КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Своенравная наследница [Бертрис Смолл] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Бертрис Смолл
Своенравная наследница

Замок Фрайарсгейт — 4

OCR: Dinny; Spellcheck: Margo

Бертрис Смолл «Своенравная наследница»: АСТ, Астрель, ВКТ; Москва, Владимир; 2010

Оригинальное название: Bertrice Small «The Last Heiress», 2005

ISBN 978-5-17-070573-3, 978-5-271-31919-8, 978-5-226-03404-6

Перевод: Т.А. Перцевой

Аннотация

Решительная и своенравная леди Элизабет Мередит Болтон не побоялась попасть в немилость к жестокому королю и посмела отказаться от выгодного брака. Сердце Элизабет принадлежит гордому шотландцу Бэну Макколу — ее верному и страстному возлюбленному. Но что несет с собой эта любовь — гибель или счастье?

Бертрис Смолл
Своенравная наследница
Пролог

Фрайарсгейт

Зима 1530 года


— Ты едешь ко двору, — сказала своей дочери Розамунда Хепберн Болтон тоном, не допускающим возражений.

— Ни за что, — ответила Элизабет Мередит тоном, который, как было известно всем, не сулил добра собеседникам.

— Тебе нужен муж, Элизабет, — с легким раздражением напомнила Розамунда.

Этот разговор назревал давно, хотя и постоянно откладывался.

— Зачем? — взорвалась Элизабет. — Разве я не доказала, что вполне способна управлять Фрайарсгейтом? Муж не захочет признавать моей власти, а такого я не допущу. Фрайарсгейт мой, и так было с того дня, когда мне исполнилось четырнадцать.

— Это было почти восемь лет назад, — возразила Розамунда. — Через несколько месяцев тебе исполнится двадцать два года, необходимо найти тебе мужа, пока не станет слишком поздно… если уже не слишком поздно.

— Зачем? — повторила Элизабет, и на этот раз в ее зеленовато-карих глазах блеснул гнев.

— Ты превосходно управляешь Фрайарсгейтом. Лучшей леди поместье еще не знало, — ответила Розамунда. — Ты даже лучшая хозяйка, чем я. Но когда-нибудь ты уйдешь навсегда, и кто тогда примет Фрайарсгейт, если у тебя не останется наследников и наследниц? Будь благоразумна, Элизабет. Ты должна выйти замуж и родить детей.

— У Бэнон и Невилла есть дети. У Филиппы и ее графа есть дети. Я оставлю поместье, кому сочту нужным, — отрезала Элизабет.

— У Бэнон всего один сын, который когда-нибудь унаследует Оттерли. Твой Фрайарсгейт ему ни к чему. Что же до сыновей Филиппы… Старший получит титул графа. Средний — паж в доме Норфолков. Младшему предназначено место при дворе принцессы Марии. А малыш когда-нибудь станет прекрасной партией для Мэри Роуз. Мои внуки по линии Сен-Клеров — дети Филиппы, — как и их родители, рождены для жизни при дворе. У тебя нет выбора, Элизабет. Придется выйти замуж.

Элизабет Мередит тяжело вздохнула.

— Может быть, есть в округе молодой человек, который бы тебе нравился? — мягко спросила Розамунда. — Если есть, так и скажи: я сделаю все, чтобы договориться о свадьбе. Я хочу тебе счастья, дочь моя. Твои сестры вышли замуж по любви. Я мечтаю о том же и для тебя.

Она крепко сжала руку дочери. Из троих ее детей Элизабет больше всех походила на отца, со своими мягкими светлыми волосами и зеленовато-карими глазами. При взгляде на нее Розамунда неизменно вспоминала Оуэна. И хотя тот не считался таким уж красавцем, их младшая дочь была поистине неотразима. По крайней мере в тот момент, когда ее лицо не пылало гневом.

— Да я же никого не знаю, мама. Фрайарсгейт — уединенное поместье. И очень большое. У меня нет времени для встреч с соседями. Хозяйственные заботы отнимают все мое время.

— В таком случае тебе придется ехать ко двору и искать мужа, — решительно проговорила Розамунда. — Ничего не поделаешь. Ты слишком взрослая, чтобы стать фрейлиной, да и ничему не обучена. Не знаешь дворцового этикета. Жить тебе придется с Филиппой и Криспином. В мае они на месяц прибывают ко двору и смогут ввести тебя в общество. Май — прекрасное время для жизни при дворе. Я хорошо это помню.

— Раны Господни! — тихо выругалась Элизабет. — Ты заставишь меня жить у Филиппы? Знаешь ведь, что мы не ладим! Она так задирает нос, что можно подумать, будто родилась от семени герцога, а не простого валлийского рыцаря! Она всегда пробуждает во мне самое худшее. Я стараюсь держать себя в руках и не позволять ей вывести меня из равновесия, но стоит пробыть в ее обществе всего несколько минут, и я готова ее удушить! Трудно поверить, что мы родные сестры и что у нас один отец и одна мать! — воскликнула Элизабет, покачивая головой.

— Но у меня нет другого выбора, кроме как послать тебя к Филиппе, — не сдавалась Розамунда.

— Не заставляй меня уезжать, мама! — взмолилась дочь.

— Ах, Бесси, — со смехом воскликнула Розамунда, — что мне с тобой делать?!

Бесси. Так ее звали в детстве. Но теперь Элизабет лишь очень немногим позволяла обращаться к себе таким образом. Детское глупое имя, вовсе не подходящее для наследницы Фрайарсгейта. Теперь она — Элизабет Джулия Анна Мередит.

— Если уж ты заставляешь меня ехать ко двору, почему бы тогда не попросить дядюшку Томаса принять меня, как он принял Филиппу и Бэнон? В Лондоне у него дом, а в Гринвиче — второй Он и Уилл еще в Двенадцатую ночь [1] поговаривали о том, чтобы бежать на юг. Похоже, шумное семейство Бэнон действует ему на нервы. И прошло уже не менее трех лет со времени его последнего визита ко двору.

— Он поклялся никогда больше туда не ездить, — напомнила Розамунда.

— Дядюшка Томас всегда так говорит, когда возвращается домой. Но проходит несколько лет, и он снова начинает мечтать о волнующей жизни при дворе, о красочных нарядах, веселье и восхитительных сплетнях, которые можно там услышать. И не забудь про его лондонского портного. Он всегда возвращается с великолепным гардеробом, которым ослепляет и шокирует местное дворянство.

— Не знаю… — медленно протянула Розамунда.

— Пожалуйста, мама! Конечно, весна — самое неподходящее время для отъезда, но я поеду без возражений, если дядюшка Томас будет меня сопровождать и возьмет к себе в дом. К Филиппе я ни за что не поеду!

— Поедешь, если я прикажу, — бросила Розамунда.

Довольно спокойный разговор снова превращался в битву характеров.

— И как ты меня заставишь? — вызывающе проговорила Элизабет. — Велишь связать, как овцу, и доставить в Брайарвуд, к Филиппе? А что потом? Если Филиппа притащит мне завидных женихов, я начну рыгать, пукать, пущу в ход шотландский выговор, и они, сами от меня отшатнутся. Сомневаюсь, что она сумеет выдержать меня целый месяц. Скорее всего немедленно отошлет домой. А ты помнишь, она отказалась от Фрайарсгейта потому, что ни один придворный джентльмен не согласился бы взять в приданое за женой поместье в Камбрии! Почему ты думаешь, что мой жених поступит иначе? А я не расстанусь с Фрайарсгейтом, мама…

Розамунда свирепо уставилась на дочь. Она нисколько не сомневалась, что Элизабет исполнит свою угрозу, если ее насильно отослать к Филиппе. Другое дело, если лорд Кембридж представит свою юную родственницу ко двору. Тогда есть шанс, что Элизабет получит мужа, который придется по нраву всей семье. Конечно, Филиппа и Криспин тоже могут представить Элизабет ко двору, но Томас Болтон, кроме того, станет ее опекуном, советником и защитником. Точно таким, каким был когда-то для нее.

Розамунда задумалась.

— Ладно, я попрошу Тома, — сдалась она. — Но поклянись, Элизабет, что во всем будешь слушаться его советов и подчиняться им. Он уже немолод, и, если согласится принять тебя, не смей позорить его или раздражать своим непослушанием.

— Мы всегдахорошо ладили с дядюшкой Томасом, мама, пусть даже его любимицей всегда была Бэнон. Я была любимицей Лесли из Гленкерка. Знаешь, я до сих пор его вспоминаю.

— Правда? — удивилась Розамунда, вставая. — Я должна вернуться к Логану и моим парнишкам. Перед отъездом напишу Тому, а Эдмунд позаботится, чтобы письмо 6 доставили в Оттерли.

Наклонившись, она поцеловала Элизабет в щеку.

— Мы проследим, чтобы твой будущий муж, кем бы он ни был, считался с твоей властью здесь, во Фрайарсгейте. Обещаю тебе. Ты хорошая хозяйка.

— Поезжай, мама, — прошептала Элизабет, провожая мать в холл. — И передай Логану мой привет и добрые пожелания.

Розамунда села за дубовый стол, вынула из корзины пергамент и. взялась за перо. Она писала, тщательно выбирая каждое слово. Писала, что слишком многого просит от своего любимого кузена, но только от него зависит будущее Элизабет. Ее младшая дочь — умная молодая женщина, но не обладает изящными манерами. Ей нужен верный союзник.

Беда в том, что Том Болтон уже немолод и, возможно, столь тяжкая обязанность будет ему не по силам. Но с ними наверняка поедет Уильям Смайт, компаньон и секретарь ее кузена, а он куда моложе и энергичнее. Может, вместе мужчины сумеют держать в руках крайне независимую и упрямую наследницу Фрайарсгейта, а также найти для нее подходящего мужа, который не стал бы оспаривать способностей жены управлять поместьем.

Розамунда вдруг подумала: дело вовсе не в том, что у нее мало внуков. Просто никому из них в голову не придет навсегда заточить себя во Фрайарсгейте.

Глава 1

Томас Болтон, лорд Кембридж, прочитал письмо от кузины Розамунды, которое та написала перед отъездом в свое поместье на шотландской границе, поджал губы и задумчиво нахмурился.

— Хм, — пробормотал он.

— Что там? — встревожился Уильям Смайт. — С вашей кузиной все в порядке?

— Помнишь наш разговор насчет краткого визита ко двору? Ну, тот, несколько недель назад? Моя дорогая Розамунда только что дала мне идеальный предлог для поездки. Мы отправимся в путь весной, дорогой мальчик! А за время нашего отсутствия рабочие закончат новое крыло дома. Я обожаю Бэнон и ее выводок, но вряд ли смогу и дальше жить так близко от них.

— Ее дочери — весьма живые девочки, — сухо заметил Уильям.

— Живые?! Да все пятеро — истинные дьяволята! — вскричал лорд Кембридж. — Хотя каждая красивее летнего утра, мозгов у них не больше, чем у блохи! Я содрогаюсь при мысли о судьбе, которая постигнет бедного маленького Роберта Томаса, когда эти негодницы начнут плясать вокруг него!

— Он либо с пеленок научится защищать себя, либо станет одним из тех несчастных, которые боятся собственной тени и покорно сидят под каблуком у своей жены. А теперь расскажите, что пишет Розамунда и каким образом ее письмо приведет нас ко двору?

— Владелица Фрайарсгейта нуждается в муже! — возбужденно выпалил лорд Кембридж. — Она не хочет ехать ко двору. Ноги Господни, Уилл! Как она напоминает Розамунду в юности! Она согласилась поехать только при условии, что я поеду вместе с ней. Розамунда извиняется за то, что, по ее мнению, возлагает на мои плечи тяжкий груз. Ранее она хотела отослать Элизабет к Филиппе и все предоставить ей…

— Графине Уиттон? — Уилл покачал головой. — О нет, милорд, боюсь, ничего не выйдет. Сестры совсем не ладят.

— Именно это Элизабет и сказала матери, а потом добавила, что поедет, только если я буду ее сопровождать. Подумать только, дорогой мальчик, мы приедем ко двору в мае! Гринвич! Там устраиваются маскарады, потому что, как я слышал, мистрис Болейн, маленькая подружка короля, ввела в моду невероятно элегантные развлечения. Я на седьмом небе, Уилл. Конечно, нам придется нанести визит мастеру Олторпу в Лондоне, ибо мой жалкий гардероб вот уже сто лет как устарел! Ах, Уилл! Что бы я делал без своей дорогой кузины Розамунды!

— И не говорите, милорд! — с легкой улыбкой воскликнул Смайт.

Восемь лет назад Томас Болтон возвысил его из ничтожества и взял к себе на службу. А это означало, что Уилл вошел в его семью и что эта семья приветствовала и приняла его. За всю свою жизнь Уильям Смайт никогда не чувствовал себя так уверенно и в такой безопасности.

— На какое время намечается наш отъезд в Лондон, милорд? — спросил он.

— На первое апреля. Мы должны быть в Кембридже к Майскому дню, так что времени у нас совсем мало. Необходимо написать Филиппе, поскольку она должна известить короля о нашем приезде. Ну и сообщить мастеру Олторпу. Ко времени нашего приезда он должен прибыть в Гринвич с моей одеждой. Он и перескажет нам последние сплетни, — хмыкнул Болтон. — Но сначала нам нужно побывать во Фрайарсгейте. Могу поклясться, у нашей наследницы не окажется ни одного туалета, подходящего для путешествия, не говоря уже о пребывании во дворце. Мой дорогой мальчик, необходимо снять с нее мерки и заказать хотя бы несколько приличных платьев. Ах, сколько дел! Вряд ли мы успеем, Уилл.

— Успеем, милорд, если все будем делать спокойно и упорядочение, — заверил Уилл. — Я начну сегодня же. А теперь, милорд, позвольте принести вам вина. Вам понадобится немало сил и сообразительности, поскольку Элизабет Мередит не из тех девушек, которым можно легко найти мужа. Ее манеры, милорд, если простите за дерзость, оставляют желать лучшего, и многие уже считают ее старой девой.

— Вздор! — отмахнулся лорд Кембридж. — Маленькая подружка короля еще старше и до сих пор не замужем. И у мистрис Болейн нет того приданого, которое есть у мистрис Элизабет Мередит.

— Когда мы собираемся посетить Фрайарсгейт, милорд?

— Как можно скорее, дорогой мальчик. Я всегда любил там бывать. Такой спокойный дом… Ни крика, ни шума. И Элизабет — превосходная хозяйка. Прекрасный стол, и челядь так услужлива. Иди на конюшню, спроси старого Джона, какова будет погода в следующие несколько дней. Его предсказания всегда верны.

— Немедленно, милорд, — ответил Уильям Смайт, вручая хозяину небольшой кубок с вином, после чего поклонился и поспешил к выходу.

— Погода, — объявил старый Джон, — будет прекрасной, хотя на дворе стоит январь. Зато февраль будет ужасным, как, впрочем, всегда.

— Готовься к длительному пребыванию во Фрайарсгей-те, дорогой Уилл, — хмыкнул лорд Кембридж. — Если пойдет снег, предпочитаю пересидеть эту напасть именно там, а не здесь, в Оттерли, хотя никогда не думал, что когда-нибудь открыто признаюсь в этом. Если возникнут какие-то затруднения, моя дорогая наследница и ее супруг вполне с этим справятся. Ведь в конце концов Оттерли перейдет к Бэнон. Она наверняка поймет причины моей поездки во Фрайарсгейт: из всех дочерей Розамунды она самая рассудительная. К тому же ее муж, хоть и красивый парень, умом не блещет. Уж эти северные семьи! Слишком много браков между родственниками, и никакого желания хоть чему-то обучать детей! Они все еще считают, будто живут в те времена, когда одно лишь имя что-то значило! Так что я сделал прекрасный выбор, назначив своей наследницей Бэнон. Она умна не по годам!

— Совершенно верно, милорд, — согласился секретарь. — Если не считать того, что она относится к мужу и детям чересчур снисходительно.

— У. нее доброе сердце, — усмехнулся Томас Болтон.

Еще много лет назад, приобретая Оттерли, Томас Болтон, он же лорд Кембридж, намеревался оставить поместье Бэнон, второй дочери кузины. Филиппа, старшая дочь, должна была унаследовать Фрайарсгейт, а Элизабет, младшей, было обещано большое приданое. Но Филиппа в двенадцать лет отбыла к королевскому двору и быстро сообразила, что ни один достойный жених не захочет жениться на девушке пусть и очень богатой, но с поместьем едва ли не на границе с Шотландией. Поэтому лорд Кембридж купил Филиппе небольшое имение в Оксфордшире, а затем нашел для нее идеального мужа. Все это, вместе взятое — и приданое, и удачнее замужество, — позволило Филиппе войти в круг аристократии. И даже в глазах двора для девушки ее происхождения эта партия была более чем завидной. Став графиней Уиттон, Филиппа быстро заполнила детскую тремя крепкими сынишками и маленькой дочкой.

Но Филиппа отказалась от всяких притязаний на Фрайарсгейт, и муж, как ни удивительно, согласился с ее решением. Большинство мужчин были бы в восторге получить столь обширные земли. Но Криспин Сен-Клер считал, что мужчина должен жить и править в своих владениях. Поместья Брайарвуд и еще одного, принесенного Филиппой, для него было более чем достаточно.

Когда Розамунда окончательно отчаялась, не зная, как распорядиться с ее любимым Фрайарсгейтом, ее младшая дочь Элизабет заявила, что больше сестер любит поместье и сама хочет им управлять. Поэтому все согласились, что в день четырнадцатилетия Фрайарсгейт будет официально передан Элизабет. После этого Розамунда, так много сделавшая для процветания Фрайарсгейта, перебралась в Клевенз-Карн, в дом мужа-шотландца, чтобы спокойно растить пятерых сыновей Логана Хепберна, четверо из которых были их общими детьми. Элизабет Мередит, как и мать, была рождена, чтобы заботиться о поместье.

Она любила свои земли. Увлекалась выращиванием овец и даже пыталась скрещивать разные породы, чтобы проверить, какой будет шерсть. Два дня в неделю она проводила в своем кабинете, занимаясь экспортной торговлей, начало которой положили ее мать и дядя. Никакая теплая ткань не могла сравниться с голубым сукном, которую владелица Фрайарсгейта продавала через своих агентов в Нидерландах. И теперь Элизабет усердно трудилась над тем, чтобы добиться нового, уникального цвета. Пока что результаты ей не нравились.

Ничто на свете не значило для нее больше, чем Фрайарсгейт. Элизабет не замечала, как летит время. Не интересовалась будущим. Но как все огромные поместья, Фрайарсгейту требовался наследник, который будет управлять всем, когда Элизабет уйдет навсегда.

Томас Болтон тяжко вздохнул. Элизабет была самой красивой из дочерей Розамунды, но совершенно не признавала ни этикета, ни хороших манер. Мало того, когда-то она прекрасно играла на музыкальных инструментах и пела, но со временем все забылось. Она и одевалась как жена фермера. Была прямолинейна до грубости. Увлеченная хозяйством, презирала все ухищрения света.

Именно это, вместе с желанием обрести покой, побудило Томаса уехать на зиму во Фрайарсгейт. Прежде чем везти Элизабет ко двору, необходимо вновь обучить ее придворному этикету. Как только они попадут в Гринвич, им понадобится помощь Филиппы. Но вряд ли последняя согласится на это, если манеры и поведение Элизабет будут ее смущать. Это первое, что необходимо объяснить Элизабет. Нельзя намеренно раздражать Филиппу.

Найти мужа для Элизабет — задача не из легких. Найти мужей для ее старших сестер было куда легче.

Уильям Смайт был неоценимым другом и компаньоном. К следующему утру он уже успел подготовить все для отъезда из Оттерли. И повозка с их багажом на рассвете отправилась во Фрайарсгейт. Шестеро вооруженных людей из Оттерли должны были сопровождать лорда Кембриджа и его секретаря. Дорога была долгой. Но если они выедут рано, наверняка доберутся до Фрайарсгейта после заката.

— О, дядя, неужели ты решил нас покинуть? — спросила за завтраком Бэнон Мередит Невилл. — Когда ты вернешься? Джемайма, перестань дразнить сестру!

— Дорогая девочка, ты знаешь, твоя мать всегда полагалась на меня в определенных вопросах. Элизабет должна найти мужа, но ничего для этого не делает. Мне приходится тащить ее ко двору и молиться о чуде. Бэнон, ангел мой, ты тоже должна молиться. Сама знаешь, твоя младшая сестра — человек сложный.

— Ты собираешься просить помощи у Филиппы? — полюбопытствовала Бэнон. — Кэтрин, Томазина, Джемайма и Элизабет, пора заниматься. Бегите к вашему гувернеру и возьмите с собой Маргарет. Конечно, ей всего три года, но, может, хоть что-то усвоит, — вздохнула Бэнон.

— Боюсь, у меня нет иного выбора, — покачал головой Томас. — У Филиппы превосходные связи при дворе.

Он помахал вслед малышкам, потому что любил их, несмотря на задиристость и драчливость. На душе его потеплело, когда они послали ему воздушные поцелуи.

— Может, никаких связей у нее больше нет, — заметила Бэнон. — Даже до нас доходят придворные сплетни. Говорят, что королева больше не в фаворе у короля. Он открыто заглядывается на молодую Болейн. Сомневаюсь, что моя старшая сестра одобряет подобное поведение, потому что она, как и наша мать, глубоко предана королеве Екатерине.

— Совершенно верно, — согласился лорд Кембридж. — Но подозреваю, ее преданность своим сыновьям еще сильнее. Она должна думать об их будущем, которое решает король, а не королева. У короля вся власть. Твоя сестра может не одобрять мистрис Болейн, но не должна пренебрегать ею.

— Ты долго пробудешь во Фрайарсгейте? А когда собираешься отправиться ко двору?

— Мне предстоит сделать еще очень многое, — пробормотал Томас, щедро намазывая теплый деревенский хлеб душистым маслом. — Необходимо напомнить Элизабет о ее происхождении и воспитании. При дворе овец не найдешь. По крайней мере тех, которые покрыты шерстью. И ей понадобится модная одежда.

Он облизал измазанные маслом пальцы.

— Боюсь, Мейбл и Эдмунд не имеют над ней никакой власти.

— Они уже стары, дядюшка. Эдмунду весной исполнится семьдесят один год. Правда, он еще достаточно силен, чтобы помогать Элизабет управлять Фрайарсгейтом. Но что она будет делать, когда Эдмунд окончательно состарится? Неужели моя сестра никогда над этим не задумывалась? Элизабет, похоже, считает, что на свете ничего не меняется. Как же она не права!

— Первым делом, мой ангел, нужно снова вернуть ей прежние манеры, а потом доставить ее ко двору и представить ее в лучшем свете. Должен же найтись хотя бы один младший сын благородного семейства, который окажется достаточно храбрым, чтобы жить на севере. Я обязательно отыщу его и выдам замуж мистрис Элизабет еще до конца года. А теперь, Бэнон, мне нужно ехать, если я хочу добраться до Фрайарсгейта еще сегодня. Я сообщу, когда вернусь. А ты пока управляй Оттерли.

Он поцеловал ее в щеку и, помахав рукой Роберту Невиллу, мужу Бэнон, удалился.

— И что ты об этом думаешь? — спросила Бэнон мужа.

— Том знает, что делает, — заверил ее Роберт.

Он был человеком немногословным, что оказалось очень кстати, поскольку у окружающих были неисчерпаемые запасы историй. И его вполне устраивало, что именно его жена — полновластная хозяйка в Оттерли, так как сам он предпочитал охоту и другие мужские развлечения.

Поцеловав жену в щеку, он плотоядно ухмыльнулся:

— Зато теперь Оттерли в полном нашем распоряжении, моя сладенькая. Главное — вовремя уложить детей. А ночи все еще длинные. И нам будет чем заняться.

Лорд Кембридж в сопровождении вооруженной стражи скакал целый день и, как и планировалось, прибыл во Фрайарсгейт на закате. Расстилавшиеся вокруг поля были белы от снега, озеро замерзло, и во льду отражалась луна.

Конюхи приняли у них лошадей и увели всадников в конюшни, где их должны были устроить на ночь.

Дверь дома распахнулась, и на крыльце появилась Элизабет Мередит.

— Смотрю, ты недолго мешкал, получив письмо от мамы. Или приехал сказать, что слишком стар для придворной жизни? — поддразнила она. — Так по крайней мере утверждала мама.

Она поцеловала его в щеку и повела в дом. На ней были юбка из голубого сукна и белая полотняная блузка с длинными рукавами. Широкий кожаный пояс обхватывал тонкую талию. Томас подумал, что костюм ей идет.

— Я никогда не буду слишком стар для жизни при дворе — негодующе заявил он.

Значит, Розамунда считает, если ему перевалило за пятьдесят, он уже одряхлел?! Ничего, все они скоро увидят, на что способен Томас Болтон! Он превратит Элизабет в маленькую принцессу!

— Я никогда не состарюсь настолько, чтобы подвести дочерей Розамунды, девочка! — улыбнулся он, целуя ее в щеку. Затем уселся на стул с вышитой обивкой, снял перчатки и протянул руки к огню. — Раны Господни, до чего же холодно!

— Вина милорду! — крикнула Элизабет слугам.

Лорд Кембридж поморщился.

— Дорогое дитя, — взмолился он, — не вопи так, словно находишься в переполненном кабаке! Голос дамы должен быть мягким, но решительным. Особенно когда она наставляет слуг.

— О Боже, — вздохнула Элизабет, — ты прямо с порога решил начать уроки?

— Именно, — подтвердил он, взяв кубок с вином у подошедшего слуги. — Ты, Элизабет, крайне в них нуждаешься. И ты от меня не отделаешься. Твоя мать права: тебе необходим муж. Придется поискать молодого человека, который тебя не испугается. А когда вы поженитесь, он даст тебе сыновей и дочерей, один из которых будет управлять Фрайарсгейтом.

Лорд Кембридж одним глотком выпил половину бокала и встал.

— А теперь отвечай: что у нас на ужин? Я ничего не ел с самого завтрака. Если не считать ломтя твердого сыра и куска хлеба. Если я взял на себя столь тяжкую задачу, мне нужно хорошо питаться.

Элизабет рассмеялась:

— Дядя, ты совсем не меняешься. И если кто-то и сможет сделать меня достаточно приличной леди и найти мне супруга, так это ты один!

Томас поднял седеющие брови.

— Тебе придется умерить громкость своих речей, несмотря на мятежные мысли, дорогая, — сказал он, допивая вино.

Да, подумал Том, ему предстоит геркулесов труд.

Элизабет насмешливо посмотрела на него:

— Значит, дядюшка будет искать мне супруга, чтобы получить наследников для Фрайарсгейта?

— Ты должна выражаться более деликатно, дорогая, и, кроме того, всегда есть вероятность того, что ты влюбишься, — сухо предположил он.

Элизабет фыркнула:

— Любовь? Нет, благодарю вас. Любовь ослабляет человека. Филиппа ради любви пожертвовала Фрайарсгейтом. И мама тоже. Я никогда не расстанусь с Фрайарсгейтом.

— Да, но настоящий мужчина никогда и не потребует от тебя такой жертвы, — возразил лорд Кембридж. — Твой отец, всю жизнь проживший при дворе, согласился приехать сюда ради любви к Розамунде. И она никогда не уехала бы к Логану, не возьми ты на себя управление поместьем.

— О, дядюшка, я сомневаюсь, что смогу найти человека, который бы полюбил Фрайарсгейт не меньше меня! Недаром Филиппа отказалась от наследства. Ни один придворный не желал иметь дела с поместьем у шотландской границы!

Она откинула со лба длинную прядь прямых светлых волос.

— Уверяю тебя, я никогда ничего подобного не сделаю — не откажусь от Фрайарсгейта!

— Филиппа хотела жить при дворе с того момента, как ей исполнилось десять. Для нее Фрайарсгейт просто поблек по сравнению с первым впечатлением от двора. Я сразу понял это. В отличие от твоей матери. Она до последнего цеплялась за иллюзию.

— А что, если я тоже так буду очарована двором, что не захочу возвращаться? — спросила она.

— Сомневаюсь, что это произойдет, дорогое дитя. Здесь твое сердце, а сердце там, где дом. Где-то на земле непременно есть мужчина, который сделает Фрайарсгейт своим домом ради любви к тебе. — Он погладил ее по руке. — Так где мой ужин? Я сейчас упаду в голодный обморок. И где Уилл?

— Я здесь, милорд. Следил за разгрузкой вещей, — сказал Уильям, входя в парадный зал. — Добрый вечер, мистрис Элизабет.

Он вежливо поклонился.

— Добро пожаловать, Уилл. С возвращением тебя. Ты тоже голоден? — хмыкнула Элизабет, жестом приказывая принести Уиллу вина.

— И очень, мистрис Элизабет, а у вас всегда так вкусно кормят!

— Но сегодня, боюсь, у нас совсем простая еда, потому что о вашем приезде не предупредили заранее. На тебя, дядюшка, это не похоже. Или ты очень торопился покинуть Оттерли? Кстати, как малышки Бэнон? Такие же забавные?

— По-моему, чересчур энергичные, — отмахнулся лорд Кембридж — Так как насчет ужина?

— Вареная форель, жаркое из оленины, жареная утка, суп из зимних овощей, хлеб, масло, сыр и печеные яблоки со сливками, — перечислила Элизабет.

— И никакой говядины? — разочарованно протянул Томас.

— Завтра. Обещаю, — улыбнулась Элизабет и погладила его по руке.

— Полагаю, придется потерпеть, дорогая, — вздохнул лорд Болтон.

— Ты сам виноват, — упрекнула она. — Мог бы предупредить, что приедешь. Но я попросила кухарку сделать к форели твой любимый соус.

— С укропом? — обрадовался Томас. Элизабет кивнула:

— С укропом, а яблоки запекли с корицей.

— Значит, я сумею дожить до утра, — улыбнулся он. — Но ты должна приказать повару сделать яйца-пашот с марсалой, сливками и мускатным орехом, девочка моя.

Элизабет рассмеялась:

— Я хорошо знаю твои вкусы, дядюшка. Приказ уже отдан. И ты получишь еще и ветчину.

— Ты идеальная хозяйка, дорогая. А теперь позволь напомнить о других обязанностях, необходимых для того, чтобы преуспеть при дворе.

Зеленовато-карие глаза Элизабет лукаво блеснули:

— Остается только надеяться, что так оно и будет, дорогой сэр, — хихикнула она.

Томас подумал, что она можетбытьсамой очаровательной девушкой на свете… если захочет, конечно. Но нельзя отрицать того, что она сельская девчонка, вовсе не желающая подражать сестрам. В этом она похожа на мать, Розамунду, до того, как ее увезли ко двору и научили быть истинной леди. Филиппа была счастлива получить место при дворе и впитывала манеры и обычаи двора, как морская губка. Бэнон, его наследница, тоже последовала ее примеру, хотя никогда не метила так высоко, как старшая сестра.

Теперь и Элизабет нужно найти мужа. А это означает, что она должна вести себя, как пристало леди. Но получила ли она подобающее воспитание? После безвременной кончины супруга, Оуэна Мередита, Розамунда проводила много времени вдали от Фрайарсгейта и дочерей. По приглашению королевы Екатерины Арагонской она явилась ко двору. Навестила двор покойного короля Якова IV и его королевы, Маргарет Тюдор, своей подруги детства. Затем умчалась в Сан-Лоренцо вместе с Патриком Лесли, графом Гленкерком. Вернулась к обоим дворам, взяв с собой Филиппу. Младшие дочери были почти забыты, особенно Элизабет, которую в те дни звали просто Бесси.

Она выросла во Фрайарсгейте и никуда не выезжала, если не считать коротких визитов в дом отчима. В четырнадцать лет мать отдала ей Фрайарсгейт. Она жила среди простого народа и почти ни с кем больше не встречалась. Только однажды видела мужа Филиппы, графа Уиттона, который приехал на север, чтобы. повидаться с родителями жены. Смутно припоминала графа Гленкерка, который был очарован маленькой девочкой. А сам лорд Кембридж с первого взгляда полюбил Бэнон. Так что ни у кого не нашлось времени для Элизабет. Правда, ее старая няня Мейбл всегда была рядом. О девочке заботились. Ее хорошо кормили и добротно одевали. Но ей не хватало материнской любви. Она выросла независимой, резкой на язык и вполне способной самостоятельно управлять собственной жизнью. Сантименты для нее не имели значения.

Лорд Кембридж вздохнул и покачал головой. Как теперь найти мужчину, достойного Элизабет? Мужчину, который будет ее уважать? Вряд ли кто-то из придворных на это способен. То, что Филиппа нашла себе мужа-аристократа, — редкостная удача. Супруг Бэнон был младшим сыном живущего на севере семейства, глава которого был счастлив: зачем напрасно тратить деньги, посылая сына ко двору, если рядом живет такая завидная невеста!

Нет, нужен человек особенный. Тот, который сможет жить на севере. Тот, который смирится с тем, что жена прекрасно умеет управлять поместьем и к тому же ведет оживленную торговлю сукном. Какой отпрыск богатого, могущественного семейства поймет такую девушку, как Элизабет Мередит? Ее приветят при дворе, потому что король примет ее, как дочь Розамунды Болтон. Потому что ее сестра — графиня Уиттон. Потому что ее отец, покойный сэр Оуэн Мередит, — уважаемый человек, которого добром вспоминают все, кто его знал. Но к ней не отнесутся так приветливо, как к Филиппе. Да и возраст говорит не в ее пользу: ей уже двадцать два. Неизвестно, сможет ли она рожать здоровых детей. А стоит Элизабет открыть рот, и ее примут за деревенскую простушку, поскольку она только и может говорить об овцах и Фрайарсгейте.

Но Элизабет такова, какая есть, и он не сможет ее переделать. Да и не хочет. Она — не ее сестры. Она — уникальна. Красивая, умная, смышленая и очаровательная. Должен же найтись мужчина, который оценит эти качества! И он, Томас Болтон, обязательно его найдет!

Следующие несколько недель были невероятно трудными. Лорд Кембридж привез с собой один из старых придворных туалетов Бэнон. Женская мода почти не изменилась с тех пор: об этом ему писала Филиппа. Она непременно упомянула бы о каких-то новых фасонах, зная, как дядюшка ценит подобные детали. Если сейчас сшить для Элизабет достаточно платьев, в Лондоне останется лишь кое-что перешить. Имея это в виду, он попросил Уилла захватить из кладовых несколько отрезов тканей и все необходимое для отделки. Здесь, во Фрайарсгейте, жила превосходная портниха, которая под его руководством сумеет сшить все необходимое для визита ко двору короля Генриха.

Однако Элизабет бесконечно раздражали примерки и необходимость стоять неподвижно. Она ворчала и переминалась с ноги на ногу, чем выводила из себя даже терпеливого Томаса Болтона. Но как ни странно, у нее оказался безупречный вкус и чувство цвета.

— Мне нравятся ткани, — говорила она дяде. — Когда-нибудь я узнаю, как ткутся и красятся эти тонкие шелка, парча и бархаты и можно ли вплести эту пряжу в наше лучшее и тончайшее сукно. Как по-твоему, дядя, найдется ли в Лондоне торговец, который продаст шелковые нитки в нужном количестве? И не придется ли покупать новые ткацкие станки?

Ее сообразительность и деловая хватка поразили его. Он понял, что Элизабет никогда не выйдет замуж за человека из благородной семьи. Может, лучше поискать ей мужа среди сыновей торговцев? Но у него не было доступа в это общество. Нет, он станет придерживаться первоначального решения. Не все молодые люди при дворе — сыновья аристократов. Да и времена меняются. Короля Генриха куда больше интересуют ум и амбиции, чем благородство происхождения.

— Тебе нравится этот оттенок зеленого? — спросила Элизабет, вторгаясь в его мысли. — Довольно яркий. Не так ли? Зелень Тюдоров?

— Нет, травяная. Зелень Тюдоров темнее. Но должен сказать, этот цвет очень тебе идет. Я бы сделал и юбку, и корсаж из этой ткани. А по вырезу пустим зеленую отделку, вышитую золотом. Из разрезов рукавов будет выглядывать золотисто-белый шелк. Что ты об этом думаешь?

— Что я буду походить на призовую свинью, которую принарядили к ярмарке в Михайлов день, — хихикнула Элизабет. — У меня никогда не было таких красивых платьев, и они пропадут зря, когда я вернусь сюда. Стоит ли тратить деньги и материю?

— Видишь ли, поездка ко двору и попытка найти мужа — это что-то вроде игры. Приз может быть самым богатым, самым красивым, если мы сумеем приманить лучших игроков. Верно, Уилл?

— Абсолютно. Мистрис Элизабет, ваш дядя говорит правду. Сколько раз за время пребывания при дворе в качестве одного из младших секретарей короля я видел, как заключаются самые блестящие браки, и все благодаря средствам, которыми так умело пользуется лорд Кембридж. Вы должны ему довериться, и он обязательно найдет вам хорошего мужа. Он не подведет вас, — пообещал Уильям Смайт.

После таких бесед на примерках Элизабет стала вести себя более смирно и в результате получила с дюжину прекрасных платьев. А также корсажей и рукавов контрастных цветов, сорочек, нижних юбок, лент, вышитых кушаков, плащей, подбитых мехом, и других вещей, необходимых для придворной леди: шапочек, вуалей, перчаток и чудесных туфель. Хотя Томас большую часть драгоценностей раздал Розамунде и ее старшим дочерям, все же осталось кое-что и для Элизабет.

— Это для тебя, дорогая, — объявил он, протягивая ей шкатулку изчерного дерева, по углам отделанную серебром.

— Что там? — спросила она, открывая шкатулку. — Я не ношу драгоценностей, дядя.

— Дама при дворе обязана носить драгоценности, дорогая.

Он достал из шкатулки нить бледно-розовых жемчужин.

— Это принадлежало моей сестре. Теперь жемчуг твой. В шкатулке оказались также жемчужные серьги грушевидной формы.

К собственному удивлению, Элизабет начала плакать.

— Дядя, — всхлипывала она, — я никогда не забуду твою доброту. Подумать только, ты приберег это для меня!

Она вынула из шкатулки еще две жемчужные нити: одну черную, другую кремовую. К каждой полагались серьги соответствующего цвета. Кроме того, в шкатулке оказались две красивые золотые цепочки. На одной висел эмалевый крестик, другая, из золотых квадратиков, была усажена синими камнями, которые Томас назвал сапфирами. Элизабет нашла и кремовую ленту, которую, как оказалось, нужно было повязывать на лоб. В самом центре красовался овальный светло-голубой камень, как выяснилось, аквамарин. Были здесь и две броши: одна из алмазов и жемчуга в золотой филиграни, другая — из алмазов и сапфиров, оправленная в червонное золото. На самом дне лежали кольца, которые при необходимости можно было увеличить или уменьшить.

— Я действительно еду ко двору, — восхищенно пробормотала Элизабет.

— Разумеется, дорогая, — улыбнулся Томас.

Девушка вздохнула:

— Как же трудно следить за своей речью, дядюшка! Если все придворные похожи на Филиппу, тяжело мне придется.

— Смысл игры в том, дорогая, чтобы перехитрить своего противника. Филиппа ожидает увидеть языкастую малышку, но ты уже стала взрослой, красиво одетой и причесанной молодой леди. Отпрыском почтенного семейства.

— Но увы, дядюшка, я по-прежнему не лезу за словом в карман. А Филиппа так меня раздражает!

— Я открою тебе тайну, дорогая. Она и меня иногда раздражает, — признался Томас. — Но ты одурачишь ее, ни разу не выказав свой нрав. Филиппа очень любит свой упорядоченный мир. Вот и удиви сестру — оставайся спокойной и уравновешенной в ее присутствии, и тогда она согласится нам помочь. Да, кстати, дорогая, ты не можешь путешествовать без служанки. У тебя есть кто-нибудь подходящий для такой должности?

— Я спрошу Мейбл, дядюшка. Она наверняка знает.

И действительно, оказалось, что у Мейбл есть на примете нужная кандидатура.

— Никаких молодых и легкомысленных свистушек, мистрис Элизабет. Я давно наблюдаю за Нэнси. Разумная женщина и умеет причесать знатную леди. Вы с ней знакомы, милорд.

— Это поистине ужасающее создание! — воскликнул Томас. — Лицо как у ястреба! Но захочет ли она бросать дом и тащиться в Лондон, Гринвич и, возможно, Виндзор? На мой взгляд, она не питает склонности к приключениям. Не желаю, чтобы Элизабет сопровождала служанка, которая на каждом шагу будет ворчать и стонать.

— Не старушка Нэнси, милорд. Молодая, Ее дочь, — хмыкнула Мейбл. — И лицо у нее скорее как у овцы. Она всего на два года старше мистрис Элизабет.

— И,не замужем? — удивился лорд Кембридж.

Деревенские девушки, как правило, рано выходили замуж, рожали кучу детей и старились раньше срока.

— Жених бросил ее у алтаря. Местный пастух. Сбежал с цыганкой, — неодобрительно пояснила Мейбл. — Ей нужно поскорее уехать из Фрайарсгейта, хотя бы ненадолго. Как и мистрис Элизабет, она ничего не знает о мире за воротами поместья. Пусть едет. Может, немного отвлечется. А когда вернется домой… ее будет ждать хороший человек, который с радостью женится на ней. Вдовец, у него всего один сын. Куда лучшая партия для нее, чем тот негодяй, скажу я вам.

— Это Нед-кузнец, верно? — оживилась Элизабет.

— Вам, мистрис Элизабет, лучше заниматься собственными делами, — сурово посоветовала Мейбл.

— Точно. Это Нед, — уверенно повторила Элизабет. — Его жена умерла в родах почти год назад. Одна из его замужних сестер кормит ребенка вместе со своим. Так ему нравится молодая Нэнси? А она знает?

— Ну конечно, знает, но так оплакивает своего пастуха, что к ней и приступу нет. Я сама научила ее всему, что должна знать служанка леди, в ожидании того дня, когда таковая вам понадобится. Как я уже сказала, она не только умеет делать модные прически, но и ловко орудует иглой.

— А характер? — осторожно спросил лорд Кембридж.

— Сладка, как мед, наша Нэнси, хоть и не слишком умна, — откровенно ответила Мейбл. — Как раз то, что нужно мистрис Элизабет. Так я передам ей, что она может приступить к службе?

— Что ты думаешь, дядя? — нерешительно спросила Элизабет.

— До отъезда еще несколько недель. Возможно, будет лучше, если девушка начнет работать на тебя прямо сейчас. Без служанки тебе не обойтись, дорогая. У всех знатных леди есть свои личные камеристки.

Элизабет кивнула:

— Мейбл, скажи Нэнси, что я ее беру. Но у нее должна быть собственная каморка. Я не потерплю, чтобы кто-то спал в моей комнате, а особенно в изножье моей кровати, на складной койке.

— Здесь это возможно, но в дороге вряд ли, дитя мое, — покачала головой Мейбл.

— Теперь появились более удобные гостиницы, чем в те времена, когда ты сопровождала Розамунду ко двору, — заверил ее лорд Кембридж. — Я пошлю вперед человека, который договорится о нашем ночлеге. Возможно, иногда тебе придется делить с Нэнси постель, но я постараюсь всеми силами, избегать этого. А в моих домах места хватит.

Он широко улыбнулся:

— Еще несколько недель, и наше приключение начнется. Твой гардероб почти готов, и, поверь, со своей красотой ты возьмешь двор штурмом.

— Я вовсе не красива, дядюшка, — возразила Элизабет.

Лорд Кембридж даже растерялся.

— Некрасива? — вскричал он. — Моя дорогая племянница! Да ты самая прелестная из дочерей Розамунды! Такие золотистые волосы и зеленовато-карие глаза чрезвычайно редко встретишь при дворе! Надеюсь, при такой красоте ты, даже с северным поместьем в качестве приданого, быстро найдешь жениха. У тебя будут десятки поклонников, ибо ты воистину прекрасна, Элизабет.

— Красота быстро вянет, дядюшка. Гораздо важнее то, что скрыто в сердце.

— Верно, — согласился он, — но прежде чем узнать, что у тебя в сердце, дорогая, они будут сражены твоей красотой.

— И очень удивятся, если я не стану смущаться и краснеть, — рассмеялась Элизабет.

— Смущение и румянец — это для глупеньких девчонок. Ты же не такая.

— Не такая, — согласилась Элизабет.

В конце февраля с дальнего севера примчался буран с метелью, который продолжался несколько долгих дней и ночей. Вечером, до того как началась буря, в дверь дома постучали. Невысокая горничная, открыв дверь, вскрикнула: на пороге стояла высокая, закутанная до ушей фигура, отряхивавшая сапоги от снега.

— У меня письмо для леди Фрайарсгейта, — проговорил наконец мужчина.

— Заходите в зал, сэр, — сказала служанка и, остановившись в дверях, крикнула: — Господин к мистрис Элизабет!

Высокий незнакомец шагнул вперед. И все увидели, что перед ними шотландец.

— Вы из Клевенз-Карна? — спросила Элизабет, поскольку герб клана был ей незнаком.

— А вы леди Фрайарсгейта? — ответил он вопросом на вопрос.

— Она самая.

Высокий шотландец протянул ей пакет:

— Я Бэн Маккол, леди. Приехал из Грейхейвена. Это в горах, под Эдинбургом.

— Не представляю, где это, — недоуменнопротянула Элизабет.

— Но вы наверняка знаете Гленкерк, миледи. Мой отец поговорил с лордом Адамом, и это он послал меня сюда.

— Прошу, сэр, садитесь у огня. Похоже, вы совсем оледенели. Сегодня очень холодно, да еще вот-вот пойдет снег, — сказала Элизабет, затем повернулась к слуге, обожгла его взглядом и бросила: — Вина! Слуга помчался выполнять приказание, не сомневаясь, что позже получит нагоняй за пренебрежение своими прямыми обязанностями. Правда, он был так потрясен появлением гиганта шотландца, что обо всем забыл.

— Да, — продолжала Элизабет, — моя семья знакома с Лесли из Гленкерка. — Повертев пакет в руках, она добавила: — Это адресовано моей матери. Но она живет не во Фрайарсгейте, а в Клевенз-Карне. Вместе со своим мужем, Логаном Хепберном. Вы заехали слишком далеко. Я объясню вам дорогу к дому матери, и вы отправитесь туда утром. Вы давно ели?

— Давно. Последние овсяные лепешки я доел на рассвете.

— Такой здоровый парень, как ты, не может прожить на одних лепешках, — заявила Мейбл. — Идем со мной на кухню, и я позабочусь, чтобы тебя хорошенько накормили. А потом постелю около очага.

Бэн Маккол поднялся и вежливо поклонился Элизабет.

— Спасибо за гостеприимство, мистрис, — поблагодарил он и последовал за Мейбл.

— Какой красавец! — восхищенно сказал Томас.

— Если вам нравятся люди такого типа, — обронил Уильям.

— Какого именно? — полюбопытствовала Элизабет.

— Примитивные полудикари. Шотландцы разительно отличаются от английских джентльменов. Ваш отчим, например, совершенно не похож на лорда Кембриджа.

— Но Логан кажется мне достаточно цивилизованным, — возразила Элизабет. А этот шотландец действительно на вид совсем простой, но, возможно, всему причиной его шотландское одеяние. А лицо у бедняги попросту обморожено.

— Интересно, что хотел сообщить твоей матери хозяин Грейхейвена? — задумчиво произнес Томас. — При следующей встрече нужно обо всем ее расспросить.

— Ну и аппетит у этого молодого человека! — воскликнула, вернувшись, Мейбл. — Подумать только! Проглотил два пирога с дичью, а когда я уходила, он догрызал баранью ногу. Повар над ним хлопочет, поскольку обожает смотреть, как кто-то наслаждается приготовленной им едой. Даже пообещал испечь пирожные с яблоками. А парень очень уважительный, и манеры хорошие. Да и красавчик собой! Будь я молодой девушкой, обязательно бы его завлекла!

— Мейбл! Да ведь ты ничего о нем не знаешь! — напомнила Элизабет.

— Пусть это странно выглядит, но я точно знаю, что мне по нраву, — отпарировала Мейбл.

— А что скажет Эдмунд? — поддела Элизабет.

— Скажет, что для такой старухи, как я, зрение у меня еще ого-го! — засмеялась Мейбл. — И не думайте, что он не оценит хорошенькую девчонку, потому что тоже косит на сторону, мистрис Элизабет.

— Постели ему, — велела Элизабет.

— Да, около огня, — кивнула старуха.

— В таком случае я тоже удаляюсь в спальню, — решила Элизабет. — В холодные зимние ночи лучше лечь пораньше. Передай нашему гостю, что я желаю ему спокойной ночи.

Она пересекла зал и поднялась наверх.

Вернувшись утром в зал, Элизабет с легким разочарованием узнала, что гость уже уехал в Клевенз-Карн. Позавтракав, она надела плащ и отправилась поговорить с пастухами. Надвигался буран, и она хотела, чтобы овец загнали в укрытие, тем более что матки котились даже сейчас. Из-за снега они могут потерять много ягнят, если последние вовремя не окажутся в загонах.

Он гнала лошадь от одной отары к другой, помогая собрать животных. В это время года волки также представляли опасность. Они, казалось, чуяли, когда охотится очередная матка, и старались поймать беззащитного ягненка, а если повезет, то и мать тоже.

Вечер был в самом разгаре, когда они закончили работу при слабом свете полной луны. Овцы уже находились в загонах, к которым были пристроены сараи для пастухов и собак, а также для хранения сена. Там люди и животные останутся, пока не улучшится погода. В каждом сарае был маленький очаг, а на полках — запасы воды и продуктов. В углу высилась поленница дров. Недаром Элизабет считали хорошей и предусмотрительной хозяйкой.

Когда уставшая, но воодушевленная девушка вошла в зал, оказалось, что Томас и Уильям уже поужинали и поднялись к себе. За окнами завывал ветер, гнавший по. небу облака. Элизабет принесли ужин: густое баранье рагу с морковью и луком, деревенский каравай и сыр. В кубке пенился великолепный октябрьский эль их собственного производства. Она жадно ела, обмакивая хлеб в подливу, и под конец потянулась к яблоку, которое запила остатком эля.

Откинувшись на спинку стула, Элизабет довольным взглядом обвела зал. Собаки мирно спали перед очагом. Снаружи густо падал снег, а в доме было тихо и тепло. Боже, как ей не хотелось ехать ко двору и надевать модные наряды! Как не хотелось следовать правилам этикета и задумываться над каждым словом, которое предстояло произнести! Ей хотелось остаться здесь, наслаждаться весной, ежегодным подсчетом стад и отар. Но вместо этого приходится тащиться в Лондон! Ко двору и нелюбимой сестре, которая будет осуждать каждый ее шаг.

Элизабет тяжко вздохнула и подскочила от неожиданности, услышав громовой стук в дверь.

Глава 2

До нее донеслись шаги слуги, спешившего открыть дверь. Через несколько минут в зал ввалился шотландец, отряхивавший с плаща снег.

— Идите к огню, сэр, — пригласила Элизабет. — Что привело вас обратно во Фрайарсгейт, да еще в такую ужасную погоду?

Сегодня ей не пришлось приказывать: рядом с гостем возник слуга с большим кубком вина.

— Выпейте, — предложила Элизабет, — а потом все мне расскажете. Альберт, принеси рагу для мастера Маккола. Он наверняка голоден.

Бэн Маккол принял кубок трясущимися от холода руками, жадно осушил половину кубка и почувствовал, как слабое тепло разливается по животу. Возможно, он все-таки выживет.

— Спасибо, леди, — пробормотал он.

— Садитесь, сэр. Можете поесть у огня, так скорее согреетесь.

— Да, пожалуй, — кивнул он, пытаясь быть вежливым, хотя мечтал только об одном: вновь ощутить собственные руки и ноги.

Элизабет поняла его и тихо велела слугам принести для гостя маленький столик. Сама взяла у Альберта большую миску с рагу и поставила перед шотландцем. Другой слуга положил на стол каравай хлеба и большой ломоть сыра.

— Сначала поешьте. Сейчас вам не до разговоров, — решила она.

Бэн благодарно кивнул и, перекрестившись, стал быстро орудовать ложкой. Было ясно, что он не ел с самого утра. Неужели мать не накормила его? Не похоже на нее! Или шотландец так и не добрался до Клевенз-Карна? Дорога туда очень длинная.

Элизабет, почти забавляясь, наблюдала, как он отрывает огромные куски от каравая и макает в подливку. За рагу пришла очередь сыра, и вскоре на столе ничего не осталось. Бэн блаженно вздохнул.

— У вас прекрасный повар, леди. Спасибо за ужин.

— Вы наелись? Для того чтобы накормить такого великана, требуется немало еды. Не хочу, чтобы меня сочли скупой хозяйкой.

Бэн растянул губы в улыбке.

— Вам ни к чему извиняться за плохой стол, миледи. Я сыт и доволен, — заверил он и, ухмыльнувшись, добавил: — Пока.

— Прекрасно, мистер Маккол, — рассмеялась Элизабет. — А теперь объясните, что привело вас во Фрайарсгейт. Вы не добрались до Клевенз-Карна?

— Нет. Я случайно встретил вашу матушку, леди. Она охотилась вместе с мужем. Распечатала пакет, а потом сказала, что хотя он адресован ей, но предназначен для вас, поскольку теперь вы леди Фрайарсгейта. Я повернулся и поехал обратно, но в пути меня застигла буря. По дороге мне не встретилось ни одного убежища, поэтому я продолжал скакать, пока не доехал до вашего дома.

— Повезло вам! — воскликнула Элизабет. — Чудо еще, что вы добрались целым и невредимым.

— Я умею читать следы. Если однажды побывал в каком-то месте, всегда найду дорогу обратно, несмотря на погоду.

— Я сама постелю вам, — предложила Элизабет. — Надеюсь, у вас нет других срочных дел, потому что, если мои предположения верны, из дому нельзя будет выйти по крайней мере еще неделю.

— А ваши овцы?

— Благополучно загнаны в укрытия. Я не отдам ягнят ни волкам, ни бурану.

Элизабет встала.

— А вы грейтесь, чтобы не заболеть. Я постелю вам и принесу кое-что… надо ведь прогнать холод.

Она поспешила прочь.

Бэн Маккол был восхищен. Что за проворная и красивая девушка. Интересно, где ее муж? Счастливчик! Иметь такую жену! Всякий мужчина был бы рад такой помощнице!

Он придвинул стул ближе к огню и протянул вперед руки. Что ж, если придется застрять здесь на неделю, это вовсе не так уж плохо. Хорошая еда, приятное общество и мягкая постель.

— Ну-ка выпейте! — потребовала Элизабет, протягивая ему маленькую оловянную рюмку.

Шотландец жадно раздул ноздри, почуяв запах виски. Опрокинул рюмку, почувствовал, как тепло распространяется по телу, и вопросительно взглянул на нее.

— Мой отчим, Хепберн из Клевенз-Карна, считает, что в любом приличном доме должен храниться бочонок виски. Я предпочитаю эль или вино, но и виски на что-то годится. Верно? Может, хотите еще?

— Да, пожалуй, — сказал он, невольно любуясь ее светлой кожей и маленькой ручкой, наливавшей виски из графина.

Про себя Элизабет отметила, что у него глаза цвета грозового неба и самые густые на свете ресницы и брови.

— Я оставлю вам графин. Ваша постель готова, и огонь будет гореть всю ночь.

Глядя в его серые глаза, Элизабет с удивлением отметила, что нервничает.

— Доброй ночи, сэр — пробормотала она и, присев перед ним, поспешила выйти.

Бэн смотрел ей вслед, вспоминая, что, когда их взгляды встретились, он почему-то растерялся, а сердце подпрыгнуло в груди. У нее золотистые волосы и поразительно красивые зеленовато-карие глаза. И если глаза, как он слышал, зеркало души, ее душа прекрасна.

Но эта женщина не для таких, как он. Она леди с собственными землями. А он побочный сын владельца Грейхейвена. Он даже не носил фамилии отца. Маккол на шотландском диалекте — сын Колина.

Его мать Тора в пятнадцать лет встретила двадцатилетнего Колина Хея, хозяина Грейхейвена. Ей предстояло выйти за не слишком молодого родственника, вдовца, с двумя дочерьми-подростками — хорошая партия для дочери простого батрака. Но Тора понимала: родственнику нужна работница по дому, кухарка и нянька, чтобы присматривать за детьми. А она мечтала о любви и не хотела, чтобы жизнь кончилась, еще не начавшись.

Вот тогда-то она встретила двадцатилетнего Колина Хея, хозяина Грейхейвена. Она выгоняла на луг двух отцовских коров, а он, проезжая мимо, взглянул на нее с высоты своего коня и улыбнулся.

Колин Хей. Мужчина, обаяние которого известно во всей округе. Он сумел соблазнить Тору с первой же встречи. Был нежным и страстным. Так она узнала, что такое любовь. После этого короткого свидания она обнаружила, что забеременела. Отец жестоко избил ее. Мать рыдала от стыда. Но как ни странно, Парлан Ганн, кузнец и нареченный Торы, сказал, что все равно женится на ней, только с одним условием. Естественно, что счастливые родители согласились бы на что угодно.

Он потребовал, чтобы ребенок носил имя своего отца и тем самым постоянно напоминал матери о ее позоре. Пусть у него только дочери. Но он не даст ублюдку свое имя!

Тора все же не открывала, кто был ее соблазнителем, и призналась только, что его звали Колин.

Детство мальчика было тяжелым. Тора так и не зачала другого ребенка, за что муж со временем возненавидел и ее, и мальчишку. Он хотел собственного сына и не выносил самого вида здорового красивого парнишки. И чем больше он злился, тем сильнее любила Тора своего единственного сына. Сводные сестры Бэна, следуя примеру отца, постоянно изводили мальчика. Он рано научился не обращать внимания на злобные слова, щипки и пощечины. Но когда ему исполнилось двенадцать, мать тяжело заболела.

Призвав его к себе, она сказала:

— Я никогда никому не говорила, кто твой отец, мой красивый мальчик, но теперь признаюсь во всем. Когда меня похоронят, уходи отсюда. Иди в Грейхейвен, к хозяину, Колину Хею, и расскажи обо всем. Ты точная его копия, если не считать цвета глаз. Передай, что на смертном одре я умоляла его признать тебя. Он порядочный человек, просто не знал, какие плоды принесла наша взаимная страсть.

Несколько часов спустя она умерла. Похоронили ее на склоне холма, рядом с деревней. Наутро, пока все еще спали, Бэн тайком улизнул из дома и направился в Грейхейвен. Нашел Колина Хея и в точности передал слова матери. Хозяин Грейхейвена присмотрелся к мальчику и, пораженный, покачал головой.

— Да, ты мой сын, в этом можно не сомневаться. Почему твоя мать не сообщила, что родила такого прекрасного сына? Говоришь, она мертва? Бедняжка!

Повернувшись к своей третьей жене, Эллен, он поспешно объяснил:

— Это было до тебя.

— Вижу, — вздохнула та. — Ты всегда был неравнодушен к девушкам, муженек. Я знала это еще до того, как пошла с тобой к алтарю.

Оказалось, у Бэна есть два младших единокровных брата и старшая единокровная сестра.

Хотя Эллен была поражена его внезапным появлением, она тепло приняла пасынка и была с ним добра. Ему отвели крохотную каморку в доме отца. Мачеха и старшая сестра Маргарет научили его хорошим манерам. Мег не одобряла поведения отца, но все же не ставила Бэну в вину его происхождение.

— Ты больше не деревенский мальчишка, Бэн, — твердила она. — Ты должен учиться правильно есть и вести себя, как подобает мужчине из богатого дома.

И он покорно учился всему. Читать, считать и писать. Пользоваться шпагой, кинжалом и дубинкой. И когда доказал, что вовсе не так прост и совсем не глуп, хозяин Грейхейвена стал размышлять, что делать со своим третьим сыном. Отдать церкви? Но Бэн для этого не годился.

Скоро оказалось, что он унаследовал отцовское обаяние во всем, что касалось женщин. Колин Хей пытался не выказывать гордости, а мачеха только качала головой и смеялась. Потому что любила пасынка и все ему прощала.

Когда Бэну исполнилось двадцать, Колин отвел ему собственный коттедж и дал в управление пастухов и все отары овец. Бэн был доволен щедростью отца, считал себя счастливчиком и много работал. И вовсе не завидовал брату Джеймсу, наследнику Колина. Он незаконнорожденный и знает свое место. Этому его научили еще дочери кузнеца, Парлана Ганна. Колин Хей хотел, чтобы Бэн носил его фамилию. Но тот отказался. Он решил оставаться Макколом.

Отношения с братьями тоже были прекрасные. Они вместе охотились, пили и гонялись за юбками. Играли в карты. Выигрывали и проигрывали. И всегда заботились друг о друге.

Хею нравилось, что сыновья так дружны и между ними нет ни зависти, ни вражды. У каждого было место в его сердце, и каждый знал свое место в доме.

А его третья жена Эллен, мать Джеймса и Гилберта, приняла пасынка в свое сердце спокойно и с обычным великодушием. Сама она смогла родить мужу только двоих сыновей, но любила Бэна, как собственного. И часто спрашивала, не объявятся ли другие побочные дети.

— Насколько я знаю, нет, — ухмылялся Колин.

Умерла Эллен два года назад, но ее до сих пор вспоминали добрым словом все домочадцы и жители деревни.

Из всех сыновей больше всего походил на отца именно Бэн. Только глаза у него были материнские, темно-серые. В этих глазах Колин видел дочь батрака, с которой однажды лежал в вереске тем летом, много лет назад. Тора была девственницей, и от их страстного соития родился его старший сын. Странно, что, родив такого крепкого парнишку, она больше не имела детей. Бэн признался, что брак матери был несчастливым, что муж был с ней жесток, а падчерицы ее просто не замечали.

— Она была добра с ними, но они во всем следовали примеру отца. И за это были наказаны: никто не захотел взять их в жены. Они так и остались в отцовском доме, но, когда отец умрет, не знаю, что будет с ними. Ни один мужчина не пожелал о них заботиться.

Громкий треск дров в очаге вернул Бэна к действительности. Он снова налил себе рюмку виски и тут же выпил, после чего встал и подошел к постели. Снял сапоги, расстегнул одежду, облегчился в ведро, поставленное именно для этих целей, лег и укрылся, прислушиваясь к вою ветра. Постепенно усталость взяла свое, и он крепко заснул. Разбудили его суетившиеся в зале слуги. Он немного полежал с закрытыми глазами: уж очень не хотелось покидать уютного гнездышка, но наконец отбросил одеяло и поднялся.

— Доброе утро, — поздоровалась Элизабет со своего места за высоким столом. — Я тут гадала, когда вы проснетесь. Утро уже в разгаре. Идите есть.

Бэн поправил одежду, натянул сапоги и подошел к ней.

— Утро в разгаре? — переспросил он.

— Да, — подтвердила Элизабет. — Очевидно, вы очень утомились. Садитесь рядом со мной.

— А что, все уже поели? — смущенно пробормотал Бэн.

— Нет. Мой дядя и его секретарь, как правило, встают поздно, и им подают завтрак в их покои. Дядя удивится, увидев вас, — улыбнулась девушка.

— А ваш муж? — вырвалось у него.

— Муж? У меня нет мужа, И никогда не было. Фрайарсгейт я получила в наследство. Я — хозяйка здешнего поместья.

— Тогда почему вы отослали меня в Клевенз-Карн?

— Письмо было адресовано Розамунде, леди Фрайарс-гейта. Это моя мать. Фрайарсгейт достался в наследство ей и должен был перейти ее старшей дочери Филиппе. Но та любит жизнь при дворе и вышла замуж за аристократа. Ей Фрайарсгейт не нужен. Моя средняя сестра Бэнон станет наследницей нашего дяди и получит Оттерли. А вот я люблю Фрайарсгейт. В тот день, когда мне исполнилось четырнадцать, мама передала эти земли мне и моим потомкам. Так что я — хозяйка этих мест. Очевидно, шотландцы не знают о том, что произошло за эти годы.

— Но вы уже прочли письмо? — спросил он. — Умеете читать?

— Разумеется! — негодующе воскликнула Элизабет. — А вы? Знаете грамоту?

— Да, — коротко ответил он, принимаясь за овсяную кашу — его опять донимал голод.

Элизабет налила ему кубок эля.

— Просто вчера ночью было слишком поздно для чтения писем. А вы знаете, что в этой тарелке?

— Знаю. — Он потянулся к хлебу и маслу. — Это джем?

— Клубничный, — кивнула Элизабет.

Он со счастливой улыбкой намазал джем поверх масла.

— Итак? — осведомилась она.

Он недоуменно взглянул на нее.

— О чем идет речь в письме?

— Я думал, вы умеете читать, — пробормотал он, сунув в рот последний кусок.

— Могу. Но на чтение уйдет больше времени, а я сгораю от любопытства! — почти закричала Элизабет. — Поверить не могу, сэр, что вы такой олух!

Он расхохотался так громко, что всполошил занятых уборкой слуг.

— Мой отец хочет купить у вас отару овец шропширской породы. Если, конечно, вы согласитесь продать.

— Они не для еды, — сухо ответила Элизабет. — Вы, шотландцы, предпочитаете поедать овец. Я выращиваю шропширскую породу на шерсть.

— Мой отец тоже продает шерсть, — хмыкнул он.

— Но мы ткем сукно прямо здесь, во Фрайарсгейте, — пояснила Элизабет.

