.

— Не лезь на рожон, Майк!

— Запомни — тому, кто услышит и передаст дальше.

Я нащупал ручку и открыл дверь. Улица была пуста, на углу стоял полицейский. Мимо проехала патрульная машина, и он ей козырнул. Двое пьяных у него за спиной завернули за угол и передразнивали его, приставив большой палец к носу.


Я повернул ключ в замке. Я знал, что изнутри должна быть накинута цепочка, поэтому лишь чуть приоткрыл дверь и сказал:

— Это я, Лили.

Вначале не было ни звука. Потом я услышал медленный выдох — так выпускают воздух после глубокого вздоха. Лампа в углу была включена, и в ее неярком свете комната казалась пустой. Она появилась безмолвно, и блеск ее волос словно бы прибавил света.

В улыбке, с которой она взглянула на меня через приоткрытую дверь, была какая-то неестественная напряженность. Странная, далекая, непонятная улыбка, которая мелькнула и погасла. Она сняла цепочку, и я шагнул в открывшуюся дверь.

Теперь пришел мой черед сделать медленный выдох. Она стояла, как изваяние, устремив на меня неподвижный взгляд. Рот у нее был полуоткрыт, за белой полоской зубов двигался кончик языка. Глаза, похожие на два бездонных колодца, были страшны своей черной пустотой.

Потом она улыбнулась, и свет, который золотил ее волосы, отбросил тени на плоский живот, обозначив пышные формы, замершие в напряженном ожидании, и на ее лице появилось такое же выражение, как тогда, в доме на Атлантик-авеню… а потом оно внезапно исчезло, как спугнутая птица.

— Тебя никто не просил ждать.

— Я… не могла заснуть.

— Звонки были?

— Два. Я не отвечала. — Пальцы ее прошлись по пуговицам халата от подбородка до коленей, как бы проверяя, все ли они на месте — видимо, машинальный жест, который вошел у нее в привычку. — Кто-то здесь был, — сказала она, и в ее глазах мелькнул страх.

— Кто?

— Сначала постучали, потом пытались открыть дверь. — Она говорила почти шепотом, и я видел, как у нее дрожит подбородок. Ненависть из прошлого захлестнула меня с головой, руки судорожно сжались в кулаки.

Она медленно отвела глаза.

— Сколько можно бояться, Майк? — спросила она. — Сколько… можно?

Я обхватил ее лицо ладонями, приподнял вверх, заглянул в жаркие глаза, затуманенные слезами. Мне хотелось сказать ей, что скоро она избавится от страха. Избавится навсегда. Но я не мог этого сделать, потому что ее полураскрытый жадный рот был слишком близко. А потом она отпрянула от меня коротким резким движением, в котором тоже чувствовался страх.

Это продолжалось недолго, и мне вспомнились ее слова, что я славный парень, а славный парень должен быть осторожным, когда рядом женщина. Тем более женщина, которая только что вылезла из ванны, чтобы открыть ему дверь, и на ней лишь тонкий шелковый халатик, а вы знаете, что происходит, если он намокнет. В глазах у нее заплясали огоньки, затем она ушла в спальню и закрыла за собой дверь.

Я слышал через дверь, как она двигалась, как легла в постель, потом погасил свет, сел в кресло у окна и включил приемник. Но я ничего не видел и не слышал, мысли мои блуждали далеко в горах. Я вышел на поворот, и внезапно из темноты вынырнула женщина-викинг, размахивая руками в лучах фар. Пронзительно взвизгнули тормоза, она приближалась с каждой секундой, и уже не было никакой надежды остановить машину. Она испустила последний крик, который вобрал в себя весь ужас мира, и я почувствовал, как холодный пот стекает у меня по затылку. Она была уже мертва, а крики все еще неслись из-под колес, и лишь после того, как я очнулся и поднял трубку, они окончательно стихли.

Я сказал короткое «алло», сказал еще раз, и тогда приятный тихий голос спросил:

— Майк Хаммер?

— Совершенно верно. Кто говорит?

— Неважно, мистер Хаммер. Я просто хотел привлечь ваше внимание к одному факту. Когда вы сегодня выйдете на улицу, перед вашим домом будет стоять новый автомобиль. Он принадлежит вам. Документы на сиденье, и все, что вам остается сделать, — это подписать их, поставить свои номера.

Из трубки на меня дохнуло смрадом.

— И что дальше, приятель?

В тихом голосе появились металлические нотки.

— А дальше то, что мы извиняемся за вашу прежнюю машину, очень извиняемся. Очень жаль, что так получилось. Но что было, то быльем поросло.

— Заканчивайте.

— Вы берете машину, мистер Хаммер, и уезжаете в длительный отпуск, месяца на три-четыре.

— А если не уеду?

— Тогда оставьте ее там, где она стоит. Мы позаботимся о том, чтобы она была возвращена покупателю.

Я засмеялся в трубку злым, презрительным смехом, который говорил сам за себя.

— Вот что, приятель… Я возьму машину, но не стану брать отпуск. Зато когда-нибудь возьму тебя.

— Как вам угодно.

— Вот именно, как мне угодно, — сказал я, но трубку уже повесили.

Теперь меня обложили со всех сторон. Двое взяли подряд на прочесывание Бродвея. Одним глазом высматривают меня, другим — оперов из полиции, которых наверняка отрядил Пэт. Теперь-то они расщедрились.

Как сказала Лили, сколько можно бояться. Им совсем не нравилось, как развиваются события. Я сидел у окна и скалился в темноту, думая о главарях, которых никто не знал в лицо. Может, они и сумели бы меня убрать, если бы я раскипятился, как в былые времена. Они не привыкли ждать.

Я вытряхнул из пачки сигарету, докурил ее до конца и раздавил в пепельнице. Потом пошел к себе в спальню и прилег на кровать. Будильник стоял на восьми, и спать оставалось совсем мало, но я переставил его на семь, хотя знал, что буду ругать себя за это.


Машина была блеск! Темно-бордовый «форд» с открывающимся верхом сверкал на утреннем солнце, как капля росы. Боб Гелли обошел ее кругом, улыбаясь своему отражению на хромированной поверхности, и встал рядом со мной на тротуаре.

— Классная тачка, Майк! Сдвоенная выхлопная труба. — Он вытер руки о комбинезон и выжидательно взглянул на меня.

— Она заминирована, Боб. Сумеешь найти взрывное устройство?

— Как ты сказал? — переспросил он, бросив на меня недоверчивый взгляд.

— Эта машина — подарок… От кого-то, кому я не нравлюсь. Они надеются, что я в нее сяду. А потом будет большой грохот. Возможно, они даже учли, что я могу заподозрить неладное и пригласить механика. Поэтому устройство надежно спрятано. Найди эту штуку, Боб!

Он вытер рот рукавом и сдвинул шляпу за затылок.

— Лучше всего загнать ее в реку на пару часов.

— Давай, Боб, берись за дело, мне нужна машина.

— Послушай, Майк, за сотню я могу сделать очень много, но…

— Значит, две сотни. Только найди эту штуку.

Две сотни решили дело. За такие бабки можно было и рискнуть. Он опять вытер рот рукавом и кивнул. Солнце еще не поднялось над крышами, и было совсем не жарко, но лицо его взмокло от пота. Чтобы не торчать у него над душой, я пошел в ресторан и плотно позавтракал, потом скоротал час за разглядыванием витрин. Когда я вернулся, «форд» стоял с откинутым капотом, а Боб сидел за рулем, погруженный в раздумье. Увидев меня, он вылез из машины и зажег сигарету.

— Ну как, нашел?

Он сжал губы и быстро взглянул по сторонам.

— Да. Шесть динамитных патронов подключены к зажиганию.

— Что-то очень уж просто.

— Вот и мне так показалось. Я ее чуть не наизнанку вывернул, но ничего больше не нашел. Если там есть что-нибудь еще, значит, ставил человек, который знает свое дело.

— Знает, Боб. Он на этом деле собаку съел.

Он докурил сигарету, взглянул на двигатель и залез под машину. Я стоял рядом и ждал. Через несколько минут он вылез и снова посмотрел на двигатель. Лица у него сделалось напряженным, словно он пытался что-то вспомнить, потом напряжение перешло в растерянную улыбку, он взглянул на меня и хрипло произнес:

— Держу пари, Майк, что я нашел эту штуку.

— На сколько?

— Еще сотня?

— Порукам.

— Понимаешь, я вспомнил о взрывном устройстве, которое подложили в машину генералу Гейни. Хитрая штука! — Он снова улыбнулся.

— Генерал-то остался жив, а вот водитель накрылся через пару дней.

Он скользнул на сиденье и склонился с отверткой над приборным щитком. Потом вышел с довольным видом, просунул под машину инструменты и полез туда сам. Минут через двадцать он медленно выбрался из-под машины, бережно держа на весу какой-то предмет, похожий на продольно разрезанную трубку. Из одного конца торчал колпачок взрывателя.

— Вот, полюбуйся, — сказал он. — Симпатичная штука, а?

— Н-да…

— Была соединена со спидометром. Через несколько сотен миль должно было произойти замыкание, и тебя разнесло бы в куски. Они закрепили ее на верхнем конце глушителя. Что с ней делать?

— Выброси в реку, Боб. И никому об этом не рассказывай. Зайди ко мне вечером, я выпишу тебе чек.

Он взглянул на продолговатый предмет в своей руке, вздрогнул и зажал его еще сильнее.

— Майк… если тебе все равно… я хотел бы получить деньги сейчас.

— Что за срочность? Ты ведь знаешь, что я заплачу…

— Знаю, знаю. Но если кто-то за тобой так охотится, ты можешь и не дожить до вечера, ясно?

— Куда яснее. — Я поднялся к себе и выписал чек. Вместе с чеком я дал ему доллар на такси до набережной, потом влез в машину. За три сотни это было совсем неплохое приобретение. Даже с учетом доллара сверху. Я запустил двигатель, прислушался к низкому утробному урчанию, вселившему в меня чувство уверенности, включил скорость и тронулся в короткий путь на север.


Пэт ошибся, когда сказал, что Карл Эвелло в городе. За последнюю неделю он сменил два адреса и сейчас жил в Йонкерсе, в самом фешенебельном районе.

На первый взгляд дом мог бы показаться скромным. Потом вы обращаете внимание на тщательно ухоженный садик, замечаете «кадиллак» с открывающимся верхом, новый «бьюик-седан», стоящие рядышком в гараже, который мог бы достойно выглядеть, как крыло Тадж-Махала. Вы прикидываете, что в доме не меньше двух десятков комнат, и видите, что предусмотрена каждая мелочь.

Я подкатил к подъезду по крытой аллее. Где-то за домом слышался приятный женский смех на фоне тихой музыки из радиоприемника. Засмеялся мужчина, к нему присоединился другой.

Я заглушил двигатель и вылез из машины, соображая на ходу, как лучше поступить — явиться без предупреждения или пройти через обычную процедуру. В этот момент послышался шорох шин на аллее, и я увидел светло-зеленый «мерседес», который остановится около дома, коротко просигналил в знак привета, взревел и заглох.

Странная вещь красота. Например, все дети прекрасны независимо от того, как они сложены. В какой-то момент любая женщина прекрасна, лишь бы была подходящего цвета. Здесь главную роль играет не внешний фактор, а нечто более сложное, не поддающееся точному описанию, но воспринимаемое с первого взгляда, и именно этим обладала женщина, которая вышла из «мерседеса».

У нее были светло-каштановые волосы, буйная копна волос в отблесках солнечного света. Она улыбнулась мне, и в очертаниях ее рта было столько своеобразного великолепия, что все остальное отошло на задний план. Он был обольстительно красивый, с полными и влажными губами, своевольный и нетерпеливый.

Она подошла ко мне быстрыми шагами, чуть заметно улыбаясь, и легкий ветерок трепал ее волосы.

— Привет, — сказала она. — Приехали в компанию?

— Нет, — сказал я. — К сожалению, по делу.

Она засмеялась гортанным смехом, обнажив ровные зубы, скользнула по мне мгновенным оценивающим взглядом, и на лице у нее появилось смешанное выражение озадаченности и любопытства.

— То-то я вижу, что вы немножко не такой, — сказала она.

Я промолчал, и она протянула мне руку.

— Мики Фрайди.

Я улыбнулся и взял ее руку.

— Майк Хаммер.

— Два Майкла.

— Похоже, так. Вам придется сменить имя.

— А почему не вам?

— Вы правильно сказали, что я не такой. Я говорю, а не мне говорят.

Она сжала мне руку, и ее смех заглушил все другие звуки.

— Все-таки я останусь Мики… во всяком случае, пока. — Я выпустил ее руку, и она спросила:

— Ищете Карла?

— Совершенно верно.

— Не знаю, что там у вас за дело, но попробую помочь. Дворецкий все равно скажет вам, что Карла нет, так что не будем его спрашивать, ладно?

Вот такой и надо быть, подумал я. Дружелюбной и без всяких выкрутасов. Чтобы каждому было видно хорошее воспитание. Чтобы оно могло проявиться во всем своем блеске. Если она берет вас за руку, то так, будто вы близки и знаете друг друга всю жизнь; если заводит разговор, то так, будто его только что прервали.

Мы пошли вокруг дома по дорожке, вымощенной каменными плитами и обсаженной цветами, нисколько не торопясь и любуясь красотами этого райского уголка.

Я предложил ей сигарету, щелкнул зажигалкой, потом прикурил сам. Выпуская дым изо рта, она спросила:

— Кстати, какое у вас дело? Как мне вас представить — как своего друга или как-нибудь еще?

Ее рот был слишком близок и вызывающе нетерпелив. Смотреть на него было таким же испытанием, как для голодающего смотреть на жареный кусок мяса на вертеле. Я глубоко затянулся и сказал, глядя ей в глаза:

— Я ничего не продаю, Мики… пока не пришла беда. Возможно, я ошибаюсь, но очень сомнительно, чтобы меня нужно было представлять Карлу.

— Не понимаю.

— Тогда прочитайте обо мне. Любая газета даст вам информацию.

Она посмотрела на меня, как на редкого зверя в клетке.

— Наверное, я это сделаю, Майк, — улыбнулась она, — но вряд ли я найду там что-нибудь такое, чему я могла бы удивиться. — И снова улыбка и гортанный смех.

В этот момент мы завернули за угол, и я увидел Карла Эвелло.

В нем не было ничего особенного. На улице он вряд ли привлек бы ваше внимание, в крайнем случае его можно было принять за бизнесмена. Мужчина лет под пятьдесят, заурядной внешности, начавший раздаваться в талии, но тщательно скрывающий полноту за счет искусства портного. Он смешивал коктейли на столе под пляжным зонтом, пересмеиваясь с тремя девицами, которые сидели в шезлонгах.

Двое мужчин рядом с ним тоже могли бы показаться бизнесменами, если бы вы не знали, что один из них был главарем рэкетиров в портовом районе и частым гостем на первой полосе газет. Другой не торговал принудительным трудом, краденым товаром или несчастьями на заказ, но его бизнес был не менее грязным. Он держал контору в Вашингтоне и торговал влиянием. Он с одинаковым усердием жал руки президентам и бывшим каторжникам, наживался на устройстве нужных знакомств.

Я бы чувствовал себя более свободно, если бы разговор при моем появлении прервался. Тогда я бы знал, как себя вести. Но ничего не произошло. Девицы мило улыбнулись и вежливо поздоровались. Пока шел обмен именами, Карл изучал меня с таким лицом, словно пытался припомнить, где он меня видел.

— Хаммер, Майк Хаммер, — сказал он. — Ну да, конечно. Частный детектив, не так ли?

— Был.

— Да-да, несомненно. Я частенько читал о вас. Сестре только волю дай, уж она постарается найти себе необычного провожатого. — Он широко улыбнулся, прямо-таки просиял. — Позвольте представить вам Эла Аффи, мистер Хаммер. Мистер Аффи — деловой представитель бруклинской фирмы.

Главарь портовой мафии изобразил на своем лице кривую улыбку и протянул руку. Меня так и подмывало дать ему по роже, но вместо этого я пожал ему руку и посмотрел в глаза с такой же улыбкой, с какой он смотрел на меня, потому что мы с ним когда-то встречались и оба прекрасно помнили об этом.

Лео Хармоди казался невозмутимым. У него была потная и вялая рука. Он повторил мое имя, кивнул и вернулся к своей девушке.

— Выпьете? — спросил Эвелло.

— Нет, спасибо. Если у вас найдется несколько минут, я бы хотел поговорить с вами.

— Конечно, конечно.

— Это не светский визит.

— Ко мне вряд ли кто-нибудь пожалует со светским визитом. Можете мной располагать. Разговор личного характера?

— Да.

— Пойдемте в дом. — Не утруждая себя извинениями, он взял со стола наполненный бокал, кивнул мне и пошел через лужайку к дому. Два амбала, сидевшие на ступеньках, почтительно встали, открыли дверь и проводили нас внутрь.

Дом был такой, как я и ожидал. Миллион долларов в подобающей упаковке. Богатство в хорошем вкусе, который не мог быть продиктован человеком, воспитанным на задворках мафии. Через длинный холл мы прошли в кабинет, в котором господствовал большой концертный рояль, и Карл жестом руки пригласил меня сесть.

Два парня вошли следом и встали спиной к двери.

— Разговор личного характера, — сказал я.

Карл небрежно махнул рукой и сказал:

— Они ничего не слышат. — Потом сделал несколько неторопливых глотков. Я видел только его глаза над краем бокала, круглые и блестящие глаза-бусинки. Я видел слишком часто такие глаза — острые буравчики под припухшими веками.

Я взглянул на парней, и один из них, повыше ростом, качнулся на носках и осклабился. У каждого из них оттопыривался карман на правом бедре.

— Тем не менее они имеют уши.

— Тем не менее они слышат только то, что я хочу. — Лицо его расплылось в улыбке. — Необходимые излишества, так сказать. Есть люди, которые постоянно предъявляют ко мне требования, если вы понимаете, что я имею в виду.

— Я понимаю, что вы имеете в виду. — Я вытащил сигарету, неторопливо прикурил, побарабанил пальцами по ручке кресла. Я дал ему возможность увидеть мою улыбку и слегка повернул голову, чтобы парни у двери тоже могли ее увидеть. — Они тебе помогут, Карл, как мертвому припарки, ты это тоже имей в виду. Я запросто шлепну и тебя, и этих двоих еще до того, как любой из вас попробует вытащить свою хлопушку.

Карл привстал в своем кресле, большой парень перестал раскачиваться, и в какой-то момент мне показалось, что он все-таки попробует. Возможно, ему не понравилась моя улыбка, и он не стал ничего затевать.

— Выйдите, ребята, — сказал Карл, и они молча вышли.

— Теперь мы можем поговорить, — сказал я.

— Мне не нравится ваше поведение, мистер Хаммер.

— Конечно, это их портит. Они знают, что им платят не по делу, не такие уж они крутые. Смешно подумать, как меняется человек перед лицом смерти. Они крутые только потому, что отличаются от обычных людей. Их не тревожит совесть. Они застрелят человека и будут смеяться, потому что знают, что не получат пулю обратно, но стоит им оказаться в одном шаге от смерти, и они тут же меняются. Я тоже не подвержен угрызениям совести.

Все это время он сидел, подавшись вперед. Когда я кончил говорить, он откинулся на спинку кресла и взял свой бокал.

— Что у вас за дело, мистер Хаммер?

— Девушка, которую звали Берга Торн. — Мне показалось, что у него слегка раздулись ноздри.

— Насколько я знаю, она умерла.

— Она была убита.

— А чем вызван ваш интерес?

— Вот что, приятель, давай не будем терять время, — сказал я. — Ты отвечаешь на мои вопросы, или я применяю грубые методы воздействия. Выбирай сам.

— Послушайте, мистер Хаммер…

— Заткнись. Это ты послушай. Я хочу, чтобы ты рассказал мне о своей связи с этой девушкой. Ничего больше. Но без дураков! Можешь травить кому угодно, только не мне. Я не полиция, но сколько было таких случаев, когда ребятки только мечтали, чтобы на моем месте оказался полицейский!

Трудно было сказать, что он думает. Глаза у него стали ледяные, потом оттаяли, губы тронула улыбка.

— Хорошо, мистер Хаммер, не будем ссориться. Я обо всем рассказал полиции, поэтому не имеет смысла скрывать что-нибудь от вас, если вы действительно заинтересованы. Берга Торн была девушка, которая мне нравилась. Какое-то время я… ну, содержал ее, если хотите.

— Зачем?

— Не смешите. Если вы знали ее, тогда вы знаете, зачем.

— Она не имела ничего такого, что вы не могли бы получить еще где-нибудь.

— Она имела достаточно много. Ну, так что еще?

— Почему вы с ней порвали?

— Потому что я так хотел. Она вцепилась в меня как клещ. Я слышал, вы пользуетесь успехом у женщин. Вы должны знать, что это такое.

— Я гляжу, ты здорово меня проверял, Карл.

Глаза у него снова стали ледяные.

— Я думал, мы разговариваем серьезно.

Я затянулся, медленно выпустил струйку дыма.

— Как у тебя дела в мафии, Карл?

Он проявил завидную выдержку. В лице у него ни один мускул не дрогнул.

— Это заходит слишком далеко.

— Вот и я говорю, что далеко. — Я встал с сигаретой во рту. — Но скоро зайдет еще дальше. — Я направился к двери.

Он снова выпрямился в кресле и со стуком опустил стакан на столик.

— Стоило поднимать такой шум из-за минутного разговора, мистер Хаммер?

Я повернулся к нему с проникновенной улыбкой, в которой было столько же смеха, сколько в оскале мертвеца, и увидел, как он весь напрягся.

— Я не для разговора приходил, Карл. Я хотел увидеть твое лицо, чтобы хорошенько его запомнить. И, когда я увижу, как оно посинеет, а может, зальется кровью, как остекленеют глаза и язык вывалится наружу, у меня не будет никаких сомнений насчет личности покойника. Подумай об этом, Карл, лучше всего на сон грядущий.

Я вышел из комнаты.

Парни стояли за дверью. Они лишь скользнули по мне взглядом, в котором я не заметил особой симпатии. Их тоже надо было запомнить.

Когда я вышел из дома, Мики Фрайди увидела меня и помахала рукой. Я ей не ответил, и она подошла ко мне с нарочито нахмуренным лицом. Я не мог оторвать взгляда от ее рта, даже с надутыми губами.

— У, обманщик! — сказала она. — Ведь не было никакого дела?

Она была как ребенок, прелестный ребенок, вполне взрослая там, где полагается, но с улыбкой и шаловливостью ребенка. А на детей не сердятся.

— Значит, вы его сестра?

— Не совсем. Только по матери.

— А-а…

— Собираетесь составить им компанию?

Я взглянул на группу людей, все еще занятых своими коктейлями.

— Нет, спасибо. Она мне не нравится.

— По правде сказать, и мне тоже. Давайте уедем?

— Удачная мысль.

Мы даже ни с кем не попрощались. Она просто взяла меня за руку и потащила вокруг дома, болтая без умолку. Когда я садился в свою новую тачку, к дому подкатил «кадиллак», из него торопливо вышел мужчина и открыл дверцу с другой стороны.

Интересно, подумал я, что здесь делает почтенный конгрессмен Гейфи, когда он должен сидеть на заседании сенатской комиссии в Вашингтоне? Мне не пришлось долго удивляться. Он подал руку женщине, помогая ей выйти из машины, и Велда благовоспитанно улыбнулась в нашу сторону перед тем, как пошла по дорожке вокруг дома.

— Потрясная женщина, правда? — сказала Мики.

— Даже очень. А кто она?

Мики стояла как вкопанная, потому что она действительно была потрясена.

— Не знаю, — сказала она, слегка качнув головой. — Скорее всего одна из его протеже. У Боба отменный вкус.

— Не очень, если он вас проглядел.

Она рассмеялась.

— Спасибо за комплимент, но это не он, а я его проглядела.

— Виноват! — улыбнулся я. — А что связывает сенатора с Карлом? Хоть он и ваш брат, но репутация у него далеко не безупречная.

Она ничуть не смутилась.

— Мой брат, конечно, не образец нравственности, но он крупный бизнесмен. Может, вы об этом не знаете, но большой бизнес и правительство иногда идут рука об руку.

— Ага. Только не тот бизнес, которым занимается Карл.

На этот раз она и вправду нахмурилась. Она посмотрела на меня изучающим взглядом, скользнула в машину и сказала, когда я сел за руль:

— Перед тем как Боба избрали в конгресс, он был адвокатом у Карла. Он работал с отчетами какой-то корпорации на Западе, которую контролировал Карл. — Она замолчала и взглянула мне в глаза. — Какие-то махинации, да?

— Боюсь, милая девушка, что махинации не то слово.

Я запустил двигатель, посидел минуту, прислушиваясь к его урчанию, потом включил скорость. Вся эта мощь под капотом рвалась наружу, но я держал ее в узде. Я проехал по аллее, вырулил на улицу и покатил к центру города. Мы не разговаривали. Какое-то время мы просто ехали и смотрели, как мимо проносятся дома. Солнце стояло высоко над головой. Большой горячий шар, который улыбался миру, и от этого казалось, что все в порядке, тогда как все было ни к черту.

Скоро она заговорит, я в этом нисколько не сомневался. Я думал о том, как она это скажет и как я буду отвечать. Может быть, она начнет осторожно, намеками?

Но когда она заговорила, вопрос был задан в лоб:

— Что вы хотели от Карла? — Голос ее звучал сонно и расслабленно. Она полулежала в ленивой позе, откинув копну волос на спинку сиденья. Рот ее был все так же великолепен, губы восхитительно алые, влажные и трепетно-нежные, готовые мгновенно откликнуться на прикосновение, как струны скрипки.

Мой ответ был таким же прямым, как ее вопрос.

— Когда-то у него была девушка. Сейчас ее нет в живых. Возможно, он причастен к ее убийству. Возможно, ваш братец-бизнесмен связан с мафией.

Она медленно перекатила голову по спинке сиденья и посмотрела на меня.

— А вы?

— Когда меня начинают интересовать люди вроде вашего брата, дело обычно заканчивается тем, что они становятся покойниками.

— О-о! — Одно короткое восклицание, ничего больше. Она отвернулась и стала глядеть в окно.

— Хотите, я отвезу вас обратно?

— Нет.

— Хотите, поговорим об этом?

Она пошарила рукой по сиденью и взяла пачку сигарет, потом одновременно прикурила две сигареты и одну вставила мне в рот. Я почувствовал вкус губной помады. Приятный вкус, который влечет к источнику.

— Удивительно, что для этого потребовалось столько времени, — сказала она. — Раньше он пытался водить меня на нос, но теперь-то ему все равно. Я часто думала, когда это произойдет. — Она сделала глубокую затяжку и долго смотрела, как струйка дыма втягивается в полуоткрытый вентилятор.

— Вы не будете возражать, если я немножко поплачу?

