Рождественские истории Дамского клуба 2012г.
Единственная
Пролог
- Так какой будет ответ?
- Я отказываюсь отдать вам программу.
- Это окончательное решение?
- Да.
- Поверьте, вам предложили за нее приличные деньги.
- Но это моя программа, это я ее создал, и очень хочу заниматься в данном направлении дальше.
- Понятно… однако, считаю нужным предупредить, что вы можете об этом сильно пожалеть.
Глава первая
Среди миров, в мерцании светил…
Так бывает. Идет череда, казалось бы, ничем не отличающихся друг от друга дней, похожих на длинный товарный поезд, вагоны которого вроде бы разные, но при этом все равно одинаковые, и звук от колес размеренный, ровный, кажется – успокаивающий, но… предсказуемый, и к тридцать пятому вагону уже скучный. Нет в нем нотки живой импровизации. Когда же в череде таких однообразных дней вдруг появляется один необычный, жизнь начинает играть новыми красками, и приходит давно забытое чувство предвкушения.
Анна не считала свою жизнь неинтересной или скучной, наоборот, она совершенно справедливо полагала, что ей здорово повезло. Найти себя и свое дело в этой жизни совсем не просто, а ей это удалось, и, просыпаясь по утрам, не приходилось мучиться от мысли, что надо опять тащиться на работу. Потому что Анна занималась любимым делом.
День начинался как обычно, телефон разрывался с утра. Супруга одного известного бизнесмена захотела открыть частную художественную галерею и первую выставку в ней посвятить современному искусству, работам молодых, еще не слишком известных художников. Но, безусловно, талантливых. А так как сама супруга никак не могла разобраться, кто же из молодых и пока неизвестных - талантливый, а кто не очень, пришлось прибегнуть к помощи компетентного искусствоведа в качестве специалиста-консультанта. Поэтому весь последний месяц Анна занималась тем, что просматривала огромное количество работ, выискивая среди них те, что, несомненно, заслуживают внимания и достойны того, чтобы предстать перед публикой. Анна понимала, что для многих авторов эта выставка станет настоящим шансом заявить о себе и получить хорошие заказы в ближайшем будущем. Помещение для галереи было уже найдено, и не где-нибудь, а на Рублевском шоссе. Сейчас там полным ходом шли ремонтные работы, а Анна в это время потихоньку формировала саму экспозицию. Кроме того, в скором времени она должна была написать большую обзорную статью о Константине Сомове в один специализированный журнал, и, конечно, нельзя забывать про Суриковский институт, где несколько раз в месяц студентам читались авторские лекции.
Вся неделя в ежедневнике была уже расписана заранее, и Анна спешила в мастерскую к одному знакомому художнику, чтобы посмотреть, какие из его работ можно взять для предстоящей выставки, когда позвонили из приемной одного очень известного делового человека столицы – Андрея Епифанова.
- Анна Сергеевна? – прозвучал в трубке низкий мужской голос после переключения телефонной линии.
- Да, я слушаю.
- Вас рекомендовали, как очень хорошего эксперта - искусствоведа, а мне как раз нужна профессиональная помощь. Куда и через какое время за вами можно прислать машину?
***
Спустя два часа Анна была в загородном доме Андрея Николаевича Епифанова, крупного акционера двух банков и нескольких известных коммерческих компаний.
- Видите ли, в чем дело, уважаемая Анна Сергеевна, - начал он разговор, непринужденно откинувшись на спинку кожаного кресла и скрестив на довольно солидном брюшке пальцы рук. - Я очень давний и очень страстный поклонник живописи. Моя коллекция небольшая, но довольно тщательно подобранная. Если возникнет такое желание, я покажу вам некоторые предметы из моего собрания после нашего разговора. Думаю, что-то вас сможет по-настоящему заинтересовать. Так вот, совсем недавно прошла информация о том, что считавшая долгое время уничтоженной картина Алексея Саввина «У моря» была обнаружена во Франции и выставлена на торги. Как вы понимаете, совершенно уникальный случай. Конечно, перед аукционом была произведена тщательная экспертиза полотна, сделаны все возможные заключения, подтверждающие ее подлинность, но сами знаете… одним словом, я предложил наибольшую цену за эту картину и выиграл торги, однако поставил непременное условие, что деньги будут переведены на счет продавца только после того, как свое заключение о картине даст независимый специалист, которого я выберу сам. Анна Сергеевна, мне вас рекомендовали, после чего, не буду скрывать, пришлось навести некоторые справки. Вы - довольно известный человек в мире живописи, имеете безупречную репутацию, впечатляющий послужной список, вы принимали участие в организации не одной международной выставки, выступали на семинарах за границей, ваши отзывы и рецензии весьма высоко ценятся в специализированных кругах, и я знаю, что несколько лет назад вы занимались экспертной работой. В общем, я хочу, чтобы тем специалистом, который даст свое заключение по Саввину, стали вы.
***
От таких предложений не отказываются. Даже если очень хочется. А Анне очень хотелось сказать «нет», потому что, несмотря на мирный и вежливый тон беседы, она прекрасно понимала, что все не так просто. Конечно, Анна знала о картине Алексея Саввина «У моря», которая была написана в Ницце в 1921 году. Но знала она также и о том, что работа эта погибла во время Второй мировой войны когда немцы оккупировали Францию. И если более чем через полвека считавшийся безвозвратно утерянным холст всплыл, имеет заключение о подлинности, был выставлен на аукционе и продан, а в мире живописи ничего об этом событии неведомо, значит, речь идет о черном рынке произведений искусств, и очень известный человек Андрей Николаевич Епифанов приобрел картину нелегально, или, как он элегантно и обтекаемо выразился, «на интернет-аукционе». Впрочем, Анна не была удивлена данным фактом. Очень многие коллекционеры, движимые неуемным желанием владеть, прибегали к услугам посредников на черном рынке, чтобы получить желаемый экспонат. Просто лично ей не хотелось иметь дело с теневым бизнесом. Но как отказать? Таким людям не отказывают, особенно после того, как они фактически сознались в незаконной деятельности и дали понять, что ждут от вас помощи. Либо ты с ними, либо… они тебя не забудут… Обычно те, кто постоянно прибегает к подобным аукционам, имеет своего знакомого надежного эксперта. Скорее всего, Епифанов впервые приобрел для своей коллекции экспонат на черном рынке. А вдруг он войдет в азарт? А вдруг он захочет сделать ее своим постоянным экспертом в подобных делах? Что же делать?
Да, сегодня был поистине необычный день. После разговора Андрей Николаевич, попрощавшись с гостьей у дверей, остался в доме, а к машине ее сопровождал водитель, который и привез Анну на место встречи. Уже садясь в машину, она услышала:
- Привет, Рыжая!
Только один человек называл Анну так, и это было очень-очень давно. Резко обернувшись, она столкнулась взглядом с Вадимом.
- Привет…
Какое-то время они молча смотрели друг на друга, прежде чем он сказал:
- А ты изменилась, стала…хм… строгой. Деловой костюм, собранные в пучок волосы… темный шоколад…
- Шоколад?
- Цвет волос, - с улыбкой пояснил Вадим.
- Ты художник, тебе виднее, - мгновенно среагировала Анна, и в ее голосе было резкости больше, чем хотелось самой.
Он весело и заразительно рассмеялся, отчего на гладко выбритой щеке появилась ямочка:
- Вот теперь я тебя узнаю, Рыжая.
Анна вдруг почувствовала, что нервничает, и сыграть в степенную невозмутимую даму с Вадимом едва ли получится, поэтому задала первый пришедший в голову вопрос:
- А ты что здесь делаешь?
- А я иду к своему заказчику, - кивнул он головой в сторону дома, и одна из прядей волос упала на лоб.
- Ты пишешь для Епифанова?
- Ну да, а что тут такого? – Вадим пожал плечами. – На берегу Москвы-реки открывается новый яхт-клуб с мини-отелем, рестораном, открытым кафе, в общем, целый комплекс. Все очень богато и очень пафосно. Мне заказали десять картин: для холла, ресторана, банкетного зала… короче, хорошая и очень прибыльная работа
, но так как Андрей Николаевич является большим ценителем живописи, то даже эскизы решил утверждать сам. А, как ты знаешь, любое желание заказчика – закон. Вот несу показывать свои идеи.
- Как же ты выслушиваешь мнение непрофессионалов, Художник? – сама того не замечая, Анна обратилась к нему так, как когда-то.
Вадим слегка прищурил глаза, выдерживая паузу и рассматривая ее лицо, а потом, сверкнув обаятельной улыбкой, ответил:
- После тебя мне никто не страшен, Рыжая!
Рыжая… как же давно ее никто не называл так, да и цвет волос с тех пор менялся неоднократно, да что там цвет волос… она даже замужем успела за это время побывать, правда, неудачно, защитить диссертацию, опубликоваться за рубежом… вот как давно они не виделись…
Всю дорогу до дома, да и позже, сидя на полу в своей гостиной среди разложенных вокруг энциклопедий по живописи и арт-каталогов, Анна вспоминала.
Они учились на одном курсе художественного института. Все было очень просто. Вадим ее рисовал. И Анну не переставало это удивлять. Он был не просто самым красивым мальчиком курса, он был самым талантливым. Это не то, что достигается многими часами теоретических и практических занятий, это - дар, который дается свыше. Конечно, без постоянной напряженной работы невозможно добиться настоящего результата, и даже гений не станет гением, если не будет все время оттачивать свое мастерство тренировками и поиском нового. Вадим не ленился, он рисовал много.
В его студенческих и во многом еще незрелых работах уже чувствовались смелость, нестандартность и азарт. Вадим не боялся мешать краски, накладывать мазки в произвольном порядке и нарушать правильные линии, хотя прекрасно владел классической школой живописи.
Иногда он напоминал Анне музыканта за роялем, который в определенный момент игры сбился с заданного произведения на импровизацию и стал творить что-то совершенно свое, авторское, а иногда он напоминал ей… кулинара, который, не задумываясь, смешивает в блюде несочетаемые, на первый взгляд, продукты, но в итоге получается совершенно изумительный десерт.
Анна обожала следить за тем, как он работает, да, если быть до конца честной, она просто не могла от Вадима отвести глаз... она им любовалась. Как же красив был этот мальчик! Высокий, гибкий, пропорционально сложенный с копной густых светлых волос, которые не стриг коротко, а просто заправлял за уши непослушные пряди. Он сам был совершенной моделью для художника. И еще он выбрал ее натурщицей для нескольких своих работ. К Вадиму приходили позировать самые красивые девчонки института, по сравнению с которыми Анна казалась совсем неинтересной. Сталкиваясь с ней на лестничной клетке, эти красавицы проплывали мимо, а если вдруг встречали девушку в квартире, то, казалось, даже смотрели сквозь нее, как будто Анны и не было вовсе. Они неторопливо располагали свои роскошные тела на стульях, кушетках, без стеснения обнажали плечи, спины и длинные стройные ноги.
А она, позируя, обычно сидела часами на полу в майке и джинсах, собрав пушистые рыжие волосы в хвост или заплетя их в две маленькие косички. И если Анна сидела к Вадиму боком, то из-за почти мальчишеской худобы было видно, как некрасиво выпирают ее острые лопатки. И он рисовал эту неровную линию выступающих лопаток двумя резкими штрихами, он не приукрашивал девушку. Все карандашные наброски Анны были сплошным собранием стремительных ломаных линий, которые соединялись воедино, и получалась гармония. После чего Вадим переносил эти линии на холст и искал нужный цвет.
Те соблазнительные красавицы, которые чувствовали себя музами будущего гения и вели себя соответственно…. они оставались у него на ночь.
А Анна… Анна с Вадимом спорила. Она беспощадно критиковала каждую его работу, тщательно изучив ее перед этим. Они спорили бесконечно, страстно, с упрямством и аргументами, часто переходя на повышенные тона. И однажды, исчерпав все свои доводы, Вадим выпалил в запале:
- Рыжая, ты разнесла мою работу в пух и прах, но при этом сама не способна и наполовину нарисовать так же хорошо, как это сделал я!
Она долго молчала, сосредоточенно рассматривая портрет полуобнаженной богини современности, учащейся в параллельной группе, и, наконец, тихо, но очень ровно ответила:
- Да, ты прав. У меня нет такого дара, как у тебя. И едва ли я когда-нибудь смогу написать что-либо действительно стоящее. Но при этом я вижу. Посмотри внимательно на эту картину. Ты выбрал интересную модель, удачный ракурс, необычное сочетание цветов, но, блин… ты убил всю тайну! Прикрой слегка ее бедро. Она получилась у тебя вульгарной, а не притягательной. Ты же художник! Ты должен не только рисовать, но и думать над тем, ЧТО ты хочешь донести до зрителей. Ты должен мыслить. И нити бус, посмотри, вот здесь, попробуй их удлинить, пусть они выписывают немыслимые петли на обивке кушетки, сделай композицию гармоничной за счет деталей. Но деталей легких, которые не перегрузят всю картинку.
- Признайся, ты придираешься к этой красотке на картине лишь оттого, что завидуешь оригиналу. А может быть, ты прицепилась просто потому, что хочешь заняться сексом со мной? А, Рыжая?
- Хочу, - невозмутимо ответила Анна и тут же добавила, - но не буду.
Вадим никак не ожидал подобных слов. Он несколько мгновений смотрел на спокойно стоящую у картины девушку так, словно видел ее впервые, а потом спросил:
- Почему?
- Я не хочу быть одной из твоих девочек, Художник, которых ты даже не помнишь по именам. Я себя для этого слишком уважаю. Лучше предложи мне кофе, и тогда я подскажу, что можно сделать вон с тем неоконченным наброском.
С тех пор так и повелось. Каждый раз Вадим встречал ее словами:
- Кофе, секс, картина?
А она неизменно отвечала:
- Сначала картина, потом кофе, а секс у тебя будет с другими.
И, между прочим, он прекрасно запомнил все замечания Анны и позже внес их в портрет современной богини.
Она не знала, где Вадим встретился с Мишкой, и как у этих двоих сложилась настоящая дружба. Мишка учился на физмате МГУ и не имел абсолютно никакого отношения к миру искусства. Вадим часто говорил, что у его друга не голова а «Дом Советов». Анна познакомилась с ним случайно, когда тот принес Художнику какую-то деталь для компьютера, и сразу же нашла с будущим математиком общий язык. Мишка с интересом следил за вереницей сменяющих друг друга красавиц в альбомах Вадима, на его холстах… и не только там. А, кроме того, он был стопроцентно уверен в неотразимости друга и все ждал, когда Анну постигнет судьба всех предыдущих моделей.
Столкнувшись с ней однажды посреди лестницы, Мишка не выдержал:
- Слушай, неужели такому Казанове, как Вадим, так и не удалось тебя соблазнить? На него же девчонки со всего института сами вешаются!
- И не удастся. Зато я в какой-то степени стану для нашего Художника единственной, - не замедляя хода ответила Анна, бегом спускаясь вниз и лихо закидывая на плечо сумочку на длинном ремешке. Последние слова прозвучали для Мишки как эхо.
А на четвертом курсе проводилась международная студенческая выставка, работу на которую от их группы, по общему мнению, должен был представить Вадим. Он тогда сказал Анне, что для этого мероприятия будет писать ее портрет.
На следующий день девушка пришла к Вадиму домой, вынула из сумки три совершенно одинаковых зеленых яблока, поджав колени, села боком на подоконник, и поставила около себя в ряд плоды, чуть сдвинув их назад.
- Это твоя работа для выставки, - заявила она молча наблюдавшему за происходящим Вадиму.
Как же они спорили! Нет, он согласился, что рисовать девушку на подоконнике неплохо. Особенно, если учесть, что этаж высок и видна панорама города с извивающейся серой лентой Москвы-реки, с нерастаявшим до конца мартовским снегом на крышах соседних домов и паутиной запутанных дорожных линий. На Анне был белый джемпер и коротенькая серая в черную клетку юбка, руки обхватывали острые коленки, визуально сглаживая резкие углы. И все было замечательно, цветовая палитра возникла сама собой: белый, грязно-белый, серый, голубой, черный, немного розового… но эти яблоки! Вадим был категорически против видеть их в своей работе.
- Ты пойми, - доказывала Анна, - я знаю, что ты найдешь единственно правильный ракурс, и композиция заиграет, я просто уверена, что ты смешаешь краски так, что одного голубого получится миллион оттенков и, возможно, один из них назовут через пятьдесят лет твоим именем, ты сделаешь интересным каждый кусочек своей работы, но здесь ОБЯЗАТЕЛЬНО должно быть яркое пятно. Не в центре, пусть оно будет в левом нижнем углу, но БУДЕТ! Это изюминка, это…
Они спорили до хрипоты, оба упрямые и считающие себя уже достаточно сведущими в приемах живописи. Вадим не поддавался и предложил ей «умничать в другом месте». И тогда Анна пошла на хитрость. Она решила взять в свои сообщники Мишку, пообещав тому, что если Художник в итоге нарисует в углу три зеленых яблока в ряд, она поцелует его в губы прямо на глазах у будущего математика. Последний идеей очень вдохновился и в первый же визит к Вадиму, посмотрев на картину, заявил, что, она, конечно, ничего так, но что-то уж бледная. Через несколько часов почти законченный холст был дополнен тремя зелеными плодами.
Анна выполнила условия договора. В назначенный день, когда Мишка пришел оценить работу друга, она подошла к ничего не подозревающему Вадиму и впилась в его губы смелым поцелуем, а затем, резко отпустив ошеломленного красавца, подмигнула широко улыбавшемуся Мишке и, взяв сумочку, быстро покинула квартиру, громко хлопнув входной дверью. С гулко бьющемся сердцем Анна выбежала на улицу и некоторое время стояла неподвижно, в совершенном изнеможении прислонившись к стволу росшего у самого подъезда клена, жадно ловя ртом прохладный мартовский воздух. Если бы только Мишка знал, скольких сил ей стоило подойти к Вадиму и поцеловать его! И ничем себя не выдать!
В итоге, представив на международную студенческую выставку портрет девушки с яблоками, Вадим выиграл гранд - год стажировки в Италии, где позже и продолжил свое обучение, а она перевелась на искусствоведческий. Больше они не виделись. До сегодняшнего дня.
Анна тряхнула головой и заправила за уши рассыпавшиеся волосы. Да, сегодня был очень богатый на события день. На события и на воспоминания. Но довольно тратить время ради лирических отступлений, пора заниматься делами. Значит, Алексей Саввин…
Взяв в руки увесистый том Энциклопедии «Искусство. Начало XX века», Анна погрузилась в чтение:
«Саввин Алексей Федорович (1889-1950) – живописец, один из ярчайших представителей русского импрессионизма. В 1907 году поступил в Московское училище живописи, ваяния и зодчества, где занимался у Коровина К. А.
В 1911 году написал портрет «Женщина с сиренью». Из ранних работ художника именно эту принято считать определяющей для всего его дальнейшего творчества. Осенью того же года Саввин принял участие в выставке…»
Белая сирень
Ольга сидела, слегка наклонив голову и опустив глаза. В ее руках был букет цветущей белой сирени, от запаха которой почему-то становилось волнительно. Она не любила белую сирень, но Алексей, или, как она ласково звала его про себя, Алешенька, настоял именно на этой.
Окно было открыто, и с улицы слышались крики детей, которые во что-то с азартом и восторгом играли, низкий грудной голос Марии Львовны, выговаривающей Платону, невысокому, подслеповатому крестьянину, что следил за огородом и цветниками.
Стояли последние дни мая, ясные, солнечные, теплые, еще без изматывающей летней духоты. В комнату врывалась весенняя свежесть, прохладный ветерок слегка трепал занавеску и обдувал обнаженные плечи Ольги. А в руках был пышный букет белой сирени. И от его запаха, совсем не сладкого, не удушливого и не пряного, почему-то было особенно тревожно и, да-да, все же волнительно. Ольга позировала для портрета. Непривычно и ново каждый день перед обедом сидеть, замерев в одной и той же позе, с букетом в руках, опустив глаза и тайком наблюдать за совсем еще молоденьким художником. Он казался ей нескладным и очень трогательным. И хотя Ольга знала, что этот мальчик уже закончил художественное училище, почему-то думалось, что он до сих пор студент. Взволнованный, неловкий и невероятно старательный. По сравнению с ним Ольга чувствовала себя уже степенной женщиной, почти зрелой и даже немного мудрой, хотя и была старше художника всего на пять лет.
- Николенька, Николенька, я поймал его! Иди скорее, посмотри какой огромный майский жук!!! А усы-то усы… надо найти коробочку, куда его посадить.
Звонкий детский голос отвлек Ольгу от своих мыслей. Который год подряд она проводила позднюю весну и все лето в Высоком у Марии Львовны, родной сестры своего мужа. Здесь всегда было шумно и весело, из Москвы часто приезжали гости и оставались на две-три недели, устраивались домашние концерты, вечера, походы на рыбалку, в поля и леса. В доме всегда было тесно и весело. На выходные обязательно прибывал муж Ольги – Сергей Львович, известный московский фабрикант, который был человеком серьезным и крайне занятым, но, оказываясь здесь, в семейном кругу и среди друзей, становился вдруг добрым и с ней, Ольгой, необычайно мягким.
Сирень в руках начинала увядать, и еще совсем недавно свежие маленькие цветы стали никнуть, становиться вялыми, безжизненными. И даже если сейчас букет поставить в вазу, он все равно уже совершенно безвозвратно погиб. Завтра будут срезаны новые ветки, Ольга сядет на тот же самый стул, точно также склонит голову, и целый час будет молча сидеть, предаваясь своим мыслям, чувствовать немного резковатый аромат цветов и отчего-то волноваться.
В эту весну к Марии Львовне приехал гостить сын ее старой подруги, молодой художник, совсем недавно блестяще закончивший художественное училище. По ее словам, в скором времени Алешенька должен был написать работу для первой в своей жизни выставки. А где лучше всего найти источник вдохновения, как не вдали от города, на природе?
Так в Высоком появился этот мальчик. В нем еще жила юность, такая, при которой сердце полно надежд и веры. Он очень боялся показаться незрелым, ему так отчаянно хотелось произвести на окружающих отличное впечатление и заставить себя уважать.
Его густые пшеничные волосы топорщились в разные стороны, потому что Алексей, волнуясь, постоянно запускал в них руки. Он писал каждый день, бывало, уходил в старый заросший парк, очень напоминающий лес, или на пруд, искал… искал то, что могло бы стать темой его работы для выставки. А Мария Львовна тем временем как-то в шутку заметила, что в их доме столько прекрасных барышень, что, право слово, музу-то и не очень сложно найти, да хоть бы Оленьку изобразить. Вот так совершенно случайно, из шутки, сказанной за столом во время обеда, родилась идея написать этот портрет. И теперь она каждый день исправно позировала молодому художнику, наблюдая из-под опущенных век за тем, как Алешенька смешивает краски, как порывисто наносит на холст мазки, как сосредоточенно смотрит потом на то, что получилось, хмурит белесые брови, а после бросает быстрый цепкий взгляд на нее и снова начинает что-то торопливо рисовать. В такие моменты Ольге казалось, что, полностью поглощенный своей работой, он находится где-то очень далеко от Высокого. И при этом каждый раз она ловила себя на мысли, что боится пошевелиться, спугнуть его вдохновение. И еще Ольга призналась себе, что ей очень нравится за ним наблюдать.
Глава вторая
Одной Звезды я повторяю имя…
Анна позвонила Епифанову и дала свое согласие на сотрудничество, однако поставила условие, что это будет единственный раз, когда ей предлагают провести экспертизу экспоната, купленного на зарытом интернет-аукционе. Все-таки хорошо, что есть обтекаемые формулировки и в некоторых случаях не обязательно все называть своими именами!
На следующее утро у подъезда дома ее уже ждала машина, которая привезла молодую женщину на Арбат. Там, в одном из старых антикварных магазинчиков хранилась картина. Черный рынок давно уже отладил безупречную систему отношений продавцов, покупателей и посредников. Анну проводили через весь магазин в подсобное помещение, которое оказалось хорошо освященной просторной комнатой, в центре на подставке стоял холст. Кроме этого здесь находились все необходимые для художника, реставратора или эксперта приспособления. Настоящая маленькая мастерская, есть даже письменный стол и компьютерное оборудование. Сняв с себя легкий плащ и аккуратно повесив его на спинку стула, Анна неторопливо подошла к картине. Она с ней знакомилась.
За день до этого в каталоге было найдено словесное описание «У моря», к слову, очень скудное. Анна сделала копию и взяла лист с собой.
«1921 год, холст, масло, 100*130 см. Картина зрительно делится на три неровные горизонтальные линии. Самая широкая часть - верхняя, изображающая чистое безоблачное голубое небо. У края картины цвет ярче, но постепенно бледнеет ближе к линии горизонта. Самая узкая полоса – средняя. Она имеет насыщенный синий цвет. Это море, почти ровная водная гладь, испещренная чуть заметной редкой рябью.
Нижняя часть – берег. Цветовая гамма бежево-белая. В левой части картины расположен крупный камень-валун. Он практически такого же цвета, что и берег, но на несколько тонов темнее.
В центре композиции, с небольшим смещением вправо, спиной к зрителю, стоит женщина. На ней легкое длинное белое платье, чуть приспущенное с одного плеча. Обняв себя руками, женщина смотрит на море. На голове ее - соломенная шляпка с небольшими полями, у ног – несколько ракушек».
Она стояла перед картиной с зажатой в руке бумажкой и любовалась работой. Ни одно, даже самое подробное описание не в силах передать очарование многих картин. Анна увидела на холсте перед собой ясный полдень. Лучи солнца настолько освещали все вокруг, что берег и валун казались практически белыми, а море, спокойное море на таком фоне выделялось насыщенной яркой полосой. Все три зрительные линии были так пропорционально и правильно подобраны, что сама композиция, несмотря на свою абсолютную простоту, казалась на редкость гармоничной. И, конечно, взгляд зрителя сразу же привлекала женщина на берегу. Хрупкая фигурка – почти силуэт, лица не видно, волосы скрыты скромной соломенной шляпкой, из-под полей которой выбиваются всего несколько прядей. Но, глядя на эту женщину, складывается полная уверенность, что она молода и красива, и что она еще долго будет стоять на этом берегу, задумчиво глядя вдаль. А у ног ее горкой лежали перламутрово-розовые ракушки, и лишь одна из них выделялась. Она отливала бирюзой.
Анна довольно долго смотрела на картину, сравнивая ее с найденным словесным описанием. Все совпадало точно. Затем измерила размер холста. Опять совпало. После этого Анна достала фотоаппарат и сделала снимок полотна, а после - отдельных его фрагментов, так, чтобы отчетливо были видны мазки художника.
Несколько лет назад она работала экспертом, поэтому связи с лабораторией были, и Анна уже договорилась о том, что принесет образец холста на анализ. Сняв картину с подставки, она повернула ее к себе другой стороной и, увидев по периметру с внутренней стороны рамы маленькие зазоры чистого холста, крепящегося на подрамник, отрезала от него крошечный кусочек, а затем вновь поставила картину на место. Теперь предстояло у самого уголка полотка специальной лопаткой аккуратно соскрести немного краски. Анна была профессионалом и быстро справилась со своей задачей. Поместив образец холста и красок в специальные пластиковые емкости, она в последний раз внимательно посмотрела на картину, оделась, взяла сумку и покинула помещение.
***
Через три дня Анна получила заключение лаборатории, в нем говорилось, что холст, грунтовка и состав красок соответствуют заявленному времени, а именно – двадцатым годам двадцатого века. Ну что же, первый шаг в оценке подлинности картины был сделан.
Поместив заключение в отдельный файл папки с названием «У моря», Анна разложила перед собой сделанные накануне фотографии и чистый лист бумаги.
Несмотря на то, что Алексей Саввин был для своего времени художником довольно популярным и, несомненно, оставившим заметный след в русском искусстве, известно о нем было очень мало. Большинство картин Саввина оказались уничтоженными немцами во время оккупации Франции. Хотя, конечно, что-то осталось. В первую очередь необходимо найти наиболее полный список уцелевших работ, посмотреть в каких музеях они хранятся и, по возможности, связаться с этими музеями. Может, удастся выяснить что-нибудь о судьбе «У моря». Жаль, что Саввин умер бездетным, не оставив после себя прямых потомков, с кем можно было бы побеседовать и узнать о художнике подробнее или поинтересоваться, не осталось ли после него каких-нибудь писем, дневников. Что-то где-то, наверное, есть, но узнать об этом в короткие сроки будет почти невозможно.
Но если возвратиться к работам художника, то в России хранятся только ранние. Обязательно нужно посмотреть на них и сравнить манеру письма. В Третьяковке находится «Женщина с сиренью». А эта картина, если верить Энциклопедии и ведущим искусствоведам, специализирующимся на художниках, писавших в первую половину двадцатого века, явилась определяющей для всего его дальнейшего творчества. На портрете изображена Ольга Аносова.
Анна улыбнулась: творец и его муза. Кстати, интересная тема для одной из студенческих лекций. Надо запомнить.
И тут зазвонил телефон. Молодая женщина нажала на кнопку соединения и сказала в трубку:
- Алло!
Высокий женский голос на том конце ответил:
- Мне нужен художник!
Всякие глупости
Она даже не поняла, как так случилось, но одно только появление этого нескладного молодого человека, почти еще юноши, заставляло Ольгу нервничать, очень внимательно следить за своими словами и жестами, становиться зажатой и рассеянной одновременно. Едва ли она отдавала себе отчет в происходящем. Столь стремительные душевные перемены казались Ольге чем-то новым и доселе неизведанным, она и не думала о любви. Действуя безотчетно, повинуясь лишь одному своему женскому инстинкту, Ольга больше времени стала уделять внешнему виду, с особой тщательностью выбирала платья и укладывала волосы.
А потом вдруг, в одну из пятниц, на выходные приехал муж, и молодая женщина неожиданно поняла, что не рада ему. Открытие это стало для Ольги потрясением. Весь вечер она чувствовала, что Сергей Львович мешает ей. А ведь более близкого человека у нее и не было. Муж был старше Ольги на шестнадцать лет, он увидел ее на одном из тех балов, которые устраивались в Москве купеческим сословием для того, чтобы вывозить на смотрины молоденьких девушек. Это был второй или третий из так называемых, выходов в свет для юной Оленьки. Сергей Львович пригласил девушку на танец, а после стал ездить к ним в дом. Он казался тогда Оленьке очень взрослым и важным. Поначалу девушка сильно робела перед визитером, поэтому, чтобы сгладить некоторую неловкость, Сергей Львович часто просил ее сыграть что-нибудь, и Оленька послушно садилась за фортепьяно. Невозможно было подобрать правильные слова, чтобы охарактеризовать ее игру. Ольга понимала музыку, порой просто общаясь с этим миром посредством клавиш, музыка была ее собственным особенным миром, наполненным различными звуками, с помощью которых она выплескивала наружу свои эмоции и настроение. Одно и то же произведение Ольга умела играть по-разному, в зависимости от того, как чувствовала его именно в этот день. Она была слаба грудью, поэтому голосом обладала несильным, но, исполняя романсы, умела наполнять их проникновенностью. В те дни, когда у них проводил время Сергей Львович, Ольга пела для него особенно старательно.
- Ну, доченька, какого сокола ты зацепила! – часто говаривал отец, проводив дорогого гостя. - Теперь смотри, не упусти! Серьезный человек, Сергей Львович – миллионер.
В последние дни Масленицы, перед самым постом, видный московский фабрикант Аносов сделал Оленьке предложение, а на Красную горку сыграли свадьбу. Было девушке в ту пору восемнадцать лет.
Со временем она перестала робеть перед мужем. Сергей Львович был с Ольгой неизменно добр, внимателен и заботлив, он следил за тем, что бы у его молодой жены всегда хватало средств для портнихи и модистки. Ольга наблюдала за мужем, она знала, как крут бывает его характер, особенно в делах, касающихся фабрики, однако был он при этом рассудителен, никогда не принимал решения сгоряча, много раздумывал. В житейских делах, делах, связанных с их домом, Сергей Львович советовался с Ольгой, как с хозяйкой, а в общении с ней обходился мягко и терпеливо. Постепенно Ольга прониклась уважением к этому важному человеку, привыкла к совместному с ним проживанию и даже не заметила, что стал он ей близок, что начала она по нему скучать, любить поздние ужины и неторопливые вечерние беседы. Ей нравилось принимать гостей, в основном таких же фабрикантов и купцов, как и сам Сергей Львович. Ольга сдружилась с родной сестрой мужа – Марией Львовной и полюбила ее детей, Николеньку и Володеньку, проводила с ними много времени. Своих детей Бог им с мужем не дал.
Жизнь Ольги складывалась так, что ее можно было бы назвать вполне счастливой, но в эту весну она открыла для себя совершенно новую неизведанную доселе страницу. Не познавшая в юности восторга первой любви, этого ни с чем не сравнимого смятения чувств, рано и вполне удачно вышедшая замуж, довольная простым и привычным укладом своей жизни, Ольга только в двадцать восемь лет стала познавать прелесть случайных взглядов, осторожных слов, которые в глазах присутствующих не имеют ценности, но так много значат для тебя. Только теперь начало пробуждаться то самое женское, чувственное, истинное, что так долго дремало в ней.
Молодая женщина не понимала, что происходит, и осознание пришло как-то вдруг.
Вечером все сидели в плетеных креслах на террасе, наслаждаясь прохладой и непринужденным разговором. На круглом, убранном белой ажурной скатертью столе, возвышался огромный самовар, к чаю в серебряных вазочках были поданы привезенные из Москвы Сергеем Львовичем сладости: всевозможные помадки, подушечки, клюква в сахаре, обливные орехи и мармеладный горошек, а еще колотый сахар.
И в какой-то момент разговор перешел на предстоящую художественную выставку.
- А ты знаешь, Сережа, - сказала тогда Мария Львовна, - что Алексей на ней тоже будет представлять свою картину?
И в голосе ее прозвучала некоторая гордость, как будто она сама имеет самое непосредственное отношение к этому событию.
- И что же вы выбрали в качестве темы для работы, молодой человек? – вежливо поинтересовался Сергей Львович.
Алексей вдруг смутился. Обычно этот важный промышленник его попросту не замечал, да и сам вопрос был задан скорее из праздного любопытства, а не искреннего интереса. Юноша почувствовал, что краснеет, и, разозлившись на себя за это, стал громко, словно пытаясь заглушить голосом робость, сбивчиво отвечать:
- Я пока еще точно не решил. Хотелось поначалу пейзаж. Но сейчас, пожалуй, сцену на природе. Однако, хочется что-то не совсем обычное… я только ищу…
- Да полно, Алешенька! - перебивая, воскликнула Мария Львовна. – Конечно, ты найдешь, найдешь свою тему! Времени впереди еще достаточно. А ты, Сережа, верь мне, - повернулась она к брату. – Это очень талантливый мальчик. Он такой портрет Оленьки написал! Правда, еще не окончил. Но уже сейчас, слышишь, уже сейчас совершенно ясно, что портрет удался. Кому еще чаю?
И в этот момент Ольга вдруг поняла, что не хочет показывать портрет мужу, как будто было в нем что-то тайное, не для Сергея. Мысль эта пронзила ее острым болезненным уколом. И только тогда она осознала, что произошло за последние две недели, и как важен стал для нее этот нескладный нервный молодой человек, и как все это неправильно, как дурно… как… грешно… Ольга почувствовала себя канатоходцем, который стоит на одном краю натянутой веревки, а внизу – бездна, и надо пройти так, чтобы не упасть. Но самое страшное заключалось в том, что раньше она никогда по канату не ходила и не знает, как это делать. В тот вечер Ольга ни о чем больше не могла думать, как о своем открытии и том, что ее жизнь обязательно должна стать прежней.
Позднее, оставшись с мужем наедине, она, не сумев справиться со своим смятением, поддавшись порыву, вдруг попросила:
- Возьми меня с собой в Москву, Сережа, прошу!
Сергей Львович, удивленный взволнованным голосом Ольги, внимательно посмотрел на нее:
- Что-нибудь случилось, душа моя? Неужто, кто-то тебя обидел?
- Нет-нет, никто, - торопливо заверила его Ольга. – Но ты так надолго оставляешь меня одну, Сережа. И мне кажется… мне кажется, - голос ее вдруг совсем стих, - я подумала, что в Москве…
- Ну что ты себе надумала, верно, всякие глупости, - Сергей Львович, подошел к жене, обнял ее и поцеловал в высокий чистый лоб. – Тебе же всегда здесь так нравилось, ты каждую весну рвалась в Высокое, разве не так? И воздух чистый, и раздолье, и суеты нет, и Николенька с Володей всегда рядом, а ты в них души не чаешь. Ну, приедешь в Москву, какие там летом развлечения? Да я прихожу поздно. Скучно тебе будет, тоскливо. Верно, глупости себе надумала…
- Верно, - прошептала Ольга, положив голову на плечо мужа, - глупости всякие…
Глава третья
Не потому, чтоб я Ее любил…
Дверь была не заперта, Вадим потянул ее на себя и вошел внутрь.
- Я смотрю, у вас в этом году урожай яблок, - громко, вместо приветствия, проговорил он.
- Завидуешь? – раздалось в ответ из глубины дома.
- А ты как думаешь? – Вадим шел по коридору, заглядывая во все двери и, наконец, увидев спину друга, остановился. – Сушить будете, мочить или варенье из них варить?
- Мочить! Мочить! И только мочить! - грозным голосом проговорил Мишка, повернувшись к другу.
Вадим в ответ улыбнулся.
- Ну, как ты?
- Да нормально. Моя в город поехала, сегодня сделка оформляется. Все, Вадим, квартира, считай, продана. Будем жить в доме.
- Понятно… Ты не потеряешься среди всех этих бумажек? Что-то пишешь?
Мишка некоторое время молчал, рассеянно глядя на раскиданные в беспорядке листы, испещренные неровным мелким почерком.
- А…это… да я все жду, когда новый компьютер привезут. И вот пока жду – мараю бумагу. Появилась у меня в голове одна идея. Хочу попробовать написать программку… только вот устаю сейчас сильно, спина, зараза, ноет. Но я ее напишу! Вот увидишь, обязательно напишу!
В голосе друга было столько вызова и злости, хорошей такой злости, которая подстегивает и заставляет идти вперед, добиваться результата, что Вадим порадовался. Он подошел к инвалидному креслу и, положив свою руку на плечо сидевшего в нем человека, уверенно проговорил:
- У тебя все получится, я знаю.
Детская шалость
Он каждый день бродил по окрестностям в поисках подходящего места. Он был в лесу, в поле, в заросшем парке, у старого пруда, но все казалось совершенно не тем, неподходящим, невзрачным. А ему хотелось удивить Ее. Чтобы, увидев на выставке картину, она остановилась, замерла от восторга, непроизвольно поднеся руки к груди, и, прочитав, что работа принадлежит кисти Алексея Саввина, почувствовала, что сердце забилось сильнее. Конечно, все это было мальчишеством и мечтой, и он, в общем-то, в глубине души понимал тщетность своих желаний, но каждый день упорно бродил по окрестностям Высокого в поисках того особенного, что могло бы стать темой его будущей картины. Несмотря на то, что здесь все относились к Алексею по–доброму, он крайне неловко чувствовал себя в собравшемся в усадьбе обществе. Он сам себе казался жалким и неуклюжим, и стыдился своего скромного костюма, и старых сбитых туфель, и торчащих в разные стороны волос.
Он очень остро ощущал свою незначительность в этом в кругу сытых довольных жизнью людей и мечтал однажды показать им – всем им, что Алексей Саввин - тоже личность, и, может быть, тогда известный московский промышленник Сергей Львович пожмет ему руку на равных, а не спросит между делом о чем-нибудь снисходительно, чтобы через минуту забыть уже и ответ, и сам вопрос. А жена его задержит взгляд на нем дольше, чем положено.
О, Алексей даже и не смел мечтать об Ольге! Не смел, но мечтал. Мечтал страстно, восторженно, самозабвенно, со всем пылом молодой и во многом еще неопытной души. Она казалась ему богиней, писать ее портрет было для Алексея счастьем. Он на полном основании мог любоваться округлой линией ее плеч и стройной шеей, безупречным профилем и длинными ресницами. С одной стороны, Алексей боялся разочаровать ее результатом, а с другой – работал самозабвенно, пытаясь перенести на холст всю красоту и очарование этой женщины.
И пока он искал свое необыкновенное место, которое заставило бы остановиться и воскликнуть: «Вот оно – то, что я так долго искал!», папка его продолжала наполняться карандашными набросками: Ольга за роялем, и ее тонкие пальцы касаются клавиш, Ольга, играющая с мальчиками в жмурки, с улыбкой уворачивается от широко расставленных рук Володеньки, Ольга, сидящая в плетеном кресле с раскрытой книгой в руках… эта женщина обладала каким-то внутренним светом, она была спокойна и степенна, но само ее присутствие дарило тепло, радость и … вдохновение…
Алексей возвратился в Высокое, так и не сделав во время прогулки ни одного наброска. Усадьба казалась пустой, Мария Львовна с детьми уехали в гости, было необычайно тихо. Непривычное чувство для места, которое всегда наполнено голосами, жизнью и энергией. И Алексей неожиданно по-новому взглянул на дом, молодому человеку показалось, что с отсутствием хозяев он не замер, а наоборот, проснулся. Как будто каждая вещь вдруг стала немного живой. Алексей был художник, он видел мир по-своему, через цвета и формы, через тишину и звуки. Пустой дом внезапно вызвал в нем необычайный интерес, хотелось не спеша пройтись по комнатам и заново познакомиться с вещами, наполнявшими его: с фотографиями на стенах, с книгами в шкафу, с забытой на столевышивкой Марии Львовны, с полуувядшими полевыми цветами в вазе. Все привычное казалось новым в этом затихшем доме. Неторопливо бродя по нему, Алексей вошел в гостиную и замер. Около рояля стояла Ольга, и в руках ее были листы, которые она внимательно рассматривала. Сначала Алексей подумал, что это ноты, но потом… когда она обернулась на звук шагов, и рука ее дрогнула, он вдруг понял, что это - его наброски. Те самые, которые он рисовал вечерами, оставаясь один в своей комнате, рисовал порывисто и торопливо, спеша запечатлеть на бумаге то, что увидел в Ней в этот день. Поворот головы, выбившийся из прически локон, манеру непроизвольно прижимать ладонь к груди…
Наступило долгое неловкое молчание. Алексей почувствовал, что краснеет, что кончики ушей его начинают гореть, что становится очень стыдно и очень больно оттого, что вот так проникли в его тайну.
- Я хотела поиграть, - голос Ольги прозвучал сдавлено, хрипло, и речь была нестройной, сбивчивой. – Вы знаете, ну, конечно же… вы… знаете… я часто играю после обеда. Пришла в гостиную, открыла свои ноты, а там… а в них… вот…
Ее руки стали торопливо собирать рисунки в единую стопку, но вследствие того, что Ольга нервничала, ничего не получалось. Молодая женщина не смотрела на Алексея, она продолжала свой труд:
- Это дети… они такие разбойники, постоянно устраивают подобные шалости… мальчишки, что с них взять… Я думаю, что в вашей папке для рисования вы найдете мои ноты… вот, возьмите, это ваше…
Ольга протянула ему листы, но, нервничая, отпустила руку на мгновенье раньше, чем он их коснулся. Падая, рисунки рассыпались, укрыв собой паркет.
- Мне… я такая неловкая… простите, – Ольга вдруг порывисто поднесла ладонь к губам, как будто боялась, что скажет что-то лишнее, и стремительно вышла из комнаты.
Алексей остался стоять посреди гостиной. У его ног в беспорядке лежали листы. На каждом из них была изображена Ольга.
***
Вечером того же дня, собрав свой нехитрый багаж, наскоро простившись с хозяевами и сказав, что возникла срочная необходимость возвратиться в Москву, Алексей Саввин покинул Высокое.
Глава четвертая
…А потому, что я томлюсь с другими.
- И как часто ты ходишь в Третьяковку? – поинтересовался Вадим, показывая глазами на фирменный пакет в руках Анны.
- Не так чтобы очень, - пожала она плечами и села за столик, - давно ждешь?
- Не так чтобы очень.
- Ясно.
- Итак…
- Итак?
- Ты хотела меня видеть.
-Ты неправильно начал, Художник. Ты забыл предложить мне кофе. Эспрессо, пожалуйста, - заказала она подошедшей официантке.
Когда девушка удалилась, Анна перевела глаза на Вадима, который наблюдал за ней с нескрываемым интересом.
- Теряешь квалификацию, Казанова. Да, ты прав, я хотела тебя видеть. Мне нужен художник. В настоящее время я занимаюсь организацией выставки на Рублевке. Там скоро будет открыта галерея. Ее владелица хочет показать картины молодых и неизвестных, но талантливых авторов. Конечно, в надежде, что скоро эти авторы будут очень даже известными. При соответствующей рекламной поддержке, разумеется. Однако, у нее вдруг возникла мысль, что было бы неплохо, если картины молодых гениев будут разбавлены работами кого-то более состоявшегося. И я подумала о тебе.
- То есть ты предлагаешь мне выставляться среди почти студентов на выставке, которую в качестве развлечения устраивает чья-то там жена с Рублевки? Я правильно тебя понимаю? – медленно проговорил Вадим.
- Совершенно верно, - ничуть не смущаясь, подтвердила Анна. – Просто учти, что все это будет происходить в районе, где обитают обеспеченные люди. Они-то и придут на эту выставку, и, возможно, купят твою работу, а, что еще более возможно, сделают заказ. И имей в виду, эта дама решила раскрутить свою галерею по максимуму и пригласила искусствоведов из Вены и Нью-Йорка. За определенную сумму денег, подозреваю, но это не суть важно. Ты, конечно, как мастер, можно считать, состоялся, и неоднократно выставлялся в Доме Художника на Крымском валу, и имел персональные выставки во многих городах, но я-то знаю, что художника кормят заказы, а стоимость его работ напрямую зависит от известности и успеха…
Официантка принесла кофе в маленькой белой чашке, и Анна неторопливо сделала маленький глоток.
- Ну, хорошо… считай, что я тебя выслушал. И даже сделал вывод, что все это время ты не теряла меня из виду, - Вадим улыбнулся, – но почему я? Ведь ты знаешь кучу состоявшихся, но еще не очень известных художников. Честно говоря, конечно, надо быть полным дураком, чтобы отказаться от такого предложения. Так почему я, Рыжая?
Анна аккуратно поставила чашку на блюдце.
- Считай, что со временем я стала очень сентиментальна и решила предложить тебе принять участие в выставке просто по старой памяти.
- Понятно… и картины, если верить этой памяти, будешь отбирать ты.
- Конечно!
- А если тебе не понравится? Если ты скажешь, что надо переделать?
- Значит, ты переделаешь.
Вадим некоторое время молчал, пристально разглядывая пустую чашку из-под эспрессо, а затем, переведя глаза на Анну, вдруг широко улыбнулся:
- Ну и стерва ты, Рыжая.
- Есть немного, - улыбнулась она в ответ.
Пустая комната
В Москву пришел ноябрь: промозглый, голый, коричнево-серый. Грязь и слякоть на дорогах, пронизывающий ветер, ставшие короткими дни – все это ограничивало жизнь Ольги, делало ее более замкнутой. Время прогулок сокращалось, нечастые визиты в гости совершались больше для деловой цели, нежели для праздного общения и редкие, как например, сегодня, выходы в театр, превращались в настоящее событие. Сергей был равнодушен к опере и балету, но, понимая, что жена его не может все время сидеть дома, что она молода еще, что ей необходимы развлечения, вывозил Ольгу на спектакли.
Она вышла из здания, находясь под впечатлением от только что просмотренного «Опричника». Хотелось скорее домой, где в тишине комнат можно воскресить в памяти самые яркие и напряженные моменты действа, а утром поспешить в книжную лавку и непременно купить драму, которая легла в основу оперы, и снова пережить всю историю с начала до конца, жадно переворачивая страницы.
Для того, чтобы добраться до дома, следовало поймать извозчика, а на это требовалось время, потому как желающих побыстрее попасть в тепло было достаточно. К вечеру подморозило и запахло зимой. Однако снег еще не выпал, и, несмотря на газовое освещение, улицы казались темными и неуютными. И, может быть, именно поэтому Ольга так не любила позднюю осень – из-за неуюта, и с каким-то особенным чувством всегда ждала Рождества, когда к ним в дом обязательно приезжали гостить Мария Львовна с мужем и детьми. В такие дни даже Театральная площадь становилась особенной. На ней продавали елки. И не десять, не двадцать - стоял посреди Москвы целый лес елок! А люди между ними ходили, выбирали себе колючую красавицу по нраву; вокруг жгли костры, чтобы согреться, потому как мороз в такие дни стоял крепкий, быстро обжигающий лицо и руки без рукавиц. Тут же самовары растапливали, и слышались зазывающие громкие голоса: «Чай горячий, сладкий сбитень, калачи из печи!» Но такое бывало лишь зимой, а не в ноябрьскую слякоть.
Стоя на краю дороги в ожидании извозчика, Ольга вдруг почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд и обернулась. Было уже довольно темно, и рассеянный свет фонаря не позволял разглядеть человека, но она его узнала, того мальчика, художника. Заметив, что жена обратила на кого-то внимание, Сергей Львович посмотрел в ту же сторону. Алексею было уже неудобно оставаться в тени, и он вышел на свет, не один, а с таким же молодым и скромно одетым юношей. «Наверное, его друг», - подумала Ольга.
- Мы, кажется, знакомы, - начал разговор Сергей Львович, - вы…
- Алексей Саввин, - подсказал молодой человек, прекрасно понимая, что этот важный господин имени его не помнит.
- Да-да, конечно, как же, как же, не забыл. Вы- тот художник, что гостил летом в доме моей сестры и собирался принять участие в выставке. Помнится… искали тогда тему для своей работы? Ну и как ваши успехи? Выставлялись?
- Да, - односложно ответил Алексей.
Сергей Львович будто вовсе не замечал неловкости, которую испытывает молодой человек, и продолжал вести свои расспросы:
- Так что же вы изобразили на своей картине, позвольте полюбопытствовать?
- Комнату.
- Всего лишь комнату? Без людей?
- Да, пустую комнату.
Сергей Львович не сумел скрыть недоумения.
- Скажу честно, молодой человек, в отличие от моей сестры я не силен в живописи, но ежели комната вам показалась чем-то необычным… тогда это, должно быть, любопытно… да… и что же отзывы?
- Бронзовую медаль присудили, - с некоторым вызовом в голосе ответил Алексей, - и через два дня мы с другом, - он кивнул на стоявшего рядом молодого человека, - отбываем в Петербург, получили заказ.
Бронзовая медаль! Надо же, бронзовая медаль у дебютанта!
Ольге так много хотелось сказать ему, но она молчала. Ей хотелось сказать, что она была на той выставке, видела картину и, стоя перед холстом только через некоторое время поняла, что не смеет дышать. Конечно, в Высоком совсем другая комната, не та, что изображена на картине… но в той, на картине, тоже есть фортепьяно, и крышка его открыта, а в окно смотрят пышные свечи белой сирени, совсем такие же, что она держала в руках в конце мая, а на полу… на полу упавший забытый лист с женским портретом... как тогда, душным летом, в день его отъезда… ей хотелось сказать, что она все-все поняла в этой картине, каждую деталь, каждый штрих, что эта картина особенная, для НЕЕ особенная… и что ночью она потом долго плакала, уткнувшись в подушку, стараясь не вздрагивать, чтобы не разбудить Сергея, хотя боль рвалась наружу. Разве можно было все это сказать?
О таком молчат, поэтому Ольга неподвижно стояла около мужа, боясь даже пошевелиться, она, словно застыла, и только глаза ее не упускали не малейшей детали. Она видела, как ему холодно стоять на ветру в старом потрепанном пальто, как старательно он скрывает дрожь, пытаясь быть непринужденно-вежливым. Она хотела запомнить в этот вечер все, потому что через два дня он уезжает. И, возможно, никогда больше они не увидятся.
Уезжает милый нескладный и очень талантливый мальчик, который был так трогательно в нее влюблен, и которым она так неосторожно и так опасно увлеклась.
Он стоит сейчас на ветру, мерзнет, рискуя подхватить воспаление легких, отвечает на вопросы и очень старательно отводит от нее глаза.
Ольга чуть сильнее сжала локоть мужа, тихо проговорив:
- Сережа, я замерзла и, кажется, вижу извозчика. Думаю, что молодые люди нас простят, если мы их покинем.
Глава пятая
И если мне сомненье тяжело…
Анна практически закончила писать свое экспертное заключение по картине «У моря». Она сидела в дальней комнате антикварного магазина на Арбате и попеременно переводила глаза с одной картины на другую, сравнивая. Первой была та, которую она так внимательно и тщательно изучала вот уже две недели, а вторая… прикрепленный к подрамнику большой постер, который Анна купила в сувенирном магазине Третьяковской галереи. Она пошла в музей, чтобы посмотреть на «Женщину с сиренью». Признаться честно, та картина не восхитила. Анна оценила работу, но про себя заметила лишь: «Неплохо». Женщина, запечатленная на холсте, бесспорно, была красива, ракурс выбран правильно, прикрытые глаза прибавляли ей таинственности, а пышные гроздья сирени – романтичности. Но рядом висела другая работа того же автора – «Пустая комната». И она произвела на Анну куда большее впечатление. Крупные смелые мазки, контрастные цвета, казалось, рассказывали историю, безмолвным свидетелем которой стала эта комната. Открытая крышка фортепьяно говорила о том, что совсем недавно здесь звучала музыка, а лежащий на полу лист с женским портретом, вероятно, отображал ту, что некоторое время назад пробегала длинными пальцами по черно-белым клавишам. Конечно, может быть, все было совсем не так… но это и не важно… Важно то, что картина притягивала к себе, не отпускала. Каждой своей деталью она рассказывала. И когда Анна покидала галерею, то купила именно «Пустую комнату», чтобы позднее прикрепить ее к подрамнику канцелярскими кнопками и поставить рядом с «У моря». Конечно, эти картины были выполнены в совершенно разных цветовых гаммах, но манера письма обеих работ была очень похожа, при этом «У моря» выглядит более зрело, есть чувство, что писал ее уже опытный мастер.
Как-то незаметно мысли приобрели немного другое направление, и Анна стала размышлять о том, как постепенно художник оттачивает свое мастерство, как растет вместе с созданными картинами, как постоянно находится в поиске, открывает новое, экспериментирует… пытается что-то донести до зрителя, показать кусочек своего восприятия мира, его гармонии и хаоса… того самого мира, в котором мы живем, мира, в котором уживаются красота и уродство, где под яркой восхитительной маской часто скрываются пустота и боль, а в невзрачном и, на первый взгляд, незначительном, таится особенная красота и чистота. Надо только суметь это разглядеть.
Анна вспомнила, как пришла к Вадиму, чтобы выбрать работы к предстоящей выставке. Он жил на самом верхнем этаже высотного дома и, выкупив часть чердака, устроил на нем свою художественную студию. Таким образом, получилась просторная двухуровневая квартира. Поднявшись по лестнице, ведущей из коридора вверх, Анна оказалась в мастерской. На мольберте покоилась незавершенная картина, рядом на столе – кисти различных размеров и видов, краски, растворители, уголь… все, что необходимо для работы. Благодаря тому, что на покатой части крыши размещались окна, в студии было очень хорошее освещение. Законченные холсты стояли вдоль стен. Анна останавливалась у каждого, она приседала на корточки и проводила рукой по застывшей краске, ощущая ее неровную и местами царапающую поверхность, а затем вставала, отходила, просила Вадима поднять картину и смотрела на нее издалека, чтобы увидеть, как разноцветные мазки соединяются воедино, образуя композицию. И ей совершенно не хотелось ничего критиковать… Ее Художник стал мастером. Каждая его картина имела собственное настроение, неповторимое, особенное. Здесь был и навевающий легкую грусть городской пейзаж со старыми, собранными в кучу уже сухими, готовыми к сожжению, осенними листьями, и женский портрет, в котором усталое лицо героини зритель видит через отражение в зеркале, и почти аскетичный строгий натюрморт, оживленный лишь маленьким букетом нежных пармских фиалок.
Пока Анна долго и внимательно изучала работы, Вадим не проронил ни слова… лишь после того, как было принято окончательное решение по поводу картин для выставки, он сказал:
- Отличный выбор, Рыжая! Это - мои любимые.
Анна лишь пожала в ответ плечами и ответила:
- Ну, ты же мужчина. А мужчины не плачут. Придется как-нибудь пережить разлуку с любимыми.
Она вспомнила легкое, почти неуловимое прикосновение его пальцев к своей руке, когда при прощании Вадим подавал ей плащ. Он улыбнулся, и она в ответ улыбнулась… так улыбаются два хорошо знакомых, близких человека… которые прекрасно друг друга понимают…
И когда Анна об этом вспомнила, на душе вдруг стало очень тепло, и не просто тепло -уютно, захотелось вдруг заново пережить тот день и почувствовать неуловимое ощущение единения…
Занятая своими мыслями, она вновь перевела взгляд на картину… и замерла! УВИДЕЛА! Или просто показалось? Все время, изучая «У моря» Анна тщательно разглядывала каждый кусочек полотна: сверяла стиль написания, наложение друг на друга мазков, цветовые переходы, особенность композиции. И только сейчас, не считая самого первого раза, она взглянула на картину просто, как обычный зритель, не пристально и внимательно, а без внутренней подготовки… и увидела… или все же показалось?
Нащупав рукой сотовый, Анна быстро нашла в телефонной книге необходимый номер:
- Алло! Денис, ты мне сможешь устроить рентген?
Кукла заболела
Пухлые детские пальчики старательно нажимали на клавиши, Ольга сидела рядом и кивала головой в такт музыке. Они разучивали «Болезнь куклы» из «Детского альбома» Чайковского. Совсем несложная маленькая пьеса, которую она сама играла когда-то бесчисленное количество раз. Девочка сбилась, неуверенно посмотрела на Ольгу, но та лишь одобряюще улыбнулась, и юная исполнительница начала играть снова.
Знакомые звуки возвращали в детство. И вспомнилась Москва, и отчего-то – весна, когда текут по городу ручьи, когда воздух особенно свеж, когда в Вербное Воскресенье все спешат на службу, и в церкви пахнет воском и ладаном, а тонкие веточки с пушистыми комочками нежно щекочут щеки. А еще весной совершенно особенное солнце! Яркое, лучистое, пока не припекающее, но уже потихоньку дарящее тепло.
Как же Ольга скучала по России… как не хватало ей той простой и неторопливой жизни, привычного уклада, близких людей. Она осталась одна… совсем одна…и только ночами снились газовые фонари перед домом, желтая канарейка, клетка с которой стояла в столовой. Когда-то каждое утро, открывая маленькую дверцу, Ольга кормила птицу с ладони. А еще часто снилось Высокое, улыбающаяся Мария Львовна, шумные дети, ветки белой сирени и тонкий взволнованный мальчик с кистью в руках…
Где все они сейчас? Что с ними стало? Ольга не знала. Она много раз отправляла письма в Россию, но не получила ни одного ответа. Два года назад, спешно бежав из страны, молодая женщина даже представить себе не могла, что уже не возвратится на родину.
В России творилось страшное. Летом тысяча девятьсот семнадцатого, во время московских забастовок, застрелили ее мужа. Ольга, для которой Сергей Львович всегда был столпом и защитой, не знала, как жить дальше. Она любила его. Не восторженно, не страстно, не взволнованно, но любила. Была в нем сила и уверенность, своя правда, перед которой невозможно было не склониться. Чувства Ольги к мужу шли об руку с глубоким уважением и благодарностью к этому человеку. Потеря Сергея Львовича оказалась страшным сокрушительным ударом, и у Ольги, теперь уже вдовы, открылась чахотка. Мария Львовна с мужем уговорили ее поехать на лечение в Крым. В сентябре того же года был снят небольшой дом на берегу моря, куда раздавленная несчастьем женщина сразу же и направилась поправлять свое хрупкое здоровье. В памяти навсегда остались легкий свежий ветер, запах моря, высокие душистые сосны с длинными иголками, долгие пешие прогулки, чувство глубокого горя и одиночества. А еще розы. Огромное количество цветущих роз, растущих в садах, увивающих открытые террасы и расставленных в вазах по комнатам.
Из Москвы приходили тревожные вести, все больше разговоров было о перевороте, голоде и уличных беспорядках. Руководство фабрикой взял на себя муж Марии Львовны, но производство на ней почти прекратилось. Однако деньги Ольга получала исправно до самой весны восемнадцатого года, когда в Крым пришли немцы, и связь с родными полностью оборвалась. Это была блокада, люди жили в постоянном страхе перед происходящим и выискивали малейшие возможности, чтобы бежать. Поговаривали, что за весомую взятку с немцами можно было договориться. Живя в Крыму, Ольга познакомилась с одной графиней - очень здравомыслящей и едкой на язык старушкой. Чувство изоляции, дискомфорта и неуверенности в будущем сблизило двух столь непохожих друг на друга женщин. Они вместе выбирались на прогулки и предавались ничего не значащим разговорам, находя в них временное спасение от страха перед неизвестностью и неопределенностью, а бывало, что и вспоминали о своей прошлой мирной жизни. И хотя воспоминания эти были разными, потому что мало общего было в жизни дочери купца, а позже жены фабриканта и некогда красивой великосветской дамы, они каким-то немыслимым образом объединяли. Однажды графиня заявила, что не собирается умирать от пули немца или большевика, и намерена увидеть перед своей кончиной Париж. Ольга тогда рассмеялась, восхитившись оптимизмом старушки. Однако вскоре выяснилось, что та вовсе не шутила. Она доподлинно узнала, с кем за деньги можно договориться и попытаться поездом добраться до Одессы. Графиня предложила Ольге стать ее компаньонкой. Для молодой женщины это был выход. Вот уже несколько месяцев она не получала никаких известий из дома, не знала живы ли ее родные, деньги почти закончились, найти работу не получалось, и предложение старой графини стало для нее настоящим спасением – возможностью однажды просто не умереть от голода. Через несколько дней после этого разговора две женщины были уже в Одессе, они собирались пароходом достичь Стамбула, а оттуда последовать во Францию. Однако почти перед самым отплытием графиня неожиданно подхватила воспаление легких и умерла. Найти хорошего врача в незнакомом городе оказалось невозможно. Зная уже, что дни ее сочтены, старушка передала компаньонке все свои драгоценности и деньги, которые сумела сохранить и взять с собой. До Франции Ольга добиралась одна.
Париж заполонили беженцы из России. Ювелирные украшения русских аристократов и промышленников скупались за бесценок, вчерашние княгини были вынуждены искать себе работу и пропитание. Полученные за драгоценности графини деньги Ольга не стала тратить, она положила почти всю вырученную сумму в банк под проценты. Украшения старушки были очень дорогими, поэтому, получив за них даже треть причитающейся суммы, Ольга могла получать доход с вклада, который позволял оплачивать небольшую комнату на самом верхнем этаже многоквартирного дома. А это уже кров. На еду и одежду приходилось зарабатывать. И Ольга зарабатывала тем, что обучала музыке детей. Она долго искала первую ученицу, ходила по домам, предлагала послушать свою игру, и ответом всегда была захлопнувшаяся перед самым лицом дверь. Это было унизительно и больно. Сколько раз Ольга возвращалась в маленькую комнату и плакала от жалости к себе, от беспросветности будущего существования. Но однажды ей не отказали и, пригласив в гостиную, предложили что-нибудь сыграть. Невозможно было описать состояние этой измученной женщины, когда ее огрубевшие пальцы вдруг снова почувствовали под собой клавиши и соприкоснулись с музыкой. Она играла Бетховена, Сонату №8, и с каждым аккордом как будто что-то незаметно оттаивало в ее заледенелой душе, вспоминались давно забытые чувства и эмоции, она вновь приоткрыла дверцу в особенный и ни с чем не сравнимый мир - мир музыки.
- Madame, vous pleurez? [1]
Ольга смахнула с щеки слезу и улыбнулась:
- Tout est bien, Annet. Joue plus loin. Il se te trouve bien.[2]
Маленькие детские ручки упорно трудились над «Болезнью куклы» из «Детского альбома» Чайковского.
Глава шестая
Я у Нее одной ищу ответа…
Анна сидела перед Епифановым, сильно нервничала и надеялась, что это не сильно заметно. Потому что нужно было озвучить просьбу, вероятность получения согласия на которую равнялась пятидесяти процентам.
- Андрей Николаевич, - начала Анна свою хорошо подготовленную накануне речь. – Заключение относительно картины Саввина полностью готово. Я принесла его с собой. В лаборатории подтвердили, что холст, грунтовка и химический состав красок соответствуют времени созданию полотна. Как искусствовед, я подтверждаю стилистическое сходство в написании дошедших до нас картин художника, и работы, приобретенной вами на аукционе. Более того, несколько дней назад удалось связаться с двумя музеями во Франции, где хранятся картины Саввина. Мне очень повезло, потому что я попала на сотрудницу, которая занималась изучением его жизни в эмиграции. Я представилась, сказала, что готовлю статью про художника в специализированное издание, и эта женщина любезно согласилась побеседовать. Так вот, в результате разговора удалось узнать, что прямых доказательств уничтожения картины «У моря» нет! Она СЧИТАЕТСЯ уничтоженной. Но точно об этом неизвестно, понимаете?
- Значит, я могу заключать сделку? – поинтересовался Епифанов.
Анна очень неуютно чувствовала себя рядом с этим человеком и ничего не могла поделать со своими ощущениями. Может быть, оттого, что смотрел Андрей Николаевич на собеседника прямо, и глаза у него при этом были немигающие и бледные? Такие… немного мутные. В ходе своей работы Анна встречалась, общалась, взаимодействовала с людьми совершенно разными: и шумными студентами, и чувствительными творческими натурами, и известными, уверенными в своем таланте и успехе художниками, и знаменитыми искусствоведами, и удачливыми меценатами-бизнесменами. Но даже если где-то общение складывалось не очень легко, то это не шло ни в какое сравнение с тем дискомфортом, которое она чувствовала сейчас.
И причину этого дискомфорта Анна никак не могла найти, потому что Епифанов вел себя на удивление вежливо и корректно. А, может, дело вовсе не в глазах, а в том, что картина приобретена незаконно? И осознание того, что она, такая честная и принципиальная, имела прямое отношение к происходящему, не давало Анне покоя?