— Вы не отсылаете шерсть в Нидерланды? — поразился Бэн.

— Только ткань. Наше голубое сукно имеет большой спрос. Чтобы сохранить высокие цены, мы каждый год производим заранее определенное количество ткани. Голландцы пытались сделать такую же ткань, но не сумели. Она перевозится на нашем собственном судне. И мы вполне способны полностью контролировать экспорт.

— Это очень интересно, — серьезно проговорил он. — А кто ткет сукно?

— Мои батраки, в зимние месяцы, когда другой работы нет. Они зарабатывают деньги и не успевают разлениться. А весной засевают поля. В прежние времена им было нечего делать в темные дни и длинные ночи. А потому много пили, дрались, избивали жен и детей. Теперь же у меня все заняты работой.

— Чья это была идея? — поинтересовался Бэн.

— Моей матери. А потом дядя решил, что мы должны иметь собственное судно, и велел его построить.

— А сколько лет вы управляете Фрайарсгейтом?

— С четырнадцати. В конце мая мне исполнится двадцать два.

— Моя дорогая девочка, леди никогда не упоминает о своем истинном возрасте, — упрекнул ее Томас Болтон, входя в зал. — Мне сказали, что шотландец вернулся?

— Вы, разумеется, уже позавтракали, дядюшка? — спросила Элизабет. — Если нет, боюсь, джема больше не осталось. Весь съеден.

— Мы с Уиллом вот уже два часа на ногах, дорогая девочка, — сообщил Томас. — Обсуждали состояние твоих волос и рук.

— А что не так с моими волосами? — удивилась она.

— Прическа. Нужно определить самый элегантный для тебя стиль, и Нэнси должна научиться укладывать твои волосы в модную прическу. И отныне ты перед сном смазываешь руки жиром и обертываешь их тряпочкой.

— Это еще зачем?!

— Дорогая, только вчера Уилл заметил, что у тебя руки как у молочницы. У леди должны быть гладкие и мягкие руки. А этого можно добиться только обертываниями и жиром. Ни в коем случае не стоит заниматься физическим трудом.

— Дядя, я не собираюсь ничего менять! — раздраженно бросила Элизабет.

— Иногда с ней бывает очень трудно, — вздохнул Томас. — Видите ли, она через несколько недель едет ко двору. Ее сестрам не терпелось там оказаться, но, увы, моей дорогой Элизабет больше всего хочется остаться дома. Да, кстати, девочка, нужно попрактиковаться в походке.

— Я научилась ходить в год, дядюшка. Что плохого в моей походке?

— Ты топаешь, дорогая. Леди не топают: они скользят, как лебеди по воде, — терпеливо объяснял лорд Кембридж.

— Дядюшка! — взорвалась Элизабет.

— По крайней мере нужно избавиться от топота, — невозмутимо сказал Томас.

Бэн Маккол фыркнул, за что получил в награду мрачный взгляд Элизабет.

— В таких платьях, что тебе сшили, топать немыслимо, — продолжал Томас. — А ты выглядишь в них просто неотразимой, солнышко мое. Видите ли, мистер Маккол, она самая красивая из дочерей Розамунды. А теперь расскажите, что привело вас назад, во Фрайарсгейт. Я думал, вы отправились в Клевенз-Карн.

Бэн объяснил, в чем дело, а Элизабет пересказала дяде содержание письма.

— Вы сын хозяина Грейхейвена? — спросил Томас.

— Да, старший, но незаконнорожденный, — честно признался Бэн. — Я жил в доме отца почти двадцать лет. Меня растили вместе с законными единокровными братьями и сестрой Маргарет, которая стала монахиней.

— Я всегда считал, что мужчина должен нести ответственность за последствия своей страсти, — заметил Томас. — Двое сыновей Болтона рождены вне закона: Эдмунд, управитель Фрайарсгейта, и Ричард, настоятель аббатства Святого Катберта. Наследником был Гай, а самым младшим — Генри. Оба законных сына мертвы и лежат в земле.

— А где ваше место на фамильном древе? — дерзко осведомился Бэн.

— Несколько поколений назад в семье родились близнецы. Тот, кто появился на свет вторым, уехал в Лондон, чтобы жениться на дочери торговца и искать удачи в большом городе. Однако его жена побывала в постели короля Эдуарда и в приступе раскаяния покончила с собой. Король чувствовал свою вину, тем более что семейство девушки преданно поддерживало его во время войны. Поэтому он даровал моему деду дворянство, — рассказал Томас.

— Но вы, похоже, живете где-то неподалеку?

— Да, я продал свои поместья на юге, все, если не считать двух домов. И вернулся на север, чтобы быть рядом с родными. И никогда не пожалел об этом решении. Каждые три года я на несколько месяцев уезжаю ко двору, а потом с радостью возвращаюсь домой.

— И клянется больше никогда не ездить, — рассмеялась Элизабет. — Но всегда нарушает клятву.

— Только, чтобы услышать последние сплетни и обновить гардероб, — заверил Томас собеседников. — Мои люди из Оттерли будут крайне разочарованы, если я не появлюсь перед ними в модном виде.

— И ты никогда их не разочаровываешь, дядюшка, — лукаво хмыкнула Элизабет.

— Бессовестная девчонка! — вскричал он. — И не надейся, что я забыл об уроках этикета. Потому что я не забыл! Немедленно выходи из-за стола! Пора начинать!

Элизабет застонала, но послушалась. За окнами густо шел снег, так что из дома все равно никуда не убежишь.

Она вышла из-за стола и потопала по залу. Увидев мучительную гримасу на лице лорда Кембриджа, Бэн усмехнулся, но промолчал, наслаждаясь неожиданным развлечением. Похоже, веселье только начиналось.

— Нет-нет, дорогая, — тяжко вздохнул лорд Болтон. — Что у тебя на ногах? Возможно, в этом вся беда?

Элизабет высунула ногу из-под юбок. На ней были сильно поношенные башмаки из коричневой кожи, с квадратным мыском.

— Хмм. Да, возможно, дело в этом, — произнес лорд Кембридж. — Трудно скользить в подобной обуви,; не так ли? Альберт! Поднимись в спальню мистрис Элизабет и попроси Нэнси принести пару бальных туфель.

Слуга тут же умчался выполнять распоряжение.

— При дворе, дорогая, таких башмаков не носят, хотя они могут прекрасно послужить в дороге. Нельзя обрести настоящую придворную походку в подобных башмаках. Только бальные туфли!

— Они мне жмут, — пожаловалась Элизабет.

— Ради моды леди обязана терпеть подобную пытку, — мягко объяснил он.

— Интересно, болят ли ноги у лебедей? — мрачно пробормотала Элизабет.

— Боюсь, твоя мать слишком долго откладывала эту поездку, — сказал Томас, не слыша ее. — Но ты поедешь ко двору и будешь иметь успех, даже если это последнее, что я сделаю для семьи.

Туфли были принесены, и Нэнси натянула их на ноги леди. Элизабет встала.

— Очень маленькие и тесные, — закапризничала она.

— Покажи! — рявкнул дядя.

Она протянула ногу. Томас уставился на Нэнси:

— Немедленно неси шелковые чулки, девушка! Неудивительно, что туфли не лезут! На ней грубые шерстяные чулки. Немыслимо! Я должен поговорить с Мейбл!

Нэнси убежала и быстро вернулась с шелковыми чулками и подвязками. Надела их леди и снова натянула туфли. Элизабет встала и вопрошающе посмотрела на дядю.

— Попытайся снова пройтись по комнате.

На этот раз Элизабет двигалась медленнее, осторожнее, не имея другой цели, кроме как благополучно достигнуть другого конца зала. Совершив этот подвиг, она повернулась и снова взглянула на лорда Кембриджа.

— Уже лучше, мой ангел, но трудиться придется много, — изрек он.

Весь следующий час Элизабет расхаживала по комнате, пока Томас наконец не остался доволен. Элизабет плюхнулась на стул и сбросила туфли.

— Я не хочу ехать ко двору, дядя. И мне все равно, выйду я замуж или нет.

Бэн Маккол вздохнул. Такая прелестная девушка, как Элизабет Мередит, не должна умереть девственницей. Почему она до сих пор не замужем? Неужели с ней что-то не так? Почему семья не позаботилась о, ее будущем?

— Нэнси, дай мне башмаки и шерстяные чулки, а все это отнеси в мою комнату! — приказала Элизабет служанке. — У меня полно работы.

— Сегодня? В метель? — удивился лорд Кембридж.

— Этот день месяца я отвожу для проверки счетов. За последние недели родилось много ягнят, и я должна внести их в расчетные книги. Вчера, когда мы загоняли овец, я подсчитала всех новорожденных, — пояснила Элизабет, вставая. — Мастер Маккол, мне жаль, что вам нечем заняться. Садитесь у огня. Как видите, пока что буран только усиливается.

— Вы играете в шахматы, дорогой мальчик? — с надеждой спросил лорд Кембридж.

— Да, милорд. Отец научил меня, когда я только пришел в его дом. Скажите, где доска, и я разложу ее.

Заглянув в зал, Уильям Смайт застал хозяина и Бэна за оживленной игрой и улыбнулся. Хозяин снова становится истинным придворным. Последнее время это случалось нечасто.

— Вижу, он побеждает, милорд! — громко заметил Уильям, подходя ближе. — Удивительно!

— Мы еще только начали, Уилл. Как большинство молодых людей, он очень торопится. А кто торопится, тот ошибается.

Лорд взял коня Бэна и, усмехнувшись, поставил рядом с доской.

— Хороший ход, — улыбнулся шотландец с легким поклоном.

До чего же умный молодой человек!

Уилл покачал головой.

Шотландец позволит лорду Кембриджу выиграть эту партию, хотя явно играет лучше. Странно видеть такой такт у грубого горца!

Секретарь отошел. У него много дел, невзирая на дурную погоду. И он закончит эти дела гораздо скорее, если милорд будет чем-то занят.

В маленькой комнатке, которую она использовала как контору, Элизабет прочла письмо от Колина Хея, хозяина Грейхейвена. Он писал, что шерсть его овец достаточно хорошего качества, но все же слишком груба, и вряд ли стоит посылать ее в Нидерланды. Его друг Адам Лесли рассказал, что во Фрай-арегейте выращивают несколько пород овец, дающих превосходную шерсть. Хей хочет улучшить свои отары. Не согласится ли леди Фрайарсгейта продать ему часть своих овец?

Элизабет задумалась. Овцы шропширской, хэмпширской и шевиотовой пород давали шерсть высокого качества. Но в производстве голубого сукна были свои тайны: шерсть на него шла от мериносов. Мать узнала об этой породе от королевы Екатерины и с ее помощью приобрела молодого барана и несколько маток. С годами отара разрослась, и теперь четверть всего поголовья составляли мериносы. Их руно было снежно-белым и очень тяжелым, а подшерсток — невероятно мягким.

Элизабет рассудила: окот прошел так удачно, что можно продать овец всех пород, кроме мериносов. Но нужно убедиться, что шотландцы их не съедят и не пустят легкие на омерзительное блюдо, называемое хаггис. Ну а мериносов они не получат!

Она отложила пергамент. Пройдут месяцы, прежде чем овец можно будет отправить на север. Значит, все это время Бэну придется оставаться во Фрайарсгейте. Сегодня вечером они поговорят об этом.

Проклятие! Она не хочет ехать ко двору! Разве здесь обойдутся без нее? Эдмунду уже за семьдесят, а она не выбрала ему преемника. Впрочем, он этого и не позволил бы. Но когда она вернется домой, придется обсудить с ним такую возможность.

Снег шел почти три дня. Но потом выглянуло солнце, и Бэн Маккол решительно заявил, что хочет помочь людям расчищать дорожки от дома к сараям и загонам. Очевидно, он не любил бездельничать и, уж конечно, не боялся тяжелого труда. Он внимательно выслушал предложение Элизабет остаться во Фрайарсгейте, пока не потеплеет.

— А ваш отец сможет передать деньги за овец с моими пастухами, — добавила она, и Бэн сразу согласился…

— Не боитесь, что мы украдем овец и перебьем ваших людей? — поддразнил он.

— Но ведь вас послали Лесли, — серьезно ответила Элизабет. — А им я доверяю. Кроме того, мой отчим — Хепберн из Клевенз-Карна. Если попытаетесь обмануть меня, Логан соберет свой клан и отправится на север — искать вас, сэр.

Бэн усмехнулся, весело блестя глазами.

— Подозреваю, что рядом с ним будете скакать вы, мистрис Элизабет.

— Совершенно верно, — кивнула она. — Я отвечаю за Фрайарсгейт.

— Как по-вашему… не могли бы вы звать меня просто Бэном? — спросил он.

— Могла бы… Однако какое странное имя. Что оно означает?

— «Бэн» на шотландском — «красивый». А «Маккол» — сын Колина.

— Ваша мать любила вашего отца? — неожиданно спросила Элизабет.

— Они встречались всего один раз.

— Один раз? — пробормотала шокированная Элизабет, густо краснея.

Если они встречались один раз, выходит, его мать легла с хозяином Грейхейвена, совершенно его не зная. Трудно представить что-нибудь подобное!

— Да, именно так, — повторил он, улыбаясь одними глазами. — Я узнал, кто мой отец, только когда мать лежала на смертном одре. Она все рассказала мне и велела после ее смерти идти в Грейхейвен. Моего отчима трудно было назвать добрым человеком.

— Сколько лет вам было тогда?

— Двенадцать.

— И поскольку вы здесь, значит, отец принял вас и вырастил.

Двенадцать. Совсем мальчишка. Сама она в двенадцать лет была беззаботной, легкомысленной девчонкой, а он… почти сиротой. До чего же странная штука — жизнь…

— Хозяин Грейхейвена оказался хорошим отцом, — заверил Бэн.

— А ваши братья и сестра? Они не возражали против вашего появления?

— Ничуть. Уже через несколько дней мы подружились. Я на десять лет старше Джейми. А Гилберт — еще моложе. Мачеха за нами присматривала. Мег, конечно, была очень хорошей девочкой. Она единственная дочь отца от его первой жены. Эллен, наша мачеха, была его третьей женой и родила отцу двух сыновей.

— А что случилось со второй женой? — с любопытством спросила Элизабет.

— Отец удушил ее, когда застал с другим мужчиной, — спокойно ответил Бэн.

— Он так сильно ее ревновал?

— Нет. Но она его обесчестила. Вот он и смыл пятно позора со своего имени, — пояснил Бэн.

— Господи милостивый! Какое восхитительное дикарство, дорогой мальчик! — воскликнул Томас, слышавший весь разговор. — Вы очень похожи на отца?

— Точная его копия, если не считать цвета глаз. У него глаза зеленые. У меня серые, как у мамы. Но я тоже берегу свою честь, милорд.

— Должно быть, никуда не отпускаете жену, — заметила Элизабет..

— У меня нет жены, мистрис. Я всем обязан отцу за доброту и заботу. Чем я могу отплатить ему? Он был не обязан принимать меня в дом, но принял. Я почти забыл те годы детства, когда надо мной безжалостно издевались.

— Но зачем вашему отцу еще овцы? — спросила Элизабет.

— Это я предложил ему улучшить породу. Подумал, что шерсть лучшего качества поможет увеличить доходы. Чем больше процветает Грейхейвен, тем более выгодные партии смогут сделать мои братья.

Элизабет кивнула. Она, разумеется, все понимала. Но никогда раньше не смотрела на проблему поисков жены с точки зрения мужчины. Значит, у мужчин бывают те же сложности, что у женщин.

— Завтра мы пойдем в загоны, и вы увидите овец, — пообещала она. — Мои овцы очень отличаются от черномордых горных овец. Их шерсть тоньше.

— Я хочу узнать как можно больше о том, как вы растите Овец, если, конечно, успеете меня научить.

— Разумеется, — согласилась Элизабет. — Я поручу вас своим лучшим пастухам. И вы получите собственную собаку, которая будет отзываться только на ваш зов. В одном из сараев есть почти взрослые щенки от одной из моих овчарок. Когда погода улучшится, будете работать с собакой и овцами, которым предстоит стать вашими.

— Я благодарен вам, леди, — выдохнул Бэн.

— Если вы Бэн, тогда я — Элизабет.

— Вас всегда называли так официально? — спросил он.

Элизабет ответила:

— В детстве меня называли Бесси, но это имя не подходит для леди Фрайарсгейта.

— Вы правы, — согласился он. — И я вижу, что вы больше не Бесси.

Он улыбнулся, и Элизабет на миг зажмурилась, словно ослепленная солнцем.

— Я тоже так думаю, — согласилась она, слегка улыбаясь в ответ.

Томас Болтон молча наблюдал за парочкой. Как жаль, что Бэн Маккол — бастард! Безземельный молодой человек, который даже не носит имя отца! Несмотря на то что Элизабет, похоже, он нравится, несмотря на то что между ними много общего, он неподходящий для нее жених. Наверняка при дворе найдется кто-то, для кого Фрайарсгейт станет золотой возможностью. Как в свое время для покойного отца Элизабет, сэра Оуэна Мередита. Времена изменились, и сыновья торговцев теперь допущены ко двору. Значит, у Элизабет появилось больше шансов на приличную партию.

Элизабет — девушка без больших амбиций. Ее не интере-суютни знатное имя, ни титул, ни придворная жизнь. Ее единственная страсть — Фрайарсгейт. И должен найтись хоть один мужчина, для которого женщина, подобная Элизабет, покажется благословением Божьим. Она прекрасна. Богата. Умна.

Вот только есть одна ложка дегтя в бочке меда. Элизабет чересчур властная и проницательная и не собирается ни с кем делить свою власть. Такой же была и Розамунда. Но Оуэн понимал ее, и постепенно она разделила с ним тяготы правления. А вот Элизабет сделана из другого теста.

Лорд Кембридж вздохнул.

Кажется, они чересчур задержались с поисками мужа для Элизабет.

А если и найдут, что станется с Фрайарсгейтом?

Этот буран оказался последним. Дни становились длиннее. Солнце растопило снежные сугробы. Белые глыбы соскальзывали с крыш, иногда заставая врасплох ничего не подозревающих прохожих. По земле бежали ручейки. Ягнята боязливо выглядывали из сараев, то и дело прячась за маток, но с каждым часом смелели все больше.

— Какая порода нравится вам больше всего? — спросила Элизабет Бэна, когда после полудня они месили грязь в одном из больших открытых загонов.

— Думаю, шевиоты, хотя шропширские тоже весьма красивы, — сказал он ей.

— Я продам вам овец всех трех пород, — пообещала она. — Вам не помешает иметь разные породы, наряду с горными черномордыми овцами.

Грязь брызнула у нее из-под ног, и Элизабет вздохнула.

— Почему ваши родные настаивают на поездке ко двору? — неожиданно спросил он.

— Потому что именно там мама нашла себе мужа, да и сестры тоже. Мать отправилась ко двору, когда была совсем ребенком. И сам король договорился с моим отцом об этом браке. К счастью, мои родители обожали друг друга. До него она была замужем дважды: в три года ее повенчали с кузеном, который умер в детстве, а в шесть — с престарелым рыцарем, который, прежде чем скончаться, научил ее, как управлять собственной судьбой.

— А как ей достался Фрайарсгейт? — допытывался Бэн.

— Вся ее семья погибла. Выжила только она.

— А что же ваши сестры?

— Филиппа впервые попала ко двору в десять лет. В двенадцать она туда снова уехала, на службу к королеве. И тогда исполнились все ее желания. Дядюшка Томас нашел ей мужа, когда парень, с которым она хотела обвенчаться, предпочел. церковь мирской жизни. А Бэнон встретила своего Невилла при дворе, его притащили туда родные, надеясь получить для сына место у короля. Но он увидел Бэнон и пропал. Она наследница дядюшки Томаса и правит Оттерли, как королева пчел — своим роем. Поэтому он был так рад провести со мной зиму. Ее выводок дочерей сводит его с ума. Элизабет рассмеялась:

— Я должна выйти замуж, чтобы родить наследника. Но у меня нет времени для мужа, не говоря уже о детях. И все же меня тащат, ко двору. И боюсь, мне найдут мужа. Моя сестра, графиня, наверняка уже этим занимается.

Бэн тоже засмеялся:

— Но ведь они правы. Вы владеете прекрасным поместьем, Элизабет, и горячо его любите. Но когда-нибудь вас не станет, и кто позаботится о Фрайарсгейте?

— Знаю, — вздохнула она, — но при мысли получить в мужья какого-нибудь надушенного глупца мне становится не по себе.

— Но разве ваши зятья — надушенные глупцы?

— Нет, но Криспин, муж Филиппы, сам управляет поместьями, и она с радостью ему это позволяет. Благодаря этому у нее остается время бывать при дворе и заботиться о будущем своих детей. А Роберт Невилл, наоборот, более чем счастлив предоставить Бэнон править Оттерли. Сам он предпочитает охоту и рыбалку, и Бэнон так облегчает ему жизнь! Думаю, он и не подозревает, кто в его семье носит штаны!

— Вам нужен именно такой мужчина? — тихо спросил он.

— Я готова разделить власть с мужем, но ему придется полюбить Фрайарсгейт так же сильно, как люблю его я. И принять тот факт, что я знаю свои земли и понимаю, как успешно вести дела. Не верю, что в мире найдется хоть один такой мужчина. Я поеду ко двору, чтобы угодить родным, и сделаю все, чего они хотят от меня. Но не выйду за человека, который не готов разделить со мной мое бремя или собирается возложить его лишь на свои плечи, — твердо заключила Элизабет.

— А как насчет любви?

— Любви? — удивилась она.

— Разве вы не хотите полюбить человека, с которым обвенчаетесь? — спросил Бэн, пристально глядя на нее.

— Полагаю, было бы неплохо любить человека, за которого я выйду замуж. Мои сестры действительно любят своих супругов, но на них не лежит такая ответственность, как на мне. Я должна осторожно выбирать человека, который будет полезен Фрайарсгейту, если такой человек отыщется.

Бэн вдруг подался вперед, сжал ладонями ее личико и стал целовать, медленно и нежно.

Элизабет потрясенно распахнула глаза и отстранилась:

— Что это значит?

— Вас никогда не целовали раньше?

— Н-нет… но вы не ответили на мой вопрос, Бэн.

— Мне показалось, что именно сейчас вы хотите этого поцелуя. Вы слишком серьезно относитесь к своим обязанностям, Элизабет Мередит. Вы хоть когда-нибудь веселились от души?

— Веселье — это для детей, — отрезала Элизабет.

— Придворная дама обязана уметь целоваться, — заявил он.

— И вы готовы стать моим наставником? — съязвила девушка.

— Все утверждают, что я хорошо целуюсь, а вам, очевидно, нужно многое узнать о поцелуях, — ухмыльнулся он.

— А что не так с моими поцелуями? — вспылила Элизабет.

— Вы не отвечали на мой поцелуй. Даже губы не подставили. Просто стояли и ждали, пока я отстранюсь.

— Может, я не хотела, чтобы меня целовали, — пробормотала она краснея.

— Все девушки хотят, чтобы их целовали, — хмыкнул Бэн. — Может, попытаемся еще раз?

— Нет.

— Боитесь? — поддразнил он.

— Вовсе нет, — возразила она. — Я просто не желаю целоваться с незнакомцем посреди овечьего загона. Что скажут мои пастухи, Бэн Маккол?

— Вы правы, — согласился он, к ее полному изумлению. — Продолжим уроки вечером, в зале, когда ваш дядя уйдет спать.

— Ни в коем случае! — вознегодовала Элизабет. — Вы слишком наглы, как все шотландцы.

— Если не научитесь целоваться как следует, придворные станут смеяться над вами, — пригрозил он.

— Порядочная девушка не бывает опытной в вопросах плоти, — чопорно объявила Элизабет.

— Девушка в вашем возрасте должна уметь целоваться, — настаивал он. — Если не поцелуете меня сегодня вечером, я буду считать вас трусихой, Элизабет Мередит.

— О, хорошо, хорошо! — нетерпеливо бросила Элизабет. — Но только один поцелуй, чтобы доказать мою храбрость. И на этом все!

С этими словами она повернулась и поспешила в дом.

Глава 3

Но после того как был подан ужин, Элизабет потихоньку выскользнула из зала и поднялась в свою спальню — она не собиралась играть в поцелуи со своим шотландским гостем. Дерзкий парень! Чересчур дерзкий! И все же прикосновение его губ растревожило душу. Похоже, поцелуи слишком интимное дело, а Элизабет не была уверена, что готова довериться мужчине.

«Однако лучше привыкнуть к этой мысли, — твердил внутренний голос. — Ни один мужчина не „пожелает иметь жену, которая отказывается целоваться и отвечать на ласки“.

Она спорила с собой, не стоит ли вернуться в зал. Но не вернулась.

Поднявшись раньше обычного, Элизабет оделась и побежала вниз. Если не считать нескольких сонных слуг, в зале было пусто. Правда, увидев хозяйку, один из них принес корку каравая, в которую была налита овсяная каша, и наполнил кубок элем. Элизабет ела медленно: мысли ее были далеко.

Закончивзавтрак хлебом с маслом и сыром, она встала и подошла к очагу — отдохнуть несколько минут перед началом утренних хлопот.

— Трусиха!

Элизабет подскочила от неожиданности и уставилась на Бэна Маккола. Прежде чем она успела опомниться, он поцеловал ее в губы.

Девушка потрясений ахнула.

— Негодяй! — выпалила она.

— Смягчи свои губы, девушка, а потом поцелуй меня, — прошептал он, обнимая ее. — Твой рот создан для поцелуев, а я никогда не мог устоять против сладких девичьих ротиков.

Он снова завладел ее губами. Руки его сжались. Она на миг обмякла, позволив целовать себя.

— Вот так, девушка, — подбадривал он.

Что она делает? У нее совсем не осталось сил, словно жизненная энергия покинула ее. Властное прикосновение его губ пьянило.

Элизабет вздохнула, но тут, к ее удивлению, он отпустил ее и усадил на стул.

— Как вы посмели?! — вознегодовала она, чувствуя, как краска заливает щеки.

Бэн Маккол тихо рассмеялся и встал перед ней на колени, глядя в хорошенькое личико.

— Вам действительно было неприятно? — спросил он, сжимая ее руки.

Глядя в его серые глаза, Элизабет ощущала, как голова идет кругом.

— Ну… нет, однако… — забормотала она, отчаянно пытаясь взять себя в руки.

Но это ей плохо удавалось: руки, сжимавшие ее ладони, источали тепло.

— Значит, вы наслаждались… — пробормотал он, коварно блестя серыми глазами.

— Вы не имели права целовать меня! — воскликнула Элизабет.

Что еще сказать в свою защиту? К ее полному унижению, она сама его поцеловала.

— Не имел, — честно признался он, — но поцеловал.

— Вы всегда делаете все, что хотите? — процедила она.

Ее губы покалывало при одном воспоминании о его поцелуе.

— Нет, но я не смог устоять против вас. Вы очень красивы, Элизабет, — признался он, осторожно обводя пальцем контуры ее лица.

— На этот раз все было лучше? — выпалила она неожиданно для себя.

— Гораздо, — ухмыльнулся он.

— Прекрасно. В таком случае нам больше нет необходимости целоваться, — твердо заявила Элизабет. — Теперь, если у меня возникнет такое желание, сэр, я знаю, что делать.

Бэн расхохотался:

— Воображаете, что это все?

— А что, может быть еще что-то?

— Есть и другие ласки, — обольстительно улыбнулся он.

— Садитесь за стол, Бэн Маккол, слуги принесут вам завтрак, — сухо распорядилась Элизабет. — Сегодня у нас много дел. Что же до ласк… забудьте об этом. Поцелуй был достаточно откровенен, а я не так глупа: новые поцелуи ведут к ласкам, новые ласки — к соитию. Я не позволю погубить свою невинность и репутацию какому-то мужчине, не говоря уже о грубых шотландских горцах. Пошлите за мной Альберта, когда решите, что пора ехать.

Она поднялась и вышла из зала.

Бэн широко улыбнулся ей вслед и, сев за стол, покачал головой. Что с ним творится, черт возьми? Почему он ведет себя как последний глупец? Эта девушка — богатая наследница и стоит куда выше таких, как он. И все же он умирал от желания коснуться ее светлых волос. Должно быть, они чистые и мягкие. И она тоже чистая, к тому же пахнет клевером и только что скошенной травой. У него пьяно кружилась голова, когда он несколько секунд держал ее в своих объятиях.

Он вонзил ложку в горячую кашу. Нужно взять себя в руки и одуматься.

Бэн мрачно нахмурился.

Тем временем Томас Болтон из своего укромного уголка наблюдал всю сцену между Элизабет и Бэном. В какой-то момент он даже хотел вмешаться. Но Элизабет, очевидно, и сама, без посторонней помощи, оказалась вполне способна укротить резвого молодого шотландца. Сознание это грело душу лорда Кембриджа, поскольку его племяннице, несомненно, придется столкнуться с подобными ситуациями при дворе. Приятно видеть, что знаки внимания со стороны джентльменов не могут сбить ее с толку. Правда, Бэна Маккола трудно назвать джентльменом. Элизабет права: он дерзок и даже нагл.

— Доброе утро, дорогой мальчик, — проговорил Томас, делая вид, будто только что вошел. — Надеюсь, вы хорошо спали? Тихие зимние ночи прекрасно располагают к отдыху, не находите?

Подошедший слуга вопросительно взглянул на него.

— Нет, нет, я уже позавтракал, — отмахнулся Томас и, повернувшись к Бэну, осведомился: — Какие планы у вас и моей обожаемой девочки сегодня, сэр?

— Кажется, мы собирались проверить отары на дальних пастбищах, — ответил Бэн. — Вы поедете с нами, милорд?

— Сапоги Господни, мальчик мой, нет! Знаю я эту позднюю зиму, когда ждешь приближения весны! Конечно, солнце ласково греет спину, но сырость пробирается в самые кости. Поездки верхом в такую погоду не для стариков вроде меня! — энергично запротестовал Томас.

— И все же вы собираетесь ехать на юг, в Лондон, в самый разгар дождей, — напомнил Бэн.

— И не говори, дорогой мальчик. — Томаса передернуло. — Только ради Розамунды и ее дочерей я готов предпринять столь неприятную поездку. Однако, в конце концов, мы прибудем ко двору в мае, когда погода стоит чудесная. Май — любимый месяц короля. Каждый день — это праздник, заполненный играми, пирами и развлечениями. Мы будем жить в Гринвиче, а там так хорошо! Вы ведь никогда не были на юге. Не так ли, дорогой мальчик?

— Южнее Фрайарсгейта я нигде не бывал.

— Мастер Маккол, хозяйка велела передать вам, чтобы вы немедленно шли на псарню, — объявил возникший у стола Альберт.

— На псарню? — удивился Томас.

— Элизабет сказала, что отдаст мне одного из щенков шотландской овчарки. Наверное, хочет, чтобы я на него посмотрел, — пояснил Бэн и, встав из-за стола, поклонился лорду Кембриджу. — Прошу меня извинить.

Он поспешил выйти во двор и нашел Элизабет на псарне, в окружении целой своры собак различных пород, очевидно, ее обожавших. Она держала в руках довольно большого щенка с шелковистой черно-белой шерстью.

— Нравится? — спросила она. — Самый большой из помета Флоры. Это собака Тэма, и он уже стал натаскивать этого малыша. Как вы его назовете?

— У меня никогда не было своей собаки, — медленно произнес Бэн. — Думаю, я назову его Фрайаром, в честь Фрайарсгейта.

Он протянул руку, позволил щенку ее обнюхать и погладил по голове.

— Мы с тобой станем хорошими друзьями, Фрайар.

— Сегодня мы возьмем его с собой, — решила Элизабет. — Идемте! Лошади уже ждут, Я приказала оседлать их, перед тем как отправилась на псарню.

— Он слишком маленький, чтобы бежать за лошадьми, — запротестовал Бэн.

— Знаю. Положите его на седло. Он должен привыкнуть к вам, к вашему запаху и звуку голоса. Тэм продолжит его натаскивать, а когда Фрайар обучится основам, тренировку продолжите вы. Прежде всего он обязан повиноваться вам.

Они отправились в путь, и он снова подумал о том, в какой идеальной гармонии находится девушка со своими землями и животными.

Лошади осторожно пробирались по лугам, где между участками оттаявшей мягкой земли попадались островки нерастаявшего снега. В загонах толкались блеющие, заросшие шерстью создания. Бэн решил, что больше всего ему нравятся шропширы и шевиоты: крепкие, здоровые, они легко вынесут суровую зиму в горах.

Сначала щенку не понравилась разлука с матерью, сестрами и братьями, но он быстро успокоился, закрыл большие карие глаза и стал тихо похрапывать.

На одном лугу паслась небольшая отара овец. Бэн и Элизабет остановились, спешились и подошли ближе. Фрайар шумно резвился, но внезапно успокоился и стал покусывать ноги матки, инстинктивно подгоняя ее к отаре.

— Он будет очень хорошим пастушеским псом, — заверила Элизабет. — Его только начали обучать, и посмотрите на него!

Она засмеялась, глядя на овцу, которая шумно протестовала против такого обращения. Встав на колени, Элизабет запустила пальцы в густую шерсть.

— Взгляните сами, какое руно!

Бэн тоже пощупал овечью шерсть. Их руки на мгновение соприкоснулись. Элизабет тут же вскочила.

— Да, вижу. Прекрасное животное, — сказал Бэн и, выпрямившись, подхватил неугомонного щенка на руки. — Ш-ш-ш, парнишка, вижу, ты прекрасно выполняешь свой долг, — прошептал он, поглаживая Фрайара.

Элизабет повернулась и зашагала к лошади. Рука, казалось, горела в том месте, где Бэн дотронулся до нее. От подступившей слабости у нее подкашивались ноги. Она тряхнула головой, пытаясь опомниться, и снова вскочила в седло.

— Уже поздно, а до дома еще далеко, — заметила она, поворачивая кобылу.

Они помчались обратно, а когда остановились у конюшен, Элизабет спрыгнула на землю и решительно направилась к дому. Бэн отнес щенка на псарню к матери и затем последовал за Элизабет. Но когда он появился в зале, ее уже не было. Он ощутил непривычное разочарование.

— Дорогой мальчик! — радостно помахал ему лорд Кембридж.

Стоявший рядом Уилл наклонил голову.

— Как прошел осмотр овец? И теперь у вас свой пес?

— Да, прекрасный молодой парень, которого я назвал Фрайаром. Элизабет пообещала, что Тэм всему его обучит, а потом мы станем работать вместе, я и Фрайар. А как прошел ваш день, милорд?

— Мой день был долгим и скучным, — пожаловался Томас. — Гардероб Элизабет готов. Туфли и драгоценности у нее есть. Будем ждать апреля, чтобы отправиться в путь.

— Вы не заедете в свое поместье? — спросил Бэн.

— Нет. Я велел пристроить к Оттерли еще одно крыло, и работы будут закончены лишь к концу лета. Потомство у моей племянницы не только большое, но и очень шумное. Пусть во Фрайарсгейте нет таких удобств, зато здесь царит благословенный покой. А вот дорогому Уильяму перед нашим возвращением придется поехать вперед, чтобы проследить за переносом мебели и моих вещей в новое крыло, из которого нет прямого доступа в основную часть дома.

Томас лукаво улыбнулся:

— Больше никто меня не побеспокоит, дорогой мальчик. Остаток своей жизни я проведу в новом крыле.

— Понимаю, — хмыкнул Бэн. — Дом моего отца не слишком велик, а когда внезапно появился я, мачеха заявила, что он, кажется, еще больше уменьшился в размерах. Мыс братьями — мужчины громоздкие. Хорошо еще, что пока никто не женат.

Вошла Нэнси и сообщила: у леди болит голова, и к ужину она не спустится.

— И неудивительно! Провести целый день в такой сырости! — проворчал лорд Кембридж. — И к тому же Элизабет всегда отказывается носить платок. Когда-нибудь она подхватит простуду, которая погубит ее! Но она не слушает голоса разума! Упрямица! — Лицо его вдруг просветлело. — Сегодня мы прекрасно поужинаем в мужской компании, а потом я снова выиграю у вас в шахматы, дорогой мальчик. По-моему, вы с каждой партией играете все хуже.

— Сегодня постараюсь исправиться, — усмехнулся Бэн Маккол и, заметив легкую улыбку Уильяма, понял, что секретарь знает о его невинном обмане.

Что же, Томас Болтон уже немолод, но весел и доброжелателен, и у него доброе сердце. Проигрыш его расстроит. Бэн незаметно подмигнул Уильяму и тоже улыбнулся.

Март быстро подходил к концу. Было решено, что Бэн вернется в Шотландию в середине апреля, поскольку к тому времени снег окончательно сойдет, а вот Элизабет и Томас отправятся ко двору первого апреля.

За несколько дней до их отъезда прибыл Хепберн из Клевенз-Карна вместе с женой и четырьмя сыновьями.

— Не думаешь же ты, что я позволю тебе ехать ко двору и даже не приеду попрощаться? — заявила Розамунда, обнимая дочь. Она все еще была красива, хотя скоро ей предстояло отпраздновать сорок первый день рождения. — Я так рада, что ты едешь ко двору! И хочу видеть все красивые платья, которые дядюшка велел для тебя сшить. Сегодня вечером ты должна нарядиться, чтобы Логан и твои братья увидели, какой красивой леди стала маленькая Элизабет!

Элизабет обняла мать.

— А где Джонни?

— В Клевенз-Карне. Учится управлять поместьем, которое в один прекрасный день будет принадлежать ему, — ответил падчерице Логан и, повернувшись, окинул Бэна суровым взглядом: — Кто вы такой? Судя по виду, горец?

— Это Бэн Маккол, — поспешно вмешалась Элизабет. — Он живет здесь уже несколько недель, дожидается хорошей погоды, чтобы вернуться домой. Его отец, владелец Грейхейвена, покупает у меня небольшую отару. Хочет улучшить породу. Бэна послали к нам Лесли изТленкерка, его соседи.

Логан протянул руку, и Бэн крепко пожал ее, пристально глядя на мужчину.

— Милорд, — кивнул он.

— Достаточно и „Логана“, — улыбнулся Хепберн, которому понравилось лицо горца. — Твой клан?

— Мой отец — Колин Хей, — ответил Бэн.

— Что же, он умеет делать здоровых парней, — заметил Логан. — Дома есть еще такие, как ты?

Фамилия гостя не такая, как у отца. Значит, он бастард. И все же родитель явно его любит.

— Двое. Мои единокровные братья: Джейми и Гилберт Хей, — ответил Бэн, понимая, что Хепберн уже догадался о его происхождении. Что ж, он этого не стыдится.

— Элизабет уже угощала вас виски? — осведомился Логан. — Девочка, немедленно вели принести рюмки. У тебя в доме оказалось полдюжины шотландцев!

— Тэвису и Эдмунду никакого виски, — твердо заявила Розамунда. — Они слишком молоды. Это гнусное пойло остановит их рост!

— Ну-у, ма! — дружно запротестовали близнецы.

Четырнадцатилетний Джеймс Хепберн благоразумно молчал, наблюдая, как Логан разливает виски в четыре рюмки. Первую вручили гостю, вторую взял отец, третью — его брат, семнадцатилетний Александр. Слуга поднес Джеймсу четвертую рюмку, тот, по примеру отца, поднял ее, приветствуя собравшихся, и выпил одним глотком, правда, поперхнувшись, когда виски пролилось в его желудок жидким огнем. Глаза мальчика слезились, но он не подал виду, что ему не по себе.

Хепберн довольно ухмыльнулся. Ничего не скажешь, Розамунда родила ему крепких парней! Сильны и исполнены радости жизни — в отличие от старшего, который отчаянно стремился покинуть отчий дом и стать монахом. Перед отъездом во Фрайарсгейт они с Джоном сильно поссорились. Отец хотел, чтобы наследник остался и управлял поместьем, а наследник мечтал удалиться в ближайшее аббатство. Хорошо, что его первая жена, Дженни, не видит, в кого превратился Джон. Она так гордилась, что родила мужу сына-наследника!

А вот Розамунда укоряла Логана за непримиримость. Хозяину очень важно любить свои земли. Но Джон Хепберн больше всего любил Бога. Точно так же, как старшая дочь Розамунды больше всего любила придворную жизнь. Розамунда понимала как мужа, так и пасынка и постоянно напоминала Логану, что у него есть еще четыре сына. Александр очень походил на отца во всем, вплоть до чувства ответственности по отношению к Клевенз-Карну.

— Отвратительный вкус, верно? — спросила Элизабет у Джейми.

— Нет, — стойко ответил подросток, — замечательный.

— Лгун! — засмеялась она.

Остальные громко вторили ей.

— У тебя лицо красное, — дразнился Эдмунд.

— И глаза мокрые, — вторил Тэвис.

— По крайней мере я уже настолько взрослый, что могу пить виски, — отбивался Джеймс, — А вам, малыши, до этого далеко!

— У нас по крайней мере нет прыщей, как у тебя! — фыркнул Тэвис, более смелый из близнецов, и тут же выпятил грудь. — Ну, Джейми, давай, попробуй ударь! Если посмеешь, конечно!

— Довольно! — одернула Розамунда и, обратившись к дочери, добавила: — Сыновей труднее воспитывать, чем дочерей. Запомни это.

— Дядя Томас не слишком высокого мнения о маленьких девочках, — лукаво улыбнулась Элизабет. — Он всю зиму терпел отсутствие удобств в моем доме, вместо того чтобы оставаться в своих уютных комнатах, а сейчас терпит присутствие милашек Бэнон… вернее, демонов, как выражается сей достойный джентльмен.

— Бедняжка Том, — посочувствовала Розамунда. — Они действительно так ужасны?

— Возможно, их просто слишком много, — вздохнул лорд Кембридж.

— У меня было трое. И ты не слишком страдал, — усмехнулась Розамунда. — Мало того, бессовестно баловал их, дорогой кузен.

— Девочки Бэнон непрерывно бегают по всему дому, визжат и ссорятся друг с другом. Если Кэтрин Роуз получает голубую ленту, а Томазина Мэри розовую, Кэтрин Роуз непременно желает розовую. Но Томазина Мэри тоже ее хочет. Далее Джемайма Анна, Элизабет Сюзанна и Маргарет Мэри, самая младшая, начинают реветь, потому что вообще не получили лент, поскольку их очаровательный олух папаша забыл приобрести на ярмарке ленты одного цвета и помнил только о первых двух дочерях, которые дерутся из-за розовой ленты, пока остальные рыдают. Дети Бэнон никогда не молчат, а она, похоже, совсем этого не замечает. Когда Оттерли перестраивали, я выделил для себя отдельное крыло, но подрядчик по ошибке велел врезать дверь между ним и основным домом. Ни Бэнон, ни ее семейство совершенно не уважают моего желания побыть в покое, — пожаловался Томас.

— Поэтому дядюшка строит новое крыло исключительно для себя и без доступа в остальную часть дома, — со смехом добавила Элизабет. — Он угрожал подрядчику пытками и убийством, если вернется и найдет еще одну дверь между крыльями домов.

— Хорошо тебе смеяться! — вскинулся Томас. — Здесь тихо и спокойно… в отличие от Оттерли. Я обожаю Бэнон и даже обожаю ее выводок… но на расстоянии. А Роберт Невилл — приятный, мягкий в обхождении джентльмен. Мы вместе катаемся верхом и играем в шахматы. Весьма дружелюбный парень.

— Заедешь в Оттерли по пути на юг? — спросила Розамунда кузена.

— Нет, нет. Нужно торопиться, иначе портной не успеет довести до ума новый гардероб, который он сшил для меня. И возможно, придется перешивать платья Элизабет. Но мы остановимся в Брайарвуде, это нам по пути.

— Отвезешь мои письма Филиппе? — спросила Розамунда.

Хотя отказ дочери от Фрайарсгейта больно ее ранил, она по-прежнему любила старшую дочь. И не важно, что Элизабет была идеальной хозяйкой поместья. Розамунда всегда хотела, чтобы оно перешло старшей дочери Оуэна. Особенно после того, как потеряла их сына.

— Разумеется, — кивнул Томас, — и привезу тебе все последние сплетни, не только придворные, но и из Брайарвуда.

К ужину явился местный священник, отец Мата, и, когда все сели за стол, он произнес молитву.

После трапезы Розамунда попросила Элизабет надеть одно из ее красивых придворных платьев. Девушка выбрала платье с розовым шелковым корсажем, расшитым сверкающими стеклянными бусинами, и юбку чуть потемнее оттенком. Квадратный вырез корсажа тоже был отделан бусинами. А на отвернутых манжетах широких рукавов виднелся вышитый бусинами узор.

— О Боже! — воскликнула Розамунда, впервые увидевшая дочь в таком роскошном наряде. — Покажи свои туфли, девочка.

Элизабет высунула ножку в туфельке с квадратным мыском, обтянутой розовым шелком и тоже украшенной бусинками.

— Какая прелесть! — выдохнула мать. — Томас, помнишь, когда мы отправлялись ко двору, ты настоял, чтобы мне сшили великолепный новый гардероб. Потом были Филиппа и Бэнон. Теперь Элизабет. Как ты добр ко всем нам, кузен!

Ее глаза повлажнели.

— Туфли ужасно жмут, — прозаически пожаловалась Элизабет. — Но дядюшка Томас запрещает мне носить башмаки, хотя они почти не выглядывают из-под всех этих юбок. Он твердит, что все увидят мои ноги во время танцев. Но я не танцую.

Томас побледнел:

— Ад и проклятие! — Он трагически схватился за сердце. — Так и знал, что-нибудь да забуду. Я не научил ее танцевать, а это просто необходимо! Король считает, что все придворные дамы должны танцевать! Да ведь он сам танцевал с тобой, дорогая Розамунда. И с Филиппой тоже. Как я мог забыть столь важный элемент образования!

— О, дядя! — попыталась утешить его Элизабет. — Король меня даже не заметит. И не важно, танцую я или нет.

— Дорогая девочка, король обязательно тебя заметит. Ты молода, красива и стройна, а эти качества он больше всего ценит в женщине. Кроме того, ты дочь Розамунды Болтон. Помни, дружба с королем началась еще в их общей юности, при дворе его отца. Мне придется представить тебя его величеству, иначе это будет грубым нарушением этикета, и, хотя обо мне говорят много всякой чуши, еще никто не посмел сказать, будто я страдаю отсутствием манер. Ты должна научиться танцевать. И поскольку твоя мать здесь, самое время, чтобы начать уроки! Мы попробуем вместе, тем более, дорогая, что я идеальный танцор.

— Но нам нужна музыка, — вздохнула Розамунда.

— Сейчас приведу кого-нибудь из парней, поднаторевших в этом искусстве, — пообещала Мейбл, медленно поднимаясь. — Конечно, они играют не так хорошо, как при дворе. Но и это сойдет.

— Значит, ты учишься танцевать, Элизабет? — фыркнул Александр Хепберн. — Без сомнения, это станет самым большим нашим развлечением.

Элизабет мило улыбнулась и обратилась к матери:

— Не считаешь, что Алексу тоже пора учиться танцевать? Дядюшка Томас будет моим партнером, а Алекс — твоим. Ты же не хочешь, чтобы его считали неуклюжим деревенским олухом, ведь когда-нибудь он тоже может поехать ко двору, как ты и Логан когда-то.

— Прекрасная идея, Элизабет, — откликнулась Розамунда, прекрасно понимая, что затеяла дочь, и радуясь, что она способна так умело себя защитить.

Если она хочет добиться успеха при дворе, ей это понадобится.

Джейми, Тэвис и Эдмунд Хепберны переглянулись и дружно захихикали. Бэн расплылся в улыбке при виде сконфуженной физиономии Александра. Парню придется научиться вступать в подобные поединки и вовремя придерживать язык. Он сделал глупость, решив, что сестра не ответит на издевку. Ничего не скажешь, храбрая девчонка эта Элизабет Мередит!

— Когда это я поеду ко двору короля Якова? — запротестовал Александр. — Па! Скажи маме, мне ни к чему танцевать все эти модные танцы! Я вам не придворный щеголь, чтобы приседать и кланяться!

— Нет, парень, — покачал головой отец, — тебе это понадобится. Неизвестно, куда тебя однажды занесет судьба. А когда выучишься сам, научишь братьев, ибо одному из вас непременно придется поехать ко двору, чтобы искать там счастья.

Говоря это, лэрд Клевенз Карна одобрительно подмигнул падчерице, чей ум весьма ценил.

Музыканты в сопровождении Мейбл вошли в зал. Она усадила их у огня и велела играть. У двоих были тростниковые свирели, а у двух других — барабан и цимбалы. Ничего не, поделаешь — деревенские музыканты, да и где в такой глуши найти кого-то получше?

Квартет недружно заиграл, и лорд Кембридж повел танцевать свою кузину. Оба двигались слаженно, красиво. И Розамунда, к собственному удивлению, обнаружила, что не забыла па самых сложных танцев. Вскоре ее лицо раскраснелось. Она со смехом кружилась посреди зала, но наконец лорд Кембридж знаком велел музыкантам остановиться.

— Теперь твоя очередь, Элизабет. Александр, иди к матери!

Брат и сестра неохотно подошли к ним, и лорд Кембридж приказал музыкантам снова играть. Оказалось, что Элизабет легко подражает движениям матери, и вскоре она уже танцевала так, словно делала это с рождения. А вот ее единокровный брат постоянно спотыкался, едва не сбил с ног мать и наконец вернулся на место, ворча, что подобное занятие — абсолютно пустая и дурацкая трата времени. Делу не помогло и то, что младшие братья выскочили в центр зала " и тоже стали танцевать, издеваясь над старшим. Вскоре все громко смеялись над их проделками.

— С вашего разрешения, милорд, — обратился к Хепберну Бэн, приглашая Розамунду танцевать.

— Разумеется, — улыбнулся лэрд, и горец повел его жену в центр зала.

— Вы танцуете? — поинтересовалась Розамунда.

— Мачеха научила меня основным па, — ответил он. — Я немного неуклюж, но, если проявите терпение, я готов попытаться.

Розамунда кивнула.

— Восхищаюсь вашей любовью к приключениям, — усмехнулась она, ведя его в танце.

— Меняемся партнерами, дорогие! — воскликнул лорд Кембридж немного погодя. — И посмотрим, сумеет ли Элизабет танцевать с менее опытным партнером!

Он подвел девушку к Бэну и снова взял Розамунду за руку.

— Ты всегда божественно танцевала, дорогая, — прошептал он. — Помнишь наши дни при дворе много лет назад?

— Ну… не настолько уж много, — хихикнула она.

— Боюсь, что очень, — улыбнулся Томас. — Я старею, дорогая, хотя, признаю, переживаю самые счастливые дни в моей жизни. Но думаю, это мой последний визит ко двору короля Генриха. Как только мы найдем для Элизабет подходящего жениха, я с радостью вернусь домой и буду доживать там свои дни.

— Ни за что не поверю, — решительно заявила. Розамунда. — Ты не устоишь перед желанием получить новый гардероб!

— Увы, дорогая, придется. Годы сказываются на мне, да и животик растет, так что моя фигура не так изящна, как в прежние времена, — вздохнул он.

Бзн улыбнулся, прислушиваясь к их шутливой перепалке. Тепло любви друг к другу в этой семье явно было неподдельным. Он почти завидовал этим людям.

— Вы не следите за танцем, — упрекнула его Элизабет. — О чем вы только думаете?

— О том, как сильно вы любите друг друга, — честно ответил он.

— Это верно, — согласилась Элизабет.

— Поэтому вы склоняетесь перед желаниями матери и дяди, — тихо заметил он.

Она кивнула.

— Возможно, вы найдете при дворе мужа, — вырвалось у него.

Странно, почему он ощущает гнев и сожаление?

— Сомневаюсь. Но они не успокоятся, пока я не попытаюсь, — так же тихо ответила Элизабет. — Беда в том, что ни один из отпрысков моих сестер не годится мне в наследники. А отдавать Фрайарсгейт одному из сыновей от шотландца мама не хочет. Она считает, что Фрайарсгейт должен оставаться английским владением, хотя, как вам известно, здешний отрезок границы между Англией и Шотландией весьма непостоянен и способен изменяться.

— Но вы ведь хотите любви? И собственных детей?

— Я никогда об этом не думала. Родилась я во Фрайарсгейте и росла почти без присмотра. Когда умер наш отец, Оуэн Мередит, маму призвали ко двору. Потом она поехала в Шотландию, ко двору своей подруги, королевы Маргарет. Там она влюбилась и на несколько месяцев исчезла вместе со своим любовником. Они должны были повенчаться. Но он заболел и умер. Тогда она снова вернулась ко двору короля Генриха, вместе с Филиппой, которая была вне себя от счастья, когда королева сделала ее младшей фрейлиной. Тогда мама вышла за Логана, который давно за ней ухаживал. А я присматривала за Фрайарсгейтом. И даже притворялась, будто он принадлежит мне, — рассмеялась Элизабет. — И наконец мои мечты сбылись. Филиппа, наследница мамы, отказалась от Фрайарсгейта. А я всегда хотела получить поместье. И так и сказала. Так что если я выйду замуж, муж не должен претендовать на управление Фрайарсгейтом. Я не собираюсь его отдавать. Разве чужой человек способен понять нужды поместья? Как он может знать то, что знаю я? И дело не только в овцах, но и в торговле сукном. Муж потребует, чтобы я рожала детей, вела дом и не совалась в дела. Сейчас хозяйством занимается Мейбл. Меня оно не интересует. Другое дело — управление поместьем. Я уверена: если оно попадет в чужие руки, Фрайарсгейт разорится. Лучше уж останусь незамужней, чем видеть, как гибнет все, что я люблю.

— А вдруг вы найдете кого-то, кто полюбит Фрайарсгейт так же, как вы, и согласится учиться у вас? Разве ваш отец не был придворным? А я слышал, что он горячо любил Фрайарсгейт.

— Мой отец был необыкновенным человеком. Он влюбился в мать задолго до того, как стал ее женихом, и пообещал защищать ее земли. Когда мой отец приехал во Фрайарсгейт, были другие времена. Он был рыцарь, с детства начал службу при дворе дяди покойного короля и славился своей верностью господину. Дядя Томас говорит, что сейчас при дворе не только много молодых дворян, которые ищут возможность получить хорошую должность, но и немало сыновей богатых торговцев. Девушка с поместьем на севере не заинтересует их. Они не захотят жить в глуши. А я не желаю жить нигде, кроме Фрайарсгейта. Ни моя мать, ни я не согласимся на другие условия.

— Но такой человек может стать для вас идеальным супругом, — заметил Бэн, подводя Элизабет в столу. — Вы останетесь здесь, чтобы заботиться о Фрайарсгейте, а он будет искать милости короля при дворе.

— Он вернется ко двору, считая себя богатым человеком, начнет делать долги и в конце концов проиграет мое поместье, — возразила Элизабет. — Нет. Какова бы ни была моя судьба, ее не найти при дворе короля Генриха.

— Но вы все равно едете.

— Еду, — тяжко вздохнула Элизабет.

— Чтобы угодить семье, — продолжал он.

— Да, и чтобы они не смели больше принуждать меня выйти замуж. Мне очень не хочется это делать, но я поеду и надеюсь вернуться к середине лета. Я так люблю здешнее лето!

— Думаю, вы найдете мужа, — вздохнул Бэн. — Вы так прекрасны в этом платье, Элизабет Мередит, и просто светитесь, когда танцуете!

— Если вы думаете, будто лесть поможет вам сбить цену на овец, то вы ошибаетесь, — поддразнила она его, стараясь скрыть смущение.

Никто не говорил ей, что она прекрасна. Никто не смотрел в глаза с таким обожанием, как Бэн Маккол. И это странное ощущение вызвало у нее легкий озноб.

— Этот розовый жемчуг прелестен, дорогая, — вмешалась Розамунда. — Подозреваю, что это подарок твоего дяди. Не так ли?

Она подошла к ним.

— Да. Дядя подарил мне чудесные драгоценности. Не хочешь ли посмотреть, мама?

— Конечно! — воскликнула Розамунда и, взяв дочь под руку, повела к двери.

Ей не понравилось, как смотрит на Элизабет молодой шотландец. Не может же он иметь на нее какие-то виды? Он должен знать свое место в этом мире. Побочный сын! Да, в семье его любят, это очевидно. Но такой человек не подходит наследнице Фрайарсгейта! А ведь Элизабет, не привыкшая к ухаживаниям, может и не разобраться, достаточно ли благородны его намерения по отношению к ней. Когда они окажутся при дворе, Тому придется постоянно следить за ней. Розамунда предупредит также и Филиппу. Филиппа всегда строго соблюдала приличия, особенно с тех пор, как стала графиней.

Немного подумав, Розамунда решила остаться во Фрайарсгейте до отъезда дочери. В своем желании стать хорошей женой Логану она не уделяла младшей дочери должного внимания. Элизабет была такой хорошей хозяйкой Фрайарсгейта, что мать совершенно упустила из виду ее невежество во всем, что касается мужчин. Это очень опасный пробел в ее образовании!

Бэн смотрел им вслед, мысленно коря себя за то, что заговорил с Элизабет, хотя знал, что этого делать не следовало. Слишком она невинна во всем, что касается мужчин, и не понимает их уловок. Но в этом розовом платье она так дивно хороша! Как роза, ослепительная в своем совершенстве. Английская роза. А он — шотландец и совершенно ей не подходит.

Бэн видел выражение глаз ее матери. Та явно подозревала, как он относится к ее дочери. Подозревала и не одобряла. Еще бы! Побочный сын хозяина Грейхейвена не может быть хорошей партией для наследницы Фрайарсгейта.

Впервые в жизни Бэн стыдился своего происхождения. И молча отчаивался, зная, что влюбился в Элизабет, а это ничем хорошим кончиться не может.

Мрачно хмурясь, он подошел к остальным мужчинам.

— Овец каких пород ты покупаешь? — спросил Логан.

— Шропширов и шевиотов.

— Не понравились мериносы? Если хочешь улучшить отары отца, знай, что у них самая лучшая шерсть.

— Я не видел мериносов, — удивился Бэн, — и, даже не слышал о такой породе.

— Потому что мериносы не продаются, — поспешно вставил лорд Кембридж. — Первые овцы несколько лет назад были привезены из Испании по велению королевы. Она и моя кузина — старые подруги. Отара у нас маленькая, и лишних овец нет.

Он любезно улыбнулся Бэну:

— Полагаю, моя дорогая Элизабет не стала их показывать, поскольку не может продать.

— Разумеется, — кивнул Болтон.

— Очевидно, я вмешался не в свое дело, — вздохнул Хепберн.

— Вовсе нет, дорогой мальчик, — заверил его лорд Кембридж.

Последовало неловкое молчание.

— Когда мы едем домой, па? — неожиданно спросил Александр. — Завтра?

— Скорее всего, парень. Нужно спешить. За поместьем наблюдает Джонни. Надеюсь, он не успеет натворить никаких бед за время нашего отсутствия. Возможно даже, из его головы улетучатся все эти глупости насчет церкви, особенно если он поймет, какие обязанности на него возлагаются.

— У тебя пять сыновей, дорогой мальчик. Если Джон ищет Бога, почему ты пытаешься ему воспрепятствовать? Думаю, Дженни одобрила бы его решение. Она и сама была девушкой набожной и хрупкой. Кузен Ричард с радостью возьмет его в аббатство Святого Катберта, — заметил Томас.

— Ад и проклятие, Том, он мой первенец! — взорвался Логан.

— И станет совершенно неподходящим лэрдом Клевенз-Карна, — отпарировал лорд Кембридж. — Александр — вот кто годится для этой роли. Ты просто упрямишься, дорогой мальчик. Иметь старшего сына, который стремится стать священником, вовсе не оскорбление твоей драгоценной мужественности. А ты что думаешь, Мата?

Отец Мата, внебрачный сын покойного лэрда Клевенз-Керна и брат Логана, все это время спокойно прислушивался к разговору. Теперь он поднял глаза на своего единокровного брата.

— Отпусти Джонни, Логан. Если он хочет стать священником, пусть так и будет.

— Не хочу, чтобы люди думали, будто я отделался от своего первенца ради сыновей Розамунды, — тихо признался лэрд.

— Те, кто знает нас, возрадуются твоему великодушию. Те, кто не знает, пусть болтают все, что в голову взбредет, — откликнулся священник. — Ты подвергаешь опасности свою бессмертную душу, удерживая в миру сына, который ищет святой жизни.

— Ты поговоришь с настоятелем Ричардом? — спросил после некоторого раздумья Хепберн.

Отец Мата ответил:

— Как только Элизабет уедет в Лондон, я отправлюсь в аббатство и попрошу за племянника. Скажи ему это, когда вернешься в Клевенз-Карн, и постарайся как можно скорее уладить все разногласия между вами.

— Обязательно, — кивнул лэрд.

Мужчины еще немного поговорили. Томас Болтон первым поднялся наверх. За ним последовали остальные.

Утром лэрд с сыновьями уехали домой, а Розамунда заявила, что сама должна проводить дочь в ее первое путешествие, и занялась вместе с Элизабет упаковкой вещей, так что девушка почти не виделась с Бэном. Кроме того, Розамунда вместе с Мейбл наставляли Нэнси в ее обязанностях. Нэнси имела настоящий талант в укладке волос и демонстрировала на Элизабет различные стили причесок.

Только вечером все встречались за столом, и Розамунда с радостью замечала, что Бэн держится на расстоянии, оставаясь при этом крайне вежливым. Приятно видеть, что парень знает свое место! Молодому шотландцу не следует влюбляться в нее, чтобы не натворить глупостей. Кража невесты — устоявшийся обычай, который до сих пор практикуется на границах Англии с Шотландией.

Наконец настало утро первого апреля. Предыдущей ночью Элизабет почти не спала. Нельзя сказать, что поездка ее сильно волновала, но все-таки она чего-то побаивалась, а это случалось с ней крайне редко. Раздражало ее и то, что взбунтовался желудок. К тому же мать Мейбл и молодая Нэнси весело щебетали, чем ужасно выводили Элизабет из себя.

— Ты уверена, что в маленьком сундуке есть все необходимое твоей хозяйке во время поездки? — в десятый раз спрашивала Розамунда.

— Да, миледи, — терпеливо отвечала Нэнси.

— Положила зубную щетку из кабаньей щетины?

— Да, миледи.

— Шерстяные чулки?

— Да, миледи.

— Лишнюю фланелевую нижнюю юбку?

— Да, миледи.

— Мама, Нэнси — девушка аккуратная и исполнительная. Не волнуйся, — не вытерпела Элизабет. — Думаю, все в порядке.

— А шкатулка с драгоценностями? — не унималась Розамунда.

— В сундуке с моими корсажами и рукавами. Мама, мне будет плохо, если ты немедленно не прекратишь свои вопросы. Я еду ко двору, чтобы угодить тебе, и ни по какой иной причине. Надеюсь, ты это понимаешь.

— Ты должна вернуться с надеждой на хорошую партию, Элизабет, — продолжала наставлять Розамунда.

— Да, мама.

— Ты просто нервничаешь, — утешила мать.

— Я хочу пойти погулять на лугу, — внезапно вырвалось у девушки.

— Но солнце еще не взошло!

— Скоро взойдет! Пройдут недели, прежде чем я увижу рассвет над своими полями! — бросила Элизабет и выбежала из комнаты.

Воздух был прохладен и свеж. Небо, ясное и светлое, чуть розовело над холмами. На лугах, окружавших дом, паслись овцы. Глядя на них, Элизабет тихо заплакала. Она не хочет уезжать! И не поедет! Ей все равно, расстроится мать или нет! Фрайарсгейт — источник ее силы. Ей нужно быть здесь.

— Возьми себя в руки, девушка, — спокойно сказал подошедший Бэн. — А потом соберись и поезжай. Ты ведь не трусиха, Элизабет Мередит!

Повернувшись, Элизабет бросилась ему на шею. Он крепко ее обнял и продолжал держать, пока она лила слезы. И молча гладил по голове.

Наконец Элизабет немного успокоилась. Бэн по-прежнему не сказал ни слова, чтобы не ранить ее гордость. Только когда она немного успокоилась, он разжал руки. Элизабет смотрела на него сквозь мокрые ресницы.

— Спасибо, — тихо сказала она и, повернувшись, побрела к дому.

Глава 4

Лорд Кембридж совсем забыл, какое долгое и утомительное путешествие им предстоит. Но бесхитростное изумление Элизабет, жадно впитывавшей новые впечатления, добавляло ему сил. Он припомнил, как впервые ехал ко двору с Розамундой, как возил в Лондон двух ее дочерей.

Дни бежали быстро, и однажды они оказались на подъездной аллее, ведущей к лондонскому дому Томаса Болтона, на крыльце которого их уже ждала элегантно одетая женщина.

— Что ж, Бесси, — объявила графиня Уиттон, оглядывая младшую сестру, — ты выглядишь вполне респектабельно.

— Неплохо бы тебе запомнить, Филиппа, что я Элизабет, а не Бесси. Даже мать больше не называет меня этим именем, — отчеканила Элизабет, стряхивая пыль с темно-красного бархатного платья, которое надела в дорогу. — Может, мы войдем? Или хочешь остаться на крыльце, чтобы все стали участниками нашей нежной встречи? Сколько лет мы не виделись?

— Восемь, — раздраженно буркнула Филиппа.

— А ты, дорогая, все так же прекрасна, — вмешался лорд Кембридж, пытаясь ослабить растущее напряжение. — Как это у тебя получается, если приходится воспитывать еще и таких чудесных детей, как у тебя?