— Не стесняйтесь.

— Серьезная неприятность?

— Если считать убийство неприятностью, то серьезнее не бывает.

— Но ведь не Карл?..

Когда она взглянула на меня, в глазах у нее стояли слезы.

— Не знаю, — сказал я.

— Значит, вы не уверены?

— А мне незачем быть уверенным.

— Но… вы из полиции?

— Нет. Я никто. Но такой важный никто, что многие хотели бы видеть меня в гробу, да вот закавыка — кишка тонка!

Я притормозил у бара, поставил машину на свободное место и заглушил мотор.

— Так вы говорили насчет брата…

Она на меня не смотрела. Докурила сигарету до конца, швырнула окурок в водосточную канаву.

— Да особенно и рассказывать нечего. Я знаю, какой он, знаю людей, с которыми он связан. Это не сливки общества, но он вращается в их кругу. Значит, он чем-то для них важен.

— Вы слышали когда-нибудь о Берге Торн?

— Да, я хорошо ее помню. Похоже было, что Карл врезался в нее до уши. Он долго… содержал ее.

— Почему он ее бросил?

— Я… не знаю, — сказала она прерывающимся голосом. — Она была странная девушка. Однажды ночью они повздорили, и после этого Карл к ней охладел. Потом появилась другая. Это все, что я помню.

— Все?

Она кивнула.

— Вы когда-нибудь слышали о мафии?

Она опять кивнула.

— Майк, Карл не имеет отношения к мафии. Я знаю, что нет.

— Если бы имел, вы бы все равно об этом не знали.

— Ну, а если имеет?

Я пожал плечами. На такой вопрос был только один ответ.

Пальцы ее немного дрожали, когда она вытаскивала из пачки еще одну сигарету.

— Майк… теперь я хотела бы вернуться.

Я зажег ей сигарету и запустил двигатель. Докурив сигарету, она тут же взяла другую. За всю дорогу она слова не проронила. Нижняя губа у нее припухла, потому что она все время ее прикусывала, и каждые несколько минут плечи ее вздрагивали от сдерживаемых всхлипываний. Я подъехал к воротам, перегнулся через нее и открыл дверцу.

— Фрайди…

— Да, Майк?

— Если ты решишь, что знаешь ответ… Позвони мне.

— Хорошо, Майк. — Уже выходя из машины, она задержалась и повернула голову. — Ты славный парень, Майк. Жаль, что у нас так получилось, честное слово, жаль!

Ее рот был слишком близок и слишком нежен, чтобы просто смотреть на него. Моя ладонь словно бы сама по себе легла на копну волос, и внезапно эти прекрасные влажные губы оказались на расстоянии нескольких дюймов, а потом расстояние исчезло. Они были жаркие, нежные и зовущие — именно такие, как я и ожидал. Едва прикоснувшись, я оторвался от них, пока не стало слишком поздно. Она слегка улыбнулась, сверкнув жемчужными полосками зубов, дотронулась до моего лица кончиками пальцев и вышла из машины.

Всю дорогу до Манхэттена я чувствовал вкус ее губ, их жаркую влажность и дразнящий аромат.

В гараже не было места, поэтому я припарковался у обочины, велел залить бак бензином, чтобы не привлекать лишнего внимания, и направился в контору. Боб Гелли возился с карбюратором. Когда я вошел, он отложил его в сторону.

— Как дела, малыш? — спросил я.

— Привет, Майк. Ну и работенку ты мне задал.

— Так что насчет машины?

— Они ловко придумали. Машина была куплена в Бронксе. Покупатель сказал, что хочет сделать сюрприз своему партнеру. Заплатил наличными. Болван продавец одолжил ему свои номера, потом их возвратили. — Он открыл ящик стола, вытащил конверт и передал его мне. — Вот документы. Не знаю, как им это удалось. Но они зарегистрировали машину, не оставив никаких следов.

— Кто купил машину?

— Догадайся.

— Смит, Джонс, Робертсон — кто?

— Некий Клэнси О’Брайен. Подставное лицо. Мистер Средний Человек. Никто не смог описать его даже приблизительно. Ты ведь знаешь эту породу?

— Знаю. Ладно, Боб, считай свою работу законченной. Продолжать не имеет смысла.

Он кивнул и скосил на меня глаза.

— Плохо, Майк?

— Не так плохо, чтобы не могло быть еще хуже.

— Ну, желаю удачи.

Когда я выходил, он снова возился с карбюратором. По улицесплошным потоком шли машины, по тротуарам сновали женщины с покупками, вдоль стен домов стояли детские коляски.

Нормально, подумал я, обычный погожий день. Я вырулил на проезжую часть и поехал домой.

Полчаса на дорогу, еще полчаса на быстрый обед в ресторанчике на углу, и я вошел в дом, на ходу доставая ключи.

В любое другое время я бы их увидел. В любое другое время снаружи было бы темно, а внутри светло, и глазам не пришлось бы приспосабливаться к темноте. В любое другое время я имел бы при себе пистолет. Но это произошло теперь, а не в другое время.

Они вышли из углов вестибюля, сразу двое, каждый с длинноствольным пистолетом в руке. Ушлые ребята, мастера своего дела, для которых выстрелить в человека — раз плюнуть. Я вошел в лифт и неподвижно стоял лицом к стенке, пока они меня охлопывали. Когда лифт дернулся, я повернулся к двери, но один из них нажал кнопку «вестибюль», и кабина поползла вниз. Я вышел из лифта, спустился по ступенькам на улицу и направился к своей машине. Они все время были у меня за спиной.

Один из них, пониже ростом, был удивлен, что при мне не оказалось оружия. Ему это совсем не понравилось. Он прощупал переднее сиденье, потом сел рядом со мной, его напарник сел позади, и ствол уперся мне в шею.

В такой момент вы не очень-то разговариваете. Вы ждете и надеетесь на случай, зная при этом, что если он и произойдет, то все равно обернется против вас. Вы хватаетесь за мысль, что они не могут пристрелить вас средь бела дня, но боитесь пошевельнуться, потому что знаете, что могут. Это Нью-Йорк. Каждую минуту здесь что-нибудь происходит. К этому привыкают и перестают замечать. Выстрел или выхлоп — кто там разберется, да и кому какое дело. Пьян человек или мертв — выглядят они одинаково.

Сосед сбоку сказал:

— Сядь на руки.

Я подсунул под себя руки. Он влез ко мне в карман, достал ключ и запустил двигатель, потом сказал:

— Лопух ты, парень!

Голос сзади произнес:

— Чем болтать, ехал бы побыстрее.

Машина взяла с места, и тот же голос сказал мне в ухо:

— Учти, стреляю без предупреждения.

Ствол пистолета холодил кожу.

— Знаю, — сказал я.

— Это тебе только кажется, что знаешь, — сказал голос сзади.

Глава девятая

Затылок у меня взмок от пота, во всем теле была свинцовая тяжесть. Я попытался вытащить из-под себя затекшие руки, но тут же получил удар пистолетом выше уха и почувствовал, как медленная струйка крови смешивается с потом.

Парень, сидевший за рулем, пробился сквозь уличное движение Манхэттена и покатил в сторону аэропорта. Он вел машину легко и умело, намеренно сбросив скорость, чтобы исключить любую случайность на дороге. Я хотел сказать ему, чтобы он ехал, а не валял дурака. Должно быть, они угадывали мое состояние, потому что при малейшей попытке шевельнуться задний со смехом тыкал в меня стволом пистолета.

В небе над головой самолет заходил на посадку, и я подумал, что мы въезжаем на летное поле. Но мы проехали где-то рядом, свернули на пустынную дорогу, и «форд» начал набирать скорость.

— Куда мы едем? — спросил я.

— Увидишь. — Он опять уперся мне стволом в шею. — Зря ты взял машину.

— Вы положили мне хороший подарочек под капот.

Руль дрогнул почти незаметно для глаз, но я уловил это движение. На какую-то секунду ствол перестал давить на шею.

— Понравился? — спросил водитель и быстро облизнул губы. Я чувствовал, что он нервничает.

Это был мой шанс, и я постарался его не упустить.

— Пришлось звать механика.

— Ну?

— Как я и думал. Нажимаю стартер, и машина взлетает на воздух.

На этот раз он повернул голову, и в его маленьких черных глазках мелькнул безумный страх. Громко взвизгнули тормоза.

Получилось не совсем так, как я хотел, но тоже неплохо. Задний ткнулся в спинку сиденья у меня за плечом, и я мгновенно схватил его за глотку. Краем глаза я видел, как водитель вытаскивает пистолет. Машину вынесло на край дороги, и, когда колеса чиркнули по бордюру, в лицо мне ударило пламя выстрела.

Теперь уже не имело никакого смысла держать этого малого за глотку, во всяком случае, не с дырой от пули чуть ниже подбородка. Я изо всех сил рванул его через спинку сиденья и свалил на водителя. Тот с глухими проклятиями сполз под руль, пытаясь выбраться из-под трупа и освободить руку с пистолетом, но было уже поздно. Слишком поздно. Я схватил его за руку поверх рукоятки, вывернул стволом назад, и он захлебнулся в страшном крике в тот самый момент, когда пуля вошла ему в глаз. За секунду до того, как он умер, второй глаз, все еще живой, злобно взглянул на меня и начал затягиваться пленкой.

Все произошло очень быстро. В таких случаях счет идет на секунды, однако время тянется бесконечно долго. Первое, что пришло мне в голову, почему никто не подошел узнать, в чем дело? Потом я взглянул на дорогу, и та машина, которую я видел вдалеке, когда все это началось, до сих пор еще не поравнялась со мной. Кроме двух мальчишек, которые глазели на меня с другой стороны дороги, никого не было видно.

Я сел за руль, посадил рядом с собой два трупа и поехал обратно тем же путем. Я нашел дорогу, проходящую около аэропорта, свернул на нее и ехал до тех пор, пока не уперся в дорожный знак с надписью «тупик».

На этот раз я устроил маленький спектакль. Я посадил их под знаком в изящных естественных позах и поехал домой. Всю дорогу я возвращался мыслями к этим придуркам, которые правильно считали, что я обнаружил оба взрывных устройства, а потом вдруг решили, что я оказался глупее, чем они думали, и что одно из них все еще сидит в машине, готовое взорваться в любую секунду.

Когда я приехал домой, был уже вечер. Я поставил машину, поднялся по лестнице и приоткрыл дверь, чтобы Лили увидела меня и сняла цепочку, но мне не понадобилось ее звать, потому что цепочки не было.

Лили тоже не было, и я опять почувствовал, как мурашки поползли у меня по спине. Я прошел по комнатам, все еще надеясь на какую-то ошибку. Она исчезла, и вместе с ней исчезли все ее вещи, не осталось ни одной заколки, ни одного следа ее пребывания здесь. Меня трясло от бешенства, и я свистящим шепотом проклинал всю эту поганую свору. Проклинал их силу и организованность, проклинал их способность делать то, чего никто другой сделать не может.

Я схватил трубку и набрал служебный номер Пэта. Мне сказали, что на сегодня он уже закончил работу, и я позвонил ему домой. Он сразу насторожился, когда услышал мой голос.

— Лили Карвер, ты ее знаешь, Пэт?

— Карвер? Какого черта, Майк…

— Она была здесь, в моей квартире, а сегодня исчезла.

— Куда?

— Почем я знаю, куда! Она ушла отсюда не по своей воле. Послушай…

— Подожди. Ты должен кое-что объяснить. Ты знал, что она находилась под следствием?

— Я знаю все. Поэтому я и вытащил ее из Бруклина. На нее сели ребята из городской полиции, из федералки, и еще из одной организации. Вот они каким-то образом и умыкнули ее отсюда.

— А тебе и здесь надо высунуться!

— Перестань! — сказал я. — Если у тебя есть описание, разошли его. Возможно, она знает, почему прикончили крошку Бергу.

В трубке слышалось его тяжелое дыхание.

— Со вчерашнего дня она объявлена в розыск, Майк. Насколько мы знаем, она исчезла без следа. Какого черта ты молчал?

— Что вы на нее имеете? — спросил я.

— Ничего. По крайней мере, сейчас. Наш стукач сообщил, что ее должны убить.

— Мафия.

— Разумеется.

— Проклятие! — сказал я.

— Да, тебя можно понять. — Он немного помолчал. — Будем продолжать поиски.

Я зажег сигарету и глубоко затянулся.

— Разговор останется между нами?

— Само собой. Ведь я тебе уже говорил.

— Хорошо. Никто не обнаружил двух покойников под дорожным знаком в Куинсе?

Он долго не отвечал, потом сказал хриплым шепотом:

— Тьфу ты, черт, как я сразу не догадался!

— Ладно. Только не вешай их на меня. Я сдал свою хлопушку несколько дней назад.

— Как это произошло?

— Очень оригинально. Напомни как-нибудь, чтобы я тебе рассказал.

— Недаром они за тобой гоняются!

Я засмеялся и положил трубку. Сегодня вечером их будет еще больше. Возможно, намного больше.

Я стоял и прислушивался к другому смеху, который звучал за окном. Город-монстр смеялся мне в ответ. Но в этом смехе уже не было прежней самоуверенности.

Резко зазвонил телефон, и смех за окном снова превратился в глухой шум.

— Майк? — Это был не тот голос, который я надеялся услышать. Этот голос был низкий, мягкий и чуть-чуть грустный.

— Я.

— Мики Фрайди, Майк.

Я мысленно представил себе ее рот, произносящий эти слова. Алый рот с влажно поблескивающими губами рядом с трубкой и рядом с моим ртом. Я не знал, что ей ответить, и сказал:

— Привет, ты где?

— В центре. — Она сделала короткую паузу. — Майк… я хотела бы снова с тобой увидеться.

— Точно?

— Точно.

— Зачем?

— Наверно, поговорить, Майк. Ты не возражаешь?

— Может, раньше возражал бы. Теперь нет.

Должно быть, в ее улыбке был такой же оттенок грусти, как в голосе.

— Возможно, это лишь предлог.

— Вот так-то лучше, — сказал я.

— Значит, увидимся?

— Скажи, когда и где.

— Значит, так… Один из друзей Карла устраивает сегодня вечеринку. Я должна там быть, и если ты не возражаешь… мы могли бы пойти вместе. Там не надо будет оставаться слишком долго.

Я минуту размышлял, взвешивал все «за» и «против», потом сказал:

— Ладно, у меня ничего не горит. Встретимся в холле гостиницы «Астор» в десять. Устраивает?

— Вполне. Мне приколоть красную гвоздику, или так узнаешь?

— Не надо… Просто улыбайся, детка. У тебя такие губы, которые невозможно забыть.

— Ты еще не знал их достаточно близко, чтобы так говорить.

— Я помню, как мы с тобой прощались последний раз.

— Разве это близко? — сказала она, и в трубке щелкнуло.

Я взглянул на телефон. Он был черный, симметричный. И — эффективный. Стоит лишь поговорить с кем-нибудь, чтобы закрутить сразу тысячу разных мелких дел, которые в конечном свете выльются в маленькое чудо. Вы ничего не узнаете, пока не станет слишком поздно.

Этого они и хотели — чтобы я все узнал, когда станет слишком поздно.

Сколько они уже сделали попыток? Первая — когда сбросили меня со скалы. Потом был смешливый парень с пистолетом в кармане. Наконец, дорожный знак в тупике. Уж он-то должен был их устрашить. Подонки!

Где-то в городе были уже двое. Чарли Макс и Красавчик Смоллхауз. За пару штук они сделают из человека решето и только посмеются. Им не страшна крупнейшая организация в стране, потому что их организация еще крупнее. Им без разницы, куда рвать когти, потому что, где бы они ни оказались, защита им обеспечена. Имя мафии производит магическое действие. Цвет денег тоже магическое средство, еще более сильное.

Я зловеще усмехнулся. Может, теперь, когда они знают о дорожном знаке в тупике, им захочется немного выпить, чтобы успокоиться. Возможно, они подумают о том, сумеют ли они вообще со мной справиться. В конечном счете они решат, что сумеют, и будут ждать, когда это случится, и, услышав новость где-нибудь в особняке или в дешевой забегаловке, один из королей вздохнет с облегчением и начнет строить другие планы, начнет проявлять любопытство к шагам за спиной и к людям, которые его окружают. Любопытство, которое вначале вызовет у них легкую тревогу, а потом превратит ее в гнетущее чувство страха.

В десять вечера Мики Фрайди. Пленительно красивый рот. Глаза, которые готовы тебя проглотить. Но это в десять, а перед тем у меня должна состояться еще одна встреча.

Мой маршрут проходил через район 40-х улиц с несколькими остановками. Это были короткие остановки, потому что веселое времяпрепровождение не входило в мои планы. Я мог судить об опасности по выражению лиц, по избегающим взглядам, а в одном месте от меня начали шарахаться, и я понял, что выхожу на финишную прямую. Знакомый стукач еле заметно качнул головой, давая понять, что здесь их нет.

Девять пятнадцать. Я вошел в бар Харви Пуллена. Харви не смотрел в мою сторону, но я все-таки его дождался. Он хотел подать мне пиво, но я покачал головой и заказал кока-колу.

Он торопливо наполнил мой стакан и ушел к себе за стойку, оставив меня в компании женщины с выцветшими рыжими волосами. В бар заглянул знакомый сыщик из полиции. Он наскоро выпил пиво у стойки, изучил публику через зеркало на стене, докурил сигарету и вышел. Я хотел бы надеяться, что он меня засек, хотя это означало бы, что он лучше меня играет в кошки-мышки.

Она совсем не шевелила губами. Эти штуки, которым они обучаются в тюряге, в некоторых случаях приносят пользу, и сейчас был как раз такой случай.

— Хаммер, что ль?

— Угу.

— Тебе готовят прием у Длинного Джона.

Я сделал глоток.

— А ты при чем?

— Разуй глаза, парень. Эти гады ползучие когда-то испортили мне вывеску[7]. Я могла бы сделать карьеру.

— Кто их видел?

— Я только что оттуда.

— Что еще?

— Который пониже ростом — снегирь[8], и он уже вмазался[9].

— Копперы?

— Ни одного. Только они. Легавые пока не знают.

Я поставил стакан, повертел льдинку соломинкой, докурил сигарету. Когда я уходил, у рыжей на коленях лежала десятка.

Бар Длинного Джона — так все называли это заведение, хотя никакого имени на вывеске не значилось. У бармена была черная повязка на глазу и деревянная нога. Попугая не было.

Какой-то ханыга сидел на краю тротуара и блевал между ног в сточную канаву. Через открытую дверь доносились пронзительные голоса. Надрывался музыкальный автомат. В зале было с дюжину посетителей, и все они громко разговаривали, перебивая друг друга и пересыпая свою речь проклятиями и матом. В общем шуме выделялись визгливые женские голоса.

Они были профессионалы и знали свое дело. Красавчик Смоллхауз сидел в углу спиной к двери, так что никто из входящих в бар не смог бы его увидеть.

Чарли Макс сидел у задней стены лицом к двери, так что он мог узнать любого входящего. Они знали свое дело, и все-таки Чарли Макс допустил оплошность, когда наклонил голову к пламени спички, чтобы прикурить — именно в этот момент я прошел через дверь и встал позади его напарника.

Я сказал: «Привет, Красавчик!» Он чуть не раздавил стакан, который держал в руке. Короткие волосы на затылке встали дыбом, как это бывает у ощетинившейся собаки, только у этого барбоса кожа под шерстью была белая.

Красавчик наверняка слышал обо мне. Он знал о дорожном знаке в тупике, он знал о том, как я ломаю все их планы. Я чувствовал, как эти мысли проносятся в его голове, когда доставал револьвер у него из-под мышки, и за все это время Красавчик не шелохнулся. Револьвер был тупорылый, крупного калибра. Я вынул патроны из барабана, опустил их к себе в карман и возвратил револьвер на прежнее место. Красавчик ничего не понимал. Он так вспотел, что ворот рубашки промок насквозь.

Длинный Джон вышел из-за стойки и сказал: «Тебе чего, парень?» Когда он увидел меня за спиной Красавчика, единственный его глаз стал большим и круглым. Я положил ладони Красавчику на затылок и резко нажал большими пальцами на шею. Резко и сильно… Всего лишь один раз, но в нужном месте, и Красавчик Смоллхауз стал еще одним пьянчугой, заснувшим на стуле.

Зато Чарли Макс внезапно оживился и протрезвел. Он вскочил со стула и потащил пистолет из кармана на бедре, чтобы заработать свои наградные.

Казалось, эти пять секунд сумятицы и воплей никогда не кончатся. Чарли так и не успел вытащить свою хлопушку, потому что дама, сидевшая рядом с ним, слишком резво бросилась к выходу и толкнула стул, который подсек его сзади под колени. Другие тоже рванулись к двери, началась паника и давка, посыпались проклятия, затем шум затих, и я стал персонажем короткой немой сцены. Толпа была у меня за спиной, я неподвижно стоял на месте, а Чарли Макс тащил с бедра свою хлопушку.

Рука с пистолетом уже поднималась, когда я в прыжке ударил его ногой в лицо, которое в ту же секунду перестало быть лицом и превратилось в жуткую кровавую маску, но он все еще пытался что-то сделать. После второго удара ногой перебитая рука повисла плетью, пальцы разжались, и пистолет стукнулся об пол. Глаза заплыли, но еще сохраняли способность видеть. В них должна была быть боль, но ее вытеснил ужас, когда он понял, что его ожидает.

— Дохлое дело ты затеял, приятель, — сказал я. — Тебе разве не сворили, сколько я таких крутых завалил, когда они охотились за мной с пистолетом? — Я сказал это самым непринужденным тоном и потянулся за его хлопушкой.

— Не трогайте, Хаммер, — сказал голос у меня за спиной. Обернувшись, я увидел долговязого опера в синем костюме в полоску; я выпрямился и удивленно хмыкнул. У него было все такое же невозмутимое лицо. Двое других стояли в конце зала. Один из них пытался растормошить Смоллхауза, другой подошел ко мне, охлопал от подмышек до коленей, с удивлением взглянул на своего шефа, потом посмотрел на меня таким взглядом, каким смотрит мальчишка на футболиста после меткого удара.

Наконец-то ФБР напомнило о себе. Они ни черта не могли мне сделать, и они это знали, поэтому я повернулся, вышел на улицу и поехал в гостиницу «Астор».

Она ждала меня в углу холла. Я сразу заметил, как на нее пялят глаза, кое-кто даже занял место поближе, чтобы попытать счастья, если вдруг не придет тот, кого она ждет. Она не приколола красную гвоздику, она просто улыбалась, и я почти чувствовал ее горячие влажные губы.

На голове у нее была все та же буйная копна волос, восхитительно-жизнерадостная, как она сама. Чтобы описать такую женщину, как Мики, одних слов мало. Вы должны посмотреть на обложки журналов, выбрать фрагменты, которые вам больше всего понравились, затем сложить их вместе, и вы получите словесный портрет Мики Фрайди в тот момент, когда она ждала меня в холле гостиницы «Астор». Она стояла в свободной позе, слегка выставив ногу, рельефно обтянутую юбкой на бедре.

Я подошел к ней с улыбкой, и она протянула мне руку. Я сжал ее ладошку, и так, взявшись за руки, мы вышли на улицу.

— Давно ждешь? — спросил я.

Она сдавила мне руку.

— Дольше, чем других. Десять минут.

— Надеюсь, я этого стою.

— Нет, не стоишь.

— Все равно никуда ты не денешься, — закончил я.

Она слегка подтолкнула меня локтем.

— Откуда ты знаешь?

— Я не знаю. Я просто хвастаюсь.

Улыбка исчезла.

— Чтоб тебя черти взяли! — прошептала она.

Я почувствовал, как напряглось ее тело, и отвел глаза, чтобы не смотреть на влажные зовущие губы. Увидев такси у обочины, я открыл Дверцу, помог ей сесть, потом сел рядом. Она наклонилась к водителю, назвала адрес на Риверсайд-Драйв и откинулась на спинку сиденья.

Вы знаете, как это происходит. Вначале медленно, как в трудном сне, потом все быстрее. Внезапно ее руки обвились вокруг моей шеи, и я притянул ее к себе, запустив пальцы в мягкую копну волос. «Ты дьявол, Майю», — прошептала она, и наши губы встретились, но когда поцелуй слишком затянулся, я заставил себя оторваться от ее жаркою влажного рта.

Одни злятся, другие плачут, а есть и такие, кто тут же предъявляет права. Мики лишь закрыла на секунду глаза, улыбнулась и откинулась на спинку сиденья, положив голову мне на плечо. Я протянул ей сигарету, щелкнул зажигалкой, потом прикурил сам и не раскрывал рта, пока машина не остановилась у подъезда.

Когда мы вошли в холл, я спросил:

— Что мы должны здесь делать, подружка?

— Это вечеринка. Собираются друзья Карла из других городов и его деловые партнеры.

— Понятно. А ты в какой роли?

— Буду встречать гостей. Я всегда была у него чем-то вроде хозяйки на приемах. Мой важный братец, можно сказать… извлекает выгоду из моей внешности.

— Хорошо устроился. — Я кивнул на двухместное кресло, стоявшее в углу. Она нахмурилась, потом подошла и села. Я присел рядом с ней и выключил лампу на соседнем столике. — Ты сказала, что хотела бы поговорить. Наверху этого не получится.

Она нервно барабанила пальцами по коленям.

— Я понимаю, — сказала она тихо. — Это насчет Карла.

— А что насчет Карла?

Она посмотрела на меня умоляющим взглядом.

— Майк… Я сделала то, что ты мне советовал. Я… все узнала насчет тебя.

— И что?

— Я… не стоит ходить вокруг да около. Карл в чем-то замешан. Я всегда это знала. — Она опустила глаза и сцепила пальцы. — Многие в чем-то замешаны… И мне всегда казалось, что это не имеет значения. У него столько важных друзей в правительстве и деловых кругах. Видимо, они знают, чем он занимается, поэтому я никогда не беспокоилась.

— Ты просто брала все, что он дает, не задавая вопросов, — заключил я.

— Верно. Не задавая вопросов.

— Ну да. Чем меньше знаешь, тем лучше.

— Да. — Мики несколько секунд смотрела невидящим взглядом на свои колени.

— А теперь ты забеспокоилась?

— Да.

— Почему?

В ее глазах стояла тревога.

— Потому что… раньше его беспокоили только юридические вопросы. Карл… имел для этого адвокатов. Хороших адвокатов. Они все устраивали наилучшим образом. — Она положила ладонь мне на руку, пальцы у нее немножко дрожали. — С тобой совсем другое дело.

— Ну, ну, говори.

— Я… Не могу. Ну ладно. Ты гнусный тип и ты не стесняешься в средствах. Ты убивал, убиваешь и будешь убивать, пока тебя самого не убьют.

— Скажи, детка, ты боишься за меня или за Карла?

— За тебя я не боюсь. Ты всегда выйдешь сухим из воды. — В ее голосе слышались нотки горечи и мягкой грусти.