- Так я могу заключить сделку? - повторил свой вопрос Епифанов.
- Андрей Николаевич, я хотела попросить у вас разрешения сделать рентген картины. Я знаю, что выносить полотно за пределы магазина на Арбате нежелательно, а тем более демонстрировать его другим. У меня сохранились некоторые связи, и, если вы согласитесь, то все можно организовать так, что в этот момент в помещении с оборудованием буду только я. Конечно, придется отблагодарить некоторых сотрудников за предоставление кабинета… Ну, и если вы организуете надежную транспортировку…
- Вас что-то настораживает? Почему при всех положительных заключениях вы все-таки говорите о рентгене?
- Нет-нет, ничего такого, что указывало бы на подделку, я не нашла. Просто… понимаете, есть мастера, которые копируют Вермеера, и искусствоведы, заметьте, не рядовые, а светила в своей области, не в силах отличить копию от оригинала. С помощью лучей мы сможем увидеть, не нанесена ли эта картина на совершенно иную, написанную другим художником… а, может, мы выявим первоначальный вариант именно этой картины… в данном случае, принимайте рентген как перестраховку. Если вы думаете, что подобная процедура лишняя, я готова сейчас же вручить вам все свои бумаги, и тогда наше сотрудничество можно считать завершенным, но если вы все-таки захотите провести дополнительную экспертизу, я готова вам в этом помочь.
Улицы Парижа
Он шел по улицам Парижа в хорошо пошитом светлом костюме и наслаждался утром. Он полюбил этот город, и полюбил в нем себя. Приехав во Францию в 1916 году для продолжения учебы, Алексей заинтересовал своими работами одного любителя живописи и получил от него заказ - написать портрет жены, а потом и детей, после чего молодой русский художник стал довольно известен в кругу зажиточных французских буржуа. Он много работал на заказ, стараясь при этом выкраивать время и для свободного творчества, которое, впрочем, на выставках тоже имело успех. Через два года Алексей уже имел собственную небольшую квартиру с художественной мастерской. Ему удалось свести знакомство с одним довольно известным импресарио и начать тесное сотрудничество с театром. Алексей создавал эскизы костюмов и декораций к операм и балетам. Его невероятно увлекала эта сторона творчества, которая имела свою специфику, свои секреты. Впрочем, подобная деятельность приносила также неплохой доход и недолгие, но бурные романы с хорошенькими актрисами.
Если бы кто из московских знакомых сейчас увидел неторопливо прогуливающегося Алексея Саввина, то едва ли узнал бы в этом уверенном, немного вальяжном, щеголевато одетом молодом человеке того робкого нескладного часто краснеющего студента, которым он был девять лет тому назад.
После произошедшей в России революции, Франция наполнилась русскими эмигрантами, жизнь большинства из которых была тяжелой и жалкой - слишком сложно устроиться в чужой стране без друзей, средств и знакомств, начинать жизнь сначала, зная, что больше никогда не увидишь родного дома. Алексей тоже скучал по родной стране, его сильно волновала судьба России, он жадно читал в газетах новости, вел бесконечные расспросы о жизни в Москве и Петербурге у вновь прибывших. Покинув родину до свершившихся событий, Алексей не видел воочию все произошедшие в ней перемены, не впитал в себя то состояние растерянности, непонимания и безотчетного страха перед будущим, которое познали находившиеся там люди, но многое из их рассказов оставалось для него неясным, невозможным и пугающим.
Однако, не смотря на то, что возвращение в Россию в ближайшие годы было маловероятным, можно было с полной уверенностью сказать, что жизнь Алексея Саввина складывалась вполне удачно.
Каждое утро он заходил в одно и тоже открытое уличное кафе насладиться чашкой кофе, утренней газетой, а также ощущением жизни города. Он был художником и видел мир, состоящий из всевозможных форм, пересекающихся линий и тысяч оттенков самых разных цветов. 
Сидя за столиком и наблюдая за людьми вокруг - рассматривающими витрины магазинов, куда-то спешащих, сидящих за соседними столиками, Алексей вбирал в себя их позы, жесты, силуэты, выражения лиц, запоминал складки на одеждах и блики на предметах в руках. Он обращал внимание на оттенок лепестков фиалок, которые продавала женщина за углом, форму почти недвижных застывших ватных облаков, необычный орнамент на зонтике проходившей мимо дамы.
В это утро Алексей почти дошел до своего любимого кафе, когда его обогнала хрупкая женская фигурка, зябко кутавшаяся в вязаную шаль, хотя на улице было очень тепло. Скользнув по ней глазами, Саввин собрался уж было занять привычное место за столиком, но в этот момент женщина оглянулась. Из-под ее шляпки стали видны неровные короткие пряди вьющихся волос, на щеке алел нездоровый чахоточный румянец, но линия профиля была безупречна. Ни у кого такой не было. Только у Ольги.
Глава седьмая
…Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
- Привет! - сказал Вадим и отошел немного в сторону, давая Анне возможность зайти в квартиру.
Она сделала несколько шагов навстречу и, захлопнув за собой дверь, осталась стоять на месте.
- Что случилось, Рыжая?
- Зачем ты это сделал? – Анна не узнавала собственный голос, он казался чужим, далеким и неестественным. Ей вообще казалось, что все происходящее нереально: что она приехала к Вадиму домой, что стоит в его прихожей, что смотрит, нет, вглядывается в его лицо, пытаясь найти следы… следы чего? Страха, человечности, стыда? Она смотрела в лицо, которое знала лучше всех лиц на свете. За прошедшие годы оно не сильно изменилось. Конечно, теперь перед Анной не парень, а мужчина. Черты его немного огрубели, складка губ стала более жесткой, цвет волос уже не так ярок, как прежде, но сам он все тот же… То же любопытство в глазах, когда смотрит на нее, та же скрытая полуулыбка, затаившаяся в уголках рта, руки так же покоятся в карманах джинсов, как когда-то… и она все так же отчаянно хочет быть свободной от него, от его невероятного обаяния.
- Сделал что? – уточнил Вадим.
- Картину.
- О которой именно ты говоришь? Помнится, на выставке их будет пять… может, все-таки снимешь плащ и войдешь? Не очень удобно выяснять отношения в коридоре.
Анна послушно передала ему плащ и прошла в комнату. Но садиться не стала.
Она подождала, когда присоединится Вадим, и, обходясь без вводных слов, спросила в лоб:
- Зачем ты подделал картину?
Казалось, он вовсе не был удивлен вопросу, ничто не изменилось в его лице, только взгляд немного потеплел:
- Ты все-таки меня вычислила…
- Ну, это было не так трудно, особенно если учесть, сколько картин ты написал когда-то в моем присутствии.
- Ты сделала рентген.
- Да, я сделала рентген.
Он промолчал.
- Скажи, зачем ты так поступил? Ты вообще понимаешь, ЧТО ты сделал? Ты подделал картину, ты совершил преступление! Во имя чего? Для того, чтобы потешить свое самолюбие, доказать, что сможешь написать так, как писали когда-то великие, заработать кучу денег на богатом коллекционере?
Вадим молчал.
- Я полностью выполнила свою часть работы и уже отдала заключение по картине Епифанову.
Он все так же молчал и смотрел на нее. Анна начала терять терпение:
- Ну скажи хоть что-нибудь!!!
Вадим отвернулся от гостьи и подошел к окну. Она смотрела на его фигуру в свободном тонком джемпере, потертых светлых джинсах и очень хотела плакать. Оттого, что он совершил такой поступок, что благодаря Вадиму Анна оказалась втянутой в противозаконные дела, а главное - это все равно мало что меняло в ее отношении к нему. Ей хотелось плакать от жалости к себе.
Вадим начал заговорить:
- Ты помнишь Мишку? Так вот…он попал в беду. Настоящую. Долгое время этот гений работал программистом в одной крупной компании. А крупная компания – это огромное количество сотрудников и неконтролируемый интернет. Конечно, постоянно закупаются различные программы, отслеживающие посещаемые сайты, трафик и так далее. Но дело в том, что интернет сейчас необходим для работы во многих сферах деятельности. И Мишка написал программу. Причем, программу непростую. Я очень плохо разбираюсь во всех этих технических тонкостях, поэтому знаю только, что она на уровень лучше предлагаемых сейчас на рынке. Как многие одаренные люди, в жизни Мишка очень доверчив и порой просто наивен. Он показал свою программу одному из коллег, которого считал своим приятелем, поделился планами о том, что собирается запатентовать ее и уйти из компании, начать собственное дело… Та организация, в которой работал Мишка, принадлежит Епифанову. Если говорить кратко, то Мишку сначала просили уступить права на программу, потом угрожали, а потом просто устроили аварию, и пока мой друг валялся в больнице, его квартиру взломали, вынесли всю технику, диски… короче, нашли эту программу и запатентовали на имя одного из подсадных лиц Епифанова. А Мишка остался калекой. Это называется бизнес по-русски. Сейчас его программа широко рекламируется в сети, продается через интернет всем желающим, пользуется успехом за границей и приносит господину Епифанову очень хорошую прибыль. А Мишка… Мишка сидит дома в инвалидном кресле, и для того, чтобы в прямом смысле слова подняться на ноги, ему нужна не одна операция, а целая серия, и не в России, а в Германии. Он с женой вынужден был переехать в деревенский дом, что остался от отца. Квартиру пришлось продать. Ее стоимости должно хватить на две операции и жизнь за границей на первое время. У меня есть кое-какие сбережения. Все-таки, я не страдаю от отсутствия заказов, но этого тоже недостаточно. И тут несколько месяцев назад получаю предложение написать серию работ для Епифанова. Вот совпадение – так совпадение. При личной встрече этот господин долго и пространно рассказывал, как сильно любит живопись, имеет слабость к коллекционированию и внимательно следит за современными художниками. Тогда-то мне и пришла в голову эта идея. Я решил, что раз господин Епифанов повинен в преступлении, за которое не может сесть в тюрьму, ибо всесилен, то он заплатит хотя бы за лечение Мишки. Скажу честно, большого риска в подделке картины для себя не видел. Коллекционеры – они своего рода охотники, которым очень важно владеть предметом искусства и, движимые этой страстью, они не перед чем не остановятся, пока не станут обладателем желаемого, поэтому контакт с черным рынком их зачастую не смущает. И если, в конце концов, теневая сделка совершается, такие люди надежно укрывают свою покупку от чужих глаз, а их душу еще долго греет чувство обладания уникальной вещью. Поэтому при встречах с Епифановым, я несколько раз упоминал имя Саввина, его картины, рассказывал о совсем небольшом наследии художника и о том, что его холсты в частных коллекциях – большая редкость. Я разбудил в этом человеке интерес к конкретному мастеру и его творчеству. Подделать картину было несложно, потому что найти в антикварном магазине холст начала двадцатого века при желании не составляет труда. Всю процедуру фальсификации ты знаешь не хуже меня. Я очень аккуратно снял с поверхности масло. Опять же, найти краски, которые по химическому составу отвечают нужной характеристике – возможно. Перед работой выучил почти наизусть словесное описание «У моря», исследовал почерк художника по дошедшим до нас картинам. Как и ты, я был в Третьяковке. Для того чтобы добиться нужного затвердения красок и пройти экспертизу, пришлось использовать специальный химический состав. А потом уже было все просто. Через интернет нашел закрытые аукционы, остановился на наиболее, по моему мнению, подходящем. Картина, естественно, была выставлена анонимно, но перед этим прошла очень хорошую экспертизу. Этот аукцион, несмотря на теневую направленность, дорожит своим имиджем среди покупателей. Потом я как-то случайно обмолвился в разговоре с Епифановым о том, что всплыла считавшаяся до этого утерянной картина, и он проглотил наживку. Дальше все пошло четко по плану. Через свои источники он наверняка проверил, что данный аукцион не специализируется на подделках, захотел приобрести Саввина, предложил наиболее высокую цену, настоял на независимой экспертизе… ну, ты знаешь сама.
- Почему Саввин? – тихо спросила Анна, когда Вадим закончил свой рассказ.
- На это есть две причины. Первая – чисто техническая. Старые полотна труднее подделывать, надо искать холсты, краски, здесь более сложная процедура, ведь кроме самого написания картины, ее необходимо состарить, с помощью различных способов вызвать появление трещинок, воспроизвести пыль – мельчайшие частички, которые веками оставались на поверхности полотна. Тебе все это понятно не хуже, чем мне. А вторая причина – сам художник. Сведенья о нем - обрывочны, оставшихся картин – мало, а исчезнувших бесследно – много. И данный факт хорошо известен. Для меня это была просто идеальная возможность воплотить задуманное.
- Мишка в курсе?
- Нет, он ничего не знает. Для того чтобы поехать за границу, необходимо открыть счет в банке, так как оплата за операции будет производиться безналичным путем. Я планировал просто перевести вырученную за картину сумму на его счет.
Анна все же присела, потому что ноги отказывались ее держать после такого рассказа. Требовалось время, чтобы осознать сказанное. Все это было так… невероятно… так неправдоподобно… и так правдиво одновременно. Голова шла кругом.
- А если бы кто-нибудь понял, что это ты? – спросила она, наконец, севшим голосом.
Вадим отвернулся от окна и с улыбкой посмотрел на Анну:
- Никто, кроме тебя, Рыжая, меня не смог бы вычислить. Я уверен. И ты бы не смогла, если бы не яблоко.
- Зачем же ты его нарисовал?
- Не знаю… правда не знаю… Несколько лет назад я подрабатывал реставратором у одного старого коллекционера. И однажды, когда мы с ним беседовали про русский импрессионизм и эмигрантскую Францию, этот человек показал мне ветхий листок бумаги – отрывок из письма Саввина своему другу. Полностью послание не сохранилось, осталось лишь начало. Где его взял тот коллекционер – не знаю. Я прочитал отрывок письма. Художник писал об Ольге Аносовой, той, что с сиренью. Он создал ее портрет, только-только закончив художественное училище. И пока я работал над «У моря», почему-то вспомнилось то письмо, а потом и собственное студенчество. Я очень тщательно, очень сосредоточенно работал, но в какой-то момент рука сама нарисовала зеленое яблоко. Можешь считать это мальчишеством, можешь – ностальгией по юности, а можешь просто глупостью. Но удалить яблоко полностью уже не получилось. Поэтому сверху я наложил другой слой краски, изображая ракушку.
- Ты не очень-то старательно закрасил яблоко. Некоторые мазки остались полупрозрачными, к тому же, слишком короткими, поэтому в определенный момент, когда я бросила на картину рассеянный взгляд, мне показалось, что под ракушкой что-то спрятано. Причем, я очень много времени уделила изучению картины и никогда ничего не замечала, но тут вдруг… поймала какую-то неправильность. Я еще в самом начале отметила, что одна ракушка отличается от остальных оттенком, но, конечно, это могло быть авторским замыслом. Однако в тот момент мне очень захотелось в этом удостовериться. И теперь я просто уверена, что именно ты посоветовал меня Епифанову в качестве эксперта. Получилось, что ты сознательно втянул меня в противозаконное дело. Зачем? Захотел проверить, докопаюсь я до истины или нет?
Последние слова Анна сказала резко, потому что осознание того, что ее специально использовали в афере, причиняло боль.
Вадим отошел от окна и, остановившись у кресла, в котором сидела Анна, присел на корточки.
- Прости, - тихо проговорил он, – конечно, я мог бы назвать Епифанову другое имя. Но то яблоко, несмотря на то, что я поверх него нарисовал ракушку, никуда не делось. Оно там. И оно не давало мне покоя. Мы столько лет не виделись, Рыжая. Знаешь, я же ведь прекрасно понимал, что ты сможешь вывести меня на чистую воду, но все-таки рискнул.
Он был так близко и говорил так тихо, и за окном уже темнело, и пора было включать свет, но его никто не включал… Анна терялась, чувствовала слабость и свою совершенную беззащитность перед этим человеком.
- Ты хочешь узнать ответ на вопрос? – спросила она почему-то шепотом.
- Какой вопрос, Рыжая? – от тоже стал говорить шепотом.
- Что я написала в заключении для Епифанова?
Вадим улыбнулся и, вдруг нежно проведя пальцем по ее скуле, процитировал:
-
Я у нее одной ищу ответа… Нет, Аня, сейчас я ничего не хочу знать о твоем заключении. И о картине. Будешь кофе?
Она отрицательно покачала головой и беззвучно, одними губами проговорила:
- Не кофе.
Письмо другу
Здравствуй, Гриша! Очень надеюсь, что хотя бы это письмо до тебя дойдет. Вот уже скоро будет год, как я не получаю от тебя ни строчки. В жизни моей за это время произошли большие перемены. Я женился. Ты, наверное, не помнишь, как в конце 1911 года, перед самым отъездом в Петербург, мы у театра столкнулись с известным тогда фабрикантомАносовым? Он был с супругой.
Несколько месяцев назад я совершенно случайно повстречал ее в Париже. Ты даже представить себе не можешь, как изменилась эта женщина, что сделала с ней тяжелая и одинокая жизнь. Но теперь Ольга моя жена, и я буду заботиться о ней так, как полагается мужу. Только не подумай, пожалуйста, что женитьба эта стала проявлением жалости с моей стороны по отношению к бедной измученной женщине.
Только сейчас, когда Ольга делит со мной кров и принадлежит мне перед Богом и людьми, я, наконец, могу сказать, что люблю ее, люблю много лет, с того самого момента, как увидел впервые. Но тогда эта женщина была для меня недостижима, я мог лишь мечтать о ней, думать и писать. Она - моя муза. Сама не зная того, Ольга причастна к каждой моей работе, и даже своим успехом во Франции я в немалой степени обязан ей. Как интересно и парадоксально многое происходит в нашей жизни - живет человек и совсем не знает, как просто проходя мимо, он может перевернуть весь мир другого человека, наполнить его светом и смыслом, и желанием творить. Ведь та моя картина на самой первой выставке – это Ольга, и первая, написанная в Париже – тоже она. Тогда я изобразил француженку-пианистку, но нотные тетради, стопкой лежащие рядом с инструментом, они всегда именно так лежали рядом с Ольгой, когда она музицировала. И костюмы для прошлогоднего балета «Жар-птица» – это тоже Ольга. Я очень долго искал идею, но потом вдруг вспомнил, как однажды вечером она смотрела на закат у окна, и сказала: «Не знаю почему, но всполохи около горизонта мне часто напоминают последние георгины – такие же яркие в преддверии пышного увядания, как и это зарево перед ночной тьмой». Так моя Жар-птица приобрела цвет заката, она не золотая, не блестящая, но как зарево - огненная, и орнамент на ткани по краям костюма напоминает форму георгинов.
Порой я задумываюсь над тем, как много дают нам дорогие для нас люди, одним своим существованием, словом, пожатием руки. Они дарят нам надежду, вдохновляют на новое, учат терпению, успокаивают ласковым словом, лечат от сковывающего душу одиночества и даже верят за нас в нас самих.
Ольга для меня такой человек, и ближе ее нет никого в целом свете. Она единственная.
Теперь, надеюсь, ты понимаешь, что, встретив эту женщину в Париже, я просто не мог позволить себе потерять ее снова. Правда, поначалу пришлось нелегко. Ольга сильно стеснялась своего почти нуждающегося положения и при этом наотрез отказывалась принимать какую-либо помощь, сказав, что ведет вполне сносное самостоятельное существование, поэтому я запасся терпением и старался не частить с визитами. Постепенно она стала привыкать.
В тот день, когда Ольга ответила согласием на предложение стать моей женой, я почувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Как только улажу все свои дела и закончу с оставшимися заказами, обязательно увезу ее в Ниццу, на море. Ольга с детства слаба грудью, и ей непременно нужен морской воздух. Я сниму небольшой дом на берегу, все лето буду писать, давно уже не чувствовал в себе такого подъема и желания работать…
Эпилог
Он снова ее рисовал. И Анна, как и прежде, готова была часами сидеть и смотреть, как ее Художник работает. Каждый вечер она открывала ключом дверь и оказывалась в квартире Вадима. Они вместе ужинали, болтали, смотрели кино, обсуждали искусство и, конечно, спорили.
А еще он ее рисовал…
- Что у тебя в пакете?
- Мандарины. Неужели не чувствуешь запах? Ведь это же не просто обычные мандарины, это - совершенно особенные цитрусовые.
Анна начала выкладывать фрукты на стол, и их аромат стал распространяться по всей комнате.
- Эээ… а ты уверена, что на кухне им не будет лучше? И почему именно эти - особенные?
- Потому что они абхазские, глупый, - не оборачиваясь, объясняла Анна, продолжая свою работу. – Это самые настоящие новогодние мандарины, как из детства, помнишь? Готова поспорить, у тебя даже елки не найдется.
- Нет у меня никакой елки, - подтвердил Вадим.
- Вот видишь, а через три дня Новый год, между прочим. И я подумала, как было бы здорово повесить на колючие ветки мандарины и конфеты, чтобы можно было брать их прямо с елки и запивать холодным колючим шампанским.
- Ладно, уговорила. Будет тебе елка, Рыжая.
Он подошел к Анне сзади и обнял ее руками:
- Ты пахнешь морозом.
Анна закрыла глаза и улыбнулась:
- А ты красками и растворителем… между прочим, у меня для тебя новость.
- У меня тоже. Ты первая.
- Ну уж нет. Первый ты.
Она повернулась лицом к Вадиму и вопросительно посмотрела.
- Звонил Мишка из Германии. Кажется, операция прошла удачно, и сейчас они с женой в каком-то маленьком городке, где есть реабилитационный центр. Настроение у него отличное, празднуют не наше Рождество и ждут Нового года. А еще Мишка полон идей, хочет создать какую-то необыкновенную программу – графический редактор. Сказал, что по возвращении ему обязательно потребуется помощь специалистов-художников, - Вадим слегка коснулся пальцем кончика носа Анны.
- Здорово!
- Ну, теперь твоя очередь.
- Помнишь Эллис Пристли, ту старую американку, что приезжала на открытие галереи? Так вот, она мне сегодня позвонила и предложила устроить твою персональную выставку в Нью-Йорке! И еще минут десять потом рассказывала, как ей понравилась картина с озером и горами, и что она жалеет, что не купила ее еще осенью и теперь хочет заказать для себя копию.
- Но это же здорово!.
- Конечно, здорово, – засмеявшись, подтвердила Анна.
- Рыжая, ты всегда приносишь мне удачу, - он совсем по-мальчишески широко улыбнулся и, подхватив ее за талию, закружил по комнате. – Я так по тебе скучал все эти годы, по твоей вредности…
- Я не вредная!
- По твоему упрямству…
- Я не упрямая!
- Ты вредная и упрямая!
Анна смеялась, пока он держал ее в своих руках. Двигаясь, они случайно задели стол, и на пол посыпались мандарины. Но никто не обратил на это внимание. Потому что, когда Вадим поставил Анну снова на пол, у нее кружилась голова, и, чтобы не упасть, пришлось обнять его за плечи, но тогда голова закружилась еще сильнее. Потому что он стал жадно ее целовать.
- Почему ты в тот день осталась? – через некоторое время спросил Вадим, крепко прижав Анну к себе.
- Наверное, потому, что ты признался мне в любви, - прошептала она, уткнувшись носом в его шею.
- Я?! Ты точно в этом уверена?
- Абсолютно…
Я у Нее одной ищу ответа…
Вадим нежно провел рукой по ее растрепавшимся волосам и тихо произнес:
- Знаешь, я ведь никому никогда не читал стихов. Ты единственная.
- Знаю, - счастливо улыбнулась Анна, - А еще я знаю две последние строчки.
[3]
Вадим беззвучно рассмеялся.
- Ну, кроме того, Рыжая, что ты вредная и упрямая, ты еще и умная.
- Точно…и не называй меня Рыжей. Запомни, цвет моих волос теперь – темный шоколад. Мне сказал об этом один знакомый художник.
Почти английский детектив
В тридевятом царстве тридесятом государстве с нетерпением ждали наступления новогодней ночи. В глубине дремучего леса в тереме у Морозко встретить Новый Год собрались все обитатели волшебной страны. В этот раз праздник был особый. Змея Горыныча назначили проводником Года Нового и запечатывателем Года Уходящего. Ежегодно Межволшебным Собранием выбирался достойнейший, способный провести важную церемонию смены годового цикла. А без нее все миры окажутся в Безвременье.
***
Густые хлопья снега толстым слоем ложились на ветви деревьев и лапы елей, покрывая плотным ковром дремучий лес, заметая и так едва видимые тропки. Метель разыгралась не на шутку, превратив терем в неприступную снежную крепость, со всех сторон окруженную высоченными сугробами.
Но непогода не пугала собравшихся. Жарко горели печи, пахло пирогами и жареным мясом, заморскими мандаринами и лесной хвоей, в роскошных палатах было тепло и уютно.
За столом, накрытым скатертью-самобранкой, гости наслаждались отменными кушаньями и ожидали наступления самого волшебного и значимого праздника в году.
Все ждали появления Змея Горыныча и начала сказочной церемонии. В тереме царила праздничная атмосфера: звучала музыка, все веселились, поднимали чарки за Новый Год, новое счастье, новые сказки.
Душераздирающий вопль безжалостно вклинился в гущу празднования, нарушив гармонию вечера.
В палаты влетела Баба Яга, остервенело размахивая метлой, и истошно крича:
–Убили! Убили! Душегубцы! Извели на корню! Лишили живота! Змеюшку убили!
На ее плече сидел, сверкая зелеными глазищами, черный котяра, а его шерсть топорщилась от испуга.
– Кто?! Где?! Как?! Когда?! – после секундного потрясения терем наполнился гулом голосов.
– Что случилось то, говори толком, – сурово пробасил Леший.
Баба Яга в замешательстве остановилась, окинула всех диким взглядом и затараторила:
– Лечу, значица я, на всех парах, невзирая на метель и стужу, на нелетную погоду. Знаю, ждут меня, исстрадалися, как же без Бабы Яги Новый Год справлять?! Без меня и праздник – не праздник и веселье – не веселье.
– Ближе к делу, – одернул ее Леший.
– Не перебивай старших, – Яга пригрозила ему помелом. – Так вот, спешу, лечу, ну и не подрассчитала маленько, врезалась чуток в ставенки резные, одна-то и слетела с петель. А там… Мало того, что душевное потрясение от аварии, так еще и такое увидеть… Ааа, убили, ироды!!! Как же мы таперича…
И Баба Яга начала всхлипывать навзрыд, уткнувшись в пушистый хвост кота.
Василий бесцеремонно выдернул свое сокровище из рук Яги и стал придирчиво рассматривать мех на свету. Бабуля быстро нашла замену, ухватившись за парчовый рукав Царевны-Несмеяны.
– Да ты не голоси, дальше, то что?!
– А дальше, – Яга смачно высморкалась в рукав. Царевна беззвучно роняла слезы, оплакивая испорченный наряд.
– Смотрю – Змей Горыныч лежит, надежа и опора наша, на холодном полу, бездыханный, а в брюхе евонном кинжал торчит и кругом неубрано, видать слуги-то разленилися, и все в кровушке алой, – всхлипывала Баба Яга, – а говорили, что у Змеюшки зеленая кровь-то, так и знала, что врут. В прошлом годе как раз спорила об этом с Жар-птицей, – уже спокойным голосом сказала она.
И оттолкнув сгрудившихся вокруг нее, Яга подошла к Жар-птице и выдернула у нее перо из хвоста.
– Проспорила, ты матушка, – ответила она на безмолвный изумленный взгляд птички, прилаживая перо к волосам.
– Да ты, очумела что ли? – хором спросили Лесовики.
– Ах, лучше бы я очумела! Вон, Василия спроси, он тоже видел ужас этот своими глазищами.
Все уставились на Ваську. Тот кивал головой, выкатывал глаза от страха и прижимал лапы к сердцу.
– Делать-то что теперь? – раздавалось со всех концов залы.
– Так я все сделала уж, – сказала Баба Яга. – Я в таких делах знаю толк. Дверь злополучной комнаты заперла, чтоб ни одной улики не пропало, чтоб все как есть было, когда наши доблестные богатыри примчатся расследовать.
– Но как же теперь Новый Год? Он ведь никогда не наступит, и мы навеки останемся в старом году, и везде будет царить вечная зима, и во всех мирах время остановится.
– Конец света наступит, – вклинился Васька. – Как раз майи обещали, что все так и случится. Вот ведь, дикари голые, а не соврали, стервецы!
– Но как же теперь жить, что делать?
– А меня занимает лишь один вопрос: живы ли мы все будем вообще? – произнесла Баба Яга.
– Что-о?!!! – вырвалось из десятка ртов.
– Вижу, что шибко испугала вас, но, между тем, надо рассуждать здраво. Если по терему ходит убийца, не вижу оснований, почему бы ему не сотворить злодейство еще раз? В конце концов, условия для этого здесь идеальные. Снежная буря разыгралась не на шутку, и мы полностью отрезаны от мира. Никто не может ни добраться сюда, ни выбраться отсюда. А еще это значит, что непотребство совершил кто-то из вас! – Баба Яга сделала многозначительную паузу, и в этот момент слушатели, казалось, съежились, словно каждого охватило внезапное желание как можно дальше отстраниться от своего соседа.
Вдруг раздался шепот: «Настенька пропала, Настенька пропала, ее нигде нет».
– Начало-о-ось, – Яга с наигранным сожалением всхлипнула, – кому могла помешать эта овца… кроткая? Убийца не дремлет! Нужно срочно что-то делать! Горыныч лежит бездыханный наверху и Настенька исчезла. Нас осталось не так уж много, окруженных со всех сторон непроходимыми снежными заносами. Чья теперь очередь, как вы думаете?
Всех охватил панический страх. Дух подозрительности витал в воздухе.
– К счастью для всех вас, есть тот, кто поможет вам!
И Баба Яга вытащила из кармана удостоверение с гербовой печатью, гласившее, что она дипломированный сыщик первого разряда.
– Но-но! Не трожь! – грозно гаркнула она, когда Серый Волк протянул лапу, чтобы рассмотреть документ поближе.
Спрятав заветное удостоверение в карман, Баба Яга вынула из запазухи курительную трубку, дунула в нее и поместила в уголок рта. Затем, многозначительно посмотрев на толпу гостей, достала из ступы скрипку и принялась наигрывать какую-то очень знакомую, но безбожно перевранную мелодию.
Кот Васька, зажав уши, улучил момент и выхватил скрипку из рук бабки. На ее возмущенный взгляд сунул ей под нос лупу.
– Ах, да! – Яга взяла в руку лупу, пыхнула трубкой, взмахнула смычком и заговорщицки подмигнув, произнесла, – обнаружить преступника – это вопрос дундукции. Дундуктивный метод еще никого не подводил!
Зал ахнул от удивления и с надеждой воззрился на новоявленную сыщицу.
– Итак, что мы имеем?
– Мы имеем чудесный новогодний стол с тысячью разных вкусностей, – промурлыкал Василий.
– Тебе бы все о еде! Гляди, не ровен час, лопнешь!
– От твоих харчей, скорее, ноги протянешь, – пожаловался кот. – Сушеные жабы, мышиные глаза, заячий помет. Фу!!!
– Так это все на благо псевдонауки! Мне ж надо на ком-то новинки зельеварения опробовать.
– Я тебе не кролик подопытный, я кот, волшебный, между прочим, – обиженным тоном произнес Васька.
– Что ты сказал?
– Кот, говорю, волшебный.
– Нет, про кролика. Как это я сама не догадалась?
– Эй, ты, ушастый, ну-ка подь сюды, – бесцеремонно обратилась она к белому кролику.
– Йа? – испуганно произнес кролик.
– Ты, ты, изувер. Это ты Горыныча сгубил, супостат?! Признавайся!
– Йа, есть инглиш подданный!
– А без тебя бы не догадалась,– саркастично заметила Яга. – Только басурмане и могут без портков, но зато с часами и в жилете разгуливать при всем честном народе.
– Ты пошто Змея нашего, Горыню живота лишил, морда иноземская, а?
– Йа есть передавай полномочия, йа быть в прошлый New Year проводник.
– Ага, а вот и мотив!
– Йа иметь дипломатический неприкосновенность!
– Откель же ты взялся, такой подкованный?
– Льюис Кэрролл, Алиса.
– Сообщники твои? Записывай, Васька, при лишении жизни Змея Горыныча имелся преступный сговор…
– Погоди. Как ты сказал, Лиса?
– Yes, yes! – энергично мотал головой белый кролик.
– Так вон оно что! Все ясно, это Лиса!!!
– Ты хочешь знать, почему Лиса? – обратилась Яга к коту, который смаковал деликатесы на позабытом всеми праздничном столе. –Элементарно, Васька!
Васька округлил глаза и от удивления выронил кусок осетрины, ничего такого он знать не желал и интересовали его одни лишь яства. Но Бабу Ягу это ничуть не смутило.
– Потому что Горыныч проведал, что Лиса с Колобком состоят в любовной связи, – отчеканила она, – и хотел придать этот факт огласке.
По залу прокатился удивленный гул. Лиса стыдливо спрятала мордочку в пушистый хвост, а Колобок усиленно притворялся караваем на новогоднем столе.
– Так он же, это… Круглый!!! – поперхнувшись от неожиданности куриной косточкой, выдал Васька.
– Ну и что, – сказала Баба Яга, – любовь зла, понимаешь, полюбишь и коз...
– Поосторожнее с высказываниями, – одернула ее Машенька.
В этом году она как раз обручилась с Иванушкой, тем самым, который в детстве, попив из копытца, превратился в козленочка.
– Кстати, о, хм… копытных. У Иванушки с Аленушкой тоже был повод извести нашего Змеюшку. Он раскрыл их нечестные делишки – торговые махинации, обман покупателей, финансовые пирамиды. Эти простачки с виду, облапошили не один десяток честных людишек. Днем, значица, сестрица, так называемая, поила своего брательника водой из копытца козлиного. Он в козлика премилого обращался, и шла семейка на базар, а там, без зазрения совести вот эта вот девица невинной наружности продавала своего, прошу заметить, родного братца за деньги. А ночью этот козел три раза через голову перекидывался и все! Нет козла! Ищи-свищи его. А на утро, все по-новой. И этаким способом они себе на острове Буяне, в престижном районе Лукоморья, палаты белокаменные отстроили.
Баба Яга, подбоченилась и навела лупу на сестрицу с братцем, скрупулезно рассматривая парочку.
– Ну, что скажете, пройдохи?
– Тяжел камень на дно тянет, шелкова трава ноги спутала, желты пески на груди легли, – пролепетала Аленушка.
– Ты мне это брось, завела свою шарманку! Слышали мы ужо про это! Ты про Змеюшку отвечай! Вы, ироды, сгубили пресмыкающееся?!
– Нееее, не мыыыыы, – проблеял жалобно Иванушка. Машенька, сидевшая рядом, ткнула его локтем в бок.
– Не мы, – басом повторил Иванушка. За козла отвечу, а Горыныча не трогали.
– Не он это, – вымолвила Машенька, – мы же вместе теперь все время. Он тут, при мне был, никуда не отлучался.
–Да ты бы девонька помолчала, – вкрадчиво произнесла Яга, – ты тоже имела причину нашего Горыню тогось…
– Я?! Да мне то зачем? – возмутилась Машенька. Я с сомнительными личностями в любовной связи не состояла, козлами не обдуривала
– А как насчет пирожков? – ехидно спросила бабка. – После того, как тот несчастный Медведь, которому ты голову задурила, и он тебя в коробе обратно в деревню притащил, бизнес твой пирожковый процветает. Кстати, куда тот косолапый пропал, следствие еще покажет. Так вот, о пирожках. Из чего, позволь спросить, делаются эти пирожки, а? – воскликнула Баба Яга, угрожающе вытянув в сторону Машеньки смычок скрипки.
– Из чего? – хором воскликнул с опаской весь зал.
– Из чего? – сипло прошипел Васька, с ужасом поднося лапы к пасти.
– Из…
– А по какому такому праву вы, бабуся, тут допрос устроили, – неожиданно подал голос из угла, где весь вечер чахнул над своим златом, Кощей. – Неспроста это все. Уж не ты ли старая, сама Змея извела, а теперь от себя подозрение отвести хочешь, а?
По зале прошел гул одобрения, неожиданно вылившийся в истошный вопль царевны, бывшей лягушки, которая в ужасе выкатив глаза, будто снова стала болотным земноводным, указывала на дверной проем, а затем рухнула в беспамятстве оземь, покрылась пупырышками и позеленела.
– О, нет! Полцарства ушло на косметологов, липосакции, обертывания, массаж – и снова эта «апельсиновая корка»… то есть лягушачья кожа, – удрученно прошептал Иван-Царевич, подбегая к своей женушке.
В дверном проеме стоял… Змей Горыныч собственной персоной!
– Горыныч? Ты ли это? Но как? Тебя же, это… убили! – промолвил Васька в замешательстве.
– Кто? – удивленно спросил Змей Горыныч. Уж я его!
– Не знаем, вот как раз и выясняем это. Похоже, что Баба Яга, – констатировал Иван-Царевич.
Яга возмущенно фыркнула и демонстративно уставилась на Горыныча через лупу.
– Полночь близится, надо творить волшебство,– продолжал Иван-Царевич, – провожать старый год, встречать новый. А ты исчез. А эта влетела с воплями, всех взбаламутила, панику навела, про убийство твое, да вот и расследование начала. А тут еще и Настенька пропала.
– Да тут я, – произнесла девушка, выходя из-за спины Горыныча.
– Мы это… Тут дело такое… Волшебство, в общем, заморское, – бормотал Змей, – не виноваты мы, это само…
И рассказал, как было дело.
Готовясь к церемонии, Змей Горыныч решил сменить костюм на парадный. А, как известно, в момент смены одной кожи на другую, находясь без облачения, Змей обращается в человека. Длится метаморфоза всего пару секунд, но в этот раз чешуйки на коже за что-то зацепились, и Горыныч никак не мог полностью высвободиться. Взяв небольшой кинжал, он хотел помочь себе отделить чешуйки. В этот момент в комнату вошла Настенька. Она несла микстуру заморскую для своей мачехи, но ошиблась дверью. Узрев парня молодого да пригожего, во всей красе нагой, опешила, смутилась и выронила склянку с зельем. Та разбилась, ярко-алая жидкость залила пол, попала на змееву кожу. Тут и приключилось волшебство. Настеньку и Змея Горыныча в облике добра молодца, окутал туман, закружил, завертел, и оказались они в неведомом месте, дивном и невыразимо прекрасном. И потянуло их друг к другу с непреодолимой силой и не могли они ей супротивиться и слилися в страстном поцелуе… и далее по тексту, см. «Камасутра», гл. 6 стр. 224-238.
Когда чары рассеялись, Змей и Настенька увидели, что находятся в той самой комнате, где было положено начало их приключению плотскому. Алая жидкость полностью испарилась, не оставив и следов, лишь на старой змеевой коже виднелись небольшие подпалины, да торчал кинжал.
– Вот такая вот дивная история, – закончил свой рассказ Змей Горыныч.
– А правду баят, что у Змея Горыныча не только три головы, но и три…
– Очумел?! Тут же дети! – злобно зыркая на Ваську и прикрывая руками уши Марфушки, прошипела мачеха.
Щеки Настеньки заалели, как маков цвет и она стыдливо опустила глаза.
Горыныч стоял, как ни в чем не бывало, одна его голова наигранно потупилась, другая смотрела на всех свысока, выказывая неприкрытое превосходство, а третья многозначительно подмигивала.
Часы показывали, что всего через пять минут должен прийти Новый Год, пора было приступать к таинству.
Собравшиеся заняли свои места, и началась мистическая церемония. Все прошло без сучка и задоринки, настолько гладко, что ни одни прокурор не подкопается и во всех мирах, волшебных и не очень, один год сменил другой.
***
– Смотри, книжку кто-то потерял,– сказал козленок своим братцам, поднимая с лавки яркий глянцевый журнал.
– Как с-тать сы-щи-ком за де-сять д-ней, – водя копытцем по названию, по слогам прочел козленок, – лу-па и у-до-сто-ве-ре-ни-е с пер-вым ком-плек-том в по-да-рок.
– Ой, а кто же это обронил, а?
Рождественский гусь, или почти детективная история.
Стилизация под произведения Агаты Кристи о мисс Марпл.
Мисс Марпл не спешила. Это вообще было ей не свойственно. По воспитанию она была истинной леди, в жилах которой текла кровь ее предка - рыцаря, пришедшего в Англию вместе с Вильгельмом Завоевателем. Рыцарь благоразумно пропустил великую битву между саксами и нормандцами, мирно проспав большую часть дня на сеновале в объятиях сговорчивой саксонки. Но... тем не менее, вовремя поспел к концу сражения, проявив чудеса храбрости, и получил награду - поместье в Корнуолле. Впрочем, это поместье впоследствии было проиграно в карты его потомком, имевшим привычку вечно куда-то торопиться.
Сведения эти были легендой, вполне возможно, недостоверной за давностью времени. Однако в семье относились к этой истории с юмором и бережно передавали из поколения в поколение как некое назидание.
Да, мисс Марпл не спешила с выводами, выслушивая взволнованную миссис Хэнк.
- Так вы считаете, что мистера Хэнка отравили? - Она недоуменно заглянула в заплаканное лицо миссис Хэнк - пухленькой добродушной особы, всегда улыбчивой и приветливой. Сейчас же с её увядшего, но не потерявшего миловидности лица, не сходило кислое плаксивое выражение.
Затем взглянула на объект их пристального внимания, то есть на мистера Хэнка. Это был пятидесятилетний здоровяк, всегда имеющий цветущий вид, а ныне осунувшийся, бледный, молча сидевший в кресле у камина с видом мученика, прикрыв глаза, и сложив пухлые ручки на объёмистом животе.
- Мистер Хэнк,- начала грустное повествование миссис Хэнк, тяжко вздохнув, - проснулся сегодня совершенно больной, его тошнило, он чувствовал слабость, жаловался, что болит где-то в правом боку. Невероятно, но он отказался от завтрака! На любимую им овсянку с мёдом даже не взглянул, а яйцо отодвинул с видом брезгливого отвращения. Стоит ли говорить, что я тут же вызвала доктора Ланна.
Она подошла к мужу и заботливо поправила плед, в который тот был укутан.
- Возможно, здесь есть злой умысел? Вернее, я не исключаю этого, так как он почувствовал себя плохо после того, как отведал рождественского гуся, которого прислал наш племянник. Это уже вошло в традицию, и стало его ежегодной обязанностью – присылать нам птицу.
- Думаете, всё дело в этом? - произнесла задумчиво мисс Марпл. – Не могла ли эта традиция изрядно надоесть вашему племяннику, и он, таким образом, решил сложить с себя обязательства?
Миссис Хэнк всем своим видом подтверждала логические выводы мисс Марпл.
«Что это, доктор Ланн не сводит с меня глаз? - в голову мисс Марпл пришла ужасная мысль. - Может быть, у меня заблестел нос?» Приняв глубоко задумчивый вид, она отошла к окну и украдкой посмотрелась в маленькое зеркальце. «Да нет, всё в порядке», - вздохнула она с облегчением.
Кроме неё и удручённой миссис Хэнк, в уютной гостиной находились выше упомянутый доктор Ланн и пастор Колин, пришедший вместе с мисс Марпл с утренним визитом. Джентльмены были постоянными партнёрами мистера Хэнка по игре в покер. И потому, весьма беспокоились о его самочувствии: не так-то просто будет найти ему замену в большой партии, которая должна состоятся сегодня вечером.
Мисс Марпл вернулась к расспросам:
- Так когда он ел этого традиционного гуся?
- Вчера, - миссис Хэнк взглянула на мисс Марпл, искренне удивляясь, как такая умная женщина могла забыть, что Рождество было накануне.
- А какую часть от этого рождественского подарка съели вы?
«Надо же, всё продолжает смотреть!» - с неодобрением и, в тоже время, с легким волнением, подумала мисс Марпл.
Доктор Ланн, по мнению мисс Марпл, был неординарной личностью. Он появился в их приходе сравнительно недавно. В прошлом военный врач, мистер Ланн много повидал и пережил. Выйдя в отставку,
поселился в их городе и вскоре приобрёл значительную практику, заменив молодого врача, уехавшего в Лондон. Он был великолепным собеседником. А в последнее время всегда старался быть рядом с мисс Марпл, где бы она ни появлялась: в доме у миссис Хэнк или у пастора, а также в любом другом доме их общих друзей. Часто он попадался ей во время её ежедневных прогулок, всегда вежливо здоровался и непременно обменивался с ней местными новостями, чаще всего они завершали прогулку вместе. Им не нужно было подыскивать темы для беседы, они находились сами: доктор так много знал, и у него было столько забавных приключений в жизни, а ещё он, как и мисс Марпл обожал детективы.
- И сколько же Вы, дорогая, съели этого традиционного кушанья? - настойчиво повторила Мисс Марпл, видя замешательство хозяйки.
- Нисколько, мне гусь просто противопоказан, у меня потом... проблемы, - миссис Хэнк смущённо покраснела, - с кишечником. Поэтому мистер Хэнк съел его целиком, не пропадать же добру.
- И он больше ничего не ел? - неумолимо продолжила допрос мисс Марпл.
- Только рождественский пирог и несколько яблок из нашего сада, знаете ли, они улучшают пищеварение. - Миссис Хэнк вновь смущённо покраснела. – И, конечно, всё запил добрым английским элем.
- Дорогая миссис Хэнк, вы когда-нибудь читали Конфуция? Если не читали, то, вполне вероятно, хотя бы слышали о нём, - в голосе мисс Марпл слышались иронично-назидательные нотки.
- Слышала, - неуверенно проговорила мисис Хэнк.
- Так вот, он утверждал, что умеренность в еде очень полезна, особенно людям, - мисс Марпл с ласковой насмешливостью взглянула на миссис Хэнк, - среднего возраста.
И, обращаясь к доктору, деловито добавила:
- Я думаю, отвар ромашки, и клистир ему не помешают?
Доктор, до этого скромно молчавший, ответил:
- Я в восхищении, мисс Марпл! Видите ли, я предлагал эти методы лечения, но миссис Хэнк с недоверием отнеслась к моим рекомендациям, она считала, что в этом прискорбном случае, - при этом мисс Марпл показалось, что в его глазах мелькнул смех, - не обошлось без злоумышленника.Я очень рад, что Вы так вовремя подошли и поддержали меня.
Мисс Марпл между тем взглянула на свои изящные часики:
- Бог мой, я уже опаздываю, через час у меня собираются члены литературного клуба!
На пути к калитке, она услышала звук стремительно приближающихся шагов - это был доктор Ланн. Он подхватил мисс Марпл под руку и уже не отпускал её. Синели сумерки, в небе загорелась первая звёздочка. Они неспешно шли, разговаривая о незначительных пустяках. У домика мисс Марпл, уютного, летом всегда увитого розами, доктор сказал:
- Я давно наблюдаю за вами, мне по душе ваш острый ум, милый облик. Позвольте мне стать вашим другом и, возможно, со временем вы окажете мне честь и станете моей женой.
- Что?!! - сказать, что мисс Марпл была удивлена, значит, не сказать ничего - она была поражена. - В нашем возрасте?
- Любви все возрасты покорны! - несколько патетично заявил доктор.
«Где-то я слышала эту фразу», - подумала всезнайка Марпл, но не успела развить эту мысль до конца, потому что доктор вдруг склонился к ней, обнял и ... поцеловал. Мисс Марпл возмущённо оттолкнула его, испытав при этом приятное чувство легкого удивления.
- Но это уже слишком! - она быстренько взбежала (неподобающе быстро для леди её возраста) на невысокое крыльцо.
- Простите меня! - взволнованно проговорил доктор, - я не смог удержаться!
Ночью, лёжа в постели и листая очередной детектив, мисс Марпл подумала: «Странный все же мужчина - этот доктор». « Почему же, странный? - не согласился внутренний голос, - очень даже приятный!»
Мисс Марпл улыбнулась и невольно коснулась губ рукой.
Позднее она погрузилась в легкий сон, в котором она готовила рождественского гуся с яблоками для доктора.
*Орфография и пунктуация сохранены авторские.
Взрослые игры
Это рассказ о пропавшем золотом ключике, тайна исчезновения которого будет раскрыта перед взором читателей. На ваших глазах ключик откроет заветную дверь, принесет счастье своим обладателям, но не будет возвращен на место.
В темной-темной комнате, в темном-темном шкафу…
Нет, не так…
В некотором царстве, в итальянском государстве…
Тоже не годится. Сущее наказание!
Попробую лучше так:
С самого утра пожилая хозяйка виллы Сан-Аньелли искала пропавший золотой ключик от старой гардеробной. Причитая и охая, она сначала обшарила средневековую часть здания, мрачноватую и холодную, которой было не менее семисот лет. Затем, старательно выдвигая ящики комодов и заглядывая под столы и кресла, осмотрела комнаты в новом крыле. В отличие от тесных средневековых келий, эти помещения были светлыми и просторными, украшенными под потолком замысловатой лепниной. По мнению хозяйки, эти комнаты можно было смело назвать современными – всего-то лет двести, не больше.
Ключик, однако, нигде не появился. Черт знает, что такое…
- Антонио! – сеньора Аньелли шустро ухватила за рукав проходящего мимо заспанного паренька. - Молодая сеньорита из западной комнаты пожаловалась на холод, а милая супружеская пара, занявшая парадную спальню, просила заменить часы – их бой мешает им спать, - торопливо распоряжалась она, пока парень закатывал глаза, переминался с ноги на ногу и нетерпеливо кивал в ответ.
Охо-хо… - вздохнула пожилая сеньора, останавливаясь в просторной гостиной и раздраженно барабаня пальцами по каминной полке. Пожалуй, поиски ключика придется отложить. Нет, в самом деле! Попробуйте что-нибудь найти, когда перед Рождеством весь пансион заполнен людьми, и проблемы наваливаются одна за другой. Ничего не поделаешь, придется потерпеть - иногда Рождество полгода кормит.
Переваливающейся утиной походкой она прошла через комнату и повернула в коридор хозяйственной части здания. Перед старой гардеробной остановилась и зачем-то подергала массивную ручку двери. Затем возмущенно сжала тонкие губы. «Нет, - решила сеньора Аньелли, - так не годится. Нельзя пасовать перед трудностями! А вдруг ключик украли?». Перед глазами внезапно возникло усмехающееся лицо ее рыжеволосого правнука – сорванца и балагура Рики. Впрочем, нахмурив брови, она решительно отмела эти мысли. Что за глупости?! В гардеробной не хранилось ничего, что могло бы представлять интерес для паршивца-Рики. В темных, изъеденных древесным жучком шкафах, аккуратными стопками были сложены старые скатерти и шторы из потрясающего флорентийского комплекта, который был куплен давным-давно, еще в год открытия пансиона. И неважно, что они застиранные и в пятнах. А качество? Извините – но, таких вещей нынче не делают! А какие прекрасные карнавальные костюмы томятся на вешалках за дубовыми дверцами. Да, умели раньше развлекаться долгими зимними вечерами!
Из распахнутых дверей кухни до нее донеслось глубокое басистое пение. Разулыбавшись, как девчонка, сеньора Аньелли заглянула во владения повара Риккардо – своего друга детства, полноватого и седого крепыша, колдовавшего над столом в ослепительно белом фартуке. Ее тут же окружили запахи корицы и меда, которые тот добавлял в пряные рождественские печенья.
- О, Риккардо! Уже почти готово? – она примостилась на высокий стульчик возле стола и стала перебирать аккуратно разложенные темно-коричневые коржики.
- Угу…
Пряные ароматы напомнили сеньоре Аньелли о далеком детстве и, стыдясь собственной слабости, она все-таки не удержалась от нахлынувших воспоминаний:
- А помнишь, какие раньше устраивали карнавалы, представления и спектакли?
Снова:
- Угу, - и кулечек с белой глазурью, в умелых руках повара вывел на печенье замысловатый вензель.
- Что ни говори, а теперь так не развлекаются – только дергаются под дурацкую музыку и сразу же, не успев познакомиться, бухаются в постель. Не осталось в нынешних мужчинах и женщинах способности к ухаживанию, изысканному флирту, будоражащей кровь игре.
- Точно-точно, сеньора! – повар наконец-то оторвался от работы и поднял глаза. - Многие даже телевизор не смотрят и язвительно подсмеиваются над сериалами. А знаете почему? Компьютеры! Вот корень всех бед! Весь мир заменили компьютеры, и эти самые компьютеры окончательно сведут мир в могилу – вот увидите!
- Ну… - сеньора Аньелли была не согласна с Риккардо. Спорить, однако, не стала - ей очень хотелось продолжить путешествие в детство:
- То ли дело раньше! Помнишь, какие великолепные кукольные представления давал перед Рождеством мастер Корсини?
- Конечно! В жизни не видел ничего лучше его кукол.
Пожилая хозяйка пансиона неожиданно задумалась.
Господин Корсини уже давно покинул сей грешный мир, но его куклы-марионетки она бережно хранила. Старательно проложив ватой хрупкие фарфоровые лица, ровными дорожками вытянув вдоль деревянных тел чуть обтрепавшиеся нити марионеток, она уложила их в большие картонные коробки. Куклы - свидетели ее далекого, казавшегося теперь почти нереальным детства, хранились в старой гардеробной.
Интересно…
А сколько нынче стоят эти старинные куклы? Перед глазами вновь возникло лицо шалопая-Рики и его дружка Тони. Через пару минут тягостных раздумий решение было принято: сегодня ночью она переночует в комнате напротив старой гардеробной. Дверь спальни оставит приоткрытой и если кто-либо посмеет пробраться в запертую комнату, воспользовавшись золотым ключиком, пусть пеняет на себя!
*****
Когда огромные часы в главном зале пробили половину второго ночи, маленький золотой ключик осторожно повернулся в замочной скважине. Дверь приоткрылась. Через несколько минут из старой гардеробной выскользнули две фигуры и под громовые раскаты храпа сеньоры Аньелли прокрались вдоль темного коридора по направлению к винтовой лестнице. Взбежав на второй этаж, фигуры заметно расслабились и, уже не особенно скрываясь, пробежали по освещенной лунным светом гостиной. Затем миновали библиотеку и прошмыгнули в одну из спален.
*****
Неяркий свет старинного ночника, отлитого из бронзы в виде маяка на холме, осветил роскошную комнату и запыхавшегося Пьеро, стоящего у окна и стеснительно переминающегося с ноги на ногу. Грустный мим растерянно глядел в лицо Арлекину.
- Все-таки это очень странно… Мне казалось, ты захочешь выбрать Мальвину.
- Ха! Мальвину? – Арлекин раздраженно повел широкими плечами, отчего пестрый лоскутный костюм на нем опасно натянулся, грозя лопнуть по швам. – Она куда-то спряталась. И потом она слишком вредная и самовлюбленная. Я вообще не понимаю, что эта девчонка о себе воображает. Подумаешь – голубые волосы!
Арлекин оперся рукой об оконную раму и с изяществом, которое было сложно ожидать от его мускулистой фигуры, примостился на подоконнике.
- Она думает, - вкрадчиво продолжил он, - что если однажды смогла правильно посчитать яблоки, то теперь может задирать нос. Представляешь, что случится, если завтра она выучит слово «дезоксирибонуклеиновая»? А послезавтра, чего доброго, окончит университет и защитит диплом на кафедре клеточной биологии и гистологии? Ведь голубые волосы от этого никуда не денутся, да? - Арлекин задорно подмигнул, глядя на недоумевающего Пьеро.
- А жаль! Вот было бы здорово, если от излишнего знания у нее повыпадали волосы! - довольный своей шуткой Арлекин издевательски хмыкнул. Пьеро в ответ страдальчески закатил глаза.
- Понимаешь, друг! – доверительно продолжил Арлекин, наклоняясь и заглядывая в лицо грустному миму. - Самое плохое в Мальвине не то, что она считает себя очень умной. Это полбеды. Ужас заключается в том, что она искренне воображает, будто все должны валяться у нее в ногах. Поэтому я решил: выберу-ка я лучше Пьеро! Ведь в тебе, мой сладкий Пьеро, так много покорности, возвышенности и беззащитности. А чтобы там не воображала Мальвина - это именно то, что нужно мужчинам.
За окном, в черном бархате итальянской ночи, стремительно пронеслась падающая звезда. Порыв ветра покачал кроны деревьев, и в лунном свете они отбросили на стены старинной виллы замысловатые волшебные тени. В небе с оглушительным ревом пролетел самолет.
Как будто очнувшись, Арлекин легко соскочил с подоконника и, наклонившись к Пьеро, решительным движением спустил с того штанишки.
- Ой! – пискнул Пьеро и зябко повел голой попкой.
- Что еще за «ой!»?! Надо говорить «ах!».
- Да уж, какое тут «ах!», - ворчливо отозвался мим, путаясь ногами в широких штанинах и пугаясь собственной смелости. Он даже зажмурился от предвкушения неминуемых раскатов грома и молнии - Арлекин, конечно, не Карабас-Барабас (брррр, даже подумать страшно), но тоже любит покричать. Да что там покричать! Этот и подраться может!
Впрочем, Арлекин драться не стал. Скривив озорные губы, он философски изрек:
- Куда катится мир?! Если даже Пьеро – слабый и робкий Пьеро – вместо того, чтобы подчиняться и умолять о внимании, имеет смелость дерзить и делать замечания.
Арлекин в задумчивости потер подбородок, делая вид, что размышляет о жизни. На самом деле ни о чем таком он не думал, а его насмешливые глаза исподволь следили за каждым движением мима. Пьеро заметил это и театрально вздохнул, изображая раскаяние. Тогда Арлекин улыбнулся и, положив большую теплую ладонь на слегка вздрагивающую поясницу Пьеро, привлек его к себе.
- Будешь меня слушаться? – прошептал он в розовое ушко.
- Да, мой господин! Я покорно вынесу все, что вы пожелаете…
Одной рукой Арлекин сцепил тонкие запястья Пьеро за спиной и крепко прижал – пальцы у него были стальные, сильные. Другой он обхватил узкие плечи и, поцеловав шею, слегка прихватил зубами кожу. В ответ Пьеро тихо застонал и закрыл глаза. Арлекин еще крепче обнял его, пробежал губами по сомкнутым векам, и испытывающе заглянул в лицо своей жертвы, не позволяя ей шевелиться. Пьеро слегка задрожал и, извиваясь, дернулся – от неловкого движения его белый конусный колпачок отлетел в сторону. Вместе с ним с головы упал черный парик, выпуская на свободу копну длинных светлых волос.
- Ну, вот… – разочарованно протянул Арлекин, отпуская свою жертву.
Женщина-Пьеро пожала плечами, виновато и одновременно кокетливо развела руками и снова прижалась к мужчине-Арлекину.
Ночник в виде маяка ярко осветил влюбленную пару и тут же услужливо отвел луч света. Прогоревшие дрова в камине смущенно зашептались, опадая под собственной тяжестью. Стрелки часов бесстыдно раскорячились, показывая без двенадцати минут два…
*****
- Ну и сволочь этот твой Арлекин! – лежащая на кровати обнаженная женщина, пнула ногой вальяжно расположившегося рядом мужчину.
На полу валялись скинутые впопыхах костюмы, а рядом бесформенной грудой красовались сброшенные с кровати подушки. Супружеское ложе напоминало место побоища.
- Просто я старался правильно играть роль, – мужчина демонстративно потер ушибленное место. - А вот тебе не всегда удавался образ Пьеро. Нет, правда! Почему он у тебя взялся возражать и спорить? Мы ведь договорились о характере каждого персонажа, так? И ты обещала играть по-честному, кого бы я ни выбрал! - он с легким осуждением посмотрел на женщину.
Подвергшаяся критике исполнительница роли Пьеро смутилась и тут же перевела разговор в другое русло:
- Как ты думаешь, а зачем хозяйка решила ночевать в комнате напротив гардеробной?
- Как зачем?! Воров сторожила, зачем же еще? – хмыкнул бывший Арлекин.
- Думаешь, она обнаружила пропажу ключика?
- Не знаю… - он сладко потянулся. - Но думаю, что костюмы надо вернуть на место как можно быстрее.
Легко соскочив с кровати, мужчина натянул джинсы на голое тело. Затем сгреб в охапку карнавальные костюмы и, прошествовав через комнату, распахнул дверь.
За порогом, нахмурившись и чопорно поджав губы, стояла сеньора Аньелли.
Возникла вполне театральная пауза…
Еще
не отойдя от первого шока, женщина прытко нырнула под одеяло, укрывшись с головой. Мужчина тяжело вздохнул.
- Бонджорно, - обреченно сказал он и переступил порог. Из-под толстого слоя одеяла до женщины стал доноситься малопонятный англо-итальяно-русский разговор. Женщине стало стыдно: идея игры принадлежала ей, а вот расхлебывать заварившуюся кашу приходилось ему.
«И так всегда, - подумала она, - в этом он весь».
Может довести до слез, язвительно комментируя ее особенности вождения автомобиля. Но когда на следующий день она протаранит сразу три машины, любимый муж примчится и будет яростным коршуном защищать и оправдывать свою жену перед всем миром. А как он хорош, когда в деловом английском костюме располагается на обочине дороги и, с головы до ног покрывшись пылью, меняет колесо на запаску. А все потому, что она запуталась в дорожных указателях и, выехав на грунтовку, пробила колесо. И совсем неважно, что он при этом говорит!
Да, он такой – ее любимый Арлекин. Может презрительно наморщить нос и высмеять, когда она не устоит перед соблазном и поест на обед любимый луковый салат. Сейчас, спустя три года супружеской жизни, она знает - обижаться не стоит. Он совсем не такой брезгливый, как кажется окружающим. Когда однажды тяжелейшее желудочное отравление скрутило ее, он деловито подставлял тазик, вытирал ей пот и, не моргнув глазом, менял испачканные простыни.
Ей неожиданно захотелось признаться, что когда негромким голосом, точно подбирая слова, он отчитывает подчиненных по телефону, она его немного боится. Да, это правда. Но правда и то, что длится это совсем недолго, а затем он надевает фартук и начинает печь блинчики. «Только никому не проговорись!» - с наигранной строгостью говорит ей муж, подбрасывая очередной блин на сковороде. В ответ она мотает головой – никогда, ни за что. Даже под пыткой. Ведь аромат испеченных им блинчиков давно стал для нее самым эротичным запахом на земле.
И раз уж у них случится такой откровенный разговор, она наберется смелости и запретит ему приходить к ней на работу. Категорически! Раз и навсегда – потому что это невозможно. Ведь, когда стоя лицом к окну, он ждет окончания очередного опыта, она со всей очевидностью понимает – не видать ей Нобелевской премии! Никогда. И вообще никакой научной премии не видать! И даже обычную диссертацию не защитить, потому что одного взгляда на его широкую спину достаточно, чтобы все гипоталамусы и нековалентные комплексы мигом вылетели из головы. В такие мгновения ей хочется прижаться к нему и сказать, что ради мальчика с его озорными глазами и девочки с очаровательной улыбкой она согласна - да, согласна! - на несколько лет забыть о слове «дезоксирибонуклеиновая»…
Ухнула тяжелая дверь, и, спустя пару мгновений, мужские руки решительно стянули с нее одеяло. Все еще поглощенная своими мыслями, она нелепо похлопала ресницами и взглянула в насмешливые глаза своего Арлекина.
- В общем, так… - сказал он. - Сеньора Аньелли оставила нам ключ и позволила пользоваться карнавальными костюмами из гардеробной.
Уф! Какое облегчение. Она уже готова была кинуться ему на шею и начать долгий разговор о любви. Но…
Золотой ключик мелькнул между его пальцами, отбрасывая озорной блик, и вместо этого она подперла рукой щеку и капризно произнесла:
- Нуууу… Это же совсем неинтересно! Теперь не будет риска и приключений, – казалось, незримый красный лоскуток взмыл над кроватью и закружился в воздухе.
- Тебе мало приключений?! Ну, извини! А мне вот вполне хватило. Но, поскольку игры в переодевания пришлись мне по вкусу, - он снова вошел в образ Арлекина и подмигнул, - завтра же примерим на тебя костюмчик Артемона.
В это мгновение невидимый человеческому глазу синий лоскуток взлетел в воздух и присоединился к красному, паря под балдахином.
- Кого?! Артемона?! Ты что - зоофил?!!!
- Вовсе нет. Просто мне понравились его черные обтягивающие панталончики.
- Вот сам их и надевай!
- Чего вдруг?! По-моему, это тебя вчера обуревало желание кусаться и рычать.
…Зеленый! Желтый! Сиреневый!..
- Между прочим, у итальянцев есть пудель Медоро и нет никакого Артемона. Впрочем, Мальвины с Карабасом-Барабасом у них тоже нет.
- Серьезно?! Ну, это их итальянские проблемы. Как по мне - панталончики Медоро вполне сойдут за панталончики Артемона.
- В смысле?!
- В том смысле, дорогая, что я твердо решил о тебе позаботиться: переодену Артемоном и дам возможность воплотить в жизнь глубинные эротические фантазии.
…Фиолетовый! Бирюзовый!..
Пестрые словесные лоскутки парили в воздухе, постепенно соединяясь, связываясь, сплетаясь в волшебную ткань костюма Арлекина. Игра продолжалась – в словах, улыбках и взглядах.
- Если хочешь, Артемона я могу изобразить прямо сейчас! – женщина игриво зарычала и, опрокинув мужчину на спину, устроилась сверху.
- Ах! – сквозь зубы выдохнул он.
Старинная кровать всхлипнула массивными пружинами и ритмично заскрипела. Гирлянды на рождественской елке подмигнули под меняющимся светом литого маяка, который пробежался по стене и затем высветил лежащий на тумбочке золотой ключик от старой гардеробной.
Мир готовился справлять Рождество.
Самолеты летели в порты назначения. Звезды падали с неба.
Мужчина и женщина играли во взрослые игры.
Турецкие игрушки
Загадочная история с трупами, мафией и блондинкой – далеко не дурочкой.
Лиза прижала руку к груди и испуганно икнула. Закрыв на минутку глаза, она осторожно открыла их и посмотрела перед собой, тайно надеясь, что ничего не увидит, кроме привычного багажа. Не может быть, что это правда! Просто не может быть!!! Это игра воображения, мираж, те самые чертики, что кажутся с перепою алкоголикам. Но, увы, ничего не получилось. Перед глазами стояла все та же абсурдная картина.