— Дядюшка, какой же вы хитрец! — попеняла Филиппа, но улыбнулась.

Именно благодаря Томасу она обрела счастье и никогда об этом не забывала. Поэтому Филиппа обожала его и всегда будет обожать. Остается надеяться, что он сумеет что-то сделать и для младшей ее сестры. Каждому ясно, что Элизабет — крепкий орешек.

— Огромное спасибо за то, что встретила нас в Лондоне, дорогая, — поблагодарил лорд Кембридж. — Я знал, что ты намеревалась принять нас в своем поместье, в Брайарвуде, но я так боялся, что мы не успеем в Гринвич к первому мая! Ты привезла с собой младшую дочурку, детка? Будет кого баловать!

— Нет, дядя, придется вам приехать в Брайарвуд, если хотите увидеть новую родственницу. Я побоялась путешествовать с младенцем и кормилицей. Столько хлопот, когда берешь в поездку детей! Я тоже еду в Гринвич на майские праздники. А Хью Эдмунд в этот раз остался дома. На следующий год он станет пажом при дворе принцессы Марии, — с гордостью сообщила Филиппа.

— А остальных мы увидим? — спросил Томас.

— О да! Нам очень повезло: мы получили должности для Генри и Оуэна. Ты же знаешь, как важны подобные вещи, если хочешь возвыситься при дворе. И нужно подумать о достойных браках. Генри, разумеется, когда-нибудь станет наследником отца. Но и ему не повредит стать известным и уважаемым человеком при дворе. У его братьев, конечно, нет своих средств, поэтому для них успех в обществе просто необходим. Мои старшие сыновья, дядюшка, уже сейчас могут считаться идеальными маленькими придворными.

Элизабет, нужно отдать ей должное, не высказала своего мнения насчет амбиций сестры, хотя считала, что дети должны жить дома с родителями. Она огляделась. Ее провели в высокий зал с окнами, выходящими на реку Темзу. Здесь так красиво! Хотя она не желала покидать Фрайарсгейт, но все же должна была признать, что до сей минуты наслаждалась поездкой. Она повидала столько городов и деревень! А теперь и Лондон.

— Моя сестра что-то притихла, — заметила Филиппа, ни к кому не обращаясь. — Надеюсь, при дворе она будет вести себя по-другому: там любят девушек бойких и веселых.

— Думаю, сестра, что ты найдешь меня весьма бойкой и, возможно, даже слишком, — отрезала Элизабет. — Но сейчас я устала и хочу отдохнуть. Я также усвоила: перед тем как броситься в битву, нужно ознакомиться с новым окружением и понять, что к чему. Я человек осторожный и практичный. Как по-твоему, я смогу найти себе пару при дворе?

Она дразнила Филиппу, и та это понимала.

— Боюсь, это будет нелегко, но обещаю сделать все возможное, — спокойно ответила графиня Уиттон. — Когда я была наследницей Фрайарсгейта, никто не хотел ни меня, ни моих северных владений. Почему ты не смогла найти подходящего молодого человека в своей округе?

— В Камбрии довольно скудное общество. К тому же с моими обязанностями времени на забавы не остается.

— Но ты могла бы выйти за одного из Невиллов. У Роберта наверняка полно родственников, — возразила Филиппа.

Она мало изменилась за последние годы. Родив четверых детей, может, чуть раздалась в талии, но рыжеватые волосы по-прежнему были густыми и блестящими. А зеленовато-карие глаза все так же сверкали.

— Признаюсь, Роб действительно знакомил меня со своими кузенами. Но ни один мне не понравился. Никто не скрывал желания заполучить Фрайарсгейт. Но разве они могут управиться с поместьем и с торговлей сукном? Почти у всех у них долги, а я не собираюсь покупать себе мужа. Один даже попытался соблазнить меня, чтобы добиться своего.

— Но ты мне ничего не рассказывала, дорогая! — встревожился Томас. — Смею ли я спросить, что с ним случилось?

Элизабет ехидно ухмыльнулась:

— Скажем так: беднягу пришлось уносить из зала. Насколько мне известно, он несколько дней пролежал в постели, а потом распространял обо мне всякие грязные сплетни. После этого ни один Невилл больше меня не беспокоил.

Филиппа невольно улыбнулась:

— Я рада, что ты достаточно мудра, сестрица, и знаешь, как дать отпор соблазнителю. Боюсь, ты скоро поймешь, что при дворе многих интересует твое богатство, но не Фрайарсгейт.

В этот момент в зал вошел Уильям вместе с еще одним мужчиной и мальчиком.

— Приехал мистер Олторп, и он привез ваш новый гардероб, милорд.

— Отведи портного и его парнишку в мои покои, дорогой Уилл. Я скоро приду. И прикажи Нэнси распаковать платья леди. Пусть Олторп взглянет на них и исправит погрешности, если таковые имеются. Через несколько дней мы уезжаем в Гринвич.

— Итак, дядя, — фыркнула Филиппа, — ты опять сшил новый гардероб? Не смог устоять?

— Моя дорогая, — возмутился Томас, — можешь представить,что я появлюсь при дворе, одетый не по последней моде?

Оглянувшись на Элизабет, которая сидела у окна и смотрела на реку, он понизил голос:

— Будь добра к сестре. Элизабет приходится нелегко, тем более что раньше она никогда не покидала своего поместья. Ты была совсем девочкой, когда впервые приехала в Лондон. А твоей сестре в следующем месяце исполнится двадцать два. Она уже не ребенок, но еще не женщина.

— Она прекрасна! — вырвалось у Филиппы. — Самая красивая из нас. И хорошо держится, но я чувствую, она здесь против воли. И как она будет вести себя при дворе? Девчонкой она была невыносима. Всегда говорила первое, что в голову придет. Вижу, она ничуть не изменилась.

— Скажи, — тихо спросил Томас, — что происходит между королем и королевой? Я хочу услышать это от тебя, прежде чем мастер Олторп расскажет все сплетни.

— Бедная леди, — вздохнула Филиппа. — Мы все знаем, что у короля много подружек, но до этих пор он вел себя крайне осмотрительно. Сейчас он хочет расторгнуть брак на том основании, что собирается жениться на женщине помоложе, которая может родить ему сына. Кардинал был его союзником в этом деле, но он не оправдал ожиданий короля и лишился власти. Теперь всем ясно: рано или поздно кардинал Уолси плохо кончит. У него очень мало друзей. И как бы я ни любила королеву Екатерину, все же считаю, что она чересчур упрямится.

— Я понимаю, она хочет защитить принцессу Марию. Если ее объявят незаконнорожденной, она никогда не сделает хорошей партии. А ведь бедняжка совершенно не виновата в распрях родителей, — вздохнул Томас. — Что говорит Рим по этому поводу?

— Папа согласился объявить, что его предшественник сделал ошибку, дав разрешение на брак королю и принцессе Арагонской, вдове его брата. Теперь он готов разрешить королю развод, это позволит сохранить статус принцессы Марии как законной дочери короля и наследницы, если не родится ребенок мужского пола.

— Вполне разумное решение, — согласился лорд Кембридж. — Но что будет с королевой?

— Ей придется удалиться в монастырь и жить там до конца дней своих, — пояснила Филиппа. — Правда, ей ни в чем не будет отказа. Король пообещал, что будет щедр и ничего не пожалеет для бывшей жены. И она сама может выбрать место пребывания — либо здесь, либо в Испании.

Лорд Кембридж кивнул:

— Такое уже бывало, и нет никакого позора в такой договоренности.

— Но королева Екатерина не соглашается. А король полон решимости навсегда изгнать ее из своей жизни, — проговорила Филиппа.

— Возможно, если королева узнает, что ее должна заменить французская принцесса Рене, она станет более сговорчивой. Француженка — это выбор кардинала, — заметил Том Болтон.

— Но король без ума от девчонки Болейн! Я никогда не видела, чтобы он вел себя подобным образом! — едва не плача, воскликнула Филиппа. — Хотя королева все еще появляется на таких больших праздниках, как Майский день, Пасха и Рождество, ее присутствие не вызывает ничего, кроме неловкости. Ее только что не игнорируют. Теперь при дворе правит мистрис Анна, и король на этом настаивает. Моя семья оказалась в крайне затруднительном положении, поскольку все знают о нашей преданности королеве Екатерине. Мои старшие сыновья нашли места при дворе: Генри предназначено стать королевским пажом, а Оуэну — пажом во дворце Норфолка. Если мы впадем в немилость у короля, карьера моих детей будет погублена. Но как я могу оставить королеву Екатерину, когда она была так добра ко мне?

— Да, положение куда серьезнее, чем я представлял, дорогая, — мрачно изрек Томас. — У тебя нет иного выхода, кроме как продолжать служить королеве, избегая при этом гнева короля и мистрис Анны. Это означает, что ты должна молчать, как бы ни была при этом возмущена. Тебе это удастся, Филиппа?

— Придется. Ради моих мальчиков, — сказала она. — Теперь я лучше понимаю свою мать, что немало ее повеселит, если она узнает, конечно. Тогда она защищала нас и все делала для нашего счастья, как я теперь стараюсь для своих сыновей.

— А как к этому относится Криспин? — осведомился лорд Кембридж.

Филиппа рассмеялась:

— Его забота — Брайарвуд, а всеми нашими делами при дворе занимаюсь я. Он сказал, что доверяет моему суждению, что я не подвергну семью опасности. Идеальный муж, верно?

— Да, вам повезло найти друг друга, дорогая девочка. Но ты дала мне немало пищи для размышлений. Скажи, знает ли король о нашем приезде в Кембридж и будем ли мы желанными гостями при дворе?

— Да. Генри рассказал ему о вашем визите и о том, что ты привезешь младшую дочь Розамунды. Сын утверждает, что король в восторге и заявил, что всегда рад видеть нас.

— Прекрасно. Значит, все улажено, остается пересмотреть наш гардероб. Мы поплывем в Гринвич баркой. Когда двор покидает Лондон? Тридцатого апреля, как обычно?

— Да, дядюшка.

— А теперь я пойду к портному. И без того заставил его долго ждать, — заявил Томас Болтон. — Позаботься о сестре. Проводи в ее комнату. По-моему, она заснула. Если не пробудится, пусть лакей отнесет ее.

— Дядя, а на севере ее никто не ждет? — спросила молодая графиня.

Томас покачал головой:

— Нет, а Фрайарсгейт должен иметь наследника. Твоя мать очень расстроена из-за этого.

Кивнув на прощание, Томас поднялся наверх, где его уже ждали Уилл, мастер Олторп и его помощник.

— Олторп! — радушно приветствовал он портного. — Какие чудеса вы изобрели на этот раз?

— Мы все выложили в вашей дневной комнате и спальне, милорд. В этом году в моде широкие рукава со множеством разрезов и высокий ворот. Камзолы и куртки с запахом. Для джентльменов самые модные цвета — винный и черный. И конечно, шелковая и бархатная отделка на штанах, — заключил Олторп.

— Слава Богу, у меня есть вы, Олторп! На севере об этом и слыхом не слыхали. Тамошний портной неплох, но профан во всем, что касается мод и тканей. Я могу положиться только на вас!

— Я заметил, что с нашей последней встречи, три года назад, его милость набрал вес.

— Вы так думаете? — вопросил лорд Кембридж с искренним, казалось, изумлением.

— Да, милорД, и мы оба знаем, какое значение имеет хорошо сидящий костюм для успеха его обладателя при дворе. Если позволите моему подмастерью помочь вам раздеться, мы начнем примерку. Небольшие переделки не займут много времени, поэтому я полагаю, что вы вместе с двором сможете покинуть Лондон тридцатого апреля.

— Очень хорошо, — сказал Томас. — Уилл, прикажите Нэнси выложить платья леди, чтобы мастер Олторп мог посмотреть и их. По-моему, дорогая Элизабет уже спит.

— Да, милорд, — ответил Уильям и пошел к двери.

— Итак, Олторп, — начал лорд Кембридж, — мне известно, что его величество пожелал избавиться от старой королевы, чтобы взять молодую. Скажите без утайки, что происходит при дворе?

— Видите ли, милорд, все это правда, и, хотя кардинал прочил в жены нашему королю французскую принцессу, могу смело сказать, что его величество и слышать об этом не желает. Его сердце тянется к мистрис Болейн. А теперь, когда кардинал в немилости и, как я слышал, умирает, никто не сможет повлиять на короля. К тому же Говарды — семейство честолюбцев, хотя я этого не говорил.

— А какая она, мистрис Анна? — полюбопытствовал лорд Кембридж. — Такая же пухленькая, мягкая и белокурая, как ее сестра Мэри?

— Нет, милорд, она совсем не похожа на сестру. Высокая, стройная и элегантная, как француженка. В жизни не видел, чтобы кто-то еще так модно одевался. Все девушки ей подражают. У нее очень густые темные волосы, миндалевидные темные глаза. Кожа, пожалуй, чуть желтовата, особенно когда она носит такие цвета, как шафрановый и яблочно-зеленый. Больше всего ей идут яркие тона. И король сходит по ней с ума. Говорят, она так и не легла в его постель — в отличие от сестры, которая продалась его величеству за какие-то незначительные милости. Ее родня из семейства Говард ожидает от мистрис Анны гораздо большего. И вполне возможно, получит все, чего добивается. Говорят, сам старый герцог наставляет родственницу.

— Интересно, — отметил Томас, разглядывая рукава камзола. — Как много разрезов, дорогой Олторп!

— Такова мода, милорд.

— Даже для меня это слишком. Но мне нравится шелк, который выглядывает в разрезы бархата. А ярко-синий с черным — просто гениально!

— Спасибо, милорд.

— Скажите, а что говорят о мистрис Болейн? Она очаровательна? Или тиха, как его последняя любовница, о которой я слышал на севере? Кстати, как там ее зовут? Нечто непроизносимое, если я правильно запомнил.

— Блейз Уиндем, графиня Лэнгфорд, — ответил портной. — Прелестная женщина. Не только благоразумна и осмотрительна, но и очень вежлива с королевой. Никогда не пользовалась своим положением ради личной выгоды. Необычное качество для королевской любовницы. Нет, мистрис Болейн совсем другая. Очень живая, бойкая, с острым язычком. Успела привлечь на свою сторону немало молодых придворных. Говорят также, что она очень вспыльчива и характер у нее дурной. Но всегда найдутся те, кто готов охаять женщину, особенно такую, как мистрис Болейн. Она легко заводит как друзей, так и врагов. Кардинал Уолси никогда ее не одобрял. Говорят, она поклялась отомстить ему за то, что он разлучил ее с наследником Нортумберленда. Они собирались пожениться, но ее пожелал король, а Уолси всегда был преданным его слугой. Он уговорил герцога заявить, будто его сын уже обручен. И герцог сделал все, чтобы парень пошел к алтарю с другой, что развязало руки королю и дало ему возможность преследовать мистрис Болейн. И за такую свою верную службу кардинал был вознагражден позором и немилостью, так что мистрис Болейн действительно ему отомстила.

— Непростая особа, — отметил лорд Кембридж.

— Воистину так, милорд. Но мы уже закончили. Если вы одобрили костюмы, я возьму их в свою мастерскую и велю переделать. Через два дня все будет у вас. И у вашего камердинера, милорд, как раз останется время уложить вещи. Думаю, вы будете довольны.

— Разумеется, Олторп. А теперь прошу вас пойти с Уиллом и взглянуть на платья нашей дорогой Элизабет. Я беспокоюсь, все ли они сшиты по последней моде. Если она спит, не стоит ее тревожить. Цвета выбраны с тем расчетом, чтобы подчеркнуть ее красоту, ибо она светловолосая и светлокожая.

— Разумеется, милорд, — поклонился портной.

Олторп с Уиллом направились в комнату Элизабет. Вернувшись, Уилл доложил лорду Кембриджу, что портной нашел платья Элизабет достаточно хорошо и модно сшитыми, а небольшие переделки можно легко внести, не перекраивая их.

— Сейчас у дам в моде стоячие воротники, милорд. Мастер Олторп сошьет несколько в цвет платьев и вставит в них проволочки. Все остальное в порядке благодаря леди Филиппе. Ее вкус, как всегда, безупречен.

— Превосходно! Но если ты заглянешь к себе, дорогой мальчик, увидишь несколько новых костюмов, которые Олторп сшил для тебя. Никаких переделок не потребуется, потому что ты никогда не меняешься. К ним полагается новая золотая цепь, мой подарок, а также серьга с жемчужиной, очень тонкой работы. Я не могу ублажать одного себя, забывая о тебе. Не знаю, что бы я делал без тебя. А теперь иди и передай Гарру, что я готов одеваться к вечеру.

— Спасибо, милорд. Немедленно, — поклонился Уилл.

Томас улыбнулся и похлопал секретаря по руке.

— Дорогой Уилл, — только и сказал он, движением руки отсылая его из комнаты.

Он уже с нетерпением ждал поездки ко двору. Возможно, завтра он отправится в Ричмонд, где находится король, и объявит о своем прибытии. Надолго он не останется, и для короткого визита вполне сойдет один из его старых костюмов. Но он не намерен представлять ко двору свою прелестную подопечную, пока двор не переберется в Гринвич. Вот уж удивится король при виде последней из трех сестер Мередит! Она одна походит на отца светлыми волосами и зеленовато-карими глазами и очень отличается от рыжеволосой матери и сестер.

Но вот что касается королевы… Тут лорд Кембридж воистину терялся. Невозможно игнорировать Екатерину, но и вряд ли мудро позволить Элизабет участвовать в ее жизни. Он представит ее королеве, ибо в противном случае Розамунда, не знавшая, какая пропасть разверзлась между царственными супругами, будет расстроена. К тому же пока что Екатерина остается английской королевой. Но Томас позаботится о том, чтобы она и его подопечная общались как можно меньше. Ему нужно найти порядочного мужа для Элизабет, а чтобы выполнить эту почти невозможную задачу, необходима королевская милость. Да, ему придется нелегко, но Розамунда поймет его мотивы и не обидится.

Они добрались до Лондона в рекордное время, и Томас очень удивился, что Элизабет так устала. В конце концов, она сильная молодая женщина, которая каждый день объезжает поля. Может, на нее так подействовала смена впечатлений?

Вечером он ужинал в обществе Филиппы, но перед этим велел отнести поднос в покои Элизабет.

На следующее утро лорд Кембридж в костюме цвета зелени Тюдоров, берете, украшенном страусовыми перьями, в штанах с гульфиком, расшитым драгоценными камнями, с таким же кошелем на поясе отправился на меньшей из своих двух барок в Ричмондский дворец. К его удивлению, на причале его ожидал молодой Генри Сен-Клер.

— Приветствую вас, милорд, — поклонился паж. — Король ожидает вас сегодня, поскольку матушка рассказала ему о вашем прибытии. Меня послали дождаться вас и проводить к нему.

Он элегантно поклонился.

— Сколько тебе лет, юный Сен-Клер?

— Первого мая исполнится девять, милорд, — ответил паж.

— Поразительно! И сколько ты пробыл на королевской службе? — поинтересовался Томас, шагая рядом с мальчиком.

— Как и мой дед с материнской стороны, милорд, я служу Тюдорам с шести лет, — последовал гордый ответ. — Большая честь — продолжать наши фамильные традиции. Надеюсь когда-нибудь иметь сына, который последует по моим стопам.

— Ночная рубашка Господа, — пробормотал Томас. — Вижу, паренек ты серьезный.

— Мне повезло, что я получил столь завидную должность при дворе моего повелителя, милорд.

— И я уверен, именно это твоя дорогая матушка твердит тебе снова и снова, — вздохнул лорд Кембридж.

— Да, милорд, — весело ответил мальчик.

— Слава Богу, парень, что ты кое-что унаследовал отсво-его отца! Я боялся, что ты целиком пошел в мать, — усмехнулся Томас. Мальчик ответил широкой улыбкой.

Король был в своих покоях, как с радостью отметил Томас. Он узнал нескольких постоянных компаньонов короля, в том числе Чарлза Брендона.

— Милорд, — низко поклонился Томас его величеству.

— Томас! Как приятно снова тебя видеть! — воскликнул король. — Что привело тебя ко двору?

— Разве графиня Уиттон не рассказала вашему величеству? Я привез ее младшую сестру. Мы собирались отпраздновать Майский день при дворе, милорд. Элизабет Мередит никогда не покидала своего северного поместья, — пояснил лорд Кембридж. — На меня возложена трудная задача найти для нее мужа.

— Сколько ей лет? — полюбопытствовал король.

— Скоро исполнится двадцать два, милорд.

— И еще не замужем? — изумился король. — Обе ее старшие сестры к этому возрасту уже нарожали детишек. Что с ней не так?

— Ничего, милорд, если не считать ее страсти к Фрайарсгейту, даже большей, чем у ее матери. Боюсь, она так и умрет девственницей, но не позволит Фрайарсгейту попасть не в те руки. На севере для нее женихов не нашлось, поэтому я привез Элизабет сюда, на юг, и попробую поискать здесь.

— Мы подумаем над этим, — кивнул король. — Где сейчас девушка?

— Отдыхает после долгого путешествия, сир. Я не решился привезти ее ко двору, пока последний не переберется в Гринвич.

— Я буду рад ее видеть и приветствовать при дворе. Она похожа на своих сестер и мать, Томас?

— Нет, милорд. Она пошла в отца, Оуэна Мередита, упокой Господи его добрую душу, — сообщил лорд Кембридж, крестясь. — Светлокожая блондинка.

— Последнее время мне нравятся брюнетки, Томас, — заметил король.

— Да, милорд, я так и слышал.

Король громко расхохотался:

— Конечно, уже успел посплетничать с Олторпом? Не будь он лучшим портным в Англии, я давно бы велел снести ему голову, но никто не может сшить камзол лучше его, верно, Томас? Может, проще вырвать ему язык, он ведь для шитья не нужен? Но тогда я не узнаю и половины всех сплетен о моих придворных! Должен признать, он во многом мне полезен.

— Он никогда не злословит о вас, милорд, — поспешно заверил лорд Кембридж.

— Еще бы он посмел! — хмыкнул король. — Верно, Уилл Сомерс?

Он взглянул на сидевшего у его ног шута.

— Нужно посоветоваться с Марго, — ответил тот, глядя на маленькую обезьянку, примостившуюся на его плече. — Она знает куда больше меня, Хэл.

Любимый шут короля имел определенные привилегии, которых не было у приближенных его величества.

— Она все еще кусается? — спросил лорд Кембридж.

— Да, милорд, но предпочитает вполне определенные пальцы, — фыркнул шут и пощекотал обезьянку под подбородком, после чего та одобрительно защебетала и обняла шута за шею.

Аудиенция была окончена, и лорд Кембридж поклонился королю.

— Я с нетерпением ожидаю празднества в Кембридже, ваше величество.

Томас, пятясь, вышел из королевских покоев, крайне довольный аудиенцией. Прошло три года с его последнего визита, а все словно осталось по-прежнему. Но на самом деле многое изменилось с уходом Уолси. Не стоит ли засвидетельствовать почтение королеве? Пожалуй, нет. Сначала нужно получше разведать обстановку. Он не может втянуть Элизабет в распри между королем и королевой!

Поэтому Томас решил немного побыть в Ричмонде. Он повидался со старыми приятелями, послушал сплетни и как раз перед уходом увидел даму, ставшую причиной скандала. Анна Болейн оказалась высокой стройной девушкой с резкими чертами лица, но, как и утверждали окружающие, была поразительно элегантна. Красива ли она? Вряд ли, но, несомненно, очаровательна. Томас не мог отвести от нее взгляда.

И словно ощутив его восхищение, мистрис Анна повернулась и встретилась с ним взглядом. Внимательно оглядев Томаса, она что-то шепнула одному из своих спутников и снова посмотрела на него.

— Мне сказали, что вы — лорд Кембридж?

— Так оно и есть, — с поклоном ответил Томас.

— Я слышала, что никто из придворных не одевается так модно, как вы, милорд. Как это получается, если вы живете на севере?

— Я счел бы неприличным появиться при дворе в ином виде, мадам. Правду сказать, тот костюм, что на мне, не вполне соответствует торжественности случая, но мастер Олторп еще не дошил мой новый гардероб. Я собирался приехать ко двору, только когда он переберется в Гринвич, но не смог устоять перед искушением приветствовать моего короля. Я привёз с собой младшую дочь моей кузины.

— Собираетесь купить для нее мужа? — дерзко бросила Анна. — Здесь немало таких, которые будут счастливы найти богатую жену.

— Но Элизабет ищет не просто мужа, а такого, который поймет ее страсть к поместью Фрайарсгейт. Такого, кто согласится жить с ней на севере.

— Ну, это значительно сужает границы поисков, — вмешался сэр Томас Уайатт, родственник Анны. — Как по-твоему, кузина? Мы знаем такого парня?

Анна, проигнорировав его, сказала:

— Надеюсь, мистрис Элизабет понравится при дворе. Здесь всегда так интересно.

— А ваше присутствие делает его еще более интересным! — выпалил Томас Болтон, к собственному удивлению, и, поклонившись, отошел.

Какой бес подтолкнул его? Почему он сказал это? А может, некий инстинкт предупредил его, что эта хрупкая девушка в один прекрасный день станет силой, с которой придется считаться?

Покачав головой, он поспешил к барке. Нужно плыть домой и хорошенько все обдумать.

Он нашел Элизабет в своем саду, на берегу реки.

— Дорогая, ты хорошо отдохнула? И где твоя сестра? Я только что вернулся из Ричмонда, где засвидетельствовал свое почтение его величеству и даже побеседовал с мистрис Болейн. Должен сказать, она весьма необычная женщина. Однако я не навестил королеву. Еще не понял до конца, что происходит, но слышал, что бедняжка в немилости у мужа и совершенно забыта всеми, кроме самых старых и преданных друзей.

— Я рада, дядюшка, что ты не зря потратил сегодняшний день. Чем раньше мы вернемся домой, тем счастливее я буду, — ответила племянница.

— Вы с Филиппой опять поссорились? — догадался Томас.

Элизабет глубоко вздохнула.

— Я не отвечала на ее нападки, дядюшка, хотя мне это нелегко далось. Понимаю, моя сестра любит придворную жизнь. А сама я не могу жить без Фрайарсгейта. Почему она не хочет этого понять? Целый день я слушала, как она превозносит здешнее общество и смеется над моим замшелым воспитанием в холодном северном климате.

— Ты права, дорогая, что не стала ей возражать. Она только рассердилась бы и затеяла очередной спор. Понимаю, ты любишь свой дом, но мы приехали сюда с одной целью: найти тебе мужа, который полюбил бы Фрайарсгейт и тебя тоже. Если нам это не удастся, мы снова вернемся на север. А пока что будем наслаждаться праздником. Для поездки ко двору нет лучшего месяца, чем май, если не считать декабря.

— Верю тебе на слово, — безучастно обронила Элизабет.

— Мне понравилась Болейн, — продолжал он, пытаясь заинтриговать ее, ибо Элизабет любила все, над чем можно было поломать голову.

— Почему? — вскинула брови девушка. — Филиппа утверждает, что она ничем не лучше старшей сестры, шлюхи, родившей ребенка от короля.

— Думаю, Филиппа слишком предана королеве Екатерине, — вздохнул Томас. — А теперь она ни в коем случае не должна показывать этого, если не хочет испортить карьеру сыновьям. Она мечтает, чтобы все вернулось на круги своя. Но время не стоит на месте. Филиппе придется примириться с происходящим, и она прежде всего должна быть предана королю. Ее сын служит дяде Анны Болейн. Сама же Анна умна и весьма элегантна, и ее вряд ли можно назвать кокеткой или распутницей.

— Но у короля есть жена, — напомнила Элизабет.

— И нет наследника мужского пола. А теперь эта жена состарилась и больше не способна иметь детей.

— А что плохого, если Англией станет править женщина? — вскинулась Элизабет. — Разве Англия не просто очень большое поместье? А я прекрасно управляю Фрайарсгейтом. Разве не так?

— Последняя женщина, претендующая на корону Англии, ввергла страну в многолетнюю гражданскую войну. Королева должна иметь мужа. А супруг принцессы Марии будет родом либо из Франции, либо из Испании. Скорее всего последнее. Екатерина, имей она в этом деле право голоса, обязательно выберет Испанию. Даже если корону унаследует женщина, править будет ее муж. И тогда английским престолом завладеет чужеземец. Пусть лучше принцесса Мария станет королевой Франции либо Испании, а ее брат будет править Англией. Но королева Екатерина не может дать королю сына. И вообще никакого ребенка. Не знаю, слышала ли ты, что вчера говорила твоя сестра, но у проблемы есть вполне разумное решение. К несчастью, королева Екатерина не желает его принимать. И я считаю, что это крайне неосмотрительно с ее стороны.

— Я сначала слушала, но потом задремала, — призналась Элизабет. — Для королевы все это, должно быть, нелегко. Филиппа говорит, что она любит мужа и ежедневно за него молится.

— Да, Екатерина очень благочестива, — согласился Томас. — Но если она действительно любит Генриха Тюдора, значит, желает ему добра и рано или поздно отступится. Однако Екатерина Арагонская очень горда. И несмотря на благочестие, сердита на мужа и хочет, наказать его за пренебрежение ею. А если так, то разве есть лучший способ, чем отказать ему в разводе, чтобы именно ее дочь когда-нибудь унаследовала трон, а не сын другой женщины?

— Я не думала, что любовь может быть так жестока! — воскликнула Элизабет и, быстро сменив тему, добавила: — Дядюшка, здесь полно цветов, а ведь у нас дома едва начали распускаться листья! И столько красивых статуй!

Ее глаза лукаво блеснули.

— Итальянский мрамор, — пояснил он. — Я велел привезти их много лет назад. Но в садах Гринвича ты найдешь как мужские, так и женские фигуры.

— А когда мы поедем в Гринвич, дядюшка?

— Через два дня, дорогая. Поплывем по реке в королевской процессии. Завтра я пошлю Уилла открыть тамошний дом. Пусть возьмет слуг, а уж они все приберут и проветрят. Тебе понравится Гринвич, дорогая, а мой дом стоит рядом с дворцом. Ты не представляешь, какие суммы мне за него предлагали, но я отказался. С радостью сдаю его, когда он не нужен мне самому, однако сохраню его и когда-нибудь отдам Филиппе, как и этот. Мы с Бэнон все обсудили. Дома ей не нужны, зато они много означают для графини Уигтон и се семьи.

— Ты так щедр к нам, дядюшка, — вырвалось у Элизабет.

— Я бы и к тебе был щедр, но, похоже, ничего не могу тебе дать, кроме нескольких безделушек и визита ко двору. Твои сестры все унаследуют после меня, потому что они этого хотят. А ты же ничего не хочешь, кроме как владеть своим любимым Фрайарсгейтом. И меня расстраивает, что я ничем не могу быть тебе полезен.

— В таком случае дай мне то, что я хочу, — неожиданно сказала Элизабет.

— Что же это? — с любопытством спросил Томас.

— Я прошу об одолжении. Придет время, когда я захочу чего-то такого, что вызовет неодобрение всех окружающих. Не спрашивай, что именно, ибо я пока. ещене знаю сама. Но если это время настанет, обещай, что будешь на моей стороне.

Просьба показалась ему странной. Чем может рассудительная девушка вроде Элизабет вызвать неодобрение окружающих?

Но Томас мужественно кивнул.

— Даю слово, — поклялся он. — Если тебе когда-нибудь понадобится моя поддержка, ты получишь ее независимо от моего истинного мнения.

— Спасибо, дядюшка, — прошептала Элизабет.

Два дня спустя, тридцатого апреля, двор выехал из Ричмонда в Гринвич. Придворные расселись в барки и поплыли по Темзе. Томас Болтон тоже был среди них. Филиппа, в платье цвета зеленого лайма, махала с борта всем своим друзьям, а если барка подплывала достаточно близко, представляла им Элизабет. Та вежливо кивала.

Его величество вместе с Анной Болейн находились на королевской барке. Екатерине Арагонской было запрещено появляться в Гринвиче на майские праздники. Бедняжку вместе с несколькими фрейлинами отослали в ее любимый дом в Вудстоке. С ее отсутствием общая атмосфера мгновенно изменилась к лучшему. Даже Филиппа облегченно вздохнула: на этот раз ей не пришлось принимать ничью сторону. С каждым днем становилось все труднее не замечать ужасного разлада между королевской четой. Графиня Уиттон втайне соглашалась с дядюшкой: королеве предложили прекрасный и достойный выход, при котором за ее дочерью сохранялись все права. Филиппа не понимала, почему та не соглашается. Но Екатерина Арагонская была другом Розамунды, и сама Филиппа когда-то ей служила. Между ее семьей и королевой всегда были отношения, основанные на любви и верности.

— Это и есть дворец? — спросила Элизабет, вернув старшую сестру к действительности.

— Да, — кивнула Филиппа. — Правда, он красив? Адом дядюшки Томаса совсем рядом. В саду есть калитка, ведущая в королевские сады. Тебе часто придется ею пользоваться. Завтра Майский день, любимый праздник короля, он продлится до ночи. И это лишь начало праздничного месяца! Если мы хотим участвовать во всех развлечениях, нужно лечь спать пораньше.

Их барка повернула к берегу, к каменной пристани, принадлежащей дому лорда Кембриджа. Слуги помогли им выйти. Элизабет остановилась в саду, чтобы рассмотреть статую молодой девушки и непонятного создания: полумужчины-полукозла. Создание крепко прижимало к груди девушку, очевидно, поймав ее на бегу. Одна рука накрывала круглую каменную грудь. Длинный мужской член прятался в складках одеяния девушки. На лице выражение похоти. Рот девушки широко раскрыт в крике.

Элизабет вскинула брови и повернулась к Томасу:

— Здешние статуи очень отличаются от тех, что стоят в саду твоего лондонского дома, дядюшка.

— И они абсолютно непристойны, — чопорно изрекла Филиппа.

— И ты так считаешь, Элизабет? — спросил Томас, зная, что услышит умный ответ, и наслаждаясь возмущением Филиппы.

— Статуи в твоем городском саду пассивны в отличие от этих, — усмехнулась Элизабет. — И знаешь, Филиппа, меня это не шокирует, потому что хотя я еще не замужем, все же управляю большим поместьем и всякого навидалась. Можно сказать, что я фермерша. Иногда я наталкивалась и на людей в подобных ситуациях. Думаю, лучше знать, чего ожидать от брака, чем сталкиваться потом с неприятными сюрпризами.

— Элизабет! Ты называешь себя фермершей? Ты наследница Фрайарсгейта, огромного северного поместья! — воскликнула Филиппа.

Томас поперхнулся смехом.

— Прости за правду, сестрица. Впредь я попытаюсь быть более сдержанной. Но не хочу; чтобы мой будущий муж поверил, будто я стану сидеть в доме и ткать, любуясь играющими у моих ног детьми.

— Дядя! Урезонь ее! — взмолилась Филиппа.

— А Криспин собирается присоединиться к нам, дорогая девочка? — спросил Томас, перерывая их спор.

— Не знаю. Ответственность за Брайарвуд тяжким грузом лежит на его плечах. Если все, что намеревался сделать муж, будет сделано вовремя, возможно, он и приедет в середине месяца. Брак, Элизабет, — это партнерство. Криспин достойно выполняет свою часть обязанностей, поэтому я могу подолгу жить при дворе, чтобы обеспечить будущее своим детям. Тебе нужно знать, что жизнь графини Уиттон не состоит из сплошных праздников и развлечений. Господь создал брак, чтобы муж и жена служили общей цели, — заключила Филиппа.

— Я нахожу твои наставления крайне интересными, сестрица, — медоточиво произнесла Элизабет.

— Я всего лишь желаю тебе счастья! — воскликнула Филиппа, обнимая сестру. — Я так счастлива с мужем! В точности как Бэнон со своим Невиллом. И я хочу, чтобы ты тоже познала такое счастье.

— Ты очень добра, сестрица. Ты приехала ко двору, чтобы помочь мне. И я очень это ценю. Но если бы не необходимость в наследнике, думаю, я была бы счастлива и без мужа.

— Девушка говорит о таком!.. — просто вознегодовала Филиппа. — И все потому, что ты боишься потерять власть над Фрайарсгейтом.

— Я ее не потеряю, — спокойно ответила Элизабет. — Тот, кто женится на мне, должен знать, что я наследница Фрайарсгейта и, хотя с удовольствием приму помощь мужа, все же останусь владелицей поместья.

— Мы никогда не найдем для нее супруга! — едва не заплакала Филиппа. — Какой мужчина благородного рождения примирится с подобной женой?!

— Не знаю, — вздохнул лорд Кембридж, лукаво подмигнув Элизабет. — Но завтра пойдем во дворец и начнем это выяснять. В Майский день случаются разные чудеса.

— Может, в этом я похожа на тебя, дядюшка. И мне не суждено найти мужа, — заметила Элизабет.

Шокированная Филиппа была готова упасть в обморок.

— Нет, дорогая моя, — покачал головой Томас. — Не думаю, что ты на меня похожа. Где-то в этом мире найдется мужчина, который полюбит тебя, смирится с твоей гордостью и позволит тебе править своим маленьким королевством. Если мы не сможем найти его при дворе, значит, отыщем где-то еще. Филиппа, дорогая, не отчаивайся. Все будет хорошо. Разве я не тот, кто сотворил волшебство для Розамунды и двух ее дочерей?

Он обнял молодых женщин и прижал к себе.

— Пойдемте, дорогие. Надо решить, что мы наденем завтра. Нужно же ослепить всех придворных!

Глава 5

Флинн Стюарт оглядел газоны Гринвичского дворца. Сегодня, в Майский день, погода выдалась идеальная. Солнце блестело на шелковистой ленте реки. На лугу было воздвигнуто майское дерево, вокруг которого танцевали хорошенькие девушки. Ярко одетые музыканты наигрывали веселую мелодию. Кое-кого из танцующих Флинн даже узнал.

Король расхаживал среди гостей. Он был одет в костюм любимого Тюдорами зеленого цвета. Рядом шла мистрис Болейн, ее лицо чем-то напоминало изящную кошачью мордочку. На ней тоже было зеленое платье. Густые черные волосы раскинулись по спине. Венок из цветов украшал головку.

Сегодня, в свой любимый праздник, Генрих Тюдор был в прекрасном настроении.

Флинн Стюарт, не будучи дипломатом, все же находился при английском дворе по просьбе своего единокровного брата, короля Якова V Шотландского. Официальной его обязанностью было доставлять послания от короля Генриха к его племяннику в Шотландии. Неофициальной — быть глазами и ушами Якова. Тот не доверял Тюдорам, включая собственную мать, которая теперь была замужем вот уже в третий раз, за Генри Стюартом, лордом Метвеном. А вот Флинну Стюарту Яков V Шотландский доверял, поскольку они были не только единокровными братьями, но Флинн не раз доказывал свою преданность дому его покойного отца, хотя многие находили это странным. Все знали, что Флинн — сын покойного короля, но Яков IV так и не признал его, хотя официально настоял, чтобы мальчик носил его имя.

— Флинн, взгляни-ка туда, — пробормотал его друг Рис Джонс.

— Красавица, ничего не скажешь, — согласился Флинн. — Кто она?

— Не знаю. Никогда раньше не видел. Но с ней графиня Уиттон. Ее я знаю. Пойдем. Она нас представит.

— Откуда ты знаешь графиню Уиттон? — спросил Флинн.

— Мы дальние родственники, — пояснил Рис. — Ее отец был валлийцем. Его брат был моим дедушкой с материнской стороны. Она прелестная женщина, но немного чопорна.

— Иными словами, ты задумал обольщение, — усмехнулся шотландец.

— Филиппа Сен-Клер не из тех женщин, которых обольщают. Она — сторонница королевы. Нет, мне нравятся ее честность, ум и порядочность. А теперь, если мы хотим познакомиться с ее очаровательной спутницей, лучше поспешить, поскольку новая кровь всегда привлекает внимание придворных джентльменов.

Мужчины направились к тому месту, где стояли Филиппа, Элизабет и Томас.

— Кузина! — обратился к Филиппе Рис, улыбаясь и показывая необычайно белые ровные зубы. — Как поживаешь, и кто эта милая девушка?

Филиппа протянула руку для поцелуя.

— Рис, как приятно тебя видеть! Это моя младшая сестра, мистрис Элизабет Мередит. Приехала ко двору вместе с нашим дядей, лордом Кембриджем, о котором я тебе много рассказывала. Она тоже твоя родственница.

Филиппа слегка подтолкнула сестру в бок, чтобы та не забывала протянуть руку джентльменам. Элизабет верно поняла сигнал, и лорд Кембридж с облегчением увидел, что девушка приняла его совет — на ночь смазывать руки жиром. Теперь они были гладкими и белыми.

— В каком мы родстве, сэр? — спросила она Риса.

— У нас один прадед, а наши деды были братьями. Именно успех вашего отца при дворе вымостил мне об дорогу.

— Отца я не помню. Он умер, когда я была совсем крошкой. Но мне говорили, что он хороший и благородный человек. И что я похожа на него.

— Значит, он умер молодым? — уточнил Рис.

— Упал с яблони.

— Элизабет! — в ужасе простонала Филиппа.

— Моя сестра считает обстоятельства смерти отца постыдными. Если бы он погиб в бою или умер от старости в своей постели, она сочла бы это более приемлемым, — сказала Элизабет.

— Что он делал на яблоне? — удивился Рис.

— Помогал крестьянам собирать урожай. Ни одному из жителей Фрайарсгейта не приходило в голову влезать на деревья, чтобы стряхнуть фрукты. Рвали те, до которых могли дотянуться, и оставляли гнить остальные. Отец считал это большим расточительством, и каждый год помогал крестьянам снимать яблоки. Однажды он потерял равновесие, упал и сломал шею, — пояснила она.

— Значит, он был настоящим валлийцем, мистрис Элизабет, — ухмыльнулся Рис. — Для валлийцев расточительность хуже анафемы.

Повернувшись, он сделал приглашающий жест в сторону Флинна:

— Кузины, милорд, могуя представить своего друга Флинна Стюарта?

Флинн, выступив вперед, поцеловал руки женщинам и вежливо поклонился Томасу Болтону.

— Флинн — личный курьер короля Якова при дворе короля Генриха, — пояснил Рис.

— Вот как?! — воскликнул лорд Кембридж, оглядывая молодого человека. — Значит, вы шпион?

— Нет, боюсь, ничего столь почетного, — расхохотался шотландец, — Хотя понимаю ход ваших мыслей. Многие тоже так считают.

Его янтарные глаза весело блеснули. Элизабет отметила: он очень высок, а на голове красуется густая шапка рыжих волос.

— Вы очень похожи на отца, — заметил лорд Кембридж. — Сходство просто поразительное. Вы хорошо его помните?

— Имел такую честь, милорд.

Этот англичанин поразил его, поскольку Флинн, оглядев модное облачение, принял Томаса за придворного щеголя. А при дворе все знали, каково происхождение Стюарта, но никогда не говорили об этом вслух.

— Я провел немало прекрасных часов при его эдинбургском дворе и в его обществе. Совершенно необыкновенный джентльмен! — воскликнул лорд Кембридж.

— Дядя!

Филиппе явно было не по себе.

— Моя дорогая девочка, он мертв, а король Генрих торжествует. И нет ничего дурного в моих разговорах о Якове Стюарте, четвертом короле, носившем такое имя, — пояснил Томас, погладив племянницу по плечу.

— Спасибо, милорд, — кивнул Флинн.

Элизабет зачарованно слушала разговор. Она быстро поняла, что Флинн Стюарт — один из внебрачных сыновей Якова IV. Стюарты, в жилах которых текла королевская кровь, славились своей плодовитостью и способностью населить своими побочными отпрысками всю страну.

— Мадам, — спросил шотландец, — могу я просить вашего разрешения погулять с вашей сестрой?

— Разумеется, — ответила Филиппа. Правда, шотландец не из тех, с кем следовало бы общаться Элизабет, но у нее не было причин ему отказывать.

— Вы, разумеется, будете держаться у меня на виду, — добавила она.

— Разумеется.

Он вежливо поклонился и предложил Элизабет руку. Что ж, по крайней мере у него хорошие манеры, и он — друг их кузена. Нужно же Элизабет с чего-то начинать! Элизабет и шотландец отошли.

— Вы такой же чужак здесь, как и я, — тихо заметила она.

— Ну, о вас этого не скажешь — в таком платье… Светло-голубой вам очень идет.

— Мой дядя тоже так считает, — кивнула Элизабет.

— Вы не похожи на сестру, — продолжал Флинн.

— Мои старшие сестры похожи на мать. Я же пошла в отца, которого даже не помню.

— Можно узнать, почему вы здесь? — неожиданно спросил он.

— Я наследница большого поместья, но еще не замужем. Меня привезли ко двору, чтобы найти мне мужа.

— Странно. Такая красавица, как вы, давно уже должна быть замужем, — удивился Флинн.

— Почему? — лукаво рассмеялась Элизабет. — Только потому, что меня считают богатой и красивой? Хотя моя сестра содрогнулась бы, услышав такие речи. Матушка уверена, что ее дочери должны выходить замуж по собственному выбору. Понимаю, это необычно, но что есть, то есть.

— И в округе нет никого подходящего, поэтому вас послали ко двору? Что же, здесь вы найдете много молодых и не столь уж молодых людей, более чем готовых взять в жены прелестную наследницу.

— Едва ли. Скорее всего я никого не найду, — покачала головой Элизабет. — Мой жених должен согласиться жить во Фрайарсгейте и помогать мне управлять поместьем. Я занималась им с четырнадцати лет и никому не позволю отнять у меня власть. Я смогу только разделить ее с подходящим человеком, но полностью не отдам. Оглядитесь вокруг, сэр. Как по-вашему, кто из этих надушенных щеголей решится поехать на север?

— Но если вы считаете, что зря тратите время, зачем же приехали сюда?

— Для того чтобы угодить моей семье, и особенно матери, — невесело улыбнулась Элизабет.

— Что же будет, если вы вернетесь без супруга?

— Матушка наверняка расстроится и рассердится. Мой отчим, лэрд Клевенз-Карна, попытается уговорить младшего сына кого-то из своих друзей. Но постепенно все успокоится, — вздохнула Элизабет. — Понимаю, что я должна выйти замуж и родить наследника, но ни один мужчина не кажется мне тем самым, настоящим.

Она вдруг встрепенулась:

— Вы задаете множество вопросов, сэр, а я почему-то на них отвечаю, хотя не должна бы. Мы совсем друг друга не знаем.

— Теперь уже знаем, — возразил он. — Хотите познакомиться с другими молодыми людьми? Возможно, ваша сестра не найдет их достаточно подходящими, но, если ваше пребывание при дворе будет не слишком длительным, вам по крайней мере нужно хорошенько повеселиться.

— Значит, нам нужно ускользнуть из-под надзора Филиппы? — прошептала она.

Флинн, ухмыльнувшись, кивнул.

— Тогда ведите, меня, сэр, — согласилась она.

— А вы не так просты, — поддразнил он.

Она рассмеялась.

К удивлению Элизабет, Флинн повел ее туда, где сидела окруженная группой джентльменов мистрис Болейн.

— Мистрис Болейн, позвольте представить вам сестру графини Уиттон, которая только что прибыла ко двору, — сказал Флинн Стюарт.

Анна резко вскинула голову и впилась взглядом в девушку. Красивая. В очень модном платье из светло-голубого шелка. Корсаж и манжеты вышиты серебром и жемчугом. Нижняя юбка из парчи. Французский капюшон [2] тоже вышит жемчугом. Настоящая английская роза. Именно такие нравятся королю.

Анне стало не по себе. Она слегка кивнула Элизабет. Та присела в реверансе.

— Значит, вы — Мередит! — воскликнул сэр Томас Уайатт.

— Так и есть, милорд.

— И сэр Оуэн Мередит был вашим отцом? — продолжал допытываться он.

— Да, упокой Господь его душу, — кивнула девушка.

— Так вы охотитесь на мужа, мистрис Мередит? — нагло спросил он.

— Не я. Моя семья, милорд.

Анна и ее компаньоны весело рассмеялись. Очевидно, девушку ничуть не пугает общение с сильными мира сего. Приятное открытие, но все же… она слишком красива.

— Вы богаты? — выпалил Джордж Болейн, брат Анны.

— Богата. А вы, сэр, воспылали желанием просить моей руки и отправиться на север в Камбрию, чтобы жениться на мне?

Она издевалась над ним, и все это понимали.

— Камбрия? — с ужасом переспросил Джордж Болейн. — Это не там выращиваются овцы, мистрис Мередит?

— Совершенно верно, сэр. Я выращиваю шевиотов, шропширов, гемпширов и мериносов.

— У овец есть имена? — вырвалось у Джорджа.

— Это породы, сэр, — пояснила Элизабет.

— И вы способны их различить?

— Я способна различить любое животное, включая осла, — ответила Элизабет с лукавой улыбкой.

— Кровь Господня, Джордж! Ты подорвался на собственной петарде! — воскликнул сэр Томас Уайатт.

Придворные разразились дружным смехом.

— Что здесь за веселье? — спросил подошедший король, пожимая пальчики мистрис Болейн. Но тут взгляд его упал на Элизабет. — Как! Да ты последняя из дочерей Розамунды! И похожа на отца, упокой Господь его душу! Твоя сестра сказала, что ты здесь. Добро пожаловать, ЭлизабетМередит.

Он протянул ей большую, унизанную кольцами руку. Элизабет поспешно ее поцеловала и низко поклонилась.

— Спасибо, ваше величество.

— А как поживает твоя драгоценная матушка? Все еще замужем за приграничным шотландским бандитом, на свадьбе с которым так настаивала?

— Да, ваше величество, — со смехом ответила Элизабет.

— И скольких детей он ей сделал? — допрашивал король.

— Четверых сыновей, ваше величество.

— Счастливец он, этот шотландец, — заметил король. — Хорошо проводишь время, Элизабет Мередит? Твоя мать, невзирая на уверения в обратном, всегда наслаждалась визитами ко двору.

— Сегодня я здесь впервые, ваше величество, но все встретили меня приветливо, и особенно мистрис Болейн и ее друзья.

— В самом деле?

Король повернулся к Анне:

— Ты очень добра, милая, и ничто не могло сделать меня счастливее, чем слова Элизабет. Отец ее был верным слугой Тюдоров, а мать провела несколько лет своего детства сначала при дворе моей матушки, а потом в доме бабки. Розамунда Болтон и моя сестра Маргарет были близкими подругами. Они и сейчас переписываются, мистрис Элизабет?

— Время от времени, ваше величество. Я привезла вам поклон от матушки. Она велела передать, сир, что всегда остается вашей верной и покорной служанкой.

— Когда будешь писать ей, передай: будь она такой верной, какой желает казаться, не вышла бы замуж за своего шотландца и не уехала бы жить по ту сторону границы, — со смехом ответил король.

— Я все передам слово в слово, ваше величество, — пообещала Элизабет.

Флинн Стюарт не пропустил ни единого слова из этой беседы. Значит, мать Элизабет Мередит — подруга матушки его единокровного брата! И замужем за шотландцем. Как тесен мир!

Король засмеялся еще громче, когда мистрис Болейн рассказала, как остроумно подшутила Элизабет над Джорджем Болейном.

— Поосторожнее, Джордж, — остерег он его. — Если мистрис Мередит хоть немного похожа на свою мать, ты никогда не возьмешь над ней верх.

— А вы тоже не смогли взять над ней верх? — шепнула Анна.

— Ни разу, милая, — честно ответил король.

Он знал, как умеет ревновать Анна, и не хотел, чтобы она переносила ревность к давней дружбе с Розамундой Болтон на Элизабет Мередит. Тот роман был самым тайным в его жизни, и придворные так о нем и не узнали.

— Мистрис Мередит — красавица, Хэл. Тебе нравились блондинки, — пустила она пробный камень.

— Верно, — согласился король. — Но она похожа на отца. Однако предпочитаю я все-таки брюнетку со сверкающими глазами и острым умом. Не расстраивайся, Анни, любимая. Я, как друг родителей мистрис Мередит, никогда не подумал бы обратить на нее свой взор, это было бы нечто вроде кровосмешения.

Анна облегченно вздохнула. Она страшно боялась потерять милость короля. Уступить его другой женщине. Не столь целомудренной. Вот уже несколько лет она умело водила короля за нос. Отделывалась пустыми обещаниями и, хотя позволяла ему самые смелые ласки, все же так и не легла в его постель, оставаясь девственницей. Она не такая шлюха, как ее глупая сестрица Мэри. Анна добивалась звания королевской жены. Но теперь она может подружиться с мистрис Мередит, поскольку девушка явно не представляет угрозы ее амбициям.

Ее родственники, Говарды, были вне себя отярости. Они требовали от нее отдаться Генриху Тюдору и получить в результате все возможные милости. Глава семейства, герцог Норфолк, считал ее безумной, но все же не покинул родственницу. Рано или поздно Анна покорится Генриху, и все они получат выгоду от ее потерянной добродетели. Но королева?! Она никогда не станет королевой. Король женится на принцессе, как ему и подобает, Анне дадут мужа, и на этом все кончится.

Об этом ей твердили все, но Анна не сдавалась.

— Я буду королевой, — твердо заявила она своему дяде-герцогу.

— Помню, твоя мать говорила, что у тебя способности к музыке, — обратился король к Элизабет.

Собственно говоря, Элизабет играла на нескольких инструментах, но знала, что при дворе предпочитают лютню.

— Я играю на лютне, ваше величество, и немного пою, — скромно отозвалась она.

— Я сочиняю песню специально для некоей леди, — сообщил король. — Когда она будет закончена, ты выучишь ее и споешь.

— Для меня это большая честь, ваше величество, — ответила Элизабет, приседая.

— Милорд, поедем кататься на лодках! — внезапно вскричала мистрис Болейн. — День сегодня безветренный и ясный, да и река спокойная!

Она отошла от короля и, танцуя, направилась к реке.

— "Наступает месяц май! Смейся, пой, гуляй, играй! — громко пела она на ходу. — Тра-ля-ля. Тра-ля-ля!"

Король весело покачал головой и отвернулся. Ему еще нужно приветствовать других гостей. Он хорошо знал любимую — она потеряла терпение: он уделял мистрис Мередит слишком много внимания, и она возревновала. Но Анна не глупа и знает, что ревновать нет причин, поэтому и сконфужена собственными эмоциями.

Когда она обернулась, король подмигнул ей. Ее ответная улыбка тронула его. Милая Анна!

Флинн Стюарт повел Элизабет вслед за мистрис Болейн к причалу, где были привязаны несколько плоскодонок.

— Вы когда-нибудь катались на лодке? — спросил он, усаживая девушку в плоскодонку.

. — Нет, но если вы опрокинете нас, я выплыву, — заверила она его, садясь на подушку.

— Приятно это слышать, поскольку я плохо управляюсь с шестом, — хмыкнул он.

— Зачем же вы тогда беретесь за это?

— Не знаю, — признался он — в его янтарных глазах плясали веселые искорки.

Они дружно рассмеялись.

— Что-нибудь смешное? — спросила мистрис Болейн.

Она по-прежнему стояла на берегу в окружении своих приятелей-джентльменов.

— Почему мы еще здесь, на берегу? — спросила Элизабет Анну Болейн. — Вы собираетесь садиться в лодку?

Немного подумав, Анна покачала головой:

— Нет. Эти маленькие плоскодонки слишком ненадежны. Я не умею плавать.

— Но тогда скажите, пожалуйста, почему вы предложили прогулку по реке? — удивилась Элизабет.

— Я подумала, что это может быть забавно, но по размышлении поняла, что это не так. Выходите из плоскодонки, Элизабет Мередит! Давайте лучше сыграем в карты. У вас есть деньги, чтобы делать ставки?

— Есть, разумеется, но предупреждаю: я превосходный игрок. Флинн, помогите мне выйти из этого хлипкого суденышка.

Он шагнул вперед, чтобы подать ей руку, но поскользнулся в грязи и упал. Пытаясь сохранить равновесие, он оперся о нос лодки, отчего та стала медленно отплывать от берега. Анна встревоженно вскрикнула. Растерянные джентльмены замерли с открытыми ртами. Только у одного хватило присутствия духа — он протянул Флинну руку и помог ему встать. Тот в ужасе смотрел вслед Элизабет.

"Ну и дела, — подумала Элизабет. — Но если ничего не предпринять, меня уж точно унесет течением".

Похоже, никто из разодетых щеголей не спешил ей на помощь.

Она поспешно развязала шнурки, прикреплявшие корсаж к юбке, сняла рукава, французский капюшон и вуаль, скинулатуфли и, осторожно поднявшись, бросилась в реку. На берег ее вытащил Флинн Стюарт, покрытый грязью.

— С вами все в порядке? — спросил он.

— Абсолютно. Если не считать одежды, сэр.

Она стояла в одном испорченном корсаже, шелковая рубашка прилипла к ногам.

— Немедленно окружите мистрис Мередит, — резко приказала Анна. — Повернитесь к ней спинами, чтобы не смущать своими наглыми взглядами. Джордж, побыстрее найди ей длинный плащ, иначе она умрет от простуды. А вы, мистрис, очень храбры и невероятно сообразительны! Сразу поняли, что вам следует сделать! Мне так жаль, что вы лишились платья! Я попрошу короля прислать вам новое, потому что во всем виновата я! — Она улыбнулась своей кошачьей улыбкой. — Вы простите меня?

Элизабет кивнула. Губы ее смешливо подергивались.

— У вас у всех был такой ошеломленный вид! — хихикнула она. Анна ей вторила. — Моя сестра ужасно разозлится, — призналась Элизабет, — когда обо всем узнает. Наверняка скажет, что я не должна была жертвовать свою одежду воде.

Анна и Элизабет дружно рассмеялись.

— Я так боялась за вас, — вздохнула Анна.

— Но ни один из ваших друзей пальцем не пошевелил, чтобы меня спасти, — заметила Элизабет. — Думаю, не хотели портить собственные костюмы. Им в голову не пришло, что их можно снять.

— Представляю, какое это было бы зрелище! — едва не задохнулась от хохота Анна. — У моего братца ноги, как у аиста!

Неожиданно рядом оказались король, Филиппа и лорд Кембридж.

— Что случилось? — спросил Генрих.

Анна, смешливо фыркая, объяснила, как все вышло.

— Вы должны подарить ей новое платье, — заключила она. — Это я виновата, что она потеряла свою одежду.

— Моя сестра одета не так, как полагается?

Филиппа протолкнулась сквозь круг джентльменов и громко ахнула:

— Элизабет! Где твоя одежда?

— Ты не расслышала, Филиппа? Она осталась в лодке и теперь плывет к морю. Прости, но это был несчастный случай.

— И ты теперь опозорена! — взвизгнула Филиппа. — Неужели не могла подождать, пока тебя спасут? Если слухи о твоем поведении распространятся, не видать тебе жениха! Какой порядочный мужчина захочет взять в жены женщину, которая раздевается на людях?

Счастье еще, что мужчины стояли спинами к Филиппе и она не видела их широких улыбок.

— Думаю, графиня, ваша сестра выказала огромную храбрость и незаурядный ум, — тихо сказал король. — Спасти ее было бы нелегко. Пока барку спустили бы на воду, лодку без гребца подхватило бы течением, и неизвестно, когда бы ее удалось поймать. Кроме того, на реке полно судов, и лодка вполне могла столкнуться с одним из них. Ваша сестра оказалась бы в воде, и тяжелые юбки потянули бы ее ко дну. Нам всем повезло, что она теперь в безопасности.

В этот момент подбежал Джордж Болейн с длинным плащом. В него завернули Элизабет, и Флинн Стюарт подхватил ее на руки.

— Куда ее нести, милорд? — спросил он лорда Кембриджа.

— В мой дом, — пролепетал растерявшийся Томас Болтон. — Следуйте за мной, сэр.

— Я вполне могу идти сама, — запротестовала Элизабет.

— Помолчи! — яростно прошипела совершенно вышедшая из себя Филиппа. — Ты уже себя показала! Попробуем хотя бы исправить содеянное! Веди себя как леди, Элизабет! Хотя бы раз в жизни!

Элизабет взглянула на Анну и закатила глаза. Та понимающе подмигнула.

Флинн пошел залордом Кембриджем, они пересекли сад и оказались в рощице. На опушке возвышалась кирпичная ограда. Томас открыл маленькую калитку, и они очутились в саду, у дома лорда Кембриджа.

— Так это вы владелец столь очаровательной шкатулки для драгоценностей! — воскликнул Флинн. — Я всегда восхищался этим домом во время визитов в Гринвич.

Они вошли в дом, и Томас повел гостя наверх. Филиппа шагала за ними, вполголоса выражая свое возмущение.

— Вот и комната Элизабет. Нэнси, сюда! — позвал Томас служанку. — С твоей хозяйкой случилась небольшая неприятность!

Флинн поставил свою ношу на ноги. В комнату вбежала Нэнси.

— Неприятнорть?! Ты называешь это неприятностью, дядя? — взорвалась Филиппа. — Я называю это позором! Когда еще в истории английского двора порядочная молодая женщина сбрасывала одежду и бросалась в реку?

— Спасибо, сестра, со мной все в порядке, — съязвила Элизабет.

Флинн понял, что сейчас самое время удалиться. Поклонившись, он поторопился уйти.

Женщины этого не заметили. Лорд Кембридж кивнул ему и одними губами прошептал благодарность.

— Это был несчастный случай, Филиппа, — попыталась утихомирить сестру Элизабет. — Мы собирались покататься на лодках, но потом передумали. Мастер Стюарт хотел помочь мне выйти из лодки, но упал и нечаянно оттолкнул лодку от берега. Не могла же я плыть в одежде. Я просто утонула бы! Прости, но сейчас мне все это кажется смешным, не более.

Пытаясь успокоиться, Филиппа глубоко вздохнула. Элизабет обладает удивительными способностями — она, как никто, умеет разозлить ее.

— Если бы ты не якшалась с этой выскочкой и ее приспешниками, ничего бы не случилось. И как ты очутилась в ее компании?

— Ванну, Нэнси, — тихо распорядилась Элизабет.

Служанка побежала выполнять приказание.

— Ну?! — скомандовала Филиппа.

— Меня представил ей мастер Стюарт.

— Я знала, что не следовало отпускать тебя с этим королевским ублюдком! — взорвалась Филиппа. — Я наблюдала за вами, пока он не нарушил своего слова и не увел тебя куда-то. Значит, он познакомил тебя с этим созданием? Не смей больше с ней разговаривать! Представляю, как расстроится мама! Королева — наш друг!

— Королевы здесь нет. И вряд ли она снова здесь появится! — отрезала Элизабет.

Она промокла и продрогла. От нее разило речным смрадом, запахом мусора, гнили и соленой воды.

— Мне нравится Анна Болейн. И что еще важнее, она нравится королю.

— Это мимолетная прихоть, не более, — пробормотала Филиппа.

— Эта прихоть затянулась на восемь лет, — парировала Элизабет. — С королевой все кончено. Если, конечно, не случится чуда и она не подарит королю здорового сына. Неужели ты не видишь, что происходит? Он больше не живет с ней, а значит — не спит. Я знаю, королева Екатерина была добра к нашей семье, но ее здесь нет. И она больше не в чести.

— Но как я смогу найти тебе хорошего мужа, — вздохнула Филиппа, — если ты ведешь себя подобным образом? Согласна, королева в немилости. Но сейчас речь идет о другом: моя обязанность — выдать тебя замуж.

— Здесь, при дворе, мне никто не подойдет, — покачала головой Элизабет. — Я не смогла бы управлять Фрайарсгейтом., если бы не видела людей насквозь. Когда я бросилась в реку, джентльмены из окружения мистрис Болейн стояли разинув рты. Никто не подумал помочь мне. Не захотел испачкать роскошный костюм. Ни у кого не хватило ума раздеться, чтобы войти в воду. Я сразу это поняла, поэтому и стала спасаться сама. Может, шотландец и пришел бы мне на помощь, не валяйся он лицом в грязи. Как я могу доверить Фрайарсгейт подобным людям?

— Если не будешь слушаться меня, — заявила Филиппа, пропустив мимо ушей ее слова, — я умою руки и раз и навсегда забуду о тебе.

Она не привыкла к неудачам и поэтому едва не плакала. Почему младшая сестра так упряма?

Но Элизабет не собиралась смиряться с тиранией Филиппы.

— Делай, как считаешь нужным. Но ни один здешний мужчина не стоит моего времени.

— Зачем же ты приехала ко двору, если не собираешься искать мужа? — снова рассердилась Филиппа.

— Только для того, чтобы угодить матушке и дяде Томасу, которому был нужен предлог для поездки ко двору. Верно, дядюшка?

— Думаю, что лучше не стану с вами ссориться. Мы здесь. Стоит месяц май. Давайте наслаждаться прекрасным временем, — уклонился от ответа лорд Кембридж.

— Филиппа, сегодня только первое мая. Завтра случится неприятность с кем-то другим. И обо мне забудут. Умоляю, давай не будем воевать.

— Если муж тебе не нужен, зачем тебе я? Матушка считает, ты прекрасно управляешь Фрайарсгейтом. Но я чувствую определенные обязательства по отношению к этому поместью, когда-то принадлежавшему мне. На тебе лежит долг произвести на свет наследника. И ты не находишь, что твой отказ уступить управление Фрайарсгейтом кому-то еще кажется эгоистичной и ребяческой затеей?

