Городницкий Александр Моисеевич родился в Ленинграде в 1933 году. Поэт, бард, автор мемуарной прозы. Живет в Москве. В нашем журнале печатается впервые.* * *На одной из картин ШагалаСмерть рождается вместе с ребенкомИ лежит в младенческой люлькеС небольшою своей косою.Беспокойно ночами плачет,Просит грудь и болеет корью,Начинает вставать на ножки,Понемножечку вырастая.После в школу она поступитИ освоит азы науки,Вместе с нами переживаяНеудачи романов первых.Едет в отпуск, сидит в застолье,Бесполезные пьет лекарстваИ умрет близнецом сиамским,Чтобы с каждым родиться снова.Постоянной своей соседкиМы, как правило, не замечаем, —Лишь художники и поэтыОщущают ее дыханье.В кафеВниз ведущая крутая ступенька.Сигаретный над стойкою дым.Забегают сюда выпить частенькоЛенин вместе с Николаем Вторым.С Красной площади сбежав от туристов,От валютных небогатых щедрот,Двести граммчиков возьмут или тристаИ в придачу иногда бутерброд.Выпьют водочки с закуской попроще,Залатают перед зеркалом гримИ вернутся на морозную площадьЗа два доллара сниматься с любым.Потешается эпоха другая,Не боящаяся прожитых бед.А история глядит не мигаяДвум подвыпившим актерам вослед.Лента яркая в петлице алеет.Тускло светит мишура эполет.Одному из них брести к Мавзолею,А другому — за Уральский хребет.Кремлевский полкМажор барабанного ритмаИ знамени вьющийся шелк.Кого охраняет элитныйКремлевский отлаженный полк?Из массы рабоче-крестьянскойОтбор неизменен и прост:Была бы наружность славянской,Лицо без изъянов и рост.Охотно родители сынаПошлют в президентскую рать,Но трудно, ворчит медицина,Их стало теперь отбирать.С казарменным жестким укладомНе каждый сживется пацан.В ладонях зажаты приклады,Подковки звенят по торцам.Кремлевские звезды алеютНад бездной тяжелых годин,И Ленин лежит в МавзолееУже без охраны, один.Не зная сомнений и страха,Стоит караул над плитой,Где горсть безымянного прахаУкрыта в могиле пустой.А рядом творят преступленья,Политик болтает, нечист,Под Грозным трубит отступленьеИзраненный пыльный горнист.Не ведая внешнего вздора,Хоть каждый смышлен и толков,Шагают они, гренадеры,Под марши минувших веков.И глаза внезапная влагаМеня убеждает, что есть,Еще существуют — отвага,Держава, достоинство, честь.Полярный конвой 2003М. Спиридонову.Крики чаек сливаются в общем хоре.Ветеранам военные будни снятся.Мы идем через Баренцево мореПо следам конвоя PQ-17.Штормовую синоптик сулит погоду.Волн глухие удары как залп орудий.Мы везем венки, чтобы бросить в водуНа местах, где гибли суда и люди.Новый день встает за Югорским Шаром.Приникает вахтенный к эхолоту.Мы идем в былое на судне старомС адмиралом, что жизнь свою отдал флоту.Над сонаром колдует отряд поисковый,За работу готовый вот-вот приняться.Мы идем через Баренцево мореПо следам конвоя PQ-17.Злая память — ее никуда не денешь,Точит сердце, как волны прибрежный камень.На покатой палубе судна “Сенеж”Я стою с уцелевшими стариками.Здесь моих соотечественников трое,Англичанин, немец и два канадца, —Их свела воедино судьба конвоя,Рокового конвоя PQ-17.Капитан Хил Вилсон, еще кадетомМоряком в неполных семнадцать ставший,Побывал на транспорте в море этом,Где отец капитанил — Хил Вилсон-старший.Он стоял у зениток, готовых к бою,Самолеты высматривая в небе,И не зря на судно привез с собоюЭтот флаг: “Canadian Merchant Navy”.Англичанин, сержант ВВС Билл Лоус,Вспоминая морозные русские зимы,Загрустил, перелистывая былое,Где архангельский порт и подруга Зина.Он об улочках деревянных узкихДо сих пор вспоминает благоговейно,Где когда-то жил, обучая русскихОседлать британские “харрикейны”.Роберт Ферли. С шестнадцати лет на флоте,Уроженец туманного Ливерпуля.Он привык в конвоях к морской работе,Там, где бомбы рвались и свистели пули.Он возил самолеты, танки, моторы,А под осень сорок четвертого года