Мужчина лежал в позе эмбриона, упираясь подбородком в колени. Подоткнутые со всех сторон тряпки были пропитаны темной жидкостью, совсем не похожей на яркие кровавые потоки, которые любят показывать в американских триллерах, хотя в целом вся картина и напоминала кадр голливудского боевика. Эффектный крупный план: открытая гигантская клетчатая сумка, веером раскрытый полиэтилен, поблескивая в лучах ярких таможенных прожекторов, напоминает подарочную упаковку, а внутри нее этаким рождественским гусем, приготовленным к жарке, компактно лежит мужское тело. Только вместо яблок обложен скомканными тряпками, пропитавшимися черной запекшейся кровью. Нарочно не придумаешь!
- Грамотно упаковали, - прошептал кто-то сзади.
- Ну, и чей же это груз, господа? – таможенник обвел тяжелым взглядом столпившихся вокруг пассажиров туристского автобуса.
Безумный Лизин взгляд сфокусировался на клетчатом боку сумки, и идиотская мысль первой проявилась в ватной от страха голове: «Знала ведь, что с такими сумками в Италию соваться нельзя! И зачем взяла с собой?» Сумками началась эта история и, похоже, ими же и закончится. Теперь уже надолго. Черт их побери!
- 1-
Лиза выволокла из стенного шкафа привычные орудия труда и погрустнела. С этими сумками в приличную страну могут и не пустить. Огромные клетчатые сумки нагло раздували потертые бока, говоря сами за себя. Нет, не говоря, а крича во всю глотку: мешочница, челнок! В Турции их по этим сумкам узнавали за версту и ухмылялись, зазывая в дешевые лавочки. Вначале у Лизы и в таких глаза на лоб лезли от пестроты и изобилия и хотелось купить все подряд, но постепенно приходили навыки, глаз стал наметанным, и она безошибочно выхватывала из массы вещей именно ту, что стоила недорого, но у нас пойдет за вполне приличную цену. За четыре года Лиза стала крупным специалистом и могла дать очко вперед любому товароведу. Но теперь-то, Боже ж ты мой, с чем ехать? Лиза нервно пнула ногой клетчатый бок и тяжело вздохнула. Нужно снова звонить Ольге Александровне и просить очередной совет. Та, должно быть, и не рада уже, что по доброте душевной пригласила съездить вдвоем в Италию. Нет, не стоит надоедать драгоценной Ольге Александровне, и так по гроб жизни не забыть ее доброту. Эта поездка станет первым шагом к светлой перспективе сменить статус. Все-таки в Европу ездить – это тебе не в Турцию! А один раз повезет, значит должно везти во всем.
- Прорвемся! – не очень уверенно пробормотала Лиза, захлопывая дверцы шкафа, чтобы пропустить соседку, несущую на вытянутой руке кипящий чайник, и цедя ей вслед сквозь зубы: «Добрый день». И вдруг Лизу осенило: - Елизавета Петровна, у вас нет лишнего чемодана?
- Все барахло в сумки не влезает? – насмешливо изогнула бровь соседка и Лиза тут же пожалела, что спросила.
Елизавета Петровна не любила Лизу. Да и Лиза старалась побыстрее пройти мимо. Уж очень они были разными, и дело не только в том, что Лиза на тридцать лет моложе. Вон внучка, что приходит навестить старушку Ермакову, - та, например, Елизавете Петровне очень нравится. Еще бы, студентка, комсомолка, красавица! А закончит свой исторический факультет – и пойдет преподавать в школу за тридцать баксов в месяц. За что боролись, спрашивается?! Лиза на Светочку смотрела снисходительно. Сама она постепенно становилась на ноги и если бы не откладывала каждый доллар на покупку квартиры, жила бы как королева. Ну, не королева, но все же... Но Елизавета Петровна Лизу осуждала: уж больно пробивная, да разбитная, да некультурная. Любимый писатель – Чейз, любимый композитор – Газманов. Хорошо, хоть шлюхой перестала считать, поняла, что Лизавета в этом отношении не хуже нее самой: до двадцати семи лет дожила, а все верит в принцев в золотой карете. Елизавета Петровна сама первый раз вышла замуж в тридцать два года, и теперь уж, поди, двадцать лет живет одна. Ну, про Лизу-то она многого не знает, да и сама про себя не любит на кухне трепаться. Так они и жили много лет в одной коммунальной квартире. Открыто не ругались, - для этого Лиза слишком простодушна и незлобива, а Елизавета Петровна слишком хорошо воспитана, - а просто тихо презирали друг друга. Каждая про себя снисходительно считала другую дурочкой и неудачницей. И ведь что смешно: были они полными тезками, обеих звали Елизаветой Петровной Ивановой, только Лизу с рождения, а Елизавету Петровну – по мужу.
Лиза все же сообразила, что в данных обстоятельствах обижаться на соседкин язычок не следует, и сокрушенно вздохнула:
- Да вот, хочу поехать в турпоездку в Италию, да не с этими же кошелками позориться. Нормального чемодана нет.
Елизавета Петровна удивленно посмотрела на Лизу.
- В Италию? – Лиза так и услышала то, о чем умолчала соседка: «Что тебе там делать?» Но, восхитившись возникшей хоть у кого-то перспективой побывать не в ближайшем надоевшем Новгороде, а в Венеции и Риме, тут же воодушевилась, словно это ей предложили съездить на недельку в Италию, - У меня есть чемодан для Италии! Как раз то, что нужно. Пошли, покажу, - позабыв про чайник, Елизавета Петровна ринулась в свою комнату, Лиза за ней.
Комната ее была типичной комнатой интеллигентной одинокой женщины. Богатство ее составляли книги на стеллажах во всю стену, да те немудреные вещички, что они покупали когда-то после свадьбы с ныне покойным мужем: немецкий торшер с полированным столиком и кружевным кремовым абажуром, вазочки чешского стекла, эстонские тканые коврики и эстампы с видами Ленинграда над тахтой, покрытой вытертым косовским бело-красно-зеленым ковром. Все чистенько и аккуратно. Лизе этот стиль казался унылым и убогим. То ли дело ее девичья комнатка с уютными креслами, покрытыми стегаными покрывалами в розовый цветочек, и розовым китайским ковром на весь пол. На стенке хрустальные бра (не зря тащила – надрывалась из Турции), а между ними чудненькие картинки на шелке в ажурных бронзовых рамках. Не какие-то там грошовые эстампы, а настоящие старинные картины, что висят в Эрмитаже и Лувре: пейзажи с деревьями и мельницами, дамы в кринолинах и кавалеры в пудреных париках. Красота! И книги, между прочим, тоже есть, целая полка заставлена романами Чейза в твердых переплетах. Дешевых карманных изданий в мягкой обложке Лиза не признает.
Елизавета Петровна с натугой сняла с шифоньера большой кожаный чемодан, суетливо обтерла пыль и гордо взглянула на Лизу: «Хорош?» Не то слово! Чемодан выглядел роскошно: кожа на углах элегантно лоснилась, гармошку по бокам стягивали ремни с массивными пряжками, а впереди у замка, там, где обычно бывает металлическая бляшка, выпукло проступали бронзовые латинские буквы монограммы L I L
- Это моего мужа чемодан, он купил его в Москве в «Ядране» в 78 году. Видишь, никто и не догадается, что не твой, - ласково обвела пальцем буквы Елизавета Петровна, - Мой Леонид Михайлович говорил, что когда один куда-нибудь едет, я словно бы еду с ним: Л И Л - Леня Иванов с Лизой.
Лиза в изумлении вытаращила глаза. Господи, неужели и Елизавета Петровна была для кого-то Лизой?! Устыдившись вдруг своего презрительного удивления, она горячо поблагодарила за чемодан и поклялась беречь его как зеницу ока.
- Но Лизочка, - стыдливо улыбнулась соседка, - Я попрошу тебя за это привезти мне хоть одну открытку из Рима, ладно? Или нет! Пошли мне ее. И напиши: «Елизавете Петровне привет из Рима». Представляешь? Сижу дома, вдруг приходит мне из Италии открытка с приветом, словно у меня там есть кто-нибудь знакомый. Пришлешь?
- Конечно, пришлю! – загорелась идеей Лиза, - И подпишу – «Адриано»! Нет-нет! Лучше так: «Целую. Ваш Адриано»!
- А почему Адриано? – наивно спросила Елизавета Петровна.
- Да вы что! Это же Челентано. Ждите!
Довольная Лиза потащила чемодан к себе в комнату, прикидывая план действий. Пока оформляют визы и путевки, можно успеть слетать последний раз в Турцию, - подумала она, - за неделю как раз обернусь. Лишняя денежка в Риме не помешает. Но чемоданчик надо поберечь. Эта роскошь только для Италии.
Поездка в Стамбул удалась. Лиза ловко сговорилась с двумя провинциалками то ли из Воронежа, то ли из Липецка (это Лизе в голову брать нет нужды) и они купили на всех большую партию кожаных курток с хорошей скидкой. Чтобы заполнить остальные сумки, Лиза набрала белья и пестрых шарфиков, так любимых русскими женщинами. Для последнего раза достаточно. Лиза усмехнулась, предвкушая перемены в своей судьбе. Она всем уже рассказала, что ее пригласили в маркетинговую поездку по Италии, стараясь, чтобы услышанное от Ольги Александровны словечко «маркетинговая» звучало небрежно, словно употребляется не впервой. Бабы таращили на нее глаза, Лиза самодовольно улыбалась. Здорово!
В приподнятом настроении Лиза позволила себе расслабиться и в первый раз немного развлечься. В дешевый клуб, где показывают танец живота, она не пошла, надоело уже. Пришло время воплотить давнишнюю мечту, на которую раньше все не было времени, да и денег жалко было: покататься на пароходике по Босфору. Любимой Лизиной книжкой в детстве была «Птичка певчая». Раз в полгода она перечитывала роман, смахивая слезу в самых трогательных местах. Так вот, там юная героиня жила в доме богатой тетки на побережье, и Лиза верила, что сохранился этот дом. Тот самый, в котором происходили встречи Фериде с влюбленным в нее кузеном Кямраном, тот, в котором они в самом конце обретают любовь и счастье. И вот теперь, наконец, в свой последний приезд в Турцию (а Лиза свято верила, что последний), она села на теплоход, чтобы прокатиться в Текирдаг.
Чтобы получить от поездки максимум удовольствия, Лиза надела вместо джинсов и майки белое полотняное платье и широкополую соломенную шляпу, бросавшую на лицо кружевную тень. Поверх узенькой ленточки на тулье она повязала алый шифоновый шарф, эффектно свисавший сзади словно шлейф. С красными босоножками и таким же пояском это получилось сногсшибательно! Лиза гордо прошествовала по трапу мимо шумной оравы детей, подгоняемых сухопарой преждевременно увядшей мамашей в неизменно черном платье, тогда как папаша, лоснящийся усатый турок с животом, выпирающим поверх пояса брюк, восхищенно зыркнул на нее масленым карим глазом. Поднявшись на верхнюю палубу, Лиза неторопливо выбрала место у правого борта и уселась с довольным видом. Жалко только, что никто из своих не видит, как она хороша в белом платье, как сидит со спокойной небрежностью, наблюдая за суетой отплытия. Настоящая леди и бывалая путешественница! Теплоход осторожно пробирался сквозь столпотворение судов, выходя из порта, и наконец заскользил к Мраморному морю, радостно рассекая неправдоподобно синюю воду Босфора.
Утреннее солнце сверкало, отражаясь бликами в маленьких волнах, ветерок развевал алые концы шарфа, Лиза блаженно улыбалась, уносясь в мечтах к такой же прогулке по лагуне в Венеции. А может, там она будет не одна... Лиза вздохнула и поморгала, выходя из расслабленного состояния юной идиотки, начитавшейся любовных романов. Их-то она как раз и не любила, потому что слишком хорошо знала реальную жизнь и понимала, что все это вранье. А быть обманутой унизительно. Сколько дурочек рядом с ней мечтали познакомиться за границей с таинственным незнакомцем, который безумно влюбится в них, бросив к ногам свое богатство. Лиза отлично знала, что такого не может быть никогда. Как же, обратит внимание кто-нибудь стоящий на провинциальную дуреху в обносках из «сэконд хенда», взмокшую под связкой набитых клетчатых сумок. Держи карман шире! Лиза занимается этим бизнесом пять лет, но никогда не слышала, что кому-то повезло. Зато рассказы о глупышках, попавших в публичные дома в той же занюханной Турции, не вызывают никаких сомнений. Лиза поджала губы и тряхнула головой, гордясь своим реалистическим взглядом на действительность. Тут же ее соломенная шляпа слетела с головы и закувыркалась по палубе, подгоняемая ветерком. Лиза громко ойкнула и схватилась за голову. Пассажиры загалдели, с интересом обсуждая происшествие. Несколько мужчин вскочили, чтобы броситься вдогонку беглой шляпке, но та уже была поймана улыбающимся молодым человеком, который показался Лизе смутно знакомым.
- Ваша шляпа, мисс. Пожалуйста, - сказал он на хорошем английском, и Лиза легко поняла фразу, так похожую на школьные тексты. Она протянула руку, но он не отпускал шляпу, вглядываясь в ее лицо, и вдруг радостно перешел на русский: - Привет! Вот так встреча! Не узнаешь?
Господи, и тут от своих не отвязаться! – мелькнуло у Лизы в голове, но внезапно она вспомнила эту улыбку. Она была обаятельной из-за ямочек на щеках, и тогда в одной из них тонула симпатичная родинка величиной с пшенное зернышко. Ну конечно, с этим парнем она познакомилась года полтора назад, это он показал склад, где продавались удивительно дешевые хрустальные люстры. Он же подсказал адрес магазина в Питере, где за них давали хорошие деньги. С тех пор Лиза прилично зарабатывала на них. Если бы люстры не были такими тяжелыми из-за массивных бронзовых деталей, она бы только их и возила, озолотилась бы.
- Привет! – доброжелательно улыбнулась Лиза, вспоминая, что парня зовут, кажется, Стасик, - Тоже решил отдохнуть?
- Какое там! Я отдыхать буду на том свете, раньше не получится, – махнул парень рукой и тяжело вздохнул, - Выхожу на первой же остановке. Отсюда, с пристани, ближе до склада сантехники, чем по шоссе. Ну, как бизнес с люстрами, не забросила?
- Что ты! Кто ж отказывается от денег? Я так и не поблагодарила тебя как следует! Это ведь с твоей подачи я зарабатываю по двести баксов за каждую люстру.
- Пустяки! Я уже взял себе три штуки, а ты?
- Нет пока. Не знаю, стоит ли тащить такую тяжесть в последний раз.
- А что, закрываешь бизнес? – насмешливо улыбнулся парень и внимательно глянул на нее.
- Я теперь буду ездить в Италию, - горделиво сообщила Лиза и посмотрела, какое это произвело впечатление. Ей показалось, что Стасик выглядит озабоченным. Должно быть, завидует, решила она, или разочарован, что сам не может вместо Турции гонять в Париж или Милан. – Так что, может быть, и не увидимся больше!
- Слушай! – парень запнулся, оценивающе оглядел Лизу и продолжил просительно, - Я сейчас еду закупать сантехнику, знаешь ведь, какая это тяжесть. Пожалуй, я переборщил с весом, а тут еще эти чертовы люстры, не смог удержаться. Возьмешь одну мою по складской цене? Я лишнего не запрошу.
- Жадность фраера сгубила? - хихикнула Лиза, - Ну ладно, так и быть, выручу. Вечером занеси, я завтра улетаю.
- Спасибо! Хорошая ты баба, жалко тебя итальянцам отдавать! – он легонько хлопнул ее по спине и стал пробираться к трапу.
Теплоходик уже причаливал к пригородной пристани, пассажиры столпились у правого борта. Лиза не смогла отыскать Стасика в толпе у трапа, но все же взмахнула прощально рукой. А все-таки приятный парень, жаль, что молодой. Должно быть, лет двадцать пять – двадцать шесть? Но родинка просто прелесть! И зачем мужчине такая? Лиза вспомнила песню из старого-старого фильма, которую любил петь маме подвыпивший отец, и всю дорогу мурлыкала себе под нос: «На щечке родинка, а в глазах любовь!»
- 2 -
В Текирдаге Лиза прогулялась по набережной и спустилась на песчаный пляж. Желающих загорать под палящим полуденным солнцем, было мало. У кромки воды пронзительно верещала стайка турецких детишек, отнимающих друг у друга мяч. Мамаши, а может – няньки, сидели в сторонке в тенечке и увлеченно лопотали о своих бабских делах. Лизе захотелось узнать, о чем они сплетничают. Интересно, сильно ли отличаются разговоры турецких теток от болтовни русских баб. Небось, все о том же: дети, тряпки, дом да мужики. У одной пьет, у другой гуляет. О, господи, нигде от этого не скрыться, - поджала губы Лиза.
Все детство ее прошло в вечных пьяных скандалах. «Опять фордыбачит, ирод!» – устало жаловалась вечерами на кухне мать, спеша разогреть для Лизы остатки позавчерашних щей, пока пьяный муж не сожрал все сам. Старушка Ермакова сочувственно цокала языком и предлагала уложить девочку у себя в комнате, от греха подальше. Когда это «сокровище» отфордыбачилось навеки, все в коммуналке повеселели, но ненадолго: остался еще его собутыльник Колян, которому в ту пору было к тридцати годам, и несчастным соседям долго еще предстояло терпеть эту пьянь под боком. Тихая, как серая мышка, бессловесная и терпеливая мать вскоре последовала за отцом, словно не смогла освоиться во внезапно наступивших покое и тишине, без пьяных встрясок и зуботычин. Лиза тогда поклялась, что устроит себе совсем другую жизнь и лучше навек останется без мужа, чем позарится на такое же сокровище, как ее папенька.
Бредя по пляжу, Лиза подумала еще немножко о разных мужчинах, встречавшихся ей в жизни, радуясь, что не имеет привычки хватать первое попавшееся. «Все-таки я далеко не дурочка!» - горделиво констатировала она. Тут же почему-то вспомнился ей и этот парень, Стасик, который так бескорыстно навел ее на выгодный бизнес с люстрами. Это-то и было удивительно! Лиза не привыкла к благотворительности, да она ее и не видела ни разу в жизни. А тут совершенно незнакомый парень, с которым познакомилась в самолете и перебросилась парой слов, вдруг дает совет, за который не жалко и заплатить.
Ну, если честно, слов была не пара. Почти четыре часа зубоскалила Лиза с веселым попутчиком и, приземлившись в Стамбуле, они, не сговариваясь, заселились в одном и том же дешевеньком отеле. Дальше разбежались в разные стороны, поскольку имели несовпадающие коммерческие интересы. Вечером уставшая Лиза приволокла в номер плотно набитые барахлом сумки и завалилась спать, не имея привычки таскаться ночами по дешевым увеселительным заведениям. А вот наутро они случайно встретились в холле и вместе позавтракали с детства любимыми Лизой чебуреками, которые здесь были так вкусны – пальчики оближешь! Вот тут-то Стасик и предложил поехать с ним на склад, обещая крупные барыши. Сначала Лиза сомневалась, стоит ли овчинка выделки. Сама ведь видела в магазине напротив, у них на Среднем проспекте, похожие люстры и не так уж дорого. Но Стасик только посмеялся над ее сомнениями. Он сам сдавал люстры в определенный магазин, где платили несравнимо больше. «Понимаешь, - объяснял он, посмеиваясь, - есть такие придурки, которые в обычных магазинах ничего не покупают. Это не престижно. Они и за туалетную бумагу готовы переплачивать вдесятеро, и за булку платят по четвертному, только бы приятели не подумали, что денег не хватает. Вот в такой элитный магазин и надо сдавать товар. Я тебе покажу, первый раз вместе пойдем». Вот так Лиза и начала два раза в месяц привозить для магазина «Золотой Луч» эти люстры. Стасик не обманул, чистыми выходило по двести баксов за каждую. Шутка ли, за год только на них заработала пять тысяч, не надрываясь, еще годика два, и можно купить квартирку сразу с обстановкой. Лиза мечтательно вздохнула. Вот бы мама была жива!
Между тем пляж плавно перешел в широкий песчаный берег, к которому спускались сады богатых особняков, огороженных высокими заборами. Лиза принялась глазеть на дома, выглядывающие из цветущей зелени. Вот они, те самые дачи из романа. Вот и сбылась ее детская мечта побывать тут. Лиза надвинула шляпку на лоб, прикрывая лицо от полуденного солнца, и скинула босоножки. Горячий песок приятно шуршал, взлетая фонтанчиками, когда она поддевала его босыми ногами. Помахивая босоножками, Лиза побежала вприпрыжку вдоль берега к мысу, огибавшему бухту с южной стороны. На оконечности его белел старый маяк, придавая окрестностям романтический вид иллюстрации к пиратскому роману. Рядом шуршали волны, мерно накатывая на песок. Лиза подумала, что мысль приехать сюда была блестящей. Давно она не испытывала такого умиротворения, наслаждаясь каждой минутой на этом берегу, поэтому шум шагов заставил ее поморщиться. «Черт побери! Несет кого-то нелегкая! Не буду оглядываться, пусть поскорее пройдут.» Ей показалось, что их было несколько. Девушка, совсем не боявшаяся приставаний турецких мужчин, которых умела ловко осаживать, вдруг испугалась. Преследователи шумно дышали, переходя на бег, и Лиза инстинктивно оглянулась. Трое крепких парней в черных джинсах и майках, открывавших накачанные мышцы на плечах, угрожающе приближались, рассредоточившись так, чтобы окружить со всех сторон. Молча схватив ее за руки, они поволокли онемевшую от страха девушку назад, к калитке в глухом заборе. Лиза попыталась вырваться, но это было похоже на трепыхание воробья в лапах кошки. Их пальцы держали ее с цепкостью стальных наручников. Протащив Лизу по саду к маленькой двери, почти не видной в густой вьющейся зелени, они встряхнули ее для острастки, словно тряпичную куклу, но это привело к обратному результату.
- Отпустите меня! – завопила она, обретя, наконец, голос, - Я туристка, российская гражданка. Я заявлю в полицию! – и рассвирепела, услыхав язвительный смешок. Припоминая все слова, слышанные от папаши и Коляна, когда у них кончалась водка, а на вторую бутылку не хватало денег, Лиза излила на их головы свою ярость. Когда слова закончились, Лиза вспомнила вдруг кинокартину «Бег», действие которой происходит в Стамбуле, и органично перешла на лексикон белоэмигрантки: - У, проклятая страна! У, чертовы басурманы!
Толчок в спину заставил ее проглотить последние слова. Стоя в маленькой комнатке, куда втолкнули ее бессловесные похитители, Лиза, наконец, по-настоящему испугалась. Господи, куда это она попала? Ее ведь украли! Теперь наверняка продадут в гарем какому-нибудь турку извращенцу. Наслушалась она таких историй. Басурманы эти любят светловолосых русских девок, у них аж слюни текут при взгляде на таких, как Лиза. Ее мелко затрясло, но злость оказалась сильнее. Вместе со злостью вернулась Лизина удивительная находчивость, которая всегда выручала в экстремальных ситуациях. Она осторожно, не меняя испуганного выражения, огляделась по сторонам. Комната как комната, похожа на офис. Стеллаж с папками для документации, стол, на экране монитора мерцает звездная заставка. На столике рядом стоит запотевший графин с водой, в которой плавают кружочки лимона. Лиза облизнула пересохшие губы. Черта с два дождешься от них глоток. Она стала судорожно припоминать, как по-турецки попросить напиться.
Тут в комнату стремительно вошла хорошо одетая пожилая дама, окинула Лизу цепким взглядом и внезапно ласково улыбнулась.
- И где же вы нашли эту розу? – на чистейшем русском языке пропела она голосом, в котором отчетливо слышались стальные ноты, - И так нарушить законы гостеприимства! Не предложили сесть, не угостили лимонадом! Пошли вон с глаз моих! – Похитители поспешно ретировались, а она улыбнулась еще очаровательней, - Вы позволите, я на минутку.
Каблучки решительно застучали к двери. Лиза с облегчением вздохнула, наливая ледяную воду в высокий хрустальный стакан. Из-за неплотно прикрытой двери послышался четкий холодный голос хозяйки: «Идиоты! Как вы могли перепутать! Ищите дальше. Еще одна такая ошибка – и пожалеете! Я тут сама разберусь». Дама вновь появилась в дверях, все так же сияя улыбкой.
- Вы нас извините, дорогая? Произошла страшная ошибка. Вас приняли за другую. Моя горничная была уличена в воровстве. Девица почуяла неладное и, опасаясь расплаты, ударилась в бега, прихватив все, что попалось под руку. Вот, теперь ищем, чтобы отправить с позором домой. Дурочка убежала без денег и документов, о чем только думала? Пешком домой добираться? Знаете, милочка, ведь так и до беды недалеко, это Турция все-таки, не Сибирь, - проговорив все это, дама посмотрела на Лизу безмятежным взглядом и поинтересовалась, - А вы, дорогая, что делаете в нашей глуши?
- А я здесь в гостях, - непринужденно принялась врать Лиза, - Я имею в виду – в Турции. Моя тетя живет в Стамбуле, вот уже пятнадцать лет замужем за турком. Представляете, он военный, бригадный генерал, выпускник Московской артиллерийской академии. – Интересно, а есть ли такая в Москве? Кто ее знает! Да впрочем, смелость города берет, поэтому Лиза бойко продолжила, - Отлично говорит по-русски, и вообще – он душка! Я люблю к ним приезжать. В Текирдаге у них дача по ту сторону причала. Сегодня мы возвращаемся обратно в Стамбул, и я перед отъездом решила сходить к маяку, мне давно хотелось увидеть его вблизи.
Выложив все это с ясной улыбкой, Лиза бросила взгляд на даму. Ей ужасно захотелось вытереть вспотевший лоб, но она сдержалась: с чего бы это ей нервничать и потеть? Нельзя показать свой испуг. Дама-то вполне дружелюбная, но вот та троица доверия не внушала. Крутые ребята, век бы с ними больше не встречаться!
- Можно мне еще лимонаду? – доверчиво взмолилась Лиза, прикидываясь дурочкой, - Так пить хочется! И мне уже пора, тетя Соня ждет.
- Да-да, конечно! – милостиво улыбнулась дама и Лиза подумала, что за последний час они обе выдали месячную норму улыбок, - Я распоряжусь, чтобы вас вывели обратно к пляжу. Еще раз прошу простить за недоразумение. Виноваты ваши светлые волосы и белое платье, вот мальчики и обознались. До свидания, рада была познакомиться! – дама подошла к двери и крикнула в глубину дома: - Кирюша, проводи нашу гостью к калитке, а потом присоединяйся к остальным.
Кирюша оказался просто братом-близнецом той троицы: такие же накачанные мускулы, та же униформа из черных джинсов и майки. Так же молча, он провел Лизу по тропинке среди аккуратно подстриженных газонов и цветущих кустарников. Прогремев массивными запорами и распахнув калитку, больше смахивающую на бронированную дверь банковского сейфа, закамуфлированную под хлипкие доски, Кирюша широким жестом пригласил Лизу вернуться на свободу, чем она не преминула тут же воспользоваться. Выскочив на песок пляжа, девушка быстрым шагом направилась к причалу, потеряв всякую охоту бродить по пустынному берегу. Хватит искушать судьбу, второй раз может так не повезти. Хорошо, что угодила к соотечественникам, хоть смогла объясниться, а то что бы делала, попади в такой же переплет среди турок, ни бельмеса не понимавших по-русски?
Лиза шла, думая о том, что мир тесен. Куда ни плюнь – везде земляки. Стоило отъехать от набитого горластыми русскими тетками отеля, тут же повстречала старого знакомого Стасика. Отплыла подальше – и кому попалась в руки? Богатой русской даме и ее охранникам. Ну, блин, нигде покоя нет. Интересно, в Италии тоже русских больше, чем итальянцев? Хотя, естественно, что прислугу сюда проще привезти с собой. Дешевле обойдется. Да и командовать легче. Такие будут держаться за работу, и терпеть любое самодурство. Однако нашлась ведь идиотка, что позарилась на хозяйское добро. А может, она клептоманка? Вряд ли сознательно пошла на рискованную кражу в чужой стране. Нужно быть круглой дурой, если так. Размышляя над этим, Лиза уже успокоилась и снова приобрела уверенный вид, подходя к городскому пляжу возле причала.
Турчанки все еще увлеченно сплетничали в тени деревьев, дети, потеряв интерес к мячу, строили теперь крепость из влажного песка, стараясь соблюсти реализм и приблизить уменьшенную копию к подлиннику, что стоит на берегу Босфора в Стамбуле и так красиво смотрится все в том же фильме «Бег». Ноздри Лизы уловили аппетитный запах чебуреков и, разом забыв о последних событиях и собственных страхах, девушка устремилась к веселенькому полосатому навесу, скрывающему от палящего солнца тележку продавца чебуреков. Впившись с наслаждением в сочный пирожок и посасывая хлынувший из него жирный сок, Лиза удовлетворенно чертыхнулась, подтирая струйку, норовившую капнуть на белое платье. Когда платье было спасено, она заметила вдруг призывные взмахи белой руки из соседних кустов и заинтересованно придвинулась поближе, забыв о том, что именно любопытство сгубило когда-то кошку.
- Ты что, русская? – прошептали кусты, когда рука вновь сгинула в кудрявой зелени.
- Ага, - подтвердила Лиза и поинтересовалась, - И много еще вас тут?
- Нет, я одна, - испуганно пояснили кусты, - А почему ты спрашиваешь? Ты разве не одна?
- Со мной кенгуру и два страуса, - фыркнула Лиза и, сжалившись, пояснила, - Просто тут, куда ни плюнь, везде попадешь на нашего соотечественника, чтоб ему неладно было.
- А куда ты плевала? – взволнованно поинтересовались кусты.
- Бог его знает. На берег и в особняк. Хоть бы один турок попался!
- Так ты видела Серафиму? Господи, она не с тобой? – заволновались кусты, - А охранников в черном нет?
- Охранники ищут какую-то горничную-воровку. Они, по-моему, в другую сторону убежали.
Кусты отчаянно ойкнули и зашевелились. На секунду в просвете среди листьев появилось заплаканное личико под гривой светло-русых волос и тут же скрылось.
- Послушай, - снова раздался отчаянный шепот, - Помоги мне! Это меня ищут, но я не воровка! Мне нужно в Стамбул, в посольство. Помоги, а?
Лиза вспомнила атлетических парней в черном, стальной захват их рук на своих запястьях и холодный голос дамы сквозь очаровательную улыбку доброй тетушки. Выдавать им заплаканного воробушка не хотелось, что бы там она ни натворила. В посольстве разберутся. Лиза быстро сняла свою соломенную шляпу с развевающимся алым шарфом.
- Держи, надевай ее и иди вместо меня на теплоход. Ты ведь в белом платье? Отлично! Поднимешься на верхнюю палубу и быстрее в туалет. Не выходи, пока не отчалим. И держись понахальней, не зажимайся.
- Ага. А ты? – испуганно спросила незнакомка, - Ты как проберешься на теплоход? Или ты остаешься?!
- Я поднимусь в последнюю очередь. Не бойся. Возьми мой билет, - скомандовала Лиза и шмыгнула в те же кусты, - Ну иди же! Господи, да не бойся так, Бог не выдаст – свинья не съест.
- Так то ж свинья! – уныло заметила незнакомка, прихорашиваясь и надвигая шляпку на одну бровь, чтобы прикрыть лицо.
Лиза поняла внезапно, что девушка очень молода и просто красавица. Пока она настороженно оглядывалась и робко пробиралась в сторону пристани, Лиза задержалась у тележки с чебуреками, решив, что заслужила вторую порцию. Турок-чебуречник восхищенно поцокал языком и с широкой улыбкой вместо двух чебуреков протянул ей целых три. Лиза послала ему воздушный поцелуй и не спеша вышла к площади у причалов, где присела у столика под навесом возле ближайшей кофейни. Молоденький официант, подпоясанный зеленым полотенцем, подскочил к ней с крохотной чашечкой кофе и вопросительно показал порционную упаковку сахара. Благосклонно кивнув, Лиза помешала ложечкой, в три глотка выпила кофе и жестом попросила повторить. Вторую чашечку она пила с наслаждением, не торопясь. Все-таки нет ничего лучше турецкого кофе, сваренного в раскаленном песке в медной джезве. Кофейные зерна для него размалываются в тончайшую пудру, и это придает напитку густоту. Самое вкусное в нем – это пенка, шапочкой прикрывающая чашку, а уж аромат не поддается описанию. Можно просто подойти к дверям кофейни, и тут же голова идет кругом. Лиза обожала кофе, пристрастившись к нему здесь, в Турции, и по несколько раз на дню отдавала ему должное.
Выпив кофе и посидев еще, с нарочитой неторопливостью поглядывая на суету у причала, Лиза дожидалась времени отплытия. Расплатившись с официантом, бросавшим на нее пламенные взгляды, и развеселившись оттого, что бойкий парнишка был еще совсем молоденьким, Лиза направилась к кассе покупать билет, стараясь выглядеть естественной, не торопиться и не оглядываться нервно по сторонам. Холодок страха пробегал все-таки по спине, и Лиза вдруг рассердилась на себя и весь белый свет, а больше всех – на этих придурков в черном. «А пошли они все подальше!» – яростно прошептала она и, гордо вскинув голову, походкой королевы направилась к трапу. У нее-то все в порядке: и въездная виза, и паспорт российской гражданки, и обратный билет до Петербурга лежат в сумочке, чего же ей бояться? Напряженный взгляд прожег ей спину, Лиза оглянулась и нахально помахала рукой Кирюше, внимательно следившему за последними пассажирами, торопливо поднимающимися на борт. Парень дернулся всем телом, но за ней не побежал, сообразив видимо, что это та дурочка, которую велено не трогать. Теплоход дал прощальный гудок, и Лиза заспешила к туалетам на верхней палубе.
- 3 -
Дурёху звали Светой, и она была из Луги, почти земляки. Как правильно заподозрила Лиза, девушка была совсем не воровкой, а сбежала из борделя, которым управляла Серафима. История ее жизни была похожа на все остальные истории и попала она в бордель по собственной глупости, поехав в Анталию с первым своим мужчиной. Поверив сказкам о лазурном море, золотых пляжах и вечной любви, она оказалась без денег и документов в чужом месте, где все говорили непонятно и неприветливо отворачивались от бедной наивной зареванной Светланы. Она бросилась на грудь первой женщине, говорящей по-русски, и с радостью предала себя в ее руки, надеясь на решение всех своих проблем. Только оказавшись на вилле в Текирдаге, Светлана поняла, что русские бывают разные.
- Понимаешь, - шептала она Лизе, пугливо оглядываясь, словно боялась, что цепные псы Серафимы бросятся догонять корабль прямо по воде, - мой Вадик был совсем не похож в постели на Ричарда Гира, никаких ласк и поцелуев, навалится и... ну, ты сама понимаешь... Но это я еще не знала, как с другими бывает... У Серафимы особо не пожалуешься и отказов она не признает, но в этот раз я по-настоящему испугалась. Ожидали хозяина, а его постоянная, Оля, вдруг запаниковала и для храбрости нюхнула кокаина, с ним все нипочем. Но Маркиз требует, чтобы девочка была не под кайфом и боялась.
- Маркиз?
- Это девочки так прозвали хозяина. Он иногда приезжает отдохнуть на пару дней, а Ольку потом лечат почти месяц, пока следы все не исчезнут.
-Следы? От чего? – в ужасе проговорила Лиза.
- Да от разного. Маркиз любит разнообразие и себя не ограничивает, лишь бы девка жива осталась. У них это высшим пилотажем считается: довести до полусмерти, но сохранить в живых. После этого Олька уже за неделю начинала в панику впадать, а на этот раз просто на стену лезла от страха, поэтому и отдала все накопленные деньги за кокаин. Серафима в ярости, Маркиз тоже, дал ей времени до вечера навести порядок и ублажить его как полагается. Ну, Серафиме и пришло в голову заменить Ольку мной. Мы не похожи, но волосы такие же блондинистые, а он требует только такие. Говорят, у его жены такие же, вот он и вытворяет здесь все, что хотел бы с ней сделать.
-Ну, ты прямо психоаналитик, как в кино. Откуда ты все это знаешь?
- Я училась в университете, на второй курс перешла, когда с Вадиком познакомилась.
- Эх, глупые девки, своими руками себя губите, да дурной головой. И ради чего было на того Вадика зариться и все бросать?
- Я думала, что влюби-и-илась, протянула Света, и слезы брызнули у нее из глаз.
- О, господи! Да не реви ты. Попробуем устроить тебе документы, только по-умному. Про бордель ни слова, про Вадика тоже. Прилетела отдохнуть, украли все документы и деньги, испугалась, не знала что делать, устроилась в ресторан мойщицей посуды, скопила денег до Стамбула и сразу в посольство. Поняла? Посольские уже шарахаются от идиоток, которых надо выручать из борделей. Не боись, прорвемся! Но ты на всякий случай сиди тут и по теплоходу не шастай. Есть хочешь? Ну, тогда я пойду, на всякий случай засвечусь на палубе, вдруг Кирюша с дружками решили проехаться по всему маршруту.
- 4 -
Но все обошлось. Лиза проводила Светлану до посольства, чтобы присмотреть, как ее примут и подтвердить все, в чем будет сомнение. Она никогда не полагалась на веру в бескорыстную заботу родины о своих гражданах, попавших в беду. Но на этот раз все обошлось, и Лиза поспешила в свой отель, сунув Светлане свой домашний адрес и телефон. Стасик уже ждал ее с упакованной люстрой. Можно было отправляться домой – и дальше, в новую жизнь, в Италию. Дома навалились проблемы с визой в Европу, потребовались еще кое-какие справки, и Лиза проторчала в очередях за ними все время до отъезда. Люстры отвезти в магазин она не успевала, поэтому просто засунула коробки на антресоль в коридоре, заставив для сохранности старой рухлядью, хранившейся там много лет.
Наконец, настал момент, когда Лиза в элегантном брючном костюме, береженном для отпуска, в который надеялась когда-нибудь поехать, уселась в комфортабельный международный автобус рядом с Ольгой Александровной и отправилась покорять Италию. Автобус весело катил от города к городу, из страны в страну, перенося Лизу из шумной азиатской пестроты Стамбула к сдержанной элегантной простоте Европы. Италия оказалась совсем не такой, какой представлялась по старым фильмам, и Грегори Пека с его обаятельной улыбкой и очарованием, покорившим Лизу, как и Одри Хепберн, на улицах Рима не наблюдалось. Зато Венеция была
точно такой же, как в воображении и в кино. После семи дней, прошедших в состоянии восторженной эйфории от окружающих красот и роскоши оптовых складов торгового городка недалеко от Рима, в котором глаза разбегались от ассортимента и качества товаров, Лиза оказалась, наконец, на таможенном терминале с сумкой и упакованным в ней трупом. Ольга Александровна не испугалась и не сбежала, стоя рядом и успокаивающе похлопывая девушку по плечу, но ее сдержанная подтянутость и готовность давать показания по данному делу ясно дали понять, что она считает себя обычной случайной свидетельницей и подставляться больше чем на простое сочувствие, не намерена. Лиза и не ждала, что она заявит протест и потребует, чтобы перестали подозревать в убийстве и отпустили бедную девочку, которую знает с детства и когда-то учила в школе русскому языку и литературе. Но она все же отошла переговорить с сопровождающим туристскую группу товарищем, очень похожим на военного в отставке. Тот переговорил с сотрудниками таможни и всем, наконец, разрешили сесть в автобус и отправиться домой, дав подписку в обязательной явке для дачи свидетельских показаний по факту обнаружения трупа в багаже. Все притихли и дальше ехали каждый сам по себе, практически не общаясь, словно это было чревато разоблачением в связях с преступником. Их сопровождал следователь транспортной милиции, который проспал вместе со всеми до утра, устроившись в кресле сопровождающего, перебравшегося назад. Утром автобус тормознул у дорожного кафе, где можно было выпить чего-нибудь бодрящего, типа пепси колы или жиденького растворимого кофе с молоком, запивая ими на выбор пирожки с капустой или бутерброды с сервелатом, с которого забыли снять оболочку.. Потребовать яичницу, задержав тем самым всех в ожидании заказа, никто не решился. После этого следователь попросил Ольгу Александровну пересесть на его место, а сам уселся рядом с Лизой и попросил рассказать о поездке.
- А что рассказывать-то? Нормальная поездка. Даже отличная по сравнению с прежними. Европа, сами знаете, какая она. Это вам не Турция!
-А что, бывали в Турции? – безразлично поинтересовался следователь, которого Турция, похоже, не интересовала.
- А как же, - оживилась Лиза, которая поспав немного, приободрилась и уже могла связно мыслить и разговаривать, - Здесь цивилизация сразу видна, хотя кофе варить по-настоящему не умеют.
- А что, кофе любите? И там вкуснее?
- Не сравнить! Турецкий кофе варят по-особому, он такой – дух захватывает! Кто не пробовал – не понимает, что такое кофе!
В глазах следователя загорелся огонек заинтересованности.
-- Вот бы сейчас чашечку такого, а то никак не проснуться после такой убойной ночки. С трупами я еще дела не имел.
- Да кто с ними дело-то имеет кроме киллеров! – вздохнула Лиза, - Хотя мне уже два раза пришлось, - и увидев, как следователь вскинулся, как гончая на зайца, пояснила: - Сначала папаша-алкоголик помер, а потом мама успокоилась, недолго без него пожила. Мне пришлось и в морг ездить, и похороны устраивать... Я, в принципе, мертвецов не боюсь, но вчера так просто обалдела, когда увидела такой натюрморт. И столько кровищи! Его ножом зарезали, или застрелили?
- А вы не знаете? – спросил насторожившийся следователь, позволивший инициативе допроса перейти к Лизе и нервничая по этому поводу, - Что вы вообще знаете об этом преступлении?
- Ну... - честно задумалась над вопросом Лиза, - то, что все это случилось во время моей поездки в Италию, это раз. А может, это знак свыше, чтобы я не ездила в Европу? Ездила себе в Стамбул, и все было в порядке. Выходит – нехорошее место эта Европа, да? И надо же случиться, чтобы убийцам именно мой багаж под руку попался! – это два. Вот вроде и все, что я знаю. Вы же не хотите мне сказать, как его убили, - надулась Лиза и замолчала.
Следователь тоже замолк и насупился. Криминальным талантом он не обладал, Шерлоком Холмсом стать никогда не мечтал и теперь понял, что с ходу раскрыть это дело не удалось, поэтому решил не париться и передать это дело на Литейный. Пусть сами там разбираются и с трупами, и с блондинками.
- 5 -
Литейный, похоже, всегда держит руку на пульсе, их следователь уже ждал на стоянке возле Думы. Неприметно одетый, но все равно выделяющийся в толпе качек походил на десантника, сменившего камуфляж на городской вариант. Он окинул взглядом пассажиров, терпеливо ждущих решения их судьбы, и вдруг наклонился к сидящей на первом месте женщине.
- Ольга Александровна! Вы тоже из Италии возвращаетесь? Не узнаете? Куликов. Я учился у вас в старших классах. Я сейчас разберусь, что к чему, и отпущу всех по домам. Не волнуйтесь.
- Здравствуй, Сергей. Я и не волнуюсь, но домой – это хотелось бы побыстрее. В ванную и поспать – единственное желание сейчас. А Лизу Иванову ты уже видел?
- Лиза Иванова? Это такая беленькая и маленькая, на два класса младше? Малявка, что подралась с Витькой-Бугаем? Командирша?
- Ну, она уже не малявка. Так ты устроишь, чтобы нас поскорее отпустили? Все горят желанием дать показания, но сначала – ванна и домашний завтрак.
- Отлично. Все пассажиры у нас в списке, со всеми документами из ОВИРа, так что пока я вас не задерживаю. Хотелось бы только познакомиться с хозяином сумки, где был обнаружен труп.
- Знакомиться не придется, раз ты помнишь, как я с Витькой дралась, - сказала за его спиной Лиза, и Сергей обернулся к статной фигуристой блондинке в слегка помятом брючном костюме.
Лиза приехала домой на шикарной иномарке Сергея Куликова. Ну, не совсем шикарной, потрепанной, но все же иномарке. Ее фирменный кожаный чемодан отлично смотрелся в багажнике Вольво. Всю дорогу Лиза рассказывала, как обнаружили на таможне труп, и каким потрясением было для нее, что труп лежал именно в ее сумке. Все удовольствие от Италии ушло, и мечта о деловых поездках в Европу потускнела и перестала быть привлекательной. Лизе вдруг стало так жалко себя, что даже слезы потекли по щекам, хотя она никогда не была плаксой. Сергей рулил одной рукой, а другой достал из бардачка бумажные платки и сунул Лизе.
- Не хлюпай! Ты ни при чем. Я разберусь. Узнать бы только, кого пришили, а дальше дело техники.
- Мне показалось... Знаешь, я была не в том состоянии, чтобы разглядывать, - неуверенно сказала Лиза и посмотрела на руки, спокойно лежащие на руле, - Мне что-то бросилось в глаза, когда я подошла к сумке, но потом я так испугалась, что забыла. Мне бы на него еще разок взглянуть, может и вспомню.
- Ну, ты даешь, Иванова! Желание посмотреть на труп встречается у блондинок редко.
- А-а-а, так и ты думаешь, что блондинки – это другой вид и дурнее остальных?
- Да нет, ты хоть и блондинка, а на порядок умнее некоторых.
- То-то же!
- Хочешь, устрою смотрины в морге? Даже если не хочешь, придется обязательно. Вдруг ты его опознаешь?
- Опознаешь! Фу, словечко какое! Как в дешевом детективном сериале по телеку!
- Ты их смотришь?
- Терпеть не могу, да что еще смотреть, когда по всем каналам то "разбитые фонари", то "Литейный". Я телевизор не смотрю, у меня ди-ви-ди-диски есть всего, что нравится.
- Про любовь?
- Б-р-р, тоже не люблю. Люблю кино по Шелдону. С Бельмондо комедии, с Челентано. Знаешь, я тут соседке из Италии послала открытку, даже две, с видами Рима и с Тайной вечерей, и написала: привет от Адриано. Она обалдеет от счастья! Хорошо, что сразу не забыла, а то сейчас уже нет желания шутить...
- Не переживай, считай, что все закончилось уже.
Черта с два кончилось! Дома Лизу ждал новый сюрприз.
Сергей затащил чемодан на третий этаж и поставил у двери, а сам поспешил по делам. Наверное, в морг. Он же там назначил ей свидание? Лиза внесла чемодан в тихую квартиру, где оживление обычно начиналось к вечеру (это и к лучшему, Лиза не любила лишнего внимания к своим поездкам), выложила покупки на кресла, любуясь заодно на шикарные тряпки в фирменных упаковках, и отправилась в ванную, пока она свободна, и можно не спешить. В розовом халатике и полотенце, намотанном чалмой на голову, Лиза пошла налить воды в электрочайник. Увидев Елизавету Петровну, Лиза таинственно ей улыбнулась, но потом заметила, что та выглядит убитой горем.
- Что случилось? Вы заболели? Грипп? У меня есть Фервекс, дать вам?
- Лиза, - слабо улыбнулась соседка, - Ты вернулась? Хорошо, что тебя не было дома! Вдруг бы бандиты застали свидетеля, точно бы убили или покалечили. Это звери.
- О чем вы, Елизавета Петровна? Что за бандиты?
- Посмотри, что они сделали с моей комнатой! За что, Господи, за что! Все вещи Лёнины изуродованы, на память ничего не осталось... - и Елизавета Петровна всхлипнула.
Лиза обняла ее за плечи и повела в комнату. Открыв дверь, она даже зажмурилась, такой кошмар творился в некогда чистенькой и аккуратной комнатке. Все было перевернуто вверх дном, диван вспорот и торчал пружинами и клоками пожелтевшего поролона, искромсанного словно топором. Шкаф явно рубили в щепки. Книги, гордость хозяйки, валялись кучей посередине, с ободранными переплетами, листки разлетелись по всему полу, среди осколков стекла и изодранных настенных ковриков. На светлых обоях ярко краснела жирно подчеркнутая кривая надпись: «Отдай все, сука!». Елизавета Петровна тяжело привалилась к двери, не заходя в комнату.
- Веришь ли, я боюсь тут находиться. Две ночи спала у нашей бабы Сони Ермаковой, - шепотом сказала соседка. Когда мы с ней вернулись из поликлиники – слава Богу, что там такие очереди к врачам, на полдня! – я увидела это все и просто чуть не умерла. Давление скакнуло, в глазах потемнело. Баба Соня меня отпоила корвалолом, уложила на диване у себя, и сказала, чтобы я не спешила порядок наводить, отдохнула и успокоилась.
- Вот и правильно! Пойдемте отсюда. Давайте попьем кофе, я угощу вас итальянским сыром, маскарпоне называется, расскажу, где была и что видела, а потом посмотрим, что я купила там.
Лиза усадила Елизавету Петровну в кресло, сбросив кучу вещей на ковер, включила телевизор и пошла варить кофе. Вернувшись с джезвой, испускающей ароматы, она поставила на столик две чашечки и упаковки сахара, разлила вожделенный кофе, о котором мечтала последние дни, и расслабленно села рядом, косясь одним глазом в телевизор, где показывали один из любимых фильмов Лизы «Золотой теленок». Шура с Паниковским как раз, проникнув в комнату, тащили оттуда тяжеленные гири.
- Нет, ты посмотри, Лизочка, - заметила оживившаяся Елизавета Петровна, - вот благородные бандиты, ничего не тронули, взяли только то, что надо было! Не то, что эти скоты.
- Так это потому, что гири искать не надо было, они на виду стояли. А вот что у вас искали, интересно?
- И что еще интересно, дверь этим бугаям открыл Колян, он сознался вчера, протрезвев, так они спросили, где именно Елизавета Петровна Иванова живет! Он и ткнул в мою дверь. Только что там у меня найти можно? Кто со мной знаком, знает, что нечего.
- Ну конечно, – машинально подтвердила Лиза, увлеченно смотря на то, как на берегу моря Паниковский командует: «Пилите, Шура, пилите! Они должны быть золотые!» - Ну конечно! Они должны быть золотые, чтобы такой разгром учинить!
Лиза метнулась в коридор и поволокла из туалета пристроенную на крюк стремянку. На антресолях все было так, как оставила Лиза. Она с трудом стащила тяжелую коробку с люстрой и, внезапно ослабнув от волнения, поволокла ее в комнату. Схватив пилку для ногтей, она стала яростно процарапывать бронзу на самой массивной колобашке, которая должна венчать штырь всей конструкции люстры. Когда ей показалось, что цвет бронзы изменился на мягкое золотое свечение, она издала ликующий вопль.
- Лиза, что с тобой? – испуганно вскрикнула Елизавета Петровна.
- Нашла! Вот оно!!! – Лихорадочно соображая, что делать, Лиза заметалась по комнате, срывая с головы полотенце, и натянула старые джинсы, - Так. Вы должны сейчас пойти к бабе Соне и затихнуть там, пока я не вернусь. Пейте чай с сыром. И никому не открывайте дверь. А я в морг.
- Куда? – испуганно пискнула соседка.
- В морг, у меня там свидание с Сережкой Куликовым. Я скоро. Ждите!
- 6 -
Сергей ликовал. Лиза сразу узнала убитого, накрытого белой простыней. Стоило только посмотреть на его лицо и сразу вспомнилось летнее утро на теплоходе, плывущем в Текирдаг.
- Стасик! Это он меня навел на бизнес с бронзовыми хрустальными люстрами из Стамбула. А люстры-то оказались не простые. Хочешь посмотреть?
- Ты знаешь про люстры с золотом? – удивился Сергей?
- Ты знаешь уже про золото? – разочарованно спросила Лиза, - А я хотела тебя удивить!
- Ты даже не представляешь, как меня удивила! Мы уже второй год пасем этих золотых курьеров, но на главаря выйти никак не можем, только кличку слышали, да и то не уверены. Но что этот Стасик делал в Европе? Неужели искал новые каналы доставки! И кому перешел дорогу?
- Знаешь, похоже, Стасик поехал в Италию за мной. Это из-за меня, наверное, его убили. Поехали ко мне, я покажу и расскажу. И забери от меня эти проклятые люстры, из-за них моя соседка всего лишилась.
Достав с антресоли вторую люстру, Сергей присвистнул.
- Так вот из-за чего они запаниковали. Двойной груз боялись потерять. Ну, ты, Лизка, сильна! Потрепала им нервишки! Люстры я оформлю. Теперь бы на главаря выйти.
- Эй! Так не пойдет! Из-за этих люстр (которые я, кстати, на свои деньги купила и сама тащила аж из Стамбула, оплачивая погрузку и доставку) пострадал не только Стасик. Ты посмотри, во что превратили вещи соседки-пенсионерки. У нас принято только после пожара людям помогать, а тут такой разгром, словно сгорело все. Как ей жить теперь? Ей бы выделить кусок золота из того, что я привезла и вам передаю, чтобы убытки покрыть. А иначе я люстры не отдам!
- Ну, ты и шустрая девица! Я выясню, что тебе там полагается за сдачу драг.металла.
- Двадцать пять процентов от стоимости, - повеселев, подсказала Лиза, - Ты уж постарайся, Куликов, проследи, чтобы не обидели ни сироту, ни вдову-пенсионерку! Я на тебя надеюсь. А теперь второй вопрос. Если эти бандиты так комнату соседки отделали, что им помешает и мою так же разбить-изломать? И меня заодно прирезать, как Стасика? Прошу защиту свидетеля! Как в кино американском показывают. Или вы своих бросаете на произвол судьбы? Смотри, в следующий раз уже меня упакованной в багаже найдут!
Сергей задумчиво посмотрел на нее.
- А хочешь, я тебя охранять буду? Только с одним условием: держи язык за зубами. Чтобы ни одна душа не узнала от тебя про эти люстры. У тебя их в доме не было.
- Договорились. А как ты меня будешь охранять, Куликов? С пистолетом?
- Если понадобится, - засмеялся Сергей, и Лиза вдруг удивилась, отчего в школе не обращала на него внимания.
Неделю Лиза провела в пансионате в Зеленогорске, где теперь вместо профсоюзной здравницы сделали спа-курорт с разными косметическими штучками, бассейнами и саунами. Вернулась она, вся сияя приобретенной молодостью и красотой. Но дома сразу вспомнила свои нерешенные проблемы и поняла, что рано обрадовалась. Однако, Сергей показал ей статью в газете про случай на дороге, когда внедорожник врезался в маршрутку и полиция обнаружила в разбитой машине контрабандные люстры с золотой начинкой, о происхождении которых ничего не известно, так как их хозяин погиб. Люстры, естественно, перешли государству и вопрос исчерпан. Аллилуйя!
Лиза немного приободрилась и уже не шарахалась от собственной тени. Тут ей позвонила Светлана, благополучно добравшаяся домой. Они договорились встретиться в блинной напротив метро и приятно посидели, посмеиваясь над прошлыми приключениями в Текирдаге, которые так удачно остались позади. Светлана собиралась продолжать учиться в Университете и убеждала Лизу тоже идти учиться. Время челночной дикой торговли заканчивалось, и надо было искать новое занятие. Но учиться? Об этом стоило поговорить с Сергеем. Он мог дать дельный совет, так как знал весь криминальный бизнес и мог бы подсказать, чего избегать. Во второй раз на те же грабли наступать желания не было.
Вечером они сидели со Светланой, развлекаясь бабской болтовней в ожидании Сергея. Он очень нравился Свете, и она убеждала Лизу, что он положил на нее, Лизу, глаз. Лиза смеялась, потому что не могла представить, что Сережка Куликов, который считал ее малявкой, может в нее влюбиться. Это было забавно, потому что она никогда еще не чувствовала себя такой свободной и уверенной... Короче – способной влюбиться.
Сергей явился не один, а с Мишей, таким же спортивным парнем, явно работающим в органах. Вечер был в разгаре, парни принесли бутылку отличного итальянского вина, Лиза сварила кофе и достала коробку конфет, которые купила в Германии. Вишня в коньяке была очень вкусной, но раскусывать конфету было опасно, так как рот сразу наполнялся коньячным сиропом. Лиза капнула на кофточку большую каплю и ойкнула, тут Сергей быстро слизнул вторую каплю возле уголка рта, и Лиза застыла от неожиданности, широко раскрыв глаза. Света и Миша переглянулись, и тут заиграл свадебный марш, который однажды шутки ради тайком вставили в Лизин мобильник знакомые парни. Света и Миша хихикнули, Лиза чертыхнулась и полезла в сумочку, втайне надеясь, что звонки прекратятся. Но это звонила Ольга Александровна, а ей обязательно надо было ответить.
- Лиза, я забегу к тебе на минутку, хорошо? Я подъезжаю. Есть дело, - прощебетала она и отключилась.
- Ольга Александровна, - пояснила Лиза, - Она сейчас зайдет по какому-то своему делу.
– Скорее всего, будет расспрашивать, как идет расследование, - ухмыльнулся Сергей, пожимая плечами, - Все нормально, я ей сейчас расскажу нашу версию. Женщины готовы ради любопытства ехать через весь город. Она ведь переехала с Васильевского острова в Московский район, ты знаешь?
Лиза стала собирать чашки из-под кофе, а Света подошла к окну, чтобы не мешать. Внезапно она громко вскрикнула и затряслась, оглядываясь с безумными глазами.
- Там Маркиз! Маркиз! Он нашел меня! Лиза, спрячь меня скорее!
Миша уставился на Светлану, а Сергей весь подобрался и схватил ее за плечи.
- Где Маркиз? Откуда ты его знаешь?
- Серега, не пори горячку! Вряд ли это он, - отводя руки Сергея, Миша притянул Светлану к груди и обнял, словно защищая, - Не бойся, с тобой ничего не случится, мы уже большие парни с взрослыми игрушками, - и он достал из кармана пистолет.
- Но он уже вышел из машины, он может прийти сюда! – истерически выкрикнула Светлана.
Лиза тоже выглянула из окна и сказала:
- Да это же наша учительница Ольга Александровна со своим мужем. Он и подниматься сюда не будет, подождет, наверное, ее на улице, как всегда.
Миша переглянулся с Сергеем, и тут прозвенел звонок.
- Миша, отведи Свету в кухню, или, может, в ванную... И вызывай подкрепление. Все объясни. Пусть действуют осторожно. У вас есть черный ход? – увидев кивок Лизы, он продолжил распоряжаться, - Покажи его Мише. Я открываю дверь, а ты, Лиза, налей чайник и иди сюда. И спокойней. Ничего не случилось, мы будем пить чай, - Сергей сразу изменился, говорил негромким, но четким командным голосом, словно на учениях, и у Лизы сразу пропала охота возражать и делать по-своему.
Они пили чай и болтали с Ольгой Александровной, Сергей в шутливой форме пересказал историю с аварией и золотыми люстрами, которая интересовала учительницу, читавшую про это заметку в газете и умиравшую от любопытства. Наконец у Сергея тихо чирикнул телефон, и он посмотрел на экран, где светился текст СМСки.
- Лиза, а что там так задержалась наша Светлана? Пойди, успокой ее. Все в порядке. Для нее все позади.
Сергей кивнул девушке, и она улыбнулась ему в ответ.
- Лиза, а у тебя осталась еще вишня в коньяке? Надо бы повторить. Мне понравилось! – сказал он вслед.
Когда девушки вернулись в комнату, в ней уже никого не было...
- 7 –
Лиза пыталась потом вытрясти из Сергея подробности всей операции, но тот лишь пожимал плечами.
- И что это так тебя интересует? Забудь. Или это Ольга Александровна тебя атакует? Смотри, не обещай ей никакой помощи в деле мужа. Похоже, она тоже увязла в этом по уши. Знаешь, там целая кодла мафиозная была, все схвачено было, и контрабанда золота – только малая часть. Тут и валюта, и торговля людьми, и бордели у нас и в Турции... Светлана будет свидетелем. Это по ее подсказке мы арестовали Серафиму с ее подручными и вернули девушек.
- Зачем же тогда Ольга Александровна меня в Италию повезла?
- Так она сперва не знала, что ты для них золото возишь. Их силовики явились в вашу квартиру вытрясать товар, не нашли и дали сигнал трясти Стасика, где бы он ни был. Их люди всегда на связи и легко находятся. Стасика тебе подкинули, чтобы в Европу от испуга дорогу забыла и вернулась на свое место в системе. Там бы тебя встряхнули, как следует, чтобы не ерепенилась больше, у них свои методы. Этим Маркиз предпочитал сам заниматься, в его руках стала бы как шелковая и на все согласная. Тебя бы тогда наверняка послали наркотики перевозить.
- Погоди-погоди! Сергей! Ты так это говоришь... Откуда ты все это знаешь?
- Знаю. Это мое дело, я два года этот гадючник изучал, чтобы придавить, в конце концов. Но без тебя, Лизавета, я бы еще пару лет валандался с этими гадами, искал конец ниточки.
- Да ну их к черту! Не хочу больше об этом говорить! Ты лучше мне вот что скажи: как ты ко мне, Куликов, дышишь, ровно или неровно?
орфография и пунктуация авторская
Неожиданный убийца.
Утро, как всегда, началось неожиданно. Казалось бы, что может быть необычного: Солнце тысячелетиями поднимается над горизонтом и заливает своими лучами всё кругом. Ан, нет! Каждый раз ты смотришь как темнота, окутавшая всё кругом, в течение мгновения сменяется оранжево-красным цветом, озаряя всё вокруг своими яркими, радостными лучами.
С некоторых пор смотреть за тем, как Солнце появляется над горизонтом – это единственная радость в моей жизни. Солнце – оно не обманывает. Каждое утро оно поднимается из-за ночной мглы, освещая собой всю Землю с её обитателями.
Наблюдать за восходом Солнца хорошо ещё и потому, что в эти украденные у всего мира моменты я одна, вернее, наедине с ним. Мне хорошо, я вспоминаю прошлое, когда была так счастлива...
Люди редко ценят то, что имеют. Пословица «Что имеем – не храним, потерявши – плачем» в той или иной степени относится ко всему роду людскому. И я не исключение. Когда-то моя жизнь приносила мне исключительно одну только радость, и я думала, что она будет длиться вечно. Хотя, если бы я тогда задумалась о необходимости ценить каждое замечательное мгновение, изменилась бы моя жизнь? Кто теперь скажет...
Полгода тому назад я была счастливейшей из смертных. Но Боги позавидовали этому. И вот теперь единственное, что мне остаётся – это смотреть на восход и вспоминать о прошлом.
Но расскажу всё по порядку.
С самого раннего детства рядом со мной находился мой самый лучший друг – сын наших соседей. Про такую дружбу говорят «мы выросли вместе». Именно так у нас с Шоном и вышло. Сначала мы вместе гонялись за лягушками и кузнечиками в высокой траве, затем он приносил мне самые вкусные фрукты, потом стал защищать от любой, даже выдуманной, опасности. Шли годы, и друг превратился в любимого. Первый поцелуй, первое робкое прикосновение, объяснение, помолвка, свадьба, первая брачная ночь...
Став женщиной в его объятиях, я боготворила моего возлюбленного. Шон – мой муж, мой защитник. Всё было настолько хорошо, что мне следовало бы тогда задуматься о зависти Богов. Но нет, паря на крыльях моего счастья, я ни о чём не думала.
В тот день я, Шон и наш знакомый Алан направились в лес за цветами и ягодами. Мы играли, гоняясь друг за дружкой, громко кричали и смеялись. Именно тогда поднятый нами шум привлёк внимание проходивших неподалёку разбойников. Несколько десятков вооружённых до зубов мужчин, привыкших к ратному делу и мы, трое безоружных людей. Я полагаю, нет необходимости разъяснять, кто оказался победителем в этой схватке...
Нас сковали цепью и повели за собой. Весь остаток дня мы следовали за отрядом, время от времени замечая задумчивые взгляды, которые бросал на нас его вожак. В эти мгновения Шон старался встать так, чтобы закрыть меня от его взгляда. Вечером предводитель отдал приказ разбить лагерь. Разбойники нас накормили и, приковав к толстому дереву, оставили, а сами отправились ужинать и пить вино. К нашему несчастью, через несколько часов похитители вспомнили о своих пленниках.
Первым забрали Алана и, привязав к столбу, стали забавляться, истязая его. Шон пытался закрыть мне уши, просил меня зажмурить глаза и не смотреть, но запах горящей плоти всё равно доносился до нас.
Алана пытали долго, приводя в сознание и давая несколько часов отдохнуть, а затем всё начиналось опять. Всю ночь мы были вынуждены слушать его крики...
Утром эта забава наскучила вожаку и Алана убили.
Смерть Алана дала понять, что скоро наступит и наша очередь. Я обняла Шона и всем телом прижалась к нему. Он был бледен, но пытался как-то подбодрить меня. Он нашёптывал мне на ухо ласковые слова, говорил, как любит меня, какая я красивая, что мы обязательно будем вместе в том, лучшем из миров, и уже никогда не расстанемся...
Через некоторое время к нам подошли разбойники. Я пыталась бороться, но они были сильнее, и Шона вырвали из моих рук. Когда его увели и привязали к тому столбу, у которого пытали Алана, я кусала руки, чтобы не закричать, не отвлечь моего любимого, не лишить его присутствия духа.
Он был спокоен – насколько может оставаться спокойным человек, приготовившийся к мучительной боли и неизбежной смерти. Я смотрела на него, объятая ужасом.
Но в этот момент ко мне подошёл вожак разбойников и предложил сделку. Меня поставили перед выбором: я по своей воле надеваю браслет раба-донора, и тогда моего мужа не будут пытать так, как Алана. Ему просто подарят быструю и лёгкую смерть от удара кинжалом. Выбор, который практически исключает саму возможность выбирать. У него не было сомнений в том, какое решение я приму.
Тут следует отвлечься от моего рассказа и поведать о том, что представляет собой браслет раба-донора.
Мы живём в мире, который буквально пропитан магией и волшебством. Всё на этой земле подчиняется великим силам природы, заключенным в том или ином магическом предмете. Магией можно принудить человека сделать всё, что душе угодно.
Браслет раба-донора, состоя из переплетённых энергетических потоков, намертво связывает господина с его «собственностью», целиком подчиняя последнего, позволяя законному владельцу полностью контролировать того, на ком он надет, и делать со своей собственностью всё, что угодно. Браслет будет слушаться только его приказов, помогая в любое время дня и ночи определить местонахождение своего невольника.