— Ха! Не чайнику перед котлом хвалиться! Ты бросила Фрайарсгейт, отказалась от него, предпочла жить своей жизнью. Я только подхватила то бремя, которое ты так беззаботно сбросила!

— Да, мне был не нужен Фрайарсгейт, но я честно выполнила свой долг! — выпалила Филиппа. — Двадцать третьего мая тебе исполнится двадцать два года! Ты старая дева, сестрица. В твоем возрасте матушка уже успела родить всех нас. Ты стареешь и должна поскорее произвести на свет ребенка, который унаследует Фрайарсгейт! Знаешь, что будет, если этого не произойдет? Поместье перейдет к одному из сыновей Логана. Ты этого хочешь? У матушки не будет иного выхода.

— Я сама позабочусь о себе, — спокойно ответила Элизабет.

Да, ей нужен муж, но, судя по тому, что она наблюдала сегодня, такового при дворе не найти.

— Прости, сестрица, что я так расстроила тебя сегодня. Постараюсь вести себя потише, чтобы не вызвать еще одного скандала. Но в июне я отправлюсь домой.

— Слишком мало времени, чтобы найти мужа, — раздумчиво проговорила Филиппа.

— Если здесь есть мужчина, на котором я остановлю взгляд и который согласится поехать со мной на север, значит, за этот месяц он найдется. Но если я права и такого просто не существует, нет смысла задерживаться здесь. И без того получится, что я отсутствовала почти три месяца. Эдмунд стар, у него просто нет сил достойно выполнять свои обязанности, так что без меня там не обойтись.

— Поэтому-то и важно найти тебе мужа, — подхватила Филиппа. — Помощника. Женщине не следует управлять таким огромным поместьем. Уверена, мужчина больше для этого подходит.

Лорд Кембридж о жидал взрыва, который должен был последовать за словами Филиппы. Но к его изумлению, ничего не произошло. Похоже, Элизабет прикусила язычок.

Лакеи уже таскали в спальню ведра с горячей водой. Немного погодя Нэнси объявила, что ванна готова. И непременно остынет, если леди не поторопится.

— Я ценю твою доброту, Филиппа, но ты понимаешь, сейчас я должна принять ванну. От меня несет всякой гадостью, и я очень замерзла. Возвращайся к своим друзьям. И ты тоже, дядюшка. А я остаток дня проведу в постели, чтобы оправиться от такого приключения.

Элизабет мило улыбнулась. Лорд Кембридж видел ее насквозь, но все же поклонился и сказал:

— Полагаю, ты абсолютно права. К завтрашнему дню обо всем этом и не вспомнят. На всякий случай здесь останется Уилл. Пойдем, Филиппа, ангел мой. Праздник только начался.

— Ты не заболела? — уже мягче спросила Филиппа. — Дядюшка, разумеется, прав: к завтрашнему дню о тебе и не вспомнят. О, хоть бы Криспин поскорее приехал!

Она поцеловала сестру в щеку и, взяв под руку лорда Кембриджа, вышла из комнаты. Элизабет облегченно вздохнула.

— Сколько шуму из ничего! Ты слышала? — спросила она Нэнси.

— Достаточно, чтобы все понять. Господи, надеюсь, они найдут лодку. Такие красивые рукава и юбка!

Горничная, высокая длинноногая девица с некрасивым, но приятным лицом, каштановыми волосами и светло-голубыми глазами, помогла леди раздеться и залезть в лохань.

— Это я отнесу прачке. Думаю, корсаж и сорочку можно отстирать. Вы действительно решили провести остаток дня в постели?

— Нет, но по крайней мере мне не придется топтать га-юны под взглядами снобов и выскочек и слушать, как на разные лады обсуждают меня и мое богатство. Смою с себя эту вонь, переоденусь и посижу в дядюшкином саду, наслаждаясь музыкой, которая доносится из дворца.

Нэнси ушла, а Элизабет вымыла голову, вымылась сама, после чего вышла из воды и растерлась одним из висевших у огня полотенец, а волосы обернула вторым. Элизабет надела чистую рубашку, которую Нэнси разложила на постели, села у огня и принялась вытирать волосы. Вернулась Нэнси и стала ее расчесывать.

— Волосы у вас совсем как тростник, — заметила она. — Золотистый тростник… и такой же прямой. Вот у леди Филиппы волосы вьются. А у мистрис Невилл они волнистые.

— Волосы соответствуют моей натуре, — заметила Элизабет, — точно так же, как локоны идут Филиппе. Она такая жеманная и так старается быть идеальной придворной дамой!

— А вам больше всего нравится быть озорным ребенком, — пошутила Нэнси.

— Полагаю, что так! — рассмеялась Элизабет. — Но я не безответственная и знаю свой долг. Прежде чем прыгнуть в реку, я успела познакомиться с королем, Анной Болейн и двумя джентльменами.

— А эти джентльмены, они красивые? — оживилась Нэнси.

— Один состоит со мной в родстве, и у нас общий прадед. Его зовут Рис Джонс. Второй — шотландец, личный курьер короля Якова. Передает ему послания от короля Генриха. Дядя Томас назвал его шпионом, хотя сам он это отрицает.

— А как выглядит король?

— Очень красивый. Высокий, с чудесными волосами и бородой цвета червонного золота. Глаза небольшие, но очень синие и яркие. И плечи широкие. А мистрис Болейн совсем некрасива. Но элегантна и весьма умна. И мне ее жаль, Нэнси. Она умело скрывает свой страх, но я его чувствую.

— Наверное, боится за свою бессмертную душу. Ведь она пытается отнять мужа у королевы, а это, что ни говори, грех, — предположила Нэнси с практичностью сельской жительницы.

— Но беды королевы таятся в ней самой, — возразила Элизабет. — Королю необходим сын и наследник. А она не может родить. Поэтому Генриху нужна новая королева.

— Но ведь старая еще не умерла! — покачала головой Нэнси, откладывая щетку.

— Найди мне платье попроще, если таковые еще у меня имеются, — распорядилась Элизабет, прекращая спор.

Нэнси вытащила длинную темно-зеленую юбку и корсаж с коротким вырезом и длинными узкими рукавами.

Элизабет оделась, сунула ноги в домашние туфельки, перевязала лоб зеленой лентой с маленьким овальным камешком и вышла в сад, где уже зацветали первые розы и стояли статуи мужчин и женщин в эротических позах. Сев на скамью у воды, она залюбовалась проплывавшими мимо судами.

Неожиданно из-за поворота выплыла маленькая плоскодонка и направилась к причалу лорда Кембриджа. В ней сидел Флинн Стюарт. Он махнул ей рукой и выпрыгнул на берег, держа целую охапку оставленной ею в лодке одежды.

— Мистрис.

Он поклонился, положил на скамью груду тканей и вытащил из кармана голубые туфельки.

— Как вы нашли все это? — поразилась Элизабет. — Огромное спасибо, сэр! Мою сестру больше всего расстроила потеря рукавов.

— Во всем виноват я. Хотел помочь вам, но упал и нечаянно столкнул вашу лодку в воду. Я не смог спасти вас, потому что валялся лицом в грязи. Потом эти чертовы дурни, которые всюду следуют за мистрис Болейн, глазели на вас, вместо того чтобы броситься в воду. Не окажись вы такой храброй, ваша лодка была бы на полпути к заливу Уош. Я взял барку и поплыл вслед за лодкой. Привязал ее к корме и вернулся обратно.

— Я очень благодарна вам, сэр. Вы так добры! Сомневаюсь, что кто-то еще решился бы на такое, — сказала Элизабет.

— Вы были правы, утверждая, что ни вам, ни мне здесь не место.

— Садитесь, — пригласила Элизабет. Он сел на траву рядом со скамьей. — Вы действительно всего лишь курьер короля Якова?

— Действительно, — очаровательно улыбнулся он.

— Говорят, ваш отец легко влюблялся, и это сердило королеву. Однажды она обнаружила, что его большая семья живет в одном с ней дворце, и отослала всех куда-то. Вы тоже были среди этих несчастных детей, Флинн Стюарт?

— Нет. Я единственный из незаконнорожденных детей моего отца, которого он так и не признал официально. Хотя знал, что я — его сын, заботился обо и регулярно меня навещал. Все дело в обстоятельствах, при которых я был зачат. Хотите послушать историю, или она вас шокирует? — усмехнулся он.

— Я развожу овец, — сухо напомнила Элизабет, — хотя подозреваю, что моя сестра упала бы обморок, услышав такое признание. Порядочные девушки не должны знать о подобных деталях.

— А вы порядочная девушка, Элизабет Мередит? — поддел он.

— Во всяком случае, я уж точно девственница, — заверила она. — А теперь рассказывайте шокирующую историю о вашем зачатии.

Флинн широко улыбнулся — Элизабет пришлась ему по душе. Она такова, какой кажется с первого взгляда. Откровенная. Спокойная. Остроумная. Нет, при дворе ей не место.

— Это произошло на свадьбе моей матери и Роберта Грея, лэрда Атдара, моего отчима. Роб был другом короля и пригласил его на свадьбу. Все было великолепно, если верить матери, и вино лилось рекой. Король скорбел о потере своей великой любви, Мег Драммонд. Отчим это знал и, пытаясь утешить друга, сказал: "Джейми [3], моя Нара очень похожа на твою Мег. Воспользуйся правом первой ночи и позволь ей утешить тебя".

— Быть такого не может! — ахнула Элизабет: она знала, что такое "право первой ночи" — оно позволяло жениху предложить добродетель своей невесты повелителю.

— Но было же! И он, и король были очень пьяны. Моя мать, как и Мег Драммонд, была красавицей с темными глазами и волосами. Она утверждает, что была пьяна и пожалела Джейми Стюарта. И решила: если Роба это устраивает, она пойдет ему навстречу. Поэтому сначала с ней переспал король, а потом и жених. Через девять месяцев родился я. Никто не усомнился в том, чей я сын, и меня назвали Флинном, что в переводе означает "сын рыжеволосого мужчины". Король был очень смущен теми обстоятельствами, при которых я был зачат. Моя мать говорит, что он много раз извинялся. Настоял, чтобы я носил его фамилию, но не признал меня, потому что очень стыдился произошедшего. Но он всегда навещал меня, когда бывал поблизости, и не забывал про день моего рождения. Мой отчим был хорошим человеком и любил меня так же, как собственных детей. Но Роб Грей погиб вместе с королем при Флоддене. Мой двенадцатилетний единокровный брат Йен стал новым лэрдом Атдара, а я — его сторожевой собакой.

Через год в Атдаре появился единственный родственник Роба Грея. Его звали Мьюир Грей, и он утверждал, что был тяжело ранен при Флоддене, но выжил. А раньше не приехал, потому что оправлялся от ран. Я никогда не верил, что он участвовал в сражении при Флоддене. Мьюир Грей был по природе своей трусом. Но мать радушно приняла его. Через несколько месяцев мой брат Йен, который всегда был сильным и здоровым парнишкой, стал чахнуть. Все это время Мьюир медленно обольщал мою мать. Он попросил ее выйти за него замуж, и, хотя мы предупреждали ее, что человек он дурной, она стала его женой. В день их свадьбы ее чрево уже набухло его ребенком. Вскоре мой брат умер. Я уверен, что это Мьюир его убил, но не смог ничего доказать. Потом скончалась моя мать и вместе с ней — ее нерожденный ребенок. Теперь Мьюир стал законным лэрдом Атдара. Не успев надеть траур по моей матери, он отослал мою младшую сестру Дженет в монастырь и затащил в постель старшую. Как только она забеременела, он на ней женился. Когда я пытался защитить сестер, он заявил, что ублюдку место только в конюшнях. Тогда я сказал, что кровное родство с моей сестрой слишком близкое и церковь запрещает подобные браки. Он ответил, что убьет меня, если я когда-нибудь усомнюсь в законности происхождения его детей. И что он предлагает мне кров и еду только ради моей сестры. Я попробовал поговорить с Мэри, но она не захотела меня слушать. Сказала, что любит его. Тогда я сложил свои жалкие пожитки и в тот же день покинул Атдар. Больше я не мог жить в этом доме.

— Мне жаль, что вы потеряли ваш дом, — прошептала Элизабет.

— Теперь мой дом там, где я могу служить своему королю.

— А как вы попали к нему на службу?

— Я отправился в Эдинбург и обнаружил, что мое лицо помогает открыть любую дверь. Видите ли, я унаследовал не только отцовские рыжие волосы, но и его внешность. Меня представили герцогу Ленноксу, регенту маленького короля. Он и попросил меня поступить к нему на службу. Приветствовал меня как родственника и поручил учить маленького Якова скакать верхом и быть его постоянным спутником. Герцог желал, чтобы я стал его глазами и ушами и предотвращал скандалы, неизменно окружающие имя Стюартов. После его смерти я стал служить его брату, и вместе мы пережили немало забавных приключений. В восемнадцать мой единокровный брат отнял власть у тех, кто пытался править за него. А потом отправил меня в Англию, приказав доставлять любые послания от своего дяди, короля Генриха.

— И разумеется, быть его глазами и ушами, — поддразнила Элизабет.

— А вот об этом никому не говорите, — серьезно сказал Флинн.

Она так и не поняла, шутит ли он или говорит правду.

— Не скажу, — поклялась она. — Это будет нашей тайной, Флинн Стюарт.

— Кажется, мне по душе делить с вами секреты, Элизабет Мередит, — ухмыльнулся он. — Пусть этот будет первым между нами.

Элизабет покраснела, но тут же хихикнула:

— Могу только представить, что бы подумала сестра, наткнись она на нас в эту минуту. Стала бы жаловаться, что я веду себя неподобающим для приличной леди образом.

— О, вы настоящая леди, Элизабет, — заверил он. — Но я, пожалуй, соглашусь с леди Филиппой. В вас нет ничего "приличного". Однако я предпочитаю откровенных, прямых женщин, а вы именно такая. В вас нет ни капли притворства.

— Я сельская девушка,- тихо напомнила Элизабет.

— Берегитесь соблазнителей, — предупредил он. — Это могут быть вполне респектабельные и уважаемые люди.

— Но зачем им обольщать меня, если они могут на мне жениться? — удивилась она.

— Им нужно ваше богатство, но не связанные с ним обязанности. Если они сумеют соблазнить вас, значит, получат то, что им надо, — ведь никто другой не захочет жениться на вас, — пояснил Флинн.

— Я чувствую себя ягненком среди волков, диких собак и медведей, — пожаловалась Элизабет. — Не понимаю, что хорошего находит Филиппа в жизни при дворе.

— Я стану защищать вашу спину, — пообещал он. — Будьте поближе к мистрис Болейн и никому не позволяйте себя увлечь. Тогда вы будете в полной безопасности.

— Вам она нравится?

— Да, — кивнул он, прекрасно понимая, что имеет в виду девушка. — Но у нее опасные родственники, и, боюсь, именно они станут причиной ее безвременной гибели. Кроме того, ее окружают амбициозные люди, она не может никому довериться, но, раны Господни, как же бедняжка нуждается в друге.

— Я стану ее другом, — неожиданно для себя сказала Элизабет и поняла, что говорит правду.

Глава 6

Флинн Стюарт вернулся во дворец, а Элизабет собрала вещи и понесла их Нэнси.

— Вы ему нравитесь, — заметила служанка.

— Мы встретились только сегодня утром, — напомнила Элизабет.

— Значит, ему понравилось то, что он увидел. Иначе зачем бы мужчина погнался за уплывшей лодкой, чтобы принести вам одежду? — спокойно спросила Нэнси. — Вы обзавелись другом, мистрис. Неплохой конец первого дня при дворе. А теперь я отнесу эти вещи наверх и посмотрю, не нужно ли что-то починить. Потом мы решим, что вы наденете завтра. И вам нужно выспаться. Если верить Мейбл, как только вы станете участвовать в придворной жизни, у вас совсем не будет времени на отдых.

Женщины пошли наверх.

Во второй половине дня вернулся лорд Кембридж. Они посидели в парадном зале, окна которого выходили на реку, после чего поужинали вместе с Уильямом Смайтом. Элизабет рассказала о визите Флинна.

— Не думала, что кто-то может быть так любезен, — закончила она. — Филиппа будет рада узнать, что я получила назад эти чудесные рукавчики. Почему она не вернулась с вами, дядюшка? Все еще сердится на меня?

— Она словно одержимая, — вздохнул лорд Кембридж, кладя на тарелку толстый ломоть окорока. — Полна решимости найти тебе мужа. Рыщет, подобно тигрице, в поисках подходящего мужчины. Но ты была весьма проницательна в своих наблюдениях. Здесь ты никого не найдешь. Однако давай насладимся прекрасным месяцем маем, а потом вернемся к себе на север. Я знаю, что твоя мать расстроится, но, очевидно, судьба припасла для тебя кое-что другое. Ну а ты, Уилл? Как прошел твой день?

— Я договорился с французским торговцем в Лондоне о покупке шелковой нити. Ему нравится иметь с нами дело, потому что мы не обманываем его, как другие. Нить будет отослана прямо во Фрайарсгейт.

— И как скоро? — оживилась Элизабет. — К зиме успеет?

— Да, мистрис, — кивнул Уилл.

— Я хочу изменить цвет ткани, — пояснила она.

— Дорогая, никаких дел, пока мы при дворе, — засмеялся лорд Кембридж.

— Хорошо, дядюшка, — лукаво усмехнулась Элизабет. — Но что ты думаешь о зеленом?

— Хитрое создание! Это будет зависеть от того, какой ты выберешь оттенок. Лучше расскажи об этом красавце, королевском бастарде. Кажется, у тебя слабость к шотландцам, как у твоей матери, дорогая.

— Он мне, случайно, не подходит, дядюшка? — серьезно спросила она.

— Может, подходит, а может — нет. У него нет ни собственных земель, ни титула. Думаешь, он способен стать хорошим помощником?

— Думаю, этому помешает его преданность королю, — вздохнула Элизабет. — Мы много говорили сегодня. Он прекрасный собеседник. Но обязан королю своим местом и своей честью. Мне кажется, что он еще не готов осесть на земле. Да и будет ли когда-нибудь готов? Он не ищет покоя.

— Все же нужно о нем подумать. Может, он уже устал скитаться?

— Едва ли. Он сам сказал, его дом там, где, можно служить королю, — пояснила Элизабет.

— Да, это не сулит добра, — вставил Уильям Смайт. — Скорее всего, милорд, он не подходит мистрис Элизабет.

— Мне не хочется возвращаться на север, только чтобы признать поражение, — покачал головой лорд Кембридж.

— Возможно, леди Филиппа все-таки сумеет найти жениха. Одна она способна на такой подвиг, — успокоил его Уилл.

Но Филиппа потерпела поражение. Совсем как много лет назад, когда так и не смогла обрести мужа. И это понятно. Двор короля Генриха — центр вселенной. Сюда съезжаются те, кто не хочет влачить унылое существование в провинции, а тем более на севере. К тому же Элизабет вовсе не собиралась помогать ей в поисках и все время проводила в компании Анны Болейн и ее свиты. Подумать только, связаться с королевской шлюхой, зная, как будет расстроена старшая сестра!

Но Элизабет последовала совету лорда Кембриджа и решила хорошенько повеселиться. Вопреки мнению окружающих Элизабет вовсе не считала управление поместьем таким уж тяжким бременем. Она — хозяйка Фрайарсгейта и просто выполняет свой долг. И все же свободного времени у нее было мало. И возможно, поэтому сейчас ей нравилось быть беспечной и легкомысленной. И бурная светская жизнь совсем ее не утомляла.

— Вы единственная из всех дам, кто способен неутомимо веселиться наравне со мной. Чем это можно объяснить? — спросила ее Анна Болейн неделю спустя, когда они сидели вдвоем в дворцовом саду.

— В отличие от придворных дам я привыкла к тяжелой работе. А вот вы, дорогая Анна, по-моему, никогда не спите.

Они сблизились настолько, что звали друг друга по именам.

— Сон — это трата времени, Бесс. Столько нужно сделать, столько увидеть, столько услышать!

— Впереди у вас целая жизнь! — воскликнула Элизабет.

— В ноябре мне будет двадцать пять лет. Практически старая дева и еще не замужем, — вздохнула Анна. — А ведь могла бы. За мной ухаживал Гарри Перси, наследник Нортумберленда, но Уолси, будь он проклят, встал между нами.

— Но почему? — ахнула Элизабет.

— Потому что меня хотел король, — чистосердечно призналась Анна. — Но не все его желания исполняются. Я сказала, что никогда не стану его любовницей и, пока королева остается его женой, между нами ничего не будет. Зато я отомстила Уолси. Когда он заставил Гарри жениться на другой, я сказала, что отомщу ему. Тогда все надо мной смеялись. Но теперь им не до смеха: Уолси впал в немилость и отправился в изгнание.

— А куда его сослали?

— В Йорк, поскольку он архиепископ этого города. Правда, дальше Кавуда он не уехал. Но не важно. Больше король никогда не станет пользоваться его советами. Подумать только, Бесс, святой отец выступил в роли королевского сводника! Если бы он вел себя как порядочный человек, я бы уже была женой и матерью. Но никто не позволяет мне вести себя так, как хочу я. Король командует. Мой дядя герцог командует. — Анна вздохнула. — И все меня ненавидят. Только и ждут, когда король мне изменит.

— Может, и все, но только не я, — запротестовала Элизабет.

— Ты почти ничего не знаешь обо мне, кроме того, что слышала от других.

— Да, я слышала разные сплетни, — призналась Элизабет. — Но теперь я знаю вас, Анна, и вижу, что в них мало правды.

— Вы всегда говорите то, что думаете, верно? Как я завидую этому вашему качеству! Сама я должна тщательно подбирать каждое слово, чтобы враги не истолковали его превратно и не использовали против меня.

— Меня воспитывали по-другому. В девять лет вы были во Франции, в свадебном поезде принцессы Марии. А я босиком бегала по лугам за овцами. В двенадцать лет вы служили французской королеве Клотильде. Я же училась управлять хозяйством. В семнадцать лет вы приехали к английскому двору. В четырнадцать мне доверили Фрайарсгейт. По склонностям и воспитанию я сельская жительница. Вы же — придворная дама благородного рождения. Если я начну выражаться как придворная дама, меня в моих местах не поймут. Моя семья попыталась меня немного обтесать, но, боюсь, им это не удалось. Если моя прямота не оскорбляет вас, я рада. Я не могу стать другой.

— Нет, вы меня не оскорбили, — вздохнула Анна. — Вы единственная, кому я могу верить и доверять. Мой дядя-герцог спросил, что я в вас нашла. Он бы не одобрил нашей дружбы, но ваш племянник, сын графа Уиттона, — один из его пажей. Я сказала, что мне нравится ваша честность.

— Кроме того, я пробуду здесь недолго, — хихикнула Элизабет. — Я видела герцога. Представительный джентльмен.

— Ничего не скажешь, — согласилась Анна. — Он глава нашего дома, и я должна во всем ему повиноваться.

Она нервно передернула плечами.

— Иногда я сопротивляюсь, зная, что могу пойти к королю и он меня защитит. Дяде это не нравится, но он вынужден смириться — иного выхода у него нет. Королю должны повиноваться все.

— Он добр к вам, и все же вы не любовники, — констатировала Элизабет.

Анна Болейн даже растерялась:

— Почему вы это сказали?

— Я услышала это от вас.

— Все считают иначе, но я — не моя сестрица Мэри, несчастное создание. Король выдал ее замуж и признал одного из ее детей, хотя она утверждает, что и второй ребенок тоже от него. Муж использует ее для своих целей, и ему все равно, что король укладывал ее в свою постель даже после их свадьбы. Я не позволю, чтобы мои дети считались детьми сомнительного происхождения!

— По-моему, вы избрали верный путь. Рано или поздно король получит развод. И он любит вас. Это видно по тем взглядам, которые он бросает на вас.

— Но когда мы поженимся… — со страхом пробормотала Анна. — Что, если я не смогу родить ему здорового сына? Что, если потерплю неудачу, как Екатерина Арагонская? Что тогда будет со мной?

Она очень разволновалась, но, нужно отдать ей должное, быстро взяла себя в руки.

— Не буду думать о плохом. Конечно, когда мы поженимся, я рожу королю сына.

— Вы станете королевой, — тихо напомнила Элизабет.

— Да… — слегка улыбнулась Анна Болейн. — И буду делать все, что хочу, и никто, даже мой дядя, не посмеет слова сказать против. И всякий, кто был недобр со мной, жестоко за это пострадает. Что хорошего быть королевой, если не сможешь даже поквитаться с врагами?

— Вы будете хорошей королевой, — сказала Элизабет.

— Полагаю, что так. Мать короля должна быть безупречна, — пробормотала Анна, но ее темные глаза лукаво блестели. — Кстати, я говорила вам, что в ноябре мне будет двадцать пять? А когда у вас день рождения?

— Двадцать третьего мая мне исполнится двадцать два года.

— Вы родились в мае? — вскричала Анна. — Тогда мы устроим праздник, дорогая Бесс! Маскарад! Тема… нам нужна тема… Нашла! Сельская ярмарка! Гости будут в костюмах животных! Как прекрасно родиться в мае!

Она вскочила и потянула Элизабет за руку:

— Поторопимся! До вашего дня рождения осталось две недели. А сделать нужно очень многое!

Они поспешили во дворец.

Король беседовал со своими советниками, но для Анны это не было препятствием. Она протиснулась мимо стражников и ворвалась в зал совета, таща Элизабет за собой. Девушка поспешно оглядела комнату и заметила крайнее неодобрение на лицах присутствующих, включая герцога Норфолка.

Но король улыбнулся и протянул Анне руки:

— В чем дело, милая?

— Милорд, в конце этого месяца день рождения Бесс Мередит. Я прошу вашего разрешения устроить маскарад.

— И заглянуть в его кошель, — послышался чей-то шепот, сопровождаемый тихим смешком.

Анна отпустила руки короля и встала. Она тоже расслышала злые слова, но не подала виду.

— Поскольку Бесс росла в деревне, мы устроим сельскую ярмарку. И все нарядятся животными. Будут танцы и состязания лучников, как для леди, так и джентльменов, милорд. Что вы на это скажете?

Она выжидающе улыбнулась кошачьей улыбкой.

— Думаю, это прекрасная мысль. А ты, Элизабет Мередит? Сколько лет тебе исполняется?

— На такие вопросы мне отвечать не обязательно, — кокетливо проговорила Элизабет, приседая в реверансе. — Но если будете настаивать, я признаюсь, что стара так же, как мой нос. И гораздо старше зубов.

Члены совета рассмеялись. Король широко улыбнулся:

— Да, ты истинная дочь своей матери! Можешь так ей и передать!

Он снова взглянул на Анну:

— А теперь, милая, тебе пора уходить, тем более что у нас много дел.

— Итак, вы удостоены особого внимания, — заметил Флини, встретившись с Элизабет перед обедом. — Весь двор только и говорит о том, что Анна Болейн устраивает маскарад в вашу честь. До сих пор подобные развлечения были привилегией гостящих в Англии особ королевской крови. Что по этому поводу думает ваша сестра? У нее наверняка есть свое мнение?

Элизабет кокетливо ударила его по руке.

— Филиппа в бешенстве. А дядюшка Томас вместе с Уиллом работает над нашими костюмами и масками. Должна признаться, я взволнована и смущена. Я всего лишь упомянула, что мой день рождения — в конце мая, и Анна вдруг начала щебетать о состязаниях лучников, маскараде и танцах.

— В каком же костюме вы будете? — ухмыльнулся он.

— Дядя Томас нарядится бараном, а я — овечкой. Филиппа твердит, что не пойдет с нами, но на самом деле она скорее умрет, чем пропустит такое развлечение. У нее будет маска павлина и платье из переливающегося голубовато-зеленого шелка. Когда она перестанет дуться, дядя Томас преподнесет ей этот сюрприз. Он обожает делать сюрпризы.

— Вы умеете стрелять из лука? — спросил Флинн.

Элизабет покачала головой:

— Нет. Не то что мои сестры.

— Тогда я должен вас научить. Нельзя же появиться на собственном празднике и не участвовать в состязаниях. Не важно, меткий вы стрелок или нет, поскольку из вежливости должны дать выиграть другим. У реки есть несколько мишеней. Пойдемте, начнем урок.

Слуги принесли им луки и стрелы.

— Все очень просто, — наставлял Флинн. — Следите за мной и делайте, как я.

Он вынул стрелу из колчана, вложил в тетиву, прицелился, и стрела вонзилась в мишень.

— Теперь ваша очередь.

Он вручил ей лук, встал рядом и, обняв за талию, показал, как его держать.

Элизабет выбрала стрелу, вложила в тетиву, гадая, не попросить ли его отодвинуться, — близость Флинна смущала ее.

— Медленно отводите тетиву… — настаивал он. — Вот так. Теперьотпускайте.

Элизабет вскрикнула, когда тетива обожгла ей руку.

— Вам стоило бы надеть перчатки, — покачал он головой, поворачивая ее запястье, чтобы исследовать ожог. Совсем маленький, но кожу, вероятно, щиплет.

И тут Флинн дерзко поцеловал больное место.

— Лучшее лечение, — прошептал он.

— Я попала в мишень? — спросила Элизабет, притворяясь, будто игнорирует его поцелуй.

Но ее щеки горели, а сердце тревожно билось.

— По-моему, ваша стрела утонула в реке, — засмеялся он. — Необходимо сделать из вас настоящего лучника.

— Дайте мне еще стрелу, — быстро сказала Элизабет. — Если придется стрелять на празднике, я не опозорюсь! Мне просто необходимо научиться попадать в цель.

Он протянул ей стрелу, и она вставила ее в тетиву.

— Теперь отводите тетиву, очень медленно, — командовал он, — отодвиньте немного руку, не то тетива снова вас обожжет. Вот так. Теперь отпускайте.

На этот раз стрела полетела прямо в мишень.

— Получилось! — вскрикнула Элизабет.

— Так оно и есть, Элизабет Мередит. Сможете выстрелить так еще раз?

Она взяла третью стрелу, вложила в тетиву и спустила. Стрела снова застряла в соломенной мишени.

— Попала! Правда, я хорошая ученица?

Она отложила лук.

— Правда, я превосходный учитель? — ответил он ей в тон.

Руки его сжались чуть крепче. Он привлек ее к себе и в страстном поцелуе приник к ее губам. Большая ладонь накрыла ее затылок.

Но Элизабет отстранилась, удивленно уставясь на него огромными зеленовато-карими глазами.

— Почему вы сделали это? — прошептала она, поправляя французский капюшон и вуаль.

— Потому что хотел, — честно ответил он.

— И вы всегда добиваетесь того, чего хотите? — спросила она.

— Обычно, — признался Флинн.

— Боюсь, сэр, вы слишком дерзки. Я не давала вам разрешения целовать меня, — выдавила Элизабет.

Ее сердце снова застучало в бешеном ритме, а голова слегка кружилась.

— А если бы я спросил? Разрешили бы? — не унимался он, медленно проводя пальцем по ее щеке.

— Разумеется, нет, — чересчур быстро выпалила Элизабет.

— Именно поэтому я и сделал то, чего хотел. У тебя сладкие губки, мой обожаемый ягненочек! Просто созданные для поцелуев, и, несмотря на праведный гнев, ты наслаждалась каждым моментом.

Услышав такие слова, Элизабет слегка растерялась, но все же сказала:

— Я еще не разобралась в своих чувствах, Флинн Стюарт, но вы, возможно, правы, и я действительно наслаждалась. Вы второй мужчина, которому удалось меня поцеловать, и, по странному совпадению, первый тоже был шотландцем.

Флинн выглядел потрясенным. При виде его ошеломленной физиономии она мило улыбнулась.

— Кто он? — спросил Флинн, пытаясь вернуть преимущество, которое она так ловко у него отняла.

— Ну, это, положим, вас не касается! — фыркнула Элизабет, явно довольная собой. — Ни он, ни вы не имеете власти надо мной. А теперь проверим. Смогу ли я попасть в мишень, когда вы не обнимаете меня за талию, или это ваши руки творят чудеса?

Она опять подняла лук, и оказалось, что стрела снова попала в мишень.

— Либо у меня настоящий талант, либо вы действительно хороший наставник, — лукаво усмехнулась Элизабет, откладывая лук. — Думаю, сегодня я научилась всему, что хотела.

Повернувшись, она пошла обратно. Флинн долго смотрел ей вслед, потом тихо рассмеялся. Пусть Элизабет Мередит — маленькая сельская овечка, но вряд ли она так легко отдастся на съедение диким собакам или волкам. Уж очень она умна. Впрочем, и он не глуп. Правда, ему могут грозить неприятности со стороны короля и ее родных, если он соблазнит девушку. И все же… все же… Она бросила ему вызов. Эта девчонка — не кокетка и не простушка, как многие девушки, явившиеся сюда в поисках мужа. Она остроумна, искренна и очень-очень красива.

Элизабет спиной ощущала взгляд Стюарта, но, не оборачиваясь, шагала к маленькой рощице, отделявшей дом ее дяди от королевского дворца. Ей нужно побыть одной. Ухаживания Флинна ей очень приятны, но одновременно и тревожат. Он человек интересный, но подходит ли для жизни во Фрайарсгейте?

Интуиция подсказывала, что нет, потому что для него на первом месте стоит преданность единокровному брату. Такой мужчина, как Флинн, вряд ли откажется от своих принципов, от такого родства и осядет в Англии. Но какой вред от невинного флирта? Как девушке распознать своего суженого, если она не будет кокетничать с мужчинами?

Остановившись у кирпичной ограды, Элизабет вынула из кармана ключ, открыла калитку и оказалась в саду, где сразу почувствовала себя свободнее.

Она решила пропустить ужин во дворце. Нет больше сил высиживать на очередном бесконечном, пире вместе с Филиппом и ее друзьями. Их, разумеется, не посадят за высокий стол, и они весь вечер будут сплетничать об Анне Болейн, занимающей место королевы рядом с Генрихом. Это повторялось изо дня в день. Они вздыхали о пребывающей в ссылке королеве и критиковали поведение короля. Он, считавшийся самым благородным и рыцарственным джентльменом во всей Европе, сейчас, похоже, был одержим и околдован. Ходили слухи, что мистрис Болейн Действительно ведьма.

Каждый раз, слыша столь глупые обвинения, Элизабет едва сдерживалась, чтобы не спросить: почему тогда они не привлекут к этому делу церковь?

Но если она посмеет высказаться вслух, Филиппа сгорит от стыда и снова разозлится на нее. Она и без того расстроена тем, что муж не сможет приехать ко двору в этом месяце: что-то случилось с его коровами.

Филиппа даже расплакалась, жалуясь, что для Криспина важнее всего в жизни Брайарвуд, но когда дядя Томас сухо заметил: если так, то ей очень повезло, — она замолчала.

Элизабет вошла в дом и сразу направилась в зал. Там было тихо и спокойно. Она облегченно вздохнула. Полмесяца уже прошло. Ей казалось, что она находится здесь целую вечность, но, как выяснилось, впустую. Как ей хотелось вновь очутиться во Фрайарсгейте!

Но к ее удивлению, оказалось, что она не одна.

— Уилл! За высокой спинкой стула я тебя не заметила!

— Как мне хочется в Оттерли! — вздохнул он. — Когда ваш дядюшка прибывает ко двору, он, подобно бабочке, перепархивает с одного места на другое. Я его почти не вижу. А вот в Оттерли мы целые дни проводим вместе, беседуем о делах поместья и торговле шерстью.

— Почему же вы не бываете с ним при дворе? — спросила Элизабет.

— Мне не пристало сопровождать вашего дядю, тем более что когда-то я был в услужении короля. А лорд Кембридж иногда возвращается чуть не под утро, — пожаловался Уилл.

— Он очень общителен, но Филиппа утверждает, что раньше дядюшка был более энергичен. Теперь он почти не танцует и в основном проводит время за карточным столом.

— Он очень удачливый игрок. Впрочем, он удачлив во всем, за что берется, — заметил Уилл.

— Я тоже хочу домой, — призналась Элизабет. — Но мы должны остаться до конца мая, тем более что мистрис Болейн устраивает маскарад в мою честь. Мне очень жаль, Уилл.

— Это большая честь. Странно, что при ваших семейных связях и дружбе с королевой вы сблизились с мистрис Болейн. И похоже, она вам нравится. Говорят, она умна и сообразительна, чем заслужила любовь короля.

— Так оно и есть, — кивнула Элизабет, — но она еще и очень боится. Ее дядя, герцог Норфолк, словно злой волшебник, старается ею манипулировать, чтобы заполучить власть. Я все гадаю, женится ли на ней король. А те, кто окружает ее, ищут лишь собственной выгоды. Собственно говоря, у нее больше врагов, чем друзей. Все это очень грустно. Я счастлива, что живу на севере и у меня есть Фрайарсгейт.

— И все же вы с нетерпением ждете праздника, — улыбнулся Уилл. — Хозяин рассказывал о масках и костюмах, которые велел сделать для вас.

— Костюмах? — ахнула Элизабет. — Я думала, что просто надену маску и нарядное платье.

Она рассмеялась. Ей следовало бы помнить, что Томас Болтон обязательно придумает нечто занимательное!

— Что это за костюмы?

— Костюмы поразительные, мистрис Элизабет, но думаю, вам лучше спросить дядю. Не хочу испортить ему сюрприз.

— Тогда я подожду его возвращения, — решила Элизабет.

Уильям почувствовал себя лучше, как всегда в присутствии Элизабет.

— Сказать повару, чтобы приготовил ужин? — спросил он.

— Да. Мы поедим вместе, — решила Элизабет.

— Но учтите: вы ничего больше из меня не вытянете, — усмехнулся Уилл.

Вернувшись домой перед полуночью, Томас застал секретаря и племянницу за увлекательной игрой в "Зайца и собак" [4].

— Так вот ты где, дорогая. Твое отсутствие этим вечером было замечено, да и Флинна Стюарта нигде нет. Боюсь, твоя репутация сильно пострадала. Я слышал, сегодня он обнимал и целовал тебя на берегу реки.

Он швырнул перчатки на стол и налил себе вина.

— Кто выигрывает?

— Я! — объявил Уильям. — Вы же знаете, как я поднаторел в этой игре! Хотя мистрис Элизабет — куда лучший игрок, чем вы.

Лорд Кембридж слегка нахмурился, но, сообразив, что так и не получил соответствующего объяснения, повернулся к Элизабет:

— Дорогая?

— Флинн Стюарт учил меня стрелять излука, поскольку в день маскарада будут соревнования лучников, и я не хотела опозориться. Он не обнимал меня. Просто показывал, как лучше вложить стрелу в лук. Неужели даже самое невинное из занятий не может ускользнуть от бдительных глаз сплетников? — раздраженно процедила Элизабет.

— А поцелуй, дорогая? — не унимался он.

Раздражение Элизабет было красноречивее всякого ответа.

— Да, когда мне удалось несколько раз попасть в мишень, а не в реку. Но вряд ли мы вкладывали что-то в этот поцелуй, который даже не достоин упоминания!

— А вот сам джентльмен краснел, когда его стали поддразнивать. И не отрицал, и не подтверждал обвинения.

— Потому что это сущие пустяки, дядюшка. Просто мы поздравили друг друга. И ничего такого в этом нет, что бы ни плели злые языки, — заверила Элизабет.

— И все же потом ты ушла домой, — покачал головой Томас.

— Потому что мне стало скучно. Король очарователен, мистрис Болейн восхитительна, но я здесь чужая и не хочу стать своей. Люди удивляются, почему мистрис Болейн дает праздник в мою честь. А я не удивляюсь. Ей так же скучно, как и мне. Останься я, и пришлось бы весь вечер слушать Филиппу и ее друзей. Мне все это надоело. Поэтому я вернулась домой, съела вкусный ужин, выпила вина и провела время в хорошей компании. Но дождалась тебя, дядюшка. Потому что хотела расспросить о костюмах, которые ты заказал к маскараду.

Лорд Кембридж фыркнул:

— Дорогая, думаю, после этого маскарада мы станем темой для пересудов на много месяцев. По размышлении я решил, что масок овец недостаточно. Ты ведь таешь, многие смеются над твоим происхождением. Не в присутствии короля, разумеется, а в тесном кругу. Узколобые, злобные создания с благородными именами и без единого пенни в кошельке считают себя лучше остальных. И чувствуют угрозу от новых лиц, которые могут предложить королю свой ум и образованность, а не только фамильное древо. Поэтому я решил, что неплохо бы утереть носы всем этим аристократам. Король и мистрис Анна поймут шутку и немного развлекутся. Наши костюмы будут почти одинаковыми: безрукавки из овечьих шкур шерстью наружу. Камзолы из шелка с клочками шерсти, выглядывающими из разрезов рукавов. У тебя будет кремово-белая безрукавка, а у меня — черная. Потому что я буду черной овцой [5]. Из разрезов штанов тоже будут выглядывать клочки шерсти. Шелковые чулки и туфли из черной кожи в форме овечьих копыт. Маски — твоя золотая, моя серебряная — в виде овечьих морд. Мою украсят к тому же великолепные изогнутые рога, а ты, дорогая, повяжешь два банта.

— Дядюшка! Это просто великолепно! И ты прав, о нас будут сплетничать много месяцев. Но ничего не говори Филиппе. В конце концов она смягчится и наденет костюм павлина. Она поймет шутку, но все же будет недовольна, что я показываю ноги. С твоей стороны весьма смело предложить все это, но я соглашаюсь!

— Дорогая, это твой последний придворный бал, и я хочу извлечь немного пользы из этого маленького приключения. Хоть повеселимся! Не знаю, почему я согласился с твоей матерью насчет этой поездки ко двору. Мне показалось, что это хорошая мысль. Для Филиппы и Бэнон — да. Но не для тебя. Не знаю, как найти тебе мужа, но уверен, что не при дворе, и потому прими мои извинения.

Он взял ее руки и поцеловал.

— Дядюшка, тебе совершенно не в чем извиняться. Я сама должна была отказать матери! Но все же приключение, как ты выражаешься, было интересным. И я рада, что познакомилась с королем и бедняжкой мистрис Болейн.

— И с Флинном Стюартом? — лукаво осведомился он.

— Разве меня можно считать наивной девчонкой, дядюшка? — рассмеялась Элизабет.

— Ни в коем случае, — согласился он. — И все же, дорогая, он очень красив.

— Да, его внешность не режет глаз, но он слишком дерзок.

Она никогда не признается, что Флинн понравился ей.

— Дерзкие мужчины интереснее тихих и смирных, — заметил Томас Болтон.

— Я усвоила все, что собиралась усвоить, дядюшка. А теперь пойду спать и увижу во сне Фрайарсгейт и своих овец.

Она поцеловала дядю и стала подниматься наверх.

— Вы действительно отказались от охоты на женихов? — уточнил Уильям.

Лорд Кембридж кивнул:

— Я надеялся, что, возможно, мы отыщем какого-нибудь сына одного из этих нуворишей или найдется отец, который предпочтет, чтобы отпрыск жил на севере, а не пытал счастья при дворе. Но дети нуворишей нынче честолюбивы. И здесь полно младших дочерей из благородных семейств, готовых выйти замуж за богача. Три года назад я не замечал этих перемен, но теперь ясно их вижу. Пусть Элизабет владеет большим поместьем и богата, но никто не хочет оставить двор и жить в Камбрии. Если бы она позволила мужу остаться здесь, а тот позволил бы ей управлять Фрайарсгейтом, дело одно. Но это не настоящий брак, и Элизабет никогда на такое не согласится. Увы, Уилл, самым большим моим успехом был брак Филиппы с аристократом. Невероятное достижение. Но такого мне не повторить. Конечно, должен найтись и мужчина для Элизабет. Но не здесь.

— А шотландец не годится? — поинтересовался Уильям.

— Боюсь, он слишком шотландец, — покачал головой Томас Болтон. — Он не сможет довольствоваться Фрайарсгейтом. Но мне придется не спускать с него глаз. Боюсь, он совратит мою дорогую девочку. Этот человек положительно опасен. Я разрешу Элизабет поиграть с ним немного, но стану неотступно за ним следить.

— Уже поздно, милорд, — заметил Уильям. — Пора на покой.

— Верно. К своему удивлению, я понял, что уже не так молод, как когда-то. Так что пойдем спать, дорогой мальчик. Скоро рассвет.

Назавтра сэр Томас Уайатт попытался поцеловать Элизабет, за что получил пощечину.

— Но вы же позволили поцелуй Фли. нну Стюарту, — пожаловался он.

— Это он вам рассказал? — рассердилась Элизабет.

— Нет, но я видел вас вместе, мистрис Элизабет.

— Но если я ничего не сказала, и он ничего не сказал, откуда вам все это известно, милорд? — допытывалась Элизабет.

— Ты сражен, кузен! — рассмеялась Анна, беря Элизабет под руку. — Пойдем, Бесс, и предоставим этих похотливых джентльменов самим себе.

Она отвела подругу и, отойдя на почтительное расстояние, прошептала:

— Он действительно поцеловал вас?

— Да, к моему огромному удивлению, — призналась Элизабет.

— И каково это?

— Но ведь вас уже целовали? — пробормотала девушка.

— Когда король целует меня, кажется, он готов проглотить меня целиком. Флинн Стюарт тоже так целуется?

Элизабет долго думала, прежде чем ответить:

— Нет. Признаю, поцелуй был страстным, но очень приятным. И он… так нежно касался моего лица. Мне понравилось. Я снова позволю ему поцеловать меня.

— Вы любите его? — ахнула Анна.

— Нет. Для серьезных отношений мы недостаточно знаем друг друга. Однако когда за тобой ухаживает такой мужчина… это очень волнующе.

— Вы хотите стать его женой?

Элизабет покачала головой:

— Даже я понимаю, что он неподходящий муж.

— Но разве ваша мать не замужем за шотландцем? — удивилась Анна.

— Да, но теперь не она, а я хозяйка Фрайарсгейта.

— За кого же вы выйдете замуж? Я очень хочу стать королевой и родить Генриху короля. Екатерина так упряма! Не знаю, чего она этим добьется. Ее злосчастная дочь никогда не станет наследницей отца. Знаете, Мария меня ненавидит. Король отослал ее от двора зато, что она оскорбила меня. И знаете, что она ему ответила? Что будет молиться за мою бессмертную душу. Какова наглость!

— Моя мать утверждает, что она — любимица отца, — заметила Элизабет.

— Уже нет! — отрезала мистрис Болейн.

— В таком случае можно понять ее обиду. Ведь это вы отняли у нее отцовскую любовь. Она ревнует, Анна. Не стоит сердиться на нее за это.

— Мой сын отодвинет ее на второе место, — заявила Анна.

— Но у вас пока нет ребенка.

— Когда-нибудь будет, — заверила Анна. — И у вас тоже.

— Если я смогу найти мужа, — поморщилась Элизабет.

— Мой дядя твердит, что больше не стоит удерживать короля на расстоянии, — призналась Анна. — Я боюсь. Он так велик, а я такая хрупкая. Я держала в руках его мужское достоинство.

— Не может быть!

Элизабет сама не поняла, шокирована ли она. И потом, они говорили не просто о каком-то мужчине. О короле.

— Держала. Оно пульсирует и иногда становится горячим. А иногда — холодным. Часто оно лежит на моей ладони, маленькое и обмякшее, как крохотная птичка. Или вдруг удлиняется, разбухает и становится твердым как камень. Вы никогда не держали в руке мужскую плоть?

— Никогда, но видела животных, когда они спариваются. Самец залезает на самку и изливает в нее семя; Бараны, лошади, собаки и кошки… Я видела всех. Даже как петух топчет курицу.

— Но люди спариваются не так, — отмахнулась Анна. — Женщина должна лежать на спине, и мужчина взбирается на нее. Но я еще не позволяла королю оседлать себя. Говорят, мне следует отдаться ему. Иначе я его потеряю. И все же я не отдалась. Опасаюсь, что, овладев мной, он начнет искать наслаждения у других женщин. Но если я стану его женой, этого не произойдет. Если я стану королевой…

Элизабет глубоко вздохнула. Ей только что поведали глубоко интимные детали, которых ей знать не следовало. Бедная Анна! Неужели ей некому исповедаться, кроме как деревенской девчонке из Камбрии? Но Анна Болейн не глупа. Она освободилась от душевного бремени, считая, что Элизабет долго при дворе не пробудет.

— Король может делать все, что ему угодно, — тихо напомнила она приятельнице.

— Мудра я или глупа, Бесс? Что ты скажешь?

— Я здесь чужая, Анна. Слишком много интриг, слишком много сплетен. Слишком много заговоров, которые ничем не кончаются. Король женат на Екатерине Арагонской, которая сейчас в немилости и вряд ли помирится с мужем, если только не уступит ему. Это знают все. Король нуждается и законном наследнике, а значит, ему требуется новая жена. Поскольку Екатерина не соглашается на аннулирование брака или развод, король ищет способа разорвать брачные цепи. Есть, конечно, и еще вариант: королева должна умереть естественной смертью, но в ближайшем будущем это вряд ли случится. Значит, любой ребенок, рожденный от короля, не сможет унаследовать трон. Вы часто повторяете, что не похожи на сестру. Но что, если вы сдадитесь на уговоры короля и подарите ему свою добродетель? И родите сына. Может, и второго. Оба будут считаться бастардами, незаконнорожденными. Допустим, король наконец будет свободен. Женится ли он на вас? А не убедят ли его советники, что он вполне способен иметь детей, если судить на примере вашей сестры, вас и мистрис Блаунт? Вот он и позволит им устроить следующий брак с настоящей принцессой. Короли обычно очень заботятся о своей репутации. Согласитесь ли вы смириться с такой ситуацией?

— Никогда! — яростно бросила Анна.

— Тогда не слушайте вашего дядю и никого, кто советует вам отдаться королю. Они поступают так в надежде, что он устанет от вас и женится на принцессе, которую ему выберут, когда развод с Екатериной будет получен. Тот, кто договорится об успешном браке, получит огромную власть. Тот, кто потерпит неудачу, будет уничтожен, подобно кардиналу.

— Отвратительный коротышка! — мрачно буркнула Анна. — Он ненавидел меня. Я ненавидела его. Не вмешайся он, я была бы счастливой женой Гарри Перси.

— Но теперь вы держите на ладони сердце короля. Разве вам не радостно это сознавать? Сам король вас любит.

— Любит ли? — последовал искренний ответ. — Может, просто хочет того, чего не может получить? — Она нетерпеливо тряхнула темной головкой. — Я так несчастлива…

— Вы очень любили Гарри Перси? — спросила Элизабет и, почувствовав, что сейчас допускает полную откровенность, прибавила: — А вы любите короля?

— Я любила Гарри. И как ни странно, понимаю, что люблю короля. Когда мы одни, он становится самым чудесным на свете человеком. Но как ни удивительно, думаю, вряд ли он сейчас счастливее меня. История с королевой крайне его беспокоит. Я утешаю его, как могу, но вы правы, Бесс, когда советуете мне хранить целомудрие до того момента, когда я смогу пойти с ним к алтарю. — Она тихо рассмеялась. — Знаете, есть такие, кто говорит, будто я его околдовала.

— Знаю, — кивнула Элизабет. — Но двор буквально населен глупцами. Если король и околдован, то лишь вашим умом, красотой и обаянием.

Анна сжала руки Элизабет.

— Раньше у меня никогда не было подруг, — грустно проговорила она. — Неужели вам так необходимо возвращаться во Фрайарсгейт?

— Я здесь чужая, Анна. И смогла продержаться так долго только потому, что меня грели мысли о доме. Именно во Фрайарсгейте я черпаю силы. Мне пора туда возвращаться.

— Я могла бы заставить вас остаться. Если попрошу короля, он вам прикажет.

— Могли бы, — согласилась Элизабет. — Но если вы действительно мне друг, то не сделаете этого. Вы отпустите меня. И в разлуке не потеряете моей дружбы. Моя мать всегда дружила с королевой Екатериной и Маргарет Тюдор, несмотря на расстояние между ними. Я навек останусь вашей подругой, Анна Болейн. А когда вы станете королевой, я по-прежнему буду с гордостью повторять, что мы друзья. Но сейчас мне нужно вернуться домой.

— Я завидую вам, Бесс Мередит, — вздохнула Анна. — У вас есть дом и цель в жизни. Мой же дом там, где я сейчас нахожусь. Моя цель — любым способом помочь своей семье. Таков закон Говардов: продвигаться вперед и подниматься выше.

— Девиз моей семьи — "Tracez votre chemin", — усмехнулась Элизабет, — что означает: "Следуй своим путем".

Анна улыбнулась:

— Хороший девиз, Бесс, и подходит вам, поскольку, невзирая на мнение окружающих, вы поступаете именно так.

— Это верно, — согласилась Элизабет.

— Но вы должны выйти замуж, Бесс. Как все девушки. Что будет теперь, когда поездка оказалась неудачной?

— Не знаю, — пожала плечами Элизабет. — Не верю, что моя семья силой заставит меня идти к алтарю. Это не в духе моих родственников. Полагаю, моя судьба зависит исключительно от Господа Бога нашего. Иного быть не может.

— Думаю, и моя тоже, — вздохнула Анна. — Надеюсь, Он будет милостив к Его смиренным служанкам Анне Болейн и Элизабет Мередит.

Глава 7

Элизабет никому не рассказала о разговоре с Анной Болейн. Даже дядюшке Томасу. И уж тем более Филиппе. Она была очень польщена доверием той, которая, очевидно, предназначена для великих дел. Она понимала: мистрис Болейн требовалось облегчить душу перед кем-нибудь, кому можно доверять и кто вскоре уедет. И все же ей было не по себе.

Никогда больше она не сможет смотреть в глаза королю, а воспоминание о картинах, которые рисовала Анна, вызывали краску у нее на щеках.

Генрих Тюдор, однако, был в восторге, узнав, что предмет его желаний подружился с дочерью Розамунды Болтон. Ее дочери, полагал он, так же благоразумны и осмотрительны, как их мать. И все же сознание того, что девушка, которую он знал в юности, уже стала бабушкой, еще сильнее напомнило о быстротечном времени. Как необходим ему законный сын!

Снисходительно усмехаясь, он наблюдал, как Анна и его приятели играют в жмурки на газонах Гринвичского дворца. День был восхитительно теплым, солнце ярко светило, и на душе Генриха было легко.

Элизабет ничего не видела из-за повязки на глазах. Только слышала шаги, шелест тканей и смешки. Она осторожно продвигалась вперед, вытянув руки, ожидая, пока кто-то сделает ошибку. За спиной, кто-то стоял. Она была в этом уверена.

Быстро обернувшись, она схватилась за чей-то камзол, радостно вскрикнула и сняла повязку.

— Флинн Стюарт, вы так шумели, что я легко вас поймала.

— Ба, мистрис, я просто вас пожалел!

— Лгун!

Она проворно завязала ему глаза и, закружив, отпустила. Наверняка найдется смазливая девица, которая нарочно встанет у него на пути в надежде, что ее поймают.

И точно: две хихикающие особы уже состязались за эту честь.

Флинн легко схватил одну и отдал повязку. Теперь уже девушка старалась найти себе добровольную жертву. Шотландец поскорее отошел к Элизабет.

— Прогуляйтесь со мной, — попросил он. — Хватит с меня игр.

— С меня тоже. Пустая трата времени, — согласилась она. — А придворным, похоже, больше делать нечего. Чем вы занимаетесь, Флинн, когда не служите королевским курьером?

— Я состою при короле. Охочусь, ловлю рыбу, играю в кости и гольф. Сижу рядом с ним в совете, слушаю перепалки его графов. Выделяю информацию, которая может быть ему полезна. Моя жизнь полна. Я, конечно, гораздо старше короля. Когда он был мальчишкой, я учил его держаться в седле.

— А она была рядом с ним? Я имею в виду его мать, — с любопытством поинтересовалась Элизабет.

— Иногда. Но шотландцы так ее и не приняли. Конечно, я верю, она любила мужа, но разрывалась между ним и братом-англичанином. После смерти короля Якова IV она, вероятно, поняла, что лишилась защитника, и решила позаботиться о себе. Сначала вышла за Ангуса, но он женился на ней ради власти, которую она могла ему дать. Осознав это, Маргарет развелась с ним. И теперь замужем за человеком, намного ее моложе. Но должен признать, она очаровательная женщина, и этот Стюарт ее обожает.

— Вы весьма проницательны, — отметила Элизабет.

— Как и полагается шпиону, — пошутил он.

— Но вы сказали, что не занимаетесь этими делами, — напомнила Элизабет.

— Каждый чужеземец при здешнем дворе по той или иной причине шпион, ягненочек мой, но, разумеется, никто в этом не признается, — усмехнулся он.

— Я не нахожу происходящее здесь особенно интересным или стоящим запоминания, — серьезно сказала Элизабет.

— Верно, — согласился Флинн. — По крайней мере не сейчас. Но время от времени случается нечто, достойное внимания моего короля.

— Поэтому вам неинтересны повседневные события, — уточнила Элизабет.

— Вы правы. Кого интересует, сколько раз король посетил туалет, конечно, если он не стар и не умирает?… — вздохнул Флинн и, меняя тему, спросил: — Итак, вы готовы участвовать в состязании лучников?

— Готова. Вы достойный наставник.

— Возможно, нам стоит еще попрактиковаться, — предложил он.

— Если мечтаете снова меня поцеловать, Флинн Стюарт, — лукаво прошептала Элизабет, — предлагаю забыть о луках и найти укромный уголок, где можно ласкать друг друга, не опасаясь посторонних глаз.

— Пытаетесь обольстить меня, ягненочек? Если таково ваше намерение, буду счастлив услужить вам.

К его восторгу, она густо покраснела.

— Нет! Нет! Я не желаю быть соблазненной, но мне понравилось целоваться с вами, а вы и не пытались подойти ко мне с того дня, как мы стреляли излука, — пояснила Элизабет. — Или вы не находите меня достойной вашего внимания?

— О нет; ягненочек, я нахожу вас более чем достойной, — заверил он и, взяв ее за руку, повел к маленькой рощице, отделявшей дворец от дома ее дяди.

— В саду дядюшки нас никто не увидит, — смело заявила Элизабет и, сунув руку в потайной карман розового платья, вытащила ключ от калитки.

Флинн остановился и подтолкнул ее к старому дереву.

— Смотрю, вы, ягненочек, — дерзкая штучка! Но не стоит играть в подобные игры, если не готовы платить полную цену.

— Мне говорили, что в любовных играх нет выигравших, — засмеялась она.

Он стоял совсем близко, и она жадно вдыхала исходивший от него запах мужчины.

— Кто вам это сказал? — прошептал он, коснувшись губами ее лба.

— Моя мать.

— Мудрая женщина, — признал он и, приподняв ее подбородок, завладел губами в пылком поцелуе.

Его губы были теплыми. Сухими. Жесткими.

Она закрыла глаза, наслаждаясь его прикосновениями. Он осторожно приоткрыл губами ее губы и проник языком в рот. Элизабет вздрогнула, но он крепко держал ее. И искал ее язык своим. Она отступала. Он наступал. Наконец их языки соприкоснулись.

Она затрепетала, словно по жилам разлился жидкий огонь. Жар и холод одновременно охватили ее. Непонятно, как она ухитрялась оставаться на ногах, и с трудом поняла, что он крепко ее держит.

Наконец Элизабет вздохнула и отстранилась.

— Очень мило, — прошептала она.

— Похоже, у вас большие способности к поцелуям, ягненочек, — засмеялся он.

— Приятно это слышать. Я только недавно начала целоваться.

— Ах да, другой шотландец, — вспомнил он. — Мне следует ревновать?

Теперь настала очередь Элизабет рассмеяться:

— Ни к кому не стоит ревновать. Я целую вас, позволяю вам целовать меня, потому что мне это нравится.

— Будьте поосторожнее с подобными речами, Элизабет, — остерег он. — Я знаю, как вы прямы и откровенны. Но другой мужчина на моем месте может понять вас неправильно и сочтет вас распутницей. Я-то вижу, что это не так. Но я человек честный — в отличие от большинства придворных. А вы… помимо всего прочего, вы водите дружбу с Анной Болейн.

— Почему вы не женаты? — неожиданно спросила она, меняя тему. — У вас есть любовница? Насколько я понимаю, почти у всех Стюартов они есть.

— Я не женат, потому что мне нечего предложить жене. Хотя мой отец — король, но я считаюсь бастардом, и у меня почти ничего нет, кроме громкого имени: ни земли, ни дома, почти никаких владений. Я служу своему единокровному брату, отдавая ему любовь и верность. Я не могу позволить себе иметь жену, не говоря уже о любовнице. Любовницы обходятся куда дороже, чем жены.

— Но наверное, вашему брату стоило бы вознаградить вас за службу, — предположила девушка. — Вы находитесь в таком же положении, как когда-то мой отец. Однако, его наградили рукой моей матери, а в те времена именно она была наследницей Фрайарсгейта. Вам нужна богатая жена.

Что, во имя Господа, она мелет? Неужели предлагает себя этому человеку только потому, что он ее поцеловал? Нет! Она находила его общество приятным, а поцелуи пьянящими. Конечно, это неплохое основание для замужества, тем более что родные твердят: пора идти к алтарю. Бедный человек из хорошей семьи не осмелился бы добиваться ее. Значит, это она должна добиться его.

— Богатая жена-шотландка, — мягко поправил он, подчеркнув слово "шотландка". — Я всегда буду служить своему королю, ягненочек. Моя преданность простирается дальше уз крови. Мое рождение было случайностью, и все же отец дал мне свое имя, был добрым и любящим. Когда умерла моя мать и меня фактически выгнали из дома, опекун брата признал меня и принял к себе. Мне дали цель в жизни, мне подарили доверие. Я шотландец, ягненочек, и всегда им останусь.

— Думаю, мне хотелось бы получить еще один поцелуй, — объявила Элизабет, обнимая его. — Хотите целоваться со мной, Флинн Стюарт?

Он отвергал любые предложения: прямые и завуалированные. А ведь мог бы стать ее мужем. Но возможно, она сумеет его убедить. В конце концов, ее отчим — шотландец, и это обстоятельство никого не волнует, если не считать короля.

Подняв голову, она одарила его обольстительной улыбкой.

Но к ее стыду, он рассмеялся и покачал головой:

— Вы настоящая плутовка, Элизабет Мередит, и быстро усвоили правила придворных игр. Не уверен, что мне это нравится. И все же я был бы глупцом, отвергнув то, что мне так легко предлагают.

Флинн снова поцеловал ее, но на этот раз поцелуй не был сладостным и невинным. Он оказался яростным, требовательным, исполненным жгучей страсти. Элизабет едва не потеряла сознание от нестерпимого наслаждения, но ответила ему с таким же пылом. Он чуть отстранился и прижался губами к ее сомкнутым векам, проложил дорожку вниз, к горлу и соблазнительным бугоркам, которые так и стремились вырваться из корсажа. Элизабет, наверное, позволила бы ему куда больше, но он застонал и отпустил ее.

Элизабет прислонилась к стволу дерева, чтобы не упасть. Она никак не могла отдышаться: воздух с трудом проникал в грудь.

— Что случилось? — выдавила она наконец, ибо он побледнел как полотно.

— Я не могу играть с вами в любовные игры, — вздохнул он.

— Почему?!

— Потому что вы девственница, богатая, из хорошей семьи и с влиятельными друзьями. А я хочу большего, чем поцелуи. Однако я не могу получить вас, ягненочек. Между нашими королями не слишком сердечные отношения. Достаточно малейшей искорки, чтобы разгорелся огонь войны.

— Но на границе существует немало смешанных браков, — возразила она.

— Зато во Фрайарсгейте есть только одна хозяйка. Вы не аристократка. Но ваши земли, отары, торговля сукном дают вам власть, силы которой вы даже не понимаете. Вы — драгоценный приз. Отец короля отдал вашу мать одному из самых своих преданных рыцарей, чтобы тот защищал часть границы, на которой расположен Фрайарсгейт. Когда вы приехали ко двору, круг замкнулся, ягненочек.

— Мой отец любил мою мать! — вскричала Элизабет.

— Да, мне говорили, что он полюбил ее с первого взгляда. Но разве подобное часто встречается? Я удивлен, что король не отдал вашу руку одному из своих фаворитов, но пожелай вы выйти за шотландца, он наверняка отказал бы. Это и понятно, Элизабет Мередит. Он исполняет свой долг перед Англией, и вам не мешало бы сделать то же самое.

— Король не посмеет устроить мой брак, поскольку хорошо знает мать. А она никогда не позволит отдать меня тому, кто не согласится жить на севере и помогать мне управлять землей. И никто не заставит меня выйти замуж силой! — рассердилась Элизабет.

— Я по натуре своей не фермер! — жестко отрезал Флинн. — Я придворный! Совсем как ваша сестра, графиня Уиттон. Расцветаю, вдыхая воздух, окружающий сильных мира сего, вникая в их интриги и заговоры. Мне быстро наскучит жизнь в деревне, ягненочек. Ведь скучна же вам жизнь при дворе.

— Почему же вы целовали меня, Флинн Стюарт? — выпалила она.

— Потому что вы хороши собой, соблазнительны и созрели для обольщения.

— Но вы не обольстили меня, — возразила она, — и всегда вели себя как джентльмен.

