Тёмная легенда [любительский перевод] [Кристин Фихан] (fb2) читать онлайн

Кристин Фихан Тёмная легенда

Легенда

«— Их было двое близнецов. Габриэль и Люциан. Они были похожи во всем. Высокие, темноволосые, их взгляд проникал в самую душу того, на кого они смотрели. Мне довелось лишь однажды, в детстве, увидеть их. Они, как боги, прошли по нашей деревне, навестили Грегори и Михаила, а потом снова исчезли. В их присутствии стихал ветер, и сама земля, казалось, задерживала дыхание при их приближении. Это были безжалостные и непоколебимые ангелы смерти.

— Они оставались верными нашему князю и народу, но все понимали, что, если эти двое предпочтут тьму, никто не сможет их уничтожить.

— А князем был тот самый Михаил, о котором ты рассказывал? — поинтересовалась Дезари.

— Нет, отец Михаила. Близнецы уже тогда считались древними и, видимо, служили ещё деду Михаила. Они всегда были вместе и считались неразделимыми. Говорили, что ещё в юности они заключили между собой соглашение, и если бы один из них превратился в вампира, другой обязался уничтожить и себя, и брата близнеца. Они были так близки, что всегда знали, что делает и чувствует другой, а потому охотились и сражались в единой команде...

— Кто-то считал их демонами, другие называли ангелами, но все дружно соглашались, что они были самыми могущественными из всех Карпатцев. Если один из них что-то познавал, он делился знаниями и умениями с братом, и они удваивали свои силы. Их побаивались, но в то же время понимали, что они нужны своему народу. Наступили годы, когда вампиры, почему-то, стали весьма популярны у смертных. И вот, если бы тогда эти два ангела смерти не выступили против живых мертвецов, те уничтожили бы все мое племя, и мир стал бы пустым и скучным местом...

— Это было странное время морального разложения и потакания всевозможным человеческим капризам среди богатого населения. Верхушка общества проводила свободное время в оргиях, целиком и полностью отдаваясь пьянству, обжорству и сексуальным излишествам. Богачам нравилось наблюдать за кровавыми боями. Чем не благоприятная обстановка для процветания вампиров? Они ведь умеют казаться очаровательными и, проявляя коварство, влиять на тех, кто уже и без того погряз в грехах. Нам нужно было принимать решительные меры, чтобы изменить ход истории. И с этой задачей Габриэль и Люциан достойно справились. Но со временем среди нашего племени стали ходить слухи о темной силе...

— И кто же из них двоих превратился в вампира? — перебила Дезари.

— Расскажи мне ещё о моих родственниках, Джулиан. Расскажи мне об их судьбе, — попросила певица.

Джулиан понимающе кивнул.

— Так вот, Дезари, близнецы прожили на много столетий больше, чем большинство из нашего племени, и при этом не находили своих Спутниц жизни. Они были настоящими охотниками, а потому им приходилось часто убивать. Такое бремя трудно вынести. Шли века, близнецов страшились многие из нашего племени, и почти все старались избегать их. Ходила молва, что они стали более могущественными, чем сам князь, и ещё более опасными. И уже было не важно, что они повиновались ему и защищали тех, кто не мог охотиться. Они стали жить вдали от себе подобных, и это тоже, наверное, мучило...

— Да, они не сдавались. Они смело выслеживали вампиров, которых в то время превозносили так называемые сливки общества. Битвы получались жестокими и долгими, поскольку вампиры были сильными, а сильные мира сего их поддерживали. За головы Габриэля и Люциана были назначены большие награды, и за ними стали охотиться и вампиры, и люди. Близнецы сражались не только с самими вампирами, но и с их приспешниками: упырями, зомби и другими чудовищами, порожденными прихотями вампиров. Наше племя было благодарно близнецам. Но, так как всякий раз они выходили победителями из боя, стали ходить слухи о том, что они стали существами, наполовину живущими в нашем мире, а наполовину принадлежащими тьме...

— Да, это было, конечно, подло, но, с другой стороны, не так уж и несправедливо. Мужчина Карпатец, выбравший путь охотника, с годами набирает силы, а так как ему приходится часто убивать, он частично живет в мире тьмы. А как же может быть иначе? Близнецы были исключительно сильными, к тому же их было двое, и их силы постоянно удваивались. Они стали бы непобедимыми, если бы превратились в вампиров. Кто бы смог уничтожить их? Грегори тогда был ещё очень молод, и Михаил тоже, иногда они укрывали у себя отважных воинов, когда те получали в боях серьезные ранения. Я доподлинно знаю, что и Грегори, и Михаил не раз делились с близнецами своей кровью. — Джулиан задумчиво почесал бровь.

В те годы Габриэль и Люциан стали живыми легендами. Они вдвоем сражались против полчищ турецких захватчиков и вампиров, которые заставляли турок совершать чудовищные вещи с пленными. Об этих пытках и истязаниях много писали в книгах по истории. Близнецы одерживали славные победы, и мало кто уже верил, что это были живые герои, а не мифы, придуманные отчаявшимися людьми. Вампиры исчезали десятками, так же как и их приспешники. Война охватила огромные территории. Карпатцам и простым смертным грозило полное истребление. Вместе с войной в наши места пришли болезни и смерть, голод, рабство и нищета. Очень многие лишились крова. Это были страшные времена для всех...

Мало кто видел их тогда, но они находились там повсюду, неутомимо выслеживая и истребляя врага. Они спасали наших женщин, но сами к тому времени не имели Спутниц жизни и уже не надеялись отыскать их. Они собирались у Михаила и проводили там военные советы. Я сам наблюдал одно такое собрание вскоре после того, как был убит отец Михаила при попытке спасти деревню смертных. Меня и других ребятишек тогда прятали в надежном месте. Михаил был слишком молод, чтобы стать вождем, но уже в те годы он понимал, что нашему племени грозит полное уничтожение. Вместе с Грегори они стали защищать оставшихся в живых женщин и детей. В ту пору ни Грегори, ни Михаил не говорили о близнецах. Наверное, потому, что сами потеряли свои семьи. Или, по крайней мере, они так считали.

— Но что произошло с близнецами? — нетерпеливо потребовала продолжения рассказа Дезари. История ее родственников захватила певицу.

— Война закончилась, и в Трансильванию и Румынию вернулись мирные времена. Постепенно Карпаты снова стали жить своей жизнью. Говорили, что близнецы отправились в Лондон, оттуда в Париж и другие крупные европейские города, те самые, куда переместились вампиры в надежде обеспечить себе спокойное существование. Габриэль и Люциан продолжали охотиться вместе, уничтожая одного вампира за другим. Слава их разнеслась по всему континенту, и о них даже начали слагать мифы...

Страшные слухи поползли примерно через полвека. Говорили, будто Люциан встал на сторону тьмы. Будто бы он превратился в вампира и стал питаться человеческими жертвами. Ни один охотник не мог найти его. Видимо, на это был способен лишь один Габриэль. Охота на Люциана продолжалась ещё сто лет. Ни с чем подобным охотники раньше не сталкивались. Вампиры — существа небрежные, они оставляют на месте преступления кровавые следы, знакомые всем нам. Их ошибки и выводят охотника на след. Однако дело рук вампира часто принимают за работу карпатца. Полиция же нередко приписывает такие убийства религиозным фанатам или серийным маньякам. Если бы не это, на наш род тоже давно бы началась охота, и кто знает, смогли бы мы выжить или нет...

— Однако Люциан не был похож ни на одного существовавшего когда-либо вампира. Он ни разу не тронул ни женщину, ни ребенка, и при этом сам не создал себе ни упырей, ни других чудовищ-прислужников. Он совершил сотни убийств, но уничтожал исключительно испорченных и никчемных людей, которых никто уже не смог бы исправить и наставить на путь истинный. Многие охотники после безуспешных попыток отыскать Люциана приходили к заключению, что близнецов никогда не существовало, и разговоры о них — чистой воды вымысел. Только Габриэль узнавал дело рук Люциана. Только он один мог отыскать его...

Существует много разных версий, в которые верят Карпатцы. Некоторые считают, что Габриэль все же победил Люциана, а затем решительно встретил рассвет. Я тоже считаю, что это возможно. Габриэль был могущественным и древним Карпатцем, но он так и не нашел свою Спутницу жизни. А потом, потеряв ещё и брата-близнеца, он, вероятно, решил, что дальнейшее его существование не имеет смысла. Ведь оно обязательно бы привело и к его превращению. Вот почему он предпочел уничтожить себя сам. Габриэль жил очень долго и заслуживал покоя и перехода в иной мир.

Дезари встряхнула головой.

— Не могу в это поверить. Неужели после всех долгих столетий, когда братья всегда и во всем держались друг за друга, все закончилось так печально? Люциан превратился в вампира, и Габриэль был вынужден выследить и уничтожить его? Как это ужасно!

— Такая судьба может постичь любого охотника. Убийство подстегивает в нас чувство силы и власти. Это заразительно, и к такому ощущению вседозволенности, что ли, быстро привыкают. Для тех же мужчин, которые не могут испытывать эмоций, это может быть опасно. К тому же не все чувствуют границу этой дозволенности и момент, когда нужно остановиться. И если Люциан всю жизнь сражался с вампирами, он мог и не сообразить вовремя, что пора делать выбор. Кто-то считает, что Габриэль тоже превратился в вампира, и братья погибли в схватке за первенство. Но я не склонен верить в эту легенду, потому что в данном случае на земле остались бы следы и доказательства этой великой битвы. Габриэль уважал Люциана. Он обязательно бы уничтожил следы их последней битвы, а потом и сам бы бесстрашно встретил рассвет.»

Легенда из пятой книги Кристин

Фихан «Тёмное желание»

Разговор Дезари и Джулиана

Свирепого (Сэвиджа)

Глава 1

Он проснулся глубоко под землей, не понимая, что происходит. Первое, что он почувствовал, был голод. Но не обычный голод, а мучительная, вызывающая мурашки на коже потребность. Он умирал от жажды. Каждая клеточка его тела требовала пищи. Он лежал молча, хотя голод грыз его как крыса. Голод поразил не только его тело, но и разум, и настолько, что он опасался за всех, как людей, так и Карпатцев. Боялся за себя. Боялся за свою душу. В этот раз тьма быстро распространялась, и его душа была в опасности.

Кто осмелился тревожить его сон? И что более важно, потревожен ли сон Люциана? Габриэль заточил в землю Люциана много веков назад, дольше, чем он себе представлял. Если Люциан тоже проснулся, если его обеспокоило происходящее на поверхности земли, то у него есть все шансы выбраться раньше, чем Габриэль обретет силы и сможет остановить его.

Из-за ужасного голода, овладевшего им, думать было крайне сложно. Как долго он пробыл под землей? Габриэль чувствовал заходящее наверху солнце. После прошедших долгих столетий его внутренние часы все ещё чувствовали закат, и наступление их времени — созданий ночи. Земля внезапно затряслась. Габриэль чувствовал, как сильно колотится его сердце. Он слишком долго ждал, потратил слишком много времени, пытаясь сориентироваться, прояснить свой помутневший разум. Люциан пробуждался. Потребность Люциана в добыче будет так же велика, как его собственная, а его аппетит — ненасытен. Нет никакой возможности остановить его, не тогда, когда сам Габриэль настолько слаб.

У него не было выбора, и потому Габриэль прорвался сквозь слои земли, где так долго лежал погребенным, намеренно погрузив себя в сон, когда решил схоронить себя в земле, заточив Люциана с собою. Сражение на Парижском кладбище было долгим и ужасающим. И Люциан, и Габриэль получили серьезные ранения, способные убить их. Люциан ушел в землю за пределами освященной земли древнего кладбища, тогда как Габриэль искал приюта внутри него. Габриэль устал от долгих столетий мрачной тьмы, от черной безнадежной пустоты своего существования.

Он не мог позволить себе роскошь выбора и встретить рассвет, как поступило бы большинство представителей его вида. Из-за Люциана. Его близнеца. Сильный и выдающийся Люциан, лидер во всем. Никто не был умел и могущественен настолько, чтобы выследить и уничтожить Люциана. Только Габриэль. Он провел часть жизни, следуя за Люцианом, охотясь на вампиров, на нежить, полагаясь на его чувство сражения. Люциану не было равных, столь же блистательно охотившихся на вампиров, бедствия их расы. У Люциана был дар. И все же он поддался темному шепоту власти, уступил коварному зову жажды крови. Он отдал свою душу, выбрав путь проклятых, превращаясь в такого же монстра, каких преследовал веками. В вампира.

Габриэль провел два столетия, охотясь на своего возлюбленного брата, так никогда полностью и не оправившись от потрясения, вызванного превращением Люциана. В конце концов, после бесчисленных сражений, в которых ни один не победил, он решил навсегда заточить своего близнеца в землю. Габриэль преследовал Люциана по всей Европе. Заключительная битва произошла в Париже — городе, где неистовствовали вампиры и разврат. После убийственного сражения на кладбище, где они оба получили ужасные раны и потеряли много крови, он ждал, пока ничего не подозревающий Люциан ляжет в землю, и затем связал близнеца с собой, вынуждая его остаться там. Борьба не была окончена, но все же это было единственное решение проблемы, которое Габриэль смог придумать. Он устал, был одинок и безутешен. Он хотел покоя, но не мог встретить рассвет, пока Люциан не будет окончательно уничтожен. Выбранная им судьба была ужасна, живой — как мертвый, на веки похороненный, но Габриэль не смог придумать никакого другого способа. Ничто не должно было потревожить их, однако что-то случилось. Кто-то ворочал землю у них над головами.

Габриэль понятия не имел, сколько времени прошло, пока он покоился под землей, но его тело изголодалось по крови. Он знал, что его кожа стала серой и обтягивала скелет, как у старика. Взлетев в воздух, он сразу оделся, накинув длинный плащ с капюшоном, чтобы скрыть свою внешность во время охоты в городе. Даже это незначительное действие истощило энергию его иссохшего тела. Габриэль отчаянно нуждался в крови. Он настолько ослаб, что чуть не упал, находясь в небе.

Приземлившись, Габриэль изумленно уставился на огромные хитроумные приспособления, нарушившие его вековой сон. Эти столь чуждые ему штуковины разбудили настолько смертельно опасного демона, что мир никогда не смог бы осознать его мощь. Эти приспособления впустили демона в современный мир. Габриэль глубоко вдохнул, затягиваясь ночью. И сразу на него обрушилось такое множество запахов, что его изголодавшееся тело с трудом могло усвоить их все.

Голод разъедал его беспощадно, непреклонно. С упавшим сердцем Габриэль осознал, как близок он к обращению, как мало контроля у него осталось. Когда ему придется питаться, демон в нем воспрянет. Тем не менее, реальной альтернативы в этом вопросе у него не было. Он должен питаться, чтобы охотиться. Если он не будет охотиться на Люциана, защищая людей и Карпатцев, то кто будет?

Плотнее закутавшись в толстый плащ, Габриэль, пошатываясь, пошел через кладбище. Он видел, где машины потревожили почву. Очевидно, захоронения раскапывали и перемещали. Сразу за границей священной земли он нашел место, где земля была взрыта, когда Люциан восстал. Габриэль на миг опустился на колени, зарывшись руками в землю. Люциан. Его брат. Его близнец. Габриэль склонил голову от горя. Как часто они делились знаниями? Кровью? Сражались вместе? Почти две тысячи лет они были неразлучны, боролись за свой народ, охотились на нежить и уничтожали ее. Теперь он остался один. Люциан, легендарный воин, величайший из их народа, но все же он пал, как и многие до него. Габриэль дал бы голову на отсечение, что его близнец никогда не уступит шепоту темной силы.

Габриэль медленно поднялся и пошел по направлению к улице. Прошло много лет, и мир изменился. Все было по-другому. Он ничего не понимал. Он был так сбит с толку, что его зрение даже затуманилось. Габриэль шел, спотыкаясь, стараясь держаться подальше от людей, заполняющих улицы. Они были повсюду, и избегали соприкосновений с ним. Габриэль быстро коснулся их мыслей. Они думали, что он «бездомный старик», возможно пьяный или даже безумный. Никто не обращал на него внимания, никто не хотел видеть его. Его кожа была морщинистой и серой. Он плотнее запахнул длинный плащ, скрывая свое иссохшее тело под его складками.

Его так терзал голод, что клыки во рту внезапно удлинились, истекая слюной в предвкушении пиршества. Он отчаянно нуждался в пище. Спотыкаясь, почти вслепую, он продолжал идти по улице. Город так изменился, он был уже не тем старым Парижем, а огромным, раскинувшимся во все стороны комплексом зданий и мощеных улиц. Сверкающий свет исходил от массивных зданий и уличных фонарей. Это был не тот город, который он помнил, и где ему было так комфортно.

Ему надо было поймать ближайшую жертву и быстро насытиться, что мгновенно придало бы ему сил, но его одолевал страх, что он не сможет вовремя остановиться. Габриэль не должен позволить зверю управлять им. Он дал клятвенное обещание своему народу, человеческой расе, но самое важное — своему возлюбленному брату. Люциан был его героем, тем, перед кем он преклонялся, и вполне заслуженно. Они вместе давали клятву, и он сдержит ее, как и Люциан сделал бы это для него. Никакому другому охотнику не будет позволено уничтожить его брата, это исключительно его задача.

Запах крови был непреодолим. Он бился в него так же интенсивно, как голод. Звук, мчащейся по венам крови, ее приливы и отливы, дающие жизнь, дразнили его. В его теперешнем ослабленном состоянии он не сможет контролировать свою добычу, сохранив спокойствие жертве. Это только усилит мощь восстающего демона.

— Сэр, я могу вам чем-нибудь помочь? Вы нездоровы? — Это был самый красивый голос, который ему когда-либо доводилось слышать. Она говорила на безупречном французском языке, ее произношение было идеально, но он сомневался, была ли она действительно француженкой. К его удивлению, ее слова принесли ему покой, словно один лишь ее голос мог утешить его.

Габриэль содрогнулся. Угоститься невинной женщиной, последнее, чего он хотел. Не взглянув на нее, Габриэль покачал головой и продолжил путь. Он настолько ослаб, что наткнулся на нее. Она была высокой, стройной, и удивительно сильной. Она немедленно обхватила его рукой, не обращая внимания на его затхлый, грязный запах. В тот миг, когда она прикоснулась к нему, Габриэль ощутил спокойствие, проникающее в его измученную душу. Неумолимый голод ослаб, и пока она прикасалась к нему, он чувствовал некое подобие контроля.

Габриэль намеренно отвернулся от нее, зная, что в его глазах отразится красная мгла, тень демона, растущего в нем. Ее непосредственная близость должна была вызвать жестокие инстинкты, а вместо этого успокоила его. Она определенно была последним человеком, которого он захотел бы использовать в качестве добычи. Он чувствовал ее доброту, решимость помочь ему и полную самоотверженность. Ее сострадание и доброта были единственными причинами, почему он не напал на нее и не вонзил клыки в вены, когда каждая иссохшая клетка и фибра его тела требовали сделать это для его самосохранения.

Она подвела его к гладкой штуковине у края тротуара.

— Вы ранены, или просто голодны? — спросила она. — Приют для бездомных прямо по улице. Они могут предоставить вам место для ночлега и горячую пищу. Позвольте мне отвезти вас туда. Это моя машина. Пожалуйста, садитесь, и позвольте мне помочь вам.

Ее голос, казалось, прошелестел по нему, соблазняя чувства. Он действительно опасался за ее жизнь, за собственную душу. Но был слишком слаб, чтобы сопротивляться. Габриэль позволил ей посадить себя в машину, но отодвинулся от нее настолько далеко, насколько мог. Теперь, когда уже не было никакого физического контакта, он слышал кровь, мчащуюся по ее венам, взывающую к нему. Шепчущую, как самая соблазнительная искусительница. Голод так взревел в нем, что он затрясся от необходимости глубоко вонзить зубы в ее беззащитную шею. Габриэль слышал биение ее сердца, равномерное, бесконечное, угрожающее свести его с ума. Он почти чувствовал вкус крови, зная, как она будет литься ему в рот, вниз по горлу, насыщая его.

— Меня зовут Франческа дель Понсе, — мягко произнесла она. — Пожалуйста, скажите мне, если вы ранены или нуждаетесь в медицинской помощи. Не волнуйтесь о стоимости. У меня есть друзья в больнице, и они помогут вам. — Она не добавила того, что он узнал из ее мыслей: она часто приводила бедняков и сама оплачивала счета.

Габриэль хранил молчание. Это было все, что он мог сделать, чтобы оградить свои собственные мысли — автоматическая защита, которой Люциан научил его в те времена, когда они были просто неопытными юнцами. Соблазн крови пересиливал. Только доброта, исходящая от Франчески, не позволяла ему наброситься на нее и насладиться пиршеством, о чем молили его иссохшие клетки

Франческа встревожено взглянула на старика. Она не видела толком его лица, но он был серым от голода и дрожал от усталости. Он выглядел истощенным. Когда она дотрагивалась до него, то чувствовала ужасную борьбу в нем, а его тело неистовствовало от голода. Ей надо было взять себя в руки, чтобы не гнать по дороге к приюту. Франческа отчаянно хотела помочь ему. Ее маленькие белые зубки терзали нижнюю губу. Она чувствовала тревогу, эмоцию, которую уже и не помнила, когда испытывала в последний раз. Ей нужно оказать помощь этому мужчине. Убежденность в этом была такой сильной, почти принуждающей.

— Не волнуйтесь, я могу позаботиться о том, что вам нужно. Просто сядьте удобнее и расслабьтесь. — Франческа ездила по улицам со свойственной ей энергичностью. Большинство полицейских знали ее машину и лишь усмехались, когда она нарушала законы. Она была целительницей. Выдающейся целительницей. Это был ее дар миру. Это давало ей друзей повсюду. Тех же, кому были не нужны содействие в чем-то или лечение, интересовал тот факт, что у нее было очень много денег и множество политических связей.

Франческа доехала до приюта и остановила автомобиль почти у двери. Она не хотела, чтобы старику пришлось слишком далеко идти. Казалось, он готов упасть в любой момент. Капюшон необычного плаща скрывал его волосы, но девушка полагала, что они были длинными, густыми и по-старомодному причесаны. Обежав капот машины, Франческа приблизилась к пассажиру, чтобы помочь ему выйти.

Габриэль не хотел, чтобы она снова дотрагивалась до него, но не мог ничего с собой поделать. Было что-то весьма успокаивающее в ее прикосновениях, почти целительное. Это помогало ему немного дольше сдерживать ужасную жажду. Хитроумная штуковина, в которой Габриэль ехал, и скорость, с которой она мчалась по улицам, вызывали тошноту и головокружение. Ему нужно приспособиться к миру, в котором он находится. Узнать год. Изучить новые технологии. Но больше всего ему нужно найти силы, чтобы накормиться, не позволив безраздельно властвовать демону внутри него. Он чувствовал это в себе, красную пелену, возрастающие животные инстинкты, преодолевающие тонкий налет цивилизованности.

— Франческа! Ещё один? Мы переполнены этим вечером. — Марвин Чэллот тревожно взглянул на пожилого мужчину, которому она помогла дойти до двери. В этом человеке было что-то такое, от чего волосы на затылке Марвина встали дыбом. Он выглядел старым и скрюченным, его ногти были слишком длинными и острыми, но явно был так слаб, что Марвин почувствовал вину из-за того, что не хотел сделать что-нибудь для этого незнакомца. Он стыдился собственного чувства отвращения, но так и не принял старика. Вряд ли он может отказать Франческе. Она жертвовала так много денег, времени и усилий, как никто другой. Если бы не она — не было бы никакого приюта.

Скрепя сердце, Марвин потянулся к руке старика. Габриэль резко вдохнул. В тот миг, когда Франческа отпустила его руку, он чуть не утратил весь контроль. Клыки во рту удлинились, а звук мчащейся крови был столь громким, что Габриэль больше ничего не слышал. Все сгинуло в красной мгле. Голод. Полное истощение. Он должен поесть. Демон в нем с ревом поднял голову, борясь за полный контроль.

Марвин почувствовал, что находится в смертельной опасности. Рука, которую он пытался взять, казалось, искривилась, кости трещали и хрустели, иссохшая кожа покрылась мехом. На Марвина пахнуло диким, острым запахом волка. Он с ужасом отпустил руку пожилого человека. Голова медленно повернулась к нему, и он увидел промелькнувшую смерть. На месте глаз зияли два пустых, безжалостных отверстия. Марвин моргнул, и глаза показались снова, красные и пылающие, как у зверя, преследующего свою добычу. Марвин не знал, что из увиденного им было хуже, но не хотел ничего делать для этого старика, кем бы он ни был. Глаза впивались в него, как острые клыки.

Марвин вскрикнул и отскочил назад.

— Нет, Франческа, я не могу позволить этого. Здесь нет места сегодня вечером. Я не хочу, чтобы он был здесь. — Его голос дрожал от ужаса.

Франческа чуть не запротестовала, но что-то в лице Марвина остановило ее. Она кивнула, соглашаясь с его решением.

— Все в порядке, Марвин. Я позабочусь о нем. — Она очень осторожно обняла старика за талию. — Пойдемте со мной. — Ее голос был мягким и успокаивающим. Франческа хорошо скрыла свое раздражение на реакцию Марвина, но оно было.

Первым стремлением Габриэля было установить дистанцию между ними. Он не хотел убивать ее и знал, что опасно близок к обращению. Но она словно приковала его к себе. Франческа успокаивала его так, что он пока мог держать на привязи дикого зверя. Габриэль тяжело оперся об ее стройное тело. Ее кожа была теплой, тогда как его — холодной как лед. Он глубоко вдыхал ее запах, стараясь не поворачивать к ней голову. Габриэль не хотел, чтобы она увидела его, каким он был — демоном, отчаянно борющимся за свою собственную душу, за человечность.

— Франческа, — возразил Марвин. — Я позову кого-нибудь, кто отвезет его в больницу. Может полицейского. Не оставайся наедине с ним. Я думаю, что он может быть сумасшедшим.

Сев в машину, Габриэль обернулся посмотреть на мужчину, стоящего на тротуаре и наблюдающего за ними со страхом в глазах. Он уставился на горло человека, с силой сжимая руку в кулак. На одно ужасное мгновение Габриэль чуть не раздавил человеческую трахею только за то, что тот предупредил ее. С тихим древним ругательством он сдержал порыв. Сгорбившись, плотнее закутался в толстый плащ. Габриэль хотел остаться рядом с этой красивой женщиной и позволить ее свету и состраданию омыть его измученную душу. Но также хотел убежать от нее как можно дальше, чтобы уберечь ее от монстра, все сильнее поднимающегося в нем.

Франческу он видимо нисколько не тревожил. Она даже попыталась успокоить его. И, несмотря на предупреждение Марвина, улыбнулась Габриэлю.

— Не мешало бы пройти осмотр в больнице. Право же, это минутное дело.

Габриэль медленно покачал головой в знак протеста. Она чудесно пахла. Свежо. Чисто. А он был слишком слаб даже для того, чтобы привести себя в порядок. Он был в смущении, что Франческа увидит его в таком состоянии. Она была так прекрасна, сияя внутренним светом.

Франческа припарковалась на площадке, где виднелись сотни пустых хитроумных штуковин, таких же, как у нее.

— Я сейчас вернусь. Не пытайтесь выйти, это пустая трата ваших сил. Это займет всего минуту. — Она прикоснулась к его плечу — маленький успокаивающий жест.

Тотчас он почувствовал странное облегчение своего тяжелого бремени.

Как только она ушла, его охватил голод, скребущий изнутри и требующий насыщения. Габриэль с трудом мог дышать. Его сердце билось очень медленно: удар, перебой, другой удар. Тело молило о крови. О пище. Кричало об этом. Он нуждался. Вот и все. Так просто. Он нуждался. Жаждал. Имел потребность. Все это сливалось в одно сильное желание.

Габриэль чувствовал этот запах. Свежий. Слышимый им. Но ее запах он чувствовал тоже, и ее близость помогала преодолеть рев в голове. Его внутренности сжались, завязываясь в узел. К ней подошел мужчина. Этот отличался от предыдущего. Он был молод и смотрел на Франческу, словно она была Солнцем, Луной и звёздами. Каждые несколько шагов тело молодого мужчины прикасалось к Франческе. Что-то злое, где-то глубоко внутри Габриэля подняло голову и зарычало с неожиданной неприязнью. Его добыча. Никто не имел права стоять так близко к ней. Она принадлежала ему. Он отметил ее для себя. Мысль пришла непрошено, и ему сразу стало стыдно. Но все же Габриэлю не нравился, что мужчина стоит так близко к ней, и потребовалась каждая унция его самоконтроля, чтобы удержаться от нападения на него и не уничтожить на месте.

— Брайс, я должна добраться до дома. Этому джентльмену нужна помощь. У меня нет времени разговаривать прямо сейчас. Я остановилась только из-за некоторых припасов.

Брайс Ренальдо положил ладонь на ее руку, останавливая Франческу.

— Франческа, мне нужно, чтобы ты осмотрела пациентку для меня. Маленькую девочку. Это не займет много времени.

— Не сейчас, я вернусь сегодня, позже к вечеру. — Голос Франчески был мягок, но очень решителен.

Брайс усилил хватку, намереваясь задержать ее, но, сделав так, почувствовал какое-то движение на своей коже. Опустив взгляд, он обнаружил несколько маленьких пауков со зловещего вида жвалами, ползающих по его руке. Выругавшись, Брайс отпустил Франческу, и сильно встряхнул рукой. Пауки исчезли, словно их никогда и не было, а Франческа уже быстро шла к своему автомобилю. Она смотрела на него, как на чудака. Брайс начал было объяснять, но, не увидев никаких признаков пауков, решил, что оно того не стоит.

Брайс поспешил к машине, намеренно снова взяв Франческу за руку, и наклонившись, вгляделся в Габриэля через окно. Его рот тут же искривила гримаса отвращения.

— Боже мой, Франческа, где ты находишь этих бродяг?

— Брайс! — Франческа выдернула у него свою руку со слабым, очень женственным жестом, выражающим раздражение. — Ты можешь быть таким черствым иногда. — Она понизила голос, но Габриэль с его превосходным слухом, отчетливо слышал перепалку. — Не надо считать кого-то бесполезным или убийцей только потому, что он стар или не имеет денег. Брайс, вот по этой причине мы никогда толком не ладим. У тебя нет никакого сострадания к людям.

— Что ты имеешь виду, нет сострадания? — защищался Брайс. — Страдает маленькая девочка, никогда не причинявшая никому вреда, и я делаю все возможное, чтобы помочь ей.

Когда он остановил ее, Франческа обошла его и проскользнула за руль своей машины.

— Позже, этим вечером. Я обещаю, что осмотрю маленькую девочку сегодня вечером. — Она завела автомобиль.

— Ты же не повезешь этого старика домой, не так ли? — требовательно спросил Брайс, несмотря на ее предупреждения. — Лучше отвези его в приют. Он грязный и, надо полагать, покрыт блохами. Ты совершенно его не знаешь. Я серьезно, Франческа, не смей брать его к себе домой.

Франческа одарила его коротким надменно-недовольным взглядом, и, не оглянувшись, уехала прочь.

— Не обращайте внимания на Брайса. Он очень хороший доктор, но любит думать, что может указывать мне. — Она посмотрела на своего молчаливого попутчика. Ссутулившись, он выглядел очень маленьким на своем сидении. Она до сих пор толком его не рассмотрела. Даже не видела его лица. Он скрывался в тени, продолжая отворачивать от нее лицо. Франческа даже не была уверена, понимал ли он, что она пытается ему помочь. Он производил на нее впечатление сильного человека, когда-то богатого и имевшего влияние, и вероятно ужасно униженного своим теперешним состоянием. И такая грубость Брайса никуда не годилась.

— Это займет несколько минут, а потом я отвезу вас в теплое и безопасное место. Там будет много еды.

Ее голос был изумительным. Он затрагивал Габриэля где-то глубоко внутри, успокаивал его, удерживая зверя на привязи, что он никак не смог бы сделать сам. Возможно, если она будет рядом с ним, когда он будет питаться, то у него получится справиться с демоном, когда тот восстанет. Габриэль закрыл лицо руками. Да поможет ему Бог, он не хотел убивать Франческу. Тело Габриэля дрожало от попыток контролировать потребность в горячей крови, вливающейся в его иссохшие, истощенные клетки. Это было так опасно. Так невероятно опасно.

Автомобиль преодолел короткое расстояние от суетливых городских улиц до узкой подъездной дорожки, где росли деревья и густой кустарник. Дом был большим и путано построенным, без какого-либо определенного стиля. Старомодный, с широкой верандой и высокими прямыми колоннами. Габриэль колебался, открывая дверь штуковины. Должен ли он идти с ней, или должен остаться? Он слабел. Он больше не мог ждать. Ему необходимо поесть. У него нет выбора.

Франческа взяла его за руку и помогла идти, когда он, шатаясь, поднимался по длинной лестнице дома.

— Простите, я понимаю, что здесь много ступенек. Вы можете опереться на меня, если нужно. — Она не знала, почему так необходимо помочь этому незнакомцу, но все в ней требовало сделать это.

С упавшим сердцем, Габриэль позволил женщине помочь ему преодолеть множество ступенек к ее жилищу. Он боялся неизбежности ее убийства. Тогда он вступит в ряды нежити, и не будет никого, чтобы уничтожить Люциана. Никого, чтобы уничтожить любого из них. Никого, способного уничтожить их обоих. Мир приобретет двух монстров, не имеющих себе равных во зле. До рассвета ещё так много времени. Потребность в крови преодолеет его благородные намерения. И эта бедная невинная женщина, в которой слишком много сострадания, заплатит окончательную цену за доброту и милосердие к такому, как он.

— Нет! — отказом стало грубое рычание. Габриэль вырвал руку из ее хватки и отпрянул от двери. Он пошатнулся, потерял равновесие и упал.

Франческа сразу оказалась возле него.

— Чего вы боитесь? Я не причиню вам вреда.

Габриэль задрожал под ее пальцами, излучая абсолютный страх. Он отвернул голову, пряча ее в складках капюшона и ссутулив плечо, словно отгораживаясь от нее.

Габриэль медленно встал на ноги. Он был не силах уйти от этой молодой женщины, от теплоты и сочувствия в ее голосе, от жизни, бурлящей в ее венах. Наклонив голову, Габриэль вошел через дверь в ее дом. Он молил о силе. Молил о прощении. Молил о чуде.

Франческа провела его через большие комнаты на кухню, где усадила за обеденный стол с замысловатой резьбой.

— Справа от вас небольшая ванная. Чистые полотенца, если хотите принять душ. Вы можете воспользоваться им, пока я разогреваю еду.

Габриэль вздохнул и покачал головой. Он медленно поднялся и пошел к ней, встав рядом. Близко. Так близко, что он чувствовал ее легкий соблазнительный аромат сквозь мглу своего примитивного голода.

— Мне жаль. — Мягко прошептал он слова, действительно так думая. — Я должен поесть, но это не то, что мне нужно. — Очень осторожно он взял миску из ее рук и положил на стойку.

Франческа впервые почувствовала себя в опасности. Она неподвижно стояла на месте, ее большие черные глаза изучали его прикрытую плащом фигуру. Затем кивнула.

— Понятно. — В ее голосе не было никакого страха, только спокойное принятие. — Пойдемте со мной. Я кое-что покажу вам. Вам это понадобится позже. — Она взяла его за руку, не обращая внимания на его длинные, острые ногти.

Габриэль не применял принуждения к ней. Никоим образом не вторгался в ее сознание, чтобы успокоить. Франческа знала, что находится в смертельной опасности; он видел осознание этого, отражающееся в ее глазах. Она сжала его руку и потянула за собой.

— Идемте со мной. Я могу помочь вам. — Франческа была чуть ли не безмятежна, от нее исходило спокойствие, окутывающее его.

Габриэль последовал за Франческой, потому что любой физический контакт с ней облегчал его страдания. Ему было невыносимо думать о том, что собирается сделать с ней. В глубине души он чувствовал свой плач. Казалось, тяжелый камень давит на грудь. Франческа открыла дверь слева от кухни, за которой обнаружилась узкая лестница. Под ее уговоры, он пошел за ней вниз по лестнице.

— Это подвал, — сказала она ему, — но здесь, прямо над выходом на поверхность есть другая дверь. Вы не сможете увидеть ее, но если поставите кончики пальцев именно сюда... — Девушка продемонстрировала, и большой камень повернулся вовнутрь, открывая за собой темную пещеру. Она обвела рукой внутреннее пространство. — Ведет под землю. Она придется вам по вкусу.

Габриэль вдохнул сладкий приветствующий аромат плодородной земли, манящей его. Прохлада, тьма тянулись к нему, обещая покой.

Откинув с шеи свои тяжелые волосы, Франческа посмотрела на него широко открытыми, спокойными глазами.

— Я чувствую страх в вас. Знаю, в чем вы нуждаетесь. Я — целительница и не могу сделать ничего другого, как предложить то, что вас успокоит. Я предлагаю добровольно и безоговорочно. Я отдаю вам свою жизнь, поскольку это мое право. — Слова были тихими и нежными, такими красивыми, словно бархат прошелестевшими по его коже.

Фактически, он едва заметил слова. Лишь звук. Соблазн. Искушение. Ее шея была теплым атласом под его поглаживающими пальцами. Габриэль закрыл глаза, наслаждаясь изысканностью прикосновений к ней. Испугавшись, что будет рвать и терзать, он почувствовал в себе потребность убаюкать ее тело, прижимая к себе нежно, почти любовно. Габриэль склонил голову, чтобы почувствовать ее кожу под своими губами. Жар и огонь. Язык ласкал ее пульс, тело его напряглось в ожидании. Габриэль притянул ее руками под защиту своего тела, своего сердца. Прошептав извинения, он принял ее предложение и вонзился зубами в вену на ее стройной шее.

Прилив крови, как шаровая молния, мгновенно поразил его, разливаясь по изголодавшимся, иссушенным клеткам. Мощь и сила расцвели в нем. Он почувствовал это. Белый жар. Синяя молния. Его тело напряглось. Франческа казалась горячим шелком в его руках, идеально подходящим его телу. Габриэль узнал, как мягка ее кожа. На вкус она была как наркотик. Она великодушно спасла его. Успешно воспрепятствовала восстанию демона. Ее кровь была дана добровольно. Дана добровольно. Новая мысль пробилась через его неистовую трапезу. Он мог чувствовать. Вина. Габриэль вспомнил о тяжести в груди, возникшей, когда он шел за ней по подвальной лестнице. Он чувствовал с той минуты, как столкнулся с ней. Его тело сильно, настойчиво ныло, когда он пил. Чувственно. Эротично. Питание никогда не имело ничего общего с сексом. Он должен быть неспособен чувствовать сексуальное влечение, тем не менее, сейчас его тело стало одной сильной, неумолимой, настойчивой потребностью.

Под его рукой ее сердце запнулось, и Габриэль тотчас провел языком по ранкам на ее шее, закрывая их своей исцеляющей слюной. Он выпил большую часть крови из ее стройного тела. Нужно было действовать быстро. Габриэль сделал порез на своем запястье и прижал его к ее рту. Он был достаточно силен, чтобы взять под свой контроль ее разум. Она угасала, ее жизненные силы просто шли на убыль. Франческа не предпринимала никаких попыток борьбы, скорее выглядела очень спокойной и смирившейся, словно принимала смерть. Габриэль силой возвращал ей кровь. Она знала, что ритуальные слова удержат демона на привязи. Франческа добровольно предложила ему свою жизнь. Что она сказала? Поскольку это мое право. Как это возможно?

Габриэль перевел взгляд на ее лицо. Она была очень бледна, ее длинные, густые и роскошные ресницы, насыщенного черного цвета, были под стать длинным шелковым волосам. Стройное тело одето в мужские брюки, светло-голубые. Цвета. Он различал цвета. Он не видел никаких других оттенков, кроме серых и черных, со времен своей ранней юности — более чем двух тысяч лет назад. Почему он не признал ее как свою Спутницу Жизни? Неужели он так далеко зашел?

Габриэль остановил ее, не давая взять у него слишком много крови. Ему надо поохотиться сегодня ночью; он должен быть уверен, что возьмет достаточно крови для них обоих. Габриэль отнес Франческу в пещеру, и идя по ее запаху, нашел темную комнату, где она будет в безопасности, как от людей, так и от нежити. Он нежно уложил ее на земляное ложе, и приказал спать, подкрепляя приказ твердым «нажимом» для уверенности, что она не проснется, пока он не сможет дать ей больше крови. Биение ее сердца и дыхание были медленными и ровными, позволяя ее телу обойтись небольшим количеством крови, текущим по венам и артериям к сердцу.

Габриэль плавно скользил по дому, расходуя как можно меньше энергии. Он бы с радостью взял кровь у Брайса. Но не было времени потворствовать своим прихотям; ему надо быстро найти добычу и вернуться к своей спасительнице. Своим великодушием она спасла ему не только жизнь. Она спасла его душу.

В следующее мгновение Габриэль вышел из дома в темноту. Его мир. Он жил в нем столетиями, однако все было по-новому. Все изменилось. Теперь все будет иначе. Он мгновенно нашел добычу. В городе было полно людей. Габриэль выбрал трех крупных мужчин, убедившись, что ни один из них не употреблял алкоголь или наркотики, а кровь в их венах не осквернена никакими болезнями. Габриэль без труда завлек их в сень подъезда, и, склонив голову, стал пить, насыщая себя. Он взял достаточно крови, чтобы полностью восстановить свои силы, не подвергая опасности никого из них. Когда первый пошатнулся от головокружения, Габриэль тщательно закрыл ранки и помог тому сесть на землю. Он чуть ли не с алчностью пил кровь второго и третьего, его тело жаждало питания после столь долгих лет его отсутствия. Ему необходимо достаточное количество крови для Франчески, чтобы быть уверенным, что она выживет.

Закончив, Габриэль стер их воспоминания и оставил спокойно сидеть под навесом подъезда. В три прыжка Габриэль поднялся в воздух, его тело изменило форму, крылья широко раскрылись и подняли его. Он полетел по прямой к ее дому. С воздуха он видел поместье таким, каким оно было. Явно старый, дом был в прекрасном состоянии, за участком земли, прилегающим к нему, тщательно ухаживали. Везде, куда падал его взгляд, были незнакомые объекты, предметы, о которых он ничего не знал. Пока Габриэль спал под землей, жизнь шла своим ходом.

Он нашел Франческу там, где оставил, ее кожа была такой белой, почти прозрачной. Она была высокой и стройной, с густыми волосами цвета черного дерева, обрамляющими лицо и ниспадающими вдоль тела, подчеркивая ее роскошные формы. Он приподнял Франческу с большой нежностью, и стал укачивать, прижимая ее тело к себе. Как могло случиться, что эта женщина его истинная Спутница Жизни? После всех войн, женщин осталось мало. Карпатский мужчина мог столетиями рыскать по свету, но так никогда не встретить своюистинную Спутницу Жизни, вторую половинку своей души, своего сердца. Свет для его тьмы. Женщин его вида стало не хватать к двенадцатому-тринадцатому векам. Каковы были шансы встретить ее, просто прогуливаясь по улице? Фактически, она — первый человек, встретившийся ему после стольких лет пребывания под землей. Ему это было непонятно. Все случившееся было непонятно. Но один факт был ясен и прост. Карпатский мужчина не мог различать цвета и испытывать эмоции, пока не был на близком расстоянии от своей истинной Спутницы Жизни. Габриэль видел все оттенки цветов. Яркие. Живые. Цвета, о существовании которых он давно забыл. Ощущения, которых он никогда не испытывал. Габриэль вдохнул, глубоко затягиваясь её запахом. Теперь он сможет отыскать ее, где бы она ни была. С его древней кровью, бегущей по ее жилам, он сможет призвать ее к себе когда пожелает, сможет мысленно говорить с ней на любом расстоянии.

Ногтем Габриэль сделал порез на своей груди, держа её голову в ладонях, чтобы прижать ее рот к своей коже. Он был могущественен, снова войдя в полную силу, и Франческа в ее ослабленном состоянии была полностью под его контролем. Он наверстывал время, изучая ее. Она озадачила и заинтриговала его. Франческа выглядела как Карпатская женщина. Высокая. Стройная. Волосы цвета черного дерева. Красивые, черные как ночь, глаза. Она знала ритуальные слова. Знала, что он нуждался в крови. У нее даже было убежище под землей, приготовленное для представителя его вида. Кто она? Какая она?

Габриэль исследовал ее разум. Она была похожа на человека. Ее воспоминания были похожи на человеческие, и содержали много того, о чем он ничего не знал. Мир многого достиг, пока он спал. В целом, девушка казалась человеком, но все же её кровь была не совсем такой, как у людей. Ее внутренние органы не были точно такими же, как у них. Тем не менее, у нее имелись воспоминания о прогулке под полуденным Солнцем, чего не могли делать представители его вида. Ее существование было загадкой, которую он намеревался разгадать. Эта женщина была слишком важна для него, он не мог рисковать.

Тело Франчески ещё раз приняло нужное количество крови. Очень нежно Габриэль остановил ее кормление и уложил в целебную землю, не закрывая голову. Габриэль хотел, чтобы она отдохнула, пока он проведет остаток ночи, изучая новый мир, в котором будет жить. В библиотеке на первом этаже он нашел множество книг. Именно там Габриэль узнал о телевидении, компьютерах, об истории хитроумных приспособлений — автомобилей, которые использовались для перемещения. Все это было удивительным для него, он как губка впитывал знания о технологиях. Не задумываясь, он мысленно связался с Люцианом. Это произошло само собой. Более двух тысяч лет они делились информацией. Габриэль был так взволнован, что потянулся к своему близнецу и соединился.

Люциан принял информацию и передал свои наблюдения, словно последних нескольких столетий никогда не было. Люциан был во всей своей силе и, как всегда получал знания очень быстро. Его разуму всегда требовались новые знания, которые можно обдумать, обработать. Как только Габриэль осознал, что делает, он разорвал связь, яростно злясь на себя. Люциан мог «увидеть», где находится Габриэль, как и Габриэль мог легко найти его. Габриэль всегда охотился в одиночку на своего близнеца, выслеживая его и пытаясь уничтожить. Раньше он никогда не беспокоился, когда по ошибке мысленно соединившись со своим братом-вампиром, делился новой информацией: если бы Люциан решил воспользоваться своими знаниями, чтобы разыскать Габриэля, это только облегчило бы задачу по его уничтожению. Но сейчас все изменилось. Габриэль не мог позволить Люциану узнать, где он и с кем. Теперь он должен защищать Франческу. Люциан не должен узнать о ней. Вампиры расцветали от чужого горя. Франческа могла заплатить ужасную цену за свое вмешательство.

Габриэль побаловал себя человеческим душем. Он мог очиститься и освежиться одной силой мысли, но ведь теперь он мог чувствовать. Габриэль мог наслаждаться чистотой. Это было изумительное ощущение. Опять пришлось сделать сознательное усилие, чтобы утаить ощущения от своего близнеца. Даже спустя все это время, он привык прокрадываться в мысли своего брата. Габриэль веками использовал свои способности, чтобы выследить брата и даже предугадать его убийства, пытаясь добраться до его жертвы раньше, чем Люциан. Пока у него не получилось предотвратить ни одно убийство, из совершенных Люцианом, но Габриэль продолжал пробовать.

После принятого душа, Габриэль вернулся к чтению. Он просмотрел несколько энциклопедий, альманахов, и все остальные книги, какие смог найти. С его фотографической памятью это заняло совсем немного времени. Он читал очень быстро, так что, изучив историю, смог приступить к новым технологиям. Габриэль хотел прочесть руководства по эксплуатации и узнать, как именно все это работает. И он хотел узнать все, что дом мог поведать о своем владельце.

Габриэль бродил по огромным комнатам. Она любила пространство. Открытые пространства. Франческа ценила высокое искусство и пастельные тона. Ей определенно нравились океан и его обитатели. Тут были книги о подводной жизни, гравюры и акварели с изображениями грохочущих волн. Она была педантичной хозяйкой, если, конечно, не кто-то другой приходил сюда убираться. Франческа жила как человек. Шкафы были полны. На кухне у нее имелся прекрасный посудный фарфор, а в спальнях — редкий антиквариат. В одной комнате неоконченное лоскутное одеяло, и он внимательно изучил эту работу. Узор был необычным.

Успокаивающим. Прекрасным. Непонятно почему, он притягивал его. В другой комнате она работала с витражами. Узоры походили на тот, что на лоскутном изделии. Успокаивающие и безмятежные. Каждый был совершенно великолепен. Он мог часами любоваться ими. Она была очень талантливой женщиной.

Во всем доме были необычайно тяжелые шторы, специально сделанные для окон так, что при желании жильца ни один луч света не мог проникнуть в комнату. Это имело бы смысл, будь она Карпаткой, подстроившейся под образ жизни обычных людей. Однако все в этом доме казалось непонятным. Это была смесь роскоши и фантазии, Карпатской и человеческой, словно здесь жили два разных человека. Габриэль искал признаки двух жильцов.

В кабинете он нашел ее личные документы, платежные квитанции и небольшие личные заметки, которые она писала себе. Заметок оказалось довольно много, некоторые содержали напоминание есть определенные супы. Карпатцы никогда не ели человеческую пищу, если только это не было необходимо, чтобы скрыть от других правду. Любой полный сил Карпатец мог есть и позже избавлять свой желудок от содержимого, но это вызывало неудобства.

Кем была Франческа? И что важнее, какой она была? Почему ее кровь не была полностью человеческой? Откуда она знала ритуальные слова, удержавшие его от превращения в вампира в самый уязвимый для него момент. Но наиболее важно, почему он видел все в цвете? Почему испытывал эмоции? Почему она произнесла фразу «это мое право»?

Габриэль вздохнул, положив ее вещи на место, пальцы на миг помедлили, погладив ее мелкий аккуратный почерк. Она даст ему ответы. А если не захочет отвечать, он знал способы получения информации. Его кровь была древней, род — величественным и могущественным. Мало кто из его народа обладал знаниями и навыками, приобретенными им за столетия своего существования. Она не сможет скрыться от него или его вопросов.

Глава 2

Габриэль пристально смотрел на женщину, так спокойно лежащую в темной плодородной почве. Его тело мгновенно отозвалось на ее непосредственную близость, чего никогда не случалось с ним за все долгие столетия существования. Габриэль напрягся и возбудился, его тело настоятельно требовало действий от простого наблюдения за ней. Все его существо, сердцем и душой тянулись к ней, его чувства были настолько сильны, что он задрожал от их неожиданной мощности. Он был в замешательстве, обнаружив, что кто-то мог так воздействовать на него. Чувствуя себя немного растерянным, он разбудил ее командой.

Франческа пошевелилась, слегка нахмурившись. Густые ресницы затрепетали, а затем она открыла глаза. Огромные глаза глубокого черного цвета. Ее взгляд тут же поднялся на него, будто зная, что он там. Маленькие зубки на миг прикусили полную нижнюю губу, быстрый, нервный жест, который она скрыла, сев прямо. Головокружение охватило ее, и она покачнулась, подняв руку к голове.

Сразу же ее обхватила рука Габриэля, чтобы поддержать. В нем вопили все защитные инстинкты, требуя позаботиться о ней.

Франческа оттолкнула его.

— Отойди от меня. Ты всё погубил. Все эти годы, всё, для чего я работала. Отойди от меня.

Габриэль попятился, давая ей больше места, удивленный упреком в ее голосе. Очевидно, он чем-то расстроил ее.

— Что я погубил? — мягко спросил он.

Отсутствие в ней страха потрясло его. Габриэль не скрывал от нее, кто он. Взял открыто ее кровь. Она знала это. Не принуждал ее и не приказывал забыть о содеянном им.

Франческа всматривалась в его лицо. Он определенно не был похож на старика, как она сперва подумала о нем. Теперь его кожа была здоровой, и он выглядел молодым и сильным. От него исходила аура власти. Он стоял прямо и уверенно, выглядя именно тем, кем был — непревзойденным воином. Резкие черты лица, черные блестящие глаза. Длинные гладкие черные волосы на затылке стянуты кожаным ремешком.

— Я предложила свою жизнь в обмен на твою. Ты не имел никакого права давать мне свою кровь. Ты ведь это сделал, да? Ты не имел права. — Из ее больших глаз на него полыхнуло тлеющее затаившееся пламя. Маленькие кулачки сжались, длинные ногти впились в ладони. Стройное тело Франчески дрожало от сдерживаемого негодования. Старик оказался Габриэлем. Она должна была узнать его где угодно и когда угодно, независимо от его внешности, и все же не узнала, пока он не заключил ее в свои объятия. Она так боялась, что он мог разгадать ее истинную сущность, что не дала своим чувствам явить столь отчаянно нужную ей информацию.

— Ты бы умерла. — Габриэль сказал это резко, не приукрашивая.

— Знаю. Я добровольно предложила свою жизнь, чтобы ты мог продолжить борьбу, спасая наш народ.

— Значит, ты карпатка. — Он очень нежно потянулся к ней и взял за руку, осторожно разгибая пальчики один за другим и открывая следы ногтей на ладони. Не успела она догадаться о его намерениях, как Габриэль склонил темную голову и с изысканной нежностью прикоснулся губами к царапинкам.

Ее сердце чуть не замерло от прикосновения его губ, тепла его дыхания. Она выдернула руку, и сердито глянула на него.

— Конечно, я карпатка. Кто бы ещё узнал тебя? Габриэль. Защитник нашего народа. Ты самый великий охотник на вампиров, какого когда-либо знал наш народ. Ты — легенда, вернувшаяся к жизни. Я тебя не сразу узнала, но ты плохо выглядел. В последние несколько столетий считалось, что ты мертв.

— Почему ты не раскрылась передо мной? Я бы никогда не позволил тебе подвергать свою жизнь опасности. — Его голос был очень нежен, но в нем слышался явный укор.

Краска залила ее бледное лицо.

— Не считай, что имеешь право на меня, Габриэль. Твои права давно потеряли силу.

Габриэль пошевелился, его мышцы слегка напряглись, предупреждая об огромной силе. Черные глаза Франчески сверкнули, она совсем не испугалась.

— Я серьезно говорю. Ты не имел право делать то, что сделал.

— Как карпатский мужчина, я не могу делать ничего иного, кроме как защищать тебя. Почему ты живешь здесь одна, никому не нужная, беззащитная? Наш мир настолько изменился, что мужчины больше не заботятся о наших женщинах? — Его тон оставался мягок, но стал более грозным.

Франческа вздернула подбородок.

— Наши мужчины понятия не имеют о моем существовании. И тебя это тоже не касается, так что не думай, что можешь вмешиваться.

Габриэль просто смотрел на нее. Ему было более двух тысяч лет. В нем прочно укоренилось, что защита женщин важнее всего остального. Это было частью того, кем он был и что из себя представлял. И если эта женщина его Спутница жизни, тогда это не просто его долг, но и право.

— Франческа, боюсь, что мне придется охранять тебя должным образом. Я никогда не пренебрегал своими обязанностями.

Он возвышался над ней, и сидя так, она чувствовала себя в невыгодном положении. Франческа встала и грациозно пересекла комнату, устанавливая дистанцию между ними. Из-за него ее сердце нервно колотилось. А Франческа забыла, что такое нервничать. Она вовсе не была неопытной девицей. Она совершила то, что ещё не делала ни одна карпатка: успешно избежала обнаружения и со стороны карпатских мужчин, и от мародерствующих вампиров, и жила собственной жизнью по своим правилам. Франческа не собиралась позволять этому мужчине просто так войти в ее жизнь и взять все на себя.

— Я думаю, нам надо внести ясность, Габриэль. Я — не твоя забота. Я готова позволить тебе пользоваться этой комнатой, пока ты не осмотришься и не найдешь себе безопасное место, но после этого мы никак не будем общаться. Я живу своей жизнью. И тебе в ней нет места.

Он поднял бровь, изящно и вежливо намекая на то, что она лжет.

— Ты моя Спутница жизни. — Он почувствовал определенность этих слов. Она его вторая половинка, свет во тьме, единственная женщина, созданная только для него.

Впервые за все время Франческа выказала страх. Она развернулась, испуганно распахнув глаза.

— Ты не произносил ритуальные слова, чтобы связать нас, не так ли? — Ее руки дрожали так сильно, что она спрятала их за спину. С того момента как она узнала его, Франческа больше всего боялась именно этого.

— Почему ты боишься такой естественной вещи? Ты же знаешь, что я твой Спутник жизни. — Габриэль внимательно наблюдал за ней, замечая каждый жест. Она действительно была напугана. И то, что она предназначена ему, Франческа знала раньше него.

Она чуть ли не вызывающе вскинула подбородок.

— Много веков назад я была твоей Спутницей жизни, Габриэль. Но когда ты принял решение охотиться с братом на вампиров, то приговорил меня к жизни в одиночестве. Я приняла этот приговор. Это было очень давно. Ты не можешь просто вернуться в мою жизнь и распорядиться по-другому.

Габриэль замолк, свободно касаясь ее разума в легком слиянии. Он обнаружил яркое воспоминание о себе, проходящем через человеческую деревню с Люцианом. Два легендарных охотника на вампиров. Люди с благоговейным трепетом уходили прочь с их пути. Габриэль видел, как он быстро передвигался, шагая широко и уверенно, волосы развевались в ночном воздухе. Его внимание привлекло движение молодой девушки, и он обернулся, не замедляя шаг. Его черные глаза скользили по группе женщин, но затем он отвлекся на слова Люциана. Габриэль снова обратил внимание на дорогу, больше не оглядываясь назад. Юная девушка долго продолжала смотреть ему вслед в мучительной тишине.

— Я не знал.

Ее глаза вспыхнули.

— Ты не хотел знать. Есть разница, Габриэль. В любом случае, это не неважно. Я пережила боль и унижение. Все это было очень давно. За все эти столетия я прожила хорошую жизнь. Я устала и хочу встретить рассвет.

Габриэль неотрывно смотрел на нее.

— Это недопустимо, Франческа. — Он сказал это спокойно, без интонации.

— Нет у тебя никакого права говорить мне, что допустимо, а что нет в моей жизни. Как по мне, ты отрёкся от всех прав на меня, когда ушёл не оглянувшись. Ты ничего не знаешь обо мне. Ничего не знаешь о жизни, которую я вела, о том, что я хочу, а чего не хочу. Я построила свою жизнь самостоятельно. Я довольно счастлива и весьма успешна. Я прожила достаточно долго, благодарю покорно. И ничего не меняется только из-за того, что ты внезапно решил восстать из мёртвых. Ты вернулся не ко мне. Ты вернулся за ним. Люцианом. Он пробудился, да? И ты охотишься на него.

Габриэль медленно кивнул.

— Это так, но ты должна понять, что то, что я нашёл тебя, всё меняет.

— Нет, не меняет, — отрицала Франческа.

Она дернула дверь комнаты, и поспешно пошла прочь от него по тоннелю к подвалу. И ее настроение не улучшилось, когда он легко поравнялся с ней, мощно и соблазнительно двигая мускулами. Как он смеет столь небрежно относиться к её жизни?

— Это ничего не меняет. Все равно у тебя есть твоя работа, а у меня своя жизнь. Она принадлежит только мне, Габриэль, и только я могу принимать решения.

— Принцу нашего народа придётся о многом ответить мне. — Произнес Габриэль тихим, спокойным голосом. — Он не оберегал тебя, как был обязан. Михаил всё ещё у власти?

— Иди к чёрту, Габриэль, — гневно огрызнулась Франческа, разозлившись на его заявление. Она прошла через кухню и подошла к зеркалу в коридоре. Откинув волосы, она внимательно осмотрела шею, не осталось ли там предательских следов.

— Ты уходишь?

Его голос был так тих и нежен, что ее сердце глухо застучало. Она по-прежнему отворачивалась от него.

— Да, я сказала Брайсу, что осмотрю одного из его пациентов. Я не могу заставлять его беспокоиться, и ехать искать меня.

— Брайс может подождать, — ровно произнес Габриэль.

— Нет никаких причин заставлять Брайса ждать, — ответила ему Франческа. — Я надеюсь, что ты уйдешь до моего возвращения, Габриэль.

Легкая улыбка смягчила резкие очертания его губ.

— Не думаю, что это произойдет. — Он наблюдал, как она вышла через входную дверь, и никакое веселье не коснулось горящих черных глаз. Когда за ней громко захлопнулась тяжелая дверь, Габриэль плавно прошел через комнату к окну. Франческа быстро шла по улице. Она не воспользовалась своей машиной, как поступил бы человек, и не растворилась в тумане, мчась по воздуху, как сделал бы карпатец. Габриэль смотрел, как она пустилась в бег. Ее тело двигалось легко и плавно, поэтично в своей красоте.

Он потянулся к ее разуму и слился с ним, оставаясь легкой тенью. Франческа очень боялась его. Все сказанное ею, было всерьёз. Она провела какой-то эксперимент, позволивший ей появляться на Солнце вместе с людьми. Потратила много времени и сил на исследования, в поисках способа для этого изменения. Потребовалось несколько столетий, прежде чем ее тело дошло до такого состояния, и она добилась успеха. Франческа так искусно казалась человеком, как в мыслях, так и действиях, что смогла одурачить даже такое древнее существо, как он. Теперь он погубил все ее труды, дав свою древнюю кровь. Она очень расстроилась из-за этого. И была полна решимости, что это последние несколько лет ее жизни. Франческа раздумывала о том, чтобы провести последние годы жизни с Брайсом, состариться, как стареют люди. Она собиралась встретить рассвет по завершении этих нескольких лет. И уже некоторое время планировала это.

— Я так не думаю, Франческа, — вслух прошептал он.

Его тело медленно колыхнулось, прозрачно замерцав. Растворившись легким туманом, он выплыл из дома через приоткрытое окно. Сразу же туман принял форму большой белой совы, его излюбленного средства перемещения. Широко распахнулись сильные крылья, поднимая его высоко над городом.

Франческа бежала по тротуару, так быстро, как только могла. Она слышала, как дико колотится ее сердце, топот ног, воздух, порывисто вдыхаемый и выдыхаемый ею. Даже в самых дерзких мечтах она никогда не думала, что такое может случиться. Габриэль. Ее народ перешептывался о нем. Близнецы. Легенды. Они были мертвы, а не живы. Как такое могло произойти? Он отнял у нее жизнь, вынудив жить в бесконечно долгом одиночестве. Теперь, когда она, наконец, нашла способ жить как человек, возможно, иметь человеческие отношения, жить и умереть как другие, сменяющие друг друга, как она наблюдала много лет подряд, Габриэль вернулся из мёртвых. Что делать, если он предъявляет права на нее?

От такого, как Габриэль, сбежать невозможно. Он первоклассный охотник. Габриэль мог выследить привидение, не говоря уже о собственной Спутнице жизни. Франческа сбавила ходу, перейдя на быструю ходьбу. Может, он просто снова уйдёт. Габриэль практически признался, что Люциан восстал. Он всё ещё вел охоту. Ему не будет до неё никакого дела. А она никогда не признает его притязаний на нее. Габриэль вынудил ее жить в изгнании, вдали от своего народа и родной земли. В этом вопросе у нее не оставалось выбора. Одинокая женщина, живущая среди мужчин, так отчаянно нуждающихся в Спутницах жизни, обрекла бы их на нескончаемые муки. И она знала, что не потерпит утрату свободы. Их принц тщательно охранял бы ее, в неизменной надежде, что один из мужчин станет ее истинным Спутником жизни. Они крайне нуждались в детях. Франческа знала, что предназначена только одному карпатцу, и он отверг ее, посвятив себя защите их народа. Она жила все эти столетия, как хотела, уверенная в своей силе и могуществе, что ни один человек не сравнится с ней, и никакой вампир не сможет обнаружить ее. Скрыться от своего народа оказалось довольно легко, ведь такое поведение было неожиданно.

За все эти века они потеряли столь много детей и женщин, что все женщины тщательно охранялись: они были нужны для рождения детей, особенно девочек. Большая часть новорожденных были мальчиками, и большинство не выживало в первый год жизни. Их род был на грани исчезновения. Франческа смирилась со своим одиноким существованием. Она не собиралась менять всю свою жизнь только потому, что Габриэль внезапно решил вернуться из небытия.

Почувствовав влагу на лице, Франческа взглянула на небо. Совершенно ясное небо над головой, ярко сияющие звёзды. Удивившись, она подняла руку и коснулась слез на лице. Это ещё больше усилило решимость, что Габриэль не получит право вмешиваться в ее жизнь. Он уже заставил ее плакать. Он всё погубил. Без оглядки, не задумываясь, лишил ее Солнца. В этом весь Габриэль. Он принимает решение и ожидает, что весь остальной мир согласится с ним. Он сам себе закон и будет ждать, что Франческа сделает все, что он прикажет.

Франческа свернула за угол, глубоко вздохнула, и направилась к больничной парковке. Она не хотела, чтобы что-нибудь показалось странным. Брайс встретил ее вскоре после того, как она вошла в здание больницы, что наводило на мысль о том, что он оставил четкие распоряжения, чтобы его немедленно уведомили о ее прибытии. Он провел ее по коридорам к отдельной палате. Повсюду были плюшевые медвежата, воздушные шары и цветы. В кровати лежала маленькая девочка, очень бледная и с темными кругами под глазами. Как всегда, Брайс не сказал, что именно случилось с пациентом, позволив ей вместо того совершить свой собственный «необычный» осмотр.

— Ее родители знают, что ты попросил меня взглянуть на нее? — тихо спросила Франческа.

И хотя ее голос был негромок, ребёнок пошевелился и открыл глаза. Девочка улыбнулась посетительнице.

— Вы та леди, помогающая людям, о которой говорил доктор Брайс. Мама сказала, что вы придете навестить меня.

Франческа хмуро и раздраженно взглянула на Брайса. Она тысячу раз говорила ему никому о ней не рассказывать. Франческа не могла допустить огласки. Они не раз спорили над этим вопросом. Она прикоснулась кончиками пальцев к тоненькой детской ручке.

— Тебе больно, да?

Малышка пожала плечами.

— Всё в порядке. Теперь я привыкла к этому.

Неожиданно холодный ветер колыхнул занавески и Брайс взглянул на окно, проверяя, что оно закрыто. Сквозняк в комнате — последнее, что им нужно. Франческа целиком сосредоточилась на ребёнке. В такие моменты, она больше ни на что не обращала внимания. Словно существовали только девочка и Франческа.

— Меня зовут Франческа. А как твоё имя?

— Челси.

— Что ж, Челси, ты не будешь против, если я подержу твою ручку несколько минут? Это поможет мне понять, что с тобой происходит.

Медленная улыбка осветила лицо малышки.

— Вы не будете колоть, тыкать и вонзать в меня иголки?

Франческа улыбнулась в ответ.

— Думаю, мы можем благополучно оставить эту работу Брайсу. — Она взяла маленькую ручку. Кожа была очень тонкой, почти прозрачной. Этот ребенок чахнул. — Я просто посижу здесь с тобой и сконцентрируюсь. Возможно, ты почувствуешь местами тепло, но больно не будет.

Взгляд Челси замер на лице Франчески, рассматривая выражение ее лица, а затем она решила довериться. Она торжественно кивнула.

— Давайте, я готова.

Франческа закрыла глаза, сосредотачиваясь на ребенке и только на нем, выбросив все остальные мысли из головы. Она послала себя за пределы собственного тела на поиски, став столь же иллюзорной, как энергия, тепло и свет. Проникнув в ребенка, Франческа начала медленный, тщательный осмотр. Кровь девочки была нездоровой. На кровообращение обрушивались массовые атаки, и жалкие антитела не могли противостоять вторжению захватнической армии. Франческа продолжала осматривать все органы, ткани, мышцы и сам мозг. На миг ее захлестнула печаль, подвергая опасности возможность нахождения в теле ребенка. Она очень сочувствовала этой маленькой девочке, столько лет страдавшей за свою недолгую юную жизнь.

Покачнувшись и быстро моргая, Франческа вернулась в собственное тело. Как всегда, она чувствовала себя дезориентированной и слабой после внетелесного опыта. Недолго посидев в тишине, она подняла глаза на Брайса.

— Франческа. — Он произнес ее имя тихо, с большой надеждой. То был не вопрос. Как доктор, Брайс знал, что с точки зрения медицины Челси умирала, ее тело не выдерживало столь свирепого нападения ужасной армии. Брайс выглядел измученным, скорбь застыла на его лице. Он сделал все, что мог, но и этого было мало.

— Возможно. — Франческа взглянула на настенные часы. Утро, половина четвертого. Сколько времени займет исцеление этого ребенка и изгнание всех раковых клеток из изнуренного тела? Успеет ли она закончить и вернуться домой до восхода солнца? Да какая разница. Жизнь ребенка стоила риска. И она не против прогуляться под солнцем.

— Оставь меня наедине с нею, Брайс, и я посмотрю, чем могу помочь. — Она погладила Челси по волосам. — Спи, милая, и мы посмотрим, удастся ли хоть немного помочь тебе. — Франческа подождала, пока Брайс закроет дверь, и затем снова вошла в тело малышки.

Время не имело значения, когда она занималась исцелением. Находясь в маленьком тельце Челси, Франческа мысленно поддерживала и согревала ее, между тем бросая силы на страшную схватку за жизнь девочки. Она работала тщательно и неутомимо, внимательно следя, чтобы в теле Челси не осталось ни следа ужасной болезни. Франческа не имела понятия ни о прошедшем времени, ни о собственных убывающих силах, пока не пошатнулась, ее тело утомилось раньше, чем душа успела закончить работу. На нее сразу же хлынул поток силы, мощная волна неимоверной энергии, идущая извне. Она приняла энергию не сомневаясь, уверенная в ее происхождении. Конечно, Габриэль знал, когда она рисковала здоровьем; они связаны кровными узами. Естественно, он потянулся на помощь ей. Как-никак, он карпатский мужчина. В его помощи нет более глубокого смысла. Конечно же, он помог не из-за беспокойства о ней.

Франческа немедленно воспользовалась энергией, благодарная ему, несмотря на то, что ничего не хотела от Габриэля. Важно было только одно: исцеление измученного тела Челси и восстановление ее здоровья. Убедившись в уничтожении всех следов болезни, она вернулась в собственное тело.

Франческа тяжело дышала, дрожа с головы до ног. Ненадолго склонившись над малышкой, она медленно приходила в себя после поставленной себе трудной задачи. В придачу к изнуренности от исцеления ей приходилось ещё и скрывать свою деятельность от посторонних. За все эти годы Франческа научилась ставить барьеры, скрывая всплеск силы от карпатцев и вампиров.

Взглянув на часы, она осознала, что уже почти пять часов утра. Ей надо вернуться домой. Какой бы уставшей Франческа не была, она не могла себе позволить быть застигнутой восходящим Солнцем. И как бы часто она не говорила себе, что это не важно, Франческа втайне все же боялась умереть таким мучительным способом. Благодаря Габриэлю, Солнце снова могло навредить ей.

«Это было не намеренно, любимая».

«Но результат тот же самый».

Брайс ждал ее сразу за дверью, прислонившись к стене.

— Так что, ты смогла помочь ей?

— Надеюсь, что так. — Франческа уклонилась от ответа, хотя прекрасно знала, что ребёнок полностью выздоровеет. — Пожалуйста, окажи мне любезность и никому не говори обо мне. Ей-богу, Брайс, у нас была договоренность. Я не могу допустить толпу людей, стучащихся ко мне в дверь с ожиданием чуда. Дай малышке день или два до того, как начнёшь обследовать ее. Ты знаешь, я ненавижу огласку. Если она выздоровеет, ты поставишь это себе в заслугу.

Он пошёл рядом с ней.

— Я ухожу. Хочешь позавтракать? Небольшая благодарность за то, что не спала всю ночь из-за моей пациентки.

Франческа откинула назад тяжелые пряди иссиня-черных волос.

— Я устала, Брайс. Ты же знаешь, это всегда изнуряет меня.

— Если б я знал, что ты делаешь, возможно смог бы помочь, и ты бы так не уставала, — поддразнил он. — Ты шла сюда пешком, не так ли? Давай, я подвезу тебя до дома. — Брайс взял ее за руку и повел к своей машине.

Франческа пошла охотно. Добраться домой на машине займет всего несколько минут, а она так устала. Усаживаясь на кожаное сидение, она привычно пристегнулась ремнем безопасности и улыбнулась ему.

— Все же ты любишь роскошь, Брайс.

— Ничего плохого тут нет. Я знаю, чего хочу и добиваюсь этого. — Его темные глаза многозначительно прошлись по ней.

— Не начинай, — предостерегла Франческа, в ее голосе слышался смех. — Что это с тобой, Брайс? Я много раз говорила тебе — мы не можем встречаться друг с другом.

— Мы встречаемся с тобой каждый день, Франческа, — с усмешкой напомнил он. — И мы довольно неплохо встречаемся.

— Я слишком устала, чтобы спорить с тобой. Просто отвези меня домой и будь милым.

— Что ты сделала со стариком? Тебе надо прекращать подбирать людей с улицы, Франческа. Поэтому тебе и нужен я. Ты слишком добра, во вред себе. Рано или поздно ты подберешь убийцу с топором.

— Не думаю, что мне это грозит. — Франческа смотрела в окно на свой приближающийся дом в конце подъездной дороги.

— Он ведь не у тебя дома, да? — Подозрительно спросил Брайс, припарковав машину и отбросив ремень безопасности.

Она мимолетно улыбнулась ему.

— Я так понимаю, ты решил, что я приглашу тебя в дом.

Брайс поспешно обошел машину, чтобы открыть ей дверь.

— Конечно, я войду. Не хотелось бы обнаружить, что ты приютила искусанного блохами старика. Это было бы так похоже на тебя.

Словно в ответ на его слова, передняя дверь неожиданно открылась и крупная фигура Габриэля заполнила дверной проем. Безусловно, он не напоминал жалкого старика. Франческа почувствовала, как бледнеет, а сердце перевернулось. Она тревожно взглянула на Брайса. Габриэль выглядел непобедимым, хищником. Казалось, он готов съесть Брайса заживо. Он стоял высокий и элегантный, на чувственном лице никаких эмоций. Габриэль напоминал темного принца из давних времен; аура могущества была столь очевидна, что облегала его как вторая кожа. Он был невероятно красив, и она не могла не заметить этого, невзирая на принятое решение не обращать на это внимания.

Брайс фактически остановил ее, хватая за руку и удерживая на месте.

— А это кто, чёрт возьми? — Он даже толкнул Франческу себе за спину, защищая ее.

Его поступок был таким милым, что у нее ком встал в горле. Никто никогда не относился к ней столь внимательно и не защищал ее так, как Брайс. Независимо от того, как часто Франческа ему отказывала, Брайс был полон решимости продолжать ухаживания.

Габриэль спустился по ступенькам. Скользящей, плавной походкой. Он двигался с кошачьей грацией большого хищника, мощные мускулы перекатывались под тонким шелком рубашки.

— Большое спасибо, что подвезли ее до дома. Я уже начал беспокоиться, — ровно произнес Габриэль. Его голос, бархатисто мягкий и спокойный, было невозможно игнорировать. Он подготавливал почву для любого принуждения, которое захотел бы внушить сознанию слушателя.

Габриэль вплотную приблизился к Франческе, не обращая внимания на ее слабое женское отступление. Он сжал рукой ее запястье, привлекая к себе под защиту широких плеч.

— Ты отсутствовала всю ночь, любимая, должно быть ты устала. Я надеюсь, она смогла помочь вашему пациенту? — Его рука собственнически обхватила плечи Франчески, крепко прижимая к себе.

Если она запротестует или станет возражать, то поставит Брайса в неудобное положение. Он почувствует, что должен прийти ей на помощь, но Франческа полагала, что в мире нет никого, кто сможет победить Габриэля, кроме его падшего близнеца Люциана.

«Что ты творишь?» — спросила она, пользуясь ментальной связью, чтобы отчитать его. Он был высокого роста и невероятно силен. Из-за него Франческа чувствовала себя маленькой и слабой, а она вовсе такой не была. Из-за него она чувствовала себя уязвимой.

— Кто вы? — беспокойно спросил Брайс.

«Он чувствует твой страх, Франческа. Не заставляй меня делать то, за что тебе будет сложно простить меня».

«Не смей причинять ему вред».

— Я — Габриэль. — Он протянул руку Брайсу, с дружелюбием зрелой пантеры. Он выглядел элегантным. Опасным. Неукротимым. С его густыми гладкими волосами, стянутыми на затылке кожаным ремешком, Габриэль выглядел очень изысканно и старомодно.

Брайс пожал предложенную ему руку, неуверенный, как вести себя в такой ситуации. Франческа не давала ему никаких подсказок. Ее юное лицо казалось застывшим и напуганным, а большие глаза, намеренно избегали его пристального вопрошающего взгляда. Она по-прежнему прижималась к плечу Габриэля, и выглядела так, словно принадлежала ему. Ну конечно, нельзя было не понять то, как по-собственнически Габриэль обнимал ее, предупреждение в его глазах, когда он смотрел на Брайса. Габриэль давал ему понять, как мужчина мужчине, что считает Франческу своей, и не пустит никакого другого мужчину в ее жизнь. Это читалось по его позе, по тому, как он прикрывал стройную женственную фигурку Франчески своим мускулистым телом.

— Полагаю, вы знаете, кто я, — мрачно ответил Брайс. От незнакомца исходила опасность. Она льнула к нему, лучилась во все стороны. А Франческа просто стояла, молча, беспомощно, будто понятия не имела, что делать.

Сознавая неминуемость восхода солнца, Габриэль направил ее вверх по ступенькам, тесня к двери своим крупным, внушительным телом. Франческа пошла только потому, что Габриэль вынудил ее так поступить. Если она хоть как-то возразит, то поставит Брайса в ужасное положение. Она выдавила улыбку.

— Поговорим сегодня вечером, Брайс.

«Не слишком рассчитывай на это».

Продолжая фарс, Франческа нерешительно помахала рукой, прошмыгнув затем под рукой Габриэля в безопасность дома.

— Как смеешь ты вмешиваться в мою жизнь? — Адреналин хлынул по ее венам. Франческа ходила туда-сюда быстрыми, торопливыми шагами, выдающими ее настроение. Она бы не смогла сохранять хладнокровие, даже если бы захотела.

Взывая к терпению, рожденному тысячей сражений, Габриэль наблюдал за ней полузакрытыми глазами, стоя неподвижно, как гора.

— Ты очень сердита на меня, — сказал он очень тихо, без тени эмоций.

Ее черные глаза полыхнули огнем, она встряхнула головой, и волосы взметнулись тяжелой шелковой завесой. Его тело мгновенно отреагировало. Франческа отличалась невероятной красотой, а каждое ее движение — чувственностью.

— Не делай этого, Габриэль. Не начинай опекать меня. Ты — никто для меня, ничто в моей жизни. Я помогла собрату карпатцу, вот и все, что нас связывает. То был мой долг, не больше, не меньше.

— Звучит так, словно ты пытаешься убедить себя, Франческа. — Габриэль наклонил голову, неотрывно рассматривая ее. — Ты собиралась пригласить того мужчину к себе домой.

— Тот мужчина — мой друг, — указала она.

Он не моргнул. Ни разу. Просто смотрел на нее. Франческа нашла это весьма обескураживающим. Все так же стоя неподвижно, как статуя, он выглядел ленивым, но опасным, и чем дольше он так стоял, тем быстрее билось ее сердце. Он имел какую-то власть над ней. Это потому, что Габриэль ее спутник жизни. Она все ещё была достаточно карпаткой, чтобы понять, что его душа взывает к ней. Как и его тело. Франческа чувствовала это, жажду, желание, омывающее ее тягучим жидким огнем. Она осторожно отвела взгляд, уставившись на ковер под ногами, чтобы не смотреть на его восхитительное тело.

— Франческа. — Габриэль произнес ее имя тихо. Нежно. Его акцент звучал очень по-старинному, порождая в ее сердце незнакомый трепет. Его голос был столь красив и чист, что она почувствовала принуждение взглянуть на него, но решительно продолжала смотреть вниз.

Умом Франческа понимала, что Габриэль очень могущественное существо. Его голос принуждал, взгляд гипнотизировал. Поскольку он был ее истинным спутником жизни, сопротивляться ему было ещё сложнее, но выбора у нее не оставалось.

— Я прожила жизнь, Габриэль. И больше не желаю продолжать своё существование. И уж точно не желаю начинать вести совсем другой образ жизни. Я жила одна, и за все эти долгие века принимала собственные решения. Я никогда не смогу стать счастлива под диктатом мужчины. Ты не можешь требовать меня изменить то, кем я стала. Скажи мне, ты так же собираешься посвятить себя уничтожению брата-близнеца?

— Это мой долг, клятва, которую я обязан исполнить.

Франческа вздохнула от облегчения. Она очень устала, ее тело снова чувствовало ослабляющее действие восходящего Солнца.

— Нам больше нечего обсуждать.

— Если бы я не помог тебе с исцелением того ребёнка, у тебя бы не было сил справиться до восхода Солнца. — Он произнес эти слова без интонации, как и раньше, но она почувствовала силу его осуждения.

Франческа нарочито беззаботно пожала плечами.

— Меня нисколько не волнует, успела бы я или нет. Я уже не раз говорила об этом, и не желаю постоянно повторяться.

— Ты не оставляешь мне выбора, кроме как связать тебя с собою. — На самом деле, Габриэль собирался так поступить с того момента, как понял, что она предназначена ему. В течение двух тысяч лет он не жил, а лишь существовал в тёмном отвратительном мире. Теперь же было совсем по-другому. Всё. Эмоции. Цвета. Франческа. Габриэль думал сперва поухаживать за нею, она, несомненно, заслуживала этого. Но раз ее жизни угрожает опасность, он больше не будет ждать.

Франческа смотрела на него глазами, похожими на красивые и сияющие чёрные опалы.

— Это ничего не будет значить, Габриэль. Я встречу рассвет, не колеблясь. И не буду ответственна за твою жизнь. Если ты примешь решение связать нас, это исключительно твоё решение. Я отказываюсь быть частью этого. Если ты решишь последовать за мной, когда я уйду, да будет так. Но моя жизнь будет моим выбором.

Габриэль коснулся её разума – её решимость была искренней. Она всерьёз говорила каждое слово.

— Франческа, расскажи мне о своих отношениях с этим доктором. Как далеко всё зашло?

Она свернулась калачиком в глубоком мягком кресле.

— Не знаю, что конкретно ты хочешь знать. Я не спала с ним, если ты об этом. Он-то хочет. Думаю, он хотел бы жениться на мне. Я знаю, что хотел бы. — Франческа на миг запнулась, а потом призналась в остальном. — Я думала над этим.

Он поднял бровь.

— И ты допустила, чтобы у человека возникли такие сильные чувства к тебе?

— Почему бы и нет? Мой Спутник жизни отверг меня, а после я считала его умершим. Я имела полное право искать любви, если захочу, — безжалостно ответила она.

— Что ты чувствуешь к этому человеческому мужчине?

В тихом голосе Габриэля слышался мягкий рык, отчего по спине Франчески прошла дрожь. Ему не запугать ее. Она не сделала ничего плохого. И не будет чувствовать себя виноватой только потому, что он восстал из мёртвых. Она абсолютно ничего не должна ему.

Оставаясь тенью в ее сознании, Габриэль легко читал ее мысли. Он признавал, что повинен в ее одиноком существовании. Считал, что она имеет полное права так к нему относиться. И к тому же понимал, что она не будет довольна жизнью с доминирующим мужчиной. Все это было неважно для него. Габриэль всю жизнь провел, служа своему народу. Битвы. Войны. Уничтожение нежити. И так до бесконечности. Он жил серой и мрачной жизнью, словно хищник, притаившийся в ожидании охоты и убийства. Тьма в нем ширилась, но все же век за веком железная воля удерживала Габриэля от посягательств на его душу.

Его поддерживало обещание. Надежда. Вера, что он найдет свою спутницу жизни. По крайней мере, он верил в это пару веков назад. Затем его вера пошатнулась. Возможно, Франческа права. Возможно, какая-та его часть узнала ее тогда, много веков назад, и потому он был так уверен в ее существовании. И возможно именно ее решение изменить свое карпатское тело и жить как человек, так сильно подстегнуло растущую в нем тьму, что он на многие годы запер себя с братом под землей.

Габриэль внимательно изучал ее сознание; он не мог допустить никаких ошибок. Со своими демонами — проклятием карпатских мужчин — он боролся в одиночку, но жизнь Франчески была гораздо хуже. Он не мог чувствовать одиночество, пустоту, которые претерпевал. А она чувствовала их каждый миг своей жизни. Она мечтала о семье, о детях. О мужчине, который любил бы ее, делил бы с ней горе и радость. Молодой девушкой она посчитала его уход отказом; став женщиной, поняла, что то было страшное время для их народа, и гордилась решением Габриэля посвятить жизнь служению их вымирающему роду. Она внесла свой вклад, покинув Карпатские горы и облегчив жизнь оставшимся мужчинам.