Я вопросительно взглянул на нее.

— Пожалуйста, говори толком.

— Майк… попробуй меня понять. Я… люблю Карла. Он всегда обо мне заботился. Я люблю его, ты же видишь. Если у него неприятности, есть другие пути, только не ты, Майк… только не ты… Я бы этого не хотела.

Я осторожно высвободил свою руку, зажег сигарету и некоторое время молча наблюдал, как дым растворяется в воздухе. Мики смотрела на меня с грустной улыбкой.

— Все произошло очень быстро, Майк, — сказала она. — Я не должна была так себя вести. Ты думаешь, что я красивая пустышка, и мне трудно тебя разубедить. Что бы я ни сказала, ты мне все равно не поверишь. Я могла бы пытаться что-то доказать, но, как бы я ни старалась и что бы я ни делала, будет только хуже. Поэтому я прекращаю всякие попытки. Жаль, что так получилось. Ты мне… всю душу перевернул, Майк. Со мной такого никогда не случалось. Пойдем наверх?

Я встал, подал ей руку, и мы пошли к лифту. Пока кабина ползла вверх, она молча стояла лицом к двери, но, когда я сжал ей руку, она ответила мне тем же, потом откинула назад волосы и заранее приготовила улыбку.

У дверей холла торчали двое парней, знакомых мне по первому визиту. На этот раз они были в смокингах, которые сидели на них, как на корове седло. Они начали улыбаться, когда увидели Мики, и перестали, когда неожиданно увидели меня. Я заметил, как они переглянулись между собой, словно бы соображая, что делать дальше. Под их тупыми взглядами мы прошли в дверь, и девушка приняла у меня шляпу.

В холле было полно гостей, которые громко разговаривали и смеялись, и сквозь этот нестройный шум еле слышались звуки рояля, стоящего в углу. Официанты с подносами безмолвно скользили между группами, и, когда гости поворачивались, чтобы взять напиток, я имел возможность видеть лица, знакомые по газетам или даже по кино. Были и такие, кто часто произносил политические речи по радио.

Важные люди, чертовски важные. Можно было только удивляться, что им делать в этой компании, потому что в каждой группе гостей один-два человека имели судимость или занимались подпольным бизнесом.

Появление Мики было встречено приветственными возгласами и жестами. Улыбаясь направо и налево, она повела меня к самой тесной трупе, где Лео Хармоди, напыщенный, как индюк, уже готовился представить ее своим приятелям. Я высвободил руку и сказал:

— Иди сама, детка. Я найду бар и там выпью.

Она кивнула, еле заметно нахмурившись.

Итак, я пошел в бар. Туда, где Аффи держал Велду за руку, Билли Мист рассыпался перед ней мелким бесом, а Карл Эвелло наблюдал за ним с бодрой улыбкой.

Велда держалась хорошо. Она изобразила вежливый интерес и улыбнулась. Карл был менее сдержан. Он немножко побледнел, Билли Мист был совсем не сдержан. Его толстая рожа побагровела и перекосилась.

— Не удивляйся, Карл, — сказал я. — Это твоя сестрица меня пригласила.

— Да!

— Очаровательная девушка, — продолжал я. — Ни за что не скажешь, что твоя сестра.

Потом я взглянул на Билли. Моя ненависть к нему была так велика, что я с трудом стоял на месте. Я смерил его медленным взглядом, как выбирают место на свалке, чтобы высыпать мусор, и сказал:

— Привет, недоумок.

Они не выносят оскорблений. До того не выносят, что вы можете разорвать им сердце одним словом. Рожа его готова была взорваться, как бомба, и он даже на секунду забыл, что мы не одни в комнате. Рука у него напряглась и потянулась под смокинг, и тогда я спокойно-насмешливым голосом сказал:

— Давай, давай!

Он подумал, вспомнил о мертвых, и весь его гонор как ветром сдуло. Рассудок подсказывал ему, что вот так, лицом к лицу, он ничего мне не сделает, и его багровая рожа стала белой. Как у Карла.

Но я больше не смотрел на Билли Миста. Я смотрел на Эла Аффи, работягу Аффи, короля портовых районов. Полуграмотный жлоб, который все это время поглаживал Велду по руке. Он даже бровью не повел, только сказал:

— Что случилось, ребята?

— А что случилось? — повторила Велда. — В конце концов…

— Не обращай внимания, детка, — сказал ей Билли. — Просто дурачимся. Ты знаешь, как это бывает.

— Конечно, знает, — сказал Эл.

Я смотрел, как этот бруклинский подонок натягивает на свое лицо улыбку. Кто-то должен был сказать ребятам о его глазах. Они были маленькие, близко поставленные, но очень смышленые. Они знали много такого, чего не знали другие. Пока не знали.

— Никто не представил меня даме, — сказал я.

Карл поставил свой стакан на стойку бара, чтобы не выронить из дрожащих пальцев.

— Хаммер, если не ошибаюсь? — Он вопросительно взглянул на меня, и я улыбнулся. — Да, Майк Хаммер. Это мисс Льюис. Кэнд Льюис.

— Привет, Кэнди, — сказал я.

— Привет, Майк.

— Недурна, очень недурна. Манекенщица?

— Я снимаюсь для рекламы в газетах.

Она умница, моя секретарша. Походя объясняет Билли, почему он видел ее в компании двух газетчиков. Я удивился, как быстро она его утихомирила. Она знала, что я думаю, и выдала мне хороший пас.

— А вы чем занимаетесь, мистер Хаммер?

Все они уставились на меня.

— Охочусь, — ответил я.

— На диких животных?

— На людей, — сказал я и улыбнулся Билли Мисту.

У него слегка раздулись ноздри.

— Интересно.

— Еще как интересно, приятель! Со временем становится незаменимым развлечением. — Он сжал губы, мерзко ухмыльнулся. — Вот сегодня вечером, например, добыл еще двоих. А ты когда-нибудь охотишься?

Лицо его уже приняло свой обычный цвет и было убийственно спокойным.

— Да, охочусь.

— Мы должны как-нибудь поохотиться вдвоем. Я покажу тебе пару фокусов.

Эл коротко хохотнул.

— Хотел бы я на это посмотреть. Очень хотел бы.

— У некоторых просто кишка тонка, — сказал я ему. — Все кажется легко, пока вы находитесь с нужной стороны от ружья. — Я обвел их всех взглядом. — А когда вы по другую сторону, становится очень страшно. Вы понимаете, о чем я говорю?

Карл собрался что-то сказать. Мне хотелось бы услышать, что он скажет, но тут к нашему тесному кружку подошел с громким смехом Лео Хармоди, почтительно раскланялся и обратился к Велде:

— Можно перехватить вас, дорогая, совсем ненадолго — только представить моему другу? Ты не возражаешь, Билли?

— Ладно, чего там, — сказал Билли. — Только приведи ее обратно, а то мы еще не успели поговорить.

Она улыбнулась нам, всем четырем сразу, и ушла с Лео.

— Слышь ты, умник, — сказал мне Билли, глядя в сторону. — Теперь ты лучше не выходи из дому по вечерам.

Я тоже на него не смотрел. Я провожал глазами Велду, которая шла сквозь толпу, потом сказал:

— Любое время, любое место, — и вышел из бара. Передо мной остановился официант с подносом, и я взял бокал. Это была какая-то дрянь, но я выпил до дна. Люди приветствовали меня просто из вежливости, я отвечал им тем же. В толпе гостей я высмотрел Мики, которая тоже искала меня глазами. Я направился к ней и услышал под ухом шепот:

— Майк!

Я остановился, взял другой бокал с подноса проходившего официанта и сделал глоток. Голос Велды: «Встретимся через час. Аптека на углу». Этого было достаточно. Я помахал рукой Мики и подождал, пока она извинится перед своими друзьями.

У нее была усталая улыбка и озабоченное лицо, когда она плавной походкой прошла через холл и протянула мне руки.

— Не скучаешь?

— Да нет, ничего.

— Я видела, ты говорил с братом.

— И с его друзьями. Друзья у него важные, что и говорить.

— Там… все в порядке?

— Пока да.

Она прикусила губу и нахмурилась.

— Отвези меня домой, Майк.

— Только не сегодня, детка. — На лице у нее появилось выражение боли. — Меня засекли. Сейчас находиться со мной рядом еще опаснее, чем всегда. Если что-нибудь случится, мне бы не хотелось, чтобы ты была рядом.

— Карл?

— В том числе.

— Ты думаешь, и я тоже?

— Микки, ты славная девушка. Ты чертовски красивая, и у тебя есть все, чтобы жить в свое удовольствие. Если ты пытаешься меня в чем-то убедить, у тебя ничего не выйдет. Даже если бы я влюбился в тебя без памяти, я все равно не смог бы тебе доверять. В прошлый раз, когда мы виделись, я сказал тебе одно слово. Это слово — мафия. Его не произносят вслух, потому что это опасно. Это слово, за которым стоят грабежи и убийства, и пока ты хоть как-то связана с ним, я тебе не доверяю.

— Ты… был настроен по-другому… когда целовал меня.

Что я мог ответить? Я улыбнулся, погладил ее по щеке, слегка ущипнул за ухо.

— В наших поступках часто отсутствует здравый смысл. Они совершаются сами по себе.

— Мы еще увидится?

— Возможно.

Она проводила меня до двери, сказала «до свиданья» и медленно провела языком по губам, будто пробуя что-то на вкус. Я схватил шляпу и быстро вышел, пока она не уговорила меня сделать что-нибудь такое, чего я не собирался делать.

Те двое головорезов все еще стояли у дверей. У них были застывшие лица, и, когда я проходил, они даже не шевельнулись. Я вошел в лифт, нажал кнопку подвального этажа и успел покурить, пока спускался. Когда дверь открылась, я нажал кнопку первого этажа и быстро вышел. Пустая кабина поползла вверх.

Я без особого труда выбрался из дома черным ходом через хозяйственный дворик. Для этого мне пришлось пройти через котельную, где молодой парень разжигал топку, громко насвистывая. Я на ходу протянул ему пятерку и сказал: «Женщины. Знаешь, как это бывает». Он кивнул с умным видом, сунул пятерку в карман и вернулся к своему занятию.

Я нашел аптеку, взял стакан газировки, заодно купил журнал, сел за столик в кабинке и стал ждать Велду. Она опоздала минут на пять. Увидев меня, она проскользнула в кабинку.

— Ведешь светскую жизнь, Майк?

— Я как раз хотел сказать тебе то же самое. Как ты оказалась с этим Листом?

— Потом скажу. Теперь слушай, у меня не так много времени. Сегодня вечером всплыло два имени. Один из людей Карла передавал ему сообщение, и я оказалась достаточно близко. Были упомянуты имена Николаса Реймонда и Уолтера Макграта в связи с какой-то перепроверкой, и Карла это очень взбудоражило. Я в тот момент разговаривала с Элом и Билли, стояла спиной к Карлу. Он отослал парня, подозвал Билли и, судя по всему, сообщил ему новость. Билли изменился в лице. Он так рассвирепел, что у него руки дрожали.

— Аффи тоже узнал?

— Скорее всего да. Я извинилась и отошла на несколько минут, чтобы не смущать его своим присутствием.

— Знаешь что, котенок?

— Что?

— Я сделал несколько звонков.

— И только-то?

— Похоже, в Вашингтоне забегали.

— Еще не так забегают, — усмехнулась Велда. — Билли сказал, что сегодня вечером у него короткая деловая встреча. — Она открыла свою сумочку и что-то достала. — Он дал мне ключ от своей квартиры и просил подождать его там.

Я тихо присвистнул и взял у нее ключ.

— Тогда поедем. На ловца и зверь бежит.

— Без меня, Майк. Поезжай сам. — Лицо у нее было чрезвычайно серьезным.

— И что дальше?

— Это дубликат, Майк. Я вытащила Барнса из постели, и ему пришлось попыхтеть, чтобы изготовить его так быстро.

— Ну?

— Эл Аффи решил не отставать и тоже пригласил меня к себе — до того, как я поеду к Билли, — тихо сказала Велда.

— Ах ты, козел…

— Не беспокойся, Майк.

— Яне беспокоюсь. Я ему просто рожу разобью, вот и все. — Руки у меня сжимались в кулаки, и ненависть стучала в висках.

Велда вытащила из сумки флакончик из-под аспирина и показала его мне. Вместо таблеток там был белый порошок.

— Барбитал, — сказала она. — Так что можешь быть спокоен.

Я знал, что она собирается сделать, и мне это не нравилось.

— Учти, этот малый не лопух. Он стреляный воробей.

— И все-таки он мужчина.

У меня заныло под ложечкой.

— Он хитер как лиса.

Она ткнула себя локтем в бок.

— У меня тут есть кое-что на всякий случай, Майк.

Иногда приходится поступать против своего желания. Вы ненавидите себя, но все-таки должны это сделать. Я кивнул и спросил:

— Какой он дал тебе адрес?

— Не в Бруклине. Он специально снимает небольшую квартиру на имя Тони Тодда на 47-й улице. — Она вытащила блокнот, написала адрес с телефоном, оторвала листок и вручила его мне. — На всякий случай, Майк.

Я впечатал в память все, что там было написано, и сжег листок в пламени зажигалки. Моя красавица джунглей смотрела на меня с улыбкой, и в ее глазах горел охотничий азарт — такой же, как в моих. Она встала, подмигнула мне и сказала:

— Удачной охоты, Майк. — С этими словами она ушла.

Я выждал пять минут и направился к дому Билли Миста.

Впервые я был рад, что он такой важный человек. Он был так чертовски важен, что даже не подумал о наружной охране своего дома. Он мог чувствовать себя в полной безопасности, ведь достаточно одного слова, и целая армия вырастет как из-под земли, если кто-нибудь попытается переступить черту.

Это было одно из тех дел, которые не требуют больших усилий. Вы входите так, будто сами здесь живете. Входите в лифт, и никто вас не замечает. Выходите в холл, вставляете ключ в замочную скважину, и дверь открывается. Вас встречает все то, что могут дать деньги. Даже при отвратительном вкусе.

Квартира состояла из восьми комнат. Все они сверкали чистотой и были убраны с той тщательностью, на которую способна лишь хорошо оплачиваемая прислуга. Мне понадобилось минут сорок, чтобы обследовать семь комнат, и я не нашел ничего такого, что заслуживало бы внимания, пока не попал в восьмую.

Это была маленькая комнатка, примыкавшая к гостиной. Должно быть, когда-то она служила кладовой, но сейчас там стояли телевизор, кресло с регулируемой спинкой и с мягкой скамеечкой для ног, письменный стол и книжный шкаф, забитый иллюстрированными журналами. Именно здесь Билли Мист проводил часы досуга.

Ящик стола был заперт на ключ, но открыть его не составило никакого труда. В средней секции лежал дешевый альбом с вырезками и фотографиями, и на каждой из них красовалось его рожа. Судя по захватанным страницам, мой верный друг с прилизанными волосами был большим эгоистом.

Минут десять я листал альбом, прежде чем наткнулся на фотографию Берги Торн. Без надписи. Это была вырезка из фотогравюры, на которой Билли улыбался в камеру. По идее Берга должна была служить ему фоном, но получилось наоборот. Через пару страниц она появилась снова, на этот раз в компании Карла Эвелло, а Билли на заднем плане разговаривал с каким-то человеком, которого заслоняла фигура Карла. Я нашел еще пару фотографий Берги, сначала с Билли, потом с Карлом, в самом конце была ее фотография крупным планом во всей красе, с белыми буквами внизу:

«С любовью к моему красавцу».

Ничего больше, если не считать флакончиков с лекарствами, которых хватило бы на целую аптеку. Похоже, Билли Миста здорово беспокоил желудок.

Я задвинул ящик, запер замок и платком протер ручку. Потом вернулся в гостиную, взглянул на свои часы и увидел, что времени осталось в обрез. Я снял трубку и набрал домашний номер Пэта. Когда никто не ответил, я позвонил ему на работу. Он отозвался усталым и раздраженным голосом.

— Ты занят, Пэт?

— По уши. Где ты был? Я всю ночь звонил тебе то домой, то в контору.

— Сказать тебе, так ты не поверишь. Что произошло?

— Многое. Красавчик Смоллхауз раскололся.

Я почувствовал, как мурашки поползли у меня по спине.

— Ну, говори же, Пэт.

Он так понизил голос, что его трудно было узнать.

— Красавчик участвовал в убийстве Берги.

— Ну-ну! Кого он назвал?

— Никого. Он знал только Чарли Макса.

— Черт возьми, — взорвался я, — неужели вы не можете ничего у них вытрясти?

— Ничего, друг. Теперь уже никто не сможет. Когда их везли в окружную прокуратуру, машину обстреляли.

— Что?

— Красавчик и Чарли убиты. Агент ФБР и один полицейский тяжело ранены. По ним выпустили очередь из автомата с заднего сиденья проходящей машины.

— Что за дьявол! Прямо как во времена Аль Капоне[10]. Скажи, Пэт, неужели они так сильны? Как далеко могут они зайти?

— Похоже, очень далеко. Красавчик вывел нас на одного человека, который живет в Майами. Тоже крупная фигура.

Я почувствовал кислый вкус во рту.

— Ну да. Теперь ему будут задавать вежливые вопросы, и любой ответ их удовлетворит. Я хотел бы сам поговорить с этим малым. Просто он и я, и свинчатка в коже. Хотелось бы мне услышать, что он будет отвечать.

— Так ничего не выйдет, Майк.

— У меня выходит. Машину установили?

— Мы ее нашли, — сказал он глухим от усталости голосом. — Машина была краденая, и даже автомат в ней остался. Мы установили, что он похищен при ограблении армейского склада в Иллинойсе. Никаких отпечатков. Ничего. Ребята из лаборатории делают все что можно.

— Блестяще. Через год мы получим заключение. Я предпочел бы свой способ.

— Поэтому я тебе и звонил.

— Ну?

— Сумасбродная игра, которую ты затеял с Красавчиком и Максом, очень не понравилась людям из ФБР.

— Ты знаешь, что им сказать.

— Я пытался. Они не хотят терять время, чтобы вытаскивать тебя из неприятностей.

— Ну, ловкачи! Кому они мозги пудрят? Должно быть, всю ночь сидели у меня на хвосте, пока я не привел их в тот кабак. Они наверняка ждали, чем кончится дело, и только потом вмешались.

— Майк…

— Пошли они к черту, братец! Если они воображают…

— Да замолчишь ты наконец! — рявкнул Пэт. — Это не за тобой следили, а за теми двумя бандюгами. Их потеряли… и не могли найти, пока они не объявились у Длинного Джона.

— Ну и что?

— Для того чтобы взять их, нужно было предъявить обвинение. Ребятки засекли хвост, припрятали где-то свои хлопушки, и когда один из наших оперов задержал их, они были пустые. Они не знали, что за ними второй хвост, но все равно не хотели рисковать и поэтому петляли как зайцы. Если бы нам удалось их арестовать по обвинению в незаконном ношении оружия, они бы у нас заговорили. А после тебя они были не в таком состоянии, чтобы говорить.

— Ладно, скажи ребятам спасибо, — проворчал я. — Просто я не люблю, когда за мной охотятся с пистолетом. В следующий раз постараюсь не портить им игру.

— Вот именно, — сказал Пэт кислым тоном.

— Что насчет Лили Карвер? — спросил я.

— Ровным счетом ничего. Есть два женских трупа, вроде бы блондинки. Одна пробыла в реке по меньшей мере три дня, другую застрелил разгневанный любовник только сегодня вечером. Они тебя интересуют?

— Не валяй дурака. — Я взглянул на свои часы. — Я тебе звякну, если что, или увидимся утром.

— Ладно. Ты сейчас где?

— В квартире человека по имени Билли Мист, и он должен появиться с минуты на минуту.

Я слышал, как он присвистнул, и положил трубку.

У меня хватило времени, чтобы запереть дверь снаружи. Кабина лифта уже ползла вверх, когда я выскочил на лестничную площадку, поднялся на один пролет и стал ждать.

Билли Мист в сопровождении какого-то амбала вышел из лифта, открыл дверь и вошел в квартиру. Разговаривать с ним не было никакой необходимости, поэтому я спустился по лестнице и вышел через парадную дверь.

Я прошагал полквартала, когда у меня в голове мелькнула какая-то неясная мыслишка. Я даже глаза скосил, чтобы успеть за нее уцепиться. Что-то маленькое. Что-то незначительное. Какая-то мелочь в квартире, которую я должен был заметить, но не заметил. Нечто такое, что взывало о внимании, но я прошел мимо. Еще с минуту я напрягал память, но так ничего и не вспомнил.

Я стоял у перехода и ждал, когда загорится зеленый свет. Мимо промчалось такси, и в тот миг, когда оно поравнялось со мной, я увидел на заднем сиденье Велду. Она была не одна. Я не мог ни остановить машину, ни догнать. Я мог только стоять и думать, пока голова не пошла кругом. Я должен был выяснить, что происходит. Поймав такси, я велел ехать на 47-ю улицу.

Дом находился в середине квартала. Ветхий дом кирпичной кладки с многочисленными шрамами, которые можно приобрести только в таком районе. Судя по кнопке звонка, Тодд жил на первом этаже. Звонить не понадобилось, потому что парадная дверь была открыта. Полутемный вестибюль был завален всяким хламом, который пришлось отодвигать ногой, чтобы добраться до двери с надписью «Тодд» в квадратной металлической рамке.

Здесь тоже не потребовалось никаких звонков. Я толкнул незапертую дверь и увидел освещенную комнату с голым полом, заляпанным блевотиной и кровью. В полоске света, падавшего через открытую дверь на пол вестибюля, тоже поблескивали пятна крови. Теперь я понимал, почему мои шаги сопровождались хлюпающими звуками.

Я бы чувствовал себя более уверенно с пистолетом в руке. Это такой компаньон, который может вести за вас переговоры, и к его голосу прислушиваются. Мне очень его не хватало, но я все-таки вошел в комнату на цыпочках, готовый к любой неожиданности.

Со мной ничего не случилось.

Но я увидел, что случилось до меня.

На столе стояли стаканы, наполовину заполненный миксер и почти пустая бутылка виски. В графине с водой плавали подтаявшие кусочки льда.

На полу валялась разбитая молочная бутылка со следами крови. Значит, Велда дала ему снотворного, и он почти вырубился, но потом его почему-то вырвало. Он бы убил ее, если бы смог, но она шарахнула его бутылкой по голове.

И тут у меня мелькнула мысль, от которой я весь похолодел. Она отправилась отсюда к Билли в полной уверенности, что ЭлАффи выбыл из игры, а он взял да очухался, и теперь Билли наверняка знает, что произошло.

Я метнулся в угол к телефону, снова набрал номер Пэта и еле дождался, пока он взял трубку.

— Слушай внимательно, Пэт, — сказал я, — и не задавай никаких вопросов. Они захватили Велду. Она поехала к Билли Мисту и попала в западню. Пошли туда патрульную машину как можно быстрее. Ты понял? Вытащи ее оттуда, что бы ни случилось, только не тяни, ради бога. Возможно, они уже начали ее обрабатывать. — Я продиктовал ему номер телефона и просил его позвонить мне, как только что-нибудь прояснится.

Когда я повесил трубку, меня бил озноб, во рту стоял противный вкус ваты. Я закрыл дверь, с надеждой подумав о том, что я сделаю с Элом, если он вернется. Потом в ожидании телефонного звонка осмотрел комнату.

В баре был целый склад крепких напитков, но, когда я захотел промочить горло и поднес бутылку ко рту, меня чуть не вырвало. Какого черта он не звонит?

Я зажег сигарету и выбросил ее после второй затяжки. Чтобы успокоить мысли и избавиться от шума в голове, я еще раз обошел комнату, и мне стало ясно, зачем Эл вообще ее держал. Она служила ему оперативной базой и вполне его устраивала. Доказательства были налицо. Похоже, здесь никогда не убирали, но грязь составляла неотъемлемую часть интерьера и вряд ли кому-нибудь мешала.

Судя по всему, Эл даже работал здесь понемножку в свободное от вечеринок время. На столе были светокопии каких-то чертежей и профсоюзные отчеты. В ящике стола лежали стянутые резинкой корешки чеков, полученных от фирмы. Этот лопух оставил тут же пару чековых книжек на предъявителя, и те полторы сотни в неделю, которые он имел от фирмы, никак не соответствовали расходным записям в книжках.

Значит, у него были побочные занятия. Скорее всего он обманывал государство. Интересно, на чье имя открыт чековый счет?

Телефон все еще не звонил. Я развернул чертежи, на которых были нанесены планировки домов. По крайней мере, на двух. Девять других представляли собой схемы корабля с таким множеством линий, что их невозможно было различить. Я бросил их обратно на стол, и в этом момент зазвонил телефон.

Я схватил трубку на середине звонка и услышал голос Пэта:

— Ты, Майк?

— Я.

— Зачем эти фокусы, малыш?

— Не тяни, Пэт, что случилось?

— Ничего, если не считать, что двое моих ребят попали в переделку. Мист был уже в постели, один. Он впустил полицейских, разрешил им осмотреть квартиру, а потом душу из них вытряс за незаконный обыск да еще позвонил куда надо. Я до сих пор не могу расхлебаться…

Не дослушав до конца, я положил трубку и тупо уставился на нее. Телефон снова зазвонил. После четырех звонков он умолк.

На улице пошел дождь. Он стучал в окна и стекал торопливыми» ручейками, прокладывая дорожки в густом слое пыли. Я вытащил из кармана пачку «Лаки страйк», закурил и долго смотрел, как дым плывет в спертом воздухе и лениво тянется к потолку.

Я думал о вещах, которые меня пугали.

Мои часы отсчитывали секунды, и каждая секунда все громче требовала, чтобы ее не теряли.

Я подошел к окну, развернул чертежи, отложил в сторону два верхних и прочитал надписи на девяти остальных. Там стояло название корабля. Он назывался «Седрик».

Теперь кое-что стало проясняться. Теперь, когда было слишком поздно.

Они пока что не станут ее убивать, подумал я. Что другое, а убивать не станут, пока у них самих не будет полной ясности. Они могут позволить себе такой риск.

Потом, когда у них будет полная ясность, они ее убьют.

Глава десятая

Я проспал весь день под усыпляющий шум дождя. В обрывочном сне мелькали образы, рожденные тревожными мыслями, и, когда они слились в страшной концовке, я проснулся. Было почти шесть вечера, но я чувствовал себя лучше. Если я хотел наверстать упущенное время, надо было торопиться.

В холодильнике нашлась пачка замороженных креветок. Пока они жарились, я сумел с третьей попытки дозвониться до Рэя Дикера. Голос у него был таким же тощим, как лицо.

— Хорошо, что ты позвонил, Майк, — сказал он. — Я сам хотел тебе звякнуть.

— Нашел что-нибудь?

