КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Чертова дюжина [Иван Владимирович Сербин] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Иван Сербин Чертова дюжина

«Мы находимся в ситуации, которая, кажется, никогда еще не возникала в истории человечества. Мы создали самые совершенные в мире спецслужбы, а потом выбросили их на улицу…

…Она, эта сила, все время существует параллельно официальной реальности. Она все время рядом, за ближайшим углом».

А. Минкин. «Абсолютно нераскрываемые»
«…Партия оружия и боеприпасов попала в руки правоохранительных органов во вторник.

Оперативники испытали легкий шок, когда сложили все оружие в одну кучу. 30,6 кг пластита (эквивалентно по мощности сотням килограммов тротила), 5 кг тротиловых шашек, 9 автоматов Калашникова, 2 пулемета Дегтярева, 1 станковый авиационный пулемет, 1 пулемет Калашникова, 14 различных гранатометов, 89 гранат Ф-1 и РГД-5, 2 немецких автомата „шмайсер“, 10 пистолетов „смит-и-вессон“, 1 пистолет „ПСМ“, 2 пистолета „глок“, 10 глушителей, 40 взрывателей, 2 оптических прицела, карабин Симонова, 2 помповых ружья, свыше 10 тысяч патронов ко всем видам оружия…»

А. Фокин. «Взрывы откладываются»
«МК», 16 мая 1996 года

Пролог

Его никто не ждал. Они рассчитывали, что к его возвращению их уже здесь не будет. Поэтому, когда он открыл дверь и вошел в квартиру, возникла неловкая пауза. Полноватый, роскошно одетый хлыщ растерянно переводил взгляд с него на Светлану и обратно.

Котов сунул руки в карманы плаща и пошел через комнату, оставляя на ковре мокрые следы. Остановился у дверей спальни, увидел платяной шкаф с распахнутыми настежь дверцами. В трехстворчатом дубовом «желудке» болтались два его костюма. Все. Больше не было ничего. Котов подошел к столу, сел. Достал сигареты, но закуривать не стал. Просто положил пачку на стол. Светлана и ее кавалер насторожено поглядывали на него. Наверное, ждали, когда он забьется в истерике, рухнет на пол и начнет бить по ковру ногами, заливаясь слезами. Хотя, пожалуй, нет. Если бы Светлана думала, что он может так поступить, — ушла бы давно. Ждали эти двое совсем другой реакции. Какой? А черт его знает, чего можно ждать от майора ФСБ.

Котов положил ногу на ногу, покачал мыском туфли.

— Все собрала? — спросил он буднично. — Ничего не забыла?

— Ты… — Светлана зло потрясла пальцем. — Только попробуй. Только попробуй тронуть его!

— Кого? — поинтересовался Котов спокойно. — Этого, что ли? — и кивнул в сторону напряженного кавалера. — На фиг он мне сдался?

— Ты знаешь, кто его отец? — Светлана все еще полагала, что вот сейчас он, Котов, в благородном порыве кинется бить лицо этому хлюсту. — Ты знаешь? Да он тебя в порошок сотрет!

Вопреки ожиданиям Котова, тот смутился. Лицо хлюста пошло красными пятнами.

— Зонтик не забудь, — напомнил Котов. — Дождь на улице сильный.

— У меня машина… — пробормотал хлюст.

— С тобой никто не разговаривает, — равнодушно заметил Котов.

— Ты, — прошипела Светлана. — Хватит! Тоже мне, пуп земли выискался. Строит тут из себя папу римского! А сам-то… Ты — никто и звать никак! Ладно бы еще хоть до генерала или, на худой конец, до полковника дорос! А то жалкий майоришко!

— Во-первых, у меня есть имя и фамилия, — спокойно возразил Котов. — Во-вторых, не майоришко, а майор. И в-третьих, не жалкий, а майор ФСБ. И если бы я захотел, твоего кавалера никакой папа не спас бы. Посадил бы еще полгода назад. Думаешь, не за что? Ошибаешься. Твой новый приятель долго на свободе не загуляется. Как и вся эта шантрапа из гвардии «молодых да шустрых». — Он мельком взглянул на Светланиного кавалера. — Скоро, скоро. Возьмемся мы за вас. Всерьез возьмемся. Мало никому не покажется.

— Так ты что — знал? Ты все полгода знал?

Если бы кто-нибудь надумал ставить гоглевского «Ревизора», немую сцену следовало бы «снимать» со Светланы. Глаза у нее стали размером с чайные блюдца.

— Я, Свет, все-таки в ФСБ работаю, — напомнил Котов. — И мы свой хлеб не зря едим, что бы там ни говорили.

— Знал и молчал? — В голосе жены прозвучал ужас, как будто вместо Котова перед ней в кресле сидела священная корова.

— Да, понимаешь, подумал — ты от безделья маешься. Попрыгаешь, попрыгаешь, пока не надоест, да и успокоишься, — Котов вздохнул. — Я сутками на службе пропадаю, ты одна. Крутишься в богемной среде, а там публика известно какая. Всякое может случиться. Сглупил я, конечно. Надо было выдрать тебя разок как следует, — он серьезно посмотрел на жену. — Не дури, Светка. Оставайся. Это же блажь. Через неделю самой стыдно станет. Посмотри на него внимательно, — Котов ткнул пальцем в сторону хлыща. — Это же гнус. Накипь. Они тянут кровь из других.

— Ты… — Скулы у Светланы заострились. — Я всегда знала, что ты козел, но что настолько козел… — Она резко повернулась к своему новому избраннику. — Пойдем отсюда. Не хочу с ним больше разговаривать.

Тот с готовностью подхватил чемоданы.

— Светка, — Котов мгновенно оказался на ногах, подскочил к жене, схватил за руку повыше локтя. — Подожди, постой. Не уходи. Ты мне нужна. Ну ладно, я вел себя не очень внимательно. Прости. Но нельзя же так сразу рубить все концы. Давай попробуем еще раз.

Похоже, именно этого Светлана и ждала. На губах ее мелькнула торжествующая усмешка.

— Я же говорила, что мой муж — тряпка, — с ледяным торжеством сообщила она кавалеру.

Тот мялся в прихожей, покряхтывая под весом импортных «шкафов с ручками».

— Поставь чемоданы и выматывайся из квартиры, — приказал ему Котов.

— Нет, не ставь. Это мои чемоданы! И квартира эта такая же моя, как и его! — повысила голос Светлана и ненавидяще посмотрела на мужа: — Кто ты такой, чтобы приказывать?

— Я пока еще твой муж, — твердо ответил Котов.

— Вот именно. Пока. Завтра я подаю на развод! — зло выдохнула она. — Нет, сегодня. Сегодня же! Пожила с солдафоном, хватит! — Светлана возмущенно отняла руку. — И оставь эти гестаповские замашки для своих подопечных!

— Извини. Я не хотел делать тебе больно.

— Да ты всю жизнь только и делаешь мне больно! — вдруг выкрикнула Светлана. — Всю жизнь!

Котов снова посмотрел на кавалера.

— Тебе, по-моему, русским языком сказано было: поставь чемоданы и выметайся.

— Нет, — взвизгнула Светлана. — Мы уйдем вместе.

— Я что, с пустым местом разговариваю? — рявкнул Котов. — Поставь чемоданы и убирайся!

— А то что? — вдруг очень спокойно поинтересовалась Светлана. — Вызовешь «воронок» и увезешь нас на Лубянку?

— Не говори глупости, — поморщился Котов. — Я просто хочу, чтобы ты успокоилась и мы поговорили без эмоций!

— Хватит, наговорились, — Светлана быстро прошла к двери, открыла замок. — Пошли.

— Извините, — промямлил кавалер, протискиваясь в дверь.

Котов улыбнулся. Зубы его были стиснуты, и улыбка выглядела, как злобный оскал.

— А-а-а-ах, — выдохнул он гортанно.

Дверь закрылась, щелкнул язычок замка. Не меньше минуты Котов стоял совершенно неподвижно. Затем он начал двигаться с сосредоточенной активностью. Стянул мокрый плащ, повесил на «плечики». Разулся, плотно набив туфли старыми газетами. В гостиной снял костюм и аккуратно убрал в шкаф. Накинул махровый халат. Затем открыл бар, достал бутылку водки и, свинтив пробку, сделал мощный глоток прямо из горлышка.

— Ладно, — сказал Котов громко, обращаясь к ушедшим собеседникам. — Посмотрим. Посмотрим.

Вернув бутылку на место, он прошел в спальню и, завалившись на кровать, прикрыл глаза рукой.

21 августа, четверг

Ветер разгуливал по городу, словно припозднившийся пьянчужка в обнимку со своей единственной подругой — ночью. Дома, как задремавшие часовые, безразлично пропускали его, а он бесшабашно и дурашливо насвистывал мелодии лета на флейтах водосточных труб. Изнывающие в романтическом томлении фонари мечтательно выгнули по-жирафьи длинные шеи и задумались о чем-то своем. По умытым куцым коротким дождиком улицам нет-нет да и проезжали редкие машины, но не вальяжно, не по-барски, как днем, а торопливо, припадая к асфальту стальными телами. Ночь. Лето. Серые нити грядущего дня уже начали опутывать лиловый купол на востоке за крышами, однако это еще было не утро, только слабый намек на него.

Двое встретившихся на набережной у ЦПКиО выбрали именно это время, потому что знали: ночь — лучшая защита. Ночью все кошки серы, шорохи тревожны, а тени убийственно страшны. Эти двое не боялись ни кошек, ни шорохов, ни теней. Более того, тени были их неотъемлемой частью. Три — у первого и одна — у второго. Люди-тени, сопровождающие парочку всегда и всюду. Собранные, внимательные, идеально безликие, незаметные в толпе. Все четверо в плащах, скрывающих оружие. У троих — короткие пистолеты-пулеметы «узи», у одного — мощный тупорылый «АКМСУ». Сейчас тени рассредоточились, оттянулись от хозяев. Во-первых, чтобы не стать невольными слушателями — за это можно поплатиться головой, во-вторых, чтобы держать противника в поле обстрела без риска для людей, жизни и тела которых они охраняют.

Пара осталась стоять у пыльного чугунного парапета в двух метрах от высоких ворот, за которыми аляповато-пестрой громадой встал «Луна-парк». Плескалась о стену набережной мутная вода Москвы-реки, тарахтела на другом берегу поливальная машина, надрывно скрипели узлы «американских горок». Когда охрана оказалась на почтительном расстоянии, один из пришедших, высокий жилистый мужчина с умным жестким лицом, повернулся к собеседнику. В свете фонаря, висельнически болтающегося над техническими воротами парка, выглядел он весьма внушительно. Строгий костюм и неброский серый плащ скрадывали легкую асимметричность фигуры — длинноватый торс, чуть коротковатые ноги и широкую, распирающую пиджак грудь. Голову мужчина держал высоко, гордо. На собеседника смотрел прямо, спокойно, но явно зная себе цену, не свысока, а на равных.

Уперевшись белой, по-женски холеной рукой в чугунный шар ограды, высокий обратился к собеседнику:

— Ну, здравствуй, Рыба.

Человек, к которому пятеро из шести знакомых обращались именно так — Рыба, кивнул в ответ. Был он короток, толст, лыс и напоминал бильярдный шар. Однако кажущаяся рыхлость скрывала недюжинную силу и почти звериное проворство. Одет толстяк был неброско, но дорого. Даже очень дорого. Он будто бы находился между двумя ступеньками социальной лестницы: высокой и очень высокой. Деловой костюм, неожиданно ладно сидящий на расплывающейся фигуре, и длинный, до пят, чуть мешковатый светло-бежевый плащ, нет-нет да и утирающий фалдами прибитую дождем пыльную кашицу с ноздреватого асфальта.

— Рад видеть в добром здравии. Ума не приложу, зачем это я мог вам понадобиться.

Высокий хмыкнул с ноткой удивления.

— А зачем ты обычно надобишься, Рыба?

— Кому зачем, — философски ответил тот. — Одним — по делу, а другим — по рюмочке опрокинуть.

— Думаешь, я пришел сюда в три часа ночи, чтобы выпить водочки?

— Можно и коньячку, если водки не хочется.

— Коньячок будешь со своими «шестерками» пить, — голос высокого наполнился убийственным спокойствием, — а мы с тобой давай о деле поговорим.

— Ну что ж, можно и о деле, — легко согласился Рыба. — Что за дело?

— Мне нужно… — собеседник достал из кармана пиджака список, протянул толстяку, — …это.

Рыба повидал много заказчиков. Ему передавали замусоленные клочки газет, на которых коряво плясали заветные слова: модель, количество, желаемый срок получения заказанного; он читал те же слова, нацарапанные пальцем на пляжном песке в Планерском или быстро написанные на ресторанной салфетке в «Континентале»; их произносили в телефонную трубку или — очень редко, особый случай! — говорили лично. У каждого свои представления о конспирации. Рыба повидал много людей. Поэтому к аккуратно свернутой бумажке он отнесся с должным уважением. Принял без улыбки, развернул, прочел, щурясь в свете фонаря.

— Ого! — вырвалось у него уважительно. — Серьезный заказ. — Он бросил быстрый заинтересованный взгляд на безразлично созерцающего работу поливалки высокого. — Очень серьезный.

— Разве кто-то упоминал о мелочевке?

— Я не слышал.

— А я и не говорил. Так как насчет заказа?

— Сложно. — Рыба пожевал губами, раздумывая, и повторил: — Сложно. Можно, конечно, попробовать, но…

— Нет. — Высокий тряхнул головой. — Или ты говоришь «да» и мы обсуждаем детали, или отказываешься.

В голосе его прозвучала угроза. Почти неразличимая, однако Рыба был достаточно осторожным и внимательным человеком, чтобы уловить ее.

— И когда ждать гостей? — с нервным смешком поинтересовался он.

Взгляд коротышки, цепкий, словно кошачья лапа, впился высокому в лицо, изучая, улавливая непроизвольное напряжение мышц, подрагивание век, движение глаз. Тот не блефовал, на что Рыба надеялся втайне, нет. Быстро подняв руку, высокий посмотрел на часы. В ту же секунду за его спиной пришли в движение охранники Рыбы. Подобрались, потянули на свет божий свои «узи», изуродованные глушителями. Губы их раздвинулись, обнажая белые крепкие зубы. Казалось, что не стрелять они собираются, а кинуться вперед, вцепиться клыками в жертву и рвать горячее еще мясо, соловея от запаха и вкуса свежей крови. Движения их — плавно-скользящие, маслянисто-текучие — и были движениями диких зверей, а пылающе-жадный блеск глаз — блеском глаз хищников.

Однако люди, с которыми им предстояло иметь дело, тоже не отличались библейским миролюбием. Стоявший до этого совершенно неподвижно охранник высокого шевельнулся, словно очнувшаяся от механической спячки машина. Двигался он молниеносно, со своеобразной, едва уловимой грацией. Руки телохранителя согнулись в локтях, и, прежде чем троица успела положить пальцы на спусковые крючки, в лица им уставился ствол «АКМСУ». Охранник не откидывал по-киношному полу плаща, не приседал, не делал лишних движений. Он просто взял оружие на изготовку, чтобы троица увидела и оценила это.

Мгновение спустя высокий вдруг резко ухватил Рыбу за воротник франтоватого плаща и рванул на себя. Вторая рука его неуловимым движением нырнула под мышку, плотно, но без напряжения сжала ребристую рукоять пистолета — и лысый коротышка вдруг ощутил холод стали у впалого виска, сразу за правой бровью. Собеседник прикрывался Рыбой как щитом.

— Рыпнетесь — останетесь без работы, — серьезно пообещал «гориллам» высокий. Те застыли, приоткрыв рты. — Вот что случится, если ты откажешься. — Высокий говорил спокойно и ровно, словно вбивал гвозди в лысый, блестящий от пота затылок жертвы.

— Даже если ты убьешь меня, мои ребята все равно успеют пристрелить вас обоих, — хрипло выдохнул Рыба.

— Нет, у них клыки не отросли на таких волчар, как я, — тихо засмеялся высокий. — И не надейся. — Он тряхнул коротышку, и воротник его плаща затрещал испуганно, предчувствуя скорую кончину. — А этот парень, — кивок в сторону охранника, — смерти не боится.

— Все боятся смерти, — возразил Рыба тоскливо.

— Ты — да, я немного боюсь, а он — нет. Он — гончий пес. Смерть для него — всего лишь продолжение жизни.

Рыба помолчал секунду, подумал, затем напряженно хохотнул:

— Ладно, у нас обоих нервы играют… Давай поговорим о деле.

— Сперва скажи своим «бультерьерам», чтобы положили пушки и отошли к воротам.

Коротышка тяжело засопел. Отдать оружие означало полностью довериться собеседнику и — что еще хуже — его сумасшедшему спутнику. Но был ли у него выбор?

— Ну так как? — Ствол пистолета глубже вдавился в висок толстяка.

«Похоже, что выбора нет», — решил про себя Рыба и буркнул ожидавшим указаний охранникам:

— Положите пушки и к воротам. Живо!

Трое медленно, нехотя опустились на корточки, положили «узи» на сырой асфальт и попятились.

— Так-то лучше, — усмехнулся высокий и кивнул своему спутнику: — Собери оружие. Пригодится.

Толстяк зло смотрел, как «гончий пес» ловко подхватывает «узи» и вешает себе на шею.

Высокий отпустил воротник плаща Рыбы и ровно, словно ничего не случилось, произнес:

— А теперь о деле. Ты выполнишь заказ?

Прежде чем ответить, коротышка оправил плащ, встряхнулся, возвращая утраченное было достоинство, а заодно и прежний франтоватый вид, затем поинтересовался не без легкого налета иронии:

— Сотня килограммов пластита, гранаты… Жуть! Не многовато? Ты что, собрался Кремль взрывать?

Высокий стоял спиной к свету, и Рыба не мог увидеть блеска, вдруг появившегося в глазах собеседника. Впрочем, тот моментально взял себя в руки.

— А тебя это волнует?

— Ни капельки. Мне плевать.

— Правильно. Молодец. Так что с заказом?

Рыба прикинул что-то в уме, заглянул в бумажку, затем посмотрел в подсвеченное неоном серо-желтое небо и кивнул.

— Только за неделю мне не успеть. Нужно съездить к людям, договориться, проследить, привезти… Словом, проблем хватит.

— Я не спрашиваю тебя о проблемах.

— Исключительно из уважения к тебе… Три недели, — подумав, заявил Рыба. — И это очень быстро. Другим пришлось бы ждать месяц-полтора. А то и два.

— Десять дней, — жестко отрубил высокий. — И это все, что я могу себе позволить.

— Ммм… — Рыба пожевал губами. — Ладно, но придется очень постараться.

— Постарайся. Постарайся на совесть.

— А что взамен?

Коротышка с вызовом уставился на собеседника.

— Сколько ты хочешь?

— Деньги? — Рыба позволил себе чуть заметно усмехнуться. — Деньги мне не нужны. У меня их хоть ж…й ешь. На всю жизнь и мне, и детям, и внукам хватит. Да и смешно брать деньгами с такого человека, как ты. У тебя есть кое-что более ценное, чем туалетная бумага.

— Что?

Высокий уже догадался, о чем пойдет речь. Он был готов заплатить ЛЮБУЮ цену, учитывая грандиозность задуманного. В больших делах скупиться не стоит.

Рыба снова пожевал губами, будто не решаясь произнести то самое, одно-единственное заветное слово. Он ощущал себя так, словно перед ним стоял волшебник, способный выполнить любое его желание. Собственно, так оно и было. Высокий мог если не все, то ПОЧТИ все.

— Так что же? — требовательно повторил тот.

Рыба напрягся и едва ли не с трепетом, как молитву, выдохнул:

— Свобода. Ты дашь мне свободу. Я хочу стать другим человеком. Лицом без прошлого.

— Зачем? Тебя и так знает половина Союза.

— Ну… — Рыба мечтательно улыбнулся. — Я свалю. Уеду. Легально. Заметь, легально! И буду жить, не боясь, что однажды в мою дверь постучат ребята в штатских костюмчиках. Я ведь знаю, как это бывает. Пиф-паф — и в дамки. Итак, цена за все — свобода и новые, настоящие «корочки». Об остальном я позабочусь сам.

Высокий тоже задумался. Он знал, что согласится, но надлежало показать: выполнить то, о чем просит Рыба, тоже не раз пальцами щелкнуть. На лице его отразились некоторые сомнения, но наконец он кивнул:

— Хорошо. Это непросто, но я попробую.

— Договорились. — Рыба улыбнулся, широко, по-дружески. — Позвони мне через десять дней, вечером. Я скажу, где и как ты сможешь забрать то, что тебе необходимо.

— Идет.

Высокий кивнул охраннику. Тот спокойно опустил автомат и застегнул плащ. Болтающиеся на животе «узи» несколько портили его мускулистую подтянутую фигуру, но кого это волновало? Сам же «гончий пес», похоже, не испытывал никаких неудобств.

— А оружие? — решился напомнить Рыба.

— Оставим на память о нашей встрече, — отрезал высокий. — Через полторы недели позвоню. Все, — он посмотрел на охранника, — уходим. — И, обернувшись к коротышке, добавил: — Время пошло.

* * *
Время пошло.

Игра началась.

6 сентября, суббота

Лес был достаточно густым. Березы перемежались елями, орешником, давным-давно кем-то обобранным, и глухими, как стены крепости, зарослями бузины. Вполне обычная для Подмосковья растительность.

Человек, появившийся в лесу под вечер, был одет в дешевую болоньевую куртку-ветровку, старые, потертые джинсы и отличные кроссовки «найк». На плече он нес длинный чехол-кофр, сродни тем, которыми пользуются саксофонисты. Только вот что собирался делать саксофонист вечером в лесу? Ублажать музыкой ежей и белок?

Человек шагал быстро и споро, сосредоточенно и целенаправленно. Он не смотрел по сторонам, шел по какому-то заранее намеченному маршруту, к определенной точке. Под ногами шуршала опадающая уже листва, бурая хвоя, изредка потрескивали сучки. На ходу человек вскинул руку, взглянул на циферблат часов — длинная стрелка только-только преодолела отметку «12», маленькая же уставилась на цифру «6».

«Прекрасно, — незнакомец усмехнулся. — Точно по плану».

Раздвигая руками кусты, он старался не сбивать листья, не ломать ветки, оставлять поменьше следов.

Через несколько минут человек вышел к опушке леса и остановился у низкорослой сосны, корявой и темной, как путь в светлое будущее. Именно квазимодовской уродливостью дерево и привлекало. По мощному, сильному стволу было удобно взбираться, толстые переплетающиеся ветви служили отменной опорой, а густая хвоя надежно скрывала человеческую фигуру от посторонних глаз.

Остановившись, человек забросил чехол с ружьем за спину и, подпрыгнув, уцепился за нижний сук. Легко подтянувшись, он вскарабкался на несколько метров вверх, до небольшой развилки. Здесь пара толстых ветвей вкупе со стволом образовывали некое подобие кресла. Устроившись поудобнее, мужчина положил кофр на колени, щелкнул замочками и извлек на свет укороченную снайперскую винтовку Драгунова, неторопливо установил на нее прицел. Из брезентового кармашка достал две полностью снаряженные обоймы. В одной пули были черные, с ярко-красной каймой у самого дульца гильзы, во второй — обычные, с латунными головками.

Вогнав в магазин первую обойму, стрелок поднял руку и снова посмотрел на часы. Четырнадцать минут. На минуту раньше намеченного. Неплохо. Вскинув винтовку, он приник к окуляру прицела. Прекрасно, все как на ладони.

В четырехстах метрах от него начинался первый ряд заграждений — столбы с натянутой на них колючей проволокой; затем — пять метров контрольно-следовой полосы и второй ряд заграждений; дальше — три метра «мертвого» пространства и последняя, третья линия — столбики с проволокой, тонкой, почти незаметной. Стоит кому-нибудь попробовать перебраться через нее, и в караулке воинской части завоет сирена. Не пройдет и двух минут, как в месте пересечения ограждения окажется куча народу: рота охраны, ВОХР, дежурные офицеры. И все — вооруженные до зубов. Конечно, командир воинской части не мог не предусмотреть возможности нападения, но наверняка они не ждали того, что задумывалось.

Стрелок повел окуляром вправо, туда, где широкая асфальтовая дорога сворачивала к воротам КПП. Из дверей пропускного пункта вышел прапорщик. Зевнув, он с удовольствием потянулся, уставился в небо, на парящих под самыми облаками птиц. Хорошая погода ожидалась, отличная. Ни дождя, ни туч. И тепло. Бабье лето. Дежурный вытащил сигаретку, дешевую пластиковую зажигалку, прикурил, принялся прохаживаться, поднимая каблуками щегольских хромовых сапожек облачка серой невесомой пыли.

Стрелок усмехнулся, чуть сместил винтовку, внимательно осматривая железнодорожную ветку, прорезающую территорию складов до самого ГСМ, узенькую бетонную платформу и одинокую фигурку часового у железных ворот досмотровой зоны. Сегодня, ровно через полтора часа, в ворота войдет товарняк — цистерны с горючим. С самым обычным бензином. Начальник дивизионных складов трезво рассудил, что ввиду отсутствия финансирования, когда половина емкостей на складе горюче-смазочных материалов пустует, рационально сдавать их в аренду. Хотя бы тем же бизнесменам. Ведь деловым людям надо где-то держать свой товар. А воинская часть охраняется получше всяких коммерческих складов: здесь тебе и ведомственная охрана, патрулирующая периметр, и часовые, вооруженные не какими-то там резиновыми «фаллоимитаторами», не «макаровскими» хлопушками, а «Калашниковыми», тут и сигнализация, и «контролька», и служба досмотра, и специально натасканные сторожевые овчарки. Словом, настоящий укрепрайон.

Стрелок повернулся вправо, к складам ГСМ. Вот они, на три четверти врытые в землю цистерны с нефтепродуктами, горючим и маслами. Вокруг пустынно, обслуга из офицеров и контрактников уже давным-давно убыла в город, солдаты отдыхают в казарме. Только двое часовых прохаживаются вдоль колючки, позевывая, поеживаясь, поглядывая в небо. Не дай бог, ночью дождь зарядит.

За ГСМом можно было различить несколько приземистых строений: бойлерные, свинцово-каменный куб солдатской столовой, неказистый, выкрашенный в сочно-зеленый цвет клуб и ядовито-желтое здание казармы. Караулки стрелок не видел, зато отлично различал вышки часовых по углам ограждения — четыре островерхие, угрюмого вида башенки, затянутые пятнистой маскировочной сеткой. Часовые могли укрыться в них и обороняться, не представляя из себя мишени. Стрелок не волновался. В нужный момент сами вылезут.

Снайперу не понадобилось прикидывать расстояние. Он делал это уже дважды. Шестьсот метров с небольшим. При такой погоде, отличной видимости и полном безветрии выстрел не из самых сложных. Ему приходилось «работать» цели и похуже.

Достав из кармана крохотный передатчик «Daewoo», стрелок надел на голову наушник с тонкой изогнутой лапкой микрофона, перевел тумблер в рабочее положение. Дождавшись, пока ему ответят, произнес условную фразу:

— Тель — Брату. Я на месте. Племянник выздоровел, родня разъехалась.

— Отлично, Тель, — откликнулся собеседник. — Жди.

— Понял.

Снайпер положил винтовку поперек живота, навалился спиной на ствол сосны и закрыл глаза.

* * *
На одной из улиц Чеховска остановился старенький «Москвич». Машина неброского малинового цвета была в меру грязной и в меру обшарпанной. Из салона выбрались двое: нескладный, длинный, чрезвычайно худой мужчина с вытянутым землисто-болезненным лицом, напоминающим лошадиную морду, и худощавый, интеллигентного вида парень лет тридцати двух, в модных очках, с аккуратной комсомольской прической и тонкими, жесткими губами. Звали этих двоих — Дофин и Близнец. Одеты они оказались до такой степени по-разному, что только диву даваться. На Дофине — безразмерное трико, пузырящееся на коленках, выцветшее, застиранное, кеды и дешевая матерчатая куртка. На Близнеце — элегантный костюм, свежая рубашка в тонкую полоску, темный галстук, дорогие кожаные туфли и стильный плащ. Провинциальный дачник и лондонский денди в социалистическом альянсе. Их группа имела позывной «Младший сын» и играла решающую роль в начинающейся операции.

Парочка спокойно прошествовала к загаженному подъезду. Здесь Близнец задержался, чтобы посмотреть на окна третьего этажа.

— Он точно дома?

— Пойдем-пойдем, — хлопнул его по плечу Дофин.

У дверей нужной квартиры они остановились. Близнец отошел в сторону, откинул полу плаща, под которой оказался «узи» с глушителем на стволе. Второй автомат висел у Дофина под курткой. Оба почти синхронно передернули затворы, затем «лошадиная морда» нажал на кнопку звонка.

Через двадцать секунд из-за двери послышалось:

— Кто?

— Алексей Дмитриевич, это сосед сверху… — пробубнил Дофин.

— А-а, сейчас. — Заклацали замки, и дверь распахнулась.

На пороге стоял плотненький низкорослый мужчина в спортивных штанах и футболке с цифрой «10» на груди. Увидев незнакомца, он нахмурился, но предпринять ничего не успел. Парочка шагнула в квартиру.

— Кто вы такие? — стараясь придать голосу решимости, спросил Алексей Дмитриевич.

— Собирайтесь, вы поедете с нами, — заявил Дофин.

— С какой стати? — возмутился тот. — Вот я сейчас позвоню в милицию.

— Не стоит. — Близнец приоткрыл полу плаща, демонстрируя оружие. — Не надо делать глупостей. Вы дома не один, нам известно…

Хозяин замер. Он действительно был не один. Кроме него, в квартире находился десятилетний сын.

— Поедемте, — почти миролюбиво повторил Дофин. — Мы не требуем от вас чего-то экстраординарного. Пустяк. Мелочь. Всего один звонок — и вы свободны. Не вынуждайте нас прибегать к крайним мерам.

— Вам все равно придется поехать, — добавил Близнец.

Алексей Дмитриевич оглянулся на дверь, ведущую в комнату, за которой весело и уютно бубнил телевизор, вздохнул тяжело.

— Ладно, я согласен.

— Вот и чудненько, — улыбнулся Дофин. Улыбка была неприятной, неживой. — Накиньте что-нибудь.

Хозяин механически снял с вешалки военный плащ.

— Нет, лучше вот это, — возразил Близнец, подавая обычную гражданскую курточку. — Не так привлекает внимание.

— Хорошо. — Алексей Дмитриевич послушно оделся. — Теперь мы можем ехать?

— Это мне нравится, — мертво оскалясь, бухнул Дофин. — Речь не мальчика, но…

— Много говорим, — жестко оборвал его Близнец. — Поехали…

* * *
В трех километрах от военного городка, в жиденькой березовой рощице, стояла «девятка» цвета «синий металлик». В салоне разместилась еще одна пара — рыхлый квадратный мужчина средних лет с приветливым лицом добряка Карлсона из известной сказки, носящий прозвище Шептун, и мощный, мрачноватого вида подтянутый здоровяк, на круглом лице которого красовалась черная повязка, скрывающая пустую правую глазницу. Одноглазого называли Папашей Сильвером. В данном случае он выполнял функции охранника.

Как только Шептун отложил передатчик, Папаша Сильвер поинтересовался:

— Срывается?

Координатор посмотрел на часы.

— Да нет. У них еще вагон времени — почти полчаса.

— А если наш Младшенький не позвонит?

— Хорь сказал: до восьми. И пять контрольных минут.

— Ясно.

Папаша Сильвер погладил лежащий на коленях под свернутым вдвое байковым одеялом «АКМСУ».

— Как по-твоему, что сделает Хорь, если дело обломится? — повернулся к нему Шептун.

— Кинет нас к едрене матери. На фиг мы ему… — криво ухмыльнулся Папаша Сильвер. — Или убьет.

— Думаешь, сумеет? — помрачнел Шептун.

— Кто его знает, может, и сумеет. Да не паникуй раньше времени. Работай, — кивнул Сильвер.

— М-да… — Шептун вновь повернулся к приборной панели.

* * *
Ровно в семь двадцать диспетчерские службы первой подстанции «Скорой помощи» и пожарной части города Чеховска зарегистрировали два вызова. Первый — об остром сердечном приступе, второй — о пожаре во дворе жилого дома по улице Юных натуралистов. Ввиду относительно спокойного часа оба вызова были приняты сразу же, и через пять минут после звонка машины отправились по адресам. «Скорая» — старенький, видавший виды «уазик» серого цвета с красным крестом на борту — остановилась у подъезда шестиэтажного жилого дома, одного из самых высоких строений в Чеховске. Врач и санитарка вошли во второй подъезд и пешком поднялись на последний этаж. Как только они оказались на площадке, навстречу им шагнули двое — нескладный мосластый тип с серой неприметной внешностью и мускулистый громила двухметрового роста со звероподобной физиономией, на которой отчетливо выделялись крохотные глазки и чугунная подковообразная челюсть. За их спинами маячил круглолицый толстяк с фигурой совкового бульдозера. Через полминуты трупы врача и медицинской сестры уже лежали на чердаке, прикрытые грязными тряпками, промокшими картонными коробками и серыми досками, оставшимися, должно быть, еще от строителей.

Мосластый резво скатился вниз, выбежал из подъезда и торопливо подошел к машине. Дремлющий в кабине шофер не обратил бы на него внимания, но тот настырно постучал в стекло.

— Слышь, командир, — прогундел убийца, — там это… Врач зовет. Сказал: носилки захватить.

Водитель матернулся про себя, символически сплюнул, состроив недовольное лицо, захлопнул дверцу машины, вытащил из салона несуразные брезентовые носилки и кивнул мосластому:

— Схватись за вторые ручки, а то на лестнице не развернуться.

— Ага, — чуть ли не жизнерадостно кивнул тот, расплываясь в идиотической улыбке. — Спасибо, командир. Ты это… Не волнуйся, мы компенсируем.

— Да ладно! — Шофер махнул широкой узловатой ладонью. — Пошли уж, чего там.

Они затопали вверх по лестнице на шестой этаж, где их поджидали спокойный, как слон, двухметровый амбал и нервничающий, мнущий пальцы толстяк.

Пару минут спустя любопытный жилец дома, вышедший на балкон покурить, увидел, как бригада врачей — трое внушительного вида мужчин, двое из которых были одеты в халаты, — забирается в санитарный «уазик». На плече у одного из них висела объемистая брезентовая сумка. Машина тяжело запыхтела двигателем, словно размышляя, развалиться ей прямо тут или все-таки проползти еще пяток-другой километров, а затем неожиданно шустро для своих лет выкатилась со двора.

Примерно то же самое случилось и с пожарными. В нужном дворе бригада не обнаружила абсолютно никаких следов возгорания. Более того, не наблюдалось обычной в таких случаях суеты: ни криков и воплей, ни по-куриному квохчущих околоподъездных старушек. Двор был пуст. Только у подъезда стояла взволнованного вида симпатичная девица в домашнем халатике да спал на лавочке зачуханный алкаш в мятом плаще и грязноватой кепке, закрывавшей лицо.

— Слава богу, наконец-то дождались! — с облегчением проговорила девушка, шагая к красно-белому «ЗиЛу». — Это не здесь. В соседнем дворе.

— Где в соседнем-то? — Молоденький солдат высунулся в открытое окно. — В каком соседнем?

— Да тут рядом. По улице прямо и во двор. Поедемте, я покажу.

— Так места нет, — нерешительно произнес солдат. Вообще-то ему понравилась перспектива прокатиться рядом с такой телочкой. Он посмотрел на старшего наряда. — Чего делать-то?

Тот неопределенно пожал плечом и, наклонившись к окну, спросил:

— А так объяснить не можете?

Девушка сделала шаг вперед и легко встала на подножку автомобиля у задней дверцы. В этот момент забулдыжка проснулся, огляделся туманно и поднялся. Стоял он нетвердо, если не сказать больше. Собравшись с мыслями, мужичонка побрел вдоль дома, едва не налетел на «ЗиЛ», пробормотал что-то невнятно и шарахнулся влево, к кустам.

— Это тут… Значит, если прямо выехать, сразу же направо, — объясняла тем временем девица, размахивая правой рукой, а левой придерживаясь за дверцу. — Вот… А дальше прямо по улице.

Сидящий у окна солдатик, чуть приоткрыв рот, восторженно заглядывал ей за вырез халата. Не переставая говорить, девушка вдруг опустила руку в карман, а через секунду в лицо пожарнику уставился мощный пистолет с навинченным на ствол глушителем. В это же мгновение неожиданно протрезвевший «пьянчужка» запрыгнул на подножку с другой стороны машины. При ближайшем рассмотрении оказался он довольно молодым и рыжим, как подсолнух. Круглое лицо, усеянное конопушками, расплывалось в улыбке. В правой руке «пьянчужка» держал «узи», раньше скрытый под мятым плащом.

Шофер «ЗиЛа» не успел понять, что произошло. Он ни разу не слышал, как стреляет оружие, снабженное ПБС,[1] и даже не сообразил, что звонкий металлический лязг за спиной и есть выстрелы. Хлопки звучали совсем иначе, чем в кино, да и те заглушало жадное клацанье затворов.

Трое пожарников на заднем сиденье умерли почти мгновенно. Шофер повернул голову, чтобы выяснить, почему это вдруг замолчала словоохотливая девица, и в этот момент сидевший рядом лейтенант странно завалился вперед. Девятимиллиметровая пуля прошла сквозь сиденье, пронзив ему сердце, и звонко ударилась о приборную панель. Водитель приоткрыл было рот, и «пьянчужка» выстрелил ему в затылок, точнее, в прорезиненную ткань, скрывающую шею. Труп водителя мягко завалился на бок. Рыжий спокойно открыл переднюю дверцу, сильным рывком сбросил тело шофера на мертвого лейтенанта и уселся за руль. Девушка так же споро забралась на заднее сиденье, потеснив мертвого солдатика. Убийц абсолютно не смущали ни трупы, ни вид крови, заливающей черно-серые пожарные костюмы.

Машина, заурчав, проехала вдоль дома, свернула на улицу и, все увеличивая скорость, покатила к окраине, где ждали остальные участники операции. Было тридцать семь минут восьмого.

* * *
Георгий Владленович Успенский не ждал гостей. Так сложилось, что на работе он почти ни с кем не общался, а в маленьком городке именно работа служит источником знакомств. Его жизнь текла по раз и навсегда отработанной схеме: дом — работа — дом. Изредка — магазин. Георгий Владленович служил начальником особого склада, доступ на который был строго ограничен для обитателей военного городка, за исключением пары особистов, командира части и его зама. Должность сама по себе не служила каким-либо ограничителем, но Успенский являлся носителем секретной информации, а именно — кодов, отпирающих замки хранилища тактических ядерных боеприпасов, что, согласитесь, серьезно. Отсюда — практически полная изоляция и жесткий контроль за контактами Георгия Владленовича со стороны особого отдела.

Он был обязан докладывать обо всем: о прохожих, спрашивающих на улице сигарету; о походе в булочную; о визите соседа, зашедшего за дрелью; о приглашении на день рождения или Новый год; о почтальоне, принесшем телеграмму.

Когда раздался звонок в дверь, Георгий Владленович автоматически взглянул на часы. Без пятнадцати восемь. Выбравшись из опостылевших объятий дивана, он подошел к двери, посмотрел в «глазок». На лестничной площадке стоял Алексей Дмитриевич Полянский, начальник складов ГСМ. Был он встревожен, бледен и нервно переминался с ноги на ногу, отчего-то поглядывая по сторонам.

— Алексей Дмитриевич, это вы?

— Да, Георгий, открой, пожалуйста, Срочное дело. Очень важное.

Полянский здорово боялся. Не далее как две минуты назад, поняв, куда же его везут, он сказал похитителям:

— Успенский не откроет. Он очень осторожный человек. Не стоит и пытаться.

На что получил исчерпывающий ответ «интеллигента»:

— А вы постарайтесь, Алексей Дмитриевич. Иначе, боюсь, нам придется вас нейтрализовать.

— Что случилось, Алексей Дмитриевич? — все еще не открывая двери, спросил Успенский.

— Георгий, у меня несчастье. Нужно поговорить.

— Подожди, Алексей Дмитриевич…

— Это очень срочно, Георгий! Очень!

Георгий Владленович думал о том, стоит ли ему позвонить и сообщить о визите начальника складов ГСМ в особый отдел. Правила предписывали поступить именно так, но… Он ведь хорошо знал Алексея Дмитриевича. Опять же, если дело личное, то вмешательство особого отдела может как-то навредить Полянскому. Да и никакой опасности в приходе начальника ГСМ Успенский не усматривал.

Он щелкнул замками и распахнул дверь.

— Проходи, Алексей. Чем могу…

С темноватой лестничной площадки в квартиру неожиданно шагнула высокая фигура. Человек сжимал в руке автомат. Второй незнакомец толкнул в спину Полянского.

— Проходите, Алексей Дмитриевич, раз приглашают. Добрый день, Георгий Владленович.

— Добрый… — автоматически ответил Успенский, но, тут же осознав неуместность сказанного, вскинулся: — Кто вы такие?

— Это не имеет абсолютно никакого значения, — отрезал Близнец. — Георгий Владленович, нам нужно от вас только одно: коды. Назовите их, и мы тут же уйдем.

— Ах, вот в чем дело! — протянул Успенский. — Нет. Никаких кодов! И не старайтесь.

— Я же говорил! — патетически воскликнул Полянский. — Я предупреждал!

— А мы все-таки попробуем, — сообщил Близнец. — Георгий Владленович, предположим, мы скажем, что застрелим Алексея Дмитриевича, если вы не назовете нам коды.

— Вы этого не сделаете, — ответил тот.

— Откуда такая уверенность? — хмуро поинтересовался Дофин.

— Вы же превратитесь в убийц. Вас будут разыскивать!

— Как страшно! Прям весь дрожу уже. Значит, так. Я считаю до пяти, а потом или ты говоришь коды, или вот он, — кивок в сторону трясущегося Полянского, — подохнет. Раз!

— Нет, — все еще не очень веря в происходящее, пробормотал начальник ГСМ. — Нет! Вы не можете…

— Еще как можем, — хмыкнул Дофин.

— Но вы же говорили, что… Нет! Не надо. — Он попробовал улыбнуться затрясшимися губами: мол, я понял и оценил шутку, но губы не слушались, гримаска вышла несчастной и жалкой. — Вы же не сделаете этого…

— Еще как сделаем. Два!

— Скажи им, Георгий! — завизжал Полянский. — Умоляю тебя! Назови эти долбаные коды! Ты ведь знаешь: они все равно не смогут войти в городок. Умоляю тебя… — Начальник ГСМ зарыдал.

— Три! — безжалостно продолжил Дофин, поднимая руку и зажимая рот Полянского широкой, цепкой, как клешня, ладонью.

— Георгий Владленович, ну зачем вы упрямитесь? — мягко спросил Близнец. — Алексей Дмитриевич сказал: мы не сможем войти в городок. И потом, вина за гибель этого человека целиком и полностью ляжет на вас. Вы будете мучиться угрызениями совести до самой смерти. Вам не страшно?

— Нет, — отрубил Успенский. — Совесть будет мучить меня, если я дам вам коды!

— Ну что ж, как говорится, хозяин — барин, — развел руками Близнец. — Мы все равно получим коды, только умрет один из ваших и без того немногочисленных друзей.

— Четыре! — Дофин поднял «узи» и прижал глушитель ко лбу Полянского.

— У вас осталась всего одна секунда. Решайтесь же, — горячо зашептал Близнец, наклоняясь к самому лицу Успенского. — Посмотрите в глаза вашему другу. В них страх! Страх, мольба и жажда жизни. Подумайте: десятилетний мальчик останется без отца, а молодая женщина — без мужа. В этом будете виноваты вы, и только вы! Говорите, я приказываю! Ну, говорите же!

— Подождите, — пробормотал Успенский. — Поймите, я не могу. — Он посмотрел в огромные, белые от ужаса глаза Полянского. — Я не могу, Леша.

Тот задергался отчаянно, замычал немо, все еще умоляя, упрашивая о несбыточном.

— Говорите! — рявкнул Близнец. — Быстро!

Успенский опустил взгляд, прошептал едва слышно:

— Я не могу.

— Пять!

По коридору прокатился громкий хлопок. Черные осклизлые брызги повисли на обоях. Труп Полянского повалился на пол. Георгий Владленович охнул. Глаза его закатились, колени подогнулись, и он, совсем как мертвый друг, рухнул на блестящий паркет.

— Потерял сознание, — констатировал Дофин, глядя на часы. — У нас двенадцать минут. Говорил ведь, нечего с ними болтать. Только время угробили. Доставай шприц, ампулы, остальное г…но. Надо поторапливаться.

* * *
В семь часов сорок три минуты стрелок услышал грохот и лязг приближающегося состава.

— Тель, говорит Брат, — ожил вдруг передатчик. — Что у тебя?

— Все нормально, Брат. Я готов.

— Отлично, Тель. Начинаем по сигналу.

— Понял.

Снайпер поднял винтовку к плечу и осмотрел ведущую к КПП дорогу. Примерно через полминуты на ней появился темно-зеленый «уазик». Развернувшись у КПП, машина остановилась, на дорогу выбрались четверо офицеров. Один держал на поводке мощную шоколадного цвета овчарку. Пока все шло по плану.

Последний штришок. Снайпер направил винтовку в сторону ГСМ. Ага, вот и они. К воротам поста поспешал начальник караула. За ним — разводящий и дежурный по части. Значит, все правильно. Сегодня груз принимать уже некому, состав загонят на территорию ГСМ и оставят там до утра. Утром придет обслуга, и тогда топливо перекачают в стационарные емкости. Пока же большая часть цистерн пуста по меньшей мере наполовину. Отсюда вывод: в бочках скапливаются пары. Не зря же на них огромными красными буквами — без прицела можно прочесть — выведено: «ОГНЕОПАСНО», да чуть ли не через каждые пять метров таблички: «КУРИТЬ КАТЕГОРИЧЕСКИ ВОСПРЕЩАЕТСЯ». Еще бы, земля на складе горючесмазочных материалов на метр пропитана бензином и соляркой. Не то что курить — чихать опасно. Моргнуть не успеешь — взлетишь на воздух. Ты уже в раю, а задница все еще дымится.

Часовой зоны ожидания потрусил к воротам. Громыхнули мощные стальные створки, перекрывающие пути, и стрелок увидел локомотив — механическое чудовище с единственным циклопьим глазом-фонарем во лбу. Пару мгновений спустя до него донесся низкий раскатистый рев. Машинист предупреждал всех: «Уходи с пути!»

* * *
Примерно в это же время пожарный «ЗиЛ» свернул с асфальтовой дороги и затрясся по грунтовке в сторону небольшого березнячка. Километров через восемь грунтовка выводила к совхозу «Городной», поэтому маневр машины даже у случайного свидетеля не вызвал бы недоумения. Кто его знает, что там в совхозе загореться может?

Когда асфальтовая трасса скрылась из виду, пожарка свернула в подлесок и остановилась. Девушка и рыжий выпрыгнули из машины. Тотчас же из-за кустов вынырнули четверо: седой, как лунь, представительный мужчина лет пятидесяти, крепкий здоровяк, лысый, похожий на могучего ротвейлера, длинноволосый худощавый блондин лет тридцати пяти и среднего роста хмурый мужчина в форме капитана-общевойсковика с короткой, на армейский манер, стрижкой и острым пронзительным взглядом.

Блондин нес две пластиковые канистры с водой, «ротвейлер» — ворох тряпок, седой — два «АКМСУ», хмурый «капитан» держал сумку, в которой покоились четыре мины с часовым механизмом.

Оказавшись у машины, седой, которого в группе знали как Генерала, взглянул на часы.

— Семь сорок три, — произнес он. — У нас максимум десять минут. Белоснежка и Чубчик чистят кабину. С пола кровь можно не вытирать. Крекер и Леденец снимают с убитых комбинезоны. Марафонец протирает. Особенно не старайся. Все равно присматриваться никто не станет. Давайте, ребята, живенько.

Через восемь минут красный «ЗиЛ» с белой полосой тронулся в путь. В кабине его, лениво навалясь на дверцы, сидела самая обычная пожарная бригада, поспешавшая к месту событий, которые еще не произошли.

Седой достал из кармана передатчик и набрал код.

— Старший сын — Брату, — произнес он.

— Брат слушает, — мгновенно отозвалась рация. Чувствовалось, что сигнала ждали.

— У нас все по плану.

— Отлично, — ответил координатор, которого в обычное время все звали Шептуном. — Тель уже готов. Ждем информацию от Младшего. Пока выдвигайтесь на исходную.

* * *
«Скорая» остановилась на окраине городка Иваньковское. Шофер поставил ее хитро, между двух дворов. Выглянут из одного дома, подумают: точно не к нам, у нас больных нет. Выглянут из второго — только покачают головой: не повезло же соседям.

Мосластый — Пастух — выудил из кармана передатчик.

— Брат, я — Средний, как слышишь?

— Я — Брат, слышу тебя отлично. Как дела, парни?

— Все в порядке. Мы на исходной.

— Прекрасно. Готовность нулевая.

— Понял тебя, Брат. Есть новости от Младшего?

— Пока нет. Ждем.

— И долго ждать?

— До восьми.

— Понял.

— Все. Будьте наготове.

— Всегда наготове! — напряженно хохотнул Пастух.

Сидящий за рулем громила с чугунной челюстью — Айсберг — расплылся в улыбке. Он никогда не отличался сообразительностью, но старательно вникал в тонкости предстоящей операции, заучивая свою роль назубок, дабы не сплоховать в решающий момент. Айсберг обладал отменным чувством команды, решимостью и безрассудной, порой перехлестывающей через край смелостью.

— Как настрой, Бегемот? — повернулся Пастух к толстяку.

Тот пожал плечами, улыбнулся несчастно. Ему никогда не приходилось стрелять в людей. Он надеялся, что не придется и впредь. В конце концов, Хорь ведь взял его в команду не для того, чтобы нажимать на курок. Хорю нужно другое: знания, умение, руки.

— Не дрейфь, Бегемотик, — Пастух ободряюще кивнул. — Все будет абгемахт.

— Хотелось бы, — вздохнул толстяк.

* * *
Товарняк вкатился в зону ожидания медленно и осторожно, словно вез в цистернах не обычное топливо, а нитроглицерин.

«Семнадцать вагонов, — подсчитал снайпер и усмехнулся: — Ну и фейерверк будет! Любо-дорого посмотреть».

Офицеры обходили состав, заглядывали под днища вагонов, забирались на верхушки цистерн, простукивали стальные борта. Учитывая, что уже вечер и группа досмотра тоже торопилась домой, формальности должны были занять минут пятнадцать.

Стрелок взглянул на часы — без десяти восемь, поднял винтовку и приник к прицелу.

Низкорослый прапорщик постучал по железному боку последней цистерны, что-то буркнул остальным и махнул рукой: «Пропускай». Створки ворот разъехались, и состав, тяжело пыхтя, словно переевший удав, втянулся на территорию складов. На посту уже царило оживление. Ворота подъездных путей тоже были открыты. Часовые стояли по обеим сторонам, сжимая в руках автоматы. Чуть поодаль замерли фигурки начальника караула, разводящего и дежурного по части. Группа досмотра прошла к КПП, уселась в «уазик», и машина резво покатила к складам ГСМ, обгоняя состав.

Стрелок видел схему части на экране компьютера и абсолютно точно знал, как передвигаются часовые, какое здание где расположено, какие посты ближе к ограждениям, какие дальше, через сколько минут поднимется тревога, через какое время прибудут первые офицеры. При разработке учитывалась каждая мелочь. Действия групп планировались вплоть до секунд.

Не повышая голоса, стрелок пробормотал в микрофон:

— Брат, я — Тель. Состав прошел. Гости на месте. Можно начинать.

— Красный свет, Тель!

— Что случилось?

— Нет известий от Младшего.

— Черт! Что будем делать, Брат?

— Ждать.

— Дьявол! Понял.

Стрелок выматерился сквозь зубы, однако винтовку не опустил.

Состав, громыхая, подполз к воротам и остановился. Неподалеку затормозил «уазик». Выбравшийся из кабины прапорщик подозвал начальника караула, предъявил ему необходимые бумаги. Тот полистал накладные, смурно кивнул и махнул рукой часовым: «Запускай». Состав медленно приближался к цистернам.

Стрелок проконтролировал время. Восемь минут, как и планировалось. Он несколько раз глубоко вздохнул, усмиряя непослушное сердце, и аккуратно, ласково прижал приклад поплотнее к плечу. Ниточка перекрестья поползла от хвоста состава к голове. Вот мелькнула зеленая стенка локомотива. Стоп, назад. Перекрестье сместилось к серому, залитому гудроном борту первой цистерны.

«Первый — последний — средний, — повторил про себя снайпер последовательность выстрелов. — Три обязательных и семь произвольных. Всего, стало быть, десять. Это примерно двадцать секунд. За грохотом разрывов никто не услышит хлопков выстрелов. Вернее, те, что на посту, услышат наверняка. Но это не имеет значения».

Ему не нужно было следить за циферблатом часов, он отлично видел электронные, висящие на стене клуба.

20.04.47.

Дальше 04.53, 04.57, 04.59. Бах! Зеленая четверка сменилась пятеркой.

«Пора бы уже. Пора. Иначе может быть поздно…»

* * *
Шептун посмотрел на часы, поднес передатчик к губам.

— Младший, я — Брат. Что у тебя?

Папаша Сильвер тоже поглядел на циферблат.

— Все. Они опоздали. Командуй отход.

— Чтоб тебя! Брат вызывает Младшего.

И в ту же секунду передатчик ожил:

— Брат, я — Младший. Коды у нас. Слушай: первая дверь — 411239; вторая — 270561. Все. Уходим в оговоренную точку.

Шептун перевел дух, глаза его азартно заблестели.

— Брат — Телю. Начинаем! Зеленый свет!

— Понял, Брат, — отозвался стрелок. — Начинаем. Отбой.

— Брат — Среднему и Старшему, — торопливо бормотал Шептун в микрофон…

* * *
…В кабине «ЗиЛа» Генерал быстро записывал цифры. Когда координатор назвал последнюю комбинацию, он кивнул и скомандовал:

— Всем приготовиться. Начинаем.

* * *
…В салоне «Скорой помощи» Пастух дублировал действия Генерала. Записав коды, он сообщил Шептуну:

— Готово.

— Отлично, — с явным облегчением произнес координатор. — Начинаем.

— Поняли тебя, Брат. Внимание, ребята! — Пастух посмотрел на товарищей. — Начинаем.

Айсберг крякнул довольно:

— Ну, братва, понеслась.

* * *
— Брат — Телю. Начинаем! Зеленый свет!

— Понял, Брат, — почти не разжимая губ, произнес снайпер. — Начинаем. Отбой.

Он задержал дыхание и нажал на курок. Приклад винтовки чувствительно ударил в плечо. Латунная гильза мелькнула в лучах заходящего солнца пронзительно-желтой молнией.

Часовой у ворот успел удивленно повернуть голову, и в ту же секунду на месте головной цистерны расцвела огромная огненная роза. Выстрел можно было считать идеальным. Бронебойно-зажигательная пуля пробила стену цистерны и вошла в емкость как раз там, где бензин уже превратился в маслянистые, тяжелые, густые пары. Взрыв был оглушительным. Мощная огненная волна выплеснулась за территорию складов, перевернула «уазик», разбросала людей на дорожке. Тело часового отлетело метра на три и повисло на колючей проволоке, безвольное, сотрясаемое мелкой дрожью агонии. Шея трупа дымилась, по куртке пробегали короткие язычки пламени, оставляя рыже-коричневые сгоревшие пятна.

Уцелел только солдат, в момент выстрела повернувшийся к лесу. Он стоял слишком близко к составу, и ударная волна, разбегающаяся в стороны, не зацепила его. Часовой попал в узкий клин мертвой зоны. Все остальные превратились в пылающих кукол. Живые факелы метались среди желто-черно-алых волн нестерпимого жара, вопя от боли. Чудом выживший часовой опустился на колено и вскинул автомат, выцеливая стрелка. Надо отдать ему должное, выдержка у парня была отменной, чего нельзя сказать об уме. Он не догадался спрятаться, найти какое-нибудь укрытие. Впрочем, какое укрытие можно найти на складе горюче-смазочных материалов?

Стрелку не пришлось передергивать затвор, винтовка Драгунова сделала это автоматически, экономя время снайпера. Он только переместил перекрестье прицела на замыкающую цистерну и снова нажал на курок. Стоящая на колене фигурка с «АКМ» в руках была буквально разорвана в клочья ударной волной. Десятки тонн топлива хлынули на промасленную землю, поджигая ее, растекаясь гигантским огненным озером. Катастрофа принимала необратимый характер. Еще один выстрел. Рванула средняя цистерна. Гудящая раскаленная стихия, пожирающая все на своем пути, покатилась через асфальт к автопарку, казармам, столовой и клубу.

Секунду спустя отделившиеся от общего потока многочисленные ручейки хлынули в дренажную канаву. Огонь моментально заполнил ее и, набирая силу, потек в сторону КПП и караулки, перехлестывая через край, облизывая подсохшую траву и груды опавшей листвы. Пламя с гулом пожирало деревья, мусор, столбы ограждения периметра.

Стрелок знал, что сейчас на грохот разрывов из казармы выскакивают солдаты и дежурные по подразделениям. Часовые собираются на вышках, чтобы с изумлением созерцать, как исчезает с лица земли склад общевойсковых боеприпасов. Огонь уже захлестнул соседний пост, и часовой заметался, не зная, что же делать. В нем боролись долг и инстинкт самосохранения. Стрелок делал свое дело. Бронебойно-зажигательные пули прошивали стенки цистерн. Взрывы следовали один за другим, и пожар постепенно перерастал в огненный смерч. Черные клубы дыма с пробивающимися сквозь них языками пламени ввинчивались в сиреневое вечернее небо.

Состав завалился набок. Теперь уже никто не сумел бы сдвинуть его с места. Объятый пламенем, искореженный локомотив, точнее, его черный остов каким-то чудом устоял, хотя и сошел с рельсов. Ударная волна увечила вагоны. Пламя моментально охватывало пары, и цистерны превращались в шестидесятидвухтонные бомбы, взрывающиеся, разбрасывающие вокруг себя фонтаны огня и смертоносные куски железа. Подземные хранилища пока еще были целы, но жар уже подобрался к ним вплотную.

Опустошив обойму, стрелок извлек из кармана новую, в которой братьями-близнецами покоились десять патронов с обычными латунными головками, прищелкнул магазин к винтовке и вновь приник к прицелу. Вот они. Все как и ожидалось. Четверо часовых у склада артиллерийского боезапаса стоят на навесных дорожках, вцепившись в поручни. Смотрят, разинув рты, на бушующий огонь.

Теперь он должен ждать. Дежурные на КПП наверняка не расслышали хлопков выстрелов. А те, кто слышал, уже мертвы. Скоро начнется второе действие. А пока антракт. Можно полюбоваться фантастическим зрелищем.

* * *
Они тоже слышали взрывы. Целую серию. Казалось, небо раскололось и обрушилось на землю. Пастух крякнул горлово и покрутил головой.

— Вот это да, — буркнул он.

— Смотри, смотри, смотри! — Сидящий за рулем Айсберг наклонился к лобовому стеклу. — Видишь, вон! Класс! — не сдержал он по-детски непосредственных эмоций.

За лесом выросли огромные клубы черного дыма. Отсюда, с расстояния в несколько километров, казалось, что это гигантские жуткие цветы — порождение преисподней — тянутся к свету. Бегемот, всем телом подавшийся вперед, зачарованно уставился на пожарище и даже приоткрыл рот.

Пастух звонко хлопнул в ладоши.

— Эй, Бегемот, проснись! Что, впечатляет?

Тот, не отрывая взгляда от извивающихся в небе черных стеблей, пробормотал:

— Ужас!

— Беда, братцы, — подтвердил Айсберг. — Настоящая беда.

Издалека донесся вой пожарной сирены, и тотчас же ожила рация:

— Приготовились. Старший, Средний, приготовились.

Пастух поднял передатчик:

— Брат, я — Средний, понял тебя. Мы готовы.

Сидящие в пожарном «ЗиЛе» отреагировали так же скоро:

— Я — Старший. Слышу отлично, Брат. Мы готовы.

— Превосходно. Начали. И ни пуха вам ни пера, ребята.

— К черту, Брат! — прозвучало в эфире одновременно.

* * *
Сквозь диоптрику прицела стрелок наблюдал за тем, как въезжают в распахнутые настежь ворота воинской части вереницы пожарных и санитарных машин. Среди мощных тяжелых «ЗиЛов» приземистые «уазики» и «рафики» смотрелись словно лилипуты. Одни скатывались на обочины, другие тормозили у КПП, некоторые проезжали дальше. Пожарные ставили свои машины неподалеку от границы огня, которая, впрочем, быстро расширялась. Пламя теснило людей, отрезая землю метр за метром. Благодаря дренажным канавам осьминог-пожар вытягивал щупальца фантастически быстро и далеко. Пламя вплотную приблизилось к казарме, поглотило солдатскую столовую, клуб, захлестнуло автопарк и теперь медленно, словно каток, наползало на караулку. Справа огонь медленно пожирал железнодорожную ветку, гору угля у котельной и продовольственные склады. Уже горело неказистое здание прачечной и солдатской чайной. Это был не просто пожар, а неудержимое, всесокрушающее буйство стихии.

Через семнадцать минут после начала операции на территории части уже стояло не менее тридцати пожарных машин и столько же наверняка было в пути. Около двадцати машин «Скорой помощи» выстроились вдоль дороги. Сейчас свободный участок, отделявший КПП от линии огня, составлял около ста пятидесяти метров, но расстояние это сокращалось с каждой секундой. Часть машин сворачивала направо и проезжала к караулке, к оружейным складам, пытаясь остановить всемогущего демона, сбить пламя, не дать ему добраться до оружейных запасов.

Первые расчеты уже размотали гидранты, первые струи воды хлестнули на раскаленный цветок. Впрочем, без видимых последствий. Вода шипела и испарялась, ее было слишком мало, а огонь был слишком силен. Речь шла уже не о спасении, а хотя бы о локализации. Пожарные стремились остановить рост пламени, сдержать его до прибытия поддержки. Это им относительно удавалось, пока не начали рваться подземные хранилища. Огонь вылизывал бока цистерн добела, раскаляя их, воспламеняя горючие пары. Все новые и новые емкости взлетали на воздух.

«Если когда-нибудь апокалипсис случится, — подумал отстраненно стрелок, — то он будет именно таким — огненным зверем, сметающим с лица земли все живое».

— Внимание, Тель, мы начинаем, — ожила рация.

— Понял. — Стрелок вновь поудобнее устроил винтовку.

* * *
Этот пожарный «ЗиЛ» и машина «Скорой помощи» ничем не отличались от других. Они беспрепятственно въехали на территорию части, прокатились по главной дорожке и свернули к оружейным складам. Лиц людей стрелок разобрать не мог, но сидящие в «ЗиЛе» подали ему условный сигнал — один из мнимых пожарных снял шлем и выставил руку в окно, опустив ее вниз. Не привлекающий внимания, абсолютно естественный жест.

У склада боеприпасов обе машины остановились. Первые ворота оказались даже не запертыми на замок, и это было, пожалуй, самым важным. Часовые на подвесных мостках подтянулись поближе. Двое вохровцев стояли чуть в стороне, сжимая в руках «АКМ». Не так уж и много народу, если учитывать важность хранившихся здесь боеприпасов.

Высунувшийся из окна машины пожарник покрутил головой и, увидев часового, гаркнул:

— Пожарные колодцы здесь есть?! Брандспойты подключить!

— Колодцы-то есть, — вздохнул один из вохровцев и взглянул в сторону огня. — Вызовите начальника караула, чтобы он запустил вас на пост.

— Так ваш начальник караула неизвестно где сейчас, — отчего-то оскалился пожарник, — а огонь вон. — Он махнул рукой себе за плечо. — Если перекинется на соседние строения, все — пиши пропало. И сами сгорите, и хлам, который вы охраняете.

В это время снайпер нажал на курок. За гулом пожара выстрел был неразличим, просто один из часовых вдруг дернулся и сполз на железную дорожку. Через мгновение упал грудью на перила второй. Автомат выскользнул у него из рук и грохнулся на стальной пол, а солдат, перевалившись через ограждение, полетел вниз. Третий рванулся к товарищам, но тут же, словно споткнувшись, рухнул ничком и застыл. Снайпер выпустил три пули за четыре секунды и ни разу не промахнулся.

Как только первый солдат упал, дверцы «ЗиЛа» распахнулись и короткие, практически бесшумные очереди «узи» положили на землю обоих вохровцев. Четвертого часового сняла Белоснежка из «беретты».

— Все, поехали!

Выскочив из машины, лжекапитан торопливо распахнул ворота. «ЗиЛ» развернулся, перекрывая въезд. Шестеро «пожарников» выбрались из салона и быстро направились к неприметным внутренним воротам, за которыми высился насыпной холм — крыша подземного хранилища. Боевики в два удара сбили замок, и «Скорая помощь» въехала на территорию склада тактических ядерных боеприпасов.

— Так, — Генерал посмотрел на часы, — у нас пятнадцать минут. Марафонец, останешься на улице. Если появятся солдаты — убей их.

— Я знаю, — кивнул лжекапитан.

— Остальные со мной. — Генерал шагнул к хранилищу.

Айсберг вынул из брезентовой сумки огромные ножницы-кусачки.

* * *
Выполнив свою задачу, стрелок неторопливо упаковал винтовку, спустился вниз и, подобрав стреляные гильзы, зашагал к дороге, где стояла новенькая вишневая «пятерка». Из багажника были извлечены шапочка-бейсболка и кожаная куртка, придавшая стрелку элегантно-франтоватый вид, который дополнили зеркальные очки и кожаные велосипедные перчатки. Винтовку он положил на заднее сиденье. Сев за руль, Тель поехал к месту сбора. Времени в запасе было более чем достаточно.

* * *
Первая дверь — мощная стальная плита — оказалась запертой на навесной замок. Справиться с ним не составило особого труда. Преодолев это препятствие, боевики шагнули в небольшой предбанник, в правом верхнем углу которого примостилась небольшая видеокамера. Над дверью, словно глазок светофора, горел красный огонек. Слева, на уровне человеческой груди, был укреплен кодовый замок — небольшая панель с десятью кнопками.

Леденец вскинул «узи» и нажал на курок. Автоматная очередь разнесла серебристую коробочку видеокамеры вдребезги. Посыпались куски пластика, осколки линз, детальки микросхем. Закружилась облачком бетонная пыль. Сейчас в караульном помещении должна была взвыть сирена, но ничего не произошло. Собственно, так и задумывалось. Огонь сожрал уже половину всех коммуникаций, включая кабели сигнализации и внешние линии энергоснабжения. Однако механизмы пневматического открывания дверей, как и кодовые замки, до сих пор работали, поскольку подключались к собственному, автономному, генератору.

Наклонившись к замку, Генерал торопливо набрал шестизначный код. Где-то внизу заработали моторы, и полуметровой толщины створка легко откатилась в сторону. За ней протянулся небольшой коридорчик, в дальнем конце которого виднелась еще одна камера. Белоснежка мгновенно подняла пистолет. Камера лопнула, разлетелась на десяток обломков, оставив после себя лишь стальной кронштейн и торчащие из него обрывки проводов.

Группа торопливо зашагала вперед. Еще один набор кода, и вторая бронированная плита плавно ушла в стену.

За ней обнаружился лифт — обычная площадка, окруженная сеткой. Шахта уводила вниз, в подземный этаж, где, собственно, и хранился нужный груз. Груз, ради которого заваривалась эта каша и ради которого они пришли сюда. Груз, который принесет им целое состояние или лишит жизни.

— Белоснежка, остаешься здесь, — скомандовал Генерал.

— Хорошо, — ответила девушка, делая шаг в сторону.

Остальные семеро боевиков ступили на стальную площадку подъемника. С мерным урчанием лифт спустился в подземелье.

Еще одна дверь — на сей раз без цифровых замков и хитрых предосторожностей, — и боевики оказались в большом тускло освещенном помещении, вдоль стен которого тянулись стеллажи. А на стеллажах… На стеллажах стояли темно-зеленые ящики с аккуратной пометкой — кружком-сердцевинкой, вокруг которой три лепестка-треугольника. Лицо Бегемота засветилось восторженным благоговением. Он подошел к одной полке, к другой, провел по ящикам ладонью. Все ждали.

— Это они, — наконец выдохнул толстяк.

— Отлично.

Генерал деловито оглядел полки, подошел к ближним от лифта.

— Берем вот эти. — Вытащив из кармана кусочек мела, он проставил на нужных контейнерах белые крестики. — Сначала все грузим, потом поднимаем. Вперед!

Боевики один за другим подхватывали ящики и, сгибаясь под тяжестью, переносили в лифт. Каждая мина весила около сорока килограммов, плюс шесть килограммов — тара. На погрузку пятнадцати контейнеров ушло шесть минут, еще полминуты лифт полз вверх. Здесь коридор подлиннее, и времени на то, чтобы забросить ящики в «уазик», уйдет гораздо больше. Придется поторопиться.

— Быстрее, парни! Быстрее!!! — кричал Генерал, подхватывая контейнер.

Громила Айсберг взвалил на плечи сразу два. Леденец тоже ухватил ящик. Еще один взяли Крекер и Бегемот. Шестой поднял Пастух. Итого две ходки по три минуты. Долго! Бегом! Бегом!!! Чубчик схватил седьмой контейнер.

Серый «уазик» с красным крестом подогнали вплотную ко входу в склад, открыли задние дверцы. Поняв, что группа не укладывается в отведенное время, лжекапитан поспешил на помощь. Белоснежка, запрыгнув в кузов пикапа, помогала составлять контейнеры в штабели.

Когда погрузка была в самом разгаре, рядом с воротами остановился еще один пожарный «ЗиЛ», и высунувшийся из окна парень крикнул лжекапитану:

— Эй, командир, у вас есть где рукава подключить?

Тот угрюмо покачал головой.

— Здесь нельзя. Оружейный склад. Проезжай дальше, может быть, у караулки.

— Ага. — Парень кивнул на пустую пожарную машину. — А где ребята?

— На пожаре, где ж еще? — буркнул «капитан» хмуро и, демонстративно сплюнув, повернулся спиной, давая понять: разговор окончен.

— Ну ясно, — с едва заметной ноткой разочарования протянул пожарник. — Бывай, командир. Смотри не сгори.

«ЗиЛ», взревев двигателем, унесся прочь.

Погрузка заняла чуть больше шести минут. Несколько боевиков запрыгнули в санитарный «УАЗ» и взяли оружие на изготовку. Остальные забрались в «ЗиЛ». Обе машины, завывая сиренами, рванули к КПП. Дежурный прапорщик если и удивился тому, что «пожарка» уезжает в самый разгар бедствия, то виду не подал. «ЗиЛ» и «Скорая» выкатились на асфальтовую дорогу, но свернули не налево, к Чеховску, а направо — к поселку Валовому. На пустынной дороге они съехали в густой подлесок, протряслись по раздолбанной глиняной колее метров триста и остановились. Здесь их ждал обычный мебельный фургон «ГАЗ», каких в любом городе тысячи. Обитый жестью кузов, смазанные эмблемы эфемерной автодорожной базы на дверцах, приевшийся всем грязно-голубой цвет. Рядом с грузовиком стояли Шептун, Папаша Сильвер, Дофин, Близнец и Тель.

Шептун шагнул навстречу «ЗиЛу».

— Ну что? Все в порядке? — спросил он выпрыгнувшего из кабины Генерала.

— Да. Груз у нас.

— Отлично.

— Ребята, — Генерал обернулся, — перегружаем ящики и уходим. Марафонец, установи канистры и мины.

Лжекапитан кивнул и потянулся к сумке. Он устанавливал в кабинах канистры, цеплял к ним мины, набирал на панелях таймеров время.

Когда все было сделано, Леденец и Айсберг достали из «ГАЗа» маскировочную сеть и накинули на пожарку и санитарную машину.

— Уходим! — приказал Генерал.

Боевики забирались в фургон, когда кто-то спросил:

— А где Марафонец-то?

На секунду все замолчали, а потом Шептун предположил:

— Только что здесь ведь был. Может, до ветра отошел? — И тут же позвал: — Марафонец! Эй, Марафонец!

Тишина.

— Сбежал, сука! — рявкнул вдруг Генерал. — Ах, б… такая! Он мне сразу не понравился. Сразу! Надо было завалить его!

— Пора уходить. — Шептун посмотрел на часы.

— Нет, сперва я найду эту гниду. — Генерал повернулся, всматриваясь в густые заросли.

— Поехали, поехали, — торопил Шептун. — Еще успеем. Никуда он от нас не денется.

Седой подумал мгновение, выдохнул с досадой:

— А-ха, ну ладно, поехали. Но эту тварь я достану.

— Потом разберемся.

Шептун сел за руль фургона. Генерал закрыл дверцу кузова и устроился на пассажирском сиденье. «Газик» запыхтел двигателем и покатил к Москве.

* * *
Трупы часовых и вохровцев обнаружили только через полтора часа. После того, как прибывший по тревоге командир части приказал дежурному по КПП бежать вокруг, через лес, к казармам, за солдатами-посыльными; после того, как те уезжали в город на стоящих пока без дела «Скорых»; после того, как, несмотря на долгие звонки, не открыл дверь Георгий Владленович Успенский, — что само по себе уже являлось ЧП и требовало принятия особых мер, — и, наконец, после того, как прибыл начальник склада общевойсковых боеприпасов. Бледный, он подошел к воротам, остолбенело посмотрел на лежащие тела, на распахнутую дверь хранилища и на подгибающихся ногах потрусил к КПП доложить о страшной находке непосредственному начальнику, а заодно вызвать милицию и сотрудников ФСБ.

Представители МВД и ФСБ прибыли через двадцать минут, и сразу же был введен в действие оперативный план «Блокада». На то, чтобы перекрыть только основные трассы, ушло почти пятнадцать минут. По тревоге подняли все ближайшие воинские части. Тяжелые «Уралы» и «ЗиЛы» блокировали второстепенные дороги и грунтовки. Автоматчики в бронежилетах стояли на обочинах, хмуро наблюдая за тем, как сотрудники ГАИ и ВАИ останавливают для досмотра сомнительные легковые машины и грузовики. В ходе операции «Блокада» удалось обнаружить и задержать крупный груз маковой соломки, которую везли в картонных коробках из-под импортного растворимого кофе. Были также арестованы четверо молодых людей, в «Ниссане» которых оказались два пистолета «ТТ» и помповое ружье. Не удалось только обнаружить машину с похищенными минами. Впрочем, ничего удивительного в этом не было. К моменту введения в действие плана «Блокада» террористы находились на базе. Мебельный фургончик спокойно отдыхал во дворе, а смертоносный груз, перенесенный в одно из зданий комплекса, изучали Бегемот и Близнец, обсуждая между собой особенности конструкции мин и возможные способы их подключения и взвода.

* * *
У ограды дивизионных складов выстроились милицейские «уазики» и несколько черных «Волг». Пламя бушевало вовсю, и говорить приходилось очень громко, иначе голоса заглушал рев пожара. К этому часу стало ясно: военный городок спасти не удастся. Огонь уничтожил едва ли не три четверти всех строений. Площадь горения благодаря стараниям пожарных и — в большей степени — асфальтовой дороге, мешающей пламени перекинуться на соседние здания, теперь практически не расширялась. Безветрие пока спасало оружейные склады от огня, и все присутствующие молились о том, чтобы погода не изменилась.

К десяти на пульт дежурного по городу поступила информация о таинственном исчезновении машины «Скорой помощи» вместе с медицинской бригадой.

К половине одиннадцатого вечера оперативники ФСБ получили первые данные о погибших: не считая шести застреленных часовых, от огня погибло по меньшей мере тринадцать человек. Десять из этих тринадцати убиты взрывом и пламенем в первые же минуты возгорания. Кроме того, взломав дверь квартиры Успенского, сотрудники ФСБ обнаружили еще два трупа — начальника ГСМ капитана Полянского, убитого выстрелом в голову из оружия крупного калибра, и хозяина квартиры. На локте Успенского отчетливо просматривался след внутривенной инъекции.

Срочно прибывший из Москвы начальник подотдела оперативных разработок управления «Т» ФСБ полковник Рощенков стоял у ворот оружейного склада, беседуя с командиром части — плотным, если не сказать больше, барского вида мужиком лет сорока семи — и наблюдая за бушующим в полусотне метров пожарищем. Его заместитель майор Котов вместе с группой экспертов осматривал склад тактических боеприпасов.

Котов, деятельный, подвижный, оглядывался, взбирался на вышки часовых, спустился в хранилище, попробовал на вес несколько ящиков, засекая время, отнес один к лифту, поднял наверх, дотащил до двери. Хмыкнул:

— Та-ак, любопытно…

Он внимательно осмотрел мощные двери бункера, разбитые видеокамеры, перекушенный замок, вновь полез на вышки, затем приказал одному из оперативников:

— Приведи-ка помощника начальника караула. — И тут же продолжил: — Значит, так, картина ясная. Террористы въехали в часть на двух машинах. Вернее всего, на пожарной и «Скорой помощи». «Пожарку» поставили у ворот, «Скорую» подогнали к дверям склада.

Рощенков и командир части подошли поближе.

— Из чего вы делаете такой вывод, товарищ майор? — осведомился полковник.

— В пожарный «ЗиЛ» сложно погрузить пятнадцать ящиков, а «Скорой» не перекроешь ворота. Их должны были видеть. Необходимо опросить пожарников.

— Уже опрашивают, — ответил Рощенков. — Я отдал необходимые указания.

— Ага, отлично! — Котов держался так, словно это он был здесь начальником, а вовсе не полковник. — Дальше. Террористов примерно тринадцать человек, делились они на четыре группы. Двое потрошили Полянского. Вторая группа: координатор и его «горилла». Они не отважились бы оставлять такого человека без прикрытия. Дальше — снайпер. Ловкий, сухощавый, очень подвижный. Ну и основная группа. В ней не менее восьми человек. Один стоял у склада, охранял. Остальные таскали ящики. В их числе здоровый мужчина, настоящий гигант, необычайно развит физически. Еще двое, крепкие, плечистые, отлично подготовленные, в прекрасной форме. И четверо со средними показателями.

— Ну, а это-то откуда вы взяли, Александр Яковлевич? — скептически прищурился Рощенков.

— Все очень просто, Савелий Павлович, — быстро и серьезно ответил Котов, забираясь на вышку часового, покрутил головой. — Солдаты убиты выстрелами в голову. Стреляли вон от того леса, больше неоткуда. Видите, с трех остальных сторон либо какие-то помехи, либо слишком большое расстояние от надежного укрытия до цели. Значит, от леса. Тут больше шестисот метров. Максимальное расстояние для прямого выстрела по фигуре, стоящей в полный рост. С земли часовых почти не видно, а для такого выстрела нужен отличный обзор и удобная позиция. Поэтому стреляли, вернее всего, с деревьев. У сосен слишком высоко начинаются ветви. Тучный человек вряд ли сумеет забраться. А снайпер не просто забрался, он еще и стрелял. Дальше. После начала пожара террористы некоторое время выждали и только потом въехали в городок. Они знали, что первые машины если и не станут досматривать, то запомнят точно. К тому же им было необходимо, чтобы в городке собралось достаточное количество машин, тогда их остановка у склада не вызвала бы подозрений. Ищут гидрант, скажем, или еще что-нибудь в этом духе. Это минут пятнадцать. Пожар начался в двадцать десять, плюс-минус минута. Плюс пятнадцать. Уже двадцать пять. Въехать, добраться до склада, снять часовых, загнать машину, вскрыть замок — и какой! Тротилом рви, не взорвешь, — спуститься вниз — еще минут семь-десять. Будем считать семь. Итого тридцать две. Да пара минут на обратный путь. Тридцать четыре. А выехали они без двенадцати. Стало быть, остается четырнадцать минус погрузка. Каждая мина вместе с ящиком весит около полусотни килограммов. Пятнадцать мин. Погрузкой занималось семь человек. Кто-то ведь должен был остаться у дверей. У меня весь путь занял семь с половиной минут. Две ходки. Итого пятнадцать. И это учитывая, что меня слабым никак не назовешь. — Котов не хвастал. Он был превосходно подготовлен физически, и Рощенков это знал. — А террористы уложились в четырнадцать. Простое уравнение. Семь человек несут пятнадцать мин. Значит, один тащит две одновременно. Плюс перекушенный замок. Делайте вывод. Однако в каждой группе есть как более подготовленные, так и менее. Думаю, не ошибусь, если предположу, что существовала хотя бы одна пара, которая несла всего один ящик. Значит, тот, кто оставался у дверей, помог оттащить последний контейнер. Вот так. — Котов скатился с вышки, подошел к воротам. — Это отличная группа. Они разработали оптимальный план. Если бы я захотел ограбить этот склад, то, пожалуй, действовал бы точно так же.

Рощенков подумал, кивнул.

— А вы не допускаете, что четвертая группа могла быть более многочисленной? Скажем, не восемь, а девять человек. Или даже десять. Не пришлось бы таскать по два ящика.

— Девять возможно. Тогда последнюю мину относил этот девятый. Десять — вряд ли. Террористы не могли не учитывать того, что у дежурного по КПП может возникнуть желание заглянуть в кабину. Обычная пожарная бригада — пять-шесть человек. Все террористы должны были одеться подобающим образом, чтобы не вызвать и тени подозрения. Эти ребята рассчитали все. Абсолютно все. До последней мелочи. Включая направление и скорость распространения огня. Они не стали бы рисковать. Отсутствие формы пожарника у одного из них поставило бы под сомнение благополучный исход всей операции.

— Возможно, террористов видел помощник начальника караула, — раздумчиво предположил Рощенков. — В бункере установлены две видеокамеры.

— Обе разбиты. Но я уже распорядился найти помощника начальника караула.

— Однако, судя по тому, что террористы не поленились их разбить, в момент нападения они работали, — произнес полковник. — Что-нибудь еще?

— Мы сняли показания с дежурного по КПП. Он видел террористов, но информация, прямо скажем, очень скудная. Посмотрим, что даст опрос пожарных расчетов. Все-таки машины проезжали мимо, кто-то должен был заметить террористов. Двое ребят отправились в город. Там исчезла машина «Скорой помощи». Вместе с бригадой. По адресу, зарегистрированному диспетчером подстанции, принявшей вызов, больных нет. Врачей никто не вызывал. Думаю, скоро мы будем иметь на руках еще три трупа.

— Конечно, похищение машины — дело рук террористов. Должны же они были разжиться транспортом. — Рощенков прикинул что-то, кивнул. — Отправьте-ка туда еще одного человека, пусть опросит жильцов дома. Может быть, кто-нибудь что-нибудь и видел.

— Не стоит, Савелий Павлович, — покачал головой Котов. — Я дал задание своим людям. Они подключат местное УВД. У нас и так народу не хватает.

— Хорошо. Еще есть соображения относительно состава группы?

— Мне кажется, среди террористов несколько профессиональных военных.

Рощенков переварил сказанное, пробормотал не без мрачности:

— Ну, это понятно. Слишком уж четко все организовано для дилетантов.

— Вот именно, — подтвердил Котов. — Группа «свежая». Если бы они работали раньше, мы бы знали. Прекрасно организованная, с железной дисциплиной. Вероятно, локализованная, судя по тому, что у нас нет на них никаких сведений. Опыт показывает: если в группе больше трех человек, неизбежна утечка информации. А тут ничего. Как в танке.

— Каковы ваши соображения относительно причин возникновения пожара? — поинтересовался Рощенков.

— Взрыв — дело рук террористов, тут и думать нечего.

О каких бы то ни было совпадениях говорить, конечно же, не приходится.

Рощенков кивнул удовлетворенно.

— Я тоже так думаю. Но тогда возникает вопрос: каким образом им удалось пронести взрывчатку на территорию военного городка? Составы, по утверждению командира части, досматриваются очень тщательно. Офицеры подтверждают. Этот не был исключением. Досмотровые и караульные службы постоянно инструктировались на предмет возможных диверсий и несчастных случаев.

Котов подумал несколько секунд, затем огляделся.

— Трое из четверых часовых убиты из стрелкового оружия калибра 7,62 миллиметра. Ранения же на трупе последнего часового и обоих вохровцев указывают на использование террористами патронов «парабеллум» калибра 9 миллиметров. Склад ГСМ и оружейные склады находятся как раз на одной линии. Вернее всего, снайпер использовал винтовку Драгунова.

— А калибр снайперского патрона для винтовки Драгунова соответствует калибру бронебойно-зажигательного патрона образца 1908–1930 годов, — закончил Рощенков. — Согласен с вашим мнением, майор. М-да… Группа очень серьезная. Чрезвычайно. Возможно, это одна из самых серьезных террористических групп за последние годы.

На главной дорожке появился помощник начальника караула — бледный, перемазанный сажей лейтенант с грязноватой повязкой на рукаве. За его спиной молча топал котовский оперативник. Командир части шагнул было к подчиненному, однако Котов остановил его взмахом руки.

Лейтенант подошел к Рощенкову, козырнул:

— Здравия желаю. Лейтенант Песков.

— Полковник Рощенков, Федеральная служба безопасности, — представился тот. — Здравствуйте, лейтенант. У нас к вам один вопрос.

— Слушаю, товарищ полковник.

— На складе тактических боеприпасов установлены видеокамеры?

— Так точно, — подтвердил лейтенант.

— В таком случае вы должны были видеть преступников, входящих в хранилище?

— Никак нет, товарищ полковник. Взрывами повредило электролинии. Произошло замыкание.

— Разве склад тактических боеприпасов не на автономном питании? — удивился Рощенков.

— Так точно, на автономном, — подтвердил лейтенант, оглянулся на командира части и добавил, не скрывая раздражения: — Вот бы еще и караульное помещение подключить к собственному генератору, я бы сейчас вам про террористов все рассказал. И сколько, и как выглядят.

— Ясно. Свободны, лейтенант.

— Есть, — козырнул тот.

Рощенков повернулся к Котову.

— Час от часу. Каков ваш прогноз, майор?

— За прогнозами не ко мне, — невесело усмехнулся Котов. — За прогнозами — к аналитикам.

— Мне не до шуток, Александр Яковлевич!

— Какие уж тут шутки, Савелий Павлович! Пятнадцать ядерных мин украдено.

— Я уважаю ваше здоровое чувство юмора. И все-таки?..

Котов серьезно посмотрел на начальника.

— Опыт показывает: такие преступления раскрываются либо сразу, наскоком, либо для этого требуются месяцы, а то и годы. Сразу у нас не получилось. Если бы дежурный по КПП был расторопнее и сообразительнее и догадался бы сразу воспользоваться телефоном, нам, возможно, удалось бы перехватить террористов, но теперь поздно. Поезд ушел. Террористы настолько хорошо подготовлены и опасны, что я не сомневаюсь: скоро нас ждет большой сюрприз.

— Ну, насчет скоро, это еще бабушка надвое сказала, — протянул Рощенков.

— Максимум в течение недели, — возразил Котов. — Но я думаю, гораздо раньше. Через два-три дня.

— Господи, да откуда такая уверенность? Рассудите трезво. Им надо подготовить очередную операцию. И кстати, не станут же они совать голову в петлю. Сейчас поднимется такой переполох — только держись.

— Уверенность, Савелий Павлович, оттуда, что террористы — профессионалы. Это они нам доказали. Человек, спланировавший ограбление склада, — умен и хитер. Он уже все подготовил. Понимаете, УЖЕ! Террористы не станут давать нам времени на раздумья, это было бы большой ошибкой. Они будут действовать быстро, мгновенно, пока мы не успели опомниться. Неужели это не ясно?

Котов распалился, говорил быстро, резко, помогая себе взмахами руки.

Рощенков хмуро слушал. И всем стоящим рядом — оперативникам, экспертам, военным — было понятно, что майор скорее всего прав. Просто полковнику не хочется верить в худшее. Ведь если террористам удастся использовать похищенные мины, последствия окажутся самыми неприятными как в общем, так и в частности. И Рощенков пострадает в первую очередь. Именно его сделают козлом отпущения.

— Ну допустим, — буркнул полковник. — А вывод?

— Работать. Выяснять детали. Например, откуда у террористов информация о времени прибытия состава и характере груза? Откуда им известно о том, кто являлся начальником склада тактических боеприпасов? Откуда у них оружие? Наконец, почему именно этот городок, а не какой-нибудь другой? Может быть, по ходу разработок всплывет информация о личностях террористов.

— Хорошо. Вы молодец, АлександрЯковлевич. Схватываете на лету.

Рощенков сказал это таким тоном, что всем стало ясно: не рад он сообразительности Котова. Не рад в основном потому, что сообразительность эта не сулит ничего, кроме огромных неприятностей.

К ограждению подошел один из оперативников.

— Александр Яковлевич, товарищ майор!

— Да? — моментально повернулся тот. — Что? Нашли что-нибудь?

— Нашли. — Оперативник едва заметно улыбнулся. — Во-первых, две сгоревшие машины в лесу, километрах в десяти отсюда. «УАЗ» «Скорой помощи» и пожарный «ЗиЛ». Во-вторых…

Он на секунду смолк театрально, и Котов тут же взорвался:

— Не томи, Макар, мать твою за ногу!

— Один из пожарников видел человека в форме капитана, который стоял у дверей склада как раз во время ограбления.

— Ну? — Котов хлопнул в ладоши. — Отлично! Превосходно! Погрузи этого парнишку в машину и к нам, в управление. Запротоколируй показания, и быстренько составьте фоторобот.

— Хорошо, Александр Яковлевич.

— Ну вот, один у нас есть, — Котов повернулся к начальнику. — Пока не забыл. Знаете, что нужно обязательно сделать, Савелий Павлович?

— Слушайте, майор, вы не забывайтесь, — возмутился Рощенков. — Все-таки пока еще я начальник, а вы — подчиненный.

— Я помню, Савелий Павлович, помню, — ответил Котов серьезно. — И все-таки.

— Ну и что же я должен сделать, по-вашему?

— Сообщить о похищенных минах Президенту и Совету Безопасности. Настоять на введении чрезвычайного положения. Иначе потом, когда мины «всплывут», собак навесят именно на нас.

— Надо же, какая уверенность! — не повышая голоса, сказал Рощенков.

— Просто я смотрю на вещи трезво, — так же тихо ответил Котов. — Для чего похищали мины? На продажу? Не те люди. Да и смешно. Спрос на столь большую партию ядерных боеприпасов так или иначе породил бы «волну». Мы бы знали. Похищать такое количество ядерной взрывчатки, не имея конкретного покупателя, бессмысленно. Остается…

— Теракт, — закончил Рощенков.

— Именно. Только в какой форме? Конечно, наиболее вероятен шантаж, но кто знает, вдруг эти люди — психопаты. Тогда от них можно ожидать чего угодно. Вплоть до…

— Ладно, — решительно произнес Рощенков. — Сегодня же позвоню Президенту. А вы, Александр Яковлевич, займитесь оперативными мероприятиями. Подключайте всех, задействуйте любые службы. Я согласую с начальством.

— Хорошо, Савелий Павлович. И дай бог нам разобраться с этими ребятами прежде, чем начнутся настоящие, серьезные неприятности.

6 сентября, вечер

— Что-то я неважно себя чувствую.

Савелий Павлович Рощенков вошел в кухню, когда его жена Алевтина Зиновьевна заканчивала готовить тесто для пирожков.

— Что случилось? — спросила женщина, не отрываясь от стряпни. — Съел, что ли, чего-нибудь на работе? Говорила тебе: бери обеды из дома. Ты ж меня никогда не слушаешь… Давай я тебе марганцовки разведу, промоешь желудок.

— Да не надо, само пройдет, — вяло ответил Савелий Павлович.

— Ну а что? Марганцовка поможет. У тебя чего болит-то? Желудок?

— Желудок. И голова. Голова кружится.

— Ну точно, съел что-нибудь не то.

— В глазах мутится, — продолжал Савелий Павлович.

— Тошнит? — Алевтина Зиновьевна собрала тесто, сложила его в пакет, пробормотала: — Фарш-то сейчас готовить или уж завтра заняться? Наверное, все ж таки завтра. Устала. — Она открыла дверцу холодильника, загремела кастрюлями, освобождая место. — Я говорю: тошнит тебя, Сава?

Савелий Павлович молчал. Алевтина Зиновьевна положила тесто на верхнюю полку, закрыла дверцу трехкамерного «Стинола», обернулась:

— Чего молчишь-то, Сава? — и на секунду застыла в недоумении. — Савушка, что с тобой?

Савелий Павлович сидел на стуле, как-то странно навалившись всем телом на спинку. Руки его безвольно повисли, голова была откинута, рот приоткрыт. Обмякший, серый.

В первую секунду Алевтина Зиновьевна подумала, что муж умер, и дико перепугалась, но потом поняла — дышит. Мелко, неровно, но дышит. Женщина бросилась к телефону.

* * *
Приехавшая по вызову бригада «Скорой» констатировала отравление. Врачи колдовали над безвольным телом, а Алевтина Зиновьевна стояла в дверях, испуганно прикрывая ладошкой рот. Врач — совсем молодой парень, — наполняя шприц, быстро и сухо поинтересовался:

— Что ваш муж сегодня ел?

Алевтина Зиновьевна даже не поняла, что обращаются именно к ней, не расслышала, не сообразила.

— Что вы говорите?

— Что ваш муж ел сегодня в течение дня? — устало повторил врач.

— Я… Я не знаю. Утром позавтракал, как обычно. Потом на работе, наверное, пообедал.

— Грибы ел?

— Нет. Не знаю. Дома не ел, может быть, на работе…

— Так, ясно. Вашего мужа необходимо госпитализировать.

— Как? — Алевтина Зиновьевна растерялась. — А это обязательно?

Врач вздохнул, посмотрел на женщину странно, спросил:

— Если бы у вас случился обширный инфаркт, обязательно было бы везти вас в больницу?

— Я поняла, поняла. А куда вы его повезете?

— В восемьдесят вторую. Отделение токсикологии.

— Постойте, мой муж — сотрудник ФСБ.

— Ну и что? — не понял врач.

— Может быть, отвезти его в госпиталь ФСБ? — «Своим» Алевтина Зиновьевна доверяла больше, чем чужим. — Это на площади Курчатова.

Врач пожал плечами.

— Я знаю, где находится госпиталь ФСБ. Думаете, в простой больнице за вашим мужем будет иной уход?

— Нет, но… Я думала, может быть, так положено…

— Мы отвезем, — врач заглянул в лист медицинской карты, — Савелия Павловича в 82-ю, а вы можете позвонить в ФСБ. Если они решат, что его необходимо госпитализировать в ведомственную больницу и у них есть условия для содержания больных с острым токсическим отравлением, пусть приедут и заберут.

Савелия Павловича, по-детски притянутого ремнями к брезентовым носилкам, спустили вниз и погрузили в «РАФ» «Скорой помощи».

В это же время сидящий на чердаке соседнего дома с биноклем в руках Шептун поднял передатчик.

— Внимание всем, его увозят. Его увозят. Как поняли?

— «Первый», понял.

— «Второй», мы готовы.

— «Третий», жду сообщений.

Карета «Скорой» покатила по двору. Алевтина Зиновьевна, стоя у подъезда, проводила машину взглядом, затем поднялась в квартиру и, сняв телефонную трубку, набрала номер. На том конце провода послышались гудки, затем что-то щелкнуло, и бодрый, неестественно громкий голос сообщил:

— Лейтенант Литвинов. Слушаю вас.

— Это Рощенкова, — представилась женщина.

— Здравствуйте, Алевтина Зиновьевна. — Голос дежурного прозвучал так радушно, словно он разговаривал со старой подружкой. — Что случилось?

— Савелия Павловича только что забрала «Скорая помощь».

— Что с ним?

— Врач сказал: пищевое отравление.

— В какую больницу повезли Савелия Павловича? — деловито поинтересовался дежурный.

— В восемьдесят вторую. В токсикологическое отделение.

— Знаю такую. Алевтина Зиновьевна, я отправлю туда нашу бригаду, они перевезут Савелия Павловича в госпиталь на Курчатова, и я вам сразу же перезвоню. Не волнуйтесь, все будет в порядке.

— Только сразу перезвоните, хорошо?

— Конечно, Алевтина Зиновьевна. — Дежурный повесил трубку.

От волнения женщина не находила себе места. Она зашла в комнату сына, принялась наводить порядок, отгоняя дурные мысли. Дискетки, диски эти лазерные… Бардак. Все разбросано, бумажки какие-то. Как Савелий купил сыну компьютер, так прямо спасу не стало. То один кнопками клацает, то второй усядется. Ну Виталька ладно, он еще ребенок, а Сава-то, взрослый мужик, а туда же…

При воспоминании о муже Алевтина Зиновьевна едва не расплакалась. Квартира вдруг показалась ей ужасно пустой, холодной, заброшенной. Скорее бы Виталька из института пришел.

Тишина взорвалась телефонным звонком. Алевтина Зиновьевна поспешила к телефону, схватила трубку.

— Алло! Алло! Я слушаю!

— Алевтина Зиновьевна, это Литвинов. — Дежурный говорил преувеличенно бодро. — Все в порядке. Савелия Павловича перевезли в госпиталь ФСБ. Волноваться причин нет.

— Как он?

— Все хорошо. Отравление грибами. У нас сегодня на обед грибной суп давали. Савелию Павловичу сделали промывание желудка. Сейчас товарищ полковник в палате, спит. Врачи говорят, к утру уже будет в норме. Денька через три вы сможете забрать мужа домой. А навестить можно уже завтра.

— Слава богу! Прямо от сердца отлегло.

— Приемные часы с четырех до восьми, — сообщил дежурный.

— Как? — удивилась женщина. — А утром? Раньше же можно было с одиннадцати утра?

— У них завтра утром какая-то комиссия, поэтому госпиталь открыт для посещения с четырех. А послезавтра — как обычно.

— Хорошо, спасибо. — Женщина и правда почувствовала себя гораздо лучше.

— Не за что, Алевтина Зиновьевна. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

В трубке запищали гудки.

* * *
На всякий случай Пастух дежурил у телефона до двух часов ночи. Затем свернул аппаратуру, отсоединил шнуры, по пожарной лестнице спустился на первый этаж. Погрузив технику в легковую машину, за рулем которой сидел Шептун, он забрался на переднее сиденье, кивнул:

— Поехали, — и, предвосхищая вопрос, добавил: — Она ничего не заподозрила. Все прошло гладко. Поехали. Спать хочется, а завтра тяжелый день.

7 сентября, воскресение

06.15

Вероника проснулась от настырного звонка будильника. Механический петушок, стоящий на телевизоре, очумело выдавал электронные гитарные запилы «Def Leppard», гребешок его моргал красным, а в глазах вспыхивали желтые вурдалачьи огоньки. Вероника давно отказалась бы от этих часов, если бы не одно «но»: будильник был способен поднять мертвого из могилы.

Громыхающее соло продолжало колотиться в стены, отчего старый рыжий кот с незамысловатой кличкой Бакс испуганно мяукал и прятался под кровать. Не любил он петуха. Давно свернул бы механическому гаду шею, да нельзя. Хозяйка вполне могла и хвост оторвать.

Вероника потянулась и нехотя выбралась из постели. За окном мягко расцветал сочный, как апельсин, осенний день. Над битумными жирно-черными крышами небо окрасилось розовым, однако дома все еще хранили серый оттенок ночи. Выглянув в окно, женщина с удовлетворением отметила, что ее любимая «копеечка» гордого цвета «коррида» цела и невредима.

До того, как получить квартиру в новеньком кирпичном доме неподалеку от метро «Речной вокзал», построенном — в наше-то время! — специально для сотрудников «Останкино», Вероника проживала в Текстильщиках, где ее «копейке» два раза крепко доставалось. И ведь что смешно: брать в машине вроде бы нечего, новомодных наворотов никаких. Ни кожаных чехлов, ни мощных колонок «Pioneer», так любимых нынешней молодежью, предпочитающей путешествовать на четырех колесах. Ну стоит дешевенький магнитофончик. Так за то время, что потратишь на взлом, заработать можно больше.

Выключив горластого петуха, Вероника пошла умываться. Совершив утренний туалет, заварила себе кофе, насыпала Баксу «Вискаса» в пластиковую миску и присела к окну выкурить сигарету и выпить обязательную утреннюю чашечку бодрящего напитка. Разглядывая торчащие из золотисто-зеленого массива деревьев белые многоэтажки, она размышляла о том, чем займется сегодня. Та самая «бомба», о которой большинство репортеров говорят едва ли не как о смысле жизни, еще даже не маячила на горизонте, рутина тем временем засасывала все глубже, а результат таков: восторженное, почти щенячье удовольствие от работы постепенно вытеснилось ощущением кабалы, повисшим на руках пудовой галерной цепью. И ее репортажи — еще пару лет назад яркие и сочные — вдруг стали блеклыми, лишенными какой-либо эмоциональной окраски, словом, скучными. А может быть, она просто плохой репортер? Предложил же ей «всемогущий старец» Геннадий Матвеевич перейти в какое-то очередное шоу. Так и сказал в лицо: «Могу поспособствовать»… Что-то случилось с ней, с ее душой. Что-то заметное другим даже больше, чем ей самой. И личной жизни никакой. Работа съедала все время с раннего утра до поздней ночи. А ведь ей уже тридцатник громыхнул…

Вероника не заметила, как сигарета в пальцах догорела почти до фильтра. Она раздавила крохотный окурок в старой чугунной пепельнице и посмотрела на настенные часы. Без десяти семь — есть время.

Налила себе еще кофе, взяла вторую сигарету. На термометре за окном ртутный столбик завис между цифрами семнадцать и восемнадцать. Мялся, бедолага, в нерешительности, не зная, что делать: то ли вверх двинуться, то ли устало скатиться вниз. Правда, это в тени. Солнце еще не осветило двор. Сперва оно прошествует по лицевой стороне дома, выходящей на Фестивальную, и только потом прольет золото на крыши «останкинских» «крутых» машин. Пока же на асфальтовой подъездной дорожке лежала прохладная угрюмая тень.

«А может быть, плюнуть на все и остаться дома? — подумала Вероника. — Просто посидеть у окна, покурить, понаблюдать, как вспыхивают вдруг апельсиново-оранжевым березы под окном».

Осень уже пришла, но была пока застенчивой, не развернулась во всю ширь. Через пару недель она осмелеет, и уж тогда держись. Заполыхает Москва. Деревья будут стоять яркие, празднично золотые, как купола церквей.

— Все, — скомандовала сама себе Вероника, давя в пепельнице наполовину недокуренную сигарету. — Пора.

Протопав в прихожую, она начала собираться, старательно энергичными движениями отгоняя дурную, ленивую расслабуху.

Торопливо проверив содержимое сумочки, женщина бросила туда записную книжку, натянула короткую замшевую курточку, туфли и принялась возиться с многочисленными запорами крепкой стальной двери. Лязг при этом стоял такой, что все воры в окрестностях должны были бы валиться штабелями с сердечными приступами.

Открыв дверь, Вероника шагнула за порог. Над лестницей, еще не успев рассосаться, парило облачко сигаретного дыма. Сам по себе сей факт не был особенно примечательным и заслуживающим внимания, если бы не одно «но». Соседи, живущие через стенку — Анатолий Дмитриевич и Мария Николаевна Брагины, — не курили в силу возраста. Соседи из квартиры напротив — Артем и Даша Ветровы — тоже не злоупотребляли сигаретами. Даша была на пятом месяце беременности, а Артем курил трубку и покупал исключительно голландский табак «Амфора», изысканный аромат которого при всем желании не спутаешь с едким сигаретным дымом.

Вероника замерла. У нее вдруг появилось острое желание шагнуть обратно в квартиру и захлопнуть за собой дверь. Неприятный холодок пробежал между лопаток, и были в нем предчувствие надвигающейся беды и обычный животный страх. Тут же вспомнились истории об убитых репортерах. В Москве подобные акции еще не стали нормой, но на периферии — давным-давно.

Вероника тряхнула головой и нервно усмехнулась. Надо же, до чего дошла! Все тот же прессинг, результат работы. Слишком много крови. Курить вполне мог один из многочисленных приятелей Артема и Даши. Сейчас, правда, не часто, но раньше у них постоянно собирались веселые шумные компании, куда приглашали и Веронику. В таких случаях курить всей толпой вываливались на лестницу. Может быть, и сейчас какой-нибудь заночевавший гость из их же телевизионной братии выполз получить законную порцию утренней отравы. Не пускать же дым в лицо беременной женщине.

Вероника закрыла дверь, вставила ключ в замочную скважину, повернула, с удовольствием выслушав уверенный железный лязг. Толстые стальные штыри вошли в пазы, превратив квартиру в настоящую крепость. Она успела еще подумать о том, что дверь на самом деле хороша, и услышать прямо за спиной крадущиеся шаги. В следующую секунду чья-то сильная рука обхватила ее за талию, вторая, неестественно холодная, скользкая, сдавила шею.

— Ты — Полетаева, — скорее утвердительно, чем вопросительно, произнес незнакомец за спиной. — Вероника Глебовна Полетаева, репортерша. Так?

Сердце Вероники ухнуло в пятки, а в низу живота появилось противное тянущее ощущение. Наверное, это и называется настоящим страхом, когда, несмотря на реки адреналина в крови, нет сил пошевелить ни рукой, ни ногой, кивнуть или позвать на помощь. Легкие с шумом вбирают и выталкивают воздух сквозь стиснутые от ужаса зубы, и не более того. До сего момента она даже не подозревала о возможности существования такого ужаса.

— Вероника? — повторил мужчина и сдавил шею девушки чуть сильнее.

В глазах у нее поплыло, в ушах возник тупой неприятный звон. Казалось, еще секунда — и она потеряет сознание. Отпустив ее талию, незнакомец на ощупь расстегнул сумочку и принялся извлекать оттуда помаду, записную книжку, ключ от почтового ящика, ключи от машины, несколько упакованных в пластик пакетиков «Carefree», затем выудил журналистское удостоверение и поднял его выше.

— Полетаева Вероника Глебовна, — с удовлетворением и едва различимой насмешкой констатировал незнакомец. — Слушай меня. Стой и не шевелись. Повернешься — получишь пулю в голову. Будешь слушаться — ничего не случится. Поняла?

Вероника сглотнула.

— Я спрашиваю, ты поняла? — Человек тряхнул ее, приводя в чувство.

— Поняла, — выдохнула она, сама удивляясь тому, что может хоть что-то сказать.

— Вот и хорошо.

В ту же секунду кто-то стоящий у лифта нажал кнопку вызова, и кабина с гулом поползла вверх.

«Их двое», — подумала Вероника. Мгновением позже пришло понимание того, что это не смерть. Не стали бы убийцы хватать ее и вести какие-то разговоры. Выстрелили бы, когда открылась дверь квартиры, и вся недолга. Но тогда ради чего затеян весь этот маскарад?

Вероника едва заметно повернула голову. Она и так видела, что человек, стоящий за ее спиной, одет в простенькую матерчатую куртку. Куда больше ее интересовали руки. Точнее, кисти. Человек шевельнулся, и девушка увидела обтянутое тонкой резиной запястье.