С помощью музыки и искусства, науки и исследований Франческа справилась со своим одиноким существованием. Она узнала, как маскироваться от других карпатцев в округе. От вампиров, чтобы не привлекать нежить в свой город. Она посвятила свою жизнь исцелению других, служа людям, как делал Габриэль. Она приняла решение, что то будут ее последние несколько лет на земле. Франческа устала и желала вечного покоя. Его возвращение не заставило ее передумать. Она не представляла себе другого образа жизни. Она не собиралась пробовать подстроиться под Карпатский мир, где, как она считала, ей было уже не место.

Габриэль не мог не восхищаться ею. Франческа прожила хорошую жизнь. И воля ее была столь же сильна, как и у него. Он бы многое от нее стерпел. Но другой мужчина — это чересчур.

— Франческа, неужели всё так изменилось с тех времен, которые я мне запомнились? Все наши мужчины обрели свою пару, в которых так нуждались? Мы можем допустить, чтобы одна из нас связалась с человеком? Михаил решил проблему рождения девочек, ему удалось уменьшить количество мужчин,обращающихся в вампиров?

Она подняла подбородок, силясь не обращать внимания на его голос. Голос, обладавший способностью просачиваться ей под кожу, захлестывая теплом и неведомыми желаниями.

— Не в моих силах помочь ни одному карпатцу в его муках. И не думай попрекать меня с такими глупыми высказываниями. Моё присутствие только бы усложнило их жизнь.

— А как на счёт моей жизни? Моей борьбы с тьмой?

— Ты сам выбрал свою жизнь, Габриэль, и у тебя хватит сил решить, когда положить ей конец. Мало шансов, что ты потеряешь душу, как потеряли многие до тебя. Ты продержался дольше всех остальных из нашего рода. Прошло столь много времени, что такая опасность давно миновала.

На это Габриэль улыбнулся, блеснув идеально белыми зубами. Улыбка смягчила строгие черты его лица и придала неожиданную теплоту черным глазам.

— Возможно, ты излишне хорошо обо мне думаешь.

На миг Франческа ответно улыбнулась ему, словно он вызвал отклик в ее душе.

— Очень может быть.

В это краткое мгновение, Габриэль почувствовал, как хорошо у них могло все сложиться. Как должно быть, и как будет. Они бы путешествовали вместе, дышали, смеялись и занимались любовью. Может, он и должен ей последний покой, но в глубине души Габриэль сознавал, что слишком эгоистичен, чтобы отказаться от чувств, цветов и манящего зова счастья. Перед ним предстала извечная мечта, обещание, данное мужчинам его рода, награда за сопротивление жуткому зову могущества и тьмы. Франческа была наградой, и он не станет отказываться от нее.

Габриэль протянул ей руку.

— Мы можем уладить это при следующем пробуждении. Пойдем со мной под землю.

Казалось, Франческа целую вечность смотрела на его руку. На миг он подумал, что она начнет спорить с ним. Но Франческа неторопливо сплела его пальцы со своими, и он поднял ее на ноги. В то мгновение, когда он прикоснулся к ней, Франческа почувствовала ответный толчок в теле, сердце подстроилось созвучно его сердцу, а дыхание стремилось гармонировать с его дыханием. Тело ожило, стало мягким, чувственным, нуждающимся в нем. Она сразу попыталась освободиться, отдернуть руку, словно он обжег ее, но не отпуская, Габриэль просто шел с ней к кухне.

— Ты мне не ответила. Я должен знать, что ты чувствуешь к этому человеку. Я уважительно отнесся к тебе, и не стал искать ответа в твоих мыслях. Может, ты будешь так любезна и ответишь мне?

Голос Габриэля был кроток, но теплящаяся властная суть карпатца выдавала его намерение добыть информацию.

Идя бок о бок с ним, Франческа взглянула на Габриэля. Он осматривал обстановку, обращая внимание на все особенности ее дома. То, что он мог быть таким спокойным, проснувшись в новом веке с совершенно другими технологиями и совсем другим миром, поражало ее. Казалось, Габриэль воспринимал все как должное. Он был так самоуверен, что Франческа была в легком замешательстве.

— Я очень увлечена Брайсом. Мы проводим вместе много времени. Ему нравится опера и театр. Он очень умный, — искренне ответила Франческа. — С ним я чувствую себя живой, хотя знаю, что уже мертва внутри.

Габриэль смотрел на макушку ее поникшей головы. Он чувствовал, как его пронзает боль от ее слов. Боль. Реальная боль, а не вспомнившаяся или воображаемая. Подлинная боль от того, что она выстрадала, потому что он не слишком интенсивно ее искал. Он сжал ее пальцы, прижимая руку Франчески к своей груди, напротив сердца.

— Мне так жаль, Франческа. Непростительно с моей стороны не думать о том, что могло случиться с моей Спутницей жизни, пока я не занимался ее поисками. Но ты ошибаешься, говоря, что мертва внутри. Ты самый живой человек, которого я знаю.

Чувствуемый Франческой в его словах прилив тепла встревожил ее. Она засмеялась, скрывая свое смущение.

— А ты больше никого и не знаешь.

Габриэль улыбнулся ей, наслаждаясь ощущением счастья. Он мог бы все время смотреть на нее. Слушать звук ее голоса. Он бы неустанно наблюдал, как меняется выражение ее лица и как трепещут на щеках ресницы. Все в ней казалось чудом, и он только начинал осознавать, что она реальна, а не фантазия. Он мог протянуть руку и дотронуться до кожи Франчески, восхищаясь ее мягкостью.

— Это не очень любезно с твоей стороны.

— Я знаю. — Франческа остро осознавала мощь его тела, спускаясь с ним в подземную спальню. Многие годы она не пользовалась убежищем, но знала, что теперь оно необходимо. Она уже не могла спать сном смертных или снова гулять на солнце. Древняя кровь Габриэля все изменила. Она ужасно устала, и лишь радушные объятия земли могли оживить ее и снова вернуть силы.

Габриэль махнул рукой, отворяя землю. Франческа на миг замерла, не решаясь ступить вперед. Габриэль же просто обхватив ее тонкую талию, вошел с ней в ожидающую землю. Он поставил на дом мощную защиту, чары, которые очень мало кто мог разгадать. Люциан. Только Люциан смог бы. Ведь что знал Габриэль, то знал и Люциан. Он волновался только из-за близнеца. Только его возлюбленный брат мог уничтожить их. На миг его сердце мучительно сжалось из-за предательства, тяжесть которого он ощущал как настоящую физическую боль.

Она всячески старалась сохранить между ними дистанцию, но, чувствуя истощение Франчески, Габриэль просто привлек ее к себе, обнимая и защищая всем телом, и слившись с ее сознанием, отдал команду спать. Он был поразительно силен, и она сдалась без особого сопротивления. После пробуждения она ему это припомнит, но пока он просто наслаждался возможностью прижимать ее тело к себе, прижавшись к ней головой и чувствуя шелк ее волос на своей коже.

«Габриэль? Ты как-то ранен, я чувствую твою боль».

Люциан. Даже сейчас, в это уязвимое время запертый в земле, его близнец чувствовал муки его сердца. В голосе не слышалось злорадства, как можно было ожидать от нежити, нет, за все века преследования голос Люциана всегда приятно звучал. Габриэль проследил, чтобы в его сознании ничего не осталось, из-за риска, что брат может узнать про Франческу.

«Габриэль? Эта битва касается только нас двоих. Никто другой не должен вмешиваться. Если ты нуждаешься во мне, скажи».

У Габриэля перехватило дыхание. В голосе Люциана, в его приказе слышалось принуждение, и столь сильное, что он почувствовал пот, выступивший на лбу из-за усилий разорвать контакт. В конце концов, оказалось, что ответить легче.

«Всего лишь незначительная рана из-за моей беспечности. Земля исцелит меня».

Наступила лёгкая тишина, словно Люциан решал, верить ему или нет, а после пустота. Габриэль ненадолго задумался о брате. Как с Люцианом могло такое случиться? Он всегда был силен. Габриэль рассчитывал на него, верил. Люциан всегда был лидером. Даже теперь, всецело порочный, вампир и абсолютное зло, Люциан поступал неожиданно. Всегда все исследуя, всегда неизменно вежлив и всегда обмениваясь знаниями с братом.

Габриэль никогда не предполагал, что его близнец превратится в вампира. Он знал, что Люциан утратил ощущения и способность различать цвета в более раннем возрасте, чем большинство, за много лет до того, как их утратил сам Габриэль; но все же он был так силен, так самоуверен, и совершенно могуч. Как такое случилось? Если бы только Габриэль увидел, что обращение близится, может он и смог бы помочь брату, пока не стало слишком поздно. Страшное чувство вины угнетало его.

Со слабым вздохом, Габриэль привлек Франческу поближе, зарывшись лицом в гущу мягких, душистых волос. Им овладело чувство покоя, он обнимал Франческу, властно прижимаясь к ней всем телом. Он нуждался в ней так отчаянно, намного сильнее, чем она в нем. Последний вздох привнес ее аромат в лёгкие и сердце, увлекая Габриэля в целительный сон его народа.

Глава 3

Габриэль проснулся весь в огне, голодный и страждущий. Одержимый желанием. Каждый кусочек его кожи был живым от огненных язычков тепла. Его тело было напряженным и ныло, настойчиво требуя, чтобы он заявил права на то, что по праву принадлежало ему. Франческа лежала рядом с ним, бледная и неподвижная, ее кожа на фоне его была прохладной. Игнорируя последствия, он одной мыслью удалил тонкий барьер из ткани, разделяющий их. От ее вида у него захватило дыхание. Ее тело было изящным, прекрасно подходящим его.

Он лежал, обнимая ее, осторожно просчитывая свои возможности. Габриэль был не готов позволить ей выбрать смерть. Ему хотелось воспользоваться шансом на совместную жизнь. Он не мог существовать без нее. Но, даже привязав ее к себе ритуальными словами, он знал, что этого будет недостаточно, чтобы удержать ее от встречи рассвета. Поэтому прочитав ее мысли и ее желания, он смог придумать только один способ удержать ее. Существовал лишь один способ заставить ее уступить. Непростительный. Но ему придется смириться с этим. Она не простит его, но предпочтет жизнь для них обоих. И это даст ему время, чтобы привязать ее к себе эмоционально.

Габриэль некоторое время размышлял над отсутствием у него альтернатив. И пока он лежал, прижимая ее к себе, его решимость только крепла. Он будет обладать ею. И хотя это эгоистично и неправильно и ниже его достоинства, но он не позволит ей предпочесть смерть жизни. Габриэль мог бы сделать вид, что это ради спасения их расы, что они оба в долгу перед своим видом и должны сделать все возможное, чтобы она продолжала существовать, но он понимал, что в его решении не было ничего благородного. Он хотел ее. Она принадлежала ему, и Габриэль был намерен убедиться, что он не только владеет ею, но и что у нее больше нет никакого выбора в этом вопросе.

Он закрыл свои глаза и покинул свое тело, проникая в ее. Он двигался медленно и уверенно, решительно настроенный на то, чтобы не совершить ошибки. Он был древним с необычайной силой и знаниями. Он сделал все, что было в его силах, чтобы возбудить ее тело, даже когда нашел то, что искал. Оставалось сделать лишь одно... Когда он вновь вернулся в свое тело, то понял, что она была целительницей, женщиной тянущейся к земле. Он должен был быть уверен, что у нее не будет времени подумать или почувствовать что-либо кроме желания, вспыхнувшего между ними. Он не сомневался, что довольно легко справится с этим. Карпатский брачный ритуал отличался страстью и интенсивностью.

Габриэль лег поверх нее, чтобы всем своим невыносимо разгоряченным телом мог ощущать ее бархатистую кожу. Склонив голову, он коснулся своим ртом ее, чтобы ощутить ее первый вздох, одновременно отдавая ей команду просыпаться, прийти к нему, желая его. Его разум полностью слился с ее, его было невозможно остановить, совершенно возбужденного мужчину в огне карпатского брачного ритуала. Сердцебиение его Спутницы жизни подстроилось под биение его сердца, ее легкие заработали в одном ритме с его, и ее сознание внезапно оказалось в плену излучаемого Габриэлем голода. Он превратил огонь в жесткое пожарище. Он отчаянно нуждался в ней, чтобы просто выжить. Он должен владеть ею. Его тело неистовало, требовало ее. Никто другой не мог погасить пламя, грозившее полностью поглотить его.

Его голод стал ее голодом, его желание — ее. Ее тело горело и болело, ее груди приглашающе набухли напротив его груди, ее бедра безостановочно двигались. Габриэль обнаружил некое успокоение в медовых глубинах ее рта. Его руки исследовали каждый дюйм ее кожи, каждую впадинку и округлость. Он не хотел торопиться, хотел смаковать каждое открытие, но он не мог дать ей время, тем самым позволив выйти из-под слияния их сознаний. Он языком прошелся вниз по ее горлу, задержавшись на ее учащенно бьющемся пульсе. Его руки скользнули к месту соединения ее ног, его колено раздвинуло ее ноги, давая ему более полный доступ.

Франческа могла чувствовать только огненное желание и ужасный, опустошающий голод. Существовала лишь легкая дымка безумия, огонь охвативший ее. Везде, где он дотрагивался до нее, начинал танцевать огонь. Она услышала стон, вырвавшийся из ее собственного горла, когда его пальцы нашли ее горячую влажную вершину. Что только еще больше увеличило ее желание. Его зубы, нежно покусывая, прошлись по ее груди, дразня соски и превращая их в твердые пики, и вернулись назад к атласно-мягкой возвышенности. Она чувствовала его, толстого и твердого, прижимающегося к ней. Его разум подпитывал ее эротичными картинами, проецируя свою настойчивую потребность обладать ею. Она не могла думать, могла только бесконечно чувствовать. Чувствовать, желать и гореть.

Ее волосы были повсюду, укрывая их обоих, мягкие пряди казались невыносимо шелковистыми на их чувствительной коже. Странный гул стоял в ее ушах. Она с некоторым отчаянием потянулась к нему, ее руки обвили его голову, притягивая к ней, пока его рот не вытеснил все до последней разумной мысли из ее сознания, пока там не остался только он. Пока не осталось ничего — ни земли, ни неба; ни времени, ни пространства, лишь Габриэль со своими широкими плечами, разгоряченной кожей и требовательным телом, нуждающийся в ней, как никто другой. Ее тело, создавалось ощущение, больше не принадлежало ей; оно стало мягким и податливым, ноя каждой клеточкой, как и тело Габриэля.

Он что-то прошептал ей. Она узнала древний язык, но слова были приглушены ее грудью. Он приподнял ее бедра и замер на одно, длящееся не дольше одного удара сердца, мгновение. Она подняла на него взгляд, застыв от его чисто-мужской красоты. Его черный взгляд удержал ее.

— Я объявляю тебя своей Спутницей жизни, — его тело подалось вперед, и он овладел ею.

Франческа вскрикнула, ее руки вцепились в его темные разметавшиеся волосы, протестуя против его действий.

— Расслабься, Франческа, — выдохнул Габриэль, его голос был прекрасным, гипнотизирующим и захватывающим. Его бедра медленно и сексуально двинулись вперед, давая ее телу время привыкнуть к его вторжению. Он наклонил голову и поцеловал ее атласную кожу, его рот прошелся по ее пульсу. Он сосредоточился на дыхании, медленно делая вдохи и выдохи, чтобы не дать себе вонзиться в нее. Она оказалась узкой и горячей, окружая его словно бархатистый огонь. Она была самим совершенством. Габриэль на момент закрыл глаза, смакуя то, как она окружает его.

Франческа знала, что ей бы следовало запротестовать, но его рот сводил ее с ума от желания. Раскаленная добела молния пронеслась через ее тело в тот миг, когда он погрузил в нее свои зубы, соединяя их в единое целое в самом эротичном способе из всех. Сердцем, разумом, душой и телом. Ее жизненные силы хлынули в него, в то время как он брал ее, его бедра двигались в глубоком напряженном ритме, подводя их обоих к разбивающему вдребезги освобождению. Габриэль содрогался от усилий держать себя под контролем. Ее вкус был не похож ни на что иное ранее им пробованное. Опьяняющий, сексуальный, он был всем, что он когда-либо хотел. Горячим. Сладостным. Вызывающим привыкание. Его тело горело в огне, погружаясь все глубже и сильнее, делая их единым.

Габриэль провел языком по ее груди.

— Пожалуйста, Франческа, — его голос был хриплым от желания.

И она незамедлительно откликнулась на настойчивую просьбу. Ее рот прошелся по твердым мускулам его груди. Его тело сжалось, когда ее зубы дразняще прошлись по его пульсу, царапая, прикусывая.

— Франческа, — он произнес ее имя с отчаянным напряженным ожиданием.

Франческа обнаружила, что подчиняется. Это было нечто большим, чем черным магическим заклятьем, вековым искушением. Его тело было таким сильным, таким твердым, таким совершенным. Она втянула запах его крови, его жизненная сила звала ее, манила. Ее рот чувственно прошелся по его мускулистой коже, ее зубы поддразнивали его, пока он не застонал от желания. Тогда она глубоко погрузила в него свои зубы.

— Я объявляю тебя своей Спутницей жизни. Я принадлежу тебе. Я предлагаю тебе свою жизнь. Я дарю тебе свою защиту, свою верность, свою душу, свое сердце и свое тело. Я обязуюсь хранить то же самое, что принадлежит тебе. — Он едва смог произнести ритуальные связывающие их слова вслух. Ее тело сжималось вокруг его, сотрясаясь, разлетаясь на фрагменты, сдавливая его своей раскаленной огненной бархатностью так крепко, что он подумал, что вот-вот вспыхнет. — Ты моя Спутница жизни, связанная со мной на все века и всегда находящаяся под моей заботой.

Франческа провела своим язычком по крошечным следам укусов, которые она сделала на его твердой мускулистой груди и прижалась к нему. Он был единственным безопасным якорем, когда ее тело покачивалось на волнах чистого расплавленного удовольствия. Она тонула в нем, ее тело больше не принадлежало ей. И никогда больше не будет принадлежать. Она лежала под ним, биение ее сердца громким эхом отдавалось в ее ушах, его кровь бежала в ее венах, а во рту остался его привкус, его тело находилось глубоко внутри нее. Впервые за все свое бесконечное существование она была полностью удовлетворена.

Габриэль лежал поверх нее, придавив ее, и чувствовал, что больше никогда не захочет уйти далеко от ее красивого тела. Он поднял голову и посмотрел ей в глаза, ожидая увидеть осуждение. Франческа ласкала его влажные волосы.

— Так вот чего мы были лишены все эти годы, — сказала она тихо, с удивлением.

Он склонил голову и запечатлел поцелуй на ее нежном и уязвимом горле. Его руки собственнически зарылись в ее волосы.

— Ты так невероятно красива, Франческа, — его голос соблазнительным шепотом прошелся по ее коже.

Она закрыла глаза и позволила ему просочиться в ее тело и разум. Он связал их воедино. Она надеялась, что он этого не сделает, но это все равно ничего не меняет. Ничто из этого ничего не меняет. Франческа была рада, что испытала то, что должно было быть ее, но этого было недостаточно, чтобы удержать ее на земле. Прошли сотни лет, ее жизнь ушла в никуда. Она не сможет начать все сначала как карпатская женщина, связанная с властным мужчиной. Она расслабилась, впитывая ощущение его тела. Он так отличался от нее, был более мускулистым и жилистым, сильным и крепким, состоящий из углов и плоскостей.

Он задвигался вновь, нежно и осторожно, вновь наращивая между ними жар. Франческа старательно избегала всех мыслей о сексе и половом акте, когда поняла, что с ней это никогда не произойдет. Теперь же ей было жаль, что она не включала этот предмет в свое обширное образование.

— Я включал, — заверил ее он и еще раз полностью завладел их телами. Он управлял ею своим сознанием, своими руками, обхватывая ее округлые ягодицы, двигая ее телом в одном ритме со своим.

Невозможно было отрицать его присутствия. Франческа и не хотела этого делать. На протяжении всех длинных веков своего одинокого существования, она никогда не предавала своего Спутника жизни. До тех пор, пока она знала, что он жив, она ждала, надеясь, как делают многие женщины. Но по мере того как пустые годы проходили, она поняла, что он не придет за ней. После чего обратила все свое внимание на то, чтобы найти способ выходить на солнце. Следующим этапом стала бы ее жизнь с Брайсом. Но теперь все окончательно изменилось. Никто другой не сможет заставить ее испытать такие же ощущения, как Габриэль. Он был самим пламенем и экстазом, его руки скользили по ней, словно запечатляя в памяти каждую линию и изгиб. Словно он поклонялся ей. Словно она должна была принадлежать ему.

Габриэль хотел ее. Нуждался в ней. Только она могла успокоить пламенный жар в его теле. И она с абсолютной уверенностью знала, что только Габриэль мог заставить ее чувствовать себя такой живой. Полностью живой. Только Габриэль мог заставить ее тело гореть с такой силой, которая волной за волной чистого чувственного удовольствия разбивала ее на части и заставляла терять контроль. Это не было похоже ни на что когда-либо испытанное или воображаемое ею, его тело двигалось в ее во властном ритме, подводя ее все ближе к краю высочайших гор.

Рот Габриэля скользнул по ее полной груди, так что ее тело словно растаяло, словно ее внутренности превратились в расплавленную лаву. Она хотела, чтобы он дотрагивался до нее, исследовал каждый дюйм ее тела своим ртом. Его язык круговыми движениями прошелся по ее напряженным соскам, и ее бархатистые ножны все сильнее и сильнее сжиматься, пока она не почувствовала, что тонет в наслаждении. Он двигался уверенными сильными толчками, сближая их тела, его руки впились в ее бедра, в то время как он держал ее в неподвижном состоянии для его вторжения. Она хотела его именно таким, снова и снова. Она смогла прочитать эротические картины в его сознании, вещи, которые он хотел проделать с нею, вещи, которые он хотел, чтобы она проделала с ним, и ей хотелось всего этого. Ее тело вышло из-под контроля, и она вцепилась в него, тихий звук чистого удовольствия вылетел у нее прежде, чем она смогла остановить его. Ей не хотелось останавливать его, ей хотелось, чтобы этот момент длился вечно. Ей хотелось не торопиться и исследовать каждый дюйм его сильного совершенного тела. Ей хотелось свести его с ума от удовольствия, поскольку она знала, что это в ее силах.

Ее руки обвились вокруг его шеи, теснее прижимая его к себе, в то время как он погружался в нее, то входя, то выходя, поднимая ее все выше и выше, пока она не свалилась со скалы в свободном полете, который длился и длился, пока он не взорвался в ней, падая вместе с ней, пока их тела не переплелись так, что нельзя было сказать, где начинается одна и заканчивается другой. Габриэль прижимал ее к себе, замедляя их сердцебиения, невероятно довольный ее реакцией. Вместо того чтобы сердиться на него за его преднамеренное соблазнение, она прижалась своим красивым ртом к выемке его плеча, ее тело было мягким и гибким. В ее сознании он прочитал только об ее удовольствии, об ее растущем стремлении к большему. Она хотело его тепла и огня. Она хотела ощутить на себе его руки. Это было не похоже ни что ранее испытанное ими обоими.

Внезапно она выпрямилась и оттолкнула его твердую, как стена, грудь. Габриэль дал ей несколько дюймов свободы. Капелька пота стекла в ложбинку между ее манящими грудями, и он лениво склонил свою голову, проследив путь капли своим языком. Он почувствовал, как ее тело содрогнулось  и сжалось вокруг него. Она снова толкнула его, и он незамедлительно вторгся в ее мысли. Чувство вины захватило ее, чувство вины и смущение из-за того, что она чувствовала такое сильное сексуальное влечение, когда ничего подобного ранее не испытывала.

— Это естественно, Франческа, — успокаивающе прошептал он, его зубы туда-сюда прошлись по ее чувствительной коже, затем двинулись к уголку ее рта.

— Может для тебя так оно и есть, но не для меня. Мне нужно время, Габриэль, чтобы привыкнуть ко всему этому. Мне необходимо побыть одной. Мне необходимо обдумать все это. Пожалуйста, позволь мне встать.

Были ли в ее голосе слезы? Он в течение долгого времени изучал ее отведенное в сторону лицо, желая, чтобы она встретила его темный пристальный взгляд, но она была непреклонна в своем отказе. Неохотно выйдя из нее, он сразу же почувствовал себя обделенным. Она тоже, хотя не пожелала признаться в этом даже самой себе. Ей хотелось побыть одной. Габриэль освободил ее тело от веса своего, его руки еще раз прошлись по ее нежной коже, поскольку он не мог ничего с собой поделать. Он лег, уставившись в потолок спальни, небольшая улыбка удовлетворения изогнула его губы.

Она хотела его каждой своей клеточкой точно так же, как он хотел ее. Чувственная и невероятно страстная женщина скрывалась в Франческе. Габриэль закрыл глаза и подумал, каково это будет каждый рассвет держать ее в своих объятиях, каждую ночь просыпаться рядом с ней, глубоко зарываться своим телом в ее манящее тепло едва пожелает. Он никогда, за все века своего существования, не представлял себе существование такого рая, и теперь был более чем решительно настроен никогда ее не потерять.

Франческа удалилась в ванную комнату. И встала под душ со слезами, бегущими по ее лицу. Как это вообще могло произойти, особенно теперь, в конце ее существования? Как Габриэль все еще мог оставаться в живых, когда весь карпатский мир поверил в его смерть? Он был легендой, мифом, а не кем-то живущим и дышащим и предъявляющим свои права.

— Это не принесет тебе никакой пользы, укрывание там. — Она почувствовала, что Габриэль близко. Торопливо она вытерла слезы и выключила воду. Выйдя из душевой кабинки, она завернулась в большое банное полотенце. Ее кожа стала такой чувствительной, она обнаружила, что краснеет безо всякой причины. Он сделал это. Изменил ее жизнь на все времена. Он дал ей свою кровь и полностью вернул ее в карпатский мир. Он привязал ее к себе, завершив ритуал, так что две половинки их душ оказались связаны воедино, их сердца стали одним. Теперь она будет нуждаться в нем, нуждаться в прикосновении его разума и тепле его тела все оставшееся отведенное ей время на земле. Франческа, которая никогда ни в ком не нуждалась. Франческа, которая никогда ни перед кем не отвечала.

Габриэль стоял, лениво прислонившись к дверному косяку, его черные глаза с опаской глядели на нее. Она был так прекрасна, от ее вида у него перехватывало дыхание, но слезы, висевшие на ее длинных ресницах, разрывали его сердце.

— Я не скрываюсь, — возразила она, решительно вставая перед зеркалом во весь рост. Выглядела ли она как-нибудь по-другому? Выглядела ли она так, словно только что долго занималась любовью с мужчиной? — Я всего лишь собираюсь с мыслями.

— Как мне кажется, ничего не изменилось, — заявил он.

— Я не могу дать тебе то, что тебе хочется. Не дави на меня, Габриэль, или вынудишь меня представить этот вопрос на рассмотрение нашего принца.

Габриэль усмехнулся улыбкой хищника, обнажив зубы. В ней не было никакого юмора, лишь волчья угроза. Впервые за все время она испугалась.

— Никто не заберет тебя от меня, Франческа, и точно не Михаил. В любом случае, ты бы никогда никого не втянула в наше личное противостояние. Оно только между нами двумя. В глубине души ты считаешь точно так же, как и я. Будь уверена, мой первейший долг перед моей Спутницей жизни — охрана ее здоровья.

— А что насчет ее счастья?

— Дай время и я позабочусь также и об этом. Не вздумай скрещивать со мной меч. Тебе не выиграть.

— Меня восхищает твое высокомерие, — спокойно сказала Франческа и позволила полотенцу упасть на пол, одновременно одеваясь так, как принято у ее народа. — А сейчас мне надо идти, — она не могла позволить себе быть втянутой с ним в спор.

— Если ты ищешь питания, то я обеспечу тебя им, — спокойно проговорил Габриэль.

Ей пришлось постараться, чтобы румянец не окрасил ее шею и лицо. Ей не хотелось думать о способе, которым он обеспечит ее. Он превратил простой акт питания в некий интимный акт.

— Огромное спасибо за предложение, но я собираюсь в больницу. Брайс прислал сообщение об еще одной пациентке.

Габриэль потянулся и обхватил ее тонкое запястье своей сильной рукой, точно приковав к себе наручниками, вырваться из которых было невозможно. Он не причинял ей боли. В действительности, его прикосновение было нежным, но как бы отчаянно она не пыталась, ей было не по силам разорвать его хватку.

— Я никому не отдам то, что принадлежит мне, Франческа. Не втягивай этого доктора в наше противостояние.

— Нет никакого противостояния, Габриель, — мягко ответила она. — Брайс мой друг. Я часто хожу в больницу, чтобы оказать помощь, когда в этом возникает необходимость. Это важная часть моей жизни, того, кто я есть. Это ни имеет ничего общего с Брайсом, за исключением того, что ему посчастливилось стать доктором и моим другом.

— В своих мыслях ты тянешься к нему, потому что тебе с ним просто. Он тот, с кем тебе удобно и спокойно. Я же пугаю тебя.

Ее черные глаз остановились на его лице.

— Я точно не знаю, что ты планируешь делать, Габриэль, но твои намерения мне ясны. Ты подумываешь остановить меня от совершения поступка, который я запланировала сделать так давно.

Габриэль небрежно пожал плечами, не стараясь отрицать очевидное.

— Возможно, это бы помогло, задумайся ты о других возможностях, о другом образе жизни.

— Потому что ты думаешь, что изменил свой образ жизни. Но это не так, и ты сам это понимаешь. Через день-два в городе произойдет убийство, и ты отправишься на охоту без оглядки, без единой мысли обо мне, точно так же, как делал прежде.

Габриэль улыбнулся ей, его зубы были необычайно белы.

— У меня нет иного выбора, кроме как охотиться за вампиром, но я не только оглянусь назад, я вернусь назад.

Франческа для пробы дернула свое запястье, напоминая ему, чтобы он отпустил ее.

— Нет никакой реальной необходимости торопиться, — прохладно сказала она. Но даже говоря это, пытаясь отделаться от него, она потянулась, чтобы разгладить его воротник.

И сразу же Габриэль ощутил то же самое успокаивающее спокойствие, которое испытал в тот момент, когда она впервые дотронулась до него. До этого момента он не осознавал, насколько напряжен был внутри. Франческа не только поняла это, но и знала, что делать, чтобы он расслабился.

— Ты великий человек, Габриэль, легенда среди нашего народа, и твоя репутация заслужена. Мне хотелось бы дать тебе все, что ты заслуживаешь, — длинные ресницы Франчески опустились вниз, чтобы скрыть глубокую печаль и вину в ее глазах. — Но до твоего появления у меня была своя жизнь. Я не знаю тебя. Мое тело реагирует так, как и положено реагировать карпатской Спутнице жизни, но мое сердце не принадлежит тебе.

Габриэль поднял ее руку и поднес к своему сердцу.

— Ты восхищаешься этим человеческим доктором, Франческа, я с легкостью могу прочитать это в твоем сознании, но не ошибайся, принимая это за любовь.

— Почему ты думаешь, что я не могу полюбить человека?

— Потому что ты моя Спутница жизни и для тебя существует только один мужчина. Теперь я здесь, Франческа. Конечно, я должен был оказаться здесь раньше, но сейчас-то я тут. Не позволяй страху заставлять тебя бежать к этому человеку.

— Я чувствовала привязанность к Брайсу очень долго, Габриэль. Это правда, что меня привлекала идея разделить с ним свои последние годы. Я заслуживаю некоторую видимость счастья за такую длинную жизнь. — Франческа не могла понять, почему чувствует вину. Она ничего не должна Габриэлю. Она не просила связывать их воедино, тем не менее, он сделал это. Она чувствовал себя загнанной в угол и смущенной.

— Ты наслаждаешься компанией доктора лишь потому, что разделяешь его интересы. Ты рождена целительницей. Он также исцеляет людей. Но эта общность — не любовь, Франческа. Привязанность, восхищение, дружба не добавляют любви.

— Если бы он попросил меня выйти за него замуж, Габриэль, то ты бы обнаружил его, живущим вместе со мной.

Черные глаза Габриэля скользнули по ее лицу. Очень нежно потянувшись, он поднял ее подбородок.

— Мне не нужно читать твои мысли, чтобы знать, как часто он задавал тебе этот вопрос. Ни один мужчина, человек или кто-либо другой, не стал бы тратить столь много времени, чтобы сделать тебя своей. Ты не любишь его, Франческа.

— Я не люблю тебя, Габриэль. Вот что имеет для меня значение. Я прожила слишком долгую жизнь, чтобы вступать в отношения после одного свидания, да и то лишь потому, что пожелала узнать, что такое секс.

Его глаза, смеясь, посмотрели на нее.

— Великолепный секс, — поправил он.

Ответом ему стала легкая улыбка, появившаяся на ее губах.

— Ладно, великолепный секс, — признала она. — Учти, я просто отдаю тебе должное. Все это время наш народ называл тебя ангелом света, а Люциана — темным ангелом. Я думаю, они были неправы, — она выдернула свою руку и отвернулась от него. — Я не буду возражать, если ты найдешь другую спальню, Габриэль. Не рассчитывай на слишком легкую победу в этом нашем сражении. Даже после того, что произошло между нами, я все еще решительно настроена осуществить свои планы относительно того, чтобы состариться. Я жила слишком долго и устала наблюдать, как другие умирают.

— Нет никакого противостояния, сладкая, — тихо прошептал он, смотря, как она уходит в ночь. У нее не было никакого шанса сбежать от него. Он был уверен в этом. Никто, ни человек, ни кто-либо другой, сейчас не сможет забрать ее у него. А его страховка, как ничто другое, помешает ей искать успокоения на рассвете. Он неслышно прошел через комнату к двери, где встал, уставившись на огни города. Их было так много. Город сверкал также ярко, как и небеса над ним.

Габриэль очень долго был заперт под землей, ему нужно было наверстать столько всего упущенного. Ему придется заново изучить Париж, узнать каждую улицу и каждое убежище на ней. Это было превосходное место для охоты на такого демона, каким стал Люциан. Скоро все начнется. Убийства, смерти, бесконечная охота и многочисленные сражения. Где-то там, в спящем городе, крадется безжалостный и беспощадный убийца. Никто не был в безопасности и не будет до тех пор, пока Габриэль не уничтожит его. Теперь, когда у него появилась Франческа, которую нужно защищать, Габриэль понимал, что на сей раз он должен победить. Он должен найти способ уничтожить своего брата. Если в прошлом он и колебался, испытывая ошибочную верность брату, то теперь он не имел права на такую роскошь. Франческа должна постоянно находиться под защитой. С тяжестью на сердце, он сделал три быстрых шага и взмыл в воздух.

Франческа неторопливо шла к больнице. Она любила ночь. Так же сильно, как тосковала по солнцу, по возможности ходить под ним, она обожала ночь. После захода солнца воцарялись мир и спокойствие, резко отличаясь от хаоса, часто царившего на протяжении дня. Она любила звуки ночных созданий, шорох крыльев над головой, который лишь немногие слышали. Это был тайный мир, частью которого она всегда была, и теперь Габриель требовал, чтобы она вернулась в него.

Как давно она не видела свою родину, Карпатские горы? На что это было бы похоже прогуливаться среди своего собственного вида? Глубоко зарываться пальцами в богатую исцеляющую землю? Она уже давным-давно отказалась от этой мечты. Почему он вернулся спустя все это время? Почему теперь? Что же все-таки она чувствовала к Брайсу? Смогла бы она отдавать свое тело так охотно, так полностью Габриэлю и действительно испытывать любовь к Брайсу? Габриэль бы не взял того, чего она не захотела бы отдать. Он мог бы заставить ее проснуться, испытывая желание к нему, мог даже посадить семена желания в ее тело до ее пробуждения, но она не была неоперившимся птенцом. Она не могла возложить всю вину на плечи Габриэля. Она могла бы остановить его или, по крайней мере, усложнить все для него. Нет, она не может возложить вину на Габриэля. Она хотела его чуть ли не с первого момента своего пробуждения с его кровью, циркулирующей в ее венах.

И что это значит? Что она является женщиной, которая может встречаться с более чем одним мужчиной в одно и то же время? Могла ли она любить Брайса? Если она действительно любит его, то почему не согласилась выйти за него замуж задолго до этого? Неужели Габриэль прав? Неужели она тянется к Брайсу, потому что с ним безопасно, и она его знает? Потому что он тот, кто никогда не будет властвовать над ней? Неужели в ней до сих пор живет испытавшая боль и унижение юная девушка? Она считала, что больше не способна на такие глупые чувства.

Она была связана с Габриэлем. Ее сознание было настроено на его. Ее тело жить не могло без его. Они были единым целым, тем не менее, у ее своенравного сердца, казалось, был собственный ум. Как это могло быть? Неужели она настолько стала человеком, что больше не может быть связана ритуальными словами? Нет, она чувствовала горящую нужду, ужасный голод, который только Габриэль мог удовлетворить.

Вздохнув, Франческа потерла ноющие виски. Она предает свои собственные убеждения. Она никогда не связывала себя с Брайсом, но в тайне надеялась, что у них есть шанс. Брайс немало заботился о ней, она ощущала его подлинную любовь всякий раз, когда они были вместе. Он не мог солгать ей, с такой легкостью она читала его мысли. Он будет расстроен, если она внезапно разорвет их отношения. Она позволила ему сочувствовать ей. Разве это не делает ее ответственной? Она чувствовала смущение и одиночество. И она невероятно устала так долго жить в одиночестве.

— Ты больше не одна, Франческа. Я здесь, чтобы разговаривать с тобой. Нет никакой необходимости чувствовать себя предательницей. Согласен, я вошел в твою жизнь неожиданно. Я не могу сказать, что счастлив, когда ты постоянно думаешь о другом мужчине и волнуешься об его счастье больше, чем о моем, но я все понимаю. Я все усложнил для тебя.

Франческа сморгнула слезы. Было нечто успокаивающее и невероятно интимное, когда кто-то другой говорил в твоей голове так нежно, шепча успокаивающие слова понимания и товарищества перед лицом внутреннего кризиса. Прошло много времени с тех пор, когда она в последний раз использовала такой способ общения. Голос Габриэля был могущественным инструментом, касаясь ее сознания, словно легкая ласка. Впервые за много веков она почувствовала, что больше не одна. Женщины ее расы нуждались в своих вторых половинках. Габриэль. Она на краткий миг прикрыла глаза. Почему он вернулся именно сейчас?

— Франческа! Слава Господу. — Брайс торопливо появился из алькова, расположенного за углом от входа в отделение неотложной помощи. — Я потерял полжизни, волнуясь за тебя. Кем был тот мужчина?

Рука Брайса обвила ее плечи, и она мгновенно почувствовала тяжелый вес неодобрение Габриэля. Карпатские мужчины не любили делиться своими женщинами. Габриэль ко всему был выходцем из Старого света. Он провел века своей жизни, преследуя демонов, защищая других. У него были инстинкты хищника, но также он обладал храбростью, изысканностью и элегантностью дворянина. Она чувствовал его борьбу за сохранение равновесия и понимания, когда сама его натура требовала уничтожить соперника быстро и эффективно. Прошло много времени с тех пор, как Франческа жила в его мире. Она почти позабыла то, как вели себя мужчины ее расы со своими женщинами. Покровительственно. Собственнически.

— Его зовут Габриэль, Брайс. Я сожалею, но я понятия не имела, что он там будет. Если бы я знала, то рассказала бы тебе о нем до твоей встречи с ним.

— Он смотрел на тебя так, словно ты его собственность, — Брайс прижал ее к себе, неожиданно почувствовав, как если бы он уже потерял ее. В ее глазах сквозила настороженность, которой раньше там не было. Франческа изменилась, но он не мог сказать как именно. — Он так и считает, правда? Кто он тебе?

— Он был моим мужем. Я считала его мертвым, — тихо и правдиво ответила Франческа. — Я была не меньше тебя шокирована, увидев его живым. Мне жаль, Брайс, я думала, что он ушел навсегда. Я понятия не имела, что он возвратиться. Я действительно все эти годы думала, что он мертв.

— Ты никогда не упоминала о муже, — Брайс был явно в шоке.

Она кивнула.

— Я знаю. Но это было очень давно, и я смирилась с его уходом. Его возвращение стало для меня потрясением, с которым я должна смириться. Все мы должны смириться.

Брайс с трудом сглотнул, расстроенный настолько заметно, что она автоматически успокоила его своим прикосновением. Он незамедлительно переплел свои пальцы с ее.

— Что это означает? Он же не может всерьез считать, что спустя столько времени может легко вернуться в твою жизнь? Ты знаешь, что я чувствую к тебе. Был ли он официально объявлен мертвым? Что это означает для нас?

— Честно, я не знаю о чем сейчас думать, Брайс. Я же говорила тебе, что нахожусь в полнейшем шоке. — Поскольку Франческа не могла заставить себя быть с ним нечестной, то продолжила говорить дальше. — Но это все меняет. Да и как иначе? Габриэль обладает огромной властью, и он совершенно точно не был официально объявлен умершим.

Брайс отошел от нее, его глаза скользнули по ее лицу с осуждением.

— Тебя все еще влечет к нему, я прав? — это было обвинение.

Франческа отвернулась от него, чувство вины захлестнула ее.

— Он был моим мужем, Брайс. Как ты считаешь?

— Черт возьми, Франческа! Ты должна была выйти за меня замуж давным-давно. Ты думала об этом и не вздумай отрицать обратное. Ну и что, что он вернулся? Он больше не является частью твоей жизни. — Неожиданно он замер. — Он ведь не остановился в твоем доме? Скажи мне.

Франческа молчала, ее взгляд старательно избегал его.

Брайс хлопнул себя по лбу.

— Франческа! Ты что, не в себе? Ты больше ничего не знаешь об этом мужчине. Где он пропадал все это время? Ты хотя бы знаешь, что он делал в последнее время? Могу поспорить, ты приняла его, словно ничего не произошло. Вполне возможно, что он был в тюрьме. Да, вероятнее всего, он был в тюрьме, — его ладонь на ее руке направила ее в госпиталь. — Это так, Франческа? Он сидел где-то в тюрьме, и ты просто не хочешь мне об этом говорить? Думаю, ты обязана была мне рассказать.

— Я была бы и рада тебе рассказать, но не могла вставить и слова, — запротестовала Франческа. — Где был Габриэль и чем занимался, это его дело, только его, и я не обязана тебе об этом рассказывать.

— Ты спала с ним, — заявил Брайс.

— Это также не твое дело, — она вздернула подбородок, ее глаза предупреждающе вспыхнули. Может Франческа и чувствовала вину, но она не могла позволить Брайсу или какому-либо другому человеку отчитывать ее. Она всегда была честной с ним, всегда. Не раз она советовала ему найти другую женщину, такую которая бы обожала его, как он того заслуживает. Франческа такой не была, и это печалило ее. Заставляло чувствовать себя неполноценной из-за того, что она не могла подарить свое сердце полностью и бесповоротно. Чувствовать, что что-то в ней было не так, какая-то неполноценность. Что ж, пусть будет так, Габриэль выбрал свой собственный путь, он счел ее менее привлекательной, жизнь с ней — менее удовлетворительной.

— Тебе не приходило в голову, что возможно все эти годы он жил с другой женщиной? У него вполне может быть где-то другая жена и даже дети, а ты об этом не знаешь? — злые слова вырвались у него прежде, чем он сумел их остановить.

От такого предположения ее большие глаза мгновенно полыхнули гневом.

— Это недостойно тебя, Брайс, — тихо заметила она.

— Франческа, пожалуйста. Не делай этого, — Брайс обнял ее рукой за талию, но как только он привлек ее ближе, то осознал, что пересек некую невидимую черту.

И она незамедлительно почувствовала неудобство, скованность. Она вдохнула запах его одеколона, и, хотя он был дорогим, ее стало немного подташнивать. Это было странно, ей всегда нравился его одеколон, хотя сейчас она думала лишь о том, как пах Габриэль, думала об его мускусном мужском запахе. Было ли это частью ритуала, единения? Делает ли это невозможным для нее прикосновение к другим мужчинам? Было ли это тем самым секретом, с помощью которого мужчины ее расы властвуют над своими женщинами? Она нетерпеливопровела рукой по волосам, обнаружив, что ее пальцы дрожат. Возможно, существует способ избавиться от влияния ритуальных слов. В конце концов, она сделала невозможное: нашла способ гулять среди людей под полуденным солнцем. Габриэль может и свел на нет ее достижение, но это не отменяет того факта, что она сделала то, что ни один карпатец никогда не делал.

— Я ничего и не делаю, Брайс. Я не знаю, что делать, поэтому не делаю ни единой вещи. Я не прошу тебя приостановить свою жизнь или ждать. Я постоянно твержу тебе, что ты должен найти милую девушку и остепениться. — Франческа отбросила волосы в сторону, нервным жестом, который редко демонстрировала.

— Я люблю тебя, Франческа, — безрадостно проговорил Брайс. — Я не собираюсь бросать все дела и искать другую женщину. Ты — единственная, кого я хочу. Не могу сказать, что мне нравится мысль о бывшем муже, остановившемся в твоем доме, но я не желаю, чтобы ты исключала меня из своей жизни, лишь потому, что думаешь, что я не справлюсь с этим.

Франческа покачала головой.

— Я не могу справиться с этим, Брайс. Ты не представляешь, как неловко я себя чувствую. Мне бы не хотелось говорить об этом прямо сейчас. Что если вместо этого, я для тебя осмотрю пациента?

Брайс взял ее за руку и замедлил шаг, не давая ей войти в больницу.

— Ты его любишь?

Франческа медленно выдохнула, желая быть как можно более честной.

— Как я могу, когда я не видела его столь долгое время? Я не знаю его. Я не позволяю себе узнать его, я не хочу узнавать его в данный момент. Могу сказать тебе лишь то, что считаю его храбрым и что восхищаюсь им как никем за всю свою жизнь. И он заслуживает хорошей жизни. Просто я не желаю быть ее частью.

Брайс молчаливо выругался.

— Ты ничего ему не должна. И меня не волнует, был ли он твоим мужем или нет. Ты говоришь так, словно считаешь, что чем-то ему обязана, но ты не должна ему абсолютно ничего. Мне все равно, был ли он секретным агентом и спасал мир. Он просто не может ни с того ни с сего вернуться назад и решить, что снова хочет тебя.

Габриэль вероятноспасал мир больше, чем один раз. А учитывая могущественного вампира, свободно разгуливавшего по городу, он еще раз защитит людей с огромным риском для своей собственной жизни. Он отказался от своего шанса на счастье, лишившись семьи, эмоций и красок жизни. Он рискует большим, чем своей жизнью, он рискует своей душой, даря как смертным, так и бессмертным безопасность. У него не было настоящей жизни, даже представители его собственного народа боялись его. Он был совершенно одиноким. Габриэль. Ее сердце переживало за него точно так же, как ее душа восставала против его власти над ней.

— Габриэль другой, Брайс, почему — я не могу тебе объяснить. К тому же у меня был трудный вечер, поэтому я прошу тебя отложить на время эту тему. Я не могу дать тебе ответ, который ты хочешь услышать, и если ты будешь давить на меня, мне придется сказать «нет», сказать, что для нас нет надежды и что нам лучше забыть об этом, — она потерла ноющие виски. — Так что там с твоим пациентом? Тебе нужна помощь или нет?

Брайс покачал головой, стараясь спрятать свое разочарование.

— Все в порядке, Франческа, пусть будет, как ты хочешь. Мы отложим этот разговор, но мне бы хотелось, чтобы ты выкинула его или отправила в один из тех приютов, которые ты всегда финансируешь. В одном из них должно найтись место для него.

Франческа прекрасно знала, что Габриэль вероятно был страшно богат. И не важно, как долго он проспал под землей, у него, по всей вероятности, были заначки золота или чего-то иного, равного по ценности для поддержания его жизни. Члены его семьи позаботились бы об его собственности ради него. А если бы у него ничего не было, то все карпатцы скинулись бы значительными суммами, чтобы облегчить его возвращение в общество. Это был их способ помощи друг другу во все времена, когда кто-нибудь в ней нуждался. В карпатском обществе богатство ничего не значило. Оно являлось общим, как средство для продолжения их рода, для сохранения в тайне их существования. У Габриэля еще не было времени, чтобы собрать то, что по праву будет его, но он это сделает. В любом случае, Франческа не могла поступить по-иному, кроме как жить по законам своего народа и разделить то, что имела с ним.

— Я попросила его найти собственное место проживания так скоро, как только он сможет, но я не собираюсь заставлять его покидать мой дом. Теперь рассказывай о пациенте или я ухожу, — она не шутила. Если Брайс начнет давить на нее еще сильнее, то она просто развернется, уйдет и не вернется в течение очень долгого времени.

Он узнал решительность в ее голосе.

— Ей четырнадцать лет, но она выглядит так, словно побывала в железнодорожной аварии. Рентген показал множественные переломы костей, некоторые были восстановлены врачами, а некоторые срослись неправильно сами по себе. Она практически находится в коме. Девочка смотрит на меня, но ничего не говорит. Я не могу даже сказать, слышит ли она меня. Она в ужасном состоянии. На ее спине несколько ужасно выглядящих шрамов и несколько, особенно плохих, у нее на кистях и руках, словно она много раз отбивалась. У нее такой вид, будто она неоднократно подвергалась побоям. Принес ее отец, грубый, противный человек, много не говорящий. Других родственников нет. Полицейские говорят, что он рецидивист, но насилия над ребенком за ним замечено не было. Не имея показаний ребенка, мы не сможем доказать садистских наклонностей отца, а она не говорит с нами. Он хочет забрать ее домой, говорит, что она умственно отсталая, но я так не думаю.

Франческа почувствовала, как ее сердце сдалось. Она ненавидела подобные вещи, на протяжении веков борясь над созданием безопасных убежищ для женщин и детей, тем не менее, этого всегда было недостаточно. Четырнадцать лет. Почему отец мучает и жестоко обращается со своим ребенком, в то время как ее раса отчаянно борется, чтобы сохранить своих детей? Защита женщин и детей для карпатских мужчин являлась превыше их собственных жизней. Это не имело смысла, но ее сердце истекало кровью по этой бедной девушке, у которой не было никого, чтобы защитить от единственного человека, который должен был любить ее сильнее всего.

— Имело ли место сексуальное насилие?

Брайс кивнул.

— Определенно. Этот ребенок так часто подвергался насилию, что становится тошно.

— Тебе нужна моя помощь, сладкая? — прекрасный голос Габриэля нежно прошелся по стенам ее сознания.

— Покажи мне ее, Брайс, — тихо попросила Франческа. — Ребенок подвергся жестокому обращению. Сейчас я собираюсь на нее взглянуть. Брайс сказал, что они подозревают отца. — Не думая, она передала ему всю информацию, предоставленную ей Брайсом. — Я буду в порядке.

— Надеюсь, ты позовешь меня, если в этом возникнет необходимость, — одновременно с тихой командой, ее незамедлительно наполнило тепло и спокойствие, она ощутила поддержку сильных рук, словно ей предстоит столкнуться с еще одним эмоциональным ударом.

Глава 4

Брайс распахнул дверь в палату молодой девушки и отступил, позволяя Франческе войти. К счастью, отца девушки на месте не было. Этот мужчина был головорезом, и Брайс его побаивался. Он пересек комнату и ласково улыбнулся подростку, которая, съежившись, лежала на кровати. Она не подняла глаз и не показала каким-либо другим способом, что заметила их приход.

— Скайлер, я бы хотел познакомить тебя со своей хорошей знакомой. Я знаю, что ты меня слышишь, Скайлер. Это Франческа. Она необыкновенная женщина. Тебе не стоит бояться ее.

Франческа наблюдала за Брайсом, замечая, какими нежными стали его движения, когда он приблизился к подростку. Это было одно из тех качеств, которое привлекало ее в нем. То, как он вел себя с детьми, с теми, кто был ранен и болен. Ему было не все равно. И это не имело ничего общего с деньгами, она бы об этом знала. Брайс действительно хотел делать все правильно, хотел помогать этим юным пропащим душам. Ее сердце наполнилось теплом, и она улыбнулась ему, проходя вперед, чтобы сесть на стул, который Брайс поставил рядом с кроватью.

— Привет, Скайлер. Твой доктор попросил меня прийти и навестить тебя. Я думаю, надо попросить его оставить нас, чтобы мы смогли побыть вдвоем. Только ты и я, — она кивнула в сторону Брайса.

Он наклонился, его рот оказался так близко возле ее уха, что она смогла ощутить его теплое дыхание.

— Я пойду караулить ее отца. Никто не знает, что он сделает, если застанет тебя здесь.

— Ты считаешь, он придет в ярость? — шепотом спросила Франческа, не желая, чтобы ребенок ее услышал. Последнее, в чем нуждалась девушка, — ужасная сцена с участием ее отца. — Ты ожидаешь его появления?

— Не так, чтобы очень скоро. Он обычно проводит это время ночи, напиваясь, — заверил ее Брайс. И подбадривающе подмигнув нереагирующему подростку, покинул палату.

Франческа окинула ребенка пристальным взглядом. Девочка лежала, свернувшись «калачиком», ее волосы свисали рваными прядями, словно кто-то безжалостно обкромсал их. На ее виске виднелся шрам в виде полумесяца, белый и тонкий. Все ее лицо было в синяках, глаза опухшими, а челюсть в некоторых местах отливала сине-зеленым.

— Значит, твое имя Скайлер, — Франческа понизила голос, сделав его мягким и красивым, скрывая под его серебристыми нотками принуждение.

Она взяла вялую, покрытую шрамами руку девочки в свою, одновременно потянувшись к ее сознанию. Ей нужно было исследовать воспоминания ребенка, увидеть произошедшее с ней, что заставляет ее лежать так неподвижно, так безжизненно и без надежды. И сразу же поток насилия и безнравственности захлестнул ее. Горячие слезы повисли на ресницах Франчески. Какое ужасное существование. Она почувствовала каждый удар, полученный ребенком, каждый ожог, каждое изнасилование, каждый акт жестокости, направленный на девочку, каждую пытку, физическую и моральную, словно это было сделано с ней самой. Шрамы были как снаружи, так и внутри, шрамы, которые со временем, возможно, и потускнеют, но никогда не уйдут насовсем. Ее собственный отец продавал ее другим мужчинам, регулярно избивал ее, если она сопротивлялась им, и наказывал каждый раз, когда она пыталась сбежать. Он бил ее, если она плакала, бил, когда мужчины возвращали ее, жалуясь, что она ни что иное как холодная деревянная кукла, отказывающаяся от сотрудничества.

Картины были ужасны: пальцы, проникающие в юное тело, руки, щупающие и сжимающие, пьяное мужское дыхание. Невероятная боль, когда они с силой проталкивались в тело, слишком маленькое, чтобы вместить их. Огромные, напоминающие кувалды кулаки, приближающиеся к лицу, ее маленькое тело, отброшенное на стену. Ночной кошмар продолжался и продолжался, показывая ужасную судьбу ребенка, невероятно юного, оказавшегося без помощи, без надежды. Запертого в душном жарком стенном шкафу, запертого в насквозь промерзшей ванной. Голодного, испытывающего жажду, знающего, что приближающиеся шаги означают, что все начнется сначала.

Франческа прижала одну руку к животу, когда все в ней свернулось в тугой узел сочувствия. На какой-то момент она испугалась, что ей действительно стало плохо. Этот ребенок не только пережил физический ад, но и полностью потерял желание сражаться. Франческа отодвинула в сторону глубокое отчаяние и двинулась дальше. Она хотела найти настоящую Скайлер, ту, которая существовала до того, как ее дух был изгнан из тела. Скайлер, которая когда-то была бойцом. Любила жизнь, поэзию, находила радость в окружающих ее вещах, простых вещах, точно так же, как и ее мать. Скайлер Роуз. Именно так назвала ее мать. Прекрасная роза без шипов. У нее был голос, которым она могла петь Небесам, но который ее жестокий родитель заставил замолчать. Этот мужчина был таким же злом, как и вампир. Хитрым, жестоким и совершенно испорченным. Само его существование отравляло жизнь Франческе. Он жил ради алкоголя и крэка^[1]. Это была его жизнь, только его.

— Слушай звук моего голоса, Скайлер, а не слова, — Франческа переносила свой голос в сознание девочки, стараясь дотронуться до затаившейся, съежившейся от страха души. — Я не смогу солгать тебе. Я знаю, ты не хочешь возвращаться в этот мир, и не обвиняю тебя. Ты ушла из этого тела так далеко, чтобы не слышать и не видеть его. Чтобы больше не чувствовать, что он делает с тобой. Я могу исцелить тебя. Я могу забрать прочь то, что он проделал с тобой, шрамы на твоем теле. Я могу уменьшить влияние того, что было сделано с тобой, чтобы ты снова смогла зажить полноценной жизнью. Я даже могу сделать так, чтобы ты в будущем смогла родить ребенка, если пожелаешь. Ты сможешь завести свою собственную семью. Поверь мне только в одном, что превосходит все прочее: ты ни в малейшей степени не виновата в том, что случилось с тобой. Я знаю, он заставил тебя поверить, что ты ничего не стоишь, но правда в том, Скайлер, что он не мог вынести твоей естественной доброты. Сияя, твоя красота каждый день напоминала ему об его собственной больной порочности.

Поглаживая тусклые пряди нежными пальцами, Франческа наклонилась ближе к лицу девочки. Ей хотелось обнимать ее вечно, держать в безопасности и любить так, как она того заслуживает. Почему она не нашла этого ребенка раньше, прежде чем жестокий родитель причинил такой непоправимый вред? Франческа чувствовала слезы, бегущие по ее лицу, тяжесть сожаления, сдавившую грудь. Древние чувствуют боль, эмоции намного сильнее, чем зеленые юнцы. Франческе хотелось лечь рядом с девочкой и разрыдаться, но вместо этого она заставила себя заглянуть за боль, которую теперь они обе испытывали.

Она закрыла глаза и полностью сосредоточилась на подростке, ее собственное тело оставалось все дальше и дальше, пока она не стала сплошной энергией и светом. Тотчас же она двинулась, чтобы слиться со Скайлер. Юное тело представляло собой массу разорванных мышц, сломанных костей и избитых тканей. Внутренние шрамы были повсюду. Большая часть тела Скайлер казалась мертвой, словно ее дух покинул его давным-давно. Но Франческа знала, что это не так, она почувствовала связь с девочкой, знала, что ребенок слушает ее где-то глубоко в своем сознании. Маленькая забитая душа отреагировала только на принуждение в голосе. Франческа знала, что девочка замерла в ожидании где-то в тени, желая увидеть, говорит ли женщина правду. Да и как она могла поверить? Только странный, серебристо-чистый голос Франчески и тот факт, что она была «другой», привлек ее внимание.

— Малышка, — тихо прошептала Франческа, ее сердце болело. — Малышка, мне так жаль, что меня не было рядом с тобой раньше, но теперь я не оставлю тебя. Я всегда буду приглядывать за тобой, всю жизнь. Я прослежу, чтобы больше никто не причинил тебе вреда подобного этому. — Она придвинулась ближе к жизненной силе, которая, сжавшись в комочек, казалась такой маленькой. — Возвращайся назад и живи, Скайлер. Я могу вернуть тебе твою жизнь. Знаю, я не твоя мама, но я больше не позволю никакой боли приблизиться к тебе вновь. Я даю тебе свое слово, а оно дается не легко и не часто, — она придвинулась еще ближе, купая съежившегося, несчастного ребенка в своем свете, своем сочувствии, во всей силе своей доброты. — Поверь в меня, доверься мне. Знаю, я могу обеспечить тебе безопасность, чего никто никогда не делал. Услышь мой голос, Скайлер. Я неспособна солгать кому-то, подобному тебе. Я знаю, ты чувствуешь, что мои слова правдивы.

Ее голос подчинял себе, притягивая сломленный дух ребенка, как магнит. Она окутала подростка теплом и утешением, обещанием, что та больше никогда не столкнется жестокостью, которую представлял собой ее отец. Что она будет защищена от него на всю оставшуюся жизнь. А все, что от нее требуется — это вернутся назад. Всего лишь позволить себе поверить кому-то другому.

Франческа тихо произнесла исцеляющий ритуал на древнем языке, чьи слова были также стары, как само время, и одновременно начала трудиться изнутри, чтобы восстановить искалеченное тело Скайлер. Она работала быстро и тщательно, обращая особенное внимание на детали, не желая, чтобы какое-либо ужасное свидетельство избиения или насилия осталось в теле девочки. Через некоторое время она почувствовала диссонанс. И поскольку была с ребенком одним целым, то ощутила, как та отпрянула, внезапно начав излучать страх. Она испугалась не Франчески, нет. Во всяком случае, забитая душа неохотно, но шла к ней в поисках защиты. Создавалось ощущение, что ребенок почувствовал присутствие отца. Тот был где-то поблизости, в стенах больницы, приближаясь к плате.

Франческа уловила страх девочки. Было просто невозможно не почувствовать его, когда та была так напугана, а они были соединены. Франческе потребовался невероятный самоконтроль, все ее накопленное за века терпение. Она знала, что была могущественной и что с легкостью могла справиться с трудными ситуациями. Но она также понимала, что должна казаться человеком. Она приучила себя выглядеть человеком, приучила, чтобы ее реакции смотрелись совершенно нормальными. Она приучила себя даже мыслить как человек. Все эти предосторожности были необходимы, чтобы защитить себя от немертвых. Также это не позволяло отыскать ее карпатским мужчинам. Даже сканирование сознания указывало, что она человек, не карпатка. Она ни за что не хотела рисковать всплеском силы, который привлечет к ней внимание как представителей ее собственного вида, так и немертвых.

— Все в порядке, лапочка. Я не позволю ему дотронуться до тебя. Я знаю все, все-все, все те ужасные вещи, которые он проделывал с тобой. Полиция заберет его и запрет так крепко, что он никогда не сможет вернуться назад, — она еще раз воспользовалась своим голосом, чистыми нотками правды и честности, чтобы девочка не уходила слишком глубоко в себя, когда ее отец войдет в палату.

Франческа медленно вернулась в себя. И как всегда, когда она, исцеляя, покидала тело, Франческа чувствовала себя уставшей вплоть до изнеможения. Она поднялась со спокойной, неторопливой грацией, распахнула дверь и поманила Брайса внутрь.

— Это ее отец. Это он совершал все эти ужасные деяния против ребенка. Вызови полицию и убедись, что они незамедлительно прибудут сюда, чтобы арестовать его. Спроси Аргасси, воспользуйся моим именем. Скажи ему, я просила сообщить, что это чрезвычайная ситуация.

Брайс взглянул на Скайлер, все еще лежащую в позе зародыша, ее глаза были пустыми и мутными.

— Если она не сможет рассказать им, Франческа… — он замолчал, поскольку черный пристальный взгляд Франчески начал тлеть. Временами сострадательная целительница выглядела устрашающе.

— Она не будет давать показания, — сделав это утверждение, Франческа отвернулась от него.

Брайс не успел дотронуться до двери, как та неожиданно распахнулась, отбрасывая его назад, от чего он упал на кровать. Огромный грубый медведь в облике человека, пошатываясь, вошел в палату и, моргая, уставился на них полными ненависти глазами. Его огромные руки то сжимались в кулаки, то разжимались. Он едва взглянул на Брайса, очевидно считая его не более чем помехой. Его пристальный взгляд остановился на Франческе, чья рука лежала на Скайлер.

— Что это такое? — взревел он. — Как ты осмелилась войти в палату моей дочери, когда я сказал, что никому не позволено находиться здесь. Кто ты такая?

Франческа понизила свой голос, пока он не стал мягким и чистым, как легкий ветерок.

— Я детский адвокат. Она ужасно больна, мистер Томпсон, и я хотела бы, чтобы вы покинули эту комнату, пока не расстроили ее еще сильнее.

В ее голосе прозвучало такое принуждение, что мужчина почти повернулся, чтобы уйти, и поднес одну руку к двери, чтобы толкнуть ее. Потом он развернулся, тряся головой, хитрая дикая ненависть собралась в его глазах.

— Ты, маленькая сучка, ты не можешь говорить мне, что делать со своей собственной дочерью, — он сознательно направился через комнату прямо к ней. Скайлер была жизненно необходима ему, в данный момент она была его единственным способом достать наркотики.

Он преуспел в запугивании остальных, признала Франческа. Он усовершенствовал свою технику годами практики на Скайлер и ее матери. Он был грубым животным, человеком со специфической потребностью причинять боль и вызывать страх у других. Она легко его «читала», узнавая какую радость ему приносит причинение боли другим — мужчинам, женщинам, детям, без разницы. Ему было необходимо делать это. Франческа видела Брайса, старавшегося стать невидимым, съежившегося в углу, старающегося добраться до двери. Если это у него получится, он сможет вызвать охрану и незамедлительно привести помощь.

Франческа контролировала биение своего сердца, зная, что Скайлер все еще цепляется за нее, все еще ждет, чтобы увидеть, верна ли она своему слову. Франческа послала ей волну уверенности, спокойствия, которого сама в действительности не ощущала. Этот мужчина по ее команде должен был выйти за дверь. Он был человеком, и скрытого принуждения в ее голосе должно было быть достаточно, чтобы контролировать его, но это не сработало. Она могла бы справиться с ситуацией, используя другие силы и навыки, но это было рискованно, учитывая присутствие в палате Брайса и легендарного вампира где-то в городе. Люциан бы почувствовал всплеск силы, узнал бы, что прикосновение было женским. Что в свою очередь могло бы навлечь значительные проблемы на больницу, на ее друзей точно так же, как и на нее саму.

Мужчина стоял так близко, что она могла разглядеть волосы на его груди через грязную ткань рубашки. От него пахло дешевым виски и хлебной водкой. Остатки наркотиков просачивались из его пор. Она встретила пристальный взгляд со спокойным принятием его ярости. Если он ударит, ее друзья проследят, чтобы его заперли на долгое время. А он собирался ударить. Воздух был наполнен напряжением.

— Ты, сучка. Тебе необходим настоящий мужик, чтобы показать тебе, где твое место. Твой жеманно улыбающийся маленький доктор, вероятно, бежит к тебе всякий раз, когда ты поманишь его пальцем, — он сознательно бесстыдно потер свою промежность. — Ты хорошо пахнешь, леди, и я бьюсь об заклад, что твоя кожа такая же мягкая на ощупь, как и на вид, — он тяжело дышал, уже твердый и облизывающий в предвкушении свои губы. Его рука потянулась, чтобы дотронуться до ее лица, почувствовать была ли ее кожа такой же нежной, какой она выглядела.

— Не смей! — раздался резкий окрик. Франческа не шевельнулась. Ее глаза ярко вспыхнули, глядя на него с презрением. Он был неспособен вести себя сексуально. Она слишком много знала о нем.

Он вульгарно выплюнул серию ругательств, в то же самое время покачивая кулаком перед ее лицом. Франческа стояла совершенно неподвижно, спокойно ожидая удара. Брайс во всю силу своих легких звал охрану. Всего один удар сердца, крошечное мгновение времени, но за это время воздух в палате сгустился до черного злорадства. Дверь распахнулась внутрь в тот самый момент, когда кулак Томпсона встретился с кожей.

Габриэль улыбался даже тогда, когда сминал кулак Томпсона в своей руке. Он перехватил его до того, как этот зверь смог ударить Франческу. Двигаясь со сверхъестественной скоростью, он встал между Франческой и Томпсоном, поймав удар прежде, чем тот смог соприкоснуться с лицом его Спутницы жизни. Только черные глаза Габриэля казались живыми на его неподвижном лице. Глубоко в их бездне горело яркое пламя. Оно выдавало его истинную природу, а именно хищника, коим он был.

К удивлению Брайса отец Скайлер, кажется, сжался перед Габриэлем. Увидев ужас, проступивший на лице мужчины, Брайс даже перестал звать охрану. Он сам испытал страх, резкий всплеск адреналина, который отказывался снижаться. Габриэль выглядел как ангел-мститель, как опытный, непобедимый и беспощадный воин. Он уставился прямо в глаза Томпсона:

— Вы ведь не хотели ударить Франческу, не так ли? — голос был необычайно мягким, почти нежным. Но будучи приятным слуху, он, тем не менее, был пугающим, поскольку не содержал в себе никаких эмоций.

Томпсон покачал головой как ребенок. На его лице отразилась испытываемая им боль, и Брайс смог увидеть, что Габриэль продолжает удерживать его кулак. Костяшки Габриэля не побелели, казалось, он совсем не прилагает усилий, тем не менее, лицо Томпсона начало сереть, и он издал низкий стон, который быстро перешел в рыдания. Габриэль склонил свою темноволосую голову к мужчине и что-то прошептал ему. Что именно — Брайс не расслышал, но Томпсон прекратил рыдать, продолжая лишь постанывать и скулить. Его глаза, наполненные страхом, откровенным ужасом, продолжали смотреть на лицо Габриэля.

Когда в палату ворвалась охрана, Габриэль немедленно отступил от человека, защищающе заслонив Франческу своим большим телом. Охранники вывели Томпсона в коридор, пораженные, что тот так покорно пошел с ними. Неожиданно раздался звук, как будто что-то тяжелое упало на пол, ужасный кашель, потом грохот. Почти сразу же медсестра напряженным голосом позвала Брайса. Тот поторопился и обнаружил Томпсона, лежавшего на полу и обеими руками вцепившегося в свое горло. Его лицо было серым, глаза закатились, он отчаянно старался глотнуть воздуха.

— Что происходит? Что случилось? — Брайс присел рядом с мужчиной.

— Он, ни с того ни с сего, начал задыхаться, схватившись за горло. Точно обезумел, в течение минуты словно боролся с кем-то, как будто его кто-то душил, а потом он упал, — выпалил охранник.

Франческа услышала объяснение и снова села на стул рядом с кроватью Скайлер.

— Спасибо, Габриэль, — искренне сказала она. Ему и невдомёк, какое облегчение и счастье испытала она от его неожиданного появления.

Его рука прошлась по ее шелковистым волосам в небольшой ласке.

— Тебе следовало бы знать, что я никогда никому не позволю прикоснуться к тебе, — его голос был мягким, почти нежным. Он дарил ей незнакомые чувства. Вот значит, на что похоже находиться под защитой мужчины-карпатца. Быть лелеемой. Она понимала, что Томпсон был мертв. Габриэль знал все, вплоть до мелочей, обо всех тех ужасных вещах, которые этот монстр проделал со своей дочерью. Габриэль был здесь все время, тенью присутствуя в ее сознании, наблюдая за окружающей ее действительностью, как делали мужчины их вида, чтобы убедиться в безопасности своих Спутниц жизни.

Он чувствовал испытываемый ребенком ужас, наряду с Франческой перенес каждую муку, испытанную подростком. Он разделил с Франческой каждую пролитую ею слезнику и страх, который она испытала, когда Томпсон ворвался в палату. Она была странно благодарна, что оказалась не одна. И в тоже время ее сердила мысль, что ей нравится быть под защитой.

Франческа смотрела, как Габриэль дотрагивается до Скайлер, его рука была невероятно ласковой, а голос звучал, как музыкальный инструмент. От нежности, проявленной этим невероятно могущественным мужчиной, у нее в горле встал комок.

— Он не сможет причинить тебе вреда, малышка. Франческа присмотрит за тобой, также как и я. Ты под нашей совместной защитой, и я даю тебе слово чести, что это навсегда. Возвращайся, присоединяйся к нам.

Не было никакой возможности игнорировать принуждение в голосе Габриэля. Ребенок пошевелился, часто заморгав, издал тихий, полный горести звук. И сразу же Габриэль отодвинулся назад, чтобы внимание ребенка сосредоточилось целиком и полностью на Франческе. Скайлер нуждалась в женщине. Франческа была сплошь сочувствие и честность, доброта и праведность. Скайлер увидела бы это. Душа Франчески была такой красивой, что всякий при встрече с ней мог видеть, как она сияет в ее глазах.

Скайлер сначала посмотрела вверх, на потолок, пораженная тем, что ее тело не испытывает боли. Она помнила голос ангела, обнадеживающий ее, дающий ей обещания. Голос, который она вынуждена была слушать, но боялась, что выдумала его. Девочка повернула голову и увидела своего ангела. Женщина была прекрасна. Каждая ее черточка была так же красива, как у любого ангела, которого когда-либо воображала Скайлер. Ее волосы были длинными и развевались подобно крылу ворона. Ее лицо словно сошло с картин, изображающих Мадонну. У нее были классические черты лица, изящные, почти хрупкие, но такие красивые, что у Скайлер захватило дух. Скайлер ни слова не произносила месяцами. Ей было трудно сразу обрести голос.

— Вы настоящая? — ее голос дрожал, колебался, был всего лишь тонким звуком.

Франческа почувствовала в своем сознании всплеск гордости Габриэля, и это повергло ее в шок — она смогла получить такую высокую оценку от него. От Габриэля. От охотника. Никто не достигал того, чего он достиг за все века своего существования. Ей не хотелось чувствовать тепло от осознания, что он так гордился ею. Он заставил ее ощутить — никто другой не обладает ее талантами, ее способностями. Никакая другая женщина не выжила бы, полагаясь лишь на саму себя, в течение столь многих веков. И никакая другая женщина не была такой красивой и такой храброй. Он заставил ее почувствовать все это, несмотря на ее решимость не дать ему приблизиться к ней. Он не сказал этого, просто находился в ней, слившись с ней сознанием и душой. Она чувствовала это.

— Мы принадлежим друг другу, — невысказанные, но все-таки произнесенные слова.

Франческа проигнорировала его, легкая улыбка появилась на ее губах.

— Я очень даже настоящая, лапочка. И я была серьезна в отношении каждого сказанного мною слова. Тебе больше нечего бояться.

Скайлер покачала головой, ее глаза внезапно расширились от ужаса.

— Меня вернут ему, они всегда так делают, или он просто забирает меня сам. Я никогда не смогу сбежать от него. Он найдет меня. Он всегда находит меня.

Голос Габриэля раздался из-за спины Франчески, ровный, безмятежный, успокаивающий.

— Он покинул этот мир, малышка. Ушел навсегда. Он больше никогда не сможет найти тебя или прийти за тобой. У него остановилось сердце, когда он столкнулся со своими грехами.

Девочка схватила руку Франчески.

— Он действительно ушел? Этот мужчина говорит правду? А куда отправлюсь я? Как я буду жить? — ее охватила паника. Она знала, как убежать от жизни и боли, от жестокого тирана. Но она представления не имела, как жить в мире. Она даже не знала, возможно ли это.

Франческа ласково погладила волосы Скайлер.

— Нет никакой необходимости о чем-либо волноваться. У меня есть друзья, которые помогут нам. О тебе хорошо позаботятся, я обещаю. А сейчас все, что от тебя требуется, это лежать здесь, в этой палате, и поправляться. Я принесу тебе кое-какую одежду и книги, может мягкую игрушку или две. Мы обеспечим тебя кое-какими вещами, чтобы сделать твое пребывание здесь менее скучным. Я вернусь завтра вечером и навещу тебя. Мы сможем более подробно поговорить, как бы ты хотела поступить со своей жизнью, и куда мы направимся отсюда.

Скайлер крепче сжала руку Франчески.

— Он действительно мертв?

— Габриэль не сказал бы неправды, — Франческа ответила тихо, но с полнейшей уверенностью. — Сейчас тебе надо поспать, дитя. Я буду здесь завтра, как и обещала.

Скайлер не могла себя заставить отпустить руку Франчески. Пока они были соединены, она верила, что находится в безопасности. Она верила, что у нее появился шанс на нормальную жизнь. Ей было страшно отпустить эту ниточку, связывающую ее с жизнью. Что-то в Франческе ее успокаивало, заставляло верить, что у нее действительно есть шанс.

— Не оставляй меня одну, — прошептала она, ее глаза откровенно умоляли. — Я буду не в силах сделать это без тебя.

Франческа слабела от усталости. Габриэль обнял ее плечи своей сильной рукой, притягивая ее к своим широким плечам, чтобы она могла опереться на него. Он склонился к Скайлер, пленяя ее взор черными глубинами своих глаз.

— Ты будешь спать, малышка, долгим, спокойным, исцеляющим сном. Когда тебе принесут еду, ты будешь голодна. Ты съешь все, что тебе принесут. Мы вернемся завтра вечером, и ты не будешь волноваться, пока мы будем здесь, чтобы помочь тебе разобраться со своей жизнью. Засыпай, Скайлер, пусть тебе приснятся красивые, спокойные сны без страха.

Ресницы девочки сразу же опустились вниз, и она покинула этот мир, на сей раз в исцеляющем сне, куда ее отправила магия в голосе Габриэля. Ей будут сниться ангелы и другие прекрасные вещи, и мир, совершенно новый и захватывающий для нее.

В тот момент, когда ребенок крепко заснул, Габриэль все свое внимание обратил на Франческу.

— Тебе необходимо питание, милая, — его голос очаровывал, был наполнен заботой и бесконечной нежностью. Его руки скользнули по ее рукам и обхватили ее лицо. — То, что ты сотворила здесь, не что иное, как чудо. Ты и сама знаешь это. Чудо, — говоря это, он притянул ее в свои объятия, прижимая ее лицо к теплу своей шеи, где так сильно бился его пульс.

Соблазн был острым и заманчивым. Она была истощена этой энергетически-затратной работой. Но сильнее крика ее обескровленных клеток о питании был новый соблазн — ощутить его вкус. Он держал ее так нежно, так собственнически, так бережно. Он был теплом и светом, безопасностью и уютом. Он заставлял ее чувствовать себя цельной. Франческа закрыла глаза и вдохнула его запах, ей потребовался всего миг, чтобы положить голову ему на плечо. Ее рот дотронулся до его обнаженной кожи, материал его рубашки скользил по ее щеке. Он был так близко. Его кожа. Ее кожа. Его кровь пульсировала вверх и вниз, маня ее.

— Ты так устала, Франческа. Пожалуйста, окажи мне честь, прими от меня эту маленькую услугу. Я не посчитаю это за капитуляцию. Мне известно твое мнение. В любом случае, тебе не удастся меня обмануть. Сегодня ночью я неплохо покормился, — его шепотом произнесенные слова были соблазном, искушением; он был темным волшебником, чье прикосновение к ее сознанию напоминало касание крыльев мотылька.

Франческа слилась с его теплом как телом, так и душой. Ощущение его тела, находящегося так близко, так оберегающее рядом с ее, было настоящим подарком. Разве когда-нибудь мужчина держал ее в своих железных объятиях? Разве когда-нибудь тело, такое крепкое, с такими явно выраженными мужскими мышцами и сухожилиями, защищало ее?

— Почему он не отреагировал, когда я приказала ему уйти? — это поразило ее, даже встревожило. Она же обещала ребенку. С ней такого никогда ранее не случалось. Люди всегда слушали и повиновались «давлению» в ее голосе.

Габриэль распознал ее страдание, понял, что она посчитала себя слабее его, неудачницей.

— Ты свет, любимая. Я тьма. Томпсон был самым что ни на есть злом. Ты можешь сдержать и убрать зло, но не прикоснуться к его сути, поскольку не можешь соединиться с ним. Большинство людей несут в себе как добро, так и зло. Не чистое зло. Ты можешь связаться с ними, потому что дотрагиваешься до «доброй» их части. Во мне же живет демон, это часть моей природы. Он обитает, затаившись, поджидая возможности вырваться, когда я позабуду посадить его на привязь. Я сталкиваюсь со злом каждый день своего существования. Поэтому, когда ты контролируешь его ежедневно, это не такой уж большой подвиг — уничтожить его, — Габриэль с легкостью отмахнулся от своих возможностей. — Ты не слабее меня, Франческа. И никогда не была. Ты спасаешь жизни, я забираю их. Кто из нас более великий?

Ее руки, словно по своей собственной воле, обвились вокруг его шеи.

— Ты спасал наш народ. И людскую расу. Не один раз, а десятилетия за десятилетиями. Именно твой характер позволил тебе сделать это, — ее голос шепотом омыл его, тихим звуком восхищения, самым настоящим соблазном.

Едва заметная щетина на его челюсти зацепилась за пряди ее волос, когда он в небольшой ласке потерся подбородком об ее макушку.

— Ты нуждаешься в питании, сладкая. Ты валишься с ног от слабости, — ласково уговаривал он.

— Прямо за дверью Брайс. Они отказались от попыток спасти Томпсона. Он может войти сюда в любую минуту, — ее нежный голос ласкал его тело, словно прикосновение пальцев, вызывая дикую, неослабевающую боль, но Габриэль крепко держал себя в руках. Она нуждалась в поддержке, утешении, заботе, а никак не в насилии.

— Возьми, что тебе необходимо, я вполне способен создать для людей иллюзию, — в его голосе послушалась легкая хрипотца, которая свидетельствовала об его боли и одиночестве, от которой ее сердце дрогнуло. Он нуждался в ее близости так же, как она нуждалась в питании.

Почти вслепую Франческа уткнулась лицом в его шею, вдохнула чисто мужской запах. Его сердце сильно забилось, в одном ритме с ее. Кровь устремилась по его венам, взывая к ней, искушая. От ее теплого дыхания на его шее его пульс забился сильнее, тело болезненно напряглось; но он лишь молчаливо стиснул зубы и сжал кулаки в ее густых волосах.

Ее рот прошелся по его коже — нежно, чувственно, соблазнительно. И тотчас же нужда завладела Габриэлем, такая сильная, что встряхнула все его тело, заставив задрожать от невыносимого желания. Ее зубы, царапая, еще раз скользнули по пульсирующей жилке, ее язык круговым движением прошелся по ней в бархатистой ласке. Кулаки Габриэля в ее волосах сжались сильнее, притягивая ее ближе к его неожиданно ставшей горячей коже. В ответ на его молчаливое требование ее зубы глубоко погрузились в него, пронзая разгоряченной добела молнией и синими вспышками огня, который, казалось, невозможно будет никогда погасить. Он навсегда останется в его теле, в сознании, во рту, в сердце огненной болью, которая танцевала в самой его крови.

Тепло распространялось подобно густой расплавленной лаве. Его сердце страстно желало ее. Это было не столько физическое требование тела, бившееся в нем подобно отбойным молоточкам, сколько нечто более глубокое. Близость ее сознания, правильность того, что она подходила ему, проникла ему под кожу. Он вспомнил ее слезы, которые она проливала по незнакомцу, храбрость перед лицом монстра, выдающего себя за человека. И понял, она — нечто большее, чем тело, способное удовлетворить его дикий аппетит, чем якорь, удерживающий его в безопасности от подбирающейся темноты.

Он прекрасно сознавал, что находящийся в коридоре Брайс медленно повернулся и с подозрением уставился на дверь с хмурым выражением на лице. С Брайсом придется обращаться осторожно. Но не слишком бережно. Небольшая, с едва заметной насмешкой улыбка появилась на губах Габриэля. Он взмахнул рукой и прикрыл себя с Франческой так, что они стали невидимы для людского взгляда. Также он создал иллюзию Франчески, склонившейся над Скайлер и что-то ободряюще шепчущей ей. Его клон стоял в углу, давая двум женщинам видимость уединенности.

Брайс вошел в комнату, что-то близкое к страху отразилось в его глазах, когда он посмотрел на клон Габриэля. Взглянув на Франческу, разговаривающую о чем-то личном с подростком, он не решился заговорить. Потом впился взглядом в Габриэля, который сардонически улыбнулся ему, высокомерие отразилось в его классических греческих чертах лица. Брайса раздражало, что этот мужчина был так красив, так силен. Спасение Франчески Габриэлем выставило его самого в невыгодном свете. Но он не мог себе позволить рисковать руками. Ради Бога, он же был врачом!

Габриэль закрыл глаза, когда Франческа провела своим язычком по крошечным следам укуса на его шее, закрывая их, наслаждаясь этим моментом, этим ощущением. Она подняла голову, ее взгляд был сонным, сексуальным, довольным, почти как если бы они занимались любовью. Он склонил голову и нежно поцеловал ее в лоб, крепко прижимая к себе на один краткий момент, прежде чем нехотя позволил ей ускользнуть и занять место клона на стуле возле кровати.

— Спасибо, Габриэль, я чувствую себя намного лучше.

Он поклонился ей из угла элегантным, учтивым жестом, на что Франческа ответила чуть заметной, одной им понятной улыбкой. Руки Брайса сжались в кулаки. В Франческе что-то изменилось, но что именно, он не мог понять. Она стала прекраснее, чем когда-либо, в ней появилось что-то неуловимое. Что-то, что она разделила с Габриэлем.

— Я должен поговорить с Франческой о своей пациентке, — заявил Брайс, после чего рассердился на самого себе, что это прозвучало по-детски развязно и вызывающе. Дерзко. Даже грубо. Он попытался понизить голос: — Наедине, если вы не возражаете, Габриэль.