— Возможно. Я выяснил насчет Кавольского. В бюро, где он работал, подняли документы, и я узнал подробности. Ему было поручено охранять эту крошку Торн. Она жаловалась, что ее кто-то преследует, и была здорово напугана. Она уплатила наличными, и Ли был приставлен к ней в качестве постоянного телохранителя. Утром он забирал ее из дома и вечером привозил обратно.

— Ты мне это уже говорил, Рэй.

— Знаю. Но я не сказал главного. Через неделю Ли Кавольский перестал являться в бюро для личного отчета. Он просто стал звонить по телефону. В бюро заподозрили неладное и поручили своему человеку понаблюдать за квартирой Берги. Выяснилось, что Ли добровольно несет круглосуточное дежурство. Он оставался с этой женщиной и ночью.

— В бюро были недовольны?

— С чего бы? Это было его личное дело, если она сама того пожелала. Деньги она вносила исправно.

— Так все и продолжалось?

— А что им было делать? Судя по отчету, который был представлен по результатам наблюдения, Ли относился к своим служебным обязанностям вполне добросовестно. Ему уже пришлось участвовать в двух возникших из-за нее потасовках, и ей понравилось, как он действовал.

Это было еще одно звено в цепочке, которая становилась все длиннее и крепче.

— Ты слушаешь? — спросил Рэй.

— Да.

— Что тебя еще интересует?

— Водитель грузовика, который сбил Ли. Тебе он тоже известен?

— Конечно. Харви Уоллес. Он живет на Канэл-стрит в том доме где бар Паскаля. Ты наверняка знаешь это место.

— Знаю.

— Возможно, у меня есть кое-что и на Ника Реймонда.

— Что именно?

— Он вел розничную торговлю табаком, поступавшим по импорту через итальянскую фирму. Изменил свою фамилию с Раймондо на Реймонд еще до войны. По нескольку раз в год ездил в Европу. Один из его старых клиентов сказал мне, что с виду он ничем не блистал, но каждую зиму проводил на побережье Флориды и проигрывал там большие деньги. Кроме того, он питал слабость к женскому полу.

— Хорошо, Рэй, большое тебе спасибо.

— Материал готов?

— Пока еще нет. Я скажу тебе, как только будет готов.

Я положил трубку и перевернул креветки на сковороде. Когда они были готовы, я поел, выпил кофе и оделся.

Я уже выходил, когда раздался звонок в дверь. На площадке стоял консьерж, всем своим видом выражая крайнюю озабоченность.

— Вам надо бы спуститься вниз, мистер Хаммер.

Больше он ничего не сказал, а я не стал спрашивать, просто пошел следом за ним. Войдя к себе в квартиру, он ткнул большим пальцем в сторону гостиной и сказал:

— Там.

Она сидела на диване, невообразимо грязная, в разорванной и перепачканной одежде, и консьержка вытирала ей слезы.

Я сказал:

— Лили! — и она взглянула на меня покрасневшими глазами как загнанный кролик.

— Вы ее знаете, мистер Хаммер?

— Еще бы! — Я присел на диван рядом с ней и погладил ее по волосам, заляпанным грязью. — Что случилось, детка?

Глаза у нее наполнились слезами, дыхание прервалось короткими всхлипами.

— Пусть немного побудет одна, мистер Хаммер. Она скоро придет в себя.

— Где вы ее нашли?

— В погребе. Она залезла в ларь. Я бы никогда ее не увидела, если бы не молочные бутылки. Жильцы первого этажа жаловались, что кто-то крадет молоко. Я увидела пару пустых бутылок и заглянула в ларь. Она просила позвать вас.

Я взял ее за руку.

— У тебя все в порядке? Ты не больна?

Она облизнула губы, всхлипнула и медленно покачала головой.

— Она просто испугана, — сказала консьержка. — Первым делом ее надо вымыть и переодеть. У нее была с собой сумка.

— Нет, нет… со мной все в порядке, — встрепенулась Лили. — Оставьте меня, прошу вас, оставьте меня! — Лицо у нее напряглось, вокруг покрасневших глаз проступила белизна, во взгляде появилась какая-то ожесточенность. — Майк… забери меня отсюда, пожалуйста. Забери меня отсюда.

— Она попала в беду, мистер Хаммер? — спросил консьерж.

Я строго посмотрел на него.

— Это совсем не то, что вы думаете.

Он что-то быстро сказал жене на своем языке, и ее мудрые маленькие глазки ответили согласием.

— Давайте отведем ее наверх. — Консьерж взял ее сумку, помог встать на ноги. Мы поднялись ко мне на этаж в грузовом лифте, чтобы ни с кем не столкнуться, и вошли в квартиру.

— Если понадобится моя помощь, дайте мне знать, — сказал он.

— Хорошо. И прошу вас — никому ни слова. Скажите то же самое своей жене.

— Не беспокойтесь, мистер Хаммер.

— И еще вот что. Поставьте мне на дверь засов, но только по-настоящему крепкий.

— Завтра займусь прямо с утра. — Он прикрыл за собой дверь, и я защелкнул замок.

Она сидела в кресле, как нашаливший ребенок, ожидающий порки. Лицо у нее заострилось, глаза были большие, как блюдца. Я смешал для нее хайбол[11], заставил выпить до дна, налил еще.

— Теперь лучше?

— Немного.

— Расскажешь что-нибудь?

Когда она прикусила губу и кивнула, на ее грязном лице резко обозначилась полоска зубов.

— Давай с самого начала, — сказал я.

— Они вернулись, — произнесла она еле слышно. — Подергали дверь, потом что-то сделали с замком. Дверь… открылась. Я даже не смогла закричать… Не смогла пошевелиться. Им помешала цепочка. — Она вздрогнула всем телом. — Я слышала, как они шепотом спорили насчет цепочки, один говорил, что нужна пила. Потом они закрыли дверь и ушли. Я… не могла здесь оставаться, Майк. Я до того испугалась, что побросала одежду в сумку и выбежала на улицу. Но потом подумала, что они могут наблюдать за домом, и спряталась в подвале. Майк… извини меня.

— Успокойся, Лили. Я знаю, как это бывает. Ты их видела?

— Нет, нет, Майк. — Она снова вздрогнула всем телом и прикусила палец. — Когда… этот человек нашел меня, я думала… что он был один из них.

— Не надо больше бояться, Лили. Теперь ты не останешься здесь одна. Давай-ка прими горячую ванну и приведи себя в порядок. Потом приготовь себе что-нибудь поесть.

— Майк… Ты что… уходишь?

— Совсем ненадолго. С тобой посидит консьержка, пока я не вернусь. Не возражаешь?

— Ты скоро вернешься?

Я кивнул, подошел к телефону. Консьержка сказала, что она только рада помочь и придет прямо сейчас.

У меня за спиной Лили сказала:

— Я такая грязная, Майк. Скажи ей, чтобы принесла спирт для растирания.

Я сказал насчет спирта и повесил трубку. Лили допила свой хайбол и откинулась на спинку кресла, глядя на меня сонными глазами. Лицо у нее разгладилось, губы порозовели. Она была похожа на собаку, которая заблудилась на болоте, а потом неожиданно нашла дорогу домой.

Я наполнил ванну, вернулся к Лили и поднял ее из кресла. Она была легкая, совершенно безвольная и тихо дышала мне в лицо. В ее глазах, когда они оказались рядом с моими, метнулась какая-то тень, дрогнули уголки рта. Она вцепилась пальцами мне в руку и глубоко вздохнула. Но прежде чем я успел поцеловать ее, она резко отвернулась и спрятала лицо у меня на плече.

Лили все еще плескалась в ванне, когда пришла консьержка. Она заквохтала, как наседка, и хотела пройти прямо к ней, но дверь была заперта изнутри. Тогда она отправилась на кухню, чтобы приготовить еду. Бутылка со спиртом стояла на столе, и перед тем как уйти, я постучал в дверь ванной.

— Эй, будешь делать растирание?

Плескание прекратилось.

— Если хочешь, могу помочь, — сказал я.

Она засмеялась, и у меня стало спокойнее на душе. Я поставил бутылку рядом с дверью ванной, сказал консьержке, что ухожу, и ушел.

Семь тридцать. Серое небо опустилось на город ранними сумерками, окутало мокрым саваном дома и людей. В такой вечер город уходит в самого себя, оставляя пустые тротуары, и люди за стеклянными фасадами магазинов бесцельно смотрят в сырую мглу.

Я оставил свою машину там, где она стояла, и взял такси до Канэл-стрит. Водитель высадил меня у Паскаля, и я вошел в дверь справа от входа в бар. В просторном вестибюле было чисто и светло. Шум голосов из пивного зала за стеной постепенно затихал по мере того, как я поднимался по лестнице.

Невысокая женщина с аккуратно уложенными волосами встретила меня вежливой улыбкой.

— Госпожа Уоллес?

— Да.

— Моя фамилия Хаммер. Я хотел бы поговорить с вашим мужем, если можно.

— Муж дома. Проходите, пожалуйста.

Она отступила в сторону, закрыла за мной дверь и позвала:

— Харв, здесь к тебе пришли.

Из комнаты доносились шелест бумаги, тонкие детские голоса, которые притихли при звуке мужского голоса. Он вышел на кухню, вопросительно взглянул на меня, кивнул жене, потом протянул мне руку.

— Мистер Хаммер, — сказала ему женщина и снова улыбнулась. — Я пойду к детям, если вы не возражаете.

— Присаживайтесь, мистер Хаммер. — Он махнул рукой на стул и сел сам. Это был дюжий малый с крутыми плечами и лысеющей головой, по виду ирландец с примесью скандинавской крови.

— Я не займу у вас много времени, мистер Уоллес. Я следователь. Мне приходится выкапывать всякие малоприятные вещи, такая уж моя работа. Все, что вы мне скажете, никуда дальше не пойдет.

Он двинул челюстью и кивнул.

— Дело касается прошлого. Вы вели грузовик, который сбил насмерть мужчину по имени Ли Кавольский.

У него дернулась щека.

— Я уже объяснял…

— Вы еще не знаете, что я хочу спросить, — сказал я. — Не торопитесь. Что касается вас, это был чистейший несчастный случай, первый в вашей работе. Одна из тех случайностей, которые невозможно предусмотреть, и вашей вины здесь нет.

— Совершенно верно.

— Хорошо. Как я уже сказал, с тех пор прошло много времени. Вы были единственным свидетелем происшествия. Скажите, вы пытались когда-нибудь восстановить в памяти, как это произошло?

— Знаете, мистер Хаммер, — тихо сказал Харви, — бывают ночи, когда я вообще не могу заснуть.

— Перед вами проходит вся картина, иногда детали выступают отчетливо, иногда ускользают, ведь так?

Он скосил на меня глаза.

— Вроде того.

— Что вам кажется непонятным?

— Вы что-то знаете, мистер Хаммер?

— Возможно.

Он подался вперед, и на его лице появилось выражение озадаченности.

— Вот что непонятно, мистер Хаммер. Я вижу, как мужчина выходит из-за стойки светофора на проезжую часть. Я кричу ему и жму на тормоза. Груз в кузове сдвигается с места и бьет в кабину, и я чувствую, как колеса… — Он запнулся и взглянул на свои руки. — Он не мог появиться так быстро, если бы просто шел. — Харви посмотрел на меня вопрошающим взглядом. — Вы понимаете, что я хочу сказать? Я вовсе не оправдываюсь.

— Знаю.

— Когда я выскочил из кабины, он был под передней осью. Помню, я закричал, позвал на помощь. Иногда… память говорит мне, что мужчина бежал. Иногда я не уверен в этом.

Я поднялся и надел шляпу.

— Не терзайтесь сомнениями, мистер Уоллес. Не было никакого несчастного случая. — У него округлились глаза. — Это было убийство. Кавольского толкнули под колеса. Вас хотели сделать подставкой.

Я открыл дверь, помахал ему рукой.

— Спасибо за помощь.

— Спасибо… вам, мистер Хаммер.

— Дело закончено, так что нет смысла возиться с протоколом.

— Да… Но я рад, что узнал правду. Теперь я не буду вскакивать по ночам.


Девять десять. В холле гостиницы все телефонные кабинки были свободны. Парень и девушка сидели в дальнем углу, взявшись за руки. Еще один человек, по виду не постоялец, читал газету, и с его промокшего плаща капало на пол.

У девушки за журнальной стойкой я разменял доллар на десятицентовые монеты и вошел в крайнюю телефонную будку.

С третьего раза я дозвонился. Трудно было поверить, что этот зычный голос выходит из цыплячьей шеи. Он всегда ходил небритый, в мятом костюме, но ему все это было до лампочки. Он был никто, ноль без палочки, пока не зажали букмекеров[12], и тогда он сразу стал важной персоной. У него была память, как у вычислительной машины, и он использовал ее на всю катушку в операциях с подпольным тотализатором.

— Дейв? — спросил я.

— Он самый.

— Майк Хаммер.

Голос приблизился к трубке и стал подчеркнуто безразличным.

— Здорово, парень, как делишки? — Я мысленно представил себе, как он прикрывает ладонью микрофон, а глаза шныряют по сторонам.

— Что поговаривают, Дейв?

— Ходят слухи, старик, один круче другого.

— А сам ты что думаешь?

— Да я-то здесь при чем, мистер?

Я знал, что он думает, и поэтому улыбнулся. Но в моей улыбке не было смеха.

— У меня есть то, что им требуется, малыш, — сказал я. — Шепни, где нужно.

— Мне еще жить не надоело. Как я мог узнать?

— Ты видел меня, я на крючке и сам закинул слово.

Голос в трубке стал на октаву ниже.

— Послушай, я сделаю что угодно, только бы подальше от кодлы. Они кому хочешь язык развяжут, а я не переношу боли.

— Ничего не поделаешь, Дейв. Это очень важно, иначе я не стал бы тебя просить. Они схватили Велду. Теперь ты понимаешь?

Он выругался, употребив сразу три крепких выражения.

— Значит, обмен?

— Я готов. Если ничего не выйдет, я все уничтожу.

— Хорошо, Майк. Считай, что я это сделал. Больше мне не звони, ладно?

— Ладно, — сказал я, вешая трубку.

Я подошел к стойке.

— Комнату, сэр? — спросил с улыбкой портье.

— Пока нет, спасибо. Я хотел бы видеть управляющего.

— Боюсь, что вы не сможете этого сделать. Он отлучился на вечер. Видите ли…

— Он живет здесь?

— Ну… вообще-то да…

Я молча полез в карман. Малый хорошо одевался и плохо зарабатывал, поэтому десятка была для него совсем не лишней. Она исчезла у меня из руки как по мановению волшебной палочки.

— Не беспокойтесь, он ничего не узнает. Мне надо с ним поговорить.

— Номер 101. — Он показал длинным пальцем через холл. — Поднимайтесь вон по той лестнице, это быстрее.

Рядом с дверью была кнопка звонка. Я жал на нее до тех пор, пока не услышал, как повертывается ручка. Из комнаты выглянул мужчина средних лет. У него было выразительное лицо испанского типа с тонкими усиками поверх профессиональной улыбки. Он стоял в учтивой позе, готовый выслушать мою жалобу, и в глазах его светилась надежда, что жалоба будет несерьезная, потому что мистер Кармен Триваго должен уйти по очень важному делу.

Я втолкнул его в комнату и закрыл за собой дверь. Улыбка на его лице мгновенно уступила место смешанному выражению страха и ненависти, которое перешло в негодование. Он выпрямился и с достоинством произнес:

— Что это значит?

— Ступай в комнату!

— Я…

Я врезал ему по скуле с такой силой, что он ударился об стену и закрыл руками лицо, издавая горлом невнятные звуки. Он и вначале был не очень тверд, а теперь совсем расклеился, словно бы из него вынули кости.

— Повернись и смотри на меня, — сказал я. Он сразу подчинился. — Я задам тебе несколько вопросов, и ты дашь правильные ответы. Если захочешь соврать, взгляни мне в лицо, и ты не соврешь. Поймаю хоть раз на вранье — так разделаю, что ты месяц не выползешь из этой норы. Надеюсь, тебе не надо доказывать, что я не шучу?

— Нет… прошу вас… — Кармен Триваго уже не держался на ногах. Колени у него стали такие же водянистые, как глаза, и он неловко опустился в кресло.

— Его правильное имя было Николас Раймондо. «О» на конце. Кроме тебя, никто этого не знал. Сперва я подумал, что виноват твой акцент, но ты знал его имя, не так ли?

Он открыл рот, но слова застряли у него в горле. Он молча кивнул.

— Где он брал деньги?

Он развел руками в знак того, что ему это неизвестно, и собрался вдобавок покачать головой, но я закатил ему такую оплеуху, что вся моя пятерня отпечаталась у него на щеке.

Он окончательно сломался и заскулил:

— Пожалуйста… не надо… Я скажу вам… все что угодно…

— Тогда не тяни.

— Он занимался коммерцией. Получал из-за границы…

— Я это знаю. Коммерция не давала ему тех денег, которые он тратил.

— Да-да. Это правда. Но он никогда не говорил ничего лишнего.

— Он любил женщин.

Кармен Триваго явно не понимал, к чему я клоню. Я медленно сказал:

— Ты такой же бабник. Два сапога пара. Ты знал его настоящее имя. Так бывает, когда люди хорошо знают друг друга. Значит, тебе известно гораздо больше. Подумай об этом. Даю тебе минуту. Ровно минуту.

Казалось, ему стоит больших усилий держать голову прямо. Чем дольше он смотрел на меня, тем больше жался от страха.

— Это правда, — заговорил он. — …У него были деньги. Много денег. Ему доставляло удовольствие тратить их на всякие глупости. Он говорил мне, что скоро их будет больше, гораздо больше. Вначале… Я думал, что он хвастается. Но нет. Он говорил серьезно. Вот все, что я знаю.

Я медленно шагнул к нему. Он испуганно выставил перед собой ладони.

— Клянусь вам, это правда! Несколько раз, когда он был под банкой, — кажется, так у вас говорят? — он спрашивал меня, что бы я сделал, если бы заимел два миллиона долларов. Всегда одно и то же — два миллиона долларов. Я улыбался и спрашивал, как их заиметь. Раймондо… Он их имел, я знаю, что имел. Но поверьте мне, это были грязные деньги. Я знал, что это когда-нибудь случится. Я знал…

— Откуда?

Теперь он смотрел мимо меня, будто пытаясь увидеть что-то за моей спиной.

— Перед тем как он… умер… здесь были люди. Я знал, кто они такие.

— А точнее?

Слово застряло у него в глотке, но он все-таки сумел его вытолкнуть.

— Мафия, — сказал он хриплым голосом.

— Раймондо знал, что его преследуют?

— Не думаю.

— Ты ему не говорил?

Он посмотрел на меня как на чокнутого.

— Вы ведь тоже никогда не думали, что он погиб случайно? — Страх так явственно обозначился на его лице, что говорил сам за себя.

— Ведь ты знал с самого начала, как обстоят дела, — сказал я.

— Пожалуйста…

— Ты мерзкий ублюдок, Триваго. Из-за таких, как ты, гибнут люди.

— Нет, я…

— Заткнись! Ты бы мог его предупредить.

— Нет! — Он встал, держась за кресло. — Я их знаю! Еще по Европе знаю. И кто я такой, чтобы вмешиваться в их дела? Вы не представляете, что они делают с людьми. Вы…

Я влепил ему такую затрещину, что он перелетел через ручку кресла и распластался на полу с широко открытыми глазами, и слюна, стекавшая у него изо рта, начала окрашиваться в розовый цвет. Он напоминал букашку, которая пыталась спрятаться от паука и угодила в осиное гнездо. Кармен Триваго, подумал я, никогда больше не будет таким, каким он был до сих пор.

Я снова позвонил из холла, на этот раз домой, и мне ответила консьержка. Да, все в порядке, Лили спит, дверь у нее заперта, но слышно, как она дышит и разговаривает во сне. Муж на всякий случай в холле, делает вид, что работает. Было три телефонных звонка. Капитан Чемберс хотел немедленно вас видеть. Я поблагодарил и повесил трубку.

Подняв воротник плаща, я вышел на улицу. Порывистый ветер швырял в лицо тяжелые капли дождя. Я вглядывался в проносящиеся мимо машины с включенными «дворниками», едва различая за стеклом размытые очертания водителей.

Такси само остановилось у обочины. Я плюхнулся на сиденье, назвал адрес и полез за сигаретами.

Где-то Велда прислушивается к дождю, и на этот раз он звучит для нее предвестником беды. Наверно, она потеряла голову от страха и вряд ли сумеет что-нибудь придумать. Она может только ждать.

И где-то люди, которые ее схватили, тоже слышат шум дождя. Они думают о веренице трупов, которая тянется за мной, о двух мертвецах, сидящих под дорожным знаком в тупике, они думают о ползущем слухе, и до того, как что-нибудь сделать, они еще хорошенько подумают и не станут ее убивать, пока не убьют меня.

Я не полиция и не ФБР. Я сам по себе, но я тот человек, которого они боятся, потому что вереница трупов еще не кончилась.

Пэт был у себя в кабинете. Только внимательно присмотревшись, можно было понять по блеску в его почти закрытых глазах и по движению губ, посасывающих потухшую трубку, что он не спит.

Я бросил шляпу на стол и сел. Он ничего не говорил. Я вытащил из пачки предпоследнюю сигарету, прикурил и глубоко затянулся. Он по-прежнему молчал. У меня не было времени для немого обмена мыслями, и я сказал:

— Ладно, Пэт, что случилось?

Он медленно вытащил трубку изо рта.

— Ты меня обманул, Майк.

Я почувствовал, как во мне колыхнулась жгучая злость.

— Вот здорово! Я же еще и виноват! Ну что ты сидишь, как пень? Говори, что там у тебя, или я ухожу отсюда ко всем чертям.

Если в его лице было какое-то сомнение, то теперь оно сменилось неуверенностью.

— Майк, это как разорвавшаяся бомба. Сейчас задействовано столько людей, сколько никогда не работало по одному делу. Они вкалывают день и ночь, и вдруг выясняется, что у тебя есть готовый ответ, который ты предлагаешь в обмен на что-то.

Я с облегчением откинулся на спинку стула, сделал глубокую затяжку и улыбнулся.

— Спасибо за комплимент. Я и не рассчитывал на такую быструю отдачу. Ты сам-то как об этом узнал?

— У нас есть стукачи, которые ничего не пропускают мимо ушей. Что ты хочешь выменять?

Я смотрел на него с застывшей улыбкой.

— Велду. Эти ублюдки схватили Велду. Она заманила Эла Аффи в ловушку, которая не сработала, и в результате сама попала к ним в лапы.

В комнате стояла тишина, нарушаемая лишь тиканьем настенных часов и монотонным шумом дождя.

— Я гляжу, ты не очень-то потрясен, — сказал Пэт. Потом он увидел мои глаза, и я понял, что он берет свои слова обратно.

— Они хотят быть уверены, что у меня это есть. Им нужно в этом убедиться, и только тогда они развяжут себе руки. Они должны знать, что дело верняк. Сперва они думали, что Берга Торн передала это мне, и обыскали мою квартиру. Будь на моем месте кто-нибудь другой, им было бы проще. Они знали, что должно было случиться.

— Давай по делу, Майк.

— Ответ? — Я покачал головой. — У меня нет ответа. Во всяком случае, я пока еще не могу протянуть руку и дотронуться до него. Мне нужны кой-какие детали.

— Нам тоже. По-моему, мы договорились делиться информацией?

— Я это помню. Что у тебя есть?

Пэт долго смотрел на меня, потом пододвинул мне через стол несколько листков.

— Берга не сама сбежала из санатория. Побег ей готовили. В тот день у нее была посетительница. Имя и адрес оказались вымышленные, и у нас нет никакого описания. Знаем только, что каштановые волосы. Одна из медсестер сказала, что Берга очень нервничала после того, как посетительница ушла.

— Как получилось, — перебил я, — что вы только сейчас об этом узнали?

— Это частный санаторий, и они боялись за свою репутацию. Они упирались до тех пор, пока мы их не припугнули. Тем не менее мы опросили всех, кто находился в тот вечер в санатории, и получили важную информацию от двух посетительниц. Они задержались после звонка и еще несколько минут разговаривали в холле. Они стояли рядом с палатой Берги и слышали обрывки разговора за дверью. — Пэт заглянул в листок и прочитал: — «…они тебя ищут. Они были сегодня в доме». Остальное нам пришлось обобщить. Женщина говорила ей что-то о главных воротах, потом насчет автомобиля, который будет ждать ее на северном углу, советовала быть как можно более спокойной.

Пэт замолчал, побарабанил пальцами по столу, потом постучал по зубам мундштуком трубки и сказал:

— На северном углу стояла машина ФБР, поэтому тот, кто ждал ее, должен был найти другое место. Она не увидела человека, которого ожидала увидеть, и с перепугу бросилась голосовать на шоссе.

— Она увидела этого человека, можешь не сомневаться, — сказал я. — Он был в другой машине. Она прекрасно знала, что ее преследуют.

— Здесь что-то не так.

— Ну, да. Как в журнале регистрации несчастных случаев, когда в него попадают убийства.

Пэт подвигал челюстью.

— А доказательства?

— Нету. Но именно так все и случилось. — Я не видел его лица, но знал, о чем он думает. К тем фактам, которыми я располагал, он шел своим собственным путем. — Первым убили Реймонда. Здесь и кроется разгадка, Пэт.

Он посмотрел на меня в упор.

— Реймонд был агентом мафии. Он вел импортные операции только для того, чтобы иметь предлог часто ездить за границу. Его использовали в качестве «гонца» для доставки наркотиков, которые мафия превращала в деньги.

Он смотрел на меня сверлящими глазами. Смотрел так пристально, что его даже перекосило от напряжения. Все, что мне оставалось, это неподвижно сидеть и пускать дым в потолок, чтобы чем-то занять свой рот.

Теперь картина заиграла всеми красками. Это было самое прекрасное произведение искусства, которое я когда-либо видел. С одним маленьким но — я не знал, что изображено и кто автор.

— На сколько сейчас подорожали наркотики по сравнению с довоенными ценами? — спросил я.

— Примерно вдвое.

Я поднялся и надел шляпу.

— Значит, четыре миллиона. Вот это и есть предмет ваших поисков, Пэт. Величиной с пару коробок из-под обуви. Если найду его, дам тебе знать.

— А ты сам-то знаешь, где он находится?

— Нет. Но у меня есть богатая идея. Товар так долго лежит в тайнике, что ничего не случится, если он полежит там еще немного. Все, что я хочу, это найти человека, который за ним охотится, потому что в его руках Велда. И если понадобится, я выкопаю товар и обменяю на нее.

— Что ты сейчас собираешься делать?

— Наверное, пойду убью кого-нибудь, Пэт, — сказал я.

Глава одиннадцатая

Полицейский на коммутаторе включил для меня линию внешней связи, и я набрал номер Мики Фрайди.

— Ты там одна? Это Майк.