Кроме того, браслет «высасывает» из раба частички его жизненной энергии, оставляя тому ровно столько, сколько необходимо для поддержания жизни. Всё остальное накапливается и переходит к его хозяину, «питая» его, даря долголетие и укрепляя здоровье. Поэтому, чем больше у того или иного человека рабов, тем дольше он живет, не зная горя и хворей. Однако главным условием того, чтобы жизненная энергия беспрепятственно переходила от раба к хозяину, является то, что будущий раб должен сам, полностью осознавая, на что он идёт, добровольно и без принуждения надеть на себя браслет.
Помимо этого, сила высасываемой браслетом энергии была в прямой связи с теми чувствами, которые испытывал раб-донор. Как ни странно, но чем счастливее был невольник, тем меньше жизненной силы вытягивал из него браслет. Но если человек страдал, браслет буквально упивался его горем и вытягивал из него все по максимуму.
Было и ещё одно условие: для раба-донора категорически запрещена любая сексуальная связь. Если мужчина с женщиной разделяют ложе, то они обмениваются энергией друг с другом. Этого браслет категорически не переносит. Именно поэтому самым оптимальным бывает раб-донор, потерявший своего возлюбленного, тоскующий по нему и не имеющий больше никаких привязанностей.
Таким образом, убивая моего любимого мужа и надевая на меня энергетический браслет, разбойник получал идеального раба-донора. Для меня в этой ситуации единственным спасением было то, что в случае заключения сделки, моего мужа убьют без мучений, а мне не будет угрожать насилие...
Разумеется, я согласилась. Однако я потребовала от вожака клятвы честью в том, что он выполнит обещанное, если я добровольно надену браслет. Взяв в свидетели всех присутствующих, небо и Солнце, вожак принес свой обет. Тем не менее, я, страшась обмана, заявила, что надену браслет только тогда, когда умрёт мой муж. Вожак раздражённо хмыкнул, но спорить не стал.
Шон, находящийся все это время в отдалении, и потому не догадывающийся о происходящем беспокойно следил за всеми перемещениями разбойников. Увидев, что они отошли от меня, и что мне не причинили вреда, мой муж успокоился и ожидал дальнейшего развития событий.
Отдав все необходимые приказы, вожак велел собирать лагерь и готовиться к отъезду. Как только всё было готово, он подал знак своим людям. Схватив Шона за руки, они обрезали верёвку, которой он был привязан к столбу, и подвели к вожаку. Тот, не отводя от меня взгляда, медленно вытащил кинжал, и нанёс удар в грудь моего мужа. В ту же секунду его подручные отпустили руки Шона, и он, рухнув на землю, замер без движения.
Шон умер легко, без пыток и насилия, и теперь я спокойно могла выполнить свою часть сделки. Один из разбойников подошел ко мне, подав браслет, который я поднесла к своему запястью. Тонкая серебряная полоска металла, как живая, обвилась вокруг него и, сверкнув вспышкой алого цвета, защёлкнулась, как бы говоря, что всё свершилось с соблюдением всех законов.
Так я стала рабыней-донором вожака разбойников, дарующей ему жизненную силу. Отныне я обязана была исполнять все его приказы и команды. И первым его распоряжением стал приказ следовать за его людьми. Мне не позволили даже подойти к телу моего мужа, обнять и поцеловать его в последний раз...
Дальнейшие дни были похожи друг на друга. Весь день мы шли через лес, направляясь, как я позже поняла, к замку, где разбойники жили в свободное от походов время. А ночи я, по приказу хозяина, которого звали Брэдом, проводила в его палатке, на расстеленном на полу одеяле. Таким образом, мой хозяин мог быть уверен, что меня не изнасилуют его люди, а, значит, моя энергия не окажется испорченной.
Наконец, мы прибыли в замок. Меня поселили в крыле, где жили слуги, и уже со следующего дня я должна была начать трудиться вместе с ними.
Утром меня вызвал к себе маг и тщательно осмотрел. Убедившись, что я не владею магией и не умею колдовать, он успокоенно улыбнулся. Затем маг проверил уровень моих жизненных сил. Скорбь от потери мужа была ещё слишком сильна, а потому приложенный к моему браслету прибор чуть ли не зашкаливал. Удовлетворённый осмотром маг, разрешил мне уйти. Я пришла на кухню и приступила к работе.
Так дни тянулись друг за другом, складываясь в недели. Недели точно так же медленно, но неотвратимо перетекали в месяцы. Так же тоскливо текла и моя жизнь.
Я часто думала о смерти и призывала её. Мне хватало ума не пытаться свести счёты с собственной жизнью. Меня останавливали две мысли. Первая – желание после смерти встретиться со своим мужем. Я ни секунды не сомневалась в том, что Шон отправился в Рай. Самоубийцы же, как всем известно, туда не попадают. А, значит, если бы я убила себя, то навсегда распрощалась бы с надеждой воссоединиться с моим возлюбленным.
Второй мыслью, которая меня удерживала, был страх перед магическим браслетом, подчинявшимся воле господина. Мог ли он повлиять на меня, и помешать мне исполнить задуманное? Я не знала ответа на этот вопрос, а потому не рисковала.
И вот, спустя полгода, я стояла у окна и смотрела на растекающийся по небу восход Солнца. Весь замок готовился к празднованию Рождества, а затем и Нового года. Все, кроме меня...
Внезапно раздался чей-то ужасный вопль. Через несколько мгновений хлопнула дверь, и в коридоре раздался топот ног. С громкими криками по коридору бежала служанка. На её крики стали собираться обитатели замка, пытавшиеся спросонья разобраться – что случилось. Любопытство, одно из немногих не покинувших моё сознание черт, заставило меня выйти из своей комнаты и направиться к источнику шума.
Спустившись по нескольким лестницам и пройдя ряд коридоров, я подошла к хозяйской спальне, возле которой стояли хмурые и растерянные воины. Увидев меня, помощник хозяина – Карл – с громким криком подскочил ко мне и, схватив за руку, подтащил к стоявшей рядом угрюмой толпе.
- Вот, это она. Больше некому. Это она сделала. Эта негодяйка всегда ненавидела господина.
Рядом стоящий маг поднял на меня тяжёлый взгляд и негромко спросил:
- Это ты убила Брэда?
Моё сердце встрепенулось в приливе радости: человек, убивший моего мужа, мёртв. Какая замечательная новость! Тем не менее, я смирила своё счастье и так же негромко ответила:
- Нет, я этого не делала.
Маг раздражённо пожевал губами, и недовольно пробормотал:
- Браслет не даёт ей возможности солгать. Она рада тому, что господин умер, но она его не убивала и не знает, кто именно это сделал.
Толпа разочарованно зашумела. Карл раздражённо отпустил мою руку и стал отдавать приказы. В принципе, эти приказы были вполне стандартными и не отличались новизной: обыскать весь замок, отправить воинов на поиски каких бы то ни было следов в округе. Служанкам же следовало навести порядок в замке, комнате хозяина и приготовить какую-то еду.
Я с радостью отправилась на кухню и примкнула к работавшим там служанкам. Моя душа пела, всё спорилось в моих руках. Тело моё наполнилось силой и радостью.
Поиски убийцы ничего не дали. Даже маг не смог найти никаких следов. По всему выходило, что тот, кто убил Брэда, воспользовался каким-то сложным, отводящим глаза амулетом. Никто не видел, как он вошёл в замок, и никто не заметил, как он оттуда вышел. Просто какая-то неведомая тень проскользнула через ворота, зарезала спящего господина, и столь же незаметно исчезла. Преследование тоже не дало никакого результата: в нескольких десятках метров от замка остался след от недавно открытого магического портала. Убийца, кем бы он ни был, явно им воспользовался. Расследование зашло в полный тупик.
Спустя неделю, маг огласил завещание Брэда. Наследником становился Реус – его незаконный сын, который давно поругался с отцом и жил за пределами замка. Сразу же после обнародования воли покойного, курьер поскакал известить наследника об изменениях в его судьбе.
Несколько дней жизнь не менялась. Однако к концу недели приехал новый хозяин. Я, наряду с прочей собственностью, переходила в его руки.
Реус тут же созвал всех слуг и ознакомил всех с новым порядком. В принципе, жизнь окружающих после приезда нового хозяина нисколько не менялась. Изменения не коснулись никого, кроме меня.
Прежде всего, Реус приказал рабыне своего отца выйти на середину зала. Когда я покорно выполнила приказ, он заявил, что сразу же после смерти родителя к нему обратился один из дворян, гостивших и пировавших однажды в замке. Он был поражён моей красотой и пожелал выкупить меня. Но господин наотрез отказался продавать свою собственность. И вот теперь, когда его отец мёртв, этот дворянин обратился к нему, Реусу, с той же самой просьбой, предлагая за понравившуюся рабыню любые деньги.
Деньги лишними никогда не бывают, здраво рассудил Реус, и подписал купчую. Так что завтра в замок прибудет воин и отвезёт меня к новому хозяину.
Я довольно спокойно приняла эти новости. В принципе мне было совершенно всё равно, что со мной будет дальше и куда меня отвезут. Единственное, что меня удивило, так это лёгкость, с которой Реус отказался от раба-донора, способного удлинять его жизнь.
После того, как нас отпустили, я направилась к себе в комнату и начала собирать свои нехитрые пожитки. Затем я прилегла на кровать и задумалась.
По большому счёту меня не сильно интересовало - кем будет мой новый хозяин, но где-то в глубине души меня терзал маленький червячок беспокойства. Хозяин мог оказаться как нормальным человеком, так и садистом, получавшим наслаждение от чужих страданий. И в руках мучителя я недолго протяну. А это значит, что у меня будут все шансы как можно скорее встретиться с Шоном. Размышляя подобным образом, я, сама того не заметив, уснула.
Утром меня разбудила одна из девочек, прислуживающих на кухне. Я собралась и спустилась вниз. Оставив вещи на полу в коридоре, я решила перекусить перед дальней дорогой.
Мой завтрак подходи к концу, когда на пороге появился главный маг. Он посмотрел на меня и негромко приказал подойти к нему. Зная, что с разъярённым магом шутки плохи, я стремительно поднялась со стула и подошла к нему. Оглядев меня со всех сторон, маг буквально прошипел:
- Этот молодой идиот подписал купчую, даже не посмотрев на то, что ему отныне принадлежит. Он даже не знал – кем являлась рабыня его отца, от «великого ума» он посчитал тебя очередной наложницей. Когда я рассказал ему о том, что ты – рабыня-донор, он готов был локти себе кусать. Но сделать-то уже ничего нельзя. Подписанная купчая была заверена магом, специально привезённым из муниципалитета. Если теперь этот щенок, наш господин, откажется отдать тебя новому хозяину, на него падёт магическое проклятие.
Маг замолчал, а я буквально приросла к полу. Я стояла, ни жива, ни мертва: давно уже мне не было так страшно, как сейчас. Маг, продолжая разглядывать меня с ног до головы, вновь заговорил:
- Слишком хорошо всё продумано было с этой сделкой. Время было выбрано чересчур удачно – этот покупатель настолько вовремя прибыл ко двору Реуса, будто точно знал, что всё изменится в ближайшем будущем. И забирать тебя приедет наёмник, не знающий кто именно тебя купил, неспособный рассказать нам всем про его сильные и слабые стороны. Если бы я не был уверен, что ты не имеешь никакого отношения к смерти Брэда, и ничего об этом не знаешь, то я тебя первой бы и заподозрил. А, может быть, это сделал кто-нибудь из твоих родственников?
Я подняла голову, и смело посмотрела в глаза мага:
- Мои родители умерли достаточно давно. Из всех родственников у меня оставался только один муж, которого на твоих глазах убил Брэд. Мстить за меня больше некому...
Маг скривился и расстроенным голосом ответил:
- Да, к сожалению, ты права. Я сам видел, как Брэд отправил твоего мужа на встречу с предками. Но я проверил все направления – ну, не было у Брэда таких серьёзных врагов, желавших его смерти. Ещё года два тому назад был у него смертельный враг, хотевший непременно убить его. Но Брэд, как всегда, опередил всех и первым нанёс удар. А сейчас всё по-другому. Всё покушение было спланировано и сделано при помощи магии.
- Я совершенно не владею магией, - негромко ответила я. – И Шон тоже не был магом.
Маг досадливо взмахнул рукой:
- Да, знаю я это всё, знаю. Однако от этого преступление не становится менее понятным. И где мне теперь искать убийцу? А теперь ещё и ты уезжаешь. Так бы можно было бы последить за тобой, а теперь что мне делать?
Сочтя этот вопрос риторическим, я вновь опустила голову и промолчала.
Маг постоял рядом ещё несколько секунд, а затем пошёл прочь. Дождавшись, когда он удалится, я прошла в коридор, и, усевшись на стул, стала ждать, когда за мной приедут.
Через полчаса ожидания в замок прискакал воин, ведя в поводу ещё одну крепкую и выносливую лошадь. Данный факт меня существенно порадовал: я ещё не забыла, как пешком шла в этот замок по размокшим от дождя тропинкам и холмам.
Спустившийся вниз Реус злобно зыркнул на меня, а затем внимательно посмотрел на мой браслет раба-донора. Несколько мгновений он боролся с гневом. Я уже стала опасаться того, что он набросится на меня с кулаками, однако, хозяин достаточно быстро справился с собой. Взглянув на спешившегося наёмника, он махнул мне рукой и велел следовать за ним. Я вышла на двор и, вместе с господином, направилась к прибывшему посланцу.
Реус подошёл к воину и перебросился с ним несколькими словами. Затем он велел мне подойти вплотную к ним обоим. Приложив свою руку к моему браслету, Реус громко произнёс полагающиеся слова о купле-продаже рабыни. После этого к моему браслету приложил руку и наёмник. Негромко он повторил сказанные слова о том, что он даёт слово отвезти меня к новому хозяину. Отныне, до тех пор, пока меня не передадут новому господину, этот воин будет распоряжаться мною всецело.
Завершив ритуал, мой провожатый проворно подвёл ко мне лошадь и помог сесть в седло. Убедившись, что я устроилась надлежащим образом и крепко держусь за луку седла, он удовлетворённо кивнул и легко вскочил на своего коня. Попрощавшись с Реусом воин направился к воротам замка. Я следовала за ним, боясь оглянуться, и спиной ощущала злобные и разочарованные взгляды.
Ехать на лошади было значительно удобнее, чем идти по всем этим горам пешком. Поэтому первые несколько часов я тихо радовалась тому, что вместо меня ногами передвигает лошадь. Но вскоре я заскучала, и решила выяснить, как долго нам ещё предстоит держать путь.
Услыхав мой вопрос воин поднял голову, посмотрел на меня, а затем ответил:
- Меня зовут Габриэль. Ехать нам предстоит около двух недель. Если тебе что-то будет понадобится, сразу говори мне.
Я кивнула и отвернулась. Проблем у меня пока, кроме скуки, не было никаких, но кто знает, что нас ожидало в течение всего времени, которое мы проведём в пути.
Ещё через несколько часов Габриэль сделал привал. Он помог мне спуститься с лошади и дал поесть и попить. Затем, после небольшого отдыха, он, вновь подсадив меня в седло, тронулся в путь.
Дальнейшие дни ничем не отличались друг от друга. Утром мы вставали, завтракали, садились на коней и ехали по дорогам и лесам до обеда. Поев и отдохнув, мы вновь продолжали путь. Вечером Габриэль снимал меня с лошади и, накормив ужином, укладывал спать.
Через две недели, проехав очередной лес, мы выехали на аккуратную полянку, на которой стоял большой деревянный дом. Подъехав к нему, Габриэль спрыгнул с лошади и, по давно заведённой практике, помог спуститься мне. После этого он повёл обеих лошадей на конюшню, скрывшись в её глубине.
В этот момент я услышала, как скрипнула, открываясь, дверь, и из дома вышел представительный мужчина. Теперь я уже не сомневалась в том, что моим новым хозяином стал маг.
Маг внимательно рассматривал меня, затем подошёл ко мне и провёл рукой по щеке. Ощутимым усилием воли я заставила себя стоять ровно и не отшатнуться. Маг усмехнулся,
скользнул взглядом по моему браслету, а потом задал мне вопрос:
- Ты хочешь быть моей любовницей?
Я удивилась: маг прекрасно видел браслет раба-донора, однако настаивает на том, чтобы я стала его любовницей. Неужели ему не нужна моя сила?
- У нас с тобой родятся замечательные дети, – мечтательно пробормотал маг.
И вот тут я уже испугалась. Справиться с магом я никогда не смогу, он всё равно будет сильней меня – как при помощи магии, так и при помощи простой физической силы. Однако ребёнок от мага, рождённый в насилии, вберёт в себя все страдания матери и всю негативную энергию, способную развить в плоде кучу недостатков и взрастить ненависть и злобу. Значит, я должна сделать так, чтобы мой ребёнок не был зачат во время изнасилования. Поэтому я покорно проговорила:
- Я буду делать всё, что угодно моему господину.
Маг поморщился и уже чуть более раздражённо проговорил:
- Не прикидывайся дурочкой – я этого не люблю. Говори только «да» или «нет». Я не спрашиваю тебя о том, чего я хочу. Это мне и так известно. Я спрашиваю: хочешь ли ты сама, по доброй воле, разделить со мной ложе?
- Если это зависит только от меня, - сказала я, глядя в глаза магу, - то я не желаю удовлетворять твои мужские желания.
- Вот это уже совсем другое дело, - удовлетворённо кивнул маг. – Значит, тоска по мужу и рабство ещё не уничтожили силу твоего духа.
Сама не зная почему, я ответила откровенно:
- У меня нет никакой силы духа. Я давно умерла, просто тело моё ещё этого не поняло.
- Почему ты говоришь, что ты мертва? - внимательно глядя на меня, спросил маг.
Я пожала плечами:
- Несколько месяцев тому назад моего любимого мужа убили. Теперь мне только и осталось ждать, когда смерть вновь соединит нас.
- Ты так сильно любила своего мужа? – негромко спросил маг.
Я отвернулась, и, глядя на плывущие по небу облака, кивнула:
- Да, я очень его любила.
- Скажи, - задумчиво поинтересовался маг, - а если бы я при помощи некромантии оживил бы его, ты легла бы в мою постель?
Повернувшись к магу, я застыла, пытаясь осознать всё сказанное им. Подумав, я ответила:
- Я не маг, но даже я знаю, что некромантия не оживляет человека. Ты получишь бездушную куклу, зомби, слепо подчиняющуюся приказам. Нет, я не хочу такой судьбы для своего любимого.
Маг хмыкнул, а потом, всё так же внимательно и даже испытующе, глядя на меня, негромко поинтересовался:
- А если я скажу тебе, что человек, наносивший удар кинжалом в грудь твоему мужу, делал это не очень внимательно, не глядя, куда именно он бьёт, и вместо смертельного удара, только тяжело ранил его. Да, он оставил мужчину умирать, и через несколько часов ранение, действительно, свело бы его в могилу. Но, на счастье, я шёл через этот лес, наткнулся на раненого и оказал ему всю необходимую помощь. Я забрал его сюда и лечил до тех пор, пока его здоровье полностью не восстановилось. Что ты теперь скажешь? Достоин ли мой поступок запрошенной мною награды?
Всё время пока маг говорил, я не могла поверить тому, что слышали мои уши. Шон жив? Неужели? Я чувствовала, как надежда робко пробуждается в моём сердце. Если всё так, как говорил этот маг, то значит, моя жизнь снова приобретала смысл.
- Да, - кивнула я, осознав всё, сказанное магом. – Я расплачусь за жизнь моего мужа так, как ты хочешь.
Маг грустно улыбнулся и вновь погладил меня по щеке:
- Ты прошла все испытания. Да, ты отдашься мне из благодарности, но зачем мне тело, если душа твоя будет всегда принадлежать другому. Невзирая на то, что ты считала мужа мёртвым, ты по-прежнему верна ему и духом, и телом. Вы достойны друг друга, а потому должны вновь стать едины.
С этими словами маг положил руку на мой браслет, и через несколько секунд тот с лёгким щелчком раскрылся и упал на землю. Подняв его, маг торжественно проговорил:
- Теперь ты больше не рабыня, а я – не твой хозяин. Ты свободна и можешь присоединиться к своему мужу. – Улыбнувшись, маг продолжил: - Кстати, он скоро будет здесь. Мы не ожидали, что Габриэль так быстро тебя доставит, и рассчитывали, что вы появитесь только завтра. А потому Шон с самого утра отправился проверять поставленные ловчие силки. Я думаю, что уже достаточно скоро он вернётся с охоты с добычей. Идём в дом. Ты поешь и отдохнёшь до приезда мужа. А, кроме того, нам надо поговорить. Кстати, меня зовут Стефан.
Я пошла вслед за магом. В моёй голове всё ещё не укладывалось то, что мой любимый Шон, оказывается, жив. И он здесь, он ждёт меня.
Стоп! – оборвала я сама себя. – Если Шон жив, то всё, что случилось в замке Брэда, стало видеться мне совершенно под другим углом. Не имеет ли он какого-то отношения к убийству, подарившему мне свободу?
- А не связан ли каким-то образом Шон с убийством моего хозяина?
Стефан ласково улыбнулся и одобрительно погладил меня по голове:
- Умница! Ты мыслишь в верном направлении. Разумеется, каждый из нас – и я, и Шон, и Габриэль – имеем самое прямое отношение к смерти Брэда. Садись на стул, и поешь, а я пока расскажу тебе, как было дело.
Я покорно уселась за стол, взяла кусок хлеба и, начав есть, приготовилась слушать мага.
История, которую он мне поведал, была одновременно и простой, и сложной. Когда маг нашёл Шона и начал лечение, он, отправив магический маячок, вызвал Габриэля, с тем, чтобы ученик помог своему учителю ухаживать за раненым. Через некоторое время Шон пришёл в сознание, рассказал о том, что с ним случилось, а потом попытался подняться, чтобы отправиться на мои поиски. Но Шон был ещё очень слаб, и Стефан запретил ему подниматься с постели, а по моему следу отправил Габриэля.
Считав ауру Шона, Габриэль отправился на то место, где маг нашёл моего мужа. Муж и жена связаны между собой незримыми узами, а потому, Габриэль достаточно быстро отыскал след моей ауры. Проследовав по нему, ученик мага вышел к замку. Выяснить, где я и что происходит в замке, не составило для него особого труда: накинув на себя морок, Габриэль смог побродить по деревушке, расположенной у стен замка и узнать местные слухи и сплетни и выяснить, кто является его владельцем и что в замке происходит. Соваться в сам замок Габриэль не решился, резонно опасаясь столкнуться с магом, для которого его морок не стал бы преградой.
- Знаешь, - продолжал делиться со мной маг, - самым сложным было не составить план твоего спасения, а удержать здесь твоего мужа. Сама понимаешь, о чём он думал, когда узнал, что ты стала рабыней.
Я кивнула. Не надо иметь много ума для того, чтобы догадаться об его мыслях и выводах, к которым он пришёл.
- Однако, - сказал Стефан, - когда мы выяснили, что ты носишь браслет раба-донора, то стало полегче. Шон, которому мы объяснили, что это значит, успокоился и начал, наконец, думать. Он согласился предоставить действовать мне.
Тут Стефан хитро улыбнулся, и, подмигнув, добавил:
- Я, конечно, не стал ему говорить, что отнюдь не самый сильный маг на свете. Если бы твой муж знал о реальном потенциале моей силы, то я не смог бы удержать его здесь никакими разумными доводами. Когда он узнал правду, я думал, что он прибьёт меня на месте.
Я рассмеялась.
Дальше маг рассказал мне о том, как именно проходила подготовка к моему освобождению. Собрав всё необходимое, Стефан сделал несколько амулетов, каждый из которых мог совершать то или иное действие. Затем, когда всё было сделано, им нужно было дождаться наступления дня зимнего солнцестояния – именно в эту, самую короткую в году ночь, сила Стефана достигала наивысшего предела. Именно поэтому мне и пришлось прожить в замке Брэда до наступления зимы. Кроме того, подготовка к рождественским праздникам, также изрядно помогла моим спасителям-заговорщикам. Очень многие, кто мог бы создать им реальные проблемы, сейчас занимались совершенно другими делами...
И вот настала та самая ночь, которую долго ждали. Стефан создал два портала и в течение нескольких часов поддерживал их, напитывая магической силой. Шон должен был сначала войти в первый портал, убить Брэда, затем вернуться обратно в домик Стефана. После этого маг через второй портал отправил бы моего мужа к замку, где жил Реус, информацию о существовании которого нашёл для них Габриэль, рыскавший по всей округе и собиравший все необходимые для успеха операции сведения.
- Именно тогда я и сказал Шону, что мои силы довольно ограничены, и твой муж должен строго придерживаться заготовленного плана, иначе всё рухнет, - хмыкнув, поведал мне Стефан. - Когда Шон узнал, что у него не будет времени даже подойти к тебе, сказать, что он жив, убедиться, что и ты здорова, он такого мне наговорил...
Тем не менее, план начали воплощать в жизнь. Шон, надев отводящий от него внимание амулет, пройдя через портал, оказался возле замка Брэда. Амулет позволил ему беспрепятственно добраться до комнаты главаря разбойников, перерезать тому горло, а затем так же спокойно вновь вернуться к порталу.
- А почему же Брэд не проснулся, когда в его комнату вошёл чужой? – перебила я Стефана.
- А потому, что я дал Шону другой специальный амулет, который был настроен таким образом, что мог усыпить конкретного человека, – ответил мне маг. – К сожалению, силы моей магии хватало только для того, чтобы уснул один человек, а потому мы не могли воспользоваться этим методом и усыпить весь замок.
Я кивнула, и приготовилась слушать дальше.
Сняв старый амулет и надев уже приготовленный Стефаном новый, воздействующий на психику окружающих, Шон отправился через второй портал к месту, где жил Реус. Там он встретился с ожидавшим его Габриэлем. На этом первая фаза операции по моему спасению была завершена.
По заранее предусмотренному сценарию, Шон оказался рядом в момент, когда Реус узнал о кончине своего родителя и оставленном ему наследстве. Благодаря влиянию амулета, его подпись на купчей рабыни была уже делом времени.
Приглашённым маг из магистрата официально зарегистрировал сделку, и теперь Реус уже не смог от неё отказаться. Далее Шон представил Реусу якобы нанятого им наёмника, роль которого сыграл Габриэль. Реуса убедили в том, что Габриэль должен был закончить в этом городе какие-то свои дела, а затем – через пару дней – приехать в дом Реуса и, забрав купленную рабыню, отвезти её к новому хозяину.
После этого, использовав очередной амулет – на сей раз амулет призыва – Шон с Габриэлем подали весточку Стефану, который вновь открыл портал и вернул моего мужа обратно в свой дом. Габриэль же, накинув морок, отправился к дому Брэда.
Особо было оговорено, чтобы Габриэль, на обратном пути ни в коем случае не использовал магию. Это было связано с тем, что, во-первых, отсутствие магического следа не давало никакой возможности магам отследить конечную цель путешествия. , А во-вторых, отсутствие магии также гарантировало, что тот же самый маг не свяжет убийство Брэда со мной и со всей этой троицей – Стефаном, Габриэлем и моим мужем.
Вот таким вышло у них моё освобождение – многоступенчатым...
Стефан замолчал, давая мне возможность обдумать всё, что я узнала, и в комнате надолго установилась тишина. Внезапно она оказалась нарушена донёсшимся до нас с улицы топотом скачущего галопом коня. Я вскочила и замерла, не в силах сдвинуться с места. Звуки приближались, затем конь перешёл на шаг и остановился. Я услышала, как лошадь несколько раз всхрапнула, а потом раздался потрясённо-счастливый, самый лучший в мире голос – родной голос моего мужа, который, вероятно, увидев вышедшего из конюшни Габриэля, вскрикнул:
- Ты? Ты вернулся?! А где она?..
Мгновение спустя, он уже ворвался в дом. Дверь с грохотом распахнулась, ударившись о стену, и я увидела Шона. Несколько секунд он молча стоял на пороге, глядя на меня, а затем кинулся через всю комнату, схватил меня в объятия и прижал к своему крепкому телу. Всё ещё не до конца осознавая, что это он, мой возлюбленный, что он живой и мы снова вместе, я тоже обняла Шона.
Стефан посмотрел на нас и сказал:
- До утра никто вас не потревожит. Мы с Габриэлем переночуем во флигеле.
Я, уже не слушая мага, начала целовать своего мужа, чью смерть я оплакивала столь долго. Шон несколько секунд столь же упоённо целовал меня в ответ, а затем, подхватив на руки, поспешил в спальню.
Но дальнейшее уже не предназначено для посторонних глаз...
*орфография и пунктуация авторская
Рождественский БойКот.
Почти детективная ироническая история.
Снег шел и шел. Такого снегопада накануне Рождества здесь не видели давно, все последние зимы в городе были малоснежные и холодные. А эта зима выдалась мягкой и щедрой. Серебристо-белые снежинки лихо кружились в странном готическом танце, превращаясь в огромные сугробы. С каждым часом сугробы становились все выше, а снегопад все назойливее. Сначала под снегом исчезли кусты и заборы палисадников. Затем под мягкими белыми шапками скрылись крыши домов. И, наконец, отяжелевшие от налипшего снега деревья склонили головы перед мощью природы. Городские власти выгнали на улицы шесть единиц снегоуборочной техники, но и она через несколько часов позорно капитулировала перед снежной стихией.
Жизнь в городе почти замерла. Непогода поставила жителей перед нелегким выбором: быть погребенными под толщей выпавшего снега и тихо уснуть вечным сном; умереть от голода, если дороги в скором времени не расчистят и к ним перестанут завозить продукты; и, наконец, остаться без Рождества. Последнее представлялось им особенно ужасным.
Казалось, весь месяц горожане жили ожиданием праздника. Витрины магазинов, двери и окна домов сверкали рождественской символикой и новогодней мишурой. Весь этот хлам торжественно извлекали из чуланов и подвалов один раз в году, чтобы похвастаться перед соседями. Чего здесь только не увидишь! Новогодние венки и гирлянды, рождественские колокольчики, танцующие Санты и олени с грустными глазами. А с чего это им, спрашивается, быть веселыми, если они, бедняжки, должны везти санки с вечно пьяным толстым мужиком в красной шубе?! Мужик, к тому же, постоянно икает и орет «Jingle Bells» на всю округу, а иногда лезет драться.
Суета без спроса проникла в каждый дом, а главный праздничный атрибут – пушистая ель – торжественно и гордо сияла в окнах. Всем хотелось превзойти соседей в высоте и красоте дерева, и даже самые бедные семьи украсили елки в ожидании чуда Рождества.
Нагруженные пакетами и коробками, люди торопились добраться домой, пока стихия окончательно не парализовала движение в городе. Обмен рождественскими подарками должен был состояться, несмотря ни на какие капризы погоды, валютного рынка и очередной мировой кризис. И что из того, что большая часть этих подарков возвратится после праздника в магазин или займет свое место в чулане? Главное – соблюсти традиции! Мир, как известно, держится на традициях.
К домам побогаче рождественские подарки доставлялись на дорогих автомобилях.
В одном из таких домов на подоконнике первого этажа сидел и зевал наглый британский кот по кличке Бой. Он и сам и не знал, почему отзывался на это странное для породистого кота имя. Вообще-то в его родословной значилось «Горацио Валентайн Люциус Ромеро», но, когда он еще лежал в пеленках, окружающие восхищенно восклицали: «Прелестная кошечка!» Хозяйка британца, миссис Ковальчик, холодно поправляла: «Это мальчик!» С тех пор кличка Бой намертво приклеилась к коту. Конечно, он предпочел бы что-нибудь брутальное, скажем, Ковбой, или лучше, Плейбой. Тем более, что он вел жизнь настоящего кошачьего плейбоя – купался в роскоши, спал, ел, время от времени встречался с кошечками, ну, вы сами понимаете, для чего. Красивой внешностью он не был обделен, как и любопытством. Ему нравилось часами сидеть у окна и наблюдать за тем, что происходит на улице, но сегодня он так долго занимался этим, что вскоре это занятие наскучило ему.
Бой спрыгнул с окна и, лениво ступая, подошел к роскошно украшенной елке. Елка была искусственная (миссис Ковальчик поддерживала благородное дело сохранения лесов), высокая и пушистая. Она совсем не пахла, зато обладала другим бесценным качеством – была неколючей. Последнее особенно порадовало кота. Все его глупые кошачьи мысли сосредоточились на содержимом празднично упакованных коробок и пакетов под елкой. После некоторых размышлений Бой уговорил себя, что не будет ничего плохого в том, если он только посмотрит, что там. Он ловко подцепил лапой один из пакетов и подвинул к себе, засунув любопытную мордочку внутрь.
Не успел он обнюхать содержимое пакета, как в комнате раздались чужие шаги, и запах, отвратительный чужой запах, заполнил все пространство. Чужой направился прямиком к елке, и Бой в ужасе затаился. Как все богатые бездельники, он был труслив. Тишину комнаты нарушили шелест разрываемой бумаги и гулкий стук падающих на пол предметов. Внезапно кот почувствовал, как его оторвали от земли, и уже через секунду перед ним возникло краснощекое лицо со злыми глазами и белой бородой. От испуга кот задергался и пустил струю прямо на незнакомца. Тот злобно прошипел:
- Ах ты, мерзавец! Придется проучить тебя...
Схватив вырывающегося кота за ошейник, краснощекий быстро окинул взглядом комнату. В углу за креслом он заметил пластиковую корзину-переноску для животных, и после некоторых усилий засунул в нее орущего и сопротивляющегося кота. Бой обреченно понял, что стал жертвой похищения. Возможно, завтра его имя попадет на первые страницы местных газет!
Перспектива стать знаменитым заметно утешила его.
К тому времени, когда владелица Боя появилась у дверей своего дома, следы, оставленные неизвестным похитителем, уже скрылись под снегом.
Миссис Ковальчик, сорокадвухлетняя вдова, а вернее, дважды вдова, была широко известной дамой в городе. С юности она блистала красотой и даже получала титул Мисс Очарование. Два ее ныне покойных мужа обеспечили ей вполне безбедное существование. Первый оставил ей после своей смерти дочь и швейную мастерскую, второй завещал двухэтажный дом и породистого котенка. У вдовы оказался недюжинный предпринимательский талант, и уже через пять лет после смерти первого мужа, она превратила мастерскую в фабрику и стала хозяйкой магазина дамского белья «Прекрасная наездница». Это было изысканное, пикантное белье, достойное самых известных красавиц города!
Как и все, миссис Ковальчик ожидала Рождества с нетерпением. Подарки для единственной дочери Келли, студентки колледжа, и для своих друзей она тщательно выбрала в рождественском номере одного из самых больших каталогов почтовой рассылки. Одежда, посуда, модная бижутерия и просто безделушки – все дорого и со вкусом. Она не забыла даже про скидки! Упакованные подарки ей любезно доставили курьерской службой точно в срок и прямо к дому.
Миссис Ковальчик умело поставила машину в гараж и, воодушевленная мыслью «жизнь удалась», подошла к парадной двери. Внезапно порыв ветра распахнул ее, вызвав невольный испуг хозяйки дома. Она точно помнила, что закрывала дверь перед тем, как уйти. Осторожно пройдя в дом, миссис громко позвала кота.
- Бой! Бездельник, где ты есть?..
Ответом ей было молчание. Встревоженная вдова поспешила в гостиную и увидела то, что привело ее в совершеннейшее расстройство: разорванные пакеты и вскрытые коробки, содержимое которых валялось тут же в страшном беспорядке. Отдельные куски упаковочной бумаги отлетели в угол комнаты.
- Бой, что ты наделал?! – миссис Ковальчик на ходу скинула новую шубку и кинулась к елке, пытаясь спасти хотя бы что-то. Она решила, что избалованный и скучающий в одиночестве кот устроил назло ей погром, а затем, испугавшись наказания, сбежал из дома.
Когда же обнаружилась пропажа не только кота, но и кошачьей переноски, миссис заподозрила неладное и бросилась звонить в полицию.
Сержант полиции Анна Кларк очень надеялась, что сегодняшнее дежурство завершится так же, как и началось, то есть без происшествий. Ее новый напарник, детектив Марк Липински, всего три недели назад был переведен к ним в участок из другого города. Ему было сорок лет, и Кларк могла назвать его достойным представителем мужской породы: стройный, темноволосый, с волевым лицом и печальными серо-голубыми глазами. Все, что сержант узнала о нем, уместилось в несколько слов: был разведен и имел малолетнюю дочь. Анна пыталась узнать от Марка причины его перевода, но он отшучивался дежурными фразами, и она больше не касалась этой темы. Веселая и разговорчивая, сержант была не только отличным полицейским, но и другом.
Вызов из дома вдовы Ковальчик поступил на пульт дежурного, когда дежурство Кларк и Липински подходило к концу.
- Черт! – Марк тихо выругался. - Анна, у нас вызов, похоже, проникновение в дом и кража. – Он на ходу продиктовал напарнице адрес и фамилию потерпевшей.
- Ничего себе, это же Прекрасная наездница! - Сержант Кларк присвистнула и быстро запрыгнула в полицейский автомобиль на сиденье водителя.
- Прекрасная наездница? Что это значит?..- Липински сел рядом и улыбнулся так широко и открыто, что сержант заметила две маленькие ямочки на его щеках.
- В доме по этому адресу проживает хозяйка магазина дамского белья «Прекрасная наездница». И саму вдову за глаза называют так же. Здесь многим дают прозвища, детектив... А белье в ее магазине великолепное! – Она многозначительно улыбнулась Марку и сделала рукой неприличный жест. – Один из моих бывших однажды подарил мне такую вещицу! – Анна хохотнула.
- Понятно. Выходит, вдовушка – та еще штучка?..
- Ага. Сам увидишь. И будь осторожней, детектив!
Липински в ответ загадочно покачал головой.
Миссис Ковальчик ожидала полицию, сидя на диване. Она печально смотрела на то, что ранее представляло собой новогодние подарки, и время от времени подносила к глазам платок. Потоки слез усиливались, как только она переводила свой взгляд на любимые игрушки Боя. Слезы не помешали ей услышать звук подъехавшей машины, но она не нашла в себе силы выйти навстречу полицейским. Они вошли в дом сами, с пистолетами в руках.
- Мэм... Миссис Ковальчик?
Марк прошел в комнату первым, спрятал пистолет и предъявил свой значок:
- Детектив Липински, мэм, и сержант Кларк, полиция города.
Вдова подняла на него свои прекрасные заплаканные глаза:
- Прошу вас, детектив, зовите меня - Дана. И вы тоже, сержант.
Анна Кларк сдержанно кивнула и отправилась осматривать дом, оставив напарника опрашивать потерпевшую.
Миссис Ковальчик пригласила детектива присесть. Она была невероятно привлекательна в свои сорок два года. Ее можно было сравнить со статуэткой Баст, древнеегипетской богини радости, любви и женской красоты. Дана обладала сильным, гибким телом, смуглой кожей, блестящими черными волосами и зелеными с поволокой глазами. Черное трикотажное платье выгодно подчеркивало спортивную фигуру. У нее были великолепные ноги, и Липински почувствовал, что готов утешить прекрасную вдову на этом самом диване.
Но сначала нужно было опросить ее. Он задал ей несколько простых вопросов по обычной схеме.
- Вы живете одна?
- Вас интересует моя личная жизнь, детектив?..- Дана пристально смотрела на полицейского, при этом ее зеленые глаза странно блестели.
- Я пытаюсь помочь вам, - возразил Марк.
Она пожала плечами:
- Я вдова, моя дочь живет и учится в другом городе. Друга или любовника у меня в данный момент нет, если это интересует вас, – добавила она.
- У вас есть прислуга, миссис Ковальчик?
- Конечно, детектив. Я не могла бы поддерживать порядок одна в таком большом доме. Но дело в том, что вчера я отпустила ее на несколько дней к родным отпраздновать Рождество.
- Расскажите мне, что случилось сегодня. – Марк достал ручку и блокнот.
- Все было как обычно, днем я поехала в магазин. К вечеру усилился снегопад, я отпустила девочек на час раньше, потом закрыла магазин и поехала домой. Поставила машину в гараж, подошла к двери. Порывом ветра дверь открылась сама, я испугалась, но вошла в дом и увидела ... - Вдова оглянулась в сторону рождественской елки. – Сначала я подумала, что это Бой, мой кот, натворил все это, а потом убежал. Но ведь он не смог бы открыть замок! А потом я заметила, что нет сумки - переноски, в которой я ношу его к ветеринару, и позвонила в полицию.
- Вы считаете, что кто-то проник в ваш дом, чтобы похитить кота?..
И детектив, и хозяйка дома внезапно почувствовали некую абсурдность ситуации. Но другой версии преступления у них не было.
Пока Липински опрашивал вдову, сержант Кларк осмотрела дом. Она не нашла видимых следов пребывания посторонних на втором этаже дома, и вернулась в гостиную. Одна из стен в комнате представляла собой огромный книжный шкаф почти до самого потолка. За стеклами шкафа Анна разглядела фотографию в двойной рамке. Слева находилось изображение первого мужа вдовы, Арчи Хупера, справа - второго, Бенджамена Ковальчика. Казалось, они о чем-то мирно беседуют. Анна с удивлением отметила про себя этот факт и продолжила осмотр гостиной.
Сержант решила, что это самая большая и уютная комната в доме, поэтому рождественскую ель установили здесь.
- Вы предпочитаете искусственные растения, миссис Ковальчик? – Вопрос сержанта прозвучал неожиданно.
- Что?.. Ах, ель. Я состою в обществе по охране природы, мой второй муж возглавлял его многие годы.
Анна Кларк надела перчатки, опустилась на колени перед елью и осмотрела остатки упаковочной бумаги. На бумаге отсутствовали следы кошачьих когтей, и она с уверенностью могла сказать, что это работа человека. Аккуратно сложив обрывки в полиэтиленовый пакет, Анна бросила напарнику:
- Марк, я вызову эксперта снять «пальчики». На дверном замке нет следов взлома, это работа профессионала. Нужно опросить соседей...
Липински кивнул, и вернулся к опросу потерпевшей.
- У вас есть враги, миссис Ковальчик? Недоброжелатели, завистники?..
- Детектив, они есть у каждого, уверяю вас. Я красивая и успешная женщина, это ли не предмет для зависти?.. Но открыто мне никто не угрожал, - Дана отрицательно покачала головой.
- Сигнализация?..
- Нет. В этом квартале всегда спокойно. Было... - Миссис Ковальчик вновь прижала платок к глазам.
Липински протянул ей карточку с номером телефона:
- Если вы вспомните что-то еще, позвоните мне в участок. Наш эксперт снимет отпечатки пальцев с входной двери и в доме, до завтра входную дверь опечатают. И мой вам совет: установите сигнализацию в доме!
Она кивнула.
- У вас есть друзья и близкие, куда вы можете пойти сегодня?
- Я позвоню подруге. Благодарю вас, детектив. - Дана взяла карточку, и они с Марком обменялись красноречивыми взглядами.
На обратном пути в участок напарники обсуждали дело.
- Что ты об этом думаешь, Марк? - Анна с трудом вырулила по заснеженной дороге к полицейскому участку.
Липински усмехнулся. Такого странного дела у него еще не было.
- Выглядит так, будто кто-то очень хотел насолить вдове, да еще и забрал кота. Она утверждает, что из ценных вещей у нее ничего не пропало, но тот, кто проник в дом, знал, где искать. Он даже умудрился не оставить следов обуви!
- Кто-то явно искал что-то под елкой. – Анна задумалась. - Подождем до завтра отчет эксперта, может, ему удастся обнаружить «пальчики», это значительно ускорит расследование.
- Опрос соседей?..
- Ничего конкретного не дал, - ответила сержант и ловко припарковала машину на стоянке полицейского участка.
Утро следующего дня выдалось тихим и ясным. Снегопад сделал передышку: по прогнозам синоптиков, он должен был возобновиться ближе к вечеру. Улицы города представляли собой огромные снежные поля, только центральные дороги были частично расчищены от снега, давая возможность хотя бы как-то перемещаться по городу.
В полицейском участке детектив Липински и сержант Кларк работали с данными, полученными от эксперта. Чужих отпечатков пальцев в доме обнаружено не было – таково было заключения эксперта полиции Нейла Киркпатрика.
- Но правонарушитель всегда оставляет на месте след, - добавил он, - и настоящий эксперт этот след найдет! Я нашел несколько интересных волосков, - он достал результаты анализа и положил на стол перед Липински. – Вот этот, белый волос, синтетический. Из таких волос делают парики и бороды для карнавальных костюмов. А вот этот, красный, - Киркпатрик торжественно подчеркнул важность момента указательным пальцем, – входит в состав ткани, из которой шьют...
- Шубы Санта Клаусов, - закончила за него сержант Кларк. – Значит, кто-то переоделся в костюм Санты, чтобы проникнуть в дом! Ловко придумано... А что со следами обуви?
Нейл хитро улыбнулся:
- Я тоже не сразу понял, в чем тут фокус. Следы возле входной двери если и были, то их благополучно стерли - сначала потерпевшая, а потом все, кто заходил в дом – полицейские и эксперт. На полу в комнате следы отсутствовали, но не мог же он по воздуху перемещаться! Пришлось поползать по полу в поисках ответа на эту загадку.
- Киркпатрик, не тяни!
- На полу я тоже нашел несколько волосков, которые подверг экспертизе. Это оказалась шерсть, обыкновенная шерсть, из которой вяжут теплые носки!
- То есть ты хочешь сказать, что наш Санта отмычкой открыл дверь, зашел в дом, снял сапоги у двери и прошел в комнату в одних носках?..- Сержант ухмыльнулась.
- В костюме Санты наш преступник остался неузнанным, - задумчиво сказал Липински. – Придется проверить всех Санта-Клаусов в городе!
- Ты шутишь, красавчик?!
- Нет. Начнем с праздничных агентств, а если он взял костюм напрокат, то придется опросить владельцев проката...Черт! – Детектив схватил запищавший сотовый со стола. -Липински. Да... сейчас приеду, диктуйте адрес. - Он подал Анне знак о важности звонка.
- Что случилось?
- Наш похититель котов вышел на связь, пять минут назад он позвонил в магазин Ковальчик! Похоже, у нее действительно есть то, что он пытается заполучить, и я должен выяснить, что это. Я еду туда, а ты начинай обзванивать агентства.
Нейл Киркпатрик похлопал детектива по спине и помахал сержанту рукой:
- Не буду вам мешать, ребята! Желаю поймать похитителя до наступления Рождества!
Марк и Анна, не сговариваясь, запустили в него папками.
Не получив на завтрак любимого тунца, Бой приуныл. Его маленькое приключение неожиданно затянулось. То место, где он находился, ничем не напоминало родной дом. Унылые серые стены, старый диван и телевизор в углу. Никаких любимых игрушек и теплой подушки, на которой он мог бы отдохнуть, не говоря уже о кошачьем туалете. Ему пришлось ходить на старую газету! Бой не мог стерпеть подобного унижения. Он хотел домой, хотел кинуться к ногам хозяйки и громко завопить от счастья, но вместо этого он завопил от горя. Кошачьи крики огласили убогое жилище и вскоре возымели действие. Человек со злыми глазами появился на пороге комнаты. «Опять этот запах», – подумал кот, не прекращая орать.
- Заткнись, а не то я скормлю тебя злобным псам! – Он кинул коту в миску пережаренную котлету. – Как только твоя хозяйка вернет мне мое, ты окажешься дома.
Бой благоразумно замолчал. Он обнюхал котлету и гордо отвернулся от миски.
- Не хочешь? Устроил бойкот? – Человек с удивлением посмотрел на кота. – Ничего, проголодаешься, будешь сговорчивей.
Он хрипло рассмеялся и вышел из комнаты, оставив кота в голодном одиночестве переваривать свое горе.
Магазин миссис Ковальчик находился в самом центре города. Главные дороги были частично расчищены, и Липински добрался до магазина без особых усилий. О прошедшем накануне снегопаде напоминали огромные сугробы у стен здания, над входом мигала светящаяся вывеска «Прекрасная наездница. Белье для дам».
Вдова встретила его в магазине сама и провела в кабинет мимо покупательниц в богатых шубках и услужливых продавщиц. На манекенах в торговом зале Липински успел рассмотреть занятные вещички женского гардероба.
- Прошу вас, детектив. Спасибо, что быстро приехали. – Дана усадила его за стол и устроилась напротив. На ней был костюм кораллового оттенка, шею нежно облегала нитка белого жемчуга.
- У вас красивый магазин, миссис Ковальчик,- отметил он. «И красивая хозяйка».
- Прошу вас, зовите меня Дана, - напомнила она. «Какие у него удивительные глаза!»
- Хорошо. – Липински перевел взгляд на фотографию на стене. Красивая юная брюнетка с серым котом на руках позировала на фоне цветущего сада.
Дана перехватила его взгляд:
- Это Келли, моя дочь. Она учится в другом городе, и я скучаю. Мы видимся с ней только по праздникам. А это Бой...– Она помолчала, словно пытаясь вспомнить что-то важное. - Детектив, вы, возможно, думаете обо мне, как о богатой избалованной дамочке, для которой пропажа кота важнее всего на свете?
- А это не так?.. – Марк почувствовал, что эта женщина удивляет и привлекает его.
Она рассмеялась.
- Люди многое говорят обо мне, и в основном это их фантазии. Я выросла в приемной семье, и к моменту окончания школы моим единственным богатством было привлекательное личико. Я нанялась работать в мастерскую Арчи Хупера, там он меня и приметил. Он стал мне другом, а затем и мужем. Несмотря на разницу в двадцать пять лет, я была счастлива с ним. Арчи дал мне настоящую семью, образование, у нас родилась Келли, - при упоминании дочери взгляд ее потеплел, - но через десять лет он внезапно умер от сердечного приступа.
- И вы опять вышли замуж...
- Да. Вас это удивляет?.. Мне было тридцать лет. После смерти Арчи на моих плечах оказалась забота о дочери и о мастерской. Мне нужна была поддержка, мне нужен был настоящий мужчина. Бенджамен Ковальчик красиво ухаживал за мной, был терпелив, к тому же он нашел общий язык с Келли. И, в отличие от других мужчин, я была ему нужна не только в качестве красивой игрушки рядом. Я приняла его предложение, и не пожалела об этом.
- Что случилось с мистером Ковальчиком? - Липински внезапно почувствовал укол ревности к покойному.
Дана печально вздохнула:
- Автомобильная авария... И вот уже три года как я вновь вдова. У меня остались дочь и кот, к которому я очень привязалась.
Детектив наклонился к ней.
- Расскажите мне о звонке.
Вдова потерла виски пальцами и постаралась припомнить каждую деталь.
- Я приехала на работу к десяти часам. Поговорила с девочками, - она кивнула в сторону продавщиц, - затем прошла сюда, в кабинет. Примерно через пятнадцать минут раздался звонок. Незнакомый мужчина потребовал от меня вернуть то, что принадлежит ему. В противном случае он грозился не только расправиться с моим котом, но и обещал неприятности мне. Я ничего не сказала девочкам, чтобы не пугать их, а сразу позвонила вам.
- Как он узнал ваш номер?
- Он есть в любом городском справочнике! Поверьте, детектив, я не знаю, что этот человек ищет у меня...
- Он сказал вам, каким образом вы должны связаться с ним?
- Он перезвонит мне сам в течение дня.
- Дана, мне нужно понять, что он искал у вас. Результаты экспертизы показали, что входная дверь вскрыта профессионалом, это не простое вторжение. Вы утверждаете, что у вас ничего не пропало, кроме кота, тем не менее, рождественские подарки были безжалостно вскрыты. Это наводит меня на мысль, что некто знал, что и где искать. Неизвестный преступник не нашел этого в вашем доме, возможно, он попытается проникнуть сюда. Магазин на сигнализации?
Она кивнула.
- Если то, что ему нужно, находится здесь, мы должны найти это. Вы хранили все подарки дома?
- Нет. Я заказала подарки для Келли, для трех своих подруг и для племянницы Бенджамена, все эти подарки в моем доме. Еще я каждый год поздравляю своих продавщиц, так пустячки, - пояснила она,- но девушкам приятно. Эти подарки я храню здесь, в моем столе.
Она открыла стол, вынула картонные коробки и выложила их содержимое перед детективом. Ничего необычного в наборах женской косметики и средствах для принятия ванн Липински не увидел, но опыт полицейского подсказывал ему, что он на верном пути. Он взял в руки одну из ярких баночек, на этикетке которой значилось «Соль для ванн», и задумчиво повертел ее в руках.
- Могу я открыть ее?..
- Разумеется. – Миссис Ковальчик внимательно следила за действиями полицейского.
Детектив высыпал часть содержимого банки себе на руку, понюхал, затем взял пальцами щепотку и лизнул. Ощутив знакомый вкус, он усмехнулся:
- Знаете, что это? – Липински выдержал паузу. - Наркотик под видом соли для ванн!
- Наркотики?! Боже мой, я... я не понимаю, как они попали туда! – Вдова была так сильно взволнована, что вскочила из-за стола. – Так вот, что он хотел получить назад! Но вы уверены, что это они, детектив?..
Он развел руками и откинулся на стуле.
- Несколько лет я проработал в управлении по борьбе с наркотиками! Мне приходилось находить их и в более экзотических местах, поверьте мне. – Липински внимательно наблюдал за вдовой, чтобы понять кто она - жертва или соучастница. Он склонялся к первому. - Мне необходимо будет проверить содержимое всех наборов.
- Конечно. Делайте все, что считаете нужным, детектив. – Миссис Ковальчик взяла себя в руки и попыталась успокоиться.
В остальных упаковках «Соли для ванн» оказалось то же самое вещество, и Липински оставалось выяснить, каким образом оно туда попало.
- Где вы заказывали подарки, Дана?
- В каталоге почтовой рассылки. – Она назвала один из самых известных каталогов в стране. – Я делаю это ежегодно, это экономит время, детектив. Послушайте, что мне сказать этому человеку, когда он снова позвонит?
- Скажите ему, что вы готовы вернуть ему то, что он ищет, и договоритесь о месте передачи. Далее предоставьте дело полиции, никакой самодеятельности. Мне нужно связаться с управлением по борьбе с наркотиками. Я думаю, этого человека из местных жителей наняли другие люди, которые стоят за контрабандой. – Марк непроизвольно вздрогнул, когда в кармане у него запищал сотовый телефон. - Липински! Да... Отлично поработала, сержант! Возвращаюсь в участок, у меня здесь тоже много интересного.
Он отключил телефон и обратился к вдове:
- Я должен вас покинуть на время. Как только он позвонит, сразу сообщите мне. Еще раз напоминаю – никакой самодеятельности, этот человек может быть опасен! Если он объявится здесь, а это не исключено...
- Для таких случаев у меня есть тревожная кнопка, - вставила Дана. Она уже не выглядела испуганной, в ее зеленых с поволокой глазах отражалась решительность.
- Ну вот, - усмехнулся Липински, - свой магазин вы защитили всеми средствами, в отличие от своего дома.
Она вспыхнула:
- Я уже заменила дверной замок и к вечеру мне установят сигнализацию, детектив!
- Хорошо, - примирительно сказал он и очень серьезно добавил: - Буду ждать звонка...
«Оказывается, за внешней холодностью скрывается темперамент!» Мысленно он сравнил ее с исландским вулканом Эйяфьятлайокудль. Звучит красиво и непонятно!
За то время, что Липински опрашивал хозяйку магазина, сержант Анна Кларк успела обзвонить все праздничные агентства в городе. Ей удалось узнать, что в этом году в качестве Санта-Клаусов на Рождество задействовали тех же актеров, что и в прошлом, за исключением одного человека. Его имя - Джеймс Уоррен. Собственно ничего серьезного за ним замечено не было, так, мелкие правонарушения, но неожиданный интерес тридцатипятилетнего Джеймса к роли рождественского персонажа вызвал у сержанта несколько вопросов. Во-первых, с каких это пор он занялся актерским мастерством? И, во-вторых, где он находился вчера днем? В полицейском архиве она обнаружила его адрес и телефон. Уоррен не отвечал на звонки, и Анна подумывала о том, чтобы выехать по адресу, где он был зарегистрирован. Оставалось дождаться напарника.
Липински подъехал к полицейскому участку. По дороге он успел связаться с управлением по борьбе с наркотиками и ввести офицеров в курс дела. То, что он узнал от них, позволило ему многое понять в этой истории. Он сообщил им о том, что Дана Ковальчик ожидает звонка от неизвестного мужчины, который, по всей видимости, вовлечен в преступление случайно и является всего лишь курьером.
Сержант Кларк нетерпеливо ожидала напарника и, как только он вошел в кабинет, кинулась к нему:
- У меня есть подозреваемый! – выпалила она.
- И кто же он? – Липински не терпелось поделиться с Анной тем, что он узнал, но он дал ей возможность высказаться первой.
- Джеймс Уоррен, местный парень без определенного занятия, привлекался ранее за мелкие правонарушения. А в этом году он решил поработать Санта-Клаусом! Довольно странный выбор для такого человека, как он, не правда ли?.. – Анна наблюдала за тем, как Марк бросил куртку на стул и снял с себя теплый шарф. - Короче, нужно бы посетить парня в его берлоге! А что у тебя?
- Если Уоррен и есть тот самый похититель котов, которого мы ищем, то ему светит одна серьезная уголовная статья.
Липински рассказал сержанту о том, что он обнаружил в магазине «Прекрасная наездница» и о том разговоре, который состоялся у него с полицейскими из управления по борьбе с наркотиками. Как оказалось, детектив был прав в своем предположении о том, кто стоит за всем этим. Одна из бандитских группировок организовала перевозку наркотиков под видом косметических товаров известных торговых марок. Для их распространения они привлекли несколько служащих фирмы почтовой рассылки товаров. Эти люди должны был высылать особые товары строго определенному кругу клиентов. Однако часть товара каким-то образом попала к совершенно посторонним людям, и преступникам пришлось изымать его у них различными способами. В поле зрения полицейских эти преступления попали случайно – один из офицеров обратил внимание на то, что в последнюю неделю участились случаи странных краж в домах и квартирах. Вместе с обычными вещами преступники прихватывали с собой новогодние подарки, в которых были, в том числе, косметические наборы.
- По-видимому, бандиты отследили те адреса, по которым ушел их товар, и таким образом пытались получить его назад. Нашего подозреваемого они могли нанять через третьих лиц, даже не раскрывая себя. Думаю, преступник следил за домом вдовы, и проник в дом, когда она отпустила прислугу на праздники.
- Чтобы остаться неузнанным, он переоделся в костюм Санты. А что может быть естественнее, чем встретить на улице в Рождество человека в таком образе! - вставила сержант. – Поэтому соседи и не заметили ничего необычного...
- Ну да, - кивнул Липински и продолжил: - Не найдя того, что нужно в доме вдовы, наш подозреваемый предположил, что это находится в магазине Ковальчик, и позвонил ей туда. – Марк помолчал и добавил: - Кстати, я оставил весь «товар» в магазине - ребята из управления по борьбе с наркотиками приедут и составят протокол об изъятии.
- А
они не спугнут нашего парня?
- Спокойно, сержант, они профессионалы! Нам останется только наблюдать за всем, потому что данное преступление попадает под их юрисдикцию.
- А как же кот?..
- Кот? – Детектив задумался. – Думаю, бедняга стал случайной жертвой похищения! Кстати, забыл тебе сказать: магазин у вдовы - это нечто! Если она все это придумала сама, значит, у нее великолепный вкус и богатая фантазия...
«Есть ли в этом городе хоть один мужик, который не западет на вдовушку», - тоскливо подумала Анна, разглядывая Липински.
Бой сиротливо лежал на полу грязной комнаты, и обдумывал планы бегства. Он уже понял своим кошачьим умом, что на этот раз ему лично придется позаботиться о себе. Мысль о том, что всю оставшуюся жизнь он проведет здесь, вдали от родного дома, была для него невыносима. Он уже изорвал в клочья всю газету и добрался до обоев в углу. Кот взглянул на стоящую рядом сумку-переноску и вздрогнул. Никогда еще она не была ему так противна!
Наконец, он услышал приближающиеся шаги, быстро вскочил на лапы и притаился за дверью комнаты. Его возбужденное состояние выдавал только кончик хвоста. Дверь со скрипом распахнулась. Человек со злыми глазами прошел к тому месту, где только что лежал Бой, и заглянул в переноску. Не найдя в ней кота, он озадаченно оглянулся назад и увидел, как тот выскочил из комнаты и помчался прочь.
- Чертов кот! – взревел мужчина и бросился в погоню.
Бой метался по дому, не разбирая дороги. Сердце у него безумно забилось, когда он услышал за собой шаги человека. У самой двери мужчина догнал кота и схватил за ошейник, но Бой не собирался сдаваться, на этот раз страх прибавил ему сил. Он вырвался из рук обидчика и сам кинулся на него, выпустив когти и злобно шипя. Мужчина заорал от боли и кинулся к выходу, но Бой продолжал крепко висеть на нем, пока они оба не оказались на заснеженной улице. Только здесь мужчина сбросил кота с себя и схватился за разодранную когтями руку. Бой без оглядки кинулся бежать подальше от этого дома, сопровождаемый проклятьями в свой адрес.
Он не знал дороги домой, но понимал, что ему нужно добраться до такого места, где бы люди сами нашли его. Бежать, бежать к людям! Легко сказать, когда лапы мерзнут и увязают в снегу, но кот понимал, что только там, где люди, его спасение.
Ближе к вечеру Бой очутился рядом с бензоколонкой. Силы его были на исходе, он рухнул в ближайший сугроб и тихо закрыл глаза.
Дана Ковальчик шла по заснеженной улице по направлению к городской почте. Уже почти стемнело, вновь начался снегопад. Она старательно прижимала к себе пакет, в который сложила баночки с «Солью для ванн». Полчаса назад неизвестный ей мужчина вновь позвонил и предложил встретиться у здания почты. Он был уверен, что женщина вернет ему именно то, что он ожидает. Как и было договорено, вдова сразу же связалась с детективом Липински, и тот созвонился с управлением по борьбе с наркотиками. Совместная операция под кодовым названием « Праздник» была организована буквально за полчаса.
Внезапно Дана почувствовала толчок в спину и упала на колени. Белый беретик слетел с ее головы, позволив черным волосам рассыпаться по плечам, и в ту же секунду человек в красной шубе выдернул пакет у нее из рук и кинулся бежать. От неожиданности вдова закричала и упала лицом в сугроб. Она не видела, как вдогонку мужчине кинулось сразу несколько полицейских.
Кларк и Липински сидели в автомобиле в засаде, когда все это случилось. Марк быстро выскочил из машины и подбежал к Дане, помогая ей встать.
- С вами все в порядке? – Липински поднял берет и протянул его женщине.
- Да... Благодарю вас, детектив. – Дана взяла берет. У нее дрожали руки, колготки были порваны на коленях. – Все случилось так быстро, что я не успела ничего понять. Это был тот самый человек?..
- Полиция выяснит это, не сомневайтесь. Спасибо вам за помощь! Я подвезу вас?..
- Если вас не затруднит... А как же мой кот? – Растерянно спросила Дана.
- Мы найдем его! – Детективу очень хотелось самому поверить в это.
Марк повел вдову к полицейскому автомобилю, поддерживая за руку. Когда он усадил женщину в машину, то заметил, как внимательно сержант смотрит на него.
- Ты хочешь что-то сказать мне, Анна?
- Ты запал на нее...
Марк ничего не ответил ей. Он понимал, что она права.
После работы Липински подъехал к заправочной станции, его бензобак был почти пуст. Ступая по мягкому снегу, он выбрался из машины и боковым зрением заметил в сугробе темно-серый мешок. Марк подошел ближе, наклонился и осторожно потрогал рукой. «Мешок» пошевелился. В снегу лежал обессилевший кот, глаза его были прикрыты, но он дышал. Детектив бережно подхватил его на руки и разглядел на шее дорогой ошейник, на котором было выгравировано « Бой».
- Не может быть! Вот так удача!.. – Он уложил кота на переднее сиденье автомобиля. – Сначала мы поедем ко мне домой, дружок, а потом я отвезу тебя к хозяйке.
Марк снял с себя куртку и накрыл несчастное животное, чтобы оно могло согреться и прийти в себя. Бой почувствовал, как жизнь по капле возвращается к нему, и в благодарность слабо мяукнул детективу.
- Ну вот, - усмехнулся тот, - а ты уж думал, что богу душу отдал, да? Видно, досталось тебе...
Дома Марк накормил голодного кота супом, быстро переоделся в джинсы и пуловер. Ему срочно нужна была плетеная корзинка, чтобы отвезти Боя. Он постучал к своей соседке и, дружелюбно улыбаясь, рассказал ей трогательную историю о потерянном любимце. Сердобольная пожилая дама приложила к корзинке стеганое покрывало, чтобы Бой не замерз в дороге. Детектив посадил кота в корзинку, рядом положил купленные по дороге домой коробку конфет и бутылку вина, вызвав неудовольствие Боя.
Через два часа Липински подъехал к дому миссис Ковальчик, позвонил в дверь и стал ждать. Вскоре послышались торопливые шаги, входная дверь открылась на безопасное расстояние, ограниченное цепочкой.
- Детектив Липински?.. – Дана сняла цепочку и впустила Марка в дом. – Что-то случилось?
Вместо ответа он протянул ей корзинку, прикрытую покрывалом.
- С Рождеством! Это вам...
Она смотрела на него, не двигаясь, и на шее нервно пульсировала маленькая жилка.
- Откройте! – настойчиво попросил Марк.
Дана осторожно приподняла угол покрывала. Ее и без того большие глаза распахнулись еще шире от удивления. В корзинке на коробке шоколадных конфет, свернувшись клубком, мирно спал Бой. Его голова покоилась рядом с горлышком винной бутылки. Казалось, кот охранял ее.
- Вы нашли его?!
- Он сам нашелся. - Детектив осторожно поставил корзинку на пол.
- Как это случилось?..
- Думаю, он сбежал от похитителя, а потом пытался найти родной дом, но увяз в снегу и едва не замерз. Я подобрал его у бензоколонки.
- Бедняга! - Она счастливо улыбнулась. - Я должна как-то отблагодарить вас, детектив...
В корзинке послышалась возня, это проснулся Бой. Он открыл глаза и увидел рядом с собой хозяйку и того человека, что подобрал его в снегу. Осознав, что он дома, кот выбрался наружу и, шатаясь, направился в гостиную, к своим игрушкам и подушкам.