— Конечно, нет.

Брайс поморщился от чистоты и доброты в этом голосе, что так противоречило его собственному. Этот голос был нежным, как летний бриз, мягким, как бархат.

Брайс властно взял Франческу за локоть и едва ли не вытащил в коридор. Франческа постаралась не замечать, как по-разному эти двое мужчин дотрагивались до нее, но это было невозможно.

— В чем дело, Брайс? Ты расстроен, — спокойно проговорила она, одновременно освобождаясь от его хватки.

— Конечно, я расстроен. Я только что потерял человека, который был в абсолютном порядке. За исключением раздавленной руки. Она почти превратилась в пыль. Кости были смяты, как спички, — это прозвучало как обвинение, и вновь Брайс понял, что повысил голос.

Она приподняла изящную бровь.

— Не понимаю, о чем ты говоришь. Отец Скайлер умер от сломанной руки? Как странно. Я не знала, что такое возможно.

— Ты прекрасно, черт возьми, знаешь, что это не так, — огрызнулся он. — Он задохнулся. Его горло опухло, полностью перекрыв доступ воздуху, просто так, без всякой видимой причины.

— Ты собираешься делать вскрытие?

Он провел рукой по своим волосам. Она, сама не понимая этого, сводила его с ума.

— Конечно, будет вскрытие. Но дело не в этом, — его челюсть напряглась. Он готов был поклясться, что в своей голове услышал смех Габриэля — издевательский, тихий и довольный. — Все дело в этом мужчине.

— В каком мужчине? — темные глаза Франчески, широко раскрытые и красивые, выражали полнейшую невинность. Естественно, она не знала, она бы никогда никого не заподозрила в преступлении.

В отчаянии, Брайс сделал шаг в ее сторону, очевидно страстно желая встряхнуть ее. И сразу же почувствовал тягостную недоброжелательность, собирающуюся в холле, сгущающую воздух — точно такое же ощущение было в комнате до того, как вошел Габриэль. Нервничая, Брайс бросил взгляд в сторону двери. Он прочистил горло и дернул головой в сторону палаты Скайлер: — В нем.

— В Габриэле? Ты намекаешь, что Габриэль как-то связан со смертью Томпсона? — эти слова Франчески прозвучали как нечто среднее между возмущением и удивлением. — Ты не можешь всерьез так думать, Брайс.

— Он смял его руку, Франческа. Твой Габриэль сделал это. Смял его кулак одной рукой. Я видел, как он делал это, не напрягаясь. Я даже не заметил, как он вошел в палату. Он просто появился там. В нем что-то не так. Его глаза. Они не человеческие. Он не человек.

Франческа уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Не человек? Тогда кто? Или что? Призрак? Привидение, летающее повоздуху? Горилла? Что? Может он тяжелоатлет. Может он сильный, потому что поднимает тяжести, а в данном случае его адреналин резко подскочил вверх. О чем вообще ты говоришь?

— Я не знаю, Франческа, — Брайс снова провел рукой по своим волосам. — Я не знаю, о чем думаю, но его глаза точно были не человеческими. Не тогда, когда он противостоял Томпсону. Он другой.

— Я знаю Габриэля. Знаю. Он совершенно нормален, — тихо настаивала Франческа.

— Может, ты знала его. Люди меняются, Франческа. Что-то произошло с ним. Конечно, он не призрак и он не может летать, но он опасен.

— Габриэль один из самых нежных мужчин, которых я знаю, — она прошла мимо него, направляясь обратно в палату.

Брайс схватил ее руку, да так сильно, что появились синяки, всплеск гнева сделал его хватку сильнее, чем это было необходимо. Неожиданно что-то зажало нерв в его собственной руке, от чего она совершенно онемела. Он закричал, ему не оставалось иного выбора кроме как отпустить ее, поскольку его собственная рука бесполезно свесилась вдоль тела.

— Что за черт? Франческа, моя рука! Куда ты направляешься?

— Я слишком устала, чтобы разбираться со всем этим прямо сейчас. Ты ревнуешь, Брайс. Я не обвиняю тебя за то, что ты чувствуешь, но я измотана и не хочу больше обсуждать Габриэля, особенно если ты намереваешься говорить про него все эти отвратительные вещи. Ты не знаешь о нем главного, — она распахнула дверь и почти упала в объятия Габриэля.

Он склонился над ней, его тело приняло защитную позу.

— В чем дело, сладкая, что расстроило тебя? — его руки обняли ее хрупкое тело и притянули под защиту своего внушительного тела. Он слышал каждое слово, сказанное ей Брайсом, каждое обвинение и каждый намек, оставшийся невысказанным. Поверх ее головы его глаза встретились с глазами доктора. В их темной глубине горел огонь явной угрозы.

Брайс остановился как вкопанный, ужас охватил его. В данный момент, он как никогда был уверен, что Габриэль опасный мужчина. Его рука неожиданно пришла в норму, и он сделал мысленную заметку проверить ее. Брайс в качестве поддержки схватился за ручку двери, решительно настроенный пройти через это до конца.

— Франческа, мы должны решить, что делать со Скайлер. Сомневаюсь, что отец оставил ей хоть что-то, а он говорил, что был ее единственным родственником.

Франческа незамедлительно развернулась к нему лицом.

— О ней прекрасно позаботятся. Я собираюсь стать ее официальным опекуном. Я обещала ей это.

Брайс в полном раздражении всплеснул руками.

— Ты не можешь сделать этого, Франческа. Ты опять принимаешься за свое, стараясь спасти каждую раненную душу в мире. Ты не несешь никакой ответственности за эту девочку. Ты даже не знаешь ее. Она может стать точно такой же, как и ее отец. Она будет нуждаться в лечении в течение последующих двадцати лет.

— Брайс… — это прозвучало так, словно Франческа вот-вот разразится слезами. Сделав глубокий вдох, она попыталась спокойно урезонить его. — Что с тобой?

Он постарался прийти в себя.

— Я знаю, что ты хочешь помочь этой девочке. Господь знает, я тоже хочу ей помочь, но мы не можем заходить так далеко. Она нуждается в профессиональной помощи, а не в нас двоих.

— Так что вы предлагаете, доктор Ренальдо? — тихо спросил Габриэль, его голос был нежен.

Но ничего нежного не было в его спокойных внимательных глазах. Они напоминали Брайсу хищника. Волка, имеющего смертельное намерение. От этого взгляда Брайса охватило жуткое чувство. Он с трудом сохранял хладнокровие.

— Я предлагаю, чтобы она оставила это профессионалам. Есть люди, которые занимаются как раз такими делами. Если Франческа захочет, то может пожертвовать деньги.

Франческа посмотрела на Брайса:

— Я дала ей слово, Брайс. Она вернулась, потому что поверила мне.

— Тогда время от времени навещай ее. Ты не обязана посвящать ей свою жизнь. У нас были совместные планы, Франческа. Ты не можешь принимать такого рода решения без меня.

Габриэль шевельнулся, это было всего лишь движение мускулов, ничего более, но, тем не менее, это выглядело пугающе.

— Я могу «заглянуть» в ребенка, Франческа. Я удалю все воспоминания о твоем обещании и заменю их своим собственным. Я прослежу, чтобы о ней позаботились, чтобы она была счастлива, пока ты не торопясь принимаешь решение, как поступить в отношении этого человека. Я не желаю усложнять твою жизнь больше, чем уже сделал, но как и ты, не могу отказаться от ребенка.

— Я сдержу свое обещание, Габриэль, — Франческа покачала головой. — Я не собираюсь спорить, Брайс. Слишком устала. Я собираюсь выйти в ночь и посмотреть на звезды или что там еще. Мне нужен свежий воздух. Я дала Скайлер свое слово. Мне больше нечего сказать.

— А я думаю, что есть, — рявкнул Брайс, обозленный, что Габриэль стал свидетелем спора между ними. Они редко спорили, но сейчас Брайс не смог смолчать. Этот подросток окажет влияние на их совместную жизнь. К тому же он и мысли не допускал, что этот псих, ее муж, будет жить с ними в одном доме. Ни в коем случае. Габриэль должен будет уйти.

Габриэль просто взял все в свои руки. Он чувствовал, как в нем бьется ее изнеможение, печаль, всепоглощающее желание покинуть это замкнутое пространство и выйти на открытое место. Брайсу не понять, через что она проходит, чтобы исцелить его пациентов, чего Франческе стоит слиться с ними и узнать все подробности их жизней, каждую минуту их страданий. Это было за пределами понимания Брайса… но не Габриэля.

Обняв ее рукой за плечи, он молча вышел из палаты, ведя ее с собой, его прикосновение было нежным, но крепким. Франческа, казалось, едва замечала это. Она охотно последовала за ним. Габриэль медленно повернул голову, оглядываясь через плечо назад, его черные глаза прошлись по лицу Брайса. Пристальный взгляд был беспощадным, безжалостным. На один миг его зубы блеснули в белой невеселой усмешке, выставляя на обозрение острые, как бритва, клыки.

Глава 5

Легкий ветерок обдувал лицо Франчески, смотревшей на небо. Тысячи звезд сверкали и мерцали у нее над головой. Она глубоко вдохнула чистый морозный воздух, удаляя из легких запахи больницы. Габриэль неторопливо шел по улицам, укорачивая свои шаги, чтобы они полностью соответствовали ее. Он не разговаривал, не требовал ответов, не указывал ей. Он просто шагал рядом, ничего не прося.

Она безошибочно нашла дорогу к своему любимому месту, пройдя узкими извилистыми закоулками, пока заасфальтированная дорога не уступила место старомодной булыжной мостовой. Франческа поднялась на небольшой искусственный холм к мосту, нависающему над маленьким озером. Это был мост только для пешеходов, и в этот час он пустовал. Весь парк и озеро принадлежали им одним. Франческа прошла до середины моста и остановилась, облокотившись на перила.

— Такое чувство, что я постоянно за что-то тебя благодарю, — тихо сказала она, не глядя на него. Вместо этого она посмотрела на озеро.

В лунном свете вода казалась почти черной. Она слышала, как то тут, то там плескалась рыба. Звуки бьющейся о берег воды и плеск рыб как-то успокаивали и обнадеживали. Франческа через плечо улыбнулась Габриэлю.

— Я часто прихожу сюда.

— Когда чувствуешь себя одинокой, — тихо проговорил он.

Она вновь уставилась на воду, улыбка пропала с ее лица.

— Думаю, ты прочитал об этом в моих воспоминаниях.

Он огляделся в поисках плоского круглого камешка и умело бросил его по поверхности воды.

— Нет, у меня было не так много времени, чтобы успеть прочитать твои воспоминания, я все еще пытаюсь узнать женщину, которой ты стала. Поскольку я до сих пор чужой для тебя и в твоем сердце есть другие обязательства, я чувствую, что было бы неправильно вторгаться в твою личную жизнь дальше, чем это необходимо.

Франческа невольно рассмеялась.

— Вторжение в мою личную жизнь иногда является необходимостью?

— Я, прежде всего, карпатец и твой Спутник жизни. Я не могу изменить того, кто я есть, определенные вещи просто необходимы для моего душевного спокойствия. Но я стараюсь не вторгаться туда, где я не желанен, — он стоял высокий и одинокий, с длинными волосами, которые ветер развевал по его широким плечам. Он не спрашивал одобрения, он просто констатировал факт.

Франческа всмотрелась в его лицо, в то, как луна купает его в своем серебристом свете. Он был очень красив, его худое лицо было лицом мужчины, а не мальчика… его рот был чувственным, глаза поочередно то тлели от страсти, то были холодны, как лед. От вида его ресниц ей хотелось улыбаться. Они были длинными и густыми. Любая женщина позавидует ему из-за этих невероятных ресниц. Он держал себя отчужденно, стараясь не давить на нее. И она любила его за это. Франческа чувствовала прессинг повсюду, со всех сторон, и была рада, что Габриэль просто хочет составить ей компанию.

— Я нуждалась в месте, которое было бы не совсем частью города. Где я бы представляла, что нахожусь в горах. Иногда я могла слышать волков, общающихся между собой, — она отбросила назад водопад своих волос, но ветер игриво вернул их на прежнее место. — Я действительно скучаю по дому. Мне хотелось бы хоть раз вернуться туда, хотя я прожила столько лет в Париже и теперь не уверена, что смогу наслаждаться этим так, как мне помнится.

Он кивнул.

— Понимаю, что ты имеешь в виду. Прошли века с того времени, когда я был там в последний раз. Людям и раньше было нелегко в моем присутствии, а когда Люциан обернулся, у меня не осталось иного выбора, кроме как последовать за ним.

— Как ты делал всю свою жизнь, — заметила Франческа без злобы. — Я горжусь тобой, Габриэль. Я знаю, что не веду себя так, как положено, но в оправдание могу сказать, что твое внезапное появление — полная неожиданность, не вписывающаяся ни в какие мои планы. В свою очередь, я всегда поддерживала твою борьбу за наш народ. Я приняла твое обязательство, так как знала, что ты не способен уклониться от своей ответственности. Я попыталась что-то сделать со своей собственной жизнью, которую также надо было принимать в расчет. Мне никогда не хотелось, чтобы ты думал, что я прожила ее впустую, — она взглянула на свои руки. — Я так много времени провела в одиночестве.

— Ты боялась? — ласково спросил он.

От тона его голоса у нее дрогнуло сердце.

— Часто, особенно вначале. Я знала, что должна исчезнуть из-за других мужчин нашей расы. Я делала это во время тех ужасных войн, когда так много представителей нашего народа было потеряно для нас. Понадобилось все тщательно спланировать. Я тогда была еще очень молодой, всего лишь неоперившимся птенцом. Я боялась, что Грегори найдет меня и доставит к Михаилу. Это был мой самый большой страх, тем не менее, иногда я чувствовала себя такой одинокой, что даже молилась, чтобы они нашли меня, а потом мне становилось совестно за свой эгоизм.

— Я сожалею, что поставил тебя в такое ужасное положение, — его голос был искренним, раскаивающимся. Он выглядел печальным, его завораживающие глаза выдавали его внутреннее смятение.

Франческа дотронулась до его сознания, она не могла удержаться от этого, хотя внутренне стыдилась, что сомневается в нем. Ей нужно было убедиться, что он говорит правду, а не то, что, по его мнению, она хочет услышать. Она осторожно исследовала его разум. Теперь она была близка ему по возрасту, и хотя не обладала ни его способностями, ни его силой, она больше не была ребенком, чтобы быть обманутой. Габриэль чувствовал искреннее горе за свое участие в становлении ее одиночества. Он знал, что не сможет изменить того, что сделал — слишком многие пострадали бы — но как же он желал, чтобы все было по-другому. Он привык быть одиноким в абсолютной черной пустоте. С каждым убийством темнота распространялась в его душе, вечно ища возможность захватить его. Это была бесконечная борьба.

Франческа задохнулась, когда до нее дошло, что он почти проиграл войну с монстром. Это случилось примерно в то же время, когда она приняла решение попытаться стать человеком. Могло ли ее решение повлиять на исход его борьбы? Была ли между ними связь, и не усложнила ли она нечаянно его жизнь?

— Франческа, — проговорил он тихо, ласково, — приходило ли тебе в голову, что мой проигрыш чудовищу повлиял на твое решение? Почему ты продолжаешь винить себя? Именно я был тем, кто обрек тебя на одинокое существование. Мне бы не хотелось, чтобы ты чувствовала хоть каплю вины. Ты не виновата. Даже если бы такая связь существовала…

— Что, вероятно, так и было, — перебила его она.

Габриэль кивнул, уступая.

— Может быть, и так. Но по отношению к тебе не может быть никакой вины. Никакой. Я карпатец. Я продержался намного дольше, чем большинство наших мужчин, вероятнее всего, благодаря тебе, благодаря тому факту, что где-то в этом мире была ты. Моя душа знала это. Так что все это время ты давала мне утешение и поддерживала во мне силы.

— Я на тысячи лет младше тебя, — сказала она, а затем разразилась смехом. — Прожив так долго среди людей, думая, как они, знаешь, как глупо это звучит? Мы не совместимы. Ты слишком стар для меня.

Габриэль обнаружил, что тоже смеется. В его сердце было тепло от искренней радости от ее компании. Он нашел поддержку, утешающее спокойствие, которого никогда ранее не испытывал. Очень долго он не чувствовал вообще ничего. Теперь появился свет и смех, яркие цвета и оттенки, и жизнь во всех ее проявлениях. Франческа. Она дала ему все это.

— Я думаю, это замечание граничит с непокорностью. Молодежь может быть такой импульсивной.

— Ты думаешь? — Франческа наклонилась и нашла плоский круглый камень, ее пальцы сжались вокруг него, подушечки пальцев прошлись туда-сюда по его поверхности. — Я довольно хороша в этом. Ты не единственный, кто может пускать камешки. Спорю, что смогу запустить один из них так, что он за десять прыжков пересечет озеро.

Габриэль вздернул бровь.

— Не могу поверить своим ушам. Самонадеянность молодости.

Франческа покачала головой.

— Не молодости, женской силы.

Он издал звук, нечто среднее между смехом и насмешливым рычанием.

— Женской силы? Я никогда не слышал о подобном. Женская магия, может быть, ни никак не женская сила. Что это такое? — поддразнил он.

— Ты напрашиваешься на взбучку, Габриэль, — предупредила она. — Я чемпион.

Он кивнул, направляясь к озеру.

— Покажи мне, во что я ввязываюсь.

— Тебе хочется демонстрации? Я так не думаю. Давай устроим соревнование. Если побеждаю я, спальня за мной. Если побеждаешь ты, то забираешь ее.

Он задумчиво потер переносицу, его черные глаза смеялись.

— Ты пытаешься обманом заставить меня сделать что-то, о чем я буду сожалеть до конца своих дней. Если мы заключим пари, призом будет кое-что другое, а не спальня. Если проиграю, я буду расчесывать твои волосы каждый восход в течение месяца. Если проиграешь ты, то будешь расчесывать мои волосы точно такой же период времени.

— Что за дурацкая ставка? — требовательно спросила Франческа, смеясь. Она не могла ничего с собой поделать. Он был слишком смазлив для его же собственного блага. В его черных глазах танцевали огоньки, и несмотря на всю ее решимость не испытывать к нему влечения, она находила его ужасно сексуальным. Едва это описание появилось в ее мыслях, она сразу же отодвинула его, но предательский румянец окрасил ее кожу.

Она не собиралась вновь давать ему доступ к своему телу. Это не имело ничего общего с любовью, это было лишь влечение и карпатская жаркая страсть. Ей хотелось кого-то, кто желал бы ее ради нее самой, а не потому, что должен был обладать ею. Не потому, что у него не было в этом вопросе выбора. Всего лишь раз, прежде чем она покинет мир, ей хотелось почувствовать себя любимой. Действительно любимой. Ради самой себя.

— Франческа, — вот и все, что он сказал. Ее имя. В его голосе слышалась боль. Бархатистый соблазн. Черная магия.

Она закрыла глаза, скрывая непрошеные слезы.

— Не надо, Габриэль. Не прикидывайся предо мной. Я больше не человек. Я знаю твои мысли.

— Ты никогда не была человеком, милая. Возможно, частично, но не полноценным человеком. Ты принадлежишь моему миру. Ты делала вещи, на которые другие были не способны, и я почитаю тебя, но ты была рождена второй половинкой моей души. Ты действительно думаешь, что я не люблю и не уважаю тебя ради тебя самой? Что я не знаю — ты лучше, чем самый хороший врач или любой другой человек или карпатец, если на то пошло? Я вижу, что находится в твоем сердце и в твоей душе. Я должен был бы быть там все эти годы, защищая тебя, заботясь о тебе, создавая с тобой семью. Наказывай меня, обвиняй, я заслуживаю этого, но не думай, что тебя нельзя любить или что тебя невозможно полюбить ради тебя самой.

Искренность его слов разбивала Франческе сердце. Она не могла прикоснуться к его сознанию, если сделает это, ее самообладание будет разрушено. Она прошла через многое — осознание того, что он жив, обмен кровью, который навсегда забрал у нее солнце, жизненно важный опыт занятия с ним любовью, ужасное испытание двумя пациентами в больнице. Брайс. Томпсон. Все это.

Он приблизился к ней скользящей походкой. Сочетание в нем власти и грации, такой плавной, захватывало дух. Он двигался подобно животному, огромному волку, молчаливо преследующему свою жертву. Она закрыла глаза, когда его рука обхватила ее за шею. Восхитительно нежно. Собственнически.

— Я не пытаюсь завладеть твоей жизнью, я только хочу разделить ее. Я прошу шанс. Только один. Шанс. Ты не планировала заканчивать жизнь еще в течение нескольких лет. Раздели эти годы со мной. Позволь мне попытаться исправить несправедливость того, как я поступил с тобой.

— Не надо жалеть меня, Габриэль. Я не вынесу, если ты будешь жалеть меня. Я прожила хорошую жизнь, действительно замечательную для женщины нашей расы, — она слегка отступила.

Его рука у нее на затылке напряглась.

— Ты красивая женщина, Франческа, с многочисленными талантами. Здесь не о чем жалеть. В любом случае, нам нет необходимости обсуждать этот вопрос сейчас. В последнее время на тебя навалилось слишком много проблем. Последнее, в чем ты нуждаешься, это беспокойство о том, что чувствует к тебе незнакомец, и что ты сделала или не сделала, чтобы быть обязанной ему, — его рука нежно прошлась по ее шелковистым волосам в небольшой ласке. — Я знаю, кем являюсь для тебя прямо сейчас — незнакомцем. Дай мне шанс стать твоим другом.

От прикосновения его руки водоворот тепла спиралью прошелся по ее телу. Может быть это было потому, что он понял, ей нужно время, и позаботился, чтобы дать ей его.

— Я думаю, это неплохая идея, — ответила она. Тревожные колокольчики прозвенели в ее голове. Он был чересчур красив, слишком вежлив. Слишком всё. Что делать, если ему, в конце концов, удастся похитить ее сердце?.. Она устала и хотела домой.

Габриэль подавил неожиданный всплеск триумфа, за который ему было очень стыдно. Он улыбнулся ей, проблеск белых зубов смягчил твердые уголки его рта.

— Ты не ответила мне. Ты согласна на пари?

Она кивнула, отчаянно стараясь сменить тему.

— Прекрасно, я заключу с тобой пари, но только потому, что ты никогда не сталкивался с настоящей женской силой, — на этот раз, когда она отодвинулась от него, он позволил ей отступить. Франческа старательно избегала смотреть на него, вместо этого сконцентрировавшись на поверхности озера и своем камне. И потом она быстрым движением запястья заставила камень запрыгать по водной глади. Точно десять прыжков.

Она не могла сдержаться и не улыбнуться Габриэлю с чувством превосходства. Настала его очередь подбирать подходящий камень. Точную форму которого от ее взгляда скрыли его большие руки.

— Я должен заставить его прыгнуть одиннадцать раз, чтобы выиграть?

Она торжественно кивнула.

— Совершенно верно.

Он снова улыбнулся. На этот раз это была определенно улыбка хищника. Грешная. Сексуальная. В общем, слишком соблазнительная. Франческа вздернула подбородок и заставила себя отвести свой обожающий взгляд от его совершенного тела к сияющей поверхности озера. Почему он должен выглядеть таким донельзя мужественным? Его тело состояло из одних мускулов, было крепким и выглядело слишком хорошо.

— Я жду, — сказала она, прекрасно сознавая, как близко он стоит к ней. Чувствуя его запах. Его вкус. Ей хотелось застонать, но вместо этого она непоколебимо смотрела на воду, делая вид, что его близость ни капли ее не волнует.

Камень выскочил из его руки так быстро, что она услышала только его жужжание в воздухе. Он легко и плавно заскользил по воде, прыжок за прыжком, словно чехарда^[2] на воде. Он прыгал и прыгал, пока не пересек все озеро и не упал на противоположный берег.

— Ну, — задумчиво протянул он, с чисто мужской насмешкой в голосе, — я бы сказал, что все ясно. Двадцать два скачка на протяжении всего пути к противоположному берегу, — это прозвучало очень самодовольно. — Думаю, ты будешь моей рабыней, расчесывая мои волосы каждый подъем.

Франческа покачала головой.

— Что я думаю, так это, что ты подстроил это пари. Ты сделал что-то, чтобы выиграть.

— Это называется практика. Я провел уйму времени, бросая камни по воде.

Франческа тихо рассмеялась.

— Ты не говоришь мне правды, Габриэль. Я не верю, что ты когда-нибудь в своей жизни бросал камни до этого момента. Ты разыгрываешь меня.

— Думаешь? — невинно спросил он. Слишком невинно.

— Ты сам знаешь, что это так. Просто, чтобы выиграть глупое пари. Не могу поверить тебе.

Он протянул руку и заправил своенравную прядку ей за ухо, заставив ее сердце дико подпрыгнуть.

— Это было не просто глупое пари, милая, это был способ заставить тебя расчесывать мои волосы. Никто раньше не делал этого для меня, и я подумал, что жажду такого внимания, — он снова потер переносицу и улыбнулся ей, словно мальчишка. — Я как-то попросил сделать это Люциана, но он пригрозил избить меня до крови, — он пожал своими широкими плечами. — Некоторые вещи не стоят этого, знаешь ли.

— Ты спятил, — решила Франческа, но затем рассмеялась, не в силах ничего с собой поделать. — Отлично, я буду расчесывать твои волосы, — согласилась она, ее пальцы зудели от желания зарыться в шелковые пряди. Она не осознавала, что согласилась на гораздо большее, чем просто расчесывание его волос. Он будет проводить дни вместе с ней в спальне. Они будут отдыхать вместе.

Габриэль прекрасно сознавал этот факт. Это был прогресс.

— Что мы будем делать с этой нашей юной леди, Франческа? Маленькой мисс Скайлер. Можно с уверенностью сказать, что ее разум исцелен, но мы не сможем удалить все шрамы, пока не сотрем ее воспоминания. Самое меньшее, что мы можем сделать — это уменьшить их влияние. Мы можем дать ей образование, одежду, все, что ей потребуется, эмоциональную поддержку, но мы не сможем быть рядом с ней в течение дневных часов. Задумывалась ли ты о том, что нам необходимо сделать, чтобы прикрыть это время?

Франческа потянулась к перилам позади нее, намереваясь сесть на них. Большие руки Габриэля обхватили ее за талию и легко подняли, усаживая на ограждение. Удивительно, он знал, чего ей хотелось едва ли не раньше нее. Эта мысль была одновременно возбуждающей и пугающей. Она не делилась своими мыслями, своим сознанием, самой собой так долго, что почти забыла, на что это похоже. Искушение. Это слово шепотом пронеслось над нею, взволновало до глубины души.

— Знаю, знаю, с моей стороны было скоропалительно пообещать, что я буду рядом с ней, но, гуляя под солнцем в течение нескольких последних лет, я позабыла, что больше не могу этого делать. Мне невыносима мысль о том, что Скайлер отправят в какое-либо место, где она не получит ни любви, ни привязанности. Она нуждается в этом, в поддержке, которую должна была получить. Я разделила с ней ее жизнь, — она посмотрела на него с внезапным удивлением, пониманием. — Мы оба сделали это. Я знаю, что могу дать ей любовь, в которой она нуждается. А ты сможешь?

Габриэль медленно кивнул.

— Она ребенок, Франческа. Мы не можем поступить иначе, кроме как предложить ей нашу любовь и защиту. Никто другой никогда не поймет ни ее, ни всю чудовищность того, что она пережила. Я не думаю, что мы сможем отдать ее другим.

Франческа с облегчением выдохнула. Она не понимала, что задержала дыхание, ожидая его ответа.

— Итак, мы оба согласны. Теперь мы просто должны понять, что с ней делать.

Он пожал своими сильными плечами.

— У тебя в голове вертится мысль, что твой адвокат сможет подготовить все необходимые юридические бумаги, чтобы получить над ней опеку и забрать к нам домой. Но тогда будет необходимо найти кого-то, кто помогал бы нам заботиться о ней. Помнится, на нашей родине была семья, домашнее хозяйство которой вели люди. Эти люди были исключительно лояльны к ним. Это было несколько веков назад. Возможно, стоит разузнать о них. Я много чего узнал из информации, хранящейся у тебя в компьютере, и как мне кажется, мы вполне можем воспользоваться этой машиной.

Франческа услышала свой собственный смех. Беззаботный. Радостный. Это поразило ее.

— Ты просто ищешь повод воспользоваться компьютером. Ты техноманьяк, вот кто ты.

Он усмехнулся.

— Тебе следует признать, что это отличная идея. Должен же быть кто-то из нашего народа, кто помнит эту семью и сможет рассказать нам, что они делали. Если нет, то всегда можно взять кровь у слуг-людей и заставить их выполнять наши требования. Я бы конечно предпочел так не действовать, но такую возможность не стоит сбрасывать со счетов. В ответ мы можем предложить им защиту.

Габриэль стоял, прислонившись к перилам рядом с ней. Теперь же он медленно выпрямился, потянувшись, словно ленивый кот. Каких-либо видимых изменений в выражении его лица не было, тем не менее, Франческа обнаружила, что дрожит от страха. Что-то в нем полностью изменилось. Его руки обхватили ее за талию, когда он опустил ее на мост.

— За нами наблюдают, сладкая. Это не Люциан, и я безмерно благодарен за это.

— Здесь немертвый, — это был не вопрос. Сейчас она почувствовала крадущееся зло, распространяющееся в воздухе подобно отвратительному пятну. — Что мы сможем сделать? — ей всегда удавалось прятать свое существование от злобных убийц. Но сейчас она находилась на открытом месте, и это ее пугало. Она видела свидетельства их порочности, и от этого ей становилось плохо.

— В первую очередь позаботиться о твоей безопасности. Ты карпатская женщина. Именно ты будешь его целью, — его рука легла ей на затылок, снимая охватившее ее напряжение. Он оберегающе склонился над ней, словно любовник, его рот вплотную приблизился к ее.

Франческа знала, что все это напоказ, но все равно почувствовала себя желанной. Она ощутила внезапное дикое желание вцепиться в него, в его силу и спокойствие. Присутствие вампира ни в коей мере его не тревожило. Габриэль излучал полнейшую уверенность в своей способности уничтожить тварь.

— Я выманю его на открытое пространство. Подожди, пока я этого не сделаю и не удостоверюсь, что он тут один. Как только я буду это знать, я пошлю тебе предупреждение. И ты сразу же исчезнешь, распавшись на молекулы, очень крошечные, выследить которые будет не по силам никому, кроме наших лучших охотников. Отправляйся домой и прими меры безопасности. Я буду оставаться вместе с тобой, слившись сознаниями, пока мне не придется разорвать эту связь, чтобы убить. Не дотрагивайся до моего сознания, если только тебе не будет грозить опасность. Тебе нет никакой необходимости переживать подобное насилие, — его губы скользнули по ее. Бархатисто мягко. Он нашел уголок ее рта и на мгновение задержался там, словно впитывал ее ощущение и вкус.

Франческа напомнила себе, что все это было напоказ. Что ее телу не нужно вспыхивать пламенем, а сердцу кувыркаться так вероломно.

— Скажи, что мне делать, чтобы помочь тебе. Я не хочу оставлять тебя одного бороться с этой тварью.

Он тихо рассмеялся, от его теплого дыхания взметнулись завитки волос на ее хрупкой шее. Его согрело, что она предложила это, когда он чувствовал ее страх, бьющийся внутри него. Он не мог ничего с собой поделать и знал, что пользуется нечестным преимуществом ситуации, чтобы дотронуться до нее, поцеловать, еще чуть больше заявить свои права на нее. Он говорил себе действовать медленнее, не подталкивать ее слишком сильно. Если бы она только не была такой привлекательной, это сделало бы его план намного легче: внезапно напасть, окружить ее, приблизиться и завладеть прежде, чем она поймет, что происходит.

— Я древний охотник, милая. Для меня не составит проблемы разобраться с этим нечестивцем, — он бесконечно нежно поцеловал ее в лоб, неохотно отпуская ее.

Габриэль развернулся и пошел от нее к концу моста, бросив взгляд на небо.

— Выходи, малец. Выходи и встреться лицом к лицу с тем, кому ты так открыто бросил вызов, — его голос был мягким, нежным и подчиняющим, он вползал в голову, все продвигаясь и продвигаясь вперед, пока там не осталась только одно. Повиновение. Габриэль отошел подальше от Франчески, к покрытой травой поляне. — Ты просил правосудия нашего народа, нечестивец, и я не могу поступить по-другому, кроме как угодить тебе. Выходи ко мне.

Франческа не могла оторвать глаз от древнего воина. Он стоял высокий и широкоплечий, его волосы развевались на легком ветерке. Его лицо было строгим и одновременно нежным. Он казался расслабленным, но все же производил впечатление огромной силы. Его голос завораживал, манеры были уверенными. Он выглядел непобедимым. Она задохнулась, увидев вампира, появившегося из-за густых кустов левее Габриэля. Создание медленно двигалось вперед, борясь на каждом шагу, рыча и брызгая слюной, шипя от ненависти. Она никогда не видела вампира так близко, и вид его был ужасен. Глаза ввалились и покраснели. Зубы были гнилыми, неровными и покрытыми темными пятнами. Кожа на нем, казалось, висела, словно не походя ему.

Сильнее чем взгляды отталкивающего существа Франческу напугало коварство, лукавая ненависть, скользившая в его глазах. Франческа, отодвинувшись от него как можно дальше, тем не менее, все еще могла чувствовать зловоние разврата, окружавшее его. Она заставила себя смотреть на это создание, заставила себя почувствовать это зло. Это было важно, чтобы просто понять, с чем Габриэль сталкивался всю свою жизнь. Этот монстр. Как их много? Как часто? Скольких из них он знал лично, с кем вырос, прежде чем они обернулись? Она считала свою жизнь трудной и одинокой, но глядя на немертвого, начала понимать, на что, должно быть, была похожа жизнь Габриэля.

Все эти века она смотрела на него как на героя, как на почитаемого легендарного защитника как бессмертных, так и смертных. Только теперь она поняла, что означает быть охотником. Его собственный народ боялся его силы и навыков. Мужчины держались подальше от него, страшась, что позднее он может начать охотиться и уничтожать их. Он никогда не мог себе позволить иметь друзей. Хуже, его обожаемый брат стал вампиром, и Габриэль вынужден выслеживать его, сражаться с ним снова и снова на протяжении веков.

— Я могу помочь.

— Ты можешь сделать так, как я тебя проинструктировал. Я буду в большей опасности, если мне придется волноваться о твоей защите. Он будет стремиться использовать тебя. Когда он поймет, что не сможет справиться со мной, в отместку постарается уничтожить тебя, — Габриэль послал ей волну тепла. — Спасибо, Франческа. Я вскоре присоединюсь к тебе дома.

Габриэль все свое внимание обратил на вампира, который, освободившись от порабощающего влияния его голоса, начал подкрадываться к нему. Габриэль улыбнулся, блеснув безукоризненно белыми зубами.

— Как погляжу, ты спешишь привести свой приговор в исполнение. Я происхожу из древнего рода истинных защитников наших людей. Я Габриэль. Ты знаешь обо мне, ты вырос на историях о моих подвигах. Нет никакой возможности победить такого, как я. Подойди, прими свой приговор спокойно, с достоинством, помня о том, каким великим карпатцем ты когда-то был.

Вампир снова зашипел, пламя запрыгало в его красных глазах, его ноги подтащили его еще ближе, несмотря на решимость напасть на своих собственных условиях. Интонации голоса Габриэля были такими чистыми и верными, что раздражали немертвого, причиняя боль. Он больше не мог слышать эти звуки, как не мог смотреть на свое отражение в зеркале и игнорировать принуждение, вплетенное в нотки этого голоса. У него не было выбора, кроме как двигаться все ближе к охотнику. Слова подорвали его уверенность в своей собственной способности сражаться и разрушать. Кто мог уничтожить такого охотника? Как много других пало до него от рук этого многовекового воина?

Вампир покачал головой, напевая про себя в попытке воспрепятствовать заклинанию, которым охотник опутал его. Неважно как сильно он пытался вырваться, его ноги продолжали нести его вперед. Ужасный голос продолжал говорить тихо и ясно, и очень нежно.

— Ты не в состоянии уничтожить меня. Я запрещаю тебе менять форму. Ты подойдешь ко мне и примешь правосудие нашего истинного принца.

Габриэль не сдвинулся ни на шаг. Он стоял спокойно, опустив руки, его лицо не выражало никаких эмоций. Ни ярости. Ни раскаяния. Только его глаза были живыми, тлея силой. Беспощадной. Безжалостной. Зоркие глаза хищника. Они мерцали угрозой, жестокостью. Однако вампир не мог остановить своего приближения. Теперь он рычал, его ноги волочились, поскольку он бился и боролся, лишь бы не двигаться вперед, лишь бы не повиноваться этому мягкому, нежному голосу. Голосу смерти. Который все говорил и говорил. Тихо и убедительно, настойчиво подчиняя себе.

Франческа знала, что должна повиноваться Габриэлю. Поэтому она растворилась в прекрасном тумане и отодвинулась как можно дальше от участников сражения. Она никогда не видела ничего более пугающего, чем вампир. Он источал зло, однако Габриэль стоял спокойно, высокий и надежный, невероятно красивый в своем свете и правде. Он казался ей ангелом с мечом, темным стражем врат, защитником более слабых. От его вида у нее захватывало дух. И она по-настоящему гордилась им. Гордилась его решением принести жертву, которую должен был.

Вампир приложил все усилия, чтобы испариться, но обнаружил, что не может этого сделать. Это было похоже на то, словно все его клеточки и ткани больше не отвечали на его команды. Охотнику каким-то образом удалось опутать его, заманить в ловушку своим голосом так, что его состоящее из плоти и крови тело реагировало только на чистоту этих ноток, на совершенство этого тона.

Пребывая в ярости, создание повернуло свою ужасную голову к Габриэлю, его голова покачивалась взад и вперед, как у рептилии, его глаза мерцали от ярости. Долгое тихое шипение вырвалось между его неровными сломанными зубами. Над головой Габриэля зловеще сломалась и рухнула на землю большая ветка дерева.

Франческа почувствовала, как ее сердце болезненно содрогнулось, воздух застрял в ее легких, но Габриэль всего лишь поднял свою руку и ветка отклонилась от него, упав в стороне довольно далеко от того места, где стоял он, такой спокойный.

— Ты молод, чтобы идти по такому пути. Потеря души это удел тех, кто стар и слаб, однако ты сделал свой выбор так скоро. Почему это произошло?

— Единственный шанс на спасение для каждого из нас — это обретение женщины. Принц выбрал себе любимчиков, чтобы дать им женщин. Для остальных из нас нет никакой надежды, пока мы не возьмем одну себе, — немертвый исподтишка опустил руку вдоль тела, проверяя, сможет ли он изменить форму своего тела, если сконцентрируется на одном участке тела. Его рука покрылась мехом, а ногти удлинились.

Неожиданно с поверхности озера пронесся сильный порыв ветра. Ветер со всей силой ударил созданию прямо в грудь, отбрасывая его, сокрушительный удар был скорее слышен, чем почувствован. Вампир моргнул и уставился прямо на Габриэля, который стоял прямо перед ним, его руки были вытянуты во всю длину вперед. Шок отразился на лице немертвого. Он бросил взгляд вниз, интересуясь, почему он не может увидеть кисть на конце руки Габриэля. Та была глубоко погружена в его грудь.

Раздался громкий хлюпающий звук, когда Габриэль извлек сердце вампира, в то же время отходя от него. Вампир зашелся в непрерывном крике, звук был отвратительным. В воздух наподобие гейзера брызнула ядовитая кровь. Создание потянулось было к охотнику, но его тело беспомощно рухнуло на землю. Над их головами от одной тучи к другой дугой пронеслась молния, ударяя в землю ослепительно белыми копьями чистой энергии. Она сожгла сердце вампира, одновременно искупав руки охотника, очистив их от ядовитой крови.

Движения Габриэля были изящными и плавными, демонстрируя власть и координацию, как у танцора, как у воина. Он еще раз поднял руки и направил вспышку молнии к телу беспомощного создания. Тот в мгновение ока превратился в пепел, распавшись на глазах.

Потом охотник медленно повернулся, одинокая фигура на фоне ночного неба. Его лицо оставалось в тени, когда он посмотрел точно на то место, где находилась Франческа. Она, мерцая, приняла твердую форму, ее большие глаза уставились на него.

— Ты в порядке? — она двигалась быстро, размытым пятном приблизившись к нему. Ее рука нашла его руку, пальцы переплелись с его.

И сразу же он почувствовал, как мир просачивается в него, глубоко проникает в его измученную душу. Она обладала целительской силой, непохожей ни на какую другую, когда-либо им испытанную. Сейчас он забрал жизнь, одну из многих. И хотя Габриэль последние годы своей жизни посвятил охоте за своим братом-близнецом, преследуя исключительно Люциана и только изредка останавливаясь, чтобы уничтожить немертвого, встретившегося ему на пути, это было его первое убийство за многие годы. И первое убийство с того момента, как он встретил свою Спутницу жизни. Он почувствовал эмоции. Но только не чувство вины. Он воспринимал свой долг, как священную обязанность. Но то, что он забрал жизнь перед кем-то похожим на Франческу, беспокоило его. Она была такой чистой, такой сочувствующей, такой хорошей. Она исцеляла на протяжении всех тех веков, когда он уничтожал.

Габриэль избегал ее огромных очей, таившейся там невинности. Без эмоций было намного легче смотреть в лица тем, кто окружал и боялся его. Он привык к шепоту, к тому, как люди уходят с его пути. К страху в их умах и сердцах. В нем нуждались, хотя никогда не принимали.

Ее маленькая ладонь скользнула вверх по его руке необычайно интимным жестом, отчего внутри него разлились слабость и тепло. Они растекались по его телу. Проникая в самые глубины его души. Он оказался не готов к этому. Теперь он знал, что значит иметь Спутницу жизни. Как она важна. Умом он понимал, что карпатские женщины были светом во тьме своих мужчин. Он принял Франческу и то, что должно было быть между ними. Их единение означало не только его постоянное выживание, но также гарантировало, что он не присоединится к Люциану в рядах немертвых.

За одно это он уважал Франческу. Хотел Франческу. Но он оказался абсолютно неподготовленным к уколам ревности, которые затрудняли его жизнь желанием разобраться с Брайсом. Он оказался совершенно не настроен к первобытным требованиям своего тела, когда он находился рядом с ней. И самое главное, он оказался не готов почувствовать, как тает его сердце, когда ей грустно, или она расстроена, или чувствует усталость. Он вообще не рассчитывал, что будет так реагировать на нее. Ему постоянно хотелось слышать ее голос, видеть ее улыбку, озаряющую ее лицо, смотреть в ее глаза, такие добрые и нежные, такие красивые. Он слишком много думал о ней.

— Габриэль, — голос Франчески пронесся по нему словно нежный летний ветерок. И он мгновенно почувствовал, как в ответной реакции на его теле выступили бисеринки пота. — Ты просил меня покинуть это место, и я должна была так поступить, поэтому, пожалуйста, не стыдись и не чувствуй неловкость из-за того, что был вынужден выполнить такую важную работу на моих глазах. Ты думаешь, что твой талант ничто по сравнению с моим.

— Ты спасаешь жизни, я уничтожаю их, — одно прикосновение ее пальцев к нему казалось чудом. Ее запах был чистым, свежим и женственным. Он никогда прежде не замечал этого в женщинах. То, как они пахли. Однако, сейчас она заполнила его легкие, и он хотел, чтобы она навсегда осталась там. — Я не совсем уверен, что способность убивать можно рассматривать как талант.

— Немертвые больше не являются живыми. Ты знаешь это. Они предпочли потерять то, что делает их живыми. Вампиры — монстры, которым нет равных, жестокие, живущие только ради разврата и наслаждения от убийства. Без тебя, стоящего на страже, Габриэль, не было бы никакого способа скрыть существование нашего народа. Даже теперь, незначительное меньшинство людей ненавидит саму мысль о нас. У них есть сообщество профессионалов и прочих, которые выслеживают нас с целью убийства. Как мне кажется, без тебя наш народ был бы давно истреблен.

Небольшая довольная улыбка появилась на его лице прежде, чем он успел остановить ее. В этом была вся она. В его мыслях не осталось никаких сомнений, почему Брайс хотел ее. Не потому, что она была целительницей, как и Брайс. Не потому, что ее карпатская красота притягивала к ней мужчин. Это было все вместе. Это была Франческа. Его Франческа.

— Ты приписываешь мне слишком многое, — ответил он ей тихо. — Но спасибо за это. Спасибо, что облегчила эту трудную ситуацию. Я не ожидал, что почувствую себя подобным образом, — он подарил ей еще одну улыбку. — Эти эмоции трудно контролировать.

Она откинула голову, чтобы посмотреть на него. Нужно объявить грехом — иметь такую красивую внешность, как у него. От которой крылья бабочки трепетали у нее в животе, а в самое неожиданное время подпрыгивало ее сердце. Его глаза могли вызвать в ней огненный шторм всего лишь одним своим тлеющим задумчивым взглядом. Он мог растопить женщину, любую женщину, с двадцати шагов. Франческа прочистила горло, изо всех сил стараясь не покраснеть, неожиданно вспомнив, что он более чем вероятно был тенью в ее сознании, читая все ее слишком интимные мысли.

— Пора возвращаться домой.

— Ты хочешь пройтись или не прочь полететь? — спросил он нежно, не желая так или иначе влиять на ее решение. Она всегда выбирала путь человека. Она бы позволила монстру, отцу Скайлер, ударить себя, лишь бы сохранить свой образ жизни. Свой образ. Он хотел, чтобы она признала, что является карпаткой. Полноценной карпаткой. Но это было слишком скоро для нее, он это понимал, но знание, что она начала поддаваться, хоть помаленьку, давало ему надежду.

Франческа еще раз переплела их пальцы.

— У нас еще уйма времени до восхода солнца.Возможно, нам стоит пройтись и более подробно обсудить, что делать со Скайлер.

Глава 6

Франческа отводила глаза все то время, пока они шли по пустынным улицам, взявшись за руки. Он был настоящим мужчиной, двигаясь так плавно. Она обнаружила, что ей хочется расчесать волны его волос, разгладить морщинки на его лице. Его рот был самим совершенством. Франческа посмотрела на него из-под ресниц, и ее губы начало покалывать, они стали мягкими и заныли от желания почувствовать его. А его голос, когда он разговаривал с ней, был нежным, сексуальным, интимным, как сам грех. Габриэль улыбнулся ей, и Франческа ощутила свою мгновенную реакцию. Он дотрагивался до нее на протяжении всего их пути, легчайшими прикосновениями, однако, и этого было достаточно, чтобы ее сердце бешено забилось и крошечные язычки пламени начали лизать ее кожу. Ее ладони зачесались от желания ощутить твердые мускулы его тела, пробежаться по его груди, животу. Она бросила взгляд ниже, на туго натянутую ткань его брюк, и ее охватило страстное желание ласкать его и гладить, пройтись по нему своим ртом, лишь бы увидеть его реакцию. Услышать его стон.

Она не могла думать ни о чем другом. Ее груди ныли, а между ног приглашающе собралась горячая жидкость. Ее одежда стала казаться ей тяжелой, слишком тесной. Ей было интересно, что он станет делать, если она вдруг сбросит блузку и предложит ему свою грудь прямо здесь, посередине улицы. Все, о чем она могла думать, был Габриэль. Его крепкое тело, руки, двигающиеся по ее коже. То, как он говорит ей самые красивые слова. То, как он хотел помочь молоденькой незнакомой девушке, которая не знает, какой полагается быть любви. То, как он встал перед ней, заслоняя, чтобы жестокий мужчина не смог ударить ее. Все в нем было удивительно, и ее охватила внезапная потребность остановить его, дотронуться, покрыть поцелуями каждый дюйм его тела.

Перед ними появился магазин, пустующий сейчас, уже давно после окончания рабочего дня.

— Владелица этого магазина моя подруга. Она дала мне ключ и код сигнализации. Я просто составляю список товаров, и она записывает их на мой счет, — ее голос был хриплым, сексуальным, явным приглашением. — Мы можем войти и подобрать несколько необходимых вещей для Скайлер, — ее рука дрожала, когда она вставляла ключ в замок.

Габриэль пристально наблюдал за ней своими черными бархатными глазами, в то время как она набирала код сигнализации. В магазине было темно и пустынно. Лишь их неровное дыхание нарушало тишину. Франческа повернулась к нему, ее рука погладила его по лицу, а потом безошибочно нашла волосы, и ее пальцы запутались в густых прядях.

Тихий звук вырвался из его горла.

— Франческа, ты должна остановиться, пока для нас двоих не стало слишком поздно. Я не ангел, как ты часто и упорно думаешь обо мне в своих мыслях. Я могу прочитать каждую мысль в твоем сознании и то, что ты делаешь с моим телом, ни много ни мало — греховно, — его большой палец ласково прошелся по ее челюсти, проследив очертания губ.

— Действительно? — ее руки потянули за его рубашку, пока та не высвободилась из брюк. И сразу же ее ладони скользнули по его обнаженной груди, ее пальцы широко раздвинулись, чтобы захватить так много кожи, как это только возможно. Она проследила каждый видимый мускул, страстно желая его. — Я всегда думала, что греховность может быть интересным опытом, — в ее голосе звучало приглашение. Откровенный соблазн.

Руки Габриэля сжались в ее волосах, откидывая ее голову назад так, что его мерцающие глаза прошлись по ее лицу.

— Я нестерпимо хочу тебя, Франческа, просто невыносимо. Ты не можешь дотрагиваться до меня своим сознанием и телом и не ожидать, что я не отреагирую. Это как примитивное желание в моей крови, и я знаю, что оно там постоянно. Ты хотя бы знаешь, как часто я мечтал о тебе? Как часто я просыпался посреди ночи один, без тебя?

— Со мной было тоже самое,— едва слышно сказала она, ее глаза уверенно встретились с его. Она не вздрогнула от концентрации чистой страсти, собравшейся в его взгляде. — Габриэль… — прошептала она его имя, наклоняясь вперед, чтобы прикоснуться губами к его груди. Ее рот огненным водоворотом прошелся по его коже. — Ты слишком много говоришь, когда мне необходимы действия, — она приподняла голову, и ее черные смеющиеся глаза уставились на него. — Ну, так будешь ты действовать или нет? Моя одежда тяжелая и мешает мне, — добавила она, наклоняясь, чтобы лизнуть его плоский сосок своим язычком. Ей пришлось встать на носки, чтобы прижаться своей пышной грудью к его груди.

Габриэлю был невыносим даже тонюсенький кусочек ткани, разделяющий их тела. Он стянул блузку с ее плеч, в пылу момента отбросив ее в сторону. Его ладони нежно скользнули по ее обнаженной коже, проследили хрупкие линии ее костей, изгиб ее груди. Его дыхание вырвалось из легких в долгом выдохе, когда он сжал в руках мягкий вес ее плоти, погладил большими пальцами ее соски.

Магазин был молчалив, лишь манекены безучастно наблюдали из-за рядов одежды. Габриэль завлек Франческу вглубь комнаты, подальше от окон, в тень, где они будут скрыты от любого случайного прохожего, прогуливающегося по улице. Жар и страсть карпатского брачного ритуала захватили его, спровоцированные эротическими мыслями его Спутницы жизни. Она была прекрасна, как внутри, так и снаружи. Было захватывающе и возбуждающе знать, она жаждала его так сильно, что точно понимала, чего хочет и требует от него.

Ее Спутник жизни. Франческа упивалась своим правом дотрагиваться до его тела, своей способностью разжечь в нем такой огненный шторм желания, что он будет желать ее также страстно, как и она его. Его прикосновение к ее обнаженной коже было мукой и наслаждением одновременно. Когда он медленно склонил свою темноволосую голову, чтобы найти ее грудь своим влажным горячим ртом, она вздрогнула от нужды, которой никогда до этого не знала. Ее пальцы смяли его волосы, прижимая его к себе.

— Это почти невыносимые ощущения, Габриэль. Не знаю, смогу ли я выдержать их.

Его руки скользили по контурам ее тела, отодвигая одежду, временами задерживаясь ладонями и пальцами то тут, то там, смакуя, поглаживая и лаская.

— Сможешь, ты была создана для этого, — тихо прошептал он. Потом склонил свою голову еще ниже, чтобы лизнуть ее плоский живот. — Была создана для меня. — Он с легкостью поднял ее на прилавок, усадив на край. — Для долгих ночей, Франческа, долгих неспешных ночей занятия любовью, — приласкав руками ее бедра, он ладонью прижался к горячему и влажному сосредоточию ее женственности и улыбнулся, когда ее тело сжалось, и она вздрогнула от удовольствия. Его голова склонилась еще ниже, так что его шелковистые волосы обрушились на ее чувствительные бедра, и тихий стон исторгся из ее горла.

Франческа вскрикнула при первом прикосновении теплого дыхания, при первом ударе его языка.

— Ты знаешь, какова ты на вкус? — спросил он тихо, интимно в ее сознании. Его голос опалил ее сознание изнутри точно так же, как его язык обжигал сердцевину ее тела. Она чувствовала, как тело все туже и туже сжимается, как наслаждение растет в ней, сильное и интенсивное. И когда на нее с невероятной силой обрушилось освобождение, она могла только цепляться за его волосы, в то время как оно волна за волной накрывало ее.

— Габриэль, — она произнесла его имя, выдохнула его имя, втягивая в свои легкие его мужской запах. — Габриэль.

— Мы только начали, красавица, — тихо ответил он, поднимая голову и улыбаясь ей.

Он был таким красивым, так идеально подходил ей, что Франческа почувствовала, как слезы обожгли ей горло. Сейчас в ночи, — ночи, которая взывала к чему-то дикому в них, — он смотрел на нее глазами, полными желания. Огненного. Настойчивого. Требовательного. Она так долго ждала, чтобы он посмотрел на нее именно так.

И потом он лишил ее разум последней здравой мысли, заменив их безумством страсти. Франческа не могла думать ни о чем другом, кроме его тела, зарывающегося глубоко в ее. Его ладонь еще раз прикоснулась к ее чувствительной сердцевине, и потом он медленно ввел в нее один свой палец, не переставая наблюдать за ее лицом, за наслаждением, охватившим ее, когда тугие ножны сжались вокруг него.

— Этого не достаточно, — легкая улыбка прозвучала в его голосе, и он склонил голову, чтобы еще раз вкусить ее, одновременно вводя в нее еще один палец. Два пальца растянули ее, проникая глубже, так что она задохнулась от удовольствия. — И этого не достаточно. — Чисто мужское удовольствие слышалось в его голосе, читалось на его лице.

Она вновь почувствовала это — горячее давление, расплавленную лаву, все увеличивающуюся и увеличивающуюся, пока все ее тело не подверглось риску взрыва. Он толкнулся в нее, лаская, поглаживая, его язык дразнил и танцевал.

— Вот чего я хочу, сладкая, большего, следуй за мной. Я хочу видеть это на твоем лице, хочу видеть, что ты тоже чувствуешь это, — его голос смягчился, став хриплым. — Следуй за мной, моя любовь, просто отпусти себя.

С приглушенным криком она позволила ему взять себя через край, ее тело сжималось и выходило из-под контроля. Его рот усиливал эффект, даря ей бесконечный оргазм, который, казалось, продолжался вечно, и, тем не менее, этого было недостаточно. Она закрыла глаза и просто отдалась чистому удовольствию, красоте его рук и языка в ее теле, медленно и безжалостно творящих вещи, от которых огонь становился еще жарче. Она начала извиваться, ее бедра были не в силах оставаться спокойными под таким давлением на ее чувства. А затем он добавил свое сознание, глубоко погрузившись в ее, показывая вещи, которые он хотел проделать с ней, прежде чем осуществлял их на деле. Так что она чувствовала свое тело через его сознание, шелковистое тепло, сжимающиеся тугие мышцы.

Франческа ощущала возрастающее желание Габриэля, как его тело горело и ныло, напряженное до боли. Его руки становились грубее, более требовательными, и она упивалась мыслью о потери им самоконтроля.

— Я хочу тебя внутри себя, Габриэль, — пробормотала она тихо, требовательно. — Я хочу ощутить твое тело во мне. Я не хочу, чтобы ты обращался со мной, словно я могу сломаться, — она сознательно проговорила эти слова, зная, как это отразится на его теле, зная, что он захвачен вихрем той же самой огненной бури, что и она.

Она наблюдала за ним в ряде зеркал, видя его отлично сформированное мужское тело, каждый мускул, длинные сияющие волосы, и ее тело разлетелось вновь, взорвавшись с такой силой, что это потрясло ее, встряхнуло, отчего она в ярости закричала:

— Габриэль, сейчас, прямо сейчас.

— На полу, где я могу войти глубже. Я хочу оказаться так глубоко в тебе, что ты никогда не сможешь выкинуть меня, — признание вырвалось у него, когда он снимал ее с прилавка и укладывал на густой ковер. Габриэль последовал вслед за ней вниз, нуждаясь в ней так сильно, что его мужское достоинство стало толстым и напряженным, заставляя его испытывать боль от этой настойчивой потребности.

Франческа приподняла свои бедра, встречая его, когда он подался вперед, пронзая и наполняя ее. Ее тело, скользкое, влажное и горячее, плотно обхватило его. Она выдохнула, и в тот же миг дыхание покинуло и его тело. Натиск был стремительным и полным. Габриэль обхватил ее бедра руками, задавая ритм, входя в нее уверенными толчками все глубже и глубже в поисках ее души.

Она повернула голову, чтобы взглянуть на них в зеркало, увидеть красоту их тел, действующих вместе в прекрасном согласии. Его лицо выражало сосредоточенность, экстаз и полнейшее внимание. Она знала, чего он хочет, прежде чем он делал это. Подстраивалась своим телом, чтобы он мог проникнуть еще глубже, наполнить ее, пока они оба не задохнулись от удовольствия. Франческа приподняла голову, внимательно наблюдая за ним в тот момент, когда лизнула его грудь, стряхивая капельку влаги. Его руки напряглись, а тело сжалось. Ее зубы нежно прикусили кожу и, ласково царапая, прошлись по его телу.

Габриэль откинул голову назад, и его длинные волосы, разлетевшись, на мгновение показались ей шелковым нимбом. Его тело брало ее все сильнее и быстрее, раз за разом все больше возбуждая ее, пока она не решила, что они оба вот-вот потеряют контроль. Франческа язычком прошлась по его коже медленными круговыми движениями.

— Я сейчас сгорю!

Его голос был почти что умоляющим, командой и одновременно мольбой, хриплой чувственной лаской. Франческа вознаградила его, глубоко погрузив в него свои зубы, чтобы соединить их тела, сознания и души. Белая молния пронеслась между ними, охватывая их огнем. Ее тело больше не принадлежало ей, Габриэль творил с ним все, что бы ни захотел, получал от него все, в чем бы он ни нуждался. Его тело принадлежало ей. Это был справедливый обмен, особенно когда она закричала от наслаждения, воспарив в космосе и закачавшись на волнах океана.

Габриэль был вместе с ней, выкрикивая ее имя небесам, молчаливо наблюдающим за ними манекенам. Франческа провела языком по крошечным следам укусов, задыхаясь, ее сердце стучало в том же ритме, что и его, пораженное накалом их диких любовных игр.

Габриэль притянул ее поближе к себе, поддерживая себя одной рукой, чтобы не раздавить ее своим весом.

— Ты в порядке? — нежно спросил он, свободной рукой погладив ее по волосам и рассудительно вглядываясь своими темными глазами в ее.

— Конечно, я в порядке. Это было прекрасно, вне всяких слов. Я хотела тебя, Габриэль. Ты так осторожен со мной, — она проследила пальцем линию его рта. — Я ценю твою предупредительность, действительно ценю, но я сильная женщина и привыкла принимать собственные решения. Я бы не лежала под тобой, с твоим телом во мне, если бы это не было тем, чего я желала.

Она была в его сознании, могла чувствовать его вину, тем не менее, он был очень умелым древним. И в нем было что-то еще, что она не могла уловить.

Он наклонил голову и поцеловал ее. Вдумчиво. Основательно. Поцеловал поцелуем, который растопил ее внутренности и от которого на ее глаза навернулись неожиданные слезы.

— Ты приводишь меня в изумление, Франческа. Я думал, меня в этом мире больше ничто не удивит, ничто и никто, но ты превосходишь все, что я когда-либо знал, — он поцеловал ее снова, на этот раз нежно, неторопливо. Потом неохотно вышел из нее, отодвинулся и легко встал на ноги. Наклонившись, он поднял ее. — На твердом полу, должно быть, неприятно лежать. Думаю, в следующий раз нам понадобится кровать, — он осторожно проговорил эти слова, как будто боясь, что она подумает, будто он давит на нее.

Франческа ничего не могла с собой поделать — как же невероятно волнующе было иметь такую огромную власть над древним карпатцем. Она наклонилась вперед и по собственной воле подарила ему поцелуй. Медленный и жаркий, заставляющий желать большего.

— Я больше никогда не смогу приходить в этот магазин снова и не думать об этой ночи, — она отошла от него, приводя себя в порядок и одеваясь в легкой манере своего народа. Будучи карпаткой она обладала огромными преимуществами, могла совершать вещи, которые была не в состоянии делать, пока сохраняла видимость человеческого бытия. Это было весело, приятно, эти маленькие детали, которые она старалась не допускать в свое сознание.

— Я подыщу несколько вещей для Скайлер, пока ты пытаешься перевести дух, — поддразнила она, наградив его дерзкой усмешкой.

Он следовал за ней по всему магазину, наблюдая, как она тщательно выбирает вещи, которыми, как ей казалось, подросток будет доволен. Он знал, что она намеревалась купить ей все по последней моде, но этот первый поход по магазинам был предназначен, чтобы просто обеспечить девочке необходимое. Он заметил мягкую игрушку, пушистого волка с ярко-синими глазами, и немедленно бросился к нему.

— Я хочу взять для нее вот это. Он говорит, что хочет пойти домой вместе с нами.

Франческа рассмеялась над ним.

— Это одно из творений Димитрия. Он сейчас охраняет волков в дебрях России и пишет книги, иллюстрированные прекрасными фотографиями. Ты знал его, когда он был ребенком, помнишь? Часть средств от продаж идет в фонд охраны волков. Он спас многих наших серых собратьев от преждевременной кончины или плена.

— Прекрасно, что Димитрий все еще с нами. Ребенком он отличался от других. Уже тогда одинокий, задолго до того, как дни его юности остались в далеком прошлом, и в нем было темно пятно жестокости — как признак хорошего охотника, так и, что чаще всего, знак раннего обращения к тьме.

— Ну, за последний век он изменил свою жизнь, занявшись спасением волков в дикой природе. Он известный ученый и его организация процветает. Я не удивлена, что тебя привлекли его, как живые, мягкие игрушки. Каждая из них произведение искусства.

Габриэль оскалил свои белые зубы.

— У меня хорошие инстинкты, — в его голосе прозвучала добрая доля инсинуации^[3].

Франческа тихо рассмеялась и быстро набросала список их покупок, написав своей подруге записку с просьбой послать вещи на ее адрес следующим вечером. Прежде чем включить сигнализацию, она быстро автоматически проверила магазин.

— Мне нравится находиться рядом с тобой, Габриэль. Пошли.

Габриэль сжал своими пальцами ладонь Франчески, убеждаясь, что в ее сознании было только принятие того, что произошло между ними. Ей было нужно время, чтобы свыкнуться с мыслью о Спутниках жизни, но сексуальное влечение между ними, кажется, шипело при легчайшем контакте. Он намеревался медленно ухаживать за ней, мягко одержать над ней победу, не набрасываясь каждый раз, когда посмотрит на нее. Ее шаги были не такими широкими, как его, поэтому он сознательно сокращал длину каждого своего шага. Его поражало, каким правильным ощущалось просто идти сквозь ночь вместе с ней.

— Если мне больше не представится шанса сделать это вместе с тобой, Франческа, спасибо тебе за эту прогулку, — слова вырвались у него прежде, чем он смог их изменить. Он взглянул на ее наклоненную голову. — Я не хотел, чтобы ты чувствовала себя неуютно. Но я никогда раньше не делал этого — не прогуливался в ночи, не торопясь, не планируя, просто бродя. И мне определенно никогда не предоставлялась возможность идти рядом с красивой женщиной. Для тебя это может показаться простым удовольствием, для меня же это уникальный опыт.

Она взглянула на него, так что он уловил быстрый взмах ее длинных ресниц, а потом совершенство ее профиля.

— Я уверена, у тебя была уйма возможностей, Габриэль, — он был невероятно прекрасен в своей мрачной мужественности, и она знала, что он с легкостью привлекает женщин. — Не хочешь же ты заставить меня поверить, что прожил столетия без… — она замолчала, когда он резко остановился. Он был так хорош, угождая ей, точно зная, что ей необходимо.

Габриэль схватил ее за подбородок своей рукой, заставляя ее поднять голову и посмотреть на него.

— Я охотник, Франческа. Карпатский охотник. Я не чувствовал страсти, как ты себе воображала. Не было никакого желания к женщине. Мне, конечно, хотелось знать, что значит испытывать желание, поэтому я время от времени сливался с сознаниями людей, чтобы посмотреть, на что похожи эти ощущения для людей, с которыми я случайно пересекался. Но я никогда никого не хотел, пока не воскрес из мертвых и не услышал твой голос, — на краткий миг слабая улыбка тронула его рот, а потом исчезла. — Чувства, которые ты вызываешь во мне, невероятно отличаются от тех, что излучают люди. Они гораздо более сильные и настойчивые, — он убрал от нее свою руку. — Мои слова оказывают на тебя давление, что в данный момент тебе совсем не нужно, и мне не хочется, чтобы это так было. Я действительно хочу уважать дистанцию, которую ты желаешь установить между нами. Я был полон решимости ждать до тех пор, пока ты не будешь чувствовать себя более непринужденно в наших отношениях.

Она тихо рассмеялась.

— Вряд ли ты сможешь взять на себя вину за наше занятие любовью, Габриэль. Это была всецело моя инициатива.

Легкая улыбка промелькнула на его лице.

— Не знаю, могу ли я честно сказать, что это так, но я думаю, что у тебя и так было достаточно приключений на несколько подъемов.

— Ты должен научиться говорить «дни» или «ночи», — мягко поправила она. — Это эра компьютеров, и обмен информацией может быть произведен опасно быстро. Ты отсутствовал длительное время, и хотя я знаю, ты впитываешь информацию как губка, но с технологией становится все труднее скрыть наше существование от остального мира. Ты привык к миру, где со стороны людей практически не было никакой угрозы, но это изменилось с приходом компьютеров, — его рука прошлась по ее руке, и она не думая переплела свои пальцы с его, когда они двинулись вдоль тротуара.

— Должен признаться, что никогда не рассматривал людей как угрозу, ими так легко управлять.

— Это прозвучало так высокомерно, Габриэль, хотя я чувствую, ты не имел этого в виду. Наш народ находится в отчаянном положении, наша раса почти обречена. Я слежу за новостями, правда окольным путем, поэтому знаю, что происходит. Существуют человеческие женщины с необычными психическими способностями, которые совместимы с нашей расой. Спутница жизни принца нашего народа когда-то была человеком.

На некоторое время воцарилось молчание. И снова бессознательно Габриэль потянулся, чтобы поделиться этими новыми знаниями с Люцианом. Он дотронулся до своего близнеца без труда, быстро, как делал это на протяжении последних двух тысяч лет. Люциан был полностью погружен в сложный текст, который находил невероятно интересным. Это всегда поражало Габриэля — то, что Люциан сохранил свою потребность в знаниях. Он всегда, как губка, впитывал информацию. И теперь он ответил взаимностью, поделившись всем, что узнал о современном мире, вывалив на Габриэля столько фактов, что тот начал смеяться.

— В чем дело? — тихо спросила Франческа, видя искреннюю любовь в глубине его глаз.

Габриэль незамедлительно разорвал контакт, тихо выругавшись на древнем языке. О чем он только думал? Раньше он никогда не придавал значения укоренившей привычке поддерживать связь со своим братом. Даже когда Люциан обернулся, он не боролся с этой привычкой. Да и почему он должен был беспокоиться? Чем больше знаний у каждого из них, тем лучше битва. Но теперь все было по-другому. Сейчас это могло стоить Франческе жизни. За последние несколько веков Габриэль сражался с Люцианом бесчисленное множество раз.

Он не единожды наносил ему смертельные раны, но, тем не менее, ни разу не смог превзойти Люциана, ни разу не смог уничтожить его. У него не было никаких оснований думать, что и сейчас исход их битвы будет другим. Он не мог позволить себе роскошь совершить ошибку. Люциан не должен знать о существовании Франчески.

— В чем дело? — повторила Франческа, на этот раз встряхнув его за руку. — Минуту назад ты счастливо улыбался, а сейчас смотришь волком, твои глаза неподвижны и насторожены. Что произошло за такое короткое время? — ее голос был мягким и убедительным, смесью озабоченности и сострадания.

Габриэль покачал головой.

— Я совершаю ошибку за ошибкой. Этот многовековой отдых не пошел мне на пользу. Это сбивает с толку — проснуться и ощутить эмоции, увидеть цвета. Все такое яркое и блестящее. Эмоции сильные и непривычные, их трудно держать под контролем. Мое тело постоянно жаждет твоего.

Габриэль говорил так задумчиво, как ни в чем не бывало, что Франческа почувствовала, что он размышляет вслух.

— Понимаешь, я привел этого вампира прямиком к тебе, — Габриэль провел рукой по сияющей массе своих иссиня-черных волос. — Все это время тебе успешно удавалось прятаться. Теперь же я привлек внимание к твоему существованию, и он был не единственным, кто ищет тебя.

Он остановился и повернулся к ней лицом, рукой обхватив ее за шею.

— Мне не следовало заявлять на тебя права без твоего согласия. Я должен был поставить твою безопасность превыше своих собственных потребностей и желаний. Я причинил тебе вред самым непростительным способом.

Франческа дотронулась до его губ. Его слова и искренность в его голосе перевернули ее мир с ног на голову. Она не знала, чего ей хочется больше. Вдали от него все было ясно, но стоило ему приблизиться и позволить ей заглянуть в его измученную душу, она чувствовала себя совершенно иначе.

— Ты не смог бы взять мое тело с такой легкостью, Габриэль, если бы я не желала, чтобы это произошло. Я не была под принуждением.

Его пальцы массировали основание ее шеи, большой палец в интимной ласке прошелся по изящной линии ее челюсти. От каждой его ласки тепло спиралью поднималось по ее телу и небольшое пламя затанцевало по ее коже. Габриэль, потерянный в своих угрызениях совести, казалось, не заметил, как ее тело отреагировало на его прикосновение.

— Я разбудил тебя командой прийти ко мне полной желания. Твое тело ответило на эту команду и на мое намеренное возбуждение тебя. Я должен был подождать, дав тебе время узнать меня получше. За тобой следовало бы ухаживать, как ты того заслуживаешь.

— Дело не только в тебе, Габриэль. Я не неоперившийся юнец. Я распознала «толчок» едва проснулась. Я не была безвольной. Ты не смог бы так легко овладеть мною без моего на то согласия. Я желала тебя. Хотела почувствовать тебя, ощутить, на что это похоже, — мужественно призналась она, не колеблясь, беря на себя часть вины. — Ты не добивался силой моего согласия. В любом случае, рано или поздно карпатский цикл начался бы, и у нас не было бы никакого выбора в этом вопросе.

— Я сказал ритуальные слова, связав нас без твоего согласия.

— Мужчины все время поступают так, Габриэль. Это путь нашего народа и был им на протяжении тысячелетий. Ты не сделал ничего непростительного. Эта ситуация трудная для нас обоих.

Он опустил руки и отвернулся от нее.

— Почему ты принимаешь все эти вещи с такой легкостью, Франческа? Почему ты не осуждаешь меня, как должна была бы делать? Твой гнев имел бы большое значение для… — он опять провел рукой по волосам. — Опять же я, желающий, чтобы все было легко. Я эгоистичен, милая, очень эгоистичен и я привязал тебя к себе.

— Габриэль? Ты очень расстроен. Я тебе нужен? — голос пришел неожиданно, легко возникнув в его голове. Ему пришлось приложить усилия, чтобы держать свое сознание пустым, гарантируя, что никакая информация не направится к этому совершенному голосу. Люциан всегда был способен командовать своим голосом. Он с его помощью мог кого угодно заставить поверить во что угодно. Этот голос был оружием. Габриэль никогда не слышал ничего более красивого. Люциан сохранил этот дар, даже когда навечно потерял свою душу.

Когда Габриэль отказался отвечать, раздался смех, иронический, почти ленивый. Он пробрал Габриэля до самых костей. Он должен защитить Франческу от козней Люциана. Его близнец был дьявольски хитрым и умным. Безжалостным. Жестоким. Габриэль знал это лучше кого-либо. Он видел его в действии на протяжении двух тысяч лет.

Франческа положила свою ладошку на руку Габриэля.

— Ты стараешься сказать мне что-то, но никак не можешь этого сделать.

— У тебя будет ребенок, — он проговорил эти четыре слова отчетливо, решительно.

От шока огромные черные глаза Франчески стали еще больше.

— Этого не может быть. Это не так просто. Почему ты думаешь, наша раса на грани вымирания? Наши женщины способны выносить ребенка только раз в несколько сотен лет. Я целитель. Я изучала эту проблему многие десятилетия, решительно настроенная найти ключ к нашим телам, чтобы мы могли чаще зачинать ребенка и более успешно его вынашивать. Я хотела бы быть в состоянии понять, почему мы рожаем детей мужского пола вместо женского, но не смогла найти ответов, — она покачала головой. — Нет, этого не может быть.

— Ты знаешь, я говорю правду. Я знаю, что наши женщины могу понести раз в несколько лет, и что они манипулируют этим временем, но я также знал, что шансы для этого были очень благоприятны. И поскольку ты никогда не беременела, ты была более чем готова для этого, и я в полной мере воспользовался этим.

Она некоторое время молчаливо взирала на него, пораженная.

— Но я женщина, целитель. Ты никогда не смог бы проделать такое без моего ведома… — она замолчала, прижав руки к своему плоскому животу с некоторым благоговением. — Этого не может быть, — даже отрицая это, она закрыла глаза и погрузилась в себя. Оно было там. Чудо жизни. К которому она стремилась. По которому грустила. Которого желала больше всего на свете. Единственная вещь, которую она отчаялась когда-либо иметь. Рост. Изменение. Деление клеток. Ребенок. Ей хотелось расстроиться. Она отказалась от этой идеи несколько сотен лет назад. Она приготовилась уйти в другой мир. Она не была готова к такому событию.

Франческа подняла голову так, что ее глаза встретились с его.

— Ты действительно сделал это?

— Я мог бы сказать, что знал, ты хотела ребенка больше всего на свете. Что я прочитал об этом в твоих воспоминаниях. Что я также догадался о твоем смирении и принятии того, что ты не сможешь его иметь. Я бы с радостью сказал, что сделал это для тебя, или, что более благородно, для дела, для продолжения нашей расы, но простая истина гораздо уродливее всего этого. Я сделал это, чтобы не потерять тебя. Чтобы ты оказалась связана с этим миром и не сбежала от меня в другой. Пока Люциан не умрет, я не смогу последовать за тобой. Я больше не желаю быть одним. Я повел себя, как эгоист. Я без злого умысла изменил всю твою дальнейшую жизнь много веков назад, но сейчас я преднамеренно изменил ее вновь.

Франческа просто стояла, на ее лице отразился шок.

— Младенец. Я совершенно забыла о возможной беременности, — в ее голосе не было никакого осуждения, только тихая задумчивость, словно она не могла постичь такую возможность.

— Я сожалею, Франческа. Для меня не существует никакого реального способа загладить свою вину, — Габриэль ладонью потер свой лоб. — Мне нет ни извинения, ни прощения.

Она не слушала его, ее сознание было полностью обращено внутрь. Она страстно желала ребенка, семью. Больше всего на свете она хотела дитя. Даже если бы она предпочла провести последние годы своей жизни с Брайсом, она бы никогда не принесла в их союз малыша. Ее беременность была чудом, и она совершенно не могла сопротивляться этой мысли.

— Ребенок. Я не помню на что это похоже — мечтать о подобном чуде. Этого не может быть, Габриэль. Как это возможно? Почему я не знала?

— Ты не слушаешь меня, Франческа,— проговорил он, его черные глаза всматривались в небо над головой, словно оно могло дать ответы. Потом потер свой висок. Ему требовалось найти выход из беспорядка, который сам же и создал своим высокомерным решением, но он не видел ни одного. Он должен был быть честным с нею. Он слишком сильно уважал Франческу, чтобы дать что-то меньшее, чем правду. В любом случае, она была его Спутницей жизни и в конечно счете прочла бы его воспоминания.

Он должен был подождать, не торопиться. Он смог бы помешать ей выбрать рассвет, если бы в этом возникла такая необходимость. Но он придерживался мнения, что она принадлежит ему и должна полностью отдаться ему.

Франческа сделала глубокий вдох и положила свою руку поверх его. Она запросто смогла прочитать его внутренние муки, его гнев на самого себя. По правде, она не знала, что чувствовала, но ей определенно не нравилось то, как его ум был поглощен чувством вины. Габриэль, ее легендарный охотник. Он столько всего дал своим людям, всегда поступал правильно. У Франчески не было никакого права судить его.

— В твою защиту, Габриэль, можно сказать, что это решение не было осознанным с твоей стороны.

— Франческа! — мужчина сделал шаг в сторону от нее, не в силах выносить ее прикосновение, когда так обидел ее. — Ты дотрагиваешься до меня, однако не слышишь. Ты не видишь того, что находится перед твоими глазами. Я не хочу начинать наши отношения со лжи между нами. Конечно, это было осознанное решение. Я повлиял на последствия нашего соединения точно так же, как возбуждал тебя не только своим телом, — он, поражаясь, тряхнул головой. — Ты полная моя противоположность. Ты не можешь представить себе такого обмана, а я не могу представить себе такой доброты. Увидь меня, Франческа, со всеми моими ошибками. Я не хочу, чтобы ты принимала меня даже как друга только потому, что я карпатец, и ты скучаешь по своей родине. Я думал, мне будет достаточно просто владеть тобою, но обнаружил, что это не так. Ты не представляешь, насколько ты действительно обижена. Сам Люциан будет охотиться за тобой, и я не уверен, что смогу защитить тебя от него.

Ее глаза скользнули по его приятным чертам.

— Конечно, сможешь, Габриэль. У него нет власти над тобой, пока ты сам не позволишь этого. — Она наклонила голову, ее длинные распущенные волосы заструились вниз сияющим крылом ворона. — И ты слишком строг к себе. Это правда, что я неохотно и не полностью сливаюсь с тобой, но когда я дотрагиваюсь до тебя, я могу прочитать тебя. Ты хочешь, чтобы я осталась с тобой, но в действительности ты действуешь не из эгоизма. Ты просто не можешь позволить карпатской женщине, любой карпатской женщине, погубить себя. Эта установка была заложена в тебя задолго до твоего рождения. Если бы я была какой-либо другой женщиной, вздумавшей встретить рассвет, то и тогда бы ты тоже нашел способ остановить меня.

Он посмотрел вниз на руку, обвившую его предплечье. Очень нежно он взял ее в ладони и поднес к губам в интимном нежном жесте, который заставил ее сердце сжаться.

— Ты удивила меня, Франческа. Проживи я еще тысячу лет, я никогда не смог бы найти кого-либо с твоим естественным состраданием. Я не заслуживаю тебя.

Легкая улыбка появилась на ее губах.

— Конечно, не заслуживаешь. Я знала это с самого начала, — поддразнила она его, желая ослабить в нем напряжение. — Пойдем, прогуляемся. Я хочу показать тебе некоторые достопримечательности.

Габриэль послушно пошел нога в ногу с ней, удерживая ее руку.

— Ты не отчитала меня, ни единым словом.

— Какой в этом смысл? Что из этого я смогу изменить? Я не смогу изменить прошлое. Зачем мне заставлять тебя ощущать себя хуже, чем ты уже чувствуешь? Твои раскаяние и сожаление подлинны. Наказание не поможет ни одному из нас. Я действительно не знаю, что чувствую прямо сейчас. Я обдумаю все это позже, когда останусь одна. Все, что мне известно, так это, что я очень устала и в данный момент странно счастлива. Эта прекрасная ночь, да и сам город действительно красив. И нет никого другого, с кем я бы разделила все это, кроме тебя.

Он отвел от нее взгляд, от ее так и сияющей внутренней красоты. Слезы обжигали ему глаза, и ему было стыдно. Он не заслужил ее и никогда не сможет исправить ужасную обиду, нанесенную ей, и не важно, как сильно будет пытаться. Когда они шли по почти пустынным улицам, помахивая соединенными руками, он чуть ближе придвинулся к ней, защищая.

Глава 7

— Расскажи мне о своих витражах. Они красивы, в них чувствуется спокойствие. Когда я изучал в твоей студии заготовки, то ощутил присутствие силы, вплетенной в узоры. Своего рода защиту, — Габриэль испытывал легкое благоговение перед ее талантом целителя. Мало у кого он был так сильно выражен. Одно ее прикосновение могло подарить умиротворяющий покой, и такое же ощущение мира он чувствовал в ее работах.

Франческа улыбнулась яркой вспышке счастья, его интересовали вещи, которые доставляли ей радость. Она была страшно рада наконец-то хоть с кем-то поговорить о своих открытиях.

— Я начала работать с маленькими кусочками давным-давно. Смысл заключался в том, чтобы использовать «лоскутные» перекрытия и перегородки из того, что создала сама природа, для облегчения боли. Во время обследования пациентов, я часто обнаруживала, что помимо физической болезни задействованы и другие факторы. Печаль от потери любимого человека, семейные проблемы и тому подобное. Я начала экспериментировать, создавая особенные предметы лично для каждого человека, до которого дотрагивалась. Я сплетала узор, который помогал моим пациентам, пока они спали. В конце концов, мои работы стали очень популярны. Люди обнаруживали, что их тянет к моим творениям, так как они дарили спокойствие, — она взглянула на него. — У меня не слишком хорошо получается объяснять все это. Я просто «читаю» людей, узнаю, в чем они нуждаются, и стараюсь дать им это. Вот так все началось.

— Ты действительно удивительная женщина, — тихо промолвил он. Она поразила его своими достижениями. — А как обстоят дела сейчас?

— Я создала свою собственную компанию. Моя личность сокрыта так глубоко, что если кто-то и решится что-то раскопать, то ему будет довольно трудно выяснить, кто я такая на самом деле, — она усмехнулась ему, отчетливо показав свою гордость, что ей удалось обмануть древних карпатских мужчин. — Я даже добавила мер предосторожности, чтобы сбить со следа человеческих ищеек.

— Карпатцы бы почувствовали остатки силы и совершенно точно узнали бы древние символы в твоей работе, — заметил он.

— Естественно, — самодовольно ответила она. — Именно поэтому я создала несуществующего карпатца: художника, отшельника. Мои работы часто приобретаются карпатцами для защиты своих домов и для привнесения мира в свое окружение. Они посылают свои заказы через мою компанию, и я выполняю работу. Некоторые хотят лично встретиться с художником, но я всегда отказываюсь.

— Любой уважающий себя карпатец может найти разницу между прикосновением женщины или мужчины.

Она подняла свою элегантную бровь.

— В самом деле? Похоже, ты недооцениваешь меня, Габриэль. Я на протяжении многих веков жила в тайне, не раскрытая ни немертвыми, ни карпатскими мужчинами, проезжающими через город, ни даже тобой и твоим братом. Хотя все это время я подозревала, что Люциану было известно о моем существовании. Он часто возвращался в этот город, сканируя его столько раз, что я не могу ни сосчитать, ни запомнить.

— Он так делал? — это заставило Габриэля занервничать. Если Люциан подозревал нечто подобное, — что в городе находится женщина-карпатка, — то он бы копал и копал, пока не нашел бы ее. Ничто не ускользало от внимания Люциана. Габриэль припомнил, как Люциан раз за разом возвращал его в Париж. Даже их последняя ужасная битва произошла здесь. Неужели Люциан каким-то образом узнал о присутствии женщины? Они постоянно делились информацией. Что знал один, то знал и другой. Неужто Люциан скрыл от него подобные сведения?

Франческа уверенно кивнула.

— Да. Я очень часто на протяжении веков ощущала его присутствие и, должна признаться, была вынуждена закапываться глубоко в землю, чтобы скрыться от него. Я боялась, что вы найдете меня. Я так долго жила одна, делая все, что ни пожелаю, что больше не стремилась видеть в своей жизни мужчину.

Она не сказала ему о своей боязни, что он может отвергнуть ее снова, а она не сможет пережить этого во второй раз.