«Перчатки, — догадалась она. — Эти двое не хотят оставлять отпечатков пальцев. Почему?»

— Не рыпайся, я сказал, — жарко выдохнул незнакомец ей в ухо. Затем последовал короткий и необычайно болезненный тычок под ребра.

Вероника охнула.

— А дернешься еще раз — убью, — серьезно пообещал мужчина. — Теперь слушай дальше, цыпа. Слушай и вникай. Ты останешься жива-здорова, если будешь точно следовать нашим инструкциям. Сейчас я положу в твою сумочку конверт, в нем фотографии и кассета. Кассету прослушаешь, когда сядешь в машину. Поняла? Отвечай!

— Поняла, — кивнула Вероника.

— Умница. Магнитофон у тебя есть, мы знаем. Что будешь делать дальше — твои проблемы. Все ясно?

Хватка чуть ослабла, и Вероника смогла перевести дух. Страх постепенно сползал с нее, как вторая кожа. Она словно рождалась заново.

— Ты поняла? — Человек схватил ее за плечо и тряхнул. — Не оборачиваться! Стоять! — тут же последовала короткая лающая команда.

— Да, — вновь кивнула она. — Да, поняла. Вы оставите конверт, я прослушаю кассету, когда вы уйдете.

— Молодец, умница. Все, цыпочка, теперь стой и не оборачивайся в течение десяти минут. Время пошло. Обернешься — пеняй на себя.

Створки лифта с грохотом раскатились в стороны, человек отпустил ее, сунул что-то торопливо ей в сумочку и широким тяжелым шагом побежал по лестничной площадке к лифту. Лязгнули роликовые катки, пластиковые дверцы, несмотря на резиновый уплотнитель, грохнули так, что эхо прокатилось по всему стояку от восьмого до первого этажа и наверх, до самого чердака. Кабинка пошла вниз.

Вероника боязливо, совсем чуть-чуть, шевельнулась, ожидая услышать знакомый рык: «Стоять! Не двигаться!» Однако выкрика не последовало, и девушка повернула голову. На площадке никого не было, сигаретный дым уже рассеялся, но воняло по-прежнему нестерпимо. То ли поганой московской «Явой», от которой она уже отвыкла, то ли еще чем-то более дешевым.

Лифт продолжал ползти вниз. Вероника, развернувшись, цокая каблуками, побежала к лестнице. Едва не переломав ноги, она скатилась вниз по ступеням к утробно приоткрытой пасти забитого мусоропровода, присела на корточки у окна и, повернув ручки, потянула раму на себя. Та не поддавалась. Девушка ударила кулачком по деревянному основанию, но это не помогло. Оконные створки скрипели петлями, не желая открываться, и лишь глотками пропускали сырой утренний воздух, разбавляя табачно-одуряющую смурь. Вероника наклонилась вперед и прижалась лбом к холодному стеклу.

Бум! — раскатилось по подъезду. Мотор лифта остановился. Она не могла слышать шагов и хлопка подъездной двери, но через секунду увидела, как из-под кирпичного козырька выбежали двое. Оба в джинсах, неприметных курточках и черных масках-шапочках. Один — высокий, статный, этакий отставной полковник на выданье; второй — пониже и покрепче, плечистый, со смазанной фигурой профессионального кабацкого вышибалы. Незнакомцы перешли на бодрую кавалерийскую рысь, пересекли асфальтовую дорожку и остановились у синей машины. Сверху Вероника не могла разобрать модель. Ей показалось, что это либо «тройка», либо «шестерка». «Жигули». Дальше произошло то, чего она никак не могла ожидать: крепыш-«вышибала», уже открыв дверцу со стороны водителя, неожиданно обернулся, посмотрел вверх, на окно лестничной площадки, за которым сидела на корточках Вероника, и, словно заметив ее, погрозил пальцем.

Девушка отпрянула. Страх вновь накатил огромной, сметающей все на своем пути волной. Она задохнулась, вскочила, отпрянула на шаг и тут же сообразила: не мог крепыш видеть ее, со света стоящего в тени не различить.

«Жигули» шустро отвалили от тротуара.

Вероника медленно поднялась по лестнице, остановилась, глядя на раскиданные по всей площадке вещи. На мгновение вновь почувствовала сильные резиново-холодные пальцы, сдавливающие шею, перевела дыхание, потерла ладонью лоб. На работу она уже опоздала. Будет ли скандал? Может быть. Но не каждый же день на тебя нападают в подъезде.

«Кассета, — вспомнила она. — Конверт, в котором кассета и фотографии».

Девушка откинула клапан сумочки и сразу же увидела коричневый конверт, в какие на почте запаковывают бандероли. Даже через плотную бумагу пальцы ощутили очертания магнитофонной кассеты.

«Прослушаешь, когда сядешь в машину», — сказал один из этих. Она не хотела слушать. Запись была составляющей частью нападения, а у нее не было желания переживать все снова.

— Не распускай нюни, — сказала Вероника вслух. — Ты же репортер, черт побери! Мало тебя били, что ли? Вон, когда делали репортаж о наркоманах, на Лубянке по роже получила и ничего, даже не заплакала. — Опустившись на корточки, она принялась собирать вещи и не глядя кидать их в сумочку. — А на Ярославском мент дубинкой врезал, извинялся потом, гад. И тоже ничего. Выжила же, не померла? А тут мелочь, говорить не о чем. Ну, напугали немного. С кем не бывает?

Застегнув сумочку, она поднялась, вызвала лифт, вошла в кабинку и нажала кнопку первого этажа.

«А коленки все равно трясутся, — отметила про себя. — Боишься, подруга. Трусовата ты стала для репортера. Трусовата. Иди-ка лучше в шоу работать. Будешь кривляться перед камерой, улыбаться и принимать дорогие подарки. Глядишь, и „новый русский“ муж обозначится».

Вероника криво усмехнулась. Когда дверцы лифта распахнулись на первом этаже, она шагнула в фойе и на секунду остановилась, оторопев, приоткрыв от удивления рот, чувствуя, что ей опять становится страшно. Старушка-консьержка сидела за своим столиком, навалившись всем телом на спинку обшарпанного стульчика. Голова женщины была запрокинута, глаза закрыты, руки безвольно обвисли.

«Убили, — почему-то подумала Вероника. — Что же делать-то?»

Она ощутила легкий прилив паники, за которой пряталась обыкновенная, банальная растерянность. Квартир на первом этаже не было, телефона на столе дежурной — тоже. А через секунду Вероника вдруг поняла всю абсурдность ситуации. Чем должна обороняться эта бабулька от хулиганов, если таковые вдруг заявятся в подъезд? Отмахиваться стулом? Или баррикадировать дверь? Даже позвонить нельзя. А с первого этажа кричи не кричи, никого не дозовешься.

Вероника сделала шаг вперед, затем еще один. Она чувствовала легкую дрожь, понимая, что сейчас придется подойти к консьержке и взять ее за руку, пытаясь нащупать пульс. Вероника могла запросто пощупать пульс у упавшего прохожего на улице, кем бы тот ни был, но к старушке, давно уже ставшей такой же неотъемлемой частью интерьера, как стены, пол или потолок, подойти не могла. Ей было страшно.

Вероника сделала еще шаг, а затем вдруг нервно засмеялась. Именно в это мгновение в гулком фойе подъезда вдруг послышался сочный басовитый сап. Консьержку не убили, она просто спала. Людям, отдавшим Веронике кассету и фотографии, не нужна была жизнь этой беззащитной и совершенно безобидной бабки.

Девушка стояла и смеялась, и смех ее все больше напоминал истерический плач. Она хохотала и хохотала, не в силах остановиться. Лифт за ее спиной поехал вверх, затем вновь опустился, и из него вышел профессорского вида пожилой мужчина, ведущий на поводке коккер-спаниеля. Остановившись, он внимательно посмотрел на смеющуюся девушку, по лицу которой катились слезы, а затем внезапно дал ей резкую пощечину. Смех моментально оборвался.

— У вас истерика, барышня, — спокойно и рассудительно произнес мужчина, и эта рассудительность показалась Веронике не менее дикой, чем сон консьержки на боевом посту. — Нельзя доводить свои нервы до такого состояния. Тем более в наше время. — Он осуждающе покачал головой. — Если хотите, могу порекомендовать вам замечательного врача. Мой школьный приятель.

— Нет, спасибо. — Вероника открыла сумочку, порылась в ней, отыскивая носовой платок, который почему-то оказался на самом дне, вытерла глаза. — Простите, у меня день сегодня начался… Даже передать не могу. Что-то невероятное.

— Ничего, у всех бывают тяжелые дни, — кивнул мужчина. — Поверьте мне.

«Такие вряд ли», — подумала девушка.

— Надо же, Анна Иннокентьевна уснула. Небывалый случай, — изумился хозяин коккера.

Пес, виляя хвостом, рванулся к столу консьержки и принялся деловито обнюхивать угол.

— Казачок, ко мне! — позвал мужчина и вновь повернулся к Веронике. — Вы уверены, что вам не нужна помощь?

— Абсолютно. — Она спрятала платок в сумочку. — Все нормально. Все в порядке.

— Ну что же, вам, безусловно, виднее. — Мужчина прошел через фойе странной дугой, мимо стола, словно приглядываясь повнимательнее к спящей пожилой женщине, хмыкнул, что-то неразборчиво пробормотал себе под нос и толкнул дверь.

Капризно взвыла пружина, и в подъезд ворвался утренний ветер. Он коснулся лица Вероники, огладил прохладной ладонью, словно успокаивая. Было это прикосновение настолько отрезвляюще свежим, что Вероника подумала: «А может, привиделись мне эти двое в масках спросонья? Вернее, с постоянного недосыпа. А впрочем, вот он — живой свидетель: Анна Иннокентьевна сидит, навалясь на стул, свесив до пола короткие, пухленькие, как сардельки, руки».

Вероника заглянула в сумочку. И конверт на месте, чуть помятый, с налипшими по нижней кромке крошками табака. Не приснилось.

Она пулей выскочила из подъезда и почему-то почувствовала облегчение, оказавшись вне замкнутого пространства. Будто внутри ее все еще могла подкарауливать неведомая опасность. Наверное, в ней проснулись инстинкты предков — жажда жизни, выраженная возможностью убегать. Она явно не принадлежала к породе хищников, хотя многие считали иначе.

Торопливо процокав каблучками к своему старенькому «жигуленку», Вероника открыла дверцу и плюхнулась на переднее сиденье. В машине девушка чувствовала себя более защищенной. Она достала ключи, сунула в замок зажигания, повернула. Движок чихнул простуженно, кашлянул пару раз, словно заядлый курильщик, и забухтел что-то, как старый ворчун, доживающий свой век. Вероника извлекла из сумочки пакет, достала кассету и вставила в магнитофон. Палец ее нерешительно завис над кнопкой воспроизведения. Было что-то жутко фантасмагоричное в том, что ей предстояло слушать голос, возможно, того самого человека, который десять минут назад сжимал ее горло. Что он скажет? Несмотря на странное происшествие, Вероника все еще находилась ЗА границей беды, стояла в нерешительности, прежде чем шагнуть в черную стену урагана. Но стоит ей нажать клавишу магнитофона, и роковой шаг будет сделан, ее жизнь может кардинально измениться. События начнут развиваться независимо от ее желаний и планов. Ей придется действовать в рамках навязанных кем-то правил игры. Абсолютно чужих, незнакомых и непонятных.

Вероника нарочито медленно набрала полную грудь воздуха и так же медленно выдохнула. Это помогло унять суматошное сердцебиение, звон в ушах и прогнать золотистые искры паники из глаз.

— Ты не должна бояться, черт тебя побери!

Собственный голос показался ей чересчур резким и каркающим. Надо взять себя в руки. Нельзя в таком виде появляться на работе. Она же репортер, в конце концов! Репортер, а не кисейная барышня. Ей-то, повидавшей всякого, битой-перебитой, пуганой-перепуганой, негоже мандражировать, тем более на людях. Да и с чего?

Она решительно нажала на черную клавишу. Записывали на хорошей аппаратуре, поскольку шипение, характерное для дешевых магнитофонов, практически отсутствовало. Когда в салоне возник отчетливый и чистый, неземной, жутковатый голос, Вероника поневоле вздрогнула. Говорящий воспользовался синтезатором, изменяющим тембр и тон голоса и насыщающим звуки чудовищным металлическим оттенком. Подобный эффект ей не раз доводилось слышать в кино, но сейчас лающая речь, больше напоминающая лязг кошмарной, разболтанной донельзя машины, заставила Веронику покрыться мерзким холодным потом.

«Я возглавляю группу, три дня назад совершившую нападение на склад общевойсковых боеприпасов в восемнадцати километрах от города Чеховска, — выдали динамики. — Нами были похищены и установлены на территории Москвы пятнадцать ядерных тактических мин, которые вы можете увидеть на фотографиях. Все они будут взорваны завтра в четыре часа утра. Кроме того, сегодня в десять ноль-ноль в подтверждение серьезности наших намерений на Курском вокзале будет взорвана мощная бомба. В связи с вышесказанным предупреждаем: первое — при попытке обезвредить любую из мин произойдет взрыв, так как бомбы имеют несколько степеней защиты; второе — общение с нами возможно только посредством телевидения в течение пяти минут в начале каждого часа по каналу НТВ; третье — возможность избежать катастрофы оценена нами в двадцать миллионов долларов. Время и место передачи денег мы сообщим дополнительно в случае положительного ответа властей».

Послышался негромкий щелчок, и салон «жигуленка» заполнило равнодушное шипение. Состояние Вероники можно было охарактеризовать одним словом: шок. С трудом преодолев оцепенение, она наклонилась и нажала на кнопку перемотки. Запустила пленку еще раз. Пятнадцать ядерных тактических мин. Господи! Дрожащими руками Вероника извлекла из сумочки конверт, вытряхнула на колени цветные «полароидные» снимки — десяток жестких квадратных карточек, на которых изображены упоминавшиеся в сообщении мины, крупно, по одной, — абсолютно будничные, похожие на небольшие ракеты, болванки защитного цвета с желтым пояском и красным флажком по центру боеголовки. Бросались в глаза черные буквы маркировки на матовых боках.

«И это ядерные мины? Ни за что бы не подумала…»

Еще пять снимков — группами по три, общим планом, но так, что видны маркировочные номера на боку каждой; и одна фотография с приличного расстояния — пятнадцать открытых темно-зеленых ящиков — вместилищ жуткой, смертоносной начинки.

— О господи! — выдохнула Вероника. — Не могу поверить.

Она плохо разбиралась в ядерных боеприпасах и совершенно ничего не знала о тактических минах малой мощности, но уже само слово «ядерный» ассоциировалось с морем руин Хиросимы и Нагасаки, с черными тенями на стенах и асфальте, с пепелищем. Неужели Москва превратится в нечто подобное?

— Черт побери! — Вероника хлопнула себя по лбу.

Этого не может быть на самом деле. Мины — муляж.

Если бы ограбление подобного рода имело место, то в Москве давным-давно объявили бы чрезвычайное положение. Любой здравомыслящий человек, обладающий властью, поступил бы именно так. И тем не менее… Способ, которым ей передали кассету и фотографии, люди в масках… Все это напоминало американский боевичок среднего пошиба. Что же делать? Может быть, подняться в квартиру и позвонить в ФСБ? Или сперва доехать до телецентра? Да, лучше сначала на работу. В конце концов, вести переговоры с этими психопатами все равно придется по НТВ. Таково их требование.

Кассета все еще вращалась, и действующее на нервы шипение настырно заползало в мозг, словно напоминая о том, что она сейчас услышала. Вероника выключила магнитофон и нажала на газ. «Жигуленок», отчаянно визжа резиной, рванул со двора, вылетел на Фестивальную и покатил в сторону Флотской, набирая скорость. Сейчас Веронике было плевать на ГАИ. Она думала только об одном — об этом странном полубредовом послании.

07.50

В отличие от Вероники, майор ФСБ Александр Яковлевич Котов придерживался собственного мнения относительно происходящего. После того, как с телевидения позвонили и сообщили о пленке, подкинутой девчонке-репортерше неизвестными злоумышленниками, в ФСБ начался настоящий хаос. Потому что произошло именно то, чего больше всего боялись. Мины, похищенные с общевойскового склада три дня назад, «всплыли» даже быстрее, чем кто-либо мог предположить. И то, что террористы действовали оперативно, нагло и, что еще хуже, профессионально, вызвало у начальства если не шок, то жуткую панику.

Управлению «Т», более известному как управление по борьбе с терроризмом, в основном приходилось иметь дело с настоящими кретинами. Опасными, вооруженными, но все же дилетантами, совершающими террористические акты по шаблонам американских кинобоевиков.

Случай же с ядерными минами был уникален как по схеме ограбления складов, так и по поведению террористов в дальнейшем. Даже стажеры понимали, что хотя бы один из террористов — человек, обладающий незаурядной фантазией и умеющий использовать свои способности организатора с максимальной эффективностью. Практически все оперативники управления «Т» придерживались одной точки зрения: люди, совершившие нападение на склад, — профессионалы. Скорее всего из бывших военных. Посему и разрабатывать начали именно эту версию. Список кандидатов в возможные участники подобного ограбления оказался слишком велик. Приятель Котова, капитан Беклемешев, которого в связи с труднопроизносимым именем и отчеством — Зиновий Ефимович — Котов называл по званию либо обращался по-дружески — Зиновий, увидев список, схватился за голову.

— Ни хрена себе! Вот это да! — выдохнул тогда Беклемешев. — И всех придется проверять?

Он, Котов, помнится, кивнул:

— Причем учти еще, что половину из них будет трудно отыскать. Разлетелись по всей стране соколы.

В первую группу выделили военных, в течение двух последних лет уволившихся из части, обслуживающей склады, а значит, имевших необходимую информацию. Во вторую группу попали все — абсолютно все — офицеры, приписанные к оной части на момент ограбления. Третья, самая многочисленная группа состояла из бывших военных специалистов различного профиля, в основном десантников и спецназовцев.

Ниточки, возникающие на каждом шагу, обрывались не менее быстро, не давая результатов. Прапорщик, дежуривший на КПП в день ограбления, так и не вспомнил внешности ни одного из террористов. Отыскались, правда, очевидцы похищения «Скорой помощи» и пожарного «ЗиЛа», но и они являлись свидетелями чисто номинально. Фактически же никто не смог сказать ни единого вразумительного слова. Что-то видели, а вот что… Внешность? Да вроде здоровые… Нет, точно не припомню. Короче, те еще свидетели. Найденные машины тоже являлись «трупом». Ни отпечатков пальцев, ни мусора — ничего. Попытались зацепиться за информацию о прибытии состава, но и тут ниточка исчезала в темноте. Все объяснялось довольно просто. На узловую станцию позвонил какой-то офицер и, сославшись на то, что командир части заболел, а он теперь выполняет его обязанности, попросил уточнить график прибытия поездов. Диспетчер купилась на старый, как мир, трюк: террорист сказал, что в части, мол, уже второй день ждут состав с топливом, а того все нет, — что такое? — и женщина-диспетчер, оскорбленная в лучших чувствах, «уточнила» график на месяц вперед, даже не подумав о том, что разглашает секретную информацию.

Пули, извлеченные из тел часовых и вохровцев, отправили на экспертизу, которая подтвердила: при ограблении использовались винтовка Драгунова, три пистолета-пулемета «узи» и один пистолет «беретта-92»; бригада «Скорой помощи», как и пожарники, была убита из тех же «узи» и «беретты». Образцы сличили со снимками из картотеки отстрела, однако оружие оказалось «чистым», ранее не использовавшимся. Сейчас отрабатывали его происхождение. Одно стало ясно абсолютно четко: у террористов большие возможности.

Выяснилось и то, как похитителям удалось заполучить коды. В составе крови начальника склада тактических боеприпасов была обнаружена значительная доза фенобарбитала — наркотика-барбитурата, подавляющего волю и снижающего самоконтроль. Средство убойное и хотя менее эффективное, чем тот же пентотал натрия, зато очень широко распространенное. Достать его — не проблема. Было бы желание.

Рощенков сдержал слово и позвонил Президенту и в Совет Безопасности в день ограбления складов. Совещание было собрано среди ночи и продолжалось до четырех утра. Рассматривались все возможные варианты развития событий. Было высказано много доводов как за введение чрезвычайного положения, так и против. Совет Безопасности решил: чрезвычайное положение вводить преждевременно, однако во избежание доставки ядерных мин на территории крупных городов целесообразно проверять все грузовые и легковые — на выбор — машины, следующие в сторону городов; строго ограничить пропуск иногородного автотранспорта на территории крупных городов; усилить патрулирование железнодорожных вокзалов и аэропортов; привести в повышенную готовность все боевые части специального назначения, дислоцирующиеся в непосредственной близости от областных и краевых центров.

На въездах во все крупные города появились БТРы и вооруженные автоматами солдаты. Усиленные наряды ГАИ начинали проверять машины еще на подъездах к городам, а дальше досмотры следовали один за другим от окраины до самого центра. Стражи дорог беззастенчиво, не стыдясь, брали «на лапу», пропуская заплативших автолюбителей в обход гигантских очередей, растянувшихся на километр, а где и на полтора. Через день количество частных машин на дорогах резко снизилось, зато возрос спрос на услуги таксистов. Те кайфовали, взвинчивая цены до потолка. По улицам городов разгуливали вооруженные патрули, проверяя документы у всех встречных-поперечных.

Что касается Котова, он считал все принятые меры пустячными. Наверняка террористы тоже предусмотрели ужесточение контроля и строили свои планы исходя именно из этого. Даже счетчики радиационного фона, которыми оснастили все посты ГАИ, не могли повлиять на происходящее. Только введение чрезвычайного положения давало какие-то гарантии защиты от террористов. Но кто будет прислушиваться к голосу разума, когда речь идет о престиже?

Данное положение вещей раздражало Котова и как человека, и как профессионала. Престиж — это, конечно, замечательно, но смотрите, придется еще поохать. Так же, как охаем сейчас: надо же, ядерные боеприпасы потянули! Катастрофа! Ну еще бы! Если такое хозяйство рванет, эхо прокатится по всему миру. Русские не могут обеспечить сохранность своих ядерных боеприпасов! Да пусть поблагодарят бога, что только пятнадцать мин утянули. Захотели б, украли бы больше. Террористы продемонстрировали властям: смотрите, украсть ядерное оружие в России — все равно что пальцами щелкнуть. Два раза. Сигнализация на складе, честно говоря, та еще. Рядовой хулиган, понятное дело, на территорию не проникнет, но ему и незачем, а для террориста-профессионала подобная задача — не задача, а так, размяться. Удивительно ли, что похищение было сработано без сучка без задоринки? Кабы не пожар — и не почесались бы.

Случай с ядерными фугасами был уникален необычайно четкой организацией. Террористы, не давая властям опомниться, нанесли следующий удар — использовали похищенные мины. ФСБ не успело сузить круг возможных кандидатов в злоумышленники даже до трех сотен человек. Способ передачи сообщения тоже был продуман великолепно. Подай репортерша новость в эфир, — а какая новость, конфетка, «бомба»! — такая бы паника в городе поднялась, будь здоров! Иди поймай их в многомиллионной мечущейся толпе. И ведь никаких зацепок: ни местонахождения группы, ни состава, ни дальнейших намерений.

Обо всем этом Котов думал, сидя в черной «Волге», мчащейся с включенной сиреной по Садовому кольцу в сторону Земляного вала. Беклемешев, команда саперов, ОМОН уже были там, на Курском, начали проверять здание на предмет наличия взрывных устройств. Вопрос не в том, есть они или нет, а в том, удастся ли их обнаружить, прежде чем вокзал взлетит на воздух.

У Курского вокзала собралась огромная гудящая толпа. Она уже выплеснулась за пределы площади и начала растекаться по Садовому кольцу, перекрыв движение. «Волга» вклинилась в пестрое месиво, взвыла истошно клаксоном, распугивая прохожих, спешащих по своим делам.

Ближе к повороту, у метро, толпа стала еще гуще. Люди оглядывались на воющую сиреной, мигающую голубым глазом маячка «Волгу», матерились, но сторонились.

«Интересно, что они сейчас чувствуют? — подумал Котов. — Понимают ли, что завтра в этой стране все может пойти по-другому? Взрыв пятнадцати ядерных тактических мин — это не просто радиоактивное пятно на карте. Это нечто гораздо большее. Смена политического строя, приход к власти новоявленного Пиночета или Сталина — кому кто больше нравится, — политика „железной руки“, неизбежно оборачивающаяся большой кровью, миллионами жертв. Это возмущение Европейского Союза и протест американцев. Вряд ли кто-нибудь после подобного случая поверит русским с их заверениями в спокойствии и безопасности. Если ядерные фугасы взорвутся сегодня, то с такой же легкостью они могут рвануть и завтра».

Дороднаятетка в потертой болоньевой куртке, с узлами и мешками, злобно покосилась на ползущую с черепашьей скоростью «Волгу», сплюнула, попав на крыло, и бормотнула что-то, немо открывая рот, как аквариумная рыба. Слева старичок-пенсионер потрясал клюкой, словно насылал проклятия на головы присутствующих. Эх, дали бы ему в руки «ППШ»,[2] он бы устроил всем, бедолага! Ближе к ограждению мялись молодые. Им было интересно, они получали удовольствие.

«Кретины. Молодые кретины», — подумал Котов.

«Волга» прорвалась через бурное человеческое море и затормозила возле железного ограждения, за которым возвышалась массивная спина затянутого в черное омоновца. На звук сирены тот обернулся, отодвинул одну из створок ограждения, и «Волга» вкатилась на площадь, к самому вокзалу. Справа осталась пустынная стоянка такси. Шоферы сорвались с места, как только почуяли, чем пахнет дело. Не желали терять заработок, да и за машины боялись. И правильно. У них-то хватило ума понять, что будет, если вокзал взлетит на воздух. Половина из этих молодых идиотов в первом ряду поляжет. И еще куча народу получит ранения различной степени тяжести.

«Волга» остановилась напротив стеклянных дверей. Неподалеку в своем вечном щеголеватом с отливом костюмчике стоял Беклемешев, расспрашивая о чем-то пузатого майора-эмвэдэшника, рядом с которым мялись двое амбалов из службы внутренней охраны и высокий, как жердь, молодой парень с погонами старшины. В стороне стояли два армейских «ЗиЛа» с крытыми кузовами и передвижная лаборатория экспертной службы.

Заметив подъехавшую «Волгу», Беклемешев заспешил навстречу, махнув рукой группке охранников социалистической законности.

— Ну что? — Котов, выбираясь из теплого салона машины под порывы прохладного сентябрьского ветра, поплотнее запахнул легкий плащ. — Нашли что-нибудь?

— Да, Саш, нашли, — пожимая протянутую руку, ответил Беклемешев. — В зале ожидания. На всякий случай я приказал обследовать вокзал.

— Зачем, — не понял Котов, — если бомбу уже нашли?

Капитан, уклонившись от ответа, указал на скрытый огромными толстыми стеклами зал ожидания:

— А ты сам посмотри.

— Зиновий, мы здесь не на конкурсе загадок. В чем дело?

Тот усмехнулся.

— Товарищ майор, вы посмотрите, а то объяснять — все равно что рюмку с водкой описывать.

— Понятно. — Котов оглянулся на гомонящую, кое-где вспыхивающую всплесками смеха толпу. — Уберите людей из опасной зоны. За ларьки, к Земляному валу.

Капитан бросил взгляд на строй омоновцев, оценил количество народа и чуть растерянно заметил:

— Саш, ребята не справятся. Тут народу набилось тысяч тридцать, если не больше.

— Ну, вызови подмогу, — не без раздражения сказал Котов. — Капитан, чтобы через пять минут я на площади ни одного гражданского не видел. Террористы — люди серьезные, на мелочи размениваться не станут. Сто-двести граммов тротила — это не для них. Килограмм, а то и все пять. Ты соображаешь, что будет, если такое количество рванет? Их покалечит тут всех, а головы, между прочим, с нас с тобой снимут.

— Ладно, — подумав, кивнул Беклемешев. — Позвоню на Петровку, пусть группу пришлют.

— Давай-давай.

Котов посмотрел на часы. Времени в обрез, а здесь еще конь не валялся. Сдержанно кивнув охране и милиционерам, он шагнул в непривычно пустынный вокзал и остановился на пороге, привыкая к странному ощущению. Ни гула голосов, ни споров и ругани, ничего. Забытые кем-то в спешке вещи, остывающие на прилавках пирожки и чебуреки, булькающая в охладителях разбавленная газированная вода. Посреди зала стояла коробка из-под телевизора, вокруг которой старались эксперты. Они тихо переговаривались между собой, отчего возникало ощущение, что их и нет вовсе. Так, наваждение, тени… У дальней стены сиротливо притулились двое саперов, рядом с которыми сидел огромный шоколадной масти пес. Зверюга часто дышала, вывалив из огромной, как Афонская пещера, пасти розовый лопатообразный язык. Слева, у скамеечек для пассажиров, в сосредоточенном молчании облачалась в тяжелые, как рыцарские доспехи, защитные костюмы спецгруппа.

— Доброе утро всем, — поздоровался Котов.

Нестройное «здравствуйте» и «доброе» послужило вполне красноречивым показателем настроения.

Один из саперов, коротко глянув на майора, буркнул:

— Чего же в нем такого доброго-то?

Котов усмехнулся и направился к экспертам.

— Что у вас тут?

Худой, осматривающий коробку, выпрямился.

— Значит, так. Радиационного фона нет. Точнее, есть, но не превышает естественного. Слабые электромагнитные поля. Работает какой-то механизм. Внутри, под кожухом, пластиковая взрывчатка. Судя по показаниям датчика, килограммов восемь-десять.

Котов присвистнул и заглянул в коробку. На дне, в пенопластовом ложе, жестко зафиксированный стальной проволокой, лежал металлический цилиндр, по виду напоминающий обычную авиационную бомбу со снятыми стабилизаторами. Тонкий шов сварки, окруженный радужной дорожкой окалины, протянулся вдоль всего корпуса.

— Сталь кровельная, — продолжал эксперт. — Сварена электрической дугой, довольно умело. Пока все… На всякий случай группы саперов обследуют служебные помещения.

— Ясно. Заканчивайте осмотр, а я пока пройдусь, узнаю у саперов что к чему.

— Хорошо, товарищ майор.

Котов пошел к эскалатору, а эксперт вновь принялся за работу.

Спустившись в подземный этаж, Котов огляделся.

— Але, саперы! — гаркнул громко, так, что эхо прокатилось под высоким потолком, ударяясь о стены и отскакивая, словно теннисный мячик.

Тотчас из-за стоек автоматических камер хранения вынырнул молоденький лейтенант, торопливо подошел поближе.

— Здравия желаю! — козырнул, как в строю.

— Здорово, лейтенант! — Котов озирался. — Как успехи?

— Ничего, товарищ майор. В камерах хранения чисто. — Лейтенант сиротливо оглянулся, словно ища поддержки, но таковой не оказалось, поэтому пришлось отдуваться самому. — На втором этаже две группы работают — служебные помещения осматривают. Там две собаки. Еще одна группа — на крыше. Четвертая пошла на платформы. Но там быстро закончат.

— Хорошо. Что еще?

— «Пожарки» подогнали, — продолжал лейтенант. — На рынке стоят, за забором. Да еще телевизионщики здесь вертелись. Вы бы их убрали куда-нибудь. А то я сказал, но девчонка у них там больно настырная.

— Какие телевизионщики? — На лицо Котова набежала тень. Во-первых, он просто не любил телевизионную братию, во-вторых, присутствие съемочной группы на вокзале никак не входило в его планы. — Где они?

— Последний раз я их здесь видел, — кивнул лейтенант. — У камеры хранения.

— Ну, думаю, началось, — только и нашелся, что сказать, майор. — Ладно. Наверх они пойти не могли, там сейчас эксперты. Увидели бы. Значит, на платформах. Пошли-ка, проводишь.

— Пойдемте, товарищ майор, — с видимым облегчением согласился тот, поняв, что допрос окончен.

Котов прищурился.

— Звание откуда знаешь?

Лейтенант кивнул через стекло на стоящего на улице Беклемешева.

— Слышал, когда товарищ капитан предупреждал ребят из оцепления. Говорят, что вы возглавляете эту операцию от ФСБ.

— А у тебя слух хороший, верно? — спросил Котов, и непонятно было: то ли хвалит, то ли ерничает. — Наверное, в школьном хоре солировал?

Лейтенант растерянно заморгал.

— Ладно, не тушуйся, парень. Я пошутил. Пойдем, покажешь этих людей с телевидения.

Они зашагали через тоннель к платформам. Табло все еще хранили информацию о не уходящих и не прибывающих уже поездах, а кафельные стены эхом отбивали такт шагов.

08.15

Марафонец знал, что они здесь. Они не могли не быть тут. Наверняка смотрят, впитывают ощущения, чтобы потом рассказать остальным.

Марафонец покрутил головой, осматривая многочисленную толпу. Через час-полтора-два, смотря как пойдут дела у саперов, все эти зеваки побегут домой с выпученными от возбуждения глазами. Это будет самое умное, что они смогут сделать. А потом… Потом будет эвакуация. Обязательно. У властей, как говорили в армии, сыграет очко. Тем более что ни спецслужбам, ни властям еще не приходилось иметь дела с прессингом такого масштаба. Они не знают, как действовать в подобных ситуациях.

Марафонец поежился. Признаться, здесь, в толпе, он чувствовал себя довольно неуютно. Случись что, и бежать ему будет некуда. Он видел подъехавшую к вокзалу черную «Волгу» и, конечно же, сообразил, что за человек сидит в салоне.

Сзади загудели, толпа подалась вперед. Наверное, там, у вокзала, происходило что-то жутко интересное.

— Во, гады, че делают, — пробурчал кто-то за спиной справа.

Марафонец дернул плечом, пытаясь обернуться, наступил кому-то на ногу, и ему тут же дали под ребра, чувствительно дали, умело, буркнув: «Ну ты, дядя, смотри, чего делаешь-то». Он поморщился, но отвечать не стал, хотя и мог вырубить нарывающегося на скандал молодца одним ударом.

Приподнявшись на цыпочки, Марафонец потянулся вверх и увидел наплывающую из-за толпы крышу автобуса, за стеклами которого четко различил затянутые в темное фигуры в касках.

— Глянь! — возбужденно зарокотал справа дородный мужик с красной пропитой физиономией и носом картошкой, украшенным сизыми прожилками. — Спецназовцев пригнали, гады. Ну, блин, попомните мое слово, будет кровушка.

Автобус продирался сквозь толпу, как доисторический мастодонт через асфальтовые болота. Медленно, тяжело, отфыркиваясь выхлопами, словно отдуваясь, прополз в паре метров от них и пересек ограждение, длинный ряд омоновцев, на щитах которых играли блики осеннего солнца.

— Черт! — бормотнул Марафонец.

Попасть под дубинки и быть вытесненным с площади? Ну уж нет! У него свои виды на будущее. Он суматошно завертел головой. Было ясно, что сквозь толпу не пробиться. Монолитно-жесткая, та держала цепко, словно дикий зверь, многоликая, жаждавшая зрелища, но уже наливающаяся страхом перед грозной силой. От ограждения Марафонца отделяло метра четыре, не больше. Пять шагов через живую стену, волнующуюся, матерящуюся, истекающую потом в безуспешной попытке сдать назад. Но в спину напирали любопытные, и те, что стояли впереди, поддаваясь, наваливались грудью на стальное ограждение, тыкались лицами в равнодушно-каменные спины, затянутые в черные комбинезоны, и еще больше злились, упирались, давили. Тем дело и кончалось. Как лебедь, рак и щука в известной басне. Сила на силу — выигрывает тот, у кого силы больше.

Марафонец бросил короткий взгляд влево. Тут шага четыре, и, если удастся, можно зацепиться за хиленький, пыльный, несмотря на осень, тополь. Но стоит ли тратить силы? Все равно снимут. Так, посмотрим, далеко ли те, из-за кого он сюда пришел, рискуя собственной головой. Напрягшись, Марафонец неестественно вывернул шею, потому что повернуться полностью уже не мог, зажали его, словно тисками, сплющили, как макдональдскую котлету. Чуть поодаль, метрах в десяти, у кромки вечного строительного забора, памятника совковому долгострою, приткнулся оранжевый «рафик» с белой полосой и темной надписью через весь борт: «ТЕЛЕВИДЕНИЕ». Надпись была крупной и невообразимо гордой. Десять метров — не так уж и много. Стоит попробовать… Но надо действовать наверняка. Ему нельзя ошибиться. Ошибка — провал. И, как следствие провала, гибель.

Ткнув локтем краснорожего пьянчугу, Марафонец попытался пробиться к машине, но его тут же снова оттерли назад.

— Куда лезешь, козел?!

— Мужик, совсем охренел, что ли?

— Тут тоже люди, между прочим, — послышалось со всех сторон.

— По ногам, б…, как по паркету! — возмутился тщедушный припанкованный малый с гребешком на затылке.

— Все, мужики, все. Ша, тихо, — забухтел Марафонец виновато. — Прошу прощения. Жену увидел. Вместе должны были на электричку идти, да опоздали. А тут вся эта катавасия началась.

Краснорожий алкоголик понимающе мотнул тяжелой, словно осиновый чурбак, головой.

— Да понятно, друг. Ты извини, я б тя пропустил, но, вишь, сам выйти не могу. Надо бы, а никак. Терплю.

— Ладно, все, мужики.

Оставалось ждать. Марафонец оглянулся на вокзал. Автобус как раз подъехал к тротуару, остановился и начал извергать из своего пузатого чрева спецназовцев. Похожих, одинаково пятнистых и безликих. Спецназовцы вытягивались в длинную бронежилетную цепь цвета хаки. Оказалось их на удивление много. Даже непонятно, как такая толпища умудрилась забиться в маленький «пазик». Слава богу, автоматов у спецназовцев не было. Только дубинки да стальные щиты. Последним выскочил высокий, подтянутый, жилистый офицер без знаков различия, зато с мегафоном на груди. И тут же подскочил к нему штатский, молодой мужик лет тридцати пяти, не больше, в сером костюме с отливом. Он начал что-то быстро бормотать, отдавая указания, взмахивая рукой в сторону ограждения, омоновцев и толпы. А спецназовец кивал, сосредоточенно решая в уме поставленную задачу.

У дверей засуетились милиционеры и такая же пятнистая, как спецназовцы, охрана с повязками на рукавах — вокзальная служба безопасности.

«Охрана, — хмыкнул Марафонец. — Таких десяток за удар клади, и то еще мало будет».

Он принялся переступать с ноги на ногу, разминая затекшие мышцы.

«Держись настороже, — мелькнуло в голове. — Держись, считай до десяти. Раз, два, три, четыре и так далее. Успокойся. Это не самое худшее. Просто стой и дыши».

Спецназовцы молча рассматривали возбужденную толпу. В упор, без всякого выражения. И не было в их глазах ничего: ни сожаления, ни заинтересованности. Сплошное равнодушие.

Серый в штатском наконец закончил объяснять и широко зашагал к вокзальным дверям. Уже оттуда махнул рукой, мимоходом, словно отгоняя муху. И тотчас же жилистый офицер поднес ко рту мегафон.

— Внимание! Просьба всем покинуть опасную зону и отойти к Земляному валу! Внимание! Повторяю еще раз! Просьба всем отойти!

Омоновцы начали разворачиваться к толпе лицом. В эту секунду они были похожи на волков, стая которых, выходя из леса, вдруг наткнулась на отару жалобно блеющих овец. Марафонец отметил даже странный блеск в глазах ближнего парня.

«Молоденький ведь совсем, — подумалось ни с того ни с сего. — Двадцать три — двадцать пять. Не нюхал еще ни хрена. А туда же. Нравится работенка небось».

Цепь спецназовцев двинулась вперед, на ограждение. Толпа вдруг разом испуганно затихла. Смолкла, предвкушая ненастье.

Жилистый офицер продолжал спокойно выкрикивать в мегафон:

— Внимание, граждане! Просьба покинуть опасную зону и немедленно разойтись! Не вынуждайте нас применять силу!

Он, наверное, прекрасно понимал, что невозможно это сейчас. Те, что стоят сзади, не слышат мегафонного требования. А передние не могут сдвинуться с места как раз потому, что задние стоят намертво, словно баррикада. Спецназовцы подняли дубинки и резко грохнули ими по щитам. Звук этот, не похожий ни на что хлопок, был тревожным и страшным одновременно.

На мгновение Марафонец, как и все остальные, поддался панике. Слишком велика была толпа и слишком сильно в ней стадное чувство. Пятнистые фигуры вдруг утратили свою человечность и стали больше похожи на жуткие бездушные автоматы, механизмы, созданные специально для того, чтобы растаптывать и сминать, бить таких, как он, по головам, по спинам, по ребрам черными, со свистом рассекающими воздух дубинками.

— Пустите меня!!! — заорал вдруг кто-то сзади.

Стоящие у ограждения тоже попятились. Откуда только сила взялась. Сдвинули несколько рядов, и толпа подалась назад, словно оползень, постепенно перерастающий в лавину.

Марафонец пятился вместе со всеми, чувствуя спиной, как выхлестывается бурная человеческая река на Земляной вал. Он понимал: когда люди кинутся бежать, тогда-то и начнется настоящий страх. Выставив правый локоть, Марафонец прижал левую руку к себе, защищая тело. И тут же споткнулся краснолицый поклонник Бахуса, начал заваливаться под ноги напирающей от ограды молодежи. Марафонец ухватил забулдыгу, поддерживая, пытаясь поднять на ноги. Рукав замусоленного, ветхого пиджака затрещал, пополз по шву.

Спецназовские дубинки снова грохнули по щитам. И следом опустились на асфальт крепкие рифленые башмаки. На сей раз звуки были похожи на выстрелы. И еще один хлопок дубинками по щитам. И еще, и еще, и еще. Звук нарастал. Складывалось ощущение, что работает невероятно огромный мотор и чихает, не в состоянии справиться с напором топлива.

Вот пятнистые поравнялись с черными, подхватили стальные ограждения и двинулись на толпу. А в глазах уже горел азарт охоты. Люди понимали, что могут сделать и сделают с ними пятнисто-черные, поэтому стоящие ближе к ограждению начали неуклюже разворачиваться, пытаясь бежать. А решетки уже врубились в толпу, прессуя тела, утрамбовывая выставленные руки, ломая кости, рассекая кожу, обагряясь красным. И тотчас над головами взметнулся первый переполненный отчаянием и болью крик. Был он похож на звериный сигнал тревоги. Развернулось стадо и кинулось бежать. Не удержав краснолицего толстяка, Марафонец разжал пальцы, и того мгновенно поглотила неудержимая стихия. Побежали по выпивохе, не разбирая дороги, втаптывая упавшего в выцветшую за лето жухлую траву.

А Марафонец рванулся к телевизионному «рафику», работая кулаками, оттирая других.

Цепь спецназовцев сломалась. Они почуяли запах свежего мяса.

— Врежь этому очкарику! Сучара, пинается еще!

Крики слышались со всех сторон, в унисон свисту дубинок и тяжелой поступи солдатских башмаков.

— Что ж вы делаете?! Что вы делаете, звери?! — орал кто-то слева.

Марафонец повернул голову и увидел в двух шагах от себя знакомую каску, затянутую пятнистой материей.

— На тебе, падла! — приговаривал кто-то рядом, за дергающимися в панике головами. — На тебе, на! — Громогласный голос прорывался сквозь болезненный вой.

Перед самым его лицом мелькнула перекошенная физиономия. Из рассеченной брови хлестала кровь, заливая щеки, глаза, нос. И трудно было даже понять, кто это — женщина или мужчина. Длинноволосое нечто, молодое, вопящее, захлебывающееся собственным страхом. Панический поток толкал Марафонца в спину, и он понимал, что не в состоянии справиться с этой жуткой, всесокрушающей силой. Его увлекало мимо рыжего «рафика» к Земляному валу, а там уже давили кого-то о деревья, о борта машин, о стены домов, о бетонный забор, размазывая по асфальту останки тел. Все неслись, обезумев, сломя голову. Паника охватила не только бегущих, но и водителей. Кто-то, запрыгнув в свою машину, попытался вырваться из пробки, вывернул на тротуар и, сбивая бегущих, понесся к Таганке. Машины начали выползать задним ходом, сталкиваясь, корежа друг друга, калеча людей.

Цепь же солдат продолжала двигаться вперед, оставляя за спиной усеянное клочьями рваной одежды, слетевшими башмаками, оторванными пуговицами и растоптанными, размазанными в лепешку телами поле боя.

Марафонец видел уже не борт «рафика», а его заднюю дверь с аккуратной занавесочкой за стеклом. Поддавшись дикому звериному порыву, он выпустил наружу бьющуюся в нем силу. Заорал, и крик этот перешел в боевой клич, похожий на рев хищника. Работая кулаками, раздавая удары направо и налево, он начал прорываться сквозь накатывающую волну напуганных до смерти людей. Замешкался, и тут же достала его чья-то дубинка. Удар был силен. Марафонец споткнулся, на секунду сбился с шага и вдруг увидел прямо под ногами растоптанное лицо — кровавую маску, из которой на него смотрел выпученный, мертво застывший глаз. Второго глаза у мертвеца не было. Зрелище это подхлестнуло его, как щелчок бича.

Марафонец выпрямился, титаническим усилием удерживаясь на ногах, развернулся навстречу набегающему омоновцу и ударил его кулаком в шею, точнехонько в кадык. Тот не успел умерить бег, ноги все еще несли его вперед, а голова уже начала запрокидываться, подставляясь для второго, еще более страшного удара, который Марафонец не замедлил нанести. Перед ним стоял враг. Враг, которого надлежало выключить любыми средствами. Посему он впечатал кулак под открытую челюсть и тут же врезал омоновцу ногой в промежность. Тот завалился на спину, под ноги коллегам. Щит и дубинка полетели в разные стороны.

Марафонец бросился следом за толпой вправо, затем маятником качнулся влево, нырнул под удар второго омоновца, перехватил запястье, поймав солдата на прием, и швырнул через себя, одновременно разворачиваясь и нанося удар ногой под мышку, выбивая уже упавшему противнику руку из плечевого сустава. Выхватив из разом разжавшихся пальцев дубинку, он парировал удар третьего и тут же вновь ушел вправо, в толпу, затем снова влево, зигзагом приближаясь к заветной цели, к оранжевому борту с белой полосой. Это было единственное, о чем он сейчас мог думать. Пробиться туда, нырнуть под днище машины, пока площадь не оцеплена окончательно.

До «рафика» оставалось всего несколько метров. Марафонец швырнул дубинку и нырнул вниз, под ноги набегающим омоновцам. И тут же тяжелый тупой носок бутсы ударил его под ребра. Он сжался в комок и перекатился через плечо в сторону, покрыв еще полметра из разделявших его и машину полутора, уперся подошвами дешевых корейских кроссовок в шершавый асфальт, оттолкнулся и оказался у заднего колеса микроавтобуса. Пополз ужом, извиваясь, забираясь в спасительный ржавый полумрак, под забрызганное грязью брюхо «рафика». Увидел старенькие, в рыжих разводах валы и оси и, перекатившись к правым колесам, перевел дыхание. Похоже, все. Ему повезло. Теперь оставалось только ждать.

08.33

— Смотри, что делают, — сказал стоящий у окна Генерал, опуская бинокль. — Аж жуть берет.

Дремлющая в кресле Белоснежка, не открывая глаз, безразлично пожала плечами.

— Им виднее.

— М-да… — Генерал вновь поднял бинокль и уставился в окно.

Третьим в компании был Бегемот. Толстяк сидел на краешке скрипучей, раздолбанной кровати, застеленной стареньким покрывалом. Квартира принадлежала старичку-пенсионеру, согласившемуся сдать ее на три дня за полторы сотни баксов странноватой девушке с волевым, хотя и миловидным лицом и простоватому застенчивому толстяку. Третий «сожитель» предусмотрен договором не был, но кто о нем узнает?

Белоснежка прикрывала Генерала и Бегемота, когда те устанавливали бомбу на вокзале. Стоя у окна с «драгуновым» в руках, девушка отслеживала возможные цели. Если бы ее товарищи попали в беду, она начала бы стрелять, не колеблясь ни секунды. И не потому, что была слишком кровожадной или бессердечной. Просто в этом заключалась ее работа. Белоснежку учили убивать в течение пяти лет, а выучив, выбросили, как собаку, на улицу. Точно так же, как и Леденца, Айсберга, Дофина, Пастуха и других. Они оказались не нужны своей стране. Поэтому и предложение Хоря она приняла сразу, не раздумывая.

Теперь девушка дремала, положив винтовку на колени.

Все трое ждали нужного момента. Они должны были действовать наверняка. Террористам предстояло нанести еще один удар, от которого власти долго не смогут оправиться…

* * *
У первого же поворота Котов взлетел по лесенке и оказался на перроне. Пусто. Никакого следа телевизионщиков. Ну прямо неуловимые мстители какие-то.

— Так, лейтенант, — майор огляделся. — Ты, стало быть, давай в вокзал. Если там их нет, обойди здание справа. Увидишь — задержи. А я слева пройдусь. Не испарились же они, в самом деле.

— Никак нет, товарищ майор, — радостно подхватил сопровождающий, оживляясь оттого, что не влетело ему за упущенных телевизионщиков.

— Вот и я так же думаю. Короче, увидишь — шуми. Зови или меня, или моего коллегу, или этих… Пинкертонов вокзальных.

— Понял, товарищ майор.

— Ну, а раз понял, выполняй.

Они вышли с платформы и направились к вокзалу. Здесь лейтенант нырнул в стеклянные двери, утомленно скрипнувшие за его спиной, а Котов повернул налево, прошел до угла и тут же заметил тех, кого сапер называл телевизионной группой: невысокую стройную девушку лет тридцати и рядом с ней худосочного, сутулого, но довольно крепкого парня с камерой на плече. Девушка разговаривала с Беклемешевым, который каждую секунду отрицательно качал головой. Она горячилась и продолжала говорить с почти фанатичным запалом, помогая себе взмахами свободной правой руки.

— Та-ак, — протянул Котов сурово.

Сунув руки в карманы пиджака, он зашагал к троице. Завидев его, Беклемешев вздохнул с явным облегчением. Чувствовалось, что препирательства уже стоят ему поперек горла. Разительная перемена в настроении капитана не осталась незамеченной. Отследив его взгляд, оператор развернулся на каблуках. Радужный, с отчетливым сиреневым ободком объектив уставился Котову прямо в лицо. Журналистка тоже сделала шаг вперед, словно намереваясь остановить атаку грудью. И оказалась она, как выяснилось, не только стройной, но и довольно симпатичной. Присутствовал в ее неброской красоте некий шарм. Или, как говорят ценители, порода.

Тем не менее сейчас это не могло повлиять на реакцию Котова. Он увидел, как изящные брови репортерши поползли вверх, тонкие губы разомкнулись, и понял: еще секунда — и та выпалит первый вопрос. Вопрос, который должен поставить его в тупик. Котов не собирался давать ей такого шанса.

— Что вы здесь делаете? — быстро спросил он.

Брови, однако, не перестали двигаться вверх, только глаза чуть-чуть расширились, словно в крайнем изумлении. Аккуратный остренький носик вздернулся, губы искривились в подобии усмешки, а тонкий подбородок едва заметно подался вперед.

— Вообще-то воспитанные люди, прежде чем задавать вопросы, представляются, — сообщила девушка.

— Я недостаточно хорошо воспитан, — отрезал Котов. — Итак, что вы здесь делаете?

— Веду репортаж, — ответила девушка.

— О чем?

Протянув руку, Котов ухватился за объектив и с силой опустил камеру вниз. Оператор попытался воспротивиться, но был он хиловат против майора ФСБ. Камера уставилась в еще десять минут назад сиявшие, а теперь покрытые тонкой бахромой пыли котовские туфли.

— Значит, старший здесь вы, — утвердительно заметила девушка.

— Предположим. Я спросил вас, о чем будет этот репортаж, — напомнил Котов. — Раз уж вы такая воспитанная, то должны бы знать, что невежливо отвечать вопросом на вопрос.

— Я тоже воспитана недостаточно хорошо. Впрочем, как и вся наша братия.

Девушка улыбнулась, и Котов отметил, что улыбка у нее легкая и вполне дружелюбная. Ровно настолько, насколько вообще может быть дружелюбной улыбка репортера на задании.

— Итак, что за репортаж вы здесь снимаете?

— О бомбе, заложенной на территории вокзала, — коротко ответила девушка. — Не надо подтверждать или отрицать эту информацию. Присутствие саперов, омоновцев и сотрудников ФСБ говорит о том, что угроза воспринята однозначно.

Оператор вновь попытался поднять камеру, но Беклемешев уже оттер его, прижимая к холодной пыльно-серой стене. Не грубо прижал, а так, будто бы между прочим. Тот задергался настырно, состроил гримасу «возмущенная общественность», да только ничего не вышло. И против капитана ФСБ оператор оказался жидковат.

— Обнаружили ли вы бомбу? — Репортерша сунула микрофон Котову под самый нос.

Тот сморщился и прикрыл сетчатую полусферу ладонью.

— Никаких комментариев.

— Конечно, обнаружили, иначе зачем бы вам разгонять людей с площади?

— А вы всегда сперва задаете вопрос, а потом сами же на него отвечаете?

— В исключительных случаях. Так зачем вы разогнали толпу, если бомба еще не найдена?

— Мы никого не разгоняли, просто удалили людей из потенциально опасной зоны.

— Опасная зона там, где орудуют ваши костоломы.

— У вас есть разрешение на съемку? — Теперь майор не старался быть особенно деликатным.

— Разумеется, — кивнула головой девушка.

— Ну и бог с ним. Капитан, — Котов повернулся к Беклемешеву, — убери их, выставь за оцепление. Я не хочу, чтобы пресса потом подняла вой о том, что из-за нашей халатности погибли двое телевизионщиков. И так с этими ребятами одни неприятности.

— Понял, товарищ майор. — Зиновий взял репортершу за руку чуть повыше локтя.

Она ловко вывернулась и подступила к Котову вплотную, почти прижалась к нему.

— Скажите, это правда, что с одного из воинских складов похищено ядерное оружие?

Вопрос был интересный. Котов прищурился.

— Откуда у вас эта информация?

— Значит, они все-таки были похищены, — констатировала репортерша и улыбнулась, потому что именно в этот момент за спиной Беклемешева оператор вновь поднял камеру. — В вокзале установлена именно такая бомба?

Котов указал капитану за спину:

— Никаких комментариев.

— Скажите, товарищ, — слово «товарищ» Вероника произнесла с издевательской растянутостью, — что это за мины и какова их мощность? И если существует вероятность террористического акта, то почему никто не позаботился известить об этом людей и объявить чрезвычайное положение?

— Никаких комментариев, — повторил Котов, оттирая репортершу плечом. Он зашагал к площади, обернулся на ходу и кинул Беклемешеву: — Капитан, выставь их за оцепление. Если попытаются вернуться, выдели конвой, пусть препроводят этих людей к телецентру.

— Хорошо, товарищ майор.

— Это мне передали кассету и фотографии! — выкрикнула в удаляющуюся спину Котова Вероника.

Тот остановился, обернулся, секунду смотрел на нее, словно раздумывая о чем-то, а затем пожал плечами и, буркнув «поздравляю», скрылся за углом.

Вероника вздохнула.

— Сухарь.

— Пройдемте, — без всякого выражения предложил Беклемешев. — Где ваша машина?

— У кольца.

— А чего ты, собственно, от них хотела? — громко, явно рассчитывая на реакцию капитана, обратился к Веронике оператор. — Это же гэбисты. Знаешь, как их раньше называли в народе?

— Знаю. Гранитные башки.

— Точно, — оператор довольно засмеялся. — Гранитные. Здорово, да?

— Пройдемте, — все так же ровно и спокойно ответил Беклемешев. — Я провожу вас до машины.

— Слушай, командир…

— Спокойно, Миша, — вполголоса предупредила Вероника. — Спокойно.

У них на пленке остались ценные кадры — разгон омоновцами толпы на площади, и она не хотела, чтобы капитану пришло в голову поинтересоваться, а что, собственно, они здесь снимали, когда на них наткнулись ребята из службы безопасности.

Вероника не собиралась уходить. Какая разница, откуда снимать репортаж? Хотя бы с крыши вон того дома напротив. С крыши даже лучше. Экзотичнее.

Они вышли на дорожку, тянущуюся вдоль вокзала до самого метро. Здесь все еще стояли грузовики, микроавтобус и истерзанный, запыленный «газик», внутри которого сидел водитель. Тут же топтался высокий жилистый офицер с мегафоном. Цепь ОМОНа и спецназа отодвинулась к Садовому кольцу, там разомкнулась, перекрывая Земляной вал. Несколько человек патрулировали тротуар с противоположной стороны, разгоняя особенно любопытствующих.

— Товарищ старший лейтенант, — позвал Беклемешев жилистого «мегафонщика», — проводите товарищей репортеров до машины и проследите, чтобы они покинули оцепленную территорию.

— Так точно. — Тот подошел ближе, нехотя козырнул. — Пройдемте.

— Желаю всего доброго, — равнодушно попрощался Зиновий с Вероникой и оператором.

— Ну-ну, — издевательски хмыкнул последний.

Жилистый в нетерпении топтался рядом, мегафон болтался у него на груди, как огромная олимпийская медаль.

Девушка посмотрела на него и вздохнула:

— Пойдемте, что ли?

Они двинулись вдоль серого бетонного забора к припаркованному у кольца останкинскому «рафику», а Беклемешев направился в вокзал.

* * *
Внутри было теплее, чем снаружи. Электричество еще не успели отключить, и мощные вентиляторы качали воздух на улицу. Когда Беклемешев вошел в зал, Котов беседовал с бугаями из службы охраны. Судя по тому, как те смущенно переминались с ноги на ногу, разговор шел жесткий.

Увидев Беклемешева, майор прервал разговор, крикнул:

— Что, проводил уже?

— Парню из спецназа приказал, — ответил капитан. — Ну их! Все равно откуда-нибудь снимать будут. Не здесь, так там пристроятся.

— Знаю, — серьезно кивнул Котов и, повернувшись к бугаям, поинтересовался: — Ну что, вспомнили?

Те дружно пожали плечами.

— Товарищ майор, здесь этих торгашей каждую ночь отирается — не сосчитать. И хачики, и хохлы, и азеры. И каждый что-нибудь везет. Попробуй упомни их.

— А для чего вы здесь? — вдруг рявкнул стоящий рядом майор-эмвэдэшник. — Говорю же все время, предупреждаю, инструктаж перед заступанием на пост — постоянно. Нет, все как о стену горох! Зло берет на этих дундуков, прости господи! Забьются в свою нору, чаи гоняют полночи — поленом не вышибешь! Кукуют там, все им по барабану.

— Сейчас речь не об этом, — оборвал его Котов. — Дело нешуточное, ребята. — Он снова вперился в бугаев «фирменным котовским» взглядом. Те поежились, опустили глаза. — Вы упустили террористов, которые являются членами очень серьезной группировки. Возможно, самой серьезной за последние годы. Масштаб ясен? Значит, так. Я вас оставляю на десять минут, вы пока напряжете извилины и вспомните, как выглядели эти люди, во что были одеты, как держались. Словом, все. Понятно?

— Так точно, — дружно вздохнули бугаи. Они вообще делали все очень дружно. Вздыхали, опускали глаза, мялись, ну просто однояйцевые близнецы.

— Кстати, майор, а почему электричество до сих пор не отключено? Кто у вас тут отвечает за электроэнергию?

— Дежурный электрик, — четко ответил тот. — Но его эвакуировали вместе со всеми, как только стало известно о бомбе.

— Отключите. Если рванет — греха не оберешься. Заполыхает в момент.

— Ну да, — буркнул себе под нос один из бугаев. — Если рванет, так полыхать нечему будет. Одни руины останутся.

— Разговорчики! — рявкнул эмвэдэшник. — Слышали, что приказал товарищ майор? Выполняйте!

— Так точно! — гаркнули оба охранника и чуть ли не синхронно потрусили к служебной двери.

Котов повернулся к Беклемешеву:

— Пойдем-ка, Зиновий, пообщаемся с экспертами. Может быть, чего новенького расскажут.

Эмвэдэшник заторопился следом, забормотал, пытаясь сгладить оплошность:

— Идиоты, что с них возьмешь. Но исполнительные. А для нашей работы особого ума-то и не требуется. Пьяных ночью утихомиривать да шелупонь разную к ногтю прижимать — тут сила нужна, а не мозги.

— Мозги, майор, всегда нужны, — возразил Котов.

Истина была банальной и неказистой, но по сути верной.

— Где же их взять-то таких? — ни с того ни с сего окрысился эмвэдэшник. — Чтобы умные, да сильные, да храбрые, да еще бы согласные за такую зарплату по ночам горбатиться. Умные в банках да инофирмах сидят, приличные деньги получают. Не то что в этой ж…е.

— У вас-то, надо полагать, зарплата не самая маленькая, — неприязненно заметил Беклемешев. — Да и работенка не пыльная, как я погляжу. «Инструктаж перед заступанием», — передразнил он. — Шли бы, делом занялись.

Эмвэдэшник вздохнул и поплелся подгонять подчиненных, а Котов с Беклемешевым направились к группе экспертов. Те уже сворачивали оборудование.

— Ну что? Какие-нибудь новости есть? — поинтересовался майор. — Выяснили что-нибудь свеженькое об этой штуковине?

Эксперт развел руками.

— Только то, что уже сказано. Подождем, пока закончит команда по разминированию. Думаю, тогда информации будет более чем.

— Ясненько. — Котов наклонился, уперевшись ладонями в колени, принялся рассматривать бомбу. — Никогда ничего подобного не видел.

— Никто не видел, — философски заметил эксперт. — Если бы видели, знали бы, что с ней делать.

— М-да… Тяжелый случай, — констатировал Котов и тут же без всякого перехода спросил Беклемешева: — Ты в управление не звонил?

— Звонил, — кивнул тот.

— Молодец. И что говорят?

— Аналитики оценивают сложившуюся ситуацию как критически опасную. Они не сомневаются в том, что взрывные устройства заложены.

— Ну, в этом и я не сомневаюсь. — Котов выпрямился, зачем-то отряхнул ладони. — Еще?

— На конверте никаких отпечатков, на фотографиях тоже, работали в хирургических перчатках. Снимки сделаны «Полароидом», модель 636. Этого добра сейчас в Москве как грязи. Не то что раньше. Покупать можно без опаски, никто и не вспомнит. Снимали в комнате или в бункере, при электрическом освещении. Никаких источников естественного света. Линолеум однотонный, в рубчик, дешевый. Раньше использовался для отделки хозпомещений. Но «крутить» эту линию не стоит. Займет полгода, а может, и больше. Теперь насчет записи.

— Вот. Насчет записи — это самое интересное.

— Запись сделана мужчиной, возраст, предположительно, тридцать пять — сорок. Образование высшее или неоконченное высшее. Властный. Привык командовать. При этом хорошо развито воображение, тактический анализ ситуации. Аналитики считают, что главарь террористов — офицер силовых структур. Наиболее вероятны, конечно, вооруженные силы, спецназ. Они привыкли действовать автономно, напористо, мгновенно, а операция по похищению мин соответствует всем этим условиям. Ну и плюс узкоспециальные знания. Работа со взрывчатыми веществами. Разбирается в наркотических веществах, подавляющих центральную нервную систему. Знаком с тактикой диверсионных действий в густонаселенных городских районах. Сейчас аналитики просчитывают возможные места закладки фугасов с точки зрения нанесения максимального ущерба. Обещали вот-вот закончить.

— А что думает начальство?

— А начальство, Саш, отправилось туда… — Беклемешев закатил глаза. — Совещаться.

— И что слышно? Долго оно совещаться будет?

— Это уж ему виднее, сколько совещаться. Но случай-то, сам понимаешь, не рядовой. Им там есть о чем поговорить.

Котов едва не выматерился.

— Рощенков не появился?

— И не появится. Мы дозвонились до его жены. Подполковника Рощенкова вчера вечером забрала бригада «Скорой помощи». Похоже на пищевое отравление.

— Черт! Лекция на тему: «Что такое не везет и как с ним бороться». — В эту секунду, загудев утробно, встали вентиляторы. Котов раздул щеки, шумно выдохнул: — Он в нашем госпитале?

— Жена сказала, что сперва отвезли в 82-ю, а оттуда—в наш.

— Надо будет навестить потом. Ладно, Зиновий, сделай-ка вот что. Во-первых, прикажи убрать машины подальше от входа, а во-вторых, возьми этих оболтусов-охранников и пошли в управление. Пусть ими займутся психологи, гипнотизеры, экстрасенсы, кто угодно, но у нас должно быть описание террористов, доставивших бомбу на вокзал.

— Хорошо.

Котов огляделся, хлопнул в ладоши.

— Так, всем немедленно покинуть здание вокзала. Мы начинаем.

* * *
Генерал растянул тонкие губы в улыбке, прошептал негромко:

— Они начинают. Ага! Отлично! — Он повернулся к Бегемоту: — Смотри, толстяк, если твоя машинка не сработает, я тебя лично кастрирую.

Бегемот потупился. Пухлые щеки его налились кровью от незаслуженной обиды.

Белоснежка открыла глаза, потянулась с мягкой кошачьей грацией и, упершись ладонями в подлокотники, легко вытолкнула гибкое тело из нагоняющих дрему объятий кресла.

— Оставь его, Генерал, — спокойно сказала девушка. — Ты ведь знаешь, он свою работу сделал как надо. А сбойнуть может любой механизм. Ну так для того мы и сидим в этом курятнике. Чего ты дергаешься?

— Я не дергаюсь, — хмыкнул тот. — Просто противно. Этот жирдяй получит бабки, палец о палец не ударив, в то время как мы будем рисковать жизнями. Ты, Бегемот, небось думаешь: покряхтел над этой машинкой, понажимал на кнопочки, и все? «Лимон» в кармане? Да? Ты так думаешь? Хрен тебе! — Генерал отвернулся к окну, поднес бинокль к глазам. — Я тебя каждый бакс заставлю отработать дважды. Понял? Чего молчишь? Я тебя спрашиваю, понял ты или нет, жопа?

— Перестань, Генерал! — Белоснежка подошла к окну, подняла винтовку, приникла к оптическому прицелу. — Бегемот и так уже сделал не меньше каждого из нас. А если он тебе не нравится, это твое личное дело.

— Зато тебе, я смотрю, он нравится.

— Нравится, — легко согласилась девушка. — Ты имеешь что-нибудь против?

— Твою мать, да он слизняк! Бегемот! — гаркнул Генерал, не оборачиваясь. — Я не расслышал! Ты понял или нет?

— Понял, — тихо ответил тот.

— Не слышу!

— Понял, — сказал Бегемот громче.

Он был готов провалиться сквозь землю от стыда. Но еще больше толстяк боялся. Боялся Генерала, его необъяснимой озлобленности и жестокости, то и дело вспыхивающей в голубых ледяных глазах.

— Вот так. До чего жалкий ублюдок!

Белоснежка рассматривала сквозь прицел фигурки суетящихся внизу людей, отгоняющих подальше от здания вокзала машины. Саперы разместились в кузове одного из «ЗиЛов», двое вокзальных охранников и люди в штатском устроились в микроавтобусе, какой-то парень в стильном сером костюме забрался в черную «Волгу».

— Этот, в черном «волжаке», гэбист? — спросила девушка.

— Конечно, гэбист, — засмеялся Генерал.

С Белоснежкой он ссориться не хотел. Белоснежка ему нравилась. Тем большую неприязнь Генерал питал к Бегемоту. И чего девчонка нашла в этом сгустке соплей? Амеба, а не мужик. Мужик должен быть жестким и сильным. Таким, как он, Генерал. Но ничего, потом выяснится, кто из них лучше.

— Интересный парень, — задумчиво сообщила девушка. — Солдафон, конечно, но интересный. — Она опустила винтовку и добавила решительно: — А в общем, я их всех не люблю.

— Кто ж их любит.

Белоснежка прошла к креслу, поставила «винторез» к стене, присела, подтянув колени к подбородку, поинтересовалась:

— Не пора еще?

— Нет, — ответил, не отрываясь от бинокля, Генерал. — Попозже.

— Спать хочется, — заметила девушка, ни к кому конкретно не обращаясь.

— Ничего. Метедринчиком уколешься — сон как рукой снимет. Скоро уже.

* * *
— Товарищ майор…

Котов обернулся. За спиной стоял один из офицеров команды разминирования. Еще трое заканчивали последние приготовления, надевали шлемы с толстыми поликарбонатовыми окошками. В защитных костюмах они были похожи на роботов из фантастического фильма семидесятых годов.

— Товарищ майор, — повторил офицер, — нужно подогнать спецмашину. Мы вывезем бомбу на полигон и там…

— Не думаю, что ее вообще следует трогать с места, — ответил Котов.

— Товарищ майор, нам все-таки приходилось иметь дело с кустарными бомбами. Мы прекрасно знаем, как с ними обращаться.

— Только не с такой. Эту проектировали и собирали отнюдь не кустари, а профессионалы. Причем высокого класса. Не знаю, как вас, а меня настораживает легкость, с которой саперам удалось обнаружить бомбу. Террористам ведь ничего не стоило убрать коробку с глаз долой. Скажем, сдать в камеру хранения. Если они действительно собирались взорвать вокзал, зачем им понадобилось сообщать нам о бомбе? Вы не думаете, что им как раз хотелось, чтобы бомба была обнаружена?

— Наверное. Даже скорее всего, — согласился офицер.

— Тогда чего они добиваются? Не знаете? А я вам скажу. Террористы хотят доказать, что они умнее нас, профессиональнее нас, лучше нас. Их цель — убедить власти в том, что они непобедимы. Следовательно, если попробовать обращаться с этой бомбой так же, как с обычными бомбами, она сработает и вокзал взлетит на воздух. Теперь ясно?

— Теперь да, — ответил подрывник. — И что же нам делать?

— Ну, родной мой, это уж вам лучше знать. Я не подрывник и в этих ваших штучках понимаю не больше, чем в ремонте телескопов.

— Ясно, — неожиданно твердо заявил офицер. — Товарищ майор, покиньте, пожалуйста, опасную зону.

Котов засмеялся.

— Смотри как вскинулся! Кровь заиграла? Задело, а?

— Есть маленько, — признался тот. — Но вам, и правда, лучше уйти. Это наша работа, а при вас ребята будут больше нервничать.

— Хорошо, я ведь и не возражаю. Как только расправитесь с этой штукой, сразу позовите нас.

— Сплюньте, а то сглазите.

Котов трижды сплюнул через левое плечо и зашагал к выходу. На пороге обернулся:

— Ни пуха ни пера, ребята.

— К черту! — ответил офицер.

* * *
— Похоже, этот — последний, — заметил Генерал. — Если через три минуты не рванет, придется работать запасной вариант. Эй, Бегемот, проснись! Пора работать, детка.

Толстяк, не говоря ни слова, полез в карман куртки, достал мобильный телефон. Пальцы его едва заметно дрожали. Лицо побледнело, на лбу выступил пот.

Белоснежка, наблюдавшая за Бегемотом из-под полуприкрытых век, вдруг поднялась, подошла и сжала его плечо.

— Боишься?

— Да, — честно признался тот. — Я никогда такого не делал.

— Всем нам когда-нибудь что-нибудь приходится делать впервые. Не бойся. Все пройдет нормально.

Генерал хмыкнул.

— Ну, хватит ворковать, голубки. Бойся — не бойся. Подбери слюни, Бегемот. Мужик ты, в самом деле, или г… на палочке?

— Помолчи, — повернулась к нему Белоснежка.

— Смотри, а то он еще в штаны наложит со страху.

— Я сказала: заткнись!

Генерал неприятно засмеялся, не обращая внимания на угрозу, прозвучавшую в голосе Белоснежки.

— Готовься, Бегемот. Хочешь ты или нет, не имеет значения. Просто сделаешь, и все. Понял? Не слышу.

— Да, понял.

— Вот и хорошо. Готовься пока.

* * *
Жилистый довел Веронику и ее спутника до «РАФа» и остановился, переминаясь с ноги на ногу, разглядывая голубоватый пропуск, пересеченный по диагонали красной полосой.

Вероника повернулась к нему, посмотрела в одутловатое лицо и в своей обычной манере, довольно категорично, заметила:

— Спасибо, дальше мы найдем дорогу сами.

Тот качнул головой, по-восточному цокнул языком и протянул:

— Приказано проводить за оцепление.

Оператор Миша указал рукой на стоящие метрах в семи пятнистые фигуры.

— Так оцепление-то вот оно. Уж как-нибудь выкатимся.

Камеру он держал опущенной вниз, объективом к вокзалу. Красный огонек записи продолжал гореть.

Лейтенант снова цокнул языком и добавил, хмурясь:

— У вас своя работа, у меня своя. Приказано вывести за оцепление.

Сидящий в кабине «РАФа» шофер безучастно наблюдал за этой сценой. Звали его Виктором, и был он неплохим парнем, но лезть в разбор между спецназовцем и группой ему не хотелось. Тем более что Виктор считал жилистого правым. У каждого своя работа. Он повернул ключ в замке зажигания, и двигатель микроавтобуса запыхтел, готовый в любой момент набрать обороты.

— Ну хорошо, — Вероника обезоруживающе улыбнулась. — За оцепление так за оцепление.

Она пошла вокруг микроавтобуса к пассажирской двери. Михаил последовал за ней.

Жилистый затопал к стоящему в оцеплении омоновцу, то и дело оглядываясь, словно боясь, что «рафик» рванет с места и начнет выписывать по площади сумасшедшие кренделя.

Как только Вероника обошла автобус, Михаил жарко зашептал:

— Я местечко присмотрел. Поднимемся на крышу восьмиэтажки. Или с чердака можно снять. Обзор — как на ладони, я уже прикинул.

— Знаю. Я тоже об этом подумала.

— Картинка будет — загляденье, — продолжал бормотать оператор.

Вероника потянулась к двери, и в этот момент непонятно откуда, словно материализовавшись из воздуха, перед ней выросла всклокоченная, перепачканная, серая от пыли фигура. Женщина вскрикнула от неожиданности и отступила на шаг. Незнакомец оказался мужчиной лет тридцати семи — сорока, коротко остриженным, одетым вроде бы и прилично, но с налетом той самой помятости, которая отличает людей, стоящих на грани между нищетой и окончательным падением в пропасть. И все же незнакомец не производил впечатления одичавшего дегенерата. Даже напротив, лицо его было живым, несмотря на заметную в глазах загнанность.

— Кто вы такой? — невольно выдохнула Вероника.

И тут же сбоку полез Михаил, загораживая ее узкой костлявой спиной:

— Че надо, отец?

В такие моменты Миша переходил на невероятно задиристый тон, свойственный асам уличных драк, к каковым оператора, уж точно, нельзя было причислить.

— Я вас знаю, — быстро вполголоса произнес человек, глядя Веронике в лицо и абсолютно не обращая внимания на лезущего грудью вперед Михаила. — Вы — телерепортер. Я вас несколько раз видел по «ящику».

— Ну, допустим, — кивнула Вероника. — И что дальше?

Страх ее испарился. В конце концов, рядом стоял Миша, в кабине «рафика» сидел Виктор, парень не из хилых, а за спиной, буквально в нескольких метрах, застыли омоновцы вперемежку с еще более «крутыми» спецназовцами.

— Моя фамилия Смирнов, — представился мужчина, глядя ей в глаза. — Прозвище Марафонец. Я принимал участие в налете на склад боеприпасов.

— Какой Марафонец? Какой склад? — Вероника нахмурилась.

— Тот самый, откуда были похищены пятнадцать тактических мин малой мощности. — Губы незнакомца, серые от пыли, были напряжены, и казалось, что каждое движение дается ему с трудом.

Вероника прищурилась. Похоже, удача сама шла ей в руки. Случившееся сегодня утром, конечно, было ужасно. События, в круговорот которых она оказалась втянута против собственной воли, нельзя назвать иначе, чем кошмарным бредом. Однако вот стоит перед ней человек, непосредственный участник происходящего, способный все толково и внятно объяснить. Подобный материал попадает в руки репортера раз в жизни. «Бомба».

— Это правда? — спросил она. — Вы действительно украли это ядерное оружие?

— Действительно, — кивнул мужчина. — Понимаю, в это трудно поверить, но я могу подробно рассказать вам о том, как осуществлялась операция. Поэтапно. Знаю, у вас уже возникли вопросы, но давайте отложим их на потом, хорошо? Сейчас надо убираться отсюда. И чем скорее, тем лучше.

— Как, вы сказали, вас зовут?

— Андрей. Андрей Денисович Смирнов.

— А прозвище?

— Марафонец. Так называли меня раньше в войсках. И так же называл меня Хорь.

— Как вы оказались здесь? Почему подошли именно ко мне?

— Давайте об этом потом. Сейчас нужно уходить, — настойчиво повторил он.

— Ладно, поехали. — Вероника оглянулась.

Жилистый уже спешил к «рафику», обеспокоенный тем, что машина до сих пор не тронулась с места.

— Полезайте в автобус, — кивнула девушка. — И быстрее. Иначе этот тип вас заметит.

Марафонец не заставил себя долго упрашивать, легко нырнул в жаркое нутро машины, заставленное сумками, бухтами шнуров, штативами. Двигался он ловко, по-своему даже грациозно.

— Сейчас, сейчас! — крикнула Вероника офицеру.

Стоящий у дверцы Миша обернулся и встретил первую атаку спецназовца грудью.

— Да ты чего, командир? Все, уже уезжаем. Видишь, дама каблук сломала. Это ж тебе не армейский сапог, а женская туфелька. Без каблука не побегаешь.

— Давайте быстро. Чтобы через три минуты я вас здесь не видел, — буркнул жилистый. — Пошевеливайтесь.

— Как скажешь, командир, как скажешь. — Миша примирительно поднял свободную левую руку. — Считай, что нас уже нет.

Он сложился пополам, чтобы пройти в низкий дверной проем, и мгновенно, прежде чем спецназовец успел заглянуть внутрь, захлопнул дверь.

Водитель Витя, не без удивления смотревший в зеркало на грязного потного Марафонца, спрашивать ни о чем не стал. У них, репортеров, свои пироги. Развернув микроавтобус на крохотном пятачке, он ударил по газам так, словно собирался выиграть «гран-при» в гонках на выживание. Движок завыл, выражая возмущение столь варварским отношением к себе, любимому, и Виктор тут же грохнул по тормозам, останавливая «РАФ» перед самой цепью солдат. Те оглянулись, расступились нехотя. Один постучал себя согнутым пальцем по виску, показывая: «Думать надо, валенок». Виктор повернулся к окошку и, беззвучно размыкая губы, отчетливо, чтобы спецназовец понял, выматерился. Тот понял и приподнял резиновую дубинку, чуть наклонив голову, будто интересуясь: «Не желаешь?» Виктор усмехнулся и покачал головой: «Нет, спасибо». В ответ солдат махнул рукой: мол, проваливай. Короткий и выразительный диалог жестов.

«Рафик» медленно пополз вперед, лавируя среди дремлющих «пожарок» и «Скорых». На первом же перекрестке автобус свернул направо, затем еще раз направо, пролетел пару кварталов и резко остановился.

Водитель обернулся.

— Все. Здесь дворами полминуты. Как раз перед вокзалом и окажетесь. Только осторожней. Я там этих пятнистых упырей приметил.

Вероника повернулась к Мише и кивнула:

— Пойдем?

— Сейчас. — Михаил полез в кофр, вынул новую кассету, хмыкнул: — К бою готов.

Девушка посмотрела на сидящего в кресле напряженного Марафонца.

— Вы пойдете с нами или останетесь здесь?

— С вами, — ответил тот. — Я тоже хочу посмотреть.

— Посмотреть на что? — быстро спросила Вероника.

— Вы знаете, на что.

— Вы имеете в виду взрыв?

— Именно, — кивнул Марафонец.

— А бомба действительно там?

— Действительно. И никто не сможет ее обезвредить.

— Почему вы так думаете?

— Потому что знаю. В команде Хоря только высококлассные специалисты. Поверьте мне, я в этом немного разбираюсь. Бомба не сработает только в одном случае: если они сами этого не захотят. Если же им нужно, чтобы взрыв произошел, — он произойдет.

— Второй раз вы называете это прозвище, — прищурилась девушка. — Кто такой Хорь?

— Психопат. Человек, который стоит во главе террористов. Он разработал план операции и теперь осуществляет его руками бывших военных. В основном профессионалов.

Вероника взглянула на часы.

— Ясно. Двадцать семь минут. Пора.

Она открыла дверцу и выбралась на улицу. Незнакомец легко выпрыгнул следом. Долговязый Михаил вылезал более аккуратно. Он пригнулся и все-таки умудрился зацепить макушкой верхнюю притолоку. Ругнулся беззлобно. Они зашагали в глубь двора.

— На улице стоять нельзя, — ни с того ни с сего заявил Марафонец, когда они, пройдя один двор, нырнули в следующий. — Там омоновцы. Лучше снимать из бистро. С левого угла вокзал видно очень хорошо. Лучше, чем с крыши.

— Да? — Миша саркастически усмехнулся. Ему чужак не нравился. — А как мы в бистро попадем, если не выйдем на Садовое кольцо?

Незнакомец дернул плечом.

— Зачем выходить на Садовое кольцо? Пройдем через служебный вход.

Оператор хмыкнул и умолк. Такое простое решение ему даже в голову не пришло.

Через полминуты они стояли перед «сталинской» восьмиэтажкой, выходящей окнами на Земляной вал. Тесный дворик был пуст. Не играла в песочнице малышня, не гуляли мамы с колясками, и даже вечные, как сфинксы, столь же мудрые и знающие бабули разбежались по домам, чтобы насладиться необычным зрелищем, а затем обсудить его во всех подробностях, с чувством и толком.

Черный ход, ведущий в бистро — массивная, обитая железом дверь, — выделялся среди расхристанных, кое-как покрашенных подъездных сестричек своей непоколебимой основательностью.

— Это там, — кивнул Марафонец.

Вероника подошла к двери и несколько раз бухнула по железу кулаком. Вышло не зубодробительно, но вполне прилично. Пару минут за дверью было тихо, затем клацнула массивная щеколда, и в проем высунулось встревоженное лицо в белой поварской кепочке.

— Что такое? В чем дело?

— Я могу поговорить с директором?

— С директором? — почему-то испуганно переспросил повар, обводя взглядом пеструю компанию. — Да, конечно. Он у себя в кабинете. Пройдите.

Первой вошла Вероника, за ней протиснулся худосочный Миша, Марафонец замыкал шествие.

— А вы… — начал было повар.

Женщина тут же повернулась.

— Он с нами.

— А… — Повар открыл было рот, собираясь, видимо, заикнуться об антисанитарии.

Михаил быстро наклонился к нему и забухтел примирительно:

— Да нет, отец, все нормально. Это наш репортер. Он просто на спецзадании. Изучает жизнь местной публики.

— А-а, — протянул повар с облегчением. — Вот сюда, направо.

— Спасибо. — Вероника постучала и, услышав прохладное «входите», толкнула толстую обитую дерматином дверь.

Директор оказался вальяжным, импозантным, хорошо одетым мужчиной средних лет. Откинувшись в кресле — министерском, кожаном, — он стрельнул в Веронику раздевающим взглядом из-под элегантных дорогих очков и коротко поинтересовался:

— Чем обязан?

— Мы с телевидения, — объяснила девушка, не обращая внимания на явную заинтересованность собеседника. — Вы уже, наверное, в курсе, что на вокзале заложена бомба.

— Да, я слышал, — мрачнея, ответствовал тот. — Всю клиентуру нам разогнали, сволочи. Видите, одни убытки. — Он кивнул на дверной проем. — Омоновцы вон заходят кофейку попить, да с них денег не возьмешь. Они вроде как на задании. — Директор невесело усмехнулся и покачал головой. — Чем могу?

— Мы хотели бы снять репортаж из зала.

— В каком смысле?

— В смысле, вокзал, — вставил Миша. — И вам реклама хорошая.

— Вон оно что. — Директор на секунду задумался, затем кивнул спокойно. — Снимайте, но смотрите, если ОМОН вас застукает, я в эти дрязги влезать не буду. Это уж, как говорится, ваши проблемы.

— Разумеется. — Вероника одарила его очаровательной улыбкой.

Директор улыбнулся в ответ.

— Когда вся эта ерундистика закончится, — быстро добавил он, многозначительно глядя Веронике в глаза, — заходите. У меня отменный коньяк есть. Будете гостями.

— Ну что с вами поделать! — театрально всплеснул свободной рукой оператор. — Ника, правда, коньяк не пьет, она больше водочку, а вот я с удовольствием рюмочку опрокину.

Улыбка директора мгновенно сделалась лимонной.

— Да-да, — торопливо пробормотал он. — Обязательно заходите. Буду рад.

— Конечно.

Когда они оказались в коридоре, Миша нарочито печально вздохнул.

— Вот ведь, пообещался жене пить бросить, да разве с вами получится? Воленс-неволенс, а где-нибудь опрокинешь.

— И думать забудь, — отрубила Вероника. — Твое дело снимать. Выбери удобный ракурс и крупным планом.

— Мать, ты меня знаешь, — панибратски хохотнул оператор, — все будет в ажуре.

— Знаю, знаю. Снимай давай. Интервью с вами, — Вероника посмотрела на Марафонца, — сделаем после всей этой суеты. Можно в студии.

— Какое интервью? — Марафонец нахмурился.

— Ну вы же сказали, что принимали участие в ограблении. Вот и используем материал. Ваши диалоги, вокзал крупным планом, омоновцы, ну а по ходу запустим картину разгона толпы.

— Нет-нет, подождите. — Марафонец поднял руку. — Никакого интервью я давать не буду.

— Почему? — прищурилась Вероника. — Боитесь?

— Да при чем здесь… Боялся бы, к вам бы не подошел. У меня другие проблемы.

— Какие же?

— Это не важно, — отрубил Марафонец, — но сейчас я никаких интервью давать не собираюсь. И к вам я подошел не за этим.

— А зачем? — спросила девушка.

— Хочу предложить вам сделку.

— В каком смысле?

— В прямом. Я вам помогаю сделать ядерный репортаж обо всей этой заварухе. Рассказываю, как и что. Не перед камерой, конечно. Даю полный расклад. А вы пощекочетесь за меня.

— Не поняла, — покачала головой Вероника. — Что значит «пощекочетесь»?

— Впряжетесь. Короче говоря, заступитесь.

— В чем?

Женщина чувствовала всевозрастающий интерес. Если этот человек говорил всерьез, а похоже, так оно и было, или она совершенно не умела разбираться в людях, то можно было одним выстрелом убить двух зайцев: заполучить ядерный, в прямом и переносном смысле, репортаж, а заодно и прощупать любопытную историю незнакомца. В том, что она окажется любопытной, Вероника не сомневалась ни капельки. Ведь не за красивые же глаза этого парня притянули в группу террористов. Наверняка у него богатое прошлое.

И, словно прочитав ее мысли, Марафонец пояснил:

— Я убил человека, а за это, как известно, по головке не гладят. Мне нужна поддержка. Вам тоже. Устроим бартерный обмен. Гуманитарную взаимопомощь.

Миша на секунду оторвался от видоискателя, повернулся и хмыкнул не без восторга.

— Что это за убийство?

— Я убил торговца оружием по прозвищу Рыба и его личную охрану. Правда, нас там было четверо, но… Кто будет разбираться, если не поднимется шумиха в прессе.

— Вы действительно его убили? — спросила Вероника, чувствуя, как по спине ползут холодные мурашки.

— Его и троих охранников.

— За что?

— Не «за что», а «почему».

— И почему же?

— Таков был приказ Хоря. Я думаю, Рыба видел его. И охранники тоже. Взрывчатку и оружие нам достал именно Рыба.

— И после этого вы ушли?

— Нет, я ушел позже. Изначально никто из нас не был полностью посвящен в суть происходящего. Нас наняли для осуществления некоей «крутой» акции. Признаться честно, я сперва подумал, что это какая-нибудь мощная акция возмездия где-нибудь в «горячей точке», но потом… — Марафонец посмурнел. — Я убеждал себя, что все не так страшно, как кажется, но убийство врачей, пожарных, похищение ядерных мин… Словом, я ушел.

— Об убийстве пожарных вы не знали?

— Нет. Вся наша группа делится на подгруппы. Каждая выполняет свою задачу, и никто, кроме Хоря, не знает всего плана целиком.

— Но вы не причастны к убийству ни пожарного расчета, ни врачей?

Марафонец вздохнул.

— Если бы я это сделал, то уже не ушел бы. Некуда было бы. Да и незачем.

— Но вы могли бы это сделать? Если бы Хорь приказал?

Марафонец пожал плечами.

— Не знаю. Наверное, сделал бы.

— Ясно. И сколько, если не секрет, Хорь платит вам за «работу»?

— Да какой секрет! По миллиону на нос.

— Так мало?

— По миллиону баксов.

— Ого! — Миша, не отрываясь от камеры, присвистнул. — Недурственно. Да за такие бабки кто хочешь согласился бы.

— Ты тоже? — жестко спросил Марафонец.

— Нет. Я — нет.

— Ну вот видишь, значит, не кто хочешь. К тому же Хорю были нужны профессионалы определенного рода.

— А как вы попали к нему? — поинтересовалась Вероника.

— Он сам меня нашел. Так сложилось.

— И вы сразу согласились?

— Сразу. Без жилья, без жратвы. Я дошел. Еще немного — и сорвался бы. — Марафонец подумал и пояснил: — Наш отряд расформировали, и я вернулся домой. Кроме как воевать, ничего не умею. Подался в частную охрану, но… Так уж вышло, подставили меня серьезно. Не ментам. Бандитам. Это хуже. Словом, остался без квартиры, без денег, без всего. Попробовал права покачать, да это только в кино один в поле воин, а в жизни… Хорошо, жив остался. Промаялся год, ну а тут эта работа подвернулась.

— Могли бы в армию пойти.

— Пробовал. Но там ждут прописанных. Им бомжи не нужны. Я ведь сам из Новгорода, там в этом смысле болото. Приятель посоветовал сюда ехать. Сказал: здесь можно нелегалом вербануться в какую-нибудь «духовку». Вот и вербанулся…

— Ника! — громко позвал Миша. — Они начинают!

Вероника шагнула к высокой витрине.

— Зал виден?

— Плохо. Солнце мешает.

— Ладно, снимай. Озвучим потом. И постарайся крупным планом держать.

— Нет проблем. — Миша присел на корточки. — Так лучше будет, — пояснил он, не отрывая взгляда от видоискателя. — Класс! Просто чума! Компьютером пригладим чуть-чуть, здесь дымка, стекло мутное.

— Ничего, с дымкой даже лучше, — пробормотала.

Вероника. — Эффект сильнее.

* * *
— Что будем делать, ребята? — Один из подрывников обвел взглядом остальных. — Если гэбист прав, нас ждет очень серьезная начинка. Давайте прикинем, что эти гады могли напихать внутрь. Допустим, террористы — классные профессионалы. Они хотят, чтобы все это хозяйство взлетело на воздух. Скорее всего датчики на наклон. Что еще?

— Датчики на изменение температуры и объема. Элементарно. Собираются из ср…ой автосигнализации и этих пожарных хреновинок, что в новостройках на потолки лепят, — хмуро предположил второй. — Короче, не проблема. Но автосигнализация реагирует только на определенное изменение. Дверь, например, открылась, окно разбито, влез кто-нибудь… По-моему, не меньше трех процентов. Или даже пяти. Короче, можно просверлить дырку и посмотреть, что и как в «желудке» у этой твари.

— Давайте, — скомандовал первый. — Работаем, ребята, у нас всего двадцать восемь минут.

— А если там фотоэлемент? — торопливо спросил третий. — Могли они поставить фотоэлементы?

— Они и мышь раком могли поставить, — буркнул второй. — Вас послушать, так эти террористы — ну прям гении, куда деваться. Гэбист наплел тут хреновни разной, а вы и уши развесили. Не успели они просто спрятать эту свою му…ню, а может, ее в камеру хранения не приняли. Давайте теперь будем тут, как курицы, крыльями махать.

В нашей ср…ой стране террористов-то нормальных никогда не было. Бомбу в метро они могут, больше ни… А мы тут придумываем, изъ…ся.

— Если там стоит фотоэлемент, то механизм сработает, как только внутрь проникнет свет, — стоял на своем третий. — Просто так сверлить нельзя. Надо накрыться брезентом, просверлить в темноте и опустить в отверстие эндоскоп.

— Эндоскоп, — скептически передразнил второй. — Делать вам не фига, вот что. Работу лишнюю себе ищете.

— Подключим внешний источник люминесцентного освещения, — продолжал упрямо третий. — Фотоэлементы его не фиксируют, зато мы увидим начинку. Ну что, работаем?

— Давай, — согласился первый и, повернувшись к офицеру, стоящему у дверей, крикнул: — Валера, принеси брезент из машины. Марат, — он посмотрел на третьего, — тащи эндоскоп и дрель.

Второй усмехнулся, покачал головой и повторил:

— Делать вам не хрена.

— Помолчи. Разрежь пока лучше коробку.

— Кому лучше?

— Режь, говорю, не болтай.

Не прошло и полминуты, а картонный короб, аккуратно разрезанный пополам острым, как бритва, ножом, уже лежал в стороне.

Накрываясь брезентом, первый скомандовал:

— Осторожнее, ребят, не завалите эту штуковину. Рванет — мало не покажется. Значит, так. Марат, придерживай пенопласт, а я просверлю отверстие.

В абсолютной темноте он нащупал округлый прохладный бок бомбы, провел пальцем до сварного шва и, приставив к стали титановую головку сверла, принялся вращать маховик. Через несколько секунд сверло свободно погрузилось в проделанное отверстие. Стенка оказалась тонкой, не больше двух миллиметров.

— Готово. Марат, ты эндоскоп подключил?

— А то!

— Сереж, опускай зонд в отверстие…

— Черт! Ни хрена я не вижу. Где это бл. ское отверстие?

— Я пальцем придерживаю. Чувствуешь?

— Все, нашел. Опускаю…

Через мгновение стремительно расширяющееся облако раскаленной плазмы поглотило подрывников, превратив их в пепел.

* * *
Взрыв был оглушающе мощным. Динамическая волна прокатилась по залу, прежде чем пол с грохотом и треском обрушился, завалив обломками подвальный этаж. Огромные голубовато-серые окна синхронно лопнули, словно выбитые гигантскими кувалдами. Ударная волна прогулялась по стоянке такси, превратив в щепки будочку диспетчера, киоски, торгующие экскурсионными путевками, вывернув с корнем оградительные столбики, подбросила в воздух стоящий здесь же «ЗиЛ» подрывной команды, согнула тополя, переломив один пополам, и разметала длинный ряд торговых палаток, выстроившихся вдоль Земляного вала.

Котов и Беклемешев успели увидеть, как падает на газон, ломая борта, кувыркающийся в воздухе грузовик, а затем динамический удар докатился и до них. Котова швырнуло на борт «Волги». Капитана же и вовсе перебросило через капот. Беклемешев упал на проезжую часть и громко выматерился.

Секунду спустя поддерживающие крышу вокзала железобетонные опоры подломились с такой легкостью, словно были сделаны из соломы. Крыша начала проседать, покрываясь рваными трещинами. Они змеились по потолку, словно удавы. Посыпались первые куски бетона с торчащими из них, застывшими в вечной муке кусками арматуры. Не выдерживая напряжения, легко, как бумага, рвалось железо. Курский вокзал был похож на карточный домик, из основания которого выдернули карту.

Поднявшийся с земли Беклемешев, механически отряхиваясь, смотрел на разваливающееся здание. Котов потирал ушибленную спину. Омоновцы застыли, наблюдая за катастрофой. Кое-кто даже приоткрыл рот.

Бетонные обломки сыпались непрерывно. Настоящий каменный дождь. Через минуту после взрыва вокзал превратился в руины.

— А я отсюда с мамой на юг ездил, — ни с того ни с сего произнес Беклемешев.

— Все ездили, — вздохнул Котов.

На площадь, завывая, въезжали пожарные машины. Вой этот был похож на стон шакальей стаи. Он вселял тревогу, сообщая всем: «Пришла беда!»

* * *
Стоящий у выбитого окна Генерал захохотал.

— Отлично! Молодец, Бегемот! Сработала твоя игрушка! Сработала!

Толстяк сидел, понурившись, положив руки на колени.

Генерал повернулся. На щеке у него темнел небольшой порез.

— Все, надо уходить. Дело сделано. — Он швырнул бинокль на диван. — Пошли. Ребята, наверное, заждались уже.

* * *
Вероника, не отрывая взгляда, смотрела на вокзал, на притихшие в тревожном ожидании тополя, на белые кубы ларьков с яркими буквами над тощими стальными козырьками. Вот появился давешний фээсбэшник, остановился, прикуривая, обменялся короткими репликами с франтом в сером костюме, невыразительно пожал плечами.

В этот момент по зданию вокзала пробежала легкая дрожь, а затем серебристым фейерверком вылетели стекла.

Вероника успела заметить надвигающуюся на них дымчато-пыльную стену динамической границы и, вжав голову в плечи, зажмурилась. В ту же секунду Марафонец шагнул вперед и, схватив девушку за плечи, развернул спиной к витрине, одновременно опуская на корточки.

Казалось, будто в помещение на полной скорости влетел гудящий товарняк.

Мишу опрокинуло на спину. Девушка и новый знакомец тоже оказались на полу. Здание тряхнуло. С потолка с жестяным звоном свалился плафон. Следом еще один. С гранатными хлопками взрывались лампочки. Покатились столы, стулья, посыпалась штукатурка. И вдруг все стихло. Мгновенно, словно ничего и не было. Только шуршал ветвями ветер на улице. Затем взвыли сирены пожарных машин и «Скорой помощи». Точь-в-точь как иерихонские трубы, возвещающие о конце света.

Вероника подняла голову. Марафонец уже был на ногах, стоял, отряхиваясь и чертыхаясь. Уютное, хорошо обставленное помещение бистро превратилось в свалку из обломков мебели и осколков стекла. По стене и потолку протянулась узкая черная трещина. Время от времени сверху осыпались тонкие струйки побелки.

Оператор Миша шевельнулся, пошарил вокруг себя рукой, нащупал упавшую камеру и открыл глаза.

— Цела, — выдохнул он с облегчением. — Цела, родимая. — Затем сел, покряхтывая, и, обведя глазами зал, сказал восхищенно: — Вот это да! Вот это, я понимаю, взрыв! Дало так дало! Класс! Мне всю физиономию осколками порезало.

Марафонец протянул Веронике руку, пояснил между делом:

— Пластит. Килограммов десять-двенадцать.

Миша заинтересованно обернулся.

— А в тротиловом эквиваленте?

— Килограммов пятьдесят.

— Ого! Знатно.

Вероника ухватилась за протянутую руку, и Марафонец легко, играючи поднял ее на ноги.

— Спасибо, — поблагодарила девушка.

— Не за что. Хорошо, что стекла толстые, иначе год бы осколки из волос вычесывали.

— Успел снять? — спросила Вероника оператора.

— Обижаешь, мать. Все до последней секундочки.

— Пошли. Может быть, прорвемся на площадь. А вы, — девушка повернулась к Марафонцу, — возвращайтесь в машину и ждите нас.

— Хорошо, — послушно согласился тот.

— И никуда не уходите! Вы мне нужны.

— Замечательно. Я пошел. — Марафонец повернулся и зашагал к двери. Под подошвами его кроссовок звонко, как погремушка, хрустело битое стекло.

09.43

— Все. — Котов распахнул дверь в кабинет. — Зиновий, собери ребят. И попроси зайти аналитиков. Времени у нас в обрез.

— Хорошо, Александр Яковлевич. — Беклемешев испарился, словно в воду канул.

— Все, — повторил Котов, на этот раз для себя.

Он бухнулся в кресло, потер лоб, размышляя. Остатки взрывного устройства сейчас собирались группой экспертов. Но среди такого количества обломков отыскать крохотные искореженные взрывом кусочки того, что раньше было бомбой… Это займет не час и не два. Хотя по типу взрывного устройства можно приблизительно выяснить место, где террорист, установивший бомбу, проходил обучение. Толковых профессионалов не так уж и много.

Первыми, конечно же, появились оперативники. Устроились кто у стены, кто у окна, кто за столом.

— Разрешите, товарищ майор? — Дверь приоткрылась.

Котов посмотрел на входящего.

— Заходите, — кивнул быстро.

Ефим Вадимович Грушницкий, один из сотрудников аналитического отдела, подошел к столу, присел, положив на темную дубовую поверхность стопку бумаг.

— Докладывать сейчас? — спокойно поинтересовался он, рассматривая хмурое лицо Котова.

— Подождите, должны подойти Беклемешев и ребята из экспертного отдела.

Эксперты появились через полминуты. Зиновий оказался последним. Подсел к столу, придвинул лист бумаги, взял ручку. Котов знал его привычку во время докладов рисовать узоры, вычерчивать схемки, квадратики, кружочки, одному ему понятные треугольнички, замыкать все это в последовательные цепочки, помогающие восстанавливать картину преступления.

— Итак, — громко возвестил Котов, обводя взглядом собравшихся, — давайте, Ефим Вадимович, начнем с вас. Какие имеются соображения?

— Как мы уже говорили, запись сделана в кустарных условиях, но на хорошем магнитофоне. Вероятно, с использованием компьютера. Для изменения голоса использовался маскиратор «ТС-2» американской компании «Ноуледж экспресс». Представительство корпорации открыто в Москве в девяносто втором году. Прибор универсален и недорог. Порядка девятисот долларов. Имеет ряд характерных отличительных особенностей. Сейчас люди из отдела обработки информации прогоняют запись через компьютер. Возможно, нам удастся отфильтровать посторонние шумы и устранить электронные искажения, сделанные в процессе маскировки.

— Сколько времени это займет?

Эксперт развел руками.

— Александр Яковлевич, это знает только господь бог. Может быть, час, а может быть, несколько суток.

— У нас нет нескольких суток, — хмуро ответил Котов. — Что еще?

— Однозначно можно сказать только одно: взрыв осуществляли специалисты-подрывники. Мы проанализировали операцию по захвату ядерных мин и можем категорично заявить, что террористами руководит бывший или действующий офицер спецподразделения диверсионной либо антитеррористической направленности. Вот, — эксперт протянул Котову компьютерную распечатку. — Это список офицеров, когда-либо изучавших тактику действий антитеррористических групп, а также прослушавших курс по ведению диверсионных работ в густонаселенных городских районах.

— А выделенные фамилии?

— Это те, кто изучал технику установки тактических ядерных фугасов малой мощности.

— Да, но ядерная боеголовка мины — это не фугас, — возразил Котов.

— Конечно. — Грушницкий внимательно посмотрел на него, пошелестел листами бумаги. — Чтобы превратить боеголовку данного реактивного снаряда в фугас, нужно знать конструкцию мин. — Он протянул Котову еще один список. — Это фамилии инженеров, принимавших участие в проектировании данного типа мин. Но, честно говоря, человеком, установившим фугасы, может оказаться каждый второй офицер-сапер или общевойсковик. Они изучают принципы работы реактивных ядерных зарядов. Все зависит от того, насколько разумен руководитель группы, кому он отважился доверить столь ответственную работу. И, разумеется, от того, какими ресурсами обладает группа. Вычислять всех — дело бесперспективное. Это заняло бы несколько месяцев. Кроме того, мы составили список, — он протянул скрепленные листы, — всех бойцов подразделений «Альфа», «Витязь», «Гром», «Омега», «Сатурн» и прочих, прошедших обучение снайперской стрельбе и имевших показатели выше девяноста шести. В отдельную группу выделены фамилии уволившихся в запас либо подавших рапорт в связи с переформированиями.

Котов придвинул к себе список и присвистнул.

— Ничего себе. Тут же больше сотни фамилий.

— По сравнению с предыдущими тремя сотнями это большой шаг вперед, — справедливо возразил Грушницкий. — Как вы понимаете, в списке только люди, подходящие по возрасту и боевым навыкам. Красным выделены наиболее вероятные кандидаты. Психологически неуравновешенные, подверженные чужому влиянию, амбициозные, но при этом хорошие стрелки. Если вы помните, выстрел из «СВД»[3] по часовым, охранявшим склад, произведен с расстояния шестисот одиннадцати метров. Учитывая положение стрелка, отвлекающие факторы, удаленность целей и то, насколько точно и быстро произведены выстрелы, можно смело утверждать, что стрелял специалист, показатели которого значительно выше, чем у обычного стрелка. Сейчас мы пытаемся установить связи между кандидатами и разбить их на отдельные подгруппы, могущие послужить костяком террористической команды.

— Ясно, — кивнул майор. — Какие предприняты меры по этой информации?

Грушницкий вытащил из-под стопочки последний лист.

— Во-первых, направлены запросы по всем лицам, значащимся в списке. Выясняем местонахождение каждого. Если кандидат находится по указанному в досье адресу, проверяем, есть ли у него алиби на день ограбления склада и чем он занимался в течение последних трех суток.

Котов кивнул. Ответ его удовлетворил.

— Хорошо. Дальше? — Он перевел взгляд на эксперта.

Денис Юрьевич Липкин, эксперт-баллистик, слыл в подотделе оперативных разработок мужиком ушлым и обстоятельным. Бумаги он носил в аккуратной кожаной папочке. Сейчас, прожужжав «молнией», вытащил заключение.

— То, что по нашей части, — начал он спокойно, без суеты. — Как я уже докладывал, во время нападения на склады были использованы три пистолета-пулемета «узи» калибра 9 миллиметров. Производство: Израиль. Кроме того, огонь велся из снайперской винтовки Драгунова и одного пистолета «беретта», модель 92. Мы проверили пули, сделали снимки и сравнили их с картотекой образцов отстрела. Результат оказался отрицательным. Оружие, которым оснащены террористы, по нашей линии ранее не проходило. — Липкин стянул с носа очки в толстой роговой оправе и принялся протирать стекла. — В структуры МВД и МО направлен официальный запрос.

— И что?

— Вы же знаете, Александр Яковлевич, они не любят, когда кто-нибудь пытается заночевать в их хате.

— Знаю, — кивнул Котов, — но сейчас не та ситуация.

— Мы просили дать нам открытый доступ, однако получили отказ. Их спецы затребовали панорамные снимки пуль и пообещали проверить по своей картотеке. Результат отрицательный. «Пустышка». Либо все оружие у террористов новое, либо лежало в запасниках. Мы склоняемся к первому. Скорее всего, эти стволы только недавно пришли из-за бугра. Дальше — ваша работа. По нашей информации, за последнее время было две партии, в которых мелькали «узи» и «беретты». Откуда эти — выясняйте. Я сделал выжимку, она включена в рапорт. — Липкин протянул бумаги.

— Спасибо, Денис Юрьевич. — Котов взял заключение и кивнул Беклемешеву. — Отряди кого-нибудь из ребят, пусть освежат, что за партии, кто вез, куда, в какие стороны расползлись стволы.

— Хорошо, — ответил Беклемешев и вновь углубился в свой лист.

Котов знал: запомнит и сделает.

— Что у нас дальше?

Сидящий на противоположном конце стола сухой, по-восточному смуглый человек заерзал на стуле, потянулся к сложенной карте и развернул ее.