— Обольщение по всем правилам требует времени, Элизабет. Сначала волк должен заслужить доверие ягненочка. А когда доверчивое создание совершенно потеряет голову, он и нападает! — пояснил Флинн, хватая ее в объятия. — Хотите, чтобы я погубил вас? Думаете, если я так поступлю и вы пожалуетесь мистрис Анне, меня заставят жениться? Нет, ягненочек. Меня бросят в Тауэр, а мой брат, король, если будет подходящее настроение, заступится за меня. И меня с позором вышлют в Шотландию. Если же мой брат умоет руки, я буду вечно гнить в тюрьме. Вас же, ягненочек, вместе с дядюшкой отошлют домой, сопроводив длинным списком подходящих женихов, из которого вашей семье придется выбрать для вас мужа, при условии, конечно, что мое семя не укоренится в вас. Сами знаете, как плодовиты Стюарты. И тогда вы родили бы бастарда.

— Которого бы я вырастила и воспитала добрым англичанином. И у меня был бы наследник. Это гораздо лучше, чем идти к алтарю с нелюбимым человеком, которого, вероятно, придется убить, когда он попытается отнять у меня власть! — вызывающе воскликнула Элизабет.

Флинн снова рассмеялся, весело блестя глазами.

— Я не стану выступать в роли племенного барана, ягненочек. Нет, не стану. И пока вы остаетесь при дворе, не позволю вам наделать глупостей. Здесь вы никого не найдете. Но возможно, когда вернетесь во Фрайарсгейт, более снисходительно взглянете на кого-нибудь из соседей.

Он погладил ее по щеке.

— К тому же, ягненочек, я никогда не стану покорным мужем и постоянно буду держать вас в постели, чтобы у вас не осталось времени ни для кого и ни для чего, кроме меня.

И он поцеловал Элизабет сладостным поцелуем, лишившим ее разума.

Наконец она отстранилась и, отворив маленькую калитку, вошла в сад.

— Вы глупец, Флинн Стюарт, — бросила Элизабет, прежде чем захлопнуть калитку у него перед носом.

К своей великой ярости, она услышала громоподобный смех и, злобно фыркнув, поспешила к дому. Он невозможен, а она вела себя как круглая дура. Но как восхитительны его поцелуи!

Ей требовалось подумать. Поэтому Элизабет ушла к себе и легла в постель. Филиппа хлопотала над ней, уверенная, что сестра заболела. А ведь праздник уже через два дня!

— Я думала, что тебе не нравится мистрис Болейн, — лукаво заметила Элизабет.

— Так оно и есть, но зато она нравится королю. Анна задумала праздник ради тебя. А это считается большой честью. Если ты не сможешь присутствовать на нем, это будет нарушением всех приличий.

— Пожалуй, я смогла бы пойти, будь ты рядом, сестричка, — чуть слышно вымолвила Элизабет. — Остается надеяться только на тебя и твое знание придворных обычаев.

— Ты маленькая лгунья, — проговорила Филиппа обличительным тоном, — и я подозреваю, что с тобой все в порядке.

Но все же она улыбнулась и погладила сестру по голове.

— Что случилось, Бесси? Только не говори, что ничего. Я старше и мудрее и все вижу.

— Я бросилась на шею мужчине, который решительно меня отверг, — призналась Элизабет. — И не зови меня Бесси!

Она сама не знала, почему откровенничает с Филиппой, — просто не могла держать это в себе.

— Вот как! Значит, и ты способна поддаться искушению. Я боялась, что ты отдала сердце своим овцам, сестрица. Кто этот джентльмен? Может, он станет тебе хорошим мужем? В том случае, разумеется, если его сердце не занято и ты не так глупа, чтобы броситься к ногам мужчины, влюбленного в другую женщину.

— Он не влюблен. Даже любовницы у него нет. Я спрашивала, — отозвалась Элизабет.

Филиппа закрыла глаза и проглотила просившийся на язык упрек. Ее сестра совсем неопытна и не разбирается в обычаях двора.

— Ты назовешь его имя, Элизабет?

— Он говорит, что не подходит мне и нам не разрешат пожениться, — ответила та.

— Правда? — заинтригованно спросила Филиппа.

Джентльмены обычно бывают не столь правдивы, и теперь ее разбирало любопытство.

— Это шотландец. Флинн Стюарт, — пробормотала Элизабет и приготовилась к неминуемому взрыву.

— Должна признать, что он красив, — спокойно ответила Филиппа, чем сильно удивила Элизабет. — Но разумеется, он абсолютно прав. Однако нужно отдать должное его благородству. Не ожидала, что он будет настолько чистосердечен.

— Мы целовались, — сообщила Элизабет.

— Но ничего больше? — насторожилась Филиппа.

— Ничего, — ответила Элизабет так грустно, что Филиппа едва не обняла ее.

— Повезло, что объект твоей неразделенной любви был честен с тобой, — вздохнула графиня Уиттон. — Здесь найдется немало таких, которые не задумались бы воспользоваться твоей наивностью.

— Наверное, потому, что он тоже с севера. Потому что тоже чужак. Потому что он не заставляет меня чувствовать себя такой чертовски неотесанной. Он показал мне дворцовый сад и познакомил с Анной, ставшей единственной моей подругой. Он был добр, Филиппа. Даже ты должна признать, что здесь для меня жениха не найдется. Как в свое время не нашлось и для тебя. Ты же понимаешь, не приобрети дядюшка земли, граничащие с Брайарвудом, ты не нашла бы своей истинной любви. Я в отличие от тебя люблю Фрайарсгейт. Там осталось мое сердце. Я надеялась, что Флинн разделит со мной судьбу, но его верность принадлежит брату.

— Ты любишь его?

— Не думаю. Но он мне нравится, и я смогла бы прожить с ним жизнь. Страсть может умереть, сестрица, а вот дружба живет вечно.

— Да, дружба — крепкая основа для долгой любви, — тихо заметила Филиппа. — Но если Стюарт таков, как ты говоришь, значит, он не для тебя. И не для Фрайарсгейта.

— На границе бывает много смешанных браков, — напомнила Элизабет. — Возьми хотя бы нашу мать.

— Но ни у кого нет таких больших поместий, как у нее. Мать отдала Фрайарсгейт тебе, потому что видела, как искренне ты его любишь. И кроме того, это позволило ей уехать в Клевенз-Карн вместе с Логаном и растить своих детей. Наши братья женятся на шотландках. А ты должна выйти за англичанина, потому что сама англичанка.

— Я старая дева, — кисло пробормотала Элизабет. Филиппа невольно рассмеялась:

— А я думала, что ты не желаешь выходить замуж, потому что хочешь единолично управлять Фрайарсгейтом.

— Так и было, но сейчас я поняла, как важно иметь наследника. А для этого необходим муж. Я хочу домой! Там мне легче. Там все, что я люблю.

Филиппа обняла сестру.

— Прежде всего отдохни, затем отправляйся на праздник, а уж потом можешь собирать вещи и ехать домой. Ложись спать. У тебя круги под глазами, а ты в свой день рождения должна выглядеть ослепительно. Я пойду с тобой и надену тот великолепный костюм павлина, который заказал дядюшка. Он знал, что я не устою перед такой роскошью. А после маскарада я тоже вернусь домой, в Брайарвуд, потому что нынешний двор мне не по вкусу. Но я не хочу потерять милость короля, поскольку это отразится на моих сыновьях и их карьере.

— Во Фрайарсгейте жизнь проще, — заметила Элизабет.

— Жизнь простой не бывает, — улыбнулась Филиппа.

— Когда ты сельская жительница… — пояснила Элизабет.

— Но не когда ты придворная дама.

Они дружно рассмеялись, после чего Филиппа ушла, а Элизабет попыталась заснуть. Боже, как глупо она вела себя с Флинном Стюартом. Повезет, если она не погубила их дружбу.

Элизабет по-прежнему считала, что из него может выйти прекрасный муж.

Под конец она все-таки решила, что не любит Флинна и что ее сердце не разбито.

Пока девушка размышляла о случившемся, Флинн начал сомневаться в правильности выбранного им пути. Слова Элизабет не давали ему покоя. В самом деле: почему брат не вознаградил его чем-то еще, кроме назначения в Англию. Неужели он не достоин иметь свой дом? Небольшой домик в Эдинбурге? Или шотландскую невесту, которая поймет его предназначение и согласится с ним? Все же преданность должна хоть как-то вознаграждаться.

Но король Шотландии был человеком холодным и бессердечным, хотя при случае умелпоказать себя просто очаровательным. Свою силу духа он приобрел в те годы, когда находился под опекой графа Ангуса, второго мужа матери. Когда герцог Леннокс, ближайший родственник покойного Якова IV, вернулся во Францию, Ангус стал опекуном мальчика-короля и объявил о его вступлении во власть, когда юному королю исполнилось четырнадцать. Это был предлог, чтобы править от имени пасынка. Королю в отличие от его предшественников почти не дали образования, зато позволяли распутничать в надежде, что многочисленные любовницы отвлекут его от государственных дел. Флинну оставалось бессильно наблюдать, как граф пытается погубить пасынка.

Втайне он заставил Якова практиковаться в письме, чтобы его подпись на государственных бумагах была разборчивой. В отсутствие Ангуса Флинн заставлял короля читать документы, лежащие на письменном столе.

— Ты король, — твердил он брату, — и всегда должен читать то, что будешь подписывать.

— Зачем? — допытывался Яков.

— Ну, скажем так: я не хотел бы, чтобы ты по неведению подписал приказ о собственной казни, — ухмыльнулся Флинн. — Потом ты будешь ужасно об этом жалеть.

Но было две области, где молодой король преуспевал: музыка и военное искусство. Странно, что и Яков V, и его дядя Генрих VIII были прекрасными музыкантами. Будь они друзьями, наверняка делили бы общие интересы. Но друзьями они небыли. Не знали друг друга. Не доверяли друг другу. Ибо в отличие от простых смертных представляли Англию и Шотландию.

В шестнадцать лет Якову V удалось вырваться из клещей графа Ангуса и отомстить бывшему опекуну и его родичам. Он стал править самостоятельно. И едва ли не первое, что он сделал, — отослал Флинна к своему дяде, назначив личным курьером короля. Флинн не хотел ехать.

— Вы нуждаетесь во мне. Я ваши глаза и уши, милорд, — твердил он брату.

— Поэтому я и отсылаю тебя, Флинн. Ты единственный во всем мире, кому я могу довериться. Я знаю, тебя нельзя подкупить. Нельзя склонить на предательство. Мои послы выражаются языком дипломатов. Похоже, они не в состоянии говорить прямо и откровенно. Они ищут милости у моего дяди. Но ты, брат, будешь говорить правду о том, что творится при английском дворе. Будь осторожен, и никто не подумает, что тебя следует опасаться.

— Мне это не по душе, милорд. Я всегда был рядом с вами и отдал бы за вас жизнь.

— Знаю, — кивнул король. — Я отсылаю тебя не навсегда, Флинн, но ты должен сделать это для меня. Я еще молод, а мой дядюшка готов украсть у меня королевство, представься ему такая возможность. И он попытается сам выбрать мне жену. А я уже решил жениться на Мадлен, дочери короля Франциска, но она еще слишком мала. Так что придется пока отвергать все предложения дядюшки Генриха.

— Я поеду, милорд, — в конце концов согласился Флинн.

Его жизнь посвящена брату. Однако Элизабет в чем-то права. Король принимал его преданность как должное. И теперь забыл о нем. С глаз долой — из сердца вон! И все же попроси он Якова о богатой невесте или клочке земли, тот рано или поздно пожаловал бы ему все это. Брат никогда не был скупым и мелочным.

Флинн вздохнул. Какая жалость, что Фрайарсгейт не находится по другую сторону границы! Элизабет не скрывала, что интересуется им, и боль в ее глазах, блеснувшая, когда он отверг ее, печалила его. Но английский ягненок не для него. Раньше или позже Англия начнет войну с Шотландией, и Элизабет, конечно, станет защищать свой любимый Фрайарсгейт, как сделала бы это ее мать. Он никогда не предполагал, что будет думать о женщине с такой нежностью, но Элизабет Мередит трудно не полюбить!

Ах, к чему все это?! Через неделю она уедет, и он вряд ли снова увидит ее!

Весь следующий день Элизабет пролежала в постели, заверив расстроенных родственников, что хочет отдохнуть.

— Придворная жизнь куда утомительнее, чем повседневная, — заявила она. — Дядюшка, передай Анне, что я польщена столь великой честью и завтра обязательно буду на празднике.

— Но Анна Болейн тем не менее забеспокоилась и в сопровождении лорда Кембриджа явилась навестить подругу.

— Вы так бледны, — заметила она.

— Я не привыкла допоздна оставаться на ногах, танцевать и играть в карты, — улыбнулась Элизабет. — Не могу спать два-три часа, а потом идти к мессе, парадно одетая и причесанная. Я сельская девушка и привыкла мирно спать всю ночь.

— Но разве вы не встаете с солнцем? — удивилась Анна. — А солнце летом поднимается рано.

— Да, но я и спать ложусь рано! Ваша жизнь меня утомляет. Я предпочитаю проводить целый день в седле, переезжая от одной отары к другой, чем тратить жизнь на пустое веселье. Прошу прощения, дорогая подруга, но я не привыкла к такому существованию.

— Но разве вы не веселились вместе с нами? — спросила Анна.

— Разумеется, веселилась, но-зато сегодня я лежу в постели, пытаюсь оправиться от чрезмерного напряжения.

Тем более завтра буду занята от рассвета до заката.

— Да-да! — воскликнула Анна. — Устроим гонки барок на реке и состязания лучников, для дам и джентльменов, а потом танцы! И пир! Я сама выбрала меню. У нас будет павлин, лебеди, пироги с дичью, говядина, утки и гуси! А еще марципан и миндаль в сахаре.

— Господи Боже! — воскликнула Элизабет. — Вряд ли я стою столь гигантских усилий, дорогая Анна. Многие позавидуют тому, что простой сельской девушке оказана такая честь.

— Знаю, — фыркнула Анна. — Забавно, не так ли?

Элизабет рассмеялась:

— С вашей стороны, Анна, нехорошо так поступать, но, думаю, ваши придворные это заслужили. Жаль, что они не знают вас так хорошо, как я. У вас доброе сердце, но с вами ужасно обращаются, и мне хотелось бы, чтобы это было не так.

— О, я переживу. Женщина в моем положении быстро учится или погибает. Я не позволю себя победить. Сделаю все, что должна сделать, и когда-нибудь стану королевой. Рожу сына своему повелителю, и он выживет в отличие от детей бедняжки Испанки Кейт [6]. Я сильная!

С этими словами мистрис Болейн вскочила на ноги.

— Нужно идти. Я только хотела убедиться, что с вами все в порядке. Лорд Кембридж, правда, убеждал, что так оно и есть, но мне нужно было убедиться самой. У вас интересный костюм для завтрашнего маскарада?

— Вы будете очень удивлены, когда меня увидите! — фыркнула Элизабет.

— Но узнаю ли я вас? — не унималась Анна.

— Легко, — заверила Элизабет. — Увидите завтра.

— В таком случае — до свидания, — сказала Анна и поспешила к выходу.

Двадцать второй день рождения Элизабет выдался ясным и теплым. Ее разбудили Филиппам Томас — они принесли цветы.

— Как мило! — воскликнула она улыбаясь.

— Готова встретить день, дорогая? — спросил сияющий Томас.

— Готова, и Филиппа тоже обещала прийти, верно, сестра?

— Я уже примерила костюм, — объявила графиня Уиттон. — Дядюшка, как так получилось, что костюм пришелся мне впору? Ты же не видел меня больше трех лет! Поразительно!

— Ты не изменилась, дорогая.

— Но могла бы.

— Вздор! — отмахнулся Томас. — Это просто не в твоей природе, дорогая.

— Филиппа, ты видела мой костюм? — спросила Элизабет.

— Да. Чересчур откровенный, но очень оригинальный. И должен тебе пойти. Наконец-то ты посмеешься над придворными, которые смеются над тобой. Королю наверняка понравится шутка. И матушке тоже, когда ты ей все расскажешь.

— Я никогда не стыдилась своего происхождения, — тихо ответила Элизабет.

— И не должна была, дорогая, — заверил лорд Кембридж.

После их ухода Нэнси принесла завтрак: небольшую миску земляники со взбитыми девонскими сливками, пышные лепешки, масло, мед и вино с водой. Элизабет предпочла бы яйца и мясо, но сообразила, что повар помнит о ее облегающем костюме. Она ела медленно, стараясь оттянуть минуту, когда придется одеваться и идти во дворец. Тем временем Нэнси уже приготовила маленькую лохань с горячей водой.

— Какая должна быть прическа с подобным костюмом? — спросила Элизабет. — Сюда вряд ли подойдут распущенные полосы.

— Я заберу их в золотую головную сетку, — решила Нэнси, — чтобы не отвлекали от костюма.

Элизабет наскоро вымылась, вытерлась и начала одеваться. Натянула кремово-белые чулки, короткую шелковую мужскую сорочку, белые штаны с разрезами, из которых выглядывала овечья шерсть, безрукавку из овечьего руна и белый шелковый камзол с открытым передом и широкими рукавами, тоже с разрезами, сквозь которые проглядывала овечья шерсть. Сам камзол был расшит хрустальными бусами.

Потом она села, и Нэнси прикрыла ее волосы золотой сеткой, завязав надо лбом несколько бантиков в розово-белую полоску, после чего встала на колени и надела на ноги Элизабет черные туфельки в форме овечьих копыт.

— О, мистрис! — воскликнула она. — Костюм просто удивительный!

— А маска? — напомнила ей Элизабет.

Нэнси подала ей маску в виде овечьей головы на длинной позолоченной ручке.

— Ну как? — нетерпеливо спросила Элизабет.

— Думаю, вы вспугнете овец, если появитесь на лугу в таком виде, — хихикнула Нэнси. — Зато король и весь двор будут в восхищении! Пойти взглянуть, готов ли лорд Кембридж?

— Да, и загляни к графине, — попросила Элизабет, рассматривая себя в зеркале. Костюм сидел идеально, и она улыбнулась. Сегодня во дворце праздник в ее честь. В честь сельской простушки. Не в честь аристократки с внушительной родословной. А ведь она всего лишь дочь одного из верных рыцарей Генриха VII.

Вернувшаяся Нэнси сообщила, что ее светлость и лорд Кембридж ждут в передней, и Элизабет спустилась вниз.

— Дорогая! Все даже лучше, чем я предполагал, — проворковал Томас Болтон.

Он и сам был великолепен в таком же костюме, только из черного шелка. Маска была серебряной, а надо лбом вились рога.

— Филиппа! — ахнула Элизабет при виде сестры в костюме павлина из сине-зеленого переливающегося шелка, расшитого бусинами.

Нижняя юбка из шелковой парчи была собрана сзади в виде хвоста. Маска была украшена павлиньими перьями, роскошные волосы распущены.

— Очень уж смело, — встревожено пробормотала Филиппа, разглядывая сестру. — Ноги открыты. Можно ли показывать их таким образом? Впрочем… — Она рассмеялась. — Не важно. Все равно здесь нет подходящего для тебя жениха. А хозяйку Фрайарсгейта запомнят по ее способности сыграть остроумную шутку над придворными. Большинство явятся без костюмов. Захватят только маски.

— Тогда идем! — воскликнул лорд Кембридж.

Они прошли через сад, рощу и газоны и приблизились к тому месту, где сидели король и Анна Болейн. Она была одета в шелк его любимого цвета зелени Тюдоров и держала в руке маленькую маску лягушки. Филиппа, но задуманному плану, шла впереди. Остановилась перед королем, низко присела и растянула губы в улыбке.

— Милорд, — вежливо приветствовала она Генриха, отводя от лица маску.

— Прелестно! — воскликнул король. — Вы идеальный павлин, графиня.

Филиппа снова сделала реверанс и уступила место дядюшке и сестре. Оба поклонились и, как было договорено раньше, начали короткий веселый танец, постепенно приближаясь к королевскому столу, где снова поклонились и отвели маски.

— Мы приветствуем ваше величество и мистрис Анну! — провозгласил лорд Кембридж.

— Браво! Браво! — восторженно зааплодировал король. — Как это мило! Никогда прежде я не видал подобных костюмов. Они поразительны!

— Мы надеялись угодить вашему величеству, — призналась Элизабет.

— И показать нос придворным, мистрис Элизабет, — фыркнул король.

— Я просто хотела дать им понять: такова, какая есть.

— Клянусь Богом, мне жаль, что при дворе не нашлось жениха, достойного тебя, — вздохнул король. — Если бы таковые были, я бы сам вас поженил, но ты — дитя своей матери и даже более независима, чем твои сестры. Тебе придется вернуться домой и там искать свою судьбу.

— Я, как и моя мать, покорная служанка вашего величества, — поклонилась Элизабет, шаркнув ногой.

Генрих Тюдор разразился хохотом:

— Как твоя мать? Только когда тебе это выгодно, мистрис Мередит.

Анна встала и взяла Элизабет под руку.

— Пойдем и покажем наши костюмы. Ужасно дерзко с вашей стороны открыть ноги! Видите, как злобно смотрит на нас мой дядюшка герцог Норфолк с противоположной стороны газона? Он очень красив, но слишком большой интриган. Боится, что король потеряет ко мне интерес и я, не принеся богатства и власти, разрушу его репутацию. Как это грустно для всех нас!

— Вы действительно верите, что король получит развод и женится на вас? — тихо спросила Элизабет.

— Да. Он тем или иным способом избавится от Испанки Кейт, и я стану его женой, — уверенно заявила Анна. — И все они тоже в это верят.

Она кивнула в сторону гулявших по газону придворных. Проходя мимо, они кивали и кланялись.

— Я и есть королева во всем, кроме официального имени, — понизив голос, добавила Анна.

Празднества начались. День был солнечным, воздух — свежим. Анна устроила гонки барок. Состоялось несколько заплывов, пока наконец в состязания не вступила королевская барка. Придворные собрались на берегу, заключая пари и взволнованно вопя. Барочники, обнажившись по пояс, работали веслами. Вперед вырвались королевская барка и барка герцога Норфолка. В последний момент первая обогнала последнюю. Послышались приветственные крики.

Рядом с дворцом расставили столы, стонавшие под тяжестью блюд. Как и обещала Анна, подавали жареного павлина в перьях, лебедей, кур и уток, пироги с крольчатиной, дичью и угрем, форель и семгу с лимоном и кресс-салатом. Гости наслаждались бычьим боком, обвалянным в соли и медленно жарившимся на вертеле над огнем, олениной, деревенской ветчиной и бараньим рагу. На серебряных блюдах лежали любимые королем артишоки. В мисках зеленели молодой горошек и латук в белом вине. Хлеб был еще горячим. Слуги разносили сливочное масло, головки выдержанного чеддера и французского бри.

После обеда остатки раздали беднякам, толпившимся у ворот дворца, а на столах появились чаши с земляникой и сбитыми сливками, подносы с крошечными сахарными вафлями, фруктами из марципана и засахаренным миндалем. Вино и эль текли ручьями из больших корчаг, стоящих на газонах.

Во второй половине дня начались состязания лучников. Элизабет стреляла достаточно метко, но приз достался ее сестре Филиппе. Сам король вручил ей золотую брошь с маленьким рубиновым сердечком. Филиппа была очень довольна и жалела только о том, что Криспин не видит ее маленького триумфа.

Наступила очередь джентльменов, и тут Элизабет, впервые за весь день, увидела Флинна Стюарта. Он оказался лучшим стрелком и получил приз: небольшой кошель с золотыми монетами, который вручила ему Анна Болейн.

Когда спустились сумерки, слуги зажгли фонари. Появились музыканты, и начались танцы. К восторгу Элизабет, Флинн пригласил ее на контрданс.

— Стоит ли разрешать им танцевать? — прошептала Филиппа Томасу.

— Она воображает, будто влюблена в него, верно? — усмехнулся он. — Но это не важно. Он шотландец и не подходит нашей девочке. Она знает это, поскольку далеко не глупа. И через несколько дней мы возвращаемся во Фрайарсгейт. Ты поедешь с нами?

Филиппа покачала головой:

— Я еду в Вудсток. К королеве.

— Так ли это мудро? — засомневался он.

— Возможно, и нет, но я все равно поеду, — твердо сказала Филиппа. — Пока что мои планы никому не известны, и все решат, будто я возвращаюсь домой, что потом и сделаю. Но я не могу покинуть ее, дядя.

— Какая же она глупая женщина, — вздохнул лорд Кембридж, — и невероятно горда. Ей ни за что не выиграть эту битву, и в конце концов все выйдет так, как хочется ему.

Он снова стал рассматривать танцующих.

Когда совсем стемнело, король взял лютню и запел песню, сочиненную в честь мистрис Болейн. Мелодия показалась Элизабет довольно красивой, и она стала вторить королю. Генрих Тюдор улыбнулся, потому что хорошо помнил чистый голос ее отца. Теперь песенка зазвучала еще лучше. Король вдруг ощутил себя совсем молодым.

— Ты хорошо поешь, — сказал он Элизабет.

— Надеюсь, ваше величество не обиделись? Я не смогла устоять. В моем доме мы часто поем по вечерам, чтобы развлечься.

— У тебя прекрасный слух, Элизабет, — похвалил он.

Танцы прекратились, но музыканты продолжали играть, услаждая слух собравшихся.

— Благодарю ваше величество и мистрис Анну за прекрасный день. Я никогда его не забуду, — тихо проговорила Элизабет.

— Твоя дружба с мистрис Анной радует нас, — заметил король.

— Я польщена ее добротой, — заверила его Элизабет, затем поклонилась и отошла.

Она уже добралась до газона, когда перед ней вырос высокий джентльмен в маске волка.

— Мои приветствия, ягненочек, — прошептал Флинн Стюарт.

— Пришли меня съесть? — рассмеялась Элизабет.

— Хотелось бы, но не могу, — тихо ответил он.

— Потому что преданы своему королю, — ответила она ему в тон.

— Если вспомнить, где вы живете, и связи вашей семьи, моя национальность не может помешать нам оставаться друзьями, ягненочек.

Он положил ее руку себе на сгиб локтя.

— Мы никогда не станем врагами, Элизабет Мередит, каковы бы ни были разногласия между нашими странами.

— Разумеется, — согласилась она, — но…

Его палец лег ей на губы. Глаза их на мгновение встретились.

— Пусть эти слова останутся непроизнесенными, ягненочек. Наверное, так будет лучше.

К удивлению Элизабет, по ее щекам скатились две слезинки. Но она храбро кивнула.

— Первая любовь, — мягко наставлял он, — редко бывает последней, ягненочек. Вы должны доверять мне, поскольку я человек опытный.

Он убрал ее руку.

— Я никогда не признавалась вам в любви, — выдохнула Элизабет.

— Конечно, не признавались, — кивнул он.

— Будь вы простым шотландцем, а не братом короля… — грустно пробормотала она.

— Но я — брат короля. И теперь я прощаюсь с вами, ягненочек, потому что считаю это правильным. Больше мы не увидимся.

Он сжал ее плечи и поцеловал в лоб. Она не успела опомниться, как он повернулся и исчез в темноте.

Элизабет расплакалась. Как все это несправедливо! Сегодня ее день рождения, и она должна была получить все, что пожелает, но ничего не вышло!

— Я хочу домой, — прошептала она в ночь. — Хочу во Фрайарсгейт.

Кто-то обнял ее за плечи. Повернувшись, она уставилась в лицо лорда Кембриджа.

— Ооо, дядюшка, — всхлипнула она.

— Он мудрее тебя, Элизабет, но это не означает, что его сердце не разбито.

— Но это несправедливо!

— Жизнь, дорогая девочка, редко бывает справедливой. Твое положение хозяйки большого поместья должно было научить тебя этой истине. Ты ведь не относишься к числу этих легкомысленных придворных. Да и он тоже. Значит, нужно ехать домой.

— Во Фрайарсгейт?

Томас кивнул.

Вместе они ушли из дворца. Лунный свет серебрил воду, а фонари уже начали мигать и гаснуть.

Глава 8

На следующий день Элизабет, проснулась поздно. Ей больше не хотелось появляться при дворе. Но мудрость Филиппы возобладала над всеми другими соображениями.

— Ты должна остаться до конца месяца. Нельзя уезжать, пока не уедет король, — объяснила она.

— Я не вынесу… я больше не увижу его… — снова всхлипнула Элизабет.

— Что это с тобой? — пожурила ее Филиппа. — Ваше знакомство было очень коротким. Он совершенно не подходит тебе и знает свое место. Этот человек — шотландец и, что еще хуже, незаконнорожденный сын Стюарта. Ты ведешь себя как влюбленная девчонка. Надеюсь, ты не настолько глупа, что позволила себя совратить?

— Флинн — настоящий джентльмен, — вознегодовала Элизабет. — И нет ничего плохого в том, чтобы быть шотландцем! И — да, но если первый человек, пробудивший во мне надежды, может считаться первой любовью, значит, так оно и есть. И — нет, я не из тех девиц, которые приезжают ко двору, сгорая от волнения и ожидая встречи с завидным женихом, только чтобы подарить свою добродетель какому-нибудь придворному распутнику. Если бы страсть терзала меня так, как когда-то нашу мать, я давно бы потеряла невинность, отдавшись какому-нибудь красавчику пастуху.

— Не говори так! — вскричала Филиппа.

Элизабет рассмеялась:

— О, сестрица, моя репутация чиста и не повредит твоей, так что если я сегодня не пойду во дворец, это не вызовет сплетен. Кто-то другой займет внимание придворных.

— Ты не можешь покинуть Гринвич, не попрощавшись с королем. Уверена, он захочет передать матери привет, — заявила Филиппа.

— Произнесет еще одну забавную тираду насчет ее мужа, — пробормотала Элизабет. — Как по-твоему, матушка была когда-то его любовницей?

— Такие слухи ходили. Но мать всегда это отрицала. Одна из испанок, фрейлина королевы, клялась, что видела их вместе, и по злобе все рассказала королеве, потому что завидовала ее дружбе с матерью. Мать уверяла, что это был Чарлз Брендон и что между ними не было ничего, кроме легкого флирта. Это было еще до того, как он женился на принцессе Марии. Испанку отослали на родину вместе с ее мужем, потому что королева поверила матери.

— А ты? — лукаво спросила Элизабет.

— Конечно. Так было лучше для всех. Какой бы я была дочерью, если бы усомнилась в собственной матери?

— А на самом деле ты считаешь иначе!

— Честно говоря, не знаю, — вздохнула Филиппа. — Есть несколько дам, к которым король питает самые теплые чувства, но явно их не вожделеет. По слухам у нее они в разное время делили с ним постель. Бесси Блаунт — мать его старшего сына. Графиня Лэнгфорд — его недолгая любовница. Ее прозвали мистрис Бескорыстие, поскольку она ничего не просила ни для себя, ни для семьи. Даже королева Екатерина ее любила. Но слухи о матери были мимолетными и легко забылись, тем более что она годами не бывала при дворе. Однако он едва не плачет от умиления при упоминании об этих леди. И добр к их семьям. Ты дочь Розамунды Болтон, подруги его детства. Он и королева были очень благосклонны к Бэнон, ко мне и моему семейству. Думаю, попроси ты, и он нашел бы тебе мужа. Поэтому ты не можешь покинуть двор, не попрощавшись с королем подобающим образом, не говоря уже о твоей подруге, мистрис Болейн.

Легкая улыбка коснулась губ Элизабет.

— Сама ты не захотела подружиться с ней. Но если это сделала сестра, значит, новая влиятельная связь не повредит твоим сыновьям при условии, что Анна в один прекрасный день станет королевой. Но разве мой племянник, Оуэн, уже не служит герцогу Норфолку?

— Да, благодаря королю Оуэн поступил на службу к кардиналу незадолго до того, как тот пал. И тогда король велел Норфолку взять его к себе, заявив, что лишний паж герцогу не помешает, Говарды — очень влиятельное семейство. Твои племянники служат двум самым могущественным в королевстве людям.

— Хорошо, я не уеду, не попрощавшись, — пообещала Элизабет. — Но сегодня хочу побыть наедине со своими мыслями.

— Прекрасно, — обронила Филиппа, поднимаясь и расправляя юбки. — Только не мечтай о том, что не может сбыться. Лучше подумай о необходимости найти мужа. Это тот редкий случай, когда матушка и я в чем-то согласны. Да и Бэнон нас поддерживает.

— Убирайся, — буркнула Элизабет и, улегшись, натянула одеяло на голову.

До нее донеслись шаги сестры. Дверь открылась и захлопнулась.

Элизабет выглянула из-под одеяла. В соседней комнате слышались голоса: это Филиппа, несомненно, дает Нэнси какие-то наставления. Элизабет устроилась поудобнее и стала размышлять, как лучше провести день. Утро было прекрасным. Слишком хорошим, чтобы оставаться в постели.

Она села и свесила ноги с кровати. Но и во дворец идти не хотелось. Может, покататься верхом?

— Нэнси! — позвала она.

На пороге появилась служанка:

— Да, леди?

— Дядюшка уже ушел?

— Еще нет и полудня, леди. Но думаю, он уже встал, потому что я видела, как мастер Уилл брал для него поднос.

— Пойди спроси, нельзя ли с ним поговорить, — распорядилась Элизабет.

Нэнси убежала, а Элизабет встала, подошла к окну и, взглянув вниз, увидела сестру, шагавшую к калитке. Филиппа не теряет ни минуты из майских развлечений! Она хочет повеселиться напоследок, поскольку через несколько дней двор уедет из Гринвича. Вот и прекрасно! Сестра извинится за нее, и она свободна! Неужели здесь, в Гринвиче, никто не ездит верхом? Она не сидела на лошади с тех пор, как приехала сюда.

— Его милость просил вас зайти, — объявила вернувшаяся Нэнси.

Элизабет, как была, в длинной сорочке поспешила вниз в покои дядюшки. Тот сидел на широкой постели в ожидании завтрака.

— Доброе утро дорогая. Филиппа уже ушла?

— Да, после того как прочла мне нотацию, — хмыкнула Элизабет, садясь на край кровати. — Дядюшка, я не хочу идти сегодня во дворец! Хочу кататься верхом!

— Превосходная мысль, дорогая, — согласился он. — Это даст нам передышку от скуки, которая, как я вижу, царит при дворе. Я буду рад уехать отсюда.

— Филиппа говорит, мы не должны уезжать, пока не отбудет король. Это так?

— К сожалению.

— Но мы не должны бывать при дворе каждый день, верно?

— Не должны, — кивнул он. — Я знаю чудесную тропинку у реки, где можно покататься сегодня днем. А вот и Уилл! Умираю с голоду!

Элизабет видела, как Уилл с легкой ухмылкой поставил поднос на колени лорда Кембриджа и сунул ему салфетку в вырез рубашки.

— Повар хотел, чтобы я принес вам горячий хлеб. Каравай только что вынут из печи, милорд.

— Уилл так заботится обо мне, дорогая девочка! Верно? — счастливо вздохнул Томас.

— Так оно и есть дядюшка, — согласилась Элизабет, ловко стащив кусочек бекона с тарелки дядюшки. — Сегодня мы собираемся покататься верхом. Хотите с нами, Уилл? Вы так усердно трудились, несколько раз ездили в Лондон, пока мы с дядюшкой развлекались при дворе. Скоро мы возвращаемся домой. Поедем сегодня с нами?

— С удовольствием, — поклонился Уильям.

— Вы уже рассказали дядюшке о котенке? Совершенно очаровательное существо пряталось в нашей барке. Не знаю, как он туда забрался. Но мы увезем его на север и назовем Домино, потому что он черно-белый. Я пообещала ему, что, если Пуссумс он не понравится, мы возьмем его к себе.

— Пуссумс уже пожилая дама и скорее всего невзлюбит парнишку, — заметил лорд Кембридж. — Но я привык иметь котов, и теперь у меня будет сидеть по одному на каждом колене. А тебе, девочка, скажу так: если хочешь иметь кота, найди себе своего.

— Дядюшка, ты такой добрый! — воскликнула Элизабет. Томас довольно ухмыльнулся.

После завтрака они оделись и поехали кататься. Вскоре Элизабет обогнала спутников, и, когда она добралась до вершины холма, те еще плелись внизу.

— Мистрис Элизабет немного грустна сегодня, — отметил Уильям.

— Думаю, она готова влюбиться в королевского курьера, Флинна Стюарта, окажи он ей хоть малейшее поощрение. Конечно, он настоящий джентльмен, но ей не подходит.

— Потому что шотландец?

— И да и нет. Не будь он единокровным братом короля, тогда другое дело. Я хотел найти для Элизабет хорошего мужа-англичанина, но вряд ли это возможно. И что тогда остается? Либо заставить ее идти к алтарю с одним из северян, либо пусть она уж ищет шотландца, который ей понравится. Но вряд ли это может быть Флинн. Его преданность шотландскому королю слишком велика. Фрайарсгейту всегда везло. Он находится слишком далеко от воюющих сторон и мародеров. Если разразится война, а она рано или поздно разразится, Флинну придется принять чью-то сторону. А вот простой шотландец без влиятельных связей не станет рваться на войну.

— У вас кто-то есть на примете, милорд? — спросил Уилл, хотя уже знал ответ.

Томас Болтон наверняка заранее все обдумал и решил судьбу Элизабет.

— Возможно, дорогой мальчик, но я еще не готов рассказать об этом, — задумчиво проговорил лорд Кембридж.

— Полагаю, вы также ничего не сказали мистрис Элизабет.

— Нет. И ее матери, Розамунде, тоже ничего не скажу. Я хочу удостовериться, что Элизабет будет счастлива в этом браке, так что пока ты должен свято хранить тайну.

— Разве я не всегда храню ваши тайны, милорд? — несколько обиженно сказал Уилл.

Лорд Кембридж улыбнулся:

— Ты настоящее сокровище, мой мальчик. И прекрасно знаешь, что я не могу без тебя обходиться.

К ним подскакала Элизабет.

— До чего же вы ленивы! — воскликнула она.

— Мы просто позволяем тебе дать выход энергии, а сами спокойно наслаждаемся окружающим пейзажем.

Элизабет рассмеялась и, повернув коня, вновь умчалась вперед.

— Ах, молодость, молодость… — вздохнул Томас.

Хоть на время избавившись от скуки и сковывающего этикета, разъезжая по сельской местности, Элизабет почувствовала себя лучше. До чего же здорово вернуться в дом дядюшки и съесть хороший обед вместо того, чтобы наблюдать, как едят король и мистрис Болейн, а самой жевать что придется. И не нужно до полуночи оставаться на ногах — можно лечь спать в любое время.

На следующий день Элизабет явилась ко двору.

— Где вы были? — недовольно осведомилась Анна. — Ваша сестра сообщила, что вы отдыхаете, поскольку не привыкли к ритму придворной жизни.

— Вы говорили с Филиппой? — изумилась Элизабет и увидела знакомую кошачью усмешку.

— Да. Она подошла ко мне, сделала реверанс и объяснила, что вы остались дома и лежите в постели. Ей было нелегко говорить со мной, но ее манеры оставались абсолютно безупречными. Она по-прежнему поддерживает королеву?

— Вряд ли слово "поддерживает" тут уместно, — поспешила защитить сестру Элизабет. — Видите ли, королева Екатерина с юности была подругой нашей матери. Еще до того, как королева Екатерина вышла за короля. Их дружба оставалась неизменной все эти годы. Матушка привезла Филиппу ко двору, когда девочке было всего десять лет, и с того момента сестра больше всего на свете хотела служить королеве. И служила, с двенадцати лет и до замужества. Королева была добра к Филиппе, и потому моя сестра предана ей и не хочет оставлять ее в трудный час. Если бы она поступила иначе, я бы перестала ее уважать, но даже сестра теряет терпение, видя упрямство и непреклонность королевы в деле о разводе.

— А когда я стану королевой? Будет она верна мне так же, как Екатерине Арагонской? — вырвалось у Анны.

— Это невозможно, — честно ответила Элизабет. — Но она будет почитать вас, как свою королеву. В этом можете быть уверены. У нее самые честолюбивые планы в отношении своих сыновей!

Анна кивнула.

— Мне будет недоставать вас, Бесс, тем более что никто не говорит со мной так откровенно, как вы. Неужели вам так необходимо возвращаться в свои унылые северные поместья?

— Здесь я завяну, дорогая Анна. И я не считаю Фрайарсгейт унылым. Он прекрасен: зеленые холмы, сползающие в озеро, а по склонам щиплют травку овцы. Я жажду просыпаться под пение птиц и ощущать свежий камбрийский ветер, дующий в окна. Да, мне необходимо ехать домой.

Анна тяжело вздохнула.

— Какое счастье делать то, что хочется. Завидная доля… Я же должна поступать по чужой указке. Но когда я стану королевой, буду повиноваться только его величеству! — объявила она.

— Анна, я молю вас об одолжении, — прошептала Элизабет. — Не могли бы вы попросить короля разрешить нам покинуть Гринвич до того, как уедет весь двор? Я не вынесу ожидания.

— Хорошо, я его попрошу, — согласилась Анна.

— О чем вы хотите меня попросить? — осведомился король, входя в комнату мистрис Болейн. Приблизившись, он нагнулся и поцеловал ее в губы.

Анна мило покраснела.

— Бесс хотела бы немедленно уехать домой. И хотя я стану по ней скучать, все же понимаю ее желание быть там, где ей лучше всего, потому что сама я безумно счастлива, когда ты рядом. Мы пробудем в Гринвиче еще несколько дней, а обычай требует, чтобы она оставалась до отъезда короля. Умоляю, разреши ей уехать раньше!

Король протянул руку и приподнял подбородок Элизабет.

— Лицом ты похожа на отца, а силой воли — на мать. Фрайарсгейт — то место, где ты черпаешь эту силу. Я заметил, что последнее время ты что-то бледна. В отличие от графини Уиттон ты не создана для придворной жизни. Мы даем тебе позволение удалиться, когда ты сочтешь нужным. И заодно благословение и пожелание благополучного путешествия.

Он протянул ей большую руку, и Элизабет ее поцеловала. Анна наблюдала всю эту сцену с некоторым облегчением. Хотя она считала Элизабет своей подругой, но в глубине души была рада, что та отправляется в свой Фрайарсгейт. Ее присутствие здесь воскрешало в короле воспоминания. Воспоминания, которые ему лучше забыть. Она не хотела, чтобы Генрих Тюдор жил счастливым прошлым. Пусть он живет настоящим и пусть будет счастлив только с ней! Они поженятся. Она родит ему сыновей, один из которых в свое время унаследует трон.

— Спасибо, ваше величество, — тихо проговорила Элизабет и, повернувшись, расцеловала Анну в обе щеки. — Спасибо за дружбу, Анна. Я всегда буду ее ценить. И стану молиться за тебя и твои заветные желания.

С этими словами: Элизабет присела в реверансе перед королем и Анной и попятилась к выходу.

Оказавшись во дворе, она поспешила найти лорда Кембриджа и сообщила, что как только он попрощается с королем, они могут ехать.

— Дорогая! — воскликнул он. — Ты поистине дочь своей матери. Я немедленно иду к королю. До вечера еще далеко, и если мы поторопим слуг, то успеем собраться и завтра отправимся в путь. Я не стану закрывать свой дом, поскольку Филиппа пробудет здесь до отъезда короля. А может, останется при дворе до середины июня, пока все не уедут в Виндзор. Но мы втроем отправимся домой и, если повезет, доберемся до Фрайарсгейта в канун Иванова дня и увидим огни на холмах.

И он поспешил во дворец.

Элизабет вышла из дворца, почти пробежала через рощицу и, найдя Нэнси на кухне, объявила:

— Едем домой. Завтра. Если успеем собрать вещи.

— И мы тоже? — спросила Люси, служанка сестры.

— Нет. Ты знаешь свою хозяйку… — усмехнулась Элизабет.

— Да, она останется, пока ангел не затрубит в трубу, — покачала головой Люси. — Как она обожает придворную жизнь! Едва оправилась от родов и сразу поехала сюда, чтобы быть с вами, мистрис Элизабет. Жаль, что вы не нашли себе мужа!

— Не нашла. Но зато Фрайарсгейт — мой, и только мой. Я буду наверху, Нэнси. Не задерживайся.

Дождавшись, пока хозяйка вышла из комнаты, Люси сочувственно пробормотала:

— С ней нелегко. Верно?

— Наоборот. Просто она не думает ни о чем, кроме Фрайарсгейта. Он поглощает ее точно так же, как двор поглощает твою леди. По-моему, это неестественно. Но мне лучше идти, а то она в спешке сама начнет заталкивать платья в сундук и помнет все, что можно.

Пока женщины трудились не покладая рук, Томас Болтон нашел Филиппу, собиравшуюся играть в теннис с подругой:

— Твоя сестра сумела получить у короля разрешение на отъезд, — сообщил он, отведя ее в сторону. Дом — твой, пока двор не переберется в Ричмонд. И ты знаешь, лондонский дом тоже в твоем распоряжении. Поужинай с нами сегодня! Если я хоть немного знаю Элизабет, мы выедем из дома прямо на рассвете.

— Мне так жаль, дядя, — вздохнула Филиппа, — что я подвела семью.

— Никто из нас не подвел семью, — заверил ее Томас. — Мы всего лишь пытались совершить геркулесов подвиг, но у нас ничего не вышло. Элизабет не ты, с твоей утонченностью, и не Бэнон, которая довольствуется ролью жены и матери. Она — хозяйка Фрайарсгейта и очень серьезно относится к своим обязанностям. Для нее нужен совершенно особый мужчина.

Филиппа кивнула, признавая его правоту.

— Желаю тебе удачи, дорогой дядя, — хихикнула она, сразу напомнив ему юную Филиппу. — Немного похоже на поиски Святого Грааля [7], не согласен?

— Не говори так, дорогая! Помни, Грааль так и не нашли!

— Я буду скучать по тебе, — призналась Филиппа, обнимая его. — И приду домой пораньше, чтобы в последний раз поужинать вместе.

— Превосходно! А теперь пойду попрощаюсь с нашим благороднейшим монархом, — заявил лорд Кембридж, уходя с теннисного корта.

Он нашел короля в покоях мистрис Болейн. Тот готовился идти обедать.

Томас отвесил низкий поклон:

— Ваше величество!

— Клянусь Богом, никто не умеет кланяться так изысканно, как ты! Ты самый элегантный из моих придворных! Полагаю, ты пришел попрощаться с нами?

— Так и есть, ваше величество. Как бы я ни сожалел о стремлении моей племянницы так быстро вернуться на север, но должен сопровождать ее. Розамунда не одобрит ее путешествия в одиночку.

— Когда ты вернешься к нам? — спросил король.

— О, ваше величество, вряд ли можно сказать наверняка. Мне уже шестьдесят, и я нашел, что это путешествие потеряло былую привлекательность. Боюсь, ваше величество, что я стал похож на старого кота, предпочитающего свой собственный очаг, — сухо усмехнулся лорд Кембридж.

— Нам будет не хватать твоего безупречного вкуса и остроумия, но мы тебя понимаем. Поезжай, Том, и я надеюсь когда-нибудь снова увидеть тебя.

Лорд Кембридж поцеловал большую, украшенную кольцами руку, поднес к губам маленькую изящную ручку мистрис Болейн и, заметив шестой, крошечный, пальчик подался вперед и что-то прошептал ей на ухо.

Анна широко улыбнулась — поистине редкое зрелище! — и поцеловала его гладко выбритую щеку.

— Спасибо, милорд. Это идеальное решение. Не знаю, почему я сама об этом не подумала!

— Иногда, дорогая леди, мы не замечаем того, что лежит на поверхности. Желаю вам удачи, — произнес лорд Кембридж и, поклонившись в последний раз, удалился.

— Что он сказал тебе? — не выдержал король.

— Посоветовал носить рукава чуть длиннее, чтобы спрятать палец на левой руке. Он поразительно разбирается в модах.

Она была очень довольна, поскольку крошечный пальчик был для нее источником непрестанного стыда.

Томас поспешил к себе, испытывая невыразимое облегчение. Он чувствовал, что больше не увидит это место. Вернувшись домой, он проведет остаток жизни в Камбрии. Что ж, самое время. Он уже не молод и ощущает тяжесть лет. Особенно в коленках!

Войдя в дом, он отыскал Гарра, своего камердинера. Оказалось, что он и Уилл уже укладываются.

Том усмехнулся. Неужели и им так не понравилось здесь, что они спешат уехать?

Филиппа пришла к ужину и увидела, что дорожная повозка уже нагружена с верхом. Покачав головой, она рассмеялась. Между ней и сестрой всего четыре года разницы, но по взглядам на жизнь они далеки друг от друга, как небо и земля. Филиппа — современная женщина, которая думает о карьере сыновей. Элизабет готова оставаться в глуши и управлять поместьем. Ни одна из них не изменится, но Филиппа искренне хотела, чтобы младшая сестра удачно вышла замуж.

— Вы, конечно, рано ляжете спать? — поддразнила она Элизабет и Тома.

— А ты поешь и тут же поспешишь во дворец, на вечерние развлечения? — отшутилась Элизабет.

— Нет, — ответила Филиппа, немало удивив сестру. — Сегодня я останусь с вами. Если ляжете спать пораньше, я тоже лягу. Завтра на барке вы доберетесь до Лондона. Это очень приятная поездка, и вы ничуть не устанете. А уж дальше… Когда проведешь день в седле, забудешь, как держаться на ногах.

Лорд Кембридж мучительно поморщился:

— Когда-нибудь изобретут более удобный способ путешествовать. Жаль только, что я до этого не доживу.

— Ты мог бы ехать в одной из новых дорожных повозок, которые я видела, — предложила Филиппа. — У некоторых они уже есть.

— Ну уж спасибо! Они такие примитивные. Лучше я поеду верхом, а в будущем постараюсь вообще избегать всяческих поездок. Только в Оттерли и Фрайарсгейт, дорогие. Клянусь!

Сестры рассмеялись, и Элизабет заметила:

— Через несколько лет, дорогой дядюшка, тебе все наскучит и до невозможности захочется посетить двор. Ты не забыл: у Бэнон пять дочерей. Тебе придется снова искать мужей. Но думаю, это будет куда легче, чем в моем случае!

— Я еще не сдался, дорогая, — фыркнул Томас.

К ним присоединился Уильям, и они провели приятный вечер за вкусной едой. Потом сестры пели дуэтом, как в дни юности. Уилл и лорд Кембридж играли в шахматы, а сестры тихо беседовали, зная, что увидятся не скоро.

— Когда ты выйдешь замуж, тебе будет необходимо знать кое-что о мужчинах и женщинах. Вряд ли мать решится на такие разговоры, — вздохнула Филиппа.

— И не надо, — отмахнулась Элизабет. — Я знаю все, что необходимо знать.

— Овцы не люди, — отпарировала Филиппа.

— Знаю, — смеясь, повторила Элизабет.

— Бэнон! Значит, Бэнон уже говорила с тобой! Что ж, я очень рада, что она о тебе позаботилась! Невежество не всегда является благословением. Но будет мудро, если ты в брачную ночь притворишься невежественной.

Элизабет промолчала. Пусть она невежественна, но не станет обсуждать такие подробности со старшей сестрой.

— Думаю, пора спать, — пробормотала она вставая. — Мы выезжаем рано.

Она расцеловала Филиппу в обе щеки.

— Спасибо тебе. Давай попрощаемся сейчас — ты вряд ли проснешься в такую рань. Я с удовольствием провела с тобой время. Мы обе стали старше и, возможно, мудрее.

— Да, — кивнула Филиппа. — Передай маме мою горячую любовь. Хотелось бы, чтобы она повидала внуков.

— Повидает, если привезешь их на север. Она больше не ездит на юг, но ты хотя бы однажды могла бы нас навестить. Она тоскует по тебе, Филиппа. И знаешь, до сих пор не может простить тебе, что ты отказалась от поместья. Хотя я управляю им куда лучше. Умоляю, сестра, приезжай, когда твоя дочь немного подрастет.

Филиппа немного смутилась:

— Возможно, следующим летом. Тогда Мэри Роуз будет около двух лет.

— Мама очень обрадуется. Ты можешь остановиться во Фрайарсгейте, если не хочешь ехать в Шотландию. Мама сделала Клевенз-Карн немного более уютным, но он все же непригляден по сравнению с моим домом. Забудь хотя бы на одно лето о придворной жизни. Двор всегда останется двором, а мама не вечна. Прощай, сестра.

Не дожидаясь ответа, Элизабет вышла. Мужчины тоже встали.

— Еще даже не стемнело, — пожаловался Томас. — Но если Элизабет пошла спать, значит, я должен последовать се примеру. Твоя сестра поднимет меня еще до рассвета и не потерпит никаких проволочек. А ты возвращайся во дворец, там уже начались вечерние развлечения.

— Возможно, я так и сделаю, — кивнула Филиппа. — Раз вы идете спать, я с таким же успехом могу отправиться во дворец. Возьму с собой фонарь, чтобы на обратном пути освещать дорогу.

Она обняла его и тихо произнесла:

— До свидания. Я, как всегда, буду по тебе скучать.

— Я тоже, дорогая. Мой привет Криспину. — Томас помолчал, а потом продолжил: — Следующим летом ты непременно должна приехать на север. Ты первенец нашей матери, и она тебя любит. Но вы не виделись с тех пор, как ты отказалась от Фрайарсгейта. К следующему лету ваш наследник будет уже почтивзрослым. Она не видела ни его, ни твоих остальных детей. Без нее у тебя не было бы всего того, что есть сегодня. Вспомни об этом, когда снова захочешь отложить свой визит во Фрайарсгейт. Король и герцог освободят твоих сыновей от службы, если узнают причину отлучки. Не подведи меня, дорогая. Не подведи свою мать. — Он поцеловал ее в лоб. — Прощай, дорогая.

— Благослови Господь вашу светлость, — добавил Уильям Смайт, целуя ее руку и низко кланяясь.

— Спасибо, Уилл. Я получила кучу наставлений, верно?

— Так оно и есть, миледи. Но его милость сказал все это из любви к вам и вашей семье. Думаю, вы это понимаете, — тихо ответил он.

— Счастливого путешествия, Уилл.

— Спасибо, ваша светлость. Прощайте. Оставшись одна, Филиппа долго не трогалась с места.

Неожиданно для себя она осознала, что хочет поскорее вернуться домой. Ее грызла тоска по Криспину, маленькому Хыо и крошке-дочери. И все же сегодня она пойдет на праздник, который устраивает король для Анны Болейн.

А перед своим отъездом она должна поговорить с Генри и Оуэном по очень важному делу. Последнее время манеры старших сыновей казались ей очень грубыми, и это необходимо немедленно исправить. Рано или поздно Анну Болейн постигнет судьба всех шлюх, но пока что власть у нее в руках, и нельзя, чтобы сыновей графа Уиттона обвинили в неприличном и дерзком поведении. До чего же трудно быть матерью!

Тяжко вздохнув, она поспешила во дворец.

Наутро она узнала, что родственники уехали с первыми лучами солнца.

С погодой им повезло — день выдался теплым и безветренным. Они плыли по реке и быстро добрались до дома лорда Кембриджа. Было решено не оставаться на ночь в Лондоне, а продолжить путешествие.

Они пообедали и собрали вооруженную охрану, которой предстояло сопровождать их в пути. Уилл поскакал вперед, чтобы снять комнаты в приличных гостиницах по пути их следования.

Всадники проехали Уорикшир, Стаффордшир, ужасные дороги которого, к счастью, оставались сухими. Элизабет извела всех, неутомимо подгоняя коня. Они, не останавливаясь, проскакали Чешир и немного задержание в Ланкастере, где дороги проходили через густые леса, поросшие высокими деревьями. Только безлюдные холмы Уэстморленда заставили ее сердце забиться сильнее, несмотря на сильные дожди и размытый тракт. Еще день — и наконец-то они в Камбрии.

Добравшись до Карлайла, они остановились на ночь в странноприимном доме аббатства Святого Катберта, где настоятелем был Ричард Болтон, двоюродный дедушка Элизабет.

Ричард уже приближался к семидесятилетию, но все еще был красив, со своими поразительно яркими синими глазами и снежно-белыми волосами.

— Кузен Томас, — приветствовал он лорда Кембриджа. — Вы вернулись с хорошими новостями? Элизабет, дитя мое, ты просто светишься! Наверное, какой-то славный молодой человек тому причиной?

— Нет, сэр, — задорно ответила Элизабет. — Боюсь, это станет огромным разочарованием для мамы, но я не нашла мужа. А вид у меня счастливый лишь потому, что мой дом уже близок.

Настоятель покачал головой:

— Возможно, твоя судьба здесь и всегда была здесь, дитя мое. Кузен Томас, ты выглядишь усталым. Похоже, долгие путешествия больше не для тебя.

— Увы, кузен, я вынужден согласиться, — вздохнул лорд Кембридж.

Они съели незатейливый ужин, и Элизабет ушла на женскую половину, а мужчины остались беседовать за кувшином вина.

— Помню, как Филиппа, вернувшись домой после первого пребывания при дворе, сразу объявила, что непременно снова возвратится ко двору, потому что ни за что не позволит приковать себя к деревенскому олуху, — с улыбкой вспоминал настоятель. — А вот у Элизабет все наоборот. Меня всегда поражала разница между дочерьми Розамунды. Значит, ничего не вышло?

— Ничего, — покачал головой лорд Кембридж. — Впрочем, я не особенно и надеялся. Возможно, я знаю, как решить эту проблему, но пока я не готов это обсуждать. Однако надеюсь, что ты меня поддержишь. Ты ведь знаешь, я желаю Розамунде и ее дочерям только добра. И никогда их не подводил.

— Никогда, — согласился настоятель и хитро прищурился. — И ни малейшего намека на твои планы?

— Шотландец, и это все, что я сейчас скажу, — отозвался Томас.

— Вот как? — удивленно пробормотал Ричард. — Еще вина, кузен?

— Последний кубок, — объявил Томас и, допив вино, встал. — Доброй ночи, Ричард.

— Доброй ночи, Томас. Я буду молиться за тебя. Ты явно в этом нуждаешься, — хмыкнул святой отец. — Тем более что пытаешься сотворить чудо.

Наутро после ранней мессы и завтрака из овсяной каши, хлеба, сыра и эля они направились во Фрайарсгейт. День снова был ясным, как почти все время после их отъезда из Гринвича. Элизабет попыталась пришпорить коня, но сэр Томас не позволил.

— Не старайся зря, дорогая. Мы скорее всего приедем во Фрайарсгейт не раньше завтрашнего утра. Остановимся в монастыре Святой Марии, как в прошлый раз. Там нас ждут. Я не хочу спешить, боюсь, как бы на полпути во Фрайарсгейт нас не застигла темнота. В этих местах легко стать жертвами набега шотландцев. — Он вздрогнул. — Бог знает, что они могут с нами сделать!

— Клянись, что мы покинем монастырь еще до мессы, — велела Элизабет.

— Клянусь, — улыбнулся он.

Томас сдержал обещание. Они покинули монастырь еще до рассвета. Спящая привратница была очень удивлена и ранним отъездом, и даром, который ей вручили.

Элизабет, едва сдерживая радостное волнение, поскакала вперед в сопровождении двух стражников. Она сразу поняла, что они пересекли границы ее земель, и остановилась на несколько минут, чтобы дать отдых коню.

Потом поднялась на вершину холма и увидела озеро, сверкающее на солнце. Слезы радости выступили у нее на глазах. Фрайарсгейт! Ее любимый Фрайарсгейт! Больше она никогда его не покинет!

Элизабет оглядела свои, владения. На полях зеленели дружные всходы. Отары овец и стада коров выглядели здоровыми и крепкими. Люди усердно трудились. Более чем двухмесячное отсутствие хозяйки никак не сказалось на состоянии поместья. Значит, она зря боялась!

Элизабет пустила коня по дороге, весело взмахивая рукой при виде знакомых лиц. Да здесь в сто… нет, в тысячу раз лучше, чем при дворе короля Генриха!

Она остановила коня у крыльца. Навстречу выбежала Мейбл, которую Уилл предупредил о приезде хозяйки.

— Дитя мое, как хорошо, что ты дома!

— Никуда я больше не уеду, — объявила Элизабет, входя в дом. — При дворе для меня нет ничего интересного.

— Но ты нашла себе мужчину? — допытывалась Мейбл.

— Нет. Был один, но не подошел мне.

— И почему, интересно, не подошел? — не унималась старушка.

— Его преданность будет принадлежать не мне и не Фрайарегейту, — вздохнула Элизабет.

— Как?! Никто меня не приветствует?! — воскликнул лорд Кембридж, сердечно целуя Мейбл.

Та хихикнула, но, тут же став серьезной, призналась:

— Вы были нашей последней надеждой, Том Болтон, а девочка говорит, что единственный парень, которого она нашла, оказался неподходящим. Значит, леди Филиппа была права?

— К сожалению, — кивнул Томас. — Но не все потеряно, дорогая Мейбл. У меня возникла весьма интересная мысль. Подумаю, как можно ее осуществить.

— Вы хитрец, Том Болтон! Но поскольку всегда стараетесь для семьи, подожду, что из этого выйдет.

— Он даже мне не сказал, — пожаловалась Элизабет. — Где Эдмунд? Я хочу услышать все новости о Фрайарсгейте!

— Ты только приехала домой, дитя мое, — попеняла Мейбл, — а у моего Эдмунда был тяжелый день. Пусть он хотя бы поужинает спокойно! Поговорите завтра. Клянусь, у нас все хорошо.

В этот момент в зал вошел Эдмунд Болтон, управитель Фрайарсгейта, и, приблизившись, поцеловал Элизабет в лоб:

— Добро пожаловать, дитя мое.

— Мейбл утверждает, что у вас все в порядке, поэтому мы можем потолковать утром. А пока я расскажу вам о своих приключениях и о празднике, который устроила мистрис Болейн в честь моего дня рождения. У всех нас были костюмы, а дядя Томас, как всегда, превзошел самого себя. Все нами восхищались.

Слуги принялись вносить блюда с едой. Элизабет, ее родственники и Уилл уселись за высокий стол. Ужин был простым: жареный петух, начиненный хлебными крошками и сушеными фруктами, две крупных вареных форели на ложе из кресс-салата, блюдо бараньих отбивных, зеленый горошек, крошечные молодые морковки в сливочно-укропном соусе, свежеиспеченный хлеб, только что сбитое масло и половина головки острого чеддера. Еду запивали элем. На десерт подали свежие персики.

— Ни один обед при дворе не может сравниться с этим, — заявила Элизабет, вгрызаясь в спелый персик.

— Вижу, долгий путь и усталость не подействовали на твой аппетит, — хмыкнула Мейбл.

— Расскажи нам о дворе, — попросил Эдмунд.

Элизабет начала подробный рассказ о своем путешествии. Время от времени Томас Болтон вставлял пару слов. Все до слез смеялись над ее язвительным описанием придворных нравов, особенно когда она рассказывала, как они с дядей явились на праздник в костюмах овец.

— И что сказал король? — выдавила Мейбл.

— Он умен и понял смысл шутки.

— А как ко всему этому отнеслась твоя спесивая сестрица?

— Сначала немного растерялась и сказала, что не пойдет на праздник. Но дядя Томас знал, что она никогда не пропустит ничего подобного, и, кроме того, сплетни, которые поползли бы, не явись она на маскарад, погубили бы Филиппу.

— Да, ее светлость всегда умела позаботиться о себе, — съехидничала Мейбл.

— Нет, сейчас она думает не о себе, а о своих сыновьях, которые служат при дворе. Генри — паж короля, а Оуэн — герцога Норфолка.

— Я думал, что один ее сын у кардинала, — заметил Эдмунд.

— Кардинал впал в немилость, — пояснил Томас.

— Сын бедняка, поднявшийся слишком высоко. Рано или поздно так и должно было случиться. Он не остался там, где было его настоящее место, и вот что получилось.

— Это был блестящий ум, Эдмунд, — возразил лорд Кембридж, — и преданный слуга короля. Его преступление состояло в том, что он рискнул возразить королю.

— Расскажите о костюме леди Филиппы, — попросила Мейбл.

— Она была одета павлином, — пояснила Элизабет и стала рассказывать.

Когда она поднялась к себе, по деревенским меркам было уже довольно поздно.

После ее ухода лорд Кембридж приоткрыл завесу тайны:

— Я найду ей мужа, хотя знаю, что она не обрадуется, если это произойдет. Пусть ей уже двадцать два, но она еще не познала страсти. Давно пора это сделать.

— Ты пошлешь за Розамундой? — поинтересовался Эдмунд.

— Рано. Пусть Элизабет побудет дома, прежде чем ее мать и Логан начнут терзать бедняжку по поводу воображаемой неудачи. Еще есть время для мужа и детей.

— Молодой шотландец, который пробыл здесь всю зиму… — заговорил Эдмунд. — Его отец написал, что овцы, купленные для Грейхейвена, похоже, прижились, и он, с разрешения Элизабет, вновь хочет прислать сына, чтобы тот побольше узнал о ткачах и станках.

— Вот как, — пробормотал Томас.

Что ж, это верный знак того, что он сможет осуществить свой план.

— Что ты ответил? — с деланной небрежностью спросил он.

— Я не увидел в этом ничего дурного. Написал хозяину Грейхейвена — пусть присылает своего сына, но, чтобы узнать все, тому придется прожить здесь всю осень, а возможно, и зиму.

— Очень мудро с твоей стороны. Он кажется довольно приятным парнем… и к тому же умным.

— Когда вы возвращаетесь в Оттерли? — осведомилась Мейбл.

— Через несколько дней пошлю дорогого Уилла узнать, как идет стройка. Я не вернусь, пока новое крыло не будет отделано. Уилл должен убедиться, что на этот раз нам не станут мешать. Как бы я ни обожал свою милую Бэнон, ее выводок слишком шумен и энергичен для человека моих лет.