— Франческа, Франческа, — тихо пробормотал Габриэль, — какой же маленькой лгуньей ты стала. Кем же является этот хороший доктор, как не мужчиной? Почему ты хочешь вкусить любви такого, как он?

Франческа вырвала свою руку, лишая его своего успокаивающего прикосновения. Она отвернулась, и занавес ее волос скрыл от него выражение ее лица.

— Просто все это произошло неожиданно.

— Ты так долго прожила среди людей, милая, — сказал он тихо, ласково, — что позабыла, на что это похоже среди нашего народа между Спутниками жизни, между мужчиной и женщиной. Я — тень в твоем сознании, в твоих мыслях. Ты можешь солгать Брайсу, но мне — никогда. Ты жила как человек и не хотела, чтобы твои чувства выходили за рамки твоих способностей. Ты боялась силы карпатских эмоций. Я причинил тебе боль, Франческа, и тебе не хотелось испытать нечто подобное вновь.

Она откинула свои длинные, растрепанные волосы, ее рука дрожала, выдавая ее, даже когда она пожала плечами с кажущейся небрежностью.

— Я не знаю, прав ли ты. Но я совершенно точно никогда не обвиняла тебя. Мне было больно в первую очередь потому, что я была ребенком, но я всегда понимала, что благополучие нашей расы намного важнее счастья отдельной личности.

Он обхватил ее за плечи, заставив резко остановиться, от сдерживаемой ярости в его хватке ее сердце сильно заколотилось. Он обладал огромной силой.

— Никогда не думай, что я поступил благородно, оставив тебя позади, Франческа. Знай я о твоем существовании, я бы никогда не ушел. Я гораздо более эгоистичен, чем ты можешь себе вообразить… в отличие от тебя. Я бы ни за что не бросил тебя тогда, как не намереваюсь делать это и сейчас. Ты единственный человек, который важен для меня. Я видел твои воспоминания о тех далеких днях: я шел через деревню, как проходил через много деревень, когда почувствовал что-то необычное, но мой разум был занят мыслями о войне. Я оглянулся назад и увидел женщин, но в действительности не видел их. Лица женщин и детей часто преследовали меня, поэтому я никогда не мог смотреть прямо на них. Когда заговорил мой брат, я повернулся к нему. Если бы я увидел тебя, наша жизнь была бы совершенно иной. У меня был долг, который я должен был выполнить, но в тот момент я бы отказался от него. Я бы позволил Люциану отправиться на охоту в одиночку.

Она довольно долго изучала его лицо, потом улыбка тронула ее мягкие губы, и она покачала головой.

— Нет, ты бы охотно пожертвовал своим счастьем ради блага нашего народа.

— Но не твоим. Ты до сих пор не поняла. Я бы не пожертвовал твоим счастьем. Я бы никогда не позволил, чтобы ты была так несчастна. Я противен сам себе, когда узнал, через что ты была вынуждена пройти, живя в одиночестве, чувствуя себя отверженной и нежеланной.

— Тогда это был ребенок, Габриэль, не женщина. Моя жизнь была наполнена смыслом и имела цель. То, что я устала, не означает, что я не наслаждалась прожитыми годами. Я жила хорошо и постаралась, по мере своих сил, сделать свою жизнь стоящей. У меня был опыт, который не удалось приобрести ни одной женщине нашей расы. Я была независимой и любила это. Да, я избегала иметь семью, но были другие вещи, которые занимали меня. Эта жизнь не была ужасной. И у меня всегда был выбор. Я могла показаться тебе вновь. Я могла встретить рассвет. Я даже могла вернуться на свою родину, где, по крайней мере, земля и компания наших людей дали бы мне утешение. Но я не захотела. И это было только мое решение, не твое. Я сильная женщина, а не ребенок, подкрадывающийся и прячущийся в тени. Все, что я делала, я делала по собственной воле. Я не жертва, Габриэль. Пожалуйста, не пытайся выставить меня ею.

— Ты не любишь Брайса, ты только что призналась мне в этом. У вас просто есть что-то общее. Тебе нравится, как он ведет себя с детьми,уважаешь его способность лечить и его сосредоточенность на медицине. Но у тебя есть и некоторые сомнения в отношении его.

— Нет, нету, — категорично начала отрицать она. — Почему ты так подумал?

— Если бы их не было, Франческа, то ты бы связала с ним свою жизнь. Я был в твоем сознании…

— Ну, так держись от него подальше.

— Это не так-то легко сделать, милая. На самом деле, ты требуешь от меня невозможного. Тебе не нравится, как Брайс обращается с пациентами, кому повезло меньше, у кого нет дома. Тебе не нравится, что он в состоянии полностью забыть своих пациентов, которых когда-то вылечил. Много чего вызывает у тебя сомнения. Ты многое разделила с ним, так много детей, которые были больны, но часть тебя знает, ему необходимо лечить ради его собственного эго.

Она метнула на него взгляд.

— Может быть, именно поэтому я тоже занимаюсь этим, — в его словах было слишком много правды для ее спокойствия, и за это она была больше зла на себя, чем на него. Она держалась за Брайса, потому что он никогда не смог бы причинить ей такой же боли, как в свое время Габриэль. Ее Спутник жизни разорвал ее сердце. Его голоса, такого спокойного, такого правдивого, было достаточно, чтобы заставить ее мучиться от чувства стыда. Она была решительной женщиной, не ребенком, скрывающимся за спинами смертных, тем не менее, в итоге, именно это она делала, чтобы не сталкиваться лицом к лицу со своим Спутником жизни.

— Ты делала это, потому что ты прирожденный целитель, чей дар не имеет сравнения. Ты никогда не оставишь Скайлер дома наедине с незнакомыми людьми после всего, через что ей пришлось пройти. Тебе бы это никогда не пришло в голову. Если бы ты не могла лично заботиться о ней, ты бы всегда наблюдала за ней. В этом ты вся. Доктор просто забыл бы о ней.

— Ты не совсем справедлив к нему, Габриэль. В конце концов, он не разделил с ней ее воспоминания. Он не знает, через что она прошла, — Франческа обнаружила, что защищает Брайса чисто автоматически.

— Он тщательно ее осмотрел, — сказал Габриэль. — Он видел, какой замкнутой она была. Это последствия травмы. Он знал. Вероятно, он знал все, во всяком случае, про физическую сторону, и он мог догадываться о душевной и эмоциональной травме. Это перестанет волновать его, как только она перестанет быть его пациенткой. Вот что беспокоит тебя.

Франческа отвернулась от него и пошла дальше по тротуару.

— Может, ты и прав, Габриэль. Я не знаю. Я невероятно смущена, — он разбил ей сердце. И сделает это снова, когда последует за своим близнецом… как должен сделать. Она почувствовала прикосновение его сознания, нежно дотрагивающегося до ее, и поспешно заставила себя думать о Скайлер, сосредоточиться на подростке.

— Я знаю, что ты смущена, любимая, и это неудивительно, — тихо сказал Габриэль, тем не менее всматриваясь в нее напряженным пристальным взглядом. — Сейчас мы должны сосредоточиться на том, как привести в дом Скайлер и обеспечить ей достойную жизнь. Мы должны решить, какие воспоминания стереть полностью, а какие свести к минимуму.

— Я не думаю, что мы имеем право уничтожать ее воспоминания о пережитом, но лучше притупить их, чтобы она могла жить с ними и дальше. Самое важное — это помочь ей почувствовать себя в безопасности, научить доверять нам. Я считаю, она нуждается в этом больше, чем во всем остальном, — промолвила Франческа тихо, обеспокоенно. — И конечно, она пропустила большую часть обучения.

Габриэль равнодушно пожал плечами.

— Это последнее, о чем нам следует волноваться. В случае чего, мы сможем вложить в нее необходимые знания. На данный момент она нуждается в стабильности и нормальном доме. Как только у нее будет все необходимое, чтобы вернуть назад ее уверенность, можно будет подумать и о школе.

— Помощь ей будет являться огромным обязательством, Габриэль. Я не прошу тебя разделить это со мной.

— Я чувствовал ее боль. Пока она еще ребенок, но скоро станет женщиной. Женщиной, психически одаренной.

Франческа развернулась, чтобы еще раз посмотреть ему в лицо.

— Ты уверен? Я думала, что это возможно, потому что связь между нами была такой сильной.

— Я не могу ошибиться с таким даром. Я думаю, она не могла оказаться в лучших руках, чем в наших. Мы можем присмотреть за ее счастьем, защитить ее и сделать так, чтобы немертвые не узнали о ее существовании. Она так молода и уже так много перенесла, что мы не можем позволить, чтобы ей причинили вред. И когда она вырастет, то может стать Спутницей жизни кому-нибудь из наших мужчин.

Франческа застыла.

— Она будет свободна, Габриэль, сама выбирать свою собственную судьбу. Ты не посмеешь вызвать мужчин нашей расы и передать ее им. Я не шучу. Она и так достаточно настрадалась от рук мужчин, а наша раса отличается властностью и подчас жестокостью. В глубине души она хочет избежать любых отношений такого характера, и мы должны уважать ее желания. Она может никогда полностью не оправиться от нанесенных ей ран.

Он тихо рассмеялся и обвил рукой ее хрупкие плечи.

— Мы, мужчины, никогда не бываем жестокими с нашими Спутницами жизни. А ты очень грозная леди, настоящая мамаша-тигрица. Именно такая, какую я бы выбрал в матери своему ребенку.

Франческа скорчила гримаску.

— Я не думаю, что тебе стоит поднимать этот вопроса сейчас. Это может вовлечь тебя в неприятности, — проговорила она так, словно это ее не слишком волновало. Тон голоса был спокойным, даже поддразнивающим. В глазах тлел огонь, но мягкость вокруг рта опровергала грядущую вспышку темперамента.

— В нашем доме Скайлер будет всеми любимой юной леди. Я буду лелеять ее и обеспечу защиту, как своей родной дочери. Она будет счастлива, очень счастлива. Я никому не позволю заявить на нее права — безжалостно, без ее согласия — как я поступил с тобой. Ты позабыла, она может не подойти ни одному из наших мужчин. Я верю в судьбу, и если ей суждено стать парой одному из наших мужчин, позволь ему самому найти ее и поухаживать за ней так, как она того заслуживает. От этого он будет ценить ее еще больше. Как я ценю тебя, — он произнес это мысленно, и слова замерцали в воздухе между ними.

Франческа сильно покраснела, ее длинные ресницы опустились вниз, скрывая довольное выражение, появившееся в глазах. В Габриэле было столько искренности. Она любила его старосветский акцент и силу его страсти, тлеющей в нем под едва заметной завесой цивилизованности. Его эмоции были сильными и опустошающими, обжигающими и настоящими. Он смотрел на нее с таким желанием, с таким голодом, что у нее перехватывало дыхание.

Франческа заставила себя смотреть только прямо, потому что Габриэль мог с невероятной легкостью подавить ее, поглотить своей голодной страстью. Никто и никогда не нуждался в ней раньше так, как, кажется, нуждается он. Она всегда думала о нем, как об абсолютно независимой личности, но теперь видела, что он был крайне одиноким. Воином, бесконечно шагающим по земле в поисках врагов. Ей не хотелось сочувствовать его одиночеству, восхищаться его честью.

— Ты снова улыбаешься. Этой едва заметной загадочной улыбкой, отчего мне хочется притянуть тебя в свои объятия и зацеловать. Я пообещал сам себе, что в твоем присутствии буду держать себя в руках, Франческа, но ты делаешь это чрезвычайно затруднительным, — он проговорил эти слова тихо, его голос был мягким бархатистым шепотом соблазна.

Она вдруг испугалась возвращения домой, однако, в это же самое время, отчаянно желала, чтобы они оба оказались там.

— Ты не можешь целовать меня, Габриэль. Ты и так уже сводишь меня с ума. Я не знаю, что делать с тобой. У меня была неплохая тихая жизнь с хорошим спокойным будущим, где все распланировано, как вдруг появляешься ты и переворачиваешь все с ног на голову.

Он усмехнулся ей быстрой, почти мальчишеской, озорной улыбкой, блеснув безупречно-белыми зубами.

— Ничего не могу поделать с собой, сладкая. Ты так красива, что у меня захватывает дух. Какой мужчина не будет думать об этом, прогуливаясь ночью рядом с тобой, когда над головой сияют звезды и легкий ветерок поддразнивает его твоим запахом.

— Помолчи, Габриэль, — Франческе пришлось постараться, чтобы в ее голосе не отразилось испытываемое ею удовольствие. Он определенно не нуждался ни в каком поощрении. — Для мужчины, который почти ничего не знает о женщинах, ты совершенно точно знаешь все правильные слова, которые надо сказать.

— Это, должно быть, вдохновение, — ответил он.

Франческа разразилась смехом, не в силах остановиться. Он с каждой минутой становился все более несносным.

— К нам подкрадывается рассвет, и я устала. Пошли домой.

Ему понравилось, как это прозвучало. Дом. У него его никогда не было. Габриэль мог признаться самому себе, что ему повезло с уникальными взаимоотношениями, которые существовали между ним и Люцианом. Он был одиноким, но в действительности никогда не был один, как остальные мужчины его расы. Даже после того, как Люциан обратился, они часто делились знаниями. От двухтысячелетней привычки не так-то легко избавиться. Это происходило чисто автоматически.

Беспокоило Габриэля только то, что он не узнал о первом убийстве Люциана в городе. О любом убийстве. От долгого заключения под землей Люциан поднялся голодным. Он бы с жадностью набросился на первого попавшегося человека, тем не менее, когда Габриэль обыскал город в поисках доказательств, он не нашел ничего. Он узнал, что в городе находится не один вампир. Он читал в газетах новости о странных убийствах, но ни одно из них не было делом рук Люциана. Люциан был художником с определенным стилем, в котором не было ничего неаккуратного. Каждое убийство несло в себе его личную подпись, словно он насмехался над своим братом, следовавшим за ним. Иногда Габриэль думал, что для Люциана все это не более чем игра.

— Ты снова отдалился от меня, — тихо проговорила Франческа. — Где гуляют твои мысли, Габриэль? Он разговаривает с тобой?

Габриэль не сделал вид, что не понимает, о ком она говорит.

— Иногда мы неосторожно сливаемся сознаниями. И в такие моменты ты в страшной опасности.

— Ты любишь его очень сильно, не так ли? — Франческа обвила его запястье своими пальцами, прижавшись своим телом к его, предлагая утешение.

Едва он почувствовал ее успокаивающее присутствие, как в него просочился мир, что происходило всегда, когда она дотрагивалась до него. На мгновение ему стало интересно, смогла бы она исцелить Люциана до того, как он обернулся. Смогла бы она вложить некоторую частичку мира в его душу, как сделала это с ним?

Они свернули на дорогу, ведущую к ее дому. Ему понравился открывшийся перед ним вид, как дом, кажется, тянулся к ним и манил. Дом. Это был дом. Существовала ли для него хоть какая-нибудь возможность обрести семью? Могли ли они на самом деле жить здесь вместе? Воспитывать своего малыша? Заботиться о Скайлер? Сможет ли Франческа когда-нибудь полюбить его? Она хотела его, ее тело страстно желало его, но любит ли она его? Простила ли?

— Ты становишься страшно задумчивым, когда думаешь о нем, — едва слышно пробормотала Франческа. — Я чувствую, какую боль это причиняет тебе. Однако, едва я дотрагиваюсь до твоего сознания, я нахожу, что ты думаешь о нем только хорошее. Он, вероятно, был замечательным человеком.

— Никогда не было человека, похожего на него. Он был мастером в сражении. Во всем. Мне никогда не нужно было смотреть, чтобы увидеть, был ли он там, я всегда знал это. Люциан был легендой. На протяжении веков он спас множество жизней, как людских, так и карпатских, их количество не поддается подсчету. Он никогда не колебался, выполняя свой долг. Нисколько. Мы были близки, Франческа, — тихо признался он. — Очень близки.

Они шли по территории имения по направлению к главному входу.

— Расскажи мне о нем. Это может помочь разделить твои воспоминания. Я чувствую твое нежелание говорить о нем, ты думаешь, это неуважительно по отношению к нему. Но я бы никогда не осмелилась судить его. Ты любишь его и восхищаешься им, и я могу поступать точно также.

Габриэль распахнул дверь, отступил назад и позволил ей войти первой. Сам же, не переставая, сканировал местность вокруг них с привычкой, давным-давно вложенной в него потерянным братом. Откуда ни возьмись на него нахлынуло горе.

— Я иногда думаю, что мог бы уничтожить его прямой сейчас, если бы не тот факт, что я не смогу жить в мире, где его нет. Очень давно я дал ему слово чести, что именно я буду тем, кто уничтожит его, если он потеряет свою душу. Мы оба сделали это. Если один обернется, другой будет вынужден охотиться и уничтожить первого, тем не менее, я оказался не в состоянии выполнить свое обещание ему. Неужели я поступал так умышленно, Франческа? А? — его голос прозвучал потерянно и очень одиноко.

Она плотно закрыла дверь, перекрывая доступ первым лучам солнца, проникающим сквозь утреннее небо.

— Нет, Габриэль, ты бы с честью выполнил свое обещание, если бы был в состоянии сделать это. И я верю, что ты это сделаешь. Ты уважишь его.

— Люциан потерял эмоции, когда был всего лишь юнцом, задолго до того, как это обычно происходит с нашими мужчинам. Однако он продержался почти две тысячи лет. У меня эмоции сохранялись намного дольше, чем у него, поэтому тем, что чувствовал, я делился с ним. Я все еще не могу поверить, что он обернулся. Но я видел свидетельства его убийств. Я даже приблизился к нему в тот момент, когда он совершал убийство. Но что-то во мне не поверило в это. Я не смог постичь, как этот такой сильный мужчина, лидер, защитник наших людей, решился навечно отказаться от своей души ради тьмы.

— Ты любишь его, Габриэль. Это естественно, что ты пожелал оставить в своем сердце память о нем таком, каким ты всегда его знал, — тихо сказала Франческа. Она потянула его за руку и пошла вглубь дома, ведя его за собой. — Мне необходимо позвонить своему адвокату и попросить его составить все необходимые документы, по которым я бы стала опекуном Скайлер. Но до того, как мы отправимся на отдых в нашу спальню, мы должны послать запрос и поинтересоваться, нет ли у кого-либо из наших людей человеческой семьи, которой бы они доверяли и которая могла бы помочь нам в заботах о Скайлер на протяжении дневных часов, пока мы спим.

Он последовал за ней в кабинет, наблюдая, как она быстро и решительно разговаривает с юристом. Она не дала ему ни одного реального шанса поспорить с ней, в ее голосе прозвучало давление, и Габриэль автоматически помог ей, добавив своей силы к ее. Ее адвокат сделает все, что они приказали, к вечеру. Никто не осмелится возражать. Да и кому нужна Скайлер Роуз Томпсон? Она была сиротой без родственников, а у Франчески были деньги и влияние. Любой судья будет счастлив выполнить ее желание.

Габриэль внимательно наблюдал за ней, когда она, включив компьютер, начала быстро что-то печатать. Это поразило его: возможности новых технологий. Ее пальцы летали по клавиатуре с полнейшей уверенностью. Она наблюдала за развитием этих технологий с момента ее появления. Она работала с ними, в то время как он только читал о них. Он мог прочитать о них, но не мог вернуться в прошлое, поскольку время не повернуть вспять. Франческа же чувствовала себя как рыба в воде с несущимися на огромной скорости автомобилями и самолетами, разрывающими небеса. С космическими кораблями и спутниками. С интернетом и компьютерами.

— Нашла, Габриэль! — сказала Франческа. — Сэвидж, Эйдан Сэвидж в Штатах. Я создала несколько милых вещиц для его дома. И я совершенно точно слышала, что его Спутница жизни в прошлом была психически одаренным человеком. У Эйдана есть брат-близнец, Джулиан.

Легкая улыбка появилась на лице Габриэля.

— Джулиан, я помню его. Он был всего лишь мальчишкой со светлыми волосами, что очень необычно для нашей расы. Он подслушивал разговор, который Люциан и я вели с Михаилом и Грегори. Уже мальчишкой он был истинным наказанием. Я тогда почувствовал в нем тьму, но времени исследовать его более пристально не было, — он блеснул белыми зубами. — Грегори защищал его всеми фибрами души, и я не захотел бросать вызов своему собственному родственнику. И хотя между нами было сотни лет разницы, в нас все же текла одна и та же кровь. Я был бы рад узнать, что стало с ними обоими.

— Ну, о судьбе Джулиана я знаю не так уж и много, — я боюсь возбуждать любопытство своими расспросами, — но я не единожды имела дело с Эйданом. Правда он знаком не со мной, а с фиктивным карпатцем, художником, который владеет моей компанией. Я напишу электронное письмо Эйдану и посмотрю, что он сможет рассказать нам о своей человеческой семье и как у них получается уживаться. Я могу включить вопрос и о Джулиане. Что касается Грегори, то всем хорошо известно, что его Спутницей жизни является дочь нашего принца.

— Пожалуйста, спроси про Джулиана. До чего же интересно, что ты можешь так быстро переговорить с кем-то, кто находиться за полмира от тебя. С одним из наших людей. Ты должна быть очень осторожной, разговаривая с кем-то из наших. Любой может перехватить твое письмо, — предупредил он.

— Доверяй мне, Габриэль, я очень осторожна. Я всегда была осторожной, — она выключила компьютер и снова взяла его за руку, ведя в спальню под землей. Ее сердце билось так громко, что она не сомневалась, он слышит его. Они неторопливым шагом прошли через холл, через большой кухонный коридор, ведущий к спальне.

Габриэль прошелся губами по ее виску, на мгновение задержавшись на бившейся там жилке.

— Хочу тебя, Франческа, я не претендую, на что не имею права, но должен сообщить тебе, что хочу, чтобы мы были друзьями. Я буду доволен, всего лишь обняв тебя, — ему хотелось утешения ее рук, ее близости.

Франческа сжала свои пальцы вокруг его. Она была также способна читать его мысли, как он ее. Он был решительно настроен отодвинуть в сторону свои собственные потребности и нужды и в первую очередь позаботиться о ней. Он хотел дать ей столько времени, сколько потребуется, чтобы смириться с его правами на нее. Ее сердце совершило странный крен от такой предупредительности.

— Как тебе удавалось прогуливаться под полуденным солнцем? Самые древние из нас не в состоянии делать подобное, а тебе удалось раскрыть этот секрет.

В его голосе было столько восхищения, что Франческа почувствовала, как ее лицо покраснело.

— Я знала единственный способ избежать узнавания нашими — научиться думать, как человек, ходить и говорить, как человек, все время. Когда мне захотелось выйти на солнце, я уже отказалась от многих наших способностей, это казалось своеобразным возвращением, сокровищем. Занимаясь исследованием, почему наши женщины редко могут выносить более одного ребенка, я пришла к заключению, что это естественный способ контроля численности нашей расы. Тогда же я обратила внимание на то, почему мы теряем так много детей в первый год их жизни. И выяснила, что наши дети во многом похожи на человеческих детей — они не пьют кровь, их зубы не развиты, и они не могут уходить под землю, менять форму или делать прочие вещи, на которые способны мы, взрослые. Их родители, тем временем, обязаны отдыхать на протяжении дневных часов, а дети по определению не могут оставаться без контроля, потому что они обязаны находиться на поверхности, когда их родители укладывают их спать.

— Это очень интересно, но не объясняет того, как тебе удалось ходить под солнцем, — он потерся подбородком об ее макушку в мимолетной ласке. Завитки ее волос запутались в щетине его челюсти, соединив их вместе шелковистыми прядями.

Она улыбнулась ему.

— Я разработала теорию, что если мы могли это делать, будучи младенцами, то сможем сделать это вновь. Что же изменило нас? Видоизменилась химия нашего тела, мы стали нуждаться в крови, чтобы поддерживать наши жизни и наши способности. Правда, с переливанием крови и кровью животных мы можем жить в течение довольно длительного периода времени. Я экспериментировала и в итоге смогла изменить химию своего тела. Я стала слабой и неспособной менять форму или делать большинство вещей, естественных для нашей расы.

Он пошевелился подле нее. Она почувствовала, как внезапно заколотилось его сердце. Его Спутница жизни была одинокой, беззащитной, проводя опасные эксперименты, которые позволили бы ей ходить под солнцем. Он был горд за нее, и в тоже время мысль об этом пугала его. Франческа обнаружила, что рада его реакции. Спрятав улыбку, она молчаливой командой отодвинула большую кровать, чтобы они могли спуститься под землю.

Комната манила прохладой и приветливостью, темный интерьер был приглашающим. Франческа взмахнула рукой, и земля расступилась, открывая темную богатую почву. Габриэль бросил взгляд на кровать. Стеганое одеяло было толстым и мягким, с замысловатыми завитками и древними символами. Он высвободил свою руку из пальцев Франчески и подошел, чтобы изучить прекрасную тонкую работу. Франческа столько всего достигла за все эти прожитые на земле годы.

— Как тебе удалось изменить химию своего тела? — спросил он. — Это огромное достижение и оно может оказаться полезным для нашего народа.

Франческа с сожалением покачала головой.

— Я экспериментировала на протяжении многих лет, Габриэль, но это был обмен — мои способности за солнце. И я была очень уязвима. Я находила травы и делала из них супы и прочие различные смеси, чтобы воспроизвести метаболизм, который происходит у наших детей, не людей, но еще не карпатцев. Подобно тому, как они могли бы проводить время на солнце и не могли спускаться под землю, так это было и со мной. Для карпатцев на закате их дней и желающих попробовать что-нибудь новенькое это может подойти, хотя данный процесс болезненный и очень долгий. Он занимает почти сто лет, и мои глаза так никогда по настоящему и не привыкли к солнцу. Постоянно ощущалась какая-то слабость. Я все подробно записала на нашем древнем языке и перед смертью послала бы всю информацию Грегори.

Она повернула голову, чтобы рассмотреть мерцание его глаз. Мрачный. Опасный. Это был Габриэль, ожившая легенда. Он потянулся, схватил за запястье и притянул ее к себе.

— Я хочу тебя. Снова, — он проговорил это решительно, без прикрас. Он прижал ее руку к своим брюкам, но материал исчез, соскользнув с его тела в манере, принятой среди их народа, отчего ее ладонь соприкоснулась с его твердой мощной плотью. Он был горячим, пульсируя от желания.

Она обхватила его пальцами, просто удерживая некоторое время, а потом ее пальцы начали двигаться по своей собственной воле в небольшом эксперименте, в то время как она пристально наблюдала за его лицом, а ее сознание глубоко сливалось с его, чтобы разделить его чувства. И сразу же она была вознаграждена чистым удовольствием, отразившимся на его лице, в его сознании.

— Находящаяся рядом кровать делает это возможным, — тихо промурлыкала она.

— Разденься для меня так, как это делают люди, — неожиданно проговорил он. Его глаза стали чернее ночи, горя с такой силой, что она могла почувствовать язычки пламени на своей коже. — Есть нечто эротичное в том, как женщина снимает свою одежду.

Ее брови взлетели.

— Я думала, нечто эротичное было в том, как твоя одежда растворилась и позволила мне заняться исследованием там, где мне и хотелось, — ее голос поддразнивал его, был сладострастным приглашением. Она отступила от него, ее рука медленно опустилась вдоль тела, при этом ее пальцы едва заметно прошлись по его напряженному члену. Франческа откинула голову, от чего ее длинные волосы шелковистым водопадом рассыпались по плечам. Руки поднялись к маленьким перламутровым пуговкам на ее кофте. Она расстегнула каждую, так что края начали расходиться, открывая атласную возвышенность ее груди. Ее руки сознательно прошлись по образовавшемуся вырезу, медленно стягивая кофту с плеч и позволяя ей незамеченной упасть на пол. Ее наградой стали его потемневшие глаза и достигшее угрожающих размеров его мужское достоинство.

Она стянула с бедер свои брюки, выставляя на обозрение свои шелковистые трусики, клочок ткани которых едва прикрывал ее жесткие черные завитки. Сбросила босоножки, одновременно выходя из слаксов, после чего на минуту замерла, стоя лишь в одном нижнем белье. Ее соски уже были тугими от предвкушения, натягивая кружево бюстгальтера, натирая ее и так чувствительную кожу. Медленным неторопливым движением она расстегнула бюстгальтер и отбросила в сторону.

— Я страстно хочу тебя, — сказала она тихо, в приглашении обхватывая свою грудь. — Я хочу, чтобы ты взял ее в рот, Габриэль. Он у тебя всегда такой горячий, — ее руки спустились вниз и, пройдясь по плоскому животу, сорвали трусики прочь.

Его глаза горели желанием.

— Ты влажная и скользкая от желания, Франческа? — его голос был хриплым, его глаза собственнически прошлись по ее телу.

Рука Франчески скользнула меж ее бедер, ощутила там влагу и потянулась к нему. Его глаза были сосредоточены на ее лице, когда он шагнул вперед и намеренно взял ее пальцы в свой рот. Ноги Франчески сразу же стали ватными. Она таяла. Все и вся было прекрасно с Габриэлем. Она любила то, как он хотел ее.

Его рука обвилась вокруг ее талии, притягивая ее ближе, чтобы он мог поцеловать ее, завладеть ее ртом.

— Ты такая сексуальная на вкус, Франческа, что мне хочется питаться от тебя вечно, — прошептал он в ее раскрытые губы. — Попробуй свой собственный вкус, милая, почувствуй, на что это похоже, когда я овладеваю тобой. Когда ты берешь меня в свой рот и посасываешь меня, горячего и напряженного, когда я нахожусь внутри твоего тела. Что бы мы ни выбрали, чтобы выразить свои чувства, это всегда так красиво, — его рот накрыл ее грудь, его рука стиснула ее ягодицу, решительно прижимая тело Франчески к своему возбужденному естеству.

Франческа прижала его голову к себе, отдаваясь разделенному экстазу. Габриэль толкнул ее на кровать, устроив на самом краешке.

— Чего тебе хочется, любовь моя?

Франческа не колебалась. Да и зачем? Она была его Спутницей жизни и между ними должно быть одно наслаждение. Она имела право на полное блаженство и хотела его. Франческа широко раскинула ноги, ее рука спустилась к разгоряченно-влажному сосредоточию ее женственности. И она еще раз понесла свои пальцы к его губам.

— Я хочу вечно кормить тебя. Заставь меня испытать оргазм, Габриэль, долгий и бесконечный. Я хочу, чтобы ты очутился глубоко внутри меня, и я хочу проснуться от этого же.

Он закинул ее ноги себе на плечи и склонил свою темноволосую голову, его язык поглаживал, ласкал, исследовал, пока она не начала извиваться на кровати, не в силах улежать на месте. Затем за дело взялись его пальцы. Они исследовали, изучали, проникали глубоко, чтобы впоследствии опять быть замененными его языком. Франческа вскрикнула, потом, содрогаясь от удовольствия, закрыла глаза, когда он прижал ее тело к своим бедрам и мощно вошел в нее, беря ее, наполняя и самым нежным образом ловя, когда она разлеталась на части.

Он входил в нее сильно и быстро, такой же голодный и свирепый, какой была и она в моменты их единения. Он хотел ее именно такой: жаждущей его, нуждающейся в нем, чтобы ее тело сияло от удовольствия, а ее лоно являлось горячим тугим домом для его налитого от желания тела, уменьшая постоянно бушующее в нем вожделение. Ему хотелось, чтобы это длилось вечно — то, как он мощно погружался в нее, то, как ее бедра приподнималась ему навстречу, то, как его и ее тела соединялись воедино в совершенном согласии, то, как ее полные и тугие груди трепетали при каждом его сильном ударе, то, как ее волосы разметались вокруг нее, а ее глаза смотрели только на него. Они были вместе. Как и должно было быть.

Нахлынувшее наслаждение пламенем прокатилось по ним, сильное и долгое, бесконечной спиралью, землетрясением с сильными отголосками. Потом они лежали в объятиях друг друга, время от времени целуясь, выражая этим самым невыносимую потребность и голод, который никак не могли удовлетворить. Именно Габриэль перенес их в землю. Их тела все еще были переплетены, его рот владел ее губами, а ее руки крепко обнимали его.

Они устроились в земле, но все равно не могли остановиться. Он взял ее во второй раз, сильнее и быстрее, чем в первый, но даже после этого он не смог отпустить ее. Габриэль долгое время лежал рядом с ней, его руки запутались в ее волосах, его рот касался ее груди. Они покоились вместе, пока светлеющее небо сделало невозможным больше бодрствовать. Неохотно Габриэль установил защиту на их спальню и место их сна. На протяжении дневных часов их тела нуждались в восстанавливающем сне, который дарует им земля. Иногда они спали в пещерах над землей, но целительная земля им была просто необходима для их омоложения.

Она поудобнее устроилась в его руках, чувствуя себя защищенной и в безопасности. Чувствуя, что она больше не одинока. Франческа прижалась поближе, вдыхая его мужской аромат. Его тело было создано для нее. Идеально. То, как она подходит ему, то, как он, кажется, оберегает ее, заставляя чувствовать частью его самого. Внутри нее был их ребенок, жил, рос, развивался, в тепле и безопасности, дар от ее Спутника жизни, такой драгоценный, что ни один клад не мог с ним сравниться.

— Спи, моя прекрасная половинка, отдыхай, пока можешь, — едва слышно проговорил Габриэль. Она почувствовала, как он прикоснулся губами к ее волосам. Его руки сжались вокруг нее, и они оба позволили дыханию покинуть их тела, а сердцам прекратить биться.

Глава 8

Франческа открыла дверь в палату Скайлер, у нее в руках был пакет с одеждой и плюшевая игрушка, голубоглазый волк, которого она купила прошлой ночью. Девочка лежала на спине, уставившись в потолок. Ее длинные ресницы слегка дрогнули, показывая, что знает, больше она не одна, но головы Скайлер не повернула. Франческа видела, каким напряженным было ее маленькое избитое тело. Комната насквозь пропиталась страхом ребенка.

— Скайлер, — Франческа сознательно воспользовалась своим мягким нежным голосом. — Ты помнишь меня?

Девочка медленно повернула голову, и ее большие нежно-серые глаза уставились на лицо Франчески, как если бы она хваталась за спасательный круг.

— Я никогда не смогу забыть вас, — как и Франческа, Скайлер говорила по-французски, однако у Франчески было чувство, что он не является ее родным языком. Прошло несколько мгновений, прежде чем девочка заставила себя продолжить. — Это правда? Он действительно мертв?

Женщина пересекла комнату, ее движения были плавными и изящными, как у балерины. В ней, во Франческе, не было острых граней, лишь шелест, когда она двигалась. Она поставила пакет с одеждой на край кровати. Игрушку же более осторожно положила рядом с девочкой и взяла Скайлер за руку. Нежно. С любовью.

— Да, моя дорогая, он ушел из этой жизни и больше не сможет дотронуться до тебя. Я лелею надежду, что ты согласишься жить со мной, — свободной рукой она поглаживала волосы Скайлер. — Мне очень хочется, чтобы ты жила со мной, — в серебристой чистоте ее голоса проскальзывали нотки принуждения.

К ее удивлению пристальный взгляд Скайлер дрогнул. Она закрыла глаза, длинные ресницы опустились вниз, от чего на ее бледной коже они стали напоминать два густых черных полумесяца.

— Я чувствовала вас внутри себя, тянущейся ко мне. Я знаю, вы не такая как все остальные люди, — ее голос был очень тихим, почти писком. — Мне известны о людях вещи, которые мне не полагается знать. Я узнаю все это, когда дотрагиваюсь до них. С вами происходит то же самое. Вы знаете, что он творил со мной, что позволял своим друзьям проделывать со мной. Вы хотите сделать как лучше, но если даже вы и удалите воспоминания, вам не удастся вновь сделать меня невинной и хорошей.

— Не верь этому, Скайлер. Ты должна понимать. Они, может, и дотрагивались до твоего тела, но не до твоей души. Они могли уничтожить твое тело, но не твою душу. Ты в любом случае невинная и хорошая. Ты всегда была такой. То, что с тобой сделали, не сможет изменить твою сущность. Это может только сформировать тебя, сделать сильнее. Ты ведь знаешь, что ты сильная, не так ли? Ты нашла способ пережить то, что убивает других.

Скайлер в волнении прикусила нижнюю губу, но не ответила.

Франческа улыбнулась ей нежной улыбкой, стимулирующей процесс выздоровления Скайлер.

— Ты права насчет меня. Я другая, точно так же, как и ты. Возможно, мир вокруг и может изменить нас, но внутри мы сильны. Ты цельная личность. На твоей душе нет никакого пятна, чтобы бояться находиться рядом со мной. Я разделила с тобой все: твою боль, падение, избиения, страх, все это. Я хочу, чтобы ты была подле меня, где я бы смогла защитить тебя, предложить тебе вещи, которые у тебя должны были быть, вещи, которые ты заслуживаешь. Ты держишь мою руку и знаешь, что все, что я говорю — правда.

— С вами было еще двое… когда вы разделяли мои воспоминания. Я почувствовала их, с нами было двое мужчин.

— Был только один мужчина, — осторожно поправила Франческа. — Габриэль. Он очень влиятельный человек. Если ты примешь его защиту, никто не сможет причинить тебе боль.

Скайлер выглядела озадаченной.

— Был еще один. Я уверена в этом. Этот стоял молчаливо, делясь своей силой с вами и со мной. Второй же оставался в тени все то время, что вы были рядом. Когда же вы ушли, я помню, как он обнял меня, ни разу не дотронувшись при этом. Его руки были сильными и не похожими ни на чьи прежде. Он ничего от меня не хотел, только успокоить и помочь. Кто он?

— С нами был только Габриэль, милая. Может, ты видела сон?

— Я отчетливо чувствовала, что вас было трое. Он был невероятно силен. В нем не было ни ярости, ни гнева, только спокойное ободрение. Он самым тщательным образом изучил мои воспоминания. Я также знаю, что посредством меня, он узнавал вас, я почувствовала это, — Скайлер вздохнула, сдаваясь. — Вы не верите мне. Считаете, что я это выдумала.

— Нет, я совсем так не думаю, Скайлер, — сказала Франческа. Он посредством меня узнавал вас. — Я просто не знаю, кто бы это мог быть. Я чувствовала только тебя и лишь позднее поняла, что Габриэль разделил со мной выпавшие на твою долю испытания. Но в тот момент я была сосредоточена исключительно на одной тебе. Я не сомневаюсь, что у тебя есть способности. Да и как я могу думать иначе? Ты не можешь солгать мне. Хоть я и не могла «увидеть» этого мужчину в твоем сознании, это не означает, что его там не было. Ты знаешь, что я разделила твои воспоминания, о чем известно немногим, и что я отличаюсь от других. Оставайся с нами, Скайлер, с Габриэлем и со мной. Мы другие. Я не собираюсь тебя обманывать, но наши чувства к тебе искренни, — она отправила быстрый мысленный отчет об их разговоре Габриэлю. Ее очень сильно встревожило, что Скайлер так отчетливо помнит ощущение от присутствия еще одного, делящего их мысленную связь.

— Как я когда-либо смогу взглянуть на себя, посмотреть в зеркало? — впервые за все время тихий, слабый голос содержал в себе эмоции, рыдания от жгучей боли, быстро отогнанной. Мучения Скайлер незамедлительно всецело завладели вниманием Франчески.

Она посильнее сжала руку Скайлер.

— Посмотри на меня, милая. Посмотри на меня, — это была тихая команда.

Скайлер снова повернула голову и подняла свои невероятно длинные ресницы. Она увидела, как ее лицо отразилось в черных глазах Франчески. Как в зеркале. Скайлер выглядела красивой.

— Это не я.

— Нет, ты. Это так, как я вижу тебя. Так, как твоя мать видела тебя. Так, как видит тебя Габриэль. Что еще имеет значение? Тот мужчина, который заявлял, что приходится тебе отцом? Это пьяное подобие человека, которому хотелось забыться в наркотиках, чтобы сбежать от того, кем он стал? Его мнение не может ничего для тебя значить, Скайлер.

— Я не хотела возвращаться назад. Мне было хорошо там, где я была, — в ее голосе слышалась мольба, разрывающая сердце мольба. — Я не смогу столкнуться со всем этим снова.

Франческа погладила рукой челку, спадавшую на лоб девочки, ее прикосновение успокаивало и исцеляло одновременно.

— Нет, сможешь. Ты сильная, Скайлер, и больше не одна. Тебе известно, что я другая и что я обладаю определенными способностями. Я могу притупить твои воспоминания, давая тебе время как следует выздороветь. Ты все равно будешь испытывать боль, но она станет более терпимой. Ты будешь окружена людьми, которые любят тебя, и увидишь себя такой, какая ты внутри, а не такой, какой пытался представить тебя тот человек. Он был мертв внутри, был монстром, сотворенным наркотиками и алкоголем.

— Он не единственный монстр в мире.

— Ты права, сладкая, не единственный. В мире полно таких созданий и они предстают в различных формах и размерах. Мы только можем сделать все, что в наших силах, чтобы остановить их и спасти невинных от их рук. Габриэль посвятил свою жизнь этому, так же как и я, только по-своему. Дай нам шанс полюбить тебя и позаботиться о тебе, как и должно было быть.

— Я боюсь, — сказала Скайлер. — Не знаю, смогу ли я когда-нибудь опять стать цельной личностью. Мне невыносим вид мужчин. Все пугает меня.

— В глубине сердца и души, Скайлер, ты знаешь, что нельзя осуждать всех мужчин за те гадкие вещи, которые делал твой отец. Не все мужчины такие. Большинство из них любящие и честные.

— Я все еще боюсь, Франческа. И не имеет значения, что я знаю, ваши слова могут быть правдой. Я не могу рисковать, не хочу рисковать.

Франческа мягко покачала головой.

— Ты отступаешь, чтобы не стать такой, как они. Ты хочешь быть похожей на свою мать, видеть в людях только доброе и относиться к ним с состраданием. Я легко вижу это в тебе.

Ее веки дрогнули, затем храбро поднялись.

— Я хотела, чтобы он умер.

— Конечно, хотела. Я тоже желала видеть его мертвым. Но это не означает, что мы монстры, дорогая, это означает лишь то, что мы не ангелы. Присоединяйся к нам. Я хочу, чтобы ты была рядом со мной, я побывала в твоей душе и знаю тебя не хуже твоей родной матери. Вероятно, даже лучше. Я буду считать благословением разделить свою жизнь с тобой. Если ты этого не захочешь, я дам денег на твое образование и воспитание. В любом случае, это будет твой выбор. Я не покину тебя.

Скайлер крепко сжала свои пальцы вокруг пальцев Франчески.

— Вы прекрасно знаете, о чем просите меня. Я знаю. Мне придется вернуться в мир, быть среди остальных. Но я никогда не буду такой же, как они. Я никогда не смогу приспособиться к нему.

— Ты прекрасно подходишь мне, — настаивала Франческа. — Габриэлю и мне. Мы дорожим таким одаренным человеком, как ты, действительно ценим. Мы сможем помочь тебе раскрыть свой талант. Есть способы как приглушить его, так и развить, если в этом возникнет необходимость. И у тебя будет уйма времени на выздоровление, прежде чем тебе придется столкнуться с миром. Постарайся сесть, Скайлер. Ты достаточно сильная.

— Я не думаю, что мои способности стоит развивать больше, чем они уже развиты. Когда я дотрагиваюсь до людей, я узнаю о них вещи, которые мне не следовало бы знать. Временами я вижу ужасные вещи. Но никто не верит мне, когда я говорю об этом, — но ни в голосе Скайлер, ни в ее сознании не было никакой жалости к самой себе. Подросток просто констатировал факт, каким она его видела. Скайлер неохотно вытащила свою руку и с помощью Франчески приняла сидячее положение.

— Я принесла тебе кое-что, немного нижнего белья, футболок и халат, — она приподняла плюшевого волка. — А он, по мнению Габриэля, может стать твоим другом.

Девочка некоторое время круглыми от удивления глазами смотрела на плющевую игрушку.

— Это мне? Правда? — она потянулась к нему и обхватила животное руками. Сразу же, казалось, мир просочился в ее сердце, хоть и на время. — Никто, кроме моей мамы, ничего раньше не дарил мне. Спасибо, и, пожалуйста, поблагодарите Габриэля, — сказала она со слезами в голосе. Она поднесла морду животного к лицу и в течение минуты смотрела только на нее, очарованная голубыми глазами. Она пробудилась от долгого кошмара, и мир стал напоминать больше фантазию, чем реальность. Она изо всех сил постарается остаться в нем, а не скатиться обратно в свой внутренний мирок.

Франческа пристально изучала подростка. Скайлер была так худа, что Франческа могла разглядеть каждую косточку в ее теле. Она казалась такой хрупкой, что Франческа боялась, она может сломаться. Поэтому она обложила Скайлер подушками и подтянула вверх одеяло. На лице Скайлер все еще оставались следы синяков, но общее ее состояние стало намного лучше после единственного сеанса с Франческой. Она смотрела во все глаза, красивого нежно-серого цвета. Встревоженные глаза, глаза, повидавшие слишком много для такой молодой девушки.

— Ну, и насколько ужасно я выгляжу? — равнодушно спросила Скайлер, ее голос был больше уставшим, чем заинтересованным. Она не выпускала из рук плющевого волка.

— Думаю, Габриэль прав, нам придется постараться, чтобы откормить тебя. Ты что, морила себя голодом?

— Я подумывала об этом. Я считала, что даже если я не умру, его друзья могут не захотеть меня, когда я стану настоящим скелетом, — Скайлер стиснула руки в кулаки, сминая пальцами одеяло. — Но был один, кого это не волновало. Он постоянно называл меня уродиной, но все равно приходил. Я считала, что он был хуже, чем мой отец.

Франческа послала ей волну ободрения, но продолжила хранить молчание, желая, чтобы Скайлер не переставала говорить, желая, чтобы она выговорилась. Она знала мужчину, о котором говорила девочка. Она разделила со Скайлер воспоминания о нем, об его жестокости по отношению к маленькой невинной девочки, которая была целиком в его власти. Поль Лаффит. Скайлер никогда не сможет забыть его, никогда не сможет забыть и трех остальных, которые надругались и избивали ее. Их лица были выжжены в ее душе, звук их голосов навечно записан в ее памяти. Они также отпечатались и в памяти Франчески до конца ее дней.

— Он снова был здесь, — неожиданно сказала Скайлер. — Он только что был здесь со мной.

Франческа вскинула голову. Потом быстро просканировала территорию, но не обнаружила никого, кого следовало бы рассматривать как врага. Не было ни намека на всплеск силы, ни пустот, указывающих, что поблизости затаилось зло. Кто бы, или что бы это ни было, он обладал достаточной силой, чтобы дотянуться до Скайлер и при этом ускользнуть от Франчески.

— Что ты имеешь в виду, говоря «он был здесь»? Лаффит? Один из остальных? Скажи мне, Скайлер.

Скайлер покачала головой.

— Он был как вы. Это был тот же человек, что и раньше, тот который молчаливо присутствовал, пока вы исцеляли меня. А когда мои воспоминания поглощали меня, он дотрагивался до моего сознания и дарил ощущение безопасности.

— Габриэль? — Франческа считала, что он отправился в город в поисках свидетельства присутствия Люциана. Он читал газету, потом быстро воскликнул ирастворился прежде, чем она успела спросить его, в чем дело. Когда она подняла газету, то увидела статью о неопознанном трупе мужчины, найденном в аллее с разорванным горлом. Он был обнаружен в той части города, куда порядочные люди не заглядывают. Франческа не сомневалась, что распознала бы прикосновение Габриэля к сознанию Скайлер. Она потянулась к своему Спутнику жизни и быстро нашла его.

— Ты в безопасности? — тихо спросила она с легкой запинкой, понимая по его глубокой сосредоточенности, что он находился в середине чего-то важного.

— Он был здесь. Люциан. Это убийство его рук дело. Он до сих пор в городе. Не знаю, почему он не дождался меня, как всегда делал до этого.

— Скажи, ты был с нами всего лишь несколько минут назад? Скайлер сказала, что пока мы разговаривали, она почувствовала присутствие еще кое-кого.

Воцарилось молчание. Габриэль исследовал воспоминания Франчески об ее разговоре с подростком.

— Это был не я, милая. И это беспокоит меня. Люциан невероятно хитер и любит игры. Если бы он знал о Скайлер, значит, знал бы и о тебе. И не упустил бы возможностью использовать одну из вас, чтобы добраться до меня. Ты должна быть очень осторожной. Он начал убивать, оставляя свои жертвы, как послание для меня.

— Тогда зачем ему утешать Скайлер?

— Не могу сказать. Возможно, для того, чтобы использовать ее против тебя. Я не знаю, Франческа, но мы не можем недооценивать Люциана. Нам придется согласиться с тем, что он обнаружил Скайлер и знает, что через тебя она связана со мной. Он чрезвычайно могущественен и невероятно чувствителен к малейшему всплеску силы. При последнем пробуждении мы были слишком уязвимы, и он легко мог нас обнаружить. Мне следует быть более острожным.

— Ты смог бы почувствовать его, если бы он связался с нами, в то время как мы были бы со Скайлер? Она сказала, что ощущала присутствие третьего. Она определенно чувствовала еще одного мужчину, не тебя, и он поддерживал ее, хотя и не присутствовал здесь физически.

И снова молчание.

— Мне это не нравится, Франческа. Это, вероятно, был Люциан. Только он способен проскальзывать и уходить из моего сознания без моего ведома. Ты в страшной опасности, ты и Скайлер. Он что-то готовит. Это убийство было умышленным. Посланием мне, что он начал игру и что теперь мой черед делать ход.

— Как ты узнал?

— Его жертвой стал один из мужчин из воспоминаний Скайлер.

Франческа прикусила нижнюю губу с силой достаточной, чтобы на ней появились рубиново-красные капельки крови. Она медленно выдохнула. На этот раз настала очередь Скайлер успокаивать ее.

— В чем дело? Почему вы расстроены?

— Я не знаю, что это за мужчина, тот, который приходил к тебе сегодня утром. Это был не Габриэль, как я надеялась. Но в городе есть еще один мужчина, похожий на нас, способный общаться физически, не присутствуя при этом, тем не менее, он не такой, как мы. Он опасен, — Франческа старалась, чтобы в ее голосе не было слышно страха. Она знала, на что способен вампир. Он был жестоким и беспощадным убийцей, играющим с людьми и их эмоциями ради собственного веселья. Немертвый мог казаться красивым и вежливым, дружелюбным и галантным, когда на самом деле в нем бурлили лишь темные, дьявольские мысли. Люциан был самым сильным карпатцем среди живых, за исключением его брата-близнеца. Но теперь, когда он предпочел лишиться своей души, он стал вдвойне опасным. Он внушал страх и раньше, теперь же стал считаться самым страшным врагом всех времен. Это была пугающая мысль, что Люциан может преследовать их ради своей смертельной цели.

— От него не веет злом, — едва слышно промолвила Скайлер. — Я всегда боялась мужчин. Даже врач заставляет меня нервничать, но по какой-то причине этот мужчина совсем другой. Он ощущается почти как Габриэль, своеобразной безопасностью. Я никогда не чувствовала себя в безопасности раньше, поэтому не совсем уверена.

Франческа кивнула.

— Надеюсь, ты права, милая, но я хочу, чтобы с этим мужчиной ты была осторожна. Очень осторожна. А теперь расскажи мне о своем таланте.

Веки Скайлер опустились вниз.

— Я устала, Франческа. И это не совсем талант, просто я знаю вещи. И иногда я могу читать мысли людей, как и ты. Как Габриэль и остальные. Людям я предпочитаю животных. Сама я не могла держать животных, но знала всех соседских собак и кошек, и они были моими друзьями, даже собаки, которым полагалось быть злыми. Я общалась с ними, знаешь ли.

— Какими ты видишь Габриэля и меня? Что ты можешь сказать о нас? — полюбопытствовала Франческа. Интересуясь, как много на самом деле могла видеть Скайлер?

Скайлер соскользнула под простыни. Попытка вести себя прилично после столь долгого времени проведенного в полном молчании было трудным и невероятно утомительным делом.

— Вы действительно хотите, чтобы я ответила на этот вопрос, Франческа? Я вижу гораздо больше, чем вы думаете.

— Я полагаю, если мы будем жить вместе и станем одной семьей, между нами не должно быть лжи, не так ли?

— Вы не такая, как я, и не такая, как остальные. Я не знаю, что вы такое, Франческа, но вы можете исцелять больных и успокаивать тех, кто в этом нуждается. В вас одно добро. Только оно. Мне бы хотелось быть такой, как вы. Мне бы очень хотелось стать членом вашей семьи, — последнее Скайлер добавила с печалью, ее ресницы опустились на щеки и сон одолел ее.

Франческа поднесла вялую, покрытую шрамами руку к своим губам. Поцеловала каждый шрам на внешней стороне руки Скайлер, а потом перевернула ее руку, чтобы осмотреть ладошку. Ребенок боролся с кем-то, кто нанес ей эти раны острым куском стекла. Мог ли это быть ее отец? Габриэль совершил над ним быстрое и милосердное правосудие. Франческа еще раз исследовала воспоминания подростка. Нет, это было дело рук не ее отца. Это сделал высокий, худой мужчина с грубыми черными волосами и большими руками. Он был в ярости, так как Скайлер отказалась добровольно целовать или ласкать его. В то время ей было не более восьми-девяти лет.

Почувствовав тошноту, Франческа отпустила руку девочки, опасаясь разбудить ее своей яростной реакцией на испытания, выпавшие на долю ребенка. Она понесла руку к своим ноющим вискам, а отняв ладонь, увидела, что та в крови.

— Дыши, Франческа, ты ничем не сможешь помочь ей, переживая эти воспоминания. Люциан может и бросил мне вызов, но сам того не подозревая оказал мне услугу, восстановив справедливость по отношению к этому ребенку. Нашему ребенку. Мы будем любить ее, — Габриэль одарил ее теплом и утешением. Она смогла ощутить его руки, обнимающие ее, силу его тела. Словно он прижал ее к себе, несмотря на разделяющие их мили.

— Где ты? — она уловила проблеск комнаты, заполненной письменными столами и людьми, в основном мужчинами.

— В полицейском участке. В данный момент я невидим. Мне необходимо знать все об этом убийстве. Я хочу услышать личные комментарии и прочитать рапорта. Я уже посетил место преступления. Не знаю, чего добивается Люциан, но будь очень осторожна. Проверяй воспоминания Скайлер каждый раз, когда будешь навещать ее.

— Она спит и становится беспокойной.

— Я хочу, чтобы ты была в безопасности, любовь моя. Возможно, тебе стоит вернуться в дом и установить защиту. Но не думай, что это поможет, разве что слегка задержит, если он предпримет попытку добраться до тебя. Если окажешься в опасности, сразу же зови меня. Не жди.

— Я должна повидать своего адвоката. Он подготовил документы, и судья желает видеть меня сегодня вечером. Он пошел мне навстречу, и я должна присутствовать. Судья спросит Скайлер, согласна ли она, и как только Брайс даст добро, мы сможем забрать ее домой. Также пришел ответ от Эйдана Сэвиджа. Сейчас в Лондоне находится кто-то из семьи, управляющей его домом, он свяжется с ними и посмотрит, согласятся ли они помочь нам вести хозяйство для Скайлер на протяжении дневных часов.

— Пожалуйста, будь осторожна, Франческа, — предупредил Габриэль, после чего позволил связи между ними медленно исчезнуть. Все это ему не нравилось. Только Люциан мог слиться со Скайлер. Габриэль знал, что с легкостью мог бы засечь остальных: как представителей своей расы, так и немертвых. Все указывало, что это было делом рук его брата. Это убийство. Оно было в стиле Люциана. Чисто. Аккуратно. Неидентифицируемое ни для кого, кроме Габриэля. Первый шаг в их игре.

Он задумался над возможностью увести Люциана прочь из города и от двух женщин. Они обе подвергались риску.

Габриэль осмотрел фотографии тела со всех сторон. Через несколько минут он войдет в морг и убедится, что на теле нет никаких следов вампиризма. Убийства большинства вампиров обычно грязные, а то, что остается, приходиться сжигать до пепла, не оставляя человеческой полиции практически никаких следов. Люциан всегда был другим. Он словно нарочно поддерживал игру между собой и Габриэлем.

Этого человека убил Люциан. Он был как хирург — никогда не оставлял после себя даже следа от укуса. Кровь была выкачена из тела, не единой капли не пролилось на землю. Вокруг шеи красовался ровный разрез, напоминая гигантскую улыбку. Патологоанатом никогда не сможет выяснить, что именно было использовано. Все указывало на острый как лезвие коготь, каким обладали давно вымершие хищники. Кровь, оставшаяся в или на жертве присутствовала лишь на тонкой линии, словно ожерелье, опоясывающей горло. Эта жуткая тайна была визитной карточкой Люциана, его пониманием шутки. В прошлом никто и никогда не определял, чем вызвано такое ранение или как произошла потеря крови. Когда Габриэль был на полтора шага позади Люциана, как и сейчас, и полиция находила тела, такие убийства всегда становились главной сенсацией. Всем нравилась хорошая загадка.

Прямо сейчас все обсуждали ранение. А если точнее, они спорили, было ли оно сделано хирургом своим инструментом. Габриэль прошелся между ними, невидимый для человеческого глаза. И когда он двигался сквозь толпу, то заметил, что некоторые детективы обладали большей чувствительностью, чем остальные. Один или двое вздрогнули от неожиданности, оглянувшись, откуда появился поток холода.

Компьютеры могли все усложнить. С их возможностями отследить все от ДНК до голоса и отпечатков пальцев они могли сделать работу по сокрытию существования карпатцев более трудной. Габриэль понял, ему необходимо выяснить все, что только возможно, об этом аспекте последних научных открытий. Большинство разговоров крутилось вокруг тем, о которых он понятия не имел. Он автоматически делился информацией с Люцианом и был шокирован, обнаружив, что тот уже изучил новейшие медицинские исследования. Вернувшийся к нему поток фактов поражал, хотя ему не следовало этому удивляться. Среди его народа Люциан отличался шокирующей интеллигентностью, впитывая информацию намного быстрее, чем все остальные. Создавалось ощущение, что его мозг постоянно жаждал все больше и больше информации. Так что вполне естественно, что Люциан уже выяснил про научные достижение, высочайшие технологии, которые могу затруднить жизнь для их народа. Карпатцам, как и вампирам, без сомнения стало намного труднее скрывать свое существование.

— Не волнуйся ты так, Габриэль, я более чем осторожен. Они не смогут обнаружить меня без моего на то согласия.

Габриэль воспользовался возможностью «посмотреть» глазами своего брата. Если бы он мог зафиксировать его местоположение, то ему бы представился шанс выполнить свою клятву. Но тут же в его голове раздался тихий слегка издевательский смех Люциана, а видимость исказилась настолько, что у Габриэля не было ни единого шанса увидеть что-нибудь, что помогло бы ему.

— Ты же не считаешь, что я бы сделал нашу игру такой легкой для тебя? Ты должен следовать за ключами, которые я оставляю. Вот такие правила. Тебе не позволяется мухлевать, Габриэль.

— Это между нами двумя, Люциан, хотя в городе могут находиться другие охотники. Я бы хотел сохранить это между нами, как всегда.

— Не волнуйся так за безопасность своего брата. Я совершенно точно справлюсь со всеми, кто посмеет угрожать мне. Я быстро изучаю этот мир, и знания достаточно волнующие. Здесь есть, где поиграть. Мне нравится это место, и я не хочу приближать нашу битву.

И Люциан просто ушел. Габриэль почувствовал странную боль в области сердца. Его брат. Он скучал по их близости. Скучал по мужчине, за которым следовал в течение многих веков. Великолепному уму. Непревзойденному воину. Никто не мог спланировать битву так, как Люциан. Печаль поглотила Габриэля, почти поставив на колени. Уничтожить такого великого человека. Уничтожить того, кто всегда был с ним, того, кто не раз спасал его жизнь. Это было больше, чем можно было бы спросить с кого-либо.

— Габриэль, ты не один, — голос Франчески был нежным и успокаивающим. — Тебе прекрасно известно, что это больше не Люциан. Ты уважишь его, выполнив данное ему обещание, уничтожив все, против чего он боролся на протяжении многочисленных столетий.

— Я постоянно напоминаю себе об этом факте. Умом я понимаю, что это так, но на сердце от этого не легче.

— К счастью, тебе стоит всего лишь протянуть руку, чтобы дотронуться до меня. Я, в конце концов, целительница, — в ее голосе слышался легкий намек на поддразнивание.

Габриэль почувствовал, как тепло окутало его сердце. Да, должно быть, так оно и было. Он больше не один, они вдвоем пройдут по жизни, помогая друг другу в эмоциональных передрягах, в каждом кризисе, который встанет на их жизненном пути. Эти нотки в ее голосе давали ему поддержку, давали ему надежду. Он дотронулся до ее сознания, проверяя, не разговаривает ли она с Брайсом. Ему не хотелось спрашивать, да и было немного стыдно, что он ревновал ее достаточно сильно, чтобы вторгаться в ее личную жизнь с целью выяснить — не проводит ли она время с доктором.

— Вероятно, тебе стоит дать Скайлер отдохнуть, а самой в это время заняться делами по получению над ней опеки, чтобы ты могла как можно скорее вернуться под защиту безопасных стен дома, — осторожно предложил он, тщательно выбирая слова, чтобы они не звучали как приказ.

Раздавшийся в ответ смех Франчески был невероятно мягким.

— Я дотрагиваюсь до твоего сознания точно так же, как ты до моего. Ты не такой умный, как сам себя считаешь. Я покидаю больницу, так как у меня еще очень много дел на сегодня.

Она не собиралась доставлять ему удовольствие, давая понять, что сознательно избегает Брайса. С того момента, как в ее жизни появился Габриэль, она больше не смотрела на Брайса, как раньше. И это заставляло ее чувствовать себя виноватой. Франческа понятия не имела, о чем разговаривать с Брайсом. Она знала, что Скайлер предназначено жить с нею, однако Брайс не желал иметь ничего общего с подростком. Он не знал, чем на самом деле является Франческа, что ей необходимо, чтобы жить. Но все изменилось с возвращением Габриэля. Короче, она запуталась, и ей требовалось время, чтобы должным образом во всем разобраться.

Франческа ладонью прикоснулась к своему животу в легкой ласке. Ребенок. Габриэль дал ей ребенка, хотя она много веков назад смирилась с тем, что никогда не получит такой подарок. А теперь и Скайлер. Способность прикасаться к сознанию, которой она обладала, помогла Франческе узнать о девочке все. Абсолютно все. Она уже полюбила Скайлер, как свою собственную дочь.

Тихий мужской смех ласково прошелся по стенкам ее сознания.

— Ты выглядишь слишком молодо, чтобы иметь дочь ее возраста.

— Я достаточно стара, чтобы быть ее предком. Она знает, что мы не люди.

— Не совсем так. Она знает, что мы другие. Она думает, что мы также, как и она, психически одарены. В итоге, мы, конечно, расскажем ей всю правду. Но в то же время, мы должны позаботиться о ней, как люди с деньгами заботятся о своих детях. Она нуждается в охране на протяжении дня, когда мы не сможем быть вместе с нею, а также в экономке, чтобы следить за ее потребностями.

— Знаю, я должна заняться делами, но я не могу оставить ее одну перед лицом мира. Она нуждается во мне, — Франческа не знала, было ли это извинением или нет.

— Она нуждается в нас обоих, — нежно поправил ее Габриэль. — Она должна от кого-то научиться, что не все мужчины такие монстры, с какими ей пришлось столкнуться. Она все еще мучается сомнениями. Она желает вернуться назад в то место, где ничто не сможет дотронуться до нее, однако протянутая тобой рука выглядеть очень соблазнительной. Она почувствовала тебя, любовь, которую ты даришь остальным, сострадание в твоем сердце, и все это громко взывает к ней.

— Она предпочтет пойти с нами, Габриэль. Она невероятно смелая.

Франческа подозвала такси, чтобы доехать до офиса судьи. Ее адвокат встретит ее там.

— Затем, когда все документы будут готовы, мы еще раз встретимся в больнице, чтобы судья мог спросить Скайлер, согласна ли она на мою опеку. Я обеспокоена лишь тем, что Брайс может закатить тебе сцену. Ты готов к этому?

Габриэль быстро просмотрел свои мысли. В нем давно укоренилась привычка не вызывать к себе необоснованного внимания. Но в такую ситуацию он не попадал. Его инстинкты настаивали на том, чтобы убрать угрозу, нависшую над ним, Франческой и даже Скайлер. Он не позволит Брайсу помешать их планам.

— Габриэль? — голос Франчески был тихим от беспокойства. — Зачем ты закрыл от меня свое сознание? Ты ведь не причинишь вреда Брайсу, правда? Он стал для меня хорошим другом, когда я нуждалась в этом.

Габриэль обругал себя на нескольких языках, смешав их, как делал всегда. Франческа могла заставить его согласиться с собой. Это стало походить на своеобразную помеху. Что же ему делать, если она всегда накладывает ограничения на его действия?

— Займись своими встречами, женщина, а меня оставь в покое. Я буду там, если позже потребуюсь. В данный момент я на охоте и не могу тратить время, подбадривая тебя.

— Не рычи на меня, ты, мошенник. Это не я проверяю твои мысли. Да и этот разговор начал ты, а не я.

Она смеялась над ним. Над Габриэлем. Охотником на вампиров. Воином, которому более двух тысяч лет. Его боялись мужчины, а Франческа смеялась над ним. Это был новый опыт, но он определенно может привыкнуть к этому. В ее силах было перевернуть его сердце и растопить его внутренности, он едва узнавал сам себя.

Габриэль стремительно несся через город, проверяя каждый притон, о которых узнал еще столетия назад. Он прекрасно знал расположение широко раскинувшегося города. Каждый бомжатник, каждую узкую аллейку и каждое убежище. Он знал местоположение кладбищ, соборов, больниц и банков крови. Он осмотрел все места, которые мог припомнить, в поисках Люциана. Габриэль знал, что его близнец в городе, однако он словно искал ветер в поле, поскольку никаких следов Люциана, помимо оставленного для полиции тела, не было.

Габриэль дотронулся до разума Франчески и узнал, что она вернулась в больницу и входит в палату Скайлер. И решил встретить ее там. Франческе потребуется опереться на кого-то, хочет она в этом признаться или нет. И он намеревался быть этим кем-то. Он пересек город, потоком тумана смешавшись с полосками дымки, поднимающейся от земли. Он не собирался позволять доктору оставаться наедине с Франческой, если что-то пойдет не так. Ему не хотелось, чтобы Брайс воспользовался шансом и повлиял на судью, не позволив тому дать разрешение, чтобы Скайлер жила с Франческой. Небольшая улыбка тронула его рот, но не отразилась в его угольно-черных глазах. В силах Габриэля было сделать так, чтобы судья дал Франчески все, что бы она ни захотела. Он проник в комнату в виде крошечных молекул, легко проскользнув под дверью. Очутившись внутри, его мощная фигура вновь стала единым целым, при этом оставаясь невидимой для тех, кто находился в комнате.

Его Спутница жизни сидела на краю постели Скайлер, держа молодую девушку за руку. От одного вида Франчески у него захватило дух. Он знал, что так будет всегда. Судья оказался высоким худощавым мужчиной с седеющими волосами и добрыми глазами. Адвокат же наоборот был слишком молод и красив для душевного спокойствия Габриэля. Он смотрел на Франческу с каким-то восторгом на лице. Еще один поклонник. Они у нее, кажется, повсюду.

— Так что видишь, Скайлер, если ты хочешь жить со мной, судья согласится, но при этом ты должна поговорить с ним, — терпеливо упрашивала Франческа. Она не использовала свой голос, чтобы тем или иным образом повлиять на подростка.

Судья остановился в нескольких футах от кровати. Скайлер явственно дрожала. Габриэль автоматически потянулся к ее сознанию. Она находилась под его защитой, человеческий ребенок с парапсихологическими способностями, драгоценное сокровище, постоянно нуждающееся в охране. Ему не нравилось ее беспокойство, ужасное отчаяние на ее лице. Франческа также присутствовала в ее сознании, укрепляя ее мужество, успокаивая, помогая ей встретиться лицом к лицу с незнакомыми мужчинами в палате. Ужас ребенка был еще слишком свежим в ее сознании, чтобы она могла справиться с этим событием в одиночку.

Он тотчас же привлек Скайлер в свои мысленные объятия, вливая в нее свою силу и мощь, она в удивлении заморгала. Он окружил ее сознание, повторяя исцеляющее песнопение на древнем языке своего народа, шепча поддразнивающую чепуху, отчего Скайлер с трудом сохраняла невозмутимый вид. Ее большие нежные глаза быстро осмотрели комнату в его поисках, но нигде Габриэля не обнаружили. Она вопросительно посмотрела на Франческу, на что та только улыбнулась и пожала плечами. Она также не знала, где он точно находится, лишь то, что присутствие Габриэля было очень сильным, означало, что он где-то поблизости.

— Ну, Скайлер, — осторожно подтолкнул ее судья. — Не бойся. Мы хотим сделать то, что будет лучше всего для тебя, что бы ни сделало тебя счастливой. Франческа решительно дала понять, что с радостью возьмет на себя ответственность за тебя, станет твоим опекуном. У нее в доме есть для тебя комната, и она сможет дать тебе все, что потребуется, но ты уже достаточно взрослая, чтобы могла выбирать сама. Мне бы хотелось услышать, что ты скажешь.

Дверь в палату распахнулась, и вошел Брайс.

— Могу я поинтересоваться, что здесь происходит? Эта девочка моя пациентка.

Судья медленно повернулся, одна его бровь взлетела вверх.

— Я думал, вы согласны на то, чтобы мы задали ей несколько вопросов сегодня, — он перевел взгляд на адвоката Франчески.

Габриэль потянулся к сознанию Брайса. Мужчина представлял собой хаотичную массу противоречий. Он был сердит на Франческу, уверенный, что она уже приняла решение остаться с Габриэлем. В его голове вертелись мысли саботировать все попытки Франчески установить опеку над Скайлер. Габриэль был вынужден отодвинуть в сторону свое желание видеть, как этот мужчина полностью погубит свои шансы с Франческой, мгновенно приняв решение вмешаться. Он материализовался за дверью палаты Скайлер, потом распахнул ее и вошел.

Брайс вслух выругался, торопливо отступая назад и позволяя Габриэлю войти. Высокая, мощная фигура Габриэля резко контрастировала с докторской. Проходя мимо, он склонился так, чтобы его слова услышал лишь Брайс.

— По этому вопросу вы ответите правду, — тихо приказал он, его голос вынуждал мужчину повиноваться его приказам.

Брайс обнаружил, что отвечает словами, говорить которые у него не было никакого намерения.

— Я сказал, что Скайлер может ответить на ваши вопросы, — неохотно признался он. Брайс посмотрел на Габриэля. — Но она очень напряжена, и все эти визиты могут страшно расстроить ее и вернуть в прежнее состояние, — он избегал темных глаз Франчески и порицания, которое мог там увидеть. — У меня есть серьезные опасения относительно предлагаемого Скайлер дома. Но я счастлив узнать, что ситуация изменилась и Франческа больше не живет одна, — он проговорил все это воинственным тоном, ревность сделала его дерзким.

Судья взглянул на Габриэля.

— Должно быть вы муж Франчески, — он протянул руку, — она столько всего удивительного рассказывала про вас. Большая честь познакомиться с вами.

— Что ты ему рассказала? — Габриэль твердо и вежливо пожал протянутую руку. Его черные глаза поймали и удержали взгляд судьи. Мужчина загипнотизировано замер, чувствуя, что проваливается в этот взгляд.

— Единственный отчет, который они найдут на тебя, имеет разрешение высшего уровня безопасности. Я создала на тебя файл, объясняющий твое отсутствие. Ты героически служил своей стране. Это довольно легко сделать, когда ты разбираешься в компьютерах. Также очень помогает наличие людей в высших эшелонах власти, которые являются твоими должниками. Ты будешь выглядеть героем для любого, кто пожелает что-либо о тебе узнать, — ее бархатный голос звучал довольно самоуверенно.

— Надеюсь, мое проживание в доме Франчески не будет проблемой, — сказал Габриэль, уставившись прямо в глаза судьи. — Кроме того, мы все еще женаты. Она оказалась достаточно любезна, предоставив мне крышу над головой. Франческа, без сомнения, самая лучшая кандидатура в мире для опеки Скайлер. Мне бы не хотелось, чтобы что-нибудь помешало этой договоренности.

Судья никогда не слышал голоса более чистого и красивого, чем голос Габриэля. Все его существо потянулось к этому голосу, желая удовлетворить говорившего.

— Франческа, тебе нет никакой необходимости оставаться за ним замужем. Ты не обязана этого делать из-за того, что он восстал из мертвых, — вставил Брайс в ярости. — Он что, что-то сделал, и ты потеряла рассудок? Ты больше не знаешь этого мужчину! Ты не видела его в течение многих лет. Ты ничего о нем не знаешь. Ему следовало бы оставаться мертвым! — неожиданно поняв, что кричит, а его голос отличается от голоса Габриэля, Брайс замолчал и постарался успокоиться.

Скайлер с силой вцепилась в руку Франчески, ее невероятно длинные ресницы прикрыли ее большие серые глаза, спрятав появившийся в них ужас. Франческа незамедлительно дотронулась до ее сознания, успокаивая девочку, узнавая утешающую поддержку Габриэля.

— Мы с тобой Скайлер, прямо сейчас.

К шоку обоих, Габриэля и Франчески, девушка смогла ответить по ментальному каналу, чего не случалось раньше.

— Что если доктор не позволит им отдать меня вам? Я не смогу выжить без вашей помощи. Знаю, что не смогу. Было бы лучше просто отпустить меня, — отчаянный страх слышался в ней. Кто-то, кто дотрагивался до нее с нежным пониманием, кто-то, кого она знала, как хороших людей. Кто-то, кто понимал, насколько она отличается от других. Кто-то, кто ценил ее, несмотря на все те ужасы, что произошли с ней. Теперь она могла потерять своих спасителей.

Темные глаза Габриэля прошлись по ребенку, прижавшемуся к Франческе в поисках защиты.

— Посмотри на меня, — команда была тихой, но ей невозможно было не повиноваться. — Ты будешь доверять мне, будешь доверять Франческе и поверишь, что мы все это уладим. Нет нужды бояться. С теми, кто находится под моей защитой, никто не будет плохо обращаться. Франческа продолжит исцелять тебя, и ты перестанешь волноваться по пустякам, особенно таким, как этот неприятный спор. Они не смогут управлять твоей жизнью, малышка. Им это никогда не будет позволено сделать. Они только считают, что обладают властью.

Скайлер видимо расслабилась, позволив своему дыханию вырваться в одном долгом вздохе облегчения. Франческа обнаружила, что улыбается Габриэлю лучезарной улыбкой, любовь сияла в ее глазах.

Глава 9

Брайс наблюдал за лицом Франчески. И, видя какое выражение появилось на нем, когда она с гордостью посмотрела на Габриэля, обнаружил, что безмолвно ругается. Он понимал, что должен отступить, иначе потеряет ее. До этого момента он никогда не испытывал ревности и обнаружил, что это на редкость неприятное чувство. Что на него вообще нашло? Неужто это его настоящий характер? Конечно, для Скайлер лучше всего будет остаться с Франческой, да и как иначе? Но Брайс не хотел делить Франческу ни с кем, вот в чем дело-то. У Франчески было много знакомых, которые считали себя ее друзьями, но только ему одному она разрешила приблизиться к себе. Он привык занимать в ее жизни особое место. И подросток не вписывался в его планы на будущее. Франческа знакома со многими людьми, у нее есть деньги, и она свободно вращалась в наиболее влиятельных кругах. Она была красивой, и ее одинаково любили как мужчины, так и женщины. А сопровождая ее на благотворительные балы и вечера, он добился того, что его также стали принимать.

Габриэль пошевелился. Это было всего лишь движение мышц, едва заметное, но все же пугающее. В Габриэле было что-то устрашающее, хотя Брайс не смог бы сказать, что именно. Что-то в его глазах, не совсем человеческое. Он постарался было отвести взгляд от этих черных пустых глаз, но вместо этого начал тонуть в них, прямо в их середине. И тотчас же ему стало стыдно за себя. Брайс почувствовал настойчивую потребность забрать назад свои слова. Он прочистил горло и проговорил вопреки своей воле.

— Франческа является идеальным опекуном. В этом нет никаких сомнений.

Брайсу удалось вырвать свой взгляд из власти этих черных холодных глаз. У него было ощущение, что Габриэль в душе смеется над ним. К своему удивлению, Брайс обнаружил, что сжимает кулаки. Он не был жестоким мужчиной, но в данный момент ему отчаянно хотелось кого-то ударить. У него также было странное чувство, что Габриэль точно знает, о чем он думает, знает и намеренно противодействует ему. Это читалось в каждом его взгляде, его улыбке, его безжалостных глазах. И почему Франческа не видит, что эти глаза холодны, как сама смерть?!

Габриэль улыбнулся, блеснув идеально-белыми зубами.

— Конечно, Франческа является идеальным опекуном. А как ты думаешь, Скайлер? — его голос был мягким, нежным и таким красивым, что голос Брайса по сравнению с ним показался грубым. И даже больше, от того, как он произнес имя Франчески, Брайсу захотелось что-нибудь швырнуть. В его тоне было что-то очень интимное, очень собственническое.

Судья повернулся, чтобы взглянуть на молодую девушку.

— Это так, Скайлер, ты хотела бы жить с Франческой? Все зависит от тебя. Если ты предпочитаешь ответить в частном порядке, мы сможем очистить комнату, так что только двое из нас услышат то, что ты скажешь.

Скайлер покачала головой, теснее прижимая к себе плюшевого волка.

— Я знаю, чего хочу, — ответила она тихо, но отчетливо. — Я хочу жить с Франческой.

Судья улыбнулся ей лучезарной улыбкой, словно она была гениальным ребенком.

— Естественно. Я вижу, что между тобой и Франческой уже установилась тесная связь. Я полагаю, мы сможем устроить слушание как можно скорее? — он впился непреклонным взглядом сначала в адвоката, потом в Брайса.

И если адвокат Франчески уверенно кивнул, то Брайс поежился.

— Мы не урегулировали вопрос об обстоятельствах жизни Франчески к моему удовлетворению. Как-никак, именно я должен решить, безопасным ли будет окружение Скайлер или нет, прежде чем выписывать ее. Она перенесла страшную травму. И я не знаю, поспособствует ли жизнь в одном доме с мужчиной, с незнакомцем, ее выздоровлению.

— Брайс…, — Франческа вложила добрую долю чувств в его имя, — пожалуйста, не заставляй меня из-за этого обращаться в суд. Скайлер и мне необходимо быть вместе как одной семье.

Брайс провел рукой по волосам.

— Я оспариваю не это, Франческа. Я просто считаю, что мы не должны двигаться слишком быстро. Проверке, как правило, подвергаются все, кто хочет взять опеку над ребенком, и я не считаю уместным отказываться от этого, поскольку мы ничего не знаем об этом твоем приятеле.

— Но именно Франческа стремится к опеке, — сказал судья, — не Габриэль. У меня было достаточно времени изучить досье, подготовленное месье Феррье на Габриэля, и я считаю его хорошим и порядочным человеком, вполне подходящим для ухода за ребенком.

— Какое досье? Я не видел никакого досье, — запротестовал Брайс.

И вновь судья был пойман и удержан на долгое время стремительным черным взглядом Габриэля. Он тепло улыбнулся.

— Уверяю вас, я самым внимательным образом прочитал досье и знаю все самое необходимое о Габриэле. Это конфиденциальный документ, не подлежащей публичной огласке, — он перевел свой взгляд на Брайса. — Я уверен, вы поверите мне на слово.

Брайс еще больше убедился, что Габриэль манипулирует судьей. Шантаж? Деньги? Был ли этот человек богат? Не в этом ли все дело? Каждый раз, когда Брайс думал, что нашел убедительный аргумент, Габриэль каким-то образом перехватывал внимание судьи и поворачивал все против Брайса. Он посмотрел на своего соперника. Когда Габриэль посмотрел на него в ответ, эти чертовы черные глаза скользнули по нему со злобой, посылая дрожь страха по спине. Кто он? Где он пропадал все эти годы? Был ли он убийцей, работающим на правительство? Неужели среди них действительно есть убийцы, которые свободно разгуливают повсюду? Был ли он преступником, и судья знал его из прошлого опыта? Брайс был уверен, что у Габриэля есть что-то против Франчески. Да, скорее всего, это так. Он силой добивается ее согласия. Может быть, даже хорошо, что Скайлер окажется в том доме. Она сможет увидеть, что там происходит и отчитаться перед ним. Но для этого необходимо будет добиться благосклонности девочки и убедить ее следить за Франческой. Значит надо сделать ее своей союзницей.

Брайс медленно кивнул.

— Тогда я дам свое согласие, судья, поскольку вам известно его прошлое.

Габриэль приятно улыбнулся.

— Благодарю вас, доктор, хотя я не знал, что в данном случае необходимо ваше одобрение. Скайлер, технически, находиться под опекой суда, — создавалось ощущение, что его мягко позабавило предположение, что Брайс вообще необходим.

Брайс весь побагровел. Черт бы побрал этого мужчину и его манеры. Его голос был таким прекрасным и притягательным, таким идеально любезным, никто не мог осудить его, несмотря на то, что он намеренно вел себя оскорбительно.

— Скайлер — моя пациентка. Ей необходимо мое разрешение, чтобы покинуть больницу. К своей работе я отношусь очень серьезно, — он пошевелился, чтобы упрочить свою власть.

Габриэль поклонился со старомодной аристократической любезностью, словно он был принцем, имеющим дело с крестьянином. Брайс стиснул зубы, чтобы не выругаться. В Габриэле он ненавидел все. Его высокую, мускулистую фигуру, его широкие плечи, длинные сияющие волосы, связанные кожаным ремешком у основания шеи. Как мог взрослый мужчина выглядеть так изысканно с подобными волосами? Брайс ненавидел элегантность его одежды, чувственность его рта, нечеловеческий взгляд. Но больше всего он ненавидел власть, так и облепляющую его, полнейшую уверенность в себе. Он вел себя как человек, привыкший командовать другими. Его легко можно было вообразить в облике феодального лорда из другого времени. У Брайса было чувство, что Габриэль втайне посмеивается над ним, словно он был источником развлечения и не более того.

Габриэль легко улыбнулся ему, показав безупречно белые зубы. Как ему удалось сделать их такими белоснежными? Брайсу захотелось запихнуть эти блестящие белые зубы Габриэлю в глотку.

— Скайлер на пути к выздоровлению. Франческа говорит, что она с каждым днем становится все сильнее. И я уверен, пройдет совсем немного времени, когда она будет в состоянии отправиться домой с нами.

К всеобщему удивлению ответила на это Скайлер.

— Я чувствую себя намного сильнее, — отчетливо промолвила она, ее голос был тих и дрожал, но звучал ясно. — И если кого-либо интересует мое мнение, я хочу жить с Франческой и Габриэлем, — она не представляла, почему почувствовала настоятельную потребность добавить имя Габриэля, когда в действительности имела в виду только Франческу. Мужчины пугали ее. Даже Габриэль, хотя в его чувствах к себе она ощущала лишь сочувствие и заботу. Она была поражена своей вспышкой больше, чем все остальные. Она ни с кем не говорила в течение многих месяцев, а сейчас в комнате, наполненной взрослыми, поистине незнакомыми, которые решали ее судьбу, заговорила. Это было пугающе, и она была благодарна за мягкую игрушку и странную успокаивающую поддержку, которую она дарила.

— Рад слышать это, — незамедлительно ответил Брайс, понимая, что должен отступить. — Чем сильнее ты, тем счастливее мы, Скайлер, — говоря, он повернулся спиной к Габриэлю. Он знал, что в противном случае Габриэль сможет прочесть в его глазах ложь. Скайлер должна была быть благодарна ему: он был ее врачом, именно он рисковал своей лицензией, приведя Франческу взглянуть на свою пациентку без разрешения родителей.

Брайс заставил себя улыбнуться ребенку. В конце концов, он мог очаровывать женщин. Это было его лучшим качеством.

— Я в мгновение ока тебя выпишу, юная леди, и это не может не радовать тебя безмерно, — его взгляд обежал кругом, захватив представителей власти. — Если вы закончили здесь, предлагаю вам уйти и позволить моей пациентке отдохнуть. Она довольно бледная.

Франческа наклонилась, чтобы обнять Скайлер.

— Я собираюсь весело провести время, занявшись подготовкой комнаты для тебя. Мне известно, что тебе нравится.

Скайлер схватила ее за руку, понизив голос до едва слышного шепота.

— Я спрятала мамин медальон в своей старой спальне. Он за панелью рядом с моей кроватью. Мне ничего не надо кроме него. Я не хочу ничего из его вещей.

Франческа торжественно кивнула.

