Кекова Светлана Васильевна родилась на Сахалине. По образованию филолог. Автор нескольких поэтических сборников и литературоведческих книг, в том числе посвященных творчеству Николая Заболоцкого и Арсения Тарковского. Стихи Светланы Кековой переводились на многие европейские языки. Лауреат нескольких литературных премий. Постоянный автор нашего журнала. Живет в Саратове.* * *Здесь жила когда-то тётя Женя,хлеб пекла, растила сыновей,слушала, как в зарослях сиренипел о вечной жизни соловей.Приходили мальчики к обедуи, поев варёной требухи,принимались к празднику Победынаизусть заучивать стихи.Тётя Женя уважала книгии считала, что куренье — грех,а свои житейские веригипрятала старательно от всех.А ещё в любое время годау неё от хвори и бедысохранялись в ящике комодамедный крестик, банка из-под мёдаи бутыль из-под святой воды.* * *В этом доме жили Фёдор с Анной,но в земле нашли себе приют.Дом молчит, как идол деревянный, —ждёт, когда хозяев отпоют.На столе — бутылка водки, вилки,десять рюмок, каравай ржаной...Фёдор на случайном фотоснимкемолча обнимается с женой.И когда надгробное рыданьестанет благодарственным псалмом,снова Фёдор к Анне на свиданьедвинется во времени ином.Целый мир в себе скрывает слово.Так ли в человеческом жильепрячется за призраком былогобудущее благобытие?* * *Хорошо мне в этой жизни краткойсобирать малину в туесок,песни петь и детскою лопаткойразгребать оранжевый песок.А потом, как в абсурдистской пьесе,сыпать в чай прозрачный сахарини нестись на всех парах в экспрессес Чеховым на остров Сахалин.* * *Знаю — я б опомнилась едва ли,страшных не захлопнула дверей,если б только птицы не собралив чашу слёзы вдов и матерей.Но беда минует землю нашу,и она излечится от ран,если только птицы эту чашувыльют в Ледовитый океан.* * *Отец семейства, уличённый в пьянстве,сквозь рюмку водки смотрит на заре,как молча распадается в пространствемир, заключённый в мыльном пузыре.На письменном столе пылится глобус,цветут фиалки в скромной красоте,и медный чайник, грузный, как автобус,безмолвствует на газовой плите.И тянется, как долгий путь в Варшаву,нить прежней жизни, вздетая в иглу,и держит молча скипетр и державуЭйнштейн на фотографии в углу.* * *Когда приходит время листопадаи тонет память в световой пыли,опять освобождаются из адаразрушенные атомы земли.В подземном мире, ясном и двуликом,где каждый атом — атому родня,они в своём беспамятстве великомсрастаются, приветствуя меня.И вижу я без ревности и гнева:в трепещущем потоке серебрамоя душа, как плачущая Ева,выходит из Адамова ребра.* * *1Лёжа в своей кровати, “аксиос” говорюкалендарю, заплате, бледному фонарю,бедной сухарной крошке, бабочке и осе,кружке, губной гармошке, мухе, поскольку всеэти предметы жизни, мелкие существаславят в своей отчизне тайный закон родства.Вот и щадят их войны, пагубы, забытьё,ибо они достойны в Царство войти Твоё.2Лёжа в своей постели, “аксиос” я шепчумху, соловьиной трели, солнечному лучу,старому снимку Бреста, трещине на стене,муке, знакомой с детства, с детства знакомой мне,лучшей на свете строчке — пропуску в мир иной,сну в кружевной сорочке с крыльями за спиной,радуге многослойной, ангелу на пути —ибо они достойны в Царство Твоё войти.3Я не о тех, кто подвиг свой преломил, как хлеб.Где они — Рюрик, Хлодвиг, братья Борис и Глеб?Тянутся, словно птицы, в радужные краябратья мои, сестрицы, дочери, сыновья,пляшут скворцы в скворечнях, плачут отец и мать...Разве достоин грешник “аксиос” им сказать?4Лёжа на нижней полке в поезде “Астана”,я вспоминаю Волги влажные письмена.На золотых, песчаных отмелях у воды —знаки событий тайных, будущего следы.Вижу я незнакомца с удочкою в руке,маленького японца с рюмочкою саке.Вижу я, как стрекозы воздуха ткут парчу, —и не таясь, сквозь слёзы “аксиос” — я