Марк и Дана, не отрываясь, смотрели друг на друга. Внезапно Липински притянул ее к себе и прильнул к губам. «Боже мой», - пронеслось у него в голове, когда она ответила на поцелуй и раскрыла свои губы.
- Кажется, это я должна была поблагодарить! - прошептала Дана, когда Марк наконец-то отпустил ее. В голове у нее шумело, ноги подкашивались от волнения.
Липински тяжело дышал, желание обладать этой женщиной сводило его с ума.
- Прокатишься на мне, Прекрасная наездница?
Дана рассмеялась и отрицательно покачала головой:
- Не сейчас. – Она кивнула в сторону гостиной. - Пойдем, я познакомлю тебя с Келли.
В этот момент из комнаты раздались радостный крик и грохот.
- О, господи, Келли! Бой!
Дана и Марк бросились в гостиную. Из-под лежащей на полу рождественской елки, прижимая к себе кота, выбралась девушка. С ее платья и шерсти животного свисали обрывки блестящей елочной гирлянды. Она осторожно поставила испуганного кота на пол и виновато улыбнулась.
- Бой от радости кинулся на меня, и я упала прямо на елку, – сказала она, обращаясь к матери, и протянула руку для знакомства Липински. – Келли Хупер!
- Марк Липински, детектив. – Он пожал ей руку и широко улыбнулся.
- Вижу, что не Санта-Клаус! Вы будете встречать Рождество с нами? – Келли была заинтригована гостем.
Марк неожиданно смутился:
- Если ваша мама не возражает...
Он оглянулся на Дану и увидел ответ в ее смеющихся глазах.
Бой уже не слушал, о чем говорят люди в доме, он предавался своему любимому занятию. Проезжая в Рождество по заснеженной улице, можно было разглядеть в окне первого этажа силуэт кота на фоне сверкающей огоньками ели.
Если прошлое вернется...
Молли Браун с детства любила Рождество. Может быть, из-за запаха хвои, может, из-за звуков гимнов, которые наполняли душу благодатью и верой в лучшее, но точно не из-за подарков. Семья Молли была очень бедна, и к Рождеству едва-едва удавалось скопить немного на горсточку угля. Слабый огонек в камине, к которому жались семеро детей Браунов, был самым лучшим подарком, который они могли себе позволить.
Девушке повезло – сейчас она работала горничной у звезды чикагского кабаре, самой Кики Боулз, но хозяйка скуповата и не балует прислугу лишним центом, так что Рождество для Молли – по-прежнему лишь ожидание чего-то чудесного, что никогда не приходит.
Размышляя так, горничная тихонько постучала в дверь номера мисс Боулз и, не дождавшись ответа, вошла.
В комнате царил полумрак. Сквозь неплотно зашторенные окна пробивался лишь тонкий лучик света от уличного фонаря. Вероятно, мисс Боулз сразу же после рождественской вечеринки в мэрии отправилась спать. Даже не зашла поцеловать на ночь дочку – не похоже на неё, но, видимо, слишком уж устала. Молли включила светильник на низеньком столике у окна и лишь тут увидела, что хозяйка так и заснула на диванчике: сидя, не раздеваясь, даже не распустив пышной причёски. Но что-то в полулежащей фигуре насторожило горничную. И когда она поняла, что именно, тишину спящей гостиницы нарушил жуткий, отчаянный крик.
Начальник полиции города N Абрахам Смит тоже любил Рождество. В его доме этот праздник всегда проходил шумно и весело, со множеством подарков и сказками у камина, с выпеканием печенья для Санта-Клауса и пением рождественских гимнов, с дружескими тостами и добрыми пожеланиями. Несмотря на то, что дети давно выросли и разъехались по разным городам, а в прошлом году умерла миссис Смит, в сердце Эйба все равно сохранился дух Рождества. Даже безобразная сцена между сенатором и заезжей певичкой, устроенная вчера в коридоре мэрии на приеме по случаю праздника, не испортила начальнику настроения.
А вот звонок среди ночи из единственной в городе гостиницы блестяще справился с этой задачей. Выслушав сбивчивый монолог портье, Смит позвонил своему помощнику, отдал необходимые распоряжения, собрался и выехал на место преступления. Всю дорогу с его лица не сходило хмурое и, что уж там, немного испуганное выражение. Последний раз он сталкивался с расследованием убийства на заре своей службы в полиции города N – а это без малого сорок лет назад. Но нынешней зимой кто-то решил нарушить покой горожан.
У гостиницы Эйба встретил белый как снег портье и сообщил, что в комнате ничего не трогали, но помощник шерифа Рамирес и доктор Вессон, приехавшие двадцать минут назад, уже поднялись наверх и приступили к работе.
Гостиничный номер на первый взгляд выглядел аккуратным и уютным, а девушка, прикорнувшая на диване – задремавшей, если не замечать отёчного побагровевшего лица и туго затянутого на шее шарфика. Видимого беспорядка не наблюдалось. Доктор с хмурым видом снимал перчатки, в смежной комнатке Рамирес опрашивал горничную. Насмерть перепуганная всхлипывающая девушка тряслась и, насколько успел понять шеф, не могла ничего толком сказать. К ней прижималась испуганная маленькая девочка. Заметив начальника, помощник оставил безнадёжное дело и, извинившись перед мисс Браун, пошёл докладывать о проделанной работе.
– Наша убитая – мисс Кики Боулз, звезда какого-то знаменитого чикагского заведения, я толком не понял какого именно. Девочка рядом с горничной – дочь Кики, ей пять. Отец неизвестен. Мисс Боулз в нашем городе проездом, в рамках рождественской программы местного кабаре, спонсируемой мэром. Прибыла три дня назад, всё время отдавала репетициям, куда ходила и с кем встречалась – в данный момент не представляется возможным узнать. Сегодня была на торжественном приеме в мэрии, когда вернулась – неизвестно, но очень поздно.
Примерно в одиннадцать горничная, мисс Молли Браун, вошла в комнату потерпевшей, чтобы убрать стол после ужина и сервировать его на утро. Точное время она не помнит, как именно обнаружила труп и что при этом делала – тоже.
– Что говорит доктор?
– А он пока может сказать только то, что, похоже, потерпевшую задушили ее же шарфиком пару часов назад, – заявил появившийся за спиной помощника доктор Вессон. – Видимых повреждений на теле не обнаружено, детальнее смогу сказать после вскрытия.
С мнением Клиффорда Вессона, судебного эксперта, много лет сотрудничающего с управлением полиции города N, следовало считаться. С Эйбом Смитом они были знакомы с самого первого дня службы того в полиции. Вессон давно мог наслаждаться заслуженным отдыхом, но ничто не могло удержать его от того, чтобы каждое утро появляться на пороге своего уютного кабинета в неизменном красном галстуке и старомодной шляпе. Как он сам не уставал напоминать каждому, кто соглашался его слушать, дом, полный шумных родственников, сводил Вессона с ума, и только в родной лаборатории он мог насладиться желанной тишиной. Хотя все знали, что это не более чем показуха, и на самом деле Клиффорд души не чаял в каждом из своих многочисленных домочадцев.
– Хорошо, док. Тогда не задерживайся, езжай сразу в лабораторию, результаты мне нужны к утру. Встретимся в участке. Шеф Смит повернулся к помощнику.
– Вы провели осмотр помещения? Что-нибудь пропало?
– По словам горничной, только пару безделушек из шкатулки с драгоценностями, – Рамирес указал на каминную полку. – В шкафах никто не рылся, в комнатах порядок, вероятно, Молли спугнула преступника.
Шеф ненадолго задумался, а затем велел позвать портье.
Харрис – владелец гостиницы, он же портье, он же единственный сотрудник, не считая двух немолодых горничных – уже немного пришел в себя. По крайней мере, на его щеках вновь появился румянец, руки больше не тряслись.
– Сэр, вы хотели что-то узнать? – а вот голос все еще дрожал, напоминая об ужасной трагедии, разыгравшейся на втором этаже.
– Мистер Харрис, вы сегодня дежурили целый день?
– Да, отлучился только на обед, но вместо меня здесь оставалась моя жена.
– Вы ведете учет посетителей?
– В обязательном порядке, сэр. Вы, наверное, хотите знать, кто приходил к мисс Боулз?
– И не только к ней, – важно кивнул Смит. – Разрешите ознакомиться с вашими записями?
Не дожидаясь ответа, он кивнул Рамиресу. Тот вышел. Шериф повернулся к портье:
– Припомните поминутно прошедший вечер. Как можно более подробно, – он приготовился слушать и записывать.
Не успел Харрис открыть рот, как дверь распахнулась, и в номер, вопя что-то нечленораздельное, ворвалась необъятная фигура с перекошенным лицом. Шериф с удивлением узнал в этом грузном человеке в дорогом костюме Джона Фицджеральда Шермана, сенатора от штата Иллинойс. Пару дней назад политик приехал в город с визитом в рамках предвыборного турне. Шерман имел все шансы быть избранным на второй срок, хоть шериф и собирался голосовать за его противника. Исходящие от неожиданного визитера алкогольные пары лишь укрепили его в этом намерении. За спиной сенатора маячил щуплый силуэт шофера. Видимо, ему не удалось остановить начальника, но он не терял надежды это сделать.
Увидев посреди номера шерифа, сенатор резко затормозил и попытался навести резкость:
– Что происходит? Что вы здесь делаете? Где Кэти? Где моя дочь?
– Нет, что вы здесь делаете? Вы были знакомы с мисс Боулз? И кто такая Кэти? Что вам известно о случившемся? – перешел в наступление шериф Смит.
– Да кто-нибудь объяснит мне, что здесь происходит?! – не сдавался сенатор.
Тем временем в номере появилось новое действующее лицо – молодой человек лет двадцати семи, по-видимому, референт, уверенный и энергичный. Он кивнул шоферу и, заслонив собой сенатора, обратился к Смиту.
– Извините за вторжение, шериф. Надеюсь, вы не возражаете, что сенатор отправится домой, вы же видите, в каком он состоянии, неудивительно, что он ошибся адресом. Вот, возьмите мою визитку, если возникнут вопросы – мэр выделил нам апартаменты на Мэйн-стрит.
Пока молодой человек беседовал с шерифом, шофер подхватил сенатора под руки – видимо, ему не впервые приходилось это делать, так как при значительной разнице в габаритах мужчина довольно уверенно взвалил на себя сенаторское тело – и потащил к выходу. Референт смущенно улыбнулся и вышел следом. В наступившей затем тишине отчетливо были слышны хлопки дверцами и рев мотора стремительно газанувшей машины.
Шериф взглянул на визитку, которую все еще держал в руках: Роберт Ф. Шерман, помощник сенатора. Интересно. Наверное, сын сенатора – что ж, вполне логично, что на такую ответственную должность Шерман назначил того, кто пользовался его полным доверием.
Допрос портье продолжился.
Через час, проверив книгу записей посещений и вытянув из плачущей Молли Браун все, что шокированная девушка смогла вспомнить, шериф отправил помощника Рамиреса на поиски некого Мэтью Хейфеца. Судя по книге, примерно в девять вечера этот учитель испанского средней школы города N и по совместительству руководитель хорового кружка приходил к потерпевшей.
Портье заметил, что мистер Хейфец пришел с какой-то коробкой. Как и в котором часу он выходил из гостиницы, никто не видел, и записей в книге не осталось. Самым вероятным подозреваемым выглядел он. Следовало допросить его как можно быстрее.
Едва рассвело, шериф и его помощник встретились в участке. За ночь удалось узнать, что в гостинице помимо убитой мисс Боулз был всего один постоялец – девяностолетний мистер Крамер, родом из Германии, писатель, специализирующийся на путеводителях по достопримечательностям маленьких городков Америки. Всю прошлую ночь старичок провел в своей постели – после детального “осмотра” местного бара – и ничего не видел и не слышал. Алиби Крамера подтверждали завсегдатаи бара – несмотря на более чем почтенный возраст, писатель обставил по части алкоголя даже пьянчугу Джо и рвался посетить иные злачные места.
Мэтью Хейфеца найти не удалось. Несмотря на поздний час, в квартире его не оказалось, и соседи не смогли сообщить ничего вразумительного о его местонахождении. Это настораживало.
Помощник Рамирес рвался провести опрос коллег убитой звезды и в мечтах, вероятно, уже видел себя героем, раскрывшим страшное преступление. Он вообразил, что за убийством певички стоит таинственный политический скандал – ведь неспроста же сенатор явился в гостиницу, а объяснения “ошибся адресом” очевидно никуда не годились. Он жаждал громкого разоблачения, почестей и, может быть, даже перевода в столицу. Именно оттуда в свое время Луиса Марию Рамиреса сослали в городок N за излишнее рвение и чересчур длинный нос. Эта поучительная история не охладила его пыла, и при каждой удобной возможности Рамирес стремился взять реванш. Нынешнее дело как нельзя лучше отвечало этим целям – по крайней мере, так ему казалось.
Они с шерифом как раз составляли план дальнейших действий, когда в помещение влетел доктор с ворохом бумаг, несмотря на бессонную ночь, веселый и чем-то очень довольный.
– Это не те дроиды, которых вы ищете! – с порога заявил он.
Шериф заинтересованно взглянул на старого приятеля, а лицо Рамиреса выражало полнейшее недоумение. Ему давно казалось, что его старшие коллеги потихоньку впадали в маразм, и теперь эти подозрения подтвердились.
– Она была уже мертва, когда на ее шее затянули шарф, – выпалил Вессон и замолк, наслаждаясь произведенным эффектом.
– Надеюсь, это не все, что ты приготовил, – наливая всем кофе, сказал шериф.
– Рассказывай подробнее.
– Мне с коньяком, – быстро вставил док, раскрывая свой саквояж и устраиваясь за столом шефа полиции. Нахально заняв кресло Смита, он проигнорировал возмущенный взгляд и продолжил:
– Для начала, наша убитая – никакая не Боулз, и даже не Кики, – Вессон отхлебнул кофе. Смит наблюдал за ним с кажущимся спокойствием, Рамирес же едва не вскакивал от нетерпения. – Честно сказать, я не сразу ее узнал – все-таки сколько лет прошло...
– А должны были узнать? – недоуменно спросил Рамирес.
– Ты – нет, – сказал Эйб, закуривая сигару. – Тебя перевели в эти места гораздо позже. Это случилось лет десять назад. Кэтрин Айзенменгер была паршивой овцой в своем набожном семействе.
– Постойте... – прищурился Рамирес. – Убитая – родственница старика Айзенменгера? Того самого психа-антисемита, которого мы взяли за организацию незаконных собраний месяц назад?
– В точку, – важно кивнул Вессон. – Его единственная дочь. Сцена разыгралась безобразнейшая. Рихард вопил на весь город, помнишь, Эйб?
– Еще бы, – проворчал шериф. – Орал как резаный, угрожал, что убьет Кэтрин, если она не бросит «свои вшивые танцульки». Она, не будь дурой, собрала свои вещички – и только ее и видели. Больше я ее не встречал. До вчерашнего дня, – Смит помрачнел.
– Ходили слухи, что Кэти стала звездой в Чикаго, да кто ж им верил? Видать, не врали...
– Но разве она не поддерживала ни с кем в городе отношений? – спросил Рамирес.
– Нет, – покачал головой шериф. – Она разорвала все связи, когда уехала из города. Да и не было у нее никого особенно близкого.
– Да нет же! – вставил Вессон. – Разве ты не помнишь? У нее был то ли жених, то ли просто друг. Убивался, бедняга, когда она уехала...
– А вчерашний визитер? – вставил невпопад Рамирес.
– Мэтью Хейфец? Учитель? Так это он и был!
Рамирес, не сдержавшись, ухмыльнулся.
– Вероятно, папаша Рихард был несказанно рад зятю по фамилии Хейфец!
– Зришь в корень, – улыбнулся док. – Это помогло Кэти принять окончательное решение. По сути, Хейфец был единственным, кто держал ее в этом городе. Подруг у нее не было, одни завистницы, мать умерла, отец... Ну, ты с ним знаком. Жених – и тот учитель. А наша Кэти была птицей высокого полета, мечтала о красивой жизни и большой сцене. И очень любила деньги.
– Так, может, из-за них ее и убили? Может, она обзавелась полезными знакомствами в большом городе и шантажировала кого-то могущественного? Ведь вы же не поверили в то, что сенатор просто «ошибся адресом»? Он мог «заказать» девчонку, а потом приехал проверить, как выполнена работа! – замечтавшийся Рамирес начал строить очередную «громкую» версию.
– Притормози, парень, – одернул его Смит. – Это же глупо...
– Но ведь убийца всегда возвращается на место преступления! – воодушевленно перебил Рамирес. – Точно вам говорю, это сенатор! Мы же можем прославиться на этом деле!
– Поменьше читай всякой ерунды на ночь, – не остался в долгу шериф. – Или тебе было мало славы в Вашингтоне?
– Мальчики, не ссорьтесь, – миролюбиво вмешался доктор. – Лучше послушайте, о чем поведало мне тело мисс Боулз.
Вессон выдержал театральную паузу.
– Я уже говорил, что нашу убитую на самом деле не задушили – шарфик повязали на шею уже после смерти, чтобы увести следствие по ложному следу. Кстати, шарфик был совсем новым.
– Да, коробка из-под него обнаружилась на диване рядом с убитой, – кивнул Смит. – Поздравительная открытка была там же. От Мэтью Хейфеца. Должно быть, это именно та коробка, с которой его засек портье.
– Значит, шарф принес убийца, – вставил Рамирес.
– И подписался для надежности, – хмыкнул Смит. – Чтоб точно не пропустили. Вряд ли, конечно, Хейфец мог так оплошать, но чего только на свете не бывает. Проверим. Так от чего все-таки умерла Кэти, док?
– Вы не поверите... – снова завел интригу Вессон.
– Да не тяни уже! – не выдержал шериф.
– От анафилактического шока! – закончил доктор.
– От аллергической реакции? – недоверчиво переспросил Рамирес. – То есть это просто был несчастный случай?
– Не совсем, – хитро улыбнулся Вессон. – Анализ крови показал наличие аллергической реакции, вы не поверите, на землянику.
– Вы хотите сказать, что кто-то намеренно накормил мисс Боулз земляникой? – задумчиво произнес Рамирес. – Тогда наш подозреваемый должен был хорошо ее знать...
– А вот не совсем, никаких следов земляники в желудке не обнаружено, – сказал доктор и снова выдержал драматическую паузу.
– А что же тогда? – не выдержал Рамирес.
– Экспертиза показала, что за несколько минут до смерти покойная выпила небольшое количество полусухого земляничного вина. Осмелюсь предположить, «Фуджиширо Ичиго».
– Это существенно облегчает задачу, – саркастически протянул шериф, – в нашем городе такое вино точно не продается. Следовательно, убийца – приезжий.
– Так какой у нас план действий в свете нововыявленных обстоятельств? Пойдем арестовывать Шермана? – глаза Рамиреса светились нетерпением.
– Не так быстро, Луис, – сказал шеф. – Ты сейчас пойдешь в кабаре – нужно снять показания с коллег убитой – вдруг мы что-то упустили и не видим полной картины? А я пока побеседую с отцом Кэтрин. И не забываем о поисках Хейфеца. Вряд ли он убийца, но мог видеть или слышать что-то важное.
Рамирес решил не спорить с начальником, но на его лице явно читалось неодобрение. Молча одевшись, он вышел из участка.
– Ну, раз я больше не нужен, пойду-ка вздремну, – потирая руки, сказал Вессон. – Звони, если что.
– Эй! – возмущенно воскликнул Эйб. – А отчет?
– Какой отчет? Я полночи не спал, чтобы сообщить вам хоть что-то! Занимайтесь своим делом, а я ушел спать.
Доктор Вессон ушел, хлопнув дверью. Эйб Смит вздохнул и взял чашку с почти остывшим кофе. Пожалуй, беседу с мистером Айзенменгером откладывать не стоит. Какие бы отношения ни были у старика с дочерью, он должен был узнать о ее смерти.
Угрюмый и нелюдимый Рихард Айзенменгер ненавидел Рождество. Именно в этот праздник десять лет назад из дома – если так можно назвать покосившуюся, продуваемую всеми ветрами хибарку на окраине города в бедном квартале – сбежала его любимая дочь Кэти. Характер у старика и без того был не сахар, а уж после этого события он и вовсе озверел. И жители города очень радовались, что Айзенменгер не так часто выходил из дому. И именно с этим неприятным типом шерифу предстояло побеседовать. Настоящий рождественский подарок.
Однако ангелы Рождества были благосклонны к Эйбу Смиту. Домик встретил шерифа молчанием, на крыльце ветер трепал вчерашнюю газету. Шериф задумался. Мог ли Айзенменгер, узнав, что блудная дочь не просто осмелилась вернуться в город, но еще и привезла с собой нагулянного неизвестно от кого ребенка, прислать ей земляничного вина, а потом удариться в бега? Это совсем не соответствовало его характеру, но в жизни порой происходят и более удивительные вещи. В доме необходимо было произвести обыск.
Но полоса везения на этом не закончилась. Стоило шерифу сделать пару шагов, как из соседней лачуги выглянула крайне словоохотливая и любопытная соседка.
– Вы к старому черту, шеф? – дама явно жаждала общения. – А он уехал навестить сестру в соседний город! Ему телеграмма пришла...
– Давно? – мгновенно сориентировался Смит.
– Да дня два как. Видать, и у этого грымзы есть кто-то, кому он небезразличен.
– Не подскажете, как с ним связаться? – попытал счастья шериф. – Может, он оставил номер телефона, адрес?
Женщина рассмеялась.
– Да он же ни с кем никогда не разговаривает, какой адрес? Но я дружила с его сестрой до того, как она вышла замуж и уехала из этих мест. Правда, мы давно не общаемся, но у меня сохранился ее старый номер. Попробуйте, может, он еще действует.
И Смит отправился в участок, вооруженный мятым листочком с заветными цифрами.
Миссис Эйлин Дарси, сестра Айзенменгера, подтвердила, что Рихард прибыл к ней двадцать второго декабря семичасовым рейсом и с тех пор города не покидал. Сообщив родственникам о смерти Кэтрин и выслушав всхлипы Эйлин, которая помнила ее лишь пятилетней пухлощекой крошкой, и заверения, что Айзенменгер вернется ближайшим рейсом, шериф решил перекусить и выпить кофе.
Не успел он сделать глоток, как дверь участка снова распахнулась, и шериф понял, что трапеза отменяется.
– Здравствуйте, сенатор, – сказал он.
Джон Шерман выглядел неважно. От него уже не несло спиртным, но под глазами залегли тени, волосы были всклокочены, а костюм стоимостью в три зарплаты шерифа – помят.
Шериф Смит вдруг поймал себя на мысли, что он не слышал шума мотора. Неужели сенатор пришел пешком? Значит, разговор предстоит серьезный.
Чутье его не подвело.
– Я должен кое в чем признаться, – глухо сказал Шерман.
После ухода сенатора шериф пытался осознать полученную информацию. Оказывается, несколько лет назад перспективный, подающий надежды политик Шерман без памяти влюбился в никому не известную серенькую провинциалку, делающую первые робкие шаги в шоу-бизнесе. Роман завертелся стремительно и грозил испортить политику карьеру и радужные перспективы – несмотря на более чем скромные по меркам Чикаго аппетиты фаворитки, ее компания едва ли подходила для фото на первой полосе газет. К тому же сын сенатора был всего на год старше любовницы, и строгие блюстители морали едва ли отдали бы свой голос за столь легкомысленного кандидата. Соратники по партии горе-влюбленного не стали ждать дальнейшего развития событий. И девушке сделали предложение, от которого она не смогла отказаться – ведущую роль в известном мюзикле и мировое турне. Не тратя времени на раздумья, старлетка испарилась в неизвестном направлении. Политик пытался ее разыскать, но безуспешно. К тому же, на носу были выборы в сенат, которые он просто не мог проиграть.
И только спустя шесть лет Шерман узнал всю правду, случайно столкнувшись с бывшей любовницей на рождественском приеме в мэрии маленького городка N. Случайная встреча быстро переросла в бурную сцену, свидетелями которой стали все присутствующие на банкете. В процессе выяснения отношений сенатор узнал, что у них с Кэтрин есть дочь. Подробности остались невыясненными, так как к этому моменту к ссорящимся подоспела охрана. Именно поэтому сразу после приема сенатор побежал в гостиницу к Кики – ему не давала покоя мысль о внезапно обретенной дочери. Добравшись до гостиницы, сенатор даже не сразу понял, что произошло, и лишь дома сын рассказал ему, что Кики больше нет. Шерман больше ничем не мог помочь матери, но о дочери он просто обязан был позаботиться.
Шериф все сидел над чашкой остывшего кофе и не мог определиться: можно ли объяснить странный визит сенатора лишь стремлением позаботиться о дочери? Правду ли рассказал Шерман? И всю ли правду? А может, идиотская идея Рамиреса о заказном убийстве не такая уж и идиотская? Разум твердил Эйбу одно, но интуиция, которая крайне редко его подводила, говорила совсем другое. В течение разговора шериф пытался окольными путями выяснить, мог ли его собеседник знать об аллергии Кики, но Шерман, как истинный политик, говорил много, но ухитрился не сказать ничего из того, что интересовало Смита. В любом случае, слова сенатора следует тщательно проверить. Вот только кто ж позволит?
А может, он рано расстраивается.
Эйб Смит улыбнулся своим мыслям и набрал номер телефона.
– Привет, Андерсен. Узнал?
А полоса невезения Луиса Рамиреса все продолжалась. В столь ранний час сотрудники кабаре не горели желанием отвечать на вопросы назойливого полицейского. Большинство из них видели десятый сон, поэтому следующие два часа ему пришлось просидеть в баре, попивая отвратительный кофе. К тому времени, как проснулись самые ранние пташки, Рамирес успел выпить около четырех чашек безвкусного напитка, что тоже не повышало настроения. Он был зол, поэтому разговор с прелестной Мими, лучшей подругой убитой, начал неправильно и никаких полезных сведений не выяснил. Дальше было только хуже. К вечеру его мозг готов был взорваться от сплетен, слухов и нелепых предположений, и помощнику шерифа стало казаться, что он находится в центре какой-то бесконечной мыльной оперы. А из щебета прекрасных дам складывалось отчетливое ощущение, что каждая из прелестниц была готова плеснуть яду в чай сопернице, чтобы занять ее место. И даже об отце ребенка Кики никто ничего не знал, хотя опыт подсказывал полисмену, что скрыть такие вещи практически невозможно. И лишь когда разочарованный Рамирес уже собрался покинуть негостеприимное заведение, ему улыбнулась удача.
Проходя мимо приоткрытой двери одной из гримерок, он услышал разговор, привлекший его внимание.
– Ты правда провела прошлую ночь с этим чудаком Хейфецем? И как он?
Рамирес весь обратился в слух.
– Да никак, – с досадой ответил женский голос, принадлежавший Мими. – Ничего не было.
– Так уж и ничего, – язвительно заметила ее подруга. – Все видели, как ты буквально уволокла его в свою спальню.
– Я думала слегка напоить его, – раздраженно ответила Мими. – Но он совершенно не умеет пить. Захрапел, едва упал на мою кровать, представляешь? Даже ботинки не снял! Мои простыни из египетского хлопка безнадежно испорчены!
– И в котором часу это произошло? – просунул голову в дверь Рамирес. Мими подскочила от неожиданности.
– В половине десятого, – хором пролепетали опешившие девушки.
Доктор Вессон вполне определенно заявил, что Кэтрин Айзенменгер умерла в десять часов плюс-минус пару минут, стало быть, Мэтью Хейфеца можно исключить из числа подозреваемых – конечно, после того, как алиби подтвердит бармен.
Бармен с уверенностью вспомнил и молодого человека, и настойчивую девицу из кабаре, которые ушли незадолго до закрытия. Окрыленный успехом Рамирес чуть ли не вприпрыжку помчался в участок. В голове его крутилась только одна мысль: значит, все-таки сенатор!
Вечернее совещание в участке прошло плодотворно. Приятель Эйба по академии подтвердил историю сенатора – по крайней мере, ту ее часть, что была известна агентам в Чикаго. Добытые Рамиресом сведения сводили список подозреваемых всего к одной кандидатуре. Но чтобы не попасть впросак – все-таки нельзя предъявить обвинения важной политической персоне, основываясь лишь на косвенных уликах и интуиции – стоило попытаться поговорить с сенатором еще раз. В конце концов, даже скользкие политики допускают ошибки.
Помощнику сенатора Роберту Ф. Шерману было наплевать на Рождество. Он не помнил, как проходил этот праздник в далеком детстве, пока была жива мать, но с тех пор, как он стал взрослым и начал помогать отцу строить политическую карьеру, все дни для него слились в один сплошной поток встреч, фальшивых улыбок и лживых обещаний, невзирая на календарь. Может быть, поэтому Роберт Шерман был вообще не в курсе, что существует какой-то особый дух Рождества.
А в этом году дела вообще не задались: вместо того, чтобы учить пылкую агитационную речь, написанную Робертом, отец обосновался в библиотеке предоставленных им гостевых апартаментов, запер дверь и заливал в себя пятисотдолларовый скотч. Насколько Роберт мог понять, в ход пошла вторая бутылка, и останавливаться Шерман-старший не собирался. Вероятно, отца подкосил недавний скандал в мэрии и связанное с этим убийство в гостинице, но что именно происходило, сын не знал. А узнать надо было во что бы то ни стало, иначе второй срок сенатора Шермана мог и не состояться, и тогда все честолюбивые планы и мечты его отпрыска так бесславно и стремительно оборвались бы в этом нелепом убогом городишке. Все и так висело на волоске.
Собрав на поднос нехитрый ужин, Шерман-младший решился на отчаянный шаг – воспользовался запасным ключом от библиотеки и вторгся в алкогольный угар отца.
В комнате с задернутыми плотными шторами было очень накурено. Джон Шерман сидел в кресле и рассеянно ворошил кочергой угли в камине. Роберт осторожно поставил поднос на низенький столик и неожиданно даже для самого себя произнес:
– Папа, может, ты хочешь поговорить?
Сенатор, казалось, ничего не слышал, сосредоточенно глядя на огонь. Роберт уже собрался было повторить вопрос, как вдруг отец медленно произнес:
– Моя Кики была прекрасным белокурым ангелом. Думаю, наша дочь похожа на нее. Как ты думаешь, я смогу забрать ее в Чикаго?
Роберт решил, что ослышался. Нет, это неправда, это не может быть правдой! Он же сделал все, чтобы устранить малейшую угрозу карьере отца! Как он мог совершить такую ошибку?
Шерман, не замечая изменившегося в лице сына, продолжал:
– Когда она так внезапно исчезла из моей жизни, я и подумать не мог, что она способна лишить меня самого дорогого – нашего ребенка. Я отпустил Кики, я знал, что не смогу дать ей то, что она заслуживает. Но она мне отомстила, и жестоко. Если бы я только знал...
По щеке сенатора скатилась одинокая слеза. Роберт застыл в ужасе.
– Папа, ты же не хочешь сказать, что...
Его слова прервал решительный стук в дверь.
– Откройте, полиция!
Словно во сне, все еще не осознав, что происходит, Роберт спустился вниз, открыл дверь и невидящим взглядом уставился на шерифа и его помощника. Смит что-то говорил, но в сознании Роберта слова не складывались в осмысленные фразы. На лице Рамиреса светилось торжество, и это почему-то испугало Шермана-младшего гораздо больше, чем все слова шерифа.
– Вы нашли убийцу Кики? – раздалось за его спиной. Чудом не убившись на лестнице, сенатор наконец-то спустился вниз.
– Мы бы хотели побеседовать с вами, сенатор, – выступил вперед Рамирес.
Глаза сенатора налились кровью.
– Так вы нашли его? – зарычал он. – Как вы смеете ничего не делать? А может, вы знаете, кто ее убил? Знаете и покрываете?! – Шерман схватил помощника шерифа за грудки. – Я вас всех выведу на чистую воду! Я вас сгною! Я вас...
Опомнившись, Рамирес попытался вырваться из цепких медвежьих объятий нетрезвого политика, но тот принялся трясти свою жертву. Завязалась потасовка. Шериф, оценив обстановку, рукоятью пистолета стукнул Шермана по затылку, и тот обмяк.
– Вот теперь отлично, – шериф спрятал оружие. – Сенатор Шерман, вы имеете право хранить молчание...
– Шеф, сегодня мы от него ничего не добьемся, – устало произнес Рамирес, потирая виски.
– Да понимаю я! – с раздражением отозвался Смит, сидя на неудобном колченогом стуле, злобно глядя на сенатора, уснувшего в его любимом кресле. Он уже проклял ту минуту, когда решил задержать Шермана за нападение на полицейского – тот пришел в себя уже в участке, но был настолько пьян, что не мог связать и двух слов, а через мгновение уже храпел.
– Предполагаю, что домой мы сегодня не попадем, – сказал Луис, устраиваясь на широком подоконнике.
– Да, не судьба, – проворчал Смит. – Давай, что ли, отнесем его в камеру, и езжай отоспись. Утром ты мне понадобишься свежим.
После отъезда полицейских с бесчувственным телом Джона Шермана Роберт какое-то время оставался в холле. Он плохо осознавал происходящее, в его голове продолжали звучать слова отца. Словно во сне он запер дверь, поднялся на второй этаж, допил остатки скотча и направился в свою комнату. Близился рассвет и с первыми лучами тусклого зимнего солнца Роберт понял, что должен сделать. Он привык все скрупулезно планировать, и сейчас привычка ему не изменила. Тщательно одевшись – в новый, только с иголочки костюм и любимый галстук в тонкую полоску – и проверив содержимое дипломата, Шерман-младший поехал в участок. За ошибки нужно расплачиваться – эту истину он тоже усвоил с детства.
– Шериф, я должен сделать признание. Клевавший носом над бумагами Эйб Смит оторопело уставился на бледного юношу, который решительным шагом вошел в участок и теперь нависал над столом шерифа.
– Конечно, – осторожно начал он. – Присаживайтесь, я сварю нам кофе и...
– Нет, – чуть ли не взвизгнул тот, – дело не терпит отлагательств.
– Хорошо, – согласился Эйб, медленно опускаясь обратно в кресло. – Тогда слушаю вас.
– Вы арестовали моего отца за убийство Кики Боулз, но он этого не делал! Сейчас я расскажу вам, как все было на самом деле.
Шериф попытался вмешаться и объяснить, но Роберт взволнованно продолжил:
– Мы должны были просто провести пару дней в этом паршивом городишке. Отметиться на приеме, побеседовать с заинтересованными людьми... Я не знал, что мэр пригласит чикагское кабаре и уж тем более не предполагал, что здесь объявится она!
Много лет назад отец уже совершил эту ужасную ошибку, едва не стоившую нам карьеры и достойной жизни. И тут выясняется, что эта дрянь вернулась и продолжает все портить! Но я не знал о ребенке, клянусь! Если бы я только мог предположить в тот момент, что у меня есть сестра...
Шериф не смог удержаться от возгласа, но Роберт не обратил на это внимания.
– Я готов был дать ей все, что она попросит – любые деньги, любые обещания – лишь бы она убралась из нашей жизни, но она смеялась...
– И вы, зная, что у нее аллергия на землянику, поддались искушению легко решить все проблемы? – начав догадываться, спросил шериф.
– Да не знал я! Она вела себя как полоумная... Я занервничал, достал фляжку, чтобы немного успокоиться, но она выхватила ее из моих рук и... А потом я так испугался... Она начала хрипеть, посинела... Когда я кинулся к ней, все уже было кончено – она не дышала. Я своими руками разрушил все, что так долго строил. Но шанс еще оставался... Я заметил на диване в открытой коробке шарф и затянул его на ее шее. На камине стояла шкатулка с драгоценностями, я схватил первые попавшиеся и сбежал. – Роберт достал из дипломата и положил на стол изумрудное колье и кольцо с бриллиантом. – Наверное, надо было порыться в шкафах, но я не решился. Я действовал словно в бреду. Я и сейчас до конца в это не верю.
– Так значит... – завел шериф.
– Дайте мне закончить, – снова перебил Роберт. – Отец с детства был моим кумиром, моим героем. Я готов был молиться на него, как на божество – единственное божество, которое я знал и признавал. Я сделал все, чтобы его карьере ничего не угрожало. И сейчас мне осталось сделать последнее. Никто не свяжет имя сенатора Шермана с сыном-преступником.
С этими словами он выхватил из раскрытого дипломата пистолет и взвел курок.
Год спустя
Тихим
утром накануне Рождества Джон Фицджеральд Шерман, бывший сенатор от штата Иллинойс, вместе с дочерью Кэти пришел на кладбище города N. Две скромные плиты за год немного заросли травой, но смотритель хорошо ухаживал за вверенным ему участком.
– Здесь покоятся два самых дорогих мне человека, – произнёс Шерман, обращаясь к девочке. – Их жизни переплелись самым трагическим образом. Первую ты очень хорошо знала, а со вторым не успела познакомиться, и этот тяжкий груз я буду нести до конца своих дней.
Малютка подошла поближе и положила к каждой могиле по две розы: алые для Кэтрин и белые для Роберта.
Постояв еще немного, мужчина подхватил Кэти на руки и медленно пошел в сторону гостиницы, что-то нашептывая дочери на ухо. Девочка доверчиво склонила голову ему на плечо, и ее золотые волосы, выбивавшиеся из-под шапочки, словно озаряли все вокруг.
Ни Шерман, ни Кэти не заметили проходящих по соседней аллее шерифа Смита и доктора Вессона.
– Он отличный отец, – помолчав, заметил шериф.
– Малышка в надежных руках, – согласился доктор. – Уверен, он не повторит с ней тех ошибок, которые допустил с Робертом.
Беседуя, они неторопливо дошли до домика Вессона. Улица сверкала праздничными огнями. Начинался снегопад, и первые снежинки искрились на полуденном солнце.
– Заходи к нам вечером. Моя Элли испекла восхитительный пирог, – старый доктор усмехнулся. – И парнишку своего прихвати, Рамиреса. Моя внучка к нему неравнодушна.
– А он неравнодушен к ее стряпне. Впрочем, как и я.
– Тогда до вечера. Пока, Смит!
– Пока, Вессон.
Доктор еще немного помедлил, глядя, как твердым шагом удаляется его старый друг, а затем аккуратно закрыл дверь, украшенную рождественским венком. Все так же тихо падал снег.
орфография и пунктуация авторская
Деревенские страдания
На рынок в деревне «Красный серп» N-ского района, в преддверии Нового года, привезли елки. Хозяин точки Назим покрикивал на рабочих и следил, чтобы те при выгрузке не ломали ветки. Идущие с работы люди видели эти приготовления, улыбались и, узнав, что продажа начнется завтра, шли по домам. Разгрузка закончилась, машина уехала. Довольный Назим осмотрел площадку, обнесённую забором из сетки «рабицы». Елочки были чудо как хороши. Запах хвои разносился в воздухе и настраивал на праздничный лад. Новогоднее настроение - это хорошо, но у Назима был серьёзный повод для радости. Выгодная сделка радовала измученную жаждой наживы душу. Всё дело в том, что буквально вчера Назиму удалось купить ёлки раньше своего заклятого друга Рамиза и договориться с владельцем рынка об открытии торговой точки. И так как рынок был только один, да и не нужно деревне много ёлок, Рамизу оставалось только в бессильной ярости бегать с кинжалом в руке вокруг дома Назима и выкрикивать ругательства, всуе поминая родню конкурента.
Старушки, совершавшие вечерний променад, остановились прослушать незнакомую речь и посмотреть на оскаленные небритые лица джигитов. Причем, одно лицо было перекошено от ярости, а другое расплывалось от удовольствия, но выглядели при этом практически одинаково. Постояв пару минут, одна старушка поправила варежку и, плюнув в снег, подхватила товарку под руку.
- Пойдем, Никитишна.
И они двинулись дальше по улице, обсуждая наболевшую тему, под названием: «Понаехали тута».
Скандал за их спинами постепенно стихал. Рамиз, утоптав снег вокруг дома так, что лопату можно было уже не брать, последний раз вскинул руку и пошел к себе, хлопнув на прощанье калиткой. Вечером ёлки привезли, а утром...утром они пропали.
***
Участковый спал и видел себя в звании полковника - в личном кабинете, в Москве, на Петровке. И только он собрался ухватить за упругий зад секретаршу, как она повернулась к нему лицом, вцепилась в плечо и стала трясти. Он открыл глаза и вздрогнул, слишком велик был контраст, между лицом жены, нависшим над ним и попкой секретарши из сна. Причем, вторая выигрывала в сравнении с большим отрывом. Павел Семеныч несколько раз моргнул, с трудом возвращаясь в реальность. С усилием отпихнув руку, он сказал хриплым со сна голосом:
- Люсь, сдурела что ли? – перевернувшись на другой бок и, не теряя надежды ещё раз увидеть секретаршу, закрыл глаза. Но его мечты остались мечтами, голос жены с визгливыми нотками прогнал остатки сна.
- Паш, вставай! К тебе пришли.
- Какого... - Он с трудом проглотил готовые сорваться с языка ругательства, не хватало ещё потратить законный выходной на выяснение отношений. - Кто пришел?
Жена, приготовившаяся к ругани и не ожидавшая, что муж так быстро сдастся, пару раз моргнула.
- Назим.
Чертыхнувшись, участковый понял, что отвертеться не получится. Назим – это ежемесячная прибавка к зарплате и ссориться с ним не стоило.
Зевая и шлепая задниками тапок по голым пяткам, Павел Семеныч появился на кухне.
Назим сидел с потерянным видом и грустно смотрел в чашку с чаем. Увидев в дверном проёме Павла, он вскинулся и, подскочив, забегал по кухне.
- Семеныч, пойдем Равиза арестовывать! Он, собака, мне всю торговлю испортил. Если он сейчас товар не вернет, я его зарежу, мамой клянусь.
Павел присел на табуретку и налил себе чаю. Поведение немолодого уже торговца было необычным. Таким его участковый никогда не видел.
- Сядь, не суетись. Скажи толком, что случилось?
Назим тяжело опустился за стол, хлебнул чаю.
- Семеныч, этот ишак украл мои ёлки.
В голове участкового что-то тихо щелкнуло. Воображение нарисовало ему маленького ослика, который, вцепившись зубами в верёвку, тащит за неё связку ёлок. Вздрогнув, Семёныч мотнул головой и посмотрел на Назима.
Тот взял себя в руки и начал рассказывать. Через полчаса они вышли из дома и направились к рынку.
Площадка, обнесенная забором, была пустой, вокруг неё валялось несколько веточек.
- Вот видишь?!
Назим нарезал круги по площадке, утрамбовывая и без того утоптанный снег.
- Видишь?! Ничего!!! Скоро праздник, а ёлок нет! Как я людям в глаза смотреть буду?!
Семеныч огляделся. Он постепенно начал понимать весь масштаб катастрофы. Ёлок нет. Новых привезти не успеют и, значит, праздник будет испорчен. Детский сад и школа тоже останутся без ёлок. Павел, представив глаза детей, наполненные слезами, поёжился. Местный массовик-затейник окажется без работы. Вокруг чего он будет водить хороводы? Вокруг председателя? И ещё участковый подумал, что в этом году он с сынишкой не сможет нарядить ёлку, и первого января сын не полезет под неё за подарками, потом представил лицо жены. Павел зажмурился, мотнул головой, прогоняя видение, и, с утроенной энергией, стал осматривать место преступления. Но все следы затоптал Назим, который продолжал метаться по площадке, как лев в клетке. Семёныч отловил торговца, в очередной раз обходящего свои разоренные владения, и развернул к себе.
- Слышь, Назим, а сторож твой где?
- Сторож? - Тот пару минут смотрел на участкового, а потом бодро посеменил к «Жигулям», стоящим за забором.
Резко отрыл дверь, поморщился от запаха и потряс за плечо лежащего на сидении мужчину в тулупе.
- Вставай, сын шакала! – «Сын шакала» не подавал признаков жизни и, казалось, не дышал. Назим резко побледнел. – Семёныч!
- Что там?
- Тут, похоже, труп, – Назим показывал пальцем в машину и трясся.
Павел, вытаскивая телефон и роняя перчатки в снег, подбежал к машине. В этот момент «труп» громко всхрапнул и попытался перевернуться на бок.
- Совсем с ума сошел, - облегчено выдохнул участковый. - Эй, ты! – он сильно дернул за воротник тулупа, и сторож по пояс вывалился из двери. Семёныч и Назим подхватили его под руки и выволокли из машины на снег.
Сначала он лежал неподвижно, лицом вниз. Потом, кряхтя и дыша перегаром, тело в тулупе встало на четвереньки, мотнуло головой и, шатаясь, выпрямилось в полный рост. Посмотрев в лицо сторожу, участковый узнал местного дедка, Василия Степановича. Он жил в частном доме недалеко от рынка, на котором подрабатывал к пенсии, характер имел незлобивый, никогда не отказывался помочь, за что и был любим всеми местными бабульками.
Назим коршуном кинулся на Степановича и, вцепившись в многострадальный воротник тулупа, начал трясти, приговаривая.
- Кто, кто, кто это сделал?!
Василий мутным взглядом обвел площадку, на которой ещё вчера вечером стояли ёлки, его глаза понемногу стали обретать осмысленное выражение, а потом в них мелькнул ужас.
- Ну...ить...где? - Широким взмахом руки, обведя пространство перед собой, резко бледнея и трезвея на глазах. - Это ж сколько я спал? – в голосе послышалась паника, грозившая перейти в истерику.
Назим в бешенстве плюнул, подпрыгнул, пытаясь то ли стукнуть, то ли вцепится зубами в горло дедку, поскользнулся и рухнул спиной на промерзшую землю.
***
В это время на другом конце города, в частном доме.
- Предлагаю выпить за успех нашего мероприятия.
На грязной кухне сидели трое. Один держал в руках бутылку и возбужденно жестикулируя, ораторствовал:
- Мы одержали победу над силами тьмы, которые каждый год убивают миллионы живых существ по всей земле! Победить было непросто, опасности поджидали нас на каждом шагу, - он перешел на трагический шепот, - враги были кругом, но... – сделав театральную паузу, он посмотрел на сидящих напротив него молодых людей, - мы справились!
Человек, произнесший эту речь, одним движением сорвал с бутылки пробку и налил водки в грязные рюмки.
- Предлагаю тост - за наше правое дело! – Опрокинув водку в рот, занюхал рукавом и окинул взглядом присутствующих.
Два его слушателя переглянулись. Им было очень неуютно в этой обшарпанной кухне и больше всего хотелось оказаться отсюда подальше.
- Мы пойдем, пожалуй, - один из присутствующих поднялся, второй со вздохом облечения последовал за ним.
Оратор посмотрел на них мутным взглядом.
- Хорошо, но если кому расскажете, мы вас из-под земли достанем. – Он потряс указательным пальцем перед носом того, кто повыше.
Высокий парень, вставший первым, сжал руки в кулаки, но второй схватил его за рукав, потянув к выходу. Молча вышли на заплеванную лестницу. Понимание того, что они наделали, стало медленно проявляться в их сознании, заставляя внутренне сжаться. Мелкий повернулся и, всхлипнув, уткнулся носом в плечо товарища, и тот успокаивающе погладил плачущего подельника.
- Ну-ну, вытри слезы. Всё образуется. – Поправил шапочку на его голове и, взяв за руку, вывел из вонючего подъезда на улицу.
***
В доме Равиза бушевал ураган. Хозяин носился по комнатам со зверским выражением лица, ища, на ком бы выместить своё недовольство этим миром. Его жена, Наталья - скромная, неприметная женщина, забилась в угол на кухне и спокойно вязала кружевную салфетку под вазу. Равиз сделал ещё пару кругов по коридору и, вбежав в кухню, уставился на жену.
- Где он?! Где этот гуляка?! С утра пораньше его уже дома нет! Отца ограбили, а он шляется незнамо где! Никакого уважения, никакой поддержки! Вот вернется, я ему... - закончить Равиз не успел, лицо его покраснело и, покачнувшись, он схватился за край стола.
Наталья тут же подскочила к мужу, усадила его на стул, подбежав к полкам, вытащила «Валокордин» и начала отсчитывать капли. Равиз сидел, подперев голову рукой и устремив взгляд в одну точку. Оживился он, только увидев перед носом рюмку. Взял, понюхал, поморщился, но выпил. Приподнявшись со стула, пошарил в навесном шкафу, вытащил бутылку и, недрогнувшей рукой налив коньяк в чайный стакан, опрокинул в рот. Лицо его постепенно приобретало естественный цвет, а в глазах гасло бешенство. Жена, внимательно посмотрев на него, облегченно выдохнула. Равиз пододвинул стул к ней поближе и обнял за талию.
- Нет, как ему удалось меня обставить, а?! Ведь у меня же были все договоренности. Не понимаю, как ему это удалось?!
Увидев, что муж опять начинает краснеть, Наталья быстро налила коньяк и сунула стакан ему в руку. Через час, с трудом дотащив тело Равиза до кровати, уложила его спать. Немного посидела рядом, гладя, как маленького по голове. Наталье было больно видеть мужа в таком состоянии. Женщина грустно улыбнулась и, слегка коснулась ладонью лица супруга, разглаживая тревожную морщинку между бровями. Осторожно встала, бросив на него обеспокоенный взгляд, и, тихонько притворив дверь, вернулась в кухню.
Взяв незаконченное рукоделие, она попыталась отрешиться от утренних событий. У неё был ещё один повод для волнений - сын не ночевал дома, она боялась даже представить, что сделает Равиз, если узнает об этом. И тут тихо открылась входная дверь. Откинув вязанье, Наталья вскочила и набросилась на входящего.
- Артур, где ты был?! Отец с ума сходит, а ты бродишь неизвестно где!
Рослый парень снял куртку, ботинки и аккуратно пристроил вещи на вешалку.
- Мам, не кричи, я гулял. Как отец? - Наталья обреченно показала в сторону спальни и двинулась на кухню, сын последовал за ней.
Ссутулившись, она встала к плите, что-то помешивая в кастрюле.
- Мам, – Артур подошел и положил руки на плечи матери. – Не переживай, всё образуется.
Наталья вздохнула и, повернувшись к сыну, взмахнула ложкой.
- Ты хоть понимаешь, что будет с отцом, если он узнает, с кем ты встречаешься?! Ты знаешь, какой это для него будет удар?! И где, позволь узнать, ты гулял?
Лицо Артура стало несчастным. Он как-то сразу стал ниже ростом и, сжавшись, посмотрел на мать глазами побитой собаки.
- Мам, я не знаю что делать. Она - лучшая, и я...я... не смогу без неё.
Он скривился и спрятал лицо в ладонях. Наталья всплеснула руками, кинула ложку в мойку и села рядом с сыном.
- Ну, что ты? Может всё ещё наладится. Не переживай. Отец успокоится... рано или поздно. А если нет, то что-нибудь придумаем. Давай, мой руки и покушай, - она понизила голос до шепота, - всю ночь неизвестно где ходил.
***
В доме Назима тоже было неспокойно. От радостного возбуждения вчерашнего вечера в ожидании прибыли, не осталось и следа. Назим бушевал. Жена Дина и дочь Лейла сидели тихо-тихо, пока хозяин носился и обещал порвать всех, начиная с Равиза и заканчивая Семёнычем.
- Кто?! Кто мог это сделать?! Вот точно это - Равиз! Больше некому. Сейчас пойду и зарежу на фиг! Нет, ну каков, а!
Рывком выдвинув ящик со столовыми приборами и схватив кухонный нож, Назим побежал к двери. Жена и дочь, одновременно вскочив, кинулись к нему наперехват. Дина повисла на руке, в которой был нож, а Лейла обняла отца и пронзительно заверещала на одной ноте. Назим, резко оглохнув на одно ухо, ошарашенно потряс головой.
- Папочка, пожалуйста, не делай этого! Найдутся твои ёлки, Павел Семёнович обязательно найдет.
Под их напором Назим выронил нож и осел на пол. Взгляд его стал приобретать некоторую осмысленность. Жена и дочь присели с двух сторон от него. Он обнял их и притиснул к себе.
- Девочки мои, что же нам делать? Ведь я вложил в эти проклятые ёлки почти все деньги, что у нас были.
Так, обнявшись, они и сидели на полу. Вскоре Назим поднялся, обреченно вздохнул и пошел в сторону спальни. Дина, вскочив, пошла следом за мужем, в коридоре повернулась, погрозила дочери пальцем и исчезла за дверью.
Лейла встала с пола, с отрешенным видом походила по кухне, посмотрела на улицу, где с неба падали крупные снежинки, и, приняв какое-то решение, оделась и быстро вышла. Мать, услышав шум в коридоре, выскочила за ней, но входная дверь уже закрылась. Подбежав к окну, Дина увидела, как дочь, подходя к калитке, разговаривает по мобильному телефону. Она попыталась открыть створку окна, заклеенного на зиму, но не успела, а кричать дочери на всю улицу, на потеху соседям, уже не решилась.
Лейла шла по дороге, опустив голову и глотая слезы. Ей было жалко и отца, и мать, и себя. Она не могла поверить в реальность происходящего. Как такое могло случиться?! Ведь ещё вчера все казалось таким правильным.
***
День участкового, начавшийся с недосмотренного сна, летел под откос. Он провел его, бегая от дома к дому, и опрашивая всех, кто мог что-то увидеть или услышать. Как на грех, свидетелей не было. Никто ничего не видел, никто ничего не слышал. «Я в тупике, - думал Семеныч, глядя в открытый блокнот. - Куда могли пропасть эти проклятые елки? А самое главное как?!»
Дома его ждал холодный приём. Люся, стоя у плиты, гремела посудой. Её напряженная спина давала понять, что Новый год Павел встретит в прихожей на коврике, если испортит сыну праздник, не найдя главный его атрибут. Семёныч загрустил. Увернулся от тарелки с супом, которую жена метнула на стол, взял ложку и начал без аппетита есть, так и эдак крутя в голове эту странную кражу. Конструктивных мыслей не было.
В это же время.
На окраине древни, в улочке, которая заканчивалась тупиком, спрятавшись за углом заброшенного дома, стояли двое. Тот, что поменьше тихо плакал, уткнувшись высокому в куртку. Владелец орошаемой слезами куртки гладил товарища по плечам и скрипел зубами.
- Не плачь. Ну, пожалуйста. Всё будет хорошо. Мы всё решим, – приговаривал он.
Зареванный товарищ слегка успокоился и взглянул утешителю в лицо. Выражение тоски в его блестящих глазах просто разрывало сердце. Высокий достал носовой платок из кармана, решительно вытер ему щеки, обнял, на секунду крепко прижав к себе, со вздохом отпустил и взял за руку.
- Пошли! – быстро шагая в сторону дороги, он тащил маленького, как на буксире.
- Куда?! Куда мы бежим? – тот старался не отставать, быстро семенил ногами, поскальзывался и, если бы не поддержка друга, точно бы расквасил себе нос.
Но высокий не слушал и продолжал тащить мелкого за собой. Пробежав по родной деревне, они вошли в калитку одного из дворов. Тот, что повыше, постучал в окно дома, выглянувший мужчина, увидев, кто пришел, присвистнул и пошел открывать. Дверь отворилась, они вошли, и дверь закрылась.
- О чем вы думали?! Вы хоть соображаете, что вы наделали?!
Артур и Лейла сидели, опустив головы, и разглядывали узор линолеума на полу кухни. Павел Семеныч бегал, как заводной паровозик, из угла в угол, и было непонятно, как при такой скорости перемещения он не посбивал всю мебель. Люся стояла ко всем спиной и смотрела в окно, на ее лице блуждала легкая полуулыбка. Когда Павел зашел на очередной виток, она повернулась и посмотрела на мужа.
- Что ты орешь? Не видишь, им и так плохо. Помочь надо. Хотя, действительно, о чем вы думали? - Она спросила это таким тоном, что Павел застыл. Никогда ещё в голосе его авторитарной жены не было столько снисходительной нежности.
- Мы думали, - начала Лейла и шмыгнула носом.
- Погоди. – Артур обнял её за плечи и ободряюще погладил по спине. - Павел Семенович, когда мы узнали, что отцы из-за этих ёлок чуть не подрались, решили: нет ёлок - нет проблемы, и увезли их. Сглупили, конечно. Просто мы надеялись...мы думали...
Участковый, до этого момента молча слушавший эту сбивчивую речь, снова взвился. Он целый день изображал из себя ездовую собаку, а они ...
- Интересно чем?! – Увидев, что те совсем расстроились, сбавил тон. – Так, ладно, что сделали, то сделали. Где теперь эти ёлки?
Артур и Лейла переглянулись, Семёныч почувствовал неладное, Люся напряглась, и тут Артур решился. Он посмотрел участковому в глаза.
- В лесу.
- Где?! – Павел осел на стул и уставился на них ошалевшим взглядом. Рот его открылся, он силился что-то сказать, но только судорожно хватал ртом воздух, как рыба, выброшенная на берег. Цвет его лица поменялся с красноватого на слегка зеленый и обратно. Он с громадным трудом взял себя в руки и не кинулся на парочку с кулаками. Вложив в голос всё ехидство, на которое был способен, спросил:
– И как они туда попали, а главное, что они там делают?!
- Мы наняли грузовик... - под пристальным взглядом Семёныча Артур подобрался и начал говорить правду. – Нам помог один человек. Только он... он, похоже, ненормальный. Мы его увидели, когда её отец, - кивок в сторону Лейлы, - только заграждение для ёлок делал. Он стоял и разговаривал сам с собой. Говорил какие-то странные вещи про то, что всё живое, что нельзя рубить ёлки, что нас всех постигнет кара небесная. Но он согласился нам помочь и даже достал грузовик. Поэтому мы особо его не слушали, а потом... когда мы оставили ёлки в лесу и пришли к нему домой, мне... мне стало страшно. – Увидев насмешливый взгляд Павла, гордо вскинул голову. – Нет не за себя, за неё, - он кивнул на Лейлу.
Участковый устало потер виски. Абсурдность ситуации не давала ему сосредоточиться.
- Грузовик, в нашем селе есть только у одного человека. Думаю, именно о нем и идет речь. – Семёныч, посмотрел на Люсю, потом на ребят, которые пытались стать незаметными, и принял решение. - Ладно, черт с вами. Сейчас позвоню одному своему знакомому, он приедет на грузовике, поедем, и вы покажете, где ёлки сгрузили. А с этим «помощничком» я позже разберусь
Пока Семёныч звонил, пока договаривался, Люся поила ребят чаем с вареньем и горестно вздыхала. Ей было безумно жаль, что ради неё никто и никогда не совершал вот таких глупых поступков. Искоса поглядывая на мужа, она уже строила планы мести за отсутствие проявлений горячей любви. Приехал «знакомый». Им оказался мужик из соседней деревни, который был у Павла в долгу. Участковый поймал его на краже запчастей из совхозного гаража, но дело в райцентр не передал, а ограничился внушением, за что мужик был ему крайне благодарен и всегда был готов оказать ответную услугу. Правда, воровать запчасти он не перестал, просто перестал попадаться. Но это уже другая история.
Выслушав эмоционально окрашенный рассказ Семёныча о подвигах юных влюблённых, знакомый, выразительно глядя на них, покрутил пальцем у виска, но от комментариев воздержался. Взгляд, которым он при этом одарил ребят, был красноречивее всяких слов. Артур и Лейла были готовы провалиться сквозь землю.
Поехали в лес. Артур чуть приметной тропой вывел всех на полянку. Семёныч окинул её взглядом и тихонько присвистнул. Елки, освобожденные от веревок, были воткнуты в снег, где-то стояли, где-то валялись. Переглянувшись со знакомым, участковый с нечитаемым выражением лица посмотрел на парочку. Нет, у него уже сложилось мнение об их умственном развитии, просто увиденное заставило пересмотреть его, переведя их в разряд одноклеточных.
- Ну, вы... - он с трудом проглотил рвущиеся слова и пару раз вдохнул лечебно-успокоительный лесной воздух, – быстро собирайте ёлки и грузите в грузовик.
- Стой. Я сам. – Артур пытался остановить Лейлу, схватившую ближайшую к ней ёлку, но она лишь упрямо мотнула головой и, упираясь, потащила ёлку к машине.
Участковый и его знакомый курили, наблюдая, как ребята, тяжело дыша, ликвидируют следы своей глупости. Скоро поляна опустела. Деревья в кузов мужчины грузили вместе. Лейла тоже попыталась помочь, но на неё шикнули, и теперь она стояла в сторонке, чуть вздрагивая от холода и нервного напряжения, думая, как объяснить отцу свой поступок? Но никакого разумного объяснения в голову не приходило. Она понимала, что если вскроется правда, то ей никогда не разрешат выходить на улицу, не говоря уже о встречах с Артуром. О чем она только думала?! Слезы закапали из глаз, замерзая на щеках. Мужчины закончили погрузку, и Артур подбежал к ней.
- Ты почему плачешь, замерзла? – Он взял её лицо в ладони, его руки так хорошо пахли смолой. – Не переживай, теперь всё будет хорошо. Скоро всё закончится.
Она прижалась к нему и срывающимся голосом произнесла:
- Ты хоть представляешь, что с нами сделает мой отец, да и твой тоже. Мы же... что же мы натворили.
Судя по резко побледневшему лицу Артура, перспектива встречи с родителями нарисовалась у него в голове с пугающей четкостью. Участковый, слышавший весь разговор, переглянулся со знакомым, тяжело вздохнул и подошел к ребятам. Ему стало очень жалко этих детей. Он тоже представил, что могут сделать их родители.
- Ладно, не переживайте, что-нибудь придумаем. Садитесь в машину, быстро!
До деревни ехали в тишине, каждый думал о своём. Огороженная сеткой пустая площадка наводила на грустные размышления. Семёныч, выскочил из кузова и повернулся к Артуру.
- Разгружаем! Бегом!
В рекордное время мужчины разгрузили грузовик, и ёлки заняли своё место за забором. Знакомый пожал руку участковому, подумал и протянул руку Артуру.
- Ну, вы конечно...да. Отличились.
После этого сел в грузовик и уехал. Семёныч посмотрел на держащихся за руки ребят, выглядящих маленькими и испуганными. Тяжело вздохнул, достал телефон, посмотрел на них ещё раз и махнул рукой.
- По домам, быстро!
Лейла бросилась участковому на шею, Артур долго тряс ему руку, а затем они развернулись и, чуть ли не вприпрыжку, помчались в переулок. Семёныч, подождал пять минут и набрал номер.
Ребята еле успели спрятаться за углом дома, когда мимо них пролетел Назим, на ходу застегивающий дубленку. Павел не сказал, а Назим и не расспрашивал, где были ёлки. Он был так рад, что они нашлись, что всё остальное отошло на второй, да что там на второй, на десятый план.
Эту и все последующие ночи Назим караулил ёлки сам. Василий Степанович, крутился рядом, уверяя, что больше никогда не заснет на посту, но Назим ему не верил. Хорошо, что ёлки раскупили быстро, но всё равно в последний день продаж Назим был похож на заросшего снежного человека. И он совсем не замечал, мужчину с горящим взглядом, кружащего вокруг ограждения и разговаривающего сам с собой.
Эпилог.
Народное гуляние набирало обороты. Посреди площади, перед сельсоветом, стояла нарядно украшенная и сверкающая огнями ёлка. Малыши строили снежную крепость, молодежь пританцовывала под музыку, гремящую из колонок. Из столовой выкатили передвижной прилавок и продавали водку в разлив и пирожки с разными начинками. Уже слегка пьяный массовик-затейник пытался организовать игрища, но его заплетающуюся речь мало кто слушал. Под конец он, плюнув в снег, поменял диск, и на всю деревню раздались лихие частушки. Сначала все застыли, но затейник не растерялся и, схватив за руку близстоящую к нему даму, вихрем понесся по площади, собирая сельчан в ручеёк. Вскоре вся площадь была охвачена смехом и весельем. Дети, достроившие крепость обстреливали взрослых снежками, те грозили им кулаками, обещали при случае выпороть и весело смеялись. Чуть поодаль, за углом сельсовета, стояли Павел, Назим и Равиз. Назим что-то эмоционально говорил, остальные спокойно слушали, и только Равиз сжимал и разжимал кулаки. Когда Назим закончил, Павел посмотрел ему в глаза и что-то спокойно сказал. Назим подпрыгнул, снова заговорил, но Павел отрицательно покачал головой, и тот, быстро сдувшись, протянул руку Равизу. Их жены, стоявшие напротив, облегченно вздохнули и чокнулись пластиковыми стаканчиками.
Когда на площади появились Артур с Лейлой, то увидели как их отцы, шумно братаясь, клянутся друг другу в вечной дружбе и скрепляют клятву коньяком, а матери, отойдя в сторону, что-то тихо обсуждают. Артур выдохнул и подвел Лейлу к родителям.
Люся, посмотрев на эту картину, улыбнулась и, повернувшись к Павлу, стала что-то сердито ему выговаривать. Тот сначала слушал, потом морщился, потом отмахивался, а под конец, улыбнулся и поцеловал жену, сжав её в объятиях. Люся широко открыла глаза и замолчала. Таких бурных проявлений чувств со стороны мужа она не видела очень давно.
Василий Степанович, изрядно принявший на грудь, сидел на ступеньках сельсовета и смотрел взглядом философа на веселящуюся публику. Никитишна подсела к нему. Через пару минут они поднялись и пошли в сторону её дома.
И никто не замечал человека, смотрящего на всех взглядом фанатика и бурчащего под нос:
- Ну, ничего, в следующем году я буду правильнее выбирать напарников.
И он не знал, что участковый уже позвонил в райцентр и следующий Новый год он встретит, скорее всего, в клинике, под присмотром бдительных санитаров.
Праздник на площади продолжался до наступления темноты. Потом все начали расходиться. Последним уходил затейник, он убрал магнитофон, закрыл сельсовет и, оглянувшись на ёлку, понял, что забыл выключить гирлянду. Но махнул рукой и решил, что до завтра пусть горит, праздник всё же. А завтра наступил Новый год.
Два с половиной бандита и собака.
«Джон легонько коснулся моих губ своими и отстранился.
– Я дам о себе знать, – повторил он и ушел.
– Красной розой? – крикнула я.
Он обернулся:
– Не скажу. Так неинтересно. Но ты поймешь! Обязательно поймешь!»