— А что будет, если Элизабет выйдет замуж и нарожает детей? — фыркнула Мейбл. — Тогда вы больше не сможете прятаться во Фрайарсгейте. Уверены, что хотите найти ей мужа?

— Да, ради нее самой, ради дорогой Розамунды и особенно ради Фрайарсгейта! А я буду жить спокойно и счастливо в своих уединенных покоях! Но иногда буду наезжать во Фрайарсгейт.

Томас зевнул, потянулся и встал.

— Я утомлен этой бесконечной поездкой и всеми треволнениями! Слишком много я перенес за последние два с половиной месяца! И теперь хочу спать. Доброй ночи, Эдмунд, Мейбл.

Он направился к себе, размышляя на ходу. Простой шотландец Бэн Маккол. До отъезда из Гринвича Томас о нем не вспоминал. Но теперь он не шел у Томаса из головы.

Элизабет нуждается в муже. В человеке, который бы так же усердно занимался Фрайарсгейтом, как она сама. В человеке, который добровольно согласится уйти в тень, чтобы девушка поверила; власть над Фрайарсгейтом по-прежнему в ее руках. В хорошем человеке, каким был ее покойный отец, сэр Оуэн Мередит.

Лорд Кембридж знал, что между молодыми людьми существовало взаимное влечение. Не может ли он позаботиться о том, чтобы это влечение загорелось вновь? Чтобы оно переросло в любовь? И будет ли шотландец любить Элизабет настолько, чтобы забыть о том, что разделяет их две страны? Бэн Маккол — не Флинн Стюарт. Он предан отцу, который взял его в свой дом, любил и заботился о нем. Но сам Бэн — незаконный сын, поэтому не может стать наследником. Однако захочет ли отец дать ему свободу в обмен на богатство и почет? Настоятель Ричард прав: ему понадобится чудо. Но как ни странно, это его не пугало. Он прожил хорошую жизнь, был щедр и великодушен с окружающими. Господь наверняка подарит ему чудо!

Томас Болтон молился истово, как никогда в жизни. Потому что он прав. И твердо это знает.

Глава 9

Колин Хей, хозяин Грейхейвена, взглянул на старшего сына:

— Бэн, я посылаю тебя обратно в Англию.

Этот красавец с черными волосами и зелеными, как листва, глазами в свои пятьдесят два года выглядел на двадцать лет моложе и казался скорее братом, чем отцом Бэна.

— Я написал во Фрайарсгейт и получил ответ. Проведешь там лето и осень, а если понадобится, останешься на зиму.

— Но почему? — удивился Бэн. — Я едва успел обжиться дома.

Он был на дюйм выше родителя, с таким же высоким широким лбом, длинным прямым носом и широким ртом. Издали их часто путали.

— Я хочу больше узнать о том, как ткут сукно, — пояснил Колин. — Батраки Фрайарсгейта просиживают за станками долгими зимними днями и получают неплохой доход. Ты узнаешь все об этом занятии, а потом мы попытаемся устроить то же самое в Грейхейвене. Я поручаю это тебе, потому что твои братья хоть и хорошие парни, но не обладают деловым чутьем и не годятся ни для торговли, ни для ремесленных занятий.

— Когда ехать? — спросил Бэн.

Интересно, вернулась ли прелестная Элизабет Мередит? А если вернулась, замужем ли она? Он, разумеется, не имел права думать о ней, но она не шла у него из головы. Ее сладкий ротик. Золотистые волосы и светящиеся зеленовато-карие глаза.

Он едва не вздохнул вслух. Интересно, вспоминает ли она о нем?

— Можешь ехать завтра, — распорядился хозяин Грейхейвена. — Вернешься, когда все как следует изучишь.

Поэтому Бэн, вместе с псом Фрайаром, отправился в путь на следующее утро и несколько дней гнал коня с рассвета и до заката. В седельных сумках он вез овсяные лепешки и фляжку с вином. Иногда он останавливался и пускал коня попастись. Пока животное щипало траву, Фрайар охотился на кроликов. Ночевал он в полях, укрывшись суконным плащом. Фрайар охранял его от разбойников и диких зверей. Спустившись с нагорья, Бэн объехал стороной Эдинбург, пересек Шотландскую низменность и, когда с вершины холма взглянул на долину Фрайарсгейта, почувствовал, как странно сжалось сердце. Ничего подобного он до сих пор не испытывал. Такое чувство, словно вернулся домой.

Фрайар, похоже, узнал родные места, потому что громко залаял и стал прыгать.

Первым его приветствовал священник, отец Мата, как раз выходивший из церкви.

— Приятно снова видеть тебя, парень, — сказал он. — Эдмунд и Элизабет в доме. В этот день они обычно проверяют счетные книги.

— Значит, мистрис Элизабет уже вернулась из поездки? — уточнил Бэн, спешиваясь. — И конечно, привезла с собой славного жениха?

— Увы, она осталась незамужней, — вздохнул священник, покачивая головой.

— Может, найдет кого-то в вашей округе? — предположил Бэн без особой убежденности.

— У нас мало соседей. А поблизости и вовсе никого нет, — мрачно ответил святой отец. — Не знаю, что будет делать леди Розамунда. Она отдала Элизабет Фрайарсгейт, и мы всегда ждали, что девушка когда-нибудь выйдет замуж и родит ребенка, который унаследует Фрайарсгейт. Но теперь, похоже, этому не бывать, и что станется с Фрайарсгейтом? Леди будет расстроена, когда узнает правду. Поэтому пока что ей ничего не говорят, ибо никаким гневом не разрешить проблемы.

Они добрались до дома. Из конюшни выбежал паренек и забрал лошадь Бэна, после чего мужчины вошли в зал, где лорд Кембридж при виде Бэна широко улыбнулся и встал.

— Дорогой мальчик! Добро пожаловать во Фрайарсгейт! Приятно снова тебя видеть! Проходи и садись! Как удачно, что я задержался во Фрайарсгейте и мы встретились! Увы, каменщики, пристраивающие к Оттерли новое крыло, работают невыносимо медленно!

Бэн уселся рядом с Томасом, и слуга принес им кубки с вином. Священник тем временем вышел из зала.

— Отец Мата сказал, что ваш визит ко двору закончился неудачей, — заговорил Бэн. — Мне жаль, но помнится, вы и сами считали это не слишком хорошей идеей и поехали только потому, что этого желала леди Розамунда.

— Этот план сработал для старших сестер, — заметил лорд Кембридж. — И моя кузина надеялась, что так произойдет и с Элизабет. К сожалению, не получилось.

— И что теперь, милорд?

— Теперь я раздумываю, как поступить. Но скажите, дорогой мальчик, почему отец прислал вас снова? Хотите купить еще овец?

— Отец хочет, чтобы я изучал ткачество. Наверное, надеется дать мне цель в жизни, поскольку я, как незаконнорожденный, не могу быть его наследником. Он хороший человек и любит меня, поэтому его беспокоит мое будущее. В Грейхейвене мне ничего не принадлежит. Все достанется Джейми и Гилберту.

— Вижу, он действительно хороший человек.

И это прекрасный знак. Если хозяин Грейхейвена любит своего побочного сына настолько, чтобы беспокоиться за его будущее, можно кое-что устроить. Может, Колин Хей не будет возражать против того, чтобы отдать своего старшего сына Англии? Значит, теперь нужно всячески поощрять влечение между Бэном и Элизабет. Похоже, у нее пристрастие к шотландцам. Остается надеяться, что небольшой флирт между ней и Флинном не разбил ее сердца. И конечно, придется убедить Розамунду одобрить этот брак. Правда, в таких обстоятельствах она будет рада любому зятю, который полюбит Элизабет и поможет ей заботиться о Фрайарсгейте.

В холл вошла Мейбл и, поздоровавшись с Бэном, подошла ближе.

— Добро пожаловать. Я приготовила тебе маленькую комнатку наверху. Это тот щенок, которого ты взял с собой? — спросила она, гладя Фрайара. — Вижу, ты хорошо за ним ухаживал, парень.

— Да, я не мог оставить его одного. Мы стали хорошими друзьями. А вы, мистрис Мейбл, по-прежнему хороши, как майская роза.

Весело блестя серыми глазами, он взял ее руки в свои и поцеловал.

— Вижу, парень, ты большой льстец, — пробормотала та, краснея.

— Завтра канун Иванова дня, мистрис Мейбл. Вы потанцуете со мной у костра?

— Разумеется! — фыркнула Мейбл. — И мне будут завидовать все женщины! Не у каждой найдется такой красавчик кавалер.

— Бэн Маккол, добро пожаловать во Фрайарсгейт! — воскликнула Элизабет, входя в зал.

В глазах ее светилась искренняя радость.

Он медленно поднял ее руку к губам и поцеловал.

— Счастлив снова видеть вас, Элизабет Мередит, — прошептал он, и она стыдливо покраснела.

Зато лорд Кембридж был в восторге. Да! Вот оно! Влечение по-прежнему есть и при малейшем поощрении разгорится в костер любви, которая продлится всю жизнь. И какая разница, что он шотландец? Можно побиться об заклад, что отец будет счастлив женить его на такой девушке, как Элизабет, и тем устроить будущее сына. И ведь этот парень любит землю. Как он не заметил этого раньше?

Томас зажмурился и едва не замурлыкал от удовольствия, как кот.

Он обещал найти Элизабет мужа и нашел, хотя никто пока еще об этом не знал.

— О, вы взяли с собой Фрайара! — воскликнула Элизабет и, встав на колени, потрепала по голове выросшего щенка.

— Он настаивал на своем приезде, — пояснил Бэн, встав на колени рядом с ней и тоже гладя Фрайара.

— Вы хорошо о нем заботились.

— Он стал прекрасным пастухом, — сообщил Бэн.

Они поднялись с колен.

— Я попрошу Мейбл показать вам комнату. Скоро подадут ужин, — улыбнулась Элизабет. — Дядюшка, пока нас не было, судно сделало несколько рейсов в Нидерланды. Сукно, сотканное прошлой зимой, все продано, но, как обычно, много жалоб на то, что партии слишком малы. Возможно, пора увеличивать производства сукна. Эдмунд говорит, что в этом году шерсти будет очень много. Скоро начнется стрижка.

Бэн последовал за Мейбл, раздумывая об услышанном. Элизабет только что вернулась, но, похоже, все ее приключения уже забыты: верх взяла страсть к дому и делам.

Мейбл медленно взбиралась наверх, жалуясь на суставы и ревматизм, и наконец открыла дверь в небольшую комнату.

— Здесь тебе хватит места. И гораздо уютнее, чем постель у очага. Устраивайся, а потом возвращайся в зал.

Бэн огляделся. Чисто и уютно, а у стены даже есть камин. И покрывало на кровати из тяжелого небеленого полотна. У изножья кровати стоит деревянный сундук. Справа от кровати, у окна, — стол с маленьким медным тазиком и глиняным кувшином.

Положив седельные сумки на сундук, Бэн налил воды в таз, смыл с лица и рук дорожную пыль, как учила мачеха Эллен, и вернулся в зал, где домочадцы уже сидели за столом. Бэн нерешительно замялся.

— Садись рядом со мной, дорогой мальчик! — позвал лорд Кембридж.

Бэн немедленно послушался.

— Я соскучился по доброму обеду, — признался он, — потому что с начала пути не ел ничего, кроме овсяных лепешек.

Взяв миску, он налил себе густого супа из мяса с овощами, Томас протянул ему краюху каравая. Поняв, что молитву уже читали, Бэн перекрестился и принялся за еду. В два счета проглотил суп, взял с блюда несколько ломтиков деревенской ветчины, добавил к ним клинышек сыра и хлеба, который он намазал маслом с помощью большого пальца. Его кубок постоянно наполняли густым коричневым элем.

Он не разговаривал, целиком сосредоточившись на еде. И не забыл уронить под стол несколько кусков мяса, которые тут же проглотил лежавший у его ног Фрайар.

— Люблю мужчин с хорошим аппетитом, — пробормотал лорд Кембридж, когда Бэн остановился, чтобы передохнуть.

— Я тоже, — вставила Элизабет. — Ничто так не раздражает хозяйку дома, как чересчур разборчивые гости.

Она потянулась к персику.

До чего же хорошо быть дома! Носить одежду, не стесняющую грудь и движения, башмаки вместо неудобных, хоть и красивых, туфель!

— Бэн, — обратилась она к шотландцу, — насколько я поняла, ваш отец желает, чтобы вы изучили искусство ткачества и основы торговли тканями.

— Верно, — кивнул Бэн. Возможно ли это, но она стала еще красивее, чем он представлял.

— Завтра поедете со мной, и мы осмотрим отары, я всегда это делаю перед стрижкой. В течение нескольких следующих недель вам покажут, как хранить и готовить шерсть перед прядением. Это занимает почти всю осень. Прежде чем ткать сукно, нити прядут и красят, а потом наматывают на шпули. Некоторые красят уже сотканное сукно. Но не я. Весь процесс очень трудоемкий. Вашим арендаторам придется запастись терпением. Иначе ничего не получится.

Бэн кивнул, но подумал, что члены отцовского клана вряд ли обладают подобным качеством. Но он научится всему, что она может ему дать. Хотя бы для того, чтобы быть с ней рядом.

Она предложила сыграть в "Зайца и собак". Бэн согласился и рассмеялся, когда она побила его. Потом выиграл он и долго дразнил ее этим.

В зале было уютно и тепло. Собаки мирно спали на полу. Он вдруг сообразил, что лорд Кембридж и его секретарь отсутствуют. Мейбл и Эдмунд храпели на стульях. Можно сказать, что он и Элизабет остались одни.

— Вам понравилось при дворе? — спросил он, уже зная ответ.

— Не слишком. Я не смогла бы вынести такую жизнь. Одежда прекрасна. Беседа занимательна. Но они только и делают, что танцуют и играют в карты да пресмыкаются перед королем. Я нахожу это очень скучным. У меня была всего одна подруга: мистрис Анна Болейн, приятельница короля.

— Говорят, она ведьма, — заметил Бэн.

— Да, такие сплетни ходят, — рассмеялась Элизабет. — Те, кто их распространяет, прекрасно понимают, что король хочет иметь наследника, а поэтому ему необходимо избавиться от королевы Екатерины. Но их ужасно злит, что король влюблен в Анну и не хочет брать в жены французскую принцессу, а желает сделать своей королевой англичанку незнатного происхождения.

— Какая она?

— Неотразима, хотя красавицей назвать ее нельзя. Сердце у нее доброе, вот только ее дядя, герцог Норфолк, всячески ею манипулирует. Анна очень боится происходящего, хотя старательно скрывает свои страхи. Мне ее жаль. И я счастлива тем, что могу жить свободно.

— Кого еще вы видели при дворе? — спросил он.

— Еще одного шотландца. Единокровного брата короля Якова, — пояснила она.

— Что он делает при дворе короля Генриха? — удивился Бэн.

— Он личный курьер своего брата. Его зовут Флинн Стюарт, и мы стали друзьями. Потому что, как и я, он там чужой.

Бэн почувствовал укол ревности.

— Вы целовались? — выпалил он.

Элизабет застенчиво улыбнулась:

— Целовались. Несколько раз.

— А кого еще вы целовали? — не выдержал Бэн.

— Никого! — рассмеялась Элизабет. — Только Флинна. Я не распутница.

— И все же вы его целовали, — настаивал Бэн. — Чужака. Едва знакомого.

— Похоже, у меня слабость к шотландцам, — пошутила она и, поднявшись, объявила: — Я иду спать. Мой день начинается рано. Доброй ночи, Бэн. Я рада, что вы снова с нами.

Он еще долго сидел за столиком. И правда, хорошо, что он вернулся. Но следует сдерживать свои чувства. Жаль, что такая невеста не для него! Он — незаконный сын. Ему нечего ей предложить. Кроме любви, которая, как он вдруг осознал, растет в его сердце. Но Элизабет заслуживает человека, который может дать Фрайарсгейту еще что-то, кроме своего сердца.

Бэн несколько минут смотрел на огонь, потом встал и поднялся к себе.

Только тогда Мейбл приоткрыла глаза. Она вовсе не спала, а слушала и наблюдала за всем сквозь полузакрытые веки. Она видела выражение лица Бэна. Выражение лица человека, которого, терзают муки любви. Ошибается ли она или парнишка что-то испытывает к Элизабет? А Элизабет, не ведающая, что такое любовь, равнодушна к нему. Мейбл не знала, стоит ли расстраиваться по этому поводу. Придется не спускать с него глаз. И конечно, следует обсудить сложившееся положение с Томасом Болтоном. Покачав головой, она толкнула мужа в бок:

— Поднимайся, старик. Пора спать.

Эдмунд с ворчанием встал и поковылял в спальню, где заснул, не успев коснуться головой подушки.

Элизабет встала рано и вместе с Бэном отправилась осматривать отары. Матки казались меховыми шарами, ягнята жирели на материнском молоке и зеленой травке. Бараны стояли немного в стороне, как короли, обозревающие своих поданных.

— У вас прекрасные луга, — заметил Бэн. — Неудивительно, что овцы такие здоровые. Шотландские луга не так обильны травой. Ваш Фрайарсгейт — словно волшебное царство.

— Правда? — улыбнулась она. — Я тоже считаю, что это лучшее на земле место. И я хочу быть здесь всегда. Больше я не покину Фрайарсгейт.

Они вернулись домой в начале вечера. На склонах холмов уже загорались огни в честь кануна Иванова дня. Перед домом были расставлены столы, и слуги спешили разнести еду. Тут же стояли бочонки с элем. Все обитатели Фрайарсгейта были приглашены на праздник. На скамьях рассаживались женщины, мужчины и дети. Все дружно принялись за еду. Каждая семья принесла хлебные корки, деревянные чаши и ложки. В корки накладывалось баранье жаркое с луком и морковью. На блюдах лежали жареные куры и озерная форель, караваи мягкого хлеба, сыр, масло и свежие фрукты. Чаши снова и снова наполнялись добрым элем.

Дети, наевшись, бегали вокруг, старательно собирая хворост на большой костер, который будет разложен недалеко от дома.

Воздух был влажный, но теплый. Сумерки сгущались. На небе стали появляться звезды.

И тут хозяйка Фрайарсгейта встала:

— Кто хочет помочь мне разжечь костер?

Дети окружили ее. Каждый умолял выбрать именно его. Она повернулась к Бэну.

— Кого бы вы выбрали? — спросила она.

Он обвел глазами шумный круг, и взгляд его упал на маленькую девочку, которую оттеснили назад. Она уныло понурилась, понимая, что слишком мала, чтобы ее заметили. Увидев белокурые косички девчонки, Бэн подумал: возможно, так выглядела Элизабет в детстве, и подхватил малышку на руки. Ее улыбка согрела ему сердце.

— Вам поможет вот эта красотка, леди, — объявил он.

— Прекрасный выбор, сэр, — похвалила Элизабет. — Возьми меня за руку, Эдит, и мы вместе зажжем костер.

Бэн удивился, что она знает имя ребенка. Здесь собралось столько детей, как же она может помнить всех?

Девочка вцепилась в руку Элизабет. Факел коснулся горы хвороста — раз, другой, третий… И пламя вспыхнуло. Послышались радостные крики.

— Молодец, малышка, — сказал он Эдит.

Девочка снова одарила его милой улыбкой.

— Спасибо за то, что выбрали меня, сэр.

Поклонившись ему, она убежала к матери.

— Как вы добры, — тихо заметила Элизабет.

— Я видел, как отчаянно она хочет, чтобы ее выбрали, но не надеется на это. Трудно игнорировать молчаливую мольбу. А как обращались с тобой, когда ты была маленькой?

— Когда-то мы, сестры, были очень близки. Но после того как Филиппа побывала при дворе и вернулась домой, все изменилось. Она едва дождалась, когда снова поедет ко двору уже в качестве младшей фрейлины. Только об этом и думала, и, откровенно говоря, это ужасно раздражало.

— Мне хотелось бы познакомиться с твоей старшей сестрой, — усмехнулся он.

— Не получится. Теперь она аристократка. Графиня. И никогда этого не забывает. Но я была бы несправедлива к Филиппе, если бы не упомянула о том, как она была добра ко мне.

Музыканты заиграли веселый танец, и вокруг костра образовался круг. Бэн взял Элизабет за руку и присоединился к танцующим. Они плясали весело, самозабвенно, любуясь летящими в воздух искрами. По мере того как сгущалась тьма, пары стали исчезать во мраке. Круг танцующих становился все уже.

Поддавшись общему настроению, Элизабет потянула Бэна прочь от костра.

— Что ты делаешь? — вырвалось у него.

— Я еще никогда не покидала танцы рука об руку с мужчиной. Мне двадцать два года. Не находишь, что уже пора?

— Но тебе известно, чем занимаются парочки, бегущие прочь от огня?

— Разумеется. Любят друг друга, — чистосердечно призналась она. — А ты хотел бы любить меня, Бэн?

Он замер как вкопанный. И хотя не видел ее лица, чувствовал, что ладонь, лежавшая в его руке, была крепкой и теплой.

— Элизабет, ты говорила, что ты не распутница, и все же теперь предлагаешь испытать страсть вместе. Я должен точно понять, чего ты ждешь от меня.

— Ты не хочешь поцеловать меня? — улыбнулась она.

— Очень.

— Почему же не целуешь?

— Не ты ли когда-то утверждала, что поцелуи ведут к ласкам, а ласки — к страсти?

— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, — заупрямилась она. — Мне двадцать два года. Старая дева, почти не имеющая шансов пойти к алтарю, которая хочет, чтобы ее целовали. Бэн Маккол, я хочу, чтобы меня целовали во тьме Иванова дня. Чтобы меня целовал мужчина, которого я люблю. Которым восхищаюсь. Как тобой.

Она прижалась к нему и обвила руками его шею.

Бэн ощущал прикосновение ее грудей. Ее стройного тела. И на мгновение закрыл глаза, наслаждаясь чувствами, которые она будила в нем.

Он коснулся губами ее губ.

— Поцелуй меня, — прошептала она. — Поцелуй.

И он повиновался.

Один поцелуй перетекал в другой, третий…

Элизабет вздохнула. Теплое дыхание коснулось его лица. Он погладил ее по щеке, сжал лицо ладонями и стал целовать лоб, веки, нос, щеки и подбородок… А потом снова припал к губам. Каким испытанием воли стали для него эти поцелуи!

Он заставлял себя дотрагиваться до нее с нежностью, хотя жаждал опрокинуть в луговую траву и овладеть ею полностью и бесповоротно.

— Давай прекратим, — простонал он наконец.

— Почему? Я люблю целоваться!

Он осторожно снял со своих плеч ее руки и потихоньку отстранился.

— Потому что я начинаю желать, чтобы ты меня ласкала.

— Я тоже.

— Ты становишься очень дурной девчонкой! — рассмеялся он. — Что мне с тобой делать, Элизабет Мередит?

— Целовать и ласкать? — лукаво предположила она.

— А если мы поймем, что хотим большего, чем ласки и поцелуи? Я не хочу навлечь на тебя позор! Я тебе не подхожу.

— Но почему? — вызывающе спросила она. — Никому больше я не нужна.

— По происхождению я тебе не ровня. Ты это знаешь, — тихо ответил он.

— Будь я одна из деревенских девушек, Бэн, ты увел бы меня в темноту и овладел мной, верно?

Она снова притянула его к себе и обняла. Неужели она гак непривлекательна, что он ее не хочет?

— Элизабет, — беспомощно пробормотал Бэн, ощущая, как поднимается в нем страсть.

Да будь она простой девчонкой, уже давно лежала бы на спине, раздвинув ноги!

— Притворись, что считаешь меня одной из них! — взмолилась она. — Не думай обо мне как о наследнице Фрайарсгейта! Думай как о хорошенькой девчонке, с которой можно обниматься в канун Иванова дня! Неужели это так трудно?

Он не святой. Черт возьми! И не зеленый юнец, который не сможет остановиться, когда страсть разгорится слишком жарко! Девчонка хочет целоваться. Он ее желает. Да, черт возьми. Он ее хочет!

Бэн безмолвно повел ее в дальний конец луга, к последнему стогу, уложил на охапку сладко пахнущего сена и снова стал целовать пылкими, жгучими поцелуями, лишившими сил обоих.

Ощущение тяжелого мускулистого тела заставило ее сердце бешено колотиться. Ее обуревали эмоции, такие новые, неизведанные ранее, что она даже не могла понять их. Его язык проник в сладкую пещерку ее рта, возбуждая в ней странные желания. Между бедрами собралась липкая влага.

Пальцы Бэна ловко расстегнули ее блузу. Ладонь легла на маленькую упругую грудь. Элизабет удивленно охнула, но не отстранилась. Груди набухли, а крохотные соски окаменели.

— Ты такая сладкая, — прошептал он ей на ухо, продолжая ласкать груди. — Тебя ведь никогда не касались раньше, верно?

— Ты знаешь, что я девственница, — сумела выдавить она, хотя его ласки лишали ее разума.

— Некоторые девственницы разрешали мужчинам ласки и поцелуи, но не дарили свою добродетель. Ты, однако, никогда раньше не знала прикосновений мужчины, верно?

— Никогда. До этого момента. Но есть и другие ласки. Верно, Бэн? Скажи, что это так! — взмолилась она в полной уверенности, что умрет, если он не даст ей желаемого.

Вместо ответа он распахнул ее блузку, наклонил темную голову, и его губы сомкнулись на твердом соске.

— О Господи! — почти всхлипнула она.

Каждое движение его губ и языка отзывалось восхитительной дрожью во всем теле.

— Еще! Я хочу еще! — вырвалось у нее.

Бэн стал ласкать губами вторую грудь, слушая громовой стук ее сердца. Не в силах совладать с собой, он сунул руку ей под юбку и стал гладить внутреннюю поверхность бедер. Он ожидал, что она в ужасе отпрянет, но этого не произошло. Наоборот, она с силой надавила на его ладонь, когда он осторожно сжал ее венерин холмик. Ощутив, как повлажнела его кожа, на которую пролились ее сокровенные соки, он понял: пора прекратить эти любовные игры, иначе возврата не будет. Какое безумие заставило его согласиться на это? Он старше, более опытен, а она всего лишь наивная девственница. Ему следовало все предвидеть с самого начала. Но он не смог противиться искушению.

— Элизабет, нужно остановиться, — прошептал он.

— Почему? О, не нужно, Бэн… Это восхитительно!

Он неохотно отнял руку и быстро поцеловал ее в губы.

— Элизабет, я хочу тебя! Тебя всю! Но не погублю тебя, не опозорю в глазах мужчины, которому когда-нибудь выпадет невероятное счастье стать твоим мужем! Это всего лишь безумие летней ночи, но, к счастью, ничего страшного не произошло.

Его сильные пальцы зашнуровали блузу. Он встал, увлекая ее за собой.

— Пойдем. Если мы пробудем здесь еще немного, о нас подумают самое худшее. Я не позволю запятнать твою репутацию.

Он был рад темноте, потому что едва шел. Да и ноги Элизабет подгибались.

Она цеплялась за его руку, когда он вел ее к огню.

Эти минуты в объятиях Бэна Маккола стали для нее откровением. Теперь она поняла, что никогда не отдастся абы какому мужчине. Только тому, кто ей понравится. Только тому, кого она способна полюбить. Флинн Стюарт был очарователен и на несколько коротких недель украл ее сердце. Но ведь он из тех, кто никогда не остепенится. А Элизабет сможет любить только того, кто полюбит Фрайарсгеит так же сильно, как она. Возможно ли, что этим человеком станет Бэн?

Она начинала сознавать, что у них гораздо больше общего, чем думалось раньше. Теперь она стала лучше понимать матушку и старших сестер! Но поймут ли они ее и ее решение относительно мужа?

— Почему ты считаешь, что у нас неравное происхождение? — тихо спросила она.

— Ты же знаешь, я родился не в браке… — пробормотал он.

— Как и два моих двоюродных дедушки: Эдмунд Болтон, мой управляющий, и его младший брат Ричард, настоятель аббатства Святого Катберта. Оба хорошие люди и пользуются всеобщим уважением. Мой прадед признал их и с радостью дал свое имя. Это было до того, как он женился на моей прабабке.

— Но моя мать была всего лишь дочерью арендатора.

— А твой отец, признавший тебя, — хозяин Грейхейвена, — возразила Элизабет. — Мой отец был валлийским мальчишкой, родственник которого, управляющий хозяйством Джаспера Тюдора, из жалости уговорил господина взять его в пажи.

— А мне говорили, что твой отец был рыцарем, — удивился Бэн.

— Да, был, но потребовались годы преданной и верной службы, чтобы заслужить столь высокий ранг. У него совсем не было земли. Когда он познакомился с матерью, у него всего-то и было, что конь, доспехи и оружие, — пояснила Элизабет.

— А у меня нет ничего, кроме Фрайара, — вздохнул Бэн. — Все остальное принадлежит отцу: конь и даже одежда, которая на мне.

— И все же твой отец уважает тебя и любит. И подозреваю, дал бы тебе все, что мог, стоит лишь тебе попросить. Кстати, и братья тебя тоже любят.

— У меня сыновний долг перед отцом, — напомнил Бэн.

— Рада это слышать. Я считаю преданность одной из самых главных добродетелей, — спокойно ответила Элизабет. — Но пожалуйста, больше никогда не говори, что недостоин меня или какой-то другой девушки.

— Ты целуешься лучше, чем в прошлый раз, — лукаво заметил Бэн меняя тему.

— Вероятно, отчасти благодаря Флинну Стюарту, — отпарировала Элизабет. — Он оказался очень хорошим наставником.

— Думаю, тебя ни разу в жизни не шлепали. А зря, — буркнул он.

— К счастью для меня, мы снова оказались на свету, и я буду избавлена от твоих угроз, — хихикнула она.

— Когда-нибудь… — зловеще забурчал он.

— Жду не дождусь этого славного дня, — перебила она. — А шлепаешь ты так же хорошо, как целуешься и ласкаешь меня?

— Судить тебе! — засмеялся он. — Подозреваю, что рано или поздно ты доведешь меня до насилия.

— Может, и так, — сладко пропела Элизабет.

Томас с интересом наблюдал, как возвращается молодая пара. Он, конечно, видел, как они отошли от костра. Впервые в жизни его племянница ушла с мужчиной в темноту. И как далеко зашел этот флирт?

В волосах Элизабет застряли соломинки, но она не выглядела удовлетворенной женщиной. Значит, шотландец — настоящий джентльмен, несмотря на все искушения.

Утром Томас поговорит с Элизабет. Выяснит, достаточно ли горячи ее чувства, чтобы добиваться решения семейной проблемы.

— Ты что-то замышляешь, дядюшка, — заметила Элизабет, садясь рядом с ним.

— Откуда ты знаешь, дорогая? — усмехнулся он, гладя ее по руке.

— Ты хмуришь брови, как всегда, когда обдумываешь очередную проблему. Но канун Иванова дня — не повод для серьезных мыслей. Уже за полночь. Скоро наступит утро нового дня.

Пора!

— Тебе нравится шотландец? — прямо спросил он.

— Ты видел, как мы уходили от костра, — улыбнулась она.

— Ты не ответила на вопрос, дорогая девочка. Тебе нравится Бэн Маккол?

— Да, дядюшка, — честно ответила Элизабет. — Вы ведь знаете, я всегда питала слабость к шотландцам.

— Как по-твоему, он сможет стать хорошим мужем? — откровенно спросил Томас.

Элизабет покраснела, но таиться не стала.

— Сможет. Но он шотландец, а Фрайарсгейт должен оставаться английским. Я могу целоваться с Беном. Но даже мне понятно, что он так же недосягаем, как Флинн Стюарт.

— Неправда, — возразил Томас. — Флинн — сын покойного короля. Единокровный брат короля Шотландии и всем обязан правящей династии. А Бэн — незаконнорожденный сын человека, у которого меньше земли, чем у тебя.

— Но он предан отцу так же сильно, как Флинн — своему королю, — вздохнула Элизабет. — Сказал, что у него ничего нет. Даже его одежда — и та принадлежит отцу.

— Отец его любит? — спросил лорд Кембридж.

— Конечно, — кивнула она.

— В таком случае он ухватится за любую возможность обеспечить будущее своему сыну, — спокойно заметил Томас Болтон. — Он не знал этого сына первые двенадцать лет его жизни и, хотя любил, учил и растил его последние двадцать, все же захочет отпустить его, если он женится на такой завидной невесте, как ты.

— И при этом будет хозяином Фрайарсгейта, — добавила Элизабет.

— Но ты навсегда останешься хозяйкой поместья, и Бэн не похож на человека, который… свергнет тебя с трона.

— Дай мне время самой убедиться в этом, — попросила Элизабет. — Он только что вернулся, и у нас впереди еще много времени. Я хочу наверняка убедиться, что мы подходим друг другу. Только мать и Логан пока ничего не должны знать.

— Но рано или поздно мне придется уведомить твою матушку о нашем приезде. Ты же знаешь, она сгорает от любопытства поскорее все узнать.

— Скажи, что у тебя возникла кое-какая идея и тебе требуется несколько недель, чтобы ее обдумать, — предложила Элизабет.

— Ну вот, кто из нас интриган? — фыркнул Томас.

— Какпо-твоему, он женится на мне? — тихо спросила она.

— Он будет последним глупцом, если не женится.

— Ты скоро уедешь в Оттерли? — со страхом поинтересовалась она.

— Я послал Уилла узнать, как идет стройка, но, боюсь, придется еще некоторое время полагаться на твое гостеприимство, дорогая девочка. Ты не возражаешь?

Карие глаза Томаса излучали любовь.

— Нет, разумеется. Мне понадобится твоя помощь и защита, когда матушка и ее Логан примутся меня поучать.

— Нам лучше разделаться с этим как можно быстрее, мой ангел. Я завтра же напишу ей. Она, конечно, приедет, потому что мне ее не удержать, но мы вместе ее уговорим. Потом она вернется в Клевенз-Карн, и у тебя останется половина лета и осень, чтобы соблазнить своего шотландца, — хмыкнул лорд Кембридж.

— Дядюшка! Почему вы считаете, что я обязательно должна его соблазнять? Я порядочная девушка! — вознегодовала Элизабет.

— Ха! Твоя мать и обе сестры, как известно, страстные натуры. И я прекрасно знаю, что Бэнон и ее Невилл делили постель несколько месяцев, предшествующих свадьбе. Я закрывал на это глаза, понимая, что Бэнон таким образом привязывает к себе Невилла неразрывными узами любви.

— Я этого не знала, — медленно произнесла Элизабет.

— Ты была маленькой девочкой, которой не полагалось знать о таких делах. А твоя мать легла в постель к Логану еще до брака.

— Впервые слышу! — воскликнула Элизабет.

— Ты должна следовать своему сердцу и инстинктам во всем, что относится к Бэну Макколу, дорогая. И тогда ты не будешь разочарована.

— Дядюшка, ты меня поражаешь, — покачала головой Элизабет.

— Твои мать и сестры в разное время рассказывали мне одно и то же. Пусть у меня нет ни жены, ни любовницы, но я знаю, что такое любовь, — заверил он, поднимаясь со скамьи. — Однако становится сыро, и я слишком стар, чтобы оставаться на свежем воздухе даже в летнюю ночь. Иду спать.

— Я тоже иду. Праздник кончился, завтра рабочий день, хотя, уверена, многие встанут позже обычного. Как по-твоему, когда вернется Уилл?

— Думаю, через несколько дней, не позже. Завтра я пошлю за твоей матерью, но составлю письмо таким образом, чтобы Логан остался дома.

— Так будет лучше, — согласилась Элизабет. — Если отчим узнает, что я собираюсь выйти за шотландца, немедленно соберет всех сыновей своих приятелей и пошлет свататься. Подумать только, сам столько лет ждал маму и не понимает, что я хочу любить и быть любимой.

— Сначала нам нужно убедить твою мать, дорогая. Пусть заставит своего дерзкого шотландца понять, что ты не отдашь свое сердце кому попало.

Наутро в Клевенз-Карн поскакал гонец, и через несколько дней во Фрайарсгейт прибыла Розамунда в сопровождении этого же гонца. Муж действительно остался дома, но она взяла с собой пасынка, Джона Хепберна. Лорд Кембридж поспешил обнять любимую кузину.

— Дражайшая девочка! Ты, как всегда, светишься счастьем. Добро пожаловать домой.

Он повел ее в зал, где уже находилась Мейбл. Лорд Кембридж терпеливо ждал, пока женщины расцелуются и обменяются новостями. Но вскоре Мейбл медленно встала.

— Я должна позаботиться об ужине, — пробормотала она и поспешила прочь.

Лорд Кембридж протянул Розамунде кубок вина.

— Догадываюсь, что мне это понадобится, — вздохнула Розамунда. — Где Элизабет?

— На лугах. Подсчитывает овец. Она хорошая хозяйка, кузина.

— Но без мужа. И без наследника. Неужели при дворе не нашлось ни одного мужчины, которого бы моя дочь приняла и полюбила?

— Ни одного, — вздохнул Томас. — Она, правда, немного флиртовала с незаконнорожденным сыном покойного Якова Стюарта, курьером нынешнего короля. Кстати, Генрих шлет тебе свой привет.

— А королева? — ахнула Розамунда.

— Королева выслана в Вудсток. При дворе правит мистрис Болейн. Король по ней с ума сходит.

— Бедняжка Екатерина! Несмотря на ее высокое происхождение, благочестие и преданность Господу нашему, жизнь у нее оказалась куда труднее, чем у многих простых женщин. Наверное, она считает происходящее с ней наказанием за грехи. Наказанием, очищающим душу, — предположила Розамунда. — Мне так ее жаль. Будь она при дворе, не сомневаюсь, что Элизабет нашла бы себе мужа. Но ты говоришь, что знаешь, как решить эту головоломку? Умоляю, просвети меня!

— Во Фрайарсгейт вернулся Бэн Маккол, — ответил лорд Кембридж.

— Шотландец, который жил здесь прошлой зимой? Зачем он приехал снова? — Розамунда крепко сжимала кубок с вином, теребя другой рукой темно-зеленую ткань юбки. — Что ему нужно?

— Его отец — хозяин Грейхейвена. Он попросил принять его и научить основам выделывания сукон. Эдмунд разрешил Бэну приехать. Прошлой зимой между молодыми людьми возникло влечение. Оно существует и до сих пор. Бэн не может стать наследником отца, поскольку у него два законных брата. Элизабет готова принять его как мужа, если сможет убедить жениться. Но преданность Бэна отцу слишком велика.

— Значит, шотландец может стать хозяином Фрайарсгейта? — медленно выговорила Розамунда. — Однако всем известно, что шотландцы всегда недолюбливали англичан. Нам с Логаном просто повезло, но, если разразится война, не знаю, что мы будем делать.

— Сомневаюсь, что Бэн разбирается в политике. Он верен отцу, но дальше его преданность не простирается. Ну а что касается вас, то вы запретесь в Клевенз-Карне и переждете, пока все не закончится. Кроме того, англичане стремятся захватить Эдинбург, а он находится Далеко от Фрайарсгейта и Клевенз-Карна, на противоположном конце страны. Здесь всегда было сравнительно безопасно.

— Но что мы знаем об этом Бэне Макколе? Действительно знаем?

— Прежде всего то, что он хороший человек, — заметил Томас Болтон. — Поживи с нами несколько дней и понаблюдай сама.

— Но хочет ли он жениться на моей дочери? — спросила Розамунда.

— Дорогая, на эту тему мы еще не говорили. И не заговорим, пока Элизабет не решит, что время уже настало.

— Хочешь сказать, что этот шотландец вовсе не собирается жениться на моей дочери? — возмутилась Розамунда.

— Он не тщеславен, дорогая девочка, и считает себя недостойным ее, — пояснил Томас, пытаясь утихомирить кузину.

— Но она все же намерена убедить его в обратном?

— Боюсь, что так, дорогая кузина.

— Жаль, что она не нашла при дворе хорошего англичанина, — вздохнула Розамунда. — Но почему именно этот человек?

— Потому что, мама, — объявила Элизабет, входя в зал, — с самой первой встречи с графом Гленкерком я питаю пристрастие ко всему шотландскому.

Она нежно обняла мать.

— Добро пожаловать домой, матушка.

Розамунда тоже обняла дочь, но тут же отстранилась, чтобы хорошенько разглядеть ее.

— Ты влюблена в него?

— Кажется, да. Но я не уверена, что это любовь, хотя со временем, возможно, и разберусь.

— Он воспользовался твоей невинностью? — допытывалась Розамунда.

— Нет, мама, — рассмеялась Элизабет. — Но я точно воспользовалась его чувствами ко мне, хотя он всячески сопротивляется, твердит о чести и о том, как он меня недостоин.

— Я приму твой совет, кузен, и останусь на несколько дней, чтобы понаблюдать за этим нерешительным шотландцем, — сказала Розамунда.

— Только ничего ему не говори. Не хочу, чтобы ты его отпугнула, — тихо попросила Элизабет. — Он действительно мне нравится.

Розамунда вскоре поняла, что и ей нравится Бэн. Немного грубоват, но каким-то странным образом напоминает Оуэна Мередита. Было видно, что он любит землю и заботится о ней. Почтителен с хозяйкой дома, совсем как Оуэн. Но он шотландец. И не просто шотландец, а горец! И почему все так получилось?

Розамунда видела, что Бэн небезразличен Элизабет.

Накануне отъезда домой она поделилась тревогами с кузеном:

— Не знаю, что делать, Том. Впервые в жизни не знаю, как поступить. Помоги мне.

Томас сидел на стуле, гладя подросшего Домино, который разлегся у него на коленях, громко мурлыча.

— Это ты подала ей пример, дорогая, когда вышла замуж за шотландца. Элизабет не похожа на своих сверстниц. Она чувствует огромную ответственность по отношению к Фрайарсгейту. И не будет счастлива, сидя у огня за прялкой и нянча детей. Ей нужен мужчина, который не побоится ее любви к Фрайарсгейту. Не попытается отнять его у нее. Не захочет переделать жену. Разве имеет значение, кто он, англичанин или горец? Она почти влюблена в него, впервые в жизни. А он, без сомнения, влюбился в нее. Еще прошлой зимой. Но он тоже чувствует свою ответственность перед отцом и к тому же знает свое место. Что будет дальше? Пусть судьба и природа следуют своим курсом. И это мой тебе совет.

— Но сможет ли Элизабет разрешить его сомнения и получить обещание, что он не станет воевать против англичан, если война разразится? Нельзя, чтобы Фрайарсгейт очутился между молотом и наковальней.

— А вот это пусть они решают сами, дорогая, потому что взаимная любовь преодолеет все остальное, — изрек Томас. — Элизабет убедит нерешительного шотландца занять место рядом с ней. В этом я уверен. А его отец не станет возражать, когда незаконный сын обвенчается с богатой наследницей.

— Вот Логан взбесится! — неожиданно рассмеялась Розамунда. — Особенно когда узнает, что Элизабет не выбрала никого из сыновей его приятелей.

— Переживет, дорогая, — сухо ответил лорд Кембридж. — Помню, каким он был, когда добивался тебя. Смелый. Дерзкий. Неукротимый. Опасный! Теперь же, успокоившись, он стал обычным, ничем не выдающимся парнем. Довольно скучным. Такое случается после брака с большинством мужчин. Да, зачем ты привезла Джона? Он все время проводит с отцом Матой, и мы его почти не видим.

— Через несколько дней отец Мата повезет его к аббату Ричарду.

— Логан согласился? — ахнул Томас. — Дорогая, почему ты сразу не сказала?

— Не согласился. Просто понял, что судьба Джона лежит вдали от Клевенз-Карна, но все же надеется, что Джон, побыв в послушниках, одумается и не захочет принять монашеский постриг.

— Он не изменит своего решения, — покачал головой лорд Кембридж. — Джон сам решает свою судьбу. Как и Элизабет. Так что твой старший сын становится наследником своего отца.

— Как и я в свое время, — вздохнула Розамунда. — Спасибо тебе, Том.

Глава 10

Перед отъездом Розамунда отвела в сторону Бэна Маккола, чтобы с ним поговорить. Он возвышался над ней на целую голову, и она вдруг поняла, что пленило в нем Элизабет. Его мужественность.

— Вы знаете что-нибудь о графе Гленкерке? — тихо спросила она. — Как он поживает?

— Неплохо, хотя, говорят, он старше самого Господа Бога. Последнее время он перестал ездить верхом и предоставил вести дела своему сыну, лорду Адаму. Граф уже дряхл, миледи. Теряет память, но по-прежнему уважаем всей округой. Мой отец дружит с лордом Адамом. Вы знаете графа, миледи?

— Знала когда-то, — вздохнула Розамунда. — Очень давно. Но рада, что он по-прежнему в добром здравии. Если увидите лорда Адама, передайте, что Розамунда Болтон шлет привет всем обитателям Гленкерка. Знаете, Бэн Маккол, думаю, вы хороший человек. Я рада, что вы вернулись к нам, и надеюсь, что ваши желания исполнятся.

— Спасибо, миледи, — кивнул он.

Его улыбка ослепляла. Слова были исполнены доброты.

— Мистрис Элизабет очень гостеприимна.

— Похоже, моя дочь питает слабость к шотландцам, — вырвалось у Розамунды. — Но поскольку я сама замужем за шотландцем, то вряд ли могу возражать против этого.

Ну вот! Она намекнула, что одобрит этот брак! Он, разумеется, не распознал истинного значения ее слов. Теперь вес зависит от Элизабет, но Розамунда за время своего визита поняла, что не станет возражать против Бэна в качестве зятя.

— Прощайте, сэр, — снова улыбнулась она, погладив его по руке.

Томас вес слышал и теперь выступил вперед.

— Готова, дорогая кузина? Позволь проводить тебя во двор. Вчера я послал гонца к твоему мужу — сообщить, что ты возвращаешься домой. Люди Фрайарсгейта проводят тебя до границы, а там тебя встретит муж. Не расстраивайся насчет Джонни. Мы отвезем его в аббатство.

Он взял ее за руку и вывел из дома.

— Ты подслушивал, хитрый лис! — засмеялась она.

— Каюсь. Не все, конечно, но достаточно, чтобы увериться, что ты не станешь возражать против этого брака.

На самом деле он слышал все, и сознание того, что в душе ее все еще горит огонек страсти к Патрику Лесли, едва не довело его до слез. Но разве можно забыть столь великую любовь?

Элизабет уже ожидала на крыльце.

— Я немного проедусь с тобой, мама, — объявила 186 она, вскочив на лошадь.

Лорд Кембридж тепло распрощался с кузиной.

— Кто знает, когда мы встретимся снова? — драматично вздохнул он.

Розамунда только хмыкнула:

— Не сомневаюсь, что это будет довольно скоро. Когда ты возвращаешься в Оттерли?

— Вчера прибыл Уилл. Крыло наполовину закончено. Твоя бессовестная дочь убедила строителей сделать дверь, ведущую из моих покоев в основную часть дома. Уилл проследил, чтобы проем заложили кирпичом, и хорошенько отругал и Бэнон, и каменщиков. Но вряд ли я смогу вернуться домой до октября, а если выпадет снег и дороги заметет, придется остаться на зиму. Но можешь не сомневаться, я хорошенько пропесочу Бэнон в письме.

Он поцеловал руку Розамунды и пожелал ей счастливого пути.

Женщины и эскорт выехали со двора. День выдался облачным и сырым. В воздухе пахло дождем.

— Мне понравился твой шотландец, — заметила Розамунда. — Если сумеешь повести его к алтарю, возражать не стану.

— Спасибо, мама, но… Ты скажешь Логану? — встревожилась дочь.

— Пока что нет. Не хочешь же ты, чтобы тебя осадили поклонники с той стороны границы? Те, которых твой отчим сочтет более достойными? Нет. Я объясню Логану, что при дворе не нашлось никого подходящего, но Том подумывает о сыновьях других семей, живущих по соседству. Если Логан спросит, кто они, я просто скажу, что не интересовалась и полностью доверяю суждению кузена, который так хорошо пристроил твоих старших сестер. Твой отчим не станет допытываться, поскольку, благослови его Господь, верит каждому моему слову.

— Бедный Логан, — ухмыльнулась Элизабет. — Неужели он не понимает, как бесстыдно ты им манипулируешь?

— Конечно, нет, — фыркнула Розамунда, но тут же, став серьезной, посоветовала: — Шотландцы очень горды. Помни об этом, когда начнешь вести игру с Бэном. Думаю, с станет тебе хорошим мужем и не попытается отнять у тебя управление поместьем. Ведь и твой отец когда-то не захотел оспаривать мои права на Фрайарсгейт. Но Бэн очень предан своему родителю. Поэтому вполне возможно, что тебе придется обратиться к хозяину Грейхейвена. Тогда ты призовешь на помощь Логана и попросишь его поговорить с Колином Хеем. Только шотландец способен понять другого шотландца, дочь моя.

— Если он не любит меня настолько, чтобы остаться, я не стану его неволить, — тихо ответила Элизабет. — И не стану унижаться перед его отцом. Я не какой-то приз, который достается победителю.

— Ты именно приз и должна таковым казаться. Если хозяин Грейхейвена захочет отдать тебе своего сына, то лишь потому, что жизнь, которую ты можешь предложить Бэну, лучше той, которую может предложить он. Молю тебя, не губи свою жизнь из-за глупой гордости.

— Он должен любить меня настолько, чтобы остаться рядом, — твердо объявила Элизабет. — И решение должно быть принято им — и никем иным.

Розамунда не стала спорить. Бесполезно. Элизабет лишь укрепится в своей решимости.

К ее удивлению, Элизабет остановила коня только у ничем не отмеченной границы, где Англия переходила в Шотландию. И конечно, здесь уже ждал Логан Хепберн с полудюжиной членов клана. Он спешился, подошел к жене и поцеловал ее руку. Их взгляды встретились, и Элизабет заметила, что страсть, пылавшая в них, была почти ощутимой. Но супруги все же не обменялись ни словом.

— Ты привезла мужа, девушка? — без обиняков спросил Доган.

Голубые глаза взирали на нее с живым интересом.

— Нет. Придворные щеголи не подходят для жизни во Фрайарсгейте. Но мама сама расскажет тебе все новости. Если скакать во весь опор, у меня останется еще полдня, чтобы переделать кучу дел. До свидания, мама. Спасибо, что приехала. Я люблю тебя!

Она послала поцелуи матери и отчиму и с улыбкой повернула коня.

— До свидания, дорогая! — крикнула вслед мать.

Элизабет была рада, что избежала очередного допроса со стороны отчима. Пусть с ним справляется мать. Она же постарается приручить Бэна. Мать права: он горд и предан отцу. Но Элизабет чувствовала, что он ее хочет. Пусть она неопытна в делах любви, но такие нюансы понимает каждая женщина. И она намерена мучить своего великана шотландца, пока тот не устоит перед искушением. Он уже принадлежит ей, хотя не ведает об этом.

Улыбаясь, она подстегнула коня. Мужчины последовали за ней.

Поля зеленели. Сено было почти скошено и сохло перед укладкой в копны. Овцы жиреют на свежей травке. На следующей неделе начнется стрижка. Потом остриженную шерсть спрядут в нитки. Шерсти будет много: в этом году они не потеряли ни единой овцы из-за болезни или нападения хищников.

Вечером зал без Розамунды казался странно пустым. Она так долго была сердцем и душой Фрайарсгейта!

После ужина они тихо беседовали за столом, когда Эдмунд вдруг пробормотал, что ему плохо, и упал со стула. Мейбл отчаянно вскрикнула, а Бэн вскочил и поднял лежавшего без сознания старика.

— Сюда, — поспешно бросила Элизабет и поспешила наверх, указывая путь Бэну.

Она открыла дверь в спальню Мейбл и Эдмунда, и Бэн осторожно уложил беднягу в постель. Мейбл оттолкнула его и стала развязывать тесемки мужниной сорочки.

Эдмунд открыл глаза.

— О-оставь меня, — пролепетал он.

Бэн тихонько отодвинул женщину и наклонился.

— Где болит? — прошептал он на ухо Эдмунду.

— Голова, — выдавил тот. — Н-не м-могу пошевелиться…

— Лежи и отдыхай, — велел Бэн. — Мейбл о тебе позаботится. Завтра почувствуешь себя лучше. Ты слишком много работал.

— Да, — обронил Эдмунд, снова закрывая глаза.

— Что с ним? — заплакала Мейбл. — Он всегда был таким сильным!

— Не знаю, как это называется, — ответил Бэн, — но видел такое и раньше. Это случается со стариками. С Божьего соизволения, он вновь сумеет владеть конечностями. Хотя уже никогда не будет так здоров, как раньше. Некоторые даже теряют дар речи. С этим ему повезло. Держи его в тепле. И если захочет пить, дай вина с водой. Сон — лучший целитель.

— Я приготовлю графин с вином, — вызвалась Элизабет, — и положу туда сонного зелья, чтобы Эдмунд заснул. Оставайся с ним! Я сейчас приду!

— Можно подумать, я смогла бы его оставить! — фыркнула Мейбл.

Молодые люди поспешили вниз.

— Бедный Эдмунд, — вздохнула Элизабет и, позвав слугу, послала его взять из шкафа со снадобьями сонное зелье. — Что могло стать причиной? Он никогда не болел раньше.

— Причин я не знаю, но иногда люди даже умирают от этого. Не думаю, что Эдмунд умрет, но вряд ли его силы восстановятся.

Элизабет кивнула:

— В таком случае мне потребуется твоя помощь. Ты уже многое знаешь о разведении овец и о шерсти. Придется занять место Эдмунда, пока он не поправится. Я научу тебя всему, что ты должен знать.

— Я не оставлю тебя в беде, но не смогу заменить Эдмунда. Это было бы слишком большой наглостью с моей стороны. Что подумают жители Фрайарсгейта о столь дерзком поведении? Они невзлюбят меня, и по заслугам!

— Если ты прав, он достаточно скоро встанет на ноги. Кроме того, если они узнают, что так повелела я, никто слова не скажет. Пожалуйста! До тех пор, пока Эдмунд не оправится! Больше у меня никого нет! Эдмунд так и не избрал себе помощника. Мы никогда не думали, что наступит время, когда он не сможет выполнять свой долг.

В глазах ее плескались тревога и беспокойство.

— Пожалуйста!

— Так и быть, — кивнул Бэн. — Но только пока Эдмунд не встанет на ноги.

— Спасибо! — воскликнула она и, бросившись ему на шею, поцеловала.

— Нет-нет, девушка, — укорил он, но невольно улыбнулся и не оттолкнул ее, когда она прижалась к нему еще теснее. — Или ты хочешь скандала?

— А ты считаешь, мы могли бы вызвать скандал? — спросила она с невинным видом.

— Элизабет! — вздохнул он, снимая с шеи кольцо ее рук. — Пришел Альберт с твоими травами. Мейбл ждет!

Элизабет взяла у Альберта маленькую коробочку и весело подмигнула. Пожилой слуга расплылся в улыбке.

— Спасибо, Альберт, — поблагодарила она и, размешав порошок в вине, добавила: — Я отнесу это к Мейбл. Пожалуйста, Бэн, оставайся в зале, пока я не вернусь. Нужно поговорить.

Она поспешила наверх и, войдя в комнату, поставила графин на маленький столик и налила вина в глиняную чашку.

— Мейбл, позаботься, чтобы он выпил.

Подождав, пока та уговорит мужа выпить вина, Элизабет взяла у нее чашку и поставила рядом с графином.

Эдмунд быстро заснул, а Мейбл обернулась к девушке.

— Что это с ним? — спросила она дрожащим голосом. — Неужели он умрет? И кто теперь поможет тебе с Фрайарсгейтом?

— Бэн говорит, что он видел нечто подобное и раньше. Такое бывает со стариками. Бэн считает, что все обойдется. Эдмунд Болтон не только мой родственник, но и управляющий, поэтому место навсегда останется за ним. Но я просила Бэна взять на себя его обязанности, пока Эдмунд не сможет снова заняться делами. Как по-твоему, Мейбл, я приняла правильное решение? Эдмунд никогда не позволял никому помогать себе и не обучил никого, кто мог бы когда-нибудь занять его должность.

— Какой человек будет думать о том, что он смертен? — устало прошептала Мейбл. — Бэн Маккол — хороший человек. Эдмунд одобрил бы твой выбор. Спасибо за доброту, дитя мое.

— Доброту? Да ведь Эдмунд и ты — родные мне люди! — воскликнула Элизабет.

Мейбл расстроенно покачала головой:

— Будь у тебя муж, мы с Эдмундом перебрались бы в свой коттедж. Но как мы можем оставить тебя одну? — Она помолчала, словно обдумывая следующие слова. — Шотландец — хороший человек, Элизабет. И я вижу, что вы нравитесь друг другу. Многие девушки выходили замуж, почти не зная жениха. Если твоя мать одобрит, дитя мое, Бэн Маккол может стать ответом на твои проблемы.

Элизабет улыбнулась:

— Мама позволила мне попробовать уговорить его взять меня в жены, и я намереваюсь сделать именно это.

Старушка слабо улыбнулась ей:

— А он об этом знает? Похоже, этот Бэн — человек сильный и независимый.

— Пока нет, но скоро узнает, — усмехнулась Элизабет. — Думаю, ему будет легче, если ты одобришь мое решение временно поставить его на место Эдмунда, Давай я посижу с твоим мужем, а ты спустись вниз и скажи ему сама.

— Хорошо, — кивнула Мейбл, вставая. — Он из тех, кто никогда не лезет вперед, туда, где в нем нет нужды. Я объясню, что благодарна ему за помощь в тяжелую минуту. Подожди меня, дитя мое. Я недолго.

Элизабет уселась у постели Эдмунда Болтона. Тот мирно спал, но правая сторона его лица оставалась перекошенной. Руки лежали неподвижно. Он не шевелился, и только вздымавшаяся грудь свидетельствовала о том, что ее двоюродный дедушка еще жив. Видеть Эдмунда в таком состоянии было невыносимо тяжело. Ведь он всегда был таким энергичным и крепким! Но бедняга уже немолод. Недавно ему исполнился семьдесят один год.

Элизабет тихо вздохнула. Как глупа она была! Не обращала внимания на то, как летит время. Не понимала, что с каждым годом не только она, но и окружающие становятся старше. Эдмунд и Мейбл не будут с ней всегда. Разве они не заслужили отдыха и спокойной жизни в их маленьком уютном коттеджике, который последнее время так редко посещали? И Фрайарсгейт. Ее любимый Фрайарсгейт. Никто из племянников и племянниц не сможет стать достойным его хозяином и наследником Элизабет! О чем она думала, когда так упорно отказывалась выходить замуж?

Но в глубине души она знала, в чем причина. Ее мать за свою жизнь сумела трижды найти любовь. Филиппа и Бэнон вышли замуж по любви. И она не сможет довольствоваться меньшим! Но Пока Бэн Маккол не появился в ее жизни, она не надеялась найти человека, который захочет принять ее такой, какова она есть. И вот этот человек нашелся. Им оказался Бэн. Теперь ей предстоит убедить его остаться с ней. Матушка дала согласие на этот брак. А Мейбл и данный момент объясняет ему, как он необходим Фрайарсгейту!

И в самом деле, в это время Мейбл, заливаясь слезами, говорила:

— Благодарение Богу, и его благословенной матери Марии, ты оказался здесь, парнишка. Без тебя мы бы пропали.

Бэн инстинктивно обнял старушку за плечи.

— Ну же, Мейбл, не расстраивайся. Твой Эдмунд, с Божьей помощью, поправится. Я помогу вам, пока он не встанет с постели. Как он сейчас?

— Спит, — ответила Мейбл. — Элизабет дала ему сонное зелье и сидит с ним, пока я здесь.

— Чем еще мы можем помочь? — спросил лорд Кембридж.

Он вышел вскоре после того, как Эдмунда отнесли наверх.

— Спасибо, Томас Болтон, — вздохнула Мейбл. — Думаю, сейчас сделано все, что можно. Но мне пора вернуться к нему.

И она поспешила назад.

— Дорогой мальчик, я благодарю небо за то, что ты с нами, — объявил Томас. — Видишь, все дамы Фрайарсгейта считают, что ты справишься. Бедный Эдмунд! Увы, он не молод. Как и я. Но он самый старший из Болтонов.

В зал вернулась Элизабет и велела Альберту подавать на стол. Из церкви возвратился отец Мата, обучавший мальчишек латыни, на которой читалась месса. Элизабет рассказала ему о случившемся.

— Поешь, Мата, а потом поднимись к Мейбл. Я хорошо тебя знаю. Ты просидишь у постели больного всю ночь, голодный и усталый, если немедленно не усадить тебя за стол.

Священник прочитал молитву, наскоро проглотил баранье рагу с морковью и луком-пореем, а также форель с маслом и петрушкой и заел все это хлебом с сыром, после чего поспешил наверх. Несколько минут спустя в зале появилась Мейбл. Элизабет позвала ее к столу.

Она поела так же быстро, как священник, и исчезла. Томас и Уилл ушли играть в шахматы. Слуги убрали посуду, и в зале остались только шотландец и хозяйка Фрайарсгейта.

— Посидим у огня, — пригласила Элизабет и, когда он сел на стул с высокой спинкой, уселась ему на колени. — Правда, славно? — спросила она, прижимаясь к нему.

— Да, — согласился он, обнимая ее. — Пытаешься соблазнить меня, Элизабет?

Его пьянило благоухание ее волос. Белый вереск! Бэн улыбнулся.

— Именно пытаюсь, — дерзко ответила она. — А ты возражаешь?

— Девушка, девушка, — ответил он почти скорбно, — не думаю, что это хорошая мысль.

— Почему же? — спросила она откровенно. — Разве ты не хочешь, чтобы тебя обольстили?

— Будь на твоем месте другая девушка, я с радостью поддался бы на такие сладкие уговоры.

Почему она так безжалостно его терзает? И почему он это ей позволяет? Нет, он не должен ей поддаваться!

— Во мне нет ничего особенного, — возразила она. — Я всего лишь простая девушка.

— Ты — богатая землевладелица. А я — незаконный сын горца. Мы уже говорили об этом, Элизабет, и ты понимаешь, что я имею в виду, — пробормотал Бэн, пытаясь сдвинуть ее с колен.

Но она лишь устроилась поудобнее.

— Конечно, понимаю, но это не имеет никакого значения, дорогой Бэн. Я богата, а к тому же англичанка. Ты — беден, к тому же шотландец. Мы оба это знаем. Но почему такие пустяки должны помешать нам?

Она распустила завязки его сорочки, просунула руку и стала ласкать гладкую кожу широкой груди. Не успел он опомниться, как она извернулась и, нагнув голову, стала целовать и лизать его соски.

— Элизабет! — взмолился он, но не смог заставить себя отстраниться.

Легкие поцелуи возбуждали и — о! — были так сладки! Наконец он приподнял ее, и их губы встретились в жгучем поцелуе. Одной рукой он расплел ее косу и запустил пальцы в мягкие светлые волосы. Он целовал ее все с большим пылом, пока Элизабет не застонала от откровенного желания. И хотя ее губы распухли и болели, она не остановила его. Когда он начал целовать ее шею, она услышала нарастающий рев в ушах.

Он расшнуровал ее блузу и стал осыпать поцелуями груди, и она вскрикнула, пронзенная острым наслаждением.

— О Бэн! — со стоном вырвалось у нее.

Почему она не вырывается? Почему не защищает свою честь? Не зовет слуг? Не прикажет им выставить его за наглость?

В нос снова ударил аромат белого вереска.

— Элизабет! Элизабет! — прошептал он, уткнувшись ей в грудь.

Помоги ему Боже! Он влюбляется в нее! Нет! Уже влюбился и любил все эти месяцы. Держать ее в объятиях, целовать… это больше, чем он мог надеяться.

Она вцепилась в его темные волосы. Голова кружилась все сильнее.

И она хотела большего. Но чего именно? А. вдруг, если она соблазнит его сегодня, ей откроются все тайны?

Элизабет счастливо вздохнула.

И этот тихий звук полного довольства привел его в чувство. Пусть он влюблен в нее, но не имеет никаких прав на эту девушку. А ведь он опытный мужчина, старше ее на десять лет, прекрасно понимающий, что еще немного — и они не смогут остановиться. И тогда их, в особенности Элизабет, постигнет несчастье.

Он закрыл глаза, позволяя себе еще один миг наслаждения. Потом поднял голову и сурово сказал:

— Довольно, Элизабет! Это не приведет ни к чему хорошему.

— Но разве ты не мечтаешь, чтобы тебя обольстили? — протянула она.

Бэн невольно рассмеялся:

— Что мне делать с тобой, девушка?

— Я желаю добра нам обоим. Только добра, — заверила Элизабет.

— Нам? Нет никаких "нас", Элизабет! — жестко отрезал Бэн.

Она неожиданно подскочила:

— Есть, Бэн Маккол. Есть! Я леди Фрайарсгейта и хочу, чтобы мы были вместе. А я всегда добиваюсь желаемого!

— Черт побери, почему ты не хочешь меня понять? — вскипел он.

— Нет, почему ты не понимаешь? — крикнула она. Зеленовато-карие глаза скользнули по нему и отметили, как вздулись его штаны. — Ты хочешь меня! И если осмелишься отдать какой-то служанке то, что принадлежит мне, я убью девчонку! Понял? Если тебе нужно унять тот зуд, который вызвала я, уймешь его со мной, и только со мной!

— Лучше прикончи меня, прежде чем это сбудется! — процедил он.