— Видимо, моя очередь.

— Ваша, Радий Нишанович, ваша, — подтвердил Котов.

— Итак, судари мои… — В устах азиата подобное обращение звучало необычно, однако здесь к нему привыкли. — Мы уже связались с МЧС.[4] Сейчас создается штаб оперативного реагирования. К операции также подключены Министерство обороны и МВД. По тревоге подняты Рязанская и Псковская воздушно-десантные дивизии. В настоящий момент обе движутся к Москве. Рязанцы будут часа через два. Им приказано сосредоточиться в районе совхоза «Белая дача». Псковитяне подойдут позже, к половине первого, самое позднее — к часу. С точки зрения соблюдения порядка предприняты максимально возможные на данный момент меры. Остальное будет зависеть от решений Президента.

— Хорошо. — Котов вытащил из кармана пиджака пачку сигарет, закурил. — А как насчет нашей взаимосвязи со штабом оперативного реагирования? Изначально ведь это наша операция.

— Сейчас договариваются на уровне руководства, — сообщил Шахмухаметов. — В случае крайней необходимости можно надеяться на их содействие.

— Отлично. Что по поводу мест возможной закладки фугасов? — Котов взглянул на Савина, аналитика.

— Мы подготовили список, — Савин развернул лист и карту, положил их рядом. — Сами по себе эти фугасы нанести непоправимого ущерба не могут. Слишком маленькая мощность. Значительность ущерба определяется двумя факторами: а) обширностью зоны радиоактивного заражения и б) материальными потерями. Судя по всему, террористы достаточно умны и расчетливы, чтобы понимать это. Если говорить о максимализации площади заражения, наиболее целесообразно было бы инициировать фугасы в шести точках. Первая — институт Курчатова. Тут и ускорители, и термоядерные установки, и горячие камеры, и хранилища радиоактивных отходов. Кстати, этой дряни там почти двести тонн. В случае выброса случится катастрофа, по масштабу сравнимая с чернобыльской. Далее — Институт теоретической и экспериментальной физики в Черемушках. Также ускорители, радиохимические лаборатории, хранилища радиоактивных отходов и источников ионизирующего излучения. Далее — ВНИИХТ на Каширском шоссе и МИФИ-7. Затем НИИ энерготехники, реактор Р-50. И, наконец, шестая точка — нефтеперегонный завод в Капотне. — Савин указал пальцем на заштрихованные участки карты. — Конечно, мы предпримем определенные меры, но даже при самом благоприятном стечении обстоятельств радиоактивность отходов только института Курчатова составит пятьдесят восемь тысяч кюри. Вполне достаточно, чтобы Москва превратилась в огромную радиационную свалку. Плюс к этому, по сводке Гидрометцентра, ветер дует с северо-востока со скоростью пять-семь метров в секунду. В ближайшие сутки особых перемен в погоде не ожидается — значит, сформировавшийся радиационный след протянется километров на четыреста в сторону Тулы. Рассеивание будет происходить постепенно, по направлению запад — восток. Снижение радиационного излучения до относительно безопасного уровня произойдет в течение полусуток. Основной удар, конечно, придется на Московскую и Тульскую области, возможно, будет зацеплен восток Калужской и запад Рязанской. Далее уровень заражения значительно снизится, но это не означает, что в областях, зараженных позднее, можно будет проживать без риска для здоровья. И это последствия взрыва только одного Курчатовского научного центра. Плюс взрывы НИИ энерготехники, ВНИИХТ и МИФИ. Суммарно получим еще около сотни тонн радиоактивных отходов. Плюс подорванные хранилища источников ионизирующего излучения. Здесь и говорить не приходится.

Далее — нефтеперерабатывающий завод. Взрыв килотонной мины однозначно разрушит нефте- и газопровод, непосредственно строения завода. Как следствие, зараженная нефтью Москва-река и минимум два района — Капотня и Братеево, на которые распространится сероводородное облако. Концентрация газа будет смертельно опасной. И это в самом удачном случае. Взрыв ядерной бомбы сопровождается огромным выделением тепла, а нефтеперерабатывающий завод — это гигантское хранилище горючих веществ, таких, как бензин, керосин, дизельное топливо; это газохранилище, склады химического сырья, смазочных масел, парафина, мазута и битума. И два цеха по переработке полипропилена. В общем, по экологическим последствиям это еще три бомбы.

Я уже не говорю о пожарах. Одним словом, катастрофа. Более подробно возможные последствия взрыва обозначены на карте.

С точки зрения нанесения материального ущерба наиболее благоприятное место для закладки — кремлевские набережные. Во-первых, сам Кремль, Алмазный фонд, Оружейная палата, другие исторические памятники. Во-вторых, прилегающие строения — собор Василия Блаженного, ГУМ, библиотека Ленина. Словом, есть из-за чего постараться. Оптимальные места закладки также обозначены на карте. Однако, — поторопился успокоить присутствующих Савин, — пока мы говорим только о возможных точках. Это не более чем версия. Вполне вероятно, что фугасы установлены совсем в иных местах. Но, не захватив кого-нибудь из членов группы или не вычислив главаря, мы не сумеем получить более точную информацию, а следовательно, сделать выводы.

— Ясно. — Котов взглянул на Беклемешева. — Зиновий, собери группу, человек пять. Необходимо обследовать набережные. И пусть возьмут дозиметристов. Кстати, запросите ГАИ обо всех угонах по Москве и области в течение последних трех дней. Возможно, фугасыустановлены в багажниках. Особое внимание обратить на «Жигули» первой, третьей и пятой моделей. Может быть, шестой. «Москвичи» старых моделей. Этим займитесь в первую очередь.

— Хорошо, — Беклемешев черкнул в блокноте.

— Что-нибудь еще? — обратился Котов к Савину.

Тот кивнул:

— Да. Мы рекомендовали бы наибольшее внимание уделить Москворецкому и Каменному мостам.

— Соображения?

— Опять-таки максимализация ущерба. В районе Большого Москворецкого и Большого Каменного мостов под Москвой-рекой проходят линии метрополитена. В случае подрыва в этом районе ядерного фугаса неизбежно возникнет динамическая волна, избыточное давление в грунте, и, как следствие, произойдет обрушение всех подземных коммуникаций на глубине до тридцати пяти — пятидесяти метров. Вода из Москвы-реки проникнет в метротоннели, и фактически все центральные станции в пределах Садового кольца окажутся затоплены. Это если мы успеем предпринять определенные меры безопасности. В противном случае зона затопления окажется гораздо более широкой. Учитывая же, что второй контур реактора Российского научного центра организован по разомкнутому циклу и охлаждается водой из артезианской скважины, которая затем сбрасывается в Москва-реку, мы рискуем получить и отравленное радиацией метро, где уровень облучения превысит все мыслимые нормы.

— Ясно, — Беклемешев кивнул, показывая, что и это замечание принял к сведению.

— Так, — Котов обвел взглядом присутствующих, — тут все более или менее ясно. С бомбой еще работают, результаты появятся часа через четыре, а то и позже. «Голосовики» пока тоже молчат. Давайте пройдемся по информации, которой мы располагаем. Что нам известно? Примерная численность группы — от тринадцати до семнадцати человек. Отпечатков пальцев нет. Что они замышляют, мы тоже пока не знаем. Дальше. Как им удалось ввезти фугасы на территорию Москвы, не попавшись на радиационном контроле?

— Возможно, они использовали свинцовые «рубашки»? — предположил один из оперативников.

— Да, похоже, так оно и было, — Котов сверился с собственными записями. — Единственный террорист, личность которого нам известна доподлинно, — некий Андрей Денисович Смирнов, тридцать семь лет, прозвище — Марафонец. В армии с семьдесят восьмого года. С восемьдесят первого — в отряде боевых пловцов «Сатурн». С восемьдесят восьмого — командир отделения, отличник боевой и политической подготовки. В девяносто четвертом, после переподчинения отряда Украине, подал рапорт. Уехал к родителям в Новгород. И больше никакой информации. Как сквозь землю. Личные качества: превосходный стратег, отменные командирские способности. Его отделение имело лучшие показатели в отряде. Смел до отчаяния. Утверждает собственную индивидуальность путем противопоставления себя возможной опасности.

— Здесь мы можем говорить об определенной трансформации личности в плане конструктивности поведения, — вступил в разговор тучный мужчина пятидесяти лет, отдувающийся и часто утирающий платком лоб. Звали его Никита Владимирович Овчинников, и работал он в отделе психологических экспертиз. — Вероятно, оказавшись вне привычной среды, наш подопечный так и не смог адаптироваться и начал искать точки приложения профессиональных навыков. Для военных, особенно для сотрудников специальных подразделений, людей с конструктивной трансформацией личности, характерно пренебрежительное отношение к жизни, как своей, так и чужой. Отсюда и склонность к безрассудным и чрезмерно решительным поступкам. Человек этот будет действовать в соответствии с собственным восприятием мира, используя навыки, приобретенные ранее. Военный же опыт, привычка подчиняться приказам, навыки работы в команде делают его чрезвычайно опасным.

— Нам удалось установить его связи? — спросил Котов, поворачиваясь к оперативникам.

— Пока только круг лиц, с которыми Марафонец находился в непосредственном контакте во время службы в армии. В данный момент мы выясняем их местонахождение и алиби на день ограбления склада. Через пару-тройку часов будем знать все о каждом.

— Как долго, — покачал головой майор. — Очень долго.

— Так Украина ведь, Александр Яковлевич. Другая страна. Им до нас дела нет.

— Да знаю. А что насчет намерений террористов, Никита Владимирович? Каково заключение психологов?

Овчинников порылся в листах.

— Где же это? Ага, вот, нашел. Та-ак, главарь террористов — личность неординарная, решительная, амбициозная, практически не поддающаяся постороннему влиянию. Если зажать его в угол, он скорее всего покорится, но лишь с целью выиграть время.

— То есть, если мы расстроим его планы, он может сдаться? — спросил Беклемешев.

— Да, но только тогда, когда вы приставите ему ствол пистолета к голове. Все остальные варианты для него относятся к категории временных трудностей. — Овчинников просмотрел следующий лист. — Главарь из породы «кровавых полководцев». Стоит проанализировать схему ограбления складов, и сразу становится ясно: человеческий фактор для него практически не играет роли. Он воспринимает гибель мирных жителей как неизбежное зло. Потери в группе для этого человека, конечно, имеют значение, но лишь потому, что осложняют выполнение задачи. Однако он не убивает больше, чем это действительно необходимо.

— А вы не думали, что этот Марафонец… — начал было Котов, однако Овчинников покачал головой.

— Думали. Нет, вряд ли. Если главарь и принимал участие в ограблении лично, то скорее всего в первых рядах. Однако мы склонны полагать, что его там не было. Стояние на стреме — роль малопочтенная и не прибавляющая авторитета, а, как я уже упоминал, главарь амбициозен. К тому же в случае стрельбы Марафонец погиб бы одним из первых, а потеря вдохновителя вряд ли входила в планы террористов. Странным кажется вот что: банальный шантаж совершенно не вяжется с психологическим рисунком главаря. Изощренность и дерзость похищения мин совсем из другой оперы, нежели получение выкупа.

— Вы полагаете, у них что-то еще на уме? — поинтересовался Котов.

— Вот именно. Лично я убежден: выкуп — только часть замысла главаря. Меньшая или большая, трудно сказать, но…

— Хотя бы теоретически мы можем сделать предположения о характере его замысла?

— Нет. Здесь возможно все что угодно, начиная с личной мести и заканчивая нейтрализацией крупной политической фигуры.

— Президента?

— Возможно и такое.

— Но для чего?

— Как правило, террористы — люди, имеющие определенные убеждения. Оговорка: я имею в виду террористов, а не мелких бандитов-вымогателей. Возможно, основная цель главаря — именно вторая, неизвестная пока нам часть плана, а требование выкупа — всего лишь отвлекающий маневр.

— Он взорвет фугасы? — Котов закурил, принялся рассматривать растущий столбик пепла.

— Несомненно, если мы дадим к этому повод. Взорвет, если не получит желаемого, и будет считать, что заслуженно наказал нас. Он в некотором смысле игрок. А в игре платит проигравший.

— Есть какие-то рекомендации?

— Когда вы установите состав группы…

— Сплюньте. — Котов вспомнил саперов.

— Тьфу-тьфу-тьфу! — Овчинников улыбнулся. — Так вот, уделите особое внимание исполнителям. Бесполезно пытаться воздействовать на костяк группы, но можно попробовать убедить сдаться остальных.

— Хорошо, разработайте соответствующий текст.

— Уже разрабатываем.

— Отлично. Что-нибудь еще? Если ничего конструктивного больше нет — всем спасибо. Да, Денис Юрьевич, поторопите своих орлов, пусть постараются насчет бомбы провернуться побыстрее. Времени у нас в обрез.

Тот развел руками:

— Пытаемся, Александр Яковлевич.

Эксперты начали подниматься, шумно двигая стулья, собирая рабочие записи, оставляя заключения, карты, схемы.

Когда кабинет опустел, Котов повернулся к Беклемешеву:

— Что скажешь, Зиновий?

Тот еще раз внимательно осмотрел карту, вздохнул и покачал головой.

— Нам их не поймать, нет. Даже если удастся установить состав группы, мы все равно не знаем, где их искать. Нужно эвакуировать людей, брать пару дивизионов внутренних войск и прочесывать город. Все, шаг за шагом, предполагаемые места взрывов, метротоннели…

— Ладно, Зиновий, — Котов придвинул карту к себе, — действуй. Обнаружишь что-нибудь интересное, сразу докладывай.

— Хорошо. Ты будешь у себя?

— Может быть, к «голосовикам» схожу, потороплю. — Котов кивнул на потолок. — Пока начальство совещается, все равно никуда уйти нельзя, но время надо использовать на всю катушку. Кстати, получишь сводки из ГАИ, зайди ко мне, посмотрим вместе.

— Хорошо, Саш.

Беклемешев вышел из кабинета, плотно закрыв за собой дверь.

Котов не успел сходить к «голосовикам».

Через двадцать минут его вызвали на экстренное заседание объединенного штаба по чрезвычайной ситуации, проходившее в Зале совещаний Кремля.

09.51

Проход был подготовлен заранее, равно как и все остальное, включая мощный бур, работающий от обычного щелочного аккумулятора. Каждый из тринадцати понимал: Хорь заботится в первую очередь не об их удобстве, а о выполнении задачи.

Примерно через час после взрыва на Курском вокзале с Малой Дмитровки на Садовую-Каретную свернул обшарпанный грузовичок «ГАЗ» с надписью «МЕБЕЛЬ» на борту. Машина ползла неторопливо, и возмущенные водители обгоняли ее, нажимая на клаксоны, покручивая пальцем у виска. На Садовом кольце скорость меньше семидесяти вряд ли приемлема. А этот ехал не торопясь, у самой бровки тротуара, к Самотеке.

У эстакады грузовик перестроился в правый ряд и за Театром кукол свернул на Делегатскую. Затем у дома номер четырнадцать — в 1-й Волконский переулок. Водитель — Пастух — выглядел таким же потасканным и обшарпанным, как и машина. Он внимательно смотрел на прохожих из-под кустистых бровей. На соседнем сиденье дремал парень в спецовке и бейсбольной кепочке — Крекер. На подъезде к Самотечной улице Пастух нажал кнопку, которая должна была включать вентиляцию. На самом же деле тумблер приводил в действие переговорное устройство, связывающее кабину и кузов.

— Внимание, — почти не разжимая губ, сообщил водитель, — мы на месте.

Грузовичок остановился напротив водосточного колодца. Железный люк оказался сантиметрах в десяти перед бампером машины. В ту же секунду Крекер открыл глаза.

— Эх, говорил же, надо в аварийку одеваться, — буркнул он.

— Мало ли что ты говорил, — отрезал Пастух.

— Ма-ало ли, — передразнил молодой. — Вот засекут нас, посмотрим, что вы тогда запоете.

— Не засекут, — спокойно сказал Пастух. — В это время дня тут пусто. Народ по домам сидит, сериальчики смотрит и пирожки с капусткой кушает.

Крекер набычился упрямо.

— Тебе-то, старый, откуда знать? Возьмут вот и засекут. Какая-нибудь бабка в окошко выглянет — и кранты. А если нас повяжут — махом всем вышак обломится.

— Не выглянет, — отрезал Пастух. — И вообще, не ной. Все будет абгемахт.

— Абгемахт, абгемахт. — Крекер был недоволен. Отличался он своевольным и сварливым характером. — Вы, блин, такие уверенные, как неваляшки. Знаешь, что с неваляшками случается, старый?

— Ну?

— Ломаются они, вот что. Об пол стукаются и разбиваются.

— Ладно, хорош болтать, — оборвал партнера Пастух, — давай за работу.

— Жалко мне вас, старый, — с притворной печалью произнес Крекер. — Попомните потом мои слова, да поздно будет. Я-то всегда свалить успею, если жареным запахнет, а вот вы, твердолобые, будете сидеть, пока задницу не напечет. А, да чего тебе объяснять!.. Только время зря теряю.

— Иди, иди, — усмехнулся Пастух. — Это у тебя нервное.

— Пошел ты!..

Крекер открыл дверцу, спрыгнул на тротуар и остановился, разминая ноги. Стащив кепочку, пригладил длинные белые волосы, стянутые в хвостик, пошевелил плечами, покрутил кистями рук. Проделывая это, он как бы между прочим посматривал на окна ближайших домов. Тишина. Никого. Прав Хорь, прав. Место тихое. Ни машин, ни прохожих.

Повернувшись к грузовику, Крекер вновь нацепил кепочку. Это и был условный сигнал.

Пастух еще раз нажал кнопку.

— Все чисто.

* * *
В кузове фургона заканчивались последние приготовления. Боевики Хоря подхватывали амуницию и оружие. Координатор операции, Шептун, сидевший у стены, сплошь заставленной радиоаппаратурой, повернулся в кресле.

— Начинаем. Удачи, парни.

Металлическая дверь кузова распахнулась. Затянутые в черное фигуры одна за другой исчезали в ярком солнечном дне. Со стороны происходившее напоминало американский боевик. Люди, выпрыгивавшие из мебельного фургона, экипированы были сообразно заданию: черные комбинезоны, бронежилеты «коммандос», усиленные дополнительными пластинами, приборы ночного видения, сдвинутые пока на лоб, черные кепки, фонари на поясе, дымовые и осколочные гранаты, фляги, аптечки в специальных подсумках, ножи «катран», обоймы для автоматов, альпинистские веревки и плащ-палатки, пристегнутые к спине, карабины, пистолеты — у кого «гюрза», у кого «беретта-92» — в кобурах на поясе, крохотные передатчики «Кенвуд» со скремблерами. И у каждого на груди висел автомат. У троих — спецназовские «валы». Еще у четверых — «АКСУ». Белоснежка сжимала в руках снайперский «винторез», увенчанный мощным телескопическим прицелом.

Айсберг и вовсе тащил на себе целый оружейный склад. На левом плече у него болтался спаренный огнемет «РПОА», на правом — барабанный гранатомет «РГ-6» и объемистая сумка с запасом гранат, на груди — компактный «АКСУ». Несмотря на солидную тяжесть, гигант двигался легко, как балетный танцор.

Лица у всех были густо раскрашены серым и черным маскировочными карандашами, отчего боевики напоминали хищных животных — обитателей джунглей.

Пока группа выбиралась из кузова, Крекер взял из фургона стальной крюк, подцепил крышку люка и отодвинул ее в сторону. Прошло несколько секунд, и улица вновь была пуста. Боевики скрылись в подземелье. Крекер задвинул люк и спокойно направился к машине. Не торопясь, закрыл кузов, запрыгнул на подножку и, сунув руку в кабину, подхватил наплечную кожаную сумку.

— Ну что, старый, разбежались?

Пастух усмехнулся.

— Давай беги, Печеньице.

Крекер тоже расплылся в улыбке.

— Будь здоров, не кашляй. Ни пуха!

— К черту! Смотри в оба.

— А как же… Увидимся.

— Обязательно.

Крекер повернулся и зашагал по улице, беспечно насвистывая что-то себе под нос.

На данном этапе операции у каждого из них была своя задача.

В фургоне остались пятеро: Пастух, Шептун, Близнец, выполняющий функции оператора, Папаша Сильвер и человек в штатском, сидящий в стороне и не принимающий участия в общей подготовке. Задача Шептуна и Близнеца заключалась в перехвате радиопереговоров военных, милицейских и воздушных патрулей и корректировке в соответствии с этим действий группы. Пастух и Папаша Сильвер в случае обнаружения фургона должны были обеспечить отход координационной команды.

В кузове был установлен маленький телевизор. Еще один крохотный телевизор «Касио» с жидкокристаллическим дисплеем лежал в кармане рубашки Крекера. Под мышкой у него, как и у остальных членов группы, в удобной кожаной кобуре пряталась «гюрза». На правом боку, в специальных кармашках, устроились запасные обоймы: пять штук по восемнадцать патронов каждая. Девяносто выстрелов. А стрелял Крекер отменно, из-за чего и был завербован Хорем. На голени он укрепил специальные ножны, в которых покоился тонкий удобный нож с обоюдоострым клинком. В сумке лежали переговорное устройство, диктофон, телефон сотовой связи, моток изоленты, три трехсотграммовые пластитовые шашки, шесть детонаторов и три радиовзрывателя.

Оставшиеся в фургоне были экипированы не хуже. Только в кузове у Пастуха и Сильвера, помимо автоматов, винтовки Драгунова, пистолетов и ножей, имелся солидный запас гранат «Ф-1». Как говорится, береженого бог бережет.

Каждый понимал: случись самое плохое, повяжи их спецслужбы, и всех расшлепают, что называется, не отходя от кассы. Поэтому любой из боевиков был готов драться до последнего, не за Хоря, но за себя, за свою жизнь.

«ГАЗ» медленно тронулся и вырулил на Самотеку, прополз под Самотечной эстакадой и выкатился на Цветной бульвар. Пастух знал, что сейчас под землей движутся восемь черных теней. Сосредоточенно, не переговариваясь, в полной темноте. Пассивные приборы ночного видения помогали им различать дорогу.

На Цветном грузовик попал в пробку. До Петровского бульвара он полз со скоростью сто метров в час. Здесь свернул направо, миновал пару кварталов и въехал в заранее присмотренный, абсолютно неприметный переулок. Дома тут давным-давно были выселены по причине капитального ремонта, и посему дворик обживали местные подростки да изредка забредали зачуханные бомжи.

Сейчас здесь было пусто. По поводу всего остального Пастух не волновался. Вскоре Москва обезлюдеет, и вот тогда им придется смотреть в оба, потому что вместо безобидных горожан на улицу выйдут «волки».

10.10

Под землей группа преодолела Садовое кольцо и вышла к коллектору, расположенному под Цветным бульваром. Тупой, тяжелый, нескончаемый гул напоминал боевикам о том, что наверху, в трех метрах над их головами, неспешно ползут машины — грузовики, троллейбусы, такси. В городе все еще бурлила привычная жизнь. Короткий тоннель убегал вправо, метрах в десяти пересекался с узкой горловиной канализации, а еще через десять метров заканчивался водосточным колодцем, выводящим на поверхность за Центральным рынком. Каждый из восьмерых уже дважды проходил этим маршрутом. В первый раз они просто исследовали дорогу, сверяясь с планом, намечая маячковые точки, во второй — переносили и прятали ящики со взрывчаткой и кумулятивными зарядами, оборудование, аккумуляторы.

Группа остановилась. Генерал, который был старшим, вытащил из кармана жилета переговорное устройство и набрал код.

— «Осень», — послышался в динамике хрипловатый, густо сдобренный помехами голос Шептуна.

Генерал чуть убавил громкость и произнес единственную фразу:

— «Москва-один», мы у первого маяка.

— «Осень», тебя понял. — Шептун отключился.

Генерал оглянулся. Все они стояли за его спиной. Сопливый толстяк Бегемот — ему в предстоящей операции отводилась особая роль; за ним — Леденец; затем рыжий, как подсолнух, Чубчик; следом — бесцветный и унылый Дофин; дальше — Ватикан, даже в форме выглядевший элегантно и стильно, впрочем, форма ему к лицу; Белоснежка, аккуратно-любовно придерживающая свой «винторез»; и, наконец, громила Айсберг, несущий на себе такую огневую мощь, что хватило бы развалить хороший восьмиэтажный дом «сталинской» постройки. Все настороженные, готовые действовать.

Генерал поднял руку и сделал движение кистью, означающее «продолжаем марш». Группа двинулась вперед под Цветным бульваром, к Трубной площади, к маяку номер два.

* * *
Странно, но в «Останкино» до сих пор было достаточно спокойно. Правда, внизу появилась пара охранников, вооруженных «АКМС». Милиционеры явно маялись от безделья, прогуливались вдоль двери и придирчиво рассматривали входящих. Даже тех, кто не нес с собой пакетов и сумок. Видимо, они считали каждого работника телецентра потенциальным террористом, прячущим под плащом как минимум десяток ядерных боеголовок.

Вероника толкнула дверь и на ходу кивнула милиционерам. Один из них моментально шагнул навстречу, преградив ей путь.

— Пропуск, — строго потребовал он.

Вероника продемонстрировала пропуск, то же самое сделал Михаил.

— Это с нами, — кивнул оператор на Марафонца.

Сидящий за конторкой милиционер тут же вздернул брови.

— Сейчас выпишу временный, — пояснила Вероника и заторопилась к окошку пропусков.

Через пару минут они поднимались в лифте на второй этаж.

— Так, Миша, бегом в аппаратную. Я сейчас подойду, займемся монтажом.

— Понял, не дурак, — ответил оператор. — Уже испаряюсь.

— Давай.

Пройдя через холл, Вероника и Марафонец оказались в огромном зале, сплошь заставленном компьютерными столами. Здесь сновали люди, каждый по каким-то своим делам. Кто-то клацал клавиатурой, набирая текст; кто-то что-то втолковывал стоящему рядом; чуть поодаль низенький пожилой мужичонка распекал виновато потупившегося верзилу. При этом пожилой активно помогал себе взмахами обеих рук.

— С меня голову снимут! Понимаете? Голову! — кричал он, хлопая себя ребром ладони по позвонку, словно показывая: именно в этом месте, вот тут, и коснется топор несчастной цыплячьей дряблой шеи. — Через десять минут материал должен выйти в эфир, а вы рассказываете мне о каких-то там технических трудностях!

— Но…

— Знать ничего не хочу! Слышите? Ни-че-го не хо-чу знать! Все!

— А… — попытался вставить слово верзила, но старик замахал руками, будто и не руки это были вовсе, а крылья ветряной мельницы.

— Ничего не слышу! Это ваши проблемы, и меня они не волнуют!

На секунду Марафонец оторопел, остановился, оглядываясь, словно оценивая степень опасности этого чересчур людного места.

— Полетаева! — моментально переключился «дряблая шея», едва заметив Веронику. — Вы преступница! Убийца! Нет, не убийца, а УБИЙЦА! Большими буквами!

— Почему, Геннадий Матвеевич? — улыбнулась Вероника.

— Посмотрите на нее! — возопил «дряблая шея», призывая в свидетели весь зал. — Она еще улыбается! У меня нет слов! — закончил он трагически, однако слова тут же нашел: — Что вы сделали этим утром?

— Ничего особенного.

— Конечно, ничего особенного! Если не считать того, что вы меня зарезали! Без ножа! — Он засеменил навстречу, и Марафонец невольно напрягся. — Понимаете вы?! Без ножа! У вас в руках такая информация! Бомба! Вас уже два часа по всему «Останкино» ищут!

— Ищут давно и не могут найти девушку этак лет тридцати, — продекламировала Вероника и тут же кинулась в атаку. — Геннадий Матвеевич, голубчик, не нервничайте вы так. У меня потрясающий репортаж.

— Она говорит «не нервничайте»! У вас у всех потрясающие репортажи! Абсолютно у всех. А конкретно у вас вообще не может быть потрясающего репортажа! — отрубил «дряблая шея», всплескивая худенькими руками. — Понимаете вы?! Не может! Ваш потрясающий репортаж уже случился сегодня утром! Все! Никакой другой работы! Сейчас это самое главное! Новость должна идти в эфир, пока она горячая, как бабушкин пирожок!

— Чьей бабушки? — уточнила Вероника.

— Перестаньте немедленно! — «Дряблая шея» побагровел. — Что вы, как девчонка, в самом деле?! Ядерные бомбы в Москве! Мы должны немедленно пустить это в эфир!

— Мы не можем пускать это в эфир, Геннадий Матвеевич, — возразила Вероника, — потому что тогда вашу голову точно отрубят.

— Ее и так отрубят из-за этого молодого лодыря. — «Дряблая шея» кивнул в сторону верзилы. — Перестаньте. И где Анищенко? Он должен был ехать с Кругловым! Теперь я не могу найти и его!

— Геннадий Матвеевич, миленький, — Вероника была примерно на голову выше «дряблой шеи», поэтому ей пришлось наклониться, чтобы заглянуть режиссеру в глаза, — мы вам привезли совершенно сумасшедшую новость, за которую ни с вас, ни с меня голову не снимут. Во всяком случае в ближайшие сутки.

В глазах режиссера моментально вспыхнул плотоядный огонек.

— Меня это не интересует! Что за новость?

— Во-первых, омоновцы разогнали толпу возле Курского вокзала, а во-вторых, первая обещанная бомба все-таки взорвалась.

На секунду «дряблая шея» застыл с приоткрытым ртом, а затем снова всплеснул руками, и непонятно было, то ли от восторга, то ли от ужаса.

— Да что вы?!

«Все-таки от восторга», — решил Марафонец.

— Не может быть! Превосходно! В смысле, я имею в виду, конечно, трагедия. Вы все сняли?

— Крупным планом, Геннадий Матвеевич, — заверила Вероника. — Мише лицо порезало.

— Надеюсь, ничего серьезного? Он мне еще сегодня понадобится.

— Пустяки.

— Так, быстро в монтажную. Я хочу иметь этот материал через пять, нет, уже через четыре минуты.

— Миша уже там. Я сейчас тоже иду. Со мной очевидец. Он был на вокзале.

— Что, когда бомба взорвалась? — недоверчиво переспросил «дряблая шея».

— Нет, когда разгоняли толпу.

— Это он? — Пожилой с любопытством повернулся к Марафонцу.

— Да, — подтвердила Вероника. — Он самый.

— Телегеничный. Не Ален Делон, конечно, но телегеничный, — оценил «дряблая шея».

— Поверьте мне, Геннадий Матвеевич, репортаж — блеск! Вас на руках станут носить.

— Если прежде не сошлют в Сибирь, — закончил режиссер. — Ладно, идите в аппаратную, и чтобы через три с половиной минуты материал лежал у меня на столе. Все. Дадим его в специальном выпуске через… полчаса. Все, за работу. — Он повернулся и зашагал меж столов, словно маленький буксир в громадной флотилии пароходов, вопя при этом на ходу: — А где сотрудники ФСБ?! Почему они до сих пор не появились?!

Вероника посмотрела вслед режиссеру, покачала головой и повернулась к Марафонцу.

— У нас есть пять минут, потом мне надо будет подняться в аппаратную. В двух словах: каким образом вы оказались втянутым в это дело?

— В двух словах не получится, — ответил Марафонец. — И кстати, сначала мы с вами должны заключить соглашение.

— Считайте, что мы его уже заключили, — отмахнулась Вероника.

— Одну минуту. Я хочу, чтобы вы дали мне слово, что сделаете то, о чем я вас попрошу.

— Что именно?

— Вы должны будете правдиво и объективно осветить эту историю.

— Именно это мы и собираемся сделать. Это все?

— Потом сообщить во всеуслышание о том, что я помог вам.

— Вы рассчитываете, что в этом случае суд отнесется к вам снисходительно?

— Сомневаюсь. Это не та страна. Но им будет труднее поставить меня к стенке.

— Хорошо, — кивнула Вероника. — Даю слово. Итак?..

— Существует группа террористов, шестнадцать человек, включая Хоря. Я знаю прозвища. Могу составить описания.

— А имена? — быстро спросила Вероника.

— Имена — нет, но я уверен, что ФСБ сумеет их установить. Это несложно. Все они бывшие спецы. Диверсанты, подрывники, разведчики. У них действительно имеются мины, о которых они говорят. Я набросаю вам план воинской части, расскажу в деталях обстоятельства ограбления. Точнее, схему действий нашей группы.

— Как вы оказались на вокзале?

— Мы знали день основной операции и то, что все начнется с минирования вокзала. Я просто катался по всем крупным вокзалам, пока не наткнулся на нужный. А тут подвернулись вы.

— Когда вы… ушли от Хоря?

— Три дня назад.

— Почему сразу не отправились в ФСБ? Они сумели бы помочь вам лучше, чем я.

— Я же сказал: на мне висит труп.

— Они не сдали бы вас.

— Сейчас нет, а потом? Поверьте мне, у ФСБ, если им удастся разгрести весь этот навоз, хлопот будет больше чем достаточно. По идее они обязаны охранять склад совместно с ротой охраны. Было специальное постановление. И потом, факт сам по себе беспрецедентный. Мало того что террористам удалось похитить мины, так они еще сумели заложить фугасы по всей Москве. Спрашивается, на фига тогда нужна ФСБ? Сразу же, как все это закончится, начнут искать «стрелочника», и служба безопасности — первый кандидат на роль мальчика для битья. Если им не удастся справиться с террористами, на меня всем будет начхать. А если удастся, то они обо мне забудут. Я исчезну из их жизни. Вы, телевидение, предадите все это огласке. В частности, и мой случай. Тут уж им будет не так просто отмахнуться.

— Хорошо, допустим. Вы сказали, что прозвище главаря… — Вероника щелкнула пальцами.

— Хорь, — напомнил Марафонец. — Это очень умный человек. Он сидит где-то в самых верхах. То ли в МВД, то ли в ФСБ. Это еще одна причина, почему я не хочу обращаться непосредственно в службу безопасности. После завершения операции Хорю, конечно, будет плевать, есть я или нет. Но скорее всего он постарается избавиться от меня как от ненужного свидетеля.

— С чего вы взяли, что он силовик?

— Во-первых, информация. Хорь знает слишком много для обычного офицера. Во-вторых, оружие. Такая гора взрывчатки, автоматы, снаряжение, боеприпасы, гранаты! Первому встречному столько не достать.

— Как он вышел на вас?

— Точно сказать не могу. В группе я был последним. Но началось все так…

23 августа, суббота
…Он спал, и это было, пожалуй, единственное полезное занятие, которое Марафонец мог себе придумать. Ну в самом деле, чем еще заняться беспаспортному беглецу? Рано или поздно все закончится зоной. Иначе и быть не может. А дальше путь известный. Как пелось в популярной когда-то песне: «Все ниже, ниже и ниже-е-е…»

Сейчас он жалел о кое-каких шагах. Стоило ему засунуть свой характер в задницу, и пахал бы до сих пор на флоте, в группе боевых пловцов, много бы, конечно, не зарабатывал, зато занимался бы любимым делом. Купоны бы пересчитывал. А так он кто? Никто. X… в кожаном пальто. Тьфу, противно!

Вот и сидел Марафонец на вокзале, закутавшись в старый драный плащ, не спасавший от ночной дождливой сырости. Дремал, привалившись к стеклянной витрине Киевского, подняв воротник и посапывая неровно. Плохое место он выбрал. Отвратительное. Того и гляди, менты погонят. Однако до теплого Курского не добрался, до более спокойного Рижского тоже. Так и остался сидеть здесь, хлебнув с каким-то оголтелым люмпен-пролетарием водочки, что хоть немного способствовало согреванию.

Спал он чутко. Скорее даже не спал, а дремал, постоянно прислушиваясь к происходившему вокруг, готовый в любой момент сорваться, дать деру, нырнуть в переход, проскочить через турникеты.

«Впрочем, — проплыла через дремоту мысль, — в метро сейчас нельзя. Тупик. Поезда не ходят. Поймают».

Значит, надо дуть в другую сторону. Вдоль кольца.

Сон покатился по наклонной, и Марафонец начал опускаться вместе с ним в темную глубину без сновидений, без ярких успокаивающих картинок. Или, наоборот, раздражающих. Как раньше, месяца два с половиной назад. Тогда сновидения были. Теперь — нет. Теперь он слишком уставал.

В какой-то момент сон затянул его окончательно, и Марафонец стал клониться набок, рискуя свалиться на мокрый после дождя асфальт. В этот момент кто-то не сильно, но достаточно чувствительно пихнул его. Менты, понятное дело, кто ж еще? Марафонец не открыл глаз, хотя дрема отлетела моментально. Напротив, свесил еще ниже голову и пустил от губы к подбородку каплю слюны. Глядишь, противно станет. Дадут еще разок пинка да отвалят. Небритый, заросший, он производил впечатление стопроцентного бомжа.

— Эй, — послышался рядом голос, — просыпайся!

И Марафонец сразу же понял, что ошибся. Не милиция. Те разговаривают не так. Те уверены в себе, в собственной силе и непогрешимости. И в то же время они брезгуют. Им противен бомж. Чистый, грязный — не важно. Важно, что бомж. У этого же голос был спокойным, ровным. Таким тоном будят приятеля. Не друга, а именно приятеля, знакомца.

Марафонец всхрапнул для вида, вздохнул глубоко, зачмокал губами и еще подбавил слюны. Пусть видят.

Стоящий рядом присел, заглянул ему в лицо, а кто-то второй, сверху, спросил с любопытством:

— Он?

— Он самый. — Сидящий рядом тихо засмеялся и еще раз толкнул Марафонца в плечо, без всякой брезгливости, кончиками пальцев. — Марафонец, просыпайся. Петушок пропел давно.

— Слушай, Пастух, а он не замерз? — осведомился второй. — А то, может, сомлел уже?

— Живехонек, слюни пускает, словно младенец, — сидящий на корточках снова засмеялся.

И тогда Марафонец открыл глаза. Пастух оказался мосластым нескладным мужчиной с короткой стрижкой, в аккуратном плащике и таком же аккуратном костюмчике. Правда, не из дорогих. Второй напоминал Кинг-Конга. Сломанный нос, сплющенное ухо и подковообразная, мощная челюсть вкупе с нависшими над глазами тяжелыми надбровными дугами делали человека даже не страшным, а уродливым. Но в этой жутковатой уродливости читалась такая сила, что наверняка у Кинг-Конга нашлось бы не много обидчиков.

— Ну вот мы и проснулись, — возвестил нескладный. — Вставай, вставай, друг. Пора за ратные подвиги приниматься. — И снова засмеялся, продемонстрировав желтоватые прокуренные зубы. — Елы-палы, как же ты докатился до жизни такой, капитан?

— Что надо? — хрипло спросил Марафонец, поднимаясь.

Он уже прикинул, что делать дальше. Как, в случае чего, увернуться и побежать.

— Ты же искал работу? Ну вот и считай, что уже нашел. Пошли, — кивнул мосластый. — С тобой один человек поговорить хочет.

— Никуда я с вами не пойду, мужики. — Марафонец сделал полшага назад, упершись спиной в стену.

— Пойдешь, куда ты денешься. — Кинг-Конг усмехнулся и выразительно сунул руку в карман плаща.

Пола шевельнулась, и Марафонец понял, что в кармане у того пистолет.

— Да не тушуйся, капитан. — Мосластый улыбнулся. — Все будет абгемахт. Мы не враги. Поехали. Дело есть.

— Что за дело? — все так же настороженно спросил Марафонец. — Ты мне сначала скажи, а потом я решу: ехать или нет.

— Нет уж, капитан. И я тебе ничего не скажу, и ты ничего решать не будешь. Просто сядешь в машину и поедешь. Пошли. Айсберг, покажи капитану дорогу.

Кинг-Конг шагнул ближе и, ухватив Марафонца под локоть, ткнул ему под ребра пушку.

— Топай-топай. Шевели копытами. — Лексический запас громилы оставлял желать лучшего. — Давай.

— И обойдемся без шума, капитан. — Мосластый оглянулся на припаркованный у вокзала грузовичок «ГАЗ» с надписью «МЕБЕЛЬ» на кузове. — Идти все равно придется. Со скандалом или без. Но если ты будешь категорически против, нам придется обойтись с тобой жестко.

Марафонцу оставалось только подчиниться. Они подошли к грузовичку. Первым забрался в кузов Пастух. Марафонец оглянулся было, но громила ткнул ему стволом в спину.

— Забирайся. Или, может, тебе помочь?

— Спасибо, сам.

Марафонец ухватился за борта, подтянулся рывком, и в тот же момент чьи-то руки втянули его в кузов. Он услышал шипение, характерное для баллончиков пульверизаторов, и потерял сознание.

* * *
— Ну и что дальше? — спросила Вероника.

— А дальше как в кино. Работу ищешь? Получишь. Оплата в баксах. Хоть завались. По «лимону» на нос. Можно отказаться, но только сразу. Позже — нет. В отряде несколько человек добровольцев. Кто — неизвестно, но убьют любого, если попытаться бежать. Одного я потом вычислил. Генерал. Скотина редкая. Дальше повязали всех кровью — и готово. Куда бежать? Да и деньги все-таки немалые.

— И вы согласились, — утвердительно сказала Вероника.

— Я не знал, чем все закончится.

— А вы думали, что миллион долларов за красивые глаза платят?

— Нет, конечно. Честно говоря, тогда я вообще ни о чем не думал. Кушать очень хотел.

— В общих чертах ясно. — Вероника посмотрела на часы. — Остальное вы мне расскажете чуть позже. Сейчас нужно смонтировать материал. Составьте пока список террористов, набросайте описания. Договорились?

— Хорошо, — кивнул Марафонец. — Как скажете.

— Присаживайтесь вот за этот столик. Бумага и ручка в ящике. Набросайте вкратце свой рассказ. А я вернусь минут через двадцать пять — тридцать.

Марафонец присел за указанный Вероникой стол, огляделся, не без удивления обнаружив, что никто не обращает на него внимания.

В дальнем конце зала вновь появился «дряблая шея» и завопил, перекрывая общий гомон:

— Полетаева, ты еще здесь?! У тебя осталось полторы минуты! Через полторы минуты репортаж должен лежать у меня на столе!

— Все, Геннадий Матвеевич, уже бегу. — Вероника улыбнулась, перевела взгляд на Марафонца и кивнула по-дружески, словно говоря: «Держись, парень. Вместе мы как-нибудь выкрутимся».

10.31

Во главе стола восседал сам Президент. Увидев его, Котов поразился, насколько же старым выглядит этот человек. Лицо Президента, несмотря на все старания обслуги, приобрело землистый оттенок, под глазами четко обозначились мешки, немного обвисли щеки, морщины прорезали лоб, протянулись от крыльев носа к уголкам губ.

— Значит, по вашему мнению, — произнес медленно Президент, — люди, заложившие бомбы, профессионалы? И вы полагаете, что ядерная угроза выходит за рамки обычного шантажа?

— Совершенно верно, — кивнул Котов.

Он чувствовал себя несколько стесненно. В обширном зале собрались самые важные люди государства. Все они ждали. Ждали, какую команду отдаст Президент. И от него, Котова, в немалой степени зависел дальнейший ход событий. Удастся ли ему убедить Президента принять решительные меры? Он надеялся, что да. Ведь речь шла о судьбе миллионов человек.

Майор секунду подумал, затем повторил жестко:

— Наши аналитики полагают, что мы столкнулись со случаем, который следует квалифицировать как угрозу наивысшей опасности.

— Та-ак… — Президент сцепил руки и уставился на них, словно там мерцал видимый ответ на вопрос, как ему поступить.

Люди, собравшиеся здесь, ждут, какое решение он примет. Проигрышная ситуация. Обстоятельства против него. Если инцидент получит огласку, он — политический труп. Можно скрыть правду в расчете на то, что оперативникам ФСБ удастся задержать террористов и обезвредить фугасы, прежде чем они сработают. Но какова вероятность благополучного исхода? Если она и есть, то очень мала. С другой стороны, взорвись бомбы — и его обвинят в бездействии, повлекшем за собой человеческие жертвы. Этого ему не простят. Весь мир потребует четвертования. Знал и промолчал. Если, конечно, им удастся доказать, что он знал. Но кто-нибудь из сидящих сейчас за столом соратников обязательно затеет интригу. Каждый жаждет его крови.

«Может быть, сердечный приступ?» — подумал Президент тоскливо. Внезапная болезнь разом решила бы целую кучу проблем. И самое главное: ответственное решение, от которого зависит слишком многое, пришлось бы принимать кому-то другому. Не важно кому, главное — не ему.

Президент откашлялся, обвел присутствующих хмурым взглядом, вновь воззрился на сцепленные кулаки и глухо поинтересовался:

— Что мы можем предпринять в сложившейся ситуации?

— На данном этапе ничего, — коротко ответил Котов. — У нас все еще очень мало информации о террористах. Мы не знаем состава группы, не знаем, где установлены фугасы. Не знаем, каким именно образом террористы надеются уйти после получения выкупа. Чтобы получить подобную информацию, нам и в более спокойное время потребовалось бы несколько недель. Сейчас мы проверяем всех возможных кандидатов в террористы. Пытаемся установить личность главаря.

Котов вспомнил о том, что сказал ему эксперт: «Заменить запал ударного действия на электрический сможет любой хорошо обученный сапер. Даже не имевший ранее дела с ядерными минами. Все зависит от того, насколько разумен руководителе группы, кому он отважится доверить столь ответственную работу и, разумеется, от того, какими ресурсами обладает группа». Однако сейчас Котов не произнес этого вслух. Не надо усугублять и без того аховое положение.

— Вы не просчитывали, каков может быть возможный ущерб, если террористы осуществят угрозу?

— Наши службы разработали несколько вариантов закладки фугасов. В самом худшем случае общая площадь радиоактивного заражения составит порядка трехсот квадратных километров. — По залу прокатился ропот. — Однозначно можно сказать только одно, — повысил голос Котов. — Если фугасы все-таки будут взорваны, даже при самом благополучном исходе дела Москва превратится в огромный радиоактивный могильник. Убытки, связанные с этим, лучше подсчитать экономистам. Наши рекомендации, — подвел он итог разговору, — немедленно вводить чрезвычайное положение, срочно начинать эвакуацию граждан, соглашаться, по крайней мере пока, на требования террористов и в ходе переговоров попытаться установить их местонахождение, состав группы, понять психологию. Кроме того, наши эксперты настаивают на вашей немедленной эвакуации и на вывозе кремлевских запасников. Есть подозрение, что фугасы — отвлекающий фактор в готовящемся на вас покушении.

— Они могли просто взорвать мины и разнести Кремль. Зачем было сообщать о фугасах? — спросил представитель МВД.

— Возможно, это как-то связано с планом отхода, — ответил Котов. — Больше, к сожалению, мне сказать нечего. Это все. — Он закрыл папку и опустился в кресло.

Сидящий рядом представитель ФСБ, одетый в гражданское даже сейчас, одними губами произнес:

— Хорошо, майор. Обстоятельно и четко.

Котов кивнул.

— Значит, чрезвычайное положение? — Президент посмотрел в окно. «Сердечный приступ», — вновь возникла в голове спасительная мысль, но он тут же отогнал ее прочь. — А что думает по этому поводу Министерство обороны?

Представитель Министерства обороны вздрогнул, словно у него над ухом взорвали хлопушку, затем кивнул:

— Приведенные майором доводы вполне убедительны. Конечно, неплохо было бы еще раз все тщательно просчитать, обдумать, но, боюсь, у нас нет на это времени. Со своей стороны, мы готовы обеспечить эвакуацию и правопорядок на улицах силами Таманской, Кантемировской и Тульской дивизий. Естественно, при поддержке Министерства внутренних дел и дивизий, находящихся в подчинении ФСБ.

— Псковская и Рязанская десантные дивизии, — вступил в разговор представитель ФСБ, — уже на подходе к Москве. Они будут в городе самое позднее через час.

Представитель МВД тоже кивнул.

— Три полка внутренних войск идут из Истры и Клина. Минут через двадцать они будут в назначенной точке. Мы задействуем также силы ОМОНа, СОБРа и ОДОНа из Балашихи. Они будут приведены в полную боевую готовность в течение десяти минут с момента введения чрезвычайного положения.

— Так. А что скажет Министерство по чрезвычайным ситуациям?

— Мы подняли по тревоге группу специального назначения, спасательные отряды, сейчас расконсервируются САПР.[5] Конечно, нам хотелось бы надеяться, что удастся обойтись без их участия, но… Еще два отряда работают на Курском вокзале. Все пожарные службы приведены в полную боевую готовность. Мы планируем отвести их в безопасные районы, за пределы окружной дороги.

— Хорошо.

Самоуверенный румяный тип в костюме-тройке и полосатом галстуке, сидящий по правую руку от Президента, открыл папку, набросал пару записок и положил их на стол. Так, чтобы Президент легко мог прочитать.

Тот пробежал написанное глазами и перешел к следующему пунктусовещания:

— А как обстоят дела с медицинскими службами?

Представитель Минздрава поднялся с места.

— В настоящий момент мы в срочном порядке освобождаем два десятка подмосковных больниц. Пациенты перевозятся в другие госпитальные заведения. Через час-полтора стационары будут готовы принять первых раненых, если, конечно, таковые появятся. Уже налажен подвоз необходимых медикаментов, перевязочных средств, индивидуальных аптечек.

— Что по линии гражданской обороны? — вступил в разговор советник Президента.

В эту секунду Котову показалось, что Президент впервые с облегчением перевел дух, словно сейчас этот румяный крепыш взял на себя всю ношу ответственности.

— Все подразделения гражданской обороны приведены в боевую готовность, — ответил пожилой одышливый полковник. — Однако я полагаю, ни для кого не секрет, что более восьмидесяти процентов бомбоубежищ, размещенных на территории Москвы, не могут быть использованы по прямому назначению. Имеют место технические неполадки, акты прямого вандализма. Я подавал рапорт в прошлом году. Только двенадцать процентов бомбоубежищ могут нормально функционировать.

— Сколько народу вы можете разместить в бомбоубежищах? — хищно осведомился советник.

— Не больше четырехсот тысяч человек.

— Это неслыханно! — Румяный посмотрел на Президента, но тот лишь вяло махнул рукой: «Какая, в сущности, сейчас разница?» — В любом случае огласки избежать не удастся, — подытожил советник. — Надо составить текст официального заявления.

Котов видел, что Президент мрачнеет все больше и больше. Казалось, еще секунда — и отчаяние яростно выплеснется наружу. Он представил себе, как этот пожилой человек, глава государства, ударит кулаком по крышке стола и закричит так, что в зале зазвенят стекла: «Какое официальное заявление?»

— Огласку можно свести к минимуму, — громко сказал Котов, поднимаясь.

Двадцать пар глаз обратились к нему. Даже сам глава государства воззрился на майора Федеральной службы безопасности с надеждой. Похоже, всем сидящим в этом зале казалось, что стоит Котову щелкнуть пальцами, и террористы канут в небытие, бомбы растают в воздухе, угроза рассеется, словно ночной кошмар.

— Мы посоветовались с начальством, — спокойно продолжал майор, — и составили перечень необходимых мероприятий. Я могу зачитать?

Президент посмотрел на начальника ФСБ.

— Огласки действительно можно избежать?

Тот, пока еще даже не зная, о чем будет говорить Котов, тряхнул головой.

— Совсем избежать — вряд ли. Но свести к минимуму — наверняка.

— Читайте, — кивнул Президент.

— Во-первых, ни в коем случае не следует прерывать работу радио и телевидения. По всем программам должны транслироваться передачи, запланированные ранее. Таким образом паника будет локализована внутри Москвы. Предлагаем подать общение с террористами под видом какого-нибудь телемоста, нудного шоу, чего-нибудь подобного. С публикой в зале, ведущими, рекламой. Все, кто включат четвертый канал, увидят всего лишь замену. По «Орбитам» пустим фильмы или записи старых передач. Необходимо изолировать репортеров и операторов, знающих о существовании бомб. Разумеется, их достаточно много, но полностью изолировать понадобится двоих-троих. Остальным же придется пока поработать под строгим наблюдением наших оперативников. Абсолютный запрет на подачу в эфир любой информации, так или иначе касающейся фугасов. Вплоть до привлечения к уголовной ответственности за саботаж. Изъять все материалы, непосредственно указывающие на существование ядерных фугасов. Текст общения с террористами следует максимально закамуфлировать. И никаких экстраординарных мер.

— А чрезвычайное положение? — с надеждой спросил Президент.

— Чрезвычайное положение объявить необходимо. Таким образом мы убьем сразу двух зайцев. Первое: террористы поймут, что мы восприняли их угрозу серьезно и эвакуируем людей. Это заставит их пойти на контакт. Второе: они наверняка находятся в пределах Москвы. Им ведь нужно наблюдать за реакцией властей. После эвакуации нам будет проще их обнаружить. Третье: эвакуировать людей в такие места, где есть возможность держать всех под строгим контролем. Нам вряд ли удастся полностью избежать утечки информации, но мы сумеем свести ее к минимуму. И, в случае благополучного разрешения сложившейся ситуации, введение строжайшей цензуры для прессы и телевидения. Стопроцентная секретность во всем, что касается данного случая. Никаких упоминаний, намеков и прочего.

— А как быть с иностранцами? — все с тем же легким налетом ехидства осведомился советник Президента. — Всем известно, что на территории Москвы находятся представительства иностранных государств, торгпредства, тележурналисты, репортеры. Как быть с ними?

— Хотим мы или нет, но нам придется объявить о теракте.

Президент помрачнел, буркнул раздраженно:

— Тогда за каким чертом нужна вся эта секретность? Завтра утром газеты всего мира будут кричать о ядерной угрозе.

— Позвольте, я продолжу, господин Президент, — немного повысил голос Котов.

— Не забывайтесь, майор! — рявкнул румяный, хлопнув ладонью по столу. — Помните, с кем вы разговариваете!

— Оставьте, — оборвал советника Президент. — Продолжайте, майор.

— Мы можем сообщить, например, о террористической группе, сбросившей в водохранилища, снабжающие Москву питьевой водой, эмбрион холеры. Возникла опасность эпидемии. Москва эвакуируется на срок до трех суток. С целью дестабилизации обстановки террористы заложили на Курском вокзале взрывчатку. Пусть это будет аммонит, широко применяемый в геологии. За трое суток наши специалисты сумеют взять ситуацию под контроль. Личности террористов установлены. Их арест — только вопрос времени. Нас могут обвинить в перестраховке и паникерстве, но это лучше, чем ядерная угроза. В случае с заражением воды речь идет о халатности со стороны служб охраны водохранилищ, но и только. Такая версия способна вызвать определенный резонанс, но значительно более слабый, чем слух о ядерных фугасах. Мы можем настоять на переезде сотрудников посольств и их семей за черту города на срок «дезинфекции». И лишь в самом крайнем случае попросим сотрудников охраны посольств спуститься в убежища. Это все. Если наш план будет одобрен, я готов представить перечень первоочередных мероприятий через полчаса.

Президент откинулся в кресле и перевел дух. Ему стало гораздо легче. Предлагаемые майором меры могли локализовать слухи и исключить утечку информации. А угроза для него состояла как раз в наличии самой информации.

«Может быть, все действительно обойдется? — подумал Президент. — Может быть, удастся избежать огласки? В конце концов, все можно объяснить. Почти все. Если, конечно, ядерные взрывы будут предотвращены. Но если произойдет самое страшное, мне уже будет все равно».

— Хорошо, — кивнул Президент, взглянув на часы. — Сейчас десять сорок три. Чрезвычайное положение вводится в Москве с одиннадцати часов сегодняшнего дня. Я подпишу соответствующий указ. Руководителям силовых структур остаться. Необходимо обсудить схему взаимодействия всех служб, план эвакуации и меры по обеспечению правопорядка на период действия чрезвычайного положения. Командующим штабом по чрезвычайной ситуации назначаетесь вы. — Президент кивнул на представителя МВД. — А вы, майор, подготовьте список, о котором упоминали. Думаю, — продолжал он, — будет лучше, если все оперативные мероприятия, касающиеся переговоров с террористами и прочего, мы возложим именно на вас. Вы разрабатывали план — вам его и осуществлять. — Президент поднялся. — Александр Иванович, — он кивнул на румяного, — окажет вам всяческое содействие.

— Так точно, — кивнул Котов.

— И ни пуха всем ни пера.

Ответ повис в воздухе.

Как только Президент скрылся за дверью, шеф Котова повернулся к нему и покачал головой.

— На этот раз, майор, вам удалось избежать неприятностей, но учтите — инициатива наказуема. И наказуема очень сильно.

— Учту, товарищ генерал. — Котов усмехнулся. — У меня просто не было времени согласовать список мероприятий с вами.

— Я понял. Все. Свободны. Список я передам Президенту лично. А вы занимайтесь террористами. Я хочу знать о них все, и как можно быстрее.

— Так точно, товарищ генерал.

Тот взял листок, аккуратно уложил его в кожаную папку, щелкнул замками.

— Свободны, — повторил он.

Котов четко развернулся на каблуках. Собственно, сейчас это было не обязательно. Пока он герой. Пока на коне. Но именно из-за этого «пока» и следовало быть настороже. Люди, имеющие власть, не любят выскочек, потому что в свое время сами были таковыми и прекрасно понимают, куда может взлететь крохотная звездочка, как может она засиять на небосклоне власти.

10.59

Тель толкнул толстую стеклянную дверь, отделявшую его от проходной «Останкино», и остановился, озираясь. Навстречу шагнул один из милиционеров, уставился подозрительно.

— Здравия желаю. Сержант Лобов. Вы к кому?

Тель, даже не взглянув на патрульного, вытянул из кармана пиджака красные корочки, открыл, давая сержанту возможность прочесть название ведомства, фамилию, звание, рассмотреть фотографию. Милиционер козырнул еще раз, теперь уже уважительно.

— Извините, товарищ капитан.

— Послушайте, сержант, на каком этаже у вас находится НТВ? — спросил Тель, наблюдая за лифтами.

— На втором, товарищ капитан.

— Так. А Полетаева Вероника Глебовна здесь?

— Так точно. Недавно приехала. Вызвать?

— Не стоит. Сам поднимусь.

— Так точно.

— Наши еще не появились?

— Никак нет, товарищ капитан. А должны быть?

Тель быстро посмотрел на часы.

— Должны. Ладно, смотри в оба, сержант. Появятся наши — приветствуй как следует. Наш майор расхлябанности не любит.

— Так точно.

Тель быстро направился к лифтам.

* * *
— Это все вырезай! — Вероника категорично взмахнула рукой, рассматривая картинку, плывущую на мониторе: широко шагающий к группе фээсбэшник с суровым лицом уже начал поднимать руку, чтобы заслонить ладонью объектив видеокамеры. — Еще две секунды — и обрезай.

— Комментировать будешь? — поинтересовался монтажер. — Например, сотрудники ФСБ отказываются дать какую-либо информацию…

— Ничего, — ответила Вероника, делая на листочке необходимые пометки. — Врезочку сделаешь внизу: «СОТРУДНИК ФСБ». Больше ничего. А затем начнешь прямо с бистро: панорама, взрыв и до самого конца. «Пожарки», «Скорые», носилки. Все.

— А текст?

— Текст диктор наложит. Я набросала кое-что. — Вероника протянула монтажеру лист.

— Ага, ну лады. Так, это мы вырезаем…

На экране замельтешили фигуры омоновцев, проплыл, качаясь мультипликационно, вокзал, затем картинка сменилась следующей — зал бистро, пустынный, сиротски брошенный.

— Отсюда, — скомандовала Вероника.

* * *
Пастух и Папаша Сильвер заняли заранее выбранные позиции, откуда отлично просматривался весь прилегающий ко двору участок Петровского бульвара. Шептун и Близнец, поднявшись на чердак дома, установили сетчатую тарелку антенны, запустили генератор, подающий в фургон электропитание, подключили принтер и два «notebook». Близнец пробежался пальцами по клавишам компьютеров, набирая команды. На мониторах возникла «майкрософтовская» заставка. Близнец подвел курсор к нужной иконке и запустил программу. Оба «notebook» заурчали, переваривая данные, и на экранах появились карты. Одна — крупная — Москвы, вторая, похожая на частую паутину, — инженерная — проходящих под центром города подземных коммуникаций.

Проделав все это, Близнец повернулся к Шептуну.

— Готово. Можно вводить данные.

— Отлично. — Тот щелкал тумблерами передатчиков, раций, мощных приемников. — Ну, с богом!..

11.10

Бело-синий «пазик» сбернул с улицы Королева на останкинскую стоянку, прополз через ворота с цепочкой, с полминуты потыкался среди множества стоящих машин и пристроился в дальнем углу. Двигатель фыркнул пару раз и заглох.

— Все, — Котов повернулся к оперативникам, — выгружаемся. План действий таков: перекрываем шесть каналов. Вы — первый, вы — второй. — Он жестом руки очерчивал маленькие группы. — Третий, четвертый, пятый, шестой. Вы трое — внизу. Без пропуска никого не впускать. Выпускать только с моего личного распоряжения. Всем все ясно? Пошли.

Узкая дверца «пазика» открылась, и оперативники выбрались в прохладный осенний день. Все двадцать пять человек были одеты примерно одинаково: костюмы, плащи, галстуки. Но на лицах этих людей не было печати угрюмости, столь характерной для большинства силовиков. Ни дать ни взять сотрудники небольшой фирмы. Осматриваясь, компания прошествовала через стоянку и скрылась за стеклянной дверью.

Стоящий на вахте милиционер шагнул им навстречу, козырнул четко, по-уставному.

— Сержант Лобов, — представился он. — Здравия желаю, товарищ майор.

— Стоп, — скомандовал Котов. — Откуда знаешь, кто я?

— А меня ваш сотрудник предупредил, что вы прибудете с минуты на минуту.

— Какой сотрудник?

— Капитан Беклемешев. Он здесь. Минут десять уже, не меньше. Сказал, что вы должны были приехать чуть раньше…

— Без шума, — прервал сержанта Котов, демонстрируя красные корочки. — Куда этот человек пошел?

— На второй этаж. Там у нас НТВ.

— Полетаева Вероника тоже там?

— Так точно, товарищ майор, — быстро рапортнул тот. — Товарищ капитан тоже ее искал.

— Четверо со мной на второй этаж, — повернулся Котов к стоящим за спиной сотрудникам. — Ты, Зиновий, тоже.

— Хорошо, товарищ майор, — кивнул Беклемешев.

— Остальные действуют по плану.

Оперативники зашагали к лифтам, двое остались у стеклянных дверей.

— Никого не выпускать, — напомнил им Котов. — Сержант, если этот… сотрудник спустится, подай знак моим. И чтобы никакой самодеятельности.

— Понял, — вытянулся тот. — Так точно, все будет выполнено.

— Давай. И Полетаеву задержи тоже.

— Так точно.

— Значит, так, ребята, — говорил Котов, пока кабина поднималась на второй этаж. — Постараемся взять этого парня без шума и пыли. Учтите, он может быть вооружен. Поэтому нужна предельная осторожность. — Дверцы лифта открылись, и троица шагнула в холл. — Стрельбу не открывать ни при каких обстоятельствах. Здесь гражданских до черта.

— А если он начнет палить?

— А если он начнет палить, — жестко ответил майор, — попытаемся взять его, используя естественные укрытия. Все, закончили базар. Я — направо, ты — налево, вы — прямо. Пошли.

Котов осмотрелся. Народу здесь и правда тьма. Как на толкучке в базарный день. И все заняты делом, работой. Это, в общем-то, неплохо, девять десятых можно отбросить сразу. Болтают друг с другом, перекидываются какими-то малопонятными репликами. Котов пошел между столами, отчаянно крутя головой. Лже-Беклемешев должен быть где-то здесь. Теоретически террорист мог подняться и на третий этаж, и на четвертый, и выше. Но зачем? Бомбу подкладывать? Не имеет смысла. Тут и так две трети сотрудников уже на ушах стоят. Он и фамилию назвал, Полетаева — та самая дама, которой передали кассету. Все это завязывалось в один клубок.

Котов сунул руку за пазуху и переложил пистолет в карман пиджака. Он не собирался стрелять, однако пистолет, зажатый в руке, сам по себе довольно увесистое оружие. При ударе в висок человек отключается сразу.

* * *
Марафонец оторвался от составления описания, поднял голову и сразу же заметил оживление в зале. Человек, шагавший между столами и озиравшийся вокруг, явно был здесь лишним. Он не вписывался в особую, сумасбродно-творческую атмосферу этого места. Телевизионщики оглядывались на него, как на чудака, явившегося на пляж в смокинге. Спокойно и медленно, стараясь не привлекать внимания, Марафонец поднялся и пошел в противоположную сторону, удаляясь от человека в строгом костюме и галстуке. Тот не вынимал руки из кармана пиджака, и, в общем-то, несложно было догадаться, что там, в кармане, вовсе не карамелька для приятеля.

«Ну, вот и ФСБ, — подумал Марафонец. — Прямо как по нотам. Пора сдергивать».

— Простите, — остановившись на секунду, он наклонился к сидящей за столом миловидной девушке, — где здесь… Н, как это называется… Комната, в которой у вас передачи делают?

— Монтажная студия? — понимающе кивнула та. — Вам Вероника нужна? Это прямо по коридору, четвертая дверь налево. Увидите, там написано.

— Спасибо.

Марафонец быстро глянул через плечо. Незнакомец в костюме был уже в середине зала. Он еще не заметил Марафонца, но тем не менее задерживаться смысла не имело. Ни к чему искушать судьбу. Она и без того слишком благосклонна. Марафонец сунул руки в карманы джинсов и спокойно пошел к выходу, в который, как в колодец, то и дело ныряли какие-то люди, а затем выныривали, сжимая в руках кто кассеты, кто листы бумаги, кто конверты или толстые папки. А вокруг продолжали галдеть, гомонить… Марафонец прибавил шагу.

«Спокойно, — сказал он себе. — Спокойно. Все нормально. Все как и положено. ФСБ должна была появиться и появилась. Удивляться тут нечему».

Между ним и человеком в строгом костюме пестрой стеной стояли сотрудники телецентра, перекрывая фээсбэшнику обзор. Марафонец свернул за угол и почти побежал.

«Четвертая дверь налево, — повторял он про себя. — Налево, четвертая дверь».

* * *
Когда дверь в аппаратную открылась, монтажер Артем буркнул вполне отчетливо:

— Ну какого черта-то?

Сидящий рядом оператор Миша развернулся на табурете.

— Отцы, так не годится, — начал он и осекся, увидев вполне официальную фигуру, от которой за версту несло спецслужбой.

Не обращая внимания ни на монтажера, ни на оператора, вошедший остановился, глядя на Веронику.

— Вероника Глебовна Полетаева? — осведомился он, сверяясь с записью в блокнотике.

— Да, я. — Вероника посмотрела на оператора, ища поддержки, но тот, похоже, был растерян не меньше.

— Капитан ФСБ Зиновий Ефимович Беклемешев. — Мужчина шагнул ближе, вытащив из нагрудного кармана удостоверение, приоткрыл, давая ей возможность увидеть фотографию. — Вероника Глебовна, мне поручено снять с вас показания по поводу утреннего происшествия.

— Но я уже давала показания. — Вероника поднялась. — Как только позвонила, ваши коллеги сразу приехали, и я им все рассказала. Больше мне добавить нечего. Если вы не возражаете, я вернулась бы к работе. У нас через полчаса репортаж идет в эфир.

— Это не тот ли репортаж, который вы снимали на Курском вокзале? — Мужчина улыбнулся, однако доброжелательности в этой улыбке было не больше, чем в ледяной глыбе.

— Тот самый! — ответил с вызовом Миша. — А что?

— Должен вас разочаровать: в ближайшие сутки эта передача в эфир не пойдет.

— Это почему еще? — вскинулся Миша. — Что за дела?

— Таково распоряжение Президента и Министерства по чрезвычайным ситуациям, — сообщил официально-холодно незнакомец. — Итак, Вероника Глебовна, мне нужно с вами поговорить. Необходимо уточнить кое-какие детали.

Девушка нерешительно пожала плечами.

— Ну, если необходимо. Хорошо. Только боюсь, что здесь нам поговорить спокойно не дадут.

— Нам выделили комнату. Пойдемте.

Вероника потянулась за сумочкой.

— Ничего не берите, — пресек ее движение капитан. — Через несколько минут вы вернетесь обратно.

— Но, может быть…

— Ничего не надо, — отрубил тот сухо. — Пойдемте. Не будем терять времени.

Миша и Артем переглянулись.

— А вы, молодые люди, — обратился к ним мужчина, — пока не покидайте помещения. Мне понадобится сделать кое-какие уточнения относительно данной пленки.

Капитан и Вероника вышли в коридор, и дверь за ними захлопнулась.

— Налево, пожалуйста, — предложил капитан спутнице.

Вероника пожала плечами. Налево так налево. Она сейчас даже не думала о том, куда этот службист ее ведет. В сущности, какая разница! Ну ответит на пару-тройку вопросов. Пустяк. Досадно, правда, что от работы оторвали. И Марафонец остался внизу. Черт! Она вдруг вспомнила о том, что ее утренний знакомец — экс-террорист, а значит, может быть схвачен. До тех пор, пока у нее не появятся окончательные ответы на многочисленные репортерские «что» и «как», следовало поберечь этого человека. Вполне возможно, это будет самый грандиозный репортаж последнего десятилетия. Кстати… Беклемешев, знакомая фамилия. Где-то она уже слышала ее. Беклемешев… Беклемешев…

Вероника вдруг остановилась.

«Корочки! В корочках у франтоватого капитана на вокзале стояла та же фамилия. Беклемешев Зиновий Ефимович! Но тогда кто этот человек? Зачем он пришел?»

— Подождите, мне нужно на минуточку отлучиться, — сказала девушка, стараясь, чтобы голос звучал как можно беспечнее. — Назовите номер комнаты, я через пару минут подойду.

— Идите прямо, Вероника Глебовна, — спокойно, но с металлической нотой в голосе скомандовал мужчина. — И не делайте лишних телодвижений.

Вероника вдохнула, собираясь позвать на помощь, и в тот же момент под ребра ей уткнулся ствол пистолета.

— Я сказал: прямо, — зловещим шепотом выдохнул незнакомец. — И не вздумай верещать. Продырявлю, как бабочку. Пошла.

Это «пошла» хлестнуло Веронику, словно пощечина. Грубая, уродливая, презрительная форма обращения.

— Кто вы такой? — В голосе девушки послышались испуганные ноты. — Что вам нужно?

— Иди прямо, сука, — так же хрипло и тихо выдохнул незнакомец ей в ухо. — Пошла, тварь, а то убью. Быстро. Быстро, я сказал.

Он как-то очень ловко и умело ткнул стволом пистолета ей под ребра. Бок прострелило невероятно сильной болью. Вероника на секунду задохнулась. Незнакомец достаточно мощно толкнул ее в спину, одновременно придерживая, чтобы толчок этот не выглядел для окружающих как грубость. Вероника будто споткнулась на ходу.

— Осторожнее, девушка, осторожнее, — громко и весело произнес мужчина и тут же добавил: — Не рыпайся, тварь. Пошла.

— Что вам нужно?

Вероника побледнела. Страх, посетивший ее сейчас, был куда более сильным, чем утренний. Они вернулись. Она ни на секунду не сомневалась в том, что этот человек, выдающий себя за сотрудника спецслужбы, принадлежит к группе бандитов, заложивших бомбы. Но зачем она им понадобилась? Ей ведь ничего не известно. Передали кассету, только и всего.

— Сюда.

«Чистильщик» ухватил ее за руку выше локтя и дернул в узкий коридорчик, из которого вели только две двери — в кладовку уборщицы и в туалет. Прежде чем втолкнуть Веронику в комнату с инвентарем, незнакомец оглянулся. Все в порядке. Все тихо. Захлопнув дверь, он развернул Веронику лицом к себе и, прижав к стене, надавил локтем на шею.

«Что же у них за привычка-то у всех?» — подумала женщина вяло. Она даже не осознала всей язвительности фразы. Теперь ствол пистолета упирался ей в живот, чуть пониже солнечного сплетения.

— Что тебе рассказал Марафонец?

— Кто? Я не знаю никакого Марафонца.

— Врешь, сука. Наши люди засекли вас, когда вы уходили с вокзала. Говори, тварь, или пристрелю. Где он?

— Я не понимаю.

— Она не понимает. Слышали? — осведомился незнакомец, словно кроме них в комнате была целая рота невидимок. — Она не понимает. Где он, тварь? Говори быстро, а то шею сверну.

— Да о чем вы? — Вероника заметила, что голос ее неприятно дрожит, но ничего не могла с собой поделать. Страх был слишком всемогущ.

— Марафонец, — наклонившись к самому ее лицу, пояснил человек. — Скажи мне, где он, и я оставлю тебя в живых. Ну?

Вероника ужаснулась. Глаза незнакомца были абсолютно пустыми и поблескивали, словно бутылочное стекло, зеленоватым туманным блеском. В них не было абсолютно никаких эмоций. Ни ненависти, ни злобы, ни сожаления. Безграничное равнодушие.

«Он убьет меня, — подумала Вероника. — Убьет, потому что ему наплевать, оставить меня в живых или пристрелить. Если у него нет конкретного приказа „не убивать“, он выстрелит. Этот человек абстрагирован от мира. Да он и не человек вовсе. Упырь, вурдалак. Только у вурдалака может быть такое лицо. Ничего не выражающее. Пустое. Беспредельно холодное. Холоднее пустоты».

— Так где Марафонец? — напомнил ей о своем присутствии мужчина, усиливая нажим на шею.

Вероника испуганно открыла рот, попыталась втянуть воздух, но поняла, что ничего не получается. Этот человек умел убивать. Именно этим он сейчас и занимался. Душил ее.

Из горла женщины вырвался слабый хрип.

«Надо сказать ему, — подумала она. — Надо сказать. Иначе он пристрелит меня. Или задушит. Или… Черт возьми, какая разница! Убьет! Просто убьет. Меня не будет. Вообще. А когда он уйдет, можно зайти в ближайший кабинет, позвонить в зал и сказать кому-нибудь, чтобы Марафонца увели на другой этаж».

Теперь у нее не было ни тени сомнения, что Марафонца нужно спасать. Спасать его и спасаться самой.

Мужчина чуть ослабил хватку, позволив ей вдохнуть. На секунду в его глазах возникло что-то такое, из чего Вероника поняла: даже если она скажет, где находится ее новый знакомый, уйти не удастся. Марафонец знает что-то очень важное. Они боятся, что это что-то теперь известно и ей.

* * *
Коридор был длинным, со множеством дверей, с табличками и светящимися панно. На стенах висели щиты с объявлениями, записками, распоряжениями. Белый электрический свет заливал вавилонское телевизионное столпотворение. Люди, люди, люди… Везде люди. Высокие и низкие, худые и толстые, бородатые и безбородые, заросшие и стриженые… Много, слишком много, чтобы зацепиться взгляду…

Марафонец успел пройти не больше двадцати шагов, как вдруг одна из дверей распахнулась и из комнаты в коридор вышла Вероника. Под локоть ее вел Тель собственной персоной, одетый как типичный гэбист: серый аккуратный костюм, светло-голубая рубашка и темный однотонный галстук. Через руку убийцы висел длинный габардиновый плащ.

«В западных боевиках так носят оружие», — отстранение подумал Марафонец.

Пара остановилась, перебросилась несколькими короткими фразами, затем Тель быстро повел Веронику по коридору. В противоположную от Марафонца сторону. Вероника о чем-то спрашивала «чистильщика», а тот отвечал, судя по всему, односложно, так как волнение девушки возрастало с каждой секундой.

По коридору сновали люди, абсолютно разные и одновременно похожие друг на друга какой-то сумасшедшинкой в глазах. Марафонец же, чужак, не от мира сего, лавировал меж ними, словно опытный слаломист между флажками, то и дело бормоча: «Извините. Прошу прощения. Извините».

Оказавшись в конце коридора, Тель вдруг очень ловко принял вправо и буквально втолкнул Веронику в небольшой темный закуток. Марафонец побежал, расталкивая спешащих навстречу. Он влетел в узкий тупичок как раз вовремя, успев заметить, как захлопнулась пластиковая, «под дерево», дверь, и услышав сухой щелчок замка.

* * *
— Я повторяю вопрос в третий раз. Четвертого не будет. Если хочешь жить, сука, отвечай. Где Марафонец?

— Он… — Женщина закашлялась. Спертый воздух комнаты, насыщенный запахом плохо отжатых мешковинных тряпок, сырого дерева и казенных халатов, ворвался в легкие, заставив их болезненно сжаться. — Он…

— Говори, тварь. — Мужчина ткнул стволом пистолета ей в подбородок.

— Он… — начала снова она, и в этот момент дверь резко распахнулась, ударив убийцу в спину.

Тот качнулся вперед, припечатав Веронику к стене, а мгновением позже чья-то гибкая тень скользнула в полумрак подсобки. Послышался тихий хлопок выстрела, и в стене у двери образовалась небольшая воронка. Вероника услышала странный звук, похожий на резкий гортанный выдох, затем два гулких удара. Ее мучитель осел на пол, а в сумраке комнаты девушка различила знакомый силуэт.

— Это вы? — выдохнула она.

— А кто же еще, — буркнул Марафонец. — Зачем вы пошли с ним?

— Этот человек сказал, что он из ФСБ, предъявил документы…

— Да неужто? Что же вы, любезная моя репортерша, покупаетесь-то, как девочка сопливая? — Марафонец говорил быстро и тихо. Опустившись на корточки, он аккуратно притворил дверь, затем перевернул лежащего, хмыкнул: — Знакомые все лица.

— Кто это?

— В группе его звали Тель. Снайпер. «Чистильщик». — Марафонец быстро взглянул на Веронику и поинтересовался словно между делом: — Вы-то как, в норме?

Вероника почувствовала, как кровь ударила в голову. Невероятное внутреннее напряжение, стиснувшее тело словно цепями, превратилось в сгусток ярости, безграничную злобу на этого спокойно сидящего у ее ног человека.

— А вы что, доктор? Какое вам до этого дело? — скривилась она.

Марафонец удивленно посмотрел на девушку, хмыкнул озадаченно, дернул мускулистыми плечами.

— А я и не говорил, что мне есть до этого дело. Я просто спросил, в норме ли вы.

Произнося это, он быстро обшаривал карманы лежащего на полу мужчины. Вытащил удостоверение.

— Ага, ФСБ. Ну-ну. — Он поднял плащ. Увидев зажатый в безвольных пальцах пистолет с глушителем, присвистнул. — Вот какими мы пушечками теперь пользуемся. Раньше-то поскромнее были.

— Это все из-за вас, — сказала зло Вероника. — Ему были нужны вы.

— Знаю, — спокойно кивнул Марафонец. — Ясно, что не вы. С вас им взять нечего. Вы же все равно ничего не знаете.

— Да? А вот этот человек, Тель, думал иначе. Он едва не пристрелил меня.

— Это обычная перестраховка.

— Да мне-то какая разница! Пули все одинаковы.

— Это вы верно подметили.

Губы девушки скривились, и она вдруг с удивлением поняла, что сейчас заплачет. От боли и обиды. Марафонец, похоже, держал ее за дешевую куклу, которой даже объяснять ничего не надо, за набитую дуру, полную идиотку.

«Впрочем, — вспыхнула в мозгу трезвая, совершенно холодная мысль, — как тебя еще можно назвать? Поперлась с первым встречным, купилась на дешевые красные корочки. Да сейчас таких корочек на каждой улице навалом. На любом рынке за полтинник».

— Смотрите. — Марафонец приподнял пистолет и продемонстрировал его дрожащей женщине. — Да не бойтесь вы так, — добавил он. — Этот человек уже не опасен.

Вероника прикрыла вдруг округлившийся рот ладонью.

— Вы что, убили его? — спросила она.

— Да бог с вами! — Марафонец засмеялся чуть-чуть натянуто, но с некоторой долей веселья. — Вы, похоже, меня за мясника держите. Я не имею привычки убивать без причины. Тель придет в себя минут через двадцать — двадцать пять.

— Вы ведете себя так, будто ничего не произошло, — вновь окрысилась Вероника.

— А разве это не соответствует истине?

— Да ваш Тель чуть не убил меня!

— Не убил же, — философски заметил Марафонец. — Видите? — Он покрутил пистолет.

— Ну и что? Обычный пистолет, — сказала Вероника.

— Пистолет, — подтвердил, продолжая сидеть, Марафонец. — Совершенно верно. Только я вас не спрашивал, что это такое. И не такой уж он обычный.

— Что же в нем странного?

— Странно в нем то, что это «гюрза» — новейшее оружие. Разработано по заказу МВД и ФСБ.

— Ну и что?

— А то, что пистолетов этих — раз-два и обчелся. Гарантированно пробивает мягкие бронежилеты первого, второго и третьего класса защиты с расстояния более пятидесяти метров. Если вам это о чем-нибудь говорит.

Веронике это ни о чем не говорило.

— Ладно, я смотрю, вы в этом деле не очень тямкаете.

Вероника помялась.

— Может, мне выйти?

— Зачем? — спросил Марафонец, аккуратно положив пистолет к ногам неподвижного Теля.

— Ну как… Вы же переодеваться будете?

— С чего это вы взяли?

Марафонец перевернул «чистильщика» на живот, снял свисающую с ближайшего ведра мокрую тряпку и принялся стягивать руки убийцы за спиной.

— Ну… Все так делают.

— В кино так делают. В жизни редко. К тому же здесь, на втором этаже, я видел еще одного похожего парня. Может быть, он и в самом деле из спецслужбы, а если такой же «липовый» фээсбэшник, как и Тель? Среди вашего пестрого кагала в «свадебном наряде» я буду светиться, как три тополя на Плющихе. Если по залу разгуливает настоящий гэбист, то у него уже есть описание нашего приятеля. — Марафонец пнул безвольное тело коленом под зад. — Меня могут схватить, а я этого не хочу. Если же он убийца, то будет искать своего напарника. То есть опять же костюм, рубашечка, галстучек. Так что в джинсах сейчас безопаснее.

— А вы разве не знаете террористов в лицо? — спросила Вероника.

— Знаю, но не могу быть уверен, что Хорь не навербовал еще кого-нибудь.

Произнося этот монолог, Марафонец второй тряпкой замотал убийце рот и связал шнурки ботинок.

— Надо его допросить, — предложила Вероника.

— Что сделать?

— Допросить. Узнать, где бомбы.

— Вы думаете, он вам скажет? — Марафонец усмехнулся, затем еще раз и наконец расхохотался. Хохот этот оборвался так же резко, как и возник. — Честное слово, не понимаю, как вы так долго продержались в репортерax? Наверное, просто повезло. — Заметив, что девушка собирается ответить на резкость резкостью, он поднял руку. — Спокойно. Без шума. — И пояснил: — Этот человек ничего не скажет. А если и скажет, то какую-нибудь туфту. Но даже если он назовет вам места закладки бомб, вы что, броситесь проверять?

— Нет, сообщу в ФСБ, — чуть резче, чем ей хотелось, ответила Вероника.

— Да? И как же вы с ними свяжетесь?

— Позвоню.

— Кому? — с каким-то даже сожалением спросил Марафонец. Выражение его лица сейчас напоминало маску арлекина. Он словно заранее жалел о почившем в бозе. — Вы думаете, этот парень пришел сюда просто так, прогуляться? А пушку свою он нашел на улице или на толкучке купил за тридцать кусков? Родная моя, проснитесь, протрите глаза.

Девушка вдруг вспомнила о реальной фамилии в фальшивом удостоверении.

— Ну ладно, пусть не в ФСБ. В милицию. Устроит тебя милиция? — продолжала напирать Вероника.

— Нет, не устроит. На каком свете ты живешь? Послушай, это дело наверняка курирует ФСБ. Даю стопроцентную гарантию. Значит, все сведения приплывут опять-таки туда. Милиция не успеет даже носом повести, а мы оба уже будем лежать где-нибудь под лестницей с дырками в голове. Аккуратными такими дырочками.

Вероника промолчала.

* * *
Котов толкнул дверь, ведущую в монтажную студию. Двое сидящих внутри мужчин тут же обернулись. На лицах обоих застыло знакомое выражение раздраженного ожидания. Такое бывает у крайне занятых людей, когда их «достают».

— Это монтажная? — спросил Котов. Честно говоря, он представления не имел, как должно выглядеть место, в котором телевизионщики творят свои чудеса.

— Она и есть, — кивнул сидящий за огромным пультом молодой, но отчего-то седой уже парень в футболке и джинсах.

Вид его показался Котову не очень естественным: натянутая, напряженная спина, лежащие на ляжках ладони, деревянные ноги.

— Так, а Веронику Глебовну Полетаеву где я могу найти? — Котов продолжал стоять на пороге, периодически поворачивая голову и осматривая коридор.

— Это мы у вас должны спросить, — буркнул второй, худой нескладный парень.

— Не понял.

Котов узнал говорящего. Оператор, которого он сегодня видел на вокзале.

— Ничего странного, — вяло схамил седой.

— Ваш человек увел Нику несколько минут назад. Сказал, что ему надо с ней переговорить, — пояснил Миша. — Беклемешев, по-моему. Капитан.

— Понятно, — кивнул Котов. — Сидите здесь и никуда не выходите.

— По-моему, где-то я это уже слышал, — вздохнул седой.

Он наклонился вперед, поставил локти на колени и положил подбородок на раскрытые ладони. Взгляд его стал откровенно воловьим.

Котов прикрыл дверь, достал из кармана рацию и, щелкнув тумблером, произнес:

— «Первый» — всем. Доложить обстановку.

Эфир тут же ожил:

— «Второй», в общем зале чисто.

— «Третий», проверил студии, чисто.

— «Четвертый», осматриваю технические помещения. Ничего пока.

Проходящие мимо, кто с удивлением, а кто с интересом, разглядывали стоящего посреди коридора Котова.

— Ребята на вахте, что у вас?

— Ничего, товарищ майор, чисто. Разыскиваемый не появлялся. Полетаева — тоже.

Выходило, что и двойник Беклемешева, и Вероника где-то здесь, внутри здания. Котов сунул рацию в карман и пошел по коридору, читая надписи на дверях. Время от времени он останавливался, заглядывал в очередной кабинет, извинялся и шел дальше.

У Котова было одно преимущество: он знал Веронику Полетаеву в лицо, в то время как лже-Беклемешев его, Котова, знать не мог. Или мог?

Остановившись перед дверью с надписью «БЕЗ ИДЕЙ НЕ ВХОДИТЬ!», Котов постучал и нажал ручку.

* * *
В это время справа, метрах в десяти от него, из закутка вынырнули Вероника и Марафонец.

— Пожарный выход по коридору направо, — объясняла Вероника. — Но он, наверное, закрыт. Он все время закрыт. Не только сегодня. Сколько себя помню, столько он и закрыт.

— Ничего, это не страшно. Главное, что он есть. Ваша машина здесь? — спросил Марафонец.

— На стоянке, — ответила Вероника и поинтересовалась: — А откуда вы знаете, что у меня есть машина?

Марафонец неопределенно дернул головой.

— Вообще-то я о служебной говорил. А у вас есть еще и своя? Здорово. А вот я так и не скопил…

— Понятно.

— Видеокамера в машине?

— У меня нет видеокамеры.

— Это плохо, она может понадобиться. — Марафонец на секунду остановился, затем решительно потянул ее за руку. — А у этого… Эйзенштейна сутулого… Попросить нельзя?

— У Миши? Нет. Во-первых, он со своей камерой не расстается ни на секунду. Во-вторых, разве не вы сказали, что по этажу ходят убийцы? Значит, возвращаться нельзя.

— Да, верно, — сказал Марафонец и махнул рукой. — Ладно, черт с ней! Обойдемся как-нибудь без камеры.

Они свернули на пожарную лестницу и побежали вниз.

На первом этаже Вероника шагнула было к двери, ведущей в холл, но Марафонец остановил ее:

— Постойте-ка, туда нельзя. Нас ищут, и главный вход, само собой, перекрыт. Выйдем через запасную дверь, возьмем нужную машину и уедем, — говорил он абсолютно категоричным тоном, не допускающим возражений.

Вероника дернула плечом.

— Насколько я понимаю, вы взяли роль лидера на себя? Действуйте.

Марафонец толкнул дверь пожарного выхода. Глухо бряцнул в пазах замок, скрипнули петли.

— М-да… — разочарованно протянул Марафонец. — И правда, заперта.

— Я же предупреждала.

— Вы-то предупреждали, да я не слушал.

Марафонец огляделся, решительно стянул плащ, снял висящий на стене огнетушитель и, завернув его, словно в пеленку, что было сил саданул в армированное тонкой проволокой стекло, на котором моментально вспыхнуло мутное белое солнышко мелких трещин. Лучи протянулись вверх до алюминиевой рамы. Отдельные кусочки стекла повисли на проволоке.

— Постойте, этого нельзя делать!

— Конечно, можно.

Марафонец размахнулся еще шире и, вкладывая в удар всю силу, хакнул натужно, хрипло, словно концентрируя всю энергию удара в одной крохотной точке. Острая кромка огнетушителя врезалась в стекло, и то, не выдержав атаки, вылетело, мокрой тряпкой шлепнувшись на асфальт.

— Вот и все. — Марафонец поставил огнетушитель в угол и протянул плащ женщине. — Наденьте, прохладно сегодня.

— Нет, спасибо, — поблагодарила та. — Не хочу.

— Не волнуйтесь, не порежетесь, — заверил женщину Марафонец. — Такие стекла хороши тем, что от них почти никогда не бывает осколков. Позаботился добрый человек, спасибо ему.

Вероника усмехнулась.

— Все равно не хочу.

— Как знаете. Ну, тогда идемте, что ли? — Марафонец помог девушке выбраться, затем перелез сам. — Вот и все. Как думаете, — спросил он, — ваш шофер никуда не ушел?

— Кто его знает. — Девушка неопределенно шевельнула бровями. — Витька — кот: хочет — сидит на месте, хочет — уйдет. Ему от начальства влетает за это здорово, а он утрется и опять за свое.

— Да ну? — хмыкнул собеседник. — И до сих пор не уволили?

— Он водитель — ас. При необходимости в любую точку Москвы за десять минут домчать может.

Парочка свернула за угол и оказалась на обширной автомобильной стоянке. Рыжий «рафик» с белой полосой маячил неподалеку от ворот. Площадка оказалась забитой до отказа, поэтому Марафонец и Вероника могли идти не боясь. От наблюдателей Котова их скрывали три ряда глянцевых механических зверей.

— Вы, главное, не паникуйте, — увещевал Веронику Марафонец, пока они шагали к «рафику». — Даже если вас окликнут или еще что-нибудь, не пытайтесь бежать. Не нервничайте. Спокойно оборачивайтесь и делайте удивленное лицо: мол, ничего не знаю. А пока будут разбираться, что-нибудь придумаем.

— Спасибо, — усмехнулась Вероника, — но я предпочла бы обойтись без эксцессов. Мы же не кино снимаем.

— Вот именно. Не кино. Поэтому благородные стражи порядка для начала начистят нам физиономии, а уж потом будут разбираться, кто мы да откуда.

— Утешили, — хмыкнула женщина.

Они протиснулись между синей «пятеркой» и стареньким салатовым «Москвичом» и оказались возле «рафика». Виктор дремал на переднем сиденье. Когда Вероника открыла дверцу, он встрепенулся и посмотрел на беглецов красными спросонья глазами.

— Выспался?

— Твоими молитвами, мать.

— Тогда поехали, — скомандовала девушка.

— А Мишку ждать не будем?

— Мишка остался.

— Понятно.

Виктор завел двигатель, нажал на газ, и «рафик» неторопливо пополз к воротам. Поста здесь не было, и они беспрепятственно выкатились на улицу Королева.

— Ну и куда мы направляемся? — поинтересовался шофер.

Вероника повернулась к Марафонцу.

— Давайте, барин, заказывайте.

Тот пожал плечами.

— Не знаю.

Шофер то и дело поглядывал на них в зеркальце заднего вида. Наконец он не выдержал:

— Ребята, я, может, и похож на экстрасенса, но мысли читать не умею. Так что вы уж решайте поскорее…

— Слушайте, — нашлась Вероника. — Вы говорили, что Хорь… Или как его там?

— Правильно, Хорь.

— Вот. Короче, что Хорь собрал вас всех в одном месте.

— Ну да, — подтвердил Марафонец.

— Что это за место? Где оно находится? Вас же должны были оттуда увозить, привозить обратно. Не всю же неделю вы там сидели.

— Не всю, — согласился Марафонец. — Однако места я не знаю. Что-то похожее на пионерский лагерь.

— А название?

— Название, может, и было, но я его не видел. Старый такой пионерский лагерь. Довольно убогий. Туда, должно быть, года три уже никтоне наезжал. Все травой заросло.

— Но дорогу-то вы запомнили? Хотя бы направление? Куда ехала машина? На север, на запад, на восток, куда?

— Не знаю, — покачал головой Марафонец. — Нас везли в фургоне, мебельном, с закрытым кузовом.

— А кто сидел за рулем?

— Один из группы. Сперва это был Генерал. Потом Пастух. Но он не больно-то разговорчивый. Вообще большинство ребят, по-моему, жалели, что ввязались в это дело…

— Допустим, дороги ты не видел, но звуки-то, звуки ты слышал? — вмешался в разговор шофер. — Ну там гравийная дорога, асфальтовая, шум машин, оживленная трасса, не очень.

— Нет. — Марафонец покачал головой. — Не слышал. Они музыку заводили. Повороты я, конечно, чувствовал, и трясло временами, но шумы с улицы почти не доносились.

— Какая музыка? Напеть можете? — спросила Вероника, наклоняясь вперед.

— Что-то из классики, — нахмурился Марафонец. — Точно не скажу. По-моему, по телевизору как-то слышал. Сейчас. — Он посмотрел в потолок, пошевелил губами и попытался насвистеть мелодию.

— А, это в «Крепком орешке» было, — вспомнил шофер. — Точно, там я ее и слышал. Не то Шуберт, не то Шопен.

— Бетховен, — поправила Вероника. — «Пастораль». Хотя бы одну конечную точку назвать можете?

— Контора Рыбы, — быстро ответил Марафонец.

— Это тот, который оружием торгует? — уточнила Вероника.

— Он самый. Через него Хорь большую часть оружия достал.

— Вас везли из лагеря до конторы и обратно?

— Ну да, — кивнул Марафонец. — И все время в кузове.

— Понятно. А где находится эта контора?

— У станции метро «Китай-город». Объяснить на словах вряд ли сумею, но на карте показать — запросто.

— Отлично. — Вероника хлопнула в ладоши. — Виктор, давай ко мне домой, а потом к «Китай-городу».

— Понял, мать. Вот, уже дело. А то пойди туда — не знаю куда, принеси то — не знаю что. — Парень нажал на газ.

11.38

«Чистильщика» обнаружили через семь минут после того, как «рафик» выкатился за ворота телецентра. Вызвав Беклемешева, Котов приказал отвезти все еще не пришедшего в себя громилу в ФСБ и допросить по всей форме.

— Проверьте его на полиграфе, — приказал майор.

— А если откажется говорить?

— А если откажется говорить, используй пентотал натрия. Не до церемоний сейчас. Обязательно выясни, что он здесь забыл и кто его так уделал. И сразу ко мне.

— Понял, Александр Яковлевич.

— Действуй.

Котов стоял в главном зале четвертого канала, который как раз начали переоборудовать под штаб по чрезвычайному положению. Солдаты шустро таскали аппаратуру, оба выхода перекрыли омоновцы, так что посторонних не было и разговаривать оперативники могли, не понижая голоса. Всю правую половину огромного помещения занимал непосредственно штаб, левую — Котов с оперативной бригадой.

«Так проще, — мотивировал свое решение командующий операцией. — Да и связь держать легче».

На одной из стен уже висела гигантская карта Москвы и прилегающих к ней городков, сплошь утыканная разноцветными флажками, означающими местонахождение как целых дивизий, так и входящих в них полков, батальонов и других подразделений. Восемь солдат-связистов занимались только тем, что отмечали маршруты продвижения частей к окраинам города. Несведущему человеку могло показаться, что на Москву накатывает гигантское бензиновое пятно, отливающее всеми оттенками солнечного спектра. У Кольцевой дороги отдельные пестрые ручейки сливались в полноценные реки, а те, в свою очередь, в мощные яркие озера. Войска еще не вошли в город, но произойти это должно было в ближайшие двадцать минут.

Котов отвернулся.

Вторую стену полностью скрыли подробные топографические карты московских районов, сплошь исчерченные пунктирными линиями, обозначающими границы ответственности низовых подразделений МВД и поддерживающих их войсковых отделений. Синими флажками отмечались задействованные бомбоубежища, оранжевым, бордовым, алым и ярко-желтым — места дислокаций спецгрупп. У левой стены грандиозным монументом отечественной радиопромышленности фантастически быстро росли пирамиды передающей и принимающей аппаратуры. Часть панелей уже мерцала, гасли и снова вспыхивали пестрой, фальшиво-праздничной гирляндой многочисленные сенсоры, индикаторы и датчики. В самом дальнем углу была установлена многоканальная мини-АТС, подключенная к системе спутниковой связи. На ней замыкались телефонные звонки, поступающие в телецентр и уходящие из него. Переговоры полностью контролировались оперативниками ФСБ. В динамиках многочисленных раций то и дело раздавались голоса, диспетчеры принимали информацию, заносили ее в сводки, которые ложились на стол командующего операцией. Чрезвычайное положение было объявлено, информация о зараженных водохранилищах просочилась в экстренные выпуски новостей. Участковые начали обходить крупные предприятия, извещая директоров о порядке эвакуации. В соответствии с поступающими данными в маршруты передвижения войсковых подразделений вносились необходимые коррективы.

Котов, вздохнув, прошелся по залу. Его донимало ожидание. Необходимо было действовать, что-то предпринимать, отдавать приказы, думать, хитрить, играть с противником в «кошки-мышки». Пока же он мог только анализировать старые факты, крутить их, пытаться нанизать на стержень логики, как разноцветные кольца на основание детской пирамиды.

Подошедший оперативник положил на стол компьютерную распечатку, доложил коротко:

— Данные об угонах за последние трое суток. Как вы и просили. Я просмотрел. Указанных вами моделей практически нет.

— Что значит «практически нет»? — вскинулся было Котов, но тут же осадил себя. Ярость, раздражение и злость — дурные советчики. — Запомни раз и навсегда: угоны либо есть, либо нет. «Практически нет» здесь не годится.

— Извините, товарищ майор.

— Что там?

Оперативник развернул список.

— Вот. Вчера оголец катался на папиной «тройке»; а тот, не разобравшись, заявил об угоне. Машина найдена, оголец задержан. И позавчера «шестерка». Машину, как и в предыдущем случае, нашли в течение полусуток. Больше ничего подходящего.

Котов присел за стол, придвинул список, принялся внимательно его просматривать.

— Ясно, — сказал разочарованно. — Свяжись с поисковой группой, осматривающей мосты. Узнай, есть ли новости.

— Хорошо, — кивнул оперативник.

— И вот еще что. — Майор перелистал списки кандидатов в террористы, пометил три фамилии. — Скажи ребятам, пусть в первую очередь проверят этих троих.

— Хорошо, Александр Яковлевич.

— Товарищ майор, вас просит командующий операцией, — обратился подошедший лейтенант-десантник.

— Иду.

Котов поднялся, пересек невидимую линию, отделявшую «штаб» от «оперативной части».

— Разрешите? — спросил он, останавливаясь у длинного стола, за которым почти в полном составе собрались участники утреннего совещания.

Прибавились новые лица, это майор заметил. На дальнем конце устроились полковник-спецназовец, пара штатских, видимо, из службы безопасности Президента, генерал-общевойсковик, представители ВВС и инженерных войск.

— Присаживайтесь, майор, — пригласил командующий. — Давайте-ка согласуем план действий. Новая информация о террористах есть?

Котов в двух словах обрисовал ситуацию, отдельно упомянув о задержанном террористе.

— Сейчас его допрашивают, — закончил он.

— Хорошо, — удовлетворенно кивнул командующий. — Что с эвакуацией?

— Можно начинать, — сообщил общевойсковик. — Правда, дивизия из Рязани еще не подошла, но мы задействуем десантный полк, базирующийся в Сокольниках. Справимся. Рязанцы потребуются позже, при оцеплении и блокаде. Имеет смысл сперва эвакуировать крупные предприятия. На них сосредоточена половина жителей города. Метро уже остановлено. Сейчас тоннели обследуются досмотровыми командами на предмет обнаружения случайно оставшихся пассажиров. Основные шоссе, ведущие из города, перекрыты. Кольцевая дорога блокирована. Соответствующие группы сосредоточены на вокзалах, в аэропортах и речных портах. Ждем вашей команды.

— Хорошо. За какое время реально провести эвакуацию?

— Часа за три-четыре. Но нам необходима поддержка воздушных патрулей для выявления оставшихся групп и отдельных лиц.

Командующий посмотрел на представителя ВВС.

Тот кивнул:

— Мы готовы поднять в воздух два вертолетных полка. Мне кажется, нужно привлечь малую гражданскую авиацию. Кроме того, было бы целесообразно использовать Тушинский аэродром в качестве дозаправочной точки. Необходимо завезти топливо.

— Хорошо, я отдам соответствующие указания. Что со спецкомандами?

Полковник-спецназовец откашлялся.

— Мы подготовили пять независимых групп, по десять человек каждая. Они начнут действовать, как только поступит приказ. Но сперва неплохо бы узнать, где скрываются террористы и хотя бы приблизительно их численность и вооружение.

— Это задача ФСБ. — Командующий вновь стрельнул взглядом в Котова. — Вам ясно, майор?

— Так точно, — скучно вздохнул Котов.

— Отлично. По имеющимся данным, вероятен подрыв Кремля. Служба охраны что-нибудь предпринимает по этому поводу?

— Мы усилили патрули на территории, — ответил один из штатских. — Пока все.

— Необходимо подготовить к эвакуации запасники, — распорядился командующий. — И немедленно — слышите, немедленно! — эвакуировать Президента.

— Президент уже отбыл в Барвиху. Там достаточно сильная охрана, — сообщил второй штатский. — Решение об эвакуации Президент примет, как только выяснятся намерения террористов и места закладки фугасов.

— Тем не менее подготовьте к вывозу кремлевские запасники. Далее. В ближайший час необходимо спланировать схему размещения армейских блокпостов, отработать систему позывных, организовать подвоз горячей пищи и питьевой воды, — продолжал командующий.

Котов вздохнул еще раз.

— Разрешите, товарищ командующий?

— Слушаем вас, майор.

— Нужно поднять в воздух самолет, оснащенный фото- и видеоаппаратурой. Мы установим на нем мощные телеобъективы и сможем наблюдать за передвижениями всех групп. Если же террористы обнаружат себя, нам не составит труда определить их местонахождение. Кроме того, нужно установить на борту дублирующую аппаратуру перехвата и пеленгации сотовой телефонной связи. На всякий случай.

— Дельная мысль. — Командующий вновь повернулся к представителю ВВС. — Отметьте у себя этот пункт как приоритетный.

— Есть.

— Товарищ командующий, — Котов поднял взгляд, — разрешите идти? По-моему, есть новые данные.

— Да, идите. Обо всей поступающей информации докладывать немедленно!

— Так точно.

Майор поднялся, отвернулся от стола, и на лице его тотчас же отразилось облегчение. Во время совещания он чувствовал себя не в своей тарелке. Ему было неимоверно скучно. Если командующий и разбирался в оперативной работе, то лишь поверхностно, а Котов не выносил общения с дилетантами. Понятно, что командующий зарабатывал свои чины и погоны, вовсе не рыская по улицам в поисках грабителей и убийц, и потому им тяжело было бы понять друг друга. Сейчас люди, собравшиеся за столом, начнут намекать, наталкивать командующего на нужные решения, и тот с восторгом станет высказывать свои «гениальные» соображения. Скучно. Скучно и тошно.

В это время у дверей возник шум. Дюжий омоновец, сдерживая натиск тщедушного старика, сжимал крепкими пальцами плечи «гостя», а тот бился, словно рыба, попавшая в сеть.

— Пустите! — вопил старик. — Пустите меня, вы, животное!

Котов торопливо подошел к оцеплению. Сейчас майор чувствовал себя на месте.

— Пропустите, — скомандовал он солдату.

Тот разжал хватку, и человечек буквально осыпался вниз. Впрочем, знакомство с оперативником не убавило его пыла. Маленький, со смешным ватным пушком, сквозь который проглядывал розовый блестящий череп, необычайно взволнованный, он напоминал бойцового петуха. Такой же жилистый, шустрый. Едва почувствовав себя свободным, человечек налетел на майора грудью.

— Вы понимаете, что делаете?! — орал он, активно размахивая сухонькой стариковской ручкой. — Понимаете вы?!

Котов кивнул:

— Разумеется. Я работаю.

— Правильно! Вы работаете! Вы работаете!!! Но вы не даете работать нам! Почему из-за вашей работы должны страдать другие?!

— До сих пор я не заметил среди ваших сотрудников особо страдающих. — Котов улыбнулся. — Не сочтите за труд, приведите хотя бы одного.

— Слушайте, бросьте передергивать, молодой человек! — окрысился старикан. — Вы еще пешком под стол ходили, когда я пришел в «Останкино»! Слышите, вы?! Пешком под стол! Вы не имеете права скрывать от людей подобные новости!

— Какие «подобные»? — посуровел майор. — О ядерных фугасах? А знаете, что случится, когда на улицы разом выбегут девять миллионов насмерть перепуганных людей? Представляете вы, что начнется, когда эти девять миллионов кинутся штурмовать вокзалы и аэропорты? Я расскажу вам. Начнется давка, которая быстро, очень быстро перерастет в панику. Люди станут убивать друг друга, и число жертв будет исчисляться не сотнями — нет! — и даже не тысячами, а десятками, сотнями тысяч! И все потому, что некий поборник всеобщей информированности, в данном случае вы, вовремя подаст новость в эфир. Указ Президента я уже зачитывал, но, если вы чего-то недослышали, могу прочесть еще раз. Специально для вас. Через тридцать минут в город войдут войска, начнется эвакуация граждан. И я не позволю вам поднимать панику. Слышите? Скажу больше. Вы будете делать то, что я прикажу. Никаких новостей, ничего. Можете в нейтральных тонах запустить историю о взрыве аммонитовых зарядов, повлекшем за собой разрушение Курского вокзала, но перед тем, как она пойдет в эфир, я хотел бы просмотреть материал.

— Вы обыкновенный тоталитарный чурбан! — возопил режиссер, вздымая руки к потолку, будто молил господа бога о том, чтобы на голову Котова обрушилась кара небесная. Однако гром и молния не ударили, Котов не пал грудой пепла к ногам возбужденного старичка. И тот ни с того ни с сего стих. — Я профессионал. И что же мне прикажете делать? У нас уже целая передача смонтирована.

— Передачи не будет. Можете считать это приказом. Нарушите — отправитесь за решетку. Об этом я позабочусь. А в вашем возрасте отсидки не очень хорошо отражаются на здоровье. Так что мой вам совет: прежде чем пустить передачу в эфир, принесите кассету ко мне, я ее просмотрю. Без моей резолюции не выйдет ни одна передача.

— Это политическая цензура, — прошипел старик, прищуриваясь. Из бойцового петуха он превратился в беззубую змею.

Котов усмехнулся.