— Не беспокойся, сладкая, медальон будет ждать тебя дома. Я лично прослежу за этим, — она тихо пробормотала обещание, касаясь губами лба Скайлер.

Габриэль прошел мимо Брайса, словно того и не было здесь вовсе, и взял Франческу за руку, переплетая свои пальцы с ее, словно они соответствовали друг другу.

— Ты должна подписать бумаги, милая, а потом, я думаю, мы посетим несколько магазинов для нашей юной леди, — он сверкнул улыбкой, которая могла осветить небо, и от которой у Франчески захватывало дух. В этот момент она любила его. Она любила то, как он с неподдельной заботой успокаивал Скайлер. Она почувствовала это в нем. Он был ее Спутником жизни и не мог солгать ей или ввести в заблуждение относительно своих истинных чувств. Он хотел, чтобы Скайлер разделила их жизнь и их защиту. Он хотел уберечь ее от всех бед. В Габриэле была истинная доброта.

Франческа позволила ему вывести себя из комнаты вниз в холл, где она могла бы закончить свои дела с судьей и своим адвокатом. Габриэль продолжал оставаться подле нее, молчаливо поддерживая. Он не пытался перехватить ее взгляд или каким-либо иным образом привлечь ее внимание, но, несмотря на это, она с трудом могла думать о чем-то другом. Он был больше, чем жизнь. Он и был самой жизнью. Смехом. Ей хотелось улыбаться, всего лишь подумав о нем. Как ему удалось вызвать в ней такую верность за такой короткий промежуток времени?

Будучи много веков назад молодой девушкой, Франческа была уверена, кем она была, гордилась этим. Она знала, что была рождена, чтобы стать Спутницей жизни кого-то незаурядного. Она всегда знала это. Она гордилась Габриэлем, всегда гордилась им, даже когда думала, что он потерян для нее. Он был легендой, великим борцом с вампирами, охотником, несравнимым ни с кем иным. Франческа знала, что зов Спутника жизни был сильным, однако она была уверена, что пройденные столетия уменьшат его сильное притяжение. Она рассчитывала на это. Франческа прикусила нижнюю губу, пытаясь сосредоточиться на словах адвоката, но все это время в ее сознании находился он, заполняя ее чувства и совершенно смущая.

Ей хотелось мира. Отдыха. После всей пустоты, всех долгих лет одиночества, она заслужила отдых. Все эти годы она провела с пользой, она не растратила впустую свою жизнь и способности.

— Да, моя любовь, это так. Я не мог бы больше гордиться кем-то другим. Ты многого достигла, и всегда на пользу другим. В то время как я отнимал жизни, ты спасала их, — раздавшийся в ее голове голос был нежным, полным уважения, с оттенком сожаления. Как будто он считал себя недостойным ее.

И сразу же ее темные глаза оказались в плену его взгляда.

— Ты тоже спасал жизни, Габриэль, ты страж нашего народа. Тебе следует знать, что ты стоял между человечеством и немертвыми. Ты отказался от счастья, поступив так.

Наблюдая за ними из дверей, Брайс видел неприкрытые эмоции в красивых глазах Франчески, когда она с такой любовью смотрела на Габриэля. Она понятия не имела о своих собственных чувствах, об их глубине, о том, как сильны они внутри нее, но он-то видел правду в ее глазах. Все выглядело так, словно они жили в своем собственном тайном мире. Они, казалось, общались без слов. Он крепко стиснул пальцы по бокам, сжимая их до тех пор, пока не побелели его костяшки, и его тело не затряслось от гнева и разочарования.

Он так долго добивался ее, посвятив себя ей, но, тем не менее, она никогда не смотрела на него подобным образом. И сейчас она была более прекрасна, чем когда-либо, более соблазнительна. Наблюдая за ней, он понял, что она была сексуальнее всех тех, с кем он когда-либо сталкивался. Он всегда считал ее красивым, превосходным украшением для появления в социальных кругах, в которых он намеревался вращаться. Брайс никогда не думал о ней с точки зрения горячих страстных ночей и секса, тем не менее, теперь, глядя на нее, он мог с трудом сдержать себя.

Именно в этот момент Габриэль поднял голову и посмотрел на него долгим холодным взглядом, от чего по спине Брайса побежали мурашки. Брайс развернулся на каблуках и пошел прочь. Не может быть, чтобы Габриэль действительно мог читать мысли, чтобы он мог знать о степени ненависти Брайса к нему. Не может быть, чтобы он мог видеть эротические картины в его мыслях. Брайс нуждался во Франческе во всех отношениях и заслужил ее. Он не собирался позволять Габриэлю с легкостью завладеть всем. Может, никто больше не мог видеть этого, но он знает, что в Габриэле есть что-то неправильное, что-то темное и опасное. Монстр свернулся внутри него, и Брайс то и дело видел его проблеск в глазах Габриэля. Брайс намеревался защитить Франческу от ее собственной сострадающей натуры.

Габриэль автоматически пожал руки судье и адвокату Франчески, привыкнув думать и даже говорить на двух различных уровнях. Он с легкостью вел светскую беседу, в то время как в голове снова и снова обдумывал проблему под названием «Брайс». Доктор был ревнив и одержим Франческой. Он становился угрозой их благополучию. Ненависть Брайса, казалось, никак не согласовывалась с его мягкой личностью. Не было ли в нем коварного следа воздействия, которое Габриэль не смог заметить? Немногие из немертвых могли спрятать подобное от него.Люциан. Что если его близнец снова начал играть в свою игру, используя своих человеческих врагов против него? Габриэль изучил мозг Брайса. Если на него и оказал воздействие немертвый, то он был невероятно умелым. Он бы узнал следы своего брата, однако, их там не было. Тем не менее, Брайс, создавалось ощущение, был вне себя от ревности. Она была сосредоточена на Франческе. И, насколько было известно Габриэлю, Брайс был решительно настроен вернуть ее, восстановив против Габриэля. Если немертвый и использует человека, то Габриэль не смог найти тонкий налет воздействия.

— В чем дело? — тихо спросила Франческа, кладя свою руку поверх его.

Он улыбнулся ей. Она была его миром. Единственной. Очень медленно он поднес ее ладонь к своим теплым губам, на мгновение задержав там, чтобы вдохнуть ее запах.

— Ты необыкновенная женщина, Франческа.

Она была рада, что остальные уже покинули комнату. Она слышала, как они вдвоем шли по коридору, довольные результатом встречи. Краска смущения залила ее лицо, как у школьницы, и все из-за того, что он поцеловал ее ладонь. Франческа попыталась вырвать свою руку.

Но Габриэль не позволил этого, блеснув белыми зубами в качестве доказательства.

— Ты до сих пор стесняешься меня после всего, что мы разделили? — его голос сознательно содержал в себе хриплое искушение, подразнивающее соблазнение.

— Нет, не стесняюсь, — солгала она, смущенная своей реакцией. Она когда-то считала его глаза пустыми, лишенными всяких эмоций, тем не менее, когда они останавливались на ней, они были полны такого голода, такой энергии, что она с трудом могла мыслить здраво.

Он улыбнулся ей, блеснув белыми зубами.

— Я считаю нам необходимо найти магазин и обзавестись мебелью для комнаты нашей подопечной. Никогда не представлял, что стану «отцом» девушки ее возраста, и человека при этом. Мне жаль любого юношу, который осмелится пригласить ее на свидание. Чтение мыслей — очень полезный навык в определенных обстоятельствах.

Франческа потянулась и провела рукой по его подбородку.

— Спасибо, что хочешь сделать это со мной. Я просто в восторге, что смогу забрать Скайлер с нами домой, и очень мило, что ты разделишь это со мной. Она такая красивая девочка!

— Да, так и есть. У нее должна быть одежда, в которой она будет довольна собой, — он неожиданно усмехнулся. — Я довольно много знаю о мире, почти по любому предмету, но я и понятия не имею, что девочка-подросток хочет видеть в своей комнате. В этом деле я вынужден полностью положиться на тебя. В сознании Скайлер нет ни единой картины, что бы она хотела.

— Не думаю, что она когда-нибудь думала о подобных вещах. Ее жизнь — только выживание. Я считаю, мы можем устроить ее в комнате на втором этаже с балконом, тем с небольшой башенкой, примыкающей к нему.

Он торжествен кивнул.

— Я верю, что она ей очень понравится, Франческа, — он взял ее руку. — Полетели сегодня ночью со мной. Мы можем отправиться по магазинам и ходить там невидимыми, пока не решим, что бы мы хотели приобрести. Позволь себе вновь почувствовать свободу нашей расы. Ты не делала подобного очень долгое время.

Франческа обнаружила, что улыбается от самой этой идеи. Это было правдой. Она отказалась от многих уникальных способностей своего народа ради того, чтобы думать, чувствовать и действовать, как человек. Это было крайне необходимо, чтобы спрятаться. Но теперь искушение было слишком сильно, чтобы ему сопротивляться. Позволив своим чувствам вырваться в ночь, сканируя всю близлежащую территорию, она замерла в ожидании, пока не убедилась, что поблизости никого нет, а потом, разбежавшись, подпрыгнула ввысь. Когда она очутилась в воздухе, замерцали перья, переливающиеся и прекрасные, и она молчаливо полетела через звездное небо.

Ощущение парения по небу было таким невероятным, что она с трудом могла приспособиться к нему. Прошло очень много лет с тех пор, как она позволяла себе роскошь думать как карпатка. Она хотела, чтобы образ ее мышления был постоянно человеческим. Теперь же она снова могла наслаждаться привилегиями своей расы. Проносясь по небу, она рассмеялась от радости.

Габриэль присоединился к ней, огромный хищник, молчаливый, быстрый и смертоносный, летящий по небу к центру города. Он знал ее мысли, знал, что она вначале направится к дому отца Скайлер, чтобы забрать бесценный медальон. Он подлетел к Франческе, решительно настроенный защищать даже от ее собственного радостного энтузиазма, если потребуется. Он проник в ее сознания, убеждаясь, что она поддерживает образ летящей птицы, так что не сможет совершить ошибки. Он разделял ее восторг и радовался ее свободе, оставаясь тенью, решительно настроенный оберегать ее.

Франческа опустилась на крышу старого здания, где жил отец Скайлер. Оно было в довольно ветхом состоянии.

Решетки на окнах и двери не стали проблемой для двух могущественных карпатцев. В маленькой квартирке было полно разбитых бутылок из-под ликера и грязной посуды. В холодильнике не было еды, только пиво. В буфете лежала коробка крекеров и две банки с супом. Франческа дотронулась до одной из треснутых чашек, стоящих в раковине.

Потом развернулась и со слезами в глазах посмотрела на Габриэля. Она чувствовала насилие, запертое в крошечной квартирке. Ужас ребенка. Жестокость, на которую был способен мужчина. Она видела вспышки жизни Скайлер, отца, огромного мужлана, замахивающегося на нее ремнем в ванной. Скайлер, забившуюся в угол, в то время как мужчина приближался к ней с дьявольской ухмылкой.

Габриэль схватил Франческу и осторожно встряхнул.

— Покинь это дьявольское место. Ты слишком чувствительна для таких мест, как это.

— Скайлер тоже. Этот прекрасный ребенок был подвергнут такому разврату. Они подвели ее к грани безумия.

Слезы в ее голосе были едва ли не больше того, что он мог вынести.

— Сейчас она с нами, Франческа, в безопасности. Мы не позволим бедам снова выпасть на ее долю.

— Она экстрасенс, редкое сокровище для наших мужчин. Она бы имела неоценимое значение для нашей расы, но после подробного зверства, я не могу представить, что она будет в состоянии полюбить кого-то столь властного и дикого, как любой из наших мужчин. Что нам делать? — в ее голосе слышалось отчаяние.

— До этой дилеммы еще далеко, сладкая, и это не то, что мы должны решить в данный момент. В любом случае, мы не знаем, является ли она Спутницей жизни одного из наших мужчин. Сейчас первейшей нашей обязанностью является она. Она наша дочь и заслужила нашу защиту. Пошли, я найду медальон ее матери, — успокоил ее он.

Она переплела свои пальцы с его, нуждаясь в его утешающей близости. Она не задавалась вопросом, почему его прикосновение ощущалось таким правильным. Она знала лишь то, что ей хотелось находиться в его объятиях и чувствовать его невероятную силу, когда все вокруг них было пропитано человеческим злом. Габриэль притянул ее к своему плечу, инстинктивно понимая, что она бы лучше предпочла остаться рядом с ним в этом жутком месте, чем в одиночестве на свежем воздухе. Осознание этого повергло его в шок. Он поднес ее руку к своему теплому рту и выдохнул поцелуй на ее кожу, без слов говоря, каким же чудом она является в его жизни.

Они нашли медальон Скайлер, и Габриэль для сохранности повесил его себе на шею, когда они направились в магазины. Здесь Франческа была в своей стихии. Она знала город, знала торговцев. Она часто покупала одежду на несколько тысяч долларов, чтобы раздать ее беднякам. Когда они вошли в один из магазинов, Габриэль взял ее за руку. Это не было его «коньком», но он был более чем счастлив разделить с ней ее возбуждение. Он видел, как Франческа расцвела, ее красота стала почти эфемерной. Она осветила магазин, и он не мог не вспомнить о ночи, проведенной ими в бутике ее подруги. Когда он улыбнулся ей, она покраснела и отвернулась, деля с ним его мысли об их дикой схватке.

Час закрытия давно подошел и ушел, но все продавцы, которым позвонила Франческа, милостиво открыли для нее свои магазины. Габриэль обнаружил, что наслаждается, наблюдая за тем, как она двигается по магазинам, изучая одежду и мебель, выбирая подростковый стиль, подходящий для нового члена их семьи.

— Ты планируешь подобрать ей весь гардероб? — поддразнил он ее, когда она показала ему пару линялых джинсов. — Что такого привлекательного находят современные женщины в этих мужских штанах? — он задумчиво потер переносицу носа. — Наша дочь обязана носить подобные вещи? Платья и юбки были бы более уместны.

Бровь Франчески взлетела вверх, а рот изогнулся в легкой улыбке.

— Возможно, ты прав, возможно, нам необходимо присмотреть для нее больше женственных вещей.

Именно ее голос предупредил его, что все не может быть так, как он этого хочет. Он с некоторым опасением последовал за ней в другую часть магазина. Франческа взяла с вешалки темно-синее облегающее фигуру платье и приподняла его.

— Вот это прелестно, Габриэль. Разве оно тебе не нравится? Ты прав, я думаю, мы должны сосредоточиться на более женственных предметах одежды.

Он потянулся мимо нее и пощупал материал.

— Где же остальное? — он был очень серьезен, его глаза впились в ее лицо в поиске признаков поддразнивания.

— Это все платье. В этом времени девушки носят их довольно короткими. Разве ты не заметил? — Франческа не могла поверить, что он ни разу не обратил внимания на женщин в городе и на одежду, которая зачастую открывает большую часть ног.

— Ты не будешь носить такую одежду, — заявил он.

— Конечно, буду. Длинные и короткие платья. В эту эпоху дозволено все.

— Ты носила вещи подобные этому платью перед мужчинами? — странное трепыхание появилось в центре его живота. Он не совсем понял, почему ему неожиданно захотелось свернуть доктору шею. Видел ли этот мужчина ее в подобном облачении? Одна мысль об этом вызвала непривычные неистовые чувства в его животе.

Франческа рассмеялась. Откровенно смеясь над ним. Ее темные глаза сияли от веселья.

— Это прозвучало так, словно ты слегка ревнуешь.

Его рука вытянулась, практически по своей собственной воле, и его пальцы схватили ее за горло.

— Льщу себя надеждой, что ты не издеваешься надо мной. Не так ли, Франческа?

Франческа постаралась сохранить серьезное лицо.

— Уверена, что я не сделала бы этого, — сладко промолвила она. — Но я действительно выгляжу умопомрачительно, когда принаряжаюсь.

— Мое сердце не сможет выдержать этой картины, — сказал он, — по крайней мере, если ты наряжаешься для другого мужчины. Не говори мне больше ничего.

— Это сказывается твой возраст, — она беззаботно рассмеялась, и этот звук пронзил его сердце словно стрела. — Заканчивай с этим и помоги мне подыскать ей несколько платьев, которые она полюбит.

— Я найду ей платья, в которых ей будет позволено появляться на публике, — угрюмо парировал он, впервые вглядываясь в платьица на манекенах. — Где одежда до лодыжек?

— Ты собираешься быть одним из тех опекунов, которые настаивают на телохранителях и жестком комендантском часе? — спросила она, приподняв одну бровь.

— Абсолютно верно. Можешь рассчитывать на это, — он не сделал попытки притвориться другим.

Улыбка Франчески омыла его, дав ясно понять, что она ни в коей мере не впечатлена его каменными чертами и его зловеще изогнутым ртом. Она прошла в секцию нижнего белья и провела там время, выбирая кружева и атлас, в то время как он просто в удивлении качал головой. Потом она договорилась, чтобы ее покупки были доставлены им следующим вечером, и последовала за ним в ночь.

У Скайлер будет комната, созданная специально для нее, с вещами, которые были выбраны как можно более похожими на те вещи из ее воспоминаний, которые она видела, которые ей нравились. Оставшиеся вещи они выбрали для нее, желая ей счастья и уюта. Узор для ее одеяла и простыней был создан Франческой, чтобы усилить процесс исцеления и обеспечить успокаивающий комфорт и чувство благополучия. Комната, которую они решили отдать ей, находилась в круглой башне, где затейливый витраж содержал могущественное заклятие, чтобы защитить обитателя от внешнего зла и ночных кошмаров.

Франческа улыбнулась Габриэлю, когда они опустились на балкон ее дома, еще раз принимая свой истинный облик.

— У меня был прекрасный вечер, Габриэль. Большое спасибо, что разделил его со мной. Было очень весело вкусить жизнь с кем-то другим.

— Ты начинаешь привыкать ко мне, несмотря на все твои намерения, — рискнул сказать он, ведя ее вниз по лестнице на кухню.

— Мы должны не забыть наполнить дом едой, которая заинтересует подростка, — сказала Франческа, не желая быть втянутой в разговор об их отношениях. Она была не готова чересчур много думать насчет этого.

— Скайлер должна есть то, что будет более питательным для нее. Она кожа да кости. И ты должна что-то сделать с ее волосами. Она закрывает ими свое лицо, так как думает, что шрамы делают ее уродливой.

Франческа последовала за ним в комнату, расположенную под землей.

— Знаю, хотя я думаю, более важным является то, что они представляют — воспоминания, которые так ужасны. Не могу дождаться, когда приведу ее домой. Этот дом станет совершенно другим. Музыка, шум, экономка, вероятно охранники… наша жизнь будет совсем иной, Габриэль.

Он обвил рукой ее плечи, благодарный, что она не отодвинулась от него. Он делал успехи, хотя она не подозревала об этом.

— Изменения — это неплохо, Франческа. Мое существование было блеклым и скучным на протяжении двух тысяч лет, так что я приветствую изменения, — его рука скользнула по ее руке, незаметно подобравшись к ее животу, так что его ладонь легка поверх их ребенка. Он на мгновение закрыл глаза, смакуя ощущение их неродившегося ребенка.

Она улыбнулась ему.

— Приближается рассвет, Габриэль, ты должен отдохнуть.

— Но именно ты беременна, — он раскрыл землю и слетел вместе с ней в радушную почву, его руки притянули ее под защиту его тела. — Спи, милая, завтра мы подготовим для нее комнату, — его тело и душа, сердце и разум, были довольны. Она была с ним, его руки вокруг нее, ее запах заполнял его легкие, и этого было достаточно.

Именно ты беременна. Она мысленно повторила эти слова, удерживая их в себе, поражаясь подобному чуду. Чувствуя его губы на своем лбе, его руки поверх их дитя, Франческа закрыла глаза, погружаясь в сон.

Когда она проснулась, Габриэль уже ушел, ища свидетельства местонахождения Люциана. Их мир был хрупким и полным опасности и будет таким все то время, пока его брат охотится в их городе. Франческа почувствовала движение Габриэля в своем сознании, почувствовала его тепло, но, тем не менее, дрожь не отпускала ее, когда она шагала по знакомым комнатам своего дома. Днем приезжал посыльный, доставивший коробки всяких форм и размеров. Она и позабыла, как много вещей они купила для Скайлер прошлой ночью. Франческа наслаждалась каждым мгновением, подготавливая комнату и аккуратно раскладывая одежду Скайлер в комод и шкаф. Она проявила особую заботу, работая над тяжелым одеялом, вкладывая любовь в каждый стежок, поскольку она создавала его специально для Скайлер.

Спустя некоторое время она начала беспокоиться о Габриэле. Из его мыслей она узнала, что Люциан нанес еще один удар, полиции предстояло иметь дело с еще одним нераскрытым убийством. Она чувствовала, что Люциан намеренно изводил Габриэля, заманивая его в какую-то ловушку. Она перемещалась по дому, занимаясь делами, выжидая время, кода можно будет отправиться навестить Скайлер. Она позвонила в различные организации, членам общества, старым знакомым. Поддерживать связи была необходимо, особенно сейчас со Скайлер в качестве ее подопечной.

Первостепенной задачей стоял найм экономки, которой они могли бы доверять. Эйдан Сэвидж из Соединенных Штатов порекомендовал заслуживающую доверия пару, сына своей экономки, Сантино, и его жену, Бразилиа. Они поселятся с ними и будут защищать Скайлер на протяжении дневных часов. Сантино знал, что Эйдан был карпатцем, да и сам Эйдан заверил Франческу, что ему можно всецело доверять.

Удовлетворенная, она направилась в больницу. Когда она вошла в палату, Скайлер нерешительно улыбнулась.

— Я подумала, вдруг вы изменили свое решение, — сказала девочка. Плюшевое животное была на своем месте — в ее руках.

— Нет, это не так, — поправила ее Франческа с улыбкой. — Ты впала в панику. Все согласовано, сладкая. Габриэль и я нашли твой медальон. Он в шкатулке для драгоценностей в твоей комнате. Все, что тебе понадобится, дожидается тебя дома. Все, что должна делать ты — это поправляться. Ты ешь?

— Я пытаюсь есть, — честно ответила Скайлер. — Это нелегко. Я не делала этого так долго, что теперь почти никогда не хочу есть. Где Габриэль?

Франческа посчитала добрым признаком, что Скайлер спрашивала о нем.

— Отправился на охоту.

Скайлер мгновение помолчала.

— На охоту? — переспросила она. — Я не думала, что он из тех, кто может захотеть убить живое существо, — она казалась разочарованной.

Скайлер очевидно испытывала родственные чувства к животным. Франческа нежно улыбнулась.

— Не на животных, глупышка. На существо, — она отвела волосы с глаз девочки, ее прикосновение была нежным и успокаивающим. Контакт дал ей доступ к эмоциям Скайлер.

Ребенок был напуган, но прилагал усилия, чтобы казаться храбрым. Будущее страшило ее, жизнь пугала ее, но не Франческа и не Габриэль. Она решила попытаться дать жизни еще один шанс.

— Я не смогу ходить в школу, — неожиданно выпалила она. — Я не смогу находиться в обществе кого-либо. Я не хочу, чтобы кто-нибудь видел меня.

Франческа трезво кивнула.

— Понимаю, милая. Думаю, будет самым лучшим, если мы некоторое время будем держаться вместе, мы трое и наши домоуправляющие. Я собираюсь нанять пару, которая будет работать на нас, присматривать за тобой.

Франческа взяла ее руку и, просто удерживая ее, позволила своему особенному дару перетечь из себя в девушку.

— Теперь, я хочу, чтобы ты отдохнула, юная леди. Я попрошу Брайса выписать тебя как можно скорее, но и ты должна постараться. Если у тебя проблемы с едой или ты боишься, дотянись в своем сознании до Габриэля или до меня. Как и ты, мы телепаты и сможем услышать тебя и прийти к тебе на помощь. Зови, как только в этом возникнет необходимость. Я ожидаю этого, ты поняла?

Девочка уверенно кивнула.

— Я постоянно устаю.

— Этого стоило ожидать. Ты пережила травму, Скайлер, и была очень сильно избита. Твое тело и разум нуждаются во времени, чтобы исцелиться, точно также как и твой дух. Я вернусь чуть позже. А теперь отдыхай, — с взмахом руки она открыла дверь и выскользнула.

— Вы Франческа дель Понсе? — за дверьми палаты Скайлер стоял незнакомец. Она почувствовала, что он уже некоторое время ошивался подле двери. Франческа, конечно, просканировала его, что было естественно для нее, как дышать, и узнала, что он ждал ее, чтобы поговорить.

Она мило улыбнулась, ее длинные ресницы скрыли выражение досады в ее глазах. На краткий миг она подумала было воздействовать на него ментальным «толчком», но было в нем что-то не совсем правильное. Она не могла сказать, что именно это было, поэтому остановилась и посмотрела ему в лицо.

— Да, все верно. Я Франческа, — она улыбнулась ему, что тотчас же привлекло его внимание.

— Барри Вудс, мисс дель Понсе. Я репортер и ищу хорошую историю. Как я понял, вы исцеляете людей.

Она вздернула брови и легкая улыбка тронула ее мягкий рот.

— Сожалею, должно быть, я неправильно вас расслышала. Я делаю что?

— Исцеляете людей. Мне сказали, что вы исцелили девочку, у которой был рак.

Прежде чем ответить, Франческа некоторое время колебалась. Было в этом мужчине что-то такое, что беспокоило ее, что-то не совсем правильное. Лукавство. Какой-то тонкий налет зла. Возможно, она и ошибается, но от него у нее по спине бежали мурашки. Она невероятно деликатно дотронулась до его сознания.

И тот час же у нее перехватило дыхание. Франческа заставила себя улыбнуться, ее большие темные глаза расширились, став практически черными как ночь.

— Мне бы хотелось иметь подобные способности. Но по правде, у меня такого таланта нет, — внутренне содрогаясь, Франческа заставила себя снова дотронуться до его сознания. Габриэлю потребуется информация. Этот человек был не тем, кем казался снаружи. Он был фанатиком, его разум был переполнен изображениями вампиров, кольев и чеснока.

Репортер постоянно цеплялся за золотую цепочку, обвивающую его горло. Она знала, что в руке он сжимал крестик.

— Мои источники очень надежны, мисс дель Понсе.

— Здешние доктора просто замечательные, — тихо заметила она. — Не кажется ли вам, что вероятнее всего именно они вылечили ребенка, если ее раковое заболевание находилось в стадии ремиссии^[4]? Я прихожу и часто читаю детям, но я не могу исцелять их, как бы мне того ни хотелось. Вы видели их в раковом отделении? Они такие красивые и храбрые, что сердце почти разрывается. Вероятно, вам лучше навестить их. Подобная история могла бы вызвать невероятный интерес, вы так не думаете? — в свое предложение она погрузила едва различимое принуждение.

Репортер покачал головой, словно прочищаю ее.

— Я должен получить эту историю.

Франческа кротко кивнула, ее длинные волосы взметнулись подобно шелковой занавески вокруг ее плеч.

— Да, историю про докторов здешней больницы, и какие они замечательные на самом деле, — ее темные глаза смотрели прямо в его. — Вы действительно должны написать об их работе.

Вудс поймал себя на том, что повернул к раковому отделению. Он с силой покачал головой, чтобы избавиться от путаницы. На минуту он оказался дезориентированным, неспособным вспомнить, чем именно он занимается. Самое важное место в его мыслях занимала настойчивая потребность написать историю о детях, больных раком. Он снова покачал головой, уверенный, что пришел сюда не по этой причине. Женщина уходила прочь, ее бедра плавно покачивались. Ее волосы ниспадали ниже талии, густые и роскошные, сияющие в свете ламп. Она была так красива, что у него захватило дух, а он даже не видел ее лица.

Он минуту постоял, потом неохотно зашагал. Он не думал о том, что делает. Он хотел, чтобы она обернулась, и он смог увидеть ее. Он хотел последовать за ней, но его ноги стали словно свинцовые. Он пришел сюда по какой-то причине, по важной причине, но единственное что он мог вспомнить, это то, что он хотел написать историю про детей из ракового отделения. Здесь был доктор, с которым ему необходимо было поговорить. Не француз, а англичанин. Со странным именем. Что-то типа «Брайс». Вудс почесал затылок и решительно направился прочь от ракового отделения. Он чувствовал себя страшно потерянным, ужасно одиноким. Он не знал, что он делает.

Глава 10

— И как долго ты планируешь избегать меня? — потребовал ответа Брайс, появляясь позади Франчески.

— Не обольщайся на свой счет, Брайс, — раздраженно ответила та, — сейчас не самое подходящее время, чтобы выяснять отношения. Мне только что нанес визит довольно сомнительный репортер. Он выставил меня какой-то идиоткой. Подозреваю, за это я должна благодарить тебя.

Брайсу хватило приличия принять пристыженный вид, в то же самое время пытаясь небрежно отбросить ее обвинения.

— Я всего лишь сказал правду. Ты обследовала мою пациентку, которая в то время была неизлечимо больна. Этот факт не вызывает никаких сомнений. Все было целиком и полностью задокументировано и у меня есть записи, доказывающие это. Впоследствии каждый анализ крови становился все лучше, Франческа. Она полностью вылечилась. Я не делал этого и понятия не имею, как это произошло.

— Поэтому ты бросил репортерам меня, меня — необычного чудотворца. Позаботился о том, чтобы моя личная жизнь была полностью разрушена. И это должно заставить меня смотреть на тебя с благосклонностью? — Франческа тряхнула головой, взметнув завесу своих густых иссиня-черных волос. — Я занята, Брайс, избегаю твоих репортеров. У меня нет времени на болтовню.

— Франческа, всё было совсем не так. Да ладно тебе, ты же знаешь меня. Хотя признаюсь, я был бы счастлив, если бы мое имя упомянули в заголовках, но это был не я, кто разговаривал с репортерами, — он поймал ее за руку, заставляя остановиться. — Прекрати бежать, Франческа, я выбиваюсь из сил, спеша за тобой. Это был не я. Это были родители девочки. Ее имя Челси Грант. Ее отец сенатор Соединенных Штатов. Я, не подумав, упомянул о тебе в разговоре с ее матерью. Для Челси не существовало никакой надежды. Ни одной. Ее родители знали об этом. Я был не единственным врачом, который обследовал ее. Я был одним из многих в длинном ряду, чьим мнением они интересовались. Миссис Грант провела на твой счет собственное расследование. Несколько бывших пациентов были только счастливы поговорить о тебе и о том чуде, которое ты совершила для них.

Франческа бросила взгляд на пальцы, пленившие ее руку. Было время, когда прикосновение его пальцев согревало ее сердце, теперь же оно раздражало. Неужели она настолько мелочная, что ее чувства могли измениться так легко, так быстро? Или она все-таки обманывала себя относительно его истинного характера, потому что была одинока? Потому что ей хотелось хоть с кем-то разделить свою жизнь прежде, чем она позволит себе умереть? Теперь же Франческа ясно видела, как важно было для Брайса внимание прессы, как действительно важно было для него удовлетворение жены сенатора.

— Важно настолько, чтобы предать меня, — подумала она вслух. — Ты хотел, чтобы она была обязана тебе.

— Сожалею, Франческа, я хотел всего наилучшего для своей пациентки. И да, ей посчастливилось иметь родителей, которые могут облегчить мне дорогу в больницу, в которой я хочу работать. В место, где мои навыки могут реально изменить ситуацию.

— Я думала, ты заботишься об этих детях.

— Конечно, я забочусь о них, я посвятил им свою жизнь. Но ты не можешь отрицать, что это нормально — желать сделать жизнь лучше. У тебя есть деньги, Франческа. Более чем достаточно, хотя ты разбрасываешься ими с тревожной скоростью. А я должен зарабатывать себе на жизнь. Помогать богатым детям так же легко и так же героически, как и бездомным.

— Таким как Скайлер, — тихо сказала Франческа. — Она ничего не может сделать для твоей карьеры. Ты не хочешь видеть ее в своей жизни, поэтому решил убедиться, чтобы ее не было и в моей. Этот поступок достоин презрения, Брайс. Ребёнку нужен дом и я могу дать ей хороший дом. С твоей стороны совершенно непростительно препятствовать мне взять ее к себе. Как ты мог сделать подобное?

— Черт возьми, Франческа. Если кто и изменился, то это не я. Тебе было известно, что я хотел определенных вещей. Все дело не во мне, все дело в нем. Что он, вообще, такое? Правительственный шпион? Какой-то босс мафии? У него что-то против тебя есть? Против судьи? Вы все боитесь его? Не думай, я заметил, что в нем есть что-то не совсем правильное. Он что сидел в тюрьме за преступление? Где он пропадал все эти годы?

— Ты слышал, что сказал судья. У него есть все сведения, которые необходимо знать о Габриэле. Его жизнь является вопросом безопасности. Она засекречена.

Брайс проглотил готовые вырваться проклятия.

— Это то, что он рассказал тебе? И ты просто поверила ему? Разве ты не видишь, Франческа? Он может оказаться преступником наихудшего пошиба. Ты слишком доверчива. Он с легкостью врывается в твою жизнь после того, как исчез с лица земли, и ты сразу принимаешь его. Судья принимает его. Твой адвокат принимает его. Мой Бог, разве ты не видишь? Он не такой, как мы.

— Да, он не такой. Он хороший и добрый, и у него нет скрытых мотивов, когда дело касается Скайлер, — темные глаза Франчески вспыхнули огнем. Она была так прекрасна, Брайс обнаружил, что тянется к ней, желая привлечь ее в свои объятия. Он, должно быть, моргнул, потому что она передвинулась так быстро, что он фактически не успел увидеть ее движения, и его руки пустыми упали вдоль тела.

— Это самые оскорбительные слова, которые когда-либо говорили мне. Я хотел, чтобы Скайлер стало лучше. Именно я был тем, кто попросил тебя взглянуть в первую очередь на нее. У ее отца не было денег. Не забывай об этом, Франческа, когда будешь занята, осуждая меня. И не думай, что твой драгоценный Габриэль хоть на минуту да не имел скрытого мотива относительно Скайлер. Его мотивом являешься ты. Он хочет тебя и воспользуется кем угодно, чтобы заполучить тебя. Габриэль, имеет что-то против тебя? Ты боишься его? В этом все дело? Ты можешь рассказать мне. Я помогу тебе. Он не может быть настолько могущественным, что мы вдвоем не смогли бы справиться с ним.

Франческа чуть не расхохоталась. Брайс не имел представления, что на самом деле представляла из себя власть. Не только они двое, но и вся армия не смогла бы справиться с Габриэлем.

— Нет, Брайс. Я не боюсь Габриэля, но спасибо, что поинтересовался. Я благодарна тебе, что ты хотел помочь мне.

— Почему ты снова, без всяких разговоров, впустила его в свою жизнь? — требовательно спросил Брайс. — Он просто появился на твоем пороге, и ты позволила ему войти. Почему? Почему ты не потратила хоть немного времени, чтобы снова узнать его? Разве ты не видишь, что это было ошибкой? Я твой друг и вижу его намного лучше, чем ты. Он опасен, Франческа. Я имею в виду, действительно опасен. Он какой-то уголовник. От него так и несет этим.

Франческа устало покачала головой.

— Я не хочу больше сражаться с тобой, Брайс. Могу лишь заверить, Габриэль не преступник. Если у судьи есть информация на него, и он готов позволить Скайлер остаться с ним, ты должен смириться с тем, что он хороший человек. Да тебе и так прекрасно известно, что он не преступник. Ты просто злишься, потому что я позволила ему вернуться назад в свою жизнь. Я не знаю, что буду дальше делать с Габриэлем, но решать это мне. Я никогда не обманывала тебя, ни разу за все время наших отношений. Я никогда не говорила, что люблю тебя, я никогда не предавала наши отношения.

— Ты всегда знала, что я чувствую. Мои чувства не изменились. Извини за мою ревность. Просто проведи со мной некоторое время, — его голос неожиданно стал льстивым, успокаивающим. — Пошли ко мне домой. Проведи со мной ночь, — Брайс склонился над ней, его рот приблизился к ее. На его лице неожиданно отразилась какая-то хитрость, жадная похоть, его глаза стали пустыми и незнакомыми.

Сердце Франчески тревожно заколотилось. Это было все, что она могла сделать, чтобы не начать вырваться. Она прекрасно сознавала неожиданную силу его хватки на своем предплечье, когда он притянул ее тело к своему. Он казался каким-то другим, незнакомцем, не тем Брайсом, каким, как ей казалось, она его знала. Могла ли она так сильно ошибаться? Неужели она так отчаянно нуждалась в дружеском общении, что не разглядела его истинного характера? В этом не было никакого смысла. Но не в характере Франчески было устраивать сцену, да этому не способствовала и укоренившаяся привычка все время вести себя как человек. Она стояла совершенно неподвижно, словной олень, пойманный в свете автомобильных фар. Как раз в тот момент, когда его губы почти дотронулись до ее, он закашлялся, обеими руками схватившись за горло, поскольку начал задыхаться. Его глаза остекленели от внезапной тревоги.

— Что случилось? — Франческа нарочно дотронулась до его руки, чтобы прочитать, что стряслось с его телом. Был ли это Габриэль? Она не почувствовала всплеска силы, который должно было вызвать его присутствие, но он был древним, и она представления не имела об его истинной силе. Все, что она могла сказать, так это то, что дыхательные пути Брайса были перекрыты. Она не могла понять, что было не так. Его горло казалось распухшим, словно у него была аллергическая реакция на что-то.

Брайс обмяк, его глаза закатились, а колени подогнулись, так что он начал оседать на пол. Франческа, благодаря своей невероятной силе, с легкостью подхватила его, опуская на пол и потягиваясь, чтобы расстегнуть его рубашку, отчаянно стремясь выяснить, открыты ли его дыхательные пути.

— Габриэль! — она потянулась к нему почти автоматически. — Помоги мне.

Он в мгновение ока оказался в ее сознании, успокаивающей безмятежностью в эпицентре бури, оценивая ситуацию. Франческа пыталась дышать за Брайса, но воздух не мог проникнуть через его трахеи. Когда она попыталась войти в его тело, используя чистую энергию и свет, на ее пути возникло препятствие, которое она не смогла обойти. Габриэль был благодарен, что она заподозрила его только мимолетно, а затем мгновенно обратилась к нему за помощью. Ее доверие к нему было намного больше, чем она сама сознавала.

— Люциан, я знаю, что ты здесь, — Габриэль был само спокойствие. — Ты убиваешь этого мужчину. Отпусти его.

— Ты не сражаешься в своей собственной битве, — это прозвучало насмешкой, выговором. Франческа возобновила свои попытки войти в тело Брайса, чтобы исцелить его, но преграда смахивала на кирпичную стену. Присутствие же в сознании Габриэля дало ей возможность «услышать» обмен фразами между двумя братьями-близнецами. — Кто этот человек, от которого ты не избавляешься, хотя он вызывает в тебе такое раздражение? Ты стал мягким, Габриэль. Как ты планируешь сохранить этих двух женщин, если даже не можешь уничтожить своих врагов?

Голос был прекрасен. Так прекрасен, что Франческе пришлось постараться, чтобы отгородиться от него. Он был убедительным сам по себе, безо всяких усилий со стороны вампира сделать его таким. Ей было страшно подумать о той власти, которой тот с такой легкостью управлял.

— Скорее, Габриэль, — она прошептала эти слова по их личному каналу связи. Брайс обходился без воздуха слишком долго. И немедленно услышала тихий, красивый смех, эхом отозвавшийся в ее сознании.

— Она умоляет о жизни для этого никчемного человека. Твоя женщина умоляет о жизни для другого мужчины. Что это значит, брат? Что ты не можешь даже удержать свою женщину.

Было настоящим шоком узнать, что частный канал, используемый Спутниками жизни, может так легко быть захваченным вампиром. Это было неслыханно. Ее сердце начало громко биться. Она почувствовала себя невероятно уязвимой и, отчаявшись, вновь предприняла попытку спасти Брайса. Габриэль, однако, продолжал сохранять спокойствие, как и всегда оставаясь совершенно невозмутимым.

— Оставь это между нами двумя, Люциан. Ты становишься довольно утомительным со всеми этими своими выступлениями. Хвастовство перед женщиной ниже твоего достоинства. Или ты опасаешься, что я не обращаю на тебя достаточно внимания? Я приду к тебе сразу же, как ты только этого пожелаешь, — он пытался определить местоположение вампира.

Внезапно Брайс вздохнул и закашлялся, с трудом вбирая воздух. Франческа почувствовала легко узнаваемую рябь силы. Она заполонила пространство вокруг нее, вибрируя в воздухе, а затем исчезла. Франческа вздрогнула и, присев на корточки рядом с Брайсом, дотронулась рукой до его плеча, ее большие черные глаза были полны тревоги.

— Позвать кого-нибудь?

— Воды, — прокаркал он, его голос был приглушенным и хриплым. Его руки довольно слабо ощупали горло.

Франческа почувствовала раздражение Габриэля, когда он понял, что вампир опять ускользнул, прежде чем он смог определить его точное местоположение. И поскольку в данном случае она ничем не могла помочь Габриэлю, девушка поторопилась найти чашку воды для Брайса, почти расплескав ее, когда помогала ему принять полусидящее положение.

— Это был Габриэль, — обвинил он, его голос был грубым. — Я чувствовал его руки на своем горле, душащие меня.

— Брайс, это был не Габриэль. Его и в помине нет в районе больницы. Ты задыхался. Я прочистила твои дыхательные пути, чтобы ты смог дышать, — она сделала внушение спокойно и четко.

Он сверкнул на нее глазами.

— Это был Габриэль. Я даже учуял его запах. Это были его руки вокруг моего горла, и он пытался убить меня. Я видел его. Я уверен в этом, а ты стараешься прикрыть его.

— Не стоит и пытаться убедить его в обратном, Франческа, — промолвил Габриэль спокойно, как ни в чем не бывало, не волнуясь по поводу мнения Брайса о нем. — Люциан слишком могуществен для тебя, чтобы ты могла преодолеть внушение, сделанное им этому мужчине. Я видел, как он уничтожил целую армию. Когда мы охотились вместе, он часто приказывал вампирам избавить мир от своего существования, используя всего лишь свой голос, и они не сопротивлялись. Вампиры кончали со своей жизнью без какой бы то ни было борьбы. Тебе прекрасно известно, что вампиры пойдут на что угодно, только бы продолжить свою жизнь, однако Люциан был в силах контролировать их одним своим голосом. Ты представления не имеешь об его силе. Позволь Брайсу думать все, что он пожелает. Я обеспечу себе превосходное алиби с судьей. Сделать это будет не трудно.

Франческа медленно поднялась на ноги, обратив все свое внимание на стоящую перед ней проблему.

— Можешь думать все, что пожелаешь, Брайс, но запомни, когда ты обвиняешь Габриэля в этом ужасном преступлении, ты также обвиняешь меня в пособничестве ему самим моим отрицанием. Я была здесь с тобой, я помогала тебе. С какой бы мне стати лгать тебе?

Брайс покачал головой, потерев свое воспаленное горло и шею.

— Я знаю, что он дьявол, Франческа, я знаю, что ты вынуждена поступать так, как он велит тебе. Я знаю, что ты бы не захотела причинить мне боль. Он заставляет тебя говорить и выполнять всё, что ты делаешь. Ты боишься его, не так ли? Хоть ты и спасла мою жизнь, но ты прикрываешь его, потому что боишься. Если ты просто скажешь мне, что он имеет против тебя, я смогу помочь.

Франческа вздохнула, нетерпеливо проведя рукой сквозь свои длинные шелковистые волосы.

— Я думала, ты знаешь меня, Брайс. Действительно знаешь. Если бы я боялась Габриэля и считала его способным на открытое убийство, если бы он так или иначе угрожал мне, даже такой тривиальной вещью как шантаж, подумай на мгновение, представила бы я тогда такому человеку Скайлер? Никогда. Меня бы никогда, ни при каких обстоятельствах, не смогли бы уговорить или заставить подвергнуть ее опасности. Если ты ничего больше не знаешь обо мне, то это-то тебе должно быть известно. И если бы Габриэль пытался задушить тебя, ты уже был бы мертв. Я была бы не в состоянии противостоять ему, и при этом ничто не заставило бы меня защищать его, попытайся он убить тебя.

— Не знаю, что он сделал с тобой, но тебе стоит ожидать визита властей, поскольку я намереваюсь выдвинуть против него обвинения, — Брайс помассировал свою шею и горло, несколько раз прокашлявшись.

— Поступай так, как считаешь нужным, Брайс, — тихо промолвила она. — Очевидно, ты полагаешь, что я могу быть пособницей убийцы, — она царственно развернулась и направилась по коридору к двойным дверям, оставляя Брайса самостоятельно, озадаченно пошатываясь, вставать на ноги.

— Я не знаю, где Люциан, Франческа, — голос Габриэля был как всегда спокойным, но она достаточно хорошо его узнала, чтобы услышать, что он обеспокоен. — Не покидай больницы, пока я не буду рядом с тобой. Я в пути.

— Что если он именно этого и добивается? Что если он использует меня, чтобы заманить тебя туда, где сможет причинить вред? — ничем не прикрытый страх звучал в ее голосе.

— Ему никогда не победить меня в бою, сладкая. У тебя должно быть больше веры в своего Спутника жизни. Люциан очень странный вампир, точно такой же, как он был необычным карпатцем. Нет никого похожего на него. И бесполезно пытаться предугадать его действия. Он всегда поступает неожиданно. Он может с такой же легкостью напасть и на тебя или на Скайлер. Его ум превосходит все твое воображение, точно так же как и его могущество намного больше того, о котором рассказывают легенды. Догадаться, что он замышляет, невозможно, ему известно о тебе, известно о Скайлер. Я не желаю, чтобы ты делала хоть один шаг в ночь без меня рядом с тобой.

Франческа почему-то рассердилась.

— Я не собираюсь позволять этому вампиру менять мою жизнь, Габриэль. Это мой город. Я многое сделала для него, много чего люблю. За века здесь побывало множество вампиров, они приходили и уходили. И что важнее, здесь побывало множество карпатских мужчин, тем не менее, я живу и поступаю так, как хочу.

— Люциан любит игры, Франческа. Его ум постоянно жаждет действия. Он не тот, с кем ты можешь «поиграть» и ожидать выиграть.

— Я не собираюсь прожить свою жизнь в страхе перед ним.

Франческа заявила это с вызовом, как ему, так и вампиру, если тот следит за их разговором. Она не думала, что это возможно, но она также не считала, что кто-то, кроме Габриэля, мог «слышать» их личный канал. Все карпатцы общались на общем ментальном канале, но это было другое дело. Габриэль был ее Спутником жизни. Их канал был индивидуальным, очень интимным, личным. Никто не должен был быть в состоянии проникнуть в их личное общение. Но, как оказалось, Люциан действительно был могущественным и уникальным.

Едва Франческа возникла в темноте ночи, которая была ее миром, на свежем воздухе, где она могла дышать, не вдыхая зловония людских страданий, рядом с ней материализовался Габриэль, его сильная рука обвилась вокруг ее тонкой талии.

Сердце Франчески практически остановилось, его присутствие оказалось для нее совершенно неожиданным.

— Я думала, ты где-то обеспечиваешь себе алиби.

— Не так уж и трудно, милая, послать яркие образы тем людям, с которыми мне приходилось сталкиваться. Судья и я провели приятный вечер в его доме. Он играет в шахматы, ты знала об этом? Естественно я выиграл, но шансы в игре были равны. Он верит, что я вместе с ним пил его любимый коньяк и разговаривал на всевозможные темы. А поскольку он живет один, было совсем не сложно вложить воспоминания в его голову.

— Было совершено ещё одно убийство? — ни к чему спросила Франческа. — Это был Люциан, не так ли? Что он делает? Чего он надеется добиться?

Габриэль легко пожал плечами, движением едва заметной пульсацией власти.

— Он стремится завлечь меня в свою паутину. Не волнуйся, милая, он не уничтожит меня на месте одного из своих убийств. Он может и становится сильнее и могущественнее с каждым убийством, но я знаю его методы. Я знаю, как он сражается, как думает, двигается и планирует. Он гораздо умнее обычного вампира. У него есть генеральный план. Это только начало, как дебют^[5] в шахматах, — он склонил голову, чтобы вдохнуть ее аромат, страстно желая в этот момент уткнуться лицом в тепло ее шеи. Он чувствовал вековой зов ее пульса, ее крови, саму сущность жизни, взывающую к нему. Его тело было напряженным, а боль и голод усиливались.

Франческа была шокирована тем, как ее тело отвечает ему. Каждая клеточка была живой. Всего лишь от одного его вида внутри нее распространялось тепло. Даже с вампиром, преследующим их, и Брайсом, марающим имя Габриэля, все, о чем она могла думать, было твердое тело Габриэля, тепло его кожи, мягкость его длинных волос, совершенство его рта.

— Перестань, — в голосе Габриэля была хриплая чувственность. Слова были тихими, а его рука впивалась в ее ребра прямо под ее грудью, так что с каждым сделанным ими шагом, она могла чувствовать прикосновение его большого пальца к нижней части своей вздымающейся плоти. — Я стараюсь быть охотником, легендой, как ты меня называешь. Не искушай меня. Я не так выдержан, как бы мне хотелось думать.

Она улыбнулась ему, ее длинные ресницы скрыли внезапный голод в ее глазах. Ей нравилось, как она чувствовала себя рядом с ним: в безопасности и защищенной. Лелеемой. Она была так одинока… так долго. Пусть поохотится в другой раз.

Габриэль резко остановился и поймал рукой ее подбородок.

— Я тоже был одиноким, Франческа. Все эти пустые годы. Совершенно одиноким. О тебе же сейчас заботятся. Ты в безопасности. Защищена. Ты смысл моего существования, воздух, которым я дышу, — его большой палец пробежался вдоль одной стороны ее лица. Его темный взгляд прошелся по ее телу, с желанием. С нуждой. У нее перехватывало дыхание всякий раз, когда его глаза так собственнически скользили по ней.

— Я хочу тебя, — сказала она таким же низким голосом, какой использовал он. Она хотела, чтобы он горел в огне, не в силах противостоять искушению. Ей больше не хотелось, чтобы он контролировал себя. Хотя она знала, что это противоречило ее характеру и было неправильным с ее стороны. У него была работа, которую он должен был делать. Она не должна его отвлекать, не должна, кажется, даже знать, что ему нужно быть с ней точно так же, как ей нужно быть с ним. Франческа знала, что играет с огнем, но это не имело для нее никакого значения. Мир рушился вокруг нее, а ей хотелось его рук, его тела и горячего пламени, которое только он мог разжечь. Ей хотелось, чтобы он больше не думал и не владел собой, ей хотелось, чтобы он желал ее превыше всего остального. Превыше охоты на Люциана.

Он издал низкий горловой звук, легко читая каждую ее мысль.

— Ты не облегчаешь мне задачу, Франческа. Мы у всех на виду и становится все труднее делать шаг без боли.

Легкая улыбка тронула уголки ее рта. Ее рука прошлась по его груди, спустилась ниже, лаская заманчивую выпуклость, которая уже была твердой и толстой. Ее длинные ногти прошлись по ткани, дразня его, преднамеренно возбуждая ещё больше. Она направилась к реке, ее тело обольщало его каждым шагом. Ее груди ныли и набухли от желания, а голод резко возрос. В ее сознании мелькали горячие эротические картины.

— Словно мы не узнаем, если кто-нибудь приблизится к нам, — тихо прошептала Франческа. Едва они оказались под прикрытие нескольких деревьев, она потянулась и начала медленно расстегивать пуговицы своей блузки.

Габриэль с полнейшим восторгом наблюдал, как края ее блузки медленно расходятся, открывая ее кремовую грудь, так маняще выпирающую навстречу ему. Ее улыбка была чистым соблазном.

— Ты думаешь сопротивляться мне, Спутник жизни?

— Это не безопасное место, — ответил он, но его пристальный черный взгляд опалял ее обнаженную кожу так сильно, что ее соски в ответ стали твердыми. Он просканировал территорию точно так же, как и она. Он знал, что они были одни, и это знание совсем не помогало его самодисциплине. Габриэль знал, что если кто-то приблизится к реке, он прекрасно сможет скрыть их присутствие.

Она стянула рубашку с его плеч, желая видеть, как сила играет в его твердых мускулах. Ее рука прошлась по его коже, ее пальцы запечатлели воспоминания о нем навсегда в ее мыслях.

— Я хочу ощутить то, что чувствуешь ты, — тихо промолвила она. — Я хочу узнать, что я могу сделать с твоим телом, с твоим сознанием, — ее руки спустились к поясу его брюк, и она с нарочитой медлительностью расстегнула их, так что он вырвался на свободу, толстый и твердый, пульсирующий полнотой и желанием. И сразу же тепло ее руки охватило его, ее пальцы заносили в память то, каким он был.

Габриэль от удовольствия застонал, позволяя ее сознанию полностью слиться с его, чтобы она смогла прочувствовать всю силу его наслаждения, желания, резко поднявшегося в нем, голода, грозящегося поглотить его. Ее длинные шелковистые волосы обрушились на чувствительную головку его члена, когда тепло ее рта опалило его грудь, когда ее мягкие губы проследовали по пути, ранее пройденному ее пальцами. Ещё один стон вырвался, когда она скользнула ниже, так медленно, что он решил, что может умереть раньше, чем она прикоснется к нему.

Ее губы прошлись по его напряженному члену, ее язык поддразнил его, для начала нежно. Потом ее рот, горячий и узкий, взял его в место, о котором он никогда не мечтал, взял туда вместе с ним и ее. Франческа чувствовала все наслаждение, которое она доставляла ему, знала точно, чего ему хочется, в чем он нуждается. Ее рука через ткань брюк нашла крепкие мышцы его ягодицы и заставила его глубже проникнуть в нее, упиваясь властью, которая в этот момент была в ее руках. Она упивалась тем фактом, что он не мог ничего поделать, кроме как беспомощно подавать бедра вперед, стиснув в кулаках ее шелковистые волосы. Это было не похоже ни на что ранее испытанное ею: горячее, сексуальное и такое эротичное. Казалось невероятным иметь подобную власть над легендарной личностью.

Он пробормотал ее имя, его голова была откинута назад, его голос был хриплым от желания. Он притянул ее к себе, прижавшись к ее губам своими, твердыми и безжалостными, властными и голодными, всецело мужскими.

Он целовал ее, пока не утонул в ней, слившись с ней так глубоко, что не знал, где начинается она и заканчивается он.

Франческа. Его жизнь. Воздух, которым он дышит. Его руки собственнически сжались. Его губы переместились от тепла ее шелковистого рта к ее горлу и ниже, чтобы найти ее кремовую грудь, мягкую и полную, манящую. Его губы сомкнулись вокруг твердого пика, сильно потягивая, мучая их обоих.

Она обвила его голову своими руками, прижимая ее к себе.

— Скажи мне, что это не сон, Габриэль, что это мы, ты и я, а не карпатская жажда, поднявшаяся в нас, — мольба слышалась в ее голосе, причиняющая боль потребность, чтобы все это было на самом деле.

— Только ты, Франческа, — страстно прошептал он. — Посмотри в мое сознание и увидь истину, она там, ее стоит только взять. Я хочу тебя и только тебя. Ради тебя самой, а не ради твоего красивого тела. Для меня никогда не будет существовать никто другой. Никто другой не сможет удовлетворить это отчаянное желание. Желание старое, как само время. Красивое и магическое, — его руки блуждали по ее коже, медленно стягивая пояс ее джинсов. — Я смотрю на тебя и вспоминаю бесконечные века, все те войны и сражения, моих людей, обернувшихся в вампиров, и бесчисленные разы, когда я был вынужден уничтожать их. Ты причина того, что я делал это, причина, почему я выдержал это. Именно ты. Не какая-то благородная цель, просто я знал, что где-то на этой планете есть ты, ребенок, едва начинающий жить, и что вас необходимо было охранять.

Его ладонь прошлась вдоль изгиба ее бедра, в то время как он стаскивал ее джинсы прочь, спустилась вниз по ее мягкой коже, проследовала по изящной линии ее ног.

— Я думал о тебе каждый раз, совершая убийство, когда моя жизнь была темной и блеклой, безо всякой надежды. Я думал о тебе где-либо в деревне или в городе, высоко в горах или внизу в долине. Я шептал тебе, что иду, что никакая беда не коснется тебя так долго, как я существую. И я продолжал существовать, столетие за столетием, — Габриэль закрыл свои глаза, в то время как его руки блуждали по ее телу, наслаждаясь ее ощущением, ее совершенством, запечатляя в памяти каждый изгиб. Чтобы унести навсегда с собой. На все времена. На веки вечные. — Ради тебя, Франческа, я продолжал существовать ради тебя, — чтобы увести с собой, куда бы он ни направился после своей смерти.

Франческа чувствовала, как слезы закипают в ее глазах, пораженная тем, что его слова смогли так глубоко ее тронуть. Ощущение его рта, блуждающего по ее груди, тепло его дыхания, в то время как он шептал красивые слова около ее кожи, были так же непреодолимы, как и любое черно-магическое заклинание, которое он, возможно, использовал.

— Ты заставляешь меня стыдиться, что я отказалась от всех надежд, — прошептала она, слезы стояли в ее горле, когда она притянула его голову к себе.

Благодаря своей огромной силе он с легкостью поднял ее.

— Я не хочу, чтобы ты когда-нибудь ещё почувствовала подобное, — тихо отчитал ее он. — Ты сила в моем сознании, сталь в моей воле, ты такая храбрая и красивая, внутри и снаружи, и я не заслуживаю такую, как ты. Так много веков, прожитых в одиночестве, отрезанная от своего народа… для кого-то ещё это было бы настоящим адом, но тебе удалось принести пользу своей жизнью.

Франческа обхватила руками его шею, откинула голову назад, одновременно обвивая ногами его талию, и опустилась на его напряженный член. Ее волосы рассыпались темной завесой из шелка, заключая их в сокровенном мире. Она хотело этого, объединения их тел, такого совершенного в ночном воздухе. В ночи, которой они принадлежали, в которой жил и процветал их народ. Она прижимала его к себе, то понимаясь, то опускаясь на нем, сначала медленно, смакуя горяче-влажное ощущение его, заполняющего ее своей силой, посылающего волны удовольствия по ее телу. Она сдавила его, содрогаясь от экстаза.

Она медленно, соблазнительно склонила свою голову к его горлу. Он хорошо попитался сегодня ночью, и она тряслась от желания ощутить каждую частичку его, поглотить его в своей собственной огненной жажде, в огне своего темного желания. Он прошептал ее имя, его руки, словно железные обручи, притиснули ее к нему. Он закрыл глаза, когда ее груди скользнули по его груди, когда ее тугие ножны обернулись вокруг него с бархатисто-горячим трением. Невероятное наслаждение. Ее зубы глубоко погрузились в его шею, и разгоряченная добела молния пронзила его, их обоих, спаивая воедино.

Потом он начал двигаться, беря инициативу в свои руки, задавая ритм, погружаясь все глубже и глубже, стремясь достать до самой ее сущности. Ее волосы скользили по его коже, ещё больше повышая его чувствительность. Казалось, она стала его миром, дыханием, кровью, телом, самим его наслаждением. Напряжение нарастало подобно шаровой молнии, подобно не поддающейся контролю огненной буре. Он почувствовал ее вздох, ощутил, как она своим языком закрыла следы укуса, чувственную ласку. Ее тело сжалось вокруг его, сдавливая, пока ему не захотелось закричать о своей радости небесам. Ощутить это. Пережить это. Любовь, которая поднялась в нем, грозясь полностью поглотить. Его тело взорвалось во Вселенной, последовав за ее. Звезды разлетелись во всех направлениях, а цвета завертелись, как в калейдоскопе.

Он притянул ее к себе, их сердца бились как одно, их тела были соединены. Они принадлежали друг другу. Он стоял здесь, в темноте, обнимая ее.

— Я люблю тебя, Франческа. На самом деле люблю.

Она замерла, ее голова уткнулась в тепло его шеи.

— Габриэль.

— Люблю, Франческа, очень сильно, больше, чем, я когда-либо полагал, возможно любить кого-либо. Я не знал, какими сильными могут быть эмоции. Я ничего не прошу у тебя, дорогая, не думай об этом. Я всего лишь хочу, чтобы ты знала, что я чувствую. Я хочу сказать эти слова вслух. И, как тебе известно, я также люблю твое тело.

Она нежно рассмеялась.

— Именно я была тем, кто соблазнил тебя, — ей хотелось все разъяснить. — Не единожды.

— Но не из-за отсутствия желания с моей стороны, леди, и ты прекрасно знаешь это. Я старался вести себя как джентльмен, — очень нежно он позволил ее ногам коснуться земли. — И я первым сказал тебе, что люблю тебя. Просто помни об этом, когда снова почувствуешь себя самодовольной.

Франческа чувственно потянулась, подняв лицо к звездам.

— Забери меня домой, Габриэль. Установи защитные меры для Скайлер и забери меня домой. Я хочу провести остаток этого подъема занимаясь с тобой любовью, — она усмехнулась ему с озорством. — А ты помни, когда будешь самодовольным, что именно я первая внесла это предложение.

— Это только честно, если ты проведешь время со своим Спутником жизни. Вскоре наш дом будет полон другими людьми. Я думаю, сейчас самое подходящее время остаться со мной и признаться, что совершила ужасную ошибку, взглянув на эту слабую пародию человеческого мужчины.

— Он не так плох, каким кажется в данный момент, — подлинное недоумение слышалось в голосе Франчески. И, не думая больше о Брайсе, Франческа натянула свою одежду и приблизилась вплотную к Габриэлю.

— Тогда ты согласишься со мной, что проявила недальновидность в этом незначительном вопросе до моего прихода, — сказал он с каменным лицом. — Поскольку, в конце концов, во всех остальных вещах ты демонстрировала здравый смысл.

Франческа начала смеяться, да так сильно, что была вынуждена ухватиться руками за шею Габриэля, чтобы устоять на ногах.

— Я не могу поверить, что ты оказался таким придурком после двух тысяч лет жизни. Думаю, тебе нужна подсказка как разговаривать с женщиной.

Он наклонил свою темноволосую голову к ее.

— Милая, ты хочешь услышать, как я разговариваю с тобой? — его голос был мягче, чем ночное небо. Незамедлительно ее темные глаза нашли его. Он смотрел на нее с голодом. Никак иначе нельзя было описать его взгляд. Голод. — Потому что я очень сильно хочу разговаривать с тобой, — его рука обхватила ее грудь, его большой палец скользнул нежно, настойчиво по ее напряженному соску.— Эй, ты слышишь, что я говорю тебе?

Франческа вздрогнула и обхватила его руками.

— Пошли домой, Габриэль. Скайлер необходимо провести в больнице ещё несколько дней, и я хочу каждую минутку, пока мы одни, провести с тобой. Каждую минутку, — ее рот нашёл его, являясь таким же голодным, как и его глаза.

Глава 11

Что-то ужасное происходило в городе. Франческа с трудом заставляла себя смотреть новости. Череда убийств, насилий и прочих ужасных вещей, которые вспыхнули, казалось, по всему городу. Стоял ли за всем этим Люциан? Был ли он ответственен за преступления, захлестнувшие ее обожаемый Париж? Если она и Габриэль покинут столицу, последует ли он за ними? Потому что дело было не просто в жестоких убийствах, это было ощущение города, словно какое-то зло обосновалось в нем. Что-то мрачное и злобное, притаившееся, только и поджидающее момента, чтобы поднять голову. Почему-то создавалось ощущение, что оно пропитывало город, пока не охватило всех его обитателей. На улицах завязывались драки, происходили аварии, повсюду вспыхивали конфликты.

Для Франчески очень важно было проводить с Габриэлем так много времени, как только возможно. Она жаждала быть с ним каждый подъём, когда ночь настолько красива, что перехватывало дыхание. Все утренние часы. Хотела заниматься с ним любовью, видеть, как его пристальный взгляд становится таким сосредоточенным, что она чувствовала всплеск тепла внутри себя.

Каждый миг, который только могли, они находились вместе, их единственной обязанностью было навещать Скайлер. И хотя Франческа ещё была не готова отказаться от времени, проводимого ею с Габриэлем, она понимала, что он был охотником, а газеты сообщали, что зло пробралось в ее город. Он не мог поступить иначе, как только уничтожить то, что угрожало его семье.

Габриэль шёл позади нее, тихий, как и его шаги, обнимая ее за шею. Прикосновение его ладони согревало.

— Это не Люциан, любимая. Я полагаю, Скайлер и ты являетесь мишенью для немёртвого, поскольку теперь о твоём существовании известно всем. Я подверг тебя опасности, которой тебе удавалось избегать на протяжении долгих веков. Что же касается Скайлер, то, несмотря на ее молодость, ее способности сильны, и она вышла из своего внутреннего мирка, где так успешно пряталась. Немёртвый ищет таких, как Скайлер. Нам необходимо немедля привести ее в этот дом и установить сильнейшие защитные чары.

— Брайс говорит, нужен ещё один день, — пробормотала Франческа, ощущая его руку, прикасающуюся к ней. Она всегда прекрасно чувствовала Габриэля. Его пряный запах, силу его тела, когда он двигался. Но больше всего то, как он в ней нуждался. То, как ему было необходимо дотрагиваться до нее, скользить своими пальцами сквозь ее волосы, прикасаться к ее коже. Связь между ними. Она любила, как он незаметно подходил к ней сзади и обвивал вокруг нее свои руки, оберегающе смыкая ладони поверх их ребенка.

Их дитя. Оно росло внутри нее, часть ее, часть его. Чудо, которого она никогда не ждала. Он думал, что совершил непростительный поступок, однако ей хотелось плакать от радости. Он сделал ей подарок, которому нет цены, который был пределом ее мечтаний. Франческе захотелось рассмеяться вслух над самой собой. Как это было глупо и по-детски, когда она думала, что может встретить рассвет.

Она была целительницей, сильной женщиной, прекрасно знающей свое тело. Габриэль не смог бы ее обмануть, не захоти она быть обманутой. Она охотно приняла его темное желание, десятикратно возвратив его. Он думал, что имеет над ней огромную власть, тем не менее, на каком-то уровне, она прекрасно сознавала все, что происходило. Знала. Она была не юным птенцом, она была древней. Он не смог бы соблазнить ее без ее ведома.

Был ли зов Спутников жизни так силен? Или это была притягательная сила самого Габриэля? Легенды. Мифа. Карпатца, желающего разделить ее жизнь, нет, нуждающегося в том, чтобы разделить ее жизнь. Она прислонилась к нему, ее тело нашло убежище, к которому стремилось, словно они были созданы друг для друга.

Габриэль, тень в ее сознании, удержался от напоминания, что они и были созданы друг для друга. Только друг для друга. Франческа была второй половинкой его души, его сердца. Она была его миром, поводом, из-за чего он провел две тысячи лет в темноте. Она была виновата в том, что он так яростно боролся, чтобы избавить этот мир от немертвых. Ей следует знать, что именно он был той причиной, по которой она так долго цеплялась за жизнь. Они принадлежали друг другу.

Франческа бросила на него взгляд через плечо, ее большие черные глаза были невероятно выразительными.

— Я читаю твои мысли, Габриэль, — тихо сказала она, едва заметная улыбка интригующе тронула уголки ее рта.

— Читай ты мои мысли, — коварно ответил он, — ты бы прямо сейчас залилась румянцем.

Она обнаружила, что краснеет всего лишь от звука его голоса, похожего на бархатистое прикосновение, от его дыхания. Ей не было нужды видеть картины в его сознании, такие детально яркие и всецело эротичные.

— Прекрати, у нас есть дело, которым мы должны заняться в этот подъем, — она глубоко вдохнула. — Особенно ты, — она почувствовала, как при этих словах ее сердце екнуло. Она отсылала его в город охотиться на вампира, попытаться выяснить, что происходит с ее любимым домом.

Зло расползалось по Парижу. Люциан. Тёмный ангел, падший ангел. Тотчас она почувствовала невероятную печаль и поняла, что уловила горе Габриэля, такое сильное, что пронеслось через него, как бушующий шторм.

Габриэль отвернулся, лишая ее своего прикосновение точно так же, как его сознание избавило ее от его скорби, но Франческа сразу же развернулась и захватила его в плен своими руками, обвившимися вокруг него. Успокаивающая, нежная, его целительница, его Спутница жизни. Ее сознание безошибочно нашло его, посылая волны покоя и утешения.

— Я с тобой, Габриэль, всегда с тобой. Не чувствуй себя так, словно ты одинок в своей борьбе.

— Если ты присутствуешь в моем сознании, Франческа, тогда ты должна увидеть его таким, каким он был, воином, непревзойденным никем другим. Он отдавал свою жизнь за наш народ, за человечество. Я всегда верил в него, и он ни разу не подвел меня. После всех тех сражений, всех тех случаев, когда я был свидетелем его убийств, моему сердцу все ещё трудно примириться с тем, что, я знаю, является истиной. — Габриэль взъерошил свои черные волосы, его темные глаза были полны боли. — Он сражался с вампирами ночь за ночью. Он получал множество ран, страшных ран, но все равно часто занимал мое место, когда я бывал ранен. Он двигался так быстро, вставая между мною и вампиром, когда мы сражались. Я ни разу не слышал от него ни единой жалобы, ни разу за все эти бесконечные века. Он всегда поступал правильно, не важно, чего это ему стоило, тем не менее, я поклялся уничтожить его.

Франческа тщательно подбирала слова.

— Тот, за кем ты охотишься, больше не человек, Габриэль, всего лишь пустая оболочка. То, что когда то было великим — душа, ум и сердце твоего близнеца, — давно ушло из этого мира. Ты не можешь думать о нем, как о том, кого ты когда-то сильно любил, к кому питал глубокое уважение. Это вампир, немертвый, а не твой близнец.

Габриэль поймал ее руку и прижал ее к своей груди прямо напротив сердца.

— Я понимаю, то, что ты говоришь, правда, но он не похож на немертвых, на которых я охотился и которых уничтожал на протяжении всей своей жизни. Он сохранил определенные качества, чего я никак не ожидал.

Она придвинулась к нему ближе, небольшим защитным жестом, который он оценил.

— Возможно, эти незначительные детали поспособствуют твоему падению, Габриэль. Возможно, он достаточно хитер, чтобы понимать, воспоминания могут уничтожить тебя там, где он бессилен.

Он поднес ее руку к теплу своего рта.

— Мне известно лишь то, что он был великим человеком, и я любил его очень сильно. Мы были вместе две тысячи лет, Франческа, даже на протяжении последних нескольких веков, когда сражались друг с другом. Он всегда был рядом, дотрагивался до моего сознания, делясь информацией, был вызовом в мире пустоты. Это Люциан позволил мне продолжать сражаться, когда нависла угроза темноты и шепотки силы начали взывать ко мне. Он всегда был рядом, моя миссия на этой земле. Позволить другому уничтожить его будет кощунством, да и я дал ему слово чести, — он покачал головой, его печаль была так велика, что давила на них обоих, камнем лежа на их сердцах.

— Габриэль?

Голос замерцал в его сознании, и Франческа услышала его столь же отчетливо, как и Габриэль. Голос был мягким и прекрасным. Одиноким. Обеспокоенным. Дрожь пробрала ее до глубины души. Как мог кто-то настолько злой обладать таким даром, таким оружием? Если он скомандует ей повиноваться, окажется ли она достаточно сильной, чтобы противостоять соблазну этого голоса?

— Если ты ищешь меня, Люциан, просто открой, где ты находишься, и я поспешу к тебе, — голос Габриэля был усталым, и его тон встревожил Франческу. Она изо всех сил вцепилась в его руку, напуганная, что этот обманчивый голос каким-то образом сломает Габриэля, отчего тот больше не будет верить в свои способности.

— Ты устал, брат. Я не желаю иметь нечестное преимущество, когда есть гораздо более интересная жертва. Я оставлю тебя в покое.

Контакт был разорван так легко и быстро, как и появился. Габриэль уткнулся лицом в ее тёплую шею.

— Видишь, о чём я говорю? Именно моё горе привело его сознание к моему. Он сохраняет со мной сильную связь, которую я не могу разорвать, — он поднял голову и его глаза впились в ее лицо с такой силой, что она едва смогла вынести его испытующий взгляд. — Я хочу, чтобы ты кое-что знала, Франческа. За короткий период времени, который мы провели вместе, ты дала мне больше счастья, чем я познал за все века своего существования. Для меня большая честь получить такую чудесную Спутницу жизни, женщину храбрую и красивую, когда я был знаком лишь со злом. Я никогда раньше не имел дома. Я смотрю на твоё жилище и повсюду вижу тебя. Когда я вошел в комнату, которую ты подготовила для Скайлер, и увидел, как она красива, слезы навернулись мне на глаза. Я прикоснулся к одеялу, которое ты смастерила для нее. И снова увидел тебя. Успокаивающую. Сочувствующую. Бесстрашную. Одеяло было наполнено жизнью, любовью и смехом. Я почувствовал защитные чары, чтобы держать ночные кошмары Скайлер на расстоянии. Они были сильны точно так же, как сильна и ты.

Смущенная его словами Франческа отвела взгляд от черных глубин его глаз. В некотором смысле его слова были пугающими, словно он прощался. Габриэль обхватил ее подбородок своими пальцами, удерживая ее лицо так, что его пристальный взгляд поймал ее глаза.

— Не отводи от меня взгляд. Ты заслужила заглянуть в мое сердце и душу и узнать истину моих слов. В мире больше нет никакой другой женщины, похожей на тебя. Я бы и не захотел другую. Если что-то случится со мной, я знаю, ты предпочтешь остаться в этом мире, ты будешь достаточно сильной, чтобы воспитать нашего ребёнка в любви ради нас обоих. Ты проследишь, чтобы наше дитя знало, кем я был и что я выдержал.

— Габриэль, не надо! — Франческа вырвалась из его рук. — Ты говоришь о себе в прошедшем времени. Ты уничтожишь Люциана, я знаю, ты это сделаешь.

Он медленно кивнул.

— Да. У меня нет выбора.

Франческа обнаружила, что вцепилась в его руку, и легко встряхнула его.

— Ты не веришь, что вернёшься ко мне.

— Нет, Люциан заберёт меня с собой, — его руки обхватили ее лицо. — Ты моё сердце и, куда бы ни направился, я заберу с собой воспоминания о тебе, пока не подойдёт то время, когда ты присоединишься ко мне. Достаточно того, что ты, Скайлер, и наш ребёнок будете в безопасности.

— Я твоя Спутница жизни, Габриэль. Ты настоял на ритуале, связал нас воедино, дал мне ребёнка. Ты не можешь идти сражаться с мыслью, что не вернёшься. Спутники жизни остаются вместе, — запротестовала она. Он верил в то, что говорил, и в этот же миг она поняла, он был всем, чего она желала в своей жизни. Габриэль. Ее Спутник жизни. Ожившая легенда.

Небольшая улыбка изогнула его скульптурно очерченный рот.

— Ты такая храбрая, любовь моя, ты останешься, даже когда другие не смогут. Ты познала жизнь на этой земле, что не каждому бы удалось. Ты бы никогда не оставила Скайлер, когда она в такой беде. Она должна находиться под защитой все время и вырасти, познав свою собственную силу и власть. Без тебя Скайлер вернется назад в свой внутренний мир и будет потеряна для нашего народа. Ты знаешь это. В своем сердце ты знаешь, что лишь твоя связь с ней удерживает ее с нами. Ты не можешь покинуть ее. И есть ещё наш ребёнок, растущий внутри тебя, часть меня, часть тебя. Именно ты должна вырастить и направить его, чтобы он обладал силой, которой столь многие лишены. Я бы не хотел, чтобы кто-нибудь другой занимался этим. Он должен узнать тебя, а через тебя и меня, — Габриэль нежно поцеловал ее в лоб, провел руками сквозь ее волосы.

— И ты должен быть здесь, чтобы помочь мне с этим делом, Габриэль, — ответила Франческа, стараясь сохранить выдержку. Он был спокойным. Даже безмятежным. Она чувствовала в нем глубокую печаль, а также полное принятие будущего. — Я говорю серьёзно, Габриэль. Позови других. Позови Грегори. Он великий охотник на немертвых. Тебе неизвестна его репутация, но вампиры в страхе шарахаются от него. Есть и другие, кто может помочь. Из Соединенных Штатов может прибыть Эйдан. Он внушает страх тем, на кого охотится. Могущественен и его брат, да и принц может прийти тебе на помощь. Многие могут сделать это. Люциан не сможет уничтожить их всех.

Габриэль поднес ее руку к своим губам, задержавшись на ее пульсе, бешено бьющимся на ее запястье.

— Для Люциана все это не более чем игра, Франческа. Прямо сейчас он вбирает все, что может предложить этот век, питая свой ум, но вскоре ему станет скучно, и игра начнется по-настоящему. Если я нарушу свою клятву, данную ему, своё слово чести, я не смогу жить с этим, и хуже, что он будет использовать свою силу, чтобы уничтожить всех, кто посмеет искать его. У принца есть Спутница жизни, полагаю, у остальных тоже. Их близкие также могут стать его мишенями. Мы не можем рисковать. Ты бы сама не захотела, чтобы я поступил подобным образом.

Она уткнулась лбом в его грудь, прилагая все усилия, чтобы не заплакать.

— Я страшно боюсь, Габриэль. Для меня ты сосредоточие всех замечательных качеств, но я женщина, решившая покончить со своим одиноким существованием прежде, чем ты появился. И сейчас ты думаешь, что я не только предпочту остаться без тебя, но и сделаю это на протяжении, по крайней мере, ещё двухсот лет. Одна.

— Или дольше, если потребуется. Ребёнок вполне может оказаться мальчиком. Он будет нуждаться в тебе, чтобы ты дала ему воспоминания, которые останутся с ним, пока его Спутница жизни не будет найдена.

— Ты сможешь уничтожить Люциана. Я знаю, что сможешь. Должен быть выход, Габриэль. Мы должны найти его, — она подняла голову и посмотрела ему прямо в глаза. — Я изучила твои воспоминания о нем. Знаю, что один раз ты его превзошел. Ты застал его врасплох и запер вместе с собой под землей. Он не ожидал от тебя такого, и это сработало. Нам нужно только придумать что-нибудь похожее, что-нибудь, чего он никак не ожидает. Я буду вместе с тобой. Он не ожидает, что женщина способна на подобное. Не улыбайся, Габриэль, я серьезна.

Он наклонил свою темноволосую голову и поцеловал ее. Для него она была красива во всех отношениях. Когда он смотрел на нее, она согревала его. Когда она говорила подобным образом, от ее слов таяло его сердце.

— Ты не способна причинить вред и мухе, Франческа. Ты можешь желать помочь мне, в действительности можешь даже попытаться, но целитель внутри тебя не даст тебе погубить другого. Даже немёртвого. А Люциан не похож на большинство вампиров, которых ты видела или о которых слышала. Он красив и более смертоносен, чем все остальные. Засомневайся на минуту, и он убьёт тебя. Я никогда не позволю этому произойти.

— Тогда не выступай против него, пока мы не придумаем план, который сработает, — решительно заявила Франческа. — Я не отдам тебя ему так легко. Ни за что, Габриэль. Ты должен уничтожить его и жить.

— Мы были связаны между собой в течение двух тысяч лет, — печально ответил он.

— Сейчас связаны мы. Что произойдет с тобой, то же случится и со мной. Я не позволю ему забрать тебя с собой, — яростно промолвила она. Ее шелковистые волосы разлетелись во все стороны. — Он не получит тебя, Габриэль. Он использует свой голос, чтобы погубить тебя, использует твои собственные воспоминания. Ты древний, и сила твоей любви велика. Он знает, что ты испытываешь к нему чувства, в то время как он — нет. В этом его преимущество. Ты должен разделить то, что осталось на земле, от того, что потеряно для тебя. Он больше не Люциан, твой близнец, твой герой, он подлый и отвратительный, и это был его выбор.

Габриэль покачал головой.

— Как бы мне хотелось, чтобы это было правдой, любимая. Это сделало бы мою миссию более легкой, но у Люциана не было выбора. Он ждал так долго из-за меня, давно пропустив то время, когда мог бы встретить рассвет. Он ждал, чтобы защищать меня, несмотря на то, что потерял свои эмоции за несколько веков до того, как эта участь постигла меня. Он ждал так долго ради моего блага. В конце концов, он оказался не в состоянии сделать рациональный выбор. Он был слишком близок. Он поднялся без меня… и это свершилось, — Габриэль со стыдом уронил голову. — Я боролся с демоном. Он был со мной бесконечно, зовя, нашептывая, что для меня все потеряно. Я думал, что поднимусь немертвым, если не предпочту встретить рассвет. Вокруг нас было столь много смертей, так много жестокости. Я часто задаюсь вопросом, не моя ли борьба подтолкнула его к краю.

Франческа обвила руками его шею.

— Не поступай так с собой, Габриэль. В нашей жизни и так хватает трудностей, чтобы взваливать на себе ещё проблемы других. Ты должен выполнить последнее желание Люциана и уничтожить его. Помни о своем настоящем брате, о том, с кем ты делил свою жизнь в течение этих двух тысяч лет. Он сражался, защищая тебя, чтобы ты смог найти меня, что ты и сделал. Твой настоящий брат хотел бы твоей жизни, а не смерти.

Он погладил шелковистые эбеновые пряди, спадающие вокруг ее лица.

— Ты дала мне пищу для размышлений, Франческа. Однако, я должен этой ночью поохотиться на более слабых вампиров, которые наводнили город. Они — отвратительное зловоние в воздухе, которое невозможно игнорировать.

— Мне надо отослать одеяла и сделанные витражи, которые я создаю. У меня есть бизнес, которым надо управлять, — сказала Франческа. Она старалась думать о повседневных вещах, чтобы не бояться того, что Люциан может сделать Габриэлю.

— Нет никакой причины для волнений, — тихо сказал он, его голос был волшебным и таким чистым, что Франческа мгновенно почувствовала себя лучше. Он был подобен легкому бризу, дующему сквозь ее тело, уносящему жуткий страх.

Франческа знала, что он использует свой голос, свой магический голос, чтобы помочь ей, но не возражала. Она прижала руки к животу и подумала об их ребенке, для большего спокойствия. Габриэль, как и прочие представители их расы, полагает, что она носит мальчика. Однако она знала, что носит в себе драгоценную девочку. У нее будет дочь. Хрупкая. Такая невероятно уязвимая. Франческа глубоко вдохнула и медленно выдохнула. Был ли их ребенок столь редкой девочкой, поскольку ей удалось изменить хоть на короткий период химию своего тела достаточно для того, чтобы иметь возможность прогуливаться под Солнцем? Как целительнице, ей было крайне важно найти ответ на этот вопрос. Девочки были столь нетипичны в их расе, и лишь немногим из них удавалось пережить девятимесячный период беременности. Одна в сто лет могла сделать это, тем не менее, ей по-прежнему приходилось сталкиваться с трудностями на первом году своей жизни. Франческа не желала быть вынужденной столкнуться с этой борьбой без Габриэля. Она не хотела потерять своего ребенка и не иметь рядом с собой его, твердую скалу, на которую можно было бы опереться.

Глаза Габриэля встретились с ее во внезапном понимании. Он притянул ее к себе, почти сминая ее изящное тело своими руками. В то же время держа ее так нежно, что ей хотелось плакать.

— Это невозможно. Наша семья произвела на свет всего одну дочь за восемьсот лет. Да и это было почти тысячу лет назад, и она не выжила. Мы не можем оказаться настолько благословенными, чтобы иметь девочку.

Франческа прижалась к нему, впитывая тепло его кожи, его мускулистого тела, так отличающегося от ее.

— Я исследовала ее чуть раньше, когда ты уходил питаться. Ребенок — девочка, и она упорно цепляется за жизнь. Я не хочу проходить это испытание в одиночку, Габриэль. Найди способ остаться в живых ради нас. И ты прав насчет Скайлер. Без моей помощи, без ее веры в меня она ускользнет обратно в себя. И тогда мы точно упустим одного из наших мужчин к немертвым. Даже более того, мы останемся без яркого редкого сокровища.

Он зарылся лицом в шелковистую завесу ее волос.

— Я не могу поступить иначе, как подчиниться твоему приказу, моя любовь. Это мой долг — проследить за твоим счастьем. Я найду способ.

Он не шутил. Она слышала решимость в его голосе. Усталость ушла, как и смирение со своей собственной гибелью. Люциан владел Габриэлем на протяжении двух тысяч лет, но Франческа не собиралась с легкостью отдавать своего Спутника жизни его порочному близнецу. Она будет бороться каждой клеточкой своего тела, каждым оружием, какое есть в ее арсенале, чтобы удержать его рядом с собой. Люциану не победить. И не имеет значения, что он был братом Габриэля и в прошлом великим человеком, сейчас он являлся самой величайшей угрозой ее семье. Она найдет, как бороться с ним. Такой способ должен существовать. Так или иначе. Такой способ должен быть.