— Майк! Да… здесь никого нет.

— Хорошо. Теперь слушай. Есть такое место — «Тексан бар», это на 56-й улице. Приезжай туда как можно быстрее. Я буду ждать. Запомнила?

— Да, но…

Я повесил трубку — лучший способ заставить женщину поторопиться. Мики будет там примерно через час, и это меня как раз устраивало.

У них была пересменка, и на улице перед зданием управления толпились полицейские. Я остановил такси и дал адрес Эла Аффи. Из-за дождя плотность движения упала до минимума, и дорога не заняла много времени.

Все осталось без изменений — пол в бурых пятнах засохшей крови, мерзкий запах блевотины. Я толкнул дверь, включил свет — и уперся взглядом в Эла, который улыбался мне из угла комнаты. Но это была страшная улыбка, потому что кто-то располосовал ему лицо разбитой бутылкой из-под виски. Его не просто убили, это было убийство, совершенное с особой жестокостью. Когда его убивали, он не мог произнести ни звука. Наверно, убийца вдоволь повеселился, потому что Эл умирал медленно.

Того, зачем я пришел, не было. На столе по-прежнему лежали две светокопии с планировками доков. Остальные чертежи исчезли. Я снял трубку, набрал номер коммутатора и сказал очень спокойно:

— Соедините меня с местным отделением ФБР.

В трубке раздался бодрый голос:

— Федеральное бюро расследований. Моффат у телефона.

— Вам бы лучше сюда приехать, Моффат. — Я осторожно положил трубку рядом с аппаратом и вышел.

Наверно, они кое-что знают. Этих ребят никогда не заметишь в толпе, но они все видят, слышат и соображают. Они работают тихо, и о них не пишут в газетах, но они делают свое дело. Возможно, они знают гораздо больше, чем я предполагал.

Мики ждала меня в баре. Роскошная женщина с обольстительно красивым ртом. Когда я вошел, она взглянула на меня насмешливыми глазами, но лучики, разбегавшиеся от уголков губ, выдавали удивление и любопытство.

В моих глазах была пустота, и я это чувствовал. Я показал подбородком в сторону кабинок в конце зала, и она пошла следом за мной. Мы сели, и она ждала, когда я что-нибудь скажу, а меня сверлила мысль, что последний раз я сидел здесь с Велдой, а теперь времени оставалось все меньше и меньше.

Она протянула мне сигареты, и я закурил, облокотившись на стол.

— Ты очень любишь своего брата, детка?

— Майк…

— Я задаю вопрос.

— Он мой брат.

— Сводный.

— Это не имеет значения.

— Он замешан в одном из самых грязных преступлений мафии, и за его участие в нем люди расплачиваются кровью и страхом. Твой брат — звено в цепи убийц и грабителей. Однако тебе нравится то, что можно купить за его деньги, не так ли?

Она отодвинулась от меня, словно бы я держал в руках змею.

— Замолчи, Майк, прошу тебя, замолчи!

— Можешь встать на любую сторону, детка, — с ним или со мной. Тебе решать.

Она была на грани истерики, но только разок всхлипнула, и губы ее сложились в страдальческую гримасу.

— Эл мертв. Пока что он последний. Но он не самый последний. Так с кем ты остаешься?

В ней шла мучительная внутренняя борьба. Наконец она ответила:

— С тобой, Майк.

— Мне нужно кое-что выяснить насчет Берги Торн. — Она сидела с опущенной головой и вертела в руках пепельницу. — Твой брат крутил с ней любовь. Почему именно с ней?

— Он ненавидел эту женщину. Она была шлюха. Он ненавидел шлюх.

— Он знал об этом?

Мики покачала головой.

— На людях он делал вид, что она ему нравится. Когда мы были одни… он говорил о ней ужасные вещи.

— Как далеко зашла их связь?

Она беспомощно взглянула на меня.

— Он содержал ее. Я не знаю, зачем он это делал… Она ему совсем не нравилась. Женщина, которую он в то время любил, оставила его, потому что он проводил все свое время… и ночи… с Бергой. Карл очень переживал. Однажды вечером у себя в кабинете он с кем-то разговаривал о ней на повышенных тонах. Он пришел в такую ярость, что сразу же уехал и напился, но после этого Бергу он уже не видел. С ней он тоже повздорил.

— Тебе известно, что Карл давал показания в комиссии конгресса?

— Да. По-моему, это его мало беспокоило, пока он не узнал, что Берга собирается свидетельствовать против него.

— Об этом никогда не говорили открыто.

— У Карла друзья в Вашингтоне, — сказала она будничным тоном.

— Давай вернемся в более далекое прошлое, детка. В довоенное время. Попробуй вспомнить, не было ли такого периода, когда что-то беспокоило Карла, когда он нервничал так сильно, что места себе не находил.

Тени вокруг ее глаз обозначились более резко, она сцепила пальцы и сказала:

— Откуда ты знаешь? Да, так оно и было одно время.

— Теперь не торопись, подумай как следует. Что он делал?

— Я… — В ее глазах мелькнуло что-то похожее на испуг. — Он почти не бывал дома. Со мной совсем не разговаривал. Он все время сидел на телефоне, звонил в разные города. Я это хорошо помню, потому что телефонная компания прислала счет почти на тысячу долларов за один только месяц.

Я тяжело и часто дышал. Воздух с шипением врывался сквозь зубы и обжигал легкие.

— Ты можешь достать этот счет? — спросил я. — Мне нужен список состоявшихся разговоров, который должен быть к нему приложен.

— Я… попробую. Все бумаги Карл хранит дома в сейфе с секретным замком. Однажды я видела комбинацию цифр на промокашке. — Я написал на листке адрес Пэта, но не указал, чей он.

— Когда найдешь счет, отнеси его по этому адресу. — Я вложил ей в руку листок, она взглянула на него, впечатывая в память, потом убрала в сумочку.

Пэт получит список, передаст его дальше, и он попадет к ребятам в синих костюмах. У них есть люди, время и деньги. Они сделают за день то, на что мне потребовался бы год.

Я погасил окурок, встал и затянул пояс на плаще.

— Ты всю жизнь будешь ненавидеть себя за это. И меня тоже. Если станет невмоготу, я покажу тебе множество грязных и оборванных детишек, оставшихся без отцов, покажу вдов твоего возраста. Я могу показать фотографии трупов, изуродованных до такой степени, что тебе станет плохо. Я покажу тебе судебные материалы о подростках, которые стали убийцами и были приговорены к смертной казни, потому что они наглотались наркотиков и решили посмотреть, как человек сгорает заживо. Конечно, ты всего этого не остановишь, лишь чуточку притормозишь, но несколько человек, которые должны были бы умереть, останутся благодаря тебе в живых. — В течение нескольких секунд глаза ее казались совершенно пустыми. Если в ней и шевельнулись какие-то чувства, то теперь они исчезли. Она заглянула в прошлое и воскресила в памяти то, о чем всегда знала, но не хотела думать. Глаза ее вновь осветились живым блеском, губы дрогнули. Она вскинула брови, отбросила назад волосы и сказала:

— Я не буду тебя ненавидеть, Майк. Себя — может быть, но не тебя.

Наверно, она знала, на что идет. Мысль об этом висела в воздухе, как грозовая туча.

— В конце концов они убьют меня, Майк, ведь так? — спросила она. Но это был не вопрос, а скорее утверждение.

— Может, они и подумают об этом, если когда-нибудь узнают. Они и меня хотели бы убить. Запомни одно — они не такие всемогущие, какими привыкли себя считать, но теперь они тоже это помнят.

Она улыбнулась бледной вымученной улыбкой.

— Майк… поцелуй меня еще раз. На всякий случай.

Губы ее влажно поблескивали. Упругие полные губы, слегка приоткрытые над ровной полоской зубов. В них был огонь, который разгорелся еще жарче, когда я охватил ладонями ее лицо. Я видел, как они все больше открываются, и кончик языка нетерпеливо ждет.

Когда я выпустил ее, она так сильно дрожала, что ей пришлось прижать руки к стене, и палящий огонь ее губ перекинулся в глаза.

— Уходи, Майк, прошу тебя! — сказала она.

И я ушел. Дождь снова принял меня в свои цепкие объятия. Я влился в ночь, в сырость, в шум и жизнь, стал частью всего того, что называется городом. Я слушал, как он смеется надо мной глухим издевательским смехом. Я брел сквозь ночь и ненастье, обратившись мыслями к прошлому, и разговаривал сам с собой. Сколько еще людей, подумал я, делает то же самое. Сквозь пелену дождя я видел образ, но не мог различить детали. Зловещий образ спрута, который раскинул свои щупальца по всему миру, дотягиваясь до самых высоких мест.

Это было чудовище, которое питалось грязными деньгами, и вот одно щупальце перестало получать пищу. Те два миллиона, что были ему отправлены, не пришли по назначению, застряли где-то в пути. За это время они превратились в четыре миллиона, и щупальце должно было их найти, чтобы выжить. Оно рвалось к ним с яростью голодного зверя.

Все началось с Берги, можно сказать и так, только гораздо раньше, чем я увидел ее в лучах фар. Тогда она была помоложе — высокая красотка с роскошным телом и зовущими глазами, белокурая ловушка для мужчин. Она возвращалась домой из поездки в Италию и на пароходе встретила человека, который готов был шагнуть в ловушку. В нем не было ничего особенного — мелкий импортер, «человек из толпы». Человек, имевший формальный повод для частых поездок за границу, человек по имени Николас Реймонд, который был винтиком в большом механизме и выполнял функции курьера, доставлявшего пищу для спрута.

Но у него была слабость, из-за которой погибло много людей, а щупальцу грозила голодная смерть. Он любил женщин. А Берга была не просто женщина. Она ему так понравилась, что он не сдал товар по назначению, а решил придержать его для себя. Для себя и для Берги. Два миллиона долларов после реализации. Без налога. Товар до сих пор где-то лежит. Возможно, им потребовалось много времени, чтобы разыскать Реймонда, возможно, они боялись, что тайна умрет вместе с ним. Как бы то ни было, он погиб не сразу. Возможно, они думали, что тайна перешла к Берге. Она тоже умерла. Теперь очередь за мной.

Я вспомнил выражение безграничного страха, мелькнувшее на ее лице. Мелкие подробности начали наполняться смыслом. Бормоча проклятия, я махнул рукой водителю такси и свалился на сиденье еще до того, как он успел остановиться. Потом назвал адрес и всю дорогу сидел как на иголках, пока машина не затормозила у здания, где помещалась моя контора.

Я поднялся на лифте, подошел к двери, вставил ключ в замочную скважину. В приемной одиноко стояла пишущая машинка под чехлом. Стол Велды был завален почтой. Я дважды просмотрел ее, но не нашел того, что искал. Потом я увидел на полу стопку корреспонденции, которую опускали через щель в двери, но и там ничего не оказалось. Я снова подошел к столу, и готовое сорваться проклятие застряло у меня в горле, когда я заметил листок, лежавший под машинкой для сшивания бумаг и наполовину закрытый конвертом. Я перевернул его и увидел фирменный знак бензоколонки. На листке было несколько слов. Всего одна строчка: «Путь к сердцу мужчины…» — и под ней инициалы «Б.Т.».

Должно быть, Берга нацарапала эту записку, когда заходила в здание бензоколонки. Адрес она взяла из регистрационной карточки, прикрепленной к рулевому валу моей машины. Но это был старый адрес, она просто не заметила, что он перечеркнут. Новый адрес был на другой стороне карточки.

Я взглянул на листок, снова вспомнил ее лицо и понял, что она думала, когда писала эти слова. Я скомкал листок в руке и услышал голос у себя за спиной:

— Надеюсь, ты сможешь что-нибудь понять. Мы не смогли.

Он стоял в дверях моего кабинета. Я знал, не глядя, что в руке у него пистолет, что он не один, но для меня все это уже не имело значения, потому что я узнал голос. Это был голос, который впечатался в мою память. Последний раз я слышал его, когда должен был умереть. Раньше, чем он смог произнести что-нибудь еще, у меня вырвался звериный крик ненависти. Он заполнил всю комнату и смешался с грохотом выстрела, когда я в молниеносном прыжке вцепился ему в лицо и вместе с ним рухнул на пол, подмяв его под себя. Он страшно закричал, и я почувствовал, как мои пальцы влезли ему в глаза. Меня молотили по голове рукояткой пистолета, но я сумел достать еще двоих. Одному я сплющил рожу ударом ноги, другому въехал в такое место, что он сложился пополам и начал блевать. Отчаянный крик на полу, потом жалобное повизгивание, и голос растаял в черном тумане, который наползал на меня со всех сторон. Откуда-то издалека доносились резкие однообразные звуки и хриплые проклятия. Потом я перестал что-либо слышать.


Сквозь грязное стекло единственного окошка под самым потолком мерцали светящиеся точки звезд. Я лежал, распятый на кровати, руки и ноги были туго прикручены к раме. Когда я попытался шевельнуться, веревки впились в кожу, как раскаленные прутья. Мышцы спины пронизывала острая боль. Ребра сдавливали грудь, как руки палача. Во рту стоял вкус крови, и, когда я окончательно пришел в себя, к горлу подкатила тошнота, и тело свело судорогой. Я через силу сделал несколько глубоких вздохов, чтобы остановить позывы к рвоте. Потом попытался приподнять голову, но почувствовал, что волосы присохли к кровати. В затылке боль — казалось, он вот-вот отвалится. Я неподвижно лежал и ждал, когда пройдет головокружение.

Окружающие меня предметы начали приобретать контуры. Я находился в затхлой квадратной клетушке с голыми стенами. Все, что я видел, это одинокий стул в углу, закрытая дверь и нижняя спинка кровати. Веревки были затянуты настолькотуго, что не оставляли ни малейшей свободы движения. Казалось, при любой попытке шевельнуться узлы затягиваются еще туже. Интересно, сколько я здесь пролежал? Я вслушивался в тишину, но слышал лишь монотонный шум дождя за окном, который все еще не прекратился. Потом я увидел светящийся циферблат своих часов и понял, что прошло не менее суток. Часы остановились — не сломались, а просто остановились, но к тому моменту они уже показывали другое число. Все, что я чувствовал, вырвалось у меня изо рта потоком проклятий, и я напряг все силы в отчаянной попытке освободиться от этих чертовых веревок. Но они только глубже врезались в кожу, и я понял, что мне с ними не справиться. Я проклинал себя за неосмотрительность. Надо же быть таким болваном, чтобы влезть в это дело без оружия и дать им возможность захватить себя! Я проклинал себя за то, что позволил Велде действовать так, как она хотела, за то, что не был до конца честен с Пэтом. Нет, мне обязательно нужно быть героем. Мне нужно сделать все самому, мне нужно одним махом одолеть эту организацию, а ведь я знал, что они собой представляют и как они действуют. Я раздавал советы направо и налево, но забыл дать хотя бы один самому себе.

В соседней комнате послышались шаги. Дверь открылась, и в желтом прямоугольнике проема я увидел человека, а за его спиной — еще одного. Это были безликие силуэты, но теперь лица не имели значения. Один спросил:

— Не спит?

Они вошли в комнату и встали надо мной. Их было двое, и каждый держал в руке полицейскую дубинку.

— Да-а, крутой парень. Тебя нелегко было взять, мистер. Знаешь, что ты сделал? Ты вырвал глаза у Формена. Он орал так громко, что пришлось его прикончить, а теперь Формен лежит в болоте Джерси. Был Формен, и нет его. И еще знаешь что? Ты искалечил Дьюка! Инвалидом его сделал, слышь ты, паскуда!

— Пошел ты… — сказал я.

— Все такой же крутой, да? А что тебе еще остается? Так и так крышка, даже если встанешь на колени. — Он коротко хохотнул. — Скоро придет хозяин. Он задаст тебе несколько вопросов, а чтобы ты хорошо отвечал, мы тебя немножко подготовим. Не очень… самую малость.

Дубинка медленно поднялась. Мне оставалось только следить за ней глазами. Она зависла на уровне его плеча, затем обрушилась на мои ребра. Они делали это по очереди, садистские ублюдки, убивавшие меня дюйм за дюймом, потом один из них промахнулся, попав вместо шеи в голову, и меня опять накрыла благословенная темнота, в которой не было ни боли, ни звуков.

Но та же самая адская боль, которая принесла мне забытье, принесла и пробуждение. Все мое тело превратилось в сплошную массу оголенных нервов. Я лежал, хватая воздух ртом, и желал себе смерти.

Человек не в состоянии долго выдерживать такую пытку. Наступает спасительный шок, и боль уходит. Это лишь временное облегчение, блаженная передышка, но тело включается в экстремальный режим, когда оно заботится само о себе.

Я заставил себя думать. Должен же быть какой-то выход, надо только его найти. Я видел контуры кровати и чувствовал на себе веревки, которыми был привязан к металлической раме. Это была складная кровать с тяжелым пружинным матрацем, и меня прикрутили так туго, что руки вдавились в его края. Я взглянул на свои ноги, потом на руки за головой и нашел единственный выход.

Будет шум, понадобится время, но это был последний шанс. Я начал раскачивать кровать. Руки сводило режущей болью, запястья сделались скользкими от крови. Я раскачивал ее до тех пор, пока она не опрокинулась. Я задержал дыхание, прислушался, потом осторожно пошевелил руками. Мой расчет оказался верным — при ударе об пол матрац сдвинулся с места, и веревки ослабли. Ценой неимоверных усилий, обдирая кожу, я вырвал одну руку, но мне это удалось сделать лишь благодаря тому, что она была скользкая от крови. Потребовалось еще несколько минут, чтобы вытащить вторую руку и развязать ноги. Я поднялся с пола и немного постоял возле опрокинутой кровати, пытаясь пересилить подступающий болевой шок.

От напряжения у меня все плыло перед глазами, но я знал, что делать. Я поставил кровать на ножки, поправил матрац и улегся в прежней позе, слегка закрепив веревки на руках и ногах.

Время. Теперь оно работало на меня. Каждая секунда возвращала мне силы. Я полностью расслабился и закрыл глаза. В мыслях опять возникли образы прошлого. Я увидел Бергу и Ника Реймонда, увидел человека, который толкнул его под колеса грузовика. Я подумал о том, что, если бы произвели вскрытие, оно обнаружило бы в крови Реймонда лошадиную дозу наркотического средства, которое сделало из него ходячий автомат.

Картина все более прояснялась, и мне стала понятна их игра с Бергой. Нет, они не пороли горячку. Когда на карте два миллиона, важно не наломать дров. Вначале они пытались запугать ее, потом придумали любовную аферу. Карл Эвелло, франт со светскими манерами, сыграл роль влюбленного, чтобы сблизиться с ней и узнать, какими сведениями она располагает.

Я попытался понять, на что рассчитывал маленький человек, когда решил поживиться за счет мафии, и вскоре я читал его мысли как свои собственные. Реймонд придумал хитроумный план. Он передал Берге секрет своего тайника, но сделал это таким образом, что ей пришлось долго ломать голову, прежде чем она добралась до него. Мафия узнала об этом. Берга наняла телохранителя. Это ей не помогло, но она по-прежнему ничего не рассказывала, потому что понимала — как только она расстанется с тайной, ей крышка. Возможно, для нее мелькнул луч надежды, когда федеральные органы взялись за Эвелло. Возможно, она думала, что у нее появятся шансы, когда он исчезнет. Если она так думала, то зря. Они все равно бы до нее добрались.

Я открыл глаза и уперся взглядом в потолок. Еще несколько деталей можно было поставить на свои места, и я как раз собирался это сделать, когда услышал голоса за дверью.

Они не считали нужным говорить тихо. Двое хвастались, что теперь я готов выложить все начистоту, третий сказал, что это было бы для меня самое лучшее. Спокойный голос, который я сразу узнал.

— Пойду взгляну, а вы подождите здесь.

— Может, пойти с вами, босс? А ну как станет упираться?

— Надо будет, позову.

— Как скажете, босс.

Послышался звук передвигаемых стульев, и через отворившуюся дверь я увидел двоих за столом в тот момент, когда один из них открывал бутылку. Дверь закрылась, и вошедший стал шарить по стене. Не найдя выключателя, он коротко выругался, чиркнул спичкой и посветил перед собой. В комнате не было лампочки, но на стуле стояла свеча в бутылке, и он зажег ее. Потом поставил свечу на пол рядом с кроватью, пододвинул стул и закурил.

Ароматный дымок сигареты защекотал ноздри. Заметив, что я смотрю на багровый огонек, он с улыбкой выпустил струю мне в лицо.

— Привет, Карл, — сказал я вызывающе развязным тоном, но его улыбка ничуть не изменилась.

— Бесславный конец Майка Хаммера, — сказал он. — Надеюсь, ребята хорошо поработали. Они могут добавить, если я разрешу.

— Они поработали на совесть. — Я повернул голову и пристально взглянул на него. — Значит, ты и есть… босс?

На этот раз губы его скривились, улыбка сделалась язвительно-насмешливой.

— Пока еще… не совсем. — Пламя свечи плясало в его глазах сатанинскими огоньками. — Может, завтра стану. Пока я только… местный босс.

— Ты мразь, — сказал я. Мне было трудно говорить. Воздух толчками вырывался сквозь стиснутые зубы. Я закрыл глаза и услышал его смех.

— Ты за нас хорошо побегал, сыскарь. Я слышал, ты случайно наткнулся как раз на то, что мы ищем.

Я промолчал.

— Ты хотел меняться. Где твой товар?

Я позволил себе приоткрыть глаза.

— Сначала отпустите ее.

На его лице опять зазмеилась кривая улыбка.

— Я на нее не меняюсь. Как ни странно, я даже не знаю, где она. Дело в том, что она не в моей компетенции.

Мне стоило огромных усилий сдерживать себя, и я стиснул кулаки, чтобы унять нервную дрожь в руках.

— Я меняюсь на тебя самого. Ты скажешь мне кое-что, или я скажу кое-что ребятам за дверью, и тогда ты сам захочешь говорить.

— Пошел к черту!

Он чуть наклонился ко мне.

— Один из них большой любитель побаловаться ножичком. Может, помнишь, что он сделал с Бергой Торн? — Улыбка на его лице превратилась в уродливую гримасу. — Но это пустяки по сравнению с тем, что он сделает с тобой.

Ребром ладони он чертил линии над моим телом, вкладывая в эти жесты самый мерзкий смысл. Затем он для большей убедительности рубанул меня в пах, и я задохнулся в крике, который перешел в невнятное бормотание. Наверно, Карлу очень хотелось уловить смысл, потому что он наклонился и переспросил:

— Что, что?

Эти слова стали последними словами Карла Эвелло, потому что он наклонился слишком низко, и мои руки сдавили ему горло мертвой хваткой. Не разжимая пальцев, я стащил его со стула и поставил на колени, ни единым звуком не нарушив тишины. Его глаза-буравчики вылезли из орбит, ногти вцепились мне в запястья с дикой яростью, но через несколько секунд он обмяк, голова упала, язык вывалился изо рта. Когда я разжал руки, из горла у него вырвался какой-то хлюпающий звук, потом послышалось слабое шипение воздуха.

Я расположил его на кровати в той же позе, в какой лежал до этого сам. У меня в голове родилась остроумная комбинация, и это продлило ему жизнь ровно на минуту. Я постарался сделать свой голос похожим на голос Карла и сказал через дверь:

— Он раскололся. Теперь можно его убрать.

Ножки стула царапнули по полу, раздался короткий возглас, потом медленные шаркающие шаги приблизились к двери. Он даже не взглянул на меня. Он подошел к кровати, и я услышал щелчок выкидного ножа. Парень был дока, он не заносил руку для удара. Он уперся лезвием в нужное место и резко нажал на рукоятку. Тело Карла выгнулось, по нему пробежала дрожь, и когда я отодвинулся от свечи, парень увидел свою ошибку и понял, что она последняя в его жизни. Я вложил все оставшиеся силы в боковой удар в шею, который перебил ему позвоночник, и он был мертв еще до того, как я опустил его на пол.

Остроумная комбинация, но она еще не закончилась. Я выскочил из двери с криком, которого не мог больше сдерживать, и рванулся к парню, сидевшему за столом. Пока он пытался вытащить хлопушку, я вцепился ему в лицо и сшиб со стула. Пистолет стукнулся об пол и отлетел в сторону. Я прыгнул коленями ему на грудь и выжал из него крик, который оборвался, когда мой кулак свернул ему челюсть. Он больше не тянулся за пистолетом. Он только старался прикрыть лицо руками, но я не мог дать ему такой поблажки, и он видел все, что я с ним делаю, пока голова его с погасшими глазами не стукнулась об пол. Кровь текла у него из носа и ушей, огненно-красная кровь под цвет сжигавшей меня ярости. Я подтащил его к двум другим и усадил в обнимку с напарником, который все еще сжимал в руке нож.

Я вышел на улицу, подставил лицо под холодные капли дождя и стоял до тех пор, пока не погас сжигавший меня огонь. Какие-то частицы жизни, оставленные внутри дома, возвращались ко мне с каждым глотком воздуха. Парень, сидевший в дверях в нескольких шагах от меня, услышал мой смех и пьяно дернул головой. Возможно, его напугало мое лицо, потому что он вздрогнул и захлопал глазами, мутными от дешевого виски, а когда я засмеялся еще громче, он поднялся на ноги и нетвердыми шагами ушел в дом, опасливо оглядываясь на меня.

Я узнал это место. Если вы хоть раз побывали на Второй авеню, вы никогда ее не забудете. Дверь, из которой я вышел, вела на первый этаж пустующего дома с грязным облупившимся фасадом. Когда-то здесь была закусочная, теперь от нее осталась лишь заляпанная витрина с корявой надписью «сдается в аренду». Пивнушка на углу уже закрывалась, и последний посетитель из числа местных забулдыг неуверенно пересек улицу и скрылся за пеленой дождя.

Я шел неторопливой походкой, один из многих, один из неприкаянных, один из тех, кто ищет убежища от дождя. Завернув за угол, я остановился у телефона для вызова полиции, нажал кнопку, услышал ответ и сказал «алло». Мне не пришлось особенно стараться, чтобы сделать свой голос хриплым.

— Слышь, коппер, скажи там своим, чтобы ехали сюда побыстрее. Кто-то орет как резаный в пустом крысятнике за два квартала отсюда.

Им понадобилось всего две минуты. Вой сирены разрезал мокрую мглу, и мимо меня, взметая брызги, промчалась патрульная машина. Их ждет приятное зрелище. Если там и остался один живой, ему все равно не миновать электрического стула.

Я проверил бумажник. Все было на месте, кроме денег. Мелочь, и ту взяли. Мне позарез нужна была монетка, чтобы позвонить, а вокруг ни души, даже попросить не у кого. В конце улицы огни ночного бара бросали желтое пятно света на тротуар. Я постоял секунду около входа, глядя на двух пьяных и парня с тромбоном в футляре, сидевших за стойкой. Теперь мне нечего было терять, поэтому я вошел, позвал бармена и положил перед ним свои часы.