— Называйте это как угодно, мне наплевать. — Совершенно невежливо он повернулся к старику спиной и кивнул стоящему у двери оперативнику. — Проводите товарища.

Тот легко ухватил старика за плечи и вывел за дверь.

* * *
Оказавшись под Трубной площадью, Генерал вновь вытащил из кармана переговорное устройство и набрал код.

Рация откликнулась моментально:

— «Осень», слушаю.

— «Москва-один», мы у второго маяка.

— Превосходно, вы в графике, — откликнулся Шептун. — Далее связь на маяках либо в случае непредвиденных задержек. Отбой, парни.

Сейчас находиться в эфире было небезопасно. Конечно, вероятность засечения подобных радиопереговоров крайне мала, плюс к тому они использовали скремблер, превращающий человеческую речь в набор невразумительных звуков: шипение, бульканье, что-то абсолютно абстрактное, — и все же лучше не рисковать.

Они двинулись по узкому водостоку в сторону Театрального проезда. Подземный ход тянулся не точно под Неглинной улицей, а под домами, периодически уходя в сторону водозаборных колодцев. Изредка им попадались решетки. Серые пятна света падали на бетонный пол и ржавые стальные ступени, ведущие наверх. В такие моменты шум города доносился отчетливее. Ревели машины, разговаривали люди, однако голоса их не распадались на отдельные слова и фразы, а сливались в общий гул.

Генерал не любил освещенных мест. Освещенные места отбирали у них основное преимущество — невидимость. В темноте боевиков не смог бы увидеть никто. Их приборы ночного видения — отличные американские «М972» — не имели активных элементов и не улавливались другими приборами. При столкновении с противником, оснащенным отечественными приборами, боевики имели бы значительное превосходство.

Они прошли метров триста, когда чуть впереди послышался странный клацающий звук. Кто-то открывал чугунную крышку колодца. Группа остановилась. Гулко разбивались об пол капли воды, падающие с потолка. К этому монотонному биению примешивался чей-то голос. Сперва глухой и размытый, он быстро обретал конкретность, четкие формы.

— Зараза, — недовольно бубнил кто-то. — Теперь ищи здесь, ползай. Гады! Вечно чем-нибудь да недовольны. Все им не так. То горячая вода им слишком горячая, то холодная чересчур холодная. То вообще никакой воды.

— Не ворчи, — громко и весело ответил второй голос.

Генерал моментально опустился на колено, выставив перед собой бесшумный «вал». Стоящий за ним Леденец тоже поднял оружие и чуть пригнулся, открывая обзор остальным. Дофин и Ватикан застыли неподвижно. Шедшие последними Айсберг и Белоснежка развернулись на сто восемьдесят градусов, прикрывая спину.

Прильнув к кирпичной стене, Бегемот судорожно прижал автомат к груди, оглянулся на Чубчика, спросил едва слышным шепотом:

— Что?

Тот приложил палец к губам: «Молчи».

Группа замерла. В очках ночного видения мир приобрел изумрудный оттенок: стены с налипшей на них слизью, мусор в дренажных канавах, влажный потолок, на котором конденсировались капли испарившейся раньше воды, и светло-желтое, почти белое пятно света впереди. На мгновение его заслонила чья-то тень, затем человек отступил в темноту. Следом за ним вниз спрыгнул второй с металлическим чемоданчиком в руке. Зажегся тусклый лучик дохлого двухбатареечного фонарика.

— У тебя еще светит? А у меня уже несколько дней батарейки сели. Хотел купить, да забыл как-то, — сообщил молодой голос.

— Вот же гадство! — продолжал ворчать первый, занятый исключительно собственными горестями. — Думал, с утра быстренько все сделаем да часиков в десять домой уйду. А вместо этого три часа по г… таскаюсь, да неизвестно еще, во сколько закончим. Вот ты мне скажи, чего бы им трубы не поменять?..

* * *
Парочка стала удаляться в противоположном от группы направлении. Не произнося ни слова, Генерал поднес запястье к глазам и посмотрел на часы. Без десяти двенадцать. Они выбились из графика.

«Какого дьявола! — подумал вдруг Генерал. — Откуда здесь, в водозаборнике, трубы? А может быть, дело вовсе не в трубах?»

Он представил себе, как сейчас по широкому кольцу спускаются такие вот пары. Ныряют в темноту колодцев, чтобы двинуться навстречу друг другу и сойтись в какой-то конкретной точке с единственной целью: перехватить и уничтожить группу террористов.

Решение пришло само собой: убрать этих двоих. Операция не может состояться, пока перекрыта нейтральная линия. Если же странная пара — не оперативники ФСБ, их смерть не будет иметь никакого значения.

Генерал поднял руку вверх, разжал пальцы, обратив ладонь к потолку, затем снова сжал кулак и, выставив указательный палец, два раза ткнул в сторону ушедших. Это означало — «ликвидация». Он повернулся и ткнул пальцем в грудь Бегемоту. Жестом объяснил: «Берешь левого».

Тог сглотнул, покачал головой, прошептал:

— Нет, я не могу.

— Можешь! — Генерал ткнул толстяка кулаком под ребра, и тот выдохнул со всхлипом. — Можешь, падла. Делай! Теперь перестраиваться некогда. Давай. Убей врага, или я убью тебя!

Все это он произнес одними губами, почти беззвучно.

Толстяк обреченно поднял автомат. Ружейный ремень, соскользнувший вниз с округлого плеча, сухо звякнул кольцом замка.

* * *
Сантехник помоложе оглянулся, напряженно всматриваясь в темноту, и спросил напарника:

— Слыхал, Макарыч?

— Крысы небось, — для порядка пояснил тот.

Молодой покачал головой.

— Нет, вроде бы не крысы. Похоже, железо звякнуло. Посвети-ка.

— Нечего время терять! И так три часа по этому г… шатаемся! Еще за каждой крысой гоняться буду…

Молодой вздохнул. Звук был очень специфичным. Так звякает замок, прикрепляющий ремень к автомату или винтовке. Но откуда здесь взяться человеку с оружием?

* * *
Генерал задержал дыхание, выцеливая жертву с таким расчетом, чтобы пуля вошла в голову чуть повыше бровей. Аккуратно и плавно он потянул спусковой крючок.

Бегемот, перед тем как выстрелить, сдвинул флажок предохранителя вниз. Сухой щелчок прокатился под сводами тоннеля. Был он тихим, но окружающая пустота усилила его, подчеркнула звук клацнувшего механизма.

Макарыч пропустил этот звук, не обратил внимания, но молодой сантехник моментально втянул голову в плечи. Выстрелов он не услышал, только лязгнули затворы, выбрасывая стреляные гильзы. Сутулого старика вдруг резко и сильно швырнуло вперед, и молодой, сгибаясь еще ниже, успел увидеть черные брызги, вылетающие из головы Макарыча и повисающие на бетоне. В следующую секунду он почувствовал, как что-то обожгло голову, содрав клочья кожи с затылка, ткнулось раскаленным штырем в шею и прошило правое плечо под самой ключицей. Пуля «вала» пробила его тело насквозь, ударилась в стену и с визгом срикошетила, высекая из бетона град крохотных осколков. Молодой повалился лицом вперед, в грязь, в гниющую жижу, в дерьмо. Он чувствовал, как кровь заливает лицо, а по телу растекается оглушающая волна боли.

Генерал в бешенстве повернулся к стоящему рядом толстяку.

— Эй ты, жирдяй! Я разве не говорил, чтобы ты не ставил автомат на предохранитель, урод? Ты, падла, чуть нам все дело не запорол. А если бы этот молодой ушел, поднял тревогу?

— Я же попал в него, — слегка растерянно ответил Бегемот. — Все ведь в порядке.

— Твое счастье, что попал. Считай — повезло. Промахнулся бы, я б тебя в порошок растер.

Лицо Генерала перекосила ярость, а надвинутые на глаза очки ночного видения придавали ему жуткий, футуристический вид. Бегемот попятился, но за спиной была бетонная стена. Он лишь прижался к ней лопатками и поплотнее стиснул автомат. Страшно.

Генерал сжал кулак и вздернул руку, словно намереваясь ударить Бегемота в лицо, но застыл. Затем медленно выдохнул.

— Еще раз ты облажаешься, ж…а, и я тебя убью. — На сей раз голос его прозвучал абсолютно спокойно. — А теперь иди и добей этого придурка.

Бегемот стоял молча, глядя себе под ноги.

— Ты что, Бегемот, не слышал? Иди и добей раненого. Сделай свою работу.

— Ладно, Генерал, кончай, — вступился за толстяка Леденец. — Ты же видишь, он и так сейчас в обморок упадет. Если надо, я могу это сделать.

— Я сказал: Бегемот! — не обращая внимания на Леденца, повторил Генерал. — Иди и добей! Бегом!

— Ты, правда, отстал бы от него, Генерал, — буркнул вяло Дофин. — Он же выстрелил. Мы и так выбились из графика. А если еще Бегемот в обморок хлопнется…

— Тогда я его пристрелю, — отрезал Генерал. — Бегемот, я жду!

— Эй, Генерал, кончай! — жестче сказал Леденец. — Я сам добью его.

— Увянь. Тебя сейчас никто не спрашивает. Это наше дело. Бегемот! — Генерал поднял автомат. — Или ты пойдешь, или я стреляю. Считаю до трех!

— Генерал! — Леденец протиснулся между Генералом и толстяком. — Поговори со мной, Генерал!

— Ребята, кончайте вы, — пробасил, оглядываясь, Айсберг.

— Точно, — вступил в разговор Ватикан. — Не хватало еще, чтобы мы перестреляли друг друга.

— Ладно, — тихо сказал Бегемот.

Леденец повернулся к нему лицом.

— Стой на месте!

— Не надо. — Бегемот медленно, пошатываясь, побрел к двум распростертым телам.

Генерал наблюдал за ним с плохо скрываемым торжеством.

Вот толстяк поравнялся с раненым, остановился, помедлил секунду, и тотчас его настиг насмешливый выкрик:

— Давай! Докажи, что у тебя в штанах кое-что есть! Мужик ты или тряпка? Давай!

Бегемот приставил ствол автомата к голове раненого, зажмурился, отвернулся и резко нажал на курок.

— Молодец, — похвалил Генерал. — Ты не такой безнадежный тормоз, каким кажешься. Ко мне!

Толстяк молча пошел к группе, а Генерал достал из кармана переговорное устройство.

— «Осень», я — «Москва-один». У нас ЧП.

Рация тут же ожила:

— Я — «Осень». Что у тебя?

— Два двухсотых.

— Кто такие? — озабоченно отозвался Шептун.

— Не знаю. Может быть, технические службы — сантехники или водопроводчики. А может, фээсбэшники.

— Ты уверен, что оба двухсотые? — спросил Шептун.

— Пять пуль. — Генерал вздохнул. — Послушай милицейские каналы. Если что-нибудь подозрительное, сразу передай нам.

— Хорошо, «Москва-один», договорились.

— Все, отбой, «Осень». Направляемся к третьему маяку. — Генерал отключил переговорное устройство, оглянулся на стоящих за спиной боевиков. — Пошли, у нас мало времени.

Они двинулись вперед, равнодушно переступив через распростертые в грязи тела. Перешагивая через мертвого старика, идущий позади Айсберг протянул руку и коснулся пальцем капли крови, застывшей на шершавой стенке, растер ее между пальцами и усмехнулся. Ему нравилось происходящее. Он попал именно в то месиво, которое любил, — боевые действия. Не вооруженная вылазка с целью устроить шум, а настоящее диверсионное задание. Громила топал вперед, и на губах его играла блаженная улыбка.

12.02

— Так, — начала Вероника, вынимая из кофра диктофон. — Ты мне рассказал, как попал к Хорю. А что произошло с этим… Рыбой?

— С Рыбой? Я же говорил уже. — Марафонец глянул в сторону водителя и, поймав встречный взгляд в зеркальце заднего вида, повернулся: — Сигаретку дай?

— Чего? — переспросил тот.

— Сигаретку, говорю, дай.

— А-а… — Водитель протянул мятую пачку «L&M».

Марафонец закурил, затянулся, словно вместе с дымом заглатывал воспоминания, выдохнул.

— Мы убили Рыбу. И охранников его убили тоже. Это было совсем не сложно, — начал он.

— Одну минуточку. — Вероника подняла диктофон повыше, нажала клавишу записи. Глазок индикатора вспыхнул веселым красным огоньком. — Теперь рассказывай.

— А без этого никак? — спросил он. — Не хотелось бы светиться прежде времени.

— А ты прежде времени и не будешь светиться, — пообещала Вероника. — Даю слово.

— Ну ладно. — Марафонец вздохнул, задумался на секунду, припоминая, и начал рассказывать…

3 сентября, четверг, 07.10
Все приготовления были закончены, и Рыба упивался так легко обретенной свободой. Торговец смертью уже свыкся с мыслью о кардинальной перемене жизни. Жаль только, что этого не случилось раньше, когда он был молод и полон сил. Впрочем, у него еще все впереди. Не так уж он и стар. Лишь недавно полтинник разменял.

Билеты на рейс авиакомпании «Дельта» Москва — Нью-Йорк — отлет пятого утром, первый класс, шампанское, обед, хорошенькие приветливые стюардессы — вместе с новым паспортом лежали дома, в потайном сейфе. Деньги через ряд оффшорных компаний переведены в надежные американские и европейские банки. Рыба оставил всего двадцать тысяч долларов на непредвиденные дорожные расходы. Недвижимость в живописнейших уголках земного шара оперативно переоформлена на «нового» владельца, почтенного бизнесмена с кристально чистой репутацией Антона Олеговича Лебедева. Антиквариат, мебелишка, картины, иконки, книги распроданы. Отличная четырехкомнатная квартира в Щукино подарена бывшей жене.

Осталось только передать дело «крестнику» — верткому головастому парню Алику, обладателю мягкого голоса и питбулевской хватки.

Собственно, все «дело» — компромат на подавляющее большинство сильных мира сего — уместилось на двенадцати CD-ROM дисках. Они лежали в сейфе, который Рыба абонировал в одном очень большом и очень уважаемом банке. Ключ от банка он и вез Алику.

Обо всем этом торговец оружием думал, сидя на заднем сиденье шикарного «Мерседеса», летящего по бульварному кольцу. С двух сторон его рыхлое тело сдавливали гранитными плечами двое «горилл». Третий сидел за рулем.

Когда «Мерседес» свернул с Покровки в Подколокольный переулок, Рыба повернулся к одному из охранников.

— Не забудьте, завтра в восемь банкет.

— Мы помним, — промычал тот. — Все будет в порядке, Лев Макарович.

— Антон Олегович. Сколько можно напоминать! — Коротышка улыбнулся и произнес еще раз, смакуя: — Антон Олегович Лебедев.

— Хорошо, Антон Олегович, — послушно поправился «горилла».

— Вот. Так лучше. Гораздо, гораздо лучше.

«Мерседес» промчался по Подколокольному переулку и, вылетев на Солянку, сбросил скорость. Салон «Маргарита», официальное прикрытие Рыбы, располагался именно здесь, на первом этаже кирпичного «сталинского» дома. Площадка оказалась практически пустой, если не считать старенького «Москвича», у заднего колеса которого возились двое. Первый — с вытянутым лошадиным лицом — типичный «шляпа»: в береточке, профессорских пластмассовых очечках и длинном дешевеньком плащике — растерянно переминался с ноги на ногу, театрально заламывал руки и время от времени блеял жалобно, по-козлиному: «И что же мне теперь делать?» Второй — рыжий, словно подсолнух, задорный работяга в промасленной спецовке — объяснял громко, тыча пальцем под днище машины:

— Говорю тебе, отец, твоей колымаге самое место в могиле.

— Но, может быть, можно что-нибудь сделать? — продолжал канючить «шляпа».

— Говорю тебе, в могиле! — жестко «нарезал интеллигента ломтями» трудяга.

Рыба улыбнулся. Профи законно «доит лоха». Такая, видать, у лохов судьба. Их «доят», а они кивают и говорят «спасибо».

«Горилла», сидящий справа, внимательно наблюдая за препирающейся парой, открыл дверцу и выбрался на тротуар. В этот момент из дверей компьютерного магазинчика, метрах в трех позади «Мерседеса», вышел неприметный, внешне абсолютно заурядный мужчина, одетый в дешевую китайскую куртку и джинсы. Правая рука его была спрятана за отворот куртки, в левой лежала граната «Ф-1» с выдернутым уже кольцом. Быстро шагнув к стоящему на тротуаре охраннику Рыбы, мужчина вытащил из-под полы пистолет с глушителем и, приставив ствол к затылку «гориллы», нажал на курок. Тихий хлопок потонул в громком гуле оживленной улицы. Мертвого охранника швырнуло на переднюю дверцу. Деловито и быстро, прежде чем двое оставшихся «горилл» успели хоть что-нибудь предпринять, мужчина швырнул ребристый чугунный шарик в салон «Мерседеса», захлопнул дверцу, повернулся и неторопливо зашагал в противоположную сторону. Взрыв прозвучал приглушенно. Брызнули перламутрово-голубые осколки пуленепробиваемого триплекса. Передняя дверь машины распахнулась, и из нее вывалился рваный в клочья, окровавленный, воющий кусок мяса — все, что осталось от водителя.

В руках у «шляпы» и «работяги», словно по волшебству, появились «валы». Короткая беззвучная очередь прошила водителя насквозь. Тот перевернулся и затих. Убийцы метнулись к машине и принялись опустошать обоймы, поливая изуродованный окровавленный салон «Мерседеса» свинцом.

Сделав дело, оба спрятали оружие под одеждой и как ни в чем не бывало быстро зашагали прочь. В Подколокольном переулке их ждал фургон «ГАЗ».

* * *
— Ты выстрелил ему в затылок? — спросила Вероника. — И тебе не было его жаль?

— Выстрелил. И мне совершенно не было его жаль. Ни капли. Этот охранник делал свою работу, а я — свою. Когда человек занимается охраной такого опасного лица, он должен быть готов к тому, что в один прекрасный день ему придется умереть. А еще он должен постоянно помнить об опасности. Тогда у него будет гораздо больше шансов выжить, — пояснил Марафонец. — Этот парень отвлекся. Квалификация телохранителя, как известно, определяется не шириной плеч и не накачанностью мускулатуры.

— Но ведь и тебя могли убить.

— Могли, — согласился Марафонец. — Если бы этот парень оказался профессиональнее. Я же говорил: каждый из нас делал свою работу. Он — свою, я — свою.

Постепенно он перестал стесняться диктофона, сидел, курил, глядя при этом куда-то в сторону. Словно неинтересно ему, надоело все хуже горькой редьки: и Вероника, и Хорь, и террористы, и весь этот винегрет. В какой-то момент девушка почувствовала, что он куда старше ее. Марафонец был глубоким стариком по сравнению с ней: он играл в другие игры, более опасные, более жестокие, он выворачивался наизнанку, когда она бегала со своей камерой по городу. И даже те опасности, которым она подвергалась и которыми, честно говоря, гордилась в глубине души, были пустяком, если подумать о том, что довелось пережить ему. Сама того не желая, Вероника почувствовала уважение к Марафонцу.

— Но если Рыба все равно уезжал, зачем было его убивать?

— Зачем? — Марафонец повернулся и поискал, обо что бы затушить сигарету.

— Давай, — шофер протянул руку.

Марафонец отдал окурок, ответил отстраненно и в то же время предельно буднично:

— Ну, во-первых, отъезд Рыбы не снимал вопроса полностью. Оставались еще охранники. Во-вторых, его все равно нашли бы. У нас очень мощные службы безопасности, поверьте. Там, в отличие от общепринятого мнения, вовсе не дураки сидят. Эти люди способны найти кого угодно и где угодно. А Рыба очень многое видел.

— Видел вас?

— Нет, не так. На нас скорее всего Хорю плевать. Даже если кто-то из группы попадет в лапы ФСБ, Хоря мы не знаем все равно и поэтому не можем его выдать. Я думаю, что и Рыба, и эти «гориллы» видели Хоря лично. Он же проверял ящики и отдавал плату.

— Да, об этом я не подумала, — согласилась Вероника.

Марафонец посмотрел в окно, за которым быстро проплывал Ленинградский проспект. Справа мелькнул стадион «Динамо», затем длинная вереница коммерческих ларьков. Они миновали МАДИ, завод «Скорость», подкатили к «Соколу», а он все сидел и молчал.

Вероника первая нарушила паузу:

— Это сложно?

— Что именно? — не понял Марафонец.

— Убивать людей сложно? Вас не мучает совесть? — Женщина чуть не стукнула сама себя по голове. Вопрос получился ужасающе бестактным, глупым, как раз в духе репортерских «бомб», вернее, пшикалок, претендующих на столь громкое звание. Лапша на уши обывателю.

— Почитайте Достоевского. «Преступление и наказание». Там хорошо написано, трудно или нет убить другого человека. — Тон Марафонца стал холодным. — С одной стороны, убить человека просто. Тут все дело в привычке. Я делал это раньше. У меня не бывает приступов рвоты и ночных кошмаров. Что же касается угрызений совести… Не знаю, не могу ничего сказать. А эти «бультерьеры», рано или поздно, все равно закончили бы с пулей в голове. Не мы, так Рыба убил бы их. Для него они свидетели — хуже не придумаешь. Так что в покойники их можно было записывать заранее.

— Кто вел машину? — быстро спросила Вероника.

— Фургон? Генерал.

— Но если вы все понимали, что Хорю на вас плевать, то почему сам Хорь не боялся, что кто-нибудь из группы отвезет остальных на Лубянку? Тот же Генерал, например.

— Потому что Хорь — умный. Он понимает, что никто этого не сделает.

— Да почему?

— Да потому. Ну отвез бы нас Генерал, и что дальше? Хоря сдать никто не может, как ни бейся. И потом, на одной чаше весов — гражданский долг, а на другой — деньги. Сумма, которую ни один из нас не смог бы заработать за целую жизнь! Гражданский долг? Не смешите меня. Государство выкинуло этих людей на улицу, вытерло о них ноги, плюнуло им в лицо. Они ничего не умеют, кроме как взрывать, драться, резать, стрелять. Убивать, одним словом. Куда их завел бы ваш хваленый гражданский долг? На нары?

— Вас амнистировали бы, — пылко возразила Вероника.

— Спасибо. И что дальше? Снова в нищету, в голодуху? — Марафонец резко повернулся к водителю. — Дай еще сигаретку. Что-то я завелся.

— Держи, — протянул тот пачку.

Марафонец закурил, стряхнул пепел в ладонь, подумал, добавил немного спокойнее:

— Если Хорь останется на свободе, то он любого из нас рано или поздно достанет. Как говорится, из двух зол выбирают меньшее. Я думаю, что все, абсолютно все его боятся. Генерал не исключение.

— Ты тоже боишься? — спросила Вероника.

— Да, — серьезно ответил Марафонец, глядя девушке в глаза, — я тоже. Мы все — профессионалы и знаем цену профессионализму. А уж Хорь-то — профессионал, поверь мне. Подумай сама, разве дилетант смог бы так все провернуть?

— Наверное, ты прав.

— Не наверное, а точно, — возразил собеседник.

— Ладно, — пробормотала Вероника. — Будем считать, что у тебя не было другого выхода. Однако ты ушел.

— Я ушел.

— Почему?

— Потому что понял одну вещь, которую пока не поняли остальные.

— Совесть, — утвердительно кивнула девушка.

— Да что ты, как юная пионерка? Со-о-весть. Если бы прошел до конца, меня совесть не замучила бы. Их не замучает тоже.

— Что же тогда?

— На этот вопрос я отвечу, когда все закончится. Договорились?

— Смотри не забудь. — Вероника выключила диктофон.

— Не волнуйся, я никогда ничего не забываю, — заверил Марафонец.

В салоне повисло молчание.

— Подъезжаем, ребята, — громко сообщил Виктор. — Смотри-ка, машин как мало.

— Может быть, уже объявлено чрезвычайное положение? — предположила девушка.

— Может быть. Вон, гляди…

На Ленинградском шоссе, у «Макдональдса», разворачивались три БТРа. За ними вытянулась длинная — конца-края не видать — колонна военных грузовиков. Справа, во втором ряду, ползла такая же длинная вереница бронемашин. Издалека доносился рев танковых двигателей.

— Началось, — прошептала Вероника.

Машина свернула с Ленинградского шоссе на Фестивальную.

— Рыба был очень осторожным, — вдруг произнес Марафонец. Его чрезвычайное положение, похоже, не волновало совершенно.

— Это вы к чему? — не поняла Вероника.

— К тому, что если бы он не был осторожным, то не продержался бы так долго на плаву. Как правило, торговлей оружием занимаются либо непосредственно силовые ведомства, либо «крутые». — Марафонец подумал секунду. — А Рыба не был ни тем, ни другим. Может быть, в прошлом, но пальцы веером не держал.

— И что?

Марафонец закусил нижнюю губу, словно раздумывая, затем медленно произнес:

— Судите сами, чем Хорь мог расплатиться за такую партию оружия: амуниция, переговорные устройства, пистолеты, автоматы, гранатометы, взрывчатка?

Девушка смотрела на него, а он ждал ответа.

— Не деньгами, — наконец произнесла Вероника.

— Разумеется, не деньгами. Но чем тогда? — продолжал Марафонец.

— Информацией, — предположила девушка.

— Конечно. — Марафонец кивнул. — Данными, которые имелись у ФСБ или МВД на торговца оружием по прозвищу Рыба. Плюс, возможно, новыми документами. Рыбе такой альянс выгоден. Денег у него наверняка и без того куры не клюют, не первый год он этим занимается. По всему видно, дело поставлено широко. Значит, остается досье. Получив досье, Рыба перестает существовать для органов. Будто ластиком стерли. Раз — и нет человека.

— Так, — Вероника кивнула, — дальше?

— А дальше вот что. — Марафонец помассировал висок, размышляя. — Положим, вы — торговец оружием. У вас есть все основания не доверять мне, может быть, даже бояться меня. А для меня прямая выгода убрать вас как лишнего свидетеля. Наверняка Хорь просчитывал свои действия заранее, и Рыба не мог не предполагать худшего исхода.

— Да, — кивнула Вероника.

— Я прихожу к вам и передаю папку. — Марафонец протянул женщине руку, словно сжимая в ней нечто невидимое.

Вероника впилась взглядом в его крепкую ладонь со стесанными, набитыми костяшками пальцев, задубевшую, сильную. Потом перевела взгляд на лицо собеседника. Догадка была простой, как все гениальное.

— Отпечатки пальцев, — сказала она. — Отпечатки пальцев на папке, конверте или что уж он там передавал.

— Совершенно верно, — кивнул Марафонец. — Он не мог отдать папку в перчатках. Рыба тут же заподозрил бы неладное и скорее всего предпринял бы собственные меры предосторожности. Скрылся бы, испарился, и тогда весь план Хоря пошел бы коту под хвост. Это и есть та самая тонкая нить. Хорь нашими руками убрал и Рыбу, и его подручных. Всех, кто мог его опознать. Он превращается в некую эфемерную фигуру. В лицо его не знает никто, по голосу опознать тоже невозможно. Остается только папка.

— Может быть, Хорь ее забрал? — предположила Вероника.

— Вряд ли, — не согласился Марафонец. — Рыба умен и осторожен. Наверняка он потрудился припрятать папку в надежное место. Если бы Хорь решил его сдать, то Рыба, в свою очередь, имел бы возможность сдать Хоря. Нужно найти папку, и тогда мы узнаем, кто этот человек. И у меня появится лишний козырь. С нашей подачи ФСБ получит Хоря тепленьким. А зная, кто он, им легко будет вычислить и все остальное.

— Правильно. — Вероника тряхнула головой. — Кстати, ты сказал о списке. Прозвища.

— Да, я набросал. — Марафонец вытащил из кармана сложенный лист и протянул женщине. — Но учти, ты мне пообещала, что в этом расследовании займешь мою сторону. Я хочу, чтобы ты осветила мое дело максимально беспристрастно. Договорились?

— Договорились, — кивнула Вероника. — Надо будет позвонить в ФСБ.

— Кому? Этого нельзя делать, пока не выяснится, кто скрывается под прозвищем Хорь, — встрепенулся Марафонец. — Ты не можешь знать, на кого нарвешься. А вдруг на самого Хоря? Что, если он — сотрудник ФСБ?

— У нас есть какой-нибудь иной выход? Чем раньше мы передадим информацию в ФСБ, тем легче будет спецслужбам обезвредить террористов.

— Нет, — упорствовал Марафонец. — Этого нельзя делать ни в коем случае.

— Но мы обязаны что-то делать!

— Мы и делаем. Ловим Хоря. Не так уж и мало.

— А как быть со списком?

— Не знаю. Придумаем что-нибудь.

— Может быть, позвонить на Петровку?

— Зачем?

— Убийством Рыбы наверняка занимался МУР. Если досье у них, то необходимо сообщить им об отпечатках пальцев. Пусть проверяют, крутят.

— Вряд ли они станут этим заниматься.

— Это уж точно, — поддержал Марафонца шофер. — Им сейчас не до тебя. У них головной боли, как у собак нерезаных. Носятся там с высунутыми языками.

— Но попробовать-то можно? — упрямо заявила Вероника.

— Попробовать можно, — согласился Марафонец. — Как говорил незабвенныйЛаврентий Павлович: «Попытка не пытка».

«Рафик» въехал во двор, обогнул желтый кирпичный дом и притулился у второго подъезда.

Вероника кивнула попутчику.

— Посиди здесь. Я быстро.

Она выскочила из машины, нырнула в подъездные двери. За столом консьержки вместо Анны Иннокентьевны сидел пропитого вида парень и читал «Спорт-экспресс». Услышав шаги, он оторвался от чтения, поднял на Веронику мутный взгляд и тут же снова уронил голову, будто тяжело ему было держать ее, одрябли, видно, проспиртованные мышцы.

Вероника вошла в лифт, нажала кнопку, дверцы с каннибальским лязгом захлопнулись, и кабинка пошла вверх.

* * *
Ровно в двенадцать ноль-ноль войска вошли в Москву. По широким проспектам катили танки и БТРы, за ними тянулись длинные колонны «ЗиЛов» и «Уралов», в которых тряслись угрюмые молчаливые солдаты. Техника сворачивала на боковые магистрали, расползалась по районам, блокируя сектор за сектором. Поднятые по тревоге силы МВД прочесывали улицы, милиционеры обходили дома, предупреждая граждан о немедленной эвакуации, сообщали точки сбора, улицы и номера домов, стадионы, военкоматы, здания театров, возле которых выстраивались колонны грузовиков, автобусов, машин «Скорой помощи» и пожарных.

Таманская дивизия перекрывала участок от проспекта Маршала Жукова до Ленинского. Участок от Ленинского до Каширки взяла на себя Кантемировская дивизия. От Каширки до шоссе Энтузиастов — дивизия имени Дзержинского. От шоссе Энтузиастов до Ярославского шоссе — десантный полк из Сокольников. От Ярославского до Коровинского — Псковская десантная дивизия. И замыкали круг полки внутренних войск из Истры и Клина.

Два десятка вертолетов, прибывших из Кубинки, дозаправлялись на Тушинском аэродроме. Им предстояло осуществлять воздушное патрулирование совместно с вертолетным отрядом «Аэрофлота» и спасательными вертолетами МЧС. Здесь же собрались пять штурмовых групп, состоящих в основном из бойцов специального назначения и офицеров-десантников.

Территорию внутри Садового кольца очищали силы спецназа, ОМОНа и СОБРа. Их присутствие здесь вызывало меньше вопросов, чем тяжелая техника и войска.

План, предложенный Котовым, начал осуществляться, причем делалось все быстро и достаточно жестко. Несколько вертолетов гражданской авиации уже барражировали в небе, патрулируя окраины. К часу пятнадцати в объединенный штаб по чрезвычайному положению начали поступать первые рапорты: «Январь-первый» закончил эвакуацию к тринадцати пятнадцати, «Январь-второй» закончил эвакуацию к тринадцати пятнадцати, «Январь-третий» заканчивал эвакуацию к тринадцати шестнадцати. Сектор «Январь» охватывал Митино и Новотушино с прилегающими к ним Пенягино и Новобратцевским, Братцево, Алешкино и непосредственно Тушино между рекой Сходней и Химкинским водохранилищем. Войска и силы охраны правопорядка действовали четко и оперативно. Людям позволяли собрать только самое необходимое на сутки отсутствия: запас еды, средства личной гигиены, деньги, малогабаритные ценные вещи. При глобальности и быстроте осуществления эвакуации каждое место в грузовике значило очень много.

Сложностей возникло очень много, гораздо больше, чем казалось на первый взгляд. Пришлось срочно перенаправлять железнодорожные составы, идущие в Москву. Разумеется, ни о каком прибытии иногородних и речи быть не могло. Так же обстояло дело и с воздушным транспортом. Самолеты на подлете к Москве разворачивались и уходили в другие города, куда позволял дотянуть запас топлива. Чрезвычайное положение в Москве затронуло несколько достаточно крупных регионов. Единственным функционирующим аэропортом в черте Подмосковья оставался военный Чкаловский. С него должен был отбыть Президент, если в ближайшие пять часов ситуация кардинально не переменится к лучшему. В течение пятидесяти минут самолет номер один должен прибыть в Петербург, откуда Президент сможет контролировать происходящее. Сейчас во Внуково-2 готовили сразу три самолета. Делалось это исключительно для отвода глаз, поскольку командующий операцией, вняв доводам аналитиков ФСБ, не исключал версию создания критической ситуации с целью устранения Президента. Может быть, злоумышленникам каким-то образом удалось заминировать и правительственный аэропорт.

В лесопарковых массивах — в Тимирязевском, в Сокольниках, в Измайлово, на Лосином острове — сосредоточились САПР: бульдозеры, тягачи, трелевщики, краны. Куча техники, которая, безусловно, понадобится в случае ядерного взрыва. Во всех пригородных аэропортах спешно заправляли топливом самолеты. Рейсы, запланированные на ночные часы, отменялись. Часть населения эвакуировали за черту города на прогулочных теплоходах из Северного и Южного речных портов. Автобусные парки работали в авральном режиме. Людей вывозили в пионерские лагеря, пансионаты, совхозы. Представителей зарубежных стран отправляли в ведомственные дома отдыха. Эвакуация девятимиллионного мегаполиса была лишь вопросом времени, а времени-то как раз оставалось очень мало.

Спецкоманды заканчивали прочесывание опустевших веток метрополитена на предмет наличия психопатов, вздумавших побродить по рельсам. Дежурные оставались на станциях, но лишь для того, чтобы выпустить персонал, а затем самим подняться на поверхность. Поезда, еще находившиеся на ветках, уплывали в депо, где застывали неподвижные, сонные, словно приглашающие пассажиров прокатиться открытыми настежь дверями.

Командующий операцией благодарил бога за то, что террористы запланировали свою акцию на будний день. Без малого шестьдесят процентов населения было сосредоточено на предприятиях, что стократ облегчало работу военным и МВД. Эвакуация протекала на редкость слаженно и быстро. Проблема оказалась бы по-настоящему неразрешимой, случись все в выходные или в праздник. Разгуливающих по улицам задерживали кордоны, отправляя на сборные пункты. Некоторых грузили в машины прямо на месте, у пикетов, и увозили за город. Таким образом, более трети москвичей не знали, где находятся их семьи. Им оставалось только надеяться на то, что жена с ребенком или престарелые родители вывезены, как и они сами, что с ними ничего не случилось.

* * *
Войдя в телевизионный зал, Беклемешев застал Котова беседующим с одним из оперативников. Тот держал в руках целый ворох бумаг — папки, компьютерные распечатки, кипу телеграмм. Они разговаривали тихо, словно отстраняясь ото всех. У входа толпились телевизионщики. Их было много, и они, конечно же, уже знали о введении чрезвычайного положения. Нет в мире более любопытных людей, чем работники средств массовой информации.

Беклемешев удивился тому, насколько значительно и быстро преобразился зал. В углу появился громадный телеэкран, перед стойками с радиоаппаратурой и компьютерами стоял здоровый прозрачный планшет, по которому быстро перемещались разноцветные огоньки. Компьютерщики колдовали над своими «умными машинами». Штаб по чрезвычайному положению уже собрался, и от этого Беклемешев почувствовал себя неуверенно. Котов же абсолютно игнорировал присутствие «звездного» общества. Он занимался делом. Оперативник докладывал, а майор внимательно слушал, периодически кивал, переспрашивал, уточнял, рылся в бумагах.

Заметив Беклемешева, Котов взмахнул рукой:

— Зиновий, иди сюда. Есть интересные новости.

— У меня тоже кое-что есть, — ответил капитан. — Мы закончили допрос задержанного.

— Шустро. Долго упорствовал?

— Да нет, раскололся сразу.

— Странно. С чего бы это? — недоверчиво хмыкнул Котов.

— Он говорит, что ему все равно. Сказал: «Ребята меня вытащат».

— Да? Он в этом уверен?

— Абсолютно. Идеально спокойный сукин сын.

— Ладно, давай выкладывай, что он напел.

— Группа состоит из пятнадцати человек, включая Хоря. Раньше было шестнадцать, но один ушел. Сбежал.

— Вот как?

— Да. Имен назвать не может, зато дал прозвища. Мы пропустили их через компьютер. Кое-кто есть в нашей картотеке. — Беклемешев протянул толстую папку. — Здесь вся информация по этим людям. Но самого главного — Хоря — он не знает.

— Что-нибудь удалось установить?

— В нашей картотеке такого нет. Задержанный сказал, что никто Хоря в лицо не видел. Переговоры с ними велись через модем. Можно переловить всех террористов до единого, но опознать Хоря никто из них не сумеет. Получается, что здесь мы не продвинулись ни на шаг.

— Вы использовали полиграф?

— Конечно.

— А результат?

— Он говорит правду. Кстати, его прозвище Тель. Снайпер. Это он стрелял по вагонам. Из винтовки Драгунова, бронебойно-зажигательными патронами. Ты оказался прав.

— Дифирамбы друг другу потом будем петь. Дальше.

— Бомбы действительно заложены, все пятнадцать. Закладка производилась в течение одного дня пятью группами.

— Он знает где?

— Только три своих, — вздохнул Беклемешев.

— Да не тяни, Зиновий.

— Первый — в трубе водосброса Курчатовского института. Труба начинается от берега Москва-реки, рядом с перекрестком улицы Рогова и Живописной, и тянется под землей до самого института. Второй… Ты мне не поверишь, Саш.

— Приварен к парапету Большого Каменного моста. Третий — на Большом Москворецком, — закончил Котов.

— Откуда ты знаешь? — удивился Беклемешев.

— Мы их нашли. Эти ребята огородили фугасы заборчиками и написали: «Идут строительные работы». С поста у Боровицких ворот ничего не видно, а подошедшему патрулю предъявили липовые бумаги и сказали, что проводят исследование основания для ремонта мостов. Рядом ведь Крымский ремонтируют. Солдатики и купились. Ладно, это все лирика. Он знает что-нибудь об устройстве фугасов?

— Практически ничего. Стальной цилиндр, восемьдесят сантиметров в длину и около сорока в диаметре. Боеголовки мин закреплены внутри. Это все.

— Кто занимался минами? В смысле — разработкой?

— Двое боевиков. Бегемот и Близнец. Ни на первого, ни на второго в картотеке никакой информации. Я так думаю, что они не спецы. Возможно, инженеры-электронщики или конструкторы одного из КБ, занимающихся разработкой мин, бомб, снарядов.

— Кто-нибудь отрабатывает эту версию? — спросил Котов, пробегая глазами список.

— Да, я отрядил двоих ребят. Они шерстят всех. Как только что-нибудь появится, сразу сообщат.

— Угу. Марафонец? Марафонец сбежал? — вдруг воскликнул Котов. — Это точно?

— Так сказал Тель.

— Странно. Солдат, привыкший подчиняться приказам, и сбежал?

— Может быть, в нем совесть заговорила? — предположил Беклемешев.

— Да? Ну, может быть, может быть. Как фугасы ставятся на боевой взвод, он, конечно, тоже не знает?

— Нет, это-то как раз знает. Тут ничего сложного. Видимо, под кожухом находятся пейджеры. Передается какое-нибудь сообщение, пейджер срабатывает, бомба взводится. Выключается посредством набора специального кода. Там есть клавиатура.

— Коды ему известны? — прищурился Котов.

— Нет, — покачал головой Беклемешев. — И он не врет.

— А полиграф ошибиться не мог? У этого парня ведь отличные нервы должны быть.

— Не врет, Саш. На тестах реакция — десять на десять.

— Ясно.

— Я приказал выставить оцепление и направить к местам закладки бригады по разминированию.

— Даже не думай.

— Почему?

— Ты еще не понял, зачем террористы заложили бомбу на вокзале?

Беклемешев нахмурился.

— А как, по-твоему?

— Первая бомба — точная копия всех остальных. Они предупредили нас: не лезьте внутрь, взорветесь. Им ведь эти ядерные фейерверки нужны не больше, чем нам. Стоит первой бомбе сработать, и их песенка спета. Ясно как божий день.

— Думаешь, саперы не сладят с фугасами?

— Думаю, нет. Во всяком случае я бы не советовал им лезть под кожух. Парни с вокзала уже попробовали. Террористы — очень хитрые сукины дети. Очень. Особенно их главарь. Кстати, насчет мин. Ты не поручил специалистам просчитать детальные последствия взрывов?

— Обязательно. Сразу же. Вот их выводы: то, что рухнут все ближайшие мосты, и так ясно; обязательное разрушение тоннеля метро; практически до основания будет разрушена Кремлевская стена и некоторые здания, находящиеся на территории Кремля — Оружейная палата, Алмазный фонд и Кремлевский дворец. Кремлевский комплекс практически полностью попадает в зону полных разрушений. Глубина завалов местами будет достигать пяти-шести метров. Вот заключение. — Беклемешев добавил к лежащей на столе стопке еще три листа.

Котов вздохнул.

— Сколько писанины! Монблан. Эверест. Джомолунгма. На неделю чтива. Не меньше. Стало быть, наш клиент кодов не знает?

— Нет.

— Плохо.

— Думаю, что их не знают и остальные члены группы. Только главарь.

— Вряд ли, — покачал головой Котов. — На месте главаря логичнее было бы сообщить коды еще кому-нибудь и довести это до нашего сведения.

— Зачем?

— Тогда мы не рискнули бы брать их штурмом. Дорожили бы носителем кодов. Понимаешь?

— Понимаю. — Беклемешев взял список, просмотрел. — Он не звонил?

— Нет. Но позвонит еще. Должен позвонить, чтобы объяснить условия получения выкупа.

— Только когда это будет…

— Ну, им-то некуда торопиться. Время работает на них.

— Знаешь, что я думаю, Саш? — сказал капитан тихо.

— Ну?

— Надо отдать им деньги, и пусть катятся к едрене матери. В конце концов, их можно будет выследить и потом.

— Слушай, друг ситный, а зачем этот парень вообще сюда приходил?

— Искать Марафонца.

— А Марафонец тут при чем?

— Наш знакомец сказал, что Марафонец у Курского вокзала познакомился с Полетаевой и ему приказали убить их обоих. Для этого и пришел.

— А как планировал возвращаться? Где он встречается с группой?

— В девятнадцать ноль-ноль он должен был подойти к ресторану «Савой», там его и подобрали бы.

— Значит, к девятнадцати.

— Да, больше он ничего не знает.

— Значит, так, Зиновий. Предположим, ты — Хорь, затеял такую операцию, а один из твоих боевиков в самый ответственный момент шуганулся в кусты. Что ты будешь делать?

Беклемешев на секунду задумался, а затем ответил:

— Дело. Плевать мне на этого дурака. Ну разве что нос к носу с ним столкнусь.

— Правильно. Но только не в том случае, когда беглецу известно что-то, что может сорвать все дело. Так?

— Да, наверное.

— Нет, Зиновий, «наверное» здесь не годится. Хорь — профессионал. Он прислал сюда убийцу, чтобы убрать Марафонца и Полетаеву. Это во время такой-то операции! Есть определенный риск, что боевика возьмут и вытянут из него всю имеющуюся информацию. Чем оправдываются такие действия?

— Он убирает свидетелей, — протянул капитан.

— Верно. Я думаю, Марафонец знает что-то такое, чего не должны узнать мы. И Хорь боится, что Марафонец расскажет это ЧТО-ТО Полетаевой. Точнее, уже рассказал. Возможно даже, это что-то выводит на самого Хоря. Смекаешь? Отсюда вывод: мы должны во что бы то ни стало разыскать Марафонца.

— Но как это сделать?

— Просто. Марафонец никому не верит. Он уцепился за Полетаеву в расчете на шумиху. Шум для него — спасение. Хорь наверняка именно на этом его и поймал. Вернее, попытался. Найди Полетаеву — найдешь и Марафонца. Тем более что Полетаеву нам все равно найти надо. Она источник информации. Знает о фугасах. Может быть, она еще в телецентре, но скорее всего нет. Надо узнать, есть ли у Полетаевой машина. Если есть — получить на нее данные. Если нет — проверить, все ли служебные машины на месте, уточнить, какие отсутствуют, и сообщить на блокпосты. Пусть задержат. Только чтобы без всяких выкрутасов, спокойно.

— Понял, товарищ майор, — кивнул Беклемешев, поднимаясь.

— Кстати, Зиновий, этот наш подопечный не рассказывал ничего о базе террористов? Где-то же их должны были держать. Совещались они, план разрабатывали, в конце концов, мины со склада куда-то отвозили.

— Он говорит, что их держали на территории то ли детского сада, то ли пионерского лагеря, то ли санатория. Дороги не помнит. Говорит: возили в закрытом кузове, звуки глушили музыкой. А у него, как назло, ни слуха, ни голоса. Помнит только, что классика. Попытался насвистеть, так ты бы слышал! У наших уши повяли. А всю классику ему ставить — пять лет возиться будем. Беда, одним словом.

— Ясно. Тогда так. Отправь своих орлов обследовать трубу. Пусть поищут фугас, а если найдут, распорядись выставить вторую линию оцепления. Данные по машинам — это два. Третье — посади троих-четверых ребят, чтобы нашу террористическую команду как следует прошерстили. Общие связи, друзья, может быть, кто с кем в командировке был или учился вместе. Словом, все. Обязательно пусть проверят, бывал ли кто-нибудь из них на ограбленных складах…

— Хорошо, Саш. А ты что будешь делать?

Котов кивнул в сторону «штабистов»:

— Сейчас вон к ним на доклад пойду. А потом займусь каналами поступления оружия. Есть интересные данные. Кстати, ты, как закончишь, подгребай. Вместе подумаем.

— Хорошо.

Беклемешев направился к операторам-компьютерщикам, а Котов собрал сводки, заключения и шагнул через «оперативно-штабную» границу.

— Товарищ командующий, есть новые данные о террористической группе…

13.20

Под Рождественкой группа пересекла Кузнецкий мост. Боевики приблизились к нужной точке вплотную и остановились. Здесь тоннель сужался, делая поворот и понижаясь на семьдесят сантиметров. Вода с ревом обрушивалась с гигантский ступеньки, ударяясь в кирпичную стену. Под влиянием времени и воды кладка расшаталась. Наверняка ее ремонтировали, и даже не раз, но только в тех местах, где протечка была наиболее реальной. Выше же кирпичи крошились и крошились, пока не образовалась небольшая трещина. С годами трещина росла и теперь была толщиной в руку. Мало того, постепенно движущиеся кирпичи разорвали жестяную стенку вентиляционного колодца, спускающегося вниз на тридцать пять метров и выходящего в тоннель метрополитена между станциями «Лубянка» и «Охотный ряд». Несколько лет назад команда диггеров обнаружила дыру и сообщила о ней в надлежащие организации. Сигнал был принят, но для капитального ремонта стены пришлось бы полностью перекрыть отток воды по одной из самых крупных магистралей водозаборника, что, в свою очередь, вызвало бы затопление нескольких улиц старого центра. Вода, попав в фундаменты дореволюционных построек, вызвала бы гниение деревянных балок и, как следствие, разрушение части подвальных помещений и деформацию строений в целом. Словом, задача оказалась непосильной. Тем более что с финансами, как известно… Департамент инженерных городских служб расщедрился на очередной косметический ремонт, от которого через полгода не осталось и следа. А расширить проход было делом двух часов.

Теперь боевики стояли возле темнеющей в стене дыры диаметром около метра.

Генерал вытащил рацию, набрал код и отрапортовал коротко:

— Последний маяк.

Шептун откликнулся тут же:

— Все идет по плану, ребята. Тоннели пусты. Досмотровые группы ушли. Ток отключен. Осталось аварийное освещение. Действуйте. Ни пуха ни пера!

— К черту! — ответил Генерал.

Он медленно повернулся на месте, осмотрел стоящих за спиной боевиков. Они были серьезны. Каждый понимал: третий маяк — грань, на которой еще можно сказать «нет». Скорее всего придется умереть, но это будет свободный выбор свободного человека. Дальше — все.

— Ну что, пошли? — Генерал вдруг улыбнулся. Широко, белозубо, обаятельно. — Бегемот, ты пойдешь вторым. Если застрянешь, не вздумай кричать. Просто подай знак, мы поможем. Усвоил?

— Да, — кивнул тот.

— Дальше спускаемся в таком порядке: Леденец, Чубчик, Ватикан, Дофин, Белоснежка. Айсберг, ты — замыкающий.

— Понял, — хмыкнул громила.

— Все, пошли.

Кольцо для карабина было закреплено заранее. Пристегнув тонкий нейлоновый трос, Генерал нырнул в черный провал. Выждав полминуты, следом за ним, пыхтя, полез Бегемот. Глухо стукнулся о жестяную стену колодца автомат. Остальные терпеливо ждали своей очереди.

Спуск продолжался от силы пятнадцать секунд. Теперь Генерал оказался еще на тридцать метров ниже водостока. Он остановился, когда подошвы бутсов уперлись в хлипкую решетку. Не особенно таясь, Генерал поднял ногу и резко ударил по решетке каблуком. Спиленные болты переломились пополам, и решетка, кувыркаясь, полетела вниз, зазвенела на бетонных шпалах. Генерал осторожно соскользнул по тросу еще на пару метров и осмотрелся. Перегон «Лубянка» — «Охотный ряд». Они почти у цели. Оставалось совсем чуть-чуть. Немного усилий, и весь мир падет к их ногам. Боевик спрыгнул на рельсы, быстро отступил к стене и поднял автомат. Если кто-нибудь появится…

Через несколько секунд из колодца вывалился Бегемот. Потный, взволнованный, жалкий. Толстяк отошел в сторону, стянул бронежилет.

— Надень, — коротко приказал Генерал. — Быстро!

— Так нет же никого, — отдуваясь, немного удивленно пробормотал Бегемот.

— Когда придут, будет поздно. Надевай!

— Хорошо. — Толстяк принялся натягивать тяжеленный «коммандос».

Один за другим боевики спрыгивали на рельсы, отбегали, освобождая проход остальным. Последним, отчаянно матерясь, спустился Айсберг. Сей трюк требовал от гиганта акробатической ловкости.

Когда вся группа оказалась в метротоннеле, Генерал скомандовал:

— Дофин, ампулы, живо! Каждый заботится о себе сам. Три минуты на все.

«Лошадиная морда» вытащил из кармана коробочку, в которой стеклянноголовыми солдатиками выстроились ампулы с метедрином. Из личных аптечек боевики доставали пластиковые шприцы. Дофин выдавал каждому по ампуле, и они, отойдя в сторону, набирали жидкость для инъекции.

Чубчик, перетягивая предплечье ремнем, пробормотал тихо:

— Эх, с детства уколы не люблю!

Генерал закончил первым, отшвырнул использованный шприц, оглянулся и тотчас же вскинулся:

— Бегемот, ты что делаешь, раззява?

Толстяк, никогда в жизни не делавший уколов, старательно загонял иглу под кожу.

— Дай, — подошла к нему Белоснежка, уже получившая свою дозу стимулятора. — Смотри, это делается вот так.

Она перетянула Бегемоту предплечье, пошлепала прохладными пальцами по локтю, проверила, наполнена ли препаратом игла, и ловко ввела ее в вену.

Бегемот благодарно кивнул, сообщил вполголоса:

— Я вообще не понимаю, зачем все это нужно.

— Работа слишком большая. Без стимулятора свалишься через час, а нам еще тридцать метров вверх по тросу карабкаться, — ответила Белоснежка, бросила опустевший шприц на пол, сказала громко: — Готовы!

— Все. — Генерал уже был на ногах. — Белоснежка — вправо, Айсберг — влево. Держаться в пределах прямой видимости. В случае тревоги шум не поднимать, сами услышим. Вперед.

Снайперша растворилась в темноте, Айсберг потрусил по шпалам в противоположную сторону.

Генерал стянул с головы очки ночного видения. Остальные последовали его примеру. Аварийное освещение было тусклым, но для работы вполне достаточным.

— За мной, — кивнул Генерал.

Группа двинулась по тоннелю к станции «Лубянка».

Метрах в двадцати от шахты колодца, на правой стороне тоннельного кольца, восковым маркером был нарисован специальный знак: стрелочка, указывающая вниз. Чуть дальше, через пару метров еще одна — копия первой.

— Здесь, — сказал Генерал, останавливаясь. — Леденец, тащи оборудование.

Лысый «ротвейлер» снял с плеча автомат, поставил к стене и быстрым шагом двинулся еще дальше по тоннелю. Метрах в пяти от того места, где стояли боевики, начиналась аварийная ветка — бетонный аппендикс, предназначенный для отвода поездов в экстренных случаях, своеобразный отстойник, заросший грязью почти на полметра. Оказавшись в тупичке в первый раз, Генерал, признаться, очень удивился. Он даже предположить не мог, откуда в метро столько хлама: старые ватники, ветошь, какие-то тряпки. Однако ему и его группе этот мусор пригодился.

Подсвечивая себе фонарем, Леденец принялся разгребать хлам, с ловкостью фокусника извлекая из него взрывчатку, упакованную в пластиковый пакет, коробку с детонаторами и детонирующим шнуром, два аккумулятора, буры, чемоданчик со стетоскопом — все необходимое для работы.

Генерал посмотрел на часы.

— На все про все у нас три часа. Взялись!

13.47

Здесь все было пыльным: и тусклое, цвета старого серебра небо, подернувшееся над горизонтом серой городской дымкой, и бесформенно растекшийся желток солнца, не греющего почти, а только так, делающего вид, и неожиданно высокие стройные сосны с махровой бурой хвоей и такими же бурыми стволами, и песочного цвета трава, и ржавые камни, и даже цепочка солдат, тянущаяся от асфальтовой дороги до дурно пахнущей, густо-грязной Москвы-реки. Правда, сосново-березовый подлесок, застывшая черная река и такой же черный Строгинский затон создавали ощущение близости хоть и странной, но все же живой природы. Солдаты, не знавшие о бомбах, весело болтали, некоторые даже покуривали втихаря, травили азартно байки, так же азартно и молодо ржали, «забив» на служебное положение, а заодно и на вялое, как свежевыстиранное белье, покрикивание лоховатого прапорщика:

— Разговорчики там!

Прапорщик был низеньким, ушастым, похожим на сову, спросонья угодившую под сенокосилку.

Двое оперативников Котова, выбравшись из желтых «Жигулей», саркастически осмотрели открывшуюся их взорам картину.

Первый — молодой, симпатичный, с внешностью Пирса Броснана — усмехнулся.

— Ну и как тебе?

Второй, постарше, мрачно сплюнул на пыльный асфальт.

— Дундуки, прости господи!

Молодой хмыкнул весело.

— А чего ты хотел, Дед? Это ведь для тебя тревога, а для них так, пшик. У срочников таких тревог по три на дню.

— Все равно дундуки, — все тем же покойницким тоном ответствовал Дед. — А-армия. Таких увидишь, и воевать-то расхочется.

— Вот-вот. Сразу понимаешь, что, несмотря на все старания народа, жизнь прекрасна и удивительна, — закончил молодой, не переставая скалиться, — хотя наш ржавый бронепоезд все еще стоит на запасном пути.

Дед посмотрел на него неодобрительно.

— Тоже мне, остряк-самоучка. — Он еще раз осмотрел уползавшую на горку асфальтовую дорогу, мертвые дома, лениво шевелящие хвоей деревья и вздохнул. — Ну пошли, что ли, Жванецкий?

Прапорщик уже заметил парочку в штатском и заторопился навстречу, по-журавлиному подпрыгивая на ходу и смешно размахивая тоненькими ручками-тростинками. Оперативники вышли на пустынную дорогу, и солдаты в оцеплении вдруг разом преобразились, ухватившись за болтающиеся стволами вниз «АКМ», прищурились настороженно, поджали губы. А прапорщик пер через оцепление, мешковатый, нескладный аника-воин. На подходе он вытянулся, прищелкнув каблуками, отклячил тощий зад и звенящим мальчишеским голосом отрапортовал:

— Здравия желаю! Прапорщик Афанасьев! — И улыбнулся едва ли не радостно.

— Кому? — могильным тоном поинтересовался Дед.

— Что «кому»? — растерялся совенок. Глаза его от непонимания сделались огромными, будто озеро Байкал, а уши нервно задвигались вперед-назад.

— Кому здравия-то желаешь?

— Так это… Нам сообщили, что должны приехать двое товарищей из… — Удивление на лице прапорщика сменилось вдруг угрожающей насупленностью. — А ну, предъявите документы! — с вызовом потребовал он, хватаясь за кобуру.

— Дошло наконец, — обрадовался молодой. — Поздравляю.

— Документы! — продолжал требовать совенок, судорожно пытаясь расстегнуть клапан и ухватиться за ребристую холодную рукоять «Макарова».

— Вот наши документы. — Оба оперативника продемонстрировали красные корочки. — Давно оцепление выставили?

— Так с полчаса уже стоим, — все больше теряясь, промямлил прапорщик. — Как распоряжение поступило, так мы, значит, и стоим.

— Происшествия были?

— Никак нет, не было.

— Хорошо.

В небе появился «Ми-8», тяжело проурчал над домами, завис на несколько секунд, словно огромный майский жук, затем качнулся и боком ушел в сторону Строгино. Оперативники проводили его взглядом и вновь повернулись к собеседнику.

— Труба-то где? — поинтересовался Дед.

— Внизу, — торопливо принялся объяснять военный. — Во-он там выходит из склона.

— Ясно, — кивнул удовлетворенно молодой. — Ну пошли, проводишь.

Миновав оцепление, оперативники зашагали вниз. За ними тянулся густой шлейф коричневато-серой пыли. Прапорщик морщился, однако, делать нечего, поспешал следом. Спустившись по жесткой ломкой траве к заросшему вонючей тиной берегу, пара сразу же увидела трубу, достаточно широкую для того, чтобы в нее в полный рост мог войти высокий мужчина. Из трубы все еще текла вода — бурный теплый поток, парящий на прохладном воздухе. Он с гулом вливался в широкий ручей, на дне которого грациозно полоскались длинные водоросли.

— Черт! — беззлобно, но не без досады, воскликнул молодой. — Знать бы, сапоги б резиновые надел.

— Пошли-пошли, — подбодрил его напарник. — Фонарь у тебя? Хорошо.

Они шагнули в воду и медленно побрели в темноту. Стоящий у трубы прапорщик с облегчением перевел дух. Он, как и все прочие граждане страны, не доверял комитетчикам и даже немного побаивался их.

Прапорщик только собрался в обратный путь, как из влажного полумрака вновь появился старший.

— Слышь, герой, учти: вокруг трубы — десятиметровая зона. Ближе никому не подходить.

— А мы и не… — начал было прапорщик.

Но оперативник остановил его движением руки.

— Кругом и шагом марш! А замечу кого, отвечать придется и виновному, и тебе как непосредственному начальнику. Все, свободен.

— Есть! — четко кашлянул совенок и развернулся на сто восемьдесят градусов.

— Умница, — буркнул похоронно оперативник и снова скрылся в трубе, быстро догоняя напарника.

Тот стоял перед выломанной с корнем решеткой. Сама решетка валялась в потоке, остались только дужки, к которым раньше крепилось заграждение.

— Видишь, — не оборачиваясь, спросил молодой, — крепеж сгнил совсем. Им даже резать ничего не пришлось. Нажали посильнее — и готово, заходи. Фугас там. Можно хоть сейчас экспертов вызывать.

— Давай лучше удостоверимся.

— Давай, — легко согласился молодой, переступая через змеящиеся по упавшей решетке бурунчики. — Да это я так сказал, для образности.

— Я понял.

Они прошли еще пару сотен метров и наткнулись на вторую решетку, выломанную так же аккуратно и просто, как и первая.

— Ага, — крякнул Дед, разглядывая обломки ржавых болтов. — Ты прав, все-таки здесь. А я-то, честно говоря, надеялся, что это ошибка.

В темноте журчала бегущая к свету артезианская вода. В ярко-желтых электрических лучах фонарей проползали маслянисто-осклизлые стенки трубы, покрытые толстым, в палец, шероховато-песочным налетом ржавчины.

Третья решетка. И тоже выломана.

Четвертая.

И наконец…

— Вот он, — серьезно произнес молодой.

— Вижу. — Дед шагнул вперед, чуть присел и задрал голову, подсвечивая себе фонариком. — Да, дело тухлое. Тухлое дельце-то, говорю.

— Я слышу.

Фугас был приварен к зачищенной стенке трубы на высоте около полутора метров. Матовый, внушительных размеров стальной цилиндр с голубоватым следом окалины на бочкообразном боку. Молодой протянул руку и коснулся кончиками пальцев холодной стали.

— Не трогай, — сказал старший. — Не бери греха на душу.

— Боишься, Дед? — Собеседник криво усмехнулся. — Не бойся, просто так он не рванет. Ладно, мы свою работу сделали. Пошли. Надо вызывать экспертов и выставлять вторую линию оцепления.

Дед в последний раз внимательно осмотрел безмолвный фугас, вздохнул и отвел луч фонарика в сторону.

— Пошли, — согласился он.

* * *
— Боевики действуют группой из пятнадцати человек. Мы установили их прозвища и имена. — Котов протянул командующему список. — Личность главаря пока не установлена.

Командующий пробежал глазами список.

— Айсберг, Ватикан… А вот эти двое: Близнец и Бегемот?

— На них еще нет информации. Скорее всего это гражданские лица. Мы заканчиваем проверку. Надеемся скоро представить результаты.

— Хорошая работа, — похвалил командующий.

Котов воспринял похвалу как нечто само собой разумеющееся. Даже не улыбнулся.

— Мы нашли три бомбы.

— А остальные?

— Пока нет. — Майор поджал губы. — Вот заключение экспертов о возможных последствиях взрывов.

Командующий взял заключение, начал читать. По мере того, как факты укладывались в его голове, он мрачнел все больше и больше.

— Это точно? — спросил наконец, потрясая листами.

— Абсолютно, — кивнул Котов. — Дозиметристы подтвердили. Радиационный фон фугасов идентичен фону мин. Кроме того, наличествует электромагнитное поле. Фугасы взведены. Для наглядности мы подготовили карту зон абсолютных и сильных разрушений. — Майор развернул схему, положил на стол.

Командующий вперился в нее взглядом. Густые «брежневские» брови его сдвинулись к переносью. Ему явно не нравилось то, что он видел. Члены штаба тоже сгрудились вокруг стола, изучая, прикидывая, тяжело покачивая головами, словно говоря: «Ну и ну! Как же это мы докатились до жизни такой, братцы, а?»

Командующий хмыкнул, помял пальцами подбородок, посмотрел на Котова, коротко поинтересовался:

— Можно их обезвредить?

— По имеющейся у нас информации — нет.

— Что значит — по имеющейся у вас информации? Вы что, не привлекали экспертов?

В голосе командующего прозвучало неприкрытое раздражение. Котов понимал его. На плечах этого человека лежал такой груз ответственности, от которого сломалось бы подавляющее большинство известных Котову людей. Поэтому он старался отвечать коротко и по существу.

— Привлекали. Однако информация о конструкции взрывного устройства еще не поступила. Бомба, установленная на вокзале, видимо, была собрана по той же схеме, что и фугасы. Ребята из группы разминирования попробовали в нее заглянуть. Чем это закончилось, вам известно. Думаю, здесь будет тот же результат. Только последствия взрыва окажутся куда более страшными. Пока мы можем только ждать, надеясь на счастливый случай. Хуже другое: никто не в состоянии сказать, застрахованы ли мы от несчастного случая. Обнадеживает то, что эти люди — профессионалы, но… Достаточно самопроизвольного подрыва одного из фугасов, и необратимо сработает система защиты другого. Ничего нельзя гарантировать.

— Вы абсолютно уверены в том, что фугасы не могут быть обезврежены? Подумайте хорошенько, майор.

— Я не взял бы на себя такой ответственности.

— Ясно.

Стоящие вокруг стола члены штаба зашевелились, задвигались, забормотали что-то друг другу. Совсем как старые могучие дубы под осенними порывами ветра.

Котов наклонился и указал на тревожные красные круги, скрывающие самую середину карты.

— Здесь отмечены границы зоны полных разрушений. Зоны сильных разрушений в два раза обширнее. Если фугасы будут взорваны, Кремль и прилегающие к нему строения подвергнутся воздействию ударной волны по крайней мере дважды, но эксперты утверждают, что и одного раза окажется вполне достаточно для полного разрушения абсолютно всех построек. Кроме того, динамический удар разрушит подавляющую часть подземных коммуникаций, включая многочисленные старые ходы, технические тоннели и хранилища. Как следствие, прорыв грунтовых вод и больших масс воды из Москвы-реки. Кремль будет затоплен. Обычные средства безопасности — шлюзы, отсекающие перегородки, и прочее — спасти положение не смогут. По оценкам специалистов, большая часть их выйдет из строя под действием динамического удара и электромагнитного импульса, которые неизбежно возникнут в момент срабатывания ядерных фугасов. Практически не пострадают спецтоннели. В них достаточно прочные стены.

— Допросите задержанного, вытрясите из него душу, используйте спецсредства, в конце концов! Узнайте о фугасах все! Тогда мы сможем обезвредить их.

Он посмотрел на Котова, и тот отметил, что глаза у командующего совсем стариковские. Красные и слезящиеся.

— Это ничего не даст. Задержанный и так уже рассказал все, что знал, — доложил майор. — Фугасы закладывались шестью автономными группами. Полная схема установки всех двадцати фугасов известна только одному человеку.

— Главарю, — утвердительно заметил генерал.

— Его кличка Хорь.

— Составили список возможных кандидатур?

— Нет. Невозможно составить подробный список, если неизвестна хотя бы приблизительная сфера деятельности человека. Мы проверяем бывших офицеров спецназа и разведки, но, боюсь, это ничего не даст.

— Почему?

— Главарь — носитель слишком специфичных знаний. В частности, ему известно о курчатовском водосбросе. — Котов поморщился. — Не хочу ничего утверждать голословно, но… Возможно, Хорь — офицер МВД, МО или ФСБ. И не из самого низшего звена.

Брови командующего поползли вверх.

— Вы соображаете, что говорите, майор?

— Очень хорошо соображаю. — Тон Котова стал ледяным. — Но я не могу отмахиваться от фактов, исходя из убеждения, что все офицеры старшего и среднего звена кристально чисты.

— Надеюсь, вы не собираетесь?..

— Конечно, собираюсь. Думаю, нам придется заняться проверкой всего командного состава силовых ведомств, имеющего доступ к секретной информации.

— Почему бы вам в таком случае не начать с себя? — язвительно заметил командующий.

— Именно так я и собираюсь поступить.

— А может быть, вместо того чтобы тратить время на ерунду, вы повнимательнее просмотрите картотеку?

— Человек с таким прозвищем у нас не значится. Нет его и в картотеках МВД и Министерства обороны. Скорее всего прозвище это вообще произвольное, никак не связанное с конкретной личностью.

— Запомните, майор, в мире нет ничего произвольного. Ничего! В жизни главаря было что-то, что ассоциируется с этим зверем. Возможно, какая-то сторона его личности соответствует одному или нескольким качествам данного животного. Ищите! Не мне вас учить! Вы же заместитель начальника оперативного отдела!

— Ищем, товарищ командующий, — только и ответил Котов.

— Есть какие-то конкретные предложения?

— Срочно подготовить эвакуацию Кремля.

— Это ясно и так. Что-нибудь еще?

— Пока ничего.

— Ничего, — вздохнул командующий и добавил: — Где-то они должны были проколоться. Ни одно дело, даже идеально спланированное, не обходится без проколов. Надо только их найти. Главарь выходил на связь?

— Еще нет. Мы передали сообщение, как и было оговорено, в начале часа, но пока ничего. В студии постоянно дежурят оперативники. Я лично их проинструктировал.

— Значит, так, майор, — резко, с отчетливой неприязнью, разрубил воздух ладонью командующий. — В течение ближайшего часа мне хотелось бы получить конкретные результаты выяснения личности главаря террористов.

— Так точно.

— Все. Свободны. — Командующий отвернулся, давая понять, что разговор закончен, обвел взглядом членов штаба. — Нам следует определиться насчет эвакуации ценностей из кремлевских запасников. Какие будут мнения, товарищи?

Едва Котов отошел от стола, рядом тут же оказался один из оперативников.

— Александр Яковлевич, эксперты закончили со взрывным устройством.

— Отлично, рассказывай.

Оперативник расстелил на столе схему.

— Вот. Питание от аккумуляторных батарей. Пятьдесят два часа непрерывной работы. Сенсоры на движение и перепады температуры как в плюс, так и в минус. Автомобильная сигнализация. Срабатывает на изменение объема более чем на три процента. Фотоэлемент. Это самое любопытное: пассивный элемент реагирует на инфракрасное и люминесцентное излучение. Фугас ставится на боевой взвод при помощи пейджера…

— Это я знаю.

— Отключается набором кода, но на вокзале кода не было.

— Они не собирались разминировать бомбу.

— Эксперты тоже так думают. Ну и, наконец, датчик на наклон. Типа неваляшки. Наклоняешь фугас больше чем на четыре градуса — молоточек замыкает цепь — взрыв. Вибрация такой штуке нипочем, а на наклон срабатывает.

Котов внимательно изучил схему.

— Есть возможность ее обезвредить?

— Только набором кода. Иначе лучше не соваться.

— Ясно. Что-нибудь еще?

— Возможная кандидатура Бегемота. Дмитрий Семенович Коньков, сорок один год. Бывший инженер НИИТочМаш. Занимался доводкой этих самых мин. С Близнецом пока затык. Была пара кандидатур, но обе отпали.

— Хорошо. Вы и так сделали много. Теперь слушай меня. Нужно поднять личные дела всего высшего состава МВД, МО и ФСБ. Проверить всех. Кто бывал на ограбленном складе, кто и где находится сейчас. Алиби. Только это надо сделать быстро.

— Хорошо, Александр Яковлевич. Я потороплю компьютерщиков.

— И начните с меня.

— Зачем? — не понял оперативник.

— Чтобы не сомневались. Давай действуй.

Оперативник растворился в толпе. Котов придвинул к себе список террористов. В это время в зал вошел Беклемешев. Подойдя к столу, он придвинул стул, сел.

— Полетаева уехала на служебном «РАФе». Номер А736МО. Я уже сообщил на блокпосты. Их перехватят.

— Отлично. Что со связями?

— Пока ничего. Устанавливаем.

— Слушай, есть одна идейка, — кивнул Котов. — Подсаживайся поближе…

* * *
Поднявшись в квартиру, Вероника первым делом взяла два свежих комплекта батареек для диктофона, потом порылась в высокой как небоскреб стойке, вытащила две чистые рабочие кассеты и еще одну — с Бетховеном. «Rondo Veneziano». «Пастораль» шла на ней под номером семь. Сунув плоскую яркую коробочку в карман куртки, Вероника достала из бара новую пачку сигарет и только потом направилась в прихожую, где стоял телефон. Сняв трубку, девушка коснулась пальцем клавиатуры и задумалась. В ФСБ звонить нельзя, а ей необходимо передать сведения Марафонца… В милицию? Но оттуда пока доплывет…

— Ну и что делать? — спросила она сама себя вслух.

Выудив из кармана составленный Марафонцем список, девушка пробежала его глазами. Если не передать сведения, пользы от них будет не больше, чем от прошлогодней газеты. Вернуться в «Останкино»? Но там наверняка дежурят фээсбэшники. Должны же они контролировать переговоры с террористами… Внезапно ее осенило. Как же она сразу не сообразила! Волшебная палочка-выручалочка, человек, находящийся в «Останкино» и знающий все о происходящем. Вечно кричащий, неугомонный режиссер Геннадий Матвеевич Солопов. Вот кому можноотдать информацию Марафонца, не боясь, что ее забудут, затеряют, запамятуют. Вероника решительно набрала номер.

Трубка откликнулась холодными, равнодушными гудками. Они разбивались о мембрану, словно стеклянные шарики. Наконец на том конце провода что-то щелкнуло, и спокойный, добродушный голос сообщил:

— Останкино. Слушаю вас.

— Мне нужен Геннадий Матвеевич Солопов, — торопливо произнесла Вероника.

— Кто его спрашивает? — все с тем же океанским добродушным спокойствием в голосе поинтересовался собеседник.

— Вероника Полетаева. А с кем я разговариваю?

— Это вахтер, — после секундной заминки ответил голос. — Геннадий Матвеевич в зале. Подождите, Вероника Глебовна, сейчас я его позову.

— Хорошо, только, пожалуйста, побыстрее. Это очень важно.

— Я постараюсь.

Оператор-связист в главном зале НТВ резко повернулся на вращающемся стуле, крикнул:

— Александр Яковлевич, Полетаева на проводе! Просит какого-то Солопова Геннадия Матвеевича!

Котов вскочил, гаркнул торчащему в дверях охраннику:

— Найди этого Солопова, живо! Чтобы через секунду был здесь, — и тут же вновь повернулся к оператору. — Держи ее! Компьютерщики, установите номер, с которого звонят, и адрес!

Не прошло и полминуты, как оперативник вернулся, ведя под локоть горластого режиссера. Тот держался деревянно-прямо, посматривал на присутствующих с нескрываемой брезгливостью, почти презрением.

— В чем дело? — каркнул старик, остановившись рядом с Котовым и смерив его холодным взглядом. — У вас снова какие-то претензии?

— Геннадий Матвеевич, звонит Вероника Глебовна. Вы должны с ней поговорить.

— Я, слава богу, никому ничего не должен, молодой человек. В моем возрасте это большое достоинство! — гордо ответил режиссер.

— Так… — Тон Котова стал скучающе сухим. — Если вы сейчас же не возьмете трубку, я, клянусь вам, сообщу в прокуратуру, чтобы они завели на вас уголовное дело. За сообщничество с террористами.

— У вас по-прежнему полицейские методы, — с мрачным торжеством констатировал режиссер. — А лично вы — палач и солдафон.

— Берите трубку! — рявкнул, выходя из себя, Котов. — Свои революционные лозунги будете выкрикивать потом, а пока делайте, что вам говорят, и помалкивайте.

— Я подчиняюсь насилию, — заявил Солопов. — Учтите, вы заставили меня это сделать.

— Вот именно, черт бы вас побрал! — Майор резко обернулся. — Компьютерщики!

— Еще полминуты, товарищ майор. Номер уже есть, сейчас выясняем адрес.

— Живее, ребята, живее! — Котов уставился на Солопова. — Вы еще не взяли трубку?

— Я не могу разговаривать, когда рядом орут!

— Всем молчать! — Котов схватил трубку, протянул режиссеру. Тот поднес ее к уху. — Запись!

— Запись включена, — сообщил оператор.

— Отлично. Говорите.

— Алло? Солопов. — Режиссер держался отстраненно.

— Геннадий Матвеевич, это Полетаева, — прозвучал в зале усиленный селекторной связью взволнованный женский голос. — Я должна передать вам очень важную информацию. Необходимо, чтобы она попала в ФСБ.

Солопов посмотрел на Котова. Тот утвердительно кивнул.

— Хорошо. Вероника, где ты находишься?

— Это не важно. Слушайте. Группа террористов состоит из пятнадцати человек. Их прозвища…

Котов обернулся к компьютерщикам.

— Ну?

— Есть! — Оператор кивнул на принтер, с утробным урчанием выплевывающий еще теплый лист.

Котов обернулся к Беклемешеву.

— Зиновий, бери машину, двоих… Нет, лучше троих ребят и дуйте вот по этому адресу.

Беклемешев взял листок, прочел адрес.

— Надеюсь, когда вы доберетесь, она все еще будет там. Мы постараемся удержать ее. Только осторожно. Марафонец скорее всего с ней, а он — пассажир серьезный.

Беклемешев заторопился к выходу, поправляя висящую под мышкой кобуру. На ходу он кивнул стоящим у огромной карты оперативникам: «Ты, ты и ты, за мной».

От «штабного» стола донеслось басовитое бухтенье. Кто-то разговаривал.

Котов, состроив злобную гримасу, прошипел:

— Я сказал, всем молчать!

— Оружие боевики достали через торговца по прозвищу Рыба, которого затем убрали как ненужного свидетеля. Скорее всего Хорь расплатился с Рыбой информацией. Досье. Нужно найти папку и снять с нее отпечатки пальцев…

Котов кивнул операторам:

— Все данные на торговца оружием по прозвищу Рыба.

Сухо затарахтели клавиши, и на экране возникла табличка: «Файлы не найдены. Возможна ошибка в имени файла».

— Данных нет, — сообщил оператор майору.

— Что значит нет? Должно быть хоть что-нибудь.

— Ничего. Вообще. Файлы либо уничтожены, либо их не было вовсе.

— Если этот человек занимался поставками оружия, тем более в таких количествах, какая-то информация на него обязательно была. Посмотрите, нельзя ли восстановить уничтоженные записи.

— Хорошо.

— Этот гад сидит в нашем ведомстве, — пробормотал Котов. — Хорь среди нас! И уровень доступа у него не ниже административного, иначе он не смог бы уничтожить информацию. Выясните, кто брал досье Рыбы, — приказал он одному из оперативников.

— Хорошо, Александр Яковлевич.

— Быстро!

— …Группа делится на добровольцев и нанятых «вслепую», — продолжала тем временем Вероника. — Один из добровольцев — Генерал. Он возил боевиков…

— Костяк, — прошептал Котов.

— Точно.

— Не входит в группу добровольцев Пастух. — По ходу разговора майор делал пометки в списке террористов. — Офис Рыбы находится где-то у Китай-города. С главарем террористы общались через модем, так что Хоря никто не знает, но, похоже, он работает в МВД или ФСБ.

— Откуда у тебя информация? — вдруг жестко спросил Солопов. — Источник надежный?

— Надежный. Надежнее не придумаешь.

— Ты можешь его раскрыть?

— Нет. Я обещала. Но показания этого человека зафиксированы на магнитной пленке.

— Видео?

— Нет, диктофон.

— Черт, как жалко! Надеюсь, ты раскрутила его на всю катушку?

— Пытаюсь.

— Не пытаюсь, а крути! — вдруг заорал режиссер. — Я хочу знать все до последней мелочи. Ясно? До последней буковки. Все, о чем тебе расскажет твой источник.

— Хорошо. А вы передайте информацию в ФСБ.

— Они все слышат, — неожиданно выпалил старик.

— Как? — Вероника обомлела. — Они в зале?

— Более того, наш разговор записывается.

— Почему вы не сказали сразу?!

— В этом нет ничего плохого.

— Да, кроме того, что Хорь, может быть, сейчас среди вас.

— Успокойся, Полетаева!

Котов беззвучно выматерился и выхватил у режиссера трубку:

— Вероника Глебовна!

— Кто это? — В голосе девушки появились настороженные нотки.

— Майор Котов. Мы встречались на Курском вокзале.

— Я не хочу с вами разговаривать!

— Постойте, Вероника Глебовна! Выслушайте меня!

— Нет, — отрезала девушка.

— Стойте! Вы должны приехать сюда!

— Нет. До тех пор, пока вы не поймаете Хоря, я не собираюсь возвращаться. Один раз меня уже чуть не убили! Хватит!

— Здесь вы будете в безопасности! Тут повсюду наши люди! Хорь не сможет добраться до вас.

— Нет. — В трубке запищали короткие гудки.

— Черт! — выдохнул Котов, бросая трубку на рычаг. — Черт! Черт! Черт! — Он повернулся к режиссеру. — Зачем вы сказали ей?

— Из вредности, — отрубил тот.

— Вы видели результаты взрыва на Курском вокзале?

— Разумеется, — с вызовом каркнул Солопов.

— Тогда какого черта вы делаете? Вам кажется, что террористы — только репортаж? Или, может быть, вы думаете, мы все собрались здесь ради собственного удовольствия? Нет, черт вас побери! Нет! Нет! — Произнося очередное «нет», Котов хлопал ладонью по столу. — Вы еще не поняли, что происходит?

— Я-то как раз понимаю, — жестко заявил режиссер. — Но все происходящее не дает вам права насаждать полицейские методы!

Котов секунду смотрел на выпячивающего грудь бойкого старика. Казалось, еще мгновение, и он взорвется, схватит Солопова и будет трясти, пока не вытрясет из тощего, тщедушного тела дух.

Но вместо этого майор вдруг вытянул руку и указал на оператора-компьютерщика.

— Что с файлами Рыбы?

Тот развел руками.

— Ничего, товарищ майор. Мы не можем их восстановить.

— Черт! — Котов пошел через зал, ероша ладонью волосы.

— Можно запросить информацию в МВД. Возможно, какие-то сведения есть у них.

— Так запросите! — Котов развернулся на каблуках. — Запросите!!! Почему приходится постоянно вас подгонять?! Работайте!!!

— Товарищ майор, — позвал оперативник.

— Да? Что?

— Досье на Рыбу в картотеке отсутствует.

— Там должно быть зафиксировано, кто и когда его брал!

— Да, такая запись есть, — каким-то странным тоном ответил оперативник.

В зале повисла абсолютная тишина. Только пищали зуммеры переговорных устройств да периодически оживали принтеры.

— Кто?

— Видите ли…

— Кто?!!

Ответ был коротким, хлестким и обескураживающим:

— Вы.

* * *
Толпа у входа в зал напоминала море. Она то приливала, то становилась реже. Кто-то отходил покурить, перекусить, а заодно принести что-нибудь товарищам по команде. Кто-то шел работать, но, освободившись, каждый возвращался, и тогда в коридоре становилось не протолкнуться.

Оператор Миша, вот уже три часа торчащий в толпе и томящийся от невозможности что-либо предпринять, пробормотал озабоченно:

— Столько интересненького из рук уплывает! Эх!

Он отчаянно закрутил головой, ища кого-то взглядом, нашел и зашипел громко:

— Леня! Леня Калинин!!! Ле-е-ня!!!

Стоящий неподалеку седой монтажер, услышав собственное имя, приподнялся на цыпочки, вытянул шею.

— Кто зовет? Мих, ты, что ли?

— Ага. Лень, у тебя в каморке удлинитель есть?

— Ну. Зачем?

— А соединительный кабель? Метров тридцать. Есть?

— Ну есть. И что?

— Тащи, — загорелся Миша. — Камеру подключим. Материальчик будет — закачаешься.

Стоящие вокруг оборачивались на голоса, усмехались без веселости.

— Понял! — Монтажер продрался через толпу и исчез в студии.

Минут через пять он появился вновь, неся в опущенной руке видеокамеру. За ним змеились провода. Вклинившись в толпу, Леня передал камеру стоящему рядом. Тот — следующему. Пока камера не оказалась у Миши. Оператор расплылся в довольной улыбке.

— Ну вот, можно жить. Ребят, потеснитесь немного, я объектив просуну. Ага, вот так. Спасибо. Здорово.

Подняв видоискатель, Миша отладил резкость. В кадр периодически попадали охранники, стоящие у входа в зал, но это было даже к лучшему. Массивные фигуры усиливали общее впечатление серьезности и тревожности происходящего. К тому же чуткий микрофон довольно сносно ловил звук.

— Миш, — позвал оператора монтажер, — я пойду включу трансляцию. Пусть все посмотрят.

— Давай.

Леонид ловко выбрался из толпы.

14.03

Бросив трубку, Вероника отступила от телефона, словно безмолвный «панасониковский» аппарат мог наброситься на нее и укусить.

Сердце заколотилось о ребра часто и испуганно. Она боялась? Да. Боялась. За себя, за Марафонца, за шофера Витьку. Она теперь словно прокаженная. Только ее проказа — смерть. Все, с кем она встретится, могут попасть под пули убийц. Хорь будет убирать свидетелей, и приказ о ее уничтожении он отдаст с такой же легкостью, как и приказ об уничтожении Рыбы. Люди для него — ничто. Пыль под ногами. А если Хорь слышал телефонный разговор? Может быть, майор, с которым она разговаривала, и есть Хорь? Тогда убийцы уже мчатся сюда, чтобы расправиться с ней, Марафонцем и Витькой.

Запереться в квартире? Не станут же они устраивать осаду? Дверь у нее прочная и, как уверяли кооператоры, отмычкой не открывается. Мысль показалась девушке очень соблазнительной. Спасительной. Пусть ФСБ ищет папку, выясняет, кто такой Хорь, а они пока отсидятся в этой маленькой крепости.

Вероника подбежала к окну, повернула ручки, распахнув створку, выглянула на улицу и… тут же отпрянула. Во двор медленно въехал грязно-голубой «жигуленок» третьей модели. Машины этой Вероника не видела ни разу, а уж она-то знала почти всех соседей-автолюбителей. Сердце испуганно екнуло и провалилось к пяткам.

«Надо запереться на все замки, — подумала девушка. — И не открывать ни при каких обстоятельствах».

А через секунду поняла, что не может этого сделать. И не только потому, что Марафонец понадеялся на нее, по сути, доверил ей свою жизнь. Дело было еще и в том, что человек этот за несколько часов знакомства сумел вызвать у нее не только уважение, но и симпатию. Она не могла спрятаться, бросив ребят в беде.

Не колеблясь больше ни секунды, девушка выскользнула на лестничную площадку и заперла дверь. Оба лифта гулко ползли вниз, к первому этажу. Значит, ОНИ уже в подъезде. Надо удирать. Стянув туфли, Вероника побежала вниз по лестнице.

* * *
— Смотри еще раз. — Придерживая монетку пальцами правой руки, Марафонец легко коснулся ее левой ладонью и тут же сжал оба кулака. — Ну?

Виктор засмеялся.

— От ты черт чумовой! Да ладно, все одно не отгадаю ведь. — Он не меньше минуты загипнотизированно таращился на крепкие кулаки Марафонца, словно надеялся разглядеть монету сквозь человеческую плоть, потом ткнул пальцем. — Тут, что ль? Нет?

— Нет, — улыбнулся Марафонец и разжал пальцы. Монетки не было.

— Научишь? — загорелся Виктор. — Всех мужиков в гараже обую.

— Обязательно. — Марафонец оглянулся на подъезд, цыкнул зубами. — Долго что-то.

— Да не дергайся! Что с ней случится? Сейчас спустится. — Оптимист Виктор оставался верен себе.

С улицы во двор медленно вползла легковуха. Неприметный «жигуленок» грязно-голубого цвета, средней степени немытости. Марафонец настороженно смотрел на него. «Трешка» неторопливо покатилась по дорожке мимо подъездов. В салоне хорошо просматривались силуэты четверых мужчин. Один внимательно изучал таблички с номерами квартир, укрепленные над подъездными дверями. Машина приближалась.

Виктор еще не успел ничего сообразить, а Марафонец уже падал между сиденьями, одновременно пригибая водителя, валя его на пыльный пол.

— Ты чего? — непонимающе спрашивал тот. — Что случилось-то?

— Подогни ноги. Не шевелись, — выдохнул ему в ухо Марафонец. — Эти люди приехали за нами.

Виктор сделал огромные глаза и скорчил испуганную физиономию.

— Да ну? За тобой, что ли?

— За нами, — поправил тот. — За мной. За Вероникой. Может статься, что и за тобой тоже.

В салоне повисла напряженная тишина. Казалось, над головами двух лежащих ничком людей висит невидимая грозовая туча. Пара секунд такого томительного ожидания, и энергия выплеснется наружу, выбив стекла и выломав двери.

«Трешка» остановилась бок о бок с «РАФом», с хлопушечным грохотом лязгнули дверцы. А затем… Затем ничего. Затем молчание, еще более тяжелое, еще более напряженное.

— Ушли? — едва раздвигая губы, спросил Виктор. — А? Как думаешь?

Марафонец отрицательно качнул головой и так же беззвучно, одними губами, ответил:

— Молчи.

Четверо на улице вытащили оружие. Один подошел к микроавтобусу, склонился к ветровому стеклу и долго вглядывался в полумрак салона.

— Ну что там? — спросил кто-то, стоящий у самого борта.

— Вроде никого, — послышалось в ответ. — Были бы занавески раздернуты…

— Ага. Если бы да кабы… — протянул третий. — В квартире они, ясное дело. Тут и думать нечего.

— Ладно, пошли. Лейтенант, останетесь у машины. На всякий случай.

— Есть.

Марафонец и Виктор переглянулись. Вот хлопнула подъездная дверь, и наступила тишина. Выждав еще несколько томительных секунд, Марафонец приподнялся. Перед капотом «РАФа» никого не было. Вероятно, лейтенант стоял рядом с «жигуленком», карауля тот самый «всякий случай». Виктор вопросительно вздернул брови: «Где?» Кивок в ответ: «Там». — «Понял». И тихим, едва слышным шепотом:

— Что будем делать?

Марафонец наклонился к самому уху водителя.

— Значит, так…

* * *
В фойе Беклемешев вызвал оба лифта, скомандовал одному из оперативников:

— Мы поднимаемся в грузовом, ты — в пассажирском. Деваться им некуда. И давайте без шума.

Дождавшись, когда обе кабинки радушно распахнули дверцы, оперативники дружно шагнули внутрь и поехали на восьмой этаж.

На нужной площадке было пусто, но из-за обитой дерматином двери доносилось приглушенное бормотание. Разговаривал мужчина.

Оперативники понимающе переглянулись. Беклемешев опустился на корточки, осмотрел замки. Хорошие замки, финские. Но, как показывает опыт, раз наличествует замок, значит, его можно открыть. Повернувшись к одному из оперативников, капитан спросил шепотом:

— Откроешь по-тихому?

Тот быстро взглянул на замочную скважину, кивнул серьезно.

— Попробую.

— «Попробую» здесь не годится, — воспользовался расхожей котовской фразой Беклемешев. — Или можешь, или нет. Тогда придется резать прожигающим шнуром.

Оперативник вытащил из кармана набор отмычек, подобрал нужную, аккуратно вставил в скважину. Второй оперативник и капитан подняли оружие. Замок действительно был хороший. Открылся практически беззвучно.

— Готово. — «Взломщик» спрятал отмычки в карман, в правой руке поднял пистолет, левой взялся за ручку двери. — На счет «три». Раз, два, три!

Тяжелая дверь распахнулась, и троица ввалилась в прихожую, выкрикивая: «Не двигаться! Руки на голову!»

Теледиктор встревоженно бубнил что-то об угрозе эпидемии холеры, но в остальном в квартире стояла непроницаемая тишина. Оперативники разделились. «Взломщик» шагнул к кухне, Беклемешев направился в комнату. Третий остался у двери. Никто не выскакивал в коридор с истошным: «Пустите, волчары позорные!» — никто не прятался в кухне, никого не было и под кроватью. И в большом платяном шкафу тоже никого не оказалось.

Убедившись, что в квартире пусто, Беклемешев высказал немудреную догадку:

— Увидели нас из окна и ушли по лестнице.

— Да уж ясно, что не на крыльях упорхнули, — буркнул «взломщик», выходя в прихожую.

— Ничего, — не обращая внимания на колкость, сказал капитан. — Все равно никуда не денутся. Дальше подъезда не убегут.

— Это еще бабушка надвое сказала, — неопределенно протянул «взломщик». — Их все-таки трое.

— Пошли. — Беклемешев быстро направился к лифту.

* * *
Марафонец присел на корточки у двери и, отодвинув — на миллиметр, не больше — край занавески, осмотрел подъездную дорожку. Так и есть. Он не ошибся. Амбалистого вида коротко стриженный блондин в штатском стоял спиной, привалившись поджарым задом к капоту «Жигулей», и внимательно, по-волчьи, всматривался в прохладное нутро фойе. Обернувшись, Марафонец кивнул Виктору: «Он тут. Можно». Тот потряс открытой ладонью, давая понять: «Все будет в ажуре», — и полез, зевая, кряхтя, потирая глаза кулаками, на водительское кресло. Реакция у лейтенанта была отменной. Он моментально развернулся на месте, вскидывая пистолет, выцеливая крепко сбитую фигуру Виктора, копошащуюся между креслами. Лицо фээсбэшника оживилось, в глазах загорелся приветливый плотоядный огонек.

— Вылезай из машины и руки на капот! Живо!

Виктор весьма пристойно изобразил недоумение, смешанное с испугом.

— А в чем дело, командир? Если я чего нарушил, так это случайно. Честно.

— Вылезай! — продолжал настаивать лейтенант.

— Да пожалуйста, — пожал плечами водитель. — Ты, друг, только не горячись. Уладим миром.

— Руки! — рявкнул амбал. — Руки подними!

— Ладно-ладно, не горячись, — бормотал Виктор, распахивая дверь, выбираясь на улицу и делая шаг к «Жигулям». — Скажешь поднять — подниму, скажешь опустить — опущу. Ты только сказать не забудь…

Марафонец легко нажал на дверную ручку. Та тихо щелкнула, но за громкой умиротворяющей болтовней Виктора лейтенант пропустил звук мимо ушей.

— … А то сам забудешь, а сам выстрелишь. Ты гляди не пальни в меня. Лады? Не пальнешь? — Водитель уперся руками в крышу «Жигулей» и добродушно улыбнулся через плечо. — Не, я понимаю, работа такая, но ты не стрельни смотри. Ты с пистолетом обращаться умеешь? Вот я не умею. С автоматом умею, а с пистолетом — нет.

— Закрой рот, — приказал лейтенант.

— Да пожалуйста. Я ж хотел как лучше. Думал, может, тебе веселее. Все не так скучно.

— Я сказал: заткнись!

Марафонец слегка нажал на дверцу, и та поддалась, приоткрылась. Шаг был сделан, путь к отступлению отрезан. Оставалось идти вперед. Действовать. Он выскользнул в узкую щель и совершенно бесшумно метнулся к медведеобразной плечистой фигуре. Лейтенант как раз пнул Виктора по ступням, заставляя раздвинуть ноги на максимальную ширину, а тот и не думал сопротивляться. Стоял, весело разглагольствуя во все горло, вызывая у фээсбэшника только одну мысль: «Ну что за кретин!» То, что говорливый «водила» не такой уж кретин, лейтенант понял минут через двадцать, когда пришел в себя после мощнейшего удара, внезапно обрушившегося на его стриженый затылок.

Услышав тяжелый звук падения, Виктор обернулся. Амбал ничком лежал на асфальте, уткнувшись широким утиным носом в грязную шину «Жигулей». Полы серо-казенного пиджака весело трепал ветер, мыски начищенных до зеркального блеска франтоватых ботинок самозабвенно любовались друг другом. Выпавший из разжавшихся пальцев пистолет валялся тут же, у колеса.

— Ух, здорово! — восхитился водитель.

Марафонец опустился на корточки, нащупал у лейтенанта пульс и удовлетворенно кивнул:

— Все в порядке. Полежит немного и отойдет.

— Надо пушку забрать, — совершенно по-мальчишески предложил Виктор.

— Не надо. За пушку — восемь лет. Хочешь сесть на восемь лет? Нет? Я тоже.

— Ха! А за то, что ты ему по кумполу поднес, по головке погладят и премию выпишут, да?

— С этим, может, и обойдется, а за пушку дадут. Ладно, пошли за Вероникой.

Марафонец поднялся, и в эту секунду, на ходу натягивая туфли, из подъезда выбежала Вероника.

— Ребята… — начала было девушка и тут же осеклась, с недоумением оглядывая странный «пейзаж».

— Что здесь произошло?

— Ты их не встретила? — прищурился Марафонец.

— Кого?

— Троих в штатском.

— Они только что подъехали, — вмешался в разговор Виктор, — и пошли наверх. Видать, думали: мы у тебя сидим. А этого, — кивнул он в сторону безвольного тела, — оставили сторожить здесь. Ну, мы его и «выключили». Хотели идти тебя выручать.

— Эти люди — сотрудники ФСБ, — уверенно произнесла девушка.

— Да ну? — изумился Виктор.

— Ты звонила в ФСБ? — Лицо у Марафонца вытянулось. — Я же предупреждал! Мы договорились, что ты не будешь им звонить!

— Я им не звонила! — выкрикнула Вероника. — Я хотела связаться с нашим режиссером и передать сведения ему, но оказалось, что эти ребята уже там. Они слушают все телефонные разговоры.

— Все. — Марафонец заговорил резко, отрывисто. — Все. Мы уезжаем. Может быть, эти парни — просто сотрудники ФСБ, а может быть, из армии Хоря. Выяснять это я не собираюсь и вам не советую. Поехали!

Они направились к «РАФу», открыли дверцу…

В это время створки лифта начали открываться. Интимный полумрак фойе съежился под натиском желтого электрического света, вырвавшегося из кабины. Вероника обернулась и увидела силуэты троих в штатском.

Марафонец, мгновенно оценивший ситуацию, схватил Веронику за руку и потянул за собой. Виктор оказался проворнее всех. Он уже сидел в кабине, нажимая на газ, одновременно продолжая удерживать педаль тормоза. Не дожидаясь, пока дверь лифта распахнется полностью, трое протискивались в узкий проем. Первым выскочил худощавый невысокий брюнет. Вероника вспомнила его. Они разговаривали на Курском вокзале. Правда, там худощавый выглядел иначе. В нем не было и малой толики того звериного проворства, которое проявилось сейчас. Брюнет побежал через фойе. На ходу он вынул руку из кармана, и девушка увидела пистолет. Лицо фээсбэшника застыло в напряженной гримасе.

Девушка вдруг сообразила: документы у убийцы-«чистильщика» и этого капитана… А это значит, что оба они в одной и той же армии. Оба работают на одного человека. На того, кто разговаривал с ней по телефону. На майора ФСБ Котова…

Марафонец втолкнул Веронику в жаркий салон, и микроавтобус рванул с места.

Выскочивший из подъезда Беклемешев посмотрел ему вслед, смачно чертыхнулся и скомандовал одному из подчиненных:

— В машину, быстро. — Он повернулся ко второму оперативнику. — Свяжись со всеми патрульными группами, пусть блокируют район.

Первый оперативник сел за руль, Беклемешев устроился на соседнем сиденье. «Жигуленок», несмотря на неприметный вид, имел мощный форсированный двигатель, а каждый из сотрудников оперативного отдела был асом вождения. Через несколько секунд «трешка», взвизгивая тормозными колодками, вылетела на Фестивальную.

* * *
Ни с первым, ни со вторым слоем проблем не возникло. Пластитовые заряды легко проделали отверстия необходимого диаметра и в бетонном кольце метротоннеля, и в двухметровом слое спрессованной до прочности гранита почвы под ним. Монолит глинозема раскололся на сотню отдельных кусков и теперь, по сути, представлял собой груду глыб.

— Бегемот, Леденец и Дофин, выгребайте землю. — Генерал посмотрел на часы. — Пока мы в графике.

Леденец и Дофин встали справа от пролома, Бегемот слева. Наверное, следовало бы назначить еще кого-нибудь, но бурильщики, несмотря на метедрин, устали, им необходимо отдохнуть. Впереди самая ответственная часть работы. Караульных снимать нельзя. О том, чтобы встать в пару самому, Генерал не думал. Он осуществлял командование операцией. Да и от толстяка не убудет. Не перетрудится. Вон, весь вымазался. И когда успел? Ведь от точки инициирования[6] дальше всех стоял, а пыли на нем, как на угольном паровозе. Генерал постарался погасить вспыхнувшее вдруг раздражение, однако ничего с собой поделать не смог. Глухая злоба на этого улыбчивого толстяка тлела в груди, как стихийно зарождающийся пожар. Она росла, набирая силу, грозя материализоваться в жестоких и совершенно не мотивированных действиях.

Бегемот не мог не чувствовать враждебности. Он отлично понимал, что свое дело — разработку и сборку ядерных фугасов — сделал. Теперь он не более чем балласт, который без сожаления можно «выбросить за борт». Ему не хотелось «за борт». «За борт» здесь могло иметь только одно воплощение — пуля в голову. Поэтому толстяк старался вовсю. Поднимал и отбрасывал тяжеленные глыбы спрессованного глинозема настолько быстро и далеко, насколько позволяли рыхлые мускулы.

Отрывая от земли очередную угловатую глыбу, Бегемот исподволь посмотрел на Генерала. Заметил ли тот его старание, отметил ли? Реакция старшего оказалась прямо противоположной ожиданиям.

— Работай! — окрысился седой. — Если выбьемся из графика — спрошу с тебя. Лично.

— Да я…

— Слишком много болтаешь.

Стоящий за спиной Генерала Чубчик перекинул бур с руки на руку, перехватил инструмент поудобнее и спокойно сказал:

— Оставь его, брат. Он и так пашет за двоих.

Генерал резко обернулся.

— А ты будешь говорить тогда, когда я попрошу, понял?

Чубчик внимательно и твердо смотрел Генералу в глаза. Он, похоже, ничуть не испугался. Наоборот, в узких раскосых глазах появилось подобие азарта.

— А если нет? Что ты сделаешь? Я ведь не Бегемот, ты знаешь. Со мной такие номера не проходят.

Разом взмокший от волнения Бегемот попытался улыбнуться.

— Ребята, не стоит из-за меня…

— Помолчи, брат, — скомандовал Чубчик. — Сейчас не в тебе дело.

— Правда, хорош лаяться, мужики. — Леденец выпрямился, отбрасывая очередную глыбину. — Не время разборы устраивать.

Ни Генерал, ни Чубчик не обратили на него никакого внимания.

— Лучше не нарывайся, — предупредил Чубчика Генерал. — Тебя это не касается. Чего ты лезешь? Все молчат, а он лезет.

— Потому и лезу, что все молчат, — усмехнулся тот. — А насчет нарваться… Махнуться хочешь? Давай, брат. Баш на баш.

Генерал смерил его презрительным взглядом. Он на полторы головы выше Чубчика и килограммов на тридцать тяжелее. Однако Чубчика это не смущало.

— Ну так как?

Дофин продолжал кидать глыбы. Сработал извечный принцип: двое дерутся — третий не лезь. Леденец выпрямился, отряхнул руки. Сидевший на рельсах Ватикан поднялся и приткнулся в сторонке, наблюдая за развитием событий.

* * *
Белоснежка, стоявшая у поворота в сотне метров от группы, услышала голоса и, обернувшись, подняла «винторез» к плечу. Тусклые лампы аварийного освещения давали вполне достаточно света, чтобы разглядеть спорящих. Диоптрика прицела увеличила фигуры, резко очертила лица. Генерал и Чубчик ссорились. И, видимо, снова из-за Бегемота. Толстяк выглядел растерянным. Белоснежка упрямо поджала губы. Бегемот был ей симпатичен. Он обладал достаточно редким по нынешним временам качеством — добротой. За это его и невзлюбил Генерал. Люди такого склада обычно не прощают другим достоинств, которыми не обладают сами. Однако они почему-то всегда сильнее. Из-за них жизнь и превращается в такую ублюдочную штуку.

Скандал разгорался. По тому, как напрягся Генерал и зло усмехался Чубчик, Белоснежка поняла: назревает драка. Генерал, конечно же, изувечит Чубчика и будет жить дальше, спокойный, сильный, уверенный в собственной исключительности, значимости и непогрешимости. Ну уж нет! Спокойно, мягким кошачьим движением девушка дослала патрон в патронник и поплотнее прижала приклад к плечу. Центр перекрестья уперся в седой затылок. Девушка задержала дыхание, успокаивая биение сердца. Если драка будет неминуема, ей придется сделать ЭТО. Хорь ее простит. Во время боевых действий нет места ссорам. Это называется саботаж. Ну а если Хорь НЕ простит… Что ж, она сумеет за себя постоять.

Белоснежка никому, в том числе и себе, не призналась бы в истинной причине своего решения.

* * *
— Что скажешь, брат? — ухмыляясь, протянул Чубчик.

— Ладно, не до махалова сейчас, — хмыкнул Генерал. — Потом махнемся, когда все закончится. — Он повернулся к Бегемоту. — Работай!

Чубчик неторопливо положил бур на бетонное дно тоннеля, подошел к толстяку, наклонился.

— Подвинься, брат. Помогу.

— Тебе еще бурить, — напомнил Генерал. — Учти, подменять не стану. Сдохнешь — сам будешь виноват.

— Ничего, — спокойно ответил тот, поднимая здоровенный валун, — как-нибудь справлюсь.

— Ну смотри. Дело твое.

— Вот именно.

Генерал и не подозревал, что мгновение назад был на волосок от смерти.

* * *
Белоснежка опустила винтовку.

* * *
— Товарищ майор! — громко, на весь зал, гаркнул командующий. — Может быть, вы потрудитесь объяснить, что происходит?

— Если бы я знал, — обескураженно пробормотал Котов. — Черт побери, ничего не понимаю!.. Я не получал этого досье.

— Но в журнале записано обратное, — заметил командующий. — У вас есть какое-нибудь убедительное объяснение?

— Говорю вам, я не получал досье Рыбы! — взорвался майор. — Я не слепой и не идиот!

— Но там ваша подпись…

— Дерьмо собачье! — буркнул себе под нос полковник-спецназовец. — Ежу понятно: майора подставляют. Подумайте сами, будь он Хорем, разве влетел бы так по-глупому?

— Вы полагаете? — спросил командующий.

— Да тут и полагать нечего. Только полный м…к наступает в собственное г…о.

— Вы все-таки потрудитесь выбирать выражения, полковник, — не без укоризны заметил представитель Министерства обороны. — Здесь как-никак старшие по званию.

— Да нас…ть мне! — рассвирепел полковник. — Противно смотреть! Эта сволочь дергает за ниточки, а мы все, как марионетки, пляшем под его дудку! Неужели вы не видите: он играет. Этот тип, кто уж он там, ломает комедию и наблюдает, как мы тут дергаемся, словно свиньи на веревке! Кстати, майор пока единственный человек, который сделал хоть что-то реальное для поимки Хоря и всех остальных заср…ев.

— Майор, — окликнул Котова командующий, — работайте пока. И потрудитесь все-таки подумать, как ваша подпись попала в журнал регистрации.

— Есть, товарищ командующий, — четко ответил Котов. Однако все присутствующие видели: настроение у него испорчено безнадежно.

— А мы, товарищи, — повернулся командующий к столу, — давайте закончим с планом эвакуации кремлевских запасников. Мне доложили, что через полтора-два часа ценности упакуют и сдадут под контроль службы охраны. Надо что-то решать.

— Товарищ командующий. — Лейтенант-десантник вынырнул из-за планшета, подошел, козырнул. — Президент на проводе.

Лицо командующего вытянулось.

— Иду, — ответил он. — Сейчас иду. Продолжайте пока без меня, товарищи.

* * *
Котов устало опустился на стул, окинул зал пустым, невидящим взглядом.

— Товарищ майор… Александр Яковлевич… — К столу подошел здоровый, как медведь, оперативник, остановился рядом в нерешительности.

Майор вздрогнул.