Они ещё несколько лишних минут держались друг за друга, каждый знал мысли другого, каждый был решительно настроен найти способ уничтожить величайшего вампира.

— Ты должен идти, — наконец через силу прошептала Франческа. — Мне самой столько всего необходимо сделать в этот подъем, кроме того, я обязана уделить внимание Скайлер. Я пренебрегла столькими своими обязанностями.

Улыбка Габриэля была ленивой и сексуальной, заставляющей замирать сердце.

— Я невероятно доволен, что в состоянии отвлечь тебя.

Франческа обнаружила, что краснеет безо всякой причины. В тот же миг она опустила голову, чтобы волосы упали ей на лицо, защищая ее. Он тихо рассмеялся.

— Моя красавица, не могу поверить, что ты краснеешь после всего, что между нами было.

— По крайней мере, ты не упомянул про мой возраст, — сказала она.

— Я не то, чтобы неуравновешенный, хотя должен тебе признаться, что у меня нет сколь-либо большой практики в отношении женщин, — он поклонился ей необычайно изысканно, от чего у нее, как всегда, захватило дух.

Франческа уставилась на него.

— Иди уж, Габриэль, у тебя опять появился этот взгляд, а я много чего должна сегодня сделать.

Его рука собственнически прошлась по ее длинным черным волосам.

— Нет ничего более важного, чем удовлетворение потребностей твоего Спутника жизни, — его лицо было невинным и невероятно серьезным.

Франческа моргнула, а затем наградила его одним хорошим сильным толчком.

— Иди и скажи это прошлому столетию, древний. Я современная женщина с многочисленными обязательствами.

— Ты женщина, пользующаяся большим спросом у мужчин, и я начинаю находить это неприятным.

Ее бровь приподнялась.

— Неприятным? — переспросила она. — Неужели я слышу в твоих словах замаскированную угрозу?

Он наклонил голову и поцеловал ее.

— И совсем она была не скрытой, — его усмешка была одновременно и мальчишеской, и соблазнительной. — У меня не слишком хорошо получается признаваться, что я обеспокоен теми, кто ищет твоего внимания, когда есть я — твой Спутник жизни. Как древний, я обязан был бы быть выше таких тривиальных вещёй.

Франческа обнаружила, что смеется.

— То, что ты выше, согласна, но вот выше чего, я не уверена.

— Береги себя сегодня, Франческа, — предупредил Габриэль, направляясь через комнату к дверям. — Ты должна всегда помнить, что сейчас являешься целью так же, как и Скайлер.

— Я пошлю сообщение семье Эйдана с просьбой не задерживаться. Таким образом, когда Скайлер окажется дома, она может быть защищена в то время, пока мы спим, — ее темные глаза внезапно стали встревоженными. — Габриэль, не позволяй Люциану подрывать твою уверенность в самом себе. Я действительно нуждаюсь в тебе, как и наш ребенок. Наши дети.

Он замер у двери, оглянувшись на нее, его мир, единственную радость, которую он знал.

— Я очень люблю этот твой дом, — тихо ответил он.

Она смотрела, как он уходил.

— Наш, — поправила она, зная, что он все ещё слышит ее, хотя дверь за ним закрылась. Слух Габриэля был феноменальным, к тому же, он часто делил ее сознание.

Это был их дом, их жизнь. Габриэль должен отделить себя от своего близнеца, если хочет выиграть грядущую битву. Франческа аккуратно сложила одеяла в большие коробки, когда ей в голову внезапно пришло, что Люциан вполне может выманить его из города, подальше от нее. Ее рука в защитном жесте взметнулась к горлу.

— Прекрати волноваться по поводу того, что ещё не произошло, — изрядная доля любви прозвучала в голосе Габриэля. Напоминая ласку.

Она посмотрела на себя в зеркало.

— Прекращай предаваться мечтаниям и принимайся за работу. Тебе ещё многое предстоит сделать, а времени на это отведено мало, — она была невероятно сурова сама с собой, но закручивающееся тепло постепенно овладело ее телом, едва теплый смех Габриэля тихим эхом отозвался в ее сознании.

Франческа завершила так много дел, как только могла. Она приняла заказы на свои изделия из цветного стекла и одеяла. Отправила те, которые уже завершила, и педантично оплатила свои счета. Были и приюты с больницами, куда надо было позвонить. Была благотворительность, которой она пренебрегала, и друзья, с которыми она желала поддерживать связь. Но поскольку они поднялись поздно и провели уйму времени за разговорами, было уже слишком поздно, и звонить большинству не позволяли правила приличия. Каждый ее разговор был кратким, но очень оптимистичным. Это было необходимо, чтобы на все времена сохранить видимость, что она является человеком. Она прочно укоренилась в обществе, и исчезнуть из него будет не так-то и просто. Ее связи могут оказаться полезными для Скайлер.

Как только с телефонными переговорами было покончено, Франческа поехала в больницу, сканируя окружающую ее местность на протяжении всего своего пути. Она волновалась о Скайлер, что что-нибудь может расстроить их осторожные планы в отношении нее. Она испытывала смутное беспокойство с того момента, как повстречала репортера. Что-то в нем сильно беспокоило ее. Он относился к тому типу мужчин, которые могли доставить ей огромные проблемы.

Она вошла в больницу, поприветствовав медсестер легким взмахом руки, и направилась по коридору к палате Скайлер. Ее сердце упало, когда она уловила присутствие репортера, скрывающегося всего в нескольких футах от комнаты. Франческа на мгновение замерла и взмахнула рукой, создавая иллюзию самой себя, в то время как сама растворилась. Она послала свой нежный музыкальный голос вперед себя, чтобы казалось, что ее тело быстро движется по коридору, обращаясь к невидимой медсестре за углом.

Репортер тотчас же повернул голову, поймав проблеск ее изящного тела и длинных волос. Он поспешил вниз по коридору в попытке перехватить ее. Франческа тихо рассмеялась, поджидая, пока он не исчезнет из виду, прежде чем войти в комнату Скайлер.

Девочка повернула голову, ее нежные бархатисто-серые глаза были огромными и красивыми. В ее глазах светилось радушие, которого ранее там не было.

— Я ждала вас, — ее голос был сильнее, и Франческа заметила, впервые за все время, каким мелодичным он был. — Я думала, вы никогда не придете.

— У меня было довольно много работы, которую необходимо было сделать, — сказала Франческа, садясь и дотрагиваясь до руки Скайлер. — Я создаю витражи, а также стеганые одеяла для нуждающихся людей.

Едва заметная улыбка изогнула рот юной девушки.

— У меня здесь был друг, который составил мне копанию, — она прижала к себе плюшевого волка. — Мне понравилось, как вы это сказали. «Нуждающиеся люди». Люди, подобные мне. Я заметила, что вы заставляете меня чувствовать себя так, словно все будет хорошо. Иногда, когда мое сознание погружается в хаос, я думаю о вас и чувствую вас в своем сознании, — ее длинные ресницы опустились, скрывая выражение глаз, но Франческа держала ее за руку и могла читать ее смешанные чувства. Девочка старалась примириться с мыслью снова вступить в жизнь.

— Я буду с тобой на каждом шаге этого пути, Скайлер, — нежно заверила она ее. — Ты не будешьодинока, и от тебя не будут ожидать больше того, с чем ты сможешь справиться. Я вижу, ты волнуешься по поводу школы. Не стоит думать об этом прямо сейчас.

Скайлер отвернула лицо к стене.

— Доктор Брайс сказал, что я должна буду сразу же пойти в школу, чтобы не отстать. Мне не хотелось говорить ему об этом, но я едва ли смогу пойти в школу. Я другая. Я никогда не смогу вписаться в коллектив.

— Ты другая, — подтвердила Франческа, — но в этом нет ничего плохого. Школа не имеет значения. Ты одарена, фактически, невероятно умна. Мы можем нанять для тебя репетиторов, да и я смогу помочь, когда в этом возникнет необходимость. Совершенно не о чем волноваться. Доктор Брайс хороший человек и хочет для тебя только лучшего, но не имеет ни малейшего понятия о твоих особенных талантах и способностях. Он не понимает, на что это похоже — быть женщиной и перенести надругательства, как это было с тобой. Он не понимает, на что это похоже — быть ребенком и не иметь защиты, никто не любил тебя безоговорочно. Он не имеет права голоса в твоем будущем, Скайлер.

Пальцы Скайлер переплелись с ее, небольшое свидетельство ее нервозности.

— Мне не нравится здесь. Я никогда не чувствую себя в безопасности, когда нет рядом вас или… — она замолчала, словно совершила нечто плохое. — Иногда тот другой дотрагивается до моего сознания, и я чувствую себя более спокойной.

Сердце Франчески ёкнуло.

— Не Габриэль?

— Он где-то здесь, но это совсем иное. Тот другой никогда ничего не говорит, он просто присутствует, дотрагивается до меня, но я могу чувствовать, что я не одна, и он приходит лишь тогда, когда я очень напугана. Например, когда у меня ночной кошмар, и я просыпаюсь. В середине дня здесь побывал незнакомец. Он мне не понравился, я была так напугана. Именно в этот момент тот другой дотронулся до меня. Прикосновение было успокаивающим и утешающим.

Франческа прикусила губу. Этим другим мог быть только Люциан. Был ли он настолько силен, что смог победить дневной свет и, дотянувшись, дотронуться до Скайлер, когда она была так напугана? Был ли он уже так связан с ней, что смог прочитать ее страх, даже когда его силы так ничтожно малы? Она втянула воздух в свои легкие, сохраняя спокойствие.

— Что за незнакомец входил в твою комнату?

— Мужчина. Он задавал мне о вас множество вопросов, но я не ответила и не смотрела на него. Я отступила, как поступаю всегда. Внутрь себя, — Скайлер продолжала смотреть на стену, словно слегка стыдилась себя. Ее пальчики стискивали игрушку с такой силой, что побелели костяшки. — Не знаю, смогу ли я удержаться от этого, когда очень боюсь.

Франческа нежно откинула волосы с ее лба. Она не могла дождаться, когда заберет ребенка домой, где та будет окружена любовью, женскими безделушками. Она не могла дождаться сделать что-нибудь с ее роскошными волосами, которыми пренебрегали так долго.

— Он репортер, милая, ничего более. Кто-то рассказал ему про меня историю, и он решил написать статью. Это никак не связано с тобой, но я позабочусь, чтобы с этого момента у твоей двери постоянно находилась охрана. Никто больше не войдет, — ей следовало бы установить охрану задолго до этого.

Тихий звук вырвался из горла Скайлер, нечто среде между смехом и плачем.

— Охрана? Не думаю, что вам стоит заходить так далеко. Думаю немного поздновато для охраны.

Франческа наклонилась над подростком и прикоснулась к ее лбу своими губами в небольшой ласке.

— Какая же ты глупышка, юная леди, если думаешь, что слишком поздно для охраны. Ты прекрасна и уникальна, редкое сокровище. Я намереваюсь защищать тебя и держать в безопасности постоянно. Нечего этому идиоту-репортеру вламываться в твою больничную палату и задавать тебе вопросы.

— Он спрашивал о странных вещах. Он хотел знать, видела ли я вас когда-нибудь в дневные часы. Разве не странно спрашивать о таком?

Внутри Франчески все замерло. Во всем Париже найдется множество людей, которые бы подтвердили, что они видели ее на протяжении дневных часов, также были фотографии, подтверждающие это. Ее фотографии с различных благотворительных вечеров не один раз появлялись в газетах. Репортер вскоре потерял бы к ней интерес, будь он не более чем обыкновенным писакой, она бы не соответствовала профилю того, что он искал. Но если он не простой журналист, если он член общества, охотящегося на представителей карпатской расы, ищущий доказательства их существования, ей необходимо об этом знать.

— Франческа? — голос Скайлер звучал устало и несчастно. — Я хочу отправиться с тобой домой. Когда я смогу уйти отсюда? Все пугает меня, даже доктор Брайс, а я знаю, что он желает только добра. Я просто не могу находиться рядом с ним больше. Он не чувствует ко мне расположения, как вы.

Скайлер была очень чувствительна к эмоциям остальных. Все интриги вокруг нее становились более интенсивными. Франческа должна заставить Брайса дать согласие забрать ребенка домой. Ей придется встретиться с ним лицом к лицу и, если потребуется, воспользоваться силой своего голоса. Они смогут лучше защитить ее, если она будет в их доме.

— Я думаю, ты права, милая. Я отыщу доброго доктора и получу его разрешение тебе уйти. Ты полюбишь дом. Он большой и просторный, заполненный многочисленными книгами и сокровищами.

— Я раньше видела витражи в церкви. Это то, что вы делаете?

— Большую часть времени я создаю витражи для частных домов. Иногда меня просят сделать окна для церкви или собора. Но больше всего мне нравится творить для домов. Я хочу знать о людях все и прочувствовать, кто они такие и в чем нуждаются. Я стараюсь заключить в узорах ощущения безопасности и покоя. — Франческа небрежно пожала плечами. — Иногда мне это удается.

— Вы сможете научить меня, как это делается? — в ее голосе слышался интерес. Настоящий интерес. — Раньше я рисовала картины с изображениями волков. Они так прекрасны. Я прочитала о них все, что смогла найти. Вот почему я люблю своего голубоглазого волка. Я всегда хотела изучать их, но понимала, что это никогда не произойдет. Не здесь, в любом случае. Но, может быть, мне удалось бы запечатлеть их образы в витражах.

— Ты можешь заниматься всем, чем захочешь, Скайлер, абсолютно всем. Если ты желаешь изучать поведение животных, я на все сто процентов за тебя. И я знаю, ты можешь создавать витражи. Я с радостью буду работать с тобой. Сейчас же отдыхай, а я пойду и поищу Брайса, — она нежно потрепала волка и, наклонившись, поцеловала девочку в лоб, прежде чем уйти.

Глава 12

Франческа, прикусив губу, аккуратно зарыла за собой дверь в палату Скайлер. Репортер уже её поджидал, в чем она ни капли не сомневалась. Она слышала звук его шагов, его беспрестанную ходьбу. Она знала о его решимости встретиться с ней лицом к лицу ещё во время разговора со Скайлер. Хорошо, ей так же хотелось этого. Франческе была нужна информация, а поскольку он удобно расположился за дверью, ей не придется искать его.

Мужчина развернулся с решительным выражением лица.

— Мне необходимо поговорить с вами.

Улыбка Франчески была загадочной и доброжелательной.

— Чем могу вам помочь?

Он пожирал её глазами, его взгляд нескромно скользил по её телу. В ней было что-то такое, что заставляло его чувствовать себя слегка безумным. То, как она смотрела, покачивание её бёдер, знойная улыбка. Он никогда не видел женщину, которая тронула бы его так, как это сделала она. Он любил женщин, когда они знали свое место, поэтому всегда покупал права на их тела и поддерживал отношения между ними всецело деловыми. Без суеты, без эмоциональных затруднений. Но эта отличалась от обычных женщин. В ней было что-то загадочное и сексуальное. Он мог беспрестанно смотреть в её глаза, вечно слушать звук её голоса. Неожиданно все его подозрения показались ему совершенно нелепыми. Не существовало никаких вампиров, охотящихся на представителей людской расы. Она была женщиной, одаренной необычными способностями, и он хотел защитить её ото всех, кто ищет её с целью последующего изучения.

Глядя репортеру прямо в глаза, Франческа чувствовала силу Габриэля, текущую через неё. Она не была похожа на её собственную, она была более агрессивной. Габриэль желал убедиться, что этот мужчина никогда не причинит ей боли, что он даже покончит с собой, чтобы спасти её. Он проделал это с легкостью, как и все прочее, приказы перетекали через её сознание в душу репортера. Она не представляла, как Габриэлю удается все это делать. Он помогал ей, одновременно охотясь на немёртвого и высматривая ловушки на своем пути. Он оказался способным действовать на нескольких уровнях одновременно, даже когда ставка была страшно высока: его собственная жизнь.

— Ничто не является более важным для меня, чем твоя жизнь, — его голос постепенно затихал, словно он где-то двигался.

Франческа не стремилась поддерживать связь между ними. Она хотела всецело сосредоточиться на репортере. Ей было необходимо узнать все, что он знал об обществе, частью которого был, об обществе, которое охотилось и убивало одинаково людей и карпатцев, называя их вампирами. Она улыбнулась ему.

— Вы Вудс, не так ли? Барри Вудс? Вы сказали, что являетесь репортером. Мне жаль, что так получилось прошлым вечером. Я страшно торопилась, было назначено ещё столько встреч, что едва могу припомнить, о чем точно мы разговаривали. Обещаю, что сейчас уделю вам все свое внимание. Не хотите пройти куда-нибудь и выпить по чашечке чая или чего-нибудь ещё?

— Не дави, Франческа. Он очень восприимчив к тебе, и само по себе это может стать опасным, — на сей раз в голосе Габриэля слышалось отчетливое рычание.

Она вздернула подбородок, хотя знала, что он не может её видеть.

— Уходи, я справлюсь с этой проблемой сама. У тебя есть задачи и поважнее, — она проговорила это слегка надменно, отрывисто-резко, советуя ему отстать.

Барри Вудс взирал на неё, открыв рот, удивляясь, что она энергично искала его. Она наклонилась чуть ближе, окутывая его своим загадочным ароматом.

— Вы больше никогда не предпримите попыток снова увидеть Скайлер Роуз, — приказ был одним из сильнейших, когда-либо отдаваемых ею.

Франческа знала, что он принял её власть, но при всем при этом она все равно направила репортера к одной из пустеющих комнат с намерением добиться его повиновения, взяв его кровь.

— Ты не посмеешь! — команда была резкой и властной. Сейчас Габриэль не шутил. Угроза была вполне реальной. — Именно я прослежу за тем, чтобы этот паяц не причинил вреда нашей девочке, ты же не будешь делать этого.

Раздраженная Франческа решила не спорить с тиранией Габриэля. И сразу же почувствовала, как тот расслабился, ощутила его удивление и покачала головой над глупыми особенностями мужчин.

— У вас, вроде бы, было несколько вопросов, которые вы хотели мне задать? — тихо спросила она, глядя Барри Вудсу прямо в глаза. — Или у вас есть информация, которая, как вы полагаете, будет очень важна для меня?

Он чувствовал, как проваливается, все глубже и глубже, пока не оказался привороженным настолько, что желание остаться там навсегда полностью захватило его. Он прочистил горло, не в силах… не желая… отрываться от красоты этих глаз.

— У меня есть друзья, которые слышали о вас кое-какие слухи. Они опасные люди. Мы охотимся на вампиров. На настоящих вампиров, а не на тех выдуманных киноиндустрией созданий. Никто кроме нас не верит, что эти создания на самом деле существуют. Мы собираем доказательства на протяжении многих лет. Нам просто необходимо заполучить одного из них, тело, что-нибудь материальное, чтобы заставить мир относиться к нам серьезно. Прямо сейчас все думают, что мы фанатики, психи, над которыми смеются, но мы ученые и пытаемся спасти мир.

Франческа окутала его волнами тепла, затопляя одобрением, мыслью, что она верит ему и в то, что он делает. Он пришел в себя весь в поту, но его взгляд продолжал оставаться в плену её глаз. Ему хотелось выполнять все её желания, все возможное, чтобы сделать её счастливой. Ему хотелось, чтобы она верила в него. Она наклонила голову на бок, так что её волосы соблазнительным водопадом шелка рассыпались по её плечу и спустились ниже талии.

— С какой стати кому-то думать обо мне подобные вещи? Я уже довольно долгое время живу в этом обществе и участвовала во многих мероприятиях. Думаю моя жизнь просто открытая книга. Совсем нетрудно найти тех, кто знает меня.

Вудс наклонился вперед, желая слышать чистоту её голоса или, может быть, дотронуться до её волос. Он, действительно, и сам был неуверен, что именно в данный момент было для него самым важным.

— Я полагаю, что смогу откопать неоспоримые доказательства, что вы не вампир, — нотки юмора слышались в его голосе. Мысль о ней, входящей в ряды немертвых, была совершенно смехотворной. Он сможет убедить своих товарищей, что они ошибаются насчет неё и что её надо вычеркнуть из их списка.

— Как много здесь ваших? — начала мягко выспрашивать информацию Франческа. — Какие ещё имена присутствуют в вашем списке потенциальной угрозы? Возможно, я смогу помочь вам?

— Сейчас мы вынуждены защищать себя. Мы потеряли многих наших лучших людей. Это война, настоящая война, между ними и нами. Мы знаем лишь некоторые имена друг друга, наши встречи малочисленны. Чтобы обмениваться сообщениями, мы используем номера телефонов и интернет-сайты. В том случае, если в наши ряды кто-либо проникнет, мы потеряем лишь немногих.

Франческа видела, что по какой-то причине он готов назвать имена тех, кто включен в список вампиров, хотя был крепко пойман в ловушку её принуждения. Она протолкнулась чуть дальше в его сознание и нашла странный феномен. После чего незамедлительно потянулась к Габриэлю и поделилась информацией с ним, озадаченная тем, что обнаружила в сознании Барри Вудса.

— Он подвергся какой-то разновидности сильного гипноза, — предположил Габриэль. — Ты, правда, способна обойти его, но у него могут остаться воспоминания. Я удалю все следы твоего присутствия из его памяти. Не так трудно извлечь информацию из его ума. Он никогда не узнает об этом.

— Тогда вперед, Габриэль. Я не хочу, чтобы он ещё дольше занимал мое время, — Франческе хотелось разобраться с делами и вернуться к Габриэлю. Ей не нравилось, когда он находился в городе, охотясь на немертвых. Ей хотелось, чтобы он был в безопасности их дома. Ей хотелось, чтобы Скайлер оказалась внутри безопасных стен их дома. Ей хотелось, чтобы репортер ушел.

— Ты случайно не пытаешься отвлечь меня от моего дела своими шаловливыми мыслями? — в голосе Габриэля чувствовалась затаившаяся нежность, ласкающая стенки её сознания, наполняющая её тело теплом и возбуждением.

— Шаловливыми мыслями? Тебе необходимо обследование, мой мальчик. Мир твоих фантазий, кажется, с каждым прошедшим днем все разрастается и разрастается. Я хочу, чтобы ты был дома, чтобы вынести мусор, — она смотрела прямо на Барри Вудса, чтобы Габриэль мог воспользоваться ею, как инструментом, смог «увидеть» репортера и извлечь из его разума информацию, в которой они так нуждались. Поддразнивания Габриэля подняли её дух, создали у неё впечатление прохладного чистого бриза, пронесшегося через её разум и стирающего все её заботы.

Франческа улыбнулась репортеру. Габриэль получил то, что они хотели, и сейчас настало её время усилить её самую важную команду. Она наклонилась вплотную к нему так, что её глаза оказались в непосредственной близости от его.

— Вы никогда, ни при каких обстоятельствах, не приблизитесь больше к Скайлер, — и тот час же почувствовала силу Габриэля, движущуюся в её сознании, быструю и смертоносную, нерушимую, неумолимую. Он использовал свою собственную команду, сильнее той, что она когда-либо могла отдать. Репортер будет защищать её, проследит, чтобы и остальные оставили её в полном покое.

Франческа покачала головой над неистовством этой команды, но чувствуя себя при этом любимой им. Лелеемой.

— Ты и так лелеема. А сейчас займись тем, чем обычно занимаются женщины, что не будет заставлять меня беспокоиться.

— Кто бы говорил! — она постаралась казаться возмущенной, хотя своими глупостями он заставлял её смеяться.

— Это не глупости. Это приказы твоего Спутника жизни, ты обязана слушаться и повиноваться, — это прозвучало очень высокомерно, но вполне в духе Габриэля.

— Ты снова выставляешь напоказ свой возраст. Ты проснулся в двадцать первом веке. Женщины больше не слушаются и повинуются, как это ни неприятно для тебя. У меня есть работа, которой я должна заниматься, да и ты находишься в заплесневелом и пропахшем мокрой грязью месте. Чем ты занимаешься?

— Выполняю секретный мужской ритуал.

Франческа обнаружила, что смеется вслух. Вудс напугал её, улыбнувшись и потянувшись, чтобы пожать ей руку. Она почти забыла про его существование.

— Огромное спасибо, что уделили мне время, я получил истинное наслаждение от чая, — он говорил оживленно и по-деловому. Габриэль добился его повиновения, и репортер поступал именно так, как ему было велено. Он покидал Франческу и отправлялся к своим друзьям сообщать о своих выводах. Они поверят ему. Франческа была человеческой женщиной, хоть и с необычными способностями, но она ходила под солнцем и пила чай. Вудс не сомневался, что разделил его с ней.

Франческа мягко улыбнулась.

— Рада была встрече, мистер Вудс. Удачи в работе.

Она развернулась и молча пошла по коридорам, разыскивая Брайса. Он частенько спал в одной из пустых палат, если ему приходилось работать весь день и далеко за полночь. Когда он не посещал общественные мероприятия, Брайс большую часть своего времени проводил в больнице. Она уловила его запах и безошибочно повернула к небольшой комнате в конце коридора. Это было одно из его любимейших мест укрытия.

Габриэль молчаливо двигался через кладбище — место, где он в течение столь многих лет был заперт под землей. Возле раскрытых могил лежала разбросанная земля, а памятники, чтобы не мешали, были убраны. Он покачал головой, раздумывая над перипетиями жизни. Сотни лет назад никому бы и в голову не пришло потревожить могилы подобным образом. Это было бы настоящим кощунством. Зло прокралось в Париж, и оно спало на этом древнем кладбище, которое содержало в себе так много тел мертвых.

Двигаясь через кладбище подобно молчаливому привидению, он размышлял о том давнем сражении, почти два века назад. Он нашел Люциана присевшего возле своей жертвы — мужчины лет тридцати. Жертва была обескровлена, безжизненная тряпичная кукла, которую Люциан небрежно бросил на землю, когда повернулся, чтобы противостоять Габриэлю. И как всегда Габриэль был поражен элегантностью своего брата-близнеца, тем, как молчаливо тот двигался. Ни на его одежде, ни на зубах или ногтях никогда не было не единого пятна крови. Он всегда был безупречен. Ничто в нем не выделялось, в то время как он был настоящим чудовищем, а не легендарным охотником, о котором шепотом говорил его народ.

При одном воспоминании о своем брате, высоком и элегантном и таком аристократичном, волна любви пронеслась через Габриэля. Он этого так давно не чувствовал, только помнил эмоции, но сейчас они были сильнее и острее, чем когда-либо. Габриэль опустил голову. Люциан. Его брат. Горе с такой силой захлестнуло его, что ему пришлось решительно встряхнуть головой, чтобы прочистить её. Вот в этом-то и была его собственная погибель. Его разум должен быть чист и сосредоточен на одной охоте. Он нуждался во всех преимуществах, чтобы разузнать планы злобных немертвых. Здесь они обладали силой.

Ему на глаза попалась могила, и он подошел осмотреть её. Недавно выкопанная, одна из самых последних на кладбище. Тяжелое оборудование ещё не дотянулось до этого уголка, так близко от каменной стены. Он прикоснулся к земле и мгновенно ощутил вибрацию разрушительных сил. Будучи прекрасно настроенным на зло, он отдернул руку. Сама земля, казалось, стонала от прикосновения гнусной мерзости. Он продолжил сидеть на корточках, в то время как его глаза быстро скользили по земле кладбища, а чувства разлетелись во все стороны, сканируя территорию вокруг него.

Габриэль вздохнул. Он услышал тихое шарканье ботинок по грязи, тяжелое дыхание упыря, созданного вампиром. Опасные создания, упыри, жили, чтобы служить своим хозяевам, пируя на зараженной крови и плоти людей. Они были порочными и безжалостными. Габриэль затаился, его сила все нарастала и нарастала, собираясь, пока не протекла через него и не вылилась в воздух вокруг него.

Упырь приблизился сзади, шарканье раздалось ближе, выдавая злое существо, неуклюжее, но очень хитрое и невероятно сильное. Человек оказался бы в страшной опасности, столкнись с миньоном вампира. Габриэль был одним из древних, более могущественным и многоопытным, чем всерьез предполагал упырь. Как только абсурдное создание сократило между ними расстояние, Габриэль развернулся, обхватил деформированную голову руками и повернул её с силой, достаточной, чтобы сломать шею. Раздавшийся треск показался невероятно громким в тишине ночи. Монстр громко завопил, размахивая руками, но Габриэль растворился, его скорость была слишком велика для жуткой марионетки.

От боли и гнева упырь визжал с жестокой яростью животного. Он двигался резкими, прерывистыми шагами, разворачиваясь своим телом то в одну, то в другую сторону, разыскивая Габриеля, ища его так, словно был запрограммирован на это. Его голова болталась под неестественным углом, и он постоянно пускал слюни. Габриэль появился перед ним, погрузил руку в его грудную клетку и вынул уже мертвое сердце. Незамедлительно в землю ударила молния, превращая тело в пепел. Габриэль зашвырнул разлагающийся орган в бело-синию прожилку и направился прочь, покачивая головой в ужасе от давно умершего создания.

Их присутствие он почувствовал задолго до того, как увидел. Три вампира молчаливо направлялись к нему, скользя по воздуху, их ноги не касались поверхности земли. Он вдохнул запах их вонючих отравленных тел. Потом повернулся и встретился с ними лицом к лицу. Они оказались старше, чем ему бы хотелось, и могущественнее.

— Что ж, милости прошу ко мне, — тихо проговорил он. — Я подарю вам темную смерть, которая освободит вас от выбранного вами пути.

Брайс сел, когда Франческа едва слышно произнесла его имя. Проведя рукой сквозь волосы, он посмотрел на неё вопросительным взглядом.

— Франческа, не ожидал сегодня увидеть тебя, — он встал на ноги и разгладил помятую одежду.

Франческа заметила, что его костюм был в пятнах. Раньше он всегда был безукоризненно-дотошным в отношении своего внешнего вида. Это поразило её. У него даже начала виднеться легкая щетина, что в прошлом у Брайса всегда вызывало отвращение. Он всегда был маниакально одержим своей внешностью. Он часто говорил, это от того, что он часто посещает множество собраний и пресс-конференций. Поэтому ему необходимо знать, что он всегда выглядит хорошо.

Чувство вины охватило её. Неужто она стала причиной этого? Была ли она орудием его погибели?

— Я хотела видеть тебя, Брайс. Мы долгое время были друзьями, — Франческа тихо вздохнула. Из уважения к их дружбе она никогда не «читала» его сознание, если конечно дело не касалось пациента или случая, когда он нуждался в помощи. Для неё было важно быть с Брайсом как можно более человеком, как только это возможно. Сейчас её искушало желание заглянуть в его душу. Все ли с ним будет в порядке? Действительно ли она разбила ему сердце? А может ей следовало бы вложить в его сознание легкое принуждение, чтобы он забыл её?

— Я не уверен, что мы ещё являемся друзьями, — ответил он. — Ладно, пошли отсюда туда, где поспокойнее и где мы сможем обо всем поговорить.

Франческа оглядела комнату.

— Здесь довольно тихо, Брайс, — по какой-то странной причине Франческе не хотелось покидать больницу вместе с ним. Габриэль был где-то в городе, охотился на вампиров. Ей требовалась охрана для палаты Скайлер, и пока она не была уверена в безопасности ребенка, ей хотелось оставаться поблизости.

— Тебе прекрасно известно, если мы останемся в больнице, нас обязательно кто-нибудь побеспокоит. Я действительно хочу, чтобы мы остались друзьями. Пошли, Франческа. Я прошу не так уж и много.

Она неохотно кивнула. Брайс незамедлительно открыл дверь и взмахом руки направил её вниз в холл. Сам в непосредственной близости последовал за ней, словно невзначай положа руку ей на спину. Даже сквозь одежду она чувствовала, что его рука была потной и горячей. Франческа постаралась избавиться от этого прикосновения, быстро пройдя по коридору и выйдя в ночь. Над головой зловещё кружились облака.

— Погода кажется довольно мрачной, Брайс. Куда направимся?

— В былые дни ты никогда не боялась небольшого дождика, Франческа, пока не решила выглядеть истинным совершенством для своего героя.

Франческа резко остановилась прямо на краю автостоянки.

— Если ты собираешься вести себя как подлец, Брайс, то в нашем общении нет смысла. Я не хочу с тобой больше сражаться. Правда, не хочу. Я всегда ценила нашу дружбу, и мне не хотелось бы потерять её, но если ты не можешь вести себя цивилизованно в отношении Габриэля или, по крайней мере, избегать этой темы, тогда наш дальнейший разговор путая трата времени, — неожиданно ей расхотелось идти куда-либо с ним. Мрачное ощущение угрозы нависло над ней, и ей захотелось вернуться к Скайлер или, что лучше всего, безопасно свернуться в объятиях Габриэля в убежище их дома.

Брайс демонстративно схватил её за руку.

— Я сожалею. Ревность — ужасное чувство, Франческа. Я буду держать себя в руках. Просто пойдем со мной. Пожалуйста.

Она задолжала ему, по крайней мере, разговор и прекрасно понимала это. Брайс всегда был её другом. И это не его вина, что она не человек. Он представления не имел об её истинной сущности. Ему не дано понять отношения между истинными Спутниками жизни. Франческа бросила взгляд на его лицо, следуя за ним. Ей показалось, что она увидела, как что-то мерцнуло в глубинах его глаз, всего лишь на мгновение, что-то хитрое и коварное. Но он моргнул, и это пропало прежде, чем она успела убедиться. И, тем не менее, Франческа испытывала легкое беспокойство.

Когда они шли по берегу реки к уединенному уголку парка, Брайс прочистил горло и проговорил:

— Я и сам себе не по душе в последнее время, — признался он, — мне не очень-то понравилось узнать о себе кое-какие вещи.

— Брайс…, — её голос был тих и печален, — …я не хотела причинять тебе боль, ни за что на свете. Именно мне стоит сожалеть. Я не рассказала тебе о своем прошлом с Габриэлем, потому что правда считала, что он потерян для меня. В противном случае я бы ни за что не позволила тебе думать, что для нас есть шанс. Тебе было известно, что я не люблю тебя. Я говорила тебе об этом.

— Я любил тебя за нас двоих.

Его слова были как нож в её сердце.

— Брайс, никто в одиночку не в силах заставить отношения работать. Это дело двоих людей. Как бы мне хотелось быть для тебя той самой женщиной, но, к сожалению, я не она. Где-то есть та, единственная, которая полюбит тебя так, как ты заслуживаешь, чтобы тебя любили, — она использовала свой голос, слегка «подталкивая», хотя не любила делать подобного со своими друзьями. Ей была ненавистна его боль, было ненавистно знание, что её причиной была она.

Брайс мгновение помолчал, а потом отпустил её руку и схватился за голову. Франческа дотронулась до него. И тотчас же ощутила его боль, резкую раскалывающую головную боль, растущую и увеличивающуюся с тревожной скоростью. Она обхватила своими пальцами его руку.

— Позволь мне помочь, Брайс. Ты же знаешь, что я могу.

Он оторвался от неё, тяжело дыша.

— Нет, Франческа, дай мне минутку. Эти головные боли мучают меня несколько последних дней, они просто убийственны. Я даже сделал компьютерную топографию, чтобы проверить, нет ли у меня опухоли, — достав их кармана пузырек, он снял крышку и положил в рот несколько таблеток.

Франческа видела, что его руки дрожат.

— Тебе не нужны медикаменты. Я могу убрать боль, — тихо сказала она, чувствуя боль от его отказа.

Он снова покачал головой, на этот раз решительнее.

— Не растрачивай на меня свое время и талант. Таблетки прекрасно помогают. Дай мне ещё несколько минут, и я буду в порядке.

Небольшая морщинка появилась возле ее мягкого рта.

— Брайс, я знаю, ты зол на меня, но эти головные боли кажутся серьезными. Ты знаешь, я могу помочь. Как часто ты принимаешь эти таблетки? И вообще, что это за таблетки?

Он пожал плечами и зашагал по парку вдоль темной тропинки, держась в стороне от низко-висящих веток, чтобы те не ударили Франческу.

— Не имеет значения. Зачем ты искала меня?

— Куда же мы направляемся, Брайс? Эта тропинка ведет из парка прямо на кладбище. Давай вернемся.

Он быстро развернулся и посмотрел ей в лицо, и она снова уловила некое коварство в его глазах. Затем он моргнул и опять стал Брайсом, смотрящим на неё печальными глазами. Но Франческе стало не по себе. Ничто не казалось ей правильным: ни Брайс, ни тропинка, по которой они шли, ни даже сама ночь. Прикусив нижнюю губу, она старалась понять, что он задумал. Брайс не был жестоким человеком, она прекрасно это знала. Он был нежным и заботливым, несмотря на свои амбиции.

— Мы не пойдем назад, Франческа, во всяком случае, до тех пор, пока не поговорим обо всем этом. По крайней мере, я хочу, чтобы мы остались друзьями. Мне больно, не отрицаю этого, и я вел себя как капризный ребенок, но всегда думал, что ты изменишь свое мнение и выйдешь за меня замуж. Я, правда, так думал. В моих мыслях мы уже были помолвлены, — он покачал головой, продолжая идти по неровной дороге. — Ты никогда не смотрела на других мужчин, никогда. Я думал, это означает, ты действительно что-то чувствуешь ко мне, но поскольку тебе причинили боль, боишься полюбить вновь.

Франческа увидела первое из множества надгробий, стоящих как молчаливые стражи мертвых на кладбище. Это было воистину красивое место, древнее, место, где считалось, что святые и проклятые разделены. Одна сторона могильника была освящена, благословлена святой водой, в то время как другая была для тех, кто прожил жизнь в грехе и разврате, для преступников и убийц. Теперь оно было разорено, мертвых перенесли на новое кладбище, подальше от центра города. Машины ещё не достигли места, где они шли. От неминуемого разрушения на неё накатила печаль, многие из её друзей — людей — были похоронены здесь.

— Я никогда не была заинтересована ни в ком другом, Брайс. Я предпочитала твою компанию, но то, что я чувствовала к тебе, было дружбой, сестринской любовью. Мне часто хотелось почувствовать большее, и когда думала о будущем, я желала полюбить тебя так, как тебе хочется, но я никогда не любила никакого мужчину так, как Габриэля. Я думала все эти годы, что он умер для меня, но не забывала его.

— Почему ты никогда не упоминала о нем? — требовательно спросил Брайс и опять с раздражительными нотками. — Ты ни разу даже не упомянула его имени. Если мы были такими хорошими друзьями, почему ты не поделилась со мной такой трагедией, как потеря мужа? — последнее слово он выплюнул с раздражением. — Я не знал, что ты вообще когда-либо была замужем, — он зашагал быстрее, на сей раз вырываясь вперед и протискиваясь через небольшую трещину в стене, чтобы торопливо направиться по редко используемой тропинке, ведущей к усыпальнице.

— Я никогда и никому не говорила о нем, Брайс. Это было слишком трудно, — что было правдой. Даже её мать не знала о том небольшом случае в деревне так много веков назад. Когда её семья сгинула в войне, она сбежала из Карпатских гор, направляясь в Париж, где и научилась скрываться от своего народа. Внезапно слезы замерцали в её темных глазах, воспоминания о том времени все ещё было слишком свежо. Она сморгнула их и последовала за Брайсом по извилистой дорожке.

— Я был не кто-нибудь, Франческа. Я был твоим лучшим другом. Но ты всегда держала часть себя вдали от меня. Не важно, как сильно я пытался, я никогда не мог приблизиться к тебе.

Ей были ненавистны эти плаксивые нотки в его голосе, от которых она чувствовала себя более виноватой, чем когда-либо. У него были все основания чувствовать себя плохо из-за того, что произошло между ними. Она думала провести оставшиеся годы своей жизни с ним. Франческа опустила голову, и её длинные волосы водопадом упали на лицо.

— Я не хотела вводить тебя в заблуждение, Брайс. Надеюсь, ты поверишь в это. Я старалась быть честной с тобой, но бывали моменты, когда я серьезно собиралась увлечься тобой. И поскольку подумывала об отношениях с тобой, я должно быть невольно сообщала тебе, что, в конце концов, мы можем быть вместе. Это было неправильно с моей стороны, но я делала это ненарочно.

Он на минуту повернул голову, ярость сверкала в его глазах.

— Но это не отменяет того, что я чувствую, Франческа, и не освобождает тебя от чувства вины.

Она вздохнула. Он, казалось, разрывался между обвинениями и искренним желанием сохранить их дружбу.

— Возможно, ещё слишком рано для такого разговора. Может, нам стоило бы подождать пару недель. Чтобы ты понял, что я никогда не подошла бы тебе, что никогда не смогла бы испытать к тебе тех чувств, которых тебе бы хотелось.

— Но наверняка мы этого никогда не будем знать, не так ли? — сказал он. И быстро зашагал через погост, двигаясь от новых надгробий к более старой части кладбища, где камни были настолько древними, что от воздействия погоды стали серыми и начали рушиться.

Франческа замедлила шаги.

— Брайс, ты знаешь, куда направляешься, или просто шагаешь так быстро, как только можешь, потому что зол на меня? — она слышала как кровь яростно несется через его сердце, как всплеск адреналина пробегает по его телу, в то время как он шел вперед.

Он схватил её за запястье и дернул, злобное выражение исказило красивые черты его лица.

— Давай, Франческа, поторопись.

Она сделала вслед за ним несколько шагов, умышленно касаясь его сознания. И немедленно чувство страха овладело ею. Все его мысли занимало всепоглощающее желание доставить её в определенное место на дальней стороне кладбища. Для этого он готов был использовать различные методы: от упрашивания и потворствования ей до применения грубой силы. Его потребность привести её туда была необычайно сильна, блокируя все остальное.

— Брайс, — очень нежно проговорила она, — ты делаешь мне больно. Пожалуйста, отпусти меня. Я могу идти сама.

Он отчаянно нуждался в помощи. Чтобы ни случилось с ним — будь то влияние вампира, или использование наркотиков, или нахождение на грани нервного срыва — Франческа хотела помочь ему. Сейчас она боялась за него больше, чем за себя. В нем ощущалось что-то неправильное, и она была решительно настроена исцелить его.

— Что ж, тогда побыстрее, — прорычал он, все ещё продолжая удерживать её руку. Он ослабил свою хватку лишь тогда, когда она ускорила шаги и охотно пошла за ним. — Честно, Франческа, ты хочешь, чтобы все было по-твоему. Ты не собиралась говорить о наших взаимоотношениях. Ты, вероятно, хотела обсудить свою маленькую пациентку.

— Я хочу узнать, когда я смогу забрать Скайлер домой. Она встревожена, и ей скучно в больнице. Кроме того, в её комнату проник репортер. Она страшно напугана, — она старалась говорить разумно, одновременно шагая рядом с ним и внимательно изучая его. Если она воспользуется своей силой, то та разнесется в ночи и привлечет нежелательное внимание. Ей следовало бы быть более убедительной, чтобы привести его к себе домой, где она смогла бы помочь ему без угрозы вмешательства.

— Если она была так чертовски напугана, то почему ничего не сказала мне? — потребовал он ответа, злость снова поднялась в нем. — Я её врач, не ты, не Габриэль. Если у неё есть жалобы, она может использовать голос, чтобы высказать их мне. Мы знаем, что она может говорить. Не то, чтобы она говорила с любым, кроме тебя.

— Брайс, — запротестовала Франческа, в который раз замедляя шаг. Он, казалось, тянул её с бешеной скоростью, словно пребывал в такой ярости, что не сознавал своих поступков. — Помедленнее, я могу упасть. У тебя где-то неотложная встреча? Давай вернемся в мой дом. Я приготовлю нам чай, твой любимый, и мы поговорим.

Он резко замедлил шаги, встряхнув головой.

— Мне жаль, мне жаль, — повторил он. — Я не знаю, какой черт меня дернул. Нет ничего хорошего, что та девочка так сильно зависит от тебя. Она не будет разговаривать ни с адвокатами, которых мы пришлем, ни с медсестрами, ни со мной, только с тобой.

— Она пережила сильнейшую травму, Брайс. Тебе это прекрасно известно. Нет никакого быстродействующего средства для избавления её от боли. С ней я делаю один шаг за раз. Как только я устрою её в доме, я сразу приведу к ней адвоката. Я буду следовать твоим советам. Тебе ведь известно, что я уважаю тебя как врача. Я сожалею, что мы настолько отдалились друг от друга, но наши чувства друг к другу искренни. Я все ещё хочу, чтобы мы остались друзьями. Возможно, сейчас ты не сможешь принять мою дружбу, но со временем… Тем временем мы можем поддерживать профессиональные отношения, сохранить эту связь, — Франческа старалась быть полной надежд. Она положила свою нежную руку на его запястье, чтобы удержать его, чтобы заставить пойти с собой. Сейчас она действительно боялась за него, уверенная, что он теряет над собой контроль.

Брайс покачал головой, свернув на едва заметную тропку, убегающую сквозь густые кусты. Франческа почувствовала себя словно в лабиринте.

Ощущение обреченности все возрастало. Кружащие над головой штормовые облака были темными и тяжелыми. Ветер усилился настолько, что разметал её волосы в диком беспорядке. Она поймала их, заплела и закрепила у основания шеи. Вместе с ветром прилетел и запах опасности, отчего Франческа остановилась на тропинке. И почему она только не просканировала территорию, как должна была бы сделать? Она же знала, что где-то в городе обосновались немертвые.

— Габриэль! — немедленно позвала Франческа. Она направлялась прямиком в ловушку, и бедный Брайс был рядом с нею. Она и так уже разрушила его жизнь, а сейчас, из-за её неспособности быть начеку, он, вероятнее всего, потеряет свою жизнь.

Зловоние немертвых пропитало воздух вокруг неё. Брайс ещё раз дернул её за руку, вытаскивая её из кустов на открытое место. И тут же вдали она увидела Габриэля. Он стоял, опустив руки по бокам. Высокий. Сильный. Могущественный. Его длинные черные волосы разметались по плечам. Он выглядел расслабленным.

С трех сторон от него, окружив, стояли враги, ритмично передвигаясь в попытке соткать удерживающее заклинание. На первый взгляд все трое казались высокими, довольно худыми красивыми мужчинами, но Франческа могла видеть сквозь иллюзию. Брайс резко остановился, увидев Габриэля, и неожиданно смутился. Что он делает в этом мрачном, тоскливом месте? Габриэль выглядел таким могущественным, стоя между трех других мужчин.

Прежде чем Брайс успел издать хоть один звук, Франческа утянула его обратно в гущу кустов. Неосознанно она начала управлять им, подталкивая его тело вдоль тропинки, потом направив на другую, чтобы увести его подальше от сражающихся. Здесь было три вампира, все раскрасневшиеся от свежих убийств, пребывавшие в восторге от всплеска адреналина. Габриэлю может потребоваться её сила или, если он окажется ранен, её кровь после сражения.

Она дотронулась до его сознания, не в силах удержаться от этого. Это был Габриэль, всегда неизменный. Неподвижный. Спокойный. Бесстрашный. Его сила давала ей возможность спокойно дышать. Франческа подталкивала Брайса до тех пор, пока они не оказались значительно выше самой низкой части кладбища. Она перешла туда, откуда могла лучше видеть происходящее. Сцена внизу была пугающей. Со своего места она смогла разглядеть темную фигуру на земле возле одной из могил. Молодая женщина, на её взгляд, чье горло было разорвано. Она лежала словно сломанная кукла, одна рука была вытянута в сторону креста, обозначающего могилу. Габриэль бы ощутил смерть и жестокость на кладбище, но он был бы не в силах увидеть тело из-за техники, мешающей его обзору. Она мгновенно отправила ему картину, предупреждая о том, что было совершено.

На миг Франческа закрыла глаза, вознеся краткую искреннюю молитву за жертву и её семью. Как она могла просить Габриэля быть кем угодно, а не тем, кем он был — охотником для своего народа, истребляющим порочные создания, которые совершали такие жестокие бессмысленные поступки? Рядом пошевелился Брайс, выходя из полуоцепенения, в котором находился.

— Что, чёрт возьми, здесь происходит? — отрезал он, глядя на сцену внизу. Он мог отчетливо видеть тело молодой женщины и справа, подальше от них, где была припаркована тяжелая техника, он смог разглядеть ещё что-то, напоминающее тело, осевшее вблизи бульдозера. Мужчину его телосложения. — Я говорил тебе, что Габриэль преступник. Он замешал в убийстве.

Франческа взмахом руки заставила его замолчать, вся её сущность сосредоточилась на происходящем внизу. Вампир слева от Габриэля неожиданно первым начал действовать, крылья вырвались из его спины и он поднялся в воздух, когти вывернули его руки, его лицо искривлялось до тех пор, пока на нем не появился острый клюв. В то время как он готовился к нападению, кожа второго вампира покрылась шерстью, лицо вытянулось в удлиненную морду, чтобы соответствовать зубам, заполнившим её. Пока птица понималась вверх, волк атаковал снизу. Третий вампир раскачивался до тех пор, пока не стал прозрачным, растворившись в каплях тумана, направившегося в сторону Габриэля.

К своему ужасу Франческа увидела, как по земле ползет лиана, как длинный смертоносный усик тянется к лодыжке Габриэля. Она прижала ко рту ладонь, чтобы удержаться от крика. Этого не следовало делать, чтобы не отвлекать его. Ей следует доверять тому факту, что Габриэль является невероятно опытным и сможет увидеть все до единой угрозы, направленные на него, хотя атаки были начаты одновременно.

— Сейчас же отправляйся домой! — отдал в её сознании команду голос Габриэля. Она была резкой и с сильным побуждением повиноваться, лежащим в её основе. Она знала, что у него не было свободной энергии, чтобы навязать ей свою волю.

Франческа ощутила серьезность его приказа глубоко внутри своего тела. Его первейшей заботой является защита её, а не своей собственной жизни, она же, находясь на открытом пространстве, уязвимая, окажется прекрасным оружием, которое будет использовано против него. Эта информация наполнила её сознание из ниоткуда, она не была даже уверена, что она пришла от Габриэля, но тотчас же развернулась, чтобыповиноваться ему.

Она схватила Брайса за руку.

— Пошли, мы должны сейчас же убираться отсюда.

Они побежали по набережной в сторону реки, прочь от кладбища и страшного места сражения. Как только Франческа направилась к огням города, одинокая фигура появилась из ночи и встала на пути между ними и свободой.

Чудовище было высоким и изможденным с серой кожей, туго обтянувшей его череп. Его зубы были черными, зазубренными и запятнанными кровью многих невинных. Он улыбнулся ей, ужасной пародией на улыбку.

Глава 13

Франческа закричала, но при этом ни один звук не вырвался из ее горла. Габриэль был занят в ужасной битве с тремя свирепыми врагами, его жизнь была под угрозой. Она тот час же отгородилась от него, не желая рисковать и отвлекать его от долга. Он не мог ей помочь.

— Что, чёрт возьми, здесь происходит? — пробормотал Брайс, его голос звучал сдавленно. Он был напуган, бесспорно, кто-то подсунул ему галлюциногены. Этого не могло быть на самом деле, ни сражающихся нелюдей, ни демонов, превращающихся в волков, ни крылатых горгулий, вернувшихся к жизни.

Автоматически Франческа потянулась к нему, желая успокоить, ее пальцы легко обвились вокруг его запястья, чтобы она могла управлять его сознанием. Ее голос был низким и убедительным, вкладывая принуждение глубоко в его мозг. Может, она и не будет в состоянии спасти его жизнь, но сможет сделать его смерть лёгкой. Он ни за что не почувствует зубов на своём горле, вонзающихся и разрывающих, в то время как монстр будет захлебываться свежей кровью.

Высоко подняв голову, она посмотрела вампиру прямо в лицо, ее глаза вызывающе сверкали, мягкий рот скривился от отвращения.

— Как вы осмелились подойти ко мне подобным образом? — тихо спросила она. — Вам прекрасно известно, что подобное противоречит законам нашего народа.

Улыбка вампира была грубой пародией.

— Держись в стороне, целительница, позволь мне поужинать сегодня ночью этим.

Продолжая слегка удерживать руку Брайса, Франческа встала чуть впереди него. Враг звал его, команда витала в воздухе, но ей успешно удавалось отгораживать Брайса от всего остального мира. Его голова была опущена, как у маленького ребёнка, не ведающего, что происходит вокруг него.

— Не позволю. Убирайтесь прочь отсюда. Вам здесь не место.

Вампир ужасно зашипел, разбрызгивая в воздух между ними слюни.

— Будь осторожна, женщина, охотник в любом случае занят. Он не спасет тебя этой ночью. Мне бы не хотелось, чтобы что-нибудь с тобой случилось, но если ты не отдашься на моё попечение, то придётся силой добиться твоего повиновения.

— Сам будь осторожен, дьявол. Я не юнец, чтобы заставлять меня что-либо делать. У меня нет никакого желания куда-либо идти с вами, — спокойно проговорила Франческа. Она в защитном жесте прижала руку к своему животу. Он бы заставил её принять его заражённую кровь. Она бы текла в ее венах и заразила её ребёнка. Франческа снова безмолвно вскрикнула, используя каждую унцию самоконтроля, чтобы не позвать Габриэля. Её единственным шансом было, что Габриэль уничтожит своих врагов и спасёт её. Но её ребёнок… для её ребёнка будет слишком поздно. Вампиры сознательно вводят себя в заблуждение, что если они найдут женщину, несущую в себе свет, их души могут быть возрождены. Они ищут карпаток и человеческих женщин с парапсихологическими способностями в надежде вернуть себе то, что они предпочли потерять.

Ей придется принять решение и пожертвовать Брайсом ради этого, в конце концов, у неё не будет иного выбора. Либо Брайс, либо её дочь. Спонтанно она крепче сжала запястье Брайса, словно таким образом могла приковать его к себе. Она твёрдо избегала всяких мыслей о Скайлер и обуздывала себя, чтобы неистово не позвать Габриэля. Он придёт к ней так скоро, как сможет. А пока противостоять вампиру придётся ей.

— Не гневи меня, женщина. Я намного могущественнее, чем тот, кто заявил на тебя права. Неизвестный выскочка, считающий себя охотником. Я знаю всех охотников и у этого нет репутации. Я — древний! Не думай, что он может спасти тебя.

Он не знает, кем является Габриэль. Она удержала это понимание в себе. Это было оружием, возможно, неожиданным фактором, в котором она нуждалась больше всего. Его голова начала двигаться из стороны в сторону, медленным змеиным движением, в котором было нечто гипнотическое. Франческа знала, что лучше не сосредотачивать своё, слишком пристальное, внимание на его движениях. Хотя что-то в них очаровывало её… и в то же время отталкивало, что заставляло остерегаться. Он всего раз моргнул своими прикрытыми кроваво-красными глазами.

Она размыла свой образ, сделав то же самое и с Брайсом, дергая мужчину вслед за собой, когда со сверхъестественной скоростью отступила в сторону как раз в тот момент, когда вампир нанёс свой удар, стараясь схватить её своими когтистыми руками. Она почувствовала ветер его удара, когда он промахнулся на несчастные несколько сантиметров. Существо вскрикнуло от гнева, закружившись в вихре грязи и веток, в сильнейшем пыльном смерче, поднимающемся ввысь, затемняя воздух вокруг них.

Сердце Франчески тревожно трепетало. Ей успешно удалось разозлить его. И гадать не стоит, что он может сейчас сделать с ней. Над головой сгущались штормовые тучи, тёмное и зловещее предзнаменование грядущих событий. Молния дугой пробежала от тучи к туче, пока все небо вокруг неё не потемнело, пока каждая звезда не погасла, пока Луна не осталась ничем иным, как воспоминанием.

Вампир снова зашипел, страшным звуком, в то время как ветер трепал его рваную одежду и ерошил его скудные волосы, свисающие вокруг его похожего на череп лица.

— Ты будешь наказана за это. Я получу этого человека, и его смерть будет долгой и болезненной. Я уничтожу каждого, кто хоть что-то значит для тебя.

Сердце Франчески неистово застучало, и она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться. Девушка ощутила, как внутри неё её дочь дёрнулась от страха. Франческа немедленно прикрыла свой живот обеими руками, взирая на монстра. Он снова начал волнообразно водить головой, ритмичным движением, предназначением которого был гипноз. Он напал вновь, размытым движением, и Франческе пришлось дождаться самой последней секунды, чтобы сбежать, таща за собой Брайса. Но прежде чем вампир успел коснуться её, что-то встало между ними так, что вампир был вынужден прекратить своё нападение. С воплем ярости он отпрыгнул назад.

Фигура между нею и вампиром замерцала, уплотняясь. На один миг её сердце замерло, она было решила, что это Габриэль. Фигура была высокой, широкоплечей, с такими же длинными чёрными волосами и западающими в память прекрасными чертами лица, как и у ее Спутника жизни. Его глаза были чёрными и пустыми, хотя Франческа иногда могла видеть небольшие вспышки красного пламени, тлеющего в этих пустых глубинах. Власть так и льнула к нему, словно он был ожившей силой, самим ее воплощением. Он двигался с плавной грацией, тем не менее, когда он остановился, он застыл неподвижно, как сами горы, как сама земля. Он был похож на Габриэля, но вместе с тем не был им. Он поклонился ей, изысканным почти королевским жестом, после чего переключил все свое внимание на вампира.

Франческа затаила дыхание. Это был Люциан. Это не мог быть никто иной. Близнец Габриэля и вампир, которому нет равных. От отчаяния ее сердце начало болезненно колотиться. Если раньше она всего лишь боялась первого вампира, то теперь пребывала в ужасе. Было что-то такое в Люциане, чего она не могла определить, но он казался неуязвимым, таким могущественным, что и отряд охотников не смог бы его уничтожить. Это был смертельный враг Габриэля и тот, кого он любил больше всех остальных. Она прикусила нижнюю губу с силой достаточной, чтобы не позвать своего Спутника жизни.

А затем Люциан заговорил. Словно заиграла музыка, музыка не из этого мира, но такая чистая и красивая, что ее невозможно было забыть. Его голос был самой прекрасной вещью, когда-либо слышанной ею за всю ее жизнь.

— Ты пришел сюда, в это место, немертвый, и тем самым рассердил меня. Я выбрал этот город в качестве своей личной площадки для игр, и все же ты решил, что может запросто проигнорировать мои требования. Ты послал своих миньонов напасть на моего брата, в то время как сам напал на эту женщину, которую он объявил своей. Она под его защитой, а я не могу позволить никому другому вмешиваться в нашу игру. Пойми это, — голос был таким совершенным, таким рассудительным, что любой мог понять его. — Ты потерял свою душу много веков назад, мертвый, и ты стремишься к свободе окончательной смерти. Теперь иди. Твое дыхание больше не в состоянии поддерживать тебя, твое сердце должно перестать биться, — он поднял руку и медленно начал сжимать пальцы в кулак.

Франческа с восторженным ужасом смотрела, как немертвый повиновался принуждению в этом сладко-смертельном голосе. Вампир сделал глоток воздуха, но как только кулак сжался сильнее, его лицо начало краснеть, он подавился и задохнулся прямо на ее глазах. Вампир схватился рукою за грудь, словно его сердце запнулось, но не сделал попытки противостоять приказу, настолько могущественным был этот голос. Франческа едва смогла отвести глаза от близнеца своего Спутника жизни, она также подпала под очарование его силы, загипнотизированная истинной красотой его голоса. Лишь когда он погрузил руку глубоко в грудь вампира и извлек сердце, когда молния ударила в землю зазубренной стрелой сине-белого света и сожгла уже мертвый орган и его хозяина, она рывком заставила себя проснуться, вновь осознав всю довольно рискованную ситуацию.

Франческа молчаливо ждала, держа одну руку поверх живота, чтобы защитить свою нерожденную дочь, другой держась за Брайса, который все ещё оставался под контролем ее разума и был не в состоянии понять, что происходит вокруг него.

Люциан был в тысячи раз более могущественным, более смертоносным, чем вампир, с которым она только что столкнулась. Она стояла, наблюдая за ним своими темными глазами, ее небольшие зубки прикусили нижнюю губу, выдавая ее нервозность. Затем он начал двигаться со струящейся грацией и вечной красотой, обоюдоострым мечом, более разрушительным, чем все, что она когда-либо знала. Габриэль был прав, охотясь на этого монстра. Ничто не могло остановить его, ничто человеческое не смогло бы помешать ему, если бы он решил покончить со своей смертельной игрой, в которую играл со своим братом, и обратиться к чему-то более жестокому.

Франческа проглотила тугой комок страха, образовавшийся в ее горле, и решительно вздернула подбородок.

— Я должна вас поблагодарить за то, что пришли мне на помощь, темный.

— На помощь своему брату, — мягко поправил он, обходя вокруг нее с летящей грацией. Он, казалось, не дотрагивался до земли, просто скользя в воздухе. Он двигался так плавно, что не было слышно ни звука, ничто не потревожило воздух. Черные глаза Люциана прошлись по ее лицу, казалось, он смотрел прямо ей в душу. — Мой брат единственный, кто может отвлечь меня. Жизнь утомительна, когда кто-то намного умнее всех остальных.

— Тогда зачем вы пришли ему на помощь? — тихо спросила Франческа, озадаченная тем, что он не кажется ей таким же отвратительным, как остальные вампиры, с которыми она сталкивалась на протяжении веков. Был ли он настолько искусен в иллюзиях, что даже древняя, какой являлась она, не смогла опознать, что он омерзителен и всецело порочен? Его сила очень тревожила ее.

Широкие плечи передернулись с ленивой рябью.

— Я не позволяю другим вмешиваться в нашу игру. Ты — якорь, который тянет его вниз. Пешка, которую я могу использовать против него, когда пожелаю. То, что происходит между моим братом и мной, должно оставаться таким всегда. Любой, кто осмелится вмешаться, охотник, вампир или женщина, умрет по моему выбору.

Она подняла подбородок.

— Что вы собираетесь делать со мной?

Совершенный рот исказились в короткой, невеселой усмешке.

— Позови его себе на помощь. Ты ведь не хочешь, чтобы я сделал тебя своей рабыней. Позови его, — его голос был приятным и тонким, коварным шепотом чистоты. Казалось, он не двигался, однако оказался так близко к ней, что она смогла учуять его запах — чистый, не отвратительный. Она смогла почувствовать его власть.

Франческа с трудом сглотнула и сделала шаг назад, качая головой, чтобы убедиться, что не находится под принуждением.

— Никогда. Не существует ничего, что ты можешь сделать, чтобы заставить меня предать его, только не по моей собственной воле. Габриэль — великий человек и мой Спутник жизни. Я с радостью обменяю свою жизнь на его, — она ожидала смерти. Воцарилось молчание, длинное и тягостное. Она не могла слышать его дыхания, биение его сердца, если оно у него было.

Ее длинные ресницы трепетали, когда она разглядывала главного вампира, который стоял так неподвижно, что напоминал статую античного бога. Потребовалось всего мгновение, чтобы понять, что в его голосе не было никакой провокации, всего лишь простая черная магия. Его голос просто заставлял каждого желать выполнить любое его желание.

— Почему вы не вынуждаете меня принять ваше приказание? — с любопытством спросила она, нервно проводя рукой по своим длинным иссиня-черным волосам.

— Я не нуждаюсь в помощи женщины в своей битве, — она почувствовала нотки презрения в его голосе. — Я нахожу довольно забавным, что мой брат стал настолько слабым, что позволил этому смертному, которого ты защищаешь, остаться в живых. Что такого ты находишь в этом смертном, что предпочитаешь его компанию, а не одного из своего собственного народа? Он эгоистичный, его разум переполнен планами мести. Его главная цель в жизни — добраться до моего брата, — его черные глаза остановились на ее лице. — Да ты и сама это знаешь, Франческа.

Она содрогнулась, пробежав ладонями вверх и вниз по рукам. Ей неожиданно стало холодно. Опять его голос. Тон был тот же самый. Мягкий. Чистый. Красивый. И все же сейчас она как-то почувствовала угрозу. И хуже запугивания было то, что она чувствовала тяжелый вес его упрека. Это ничего не должно было значит для нее. Он был немертвым. Однако она чувствовала себя, как будто была молодой девушкой, осуждаемой принцем своего народа. Это было больно и унизительно. Франческа не могла смотреть в эти пустые черные глаза. Вместо этого, она обнаружила, что смотрит на кончики своих туфель. Ей хотелось заставить его понять, хотя она и сама не понимала своих чувств. Как она вообще могла объяснить их тому, кто совсем не испытывает эмоций?

— Я бы остался и поиграл чуть дольше, но один идиот совершенно позабыл все, чему я учил его, — Люциан проговорил эти слова едва слышно, на мгновение мерцнув, его некогда плотное тело стало прозрачным, так что она смогла разглядеть сквозь него деревья. Это был своеобразный оптический эффект призмы, которого она никогда ранее не видела, прежде чем он растворился в каплях тумана и направился через заволоченную маревом местность прочь от нее.

Франческа медленно выдохнула и расслабила мышцы, которые оказались сведенными судорогой и напряженными. И тот час же потянулась к Габриэлю, чтобы предупредить его. Он отчаянно сражался, кружась между тремя более слабыми вампирами, все трое были миньонами уничтоженного Люцианом вампира. Они бросались на него, стремясь достать его длинными и острыми, как бритва, когтями, пытаясь ослабить его, нанеся небольшие глубокие раны на его кожу.

— Люциан здесь.

Тихий смех эхом пронесся через ее сознание. Сначала она решила, что Люциану каким-то образом удалось пробраться в ее голову, но потом она поняла, что он был в сознании Габриэля. Поскольку она делила с Габриэлем его мысли и воспоминания, она могла «слышать» их странный разговор.

— Ты позабыл то, чему я учил тебя, братишка. Почему ты позволил этим мелким вампирам окружить себя подобным образом? — Люциан замерцал, принимая твердую форму, между Габриэлем и более агрессивным из трех немертвых.

Габриэль бросился на самого младшего вампира, находящегося прямо позади него, двигаясь так быстро, что успел погрузить кулак в его грудь и извлечь пульсирующее сердце, пока тот продолжал в шоке взирать на Люциана. Габриэль оказался перед вторым вампиром раньше, чем успел отбросить сердце первого. Создание с вызовом вскричало, бросившись вперед, но было слишком поздно. Габриэль забрал его сердце и вихрем увернулся, как раз в тот момент, когда вспышкой за вспышкой зубчатая молнии ударяла в землю, сжигая два тела и их испорченные сердца.

Все произошло так быстро, что Франческа не смогла понять, как Габриэль сделал это. В его сознании не было ни мыслей, ни планов, которые она могла бы прочитать, ни даже общения между двумя братьями-близнецами, тем не менее, Габриэль использовал присутствие Люциана в качестве отвлекающего маневра точно так же, как Люциан использовал присутствие Габриэля. Последний напал на самого крупного немертвого, пока тот в ужасе взирал на Габриэля. Третье тело, скукоженное и безжизненное, лежало на земле, в то время как Люциан бросил испорченное сердце в огненный шар энергии, которым воспользовался Габриэль, чтобы уничтожить двух других.

Лишь потом Габриэль неожиданно понял, что его брат, смертельный враг их народа, вновь пришел ему на помощь в этом сражении. Франческа прочитала его вину, его досаду на самого себя, что он не воспользовался возможностью уничтожить Люциана. Он настолько привык работать со своим близнецом, что просто действовал на уровне инстинктов. Но прежде чем он смог направиться к брату, Люциан растворился, не оставив после себя ни следа. Не было ни капель, ни мельчайших частиц, ни намека на силу или на пустоты, которые Габриэль мог бы использовать в качестве тропы, чтобы последовать за немертвым в его логово.

Когда он закончил сжигать трех вампиров и все свидетельства их сражения, он перешел к анализу каждой детали появления Люциана, тону его голоса, к словам, которые он говорил. Люциан затопил его дополнительной информацией о городе, об убежищах отбросов общества, которые, в свою очередь, часто использовались вампирами в качестве миньонов.

Габриэль тихо и красноречиво выругался на древнем языке.

— Я бесполезен.

— Не смей этого говорить, Габриэль.

— Ты же видишь, что я не уничтожил его. Я всегда следовал, куда бы он ни вел. Он знает это и насмехается надо мной из-за моей неудачи. Не поступи я так сегодня вечером, у меня было бы перед ним огромное преимущество.

— Тебе пришлось сражаться с четырьмя вампирами, Габриэль. Он бы взял над тобой вверх. Ты был бы мертв, и мне пришлось бы бежать в Карпаты, чтобы сохранить нашего ребенка. Ты не можешь так рисковать, — сама мысль о смерти пугала ее. Он уже стал частью ее, был сокрыт глубоко в ее душе. Без него ее жизнь стала бы неполной. И она даже не имела возможности последовать за ним в загробную жизнь. Она носила их дочь и должна была привести ее в этот мир в безопасности. Ей пришлось бы искать убежища и защиты у принца их народа.

— Габриэль, — она прошептала его имя с неожиданным ужасом. Он не может оставить ее в одиночестве вот так, не после того, как вернул ее в мир, от которого она отказалась.

— Он бы не позволил другим уничтожить меня, — как всегда спокойно промолвил Габриэль, его голос был нежным и успокаивающим. — Для него это игра. И никто другой не смеет играть в нее. Только у меня есть возможность победить его. Ему хотелось, чтобы я напал на него. Он, вероятно, расстроен тем, что я не сделал этого.

Чистый прекрасный голос заполнил их головы.

— Ты стал мягким, Габриэль. Я был готов к такому повороту событий, однако, ты упустил прекрасную возможность.

— Ты выглядел усталым, Люциан. Мне не нужно было нечестное преимущество, — ответ Габриэля был нежным. — Ты нуждаешься в отдыхе, когда-нибудь тебе придется искать место отдыха, способ оставить этот мир позади. Скажи мне, где ты, чтобы я мог прийти к тебе и помочь в твоем вожделенном путешествии.

Сердце Франчески дрогнуло от этой идеи, страх побежал по ее венам, так что она фактически почувствовала себя физически больной. Она ждала ответа, напуганная, что Люциан призовет Габриэля к себе. Они бы сражались до последнего вздоха. Она знала это так же верно, как и свое имя. Габриэль бы никогда не вышел невредимым после столкновения с таким могущественным существом.

Смех, последовавший за словами Габриэля, должен был быть ужасным и противным на слух, однако голос Люциана был прекрасным инструментом, наполняющим их умиротворяющим, безмятежным чувством. Их спокойствие быстро испарилась, когда он заговорил:

— Ты пытаешься заманить меня в ловушку своим голосом, брат. Я не думаю, что западня возможна между нами.

— Как-то раз я это сделал.

— Это был интересный ход — запереть меня вместе с собой под землей, я не ожидал этого, — на сей раз в прекрасном голосе слышались несомненные нотки восхищения.

— Ты был слаб от потери крови.

— Теперь ты стараешься разозлить меня, надеясь, что я продолжу наш разговор, чтобы ты смог последовать за мной. Я не способен на эмоции, брат, даже на гнев. Такой драгоценный дар не дарован мне, как одному из легиона немертвых. Но я рад сообщить тебе, где нахожусь в данный момент. Я склонился над ребенком, которого вы объявили своим. Она такая уникальная, редкость в мире, наполненном жалкими копиями, — слышалась тонкая угроза, едва различимый вызов.

Франческа вскрикнула и, не думая, бросила руку Брайса. Она совершенно позабыла про него. Сейчас она была способна думать лишь о Скайлер, беспомощно лежащей в кровати, с вампиром, низко склонившемся к ее шее. Она заставила Брайса принять сидячее положение и, отдавая команду пробудиться от своих мечтаний, распалась на миллион капель воды и понеслась к больнице.

— Я запрещаю тебе делать это, Франческа, — голос Габриэля был спокойным, властным. — Это ловушка.

— Я не отдам ее ему, — рыдания слышались в ее голосе и сознании. Она знала, что Габриэль уже направляется к их общей цели.

— Прости, любовь моя. Я не могу позволить, чтобы ты находилась под такой угрозой, — голос Габриэля подобно крыльям бабочек шепотомотразился в стенках ее сознания.

Без предупреждения, Франческа резко изменила свое направление. Встревоженная, она громко позвала Габриэля. Она была больше не в силах контролировать свое движение, кто-то управлял ее полетом. Инстинктивно она попыталась спуститься на землю, сменить форму, но это было невозможно.

— Габриэль!

— Нечего так бояться, Франческа. Я просто выполняю свой долг. Ты подождешь меня под защитой нашего дома.

Тихий язвительный смех раздался снова, проходя через их души и тела подобно теплому, расплавленному солнечному свету. Сила голоса Люциана была невероятна.

— Какие защитные меры ты думаешь использовать, чтобы не подпустить меня? Ты научился достаточно многому, чем не поделился со своим близнецом?

— Не думай, что ты непобедим, Люциан. Я превзошел тебя когда-то и снова сделаю это, — спокойно ответил Габриэль.

Его спокойствие придавало ей сил, позволяло Франчески отодвинуть в сторону охвативший ее ужас. Она была потрясена силой Габриэля, что он мог управлять древней, такой как она, в полете, удерживать ее курс неизменным, охранять ее и одновременно продолжать свой путь к больнице, и все это во время спокойно разговаривать со своим смертельным врагом. Его спокойствие не было видимостью. Он был совершенно уверен в себе, древний воин, который постоянно сражался, прокладывая свой путь через долгие столетия. Предстоящее сражение будет кульминацией всех этих веков испытаний. И тот час же она перестала бороться с ним, не желая усложнять его и без того трудную задачу.

Франческа с трудом удерживалась, чтобы не начать умолять вампира не причинять Скайлер боли. Вампиры процветали на страданиях других. Это был темный дар немертвых. Через своих жертв они могли на мгновение, на мимолетный проблеск ощутить то, что они потеряли. Каждая эмоция была мрачной и ужасной, но это все же была эмоция.

Она успокоила свои мысли, сосредоточившись.

— Скайлер? Ты можешь меня слышать? — подросток спал. — Не открывай глаз. Ты в опасности.

Почувствовалась легкая активность, и девушка начала пробуждаться. Франческа была так хорошо знакома с ее сознанием, что фактически могла почувствовать, как ребенок сканирует окружающее ее пространство, подобно карпатцам. Ее пульс не изменился, ее сердце ни в малейшей степени не подпрыгнуло.

— Этого не может быть. Он здесь со мной, и я в полнейшей безопасности.

— Он брал твою кровь?

Наступило долгое молчание, пока Скайлер раздумывала над вопросом.

— Он не лаборант. Я знаю, что он им не является. С какой стати вам бояться, что он может захотеть моей крови?

Франческа на минуту задумалась. Скайлер повиновалась ей: она оставалась неподвижной, дыша легко, изображая сон. Тем не менее, по какой-то причине она чувствовала себя в безопасности вопреки угрозе страшного зла. Скайлер была одарена способностью чувствовать опасность. Люциан должно быть не представлял для нее реального вреда. Это был единственный ответ. Он расставил ловушку, чтобы завлечь к себе Габриэля.

Она знала, что Габриэль мог читать ее мысли, разделяя ее сознание. Ей следовало бы понимать, что Люциан так же разделяет сознание Габриэля. Вновь раздался его смех, этакая нежная музыкальная симфония красоты.

— Теперь ты понимаешь всю тщетность борьбы против такого, как я. Это человеческое дитя, хоть и редкое в этом мире, не сможет обмануть меня, притворяясь спящей. Вы не сможете защитить ее от меня, не с вашими мерами безопасности, не пытайтесь спрятать ее от меня. Что знает Габриэль, то же самое знаю и я. Когда я пожелаю сделать ее своей рабой, я это сделаю. Правда, сейчас довольно утомительно думать о такой ноше.

— Люциан, — Габриэль промолвил его имя тихо, нежно. — Ты устал от своего существования. Ничто не держит тебя в этом мире. Ты предпочел лишиться души и последовать по пути тьмы, однако ты не получил ни эмоций, ни власти, которой бы ты уже не обладал. Позволь мне помочь тебе оставить это безумие позади. Ты хочешь, чтобы я помог тебе. Ты всегда желал этого.

— Это было твоей клятвой, брат, и ты не можешь сделать ничего иного, кроме как с честью выполнить ее. Тем не менее, я обнаружил, что этот мир сильно изменился с того времени, когда я родился. Верно, что утомительно продолжать существовать, когда не с кем посоревноваться в умственных способностях, но хорошо хоть ты остался. На моем месте ты бы в таком случае стал искать встречи с рассветом? — он тихо рассмеялся, словно над самим собой. — Думаю, мы должны продолжить нашу игру некоторое время в этом странном мире, — и он пропал, Франческа ощутила это благодаря своей связи с Габриэлем. Он заманил Габриэля в больницу с намерением втянуть в битву, но, казалось, быстро утратил к ней интерес, исчезая из палаты Скайлер, из самого воздуха, не оставляя после себя никаких следов силы.

Габриэль разочарованно вздохнул. Люциан знал об обеих женщинах. Да и как он мог не знать? Силу, безошибочно женскую, распознать мог любой. Даже немертвые оказались притянуты к городу, выискивая единственную, которая могла их спасти. Люциан не мог не распознать знаки, указывающие на существование Скайлер, точно так же как и на существование Франчески. И он знал, что Габриэль заявил права на Франческу, что она была древней карпаткой. Он вероятнее всего также знал, что она носит ребенка. Что знал Габриэль, то знал и Люциан. Скайлер больше не была в безопасности в больнице, вдали от его защиты.

Габриэль сменил форму, едва приземлился, и, не останавливаясь, направился через парковку возле больницы ко входу. Он размыл очертания своего тела, не желая иметь дела с людьми, пока самолично не убедится, что Люциан не дотронулся до Скайлер. Они должны забрать ее так быстро, как это только возможно. Люциан мог использовать своих приспешников из людей, чтобы причинить ей вред в дневные часы, когда Габриэль был не в силах защитить ее. Скайлер должна находиться в их доме, где он сможет использовать защитные чары. Где он наймет человеческого телохранителя, которому сможет доверять настолько, чтобы тот присматривал за ней, когда сам Габриэль будет находиться глубоко под землей. За все века их сражений Габриэль не мог припомнить, чтобы Люциан использовал слуг в попытке уничтожить его на протяжении дня, но при защите Скайлер он не желал рисковать. Кроме того, в городе были другие вампиры — более слабые, но все же злые и порочные. Любой мог попытаться завладеть Скайлер. Он не мог допустить подобного. Ее разум не вынесет ещё одного избиения.

Скайлер тихо лежала на кровати, уставившись в потолок, когда он вошел в палату. Сначала ее достигла его тень. Кто-то с меньшей наблюдательностью ни за что бы не заметил крошечных мурашек, что пробежали по ее небольшому телу.

— Ты боишься меня? — мягко спросил Габриэль, оказывая ей любезность, держась подальше от ее сознания. Он знал, что должен «прочитать» ее, чтобы убедиться, что Люциан не взял ее крови, но был полон решимости уважать ее личную жизнь, когда это возможно.

Пальцы Скайлер нервно сжались вокруг простыни.

— Не совсем, — под тонким одеялом было явственно видны контуры плюшевого волка, тесно прижатого к ее боку.

Честность слышалась в ее голосе, но сам голос был едва слышен.

— Ты знаешь, почему я здесь?

Лишь тогда она посмотрела на него, ее большие серые глаза смягчились и расширились, длинные ресницы отбрасывали толстые полумесяцы теней на ее щеки. Для него она выглядела красивой. Скайлер с трудом сглотнула и подняла руку, чтобы прикрыть шрам, пересекающий ее лицо. Очень нежно Габриэль перехватил ее запястье, не давая ей закрыть тонкую, неровную линию. Ласково он перевернул ее руку, пробежал большим пальцем по бесчисленному множеству шрамов, пересекающих ее предплечье, запястье и ладонь.

— Мы семья, малышка, настоящая семья. Здесь нет места неловкости. Я горжусь тобой, горжусь тем, как ты защищала себя и сохраняла верность своей собственной душе. Не прячь свои знаки мужества, Скайлер, ни от меня, ни от Франчески.

Ее большие глаза слегка угрюмо прошлись по его лицу.

— Я всегда была одна, сколько себя помню. С тех пор, как умерла моя мама, я была одна. Я не уверена, что знаю, как вести себя с другими.

У Габриэля была захватывающая дух улыбка, и он бесстыдно ее использовал.

— Тогда добро пожаловать в семью, Скайлер. Я тоже слишком долго был один, как и Франческа. Мы будем учиться вместе, — нежными пальцами он погладил ее волосы. — Может мы и непрофессионалы во всем этом, но, в конце концов, у нас все получится.

Едва заметная тень улыбки мелькнула на ее лице.

— Вы так думаете?

— Я знаю это совершенно точно. Я не терплю неудачи в своих делах, даже в тех, которые претят мне. Но это первый раз, когда я предпринимаю что-то непосредственно для себя. Поверь мне, дитя, я не потерплю неудачи.

Она изучила его, скорее как взрослая, чем как ребенок.

— Какие задачи претят вам?

Он сверкнул белыми зубами, отдавая небольшую дань ее проницательности, ее неординарным способностям.

— Бывают времена, когда у меня нет выбора, кроме как приказывать женщинам в моей семье поступать так, как я велю им, — озорно ответил он.

Ее нежные серые глаза на мгновение вспыхнули, маленькая победа с его стороны.

— И это претит вам? Я сомневаюсь в этом, Габриэль, — она чувствовал себя очень храброй, поддразнивая его в ответ.

Он сел, чтобы не возвышаться над нею. Для него было очень важно не напугать ее. Влияние Франчески помогло Скайлер принять его, увидеть его как кого-то хорошего, не врага, но его положение оставалось шатким. Он удостоверился, что его движения были плавными и грациозными, чтобы не напугать ее.

— Если я возьму твою руку, как это делала Франческа, я смогу прочитать твои мысли, — тихо объяснил он, — аналогично тому, как ты получаешь информацию о тех, кто окружает тебя. Я не хочу напугать тебя своим прикосновением, но это необходимо, чтобы я «прочел» твои воспоминания о том, кто так часто навещает тебя.

Ее длинные ресницы затрепетали, прикрывая ее глаза.

— А я буду в состоянии прочитать вас? — колебание слышалось в ее голосе, словно она боялась вызвать его гнев.

— А ты хотела бы?

— Обычно я могу, — когда он продолжил смотреть на нее, Скайлер смяла пальцами простыню. — Я всегда была способна читать людей, дотрагиваясь до них, — она бросила на него взгляд, быстрый взгляд исподтишка. — Хотя я не думаю, что это тот же самый способ, каким вы с Франческой читаете сознания. Я, кажется, просто знаю вещи. Я могу слышать и чувствовать ее, разговаривающую со мной. Я знаю, она сейчас здесь со мной, — ее пальцы продолжали нервно сминать простыню. — Как и второй, который появляется, когда я боюсь.

— Скайлер, — очень нежно промолвил, — если ты не желаешь читать мои эмоции или мои мысли, тогда ты будешь ограждена от них. Если этого заверения тебе достаточно, тогда давай начнем.

Ее большие дымчато-серые глаза были очень выразительными, когда прошлись по его лицу. Он спокойно ждал, позволяя ей принять свое собственное решение. В конце концов, она кивнула. Габриэль взял ее руку с необычайной нежностью, наклонился вперед, чтобы его черные глаза смогли пленить взгляд Скайлер своими тёмными глубинами. Она даже не моргнула. Когда девушка решала сделать что-то, то отдавалась этому всем сердцем и душой и делала это на сто процентов. Ему придется держать это в памяти, когда он будет пытаться применить свои несуществующие родительские навыки.

Она поразила его своим смехом, раздавшимся не вслух, а в ее сознании.

— Я тоже читаю ваше сознание, — напомнила она ему.

— Великолепно, ты будешь такой же невыносимой, как и Франческа, — проворчал он, мягко поддразнивая ее, наполняя свое сознание величиной своей любви к Франческе, теплом и чувством защиты по отношению к Скайлер. Она ощущала его присутствие в своем сознании периодически, не понимая, что он уже разделил ее воспоминания об ее детстве. Это бы унизило ее. Он интуитивно знал это и не собирался позволять ей почувствовать себя неловко. Она читала то, что он хотел, чтобы она прочитала. Его желание с радостью принять Скайлер в свою семью, его надежду, что он станет хорошим родителем, тем, кто защитит и направит ее, и с кем она всегда будет чувствовать себя в безопасности. Он поделился своими чувствами несоответствия как мужа, своими страхами, что он каким-то образом сможет подвести Франческу. Он любил Франческу больше самой жизни и позволил Скайлер узнать, что его любовь к ней самой будет точно такой же.

Все это время он погружался глубже в ее сознание в попытке найти след силы, намек, что его брат намеревался использовать ее, чтобы нанести удар по Франческе. Он увидел работу Франчески, она была безупречна. Он увидел их совместные меры по обеспечению безопасности, надежную защиту, которую они создали вместе, однако он не смог найти ни следа Люциана, ни намека на грязную силу, ни одного тёмного скрытого намерения. Габриэль был осторожен, ища везде хоть крошечную аномалию, узнавая многое и тщательно все исследуя. Она, казалось, была свободна от внешних сил.