— Мне нужны десять центов. Можете взять в залог мои часы.

— За десять центов? Ты что, парень, чокнулся? Слушай, если тебе нужна чашка кофе, так и скажи.

— Мне не нужен кофе, мне нужно срочно позвонить.

Он ощупал меня глазами сверху донизу, поцокал языком, потом порылся в кармане, бросил на стойку десятицентовик и пододвинул мне часы.

— Видать, ограбили? Иди, звони, парень. Всякое бывает.

Пэта не было дома. Тогда я позвонил ему на работу. Дежурный полисмен сказал, что капитан Чемберс в данный момент отсутствует, но если ему надо что-то передать, он это сделает, как только капитан вернется.

— Послушай, приятель, — сказал я. — У меня срочная информация по тому делу, которое он раскручивает, и если я не смогу связаться с ним прямо сейчас, он будет очень недоволен.

Дежурный с кем-то поговорил, потом сказал мне:

— Мы попробуем связаться с капитаном по радио. Как вам позвонить?

Я посмотрел на диск, сообщил ему номер телефона и сказал, что буду ждать. Когда я повесил трубку, бармен по-приятельски улыбнулся мне и кивнул на стойку, где стояла дымящаяся чашка кофе, а рядом лежала открытая пачка сигарет.

Кофе был очень кстати. Наверно, мой желудок не принял бы ничего другого, но кофе улегся в него, как миллион долларов в руку. Он унял дрожь в ногах и боль в теле.

Я закурил, расслабился и взглянул в окно. На улице хлестал дождь, стекла дребезжали под порывами ветра. В распахнувшуюся дверь ворвалась сырая струя воздуха, и в бар вошел еще один музыкант со скрипкой под плащом. Он устало опустился на стул и заказал кофе. Где-то вдалеке взвыла сирена, минуту спустя другая, потом наперерез умирающему эху понеслись еще два сигнала — далекие голоса, спешащие к больному месту на распростертом теле огромного города.

Кровяные клетки, вот на кого они похожи, подумал я. Белые кровяные клетки, спешащие к очагу инфекции. Они окружат и уничтожат паразитов, а если опоздают, к ним на помощь придут клетки-плотники, которые восстановят поврежденную ткань вокруг раны.

Мои размышления были прерваны приходом Пэта. Лицо у него было замкнутое, с усталыми морщинами вокруг глаз, уголок рта дергался в нервном тике, который он пытался остановить тыльной стороной руки. Он подошел и сел рядом со мной.

— Кто тебя так разделал, Майк?

— А что, заметно?

— У тебя ужасный вид.

Я криво улыбнулся. Возможно, завтра и еще пару дней я не смогу шевельнуться от боли, но в тот момент я еще был в состоянии улыбаться.

— Они меня сцапали, дружище, но не смогли удержать.

— Тут недалеко приключилось одно ЧП. — Глаза у него сузились, заблестели. — Уж не твоих ли рук дело?

— А как оно выглядит с юридической точки зрения?

На лице Пэта мелькнула улыбка.

— Тот парень, который остался в живых, разыскивался за три убийства, а уж после этого ему прямая дорога в кресло[13].

— Это следователь так говорит?

— Да, так говорит следователь. И я так говорю. И те два эксперта, которые выезжали на место происшествия. Но не парень. Тот пока еще малость не в себе и не знает, что говорить. Он рассказывал насчет того, как они обрабатывали Бергу Торн, но когда понял, что ему шьют, у него язык отнялся от страха. Теперь он вообще ничего не говорит.

— Значит, картина ясна?

— Никто не подкопается. А теперь расскажи, как было на самом деле.

Я глубоко затянулся и раздавил сигарету в пепельнице.

— Это детали. В данный момент они не имеют никакого значения ни для тебя, ни для меня. Когда-нибудь, за кружкой пива я тебе расскажу занятную историю.

— Ладно бы только занятную, — усмехнулся Пэт. — У нас сейчас такое творится, что дохнуть некогда. Вчера пришла сестра Эвелло со списком телефонных звонков, и мы вышли на такие связи, что сказать — ушам не поверишь. Во Флориде некоторые главари с перепуга рвут когти, а в Калифорнии полиция арестовала таких воротил, что только ахнешь. Кое-кто из них заговорил, и дело принимает все больший размах.

Он прикрыл ладонью глаза, потом медленно опустил руку.

— Нити тянутся до самого Вашингтона. Мне это очень не нравится.

Я опять почувствовал дрожь в ногах.

— Имена, Пэт.

— Имена разные, некоторые из них нам известны. Мы хватаем сбытчиков, а наверху ждут дальнейшего развития событий. В Майами полиция произвела налет на дом местного главаря и при обыске обнаружила целую картотеку, которая дала нам возможность установить не меньше половины центров торговли наркотиками в Штатах. Сейчас ФБР выделило дополнительный оперативный состав для изъятия наркотиков, и ребята не возвращаются домой с пустыми руками.

— Что насчет Билли Миста?

— Пока что ничего. К тому же неизвестно, где он находится.

— Лео Хармоди?

— У тебя есть доказательства? Он повсюду трезвонит, что его преследует полиция, и угрожает довести дело до конгресса. Он может драть глотку, потому что нам нечем ее заткнуть.

— И Эл Аффи мертв, — сказал я.

Пэт уставился на меня сонными глазами.

— Может, ты знаешь что-нибудь насчет его смерти?

— Знаю, что она не смогла бы выбрать для себя более подходящего клиента.

— Его здорово разделали. Кто-то решил позабавиться.

Я взглянул на него, зажег еще одну сигарету и бросил горящую спичку в пепельницу, где она скорчилась в изогнутый уголек.

— Что говорят эксперты?

— Ничего. На бутылке не было достаточно четких отпечатков пальцев.

— А что слышно из других источников, Пэт?

Глаза у него стали еще более сонными.

— Портовый рэкет бурлит, аж крыша подскакивает. Там уже произошло два убийства. Король мертв, но кто-то готов занять его место.

Монотонный шум дождя прерывался оглушительными раскатами грома, которые рвали небо на части. Трое пьяных тоскливо смотрели в окно, держась за свои стаканы, как за спасительный якорь. Скрипач передернул плечами, заплатил по счету, прикрыл футляр плащом и вышел на улицу. По крайней мере, ему не пришлось мокнуть под дождем, потому что мимо проезжало свободное такси.

— Тебе ясна картина, Пэт? — спросил я.

— Думаю, да, — сказал он. — И эта самая большая картина из тех, что я видел.

— Ты заблудился, малыш.

Сонливость покинула его глаза. Он повертел в пальцах пепельницу, потом улыбнулся мне своей кривой улыбкой.

— Говори толком, Майкл.

Я пожал плечами.

— У тебя слишком уж гладко все получается. С чего началось это дело?

— Ну, допустим, с Берги Торн, и что дальше?

— А дальше попробуем поставить точки над «и». Я буду предельно краток, а ты можешь потом проверить. Десять, двенадцать, может, пятнадцать лет назад один человек вез в США партию наркотиков для передачи мафии. На пароходе он познакомился с девушкой и влюбился в нее. Это и была Берга. Вместо того чтобы передать товар по назначению, он решил придержать его для себя и для своей возлюбленной, хотя знал, что подвергает себя смертельному риску.

— Николас Реймонд понимал, что они не могут его убить, пока не узнают, где товар, и держал язык на привязи. Эта партия наркотиков стоила два миллиона долларов, которые были нужны им как воздух. Итак, Ник по-прежнему не расстается со своей девушкой, и в один прекрасный день становится жертвой несчастного случая. Казалось бы, непонятный ход, но его легко разгадать. Они считали, что к этому времени он уже передал тайну Берге или она сама каким-то образом ее узнала.

Но получилось по-другому. Ник оказался хитрее, чем они думали. Он дал ей какую-то информацию на тот случай, если с ним что-нибудь произойдет, но даже она не знала, где товар или каким образом его можно найти. Должно быть, какое-то время они пытались выжать из нее информацию путем запугивания, поэтому она и наняла телохранителя. Он оказался не в меру прытким и стал ее любовником. Мафии это не понравилось. Они не могли допустить, чтобы он завладел товаром, поэтому его тоже убрали.

Пэт молча смотрел на меня с таким выражением, словно бы я не говорил ему ничего нового.

— Теперь переходим к Эвелло. Он был так или иначе ей представлен, и вот начинается большой спектакль. Он действовал по полной программе, возможно, даже сделал ей предложение для большей убедительности. Может, он переиграл. Может, оказался недостаточно умен, чтобы обвести ее вокруг пальца. Произошел какой-то прокол, и Берга узнала, что он из мафии. Но она узнала не только это. Примерно в то же время она внезапно обнаружила, в чем состояла его цель, и, когда ей представилась возможность утопить Эвелло, она согласилась дать показания в комиссии конгресса, рассчитывая впоследствии прибрать товар к рукам.

Теперь лицо Пэта и его выжидательный взгляд говорили о том, что он этого не знал.

— Она сожгла за собой мосты, — продолжал я, — и тогда ею занялись крутые ребята. Они запугали ее, довели до нервного расстройства, хотя к тому времени это уже не составляло большого труда. Она попыталась вылечиться в санатории.

— Это была ее самая большая ошибка, — сказал Пэт.

— Ты говорил о женщине, которая ее навещала.

Он кивнул, медленно сводя и разводя ладони.

— Мы до сих пор не можем ее установить.

— Это не мог быть переодетый мужчина?

— Это мог быть кто угодно. Мы не имеем точного описания, но она знала этого человека. А товар до сих пор не обнаружен.

— Я знаю, где он.

На этот раз Пэт повернул голову гораздо быстрее.

— Два миллиона за это время превратились в четыре, — сказал я. — Инфляция.

— Какого черта, Майк! Где? — спросил он напряженным голосом.

— На старом добром «Седрике». Наш друг Эл Аффи недаром трудился в своей норе. Он хранил там все планировочные схемы корабля, и тот, кто убил его, вышел оттуда с чертежами под мышкой.

— Теперь ты заговорил, — сказал он хриплым голосом. — Теперь ты изволил сообщить мне об этом, когда кто-то уже успел наложить лапу на товар.

Я глубоко вздохнул, ойкнул от резкой боли в груди и покачал головой.

— Это не так просто, Пэт. У Эла давно были эти чертежи. Кажется, я даже начинаю понимать, почему его кокнули.

Пэт выжидательно смотрел на меня.

— Он пытался заманить Велду в свою нору с грязными намерениями. Она подсыпала ему снотворного и, когда он вырубился, начала обыскивать комнату. Но он быстро очнулся, потому что его вырвало, и застукал ее. Тогда Велда грохнула его бутылкой по голове.

Он сделал большие глаза.

— Велда?

— Она не убила его, всего лишь проломила голову. Когда она ушла, он сумел подняться на ноги и кого-то предупредить. Этот кто-то не стал терять времени, ее схватили и до сих пор где-то держат. — Внезапно вся боль, скопившаяся в теле, захлестнула меня с головой и так же быстро отпустила. — Надеюсь, что держат, — закончил я.

— Ладно, Майк, выкладывай все до конца. Значит, ее схватили, и ты надеешься, что с ней ничего пока не случилось… Я тоже надеюсь. Что еще тебе известно? Ты знаешь их достаточно хорошо, чтобы представить себе, как они будут действовать дальше.

— Она ехала к Билли Мисту. — Я опять почувствовал на своем лице болезненную гримасу. — Но полицейские ее там не обнаружили.

— А если она туда не доехала?

— Я думал об этом, Пэт. Я видел ее в такси, и она была не одна.

Я опять начал заводиться. Кофе больше не успокаивал. Я сидел неподвижно, закрыв лицо руками и пытаясь отогнать мрачные мысли.

Пэт бесконечно повторял: «Ублюдки, ублюдки». Он барабанил ногтями по стойке и дышал почти так же тяжело, как и я.

— Дело раскручивается быстро, Майк, но оно еще не закончено. Мы доберемся до Билли. Так или иначе доберемся.

Я чувствовал себя немного лучше, отнял руки от лица и достал последнюю оставшуюся в пачке сигарету.

— Дело не закончится, пока вы не найдете товар. Можете работать с ФБР еще десять лет, и вам все равно не справиться с мафией. Вы можете основательно ее потрепать, но не убить. Единственное, на что можно надеяться, это слегка притормозить ее. Они будут держать Велду до тех пор, пока кто-нибудь не выложит им эти четыре миллиона. Им нужен я, Пэт. Я, и никто другой. Мне наплевать на их организацию, деньги и все, что с этим связано, и они это знают. Мне нужны отдельные люди, и все, что я хочу, это прибить их шкуры к позорному столбу. Я маленький человек, который имеет большой зуб против другого человека, и мне нужен он, а не организация. Я хочу увидеть собственными глазами, как он умрет, и он знает об этом. Ему нужна позарез эта партия наркотиков, но она попадет к нему только через мой труп.

Они держат Велду как приманку, на которую я должен клюнуть. Я подошел к разгадке ближе, чем кто-нибудь другой, но я знаю не все. Берга перед самой смертью дала мне ключ к разгадке, и все это время он был у меня. Они тоже держали его в руках, но не смогли расшифровать. Они рассчитывают, что я это сделаю, и тогда мне придется отдать его в качестве выкупа за Велду.

— Они не такие уж дураки, Майк, — сказал Пэт.

— Я тоже не дурак. Один раз ответ мелькнул у меня перед глазами, но я так торопился, что проскочил мимо. Я чувствую, как он вертится в голове. Но не могу его ухватить. Проклятые, заносчивые ублюдки…

— Голова достаточно далеко от тела, — сказал Пэт.

— Что?

Он посмотрел в окно, за которым по-прежнему шумел дождь.

— А чего им не быть заносчивыми? Вся структура мафии держится на заносчивости. Они пренебрегают законами любой страны, они разлагают личность, они сами по себе власть, которая опирается на жестокость, насилие и самые изощренные умы. Так вот, насчет головы и тела. Мы можем раздавить тело, Майк, но у нас в Америке голова и тело мафии если и соединены, то лишь очень тонкой ниточкой. Главари обособлены в отдельную касту. Организация построена таким образом, что голова в случае необходимости может функционировать без тела. Части тела могут быть соединены в любой момент. Это правительство, и маленькие люди там ничего не значат. Важны главари, и правительство действует исключительно в их интересах. Их никто не знает, и они не собираются себя афишировать.

— Пока не сделают одной маленькой ошибочки, — сказал я.

Пэт оторвал взгляд от окна.

Я потер занывший бок.

— Товар на «Седрике». Все, что от вас требуется, это найти корабль. По документам можно установить, какую каюту занимал Реймонд. После этого позвони Рэю Дикеру из «Глоуба» и дай ему начальную информацию по этому делу. Но предупреди, чтобы он придержал публикацию, пока я тебе не позвоню. К тому времени я освобожу Велду.

— Что ты сейчас собираешься делать?

— Прошлый раз, когда ты спросил меня об этом, я сказал, что пойду и убью кого-нибудь. — Я протянул руку. — Дай пятерку.

Он удивленно взглянул на меня, нахмурился, потом вытащил из кармана пять долларовых бумажек. Две я положил на стойку и кивнул бармену. Он был сплошная улыбка.

— Где Мики Фрайди?

— Она мне не докладывает о своих перемещениях.

— Ты не обеспечил ей охрану?

Он еще больше нахмурился.

— Я предлагал, но она отказалась. Так или иначе за ней отправился один парень из ФБР, но он потерял ее, когда она села в такси.

— Проворонил!

— Перестань, Майк! Все по уши увязли в этом деле.

— Ну, ладно. Ты собираешься искать «Седрик»?

— Еще бы! Куда ты сейчас пойдешь?

Я коротко хохотнул, но смех у меня получился какой-то загробный.

— Пойду на дождь, чтобы еще немного подумать, а потом, возможно, убью кого-нибудь.

Я видел, что Пэт унесся мыслями в то далекое время, когда мы были молодыми и видели Грязь только на поверхности. Когда профессия полицейского была престижной, а закон стоял на страже правопорядка. Когда не было такого болота бюрократизма и коррупции в коридорах власти.

Рука его скользнула в карман и вынырнула оттуда с вороненым пистолетом. Он незаметно протянул его мне.

— Возьми-ка на всякий случай. Для разнообразия.

Я вспомнил, что говорила Велда, и покачал головой.

— Как-нибудь в другой раз, Пэт. Мне без него больше нравится.

Я вышел из бара и зашагал по улице, подставляя лицо под дождь. Где-то таилась разгадка, и я должен был ее найти. В метро я купил пачку сигарет, сунул ее в карман и стал ждать своего поезда.

При каждом толчке вагона тошнота подкатывала к горлу. Когда сделалось невмоготу, я поднялся и встал лицом к двери.

Найти, в чем секрет. Один плевый секретик, и дело с концом. Разгадка носилась в воздухе. Но, как только я пытался ее схватить, она ускользала, вильнув хвостиком.

Поезд остановился и открыл свои многочисленные двери, но вышел только я один. Вся платформа принадлежала мне, поэтому я перестал сдерживаться, и кофе фонтаном выплеснулся наружу.

На улице не было ни одного такси. Я не стал ждать и пошел домой пешком, позабыв о дожде и о своем протестующем теле. Когда я вошел в дом, у меня подкашивались ноги. Консьерж испуганно посмотрел на меня, переглянулся с женой, и они помогли мне подняться в квартиру.

Лили Карвер встала из кресла, порывисто вздохнув и прикрыв рот тыльной стороной руки. Взгляд у нее смягчился, и в нем отразилась боль моих глаз. Она взяла меня под руку и проводила в спальню.

Я плюхнулся на кровать и закрыл глаза. Чуткие руки расстегнули мне воротник и сняли ботинки. Я слышал консьержа, который говорил своей жене, чтобы она осталась помочь, слышал ее испуганные всхлипывания. Я слышал Лили, чувствовал ее руки у себя на лбу. В глазах у меня мелькнуло белое облако волос, потом я увидел точно в тумане плавные изгибы склонившегося надо мной тела.

— Хотите, я вызову врача, мистер Хаммер? — спросил консьерж.

Я замотал головой.

— Я позову полицейского. Может быть…

Я снова замотал головой.

— Ничего со мной не случится.

— Вас не затруднит минутный разговор, мистер Хаммер?

— Что?

Я чувствовал, как на меня наваливается сон.

— Сюда приходила женщина. Фрайди, так она назвалась. Она оставила для вас записку в конверте и сказала, что это очень важно и что вы должны немедленно ее прочесть, как только появитесь.

— Что там в записке?

— Я не смотрел. Открыть конверт?

— Открывайте.

Кровать дернулась, когда он встал. Я плавно погружался в сон, и свинцовая тяжесть придавила веки. Затем кровать снова дернулась, когда он сел, и я услышал звук разрываемой бумаги.

— Вот. — Он помолчал. — Тут не очень-то много.

— Читайте, — сказал я.

— Да-да. «Дорогой Майк… Я нашла список телефонных звонков. Он у твоего друга. Я нашла еще кое-что, гораздо более важное, и должна видеть тебя немедленно. Обнимаю, Мики». Вот и все, мистер Хаммер.

— Спасибо, — сказал я, — большое спасибо.

Из соседней комнаты доносилось тревожное квохтанье его жены. Он дотронулся до меня кончиками пальцев.

— Ничего, если я пойду вниз?

Еще до того как я успел кивнуть, Лили сказала:

— Идите, не беспокойтесь. Я за ним присмотрю. Спасибо вам огромное за все.

— Ладно… Если я вам понадоблюсь, позвоните вниз.

— Хорошо.

Я в последний раз открыл глаза, и теперь ничто не мешало мне видеть спокойную красоту ее лица. Она улыбалась, и ее руки были заняты моей одеждой. В ее глазах снова появилась какая-то странная мягкость, и она прошептала: «Милый, милый…»

На меня опустился сон. У него было лицо Мики, которое медленно приближалось ко мне, и я улыбался, околдованный жаркими полуоткрытыми губами.

Глава двенадцатая

Сон приносит боль. Вы просыпаетесь, но боль только усиливается, и тогда вы снова засыпаете. Возможно, тело справилось бы с этой грызущей болью, если бы не душевная боль, которая еще сильнее. В голове бесконечной вереницей проносятся мысли, они стучат, скребутся и сверлят мозг, пока он не восстает, но облегчение не приходит. Вокруг вас сжимается кольцо огня, и жаркие языки лижут кожу. Мозг велит, чтобы вы проснулись, но если вы это сделаете, будет только хуже… и вы какое-то время сопротивляетесь, пока ум не побеждает, и тогда наступает пробуждение.

Мне мерещились голоса, и один из них был голос Велды. Она звала меня, но я не мог ответить. Кто-то ее истязал, и я изрыгал безмолвные проклятия, пытаясь сбросить невидимые цепи, приковавшие меня к земле. Она звала меня и кричала от боли, но я не мог ей помочь. Я отчаянно сражался с цепями, пока не выдохся окончательно, и мне оставалось только лежать и слушать, как она умирает.

Я открыл глаза и уставился в темноту, хрипло дыша пересохшим ртом и стараясь отогнать от себя зловещую мысль, что этот сон мог быть реальностью.

Простыня закрывала меня до подбородка, но больше на мне ничего не было. Я осторожно потрогал себя кончиками пальцев и почувствовал, что болезненные места обработаны какой-то ароматической мазью. Моих ноздрей коснулся слабый, но необычно чистый запах аптечного спирта, которого не бывает в природе.

Медленно, чтобы не потревожить утихшую боль, я вытянул руку в сторону и тут же отдернул, неожиданно прикоснувшись к теплому телу. Она почти вскрикнула, резко отодвинулась и села на кровати.

— Тише, Лили. Это только я.

Она судорожно вздохнула и потерла глаза, стряхивая с себя остатки сна.

— Ты… испугал меня, Майк. Извини. — Она улыбнулась, спустила ноги на пол и сунула их в туфли.

Должно быть, ее сны тоже были не из приятных. Она позаботилась обо мне, прилегла рядом, пока я спал, и незаметно для себя заснула. Славная девушка, которая знает, почем фунт лиха, и смертельно боится возврата к прошлому. И я не собирался этому способствовать.

— Который час? — спросил я.

Лили взглянула на часы.

— Начало десятого. Приготовить что-нибудь поесть?

— Куда девался день?

— Ты его проспал. Стонал и разговаривал во сне… Я не хотела тебя будить, Майк. Сварить кофе?

— Я бы не отказался и поесть.

— Хорошо. Я тебя позову. — Губы ее тронула улыбка, приподнявшая один уголок рта. Я медленно ощупал ее глазами. Под моим взглядом она сцепила руки у горла, и в ее лице снова появилась какая-то отрешенность. Улыбка перешла в хмурую гримасу, и она резко повернулась к двери.

У женщин это бывает, подумал я, особенно у красивых. В какой-то момент готовы на все, а через минуту всего боятся.

С кухни доносился стук посуды. Я встал, принял душ, кое-как удалил щетину с лица и влез в чистую одежду. На кухне шипела сковорода, когда я снял трубку и набрал номер Мики Фрайди.

Кто-то сдержанно ответил:

— Квартира мистера Эвелло, — но бруклинский акцент в голосе был не менее заметен, чем полицейская бляха на груди.

— Майк Хаммер. Мне нужна Мики Фрайди, сестра Карла. Она дома?

— Боюсь, что…

— Капитан Чемберс с вами?

Голос на секунду замолк.

— Как, вы сказали, ваше имя?

— Хаммер. Майк Хаммер.

В трубке слышались приглушенные звуки разговора, потом голос сказал:

— Это полиция, Хаммер, что вы хотели?

— Я вам сказал. Мне нужна Фрайди.

— Нам она тоже нужна. Но ее здесь нет.

— А, черт! — выругался я. — Вы там что, в засаде?

— Совершенно верно. Вы не знаете, где она может быть?

— Я знаю, приятель, только то, что ей позарез нужно меня видеть. Как мне связаться с Чемберсом?

— Минуточку. — В трубке снова послышались звуки разговора, приглушенные ладонью на микрофоне. — Вы там еще пробудете какое-то время?

— Я буду ждать.

— Здесь вот сержант говорит, что попытается найти его. Какой у вас телефон?

— Он знает. Скажите ему, чтобы позвонил мне домой.

— Ладно. Если что-нибудь узнаете насчет этой сестренки, сообщите сюда.

— Никаких следов?

— Как в воду канула. Вчера она вернулась сюда из полиции, пробыла пару часов и взяла такси до Манхэттена.

— Она поехала, что встретиться со мной, но меня не было дома. Она оставила мне записку и уехала. Поэтому я и позвонил ей домой.

— Где ее черти носят? Мы по всему городу искали.

— Если она пользуется такси, вы могли вы проследить все ее перемещения с того момента, когда она уехала отсюда.

— Да-да. Я об этом сообщу. — В трубке щелкнуло.

Лили позвала меня на кухню. Я сел за стол, который был накрыт, как в прошлый раз, но мой желудок не радовался этому изобилию. Все, о чем я мог думать, — это еще один пропавший без вести человек, еще одна девушка, схваченная сворой подонков, которые за эти два миллиона, будь они прокляты, готовы убивать, убивать, убивать, пока не получат все до последнего доллара.

Я грохнул кулаком по столу, и у меня изо рта вырвался поток проклятий. Лили стала бледной как полотно и прислонилась спиной к стенке. Я смотрел в пустоту, но она сидела напротив меня, и выражение моего лица заставило ее сжаться в комок.

Ну не совсем же они болваны! Как далеко они пойдут? Ведь их чертова организация достаточно велика, чтобы знать все, вплоть до мелочей. Не полезут же они за товаром сейчас, когда полиция обследует на «Седрике» каждый дюйм! Дело трещит по всем швам, так что им надо ноги уносить, а не вешать на себя лишние статьи.

Лили обошла стол и положила руку мне на плечо.

— Майк…

Я взглянул на нее невидящими глазами.

— Что случилось, Майк?

Я заговорил. Вначале медленно, с трудом выталкивая слова, потом меня прорвало, и я рассказал все. Уже в самом конце я вдруг почувствовал, что проскочил мимо какой-то хитрой уловки, которая буквально валялась под ногами, но я не остановился вовремя, а теперь было поздно. Я клял себя за тупость, но так ничего и не вспомнил.

Была еще одна маленькая второстепенная деталь. Маленькая деталь, о которой мне давно следовало бы подумать.

— Ты вообще-то навещала Бергу в санатории? — спросил я.

Она удивленно сдвинула брови, прикусила нижнюю губу.

— Нет. Я дважды ей звонила, и последний раз она сказала, что кто-то к ней приходил.

Я чуть не подскочил на стуле.

— Кто? Она сказала, кто?

Она напрягла память, пытаясь вспомнить тот день.

— Кажется, сказала. По правде говоря, я просто не обратила внимания. Я была так испугана всем происходящим, что у меня ничего не отложилось в памяти.