— Что? А-а-а, это ты…

— Я смотрю, вы задумались. Решил, может быть…

— Ничего. Какие новости?

— Насчет удостоверения задержанного. Очень хорошая подделка. Отменное клише. Выполнено профессионалом высокого класса. Не кустарем. Но образец старый, хотя неспециалист не отличит. Теперь насчет оружия. «Гюрза».

— Это я знаю. — Голос Котова неожиданно окреп. — Ну, быстрее говори, не мямли.

— Помните, в начале этого года произошло хищение на Сортировочной в Нижнем Новгороде? Пятеро военнослужащих сломали доски в днище вагона, забрали почти двадцать пять стволов и три цинка по пять тысяч патронов в каждом. Может быть, помните? Об этом деле еще в газете пропечатали.

— Помню, — кивнул Котов. — По восемь лет им дали.

— Точно. Так вот, этот ствол — из числа похищенных.

— Ясно. Зацепок, конечно, никаких…

Оперативник вздохнул, развел руками.

— Александр Яковлевич, — подошедший компьютерщик наклонился, заговорил тихо, понизив голос, — мы получили данные МВД на Рыбу. Это Лев Макарович Науменко. Как говорится, из бывших партийных функционеров. В общем-то, ничего конкретного нет, уголовных дел за ним не числится. Может быть, он и правда чист, но я думаю, просто подмазывал кого надо. Вот адреса — домашний и рабочий.

— Отлично. — Котов вдруг улыбнулся. — Спасибо.

— Не за что. Я работаю.

Майор кивнул, поманил пальцем все еще топчущегося рядом оперативника.

— Вот что, друг, у нас людей свободных много?

— Человек десять сейчас здесь. Карпушин, Ляпишев, Сафронов.

— Бери всех, и двумя группами вот по этим адресам. — Котов подтолкнул список. — И быстро! Все переройте. Мне нужна папка. Досье. Найдете — сразу сообщите. И поосторожнее там, отпечатков не наоставляйте.

— Хорошо, Александр Яковлевич.

— Вот и действуй, раз хорошо. — Котов вдруг вскочил, пробежался лихим кавалерийским шагом по залу, выдохнул пару раз мощно, во всю грудь, спросил громко: — Беклемешев не объявлялся? Нет? Объявится — немедленно свяжите со мной!

Командующий подошел к «штабному» столу, снял фуражку, вытер пот со лба, сообщил сипло:

— Звонил Президент. Решено заплатить террористам требуемую сумму.

— Так эвакуация Кремля отменяется? — спросил представитель Министерства обороны.

— Слышали? — Полковник-спецназовец кивнул на Котова. — Майор, кажется, русским языком сказал: «Не исключен самоподрыв».

Ему тоже было маятно здесь. Полковник с удовольствием встал бы, врезал кулаком по столу и ушел к оперативникам, потому что ему хотелось ловить преступников, а не разговоры разговаривать. Тем более что за этим столом к его мнению не очень-то и прислушивались.

— Возможно, нам еще удастся взять этих подонков, — продолжал командующий. — Но на всякий случай… Эвакуация Кремля начнется через два часа. Путь — подземный. Какие будут соображения?

«Он все время спрашивает чужое мнение, — подумал с раздражением полковник. — И решения принимает только исходя из чужих мнений. Когда уж все это закончится? Майор, ради бога, найди поскорее этих уродов, чтобы можно было заняться делом…»

* * *
Дорога была пустынна. «РАФ» несся со скоростью урагана. Суматошно мелькали деревья, спокойно, спринтерски проплывали мимо дома. Виктор свое дело знал и гнал вовсю. Он видел выезжающую из двора «трешку» и понимал, что «жигуленок» быстро настигнет микроавтобус. Однако это произошло даже скорее, чем можно было ожидать. Через десять секунд «трешка» болталась у заднего борта, едва не цепляя грязный хромированный бампер «рафика», а усиленный мегафоном голос вещал: «Водитель… остановитесь! Водитель машины… приказываю остановиться!»

Виктор и не думал подчиняться. Он азартно увеличивал скорость, бросая машину то влево, то вправо, не давая преследователям обойти фургон. «Жигуленок» тоже неожиданно принял вправо, резко увеличил скорость и, поравнявшись с «РАФом», ткнул грязновато-голубым крылом в немытый борт микроавтобуса. Получилось весьма внушительно. Фургон тряхнуло и повело к обочине.

— Ты чего делаешь, баран?! — завопил Виктор.

Переполняемый праведным гневом, он крутанул баранку влево, и высокий микроавтобус гулко ударил «Жигули». Завизжали тормоза, но уже через секунду «трешка» вновь пристроилась рядом. После столкновения правое крыло легковухи выглядело так, словно его ожесточенно клевали птицы. Слева из-за деревьев вынырнула стандартная коробка универсама, приземистый зеркально-кирпичный магазинчик «Автозапчасти» и узкий поворот. «Трешка» ушла немного вперед, отсекая «РАФ», не давая ему повернуть.

— Он гонит нас к Ленинградке, — сказал Марафонец. — А там наверняка блокпост.

— Да вижу я! — досадливо пробормотал себе под нос Виктор.

Справа из-за соломенно-желтых пригорков показался еще один поворот, на Лавочкина. Водитель «трешки» не мог его увидеть, высокий борт фургона загораживал обзор. Виктор резко вывернул руль. Сидящий в «Жигулях» оперативник среагировал молниеносно. «РАФ» понесло. Правые колеса оторвались от земли и теперь крутились в воздухе, не касаясь асфальта. В кузове что-то загрохотало, полетели бухты с кабелем. Испуганно взвизгнула Вероника. Микроавтобус навалился бортом на хлипкую крышу «трешки», обретая необходимую опору, и Виктор тут же крутанул баранку влево, выравнивая машину и одновременно нажимая на газ. «РАФ» рванул по Лавочкина к Петрозаводской.

Легкую «трешку» отбросило на столб светофора, и Виктор возликовал в душе, но его надежды не оправдались. Водитель легковухи совладал с ситуацией. «Жигуленок» резко принял влево, вылетел на тротуар, тормознул, легонько тюкнув серебристый столб, и, выкатившись на проезжую часть, вновь начал набирать скорость. Беглецы получили фору в пару секунд и полторы сотни метров, но это не могло исправить положения. За домами вдруг грозно и гулко заревел вертолет.

— Черт! — ругнулся Виктор. — У них «вертушка». Влипли, братцы. Посадят поперек дороги, и хана. Не таранить же.

Марафонец повернулся к бледной, как сама смерть, Веронике.

— Это твой район! Думай! Какой-нибудь двор, где можно укрыться. Желательно на коротком отрезке дороги.

Вероника, тяжело дыша, покачала головой. На лбу у нее выступили бисеринки пота.

— Укачало, — пробормотала она. — Ребята, если мы не остановимся, меня стошнит.

— Чего? — проорал Виктор. Он не разбирал ни слова за надсадным воем движка.

— Ее сейчас стошнит! — крикнул в ответ Марафонец.

— Пусть слюни глотает!

Впереди замаячил перекресток.

— Я буду поворачивать! — завопил Виктор. — Держитесь, а то поушибаетесь.

Вероника потрясла головой.

— Все. Сейчас.

Марафонец нагнулся, подхватил с пола короткий увесистый штатив и саданул им в окно. Стекло взорвалось серебристыми осколками. Слюдяные кубики забарабанили по асфальту, будто капли дождя. Свежий ветер ворвался в салон и принялся озорно хлестать людей по щекам, трепать их за воротники, щекотать ледяными пальцами, забираясь за пазуху. Продолжая веселиться, он выдул на улицу желтую занавеску, и та забилась, словно знамя.

— Так получше?

— Да, спасибо. — Девушка жадно глотала холодный воздух.

Марафонец просунул голову в оконный проем и оглянулся. «Жигуленок» шел в сотне метров позади, с каждой секундой сокращая расстояние. Из-за рыжих, как веснушки, многоэтажных башен вывалился тяжелый «Ми-8». Зарываясь носом, вертолет пошел вперед, увеличивая скорость и опускаясь все ниже. Марафонец посмотрел вправо. До перекрестка оставалось метров двадцать. Здесь, на Лавочкина, «Ми» не мог опуститься — мешали растущие на обочинах деревья, но Петрозаводская была достаточно широкой даже для мощного неуклюжего транспортника.

— Не поворачивай! — закричал Марафонец Виктору, однако тот не услышал.

«РАФ» тяжело просел на левый бок, пересек разделительную полосу и заскользил к обочине. Не меньше секунды микроавтобус балансировал на грани падения. Казалось, еще чуть-чуть, и он опрокинется, перевернется через крышу, грохнется о бордюрные камни. Яростное матерное ругательство Виктора вплелось в визг тормозов. Видимо, эта самая «ма-а-ать» и послужила противовесом, победившим незыблемый закон Ньютона. «РАФ» грохнулся колесами об асфальт. Под днищем что-то захрустело. Протяжно и жалобно.

Вертолет пророкотал над апельсиновым кузовом, прошел на десяток метров дальше и замер, чуть покачиваясь, над самой дорогой. «РАФ» покатился вперед, когда «трешка» начала вписываться в поворот. «Жигуленок» удачно разминулся с бесстрастным фонарным столбом, но ударился колесами о бетонный бордюр, легко завалился на левый борт, проскрежетал через весь тротуар, теряя бриллиантовые россыпи стекол, и гулко брякнулся крышей о куцый тополь. Наверное, сидящий за рулем «трешки» оперативник не был знаком с «чудо-матерью».

Вертолет все еще висел в воздухе, словно выжидая, пока беглецы окажутся достаточно близко, чтобы накинуться на них и растерзать в клочья.

Виктор посмотрел в зеркальце заднего вида и нажал на тормоз. «РАФ» послушно остановился. При этом под днищем что-то вновь застонало. На сей раз протестующе и чрезвычайно громко.

— Кранты нашей старушке, — пробормотал водитель, перебрасывая ручку переключателя скоростей.

«Ми» развернулся к беглецам «глазами»-кокпитами и медленно двинулся вперед. Расстояние сократилось на метр. Виктор еще раз глянул в зеркальце. Из правой дверцы лежащих на боку «Жигулей» уже выбиралась помятая фигура одного из фээсбэшников. Вертолет приблизился еще наметр.

— Хорошо, что внутри нет солдат, — послышался вдруг за спиной водителя голос Марафонца. — Дали бы очередь по колесам — и пиши пропало.

— Да ладно, мы и сами сломаемся через сотню метров.

Виктор нажал на газ, и «РАФ» шустро покатил назад. Водитель не преувеличивал. Под правым задним колесом что-то скрежетало и постукивало, словно сумасшедший барабанщик вдруг взялся отбивать психопатичный ритм погони. Вертолет двинулся следом, едва не касаясь колесами асфальта. Казалось, пилот вознамерился протаранить микроавтобус, расплющить бедолагу семитонной мощью дюралюминиевого корпуса.

— Во дворы, — торопливо посоветовал Марафонец. — Уходи во дворы.

— Сам знаю.

«РАФ» ловко повернул на узенькую дорожку, уходящую в полыхающий золотом листвы двор.

Не сбавляя хода, вертолет резко ушел вверх. Одно из колес шасси почти коснулось борта «РАФа». Избегая столкновения с деревьями, «Ми» уплыл вбок, выровнялся и поднялся еще выше, пропав из виду. Однако неутихающий рев двигателей указывал на то, что пилот не собирается сдаваться, а намеревается выслеживать беглецов и дальше.

— Ну, с воздуха-то он нас шиш увидит, — авторитетно заявил Виктор.

— Да здесь через пять минут будет столпотворение, — криво усмехнулся Марафонец.

— Ничего, сейчас тачушку подходящую подберем — и проща-ай, Вася…

С дорожки было видно, как геликоптер тяжело кружит над двором. Мощные воздушные потоки гнули верхушки деревьев. Стараясь избегать открытых участков, Виктор погнал машину по узким дорожкам. Наконец он заметил мелькающие среди ветвей крыши детсадовских беседок.

— О, то что нужно…

Микроавтобус въехал через распахнутые настежь ворота в тесный дворик детского сада и, развернувшись, вкатился в пустынную беседку. Заглушив двигатель, Виктор обернулся.

— Все. Приехали. Здесь, как я погляжу, публика солидная живет. Все больше иномарки попадаются. Подберем себе какую-нибудь задрипанную «бээмвуху» — и в путь.

— Куда? — спросил Марафонец. — В центр нам не попасть. Район уже блокирован. Минут через пять-десять патрули начнут прочесывание. Сколько времени уйдет у них на то, чтобы обнаружить «рафик»? Минут двадцать. Максимум двадцать пять.

— Ну и что? Мы за двадцать пять минут успеем до Камчатки доехать.

— Вы так и будете болтать, пока нас не найдут? — подала голос Вероника. — Пошли искать машину. Обязательно с магнитофоном. И никаких «бээмвух», — передразнила она. — «Копейку», старенький «Москвич», а еще лучше — «Запорожец».

— Да ты, старушка, в своем уме? — захохотал Виктор. — «Запорожцы» нынче в дефиците. Где ж их взять?

— Поменьше разговаривай, — буркнула Вероника, открывая дверцу и выбираясь на улицу.

* * *
Через пятнадцать минут блокпост, перекрывающий Ленинградское шоссе на пересечении с Беломорской улицей, остановил занюханный, видавший виды «Москвич», за рулем которого сидела молодая женщина.

Волосы ее были подвязаны простоватым платком, под глазами залегли синие тени. Выглядела женщина очень усталой. На пассажирском сиденье, надвинув на глаза замусоленную кепочку, спокойно почивал крепкий мужик. Землистого цвета щеки выдавали в спящем выпивоху с приличным стажем.

Подтянутый лейтенант, остановивший машину, заглянул в салон и поинтересовался:

— Далеко направляемся?

Женщина раздраженно взглянула на него и неприязненно, с отчетливой ноткой усталости, ответила:

— Вы — не знаю, а мы — на дачу.

— Это… — лейтенант кивнул на спящего, — …муж?

— Кто ж еще, чтоб ему пусто было! — зло выдохнула женщина. — Все люди как люди, а этот… Господи, за что мне такое наказание!

— Откуда едем?

— Из дома. — Тон женщины становился все более агрессивным.

— Где дом-то?

— На Пулковской. — Она вздохнула и принялась рассматривать две БМП, перегораживающие шоссе, троих солдат с автоматами наперевес, покуривающих и поглядывающих в сторону «Москвича».

— Почему не эвакуировались вместе с остальными жильцами? — задал очередной вопрос лейтенант, наблюдая за реакцией женщины.

— С какими «остальными»? Договорились с этим козлом, что после обеда едем на дачу, пришла с работы, а он уже напринимался. Готовый, чтоб ему…

Лейтенант пришел к выводу, что если бы не тени-синяки, не дурацкий платок, совершенно скрывающий волосы, то женщину вполне можно было бы назвать хорошенькой.

— Где работаете?

— На почте. В отделе доставки. Участковый заявился перед самым обедом, сказал, что надо идти домой, а в чем дело — не объяснил. Пока все сложила, пока то, пока се, и вот… — Женщина снова кивнула на мужа.

— Документы на машину имеются?

— У мужа в бумажнике.

— Разбудите его.

— Нет уж, — вскинулась злобно женщина. — Сами и будите, если вам надо. Он, между прочим, с недосыпу буйный становится. Так пусть уж лучше вам морды бьет. Может, тогда упекут моего ненаглядного на пару лет. Хоть отдохну по-человечески.

Лейтенант застыл в нерешительности. В конце концов, в сводке значилось трое беглецов, а в машине двое… И развалину эту с фургоном при всем желании не перепутаешь. Да и, честно говоря, вряд ли отыщется психопат, который рискнет позариться на такой хлам. Еще разбуженный жлоб драться кинется. Возись с ним потом.

— Вам далеко ехать?

— До Истры.

— Смотрите, осторожнее, — высказал последнее напутствие лейтенант. — Сегодня на дороге много машин.

— Сама вижу.

Офицер повернулся и махнул рукой: «Пропустить». Одна из БМП откатилась в сторону, освобождая проезжую часть. «Москвич», чихая и лязгая изношенными внутренностями, протарахтел мимо, и заслон вновь сомкнулся, перекрывая дорогу…

* * *
Отойдя от стола, Котов направился к оператору-связнику. С момента побега Полетаевой и Марафонца прошло одиннадцать минут. Район был полностью блокирован. Передвижные милицейские и военные патрули прочесывали улицы и дворы. В воздухе беспрерывно кружили два вертолета, однако «РАФ» до сих пор обнаружен не был. Котов полагал, что беглецам все-таки удалось ускользнуть.

При его приближении оператор сдвинул один из наушников на затылок и, упреждая вопрос, покачал головой.

— Никаких новостей, товарищ майор. Как сквозь землю провалились.

— Вот что, — Котов остановился, сунув руки в карманы брюк, — свяжись со всеми блокпостами в районе Ховрино, запроси, не выезжала ли за последние… — он посмотрел на часы, — …десять минут машина с тремя пассажирами: двумя мужчинами и женщиной.

— А марка машины?

— Угнанная.

— Товарищ майор, — нерешительно начал связник, — сейчас большой поток из города. Ребята на блокпостах и не вспомнят…

— Да знаю я, — буркнул Котов. — Но что-то же делать надо?..

Он прошелся по залу, остановился перед картой и принялся задумчиво наблюдать, как один за другим исчезают последние коричневые островки. Эвакуация заканчивалась. Теперь цветные пятна смыкались быстро, а сообщения поступали чаще: «Ноябрь-первый, эвакуация закончена»; «Сентябрь-восемь, у нас все чисто»; «Борт ноль-сорок восемь-три. Облет заканчиваю. Людей на улицах не видно».

Котов оглянулся. Члены объединенного штаба, сгрудившись вокруг карты, продолжали обсуждать план эвакуации Кремля. Выглядели они на редкость хмуро и напряженно. Выбрать наиболее безопасный способ эвакуации — задача не из самых простых. Котов выбрал. В сложившейся ситуации самым логичным и безопасным было бы эвакуировать запасники Алмазного фонда и Грановитой палаты по правительственному тоннелю на Чкаловский аэродром и далее в Питер под усиленной охраной. Скорее всего отцы-генералы, подумав, придут к такому же выводу.

— Товарищ майор! — Из-за спины вынырнул оператор. — «РАФ» нашли.

— Где? — Котов резко развернулся на каблуках.

— В детском саду неподалеку от Петрозаводской.

— Беглецов задержали?

— Никак нет. Вероятно, им удалось пройти сквозь блок-посты. На всякий случай патрули прочесывают район.

— Как закончат, сразу сообщи.

— Хорошо. — Оператор заторопился к стойке с аппаратурой.

Котов посмотрел на часы. Скоро три. Пора идти в студию. Главарь террористов должен выйти на связь, и Котову необходимо при этом присутствовать.

Он обогнул стол, заваленный служебными бумагами, досье, характеристиками, заключениями, и направился к двери. Оперативники, охранявшие вход, посторонились, пропуская его. Длинный коридор был, как и прежде, забит битком. Оставшиеся без работы репортеры, операторы и дикторы не желали находиться в стороне от событий. Они курили, обменивались новостями и своими соображениями по поводу происходящего. При появлении кого-либо из оперативников телевизионщики дружно и быстро, но словно бы ненароком, смыкались стеной, загораживая Мишу, держащего камеру.

— Товарищ майор! — От лестницы через толпу пробивался Беклемешев. Лицо его было исцарапано и намазано йодом.

Взглянув на подчиненного, Котов кривовато усмехнулся и произнес сакраментальную фразу:

— Ну и рожа у тебя! Ох и рожа! — Беклемешев символически развел руками. — Так, я в студию. Пошли, по дороге расскажешь.

— Я побеседовал с «голосовиками», — понижая голос, сообщил капитан.

— И что?

— По поводу сообщения, переданного Полетаевой.

— Ну я понял, понял. Что говорят-то?

— Они «вычистили» сообщение. Запись вообще сделана не человеком.

— Да? А кем же? Святым духом, что ли?

— Я в том смысле, что говорил не человек. Компьютер. Программа, синтезирующая речь.

— Вот хитрый гад! — Котов засмеялся тихо. — Но текст составлял Хорь?

— Ну да, конечно.

— Вот именно. Он может все что угодно сделать с голосом, но психологию свою Хорь поменять не может. Он — тот, кто он есть.

До дверей студии они шагали в полном молчании.

— Черт, поймал он меня с этим своим Рыбой! Выбил из седла наглухо. — Котов взялся за ручку двери и, словно вспомнив о чем-то, повернулся к Беклемешеву. — Тебе фамилия Науменко ни о чем не говорит? Лев Макарович Науменко.

— Нет. А должна?

— Лев Макарович Науменко — это и есть Рыба. Где-то я уже слышал эту фамилию, а где — не помню, хоть убей. Да, вот еще что. Как ты думаешь, шестнадцать человек — не многовато? Деньги-то уносить?

— Я так думаю, люди ему понадобились, чтобы ограбить склад и быстро установить фугасы. Задержанный же объяснил: пять групп. Это как минимум по три фугаса на группу. Не так уж и мало.

— Допустим. Значит, расстояние между установленными фугасами должно быть большим. А еще, Зиновий, это значит, что десять из этих шестнадцати — и это самое малое! — потенциальные покойники. Надо как следует изучить список и наметить костяк — пять, максимум шесть человек. И начать нужно с Генерала. Сказал же этот… Марафонец… Генерал — из добровольцев. Иди, займись пока.

— Хорошо, Саш.

Майор открыл дверь и вошел в студию. Зальчик был забит под завязку. Котов осмотрелся. На высоких передвижных трибунах женщины, дети, старики, пятеро или шестеро мужчин. Справа, у самой стены, молодая мама баюкает на руках девчушку лет пяти. Впрочем, и сама мама тоже потихонечку клюет носом. В самом верхнем ряду две забившиеся в уголок девчонки веселят друг друга анекдотами. Они молоды, и им скучно. Это понятно. Подростки не могут представить себе СМЕРТЕЛЬНОЙ опасности. Слева, у прохода, уютно посвистывает носом седенький старичок, даже во сне бережно прижимающий к костлявым коленям обшарпанную клюку. Большинство зрителей вялы и сонны. Обычная реакция на скуку и первичный стресс. За трибунами переминались с ноги на ногу оперативники: один — справа от двери, второй — слева.

На невысоком подиуме в центре студии установили три кресла, в которых разместились «центральные фигуры шоу»: двое бодрых, профессорского вида толстяков в годах, оба работники телевидения, и худой лысоватый очкарик с лицом, напоминающим вяленую рыбу, — сотрудник Антитеррористического центра ФСБ. Преувеличенно веселый ведущий с красными утомленными глазами расхаживал между рядами, изо всех сил стараясь не дать беседе завянуть окончательно. Он тоже работал в известном здании на Лубянской площади. Данная телепередача была его дебютом. Следуя полученным ранее инструкциям, сидящие на трибунах изредка просыпались и невпопад задавали бестолковые вопросы. «Гости» отвечали, не всегда по делу, но зато словоохотливо и фантастически пространно. Как и было задумано. Случайный зритель не выдержал бы и двух минут этой лабуды.

Пока камера крупным планом держала лицо одного из «гостей», Котов, вопросительно вздернув брови, посмотрел на ведущего. Тот отрицательно покачал головой.

Именно в эту секунду сидящий на подиуме «гость» произнес заранее заготовленную фразу:

— …Таким образом, условия поставлены жесткие, и нам ничего не остается, кроме как согласиться.

Он еще не успел договорить, а на сцену выпорхнула сияющая улыбкой секретарша и положила на столик перед «гостями» лист бумаги.

— Так, я вижу, у нас есть телефонный звонок, — преувеличенно громко возвестил ведущий. — Слушаем вас.

Включились укрепленные на стенах мощные динамики. Сперва из них слышалось только шипение, а затем возник голос. Тот самый голос с металлическим оттенком, который Котов слышал сегодня не менее пяти раз, прокручивая аудиокассету.

— Слушайте внимательно, повторять я не буду. Попрошу не перебивать, иначе повешу трубку. Деньги, полностью всю сумму, вы доставите к девяти часам вечера в место, которое я укажу позже…

Котов почувствовал, как по спине пробежали мурашки. «Анекдотницы» в верхнем ряду моментально умолкли и, открыв рты, уставились на ведущего. Пятилетняя девочка проснулась и заплакала. Зрители в зале замерли, напряглись. Опасность обрела конкретные формы, материализовавшись в этом жутковатом голосе. Только старичок у прохода продолжал спать.

Вытащив из кармана пиджака переговорное устройство, майор перевел клавишу в положение «передача».

— Котов. Звонок засекли?

— Он разговаривает по сотовому телефону. Это где-то в районе Савеловской. Точного местоположения пока нет. Потяните время.

— Вы же слышали: если мы скажем хотя бы слово, он повесит трубку.

— Две минуты. Нам нужно всего две минуты!

— …Деньги должны быть в крупных купюрах без каких-либо пометок. Если купюры окажутся помечены, мы взорвем бомбы. Фугасы обезвреживаются при помощи кодов, известных только двоим членам группы. Все мои люди несут на себе взрывчатку. Стоит им заподозрить что-нибудь неладное, они взорвут себя. Деньги следует уложить в пластиковые кейсы. К месту назначения их доставит грузовик с опущенными бортами. Сопровождающих — не больше двух человек. В условленной точке они выгрузят чемоданы, и грузовик уедет…

Котов вновь щелкнул переключателем рации.

— Ну что?

— Еще двадцать секунд.

— …Если мы заметим хотя бы одного вашего человека в районе передачи денег, бомбы будут взорваны. Остальное — во время следующего сеанса.

Голос исчез, осталось только характерное шипение. И тотчас же ожила рация:

— Есть, мы держим его. Он вел передачу из дома на углу 1-й Квесисской и Полтавской. Сейчас выводим видеокартинку.

— Блокируйте район. Вызывайте группу захвата. Поднимайте вертолеты. Не дайте этому ублюдку уйти.

Котов вышел из студии и торопливо зашагал в сторону центрального зала. Ему очень хотелось побежать, но стоящие в коридоре телевизионщики ловили каждое его движение. Не стоило давать лишнего повода для волнений.

* * *
Тишина лопнула, как мыльный пузырь, застонала, умирая под колесами БТРов, разлетелась мириадами грязных брызг из-под солдатских сапог, сжалась в гармошку, смятая траками гусениц. Блокада района закончилась меньше чем за минуту. Обе эстакады у Савеловского вокзала перегородила бронированная стена. Крупнокалиберные пулеметы уставились черными глазами в сторону Нижней Масловки. На Петровско-Разумовской аллее, посреди золотисто-алого океана неубранной листвы, развернув башни в сторону центра, монументальными гробницами застыли два «Т-72». Еще четыре БТРа перекрыли Новую Башиловку у бассейна «Динамо». По улице короткими перебежками передвигались цепочки десантников, сжимавших в руках «АКМС». Безразличные окна вымерших домов наблюдали за этой молчаливой охотой.

Со стороны Ленинградского проспекта над комплексом «Динамо» прошли три вертолета. Один из них, легкий «Ка-26» с эмблемой ГАИ на борту, шел над самыми верхушками деревьев. Дверь пассажирского отсека была открыта, в ней, пристегнутый страховочным ремнем, восседал снайпер с «СВД» в руках. Два других вертолета несли на борту две группы захвата — крепких ребят в серых комбинезонах, бронежилетах, шлемах с толстым забралом и высоких армейских бутсах. Остальные три команды штурмовиков выдвигались к блокированному району на «броне». «Ка-26» шел первым, «Ми» — чуть позади. Ловушка захлопнулась. Кольцо начало сжиматься.

Никто из присутствующих не сомневался: пять-десять минут — и террорист окажется у них в руках.

* * *
Котов вошел в центральный зал. Его поразило то, как здесь вдруг изменилась атмосфера. Воздух был наэлектризован до предела.

Члены штаба собрались у огромного планшета, по которому бегали разноцветные огоньки. На секунду Котов остановился, чтобы оценить обстановку. Окружение составляло почти идеальное кольцо, в центре которого пульсировал рубиновый огонек.

Командующий обернулся и усмехнулся жестко, немного язвительно:

— Ну, что скажете, майор? Не такие уж хитрые парни эти ваши террористы. Как видите, не все они рассчитали.

Представитель Министерства обороны улыбнулся не без легкой нотки угодливости.

— Наверное, совсем нас держали за лохов.

— Вот именно. — Командующий вновь повернулся и воззрился на планшет.

Полковник-спецназовец вдруг подмигнул майору и состроил физиономию, означающую, вероятно: «Не обращай на них внимания, парень. Все равно эти ребята ни хрена не смыслят в оперативной работе».

— Есть картинка! — крикнул один из операторов.

На огромном экране, стоящем в углу, появилась далекая туманная сеточка улиц с крохотными пятнышками домов и еще более крохотными — с игольное ушко — бронемашин.

— Увеличить можете? — громко спросил майор.

— Да, сейчас.

На планшете рубиновое пятнышко — сотовый телефон — все еще пульсировало в первоначальной точке, накладываясь на очерченный прямоугольник дома.

Котов подумал, а потом сказал спокойно, вполголоса:

— Его там нет.

Спина командующего моментально напряглась. Вероятно, он воспринял реплику как издевку. Майор увидел, как медленно багровеет начальственная шея. Тучная фигура словно увеличилась в размерах. Несомненно, хотелось — ох как хотелось! — командующему одернуть этого заносчивого наглеца, которому до генеральского звания, равно как и до высокого поста, еще тянуть и тянуть. В лучшем случае десяток лет. Медленно, очень медленно командующий обернулся.

— С чего такая уверенность, майор?

— Не думаю, что террористы настолько глупы, что не учли возможности радиоперехвата, — пожал плечами Котов. — Если бы все было так просто, мы бы их уже вычислили. Они предусмотрели если и не все, то почти все.

— В таком случае что же ЭТО такое? — Генерал поднял руку и коснулся пухлым пальцем рубинового огонька, неподвижно мерцавшего на прозрачном поле планшета.

— Это? — Котов тоже поднял голову, словно любуясь праздничной иллюминацией, а затем пояснил: — Это сотовый телефон. Но наличие телефона не предполагает наличие самого человека.

— Ну наглец! — произнес кто-то из отцов-командиров.

Котов тяжело посмотрел в толпу.

— Я делаю свою работу, — размеренно произнес он, — и ничего больше. Я профессионал и не тешу себя иллюзиями.

— Да никуда ему не деться, — пожал плечами лысоватый генерал-полковник, представитель ОВС. — Мы его закупорили, как в бутылке.

— Вот он! — громко сообщил оператор-компьютерщик.

Картинка на экране увеличилась, и все присутствующие вдруг четко увидели фигуру террориста. Тот беспечно, хотя и быстро, шагал по Нижней Масловке в сторону Петровско-Разумовской аллеи.

Полковник-спецназовец присвистнул, пробормотал не без восхищения:

— Ну и нервы у парня! Позавидуешь. Всем бы такие.

Несомненно, террорист слышал рев БТРов и рокот приближающихся «вертушек», но, похоже, его это нимало не волновало. Он шел, засунув руки в карманы широких штанов, и как-то странно подергивал головой.

— Что это он дергается? — недовольно поинтересовался командующий.

Поведение связника-террориста не укладывалось в рамки его понимания.

— Может быть, у него тик? — предположил представитель ВВС.

Котов вдруг засмеялся.

— Что вы нашли в этом смешного, майор? — Командующий злился все больше.

— Он свистит, — пояснил Котов.

— Он ЧТО? Свистит???

— Или поет. Музицирует. Развлекается.

Полковник-спецназовец захохотал. Широко, трубно.

Прыснул стоящий за планшетом лейтенант-десантник. Расплылись оперативники Котова. Даже операторы улыбались втихаря.

— Вот наглый сукин сын! — заметил не без некоторого уважения полковник.

Тем временем террорист спокойно свернул в Петровско-Разумовский проезд.

— Надо зажать его! — резко сказал Котов. — Зажмите его! Не дайте ему уйти.

— Он никуда не денется, — раздраженно ответил командующий. — Мы блокировали район. Все улицы перекрыты.

— Неужели вы не понимаете! Он ИДЕТ! Ему есть куда идти! — зло откликнулся майор. — Путь отхода у них был разработан заранее! Этот парень, — Котов ткнул пальцем в экран, — действует по плану! Перехватите его!

— А связник?

— Да нет там уже никакого связника!

— В таком случае что это, по-вашему? — торжествующе воскликнул представитель Министерства обороны.

Рубиновая точка на планшете дрогнула и сместилась чуть влево.

* * *
Вертолеты пролетели над посадками и пошли над Нижней Масловкой в сторону площади Зденека Неедлы. Снайпер в «Ка-26» дослал патрон в патронник. Он не собирался убивать террориста, только стрелять по ногам. Подняв винтовку, стрелок упер приклад в плечо.

На повороте, соединяющем Верхнюю и Нижнюю Масловку, «Ми-8» зависли. Из грузовых отсеков упали бухты тросов. Спецназовцы из группы захвата один за другим соскальзывали на землю и тут же отбегали в сторону.

«Ка-26», урча мощными турбинами, ушел дальше, к эстакаде. Над цепью БТРов он развернулся. Все было тихо-спокойно. Второй террорист еще не появился, но солдаты были готовы.

Пилот вертолета пощелкал тумблерами на приборной панели.

— Я — борт 0504. Вызываю «Центральную».

— Я — «Центральная», — моментально откликнулся штаб. — Что у вас, 0504? Вы видите террориста?

Пилот на всякий случай еще раз вгляделся в очертания улицы.

— «Центральная», никакого движения.

* * *
Рубиновый огонек на планшете передвинулся еще правее.

Котов замолчал изумленно. Оставлять кого-нибудь было со стороны террористов не просто ошибкой, а настоящей глупостью. А они ошибок не делали. Во всяком случае пока.

Майор продолжал созерцать экран, спиной чувствуя жгущие насмешливые взгляды.

Представитель Министерства обороны негромко, но с откровенно насмешливыми интонациями произнес:

— Так что, говорите: наличие трубки не означает наличие человека? Хм-м.

Это «хм-м» прозвучало, как плевок в лицо. Котов не отреагировал.

Три оранжевые точки, вертолеты, как огромные шмели закружили над нужным кварталом, нет-нет да и перекрывая рубиновый огонек. Крохотные голубые квадратики, штурмовики группы захвата, начали обходить дом с двух сторон — по Полтавской и Башиловской. Третья группа быстро двинулась следом за уходящим «свистуном». Четвертая и пятая выставили кордоны на пути террориста. Котов отчетливо представлял себе, как серые тени торопливо, короткими перебежками скользят вдоль бежевых стен мощных, довоенной постройки домов. Вот они свернули на Квесисскую и пошли навстречу друг другу.

Командующий операцией поднял микрофон.

— «Июль-тринадцать», выдвигайтесь к кинотеатру «Прага», блокируйте дом номер один со стороны Башиловской улицы. «Июль-четыре», вы перекрываете Полтавскую.

Точки на экране оживились, быстро поползли в заданном направлении. Котов усмехнулся и покачал головой. Он представил себе, как БТРы, словно тяжелые мощные звери, ползут по улице, выстраиваясь в боевой порядок, отрезая террористу пути к отступлению, как пулеметы настороженно и хищно пялятся в окна.

Группа захвата разделилась, блокируя одновременно все подъезды.

— «Центральная», я — «Гроза-один», — выдал динамик. — Есть какая-нибудь дополнительная информация по передвижению террориста?

— «Гроза-один», — сипловато произнес командующий, — террорист только что двигался. По нашим данным, этот парень в первом подъезде со стороны Башиловки.

— Вас понял. Начинаем штурм.

* * *
По команде подошвы высоких армейских бутсов ударили в подъездную дверь, распахнули ее. Ловкие серые фигуры скользнули в пропахший псиной полумрак. Света не было, весь жилой сектор города был обесточен, и данный район не являлся исключением.

Старший тихо, сквозь зубы, выматерился.

— «Гроза-один» — всем. Включить фонари. Осторожнее, ребята, этот урод может быть где угодно.

Группа разбилась на две подгруппы. Трое поднялись на последний этаж и там заблокировали лифт, один штурмовик остался дозорным у дверей подъезда, остальные начали быстро подниматься по лестнице, проверяя двери квартир — не взломаны ли. Проходя этаж, каждая группа докладывала результаты осмотра, и результаты эти были неутешительными.

— «Гроза-три», все чисто.

— «Гроза-четыре», у меня никого.

— «Гроза-пять», пусто.

* * *
Котов ждал новостей с не меньшим напряжением, чем все остальные. Сейчас от него не зависело абсолютно ничего. Оперативно-тактические указания давал не он. Представители штаба толпились у планшета. Котов слышал их дыхание, тяжелое, прерывистое. Они боялись, и это естественно. Котов упустил журналистку и террориста-бегунка, они же могли упустить действующего члена группы.

— Ты можешь определить его местоположение более точно? — спросил майор у оператора.

Тот покачал головой:

— Нет. Это максимальное увеличение.

Спецназ штурмовал дом. Одна из групп обследовала чердак и крышу, остальные начали осмотр следующего подъезда.

— «Центральная», я — «Гроза-один». У нас все чисто. Никаких признаков террориста.

Котов выпрямился и повернулся к планшету. Генерал упрямо поджал губы.

— Осмотрите квартиры.

— Вас понял, «Центральная».

И снова эфир заполнился радиопереговорами. Штурмовики взламывали двери, растекались по комнатам, кухням, осматривали ванные и туалеты, проверяли балкончики. Спецназовцы заглядывали даже в шкафы. Все тщетно.

Оператор почесал затылок и озадаченно поинтересовался:

— Интересно, у этого парня нет шапки-невидимки?

— Разговорчики! — гаркнул командующий. — Вы мешаете работать, черт побери!

— Да, конечно, — пробормотал себе под нос компьютерщик, — именно мы и мешаем работать.

Котов обратил внимание на то, что практически все, кто был в зале, словно загипнотизированы происходящим. Смотрят на планшет не отрываясь, выжидающе.

— Внимание, — вдруг произнес командующий.

Котов отчетливо увидел, как рубиновый огонек дернулся, сдвинулся на миллиметр, а затем вдруг быстро поплыл, пересекая дом, влево.

— Он все еще там! — Это была даже не констатация факта, а крик восторга. — Он все еще там!

Через мгновение динамик ожил снова:

— «Центральная», я — «Гроза-один», у меня все чисто. Его здесь нет.

— Он должен быть там! Мы только что отметили движение, — сказал, почти выкрикнул, командующий. — Смотрите внимательно. На чердаке!

— «Гроза-два», доложите обстановку!

— «Гроза-один», я — «Гроза-два», чердак чист!

— А крыша?

— Все чисто, «Гроза-один».

— «Гроза-три», что с подвалом?

— Я — «Гроза-три», здесь его нет.

— Он должен быть там. Ищите, черт побери! — заорал командующий. — Ищите!

* * *
Солдаты были похожи на волков. Казалось, еще немного — и они начнут вынюхивать след, втягивать ноздрями воздух, пытаясь уловить запах террориста. Лучи мощных фонарей прорезали подъездный полумрак, выхватывали надписи на стенах, скользили по окнам, прыгали по потолку, замирали на дверных проемах квартир.

Все закончилось на удивление быстро и банально. Один из стоящих в подвале штурмовиков услышал вдруг в темноте странную возню. Кто-то торопливо и заполошно зарывался в кучу мусора.

— Он здесь! — закричал спецназовец, вскидывая автомат, под стволом которого был укреплен мощный электрический фонарь.

Луч света скользнул по куче мусора, — слишком маленькой для того, чтобы в ней уместился человек, — прошел дальше, вернулся.

В подвал врывались солдаты. Старший подошел ближе, держа «АКМС» перед собой.

— Где?

Штурмовик мотнул головой в темноту.

Трое спецназовцев быстро приблизились к мусорной куче. Старший пнул хлам ногой и тут же услышал жалобное тявканье.

— Черт! — пробормотал солдат. — Ты-то что здесь делаешь, дурища?

Он почмокал губами, посвистел, и тогда из мусорной кучи, доверчиво виляя хвостом, выбрался встрепанный пес — щенок-подросток месяцев двух от роду. На шее его болтался короткий поводок, к которому скотчем был примотан блок, состоящий из телефонной трубки и вполне обычного диктофона.

— Иди сюда, иди, — продолжал приговаривать штурмовик.

Щенок, припадая брюхом к полу, подобрался поближе и, вытянув острую мордочку, лизнул старшего в руку. Спецназовец взял его за ошейник и сказал в микрофон:

— Внимание, «Центральная», это «Гроза-один». Мы нашли трубку.

* * *
В «Останкино» члены штаба переглянулись между собой.

— А террорист?

— Террориста здесь нет, — последовал короткий обескураживающий ответ. — Он ушел. Трубка прикреплена к поводку собаки.

— Черт! — Генерал повернулся к Котову и пробормотал не без неприязни: — Да, майор, в проницательности вам не откажешь. Что со вторым террористом?

* * *
Крекер свернул в Петровско-Разумовский проезд и быстро пошел в сторону Тимирязевской академии. Парк академии был неплохим укрытием, но Хорь отверг его, мотивируя свое решение тем, что эту территорию достаточно легко заблокировать. Связник оказался бы в ловушке. Они придумали иной выход, поэтому Крекер спокойно шагал по тротуару, насвистывая модный мотивчик и покачивая головой в такт музыке. Дойдя до 2-й Квесисской, боевик оглянулся и свернул направо.

Шептун, поддерживающий связь со своим подопечным, сообщил:

— Эй, приятель, поторапливайся. Помни, наши друзья за тобой наблюдают.

— Да ты, старый, мне об этом пять раз уже говорил, — хмыкнул Крекер. — Не волнуйся. Я почти пришел.

— Ты поменьше веселись там. Эти парни метрах в пятидесяти у тебя за спиной.

— Да вижу я!

* * *
— Куда это он направляется? — недоумевал в «Останкино» командующий. — На Башиловку? Но там наши блокпосты.

На экране фигура террориста остановилась. «Связник» поднял руку.

— Что он делает? — Представитель Министерства обороны удивленно оглянулся на остальных членов штаба. — Знак, что ли, кому-то подает?

— Похоже, — согласился полковник-спецназовец. — Может быть, у него там группа прикрытия? Огневой заслон?

Котов прищурился, рассматривая картинку на экране.

— Вокруг жилые дома, — продолжал полковник быстро. — Террористы могли засесть где угодно.

— «Тайфун», я — «Центральная». — Командующий схватил рацию. — Вы меня слышите?

— Слышу вас отлично, «Центральная». Что случилось?

— Немедленно прекратить продвижение!

— Но мы его видим! Он почти у нас в руках!

— Я сказал: прекратить движение до прибытия поддержки! «Вертушки», как слышите?

— Борт 0504, слышу вас!

— Борт 0821, все понял!

— Борт 0356, вас слышу, «Центральная»!

— Поддержите группу «Тайфун», внимательно следите за жилым сектором! Возможно наличие огневого прикрытия! — отдавал распоряжения командующий. Ему нравилось. Он, похоже, получал удовольствие от осознания факта, что в его власти манипулировать целыми боевыми группами.

«А еще, — думал Котов, — этот человек абсолютно не задумывается о жизнях солдат. Он просто играет в войну».

«Вертушки» развернулись и ушли ко 2-й Квесисской улице. Группа «Тайфун» заняла боевую позицию, используя естественные укрытия. Они томились ожиданием и матерились, понимая собственную беспомощность.

* * *
Остановившись на углу Квесисской и Башиловской, Крекер открыл водосточный люк и начал спускаться по ржавым скобам-ступенькам, бормоча на ходу:

— Все. Минут через десять-пятнадцать буду у вас. Ты, старый, распорядись там. А то Сильвер с Пастухом меня положат ненароком. Этим придуркам только дай пушки в руки. Кого хочешь ухандокают. Пойдут палить, как дети малые.

Оказавшись в подземелье, Крекер расстегнул «молнию» на сумке и принялся цеплять к ступеням брикеты пластита, крепить к ним радиоуправляемые мины. Действовал он быстро, ловко, без излишней спешки.

— «Москва-девять», уходи! Они продолжают движение. Секунд через двадцать будут у тебя.

— Хорошо, хорошо, — бормотал Крекер, продолжая возиться с детонаторами.

— Уходи, говорю!

— Сейчас, закончу только.

— Бросай «игрушки»! Одной достаточно! Уходи!!!

— Все. Уже иду! Не ругай меня, папочка.

Крекер бросил сумку и побежал по тоннелю.

* * *
«Вертушки» зависли над домами, над деревьями, над улицей. С мостовой тут же поднялись тучи листвы и пыли, словно громадные золотисто-алые призраки выросли под серебряными лопастями вертолетов.

— Борт 0504, никакого движения. Все спокойно. В окнах чисто.

* * *
Командующий вздохнул с облегчением.

— «Тайфун», я — «Центральная», продолжайте движение! — скомандовал он в микрофон.

Штурмовики начали продвижение вдоль улицы, выдерживая боевой порядок, действуя по схеме «пять на пять». Пятеро бегут, пятеро прикрывают. Через семнадцать секунд они оказались у колодца.

— «Тайфун» — «Центральной», мы на месте. Колодец закрыт. Что делаем дальше?

— Продолжайте преследование.

— Этого нельзя делать! — угрюмо заметил полковник.

— Я сам знаю, что можно делать, а чего делать нельзя, — резко отозвался командующий. Ему очень хотелось задержать террориста. Это было бы его личной заслугой. — Продолжайте движение, «Тайфун»!

— Черт побери, вы не понимаете, что эти мальчишки могут угодить в засаду? — громко и зло спросил Котов. — Их же перестреляют там, как куропаток! Они даже спуститься не успеют!

— Не учите меня, майор! — рявкнул командующий. — Эти, как вы выразились, мальчишки — профессионалы. Их готовили для подобных ситуаций! — Он вновь поднес микрофон к губам. — «Тайфун», продолжать преследование!

— Жаль, их не готовили к тому, что командовать ими будет самовлюбленный идиот! — громко сказал полковник.

— Что? — Начальник штаба резко повернулся. — Что вы сказали, полковник?

— Я сказал, что вы — самовлюбленный идиот, ни черта не смыслящий в военном деле, не способный видеть и понимать очевидные вещи, зато способный ради удовлетворения собственных амбиций отправить на гибель десяток людей!

— Вы отстраняетесь от участия в операции! — железным голосом сообщил командующий.

— Надо же, как вы меня напугали! — криво усмехнулся полковник.

— Идите сюда, — пригласил его Котов.

— Кстати, майор, я еще не получил от вас объяснений относительно подписи, — ядовито заметил командующий.

— Получите.

— …И поэтому вы тоже отстраняетесь от участия в операции.

— Пожалуйста, — согласился Котов. — Вы можете это сделать, но не в вашей компетенции отстранить меня от оперативной разработки террористов. Такое указание может дать только полковник Рощенков или начальник ФСБ.

— Вы получите его, — пообещал командующий. — Позже. А пока мы продолжим операцию по захвату. «Тайфун», продолжайте преследование террориста.

* * *
Штурмовики, собравшиеся вокруг водосточного колодца, переглянулись. Старший группы вздохнул:

— Делать нечего, ребята, пошли.

Он подцепил чугунную крышку, сдвинул ее в сторону, и в этот момент прячущийся в темноте тоннеля Крекер нажал клавишу дистанционного устройства.

* * *
В «штабном» зале «Останкино» люди застыли, глядя на экран. Видеокамера, установленная на борту геодезического самолета, не могла передать оглушающий звук, но по тому, как дрогнули деревья в конце улицы и тряхнуло висящие в воздухе вертолеты, можно было догадаться: сила взрыва невероятно велика. На экране вспыхнуло белое раскаленное пятно, скрывшее группу «Тайфун». Когда же оно, закуклившись, исчезло, на асфальте остались лишь куски изувеченных тел.

Командующий подавленно молчал. Полковник-спецназовец, с презрением посмотрев на него, спросил:

— Ну что, удовлетворены? Попробовали? — И, отвернувшись, добавил себе под нос: — Скотина!

Котов взъерошил волосы, постоял, размышляя, спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:

— А что за знак он подавал? И главное — кому?

Полковник посмотрел на него.

— Думаешь, там кто-то остался? Вертолетчики ничего не заметили.

— «Вертушки» висели слишком высоко. Пилоты видели окна, но не могли рассмотреть того, что происходило в квартирах. — Майор обернулся к компьютерщикам. — Увеличьте изображение.

Картинка на экране чуть придвинулась.

— Это все, — сообщил оператор. — Больше не получится. Все-таки это не спутник-шпион.

— Ладно, достаточно. Смотри. — Котов подвел спецназовца к экрану. — Террорист хорошо виден из этих домов, — он указал на нужные строения пальцем, — из этого и с верхних этажей вот этих двух. Кому и зачем он мог подавать сигнал?

— Может быть, показывал, что все в порядке? — предположил полковник.

— Ну, в тот момент он еще не мог знать, как все сложится. А вдруг бы его подстрелили?

— Огневая группа?

— Сектор обстрела плохой. — Котов задумчиво прищурился. — Если бы ты сам был Хорем, где посадил бы группу прикрытия?

Полковник внимательно изучил картинку.

— Вот здесь, — он показал нужный дом в Петровско-Разумовском проезде, на перекрестке со 2-й Квесисской. — Обе улицы как на ладони, отход связника контролировать хорошо. Стрелять пришлось бы со спины. И солнце светило бы нашим в глаза, мешая видеть стрелка…

— А пока штурмовики разобрались бы что к чему, связник успел бы уйти, — закончил за него Котов.

— Точно.

Майор наклонился к оператору.

— Теперь выведи-ка нам кадр с террористом. Тот, где он подает сигнал.

— Пожалуйста, нет проблем.

На экране появился статичный кадр: террорист с поднятой вверх рукой.

— Видишь что-нибудь? — спросил Котов полковника.

Тот пожал плечами.

— «Виктория», что ли? По-моему, у него пальцы растопырены. Или нет? Черт, помех много! Почистить нельзя? — Майор посмотрел на оператора.

Тот неопределенно шевельнул бровями.

— Камера далеко. Зерно крупное получается. Чистка часа полтора займет. Нашу «машину» бы сюда, за полчаса бы все сделал, а так…

— Все равно, — сказал Котов, — займись пока.

— Эх, сейчас бы, ребят, дом этот прочесать! Глядишь, нашли бы чего. Сразу все понятно стало бы.

Майор усмехнулся, кивнул на командующего:

— Так он тебе и дал. Ты отстранен. Я, кстати, тоже.

Полковник взглянул в сторону «штабной половины», покачал головой:

— Сдается мне, натворит этот дурак дел еще. Ох, натворит!

* * *
В коридоре Миша осторожно нажал на кнопку увеличения. Объектив с тихим жужжанием повернулся. Камера подрагивала, и это, конечно, отражалось на качестве картинки, но в общем и целом запись получалась.

* * *
— У вас уже есть какие-нибудь зацепки? — спросил полковник.

Котов пожал плечами.

— Сейчас проверяем связи террористов. Но кое-что есть. — Он рассказал полковнику о состоянии дел.

Тот слушал внимательно, серьезно, время от времени задавая уточняющие вопросы. Когда майор закончил рассказ, полковник уважительно кивнул.

— Да, серьезную работу вы провернули, парни. И что ты думаешь относительно террористов?

— Они где-то в городе, тут и думать нечего, — ответил Котов. — Город для них сейчас — самое безопасное место. Причем ты слышал: в террористов, даже если мы их обнаружим, стрелять нельзя. Убьем носителей кодов.

— Думаешь, это не блеф?

— А зачем Хорю блефовать? Он в выигрышном положении. Что-то эти ребята затевают. Что-то очень-очень нехорошее.

— С чего ты взял?

— Посуди сам, зачем им эта головная боль: бегать, что-то там взрывать, прятаться? Отправились бы в аэропорт, окружили бы себя заложниками. Все равно стрелять в них нельзя… — Котов вдруг остановился, указал на одного из оперативников. — Значит, так, орел. Дуй-ка на Нижнюю Масловку, забери трубку и рысью к экспертам. Пусть снимут отпечатки пальцев, если, конечно, они там имеются. В чем я, впрочем, сомневаюсь, — добавил он уже тише. — И пусть, кстати, номер установят. Посмотрим, откуда взялась эта трубка. О чем мы говорили?

— О том, что эти ребята что-то затевают, — напомнил полковник.

— Точно. Кстати, надо пройтись по списку, установить костяк группы. Коды наверняка у кого-то из них. Узнаем, у кого коды, — решим, как действовать дальше.

— Так давай займемся.

— Считай, что уже занимаемся.

* * *
— Все. — Вероника загнала «Москвич» на пустынную улочку какого-то подмосковного поселка и сказала шоферу: — Выпусти Марафонца.

Виктор обошел машину и открыл багажник.

Отдуваясь и вытирая пот со лба, Марафонец выбрался из вынужденного заточения, постоял, разминая затекшие мышцы.

— Хочешь верь — хочешь нет, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы, — а в багажнике еще никогда ездить не приходилось. — Осторожно выпрямив спину, Марафонец прогнулся, втянул воздух. — Зараза, мышцы сводит.

— Это бывает, — громогласно и весело поддержал спутника Виктор. — Я иногда посижу, ноги так затекут, что потом минут двадцать стоять не могу.

— Ну, что делать-то будем? — Вероника выбралась из машины, облокотилась о крышу. — Я так понимаю, что у нас неприятности.

— Старуха, — загоготал шофер, — ты удивительно наблюдательна. Я бы даже сказал, у нас очень большие неприятности. Машину фээсбэшную грохнули.

— А, брось ты! — махнул рукой Марафонец. — Мало, что ли, в Москве каждый день машинпереворачивается? Одной больше, одной меньше — разница невелика. Тем более что сегодня уж точно аварий раз в тысячу меньше обычного.

— Ладно, — одернула его девушка, — это мы потом будем где следует объяснять, а сейчас давайте решим, что делать дальше.

— Что делать? Что делать? — хмыкнул Виктор, смешно выпячивая нижнюю губу. — Искать будем халабуду эту.

— Знаешь как?

— Ну а то? — Шофер расплылся в улыбке, неимоверно довольный собой. — Карту-то я прихватил. Сейчас все прикинем, подумаем. Не совсем уж мы тупые.

— Тупые или не тупые, а магнитофончика-то в машине нет. — Вероника внимательно посмотрела на мужчин.

— Та-ак, — заключил Виктор, — ну тогда все, орлы. Кранты. Считайте, что мы в заднице. В огромной-огромной глубокой заднице.

— Подожди. — Марафонец нахмурился. — Сколько идет эта ваша «Пастораль» по времени? Минуты четыре с половиной, да?

— Сейчас посмотрю точно. — Вероника достала из кармана кассету, сверилась с хронометражем. — Пять минут семь секунд.

— Ну, семь секунд можно опустить. Зная время, можно прикинуть, куда и в каком направлении мы ехали.

— В принципе-то можно, — нерешительно протянул Виктор.

— Давайте попробуем. — У Вероники загорелись глаза. — Чего нам терять-то, в самом деле?

Виктор достал из внутреннего кармана куртки свернутую в трубочку, замызганную, потрепанную книжицу «Москва и Московская область».

— Так. Где вы, говоришь, были-то?

— У Китай-города, большая такая улица…

— Солянка, наверное?

— Точно, Солянка!

— Ну, давай начнем по порядку. Куда вы свернули?

— Налево, — не раздумывая, ответил Марафонец. — Двигатель был заведен, мы почти не стояли. Сразу налево.

— Ага, значит, ехали вы по Солянке до?..

— Ну, «до» я не знаю, но проиграла половина. — Марафонец прикрыл глаза. — Мы стояли примерно полминуты, судя по всему, на светофоре. И свернули еще раз налево.

— На светофоре, — повторил Виктор, изучая карту. — Это, наверное, площадь Яузских ворот. Повернули вы скорее всего на Бульварное кольцо. Так?

— Не знаю, не видел, — пожал плечами Марафонец. — Дорога не очень хорошая, потряхивало периодически.

— Точно, Бульварное кольцо, — расплылся Виктор, — грех не узнать. Там покрытие — не дай божок. Я, помню, как-то раз на своей…

— Ты дальше давай, — оборвала воспоминания Вероника, — а случаи свои для мемуаров сохрани.

— Как скажешь, старушка, как скажешь. Та-ак, значит, свернули вы на Бульварное. Сколько ехали по нему?

— Пять раз на светофоре стояли, — сообщил Марафонец и тут же скомандовал: — Стоп! Или шесть? Черт, не помню. Или пять, или шесть.

— Хорошо, сколько раз музыка сыграла?

— Четыре раза.

— Значит, двадцать — двадцать одна минута. А крупных перекрестков у нас здесь до Тверской аж восемь штук. Значит, поворачивали вы в лучшем случае на Петровку. В худшем, если один-два светофора проскочили, то Тверская или Никитская. Теперь прикинем по времени. Двадцать минут. Светофоры там долгие, секунд двадцать пять — тридцать. Пять раз стояли, значит, две с половиной — три минуты. Да минут пятнадцать ехать. По всему выходит, что либо Дмитровка, либо Тверская.

— Последний светофор долгий был, — припомнил Марафонец, — а за ним сразу повернули направо.

— Ну точно, Дмитровка. — Виктор потыкал пальцем в карту. — У «России» вообще перекрестки долбанутые. Поехали дальше. Припоминай тщательно, с какой скоростью ползла ваша колымага?

Марафонец пожал плечами.

— Пятьдесят, может, пятьдесят пять.

— Но не больше шестидесяти, — подвел черту Виктор. — Будем считать, что шестьдесят.

* * *
Гора мусора на путях все росла и росла. Завал получился приличным. Если бы им пришлось обороняться здесь, то кучи слежавшегося грунта послужили бы неплохим прикрытием. Яма была глубокой, около двух метров. Когда наконец сквозь тонкий слой перемолотой, взрытой земли проглянуло бетонное основание тоннеля, Генерал не смог сдержать улыбки. Хорь — умница. Оставалось только подивиться тому, насколько все прекрасно спланировано. Они вышли именно туда, куда и рассчитывали. Генерал представил себе, какой объем работы надо было провернуть Хорю, чтобы точно вычислить участок раскопок, и восхищенно качнул головой. Молодец мужик, иначе чем мастером его и не назовешь. Гений. Гений злодейства. Гений преступления.

Обливающийся потом Бегемот выпрямился и устало провел тыльной стороной ладони по лбу.

— Что, Бегемот, запарился?

На мгновение Генералу стало жаль его. Этот толстяк еще не знал, что ему придется умереть. Он же, Генерал, знал ближайшее будущее Бегемота и поэтому испытывал чувство собственного превосходства. Вероятно, оно и породило всплеск жалости. Впрочем, стоило ли сейчас думать о такой ерунде? Для сильного человека, профессионала, жалость как понятие не существует. Есть операция, цель, до которой надо дойти. Нет умирающих людей, есть жертвы, фигуры, которые необходимо переставлять, чтобы операция закончилась успешно. К жертвам вообще не следует относиться как к чему-то персонифицированному, это слабость. Генерал не был слабым человеком, посему стряхнул с себя жалость, как ветхий плащ.

А Бегемот смотрел на него снизу вверх по-собачьи, и стоящий рядом взмокший Чубчик посоветовал толстяку:

— Отвернись.

— Что? — вздрогнул тот.

— Отвернись, говорю. — Рыжая физиономия исказилась усмешкой. — Ну что, так и будем стоять? Или, может быть, делом займемся?

— Конечно, займемся, — хмыкнул Генерал. — Держи бур. Ты вроде похвалялся, что и камни покидаешь, и посверлишь на славу.

— Это же не твоя забота, верно?

Генерал поднял бур и, придерживая за мощную, обтянутую резиной рукоять, протянул Чубчику.

— Может быть, помочь? — нерешительно предложил Бегемот.

Чубчик искоса глянул на него.

— Поднимайся наверх. Отдыхай. Успеешь еще наработаться. — Он похлопал Бегемота по плечу. — Да не менжуйся, братец, все в порядке.

Леденец подпрыгнул, ухватился за край ямы и выбрался наружу, за ним последовал Дофин.

Генерал кивнул на Бегемота.

— Помогите выбраться этому пентюху.

Те наклонились, протянули руки.

Ватикан подхватил бур и спрыгнул в яму.

— Теперь так, ребята. — Казалось, Генерал обращается конкретно к Леденцу и Дофину, не замечая при этом Бегемота. — Наша задача — закрепить веревки. — Он прошелся по краю ямы, мелом рисуя на стене небольшие крестики. — Крепимся в шести точках.

Пока боевики работали, Генерал вытащил из мусора припрятанный чемоданчик, обычный атташе-кейс. Правда, содержимое его было далеко не обычным. Справа — черный прямоугольный ящичек, рядом, в специальных гнездах, небольшая нашлепочка микрофона, обвитая глянцевым шнуром, и толстые наушники на мягком основании. Тут же лежали поблескивающие бочонки батареек, восемь штук. Неторопливо Генерал извлек из чемоданчика прибор, отщелкнул крышечку блока питания и аккуратно вложил внутрь батарейки, на всякий случай сверившись со схемой. Подключив к прибору наушники и микрофон, он щелкнул тумблером. На приборной панели загорелся зеленый огонек. Повернув регулятор, Генерал поставил мощность усиления сигнала на максимум.

Отложив прибор в сторону, он порылся в боковом кармашке кейса и извлек аккуратный мешочек, по виду напоминающий табачный кисет. Развязав шнурок, Генерал вытряхнул содержимое мешочка на ладонь. Это были камни. Крупные драгоценные камни. Аккуратно взяв один из них, Генерал посмотрел драгоценность на свет. На губах его появилась восторженная улыбка. Если бы он не знал, что это подделка, ни за что бы не поверил. Фальшивка, но какая! Превосходно сделанный страз. По заверениям Хоря, отличить его от оригинала сможет только специалист, и то лишь при наличии специального оборудования. Что же, до сих пор Хорь не ошибался, будем надеяться, что не ошибется и впредь.

Сложив камни обратно, Генерал затянул шнурок и сунул кисет в карман комбинезона. Поднявшись, он подошел к краю ямы, заглянул внутрь. Чубчик и Ватикан бурили уже вторую пару шурфов. Дело осложнялось тем, что им постоянно приходилось извлекать буры из скважин, очищать их от налипающего на режущую кромку бетонного месива. Однако дело двигалось. Генерал посмотрел на часы. Все в порядке. У них еще двадцать минут.

— Ну что же, пора готовиться. Помогите мне, — скомандовал он Дофину и Леденцу. — Давайте взрывчатку.

Подтащив первый ящик, Дофин ловко сковырнул крышку ножом. Генерал осмотрел брикеты пластита, узкие пальчики детонаторов. Здесь же покоилась бухта детонирующего шнура огненно-красного цвета.

— Отлично. — Еще раз заглянув в яму, он поторопил бурильщиков: — Заканчивайте быстрее, парни. Нам еще нужно все подготовить.

Ватикан посмотрел на часы:

— Еще минут десять.

Двигатели буров вновь набрали обороты, заработали тонко и ровно.

— Все, готовьте места, — приказал Генерал Леденцу и Дофину и, обернувшись к Бегемоту, добавил: — Тебе напоминаю персонально: безопасное расстояние — три с половиной метра. Понял?

— Понял, — кивнул тот.

Придирка была излишней. Кто-кто, а уж Бегемот-то знал, на каком расстоянии от точки взрыва следует находиться, чтобы не пострадать. В конце концов, все расчеты делал именно он, вернее, они с Близнецом.

Генерал огляделся еще раз, проверяя, все ли соответствует плану. Все в порядке. Завалы из глинозема послужат прекрасной защитой. По расчетам Бегемота, их должно только тряхнуть как следует. Ерунда, в сущности, однако береженого бог бережет.

Из ямы вылетел бур и гулко грохнулся на пути.

— Все, командир, готово, — послышался глухой, словно из могилы, голос Ватикана. — Бегемот, спускайся сюда, будем ставить заряды.

Генерал подхватил стетоскоп, размотал шнур и опустил микрофон в яму.

— Заложите в шурф, — скомандовал он.

Бегемот, сопя и покряхтывая, нырнул в провал. Туда же Леденец и Дофин опустили ящик с пластитовыми брикетами, детонаторами и детонирующим шнуром. В качестве взрывной машинки группа использовала цепь аварийного освещения и обычное реле.

15.35

Все члены объединенного штаба по чрезвычайному положению собрались вокруг стола, склонились над картой подземных коммуникаций. Командующий взглянул на часы.

— Я только что связывался с Президентом, — сообщил он деловито. — Эвакуация запасников Кремля назначена на шестнадцать ноль-ноль. Ровно через двадцать пять минут.

— Перевозка будет осуществляться, как и оговаривалось, под землей? — поинтересовался представитель Министерства обороны.

Командующий кивнул.

— Учитывая то, что нам неизвестно местонахождение большинства заложенных фугасов, запасники будут эвакуировать через правительственную ветку метро. Президент поддержал наше решение. Вот здесь, — он указал пальцем на нужный тоннель, — Алмазный фонд и сокровища Оружейной палаты перевозятся на Чкаловский аэродром. Если создастся критическая ситуация, мы сможем в спешном порядке перебросить ценности в Санкт-Петербург. Нам понадобятся два транспортных самолета под ценности и охрану и три самолета сопровождения.

— Мы перегоним машины из Кубинки, — кивнул представитель ВВС. — Два «Антея» и три «МиГ-28». Правда, потребуется дозаправка.

— С этим не будет проблем. Заправщики там есть.

— Уже решено, сколько человек будут сопровождать груз? — осведомился представитель Министерства обороны.

— Группа сопровождения состоит из двадцати пяти оперативников. Сами понимаете, больше на данный момент они не могут себе позволить. Следует учесть, что все правительственные коммуникации охраняются и контролируются. На Чкаловском уже выставлено два кольца внешней охраны, помимо службы безопасности аэродрома. В Питере к Пулково тоже подтягивают бригаду спецназа и полк внутренних войск.

Представитель Министерства обороны пожевал губами и, немного растягивая слова, предложил:

— Я считаю, было бы целесообразно перебросить на Чкаловский батальон внутренних войск из сил обеспечения. Нужно организовать внутреннее кольцо непосредственно вокруг взлетной полосы. Кроме того, необходимо обеспечить полную изоляцию аэродрома на период эвакуации ценностей, выставить дополнительное кольцо оцепления и перекрыть все ближайшие дороги. Можно поднять звено вертолетов для контроля территории с воздуха.

— Хорошо, действуйте, — кивнул командующий.

Представитель Министерства обороны нахмурился.

— Может быть, все-таки лучше осуществить перевозку ценностей наземным транспортом? Мы выделим машины сопровождения. Три-четыре танка, два звена БТРов, группу десантников.

Командующий покачал головой.

— Не имеет смысла. Во-первых, пришлось бы стягивать туда слишком много народу, а во-вторых, если один из ядерных фугасов взорвется на пути следования колонны, то ни танки, ни БТРы не помогут. Под землей группа и ценности будут защищены хотя бы от ядерного взрыва и ударной волны. Несомненно, это самый безопасный путь эвакуации. К тому же все уже согласовано. Кстати, что у нас с группой «Тайфун»?

— Мы доукомплектовали ее десантниками.

Стоящий в стороне полковник хмыкнул зло:

— Сказали бы уж — укомплектовали. Там небось никого в живых-то не осталось.

— Это точно, — согласился с ним Котов.

— Итак, у нас есть еще двадцать три минуты. Майор, — нехотя, чрезвычайно холодно обратился к Котову командующий, — есть какие-нибудь новости насчет местонахождения террористов и личности главаря?

— Никаких.

— Ладно. Занимайтесь своим делом.

Котов, повернувшись к полковнику, взял из стопки бумаг схему, расстелил на столе.

— Смотри, это карта их отношений. Прежде, в армии, могли встречаться всего трое — Генерал, Ватикан и Папаша Сильвер. Генерал и Папаша Сильвер проходили подготовку под Угличем, на учебной базе войск специального назначения. Ватикан там же слушал курс по диверсионной подготовке, правда, позже. Генерал в это время приезжал на базу за пополнением. Дальше. Папаша Сильвер с Чубчиком воевали в Азербайджане. Это уже после ухода из армии. Папаша Сильвер был ранен и после лечения уехал домой. Чубчик остался еще на полгода. За это время там же успели повоевать Леденец и Белоснежка. По остальным никаких данных. На Бегемота они скорее всего вышли через Хоря. Не думаю, что кто-нибудь из наших «корсаров» встречался с ним раньше. Что скажешь?

— Ну, то, что первая троица в костяке, — это без вопросов. Входит ли еще кто-нибудь в их компанию? Не знаю.

— Хорь, разумеется. Он должен быть где-то рядом.

— Четверо. Давай прикинем. Двадцать миллионов баксов — это двести килограммов. Четверо. По полтиннику на брата. Вполне. Но если предположить, что с ними кто-то еще… Я бы выбрал Чубчика. Он ближе всех. А Чубчик подбросил им Леденца и Белоснежку.

— Возможно, — согласился Котов. — А во главе пирамиды…

— Генерал. Или я ни черта не смыслю во всем этом. Во-первых, он старше, а стало быть, авторитетнее. Во-вторых, очень уж подходящий психологический портрет.

— Допустим. А остальные?

— Остальные — «козлики». Пушечное мясо. Их если уже не убили, то скоро убьют. Поверь мне на слово.

— Да верю, сам думаю так же. Значит, коды у Генерала и у Сильвера. Он ближе всех к Генералу по возрасту и психологии. Да учились вместе. Ватикан все-таки чуть в стороне.

— Согласен.

Подошедший Беклемешев внимательно посмотрел на Котова.

— Саш, эксперты исследовали трубку. Отпечатков нет. Установили номер и компанию, на которую он зарегистрирован. Я отправил двоих ребят, они проверят, велись ли с этого номера переговоры, когда и с кем.

— Молодец, Зиновий. Что-нибудь еще есть?

— Парни закончили обыск в офисе Рыбы.

— И что? Нашли что-нибудь?

— Много чего, но папки нет.

— Нет?

— Нет, Саш. Может быть, он ее уничтожил все-таки?

— Вряд ли. Это же страховка на тот случай, если Хорь надумает его сдать. Нет, папка спрятана. Либо в квартире, либо в каком-нибудь банке.

— Если в квартире, то парни найдут. Я надеюсь. Если же в банке… Тут придется месяц возиться.

— Да уж, — кивнул Котов.

— Ребята звонили.

— В смысле?

— Из квартиры Рыбы. Говорят, там все вверх дном. Бардак. Вещей почти нет, видать, к отъезду готовился, а те, что есть, выпотрошены. И искали, судя по всему, плотно, всерьез.

— Это хорошо. Значит, мы на верном пути.

— И Хорь был на верном, — вздохнул Беклемешев. — Может быть, он уже нашел ее?

— Все может быть, Зиновий. Давай подождем, пока ребята закончат обыск.

— Хорошо.

— А как насчет склада?

— Со складом, Саш, такое дело. Года два назад, когда вышел указ об охране военных объектов совместными силами, мы собирали данные обо всех складах, на которых хранится ядерное вооружение. Предполагалось отработать наиболее эффективные меры по пресечению терактов и диверсий. В списке и этот склад был.

— И что?

— Информация до сих пор в нашем банке данных. Смотри — не хочу.

— Не хочу. А уровень доступа?

— Административный и выше.

— Список лиц с этим уровнем готов?

— Заканчиваем проверку. Тебя, например, уже проверили. — Беклемешев засмеялся.

— Ну и как я? В порядке? — Котов тоже усмехнулся.

— В полном.

— Ладно. Появится новая информация — дай знать.

15.51

Переезжая через железнодорожное полотно, «Москвич» жалобно взвизгивал дышащими на ладан рессорами. Подобные нагрузки были ему категорически противопоказаны.

— Ну что, почти приехали? — Виктор еще раз глянул в карту, потом на часы. — На скорости шестьдесят за сорок минут вы дальше не уехали бы. Даже по трассе. Так. Теперь скажи мне, железнодорожную ветку переезжали?

— Два раза, — ответил Марафонец. — Сразу после второго переезда налево. Там мелодия проиграла всего один раз, и свернули направо. Сперва дорога была хорошая, потом немного потрясло. Но на грунтовку не похоже. Скорее просто старое шоссе.

— Понятно.

Проскочив на полном ходу через поселок Трудовая, «москвичок» повернул.

— Ага, точно, ты не ошибся, — сообщил Виктор. — Тут действительно поворот. Сколько, говоришь, вы ехали? Музыка один раз проиграла?

— Да, и то не до конца, — кивнул Марафонец.

Виктор снова зарылся носом в карту.

— Это, наверное, Лупаново. Тут насыпь, а дальше что-то вроде проселка.

Вероника нажала на газ.

Справа на обочине появился указатель: «Лупаново — 2 км».

— Смотри, мать, поворот не прозевай, — жизнерадостно напомнил Виктор.

— Не волнуйся, — успокоила его Вероника. — Помню.

«Москвичок» ужасающе накренился и, едва не цепляя днищем асфальт, завернул. Машина, захлебываясь, чихая, выбиваясь из всех своих механических сил, резво покатила вперед. На следующем повороте они наконец увидели то, что искали. «П/л „Костер“» — сообщал кокетливый щит с намалеванным под надписью разнузданным зайцем, похабно ухмыляющимся и одновременно пожирающим морковку.

— Ну вот, братец, судя по всему, это оно и есть, — сообщил Виктор.

Дорожка, ведущая к лагерю, была довольно узкой, только-только проехать автобусу или грузовичку. Километра через четыре из пьяняще золотистого буйства природы вдруг выросли неприлично зеленые железные ворота, переходящие в такой же зеленый штакетник.

— Ну что, оно? — Виктор повернулся к Марафонцу.

Тот пожал плечами.

— Может быть, и оно. Похоже. Но надо бы здания посмотреть. Тогда точно скажу.

— Ну пошли.

Все трое выбрались из машины и подошли к воротам. Замок был вывернут вместе с петлями. Осталась только щеколда, неожиданно густо смазанная солидолом.

— Ага, — хмыкнула Вероника. — Кто-то здесь был недавно. Постарались.

Она просунула руку в щель, отодвинула щеколду, и одна из створок начала медленно открываться под собственным весом. Вероника автоматически отметила, что ворота не скрипят, что было бы вполне естественно для давно заброшенного лагеря. Не меньше ее поразила и тишина, необычайно глубокая, волнующая. Не кричали птицы, не лаяли собаки. Собаки…

Девушка обернулась к Виктору.

— Ты заметил, что здесь нет ни одной собаки?

— Ну и что?

— Найди любое подобное заведение, — пояснила Вероника, — и обязательно обнаружишь в нем целую свору бродячих псов. Постоянно ошиваются в таких вот лагерях. Тем более что и трасса недалеко. А тут никого. Чуешь?

— Разогнали? — предположил водитель.

— Похоже на то.

Аллея, ведущая к жилым корпусам, административному зданию и столовой, оказалась завалена листвой. Однако, увидев ее, Вероника уверенно сообщила Марафонцу:

— Здесь. Вы были здесь.

— С чего ты взяла?

— Посмотри, как лежит листва! Видишь?

— Слушай, а и правда, — восхищенно выдохнул Виктор. — Ну и глаз у тебя!

Листвы нападало очень много, а не убирали ее очень давно. Часть уже превратилась во влажный коричневый перегной, покрытый сверху золотистым ковром. Однако кое-где естественный порядок был нарушен. Колеса грузовика вдавливали листву в грязь, протекторами выбрасывая перегной в стороны.

Марафонец опустился на корточки, посмотрел внимательно и кивнул не менее уверенно.

— «ГАЗ». Значит, мы были здесь.

— Прекрасно. — Вероника неожиданно улыбнулась. — Пойдемте посмотрим на вашу берлогу.

Они зашагали к жилым корпусам — несчастным, давно покинутым двухэтажным блочным коробочкам, рассчитанным на обычных неизбалованных детей социалистического периода. Перед каждым корпусом темнели изувеченные погодой и временем песочницы, изъеденные ржавчиной лесенки, карусели с давно облупившейся краской. Еще дальше, между столовой и административным корпусом, одиноко, но гордо стоял флагшток, упираясь острой макушкой в пасмурное серое небо.

— Да, здесь, — сказал, почти прошептал, Марафонец. — В этом корпусе. — Он указал на ближнюю к воротам коробку. — Второй этаж. Видите, двери распахнуты.

Войдя в дом и поднявшись по широким ступеням, Вероника, Марафонец и Виктор оказались в холле. Внутри запустение чувствовалось особенно остро. Вдоль плинтусов скопились залежи тополиной пыльцы, выдохшейся, похожей на комки белых ниток. К полудню распогодилось и потеплело, но в доме все равно было зябко и мрачно.

Вероника поежилась.

— И вы здесь жили? — спросила она.

— Так захотел Хорь, — пожал плечами Марафонец. — Что нам еще оставалось делать?

— И никто не пытался бежать? — удивилась девушка.

— Я ни о чем таком не знаю. Может быть, и пытались.

— М-да.

Вероника направилась к лестнице. Звук ее шагов прозвучал не более естественно, чем громыхание цепей привидения. Виктор и Марафонец остались стоять посреди холла. Уже у самой лестницы девушка обернулась.

— Ну что, пойдемте? — пригласила она.

— Да, конечно. — Виктор смущенно кашлянул. — Надо же, прямо даже не по себе как-то.

— Пошли-пошли. Не век же здесь торчать.

Поднимаясь на второй этаж, Вероника с интересом разглядывала тусклые, выкрашенные в блекло-салатовый цвет стены.

— Вот она какая, ваша тюрьма? Спасибо дяденьке Хорю за наше счастливое детство.

— Здесь держали только одну группу. Нашу, — уточнил Марафонец. — Вся команда была разбита на три группы. Каждая группа жила в своем корпусе. Но это только сначала. После устранения Рыбы каждый мог жить там, где ему хотелось. Только на сеансы связи расходились.

— Какие сеансы связи? Ты ничего об этом не рассказывал, — удивилась Вероника.

Марафонец пожал плечами.

— Я говорил, что мы общались с Хорем через компьютер.

— А где собирались бомбы?

— В столовой.

— Странно то, что здесь до сих пор не отключили телефонную связь.

— А связи и не было. Близнец собрал какую-то плату и подключил модем к сотовому телефону.

— У вас был сотовый телефон?

— Да.

— Хорь не пожалел денег.

— А чего ему жалеть? Все окупится.

На втором этаже коридоры уходили вправо и влево. Пять палат с одной стороны, пять — с другой. Туалеты, комната для хранения хозяйственного инвентаря, вожатская.

— Компьютер стоял тут, — Марафонец кивнул на вожатскую.

— Ты ведь говорил, что вы пользовались модемом, — сказала Вероника, нажимая на ручку двери и входя внутрь. — Но для этого надо хотя бы чуть-чуть разбираться в программах. Ты умеешь обращаться с компьютером?

— Я — нет, — покачал головой Марафонец. — Генерал немного умеет. Ватикан. Близнец хорошо разбирается в этом деле.

Вожатская оказалась маленькой комнаткой с компьютерным столом, несколькими стульями и настольной лампой. На столе громоздились системный блок, монитор, клавиатура, коробочка модема.

— А как вы ели?

— Еду нам привозил Генерал. Реже — Пастух, — пояснил Марафонец. — В алюминиевых бачках. Я думаю, из какой-нибудь столовой.

— Тут Икша недалеко, — пояснил Виктор. — Если по прямой, то километров шесть-семь. И того не будет. Там-то, наверное, есть какое-нибудь кафе.

— Наверное, — согласилась девушка.

Она придвинула стул, присела, включила компьютер. Монитор ожил. На нем появились какие-то надписи, замелькали цифры.

— Ты умеешь обращаться с компьютером? — изумленно спросил Марафонец.

— Посещала специальные курсы, — усмехнулась Вероника. — В один прекрасный момент я поняла, что в наше время умение обращаться с компьютером так же необходимо, как и умение читать.

— Понятно. — Марафонец кивнул. — А модемом ты умеешь пользоваться?

— И это мы проходили тоже.

На серой поверхности монитора вспыхнула яркая точка, превратившаяся в сплошной черный фон, по которому пробежал ряд незнакомых Марафонцу слов, потом замерцала короткая надпись.

— Что случилось? — спросил Марафонец.

Вероника нахмурилась.

— Молодцы, ребята. Они тоже разбираются в компьютерах.

— Я не разбираюсь в компьютерах, — заявил Марафонец. — Так что произошло?

— Они отформатировали винчестер, — объяснила Вероника. — Мы не можем запустить машину без системной дискеты. Вить, — девушка повернулась к шоферу, — сделай доброе дело, пробегись по остальным корпусам, включи там компьютеры.

— Хорошо. — Виктор скрылся за дверью.

Вероника вновь повернулась к машине, посмотрела на экран со все еще моргающей белой надписью и вздохнула.

— Хотя сомневаюсь, что они могли допустить подобный просчет. Все, этот путь нас тоже никуда не привел.

— Можно, конечно, вызвать сюда милицию или — с оговоркой — ту же самую ФСБ, — Марафонец развел руками, — но это нам ничего не даст. Ну покрутятся они здесь, посмотрят, снимут отпечатки пальцев, проверят по картотеке. И что дальше? Террористы получат деньги и исчезнут. Изменить внешность в наше время не так уж сложно. Сделать документы — тоже. Особенно если учесть тот факт, что у Хоря достаточно серьезные завязки. И деньги, судя по всему, тоже. А будет еще больше. Мы пролетели.

— Есть еще какие-нибудь зацепки? — развернулась Вероника. — Подумай как следует.

— Если бы я знал. Что у нас вообще есть на данный момент? Группа из пятнадцати-шестнадцати человек, внешность. Но внешность ничего не дает. Разве что какой-нибудь экстрасенс под руку подвернется. Но я бы не стал на это рассчитывать. Оружие? Оружие у группы хорошее, штурмовое. Но автоматы, пистолеты и все прочее — не показатель. Что еще? Досье мы не нашли.

— Может быть, ФСБ его нашла?

— А они откуда о нем знают?

— Я им сказала. То есть сказала-то режиссеру, но они услышали.

— Ты же меня сдала, как щенка. Теперь я остался без козырей. Информация стерта, о досье знает ФСБ. И… все. Шиш с маслом у меня остался.

— Ничего, я-то знаю, что ты сделал много. Очень много. Открыл базу террористов.

— База… Тут же нет ни черта.

— Не важно. Ты помогал следствию.

— Не думаю, что суд это растрогает.

— Растрогает, если поднять волну. А мы ее поднимем, это я обещаю.

Дверь открылась, в комнатку торопливо вошел запыхавшийся Виктор.

— Голяк, мать, — заявил он. — Полный и абсолютный голяк. Мы как эти… над Парижем.

Надпись на экране все мерцала, а Марафонец, покусывая нижнюю губу, размышлял. Вероника и Виктор смотрели на него, ожидая, что-то он сейчас скажет.

— Подумай, браток. Может, они обмолвились когда невзначай, где прятаться будут, или еще чего, — наконец нарушил молчание Виктор.

— Нет, — покачал головой Марафонец. — Не было. Ничего не говорили. Мы вообще не знали о следующем этапе операции, пока не осуществим предыдущий. Забирая от Рыбы взрывчатку, мы не знали, что придется убирать Рыбу и его людей. Убирая Рыбу, мы не знали, что будем похищать ядерные мины. А уж что там было дальше… — Он вдруг замолчал.

— Что такое? — встрепенулась Вероника.

— Подождите. — Брови Марафонца сдвинулись к переносице. — Мы забрали сотню килограммов взрывчатки.

— Так, — кивнула девушка. — И что?

— В ящике лежало двадцать пять детонаторов и детонационный шнур. Целая бухта шнура.

— Что такое детонационный шнур?

— Им скрепляют заряды, если они установлены в разных точках, для одновременного срабатывания, — пояснил Марафонец. — Этот шнур не нужен, когда заряды стоят настолько близко, что могут инициировать друг друга.

— Ну и что? Я не понимаю…

— На Курском вокзале пластит был упакован в небольшой корпус, так? Инициирование произошло практически моментально. Поэтому и разрушения такие сильные. Чтобы вся эта штука одновременно шарахнула, понадобился бы только детонатор. Один только детонатор. Понимаете? И потом, куда делся остальной пластит? Зачем вообще Хорю понадобилось такое огромное количество взрывчатки? На вокзале ведь было взорвано всего килограммов десять-двенадцать.

— Может быть, они заложили еще одну бомбу? — предположил Виктор. — И, если им не доставят деньги, бомба рванет?

— Зачем? Какой смысл? — Марафонец покачал головой. — Вряд ли. У них стоят ядерные фугасы, этого вполне достаточно. Тем более что условия уже объявлены, и в них, как я понял, нет ни слова о второй бомбе.

— Совершенно верно, — согласилась Вероника. — Даже не упоминается.

— Выходит, остальная взрывчатка нужна для чего-то другого. Для чего? Хорь не делает ненужных шагов. Если он заказал такое количество детонаторов, точек инициирования должно быть шестнадцать-двадцать. Грубо говоря, шестнадцать. Да одна на Курском вокзале. Семнадцать. Восемь для страховки. Вполне оправданно. Плюс детонационный шнур, который опять-таки наводит на мысль о том, что закладка зарядов будет осуществляться не в одну точку, а в несколько. Но взрывы при этом должны прозвучать одновременно. Вам это ни о чем не говорит?

Вероника хмыкнула и покачала головой.

— Я, честно говоря, не настолько хорошо разбираюсь в принципах работы взрывчатых веществ.

— Стой, стой, стой! Подожди! — Виктор пощелкал пальцами. — Вроде дрели, да?

— Точно, — Марафонец улыбнулся.

— Подождите, я ничего не понимаю, — возмутилась Вероника. — Объясните же наконец нормальным человеческим языком.

— Вроде дрели, понимаешь? — возбужденно забормотал водитель. — Смотри. Когда ты хочешь пробить отверстие в стене, ты же не высверливаешь каждый миллиметр, а делаешь отверстия по периметру и потом просто вышибаешь кусок стены. Понимаешь? Здесь то же самое. Они хотят проделать отверстие. Это, должно быть, очень толстая стена. Я бы даже сказал, очень-очень толстая.

— Какой толщины стену можно пробить таким зарядом? — поинтересовалась Вероника.

— Если грамотно пробурить шурфы, рассчитать угол удара взрывной волны, угол отражения, учесть особенности почвы и состояние самой стены, то… — Марафонец задумался, прикидывая что-то в уме, потом сообщил: — Я думаю, от двух до трех метров. Если это бетон. Кирпич — больше.

— Ого! — Виктор присвистнул. — Где же они такую стену собираются искать?

— Банк? — предположила Вероника. — Может быть, они собираются ограбить какой-нибудь банк?

— А смысл? — покачал головой Марафонец. — Деньги им и так заплатят, можешь не сомневаться. В конце концов, двадцать миллионов долларов — не такая уж большая сумма за уцелевший город. Поверь мне, у властей есть все основания пойти на эту сделку.

Вероника взъерошила волосы.

— А если бы власти уперлись? Ну, предположим? Не пошли бы на переговоры, чтобы не создавать прецедент.

— Под угрозой атомных взрывов? — криво усмехнулся Виктор. — Да ты что, старушка, опомнись. Такое и в страшном сне никому не приснится.

— Он прав, — кивнул Марафонец. — Тем более что доподлинно известно: фугасы — не блеф. Их действительно похитили. Даже если правительство не очень верит в реальность ядерных взрывов, все равно предпочтет не рисковать. Никто не возьмет на себя такую ответственность. Они заплатят деньги, а потом попытаются отследить путь террористов. И либо захватить их, чтобы предать суду, либо нейтрализовать.

— Ну хорошо, — согласилась девушка. — В этом, конечно, есть логика. Но тогда я не понимаю, зачем понадобилась вся эта свистопляска? Деньги террористам и так дают. Зачем еще куда-то лезть, что-то взрывать, рушить стены?..

— У них есть какая-то цель. Важно понять, какая, — Марафонец вздохнул. — Эх, если бы нам удалось запустить их компьютер, посмотреть, чем они занимались! Может быть, как-нибудь?..

Вероника покачала головой.

— Нет, невозможно. Они отформатировали винчестер и таким образом уничтожили всю информацию. Я слышала, что у ФСБ есть специальные приборы, позволяющие восстановить данные, но на это уйдет не меньше нескольких часов. Так что не стоит даже и пытаться. Какие еще есть соображения?

Виктор развел руками:

— Ребята, я иссяк.

— Давайте еще раз серьезно подумаем. — Девушка принялась рассуждать, взмахивая рукой, словно нарезая имеющуюся информацию порциями: — Мы знаем, что террористы приобрели сто килограммов взрывчатки, которую намерены использовать для разрушения какой-то стены. Спрашивается: зачем было рисковать, устраивать эту карусель с ядерными фугасами, если они преспокойно могли взорвать стену и так? Пришли бы ночью куда-то там, просверлили дырки в стене, вставили бы в них взрывчатку, рванули и забрали бы то, что нужно.

— Значит, не могли, — заявил Виктор.

— Правильно.

— Почему?

— Возможно, это место и днем, и ночью слишком людное.

— Совершенно верно, — согласился Марафонец. — Но, устанавливая фугасы, они не могли не учитывать того, что территория города будет контролироваться армией. Они и шагу не сделали бы по улицам, не будучи обнаруженными. Стоит им высунуть нос из укрытия, и все, можно считать, что их нет.

— Ладно. Предположим, их взяли, — продолжала строить логическую цепочку Вероника. — И что власти с этого будут иметь? Допустим, коды известны только Хорю.

— Предположение — мать всех ошибок, — торопливо вставил Виктор.

Но Вероника отмахнулась:

— Не лезь. И что тогда? Военные хватают всю эту гопкомпанию, те молчат как рыбы, прошу прощения за каламбур, потому что кодов не знают. Хорь уходит, бомбы взрываются.

— Я думаю, если бы существовала такая возможность, — возразил Марафонец, — то Хорь никогда не отважился бы на подобное. Он же профессионал, а не идиот. Значит, по их схеме группу обнаружить не смогут.

— И все же им понадобилось убрать людей из города, — поддакнул Виктор.

— Совершенно верно, — согласилась Вероника. — Что же это за точка, которую нельзя обнаружить обычным патрулированием и с вертолетов и в которой в обычные дни полным-полно народу?

— Метро, — вдруг хлопнул в ладоши Марафонец. — Они собираются что-то сделать в метро.

— Правильно, — девушка улыбнулась. — Точно, в метро. А что такого ценного есть в нашем метро?

— Может, они собрались уголь добывать? Ударно. Взрывным методом, — попробовал пошутить Виктор, но хохма пропала втуне.

— Трудно сказать. Может быть, хотят забраться в какое-то там хранилище чего-нибудь, — пожал плечами Марафонец. — Этого мы не узнаем, пока не обнаружим конкретного местонахождения террористов.

— Надо сообщить в ФСБ, — встрепенулась Вероника. — Они прочешут тоннели метрополитена и возьмут всю эту банду за жабры. Как вам такая идея?

— Отлично, — согласился Марафонец. — Можно считать, они уже у нас в руках.

— Да, но остается Хорь, — напомнил Виктор. — Про него-то мы до сих пор ничего не знаем.

— Да, совсем забыла. — Восторженность моментально слетела с девушки. Она посерьезнела. — И никаких шансов. А без Хоря поймать бандитов — все равно что никого не поймать.

— Нет, — не согласился Марафонец. — Если мы возьмем этих ребят за жабры, то Хорь будет вынужден что-то предпринимать. Основной его план провалится.

Возможно, он совершит ошибку, тогда-то мы его и прищучим.

— Наверное, ты прав. Так и надо поступить. Только вот кому звонить? Этому майору? Котову? — Вероника внимательно посмотрела на Марафонца. Точнее, на его реакцию.

Тот пожал плечами.

— Я бы не стал этого делать. Неизвестно, кто приедет за нами на этот раз.

— Но кому тогда?

— Любому. Передай информацию дежурному, а он пусть сообщит всем остальным. Если Котов имеет какие-то контакты с Хорем, ему будет трудно не отреагировать надлежащим образом.

Девушка резко поднялась, отодвинув стул, да так и замерла, словно изваяние.

— Черт! — прошептала она. — Модем! Как же я сразу не сообразила?

— Модем? — непонимающе переспросил Марафонец.

— Модем? — эхом повторил Виктор.

— Они говорили по сотовому телефону с Хорем? — медленно спросила девушка. — В компании, продавшей телефон, фиксируются все переговоры. Сколько, ты говоришь, у вас было аппаратов?

— Я видел только один.

— Вот! Надо забрать у террористов этот аппарат и узнать, с каким номером по нему связывались. Тогда мы узнаем, кто такой Хорь!

Марафонец округлил глаза.

— Это получается, что мы знаем, где его искать.

Вероника хлопнула в ладоши.

— Ребята, мы поймали его. Вы понимаете?! Мы поймали этого урода! Пошли, нельзя терять ни секунды.

Они скатились на первый этаж, почти выбежали на улицу и зашагали к воротам.

— Мы молодцы, ребята, — улыбаясь, сказала Вероника. — Ух, какие мы молодцы!

Ровно через пятнадцать минут в здание почты в Икше вошли трое: девушка и двое мужчин.

Подойдя к окошку, за которым сидела телеграфистка, девушка представилась:

— Вероника Полетаева, Центральное телевидение. Мне срочно нужно позвонить в Москву.

— Всем срочно. — Тучная почтальонша взглянула на посетителей грустными коровьими глазами.

— Немедленно! — крикнула Вероника. — Слышите? Немедленно!!! — и тихо добавила: — Честно говоря, я боюсь, что мы и так уже опоздали.

* * *
— Странно, что мы до сих пор их не заметили, — мрачно сказал Котов.

— Может быть, они все-таки за городом? — предположил Беклемешев. — И выкуп собираются получать там же. Не могли же эти парни не предвидеть, что Москва будет переполнена войсками.

— Тогда почему связник здесь? — вступил в разговор полковник.

— Ну, одному-то легче спрятаться, чем этакой компании, — ответил капитан. — А остальные сидят где-нибудь в Люберцах, пивко пьют…

— И Теля террористы собирались перехватить в семь у «Савоя». — Котов не разделял настроения Беклемешева. — Или они рассчитывали получить выкуп до семи, или прячутся где-то в городе.

— Или им этот Тель вообще до фени. — Беклемешев усмехнулся. — Может, «чистильщик» — отработанный материал. Использовали и выбросили.

— Вспомнил! — воскликнул вдруг Котов. — Насчет досье! На Льва Макаровича Науменко. Вот башка дырявая!

— Что?

— Я брал это досье! Для Рощенкова! Мы просматривали старые дела, и я получал целую кипу папок. Потому-то и не припомнил сразу.

Беклемешев недоверчиво посмотрел на него.

— Постой, ты же не хочешь сказать, что…

— Я ничего не хочу сказать. Возможно, папка действительно потребовалась ему для работы. Без доказательств такие обвинения не выдвигают. Иначе они не стоят и выеденного яйца.

— Рощенков в госпитале, — покачал головой капитан. — Вряд ли Хорь вот так запросто ушел в сторону от дел. Он должен знать, что происходит. Может быть, ему пора рвать когти или, наоборот, брать чемодан и бежать за деньгами.

— А когда они собирались делить деньги? — спросил полковник. — Это же не сдача в гастрономе. Тут «завтра-послезавтра» не пойдет. Такие бабки делятся либо сразу, либо вообще не делятся. Скорее всего Хорь — с группой. Если дело выгорает, тут ему ловить больше нечего. Он вполне может рвануть вместе с остальными. Хорь наверняка контролирует отход. В случае чего захлопнул «крышку» — и все. С точки зрения логики главарь должен уйти вместе со всеми. А во время дележа ему придется раскрыться, и ребята узнают своего «крестного папу» в лицо.

— Тогда Хорь попытается их убрать, — категорично заявил Беклемешев.

— Но сперва они донесут деньги в нужную точку, — закончил Котов. — Двести килограммов — груз серьезный. Я тоже считаю, что Хорь сейчас с группой. Получив выкуп, «костяк» устранит «мясо» и уйдет. В конечной точке Хорь нейтрализует «костяк», и все шито-крыто.

— Да, логично, — согласился полковник.

— Александр Яковлевич, — к столу подошел оперативник, — информация насчет телефона.

— Давай.

— Номер 967-00-31. Абонирован в середине прошлого месяца у дилера компании «Билайн». Мы проверили счет. Наговорено на одиннадцать часов. Преимущественно вечером, после шести.

— Раньше он не мог, — сказал Котов. — Раньше он работал. Дальше?

— Последние звонки — с девяти вечера до трех ночи. Очень короткие. Пятнадцать звонков на один и тот же номер: 969-64-11. Это компания «Сервис Линк». Занимается пейджинговой связью, а номер — отдел передачи сообщений на пейджеры с телефона, оснащенного тоновым набором, минуя оператора. Эта модель имеет тоновый набор.

— Взводили фугасы? — спросил Беклемешев.

Котов кивнул.

— Основной адресат всех переговоров, — продолжал оперативник, заглядывая в распечатку, — номер 957-75-22. Абонирован у дилера «Московской сотовой».

— Вы выяснили фамилии абонентов?

— Фамилии вымышленные. Видимо, телефоны покупались по подложным документам. Они ведь не собирались платить по счетам.

— Местонахождение второго телефона установили?

— Мы не можем этого сделать, пока он не активен. Но даже если хозяину телефона вздумается поговорить, нам удастся засечь его только при условии, что будут точно известны время и адресат звонка.

— Еще есть что-нибудь?

— Нет, пока все.

— Хорошо.

— Хорь? — спросил Беклемешев.

— Конечно, — кивнул Котов. — Рапорты и планы. Планы и рапорты.

— Саш… Может быть… — нерешительно начал капитан.

— Что?

— Может, отправить на квартируРощенкова ребят?

— На каком основании? — вдруг вскинулся майор. — Только потому, что я брал для него папку? Забудь об этом!

— Но…

— Я сказал: нет! — Лицо Котова залила краска. — Досье — не доказательство! Все! Разговор окончен!!!

— Не злись, майор, — резко одернул его полковник. — Ты же знаешь, что твой коллега прав. Нужно отправить к этому Рощенкову людей. Просто тебе не нравится, что Хорем может оказаться знакомый тебе человек. Вот ты и завелся.

— Да, — ответил майор. — Мне это не нравится! Не нравится! У нас нет ни одного факта! Ни одного весомого доказательства! Черт побери, если мы сегодня влезем к Рощенкову, завтра так же легко мы сможем влезть к кому угодно! К тебе, Зиновий! К тебе, полковник! Ко мне! Если мы без каких-либо доказательств, на основании только собственных домыслов, начнем вламываться в квартиры граждан… Мы, черт возьми, оперативные работники, а не каратели!

— Ты упустишь его, — заявил Беклемешев.

— Если выяснится, что это Рощенков, я сам лично найду его. Но до тех пор я запрещаю вам даже упоминать об этом! Слышали? Даже упоминать!!!

— Ты упустишь его, — спокойно и мрачно повторил капитан.

— Значит, поделом нам! — Котов совершенно вышел из себя. — Значит, он умнее, хитрее, предусмотрительнее, расчетливее нас! Впредь наука будет и нам, и этим. — Он кивнул на потолок.

Беклемешев отвернулся, вздохнул тяжело.

— Тогда я сделаю это сам, — сказал он.

— Нет! — отрубил Котов.

— Да!

— Я запрещаю тебе!!!

— А мне плевать! — окрысился зло капитан. — Понятно? Пле-вать!!! Я не хочу упустить Хоря. Мне не нравится сама мысль о том, что террористам удастся унести ноги! Я не хочу даже думать об этом! Если Рощенков окажется не виноват — извинюсь, но сейчас у нас слишком мало шансов, чтобы бросаться такими зацепками!

— Тогда иди и влезь ко мне! Я же брал это досье. Давай.

— Понадобится, влезу и к тебе! А ты думал, Саша, что можно работать ассенизатором и в гов…е не измазаться, да?

Мужчины стояли друг против друга, глаза их горели, лица пылали, кулаки сжались. Казалось, еще секунда — и они кинутся в драку.

— Саша! Не та ситуация! Мы тут собрались не в шахматы играть!

— В самом деле, майор, — встал между спорящими полковник. — Капитан прав. Это не игра. С бандитами можно совладать только их же методами. Сейчас не до сантиментов.

— Но Рощенков — не бандит!

— Кто это сказал? — оскалился Беклемешев.

— Все, закончили! — рявкнул полковник. — Успокоились оба! Мужики, что вы делаете?

— Товарищ майор, — позвал оператор-связист, — Полетаева на проводе.

— Где она? — резко обернулся Котов.

— В Икше.

— Какого дьявола ее туда понесло?

— У нее какая-то очень важная информация.

Котов пошел к телефону, а Беклемешев, отойдя в сторону, что-то быстро приказал свободным оперативникам. Те глянули на майора, затем кивнули и торопливо направились к выходу из зала.

* * *
Командующий посмотрел на часы: четыре пятнадцать. Эвакуация началась. Необходимые меры безопасности приняты. В Капотне перекрыты нефте- и газопроводы. Все ядерные реакторы Москвы остановлены.

Командующий вздохнул, посмотрел на часы еще раз: 16.17.

В эту секунду связист громко объявил:

— Товарищ майор, Полетаева на проводе!

Все сидящие за «штабным» столом начали оборачиваться, громыхая стульями. Всем было интересно.

«Полетаева?.. Это та, которой… А-а-а, ну понятно…»

Котов подошел к стойке с аппаратурой, сказал оператору:

— Включай трансляцию.

Тот кивнул, щелкнул тумблером. Из динамиков хлынуло шипение и далекий невнятный бас, красиво распевающий «Вечерний звон».

Котов сморщился, сказал громко, не скрывая раздражения:

— Черт! — и тут же добавил: — Майор Котов. Слушаю вас, Вероника Глебовна.

— С вами я разговаривать не стану, — категорично заявила репортерша. — Я вообще не просила никого звать.

— Тогда что вам нужно?

— Включите громкую связь, — потребовала Вероника.

— Уже включена. Нас слышат все, кто находится в зале. Ближе к делу. Оператор сказал, что у вас есть какая-то важная информация.

— Да, есть.

— Говорите.

— Нет, пока не удостоверюсь в том, что нас слышит еще кто-нибудь.

Котов вздохнул, повернулся к командующему:

— Скажите ей что-нибудь.

— Я вас слышу, Вероника Глебовна, — подтвердил тот.

— Кто вы?

— Командующий операцией.

— Какое ведомство вы представляете?

— МВД.

— Хорошо.

— Этого достаточно? — спросил Котов. — Или еще кого-нибудь позвать?

— Вполне, спасибо.

— Не за что. Теперь выкладывайте, что у вас.

— Террористы собираются что-то взрывать в метро. Какую-то стену.

— Какую стену? — не понял Котов.

— Не знаю. Толстую. Может быть, два-три метра толщиной.

— Откуда вы это знаете?

— Марафонец сказал, что у них осталось еще очень много взрывчатки. Килограммов девяносто. Возможно, чуть меньше.

— Сколько? — выдохнул Котов. — Девяносто килограммов?

— Да. Плас… Как его… Не помню…

— Пластит? — быстро спросил майор.

— Да, верно. Пластит.

— Твою мать! — Котов закрыл глаза и сжал кулаки. — А ваш, черт бы его побрал, Марафонец не мог сказать этого раньше? Девяноста килограммов пластита достаточно, чтобы разнести половину всех метротоннелей!!! Это почти четыреста килограммов тротила!!!

— Раньше мы не сообразили. Просто возникла ситуация…

Котов повернулся к компьютерщику.

— Быстро! Вывести на экран схему метротоннелей и подземных коммуникаций! Живо! По уровню выше и ниже. Да живее вы!!!

Оператор затарахтел клавишами.

— Черт бы побрал этого вашего Марафонца! Везите его сюда!

— У нас машина сломалась. Мы бы раньше позвонили, но проклятая колымага встала на полпути.

— Где вы находитесь?

— В Икше, на почте.

— Никуда не уходите, мы пришлем за вами машину.

— Еще мы выяснили, как поймать Хоря.

— Как?

— У террористов есть сотовый телефон…

— Это мы знаем. Уже проверили.

— Вы поймали его?

— Еще нет.

— Товарищ майор, готово! — крикнул компьютерщик.

Котов обернулся к командующему.

— Закончите разговор. — Он подошел к экрану, на котором переплеталась паутина ходов. Белым цветом был вычерчен верхний уровень, желтым — средний, красным — нижний. — Та-ак… Точки, где глубина раздела не превышает трех метров.

Компьютерщик вновь принялся клацать клавиатурой. Через пару секунд на экране вспыхнули ярко-оранжевые горошины.

— Та-ак! — повторил Котов. — Здесь им делать нечего… Водозабор? Зачем им водозабор?.. — Он коснулся очередной точки, смотрел на нее секунду, затем скомандовал: — Увеличьте этот участок и дайте проекцию в поперечном сечении.

Треск клавиатуры звучал как нескончаемая пулеметная дробь. Выделенный участок вдруг быстро придвинулся, словно экран упал, накрыв кусок карты, затем повернулся в компьютерном пространстве.

— Какое расстояние между средним и нижним уровнями?

— Два с половиной метра, — ответил оператор.

— А ширина стенок нижнего тоннеля?

— Два метра десять сантиметров. Укреплен несущими стальными конструкциями.

Котов обернулся к продолжающему разговор командующему:

— Немедленно отмените эвакуацию! И направьте в метротоннель штурмовые группы. На станции «Лубянка» и «Охотный ряд». Да быстрее же!!!

— Что случилось? — растерялся командующий.

— Делайте, что вам говорят! Быстро!!!

— Хорошо-хорошо. — Командующий направился к оператору-телефонисту.

А тот уже протягивал трубку. Серьезный, собранный.

— Кремль, товарищ командующий.

— Алло! Кремль? Да, это я. Немедленно отмените эвакуацию! Вышли? Давно? Восемнадцать минут назад? Вошли в третий перегон? Ну так остановите! Хорошо, ждем! — Он бросил трубку на рычаг, бормотнул зло: — Учить он меня еще будет… — Повернулся, спросил требовательно: — Майор, может быть, вы все-таки объясните, в чем дело?

Котов посмотрел на часы, потом на карту и устало, совершенно спокойно сказал:

— Поздравляю вас. Примерно минуту назад группа террористов ограбила Алмазный фонд и Оружейную палату.

16.18

Платформы с упакованными в стальные ящики запасниками Кремля вошли в нужный перегон. У мощной бронированной двери, разделявшей второй и третий участки тоннеля, кортеж остановился. Дежурный сотрудник службы охраны набрал на панели кодового замка комбинацию цифр, и полутораметровая многотонная плита ушла в стену, открывая проход. Как только кортеж миновал дверь, та вновь с гулом захлопнулась.

* * *
Сидящий в метро Генерал поднял руку с четырьмя оттопыренными пальцами, что означало отсчет. Четыре, три, два, один. Пуск!

Чубчик вдавил кнопку реле, и тотчас же в двухметровом провале грохнул взрыв. Взрывная волна выбросила из ямы груду бетонного крошева, ударила в кольцо, которое моментально пошло трещинами — толстыми, как червяки, ветвистыми, словно старое дерево. Яркая вспышка озарила тоннель, груды обломков лежалой породы и фигуры людей, скрючившихся за этим импровизированным укрытием.