Он тихо вздохнул, отпуская ее прежде, чем его внезапный и неожиданный всплеск гнева передался Скайлер. С ней ужасно обращались и раны в ее душе навсегда оставят после себя шрамы. Она была необыкновенной молодой женщиной с редкой проницательностью и одаренной сверх всякой меры. Но мужчина, который должен был бы любить и оберегать ее, был тем самым, который положил начало и поддерживал насилие.

Габриэль был осторожен, стараясь дышать глубоко, желая выглядеть совершенно спокойным и сдержанным. Он знал, что Скайлер будет напугана любым проявлением мужского гнева. Люциан и так уже одного за другим уничтожил всех насильников Скайлер. Он посчитал врагов девочки частью своей маленькой игры в шахматы с Габриэлем, чтобы показать — ему известно то, что знает Габриэль.

— Вы там что-то увидели, что изменило ваше решение относительно желания взять меня домой к себе и Франческе? — в нежном голосе Скайлер слышался вызов, но при этом она отвела свой взгляд в сторону, едва он отпустил ее.

Габриэль двумя пальцами взял ее за подбородок и приподнял его так, чтобы она взглянула на него.

— У тебя удивительный ум. Я испытываю благоговейный трепет перед тобой и перед тем, чего ты добилась, на что ты способна. Для меня будет честью, если ты примешь меня как своего опекуна наравне с Франческой. Разве ты не видела себя моими глазами? — спросил он невероятно нежно.

Легкий румянец окрасил ее лицо.

— Я не такая. Не такая, какой вы считаете меня: ни мужественная, ни храбрая и ни красивая. Никто ещё не думал так, — он продолжил смотреть на нее, ее румянец стал ярче. — Ну, разве что Франческа, но она вообще не видит в людях плохого. Она и о чудовище найдет сказать что-то хорошее.

Легкая улыбка тронула рот Габриэля.

— В своей оценке Франчески, Скайлер, ты, весьма вероятно, права. Она будет думать о монстре только самое лучшее, но она также и очень проницательна. В тебе она видит то же, что вижу и я. Тебе пора начинать смотреть на себя нашими глазами. Мы твои опекуны, и ты должна научиться доверять нам и полагаться на нас. Если ты когда-нибудь пожелаешь, то можешь исследовать мое сознание, и я открыто поделюсь с тобой своими мыслями.

— Я желаю выбраться из этого ужасного места и отправиться домой вместе с вами и Франческой.

— Она как раз добивалась разрешения врача, когда нам помешали.

Скайлер прикусила губу, начав было говорить, но затем прижала к лицу игрушку.

— Скажи мне, малышка, — тихо подбодрил он. — В нашем доме я ожидаю правды и уважения с обеих сторон. Если ты хочешь мне что-нибудь сказать, я выслушаю тебя и буду дорожить тем, что ты решишь мне сказать.

— Вы не поверите мне, но я знаю, что права, — она погрузила пальцы в плюш волка, выказывая свою нервозность.

Габриэль нежно положил свою руку поверх ее и послал легкую волну тепла и ободрения.

— Если ты знаешь, что права, я поверю тебе, Скайлер.

Она любила звук его голоса, акцент, который не могла распознать, то, как забавно он искажал свои слова. Но больше всего она любила его уверенность, то, как он заставлял ее поверить ему.

— Я не думаю, что доктор на самом деле хороший. Что-то в нем неправильное.

Габриэль кивнул.

— Он очень сильно любит Франческу, и мое возвращение не доставило ему радости. Понимаешь ли, Франческа полагала, что я умер. Я думаю, доктору очень трудно справиться со своей ревностью.

Скайлер довольно долго рассматривала его, потом покачала головой.

— Это нечто большее. Я чувствую это, когда он дотрагивается до меня.

На мгновение, яркое пламя монстра затанцевало в глазах Габриэля и внутри него, выпустив когти. Он выждал время, сделав вдох, прежде чем ответить:

— Что ты имеешь в виду, малышка? — его голос был более спокойным и более красивым, чем когда-либо.

Скайлер почувствовала, как замер в комнате воздух, словно сама земля замерла в ожидании ее ответа. Ее длинные ресницы опустились, скрывая ее выразительные глаза.

— Когда он приходит осматривать меня, то старается спрятать это, но я знаю, что что-то в нем неправильно. Он неискренен. Это больше, чем ревность, Габриэль.

— Я собираюсь добиться, чтобы тебя к завтрашнему вечеру выписали. Франческе и мне необходимо все устроить в доме так, чтобы мы смогли обеспечить тебе надлежащую заботу, пока ты поправляешься. Между тем, Франческа наняла для тебя телохранителя. Это твой телохранитель, а не сотрудник больницы, и он будет следить за твоей безопасностью в наше отсутствие. Если почувствуешь угрозу, скажи ему, чтобы он забрал тебя из этого места и доставил к нам домой, — из своего кармана он достал ключ от передней двери дома Франчески. Сняв тонкую золотую цепочку со своей шеи, он прицепил к ней ключ. — Это ключ от дома, малышка, — он повесил цепочку вокруг ее шеи. — Если тебе потребуется вернуться домой, он тебе понадобится.

Он почувствовал ее облегчение. Она подняла ключ, попереворачивала его, держа так, словно он дал ей нечто ценное. Габриэль встал, склонился к ней.

— Твоя комната готова, Франческа превзошла саму себя, — он написал на бумажке адрес и также всунул ей в руку.

Мягкий рот Скайлер изогнулся в небольшой улыбке.

— Я знала, что она сойдет с ума, — улыбка пропала с ее лица, оставляя ее изнуренной и бледной. — Вы верите мне по поводу доктора?

Она не смогла скрыть тревожных ноток в голосе.

Габриэль мрачно посмотрел на нее, его глаза были серьезны.

— Я верю тебе, Скайлер. Я чувствую такое же беспокойство по поводу него. Не бойся за Франческу. Я сделаю все в своих немалых силах, чтобы держать ее в безопасности.

Скайлер долго всматривалась в его лицо, прежде чем ее ресницы опустились, и она спокойно устроилась в постели, очевидно, удовлетворенная его заверениями.

Бодрствуя, Габриэль автоматически сканировал окружающее пространство, и теперь почувствовал Брайса, входящего в больницу. Он плавно скользнул от кровати к двери. Небольшой вздох тревоги заставил его развернуться.

— Что такое? — тихо спросил он.

Скайлер уставилась на него, словно он был привидением. Она сознательно заставила себя рассмеяться.

— Просто сейчас вы напомнили мне… — она замолчала.

Он демонстративно улыбнулся, мальчишеской, озорной улыбкой.

— Рок-звезду? — с надеждой спросил он.

Проницательность Скайлер была намного больше, чем он предполагал.

Она издала нервный смешок.

— Едва ли, Габриэль. Волка. Большого плохого волка, — она подняла плюшевое животное, — такого, как он.

Он рассмеялся вместе с ней, но проявил дополнительную осторожность, стараясь казаться как можно более человеком, когда покинул палату, ободряюще взмахнув рукой.

Глава 14

— Супружеская пара приезжает сегодня, Габриэль, — произнесла Франческа. Она сидела за своим письменным столом и довольно рассеянно соединяла воедино абстрактные детали. На взгляд Габриэля они напоминали хаос, но он видел, как ее пальцы с любовью прикасаются к каждой детальке, хотя ее сознание, казалось, не было задействовано в том, что она творила.

Мужчина пересек комнату и встал перед ней, жаждая близости ее хрупкого тела.

— Мне прекрасно известно об их приезде, Франческа. Что ты пытаешься утаить от меня? — намек на смех слышался в его прекрасном голосе. Он был ее Спутником жизни, ему стоило всего лишь разделить с ней сознание, чтобы узнать, что ее беспокоило.

Франческа глубоко вздохнула. Ее пальцы нашли клочок ткани и бессознательно начали потирать его большимпальцем.

— Эйдан просил не брать их кровь.

Воцарилось небольшое выразительное молчание. Воздух в комнате стал тяжелым от испытываемого Габриэлем неодобрения. Франческа прекрасно его понимала. Лишь небольшая группа людей знала о существовании карпатской расы. Габриэль был древним, охотником, не превзойденным никем, кроме его близнеца. Он оставался в живых, лишь скрывая свои места для сна, смешиваясь с людской расой. Карпатцы с легкостью могли контролировать поступки людей, у которых они брали кровь, однако Эйдан просил их не делать этого. Если человек знает об их расе и живет в их доме, значит, он держит в своих руках власть над их жизнями. Для Габриэля, довериться двум людям, которых он не знал, означало подвергнуть риску жизнь членов своей семьи.

— Что ты скажешь на эту странную просьбу?

Франческа почувствовала, как дрогнуло ее сердце.

— Габриэль, — она едва слышно выдохнула его имя. Она так долго была предоставлена самой себе, самостоятельно все решая, как и Габриэль, тем не менее, он вспомнил, что важно было учесть и ее мнение, словно она была его партнером.

Габриэль почувствовал, как его рот дрогнул в улыбке. Франческа была его партнером, его второй половинкой. Ее мнение учитывалось всегда, в отличие от всех остальных. Он чрезвычайно гордился ее достижениями. Но до нее, кажется, не доходило, как много она значит для него. И это его поражало. Она должна была увидеть себя его глазами. На его взгляд в мире не было никого равного ей.

— Конечно, я ценю твое мнение. Может, ты и не общалась с нашим народом на протяжении всех этих веков, но ты следила за новостями. Тебе удалось спрятать свою сущность как от власть имущих, так и от дьявольских созданий, беспрестанно рыскающих в поисках женщин нашей расы. Я полагаю, ты лучше подготовлена, чтобы оценить эту странную просьбу, чем я, погребенный под землей почти на два столетия.

— Я слышала, что Эйдан не контролирует эту семью, никогда не использует их для питания, что он их очень сильно уважает. В случае необходимости они помогают другим представителям нашей расы. Не все они посвящены в наши секреты, но те, кто знает, никогда не предавали нас. Если Эйдан рекомендовал этих двоих из своей человеческой семьи, чтобы помочь нам, то полагаю, он доверяет им безоговорочно. Он сказал, что это сын его эконома. Этот мужчина уже некоторое время знает о нашей расе. Его жене, как я предполагаю, это стало известно совсем недавно, но она доказала свою верность. Ее муж заверил Эйдана, что она заслуживает доверия.

— Мне не нравится мысль, что жена не будет под нашим контролем, — признался Габриэль. — Очевидно, муж знает об этом много лет и доказал свою преданность, но эта женщина представляет огромную опасность, поскольку мы находимся в осаде. Она может стать помехой.

Франческа кивнула.

— То, что ты говоришь, верно, особенно теперь, когда Люциан здесь и охотится на нас, но думаю, мы прекрасно можем следить за ее мыслями, чтобы контролировать ситуацию. Если посчитаем, что существует вероятность опасности, у нас будет время, чтобы связаться с Эйданом.

Габриэль приподнял бровь, и Франческа отвернулась, чтобы скрыть свое внезапное веселье. Габриэлю не нравилась ее идея консультироваться с Эйданом Сэвиджем по любому вопросу, не говоря уже о тех, что касались внутренних дел его семьи. Это было все, что она могла сделать, чтобы сохранить невозмутимое выражение лица.

Габриэль лениво потянулся и тронул ее за плечо.

— Ты смеешься надо мной? — очень тихо поинтересовался он. Его голос угрожающе мурлыкнул.

— Я делаю что? — ее глаза стали такими темными, почти черными, и искрились смехом.

Он обнял ее за талию и притянул под прикрытие своего тела.

— Делаешь-делаешь, с тебя станется, — прошептал он, наклоняя свою темноволосую голову к манящему изгибу ее шеи. Его рот прошелся по ее атласно-мягкой коже. — Ты не слишком занята со всеми этими своими людьми, чтобы выкроить время и обсудить мои заболевания? Я нуждаюсь в исцелении.

Она подняла руки и, закинув их назад, обвила ими его шею, прислоняясь к нему, отчего все его мускулы впечатались в ее хрупкое тело. Ее губы встретились с его. Земля, казалось, прекратила вращаться под ее ногами. На один сердцеостанавливающий миг дыхание перестало быть важным. Их сердца бились как одно, их сознания были полностью слиты, их души были единым целым. Франческа растворилась в нем, ее тело стало мягким и податливым. Он сотворил с ней это только одним своим поцелуем. Заставил расплавленную лаву пронестись по ее крови и поднять температуру ее тела на несколько градусов за считанные секунды.

— У нас есть ребенок, — пробормотала она в его рот, — и прямо в этот момент она направляется к нам.

Габриэль тихо застонал. Он слышал мягкую поступь небольших ступней Скайлер, которая исследовала их дом. Едва поднявшись, Габриэль отправился на охоту, хорошо покормившись как для себя, так и для Франчески. Им многое предстояло сделать, в том числе позаботиться, чтобы Скайлер устроилась в своем новом доме. Габриэль одобрил охранника, которого наняла Франческа. Джаррод Сильва был мужчиной лет тридцати и выглядел очень компетентным. Он ни капли не был назойливым. Габриэль легко прочитал его желание выполнять свою работу как можно лучше, но для пущей уверенности легким принуждением усилил решимость Джаррода и остался доволен мужчиной, который будет защищать Скайлер, возникни в этом необходимость.

Франческа развернулась в его объятиях и прижалась своим стройным телом к его. Он тихо рассмеялся, притягивая ее ещё ближе.

— Смотрю я на тебя, Франческа, — тихо прошептал он, обхватывая ее лицо своими ладонями, — и не могу поверить в свою удачу. Ты моя жизнь, само мое дыхание. Надеюсь, ты всегда будешь помнить об этом и нести это знание в своем сердце. Ты делаешь мучения, которые я вынес за все эти столетия, стоящим.

Франческа почувствовала, как слезы начали собираться в ее глазах. Она почувствовала его абсолютную искренность, силу его эмоций. Безусловно, он хотел ее тело, она чувствовала жар и желание, поднимающееся в нем подобно неизменному приливу, но более сильной и более интенсивной была его любовь, которую он чувствовал к ней. Она приказала себе дышать, всего лишь сделать вдох и вобрать его запах.

Тихий звук заставил их обоих повернуть головы.

— Как же мне нравится это в вас обоих, — заявила Скайлер. Она двигалась медленно, осторожно, ее маленькое тело все ещё не оправилось от побоев. — То, как вы смотрите друг на друга. Я никогда не видела никого другого, кто бы поступал так. Вы смотрите друг на друга с такой любовью. Она сияет между вами.

Франческа мгновенно протянула девочке руку.

— И тебе интересно, есть ли здесь место для тебя.

Скайлер выглядела невероятно хрупкой. Ее кожа была бледной, почти прозрачной, ее глаза казались огромными на ее изящном личике. Она выглядела гораздо моложе своих четырнадцати лет, пока кто-либо не взглянет в ее слишком старые глаза.

Скайлер опустила голову, длинные ресницы скрыли выражение ее глаз, но она прошла вперед и взяла протянутую руку. Франческа нежно притянула ее к ним. Габриэль накрыл их руки своей.

— У нас достаточно любви, чтобы окружить любого, Скайлер, — нежно ответил он. — Более чем достаточно. Мы — семья, все трое, и мы всегда будем ею, неважно, что принесет будущее. Все начинается здесь, с нас. Франческа жила большую часть своей жизни одна, как и я. Ты тоже. Вместе мы справимся с этим, поможем один другому, — его голос был красивым и убедительным. Он мог командовать небесами и заставить саму землю вздыбиться под их ногами. Он мог заставить Скайлер поверить без всякого скрытого принуждения.

Франческа пригладила неровные кончики волос Скайлер.

— Сегодня прибывает пара, которая будет вести у нас хозяйство. Надеюсь, они постоянно будут жить с нами. У Габриэля и меня много обязанностей, которые требуют нашего внимания, и некоторое время на протяжении дневных часов нас не будет дома, и с нами будет трудно связаться. Я хочу, чтобы кто-то, кому я доверяю, все время был рядом с тобой, чтобы ты чувствовала себя в безопасности. Но помни, это твой дом. Если будет что-то сделано или сказано, что тебе не понравится, я ожидаю, что ты передашь это мне, чтобы мы вместе смогли разобраться. Если ты боишься или хочешь что-то изменить в доме, пожалуйста, скажи об этом. Твое счастье и удобство много значат для нас. Это не беспокойство. Мы хотим сделать для тебя все возможное.

— Моя комната красива, Франческа, — сказала Скайлер, ее голос до сих пор был тихим и тонким, от чего Франческе хотелось притянуть девочку в свои объятия. — Спасибо, что приложили столько усилий ради меня.

— Это было весело. И ходить по магазинам вместе тоже будет весело, — Франческа нежно рассмеялась. — Ты бледнеешь от мысли пройтись по магазинам. Большинство девочек пришли бы в восторг. Я, наконец-то, обрела дочь или младшую сестренку, как тебе угодно, так и называй, а ты не хочешь сходить по магазинам за одеждой.

Скайлер дрожащей рукой прикоснулась к тонкому шраму на своем лице и смущенно потерла его.

— Я слишком долго не была в общественных местах, — призналась она.

Габриэль взял ее руку и прикоснулся щекой к самому страшному шраму.

— Когда ты решишь, что готова, мы пойдем и посмотрим на странных людей снаружи все вместе. Так это станет ещё более забавным.

Скайлер некоторое время смотрела на него, ее глаза скользили по его резким чувственным чертам, изучая каждый дюйм его лица. Ее улыбка не торопилась появляться, но когда она, наконец, появилась, то осветила ее глаза.

— Я думаю, вы боитесь этих людей так же, как и я, только по другим причинам.

Франческа рассмеялась над кислым выражением лица Габриэля, радостный звук наполнил их дом любовью. Она смогла сделать это, подумал Габриэль. Франческа наполнила каждый уголок этого огромного дома любовью. Каждый миг, проведенный в ее обществе, только углублял его чувства к ней. Она излучала так много света, что это приводило его в восторг. Габриэль слишком долго жил в мире тьмы, жестокости и только мог с благоговением смотреть на Франческу. Его черные глаза встретились с дымчато-серым взглядом Скайлер и они обменялись улыбками взаимопонимания. Она ощущала то же самое. Они оба вечно хотели бы греться в исцеляющем свете Франчески.

Франческа скользнула рукой вокруг талии Скайлер таким естественным для нее жестом, что Скайлер и не подумала отпрянуть.

— Мы не будем волноваться о том, как показаться на публике, пока ты не будешь готова, дорогая. Я всего лишь хочу, чтобы ты чувствовал себя спокойно и в безопасности здесь, дома. Я думаю, тебе понравятся наши управляющие.

Скайлер скорчила гримасу и обменялась ещё одним быстрым взглядом с Габриэлем. Он состроил такое же выражение лица. Франческа рассмеялась над ними.

— Я вижу, как это будет. Вы двое — пара отшельников. Не будет никакого сговора против Франчески, слышите, вы двое. Скайлер, тебе ведь нравится твой телохранитель?

Скайлер пожала плечами.

— Я стараюсь никогда не смотреть на него.

— Что ж, а следовало бы. Он довольно красив, — ответила Франческа.

— Ну все, достаточно, — перебил ее Габриэль. — Ты никого кроме меня не должна находить красивым.

Франческа невероятно сладко улыбнулась.

— Но подожди, я не припоминаю, чтобы когда-нибудь говорила, что ты красив.

Скайлер обнаружила, что смеется. На какой-то момент она обо всем забыла. Забыла о шрамах на своем теле. Забыла о шрамах в своем сознании и душе. Она стала молодой девушкой, наслаждающейся моментом счастья с двумя людьми, которых начинала любить. Почти невозможно было поверить, что она начала так быстро доверять им, но так оно и было.

— Вы собираетесь спустить ей это с рук? — спросила она Габриэля, ее глаза сверкали. — Вы красивы, и она заметила это. Я знаю, что заметила.

Он перехватил Франческу за запястье, когда она попыталась было сбежать, и притянул к себе.

— Я планирую загипнотизировать ее и сделать ей всевозможные внушения. Ты можешь помочь мне, Скайлер. Думаю, ей следует меня чтить.

— Когда будете делать внушения, вы можете сказать ей, что никто другой не должен заботиться обо мне, что я хочу, чтобы это делала только она, — тихо проговорила Скайлер, наполовину серьезно.

— Никто другой не имеет власти над тобой, Скайлер. Эти люди приезжают, чтобы помочь тебе на протяжении часов, когда я буду отсутствовать, — нежно заметила Франческа. — Они оказывают нам огромное одолжение, так что ты не будешь одна, — ее голос был музыкальным и проникал в сознание Скайлер с исцеляющим принуждением.

Габриэль издал резкий звук, привлекая внимание Скайлер к себе.

— Я заметил, что она использует слово «никто другой». Ты заметила это, Скайлер? Она исключает и меня? А я думал, что являюсь главным в этом доме.

— Вы даже не красивы, — заметила Скайлер, рассмеявшись, несмотря на серьезность ситуации.

— Ага, значит необходимо загипнотизировать и тебя тоже, — пригрозил он. — Следовало бы знать, что вы, женщины, будете держаться вместе. Просто помни об этом, когда обнаружишь себя тявкающей, как собака, в своей комнате и удивляющейся, как ты там оказалась.

— Я задалась бы вопросом, с чего бы это я залаяла, — возразила Франческа. — Лай это уже чересчур.

— Я не знаю, — размышляла Скайлер, — если экономка войдет и обнаружит нас всех, лающими, как собаки, она со всех ног помчится отсюда, чему я буду несказанно рада.

— Ты ведь дашь им шанс, не правда ли, Скайлер? — ласково спросила Франческа.

Скайлер тихо вздохнула.

— Думаю, у меня нет большого выбора. Но я знаю, что могу остаться одна. Я не ребенок и провела большую часть своей жизни в одиночестве.

— В этом есть смысл, — признал Габриэль. — Пожалуйста, не пойми неправильно, Скайлер. Франческа и я хотим, чтобы рядом с тобой находилась экономка, потому что желаем быть уверенными в твоем благополучии и безопасности, а не потому что не доверяем тебе. Мы богаты, малышка, и из-за этого ты можешь стать мишенью. Франческе пришлось бы проводить слишком много времени, беспокоясь, сможем ли мы тебя достойно защитить.

Глаза Скайлер остановились на его лице, пока она размышляла, говорит ли он ей правду. Наконец, она кивнула.

— Я не подумала об этом. Мне бы не хотелось, чтобы вы волновались обо мне.

Прикосновение Франчески было успокаивающим, как всегда.

— Попытайся хоть на некоторое время. Если они не подойдут, мы найдем кого-нибудь другого, кто тебе понравится.

Скайлер попыталась стереть озабоченное выражение с лица Франчески, сказав:

— Вы не боитесь испортить меня?

Франческа сразу же улыбнулась, ее темные глаза заискрились смехом.

— Я надеюсь нам это удастся. Это будет так весело.

— Вы не знаете наипервейшей вещи относительно воспитания, не так ли? — отчитала ее Скайлер. — Я оказываюсь перед необходимостью быть той, кто будет заправлять здесь всем.

Звонок в дверь прервал все дальнейшие шутки между ними, улыбка исчезла с лица Скайлер. Франческа немедленно обвила слишком тонкие плечи девушки своей успокаивающей рукой.

— Они уже здесь, так? — прошептала Скайлер, словно боясь говорить громче.

Франческа почувствовала, как дрожит ее небольшое тело, и бросила взгляд на Габриэля, явно встревоженная.

— Вероятно, мы слишком сильно давим на нее, ожидая, что она примет так много народу и так быстро в своей жизни.

— Она должна находиться под защитой, любовь моя. Наш единственный выбор состоит в том, чтобы приказать ей принять их, но мы оба согласились, что не будем этого делать без крайней необходимости, — Габриэль потянулся и взял Скайлер за руку. — Мне также неприятно присутствие в моем доме незнакомцев, малышка. Вероятно, тебе придется стать моей силой на то время, пока Франческа творит свою магию. Если ни один из нас не почувствует, что с этими людьми что-то не так, мы попытаемся принять их в нашем доме. Договорились?

— А если мне не понравится мужчина? — спросила Скайлер, озвучивая свой худший страх.

— Пойми одно, Скайлер, — тихо проговорил он. — Если ты когда-нибудь начнешь опасаться какого-либо мужчину, включая меня, будь на то реальная причина или нет, отправляйся прямо к Франческе. Не думай об этом, не беспокойся и не колебайся ни мгновения. Сразу же говори ей. Пообещай мне, что так и сделаешь, — его голос был волшебным, таким нежным и совершенным, что ему невозможно было сопротивляться.

Скайлер замерла на некоторое время, прежде чем уверенно кивнуть. А когда они все направились к входной двери, она обнаружила, что крепко сжимает руки Габриэля и Франчески. Каким-то образом физический контакт с ними делал ее более спокойной. Было в этой паре нечто успокаивающее. Когда она находилась между ними, их безмятежность, казалось, наполняла ее и не подпускала к ней страхи. Она не могла припомнить за всю свою жизнь времени, когда бы не боялась. Пока Франческа не нашла ее, притаившуюся внутри собственного сознания, и не окутала волнами тепла и уверенности. Даже тот факт, что Габриэль был крайне подавляющим мужчиной, не беспокоил ее. Она знала, что он был могущественным, чувствовала это в нем, когда находилась рядом, тем не менее, Скайлер находила силу Габриэля успокаивающей. Он дал ей свое слово, и она поверила ему. Поверила им обоим. Они были решительно настроены сделать ее вновь целостной, заставить ее понять любовь, доброту и истинную безопасность.

Над склоненной головой Скайлер взгляд черных глаз Франчески встретился с темными глазами Габриэля в молчаливом понимании. Оба с легкостью читали мысли подростка. Габриэль подбадривающе улыбнулся, как бы ему хотелось сейчас притянуть Франческу в свои объятия и прижать под защиту своего сердца и разума, под защиту своего тела. Она всегда думала о других, всегда хотела помочь тем, кто в этом нуждается, и ее сочувствие потихоньку сказывалось на нем.

— Я так сильно люблю тебя, Франческа, — эмоции были такими сильными, слова просочились из его сознания в ее.

Франческа почувствовала, как румянец смущения окрасил ее щеки. Габриэль мог заставить ее ощутить себя подростком, ее сердце затрепетало от прикосновения его руки. Иногда он позволял себе быть таким ранимым. Это была очень необычная черта для карпатского мужчины.

Его тихий смех эхом отозвался в ее сознании, когда она открывала дверь.

— Ты ничего не знаешь о карпатских мужчинах.

Франческа одарила его высокомерным взглядом, когда в действительности ей хотелось броситься в его объятия. Вместо этого она доброжелательно улыбнулась паре, стоящей на крыльце.

— Пожалуйста, входите. Эйдан сообщил, что вас следует ожидать. Так мило с вашей стороны прийти нам на помощь, когда мы в этом так нуждаемся.

Мужчина вышел вперед и с легкой улыбкой сознательно протянул Габриэлю руку.

— Я Сантино, а это моя жена Бразилиа, — очевидно, он чувствовал себя непринужденно, несмотря на то, что догадывался, кем они являлись. Он совершенно не боялся, что Габриэль «прочитает» его, и Габриэлю это понравилось.

Сантино был хорошим человеком, с чувством долга и решимостью сделать все, что потребуется, чтобы защитить свою семью. Он пережил осаду вампиров и их миньонов и знал об опасности и что надо делать, чтобы защитить людей и карпатцев. Он охотно вступил в ряды бойцов, принимая ответственность, которую несет в себе знание, что вампиры на самом деле существуют. Он обладал спокойной уверенностью в себе, что мгновенно понравилась Габриэлю.

Габриэль практически почувствовал, как Франческа издала вздох облегчения. На протяжении всего знакомства Скайлер была необычайно спокойна, ее лицо довольно бледным, но оба, как Сантино, так и его жена, были необычайно нежными с ней. Бразилиа была невысокой женщиной, почти такого же телосложения, как и Скайлер, только более округлой и мягкой на вид. Она нервничала чуть больше, чем ее муж, но ни один из карпатцев не уловил ничего, кроме искреннего сочувствия к Скайлер и решимости быть поддержкой ребенку в таком бедственном положении. Из-за этого она сразу же понравилась Франческе. Скайлер очевидно прочла в паре только добрые намерения, потому что начала медленно расслабляться, смягчая свою мертвую хватку на их руках и даже выдавливая слабую улыбку один или два раза на протяжении всего разговора.

Франческа провела супругов по дому, преднамеренно исключив спальню Скайлер. Было важно, чтобы девушка чувствовала, что у нее есть свое собственное место для уединения, убежище, в которое никто не посмеет вторгнуться без разрешения или приглашения. Бразилиа была особенно довольна кухней и садом. Сантино же был озабочен той легкостью, с которой можно было попасть с улицы в дом. В таких условиях защита хозяев дома казалась ему сущим кошмаром. Оба говорили по-французски бегло, с легким американским акцентом.

В доме Франчески было невозможно не почувствовать себя непринужденно. Было в нем что-то умиротворяющее и успокаивающее. Бразилиа улыбнулась мужу, вдруг довольная решением, которое они приняли. Что было не так-то легко. Двое их детей учились в колледже, и они были готовы к переменам, но переезд во Францию совершенно не входил в их планы.

Лишь мысль о маленькой девочке, подвергшейся такому жестокому обращению и нуждающейся в ком-то, кто бы любил и заботился о ней, склонила их решение в пользу переезда. При всем при этом это было довольно пугающим для Бразилиа. Она любила Эйдана и его жену Александрию, но их она знала долгое время. Вещи, которые рассказал ей ее муж были настолько невероятными, что она не была уверена, стоит ли ему верить или нет. Действительно, она никогда не видела ни Эйдана, ни его жену на протяжении дня, хотя ее воспоминания, казалось, были смутными. До того как Сантино рассказал ей правду про Эйдана и его жену, она готова была поклясться, что часто находилась рядом с ними на протяжении всех дневных часов. Теперь же она знала, что это было не так.

Она внимательно смотрела на Франческу, тайком бросая быстрые взгляды, чтобы лично оценить ее. Будет ли с ней легко работать? Бразилиа хотелось сделать этот дом похожим на свой собственный. Ей хотелось любить бедную маленькую Скайлер как свою собственную дочь. Ей хотелось любить Франческу и Габриэля, как она любила Эйдана и Александрию. Родители Сантино работали на Эйдана всю свою супружескую жизнь. Сантино вырос в доме Эйдана и очень сильно любил его. Она знала, привязанность ее мужа уходила корнями глубоко в землю, связь была почти такой же сильной, как и ее брак. Может сильнее. Она вздохнула и бросила взгляд на мужа. Сантино. Как же сильно она его любила. И очень гордилась им.

Бразилиа заметила, что Франческа улыбается ей, и поспешила улыбнуться в ответ.

— Мне действительно понравился дом, — сказала она, рассчитывая сломать лед.

Улыбка Франчески отразилась в ее прекрасных глазах.

— Спасибо. Я живу здесь довольно долго и чувствую себя как в родном доме. Надеюсь, вы будете испытывать то же самое. Если комнаты придутся вам не по вкусу или вам что-нибудь потребуется для кухни, пожалуйста, говорите. Это, прежде всего, всецело ваши владения.

— Я умею готовить, — вдруг сказала Скайлер, удивив всех. Она была очень тихой, просто наблюдая за всеми, когда они осматривали дом. Она держалась рядом с Франческой и временами тянулась и дотрагивалась до ее руки, словно убеждая себя, что она не одна.

— Чудесно, — незамедлительно ответила Бразилиа. — Ты покажешь мне все свои любимые рецепты. Я знаю, что любит Сантино. Все, что угодно, лишь бы съедобное.

Намек на улыбку появился на личике Скайлер, но он не затронул ее глаз. На этот раз она переплела свои пальцы с пальцами Франчески. Едва она сделала это, как странное выражение появилось на ее лице. Она наклонился к Франческе.

— Вы просили меня сказать вам, когда тот другой будет здесь. Я чувствую его прямо сейчас.

Франческа замерла, ее пальцы сформировали свободную цепь вокруг крошечного запястья Скайлер.

— Не смотри ни на кого в доме, милая, просто сосредоточься на чем-нибудь, чтобы держать свое сознание занятым. Габриэль, он сейчас со Скайлер. Я боюсь, он может воспользоваться ею, чтобы причинить кому-то вред. Скайлер не сможет перенести этого.

— Не входи в ее сознание, пока он находится там. Этим займусь я, посмотрю, что Люциан ищет. Более чем вероятно, это информация и каверза. Он любит свои игры, — Габриэль подбадривающе улыбнулся Скайлер, одновременно подавая Франческе молчаливый сигнал продолжать разговор с Сантино и Бразилиа.

— Будь осторожен Габриэль, — встревожено промолвила Франческа. Она страшно боялась Люциана. Она знала его могущество, знала, что он был самой силой, в отличие от всех остальных. — Ты полагаешь, что он воспользуется Скайлер против меня, я же считаю, что он воспользуется ею против тебя.

Ответом Габриэля стала всего лишь волна тепла в ее сознании.

— Пошли со мной, милая, — невероятно нежно сказал он Скайлер и взял ее руку в свою, приводя ее в кабинет. Проходя мимо книжной полки, он передал ей книгу, которую взял наугад. — Уверен, ты получишь от нее большое удовольствие.

Скайлер без слов взяла книгу и открыла. Она по-настоящему принялась ее читать, но при этом слабая улыбка подернула уголки ее мягкого рта.

— Все эти шпионские штучки интересны, не так ли, Гэйб?

Брови Габриэля взлетели чуть ли не до потолка. За все долгие века его существования никто и никогда не подумал назвать его «Гэйбом».

— Побольше уважения, юная леди, и поменьше всех этих «Гэйбов», — он быстро слился своим сознанием с ее, не давая ей времени подумать об этом или дать знать Люциану, что он присоединился к ним. Он мгновенно ощутил всплеск силы, который свидетельствовал о присутствии его брата-близнеца в сознании девушки.

Люциан тоже почувствовал его.

— Немного тесновато для нас двоих.

— Когда это ты опускался до использования ребенка, чтобы добиться своего? Я считал тебя довольно сильным, чтобы встретиться со мной лицом к лицу, но вижу, что твоя сила медленно истощается, — Габриэль говорил мягким чистым голосом, его тон был завораживающим.

— Ты упорно продолжаешь насмехаться надо мною. Это никогда не сработает, Габриэль. Я сомневаюсь, что меня можно вынудить принять твой вызов. В то время как ты становишься мягче в этом доме, окруженный женщинами, я строю королевство, чтобы управлять им.

Габриэль тихо вздохнул.

— Ты говоришь как ребенок, Люциан. Тебе будет скучно управлять королевством. Найди-ка монастырь и почитай какие-нибудь книги.

— Я уже сделал это, — и прежде чем Габриэль смог «посмотреть» глазами Люциана и понять, где может находиться его брат, он почувствовал отступление. Люциан быстро покинул сознание Скайлер.

Скайлер бросила на него взгляд.

— Он знал, что вы дали мне книгу. Он процитировал мне из нее отрывок и попросил взглянуть на страницу восемьдесят два. Я посмотрела на отрывок, он повторил его слово в слово, — в ее голосе прозвучало благоговение перед таким подвигом.

— Люциан гений, Скайлер, и обладает фотографической памятью.

Она обратила на него взгляд своих огромных глаз, старых глаз.

— Как и вы, правда?

Габриэль кивнул.

— Да, как и я, милая. Люциан мой брат, мой брат-близнец. Ему нравится играть в игры, не всегда хорошие. Я не хочу, чтобы ты боялась, но он обладает силой и иногда злоупотребляет ею.

Скайлер покачала головой и вернула Габриэлю книгу.

— Я не боюсь его, совсем. Почему Франческа сказала мне ни на кого не смотреть? — она задала вопрос, чтобы посмотреть, скажет ли Габриэль ей правду.

Он блеснул белыми зубами и впервые Скайлер ощутила мелкую дрожь, пробежавшую по ее спине. На мгновение она ясно увидела в нем хищника.

— Люциан способен на большее, чем просто мысленно разговаривать с тобой. Он не только телепат, он обладает и другими способностями. Он может использовать тебя, если сольется с тобой.

Скайлер не ожидала его ответа. Девушка перестала ходить и уставилась на него.

— Вы действительно ответите на мои вопросы, правда? Независимо от того, насколько это плохо, вы скажите мне правду.

— Чего ты ожидала, Скайлер?

Она пожала плечами.

— Большинство людей врут детям, если правда неприятна, — Скайлер опустила голову, чтобы волосы рассыпались вокруг ее лица. — Мне не следовало проверять вас подобным образом. Я подозревала, что это будет нечто подобное.

— Это так неестественно для тебя, чтобы поверить? — полюбопытствовал Габриэль.

— А не неестественно, что вы и Франческа может говорить со мной в моей голове? Не неестественно, что я могу разговаривать с животными?

Габриэль приподнял одну бровь.

— Можешь?

Она кивнула, не глядя на него, частично боясь, что он не поверит ей.

— Я знал, что ты обладаешь внутренним чутьем на неприятности, но не понимал насколько ты на самом деле одарена. Над этим талантом нам придется поработать. Тебе нравятся животные?

— Больше, чем люди, — призналась она с легкой усмешкой. — Намного больше, чем люди. Я чувствую родство с ними. Они живут по принципам. Благородным принципам.

— У некоторых людей тоже есть принципы, солнышко. У некоторых людей есть честь и достоинство. Ты должна знать об этом, ты одна из них.

— Вы на самом деле поможете мне лучше говорить с животными?

— Я смогу помочь тебе развить дар, который у тебя есть, — ответил он. — И весьма возможно, что Франческа и я могли бы научить тебя, как защищаться от нежелательных эмоций, когда ты будешь находиться среди других людей.

— Мне нравится это, — ее небольшие белые зубки прикусили нижнюю губу. — У вас необычный акцент. Он милый. Мне нравится, как вы искажаете слова.

— Как тебе удалось научиться говорить по-французски и по-английски?

Скайлер снова пожала плечами.

— Языки даются мне легко. Я, правда, не знаю почему, но думаю с моей матерью было точно так же.

— Она, должно быть, была замечательной женщиной. Жаль, что я не знал ее, Скайлер.

— Спасибо, — пробормотала Скайлер. Ее голос был нежным и милым, напоминающий голос Франчески. Она сделала характерный прыжок к лестнице.

Габриэль двигался по дому, молчаливо вслушиваясь в звуки, издаваемые его обитателями. Это было не так неудобно, как, он думал, будет, деля один и тот же дом. Дотронувшись до сознания Сантино, он нашел его верным и храбрым мужчиной. Габриэль никогда не проводил много времени среди людей, ни одного не мог назвать своим другом. Но Сантино был сильной личностью, и у него было доброе сердце. У мужчины не было скрытых помыслов. А его жена была милой и добродушной. Она не была уверена, верить или нет во все то, что ей рассказал Сантино про Эйдана и его Спутницу жизни, но она желала жить с Сантино, какое бы место он ни выбрал, и была решительно настроена снова сделать его дом счастливым.

Габриэль обнаружил, что улыбается, скользя по большому дому. Звуки становились родными, почти успокаивающими. Странный аромат, витающий в воздухе, делал дом ещё более уютным.

— Они тебе нравятся, — заявила Франческа, скользнув к нему сзади и обвивая его узкую талию своими руками. Она положила голову на его широкую спину.

— Да, они нравятся мне, — уступил он. — Я не знаю, выбежит ли женщина с криком из дома, вздумай вампиры напасть на нас здесь.

— Я не знаю, выбегу ли я с криками из дома, — рассмеялась Франческа. — Скайлер отправилась в постель. Она страшно устала. Я немного посидела с ней, чтобы убедиться, что она выздоравливает. Но ты знаешь, любовь моя, я невероятно голодна, — легкий намек сквозил в ее голосе.

Он накрыл ее руки своей ладонью.

— Опять? Как часто мне придется кормить тебя?

Ее руки прошлись по его телу, очерчивая мускулы, исследуя более интригующие места.

— Это не только для меня, — напомнила она ему. — В любом случае, ты прекрасно знаешь, что я говорю не о таком голоде.

Он развернулся кругом, чтобы притянуть ее в свои объятия, покачивая, словно она весила не больше ребенка. Его темные глаза обжигающе прошлись по ее лицу с таким голодом, что у нее перехватило дыхание.

— И что же это за голод такой, Франческа? Я люблю, когда ты просишь у меня то, что тебе хочется.

— Габриэль, — она выдохнула его имя несколько удивленно, проводя ласковой рукой по его упрямой челюсти. Ее Габриэль. Ее легенда. Такой невероятно сексуальный. — Я не прошу, Спутник жизни, я требую. Мое тело жаждет твоего. Я вся горю внутри, и только тебе под силу удовлетворить меня.

Они быстро направились по коридору к своей спальне.

— Я не могу поступить по-иному, кроме как удовлетворить тебя.

— Хмм, по-моему это я желала удовлетворить тебя. Я хочу ощутить тебя у себя во рту, хочу видеть твое лицо, когда ты будешь заниматься со мной любовью, хочу почувствовать тебя, твердого и горячего и настолько глубоко ставшего частью меня, что я никогда-никогда не буду в состоянии избавиться от тебя.

Его рот нашел ее, сотрясая ее мир, в то время как их одежда в беспорядке разлеталась по коридору. Его пальцы уже глубоко проникли в ее влажную и радушную сердцевину, продвигаясь глубже, лаская, в то время как он целовал ее, пока она не перестала осознавать, где начинается он, а где заканчивается она. Очутившись в спальне, она толкнула его в грудь, настаивая на своем праве пробовать его на вкус, дразнить, ее сознание слилось с его, чтобы поделиться опытом, чтобы доставить ему пьянящее удовольствие знанием, что она хочет свести его с ума. Габриэль, который всегда контролировал себя, беспомощно откинулся назад, резкий крик вырвался из его горла, когда она вкусила саму его сущность. Он притянул ее в свои объятия и усадил к себе на колени, полностью заполняя ее. Его руки направляли ее бёдра, в то время как он наблюдал за ее медленной, ленивой ездой, ее волосы прикрывали ее тело, от чего ее груди вызывающе смотрели на него.

— Ты самая красивая сексуальная женщина на земле, — тихо прошептал он. У него не было никаких намерений спать, да и Франческе он не собирался позволять спать ещё долгое – долгое время.

Глава 15

Дверной звонок издал тихий, мелодичный звон, сообщая о приходе посетителя. Сантино бросил взгляд на жену, чувство тревоги накатило на него. Все в доме Франчески и Габриэля было гармоничным, даже дверной звонок, однако у Сантино было зловещёе предчувствие несчастья. Скайлер заметно побледнела и сжалась в комок в кресле. Ее глаза выглядели невероятно огромными на ее небольшом личике, когда она стиснула в руках плюшевую игрушку. Сантино тут же захотелось обнять ее и прижать к себе, но она тщательно избегала любого физического контакта с ним.

Друцилла в ответ посмотрела на него, после чего встала рядом с креслом Скайлер, практически закрыв подростка от глаз визитера. Они оба заметили, что Скайлер, кажется, заранее знает о приближающихся проблемах, и прямо сейчас она выглядела страшно напуганной.

Брайс снова нажал на дверной звонок, решительно настроенный увидеть Франческу. Он был одержим навязчивой идеей. Он больше не мог спать по ночам, убежденный, что она находится в опасности. Он думал о ней каждую свободную минуту, планируя и плетя интриги, как вытащить ее из-под темного влияния Габриэля. Сейчас он точно знал, что сказать, чтобы заставить ее выслушать его, но дверь ему открыл совершенно незнакомый человек. У Брайса зашумело в голове. Это происходило все чаще и чаще, являясь предзнаменованием ужасных и беспощадных головных болей.

— Кто, дьявол, вы такой? — грубо потребовал он ответа. Как много мужчин вообще побывало в жизни Франчески? Неужели он оказался перед необходимостью прибегнуть к насилию? У Габриэля, вероятно, здесь какая-то банда, возможно, он действительно принадлежит к организованной преступности.

Сантино приподнял бровь.

— Прошу прощения, — тихо ответил он, его лицо представляло собой ничего не выражающую маску.

Байрон стиснул зубы, его пальцы сжались в кулаки.

— Этот дом принадлежит Франческе дель Понсе, моему очень близкому другу. Где она?

— В данный момент ее нет. Могу я узнать, кто ее спрашивает? — вежливо поинтересовался Сантино. Он пристально рассматривал мужчину. Никто не предупредил его, что стоит ожидать беду, одетую в дорогой костюм.

Брайс проглотил свой гнев и прижал пальцы к своим ноющим вискам.

— Я лечащий врач Скайлер. Я здесь, чтобы проверить ее.

Друцилла почувствовала, как девушка внезапно напряглась, и бросила на нее взгляд. Скайлер была такой бледной, что стала похожа на привидение. Ребенок уткнулся лицом в волка, были видны лишь ее глаза, наполненные тревогой. Друцилла наклонилась и легонько дотронулась до плеча Скайлер. Тело девочки сотрясала дрожь.

— Я не знал, что у Скайлер намечена встреча с врачом. Франческа обычно информирует меня о планируемых на день делах, — гладко сымпровизировал Сантино.

— Франческа пообещала мне, что приведет Скайлер для проверки в больницу.

Скайлер издала тихий стон страдания, настолько тихий, что его услышала только Друцилла. Сантино оглянулся на них, и его жена быстро покачала головой.

— Мне жаль, доктор, но пока Франческа не вернется, боюсь, я мало чем смогу вам помочь. Я скажу, что вы заходили, — промолвил он мягко, непринужденно.

— Я заберу Скайлер в больницу сам, — мгновенно вызывался Брайс.

Скайлер вжалась в подушки, отказываясь сдвигаться хоть на дюйм. Она беспомощно смотрела на Сантино.

Сантино ободряюще улыбнулся девушке.

— Я страшно сожалею, сэр, но поскольку я не получал от Франчески никаких указаний, я не могу позволить Скайлер покинуть помещёние. Я уверен, Франческа как можно быстрее постарается привести Скайлер, — он неподвижно замер в дверях, так что у Брайса не было никакой возможности протолкнуться мимо него.

Краска мгновенно охватила шею Брайса и перешла на его лицо, окрашивая его щеки ярко-красным румянцем. В висках запульсировало так сильно, что он впился большим пальцем в трепещущую точку в попытке облегчить боль.

— Она моя пациентка, нравится это Габриэлю или нет. Я не позволю этому мужчине указывать, осматривать мне моих пациентов или нет.

Сантино продолжал вежливо улыбаться.

— Мне очень жаль, сэр. Мой французский должно быть не очень понятен. Габриэль вообще не давал мне относительно вас никаких указаний. Я говорю о Франческе. Именно она настаивает на том, чтобы Скайлер оставалась дома без какой-либо раздражающей компании. Я уверен, она не имела в виду вас, сэр, поскольку вы лечащий врач Скайлер, но я не могу пойти против ее прямых указаний. Не сомневаюсь, она прояснит это недоразумение, как только вернется.

Брайс сердито выругался, пронзая глазами Сантино.

— Я даже не знаю вас. С какой бы это стати Франческа стала бы оставлять на вашем попечении мою пациентку? Я настаиваю, чтобы войти и поговорить со Скайлер. Я желаю убедиться, что она в порядке.

Сантино продолжал улыбаться, но его глаза стали холодными и пустыми.

— Вы предполагаете, что я могу удерживать юную леди пленницей в своем собственном доме?

— Я не знаю, чем вы занимаетесь. Франческа мой близкий друг, — тон Брайса подразумевал все, что угодно. — Она бы сказала мне, если бы приняла подобные меры, заботясь о Скайлер.

— Возможно, вы не такой хороший друг, каким считаете себя, сэр, — очень мягко сказал Сантино.

Брайс шагнул вперед, тесня мужчину, ярость клокотала внутри него, почти подавляя его здравый смысл.

— Как вы смеете?

Сантино не сдвинулся с места. Не дрогнул. Он продолжал стоять в дверях — твердая мускулистая фигура, которую невозможно было сдвинуть. Позади Брайса из тени выступил мужчина. Телохранитель Скайлер встал на нижнюю ступеньку, сложив руки на груди. Брайс проглотил свою ярость и отошел от Сантино.

— Скайлер, иди сюда. Ты пойдешь со мной. Я говорю серьезно. Если ты сейчас же не выйдешь, я направлюсь прямо к судье и настою, чтобы тебя немедленно отдали на мое попечение.

Скайлер с тихим стоном страха уткнулась лицом в руки.

Под землей, в потайной спальне, лежали два тела, неподвижные, словно мертвые. Там, где раньше была тишина, начало биться одно сердце. Габриэль почувствовал сильный страх девочки и пробудился. Внезапно он ощутил присутствие своего брата-близнеца. В этот момент ими владела одна мысль. Кто-то угрожал ребенку, находящемуся под их защитой, и это было недопустимо.

Габриэль не смог бы объяснить подобный феномен Франческе. Но именно это и делало Люциана уникальным. Именно это делало такой трудной задачу приговорить и выследить его. Люциан слился с ним, и сразу же они оказались связанными, сильными и смертельными, одним сознанием, вышедшим на охоту. Что бы ни двигало им, Люциан, как и Габриэль, был решительно настроен не позволить, чтобы Скайлер и дальше запугивали. Габриэль больше не мог закрываться от своего брата, как не мог перестать защищать женщин. В этот момент они действительно стали единым целым.

Габриэль покинул свое тело, его дух поднялся над ним и плавно направился сквозь землю вверх в дом. Это было своеобразно-мучительное чувство — находиться вне своего тела, — дезориентирующее и, тем не менее, странно волнующее. Днем Габриэль находился на минимуме своих сил, однако он мог перемещаться вне тела, чем он и занимался сейчас, бесшумно скользя по дому, пока не оказался в комнате, откуда шло волнение.

Свет проникал в помещёние, несмотря на массивную фигуру Сантино, закрывавшую дверной проем. Габриэль содрогнулся от солнечного света, хотя и находился вне своего тела и тот не мог ослепить его. Он направился к дрожащей сжавшейся фигурке Скайлер, такой маленькой на кресле, несчастной и покинутой без Франчески и Габриэля, защищаюших ее от остального мира. Он окутал ее теплом и чувством безопасности, в то время как Люциан одалживал свои собственные силы и мощь, чтобы она мгновенно успокоилась.

Скайлер подняла голову и огляделась вокруг, озадаченная тем, что чувствует присутствие Габриэля, хотя его не было с ней в одной комнате. Потом бросила взгляд на Друциллу, чтобы убедиться, почувствовала ли та что-нибудь. Она не собиралась идти с Брайсом, независимо от того, что каждый из них скажет.

— Естественно, ты никуда не пойдешь, милая, — это был определенно мужской голос, успокаивающий, утешающий, наполняющий ее уверенностью. — Ни Сантино, ни я никому не позволим забрать тебя из этого дома. Брайс болен.

Скайлер ощущала присутствие Габриэля, мощного и могущественного, в своем сознании. Она распознала и прикосновение другого, того, о ком они все, казалось, беспокоились, такого же мощного и могущественного, как и Габриэль, его сила вливалась в нее наравне с силой Габриэля. Скайлер поняла, что будет защищена. Раньше она никогда не была частью семьи. И это чувство было странным и даже неестественным для нее, тем не менее, она отчаянно желала этого. Ей хотелось верить, что Сантино, Друцилла и телохранитель, Джаррод Сильва,защитят ее и будут лояльными к ней так же, как Габриэль и Франческа. Другой же вызывал у нее сомнения, да и то лишь потому, что она знала, что Габриэль и Франческа опасались его. Почему, девочка не могла понять, хотя много размышляла над этим и даже пыталась «прочитать» пару, когда они дотрагивались до нее.

Скайлер попробовала было дотянуться до Габриэля и на минуту почувствовала разочарование, а затем тихо рассмеялась сама над собой. Все, что она должна была сделать, это мысленно ответить:

— Я говорила Франческе, что с доктором что-то не так. Он не чувствует себя так, как привык чувствовать. Я больше боюсь за Франческу, чем за себя. Мне кажется, что доктор Брайс чокнулся.

— Ты должна верить в меня. Я бы никогда не позволил Брайсу причинить вред Франческе, — Габриэль знал, в чем состоял ее страх — Скайлер боялась, что Брайс причинит вред Франческе и это каким-то образом разъединит их. — Это не произойдет, никто не заберет тебя от нас, — его голос был обнадеживающим, таким безмятежным и успокаивающим, что к Скайлер немедленно вернулась ее уверенность, и она оказалась в состоянии выглянуть из-за Друциллы и улыбнуться, слегка дерзко, врачу.

— Я думаю, вы пугаете Скайлер, сэр, — сказал Сантино более мягко, чем прежде. На сей раз в его голосе слышался легкий намек на угрозу.

Рядом с ним пошевелился Габриэль, холодный бриз омыл Брайса, затопляя его страхом, которого он никогда ранее не знал. Он начал задыхаться, а по коже, создалось ощущение, побежали крошечные насекомые. Словно тысячи этих мелких тварей напали на его тело, отчего он начал царапать свою плоть в попытке избавиться от них.

Поверх головы доктора Сантино обменялся обеспокоенным взглядом с Джарродом. Мужчина вёл себя так, словно у него была белая горячка^[6]. Больше чем когда-либо они были полны решимости защитить Скайлер от врача. Этот мужчина, по их мнению, нуждался в обитой войлоком палате в психиатрическом отделении больницы. Или в хорошем центре по лечению алкоголиков и наркоманов. Внезапно, без предупреждения, врач врезался в Сантино в попытке добраться до Скайлер.

Потом Брайс никак не мог вспомнить, почему поступил так опрометчиво. Его голова ужасно болела, а кожа была покрыта мурашками, и он думал, что сойдет от этого с ума. Единственная связная мысль в его голове была о Франческе. Она эхом отзывалась в его сознании с каждым биением пульса. Он буквально отскочил от груди Сантино и приземлился на задницу.

И тотчас же Джаррод склонился над ним, его лицо было безучастным.

— Думаю, вам лучше уйти, сэр, — твердо проговорил он. — Я не хочу ставить вас в неловкое положение, вызвав власти, чтобы те удалили вас с частной собственности. Я знаю, вы хороший друг Франчески, и она будет потрясена этим зрелищем. Надеюсь, вы не обидитесь на мои слова, сэр, но, как мне кажется, вам необходимо пройти обследование в клинике, — он наклонился и с легкостью поставил Брайса на ноги.

Брайс был сломлен, и физически, и морально. Он едва мог думать из-за страшного шума в голове. Его тело тряслось и содрогалось, словно у него начался припадок. Таблетки, ему нужно больше таблеток, лишь тогда его тело и сознание успокоятся. Он старался вести себя разумно. Остатки его гордости и достоинства заставляли его уйти, однако, он не мог заставить свое дрожащее тело сделать это. Телохранитель был вынужден оттащить его с территории поместья.

Скайлер прижала руки к глазам, закрываясь от зрелища врача, у которого чуть ли не пена шла изо рта. Она видела, как у него текли и разлетались в стороны слюни, когда он говорил.

— Что с ним не так? — спросила она вслух у Габриэля. Друцилла ладонью ощущала дрожь девочки. И в этот же миг Франческа и Габриэль быстро переместились, окружая Скайлер теплом и любовью, посылая ей волны ободрения. Она также почувствовала и другого, его присутствие — сильное и могущественное.

Сантино решительно закрыл дверь, отрезая неприятную сцену.

— Мне жаль, Скайлер. Боюсь, этот бедный доктор принимает свои собственные лекарства. Он пошел по пути наркотиков.

— Почему он старался добраться до меня? — спросила Скайлер тихим голосом. Она начинала верить, что действительно будет в этом доме в безопасности.

Габриэль решил, что правда будет предпочтительней.

— Я полагаю, он думал использовать тебя, чтобы тем или иным образом добраться до Франчески.

— Я не знаю, — мягко ответил Сантино, — возможно, он думает в своем извращенном сознании, что ты в некоторой опасности и он спасает тебя. Он не знает меня, я чужестранец на этой земле. Какими бы ни были его причины, он не сможет забрать тебя из этого дома. Здесь ты в совершенной безопасности, Скайлер. Я дал слово Франческе и так просто от него не откажусь.

Скайлер смутилась. Почему все эти люди внезапно стали оберегать ее? Они все были совершенными незнакомцами, тем не менее, готовы были рисковать, чтобы защитить ее. Почему?

Она крепко вцепилась в свою плюшевую зверушку, первый подарок, который она когда-либо получала.

— Ты теперь часть нашей семьи, — это было сказано спокойно и с большим авторитетом. С красивым голосом Габриэля было не поспорить. Он говорил с такой чистотой, что Скайлер не оставалось ничего иного, как верить ему. Она сразу же расслабилась, позволяя себе дышать нормально.

Сердце Габриэля сжалось при взгляде на нее. Она выглядела такой маленькой, намного моложе своих лет. За исключением взгляда. Было что-то такое в ее больших серых глазах, которые несли в себе слишком много знаний, и не всегда хороших. Габриэль пожалел, что не может изменить этот взгляд навсегда, но это было невозможно.

— Ты стал таким мягким, Габриэль. Это дитя, к которому ты испытываешь такую привязанность, должно быть отомщено.

Франческа, ощущая все через Габриэля, замерла, дотрагиваясь до сознания Скайлер, чтобы узнать, не слышит ли этого подросток. Она чувствовала вампира через его связь со свом Спутником жизни. Но Скайлер была не в курсе этого разговора, обратив все свое внимание на Сантино.

— Я устал от твоих постоянных нападок, Люциан. Возможно, это единственный способ, которым ты можешь мучить меня, но он становится утомительным и больше не беспокоит меня. Отмщение никогда не было нашей целью. Мы делаем то, что должны, чтобы поддерживать в секрете существование нашей расы. Мы уничтожаем немертвых, но это наш долг, не отмщение. В любом случае, человек, который заявлял, что приходится ей отцом, больше не разгуливает по этой земле, а ты уничтожил остальных, которые отпечатались в ее памяти, избавив меня от проблем. Ты, должно быть, забыл различие между справедливостью и возмездием. Встреться со мной, Люциан, чтобы мы могли прийти к соглашению.

— Я знаю, что у тебя на уме, брат. Ты ищешь способ выследить меня. Ты полагаешь, что сможешь уничтожить меня. Если я захочу, я смогу убить девчонку, твою глупую женщину и всех тех людишек, которых ты приветил в ее доме. Ты не сможешь предотвратить этого своими мерами безопасности. Именно я научил тебя им.

Габриэль мысленно пожал плечами. Он вернулся назад в свою спальню, подальше от солнечного света, в землю, которая поддерживала для него его тело. Он увидел Франческу, лежащую там, хотя знал, что ее сущность не спит. И сразу же ощущение мира и тепла просочилось в его душу. И, не задумываясь, он передал их своему брату, делясь силой своей любви. Но прежде, чем он смог осознать, что только что сделал, прежде чем смог оценить реакцию Люциана, его брат ушел.

Полный мучения крик Габриэля от отказа брата, эхом отозвался во Франческе. Габриэль вернулся в свое тело, рядом с Франческой, полностью проснувшийся, но не способный двигаться. Биение его сердца гулко звучало в подземной спальне, а его грудь сжималась и горела от боли по потерянному брату.

В находящемся подле него теле начало биться в медленном, устойчивом ритме сердце. Франческа медленно повернула голову и посмотрела на него. Движение, должно быть, потребовало от нее колоссальных усилий, однако выражение ее лица было наполнено такой любовью, что у него захватило дух. Она передвинула руку, медленно подталкивая свои пальцы к его, так что они, в конце концов, встретились.

— Ты больше не один, любимый, — ее слова были чистыми и сильными. — То, что он не может почувствовать эмоции, которыми ты делишься с ним, больше не имеет значения. Он немертвый, а не твой обожаемый брат. Оплачь того, кто давно ушел с земли. Здесь осталась лишь его пустая оболочка, а не тот, кого ты так любил, не тот, кого ты сейчас почитаешь превыше боли и душевных мук. Я здесь, с тобой, во мне растет наше дитя, а дом наш наполнен теплом и обещанием.

— С какой стати тогда он стал бы сливаться со мной и одалживать мне силы, чтобы помочь Сантино и Джарроду обеспечить безопасность Скайлер? Что он тогда замыслил, кроме как использовать этого ребенка как орудие?

— Его замыслы не имеют значения, Габриэль. Вместе, мы достаточно сильны, чтобы противостоять ему. Мы зеркало, в которое он не может взглянуть, — ее голос наполнял его теплом и любовью. Габриэль ощутил такое спокойствие, что захотел остаться здесь навечно.

— Мне бы хотелось, чтобы ты увидела его таким, каким видел его я, — Габриэль жаждал, чтобы она поняла его огромную скорбь перед лицом их любви. Он желал, чтобы она узнала, что из-за Люциана он ещё больше ценит ее. Он полностью раскрыл перед ней свое сознание, делясь своим прошлым, ужасными битвами, бесконечным одиночеством, которое лишь его связь с братом-близнецом делала сносным. Он показал ей бесконечную силу и власть Люциана, его великий ум, его тягу к знаниям, чтобы понять загадки их народа. Снова и снова Люциан рисковал своим телом и душой ради безопасности Габриэля, ради безопасности их народа и всей человеческой расы.

Франческа смотрела сцены, всплывающие в памяти Габриэля. Она видела Люциана, каким он когда-то был. Без намека на вампиризм. Интеллигентного. При малейшей угрозе всегда встающего между нею и своим братом, всегда в первых рядах в любой опасной ситуации. Бесчисленное количество раз он делился своей кровью, когда тот был смертельно ранен, бесчисленное множество раз он входил в тело своего брата и исцелял его, когда тот был на краю смерти. Габриэль считал своего брата самым бескорыстным карпатцем, который когда-либо рождался, и он поделился этим воспоминанием с Франческой. Она все поняла, и от этого ее сердце ещё сильнее заболело за своего Спутника жизни.

Он обменялся с Люцианом клятвами, пообещав уничтожить его, если тот потеряет свою душу и станет одним из самых опасных созданий, на которых они охотились. Габриэль знал, что Люциан никогда не знал бы отдыха, пока бы не выполнил свое задачу, и он не мог сделать меньшего. Франческа поняла грандиозность той клятвы, узнала, что она была частью Габриэля точно так же, как и легкие, которые он использовал, чтобы дышать. И за его преданность делу, она полюбила его ещё сильнее, полная решимости найти способ помочь ему.

Сейчас Люциан стал для нее живым. Она разделила их жизни и те века одиночества, которое они оба вынесли. Но сейчас у Габриэля была она, а Люциан был потерян для них, потерян для их народа, как и его гениальность, стальная воля и огромная сила. Его потеря стала бессмысленной и ужасной трагедией.

С усилием Франческа чуть придвинулась к Габриэлю, так что их кожа соприкоснулась. Их конечности были словно налиты свинцом, тяжелыми и вялыми. В обычных обстоятельствах в дневные часы они закрывали свои сердца и легкие, чтобы оградить себя от ужасного осознания своей беспомощности и уязвимости для врагов, но не сейчас. Франческа довольно долго лежала рядом с Габриэлем, прежде чем заговорила:

— Когда ты почувствовал тревогу, Габриэль, и страх Скайлер, ты потянулся к Люциану?

Габриэль задумался.

— Не могу точно сказать, я просто почувствовал его рядом с собой, как это было всегда, когда я нуждался в силе и власти. От этой врожденной привычки ни один из нас, кажется, не в силах избавиться, — он миг замолчал. — Если ты надеешься обнаружить способ использовать этот странный феномен, чтобы разобраться с ним, то я уже пробовал. Это так же естественно, как дышать. Я не знаю, когда это делаю я или когда это делает он.

— Да, но он вампир. Немертвое создание. Он не может быть в состоянии путешествовать, пока солнце стоит в зените. Ты самый могущественный представитель нашей расы, но и тебе пришлось приложить огромные усилия, чтобы высвободить свой дух из тела. Как он мог сделать подобное, будучи вампиром?

Габриэль мысленно пожал плечами.

— Его сознание делит мое и он перебросил свою силу мне. Он с такой же легкостью мог попытаться остановить меня или удержать от выхода из тела. Это аналогично тем играм, которые, он думает, что ведет, нуждаясь в нашей Скайлер. Его власть огромна, Франческа. Я был бы счастлив воздвигнуть перед доктором стену, но не Люциан. Он извратил мою силу, так что Брайс почувствовал тысячи насекомых, ползающих по его коже.

— Не напоминай мне, — Франческа была недовольна всем этим. Она чувствовала вину перед Брайсом. Происходило что-то, чего она не понимала. — Я попыталась смягчить его воспоминания, чтобы он думал обо мне только как о друге, но не получилось. Со мной такого ранее никогда не происходило.

Пальцы Габриэля сжались вокруг ее. Он знал причину, по которой она была не в состоянии контролировать сознание доктора, и Франческа также должна быть в курсе. Но она просто была не готова посмотреть правде в глаза. Как же Габриэлю хотелось обнять ее своими руками и защитить. В своем сознании он окружил ее любовью и поддержкой.

— Каким-то образом вампиру удалось опутать его. Иного объяснения нет.

Франческе захотелось покачать головой, отрицая это.

— Должны быть другие объяснения. Я видела, он глотает таблетки.

— Тогда почему он повел тебя на кладбище, где тебя поджидали вампиры? Он в союзе с ними, хотя и не знает этого. Они используют его, чтобы добраться до тебя. Вот почему ты не можешь контролировать его. Он под управлением немертвых. Когда ты пытаешься дотянуться до его сознания, там нет ничего, кроме приказов, которые они отдают ему.

— Это Люциан? Это сделал Люциан, чтобы наказать меня за мои чувства к Брайсу?

— Ты и представить себе не можешь, на что это похоже — быть не в силах испытывать эмоции. Люциану нет никакой надобности в наказании. Он ничего не чувствует. Он использует других как марионеток в надежде ощутить веселье, но не может. Я не ощутил ни одного намека на его власть, но точно сказать не берусь. Люциан всегда предпочитает работать в одиночку. Насколько мне известно, он никогда не допускает никого другого в то, что он относит к «игре».

— Ты сможешь исправить то, что они сотворили с Брайсом? Есть способ вновь сделать его нормальным? Это моя вина, Габриэль, всецело моя вина, потому что я подружилась с человеком. И теперь они решили использовать его против нас. Он совершенно беспомощен.

Габриэль не мог выносить ее горе. Он готов был сделать что угодно, чтобы забрать из ее сознания печаль. Он ещё крепче сжал ее пальцы своими, одновременно наводняя ее сознание любовью, теплом и ободрением.

— Ты совершенно права, любовь моя. Мы не одиноки в нашей борьбе и в наших трудностях. У нас есть мы, чтобы черпать силу. Пока мы верим друг в друга, все будет хорошо. Я сделаю все, что в моих силах для Брайса. Если ты хочешь, чтобы я попытался спасти его, мне придется взять его кровь. Без кровной связи, сомневаюсь, что смогу разрушить то, что сотворили остальные.

Франческа мысленно обдумала это предложение. Кровная связь была мощнейшим оружием. Подвергнет ли это каким-то образом опасности самого Габриэля? Может ли вампир, возможно Люциан, ожидать такого поступка и как-то использовать Брайса как оружие против Габриэля?

Габриэль, находясь в ее сознании, был необычайно доволен тем, что ее первая мысль была о нем, об его безопасности. Она любила его со всем пылом истинной Спутницы жизни. Любила того, кем и чем он был. Безоговорочно. Она видела в нем хорошее, чего, как он был уверен, никогда в нем не было, но он все равно соответствовал ее ожиданиям.

— Тогда сделай это, Габриэль. Возьми его кровь, и я прослежу за его излечениям вместе с тобой. Я задолжала ему это. Он великий врач, и мир многое потеряет, если его способности будут погублены, — она улыбнулась ему, в то время как ее длинные ресницы опустились вниз.

Габриэль почувствовал ее улыбку в своем сердце. Как это было похоже на нее. Одним взглядом она вывернула его душу наизнанку. Всего лишь закрыв свои глаза. Он ещё довольно долго лежал под землей, чувствуя ее трепет, позволяя ей бормотать, успокаивая и утешая, омоложая его тело своими питательными вещёствами. Он покинул землю едва село солнце и, хорошо насытившись, вернулся, чтобы разбудить свою Спутницу жизни. Он поднял ее на руки, проплыв в спальню, спрятанную в скальных породах земли, но, тем не менее, обустроенную с человеческими удобствами — кроватью с пологом на четырех столбиках, длинными тяжелыми складками и сотнями свечей.

Свечи ожили от одного взмаха его руки, мгновенно наполняя спальню мягким свежим запахом. Он сделал резкий вдох, затем бросил взгляд на ее тело. Она была такой красивой, такой женственной. Габриэль склонился над ней и тихо прошептал:

— Просыпайся, любимая, я так страшно хочу тебя, что не смогу дождаться, когда ты хорошенько надышишься, — его рот прошелся по ее шее, по раковине ее небольшого ушка. Он нашел ее пульс и задержался там, ее тело начало согреваться под его руками. Его зубы царапнули ее изысканную кожу. Такую мягкую, такую совершенную.

Габриэлю нравилось смотреть, как пламя танцует на ее коже. Ее высокая, твердая грудь была налитой и манящей, грудная клетка узкой, а талия тонкой. Он склонил голову, чтобы пройтись по плавным изгибам ее тела, чтобы проследить танцующие тени своим ртом, одновременно творя собственное пламя, лижущее ее кожу. Его губы исследовали небольшую впадинку на ее животе, интригующий изгиб бедра.

Франческа улыбнулась, ее глаза все ещё оставались закрытыми, в то время как сердце билось учащенно, нагревая кровь, а мир сузился лишь до чувственных, эротических ощущений. Его густые волосы ласкали ее тело, пока зубы покусывали, а язык поглаживал, пока ее кровь не превратилась в расплавленную лаву в венах. Она чувствовала его поклонение ей в каждом нежном прикосновении его исследующих рук, задерживающихся на каждом чувствительном местечке на ее теле. Она лежала неподвижно, просто наслаждаясь ощущениями, которые он вызывал в ней каждым поглаживанием своего языка, каждым скольжением его шелковистых волос по ее обнаженной коже.

Как она вообще ранее поднималась без него? Как она вообще когда-либо желала открывать глаза без обещания увидеть любимое лицо? Она знала каждую черточку, силу в его челюсти, изгиб его бровей, совершенную форму его рта. Она с удовольствием вздохнула и передвинулась, чтобы дать ему лучший доступ к своей груди. Ее изящные руки обвились вокруг его головы, прижимая ее к себе, пока он неторопливо наслаждался ею.

Его запах окутал ее и температура ее тела резко поднялась. С ней возрос и ее голод. Она шевельнулась под его сильными руками, ее тело изобиловало потребностями, тысячью секретов. Она была соблазном, приглашением, очарованием. Она уткнулась лицом в его шею, ощутила, как его тело, лежащее поверх ее, стало ещё более горячим. От осознания своей женской силы, улыбка Франчески была откровенно сексуальной. Ее зубки прошлись по его шее, ее язычок покружился по ней в маленькой, успокаивающей ласке. Она как можно шире раскрыла для него свое сознание, чтобы он смог увидеть ее желание, разделить ее чувства, удовольствие, которое он дарил ее телу.

И он тотчас же ответил ей эротическими картинами, появившимся в ее голове, его рука скользнула ниже, находя ее жаркий пульсирующий вход. Она была там кремово-влажной от желания и возбуждения, жаждая разделить с ним свое тело и сердце. Габриэль не смог сдержать дрожи удовольствия, пробежавшей по его телу, когда ее руки обхватили его, ее внутренние мышцы, словно ножны, сжались вокруг него, а ее рот приник к его шее. Она что-то едва слышно прошептала в его сознании, мольбу, потребность, голод, которой она не могла игнорировать.

Габриэль поймал своими руками ее небольшие бедра, чтобы удобнее устроить ее под собой, прижать ее тело к своему. У него перехватило дыхание, когда он на миг в один удар сердца удержал ее в неподвижности, когда один миг смотрел в ее прекрасные глаза. Он увидел ее неприкрытый голод, такой сексуальный, такой эротичный… весь для него. Ему захотелось запомнить этот момент, удержать его, продлить, но она неторопливо приблизилась к его груди и сознательно медленно приласкала его пульс своим языком. Это было проделано неспешно и сексуально и оказалось за пределами его воображения.

Он видел красоту ее рта, когда тот скользнул по его груди, почувствовал тепло ее зова, дикого и неприрученного, а затем раскаленная добела молния прошипела и затанцевала в его теле, в его сознании и сердце, и он одним сильным ударом погрузился глубоко в нее, завладевая ее телом, одновременно с тем, как ее зубки погрузились в его кожу. Он услышал свой собственный хриплый крик, исторгнутый откуда-то из глубин души, почувствовал слезы, обжигающие его горло и стоящие в глазах, от абсолютной красоты всего этого.

Она была огнем и бархатом, молнией и громом, расплавленной лавой, уносящей его в места, о существовании которых он и не подозревал. Его пальцы впились в ее бедра, прижимая ее к себе, пока он исполнял самое эротичное танго в своей жизни. Она знала каждое движение, которое бы доставило ему удовольствие, ее тело приспособилось к его ритму прежде, чем он осознал это. Ее сознание было заполнено одними мыслями о нем, об его теле, о даримом им удовольствии, о чистом наслаждении, которое он давал ей. Закончив питаться, она прошлась язычком по крошечным следам укусов на его груди.

Франческа ухватилась рукой за его густые волосы и притянула его голову к своей, находя его рот и целуя, делясь экзотичным вкусом, одновременно двигая своими бедрами все быстрее, приподнимаясь, чтобы ответить на каждый его удар своим собственным. Ее мышцы плотно сжимались вокруг него, раскаленным трением удерживая его, сдавливая, поддразнивая и соблазняя его, чтобы он стал таким же диким, как и она.

Он вытянул ее руки вверх над головой, раз за разом овладевая ею, пока земля не задрожала и ее тело и разум не оказались объяты пламенем. Однако он не дал ей отдохнуть, слизывая капельки пота, пробуя вкус их удовольствия из пор ее кожи, желая всю ее на случай, если лишь это воспоминание он сможет унести с собой в другой мир. Это единение с ней было настоящим брачным ритуалом. Он желал дать ей как можно больше удовольствия, какое только может дать мужчина любимой женщине. Он желал оставить память о себе на ее коже, в ее теле, глубоко в ее душе.

Когда она устала и пассивно устроилась в его объятиях, он нашел ее грудь, такую полную и соблазнительную, наполняя свой рот кремовой мягкостью, пока ее соски снова не стали твердыми и не начали умолять о большем. Он обхватил ее ягодицу, прижимая ее поближе к себе, его руки были повсюду, возбуждая, запоминая, просто-напросто боготворя. Ему никогда не будет достаточно ее, неважно как долго он проживет, и если у него есть лишь эти мгновения, он был намерен дать ей все удовольствие, какое мог, дать ей все то хорошее, что она заслуживает.

Франческа лежала спокойно, прекрасно зная, что он делает, зная, что ему необходимо быть с ней в этот подъем, прежде чем он отправится на поверхность, чтобы встретиться со злейшим из своих врагов. Ей хотелось, чтобы он занимался с ней любовью, не останавливаясь. Ей хотелось, чтобы ее тело удерживало его рядом с ней. Ей хотелось, чтобы он находился в безопасности их спальни, в их собственном мире удовольствия, красоты и любви, а не в ночи, где свернулось и поджидало нечто злорадное.

Внезапно она обнаружила себя смеющейся на полу, и ни один из них не мог сказать, как они там очутились. Но едва она снова взобралась на кровать, как он прижал ее к матрасу, склонившись над ней. Его тело было собственническим, а руки сильными, когда он снова овладел ею, занимаясь с нею любовью, пока они оба не оказались в огне. Это был рай, но в тоже время и своеобразный ад. Между ними всегда оставался факт, что он уйдет, что он должен охотиться на немертвых. Ещё долго после того, как свечи догорели и единственным светом остались едва заметные блики на стенах, они лежали свернувшись в объятиях друг друга, тесно прижимаясь друг к другу.

Франческе хотелось, чтобы они носили одну и ту же кожу, ей хотелось именно такой близости. Она желала, чтобы в ее силах было как-то предотвратить наступление грядущего. Она не собиралась просить его не ходить… он должен был пойти. Она чувствовала это сердцем, разумом и душой. Это было то, кем был Габриэль. Впервые она полностью поняла, почему он предпочел сражаться, охотиться. Габриэль был единственным, кто способен победить Люциана. Весь мир, людской и карпатский, зависят от него.

Его руки запутались в ее густых волосах, его рот снова нашел ее грудь.

— Послушай меня, любимая. Услышь меня. Если у меня ничего не получится этой ночью, все в порядке. Ты заберешь Скайлер и нашего ребенка в Карпатские горы. Михаил будет охранять тебя для меня. Ты и только ты воспитаешь нашего ребенка. Я хочу, чтобы наше дитя узнало тебя и узнало меня посредством твоих глаз. Знаю, для тебя это будет трудно, но ты сильная, и я буду жить в твоем сердце. Где бы я ни оказался, я буду терпеливо ждать тебя, зная, что ты справишься с этим делом, которое очень важно для меня. Для нас обоих.

Франческа закрыла глаза, чтобы удержать горячие слезы, грозящие вот-вот пролиться. Она чувствовала его дыхание, такое теплое, на своей коже, его руки, крепко обнимающие ее, прижимающие ее тело к его. Их ноги были переплетены, но все равно этого было недостаточно. Никогда не будет достаточно. Она не могла пойти с ним, а если он потерпит поражение, она не сможет последовать за ним, пока их ребенок не перестанет нуждаться в ней.

Габриэль приподнялся над ней, вглядываясь в ее прекрасное лицо.

— Франческа, ты сможешь сделать это ради нас обоих. Дай мне слово.

— Ты хоть представляешь, о чем просишь меня? — слова вырвались придушенным шепотом, смешавшись с ее дыханием, последние из огней затрещали и погасли. Спальня вновь погрузилась во тьму.

Габриэлю не составляло труда видеть ее обожаемое лицо, блеск слез, которые она мужественно старалась не пролить. Он наклонил голову и попробовал слезинку.

— Ты дала мне больше счастья, чем я когда-либо осмеливался иметь. Я хочу, чтобы наша дочь узнала тебя, Франческа, узнала твою храбрость, твое сострадание, саму твою суть. Ты моя лучшая часть. Я люблю тебя больше жизни на этой земле, больше своей собственной жизни или жизни брата. Я ежедневно благодарю Бога за тебя, — его рот лениво прошелся по ее лицу, вдоль ее высоких скул, уголков ее рта и спустился ниже к горлу. — Пожалуйста, не печалься. То, что я сделал, я сделал в меру своих сил и возможностей. Я не могу сожалеть о своем выборе, и при этом я ничего не изменил бы, кроме краткости времени, которое я провел с тобой. Вечность выглядит прекрасно, когда я знаю, что, в конце концов, разделю ее с тобой, милая.

Франческа сцепила вокруг него руки, крепко прижимая его к себе. Любовь была всепоглощающей, всеохватывающей эмоцией. Он был ее жизнью, каким-то образом ему удалость стать ее жизнью.

— Возвращайся ко мне, Габриэль. Не заставляй меня снова сталкиваться с пустой жизнью без тебя. Сначала я была сильной, потому что как-то убедила себя, что мы работаем на пару, ты охотишься, а я исцеляю. И хотя мы были не вместе, на протяжении многих веков ты был со мной.

Его язык обвел кремовую возвышенность ее груди, затем прочертил линию вдоль ее ребра.

— И я все ещё буду с тобой. Не важно, где при этом будет находиться мое тело, я буду в твоем сердце, в твоей душе, — его рот прошелся над ее сердцем, теплым танцем пламени.

— Ты должен верить, что уничтожишь его, Габриэль. Ты должен знать, что сможешь. Я с радостью помогу тебе. Мы сможем работать вместе. По крайней мере, я смогу поделиться с тобой своей силой и властью.

Габриэль снова улыбнулся в ее атласную кожу, проводя носом по ее груди, не в силах противостоять эротическому искушению.

— В любом случае, ты не сможешь помочь мне. Ты не в силах соединяться с моим сознанием, когда я охочусь. Это опасно, любовь моя. Люциан мгновенно узнает, что ты со мной, и воспользуется мною, чтобы нанести тебе вред. Это более вероятно, чем то, что ты поделишься со мной своей силой. Ты должна доверять мне, я знаю, что делаю.

Ее тело для него было чудом. Где бы он ни дотрагивался до нее, когда бы он ни дотрагивался до нее, это был невероятный опыт. Он передвинулся, чтобы его тело в который раз накрыло ее, его бедра соприкоснулись с ее так, что мог лежать поверх нее. Его тело легко и естественно прижало ее.

Франческа почувствовала его, возбужденного и напряженного, такого горячего от желания, что в ее теле незамедлительно зажегся ответный огонь. Она улыбнулась ему, приподнимая свои бедра, когда он вошел в нее, оставляя ее бездыханной, красивой и жаждущей его снова и снова.

— Просто вернись ко мне, Габриэль, — едва слышно прошептала она напротив его горла. — Я так сильно люблю тебя, и я больше не смогу быть такой сильной без тебя подле меня.

Он был ласковым и нежным, его тело входило в ее длинными уверенными движениями, усиливая ее наслаждение.

— Я всегда буду с тобой, Франческа. В этой жизни или в следующей, для меня есть лишь ты одна. Это обещание, которое, я знаю, что сдержу.

Глава 16

Было далеко за полночь и огни города горели мягким и приглушенным, из-за слоев тумана, повисшего в ночном небе, светом. Но Габриэль, стоя на балконе, смотрел не на город, а на юную девушку, спящую в примыкающей к балкону комнате. Она казалась слишком маленькой для своей огромной кровати, худощавая фигурка, вцепившаяся в плюшевого зверя под затейливо-вытканным одеялом, которое создала для нее Франческа. Его сердце потянулось к подростку. Во сне она выглядела такой уязвимой и невинной. И до сих пор не была в полной безопасности. Она редкий дар для его народа и может стать очень востребованной. Миссия по охране драгоценного сокровища возложена на него, и вес этой ответственности огромен. В своем хрупком теле и одаренном сознании она несла жизнь или смерть для одного из карпатских мужчин.

Один взмах его руки и дверь плотно закрылась, а замки защелкнулись. Его руки двигались изящно, опутывая сложными защитными чарами все входы в комнату. Скайлер будет в безопасности от всех, кроме Люциана. Габриэль не обманывал себя, полагая, что его близнец не сможет пройти через то, что он создал. Более слабые вампиры получили бы ранения, оказались бы в ловушке и, вероятно, не смогли бы вырваться, пока восход не вынес бы им справедливое возмездие, но не Люциан. За две тысячи лет ни одна ловушка успешно не удержала его и не было никаких защитных чар, которые он не смог бы распутать.

Габриэль оперся ладонями на кованные железные перила и уставился на зеленеющую внизу растительность. Сад был прекрасен, цвета взрывались даже в ночном воздухе. Он обнаружил, что улыбается. Франческа. Она обладала способностью делать все, к чему бы она ни прикасалась, красивым. Естественно, она предпочла цветы, которые распускаются ночью. Ей хотелось, чтобы все в ее доме и саду было приятным и успокаивающим, неважно, в какое время дня или ночи. Все, что имело для нее значение, это чтобы остальным было удобно и они были окружены красотой.

Едва мысли о ней заполонили его сознание, как она мгновенно очутилась в его сердце. Франческа всегда ставила остальных превыше себя, своих нужд и потребностей. Она и с ним вначале попыталась быть такой же настойчивой, с того момента, как Франческа вошла в его жизнь, она постоянно отдавала себя. Одним своим присутствием она дарила покой всем, кто находился подле нее. Ей не нужно было ничего делать, кроме как быть самой собой, однако она делала намного больше. Даже сейчас, позволяя ему идти, зная, что он может не вернуться к ней, она бескорыстно отдавала его миру, когда на самом деле ей отчаянно хотелось, чтобы он находился подле нее. Она ждала ребенка. Его ребенка. Если ему суждено умереть этой ночью, она пообещала продолжать жить без него, хотя разлука станет для нее агонией.

Его тело жаждало ее, учитывая, что он только что провел с ней несколько часов, драгоценных, замечательных часов, которые дали ему намного больше того, что он когда-либо считал возможным. Его сердце и душа жаждали ее. Этот дом стал его домом. Эти люди стали его семьей. Но в ночи невинных преследовали монстры, и у него не было иного выхода, кроме как остановить их.

Габриэль смотрел, как тяжелый туман скользит по городу. Он был неестественным, из тех, что создают немертвые, чтобы невидимыми подобраться к своей жертве. Карпатец поднял голову к тени луны и вдохнул ее красоту. Он был ночным охотником. Прирожденным хищником. Габриэль с легкостью вспрыгнул на ограждение, широко распростер руки и, обняв воздух, ступил в пространство.