— Но сначала ты прикончишь меня своими ласками, — прошептала она ему в губы, поглаживая набухшую плоть.

— Я не верю, что ты девственница! — бросил он. — Ведешь себя как последняя распутница!

Он снова столкнул ее с колен.

— Есть только один способ удостовериться, Бэн Маккол, — лукаво пропела она.

— Иди спать! — скомандовал он.

Кровь Господня, как же он желает ее!

— Одна? — спросила она, кокетливо надув губки. — Неужели ты не пойдешь со мной? Не ляжешь рядом? Я хочу, чтобы ты сделал меня женщиной. А ты хочешь меня!..

Вместо ответа он выбежал из зала, слыша за собой ее издевательский смех. Будь она проклята! Будь проклята маленькая кокетка! Почему, во имя всего святого, она так ведет себя? Если так будет продолжаться, он рано или поздно поддастся соблазну, но тогда во всем будет виновата только она!

Бэн потер ноющую вздыбленную плоть, которую он хотел бы успокоить только с этой женщиной.

Элизабет смотрела ему вслед и смеялась, надеясь, что он вернется и поцелуями заставит ее замолчать. А за поцелуями последуют ласки…

Но Бэн так благороден!

И все же оказывается, что его можно обольстить. Болезнь Эдмунда как нельзя кстати. Теперь Бэн не ускользнет от нее! Она получит его. О да, получит!

За окном прогремел гром. Гроза, угрожавшая разразиться весь день, кажется, приближалась. В оконные стекла застучал дождь. Элизабет пошла по дому, проверяя, закрыты ли двери и окна, задувая свечи, гася огонь в очагах. Лежавшие в зале собаки даже не шевельнулись, когда она переступала через них.

В спальне ее дожидалась Нэнси.

— Тебе давно пора спать. Я сама могу о себе позаботиться, — недовольно сказала Элизабет.

— Но это я должна о вас заботиться. Вы уже взрослая, и вам полагается пользоваться всеми привилегиями хозяйки Фрайарсгейта! Кроме того, если бы я не приглядывала за вами, давно работала бы на полях, или на кухне, или помогала бы прачкам. Я предпочитаю заботиться о вас!

— Ладно-ладно, — рассмеялась Элизабет и позволила Нэнси приготовить ее ко сну.

— Как Эдмунд? — спросила служанка.

— Узнаем утром, — вздохнула Элизабет и передала все, что сказал Бэн.

— Бедняга, — посочувствовала Нэнси. — Без него Фрайарсгейт уже не будет прежним. А у нас как раз полно работы!

— Нам будет помогать шотландец. Эдмунд хочет, чтобы Бэн занял его место, пока сам он не окрепнет.

— Красавец парень, — усмехнулась Нэнси. — Мы все с ним заигрывали, но он, похоже, не любит женский пол. И все же не похож он на мужчин вроде лорда Тома и его Уильяма. Может, у него в горах есть милашка, и он ей верен? Вот счастливица!

Элизабет, ничего не ответив, легла в постель и пожелала служанке доброй ночи. Она и не подумала, что Бэн может влюбиться в кого-то, кроме нее! Он должен принадлежать ей!

Однако эта мысль мучила ее, и наутро, когда они ехали в загоны, где стригли овец, она напрямик спросила:

— У тебя есть женщина в Грейхейвене?

— Нет! — выпалил он и тут же сообразил, что, скажи он "да", она оставила бы его в покое.

— Вот и хорошо! — мило улыбнулась Элизабет. — Жаль, если она разочаруется в тебе.

— И как бы я мог разочаровать ее? — удивился он.

— Женившись на другой.

— Я никогда не женюсь, — тихо проговорил он.

— Но почему?! — ахнула Элизабет.

— Потому что мне нечего предложить жене.

— Ошибаешься. Но пока что я не стану спорить с тобой.

— Счастлив слышать это, — усмехнулся Бэн.

— Знаешь, почему мы стрижем овец позже, чем в остальных поместьях? — неожиданно спросила она, поспешно сменив тему.

— Да, но расскажи снова.

— Потому что при поздней стрижке подшерсток становится толще, сама шерсть — длиннее и сильнее. Сукно получается более плотным, теплым и почти непромокаемым. Нашу ткань ценят в Северной Европе.

— Кажется, Том говорил, что ты регулируешь производство синего сукна?

— Да. Это лучшая ткань во всей Англии. Мы держим высокие цены, производя небольшие партии. Пока никто не смог добиться такого цвета. Я хочу попытаться производить синее с зеленым оттенком и, возможно, с золотистым.

— Когда ты говоришь о шерсти, твои глаза сверкают, — заметил он.

Элизабет рассмеялась:

— Теперь ты понимаешь, почему придворный никогда бы не мог стать моим мужем. Я слишком занята работой. О, я с радостью подарю мужу детей. Но никогда не буду сидеть у огня и прясть, если на полях кипит работа!

— Очень редкий мужчина сможет жить с тобой, Элизабет Мередит!

— Не редкий, а храбрый, — поправила она.

— Это верно, — согласился он смеясь.

Элизабет оставила его наблюдать за стрижкой овец, а сама вернулась в дом.

"Дерзкое приключение" скоро вернется из Северной Европы, и Элизабет не терпелось узнать, как шла торговля в этом году.

Остаток дня она провела в библиотеке за счетными книгами. С болезнью Эдмунда эта работа легла на нее.

Сегодня Эдмунду стало чуть лучше. Голос у него немного окреп, левая рука двигалась, но правая была неестественно согнута, как птичья лапа. Отец Мата отнес его в зал и усадил на стул. Уильям принес игорный столик и предложил Эдмунду сыграть в "Зайца и собак". Мейбл, которая всю ночь провела на ногах, прилегла отдохнуть.

— Где шотландец, дорогая? — спросил Томас, открывая дверь. — Я думал, ты не спускаешь с него глаз!

— Следит за стрижкой овец.

— Думаешь, это поможет ему, когда он решит остричь тебя? — съязвил Томас.

— Уж скорее я остригу его, — заявила девушка своему восхищенному родственнику. — Он так предан отцу, что придется соблазнить его, прежде чем он поймет, как я права. Конечно, он будет удивлен, поскольку не думает, что девственница способна прибегнуть к подобной тактике. Но моя мать привела в этот дом любовника, а мои сестры спали с будущими мужьями до свадьбы. Я набралась достаточно опыта, чтобы знать, что делаю.

— Верно, — пробормотал Томас. — Но может, ты поделишься своими планами со мной, дорогая Элизабет? Или меня, как и остальных членов семьи, ждет сюрприз?

— Но ты же любишь сюрпризы, дядюшка, — коварно заметала Элизабет. — Я точно это знаю и поэтому буду держать свои планы при себе.

— Кровь Господня, думаю, бедняга понятия не имеет, какая ты интриганка, дорогая, — фыркнул лорд Кембридж. — Но не будь чересчур самоуверенной! Он умен и, если не будешь осторожна, перехитрит тебя.

— Никогда! У него слишком чистое сердце.

Томас понимающе усмехнулся:

— Элизабет, дорогая, по-моему, ты в него влюбилась.

— Может, и так. А теперь оставь меня, дядюшка. Мне нужно внести целую страницу цифр в мои счетные книги, и только потом я буду свободна. Как все это делал Эдмунд? Ума не приложу. Я считала себя трудолюбивой, но он горы сворачивал, а со стороны все казалось проще простого!

Томас кивнул и, послав ей поцелуй, ушел.

Когда Элизабет поднялась, оказалось, что ее пальцы все в чернилах. Она поспешила к себе и, войдя в комнату, обнаружила, что Нэнси, как ни странно, приготовила ванну.

— Благослови тебя Боже! — воскликнула она.

— Не касайтесь платья своими грязными лапами! — предупредила Нэнси, помогая хозяйке раздеться. — Сейчас подолью горячей воды из котелка, и садитесь в воду.

Элизабет кивнула и, войдя в дубовую лохань, присела и блаженно вздохнула.

— Скоро ужин, вот я и подумала, что вам лучше вымыться прямо сейчас, — заявила Нэнси.

— Да, я ужасно устала. Куда легче скакать по полям! Когда Эдмунд поправится…

Она осеклась и вздохнула:

— Почему это я думаю, что со временем ничего не меняется? Эдмунд уже стар. Когда он оправится, то вместе с Мейбл переберется в коттедж. Он управлял Фрайарсгейтом больше пятидесяти лет.

Нэнси кивнула и, взяв щетку, принялась тереть спину Элизабет.

— Да, он уже стар и весь последний год жаловался, что у него кружится голова. Но ничего не говорил Мейбл и вам, леди.

— Какая же я эгоистка! — покаялась Элизабех, — Думала лишь о своих желаниях, а не о тех, кто служит мне. Я плохая хозяйка. Только не понимала этого! Но все должно измениться! Должно!

— Вы всегда заботились о нас, — успокоила ее Нэнси. — И никто не назвал бы вас плохой хозяйкой! Ну вот. Домывайтесь, и я вас вытру. Скоро все соберутся на обед, и вы должны прочитать молитву…

Элизабет вышла из воды и стала вытираться. Пока Нэнси сновала по комнате, собирая чистую одежду, она критически оглядела себя. Найдет ли Бэн ее тело привлекательным? Сумеет ли она соблазнить его?

Остается лишь надеяться.

Нэнси подала Элизабет чистую сорочку, две нижних юбки — верхнюю из черного полотна — и белую блузу. Широкий кожаный пояс охватил тонкую талию. Затем Элизабет велела Нэнси расчесать и заплести ей волосы, сунула ноги в черные кожаные туфли и спустилась вниз. Прежде всего она поинтересовалась, как себя чувствует Эдмунд. Оказалось, что его отнесли наверх, где он и заснул.

Когда Элизабет вошла в комнату, Мейбл поспешила ей навстречу.

— Он устал, но сегодня ему немного получше. Снова может шевелить левой рукой, но правая так и висит без движения.

— Когда он поднимется, вы переедете в свой коттедж, — сказала Элизабет. — Эдмунд служил Фрайарсгейту долго и верно. Ему и тебе пора отдохнуть. Я знаю, что матушка со мной согласится. Сегодня утром я послала гонца с письмом, в котором сообщила о болезни Эдмунда. Но добавила, что возвращаться ей не обязательно. Мы вдвоем станем ухаживать за Эдмундом.

Мейбл кивнула:

— Конечно. Но кто будет следить за домом?

— Сама выберешь себя преемника, но лучше Альберта не найти.

Мейбл снова кивнула.

— В коттедже нужно все вычистить, — сказала она про себя.

— Хорошо, пошлем кого-нибудь, — улыбнулась Элизабет. — А теперь пойдем ужинать. Сейчас пришлю служанку, чтобы посидела с Эдмундом, пока тебя не будет.

Ведя Мейбл под руку, она спустилась вниз. В зале уже собрались все обитатели Фрайарсгейта. Здесь были стражники, слуги и даже бродячий торговец, попросивший приюта на ночь. Элизабет заняла хозяйское место за главным столом.

— Прочтите нам молитву, отец Мата, — попросила она.

— Глаза всех нас обращены к тебе, Господи… — начал священник.

— …ибо ты даешь нам ежедневное пропитание, — хором ответили остальные.

Священник дочитал молитву, закончив ее словами:

— Отцу, Сыну и Святому Духу, аминь.

— Аминь, — отозвались все хором.

Послышался скрип скамей, передвигаемых по каменному полу.

Бэн оказался сидящим справа от Элизабет — это место обычно занимал Эдмунд. Ему было немного не по себе, но окружающие, похоже, не возражали.

— Что ты узнал о стрижке? — спросила она.

— Овцы проворны и очень не любят, когда их заставляют расстаться с шубами, — ухмыльнулся он. — Но ты была права: шерсть великолепна.

Элизабет кивнула и, положив себе рыбы, отломила кусок от каравая. Слуги наливали вино в кубки. Перед ними поставили жирного петуха, начиненного хлебными крошками, луком и шалфеем. Элизабет разорвала птицу надвое и вместе с несколькими ломтиками ветчины положила половину Бэну. Он ничего не сказал, но втайне удивился, что она обращается с ним как с ровней.

Оглядевшись, он понял, что все восприняли это как должное, поэтому поблагодарил хозяйку и принялся за еду. Она добавила несколько ложек горошка и хлеб. Он ел и пил… и вдруг, на кратчайшее мгновение, позволил себе представить, каково это — быть хозяином такого дома и каждый вечер сидеть рядом с Элизабет. Его женой. Но тут же опомнился. Пустые мечты!

— Ты не должна прислуживать мне, — прошептал он, когда она положила ему на тарелку толстые ломти сыра.

— Почему?

— Я не достоин этого места и тебя.

— Разве не я решаю, достоин ты или нет? В конце концов, я — хозяйка Фрайарсгейта. Забудь об этой своей неуместной и, откровенно говоря, страшно раздражающей скромности. Тебе она не идет, и я готова побиться об заклад, что твой отец согласился бы со мной. Я уже говорила, ты станешь моим мужчиной.

— Ты слишком бесстыдна, — тихо сказал он.

— Приходится, если ты не хочешь признаться в том, что у тебя на сердце, — отпарировала она.

— Откуда ты знаешь, что у меня на сердце? Я не откровенничал с вами, леди.

— Твои серые, как грозовое небо, глаза достаточно откровенно говорят все, что мне необходимо знать. При дворе я научилась читать по глазам. Они не скроют правду, даже когда губы говорят совсем иное. Я могла бы влюбиться во Флинна Стюарта, единокровного брата короля Якова, если бы не то, что увидела в его глазах. А твои глаза признаются, что ты хочешь меня. И любишь. Но молчишь. Поэтому я честно признаюсь, что хочу в мужья тебя, Бэн Маккол.

— Не могу, — простонал он. — Ты знаешь, что не могу. Я должен выполнить свой сыновний долг. Всю жизнь тебя окружала любовь,Элизабет. Ты не знаешь, каково мне приходилось в доме отчима! Он ненавидел меня еще до моего рождения. Если бы мать не защищала меня с первого же часа, он оставил бы меня умирать на холме, где она меня родила. На смертном одре она рассказала мне об отце, и сразу же после ее похорон я ушел из дома и отправился к Колину Хею. Он не усомнился в том, что я его сын. Но если бы и отказался признать меня, я бы его понял. Но он принял меня в свой дом. Мачеха воспитывала меня как родного. Увидев меня, она назвала отца распутником и засмеялась. Потом покачала головой, сказала, что всегда хотела иметь много сыновей. Я всем обязан Хеям. Когда-нибудь Джейми унаследует все. А у меня и Гилли будет только то, что выделит отец. Он велел мне заниматься овцами, и я сделаю все, чтобы они приносили доход. Любовь не для меня. И у меня не будет жены.

— Ешь, — спокойно сказала она. — Ты слишком расстроился. В каждом союзе одна сторона сильнее другой. Вижу, что сильной стороной придется быть мне. Как моей сестре Бэнон в ее браке.

Она улыбнулась.

— Если, я позволю себе любить тебя, это разобьет мое сердце, — проговорил Бэн.

— Это ты разобьешь мое, если уедешь и оставишь меня ради своей семьи, — возразила Элизабет. — Но я выбрала тебя. Ты будешь моим первым и единственным мужчиной, Бэн Маккол. Наша судьба — любить друг друга.

Бэн отвернулся и снова принялся за еду. Но еда остыла. Да и аппетит куда-то подевался. Она предлагает ему рай, но он не может принять такой подарок. Как и не может уехать: отец послал его учиться, и ему еще нужно многое узнать о Фрайарсгейте и о том, как выделывается и продается сукно. Правда, Грейхейвен не так велик и не имеет столько овец и пастбищ. Но возможно, все, что он узнает здесь, удастся применить и к меньшему поместью. А может, они сумеют отправлять свою шерсть на судне, принадлежавшем Фрайарсгейту. А потому он не может уехать.

— Ты не доел, — заметила Элизабет.

— Я не голоден, — коротко ответил он.

— Такой, великан, как ты, нуждается в подкреплении, — возразила она и, намазав маслом хлеб, положила сверху несколько ломтиков сыра. — Ешь, не то я сама стану тебя кормить.

Она налила ему вина. Такая забота тронула его.

— Когда-нибудь ты станешь хорошей матерью, — предрек он.

— Знаю. И у нас будут очень красивые дети, Бэн Маккол, — ответила она с ослепительной улыбкой.

— Как я могу полюбить тебя, а потом покинуть? — тихо спросил он.

— Ты сделаешь то, что сочтешь нужным, — спокойно ответила она. — Не думаю, что тебе следует выбирать между твоим отцом и мной. Но если до этого дойдет, я приму любое твое решение. Либо у меня нет выбора.

Только бы не показать, что она сама не верит своим словам!

— Действительно нет, — согласился Бэн.

Он любит ее, несмотря на безнадежность этой любви. А она поощряет его, подталкивая к краху всей жизни. Он и это сознавал. Но их взаимное влечение было слишком сильным — он не мог отказаться от нее.

— Как же мне не любить тебя, Элизабет? — вздохнул он.

Глава 11

Настоящее безумие. Оба прекрасно осознавали это. Что подтолкнуло ее к столь дерзкой откровенности? Но ведь она права! Бэн Маккол — человек чести. Он будет любить ее до самой смерти. Но никогда слова не скажет вслух. Поэтому ей остается только самой открыть то, что лежит у нее на сердце. А что же хозяин Грейхейвена? Неужели он действительно требует такой преданности от своего незаконнорожденного сына? Или чувство долга по отношению к отцу так сильно в Бэне? Она должна узнать правду.

И так у нее появился свой план.

Элизабет собиралась завлечь его в свою паутину. Они станут любовниками, поэтому он никогда ее не покинет.

Она не испытывала ни капли вины по этому поводу. Хозяин Грейхейвена вполне может обойтись без Бэна. А вот Элизабет Мередит — не может. И когда жребий будет брошен, она уговорит его на временный брак, который по обычаю действителен год и один день, но не более того.

Но в конце года или раньше Элизабет сумеет убедить Бэна, что именно она, а не Колин Хей, — его судьба, для которой он предназначен.

Элизабет довольно улыбнулась. Ее план безупречен!

Вечер они провели в зале. Элизабет пригласила Уилла на партию в шахматы, а потом объявила, что устала.

— Мне еще нужно навестить перед сном Мейбл и Эдмунда, — добавила она.

Бэн проводил ее взглядом. Его обуревали противоречивые мысли. Она не аристократка, но владелица большого поместья. Его отец был из благородных, но мать — всего лишь дочь простого арендатора. А вот ее отец был рыцарем. Однако мать — такая же простая женщина, как сама Элизабет. Может, по крови они почти равны.

Розамунде он, похоже, понравился.

Лорд Кембридж не противится его дружбе с Элизабет, и все во Фрайарсгейте прекрасно к нему относятся. Смеет ли он надеяться, что когда-нибудь она будет его женой? Ведь с таким приданым он и сам станет человеком зажиточным.

Но что на это скажет Колин Хей? Позволит ли старшему сыну жениться на Элизабет Мередит? Да к тому же его отец не слишком любит англичан.

И все же Бэн почти не видел разницы между обеими семьями. Обитатели поместий по обе стороны границы одинаково любят землю и почитают святую церковь. Но если это чудо случится, ему придется пожертвовать преданностью родной земле и семье. Больше он не будет шотландцем. Но сможет ли он стать англичанином?

Ситуация нелегкая, и, возможно, лучше ничего не менять: остаться Бэном Макколом, незаконнорожденным сыном хозяина Грейхейвена, братом Джейми и Гилли.

Подбежал Фрайар, заскулил и ткнулся в руку мокрым носом. Бэн улыбнулся, и пес тут же энергично завилял хвостом.

— Знаю-знаю, — кивнул Бэн. — Хочешь пробежаться, прежде чем улечься спать.

Он встал.

— Попроси Элизабет не закрывать на ночь дверь, — бросил он Уильяму. — Я выведу пса и вернусь.

— Хорошо, — пообещал Уилл.

Когда шотландец исчез за дверью, Томас, казалось, дремавший на стуле у огня, поднял голову.

— Она начала кампанию. Хочет обольстить его. Думаю, он ее любит.

— Но если они поженятся, он будет разрываться между Англией и Шотландией, — заметил Уилл.

— Она требует верности только ей и Фрайарсгейту, — пояснил Томас.

— Но что, если между Англией и Шотландией снова начнется война? Сами знаете, такая возможность всегда есть. Короля Якова убили не так давно, и на троне теперь его сын. Значит, все может начаться снова.

— Да, — согласился лорд Кембридж. — Но эти войны редко докатываются до нашего уединенного уголка. Они обычно ведутся на востоке Шотландии или на севере восточной Англии. Мы же далеко на западе.

— Вижу, вы полны решимости устроить эту свадьбу, — улыбнулся Уилл.

— Надеюсь, ты согласен, что они — идеальная пара? Он не подошел бы Филиппе или Бэнон, но Элизабет?! Идеально! Как странно, что все они такие разные! Филиппа очарована двором, она аристократка до кончиков ногтей. Моя обожаемая Бэнон — прекрасный пример провинциальной дворянки. А вот Элизабет — истинная фермерша, со своим поместьем и овцами. Ей нужен в мужья сильный, любящий землю мужчина. Такой, как Бэн Маккол. Видишь ли, дорогой Уилл, — усмехнулся Томас, — еще не так давно Болтоны были всего лишь богатыми фермерами. Это моя дорогая Розамунда возвысила их до королевского двора. Из трех дочерей только Элизабет хотела получить Фрайарсгейт. И теперь поместье в хороших руках, но все мы знаем, что ей нужен муж и дети, чтобы было кому унаследовать поместье. Если она выбрала Бэна Маккола, клянусь Богом, дорогой мальчик, она его получит, а каким способом — значения не имеет. Теперь налей мне вина. Я утомлен столь пространными рассуждениями.

Он протянул руку за кубком и пригубил вина.

— Ну вот! Теперь куда лучше!

— Но как вы устроите этот брак? — допытывался Уилл.

— Я? Дорогой мальчик, я не имею с этим ничего общего. Просто я позволю Элизабет устроить все, как она хочет, и она устроит, можешь быть уверен. Розамунда одобрила этот брак. Как и я. Происхождение у них почти равное. Ее отец был рыцарем, его — мелкопоместным дворянином.

— Но что скажет хозяин Грейхейвена? — не унимался Уилл.

— Он будет последним дураком, если не позволит своему незаконнорожденному сыну, хоть и любимому, жениться на богатой невесте, пусть и англичанке. Все устроится, дорогой мальчик. Я хочу к осени быть в Оттерли. Тебе придется вернуться туда и сделать все, чтобы крыло было достроено вовремя и больше мне никто не мешал. Подумай только, Уилл: наконец-то нас ждет мир и покой. Когда мы были в Лондоне, я купил несколько ящиков книг и рукописей, принадлежавших ранее престарелому аристократу, наследник которого оказался необразованным варваром, и велел все отослать в Оттерли. Мы начнем составлять каталог этих книг. Это истинное сокровище, дорогой Уилл.

— Значит, вы не считаете, что мистрис Элизабет нужна помощь?

— Не считаю. Элизабет всего добьется сама. Через несколько недель мы отправимся домой, и все будет хорошо.

В зал вбежал Фрайар. За ним шел его хозяин.

— Дорогой мальчик, вы хорошо прогулялись?

— Да. Погода теплая, и воздух такой мягкий, какого не бывает в горах.

— Ветер дует с моря, — пробормотал лорд Кембридж. — Поэтому у моих племянниц такая нежная кожа. Особенно у Элизабет. Фрайарсгейт ближе к морю, чем Оттерли и Брайарвуд. Ты не находишь, что Элизабет прелестна? Она самая красивая из дочерей Розамунды.

— Да, она действительно прелестна, — пролепетал Бэн, краснея.

Увидев это, Томас понял, что его слова достигли цели. Он поднялся и отставил кубок.

— Мне пора в постель, я очень устал. Элизабет, возможно, уже не спустится вниз. Ты запрешь двери и окна?

— С радостью, милорд, — пообещал Бэн.

— В таком случае — спокойной ночи.

Лорд Кембридж взял под руку Уилла, и они вместе покинули зал.

Фрайар устроился у огня и засопел. Бэн запер на засов входную дверь и обошел первый этаж, желая удостовериться, что огонь и свечи везде потушены.

Убедившись, что все в порядке, Бэн немного посидел у теплого очага и поднялся наверх, в свою спальню. И здесь он с удивлением обнаружил, что в маленьком очаге горит огонь, бросающий темные тени на стены. Он не стал зажигать свечу, тем более что хорошо видел в полумраке. Раздевшись догола, он умылся водой из тазика и подошел к кровати. Покрывало внезапно откинулось.

— Ложись, — велела Элизабет, — иначе замерзнешь.

Ошеломленный Бэн вспомнил о собственной наготе и схватил покрывало, чтобы прикрыться.

— Я уже видела все, что ты можешь предложить, — хихикнула Элизабет. — И поверь, это более чем впечатляюще.

Отбросив покрывало, она открылась его взору.

— Ты… голая… — прохрипел он, не в силах оторвать глаз от стройной, женственной фигуры.

Тонкая талия, изящные изгибы, упругая грудь и полные бедра. Кожа — как лучшие сливки, золотистые волосы разбросаны по плечам.

Их взгляды встретились.

— Ложись в постель, — повторила она.

— Ты, похоже, безумна, девушка! — ахнул он отступая.

— Ты не поверил, когда я сказала, что хочу видеть своим мужчиной только тебя? — спокойно спросила Элизабет.

На самом деле ее сердце колотилось, и она чувствовала себя далеко не такой смелой, какой хотела казаться. Он такой большой… везде.

От сестер она знала, что происходит между мужчиной и женщиной. Но просто не представляла, каким огромным может быть мужское достоинство.

— Если я лягу в эту постель, — мрачно предупредил он, — для нас обоих возврата не будет. Ты не сможешь обвинить меня в насилии.

— Но зачем это мне? — удивилась она. — Ты ведь мой мужчина.

— Если ты девственница, я погублю тебя. Кто захочет взять в жены такую, как ты?

— Я девственница… и не хочу никого, кроме тебя.

— Но я не смогу остаться с тобой, когда мои дела здесь будут закончены. Мне придется вернуться в Грейхейвен, — попытался он урезонить ее. — Ты сама это понимаешь.

Элизабет протянула ему руку.

— Иди сюда, — тихо сказала она.

— Но если… — забормотал он.

— Ты возьмешь мою невинность, и тогда с этим барьером, что стоит между нами, будет покончено.

Бэн судорожно сглотнул и, собравшись с силами, повернулся к ней спиной и отошел.

— Нет, девушка. Я не обесчещу тебя.

Элизабет спрыгнула с кровати и бросилась к нему. Нежное стройное тело прижалось к загорелому и мускулистому. Маленькие ладошки сжали его лицо.

— Только посмей убежать от меня, Бэн Маккол! — пригрозила она. — Это тебя недостойно!

Самообладание Бэна имело свой предел. Он с силой, стиснул ее и стал целовать с яростью, вызвавшей озноб во всем ее теле.

— Ты — дерзкая ведьма, Элизабет Мередит, и то, что случится между нами, только твоя вина! Ты это понимаешь?

Сейчас ее сердце вырвется из груди! Она таяла от жара их тел.

— Да, — свирепо прошептала она. — Да!

— Пусть будет так, — простонал он, подхватил ее на руки и осторожно положил на постель. — Я хотел тебя почти с той минуты, как впервые увидел, — признался он.

— Знаю. Ты не слишком хорошо умеешь скрывать свои чувства.

Она притянула к себе его голову и одарила головокружительным поцелуем.

— Я не учил тебя так целоваться, — ревниво бросил он.

— Не учил, — согласилась Элизабет. — Ты был первым, кто поцеловал меня. С тех пор я целовалась с другими, но больше никогда не буду. Для меня существуешь только ты один, — поклялась она.

— Когда-нибудь у тебя будет муж.

— Ты считаешь меня настолько бесчестной? Думаешь, у меня будет другой мужчина, после того как я отдам тебе свое целомудрие? — возмутилась Элизабет. — Не будет у меня другого! — Ее тонкие пальчики ласкали его затылок. — Но тебе придется подсказывать мне, что делать…

Он вздрогнул и прикрыл глаза. Это настоящее сумасшествие.

Элизабет покрывала легкими поцелуями его лицо. Бэн обреченно покачал головой. Нет смысла отрицать, что он возбужден. В конце концов, он смертный. Не святой. Она нежная. Мягкая. Благоухающая. И так хочет, чтобы ее любили. А он любил ее.

Бэн открыл глаза и взглянул в прелестное личико.

— Тебе говорили, что в первый раз может быть больно? — тихо спросил он.

Его большая рука откинула с ее лба светлые волосы. Элизабет кивнула, и он заметил проблеск страха в ее глазах.

— Я не буду спешить и подготовлю тебя, милая, — пообещал он.

— Я доверяю тебе, Бэн, — торжественно и покорно ответила она.

— Коснись меня, — нежно улыбнулся он. — Дай волю своим хорошеньким ручкам. Трудно бояться того, что знаешь, Элизабет. Мужчины любят прикосновения не меньше женщин.

Он лег на спину.

Она приподнялась на локте и стала изучать его. Первое впечатление подтвердилось. Он большой. Очень большой. Она застенчиво провела рукой по его груди. Кожа была гладкой и теплой. Скользнула к упругому животу, но тут же отдернула руку, потому что впервые видела обнаженного мужчину.

Бэн ничего не сказал. Тогда она принялась целовать и лизать его соски. Бэн блаженно вздохнул. Осмелев, она уселась на него и стала гладить широкую грудь, перемежая ласки поцелуями.

В ответ он стиснул ее маленькие грудки и стал играть с ними, нежно гладя набухшие полушария. Теребил соски, пока они не затвердели. Когда она наклонилась, чтобы поцеловать его в губы, Бэн схватил ее в объятия и вновь уложил на спину.

Она ахнула, и он успокоил ее поцелуями. Она немного затихла, но тут же напряглась, когда его пальцы запутались в треугольнике золотистых волос между ее молочно-белыми бедрами.

— Легче, девушка, — прошептал он.

Его палец скользнул вдоль пухлых створок лона, и Элизабет задрожала.

— Меня никогда раньше не касались там… — призналась она.

Ее слова стали сильнейшим стимулом для него. Он первый!

Бэн проник между створками розовой раковины и нашел крохотный узелок плоти, который возбудит ее и подарит наслаждение. Он коснулся этого узелка, и она затрепетала, словно предвкушая разгадку тайны. Она уже повлажнела, но еще не была готова. Он осторожно потер крохотный бутон кончиком пальца.

Элизабет беспокойно задвигалась. Что он делает? И почему?

Но инстинкт твердил, что не нужно противиться. И она подчинилась этому инстинкту.

Он продолжал гладить чувствительный кусочек плоти, будя в ней непонятные ощущения. И вдруг ее охватило слепящее наслаждение. Она вскрикнула. И еще раз, уже громче.

Их взгляды встретились, и она увидела в его серых глазах восторг. Восторг оттого, что он смог дать ей удовольствие.

— Тебе хорошо? — прошептал он.

— Да, — выдохнула она, прежде чем снова вскрикнуть: его палец проник в нее на всю длину. — Бэн! Что ты делаешь?

— Хочу убедиться, что ты готова, — простонал он, ища губами ее губы.

Он весь горел от нетерпения поскорее овладеть ею. Наполнить ее своей плотью и услышать крик наслаждения, когда их тела сольются. Он понял, что Элизабет готова его принять. Ее любовные соки обильно текли, заливая его руку.

Он отнял палец и стал обсасывать его, наслаждаясь ее вкусом. Сейчас он взорвется!

Элизабет тяжело, прерывисто дышала.

— Бэн… — испуганно пролепетала она.

— Я не могу остановиться, Элизабет, — почти всхлипнул он. — Не могу!..

— Знаю, — пролепетала она. — Сделай это! Пожалуйста!

— Господи, милая, не надо бояться, — взмолился он. — Я постараюсь быть очень нежным.

Он развел ее бедра и устроился между ними.

Она ощутила, как наконечник его копья проникает в нее, и застыла, не смея шевельнуться. И не осмелилась открыть глаза, но чувствовала, что ее пронзают железным стержнем. Она старалась взять себя в руки, ибо сама устроила эту встречу. Но, кровь Господня, он так велик!

— Если станешь сопротивляться, даже не желая этого, будет еще больнее, — предупредил он, прежде чем преодолеть последний барьер.

Элизабет задохнулась. Она хотела этого. Хотела его! И, взяв себя в руки, сделала то, что, по словам Бэнон, дает мужчине наслаждение, — обвила ногами его талию и охнула:

— Скорее!

Он не нуждался в дальнейших поощрениях и, слегка отстранившись, вонзился в ее податливое тело, ощущая, как под его властным напором рвется хрупкая преграда. На секунду остановился, давая ей привыкнуть к его вторжению, после чего стал медленно, осторожно двигаться в тугом, тесном лоне, принявшем его.

Придавленная потным мужским телом, Элизабет испытывала поразительное ощущение собственной власти. Она прижимала его к себе, пока он трудился над ней. И едва не зарыдала, когда ее страхи улеглись, уступив место ее желаниям.

— О Бэн! Любовь моя! Дорогой! — воскликнула она почти в беспамятстве.

Он не мог ею насытиться! И сладкие слова ее нарастающей страсти еще больше возбудили его похоть.

— Элизабет! Мой ангел! Ты моя! Наконец-то моя, — всхлипывал он, нежно целуя ее мокрые щеки.

— Не останавливайся… — молила она.

— Я и не смогу. Я никогда не хотел женщину так сильно!

— Видишь?! — торжествующе воскликнула она. — Я говорила, что мы предназначены друг для друга!

Она неожиданно охнула, сраженная наслаждением, волнами прокатывавшимся по телу. Сознание того, что его страсть так разожгла в ней желание, дало ему ощущение невероятного могущества. Он хотел ее. Нуждался в ней. Она нужна ему, как глоток воздуха. Как сама жизнь!

Элизабет трепетала под ним, и он, не в силах больше сдерживаться, излился в ее разгоряченное молодое тело.

— Ну, приграничная ведьма, теперь ты довольна? — вырвалось у него.

— Еще нет, милый. Это всего лишь начало.

Он, смеясь, откатился от нее.

— Элизабет, Элизабет! Что мне с тобой делать?

— Любить меня снова, — ответила она, ложась на него.

— Ты только что стала женщиной, милая. Тебе нужно отдохнуть. Да и мне не помешает выспаться.

— Ты не хочешь снова любить меня? — удивилась она.

— Говорю же, мне нужно выспаться, восстановить силы, — пояснил он.

— Я видела, как жеребец подмял под себя несколько кобыл подряд, — озадаченно протянула она.

— Как бы я ни хотел стать жеребцом, все равно остаюсь человеком. И ни к чему, милая, чтобы утром тебя нашли в моей постели.

— Ты прав, — согласилась она, — это должно остаться между нами.

Соскользнув с кровати, она накинула сорочку, шагнула к двери и обернулась:

— Доброй ночи, Бэн.

Он долго лежал, думая о том, что произошло. Элизабет беззастенчиво соблазнила его.

Бэн едва не рассмеялся вслух.

Подумать только, он позволил соблазнить себя, хотя знал, чем все кончится. Но теперь назад дороги нет. Невозможно изменить то, что случилось, и, честно говоря, он не хотел ничего менять. Он любил дерзкую девчонку. Любил хозяйку Фрайарсгейта.

Но он тут же отрезвел и тяжко вздохнул. Этого больше не будет. Он предан отцу, и не Элизабет Мередит делить с ним эту преданность.

Но Элизабет уже не было удержу. На следующий день она заперлась с ним в сарае, и, не успев опомниться, он уже вошел в нее на ложе из сладко пахнувшего сена.

Как-то днем она бесстыдно затащила его под кусты живой изгороди на пастбище, и они вновь соединились, невзирая на его шутливые протесты. Она коварно терзала его прикосновениями и поцелуями. Приходила в его комнату каждую ночь, и он не мог ей отказать. Теперь он чувствовал себя на седьмом небе, только когда был с ней.

Когда наполнял своей страстью. Когда она лежала под ним, крича от наслаждения. Да, это было безумием, и все же ни один из них не мог отказаться от очередной попытки утолить голод, мучивший их день и ночь. Элизабет была уверена, что ее план удастся. Скоро он будет навсегда принадлежать ей!

— Ты обязательно забеременеешь, — предупредил он как-то ночью, когда они, сплетясь, лежали в постели. — Не хочу, чтобы ты была опозорена, родив бастарда, как родила меня когда-то моя мать. Не хочу, чтобы ребенка попрекали обстоятельствами его рождения. Скоро мне придется покинуть тебя, милая. Мы не хотим об этом говорить, но ты это знаешь.

— Тогда давай заключим временный брак, — небрежно предложила Элизабет. — В этом случае, даже если тебе придется вернуться в отцовский дом, ребенок будет считаться законным. Такой брак имеет силу только на год и день. Если я не забеременею, значит, так тому и быть, и никому от этого не будет ни вреда, ни пользы. Скоро наступит двадцать девятое сентября, Михайлов день, когда многие тайно вступают во временный брак. Если ты оставишь меня, этот брак станет мне защитой.

— Ты знаешь, что я должен ехать, — расстроено пробормотал он. — Я никогда не скрывал этого.

— Ты мог бы вернуться. Не верю, что твой отец нуждается в тебе больше, чем я, — возразила Элизабет. — У него, кроме тебя, есть два законных сына. Не будь ты так упрям, сам бы все понял. Мы во многом равны, дорогой. Хочешь сказать, что хозяин Грейхейвена такой тиран, что запретит тебе жениться на невесте с большим приданым? Что он не желает тебе счастья?

— Я предупреждал тебя, — твердил он свое.

Она постоянно сбивает его с толку! Элизабет страстно поцеловала его.

— Да, — согласилась она, — предупреждал, но я считала, что, когда мы станем любовниками, ты не сможешь так спокойно отделаться от меня. Я не дочь какого-то арендатора и не служанка в кабаке!

Она стала ласкать его, и его плоть мгновенно отвердела в ее теплых, нежных пальцах.

Он только вздохнул, когда она смело оседлала его, чувствуя, как его плоть входит в ее любовный грот, наполняет его жаром.

— Сможешь ли ты так легко убежать от меня, любовь моя? — вскричала она, наблюдая, каким вожделением сверкают его серые глаза.

Он стиснул ее груди с такой силой, словно хотел их раздавить.

— Мы заключим временный брак, приграничная сучка с горячей кровью, потому что я люблю тебя и чтобы узаконить плод нашей страсти. Но прежде всего я предан тому, кто зачал меня и признал своим сыном.

Он перевернул ее на спину и стал яростно вонзаться в гостеприимное лоно. Элизабет вскрикнула от гнева и наслаждения.

— Ублюдок! — прошипела она.

— В этом никто никогда не сомневался, милая! — рассмеялся он.

Они любили друг друга с таким исступлением, что, казалось, в воздухе потрескивают крошечные молнии. Их взаимная потребность только выросла с той ночи, когда Элизабет впервые пришла в постель Бэна. Оба сознавали, что сгорают от любви, но это не имело значения. У них были разные цели, и никто не хотел уступить.

— Ненавижу тебя! — выдохнула она, сгорая от неудовлетворенного желания.

— Лгунья, — насмешливо хмыкнул он и смял ее губы поцелуями.

Элизабет старалась сдержать слезы. Впрочем, он пока что не уехал, а временный брак свяжет их еще теснее.

Она позволила безумной страсти захлестнуть ее девятым валом. И вскрикнула от наслаждения. Ей вторил Бэн.

То, что началось в тайне, теперь стало всеобщим достоянием. Каждый обитатель Фрайарсгейта знал, что хозяйка влюблена и делит постель с шотландцем. Мейбл горько жаловалась лорду Кембриджу, который готовился к отъезду в Оттерли.

— Она бесстыдно разделалась со своей добродетелью, Том. Кто теперь возьмет ее в жены?

— Она не хочет никого, кроме Бэна, дорогая, — мягко пояснил Томас.

— Шотландец? Что скажет Розамунда? — тревожилась старушка.

— Она дала разрешение на брак и очень радовалась, что ее дочь наконец-то нашла человека, которого может любить. Который захочет помочь ей управляться с Фрайарсгейтом.

— Но он собирается вернуться в Шотландию! — воскликнула Мейбл. — Я сама это слышала! Теперь, когда Эдмунд немного оправился и сможет взять на себя некоторые обязанности, он непременно уедет.

— Уедет, — согласилась подошедшая Элизабет. — Но вы с Эдмундом переедете в коттедж и будете там жить. Мой двоюродный дед уже не в силах вынести бремя своих обязанностей. Я не так глупа, чтобы не видеть этого. Если Бэн покинет меня, я сама стану управлять своими землями. Разве я не этому училась всю свою жизнь?

— Но кто позаботится о тебе? — вздохнула Мейбл. — Ты обладаешь поистине мужской силой воли, дитя мое, но всякой силе есть предел.

— Нэнси заботится обо мне благодаря тебе, дорогая, — прошептала Элизабет, обнимая старушку. — А Джейн командовала служанками, пока ты ухаживала за Эдмундом. Ты сама вышколила ее, и она все блестяще усвоила. А когда ты уезжаешь, дядюшка?

— После Михайлова дня. Первого октября. Уилл пишет, что мое крыло уже готово и обставлено, а книги, купленные в Лондоне, прибыли. Но я хотел бы отпраздновать Михайлов день здесь, дорогая.

— Мне жаль, что ты уезжаешь, — расстроилась Элизабет, — потому что я очень тебя люблю! Мне будет тоскливо без тебя! Скоро я останусь совсем одна, хотя буду так занята, что, возможно, этого не замечу. Мейбл, Эдмунд уже проснулся?

— Да, и ему не терпится тебя увидеть.

— Пойду расскажу ему о своих планах, — решила Элизабет, направляясь к двери.

— Что с ней станется? — вздохнула Мейбл, покачивая седой головой. — Она ничего не видит вокруг, кроме земли и овец. И зачем ему уезжать, если он тоже ее любит? Его отец, наверное, чудовище, если требует от сына такой преданности.

— Думаю, и Элизабет, и Бэн никак не разберутся в своих чувствах, — заметил лорд Кембридж. — Она цепляется за Фрайарсгейт, как за самое важное в ее жизни. Он цепляется за отца по той же причине, хотя на самом деле оба должны бы клясться в верности друг другу. Вряд ли хозяин Грейхейиена запретит сыну жениться на богатой невесте. Но подозреваю, что Бэн, в своей слепоте, ничего не скажет отцу про Элизабет. И все же я верю, что любовь преодолеет все мнимые препятствия. Пусть они расстанутся на долгие холодные месяцы. Если весной оба по-прежнему станут упрямиться, значит, мы сами должны что-то сделать для осуществления этого счастливого брака.

— Почему тебе так легко удается решать самые любые трудные проблемы, Том Болтон? — сухо осведомилась она.

— Это дар, милая Мейбл, — ухмыльнулся он.

— Ты все шутишь, — покачала головой Мейбл. — Я еще не знала более великодушного и доброго человека, чем ты. Какая жалость, что на тебе пресечется род Болтонов!

— Такова судьба, — тихо проговорил лорд Кембридж.

Михайлов день выдался идеальным для конца сентября: яркое солнце и безоблачное голубое небо. Перед домом воздвигли шест, на верхушку которого Элизабет подвесила чудесные лайковые перчатки, вышитые жемчугом, одни из тех, которые она носила при дворе. Вокруг шеста расставили свои палатки приезжие торговцы, которым для этого пришлось пообещать отцу Мате, что часть доходов они отдадут церкви.

Элизабет выдала слугам жалованье за год и предупредила, что не стоит пускать по ветру деньги — играть в кости или покупать дешевые и непрочные товары на ярмарке.

Днем, когда ярмарка была в самом разгаре, она нашла возлюбленного и увела его к озеру.

— Настала пора заключить наш брак, — тихо сказала она, взяв его за руки. — В присутствии Господа, под голубым небом я с радостью беру тебя в мужья, Бэн Маккол, на срок, равный году и одному дню. Пусть благословят нас Иисус и драгоценная Мать Мария!

— В присутствии Господа, под голубыми небесами я с радостью беру тебя в жены, Элизабет Мередит, на срок, равный году и одному дню. Пусть благословят нас Иисус и драгоценная Мать Мария.

— Ну вот, это оказалось вовсе не так уж трудно, верно? — поддразнила она.

— Нетрудно, — согласился он.

— И мы никому не скажем об этом, — добавила она. — Ты клянешься?

Теперь Бэн останется с ней, и всем станет ясно — он любит ее больше, чем отца. Только так, а не потому, что она уговорила его на временный брак.

— Клянусь, — кивнул Бэн, которого одолевал стыд.

Скоро он уедет из Фрайарсгейта и вряд ли увидит Элизабет еще когда-нибудь. А через год и день она будет свободна выйти замуж за другого. Того, кто достоин ее. При мысли об этом сердце его разрывалось. Но ведь он предупреждал ее. Не так ли?

Уильям Смайт вернулся во Фрайарсгейт перед самым Михайловым днем, чтобы проводить хозяина в. Оттерли. Утром первого октября они вместе с эскортом готовились покинуть Элизабет.

— Я прекрасно провел этот год, — объявил Томас Болтон. — И вне себя от отчаяния из-за того, что не сумел найти тебе мужа.

— Я крепкий орешек, дядюшка. Разве не так говорят обо мне? Я уже выбрала супруга, и, несмотря на твою деликатность и такт, ты прекрасно об этом знаешь, — с улыбкой сказала Элизабет.

— Он вернется к тебе, — ободрил ее лорд Кембридж.

— Если он оставит меня, ему нет нужды возвращаться, — спокойно ответила Элизабет.

— Не глупи, племянница, — остерег ее лорд Кембридж. — Возможно, со временем он поймет, кто ему всего дороже, и вернется, ибо даже последний глупец увидел бы, что он тебя любит.

Он расцеловал ее в обе щеки.

— А теперь, дорогая, попрощайся с моим добрым Уиллом.

— Я буду скучать по тебе, Уильям Смайт. Поезжай с Богом и заботься о моем дяде, что, впрочем, ты прекрасно делал последние девять лет, — прошептала Элизабет, целуя его в щеку.

Уилл низко поклонился:

— Слушайтесь его, мистрис Элизабет. Мы все хотим вам счастья.

— Едем, Уилл, — окликнул его лорд Кембридж, садясь на коня. — Я хочу поскорее вернуться домой. До свидания, дорогая!

Элизабет долго смотрела вслед маленькому отряду. Она любила Томаса Болтона, ей будет его не хватать. Кроме того, вчера Эдмунд и Мейбл перебрались в свой коттедж. Эдмунда, все еще очень слабого, перевезли на повозке. Мейбл плакала так, словно больше никогда не увидит ни Элизабет, ни дома.

— Но отсюда рукой подать до твоего коттеджа, — уговаривала ее смеющаяся Элизабет.

— Знаю, — всхлипывала Мейбл. — Но большую часть жизни я провела в этом доме, прислуживая хозяйке Фрайарсгейта. А Эдмунд стал управляющим, когда был еще совсем мальчишкой.

— А теперь вам пора зажить своим хозяйством, приглядывать друг за другом и наслаждаться остатком дней своих, — строго сказала Элизабет.

Но в глубине души она знала, что теперь дом опустел.

Два дня назад погода была теплой. Но теперь в воздухе ощутимо похолодало. Октябрь. Не успеешь оглянуться, как придет зима. И она будет проводить долгие ночи в объятиях мужа, упиваясь его ласками.

Вернувшись в зал, она спросила Альберта:

— Где мистер Бэн?

— В конюшне, миледи.

Элизабет поспешила на конюшню. Бэн седлал коня.

— Вот и хорошо! Сегодня мы должны проверить отары на дальних пастбищах. Убедиться, что загоны подготовлены к зиме и там есть все необходимое. Думаю, в этом году отары нужно согнать на ближние пастбища. Интуиция подсказывает мне, что зима будет долгой и холодной.

— Я уезжаю, Элизабет, — тихо сказал он, затягивая сбрую.

— Когда?

Она, конечно, не так его поняла! Он не покинет ее!

— Сейчас. Сегодня. Лучше отправиться в дорогу до того, как пойдет снег. Он уже лег на вершины гор. Твой дядя уехал вовремя, пора и мне собираться.

Она не станет умолять. Не заплачет.

На сердце Элизабет лег камень.

— Почему бы тебе не остаться до Дня святого Криспина? Мы бы устроили проводы.

Он покачал головой и, шагнув вперед, крепко обнял ее.

— Я не хочу ехать. Но ты знаешь, что так надо.

Сердце ее терзала мучительная боль, и потому она сделала то, что клялась никогда не делать, если этот ужасный день настанет. Элизабет Мередит разрыдалась:

— Нет! Тебе вовсе не обязательно ехать! Ты мой муж! Как может твоя преданность отцу быть сильнее преданности мне? Я твоя жена.

— Мы поженились только затем, чтобы дать ребенку имя.

— Ты действительно считаешь, что это единственная причина? Ты же любишь меня?! — вскрикнула она.

— Да, я люблю тебя. И это не единственная причина, по которой я женился на тебе, хоть и временно, моя единственная любовь. Я сделал это потому, что больше всего на свете хочу видеть тебя своей женой.

— Но ты ставишь на первое место верность человеку, который первые двенадцать лет твоей жизни даже не знал о твоем существовании! Предпочитаешь его мне!

— Мы говорим о человеке, который принял меня в свой дом и любил, как законного сына. Да, я прежде всего обязан ему. И не делал из этого секрета, Элизабет. Я никогда тебя не обманывал.

Элизабет пыталась взять себя в руки. На мгновение она припала щекой к его камзолу, слушая мерный стук сердца. Но почти тут же опомнилась и отстранилась, глядя в его красивое лицо.

— Не уезжай, — тихо сказала она.

— Я должен, — повторил он, сжимая ладонями ее лицо. — Через несколько месяцев ты забудешь меня, милая. А через год сможешь выйти за человека, тебя достойного.

Элизабет решительно покачала головой:

— Ты глупец, Бэн Маккол, если действительно считаешь, будто я могу тебя забыть. И еще больший глупец, если вообразил, будто я смогу выйти за другого.

— Элизабет…

— Если ты сейчас бросишь меня, можешь не возвращаться. Ты понял, Бэн? Если ты уедешь, я не желаю больше тебя видеть! — жестко отрезала Элизабет.

Его руки опустились. Он молча отступил и взялся за узду. Пес выбрался из тени и подошел к хозяину.

— Никогда! — завопила она, едва он вышел из двери. — Никогда! Я ненавижу тебя, Бэн Маккол!

Бэн, уже вскочивший на коня, обернулся. В лице его были тоска и отчаяние.

— И все же я люблю тебя, Элизабет Мередит, — выдохнул он и, пришпорив коня, выехал со двора.

Фрайар бежал рядом.

Она смотрела ему вслед. И слезы, которые можно было теперь не скрывать, текли по ее лицу. Потом ее начало трясти. Элизабет, рыдая, упала на колени. Прямо в грязь. Увидев это, к ней подбежал молодой конюх.

— Мистрис, с вами все в порядке? — испуганно спросил он, поскольку никогда не видел хозяйку плачущей.

И рыдала она так горько. Совсем еще мальчишка, он все же понял, что ей очень плохо.

Элизабет положила руку на плечо мальчика и поднялась.

— Ничего страшного, — пробормотала она дрожащим голосом. — Оседлай мою лошадь, парень. У меня сегодня тяжелый день.

Конюх поспешил оседлать лошадь и проводил взглядом хозяйку, мчавшуюся вскачь, к дальним пастбищам.

Весь долгий день она делала то, чему ее учили с детства. Проверяла каждый загон, чтобы убедиться, что там есть все необходимое на зиму. Осматривала отары. Говорила с пастухами. Приказала перегнать скот на ближние пастбища.

— Я чувствую, зима будет холодной, — добавляла она, и пастухи дружно кивали.

В конце концов, она хозяйка, и кто может знать лучше, чем она?

Элизабет вернулась домой затемно, когда небесная синева сгустилась до черноты. На небе появился тонкий полумесяц.

Элизабет спешилась, отдала поводья тому же пареньку, который седлал ей лошадь, и бросилась в дом. Все было тихо, если не считать потрескивания пламени.

— Альберт! — окликнула она.

Слуга поспешил на зов.

— Да, леди? — вежливо осведомился он.

— Ты хорошо служишь мне. Я назначаю тебя управителем дома. Ты и Джейн отныне будете заботиться обо мне. У меня много дел, и я не люблю, когда меня беспокоят. Ужин уже готов?

— Да, миледи, — кивнул Альберт, пытаясь не выдать своей радости. — А мистер Бэн скоро придет?

— Шотландец уехал сегодня утром. Вернулся на север, — холодно ответила Элизабет. — Я голодна. Немедленно неси еду!

— Да, леди, — спокойно ответил Альберт. Он знал Элизабет едва ли не с пеленок и сейчас видел, что она гневается. — Я сам все подам. Садитесь за стол.

Почему шотландец умчался так поспешно?

Альберт побежал за ужином и заодно решил сообщить новости. Оказавшись на кухне, он налил в корку каравая густой овощной суп, нарезал ветчины, хлеба и сыра, положил на тарелку кусок масла и захватил миску с вареными грушами, одновременно рассказывая все, что узнал.

— Господи милостивый! — тихо воскликнула Нэнси. — Они были любовниками! Теперь ее сердце разбито. Как мог злодей покинуть ее?

Вскочив, она бросилась к двери.

— Пойду приготовлю ей ванну. Она нуждается в утешении. Бери поднос, Альберт. А я понесу графин с вином.

Слуги поспешили в холл и стали расставлять перед Элизабет миски и блюда. Альберт налил ей вина, а Нэнси побежала готовить ванну.

— Оставь меня, — велела Элизабет. — Я позову, если мне что-то понадобится.

Она не ела с утра, но аппетита не было.

Поэтому она положила на тарелку всего один ломтик ветчины и ломтик сыра и отломила краюшку от каравая. Ветчина показалась ей слишком соленой, сыр — сухим, а хлеб, щедро намазанный маслом, застревал в горле. Только вино было приятным на вкус. Игнорируя груши, которые она раньше очень любила, Элизабет выпила весь графин. На миг ей стало легче.

Итак, Бэн Маккол уехал. Что ж, скатертью дорожка. Она в нем не нуждается. Пусть бежит к своему папаше, святому хозяину Грейхейвена. Он глуп, а она терпеть не может глупцов! Только дурак мог уйти от нее, от Фрайарсгейта. От новой жизни. И ради чего? Ради отца, у которого уже есть два сына, вполне способных о нем позаботиться. Дурак!

Ей захотелось выпить вина, и она увидела еще один графин посреди стола, но, когда потянулась за ним, два графина слились в один. Элизабет хихикнула и, встав, пошатнулась. Похоже, ноги не хотят идти в нужном направлении!

Она почти упала на стул у очага. Почему здесь так чертовски тихо? О да. Она осталась совсем одна. Ее все бросили!

Элизабет снова зарыдала, и именно такой ее увидела Нэнси. Служанка обняла ее за плечи и помогла встать.

— Пойдемте, мистрис Элизабет. Я приготовила вам ванну, но, думаю, сегодня ничего не выйдет. Вам нужно лечь.

Она осторожно вывела Элизабет из зала и помогла подняться по лестнице. Закрыв за собой дверь спальни, она принялась раздевать и разувать хозяйку.

— Он бросил меня, Нэнси, — скорбно прошептала Элизабет.

— Вы говорили, мистрис, — кивнула Нэнси.

— Мы были любовниками, — хихикнула она.

— Знаю, — кивнула Нэнси.

— Знаешь? — удивилась Элизабет.

— Последние несколько недель вы не спите в своей постели. Вы спите в его комнате. Ясно, что вы любовники, — сухо пояснила служанка.

— Почему он покинул меня? — всхлипнула Элизабет.

— Вам лучше знать, мистрис.

Нэнси мягко толкнула Элизабет на кровать и укрыла одеялом.

— Он глупец, — пробормотала Элизабет.

— Да, мистрис.

Нэнси задула тонкую восковую свечу.

— Спокойной ночи, — сказала она.

— Чертов шотландский дурень…

Услышав мерное дыхание хозяйки, Нэнси на цыпочках вышла из комнаты. Бедняжка! Двуличный шотландец украл ее невинность и сбежал! Кто теперь возьмет ее в жены? И что теперь будет с Фрайарсгейтом? Что будет с ними со всеми?

Глава 12

Элизабет проснулась с тяжелой головой. В висках словно молоточки стучали. Никогда в жизни с ней такого не было. Почему так болит голова?

И тут она вспомнила. Дядя уехал в Оттерли, Мейбл и Эдмунд удалились в свой коттедж, а Бэн Маккол сбежал от нее. Она осталась одна и вчера прикончила целый графин вина!

Во рту стоял вкус конюшни.

Ее желудок неожиданно взбунтовался. Времени соскочить с кровати не оставалось. Элизабет перегнулась через край, едва не вскрикнув от боли, пронзившей голову, и схватила ночной горшок. Ее рвало долго и мучительно.

Поставив горшок на пол, она снова легла. Лоб был мокрым от пота. Сейчас она умрет!

Элизабет поклялась больше никогда не пить вина.

Глаза закрылись сами собой.

— Проснулись, леди?

Сколько она проспала? И спала ли вообще?

— Боюсь, я мучаюсь похмельем, — едва слышно проговорила Элизабет.

Нэнси проглотила смешок, но, увидев содержимое горшка, сказала:

— Сейчас опорожню его. Вы точно будете жить. Еще никто не умер от одного графина вина.

Взяв горшок, она поспешила к выходу.

Элизабет снова закрыла глаза. Голова по-прежнему болела, но чувствовала она себя немного лучше. Вряд ли сегодня она сможет заняться счетными книгами, но прогулка верхом на свежем воздухе могла бы помочь.

Она полежала еще немного. Яркий солнечный свет резал глаза.

— Нэнси! Если ты здесь, сдвинь шторы.

— Вам будет легче, если встанете, — посоветовала Нэнси, сдвигая тяжелую ткань. — Сейчас я вас устрою поудобнее.

Она подложила подушки под спину Элизабет, помогла сесть.

— Ну, как теперь?

— Голова раскалывается, — пожаловалась Элизабет, — но хуже не стало.

— Вам нужно поесть, — решила служанка.

— Мне даже думать об этом противно, — поморщилась Элизабет.

— Кусочек хлеба, — уговаривала Нэнси. — Я сейчас принесу.

Она убежала и вскоре вернулась с кусочком теплого хлеба. Элизабет стала есть, медленно пережевывая. Нэнси тем временем расчесывала ей волосы.

— Вам лучше? — спросила она, когда Элизабет доела хлеб.

Та немного подумала, потом сказала:

— Да. Буря в желудке слегка успокоилась. Спасибо.

Она прикрыла глаза, но тут же открыла снова.

— Я еду кататься. Достань мои штаны. Который час?

— Скоро полдень. А у вас хватит сил держаться в седле, леди? — спросила Нэнси, откладывая щетку.

— Если я веду себя как последняя дура, это не значит, что я забыла о своих обязанностях. Нам нужно готовиться к зиме, помнишь?

Элизабет отбросила одеяло и спустила ноги с кровати.

— Приготовь ванну к моему возвращению, —распорядилась она и, стараясь не замечать пульсирующей в висках боли, встала.

Нэнси засуетилась, собирая одежду. Элизабет быстро оделась и натянула на вязаные чулки удобные сапожки. Служанка аккуратно заплела ей косу, и леди Фрайарсгейта вышла из комнаты.

Все последующие дни она вставала рано и либо сидела за счетными книгами, либо объезжала пастбища. Разговаривала она только по делу — со слугами и пастухами. Каждый вечер садилась в одиночестве за стол, ужинала, после чего ложилась спать. Правда, иногда и очень недолго сидела у очага.

Пришел День святого Криспина, который встретили праздничными кострами. Но в доме не накрыли столов. В Хэллоуин дома тоже было тихо. Повар прислал ей тарелку сладкого яблочного крема, но Элизабет только отмахнулась:

— Отдай слугам. Пусть полакомятся.

Элизабет знала, что в этот десерт обычно кладут два мраморных шарика, два кольца и две монеты. Тот, кто найдет кольца, будет счастлив в браке. Нашедший монеты разбогатеет.

Элизабет горько рассмеялась. Она уже богата, и много хорошего это ей дало?!

Но тот, кто обнаружит шарики, будет вести одинокую, холодную жизнь. Это ее судьба. Она состарится в одиночестве.

На следующий день по обычаю полагалось устроить пир в честь всех святых. Вечером в зале было полно народа. Не стоит наказывать людей за собственную глупость, решила Элизабет и приказала зажарить кабана, что очень понравилось окружающим. Назавтра, в День всех душ, молились за мертвых, а дети ходили по домам, пели и выпрашивали булочки, которые специально пекли в этот праздник.

Двенадцатого ноября, в День святого Мартина, обитателей Фрайарсгейта угощали жареными гусями. Двадцать пятого ноября отмечался День святой Екатерины, когда пекли булочки в виде колеса, на котором пытали святую.

Дни становились холоднее и короче. Ночи — темнее и длиннее. Готовясь к зиме, Элизабет не упускала ни единой мелочи. Она почти каждый день выезжала на пастбища. Собирала травы и цветы, чтобы делать настои, мази и отвары: в обязанности хозяйки входило лечение больных. Но как бы она ни трудилась, ее терзали одиночество и горечь. Невозможно поверить, что любящий мужчина может покинуть свою возлюбленную!

Из Клевенз-Карна от матери и отчима прибыл гонец с приглашением провести Рождество с ними. Элизабет ответила, что вряд ли стоит бросать Фрайарсгейт, и без того лишившийся управляющего.

Но по правде говоря, с тех пор как уехал Бэн, ей было неприятно даже думать о поездке в Шотландию — не хотелось смотреть на счастье матери.

Из Оттерли тоже прибыло длинное послание. Лорд Кембридж спрашивал о ее здоровье и передавал приветы Бэну. Новое крыло стало его убежищем от Бэнон и ее шумного выводка. Правда, покои Томаса соединяла с остальным домом короткая галерея, но двери с обеих сторон были заперты, а ключи лежали в кармане лорда Кембриджа. Дверь в дальнем конце галереи, врезанную в стену, найти было невозможно, если не знать о ее существовании. Она открывалась в потайной ход, который вел в вечно безлюдный коридор основной части дома. Бэнон понятия об этом не имела. И Томас собирался ей рассказать об этом не раньше, чем на смертном одре. Однако на всякий случай он хотел поведать правду Элизабет. Составление каталога продвигается весьма успешно. Он нашел в ящиках с книгами несколько редких рукописей, в том числе одну, принадлежащую перу мистера Джеффри Чосера.

"Я не приглашаю тебя на Рождество, потому что не хочу, чтобы тебя застигла в пути метель. К тому же если ты останешься у нас, выводок Бэнон лишит тебя всякого желания выходить замуж и иметь наследника", — писал он дальше. В конце письма он посылал ей свою любовь.

Отложив пергамент, Элизабет сморгнула непрошеные слезы. Последнее время ей постоянно хотелось плакать.

— Завтра я напишу ответ, — сказала она гонцу из Оттерли. — Иди на кухню и поужинай. Служанка постелет тебе у очага.

Поднимаясь к себе, Элизабет размышляла о том, что ответить дяде. В конце концов она просто написала, что мистер Маккол вернулся на север.

Несколько дней спустя, читая письмо, лорд Кембридж грустно качал головой. Недосказанное интриговало его куда больше сказанного. Вряд ли она спокойно перенесла побег Бэна. И конечно, обижена, потому что оказалась достаточно глупа, раз заставила его делать выбор между ней и хозяином Грейхейвена. И все же лорд Кембридж не сомневался: весной Бэн снова отправится на юг. Он любит Элизабет, и любовь эта взаимна. Она простит его. И все закончится хорошо.

Настало Рождество, и впервые за много лет в доме не устроили праздника. Утром Элизабет ходила от коттеджа к коттеджу, раздавая подарки, но для нее никто подарка не припас. И в доме было тихо.

Миновала Двенадцатая ночь. Начались снегопады. Элизабет знала, что ее арендаторы усердно ткут сукно, приносившее им немало денег. Но ей самой делать было почти нечего. Ее отчетные книги в полном порядке. И слава Богу, в округе не было больных.

Сретенье праздновали второго февраля. Элизабет пожертвовала церкви запас восковых свечей. Пастухи докладывали, что начался окот. Однажды ночью она услышала волчий вой и велела подогнать отары ближе к дому и поместить овец в загоны.

Как-то утром, одеваясь, она сказала Нэнси:

— Ты должна поговорить с прачкой. Последнее время моя одежда безбожно садится. Я не могу влезть ни в одно платье.

— Но, мистрис, прачка не стирает ваши платья, — возразила Нэнси. — Я все делаю сама. Но теперь и я вижу, что корсаж слишком туго обтягивает вашу грудь.

Не успели слова слететь с губ, как служанка ахнула, что-то сообразив.

— Мистрис Элизабет! Да вы носите ребенка!

Элизабет пошатнулась и схватилась за спинку стула.

— Ребенка? — повторила она.

— Когда у вас в последний раз были месячные? — допытывалась Нэнси, вдруг осознав, что прошло несколько месяцев с тех пор, как она носила прачке запятнанные кровью рубашки Элизабет.

