Кекова Светлана Васильевна родилась на Сахалине. По образованию филолог; преподаватель Саратовского университета. Автор нескольких поэтических книг. Стихи Светланы Кековой переводились на многие европейские языки. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Саратове.1Если тронуть за горло бутылочку,Заглянуть в аккуратную дырочкуИ пытаться смотреть сквозь нее,То становится нежно, расплывчато,Перламутрово и переливчатоВо дворе на веревках белье.А Вселенная знай себе рушится…Лишь белье безнаказанно сушится,Задевая дощатый забор.И в классическом жанре элегииЗацветают в саду аквилегии,Или проще сказать — водосбор.Ты становишься к старости бдительным,С телескопом своим удивительнымНаблюдаешь движенье планет.Сквозь стекло голубое, зеленоеВидишь воздуха море соленое,В нем плывущие Мальт и Ранет.Ах, бутылочка, рюмочка, вилочка,В небе облачко в виде обмылочка,Глаз кузнечика, бабочки лоб.И — предложный, творительный, дательный —Смотрит полдень, как ангел внимательный,На тебя сквозь иной микроскоп.2Лицо к пустому небу обратив,Любовь застыла, как инфинитив.Глагол “забыть” стоит в возвратной форме.Печется ворон о насущном корме.Сей вран живет на нырище. Кумран.Курбан-байрам. Но пасаран. Айран.Бей залпом по окрестным букварям,По океанам, словарям, морям!Господь нас создал без черновикаИ окружил любовью безвозмездной.Но мы, как испаренья языка,Уже висим над бессловесной бездной.3Грач летит, озирая окрестности,Жизнь лежит под могильной плитой.Что ж ты плачешь, учитель словесности,Над последней своей запятой?Падежом откупаешься дательнымОт торговцев, барыг и менялИ выходишь в залоге страдательномК тем, кто молча тебя обвинял.Говоришь: “Да, виновен отчасти яВ том, что мир безобразен и гол,Но уже я не в силах причастиеПревратить в переходный глагол”.Льются листья кленовые красные,Созревают мускат и миндаль,А в корнях чередуются гласные,И светло улыбается Даль.4Под деревом с листвою краснойСидят, глядят на дождик дробныйКакой-то зверь волкообразный,Какой-то жук птицеподобный.На дереве с листвою желтой,Как на забытом клавесине,Марш исполняет дятел твердый,Увязнув клювом в древесине.Могучий дуб с листвой зеленойВдоль пышной кроны гонит волны,Чтоб каждый — пеший он иль конный —Плясал в лесу под звук валторны.И человек в солдатской каске,В очках и черной водолазкеВдруг видит: лишь жуки и слизниСпокойно спят на древе жизни.5Ворон — рупор народного мнения —В золоченую дует дуду:“В сослагательном жить наклоненииМного проще, чем в здешнем аду.Там для жаждущих мук очистительныхОткрывается призрачный фронт,Где полки молчаливых числительныхЗа последний идут горизонт”.6Я забыла, как на отцовский кительслез солено-горьких лилась река,только помню, чему нас учил учительна уроках русского языка.Он спрягал глагол, ничего не слыша,он склонял правительство, осмелев,а ему внимал Виницковский Миша,Милошевич Слава и Друскин Лев.На второй этаж дорогих угодийон взлетал, не касаясь рукой перил.И, конечно, звали его — Мефодий.Был любимый брат у него — Кирилл.Жизнь летела — сказочна, одинока,но сложила крылья, попав в сачок.И сквозь слово “млеко” сияло око,голубой, славянский горел зрачок.И кого-то тихо звала обитель,а кого-то — звезды и облака,потому что всех нас любил учитель,тайнозритель русского языка…7Грубой лепки кувшин, бельевая корзина,за немытым стеклом — облака…Что бормочешь ты, как ты живешь, Мнемозина,в бесконечном аду языка?Пожилой табурет, или кресло-качалка,или вытертый клетчатый плед…Жить вещам в языке неуютно и жалко:там пространства и времени нет.Там лишь шаг небольшой от любви до разлуки,от сверла до степного орла.Вещь состарилась в слове и съежилась в звуке,разболелась, слегла, умерла.Так давай, Мнемозина, мы выбросим ветошь,дорогие сожжем словари.Ах, подруга неверная, что же ты медлишь?Отвечай, не молчи, говори…8Были римляне добрыми. Злымибыли скиф, и сармат, и монгол.Держит имя рукою за