Кушнер Александр Семенович родился в 1936 году. Поэт, эссеист, лауреат отечественных и зарубежных литературных премий. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Санкт-Петербурге.* **Боже, ты показываешь зимуМне, чехлы и валики ее,Тишину, монашескую схиму,Белый снег, смиренье, забытьеИ, организуя эту встречу,Проверяешь десять раз на дню:Неужели так и не замечу,Чудных свойств ее не оценю?Оценю, но словно против воли,Еще как! — желанью вопреки,Все ее чуланы, антресоли,Где лежат платки, пуховики,Все сады, парадные палатыИ застенок заднего двора…Есть безумье в этом сборе ваты,Меха, пуха, птичьего пера.Боже, ты считаешь: я утешенРыхлой этой грудой, тишиной.Мы имеем дело с сумасшедшей!Приглядись к ней пристальней со мной:Сколько белых полочек и полок,Всё взлетит, закружится, чуть тронь.Я боюсь усердья богомолокИ таких неистовых тихонь.* **“Шел в комнату, попал в другую”.Припомню фразу дорогую —И сразу станет веселей.И жаль нам Чацкого, но в нейТакая прелесть: слава богу,Что было “Горе от ума”.Как будто потерял дорогуМолчалин: как же, снег и тьма!И забываюсь понемногу,И даже нравится зима.Любимый автор, цепенея,Глядит на сани, облучки.Смешно: похож он на еврея.Какие детские очки!Густые брови, шевелюра,Внимателен и тонкогуб…И языка клавиатура(Что Фамусов, что Скалозуб) —Его душа, его натураВ стране медвежьих ласк и шуб.А стих похож на весть благую.Умрем — и Богу скажем вдруг:Шел в комнату, попал в другую.И где смятенье? где испуг?Наградой будет нам улыбка.Какая радость, благодать!Что это? Слышится то скрипка,То фортепьяно, так сказать.А мысли мрачные — ошибка.Идти сквозь снег, любить опять.* **Какой в них впрыснут яд,Рассказывать не станут.Теперь цветы стоят,По десять дней не вянут,И пусть благоухатьУж не умеют дружно,Но воду им менятьТеперь почти не нужно.О, красоты запасС искусственным акцентом!Я думаю, и насСнабдят таким ферментом,Что беды и годаУже души не тронут.Подчищена среда,Тепличный грунт прополот.И вряд ли кто сказатьРискнет в стихах, что грустноИ некому податьРуки, — откуда чувствоТакое? Не смешиПризнаньями отнынеПро детский жар души,Растраченный в пустыне.* **Он перед смертью смерть назвалПорой великих превращений.Как будто он тайком менялНемецкий свой разумный генийНа нечто большее. На что?Когда умрем, тогда узнаем,На холод выйдя без пальто,За той копной, за тем сараем.А ведь хотелось бы узнатьУже сейчас, в каком обличьеОн пишет что-нибудь опять,Или в гнездо влетает птичье,Иль, помавая плавником,На дно ложится океана,Нужды не ведая ни в комИ избегая Эккермана.* **Блажен, кто посетил до полного распадаИмперию: он мог увидеть все, что надо:Допустим, Ереван, Гегард и Аштарак,Где трудится вода празднолюбиво так,С уступа на уступ прыжком перебегая:Вращенье жерновов — не труд — игра такая.А стройный храм Гарни — как если б в нем ГомерРуками проверял размах и глазомер.Армения — печаль, а Грузия — веселье,Там шумный разговор и легкое похмелье,И Францию она себе за образецВзяла — гасконский дух и рыцарство сердец,Над улицей гора топорщится в тумане.Любил я, как стихи, фильм Иоселиани.Не вспомнить ли еще Ташкент, Алма-Ату,Бухарских изразцов морскую пестроту —Их синеглазый блеск, взлелеянный в пустыне,И осликов — на них в корзинах возят дыни, —И старца в пиджаке, что царь Ассаргадон.Какой же мне и впрямь приснился чудный сон!* **Так ли уж важно, о чем говорили,Что говорили, о чем горевали? —Важно, что тучи к окну подходилиИ тополя за столом пировали.Важно, что комната, залита светомЛюстры, в осеннюю ночь выбегала,Важно, как тополь клубился при этом,Туча из рюмки пила, из бокала.Да и на что б, помрачнев, ни пеняли,Как ни вскипали бы споры и страсти,Важно, что радости эти, печали —Все это есть уже в Экклезиасте!Туча впитала