Я взял ее за плечи, сжал пальцы.

— Этот «кто-то» имеет прямое отношение к убийству Берги. Очень важно вспомнить имя, детка. Пока ты этого не сделаешь, убийца будет разгуливать на свободе, и, если он когда-нибудь узнает, что тебе могло стать известно его имя, ты отправишься вслед на Бергой.

— Майк!

— Не бойся. Теперь я с тебя глаз не спущу. Ты должна вспомнить это имя, черт возьми! Должна, понимаешь?

— Я… понимаю, Майк… прошу тебя, ты делаешь мне больно.

Я отпустил руки, и она потерла те места, где были мои пальцы. В глазах у нее стояли слезы, маленькие прозрачные капельки, которые становились все больше. Я взял ее за плечи, на этот раз осторожно, и снова почувствовал слабый запах спирта.

Лили улыбнулась как в тот раз, еще на Атлантик-авеню. Такую улыбку можно увидеть на лице человека, который ожидает смерти и готов принять ее почти с благодарностью.

— Ты должен поесть, Майк, — прошептала она.

— Не могу, детка, потом.

— Нельзя жить с пустым желудком.

Ее слова вызвали у меня какие-то смутные ассоциации. Так бывает, когда у вас в голове бьется тревожная мысль, но вы никак не можете ее ухватить.

Она была у меня в кулаке, когда пронзительно зазвонил телефон. Я схватил трубку и услышал короткое «алло» Пэта.

— Нашел Фрайди? — спросил я.

Он старался говорить спокойно, но раздражение рвалось наружу.

— Мы ничего не нашли — ни Фрайди, ни горшка с наркотой. Ни шиша, понял? Город превратился в бедлам. Федералка забросила сеть в милю шириной, но товар так и не выловлен, Майк, ты ничего не скрываешь?

— С какой стати?

— Тогда что насчет Фрайди? Если она там была…

— Она хотела меня видеть. Это все, что мне известно.

— Знаешь, что я думаю?

— Знаю, — сказал я тихо. — Билли Мист… где он?

— Ни за что не догадаешься!

— А все-таки?

— В данный момент он ужинает в «Террасе». У него есть железное алиби на любой случай и влиятельные люди в Вашингтоне, которые дергают за ниточки так ловко, что мы остаемся в дураках. Майк…

— Да?

— Ты нашел Велду?

— Нет еще, Пэт. Но скоро найду.

— Не слышу уверенности, дружище.

— Знаю.

— Если хочешь, я дам людей.

— Спасибо.

— Ты не ждал такого поворота событий, верно?

— Верно.

— Тебе не мешало бы знать еще кое-что. За твоим домом следили. Там тебя ждали трое. Ребята из ФБР их засекли, один уже в морге.

— Ну и что?

— Они могут прислать других. Будь осторожен. Если выйдешь из дома, тебе могут приделать хвост или даже два. В любом случае один будет наш.

— Пристали как смола, — процедил я сквозь зубы.

— Ты ходячая мишень, Майк, и я тебе скажу почему. С самого начала ты водил за нос меня и всех остальных, но они тебя раскусили. Может, ты и сейчас темнишь?

— Нет.

— Ладно, спасибо и на этом. Тогда будем продолжать.

— Что насчет «Седрика»?

Он коротко выругался.

— Дохлое дело, Майк, прямо дьявольщина какая-то. В данный момент корабль стоит в порту Джерси на ремонте. До войны это был небольшой пассажирский пароходик, потом его переоборудовали под войсковой транспорт, и все каюты были снесены. Может, там когда-то и был товар, но его давно уже нет. Так что зря они старались.

Прошло несколько секунд, прежде чем я заговорил. Я чувствовал холод и слабость во всем теле.

— Ты арестовал кучу преступников, которые были в розыске.

— Да, кучу. — В его голосе звучала ирония. — Кучу подонков. Несколько главарей. Стоглавый дракон потерял несколько голов. — Он зло усмехнулся. — Но дракон по-прежнему жив, дружок. У него есть одна большая голова, которой наплевать, сколько погибнет маленьких. Мы можем отрубить все маленькие головы, а через несколько месяцев или лет отрастут новые, не менее отвратительные. Да, я не расстроился, когда увидел ножевую рану на теле Карла. Я был в восторге, когда увидел лицо Аффи. Но они пешки, Майк. Ты понимаешь, о чем я?

Я опустил трубку, когда он еще не кончил говорить. Я думал о том, какие губы у Мики Фрайди, как выглядел Эл Аффи, что мне сказал Карл Эвелло, думал о подводных течениях, которые могут быть даже в такой организации, как мафия, и я понял, почему Мики хотела меня видеть.

Лили сидела напротив в напряженнойпозе, глядя мне в лицо и непрестанно поправляя пальцами шелковые пряди, падающие на глаза.

— Одевайся, — сказал я.

— Они будут ждать нас на улице?

— Совершенно верно, они будут ждать нас.

На ее лице погас последний луч надежды, которую она хранила так долго, в глазах и движениях появилась апатия.

— Пусть подождут, мы не будем им мешать, — сказал я, и в ее глазах вновь засветилась надежда.

Пока она собиралась, я выключил свет и встал у окна. Спрут извивался в ярком многоцветье огней, протянувшихся гигантскими щупальцами во все стороны, и прятал свой рот под уродливо-хищным клювом, который готов был вспороть и разорвать все, что станет ему поперек пути. Он издавал невнятные воющие звуки, которые были понятны без слов — звуки устрашения и смерти.

— Я готова, Майк.

Она опять надела стильный зеленый костюм, на голове была элегантная шляпка с пером. Лицо ее словно бы говорило: если смерть неотвратима, я умру быстро и в приличном виде. Она была готова. Мы оба были готовы. Два очень приметных человека, готовые к встрече со спрутом.

Мы не стали спускаться по лестнице. Вместо этого мы поднялись на крышу, прошли до конца дома, выбрались на лестничную площадку последнего этажа и спустились на лифте в подвал. Черный ход вывел нас в задний дворик в сотне ярдов от моего подъезда. Дворик был пустой и настолько узкий, что в него не попадал свет из окон. Он был перегорожен кирпичной стеной в человеческий рост. Я подсадил Лили, перебрался сам и помог ей слезть с другой стороны. Мы двигались ощупью вдоль стены, пока не обнаружили дверь в другой подвал, но здесь нам немного не повезло: дверь была заперта на замок.

Я уже собрался поработать над ним, когда услышал приглушенный разговор за дверью, и колесо фортуны вновь качнулось в нашу сторону. Я шепнул Лили, чтобы она прижалась к стене и не раскрывала рта. Голоса зазвучали громче, щелкнул замок, и кто-то изнутри толкнул дверь.

Полоска света разрезала темноту двора. Мы стояли рядом с дверью и ждали. Парень с редкими усиками, пятясь задом и бормоча проклятия, тянул поводок, и в первый момент я готов был броситься на него, пока он не поднял шума. Лили заметила это и схватила меня за руку с такой силой, что ногти впились в кожу.

Тем временем парень вышел во двор, честя на все корки людей, которые вбили себе в голову, что их кошек надо выгуливать на поводке. Он так разошелся, что не заметил, как мы проскользнули в дверь.

Мы вышли на улицу в другом конце здания и проходными дворами добрались до гаража. Сэмми как раз заступал на дежурство. Увидев нас, он помахал мне рукой, приглашая зайти. Я втолкнул Лили внутрь и закрыл за собой дверь.

Сэмми не знал, улыбаться ему или нет. Он решил, что не стоит, напустил на себя серьезный вид и спросил:

— Сидишь на мели, Майк?

— Скорее на вулкане. А что?

— Да спрашивали тут насчет твоей новой тачки. Один малый шепнул, что ее выслеживают.

— Я это слышал.

— А про Боба Гелл и тоже слышал? — Лицо его стало совсем серьезным.

— Нет.

— Его избили до полусмерти. Какое-то дело, связанное с тобой.

— Где он?

— В больнице. Что бы там ни произошло, он ничего не говорит.

Эти гады знали все. А если что-то не знали, они могли узнать, и тогда лилась кровь. Организация. Синдикат. Мафия. Грязная и насквозь прогнившая, но ее железная рука может действовать с невероятной быстротой и эффективностью. Ты делаешь что велят, иначе следует наказание. Третьего не дано. Наказание может быть медленным или быстрым, но результат один и тот же — смерть. И пока они сами не подохнут, пока каждый из них не превратится в горстку праха, убийствам не будет конца.

— Передай Бобу, что я о нем позабочусь. Как он сейчас?

— Выкарабкается. Но он никогда не будет выглядеть как прежде.

— А как у самого настроение, Сэмми?

— Поганое, если хочешь знать. На всякий случай держу хлопушку в ящике стола, пусть будет под рукой.

— Ты можешь дать мне машину?

— Возьми мою. Я знал, что тебе понадобится машина, поэтому она стоит прямо у ворот. Классная тачка, и она мне нравится, поэтому верни в целости и сохранности.

Он махнул рукой в сторону двери, зашторил окно и проводил нас в гараж. Когда мы проехали мимо него, он грустно улыбнулся и со стуком опустил ворота. Я велел Лили пригнуться, пока не убедился, что за нами нет хвоста, проехал несколько улиц с односторонним движением, постоял минуту-другую и включился в поток машин.

— Куда мы едем, Майк?

— Увидишь.

— Майк… пожалуйста. Я ужасно боюсь.

У нее прерывался голос, тряслась нижняя губа. Она сцепила пальцы и прижала локти к телу, чтобы унять дрожь.

— Извини, детка, — сказал я. — Ты участвуешь в этом деле наравне со мной, поэтому имеешь право задавать вопросы. Мы должны узнать, почему одной женщине нужно было позарез увидеть меня. Мы должны узнать, что она хотела мне сообщить, потому что из-за этого она оказалась в списке пропавших без вести. От тебя не очень много зависит, но ты сделаешь большое дело, если вспомнишь это имя. Постарайся припомнить во всех подробностях разговор с Бергой.

Она посмотрела прямо перед собой и с застывшим лицом, потом кивнула.

— Хорошо, Майк. Я… постараюсь. — Я почувствовал на себе ее взгляд, но не мог посмотреть ей в глаза, потому что мы находились в самой гуще движения. — Я бы сделала для тебя все что угодно, Майк, — закончила она тихо. В ее голосе было что-то новое, чего я никогда раньше не слышал, какое-то сдерживаемое возбуждение. Прежде чем я успел ответить, она быстро отвернулась и снова посмотрела прямо перед собой, но на этот раз с озабоченным выражением лица.

Когда мы приехали на место, там было только двое полицейских. Один находился снаружи в машине, другой сидел в кресле у входа в квартиру с таким видом, словно бы очень хотел курить. Он выжидательно посмотрел на меня тем ледяным взглядом, который всегда имеется в запасе у полицейского.

— Я Майк Хаммер. Я работаю с капитаном Чемберсом по этому Делу, и мне нужно осмотреть квартиру. С кем я должен переговорить?

Лед в его глазах растаял, и он кивнул.

— Ребята говорили о вас. Капитан разрешил?

— Пока нет. Но он разрешит, если вы позвоните ему.

— Ладно, обойдемся без звонка. Только попрошу ничего не трогать.

— Там есть кто-нибудь?

— Никого. Квартира пустая. Учтите, дворецкий, перед тем как уйти, составил опись всего спиртного.

— Осторожный малый. Ну, я по-быстрому.

— Можете не спешить.

Я вошел в длинную прихожую, зажег сигарету и выпустил вверх тонкую струйку дыма. Вдоль стен горели тусклые бра, придававшие помещению атмосферу похоронного бюро. У меня шевелилась одна мыслишка, но я не знал, как ее реализовать. Там, где побывали полицейские, вы не найдете ничего существенного, если только вас не интересует то, чего они не искали.

Я обошел нижние комнаты, докурил сигарету, потом отправился наверх. Планировка верхнего этажа была такая же продуманная и удобная, как внизу, — несколько спален в ряд, кабинет, маленький салон и миниатюрная домашняя мастерская на южной стороне. В одной комнате стоял живой запах, в котором я не мог ошибиться, потому что в нем была беспечная элегантность Мики Фрайди. Включив свет, я увидел, что был прав. Легкий беспорядок говорил о том, что женщина, которой принадлежит эта комната, ушла совсем ненадолго и скоро должна вернуться. На туалетном столике косметика, открытая коробка с заколками, фотографии мужчин и пара увеличенных моментальных снимков самой Мики в парусной яхте в компании юнцов из колледжа. На широкой кровати сидел игрушечный пушистый пудель.

Беспорядок, но слишком аккуратный. И другие профессионально различимые следы. Пепел сигары в пепельнице. Вмятины от большого пальца руки на скатанных чулках в коробке. Я присел на край кровати и закурил. Когда от сигареты осталась половина, я взял с тумбочки пепельницу и поставил ее рядом с собой на покрывало. Она образовала овальный контур в середине грязного пятна прямоугольной формы. Я поднял пепельницу, посмотрел на пятно и провел кончиком пальца по слою пыли и коричневатой бумажной трухи.

След на покрывале был оставлен краями открытой коробки, которую кто-то поставил вверх дном на постель, чтобы вытряхнуть содержимое. Я прикинул размер коробки — ладонь в ширину, две в длину, докурил сигарету и пошел вниз.

— Ну, и как? — спросил полицейский.

— Ничего особенного. Как тут насчет сейфов?

— Три. Один вверху, два внизу, в его кабинете. Ничего, что могло бы нам пригодиться. Разве что несколько сотен наличными. Можете сами взглянуть.

Карл оборудовал свой кабинет двумя потайными сейфами с тонким психологическим расчетом. Можно предположить наличие двух тайников в одном доме, но едва ли в одной комнате. Один был встроен в стену и закрыт старой картой Нью-Йоркской гавани в багетной рамке. При обыске его просто не могли не обнаружить. Другой был хитроумно спрятан в подоконнике, и найти его было не так-то просто, если не знать, что он существует. Сейф был вскрыт, на шкале виднелись свежие царапины. Я открыл дверцу, посветил зажигалкой. На слое пыли отпечатался прямоугольный след коробки.

Полисмен заглянул в дверь, улыбнулся и мотнул головой в сторону сейфа.

— Не очень много, как видите.

— Кто вскрывал сейфы?

— Ребята из управления привезли Делани. Это представитель фирмы, которая выпускает сейфы. Толковый малый. Мог бы иметь большие деньги, если бы стал медвежатником.

— Ему и так хорошо платят. — Я коротко попрощался и вышел.

Лили ждала меня в машине. Ее лицо смутно белело за стеклом. Я скользнул за руль и некоторое время молчал, собираясь с мыслями. Она сидела неподвижно, положив ладонь мне на руку.

— Интересно, нашел Пэт эту штуку? — пробормотал я.

— Что?

— Мики Фрайди засветила своего братца. А когда вернулась домой, нашла еще кое-что, но на этот раз побоялась сообщить в полицию.

— Майк…

— Дай мне закончить, детка. Тебе не обязательно слушать. Я просто привожу в порядок свои мысли. В мафии начались раздоры. И Карл рассчитывал так или иначе стать главарем. В этой организации не надо пробивать себе путь наверх. Карл надеялся занять освободившееся место, значит, кто-то должен был уйти. Этот парень знал, что делает. Он собрал какие-то сведения, с помощью которых рассчитывал утопить своего конкурента.

Я еще раз прокрутил ситуацию в голове, кивнул сам себе и сказал:

— Карл подошел достаточно близко к тому, чтобы привести в действие свой план. Другой узнал об этом. Он попытался завладеть материалами, которые были у Карла, и обнаружил, что они исчезли. Ему нетрудно было догадаться, кто их забрал. Должно быть, он за ней следил. Он знал, что она собирается с ними сделать, и поэтому он ее захватил.

— Но… кто, Майк?

На лице у меня появилась улыбка, которая никому не нравилась. Я почувствовал облегчение, потому что ухватился за ниточку и не собирался ее выпускать.

— Наш друг Билли, — сказал я. — Билли Мист. Сейчас он спокойно сидит за ужином и наслаждается жизнью, потому что женщина схвачена, материалы уничтожены и ничто ему не грозит. Но он не намерен отказываться от двух миллионов, и для него Велда — козырная карта в руке на тот случай, если они всплывут. Этот прилизанный подонок чувствует себя достаточно уверенно.

Забавно, не правда ли? Я даже рассмеялся. Вся игра велась для того, чтобы убрать меня с дороги, но я не шел в мышеловку. Я вспомнил, что сказала Лили пару часов тому назад, вспомнил о записке, оставленной у меня в конторе. Потом я вернулся мыслями к Берге в тот момент, когда она выходила из дверей бензозаправочной станции, и мне снова захотелось убить кого-нибудь собственными руками.

Я запустил двигатель, обогнул патрульную машину и взял курс на сверкающие огни Манхэттена. Проехав несколько кварталов, я затормозил у здания с внушительным фасадом и запахом антисептика и припарковался позади муниципального катафалка, с которого как раз снимали печальный груз.

Был второй час ночи, но морг работал круглосуточно. Дежурный служитель пригласил меня к себе в контору и осведомился, не желаю ли я кофе. Я покачал головой.

— Отбивает запах, — сказал он. — Чем могу служить?

— Тут у вас был труп. Женщина по имени Берга Торн.

— Она и сейчас здесь.

— Оставили для вскрытия?

— Нет. По крайней мере, я об этом не слышал. В таких случаях обычно обходятся без вскрытия.

— На этот раз сделают исключение. От вас можно позвонить?

— Звоните.

Я снял трубку и набрал служебный телефон Пэта. Его не оказалось на месте, и я позвонил ему домой. Там его тоже не было. Я позвонил еще в несколько мест, но он нигде не появлялся. Взглянув на часы, я увидел, что прошло уже пятнадцать минут. Я проклял телефон, самого себя и дважды бюрократизм — на тот случай, если мне придется действовать по официальным каналам. Я думал так напряженно, что вообще перестал соображать. В это время дверь отворилась и в комнату вошел маленький толстячок. Он бросил свою сумку на пол и раздраженно сказал:

— Послушай, Чарли, неужели они не могут дождаться утра, чтобы умереть?

— Привет, док! — сказал я.

Он бросил на меня удивленный взгляд, в котором я не заметил никакой радости.

— Здравствуйте, Хаммер. Что вы здесь делаете… на этот раз?

— По-моему, я всегда прихожу вовремя, док. Вы не находите?

— Лично я предпочел бы, чтобы вы не попадались мне на глаза.

Он хотел пройти мимо меня, но я схватил его за руку и повернул лицом к себе. Он даже встал на цыпочки, пытаясь вырвать руку. Низенький толстячок с отвратительной, но безопасной работой.

— Послушайте, док, у меня нет времени. Поговорим как-нибудь в другой раз. Сейчас вы мне нужны для работы, которая не может ждать. Я должен срочно получить результаты, минуя всякие формальности. Срочно, понимаете?

— Отпустите меня!

Я выпустил его руку.

— Может, вам больше нравится, когда мертвые валяются в канаве?

Он медленно повернулся.

— О чем вы говорите?

— Допустим, вам представилась возможность не только прощупывать пульс, которого давно уже нет, но сделать кое-что и для живых. Допустим, вы получили шанс отправить несколько убийц на электрический стул. Допустим, от вас зависит, останутся люди живы или умрут через несколько часов… Что бы вы сделали, док?

Он сморщил нос и озадаченно взглянул на меня.

— Послушайте… Вы говорите как…

— Хорошо, скажу просто. Я пытался официально получить разрешение на вскрытие, но никого не застал дома. Но даже в этом случае было бы потеряно время, а его никак нельзя терять. Поэтому шанс, о котором я говорил, в ваших руках, док.

— Но позвольте…

— Нужно произвести вскрытие желудка. Немедленно. Вы сможете это сделать?

— Я полагаю, вы говорите серьезно, — сказал он сухим тоном.

— Вы даже не представляете, насколько серьезно. Возможно, потом будут неприятности, но это все равно лучше, чем знать, что из-за вас погибли люди.

Служитель пытался было возражать, но тут же передумал. Док расправил плечи и кивнул. Я почувствовал, что ему в какой-то мере передалось мое возбуждение.

— Берга Торн, — напомнил я служителю.

Док работал легко и быстро. Он даже не стал снимать ее с носилок. Свет операционной лампы играл на широком лезвии скальпеля. Я лишь мельком взглянул на нее и больше не смотрел, потому что огонь оставил не ней страшные следы. Лучше было помнить ее такой, какой я увидел на дороге в свете фар.

Но я слышал, что он говорил.

Я даже не мог сказать, в какой момент он его обнаружил.

Он насухо вытер его и протянул мне. Я неподвижно смотрел на тускло поблескивающий медный ключ и думал о том, где находится замок.

— Ну, так что? — спросил док.

— Спасибо.

— Я не это имею в виду.

— Я понимаю… только никто не знает, от какого он замка. Я думал, что будет что-то другое.

Он почувствовал досаду в моем голосе и протянул руку ладонью вверх. Я опустил в нее ключ. Он поднял его к свету, повернул одной стороной, другой, с минуту сосредоточенно разглядывая, поднеся к самой лампе, потом пошел через зал, жестом головы пригласив меня следовать за ним. Из стенного шкафа он достал бутылку какой-то жидкости с едким запахом, отлил в низкую стеклянную банку, опустил туда ключ и через полминуты вытащил его с помощью стеклянной лопатки. Тусклый налет исчез. Теперь он сверкал как новый, и ничто не мешало прочитать нацарапанные на нем слова: «Городской легкоатлетический клуб, 529». Я сжал ему руку с такой силой, что он поморщился сквозь улыбку.

— Послушайте, док, — сказал я. — Разыщите по телефону капитана Чемберса. Скажите ему, что я нашел товар и отправился за ним. Я хочу исключить всякие случайности, поэтому пусть заскочит ко мне и возьмет дубликат ключа.

— Он не знает?

— Нет. Я боюсь, что кто-нибудь еще пойдет моим путем. Я вам потом позвоню, чтобы узнать, удалось ли вам связаться с Чемберсом. Если возникнут какие-нибудь осложнения… Чемберс все уладит. Когда-нибудь я расскажу вам, какую неоценимую услугу вы оказали полиции.

Глаза у него заблестели, и он выпятил подбородок, как человек, который только что сделал невозможное. Служитель морга хотел, чтобы я оставил ему объяснительную записку, но я слишком торопился.

Лили поняла, что я нашел нечто важное, когда увидела, как я прыгаю по ступенькам. Она открыла дверцу машины и спросила:

— Ну как, Майк?

— Теперь я знаю почти все ответы, цыпленок. — Я поднял руку с ключом. — Вот он, наш найденыш! Взгляни на этот кусок металла, из-за которого люди убивали друг друга. Все это время он находился в желудке женщины, которая готова была умереть, лишь бы сохраните его. Ключ к делу. Самому большому в моей жизни. Я знаю, кому он принадлежит и что лежит за дверью, которую он открывает.

Огромная извилистая молния распорола небо с оглушительным треском, словно бы мои слова были заклинанием, отворившим врата ада. Лили от неожиданности сжалась в комок и закрыла глаза.

— Расслабься, — сказал я.

— Не могу, Майк. Я ненавижу грозу.

В машину ворвался холодный сырой ветер. Она снова вздрогнула и подняла воротник жакетки.

— Закрой окно, Майк.

Я поднял стекло, включил зажигание и влился в поток машин, двигавшихся в восточном направлении. Голос огромного города начал затихать. Прохожих становилось все меньше, и такси кружились по улицам, подбирая последних пассажиров.

Первые крупные капли дождя застучали по капоту и разбежались мелкими брызгами по ветровому стеклу. Я включил «дворники», но все равно должен был пригнуться над рулем, чтобы видеть дорогу. Я физически ощущал, как уходит время. Гонка минут. Они всегда бегут с одной и той же скоростью и всегда вас обгоняют. Я свернул на Девятую авеню, проехал несколько кварталов, подстраиваясь под светофоры, и остановился у дома из серого кирпича с маленькой неоновой вывеской «Городской легкоатлетический клуб».

Я выключил двигатель и открыл дверцу.

— Майк, ты надолго? — спросила Лили. Лицо у нее было измученное, с заострившимися чертами.

— Пара минут. Что с тобой, детка?

— Наверно, замерзла.

Я достал с заднего сиденья плед и накинул ей на плечи.

— Вот так будет лучше. Закутайся, а то еще простудишься, чего доброго. Я обернусь в один момент.

Она вздрогнула и кивнула, стягивая концы пледа на горле.

За стойкой администратора сидел высокий парень с сонными глазами, который ненавидел всех, кто его беспокоил. Он следил за мной глазами, пока я шел через холл, и не произнес ни одного вежливого слова, когда я подошел к нему, только спросил:

— Вы член?

— Нет, но…

— В таком случае клуб закрыт. Убирайтесь!

Я вытащил из бумажника пятерку и положил на стойку.

Он повторил:

— Убирайтесь!

Я сунул пятерку в карман, перегнулся через стойку и шарахнул его по спине, потом выдернул из кресла за тощие руки, слегка двинул в живот и швырнул обратно.

— В следующий раз будешь вежливее.

— Хулиганье!

— Заткнись! — Я вытащил ключ, повертел у него перед глазами, в которых уже не было сонливости. — От чего ключ?

— От шкафчика в раздевалке.

— Посмотри, за кем числится номер 529.

Он скривил губы, потрогал живот и вытащил из ящика стола регистрационный журнал.

— Реймонд. Стаж десять лет.

— Пошли!

— Вы спятили! Я не могу отсюда уйти. Я…

— Пошли!

Я услышал, как он буркнул «фараоны поганые», усмехнулся у него за спиной и спустился за ним по лестнице. Душный сырой воздух был пропитан едким запахом дезинфекции. Мы прошли мимо котельной, потом мимо входа в бассейн и свернули в раздевалку, где стояли ряды высоких шкафчиков с запорами под индивидуальные замки. Раймондо повесил замок просто на загляденье. Это была огромная серьга из латуни с такой толстой дужкой, что она еле пролезала в петлю. Я вставил ключ, повернул, и замок открылся.

Смерть, преступления и коррупция лежали на дне шкафчика в двух металлических контейнерах величиной с солдатский котелок. Два цилиндра темно-зеленого цвета с герметически заваренными швами. Каждый из них был снабжен поплавковым устройством, состоящим из баллончика с углекислотой и резиновой камеры — на тот случай, если бы пришлось выбросить контейнер из иллюминатора.

Здесь же находился и ответ на вопрос о «Седрике» — история, рассказанная сколотыми квитанциями. Раймондо хорошо позаботился о своем грузе и готов был забрать его, как только начнется переоборудование судна. Особый интерес представляла одна квитанция, в которой было написано: «Стенные вентиляторы, 12.50 — каждый, всего 25.00».

