Настоящая книга является приложением к многотомной «Истории Русской Церкви», выпущенной в свет в 1994–1997 гг. Издательством Спасо–Преображенского Валаамского ставропигиального монастыря (с ноября 1996 г. — Церковно–научный центр Русской Православной Церкви (Московский Патриархат) «Православная энциклопедия»). В нее вошли две работы выдающегося русского церковного историка Игоря Корнильевича Смолича: «Русское монашество. 988–1917» и «Жизнь и учение старцев», посвященные разным сторонам единого церковно–исторического явления — русской монастырской жизни. В течение нескольких десятилетий изучая русскую церковную историю, И. К. Смолич стремился к созданию грандиозного свода, посвященного судьбе Русской Православной Церкви со времени ее основания и до конца синодального периода. Однако, в отсутствие каких–либо серьезных трудов по истории Церкви в XVIII–XIX вв., И. К. Смолич решил «предпослать истории более раннего времени» церковную историю синодального периода [1], надеясь со временем обратиться к эпохе становления христианства на Руси и к эпохе Московских митрополитов и патриархов. Этой же цели — подготовке капитального труда по тысячелетней истории православия в России — должно было служить и особое исследование по истории русского монашества. Но этим планам не суждено было осуществиться из–за смерти исследователя [2].
Предпринимая в 1952 г. издание своего труда по истории монашества, И. К. Смолич подчеркивал его «подготовительный характер», некоторую незавершенность в деталях (которую почувствует и внимательный читатель, особенно по мере приближения исследования к концу описываемого периода), сосредоточенность на «главных чертах русского монашества, выявившихся в процессе его становления». Долгая пятнадцатилетняя работа над большим, но совершенно не систематизированным массивом исторических материалов [3] привела автора к необходимости, выделяя историю монастырской жизни на Руси в самостоятельную тему исследования, проследить ее развитие в тесной связи с общей историей России и с общецерковной русской историей. «Представители монашества находились в живом и почти непрерывном общении с миром. Хотя влияние мира на иночество в разные эпохи проявлялось с разной интенсивностью, все же те или иные негативные явления в жизни монастырей всегда были связаны с политическими событиями в русской истории. Взаимоотношения между государством и Церковью на Руси всегда имели исключительное значение и эти взаимоотношения постоянно, так или иначе, отражались на жизни иночества, на его воззрениях». Тем не менее в своем делении истории русского монашества на периоды автор исходит не из традиционного уже как для светской, так и для церковной истории деления на эпохи: Киевская Русь, Московская Русь и петербургский период, а выявляет переломные моменты во внутреннем развитии монашества. И потому устроитель монашества в Московской Руси, «игумен земли Русской» преподобный Сергий Радонежский в труде Смолича является прямым духовным преемником создателей Киево–Печерской лавры, основателей монашества на Руси преподобных Антония и Феодосия: «Это целостная эпоха как во внутренней, так и во внешней истории монашества, которую нельзя разделить на периоды; начало и расцвет этой эпохи сливаются в единое целое, которое мы назвали первым периодом в истории русского монашества».
Переломным же моментом в истории иночества на Руси автор полагает спор между преподобным Иосифом Волоцким и партией «иосифлян», с одной стороны, и преподобным Нилом Сорским и его последователями, «заволжскими старцами», с другой. Победа на Соборе 1503 г. иосифлянской концепции монашеского устройства, подразумевающей наличие у монастырей обширных владений, активную хозяйственную деятельность, неразрывную связь с миром, по мнению автора, на три столетия определила «сильное обмирщение» монашества, оказавшего «особенно негативное воздействие на монастырский быт». Однако здесь следует заметить, что столь резкая оценка влияния преподобного Иосифа Волоцкого на монастырское устроение во многом определяется представлениями самого автора о целях и задачах монашеской жизни: его ориентация исключительно на аскетические идеалы приводит к сознательному уничижению социально–просветительской деятельности монастырей. И здесь автор зачастую противоречит сам себе, ибо, являясь честным историком, посвящает многие страницы своего исследования колонизации языческих территорий, при которой монастыри принимали на себя основную тяжесть миссионерской деятельности. Ясно, что при отсутствии богатых земельных владений монастыри были бы не в состоянии исполнять свое предназначение по просвещению языческих народов, сохранению православной культуры Руси и т. д.
Совершенно