[4]
Эмма захлопнула книжку и сладко потянулась в скрипучем кресле. За окном уже стемнело, и город погрузился в уютную воскресную тишину.
Каждый вечер воскресенья напоминал ей затишье перед бурей. Выходные закончились. Завтра всем надо будет рано вставать на работу и вновь погружаться в суету привычных будней. Толкаться в метро, стоять в очередях к кассе за продуктами, травить себя сандвичами в дешевых закусочных, вновь возвращаться на работу в толпе таких же, как ты, клерков и менеджеров среднего звена. А потом снова ждать следующих выходных и неизменного разочарования. Как-то так получается, что в праздничные дни это разочарование особенно велико. Подводя итог уходящему году, ты остро чувствуешь, как много еще не успел сделать. Сколько безумств ты мечтал совершить, но почему-то откладывал до следующего раза.
Ну почему в книгах всегда все так ярко и увлекательно? У главной героини обязательно интересная профессия: она либо смелый детектив убойного отдела, от одного вида которой преступники сами рвутся в тюрьму, либо журналист, раскрывающий тайну века. И не надо забывать, что на ее тернистом пути обязательно встретится циничный герой-миллионер, который будет беззаветно любить, не просить варить ему супы и гладить рубашки, а холить и лелеять отважную героиню, занимаясь с ней «крышесносительным» сексом. О! И, конечно же, они оба будут невероятно красивы... да...
Эмма с грустью подумала о том, что завтра ей опять предстоит надеть свой строгий костюм в грустную светло-голубую полосочку и идти в офис туристической фирмы, где она работала вот уже второй год. А сейчас, к тому же, был разгар сезона горячих туров, когда многие люди в самый последний момент решали провести Рождество, нежась на горячем песочке, предпочитая коктейль из тропических фруктов традиционному пудингу. С самого утра начнут приходить женщины с ручными собачками в ярких сумках и заказывать модные нынче путевки на Бали или Каймановы острова. Мужчины в дорогих костюмах будут интересоваться, есть ли скидки на островные туры, куда можно увезти любовницу так, чтобы и отдохнуть хорошо, и не встретить никого из знакомых. Ей же предстоит вежливо им кивать, предлагать варианты, высчитывать комиссионные и заниматься прочими скучными делами. И так изо дня в день.
А что самое ужасное – никаких тебе приключений, украденных бриллиантов и прекрасных миллионеров, желающих положить мир к твоим ногам. Вместо этого - деловой портфель и парень Том, работающий в отделе статистики.
Кстати, о парне. Позавчера, когда они сидели на ее потертом диване и смотрели диск, взятый в прокате, он внезапно сделал ей предложение.
Причем романтикой там и не пахло. Хотя романтика и Том вообще были в разных геометрических плоскостях, но не до такой же степени!
Как раз в тот момент, когда герой на экране с наслаждением расстреливал всех подряд, он завел разговор о том, что его арендодатель повысил квартплату. Том предложил съехаться, чтобы разделить выплаты пополам.
– Ну, заодно и оформим наши отношения официально, – как само собой разумеющееся продолжил он, зачерпывая рукой поп-корн из ведерка. – Уже давно пора сходить в мэрию, ведь не первый год знакомы.
Эмма не разделяла его мнения на тот счет, что «уже давно пора в мэрию», но тактично промолчала, ошарашенная прозаичностью его предложения. Разумеется, она не ожидала от Тома особых безумств, когда на тротуаре розами выкладывают слова «Выходи за меня!» И, тем не менее, в глубине души она четко понимала, что нуждалась в чем-то большем, чем в сказанных мимоходом словах, которые тут же заглушил телевизор и хруст воздушной кукурузы. И почему она не порвала с Томом сразу после того, как они закончили колледж? Загадка. Докатились...
Девушка еще раз с сожалением взглянула на яркую обложку книги, где героиня широко улыбалась, глядя в направленное на нее дуло пистолета. Ей казалось, что вот сейчас эта самая пепельная блондинка в черных очках смеется над ней, Эммой Свон, девушкой с волосами мышиного цвета и скучной работой.
Разозлившись непонятно на что, Эмма перевернула книжку и отправилась спать с твердым намерением изменить свою жизнь.
Изменения начались внезапно, правда, они были далеко не в лучшую сторону. Впервые за полтора года работы она нагрубила клиентке.
К ним в бюро пришла на редкость неприятная дама. Сперва она начала громко возмущаться тем фактом, что у них подают лишь черный чай, но нет ее любимого сорта из лепестков белой орхидеи, а вот у их конкурентов через улицу такой есть. Далее женщина прошлась по всему, что видела: какие неудобные у них стулья, режущий глаз интерьер и, конечно же, совершенно некомпетентные работники. Причем последнее относилось именно к Эмме, так как потенциальная клиентка уселась за ее стол. Девушка скрипела зубами, но продолжала предлагать различные туры, специально выбирая подороже, чтобы хоть комиссионными компенсировать ее грубость. Но даме то не нравился отель, то его расположение, то не устраивал рейс с пересадкой, то терзали сомнения по поводу погоды, то необходимость делать прививки, то настораживало количество пляжей, чуждая кухня, удаленность от Евросоюза, боевые действия на континенте в целом, нехватка риса в Китае... Когда дама отказалась от очередного предложения, сославшись на нестабильную экономическую ситуацию в данной стране, Эмма не выдержала:
– Мадам, Вы вообще собираетесь брать путевку или пришли просто так? Если собираетесь, то сообщите ваши конкретные требования.
После этих слов несостоявшаяся клиентка сердито подскочила и потребовала босса «этой грубиянки». Босс, не испытывая особого восторга от предстоящего общения с задиристой дамочкой, все же выслушал ее и пообещал, что сотруднице будет объявлен выговор, а за причиненные неудобства расщедрился на дисконтную карту.
Так как на Эмму жаловались впервые, директор (передержанный в солярии тип с замашками торговца) ограничился устным замечанием и удержанием зарплаты за отработанный день.
Очевидно, что домой девушка возвращалась не в лучшем расположении духа. Днем шел мокрый снег, и кое-где его еще не успели убрать. Она тяжело переступала ногами, скользя усталым равнодушным взглядом по таким же лицам в толпе. Витрины напротив светились приятными рождественскими надписями. Хотелось зайти, побродить между нарядными стендами, потолкаться у вещей со скидками и почувствовать себя частью грядущего торжества. Поддавшись порыву, она глазела на рождественские елки всех цветов радуги, которые подмигивали огоньками гирлянд сквозь стеклянные стены.
Тут Эмма резко остановилась и застыла: ее взгляд был прикован к туфлям, стоящим под вывеской: «Скидка – пятьдесят процентов!».
Она смотрела на них и понимала, что непременно должна их купить. Свет неоновых лампочек мерцал на гладкой коже туфель, отчего ей вспомнился любимый диснеевский мультик о Золушке. Она почти прижалась носом к стеклу, глядя на эти «Феррари» в мире обуви.
Уже входя в магазин и подзывая продавца, Эмма понимала, что даже со скидкой не сможет позволить себе эту покупку. Но как только принесли заветную коробку, она вцепилась в нее мертвой хваткой и пошла к кассе, наплевав на все. Девушка отметила, что улыбчивый продавец, упаковывающий ее приобретение, прекрасно понимает, что она в своем скучном костюме, с волосами мышиного цвета, никогда не носила таких туфель. В них органично смотрелась бы уверенная в себе бизнес-леди, которую никто не посмел бы отчитать без причины, и уж тем более – не решил бы без нее вопрос женитьбы
От этого ей еще сильнее захотелось заполучить эти туфли, пусть даже придется экономить весь следующий месяц.
Зато когда в пятницу, по традиции, она с лучшей подругой Анжелой отправилась в клуб, туфли позволили ей чувствовать себя буквально «на высоте».
Бодрый цокот каблучков придавал ей уверенности в себе и одновременно снимал какой-то ограничитель. Наверное, так себя чувствовала Золушка на балу. Не просто чувствовала, а знала, что ни один среднестатистический принц не устоит перед хрустальными башмачками. Не мудрено, что несколько часов и пять «Маргарит» спустя, она очутилась в постели с почти незнакомым мужчиной.
Судя по всему, он был полной противоположностью спокойного и уравновешенного Тома. Майкл, так его звали, производил впечатление человека, который живет легко и вкусно. Такой уж точно не стал бы переезжать к девушке только из-за арендной платы. И вместо того, чтобы ездить на безвредном для экологии велосипеде, со страшной скоростью гонял на своей спортивной машине. Пока они ехали к ней домой, Эмма даже повизгивала на переднем сидении от восторга, боясь лишний раз посмотреть на своего спутника, стараясь не отрывать взгляда от фигурки «Черного плаща» из мультика под зеркалом заднего вида.
Каждый красный светофор был поводом для объятий и прикосновений. Эмма ждала чего-то всю дорогу. То прикусывала губы от детского разочарования, что они успели проскочить на зеленый, то задыхалась от подскочившего в груди сердца, когда приходило понимание, что сейчас огонек сменится расплывающимся в ночном свете алым ореолом. Она пригласила его на кофе. Он снял пиджак, как только переступил порог ее гостиной, отлично понимая, что пить кофе в пиджаке не совсем удобно. Точнее, совсем неудобно. Он был... невозможным.
Даже когда они с Томом только начинали встречаться, ей не было так хорошо и так комфортно. Все происходило настолько естественно и правильно, как редко бывает у двух совершенно чужих друг другу людей. Они катались по простыням, он щекотал ее щетиной, а она смеялась ему куда-то в шею...
Ее личный Санта- Клаус, которого ждешь так долго, что уже не надеешься на его существование. И даже если его сани упадут под твоим балконом, ты пройдешь мимо, так как уже давно перестала верить в чудеса и прекрасных принцев, пусть даже толстых и в красных шубах. Не остановишься погладить оленей по шелковистой шерстке между рогов, потому что просто не увидишь их в своей повседневной сутолоке, втаптывающей в смесь снега и соли прекрасное. Но сейчас ей было именно так... прекрасно.
Он ушел ночью, когда кровь еще бурлила в венах, гормоны брали верх над разумом, и они могли страстно целоваться у двери, шепча приятные слова на прощанье. Обжигая друг друга горячим дыханием, договаривались о новой встрече и отлично понимали, что таковая не состоится. Было бы глупо дожидаться утра и чувства неловкости, приходящего вместе с ним, многозначительных пауз и неискреннего быстрого «созвонимся». Так было честнее и правильнее. Не как в сказке, но как в жизни. Ее жизни.
Том, в отличие от нее, никогда не верил в чудеса, он всегда был прагматиком, даже в постели. А ее новый знакомый напоминал того самого обаятельного волка из "Десятого королевства". Который еще не знал, что именно хочет с ней сделать - он просто ее хотел. В памяти отчетливо всплыла картинка из фильма, когда волк, обильно поперчив бабушку, собрался ее съесть. И Эмме хотелось самой наперчиться от души, только бы он решил попробовать ее на вкус. И ведь он решил... и от этого все еще перехватывало дыхание, заставляя сбивать простыни и скидывать одеяло, пока она лежала без сна, вглядываясь в туманное ночное небо, каким оно бывает только зимой.
Их план был почти идеальным, за исключением того, что утром Эмма обнаружила за диваном его смятый пиджак и бумажник в нем.
Она включила телевизор, заправила кофеварку и, нарезая сыр тонкими ломтиками, думала, как будет правильнее поступить. Стоит ли ей первой набрать номер или дожидаться его звонка.
Не придумав ничего умного, Эмма налила себе кофе и сделала звук погромче – как раз показывали сводку новостей.
Чашка с треском упала на пол и покатилась, брызги горячего кофе обожгли лодыжки, но девушка не отрываясь смотрела на экран телевизора.
Там оператор взял крупным планом переднее стекло машины, точнее, того, что от нее осталось. Лишенный эмоций дикторский голос за кадром вещал о том, что сегодня под утро на объездном шоссе номер восемнадцать произошла авария, детали происшествия выясняются.
Далее ведущий переключился на другие новости, говоря что-то про похороны известного мафиози, умершего от инфаркта на прошлой неделе в возрасте семидесяти восьми лет. А у Эммы перед глазами все стояла картинка разбившейся машины и виднеющаяся в осколках покореженного стекла фигурка «Черного плаща» под зеркалом.
Странно, хотя все мы знаем, что когда-нибудь умрем, а СМИ постоянно сообщают о той или иной аварии или смерти знаменитости, но если это случается с кем-то из наших близких или знакомых, то всегда кажется невероятным, ужасно несправедливым и страшным. Будто вам вдруг сообщили, что Солнце взорвется не через шесть миллионов лет, а через пару месяцев.
В течение всего дня Эмма старалась не думать о том, что случилось, в конце концов – она практически не знала этого человека. Потом ее взгляд упал на бумажник, лежавший немым упреком на середине стола. Чернота глянцевой кожи на светлом покрытии казалась особенно траурной.
Нет, надо было что-то с этим делать. Может, у него имелась девушка, или он был многоженцем, а, возможно, покойный и вовсе был плохим человеком и никогда не уступал старушкам место в метро. Разозлившись на свою глупость и сморгнув подступившие вдруг слезы, Эмма раскрыла его бумажник, нашла карточку социального страхования и узнала его адрес. Это было не так уж и далеко отсюда, не более получаса пешком.
«Наверное, будет правильно отдать бумажник его родным», – с сомнением подумала Эмма, смутно представляя себе, что будет говорить, если за дверью его квартиры она обнаружит жену и пятерых детей. Но оставить портмоне у себя казалось невозможным, а выкинуть рука не поднималась.
Через час она уже стояла у дверей его квартиры и собиралась с духом, чтобы постучать. Пока она морально
готовилась, потянуло сквозняком, и дверь его квартиры отворилась с тихим скрипом.
– Какого...! – Эмма выругалась от неожиданности и испуга.
Потянувшись к ручке, она переступила через порог и громко поинтересовалась:
– Эй? Есть здесь кто-нибудь? – А потом совсем робко добавила: – У вас тут дверь не заперта...
Но открывшийся вид ясно давал понять, что, кто бы тут не был, он уже ушел.
Квартира сейчас походила на разгромленный полигон. Все шкафы открыты, ящики вывернуты, диван вспорот, подушки раскиданы, кое-где были отодраны даже паркетные половицы.
Эмма прошла на середину комнаты, хрустя сапогами по стеклам и валявшемуся повсюду мусору.
– Хозяева? – еще раз громко вопросила она на всякий случай, точно зная, что ей никто не ответит.
Она ошиблась. Ей ответили.
Откуда-то из глубины квартиры послышался глухой собачий лай. Девушка пошла, ориентируясь на звук, и чем ближе она подходила, тем громче становился лай, и отчетливо было слышно царапание когтей по дереву.
Она остановилась перед дверью, которая, вероятно, вела в ванную комнату. Звуки доносились именно оттуда.
Эмма представила себе, как должно быть страдает собачка, которую закрыли в маленьком помещении, да еще и подперли дверь стулом.
Она отодвинула стул и повернула ручку, готовясь поднять на руки и утешить несчастное животное.
– Бедняжка моя, иди к... – Девушка поперхнулась и подалась назад.
Чего она не ожидала, так это здоровенного ротвейлера, смотревшего на нее отнюдь не с благодарностью и не спешащего запрыгнуть на ручки. А ведь стоило сразу догадаться, что чихуахуа запирать в ванной не будут...
Эмма попятилась. Ротвейлер зарычал. Боясь повернуться спиной к громадной псине, девушка медленно отступала. Собака приближалась, не сводя с нее черных глаз.
Разумеется, долго так продолжаться не могло. Скоро Эмма уперлась спиной в кухонную стойку. А собака, обойдя ее по кривой, отрезала путь к выходу.
– Хорошая собачка, хорошая, – засюсюкала Эмма, карабкаясь на стойку.
Пес заинтересованно взирал, как она пыталась закинуть ногу повыше, а затем подтянуться, упираясь каблуками в стул. Каблуки соскользнули. Стул упал по одну сторону стола, а девушка по другую.
Псина продолжала наблюдать.
Выругавшись, Эмма с кряхтением поднялась и с неодобрением покосилась на собаку, которая хоть и перестала рычать, но поглядывала все так же выжидающе и, как ей показалось, недовольно.
– Ну что ты от меня хочешь, адский пес? – спросила она, сохраняя дистанцию. – Это все не моих рук дело, поверь.
Ей было настолько не по себе в этой обстановке, что звук собственного голоса успокаивал.
Тут пес коротко, но весомо гавкнул. Она подпрыгнула на месте.
– А может быть, наш красавец хочет кушать? – снова залепетала она, пятясь к холодильнику.
Кажется, это слово животному было знакомо, так как оно с интересом наклонило голову и двинулось вперед.
– Хороший мальчик, хороший, – приговаривала Эмма, открывая попеременно шкафчики в поисках собачьей еды. Таковой не оказалось, впрочем, как и миски. Пес уселся и продолжал ее рассматривать, что очень нервировало.
Зато в холодильнике нашлась копченая грудинка, ветчина, сыр, мясная нарезка, паштет из гусиной печенки и холодная куриная ножка.
– Ну, не знаю, а можно ли тебе это давать?..
Судя по появившемуся блеску в глазах собачки, та вовсе не была против вредных человеческих продуктов.
Пес одобрительно гавкнул, и тарелка с куриной ногой выпала из рук и полетела вниз.
Надо признать, он расправился с деликатесом в рекордные сроки. Эмма даже не успела дойти до дверей, как услышала цоканье когтей позади себя.
– И что мне с тобой делать? – обреченно осведомилась она.
Псина, разумеется, не ответила, зато с умным видом вышла за дверь и села, ожидая ее.
Пока Эмма шла домой, у нее еще сохранялась смутная надежда, что по дороге ротвейлер потеряется, и завтра ей не придется лебезить перед домоправительницей, спрашивая, можно ли оставить животное, и обещая не выгуливать собаку у дома. Но пес целеустремленно семенил рядом, а если и забегал вперед, то непременно оглядывался, проверяя - не решила ли она сбежать.
Последний шанс на то, что ей не надо будет покупать собачий корм, испарился, когда на лестнице им все-таки встретилась миссис Чепмен, та самая домоправительница.
– Решили завести собачку, мисс Свон? – грозно поинтересовалась та.
– Да кто еще кого решил завести, – буркнула Эмма, стараясь не думать о том, насколько поднимется ее арендная плата.
– Так-так, – совсем уж зловеще протянула старуха и шумно выдохнула, – смотрите, чтобы никакого лая после десяти вечера, иначе снова вызову полицию, и вам опять выпишут штраф за нарушение договорных обязательств.
– Разумеется, – изо всех сил стараясь не обозвать домоправительницу старой каргой, протянула Эмма, и быстро ретировалась в свою квартиру.
– Понял? Никакого лая, – подражая миссис Чепмен, она обратилась к собаке. – Иначе нас обоих отсюда выпрут. Поверь мне, она может. Эта склочница как-то вызвала полицию только потому, что мы с друзьями смотрели фильм на большой громкости.
Пес Эмму гордо проигнорировал и потрусил исследовать новое жилище. Когда она вернулась из ванны, на диване в гостиной ее ждал сюрприз: любимое место у телевизора уже было занято собакой, растянувшейся на покрывале во всю длину.
Кряхтя и охая, девушка попыталась сдвинуть эту тушу, чтобы высвободить плед и лечь с краю. Пес недовольно заворчал, но подвинулся.
– Как же мы тебя назовем? – задумчиво поинтересовалась девушка, потрепав собаку по бархатистой шерсти. – Судя по твоему поведению, я бы, конечно, предложила Калигулу или Нерона... Но так соседи будут ожидать от нас пакости заранее и нажалуются старухе Чепмен... О! А если Франкенштейн, но при людях я буду звать тебя Фрэнки? Пойми, «Дружок» или «Пушистик» тебе точно не подойдут.
Эмма почесала пса за ухом и нащупала ошейник.
Кстати!
Она села и, ухватившись обеими руками за голову пса, попыталась этот самый ошейник расстегнуть, ведь иногда на обратной стороне пишут кличку животного или телефон хозяина. Пес сердито зарычал.
– Понял, не дурак! – Эмма подняла руки, признавая свое поражение, и внимательнее присмотрелась к ошейнику.
– Видимо, твой хозяин очень тебя любил. – Она успокаивающе погладила его по загривку.
Ошейник был оригинальный и явно выбранный с заботой о дорогом питомце. В кожаный ремешок продета золотая цепочка со множеством разных висюлек: сердечек, игральных кубиков, звездочек, рыбок... У застежки черным маркером было написано несколько цифр.
«Вот и номер телефона, очевидно», – подумала Эмма с грустью. Интересно, раз пес пошел за ней, он почувствовал, что звонить больше некому, и его хозяин уже не вернется?
– Все-таки собаки – удивительные существа, – вслух сказала она, и обняла Фрэнки за толстую шею. Видимо, последний был полностью согласен с этим утверждением, так как засопел в ответ и попытался лизнуть ее в щеку.
Но все его благодушие как рукой сняло, стоило кому-то позвонил в дверь.
– Кого принесло в такой час? – Эмма с недоумением нашаривала тапок под диваном. Неужели Том решил потратиться на такси и нанести поздний визит?
Фрэнки вскочил и угрожающе зарычал, наклонив голову. Кажется, песик не любит незваных гостей. Что ж, у всех свои фобии, но, глядя на его клыки, Эмма поняла, почему дверь ванны подперли стулом для надежности.
Дверной звонок нетерпеливо запищал и, кажется, дверь пнули пару раз. Пес залаял в ответ. За дверью настороженно притихли.
– Секундочку! Уже иду! – крикнула Эмма.
Она вцепилась в собачий ошейник и попыталась сдвинуть пса с места. От усилий девушка шлепнулась на задницу, а собака осталась неподвижной.
– Слушай, давай пойдем на компромисс, – в дверь позвонили, но на этот раз как-то робко, – ты сейчас пойдешь в ванную, а я закрою глаза, если ты сжуешь там коврик. И может быть – только может быть! – завтра мы поделимся хот-догом.
Фрэнки еще раз гавкнул для острастки, но все-таки неохотно поддался и пошел в ванную. Стула поблизости не нашлось, поэтому Эмма наспех вставила швабру в дверную ручку и побежала открывать.
Запыхавшись, она щелкнула замком и с недоумением уставилась на поздних посетителей.
– Где собака? – вместо приветствия спросил тот, что был маленького роста.
– В ванной, – опешив, ответила девушка.
– Хорошо, – с видимым облегчением выдохнул коротышка и, оттеснив ее плечом, прошел в квартиру.
– Пр-ростите, а вы кто? – Эмма вдруг начала понимать, что гости могли прийти вовсе не одолжить соль.
Тот, что был помельче, деловито осматривался, проигнорировав ее вопрос. Она растеряно обернулась. Второй, лицо которого лишний раз подтверждало теорию Дарвина, загородил собой дверь.
Где-то в глубине квартиры Фрэнки зашелся лаем.
Коротышка дернулся от этого звука, но быстро пришел в себя.
– Нус-с, дорогуша, значит, ты решила приютить чудовище старика? – Он как-то противно захихикал, гамадрил у дверей гукнул в знак солидарности.
Пока Эмма соображала, что все это значит, мелкий подошел к ней вплотную и, дыхнув в лицо сигаретой, угрожающе зашипел:
– А теперь, моя сладкая, расскажи-ка мне, что ты делала в квартире этого молодого идиота? И даже не думай соврать, мы тебя вели от самой хаты, так что лучше не зли меня.
– В-вы имеете в-виду Майкла? – Эмма испугано поежилась, в сотый раз проклиная себя за швабру в дверях ванной.
– Его, его. Пусть земля будет пухом этому прохвосту. – Высокий снова гукнул и промычал что-то одобрительное, очевидно, оценивая по достоинству юмор босса.
– Ну, как... ведь он умер, в новостях сказали... – девушка слегка помялась, – а утром я обнаружила, что он оставил у меня свой бумажник, вот и подумала, что стоит отнести его родным... Адрес был на карте его социального страхования...
– Брлык гук? – осведомился тип у дверей.
– Эм-м... что? – На секунду Эмме даже стало любопытно, разговаривает ли он вообще.
– Брлык гук?! – с большим негодованием повторили у двери.
– Малыш Билли спрашивает, давно ли вы с красавчиком знакомы, что ты так о нем беспокоишься? – успокоительно перевел коротышка.
– Оу. – Девушка заискивающе улыбнулась Малышу. – Мы познакомились вчера в клубе. Просто мы провели вместе ночь, а потом... потом...
Эмма всхлипнула, надеясь, что от ее слез громилы ограничатся устным допросом без применения силы.
Следующий «гук» у дверей явно носил пошловатый характер, судя по скабрезной улыбке мелкого.
– У меня была тяжелая неделя! – вспыхнула Эмма. – Мой парень предложил выйти за него замуж, жуя поп-корн во время просмотра дурацкого фильма!
– А что был за фильм? – с любопытством поинтересовался бандит.
– Мы пересматривали «Индиана Джонс»! Представляете? – с негодованием ответила она.
– «Индиану»?! Крошка, да он реальный фрик, – закивал коротышка.
– Брылк? – сочувственно спросил Малыш.
Девушка вопросительно посмотрела на его напарника.
Коротышка захихикал и перевел:
– Кажется, ты понравилась Малышу. Он предлагает разобраться с твоим задохликом. И раз уж мы познакомились, тебе по-дружески будет скидка.
Высокий утвердительно гукнул и, показав полный набор зубов, отогнул полу куртки, демонстрируя пистолет за поясом штанов.
– О Боже... – Неизвестно, что больше шокировало Эмму: пистолет за поясом или улыбка на его лице, однако перед глазами у нее потемнело, и она отключилась.
Видимо, без сознания она пробыла совсем недолго, так как коротышка с недоумением обращался к своему напарнику:
– Какая-то она нервная. Мы ведь даже не начали допрашиваться всерьез. Нет, ну что за люди нынче?!
– Гук, – философски ответил второй.
Эмма решила пока не приходить в сознание, надеясь, что им надоест ее ждать, и они уйдут.
– Думаешь, телка ни при чем? – совсем другим, деловым тоном осведомился мелкий.
– Гу-у-ук, – с сомнением протянули в ответ.
– Мля! Тогда как мы будем искать кубышку Кулака О’Брайена?! Ведь не зря же после стольких лет ссоры он упомянул своего идиота-сынка в завещании и отдал ему псину.
– Брылк гук?
– Да черт его знает! Я ведь тебе сто раз повторял, что ни его адвокат, ни сиделка не в курсе, что имел в виду старый хрен. А теперь еще и младший О’Брайен отбросил коньки, до того как мы успели хорошенько его потрясти. Будто специально подгадил! «Все спрятано в центре земли» – будь не ладен старый маразматик! Ну, вот что он имел в виду?!
– Брылк?
– Может, ты и прав, – задумчиво ответил коротышка. – Тогда завтра, как стемнеет, придется брать лопаты и перекапывать его сад. Я бы не удивился, если у Тяжелого Кулака совсем крыша поехала перед смертью, но ведь сейф-то оказался пустым! Надо искать дальше, ведь где-то же он хранил свою заначку...
– Гук?
– Да, пусть лежит. Что с ней станется-то? Давай-ка лучше свалим, пока она не очухалась...
Спустя несколько секунд хлопнула дверь, и на лестнице послышались гулкие шаги.
Полежав еще чуток для достоверности, Эмма осторожно открыла глаза и огляделась.
Лишь грязные следы на полу подтверждали, что ей вовсе не привиделись бандиты, угрожающие расправиться с Томом «по-дружески со скидкой».
Она вдруг поняла, как ей повезло, что они решили оставить ее со всеми зубами и пальцами на ногах. Всхлипнув уже совсем по-настоящему, Эмма пошла в ванную. Пластиковая ручка швабры к тому времени уже погнулась, но еще держалась. Она отперла дверь и кинулась обнимать Фрэнки, не обращая внимания на вмятины и царапины на двери.
Он сердито урчал, видимо, отчитывая ее за глупость, но потом все-таки лизнул в щеку, будто обещая, что в следующий раз он обязательно успеет сломать швабру и прийти к ней на помощь.
– Знаю, знаю, ты мой хороший, ты мой смелый. – Она тыкалась носом в теплую шерсть, постепенно приходя в себя. – Это я была не права, признаю. Кажется, у меня еще остался кусочек куриной ветчины... Будешь?
Эмма готова была поклясться, что при слове «ветчина» пес навострил уши.
Разделив деликатес по-братски (себе тоненький кусочек, а остальное - Фрэнки), девушка еще раз прокрутила в голове произошедшее.
При упоминании фамилии О’Брайен возникали какие-то смутные ассоциации. Когда Эмма узнала полное имя Майкла, в ее голове ничего не щелкнуло. Но громилы называли какого-то старого О’Брайена, чьим сыном, очевидно, он являлся. Что-то было с ним связано ... Кажется, об этом говорили по телевизору...
Эмма включила ноутбук и забила поиск в местных новостях. Результат оказался довольно... любопытным.
Она еще раз полистала страницы и воспользовалась дополнительным поиском.
Смерть главы мафиозного ирландского клана... также известен как Патрик Кулак О’Брайен... в 90-х перешел в легальный бизнес... приверженец старых традиций... выступал против прогресса....
Эмма задумчиво посмотрела на пса, с увлечением грызшего ножку стула, и в ее голове начала складываться полная картина.
Бедняжка Фрэнки за несколько дней потерял двух хозяев! И выходит, что у Майкла он жил совсем недолго, наверняка, поэтому в его квартире она не нашла миску или специальный собачий корм. Прояснялась ситуация и с царившим там бардаком. Очевидно, что до ее прихода там орудовал очаровательный Малыш Билли с приятелем. Другой вопрос: что они искали так усердно, если даже паркет оторвали?
Если все остальное было более или менее понятно, то здесь было слишком мало данных для анализа. Однако, не зря Эмма любила детективы и хорошие истории.
Ее воображение уже рисовало ей золотые слитки и россыпи сверкающих бриллиантов. Что еще могло бы храниться в сейфе упрямого старика-эмигранта, не верившего в прогресс? В отличие от денег, золото и камни всегда растут в цене, и никакая инфляция им не страшна. Идеальное вложение средств. Особенно, если они добыты незаконным путем. Ведь сомнительно, что прозвище «Кулак» он заработал за красивую форму рук.
Эмма еще раз представила себе спрятанные сокровища. Только на этот раз в фантазии она сама откапывала сундук и примеряла на себя бриллиантовые диадемы и рубиновые перстни. Девушка тяжело вздохнула – так ей не хотелось расставаться с прекрасным видением.
Тут где-то глубоко в подсознании мелькнула предательская мысль: «Но ведь расставаться с ним вовсе необязательно...»
Эмма еще не успела осознать то, что подсознание предлагало ей, но уже испугалась.
«Но как?!» – спрашивала она сама себя.
«Очень просто, глупышка! – отвечал ей внутренний голос (тот самый голос, что заставил купить новые туфли и нагрубить клиентке). – Ты же слышала, что сказали бандиты: раньше завтрашнего вечера они к старику не сунутся».
«А как я узнаю, где он живет?» – Эмма искала хоть какие-нибудь аргументы против этой новой осмелевшей версии себя.
«Посмотришь на внутренней стороне ошейника, дурында!» – Внутренний голос и не думал церемониться.
«Но как я попаду внутрь? Ведь у меня же нет ключа!» – Старая Эмма все еще сопротивлялась, хотя уже понимала – этот спор ей не выиграть.
«Сориентируешься на месте. Ты что, фильмы ни разу не смотрела, не знаешь, как залезть в чужой дом? Какого черта тогда ты перечитала столько детективов?!» – Подсознание начинало давить.
«Но...»
«Никаких “но”! Неужели ты всю жизнь хочешь работать в своей заполошной конторе и выйти замуж за человека, ездящего на велосипеде? Пора сделать решительный шаг и обрести хребет!»
«Может, я просто скажу Тому, что пока не готова к новому шагу?» – Девушка робко пыталась откупиться.
«Прошло время мелких уступок. Пора решительно сорвать пластырь с твоей осторожности!»
«И здравомыслия?» – подначивала старая версия.
«Да сколько же можно! – Видимо, новая Эмма окончательно потеряла терпение. – Ты же слышала, что сказали бандиты о последних словах старика: “Все спрятано в центре земли”. Только полные недоумки, никогда не читавшие Агату Кристи, могли не понять, что он имел в виду! И ты просто так упустишь свой шанс изменить жизнь к лучшему?!»
– Нет, конечно, нет. – Последние слова Эмма произнесла вслух и обреченно побрела к своему шкафу – искать черные штаны и черную водолазку.
Единственными удобными для ограбления штанами оказались розовые лосины для йоги. Черного в гардеробе обнаружилось на удивление мало. С одной стороны, это свидетельствовало о яркости ее жизни, оптимизме и вере в светлое будущее, но с другой... о том, что человек боится носить черное, потому что этого цвета и без того достаточно в жизни. И почему-то весь достаток приходится на одну определенную генетическую ветвь, к которой и принадлежит известная барышня. Весь вопрос в том, какое определение подходит именно ей. В итоге, стоя в прихожей и вызывая такси в розовых лосинах, черном плаще до лодыжек и удобных (для побега с места преступления) белых кедах, она выглядела экзотической помесью Барби и Доктора Зло. И при всем этом в нижний карман плаща девушка засунула толкушку для картофеля. Ей было спокойнее иметь хоть какое-то средство защиты, а нож она брать побоялась – ведь им можно и себя нечаянно поранить. Сомнения в злом и жутко приставучем роке, обвивающем родословную Эммы, отпадали на корню.
Хорошо хоть Фрэнки сжалился и разрешил взглянуть на свой ошейник за небольшую взятку. Куда сложнее было оставить его в квартире. Он так и рвался последовать за ней в коридор.
– Нет, приятель. – Эмма пыталась отодвинуть его с дороги. – Странно одетая дама с собакой запоминается гораздо лучше, чем просто странная дама. К тому же без намордника тебя, наверняка, не пустят в такси. Без обид! Я лично верю, что глубоко внутри у тебя доброе сердечко и кроткий нрав, но остальные... Поверь на слово, тебе стоит еще поработать над имиджем.
Последнее предложение она договорила уже с другой стороны двери. Замок щелкнул, и отвлекшийся на уговоры Фрэнки недовольно заурчал.
«Думаю, с ножкой стула придется окончательно попрощаться», – меланхолично подумала Эмма, спускаясь вниз. Погрызенная мебель сейчас была далеко не самой главной проблемой.
Уже подъезжая к нужному дому, она поняла, как сглупила, что не рассказала Анжеле о своей безумной затее. В случае чего та хотя бы подняла тревогу, и полиция знала бы с чего начинать...
Эмма сглотнула ком, подступивший к горлу.
– Все будет хорошо! – успокаивала она сама себя. – Проще простого забраться в дом к бывшему мафиози! А если звонить Анжеле сейчас, то она, наверняка, меня отговорит и придется вернуться ни с чем...
Она расплатилась с таксистом, прошла до конца улицы и взглянула на нужный ей дом. Окруженный деревьями, в темноте он казался особенно зловещим. Эмма вздохнула, быстро (пока не передумала) перелезла через низенький заборчик и пошла к черному входу.
Пока ей везло. Как она втайне и надеялась, в задней двери, выходившей в небольшой сад, была проделана собачья дверца.
Кряхтя и громко отдуваясь, Эмма полезла через эту дверцу в дом. Тут ее везение закончилось. Она застряла.
Девушка в отчаянии засучила ногами по крыльцу. Не помогало. Но и двинуться обратно у нее тоже не получалось. Мешал плащ, окутавший ее туловище, словно кокон. А чертова толкушка больно давила на живот.
– Проклятье! – От обиды она застонала. Ну надо ж было так попасть!
Тут над головой она услышала сдавленный смешок и замерла. Кто-то в темноте забулькал, а потом и вовсе разразился смехом.
Испугавшись, Эмма с удвоенной силой засучила ногами и руками, пытаясь выбраться наружу.
– Да не дергайся ты, – прошептали над головой, – только еще больше застрянешь.
Кто бы это ни был, судя по голосу, он веселился вовсю. Девушка застыла.
– Так, сейчас попытаюсь распутать твой спальный мешок, а потом втяну внутрь. – Кто-то начал осторожно ее ощупывать. – А это, черт побери, что такое?!
– Толкушка, – с облегчением выдохнула Эмма, когда ненавистная деревяшка перестала впиваться в ребра.
Незнакомец снова забулькал, пытаясь сдержать эмоции.
Провозившись с ней довольно долго, мужчина наконец-то втянул ее внутрь. К этому времени ее глаза уже привыкли к темноте. Поэтому, поднявшись с пола и отряхнув колени, она отлично разглядела своего спасителя.
– Ты?!
– Какого черта?!
– Ты же умер?!
На последнее Майкл с достоинством ответил:
– Кто сказал тебе такую глупость?
– Ну, по телевизору говорили, а еще коротышка и Малыш Билли...
– Та-а-ак, – протянул он угрожающе, – а ну-ка рассказывай, что тебе здесь понадобилось и откуда ты знаешь бывших громил отца?
Эмма вкратце пересказала все, что произошло с ней сегодня днем.
При упоминании собаки Майкл выругался и пробормотал что-то о том, что это чудовище сумеет устроиться в любой ситуации.
– Та-а-ак, – повторил он и добавил: – Нет, я, конечно, знал, что у этих двоих вместе взятых мозгов меньше, чем у курицы, но чтоб настолько... Как-то сомнительно...
Он подозрительно покосился на нее и задумался.
Девушка глядела на него во все глаза. Ведь она точно видела в репортаже его машину! Неужели это было подстроено? А он точно жив? Может быть, это всего лишь яркая галлюцинация от пережитого ею шока, а на самом деле она все еще барахтается в собачьей дверце?
Пока Майкл задумчиво почесывал подбородок, Эмма тихонько приблизилась к нему и ущипнула за предплечье.
– Какого?! – парень потер руку, недобро глядя на девушку.
– Так, проверяла одну теорию, – пробубнила она, отодвигаясь.
– Теорию, говоришь? – Он внимательно на нее посмотрел. – Ты мне так и не рассказала, какая такая теория заставила тебя явиться в дом Патрика? Ведь не просто так ты среди ночи полезла в собачью дверцу, вооружившись толкушкой? У тебя есть догадка, что за странную приписку в завещании оставил мой отец?
– Возможно, – осторожно произнесла она, отходя еще на шаг.
– Не хочешь поделиться? – вежливо осведомился Майкл, явно прикладывавший усилия, чтобы не сорваться на крик.
– Возможно, – снова сказала Эмма. – Мои сорок процентов.
– Что?! Я ведь был его сыном, значит, если все и должно кому-то достаться, так это мне! – деланно вознегодовал Майкл. – Пятнадцать процентов.
– Пятьдесят, – нагло заявила девушка.
– Это грабеж! Мы ведь даже не знаем, что он спрятал. Может там два сезонных билета на футбол. Двадцать!
– Если там ничего нет, то тебе и терять нечего, – парировала она. – Тридцать!
– Ладно, согласен на тридцать, – он ухмыльнулся, – но только потому, что ты мне нравишься, я готов принять твои несправедливые условия. Итак, говори.
Эмма в нерешительности закусила губу.
– Скажи, у твоего отца ведь был кабинет?
– Был, – с некоторым недоумением подтвердил он, – только там давно все обыскали. Когда Билли с Крысой вскрыли сейф, там было пусто.
– Мне нужен не сейф, – загадочно ответила девушка. – Веди туда.
– Как скажешь. – Майкл включил фонарик и пошел куда-то вглубь дома.
В кабинете оказалось именно то, на что Эмма надеялась.
– Смотри! Видишь? – она показала пальцем. – «В центре земли». Это же просто, как дважды два! Надо чаще читать детективы.
– А что! Может быть, ты и права! – воодушевился Майкл. – Только помоги мне вытащить эту громадину с подставки, чтобы было удобней раскурочить.
Через четверть часа они стояли над осколками старинного глобуса, и вглядывались в его зияющую пустоту.
– Упс, – только и сказал Эмма. – Но ведь стоило проверить...
– Старик, должно быть, в гробу переворачивается от смеха, – мрачно ответил он.
Они растерянно переглянулись.
– Ну, еще какие-нибудь бредовые идеи, взятые из детективов для детей? – Майкл почесал подбородок.
Эмма задумчиво посмотрела по сторонам.
– Пока нет, но надо подумать...
А вот подумать им не дали.
Где-то в глубине дома послышались шаги и приглушенные голоса. Кажется, гостей было двое. Причем эти двое, в отличие от них, ничуть не таились, будучи убежденными, что в доме никого нет и быть не может.
Послышалось до боли знакомое «гу-ук». Эмма вздрогнула и попятилась, потянув Майкла за собой.
Но тот уже и сам все понял.
– Туда! – Он легонько подтолкнул ее пониже поясницы. – Да шевелись ты, если не хочешь поближе узнать ранимую натуру Малыша Билли!
Они почти уже выбрались из дома, как Эмма споткнулась и легким движением бедра снесла с тумбочки вазу. Раздался жалобный звон. На несколько секунд в доме воцарилась полная тишина. Эмма даже перестала дышать от волнения.
Через мгновение где-то в глубине раздались крики и бодрый топот. Девушка еще стояла в замешательстве, когда Майкл сгреб ее в охапку, и они побежали, уже не таясь, под витиеватые ругательства их преследователей.
Выскочив на улицу, они ломанулись дальше к перекрестку, даже не останавливаясь перевести дыхание. Когда они обогнули аллею, Майкл схватил ее за плечо и потащил в кусты у дома напротив.
– Но... – девушка попыталась возразить, так как, по ее мнению, им следовало быстрее выбежать на шоссе и попытаться остановить такси, а не рисковать быть пойманными злым хозяином, разбуженным сигнализацией.
– Не будь глупой! – Он раздраженно дернул ее за руку, так что она почти упала на землю. – Ляг и чтоб ни звука! Неужели ты хочешь выбежать на хорошо освещенную дорогу, где мы будем сиять, как рождественские елки, так и напрашиваясь, чтобы Коротышка с Малышом нас узнали и устроили теплый дружеский прием?! Я не для того гробил свою машину, чтобы так легко им попасться.
Эмма покорно легла рядом. Ей было страшно. Хотелось зажмуриться и оказаться дома в своей уютной теплой постели, надеть самую скучную из своих пижам и, потягивая успокоительный чаек на травках, читать о том, как какая-то идиотка в розовых лосинах спасается от громил. Девушка всхлипнула.
– Тссс! – Майкл обнял ее и прижал к своему теплому боку. Это подействовало успокаивающе.
Чуть позже они услышали топот и невнятную перебранку. Как только звуки затихли, Эмма нерешительно подняла голову.
– Еще не время. – Майкл крепче прижал ее к себе. Девушка почувствовала, как его рука легла ей на затылок, и пальцы стали легонько перебирать волосы.
Через несколько минут вновь послышались шаги. Бандиты остановились буквально в нескольких метрах от них и замялись в нерешительности. Эмма замерла и задышала быстрей.
– Ну и куда, мать твою, они, по-твоему, делись?! – Голос Коротышки звучал разгневанно.
– Брылк... – виновато отозвались в ответ.
– Ты хотя бы разглядел их? – с нетерпением спросил первый.
Очередной «гук» Малыша Билли был явно отрицательным. Эмма почувствовала, как узел в груди стал слабее.
– Так какого черта ты их не разглядел?!
Продолжая ругаться, они наконец-то ушли.
Когда их шаги окончательно затихли, девушка шумно выдохнула.
Она перевернулась на бок и посмотрела на Майкла.
– Думаешь, уже можно идти?
Он не спешил с ответом, глядя ей в лицо.
– Погоди секунду. – Майкл наклонился совсем близко. – От тебя пахнет детским мылом, – с неким удивлением протянул он.
– Ты что, совсем сдурел?! Мы только что вломились в чужой дом, нас могли избить два гангстера, мы лежим под кустом, и вокруг... м-м-м...
– Так лучше? – Он навис над ней.
– Угу. – Она облизнула губы. – Только это все равно ничего не меняет.
– Чего не меняет? – Его дыхание щекотало щеку.
– Вот... этого, – извинительно поморщилась Эмма и обрушила толкушку на его затылок.
– Какого... – Майкл застонал и схватился руками за голову.
Пока он полностью не очухался, девушка вскочила и полезла на дорогу, ломая ветки.
– Домой, домой, домой! – приговаривала Эмма, пытаясь поймать такси на соседней улице. Хоть и с трудом, но ей все же удалось остановить машину, и уже через полчаса она сидела на полу кухни и всхлипывала, обнимая Фрэнки.
– Надо что-то делать, мой милый. – Девушка гладила бархатистую шерсть и решала, как быть дальше. На какое-то время Майкла она задержала. Поцелуи и лежание под кустом в обнимку – это, конечно, хорошо. Но вовсе не означает, что он ее отпустил бы просто так. Все же его отцом был не Ганди, вряд ли ему захотелось бы иметь лишнего свидетеля или возможного конкурента. Плохо то, что и он, и бандиты знали ее адрес.
– К черту конкуренцию, к черту авантюризм, к черту бандитов и все остальное! Хочу обратно свою скучную жизнь! – Эмма поднялась на ноги и побежала в спальню собирать вещи. – Фрэнки, мальчик мой, мы переезжаем!
Девушка намазала мазью ногу, которая уже начала зудеть, и посмотрела на часы. Анжела, наверняка, еще спит, поэтому придется ехать без звонка и надеяться, что она ночует без приятеля.
Эмма перевела взгляд на Фрэнки. И было бы лучше, если бы она души не чаяла в больших, наглых и слюнявых собаках.
Сумка была почти собрана, Эмма быстро скинула верхнюю одежду и полезла за джинсами. В шкафу их не оказалось, на кресле тоже, тогда девушка полезла под кровать. Бинго!
Стоит отдать Фрэнки должное. Он все же зарычал. Но было уже поздно.
– Знаешь, когда ты в такой позе, я почти готов простить тебе толкушку. Но только почти.
Девушка попыталась быстрее выползти и стукнулась головой.
– Что... как... – Эмма перевела дух. – Я рада, что ты в порядке.
– Правда? – Майкл угрожающе сделал шаг вперед.
– Фрэнки-и-и! – Пес лениво повел ухом и неубедительно зарычал – Предатель!
– Эй! Я несколько дней кормил этого монстра, пока он грыз мой австралийский диван. По крайней мере, за это он мне должен. А ты, я смотрю, куда-то собралась? Дай угадаю: решила провести Рождество с родителями, где-нибудь на другом конце света? – Он заглянул в сумку и улыбнулся. Как назло, сверху оказалась пара старых трусиков в горошек. – Мило.
Она отпихнула его от сумки и закрыла ее на молнию.
– Да, я сматываюсь. Чего и тебе желаю. Мои тридцать процентов можешь засунуть себе куда подальше.
– По-моему, мы договаривались лишь о пятнадцати, – протянул Майкл, следуя за ней в гостиную.
– Что?! – Эмма вытащила консервы для Фрэнки из ящика и задумалась. Пожертвовать еще одной сумкой с вещами или надеяться, что у Анжелы будет достаточно еды? Хм-м... пожалуй, вещей ей и так хватит.
– Или речь шла лишь о десяти? Что-то с памятью моей. Наверное, это все из-за удара по голове.
– Знаешь, что? Да пошел ты! – Эмма развернулась к нему лицом, уперев руки в бока. – Подавись ты моими тридцатью процентами! Все равно делить нечего. Что бы там ни было, я - пас. Мне как-то не хочется соревноваться в крысиных бегах наряду с очаровательным Малышом Билли и Коротышкой. Какого черта ты вообще приперся сюда?!
– Горел желанием снова увидеть твой светлый лик. Не веришь? Возможно, я хотел сказать, как подло было с твоей стороны бить меня по голове. И это как раз в тот момент, когда я думал, что мы стали настоящими напарниками. Ну, помнишь, ты и я под звездным небом, и только куст скрывает от толпы наши бурные объятия?
– Кстати о кустах, дорогой мой покойничек! – Эмма повернулась к нему спиной. – Ты это видишь?! Видишь, что ты со мной сделал?!
– Пока я вижу только твою симпати-и-ичную... ай! – Он потер руку. – Зачем сразу бить?! Я хотел сказать – родинку!
– Не будь придурком! Смотри же! – Она показала на лодыжку, ту ее часть, что не была прикрыта лосинами.
Сначала он недоуменно смотрел на ногу, покрытую красными пятнышками. Потом сдавленно захихикал и наконец-то заржал в голос.
– Ничего смешного! Знаешь, как чешется?! Этот дом был утыкан кустами, как ежик иголками, а ты затащил меня именно под тот, где была крапива!
– О, детка! Ты такая смешная. – Он притянул ее к себе.
– С ума сошел?! Мне пора уезжать отсюда! Что ты... м-м-м... Но все равно это ничего...
– Если скажешь «не меняет» и чем-нибудь ударишь, я запру тебя в шкафу и сам позвоню Коротышке.
– Ты так не сделаешь!
– Поспорим? На твои десять процентов?
– Тридцать!
– Пятнадцать, если еще разок покажешь родинку...
– Ты извращенец!
– А ты застряла в собачьей дверке.
– Из-за тебя моя нога вся в волдырях!
– А ты оставила мне шишку на затылке.
– Ты бросил свою собаку, и теперь она моя!
– О, так мы уже делим имущество, моя радость?
– Тут и делить нечего! Фрэнки останется со мной, меня он любит больше!
– Пожалуй, я могу понять почему... Иди сюда...
Тут пес напомнил о себе и громко зарычал.
– Фрэнки...
– Да, забудь уже о нем...
– М-м-м.... Фрэнки... его надо запереть в ванной, кажется, он ревнует, иначе с чего он так нервничает?
– Мне все равно...
– Мне - нет. И домовладелица миссис Чепмен вызовет копов, если он начнет громко лаять.
– Уф! Ну хорошо. – Майкл отодвинулся, подошел к дверям и потянул Фрэнки за ошейник. Минуту спустя из глубины квартиры раздался недовольный лай, приглушенный дверьми.
– Теперь довольна? Можем мы...
Тут послышался какой-то шум и невнятная возня, а потом дверь с треском распахнулась.
– Гу-у-ук?!
– Да, Билли, я вот тоже думаю, как это наш лощеный красавчик вдруг восстал из мертвых. В том, что этот тип живее всех живых, я ни секунды не сомневаюсь. Стоит только посмотреть, как он прижимает к себе блондиночку. Не иначе, как какое-то волшебство, а ты что скажешь, приятель?
– Да пошел ты! – Майкл был краток.
– Это ты зря... – Коротышка сочувственно причмокнул губами и кивнул своему напарнику.
Эмма успела подумать, что такой Малыш слишком здоров и неповоротлив, чтобы двигаться так быстро. Казалось бы, еще мгновение назад он подпирал дверь, а вот уже Майкл согнулся вдвое и надсадно кашляет. Девушка завизжала. Фрэнки ожесточенно залаял из ванной комнаты.
– Заткнись, маленькая сучка, или я скажу Малышу, чтобы он тебя заставил! И давно пора пристрелить эту чертову псину! – Из его голоса пропали все смешливые интонации. Как будто он стал выше ростом, превращаясь из нелепого низкорослого бандита с редеющими сальными волосами в человека, который более полувека работал на главу ирландской мафиозной семьи. И пусть за Кулаком О’Брайеном никогда не числись особо тяжкие преступления (если верить «Гуглу»), но добрая часть букмекеров в этом городе отдавала ему процент. Абсолютно добровольно, естественно. Ведь стоило кому-то отказаться, как оказывалось, что в его конторе проблема с проводкой, и на утро от офиса оставалась лишь горстка пепла. И крайне сомнительно, что Кулак со своим артритом сам бегал с канистрой бензина по ночам...
Эмма судорожно сглотнула, глядя в его бесцветные водянистые глаза.
– Ч-что вам нужно? – Ее голос ощутимо дрожал.
– А ты не знаешь, принцесса? – Бандит сделал шаг вперед, и девушка инстинктивно отступила. Он захохотал.
– Думала, мы не поймем, кто успел раньше нас пошарить в доме старика? Что, серьезно?
– Нас там не было. Вы ошиблись, – промямлила она.
– А вот врать мне не советую. – Он сделал выпад, девушка вскрикнула, но он всего лишь схватил ее за плечо. – А это тогда что такое?
У него в руке блестели три сцепленных серебряных колечка с гранатовыми камешками внутри. Эмма поднесла руку к мочке уха. Так и есть. Давно надо было починить застежку...
– Мы нашли твою сережку у собачьей дверцы. Что ты теперь скажешь? – Он сильнее надавил на ее плечо, она тихонько всхлипнула. – Что вы нашли в глобусе? И лучше говори сейчас, пока я спрашиваю по-хорошему. Мы с малышом Билли - джентльмены и не бьем женщин, но ничего нам не мешает отбить печень твоему сообщнику. Старик всегда считал его слишком изнеженным и бесхребетным для семейных дел. А посмотри ж ты! Как по мне, так боссу стоило не отправлять этого крысеныша в колледж, надо было его заставить поработать на семью. Образование портит мужиков, вот что я вам скажу. – Коротышка снова кивнул Билли, и тот вплотную подошел к Майклу.
– Нет, постойте! Погодите! – Эмма подскочила к Майклу, который еще не пришел в себя и вяло попытался ее отпихнуть. – Он вовсе не мой сообщник! Клянусь! Я... я просто хотела попробовать, я подумала... Но там ничего не было! Не было, говорю вам! А он... Майкл вообще ни при чем, он... наоборот – жертва! Я стукнула его по голове, я... это была моя идея посмотреть в глобусе, он просто помог мне выбраться из собачьей дверцы, я там застряла, а он... а он, – Эмма захлюпала носом.
– Что за бред ты городишь? – Коротышка нахмурился. – Или ты скажешь, где заначка, или...
Тут Майкл наконец-то подал голос.
– Или что, Амброуз? Забьешь меня до смерти? Времена, когда ты мог так поступить, уже давно прошли. Даже отец понимал необходимость легального бизнеса. Ты – пережиток прошлого.
Эмма поморщилась:
- Коротышку зовут Амброуз?! При таком имени его склонность к насилию вполне понятна.
– Ах, ты, сукин сын! Говоришь, мое время прошло, да? Считаешь, если отец позволил тебе уйти, то ты весь такой чистенький, да? Ты думаешь, я не знаю, кто обобрал те несколько домов в Найтсбридже? Что, как только захотелось есть, ты не взялся за швабру и не нанялся уборщиком в МакДональдс, а решил повеселиться за чужой счет?
– Ты - грабитель?! – Эмма развернулась лицом к Майклу. – Ты ничуть не лучше, чем они! Надо было врезать тебе сильнее!
– Эй, детка, погоди! Это было давно...
– Ты никчемный мелкий воришка! Надо посмотреть, не украл ли ты жемчуг тетушки Мюриэл из моего комода! Подлец! – От негодования Эмма даже не обратила внимания на покашливание Коротышки за спиной.
– Так, погоди! Во-первых, вовсе не никчемный, я был вполне себе...
– Ты еще этим гордишься?! Да как ты можешь...
– Во-вторых, – Майкл повысил голос, и оба теперь кричали друг на друга, – это было давно! Я был молод, и мой отец в детстве учил меня не собирать конструктор, а открывать замок отмычкой! Жить самостоятельно оказалось не так-то просто...
– Ох, смотрите на него! Думаешь, я тебя сейчас пожалею?!
– В-третьих, у меня давно легальный бизнес. Я владелец паба в Кэмдене! И вообще, не тебя ли я вытаскивал из двери в чужом доме, а? Еще неизвестно, у кого из нас воровские наклонности, вот что я скажу!
– Да как ты смеешь! Я лишь хотела проверить...
– О, значит, проникновение в чужой дом с целью наживы теперь так называется?! Не думал...
– Оба заткнитесь! Сейчас же! – Коротышка почти визжал, его лицо налилось кровью. – Прекратите этот цирк! Быстро рассказывайте, куда вы дели барахло, или Билли снесет ваши чертовы головы!
Малыш вытащил пистолет из-за пояса и прищурился.
– Вот видишь, чего ты добилась своими криками и обвинениями?! Не могла потом высказать мне свои нелепые претензии?!
– По-твоему, это я виновата, что нас могут убить в моей собственной квартире?!
– А кто потерял сережку?!
Нервы Малыша не выдержали, он выстрелил в потолок. Эмма завизжала, Майкл бросился прикрывать ее, Коротышка заорал на Малыша, Фрэнки остервенело лаял.
Наверное, поэтому крика: «Откройте, полиция!» они так и не услышали. А обернулись лишь на треск выломанной двери, увидев нацеленные на них пистолеты.
За спинами двух молодых копов стояла миссис Чепмен. В воцарившейся тишине она с вызовом произнесла:
– Я же говорила, чтобы собака не лаяла по ночам. Вы нарушаете договор аренды. И скажите вашим друзьям, что стрелять в нашем доме тоже запрещено. Еще один такой случай, и я вас выселю.
Домовладелица с достоинством поправила воротник и поджала губы.
– О, миссис Чепмен! – Эмма бросилась ей на шею, вытирая слезы о ее халат. – Как же я рада, что вы есть!
– Ну же, милочка. Все хорошо. – Старушка похлопала ее по руке своей сухонькой шершавой ладонью. – Но это не отменяет того, что я повышу квартплату, если вы собираетесь оставить себе собаку или нового приятеля. Молодые люди в наше время такие неаккуратные...
Эмма истерически захихикала, утирая слезы, продолжая крепко обнимать старушку и вдыхать сладковатый запах нафталина и лаванды.
Потом они с Майклом объяснялись с полицейскими, рассказывая трагическую историю о том, что они собирались провести тихий романтический вечер, смотря по телевизору «Завтрак у Тиффани», как в квартиру ворвались эти громилы, размахивая оружием и угрожая.
Как сказал прибывший на место детектив, у этих двоих было много приводов в полицию за все годы их бурной деятельности, а так как их взяли на месте преступления и с незарегистрированным оружием, то долгий срок им обеспечен. Когда их уводили, они почти не сопротивлялись. Коротышка лишь пытался доказать, что они не хотели «ничего такого». Эмме показалось, что прощальный «гук» Малыша Билли был даже благодарственным. Наверное, без наследства старика им обоим было бы проще находиться в тюрьме. Не надо было приспосабливаться к новым правилам игры на улицах, где за четверть века все изменилось, и такие понятия как «бандитская честь» уже канули в Лету. В новом мире насилия и наркоманов для них двоих не было места. Майкл был прав. Эти двое, как и их босс, не любивший хранить деньги на счете в банке, опасаясь кризиса и инфляции, – динозавры в современном преступном мире. Такие бандиты были актуальны, когда об Аль Капоне говорили, как
об умершей легенде, а не как о герое кино. При всей парадоксальности, они все еще оставались людьми...
Когда полицейские удалились, прихватив с собой домовладелицу, и остались только Эмма и Майкл, в квартире повисла непривычная тишина.
Девушка мешком упала на диван и глубоко вздохнула. Ей хотелось уснуть и проспать несколько дней, чтобы проснуться уже Рождественским утром и, забыв обо всем на свете, как в детстве, вдыхать аромат индейки, смотреть на мерцающие огоньки гирлянд вокруг и шуршать оберточной бумагой...
– Ты в порядке? – Майкл уселся рядом.
– Угу... Или скоро буду. – Эмма немного помолчала, а потом добавила: – Знаешь, а жаль все-таки, что мы ничего не нашли...
– Наверное... – Он погладил ее по волосам, и она прижалась щекой к его руке. – Но, думаю, мы многое поняли за пару этих дней, не находишь?
– О, да! Я теперь точно знаю, что все книги о смелых женщинах-детективах – это полная чушь! Вообще, такие книги зло! Они заставляют идти на неоправданный риск таких серых мышек, как я, и все ради того, чтобы встретить своего спасителя и жить долго и счастливо. Это нечестно! Теперь я понимаю, как сильно люблю свою скучную жизнь. Черт! Завтра же выброшу все детективы и куплю поваренную книгу. Да, именно так! Буду учиться готовить пудинг, черт его побери!
– Ну-у-у, а я вот понял, что питаю слабость к девушкам, виртуозно владеющим толкушкой, – задумчиво протянул он. – И технически - я ведь тебя спас...
– Когда это? Когда выпутывал из собственного плаща?! Это не в счет!
– А то, что прикрывал собой от бандитских пуль, это тоже не считается?!
– Каких пуль?! Малыш выстрелил в потолок!
– Но ведь он мог бы и промазать! Что бы ты сказала, если бы я лежал на полу и истекал кровью вместо тебя?!
– А кто вообще виноват, что он начал стрелять?!
– Хочешь сказать, что я?! А кто потерял сережку, из-за которой нас вообще нашли?!
– Да если бы ты не втравил меня во все это, я бы вообще туда не сунулась!
– Значит, я тебя «втравил»?! А кто коварно напал на меня и оставил шишку на затылке?! Ты вовсе не пай-девочка, какой хочешь казаться!
– Что-о-о?! Да кто бы говорил! Мелкий воришка! Ты вообще оставил свою собаку голодать!
– Сколько можно повторять – это было давно! А ты... О, черт! Ты невыносима! Вместо того чтобы утешать героя...
– Трус! Но у меня стресс, так что тебе повезло...
Майкл наклонился к ней и подхватил под руки.
– Если снова попытаешься меня ударить... – Его пальцы рисовали круги на ее спине.
– И не мечтай так легко отделаться. – Она склонила голову ему на грудь и закрыла глаза.
Где-то через полторы недели...
– С Новым Годом, детка! – Он легонько поцеловал ее в губы и протянул плоскую коробочку, поверх которой лежал букет красных роз. Он него пахло машиной и улицей. На воротнике пальто быстро таяли снежинки.
– Мы же договорились обойтись без подарков на этот раз? Или ты передумал насчет ресторана?
– Конечно, нет. Сейчас только приму душ, переоденусь и поедем. Просто когда я увидел это, то не смог устоять. – Он загадочно улыбнулся и быстро скрылся в глубине квартиры.
– Ну-ка... Что тут у нас... Эй, это не тебе! – Фрэнки тыкался носом в оберточную бумагу. – Что-то твердое... похоже на... книгу!
Эмма с нетерпением сорвала затейливый бантик и уцепилась за край упаковки.
Наверняка, это бы новый детектив! Она уже предвкушала, как завтра после работы усядется в свое любимое кресло у окна и с трепетом начнет читать, как героиня нашла очередное Троянское золото, герой оказался невиновен и безоговорочно в нее влюблен, коварный злодей был пойман...
– Что?! Ма-а-айкл! – Розы упали на стол, Эмма кинулась в душ, но он предусмотрительно запер дверь. – Ты что, издеваешься?! Ты так решил пошутить, да?!
Она пнула многострадальную дверь, потрясая новеньким блестящим изданием «Традиционной поваренной книги или 100 рецептов пудинга».
– Пойдем, Фрэнки, только ты один меня понимаешь. – Эмма с достоинством удалилась в гостиную, не обращая внимания на приглушенный смех.
Когда вода в ванной прекратила шуметь, она все еще сидела на диване и дулась, почесывая пса и перебирая подвески на его ошейнике. Тут кое-что привлекло ее внимание.
– А это что у тебя такое? Погоди, милый, дай рассмотрю поближе... Не может быть! Постой, постой, мне надо это отцепить...
Эмма задумчиво вертела в руках ключик, снятый с собачьего ошейника. Вроде бы ключ как ключ, ничего особенного. Он едва заметно отличался по цвету от остальных подвесок, и вверху был выгравирован глобус с мелкой надписью по ободку.
– Милый? – прокричала Эмма. – Майкл, а ты случайно не знаешь, есть ли в городе банк «Централ Глобал Траст»?
– Есть, кажется. – Одетый в одно полотенце, Майкл показался в коридоре. – Вроде был ирландский филиал...
– А скажи-ка, предоставляют они услуги по аренде ячеек, не знаешь? Ну, вроде как сейф, только надежнее, и попасть туда можно только имея собственный ключ...
– Все может быть. Если я правильно помню, то это как раз их профиль. Помнится, когда-то давно, много лет назад, я узнавал для отца... – Он подозрительно прищурился и сделал шаг навстречу. – А почему ты вдруг спросила?
– Просто так! Абсолютно просто так! – Широко распахнув глаза, Эмма посмотрела на него с выражением святой невинности. – Так, подумываю, не завести ли там свою ячейку. Ну, знаешь, жемчуг тетушки Мюриэл и все такое. Я ведь помню о твоем преступном прошлом, зачем же подвергать соблазну твою совесть?
– Ты снова начинаешь?! О, это низко вот так мстить мне за шутку с книгой! – Он подошел к ней и поцеловал, легонько прикусив губу.
– С праздником, любовь моя. – Майкл убрал прядь волос с ее лица.
Эмма с нежностью смотрела ему в глаза.
– И тебя! – Она счастливо улыбнулась.
Майкл протянул ей руку, и они начали медленно танцевать под музыку, звучащую только для них двоих. Оттаявшие розы наполнили комнату нежным ароматом.
Где-то там за окном лютовал ветер, люди спешили домой, машины сигналили на перекрестках, за стеной кричали соседские дети. Мир вовсе не замер, как казалось Эмме.
И только зажатый в кулаке ключик напоминал о том, что впереди их ждет нескучная жизнь. Вместе.
Рождество в Вудстоке
Уважаемый читатель!
Все персонажи, события и места, фигурирующие в данном произведении, вымышлены. Любые совпадения с реальными названиями и именами случайны и могут произойти только в сознании читателя, за что автор не несет никакой ответственности.
При написании рассказа ни одно животное не пострадало.
Искренне Ваш, Автор
Действующие лица
Лорд Лорд Вудсток (для друзей – Лорди) – хозяин родового поместья Вудсток, благообразный джентльмен, 60 лет. По большей части сохраняет хорошее расположение духа.
Леди Кларисса Вудсток – жена лорда Вудстока, трепетная дама, 52 года.
Вильгельмина Вудсток-Фест (для родных и близких – Вилли) – старшая дочь Вудстоков, эмансипированная дамочка, 30 лет.
Реджинальд Вудсток (для родных и близких – Реджи) – младший сын Вудстоков, студент, 20 лет.
Лорд Эдуард Генри Маркс Восьмой (для родных и близких – Генри) – племянник Вудстоков, единственный сын младшей сестры Клариссы, 30 лет. Писатель детективов, издается под псевдонимом Лорд Генри.