Я присел на корточки. Парень, стоявший у стены, подошел поближе, проявляя излишнее любопытство. Контейнеры надо было куда-то выбросить, но не везти же их на свалку. Пэт должен их увидеть. Ребята из ФБР тоже захотели бы на них взглянуть. Необходимо исключить любую возможность их пропажи. Я не мог рисковать, тем более сейчас.

Я закрыл дверцу и запер ее на замок. Они простояли здесь много лет… лишние несколько часов ничего не изменят. Но теперь у меня есть козырь, который даст мне возможность торговаться. Я могу описать товар, чтобы у них не оставалось сомнений, что он в моих руках.

Парень поднялся следом за мной по лестнице и сел на свое место. Рожа у него была еще более наглая, чем прежде. Но, когда я подошел к нему поближе, он отвел глаза и нервно облизнул губы.

— Запомни мое лицо, приятель, — сказал я. — Хорошенько посмотри и запомни. Если кто-нибудь — не из полиции — будет интересоваться тем шкафчиком и ты ему что-нибудь сболтнешь, я разнесу твою рожу на мелкие куски. Что бы они с тобой ни сделали, я сделаю еще хуже, поэтому держи язык на привязи. — Я пошел было к выходу, но на секунду задержался. — В следующий раз будь повежливее. Ты бы мог на этом заработать.

На моих часах было без пяти три. Время, время, время. Дождь хлестал по мокрому тротуару и снова взлетал в воздух мелкими брызгами. Я крикнул Лили, чтобы она открыла дверцу, сделал короткий бросок и плюхнулся на сиденье. Она вздрогнула от холодного ветра, ворвавшегося вместе со мной в машину. Лицо у нее было неподвижное, как маска.

Я обнял ее рукой за плечи. Она словно закаменела.

— Эй, да ты больна! Я отвезу тебя к врачу.

— Не надо, Майк… Просто отвези меня туда, где тепло.

— Я веду себя по-идиотски.

Она выдавила из себя улыбку.

— Я… право же, не возражаю. Пока ты…

— Больше не будет никаких гонок с препятствиями. Я нашел то, что искал. Теперь я могу отвезти тебя назад.

У нее перехватило дыхание, глаза заблестели, вымученная улыбка сделалась натуральной.

Я посмотрел на дождь, докурил сигарету и после некоторого размышления сказал:

— Поедешь ко мне, детка. Согреешься и отдохнешь.

— Одна?

— Не бойся. Вокруг дома полицейские. Я скажу им, чтобы смотрели в оба. А сейчас нам нужно поторапливаться, нельзя терять время. У меня в кармане лежит ключ к двум миллионам долларов, и я не могу поставить все целиком на одну карту. Мне сделают дубликат ключа, и ты передашь его капитану Чемберсу, он за ним заедет. Поэтому никуда не отлучайся, пока я не вернусь, и не вздумай опять выкинуть фортель. Поехали, мне еще надо сделать остановку минут на пять.

Этого вполне хватило, чтобы мой старый приятель сделал дубликат ключа, хотя он и ругался на чем свет стоит, что его вытащили из постели. Впрочем, он получил от меня достаточную компенсацию, чтобы забыть о своих треволнениях в ближайшей пивной.

Мы подъехали к дому без четверти четыре. Дождь по-прежнему неистово барабанил по крыше автомобиля. На каждом углу стояла патрульная машина, в подъезде маячили двое в штатском. Они встретили нас враждебными взглядами, один даже сплюнул от злости и покачал головой.

Я не стал ждать, когда он начнет задавать вопросы.

— Извини, друг, что тебе пришлось здесь торчать. Всякое бывает. Это дело свалилось на нас как снег на голову, и я просто не имею возможности докладывать о каждом своем шаге. Я повсюду разыскиваю Пэта Чемберса, и, если вы хотите ускорить дело, пусть кто-нибудь из вас поможет мне связаться с ним по телефону. — Я показал на Лили. — Это Лили Карвер. За ней тоже охотятся. Она должна передать Пэту информацию, которая не может ждать. Если с ней что-нибудь случится до того как Пэт ее увидит, он с вас голову снимет. Лучше всего, если один из вас пойдет с ней наверх и останется в холле.

— Джонстон пойдет.

— Хорошо. А ты разыщи Пэта.

— Да уж как-нибудь разыщем капитана.

Когда Лили прошла в парадную дверь в сопровождении полицейского, я почувствовал облегчение.

— Что-нибудь раскопал, Хаммер? — Полицейский смотрел на меня в упор.

— Да. Дело почти закончено.

Он саркастически хмыкнул.

— Это дело никогда не закончится, уж ты-то знаешь, приятель. Оно зацепило многие штаты. Посмотри утренние газеты.

— Разве плохо?

— Да уж куда лучше. Избиратели с ума сойдут, когда узнают, что творится. Городские власти собираются развернуть такую кампанию по борьбе с преступностью, какой никогда еще не было. Мы только что взяли с поличным четырех своих. — Он сжал руку в кулак. — Спелись с мафией.

— Мелкая сошка, — сказал я. — Их сажают пачками, а колеса по-прежнему вертятся. Главари уходят от наказания, перешагивая через трупы, и за все расплачиваются шестерки.

— Главари тоже попадаются. Эвелло, например.

— Эвелло мертв, — сказал я.

— А как с его сестрой?

— Да пока никак, приятель. — Я взглянул на него через холл. — Люди об этом думают, и они так или иначе ее найдут.

Мики Фрайди с ее великолепными влажными губами. Мики Фрайди с ее всегдашней улыбкой и беззаботной походкой. Мики Фрайди сама устала от всей этой грязи и сожгла свои корабли. Она пришла с тем, что было для меня даже важнее, чем товар в шкафчике. Она должна была знать, чем ей это грозит, потому что наверняка видела примеры. Она должна была знать этих людей, потому что сама принадлежала к их кругу. Они жестоки и хитры, они знают все ходы и выходы и не останавливаются на полпути. Она должна была подумать об этом и взять себе для охраны наряд полиции, а не мотаться по городу в одиночку, чтобы доставить мне материалы. Может, она и знала, что за ней охотятся. Может, она думала, что сумеет их перехитрить. Берга тоже так думала.

Красотка Мики. Она вышла отсюда, и ее схватили. Возможно, на том самом месте, где я сейчас стою. Капкан захлопнулся, и снаружи только один человек — тот самый, которого она боится. Может быть, она знала, что ей остается жить лишь минуту, и вся трепетала от ужаса.

Как Берга. Но Берга кое-что сделала в эту минуту.

В голову лезли всякие мысли, и вдруг холодные мурашки пробежали у меня по спине. Я застыл, стиснув зубы и скосив глаза на пол. Казалось, самым громким звуком было дыхание полицейского, оно даже заглушало шум грозы. Я подошел к почтовому ящику и открыл его своим ключом.

Мики Фрайди тоже кое-что сделала. Она оставила пустой конверт без адреса. Всего два слова: «Уильям Мист». Но этого было достаточно.

Я скомкал конверт в бумажный шарик и почувствовал, как во мне поднимается ненависть. Она захлестнула меня с головой и оглушила безумной увертюрой звуков.

Я выбежал из дома, ничего не сказав полицейскому, и бросился к машине. Я точно с цепи сорвался. Светофоры, движение? К черту! Я хотел лишь одного — видеть, как он умрет. Я должен был раздавить эту мразь своими руками, но перед этим он мне кое-что расскажет. Я мчался, не обращая внимания на протестующий вой двигателя. Колеса визжали на поворотах, пахло горелой резиной, иногда вслед неслась грубая брань, но я ничего не замечал.

Выскочив у нужного дома, я не стал нажимать никаких звонков. Я подошел к внутренней двери, высадил стекло и повернул ручку изнутри. Потом поднялся по лестнице до того места, где я уже бывал, и здесь нажал кнопку звонка.

Если Билли Мист кого-то и ожидал, то уж никак не меня. Он не успел еще надеть пиджак, но плечевой ремень с пистолетом был уже на месте. Я толкнул дверь с такой силой, что он отлетел в глубь комнаты, и пока он лез за своей хлопушкой, я своротил ему нос набок. Уже на полу он все-таки вытащил пистолет, но я вышиб его ногой, а потом рывком поставил Билли на ноги, повернул лицом к себе и двинул кулаком под ребра. Вопль застрял у него в глотке, и я готовился повторить, когда… Билли Мист умер.

Я не хотел этому верить. Он был нужен мне живой, и я тряс его, как тряпичную куклу. Когда у него отвалилась челюсть, я отшвырнул его от себя, и он грохнулся навзничь, головой и плечами захлопнув дверь. Его разбитое лицо злобно таращилось на меня остекленевшими глазами. И тогда меня прорвало. С яростным криком я начал крушить все подряд, пока не выбился из сил.

Билли Мист умер. Билли Мист, который знал, где Велда. Билли Мист, который должен был заговорить, прежде чем умрет, и доставить мне удовольствие своей медленной смертью. Только мысль о Велде смогла меня охладить. Руки перестали дрожать, ум снова заработал. Я обвел взглядом картину учиненного мною разгрома, стараясь не смотреть в глаза на полу.

Билли укладывал вещи. Он был в пяти минутах от смерти и спешно рвал когти. В чемодане лежал недельный запас шмоток, но он мог увеличить его на новом месте, потому что все остальное пространство было заполнено пачками новеньких купюр.

Я перетряхивал вещи, когда услышал шум за дверью. Нет, это были не полицейские. Эти хотели войти, потому что им нужен был я, и ничто не могло их остановить.

Давно ли я ругал Бергу за глупость, а теперь сам оказался лопухом. Ведь Сэмми мне говорил. Они не выслеживали «форд», зная о том, что я сменил машину. Значит, они висели у меня на хвосте от самого дома, и теперь я оказался в западне.

Дверь трещала под их плечами. Я подошел к перевернутому креслу, поднял с пола пистолет Билли и снял с предохранителя. Они тоже малость прохлопали. Они знали, что я был без оружия, а вот насчет его хлопушки забыли. Я выпустил пять пуль подряд на высоте живота, и грохот выстрелов, вопли за дверью и крики в холле слились в оглушительную какофонию.

Проклятия и вопли не остановили других. Когда дверь снова затрещала и начала проседать, я повернулся и побежал в ванную. На двери была задвижка, которая не продержалась бы и минуты. Я заперся, осторожно открыл окно и осмотрел проходивший под ним карниз. Потом поставил ногу на подоконник, чтобы вылезти из окна, и нечаянно смахнул рукой флаконы с полки. Десятки флаконов. Рай для больного. А Билли Мист, в конце концов, был очень больной человек. Я взял один флакончик, оставшийся на полке, взглянул на него, слегка выругался и опустил в карман.

Дверь в комнату рухнула. Раздались выстрелы и крики, но они были не такие, как прежде. Я нащупал ногами карниз, так и не успев понять, что произошло. Прижимаясь к стене, я добрался до пожарной лестницы и вылез на крышу.

На этот раз я был рад дождю. Он заглушал производимые мною звуки, он охлаждал мое горевшее тело. Я лежал на плоской шиферной крыше, тяжело дыша и почти не сознавая, что творится на улице. Отдышавшись, я перешел по крыше на другую сторону дома и начал спускаться по пожарной лестнице.

Какая-то женщина в темном окне орала истошным голосом, пытаясь привлечь ко мне внимание. Ей вторили крики откуда-то еще, потом раздалось два выстрела. Я благополучно спустился во двор и вышел на улицу. Звуки сирен сливались в нарастающий вой, где-то в сотне ярдов рассыпалась короткая автоматная очередь.

Я стоял на тротуаре и смеялся над своей глупостью. В какой-то мере она даже пошла на пользу делу. У меня не хватило ума сообразить, что люди из мафии, расставленные вокруг моего дома, последует за мной, и не хватило ума вспомнить, что там находились люди из ФБР, которые последуют за ними. Я представил себе эффектную сцену, когда они сошлись в одном месте. Этого следовало ожидать. Мафия не банда, это правительство, а правительства имеют армии, и армии сражаются.

Беда в том, что, пока шло сражение, лидер скрылся и успел замести следы. Я вытащил флакон из кармана, взглянул на него и отшвырнул в сторону.

Нет, это не лидер. Этот теперь никуда не скроется, кроме как в яму на кладбище.

Глава тринадцатая

В приемной было темно. Через выбитое мной стекло на пол натекла лужица, в которой поблескивали осколки. За столом никого. Ни обаятельной улыбки, ни вызывающих глаз. Я достал из шкафа нужную папку, посветил спичкой, и все стало на свои места.

Задняя дверь открывалась на лестницу, покрытую толстой ковровой дорожкой, которая гасила звуки шагов. Наверху другая дверь вела в квартиру. Я снял туфли, выложил на пол мелочь из кармана и неслышно проскользнул мимо комнаты, в которой горел свет.

Там была лишь одна запертая комната, но такие замки никогда не доставляли мне хлопот. Я вошел внутрь, тихо прикрыл за собой дверь и щелкнул зажигалкой.

Она была затянута в смирительную рубашку и привязана к стулу. Выглядела она ужасно: лицо желтовато-бледное, заострившееся, вокруг рта, заклеенного липким пластырем, красные пятна — следы того, что пластырь отдирали, когда надо было услышать, что она говорит, но глаза были живые. Они не видели меня за огоньком зажигалки, но в них стояла ненависть.

— Привет, Велда, — сказал я, и ненависть исчезла. Но глаза не верили, пока я не осветил себя зажигалкой, и тогда у нее на ресницах задрожали слезы. Я развязал веревки, распустил смирительную рубашку, отлепил пластырь и легко поднял ее со стула. Боль, которую она хотела, но не могла выразить звуками, прорвалась в судорогах всего тела. Она прильнула ко мне, и я почувствовал на своем лице ее слезы. Я крепко прижал ее к себе, шептал разные слова и говорил, что больше ей нечего бояться. Я отыскал ее рот губами и поцеловал с такой же любовью, с какой она обняла меня.

— С тобой все в порядке? — спросил я.

— Сегодня вечером я должна была умереть.

— Тебя кто-нибудь заменит.

— Сейчас?

— Ты этого не увидишь, потому что тебя здесь не будет. — Я отыскал в кармане ключ и вложил ей в руку. Заодно я отдал ей свой бумажник, потом подвел к двери. — Поезжай на такси и возьми полицейского. Если сможешь, найди Пэта. На ключе нацарапан адрес. Ключ от шкафчика, и надо взять все, что там лежит. Ты сумеешь это сделать?

— А можно мне…

— Я сказал, возьми полицейского. Мы не можем рисковать. Нельзя терять ни минуты… но самое главное — я не должен потерять тебя. Завтра поговорим.

— Завтра, Майк.

— Мы просто спятили. Сплошное безумие. Я нашел тебя, чтобы снова гнать на задание, будь оно проклято! Иди, пока я не передумал.

— Завтра, Майк, — сказала она и снова потянулась ко мне. Бодрая, как ни в чем не бывало. Женщина, которую я никогда больше не отпущу. Она пока еще не знает об этом, но завтра состоится нечто большее, чем просто разговор. Она была нужна мне с тех пор, как я впервые ее увидел. С завтрашнего дня она будет принадлежать мне всегда, как она сама этого хотела.

— Скажи что-нибудь, Майк.

— Я люблю тебя, котенок. Я даже не думал, что могу так любить.

— Я тоже люблю тебя, Майк. — Я чувствовал в темноте ее улыбку. — До завтра.

Я подождал, пока она спустилась по лестнице, и пошел туда, где горел свет.

Я толкнул дверь и встал на пороге, прислонившись к косяку, и, когда седой мужчина, писавший что-то за столом в глубине комнаты, повернул голову, я сказал:

— Доктор Соберин, если не ошибаюсь?

Он до того опешил, что я успел приблизиться к нему чуть раньше, чем он открыл ящик стола, и, прежде чем он поднял свою хлопушку, я перехватил его руку в запястье. Я завернул ему кисть вместе с рукояткой и услышал хруст сломанных пальцев, а когда он попытался закричать, я локтем вбил ему зубы в глотку, ободрав себе кожу на руке. Его рот превратился в скважину, из которой хлестала кровь. Пальцы торчали в разные стороны. Я отшвырнул его от себя и ударил по уху рукояткой пистолета. Он тяжело плюхнулся в кресло.

— Вот я и взял главаря, — сказал я. — Лидера.

Доктор Соберин пытался что-то сказать, но я покачал головой.

— Вы покойник, мистер. С этого момента вы покойник. По правде говоря, мне потребовалось для этого слишком много времени. — Я криво усмехнулся. — Наверно, я становлюсь стар для этих игр. Уже не та скорость. Раньше я с ходу размотал бы это дело, стоило только зацепиться.

Улики, док, — продолжал я, — всегда остаются эти чертовы улики, и какая-нибудь да вылезет наружу. На этот раз улика оказалась в регистрационной карточке Берги Торн, которую заполнила ваша медсестра. Она спросила Бергу, кто направил ее к вам, и та назвала Уильяма Миста. Вы не могли исключить возможность расследования, поэтому подделали фамилию тайком от медсестры. Вы знали, что она порядочная девушка и не станет подписывать подложный документ. Вы впечатали новые буквы точка в точку, и надо было очень внимательно смотреть, чтобы обнаружить подделку.

Лицо его покрылось смертельной бледностью. Он прижимал руку к разбитому рту, пытаясь остановить кровь. Она вызвала у него приступ рвоты, но все, что из него вышло — это еще больше крови. Кисть со сломанными пальцами казалась каким-то ненатуральным придатком к руке. Ненатуральным и болезненно-уродливым.

— Вы приложили много усилий, чтобы получить информацию, которую скрывала Берга. Вы ловко придумали насчет санатория, и все шло как по маслу, пока я не влип в это дело. Извините, что я сорвал ваши планы. Вам не следовало гробить мою тачку.

В его лице появилось что-то детское.

— Вы… получили… другую.

— Я оставлю ее за собой. Я не клюнул на вашу приманку, док. У нее торчали уши наружу.

Такая гримаса бывает у человека, который вот-вот заплачет. Он стонал и раскачивался в кресле.

— На этот раз я действую вашим методом. Я был единственный, кого вы боялись, потому что я такой же, как те люди, которыми вы командуете. Я не собираюсь с вами долго беседовать. Позже я уточню детали. Позже я представлю свои объяснения полиции. Позже мне всыплют по первое число за то, что сейчас сделаю, но это не имеет значения, док. Я вам уже говорил, что становлюсь стар для этих игр, и мне теперь наплевать.

Он сжался в своем кресле, оцепенев от ужаса. Пусть хоть раз испытает его на себе.

— Док… — сказал я, и он взглянул на меня. Нет, не на меня, а на пистолет. И пока он смотрел на черный зрачок ствола, я нажал курок.

У доктора Соберина остался только один глаз.

Я перешагнул через труп, подошел к телефону и набрал служебный номер Пэта. Он все еще не возвращался. Тогда я попросил переключить меня на другой отдел. Трубку снял человек, который сразу узнал меня по голосу.

— Майк?

— Да. Я насчет опознания трупа блондинки… Хорошо, я подожду.

Спустя минуту он взял трубку.

— По-моему, заключение есть. Смерть через утопление. Возраст примерно…

— Не надо деталей. Только имя.

— Да-да. Лили Карвер. Только что прислали из Вашингтона отпечатки пальцев. Сняли, когда она работала на военном заводе.

Я сказал спасибо, нажал рычаг, услышал длинный гудок и стал набирать свой домашний номер.

— Не трудись, Майк, — сказала Лили. — Я уже здесь.

Да, она была здесь. Очаровательная Лили с белыми, как снег, волосами. С алыми губами, на которых застыла улыбка, не такая, как раньше, но все-таки улыбка. С трепетно-нежным телом под тонким халатиком из белой махровой ткани. Красотка Лили, которая принесла с собой такой резкий запах спирта, как будто она пропиталась им насквозь.

Прекрасная Лили с моим сорокапятником в руке.

— Ты забыл обо мне, Майк.

Я и вправду забыл о ней.

В ее взгляде зажглась холодная ненависть, которая вспыхнула с новой силой, когда она еще раз посмотрела на мертвое лицо с одиноким глазом, устремленным в потолок.

— Ты не должен был этого делать, Майк.

— Нет?

— Он был единственный человек, который знал обо мне. — Улыбка сошла у нее с лица. — Я любила его. Он знал обо мне, и это его не пугало. Я любила его, слышишь ты, мразь? — Слова с шипением вырывались у нее изо рта.

Я посмотрел на нее точно так же, как и там, в доме на Атлантик-авеню, когда она в первый раз навела на меня пистолет.

— Разумеется, любила. Во имя любви к нему ты убила Лили Карвер, чтобы выдать себя за нее. Во имя любви ты сделала все, чтобы в его плане не оказалось слабых мест. С твоей помощью убили Бергу Торн и чуть не убили Велду. Любовь тебя ослепила, и ты даже не видела, что ты для него была всего лишь полезной вещью, которая может пригодиться. И ты ему очень пригодилась в этом деле. Один раз тебе повезло, а дальше ты действовала без ошибок. Ты приехала к Элу, когда Велда уже ушла, но ты успела ее перехватить. Кстати, ты знала, почему умер Эл? Он заставил понервничать нашего друга Билли Миста. Билли уже знал, что произошло, когда ты позвонила ему и сказала, что его подружка не та, за кого себя выдает. Билли все это не понравилось, и он замочил своего дружка. Хорошо, когда тебя окружают такие милые люди.

— Заглохни!

— Это ты заглохни! Ты присосалась ко мне как пиявка. Один раз ты слиняла, когда думала, что те двое меня прикончили, потом вернулась, когда узнала, что они подпирают дорожный знак. Ты передавала информацию прямо у меня под носом. Это ты предупредила Билли, что надо сваливать из города. Хорошо устроилась! Я даже сам показал тебе, как выйти из дома, чтобы не было хвоста. Поэтому ты и оказалась здесь сейчас. На что ты рассчитывала в дальнейшем? Может, ты хотела вернуть свое подлинное лицо? Как бы не так! Ты зашла слишком далеко, чтобы поворачивать назад. Ты обвела меня вокруг пальца, как последнего лопуха, но теперь все это позади. Ты уже не впервые наставляешь на меня хлопушку, красавица. В прошлый раз был спектакль, но я-то этого не знал. Я и сейчас собираюсь забрать ее у тебя. Кто я, по-твоему, в конце концов?

Лицо ее изменилось, словно бы я дал ей пощечину, в глазах опять мелькнуло что-то странное.

— Ты дьявол, Майк!

Она оказалась быстрей, чем я. Пистолет выплюнул пламя, и пуля ударила меня в бок, развернув на пол-оборота. Было такое чувство, будто меня сорвало с места, и я лечувверх тормашками в пустоту. К горлу подкатывала тошнота.

Туман в глазах рассеялся, и я приподнялся на локте, не чувствуя своего тела. Я знал, что это конец. Я видел его прямо перед собой, но ничего не мог сделать.

Лили снова улыбнулась, слегка качнув стволом, который смотрел прямо мне в живот. Она смеялась надо мной. Больше всего на свете мне хотелось курить. Это было все, о чем я мог думать в тот момент. Последнее желание перед смертью. Я нащупал пачку «Лаки страйк» и сунул в рот сигарету, едва ощутив ее на губах.

— Ты не должен был его убивать, — повторила Лили.

Я нащупал зажигалку. Теперь осталось недолго. Я чувствовал приближение конца. Ее голос звучал где-то вдалеке. Еще один выстрел. Это произойдет очень быстро.

— Майк…

Я открыл глаза. От нее исходил резкий запах спирта. Нестерпимо резкий. И все-таки она была красива.

— Иногда мне казалось даже, что я люблю тебя. Больше, чем… его. Но это было не так, Майк. Он мог принять меня такой, какая я есть. Он был человек, который дал мне жизнь, по крайней мере после того… как это случилось. Он был врач. Я была пациентка, и я полюбила его. У тебя я могла бы вызвать только отвращение. Представляю себе ужас в твоих глазах, Майк. Он тоже был страшный человек… Но не такой, как ты. Ты хуже. Тебе было бы противно прикоснуться ко мне. Взгляни на меня, Майк. Хочешь меня поцеловать? Раньше ты хотел, а как сейчас? Я тоже этого хотела… ты ведь знаешь, но я боялась позволить тебе даже дотронуться до меня. Ты хотел поцеловать меня, так целуй же!

Ее пальцы нащупали поясок, развязали его, медленно раздвинули края халата… и меня чуть не вывернуло наизнанку.

Это была ужасная карикатура на человека! Тело без кожи, отвратительная бугристая масса перекрученной и сморщенной плоти от шеи до коленей. Картина уродства, внушающего ужас.

Сигарета чуть не выпала у меня изо рта. Зажигалка прыгала в руке.

— Это сделал пожар, Майк. Ну как, нравлюсь я тебе?

Она смеялась, и в ее смехе сквозило безумие. Потом она склонилась надо мной, вызывая нестерпимое отвращение, и ствол пистолета уперся мне в живот.

— Сейчас ты умрешь… Но вначале ты можешь это сделать. Дьявол… дьявол… поцелуй меня.

Улыбка не сходила с ее губ, и перед тем как они прикоснулись ко мне, я щелкнул зажигалкой. Она вспыхнула как факел, и белые волосы мгновенно превратились в пепел. Она извивалась на полу в мучительной агонии, а жадное синее пламя пожирало ее проспиртованное тело, и дикий вопль звенел у меня в ушах, как ликующий голос смерти.

Я смотрел в сторону и думал о том, хватит ли у меня сил доползти до двери.

Примечания

1

Здесь и далее в милях.

(обратно)

2

Джон Эдгар Гувер — директор Федерального бюро расследований (ФБР) с 1924-го по 1972 год.

(обратно)

3

Коп — полицейский (жарг.).

(обратно)

4

Гангстерская организация, действовавшая в США в начале столетия.

(обратно)

5

Один из районов Нью-Йорка.

(обратно)

6

Имеется в виду номерок с буквами ДМ (доставлен мертвым), который привязывают за большой палец ноги.

(обратно)

7

Изуродовали лицо (жарг.).

(обратно)

8

Снегирь — наркоман, употребляющий кокаин (снежок).

(обратно)

9

Вмазаться — принять наркотик (жарг.).

(обратно)

10

Один из самых известных преступников в истории криминалистики, главарь чикагских гангстеров в 20-х годах.

(обратно)

11

Виски с содовой и льдом.

(обратно)

12

Лицо, принимающее денежные ставки при игре в тотализатор, главным образом на бегах.

(обратно)

13

Электрический стул (жарг.).

(обратно)

Оглавление

  • Глава первая
  • Глава вторая
  • Глава третья
  • Глава четвертая
  • Глава пятая
  • Глава шестая
  • Глава седьмая
  • Глава восьмая
  • Глава девятая
  • Глава десятая
  • Глава одиннадцатая
  • Глава двенадцатая
  • Глава тринадцатая
  • *** Примечания ***