Часть кремлевской охраны оказалась придавлена обломками бетона, остальных оглушило мощной ударной волной. Гул взрыва еще не успел стихнуть, а боевики уже были на ногах. Айсберг поднял огнемет и нажал на спуск. Голубовато-желтый шар влетел в тоннель и лопнул там, выбросив стену огня, которая прокатилась от двери до двери. Оставшиеся в живых охранники моментально превратились в факелы. Они метались по коридору, вопя от боли и ужаса. Огненный смерч уничтожил практически всех. Остальное должны были доделать автоматы. Пламя начало закукливаться, сворачиваться, уменьшаясь в объеме, пока не исчезло совсем. Остались только черные, все еще горящие фигуры людей и такие же черные ящики с ценностями.

Боевики рванулись к пролому. Они цепляли к вбитым в стену крючьям альпинистские карабины с нейлоновыми тросами и соскальзывали вниз, как капли воды с апрельской сосульки. Оказавшись в спецтоннеле, Айсберг поднял гранатомет и направил на дверь, через которую только что прошел кортеж. По плану Хоря, тревога уже должна быть объявлена, но на то, чтобы прибыть сюда, спецподразделениям понадобится двадцать пять — тридцать секунд.

Генерал спустился вниз третьим, следом за Айсбергом и Дофином. Он удовлетворенно осмотрел черные стены, пол и разбросанные по всему проходу ящики. Мощные, большие, хранящие в себе сокровища Оружейной палаты, его не интересовали. Он подошел к третьей платформе. Взрывом ее развернуло и опрокинуло набок. Груз высыпался на пол огромной стальной горой. Часть замков не выдержала, ящики раскрылись, и камни феерически блестящей россыпью раскатились по мертвенно-серому, ноздревато-шершавому полу — крупные кроваво-алые рубины, большие неграненые алмазы, изящно-изысканные бриллианты. Среди них попадались просто фантастические экземпляры. Тут же лежали несколько больших золотых слитков, кубки, потиры…

Аккуратно и быстро Генерал выбрал три самых крупных камня и достал из кармана комбинезона кисет. Выбросив из него подделки, он вложил настоящие камни внутрь, затянул шнурок и вновь спрятал мешочек в карман.

Выпрямившись, Генерал огляделся. У пролома, все еще дымящегося, сочащегося бетонной крошкой, стояли Чубчик, Ватикан, Леденец, Дофин и Бегемот. Все с оружием на изготовку, напряженные сильные звери, готовые в любой момент кинуться в драку. Спецы-мастера. Профи. Лишь Бегемот… Этот даже с оружием в руках выглядит, как пьяный дворник с метлой. Ладно, бог простит.

Генерал жестом скомандовал: «Уходим».

Айсберг отбежал чуть назад и застыл у пролома. Они укладывались в отведенное время, схема работала, а значит, есть еще десять-пятнадцать секунд до появления спецгруппы.

— Дофин, Ватикан, Леденец, Чубчик, поднимайтесь и устанавливайте мины. Потом прикрывайте отход.

Четверо ухватились за тросы и быстро полезли наверх. Через три секунды они уже исчезли в проломе.

— Айсберг, — Генерал повернулся к громиле, — давай.

Тот поднял гранатомет, тщательно прицелился и нажал спуск. Округлая болванка прочертила огненную дугу и врезалась в груду металлических ящиков.

— Молодец. Наверх!

Громила забросил гранатомет за спину и быстро вскарабкался по тросу.

— Теперь я, — кивнул Генерал толстяку. — Ты — замыкающий. Пошли.

Он поднялся. Бегемот все еще барахтался внизу. Леденец, Дофин и Ватикан уже закончили свою работу и вытянули тросы. Все, кроме одного, возле которого и топтался толстяк. Ухватившись за карабин, Генерал быстро втянул последний трос в темноту.

Бегемот растерянно посмотрел наверх и спросил:

— А я?..

Генерал усмехнулся:

— Головка от…

Подняв голову, он четко различил пульсирующие красные огоньки взведенных мин. Ближайшие три кольца метротоннеля дышат на ладан, достаточно слабого взрыва, и несколько тонн грунта и бетона осыплются вниз, завалив проход.

Генерал натянул очки ночного видения. Боевики стояли у следующего троса, свисающего из квадратного провала вентиляционной отдушины. Чубчик уже забрался наверх, Леденец и Дофин тоже. Остались Айсберг, Ватикан и Белоснежка. Ватикан как раз ухватился за веревку, тоже намереваясь забраться в пролом. Они действовали строго по плану, и ни одному не пришло в голову выяснять, почему задерживается Генерал.

Ему тоже надо уходить. Мины сработают через минуту. Генерал наклонился и посмотрел на несчастного, сникшего Бегемота. Тот тоже задрал голову и воззрился на старшего молящими собачьими глазами.

— Помоги, — попросил толстяк. Он даже не крикнул, а просто сказал, как гоголевский Акакий Акакиевич: «Ну почему вы меня обижаете?»

Генерал молчал. Он не улыбался и не ронял киношных фраз. Просто стоял и смотрел. Высокий, сильный, обреченный на жизнь.

— Брось мне веревку, — совсем уже упавшим голосом произнес Бегемот. — Пожалуйста.

Генерал передернул затвор автомата. Щелчок эхом прокатился по коридору. Стреляная гильза латунной рыбкой полетела вниз, кувыркаясь в скупом электрическом свете. Бегемот проследил за ней взглядом. Намек оказался красноречивее любых слов. Генерал поднял автомат к плечу и плавно потянул спусковой крючок.

Бегемот не услышал выстрела. Он даже толком не разглядел, что произошло. Просто в тот момент, когда он произнес «Отче наш», из груди Генерала вдруг выплеснулось влажное бурое облако. Бегемот почувствовал, как на лицо ему упали горячие тяжелые капли. Он открыл глаза. В следующее мгновение Генерал пошатнулся и начал заваливаться лицом вперед. Падая, он спазматически нажал на курок. Тело перевернулось в воздухе и с отвратительным чавкающим хрустом врезалось головой в неровные осколки бетона. Череп лопнул, как арбузная корка. Бегемот скривился. Из кармана убитого выскользнул плотный мешочек и скатился по обломкам к ногам толстяка.

Наверху Белоснежка опустила снайперскую винтовку и скомандовала Айсбергу:

— За мной, быстро.

Тот растерянно крутил головой, поглядывая то на нее, то на провал, в котором только что скрылся Генерал.

— Ты… Это… — прошептал он. — Ты что?..

Гигант явно не знал, что предпринять. С одной стороны, он наблюдал убийство командира, с другой — его не особенно развитый мозг, вряд ли владевший хотя бы зачатками мыслей, только рефлексами, один из которых, превалирующий над остальными, формулировался как «приказы и действия начальства не обсуждаются», помешал ослушаться Белоснежку. Для него один командир сменил другого. Вот и все.

Девушка толкнула громилу в плечо:

— К пролому, быстро. Надо вытащить Бегемота.

— Ты че? — повторил тот растерянно.

— Быстрее. Он нас предал. Хотел убить Бегемота. Давай.

Айсберг послушно затрусил к пролому.

Мины продолжали моргать, отсчитывая смертоносный ход времени. Бегемот слышал, как в соседнем тоннеле топочут башмаки охранников, и понимал, что шансов выжить не осталось. Ни единого. В этот момент в проломе появилось лицо Белоснежки.

— Бегемот! — крикнула девушка, бросая вниз бухту троса. — Обвязывайся, живо!

— Хорошо, — пробормотал тот суетливо и принялся обвязываться веревкой. — Я только заберу. — Он наклонился и поднял с пола мешочек с камнями. — Все, можно тянуть.

В конце коридора начала открываться бронированная дверь. Надо отдать должное Айсбергу, он сориентировался быстрее, чем Белоснежка. В бою ему равных не было. Гигант резво ухватил два троса и закрепил свободные концы в защелки карабина. Стянул с плеча огнемет, загнал в ствол очередной заряд, жестами объяснил Белоснежке, что ей надо делать. Та кивнула, соглашаясь. В не слишком-то долгой жизни девушке приходилось убивать часто и много. Однако это не смогло задавить в ней чувство сострадания. Айсберг вообще не мучился дилеммами. Для него существовали цели, модели поведения, одни из которых стояли выше других. Один из основных принципов войны гласил: «Можешь спасти друга — спасай. Не можешь — умри вместе с ним». Айсберг просто выполнял задачу, именно поэтому он был более спокойным, более собранным и совершенно невозмутимым.

По его примеру Белоснежка обвязалась нейлоновым тросом, вытащила из набедренной кобуры «гюрзу», передернула затвор. Айсберг сдвинул автомат на грудь, натянул ремень огнемета, зажал его между ног.

Дверь открылась, и в коридор ворвались люди в штатском. Их было много, человек двадцать.

— На пол! — заорал один из них. — Быстро лицом вниз!

Бегемот был бы рад подчиниться, да не мог — трос оказался слишком коротким.

— Руки за голову! Повернись спиной!

Бегемот повиновался.

В это время пятью метрами выше Айсберг опускал в пролом Белоснежку. Девушка зависла в бетонном колодце над Бегемотом. Следом за ней в провал полез гигант. Он медленно и аккуратно скользил по тросу головой вниз. Одной рукой Айсберг придерживал автомат, второй — трос, стравливая постепенно, стараясь не цепляться за стены и не производить шума.

— Не шевелись! — выкрикивали внизу.

Фигуры в штатском подходили все ближе. Двигались они настороженно, следя за террористом и одновременно контролируя черную дыру в потолке. Бегемот чувствовал их спиной. Он понимал, что автомат, висящий на плече, сейчас абсолютно бесполезен. Да и не хотел он стрелять. Даже радовался, что все кончилось.

Висящий в проломе Айсберг повернул голову, посмотрел на Белоснежку и одними губами прошептал:

— Три, два, один, начали.

Они вылетели из пролома, как два чертенка из табакерки, и повисли под самым потолком. У группы спецреагирования ушло около полсекунды, чтобы сориентироваться в происходящем и открыть огонь. Белоснежке и Айсбергу времени не требовалось. Они начали стрелять первыми.

Белоснежка выпускала пулю за пулей, пока не опустел магазин. Спецназовцы падали. Часть из них поспешила укрыться за платформами с грузом, другие просто опускались на колено у стен, зрительно уменьшая площадь прицеливания.

— Белоснежка, лезь вверх! — крикнул гигант, все еще висящий вниз головой. — Втроем нам не протиснуться!

Девушка молча кивнула и ловко вскарабкалась в темноту.

— Теперь ты, Бегемот! — ревел Айсберг, выцеливая очередную мишень. — Вверх, быстро! — Он ухватил толстяка за шиворот и рванул, поднимая на одной руке вверх. — Да шевелись! Живо! — проорал в испуганное, перекошенное лицо.

Бегемот — откуда силы взялись — ухватился за трос, подтянулся, начал вползать в рваный проем шахты.

— Белоснежка, помоги ему! — кричал громила, остервенело нажимая на курок.

Автомат сухо кашлял, исторгая шквал огня. Гильзы градом сыпались на бетонные обломки, на тело Генерала, подскакивали со звоном, отлетали к стене.

Один из оперативников, оторвав голову от пола, нажал на курок. Несколько раз, торопливо. Долг победил инстинктивный страх смерти. В следующую секунду короткая очередь из «АКМСУ» прошила его почти насквозь. Охранник дернулся и застыл. Однако обе выпущенные им пули попали в цель. Айсберг как-то странно выдохнул, перевернулся в воздухе и повис ногами вниз. Одна из пуль угодила ему в грудь, вторая — в бедро. Но два кусочка металла не могли остановить хорошо отлаженный, мощный организм Айсберга. Он продолжал поливать коридор свинцом, выпустил весь рожок, торопливо отщелкнул его, не обращая внимания на суету и плывущий под потолком пороховой дым, вскинул огнемет и нажал на курок. Голубовато-желтый шар со шмелиным гудением покатился по коридору, и на секунду люди в штатском растерялись. Они были профессионалами и по идее должны были стрелять. Но как профессионалы они не могли не знать, что представляет из себя реактивный огнемет.

Несколько охранников рванулись к двери, остальные падали ничком, надеясь, что стена огня не испепелит их. Сожжет спину, волосы, но не убьет.

Сбросив ремень огнемета, Айсберг извлек из кармана второй рожок, пристегнул к автомату.

Воспользовавшись передышкой, залегшие оперативники снова открыли огонь. Еще две пули достали Айсберга. Одна из них грохнула в бронежилет на груди, вторая оставила кровавую полосу на виске. Айсберг, лицо которого заливала кровь, жутко, по-звериному, зарычал. В этот момент голубоватый шар реактивно-плазменного заряда, ударившись о стену, взорвался волной огня. Пламя покатилось по тоннелю, слизывая черные фигурки людей.

Бегемот наконец вскарабкался на дно метротоннеля.

— Хватайся за трос! — закричала девушка. — Тяни!

Они уцепились за трос, на котором висел Айсберг, и рванули его вверх. Громила был очень тяжелым. Невероятно. И все-таки они тянули, сжимая зубы, матерясь. Постепенно Айсберг оказывался все выше, однако стена огня неумолимо приближалась.

— Быстрее! — прокричала Белоснежка. — Быстрее!

* * *
Остальные боевики, уже поднявшиеся наверх, остановились. Даже сюда доносились раскаты выстрелов, приглушенные крики.

Чубчик посмотрел на остальных.

— Наши попались, — пробормотал он и шагнул к вентиляционному колодцу.

Дофин удержал его.

— Ты чего, рехнулся? — жестко произнес он, указывая на циферблат часов. — Через полминуты так рванет — все на свете забудешь. Мы не успеем. Нужно уходить.

Чубчик оскалился.

— Камешки-то все равно остались у Генерала. Без них мы никому не нужны. Ты не понял? — Он вновь шагнул к пролому в стене.

— Не сходи с ума, — буркнул Леденец. — Дофин прав. В конце концов, эти ж…ы все равно заплатят нам двадцать «лимонов». А ребятам мы уже не сможем помочь. Ничего не поделаешь, браток.

Чубчик тяжело посмотрел на них.

— Ладно, вы идите, а я спущусь посмотрю. Если им действительно ничем нельзя помочь — догоню.

— Нет, — упрямо покачал головой Дофин, — ты пойдешь с нами. Через полминуты внизу будет столько народу, что у тебя не останется ни малейшего шанса. Мы не можем выбиваться из графика, мужик. Пошли. В бою потери неизбежны, ты знаешь.

Чубчик матерно выругался. Ему вдруг подумалось о том, что он сожалеет об оставшихся внизу ничуть не меньше, чем о ребятах, которые когда-то погибали на его глазах в настоящем бою, на войне.

— Я не могу, братцы, — сказал он тихо. — Правда, не могу. Если кто-то из ребят останется в живых, им может понадобиться помощь.

— Не обманывай себя. — Дофин покачал головой и вздохнул. — Там никого не останется в живых. Если их не убьют спецы, то разнесет взрывом. Ты же знаешь.

— Да хрен с ним, пусть валит! — вдруг зло оскалился Ватикан. — Пусть валит. Что мы с ним сюсюкаемся, как с дитем? Давай! Вали! — Он шагнул к Чубчику и ткнул его пальцем в грудь. — Вали, понял? Мы ждать тебя не будем. Хочешь погибнуть, х…р с тобой! Иди умирай. Нам больше денег достанется.

Леденец спокойно повернулся и легонько тряхнул Ватикана.

— Помолчи, понял? Не надо ссориться. Мы на войне. В бою, — будничным голосом сказал он.

— Поцелуй меня в задницу!

Секундой позже «ротвейлер» швырнул Ватикана о стену. Тот ударился всем телом, охнул, согнулся, затем медленно выпрямился и усмехнулся недобро:

— Хорошо, мужик. Еще не вечер, — отвернулся и, прихрамывая, отошел в сторону.

Леденец посмотрел на часы.

— Ладно, Чубчик, лезь посмотри. Мы ждем тебя здесь. Там все равно никого не осталось в живых, но, если вдруг что, вызовешь по этой штуке. — Он похлопал по висящему на боку переговорному устройству.

— Договорились.

— Если в течение пяти минут вестей от тебя не будет, мы уйдем.

— Хорошо, братец. — Чубчик улыбнулся, и в глазах его мелькнула странная сумасшедшая бесшабашность. — Давайте, ребята, я пошел. Если чего, вам ни пуха ни пера.

— К черту!

Чубчик исчез в проломе.

Ватикан посмотрел ему вслед и злобно пробормотал:

— Правильно, он будет как на лифте кататься туда-сюда, а нам придется за него под пули лезть.

Леденец обернулся, на лице его было написано преувеличенно радостное удивление:

— Ты не понял, что ли? Я же сказал: заткнись. А то ушибу ненароком.

— Ладно-ладно, — оскалился Ватикан. — Посмотрим, что ты позже скажешь, когда…

— Когда что?

— Сам увидишь, что…

* * *
В кузове грузовика Шептун щелкал тумблерами, вычленяя из массы малозначащих фраз крупицы ценной информации, и, не поворачиваясь к Близнецу, передавал:

— Так, группа «Гроза» идет по Петровке, прошли Кузнецкий мост, продолжают движение к Театральной площади.

Близнец пощелкал клавишами «notebook», вводя необходимые данные. На мониторе компьютера серый треугольничек переместился от Петровских линий к Кузнецкому мосту.

— Звено бронетранспортеров «Сентябрь-068» движется по Большой Лубянке, прошли Варсонофьевский переулок, идут к Кузнецкому мосту.

И вновь дробь клавиш.

Шептун на секунду замер неподвижно, прислушиваясь к раздающимся в наушнике голосам, потом сообщил:

— Четыре «Ми-24» идут из Тушино. Сейчас они в районе метро «Аэропорт». Две группы быстрого реагирования вошли в метро. «Молния» идет от «Лубянки» к «Охотному ряду». «Смерч» — к «Кропоткинской», прошли «Библиотеку имени Ленина». Взвод срочников ВВ перекрыл переход на станции «Кузнецкий мост», еще один блокирует переход на «Охотном ряду». Взвод десантников перекрыл «Боровицкую».

Шептун оттолкнулся ногами от пола, прямо в кресле подкатился к компьютеру и посмотрел на карту. Блокпосты все еще закрывали крупные магистрали, однако большая часть войск спешно стягивалась к центру. Оставались еще лазейки, через которые команда террористов могла вырваться из оцепления, но было их ничтожно мало.

Близнец поправил очки, взглянул на стоящие здесь же, на панели, электронные часы и констатировал:

— Они уже должны быть за пределами опасной зоны.

Шептун еще раз внимательно осмотрел схему, вернулся к передатчику, взял переговорное устройство:

— «Москва-один», ответь «Осени». «Москва-один», я — «Осень», ответь мне.

Динамик ожил:

— «Осень», я — «Москва-четыре». У нас потери. Четверо. Возможно, пятеро.

— Где вы находитесь?

— В нейтральной полосе.

Близнец ввел в компьютер необходимые данные.

— «Москва-четыре», — Шептун облизнул пересохшие вдруг губы, — нейтральная линия еще открыта. Все остальные пути отрезаны. Немедленно уходите.

— Понял. Держите нас в курсе.

* * *
Ватикан повесил переговорное устройство на пояс и сообщил выжидательно смотрящим на него Леденцу и Дофину:

— Все, уходим.

Леденец посмотрел на часы.

— У Чубчика есть еще полторы минуты. Если он не появится, мы уйдем. Но не раньше.

Ватикан прищурился, челюсть его упрямо выдвинулась вперед.

— Ты что, г…к, считаешь себя самым главным? — спросил он звенящим, чуть подрагивающим голосом. — Я сказал: мы уходим.

— А я сказал: мы остаемся, — отрезал Леденец. — У Чубчика есть еще полторы минуты.

— Ты слышал, что сказал Шептун?! — заорал Ватикан. — Мы на волоске! Эти суки перекроют здесь все, и тогда нам не вырваться! Надо уходить сейчас, пока еще можно уйти!

Леденец пожал плечами и поднял автомат.

— Попробуй, — спокойно заявил он. — Предупреждаю: я всажу тебе пулю в башку и, честное слово, даже не пожалею об этом. А теперь иди, если хочешь.

Ватикан замолчал, тяжело рассматривая стоящего перед ним лысого бугая. В том, что Леденец способен выстрелить, он не сомневался. Боевой опыт имелся у них обоих. Им обоим приходилось убивать раньше.

— Ладно, — кивнул он и посмотрел на часы. — Минута десять.

— Ага, — протянул Леденец и присел на корточки, не опустив, однако, автомата.

Он понимал: срыв может произойти в любой момент — и не желал оказаться перед лицом опасности без оружия.

* * *
— Тяни! — закричала Белоснежка.

— Я стараюсь. — Бегемот выбивался из сил.

Айсберг помогал им в меру возможности. Он упорно цеплялся за неровные стены, чтобы хоть как-то облегчить двоим наверху их задачу. Хорошо, что в крови его был растворен метедрин, иначе он давно потерял бы сознание. Пуля, вошедшая в грудь, порвала правое легкое и сломала три ребра. Не так уж и мало. Однако Айсберг держался. Пока держался. Гигант хотел жить, как, впрочем, каждый из живущих. Он осознавал, что мины над головой тикают, секунды идут. Секунды, решающие все.

Бегемот, изо всех сил упирающийся ногами в искореженные рельсы, тоже посмотрел на мины. Он лучше других представлял себе, что могут натворить эти небольшие коробочки, весело подмигивающие красными хищными глазками.

— Сейчас все взорвется, — прошептал толстяк, — и мы погибнем.

— Айсберг спас тебе жизнь, — хрипло ответила Белоснежка. — Помни об этом.

Они рванули трос. Айсберг наконец получил возможность ухватиться за край провала и выбраться в тоннель. Он чуть приподнялся, опираясь мощными крепкими ладонями о бетон, и подался всем телом вперед, к спасительной глиноземной куче. Не сговариваясь, Бегемот с Белоснежкой подхватили гиганта под мышки и нырнули за насыпь.

В этот момент сработали мины. Огненный смерч прокатился по коридору. Бетонные кольца начали проседать, сначала медленно, затем все быстрее. Со звоном лопались прутья арматуры, хрустел бетон, не выдерживая веса оседающей породы.

Белоснежка скрючилась за завалом, закрывая голову руками. То же самое сделал и Бегемот. Айсберг не успел пригнуться. Сгустки глинозема, сметаемые ударной волной, засыпали всех троих. Однако это спасло боевиков от волны пламени. Нестерпимый жар лизнул спины, руки, головы и покатился дальше по тоннелю, постепенно сходя на нет.

Первым, как ни странно, пришел в себя Бегемот. Он вскочил на ноги с совершенно неожиданным для его комплекции проворством. В эту секунду за его спиной с грохотом осыпалось первое кольцо. Куски бетона и земли падали в пятиметровый колодец, заваливая его до самого основания, перекрывая тоннель, погружая их мир в абсолютную темноту. Первым позывом Бегемота было бежать, нестись прочь, подальше от опасного места. Переборов страх, толстяк нагнулся и принялся ощупывать обожженными пальцами пространство вокруг себя. Волдыри лопались, но сейчас он почти не чувствовал боли. Наткнувшись на чье-то плечо, потормошил:

— Эй, нам надо уходить.

Совсем рядом что-то с шумом грохнуло, покатилось.

— Нам надо уходить! — проорал Бегемот, сжимая плечо.

— Да слышу я, — прозвучал в темноте чуть осипший голос Белоснежки. — Слышу. Что с Айсбергом?

— Не знаю, — ответил Бегемот. — Его, по-моему, волной зацепило. Надо же, темнотища какая. — Он пошарил руками по поясному ремню, отыскал фонарь.

Рядом завозилась, поднимаясь, Белоснежка.

— Во попали, — пробормотала она и тут же позвала: — Айсберг? Ты живой?

Молчание.

— Может быть, он умер? — спросил Бегемот, ощупывая фонарь в поисках кнопки. Яркий луч света ударил вверх, лег пятном на исчерченное трещинами бетонное кольцо. — Оно сейчас обвалится, — сообщил толстяк. — Надо уходить.

— Посвети вниз, — приказала Белоснежка.

Айсберг лежал здесь же, ничком. Вероятно, его оглушило взрывом. Девушка опустилась на колени и положила пальцы на шею гиганта, пытаясь нащупать пульс.

— Жив, — после короткой паузы сообщила она. — Берем его и пошли. Надо выбираться из этой задницы.

«Выбираться? — подумал Бегемот. — Хорошо бы, да только как? Айсберг весит не меньше сотни. С таким грузом на шее далеко не уйдешь».

Белоснежка подняла голову.

— Ну что смотришь-то? Хватай.

Бегемот наклонился, забросил руку здоровяка себе на шею и попытался выпрямиться. Мышцы заныли тупой нудной болью.

Белоснежка ловко подхватила бесчувственного гиганта, приобняла через спину, выпрямилась и сказала:

— Пошли.

Бегемот и представить себе не мог, насколько тяжелым может быть человек, потерявший сознание.

— Теперь-то я наконец знаю, как чувствуют себя атланты, — пробормотал он.

— Ты философ, что ли? — тяжело дыша, поинтересовалась Белоснежка.

— Что? — Бегемот закрутил головой, пытаясь стряхнуть со лба капли пота.

— Ничего. Тяни давай.

Они прошли около тридцати метров, когда впереди вдруг что-то зашуршало, послышались крадущиеся шаги.

— Гаси фонарь, — хрипло приказала Белоснежка. — Быстро.

Бегемот нажал на кнопку, и тоннель вновь окунулся в абсолютно непроглядную темноту.

— Сядь, — голос девушки был едва различим.

Бегемот опустился на корточки, прислушиваясь к невероятно быстрому биению сердца. Здесь кто-то был, совсем рядом. Кто-то шел по тоннелю.

Белоснежка, стараясь ничем не выдать своего присутствия, подняла пистолет и в этот момент вспомнила, что обойма пуста. Она так и не сменила магазин. Винтовка осталась у пролома. Теперь уж не раскопаешь.

«Автомат, — вспомнила она. — У Бегемота на плече висит автомат».

Однако говорить вслух было нельзя. Вытянув руку, девушка коснулась плеча Бегемота, и тот от неожиданности заорал во все горло.

Сзади с грохотом обрушилось еще одно кольцо метротоннеля. Теперь путь к отступлению был отрезан. Уже не стараясь особенно скрываться, понимая, что они все равно обнаружены, Белоснежка ухватила Бегемота за плечо, нащупала автомат и рванула на себя.

— Эй, это я — Чубчик! — послышалось из темноты. — Смотри не пальни в меня.

— Твою мать! — выдохнула Белоснежка, опуская оружие. — Я ведь могла тебя пристрелить, кретин.

— Нет, — последовал категоричный ответ. — У меня ПНВ, я тебя вижу. Ты целишься в стену. — Чубчик подошел поближе, опустился на корточки. — Что с Айсбергом?

— Ранен, — ответила девушка. — Три или четыре пули. Да волной при взрыве здорово ударило.

— Понятно. Но живой хоть?

— Живой, — ответила Белоснежка. — Что будем делать-то?

— Сейчас сообщу нашим. — Набирая код на переговорном устройстве, он поинтересовался: — А где Генерал?

— Сыграл в ящик, — ответила девушка. — Попытался пристрелить Бегемота, и мне пришлось его убить.

— Ясно, — без тени эмоций кивнул Чубчик. — Если бы я сказал, что расстроился, то соврал бы. А камешки?

— Камешки у меня, — ответил Бегемот, усмехнулся и каким-то странным тоном добавил: — Иначе зачем вообще было все это?

— Тоже верно. — Чубчик приложил скремблер к уху.

— «Осень», — прозвучало в трубке.

— Я — «Москва-шесть», — произнес Чубчик.

— Слушаю тебя, «Москва-шесть», — оживился в кузове грузовика Шептун. — Что у тебя?

— Генерал убит, Айсберг ранен.

— А звезды с неба? — поинтересовался Шептун.

— Звезды у нас.

— Хорошо. Какова расстановка сил?

Чубчик объяснил.

— Ясно. — Шептун помрачнел. — Тогда готовьтесь, ребята. Скоро пожалуют гости. К вам направляются две команды спецназовцев. Одни — от «Лубянки», вторые — от «Библиотеки Ленина». Будут минут через пять. Ты уверен, что вам не подняться до нейтральной линии?

Чубчик вздохнул.

— Абсолютно, братец. Айсберг без сознания.

— Ладно, тогда работаем схему два. Я сообщу «Москве-четыре», они сейчас спустятся. Идите к отдушине.

— Куда выходить?

— На станциях блоки. Но на «Лубянке» вэвэшники. Обычные «крыжовники». С ними, пожалуй, вам будет попроще.

— Хорошо, «Осень». — Чубчик убрал переговорное устройство в карман и скорчил физиономию, которая, судя по всему, должна была означать: «Вот так вот, братцы».

* * *
— Какие будут соображения? — Командующий тяжело посмотрел на стоящих вокруг стола. — Теперь нам известно местонахождение террористов. Сейчас они зажаты в метро, примерно вот здесь. — Он ткнул пальцем в схему, разложенную на столе. — Около трехсот метров от платформы «Охотный ряд». Спецназ уже перекрыл метротоннель, просто так эти г…ки оттуда не выберутся. Так какие будут соображения?

Представитель Министерства обороны покачал головой:

— Даже не знаю, что сказать.

— Один из террористов уже убит, — продолжил командующий. — Некий Иван Дмитриевич Широков, прозвище — Генерал. Эти сволочи оказались хитрее, чем мы думали. Они пытались перехватить Алмазный фонд в тоннеле.

Склонившись над картой, представитель Министерства обороны поинтересовался:

— А вы уверены, что они не успели ничего похитить? Все ценности на месте?

Генерал кивнул.

— В настоящий момент данные уточняются, но служба безопасности отреагировала достаточно быстро. Судя по всему, охране удалось перехватить террористов как раз в тот момент, когда они спускались через проделанный при помощи взрывчатки колодец в спецтоннель. Однако очень многим оперативникам это стоило жизни.

— Сколько человек погибло? — поинтересовался представитель ВВС.

— Тридцать два человека из группы сопровождения и службы безопасности убиты, восемь перевезены в госпиталь с ожогами четвертой степени.

— И что говорят врачи?

— Шансы на то, что кто-нибудь из них выживет, крайне малы, — ответил командующий. — Но сейчас речь не об этом. Вопрос стоит так: как мы поступим с террористами?

— Я думаю, имеет смысл посоветоваться с вашим майором, — сказал представитель Министерства обороны. — Ведь он отвечает за оперативную разработку.

Командующий задумался. То, что предлагал военный, можно было назвать упрятыванием головы в песок. Страусиная политика. Вся ответственность тяжелым грузом ляжет на плечи человека, который даст указания относительно следующего шага. Имеют ли право все они перекладывать собственные заботы на кого-то другого? Хотя майору еще служить и служить. Даже в случае явного промаха он успеет искупить свою вину, потрафить кому-нибудь из начальства и подняться по служебной лестнице. А для любого из них провал будет означать конец карьеры.

— Как вы понимаете, — медленно проговорил командующий, — у нас есть две возможности: попытаться взять террористов штурмом или позволить им уйти.

— Да, но ведь вопрос в том, что за этим последует, — произнес представитель Министерства обороны. — Где гарантии, что террористы, даже если мы дадим им уйти, позвонят и обезвредят взрывное устройство? Они прекрасно понимают, что для них это полная засветка. Захотят ли они себя обнаруживать?

— Но, с другой стороны, — возразил генерал, — по заявлению главаря террористов, коды знают всего два человека. Если в ходе штурма они будут убиты, то бомбы взорвутся.

— Значит, не надо их убивать, — сказал военный. — У нас там отличные ребята, спецназ, десантники. Нужно дать им задание ранить этих г…ков. Возьмут живыми, а потом уж мы вытянем из них всю информацию. Можно использовать дитилин.[7]

— Дитилин использовать нельзя, — не выдержал полковник. — Он вызывает паралич дыхательных путей. А если террористы погибнут, в проигрыше окажемся мы. Бомбы взорвутся!

Котов слушал, стоя чуть в стороне. Он не мог, не имел права вмешиваться в разговор старших по званию, да и тактические решения — приоритет «штаба».

— А что скажете вы, майор? — командующий неожиданно обернулся и уставился ему в лицо тяжелым немигающим взглядом. — Каковы будут ваши соображения?

— Вас интересует, что предпринял бы я в подобной ситуации? — спросил Котов. — Могу ответить. Я бы отвел войска и дал террористам уйти. У нас достаточно людей и техники, чтобы контролировать маршрут их передвижения. Сейчас наши оперативники заканчивают обыск на квартире торговца оружием, с которым имел дело Хорь. Если нам удастся вычислить главаря группы, мы сможем отдать приказ о штурме без боязни потерять коды. Справедливо полагать, что Хорю они тоже известны.

— Хорошо, если у вас все сложится гладко, — возразил язвительно представитель Министерства обороны. — А если нет? Если вам не удастся установить личность Хоря? По вашим собственным словам, этот человек — профессионал. Или, допустим, он успел скрыться. Скажете, такого не может быть?

— Может, — согласился Котов. — Но наши аналитики считают, что Хорь где-то поблизости. Он не мог уйти далеко. Ему нужна свежайшая информация о ходе операции. Пока еще Хорь не знает, удалось ли террористам захватить Алмазный фонд. Он не может позволить себе скрыться. В конце концов, у террористов разработан какой-то план отхода и пока нет оснований его менять. Надо предоставить им полную свободу. Пусть уходят, а мы проследим за ними и захватим Хоря, когда он попытается войти в контакт с группой.

— А если он уже с ними в контакте? — предположил военный. — Допустим, он находится в составе той же группы.

— Тогда тем более глупо идти на штурм, — сказал Котов. — Мы рискуем потерять не только носителей кодов, но и главаря, третьего члена группы, которому эти коды, несомненно, известны. Хотя, должен заметить, это всего лишь мои соображения. Принимать их во внимание или нет при вынесении окончательного решения о штурме — зависит от вас.

Полковник удивленно посмотрел на него: «Что за дипломатия? Не время, парень, разводить политес».

Представитель Министерства обороны смерил Котова угрюмым взглядом и тихо буркнул себе под нос:

— Гондон хитрож…ый.

— Ладно, не будем переходить на личности. — Командующий услышал последнюю реплику. — Давайте лучше подумаем, что же нам делать. — Он тяжело вздохнул. — Обсудим все плюсы и минусы.

— Да какие там плюсы и минусы?! — взорвался военный. — Брать надо этих сукиных детей! Брать за ж…у, и все! А потом ваши люди смогут из них хоть мозги вышибить. Накачают их разной дрянью, и те все выложат как миленькие.

Командующий вздохнул еще раз. Решение придется принимать ему, это ясно. Котов очень ловко открестился, ушел в сторону. И кто бы что ни сказал, ответственность в результате ляжет на него, на командующего. Слепой бы понял, что ситуация сложилась практически не контролируемая. Единственной возможностью хоть как-то обернуть положение себе на пользу было решение выпустить террористов. Но, с другой стороны, если те не позвонят и не обезвредят фугасы,ему не сносить головы. Что же делать? Какие козыри сейчас имеются у него на руках? Командующему очень хотелось, чтобы кто-то подсказал ему решение. И желательно правильное.

— Итак, попробуем еще раз представить себе, что будет, если мы отдадим приказ о штурме. Стрелять мы не можем. Как известно из переговоров с террористом, каждый человек в группе несет на себе определенное количество взрывчатки. Не дай бог, кто-нибудь попадет в пластитовую шашку. Террористы, несомненно, погибнут, а мы потеряем коды. Останется Хорь. Но как только главарь узнает, что операция провалилась, он, конечно же, не станет ждать, пока его возьмут за жабры, а постарается исчезнуть. Пока мы установим его личность, пока то, пока се, этот урод будет уже далеко. Штурмовать нельзя.

— Но не штурмовать тоже нельзя, — с фальшивой весомостью заявил представитель Министерства обороны. — И что же у нас остается?

— Подождите! — вдруг вскинулся представитель ВВС. — О чем мы говорим? Во-первых, никто не собирается убивать террористов. Наша задача: вывести их из строя, обездвижить, а для этого достаточно прострелить колени и локти. И во-вторых, откуда нам известно, что сообщение «связника» — не блеф, что взрывчатка действительно существует?

Лицо командующего вытянулось. Он совершенно упустил возможность блефа.

— Ну-ка, соедините меня с экспертами. — Он развернулся и быстро прошел к стоящей в углу АТС. — Живо, живо, живо!

Оператор торопливо набрал номер. Командующий схватил трубку. Котов молча наблюдал за ним. Стоящий рядом Беклемешев потер лоб.

— И что ты думаешь по этому поводу? — спросил он майора.

— Я думаю, что мы видим сборище кретинов, — понизив голос до шепота, ответил Котов.

— Товарищ майор, мы расчистили картинку, — сообщил один из операторов.

— Что? — Котов недоуменно повернулся. — Что? Какую картинку?

— Знак, который подал террорист.

— Какой террорист? — Сейчас все мысли Котова были заняты другим.

— Тот, что выходил на связь.

— И что же он там показал?

Оператор отчего-то замолчал, а на губах его мелькнуло слабое подобие улыбки.

— Взгляните сами, товарищ майор.

Котов подошел к компьютеру, наклонился к экрану. Изображение было мутноватым, расплывчатым, однако разглядеть было можно. На статичной картинке террорист поднял руку вверх, согнув кисть так, чтобы ее зафиксировал видеообъектив. Из сжатого кулака торчал оттопыренный средний палец — всем известный непристойный жест, означающий: «пошел ты…»

Котов выпрямился. На его лице читалась такая растерянность, что Беклемешев тут же подошел поближе.

— Что случилось, Саш? — спросил он встревоженно.

— Они нас слышат, — прошептал Котов. — Черт побери, они нас слышат! Они знают о самолете со спецаппаратурой. Зиновий, быстро сюда команду по обнаружению подслушивающих устройств. Бегом!

— Хорошо, — Беклемешев бросился к телефону.

В это время генерал сунул трубку на рычаг и обернулся. На лице его играла улыбка победителя.

— На убитом террористе не обнаружено никаких признаков взрывных устройств. Ни одной пластитовой шашки. Ни грамма взрывчатки. Это блеф.

— Подождите! — выкрикнул Котов, делая шаг к столу.

Все обернулись к нему, посмотрели с недоумением и вполне отчетливой гримасой брезгливости: что тебе надо? Ты собираешься примазаться к решению, когда оно принято и стало безопасно? Собираешься советовать, как лучше захватить террористов, чтобы потом заявить, что всю ответственность свалили на тебя, а ты, герой, был вынужден в экстремальной ситуации принимать единственно верное решение? Нет уж, не выйдет.

Котов прочитал это на их лицах, но не остановился, а продолжал идти, глядя «штабистам» прямо в глаза.

— Вы не можете отдать приказ о штурме!

— Почему же? — усмехнулся представитель Министерства обороны. — По-моему, очень даже можем. Сейчас террористов очень легко взять.

— Я уверен, они предусмотрели возможность штурма и подготовились к нему, — сообщил Котов. — Эти ребята тоже не студенты-пэтэушники. Они перебьют всех ваших людей, если те попробуют взять их в тоннеле.

Члены штаба переглянулись, однако, похоже, данное обстоятельство не способно было удержать их. Ну в самом деле, на их стороне явный перевес в живой силе и боеприпасах. Чего им бояться? Когда речь идет о спасении города, два-три десятка убитых не имеют значения. Они спасают миллионы жизней, поэтому имеют моральное право принять подобное решение. И никто не посмеет осудить их за это.

— Вы свободны, майор, — брезгливо кивнул головой представитель Министерства обороны.

— Вы не можете отдавать мне подобных приказов, — категорично заявил Котов и повернулся к мрачному командующему. — Товарищ командующий операцией, я со всей ответственностью заявляю вам, что этот штурм заранее обречен на провал. Террористам известно о каждом нашем шаге. У нас имеются все основания полагать, что здесь спрятано подслушивающее устройство, благодаря которому террористы получают полную информацию обо всех решениях, принимаемых нашей стороной. Они в выигрышной ситуации. Вы только зря положите людей.

— Ну так обнаружьте это устройство и устраните утечку информации! — неожиданно багровея, выкрикнул командующий. Он чувствовал себя похабно. В тот момент, когда решение было принято, этот чертов выскочка вновь посеял в нем крупицы сомнения. — Черт побери, найдите источник утечки информации и устраните его! — продолжал кричать командующий. — Чтобы через три минуты помещение было очищено.

* * *
Стоящий в коридоре Миша повыше поднял телекамеру. Сейчас людям, собравшимся в центральном зале, было не до него, а события разворачивались интересные.

* * *
— Быстро! Я сказал, чтобы через три минуты зал был очищен!

— Есть, — холодно ответил Котов. — Однако, товарищ командующий…

— Молчать! — заревел тот. — Советы будете давать, когда вас об этом попросят! Свободны! Занимайтесь своим делом, майор!

Котов отошел от стола.

В зал уже вбегали оперативники с кейсами, в которых покоилась аппаратура для обнаружения подслушивающих устройств.

Котов тихо, почти шепотом, сказал полковнику:

— Намекни этому солдафону, что неплохо было бы проверить, каким образом террористам удалось попасть в метро. И отдай им список «костяка». От меня он сейчас вряд ли что-нибудь примет.

* * *
Представитель инженерного департамента коснулся карты.

— Вот здесь, смотрите, основная магистраль водозаборника подходит к воздухоотводу почти вплотную. Толщина кладки около тридцати сантиметров. Именно в этом месте магистраль делает поворот. Несколько лет назад вот тут, — он ткнул пальцем в экран, — наши службы обнаружили трещину. Ее ширина не превышала пятнадцати сантиметров, но при наличии необходимого инструмента террористы могли легко расширить пролом сантиметров до семидесяти и даже до метра, без риска оказаться похороненными под рухнувшим сводом.

— Вы полагаете, они проникли в метротоннель этим путем? — задумчиво спросил командующий.

— Вполне возможно. Отход «связника» как нельзя ясно указывает на то, что эти сволочи располагают подробной схемой коммуникаций. Все выходы из метро контролируются спецкомандами. Если бы кто-нибудь попытался проникнуть в метротоннель, мы узнали бы об этом через несколько секунд. А тут целая группа. Остаются два пути: воздухоотвод и магистраль.

— А что группа «Гроза»? — живо поинтересовался командующий. — Они могут осмотреть вентиляционный колодец?

— Нет, — ответил представитель Министерства обороны. — В колодце темно. Фонари использовать нельзя — террористы заметят свет и догадаются о готовящемся штурме.

— Пусть используют ПНВ.

— Мне кажется, — весомо предложил военный, — что будет гораздо проще отправить туда группу «Тайфун». Если пролом обнаружится, они блокируют магистраль и тем самым перекроют террористам последний путь к отступлению. Штурм все равно планировалось проводить тремя группами. «Тайфун» задействован в нем только в качестве страховки. Как группа прикрытия.

— Хорошо, — согласился командующий. — Отдайте соответствующие распоряжения.

* * *
Шептун набрал код на клавиатуре скремблера.

— «Москва-шесть», я — «Осень».

— «Осень», слышу тебя, — тут же откликнулся собеседник.

— Я сообщил остальным, они спускаются. Ребята, у меня неутешительные новости. Власти таки решили взять вас штурмом. Они уже знают о вентиляционной отдушине. Сейчас выясняют, какие коммуникации подходят к ней вплотную. Минуты через три они все поймут. Немного осталось. — В трубке повисло тяжелое молчание. — Эй, вы слышите меня?

— Слышим, слышим, «Осень», — ответил Чубчик. — Доложи обстановку.

— Пока в метротоннеле две группы: «Молния» и «Смерч». Группа «Гроза» блокирует вентиляционный колодец. Группа «Тайфун» должна перекрыть нейтральную линию. Вперед они продвигаться не станут, пока «Смерч» не пробьется через завал, но работают быстро, черти! В любом случае, ребята, у вас есть минут пятнадцать-двадцать, чтобы организоваться как следует.

— Спасибо, браток, за хорошее известие, — хмыкнул Чубчик. — Только, боюсь, у нас возникла проблема. Во-первых, у нас на четверых всего один ПНВ, а во-вторых, оружие Айсберга и Белоснежки осталось под завалом.

— Да нет, проблема у нас возникла гораздо раньше. А если серьезно, пушки вам сейчас не очень понадобятся. Везение — больше. Пробирайтесь наверх. Действуйте по плану. Там мы вас встретим, как оговорено.

— Если повезет, — последовал ответ. — Ладно, будем поддерживать связь. Отбой.

Убрав переговорное устройство, Чубчик потер лоб.

— Значит, так, фонарем нам пользоваться нельзя. Эти придурки где-то поблизости, во всяком случае свет фонаря увидят точно. Остается ПНВ. — Он стащил прибор с головы и протянул Белоснежке. — Держи, ты у нас снайпер, тебе нужнее.

Осторожные пальцы коснулись его рукава, пробежали вниз, до кисти, нащупали прибор ночного видения.

— А ты? — спросила девушка.

— Я буду, если что, по вспышкам ориентироваться. Но, может быть, и не понадобится. Бегемот!

— Я здесь, — откликнулся тот.

— Посади-ка Айсберга так, чтобы эти парни его видели. Не дай бог, расчухают, что наш Илья Муромец еле дышит.

— А вы?

— А мы с Белоснежкой прикроем ребят. Они уже спускаются.

* * *
— Слышал? — Леденец повернулся к Ватикану. — Они живы, да еще и с камешками.

Ватикан пожал плечами:

— Ну и что? Думаешь, если придется тащить эту тушу, то мы сумеем уйти? Ничего себе дела. Волочь Айсберга да еще тащить за собой этого кретина Бегемота. Ну уж нет, плевать мне и на Хоря, и на камни, и на этого дурака Чубчика. Никто его лезть туда не заставлял. Сам вызвался, пусть теперь хлебает го…о большой ложкой. Не знаю, как вы, а лично я сболчиваю.

— Бросай трос, — спокойно приказал Леденец. — Давай. Ты пойдешь первым. И не надо больше открывать рот, понял? — Глаза его неожиданно сумасшедше расширились, он наклонился вперед и выдохнул жарко Ватикану в лицо: — Прикуси, мать твою, свой вонючий язык! Еще раз откроешь пасть, сверну шею, понял? Надоело мне твои дерьмовые глупости слушать.

Ватикан отступил на шаг назад. В зрачках Леденца он увидел бешенство, смешанное с жуткой психопатией смерти. Ощущение страха, нахлынувшее на него, было всепоглощающим и ирреальным. Примерно такой же страх он испытал когда-то давно, читая гоголевский «Портрет». В следующее мгновение Леденец уже улыбался по-приятельски, открыто.

— Значит, так, Ватиканчик, сейчас бросаем трос, и ты спускаешься первым. За тобой — Дофин. Потом — я. Шептун сказал: ребята внизу нас прикроют. Я прикрою вас здесь. Повешу взрывчатку пока заодно. Давайте, работаем, парни. Времени у нас совсем мало. Пошли.

— Нас положат, — угрюмо буркнул Ватикан. — Всех. Никто не уйдет.

— Да не дрейфь! — Леденец вдруг озорно подмигнул ему. — Ничего страшного. Говорят, там, на небе, не так уж и плохо. А ты ведь не надеешься жить вечно, правда?

Ватикан промолчал.

«Может быть, для этого лысого психопата, — думал он, — лишние два года жизни ничего не значат. А для меня… Для меня они значат очень много. Тем более когда цель так близка…»

Ватикану нравилось жить. Когда он подписывался на эту катавасию, то вовсе не рассчитывал лечь костьми в тоннеле, защищая кучку каких-то идиотов, ни с того ни с сего вдруг вспыхнувших кретиническим чувством товарищества и круговой поруки. Но отказаться означало умереть. Леденец убьет его. Ладно, посмотрим. Может быть, все еще сложится как надо…

— Хорошо, — хмуро согласился Ватикан. — Раз уж ты так настаиваешь… Но учти, это личное одолжение.

— Вот видишь, как все просто, — Леденец снова улыбнулся. — Я знал, что не ошибся в тебе, Ватиканчик. Ты отличный парень.

— Ладно. Будет болтать. Бросай эту, мать ее, веревку.

Леденец размотал бухту троса и швырнул в вентиляционную отдушину. Прежде чем нырнуть в колодец, Ватикан повис на локтях.

— Вы, ребят, вот что, — посоветовал он, — пройдите вперед. Там метрах в пятидесяти коридор сужается, есть выступы, за которыми можно спрятаться. И мины ставить проще.

— Ты лезь давай, — кивнул Дофин. — Сами разберемся, не маленькие.

Ватикан защелкнул на тросе замок карабина и канул в темноту.

Дофин прислушался к шороху скользящего вниз тела и, посмотрев на Леденца, мотнул головой.

— Пойдем, что ли?

— А как же! — задорно улыбнулся тот. — Конечно, пойдем.

* * *
— Вот он, товарищ майор. — Оперативник шагнул к Котову, держа на ладони тоненькую черную нашлепку микрофона. — Эта штука посылала сигнал на передатчик, который установлен в радиусе километра. Вероятно, на чердаке одного из соседних домов. А оттуда переговоры транслировались на приемник.

— Теперь они нас не слышат? — поинтересовался Котов.

— Теперь нет, — ответил оперативник. — В помещении чисто.

— Прекрасно.

Котов повернулся к Беклемешеву. Тот задумчиво смотрел вслед удаляющемуся оперативнику.

— Кто мог подложить этот микрофон, Саш? — спросил он.

Котов дернул плечом.

— Черт его знает! Скорее всего убийца. Тот парень, которого мы задержали.

— Он приходил убить Марафонца, — покачал головой Беклемешев. — Полиграф подтвердил, он не врал.

— Конечно, не врал, — согласился Котов. — Но кто его спрашивал про радиозакладку? Никто. А насчет убийства Марафонца почему бы ему и не сказать правду?

— Проверить? — Беклемешев кивнул в сторону телефониста.

— Проверь, Зиновий, проверь.

Капитан заторопился к телефону.

Котов наклонился к оператору:

— Ну что у нас?

— Все подразделения, кроме «Тайфуна», уже вышли на исходную, — сообщил тот. — Центр перекрыт, так что уйти террористам не удастся.

Котов изучал ситуацию на экране монитора. Время от времени он что-то бормотал себе под нос.

— Они сейчас как мыши в бутылке, — предупредительно доложил оператор. — Вывести схему?

— Давай.

— Вот смотрите. — Оператор пощелкал клавишами, и на экране появилась схема. — Террористы взорвали тоннель, видимо, рассчитывая отсечь преследование, и таким образом перекрыли себе пути к отступлению. У них одна возможность — двигаться вперед, к платформе «Охотный ряд». Но здесь они наткнутся на группу «Молния». Точка примерно в двухстах метрах от местонахождения террористов. Тут только один минус — поворот. Пока наши ребята не могут видеть террористов, но зато и террористы не видят их. Но стоит пройти вот этот участок, и террористы их сразу же обнаружат. Конечно, при условии, что они оснащены приборами ночного видения. Минут через семь ребятам доставят «Ньювикон», тогда будем иметь полный расклад.

— А чего они сразу эндоскоп не взяли?

— Группы-то сколачивались на месте. И кто ж знал, что так сложится.

— А если террористы заминировали тоннель и взорвут мины уже после того, как бойцы пройдут?

— Вся спецгруппа одета в костюмы «Воин». Много взрывчатки террористы не заложат — побоятся себя подорвать, а взрыв средней силы костюм выдерживает. Кинетическая волна только сильная. Не волнуйтесь, товарищ майор, — оператор улыбнулся, — возьмут ваших террористов как миленьких. Никуда они не денутся.

— Хорошо, — кивнул Котов. — Хорошо. Уже решено, во сколько начнется штурм?

— Точное время пока не определили. Как только группа «Смерч» сделает в завале проход, так и начнем.

Подошел Беклемешев.

— Товарищ майор, подслушивающее устройство установил задержанный. Полиграф подтвердил.

— А откуда он знал, что мы будем здесь? — удивленно дернул бровями оператор.

— Так где же нам еще быть? — ответил Котов. — Переговоры все равно пришлось бы отсюда вести. Да и телефонный звонок отслеживать удобнее.

— Ясно.

— Товарищ майор, — вынырнул из-за спины оперативник-«медведь», — ребята с квартиры Рыбы звонят. Пусто.

Котов посмурнел.

— Они внимательно смотрели?

— Обижаете, Александр Яковлевич. Все перерыли. Все стены и потолки простучали. Пол проверили. Чемодан только что не на кусочки нарезали. Папки нет.

— Черт! — ругнулся Котов. — Что такое не везет…

— …И как с ним бороться, — закончил «медведь».

— Верно, — буркнул майор. — Именно.

* * *
Леденец соскользнул вниз, притормозил, завис над срезом вентиляционной отдушины. В очках ночного видения он отчетливо различал фигуры Белоснежки и Чубчика. Девушка тоже смотрела на него.

— Эй, это я, Леденец, — негромко сообщил он. — Как у вас дела, ребята?

— Спасибо, омерзительно! — Чубчик поднял голову, но смотрел не на проем, а чуть правее, ориентируясь исключительно на голос.

— Да ну? — усмехнулся Леденец. — Тогда двигайтесь, я к вам. А то у меня что-то уж очень все хорошо.

— Прыгай, — кивнул тот. — И пошустрее. Спецназ уже готовится к штурму.

— Откуда знаешь? — поинтересовался Леденец.

— Шептун сообщил. Они разбирают завал, наверное, решили атаковать сразу с двух сторон.

— Даже и не говори мне об этом, — бухтел «ротвейлер». — А то я, грешным делом, подумаю еще, что у нас неприятности, испугаюсь и убегу. — Он легко соскочил на рельсы. — Ну вот я и дома.

— Добро пожаловать.

— Какая ты милая! Что у нас сегодня на ужин? — спросил Леденец.

— Щи из свинца.

— Ну? — притворно удивился «ротвейлер». — Обожаю твою стряпню, дорогая.

Чубчик засмеялся тихо.

Леденец посмотрел на Ватикана, сидящего на корточках у глиноземно-бетонного завала, на Дофина, стоящего на одном колене рядом с Айсбергом и бинтующего раненому бедро, спросил недоумевая:

— А где Бегемот?

— Уже ушел, — ответила девушка.

— А-а-а. И кто следующий?

— Айсберг.

— Ясно. Как он?

— Плохо. Три пули и ударной волной зацепило конкретно.

Леденец подошел ближе, опустился рядом с Айсбергом на корточки. В тусклой зелени тьмы лицо здоровяка казалось бледным, как снег. Наложенная через грудь повязка только подчеркивала бледность.

— Ну что здесь?

Дофин качнул головой.

— Я сделал ему обезболивающий и противошоковый уколы, но…

— Но?

— Боюсь, что он потерял слишком много крови. И потеряет еще в два раза больше, прежде чем мы выберемся.

— И что ты предлагаешь?

— Ничего, — Дофин спокойно пожал плечами. — Не мешай мне, пожалуйста. Его еще надо унести, пока эти ребята нас не видят. Через пять минут им принесут камеру с ночным объективом…

— Ладно-ладно, уже молчу.

Дофин ловко наложил повязку, сунул аптечку в карман и сказал Леденцу вполголоса:

— Понесли?

— Сейчас, погоди-ка. У меня для этого парня есть небольшой сюрприз.

Он снял флягу, отвинтил крышку и приставил к губам здоровяка.

— Давай глотай, Шварценеггер хренов. Смотри не захлебнись. — Придерживая голову раненого, Леденец осторожно, капля за каплей, вливал жидкость ему в рот.

Неожиданно Айсберг нагнулся вперед, закашлялся, сплюнул, выматерился громко.

— Фу, г… — пробормотал, морщась.

Леденец усмехнулся.

— Живой, что ли, чучмек? Извини, закуски не припас.

Дофин спросил удивленно:

— Что у тебя там?

— Водочка. Беленькая. Папашка говорил: лучшее лекарство от всех болячек.

— Где взял?

— А я вечером в Икшу сбегал.

— Делать тебе нечего.

— Это тебе было нечего, а я пробежался. — Леденец повесил флягу на пояс.

Дофин снова достал аптечку, вытряхнул на ладонь таблетку.

— Ну, раз пришел в себя, жиган, выпей.

— На хрена?

— Противорвотное.

Айсберг взял шайбочку, покрутил в пальцах и зашвырнул в темноту.

— Ну ее в ж…у. Здоровый, может, и выпил бы, а теперь мне и так хреново. — Подняв руку, он ощупал грудь и с удивлением пробормотал: — Надо же, всего одна дыра.

— Вторая в ноге. Считай — повезло, — кивнул Леденец. — Они вполне могли вам и башки разнести. Там ребята стрелять умеют.

— Мы им первым башки пооткручивали. — Айсберг попытался подняться, замычал, снова привалился к стене.

— Давай мы с Дофином отведем тебя в кроватку, — сказал Леденец и выпрямился. — Спать положим.

— Иди ты…

«Ротвейлер» посерьезнел:

— Надо идти, мужик. У нас времени — пара минут. И то я обчелся, наверное. Пошли.

16.50

— Доложите обстановку.

Представитель Министерства обороны шагнул к экрану.

— У нас две атакующие и две прикрывающие группы. Платформы «Библиотека Ленина», «Охотный ряд» и «Лубянка» перекрыты армейскими подразделениями. Здесь террористам не выйти. Атакующие группы — «Молния» и «Смерч». Прикрывающие — «Гроза» и «Тайфун». План действий такой: с этой стороны, — он ткнул в карту, — расположен завал. Сейчас группа «Смерч» расчищает проход. По команде «атака» бойцы группы «Гроза», сосредоточенные на улице у вентиляционного колодца, бросают вниз светошоковые гранаты «заря». Террористы запаникуют. И сразу же «Молния» предпринимает попытку ложного штурма, отвлекая террористов, успевших прийти в себя, если, конечно, таковые будут. Настоящий же штурм осуществляет группа «Смерч», атакуя террористов с тыла. Предполагается, что боевики будут в шоке и не сумеют оказать сколь-нибудь значительного сопротивления. На всякий случай все бойцы одеты в защитные комплекты «Воин». Даже если террористы откроют ответный огонь, солдаты не пострадают. Как только начинается штурм, сверху спускаются ребята из «Грозы». Мы полагаем, штурм займет от трех до десяти секунд.

— А раньше «Гроза» подтянуться не может?

— Если у террористов есть ПНВ, они легко обнаружат наших людей. А в колодце спрятаться негде. Лучше не рисковать.

— Ну что ж, против логики не попрешь. — Командующий кивнул удовлетворенно. — Прекрасно. — Повернувшись, он подошел к экрану с общей схемой коммуникаций, внимательно оглядел ее и попросил представителя инженерных служб: — Ну-ка, покажите мне, где находится этот участок.

— Вот здесь. — Тот указал нужный квадрат.

— Ага, а это что? — Командующий ткнул пальцем в тонкую голубую линию, уходящую от тоннеля метро вверх.

— Вентиляционный колодец, — слегка обескураженно пояснил собеседник и тут же торопливо добавил: — Да вы не волнуйтесь, тут сорок метров абсолютно гладкой жестяной стены. Им не за что будет даже зацепиться.

— К тому же группа «Гроза», — подхватил представитель Министерства обороны, — держит колодец под контролем. Район полностью блокирован войсками и бронетехникой. Можно считать, что террористы уже у нас в руках. Сейчас ребятам из «Молнии» доставят эндоскоп, и мы узнаем об этих сволочах все…

Командующий задумался, затем спросил:

— А с чего вы взяли, что они еще не ушли?

— Они все еще там. Ребята из «Молнии» слышали голоса. Буквально несколько минут назад. Вероятно, террористы тоже готовятся к штурму, но гранаты «заря» — средство проверенное и надежное. — Представитель Министерства обороны улыбнулся. — Не волнуйтесь, все будет в порядке.

— Хорошо. В таком случае чего мы ждем?

— Группа «Тайфун» должна выйти на исходную.

— Ага… Ну что же, как только все будет готово, начинайте. С богом!

В это время во двор «Останкино» въехал фээсбэшный «РАФ», в котором сидели Вероника, Виктор и Марафонец.

* * *
Бойцы «Молнии» облачались в бронежилеты, проверяли амуницию, оружие, снаряжали магазины.

— Ну что там у нас? — спросил старший группы наблюдателя.

Тот продолжал внимательно смотреть на монитор, держа в правой руке «удочку» эндоскопа.

— Все пятеро здесь. Собрались группой. Стоят под вентиляционным колодцем. По-моему, у всех автоматическое оружие. Черт, далеко! Не вижу, какое именно…

Старший подошел поближе, взглянул на экран. Террористы собрались в кольцо. Они явно совершали какие-то целенаправленные действия.

— Что они там делают?

— Вероятно, готовятся к штурму, — ответил наблюдатель. — Они ведь профессионалы и понимают, что их зажали со всех сторон.

— Смотри в оба, — скомандовал старший и повернулся к группе, проверяя готовность. — Я — «Молния», — доложил он, прикрывая микрофон ладонью. — У нас все готово.

— «Смерч», мы тоже готовы. Ждем команды. Расскажите нам о террористах.

Старший коротко описал обстановку.

Наверху, во дворе, бойцы группы «Гроза» аккуратно и тихо сняли предохранительные решетки с вентиляционной отдушины. Несколько человек сбросили вниз тросы и укрепили на них карабины. Еще двое взяли в руки черно-белые ребристые гранаты «заря». Оставалось только вырвать предохранительные кольца и швырнуть гранаты в вентиляционный тоннель.

— «Гроза», к штурму готовы. Ждем сигнала, — доложил спецназовец.

* * *
— Ребята, я — «Осень», — произнес в кузове фургона Шептун. — Через пару минут можно начинать. — Он набрал на панели переговорного устройства новый код. — Крекер, Пастух, Сильвер, ваша очередь.

* * *
Те торопливо скатились по лестнице, выскочили во двор и, открыв крышку люка теплоцентрали, нырнули в темноту.

— Ну что, старые, — хмыкнул Крекер, остановившись на пересечении узенького тоннеля и основной магистрали, — за работу? Отдохнули, расслабились? Пошли.

Все трое двигались по магистрали в сторону центра. От группы «Тайфун» их отделяло меньше тридцати метров.

16.59

— Они что-то делают, — произнес внизу наблюдатель группы «Молния», — только не пойму что.

* * *
Крекер ухмыльнулся. Эти лохи даже предположить не могли, что из охотников давно уже превратились в жертв. Все-таки десантники против спецназа — дети.

Боевики двигались осторожно, не производя ни малейшего шороха. Кретины-десантники топотали так, что услышал бы даже глухой слон. Крекер вытащил из кармана пульт дистанционного управления, откинул предохранительную крышечку и положил палец на инициирующую кнопку.

* * *
Неожиданно двое террористов выпрямились и, коротко размахнувшись, швырнули что-то в сторону поворота, за которым спряталась штурмовая группа.

— Черт! — выдохнул старший.

Двигались боевики абсолютно синхронно, как братья-близнецы. В следующую секунду буквально в паре метров от штурмовой группы послышались громкие хлопки. Тоннель начал заполняться густым едким туманом.

— Дымовые шашки. — Старший закрыл глаза, развернулся и выкрикнул: — Всем надеть респираторы!

Штурмовики принялись снимать шлемы и натягивать противогазы. Старший понимал: шептаться дальше не имеет смысла. Своим поступком боевики ясно дали понять, что знают о существовании группы. Ведь не идиоты же они. Профессионалы как-никак.

Дым стелился по тоннелю, скрывая боевиков от глаз наблюдателя. Старший жестом показал: занять оборону. Штурмовики отошли к стенам и опустились на колено, выставив оружие перед собой. Никто из них ни на секунду не усомнился в том, что дымовая завеса организована специально. Минута проходила за минутой, но ничего не происходило.

Дым вязким аморфным существом расползался по тоннелю, вытягивая во все стороны серые щупальца. Солдаты на «Охотном ряду» тоже принялись спешно натягивать противогазы.

Наверху из вентиляционного тоннеля шел желтоватый жирный дым.

Старший группы «Гроза» прижал микрофон к губам:

— «Центральная», отдайте команду о начале штурма!

* * *
— Черт, что там происходит? — командующий недоуменно завертел головой.

Боевики вели себя совершенно не так, как ожидалось. Они не занимали оборону, а пошли в атаку сами. Малочисленной группой решили прорываться сквозь два заслона профессионалов — такого никто не мог даже предположить.

* * *
Штурмовики команды «Молния», включив мощные электрические фонари, тщательно выцеливали туман, ожидая, когда из серо-желтых клубов вырастут темные подвижные фигуры террористов. Однако было тихо.

Наблюдатель, повернувшись к старшему, выразительно постучал пальцем по монитору: «Посмотри».

Из-за дыма тому пришлось наклониться поближе. Отрезок тоннеля, в котором только что находились пятеро террористов, был пуст.

— Твою мать! — выдохнул старший. — Куда они делись?

— Может быть, поднялись в вентиляционную отдушину? — предположил оператор.

— Все пятеро? В дыму? За… — старший посмотрел на часы, — за три минуты?

— Они профессионалы, — напомнил оператор.

Схема штурма разрушилась, как карточный домик.

Боевики оказались хитрее.

Прятавшийся в тоннеле Крекер весело усмехнулся и нажал кнопку инициирующего устройства. Один из десантников группы «Тайфун» услышал слабый писк и поднял голову. В следующую секунду его не стало. Мощный взрыв разнес солдата на молекулы. Четыре укрепленные на потолке и стенах тоннеля мины сработали одновременно. Ударная волна буквально расплющила людей, размазала по кирпичу, а раскаленная плазма завершила начатое. Большинство десантников не успели даже сообразить, что произошло. В живых остались только трое замыкающих. Их тоже ударило волной, отбросило. Двое упали, один чудом уцепился за стену и удержался на ногах.

Боевики вышли из темноты и открыли огонь. Для «Воина» «АКМСУ» не годился, и Крекер воспользовался «гюрзой». Пистолет оказался выше всяких похвал. За шесть секунд Крекер успел выстрелить двенадцать раз, выпустив по четыре пули в каждого из десантников. В локти, предплечья или колени. Пастух и Папаша Сильвер поливали штурмовиков из «валов». На таком расстоянии пули «СП-6» прошивали бронежилеты, как картон.

Один из лежащих еще успел выкрикнуть в рацию:

— Западня!

В следующую секунду латунная болванка со стальным сердечником разнесла ему голову.

Старший группы «Молния» обернулся к солдатам:

— Они напали на «Тайфун». Эти б… ушли наверх.

* * *
В центральном штабе повисло полное молчание. Все были в шоке. Никто не ожидал от террористов столь активных действий.

* * *
На всякий случай Крекер выстрелил еще несколько раз, затем поменял обойму, сунул пистолет в наплечную кобуру и, улыбнувшись, повернулся к товарищам:

— Вот и все, старые. Не сложнее, чем насс…ь себе на ботинки.

* * *
Сидящий в фургоне Шептун пощелкал тумблерами и, сняв с рычажка квадратную коробочку микрофона, пробормотал:

— «Тайфун» — всем. Они здесь. Они в водозаборнике. Прошу помощи. «Тайфун» просит помощи. — Щелкнув еще парой тумблеров, он заговорил все так же прерывисто и хрипло: — «Центральная», я — «Тайфун». У меня двое тяжелораненых, требуется транспорт.

* * *
Генерал обернулся к оператору.

— Пошлите вертолет. Пусть заберет раненых и доставит их в госпиталь.

— Хорошо.

* * *
Шептун обернулся и, улыбнувшись, подмигнул Близнецу.

Через секунду в динамике прозвучало:

— Я борт номер 0501. «Тайфун», через полминуты я буду на Трубной.

— Борт 0501, — тут же откликнулся Шептун, — они не дойдут до Трубной. Мы вытащим их наверх на пересечении Неглинной и 1-го Неглинного переулка.

— Я не смогу там опуститься, — ответил пилот.

— Значит, поднимешь на тросе! — заорал Шептун. — Делай что говорят!

— Хорошо, мы будем там секунд через сорок, — доложил пилот.

— Ждем.

* * *
Из образовавшегося в асфальте уродливого пролома струился свет. Воронка была глубокой. Свод магистрали провалился, похоронив под собой тела десантников. Боевики видели небо. Серое, в бело-голубых разводах облаков.

— Выбираемся, — выждав тридцать секунд, скомандовал Крекер.

План отхода номер два был рискованным, дерзким, но именно поэтому достаточно надежным. Крекер легко вскарабкался по асфальтово-кирпичному завалу и протянул руку вниз. Первым выбирался Пастух. Он понимал, что ребятам придется нелегко, но для правдоподобия нужно было расслабиться. Матерясь сквозь зубы, Крекер выволок Пастуха из колодца.

«Ми-24» появился из-за низких крыш и завис над улицей, поднимая лопастями тучи пыли и листвы. Скрючившиеся внизу фигурки невольно жались к земле. Одна из них выпрямилась и махнула рукой. Трос подъемника, раскручиваясь, опустился вниз. На конце его темнел карабин.

Крекер подцепил расслабленное тело товарища, пропустив трос под плечевыми лямками бронежилета, и подал еще один знак: «поднимай». Трос медленно пошел вверх. Автомат болтался у Пастуха за спиной, зато правая рука лежала точно на рукояти пистолета.

В это время Крекер помог выбраться Сильверу. Тот упал на асфальт, согнувшись так, словно пуля попала ему в живот.

Пастуха уже подтащили к проему грузовой кабины. Чьи-то руки ухватили боевика под мышки и втянули внутрь.

Крекер усмехнулся. Все шло именно так, как и было задумано.

Осторожно положив тело на пол грузовой кабины, пилот покачал головой:

— Крови не видать. Контузило его, что ли? Бедолага. Попались бы мне эти г…ки, я бы им башки поотрывал. Столько людей из-за них погибло! Сволочи!

Неожиданно раненый открыл глаза и совершенно спокойно предложил:

— Ну, оторви мне голову, придурок.

Пилот отшатнулся. В лицо ему уставился ствол пистолета. Техник попробовал было дернуться в сторону, но Пастух, моментально переместив оружие, нажал на курок. Пуля попала технику в грудь, пробила сердце, выплеснув из спины густые темно-бордовые брызги.

— Опускай трос, — приказал Пастух пилоту.

— Вы не можете меня убить, — неожиданно бледнея, пробормотал тот.

— Что там такое? — Удерживающий вертолет пилот-оператор повернулся, пытаясь рассмотреть, что же происходит в грузовом отсеке.

— Все нормально, — одними губами произнес Пастух.

— Все нормально! — дрожащим голосом выкрикнул пилот. — Поднимаем второго. — Он опустил трос вниз.

Через двадцать секунд на борт поднялся Папаша Сильвер. Не обращая внимания на бледного трясущегося пилота, он вытащил пистолет и, шагнув к кабине, приставил ствол к виску оператора.

— Ждем, — приказал коротко и спокойно.

Еще через полминуты на борту геликоптера оказался и Крекер. Блондин весело улыбался. Наклонившись к пилоту, гаркнул в лицо:

— Привет! Ты что такой бледный, старый? Живот, что ли, болит? Ух ты! — Заметив труп техника, покачал головой. — Надо же, как скрутило бедолагу! Не повезло.

Протиснувшись в кабину, Пастух кивнул оператору:

— Перебирайся назад.

Тот оказался парнем не слабым, посмотрел на Пастуха без тени страха.

— Ты думаешь, сволочь, вам удастся уйти?

— Да, — кивнул тот. — Думаю.

— Все блокировано. Вы попались. Лучше сдайтесь сами. Добровольно.

— Тебе? — без тени иронии поинтересовался боевик.

— Не мне, конечно, — ответил оператор. — Но ты верно понял. А что касается вертолета, то я его не поведу.

— Тогда он поведет, — кивнул Пастух на стоящего в проеме пилота.

Тот быстро и мелко затряс головой: «Поведу. Не волнуйтесь. Все будет, как пожелаете».

— Видишь? — улыбнулся Пастух. — Не надо нас заставлять применять силу.

— Вам все равно без второго человека не обойтись.

— Он, наверное, думает, что бессмертен, — буркнул Папаша Сильвер. — Объясни ему.

Крекер вдруг громко захохотал:

— Ну ты даешь, старый! Думаешь, мы совсем безрукие, что ли? Да нам ничего не стоит хлопнуть и тебя, и этого… второго. Каждый из нас более-менее умеет управлять этой машинкой. Пойми, старый, вопрос не в том, лететь или не лететь. Вопрос в том, лететь быстро или чуть помедленнее.

— Ну так что? — спросил Пастух. — Поведешь вертолет?

Летчик облизнул пересохшие губы.

— Пошел ты в ж…у! — коротко ответил он.

— Как хочешь… — Пастух нажал на курок.

Брызги крови повисли на оргстекле, на спинке сиденья, попали на рукав Папаши Сильвера. Тот брезгливо стряхнул их.

— Ну ты, осторожнее, — предупредил он.

Пастух поманил пальцем второго пилота:

— Вытащи тело в грузовой отсек.

Тот торопливо подхватил мертвого оператора и, напрягаясь, матерясь, выволок из кабины.

— А теперь садись на свое место, старый, — скомандовал Крекер. — И не вздумай глупить. Предупреждаю: мы у тебя за спиной.

Пастух занял место оператора, огляделся, буркнул себе под нос:

— Давненько я за штурвал не садился. Та-ак.

— Борт 0501, — послышалось в динамике. — Что у вас, доложите? Что у вас, борт 0501? Я — «Центральная».

Крекер ободряюще подмигнул пилоту:

— Давай, старый, действуй.

Тот пощелкал тумблерами над головой.

— Я — борт 0501, раненых подобрали.

— Отлично.

Папаша Сильвер снял с плеча автомат и устроился у входа в грузовой отсек. Крекер присел рядом, посмотрел вниз.

— Класс! Лучше, чем на «американских горках», доложу я вам!

Сильвер качнул головой:

— Дите!

— Идем к Лубянке, — скомандовал Пастух пилоту. — И смотри не хулигань, если не хочешь отправиться следом за своими коллегами.

Вертолет завалился набок и начал набирать высоту, уходя вдоль Кузнецкого моста к Лубянке.

17.10

— «Центральная», я — «Молния». Террористы ушли наверх. Что делаем?

Командующий посмотрел на членов штаба, на полковника-спецназовца, внимательно изучающего схему, вздохнул:

— Я думаю, действовать надо следующим образом: «Гроза» спустится в пролом, проверит, нет ли там засады, а затем «Молния» и «Смерч» поднимутся, обследуют основную магистраль и боковые отводы. Террористы сейчас зажаты под землей. Они должны были двигаться отсюда, — он указал на схеме направление, — а «Тайфун» шел с противоположной стороны. Встретились они здесь. Мы слышали взрывы. Скорее всего террористы использовали гранаты или мины. Но, так или иначе, проход здесь перекрыт, завален. На то, чтобы разобрать его, уйдет не час и не два. Глубина тоннеля метра два с половиной, да? — Он повернулся к представителю инженерного департамента.

Тот сверился с документами.

— Почти три.

— Скорее всего взрывом пробило выход на поверхность, однако террористы вряд ли отважатся подняться на улицу. Они прекрасно понимают, что центр заблокирован, просто так им не уйти. Вывод: эти сволочи попытаются воспользоваться одним из боковых тоннелей.

— А они не могли уйти в другую сторону? — предположил военный.

Полковник-спецназовец ткнул пальцем в схему:

— Мы пустим отсюда еще одну группу, и террористы окажутся зажаты в «клещи». Теоретически они, конечно, могут попытаться прорваться, но зачем? Если они двинутся по магистрали в противоположном направлении, то наткнутся на засаду. Наши люди окажутся в более выгодном положении, и террористы не могут этого не понимать. Значит, они попытаются без боя уйти в один из боковых отводов.

— Группы «Молния», «Смерч» и «Гроза» прочешут этот участок, — командующий очертил на экране невидимый круг. — Вы, — он кивнул на представителя Министерства обороны, — возьмете одно из своих подразделений и перекроете магистраль вот тут.

Полковник-спецназовец продолжал внимательно осматривать схему.

— Вас что-то беспокоит? — поинтересовался командующий.

— Да, — кивнул тот.

— Что именно?

— Меня беспокоит то, каких людей мы теряем. Каждый из террористов — прекрасный, отменно обученный боец. Вы имели возможность в этом убедиться. И того, что случилось, могло бы не произойти.

— Послушайте, — грубовато оборвал полковника генерал, — давайте хоть сейчас не будем клеймить власть, ладно? — Он взял себя в руки и добавил чуть помягче: — То, что произошло, уже произошло. Мы можем лишь сожалеть.

— Только это нам и остается, — согласился спецназовец.

17.23

Группа «Смерч» освободила проход и вошла в метротоннель. Штурмовики из первой группы тоже потянулись к пролому. Двое из них стояли, направив стволы автоматов вверх, на черный пролом. Остальные стаскивали тяжелые бронекостюмы. Забраться в такой «кольчуге» по лестнице на крышу еще можно, но по тросу, да еще через узкий колодец… Бойцы «Смерча» тоже были вынуждены устроить «стриптиз».

Наконец в наушниках прозвучало:

— Я — «Гроза», проход свободен. Здесь никого.

Старший первой группы подал штурмовикам знак «пошли». Затем обернулся к двоим дозорным:

— Останьтесь здесь.

Те отошли чуть в сторону, опустились на колено и подняли автоматы.

Штурмовики воспользовались тросом, оставленным террористами. По одному, ловко и быстро, они взбирались наверх и исчезали в черном колодце. Когда поднялись трое, к тросу привязали бронежилеты. Потом забрались остальные. Одновременно с этим патрули, состоящие из десантников и солдат внутренних войск, растекались по улице, блокируя выходы из колодцев. Ревели БТРы, разворачиваясь, перекрывая дворы и переулки от стены до стены, отрезая террористам все пути к отступлению. Занимали позиции снайперы.

Штурмовики группы «Смерч» последовали за «коллегами».

Мало-помалу тоннель опустел, остались только дозорные.

* * *
В штабе командующий прохаживался вдоль длинного стола, поглядывая на карту.

— Не волнуйтесь так, — подал голос представитель Министерства обороны. — Никуда этим г…кам не деться. Их поимка — вопрос времени.

— Вот именно — времени, — тяжело ответил тот. — А есть ли у нас время?

* * *
«Ми-24» пророкотал над улицами и завис, почти касаясь колесами шасси крыши «Детского мира».

— Что вы собираетесь делать, ребята? — обернулся пилот.

— Ты, старый, поменьше болтай, — спокойно ответил Крекер. Прижимая наушник пальцами, он громко и весело отрапортовал: — «Осень», я — «Москва-девять». Мы на исходной.

* * *
Шептун повернулся в кресле.

— Понял вас, «Москва-девять». «Осень» — всем. Можно начинать.

Двое солдат, оставленных командиром группы «Молния» в метротоннеле, продолжали следить за чернымпровалом. Каждую секунду они ожидали услышать в наушниках раскатистые автоматные очереди и крики, которые означали бы, что террористы обнаружены. Но ничего не происходило. Тишина. Только короткие отрывистые реплики штурмовиков:

— «Молния-один», чисто!

— «Гроза-четыре», у меня чисто!

— «Смерч-три», все чисто!

Оба дозорных буквально растворились в ожидании. Нервы их были напряжены до предела. Но опасность могла прийти только сверху, и посему то, что произошло дальше, застало солдат врасплох.

Со стороны завала неожиданно послышался слабый шорох. Первый дозорный посмотрел на темную стену породы и вдруг увидел, как камни в углах у стены зашевелились, начали комкаться, скручиваться, сползать вниз. Мгновение спустя дозорный понял, что камни — это вовсе не камни, а люди, спрятавшиеся под чем-то похожим на плащ-палатки, раскрашенные в серо-черные тона и присыпанные сверху землей.

Часовой начал опускать автомат. Второй дозорный, тоже слышавший шорох, попытался развернуться, однако боевики оказались проворнее. Два выстрела хлопнули практически одновременно. Пуля, выпущенная Белоснежкой из «вала», угодила точно в забрало штурмового шлема первого дозорного, разбила поликарбонатное стекло, вошла в переносицу и, превратив нос в кашу, разнесла заднюю стенку черепа. Мертвое тело отбросило почти на метр назад. Второму штурмовику пуля попала в грудь. Легко прошив титановую пластину и высокопрочный пакет из полусотни слоев ткани СВМ,[8] она ударила точно в сердце. Солдат мягко завалился на бок, выронив автомат.

— Готово, — шепотом сказала Белоснежка в микрофон, подбежала к одному из мертвых штурмовиков, подняла оружие и протянула Бегемоту. — Держи.

Тот послушно принял автомат, покрутил его в руках.

— Ты же знаешь: я плохо стреляю, — немного виновато сказал он.

— Целься в грудь, — коротко и жестко отрезала девушка. — Если ты хочешь, чтобы я тебя пожалела, то ничего не выйдет. Сейчас не до жалости. Пошли.

Первым в пролом проскользнул Леденец и, тут же откатившись в сторону, поднял автомат, прикрывая преодолевающих заграждение товарищей. Однако тоннель был чист. Вероятно, штурмовики на станции так ничего и не услышали.

Белоснежка осталась по ту сторону завала, прикрывая группу со спины. Вторым в пролом протиснулся Ватикан, затем Айсберг. Потерявший много крови гигант всеми силами старался не быть обузой. Приволакивая правую ногу, он активно работал локтями, переползая через преграду. За ним последовал Дофин, затем Бегемот. Толстяк пыхтел и тяжело отдувался, потел и выбивался из сил, но никто не сказал ему ни слова. Каждый понимал: Бегемот сделал не меньше любого из них.

Последней через пролом выскользнула Белоснежка с двумя ПНВ в руках.

— Держите, — она протянула взятые у убитых солдат очки Чубчику и Бегемоту. — Дерьмо, конечно, хиленькие, но за неимением лучшего сойдет.

Чубчик покачал головой и с совершенно непонятной интонацией произнес:

— Ну ты сильна, мать!

— Пошли, — кивнула Белоснежка. Как-то само собой получилось, что командовать начала именно она. — За нами — Ватикан и Бегемот. Они помогают идти Айсбергу. Замыкают — Дофин и Леденец.

Лысый здоровяк насмешливо козырнул:

— Есть, товарищ командирша.

— Иди давай, — сказала девушка. — Острить будешь потом, самоучка.

— Слушаюсь. — Леденец отступил на два шага назад.

Бегемот и недовольно бурчащий что-то Ватикан положили руки Айсберга себе на плечи и заковыляли вперед. Леденец и Дофин подождали, пока группа отойдет шагов на пять, и двинулись следом. Через каждые десять метров они оборачивались, ожидая увидеть врага, но гибель дозорных, судя по всему, еще не была обнаружена.

На ходу Леденец поинтересовался:

— Далеко до станции?

Белоснежка дернула плечом:

— Метров пятьсот, не больше.

Они медленно и осторожно крались вдоль стен. Впереди вдруг обозначился тусклый прямоугольник света.

— Станция, — прошептала Белоснежка. — Тихо.

— Я забодался этого борова тащить, — прохрипел сзади Ватикан.

— Дофин, смени его, — скомандовала девушка.

Тот послушно подставил шею под руку Айсберга, а Ватикан отошел назад, продолжая материться сквозь зубы.

— Тихо, — сказала Белоснежка. — Нас могут услышать.

Группа мало-помалу приближалась к «Лубянке».

17.35

В штаб продолжали поступать сообщения, выслушивая которые командующий мрачнел все больше и больше. Штурмовики проверили уже две трети водозаборных колодцев и ни в одном из них не обнаружили террористов. У командующего вдруг появилась уверенность, что проверка эта ничего не даст. Террористам удалось уйти. Только вот как?

Подойдя к схеме, он еще раз внимательно изучил ее. Деваться боевикам некуда. В метротоннеле их нет. Вентиляционная отдушина отпадает. Наверху — «Гроза». Оставалась магистраль водозаборника, но их пока не обнаружили и там. Что же происходит, черт побери?

* * *
Стоящий рядом с Котовым полковник, видимо, подумал о том же. Посмотрев на майора, он поинтересовался:

— Как думаешь, куда они делись? Может быть, в воздухе растворились?

— Человек не умеет растворяться в воздухе, это доказано, — ответил медленно Котов. — Уходить им некуда. Кроме водозаборной магистрали, вентиляционный колодец не примыкает ни к каким другим коммуникационным ходам. — Он повернулся к связисту. — Вызови-ка дозорных, оставшихся в тоннеле.

Оператор пощелкал тумблерами на панели передатчика.

— «Молния-дозор», вызывает «Центральная». Ответьте «Центральной», «Молния-дозор».

Тишина.

Зато откликнулся головной патруль группы «Смерч»:

— Мы проверили основную магистраль, здесь пусто. Никаких следов террористов. Может быть, они поднялись на поверхность?

* * *
Командующий посмотрел на представителя Министерства обороны:

— Такое возможно?

— Только в том случае, если они решились на групповое самоубийство. «Тайфун» попал в засаду вот здесь, — он ткнул пальцем в точку на пересечении Кузнецкого моста и Неглинки. — БТРы перекрывают Петровку примерно в двадцати метрах от пролома, у магазина «Подарки». Их бы заметили. Даже если допустить, что террористы каким-то образом скрытно выбрались на поверхность, куда они могли податься? Вниз? Здесь «Охотный ряд» перекрыт звеном БТРов и группой внутренних войск. Террористов немедленно обнаружили бы. В сторону Кузнецкого моста? Но примерно через сорок пять секунд после нападения на группу «Тайфун» над Неглинкой прошел вертолет. Их тоже заметили бы. Получается, что террористы все еще под землей.

Командующего охватило раздражение. Он боялся того, чего не понимал. Если боевикам удастся ускользнуть, его карьера пойдет коту под хвост. Если террористы не будут пойманы, можно считать, что с него полетели и звездочки, и погоны, и все полагающиеся к ним льготы.

— Связи нет, — ответил оператор.

Котов и полковник переглянулись. Спецназовец думал всего полсекунды, затем обернулся к «штабному» столу:

— Отправьте туда «Грозу», они ближе всех. Пусть проверят, может быть, что-то со связью. Но скорее всего у этих ребят внизу большая беда.

* * *
Не отрывая взгляда от планшета, командующий приказал:

— Группу «Гроза» — вниз! В метротоннель. Я жду доклада через тридцать секунд.

— Есть, товарищ командующий, — козырнул оператор и торопливо схватил микрофон.

Котов наблюдал за происходящим словно со стороны. Согласно приказу командующего, вот уже больше полутора часов он был не участником всей этой масштабной акции, а независимым наблюдателем.

В этот момент, потеснив охрану, в зал вошли Вероника, Виктор и Марафонец. Котов заметил их и направился навстречу. Стоящие у «штабного» стола тоже увидели вошедших. Командующий выпрямился, щеки его побагровели. Он нашел объект для того, чтобы выплеснуть раздражение.

— Какого черта делают в зале посторонние?! — гаркнул он.

— Товарищ командующий, — спокойно ответил Котов, останавливаясь, — это не посторонние, а наши источники информации.

Вероника тоже остановилась, глядя на стоящего у планшета генерал-полковника. Весь ее вид говорил о том, что, если кому-то не нравится их присутствие, они вполне могут развернуться и уйти. Однако Котов жестом руки успокоил их.

— Свидетели? — Командующий обратил свой взор на майора. — А что вам удалось выяснить?

— Мы работаем.

— Работаете, черт возьми! Вы целый день работаете! — закричал командующий. — И что же?! Чем вы занимаетесь, майор? Подаете советы? Вам удалось установить, кто стоит во главе группы? Вы выяснили личность этого человека?

— Именно этим мы сейчас и занимаемся, — стараясь не взорваться, произнес Котов. Он чувствовал, как в груди закипает гнев. В конце концов, его ребята, надо отдать им должное, не сидели сиднем. Список террористов, «костяк» группы, тип взрывного устройства, местоположение трех фугасов — их заслуга.

В глазах командующего вспыхнула ярость.

— Черт побери! С момента поступления информации прошло уже полсуток, а мы ничего не знаем об этом человеке. Террористы, понимаешь, расхаживают себе под землей, как по проспекту, а мы вынуждены тыкаться во все стороны, как слепые котята. Хватит кормить меня завтраками! Я хочу увидеть реальные результаты вашей работы! Понимаете вы? Реальные результаты! — Он рубанул ладонью воздух, словно отсекая голову Котова от шеи. — Все! Если в течение ближайшего часа не произойдет конкретных сдвигов, можете считать, что вы поменяли погоны майора на погоны капитана. Хватит с вами нянчиться! Все! Работайте! — рыкнул он.

Вероника внимательно наблюдала за реакцией Котова. Тот повел бровями, словно говоря: «Ну что же делать. Вот такая наша доля. А вы думали, что у заместителей начальников отдела не жизнь, а мед?»

Взяв Веронику под локоть, Котов поинтересовался, глядя на Марафонца:

— Это и есть Марафонец?

— Он самый, — ответила девушка.

— На фотографии вы смотритесь помоложе.

— Жизнь довела, — буркнул тот.

— Нам нужно поговорить, — сказал ему Котов. — Насчет Хоря.

— Я уже все сказал. Добавить мне нечего. — Держался Марафонец настороженно, напряженно. Он словно ожидал внезапного удара исподтишка.

— Сейчас вы сядете за стол и еще раз опишете вашу историю. От начала и до конца, — настаивал на своем Котов. — Может быть, всплывут какие-то детали, способные помочь нам в установлении личности Хоря.

Марафонец пожал плечами:

— Как знаете. Дело ваше.

— Ну и хорошо.

— Вам удалось найти бомбы? — спросила Вероника.

— Не могу вам сказать. Это служебная информация, не подлежащая разглашению.

— Ой, перестаньте! — Девушка сморщила носик. — Мне и так известно слишком много, так что же теперь, в тюрьму меня посадить?

— Может быть, — кивнул майор и улыбнулся. — Я шучу. В тюрьму мы вас сажать не будем, но подписку о неразглашении взять придется.

— Тогда какая разница, буду я знать чуть-чуть больше или чуть-чуть меньше?

— Большая. Чем меньше вы будете знать, тем меньше будет для вас соблазнов предать это дело огласке.

— И все-таки. Я вас спрашиваю не как репортер, а как человек, живущий в этом городе. Вам удалось обезвредить бомбы?

Котов внимательно посмотрел на нее и вздохнул:

— В самом деле, какая теперь разница! Нам не удалось их даже обнаружить. Три фугаса — это все, что известно. Думаю, местоположение остальных мы узнаем только в одном случае: если террористы сами захотят сказать об этом.

— Понятно, — Вероника обескураженно кивнула. — Дело дрянь, да?

— Примерно.

— Но надежда есть?

— Надежда всегда есть.

17.42

Они остановились в двадцати метрах от края платформы. На станции горела всего одна тусклая лампа, что вряд ли могло сослужить хорошую службу дежурившим здесь солдатам. Из-за серых гранитных колонн доносились голоса. Судя по всему, солдат известили о том, что террористы ушли наверх, и они теперь без малейшей опаски болтали, обсуждая свои личные дела.

Неожиданно ожило переговорное устройство:

— «Осень» — всем. Наши друзья нашли дозорных. По вашему следу отправили группу «Гроза». Повторяю. За вами идет «Гроза». Будьте начеку, ребята.

Белоснежка обернулась и показала жестом: нужно пригнуться и пройти вдоль платформы. Чубчик кивнул. Он подозвал Дофина, Леденца и Ватикана, объяснил им очередность передвижения. Белый, как полотно, Айсберг вытянул из кобуры пистолет и состроил свирепую физиономию: «Я тоже хочу драться». Белоснежка покачала головой: «Нет», — ткнула пальцем в грудь здоровяку и Бегемоту, затем опустила руку вниз, что должно было означать: стойте здесь. Сняв очки ночного видения, девушка протянула их Айсбергу и показала пальцем назад, на черный провал тоннеля. Гигант послушно тряхнул головой, напялил ПНВ и повернулся, привыкая к зеленоватому оттенку мира.

Белоснежка махнула рукой: пошли. Согнувшись, боевики двинулись вдоль платформы. Девушка, за ней Чубчик, Ватикан, Леденец и Дофин. Бегемот оглянулся, внимательно осмотрел тоннель и снова принялся наблюдать за действиями товарищей.

* * *
Из лилового, как ночь, провала вентиляционного колодца выскользнула темная фигура. Штурмовик сразу же привычно опустился на колено, поднял оружие. За ним появился второй, третий. Каждый из них видел лежащих на бетонных шпалах солдат и моментально оценивал степень опасности.

Когда вся группа оказалась внизу, старший поднял переговорное устройство:

— Я — «Гроза», мы в метротоннеле. Здесь два трупа. Оба наши.

— Вы выяснили, куда делись террористы? — послышался в динамике суровый хриплый голос.

— Похоже, ушли к одной из станций.

Штурмовик по прозвищу Чиж подошел к завалу, наклонился и, подняв какую-то тряпку, показал старшему. Тот взял ее в руки, покрутил и доложил командующему:

— Они прятались в грунте под плащ-палатками.

— Ясно. Обследуйте тоннель в обоих направлениях. Если обнаружите следы террористов, сразу связывайтесь с нами.

— Вас понял, «Центральная», — ответил старший.

Разделив штурмовую группу пополам, он указал направление. Пятеро спецназовцев двинулись к завалу, пятеро короткими перебежками направились к «Библиотеке имени Ленина».

* * *
В «Останкино» командующий нажал кнопку вызова:

— Внимание всем, террористы в метротоннеле. Вероятно, они продвигаются к станциям «Охотный ряд» или «Лубянка».

Сверяясь с картой, он отдавал приказания.

* * *
До сих пор бездействовавшие группы солдат пришли в движение. Часть спускалась в метро, перекрывая тоннели, вторая блокировала площади перед станциями. Большинство блокпостов подтягивались на улицы, непосредственно примыкающие к выходам из метро. Спустя несколько минут станции метро «Кропоткинская», «Библиотека имени Ленина» и прилегающие к ней «Боровицкая», «Арбатская» и «Александровский сад», «Театральная», «Охотный ряд», «Лубянка», «Кузнецкий мост», «Чистые пруды» и «Тургеневская» были перекрыты. Улицы и переулки заполнились солдатами и техникой. Кольцо окружения сомкнулось. Ловушка захлопнулась.

* * *
Террористы заняли боевые позиции. Белоснежка подняла вверх руку и показала три пальца: на счет «три». Взмахом отсчитала одну секунду, две. И в это время послышались шаги. На платформу вышел молоденький солдат-вэвэшник в обычной казенной форме и легком армейском бронежилете. На плече у него висел потерханный «АКМ».

— Ну чего там? — окликнул его голос из-за колонн.

— Вроде бы тихо все…

Солдатик пожал плечами, подошел к краю платформы, посмотрел вправо, затем влево. Бегемот и Айсберг прижались к стене. Солдат прищурился, чуть приоткрыв рот. Сидящий в метре от него Чубчик вытащил из кармана штурмовой нож с черным, матово поблескивающим лезвием. Отделившись от стены, он немного наклонился вперед и поглядел вверх. Солдат стоял вполоборота и смотрел вовсе не на тоннель, а чуть ближе — на торчащие из-под платформы острые колени Ватикана, обтянутые черным комбинезоном. Похоже, он никак не мог понять, что же это такое.

Чубчик мгновенно выпрямился во весь рост и, широко размахнувшись, метнул нож в тщедушную фигурку. Черный клинок пробил тонкую шею солдата насквозь. Тот вскинул руки, пытаясь зажать рану, остановить бьющую из пореза тугую струйку крови, захрипел жутко и начал валиться с платформы на рельсы. Чубчик бросился вперед, подхватывая падающее тело, поймал, вымазавшись в крови, и аккуратно опустил на бетонный пол. Плотно зажав губы солдата ладонью, боевик коротким рывком выдернул нож из раны. Кровь хлынула мощным горячим фонтаном. По тощему телу пробежала последняя конвульсия. Чубчик быстро отер лезвие о зеленое галифе солдата, убрал нож, затем окровавленными пальцами закрыл мертвому глаза.

— Эй, Хренников, — спросил кто-то наверху, — чего замолчал-то? — Голос гулко прокатился по огромному пустынному помещению.

Белоснежка показала боевикам открытую ладонь, затем сжатый кулак и ткнула указательным пальцем в платформу. Тотчас же пять темных фигур выпрямились, вскидывая оружие. На платформе стоял сержант. Он озирался растерянно, видимо, не понимая, куда девался подчиненный. Между колоннами прижался к стене еще один солдат, здоровый, крепкий, но, судя по всему, совсем «зеленый» первогодок.

Ватикан сориентировался первым. Ствол автомата полыхнул короткой вспышкой, и на груди сержанта расцвел бурый цветок сантиметров пяти в диаметре. «АКМ» с грохотом упал на мраморный пол. Белоснежка выстрелила в рядового. Первогодок нажал на курок. Гулкая очередь рванула тишину, гильзы со звоном запрыгали по полу. Чубчик выпустил короткую очередь из «АКМСУ». Рядовой отлетел в сторону, рухнул на пол, перевернулся на спину и затих.

Через полсекунды боевики уже стояли на платформе. Леденец развернулся, махнул рукой Бегемоту и Айсбергу. Те быстро двинулись вперед. Белоснежка, Чубчик, Дофин и Ватикан метнулись за колонны и остановились на секунду, затем шагнули из-за укрытий. Крайний проход, в который нырнула Белоснежка, был пуст. Чубчик же, выйдя из-за колонны, столкнулся лицом к лицу сразу с двумя противниками — молодым, дистрофичного вида очкариком, потеющим, бледным и дико испуганным, и невысоким коренастым бычком хулиганистого вида.

Увидев перед собой черную размалеванную фигуру, очкарик сказал: «Ой», — и отступил на шаг. Чубчик ткнул его стволом в лицо, затем, не меняя позы, врезал хулиганистому ногой в пах. Тот охнул и сложился пополам. Пилотка соскользнула с короткого солдатского «бобрика», и тогда Чубчик крепким кулаком грохнул хулиганистого по маковке. Ноги у солдата подкосились, и он повалился на пол. Очкарик, забыв про автомат, зажимал разбитое лицо руками. Чубчик ударил его по шее ребром ладони, и тот тоже увалился в уголок у колонны. Террорист поднял выпавшие из рук солдат автоматы, отстегнул рожки, сунул в карман и забросил оружие на рельсы.

Ватикану и Дофину пришлось хуже всех. С их стороны солдат оказалось не меньше десятка. Да еще несколько человек охраняли эскалаторы. Вываливаясь из-за колонны в зал, Ватикан ловко перевернулся через плечо и резанул очередью веером от бедра. Выстрелы звучали неприятно сухо, как будто кто-то выбивал короткие дроби по листу железа.

Дофин увидел выросшую перед ним темную фигуру, державшую наперевес «АК-74» со штыком, отшатнулся в сторону, заблокировал выпад, пропуская серебристый клинок, давая солдату провалиться навстречу, и ловко подставил колено. Нападающий захлебнулся воздухом, а Дофин, подхватив его за воротник, швырнул на перрон.

Солдат перевернулся, грохнулся на копчик и слетел на пути.

По залу поплыли голубоватые облачка порохового дыма. Звенели, падая на мраморный пол, гильзы. То тут, то там раздавались крики ярости и боли.

Чубчик сдвинул автомат за спину, пригнувшись, рванул из укрепленной на бедре кобуры пистолет и посмотрел по сторонам. В конце зала Ватикан и Дофин барахтались в куче солдат. Атакующих было человек пятнадцать, не меньше, но ребята справлялись. Слева на Белоснежку накатывали четверо и еще трое грохотали каблуками по эскалатору. Чубчик рванулся к девушке, на ходу вскинул оружие и дважды нажал на курок. Один из солдат подлетел на месте, рухнул на ступеньки и, кувыркаясь, покатился вниз.

«Совсем как в кино», — отметил Чубчик.

Белоснежка, надо отдать ей должное, держалась с редким хладнокровием. Перехватив «вал» поудобнее, она шагнула навстречу ближайшему противнику и, не размахиваясь, коротко ударила его прикладом в подбородок. Тот рухнул. Двое солдат уже были метрах в полутора от девушки, и выстрелить Чубчик не успевал. Чуть подпрыгнув, он ударил одного из нападавших ногой в голову. Второго хлестнул рукоятью пистолета по переносице. Парень словно налетел на столб: ноги еще бежали вперед, а голова оставалась на месте. Трое на лестнице вскидывали оружие.

Мысли Чубчика стали четкими и ясными. Он абсолютно реально оценил сложившуюся ситуацию. Несмотря на уверения Хоря, им не дали уйти. Даже если солдаты получили приказ не стрелять, то в запале боя начисто забыли об этом. В бою мозги отключаются, работают только рефлексы. Противника надо во что бы то ни стало вывести из строя, даже если позже придется пожалеть об этом. И эти «крыжовники» все равно будут стрелять, потому что больше ничего не умеют. Они знают только один способ остановить противника — пуля в грудь.

Чубчик не хотел лишних жертв, поэтому не пристрелил тех двоих, что до сих пор корчились в проходе между колоннами. Однако и умирать он не собирался. Один из солдат нажал на курок, и Чубчик совершенно отстраненно увидел длинный оранжево-желтый язык пламени, выплескивающийся из ствола «АКМ». Оружие словно дразнило свинцом. Первые пули прошли над головой. Боевик толкнул Белоснежку за колонну, а сам, присев, подхватил бесчувственно падающего солдата и, прикрываясь им, словно щитом, несколько раз выстрелил. Один из автоматчиков повалился лицом вперед. Второго сшибла Белоснежка. Высунувшись из-за колонны, она выпустила короткую очередь и тут же отпрянула обратно. Когда пули зацокали по мраморной плитке, Чубчик выстрелил еще три раза. Сначала он даже не понял, что попал. Пули «АКМ» все еще рвали висящее у него на руках тело. И вдруг очередь ушла вверх, протарахтела по потолку. Стреляющий медленно опустил автомат, словно надеялся опереться на него, как на костыль, пошатнулся и опрокинулся на спину.

В эту секунду за спиной Чубчика послышался жуткий, вытягивающий душу крик. Боевик начал разворачиваться, одновременно приседая и вскидывая руку с пистолетом. Белоснежка повернулась раньше и увидела одного из солдат. Лицо его было залито кровью, распахнутый рот темнел черной дырой, окрашенные в бурое зубы абсолютно не были видны, на перебитом носу висели интеллигентские очки, одно стекло которых треснуло, а второе поблескивало в тусклом свете жутковатым огоньком отчаяния. Солдат бежал вперед, выставив перед собой штык-нож. Белоснежка поняла, что Чубчик не успеет ничего предпринять: ни выстрелить, ни уклониться, и, вскинув автомат, нажала на курок. Коротко фыркнула очередь, покатились по полу гильзы. Но что-то было не так. Солдат продолжал бежать. Девушка видела рваные, сочащиеся кровью раны на груди мальчишки, но тот все летел вперед, то ли по инерции, то ли ведомый каким-то невероятным, нечеловеческим отчаянием. Белоснежка выстрелила еще раз и промахнулась.

Чубчик обернулся как раз в тот момент, когда зазубренное, совершенно не опасное для умелого человека лезвие вошло ему под ребра, а кровавая маска горячо ткнулась в его лицо. Боевик увидел выпученный, белый от боли глаз, всю в цыпках шею, тонкие музыкальные руки с въевшейся в кожу армейской грязью, а в следующий момент сообразил, что ранен. Выпустив рукоять штыка, солдат начал сползать вниз. Чубчик повернулся к Белоснежке, показывая: все в порядке. Но ноги его подкосились, он упал на колени, словно кланяясь богу смерти, а потом ничком повалился на труп солдата.

* * *
Леденец подхватил Айсберга под мышки.

— Давай залезай, трам-тара-рам, — сипел он. — Шевелиться-то можешь, чучмек?

— Сам… — огрызался тот. — Ты тяни.

— Тяну. Бегемот, подтолкни-ка этого бычка в задницу, а то, я чувствую, мы его до завтра будем вытаскивать! — гаркнул Леденец.

Подхватив Айсберга под ноги, Бегемот попытался забросить мощное тело гиганта на платформу.

* * *
Старший «Грозы» увидел боевиков, когда сами штурмовики еще были скрыты темнотой.

— «Гроза» — «Центральной», террористы на «Лубянке», — произнес он в микрофон. — Как слышите?

— Отлично слышим, «Гроза». Вы можете их захватить?

— Попробуем. Передайте нашим, пусть подтягиваются.

— Хорошо, «Гроза». Понял. Не дайте им уйти.

Старший хмыкнул. Легко сказать. Он увидел, как невысокий, мешковатого вида толстяк обернулся и посмотрел в тоннель. Слава богу, очки ночного видения боевик сдвинул на лоб, иначе группа была бы обнаружена. Террористов оказалось трое. Совершенно лысый, похожий на сторожевого пса битюг помогал второму, громадному амбалу, забраться на платформу. Толстяк, пыхтя, подталкивал гиганта снизу. Старший подозвал двоих штурмовиков и указал им цели, жестом обозначив: стрелять только по ногам или в плечи.

* * *
— Ну давай, забирайся, твою мать! Кто же тебя такого здорового выродил? — бормотал Леденец. — Надо будет стукнуть Хорю, чтобы тебе пайку урезал.

Айсберг сопел и пытался оттолкнуться от рельса здоровой ногой. В зале грохотали выстрелы. На мгновение Леденцу стало страшно. Если бы сейчас солдаты выскочили на платформу, он ничего не успел бы предпринять. Срезали бы очередью, как пить дать. Леденец напрягся, стиснув зубы, и потащил гиганта на себя. В этот момент из тоннеля донеслись хлопки. Леденец услышал, как заревел Айсберг и вскрикнул от боли Бегемот. Гигант вдруг рванулся отчаянно, и «ротвейлер» не удержал его.

— А, б… попали! — орал Айсберг. — Попали, суки!

Леденец, вскинув автомат, выпустил в темноту длинную очередь. Ему показалось даже, что во вспышках выстрелов он различает сгрудившиеся во мраке фигуры. Нажимая на курок, Леденец быстро посмотрел вниз. Айсберг корчился на рельсах, зажимая пальцами щиколотку. Выпущенная снайпером пуля раздробила сустав, и теперь ступня болталась на ошметках плоти. Бегемоту угодили в колено. Он лежал у самой платформы, жадно дыша, широко открывая рот. Пухлые пальцы стиснули автомат. Лицо, сплошь усыпанное градинами пота, было белым, как газетный лист.

Крик Айсберга смолк внезапно, словно кто-то отсек его ножом. Гигант невероятным усилием перевернулся на спину, сел, привалившись к стене. Лицо его было полно решимости, глаза горели неистовой, всесокрушающей злостью. Вытащив «гюрзу», он несколько раз выстрелил в темноту и пихнул здоровой ногой Бегемота.

— Вставай, толстяк, вылезай. Леденец, помоги ему. — Чувствовалось, что каждое слово дается гиганту с трудом. Он задыхался от боли.

Из темноты хлопнул еще один выстрел. Колено Айсберга превратилось в губчатую кашу. Гигант вскрикнул, но тут же стиснул зубы.