Тотчас же его тело замерцало, становясь настолько прозрачным, что через него можно было разглядеть туман. Он, казалось, распался на миллион капель, которые понеслись по небу, петляя через темные облака и густой туман. Он плыл над городом, сканируя все на своем пути, выискивая «мертвые» зоны, которые могут указать, где скрывается враг. Небольшая группа вампиров, объединившихся для совместно охоты в городе на жертв, на живую добычу, которой можно воспользоваться и отбросить.

Габриэль был решительно настроен этой же ночью избавить город от немертвых, и еще он хотел найти Брайса. Он знал, что судьба этого мужчины тяжким бременем лежит на совести Франчески, и был намерен исправить положение вещей. Он с легкостью признавал, что чуть-чуть использовал человека, но Франческа испытывала к доктору привязанность, да и последние поступки того были совершены под влиянием вампира. Возможно, даже и Люциана, хотя Габриэль сомневался в этом. Тот никогда бы не послал Брайса в дом, чтобы забрать от них Скайлер, а потом помочь Габриэлю избавиться от него. В таком поступке не было никакого смысла.

Несколько баров пульсировали жизнью, прекрасная площадка для охоты вампиров. Немертвые смогут найти жертву, которая им по вкусу — молодые мужчины и женщины, которыми они смогут манипулировать, как только захотят, только ради извращенного удовольствия видеть, как те корчатся, прежде чем им подарят смерть.

Он двигался по городу в полном молчании, сканируя немертвых и одновременно ища признаки присутствия Брайса. Дважды он пролетал над больницей, зная, что Брайс частенько проводит там долгие часы, но вместо этого обнаружил его на кладбище, опустошенного, не сомневающегося, связанного с нечистым носферату. Габриэль замер высоко над туманом, внимательно изучая местность на наличие одного из немертвых. Брайс едва волочил ноги по неровной поверхности, шатаясь, как пьяница, что-то бормоча про себя и время от времени ударяя себя по телу, словно все еще ощущал букашек, ползающих по его коже.

Габриэль убрал эту иллюзию, как только Брайс покинул территорию поместья, но должно быть один из вампиров, контролирующих сознание доктора, поймал это воспоминание в его голове и воспользовался им, чтобы наказать за неудачу со Скайлер. Габриэль уловил зловещее присутствие одного из вампиров. Не древнего, скорее всего, недавно обращенного, держащегося со стаей, чтобы узнать как можно больше и как можно быстрее, насколько это только возможно. Вампиры полагали, что связаны воедино для защиты от охотников, но более вероятно, что древние вампиры используют молодых в качестве пешек, которыми можно пожертвовать.

Присоединился ли Люциан к этой группе? Этот вопрос грыз Габриэля. Но он отбросил эту мысль прочь. Намного вероятнее, что именно Люциан будет контролировать всех вокруг себя, да так, что они никогда не будут знать, что происходит с ними. Габриэль частенько видел, как он проделывал это. Один его голос был самым могущественным оружием, с которым Габриэль когда-либо сталкивался. Люциан еще никогда никому не позволял вмешиваться в их сражения. В какую бы местность не последовал за ним Габриэль, Люциан всегда избавлялся там от всех вампиров. Он никогда не оставлял следов, которые какой-либо другой охотник мог распознать. Люциан всегда убивал чисто.

Габриэль понесся к земле, крошечные капельки начали собираться вместе вне поля зрения Брайса. Мгновение спустя, прежде чем обрести твердость, словно кристалл, замерцала и заискрилась крупная фигура. Лишь после этого Габриэль зашагал через кладбище, отрезая Брайсу путь к пещерам, где его поджидал вампир.

Габриэль чувствовал принуждение, которое использовал немертвый, чтобы призвать жертву к себе. Брайс что-то бормотал про себя, его одежда была растрепанной и грязной. На его коже виднелись длинные царапины, где он пытался избавиться от несуществующих насекомых, ползающих по нему. Габриэль попытался было ощутить жалость к доктору, поскольку понимал, что Франческа придет в от этого ужас. Но Брайс сам, из-за своей ревности, раскрыл себя для вампирского воздействия, и Габриэль не мог простить ему пособничество немертвому в попытке заманить в ловушку Франческу и Скайлер.

Брайс держал голову низко опущенной, решительно ковыляя вперед. Он, казалось, не замечал, что на его пути стоит карпатец. Габриэль взмахнул рукой, возводя блок, невидимый для глаз, но достаточно сильный, чтобы прервать витающее в воздухе принуждение. Кровь Брайса очевидно была испорчена вампиром, поскольку он продолжал передвигать ногами, хотя был не в силах преодолеть барьер, воздвигнутый перед ним Габриэлем.

Глаза доктора были расширены, неподвижны и смотрели в одну точку. Он был под глубокими чарами. Габриэль мысленно начал противодействовать оказываемому принуждению, чтобы дать человеку хоть немного облегчения. Лицо Брайса стало менее напряженным, мускулы немного расслабились, и он оставил попытки двигаться вперед к поджидающей его цели.

Габриэль необычайно нежно усадил его, и Брайс, как потерянное дитя, повиновался.

Откуда-то неподалеку до Габриэля донесся крик ярости. Вампиру не понравилась помеха, вставшая между ним и выбранной им жертвой. Кукловод не собирался так легко отпускать Брайса. Габриэль улыбнулся и поднял лицо к небу. Над его головой зловеще сгущались тучи и небольшие прожилки молний проносились от облака к облаку. Он слегка покачал головой и как только электрический разряд начал собираться в том месте, где он стоял, Габриэль поднял руку и замкнул его в полукруг.

Если бы кто-нибудь наблюдал за этим, едва бы заметил этот жест, но молния в облаках мгновенно среагировала, ударяя в землю сразу за холмом, подальше от глаз. Раскат грома при этом был оглушительным, словно от взрыва, когда разряды молнии опалили землю и разбили надгробия. Крик ненависти и мести поднялся с кружащимся ветром. Под его натиском начали трястись деревья, сначала веточки, а потом и ветки, отламываясь, помчались по небу в сторону Габриэля.

Он тихо дунул в ладонь и продолжил стоять, высокий и прямой, не заботясь о падающем вокруг него мусоре. Брайс опустился на колени, ничего не видя и не подозревая об опасности. Безо всякого предупреждения ветер подул в обратную сторону. Небеса разверзлись дождем из листьев, грязи и веток прямо над небольшим холмом. Габриэль взмыл в воздух одновременно с самой большой веткой, замаскировавшись за ее стволом.

Он оказался над вампиром раньше, чем тот успел сообразить, что находится в смертельной опасности. Габриэль появился с неба подобно снаряду, направляясь прямиком к тощей фигуре, стоящей на выжженной траве. Вокруг него валялись сломанные надгробия, разрушенные ударами молнии, ветками и свирепым ветром. Вампир стоял, замерев, стараясь решить, какой шаг сделать, и одновременно предпринимая попытки защитить себя от летящих на него предметов.

Габриэль появился из-за ветки и с такой невероятной силой нанес вампиру удар, что тот отлетел назад, при этом кулак Габриэля глубоко вошел в его грудную клетку. Охотник схватил черное пульсирующее сердце и вынул, отделяя орган от тела. Сделав это, он тут же отпрыгнул в сторону, сводя контакт с отравленной кровью к минимуму.

Вампирский крик отчаяния эхом пронесся по кладбищу, отчего летучие мыши огромной тучей взмыли в воздух. Немертвый сложился пополам и кучей свалился на окровавленную землю, корчась и волоча свое тело к Габриэлю, к темному, уродливому органу, который тот отбросил на камень, подальше от тянущихся когтей вампира. Практически не задумываясь, Габриэль создал электрический разряд и направил его на внушающий ужас орган, прилагающий усилия, чтобы вернуться в свое тело. Тонкая раскаленная добела вспышка сожгла сердце и переметнулась на тело немертвого, превращая его в пепел. Не теряя времени Габриэль искупал свои руки в энергии, удаляя все следы зараженной крови, после чего проверил, чтобы земля была очищена от инфекции. Вампир обратился не так много лет назад, он был неопытным и медлительным. Он не мог быть тем, кто установил над Брайсом так прекрасно спрятанный контроль. Темнота проникла глубоко в душу доктора, она отравляла его кровь, поедала его волю и разлагала его изнутри. Он не был упырем, паразитирующим на плоти мертвых людей и живущим за счет крови вампира, но тот, кто контролировал его, был очень могущественным.

Габриэль не видел руку Люциана в разложении Брайса. Люциан посчитал бы недостойным себя поступать подобным образом. Он мог причинить Брайсу вред или прямо убить его, но он бы никогда не стал использовать этого мужчину, чтобы заманить в ловушку Скайлер и, в конечном счете, Франческу. Он не стал бы унижаться ради этого. Люциан был настоящим гением. Он обладал великим умом, который постоянно жаждал знаний. Люциану были нужны трудности, чтобы заставлять свой мозг работать. Интеллектуальный вызов — вот что удерживало его от того, чтобы совсем не сойти с ума.

Габриэль встряхнул головой, раздраженный на самого себя. Люциан сошел с ума, он предпочел потерять свою душу много веков назад. Если Габриэлю предстоит защищать свою семью, он не может больше думать о Люциане, как о части самого себя.

Сейчас его сердцем и душой была Франческа. Он не мог рисковать и позволить Люциану причинить ей вред. Габриэль направился назад к Брайсу. Необходимо было забрать мужчину назад в дом и поместить под сильные защитные чары, тем самым предотвратив попытки вампира нанести ему еще больший вред. Брайсувяз слишком глубоко, и Габриэль не был уверен, что доктору можно помочь. Очевидно, вампир работал над Брайсом довольно продолжительное время.

Доктор, съежившись, лежал на земле, равнодушный к окружающей действительности, находящийся под сильнейшими чарами Габриэля. Габриэль не знал никого, кроме Люциана, кто смог бы пробиться через защиту, поддерживающую сознание Брайса без изменений. Будет настоящей авантюрой привести Брайса в дом к Франческе. Они будут вынуждены держать его в подземной комнате, чтобы Скайлер не испугалась, увидев врача. И если его невозможно будет исцелить, Габриэлю придется проявить к нему милосердие, за что Франческа его определенно не поблагодарит.

Габриэль поднял мужчину, словно тот был никем иным, как ребенком. Под сильным гипнотическим трансом, в который ввел его Габриэль, Брайс был совершенно послушен. Он пассивно лежал на руках Габриэля, когда тот вместе с ним поднялся в воздух. Облака были достаточно густыми, чтобы помешать любопытным глазам увидеть что-то большее, чем размытое быстрое движение по ночному небу.

Франческа поджидала его на балконе, тревога сквозила на ее обычно спокойном лице. Габриэль не попытался утаить от нее масштабы повреждений, и она знала, что если они хотят сохранить здравомыслие Брайса, им придется действовать быстро.

— Спасибо, за твои попытки, Габриэль, — тихо прошептала она, ее голос был бархатистой лаской. Ее глаза внимательно прошлись по нему, выискивая какие-либо ранения, которые он мог получить.

И сразу же он почувствовал то любопытное ощущение растекающегося тепла, к которому он начал привыкать. Она волновалась о нем, проверяя, в порядке ли он, даже когда он принес к ней ее друга-человека, чье сознание было повреждено немертвым. Франческа в первую очередь подумала о нем, ее беспокойство значило для него много.

— Я дал Сантино и Друцилле указание держаться подальше от кухни, так что мы можем в полной безопасности спустить его в пещеру. Скайлер спит в своей комнате. Проследи, чтобы она осталась там, — его голос был слегка грубоватым, хриплым от эмоций, которые он не мог контролировать. Она была такой красивой, стоя здесь в ночи, высокая и изящная, с длинными волосами, заплетенными в тугую косу, и любовью, сияющей в ее глазах.

Габриэль потянулся и нежно пробежал пальцами вниз по ее лицу.

— Думаю, есть шанс, что он может быть излечен, Франческа, но это будет нелегко. Яд уже глубоко распространился по его организму.

— Может ли вампир дотянуться до него в нашем доме? — она волновалась о юной Скайлер. Девочка и так достаточно перенесла от рук людских монстров, не хватало еще, чтобы она стала свидетельницей того, на что способен немертвый.

— Если тот, кто его использует не Люциан, то он не сможет проникнуть сквозь защиту, которую я сплел. Но я не думаю, что это работа Люциана. Скорее всего, одного из древних, раз ему удалось обмануть нас обоих. Он, должно быть, некоторое время назад взял кровь Брайса. Доктор принимает наркотики, чтобы уменьшить боль в голове, не понимая, что с ним происходит. Он думает только о том, о чем хочет, чтобы он думал, вампир. Сейчас он марионетка без единой своей мысли. Я предупреждаю тебя, Франческа, вред нанесен существенный. Он может никогда не стать прежним.

— Я попытаюсь, — поклялась Франческа, следуя вслед за ним вниз по лестнице, через кухню и вниз под землю, где находилась первая пещера.

Габриэль уложил Брайса на постель и повернулся, чтобы помочь своей Спутнице жизни наполнить комнату острым запахом целебных трав. И сразу же морщинки на лице доктора стали менее напряженными, он беспокойно зашевелился. Габриэль взял руку Франчески в свою и поднес ее костяшки к теплу своего рта.

— Ты знаешь, что я должен вернуться назад и найти этого дьявола. Пока он жив, Брайс будет для нас потерян, не важно, что мы сделаем. Вампир знает, что Брайс у нас, и он злее, чем когда-либо. Мы не можем вечно удерживать этого мужчину здесь пленником.

Франческа отвернулась от Габриэля, пытаясь скрыть от него выражение своего лица. Он снова отправится охотиться. Они оба знали, что он должен это сделать, но ей эта идея не нравилась. Рука Габриэля обвила ее хрупкие плечи и притянула под защиту его крепкого тела.

— Я не позволю никакому вампиру уничтожить меня, любимая, когда у меня так много поставлено на карту. Я удалю угрозу здравомыслию Брайса. И потом мы посмотрим, что можно сделать, чтобы исцелить его.

Неохотно он отпустил ее, его руки на мгновение задержались на ее роскошных волосах, сжимая в кулаке тугую косу. Он знал о ее страхе за него, и в тоже время был рад, что она отказалась высказать свои опасения вслух и даже подарила ему нерешительную улыбку, провожая.

— Не пытайся исцелить его, пока я не вернусь. Его кровь заражена вампирской. Ты не сможешь войти в его сознаний одна, без посторонней помощи. Если я не вернусь, прежде чем начинать исцелять его, ты должна будешь найти еще одного целителя, чтобы он помог тебе. Обещай мне, Франческа. Для тебя будет слишком опасно входить в него без дополнительных сил. Постоянно помни, что в своем теле ты носишь новую жизнь.

Из-под своих длинных ресниц она подарила ему взгляд полный упрека.

— Нет необходимости напоминать мне об этом факте. Я не хочу говорить о том, что ты можешь не вернуться. И я никогда, ни на один миг, не забывала, что ношу наше дитя. Она и для меня чудо. Я бы никогда не стала рисковать младенцем, даже ради Брайса. Ты вернешься ко мне этой ночью. Я ожидаю тебя как можно скорее и без единой отметки на своем теле. А теперь иди и делай то, для чего был рожден, — она прислонилась к нему, на короткий миг прижимаясь всем своим телом к его, впитывая ощущение его. Сильного. Мужественного. Могущественного.

Она никак не ожидала, что будет так сильно любить его. И никак не ожидала, что будет такой любимой. Габриэль не стеснялся показывать ей свои эмоции. Он желал ее с силой, о которой она никогда не мечтала. Не просто тело, а ее компанию, сердце и душу. Ему нравилось находиться в ее сознании, деля с ней смех, взгляды на жизнь. Саму жизнь. Он так гордился ею, так глубоко верил в нее.

— Габриэль, — выдохнула она его имя, ее тело, мягкое и податливое, растворилось в его. — Поторопись вернуться ко мне, — у нее не было ни единой мысли об обольщении — последнее, что было у нее на уме, это занятия любовью — тем не менее, она чувствовала ужасную потребность в нем.

Габриэль наполнил ее сознание любовью и теплом, прижав ее к себе, после чего пошел прочь, назад через туннель к верхним этажам. К тому моменту, когда он достиг кухни, он стал невидимым, быстрым, холодным потоком воздуха.

На этот раз Габриэль покинул дом, просочившись через дверь, ведущую в сад, и сразу же поднялся в небо. Он уничтожил миньона вампира, забрал у него одну из его марионеток. Вампир должен находиться в ярости, что позволит легко его найти. Габриэль уже ощущал беспокойные вибрации в воздухе. Они неслись по небу, ведя его, словно стрелка компаса, к вампиру.

— Ты направляешься в его логово как любитель. Он расставил для тебя ловушки, охотник.

Габриэль продолжил двигаться. Голос Люциана звучал слишком близко, чтобы сохранять спокойствие. Если он приложит руку к сражению, нет никакой возможности узнать, на чью сторону он обрушить свою силу.

— Ты предлагаешь другой подход? — ответил Габриэль.

— Отступить. Тебе прекрасно известно, что лучше сделать это, чем вступать в бой, когда противник поджидает тебя, — голос был как всегда мягким и нежным, без единого намека на выговор. Габриэль обнаружил, что улыбается. Присутствие Люциана было таким знакомым для него, такой немаловажной его частью.

— Благодарю тебя за совет, древний, — старая насмешка была напоминанием, что Люциан был старше его всего на несколько минут. Габриэль с пути не свернул, но стал более бдительным. Он не боялся предстоящей битвы с вампиром, а вот его близнец был другим делом.

— Ты не прислушиваешься к моим советам.

— Этот не настолько могуществен по сравнению с теми, с кем мы сталкивались в прошлом.

— Этот древний.

Габриэль разорвал их связь, обдумывая в уме возможности. Что задумал Люциан? Габриэль изменил направление, сделав круг и приближаясь с другой стороны, на протяжении всего пути сканируя простирающуюся внизу местность. Он находился над рекой, где огромный мост пересекал воду. Две трубы бежали вдоль набережной, выливая свое содержимое в реку. Трубы были довольно большими и окружены зарослями тростника. Он почувствовал присутствие вампира. Мрачное, зловещее ощущение витало в воздухе, тяжелом и угнетающем.

Габриэлю был прекрасно знакомо зловоние немертвых. Оно засоряло воздух как ничто иное. Они были мастерами иллюзий, представая перед людскими жертвами статными или красивыми, хотя в действительности были тощими и серыми, с отступающими деснами и острыми пожелтевшими зубами. Габриэль чувствовал их присутствие как удар в солнечное сплетение, он не выносил когда исключительные таланты и способности, использовать которые предназначалось лишь во благо, применяли таким образом.

Внизу под ним местность казалась неизменной, но ветер сообщил ему совершенно иное. Вампир замер в ожидании, свернувшись в тени, невидимый, раздутый от собственной силы и ярости. Запах крови достиг Габриэля чуть ранее тихого приглушенного крика, который свидетельствовал об убийстве. Ветер донес рассказ, страх и адреналин в крови жертвы, которые доставили вампиру восторг, сделали его еще более могущественным.

Вампир знал, что охотник приближается, расставил ловушку и ждал, как паук в середине своей паутины. У него была человеческая жертва, удерживаемая живой и напуганной, отчего адреналин так и тек по крови. Этот прилив был настоящим соблазном для немертвого. Они полагали, что это делает их сильнее и что их намного труднее убить. Габриэль не мог определить точного местоположения вампира, здесь в воздухе было более одного подозрительного «мертвого» пятна.

Он еще раз пролетел над местностью, прежде чем опуститься на землю. Земля тот час же слегка сместилась и его ноги погрязли в черной грязи. Она всосала его туфли, хватка была поразительно сильной, словно трясина действительно хотела утянуть его вниз. Что-то приближалось к нему под поверхностью, быстрое, коварное, огромное, поднимая заросшую тростником грязь. Габриэль моментально распался на капли дымки, сливаясь с тяжелым туманом. Тут же подул яростный ветер, нападая на молекулы, укрывшиеся в тумане, в попытке рассеять их и помешать Габриэлю собрать свое тело воедино. Грязная темная фигура промчалась через завесу тумана по направлению к каплям.

Фигура ударилась о барьер раньше, чем смогла достичь бестелесной формы Габриэля. Она упала с неба в болото одновременно с Габриэлем, который резко взмыл в небо, чтобы избежать темной массы. Монстр, скрывшийся в грязи, напал сразу же, таща отбивающуюся фигуру, в то время как Габриэль менял форму над этой сценой. Он не счел нужным возвести барьер, поэтому предположил, что это его близнец вновь вступил в битву, помещая свое тело между Габриэлем и вампиром. Однако Габриэль не смог определить его присутствие. Что свидетельствовало о великолепных навыках Люциана. Он мог приближаться незамеченным, в то время как другие нет. Ветер не прошептал бы о его присутствие и не выдал бы его любому, кто ищет его.

Вампир зарычал от ярости и боли, отшвыривая от себя червеобразное существо, которое он же и создал. Он сам выбрался из грязи, бросаясь то в одну сторону, то в другую в попытке найти охотника. Габриэль упал с неба, острым, как бритва, когтем разрезая горло вампиру. Тварь бешено закричала и в тот же миг молния пробежала от тучи к туче, а воздух закипел от темной злобы.

Они нападали со всех сторон, чернокрылые горгульи, разрывающие Габриэля, царапающие и кусающие его, приземляющиеся на его голову и плечи, давя его вниз в попытке приблизить к земле и черной грязи. Габриэль же спокойно растворился под ними, направляясь через зловонный воздух прямиком к вампиру. Он принял свой облик за один миг до того, как нанес удар в грудь вампира, его ноги зависли в нескольких дюймах над землей.

Его кулак проник сквозь грудную клетку, но вампир успел отодвинуться от него, его голос был режущей слух какофонией звуков, настолько отвратительной и противоречивой, что причиняла боль ушам Габриэля. Чтобы защитить себя, Габриэль не теряя времени приглушил звук и направил его назад к вампиру. Его руки горели от ядовитой крови, покрывающей их. Он должен был продолжать двигаться, чтобы не попасться горгульям. Из-за этих созданий, постоянно кружащих и нападающих на него, невозможно было стоять на одном месте. Они разрывали его кожу и глаза, царапали и кусали, чтобы помочь своему хозяину.

Габриэль был терпелив. У вампира были две страшные раны, истощающие его силы. В грязи и трясине с кровью, сочащейся на землю, вампиру становилось все труднее контролировать червеподобное существо. Оно пребывало в исступлении, огрызаясь и нападая на своего создателя, ища плоти и крови. Габриэль отгородился от боли и усталости. Все его существо было сосредоточено на бое.

Только он приготовился предпринять еще одну атаку на вампира, как неожиданно небо над головой осветила молния. Габриэль не почувствовал всплеска силы и поэтому был удивлен, также как и вампир, когда вспышка огненно-белой энергии зазубренной полосой пронеслась по небу и мгновенно очистила воздух от ужасных горгулий. Они свалились в грязь, обгоревшие и опаленные, сожженные вспышкой энергии. Чем тут же воспользовалось червеподобное создание, поглотив их. Еще один разряд ударил с неба, пройдя от вампира на расстоянии нескольких скудных дюймов и превратив червяка в пепел.

Вонь была невероятная. Габриэль ударил, пока вампир не оправился от шока от вспышки молнии. Он размыл свое изображение и переместился со сверхъестественной скоростью, врезаясь в вампира, с силой вгоняя кулак в оставленную ранее рану, на этот раз дотянувшись до почерневшего увядшего органа, который искал.

Когда он начал извлекать орган, то почувствовал в своем сознании предупреждение и успел изменить массу своего тела. Что-то с силой ударило его в грудь, проникая сквозь грудную клетку и ломая на своем пути кости. Боль была мучительной, дыхание с шумом вырвалось из его легких. И в этот же миг все небо осветилось, словно мир оказался объят пламенем. В воздухе повеяло мрачным предчувствием. Габриэль никогда не ощущал ничего подобного этому. Темное небо стало оранжево-красным от пламени, проносящимся через черные тучи. Сеть сине-белых вен шипела и танцевала в клубящихся облаках. Все вокруг, казалось, взрывалось, когда разряд за разрядом молнии ударял в землю.

Габриэль спокойно извлек сердце и бросил его в пожарище, и лишь затем развернулся, чтобы встретить угрозу позади него. Древний немертвый показал себя, посчитав, что Габриэль занят с его напарником. Вампир был худым и бледным, кожа да кости. Его волосы были бело-серым, длинным спутанным клубком мороза. Глаза его горели огненно-красным, мрачное коварство светилось в них. Он отпрянул от Габриэля, его взгляд метался из стороны в сторону, ища пути отступления. Он не осознал силу бури, свирепствующей вокруг них. Он не узнал охотника, противостоящего ему. Он был жив лишь потому, что знал, как избегать охотников, изучая своих врагов и выбирая подходящие моменты для сражений.

В его голове слышался шепот какого-то голоса. Сначала, из-за взрывов раздающихся вокруг, он не смог расслышать слов. Он наблюдал, как охотник медленно отступает от него. Голос был чистым и прекрасным, почти нежным. Слушать этот голос, вслушиваться в его тона, было болезненно. Прошло очень много времени с того момента, когда вампир слышал такую чистоту в последний раз. И его тело съежилось от звука.

Голос был прикосновением черного бархата, мягким шепотом смерти. Сейчас вампир не отводил своих глаз от охотника, полагая, что тот моментально попытается нанести смертельный удар. Он был готов к нему. У него в запасе были трюки, иллюзии, огромная власть. Он был свежим, без каких-либо серьезных ранений, в то время как охотник был ослаблен сражениями с его более слабыми слугами. Немертвый знал, что нанес охотнику страшный удар, и что создание выпустило из него драгоценную кровь, однако охотник стоял, высокий и прямой, с черными глазами смерти.

Что же это за голос, шепчущий у него в голове? Откуда он идет? Ни один карпатский мужчина никогда не обменивался с ним кровью. Он ни с кем не связан, однако слышит мягкий голос, призывающий его к смерти. Сейчас слова были слышны отчетливо. Они так нежно говорили о смерти. О безнадежности. Нет никакой надежды. Этот охотник лишит его жизни. Он умрет этой ночью, умрет после того, как выжил там, где другие не смогли.

— Кто ты? — прокричал вампир.

— Смерть, — прошептал прекрасный голос.

— Я — Габриэль, — ответил Габриэль. Он с подозрением относился к огненному шторму, бушующему в небесах, его чувства разлетелись во все стороны, чтобы определить инициатора этих взрывов. Их создатель определенно был самым могущественным и талантливым. Люциан. Не было никакой утечки, ничто не указывало, откуда шла сила, она просто окружила Габриэля и вампира, сила великого разрушения.

Вампир зарычал, его острые зубы были в пятнах от пролитой за много лет крови.

— Ты думаешь, что сможешь уничтожить меня с помощью этих ловких трюков. Ни одному охотнику не удалось сделать это на протяжении веков, но ты, неизвестный, позволил себе бросить мне вызов.

Габриэль вдруг почувствовал себя усталым. Он проигрывал эти сцены на многих полях сражений, во многих странах и на протяжении многих веков. Они всегда были одинаковыми. Вампир пытался использовать свой голос, чтобы ослабить решимость Габриэля.

Голова Габриэля поднялась, резкие черты его лица превратились в непроницаемую маску.

— Ты знаешь обо мне, древний. Просто не хочешь признаваться в этом, хотя среди нашего народа меня называют легендой. Ты не сможешь уничтожить меня. Победа уже за мной и справедливость наконец-то пришла к тебе.

Любопытный шепот прошелся по сознанию Габриэля. Мягкой ноткой порицания, хотя и не совсем. Габриэль не использовал свой собственный голос, чтобы погубить древнего убийцу, как должен был сделать. Он устал от потери крови, зловоние смерти наполнило его сердце и ум. Он устал раз за разом уничтожать представителей своего собственного народа. Он будет делать, что необходимо, но наслаждения приносить это ему не будет.

Внезапно вампир закричал, закрыв уши руками, вопя высоким голосом, пытаясь заглушить коварный шепот этого бархатистого голоса. Особенностью этого голоса было то, что он настаивал на том, чтобы быть услышанным. Это подрывало силы вампира, забирало его власть, лишало его способностей. Выразив в крике свой страх и ненависть, древний разыграл свою последнюю карту, широко раскидывая руки и призывая своих миньонов к убийству.

И сразу же болото изверглось сотнями огромных кишащих в грязи пиявок, которые набросились на Габриэля. Едва они сделали это, как воздух застонал от внезапного наводнения совами, летящих черным облаком тел с выпущенными когтями и направляющихся прямиком к охотнику. Вампир развернулся, чтобы сбежать и врезался прямиком в карпатца. Охотник, казалось, появился из самого воздуха, его лицо представляло собой гранитную маску.

Вампир посмотрел вниз и увидел свою грудь, широко раскрытую, его вырванное сердце пульсировало в кулаке охотника. Выражение лица мужчины не изменилось ни капли, тем не менее, казалось, что он расплывается прямо на глазах. Только его кулак был невероятно реальным. Вампир закричал от ненависти и вызова, и рванулся вперед в попытке вернуть свое украденное сердце. И свалился лицом в грязь, сотворенную им же самим, где на него незамедлительно напали пиявки. Они покрыли все его тело, заполняя пустующее отверстие в груди.

Габриэль был вынужден раствориться, когда вампир послал своих слуг напасть на него. Он поднялся высоко над землей, до самых облаков. И теперь он ударил электрическим разрядом воздуха в виде тонкого кнута вдоль земли, прижигая пиявок и сжигая хищников прямо в воздухе. Они дождем падали на землю, их почерневшие тела плюхались в болото. Он видел вампира, лежавшего в грязи вместе со своими миньонами, и на мгновение задумался, какой же трюк решил на сей раз разыграть немертвый. Что хорошего было в том, чтобы прикинуться мертвым?

Благодаря своему великолепному ночному зрению Габриэль разглядел, что сердце вампира покоится в нескольких футах от тела, на поверхности камня. Люциан. Он определенно присоединился к охоте, удаляя всех остальных игроков с поля их сражения. Габриэль смог разглядеть, что вампир тащит себя вперед, с каждым дюймом становясь все ближе к увядшему сердцу. Габриэль сразу же молнией нанес удар, превращая сердце в горстку пепла, гарантию того, что немёртвый никогда больше не сможет воскреснуть. Вампир испустил ужасное шипение, последний протест, когда молния перебросилась на него, сжигая его тело, удаляя все следы его существования. После чего осталось лишь подчистить здесь все. Габриэль постарался ликвидировать в этой местности все свидетельства присутствия вампира и его работы. Трясина явилась бы ловушкой как для людей, так и для животных, поэтому Габриэль потратил драгоценную энергию, чтобы искоренить ее. Чтобы удалить все до единой дьявольской вещи из этого места, заменив их хорошими, потребовалось довольно много времени.

В какую бы игру Люциан не играл, она подождет. Раны Габриэля ныли. Он держал боль на границе сознания, но его силы иссякали. Он не будет даже пытаться выследить Люциана в эту ночь. В его сердце жила лишь благодарность своему брату-близнецу за то, что в этом сражении он принял его сторону.

Когда Габриэль повернул в сторону дома, слабость незамедлительно накатила на него. Он устал и его раны больше нельзя было игнорировать. Он нуждался в крови и целительном присутствии Франчески. Он был бесконечно благодарен, что у него есть дом и Спутница жизни, к которой можно вернуться.

Глава 17

Едва войдя в дом, Габриэль мгновенно понял — что-то не так. В воздухе витало гнетущее ощущение опасности. Некая жестокость потревожила обычное спокойствие. Он автоматически дотянулся до Франчески и обнаружил, что она переполнена страхом. Но страхом не за себя, а за него и их неродившегося ребенка. Габриэль крадучись прошелся по верхнему этажу, его ноги едва касались пола. Из глубоких царапин на руке сочилась кровь, а колотая рана в боку ныла от каждого движения. От боли в ребрах перехватывало дыхание. Он устал, его невероятная сила была исчерпана.

Естественно, Люциан выбрал именно это время для их сражения. Габриэль знал, что брат в доме, в этом не было никаких сомнений. Только Люциан был настолько могущественен, чтобы удалить свидетельства своего присутствия из самого воздуха. Продолжая шагать по дому, Габриэль отринул все свои эмоции, свой страх за Франческу и Скайлер, сомнения в своей способности уничтожить брата, боль от ран и усталость. Он стал безэмоциональным роботом, каким и должен быть, чтобы уничтожить самого могущественного вампира, который когда-либо существовал.

Огромная гостиная была пуста, но он уловил очертания тел Сантино и Друциллы, лежащих на полу своей спальни. Он не стал проверять, живы они или мертвы, сейчас это было не важно. Он смирился, что не сможет ничего сделать для них, пока не разрешит свою главную задачу. Люциан должен быть уничтожен. Габриэль просканировал дом на присутствие Скайлер и выяснил, что она спит глубоким сном в своей комнате. В невероятно женском ощущении власти, витавшем в комнате девочки, он смог ощутить руку Франчески. Было так похоже на Франческу — подумать о девочке даже в тот момент, когда явный ужас пробирал ее саму. Если бы в ее силах было помочь Скайлер проспать весь этот кошмар, то она бы сделала это.

Габриэль продолжил сканировать дальше, проверяя подземную спальню, где беспокойно спал Брайс. Отравленная кровь вампира до сих пор находилась в его организме, тревожа его вопреки исцеляющим травам и глубокому сну, в который он был погружен, но Люциан не представлял для него опасности. Защитные чары были не тронуты.

Люциан поджидал его. Габриэль продолжал двигаться по дому, не пытаясь скрыть свое присутствие. Он медленно вошел в рабочую комнату. Франческа сидела в кресле с высокой спинкой лицом к лицу с его братом-близнецом. Люциан стоял в тени, его лицо было сокрыто от Габриэля, но он был там, высокий, широкоплечий, в безупречной, как всегда была, одежде.

— У нас гость, Габриэль, — объявила Франческа прозаично. — Скайлер решила, что это ты, когда он подошел к двери.

Габриэль кивнул. Он слился с Франческой, чтобы «увидеть» ее воспоминания, не желая задавать вопросы перед Люцианом. Скайлер понятия не имела, что позволила войти в дом их врагу. Люциан, могущественный древний, мог с легкостью изменить свое мышление и ауру, чтобы сойти за своего близнеца. Он не показал свою истинную сущность Скайлер, Франческа также не сделала этого. Она погрузила ее в сон, в попытке спасти от того, что должно было произойти.

— Он дотрагивался до тебя или причинил вред каким-то иным способом?

— Он задавал мне вопросы, — в голосе Франчески были какие-то нотки, которые Габриэль не смог распознать. — Личные вопросы обо мне. Он не приближался ко мне, оставаясь в тени, где я не смогла бы его разглядеть или дотронуться до него. Он не пытался взять мою кровь или кровь кого-либо из домашних.

— Полагаю, ваше приветствие прошло удовлетворительно, и теперь оно закончено, — промолвил своим прекрасным голосом Люциан. Казалось, он посылает волны чистоты и доброты.

— Рады приветствовать тебя в нашем доме, брат, — промолвила Франческа неожиданно нежно. — Пожалуйста, проходи и побудь с нами. Вы с братом очень давно не имели возможности посидеть в спокойной обстановке, — она указала на стул, ее движения были полны изящества.

В этом была вся Франческа — ее голос, то, как двигалось ее тело, само ее присутствие — все успокаивало и заставляло всех вокруг чувствовать себя в безопасности. Она и сейчас плела свою магию, свой величайший дар, в попытке достучаться до Люциана. Хотя и сознавала, что это безнадежно. Как только карпатец решал отказаться от своей души, он становился потерянным на все времена. Пути назад не было. Даже Франческа со своей великой исцеляющей силой не могла совершить невозможное.

Габриэль умирал от желания обнять ее и притянуть к себе, успокаивая как себя, так и ее.

— Ты хочешь, чтобы мы вели себя как цивилизованные люди перед нашим сражением, — Люциан оглядел комнату. — Действительно, эта комната, кажется местом мира, а не войны, — он понизил свой голос, отчего тот стал подавлять волю. — Тогда подойди ко мне, сестра, и поделись со мной своей силой.

Габриэль мгновенно встал между своей Спутницей жизни и братом-близнецом. Он низко присел, принимая позу борца. Позади него Франческа полными печали глазами смотрела, как высокий элегантный мужчина приблизился к ним. Он вышел из тени, выглядя тем, кем он и был — мрачным опасным хищником. Его черные глаза опасно мерцали. Это были мертвые глаза. Глаза, полностью лишенные эмоций. Глаза смерти. Он двигался с животной грацией, с рябью силы.

— Стой, где стоишь, Люциан, — тихо предупредил Габриэль. — Ты не посмеешь подвергнуть опасности мою Спутницу жизни.

— Это был ты, кто подверг ее опасности, Габриэль, — тихо проговорил он. — Тебе следовало бы выполнить то, что ты пообещал много столетий назад. А сейчас ты вовлек в нашу игру довольно много пешек. Я не имею с этим ничего общего, — его голос был рассудительно-сладким. — Как погляжу, ты ранен. Но полагаю, это не помешает тебе исполнить свой долг и уничтожить меня.

— Именно ты был тем, кто уничтожил немертвого.

— О чем ты? Люциан убил вампира? — раздался в его голове голос Франчески, ее тон был задумчивым.

Вместо того, чтобы ответить ей мысленно, Габриэль предпочел своим ответом застигнуть Люциана врасплох.

— Люциан помешал вампиру нанести мне ещё большие раны, воспользовавшись своим голосом, чтобы ослабить его. Я не мог слышать шёпота, но знал, что он был там. Он создал сильный шторм, и в итоге именно Люциан был тем, кто погубил немёртвого, в то время как я находился в воздухе над местом сражения.

Люциан пожал своими широкими плечами и обратил на брата взгляд своих черных пустых глаз.

— Ты дал мне обещание, Габриэль, и сейчас ты его исполнишь, — голос был бархатистым шепотом, мягкой командой.

Габриэль распознал скрытое принуждение, как раз в тот момент, когда прыгнул вперед, нанося удар, сократив расстояние до Люциана так быстро, что даже Франческа не смогла разглядеть его движений. Вечность спустя, одновременно с прозвучавшим в его голове слишком громким криком «Нет!» своей Спутницы жизни, Габриэль острыми, как бритва, когтями, нанес удар по горлу своего брата, одновременно заметив, что Люциан широко раскинул руки, принимая убийство. Люциан предоставил ему прямой доступ к своей груди и яремной вене. Ни один вампир никогда не сделал бы ничего подобного. Немертвый сражался бы до последнего своего вздоха, чтобы убить всех и все вокруг себя. Самопожертвование было не в стиле вампира!

Осознание этого пришло слишком поздно. Ярко-алые капли разлетелись по комнате, искрясь на тяжелых портьерах. Кровь нескончаемым потоком текла из открытой раны. Габриэль постарался отойти назад, дотянуться до своего брата, но сила Люциана была слишком велика. Габриэль был не в состоянии двинуться, противостоять воле брата. Его глаза пораженно расширились. Люциан был таким могущественным. Габриэль был древним, более могущественным, чем большинство на земле. И до этого момента считал себя равным Люциану.

Габриэль беспомощно посмотрел на Франческу. Ее глаза были полны слез.

— Помоги ему. Спасти для меня. Он не позволит мне помочь ему.

— Он хочет покончить со своей жизнью. Я чувствую его решимость, — Франческа пошевелилась, медленно, едва заметно. Ее движение было полно изящества и спокойствия. — Ты должен позволить нам помочь тебе, — тихо промолвила она. Ее голос был кристально чистым, успокаивающим. Она обладала невероятным даром исцеления, и если кто и мог предотвратить смерть Люциана, то только она. — Я знаю, что ты сделал. Ты полагаешь, что сейчас покончил со своей жизнью.

Люциан сверкнул белыми зубами.

— У Габриэля есть ты, чтобы удержать его в безопасности. На протяжении многих веков это было моим долгом и привилегией, но теперь это закончилось. Сейчас пришло время мне отдохнуть.

Кровь пропитала его одежду, стекая по рукам. Он не сделал ни одной попытки остановить ее. Он просто стоял, высокий и прямой. Ни намека на обвинение не было ни в его глазах, ни в голосе, ни в выражении лица.

Габриэль неподвижно замер, в его глазах застыла боль и печаль за своего брата-близнеца.

— Ты сделал это ради меня. Ты в течение четырех сотен лет обманывал меня. Ты не позволял мне убивать, не давал мне шанса обернуться. Почему? С какой стати тебе рисковать ради этого своей душой?

Небольшие белые линии напряжения начали проявляться вокруг рта Люциана.

— Я знал, что у тебя есть Спутница жизни. Кое-кто знающий сообщил мне об этом много лет назад. Я спросил его, и он не мог сказать неправду. Ты не потерял свои эмоции и чувства так рано, как это произошло со мной. Это заняло века. Я был всего лишь неоперившимся птенцом, когда перестал чувствовать. Но ты сливался своим сознанием с моим, и я был способен делить твою радость от жизни и видеть твоими глазами. Ты заставлял меня помнить все то, что я никогда не мог иметь для себя, — Люциан неожиданно пошатнулся, его великая сила вытекала из него вместе с жизнью.

Габриэль выжидал момент, когда Люциан обессилит и его хватка на нем ослабнет. Едва этот миг наступил, он воспользовался своим преимуществом, проникая через барьер и оказываясь у бока брата и проводя языком по открытой ране, закрывая ее. У другого бока Люциана появилась Франческа, ее крохотная ладошка легла на его руку, нежно и успокаивающе. Она скользнула своей рукой в руку Люциана, устанавливая с ним связь.

— Ты полагаешь, тебе больше нет ради чего жить.

Люциан устало закрыл глаза.

— Я охотился и убивал на протяжении двух тысяч лет. Моей душе недостает многих частиц, она как решето. Если я не уйду сейчас, позже я вообще не смогу уйти, и мой обожаемый брат будет вынужден преследовать и убивать настоящего вампира. Это будет нелегкой задачей. Он должен оставаться в безопасности. Я уже не могу спокойно выйти в рассвет. Я полагался на его помощь. Я выполнил свой долг на этой земле. Позвольте мне отдохнуть.

— Есть другая, — тихо прошептала Франческа. — Она не такая, как мы. Она смертная. В данный момент она очень юная и испытывает страшную боль. Могу сказать лишь одно, если ты не останешься, она проживет жизнь в такой агонии и отчаянии, что нам и не снилось. Ты должен жить ради нее. Ты должен потерпеть ради нее.

— Ты говоришь мне, что у меня есть Спутница жизни?

— И что ее потребность в тебе огромна.

— Скайлер не моя Спутница жизни. Я не раз сливался с ней сознаниями, чтобы избавить ее от страданий, когда она была одна, и ее мучили ночные кошмары. Но она не моя Спутница жизни, — даже отрицая все это, Люциан не сопротивлялся, когда Спутница жизни Габриэля начала работать над его страшной раной.

— Как бы то ни было, я не лгу, чтобы удержать тебя на земле. Я не могу тебе сказать, где она, или как я узнала о ней, знаю лишь то, что она существует в этот период времени. Я иногда чувствую ее и сейчас знаю, что она принадлежит тебе. Позволь мне исцелить тебя, брат мой, — тихо настаивала она, — если не ради тебя самого или нас, то ради твоей Спутницы жизни, которая страшно нуждается в тебе.

Габриэль наполнил комнату исцеляющими травами и начал древнюю целительную песнь. Он разрезал свое запястье и прижал рану к губам своего брата.

— Я свободно предлагаю тебе свою жизнь. Возьми то, в чем нуждаешься, чтобы исцелиться. Мы положим тебя глубоко в землю и будем охранять, пока ты снова не будешь полон сил.

Люциан не желал брать кровь Габриэля, когда его близнец и так был слаб от своих ран. Но Габриэль плотно прижал свое запястье ко рту брата, гарантируя, что тот примет питание. Он был решительно настроен спасти жизнь Люциана. Он не мог поверить, что его брат перенес из-за него. Он должен был знать, должен был понять, что Люциан делал все для его защиты. Брат всегда брал на себя самого древнего и опытного из их врагов, всегда вставал между Габриэлем и смертью.

— Это не твоя вина, — голос Франчески в его сознании был нежным. — Это был всецело его выбор. Каждый выбор он делал с полным осознанием последствий. Ты бы никогда не согласился. Не преуменьшай его жертву, чтобы уменьшить свое чувство вины.

Франческа подарила Люциану улыбку, когда прикладывала драгоценную почву со своей родины, которую приберегала для чрезвычайных ситуаций. Она хранила ее вместе с многочисленными травами, которые выращивала как раз для таких случаев.

— Ты помог Скайлер более чем один раз. Я благодарю тебя за это. И ты справедливо воздал тем мужчинам, которые в ответе за вред, нанесенный ей, избавив тем самым Габриэля от этой работы. Вначале я не могла уяснить, почему мой Спутник жизни испытывает такие трудности при мысле уничтожить создание, которое, как он полагал, является вампиром, но сейчас поняла. Часть его знала, что ты не обернулся. Не его здравый смысл, а душа.

Габриэль осторожно уложил Люциана на кушетку. Однако помогая своему брату, он чувствовал, как его собственная огромная сила утекает. Они оба остро нуждались в крови. Он бросил взгляд на спокойное лицо Франчески и сразу же почувствовал себя лучше. Она всегда знала, что было необходимо, и он мог полностью доверить ей свою жизнь и жизнь своего брата.

— Мне необходимо исцелить твои раны, Люциан, — нежно проинформировала она брата-близнеца Габриэля.

Люциан закрыл разрез на запястье брата и посмотрел в глаза Франчески.

— Я не мягкий человек. Я так долго убивал, что не знаю другого существования. Привязать ко мне любую женщину, карпатку или смертную, означает обречь ее на жизнь с монстром.

— Возможно такой монстр, как ты, то, что нужно, чтобы защитить ее от монстров, которые бы уничтожили такую, как она. Твоя первейшая обязанность — твоя Спутница жизни, Люциан. Ты не можешь поступить никак иначе, кроме как найти ее и убрать всю грозящую ей опасность.

— Темнота уже во мне, тени теперь постоянное явление.

— Имей веру в свою Спутницу жизни, — посоветовал Габриэль, — как я в свою. Ты оказался достаточно сильным, чтобы пожертвовать собой ради меня. Так будь достаточно сильным, чтобы жить, пока ищешь женщину, которая является твоей.

Франческа подала знак Габриэлю и закрыла глаза, отключаясь от их разговора и всего, что окружало их. Она отделилась от своего тела и вошла в смертельно раненого. Она залечивала раны с мастерством непревзойденного хирурга. И на протяжении всей ее работы, Габриэль напевал исцеляющие слова, а воздух помещёния наполнял аромат трав.

Франческа вышла из тела Люциана, чтобы тут же войти в Габриэля. Она не собиралась позволять своему Спутнику жизни напрасно страдать. Она тщательнейшим образом осмотрела каждую рану, каждый порез, удаляя ядовитые клетки вампира, которые проникли в него с помощью его миньонов, и восстанавливая все повреждения изнутри. Потребовалось время, чтобы срастить его ребра, починить легкие, убрать шрамы сражения, которые так глубоко отпечатались на его теле. Она покачивалась от усталости, когда пришла в себя.

И тот час же Габриэль обнял ее.

— Отдохни, милая, этой ночью я отправлюсь на охоту, чтобы возместить кровь, в которой мы нуждаемся.

Франческа наградила его быстрым осуждающим взглядом своих темных глаз.

— Я так не думаю, Габриэль. Ты останешься в этой комнате. Целитель здесь я, и в этом вопросе ты будешь следовать моим указаниям. Ты и Люциан останетесь здесь, где вы, несмотря на вашу слабость, в полной безопасности. А я вскоре вернусь с так необходимой вам кровью.

Она встала с легким покачиванием бедер, чисто женским жестом недовольства мужчинами своего вида. Она выглядела довольно надменно. Габриэль не рискнул бросить взгляд на Люциана, чтобы увидеть выражение его лица. Он смотрел, как она уходила, черты его лица были полностью лишены эмоций. Лишь убедившись, что она покинула дом, он повернул голову, чтобы встретиться с черным пристальным взглядом своего брата.

— Не говори этого, — промолвил он с тихой угрозой.

— Я ничего и не сказал, — заметил Люциан.

— Ты приподнял бровь в этой своей оскорбительной манере, — возразил Габриэль. — Ты и так достаточно провинился передо мною, чтобы добавлять к своим грехам ещё и насмешку.

— Она не похожа на женщин, которых я помню из времен нашей юности.

— Ты не знал ни одной женщины в нашей молодости, — сказал ему Габриэль. — Франческа — сама себе закон. На протяжении этих долгих веков ей удавалось прятаться от принца нашего народа.

— Она пряталась от меня, — признался Люциан. Он соскользнул ещё ниже на подушки на кушетке, его большое тело было истощено отсутствием крови, дающей жизнь. — Я чувствовал ее близость не единожды и поэтому частенько приводил тебя сюда в надежде найти ее, но ей всегда удавалось оставаться вне досягаемости.

Габриэль был страшно горд Франческой за это.

Когда Люциан охотился на немертвых, никому не удавалось успешно спрятаться от него, тем не менее, Франческа умудрялась делать это на протяжении нескольких веков. Люциан устало покачал головой.

— Не будь она столь успешной в этом, мы бы данным давно нашли ее, и ты был бы в безопасности.

— И тогда ты бы предпочел покончить со своей жизнью, а твоя Спутница жизни осталась бы без того единственного, в ком она так отчаянно нуждается, — самодовольно высказался Габриэль.

Черные пустые глаза Люциана на мгновение сверкнули, скользнув по брату, предупреждая. Габриэль усмехнулся ему, как мальчишка.

— Ты ненавидишь, когда я прав.

— Она беременна, — переменил тему Люциан, его глаза закрылись. Длинные ресницы смягчили линии напряжения на его лице. — Она не может войти в тело врача, не подвергнув обоих опасности, даже с твоей помощью. Тебе прекрасно известно это.

— Да, я знаю, — признался Габриэль. — Не было никакого смысла говорить ей об этом, когда я не был уверен, вернусь ли к ней. Она дала мне слово, что позовет на помощь Грегори, если я не смогу возвратиться к ней. Грегори никогда бы не позволил Франческе рисковать собой или ребенком.

Воцарилось молчание. Люциан замедлил биение своего сердца и дыхание, поскольку его тело вопило о крови. Габриэль вздохнул.

— Тебе не следовало бы делать этого, Люциан. Ты прав, я был близок к обращению. Полагаю, я почувствовал решение Франчески уйти из этого мира. Она оказалась в состоянии найти способ жить, практически, как человек. Ее намерением было состариться и умереть в этот период времени. Она на протяжении нескольких веков экспериментировала, ища способ стать больше похожей на человека.

— Она необыкновенная женщина. Я был поражен ее силой и изобретательностью, — голос Люциана был слаб, едва слышен. — Ты единственная причина, почему я продолжал свое существование, Габриэль. Если бы не ты, я бы давно предпочел закончить свои дни в этом мире и отправиться в другой. Я не верил, что в этом для меня есть какая-нибудь надежда. Я лишился способности видеть в цвете, чувствовать эмоции, практически, сразу. У меня не было двухсот лет, которые обычно есть у большинства наших мужчин, как у зеленых юнцов. Много лет я использовал твои эмоции, но когда и ты также потерял их, оставался единственный способ выжить нам обоим. Мне пришлось убедить тебя, что я представляю опасность для мира, или бы мы оба были потеряны. Если бы ты не поверил, что я слишком опасен, чтобы позволить остальным охотиться на меня, ты мог бы обернуться. И если бы это произошло, я знал, что был бы не способен уничтожить тебя.

Габриэль улыбнулся.

— Ты смог бы уничтожить меня. Ты гораздо более могущественный, чем я когда-либо представлял.

— Я бы не уничтожил тебя, Габриэль. Именно ты являешься тем, кто стремился сдержать нашу клятву. Я бы никогда никому не позволил убить тебя.

— Позволил бы, Люциан, — тихо промолвил Габриэль, сердцем зная, что это правда. — Ты никогда не сходил с ранее выбранного пути и никогда не отступал от своего слова чести. Ты бы сдержал нашу клятву.

— Твоя вера в меня сильнее моей собственной, — Люциан устало приподнял голову. — Она возвращается к тебе, брат. Она попытаетсяподкрепить меня, поскольку полагает, что я больше в этом нуждаюсь. Возьми ее кровь, а потом дай ее мне. Я обнаружил у тебя несколько недостатков, и ревность является одним из самых худших.

Франческа нашла братьев, вытянувшихся на кушетках в ее рабочей комнате, на губах Габриэля играла легкая улыбка, лицо Люциана было непроницаемым. Она направилась к Люциану, но ее Спутник жизни остановил ее.

— Подойди ко мне, любовь моя. Я насыщусь, а потом позабочусь о брате. Мы должны будем воспользоваться землей под спальней, где отдыхает доктор.

Если Франческа и хотела поспорить с ним, Габриэль не смог найти этого в ее сознании. Она тотчас же подошла к нему, склоняясь над ним, ее руки прошлись по его телу, словно убеждаясь, что он цел. Она постаралась держаться подальше от его ран, хотя ее ладонь прошлась по множественным глубоким царапинам и следам укусов, оставляя после себя успокаивающий бальзам. Было ли это на самом деле или только в его сознании, Габриэль не знал, и его это не заботило. Она заставляла его чувствовать себя целым и единым. Она вновь сделала его мир правильным.

Он притянул ее ближе, вдыхая ее аромат. Он мог слышать кровь, струящуюся по ее венам, манящую его. Ее запах смешался с пьянящим соблазном, и неприрученный зверь внутри него быстро воспрянул, его потребности и потребность его брата были велики. Габриэль склонил свою темноволосую голову к ее изящной шейке, вкусил ее атласной кожи, тепло ее пульса. Его рот прошелся вниз по теплой колонне к выемке ее плеча, его зубы нежно прокусили кожу.

Франческа ощутила, как по ее спине пробежала дрожь. Габриэль обладал способностью проделывать с ней это вне зависимости от обстоятельств. Его руки обвились вокруг нее, когда он более плотно вжал ее тело в свое. Несмотря на степень его жажды, он осознавал, что они не одни в темной комнате и что он не сможет принять питание от своей Спутницы жизни на глазах брата. Это был слишком интимный процесс. Он утянул ее вглубь уединения тяжелых портьер. Его рот спустился ниже, пройдясь по ее плечу к кремовой возвышенности ее груди, как всегда отодвигая в сторону тонкий материал ее рубашки.

Франческа мгновенно почувствовал себя живой. Казалось она задерживала дыхание все то время, пока он отсутствовал, а ее сердце колотилось от страха, но сейчас оно стучало от восторга. Было что-то неправильно во всем облике Люциана-вампира. Он слишком часто вмешивался, чтобы защитить Габриэля и тех, кого тот любил. Он приходил к Скайлер, чтобы успокоить ее, а не тревожить и пугать. Ей было стыдно за саму себя, что она недостаточно быстро сложила кусочки мозаики воедино.

Ее голова откинулась назад, тонкие руки прижали голову Габриэля к себе, в то время как раскаленная добела молния танцевала в ее крови. Его зубы глубоко пронзили ее кожу, и он начал питаться. Своеобразная сонная удовлетворенность заняла место ее скачущего пульса. Она граничила с сексуальным возбуждением, ей было невыносимо чувствовать прикосновения Габриэля и не хотеть его, не нуждаться в нем, не жаждать ощутить его тело в своем.

Габриэль притянул ее ещё ближе, его руки прошлись по ней, ещё больше стаскивая рубашку с ее плеч, чтобы почувствовать тепло ее кожи. Она была такой мягкой и теплой, раем в его мире темноты и опасных сражений. Прикосновением языка он закрыл крошечные следы укуса на ее шее и ещё на одно мгновение позволил своему рту вкусить наслаждения, пробуя ее кожу. Он нашел ее грудь, глубокую ложбинку, прошелся вдоль ключицы до мягкого уязвимого горла.

Под его ладонью ее сердце начало биться в одном ритме с его. Ее сознание было наполнено желанием к нему, ее тело истекало жидким теплом.

— Я дома, — прошептал он в уголок ее рта. — Действительно дома.

Франческа улыбнулась, когда он поцеловал ее лицо, небольшие ямочки, подбородок.

— Конечно ты дома, любимый. Теперь поцелуй меня и дай своему брату то, в чем он так нуждается, чтобы позже дать мне то, в чем нуждаюсь я.

Ее голос был не больше, чем теплым дыханием в его ухо, но все тело Габриэля напряглось от этих слов. Его рот завладел ее, сокрушая землю под ногами, унося их в другой мир, в то место и время, где были лишь они, тепло их тел и удовольствие, занимающее их сознания.

Люциан осторожно кашлянул.

— Я стараюсь не делить твое сознание, Габриэль, но ты так близко и ваши смешанные эмоции заполняют эту небольшую комнату. Я довольно долго живу без чувств, так что искушение велико.

Габриэль мгновенно оторвался от Франчески, его черные глаза сверкали, но она рассмеялась, покраснев, как подросток.

— Мы вели себя беспечно, — нежно заявила она, одновременно оправляя свою одежду и обходя его.

Габриэль любил, как она двигается. Молчаливо, невероятно женственно. Эта симфония движений могла лишить его дыхания. В своем сознании он услышал негромкий вздох напоминания его брата, что пора продолжать лечение. Франческа склонилась над Люцианом, дотрагиваясь до ран на его горле и шее, ее пальцы были нежными, манеры успокаивающими. Габриэль знал, что она проводит очередную исцеляющую сессию. Она не могла дотрагиваться до того, кто ранен или нуждается в помощи, и не давать своеобразного утешения.

Люциан попытался выдавить слабую улыбку, хотя его глаза были закрыты.

— Ты действительно чудо, как мысленно тебя называет мой брат.

— Он называется меня чудом? — даже ее голос был успокаивающим и безмятежным для ушей Габриэля. Ему хотелось дотронуться до нее, вечно греться в ее красоте и безмятежности. После хаоса блеклого, серого мира, наполненного жестокостью, она была чудом.

— Да, и на сей раз он прав, — в красивом голосе Люциана слышались нотки усталости, и это встревожило Габриэля. Он никогда не слышал, чтобы его неуязвимый брат, говорил настолько обессилено.

— Я прав всегда, — поправил его Габриэль, приближаясь к брату с другой стороны. — Это странный феномен, с которым Люциану трудновато жить, но все равно…

Люциан открыл глаза и наградил брата ледяным взглядом, явно предназначенным для запугивания.

— Франческа, моя дорогая сестра, ты привязала себя к тому, у кого уж очень раздутое самомнение. Я не припомню времени, когда он был прав хоть в чем-то.

Габриэль приблизился к кушетке, устраиваясь рядом с братом.

— Не слушай его, любимая, он ежедневно тренирует в зеркале этот запугивающий взгляд. Он полагает, что так заставит меня замолчать, — очень осторожно он сделал на своем запястье длинный глубокий разрез и прижал руку с дающей жизнь жидкостью ко рту брата. — Пей, брат, это поможет тебе выжить. Я по своей воле предлагаю это тебе и твоей будущей Спутнице жизни, где бы она ни находилась, — Габриэль осознанно напомнил брату о женщине, ждущей его где-то в этом огромном мире.

Он чувствовал, как слабость Люциана билась в нем. Он устал от пустого блеклого существования, в котором провел почти две тысячи лет. Его тело молило о крови, его глаза видели только тени, серые и черные, не было никаких эмоций, кроме тех нескольких, которые он заимствовал, сливаясь сознаниями с Габриэлем. Он жил без надежды, постоянно жертвуя собой, чтобы Габриэлю не пришлось убивать, давая ему передышку от бесконечных сражений.

Люциан принял древнюю кровь неохотно, скупо. Он провел всю свою жизнь, присматривая за братом, и ему хотелось, чтобы тот был сильным и здоровым. Люциан почувствовал, как его съежившиеся клетки радостно приветствуют жидкость, набухая и набирая силу и мощь.

Он снова закрыл глаза, не желая возобновления жизни. До сих пор он был уверен в своем будущем, но сейчас ему необходимо было переключиться. Что, если Франческа ошибается? Откуда она вообще может знать об этом? У нее нет кровной связи с этой мифической женщиной. Может, она просто сказала это, чтобы удержать его на земле?

— Она не могла, — заверил его Габриэль, слабость сквозила в его голосе. — Франческа просто не в состоянии сказать неправду. Если она заявила, что твоя Спутница жизни в беде, значит, так оно и есть.

— И откуда тебе это известно? — спросил Франческу Люциан.

Едва заметная улыбка тронула ее мягкий рот.

— Как бы мне хотелось, чтобы я могла рассказать тебе, но, по правде, я не могу. Время от времени я чувствую связь с другой. Она очень молода, возможно, на несколько лет старше Скайлер, и она переживает страшную травму, но ее дух силен. Она далеко, возможно, на другом континенте, но когда я прикоснулась к тебе, чтобы исцелить, она появилась в моем сознании. Она часть тебя, Люциан. Вот все, что я могу сказать. Жаль, что так немного.

Люциан закрыл рану на запястье брата, заботясь о здоровье своего близнеца.

— Не чувствуй вину, что подвела меня, сестра.

Франческа посмотрела испуганно, ее глаза метнулись к Габриэлю. На что ее Спутник жизни тихо рассмеялся.

— Ему бы хотелось верить, что он настолько могущественный, что может читать мысли всех карпатцев, но в действительности, он читает мои мысли, а я связан с тобой. Он смог почувствовать твои эмоции через меня.

Люциан поднял бровь.

— Не будь так уверен, братец. Ты не знаешь, могу я читать мысли или нет.

Франческа начала смеяться.

— Как я погляжу, вы оба будете тем ещё наказанием. Габриэль прав, Люциан. Я бы не стала тебе лгать о чем-то таком важном, как Спутница жизни. Я уверена, что не ошибаюсь. Это дитя кричит в ночи. Я чувствую ее боль и скорбь даже сильнее, чем чувствовала Скайлер. Она связана с нами, как никто другой. Мы должны устроить тебя в земле для дальнейшего исцеления. Ты должен набраться сил, прежде чем начать свои поиски.

— Но сначала я позабочусь о вашем приятеле докторе. Ты не сможешь сделать этого, — заявил Люциан. Его черные глаза на мгновение мерцнули, абсолютным льдом и угрозой.

Франческа уставилась на него, ее черные глаза сверкали.

— Я буду делать все, что необходимо. Ты не имеешь права указывать мне.

Пустые глаза Люциана обратились к его брату, одна бровь приподнялась.

— И ты позволишь это безумие?

— Попробуй запрети, — Габриэль пожал широкими плечами, словно говоря, что Люциан ничего не знает о женщинах.

Франческа перебросила через левое плечо толстую косу.

— Я понимаю, ты родился много веков назад, Люциан. Поэтому мне не следовало проявлять такое нетерпение. Женщины больше не поступают так, как указывают им мужчины, — ее голос был слегка надменным.

— Франческа! — во взгляде черных глаз Габриэля было нечто среднее между смехом и порицанием. Он не мог припомнить, чтобы кто-нибудь когда-нибудь говорил с Люцианом в таком тоне.

Она отвернулась от своего Спутника жизни, изо всех сил старалась не рассмеяться. Эти двое мужчин были старомодными в своих манерах. Галантными. Элегантными. Сексуальными. Последняя мысль прокралась непрошенной и была жестоко отброшена. Она знала мысли Габриэля, знала, что он хотел помешать ей заняться исцелением Брайса, пока он не удалит все следы зараженной крови лично. Прямо сейчас Габриэль нуждался в исцеляющей земле, как и Люциан. Оба древних были ранены и слабы.

— Я заметила, что в последние несколько столетий именно женщины заботятся о малейших деталях. Я гарантирую, что Брайс проспит этот день и ночь, вплоть до нового восхода. Сейчас необходимо подготовить землю для твоего брата. Он нуждается в этом больше всего, вопреки своей вере в собственное всемогущество. Не беспокойся, у меня есть мозги, да и на протяжении веков я умудрялась справляться без каких-либо указаний. Я смогу справиться со всеми деталями в одиночку, пока вы, бедные мальчики, отдыхаете.

— Но ты не приблизишься к Брайсу, — заявил Габриэль, стараясь, чтобы это прозвучало, как заявление, а не приказ.

Франческа пронеслась мимо своего Спутника жизни и плавно направилась вниз в холл к кухне и подземным спальным. Конечно, она не стала бы рисковать своим нерожденным ребенком, пытаясь исцелить Брайса без помощи. Неужели они считают ее идиоткой? Эти двое вполне могут поспать в подземной спальне вместе!

— Я не собираюсь спать со своим братом, женщина, поверь мне. Я буду спать прямо подле тебя, где мое место, — на этот раз в глубоком тембре голоса Габриэля слышался неприкрытый смех. Его голос всегда содержал эти ленивые, сексуальные нотки, которые она не могла игнорировать.

— Не рассчитывай, что твое очарование поможет тебе из этого выпутаться, — Франческа раскрыла участок глубокой плодородной земли, достаточно большой, чтобы вместить крупное тело Люциана.

— Я чрезвычайно рад, что ты находишь меня очаровательным.

— Разве я думаю об этом? Я так не считаю. Полагаю, я думаю о том, насколько невыносимы мужчины нашей расы, и уверена, что у меня были достаточные основания скрывать свое существование все эти столетия, — Умышленно Франческа постаралась, чтобы ее голос звучал как никогда надменно. Поддразнивая его. Любя его. Желая остаться наедине с ним. С Габриэлем.

— Ты думаешь, как бы заняться со мной любовью, а не приговорить к одинокой постели.

— Вы слишком высокого о себе мнения, сэр.

— Только от прочтения твоих мыслей. Я обнаружил, что мне намного больше нравится, каким меня видишь ты, чем мой собственный взгляд на себя.

Франческа разбросала лечебные травы по земляному полу и добавила из небольшой шкатулки, которую она хранила на протяжении веков, бесценную землю со своей родины. Почва была тем, в чем Люциан нуждался больше всего остального.

— Готово.

Габриэль потянулся к брату, помогая ему встать на ноги. Как же было правильным вновь быть рядом с Люцианом. Они двигались одинаково, выражения их лиц были совершенно идентичным. Внезапно Габриэлю в голову пришло, что возможно Франческа не сможет их различить.

— Не будь таким глупцом. Ты часть меня, другая половинка моего сердца. Ты размышляешь о глупейших вещах, Габриэль, — шепот ее голоса был приглашением. Он согрел его кровь, как не смогло ничто иное.

Габриэль провел Люциана мимо спальни, в которой находился Брайс. Близнецы одновременно дотронулись до сознания спящего человека хорошо отрепетированным действием, поделившись знаниями, даже не подумав об этом.

Франческа отступила в сторону, позволяя Люциану пройти к его месту для сна.

— Спи спокойно, брат.

Люциан бросил на нее взгляд своих пустых глаз.

— Благодарю за твою доброту ко мне, сестра, но больше всего благодарю за то, как ты заботишься о моем брате, — искренне промолвил он.

Чистая магия слышалась в его голосе. Франческа обнаружила, что в ответ улыбается близнецу своего Спутника жизни. Она полагала, что он слишком могущественный для своего же блага, но она также знала, что он любит своего брата, и это успокаивало ее, как ничто иное.

Габриэль сомкнул вокруг нее свои руки, как раз в тот момент, когда Люциан опустился в землю и почва сомкнулась над его головой.

— Наконец-то, одни. Не думал, что когда-нибудь это произойдет.

Она наградила его высокомерным взглядом.

— Ты, кажется, позабыл про бедных Сантино и Друциллу. Они заслуживают объяснений о событиях сегодняшней ночи. Я защитила их, как могла лучше, и Люциан, подозреваю, сделал это же, но Сантино не из тех, кого мы контролируем. Мы дали слова Эйдану. Кроме того, ты уходил и получил ранения. Что совсем ни к чему.

Он наклонился и уткнулся в ее шею, вдыхая ее аромат.

— Я люблю, как ты пахнешь. В тот момент, когда я вошел в наш дом, который был переполнен твоим присутствием, я понял, что дома.

Рука Франчески прошлась по его лицу.

— Я очень сильно люблю тебя, Габриэль. Но мне совсем не хочется поседеть на этом этапе своей жизни, особенно, когда я готовлюсь стать матерью.

— Ты была бы невероятно сексуальной с седыми волосами, — возразил Габриэль, удерживая ее руку таким образом, чтобы смочь прижаться поцелуем к ее ладошке. — И я бы хотел подняться наверх и проведать юную Скайлер, пока ночь не закончилась. Ты сможешь повидаться с Сантино без меня.

Она прикусила его ладонь, легким щипком выговора.

— Ты не пойдешь один и не свалишь все эти крошечные детали нашей жизни на меня.

Ему удалось сделать невинный вид.

— Неужели я делаю это?

Франческа рассмеялась, у нее на сердце было легко и счастливо, что сейчас он подле нее и что они находятся в безопасности стен своего дома.

Глава 18

Франческа проснулась в объятиях Габриэля, который последние пару суток провел под землей, но сейчас его раны были почти полностью исцелены, и она чувствовала, что может со спокойной совестью позвать его. Она считала, что проявляла терпение достаточно долго, хотя все внутри нее взывало к нему. Над ними оживала ночь, и успокаивающие звуки домочадцев органично вписывались в ее ритм.

На кухне вместе с Друциллой смеялась Скайлер. Франческа некоторое время лежала, впитывая это чудо. Скайлер смеялась не часто, и моменты, когда она делала это, были краткими, но звук ее смеха был таким невероятно прекрасным. Из-за одного этого Франческа начинала любить Друциллу, по-матерински заботливую женщину, которая эффективно управляла домом, и в сердце которой нашлось достаточно места для юной Скайлер.

Был чудом и Сантино. Он совместно с телохранителем незамедлительно принялся за работу, чтобы обеспечить дом защитой как снаружи, так и изнутри. В связи с изменившимся образом жизни Франчески, а также наличием людей, которых также надо было оберегать, возникла необходимость возвести вокруг всего поместья забор. Сантино быстренько придумал дизайн, который подходил бы к старомодной архитектуре здания, причем он учел и защитные чары, которые Франческа решила лично вплести в ограду, и ограда уже находилась в процессе строительства. Сантино не верил в проволочки. Франческа не сомневалась, что со временем Габриэль и Сантино станут друзьями.

— Ты определенно точна в своих суждениях, — пробормотал Габриэль, его сердце уже поймало совершенный ритм ее сердца. Она была его миром и он полюбил пробуждаться, зная, что она здесь, поджидает его, такая свежая, безмятежная и красивая.

Франческа улыбнулась, поворачиваясь в его руках, ее тело прильнуло к его, уже мягкое и податливое, отчего ее кожа согрелась, а его кровь стала густой и горячей. Карпатка упивалась ощущением его тела, тем насколько оно отличалось от ее, его мускулами, такими ярко выраженными и твердыми. Ее руки нашли его бедра, твердые колонные его ног, погладили его грудь, задержавшись на том месте, где у него была рана.

— Ты голоден, — это был не вопрос. Она знала, что он проснется голодным, как волк, и была более чем готова позаботиться о своем Спутнике жизни. Она чувствовала в нем голод, растущую животную сущность.

Габриэль уткнулся лицом в выемку ее плеча, его рот прошелся по вкусно пахнущей коже. Его руки обхватили хрупкое тело, проследив его совершенные формы, пышную грудь, округлые бедра и небольшой подтянутый животик. Их ребенок лежал под его ладонью, и Габриэль приходил в совершеннейший восторг, думая, что он растет там, ещё одна связывающая их ниточка. Всплеск тепла ударил по нему со скоростью шаровой молнии, взрываясь в нем чуть пониже живота, когда ее пальчики затанцевали по его телу.

— Франческа, — выдохнул он ее имя в кремовую возвышенность ее груди, от теплого поддразнивания его дыхания ее соски превратились в эротичные пики. Его губы прошлись в поцелуях по уязвимой линии ее горла, нашли ее рот и задержались там. Его рот был властным и поистине мужским. Она была для него всем. — Всем, — он прошептал это в ее рот, в огненном танго скользя своим языком вдоль ее.

Габриэль закрыл глаза, чтобы почувствовать ее своим телом, и пока его руки исследовали, рот скользнул вдоль ее шеи назад к глубокой ложбинке меж ее грудей. От желания его тело становилось все напряженнее и чувствовало себя все неуютнее, его голод резко усилился. Она что-то тихо пробормотала в его кожу, выражая привязанность, вернее искушение, а ее руки в это время прошлись по его бедрам и остановились, с шаловливыми, поддразнивающими пальчиками, на убедительном доказательстве его растущего желания. Дыхание, казалось, со взрывом вырвалось из его тела, когда она скользнула вдоль него, ее грудь была настоящим соблазном для его ищущего рта.

Клыки, вытянувшись, удлинились и, поддразнивая и слегка царапая, прошлись по ее стучащему манящему пульсу. Пальцы Франчески воспламеняли его, раззадоривая и обхватывая, в то время как ее тело выгибалось навстречу его. Огненное тепло пронеслось через нее, через него, едва его зубы погрузились в нее. Удары молнии затанцевали по их коже, когда он начал жадно кормиться от нее, ее кровь, горячая и сладкая, втекала в изголодавшиеся клетки его тела.

Его тело. Охваченное огнем. Пламенем, которое никогда не сможет быть потушено. Он был настолько горячим, что просто пылал от желания. Питаясь, он схватил Франческу за стройные бедра и придавил ее сверху, чтобы иметь возможность войти в нее мощным толчком, погружаясь глубоко в ее тугие ножны. Она была горячей и влажной от желания, от голода. Цвета кружились и танцевали, и огонь бушевал, вырываясь из-под контроля. Габриэль просто позволил этому произойти, позволил этому пламени поглотить его. Ее тело — вот все, что имело для него сейчас значение. Он бы проник в каждое потайное местечко, погружаясь все глубже и глубже, пока бы не нашел совершенное убежище от сонма демонов, вечно преследующих его.

Он двигался все сильнее и быстрее, длинные уверенные толчки воспламеняли ее, заставляя пылать в точно такой же лихорадке, в какой горел и он. Он прошептал ее имя, проходясь своим языком по крошечным следам укусов, закрывая ранки на ее груди. Габриэль прижал ее к себе, наслаждаясь тайнами чудесного тела. Он был потерян на все времена, она была его миром и всем хорошим в нем.

Франческа посмотрела в его лицо, нависающее над ней, резкое в своей чувственной красоте, его черные глаза мерцали от силы его дикой любовной игры, купаясь в неожиданных слезах. Она ахнула, прикоснувшись к слезинке на его невероятно длинных ресницах. Его совершенный рот смягчился, изогнувшись в ответе.

— Ты такая красивая, Франческа. Я все ещё не могу поверить, что я здесь с тобой, делю твою жизнь и тело. Ты не представляешь, что ты для меня значишь.

Она приподнялась, чтобы пленить его рот своим, более полно слиться своим сознанием с его, предлагая полнейшее принятие его дикой натуры, соответствуя его огненным требованиям своими собственными. И потом долго после этого они лежали рядышком, вслушиваясь в свое смешанное сердцебиение, смакуя роскошь просто лежать в объятиях друг друга, различия в их телах и свою способность быть настолько связанными между собой.

— Я люблю тебя, Франческа, — уверенно сказал ей Габриэль. — Я не могу выразить в словах, что ты значишь для меня.

В ответ на его слова она улыбнулась.

— Ты достаточно хорошо постарался, показывая это.

Его бровь взлетела вверх.

— Достаточно хорошо?

— Я полагаю твое эго и так уже слишком раздуто, поэтому не собираюсь называть тебя величайшим любовником в мире.

Его рука обхватила ее мягкую грудь, его большой палец в небольшой ласке прошелся по тугому соску.

— Но назвала бы, если бы не страх за мое эго?

Каждый удар его большого пальца вызывал ответный всплеск жидкого тепла, и Франческа перевернулась, приподнимаясь над ним, перебрасывая через плечо свои роскошные волосы, одновременно медленно оседлывая его, опуская свое тело на его. Он громко задохнулся, его глаза в экстазе на мгновение закрылись, чтобы через секунду распахнуться и уставиться на ее тело, когда она медленно начала двигаться.

— Я забронировала Брайсу место в медицинской клинике в Милане. Там у меня есть друзья, которые поддержат мою историю. Я сказала им, что он лечится от наркозависимости и что здесь мы помогали ему в этом. Они задолжали мне услугу или две, — добавила Франческа, когда Габриэль нахмурился. Он не привык полагаться на помощь людей, но Франческа с легкостью скользила между двумя мирами. Она знала стоимость денег и социального положения. Она знала медицинские клиники, которые главным образом зависят от богатых спонсоров. В этом отношении она была очень щедрой и редко что просила в ответ. Если она хотела, чтобы один из ее друзей, в частности великий врач, был зарегистрирован там, как поправляющийся после сильнейшего гриппа, клиника будет более чем счастлива помочь. — И да, я знаю, что ты и Люциан с радостью поможете в уничтожении вампирской зависимости. Я с легкостью читаю твои мысли, любимый, ничто не повредит нашей дочери. Ни одной из наших дочерей. Я подожду, пока Брайс не будет свободным от всех теней, прежде чем начну помогать в его исцелении.

— Да, ты так и поступишь, — тихо промолвил он, его руки направились к ее талии.

Она начала чуть быстрее двигать своим телом, чтобы соответствовать неожиданной эротичной картине в его сознании. Франческа улыбнулась, медленной соблазнительной улыбкой, почувствовав огонь, разгорающийся в его теле.

— Ты полагаешь, это мудро вовлекать в это дело другую клинику? — Габриэль старался, чтобы его голос звучал естественно, хотя она снова ставила его в затруднительное положение. Ее талия была такой узкой, а груди так соблазнительно выступали над ним. — Уверен, он не их тех, кто с легкостью срывается с места и оставляет свою работу, едва какая-нибудь блажь взбредет ему в голову.

— Конечно он не такой, но было совсем нетрудно организовать телефонный звонок из клиники, пригласившей Брайса выступить на фиктивном семинаре. Брайс частенько делает это. Кроме того, я договорилась с его секретарем, чтобы его пациенты были направлены к другим врачам. Затем просто последовал ещё один звонок, в котором говорилось, что он заболел, но клиника хорошо заботится о нем. Когда мы исцелим его, он все ещё будет на хорошем счету в медицинском сообществе, — она старалась не улыбаться, глядя на его реакцию на ее тело, дразнящее его, на то, как его глаза подергиваются дымкой и стекленеют, пока он так пристально смотрел на нее. Он отчаянно старался следить за темой разговора, поддерживать его, в то время как его тело содрогалось в экстазе.

— Как тебе так легко удается все и для всех организовывать? — спросил ее Габриэль, наклоняя голову вперед к соблазну, который представлял ее обольстительный сосок. Он не мог ничего с собой поделать. Ему необходимо было дотронуться до нее, вкусить ее. Ее кожа напоминала ему теплый мед. Руки Габриэля обхватили ее талию, в то время как она покачивала своим телом так красиво, что лишала его способности думать. Он любил ее лицо, глаза, пухлый ротик.

Франческа запрокинула голову и начала двигаться быстрее, ее тело было возбужденным и требовательным, ее груди выставлены на его обозрением, а волосы рассыпались вокруг них темным шелковистым облаком. Услышав, что его дыхание стало более тяжелым, она улыбнулась, начав двигаться чуть сильнее, ее тело сжималось вокруг него в ответ на его очевидное удовольствие.

— Так оно и есть, — медленно ответила она. — Особенно для тебя. Например, я знаю, что тебе нравятся определенные вещи.

Он едва мог дышать, смотря, как она двигается на нем с этой легкой сексуальной улыбкой на лице.

— Какие вещи? — рискнул спросить он.

Она откинулась назад всем телом, насаживаясь глубже, дразня его, завлекая, наблюдая, как он смотрит на нее. Было невероятно захватывающе, что Габриэль дал ей такую власть над собой. Она полюбила быть его партнером. Его второй половинкой. Она полюбила быть в его сознании во время их любовных игр, то, как он думал о ней, то, как ее тело доставляет наслаждение его.

— Ты льстишь мне, — возразил он, неожиданно начав двигать бедрами сильно и ритмично. Он смотрел, как она ездит на нем. Это зрелище усиливало его удовольствие, пока единственное, на что он оказался способен, это почти беспомощно погружаться в нее, поднимаясь все выше и выше. Ее волосы скользили по его чувствительной коже, опаляя его, сжигая его. Ничто не имело значения, кроме ее тела поверх его, дико скользящего, покачивающегося и дразнящего, пока он не выкрикнул небесам ее имя, а она не вцепилась в него где-то между смехом и слезами.

В течение долгого времени никто из них не мог нормально дышать. Они просто крепко обнимали друг друга, смакуя эти моменты, когда они наедине и вместе. Звуки домочадцев над головой успокаивали Габриэля. Брайс будет проверен так скоро, как только они смогут. Скайлер заводила знакомства. Люциан, его обожаемый брат-близнец, в безопасности спал под землей, исцеляясь, набирая силу, его железная воля восстанавливалась. Франческа была в его объятиях, его тело и душа были глубоко укрыты в ее, и все в мире Габриэля было в порядке.

Примечания

1

 Крэк — дешевая, общедоступная смесь кокаина с примесями пригодная для курения.

(обратно)

2

 Чехарда — игра, участники которой поочередно прыгают, через своих партнеров, стоящих в согнутом положении. Чехарда развивает ловкость, координацию движений, глазомер, смелость, уверенность и силу в руках и ногах. В переносном значении — частые беспорядочные перемены и смещения (например «министерская чехарда»).

(обратно)

3

 Инсинуация (от лат. insinuatio, буквально – вкрадчивость) – преднамеренное сообщение отрицательных сведений (или даже измышление, клевета), имеющее целью опорочить кого-либо, подаваемое намёком (т.е. не прямо, а косвенным указанием на факты и обстоятельства) или тайно. Цель инсинуации – подорвать в слушателях, читателях доверие к объекту инсинуаций, следовательно, к его доводам или поведению. В риторике — обороты речи в мягкой, внушающей форме, незаметно вкрадывающиеся в умы слушателей, для избежания их неудовольствия.

(обратно)

4

 Ремиссия (от лат. remissio — уменьшение, ослабление), период течения хронической болезни человека или животного, характеризующийся ослаблением или исчезновением её признаков. Ремиссии. могут возникать вследствие цикличности течения заболевания (например, малярия, маниакально-депрессивный психоз, периодическая болезнь); спонтанно (например, при почечнокаменной болезни); в результате лечения (например, шизофрении, хронической дизентерии). В зависимости от степени уменьшения субъективных и объективных признаков болезни различают полные и неполные ремиссии. Полные ремиссии в одних случаях (например, при лимфогранулематозе) продолжаются месяцами и годами, в других — нестойкие и быстро сменяются новым обострением (рецидивом) болезни. При полных ремиссиях также сохраняются некоторые признаки заболевания (например, хромосомные нарушения при лейкозах), поэтому во многих случаях продолжают поддерживающую терапию. В других случаях многолетние полные ремиссии трудно отграничить от практического выздоровления (например, при остром лимфобластном лейкозе у детей).

(обратно)

5

 Дебют — начальная стадия партии, продолжающаяся первые 10 – 15 ходов. В дебюте основной задачей игроков является мобилизация собственных сил, подготовка к непосредственному столкновению с противником и начало такого столкновения.

(обратно)

6

 Алкогольный делирий, белая горячка алкогольная, состояние отмены алкоголя с делирием, жарг. «белочка», «белка», (лат. Delirium tremens — буквально «трясущееся помрачение») — психоз, конкретнее, — делирий, связанный со злоупотреблением алкоголем. Белая горячка обычно возникает при алкоголизме, в период прерывания запоя, реже — у людей, не страдающих алкоголизмом, после употребления больших доз спиртного (а очень редко — небольших). Выражается бредом, который обусловлен зрительными, слуховыми и/или тактильными галлюцинациями, ознобом и повышением температуры. Галлюцинации обычно носят угрожающий характер, часто представлены в образе мелких опасных существ (насекомые, черти). Чаще всего заканчивается выздоровлением, очень редко смертью. Основную опасность при делирии представляет риск самоповреждения. Характерной чертой алкогольного делирия является то, что он никогда не развивается на фоне опьянения, а возникает лишь у трезвого пациента, при отмене привычного приёма алкоголя.

(обратно)

Оглавление

Легенда

Глава 1

Глава 2

Глава 3

Глава 4

Глава 5

Глава 6

Глава 7

Глава 8

Глава 9

Глава 10

Глава 11

Глава 12

Глава 13

Глава 14

Глава 15

Глава 16

Глава 17

Глава 18

*** Примечания ***