Бертрам Фест-Вудсток (для друзей – Берти) – муж Вильгельмины Вудсток-Фест, 36 лет. Выходец из богемных кругов, антрепренер, постановщик пьес.
Орландо Блоссом – приятель Бертрама Фест-Вудстока, бесталанный, но популярный актер, премьер столичных подмостков, 35 лет. Приехал в Вудсток отдохнуть от городской суеты.
Леди Агата Стэкхаус – экстравагантная тетка Клариссы, 80 лет. Была замужем пять раз, последний муж умер пять лет назад и теперь ей очень скучно, поэтому она срывает раздражение на окружающих, особенно на компаньонке.
Диана Ингрэм – компаньонка леди Стэкхаус, 25 лет. Сирота из достойной, но обедневшей семьи.
Сэмюэль Уитвики – местный викарий, родом из Шотландии, 42 года. Большой любитель шоколада, о чем известно всей округе.
Арчибальд Арбентот (для друзей – Эй-Эй) – друг лорда Вудстока, полковник в отставке, 57 лет. Всю жизнь прожил холостяком, многие годы тайно влюблен в леди Клариссу. Чтобы забыть несчастную любовь, год назад женился на молоденькой старлетке.
Дебора Арбентот (для друзей – Дебби) – жена Арчибальда Арбентота, молодая и привлекательная блондинка, 23 года. До замужества блистала на сценах столичных театров под псевдонимом Дебора Уиггз.
Клинтон – дворецкий Вудстоков.
Миссис Мэривэзер (среди домашних – миссис М.) – экономка Вудстоков.
Бекки и Бетти – горничные.
Инспектор Дженкинс – опытный инспектор Скотленд-Ярда.
Джеймс Бонд, Шеймас Линч – бравые полисмены Скотленд-Ярда.
Вульф – мальтийская болонка леди Агаты, которая тоже сыграет в этой истории свою роль.
«Какое удивительное место! Старый дом да ухоженный сад – вот и все, что мне удалось разглядеть из окна автомобиля. Это совершенно невероятно, но лорд и леди Вудсток были столь любезны, что послали встретить нас шофера с машиной! Сразу же стало очевидно, что новые хозяева поместья – очень богатые люди, ведь в наши дни автомобиль – это все еще роскошь, их не так часто встретишь даже на улицах Лондона. И что бы там ни говорила леди Агата, они – люди приличные, с хорошим вкусом. Об этом можно судить хотя бы по тому, как нас встретили...»
Из дневника мисс Ингрэм
Глава 1
Поместье Вудсток, графство ***шир
24.12.1925, 11:15 a.m.
Леди Кларисса Вудсток, хозяйка одного из красивейших имений в стране и жена весьма состоятельного джентльмена, стояла у окна, напряженно вглядываясь в извилистую подъездную аллею и рассеянно теребя жемчуга на шее.
- Клинтон! – нервно окликнула она. – Клинтон, почему они не едут? Вы дали шоферу точные указания?
- Осмелюсь за них поручиться, миледи. За указания, - невозмутимо отозвался пожилой дворецкий. – Позволю себе напомнить, что я отправил Перкинса на станцию за час до прибытия лондонского поезда с настоятельным распоряжением тотчас же везти мисс Вильгельмину и мистера Фест-Вудстока прямиком в Вудсток. Также я снабдил Перкинса аптечкой, пледами, сандвичами и веером на всякий случай.
При упоминании мужа дочери леди Кларисса едва заметно поморщилась, однако ее прекрасное лицо осветила поистине ослепительная улыбка, когда она заметила появившийся в конце подъездной аллеи автомобиль.
- Ах, вот и они. Скорее же, скорее, Клинтон, ступайте предупредить мистера Реджинальда и лорда Вудстока.
Дворецкий удалился.
Если бы леди Кларисса могла видеть другую часть дома, то заметила бы тонкую струйку дыма, поднимающуюся из окна этажом выше. Наследник лорда Вудстока – юный Реджинальд – в это самое время, приоткрыв окно спальни, курил свою первую сигарету. Вдохнув табачный дым, юноша закашлялся так, что тщедушные плечи затряслись, выкинул едва начатую сигарету наружу и принялся разгонять рукой легкий табачный угар. Да, определенно, до его кумира Роберта Грея – героя серии популярных среди молодежи детективных романов – ему еще далеко. Реджинальд опустился в глубокое кресло и поправил очки, но едва он успел открыть помеченную сафьяновой закладкой страницу нового романа «Смерть в Трокадеро» (Роберт Грей раскрывает серию жестоких убийств Париже, ажаны
[5] бессильны), как в дверь постучали.
- Мистер Реджинальд, мисс Вильгельмина приехала!
Вздохнув, Реджи одернул пиджак, пригладил волосы и спустился вниз. Клинтон уже подавал леди Клариссе шаль, дабы она могла выйти и встретить дочь, которая уже год как не показывалась в отчем доме.
- Возвращение блудной дочки? – раздался за спиной у Реджи хрустальный голосок, отчего по телу юноши побежали мурашки.
- Д-д-ебби...
Прехорошенькая молодая женщина чуть старше самого Реджинальда, недавно ставшая женой полковника Арбентота, закадычного друга лорда Вудстока, при первом знакомстве настояла, что обращаться к ней следует не «миссис Арбентот», а именно «Дебби». Реджинальд, отчаянно робевший перед женщинами, начинал заикаться сильнее обычного всякий раз, как Дебби оказывалась хотя бы в одной с ним комнате. Позже, в приватной беседе, мать сообщила Реджинальду, что о чем бы там ни просила его миссис Арбентот, не всегда следует потакать дамским капризам, но удержаться Реджи все равно не мог.
Между тем леди Кларисса уже вышла на крыльцо. Шофер открыл заднюю дверцу машины и помог выбраться из автомобиля холеному джентльмену с напомаженными черными волосами, тонкими усиками и каким-то неприятно-скользким выражением на лице. Леди Кларисса не обратила на него ни малейшего внимания.
Из машины появилась Вильгельмина Вудсток-Фест. Мать робко улыбнулась дочери. Вильгельмина, можно сказать, нарушила волю отца, выйдя замуж за театрального антрепренера Берти Феста. Но она всегда делала только то, что ей хотелось. Со временем лорд Вудсток оттаял и помирился с дочерью, но зятя лорд и леди Вудсток так и не приняли в свои сердца. Впервые после побега Вильгельмины с Фестом в Лондон семья собиралась вместе.
- Х-хэлло, Вилли! – радостно помахал сестре стоящий в дверях Реджи.
Первая неловкость была сглажена, когда открылась дверца со стороны водителя, и из машины показался...
- Доро... - начала было леди Кларисса, обращаясь к дочери, но увидела вышедшего последним мужчину и протянула к нему обе руки, - ...гой мистер Блоссом! Боже мой, какая приятная неожиданность! Я большая поклонница вашего таланта. Вы не поверите, я трижды была на вашем последнем спектакле, когда мы с лордом Вудстоком приезжали в Лондон!
- Э-э, что ж, как говорится, «вы ко мне писали, вот оно и так», - ответил Орландо Блоссом, звезда столичных подмостков, склоняясь к руке леди Вудсток. – Счастлив познакомиться, миледи.
- Ох, это же слова из вашего спектакля «Гермион и Гермиона»! Прелестно, прелестно, - разливалась соловьем Кларисса, ухватив Блоссома под руку. – Мы с лордом Вудстоком четырежды смотрели это представление. Шедевр! Я не побоюсь этого слова. Как изумительно вы играли Гермиону! Кто бы мог подумать, что вам так пойдут пенсне и хомут. Ну, входите, входите. Вилли, мистер Фест.
Слуги тем временем выносили из машины багаж. Мельком бросив взгляд на стоящий сверху потертый саквояж, леди Вудсток удивленно приподняла брови.
- «Э. Г. М. VIII»? Как, неужели и Генри с вами?
- Пфф! - пренебрежительно фыркнула Вилли. – Мы встретили его на станции. Господи, какое счастье, что он не подсел в наше купе еще в Лондоне.
- Но где же он сам?
- Эдуард заявил, что в нашей машине слишком пафосно – можешь ты в это поверить? – и одолжил лошадь на постоялом дворе.
- Нет! – в ужасе вскричала Кларисса, освободив на миг несчастного Блоссома и в отчаянии воздев руки. – Нет, Генри, только не по газону!
К особняку лихим галопом решительно скакал автор столь излюбленных молодым Вудстоком детективных романов – Лорд Генри, он же Эдуард Генри Маркс Восьмой, паршивая овца семейства, как многие привыкли считать. Из-под копыт летели дерн и комья сырой земли. Прекраснейший газон – гордость лорда и леди Вудсток – сгодился бы теперь разве под площадку для регби, хотя юному Реджинальду подвижные виды спорта запретил семейный врач.
Натянув поводья, Эдуард Генри Маркс спрыгнул с коня.
- Г-г-генри! – сбегая вниз по лестнице, радостно воскликнул Реджи.
- Реджинальд, немедленно вернитесь, вы не одеты, - строго произнесла леди Кларисса. – Где ваши кепи и редингот?
Сын смущенно потупился и поплелся обратно в дом.
- Все муштруете его, тетя Клэри? – Широко улыбаясь, Генри расцеловал тетку в обе щеки. Леди Вудсток немного оттаяла, не в силах противиться обаянию молодого человека. – Ну, простили меня? – продолжил Генри, вдобавок целуя тетушке руку.
- Да, проказник, - хихикнула леди Кларисса.
Вилли только закатила глаза.
С тем вся компания и вошла в холл.
- Дебби? – буквально взвизгнул Берти, при виде жены полковника побелев как деревенский сыр.
- Орландо?! – воскликнула Дебби, с лица которой схлынули все краски.
- Дебби? – не проявил себя выдающимся мастером лицедейства мистер Блоссом, щеки которого потеряли даже те краски, что еще оставались на лице Дебби.
- Дебби! – уже настойчивее повторил Берти, привлекая ее внимание к себе.
- А, привет, Берти. И все-таки... Орландо?!
- «Один как перст, чего уж тут попишешь?», - развел руками Блоссом.
- О, - закатила от восторга глаза леди Кларисса, - обожаю вашего Призрака Паноптикума! Эти малиновые боа так украсили вас во втором акте.
- Вы знакомы? – между тем допрашивала мужа Вилли.
- Да... Дебби играла в антрепризах. Когда я еще... Ну, ты сама знаешь.
- Кажется, знаю я далеко не все, - протянула Вилли.
- Ох, молодежь, вам бы только спорить, - вмешалась леди Кларисса. – Как приятно, что все вы знакомы, не правда ли? Дружеская компания на Рождество – что может быть лучше! В гостиную, друзья мои, в гостиную, нечего стоять на сквозняке.
Провожая мистера Блоссома в комнату, леди Кларисса успела шепнуть Клинтону, что рвотный корень в тарелку мистера Фест-Вудстока следует отменить. Очевидно, привезя Блоссома, зять донельзя угодил леди Вудсток.
***
- Ну, что скажешь, Эй-Эй? – пыхтя трубкой, спрашивал лорд Вудсток полковника в это же самое время в кабинете. – Женился, посвежел, помолодел. Тебя, право, не узнать.
Полковник повертел в руках неизменно сопровождавший его портсигар и неторопливо раскурил сигару.
- Что тебе ответить, Лорди, - произнес он, глядя на дым. – Дебби и биржа вдохнули в меня новые силы.
- Ну, Дебби – это понятно, но биржа? – покачал головой лорд Вудсток.
- Мне все же несказанно повезло: очень удачно вложил некоторые сбережения в облигации – и такие проценты. Захочу – выкуплю у тебя Вудсток и титул, - несколько мрачновато пошутил полковник, и лорд Лорд натянуто улыбнулся.
***
- Познакомьтесь, Орландо, это преподобный Уитвики, здешний викарий, - рекомендовала тем временем в гостиной леди Кларисса добродушного рыжеволосого толстяка теперь уже своему любимому гостю, за минуту, сама того не заметив, перейдя от «мистера Блоссома» к «Орландо». – Преподобный, разрешите вам представить премьера столичного театра, великолепного актера Орландо Блоссома!
- Пр’ятно-постится
[6], - улыбнулся викарий, выбирая из стоящей на столике чаши драже в темном шоколаде.
- Взаимно, - ответил любезной улыбкой Орландо, демонстрируя идеальные зубы.
- Викарий – шотландец, - вставила леди Кларисса. – Миссис Мэривэзер, принесите преподобному Уитвики еще шоколадного драже, будьте добры, - обратилась она к стоящей поблизости экономке. Та удалилась.
- Ты что, не можешь принести мне нормального чаю, девчонка?! – донесся со второго этажа зычный голос. – Нормального чаю комнатной температуры! Или хочешь, чтобы я обварилась этим кипятком?
- Господи, и Агата здесь, - простонала Вилли. – Мама, я надеюсь, вы успели избавиться от виолончели? Избави боже опять музицировать для старухи.
- Да уж, лучше на тот свет, чем слушать твои гаммы, - усмехнулся Генри.
- О, - воскликнула леди Кларисса, слегка покраснев. – Это тетушка Агата, Орландо, не обращайте внимания. У нее громкий голос, и она, кажется, не слишком жалует бедняжку Диану, свою компаньонку.
В открытую дверь гостиной было видно, как по лестнице торопливо сбежала молодая женщина в скромном аккуратном платье, спеша в кухню.
- Это Диана, - пояснила леди Кларисса и поднялась с кресла. – Приглашу лорда Вудстока и полковника.
- Мама, - тепло улыбнулась Вильгельмина. – Ну зачем каждый раз называть отца по имени и фамилии?
***
Все гости были в сборе.
- Потрудитесь проводить меня к камину, молодой человек, - зацапала Орландо леди Агата Стэкхаус, величественная старуха в темных шелках, едва войдя в комнату.
Она выпростала из соболиной муфты сухонькую ручку и оперлась на руку Блоссома. Леди Кларисса досадливо прикусила губу. Диана засуетилась у кресла, перекладывая подушки.
Усевшись, старуха чинно расправила юбки, протянула в сторону стоящего поблизости полковника длиннейший мундштук с папиросой, к кончику которой тот незамедлительно поднес зажженную спичку, и осведомилась:
- Что твои книжечки, Генри, хорошо идут с лотков на улицах?
- П-п-правда, Г-генри, когда же в-в-выйдет новая ист-т-тория? – радостно спросил Реджи, преданно глядя на своего кумира и друга. – Ох, к-к-как здорово Г-г-рей сп-правился в П-п-п... - юноша даже покраснел от усилия, - в П-п-п... п-п-париже!
- О да, Эдуард – мастер сочинять историйки про всякий сброд, - хмыкнула Вильгельмина.
Реджи покраснел, смутившись своего порыва.
- Пусть я придумываю «историйки», как ты их называешь, но хотя б не вор, как некоторые, - спокойно парировал Генри.
Воцарилась тишина, только Агата довольно хихикнула и погладила собачку, поднесенную Дианой.
- Нелищед’же?
[7] – спросил викарий миссис Мэривэзер, стараясь, видимо, разрядить обстановку в своей шотландской манере.
- К сожалению, преподобный, вы все съели, - развела руками экономка. – Остались только конфеты с ликером.
«Сегодня, наверное, был самый счастливый день в моей жизни! Ведь я познакомилась с – ах, никто мне не поверит! – великолепным, неподражаемым, самим Орландо Блоссомом! В жизни он намного симпатичнее, чем на сцене. А эти его постоянные реплики из сыгранных ролей так трогательны. И даже леди Агата, как бы она ни пыталась это скрыть, оказалась во власти его знаменитого обаяния. Впрочем, племянник леди Клариссы тоже хорош собой...»
«... А наш хозяин, лорд Вудсток, оказался таким выдумщиком! Благодаря его невероятному воображению все гости сполна смогли насладиться поиском сокровищ. Несколько часов блужданий по дому в поисках подсказок, необходимых для решения замысловатых шарад, промелькнули незаметно. К тому же сэр Генри был так мил. Впрочем, и мистер Реджи тоже. А леди Агата, по счастью, осталась в гостиной восстанавливать силы в компании Вульфа... Ах, скорее бы ужин, тайна клада просто обязана разрешиться!..»
Из дневника мисс Ингрэм
Глава 2
24.12.1925, 19:30 p.m.
Наступил вечер Сочельника, близилось время праздничного ужина.
Первой вниз спустилась леди Кларисса, весь день переживавшая, что оказалась не готова к присутствию за ужином такого важного гостя, как душка Орландо (с тех пор, как за ланчем он на протяжении получаса развлекал всех женщин монологом Душечки Вайоминг из комедии «Немного шума буквально из всего» о рядовых буднях филармонического оркестра в Нижнем Ист-Сайде, она называла его исключительно «душкой Орландо»).
За последние полчаса леди Кларисса успела трижды поругаться с мужем, обсуждая с ним планы по подготовке к празднику. Поскольку лорд Вудсток, в отличие от жены, ругаться настроен не был, он лишь улыбался и готов был согласиться с любым решением супруги. Так что настроение несчастной женщины было окончательно испорчено, а нервы ее подверглись жестокому испытанию. Сбежав вниз по лестнице, что при ее возрасте и комплекции было некоторым образом опасно для здоровья, – если не для ее собственного, то для оказавшихся на ее пути, – хозяйка бросилась к миссис Мэривэзер, чтобы убедиться, что все готово к праздничной трапезе.
- О, миссис Мэривэзер, я так больше не могу. Лорд Лорд когда-нибудь сведет меня с ума! - пылко обратилась к экономке леди Кларисса.
- Ну полно, миледи, - успокаивающе погладила та хозяйку по руке. – Вот увидите, все образуется само собой.
- Но я так и не решила, какой сервиз ставить на стол: розовенький, с резвящимися свинками, который нам подарила тетушка Агата на двадцатую годовщину свадьбы, или голубенький, с прелестными козочками, что презентовал мне милый полковник Арбентот.
- Вот я и говорю – все образуется само собой. Бетти-то вчера сервиз со свинками протирала, ну и упустила одну тарелочку-то, дурочка безрукая, - не прекращая поглаживать слегка побледневшую леди Вудсток по руке, сообщила миссис Мэривэзер. – Так что я уж тот второй, с козочками, давно на стол поставила. Да не волнуйтесь вы так, миледи, - поспешила она поддержать пошатнувшуюся хозяйку, - леди Агата уже, поди, и забыла о своем подарке.
- Где она? Где эта мерзавка? - пересохшими губами прошептала леди Кларисса.
- Кто? Леди Агата? – не сразу поняла миссис Мэривэзер. – Так наверх поднялись с Дианой, к ужину переодеваться.
- Да нет же, Бетти!..
- Мама, это решительно невозможно! Выбирай: или я, или Вульф! Я не могу находиться с этим зверем в одном доме! – громко возвестила появившаяся на лестнице в зеленом сногсшибательном платье Вилли.
- Доченька, ну что ты такое говоришь! Ты же знаешь, что тетушка Агата не может без своего Вульфа, - залепетала леди Вудсток, тут же позабыв о несчастье, постигшем милых розовых свинок.
- Но это животное абсолютно невоспитанно!
- А ты гавкни на него пару раз, у тебя это неплохо выходит. Возможно, тогда Вульф признает тебя за свою? – весело предложил Генри, незаметно подойдя к кузине со спины.
- Очень смешно, Эдуард! А я-то надеялась, что за последние двадцать лет вырос не только ты, но и твой интеллект. Однако, судя по всему, он остался на прежнем уровне, - фыркнула Вилли.
- Ты совершенно права, Вильгельмина. Мой интеллект достиг небывалых высот еще в глубоком детстве, и с тех пор его уровень не снижается.
- Умоляю вас, не ссорьтесь хотя бы один вечер, - устало потерев виски, промолвила леди Кларисса. – Сегодня же Сочельник, неужели я о многом прошу?
- Что за вавилоновское столпотворение? – вопросил Берти, возникая за спинами Вилли и Генри. – Ужин решили подавать на втором этажу?
- О Боже! – простонала леди Вудсток и, развернувшись, направилась в гостиную.
Она поприветствовала сидящего у карточного столика преподобного Уитвики, который смиренно ожидал трапезы, уткнувшись в свою библию, и тяжело опустилась на софу.
Спустя несколько мгновений на пороге гостиной показалась Вилли, вполголоса распекавшая мужа. До леди Клариссы долетели обрывки фраз «Где ты был?» и «Это животное возникло, будто из-под земли, а меня некому было защитить», но не успела она понять, о чем говорит дочь, как ее внимание привлек Реджи, догнавший всех внизу, и громко осведомляющийся у Генри, что же все-таки будет в его новой книге. Генри, заверив юного кузена, что в новой книге будет ВСЕ и даже чуть больше, поспешил занять единственный свободный стул рядом с викарием и завел с Уитвики непринужденную беседу, которая со стороны скорее походила на игру в шарады, но, судя по всему, вполне удовлетворяла обоих собеседников.
Скорчив разочарованную гримасу, Реджи в расстройстве чувств плюхнулся на софу рядом с матерью, тут же схлопотав от нее нагоняй за неподобающее джентльмену поведение. Насупившись, он пробормотал, что Роберт Грей делал гораздо более скандальные вещи, тем не менее оставаясь джентльменом. Хвала Господу, леди Кларисса не расслышала его тираду, здороваясь с появившимся в комнате полковником, иначе не миновать бы Реджи строгого выговора.
Полковник, вошедший в гостиную бок о бок с лордом Лордом, приложился к ручке давней подруги и рассыпался в цветистых комплиментах талантам хозяйки Вудстока. По его словам выходило, что раньше дом был просто жалкой лачугой и расцвел лишь с приездом сюда леди Клариссы.
Каким образом полковнику стали известны такие подробности о прежнем состоянии поместья, если он впервые появился в этом уголке страны не далее как вчера утром, для всех осталось загадкой, но комплименты возымели должный эффект. Леди Кларисса хихикнула и заявила, что милый Арчи чересчур любезен и преувеличивает ее заслуги. Тот в ответ начал расточать еще более изысканные похвалы. Лорд Лорд, улыбаясь, стоял рядом с другом, и иногда вставлял реплики вроде «Ты совершенно прав, Эй-Эй» и «Душечка Кларисса совершила невозможное».
С каждым новым дифирамбом желание Реджи оказаться подальше от этой гостиной и этих людей все возрастало. Наконец, не выдержав, он вскочил с софы и бросился вон из комнаты, бормоча что-то вроде «В деревню! В глушь! В Саратов!». Где находился этот самый Саратов, он понятия не имел, но искушение оказаться именно там и именно сейчас было так велико, как никогда прежде. Увы, манеры, с детства вдалбливаемые ему матушкой, проявились в самый неподходящий момент. Не снижая скорости, Реджи обернулся, чтобы извиниться за свой поспешный уход... и столкнулся в дверях со входившей в гостиную Дебби.
С громким «Ах!» Дебби картинно повисла на руках шедшего позади нее Орландо, почему-то при этом крепко обхватив его за шею. Поднялась суматоха. Орландо, воскликнув «Здесь нужен врач, чего же боле?», понес несчастную к софе. Леди Вудсток начала похлопывать бедняжку по щекам, а миссис Мэривэзер кинулась за нашатырем. Все пытались принять посильное участие в приведении Дебби в чувство. У софы, выражая громкими возгласами свою озабоченность и давая совершенно бессмысленные советы, столпились все мужчины, кроме викария и Генри. Те, как ни в чем не бывало, продолжали обсуждать вопрос наличия в аду «сорок и котов»
[8].
Наконец нашатырь был принесен, и Дебби соизволила открыть глаза. Она поднялась и, сев прямо, начала, как ни в чем не бывало, поправлять прическу, одновременно распекая мужа:
- Арчи, дорогой, я ищу тебя уже битый час! Куда ты пропал?
- Но ты же ушла из нашей комнаты двадцать минут назад, дорогая, - опешил полковник.
- И все эти двадцать минут я ждала тебя внизу. В конце концов мне это надоело, и я решила прогуляться по коридору. Хорошо, что милый мистер Блоссом составил мне компанию, - Дебби бросила Орландо быструю соблазнительную улыбку и снова обернулась к мужу, - иначе я бы просто умерла от скуки.
На секунду задумавшись, она для пущего эффекта надула губки и добавила:
- Не оставляй меня больше так надолго в одиночестве.
- Разумеется, дорогая, как скажешь, - вежливо ответил полковник.
Убедившись, что муж по-прежнему у нее на коротком поводке, миссис Арбентот успокоилась и громко поинтересовалась у хозяйки, когда же их пригласят к столу, поскольку она ужасно проголодалась, пока разыскивала клад.
- Папа, кстати, хотела тебе сказать: идея с поисками сокровищ была восхитительной! И ты очень весело придумал, чтобы мы делали это, разбившись по группам. – Вилли надоело, что все внимание приковано к Дебби, и она решила исправить положение вещей. – Признаюсь, поначалу я скептически отнеслась к этой затее – согласись, жребий был ко мне несправедлив...
- Ох, Вильгельмина, как ты жестока! – оторвавшись от разговора с викарием, патетически воскликнул Генри, прижав обе руки к сердцу. Подумав, он драматическим жестом поднял одну руку ко лбу и продолжил: - Ведь я так старался быть тебе верным спутником и надежным помощником.
- Твоя единственная помощь заключалась в постоянных попытках меня спутать... то есть запутать! – огрызнулась Вилли. – Если бы я провела в твоей компании еще пять минут...
- Судя по выражению твоего лица – кстати, от таких зверских гримас рано появляются морщины, подумай об этом, – я бы тут уже не сидел, - весело предположил Генри. И задумчиво добавил: – Зато ты бы села лет этак на...
Из горла Вилли вырвался свирепый рык.
- Ну, ну, дорогая, - успокаивающе похлопала ее по руке мать. – Генри шутит. Правда же, мой мальчик?
Генри скроил кислую мину и нехотя кивнул.
- Так вот, - немного успокоившись, продолжила Вилли, - как я уже говорила, жребий был ко мне несправедлив. Но когда мы с Эдуардом встретили прогуливающегося в одиночестве Орландо, а потом Клинтон позвал Эдуарда к телефону – Господи, пусть у звонившего, кто бы он ни был, все будет хорошо в следующем году! – мы с милым Орландо замечательно провели время, разгадывая твои шарады.
- Факир был трезв, и фокус удался! – гордо заявил Орландо, сделав руками несколько загадочных пассов в воздухе.
- О-о-о-о, это же из «Уравнения обожания», - донесся придушенный всхлип восторга от камина, где одна из горничных вот уже пятнадцать минут старательно терла невидимое пятнышко на каминной полке.
- Эдуард, так ты что, пропустил всю забаву? - огорченно спросила леди Кларисса, повернувшись к племяннику, от расстройства чувств даже не обратив внимания на своего любимца.
- Не в-в-волнуйся, мама, - успокоил ее Реджи. – М-мы с Д-д-д-д-дианой нат-т-толкнулись на Г-генри во в-в-время наших п-п-п-поисков и в-взяли его с соб-б-бой.
- Да, это было... занимательно, - сказал Генри и задумался о чем-то своем.
- Милорд, позвольте и мне выразить свое восхищение вашей генитальностью, - напыщенно произнес Берти. Леди Вудсток страдальчески скривилась, но промолчала. – Вы даже не представляете, с какой радостью я осознал, что оказался в паре с дорогой Дебби.
Он бросил на Дебби пылкий взгляд, не смутившись даже откровенным безразличием к его чувствам, отразившимся в ее глазах.
- И почему же ты испытал такую великую радость, позволь узнать? - угрожающе спросила недремлющая Вильгельмина.
- Ну, дорогая, - тут же стушевался Берти, - ведь ты была уже занята, а мысль провести несколько часов в одиночке показалась мне невыносимой.
- Вот болван! – вполголоса пробормотал Генри.
- Лорди, я тоже хотела поблагодарить тебя за эту прелестную затею, - обернулась леди Кларисса к мужу, решив прервать назревающую семейную сцену. – И ведь даже слова мне не сказал, сам все придумал, - шутливо погрозила она ему пальцем. – Но я тебя, разумеется, прощаю. Ты очень удачно все устроил. Мы с Арчи чудно провели время, разгадывая твои подсказки.
Хозяйка поместья покраснела и бросила на полковника быстрый виноватый взгляд.
- Да, как в старые добрые времена, - с чувством подтвердил тот, не сводя глаз со своей очаровательной напарницы.
Опомнившись, полковник перевел взгляд на лорда Лорда и хлопнул его по плечу, заставив того пошатнуться и ухватиться за спинку ближайшего кресла:
- Так что, старина, ты расскажешь нам, что именно мы искали? Тайник мы нашли, но там была только записка с какими-то цифрами и бумага с указанием явиться в гостиную к восьми часам.
«А мы нашли записку с двумя буквами», «А у нас тоже были какие-то цифры», - послышалось со всех сторон.
- Тут есть секрет, иначе почему же? – глубокомысленно протянул Орландо, но на этот раз его экспромт остался попросту незамеченным – тайна загадочных записок взбудоражила всех не на шутку.
Лорд Лорд заговорщицки улыбнулся в усы и пообещал, что обо всем расскажет за ужином.
Оглядев гостиную, леди Вудсток бросила взволнованный взгляд на двери, ведущие в коридор.
- Ну что же тетушка Агата так долго не спускается? - забеспокоилась она. – Не можем же мы сесть за ужин без нее и милой Дианы.
- ... И не перепутай, черт побери! Блюменштерна, а не Штельменборна! – вдруг донесся прокуренный голос со второго этажа.
- Да, миледи.
Наверху хлопнула дверь, и с лестницы донесся звук легких шагов.
В дверях появилась Диана и, присев в извиняющемся книксене, сообщила, что леди Агата уже почти готова, но перед выходом ей захотелось прочитать любимое стихотворение из томика запрещенных сонетов, подаренного ей пятым мужем. Как оказалось, книга была забыта днем в гостиной, а без прочтения сонета леди Агата спускаться к ужину отказывалась.
Направившись быстрым шагом к столику, у которого сидели Генри с викарием, Диана поздоровалась с мужчинами и потянулась за книгой.
В этот момент из комнат наверху донесся громкий женский вопль.
«Никогда не забуду этот ужасный крик – впервые в жизни я была так близка к обмороку. Если бы не рука сэра Генри...»
Из дневника мисс Ингрэм
Глава 3
24.12.1925, 20:05 p.m.
Пронзительный вскрик на некоторое время поверг гостей в замешательство.
- Леди Агата! – неожиданно для многих участливо вскрикнул Генри, и это послужило своеобразным сигналом для остальных.
- Ах, боже мой, что случилось?
- Клинтон, немедленно звоните доктору Уотсону!
- Боюсь, вчера он отбыл на воды, сэр.
- Диана, подождите, вам может понадобиться помощь!
- Преподобный, прихватите епитрахиль, возможно, старушку придется соборовать.
- Не смешно, Вильгельмина!
- Мерзавцы, воры! – разъяренным медведем взревела наверху леди Агата.
- Что ж, может, соборовать и не придется.
- Да перестань же, Вилли! Нашла время!
Ворвавшаяся в спальню леди Агаты следом за Дианой толпа застала ужасную сцену. Благородная дама с неожиданной для женщины ее возраста и комплекции силой колотила тростью по полу и орала что есть мочи:
- Я требую, чтобы жулика немедленно вывели на чистую воду! Слышишь, Лорд, немедленно! Да что ты мне суешь эту дрянь?! – Метким ударом старуха выбила из рук подоспевшей Дианы флакон с нюхательной солью.
- Дражайшая тетушка, в чем, собственно, дело? – в полной растерянности осведомился лорд Вудсток.
Леди Стэкхаус скривилась, словно откусила лимон:
- Какой-то гнусный мерзавец проник в мою комнату, пока вы играли в кладоискателей, - обманчиво спокойно начала она, - и похитил, - пожилая леди набрала воздуха в грудь, чтобы все присутствующие в полной мере осознали масштаб трагедии, - бриллиантовое колье, подаренное мне лично пятым графом Твидом на тридцать шестую годовщину победы Лаки Люси в Дербиширском Дерби! Я подчеркиваю – лично и в Дерби! – отчеканила она, по очереди тыча во всех мундштуком.
В комнате наступило короткое молчание. Большинство присутствующих знали, что вышеупомянутое колье леди Агата охраняла, как цербер – врата в Аид. Лаки Люси была любимицей Агаты, ее дагерротип
[9] и сейчас стоял на прикроватном столике рядом с фотопортретами третьего и пятого супругов леди Агаты, к которым она питала особую приязнь и с которыми Люси частенько путали непосвященные. Семья лорда Вудстока пребывала в полнейшем замешательстве, даже с лица Вилли сошла ухмылка.
- Тет-тушка, а в-в-вы уверены, что оно п-п-пропало? – подал голос Реджинальд и покраснел, когда все взоры устремились на него.
Леди Агата хмыкнула с видом, не предвещавшим Реджи ничего хорошего. Она снова набрала воздуха, чтобы достойно ответить, что думает по поводу вопросов подобного сорта, но внезапно рванула у горла кружевной воротник, пошатнулась и тяжело навалилась на стоящую поблизости Диану. Полковник Арбентот и лорд Вудсток успели подхватить пожилую леди и бережно уложили ее на кровать. Выпавший из ослабевших пальцев мундштук с папиросой принял Орландо Блоссом. Диана, оправившись от испуга, суетилась у изголовья, поправляя подушки. Викарий выдвинулся вперед, просто на всякий случай.
- Что такое? – живо заинтересовалась миссис Арбентот. – Старуха скончалась?
- Клинтон, немедленно вызовите полицию, - распорядилась леди Вудсток. – Без лишнего шума, будьте любезны.
- Разумеется, миледи. – Отвесив поклон, дворецкий удалился.
- Генри, Г-г-генри, - шепотом позвал Реджинальд, дергая кузена за полу пиджака.
Вид у молодого человека был крайне взволнованный.
- Что такое, Редж? – раздраженно осведомился Генри, вытягивая шею, чтобы рассмотреть за всеми столпившимися вокруг постели лежащую без чувств леди Агату.
- Идем, п-покажу одну в-вещь, - заговорщически шепнул Реджинальд, увлекая Генри к туалетному столику, откуда ощутимо тянуло ладаном и каким-то притираниями.
- Ну, что там еще?
- Г-г-гляди.
Юный Вудсток торжествующе ткнул пальцем на полированный столик.
- Куда? – не понял лорд Маркс.
- Т-тише ты! Сюда. Да ты слеп-пой что ли?
- Ну что там? – громко поинтересовалась между тем Дебби.
Реджи, не ожидавший ничего подобного, даже подпрыгнул от неожиданности.
- Обморок. Глубокий, - с невозмутимостью истинного военного констатировал полковник, в армии повидавший и не такое.
Преподобный Уитвики вздохнул с явным облегчением.
- «Свеча горела на столе, свеча горела... И вдруг погасла, считай, напрасно...» - трагическим тоном продекламировал Орландо Блоссом.
- Господи, какой дурак, - еле слышно простонал Генри.
- Л-ладно, черт с ним, - решительно зашептал Реджи, вызвав немалое удивление кузена. – В-видишь, вот к-к-к... к-к-к... к-к-крошка! табака, прямо рядом со шк-катулкой. Т-тебе это ни о ч-чем не говорит?
В доказательство своих слов Реджинальд решительно обслюнявил палец и провел по темной сандаловой поверхности столика. На пальце осталась темная крошка.
- Агата и сама покуривает, - заметил Генри.
- Д-да, вонючий «Ч-ч-ч-ч-честерфилд». Ч-ч-ч-ч-ч... - от напряжения бедный Реджинальд даже посинел.
- Ладно, не мучайся, я понял: у нас тут черный табак. Полковник...
- Т-только т-тихо! – шикнул Реджи.
- А вон еще крошки... Да их как будто пытались стряхнуть с ковра под стол...
Генри присел на корточки, делая вид, что завязывает шнурок. И в самом деле, на благородном, слегка потертом обюссонском ковре темнели крошки табака. Судя по всему, кто-то второпях пытался смахнуть их под столик. Генри выпрямился и еще раз пригляделся к гостям. Его глаза встретились с напряженным взглядом компаньонки леди Агаты. Диана судорожно шарила в карманах и поспешно отвернулась, заметив, что на нее смотрит лорд Маркс.
- Хм... - протянул Генри.
- Что вы там шепчетесь? – поинтересовалась Вильгельмина.
Реджинальд снова покраснел, поспешно переведя взгляд на Генри и не зная, что сказать. Но в этот самый момент с постели послышался слабый голос:
- Вульф...
- Она зовет собаку! Немедленно разыщите это животное, - воскликнул лорд Вудсток, не очень жаловавший питомца своей родственницы.
- Вульф!
- Ву-у-ульф... Мальчик, фью-фью, иди сюда.
- Хороший песик, ну-ка иди к Дебби.
- Диана, подайте, пожалуйста, манок.
Гости на все лады звали собачку, но той и след простыл.
- Гадкая псина, - взорвалась Вилли.
- Молчать... - прошелестела с подушек леди Агата.
Между тем Генри тщательно осмотрел пустой ларец, в котором до похищения находилось колье.
- Следы в-взлома есть? – деловито осведомился Реджинальд. – Т-только тихо!
- Я воспитал чудовище, - вздохнул Генри. – Поменьше бы тебе читать про Грея. Нет, следов взлома нет. – Кончиками пальцев он приподнял ларец, чтобы взглянуть на днище, повертел шкатулку в руках. – Хотя, постой-ка. А это что такое?
- Г-г-где? – рванулся вперед Реджинальд, поправляя очки.
- Ну где же эта собака? – то и дело восклицал кто-нибудь у них за спиной.
- Леди Агата снова лишилась чувств, давайте перестанем искать Вульфа, - предложил полковник.
- Вот, смотри. – Генри показал на какой-то липкий отпечаток на резной стенке шкатулки.
Тронув след ногтем, он поднес руку к самым глазам. – Не пойму, шоколад что ли?
Молниеносно обернувшись, Реджинальд уставился на викария. Тот скромно стоял у стены, поглядывая на дверь. Реджинальд поймал взгляд преподобного Уитвики и прищурился с видом «ваша песенка спета», викарий недоуменно сдвинул брови. Где-то посредине этой пантомимы из-под кровати леди Агаты выскочил Вульф и, сжимая в зубах лоскуток яркой ткани, устремился к открытой двери.
- Генри, держите его! – вскричала леди Кларисса.
Генри отменным регбийным рывком бросился наперерез собаке, но зацепился носком ботинка за край ковра и растянулся на полу, сбив оттоманку. На удивление всем песика неожиданно ловко перехватил викарий.
- Н-не ушибся, с-с-с... с-с-с... - Реджи протянул кузену руку, помогая подняться на ноги.
- Нет, все в порядке, старина. – Убедившись, что никто на них не смотрит, Генри продемонстрировал Реджи женский браслет. – А не эту ли вещицу так отчаянно ищет наша милая Диана?
Браслет выглядел недорогим, но изящным и вполне подходил девушке скромного положения компаньонки богатой дамы.
Реджинальд внимательно посмотрел на Диану с видом «попалась, голубушка», как в его любимых романах всегда делал Роберт Грей. Обычно это давало нужный эффект. Диана скромно опустила глаза и покраснела.
- Что это... что это за дрянь у него в зубах? – брезгливо поинтересовался Берти, разглядывая изрядно запылившегося Вульфа.
- Ай-хшийм’чик
[10], - ласково произнес викарий, выдергивая алый лоскуток из мелких собачьих зубов. Он повертел тряпочку в руках. – Вр’дешлк
[11].
- Да, похоже на шелк, - тоном знатока отозвался Орландо Блоссом.
- Так вы его понимаете? – удивленно спросила леди Кларисса.
- Разумеется. Я же играл Роба Роя. Полтора года подготовки к роли: килт, бараньи потроха на обед. Пришлось даже переехать в хижину за городом. За городом Эдинбургом...
- Боже, как захватывающе! - восхитилась леди Кларисса.
- Вульф... - опять простонала леди Агата, на минуту придя в себя.
- Вот он, вот он, - засуетился лорд Вудсток, принимая из рук викария рычащего пса и протягивая животное леди Стэкхаус.
- Какая знакомая ткань, - довольно протянула Дебби. – Вилли, а это не вы сегодня утром были в алых шелках?
Вилли, кажется, впервые с тех пор, как ступила под отчий кров, не нашлась с ответом.
- Воровка! – вскричала леди Агата и снова лишилась чувств.
- Кушать подано! – возвестил появившийся в дверях спальни Клинтон.
- Нашли время! – всхлипнула леди Кларисса.
***
В это время в Скотленд-ярде...
- Сэээээр... Сэр. Сэр!
- А? Что? Что? Я здесь. Да не сплю я, господи.
- Сэр, поступил звонок из Вудстока. Хищение в особо крупных размерах. Просили не поднимать лишнего шума и направить инспектора. Дело, мол, серьезное.
- Шеймас, скорее заводите автомобиль, мы с Бондом немедленно выезжаем в Вудсток!
- С Джеймсом Бондом.
- Да мне без разницы.
- Но, сэр...
- Что еще, Шеймас?
- Это невозможно, я не смогу его завести.
- Бонда, Шеймас?
- Автомобиль, сэр. Шофер взял отгул на праздник и унес заводную рукоятку с собой, чтобы автомобиль не украли.
- В своем ли он уме? Мы же в Скотленд-ярде! Кто станет красть полицейский экипаж?
- ...
- Тогда запрягайте. Телеграфируйте в Вудсток, что мы задержимся, будем позже. И сообщите Бонду.
- Джеймсу Бонду. Он варит пунш.
- Да какая разница...
«Ужасное, ужасное Рождество! Худший день в моей жизни, который, кажется, длится уже целую вечность. И еще мой браслет. Даже не представляю, где я могла его теперь потерять. «Увы и ах», как любит повторять чудесный мистер Блоссом, но, по-видимому, сегодня – не самый благополучный день для семейных ценностей...»
Из дневника мисс Ингрэм
Глава 4
24.12.1925, 20:50 p.m.
Как и подобает истинной хозяйке дома, первой в столовую спустилась леди Кларисса. Держа в руке извлеченный из кармана батистовый платочек (непременный атрибут настоящей леди, верный помощник в разрешении всех проблем), она рассеянно окинула взглядом накрытый стол. Казалось, все было в полном, почти безупречном порядке: стулья, белоснежная скатерть, гостевые карточки, столовое серебро, фарфор и хрусталь. Но что-то по-прежнему мучило ее, леди Вудсток точно помнила, что должна была не забыть проверить...
- Свинки или козочки... - пробормотала она, прикладывая ладонь ко лбу. – Козочки или свинки... О чем это я?
- Кларисса, дорогая, вы принимаете все слишком близко к сердцу. Подумайте о ваших нервах! – громкий голос полковника гулким эхом разнесся по пустой зале.
Вздрогнув, леди Кларисса повернулась на звук. В двух шагах от нее, смущенно улыбаясь и заглядывая ей в глаза, стоял полковник Арбентот, а муж ее, лорд Лорд, невозмутимо раскуривал трубку, стоя у выходящего в парк окна.
- Арчи, как вы меня напугали, - картинным жестом приложила она платочек к губам.
- Удивительно, мама, что после всего случившегося тебя так легко напугать! – Насмешливый голос с порога возвестил о приходе Вилли.
Мельком взглянув на дочь, леди Кларисса отметила про себя, что та необыкновенно бледна. И бледность эта местами переходила в приятную глазу зелень, почти сливаясь цветом с зеленью ее платья.
- Дорогая, а где же наш душка Орландо? – спросила она, кокетливым жестом поправляя прядь на шее. – И где все остальные? Стол уже накрыт...
Сам звук этого имени оказал поистине целительное действие на молодую миссис Вудсток-Фест: черты лица ее разгладились, на губах появилась слабая полуулыбка.
- Милый мистер Блоссом отправился в свою комнату... – ответила она. – Освежиться после всех известных событий.
Но тут взгляд Вильгельмины обратился в сторону двери: в столовую вошла Дебби под руку с ее собственным мужем, Берти. Эти двое составляли прелюбопытнейшую пару: оживленный антрепренер не замечал никого, кроме своей спутницы, и что-то успокаивающе ей бормотал, нежно поглаживая по руке, а напряженная полковница, не обращая на него никакого внимания, оглядывалась по сторонам, словно ища кого-то. Передвигались они довольно странным манером, дергаясь из стороны в сторону в зависимости от того, кто из них тянул «на себя» сильнее. Выписывая таким образом по столовой странные фигуры, они добрались до хозяйки дома, лишь чудом избежав столкновений с присутствующими и с предметами мебели.
- Дебби, согласен, это не лучшее Рождество в мире, - донеслись до леди Клариссы слова мистера Феста. – Но вот увидишь, все разъяснится... Возможно, это просто какое-то недоразумение. Леди Агата уже не молода, а память людская, к моему прискорбию, с годами лучше не становится. Она ведь и сама...
- Берти! – прервал его резкий окрик жены. Стоя у стола, Вилли повелительным жестом указывала на место рядом с собой. – Как невежливо с твоей стороны заставлять меня ждать.
- Конечно-конечно, дорогая, - засуетился порозовевший супруг, отодвигая ей стул. – Мои извинения, но миссис Арбентот...
- Вы уже на «ты»? – сбавив тон, угрожающе спросила Вилли.
- Мы просто вспоминали старые... гм, времена, - плюхнувшись на соседний стул, Берти покраснел еще сильнее, почти слившись с кирпично-красным оформлением стен.
- Арчи, как невежливо с твоей стороны все время оставлять меня в одиночестве, - с плохо скрываемым раздражением бросила Дебби, усаживаясь на отодвинутый полковником стул на другом конце стола. – Уже не первый раз я оказываюсь в подобной ситуации. Что обо мне подумают хозяева дома, в конце концов?
- Дорогая, - с недоумением ответил полковник, занимая свое место по левую руку от лорда Лорда рядом с женой. – Не понимаю, о чем ты? Что о тебе такого может подумать Лорди или милая Кларисса? К тому же все эти крики... Ты знаешь, я всегда стараюсь избегать женских слез.
- Милая Кларисса?! – голос Дебби вырос на пару октав. Достаточно визгливых октав. – Милая?!! Хватит с меня, я возвращаюсь на сцену...
- Ну что ты... - растерянно умолк полковник, зачарованно наблюдая за заливающейся краской женой.
- Дорогая миссис Арбентот, какая жалость, что нам придется лишиться вашего общества в столь трудную для нас минуту, - добродушно улыбаясь, посетовал лорд Лорд, севший во главе стола.
- Теперь я прекрасно понимаю, что тебя так бодрит, - добавил он вполголоса, наклонившись к другу.
Судорожно глотая воздух, Дебби повернулась в сторону леди Клариссы и обнаружила, что все сидящие на другом конце стола: и сама леди, и ее дочь, и даже муж этой самой дочери (черт бы побрал его нежности!) с откровенным любопытством наблюдают за происходящим. Покраснев еще гуще, она зло поджала губы и, выпрямив спину, перевела взгляд на окно.
- Как? И это все? – с нескрываемым злорадством пробормотала Вилли.
Берти, только-только вернувший себе природный цвет лица, вновь порозовел, а леди Кларисса замаскировала смешок под кашель, прикрываясь неизменным платочком.
Затянувшаяся мизансцена была прервана появлением новых действующих лиц: громко вздыхая на каждом шагу, в столовой появилась леди Агата. Она едва ли шла, вернее, сию почтенную даму почти несли, уважительно, но крепко поддерживая под сухонькие локотки, двое мужчин. При ближайшем рассмотрении этими «счастливцами» оказались достопочтенный викарий и доблестный сэр Генри. Неторопливо передвигаясь к накрытому столу, они ни на минуту не прекращали увлекательный разговор, который вели поверх головы старой леди.
Благодаря прекрасной акустике, до ушей присутствующих донесся негромкий диалог.
- Жль’ожрь’е
[12].
- Ну что вы, леди Агата вовсе не страдает чрезмерной тучностью.
- А’пчемуб-нзпир’ть йего-ф’cф?
[13]
- Ох, ваше преподобие, кто ж знает, когда теперь снова распогодится...
Замыкала процессию Диана с Вульфом на руках. И цвет лица девушки с успехом мог соперничать с белоснежной шерсткой болонки. Да-да, за это время любимца леди Агаты успели привести в божеский вид, и теперь он радостно повизгивал при виде всех этих интересных тарелочек на столе.
Хозяева и те гости, которые уже успели сесть за стол, вновь встали, как только жертву ограбления подвели к отведенному ей месту. Громкие вздохи сменило раздраженное кряхтение, пока означенная леди устраивалась на стуле. Вульфа Диана усадила на небольшой пуф у стены, рядом со стулом леди Агаты, а сама заняла свободное место справа от нее.
- Тетушка, надеюсь, вам удобно? – озабоченно спросила леди Вудсток, снова садясь на свое место. – Еще одна или две подушки на сиденье, возможно, не были бы лишними...
- О моем недовольстве, Кларисса, ты узнаешь первой, - чеканя слова ответила леди Агата.
- О, в этом я не сомневаюсь, - буркнула себе под нос сидевшая напротив Вилли и опустила глаза в пустую тарелку.
- А ты, негодяйка!.. - голос леди Агаты стремительно набирал силу, переходя на визг. – Ты у меня еще...
Что хотела сказать леди Агата, так и осталось тайной за семью печатями, поскольку именно в этот момент раздался томный голос:
- «Волнения, поистине, нас заставляют волноваться!»
Картинно воздев руку, в дверях стоял Орландо Блоссом, такой же сияющий и напомаженный, как и всегда.
- О, это же из вашей бессмертной роли... этого, как его... – восхищенно всплеснула платочком леди Кларисса.
- Зевса, мама, - недовольно буркнула Вилли.
- О, да, Зевса! Орландо, вы были необычайно хороши, - от переполнивших ее чувств леди Вудсток прижала многострадальный платочек к груди.
- Кларисса, приличным леди не идет подобная несдержанность, - сварливо заметила уже успокоившаяся Агата. И добавила, кокетливо взмахнув ресницами: - Молодой человек, ваше место здесь, как раз между мной и моей племянницей. Полагаю, вы сумеете развлечь нас.
Ее слова произвели прямо противоположный эффект: побледнев, Блоссом попятился, споткнулся о порог, но был поддержан Клинтоном, который вновь придал премьеру вертикальное положение.
- Ну же, тетушка, не стоит так пугать молодежь, - добродушно пробасил хозяин поместья. – Орландо, чувствуйте себя как дома...
Нетвердыми шагами премьер столичных подмостков добрался до ближайшего пустующего стула, аккурат между Генри и викарием, и решительно занял свободное место, после чего с отчаянием посмотрел на гостевую карточку, гласившую: «Мистер Реджинальд Вудсток».
- Кстати, а куда запропастился этот негодный мальчишка? - озадаченно вопросила хозяйка дома. – Уж если сам душка Орландо уже пришел...
- Мистер Реджинальд пошел переодеться. Вульф перепачкал весь его костюм, - негромко пояснила Диана.
- Ну, Бог с ним, - решила радушная хозяйка. – Клинтон, прикажите подавать!
В эту минуту в комнату влетел растрепанный Реджи. Все взоры обратились к нему, так что он покраснел, точно маков цвет, и стал бочком, вдоль стенки, пробираться к единственному свободному месту – между матерью и леди Агатой.
- Ну, племянничек... - сурово начала последняя, как только он сел. – Что за манеры?! Что за молодежь пошла! Что ты, что сестрица твоя! Вот в мои годы...
Обличительная тирада леди Агаты о том, что и как именно было в ее годы, продолжалась еще по крайней мере несколько минут – пока слуги не обнесли всех гостей первой переменой блюд. И лишь тогда, удовлетворенно вздохнув, леди Стэкхаус разложила на коленях салфетку и взяла в руки вилку и нож, чтобы лично опробовать рождественского гуся.
- Как странно, - растерянно сказала леди Кларисса, скользя взглядом по столу. – А где же мой платочек? Только что он был у меня в руке.
- Ах, мама, потом найдешь, - отмахнулась Вилли, отпивая щедрый глоток шампанского.
- Может быть, он упал под стол? Давайте, я посмотрю, - галантно предложил Берти, все еще не оставивший надежды как-нибудь завоевать благосклонность тещи.
Дальнейшие события развивались с невероятной быстротой: мистер Фест-Вудсток, элегантно оттянув двумя пальчиками край скатерти, заглянул под стол и с возгласом «Да вот же он!» отодвинул свой стул и наклонился. В тот же миг с противоположной стороны стола раздалось тихое поскуливание. Это Вульф, которому надоело прикидываться «послушным мальчиком», кинулся в ноги леди Агаты к вожделенному лоскутку ткани.
С криком «Ой!» Берти исчез под столом. Края скатерти зашевелились... В наступившей тишине было слышно лишь чье-то тяжелое пыхтение. Спустя мгновение шевеление стало сильнее, сопение – громче, а из-под стола зазвучало сдавленное: «Отдай!.. Я кому говорю!.. Отдай!»
С торжествующим кличем, прижимая к груди половинку несчастного платка, из-под скатерти вывалился Берти. За ним с победным лаем выскочил держащий в зубах другую половинку Вульф.
Растерявшись, леди Кларисса нетвердой рукой приняла от зятя потрепанный клочок батиста. И тут болонка, о которой на секунду позабыли буквально все, прыгнула сначала на стул Берти, а затем – прямиком в его тарелку, где удобно устроилась рядышком с вкусно пахнущим кусочком жареной птицы.
-Уберите отсюда это грязное животное! – завизжала сидящая рядом Вилли и замахала руками.
- Не трогай моего мальчика, мерзавка! – рявкнула в ответ леди Агата и попыталась встать.
- Дорогая, не волнуйся, сейчас я его сниму, - вступил Берти.
Какофония звуков нарастала. Леди Кларисса заголосила, призывая хоть кого-нибудь убрать собаку; Диана вскочила, пытаясь убедить леди Агату не подниматься; прижав ладони ко рту, Дебби укоризненно качала головой, явно подозревая, что в этом доме собак не кормят вообще; Орландо, приподняв бровь, изумленно спрашивал у соседей, всегда ли здесь так оживленно, а Генри просто хохотал.
И лишь викарий меланхолично жевал очередной кусочек гуся, с интересом рассматривая все стоящие поблизости закуски.
- Молчать! – неожиданно громко рявкнул полковник.
- Спасибо, Эй-Эй, - поблагодарил его лорд Лорд. – Полагаю, теперь все могут вернуться на свои места. Клинтон, позовите горничную, пусть заберут собаку.
В наступившей тишине особенно громко прозвучал звонок дверного колокольчика.
***
В это время где-то по дороге на Вудсток...
- Сэр!
- Что, Бонд?
- Джеймс Бонд.
- Да какая разница?
- Лошадь пала.
- Как пала?
- Вниз.
- Возмутительно. В Вудстоке хищение в особо крупных размерах, а она вздумала падать!
- ...
- Похоже, метель, Бонд.
- Джеймс. Похоже на то, сэр.
- И сильно метет.
- Сугробы мне вот досюда.
- Перестаньте, Бонд, это неприлично.
- Слушаюсь, сэр!
- ...
- ...
- Да-а-а... А как считаете, Бонд, где это мы сейчас?
- Где-то под Уотфордом, сэр.
- И как метет-то...
- Так точно, сэр.
- Вот что, Бонд, отправляйтесь-ка в Уотфорд и разыщите хоть какую-нибудь лошадь. Конфискуйте для служебной надобности. Денег не платите, казна нам этого не простит. А я подожду вас прямо здесь.
- Слушаюсь, сэр.
- И да, Бонд... Термос с пуншем оставьте мне, все же я могу замерзнуть.
***
Потребовалось немало времени, чтобы в столовой вновь воцарился порядок. Все следы пребывания Вульфа на столе были, наконец, устранены, а его самого, громко протестующего и неистово перебирающего лапами, унесла наверх одна из служанок.
Когда все чинно расселись на своих местах, внесли вторую перемену блюд. И тут от двери донеслось сдавленное:
- М-м-милорд...
Лорд Лорд недоуменно оглянулся.
- Что случилось? Клинтон?
- Милорд, это вам, - и дворецкий протянул ему какую-то помятую бумажку. – Телеграмма, милорд. Из полиции, милорд. Только что принесли, милорд.
- Ну же, милорд, не томите нас, - вскричала с другого конца стола леди Кларисса.
Ее муж старательно прочитал текст, потом еще раз и еще. Пауза затягивалась. Наконец он поднял голову и озадаченно посмотрел на леди Вудсток:
- Они задерживаются. Сильная метель застала их в дороге... - Опустив глаза, лорд Лорд прочитал: – В сугробе.
- Где? – громко вырвалось у Орландо.
- В сугробе. Они застряли в сугробе. И когда доберутся до нас – одному богу известно.
- Н-ст’ит пмин’ть им’госда-вс’е
[14], - назидательно произнес викарий, с аппетитом уплетая утиный паштет.
- Да-да, святой отец, конечно же, - рассеянно ответил ему хозяин поместья. – Но что же нам теперь делать? Не ждать же, в самом деле, полицию. Ведь кто знает, когда они вылезут из своего сугроба?
- Конечно, - неожиданно поддержал его Орландо. – Дорога каждая минута. Я, например, уже завтра к полудню должен быть в Лондоне. Вечером у меня спектакль.
И он гордо вскинул голову, потрясая напомаженным чубом.
- Кошмар! – шепнул Генри. И тут же поправился: – Нет, ужас!
- О, д-д-да! - восхищенно воскликнул Реджи, посмотрев на него. – Г-г-генри же мож-жет н-нам п-помочь. Он ж-ж-же по-по-почти д-детектив.
- Реджи, перестань, - сердито одернул его кузен. – И никакой я не детектив, я лишь автор детективных романов. А это, знаешь ли, вовсе не одно и то же!
К всеобщему удивлению лорд Вудсток поддержал затею сына.
- Не отпирайся, Генри, - добродушно улыбаясь, произнес он. – Это хорошая идея. И пусть это будет не профессиональное расследование, но все-таки мы что-нибудь да и выясним к приезду полиции.
- Если мы ее вообще дождемся, - фыркнула Вилли.
- Конечно, дождемся, - рассудительно ответила ей мать. – Где это видано, чтобы полиция не доехала в конце концов до места назначения?
- Вопрос только в том, когда, - злобно посмотрела на Вилли леди Агата.
- Ну, раз все так замечательно устроилось, - повеселела леди Кларисса, - предлагаю все-таки продолжить наш долгожданный рождественский ужин. И кстати, Клинтон, подготовьте для сэра Генри библиотеку...
«Ах, мой милый дневник, разве могла я еще вчера представить, что буду присутствовать при расследовании, пусть даже и неофициальном. Хотя, признаться, выступать в роли допрашиваемой – удовольствие небольшое. Даже если вести допрос будет такой джентльмен, как сэр Генри...»
Из дневника мисс Ингрэм
Глава 5
24.12.1925, 22:30 p.m.
- Н-не могу поверить, - возбужденный Реджи почти перестал заикаться. – Так здорово, Г-генри, чт-то ты меня пригласил! Н-никогда еще не п-присутствовал при расследовании!
- Это не расследование. Это безобразие какое-то... - буркнул себе под нос Генри, закрывая дверь библиотеки. И, посмотрев на кузена, добавил: – И почему все это свалилось на мою голову в самый канун Рождества?
Сей риторический вопрос, разумеется, остался без ответа. Так что новоявленный детектив, глубоко вздохнув, пододвинул поближе к камину кресло и положил на стоящий рядом столик чистый лист бумаги и ручку.
На этом все приготовления закончились, и, вздохнув еще глубже, Генри спросил:
- Реджи, а ты сам хоть раз видел это несчастное колье?
- К-к-конечно. А ты р-разве нет?
- Нет. Каждый раз оказывалось, что старая карга одела что-то другое. Хотя, разумеется, слухов насчет этого украшения ходит немало... Итак, как же оно выглядит?
- Н-н-ну, т-такая широкая б-б-бриллиантовая п-п-полоска вокруг ш-шеи. Сп-п-переди треугольником в-в-выложен п-портрет Л-л-люси... Н-ну, Л-л-лаки Люси.
- Портрет? Ты точно уверен? Ведь камни все одноцветные?
- Т-так говорят.
- Ладно, так и запишем: колье. А ведь это наверняка очень дорогая вещь?
- Д-д-да, говорят, ч-ч-ч-что графу Т-т-твиду оно об-бошлось почти в г-годовой д-д-доход.
- О мой бог! Сколько же у нас тогда подозреваемых? Одних слуг здесь, в поместье, человек пятьдесят.
Нечеловеческим усилием Генри подавил порыв схватиться за голову.
- Н-н-нет, слуги т-тут ни при чем. Н-н-наверх, в комнаты, имеют д-доступ т-т-только горничные, эк-к-кономка и дворецкий. Т-т-ты же знаешь м-маму!
- Это хорошо, но все-таки не будем сбрасывать их со счетов. Вдруг подозреваемых нам не хватит?! Итак, с чем мы остаемся: лорд Лорд, леди Кларисса, Вилли, Фест, полковник с Дебби, Орландо, достопочтенный викарий, леди Агата и Диана. Вульфа вычеркнем – вряд ли он скажет что-то по существу... Из этого списка нас, в первую очередь, интересует Вилли – если это все-таки был лоскут от ее платья, Диана – если это был именно ее браслет, ценитель черного табака (скорее всего, полковник) и любитель шоколада. Викарий? Гм, это нужно уточнить. Ах, да, еще же есть горничные в количестве... скольких штук?
- Д-д-двух.
- Две горничные, дворецкий и экономка.
- И еще м-м-мы с т-тобой, - робко добавил Реджи.
Генри внимательно посмотрел на него:
- Да, голубчик, а у тебя-то самого алиби есть?
- Д-да, я н-н-ни на м-м-минуту не оставался в од-диночестве. Р-разве что ранним утром, еще д-до приезда гостей. А т-т-ты?
- Я? Только во время телефонного разговора, - быстро ответил Генри. – Да и тогда, скорее всего, кто-нибудь из слуг видел меня в холле. Ну что ж, приступим? Начнем с горничных.
***
- Добрый вечер, Бекки.
- С вашего позволения, я Бетти, милорд.
- О, ну да, конечно, прошу прощения. Скажите-ка мне, Бекки, что вы делали сегодня после ланча?
- Мы с Бекки до вечера убирались в спальнях на втором этаже. Но только я Бетти, милорд.
- Да-да, разумеется. Бетти... Значит, на втором этаже? Э-э-э... И вы не заметили ничего странного?
- Нет, милорд, ничего такого... Нет-нет, совсем ничего!
- Хм-м-м... Почему вы запнулись? Вы о чем-то хотели сказать?
- Б-б-бетти, т-т-ты что-то в-в-в-в-видела?
- Нет! То есть да, но я... Ох, милорд, я не могу! Пожалуйста, не спрашивайте меня!
- Бекки, почему вы плачете? Бекки? Немедленно прекратите рыдать и отвечайте на вопрос. Вы кого-то видели сегодня на втором этаже? Кого?
- Милорд, ну он же не мог! Он же звезда! Нам леди Кларисса столько всякого про него рассказывала! И про Призрака, и про этого, как его, Зефеса-а-а... А сегодня он так душевно рассказывал про эту Душечку-у-у-у!..
- Б-б-бетти, не п-п-плачь!
- Вот именно, Бекки! Устроили тут, понимаешь!.. Скажите нам нормальным английским языком, кого вы сегодня видели? Мистера Блоссома?
- Д-да. Он вы-выходил из комнаты леди Агаты около трех часов. Но это не он! Он же такой талантливый! Он же... как его... ну, который главный... Премьер, вот! Вы же ничего ему не сделаете, правда?
- Посмотрим, посмотрим. Спасибо, Бекки, вы свободны.
- Г-г-генри, на м-м-мистера Б-б-б-блоссома ведь н-не ук-к-к-казывает н-ни одна у-улика.
- Это еще ничего не значит, Реджи. Это еще ничего не значит...
***
- Здравствуйте, Бетти.
- Добрый вечер, милорд. Я прошу прощения, но меня зовут Бекки. Надеюсь, это не слишком тяжело запомнить?
- Д-да, разумеется.
- Б-б-бекки, в-вы сегодня не з-заметили н-ничего н-н-н... н-н-н-н..
- Нового?
- Д-да нет же! Н-н-н-...
- Ненужного?
- Н-не то. Н-н-н-н... н-н-н...
- Ох, Реджи, ради Бога! Бетти, не заметили ли вы сегодня чего-то нормального? Тьфу, то есть ненормального?
- В этом доме? Это, конечно, не мое дело, милорд, но с тех пор, как сюда съехалась вся эта орава – нет-нет, я ни в коем случае не имела в виду лично вас, милорд, – в доме не осталось ни одного нормального человека. Все словно с ума посходили – шепчутся по углам, перемигиваются, бегают за чужими женами. Когда мы с хозяйкой жили в Йоркшире, ничего подобного не было!
- Это вы о ком, Бекки?
- Да о мистере Фест-Вудстоке, милорд. Совсем срам потерял! Бегает за этой полковничьей женой как собачонка. Я даже слышала, как он предлагал ей сбежать! Золотые горы ей сулил! Еще немного подождать надо, говорит, и я тебя озолочу. Боже мой, бедная молодая хозяйка, если бы она только знала! А у этой профурсетки губа не дура, прости Господи, ей подавай кого получше! Она на мистера Блоссома глаз положила. Стыд-то какой! А еще замужняя женщина! И туда же – передай, говорит, записку, только чтобы никто не видел. И еще шиллинг мне сует! А я порядочная женщина! И, видит Бог, потворствовать греху не собираюсь!
- А-а-а... записка эта сейчас при вас?
- Да, милорд, конечно. Я ее хотела после ужина вернуть этой бесстыднице. И деньги хотела вернуть, ибо сказано в Библии...
- Да-да, спасибо, мы знаем. Не могли бы вы отдать мне эту записку?
- Ой, не знаю, милорд, как-то это...
- Д-д-давайте, Бекки!
- Вот, возьмите. И вовсе незачем так кричать.
- Спасибо, вы свободны, Бекки. Хотя нет, постойте. Скажите, что вы делали сегодня после ленча?
- Мы с Бетти работали наверху, милорд. Убирали в спальнях.
- И она ни разу не отлучалась?
- Нет, милорд, что вы. У нас все строго проверяется хозяйкой, я бы ей не позволила отлынивать.