— Леденец, — хрипло крикнул он, — уноси Бегемота!

— А ты?

— Мне все равно не уйти, у меня обе ноги не работают. Бегемот! Бегемот! — еще громче проорал он и широко махнул рукой, зацепив толстяка по плечу. — Лезь наверх! Лезь наверх, падла, я тебя прикрою!

Вытащив из-за спины «РГ-6» — ручной гранатомет, гигант несколько раз нажал на курок. С басовитым шмелиным воем гранаты устремились в темноту и через секунду начали рваться яркими желто-алыми вспышками.

Штурмовики залегли. Первые две гранаты ушли на максимальную дальность, не причинив группе ни малейшего вреда. Третья ударила чуть ближе. Врезавшись в потолок, осколочный заряд разорвался, брызнув крохотными раскаленными осколками.

* * *
— Жаль, огнемета нет. Я бы им устроил…

Ниже Айсберг стрелять не мог. Боялся, что граната взорвется рядом с ним и Бегемотом. Он специально взял немного повыше и снова нажал на курок.

* * *
Четвертая граната ушла в темноту и угодила именно туда, куда рассчитывал гигант, — в потолок тоннеля метрах в тридцати за спиной штурмовиков. Осколки ударили двоих спецназовцев по ногам. Одному крохотный кусочек железа попал в шею и предплечье.

* * *
Из тоннеля послышались крики. Лицо Айсберга перекосила странная гримаса. Вероятно, он хотел улыбнуться торжествующе, да боль не дала.

— Ну что, падлы, взяли? — заорал гигант. — Взяли, суки?! Только подойдите, твари!

* * *
Пятая граната с низким гудением ушла в темноту, пролетев чуть дальше, чем рассчитывал Айсберг. И вновь взрыв не причинил штурмовикам сколь-нибудь значительного вреда.

— Перевязать раненых, — скомандовал старший. — И вызывайте остальных. Эти сволочи тут.

Двое спецназовцев отползли назад и принялись бинтовать корчащихся на земле товарищей.

Старший поднял автомат, тщательно прицелился…

Гигант поднял голову и крикнул Леденцу:

— Забирай толстяка! Впиндюрь ему пирамидон, побежит, как молоденький! Давайте, ребята, давайте!

* * *
Бух! — последняя, шестая, граната унеслась в тоннель и разорвалась метрах в двадцати от штурмовой группы. Один из санитаров упал, второй, наоборот, выпрямился во весь рост, сжимая голову руками. Его контузило.

* * *
Леденец разрядил магазин в темноту. Он не знал, что его пули срезали раненого спецназовца. Тот, отлетев к стене тоннеля, сполз вниз, безвольно склонив на грудь окровавленную голову. Перевернувшись на спину, боевик принялся вставлять в «АКМСУ» новый магазин.

— Бегемот! — крикнул он, глядя в потолок. — Бегемот! Пришел в себя?

— Да, — проклацал зубами тот. — Мне больно. Мне очень больно.

Айсберг перевернулся на бок, вытащил из-за спины индивидуальную аптечку, открыл ее. В этот момент темнота огрызнулась хлопками выстрелов. Еще одна пуля попала Айсбергу в бедро, две ударили в бронежилет на боку, не причинив особого вреда. Тот рывком перекатился поближе к Бегемоту, вытащил из аптечки шприц-тюбик и вколол толстяку обезболивающий укол в раскуроченное колено.

— Сейчас полегчает, — пообещал он. — Держись, парень, вылезем.

Бегемот, закусивший от боли губу, закивал головой.

— Молодец, — сморщился Айсберг. — Молодец, уважаю.

Он действительно почувствовал уважение к этому рыхлому бесформенному мужику, нашедшему в себе силы не стонать с такой-то раной. Большинство из тех амеб, с которыми Айсбергу доводилось встречаться в жизни, получив пулю в колено, давно бы уже выли и катались по полу. Это не относится к спецназовцам, конечно. Но Бегемот-то не был спецназовцем. Так, рядовой пентюх, и все-таки молчит. Молчит, умница. Ухватив толстяка за воротник, Айсберг в два рывка подтянул его к платформе.

— Леденец, — гаркнул он, — хватай его!

Еще одна пуля раздробила Айсбергу плечо. Леденец понимал: высунуться сейчас над краем платформы равносильно самоубийству. Вмиг всадят пулю в башку. Он подумал полсекунды, затем отстегнул автоматный ремень и бросил один конец вниз.

— Бегемот, цепляйся! Намотай на руку. Понял, Бегемотик?

Айсберг с облегчением привалился спиной к стене и поднял пистолет.

— Леденец! — крикнул громко, чтобы услышали люди в тоннеле. — Брось пару обойм. Мне этих г…ков в колбасу переработать нужно.

— О чем базар, мужик! — без тени насмешки отозвался тот. — Бегемот, ухватился?

— Ухватился. — Толстяк как раз закончил наматывать ремень на запястье. — Готов.

— Теперь попробуй встать на здоровой ноге, — скомандовал Леденец.

Бегемот нерешительно оглянулся на Айсберга.

Тот ободряюще кивнул.

— Давай, давай, мужик. Не бойся, я тебя прикрою. — Он передернул затвор и нажал на курок.

Пистолетные выстрелы слились в одну мощную, удивительно ровную барабанную дробь. Пули с визгом рикошетили от стен, выбивая из бетона и железа желтые искры.

— Твари! Падлы! Только поднимите башку! — орал Айсберг. — Только поднимите! Я вас, суки, всех ухандокаю! Бегемот, гад, лезь быстрее!

Бегемот поморщился. Простреленная нога горела адским огнем. Боль сжигала толстяка изнутри, словно пламя газовой горелки, оставляя целой только никчемную, пустую оболочку тела. И все-таки он нашел в себе силы встать. Правая нога висела плетью, но он все-таки стоял.

— На счет «три» толкаешься, и я тебя втягиваю сюда. Понял? — проорал Леденец.

— Понял.

Бегемот закусил губу. Ему было трудно говорить, потому что вместе со словами наружу рвался крик. Неистовый, звериный, замутняющий рассудок, высасывающий все силы.

— На счет «три», — напомнил Леденец. — Поехали. Раз, два, три, — просчитал он в пулеметном темпе.

Бегемот что было сил толкнулся здоровой ногой и почувствовал, как его тащит, словно кошка котенка, вверх. Пуля ударила рядом с его рукой. Еще одна прошлась по бронежилету. Бегемот болтался на краю платформы, как бесформенный куль. Ноги висят, тело распластано по мрамору. Леденец повернулся на спине и, уперевшись каблуками в скользкий пол, рванул за ремень, издав странный горловой звук. Бегемот вскрикнул, когда измочаленное колено ударилось об острый край бетонной плиты, со всхлипом втянул воздух. Однако он уже был на платформе. Пусть и не здоровый, но живой.

— Айсберг! — крикнул Леденец. — Я брошу тебе ремень! Хватайся!

Тишина.

— Твою мать, мужик! — заорал Леденец. — Ты уснул там, что ли?

Он чуть приподнялся на локтях и заглянул в провал. Гигант Айсберг сидел у стены, широко разбросав ноги, и смотрел мертвыми стеклянными глазами в сумеречный потолок тоннеля. На сантиметр ниже виска в его голове темнела аккуратная бугристая дырочка, из которой сочилась тоненькая струйка крови, сползающая вниз по щеке и капающая на грудь. Сведенные агонией пальцы все еще сжимали пистолет. Живот гиганта, равно как и пол на метр вокруг него, был усыпан стреляными гильзами, а над головой, подобно нимбу, висел голубоватый дым.

Леденец матерно ругнулся сквозь зубы.

* * *
Дофин и Ватикан дрались. Солдаты, подобно стае волков, окружили террористов и пытались подойти ближе. А те, стоя спина к спине, отражали атаки. Схватка больше напоминала пьяную уличную потасовку, нежели захват террористов. Однако суть от этого не менялась. Самое смешное было то, что солдаты легко могли бы дать боевикам очередь по ногам, но отчего-то не делали этого. Схватка больше напоминала пьяную уличную потасовку, нежели захват террористов. Однако суть от этого не менялась. Самое смешное было то, что солдаты легко могли бы дать боевикам очередь по ногам, но отчего-то не делали этого.

Поддерживая раненого Чубчика, Белоснежка спешила к месту потасовки. Солдат оставалось не так уж и много, человек восемь. Остальные «отдыхали» на полу. Однако вот-вот должны были подтянуться спецназовцы, усиленные огромной кодлой обычных войсковиков. С «крыжовниками» из внутренних войск они бы, наверное, справились, учитывая даже раненого Чубчика, но со спецназом — вряд ли.

Оттащив Чубчика в сторону, Белоснежка посадила его на пол.

— Не двигайся, — предупредила она.

Тот вяло кивнул, зажимая порез окровавленными руками.

Девушка сдвинула флажок на одиночный огонь и быстро направилась к пыхтящей, хрипящей, ухающей толпе. Остановившись в нескольких шагах, она подняла автомат, уперла приклад в плечо, прицелилась в ближайшего солдата и нажала на спуск. Выстрел прозвучал словно финальный удар гонга и произвел на дерущихся впечатление не меньшее, как если бы вдруг грянули трубы Страшного суда.

— А ну стоять, суки, — без всякого выражения произнесла Белоснежка. — Кто дернется, стреляю без предупреждения. Все мордами вниз, ноги на максимальную ширину. Руки на затылок. Живо! Считаю до одного. Раз.

Солдаты все еще смотрели на нее. Только пара самых сообразительных моментально растянулась на полу, в точности выполнив указания Белоснежки. Остальные мялись, видимо, недоумевая, откуда же взялась перед ними эта девица с автоматом в руках? Как же так?

Не говоря больше ни слова, Белоснежка переместила ствол автомата на ближайшего солдата. Глаза у того округлились от ужаса. Выстрел снес парню половину головы, клочья кожи с ошметками волос повисли на колонне. Трясущийся труп повалился на пол.

— Еще раз считаю до одного, — спокойно объявила девушка. — Потом перестреляю всех. Раз! — Она не успела договорить, а солдаты уже лежали на полу. — Ну как вы, ребята?

Дофин очумело потряс головой:

— Ну звери, думал, загрызут.

В этот момент от платформы послышался голос Леденца:

— Эй, кто живой?

— Все живы. Чубчик ранен, — ответила Белоснежка. — А у вас как?

— Хреново, — ответил Леденец. — Бегемот ранен. Айсберга подстрелили. Кончился. Здесь какие-то му…ки в тоннеле сидят. Подберите Бегемота, пока я этих козлов прижму.

— Ватикан, — Белоснежка тряхнула головой, — последи. Если кто-нибудь шевельнется — стреляй.

— Нет проблем, — ответил тот.

Пригибаясь, Белоснежка выскочила на платформу.

— Где они? — шепотом спросила девушка Леденца.

Тот молча указал на тоннель.

— Хорошо. Как только я оттяну Бегемота, сразу уходи. Надо выбираться отсюда.

— Ты лишь улыбнись мне, дорогая. И скажи «пожалуйста».

— Шут гороховый!

— Не могу отрицать. Против правды не попрешь.

Поменяв магазин, Леденец передернул затвор, затем одной рукой вытащил «Ф-1». С тонким металлическим звуком вылетело кольцо, оставшись болтаться в кармане-подсумке на специальном шнурке.

— А вот мы сейчас кое-кого гранаткой угостим! — заорал здоровяк, отпуская чеку. — Раз, два, гостинец!

Размахнувшись, он швырнул гранату в темноту тоннеля. Через пару секунд гулко ударил взрыв. Тотчас же перевернувшись на живот, Леденец принялся поливать черный проем свинцом, не давая штурмовикам поднять голову.

Белоснежка подхватила Бегемота под мышки, быстро оттащила за колонну и, размотав автоматный ремень, начала перетягивать ему ногу чуть выше раздробленного колена.

— Ничего, все будет в порядке, — бормотала она. — Вот увидишь. Все будет хорошо.

— Я верю, — кивнул тот.

Прекратив стрельбу, Леденец отполз за колонну и перевел дух. Встав на колено, он выглянул и посмотрел на клубящуюся черноту тоннеля.

— Боятся, гады! — Леденец оскалился довольно, посмотрел на Белоснежку и повторил: — Боятся. Пусть только высунутся.

Девушка покачала головой.

— Уходим.

— Догонят, — рассудительно заметил Леденец. — Эти, из тоннеля, догонят.

Белоснежка, не обращая внимания на слова «ротвейлера», сказала:

— Вы с Ватиканом несете Бегемота. Мы с Дофином — Чубчика.

— С ним-то чего?

— Штык-ножом в живот ранили.

Леденец посмурнел.

— Плохо дело. Врач нужен.

— Знаю. — Девушка повесила автомат на грудь. — Все.

Леденец снова высунулся из-за колонны и забормотал возбужденно:

— Вижу-вижу-вижу.

Вытащив вторую гранату, он без замаха, кистью, по-бейсбольному, швырнул ее в тоннель. Грохот взрыва слился с отчаянным стоном.

— Дофин, — приказала девушка, — бери Чубчика и в переход. Ватикан, — она поднялась и посмотрела на лежащих солдат, — вместе с Леденцом забирайте Бегемота и идите за Дофином. Я прикрою.

Для острастки Леденец еще раз выпустил очередь в сторону тоннеля, затем быстро поднялся, подсунул голову под руку Бегемота и легко выпрямился. Ватикан подхватил раненого толстяка с другой стороны.

— Все, зайчики, побежали, — пробормотал Леденец.

Белоснежка быстро пошла следом за группой. На ходу она обернулась и приказала все еще лежащим солдатам:

— Никому башки не поднимать. Пристрелю.

* * *
Командир «Грозы» огляделся. Из десяти человек выбыли пятеро. Спасибо «Воину», серьезных ранений нет, но участвовать в штурме они уже не смогут.

На станции воцарилась странная тишина. То ли боевики ушли, то ли, что вероятнее, затаились, ожидая, пока преследователи появятся из тоннеля. Однако ни один из них пока не предпринял попытки вытащить с путей тело товарища.

«Впрочем, террористы никогда не отличались особенным благородством», — подумал старший и приказал своим:

— Продвигаемся вперед.

* * *
Белоснежка спустилась по эскалатору вниз, присела на ступеньку и подняла автомат. Наступил момент истины. Операция предстала вдруг в совершенно ином свете. Нет, ее не мучили угрызения совести. На совесть девушке было плевать. Просто сейчас она вдруг отчетливо поняла, что операция, хотя изначально и казалась идеальной, на самом деле таковой не являлась. Не могло здесь обойтись без большой крови.

«А ты думала: обойдется? — спросила она себя мысленно и сама себе ответила: — Я думала, да». — «И у тебя стало погано на душе?» — равнодушно поинтересовался рассудительный внутренний голос. Стало ли погано? Наверное. Но и легче стало тоже.

Белоснежка поняла правду, которая до сих пор трусливо пряталась, лишь изредка выныривая в подсознание. Им не уйти. Ни одному. Куда они денутся-то? Все это: тщательно разработанная схема отступления, исчезновения — дешевка. Двое уже мертвы, еще двое — ранены. Бегемоту, может быть, удастся уцелеть. Чубчику… Чубчику вряд ли. Жалко. Точнее, он смог бы выжить, но только в одном случае — если ему немедленно окажут квалифицированную медицинскую помощь. Чубчику сейчас нужны не повязочки-перевязочки, а хирургическая операция. А что будет дальше? Смогут ли они спрятаться? Белоснежка в этом сомневалась. От кого? Зачем?

Девушка наклонила голову и прижалась щекой к ласково теплому кожуху автомата.

17.58

На бегу Дофин достал пистолет. Чубчик спотыкался и то и дело повисал на нем. На полу оставалась багровая кровяная дорожка. Редкие капли сменялись частыми, те — снова редкими. Отличный след. Превосходный.

Переход был длинным, но еще более длинным представлялся Дофину путь наверх по узкому эскалатору. Электричества нет, и включить волшебную дорожку тоже некому. Придется забираться так. Не дай бог навернуться. Хребет переломится, как спичка.

Впереди у поворота мелькнула странная тень, и Дофин, не раздумывая, выстрелил. Пуля ударила в стену, срикошетила с визгом. Группа остановилась. Показалось ему? Может быть, показалось. А может быть, и нет.

— Ты кого-нибудь видел? — спросил Дофин у Чубчика.

Тот взглянул мутно, тряхнул головой:

— Извини, братец, что-то я поплыл…

Дофин обернулся:

— Кто-нибудь видел, что там впереди?

Ватикан прислушался.

— Да тихо вроде бы.

— Нет, там кто-то был.

Леденец облизнулгубы:

— Тебе показалось, мужик.

— Нет! Мне никогда ничего не кажется!

— А на этот раз показалось. Все, пошли.

Они осторожно двинулись вперед, готовые в любую секунду открыть огонь.

* * *
Один из солдат на полу пошевелился. Белоснежка приподняла автомат так, чтобы очередь прошла над головами, и нажала на курок.

— Я сказала: пристрелю!

Штурмовики тоже услышали крик.

«Все-таки эти ублюдки здесь, — подумал старший. — Ну что же, оно и к лучшему. Не придется гоняться по чертовым тоннелям».

Штурмовики поступили так же, как некоторое время назад террористы. Они пригнулись и короткими перебежками двинулись вдоль платформы, мимо сидящего у стены мертвого гиганта, мимо груды стреляных гильз, — не наступить бы, — мимо пулевых отметин, к встречному полумраку.

* * *
В наушниках Белоснежки послышалось:

— Мы у «Кузнецкого».

Девушка поднялась и, легко спустившись по ступенькам, торопливо, то и дело оглядываясь, зашагала по переходу к станции метро «Кузнецкий мост». Свет здесь был еще более тусклым, чем на платформе, и Белоснежка опустила на глаза ПНВ. Мир вновь окрасился в привычные зеленые тона. Она словно окунулась в огромный аквариум. Тень ее колыхалась на стене, как высокая гибкая водоросль.

* * *
В вертолете Крекер повернулся к Пастуху:

— Старый, они уже на «Кузнецком».

— Слышал. Ты приглядывай за этим, — он мотнул головой на сидящего сзади пилота.

— Нормально, старый. Эй, дядя! — Крекер постучал пилота по плечу согнутым пальцем, тот вздрогнул. — Да не трясись ты так, — жизнерадостно улыбнулся блондин, — никто тебе ничего плохого делать не собирается.

Пилот замотал головой: мол, да, понимаю. Вы хорошие ребята, я тоже хороший парень, мы все друзья, мир, дружба.

— Слушай, — Крекер по-приятельски приобнял пилота за плечо, — ты мне скажи вот что, старый: пулемет у вас заряжен?

Тот сперва качнул головой «нет», но тут же закивал.

— Ввиду особой опасности группы, — начал он, сбился, закашлялся и пробормотал виновато: — Извините, во рту пересохло.

— А чего молчишь-то? На, попей. — Крекер достал флягу и протянул пилоту. — Да ладно, не тушуйся, старый, пей.

Пилот благодарно схватил флягу и сделал несколько глотков.

— Спасибо.

— Да не за что, старый, не за что, — Крекер был сама доброжелательность.

Папаша Сильвер поглядывал на парочку с тяжелой ухмылкой.

— Значит, пулемет, говоришь, заряжен, — утвердительно повторил Крекер.

— Да, заряжен, — подтвердил пилот. — На случай, если вы БТР захватите или еще… Какой-нибудь транспорт… Такой приказ был…

— Ну и отлично, старый, — блондин похлопал его по плечу. — Приказ так приказ. Работай. — Затем повернулся к Сильверу и, весело подмигнув, сообщил: — Представляешь, эти волки собирались нас из авиационного пулемета расстреливать. С ума сойти!

Папаша Сильвер философски пожал плечами:

— А ты небось думал, что они с тобой встречу на высшем уровне устроят? Сядь, не мельтеши.

Пастух повернул голову и через плечо сказал пилоту:

— Значит, так. Когда скажу, подведешь вертолет туда, ко двору. Опустишься вниз, зависнешь. Понял? И чтобы никаких фокусов.

— Хорошо, — кивнул тот. — Я понял.

Указанный Пастухом двор — выход из станции метро «Кузнецкий мост» — был закрыт с трех сторон. Сквозь арки, ведущие с улицы, не прошел бы ни БТР, ни тем более танк. Значит, во дворе могли быть только солдаты.

Но с живой силой, рассчитывал Пастух, они справятся.

* * *
Лестница, выводящая из перехода на станцию, почти не была освещена. Боевики остановились. Леденец огляделся.

— Вижу-вижу-вижу, — по привычке пробормотал он.

Он действительно видел: солдаты, оставленные в засаде на станции «Кузнецкий мост», оказались не более опытными, чем их коллеги, охранявшие «Лубянку».

Оглянувшись на Ватикана, Дофина и Бегемота, Леденец прижал палец к губам. Чубчику знак был не нужен — он потерял сознание. Здоровяк ощупал гранатный подсумок. Первый был пуст, во втором покоились две «Ф-1». Обернувшись, Леденец протянул руку.

— Дайте кто-нибудь дымовую гранату, — попросил он.

Дофин смотрел прямо перед собой, взгляд его был туманным, невидящим, отстраненным. Он словно уплыл в далекие дали, не имеющие никакой связи с реальным миром.

Леденец, глядя ему в глаза, слегка тряхнул головой.

— Эй, что с тобой, мужик? Проснись, — и покачал рукой у Дофина перед лицом.

Тот вздрогнул, отступил на шаг и поднял пистолет.

Леденец посерьезнел.

— Эй, Дофин, все в порядке. Все нормально, успокойся. Что с тобой, мужик?

Тот облизнул губы.

— Не подходи ко мне, — предупредил серьезно, с угрозой в голосе.

— Я и не собираюсь, — тихо ответил Леденец.

Бледный Бегемот, внимательно наблюдавший за Дофином, произнес:

— Дофин! Дофин, послушай меня. — Тот повернулся, однако пистолета не опустил. — Мы не хотим причинить тебе зла, — ласково, увещевающе принялся объяснять толстяк. — Мы твои друзья.

— Ты — может быть, — глухо ответил Дофин. — А он? — кивнул на Леденца.

— Я тоже, — подтвердил тот, демонстративно широко улыбаясь. — Посмотри на меня, Дофин. Это же я — Леденец. Только не говори, что у тебя крыша поехала. Не надо меня расстраивать.

— Это у тебя крыша поехала! — неожиданно зло рявкнул Дофин. — Стой где стоишь, сука.

Бегемот закусил губу, несколько раз глубоко вздохнул, а затем хрипло сказал Леденцу:

— Метедрин.

— Ну и что? — пожал плечами тот.

— Доза могла оказаться чересчур большой. — Бегемот заморгал и закрутил головой, расширив глаза, глядя себе под ноги, затем выдохнул: — Ух, что-то мне нехорошо.

— Еще бы тебе было хорошо. Ты же не мазохист, — буркнул Леденец. — Лучше объясни толком.

— Если доза слишком большая для его организма, то это может быть реакция на метедрин.

— Я ни х…а в этом не понимаю, — ответил Леденец. — По-людски можешь?

Голос Бегемота стал тише, однако зазвучал ровнее и спокойнее:

— Психические изменения сознания. Галлюцинации наряду с бредом преследования. Такой может быть реакция на слишком большую дозу метедрина.

— Ну и что теперь-то? — спросил Леденец. — Так и будем здесь стоять, как б…и на проспекте? Посмотри туда, — он вытянул руку, указывая на темную станцию. — Посмотри. Эти гады только и ждут момента, чтобы всех нас ухлопать. Ты слышишь меня, Дофин? А-у! Очнись!

— Это бесполезно, — ответил Бегемот. — Он может тебя не слышать. А может слышать что-нибудь другое.

— Ну отлично! Черт! Просто прекрасно. Вот как раз этого мне и не хватало для полного счастья. — Похоже, Леденец начал злиться. — Давайте теперь поднимем руки, выйдем и скажем: «Ребята, берите нас. У классного паренька Дофина чердак попер». Сядем с ними, выпьем водочки, песни споем, танцы станцуем! Все, в ж…у!

— Перестань, — вяло ответил Бегемот. — Перестань, не злись.

— Не злиться? А что мне еще делать, вашу мать? Какого хрена мне еще делать? Скажи, пожалуйста, собрались! Один воевать не умеет, у второго чердак прет. Вы что, издеваетесь надо мной, что ли? — хрипел он, зло размахивая руками. — В войнушку думали поиграть? Отлично, блин! Попали, блин! И я, как последний м…к, по собственной воле влез в это г…о! Прекрасно! Отлично!!!

— Успокойся, — буркнул Ватикан. — Выбираться надо. Криком тут не поможешь.

— А кто кричит, твою мать? — окрысился Леденец.

На бегу Белоснежка оглянулась. Преследователи еще не появились, однако она слышала какую-то возню, доносившуюся со станции. Скорее всего штурмовики совсем рядом. Девушка свернула на лестницу и наткнулась на спорящих боевиков.

Дофин моментально развернулся и направил ей в лицо пистолет.

— Стоять! — гаркнул он.

— В чем дело? — Белоснежка сдвинула очки ночного видения на лоб. — Что случилось, Дофин?

— Посмотри, — воззвал к ней Леденец. — Этот кретин метедрином переширялся, и у него крыша поперла, а там внизу, — он ткнул пальцем в сторону станции, — народу больше, чем в очереди за бесплатным пивом.

Белоснежка обернулась. Переход еще был пуст, но в запасе у них вряд ли оставалось больше двух-трех минут.

— Надо идти, — категорично заявила она.

— Куда? — ехидно поинтересовался Леденец. — Вниз? Нас там перестреляют, как куропаток. Мы даже на лестницу выкатиться не успеем. А тут еще этот псих на нашу голову!

— Успеем, — коротко ответила девушка и кивнула. — Пошли.

— Я никуда не пойду, — заявил Дофин, взводя курок пистолета.

— Почему? — поинтересовалась Белоснежка, подмигивая Леденцу.

Дофин подозрительно прищурился, открыл было рот, намереваясь сказать что-то, в ту же секунду Леденец быстро шагнул к нему и врубил кулаком по шее, чуть пониже уха. Странно хрюкнув, Дофин ничком повалился на пол.

— Вот так, — ухмыльнулся «ротвейлер». — Хватит с этим придурком базар разводить.

— Слушайте, — девушка прикинула силы. — Я тащу Дофина. Ты, Леденец, — Бегемота. Ты, Ватикан, — Чубчика. Пошли. — Она взвалила себе на плечи бесчувственного Дофина и побежала по ступеням вниз, выкрикивая на ходу: — Старшего! Кто старший? Старшего сюда, быстро!

Тени за колоннами зашевелились.

— Стой, кто идет?! — выкрикнул громкий мальчишеский дискант.

— Старшего! — ревел бегущий следом Леденец, еще не до конца понимая замысел Белоснежки, но полагаясь на ее сообразительность. — Позовите командира!

— Старшего, живо! — вторил им Ватикан, поддерживающий окровавленного Чубчика.

Из-за колонны нерешительно вышел молоденький лейтенант с «ПМ» в руке.

— Вы старший? — не давая ему опомниться, резко выкрикнула Белоснежка. — Ко мне!

— Кто вы такие? — спросил лейтенант.

— Штурмовая группа «Гроза», — ответила девушка.

— Вернее, то, что от нее осталось, — поддержал ее «ротвейлер».

Он уже сообразил, в чем заключается план Белоснежки. Сейчас ставка делалась на поток информации. Самое главное — не дать солдатам прийти в себя.

Войсковики начали выползать из-за колонн, держа автоматы перед собой.

— А где капитан Турин? — растерянно спросил лейтенант.

— Убит, — ответила девушка. — Мы попытались зажать террористов, но они открыли огонь. У нас четверо убитых и трое раненых.

— А почему вы без спецкостюмов? — нерешительно спросил лейтенант.

— А вам, лейтенант, никогда не приходилось взбираться сорок метров в узком колодце, да по веревке, да еще когда на плечах висит почти девяносто килограммов? — взревел Леденец. — Сняли мы их! А надеть снова уже не успевали, поэтому и потери такие! Ясно вам наконец? Да позовите же кто-нибудь врача! — Он обернулся. — Живо, у нас двое тяжелораненых.

— Врач наверху, — кивнул лейтенант. — На площади, у оцепления. — Он внимательно посмотрел на Чубчика. — Его срочно надо в больницу, — сказал с сочувствием.

— Без вас знаем! — хрипло рявкнул Леденец и, посмотрев на солдат, зло выкатил глаза. — Ну что встали? Всем укрыться! Живо! Через минуту боевики будут здесь и перестреляют вас, как кроликов. Быстро!

Солдаты вновь попрятались за колоннами.

— Лейтенант, — чуть спокойнее продолжала Белоснежка, — у нас непосредственный приказ командующего операцией: при появлении боевиков открывать огонь. Ни в коем случае не дать террористам подняться наверх до прибытия подкрепления. Группы «Молния» и «Смерч» уже выдвигаются на исходные.

— Но нам сказали, что… — начал было лейтенант, но Леденец жестко оборвал его.

— Лейтенант, вы глухой? Слышали, что сказал старший по званию? — заорал он. — При появлении боевиков открывать огонь! Коды уже известны, фугасы удалось обезвредить. Теперь необходимо во что бы то ни стало обезвредить террористов. Это задача первоочередной важности. Ясно вам?

— Ясно, — кивнул лейтенант. — Может быть, нужно вызвать еще подмогу? — предложил он.

— Сами вызовем, — ответил Леденец. — Нам все равно раненых нужно поднять наверх. Двое без сознания от кровопотери.

Они торопливо зашагали к выходу.

— Вам не туда, — окликнул лейтенант. — Врач там. — Он указал на противоположный эскалатор. — Здесь вы не пройдете, улицы перекрыты.

— Спасибо, лейтенант, — улыбнулась девушка. — Смотрите, ребята, удачи вам. Ни пуха ни пера.

Они побежали к указанному лейтенантом эскалатору.

— Вот черт, из огня да в полымя, — пробормотал едва слышно Леденец. — Наверху же народу, как в Ноевом ковчеге. Каждой твари по сотне.

Они начали подниматься по ступеням. Белоснежка на ходу опустила руку, набрала на переговорном устройстве код вызова.

— Мы поднимаемся на Лубянскую площадь, — сообщила она. — На Рождественку выйти не можем. Что делать?

* * *
Пастух обернулся.

— Они выходят на Лубянку. Что делать?

— Ба-ба-ба-ба-ба, — обескураженно пробормотал Крекер. — Мы сможем их там забрать?

— Двоих-троих максимум, пока вояки будут приходить в себя. Всех — нет.

— Возьмем, кого успеем, — медленно и рассудительно предложил Папаша Сильвер, — и прикроем ребят. Они входят в «Детский мир», поднимаются на крышу. Там подберем остальных.

— Отлично, — кивнул Пастух. — Ребята, вы слышали? Все, выполняем.

* * *
Штурмовики из «Грозы» выскочили на платформу и огляделись. Боевиков не было, зато на мраморном полу, распластавшись, лежали солдаты. Рядом с ними грудой валялись автоматы без рожков.

— Ушли, — предположил один из штурмовиков.

Старший группы присел на корточки и тронул одного из солдат за плечо.

Тот сжался, заорав:

— Не надо! Не убивайте!

— Успокойся, никто не собирается тебя убивать. Где террористы?

Солдат поднял голову, увидел странных людей в пятнистых костюмах без погон, с приборами ночного видения на головах и замер, приоткрыв рот. Честно говоря, по внешнему виду штурмовики мало чем отличались от террористов.

— Я… Не… Не знаю, не видел, — закончил он торопливо. — Правда, честное слово! Я лицом вниз лежал.

— Куда ушли террористы? — жестко спросил старший, поднимаясь и оглядывая солдат. — Вот вы, сержант, быстро доложите, в какую сторону ушли террористы.

Указанный сержант несколько секунд разглядывал штурмовика. Он оказался достаточно сообразительным и понял, что нечего террористам здесь делать. Не стали бы они задерживаться.

— По-моему, они ушли в переход, — сказал он. — Да, точно, в переход.

— Молодец, сержант, — кивнул ободряюще старший и скомандовал своим: — Пошли.

Они скатились по крутым ступенькам, осторожно заглянули в тоннель. Тот был пуст, но это не означало, что боевики не устроили засаду у поворота. Короткими перебежками, прикрывая друг друга, спецназовцы продвигались к «Кузнецкому мосту». От стены к стене, участками не длиннее трех метров, припадая на колено, каждую секунду готовые залечь, открыть огонь.

У поворота группа остановилась.

— Может быть, они ушли? — спросил один из штурмовиков старшего.

Тот отрицательно качнул головой.

— Станция перекрыта. Солдаты слышали стрельбу.

— И куда же они делись? — недоуменно поинтересовался спецназовец. — Устроили засаду на лестнице?

Старший пожал плечами.

— Я иду первым. Ты со мной, Чиж, — прошептал он, указав на одного из подчиненных. — Остальные — в трех метрах позади.

— Хорошо, командир.

Старший и Чиж, прижимаясь к стене, подобрались к самому повороту, за которым была небольшая площадка и лестница, ведущая на станцию.

Старший пригнулся, одними губами дал отсчет:

— Три, два, один. Пошли.

Он кувыркнулся через плечо, перекатился через спину, приходя на колено, вскидывая автомат, выбирая курок и… никого не увидел. Следом вылетел Чиж, почти так же, перекатиком. Секунду спустя — остальные. Они так и застыли, подняв автоматы и приоткрыв рты.

— Твою мать, где они? — спросил старший. — Черт, они должны быть здесь.

— Может быть, они солдат на станции завалили? — предположил Чиж.

— Мы бы услышали стрельбу, — возразил старший. — Было тихо.

— Может, ножами? — продолжал отстаивать свою версию Чиж.

— Тридцать человек? — усмехнулся командир. — Да с раненым на руках? Нет, здесь что-то другое.

— А если они пошли не в переход, а поднялись наверх? — спросил третий спецназовец.

— На блокированную площадь? Эти парни — солдаты, а не камикадзе.

— Но куда-то же они делись? — риторически поинтересовался Чиж.

— Хрен их знает! Ладно, рассредоточились — и за мной. Проверим станцию.

Прижимаясь к стене, штурмовики двинулись вниз. Они успели пройти пять ступенек, когда из-за ближней колонны отчаянно рокотнула короткая очередь. Все три пули угодили Чижу точно в голову, вышибив мозги.

— Они здесь! — крикнул старший, приседая.

Их застали врасплох. Каким-то образом боевикам удалось прорваться на станцию и без единого выстрела уничтожить три десятка солдат. Старший понял, что подняться наверх уже не успеет. Опустившись на колено, он вскинул автомат и несколько раз выстрелил. В следующую секунду выпущенная из «АКМ» длинная очередь ударила его в грудь, точно в центр. Бронежилет защитил тело, но не смог полностью погасить кинетическую энергию пуль. Штурмовик упал на спину, ударился затылком о ступени и, потеряв сознание, покатился вниз. И тут же пули начали крушить кости рук и ног, разрывая человека на куски.

Остальные штурмовики еще пытались отстреливаться, однако очереди доставали их. Один за другим спецназовцы падали, сползая вниз. И здесь их добивали с сумасшедшим отчаянием, боясь того, что они очнутся, встанут, и уж тогда все, тогда держись.

Когда последний спецназовец затих, изодранный в клочья свинцовыми градинами, лейтенант вышел из-за колонны и, подняв руку, скомандовал:

— Прекратить огонь!

Действительно, куда уж больше. В этом сумасшедшем бою каждый из солдат успел выпустить по рожку, а некоторые и по два. Тридцать стволов на тридцать выстрелов — вполне достаточно для пятерых. Зрелище было ужасным. Кровь ручьями стекала по ступеням на мраморный пол.

— Надо доложить наверх.

Лейтенант прижал руку к животу, почувствовав, что его сейчас вырвет. Отвернувшись и отойдя за колонну, офицер несколько раз глубоко вздохнул, покрутил головой и слабым голосом позвал радиста:

— Свяжись со штабом, доложи, что мы их… — лейтенант замялся и закончил неуверенно. — Что террористы уничтожены. Задача выполнена.

* * *
«Ми-24» медленно выплыл из-за крыши «Детского мира» и завис над площадью.

Посмотрев вниз, Крекер даже присвистнул:

— Ого, ну и техники понагнали!

Вся Лубянская площадь была забита БТРами, за которыми безмолвной цепью застыли солдаты. «Линии противостояния» протянулись от Рождественки к Театральному проспекту, до Большой Лубянки, и от Никольской до Новой площади. Тяжелые пулеметы БТРов уставились в стеклянные двери метро. Неподалеку стояло несколько милицейских машин. Мигалки их были включены, и голубоватые всполохи испуганными птицами скользили над серым асфальтом. Площадь напоминала музей восковых фигур. Даже при появлении вертолета солдаты не шелохнулись. У здания Комитета совещались милицейские чины — пара военных полковников и несколько плечистых ребят в штатском.

На боку у Пастуха запиликал вызов переговорного устройства. Тот нажал клавишу и, повернувшись, сообщил остальным:

— Они готовы выходить.

— Отлично, — расплылся в улыбке Крекер. — Ну что, старый, постреляем?

Папаша Сильвер был настроен более серьезно.

— Прикрой ботало, — посоветовал он.

— Снижаемся, — приказал Пастух пилоту. — Сядешь между оцеплением и «Детским миром», чтобы борт перекрывал выход из метро.

— Хорошо, — кивнул пилот.

— Давай.

Вертолет качнулся и начал плавно опускаться вниз.

— Когда скажу, развернешься пулеметами к цепи, а потом резко вверх.

— Сделаем, — еще раз кивнул пилот.

— Ну и отлично.

Солдаты начали задирать головы. Папаша Сильвер внимательно наблюдал за реакцией отцов-командиров. Один из военных, полковник, уже бежал к месту посадки вертолета, широко открывая рот, что-то вопя на ходу. Что он кричал, никто из боевиков разобрать не мог из-за шума винтов, но по характерно искаженному лицу, по багровым пятнам на щеках, по вскинутой руке можно было догадаться, что он поминает по матери всю вертолетную команду до Адамова ребра. Следом за полковником сорвался с места один из милицейских бонз и тоже зашагал — почти побежал — к цепи, размахивая руками, показывая: улетай, улетай, чтоб тебе!

Однако для пилота гораздо более весомым аргументом оказался пистолет, приставленный к голове. Вертолет снизился и завис в метре от земли, покачиваясь, чуть подрагивая, словно тяжелый бильярдный шар в струе воды, бьющей из фонтана. Лопасти подняли пыль, и та закружилась по площади, подхватывая листья и швыряя их в лицо солдатам и набегающему военному полковнику, пухлой рукой придерживающему фуражку, и толстому колышущемуся милицейскому бонзе, тоже согнувшемуся, да так, что необъятный живот выпирал из-под бронежилета и трясся где-то на уровне колен, смешно бултыхая голубую форменную рубашку.

Как только вертолет завис, боевики выскочили из метро. Первым бежал Леденец, несущий на плече Бегемота. За ним — Ватикан с Чубчиком. И замыкала Белоснежка с Дофином. Папаша Сильвер распахнул дверь грузового отсека с противоположной стороны. Леденец, не говоря ни слова, не обращая внимания на солдат и БТРы, повернулся спиной и усадил Бегемота в вертолет. Тот, понимая важность каждой секунды, упираясь ладонями в пол, отполз в глубину отсека.

Пастух внимательно наблюдал за ничего не понимающими солдатами. Он видел, как стоящий у цепи человек в штатском, судя по всему, фээсбэшник, поднял рацию. Лицо его сначала приняло изумленное выражение, а затем стало меняться, точь-в-точь как в компьютерных клипах. Гримаса изумления постепенно превращалась в маску ярости. Тряхнув рацией, он заорал что-то, видимо, матерное, но тут же понял, что его не слышат, и принялся ожесточенно щелкать тумблерами.

Пастух обернулся:

— Заканчиваем, ребята. Начинается большой переполох.

Ватикан сбросил на пол грузовой кабины Чубчика, и в эту секунду башня ближайшего БТРа дрогнула, развернулась, пулемет пошел вверх, нацеливаясь в кабину вертолета.

— Отходим! — крикнул Пастух пилоту. — Разворачивай машину!

Папаша Сильвер махнул рукой Белоснежке: уходи! Леденец, помогая девушке, подхватил долговязого, нескладного Дофина и ловко перебросил себе на спину. Они бросились к «Детскому миру», и Ватикан на ходу всадил очередь в одну из дверей. Та осыпалась градом осколков.

В это время Крекер поднял пистолет, дважды нажал на спуск, переместил оружие и выстрелил еще раз. Военный полковник и милицейский чин рухнули будто подкошенные. Солдаты пока еще не начали стрелять — сказывалось первое изумление. Вертолет, качнувшись, развернулся на месте, и Пастух, сбросив предохранительную крышку, нажал на гашетку. Геликоптер наполнился тяжелым металлическим гулом. Четырехствольный пулемет с ужасающей скоростью выплевывал двенадцатимиллиметровые пули. Огненный смерч пронесся по улице, сшибая фигурки солдат, как кегли, с глухим звоном ударил по БТРам. Из бронемашин открыли ответный огонь.

Сидящие в грузовом отсеке Крекер и Папаша Сильвер подняли автоматы. Шквал свинца, словно огромным плугом, прошелся по асфальту, увеча его, оставляя на сером длинные черные дорожки.

Пастух нетерпеливо махнул рукой:

— Поднимайся!

Пилот послушно послал вертолет вперед и вверх. Огромная тяжелая машина по-стрекозиному легко прошла над самыми башнями БТРов и, задрав нос, начала подниматься в облака, на высоте около двухсот метров зависла под немыслимым углом и, развернувшись на месте, снова пошла вниз. Пастух вдавил гашетку, и пулемет выплеснул из стволов огненный тюльпан. Солдаты, пригибаясь, бросились врассыпную. Они заползали под днища БТРов, вскидывали автоматы, открывая ответный огонь. Стоящие у «Лубянки» тоже поднимали оружие, выцеливали темный силуэт, ястребом падающий с неба, и начинали стрелять. Кабину вертолета заполнил частый, как удары отбойного молотка, металлический грохот. Рокот винтов, звон стреляных гильз и рев двигателей БТРов, сухой кашель «Калашниковых» и басовитое дробное пение станковых пулеметов — все вместе напоминало симфонию смерти, написанную сумасшедшим композитором. Площадь затянуло асфальтовой пылью. Солдаты, словно зеленые муравьи, продолжали разбегаться, ища укрытия. Казалось, еще немного, и вертолет рухнет прямо на площадь, запылав гигантским костром. Машина мчалась на ряды бронетехники неотвратимо и уверенно. Примерно в десяти метрах над землей вертолет неожиданно резко увалился на левый бок и ушел над Театральной площадью к центру.

— Давай, старый, вперед! — орал в грузовом отсеке вошедший в раж Крекер. — Давай еще разочек! Прижмем этих сукиных детей! Пусть узнают, гады! Давай!

Что должны узнать мечущиеся по площади, прячущиеся за БТРы «гады», было не очень ясно. Однако Пастух показал пилоту: разворачивайся. Стоящие у известного здания на Лубянской площади перепуганные милицейские и военные чины увидели, как вертолет, не сбавляя скорости, развернулся на месте и понесся обратно.

— Старый! — Крекер пихнул Папашу Сильвера. — Гранатами их! Давай им по гранате в задницу засунем!

Папаша Сильвер сидел, уперевшись ногой в дверной проем, направив ствол «АКМСУ» вертикально вниз. В отличие от Крекера, он не старался никого убить. В его планы входило только отсечь членов своей группы от преследования, дать им время подняться на крышу.

Он повернулся, подмигнул Бегемоту и буркнул:

— Все нормально, ребята. Для вас война уже закончилась.

Бегемот, прижимающий к себе бесчувственного Чубчика, баюкающий его, как малое дитя, вымученно улыбнулся в ответ. Он сомневался в справедливости сказанного.

Как только вертолет поравнялся с шеренгой БТРов, Пастух вновь надавил на гашетку.

Крекер швырнул вниз две гранаты и выпустил длинную очередь в сторону милицейских бонз, которые словно со стороны наблюдали за побоищем. Те испуганно бросились к машинам, петляя словно зайцы. У Крекера не было времени выцеливать бегущих, однако он веселился вовсю: нажимал и нажимал на курок, наблюдая, как падают внизу человеческие фигурки. Опустошив рожок, он отстегнул его, бросил вниз, вставил следующий и щелкнул затвором.

— Хорош, — Папаша Сильвер ткнул его в плечо. — Хватит, говорю.

Вертолет резко взмыл вверх, к крышам, к вечернему осеннему небу. Весело оскалившись, блондин выпустил еще одну длинную очередь по окнам ФСБ, но то ли не попал, то ли сделаны они были из пуленепробиваемого стекла — не осыпалось ни одно. Вертолет прошел над Большой Лубянкой до Кузнецкого моста, поднимаясь все выше и выше, развернулся и поплыл к «Детскому миру».

— Мы сделали все, что от нас зависело, — сказал Пастух. — Теперь будем ждать.

* * *
Дав последние указания, Шептун стянул с головы наушники, глубоко вдохнул, медленно выдохнул, посмотрел на Близнеца и сказал:

— Ну что, тронулись?

Поднявшись, Шептун взял стоящий у стола автомат, перехватил его поудобнее и, широко размахнувшись, ударил прикладом по стойке с аппаратурой.

Близнец, захлопнув крышки «notebook», поставил их один на другой, вырвал шнуры и грохнул об пол. Затем несколько раз наступил каблуком. Послышался хруст, корпуса компьютеров треснули. На всякий случай Близнец еще несколько раз ударил сверху прикладом автомата.

— Осталось прибраться, — весело подмигнул ему Шептун. Открыв стоящий у борта атташе-кейс, боевик вытащил из него мины с замедлителями. Выставив нужное время, он разложил их по всему кузову и, оглядевшись, удовлетворенно произнес: — Вроде бы все. — Повернувшись к человеку в штатском, до сих пор не сказавшему ни слова, широким жестом указал на дверь. — Ваше величество, задание выполнено, карета подана. Прошу.

* * *
Первым по лестнице бежал Ватикан, за ним — Леденец с Дофином на плечах, замыкала группу Белоснежка. На бегу она прислушивалась к происходящему на улице.

Леденец, тяжело дыша — Дофин, несмотря на худобу, оказался весомой ношей, — поднял голову и прохрипел:

— Ватикан, где здесь выход на крышу?

— Хрен его знает! Тут должен быть.

Внизу зазвенели стекла, зазвучали шаги, неровные и тревожные в гулком помещении.

Белоснежка шагнула к перилам и посмотрела вниз. Лестница пока была пуста. Солдаты растекались по первому этажу. Хорошо. Ватикан обернулся и вопросительно дернул бровями. Девушка махнула рукой: поднимайся, поднимайся!

Одолев последний пролет, боевики огляделись.

— Ну и куда здесь? — спросил Леденец. — Направо? Налево?

Ватикан пожал плечами и неуверенно указал направление:

— По-моему, направо.

— По-твоему или направо?

— Направо, — решительно кивнул тот. — Пошли.

Они побежали по длинному пустынному коридору мимо ярких витрин с игрушками, посудой, одеждой, какими-то иностранными цацками, яркими мячами, очаровательными куклами и техникой, мимо бесконечных, как дорога в коммунизм, прилавков с трусами и майками, постельным бельем и обувью. Самое смешное, что ни один из них даже не представлял себе, где выход на крышу, хотя каждому хотя бы раз доводилось бывать в «Детском мире».

— Здесь должен быть служебный вход, — сказала Белоснежка. — Где-то же располагается дирекция? Буфет опять же.

— Да, должен, — подтвердил Леденец. — Вот будет хохма, когда выяснится, что это все вообще в другом здании находится.

— Нет-нет, где-то здесь, — бормотал Ватикан. — Там лифт был, я помню. Директор же, наверное, к себе не пешком поднимается.

— А может, он вообще в подвале сидит, — огрызнулся Леденец.

Все трое слышали приглушенные команды. Солдаты осматривали магазин, бежали вверх по крутым, как склоны Эвереста, лестницам.

— Ну вот, я же говорил. — Они в очередной раз завернули за угол, и Ватикан указал на распахнутую настежь дверь, за которой виднелась сетка лифта. — Я же говорил, — возбужденно повторил он. — Пошли.

Они побежали к лифту.

Солдаты уже достигли четвертого этажа.

* * *
Дофин пришел в себя внезапно, однако инстинкт подсказывал ему: не открывай глаза. Он попытался оценить ситуацию трезво и здраво. Его куда-то несли. Понятно, что это не могли быть свои. Свои бы оставили ему оружие, а пистолета в руках не было. Куда же его тащат?

Дофин чуть-чуть приоткрыл веки. Его нес на спине какой-то лысый здоровяк.

Леденец? — предположил он. Нет, не Леденец. Леденец был в их команде, когда затевалась эта операция, а потом его убили, а вместо него подослали двойника. Они все работают на КГБ. Леденец никогда бы его не ударил. А этот ударил и отобрал пистолет. И здание это — наверняка КГБ. Сейчас его притащат в подвалы и будут пытать, чтобы узнать правду об остальных ребятах. Но это они просчитались, он просто так не дастся.

На секунду боевик перестал контролировать себя, напрягся, и Леденец, почувствовав это, спросил громко:

— Дофин, ты очнулся, мужик? Просыпайся.

Тот не ответил, обмяк, склонил голову на плечо. Вспомнил, что раньше пистолет покоился в набедренной кобуре. Но теперь его там нет. Зато у двойника Леденца должен быть. Можно исхитриться, выхватить оружие и показать всем этим сволочам, где раки зимуют. А где они зимуют, раки-то?

— Зараза, тяжелый какой, — механически бормотнул Леденец, подкидывая бесчувственное тело на спине и перехватываясь поудобнее. — Угораздило же меня так ему врезать.

Они одолели уже целый пролет, когда солдаты мощной ватагой вывалились на площадку четвертого этажа, на пару секунд замерли, прислушиваясь, затем гурьбой рванули вверх. Белоснежка махнула товарищам: поднимайтесь, а сама присела на ступеньку и подняла автомат.

Площадка пятого этажа не была последней. Слева располагалась дубовая дверь, запертая на замок. За ней-то, вероятно, и находились многочисленные служебные помещения. Однако выход на чердак и крышу скорее всего был еще выше.

Белоснежка понимала: силы у ребят на исходе и, если солдат не задержать, им не уйти. Солдат много, очень много. Сотня против одного, молодые, свежие, здоровые и перепуганные. Девушка чувствовала, как проходит действие метедрина. Усталость давила на плечи, в глазах появилась перламутровая пелена сонливости. Желание прилечь и уснуть было пока еще слабым, но, если не сделать вторую инъекцию, скоро оно станет непреодолимым. Навалится черным мохнатым зверем, и тогда она перестанет контролировать собственные действия и уснет. Оставалось надеяться, что к тому моменту, когда это произойдет, они будут уже далеко.

Солдатики бежали вверх. Похоже, несколько минут без стрельбы вскружили им голову. В пылу охотничьего азарта они совершенно забыли об осторожности. Белоснежка нажала на курок. На крутой лестнице, огромной и гулкой, сухое чавканье «вала» отозвалось сумасшедше громким эхом. Пули ударили в стену поверх голов солдат, заставив их остановиться и торопливо скатиться вниз, в мертвую зону.

Спокойно, без суеты Белоснежка вытащила полный магазин и пристегнула вместо пустого. Одна из легенд, навеянных голливудской кинопродукцией, заключается в том, что двадцать патронов — это невероятно много. Можно полчаса палить во все стороны, при этом совершенно не заботясь о боеприпасах. Как бы не так. Двадцать патронов — это мало. Чертовски мало. А у нее осталась всего одна целая обойма, пара гранат и хрен с прованским маслом. Пора подумать об экономии.

— Внимание! — послышался снизу усиленный мегафоном, уверенный молодой голос. — Террористы, мы предлагаем вам сдаться! Добровольная сдача смягчит вашу вину! Вам все равно не удастся уйти, все пути перекрыты! Раскаяние будет учтено при вынесении приговора!

Белоснежка дернула плечами, словно говоря: «Чего еще от вас ожидать, ребята», — и крикнула в ответ:

— Давайте наоборот! Ты, крикун, забирай свою команду и мотай вниз! Мы все равно уйдем, но жертв будет гораздо меньше!

Внизу повисло возмущенное молчание. Как это так: террористы в ловушке и тем не менее огрызаются, выдвигают какие-то наглые требования? Угрожают… Через секунду тишина раскололась автоматными очередями. Под прикрытием огня пара солдат рванулась было вверх по лестнице, но Белоснежка легко срезала их двумя одиночными выстрелами. Пальба моментально стихла.

— Ну что, настрелялись, «крыжовники»? Патроны пожалейте! Они, между прочим, денег стоят!

Белоснежка спокойно поднялась, вытащила из кармана «Ф-1» и, крикнув громко: «Ребята, сюрприз!» — швырнула гранату вниз. Черный шарик ударился о ступеньки, запрыгал по лестнице, издавая неприятный звенящий звук: клонг-клонг!

Кто-то завопил отчаянно:

— Ложись!!!

И тут же послышался дробный топот шагов. Расталкивая друг друга, солдаты бросились обратно в коридор. За спиной Белоснежки игрушечно, по-новогоднему, хлопнул взрыв, а пролетом выше уже размахивал рукой Ватикан:

— Быстрее, быстрее.

Девушке казалось, что она торопится изо всех сил, на самом же деле шаги получались тягучими, медленными. Ватикан рванулся к перилам, для острастки выстрелил в лифтовую шахту, подхватил Белоснежку за руку и огромными скачками понесся вверх по ступеням.

А Леденец, поддерживая одной рукой висящего на спине Дофина, уже стоял перед обитой железом массивной дверью, запертой на мощный навесной замок. Подняв правой рукой автомат, лысый здоровяк очередью разворотил косяк. На месте петель теперь зияла дыра размером с кулак. В этот момент Дофин медленно опустил руку вниз. Леденец не заподозрил опасности, он подумал, что приятель просто соскальзывает, и чуть-чуть согнулся в пояснице, подсаживая его, поудобнее взваливая на плечи. Пальцы Дофина коснулись пистолетной рукояти, плотно ухватили ее, рванули вверх.

Ничего не понимающий Леденец начал оборачиваться, произнося по ходу дела:

— Очухался?

В этот момент Дофин, резко подняв пистолет к его голове, приставил ствол «гюрзы» чуть ниже уха и нажал на спусковой крючок. Леденца швырнуло на дверь. Он крепко ударился головой, оставив на стали багровый потек. Здоровяк еще не был мертв, хотя, пожалуй, понимал, что умирает. Он обернулся, словно недоумевая: что же случилось? — и увидел настороженные, выпученные глаза Дофина, стянутые, искаженные злобной гримасой губы и морщины, изменившие лицо бывшего товарища настолько, что стало почти невозможно узнать его. Дофин выстрелил еще раз. Леденец дернулся. Пуля вошла ему под правый глаз. Изо рта выплеснулись черные сгустки крови, здоровяк как-то разом осел и начал медленно валиться на бок. Сейчас он напоминал мощный, хорошо отлаженный механизм, в котором вдруг лопнула тоненькая пружинка, приводящая в действие всю эту глыбину.

— Леденец?! — закричала на площадке девушка.

Дофин моментально развернулся на триста шестьдесят градусов. Белоснежка? А если нет? Если внизу враг? Если это Белоснежка, то почему не помешала ублюдку-двойнику расправиться с ним, Дофином? Перед глазами встала отчетливая картинка: говорящая что-то девушка, он сам, поворачивающий голову, и резкая оглушительная боль, вспыхнувшая вдруг в голове, затмившая собой все. Несомненно, она тоже враг. Как и третий, двойник Ватикана.

Дофин спокойно опустился на колено и, обхватив оружие обеими руками, вытянул его перед собой, тщательно целясь над срезом лестницы.

* * *
Белоснежка остановилась.

— Леденец, — еще раз позвала она.

Тишина.

Встревоженная девушка обернулась к Ватикану и спросила одними губами:

— Что случилось?

Тот кивнул вверх, провел ладонью вокруг головы, потом закрыл глаза и откинул голову назад, что должно было означать: Леденец умер.

— И что будем делать? — так же беззвучно выдохнула Белоснежка.

Ватикан подумал секунду, затем жестами объяснил.

Девушка согласно кивнула.

* * *
Дофин ждал. Он знал, что врагам никуда не деться. Они поднимутся наверх, чтобы узнать, что же случилось с их напарником, ублюдочным двойником.

«Ну где вы? — проговорил он про себя. — Поднимайтесь-ка сюда. Я уже жду».

Ему очень хотелось заглянуть в лифтовый проем, но он удержал себя от этого шага. Они, конечно, тоже предполагают худшее и начнут стрелять, стоит только высунуть нос. Ну уж нет, не дождетесь. Дофин резко тряхнул головой, смахивая капли пота, выступившие на лбу, так и норовящие попасть в глаза.

С лестничной площадки послышался едва различимый шорох. Дофин непроизвольно напрягся. Мгновением позже за его спиной вдруг возник странный тонкий звук — равномерный монотонный писк. Дофин начал разворачиваться, одновременно нажимая на курок. Он не понимал природы звука и поэтому воспринимал его как признак возможной опасности. Дофину потребовалось не меньше секунды, чтобы понять: пищит переговорное устройство, висящее на поясе мертвого Леденца. Террорист оглянулся через плечо и увидел стоящую в двух шагах Белоснежку. Видимо, она подобралась ползком и выпрямилась во весь рост, когда запищал зуммер. Целая секунда, но благодаря этой секунде Белоснежка сохранила себе жизнь, а Дофин проиграл ее.

Он начал разворачиваться, отчего-то не сгибая рук, держа их идеально прямыми. Это было ошибкой. При развороте всем корпусом, если ствол оружия движется перпендикулярно цели, практически невозможно выстрелить точно. Нужно либо делать шаг ногой, либо опускать пистолет. Это азы. Азы, о которых Дофин напрочь забыл за своим сумасшествием. А может быть, не забыл. Может быть, у него просто не было времени опускать, а затем вновь вскидывать оружие.

Два выстрела: звонкий — «гюрзы» и похожий на плевок — «вала» — прозвучали практически одновременно. Дофин опрокинулся на спину, дернулся в конвульсиях и затих.

— Ватикан, наверх!

Девушка увидела мертвого Леденца. На поле боя она попыталась бы забрать его с собой, но не сейчас. Сейчас не было ни времени, ни сил. Внизу возились, готовясь к решительному броску, солдаты, а наверху их ждала свобода, вертолет. Им предстояло пробежать не более пятидесяти метров. Тогда они снова возьмут контроль над событиями в свои руки.

Ватикан взлетел вверх по лестнице. В этот момент снизу ударили автоматные очереди. Ватикан остановился, нажал на курок, выпустил остатки магазина, бросил автомат на ступени и вытащил пистолет.

— Последняя обойма, — сообщил он девушке.

— Больше и не нужно, — сказала она. — Бежим.

Они вломились на чердак, загаженный голубями и усыпанный пылью, прогрохотали до ближайшего окна и выскочили на крышу.

Вертолет висел метрах в десяти, чуть покачиваясь, заставляя листы кровельного железа вздрагивать и гудеть. Заметив выбирающиеся фигуры, Папаша Сильвер и Крекер направили в их сторону автоматы, но, узнав своих, замахали руками, закричали что-то. Белоснежка и Ватикан подбежали к вертолету и забрались в грузовой отсек.

Из чердачного окна начали выбираться солдаты. Вертолет боком скользнул вниз, словно собираясь грохнуться на мостовую, на уровне четвертого этажа выровнялся и пошел над домами.

Крекер повернулся к Белоснежке:

— А где Леденец и Дофин?

Та выразительно провела пальцем по шее.

— Ясно.

Похоже, блондина гибель товарищей совершенно не озаботила. Он только кивнул головой, давая понять, что принял информацию к сведению.

Пилот очень хотел сохранить себе жизнь и поэтому старался вести вертолет так, чтобы не попасть в сектора обстрела БТРов. Он проходил над самыми крышами, не поднимаясь высоко, и лишь в случае крайней нужды пересекал улицы, да и те старался выбирать поуже, поспокойнее.

Пастух, повернувшись, назвал ему конечную точку полета, и пилот закивал с усердием и выражением честнейшего парня на простоватом веснушчатом лице.

— Но сначала их надо запутать! — прокричал Пастух, указывая пальцем вниз. — Запутать!

Вертолет, круто развернувшись, ушел вправо, одолев пару кварталов, по такой же дуге понесся вверх, затем нырнул вниз, повернул влево и пошел к «Детскому миру», метров через двести вновь взял вправо и опять прогрохотал над домами.

Крекер ни с того ни с сего фальшиво запел «Из-за острова на стрежень». Папаша Сильвер усмехнулся и постучал согнутым пальцем по виску, на что блондин, на мгновение оборвав песню, растяжно протянул:

— Иди в задницу, старый.

Вертолет, завалившись на правый бок, пошел к Цветному бульвару.

* * *
У цирка, во дворике, приткнулся инкассаторский броневик с зеленой полосой на борту. В кузове сидели трое штатских и Близнец. Тут же стояли сумки со взрывчаткой.

Услышав нарастающий рокот вертолетных винтов, Шептун, занявший место водителя, улыбнулся и, обернувшись к Близнецу,сказал:

— Молодцы, я так и знал, что все получится. Честное слово.

Вертолет завис над верхушками деревьев.

— Здесь, — сказал Пастух.

— Я не смогу сесть, — покачал головой пилот. — Слишком узко.

— Без тебя знаю, — ответил Пастух. Выбравшись из кресла оператора, он вынул из кобуры пистолет и приставил к голове пилота. — Послежу, чтобы ты глупостей не наделал, — сообщил вполне доброжелательно, как озорному мальчишке. — Выгружайтесь, ребята.

Крекер моментально сбросил вниз трос, соскользнул сам, приткнулся у чугунной ограды сквера с автоматом в руках. За ним спустился Папаша Сильвер, затем Бегемот. Толстяк категорически отказался от предложения спустить его, обвязав тросом.

Он улыбнулся немного смущенно и качнул головой.

— Нет, спасибо, могу и сам. Руки же у меня здоровые. И лекарство подействовало. Почти не больно уже…

Больно было, и очень, но Бегемот понимал: ребятам сейчас не до его страданий.

Чубчика пришлось опускать медленно, аккуратно.

А с Неглинки и Рождественки уже доносился гул мощных двигателей.

Папаша Сильвер погрузил Бегемота в броневик и подмигнул.

— Камушки-то не потерял?

Тот похлопал рукой по карману.

— На месте, — ответил победно.

— Ну и лады.

Приняв Чубчика, Сильвер также отнес его в кузов, уложил аккуратно у стены. А по тросу, словно темные грузики, скользили черные фигуры — Ватикан и Белоснежка. Перебежав через улицу, они нырнули в машину, перевели дух.

* * *
Пастух подмигнул пилоту:

— Подожди десять секунд, и можешь улетать.

— Хорошо, — ответил тот.

— Не дрейфь. — На губах Пастуха появилось слабое подобие улыбки. — Подумай сам: зачем нам тебя убивать? — Он ухватился за трос и легко выскользнул в голубовато-серый, цвета вечернего неба, дверной проем.

Пилот перекрестился, мысленно поблагодарив бога. Ровно через десять секунд вертолет взмыл вверх.

Из узких улочек уже показались острые морды БТРов. Машины споро катили к Цветному бульвару.

— Наши друзья уже здесь! — заорал Крекер.

Боевики начали расстегивать сумки, вытаскивать взрывчатку, спокойно и собранно узкими полосками изоленты приматывать пластитовые шашки к телу.

— Ты закончил? — Пастух взглянул на Крекера.

— Сейчас. — Тот цеплял последний брикет к голени. — Все! Готово!

— Знаешь, что делать?

— Знаю, — кивнул Крекер.

— Делай.

* * *
Два БТРа подошли со стороны Садового кольца, остановились, качнувшись вперед. Еще три перекрыли Цветной бульвар с другой стороны. Два въехали в сквер, проползли по асфальтовой дорожке и встали, направив стволы пулеметов на кабину инкассаторской машины.

Неожиданно дверь кабины броневичка приоткрылась, и, заглушая механический рокот двигателей, над сквером прокатился усиленный динамиком голос:

— Не стреляйте, мы хотим вам кое-что показать.

Так же медленно, по сантиметру, приоткрылась дверца кузова, и из нее выбрался Крекер. Блондин веселился, словно скоморох на ярмарке. Он поднял руки и повернулся вокруг оси, давая военным возможность хорошенько разглядеть себя со всех сторон. Крекер проделал это с не меньшим достоинством, чем манекенщицы на подиуме. Казалось, еще немного, и он пустится в пляс, выкрикивая весело: «А вот и я! А вот и я!» Все тело его было увешано пластитовыми шашками. По нескольку штук — на бедрах и голенях, по паре — на запястьях и предплечьях. Крекер умудрился даже примотать три шашки к шее — по бокам и сзади. И целая цепочка была приклеена к бронежилету.

— Как видите, мы вас не обманули. Стоит кому-нибудь открыть огонь, и все сидящие внутри погибнут. Мы прекрасно понимаем, что снисхождения нам ждать не приходится, — рассудительно вещал Шептун. — Но в этом есть и хорошая сторона: нам нечего терять. Если вы не уберете машины и не выпустите нас из оцепления, нам останется только взорвать в кузове пару гранат. Посовещайтесь со своим начальством. Даю вам пять минут. Если ровно через пять минут БТРы останутся на месте, мы взорвем себя.

Крекер забрался в кузов, и обе дверцы захлопнулись.

Над площадью повисла гнетущая тишина.

18.32

— Ну, что будем делать? — спросил в штабе командующий, почему-то глядя на Котова.

— Вы меня спрашиваете?

— Вас, конечно же. Разработка террористов входила в компетенцию ФСБ. Именно так сказал Президент, если я не ошибаюсь. Переговоры — ваша непосредственная обязанность.

Котов пожал плечами:

— Пожалуй, делать нечего. Они нас переиграли по всем статьям, это ясно.

Генерал, словно ожидая отрицательного ответа, посмотрел на полковника-спецназовца. Распри и ссоры были на время забыты.

Тот только покачал головой:

— Я согласен с майором. Ситуация пиковая. Броневик — не автобус, штурмом его не возьмешь. Хоть сколько народу подгоняй. Из станкового пулемета по нему садануть, конечно, можно, станковый броню пробьет. Но что это даст? Взорвать дверь? Но тогда сдетонируют заряды, которыми обвешаны эти за…цы, и мы будем иметь на руках десяток трупов. А скорее всего полтонны отличного фарша.

— Вы что скажете? — генерал взглянул на представителя Министерства обороны.

Тот только развел руками:

— Думаю, в данной ситуации ничего конструктивного предложить не могу. Их надо выпускать.

— Ясно. — Генерал тяжело опустился в кресло. — Операция по захвату террористов провалилась. Мы имеем четверых мертвых боевиков и с полсотни убитых солдат. Плюс три десятка расстрелянных офицеров. Раскуроченные ветки метрополитена, ядерные фугасы, заложенные неизвестно где. Имени Хоря выяснить не удалось, прямых улик никаких. Словом, полное фиаско.

— Их надо выпускать, — сказал Котов. — Выпускать и смотреть, куда они направятся. Наверняка план отхода у них стандартный — либо самолет, либо вертолет.

— С чего вы взяли? — хмуро спросил командующий.

— Все просто. В соответствии с условиями террористов, бомбы должны взорваться в четыре часа утра. Какие у них есть пути отхода? По воде? Вряд ли. За оставшееся время им далеко не уйти. Точнее, не уйти так далеко, чтобы сбить нас со следа. Автомашина? Броневик тяжел, а значит, ест много бензина. Положим, бак у них залит доверху. Сколько они протянут? Триста километров? Триста пятьдесят? Это не вопрос. Их будут сопровождать вертолеты, хотят они того или нет.

— Да, но в таком случае они не сообщат коды, — возразил представитель МВД.

— И что они выиграют? — возразил Котов. — Их схватят в любом случае.

— Они могут взорвать себя, — сказал представитель Министерства обороны.

— Могут, — буркнул командующий.

— Могут, — подтвердил Котов. — Но, если мы их не выпустим, они сделают то же самое сейчас. Какая разница! Им надо скрыться. Я полагаю, они затребуют самолет, разумеется, полные баки и возможность вылететь за пределы страны.

— Но мы можем сообщить в конечную точку прибытия о том, что на борту террористы, — заметил командующий уже более оживленно. — И их возьмут.

— Конечно, но они наверняка строят свои планы исходя из того, что мы предпочтем не кричать о похищении ядерных мин во всеуслышание и дадим им уйти. Махнем рукой на деньги и все остальное ради сохранения международного престижа. Нам невыгодно раздувать шумиху вокруг этого дела. Страна, в которой будет садиться самолет, поинтересуется, что это за террористы, что за акцию они организовали. Если их начнут допрашивать, они выложат все как миленькие. И о ядерных фугасах, и обо всем прочем. Террористы вынудят нас предать огласке секрет, который мы изо всех сил пытаемся сохранить.

— Какие варианты? — командующий внимательно смотрел на Котова.

— Я полагаю, было бы наиболее рациональным обеспечить им безопасный перелет до любой точки, которую они назовут.

— Вы хотите сказать: выпустить их из страны? — вскинулся представитель Министерства обороны. — То есть отпустить их вообще?

Котов удивленно посмотрел на него.

— Разве я сказал «отпустить»? Думаю, нужно поднять пару самолетов с аппаратурой слежения на борту. Пустить истребители сопровождения, фиксируя пролет лайнера на пленку. Не исключено, что террористы рассчитывают выбросить деньги из самолета сообщникам. Можно задействовать спутники и прочую космическую технику. Единственное, что нам будет абсолютно необходимо, это узнать, в какую именно точку земного шара прибудут террористы. Однозначно можно сказать только одно: оставлять такой случай безнаказанным нельзя. Слишком уж велик стимул для других потенциальных террористов. Живыми или мертвыми, но эти люди должны быть доставлены обратно. Разумеется, после того, как они отключат фугасы.

— Вы полагаете, нам это удастся? — спросил командующий.

— Почему нет? В конце концов, есть люди куда более профессиональные и лучше охраняемые, чем эти ребята, однако их умудрялись возвращать. Или попросту убивали. Думаю, нам подошел бы любой из этих способов. Кстати, ликвидировать их было бы гораздо предпочтительнее ради сохранения все той же тайны.

— Хорошо, — командующий кивнул. — Действуйте, майор. Как говорится: ваш план — вам и карты в руки.

— Товарищ командующий, — Котов посмотрел на своего шефа, — все дальнейшие переговоры с террористами я хотел бы вести лично. С настоящего момента и до той самой секунды, когда операция будет считаться завершенной.

Командующий задумался. С одной стороны, ему не хотелось, чтобы данный этап операции провел другой человек, кто бы он там ни был. Ведь по собственному утверждению Котова получается, что можно отпустить террористов, обезопасив Москву от взрыва, а потом спокойненько взять их. И рыбку съесть, и все тридцать три удовольствия получить. Операция не будет считаться проваленной, и возглавляющий ее человек получит по заслугам. Имеется в виду — по большим заслугам. Но, с другой стороны, если вдруг произойдет что-то непредвиденное и все сорвется, неплохо было бы перевалить с больной головы на здоровую. Если все закончится благополучно, подвел черту под нелегкими раздумьями командующий, он в стороне не останется. Ведь большая часть операции проходила под его началом.

— Действуйте, майор, — кивнул командующий серьезно. — Ни пуха ни пера!

— К черту! — Котов повернулся к оператору. — Связь со всеми блокпостами, живо!

— Александр Яковлевич, готово, — ответил тот, пощелкав тумблерами.

Котов схватил микрофон:

— Майор Котов. Кто на связи? Лейтенант, скажи террористам, что мы их выпускаем… Что они требуют? Ну, деньги оговаривались. В какой? Домодедово? Хорошо. Через час грузовик с деньгами будет там. Да, в семь тридцать. Это все? Что еще? — Он повернулся к командующему. — Они требуют выпустить Теля.

Тот пожал плечами, давая понять: «Вы теперь главный. Вам решать».

— Хорошо, — быстро сказал в микрофон Котов. — Мы доставим его в аэропорт. Все? Выпускайте их. Без всяких «но». Выпускайте, я говорю. Хорошо. Два БТРа сопровождения. Впереди и сзади. Не дай бог, какой-нибудь дурак полезет. И машину ГАИ впереди, с мигалкой. Все. Номер броневика… — Майор обернулся к компьютерщику. — Срочно всю информацию о броневике М1654ЛО.

— Да. Все. — Он протянул микрофон связисту. — Держи! — И, повернувшись к оперативникам, гаркнул: — Черт побери, где информация об угоне броневика? Не сегодня же они его взяли? Почему мы ничего не знаем? Это же не «Жигули» и не «Москвич»!

Оперативник-«медведь» растерянно развел руками:

— В сводке ничего такого не было.

— Александр Яковлевич, — подошел компьютерщик, — вот данные на машину. «Диса-1912», модель «заслон» на базе «УАЗа». Три двери. Бойницы на четыре стороны. Данный конкретный автомобиль усилен до пятого класса защиты. Днище укреплено металлическими балками коробчатого сечения, одним слоем брони и двумя кевларовыми матами. Крепость. Штурмом ее не возьмешь.

— Мы должны были узнать о похищении этой машины первыми! Первыми!!!

— Может быть, банк не сообщал, — заметил «медведь». — Или, скажем, они официально наняли ее якобы для перевозки каких-нибудь ценностей.

— Что за поганый день! — Котов махнул рукой и зашагал к выходу, кивнув Веронике. — Если хотите, можете поехать с нами.

— А Марафонец?

— Марафонец поедет в любом случае. Он может понадобиться при ведении переговоров. Деморализующий фактор.

— Вы же не хотели освещать это дело? — прищурилась девушка.

— После того, что произошло? — серьезно спросил Котов. — Так или иначе, а объяснения давать придется. И лучше, если это сделает мой человек, чем ваши так называемые независимые коллеги. Только уговор: услуга за услугу. — Котов остановился. — Вы получите эксклюзивное право освещать эту историю, но кое-что в ней измените ровно настолько, насколько это будет нужно нам.

— В каком смысле? — не поняла Вероника.

— Неужели вам все надо объяснять? — буркнул Котов. — Мне казалось, что вы необычайно понятливый человек. Короче, ни слова о ядерных бомбах. Ни малейшего намека.

— Но террористы ведь были? — Девушка едва заметно улыбнулась.

— Что значит «были»? Они и сейчас есть. Пойдемте.

Вероника на ходу махнула рукой Мише:

— Бери камеру и дуй вниз. Мы сейчас спустимся.

Миша кивнул, расплылся в довольной улыбке, повернулся к стоящим вокруг коллегам и протянул мечтательно:

— Какой репортаж будет! Братцы, закачаешься! Какой репортаж!

Отключив камеру, он помчался в аппаратную, схватил с полки удлинители, несколько аккумуляторных батарей и побежал на стоянку перед телецентром.

Котов на ходу подозвал Марафонца, спросил без приязни:

— Написал?

— Я же не Толстой, — угрюмо ответил тот. — Заканчиваю.

— Считай, что уже закончил. Давай свою писанину и топай вниз, в машину. И не дергайся.

— Чего мне дергаться! Я же сам пришел. — Перспектива оказаться лицом к лицу с бывшими «подельщиками» Марафонцу явно не понравилась, но он смолчал.

Котов поманил одного из подчиненных:

— Проводи-ка этого парня. Убежит — ответишь головой. Смотри, мальчик прыткий.

Тот кивнул и, взяв Марафонца за локоть, сказал:

— Иди вперед. И не делай лишних движений.

18.37

— Ну что там? — Крекер потянулся к кабине.

Шептун посмотрел по сторонам. Стволы БТРов все еще были направлены на броневичок.

— По-прежнему, — ответил водитель.

— А пять минут между тем истекают, — заметил блондин. — Что будем делать, старые?

— У них еще почти пятьдесят секунд.

В этот момент из ближней машины выбралась одинокая фигура, затянутая в пятнистый комбинезон.

— Так, оживление в стане врага, — буркнул Шептун и, приоткрыв дверь, гаркнул: — Что нужно?

Десантник поднял руки вверх, показывая, что безоружен.

— Вас отпускают! — крикнул он.

— Ну так убирайте машины.

— Нужно обговорить, — десантник сделал шаг навстречу.

— Стой где стоишь! — гаркнул Шептун. — Ни шагу дальше!

— Мы будем вас сопровождать.

— Все, что ли? — усмехнулся водитель. — Не многовато будет?

— В целях вашей же безопасности, — ответил десантник. — Таков приказ штаба. Блокпосты уже сняты, но на всякий случай, во избежание инцидентов, приказано организовать вам эскорт.

— Хорошо, — согласился Шептун. — Увидим по дороге еще какие-нибудь машины — быть беде. И передай своим, чтобы готовили заправщики. Самолет мы выберем в аэропорту. Если Теля и выкуп не доставят в течение часа, наш договор аннулируется, цена возрастает. Теперь иди в свой коробок. И без глупостей, — предупредил Шептун, захлопывая дверцу броневика. Обернувшись к сидящим в кузове, он озорно подмигнул. — Ну что, ребята, похоже, мы в выигрыше.

— Не говори «гоп», — посоветовал Пастух.

— Да ладно, старый! — оскалился Крекер. — Они в штаны наложили.

Папаша Сильвер наклонился к бесчувственному Чубчику, пощупал пульс, покачал головой.

— Плохо, — сказал он. — Очень плохо. Если не обратиться в стационар, протянет два-три часа, не больше.

— Бегемота тоже не помешало бы в больничку, — буркнул Ватикан. — Когда мы окажемся рядом с больницей? Часов через семь-восемь? Бегемоту придется снимать жгут раза четыре. Он потеряет слишком много крови.

— И что ты предлагаешь? — поинтересовался Папаша Сильвер. — Сдать их властям?

Ватикан безразлично пожал плечами.

— Это уж как все решат. Но везти Чубчика с собой — значит, убить его. Бегемот теряет ногу в любом случае. — Ватикан посмотрел на Белоснежку. Девушка выглядела совершенно измотанной. — Ну, с ней ясно. Сядем в самолет — отоспится.

В этот момент броневик дернулся и мягко покатил по Цветному бульвару. Один БТР пристроился сзади, второй шел впереди.

— Едем, старые, — бормотнул Крекер. — Едем.

Папаша Сильвер глянул в лобовое стекло, потом вновь повернулся к товарищам:

— Ну, что скажете?

— А что тут говорить? — скривился Ватикан. — Чубчика надо сдавать, но сдать его — значит, самим себя заложить. Они все из него выкачают, до самого донышка.

— Да он в себя придет дня через три, не раньше, — сказал Крекер. — Мы за это время, да с такими бабками, уже успеем на дно залечь.

— Допустим. А Бегемот?

Толстяк понимал, что сейчас решается вопрос, касающийся вовсе не его здоровья. Речь идет о жизни и смерти.

— Если их сдать, — раздумчиво произнес Папаша Сильвер, — они все равно не жильцы. Оба. Из них выкачают нужную информацию и убьют. Живые они никому не нужны. Никто же не признается, что вот так легко и просто сперли ядерные фугасы. Спишут на самоубийство или на естественную смерть от ранения. Или на халатность врачей. Да мало ли способов!

— Не бросайте меня, ребята, — шепотом сказал Бегемот.

— А кто тебя собирается бросать, старый? — серьезно произнес Крекер. — Вопрос в том, что делать с твоей культяпкой. Снимать жгут — то же самое, что пустить тебе пулю в башку, а не снимать — ты без ноги останешься.

— Я согласен… без ноги, — шепотом проговорил Бегемот. — Ребята, я еще много чего могу. Я до самолета сам дойду, только не бросайте меня.

— Да успокойся, никто тебя не бросит, — подтвердил слова Крекера Пастух.

Ватикан, повернувшись к раненым спиной, поймал взгляд Пастуха и выразительно шевельнул бровями, скосил глаза, указывая за спину.

— Даже и не думай, — вдруг глухо сказала Белоснежка. — Попробуй хоть пальцем тронуть кого-нибудь из них, и мы все взлетим на воздух. Это я вам обещаю.

— Да ты чего, старая, ополоумела, что ли? — засмеялся Крекер. — Никто не собирается их убивать.

Пастух подумал секунду, вытащил из кобуры пистолет и протянул Белоснежке:

— На.

— Что? — не поняла девушка.

— Возьми, пристрели их сама. Они все равно умрут. Разница лишь в том, что так — быстро и безболезненно.

Девушка серьезно и тяжело смотрела на товарища.

— Давай-давай, — без всякого выражения, абсолютно ровно продолжал Пастух. — Ты ведь была на войне и знаешь, что с такой раной, как у Чубчика, восемь часов не протянуть. Либо мы отправляем его в больницу и его убивают там, либо его убиваем мы. — Он выдержал паузу и добавил: — Либо он умрет сам.

— Он пришел нам на помощь в тоннеле, — медленно сказала Белоснежка.

— Я знаю, — кивнул Пастух, — и все понимаю. И они тоже. — Он указал на остальных боевиков. — Они тоже все понимают. Ну так, черт побери, ты должна быть ему благодарна. Ты должна уважать его как солдата. Неужели ты позволишь, чтобы эти ублюдки потрошили Чубчика, словно куклу?

Белоснежка посмотрела на Бегемота. Тот опустил глаза. Папаша Сильвер изучал автомат, поглаживая отполированное цевье. Ватикан разглядывал что-то на носках бутсов. Крекер развел руками, словно говоря: «Ты знаешь, что он прав», — и вздохнул. И только Пастух, смотревший прямо на нее, вдруг улыбнулся устало и невесело.

— Я знаю, что ты сейчас чувствуешь, — сказал он. — Это непросто, но ему будет куда хуже, если ты этого не сделаешь. Поверь мне, это легкая смерть. В конце концов, и ты, и Бегемот кое-чем ему обязаны. Пришло время возвращать долги. Не бросай же его. — Сказав это, Пастух повернулся к Шептуну: — Ну, что у нас там?

— Все в порядке, чисто.

Эскорт как раз сворачивал на улицу Большие Каменщики. Близнец, удерживаясь рукой за бронированную стенку, подошел поближе, присел на корточки рядом с Белоснежкой, подумал секунду и тихо произнес:

— Если хочешь, я могу сделать это за тебя.

— Нет, — покачала головой девушка, — я сама. Иди.

Близнец сжал ее плечо.

Она повторила:

— Иди.

Он выпрямился и, пошатываясь, вернулся на свое место.

Девушка передернула затвор пистолета.

«Пятеро, — подумала она, — не считая раненого Бегемота. Неужели эти ср…ые камешки и куча резаной бумаги стоят жизни пятерых таких парней?»

Девушка, повернувшись, посмотрела на Бегемота. Тот сидел, безвольно обмякнув, уронив голову на грудь, глядя в пол, а по щекам его катились слезы.

— Так надо, — шепотом сказала Белоснежка, не советуясь, а просто убеждая себя.

Бегемот посмотрел на нее покрасневшими, опухшими глазами и пробормотал едва различимо:

— Я жалею… Жалею, что ввязался во все это.

— Теперь уже поздно, — ответила девушка. — Что сделано — то сделано. Ничего не изменишь.

— Я знаю. Мне казалось, что будет лучше. Там будет лучше и будет лучше с деньгами. А теперь понимаю, что нет. Это самообман. Иллюзия. Миф. Помнишь, как у Чейза? Весь мир в кармане. — Наклонившись к самому уху девушки, он неожиданно горячо прошептал: — Мы проиграли. Они еще не знают, но мы проиграли.

— Да, — согласилась Белоснежка, — я знаю.

— Им кажется, что все в порядке, но это до тех пор, пока они идут к цели, — продолжал Бегемот с ноткой безразличия. — Они почувствуют совсем другое, когда самолет взлетит. Операция только начинается. Все, что было до сего момента, — прелюдия. Самое страшное впереди. Кошмар начнется, когда мы поднимемся в воздух.

— Да, — снова кивнула Белоснежка, — это я знаю тоже.

— Есть всего один человек, который пройдет до конца и выиграет, — все так же незряче глядя на свое изуродованное колено, пробормотал Бегемот. — Хорь.

— Если его не вычислят, — напомнила девушка.

— Да, — согласился Бегемот. — Но зачем НАМ все это?

Девушка взяла его ладонь в тонкие прохладные пальцы, сжала сильно и дернула плечами:

— Не знаю.

— Вот и я не знаю, — ответил Бегемот. — Знаю только одно: лично я не хочу лететь. Не хочу жить, каждую секунду оглядываясь за спину. Не хочу всю жизнь бежать, вздрагивать, увидев собственную тень…

— Ты хочешь сдаться? — шепотом спросила она.

— Нет, к ним я тоже не хочу. — Толстяк кивнул на Чубчика. — Пожалуй, Пастух прав. Он вернулся за нами, и было бы свинством отпускать его одного. Кто-то же должен сказать слово защиты там, на самом главном суде.

Белоснежка молчала.

— Тоскливо, — продолжал толстяк тихо. — Мне сорок, а что я сделал? Ничего. Ни семьи, ни детей. Один, никому не нужен.

Девушка подумала, что сейчас по законам драматургии полагалось бы сказать: «Неправда, ты нужен мне, ты нужен остальным», — но ей не хотелось этого говорить. Ни к чему это было.

— Дотянул бы до преклонных лет, потерял бы все зубы. — Толстяк усмехнулся. — А при моей-то комплекции это настоящая беда. Помер бы, и ничего бы не изменилось.

Кортеж миновал Семеновский вал, Велозаводскую улицу и выехал на проспект Андропова.

Бегемот, порывшись в кармане, вытащил мешочек с камнями и протянул девушке.

— Возьми, мы же из-за этого все затевали.

Белоснежка выпустила его руку, взяла мешочек, покрутила в пальцах, кинула Пастуху.

— Держи.

Тот поймал мешочек, покачал его на ладони, сунул в карман, кивнул благодарно и вновь уставился в лобовое стекло.

— Я, пожалуй, сделаю это сам, — сказал Бегемот. — Я ему обязан больше, чем ты.

Вытащив из кобуры пистолет, он подсунул левую руку под спину Чубчика, обнял его за плечи, как хорошего друга, и приставил пистолет к груди. Белоснежка тронула его за плечо.

— Не так, стреляй сюда, — она показала точку на голове. — Гарантированно быстрая смерть.

Бегемот улыбнулся благодарно:

— Спасибо.

Он двигался медленно, с непостижимой тщательностью. Приставив пистолет к голове Чубчика, толстяк прошептал беззвучно:

— Не волнуйся, я тебя не брошу, — и нажал на курок.

В маленькой кабине броневика выстрел прозвучал так, словно над головой шарахнула артиллерийская пушка. Все вздрогнули. Пастух обернулся. И в этот момент Бегемот ткнул стволом себе под челюсть, как видел когда-то в кино, и нажал на курок еще раз. Кровавые брызги повисли на темной стенке кузова.

— Вот дурак-то! — ошеломленно выдохнул Крекер. — Вот дурак!

Бегемот мягко завалился на левый бок, ткнувшись головой в плечо уже мертвого Чубчика.

«Шестеро, — подумала Белоснежка. — Шестеро. Может быть, и мне присоединиться? В конце концов, там, наверху, всемером нам будет легче. Как-никак команда». Впрочем, она быстро откинула эту мысль. Сейчас такое, хоть и жутковатое, но все-таки бегство многие расценили бы как слабость. Будем надеяться, что в чистилище тоже до конца не изжили бюрократию и там длинные очереди. Глядишь, ребята и дождутся ее.

— Ну дурак! — продолжал возмущаться Крекер.

— Заткнись, — угрюмо буркнула девушка.

— Не ожидал, — уважительно покачал головой Папаша Сильвер. — Уж от кого, от кого, а от него — нет.

На проспекте Андропова эскорт прибавил скорость. Проскочив Нагатино и Коломенское, машины свернули на Каширское шоссе. Ехать оставалось минут сорок. Помимо БТРов километра на четыре впереди шли милицейские машины с включенными маячками; автобус, битком набитый спецназовцами; телевизионный «рафик» — единоутробный брат оставленного беглецами в детском саду, только белого цвета; еще один «РАФ», принадлежавший ФСБ, со спецаппаратурой; «ЛиАЗ», забитый омоновцами, и грузовик с обычными патрульными. За ними катился «МАЗ», груженный деньгами, в кузове которого сидели четверо автоматчиков. Вряд ли кто-нибудь отважился бы напасть на такую колонну с целью ограбления, но меры все же были приняты. Замыкала вереницу машин «Волга» с оперативниками ФСБ.

19.29

В Домодедово полным ходом шли приготовления: подгоняли заправщики; на площади перед аэропортом тормозили «пожарки», прибывшие из Подольска и Щербинки; сотрудники транспортной милиции наводили порядок в битком забитом зале. Когда в аэропорт въехала кавалькада автомобилей, возникла суета. Котов отдавал указания, размещая спецназовских снайперов на крышах зданий, на вышке, с которой отлично просматривалось летное поле, в зале, на зелено-рыжих газонах. Все было организовано необычайно четко. ОМОН оцепил терминал, несколько человек вошли в зал с целью не допустить волнений. «МАЗ» с деньгами и бортовой «ЗиЛ» с патрульными отогнали к ангарам. Машины тут же окружил милицейский кордон.

Кивнув на сидящего в «рафике» Марафонца, Котов коротко приказал одному из сотрудников:

— Последи за ним, — и, обернувшись, сообщил Марафонцу: — Никуда не выходить. Понадобишься — позовем.

— А как насчет в клозет? — хмыкнул боевик.

— Приспичит, скажи. Отведут.

Минут через пятнадцать на подъездной дороге показались террористы в сопровождении БТРов. Снизив скорость, тяжелые бронированные чудища проползли мимо основного терминала, свернули на грузовую дорожку и выкатились на поле.

Сидящий за рулем Шептун обернулся:

— Все, ребята, надеваем маски. Представление начинается.

Боевики нацепили маски-чулки с прорезями для глаз и рта. Точно такие же маски скрыли лица троих штатских.

Шептун внимательно оглядел полосу, ангары, строения аэропорта, комментируя вслух:

— Двое снайперов на крыше терминала. Больше не вижу. Пара наверняка на вышке. Кто-то у ангаров. И у рулежек за щитами, конечно же, кто-нибудь есть. Смотрите в оба, ребята. — Подняв мегафон, он приоткрыл дверь. — Уберите БТРы.

Стоящий у терминала Котов махнул рукой. БТРы развернулись, тяжело урча, прокатились к ангарам и там остановились, направив стволы в сторону неприступного броневичка, одиноко торчащего на залитой вечерним солнцем взлетной полосе.

Котов, не поворачивая головы, спросил у стоящего рядом командира спецназовцев:

— Ну, что скажете? Сможем мы их взять? Хоть какие-то шансы есть?

— Шансы всегда есть, — неопределенно протянул тот. — Но живыми — вряд ли. Можно было бы попробовать подойти к ним под прикрытием грузовиков или в крайнем случае через подземные системы коммуникаций, но что толку-то? В машину просто так не ворвешься, а они успеют себя взорвать. Дохлый номер.

Выслушав, Котов поднял мегафон:

— Граждане террористы! Все ваши условия выполнены, деньги готовы! Давайте договоримся о дальнейших действиях!

Дверца броневичка приоткрылась.

Котов посмотрел на спецназовца:

— Подумай, может быть, подвести группу, и, когда начнем переговоры, они ворвутся через кабину?

— Да нет, наших там всех успеют положить. Эти ребята тоже не дураки.

— Значит, так, командир, — донеслось от броневичка, — слушай нас внимательно. Вы грузите деньги на бортовой «ЗиЛ», борта должны быть опущены. Грузовик выезжает на полосу. В нем едешь ты и кто-нибудь из твоих людей. Решай сам. Теля возьмете с собой. Выгрузите деньги на бетонку. Там, где мы скажем. Тель проверит, нет ли у вас оружия, и заодно проследит, чтобы дегенераты, которые оцепили терминал и приткнулись на крыше, не наделали глупостей. Ясно?

— Хорошо, — ответил Котов. — Что потом?

— Потом один из ваших уходит. Ты и Тель остаетесь. Если все пройдет хорошо, мы забираем деньги и спокойно удаляемся. Как только окажемся в безопасном месте, сообщим вам коды и места закладки фугасов.

— Хорошо, — крикнул Котов. — Только одно условие: деньги в обмен на указание мест закладки.

— Никаких условий, — отрезал террорист. — Мне кажется, об этом мы договаривались заранее. Все будет так, как скажем мы. И никаких вариантов. Деньги мы проверим. Вздумаете подсунуть меченые или «куклу» — ждите неприятностей. Ясно?

— Ясно, — ответил Котов. — Какой самолет вы хотите взять?

— Не твоя забота, — засмеялся террорист. — Это мы сообщим позже.

— Ты пойми, чудак человек, — доброжелательно начал майор, — на заправку уйдет много времени, а мы тоже заинтересованы в том, чтобы вы оказались в безопасном месте как можно быстрее. Нам вовсе не улыбается сидеть и ждать, рванут ваши фугасы или нет.

Террорист хмыкнул.

— Ну что же, резонно. Ладно, мы возьмем вон тот «Ил».

— Который?

— На ближней полосе стоит. Его и заправляйте.

— Как скажешь.

— Все. После того как деньги будут у нас, обговорим дальнейшие действия, — закончил террорист.

— Давайте так, — повернулся к Котову спецназовец. — Спрячем в салоне, в туалете или в багажном отсеке человек пять-шесть со светозвуковыми гранатами, со слезоточивым газом, ну и так далее. Когда эти придурки зайдут, наши парни их скрутят.

— А что, если они проверят самолет? — предположил Котов.

— Ну и что? Пусть себе проверяют, — легко согласился спецназовец. — Поднимутся один или двое в самолет, там их и повяжут. Даже если сразу не скажут, кто носитель кодов, то в процессе расколются. Остальные террористы их ждут. Минут через сорок-пятьдесят они начнут нервничать, пошлют еще двоих, а мы и этих повяжем. Потом обменяем вас на пленных террористов и, зная носителей кодов, перестреляем остальных, когда они будут подниматься на борт. С броневиком-то «Ил» не поднимется. Балансировка будет нарушена. Они это должны были учесть. Так что броневик им придется бросить.

— А если носители кодов взорвут себя?

— Вряд ли, — усмехнулся спецназовец, — мы эту публику знаем. Это они на словах такие храбрые, а как до дела доходит, дашь ему стволом в зубы, он уже и готовенький. Скулит, визжит и взрываться не торопится. Они же, уроды, надеются, что суд пожалеет. Кому же умирать-то хочется?

— А семь Симеонов помнишь? — спросил Котов. — Перестреляли друг друга. А на них-то трупов поменьше висело. Нашим террористам терять нечего. Они народу положили столько, что каждому не то что по одной, по три вышки обломится. И потом, не та это порода. Это тебе не кисловодские хачики. Их на арапа не возьмешь.

— Но, может быть, все-таки попробуем? — Глаза спецназовца уже горели от возбуждения.

— Нет, — покачал головой Котов. — Я на себя такую ответственность не возьму и тебе не советую. Пусть уматывают. Ты вот что, приведи-ка сюда этого стрелка. Пойдем деньги проверять.

19.41

Из закрытого милицейского «бобика» выгрузили Теля. Тот был абсолютно спокоен, поглядывал на фиолетово-розовое вечернее небо, насвистывал что-то себе под нос. Проходя мимо «РАФа», он увидел сидящего внутри Марафонца, осклабился и, подмигнув, провел указательным пальцем себе поперек шеи. Марафонец равнодушно отвернулся.

Двое омоновцев кивнули террористу:

— Пошли. И не вздумай делать глупостей.

— Ну я же не дегенерат, — стрелок тихо засмеялся. — Знаю, куда вы меня ведете. Чего мне бежать-то?

— Ты поменьше разговаривай, падла. — Один из омоновцев пихнул стрелка в плечо.

Тот пошатнулся, однако дергаться не стал, буркнул только миролюбиво:

— Если бы ты, трепло вонючее, попался мне день назад, я б тебе ноги из ж…пы вырвал. А так живи, хрен с тобой!

Омоновец побагровел.

— Ладно, не заводись, — сказал приятелю второй. — Пойдем.

— Пошли-пошли, — согласился Тель.

Троица двинулась через терминал к выходам на летное поле. Безмолвная толпа наблюдала за ними настороженно, боязливо, кто-то откровенно любопытно, кто-то со страхом в глазах. Но террориста, похоже, совершенно не интересовало, что думают о нем эти люди. Не интересовал его и Миша с камерой, норовящий снять лицо Теля крупным планом.

Только увидев Котова, террорист улыбнулся и вежливо попросил:

— Товарищ майор, будьте так добры, уберите этого м…ка с камерой, а то как бы худо не стало.

— Слыхал? — спросил Котов оператора. — Зайди в терминал.

Миша кивнул, вошел в здание и стал снимать через окно.

— Ну что? — совершенно по-дружески спросил террорист. — Пойдемте денежки считать?

— Пошли. — Котов зашагал в сторону ангаров. Террорист потопал следом. — Ты условия знаешь? — на ходу поинтересовался майор.

— Просветите на всякий случай.

— Слушай внимательно, потом не переспрашивай. Сейчас ты убеждаешься, что в кейсах деньги, затем мы кладем их в грузовик, отвозим на летное поле, выгружаем. Оперативник уезжает, мы остаемся. Подъедет ваш броневик, грузим деньги внутрь. Они не помечены, все чисто.

— Ну, помечены или нет — это мы посмотрим еще, — рассудительно заявил стрелок. — И по поводу всего остального тоже. Где здесь наши денежки?

20.17

«ЗиЛ» выехал на взлетную полосу. Тент был снят, борта опущены. За рулем сидел оперативник Котова. Майор вместе с Телем устроились на чемоданах с деньгами.

— Ничего не чувствуешь, начальник? — улыбаясь, спросил стрелок. — А ты подумай. У тебя под задницей миллион долларов. Потом хвастать будешь. Скажешь: «На таких бабках сидел».

— Болтай поменьше, — посоветовал Котов беззлобно.

Стрелок захохотал:

— Молодец, майор, держишься крепко.

Грузовик быстро катил к броневику.

Когда их разделяло метров двадцать, дверца броневика приоткрылась и из нее донеслась усиленная мегафоном команда:

— Стоп!

Водитель «ЗиЛа» нажал на тормоз. Сидящие в кузове Котов и террорист взмахнули руками, и стрелок, вроде бы даже обиженно, повернувшись к кабине, крикнул:

— Эй, ну ты полегче там, не дрова везешь!

— Тель, подойди ближе, — приказал голос.

Террорист легко спрыгнул с борта и пошел к броневику. Из приоткрытой дверцы инкассаторской машины в лицо ему уставился ствол.

— Еще ближе, а то вдруг ФСБ решила нас круто провести. Эй, старший! — голос прозвучал издевательски. — Ты учти, вы у нас на мушке. Если надумали в игры играть, пристрелим и не задумаемся. Нам терять нечего.

— Знаю, — пробормотал Котов.

Тель подошел к броневику почти вплотную.

Шептун, удостоверившись в том, что ему не подсунули двойника, улыбнулся:

— Добро пожаловать, братец.

Тель кивнул. На его тонких губах тоже играла улыбка.

— Все в порядке, ребята, я проверил. Пушек у них нет, микрофонов тоже. В грузовике, кроме нас троих, никого.

— Отлично, — кивнул Шептун. — Иди скажи, чтобы выгружали бабки. Как только грузовик уедет, мы подкатим поближе. Давай, парень, действуй.

Тель сделал шаг к «ЗиЛу», остановился и, повернувшись, сказал:

— Знаешь, кого я видел?

— Кого? — полюбопытствовал Шептун.

— Марафонца, он здесь сидит скучает.

— Ну и отлично, — кивнул Шептун. — Спасибо за новость. Давай займемся делом.

Метрах в двухстах к указанному террористами «Илу» подъехал заправщик. Из кабины выпрыгнули двое крепких ребят в грязноватых комбинезонах. Закатив под крыло аэробуса подъемную платформу, они открыли люк и принялись цеплять шланг к крану.

Пастух улыбнулся:

— Фээсбэшники.

— Да знаю я! — ответил Шептун. — Ну и что толку-то? Пусть заправят самолет. Им лишняя работа. Нам-то плевать.

Тем временем Котов с оперативником сгружали кейсы, каждый из которых весил килограммов десять. Тель стоял рядом, скрестив руки на груди.

Сняв пятый чемодан, Котов посмотрел на него и спросил:

— Может, поможешь? Дело бы побыстрее пошло.

— Вот еще, — усмехнулся тот. — Работай. Меня же это воспоминание всю жизнь греть будет.

— Ну конечно.

На то, чтобы снять все двадцать чемоданов, ушло примерно пять минут. «ЗиЛ» уехал, а Котов и Тель остались стоять на бетонке. Они были похожи на двух провинциальных путешественников, каким-то чудом забредших на летное поле здоровенного аэродрома и теперь не знающих, куда же им пойти.

Броневичок медленно двинулся вперед, подкатил поближе. Дверца кузова распахнулась.

— Тель, придется немного поработать, — сказал Пастух. — Вдвоем подаете чемоданы сюда, а мы забираем.

Стрелок кивнул серьезно и поднял первый чемоданчик. Пастух принял его, выудил из кузова объемистый баул и щелкнул замочками кейса. Тугие серо-зеленые пачки с увесистым стуком посыпались в сумку.

— Это еще зачем?

Пастух засмеялся, вытряхивая содержимое второго кейса:

— Вы же, гады, хитрые…

— Я сказал: деньги чистые.

— Деньги — да, а чемоданы? — посмотрел на него Пастух. — Кто знает, чего вы туда понапихали… Микрофончик или маячок… Да мало ли какого еще дерьма можно в такой вот кейс насовать.

Чемоданчики один за другим летели на бетонку.

Когда все деньги были погружены, Котов спросил:

— Ну, что теперь?

— А теперь, мужик, вот что. — Пастух неожиданно шагнул к майору, ухватив его за рубашку, притянул к себе и приставил к виску пистолет. — Слушайте сюда! — крикнул он.

— Да не слышат они ни хрена. Далеко.

— Значит, сам скажи. Ты останешься заложником. На тот случай, если вы придумали какую-нибудь штуку с самолетом. Вдруг решили команду спецназа туда погрузить или еще что-нибудь в том же духе. И еще нам нужен Марафонец. Если он через пять минут не придет, мы тебя, майор, начиним взрывчаткой и пустим трусцой к терминалу. Понял? Что будет дальше, надеюсь, не надо объяснять?

— Не надо, — спокойно ответил Котов. — Дай-ка сюда. — Он деловито повернулся к Шептуну, взял мегафон и крикнул: — Приведите Марафонца!

— А теперь так, мужик, — продолжал Пастух. — Если все пройдет гладко, мы тебя выпустим, перед тем как выкатиться на взлетку. И тебя, и Марафонца.

— Зачем он вам?

— Кто? Марафонец? Потолковать. Объяснить кое-что.

— А гарантии? — Котов усмехнулся.

— Ты о чем говоришь, старый? У тебя что, выбор немереный? Хочешь — останешься, хочешь — к теще на блины поедешь? Сиди и не пищи.

— Да пошел ты на хрен! — Котов перевел взгляд на Пастуха. — В общем, так. Поскольку выхода у меня действительно нет, я останусь. И Марафонца сейчас приведут. Но если мы не выйдем из самолета до взлета, вас собьют, понял? Я тоже предпринял кое-какие меры безопасности. — Он заглянул в броневик. — А эти трое в штатском кто?

— Летчики. — Пастух сказал это равнодушно, словно речь шла о неодушевленных предметах. — Не хотели лететь, пришлось им полдня в броневике торчать.

— С ними что будет?

— С ними-то? Да ничего не будет. Долетим до места, и пусть валят себе.

— А если вы нас собьете, то как фугасы обезвреживать будете? А, старый? — захохотал вдруг Крекер. — Пальцем, что ли? Или к этим… К экстрасенсам обратитесь за помощью? Подскажут они вам коды, как думаешь?

— Коды-то? Дурак ты, братец! — Котов наклонился к Крекеру поближе и прошептал жарко: — Я-то знаю, что никаких фугасов нет.

— Да ну? — Тот улыбнулся широко и заразительно. — Откуда же ты это знаешь? Сорока, что ли, на хвосте принесла?

— Да если бы фугасы стояли, у вас не было бы нужды брать заложников, придурок.

— Это ты меня назвал придурком?

Пастух сунул майору мегафон:

— Ну, если ты уверен, что фугасов нет, скомандуй своим, пусть открывают огонь. Ты у нас, я смотрю, патриот. Ради справедливости и умереть не боишься. Давай командуй.

— Ну не сейчас же.

— Так-то лучше.

На поле в сопровождении двоих оперативников вышел Марафонец.

— Скажи своим, чтобы остались у здания. Марафонец идет сюда один.

Котов отдал необходимые указания. Оперативники отошли к терминалу, а Марафонец двинулся к броневику. Выглядел он немного бледным, однако волнения своего больше ничем не выдавал.

20.33

Вероника придвинулась ближе к Михаилу.

— Ты их держишь?

— Крупным планом, — ответил оператор.

— Что там происходит?

— Разговаривают. Эх, жалко, я не умею по губам читать! — пробормотал Миша. — Черт, нам бы вторую камеру!

— Зачем?

— Я бы снимал террористов, а ты — спецназовцев.

— Со спецназовцами и без нас разберутся.

— Так, он подходит к броневику.

— Ну-ка дай! — Вероника перехватила камеру.

— Такой кадр запорола, — досадливо сказал Миша. — Всю картинку смазала.

— Ничего, естественнее будет выглядеть. — Девушка приникла к видоискателю.

* * *
Марафонец подошел к броневику, остановился, посмотрел на людей, сидящих внутри кузова-сейфа. Пастух недобро ухмыльнулся и, не размахиваясь, мгновенным ударом сбил Марафонца с ног. Тот упал, медленно перевернулся на бок, приподнялся на локте и потряс головой. Котов стоял, молча наблюдая за экс-террористом.

— Ну и зачем? — спросил он Пастуха.

— Для профилактики. Чтобы неповадно было. Ладно, забирайтесь в кузов.

Котов посмотрел в сторонутерминала. Пастух моментально наклонился и рывком втянул Котова в машину. Затем ухватил Марафонца за воротник и швырнул в нагретое, жаркое нутро броневика.

* * *
Командир спецназовцев угрюмо наблюдал за происходящим. Террористы легко решили проблему возможной засады в самолете, захватив двоих заложников. Котов был прав: они не дилетанты, не сопливые рыночные торговцы, которым захотелось красивой жизни, не обширянные уголовники и не провинциальные самоучки-каратисты. Нет, это ребята тертые, знающие.

Стоя рядом с машиной, Пастух поднял мегафон:

— Значит, так. На заправку у вас еще десять минут, после этого грузовик и ваши люди уходят от самолета. Один из нас поднимется и обыщет самолет. Если все будет чисто, вы подгоните погрузчик. Мы закинем броневик в грузовой отсек. Затем выкатываемся на взлетную полосу и отпускаем заложников. Если наш человек хоть что-нибудь заподозрит в самолете, оба заложника будут убиты.

* * *
Командир спецназа хмыкнул. Оба. Ну, Марафонец, так хрен с ним. Убили — нам же легче. Баба с возу, как говорится. А вот как быть с майором? И как, черт побери, они собрались взлетать с броневиком на борту? Балансировка будет нарушена, и лайнер грохнется, не успев даже набрать высоту… А может быть, это и к лучшему? Нет, нельзя. Тогда «уплывут» коды. А летчики? Им же нужны будут летчики! Кто-то же должен управлять самолетом. Надо подготовить ребят. Там-то и скрутят этих орлов.

За спиной послышался шум. Спецназовец обернулся. Сквозь оцепление продирался один из «дорожников». Подбежал, козырнул.

— Звонили из штаба, — вполголоса торопливо забормотал он. — Им удалось выяснить, кто такой Хорь.

Спецназовец довольно хлопнул в ладоши. Штурм? А через секунду сообразил: какой штурм? В заложниках майор ФСБ. А, впрочем, зачем нужен штурм? Все равно с нарушенной балансировкой самолет сядет на хвост и рухнет у взлетной полосы. А-а, ну и хрен с ним!

20.42

Стоящий у броневика террорист поднял мегафон и выкрикнул:

— И подайте трап! Немедленно!

Он забрался в кузов, дверца захлопнулась.

— Подайте им трап, — решительно скомандовал спецназовец, который сейчас ощущал себя главным. — И убирайте заправщик. Пусть эти уроды катятся к такой-то матери. Мы не станем больше рисковать.

Подали трап. Двое рабочих свернули шланг, подцепили к грузовику подъемник, и машина укатила к ангарам.

Броневик подъехал к самолету и остановился. Из него выпрыгнул один из террористов с «АКМСУ» на груди. Оглядевшись, боевик затопал вверх по трапу и скрылся в салоне. Минут через двадцать пять он появился, скатился вниз по крутой лесенке и крикнул:

— Эй, можете подгонять автопогрузчик!

21.10

Спецназовец поглядывал на происходящее спокойно, даже с улыбкой. Он думал о том, что его ребятам-снайперам ничего не стоило бы снять террориста прямо на лестнице, всадить ему пулю в башку. Но зачем? Стрелять — значит рисковать жизнями заложников. Вернее, одного заложника. Марафонца он заложником не считал. Так, дерьмо, отброс. А эти сволочи все одно умрут…

К самолету легко и шустро подкатил погрузчик — небольшой оранжевый драндулет с платформой на раздвигающихся скрещенных «лапках».

Один из террористов подошел к кабине, ткнул водителя стволом в грудь, скомандовал:

— Вылезай и беги к ангарам! У тебя двадцать секунд. Потом стреляю. Пошел!

Тот выскочил из кабины и как ошпаренный понесся к техническим строениям.

Боевик проводил его взглядом, забрался за руль погрузчика. Электрокар круто развернулся, подбираясь к передку инкассаторской машины, опустились с урчанием трапы-пандусы. Броневик, взревев двигателем, вкатился на платформу и замер. Из кузова выбрался третий террорист. Он подошел к краю платформы, остановился, оглядывая рулежку. Через минуту створка погрузочного отсека плавно ушла вниз. Платформа сдвинулась вперед, остановилась, уперевшись в борт, и броневик вкатился в темное нутро лайнера.

Спецназовец ухмыльнулся: «Летите, голуби, летите…»

21.29

Один из снайперов доложил:

— Я — «шестой», вижу в салоне самолета людей. Занимают кресла пилотов. Что делать?

— Ничего, — ответил спецназовец. — Никому не стрелять. Просто наблюдаем.

На башне ожило переговорное устройство:

— Та-ак, мы, борт… Хрен его знает, какой борт. Короче говоря, башня, доложите параметры для взлета.

— Я — башня, — сидящий за пультом диспетчер начал диктовать данные: скорость ветра, направление, наиболее благоприятная для взлета полоса. — Взлет.

— Башня, тебя понял, — ответил террорист.

— Ваш позывной — ноль двадцать один, — сообщил диспетчер.

— А мне по хрену, — последовал короткий и емкий ответ.

Самолет тяжело тронулся с места и покатил по рулежке к полосе.

Стоящий рядом с диспетчером оперативник сказал:

— Спроси у него насчет заложников.

— Ноль двадцать один, я — башня. Что с заложниками?

— Живы ваши заложники. Чего с ними сделается-то? Высадим перед взлетом. Все, башня, отбой.

— Они не смогут взлететь, — сказал диспетчер. — Самолет разбалансирован. Надо сообщить…

— Не надо, — коротко ответил оперативник. — Вот если заложников не высадят, тогда сообщишь.

Диспетчер пожал плечами, словно говоря: «Вам виднее…»

Лайнер все набирал скорость, дополз до конца рулежной полосы, развернулся и выкатился на ВПП. Здесь он остановился, передняя дверь открылась.

Командир спецназа поднес к глазам бинокль. Он увидел человека. Опустившись на колени, тот вцепился в край люка, повис и спрыгнул на бетонку. Удар, судя по всему, оказался достаточно сильным, потому что человек тут же свалился на бок.

— «Скорую» к концу полосы, — скомандовал спецназовец.

Но человек поднялся и, чуть прихрамывая, зашагал к терминалу.

Спецназовец опустил бинокль, обернулся и победно сообщил:

— Котов. Похоже, цел и невредим. Прекрасно.

* * *
«А второй заложник?» — захотелось крикнуть Веронике.

* * *
Оперативник в башне наклонился к диспетчеру:

— Второй заложник.

— Ноль двадцать один, я — башня. Что со вторым заложником?

— Сказали: выпустим, — ответил террорист. — Мы идем на взлет.

— Подождите, второй заложник! — крикнул диспетчер.

— Дурак, — спокойно выдохнул динамик. — Ты не понял, дурак? Я тебе сказал, дурак. Мы идем на взлет.

* * *
Самолет покатился по взлетной полосе. Командир спецназа смотрел на все еще открытый дверной проем «Ила». Он видел внутри какую-то возню, однако не понимал, что там происходит. Котов из-под ладони наблюдал за взлетающим лайнером. Вот колеса оторвались от бетонки, и самолет начал подниматься, тяжело и медленно, будто раздумывал: а не рухнуть ли ему обратно. Поднявшись достаточно высоко, «Ил» развернулся, выровнялся и вновь пошел к аэродрому.

Спецназовец приоткрыл рот.

— Этого не может быть… Они не могут взлететь. Самолет разбалансирован.

— Взлетели, как видите, — заметил представитель транспортной милиции.

* * *
— Башня! — ожил динамик. — Слышишь меня, башня?

— Я — башня, — ответил диспетчер. — Ноль двадцать один, слышу вас.

— Забирайте вашего Марафонца, он нам больше не нужен.

— Что значит «забирайте»? — Диспетчер посмотрел на оперативника.

Тот лишь пожал плечами.

Из распахнутой двери лайнера вдруг вывалилась темная фигурка. Человек был похож на безвольную куклу, не двигал ни руками, ни ногами. Просто падал. Словно с вышки в воду.

Собравшиеся в аэропорту наблюдали за тем, как заложник быстро приближается к земле. Смотрел Котов, смотрел командир спецназа, смотрели снайперы, смотрела онемевшая от ужаса Вероника, смотрел Миша, правда, через видоискатель, смотрели прилипшие к огромным окнам пассажиры. Где-то в конце зала вдруг дико завизжала женщина, и тут же человеческое море пришло в движение. Кто-то закричал, кто-то охнул. Милиция всеми силами старалась сдержать толпу, не допустить давки.

Человеку оставалось падать еще метров сто, когда он неожиданно превратился в огненный шар. Пару секунд спустя до терминала докатился грохот взрыва. А женщина все продолжала визжать, до хрипа, до умопомрачения, до обморока. Огненный шар рос, становился все больше и больше, пока не лопнул наконец длинными черно-красно-желтыми языками. И тут же растаял, исчез, оставив после себя только темное пороховое облако.

Котов прикрыл глаза и помассировал переносицу.

Командир спецназа медленно пригладил ладонью волосы и выдохнул тихо:

— Звери! Ублюдки, мать их!

Лайнер продолжал набирать высоту.

Силуэт гордой птицы казался неясным и размытым на фоне опускающегося за горизонт солнечного диска. К востоку подступала лиловая ночь, щедро раскрашенная розовыми мазками заката.

Котов посмотрел на терминал. По рулежке с воем неслись машины «Скорой» — три к месту падения останков Марафонца и одна к нему. Машина затормозила в двух шагах, дверцы ее распахнулись, из кабины выпрыгнул одетый в белый халат пожилой Айболит.

— Как вы, товарищ майор? — спросил с тревогой.

Котов махнул рукой:

— Нормально все. Мышцы, видать, потянул. Ерунда, пройдет.

— Может, повязку наложить? — предложил врач.

— Не надо, пройдет, — ответил Котов чуть резче. — Лучше к терминалу меня подбросьте.

Врач кивнул:

— Садитесь.

У выхода на взлетную полосу собирались омоновцы, снайперы, милиция.

Спецназовец посмотрел на Котова.

— Этого ведь не могло быть. Я думал, что самолет разбалансирован, — словно оправдываясь, сказал он. — Они должны были упасть.

— Я тоже так думал, пока не заглянул в кузов броневика. Их «крепость» сделана из фанеры. Фальшивка. Они все учли.

— Эх, кабы вы знак какой подали!..

— Какой? Когда этот гад сунул мегафон, из кузова на меня наставили ствол. Я бы не успел сказать ни слова.

— А как они взлетели без летчиков?

— Были у них там летчики. Заложники. Сказали, выпустят, когда долетят до точки. Трое, по-моему. Точно не разглядел. В кузове темень была — глаз коли…

Спецназовец понимающе покачал головой.

— Что теперь делать?

— Что делать? Доложите в штаб, пусть поднимают истребители. Выясните курс, ну и все такое.

Майор повернулся и посмотрел в сторону улетающего «Ила». Лайнер был уже практически неразличим на фоне сиренево-серых облаков.

Один из оперативников потрусил к машине связи, на ходу переговариваясь по рации с коллегой, находившимся в башне.

* * *
На центральном пульте диспетчер отслеживал маршрут полета «Ила». Одинокая зеленая точка медленно сползала к краю радара.

Оперативник, внимательно наблюдая за описывающим круги зеленым лучом, поинтересовался:

— Мы долго сможем его держать?

— Километров сто, — ответил диспетчер. — Потом придется переходить на следующую станцию слежения.

* * *
К Котову подошел один из врачей:

— Товарищ майор, второй заложник…

— Что? — спросил тот рассеянно.

— Взрывчатка была большой мощности, там, собственно, и собирать-то нечего. Единственный более-менее целый кусок — стопа.

— А остальное?

— А вместо остального брызги. Что будем делать?

— Берите ногу, упаковывайте, бирочку вешайте, или что у вас там делают в таких случаях. Давайте.

Врач вздохнул и обреченно зашагал к стоящим на полосе «Скорым».

Котов, войдя в терминал, столкнулся с бледной, как сама смерть, Вероникой.

— Что произошло? Вы же обязаны были отвечать за его безопасность.

Майор устало посмотрел на нее, указал пальцем за спину:

— Все сняли?

— Сняли все. Я спрашиваю: почему убили заложника?

— Спросите лучше у террористов. Или вы думаете, что я мог им сказать «ребята, не надо» и они ответили бы «хорошо, не будем»? — Котов обвел глазами неподвижно стоящую толпу, потом снова повернулся к Веронике. — Вообще-то, когда они меня вышвырнули из самолета, никто и словом не обмолвился о том, что Марафонца собираются убить.

Вероника молчала. В случившемся была какая-то дикая нелепость. Честно говоря, даже тогда, когда Марафонец пошел к броневику, она ни на секунду не усомнилась в том, что он останется жив. Ведь террористы, по словам Марафонца, были ВЫНУЖДЕНЫ пойти на эту операцию.

Вероника посмотрела в спину удаляющемуся майору и крикнула:

— Стойте!

Котов остановился.

— Что еще?

— Подождите. — Вероника принялась расталкивать омоновцев.

— Пропустите ее, — приказал майор.

Солдаты расступились, и девушка торопливо подошла к Котову.

— Его убили, правда?

— Ну? — кивнул Котов. — И что? Если вы думаете, что я слепой…

— Я не о том. Марафонец сказал, что боевиков заставили пойти на это ограбление, понимаете?

— И что дальше? Послушайте, я, честно говоря, чертовски устал.

— Понимаете, если бы они все были ВЫНУЖДЕНЫ заняться этим, они не стали бы убивать Марафонца. Понимаете? Убивают обычно из мести, а Марафонец никого не предал. Он просто ушел. Совершил поступок, на который не отважился никто из них. Психологически его убийство абсолютно не оправданно.

Котов прищурился, посмотрел на Веронику внимательнее.

— Вы хотите сказать, что среди боевиков есть человек, правомочный отдавать такие приказы?

— Совершенно верно, — кивнула Вероника. — Хорь находился в салоне. Только он мог решить: убить Марафонца или оставить его в живых, отпустить или увезти с собой в качестве заложника.

— В таком случае, — задумчиво произнес Котов, — мне жаль тех, кого втянули в это дело ошибочно. Скорее всего они уже мертвы. Или умрут в течение ближайших минут. Но мы все равно ничем не сможем им помочь. Их взяли в качестве пушечного мяса. Они не рискнули уйти, а Марафонец ушел. Финал же у всех будет одинаков.

— Надо что-то делать, — упрямо заявила девушка.

Котов посмотрел на нее так, как обычно смотрят на упертых идиотов, пытающихся сдвинуть головой стену.

— Что? — спросил он.

— Надо сообщить тем людям, что их убьют.

— Ну и что дальше? Какой от всего этого будет толк? Хорь готов стрелять, а жертвы — нет. И носители кодов — люди Хоря. Даже если жертвы успели бы первыми взяться за оружие и убить Хоря и его людей, что бы это дало? Коды были бы утеряны, а ядерные взрывы стали бы неминуемы.

— Но вина за кровь этих людей ляжет на вас, — жестко сказала майору Вероника.

Тот пожал плечами.

— Нет, я не господь бог и не могу спасти их щелчком пальцев. Есть вещи, которые не в состоянии сделать ни один человек на земле. Извините. — Он повернулся и пошел к выходу.

21.47

В салоне самолета царило оживление. Сумки с деньгами вынесли из броневика, открыли и теперь рассматривали банкноты на свет, мусолили в пальцах, пересчитывали. Крекер так и вовсе срывал с пачек упаковочные ленточки и подбрасывал купюры вверх, едва не воя от восторга.

— Старые, мы молодцы, мы это сделали! В жизни столько бабок не видел, старые!

Только шестеро не принимали участия в общем веселье. Один из них стоял за спиной у пилотов, сжимая в руке автомат, еще один сидел на подлокотнике кресла в самом конце салона, положив «АКМСУ» на колени. Третий стоял в проходе, облокотившись на спинку кресла, в руке его был пистолет. Четвертой была Белоснежка, смотревшая на деньги совершенно равнодушно. Пятый расположился в начале салона. Шестой, штатский, отстраненно смотрел в иллюминатор.

— По скольку получается-то, старые? По два «лимона» на брата?

— Почему же по два? — подал голос стоящий в проходе Марафонец. — По четыре с половиной. И два пойдут вот ему. — Он кивнул на сидящего в кресле штатского.

— Почему? — не понял Крекер. — Откуда по четыре-то? Здесь двадцать, а нас десять человек. Откуда по четыре?

— Оттуда, — ответил собеседник и, вскинув пистолет, выстрелил Крекеру в голову.

Тот опрокинулся на спину, и тотчас же открыли огонь трое других. Шквальный, безжалостный, на уничтожение. По салону поплыл специфический запах горячего оружейного масла и пороха. Боевики пытались укрыться за сиденьями, но автоматные пули легко прошивали мягкие спинки, превращая их в решето. Через десять секунд салон был сплошь забрызган кровью, а пять трупов, распростертых на полу, застыли в нелепых сломанных позах. Только Белоснежка продолжала сидеть. Она даже не схватилась за оружие.

Когда выстрелы смолкли, Белоснежка покачала головой.

— Я так и знала, — произнесла она и усмехнулась. — Я знала, чем все это закончится.

— Ты можешь лететь с нами, — ответил Марафонец. — В конце концов, мы с самого начала рассчитывали делить на пятерых. Генерал умер, а если бы не ты, то неизвестно еще, как бы все обернулось. Можешь считать, что ты в доле. Заслужила.

Девушка подумала, затем цокнула языком, вздохнула, взяла пистолет и взвела курок.

— Я не полечу, — сказала она. — Я передумала. А вы, — она обвела троих подручных взглядом, — если думаете, что получите хотя бы один бакс из этой груды денег, то очень ошибаетесь. Пока вы еще нужны хотя бы в качестве носильщиков. Но когда в вас окончательно отпадет необходимость, он убьет и вас. Неужели до сих пор не поняли?

Девушка поднялась, вскинула руку с зажатым в ней пистолетом, направив ствол на Марафонца, усмехнулась:

— Прогуляемся?

В эту секунду короткая очередь, выпущенная из «АКМСУ», ударила ее в сердце. Белоснежка умерла, даже не успев сообразить, что произошло.

Мгновением позже Марафонец почувствовал, как ствол автомата уперся ему в ухо.

— А может быть, она права? — спокойно произнес Тель. — Может быть, нам пристрелить тебя? И тогда не возникнет никаких проблем. Вдруг у тебя и правда что худое на уме?

Марафонец покосился на него, посмотрел на стоящих через проход Сильвера и Пастуха, усмехнулся.

— Если ты дурак, то именно так и поступишь. Коды-то знаю только я. А если в Москве рванут фугасы, то вы, ребята, не жильцы. Вас найдут даже в аду. И вы тогда позавидуете им, — он кивнул на семь мертвых тел. — Так что опусти ствол, придурок. Неужели одного слова этой суки достаточно, чтобы мы перегрызли друг друга?

— Ладно, Тель, он прав, — кивнул Близнец. — Опусти автомат. Белоснежка вполне могла и блефовать.

— Ствол-то я опущу, — стрелок усмехнулся, — только учти, я настороже. Хотя бы одно подозрительное движение, и ты мертвец. Плевать мне на коды.

Марафонец пожал плечами.

22.01

— Истребители в воздухе, товарищ майор, — доложил Котову один из оперативников. — Они догонят «Ил» примерно через двенадцать минут. Звонил Беклемешев. Им удалось вычислить Хоря.

— Отлично, свободен. — Котов поднял трубку и набрал номер.

* * *
В штабе телефонист повернулся к командующему.

— Товарищ командующий, майор Котов на проводе.

Тот подошел к пульту, взял трубку.

— Слушаю, майор.

— Террористы взлетели, — доложил Котов. — Мы склонны полагать, что Хорь находится на борту. Погиб один заложник.

— Кто?

— Человек, который откололся от группы террористов, некто Марафонец. Я полагаю, что приказ об устранении отдал Хорь.

— Майор, ваши оперативники обнаружили вторую трубку и папку. Досье, правда, в ней уже нет. Только первый лист…

Котов ненавидел театральные эффекты, но командующий ждал вопроса, и он не мог не спросить:

— Где?

— В квартире полковника Рощенкова.

— Кто нашел трубку?

— Капитан Беклемешев. Точнее, люди, которых он туда отправил. На трубке отпечатки полковника, на папке — его, ваши и еще одного человека. Вероятно, Рыбы. К тому же по каналам Министерства обороны мы получили информацию, что в восемьдесят третьем Генералу, в силу служебной необходимости, приходилось два раза бывать в части, которую курировал Рощенков.

— Мы бы знали об этом. В нашем банке данных такой информации нет.

— Майор… — В голосе командующего прозвучали странные нотки, очень похожие на издевку. — В вашем банке данных нет информации и на Рыбу. Должен же был Рощенков как-то обезопасить себя. К тому же совершенно точно установлено, что полковник неоднократно работал на компьютере, стоящем у него дома.

— В этом нет ничего странного, — возразил Котов. — Если у Рощенкова дома стоит компьютер, то почему бы ему на нем не работать?

— Но зачем было стирать отпечатки пальцев с клавиш? — бросил очередной козырь командующий. — А они стерты!

— В любом случае это не доказательство вины. Хорь — чертовски хитрый человек. Если Хорь — Рощенков, то почему он бросил трубку и папку у себя дома? Почему не спрятал где-нибудь в другом месте? Зачем вообще было ее бросать?

— Мы разыскали жену Рощенкова, она сообщила о том, что сегодня ей неоднократно звонили, но сразу же вешали трубку, как только она подходила к телефону.

— Ну и что же здесь странного? Ошибались номером!

— Рощенков не знал, что его жена не пойдет сегодня на работу! Она и сама этого не знала вчера вечером. А сегодня решила подготовиться к поездке в госпиталь.

— Ну и что?

— Трубка была спрятана высоко на антресоли. Вчера Рощенков задержался на работе. Вероятно, когда он вернулся, жена уже была дома. При ней полковник не отважился доставать трубку и решил отправить кого-нибудь из своих людей утром, когда жена уйдет. Но сорвалось. Опять же, если бы эти улики нашли после того, как самолет поднимется в воздух, Рощенкову было бы все равно.

Он хотел исчезнуть всего на восемнадцать часов, что с успехом и сделал.

— Он же в госпитале! — сказал Котов недоуменно. — Мы проверили!

— Вызов имел место, но машину встретили у подъезда и объяснили, что прибыла другая бригада, чуть раньше. Настоящая «Скорая» уехала, а фальшивая осталась. Жена Рощенкова показала, что она звонила нашему дежурному, но звонок не зарегистрирован. Зато на телефонном разъеме обнаружены следы несанкционированного подключения к сети. Звонок попросту перехватили. В картотеке госпиталя ФСБ Рощенков не значится.

— Он не бросил бы жену, — упрямо заявил Котов.

— Это вы так думаете. А как обстояло дело в реальности, не знает никто.

— Но Тель сказал, что они не знали, кто скрывается под прозвищем Хорь.

— Во-первых, он мог обмануть полиграф, подобные случаи были, а во-вторых, конкретно Тель мог этого и не знать. Вероятно, в операции со «Скорой помощью» задействовали так называемый «костяк». Остальных же использовали вслепую. К тому моменту, когда вы отправились в аэропорт, обыск у Рощенкова уже закончился, трубку нашли, но еще не сличили отпечатки пальцев. Поэтому капитан Беклемешев предпочел ни о чем вам не докладывать. Вы же были против обыска.

— Убью Зиновия, когда вернусь…

— Не стоит, майор. Победителей, как известно, не судят. Он только выполнял свою работу. Кстати, приношу извинения за то, что подозревал вас.

— Мне плевать, подозревали вы меня или нет. Я-то знаю, что невиновен.

— Теперь и мы это знаем.

— Ладно. — Котов помассировал переносицу. Он очень устал. — Что вы намерены делать дальше?

— Отслеживать «Ил». «МиГи» уже подняты. На всякий случай мы вмонтировали в ручки кейсов маячки, которые принимаются спутниками.

Котов от злости заскрежетал зубами.

— Почему вы не предупредили меня о закладке? Террористы выкинули кейсы, перегрузив деньги в сумки, но это не меняет сути дела. Если бы они обнаружили маячки, я схлопотал бы пулю, даже не зная за что! Профессионалы так не работают!!! Вы меня подставили, сволочи!!! Подставили, как сопляка!!!

Голос командующего стал тяжелым и холодным, словно свинец:

— Вы опять за свое, майор? И это после полной реабилитации?

— Да о какой реабилитации вы говорите! Мне плевать на то, что вы думаете обо мне!!! Ясно?! Плевать!

— Вы запротоколировали показания Марафонца? — еще более ледяным голосом осведомился командующий.

— У нас есть магнитофонная запись и его объяснительная записка, — в тон ему ответил Котов.

— Возвращайтесь сюда. В аэропорту больше делать нечего.

— Хорошо.

* * *
Майор еще несколько секунд сжимал трубку в белых от напряжения пальцах, затем нарочито аккуратно положил ее и, выбравшись на улицу, устало спросил стоящего рядом патрульного из транспортной милиции:

— Послушай, дружок, где здесь у вас можно кофейку выпить?

22.15

В салоне самолета было тихо. Трое оставшихся в живых террористов отдыхали. Только Пастух, положив руки на болтающийся на груди автомат, наблюдал за действиями пилотов. Деньги, собранные и уложенные в баулы, стояли здесь же, в проходе.

22.40

В полукилометре позади за «Илом» шли два «МиГ-29», снабженные телевидеоаппаратурой. Изображение с телекамер передавалось на спутник и, пройдя целую цепочку усилений, кодировок и расшифровок, поступало в штаб по чрезвычайной ситуации. Здесь картинка обрабатывалась и выдавалась на экран уже в четком, без помех, виде. Правда, изображение было черно-белым и двигалось рывками, словно невидимый редактор вырезал двенадцать кадров из двадцати четырех.

— Итак, что же мы имеем на данный момент? — Командующий наклонился вперед, упираясь ладонями в крышку стола, обвел взглядом присутствующих, особенно задержавшись на Котове, устроившемся в дальнем углу и отстраненно изучавшем какие-то свои записи. — Майор, — сухо окликнул он, — вам неинтересно?

— Очень интересно. — Котов отложил бумажку, ручку и посмотрел на экран.

— Так вот, что же мы имеем на данный момент? Самолет движется к южным границам России, но конечная точка по-прежнему неизвестна. Сбить его мы не можем, поскольку есть подозрение, что Рощенков находится на борту. В случае крушения мы безвозвратно потеряем коды. Остается только следить за самолетом.

— При помощи спутниковых маячков, — едва слышно произнес Котов, однако командующий услышал.

— А вы помолчите, майор. Провинились, так имейте мужество признаться в этом. Из-за вас погиб ценнейший свидетель. Даже личность главаря бандитов установили не вы. Кстати, если бы не капитан, мы до сих пор не знали бы, кто такой Хорь. Вы-то как раз были против обыска.

— Я против беззакония, — твердо посмотрел на командующего майор. — И до сих пор.

— Поздно теперь оправдываться. Так или иначе, мне придется рапортовать о вашем поведении, несовместимом со званием российского офицера службы безопасности, — с холодной многозначительностью сказал командующий.

Котов безразлично пожал плечами.

— Давайте трезво просчитаем все возможные варианты развития событий, — продолжил командующий. — Террористы летят на юг, в сторону границы с Украиной. Сейчас мы пытаемся наладить с ними связь. Одно ясно совершенно точно: самолет придется сажать для дозаправки. Целесообразно сделать это на территории России, дабы избежать огласки. Пока нам удается не допускать утечки информации. Будет лучше, если данное положение вещей сохранится и впредь. Думаю, нужно предложить террористам следующее: самолет садится в Ростове, дозаправляется, а оттуда летит за границу под видом обычного международного рейса. Огласка, как вы понимаете, невыгодна ни нам, ни им. Террористы прилетают в конечную точку и могут следовать в любом направлении. Самое главное, чтобы они сообщили коды, отключающие фугасы, и места их закладки. А произойдет это только тогда, когда боевики почувствуют себя в абсолютной безопасности.

— В абсолютной, — подал голос Котов. — И поэтому они вряд ли согласятся с вашим планом. Им отлично известно, что в любой стране, куда регулярно летают международные рейсы, есть сотрудники ФСБ, поэтому об абсолютной безопасности говорить не приходится. А значит, не будет и звонка.

— Но террористам тоже выгодно избежать огласки, — высказал свою мысль представитель Министерства обороны. — Если информация о ядерных фугасах всплывет, они будут задержаны. Я уверен, что это не входит в их планы.

— Конечно, не входит, — согласился Котов. — Несомненно, план отхода был отработан ими заранее. Лично я уверен, что они не станут пересекать границу на самолете. Им было необходимо воспользоваться воздушным транспортом, чтобы покрыть достаточно большое расстояние за минимальное время. Но это не означает, что они собираются лететь до точки, где заготовлено убежище. А в существовании такого убежища сомневаться не приходится.

— Послушайте, майор, — резко каркнул командующий, — вы нам уже достаточно высказывали своих соображений. Часть из них оправдалась, но ваша вина значительно превышает заслуги. Думаю, вам еще придется держать ответ перед своим начальством. А пока я попросил бы вас обойтись без комментариев.

Полковник-спецназовец, ни к кому конкретно не обращаясь, спокойно произнес:

— Мне кажется, майор прав. Они могут пересечь границу, вообще не привлекая внимания. В отличие от семидесятых — восьмидесятых годов, сегодня это не составляет большой проблемы.

— И какие же у вас имеются соображения по этому поводу? — поинтересовался командующий.

Полковник кивнул на Котова:

— Будет лучше, если доложит майор.

Командующему пришлось проглотить оплеуху. Он повернулся к Котову:

— Хорошо, высказывайтесь, только покороче.

— Я полагаю, — Котов поднялся, — что конечная точка полета террористов находится либо на Украине, либо в Белоруссии, либо в Молдове.

— Почему не Азия? Скажем, не Чечня? — поинтересовался спецназовец.

— Азия для террористов слишком нестабильна, — ответил Котов. — Та же Чечня. Там, конечно, есть аэродромы, способные принять такой мощный лайнер, например, Грозный, но очень шаткое политическое положение. Свои обычаи, свои нравы. Даже если у террористов есть предварительная договоренность о проходе через территорию Чечни, они не могут быть уверены в том, что их не убьют и не ограбят. Двадцать миллионов долларов — большие деньги.

— И как, вы полагаете, они будут действовать?

— Скорее всего террористы свернут в сторону Молдовы и посадят самолет на одном из наших военных аэродромов, функционально предназначенных для приема транспортных самолетов. Я имею в виду — на одном из бывших наших военных аэродромов. А из Молдовы им ничего не стоит уйти хотя бы в Румынию. Помимо простого перехода через границу, существует возможность сделать то же самое на автотранспорте или посредством легкой авиации. У нас имеются данные, что с территории Молдовы регулярно совершаются рейсы в Румынию, вывозящие эмигрантов из числа нелегалов. Террористам даже не придется за это много платить.

— Да, но у них большой груз, — возразил представитель ВВС. — Почти двести килограммов. Да их не меньше шести человек. Легкий самолет не рассчитан на перевозку таких тяжестей.

— К моменту посадки их останется четверо. А может быть, меньше, — сказал Котов. — И кстати, они вполне могут пожертвовать энной суммой, чтобы обеспечить себе спокойную переправку за границу. Террористы — неглупые люди и наверняка понимают, что лучше отдать часть, чем потерять все.

— Они очень рискуют, — заметил представитель Министерства обороны. — Я бы даже сказал, смертельно рискуют.

— Риск, безусловно, есть, — согласился Котов, — однако не такой масштабный, как вам кажется. Их проводник отлично понимает, с кем имеет дело, и не станет нарываться на неприятности. И вовсе не факт, что они воспользуются услугами проводника. Так что либо Белоруссия, либо Украина, либо Молдавия. Соответственно Польша или Румыния.

— Мы можем оперативно установить надзор за базами ВВС соответствующего масштаба? — спросил командующий у представителя военно-воздушных сил.

Тот покачал головой:

— Чтобы организовать наблюдение, нам и в лучшие времена понадобилось бы не меньше двух-трех часов, а сейчас — полсуток минимум.

— Значит, вы считаете, что нам их не взять? — генерал посмотрел на Котова.

— Сейчас — нет. В точке высадки их скорее всего будет поджидать заранее подготовленный автомобиль, и, пока наши группы доберутся туда, террористы окажутся далеко. Единственное, что можно сделать в данной ситуации, это договориться с Украиной и Белоруссией, чтобы «МиГи» шли за лайнером до места посадки. Я уверен, наши специалисты сумеют обработать изображение, и, если повезет, мы узнаем, на чем уехали террористы. До назначенного времени не имеет смысла пытаться их задержать. Но мы будем знать, где они находятся.

— Логично, — кивнул представитель ВВС.

— Да-да, — потряс головой представитель Министерства обороны.

— Вы что скажете? — командующий посмотрел на полковника.

— Хороший план. Стоит попробовать.

— Ладно, сейчас я свяжусь с советником Президента, пусть обговорят это с Украиной и Белоруссией.

— А устанавливать связь с самолетом не надо, — добавил Котов. — Террористы все равно не станут вести переговоры. Они не имеют в этом нужды, так как находятся в положении сильного. О «МиГах» они не знают, пусть и дальше пребывают в уверенности, будто им удалось нас обмануть.

— Хорошо, — согласился командующий.

22.53

Пастух толкнул Марафонца локтем.

Тот моментально открыл глаза, посмотрел чисто и ясно, спросил коротко:

— Ну?

— Ты уверен, что не будет проблем? — поинтересовался Пастух. — У меня нюх на всякие неприятности.

— И что же говорит твой нюх? — усмехнулся Марафонец.

— Он говорит, что что-то не так, что-то не в порядке.

— Не дрейфь, — Марафонец улыбнулся. — Все схвачено. «Кукурузник» уже ждет. Два часа, и мы в Румынии. А уж там поезжай куда хочешь. У румын с Молдовой пакт о ненападении, — он засмеялся.

— Мне не до смеха, — хмуро сообщил Пастух. — На душе что-то погано.

— Я тебе говорю: не волнуйся. Эти ребята свое дело знают. Они столько народу переправили за бугор — у тебя пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы пересчитать.

— А документы?

— Все в порядке с документами. Не переживай. Сколько времени?

— Почти одиннадцать.

— Пора начинать. — Марафонец потянулся. — Алло, поднимайтесь-просыпайтесь! — крикнул он неожиданно бодро и весело. — Петушок пропел давно!

Пастух встал, потопал в хвост, переступая через трупы и лужицы крови.

— Ты куда? — окликнул его Марафонец.

— В сортир схожу.

23.12

Пилот головного «МиГа» увидел, как дверь пассажирского салона открылась и из нее вывалилась черная фигурка. Секунду спустя в ночном небе белым несуразным пятном возник парашютный купол.

— Я — борт 1-34. Вижу парашютиста, десантировавшегося с борта 021.

В эфире повисло молчание, нарушаемое лишь треском атмосферных помех. Наконец в динамике прозвучало:

— Проследите место приземления.

— Есть.

Через полминуты под крылом «Ила» раскрылся второй купол. За ним — третий…

* * *
Командующий смотрел на экран.

— Они десантируются, — сказал он. — Надо поднять поисковые вертолеты.

* * *
Парашютные купола на фоне звездного неба смотрелись, как необычные бесцветные луны. «МиГи» спустились ниже, отслеживая места посадки парашютистов. Десантировалось девять человек. У одного не раскрылся парашют. Фигурка быстро пронеслась к земле и растаяла в черноте дремлющего леса. «Ил» продолжал плыть в фиолетовой ночи, уходя на юг.

23.15

Марафонец поправил висящий за спиной парашют, застегнул замок, посмотрел на часы.

— До точки выброски — двадцать минут. Готовьтесь, ребята. С собой — только пистолеты. Сумки с деньгами — на грудь.

Трое боевиков торопливо застегивали замки парашютов, проверяли оружие, придвигали сумки с деньгами.

— Пастух, — скомандовал Марафонец, — прыгаешь первым и остаешься в точке приземления. Мы подтягиваемся к тебе. Тель, ты поставил мины?

Тот ухмыльнулся.

— Конечно.

— Время?

— Двадцать пять минут, — ответил стрелок.

— Молодец.

Марафонец повернулся к Папаше Сильверу, собираясь что-то сказать, да так и застыл с открытым ртом. Кресла справа от прохода начали шевелиться сами собой. Мощный грохот взрыва достиг слуха террористов через долю секунды, а следом за этим часть салона превратилась в огромное огненное облако, поглотившее и Теля, и Марафонца, и Пастуха. Всех. Они успели увидеть только черные спинки кресел на фоне неумолимо надвигающегося, невыносимо сочного ало-желтого свечения. Раскаленная плазма заполнила корпус самолета. Давление разорвало шпангоуты, лонжероны и стрингеры с такой легкостью, будто те были сделаны из бумаги. Пламя в мгновение ока разметало панели фюзеляжа, сорвало киль и хвостовые стабилизаторы. Взорвавшиеся топливные баки разнесли оба крыла в клочья, изувечили носовой отсек, буквально сплющив кабину пилотов. Две секунды — и самолет перестал существовать, превратившись в пылающую груду обломков.

Огненный шар начал плавно падать на землю.

* * *
Пилот «МиГа», наблюдавший за катастрофой, изумленно прошептал:

— Черт, твою мать!

Гигантский факел, похожий на комету, опускался все ниже и ниже, пока наконец не рухнул на землю, разбросав вокруг огненные брызги. Высокий гриб пламени осветил темную поверхность поля и деревья, стоящие в трехстах метрах от места падения обломков самолета.

«МиГ» заложил крутой вираж, облетая точку катастрофы.

* * *
В штабе все присутствующие замерли, обернувшись к экрану, на котором отчетливо просматривалось большое белое пятно. Именно так выглядело пламя, снятое телекамерами, установленными на «МиГах».

Командующий вяло, на подламывающихся ногах прошел к столу, бухнулся в кресло и прошептал серыми от страха губами:

— Все, трындец.

В зале повисла гнетущая, жуткая тишина. Только пищали радиоприборы да хрипло взывал о чем-то динамик. Взгляды людей стали странно блуждающими.

Котов смотрел на них, подмечая и серые поджавшиеся губы, и воспаленный блеск глаз, и лихорадочные пятна румянца на вдруг побелевших щеках.

«Оно и понятно, — думал майор, — одно дело, когда ты теоретически обсуждаешь возможность повторения чернобыльской катастрофы, зная, что ее все-таки можно избежать — пусть большой ценой, но можно, — и совсем другое, когда жизнь берет тебя за шкирку, встряхивает и ставит носом в угол».

Похоже, все присутствующие постепенно погружались в транс. Все, кроме полковника-спецназовца. Тот сидел вполоборота к планшету, положив локоть на спинку стула, и внимательно изучал крышку стола.

— Что делать, товарищ майор? — Подошедший к Котову Беклемешев не казался испуганным, однако держался как-то уж чересчур спокойно. Почти отстраненно. Так выглядят врачи, обсуждающие методы лечения безнадежного больного, которому осталось от силы час-полтора.

— Что делать? Хороший вопрос. — Котов взъерошил волосы. Честно говоря, после того, что случилось, ему было не очень приятно общаться с Беклемешевым, но ситуация требовала забыть о личных обидах. — Ну, для начала — не терять голову. Нужно связаться с украинской стороной, пусть отправят к месту крушения спасательную бригаду и своих спецов. Может быть, что-нибудь осталось среди обломков.

— Уже связались. Если что-нибудь выплывет, они сразу же сообщат.

— Твоя инициатива? Хвалю.

— Саш, я хотел извиниться…

— Забудь об этом. Проехали.

Полковник решительно поднялся и, обогнув стол, подошел к оперативникам:

— Я смотрю, вы тут единственные, кто хоть что-то предпринимает.

— Возможно, — ответил Котов. — Есть соображения относительно сложившейся ситуации?

Полковник кивнул утвердительно:

— Есть немного.

— Поделись.

— Я подумал вот о чем. Пилоты «МиГов» доложили о том, что террористы десантировались с парашютами, так?

— Так.

— А если взрыв — всего лишь обманка, трюк, а? Допустим, что террористы не погибли, а за несколько секунд до взрыва все-таки десантировались.

— Предположение, конечно, интересное, — слегка разочарованно вздохнул Котов, — но пилоты сообщили, что обнаружили визуальные признаки десантирования девяти человек, а на борту было тринадцать, включая Хоря и пилотов. Я сам считал.

— Ну, на пилотов-то им, допустим, плевать с высокой колокольни.

— Хорошо, минус два. Остается одиннадцать. Где еще двое? Скорее всего погибли при взрыве.

— Да, — согласился полковник, — но представьте себе, что террористам все же удалось покинуть борт до взрыва. Вспышка на несколько секунд ослепила инфракрасную аппаратуру слежения. На высоте пять тысяч метров парашютист имеет возможность секунд пятнадцать-двадцать падать в затяжном прыжке, а умелый десантник мог бы парить и несколько минут. Все зависит от квалификации. «МиГи» идут слишком быстро. К тому моменту, когда аппаратура вновь войдет в режим слежения, террористы окажутся далеко позади.

— Но почему в таком случае первые террористы открывали парашюты сразу же после прыжка? — еще недоверчиво, но уже с гораздо меньшей долей скепсиса поинтересовался Котов.

— Мы знаем, что в группе существовал основной «костяк», состоящий из трех человек. Генерал, Ватикан и Папаша Сильвер. Минус Генерал. Как раз двое и получается. Эти люди просто-напросто перебили остальных, нацепили им парашюты и выбросили из самолета. Фал вытягивал кольцо, и парашют раскрывался сразу после прыжка. Хорь, правда, прыгнул сам. Пять тысяч метров — большая высота. Парашютиста может отнести на значительное расстояние. Истребители снижали скорость, отслеживая направление «полета» каждого террориста и выпуская из «зоны ответственности» лайнер. Хотя мне думается, что это была лишь мера предосторожности. Если за лайнером все-таки шли истребители, то первые восемь «десантников» должны были сбить их с толку. Кстати, террористы — те, кто остался в живых, — запросто могли прицепиться к трупам. С «МиГа» ведь не понять, один человек или два, да и купол мешает. Я не уверен, что эти люди — «костяк» — погибли. Скорее всего как раз сейчас они улепетывают со всех ног подальше от места катастрофы. С денежками в руках, разумеется.

— Получается по сотне килограммов груза на брата. Не считая амуниции. Не многовато?

— Их вполне может быть и пятеро. Если выбросили вместо двоих боевиков обоих пилотов.

— Откуда пятеро? Мы вроде говорили о четверых?

— А Хорь? С камнями они пролетели. Может быть, Рощенков решил «кинуть» покупателя, взял пятую часть денег и — фьюить! — смылся. Дело сделано. Чего ждать? На фига ему лишние неприятности?

— Террористы имитировали взрыв с целью убедить нас в собственной гибели? — уточнил Котов.

— Мысль понята верно, — улыбнулся полковник.

— Но тогда они не стали бы сообщать нам коды. Мы засекли бы звонок, и местонахождение группы было быраскрыто.

— Конечно.

— Нет, подождите, — вмешался в разговор Беклемешев. — Вы хотите сказать, что террористы в любом случае взорвали бы фугасы? Бросьте. Взрыв им невыгоден. Нам пришлось бы официально объяснять происхождение фугасов, и уж тогда за них взялись бы спецслужбы всего мира. Эти ребята не дураки.

— Вот именно, — подтвердил Котов, пристально глядя на капитана. — Полковник хочет сказать, что фугасы обезвреживаются не введением кода с клавиатуры, а каким-то иным способом. Каким?

— Радиосигнал, — предположил Беклемешев.

— Близкий? Нет. — Котов потер подбородок. — Город эвакуирован. В таком деле никто не станет полагаться на авось. Вдруг человек, который должен послать сигнал, решит не рисковать и сбежит. Или с ним произойдет несчастный случай. Сердечный приступ, например. В конце концов, его могут взять раньше времени, выведать коды и отключить фугасы. Лайнер зажмут истребители и заставят сесть либо уничтожат. Скорее сигнал, который можно послать самим, не рискуя.

— Для взведения взрывного механизма они использовали пейджер, — напомнил Беклемешев.

— Пейджер не годится, — категорично высказался полковник. — Сообщения отправляют операторы, а они тоже эвакуированы. Еще есть версии?

— Прямо клуб «Что? Где? Когда?», — усмехнулся полковник.

— Сотовая связь? — предположил капитан. — Телефонные сети работали бы до самого взрыва.

— Молодец, — кивнул Котов. — Правильно. Мы бы не отключили телефонную сеть до самой последней секунды, потому что ждали бы звонка террористов. Они могли спокойно позвонить и обезвредить фугасы, оставшись при этом незамеченными.

— Но раз отключено электричество, должны быть отключены и ретрансляционные станции, — поделился сомнениями спецназовец. — Или я что-то путаю?

— Нет, не путаешь, станции действительно отключены, — улыбнулся Котов. — Все, кроме одной. — Он поднял руку вверх, указывая на потолок. — Этой. «Останкино» сейчас работает от вспомогательной электролинии, и здесь, в башне, установлена основная ретрансляционная станция сотовой связи.

— Так. — Беклемешев был похож на молодого петуха. — Собирать ребят?

— Давай. Пусть берут телефонные аппараты со всех этажей и несут сюда. Возьми список компаний-дилеров, торгующих сотовыми телефонами, и отправь несколько групп по офисам. Нас интересуют все абоненты, зарегистрированные в августе — сентябре. Пусть ребята свяжутся с эвакуационными базами, разыщут людей, ведущих учетные картотеки в этих компаниях, нужно выяснить компьютерные пароли, если, конечно, они потребуются. Все. — Котов посмотрел на часы. — У вас полтора часа. Сколько человек в твоем распоряжении? — спросил он полковника. — Я имею в виду, сколько ты сможешь собрать за полтора часа?

— Да господи, сколько нужно! Тысячу человек. Хватит? Надо больше — будет больше.

— Тысячи много. — Котов подумал. — Пятидесяти вполне достаточно. Сорок секунд на звонок, девяносто звонков в час на пятьдесят человек, четыре с половиной тысячи. Два часа — девять тысяч номеров. На всякий случай держи в запасе еще человек двадцать. И отправь в лагерь террористов группу саперов. Пусть пройдутся с миноискателями.

— Зачем? Там ведь уже были ваши люди.

— Мои люди — оперативные работники. Странно, что террористы не указали местонахождение всех двадцати фугасов. Почему? Не потому ли, что их нет? Ведь эти три «сработали» именно так, как хотелось злоумышленникам. Первый, обнаруженный нашими людьми под институтом Курчатова, убедил всех в том, что фугасы могут быть заложены по всему городу, а второй и третий заставили власти эвакуировать Алмазный фонд. И именно под землей, чего террористы и добивались. Но мы не знаем, где находятся двенадцать оставшихся мин. Может быть, они спрятаны на территории лагеря или где-то поблизости.

— А если их там нет?

— Если их нет, то придется обшаривать весь город. Мы не можем оставить поиски до тех пор, пока все пятнадцать бомб не будут обнаружены.

— Хорошо. — Полковник неожиданно козырнул. Это не укрылось от взгляда командующего.

— Майор, по-моему, вы хотели о чем-то доложить! — не скрывая раздражения, гаркнул он.

— Чтоб тебя… — буркнул себе под нос Котов и спокойно ответил: — Так точно, товарищ командующий. — Он в двух словах обрисовал ситуацию.

Лицо командующего постепенно прояснялось. Под конец он даже кивнул поощрительно.

— Ну что же, майор, вы неплохо поработали. В ваших рассуждениях определенно что-то есть. Скорее всего террористы действительно намеревались воспользоваться сотовым телефоном. Действуйте.

Котов быстро направился к связистам. При его приближении оператор приподнялся.

— Сиди, — махнул рукой майор. — Ответь-ка мне на один вопрос. Сколько в твоем агрегате линий?

— Свободных?

— Всего.

— Девяносто шесть. Большинство занято под номера телецентра.

— Значит, так. Освободи все, кроме приоритетных. Оставь штук десять для оперативных звонков. Сейчас сюда принесут телефонные аппараты, будешь подключать их. Пятьдесят штук. Все ясно?

— Так точно.

— Сколько времени займет подключение?

— Минут сорок-пятьдесят.

— Отлично, — Котов довольно потер ладони. — Ну, дела пошли.

02.39

Результаты оказались ошеломляющими. Суммарное число абонентов первых семнадцати компаний перевалило за восемь тысяч.

— А говорили, уровень жизни в стране падает, — изумленно пробормотал полковник, листая пухлую стопку бумаг.

Списки сразу же дробились на блоки и передавались телефонистам-солдатам. Большой зал был сплошь заставлен телефонными аппаратами. Планшет сдвинули к дверям, экран убрали, карты сложили. Представителям штаба пришлось потесниться.

На исходе первого часа работы пришло сообщение с Украины. Обломки «Ила» вместе с останками террористов и обгоревшими стодолларовыми купюрами рассеяны на площади в три квадратных километра. Оцепление выставлено. На месте работают оперативники и поисковая группа.

— Но там были люди? — кричал в трубку Котов.

— Точно можно говорить только о четверых. Они сильно обгорели и пострадали при взрыве, — ответили ему.

Еще через двадцать минут пришло сразу два сообщения. Первое: все девять замеченных парашютистов мертвы. У восьмерых — огнестрельные ранения от оружия калибра 5,45 и 9 миллиметров. Девятый разбился о землю. На нем обнаружена сумка-баул с двумя миллионами долларов в стодолларовых купюрах. Котов и полковник многозначительно переглянулись.

— Отправь им по факсу фотографии террористов, Зиновий, — скомандовал Котов. — Живенько. Пусть посмотрят.

Капитан козырнул и, подхватив досье, направился к компьютерщикам. Вернулся он минут через десять. Шумно свалил папки на стол, постучал по ним указательным пальцем.

— Двое из девяти десантировавшихся у нас не числятся. Вероятно, это летчики. Остальные: Белоснежка, Шептун, Ватикан, Близнец, Бегемот и Крекер. Разбившийся террорист — Рощенков.

— Это точно? — прищурился Котов.

— Точнее не бывает. У него стропы запутались.

Капитан положил на стол мутноватую фотографию: Рощенков в морге, окровавленный, изломанный. Правая нога вывернута под неестественным углом. Левая сторона лица превратилась в черное, изуродованное месиво, но правая уцелела. Сомнений быть не могло.

— Жаль. — Котов кинул снимок к остальным бумагам. — Я-то надеялся, что мы ошиблись… Значит, остались четверо: Чубчик, Папаша Сильвер, Тель и Пастух. Ошиблись мы с «костяком».

Второе сообщение оказалось более обескураживающим. Террористы все-таки похитили три камня из коллекции Алмазного фонда, подменив их довольно качественными фианитовыми подделками, правда, более крупными по размеру. Охрана пересчитала камни, количество сошлось. Позже, когда алмазы стали упаковывать, возникла путаница. Пока вызвали экспертов, пока те прибыли, пока проверили камни, было упущено время. «Причем, — оговорился эксперт, — украдены не самые дорогие образцы, хотя фальшивки имитируют очень ценные камни. Суммарная стоимость похищенного не перекроет даже пятой части выплаченной террористам суммы».

— Теперь понятно, почему у Рощенкова было два, а не четыре миллиона. Он взял и камни, и деньги, — сказал Котов. — Не пойму только, зачем Рощенкову вообще понадобились алмазы? Деньги же им платили и так.

Беклемешев пожал плечами:

— Может быть, Рощенков с самого начала рассчитывал именно на камни? Выкуп же требовался для того, чтобы оплатить работу команды. По-моему, вполне логично.

— А какой в этом смысл? — поинтересовался полковник. — Почему бы Рощенкову сразу не взять деньги?

— Алмазы легче. Их проще спрятать. К тому же купюры все-таки могли быть помечены, а камни — нет. Вероятно, служба безопасности появилась раньше, чем они предполагали. Скажем, один из террористов, в задачу которого входило убедиться, что все сотрудники группы сопровождения мертвы, спустился в тоннель. Удостоверившись, что опасности нет, он подал сигнал остальным, а тут откуда ни возьмись парни из службы безопасности. Произошла перестрелка. Поняв, что замысел раскрыт и сейчас прибудет подкрепление, террористы взяли первые попавшиеся камни, приблизительно подходящие по размеру и поторопились скрыться. Им ведь без разницы: «Орлов», «Великий почин», «Мария» или «Шах». Этим ребятам, видать, невдомек, что камень может быть лишь чуть крупнее, а стоить на порядок, а то и на два дороже. Тут приходится учитывать кучу разных вещей. А Рощенков, посмотрев на алмазы, сообразил, что овчинка не стоила выделки, и решил взять деньгами. Так сказать, компенсировать собственные затраты.

Котов, наблюдавший за работой телефонистов, вздохнул:

— Как бы там ни было, теперь мы вряд ли узнаем правду. Рощенков, он же Хорь, мертв, как и остальные члены группы. Кроме них, истины не знал никто. — Он посмотрел на Беклемешева. — Что у нас с номерами?

— Обзвонили почти половину. Но тут ребята привезли списки еще из двух компаний, слава богу, последних.

— Сколько абонентов?

— В первой почти тысяча. Девятьсот девяносто семь. Во второй — полторы.

— Итого?

— Без малого двенадцать тысяч.

— А сколько из них уже отработали?

— Семь с половиной.

— Подключай резерв. Времени в обрез.

— Понял. — Беклемешев пошел к оператору-связисту.

Полковник проводил его взглядом и сказал тихо, чтобы расслышал только собеседник:

— Знаешь, о чем я беспокоюсь, майор?

— Знаю, — ответил Котов. — Сам думаю о том же. Если мы ошиблись, то для нас будет лучше дружно преставиться, когда сработают эти чертовы фугасы. Но менять что-либо поздно. Мы все же попытались хоть что-то сделать. — Он подумал, затем решительно направился к «штабному» столу. — Товарищ командующий, необходимо обзвонить посольства, предупредить об эвакуации.

— Разве вы собрали не все телефонные номера, майор? — В голосе начальника штаба послышалось недовольство.

— Все. Но это не может служить стопроцентной гарантией отключения фугасов. Нам нельзя рисковать. Лучше перестраховаться.

— Это плохо, майор. — Командующий нахмурился. Ему явно не улыбалась перспектива объясняться с секретарями посольств. — Вы полагаете, нужно сказать им о ядерных минах?

— Пока нет. — Котов временами поражался ограниченности этого человека. — Достаточно упомянуть о возможном теракте и о мощных зарядах взрывчатки. Скажите, что местонахождение бомб уже установлено и ведутся работы по обезвреживанию. Эвакуация — всего лишь мера предосторожности.

— А если… Если фугасы все-таки сработают?

— Тогда объяснения придется давать в любом случае, но на другом уровне.

— Хорошо, — вздохнул командующий. — Вам как оперативному работнику виднее, насколько реальна угроза. И я по вашему настоянию это сделаю.

«Он еще способен думать о том, как бы прикрыть свою задницу», — подумал не без легкого восхищения Котов.

03.01

За час до объявленных террористами взрывов началась эвакуация «Останкино». Люди спускались на первый этаж, где их разбивали на группы. У ворот выстроились армейские грузовики с крытыми кузовами. Из Москвы уходили войска. Ревущие сотнями двигателей километровые колонны ползли по улицам, словно гигантские змеи. Лучи мощных фар кромсали ночной город, как слоеный пирог, на тысячи частей. Москва выглядела вымершей. Черные окна, черные дома, черные улицы. БТРы, катящиеся к окраинам, придавали городу футуристически мрачный, испуганный и одновременно безучастный вид. Москва напоминала огромную декорацию к фильму-антиутопии, иллюстрацию к кабаковскому «Невозвращенцу».

Вереница бронемашин тянулась мимо «Останкино» по улице Королева. Грузовики с сидящими в кузовах сотрудниками телецентра вливались в состав колонны, становясь частью механизированного организма, и исчезали в ночи.

Стоящий на крыльце полковник орал кому-то из водителей:

— …и сразу назад. Понял? Пулей! Здесь еще восемьдесят человек! Чтобы через полчаса вернулись! Как, как, хренак!!! Сам думай, как!

Котов наблюдал за эвакуацией в окно. За спиной его трещали, вращаясь, телефонные диски, клацали сухо клавиши кнопочных аппаратов, шуршали по бумаге маркеры.

— Десять тысяч, — сообщил Беклемешев. — Минут через сорок закончим.

— Хорошо. Эвакуировали всех?

— Тут такое дело, Саш. Эта репортерша, Вероника, и ее оператор отказались ехать.

— Что значит — отказались? — Котов продолжал наблюдать за отъезжающими машинами.

— Говорят, ты разрешил.

— Они тебе скажут… Давай их сюда.

Майор отвернулся от окна. Члены штаба по чрезвычайной ситуации уже уехали. Осталась только аппаратура. Такая же мертвая и безжизненная, как город. Светилась огнями лишь многоканальная АТС. Несмотря на то, что в зале находились семьдесят солдат, создавалось ощущение всеобщего запустения. Котов смотрел на идущую к нему троицу — Беклемешева, Веронику и Мишу — и ловил себя на мысли, что они кажутся ему похожими на бедуинов, бредущих через пустыню.

— Вот, Саш.

Котов устало взглянул на девушку:

— В чем дело? Вы же слышали, объявлена общая эвакуация.

— Но вы-то остались, — дерзко возразила она.

— Мы заканчиваем обзвон.

— А мы наблюдаем за тем, как вы заканчиваете обзвон. Может быть, эти солдаты сейчас спасают город от неминуемого разрушения. Я не могу упустить такие кадры.

— Вряд ли когда-нибудь эти кадры появятся на телеэкране. Через сорок минут мы эвакуируемся. Пока можете снимать.

— Хорошо, через сорок минут мы уедем вместе, — серьезно сказала девушка.

— Пожалуйста, места хватит.

Котов снова отвернулся к окну.

03.43

Обзвон закончился. Солдаты спускались вниз и забирались в грузовики.

Котов обратился к Веронике:

— Вы можете ехать вместе со мной в служебной машине.

— Хорошо, — оживилась девушка, — заодно возьму у вас интервью.

— Я устал.

— Так это здорово! Уставший майор ФСБ, спасший Москву! Класс!

Котов прищурился.

— Слушайте, вам, наверное, кажется, что это все, — он обвел рукой вокруг, — всего лишь пустяковая история, очередная «бомба», простите за каламбур. Так вот, милая моя, мы здесь занимались делом, понимаете? Работой! И Москва еще вовсе не спасена. Взрыв может произойти в любую секунду!

— Террористы сказали: в четыре.

— Да мало ли что сказали ваши террористы! Оставьте камеру, — повернулся он к Михаилу.

— Но…

— Без «но»! Оставьте камеру здесь! Это приказ! Больше никаких съемок и интервью!

Вероника и оператор переглянулись.

— Ладно, Миш, оставь камеру, — сказала девушка. — Ты же видишь, товарищ майор не в духе.

Оператор неохотно подчинился.

— Спускайтесь к машине, — приказал Котов.

03.47

На улице было холодно. Ветер разгулялся не на шутку. Он, словно одержимый пророк, предвестник беды, стонал, выл, бился в кронах деревьев. По небу быстро плыли черные тучи. Они приходили из ниоткуда и уплывали в никуда. Изредка мелькал неуместно радостный шар луны. Ее молочно-голубое сияние не делало мир светлее, наоборот, подчеркивало навалившуюся на город темноту.

Грузовики с солдатами уже сворачивали с Королева на Ботаническую. У ворот телецентра осталась одинокая «Волга».

Вероника подумала о том, что в этом есть своеобразная «чернушная» романтика: покидать город последними, за четверть часа до взрыва.

Котов, сбежав по ступенькам телецентра, подошел к зябко ежащейся Веронике, протянул свой плащ:

— Возьмите, холодно.

Девушка накинула плащ на плечи, кивнула благодарно:

— Спасибо.

Миша, натянувший потертую джинсовую курточку, смущенно потупился:

— Извини, мать, не сообразил.

— Да ладно.

Котов открыл дверцу «Волги», за рулем которой уже сидел Беклемешев. Девушка забралась на заднее сиденье, за ней нырнул Миша. Сам майор устроился впереди, кивнул:

— Все, Зиновий, можно ехать.

«Волга», набирая скорость, двинулась вслед за колонной, оставляя за спиной обезлюдевшую Москву.

03.48–03.59

В темноте салона Вероника посмотрела на вмонтированные в приборную панель часы.

— Сейчас? — почему-то шепотом спросила она.

— Если это все-таки случится, мы услышим, — ответил Котов. — Все услышат. Останови-ка, Зиновий.

04.00–04.02

Тишина была звеняще-тяжелой, давящей, выматывающей душу. И в этой тишине Котов хрипло, безжизненно-спокойно произнес:

— Мы победили.

Эпилог

Интервью все-таки состоялось, и история была рассказана. Правда, в ней не было ни слова о ядерных фугасах. Зато очень много говорилось об аммонитовых зарядах и эпидемии холеры. Тоже масштабно, конечно, но… Вероника жалела о том, что нельзя показать Котова открыто и упомянуть-таки о размерах реальной опасности, грозившей городу. Как ни крути, а полуправда производит далеко не тот эффект. Она останется лишь отголоском правды, затухающим эхом истины. Опять же, к кому вопрошать: «Как такое могло произойти?» К «дяде Васе», профессиональному «стрелочнику» по жизни? Для всех «виновные понесут заслуженное наказание», а в реальности? «Несли» и до сих пор «несут». Заслуженное.

Хотя в передачу и предполагалось вставить кадры, отснятые в аэропорту, но мельком, постольку поскольку. «После того, как бомбы были обнаружены, два истребителя российских ВВС получили задание принудительно посадить захваченный бандитами самолет. Террористы, поняв, что их планы рухнули, взорвали себя. Все преступники, включая главаря группы, погибли».

Очень мило. Девяносто девять процентов материала пошло «в корзину». Точнее, в хранилища ФСБ. Кому нужна лишняя шумиха? В качестве компенсации несколько крепеньких «серокостюмных» ребят отвезли Веронику в метро, на «Охотный ряд», и дали отснять «результаты деятельности террористов». При этом они сосредоточенно сопели ей в плечо, бормоча ободряюще: «Вы работайте, работайте, мы вам мешать не будем. Снимайте себе на здоровье. Фиксируйте, так сказать». Якобы одна из аммонитовых закладок непроизвольно сработала. Самоподрыв, так сказать. «Ну, вы понимаете». Да, она понимает. Это не от благородства или желания показать гражданам, насколько страшными могут быть последствия террористических актов, а для оправдания того, что им, любимым и драгоценным горожанам, приходится выбираться из-под земли аж на «Библиотеке Ленина» и тащиться на автобусах-троллейбусах до «Чистых прудов».

Кроме того, ярко и сочно, во всех подробностях, освещался взрыв на Курском вокзале. Разумеется, кадры, в которых омоновцы лупцуют дубинками зевак, тоже были изъяты бдительными «редакторами-цензорами» из соответствующего ведомства. Выспавшийся и оказавшийся в «мирной» обстановке неожиданно обаятельным парнем капитан Беклемешев в «приватной» беседе рассказал, что двенадцать из пятнадцати фугасов были найдены на территории забытого богом пионерского лагеря.

— Их даже не потрудились закопать как следует, — сообщил он таинственным шепотом, улыбаясь совсем по-мальчишески. — Саперы позвонили, однако «Останкино» уже было эвакуировано…

Не срослось, одним словом. У самолета, среди обломков, нашли пятый труп. Так что никто из изуверов-нехристей не ушел.

А те три фугаса, что были заложены, действительно оказались подключены к сотовым телефонам. Все могло закончиться очень плохо. Но закончилось хорошо. А правительство отбивается от нападок иностранных дипломатов. Справедливо. Не все же им мед кушать большой ложкой, потрудиться изредка тоже полезно. Беклемешев заразительно смеялся, но в глазах у него при этом тлела какая-то странная, совершенно не веселая искра.

Неожиданно ставший начальником отдела Котов все-таки давал интервью. С высокого разрешения начальства, разумеется… Во время съемок он сидел спиной к камере, часто курил и отвечал уклончиво, если эти «заплывы на дальнюю дистанцию» вообще можно было назвать ответами. Выглядел майор хмуро и устало, а во время перерыва вдрызг разругался с Солоповым. «Цыплячья шея», диссидент со стажем, власти не боялся, кипятился, наскакивал на фээсбэшника тощей грудью, каркая на всю студию: «Вы, молодой человек, мне не рассказывайте, как надо снимать! Я лучше вас знаю, как снимать! Учителей развелось — ни пройти, ни проехать!» Котов смотрел на него со вселенским спокойствием и только изредка вставлял: «Вы будете снимать в таком ракурсе, в каком я вам укажу!» В результате снимали действительно так, как сказал майор, а режиссер прохаживался по студии гоголем, периодически восклицая с пафосом: «Вот! Я же говорил, что так лучше! Он еще учить меня будет! Тоже мне, учитель, трам-тара-рам!»

Вероника наблюдала за ними из-за спин операторов, а стоящий рядом Беклемешев время от времени наклонялся к ней и шепотом комментировал происходящее. Иногда получалось довольно забавно. Девушка смеялась в кулачок. Солопов вскидывался и кричал, что попросит немедленно очистить студию, если кое-кто не утихнет сейчас же, и плевать ему на звания, заслуги и должности. Капитан соглашался и, улыбаясь, отвечал, что они уже молчат. Никаких разговоров.

В студию заглянул Леня Калинин. Увидев Беклемешева, кивнул сдержанно, поманил Веронику пальцем:

— Ник, на минуту. Дело есть.

— Хорошо, сейчас. — Девушка повернулась к собеседнику. — Извините.

Капитан улыбнулся:

— Ничего. Я понимаю. Работа.

— Именно. — Вероника выскользнула из студии, прикрыла за собой дверь и подошла к монтажеру. — Ну, что у тебя?

Леня был серьезен, если не сказать больше.

— Пойдем. Мы кое-что интересненькое нашли.

— Где нашли-то, Лень?

— На пленке, которую Мишка отснял в тот день.

Они направились в монтажную. На ходу Вероника поинтересовалась:

— А разве записи не изъяла ФСБ?

Леня пожал плечами.

— Съисть-то он съисть, да хто ж ему дасть. Они же не знали, сколько мы успели отснять.

Девушка засмеялась.

— А не боишься?

— Беру пример с Геннадия Матвеевича.

В монтажной сидел Миша, такой же смурной, как и Леня.

— Привет, — поздоровался он.

— Виделись, — ответила Вероника. — Ну, давайте показывайте, что тут у вас, следопыты.

Мужчины переглянулись. Монтажер устроился за пультом, тронул клавиши магнитофона, повернувшись к девушке, сказал серьезно:

— Смотри внимательно.

На экране возникла статичная картинка.

Командующий операцией распекал Котова.

Леня нажал еще одну кнопку, и изображение ожило:

«…У нас имеются все основания полагать, что в помещении спрятано подслушивающее устройство, благодаря которому террористы получают полную информацию о всех решениях, принимаемых нашей стороной», — сообщил экранный Котов командующему.

Монтажер включил режим ускоренного поиска. Люди задвигались быстро, словно в мультфильме.

— Смотри внимательно, — еще раз предупредил Веронику Леня.

Изображение вновь пошло в режиме воспроизведения:

«Вот он, товарищ майор», — огромный медведеобразный оперативник шагнул к Котову и протянул микрофон.

— Обрати внимание на время, — сказал Миша.

— Уже обратила, — ответила Вероника. — Шестнадцать тридцать девять. И что?

Она уже почувствовала неладное. В груди мутной грязью колыхнулась тревога. Девушка вдруг поняла, что история еще не закончилась. Какое-то необычайно важное воспоминание возникло в ее голове, но пока туманное, расплывчатое, не оформившееся в ясную, четкую картинку.

Кадры с сумасшедшей быстротой сменяли друг друга. Люди двигались, словно заводные куклы. Бегали, размахивали руками, спорили, застывали на месте и снова бегали.

— Здесь, — вдруг сказал Миша.

Картинка опять пошла в нормальном, неускоренном режиме.

Командующий, изумленно приоткрыв рот, выслушивал доклад какого-то лейтенанта. Стоящий у карты Котов повернулся к приемнику. И сама Вероника тут же, у оцепления, растерянная, почти напуганная.

«Террористы пытались выйти через станцию „Кузнецкий мост“, — докладывал лейтенант, — но мы сумели их остановить согласно вашему приказу».

«Я не отдавал никаких приказов», — выдавил командующий.

«Как же… — растерялся лейтенант. — Ребята из „Грозы“ вышли первыми и сказали нам, что…»

«Я не отдавал никаких приказов! — взревел начальник штаба. — Вы упустили их!..»

Кадр остановился. Экран погас.

— А теперь отмотаем немного назад, — мрачно предложил Леня.

Видеомагнитофон заурчал, защелкал, загудел, и на мониторе вспыхнуло изображение — полковник-спецназовец, поворачивающийся к «штабному» столу и говорящий громко: «Отправьте туда „Грозу“, они ближе всех».

— Время, — сказал Леня.

— Семнадцать тридцать семь, — заметила Вероника.

— Вот именно, — кивнул тот.

— Микрофон уже был найден, но террористы продолжали получать информацию, — глядя на замершую в стоп-кадре картинку, медленно произнесла девушка. — Откуда?

— Второго микрофона в зале не было, — напомнил Миша. — Во всяком случае парни из ФСБ его не нашли. Вывод?

— А вывод прост, — буркнул Леня. — Им подсунули фальшивку. Липу чистейшей воды.

— Рано или поздно кто-нибудь заметил бы, что террористам удается уходить из-под огня слишком ловко. Додумались бы и до микрофона, а случайные находки всегда наводят на размышления, — сказала Вероника. — Боевики сделали ход первыми. Подсунули липовый микрофон в тот самый момент, когда все были слишком заняты предстоящим штурмом. У властей не оставалось времени на раздумья. Нашли — и ладно. Ура! Но найденный микрофон был липой. Настоящий лежал совсем в другом месте. Скорее всего в кармане у человека, который точно знал, что его не станут обыскивать.

— Командующий? — предположил Леня. — Этот умник вел дело так, словно играл за террористов, а не против них.

— Нет. Представители МВД не имеют доступа к архивам ФСБ.

— Тогда Котов. Его, кстати, подозревали с самого начала. Именно он взял досье Рыбы. Опять же имел возможность подчистить нужные файлы.

— Может быть. А может быть, и нет. Допустим, Хорь — Рощенков. Но что, если ему помогал еще кто-то? Например, Беклемешев. Рощенков подставил Котова с досье и стер информацию в банке данных ФСБ, а Беклемешев пронес в студию микрофон. Его точно не стали бы обыскивать. Он-то никак не попадал под характеристики Хоря.

— Логично, — согласился Миша. — Но ради чего? Капитан ведь не получал ни денег, ни камней.

— Ему могли заплатить и раньше, — предположила Вероника.

— Террористы не стали бы рисковать, — категорично возразил Леня. — А если бы он взял и отключил микрофон? Их перестреляли бы, как пить дать. Для Беклемешева это прямая выгода. И грудь в крестах, и свидетелей нет, и денег полный карман. Скорее уж его гонорар был где-то припрятан. Террористы могли сообщить капитану о месте закладки после того, как добрались до самолета.

— Марафонец! — вдруг воскликнула Вероника.

Воспоминание проявилось, став резким и абсолютно понятным. Память прорвалась, словно болезненный нарыв.

— Ты о чем? — удивленно вскинул брови Миша.

— В лагере Марафонец сказал мне, что бомбы собирались в столовой. Он не мог этого знать, если ушел сразу после ограбления склада. Понятно? Марафонец был одним из террористов!

— Тогда зачем они убили его? — не понял Леня.

— Его никто не убивал!

— Постой, — возразил Миша, — мы же видели, как его выбросили из самолета.

— Нет, мы видели, как кого-то выбросили из самолета. Но это не значит, что погибшим был Марафонец. Он водил нас за нос.

— М-да, — с ноткой разочарования протянул Миша. — А с виду такой интеллигентный, культурный юноша…

— Кончай хохмить, — сказал монтажер.

— И все-таки есть два абсолютно необъяснимых момента, — продолжала Вероника.

— Каких? — поинтересовался Леня.

— Первый: зачем террористам понадобилось подключать фугасы, если они все равно не собирались ничего взрывать? Им ведь совершенно не хотелось, чтобы произошел «большой бум». Более того, взрыв и самоубийство для них — слова-синонимы. Ради чего они рисковали?

— А второй? — спросил Леня.

— Зачем им понадобилось подбрасывать фальшивые камни? — Девушка вздохнула. — Об этих чертовых подделках я думаю постоянно. Что-то тут не так. Если Хорь летел с ними, зачем были нужны стразы?

— Может быть, они боялись, что власти, узнав про ограбление Алмазного фонда, не заплатят выкуп? — предположил Миша. — А что? Вполне может быть.

— Нет. Выкуп им заплатили бы в любом случае. По всему выходит, что подбрасывать фальшивки не имело абсолютно никакого смысла. Однако они это сделали. Значит, существовала необходимость.

— Тянули время? — выдвинул свою версию Леня. — Просто рассчитывали, что подмену не обнаружат до определенного момента. Например, до того, как самолет поднимется в воздух.

— Я тоже об этом подумала, — согласилась Вероника. — Но в чем первопричина? Зачем им понадобилось тянуть время? Попробуем объединить эти два вопроса. Подключенные фугасы и фальшивки. Что получится?

— Фугасы наверняка страховка, — протянул Леня. — А вот со временем посложнее.

— Страховка от кого? — Вероника закусила губу. — Страхуются, когда не доверяют. Значит, человек, помогавший им и находившийся в «Останкино» во время всей этой катавасии, — не главарь. Он вообще не входил в группу. У них была иная система отношений.

— Похоже на правду, — кивнул Леня.

Миша промычал что-то маловразумительное, но, судя по тону, одобряющее.

— Пойдем дальше. — Вероника почувствовала прилив сил. Кончик цепочки был найден, ниточка тянулась сама собой, не приходилось даже прикладывать усилий. — Единственное слабое звено в плане террористов — ограбление Алмазного фонда. Тут их замысел граничил с фолом и, наверное, поэтому увенчался успехом. Получается, что камни похищались именно для этого неизвестного. Давайте пока называть его Иксом. Боевики знали: сорвись дело с алмазами, им ничто не помешает забрать выкуп и скрыться. Но они понимали, что и Икс знает это. В случае срыва он не дал бы им уйти. Тут-то террористы и решили подстраховаться. Однако все обошлось. Камни были похищены.

— Но если Икс не получил их, ему пришлось бы проявить себя, — рассудительно сказал Леня. — Например, настоять на том, чтобы «Ил» сбили. А лайнер отпустили. Выходит…

— Он получил камни, — ответила Вероника. — А потом убрал свидетелей. И не говорите мне, что самолет взорвался случайно. Террористы неоднократно доказали нам, что с пластитом обращаться умеют. Значит, их убрали. Намеренно. Единственный человек, который вступал с террористами в непосредственный контакт, поднимался на борт самолета, мог забрать камни и заложить мину, — Котов. Становится ясно и то, зачем они тянули время. Если бы о похищении камней узнали сразу, майора обыскали бы, как только он покинул самолет. А так Котов успел припрятать камни понадежнее, и все. Даже если бы кто-нибудь о чем-нибудь и догадался, без камней доказать причастность майора к террористической группе невозможно.

— Я ни хрена не понимаю! — завопил Леня. — Зачем было Котову устраивать всю эту… На кой ему камни? Денег хотел? Ну взял бы у террористов «лимон»-другой. Мало? Взял бы больше. И почему не улетел вместе с ними? Зачем ему алмазы в этой стране? Он все равно не сможет их продать. А если и сможет, то будет сидеть на своих миллионах, как жаба на болоте. Котов же чекист, чтоб ему… Объясните мне!

— Если бы я сама понимала, то обязательно объяснила бы, — ответила Вероника. — Понимаю только, что Котову зачем-то понадобились именно камни. И именно из Алмазного фонда. Не деньги, а камни. Только вот зачем?..

— Ладно. Он объяснит это сам. В другом месте, — решительно заявил Миша.

— Что ты имеешь в виду? — не поняла девушка.

— Разве мы не сообщим обо всем в ФСБ? — удивился оператор.

— О чем? О своих домыслах? — Вероника усмехнулась. — Да будет тебе известно, домыслы, они же догадки, они же умозаключения, не принимаются судом в качестве доказательств. Нас не станут слушать. Но даже если и станут, что дальше? Придут к Котову и предъявят ордер на арест? На каком основании? Кто-то что-то сказал? Да он рассмеется нам в лицо. Кто мы такие? А потом еще, глядишь, найдет способ убрать нас как лишних свидетелей. Чтобы не думали много. Пойми ты, голова садовая, Котов продумал каждую мелочь. Если бы не поломка машины, мы приехали бы в «Останкино» гораздо раньше.

Тогда я решила бы, что второй микрофон был у Марафонца, а он уже мертв. Котов оказался бы вне подозрений. Впрочем, это не имеет значения. Майор по-прежнему не «ловится». Мы ничего не можем доказать.

— И что? — Миша посмотрел на Леню, на Веронику, словно ожидая, что вот сейчас они воскликнут «Ап!» и вытащат из шляпы кролика. — Так и будем молчать?

— Надо заставить его выложить алмазы, — вдруг медленно сказал Леня. — Камни — единственное доказательство. Без них Котов открестится от чего угодно.

— Хорошо бы, конечно, заставить, — согласилась Вероника. — Да только как это сделать? Лично мне ничего в голову не приходит.

— Ребята, созрел гениальный план, — заговорщическим шепотом неожиданно сообщил Миша. — Ник, позвонишь ему и скажешь, что у тебя есть неопровержимое доказательство его участия в деле. И предложи: улику в обмен на один из алмазов. Вот и все.

— Какую улику, Мишунь? — Девушка посмотрела на оператора едва ли не с жалостью. — Это же книжная «подляна». Он на нее не купится.

— Купится, — твердо заявил оператор. — Если бы это сделал я или вон Ленька, не купился бы, а на тебя купится.

— Да почему? — выходя из себя, воскликнула Вероника.

— Да потому. — Миша выдержал качаловскую паузу и, улыбаясь во весь рот, гордо сообщил: — ТЫ РАЗГОВАРИВАЛА С МАРАФОНЦЕМ. Поняла наконец? Ты, Ника, единственный человек, у которого такие улики МОГУТ БЫТЬ. У всех остальных — нет. А у тебя могут. Скажешь, что Марафонец случайно сболтнул лишнего и, сам того не желая, выдал Котова с головой. И у тебя есть запись разговора на кассете. Если алмазов не будет, завтра пленка отправится в ФСБ. У него не останется другого выхода, кроме как принести тебе камень. Вот и все. А мы с Ленькой тебя подстрахуем. Можно на всякий случай еще и Витьку прихватить. Втроем-то мы с ним справимся как-нибудь.

Вероника и Леня переглянулись.

Вошедшая в студию девушка-оператор наклонилась к Беклемешеву и что-то прошептала на ухо, искоса поглядывая на сидящего в кресле Котова. Капитан кивнул и сказал громко:

— Саш, к телефону.

Котов оглянулся:

— Скажи, пусть позже перезвонят.

— Говорят, что дело срочное.

Майор вздохнул, выбрался из кресла и развел руками:

— Прошу прощения.

Солопов схватился за голову:

— Вот так всегда! Всегда, черт побери! Как только работа начинает идти на лад, у всех сразу находятся неотложные дела…

* * *
— А он сказал, что точно придет? — Миша сидел на подоконнике, разглядывая розовое небо, размазанное по крышам домов, и наблюдая за подъездной дорожкой.

— Точно. — Вероника расхаживала по квартире, убирая следы обычного домашнего бардака, свойственного практически всем обжитым квартирам.

Леня и Виктор устроились на диване. Пили кофе, курили, изредка задавали вялые вопросы типа: «Который час?» или «А он во сколько обещался прийти?» Атмосфера была нервозной, натянутой. Все волновались, и раздражение нет-нет да и проскальзывало в голосах, в жестах, во взглядах.

— А что он сказал? — в третий раз поинтересовался Миша.

— Я уже говорила, — резковато ответила Вероника.

— И все-таки. Ты припоминай. В этом деле важны любые мелочи. Он не удивился?

— Нет, не удивился. — Девушка встала посреди комнаты, огляделась. — Просто выслушал и сказал: «Хорошо, после работы возьму то, что вам нужно, и заеду». Вот и все. А вообще, Миш, заканчивай эти свои разговоры. И так нервничаю.

— Ну а ты чего? — не унимался оператор.

— А ты? Или у тебя со слухом неважно? Был же там, слышал.

— И все-таки?

— А я сказала: «Договорились», — и повесила трубку. — Вероника вздохнула. — Вроде все. Ничего не забыла.

— Диктофон спрятала? — поинтересовался Леня.

— Да. На книжной полке.

— Не далеко?

— Нет. В нем микрофон чувствительный, голос далеко берет.

— Так, — Леня поднялся. — Ты все запомнила? Крути его на всю катушку. Постарайся, чтобы он хоть словом обмолвился о том, что ограбление затевалось ради камней. И не забудь включить диктофон. Если вдруг чего неладное, просто скажи громко: «Жарковато, может быть, форточку открыть?» Мы тут же выскочим и накостыляем этому типу по шее.

— Я все помню, — девушка улыбнулась вымученно. — Мы уже сто раз об этом говорили.

— Ничего, — громко возвестил Виктор. — Повторение — мать учения.

— Точно, — хмыкнул Леня. — А два повторения — инкубатор.

— Идет! — вдруг завопил Миша, слетая с подоконника. — Братцы, он идет.

Возникла гоголевская «немая сцена». Несколько секунд все стояли словно парализованные. Вероникой вдруг овладела странная вялость, сходная с апатией. Леня подбежал к окну, посмотрел вниз.

— Один, — сообщил он. — Начинаем. Ника, помни: если что, «открывай форточку».

— Хорошо. — Девушка побледнела.

Прежде чем скрыться в соседней комнате, Виктор похлопал ее по плечу.

— Не боись, мать. Все будет хоккей.

— Надеюсь, — тихо ответила Вероника. В эту секунду в прихожей трелью залился звонок.

Троица моментально ретировалась. Миша прикрыл дверь и молча указал двоим спутникам: прячемся. В спальне особенно прятаться было негде. Виктор и Леня забрались в платяной шкаф. Оператор же нырнул под кровать. В эту секунду звонок прозвучал еще раз.

— Все! — жутким хриплым шепотом крикнул Миша. — Можно открывать!

* * *
Вероника пощелкала замками и, распахнув дверь, шагнула в сторону:

— Заходите.

— Благодарю. — Сжимая в руке атташе-кейс, Котов вошел в квартиру, остановился на пороге, огляделся, сказал одобрительно: — Хорошо, уютно. Дом, я смотрю, у вас новый. Квартиры хорошие. Ведомственный?

— Да, «Останкино» строило. — Вероника боялась и поэтому держалась натянуто-сухо.

— Надо же, молодцы, — похвалил майор.

— Ближе к делу, — категорично отрубила девушка.

— Ну что ж, к делу так к делу.

Не говоря больше ни слова, Котов выудил из наплечной кобуры пистолет, пересек коридор, заглянул в кухню, затем в ванную и туалет. Не обнаружив ничего подозрительного, он спокойно прошел в гостиную и, остановившись посреди комнаты, недоумевающе покачал головой:

— Ну, Вероника Глебовна, вы меня разочаровываете. Чашечки-то можно было и убрать.

Четыре кофейные чашки все еще стояли на журнальном столике. Девушка выругалась про себя. Как же она забыла! Хрестоматийная ведь зацепка…

Котов толкнул дверь в спальню и, присев на корточки, заглянул под кровать.

— Вылезай, — скомандовал коротко, хлестко.

Миша, покряхтывая, завозился под кроватью, выползая на свет. Выпрямившись во весь рост, он открыл рот, собираясь что-то сказать, но в эту секунду Котов шагнул к нему и, коротко размахнувшись, ударил оператора рукояткой пистолета по лбу. Тот, подавившись словами, ничком рухнул на кровать.

— Пора открывать форточки, ребята! — рявкнул майор.

Дверца шкафа распахнулась, и Котов изо всех сил ударил по ней ногой. Створка вновь захлопнулась. Что-то загрохотало, посыпалась одежда. В шкафу кто-то выматерился. Метнувшись вперед, майор раскрыл дверь. Ему навстречу вывалился Виктор, зажимающий ладонями разбитый нос. Котов ударил шофера под ребра и толкнул на ругающегося во весь голос Леню. Вероника наблюдала за потасовкой, испуганно прикрывая рукой рот. Глаза ее расширились от страха. Тем временем майор ухватил обмякшего Виктора и быстрым, отточенным движением ткнул костяшками пальцев в подбородок. Выпустив бесчувственное тело, он развернулся и ударил вылезающего из шкафа Леню ногой в грудь. Монтажер задохнулся, переламываясь пополам. Мгновением позже Котов опустил рукоять пистолета на подставленный седой затылок и шумно вздохнул:

— Ну вот и все.

Вероника смотрела на троих теперь уже абсолютно беспомощных «спасителей».

— Что вы наделали?.. — прошептала она.

— А что я наделал? — весело поинтересовался Котов. — Ничего страшного. Полежат минут пятнадцать-двадцать и придут в себя. Правда, голова поболит денек-другой, но это все же лучше, чем быть мертвым, верно?

— Вы их не убили? — спросила девушка.

— Знаете, чем отличается профессионал от дилетанта? Нет? — Аккуратно отстранив Веронику, Котов прошел в комнату и опустился в кресло. — Объясняю: дилетант убивает всех, кто попадет под руку, а профессионал только тех, кого необходимо. Эти трое не представляют для меня опасности. Как и вы, впрочем. Ну вот. — Он повозился, устраиваясь поудобнее. — Теперь можно поговорить. Кстати, не угостите кофейком? Все-таки я у вас в гостях.

— Конечно. — Вероника окончательно растерялась. — Только у меня растворимый.

— Ну и замечательно.

Через пару минут на журнальном столике исходили паром чашки с кофе. Наливая напиток, Вероника немного пришла в себя и теперь держалась увереннее. Пока она колдовала на кухне, Котов передвинул кресло так, чтобы контролировать вход в спальню. Атташе-кейс майор поставил рядом, в ногах. Девушка отметила это совершенно автоматически. Присев, поинтересовалась:

— Откуда вы знаете условную фразу?

— Про форточку-то? — майор засмеялся. — Я подслушивал. Во-он с той крыши, — он кивнул за окно. — Очень удобно, знаете ли.

— Подслушивали?

— Конечно. И не надо меня стыдить за то, что я оказался хитрее вас. Кстати, вы так и не включили диктофон.

— Я…

— И не надо этого делать, — перебил Котов, — иначемне придется вас застрелить, чего я совершенно не хочу.

Вероника отпила кофе, переваривая информацию. Действительно ли она не опасна для майора или он просто заговаривает ей зубы? Но, если Котов убьет ее, ему придется убить и остальных. Хотя, наверное, для него это не составляет проблемы.

— Алмаз вы, конечно же, не взяли?

— Конечно. Я похож на идиота? — Котов глотнул кофе, зажмурился от удовольствия. — Вкусно. Нет, кроме шуток. Знаете, — он поставил чашку на столик, — я ведь мог и не приходить. Доказать вам все равно ничего не удастся. Никакой записи у вас нет. Я прав?

— Есть, — категорично ответила Вероника.

— Врете. — Лицо Котова скривилось в брезгливой гримасе. — Ну ведь врете же. Причем бездарно. Вот если бы этих троих охламонов здесь не оказалось, я, может быть, и поверил бы. Но вы же честны до тошноты, простите за грубость. Если бы у вас была запись, меня бы уже полдня допрашивали.

— Зачем же вы пришли, если были уверены, что пленки не существует? — спросила Вероника, глядя ему в глаза.

— А может быть, я в вас влюбился? — Котов снова засмеялся. — Мне стало интересно, где же мы прокололись? Расскажите, пожалуйста.

Вероника в двух словах объяснила ход своих рассуждений.

Слушая ее, майор одобрительно качал головой. Под конец он вздохнул:

— Я так и думал. Правда, надеялся, что накладки с микрофонами никто не заметит. К этому моменту вы уже должны были быть в «Останкино». И подозрение пало бы на Марафонца, но кто знал, что из всех драндулетов вы угоните именно тот, который сломается на полпути. Если бы мне не пришлось посылать за вами машину, все прошло бы гладко.

— Я могу задать вам пару вопросов?

— Только пока ваши обормоты не пришли в себя. Вы одна — не свидетель. Вас даже слушать не станут. Так что спрашивайте.

— Операцию спланировали вы?

— Совершенно верно.

— Детали тоже ваши?

— Нет, я разработал план лишь в общих чертах. Только поворотные точки. Деталями занимался Марафонец. Подыскал место для базы, набрал людей, разработал схему связи — словом, воплотил план в жизнь. Потому-то я и не боюсь, что меня вычислят.

— Рощенкова похитили, чтобы отвести подозрения от вас?

— Да. Для этого ему и подбросили трубку и папку.

— Ну, откуда на досье пальцы Рощенкова, догадаться не сложно. Вы задали какой-то вопрос о Рыбе и принесли посмотреть досье. Верно?

— В общем.

— Что вы ему подсыпали?

— Сушеный корень папоротника. Не смертельно, но очень эффективно. В небольших дозах, конечно. И похоже на отравление грибами. А в супе практически неразличимо.

— Хорошо, пойдем дальше. Хоря, конечно же, не существовало?

— Конечно. Хорь — манок, миф, светлое будущее.

— Кто разговаривал по модему с террористами от его имени?

— Марафонец. Поэтому группы и сидели в разных зданиях. Никому из них и в голову не пришло проверять, все ли присутствовали на сеансах связи. А сотовый телефон хорош именно тем, что звонить можно откуда угодно. Насколько мне известно, компьютер Марафонца был установлен в административном корпусе.

— Вы заранее знали о том, что вокзал будет взорван? — Вероника прищурилась, подалась вперед. — Это оговаривалось?

— Нет. Изначально мы условились: никаких разрушений. Кроме военного склада и метротоннеля. Но без этого невозможно было обойтись. Остальное — его личная инициатива. Он наделал много ошибок, но я простил все. Все, кроме подключения фугасов. Марафонец даже не понял, как меня подставил. Этих двух накладок — сломанной машины и фугасов — оказалось достаточно, чтобы вы поняли: я причастен к делу. Правда, теперь уже все позади.

— Вы помогали ему?

Котов пожал плечами, допил кофе, поставил чашку на стол.

— Смотря что подразумевать под этим словом. Дал несколько советов, помог заполучить взрывчатку и оружие. В принципе он бы справился и сам, но это отняло бы слишком много времени.

— Как вы нашли Марафонца?

— Абсолютно случайно. Так уж вышло, что он попал в поле зрения ФСБ. Примерно год назад. Я начал присматриваться к нему. Марафонец — бывший спец. Когда их группу расформировали, подался на вольные хлеба. Думал, будут большие деньги, а оказалось, что по полю бегают большие злые волки. Куда больше и злее, чем он сам. Занялся киллерством. Да каким! Смеху подобно. Деньги за очередной «контракт» спускал в течение недели и шел искать новую работу. У него на хвосте уже висели ребята из прокуратуры, с другой стороны пасли жаждущие мести за «павших» товарищей «братки». Не сегодня завтра Марафонца взяли бы и вкатили по полной программе. Либо завалили бы. В первом случае дали бы вышку, во втором… Ну, тут понятно… На этом я его и подловил. Он оказался парнишкой сообразительным, а когда узнал сумму, которую можно получить, глаза стали размером с блюдце. Марафонец сразу решил всех «положить», а деньги ссыпать себе в карман. У него это на лице было написано.

— Вы подложили взрывчатку в самолет?

— Взрывчатки там и без того было достаточно. Почти полцентнера пластита. Я только поставил мину с замедлителем. Марафонец — дурак. Если бы он сыграл со мной честно, сейчас сидел бы в каком-нибудь баре за границей, пил бы виски. А так… Сам напросился.

— Вас не мучает совесть?

— Трудно сказать. Во всяком случае не больше, чем наших мудрых правителей, которые довели профессиональных спецов до того, что те готовы заниматься чем угодно, лишь бы заработать на пропитание. По сути, я убил только четверых. Убийц.

— Вы убили их всех, — тихо сказала Вероника.

— Может быть, вы правы. После смерти нас и рассудят.

— А вам не приходила в голову мысль, что Марафонец легко может убить вас?

— Я рассматривал подобную возможность. Но ему-то меня убивать было незачем.

— А камни?

— Он понимал, что не сможет продать алмазы, не засветившись. Слишком крупные камни. А засветка означала неминуемую смерть. Я, конечно, предпринял определенные меры предосторожности. Если бы со мной что-нибудь случилось, всем сразу же стало бы известно, какую задачу выполняют террористы и на какую фамилию новые документы Марафонца. Ну и еще несколько сугубо профессиональных мелочей. — Котов глотнул кофе и, поскольку Вероника молчала, спросил: — Это все, что вы хотели узнать?

— Нет, — девушка покачала головой. — Последний вопрос: зачем? Раз вы не можете продать камни, зачем вам понадобилось заваривать такую кашу?

— А вы не допускаете, что, помимо жажды наживы, существуют и другие мотивы преступлений?

— Отвыкла допускать подобное при нашей жизни. На алкоголика и сексуального маньяка вы, по-моему, не тянете.

— Я не тот и не другой, — улыбнулся Котов. — Меня привлекала сделка. Сама по себе. Странно, что вы до сих пор не поняли сути происходящего.

Вероника помотала головой.

— Постойте-ка. Я, наверное, чего-то недослышала. Вы сказали…

— Сделка. Покупка государственных алмазов за государственные деньги. Камни против выкупа. Неужели это так трудно понять?

— Зачем?

— Хотел доказать себе, что я не глупее некоторых людей.

— Ради чего?

— Ради того, чтобы не чувствовать себя беспомощным кретином, — озлился вдруг Котов. — Вас, видно, никогда не предавали. Вы не знаете, что чувствует человек, которого променяли на бумажки, именуемые деньгами.

— Это что-то личное?

Котов усмехнулся с нескрываемым сарказмом:

— Куда уж больше. От меня ушла жена.

— От многих уходят жены, но пока еще, насколько мне известно, никто не пытался из-за этого ограбить Алмазный фонд.

— А я и не грабил. Это сделал Марафонец и его люди. Я только купил алмазы. Вот и все.

— И все равно, я не понимаю…

— Знаете, что она сказала мне, перед тем как уйти? «Я думала, что ты станешь полковником». Вот о чем она думала! Я должен был стать полковником, начальником отдела! Начальником ФСБ! Чтобы обеспечить ей счастливую жизнь! Так и сказала: «обеспечить счастливую жизнь»! — Котов вновь улыбнулся, но через силу, стеклянно. — Зато ее новый избранник имеет очень хорошие связи и большие возможности. А уж выскочив за него, моя благоверная пустилась во все тяжкие. Он смотрит на это сквозь пальцы, так как и сам не отличается чистотой нравов. Вероятно, это и называется «счастливая жизнь». Они друг другу не мешают. Короче говоря, меня променяли на деньги. Продали. А этот ее мозгляк оказался еще и паршивым дельцом. Честно говоря, сперва я хотел его просто «кинуть», это не составило бы большого труда. Потом мне стало интересно: если он такой хреновый делец, откуда же у него деньги? Думал, может, это я, ущербный, не умею заработать. Оказалось, что денежки у этого парня «воздушные». Его папочка, не последний, кстати, человек в бывшем КПССовском правительстве, пару лет назад выбил у государства кредит. Правда, беспроцентный, но зато равный годовому национальному доходу небольшой европейской страны. Не для себя, конечно, упаси бог! Для любимого сыночка. Отпрыск не мудрствуя лукаво взял да и купил на эти деньги несколько государственных же предприятий. Не без помощи папочки опять-таки. Через пару месяцев, пользуясь протекцией родителя, уже сам сынок взял кредит, годок-другой покрутил его, а в результате вернул оба кредита государству с большой «благодарностью» нужным людям. В крупных, разумеется, и очень зеленых купюрах. Одна незадача: за пару лет реальная покупательская способность возвращаемых денег снизилась до стоимости коробки мороженого, но кому какое до этого дело? А потом почтенный папашка ринулся на государственную пенсию. Неплохую, между прочим, получил. Вы столько и в лучшие годы не зарабатывали. Теперь он, не жалея живота своего, горбатится на мировой капитал коммерческим директором в фирме собственного сынка. Причем у фирмы этой не бывает проблем, никогда и ни на каких уровнях. А знаете, сколько заср…цы выложили за четыре гигантских — не убыточных, кстати! — завода? Чуть меньше, чем стоят два коммерческих ларька на Садовом. Вот так. Блат до сих пор великая вещь. Только теперь он, по-моему, называется немного иначе. Взаимовыручка.

— И тогда вы решили доказать себе, что вы ничуть не глупее этого дельца, да? — жестко спросила Вероника. — Купить государственную собственность за государственные деньги, используя свои связи и знания.

— И при этом остаться безнаказанным, — улыбаясь пусто, заметил Котов. — Однако, как человек принципа, я решил заплатить за покупку столько, сколько она стоит, и даже больше.

— Вы психопат, — категорично заявила девушка. — Самый настоящий. Вас надо упрятать в дурдом.

— Нет. — Котов подался вперед. В глазах его застыли льдинки. — Я — гений. Если бы не эта, мать ее, машина и не дурак Марафонец, вам бы не удалось вычислить меня. Но все равно я сделал то, что намеревался. Вам ничего не удастся доказать. И никому не удастся!

— Самый настоящий сумасшедший, — повторила Вероника, но уже тихо. — Честно говоря, боюсь, что вы выкинули камни.

— Не собираюсь этого делать. Алмазы в надежном месте. Они мои. Я их купил.

— Но нарушили схему, — вдруг воскликнула девушка. — Вы нарушили схему!

— Чем же?

— В отличие от этого дельца, вы НЕ ВЕРНУЛИ кредит государству.

— Но он не вернет государству заводы!

— А вы вернете камни?

— Естественно. Зачем они мне? Я уже ЗАВЕЩАЛ свою покупку государству. Оно получит камни назад, но только после моей смерти. — Котов поднялся. — Устал. Пора идти.

Майор взял со стола пистолет, сунул его в кобуру. В этот момент за окном вдруг мелькнули черные тени, практически неразличимые на фоне тусклого вечернего неба. И все же Вероника заметила их. Она еще не поняла, что это такое, и инстинктивно втянула голову в плечи, а осколки уже барабанили по подоконнику, столу, паркету. В оскаленные стеклом оконные проемы скользнули две темные, размытые сумерками фигуры. Когда Вероника обернулась, еще трое штурмовиков застыли на пороге, держа наперевес короткие автоматы. Как они открыли дверь? Вероника не слышала, чтобы щелкнул замок. Наверное, из-за звона стекла.

— Простите, Вероника Глебовна, за выбитые окна, — в комнату вошел Беклемешев. — Но возникла критическая ситуация. Существовала вероятность того, что этот человек, — он кивнул в сторону Котова, — предпримет попытку убить вас. Надеюсь, все в порядке?

— Я цела и невредима, — обескураженно ответила девушка. — Вопрос в том, как мне сегодня ночевать без стекол.

— Рабочий из РЭУ ждет в соседней квартире, — сказал Беклемешев. — Не волнуйтесь. — Он повернулся к бывшему начальнику и громко сообщил: — Александр Яковлевич Котов, вы арестованы. Сдайте оружие!

Котов, все еще державший руку под полой пиджака, хмыкнул:

— На каком основании?

— Вы обвиняетесь в организации ограбления Алмазного фонда!

— Это серьезное обвинение, Зиновий. У тебя есть доказательства?

— Мы записывали ваш разговор через стену, из соседней квартиры.

Котов повернулся к Веронике:

— Вы додумались?

— Нет, — покачала головой девушка. — Я не знала, как будут действовать ваши коллеги.

— Неужели сам дошел, Зиновий? Похвально, похвально. Ты, надеюсь, хорошенько подумал, прежде чем наступить в эдакую кучу навоза… Голословные обвинения офицера ФСБ, тем более вышестоящего начальника, — это, знаешь ли, не шутка. Тебя, Зиновий, запросто можно привлечь за клевету.

— Я же сказал: у нас есть запись.

Котов засмеялся:

— Ты ведь, Зиновий, не включаешь режим контроля записи, да? Предпочитаешь пользоваться стетоскопом. До чего же вы предсказуемы, оловянные солдатики!

Он наклонился, поднял стоящий у кресла атташе-кейс и, щелкнув замками, распахнул крышку.

Беклемешев побледнел. На лице его отразилась растерянность. Повернувшись к одному из оперативников, капитан скомандовал:

— Проверь. Живо.

Тот затопотал в прихожую. Вероника, непонимающе глядя то на Котова, то на Беклемешева, сказала:

— Кто-нибудь объяснит мне, что происходит?..

— С удовольствием, Вероника Глебовна. — Котов закрыл чемоданчик. — Как я уже говорил, Зиновий не включает режим контроля записи. Он включает трансляцию, а еще чаще пользуется стетоскопом. Это такая штука для прослушивания разговоров сквозь стены. Вроде врачебной, только мощнее. Кейс, который у меня в руках, не что иное, как генератор «белого шума». Проще говоря, постановщик помех. В режиме трансляции на динамик выдается сигнал, приходящий на микрофон, а не записываемый на ленту. Эта штука, — Котов покачал кейс в руке, — забивает радиосигналы и создает электронный фон. Зиновий же, включив запись, не озаботился ее проверкой. Я немного выждал и включил генератор. В результате капитан имеет начало нашего разговора и целую катушку бесполезной пленки. Вот и все. Для следствия же он не свидетель, поскольку прослушивание не было санкционировано. Ты ведь не успел получить разрешение, Зиновий? Видите, Вероника Глебовна. Так мы и работаем. Строго говоря, эта операция вообще незаконна. Против капитана может быть возбуждено уголовное дело.

Проверяющий оперативник вернулся и, посмотрев на Беклемешева, покачал головой: «Ничего. Пусто».

— Черт! — капитан зло скривился. — Ладно, записи не получилось. Бог с ней! Я арестую тебя за попытку убийства.

— Попытку убийства кого? — улыбнулся Котов и, повернувшись к Веронике, добавил: — Обратите внимание, Зиновий начинает нервничать.

— За попытку убийства Вероники Глебовны Полетаевой, — выпалил Беклемешев.

— Вот так так! — с притворным изумлением развел руками Котов. — А зачем мне убивать Веронику, скажи на милость? Я же не параноик. Вероника Глебовна, скажите правду, неужели я пытался вас убить? Только правду! — вдруг жестко и твердо добавил он. — Правду!

— Нет, — ответила девушка. — Не пытался.

— Вот видите, — мягко улыбнулся Котов. — Не пытался. Так что, Зиновий, не лови меня на мякине. Я не фраер. — Он деланно зевнул, потянулся наигранно беспечно и объявил: — Пойду домой. Устал что-то сегодня. Никогда не думал, что телевизионное интервью — такая утомительная и занудная штука. Всем до свидания.

Подхватив кейс, майор зашагал к выходу.

— Черт! — выдохнул Беклемешев. — Он уходит!

— Да, — согласилась Вероника. — Уходит. Он оказался умнее нас.

— Но это он? — вдруг тихо спросил Беклемешев. — Это точно Котов?

— Точно, — кивнула девушка.

— Он сказал вам? Сам сказал?

— И даже объяснил причину, — подтвердила Вероника. — Но нам его не поймать.

— Вы уверены, что это он? — с настойчивостью обезумевшего переспросил капитан. — Вы абсолютно уверены?

— Да, абсолютно. Я же сказала.

— Хорошо.

Беклемешев бросился в коридор, на ходу вынимая пистолет.

— Что вы собираетесь делать? — крикнула ему в спину Вероника, но ответом ей послужил дробный стук шагов.

Девушка метнулась к балконной двери. На улице уже совсем стемнело. Вдруг подул ветер, подхватил стелющуюся по асфальту огненно-рыжую листву и понес, понес, кружа в скоротечном вальсе.

Вероника увидела вышедшего из подъезда Котова. Майор остановился, посмотрел вверх, на плывущие по фиолетовому океану неба свинцовые дирижабли облаков, заметил Веронику и махнул ей рукой. В следующую секунду золотистый вихрь листопада подхватил его, смазав плечистую чуть асимметричную фигуру. Вероника сложила ладони рупором и закричала изо всех сил:

— Бегите! Бегите!

Ветер взвыл страдальчески, заглушая ее слова.

Котов развел руками, показывая: «не слышу», улыбнулся, еще раз помахал ей и быстро зашагал вдоль дома в сторону метро «Речной вокзал».

— Черт! — выдохнула Вероника.

Хлопнула подъездная дверь, и на улицу выскочил Беклемешев. Капитан огляделся, заметил удаляющегося Котова и побежал следом. Листопад становился все гуще. Вечер, словно плохой режиссер, старательно скрывал от посторонних глаз корявую развязку неудавшейся драмы. За осенним занавесом тихо, почти неразличимо хлопнул пистолетный выстрел. За ним еще один и еще. И вдруг все стихло. Ветер умер. Паруса листьев, устало кружась, опускались на землю. Облака неподвижно повисли в глубине бездонного неба.

Вероника ждала, вглядываясь в темноту, и непонятно было, то ли она на что-то надеется, то ли ей чего-то жаль. Из сумерек в пятачок ярко-голубого фонарного света вынырнул Беклемешев. Капитан шагал решительно, сунув руки в карманы плаща, высоко подняв голову, прямой и сильный.

Вероника медленно повернулась и вошла в комнату. Оперативники тихо переговаривались между собой. Дверь в спальню была открыта, а в кресле у стола сидел Миша, зажимая здоровенную багровую ссадину, протянувшуюся через весь лоб. Девушка закрыла балкон, остановилась посреди комнаты, озираясь растерянно. При ее появлении разговоры смолкли. Все смотрели на Веронику, а она не смотрела ни на кого.

— Ну и чего? — вдруг подал голос оператор. — Запись-то сделали? Поймали мы этого урода?

Девушка несколько секунд молчала, глядя в пол, а потом сказала, ни к кому конкретно не обращаясь:

— Чайник, наверное, еще горячий. Хотите кофе?

Примечания

1

ПБС — прибор бесшумной стрельбы, глушитель.

(обратно)

2

«ППШ» — пистолет-пулемет Шпагина.

(обратно)

3

«СВД» — снайперская винтовка Драгунова.

(обратно)

4

МЧС — Министерство по чрезвычайным ситуациям.

(обратно)

5

АПР — средства аварийно-поисковых работ.

(обратно)

6

Точка инициирования — точка подрыва зарядов.

(обратно)

7

Дитилин — сильное обездвиживающее средство.

(обратно)

8

СВМ — баллистическая ткань, предназначенная для снижения кинетической энергии пули. Аналог кевлара.

(обратно)

Оглавление

  • Пролог
  • 21 августа, четверг
  • 6 сентября, суббота
  • 6 сентября, вечер
  • 7 сентября, воскресение
  •   06.15
  •   07.50
  •   08.15
  •   08.33
  •   09.43
  •   09.51
  •   10.10
  •   10.31
  •   10.59
  •   11.10
  •   11.38
  •   12.02
  •   13.20
  •   13.47
  •   14.03
  •   15.35
  •   15.51
  •   16.18
  •   16.50
  •   16.59
  •   17.10
  •   17.23
  •   17.35
  •   17.42
  •   17.58
  •   18.32
  •   18.37
  •   19.29
  •   19.41
  •   20.17
  •   20.33
  •   20.42
  •   21.10
  •   21.29
  •   21.47
  •   22.01
  •   22.15
  •   22.40
  •   22.53
  •   23.12
  •   23.15
  •   02.39
  •   03.01
  •   03.43
  •   03.47
  •   03.48–03.59
  •   04.00–04.02
  • Эпилог
  • *** Примечания ***