- Ну надо же, какие интересные открываются подробности счастливой семейной жизни...
- Б-б-б-бедная В-в-вилли! Э-э-этот н-негодяй Берти ее н-не ст-т-т... н-не ст-т..
- Не стоит? Да-да, разумеется... Но давай-ка пока посмотрим, что в этой записке. «Орландо, дорогой мой! Каждый день я жалею о тех словах, которые сказала в пылу ссоры. Прошу тебя, давай забудем былое и начнем новую жизнь вдали от серых будней и опостылевшего мне мужа. Поверь, я любила, люблю и буду любить только тебя. О деньгах не беспокойся, я все устрою. P.S. Не отправиться ли нам в Париж? Уверена, твой талант заблистает там еще ярче, любимый! Навеки твоя, Дебби». М-да, ситуация становится все запутаннее. Я даже не думал, что дело окажется настолько занятным. Еще двое подозреваемых сразу: и Фест, и Дебби.
- Д-д-д-дебби? Н-н-но как же т-так? М-м-м-милая Д-дебби?
- Вот тебе и м-м-м-милая... Кто там у нас следующий?
***
- Проходите, тетя, присаживайтесь. Хотите, я передвину кресло поближе к камину, вам будет намного удобнее.
- Я п-п-передвину. М-м-матушка, т-так лучше?
- Спасибо, Реджи. Генри, я готова.
- Тетя Клэри, что случилось сегодня, когда вы с полковником искали сокровища?
- Прошу прощения?
- М-м-мама, т-ты п-п-покраснела...
- Здесь так душно. Пожалуй, стоит вернуть кресло на прежнее место. Реджи?
- Д-да, к-к-конечно.
- Итак, тетя...
- Конечно же, ничего не случилось. Арчи был мил и любезен, как всегда. И очень галантен. По дороге вспомнили старые добрые времена. Замечтались так, что даже и не заметили, что вместо указанного в задании места оказались в противоположной части дома.
- С-с-старые д-добрые в-в-времена?
- Ох, как же душно... Может быть, стоит открыть окно?
- Тетя, как вы думаете, Вильгельмина счастлива?
- Что за странный вопрос?
- Хорошо, скажем так: полагаете, она довольна своим положением?
- Своим положением?
- Своим семейным положением.
- Конечно, ведь Вилли сама сделала этот... странный выбор. Как мать, я желала бы ей лучшего. Но вполне вероятно, что и мистер Фест сможет составить ее счастье.
- А как же положение в обществе? Ведь место дочери лорда, владельца крупного поместья, не сравнится с положением жены какого-то там антрепренера?
- Возможно, все возможно, но... Как же холодно в этой библиотеке! Реджи, закрой, пожалуйста, окно!
- Н-н-но, м-мама...
- Я сказала закрой!
- Тетя, а Вильгельмина не упоминала, что в самое ближайшее время они с мистером Фестом могут внезапно разбогатеть?
- Нет... я ничего такого не слышала. Что за странный... не ожидала от тебя, Эдуард... ты всегда не ладил с Вилли, но такого... Такого я от тебя не ожидала... Моя девочка... Намекнуть, что она могла... Да как ты посмел!.. Нет, это решительно невыносимо...
- Тетя, постойте...
- М-м-м-мама...
- Ну дела!.. Интересная реакция, не находишь?
- Г-г-генри, это же м-м-мама. Она в-всегда т-т-такая.
- Ты уверен?
...
- Какой-то странный шум за дверью. Слышишь? Кажется, там что-то упало...
***
«Такого эффекта от расспросов сэра Генри уж точно никто не ожидал! А леди Кларисса, бедняжка, вся на нервах, и как результат – обморок. Правда, молодая миссис Вудсток-Фест обмолвилась, что и для отца ее, лорда Лорда, проявление чувств, свидетелями которых мы стали, весьма неожиданно...»
Из дневника мисс Ингрэм
***
- Что. Вы. Сделали. С. Моей. Женой?
- П-п-папа?
- Что. Вы. Сделали. С.Моей. Женой?
- Дядя... присаживайтесь, прошу вас, присаживайтесь. Не стоит так волноваться. Полагаю, мы сможем ответить на ваш вопрос, как только вы скажете, что именно случилось с тетей Клэри.
- Что?!
- П-п-папа!
- Спокойнее, всем оставаться на своих местах. Реджи, открой, пожалуйста, окно. Глоток холодного воздуха будет полезен всем нам... Итак, лорд Лорд, что же случилось с вашей женой?
- Она в обмороке!
- В-в о-обмороке? С-с-страннно. М-мама н-никогда раньше...
- Вот именно! И вы должны сказать мне, что довело ее до такого состояния?!
- Прекрасно. Ваша дочь, милорд.
- Моя дочь? Вилли?
- Совершенно верно. Вилли. Вернее, вопрос о ее благосостоянии.
- И что же это был за вопрос?
- «Не упоминала ли Вильгельмина, что в самое ближайшее время они с мистером Фестом могут разбогатеть?»
- Нет.
- Что «нет», милорд?
- Ответ на твой вопрос – нет, не упоминала. Теперь все?
- Э-э-э... п-папа...
- Да, спасибо, лорд Лорд.
***
- Войдите, К-к-к-клинтон. Садитесь. К-куда в-вы дели к-к-к-колье?
- Но, сэр...
- Реджи...
- Не отп-п-пирайтесь, Клинтон, нам в-в-в-все известно. Это вы п-похитили колье леди Стэкхаус, пока г-г-гости были заняты п-поисками клада.
- Мистер Реджи, я столько лет верой и правдой...
- Вот именно, К-клинтон! Вы не п-подумали о несчастной матушке... В с-с-смысле, о моей м-матушке... То есть о леди В-в-вудсток... Она будет т-так огорчена!
- Сэр, все время, пока гости были заняты поисками клада, я провел на кухне. Миссис Мэривэзер, кухарка, грум – кто угодно вам это подтвердит.
- Хм, а что там делал грум?
- Дегустировал пунш, милорд.
- Гм... В-в-вы уверены, ч-ч-что н-никуда н-не отлучались?
- Полностью уверен, сэр.
- Ч-ч-что ж, значит, н-наши св-ведения ошибочны. И-извините, К-клинтон. В-в-вы свободны.
- Спасибо, сэр.
- Реджи, что это было?
- Ну, Г-г-грей ведь в-всегда так п-п-поступает, даже к-когда не уверен. Обычно п-п-преступник в-всегда сознается...
***
- В-в-входите, миссис М-мэривэзер. Садитесь. К-к-куда...
- ... куда угодно, миссис Мэривэзер. Мы бы хотели спросить вас касательно Клинтона. Он утверждает, что все то время, пока гости искали клад, он провел на кухне, где также находились вы, кухарка и грум, дегустировавший пунш. Это правда?
- Истинная правда, милорд. За грумом глаз да глаз, так что мистер Клинтон никуда не отлучался.
- Так что, выходит, грум дегустировал пунш весь день?
- Получается, что так, милорд. Знаете, как трудно приготовить идеальный пунш? Кухарка прямо извелась вся. Я ей говорю – не переводи коньяк, а она знай свое твердит: мол, полковник, да и лорд, любят покрепче. В общем, грума мы потом унесли от греха подальше.
- Великолепно, миссис Мэривэзер, великолепно. Большое спасибо за этот захватывающий рассказ! А подскажите-ка нам, кто из гостей любит полакомиться шоколадками?
- Да как же, милорд, – викарий-то все драже еще с утра подчистую съел.
- Угу. Спасибо, миссис Мэривэзер. Счастливого Рождества, вы свободны.
- Чё-чё-чёрт з-знает что! Т-теперь еще и в-викарий! Э-э-это уже н-ни в какие во-во-ворота н-не лезет.
- Господи, семь подозреваемых! Когда же уже наступит это чертово Рождество??!!!
- К-кого в-в-вызывать следующим, Г-г-генри?
- Да не знаю я! Ну вот хоть мисс Ингрэм!
***
«Неправдой будет, если стану утверждать, что не боюсь. Хотя, казалось бы, чего бояться невиновной? Но молодой хозяин Реджи так многозначительно смотрел на меня. Да еще и браслет мой никак не найдется...»
Из дневника мисс Ингрэм
***
- Проходите, мисс Диана. Как вы себя чувствуете?
- Благодарю, лорд Маркс, хорошо.
- Что ж, отлично. Итак, что вы можете нам рассказать о пропавшем колье и о том, как ваш браслет оказался под оттоманкой рядом с туалетным столиком леди Агаты?
- Милорд... Вы же не думаете, что это я украла колье?
- Почему же, очень даже думаю. Девушка вы молодая, терпеть леди Агату, прямо скажем, очень сложно, а с той суммой, которую можно выручить за такое украшение, вы бы смогли устроить свою жизнь, скажем, где-нибудь в колониях.
- Милорд! Возможно, я и бедная, но у меня есть гордость! Я не воровка и не крала колье леди Агаты!
- Но браслет...
- На браслете слабая застежка, милорд. Вот, глядите. Видите, стоит только резко тряхнуть рукой, она сразу же расстегивается? Мисс Вильгельмина предлагала мне отдать его в починку знакомому ювелиру, но это же надо ехать в Лондон...
- Вполне возможно, что браслет расстегнулся как раз тогда, когда вы извлекали колье из шкатулки.
- Милорд, я не брала его! Ну взгляните же мне в глаза, я говорю правду!
- Не брали?
- Не брала!
- Не брали...
- Разумеется, не брала... Что это, музыка?
- Музыка.
- Милорд, слышите, бьют часы...
- Бьют... Кажется, наступило Рождество.
- Мне чудится, или играет рождественский марш?..
- Реджи, прекрати. Нашел время упражняться на виолончели.
- П-п-п-простите.
- С Рождеством, милорд...
- С Рождеством, Диана... И вы не брали колье...
- Не брала, милорд. Я честная девушка.
- Ой, м-м-мисс Диана, Г-г-г-генри, в-вы ст-т-тоите как раз п-п-п-под омелой!
- Ах, милорд...
- Диана, что с вами? Реджи, позови тетю Клариссу!.. Диана! Диана!..
***
- Ну, что тут у вас? Поймали голубчика?! Еще нет? Ничего удивительного!
- Н-н-но, н-н-но...
- Молчать! Я так и знала, что эта ваша игра в детективов – одно баловство! А что вы сделали с моей компаньонкой? Она вышла отсюда бледная как стена! Предупреждаю – не впутывайте ее во все это, она тут совершенно ни при чем, так и знайте!
- Н-но к-к-как же, т-тетушка Агата! М-мы же н-н-н-нашли в в-в-вашей комнате ее б-б-браслет!
- Разумеется, нашли! Его все время где-то находят... Все кому ни лень. А эта дурочка все никак не отвезет браслет к ювелиру, чтобы починить застежку. Вот и теряет его постоянно. В последний раз его нашла я сама, и это было не далее как за десять минут до обнаружения пропажи колье.
- Но тетя...
- Ничего не желаю слушать! Выкиньте эти смехотворные идеи из головы и возьмитесь, наконец, за дело! Почему вы до сих пор не допросили эту мерзавку Вилли? Что, родная кровь не водица? Я так и знала, что это расследование превратится в балаган!
- Н-но т-т-т..
- Тетушка, я не...
- Вот именно! Ты «не»! Недоразумение ходячее, вот ты кто! А я ведь говорила Элизабет, что тебя надо было в детстве пороть. Вот тогда из тебя вышел бы толк!
- Ох, тетушка, ну мама-то тут при чем?..
- А при том! Пописываешь эти свои книжонки, выставляешь всех нас на посмешище. В кои-то веки мог бы использовать свои выдумки для благого дела, для семьи – и ничего путного сделать не можешь!
- Тетушка, вы не правы.
- Да уж, конечно, не права. Правда глаза колет!
- Т-т-тетушка, п-по-моему, т-т-там лает В-в-вульф?!
- Где? Мальчик мой! Твоя мамочка спешит к тебе! Да помогите же мне встать! Вульф, где ты?..
- Фу-у-у-у-ух... Спасибо, Реджи, ты настоящий друг!!!
- П-п-право, не стоит. Т-ты бы сделал д-для м-меня то же самое. К-кого т-теперь по-позовем? В-в-вилли?
- Ну нет, две мегеры подряд – это перебор. Перед допросом твоей сестрицы мне надо собраться с силами. Пригласи-ка пока мистера Блоссома.
***
«Удивительное дело, но мне показалось, что когда дворецкий пригласил в библиотеку несравненного мистера Блоссома, многих – и леди Клариссу, и молодую миссис Вудсток-Фест, и, конечно же, миссис Арбентот, которая практически узурпировала место рядом с ним, – исход этого разговора волновал намного сильнее, чем самого Орландо. Вот было бы забавно, если это действительно он – премьер, промышляющий драгоценностями... И все равно, как же хочется спать...»
Из дневника мисс Ингрэм
***
- Блоссом, похоже, ваша песенка спета!
- Позвольте узнать, из чего такой вывод?
- Н-не в-в-в-валяйте дурака, Орландо. Б-б-б-б... Б-б-б-б...
- Бристоль? Буженина? Британия! Нет? Досадно...
- Б-б-бетти!
- А кто это?
- Перестаньте, Блоссом. Бетти – горничная, не ей ли вы расписались сегодня после ленча на салфетке?
- Ах, разве всех упомнишь...
- Надо думать. Так вот, Бетти...
- ... в-в-видела в-вас, к-когда вы выходили из к-к-комнтаты леди Агаты.
- Как страшно жить, покой мне только снится! Конец всему, о, это крах, разоблаченье, виселица, смерть!
- То есть, вы подтверждаете свою вину?
- Боже упаси. Я артист. Украсть колье – к чему такая проза? Несчастная старушка замерзала, не мог же я не прийти даме на помощь, раз уж Диана отлучилась. Леди просила шаль. Желание прекрасной дамы – святой закон.
- Прекрасной – да, не спорю. Но леди Агаты?!.. И как тогда вы объясните это?
- Что это?
- Записка! От миссис Арбентот. Вы устроили сговор.
- Впервые вижу этот пасквиль!
- А это еще откуда?
- «Скандал в Белгравии», премьера следующего сезона. Могу посодействовать с контрамарками.
- Увольте.
- Извольте. О мир, как ты жесток....
- Оставьте реплики для сцены, Блоссом.
- Ах, да вы хоть знаете, сколько я зарабатываю своим талантом? По-вашему, я пожертвую карьерой, репутацией и... из-за Дебби Арбентот и треклятого колье?!
- И чем еще, мистер Блоссом? Знаете, как говорится, денег много не бывает.
- О, что мне деньги, я человек искусства! Космополит и баловень судьбы... Между прочим, в январе я приступаю к подготовке роли Игнатия Лойолы
[15]. Какие уж тут деньги – до премьеры бы дожить...
- Не убедили, мистер Блоссом.
- Д-д-да!
- Видит бог, я не хотел. А вот это вас убедит?
- Застегните сюртук, Блоссом, что вы, в самом деле...
- Г-г-г-генри, это ч-ч-то...
- Только не говорите, что это...
- Именно. Алмазные подвески...
- Герцогини ***ской?!
- Не будем компрометировать даму, господа.
- Не будем. И все же. Затворница, меценатка – и вы?..
- Гм... Как это понимать? Подвески – скромный знак симпатии и признания моего таланта. Знаете, сколько у меня таких знаков? И все с бриллиантами. Так что колье достопочтенной леди Агаты мне без надобности.
- Собственно... Вообще даже странно, что вы их носите под костюмом...
- Могу я идти? Я утомлен.
- Спасибо, мистер Блоссом, мы вас не задерживаем. Примите наши извинения.
- Ах, оставьте, оставьте, я злобы в сердце не храню.
***
- Миссис Арбентот...
- Просто Дебби... Надеюсь, вы позволите мне называть вас Генри?
- Д-д-д-да...
- Ах, «миссис Арбентот» – это ведь так официально. Я того и гляди превращусь в одну из этих надменных великосветских красоток...
- О, да... Это будет поистине потеря для общества!
- Вы так думаете?
- Итак... Дебби, расскажите нам о записке, которую вы попросили передать мистеру Блоссому.
- О записке? О какой записке?.. Ну... мы с мистером Блоссомом давние, хорошие друзья... Когда-то даже больше, чем просто друзья... И эта записка... эта записка – лишь попытка вернуть то... то прошлое, когда мы были так счастливы...
- Черт побери, и куда только смотрит полковник?
- Вы что-то сказали, Генри?
- Нет, нет. Просто прочистил горло. То есть вы хотите сказать, что между вами и сейчас существуют... особые отношения?!
- О нет! Конечно же, нет! Вы не против, если я высморкаюсь?.. Никак не могу запомнить, что прилично, а что нет в этом обществе... Нет, теперь мы лишь друзья... Он – звезда, премьер столичных подмостков, а я... Я лишь жена...
- Вряд ли полковник с этим согласится.
- Что вы говорите?
- Нет, ничего, продолжайте.
- Какое все-таки ужасное Рождество! И Орландо, и эта нелепая кража, и этот приставучий Берти... Ах, я вся на нервах!
- Берти? Вы имеете в виду мистера Фест-Вудстока?
- Да, конечно же, именно его. Кого же еще??? Я так устала, так устала от его домогательств. Эти вечные приставания, заверения в любви, обещания, обещания...
- И куда только смотрит Вилли?
- Генри, что вы там все время бормочете?
- О, я выражал вам свое сочувствие. Продолжайте, прошу вас.
- Представляете, сегодня... ну, то есть вчера, как раз незадолго до начала поисков клада, он буквально силой затащил меня сюда, в библиотеку. Целоваться лез! Золотые горы обещал! Ну разве это не ужасно?!
- Да, это действительно ужасно... Дебби, в своей записке вы также упоминаете о каких-то деньгах. Больших деньгах...
- Ах да, мой муж, ну, полковник, обещал подарить мне бриллиантовый гарнитур на первую годовщину нашей свадьбы. Она ведь уже на днях. Вы разве не знали?..
- Итак, трое уже отпали, это не может не радовать. Но откуда же, черт побери, такие деньги у простого полковника?
***
- Мистер Фест...
- Фест-Вудсток, с вашего позволения.
- Б-б-берти, к-к-как вы м-м-могли! П-променять м-м-мою с-с-сестру н-на т-такую женщину. В-в-вы же ей н-не инт-тересны. С-совсем.
- Не понимаю, о чем вы говорите, Реджи?
- Он говорит о миссис Арбентот, мистер Фест-Вудсток. О Дебби.
- О Дебби? Что за намеки?! Да как вы смеете?! И что значит – «не интересны совсем»? Вы меня оскорбляете...
- К-к-к-к сожалению, эт-то ее с-с-слова. М-м-мисссис Ар...
- Просто Дебби, Реджи.
- Деб-б-би сама п-призналась, что ее интересует т-т-т-только мистер Б-б-блоссом.
- Ну что за женщины пошли! Нет бы сразу сказать! О Господи, как же хочется курить...
- Мистер Фест-Вудсток, а что за золотые горы вы ей обещали?
- Кому? Вилли?
- Почему Вилли? Дебби.
- Дебби? Ааа... это не золотые горы, это новая постановка. Спектакль, который обещает быть необычайно успешным. С большой-перебольшой прибылью, знаете ли... Так, говорите, Дебби я не нужен совсем?
- Совершенно точно.
- Прискорбно, весьма прискорбно... Лорд Генри, а вы случайно не курите? Так хочется курить! Вот полжизни отдал бы сейчас за хорошую сигару из черного табака!
- К сожалению, нет, мистер Фест-Вудсток. За черным табаком вам лучше обратиться к кому-нибудь другому.
- Вы не поверите, но ни у кого нет. Даже у полковника. Представляете, выкурил сегодня днем последнюю. А лорд Лорд курит только трубку. Вот незадача!
***
«Что странно, так это то, что после миссис Арбентот позвали мистера Фест-Вудстока, а не ее мужа... Впрочем, полковник производит впечатление мужчины недюжинного самообладания. А еще он любит животных, особенно собак. Правда, только крупных пород...»
Из дневника мисс Ингрэм
***
- Полковник, проходите, присаживайтесь. Надеюсь, вы нам поможете.
- Да-да, конечно. Помощь страждущим – кредо английской армии. Солдаты Ее Величества всегда готовы помочь подданным королевства в беде.
- И ча-ча-часто п-приходится п-п-помогать?
- Да вот, не далее как сегодня днем пришлось вступить в неравный поединок с разъяренным зверем.
- Зверем? Каким же, позвольте узнать?
- Ой, вы знаете, я в этих пуделях не разбираюсь.
- Пуделях??
- Ну или таксах... Разве это собака? Так – одно название. То ли дело – дог или борзая!
- При чем тут борзая? Вы сражались с борзой?
- Да нет же, это был песик леди Агаты. Он напал на Вильгельмину в коридоре второго этажа, когда мы поднимались переодеваться к ужину. Вцепился в ее юбку, начал рычать... Бедная девочка! Она так визжала. Пришлось применить силу, чтобы отодрать от нее эту псину. Но, увы, он так крепко вцепился в юбку, что умудрился отхватить от нее лоскут. Досадно, платье было отменное. Да-да, отменный шелк.
- А в-в-вы т-так хо-хорошо разбираетесь в т-т-тканях?
- Да, знаете ли, пришлось научиться разбираться во всем понемногу, когда начал играть на бирже. Без знаний капитал себе не обеспечишь. А ведь мне, скажу без ложной скромности, это удалось...
- Что вы говорите! Как интересно... Что, Реджи? Чего ты толкаешься?.. Ах да, конечно. М-м-м... Полковник, не угостите ли сигарой?
- Помилуйте, Генри, вы же сами сегодня утром забрали у меня дюжину сигар. Мне осталась всего одна, и ту я, увы, выкурил сразу же после ланча.
- Ой, что-то я запамятовал. В самом деле, вы же отдали мне все свои запасы. Приношу свои извинения.
- Полно вам. Ведь я так понял, что это для дела?
- Г-г-генри, а з-зачем тебе по-понадобилось ст-т-т-только сигар? И и-и-именно с-с-егодня?
- Я проводил опыт для новой книги. Роберта Грея оглушают и бросают в запутанный лабиринт. Чтобы не заблудиться, он разрезает сигары и оставляет дорожку из табачных крошек. Мне необходимо было узнать, какой длины дорожка получится из дюжины сигар.
- Б-б-боже, к-какой интересный ход! А к-кто его ог-оглушает?
- Узнаешь, когда выйдет книга. В самом деле, Реджи, ты же не думаешь, что я раскрою тебе всю интригу прямо сейчас?
- М-м-м... Я вам больше не нужен?
- Нет, спасибо, полковник. Вы нам очень помогли.
***
- Ну что, Эдуард, мне готовиться к аресту? Наденешь наручники прямо здесь или прежде выведешь за ворота, чтобы не расстраивать маму с папой?
- Неужели ты совершила нечто недостойное? Как же так, Вильгельмина? А я ведь искренне полагал, что ты покончила с темным прошлым.
- Давай не будем о моем прошлом, кузен. Оно стало темным исключительно благодаря тебе.
- В-в-вилли!..
- Да-да, тебе, Эдуард, и твоим дурацким выходкам! Тем выходкам, за которые в итоге расплачивалась я.
- Я лишь отплатил тебе твоей же монетой. Ты ведь первая все начала!
- Но мне было пять лет!
- Мне тоже!
- Г-г-генри! В-в-вилли!
- Реджи, заткнись!
- Д-да сколько же можно?!!! В-вы д-д-двое ве-ведете себя как парочка за-задиристых петухов! А у н-нас, между п-прочим, г-грабитель та-так и н-не н-н-н-найден!
- Как не найден? Я думала, вы собирались обвинить меня? Эта старая карга Агата уже всем уши прожужжала в гостиной о том, что я воровка и меня надо засадить в тюрьму по меньшей мере на двести лет.
- Э-э-э... Ну, вообще-то у нас нет против тебя никаких улик. Полковник только что рассказал, как обстояло дело с нападением Вульфа, а кроме лоскутка платья против тебя ничего больше не свидетельствует.
- Ну, вот и хорошо. Я так и знала, что в итоге все разъяснится! Тем более, что рядом со мной все время кто-то был...
- Т-т-так уж и в-все в-в-время!
- Ну да. Сначала мы искали клад с тобой, Эдуард. Помнишь, мы ходили по комнатам, разгадывая папины шарады, и по дороге наткнулись на Орландо? Потом оказалось, что искать тайник надо возле парадного входа. Ты еще ворчал, что прятать клад возле входных дверей могло прийти в голову только круглому идиоту.
- Я и сейчас так думаю...
- Позже, насколько я помню, тебя позвали к телефону, а спустя какое-то время после твоего ухода с нами раскланялся викарий: его вызвали в приход – экономке срочно понадобилась помощь в дегустации пунша.
- Г-г-господи, и т-т-тут этот т-т-треклятый п-п-пунш!
- Реджи, ты о чем? Это же Рождество!.. В общем, мы с Орландо провозились с папиной головоломкой еще битых три часа.
- Да там ребенок справился бы за двадцать минут!
- А мы с душкой Орландо никуда не торопились. Не перебивай!.. После мы с Орландо попрощались перед его комнатой. И между прочим, я тогда же слышала голос, доносившийся из спальни старой перечницы, она уже была там с Дианой Я направилась к себе, чтобы переодеться к ужину, и подверглась нападению этого животного. Если бы не полковник!.. Он спас меня и проводил до моей комнаты. Как видите, рядом со мной все время кто-то был.
- В-в-вилли, ты та-та-так п-подробно в-все описала...
- Не ты один, знаешь ли, читаешь детективы, а в романе «Одна надежда на алиби» Роберт Грей как раз и спасся от алжирского суда, доказав, что все время был не один. Главное – хорошо сосредоточиться, и тогда...
- Вильгельмина, ты читаешь мои книги? Какая честь для меня.
- А что тут такого? Подумаешь! Просто под руку попалась... Случайно... Я вовсе и не собиралась читать – так, перелистнула пару страниц. И вообще, что вы так на меня смотрите? Да, я читала этот роман. И другие тоже читала! А что еще мне делать, если Берти днюет и ночует в театре, а я в этом жутком холодном доме, без подруг, совсем одна...
- Вилли, ты плачешь? Нет, сегодня решительно день неожиданных открытий.
- С-сестра...
- Ну что вам от меня надо? Оставьте меня в покое!
- Вилли, ты куда?..
- М-м-м... Ты видел то же, что и я?
- К-кажется, д-да.
- Перед нами только что рыдала железная Вильгельмина Вудсток-Фест?
- О-о-определенно. Н-н-но ты слышал, что она с-с-сказала п-про в-в-в-в...
- Викария? Слышал, к сожалению. Выходит, викарий почти сразу же ушел из дома... А кстати, с кем он должен был искать клад?
- В-в-вообще-то со м-мной и Д-д-д...
- Да-да, Дианой, я понял. Значит, он присоединился к вам, потом его вызвали в приход и вернуться через парадный вход он бы не смог – Вилли с Орландо проторчали там до вечера... Но ведь викарий мог воспользоваться и черным ходом!
- У-у-вы, н-не мог. На к-к-кухне в-в-весь день в-в-варили п-п-п-п...
- Точно! Они варили там этот чертов пунш!.. Ну все, я умываю руки! Еще утро не наступило, а из семи подозреваемых не осталось ни одного – сумасшедший дом какой-то. Я сразу понял, что это гиблое дело.
- Г-г-генри, н-но мы еще не д-д-допросили в-викария. Возможно, он д-д-даст нам н-новую зацепку, и у нас снова по-появится п-п-подозреваемый?
- Ну хорошо, допрашиваем викария – и ставим точку.
***
«Первоначальный интерес к расследованию угас, на смену ему пришла усталость. И вряд ли кто-то, кроме леди Агаты, нетерпеливо ждет результата... Потихоньку светает, лорд и леди Вудсток уже спят, остальные – кто дремлет сидя, кто неудержимо зевает. Когда же...»
Из дневника мисс Ингрэм
***
- Ваше преподобие, к несчастью, мы вынуждены побеспокоить вас по весьма прискорбному поводу.
- Всь’внм’е
[16].
- Не потрудитесь ли пояснить, где вы провели сегодняшний день вплоть до возвращения в поместье вечером?
- Судвольст’ем! Знчтк, вйдяизвдстка пслелнча пслчаю вшевамайлорд пръезда и пръезда мссссс и мстстс’Фст (Рджинльд, айхоп, вы пзволътем, сктак, дл’кртксти, нзтьв’шу-сстру мссссс’Фст, не’Вдстк-Фст?), й’отпрлся-впрход. Делвтм, чт’мссссс Ннтнгйл – каквмизвстно, эт’мъя эк-ка – прсила’мня-прдегстирвть пнш, кторый она отнсет’бдным. Тким’обрзм, к’дцтичсссмппплдни...
[17]
- Ох... Реджи, сдается мне, надо либо звать Орландо, либо отпустить викария с миром. По мне, так лучше отпустить. Что скажешь? Реджи?
- П-простите, м-м-мне надо на с-с-секундочку выйти.
- Сбгм, снмй
[18].
Глава 6
25.12.1925, 06:00 a.m.
- Ничего не понимаю, - покачал головой лорд Маркс, глядя, как за юным Реджинальдом захлопнулась дверь. – Ваше преподобие, вы что-нибудь понимаете?
- Й’ващенчон’пмю!
[19] – развел руками преподобный Уитвики, страдальчески поморщившись.
- Должен признать, расследование потерпело крах, - вздохнул Генри. – Дело в том, что алиби есть у всех, даже у прислуги. Какая неприятность! Здесь спасовал бы сам Роберт Грей.
Викарий приблизился к нему и сочувственно похлопал по плечу.
- Благодарю. Что ж, думаю, имеет смысл поставить в известность остальных, - задумчиво произнес лорд Маркс, который, впрочем, отнюдь не выглядел так уж сильно расстроенным. – Вполне возможно, колье просто стащил Вульф и спрятал где-нибудь.
Не будучи уверенным в том, что его правильно поймут, викарий в ответ на это показал два больших пальца, поднятых вверх. Очевидно, версия ему понравилась.
- Друзья, должен заметить, что я... - распахнул дверь в малую гостиную Генри, решив начать без долгих предисловий, - ... не понимаю, что здесь происходит. Почему все спят?
Действительно, все горе-подозреваемые мирно спали, расположившись, кто как мог. Лорд и леди Вудсток, держась за руки, задремали на диване у камина. Полковник, прямой, словно аршин проглотил, сидел на стуле и громогласно храпел. «Театральное трио» Блоссом, Берти и миссис Арбентот устроилось на диване по другую сторону камина от четы Вудсток, разместившись так же причудливо, как переплелись их взаимоотношения. Вилли нервно вздрагивала во сне, устроив голову на коленях леди Агаты, которая впала в состояние, близкое к летаргии, сидя на софе еще прямее полковника (жесткий корсет оставлял истинной леди мало свободы маневра, а леди Агата любила повторять, что как только жительницы Туманного Альбиона перестали носить корсеты, Британия начала приходить в упадок). Диана крепко спала на оттоманке.
- А-а...
Лорд Маркс сделал неопределенный жест рукой, явно не зная, как поступить, когда в гостиную ворвался Реджинальд. Лицо юноши пылало, глаза сверкали за стеклами очков.
- И-и-и-извините н-н-нас, в-ваше п-п-п-п... тьфу ты черт! – выпалил Реджи и втолкнул Генри назад в библиотеку, захлопнув дверь прямо перед носом изумленного викария.
- Н-н-ну, брат писатель, это уж слишком. С-с-слышишь, Г-г-генри, слишком! – от возмущения Реджи заикался только через слово.
- О чем ты, Реджи? – искренне удивился лорд Маркс.
- К-к-как ты ловко все устт-т-троил. С-п-п-пп... специально не спросил м-м-миссис М-м-м-м... м-м-м...
- Миссис М.?
- Да! Про ш-ш-ш-шоколадные к-конфеты! Т-ты брал у нее несколько днем, она т-т-т-только что мне сказала. А н-на допросе т-ты с-с-спросил ее т-только про ш-шоколадки!.. Днем ты в-взял конфеты, утром оставил полковника без сигар... И я о-о-просил слуг – н-н-никто н-не видел, к-как ты г-говорил по телефону. Т-ты все п-п-подстроил! Зачем, Г-г-генри?
- Брось, Редж, ты же не думаешь...
- Именно это я и думаю! – отрезал Реджинальд, решительно рубанув воздух рукой. – С-с-стыдно, Г-генри. Мы же родственники. Т-ты богат, зачем тебе к-к-колье?
Лорд Маркс глубоко вздохнул и взъерошил волосы. По всему было видно, что его раздирали некие противоречивые желания. Наконец он сдался на милость одного из них.
- Ладно. Да, признаю, это я взял колье.
- Ук-крал!
- Нет, взял на время.
- Но зачем? Ты п-подумал о тетушке Агате? Ее же мог хватить удар. Да чуть не хватил, на с-с-самом деле, - возмутился Реджи.
- Агату? – расхохотался Генри. – Да она нас всех переживет. Уж за нее не беспокойся.
- Т-так зачем т-ты т-так п-п-п-подло поступил? – не отставал юный Вудсток.
- Понимаешь...
- Ничего не п-понимаю.
- Вот что ты увидел в последней книге о Роберте Грее?
- То есть к-к-как? – опешил Реджинальд, меньше всего ожидавший подобного вопроса. – Ну, он расследует то дело в П-париже...
- Да, и большую часть времени торчит в дансингах и кабаках. Роберт Грей выдохся.
- Не смей, Г-г-генри! – горячо заступился за кумира Реджинальд. – Г-г-грей никогда не с-с-сдается! П-помнишь, как ты его б-б-бросил крокодилам? В-выплыл же! И с-с-сейчас выплывет.
- Грей себя изжил, - безжалостно продолжал Генри. – Всю книгу он только и делает, что пьет шампанское с красотками или гоняется за преступниками с пистолетом наперевес. Понимаешь, это творческий кризис. Реджи, застой для писателя губителен! Нужно искать новые сюжеты, новых героев.
- То есть, т-т-ты хочешь сказать, что больше не с-с-станешь п-писать про Грея?
- Именно. И у меня появился план – перенесем преступления сюда, в Англию. Хватит экзотики. Пока не решил, будет ли герой бельгийцем или англичанином, но совершенно точно знаю, что у него должен быть помощник. Военный в отставке, к примеру.
- П-п-подожди, п-подожди, я ничего не понимаю. При чем здесь колье тетушки Агаты?
- Видишь ли, мне хотелось искусственно создать ситуацию, в которой под подозрением окажутся сразу все, ну или хотя бы несколько человек. Так сказать, идеальное преступление. Очень удачно подвернулся полковник со своими сигарами, да и таких страстей среди наших театралов я не ожидал. И видишь – прокол. Не учел конфеты. Ты молодец, Реджи, - похлопал он кузена по плечу.
- Ужасно. – Потрясенный Реджинальд опустился на софу и принялся рассеянно протирать очки краем жилета. – Даже не знаю, что и думать. С-с-стыдно, Г-генри, так поступать.
- Гм-м...
- А к-колье? Т-ты же ничего с ним не сделал?
- Разумеется, нет. За кого ты меня принимаешь? – обиделся лорд Маркс.
Ответом ему был выразительный взгляд.
- Я в любом случае собирался его вернуть, когда расследование зашло бы в тупик. И ведь так оно почти и случилось... Знаешь, мне кажется, что новому герою в помощники может сгодиться не только отставной военный. Любопытный выпускник частной школы, скажем, тоже неплохой вариант.
- П-п-правда? – просиял Реджи, впрочем тут же снова посерьезнев. – Но к-колье обязательно надо в-вернуть. К-как м-можно скорее...
- ... Пока все спят, - подхватил Генри. – Хотя от твоих воплей они, наверное, уже проснулись... В общем, ты прости меня, Реджи, за этот трюк. Давай, не будем волновать твою матушку еще сильнее. Пусть все останется строго между нами.
- Т-т-т-только, чур, напарник г-главного героя не будет з-з-заикаться!
***
«Наконец-то наступило Рождество. Выпавший за ночь снег осветил все вокруг, так что при взгляде в окошко кажется, будто мы оказались в волшебном мире... Что принесет мне этот новый день? И удалось ли что-нибудь выяснить сэру Генри?»
Из дневника мисс Ингрэм
***
- Хм-м... Друзья. Друзья мои! Вставайте, наступило рождественское утро!
Строго говоря, заря еще только-только занималась. Вернее сказать, рождественская ночь плавно перетекала в утро. Генри слегка преувеличил.
- О, черт подери, - прочистила со сна горло леди Агата. – Диана, где мои папиросы?
Мисс Ингрэм встрепенулась и бросилась к хозяйке с портсигаром.
- Арбентот. Арбентот! Угостите даму спичкой. – Леди Стэкхаус бесцеремонно отпихнула от себя Вильгельмину, пребывавшую в полнейшем ужасе от того, что она заснула рядом со «вздорной старухой».
- Итак, друзья, должен вам сообщить, что расследование зашло в тупик, - возвестил Генри.
- Тогда чего ты так сияешь? – возмутилась леди Агата чужому хорошему настроению.
- Так Рождество же. С чем я вас, кстати, и поздравляю. Полагаю, сейчас ничего принципиально нового мы не узнаем. Предлагаю разойтись по комнатам и отдохнуть.
- Да, д-д-давайте так и п-поступим, - поддержал кузена Реджинальд.
- Что ж, лично я только за, - откликнулся Орландо Блоссом, имевший на все свою точку зрения. – «Покой и тишина, о сколь любезны вы в часы страданий, чувств взвихрений!»
- Обожаю этот монолог профессора Икс, - дежурно восхитилась леди Кларисса. – Особенно «взвихрения». Как тонко сказано.
- Импровизация, - самодовольно улыбнулся Блоссом, который и спросонья мог позировать для журнала мужских мод.
- Отлично, отлично. Поздний завтрак подадут позднее. – Одним из немногих недостатков лорда Вудстока было то, что он практически всегда озвучивал самые очевидные вещи. – Идемте, дорогая, вам не помешает отдохнуть.
Гости расходились по комнатам. Вилли несколько задержалась в алькове малой гостиной, распекая супруга громким шепотом за несколько украдкой брошенных им на миссис Арбентот взглядов, когда сверху раздался уже знакомый вопль. Те немногие, кто еще оставался внизу, переглянулись.
- Если у старухи опять что-то украли, пока мы спали, я сама ее убью! – пригрозила Вилли и бросилась наверх, преследуемая по пятам остальными.
Зрелище напоминало традиционную охоту на лис, благо, кое-кто из бегущих был в красном.
- Хватит уже. Закрывайте свои шкатулки на ключ! – С этими словами Вильгельмина и ворвалась в комнату тетки.
Леди Агата, держась за сердце, стояла у раскрытого ларца, который вечером так придирчиво разглядывали на предмет улик Генри и Реджи. Заглянув в ларец, еще не успевшие отойти ко сну гости увидели колье, подаренное леди Стэкхаус самим графом Твидом очень-очень давно. Рядом с украшением лежали маленький букетик оранжерейных цветов и веточка остролиста.
- Ничего себе, - протянул Берти. – Очень мило.
- Милорд, прибыла полиция, - провозгласил Клинтон с порога.
- Лорд Вудсток, оставьте волнения, закон и порядок уже здесь, в моем, так сказать, лице, - заплетающимся языком высокопарно изрек толстый коротышка в потертом сером плаще, лоснящихся на коленях брюках и дурно начищенных ботинках. – Инспектор Дженкинс и Бонд к вашим услугам.
- Где вас воспитывали, господа Дженкинс и Бонд? - пошла в атаку леди Агата. – Врываться в спальню дамы! Немедленно вон!
- Право, инспектор, нам очень неловко, но, по всей видимости, вызов придется отменить, - произнесла леди Кларисса.
- Та-а-ак. – Инспектор даже слегка протрезвел. – Хищение в особо крупных размерах имело место или нет? Помните об отвес-с-свес-сти за дачу ложных показаний.
- Нет, не имело, - как истинный джентльмен решил принять огонь на себя полковник Арбентот.
- Не было такого, - поддержал друга лорд Вудсток.
Викарий жестами призвал господа в свидетели, что ничего подобного в Вудстоке не произошло, за что он, викарий, готов поручиться лично. А поскольку он, викарий, лицо духовное, то сомневаться в правдивости его, викария, слов у служителей закона нет ни малейших оснований. Пантомиму преподобного Уитвики с большим интересом наблюдали все присутствующие, включая Бекки и Бетти, притаившихся за китайской вазой в коридоре и то и дело хихикавших в кулачки.
- Ну, знаете! – возмутился инспектор, выхватив из кармана книжечку в обложке под кожу и перьевую ручку. – Возмутительно. Потрудитесь уплатить в казну штраф за ложный вызов. – Он вручил лорду Вудстоку выписанную квитанцию и развернулся к выходу. – Бонд, за мной!
- Слушаюсь, сэр! Господа, имеем честь. – Молодой полисмен устремился следом за начальником, то и дело забегая вперед, чтобы заглянуть ему в лицо, видимо, стараясь не упустить момент перемены настроения. Гости Вудстока в немом изумлении следили за странной парочкой. Полковник – всегдашнее воплощение сдержанности и дисциплины – неодобрительно покачал головой.
Глядя, как за полисменами закрылась дверь, викарий почесал нос и задумчиво произнес:
- И’вcктак-й’чотн’пнял...
[20]
Раз, два, три, четыре, пять - я иду спасать!
В тот судьбоносный день меня разбудил звонок:
- Дорогой, миленький, беда! Страшная беда! Только ты можешь помочь! Я буду у тебя через пять минут.
И белка Стрекотунья – а это, насколько я успел понять спросонок, была она – бросила трубку.
Следующим потрясением стало то, что я заснул прямо в офисе и на часах уже десять утра. А ведь обещал жене, что принесу новогоднюю ёлку рано утром, и дети её не увидят. Придётся теперь как-то выкручиваться, сегодня тридцать первое, дальше оттягивать уже просто некуда.
Едва я успел кое-как умыться и попытаться привести себя в порядок, как дверь распахнулась, и в офис влетела взъерошенная и перепуганная белка.
- Миленький, беда, страшная беда! Я за тобой - мы должны всё исправить! – с порога затрещала она.
- Подожди, объясни сначала толком, что случилось? – перебил я.
Белка посмотрела на меня так, словно я свалился с луны:
- Да ведь шишка пропала!
Я почувствовал себя участником какого-то странного реалити-шоу.
- И что?
Казалось, Стрекотунья сейчас взорвётся.
- Как что? Как что? Это же шишка самого главного Снеговика-почтовика!
Ох, это существенно меняло дело. Ведь известно, что всем детям (даже непослушным, хоть родители и говорят, что это не так) в Новый год Дедушка Мороз приносит подарки. Но не все знают, что для того, чтобы он успел за одну ночь побывать в каждом доме, его возит Снеговик-почтовик на специальном грузовике. И заводит он его при помощи волшебной шишки. Конечно, шишка может не только заводить грузовик – она ведь настоящая волшебная – поэтому её берегут как зеницу ока. Поговаривают, что если знать правильные слова и правильное место, то шишка может исполнить несколько очень крупных желаний. Или превратить что-то маленькое и невзрачное во что-то крупное и ценное. Сам я к слухам особо не прислушивался – мне хватает того, что есть, и на чужое я никогда не зарился, – но в курсе событий был. Целый год волшебная шишка хранится в надёжно охраняемом тайнике, и только тридцать первого декабря Снеговик достаёт её и начинает готовить машину к выезду.
И теперь, если шишка пропала, Новый год может не наступить. Ведь если дети не получат подарки, они так расстроятся, что время может замереть на месте.
А белка продолжала:
- В двадцать два ноль-ноль Снеговик уже должен выехать, а шишки нет! Мы всё обыскали! – Белка в волнении принялась носиться по кабинету, перебирая лапками все мои папки и листочки-напоминалки. – Мы перерыли каждую коробочку, даже самые маленькие. Шишки нигде нет!
Внезапно она резко остановилась и подбежала к моему столу.
- Зайчик, миленький, только ты можешь нам помочь! Ты ведь самый лучший детектив во всём волшебном лесу! – прошептала Стрекотунья, заглядывая мне в глаза.
А ещё и самый честный, и поэтому я знал, что самые лучшие специалисты в нашем лесу - мистер Лис и его напарница - мышь Юка, и лучше всего было бы обратиться к ним. О чём я не замедлил сообщить белке.
- Мы хотели нанять мистера Лиса, - грустно ответила та, - но он уехал в новогодний отпуск. Его автоответчик сообщает, что на Багамы. А как связаться с мышкой - никто не знает. Да и не станет она, наверное, без напарника работать.
Я призадумался. Странно как-то: пропадает главная шишка, а мистер Лис неожиданно уезжает на Багамы. Это очень на него не похоже, большего домоседа еще надо было поискать. Он любил повторять, что расследовать дела можно и не выходя из дома, и у него даже получалось. Ещё бы, ведь его напарница могла проникнуть куда угодно!
Мог мистер Лис знать о свойствах волшебной шишки? По всему выходило, что мог. Но он казался полностью довольным своей жизнью и карьерой, и вряд ли рискнул бы связаться с магией.
Я спросил белку:
- А кто знал про волшебную шишку? Кто мог предполагать, где она хранится?
Стрекотунья тут же затараторила:
- Дед Мороз. И внучка его, Снегурочка. Потом Снеговик-почтовик. И персонал новогодней кампании: я, как секретарь, и мишка Трофим, как главный ассистент. А ещё, наверное, мелкие служащие и...
- Погоди, - перебил я, - и все-все знают, где именно секретный тайник?
- Нет, конечно! – воскликнула белка. – Только Снеговик-почтовик. И Снегурочка. Но они вне подозрений, и ведь это
Снеговик обнаружил пропажу и тут же всем сообщил...
- Я должен осмотреть место преступления.
- Нельзя, - быстро ответила белка. – Несмотря на то, что тайник, скорее всего, взломали и использовать его больше нельзя, в замке всё равно ещё достаточно секретов, о которых не должен знать посторонний. Не обижайся, Зайка, но у тебя пока не та квалификация, чтобы давать тебе допуск.
Интересно, для такого важного расследования моя квалификация подходит, а для того, чтобы пройти в чертоги Зимних Владык – нет. Даже обидно как-то. А главное, непонятно с чего вообще тогда начинать и как вести дело. Да и время поджимает.
Словно прочитав мои мысли, белка вытащила из сумки и протянула мне конверт.
- Здесь все, что собрал бобёр, наш начальник охраны.
Внутри оказался детальный отчёт с места преступления. Получалось, что в семь утра Снеговик-почтовик вошел в хранилище, чтобы забрать шишку и подготовиться к выезду. Он обнаружил пустой – здесь слово было вымарано, но я предположил, что речь о тайнике – и никаких следов взлома. Значит, похититель знал волшебный пароль, либо обладал достаточным количеством магии, чтобы подавить сопротивление тайника. На месте преступления обнаружили несколько волосков и волокон, результаты анализов прилагались. Как они, однако, оперативно сработали.
Несколько строчек привлекли мое внимание. В документах говорилось, что один из найденных волосков принадлежал женщине без возраста, магический фон зашкаливал за восемьсот, а металлическая чёрная нить, застрявшая в – тут снова было вымарано - была частью волшебного невидимого полотна. Такую ткань изготавливали лишь в одном месте и поставляли лишь одному заказчику. Значит...
- Да, ты правильно понял. Это Баба-Яга и Кощей, - предварила мой вывод Стрекотунья.
- И я вам понадобился не для того, чтобы провести расследование, а...
- Чтобы проникнуть в избушку Яги и вернуть шишку, ты всё правильно понял, - снова перебила белка.
- А почему вы думаете, что шишка там, а не в Высоком замке Кощея? – спросил я, уже догадываясь об ответе.
- Потому что к замку лететь три дня и три ночи, а самое подходящее время, чтобы использовать шишку - сегодня. Да и верное место недалеко – в соседнем лесу. Но я тебе этого не говорила, - спохватилась Стрекотунья.
- Ответь мне лишь на один вопрос, - медленно начал я, - ты думала, что у меня есть ход в погреб Бабы-Яги или просто надеялась, что я быстро что-то придумаю? И зачем понадобилось водить меня за нос? Разве нельзя было просто рассказать, что шишка у магов?
- Это несколько вопросов, - улыбнулась секретарь Деда Мороза, - но так и быть, отвечу на все, ты заслужил.
Меня задели её слова – ведь мы с белкой вместе учились, и ей прекрасно известны мои знания и успехи, как она могла сомневаться во мне и откуда этот покровительственный тон? Я собрался было обидеться уже по-настоящему, но любопытство пересилило.
- Мы сразу поняли, что за похищением шишки стоят Баба-Яга и Кощей, - призналась белка, – только у них есть достаточно сил и умений, чтобы успешно обойти нашу защиту. Да и про все места силы Бабе-Яге известно. Но у нас нет времени затевать конфликт или долгие переговоры – под угрозой Новый год. Поэтому нужно действовать решительно, дерзко и нестандартно. Твоя, Заяц, репутация говорит сама за себя – даже если у тебя и нет тайного хода к Яге, ты обязательно что-нибудь придумаешь или знаешь к кому обратиться.
- И всё же, зачем было ходить вокруг да около? – продолжил допытываться я.
- Ах, маленькая проверочка, - отмахнулась Стрекотунья. – Вдруг ты размяк и обленился в преддверии праздника. Послушай, мы с тобой сильно задержались, нужно торопиться, иначе Новый год не спасти.
- Погоди, что значит «мы с тобой»? Ты никуда не пойдёшь. Я всегда работаю один, да и если к бабуле идти, - даже в своём офисе, под защитой крепких стен, я избегал лишний раз называть ведьму по имени, мало ли, - то тем более следует соблюдать осторожность.
- Заяц, - мягко сказала белка, - для начала ты не знаешь, как шишка выглядит. И пути к чертогам Зимних Владык не знаешь тоже. Не волнуйся, я тебе не помешаю – я проходила специальный курс по азам магии, и каждые полгода сдаю экзамен по физической и военной подготовке.
Вообще-то путь к чертогам я знал, но белке об этом говорить почему-то не стал. К тому же она была права – я действительно понятия не имел, как выглядит волшебная шишка.
Собираться мне было недолго: наскоро рассовав по карманам ключи и несколько полезных мелочей, я отправил факс с объяснениями и извинениями жене и детям, натянул шляпу, бросил последний взгляд на ёлочку, которой, видимо, так и не доведётся побывать нарядной и праздничной, и мы с белкой покинули офис.
У меня действительно был потайной ход к Бабе-Яге. Когда-то давно я расследовал одно дело с мётлами, к которому была причастна вредная старуха. У нас случилось небольшое разногласие, и, хоть внешне мы вроде как разрешили дело миром, пару камней за пазухой друг другу припасли. По крайней мере, я был уверен, что Яга точно так просто меня в покое не оставит. Поэтому предпочел предпринять меры заранее.
О существовании хода не знал никто, даже моя семья. Не показал бы я его и Стрекотунье, если бы не чрезвычайные обстоятельства. Как я посмотрю в глаза своим детям, если буду знать, что мог спасти их любимый праздник, но не сделал этого, побоявшись доверить свои тайны другу. Ну ладно, не совсем другу, бывшей однокласснице, с которой мы иногда перекидывались парой слов после выпуска и поздравляли друг друга с праздниками по телефону. Как-то она звала меня на работу в администрации Деда Мороза, но я предпочёл свободу. Несколько лет назад я приглашал белку на празднование рождения своей младшей дочери, но та улетала в срочную командировку и не смогла присутствовать. Словом, близкими друзьями мы не были, но знали друг друга давно, кое-что вместе повидали и какие-то основания для доверия имелись.
Поэтому скрепя сердце я впустил Стрекотунью в узкий лаз, начинающийся над Тихим озером у третьей камышины, если считать от большой ели. Тоннель вел прямиком к куриным ногам, а когда мы взобрались по ним наверх, я открыл хитро замаскированный люк, сделанный знакомыми древоточцами. Яга в свое время умудрилась им крепко насолить, поэтому они были рады оказать мне услугу и устроили за стенами хором ведьмы настоящий лабиринт, из которого можно было попасть в любое помещение, а перед этим даже посмотреть в маленький глазок всё ли спокойно. Конечно, воспользоваться этой системой можно всего один раз, ведь в избушке столько магии, что о появлении незваных гостей ей тут же станет известно. Но выхода у меня просто не было.
Насколько я успел изучить привычки Бабы-Яги, всё самое ценное она хранила в одном месте, под охраной бдительного Баюна. Так что где обнаружится кот – там поблизости должна быть и шишка.
Затаив дыхание, мы крались за стенами и отчаянно прислушивались. Издалека доносился какой-то гул. Когда мы миновали очередной поворот, гул усилился и я, сделав белке знак замереть на месте и по возможности постараться даже не дышать, рискнул заглянуть в глазок. Моему взору открылся настоящий новогодний праздник. В богато украшенной еловыми ветвями и золотыми шарами комнате стоял огромный стол. Покрытый вышитой скатертью, он просто ломился от разнообразных угощений. А во главе стола в обнимку сидели Баба-Яга и Кощей Бессмертный и, размахивая огромными кубками, очень громко и очень фальшиво распевали «В лесу родилась ёлочка». При этом они что есть силы раскачивались и топали ногами так, что пол под ними грозил провалиться.
Я захлопнул заслонку глазка. Увиденное меня очень обрадовало. Судя по состоянию хозяйки дома и её гостя, сейчас они не почуяли бы нас, даже пройди мы у них под самым носом. Но настоящее везение было в том, что кот Баюн терпеть не мог, когда его работодательница ударялась в загул. Он обладал музыкальным слухом и от вокальных экспериментов Бабы-Яги буквально терял разум – мне об этом по секрету поведала одна мышка. Поэтому сейчас он, скорее всего, сидел на своём посту, заткнув уши воском и выпив не менее ведра валерьянки. Меня охватил азарт.
Когда через несколько минут мы со Стрекотуньей достигли чулана Бабы-Яги, я убедился в правоте своих подозрений. Огромный трёхцветный котяра мирно храпел у двери в чулан, свернувшись клубочком на широком ларе так, что было не разобрать, где у него хвост, а где морда.
Постаравшись не скрипнуть дверью, мы вошли внутрь. Внутри маленькой тесной каморки, на сколько хватало глаз, тянулись полки, уставленные всякой всячиной. И вот тут нас поджидал настоящий сюрприз: Яга оказалась страшной аккуратисткой, все вещи были упакованы в одинаковые коробки и снабжены отпечатанными ярлычками. Вряд ли с волшебной шишкой ведьма поступила так же, но у дальней стены я заметил небольшой сундучок с гигантским навесным замком. Если где и искать, так только там.
Я достал свою коллекцию отмычек и, немного повозившись, справился с замком. Он оказался простым, не магическим. Видимо, Баба-Яга не ожидала, что у кого-то, не умеющего колдовать, хватит дерзости проникнуть в её святая святых.
К моему удивлению, в сундучке оказались лишь несколько тоненьких прутиков, надколотое блюдце с золотым ободком и ворох каких-то бумаг. Белка тут же выхватила их и принялась изучать.
- Что ты надеешься там найти? – в нетерпении спросил я.
Вместо ответа Белка подняла голову и как-то странно на меня посмотрела. Ее глаза блеснули нехорошим зелёным огнём.
- Стрекотунья? – осторожно спросил я. – Что с тобой? Нам нужно искать шишку! До десяти вечера остался всего час.
Белка начала хихикать. Как-то по-старушечьи, хрипло и очень странно.
- Ах ты глупенький, несчастненький Зайка-бедняжка. Как же просто оказалось тебя провести. Как же легко ты мне поверил. Волшебную шишку никто не похищал. Она лежит себе спокойненько в тайничке у Снеговика-почтовика. Ждёт своего часа.
- Ты не Стрекотунья, - наконец-то сообразив, прошептал я.
- Верно, - продолжала веселиться обманщица в беличьей шкурке. – Я Болотная Гнилушка.
- Та самая? Из соседнего леса?
Моя агентурная сеть давно докладывала, что у соседей завелась мелкая пакость. Колдунья не колдунья, нечисть не нечисть, зверушка не зверушка, так, неведомо что. Магии в ней было почти ноль, пользу она приносить не умела, зато обожала заманивать яркими огоньками неосторожных путников и мелких зверьков в болотную топь. А ещё мечтала о большой власти и настоящих Чёрных Делах. И никто не мог её приструнить: как только возникала опасность, вредина бесследно исчезала.
- Она самая, - подмигнула мне Гнилушка, запихивая бумаги в сумку. – Спасибо тебе, Зайчик. Я знала, что у Яги в тайнике хранятся записи обо всех местах силы и другие полезные сведения, но без тебя мне сюда нипочём было не добраться. Вот уж выручил, так выручил. Теперь можно и за шишкой отправляться.
Как я не был растерян и подавлен, но тут навострил уши:
- И как же ты собираешься её добыть?
- Да очень просто, - беспечно махнула лапкой Гнилушка. – Я ведь выгляжу как Стрекотунья, а она всегда отдаёт Снеговику-почтовику карту перед самым отъездом, уже у самого грузовичка. Вот я и пойду с якобы картой, а сама схвачу шишку, проглочу зёрнышко перемещения и тут же окажусь у себя дома. Никто сразу ничего не поймёт, а когда спохватятся, обвинят в случившемся твою подружку. Как раз к тому времени должно пройти действие маковой настойки, которой я её опоила.
Она радостно потёрла лапки.
- Ничего у тебя не выйдет, я тебя остановлю, - решительно заявил я.
Но Гнилушка в ответ лишь рассмеялась. Весело и искренне.
- Ох, и глупенький же ты, - сквозь смех выдавила она. – Ну какой же глупенький! Ты бы лучше, чем обо мне беспокоиться, за спину себе посмотрел.
Я рискнул быстро оглянуться и замер на месте. Из открытой двери прямо на меня шёл Баюн. Пушистый толстый хвост хлестал его по бокам, а взгляд кота не предвещал ничего хорошего.
- Ну, счастливо оставаться, серенький, - раздалось позади. А затем негромкий хлопок сообщил мне о том, что негодяйка воспользовалась зёрнышком перемещения.
Я выпрямился и приготовился достойно распрощаться с жизнью. Договориться с Баюном по-хорошему не выйдет. Во-первых, он мне не поверит, да и слушать не станет, во-вторых, для чего мне жить, если я только что сам, своими лапками, погубил Новый год?
Вдруг раздался жуткий грохот, уши заложило, а поднявшиеся клубы пыли забили мне нос и горло. Прочихавшись и протерев глаза, я увидел, что часть одной из стен чуланчика рухнула внутрь, накрыв собой Баюна и множество полок. В зияющем проёме виднелся зимний пейзаж, а на расщепленных брёвнах восседала с довольной мордочкой маленькая серенькая мышка. Я пригляделся.
- Юка?
Она кивнула и замахала лапками, показывая, мол, бежим.
Я не стал мешкать, подхватил Юку в карман и что есть духу помчался прочь. Впереди забрезжил лучик надежды. Баба-Яга и Кощей не сразу сообразят, что произошло, и погони, вероятно, не будет. До чертогов отсюда рукой подать, я могу успеть разоблачить самозванку.
Во время нашего безумного бегства напарница мистера Лиса, рассказала о том, что неделю назад они отправились в соседний лес расследовать похищение маленьких бельчат. След привёл их к дому Гнилушки. Прикинувшись доброй старушкой, злодейка опоила детективов, заперла их в подвале и пытками вытянула из пленников множество ценных сведений. Однажды ночью напарникам удалось освободиться, но Гнилушка отправилась за ними в погоню, и мистер Лис остался в лесу, чтобы прикрыть Юку. Мышка не знала, удалось ли ему спастись, но знала, что мелкая пакость попытается украсть ценные артефакты из нашего леса, поэтому разослала повсюду птиц и своих родственников-мышей и стала ждать появления Гнилушки. Юка хотела взорвать лиходейку, даже если придётся погибнуть вместе с ней. Но немного не рассчитала, зато спасла меня.
В чертоги мы проникли через маленькую неприметную калитку в заборе, от которой у Юки был ключ. Мистер Лис и его напарница вели несколько официальных дел для Снегурочки и пользовались доверием Владык. За калиткой мы разделились: я побежал к грузовику, а Юка отправилась собирать местную лесную живность на подмогу. Я как раз успел застать Деда Мороза и Снеговика на подходе к грузовику.
- Постойте! Погодите! – закричал я, подбегая поближе. – Белка ненастоящая!
Дед Мороз и Снеговик остановились и недоумевающе переглянулись.
- Это в каком смысле? – оторопело спросил почтовик. – Заяц, как ты сюда вообще попал?
В этот миг из гаража вышла Гнилушка в обличье белки. Нахалка как ни в чем не бывало подошла к нам и спокойно сказала:
- Ах, вот ты где, Заяц. А жена тебя обыскалась, ну хорошо, что нашёлся. – Она повернулась к Деду Морозу и понизила голос до шёпота, но так, чтобы я всё слышал. – Представляете, уже целую неделю наступающий Новый год отмечает, допился до белой горячки. Никого не узнаёт, рвётся совершать подвиги. Придумал, что волшебную шишку хотят похитить и, видимо, примчался сюда помешать «коварным планам». Ужас что творит.
Дед Мороз и Снеговик понимающе закивали.
- Не слушайте её, - в отчаянии выкрикнул я. – Это не Стрекотунья! Я могу это доказать.
- И как же? – насмешливо протянула самозванка.
- Ответь, сколько у меня детей, - выпалил я первое, что пришло в голову. Вопрос был самый простой - ведь меня все в этом лесу хорошо знают.
Гнилушка широко улыбнулась.
- Это проще простого: четыре сыночка и Лапочка дочка.
- Вообще-то один сын и дочка Лапотунья, - медленно произнёс Дед Мороз, поворачиваясь к самозванке. – А про «четырёх сыночков» это шутка такая. Из старого мультипликационного фильма. Заяц её очень не любит.
Глаза Деда посуровели, и он начал поднимать посох.
Поняв, что прокололась, злодейка потянулась за зёрнышком. Но тут снова в самый нужный момент подоспела Юка – у этой маленькой мышки был настоящий талант спасателя. Она и её невесть откуда взявшиеся родственники облепили самозванку плотным серым ковром, полностью обездвижив. Благодаря их вмешательству Дед Мороз успел заколдовать Гнилушку и передать её бобрам-охранникам, чтобы посадили негодницу в погреб до его возвращения. Перед отъездом он поручил Снегурочке доставить меня домой и проследить, чтобы на Новый год у нас была самая красивая и пышная ёлочка. А мышей попросил разыскать настоящую Стрекотунью и разузнать, что произошло с мистером Лисом.
Я не помню, как тогда добрался домой, и что мне говорила супруга. Едва переступив порог, я уснул, едва дойдя до дивана в гостиной, и проспал трое суток.
Потом мне рассказали, что всё закончилось хорошо. Все дети получили подарки, и Новый год наступил. Мистера Лиса нашли – отрываясь от погони, он провалился в старую медвежью берлогу и там спрятался. На память об этом приключении у него осталась лёгкая хромота и привычка не отправляться на дело, не оставив мне сообщение на автоответчике с детальным описанием куда и зачем он идет. Мышка Юка очень рада, что её напарник остался жив, а Дед Мороз подарил ей и её родственникам пшеничное поле. Гнилушку отправили в горную Академию волшебства на перевоспитание, и недавно директриса написала Снегурочке, что бывшая злодейка делает успехи.
А у меня теперь есть личный пропуск в чертоги Зимних Владык. Об этом деле писали во всех газетах, и супруга очень мною гордится. Я тоже собой очень горжусь и, встречая каждый новый день нового года, с затаённой радостью понимаю, что в этом есть и моя заслуга.
class="book">Имена авторов можно будет узнать на странице конкурса после окончания голосования.
Примечания
1
Мадам, вы плачете? (фр.)
(обратно)
2
Все хорошо, Аннет. Играй дальше. У тебя неплохо получается. (фр.)
(обратно)
3
…Я у Нее одной ищу ответа,
Не потому, что от Нее светло,
А потому, что с Ней не надо света.
И. Анненский.
(обратно)
4
Отрывок из книги Элизабет Питерс «Улица пяти лун»
(обратно)
5
Ажаны – французские полицейские.
(обратно)
6
Приятно познакомиться.
(обратно)
7
Нет ли еще драже?
(обратно)
8
Сковородок и котлов.
(обратно)
9
Дагерротип – предшественник фотографии, снимок, сделанный на металлическую пластинку, обработанную специальным химическим раствором.
(обратно)
10
Отдай, хороший мальчик.
(обратно)
11
Вроде шелк.
(обратно)
12
Жаль ожерелье.
(обратно)
13
Почему бы не запирать его в сейфе?
(обратно)
14
Не стоит поминать имя Господа всуе.
(обратно)
15
Игнатий Лойола – основатель ордена иезуитов, постоянно занимался самобичеванием и самоуничижением, соблюдал строгий пост, ухаживал за больными.
(обратно)
16
Весь внимание.
(обратно)
17
С удовольствием. Значит, так: выйдя из Вудстока после ланча по случаю Вашего, милорд, приезда и приезда мистера и миссис Фест (Реджинальд, я надеюсь, вы позволите мне, так сказать, для краткости, называть Вашу сестру миссис Фест, а не Вудсток-Фест?), я отправился в приход. Дело в том, что миссис Найтингейл – как вам известно, это моя экономка – просила меня продегустировать пунш, который она отнесет бедным. Таким образом, к двенадцати часам пополудни...
(обратно)
18
С богом, сын мой.
(обратно)
19
Я вообще ничего не понимаю.
(обратно)
20
И все-таки я чего-то не понял...
(обратно)
Оглавление
Единственная
Пролог
Глава первая
Глава вторая
Глава третья
Глава четвертая
Глава пятая
Глава шестая
Глава седьмая
Эпилог
Почти английский детектив
Рождественский гусь, или почти детективная история.
Взрослые игры
Турецкие игрушки
- 1-
- 2 -
- 3 -
- 4 -
- 5 -
- 6 -
- 7 –
Неожиданный убийца.
Рождественский БойКот.
Если прошлое вернется...
Деревенские страдания
Два с половиной бандита и собака.
Рождество в Вудстоке
Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
Глава 6
Раз, два, три, четыре, пять - я иду спасать!
*** Примечания ***