Никакого другого объяснения быть не могло. Она беременна!

Элизабет тяжело опустилась на стул. Почему она сама этого не поняла? Ну конечно, она беременна. Мать знала способы, как предотвратить зачатие, но держала их при себе, пообещав открыть дочери, когда та выйдет замуж.

Сколько раз они с Бэном любили друг друга за лето и в начале осени?

Элизабет покраснела, вспомнив, как они утоляли взаимную страсть. Он сильный мужчина. А женщины ее рода известны своей плодовитостью. Да, она ждет ребенка.

Элизабет, рассмеялась так заразительно, что по бледным щекам покатились слезы.

— Леди, — дрожащим голосом пролепетала Нэнси, — что с вами?

Откуда столь неестественное веселье? Хозяйка Фрайарсгейта носит незаконнорожденного ребенка! Что же тут смешного?

— Нужно послать за моей матерью, — решила Элизабет. — На дворе холодно, но ясно. Пусть гонец скачет во весь опор и привезет ее ко мне.

— Вы дадите ему письмо? — спросила Нэнси.

— Нет. Пусть передаст, чтобы она немедленно приехала.

Розамунда Болтон Хепберн долго допрашивала гонца.

— Моя дочь здорова? Что случилось? — твердила она, не получая вразумительного ответа.

Элизабет не из тех, кто при малейшей неприятности посылает за матерью. Значит, произошло нечто ужасное.

— Миледи, я только повторяю то, что велела сказать служанка мистрис Элизабет. Приказано как можно скорее привезти вас. Но могу сказать, что моя леди не больна.

— Что, черт возьми, затеяла девчонка? — раздраженно бросил Логан.

Розамунда покачала головой:

— Не знаю. Но Элизабет не послала бы за мной в разгар зимы, не будь на то веской причины.

— Я поеду с тобой, — решил он и втайне удивился, когда она не стала спорить.

Розамунда встревожена, а она не из пугливых. Значит, дело плохо.

— Если хорошая погода продержится, я поскачу в аббатство Святого Катберта и повидаюсь с Джоном. А ты узнай, что нужно Элизабет. Когда я вернусь, мы вместе поедем домой.

— Мы можем отправиться завтра? — спросила Розамунда. — Успеешь собраться?

— Успею, — кивнул Логан, которого больше всего беспокоило состояние жены.

Они выехали из Клевенз-Карна еще до рассвета, чтобы Розамунда успела добраться до Фрайарсгейта в тот же день. А это вполне возможно, если отправиться в путь рано и скакать во весь опор.

Когда они оказались по ту сторону границы, на английской земле, муж оставил Розамунду на попечение членов его клана, а сам пустил коня галопом, чтобы поскорее оказаться в монастыре Святого Катберта, где служил послушником его старший сын. Ему предстояла более долгая дорога, но Логан, который не раз совершал подобные поездки, знал, что можно переночевать на приграничной ферме, хозяин которой был родственником Хепбернов. Он путешествовал один, предоставив членам клана сопровождать его жену.

Леди Розамунда приехала во Фрайарсгейт затемно и сразу поспешила в дом.

Элизабет сидела за ужином.

— Заходи, мама! — приветствовала она. — Альберт! Тарелку для леди Розамунды!

— В чем дело? — решительно спросила Розамунда, швыряя подбитый мехом плащ слуге и садясь рядом с дочерью.

— Как ты добра! Приехала немедленно, едва гонец добрался до тебя!

— Ты даже ребенком не просила у меня помощи, Бесси. Поэтому я сразу поняла, что дело важное.

— Не зови меня Бесси, — раздраженно буркнула Элизабет.

— Говори, — настаивала Розамунда.

— Я знаю, как ты расстраивалась, что у меня нет ни наследника, ни наследницы. Хочу сообщить, что весной у меня родится ребенок. Теперь ты довольна?

Розамунда слышала голос дочери, но не сразу осознала смысл ее слов. Однако уже через несколько секунд в мозгу у нее словно что-то взорвалось. Она громко охнула:

— Что ты наделала, Бесс… Элизабет? Что ты наделала?!

— Всего лишь влюбилась, мама. Разве это мне не позволяется? Ты любила моего отца. Любила лорда Лесли. Любила Логана. Филиппа любит Криспина. Бэнон любит своего Невилла. Даже дядя Томас любит Уилла. Или я не имею права на любовь? "Ты должна выйти замуж, Элизабет. Тебе необходим муж, Элизабет. Фрайарсгейт должен иметь наследника, Элизабет". Разве не ты повторяла мне это снова и снова? Я отправилась ко двору, чтобы угодить всем вам, но ничего не вышло. Или ты ожидала, что я найду человека, любящего землю, среди скучных придворных щеголей?

— Это тот шотландец, Бэн Маккол, верно? — спросила Розамунда.

— Разумеется, он, мама. Разве он не был идеальной для меня партией? Разве он не подходил для Фрайарегейта? Но он поставил своего родителя выше меня и того, что я могла ему предложить.

— Он обманул тебя? — вскричала Розамунда.

Элизабет расхохоталась:

— Нет, мама, это я обольстила его. Дерзко и бесстыдно. Не думая о том, к чему приведет эта страсть. Я думала… нет… верила, если я люблю его, и если он любит меня, рано или поздно он поймет, что мы должны жить вместе. Здесь. Во Фрайарсгейте. Но оказалось, его проклятый отец, хозяин Грейхейвена, более важен для Бэна, чем я. Он мог стать здесь господином. Но предпочел остаться бастардом своего отца. Я больше не желаю его видеть! Никогда!

Ее голос сорвался.

— Он знал, что ты беременна, когда уезжал?

— Я сама поняла это всего несколько дней назад. Бэн уехал в один день с дядей. Мы заключили временный брак, но он все равно меня бросил.

— Он должен жениться на тебе по всем правилам, — тихо заключила Розамунда.

— Дети от временного брака считаются законными, — напомнила Элизабет.

— Ничто не должно омрачить права наследования этого ребенка, — неожиданно жестко отрезала Розамунда. — Последняя жена моего дяди Генри Болтона нарожала кучу младенцев, но только самый старший был от мужа. И все же дядя дал им всем свое имя, не боясь, что над ним станут смеяться, хотя все знали, что он рогоносец. Но все они носят фамилию Болтон, и по закону они — Болтоны. Не допущу, чтобы кто-то из них стал вдруг претендовать на Фрайарсгейт.

— Ты слышала меня, мама? Я больше никогда не желаю видеть Бэна Маккола.

— Не говори глупостей, Элизабет! — прикрикнула на дочь Розамунда. — Вы поженитесь в церкви, как полагается, чтобы никто из ублюдков Мейвис Болтон — если кто-то из них жив или находится неподалеку — не смел претендовать на наш дом. Когда ты родишь?

— Полагаю, весной, — мрачно буркнула Элизабет.

Розамунда глубоко вздохнула:

— Когда у тебя в последний раз были месячные? Мы должны знать, появится ребенок поздней или ранней весной. Если он уехал в октябре, значит, ты уже была беременна. Так что, возможно, родишь к августу. Поискав взглядом Альберта, она приказала:

— Найди служанку мистрис Элизабет.

— Да, миледи, — поклонился мажордом.

Стоя так близко, он слышал все, что говорили женщины, и, не будь недавно повышен в должности, поспешил бы немедленно передать новости остальным слугам. Но теперь он был мажордомом, а человек в его положении не сплетничает.

Отыскав Нэнси, он послал ее в зал. Она, без сомнения, знала о беременности леди, но никому не сказала ни слова. Столь осмотрительная и осторожная женщина может стать хорошей женой мажордома!

— Миледи? — пролепетала Нэнси, делая реверанс перед Розамундой.

— Ты можешь вспомнить, когда у моей дочери в последний раз были месячные?

— Сразу после ламмаса, то есть в августе… Я помню, потому что мистрис Элизабет неважно себя чувствовала, что бывает очень редко. А мастер Маккол отнес ее в спальню и велел мне присматривать за ней.

— Ты знаешь! — воскликнула Розамунда.

— Да, миледи, — кивнула Нэнси, краснея.

— И давно? — продолжала допытываться Розамунда.

— Только последние несколько дней, миледи. Мистрис Элизабет жаловалась, что прачка плохо стирает — у нее садится вся одежда. Но это я стираю платья леди. Потом я заметила, что ее корсажи слишком тесны и что живот у нее растет. Ну, тут уж я поняла, в чем дело, все объяснила леди. Сначала она удивилась, но потом согласилась, что это, должно быть, правда.

Она снова присела в реверансе.

— Спасибо, Нэнси. Можешь идти и готовить спальню для своей леди. И ты должна хорошо заботиться о ней все последующие месяцы.

— Да, миледи, — кивнула Нэнси и, опустившись в реверансе в третий раз, убежала.

— Не волнуйся, моя девочка. Логан немедленно отправится в Грейхейвен и обо всем договорится с лэрдом Хеем, — сказала Розамунда.

— Можешь делать все, что хочешь, но я не выйду за этого человека только потому, что ношу его ребенка. Отец для него важнее меня. Когда пришло время выбирать, он выбрал родителя. Мой сын никогда так не поступит.

Элизабет потянулась к кубку, но Розамунда перехватила ее руку.

— Ты глупа, если заставила его выбирать! Неужели он не может любить и отца, и тебя? Ты знаешь, как управлять Фрайарсгейтом. Но понятия не имеешь о том, что может твориться в мужском сердце и как его завоевать!

— Фрайарсгейт был для меня самым важным в жизни с тех пор, как я себя помню! — воскликнула девушка. — И мне не нужен муж!

— Возможно, — сухо обронила мать, — но тебе, несомненно, нужен отец для твоего ребенка. И никакой временный брак тут не годится. Ты не аристократка, как твоя старшая сестра, но все же богатая наследница. И твой брак должен быть освящен церковью, дитя мое.

— Если ты пошлешь отчима торговаться с хозяином Грейхейвена, они обязательно поссорятся. Логан всегда был очень добр ко мне!

— В таком случае с ними должен непременно ехать Том. Я сама съезжу за ним в Оттерли. Завтра же! Конечно, ему не понравится покидать свой уютный дом и мчаться куда-то в глушь, но он сделает это, потому что любит семью. Помни это, Элизабет. Семья — самое главное, то, ради чего мы живем. Ребенок, которого ты носишь в чреве, — тоже член нашей семьи, и отец должен иметь возможность любить его так же, как будешь любить ты.

— Мы все говорим "его", — отметила Элизабет. — Что, если это девочка?

— Тогда мы будем любить ее.

Она поманила Альберта.

— Кого теперь назначили экономкой?

— Джейн, миледи. Кузину Мейбл.

— Прикажи ей приготовить мне постель и принеси горячий ужин. И передай моему капитану охраны, что я хочу видеть его, когда он поест.

— Сейчас, миледи, — поклонился Альберт.

— Надеюсь, мне не нужно объяснять, чтобы ты помалкивал? — пробормотала Розамунда.

— Разумеется, миледи.

— И чтобы, никто не обмолвился Мейбл и Эдмунду, что я была здесь и срочно уехала. Позаботься об этом.

— Конечно, миледи, — заверил Альберт, прежде чем уйти.

— Ты, наверное, не сказала Мейбл о беременности, — обратилась Розамунда к Элизабет. — И не говори, пока я не разрешу. Когда появится Логан, а он скорее всего приедет еще до моего возвращения из Оттерли, ему тоже не говори. Он будет крайне тобой недоволен, Элизабет. Лучше, если ты объяснишь ему все в моем присутствии.

— Тебе вовсе ни к чему ехать в Оттерли за дядюшкой. И уж конечно, не стоит посылать его и Логана на север. Я не желаю выходить за Бэна Маккола, и на этом все!

Розамунда потянулась к кубку.

— Дело не в тебе и не во мне, Элизабет. Ты ждешь ребенка от шотландца и выйдешь за него. Не важно, что ты рассержена, что считаешь себя брошенной и преданной. Ты сделаешь так, как лучше для Фрайарсгейта, потому что ты его хозяйка и потому что ты моя дочь. Ты понимаешь свой долг, Элизабет. И не разочаруй меня своим ребяческим поведением.

— Если бы он действительно любил меня, никуда бы не уехал, — упрямо повторяла Элизабет.

— Может, и так, — согласилась Розамунда, — но, с другой стороны, возможно, он разрывается между двумя людьми, которых любит больше всего на свете, и не понимает, что ему делать. И очень хорошо, что его верность так неизменна. Он кажется мне человеком, неспособным нарушить свой долг. Почему ты не обратилась ко мне и не попросила устроить этот брак?

— Я не ребенок, мама!

— В таких делах — несомненно, ребенок. И не важно, что ты хозяйка Фрайарсгейта. Любой брачный контракт должен быть составлен мной.

Появился Альберт и поставил перед ней дымящуюся миску. Розамунда с улыбкой поблагодарила его.

— Я поговорил с Джейн, миледи, и ваш капитан охраны скоро присоединится к вам. Чем еще могу услужить?

— Вы очень помогли мне, Альберт, — кивнула Розамунда, прежде чем приняться за еду.

Она как раз успела поужинать, когда в зал вошел капитан ее эскорта.

— Джок! Я хочу, чтобы половина ваших людей завтра проводила меня в Оттерли. Выбери лучших, а остальные пусть ждут здесь возвращения лэрда, — велела она.

— Всего половину, миледи? — переспросил он.

— Местность между Фрайарсгейтом и Оттерли вполне безопасна, и к тому же сейчас зима. Поскольку мы останемся в Оттерли на ночь, не хочу обременять лорда Кембриджа больше, чем это необходимо, — пояснила Розамунда.

— Как скажете, миледи. Когда вы хотите ехать?

— На рассвете. Тогда мы сможем добраться до Оттерли уже к закату.

Джок поклонился и ушел.

— Ты сердишься на меня, мама? — спросила Элизабет.

— Пойдем посидим у огня, — предложила Розамунда. — Нет, я не сержусь на тебя, солнышко. Но по-моему, ты поставила телегу перед лошадью, не находишь? Должно быть, очень его любишь.

— Вовсе нет! — объявила Элизабет.

Розамунда тихо рассмеялась:

— Ты всегда была неумелой лгуньей. И ничего не бойся. Мы обсудим брачный контракт, по которому он не получит ничего, кроме того, что ты добровольно согласишься ему дать. Если он любит тебя, то согласится на все условия и подпишет контракт. Может, его отца будет трудновато убедить, но, думаю, Логан и Том сумеют с ним сговориться.

Элизабет невольно хихикнула:

— Бэн, разумеется, все поймет. Но поймет ли гордый горец, его папаша!

— В конце концов он увидит, как много приобретет его сын, женившись на тебе, — мудро заметила Розамунда. — Ты сказала, что лорд Хей любит Бэна. И значит, отпустит его. Если бы только ты посоветовалась со мной, все было бы уже улажено.

— Я думала, он останется, — грустно ответила Элизабет.

Розамунда, взяв дочь за руку, тихо прошептала:

— Я знаю, дитя мое, что он должен заслужить твое доверие, но не будь к нему слишком строга. Ровно настолько, чтобы он не потерял к тебе уважения. Он красивый парень. Скажи, он везде такой большой?

— Мама! — воскликнула Элизабет, краснея. — Ну… ну, да.

— Вы будете невероятно счастливы, когда поймете друг друга, дочь моя. А теперь мне пора спать. Завтра мне предстоит долгий путь по замерзшей дороге.

Нагнувшись, она поцеловала Элизабет в лоб.

— Спокойной ночи.

Элизабет еще немного посидела у огня, потом встала и отправилась на кухню. Судомойка скребла большой деревянный стол. Вторая мыла котел.

— А где повар? — спросила она.

Девушки вскинули головы. Но одна невольно стрельнула глазами в сторону кладовой.

Элизабет усмехнулась. Оттуда неслись тихие стоны и тяжелое дыхание мужчины, трудившегося над женщиной.

— Передайте, чтобы приготовил завтрак еще до рассвета, — моя мать и ее люди должны поесть перед отъездом.

— Да, мистрис, — пролепетала стоявшая у стола девушка.

Очевидно, она была благодарна хозяйке за то, что та не велела привести повара, который каждый вечер, после ужина, уводил одну из женщин в кладовую и охаживал ее едва ли не всю ночь. И он терпеть не мог, когда кто-то мешал его удовольствиям.

Элизабет снова усмехнулась и вернулась в зал, чтобы приготовиться ко сну. Задула свечи — оставила одну самую тонкую. Огонь почти угас, собаки храпели перед очагом. Кот свернулся клубочком на стуле, где перед этим сидела мать. Все было тихо. И вдруг она ощутила легкий трепет в животе, словно она проглотила бабочку.

Элизабет оцепенела от изумления и невольно обняла живот, будто оберегая еще не родившегося ребенка. По ее щеке скатилась слеза. Малыш шевелится!

Сжимая свечу, она медленно поднялась в спальню, где ее ждала Нэнси.

— Вы ужасно бледны! — ахнула она. — Заболели?

— Ребенок шевельнулся, — прошептала Элизабет, ставя свечу на стол.

— Благослови его Господь! — улыбнулась Нэнси. — А теперь пора спать. Умойтесь и ложитесь в постель. Кстати, ваша мать до сих пор очень красива. Я еще помню то время, когда она была здесь леди.

Элизабет последовала совету Нэнси, и та уложила ее в постель. Проснувшись наутро, она узнала, что Розамунда уже уехала. Элизабет обратила взгляд кокну, за которым сияло солнце. Какое счастье, что мать сопровождает такая хорошая погода!

Розамунда тоже была рада солнцу и голубому небу. Холод стоял жестокий, но ветра не было. Правда, уже через несколько часов пальцы рук и ног совершенно онемели.

В полдень они миновали монастырь Святой Маргариты, откуда доносился звон колоколов, призывающий к мессе. Может, остановиться ненадолго? Ее кузина Джулия Болтон была монахиней этого монастыря. Она жила здесь с тех пор, как ее отняли от груди кормилицы. Ее мачеха и отец, Генри Болтон, не желали утруждать себя заботами о девочке. Розамунда дважды встречалась с кузиной, известной как сестра Маргарет Джулия. Милое лицо и острый ум… Именно этот ум позволил ей занять высокое место в монастырской иерархии. Розамунда полюбила ее и уверяла всех, что она совсем не похожа на отца. Впрочем, сама Джулия Болтон не помнила, когда в последний раз видела Генри Болтона.

— Заедем в монастырь? — спросил капитан охраны, знавший о ее кузине.

— Нет, — покачала головой Розамунда. — У нас нет времени. Будь сейчас лето — дело другое, но я хочу до темноты попасть в Оттерли.

Она отказалась взять корзину с едой, которую приготовил повар Фрайарсгейта, объяснив, что им некогда останавливаться и обедать. Если они проголодаются, обойдутся овсяными лепешками, которые шотландцы держат в седельных сумках. Нужно будет, конечно, напоить лошадей и дать им отдых. Да и облегчиться самим.

Солнце уже окрасило горизонт яростными вспышками красного, оранжевого и красно-оранжевого, когда они добрались до Оттерли. Розамунда выслала вперёд одного гонца, чтобы тот сообщил об их прибытии. Он уже ожидал их у ворот и повел к крылу лорда Кембриджа.

Розамунда спешилась и направилась к дому. Слуга проводил ее в очаровательный маленький зал, где сидел лорд Кембридж. Капитан со своими людьми должны были отвести лошадей в конюшню и отправиться на ужин в главный зал Оттерли. К удивлению Розамунды, рядом с Томом сидела ее средняя дочь.

— Бэнон! Как я рада! — воскликнула она, обнимая свое дитя. — Вижу, ты опять беременна. Когда ждать этого? И сколько их уже? Восемь?

— Скоро, мама. Да; восемь. Что-то случилось? Почему ты здесь?

— Дражайшая кузина! — воскликнул Том, обнимая ее. — Скорее садись у огня! Раны Христовы, твои милые ручки закоченели! Уилл! Принеси вина, дорогой мальчик, пока моя кузина не погибла от холода. Бэнон, милая, попрощайся с мамой. Увидитесь позже. Уже почти темно, слуга проводит тебя в твою часть дома.

— Черт побери, дядюшка! Ты приходишь и уходишь через какой-то потайной ход! Почему бы не показать его мне? — недовольно спросила Бэнон.

— Потому что, дорогая, ты и твой шумный выводок не дадите Мне покоя. А я люблю жить в тишине. Теперь беги, — сказал он, похлопав ее по плечу, и мягко подтолкнул кдвери.

— Вижу, ты умеешь держать ее в руках, — хмыкнула Розамунда. — Я всегда гадала, как это ты справляешься с моей разумницей Бэнон.

Она медленно пила вино, чувствуя, как постепенно согреваются руки и ноги. Кожу жгло, кололо иголками, но она терпела.

— Ты приехала из Шотландии посреди зимы не для того, чтобы повидать меня, дорогая девочка. Мне, как и Бэнон, любопытно узнать, что случилось. Логан здоров?

— Сейчас он у Джона в монастыре Святого Катберта, надеется уговорить его вернуться домой. Думаю, этого не случится. К счастью. Иначе бы вспыхнула ссора с моим старшим сыном, который уже видит себя следующим лэрдом. Но мой приезд не имеет никакого отношения к Логану. Дело в Элизабет.

— В Элизабет? Боже, что произошло? — встревожился Томас.

— Кое-что произошло. Она беременна. И это ребенок Бэна Маккола.

— А он оставил ее, — раздраженно бросил лорд Кембридж. — Глупец! Он любит ее!

— Он уехал из Фрайарсгейта в один день с тобой, Том. Правда, он ничего не знает о ребенке, — сообщила Розамунда. — Элизабет сама все поняла только несколько дней назад. Все ее внимание было отдано овцам, торговле сукном и тому подобному. Поняв, что беременна, она послала за мной, хотя непонятно зачем. Моих советов она слушать не желает. Почему две мои дочери так упрямы, когда дело касается мужчин? Помню, как рыдала и бросалась на всех Филиппа из-за этого глупца Джайлза Фицхью. И все же она нашла счастье с Криспином.

— И стала графиней, — пробормотал лорд Кембридж.

— Элизабет никогда не стать графиней, — усмехнулась Розамунда. — Но они с шотландцем любят друг друга. И все же она твердит, что не желает выходить за него. Ее живот растет с каждым днем, а она рвет и мечет, потому что ее бросили. Теперь она отказывается видеть его. Но я этого не позволю! Она пойдет к алтарю с Бэном Макколом, и следующий наследник Фрайарсгейта будет носить имя своего отца.

— Согласен, дорогая. Я полностью с тобой согласен, — кивнул лорд Кембридж. — И хотя я счастлив видеть тебя, сейчас неподходящее время для поездок. Неужели ты не могла все это написать мне?

— Мне необходима твоя помощь. Том, — тихо призналась Розамунда.

— Дражайшая кузина, — пробормотал он, — ты знаешь, что я все сделаю для тебя.

— Все? — задорно спросила она.

— Конечно. Все, что…

У Тома вдруг сделался вид затравленного животного.

— Роз-замунда… — пролепетал он.

— Мне нужно, чтобы ты отправился в Шотландию, Том. Мы выезжаем завтра, — объявила она.

— Шотландия?! В это время года? — возмутился он. — Но ведь на дворе такой холод, кузина! Я замерзну и умру…

— Но не раньше, чем вы с Логаном доберетесь до Грейхейвена. Если я отправлю одного Логана, он наверняка вспылит и поссорится с отцом Бэна. А нам необходимо полное содействие Кол и на Хея. Когда Логан узнает о состоянии Элизабет, он может затеять войну с кланом Хеев. А отношение Элизабет ко всему этому только раздует пламя его гнева. Ты должен поехать с моим мужем и сделать все, чтобы Бэн вернулся во Фрайарсгейт и женился на моей дочери. Логану в одиночку не справиться. Ты нужен ему. Нужен мне. Нужен Элизабет. Кроме того, ты был там, когда она завела роман с шотландцем. Только не говори, будто не знаешь, что она вытворяла! Элизабет никак не назовешь скрытной.

— Моя дорогая Розамунда, надеюсь, ты не винишь меня в сомнительном поведении Элизабет? — слегка оскорбился лорд Кембридж. — Твои дочери, как ты прекрасно знаешь, девушки своенравные.

— Ты не ответил на мой вопрос, Том, — усмехнулась Розамунда.

— Отчасти виновата и ты, дорогая. Разве не ты одобрила ее отношения с Бэном? Но не поделилась с Элизабет секретом, как… избежать… э… последствий подобного поведения.

— Не поделилась, — покачала головой Розамунда. — Не верила, что она потащит его в постель до свадьбы! Если бы только я все ей объяснила! Да, я виновата, но и ты не без греха!

— Мы оба желали Элизабет счастья, — признался он. — И, дорогая, она действительно счастлива рядом с шотландцем.

— В таком случае ты поедешь и сделаешь все, как надо, дорогой Том. И обещай, что никогда не пожалеешь о том дне, когда мы стали одной семьей.

— Дорогая, — рассмеялся он, — я почти не помню того времени, когда мы не были вместе. И помнить не желаю. Мы полюбили друг друга с первой встречи, и я не жалею ни о чем. Да, я поеду. Поеду на север в компании твоего красавца мужа и его храбрых соотечественников. Даже несмотря на мерзкую погоду. Мы привезем мастера Маккола и подведем его к алтарю. И все же я благодарю небо за то, что у тебя всего три дочери. Мои силы почти на исходе.

— Спасибо тебе, — рассмеялась Розамунда, послав ему воздушный поцелуй.

— Ты голодна? — спросил он. — Ну, разумеется. Весь день провела в седле. Уилл, покажем моей кузине, как входить в основную часть дома? Я обычно ужинаю вместе с Бэнон и ее семейством, — пояснил лорд Кембридж.

— Думаю, леди Розамунда сохранит вашу тайну, — ухмыльнулся Уилл. — И пора садиться за стол.

Томас встал и взял кузину за руку:

— Пойдем, дорогая девочка. Только еще один человек знает мою тайну. Это Элизабет.

Он увел ее по галерее с остекленными стенами. Казалось, в галерее только один вход. Но Томас дошел до конца, коснулся панели, и в ней открылась маленькая дверца. Они вышли в коридор, и Уилл закрыл за ними дверь. Они оказались в маленьком внутреннем коридоре, который, очевидно, и был потайным ходом.

— Том, ты ужасно умный, — похвалила Розамунда и услышала, как он фыркнул.

Коридор оказался коротким. Пройдя несколько шагов, лорд Кембридж остановился и нажал на маленький незаметный выступ. Тут же открылась вторая дверь, и они ступили в основную часть Оттерли-Хауса.

— Оглянись! — велел он. — Видишь замок? По-моему, он очень хорошо запрятан.

Розамунда внимательно оглядела панель, но ничего не увидела.

— Поразительно, Том! — восхищенно воскликнула она.

— Этот коридор ведет в крыло, которое раньше было моим. Но меня постоянно осаждала семейка Бэнон. Они не оставляли меня в покое. Теперь же они вообще сюда не заглядывают. Да и слуги бывают здесь только затем, чтобы прибраться. Подозреваю, что иногда тут прячется Роберт Невилл. Бедняга! Бэнон — чудесная девочка, но совершенно распустила своих дочерей!

Они вошли в большой зал. Пять дочерей Бэнон, в возрасте от трех до девяти лет, играли в пятнашки…

— Бабушка! — дружно завизжали они при виде Розамунды.

Та раскинула руки, и девочки, смеясь, окружили ее.

— Выходит, матушка знает секрет, а мне не говорят! — проворчала Бэнон.

— Оттерли все еще мой дом, — тихо напомнил Томас.

— О, дядя, я не хотела тебя обидеть! — проговорила Бэнон, — Но ты знаешь, как я ненавижу тайны, а тебе доставляет огромное удовольствие хранить эту тайну.

— Каждый человек имеет право на покой и тишину, дорогая девочка. Когда твои дети вырастут, я обязательно все тебе открою. А пока молю — смирись с моим решением.

Он погладил ее по щеке.

— Ты всегда была моей любимицей, дорогая. Поэтому я сделал тебя своей наследницей. Удовлетворись этим.

— Разве у меня есть выбор? — вздохнула она, беря его под руку. — А теперь расскажи, почему приехала мама.

Он легонько хлопнул по маленькой ручке:

— Противная девчонка! Она сама скажет тебе, если захочет!

Бэнон засмеялась.

Роберт Невилл шагнул вперед, чтобы поздороваться с тещей. Этот невозмутимый человек, очевидно, обожал жену и детей и с радостью предоставлял Бэнон править домом, поскольку это оставляло ему время для чисто мужских занятий.

— Розамунда, какой приятный сюрприз! — воскликнул он, целуя ее руку и кланяясь.

— Спасибо, Роб. Прости, что явилась в Оттерли без предупреждения, но неотложное дело заставило меня искать помощи Тома.

Она повернулась к внучкам, шумно ссорившимся из-за каких-то пустяков.

— Девочки! Немедленно прекратите!

Обычно мягкий голос Розамунды стал резким, и малышки уставились на нее с открытыми ртами.

— Ваше поведение совершенно недопустимо! Кэтрин, ты старшая и обязана следить за сестрами! А вместо этого ты подаешь им дурной пример! Это не годится!

— Но, бабушка, — пожаловалась девятилетняя Кэтрин, — они меня не слушаются! И во всем виновата она!

Девочка показала на одну из сестер.

— Но с чего это я должна тебя слушаться? — возмутилась восьмилетняя Томазина.

— Ты должна слушаться сестру, потому что она старше тебя на год и десять дней, если меня не подводит память, — строго объявила Розамунда. — А ты, Кэтрин, обязана стать им достойным примером и не тиранить сестер только потому, что ты старше.

— А мама и ее сестры ладили лучше, чем мы? — нахально спросила Томазина.

— Куда лучше! — поспешно ответила Розамунда. — А теперь пойдите и умойтесь, дорогие, а потом можете сесть за стол.

Девочки уставились на Бэнон, которая одобрительно кивнула, и шумной стайкой побежали выполнять приказ.

— Ты пригласила их за стол, чтобы не обсуждать Элизабет? — догадалась Бэнон.

Розамунда кивнула.

— Я все расскажу после ужина, — пообещала она.

Бэнон сделала гримаску, но ничего не сказала.

Сегодня за столом царили мир и покой. Подражая Кэтрин, остальные девочки демонстрировали идеальные манеры. После ужина они перецеловали всех и без единого возражения ушли спать.

— Вы замечательно себя вели, девочки, — похвалила Розамунда внучек, когда они направились к двери.

Кэтрин повернулась и присела в реверансе перед бабушкой, но Томазина лишь ухмыльнулась, подмигнула и побежала за остальными.

Бэнон терпеливо выждала несколько минут после того, как за дочерьми закрылась дверь, и повернулась к матери:

— Что случилось во Фрайарсгейте?

Розамунда подробно объяснила, в чем дело.

— Удивительно! — воскликнула Бэнон, дослушав до конца. — Никогда бы не предполагала в Элизабет такую страсть! Да, признаю, что в день свадьбы Кэтрин уже была у меня в животе, но мы с Робом по крайней мере знали, что поженимся. Как по-твоему, Логан и дядюшка Томас сумеют вернуть во Фрайарсгейт этого шотландца? И что, если она исполнит свою угрозу и откажется венчаться с ним?

— Хотя бы раз в жизни, — процедила Розамунда, — твоя младшая сестра сделает так, как ей будет велено. Мы защитим ее права брачным контрактом. Но она выйдет за Маккола, чтобы ее ребенок знал своего отца, а Фрайарсгейт имел наследника. Пусть они сами улаживают свои разногласия. Но свадьба состоится!

— А наш дорогой Логан подожжет пламенем своего гнева все Шотландское нагорье, — усмехнулся лорд Кембридж. — Если я должен ехать на север в разгар зимы, значит, Логан Хепберн обязан позаботиться о моих развлечениях. А теперь…

Он встал и откланялся:

— Я должен вас покинуть. Нужно собрать вещи. Не забудьте, мне предстоит появиться перед хозяином Грейхейвена, а для этого необходимо иметь самый модный гардероб, чтобы убедить его отпустить своего сына. Мне просто позарез необходимо выглядеть наилучшим образом! Нельзя, чтобы он плохо думал о нашей семье. Доброй ночи!..

Прежде чем покинуть зал, он послал всем несколько воздушных поцелуев.

— Хозяина Грейхейвена ждет редкостный сюрприз, — ухмыльнулся Роберт Невилл. — Сомневаюсь, что он прежде встречал кого-то вроде лорда Кембриджа.

— И больше не встретит, — согласилась Бэнон. — Будем надеяться, что горец выживет после этой встречи.

— Будем надеяться, что Логан выживет после путешествия в его обществе, — хмыкнула Розамунда. — Он любит моего кузена, но Том всегда ставил его в тупик. И очень этому радовался.

— Надеюсь, Бэн Маккол стоит всех трудов, которые вы прилагаете, чтобы его вернуть, — заметила Бэнон. — Мама, ты ведь его знаешь. Он достоин Элизабет?

— Достоин. Бесси будет очень счастлива, когда перестанет сердиться на нас и на себя за то, что отпустила его.

Глава 13

Колин Хей, хозяин Грейхейвена, ошеломленно взирал на человека, с широкой улыбкой стоявшего перед ним. Настоящий павлин: алые бархатные панталоны, в разрезах которых проглядывает золотая парча, шелковые чулки в золотую с алым полоску и единственной подвязкой, вернее, золотой лентой, расшитой сверкающими красными камнями. Алый бархатный камзол с широкими рукавами и меховым воротником, отделанным куницей. Рубашка с жабо и оборками на рукавах. Шляпа с жесткими заломленными полями, украшенная страусовыми перьями.

— Дорогой сэр, — начало видение в алом, — счастлив наконец встретиться с вами.

Видение говорило с явным английским акцентом. Рука в кольцах, высвобожденная из расшитой жемчугом перчатки, протянулась вперед.

Колин Хей потряс ее, ибо поступить иначе означало явную и неоправданную грубость по отношению к незнакомцу, с которым у него не было ссоры.

К его удивлению, рукопожатие оказалось сильным, а рука — теплой. Трудно было ожидать чего-то подобного от такого разряженного щеголя.

— Добрый день милорд, — вежливо поклонился Колин.

Этот человек, решил он, наверняка аристократ. Его взгляд упал на спутника павлина, и Колин немного расслабился, узнав одежду и повадки приграничного лэрда. Он протянул руку незнакомому шотландцу:

— Сэр…

Логан Хепберн решительно тряхнул руку Хея.

— Господин мой! Я Логан Хепберн, лэрд Клевенз-Карна. Мой спутник — Томас Болтон, лорд Кембридж, хозяин Оттерли. Мы родственники, поскольку я женат на кузине Тома, Розамунде Болтон.

— Той самой, из Фрайарсгейта? — широко улыбнулся Колин. — Добро пожаловать в Грейхейвен. Эй, слуги, вина! А вы, джентльмены, входите и садитесь у огня.

— С радостью! — воскликнул лорд Кембридж. — Здешняя погода не расположена быть снисходительной к путешественникам, дорогой сэр. Дважды я был на грани гибели от жестокого холода. И если бы не настоятельная необходимость увидеть вас немедленно, я бы благополучно сидел дома, составляя каталог своей библиотеки.

С этими словами он уселся у огня.

Слуга принес кубки с вином, и, когда все трое уютно устроились, Колин наконец спросил:

— Почему же вы решились на такое путешествие среди зимы, джентльмены? Я согласен с лордом Кембриджем. Не слишком подходящее время для поездок.

— Где ваш сын? — спросил Логан.

— Который? У меня их трое.

— Бэн. Бэн Маккол, — пояснил Томас.

— Бэн сейчас с овцами, — сказал Колин, — но к вечеру он вернется. Хотел убедиться, что пастухи и отары в полной безопасности. Бедняга ведет заведомо проигранную битву, поскольку овцы начали чахнуть. Здешний климат не для них. Сначала все шло хорошо, но теперь… Бэн очень расстроен. Вы хотите продать ему еще овец, господа? Если такова ваша цель, боюсь, вы зря потратили время.

— Нет, есть только одна овечка, которую он должен получить независимо от погоды. Но уверяю вас, он внакладе не останется, — хмыкнул Томас.

— Том! — укоризненно воскликнул Логан. — Нам не до шуток! Мы приехали по серьезному делу.

— Да что случилось? — не выдержал Колин. — Уверен, вы без моего сына можете объяснить цель вашего приезда!

— Будет лучше, если он тоже нас выслушает, — ответил лорд Кембридж, уже не улыбаясь. — Так нам не придется дважды рассказывать одно и то же. Не могли бы вы послать за ним? До ночи еще далеко, сэр.

— Да, пошлите за ним, и покончим с нашим дельцем, — поддакнул Логан.

— Согласен, но только для того, чтобы удовлетворить мое любопытство. И ни по какой другой причине, — заявил Колин и, поманив к себе слугу, приказал: — Поезжай и привези сюда моего сына Бэна. Передай, что он срочно мне нужен.

Мужчина поклонился и вышел.

— Может, у вас найдется кусочек сыра? — спросил лорд Кембридж. — Мы не ели с самого рассвета, да у нас ничего и не было, кроме черствых овсяных лепешек, лежавших на дне седельной сумки. И на вкус они — как старая кожа!

Он выразительно передернулся и отпил вина.

— Скоро будет обед, — сообщил хозяин Грейхейвена. — Зимой обед у нас в полдень, поскольку, кроме Бэна, очень немногие выходят из дома в такое время года. Вы приехали издалека?

— Из Клевенз-Карна, на западной границе, — сообщил Логан.

— А до Оттерли еще несколько дней пути, — добавил Томас.

— Должно быть, дело действительно очень важное, если вы ехали в такую даль, — покачал головой Колин.

Что же случилось? И почему они настаивают на присутствии Бэна? Служанка с большим животом вряд ли стала бы причиной подобного визита.

Но тут Колин вспомнил о хозяйке Фрайарсгейта. Каждый раз, когда Бэн упоминал о ней — а это бывало очень редко, поскольку со времени возвращения домой он был на редкость молчалив, — его взгляд становился непривычно мягким. Как же ее зовут? Впрочем, он не помнил, да и вряд ли вообще знал.

Павлин клевал носом. Приграничный лэрд угрюмо уставился в бокал.

Все выжидали.

Прошел почти час, прежде чем Бэн вошел в зал.

— Па! Ты не заболел? — спросил он, но, увидев гостей, побледнел. — Элизабет! С ней что-то случилось? — прохрипел он.

Павлин немедленно вскочил.

— Дорогой, дорогой мальчик! — с чувством воскликнул он. — Как приятно видеть тебя, хотя я бы предпочел более теплую погоду.

— Элизабет, Том! Она здорова? — повторил Бэн.

— Здорова, насколько этого можно ожидать, — заверил Том с веселой улыбкой.

— У нее вырос живот, и это твой ребенок, — заявил Логан без всяких предисловий. — Вернешься во Фрайарсгейт и сделаешь все, как полагается.

— Не могу! — выпалил Бэн с отчаянием.

— Почему это? — рассердился Логан.

— Вы знаете, чем я обязан отцу… — забормотал Бэн.

— Моя падчерица — не какая-то служанка, черт бы все побрал! — взорвался лэрд. — Она хозяйка Фрайарсгейта, и этот ребенок будет следующим наследником поместья! Ты не можешь бросить ее, Маккол! Я этого не допущу!

— Да и я тоже, — неожиданно вмешался Колин. — Хочешь сказать, баранья башка, что бросишь девушкуиз-за каких-то идиотских мыслей насчет верности мне? Что ты вбил себе в голову?!

Он отвесил сыну затрещину.

— Ты любишь ее?

— Мы заключили временный брак. Разве этого не достаточно? — обиделся Бэн.

Вторая затрещина не замедлила себя ждать.

— Ты любишь ее? — повторил отец.

— Да, но, па…

— В таком случае женишься, как полагается. В церкви. И дашь моему внуку свое имя. Ты не оставишь своего ребенка ублюдком, как это сделал я! Я люблю тебя. Но ты мой побочный сын, и здесь у тебя нет ничего своего. И тебя ничего не ждет. Особенно теперь, когда овцы стали дохнуть. Почему бы тебе не иметь жену и детей? Эллен хотела этого для тебя. И я тоже хочу. Будешь хозяином большого поместья.

— Не будет! — отрезал Логан. — Он станет мужем хозяйки Фрайарсгейта, но не более того. Отцом наследника. Остальное зависит только от Элизабет. Не стану вам лгать, лорд Хей, Элизабет очень рассердилась, когда Бэн ее оставил. Она бы сама воспитала ребенка, но когда мать обо всем узнала, заявила, что не позволит этого. Но Фрайарсгейт будет принадлежать леди даже после свадьбы.

— Понимаю, — кивнул Бэн.

— А я не понимаю, — вмешался отец. — Кто сейчас управляет поместьем от имени девушки?

— Сама Элизабет, со своего четырнадцатого дня рождения, — ответил лорд Кембридж. — Она прекрасно разбирается в хозяйстве, как и ее мать до замужества с нашим дорогим Логаном. Элизабет не собирается отдавать управление в руки мужа. Бэну это известно. Из-за преданности вам он пытался преодолеть свои чувства к моей дорогой племяннице. Но она, как девушка с сильной волей, не пожелала с этим смириться. Она хотела вашего сына, лорд Хей. И дерзко его соблазнила.

— Она соблазнила тебя? — ахнул Колин, однако тут же рассмеялся. — Молодец, девушка! И нрав у нее горячий. От такой жены мужчина будет иметь крепких сыновей.

Мгновенно став серьезным, он спросил:

— Если парень женится на ней, какую роль он будет играть во Фрайарсгейте?

— Как мы сказали, он будет мужем леди. Согласитесь, это немало. По брачному контакту она вознаградит его должностью управителя Фрайарсгейта. До сих пор это место занимал ее двоюродный дедушка, но больше он не в силах выполнять свой долг. Возраст и болезни его одолели.

— Почему ты оставил ее? — продолжал возмущаться Колин.

— Ничего труднее мне в жизни не приходилось делать. Но я верен тебе, па, и это главное. Я был чужим для тебя, но ты меня принял и полюбил. И ничем не выделял из других детей. Я обязан тебе жизнью. И узнал от тебя, что такое долг и преданность.

Зеленые глаза Колина наполнились слезами. Он нетерпеливо смахнул их кулаком и, не разжимая его, всадил в челюсть сына.

— Ты ничем мне не обязан, баранья башка! Мужчина любит своих детей и делает для них все возможное. Отослать тебя во Фрайарсгейт и приказать жениться на девушке — лучшее, что я могу сделать для тебя, Бэн. Сам знаешь, я ничего не сумею тебе выделить. Все перейдет Джейми, да и Гилли нужно кое-что дать. Я их едва могу обеспечить! Тебе выпала редкостная удача, и ты должен воспользоваться тем, что она тебе дарит, сын мой.

— Но тогда я стану англичанином, — возразил Бэн.

— Нет, — сказал Логан уже мягче. — Ты станешь приграничным жителем, парень. Да, мы при каждом удобном случае крадем друг у друга коров и овец, но приграничный житель есть приграничный житель, и не важно, какую сторону невидимой полосы он называет домом. Мы не совсем шотландцы и не совсем англичане. На восточной части границы ветер дует с разных направлений.

— С моим сыном будут хорошо обращаться? Его будут уважать как мужа леди? Будут повиноваться как управителю? — допытывался хозяин Грейхейвена.

— Его уже уважают, господин мой, — заверил лэрд Клевенз-Карна.

— Молю Бога, чтобы война нас не разделила, — тихо выговорил Колин и повернулся к Бэну: — Хочу, чтобы ты вернулся во Фрайарсгейт и женился на его хозяйке. Хочу, чтобы ты сделал для своего ребенка то, что я не смог сделать для тебя. Дай моему внуку свое имя. И если действительно хочешь меня порадовать, прими мою фамилию.

— Я всегда довольствовался фамилией Маккол, — возразил молодой человек. — Бэн Маккол.

— Отныне будешь Бэном Хеем. Не сыном какого-то неизвестного Колина, а сыном Колина Хея, — тихо сказал хозяин Грейхейвена.

Бэн медленно кивнул:

— Я всегда гордился тем, что ты мой отец, па. И полагаю, в Англии "Хей" будет лучшей фамилией для моих детей, чем "Маккол". Если я снова сумею завоевать любовь Элизабет, обещаю, что во Фрайарсгейте будет много детей.

— В таком случае я даю тебе мое благословение, — объявил Колин. — Поезжай и забери с собой проклятых английских овец, пока я их не съел.

— Па! Эти овцы не для еды, — запротестовал Бэн.

— Все овцы годятся в еду! — захохотал хозяин Грейхейвена.

В зал вошли два законных сына Колина и дружно вытаращились на лорда Кембриджа, поскольку в жизни не видели так красиво одетого джентльмена. Он, в свою очередь, оглядел их и решил, что они довольно красивы, но грубоваты на вид.

— Познакомьтесь, парни. Это лорд Кембридж и лэрд Клевенз-Карна, — представил гостей Колин. — И поздравьте вашего брата Бэна. Он женится.

Джеймс и Гилберт восторженно завопили.

— Это та англичанка, верно? — спросил Джеймс.

— Она, — тихо ответил Бэн.

Молодые люди понимающе переглянулись и закивали. Но приличия не позволяли им высказываться в присутствии гостей.

— Как только Бэн соберет свою отару, я отсылаю его в Англию и отдаю овец в приданое.

Парни презрительно фыркнули — они всегда считали забавным увлечение Бэна овцами.

— Благодарю за добрые пожелания, — сухо бросил Бэн.

— Если заберешь овец, — ухмыльнулся Джеймс, — что мы подадим гостям на моей свадьбе с Джин Гордон?

— Пусть об этом беспокоятся Гордоны, — усмехнулся Бэн. — Кроме того, если ты и женишься, то лишь через несколько лет. Сначала невеста должна вырасти. Моя-то по крайней мере взрослая женщина.

— С ребенком в животе? — съязвил Гилберт, не сдержавшись, хотя отец бросил на него мрачный взгляд.

Но почему бы еще эти джентльмены прибыли в Грейхейвен среди зимы? Конечно, девчонка беременна!

Но Бэн только рассмеялся:

— Да, но летом я женился на ней по договору. А теперь, с благословения отца, отправлюсь во Фрайарсгейт, чтобы жениться на своей Элизабет церковным браком.

— А когда ты вернешься в Грейхейвен? — спросил Гилберт, неожиданно став серьезным.

— Никогда. У Элизабет есть собственные земли, и я буду там управляющим. У меня не останется времени на поездки, поскольку обязанности в поместье займут все время.

— Значит, мы больше не увидим тебя? — расстроился Гилберт.

— Можешь сам приехать ко мне, Гилли. Па обручил тебя с Элис Гордон, но малышка едва научилась ходить. У тебя останется время на поездки, а Хеи из Грейхейвена всегда будут желанными гостями во Фрайарсгейте. Разве не так, Том, Логан?

— Именно так, — согласился лэрд. — Шотландцам во Фрайарсгейте всегда рады, если, конечно, они не являются без приглашения и в больших количествах.

Все рассмеялись.

Джеймс Хей выступил вперед и обнял старшего брата.

— Желаю тебе счастья, Бэн, — искренне пожелал он.

Втайне он испытывал немалое облегчение оттого, что Бэн вскоре уедет. Когда тот появился в доме, он был совсем маленьким, а младший брат еще не появился на свет. Но когда Джеймс вырос, он понял, что хоть и был средним сыном, но все же когда-нибудь станет наследником отца: ведь старший его сын — незаконнорожденный. Однако он рано осознал, что Колин любил Бэна больше всех своих детей, хотя никогда не выказывал этого открыто и обращался со всеми детьми одинаково хорошо. И все же кто может сказать, как обернутся дела…

Теперь Бэн нашел свое место, и, хотя Джеймс желал ему удачи, он не станет грустить, когда брат уберется из Грейхейвена. Гилли будет скучать по нему больше. Но тот всегда видел в старшем брате советчика и опору. Джеймс тоже любил брата, но его всегда задевало, что Бэн во всех делах был первым.

И теперь Джеймс широко улыбался Бэну — с его плеч упала огромная тяжесть. Правда, при этом ему было немного стыдно.

На подготовку к отъезду ушло несколько дней. Март только начался, и погода была сырой и прохладной. Отец дал сыну крытую повозку, чтобы перевезти ягнят, родившихся в прошлом месяце. Они были слишком маленькими и не могли идти за отарой, тем более что на земле еще лежал снег. Сейчас не лучшее время года для перегона животных, но Бэну не терпелось вернуться во Фрайарсгейт к Элизабет. Последние три месяца овцы чахли в горах. По крайней мере треть отары подохла, была украдена или съедена дикими зверями. Но во Фрайарсгейте они снова оправятся.

Хозяин Грейхейвена прочитал брачный контракт, который предстояло подписать его сыну. Ему не понравились условия, поставленные Элизабет Мередит. Если она умрет родами, поместье возвращается ее матери. Если же она благополучно родит наследника или наследницу, но сама скончается, поместье будет принадлежать ребенку, а Розамунда назначается его официальной опекуншей. Если же ребенок тоже умрет, Фрайарсгейт опять-таки возвращается Розамунде Болтон. Элизабет назначает Бэна своим управляющим, он получает завидную должность и небольшое жалованье. Но это все.

— Слишком уж сурово, — пожаловался Колин Хей. — Джентльмены, вы это читали? С таким смириться нелегко любому мужчине.

— Женщины Фрайарсгейта очень рьяно охраняют свои права на землю, — пояснил Логан.

— Она любит его, — вмешался лорд Кембридж. — Поверьте мне, дорогой сэр, рано или поздно она оттает, и контракт будет переписан.

— Но почему она так зла на него? — удивился Колин.

— Скорее — на себя, — вздохнул Томас. — Видите ли, Элизабет гордится своим хладнокровием и рассудительностью. Она никогда не принимала необдуманных решений. Но потом полюбила и сделала фатальную ошибку, что часто присуще влюбленным, даже мужчинам: потребовала от любовника сделать выбор между ней и другим человеком, которого тот любил. В данном случае речь шла о вас. Конечно, это было глупостью, а потом, когда Бэн бросил ее, и она поняла, что не права, было уже поздно. Я до сих пор убежден, и Логан это подтвердит, если бы моя кузина Розамунда поговорила с вами, вы, несомненно, согласились бы отпустить Бэна. Но с того времени, как старшая дочь Розамунды отказалась от Фрайарсгейта и Элизабет заявила матери, что хочет получить поместье, моя племянница слушала только себя. Тогда ей было двенадцать лет.

А когда Элизабет исполнилось четырнадцать, мать официально передала ей Фрайарсгейт. С тех пор, и даже еще раньше, она неустанно заботилась о процветании поместья. Прежде ей помогал управляющий Эдмунд Болтон, но он уже состарился и к тому же заболел. Элизабет попросила Бэна занять место Эдмунда, пока тот не поправится, хотя все знали, что бедняга больше никогда не сможет выполнять свои обязанности. Когда ваш сын покинул поместье, вся тяжесть работы свалилась на плечи Элизабет.

— Говорите, ее мать одобрила бы их брак? — переспросил Колин. — Но почему тогда она до сих пор не замужем? Что с ней не так?

— Абсолютно ничего, — заверил Бэн.

— В таком случае почему ни один мужчина ее не захотел?

— Элизабет так же упряма, как ваш сын, — объяснил Логан. — И не хотела иметь мужа, который бы попытался отнять у нее власть. Ее сестры нашли мужей при дворе, куда мы в прошлом году послали и ее. Но ей никто не подошел. Она хотела человека, который любил бы Фрайарсгейт и работал бы бок о бок с ней, но все же не пытался бы отобрать у нее поместье. И этим человеком оказался Бэн.

— И ты готов подписать брачный контракт? — спросил Колин сына. — Его условия для тебя невыгодны.

— Я подпишу, — ответил Бэн. — Я люблю Элизабет и всегда буду любить. С благословения Господа, Элизабет когда-нибудь простит мне побег из Фрайарсгейта.

— Я хочу, чтобы перед вашим отъездом был заключен брак по доверенности, — объявил Колин. — Тогда я буду знать, что мой сын до какой-то степени защищен.

— Согласен! — воскликнул Логан. — Значит, нам остается получить только благословение отца Маты, чтобы брак стал действительным.

— А я буду невестой! — лукаво усмехнулся лорд Кембридж. — Всегда мечтал быть невестой!

Колин Хей мрачно нахмурился. Но Логан, привыкший к повадкам Томаса, громко рассмеялся:

— Верно, Том, и какая же прелестная невеста из тебя выйдет! Лично я в этом не сомневаюсь! Когда Элизабет перестанет сердиться, она будет польщена и благодарна тебе.

— Элизабет не должна знать об этом, — тихо сказал Бэн.

— Что?! — хором спросили отец и Логан.

Но Томас Болтон одобрительно кивнул.

— Как же хорошо ты изучил ее, дорогой мальчик! — заметил он. — Ну конечно! Мои уста будут запечатаны, пока мне не разрешат говорить.

— Ничего не понимаю, — покачал головой Колин.

— Я тоже, — подтвердил Логан. — Что за чушь ты несешь, Бэн?

— Элизабет должна верить, что сама приняла решение выйти за меня. Я с радостью соглашусь на свадьбу по доверенности, чтобы мой отец и братья тоже смогли в ней участвовать. Но пока что Элизабет не должна ничего знать. Не сейчас, а возможно, никогда. Не хочу, чтобы она рассердилась еще больше. И не хочу, чтобы она считала, будто ее заставили выйти замуж. Она хозяйка Фрайарсгейта и всегда держалась с холодным достоинством. Она согласится выйти за меня, но должна сама прийти к этому решению.

— Девушку нужно немедленно усмирить, Бэн, иначе в твоем доме не будет мира, — объявил Логан. Колин согласно кивнул.

— А вы когда-нибудь пытались усмирить Розамунду? — ехидно осведомился Бэн.

— Это дело другое, — отмахнулся Логан.

— Вовсе нет, а кроме того, Элизабет — дочь Розамунды, — усмехнулся Бэн. — Вы всячески стараетесь умаслить жену, точно так же как я буду стараться умаслить мою дорогую Элизабет. И в моем доме, как и в вашем, будут царить мир и покой.

— Ты, разумеется, прав, — ухмыльнулся лэрд.

— Знаю, — согласился Бэн и, повернувшись к отцу, добавил: — Ты пошлешь за священником, па? Если он сейчас же приедет, мы сможем отправиться в путь через два дня. Я хочу поскорее вернуться во Фрайарсгейт. Поездка будет нелегкой.

Священник появился на следующий день. Ему объяснили ситуацию. Отец Эндрю стал свидетелем подписания брачного контракта, а потом провел церемонию с поистине великолепным в своем алом наряде лордом Кембриджем, исполнявшим роль невесты. После этого Колин устроил небольшой пир в честь заключенного брака. Томас сидел за столом по правую его руку, Логан и священник — по левую. Они смотрели, как трое сыновей хозяина танцевали под веселую мелодию волынщика.

Когда настала ночь и зал опустел, Колин и Бэн уселись у огня с почти опустошенными кубками.

— Ты не вернешься, — вздохнул Колин.

— Знаю, — кивнул Бэн.

— Я горжусь тобой, хотя ты упрямый дурень. Ты мог быть счастлив со своей девушкой, а вместо этого вернулся домой. И ради кого? Ради меня? Отца, не знавшего о твоем существовании целых двенадцать лет? До сих пор удивляюсь, почему твоя мать ничего мне не сказала! Почему позволила выдать себя замуж за этого гнусного Парлана Ганна, который даже не соизволил дать тебе свое имя? Ты был бы ему хорошим сыном!

— Думаю, этот брак устроили ее родители. Парлан взял ее почти без приданого. А она притворилась, будто знает только твое имя — хотела тебя защитить. Знай Парлан о тебе, наверняка стал бы вытягивать у тебя деньги. Он ведь был не только жесток, но и жаден. И лишь перед смертью она открыла мне эту тайну…

— Я помню день, когда ты пришел к моему крыльцу. Голодный, оборванный, тощий, ты был так похож на меня, что я ни разу не усомнился в своем отцовстве, — пробормотал Колин со слезами на глазах. — Даже когда я пригласил тебя в дом, ты согласился не сразу. До того был очень напуган, хотя старался не показать этого.

Хозяин Грейхейвена протянул руку и взъерошил черные волосы сына. Совсем как его собственные.

— Мы неплохо прожили все эти годы, верно?

— Мне будет не хватать тебя, па. И Грейхейвена тоже, — признался Бэн.

— У тебя останутся воспоминания, парень. Храни их, ибо они принадлежат только тебе. И копи новые воспоминания. Ты сказал, что этот Фрайарсгейт — красивое место.

— Да, па. Окружен холмами, совсем недалеко от него находится озеро. А какие зеленые там холмы! Какая пышная трава! Чудесное, великолепное место, я полюбил его с первого взгляда.

— Похоже, ты нашел свой дом, — мягко заметил Колин.

— Так оно и есть, — согласился Бэн.

— Значит, там твоя родина. Не здесь, а во Фрайарсгейте, с девушкой, которая тебя любит, и с твоими детьми.

— Ты приедешь к нам когда-нибудь, па? — спросил Бэн.

— Нет, — покачал головой Колин. — В молодости я служил у графа Эррола, и, хотя жизнь при дворе была интересной, я ужасно тосковал по дому, А вернувшись, поклялся никогда его не покидать. Иногда я навещаю старого графа Гленкерка, потому что он со своими детьми жил при дворе, когда я тоже там был. Как многие старики, он любит поговорить о былых днях.

— Дети? Я всегда считал, что у графа только один сын — лорд Адам, — удивился Бэн.

— Когда-то у него была дочь. Красивая, своевольная малышка по имени Дженет. Я умолял своего отца договориться о браке с ней, но граф с детьми, немного побыв при дворе, отправился в Европу — король Яков назначил его послом. В общем, это долгая история, — вздохнул Колин с горькой улыбкой. — Нет, Бэн, я не поеду в Англию, а ты, я знаю, никогда больше не вернешься на север. Сегодня мы с тобой попрощаемся, сын мой. Мы с тобой оказались в необычном положении. Большинство детей прощаются с родителями после свадьбы, причем навсегда. Двадцать лет ты был рядом со мной, и мне горько сознавать, что я ничего не могу дать тебе, кроме своей любви и уважения. К тому же все мои владения должны перейти к Джейми, моему законному сыну.

— Он достоин тебя, па, — заверил Бэн. — Джейми хороший сын. И всегда им останется. И Гилли тоже. Мне будет недоставать тебя, но я знаю, что мои братья станут о тебе заботиться.

— Ты говоришь так, словно я уже старик, — буркнул Колин.

— Тебе уже за пятьдесят, — поддразнил его Бэн.

— Но не настолько я стар, чтобы не оценить по достоинству хорошенькую девочку, парень. Надеюсь, тебе повезет точно так же, когда доживешь до моих лет, — ухмыльнулся отец. — А теперь расскажи об Элизабет, до сих пор ты почти ни словом о ней не обмолвился.

— Она высокая и стройная. Но со всеми полагающимися округлостями. Волосы — как золотой тростник, а глаза — зеленовато-карие. Маленький прямой носик и ротик, созданный для поцелуев. Она умна, и ее люди любят и уважают свою леди. Ее страсть к земле так велика, что я почти ревную, но она и меня любит так же пылко. Но Элизабет упряма, и, если что-то решит, никто не может ее отговорить. Я верю, что она решила растить нашего ребенка в одиночку, потому что не боится никого и ничего, кроме, возможно, Господа нашего.

— Жаль, что мы с ней ни разу не встретились, — покачал головой Колин. — Похоже, это достойная и необыкновенная молодая женщина. Даже по голосу я слышу, как сильно ты ее любишь. Но не позволяй ей командовать собой, иначе эта любовь погибнет.

— Потребуется время, чтобы заслужить ее доверие, — медленно проговорил Бэн, — но, думаю, она по-прежнему любит меня.

— А это мы скоро узнаем, но теперь, на радость или на горе, она — твоя жена, — ответил Колин и, встав, объявил: — Я иду спать.

— Ты проводишь нас утром? Мы уезжаем на рассвете.

— Провожу, разумеется, — бросил на ходу Колин.

Бэн проводил его взглядом и тоже пошел спать — до рассвета оставалось всего несколько часов. Казалось, его голова едва коснулась подушки, а Джейми уже тряс его за плечо.

Недовольно бурча, он встал. Гилли тоже не горел желанием просыпаться и что-то сонно бормотал.

— Бэн уезжает, — напомнил ему Джейми. — Ты что, не хочешь попрощаться с братом? Может, мы никогда не увидимся? Вставай!

Слушая их перепалку, Бэн умывался и брился, торопливо провел деревянным гребнем, по непокорным волосам. Ему не терпелось поскорее оказаться во Фрайарсгейте.

Он потеплее оделся — им придется скакать от рассвета до заката, и кто знает, найдут ли они убежище на ночь, — и вместе с братьями поспешил в зал.

Слуги уже разносили завтрак. Корки только что испеченного хлеба наполнялись горячей овсяной кашей. Тут же стояли блюда с ветчиной, омлетом, маслом и сладким ягодным джемом.

Логан и лорд Кембридж присоединились к братьям, но Колин пока не появился. Мужчины ели с аппетитом, запивая еду элем. Когда они позавтракали, в зал вошел хозяин Грейхейвена в костюме для верховой езды.

— Я провожу вас до границ моих владений, — объявил он. — Тем более что уже позавтракал.

— Тогда давайте тронемся в путь. Я прослежу за погрузкой ягнят в повозку, — сказал Бэн, тронутый словами отца.

— Я помогу тебе, — вызвался Гилберт.

Уже через полчаса все было готово. Несколько пастухов провожали их до границы. Послали гонца во Фрайарсгейт, чтобы предупредить о своем появлении. Однако пройдет много дней, прежде чем они доберутся до границы.

Бэн тепло простился с братьями и обнял их в последний раз.

— Теперь можешь быть уверен, что все достанется тебе, — пробормотал он, обращаясь к Джеймсу.

— Ты знал? — ахнул тот.

— Поменяйся мы местами, я чувствовал бы то же самое. Джейми, моя верность принадлежит сначала отцу, а потом тебе. Теперь старший ты.

— Ты хороший человек, — вздохнул Джеймс, — и хотя я всегда знал это…

Он осекся.

Бэн кивнул и повернулся к младшему брату:

— Ну, парень, веди себя прилично, слушайся нашего па и Джейми, когда тот дает хороший совет. Постарайся не слишком разбрасывать свое семя, ибо я знаю, как ты любишь девушек и уже стал отцом, причем не один раз.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал, — выдохнул Гилберт.

Все шестнадцать лет его жизни Бэн почти всегда был рядом. И он нуждался в старшем брате.

— Ты не па. Приезжай в Англию повидаться со мной, — ответил Бэн и крепко обнял Гилли.

Тот кивнул и убежал, пока никто не увидел его плачущим. Джеймс стоял неподвижно, пока мужчины седлали коней. Потом поднял руку в прощальном жесте. Овцы и крытая повозка уже ушли вперед. Джеймс безотрывно смотрел им вслед, и только когда Бэн обернулся и поднял руку в прощальном приветствии, облегченно вздохнул.

Бэн, улыбаясь, покачал головой. Похоже, Джейми до конца не был уверен, что старший брат уезжает навсегда.

Им повезло с погодой. За это время ни разу не пошел снег, хотя ледяной туман держался часами. После нескольких долгих дней скачки Шотландское нагорье осталось позади. Лорд Кембридж растерял свою обычную веселость и мечтал лишь об отдыхе.

У границы своих земель Колин Хей в последний раз попрощался с сыном и со слезами на глазах обнял его. Вряд ли они когда-нибудь увидятся, но воспоминания о Бэне всегда будут мучительными, ибо он любил своего сына, пусть и незаконного, больше остальных детей. Но его совесть чиста: теперь у Бэна начнется новая жизнь.

— Ты бы гордилась им, Тора, — тихо сказал он отъезжая.

Путешественники из осторожности останавливались либо в монастырях, либо на фермах. Их щедрые пожертвования, внесенные заранее, обеспечивали радушный прием и безопасность для овец. Каждый вечер они выгружали ягнят из повозки. Маленькие создания с блеянием убегали в поисках матерей, а найдя, принимались мирно сосать.

Наконец они оказались в западной части Шотландии и направились на юг, к Англии.

Вскоре Логан стал узнавать знакомые места.

— Мы уже на моих землях, — внезапно объявил он как-то днем.

— Дорогой мальчик, откуда ты знаешь? — удивился Томас.

Ему еще в жизни не приходилось так тяжело, и он про себя поклялся, что, не считая редких поездок во Фрайарсгейт, больше никаких путешествий не предпримет. В жизни своей он не был так безобразно грязен. И никогда еще от его одежды не пахло так дурно.

— Далеко еще до Клевенз-Карна? — с тоской спросил он.

— Мы доберемся туда к ночи, — улыбнулся Логан.

Розамунда. Его теплая и любящая жена! Наконец-то он проведет ночь в собственной постели. Он завшивел и чесался от укусов блох, которых было полно в тех домах, где они останавливались. И вообще он предпочитал для дальних поездок более теплые месяцы, когда можно ночевать на сладко пахнущей траве или в душистом вереске. Он жестом подозвал одного из членов своего клана, тот немедленно подъехал к вождю.

— Скачи вперед, — велел он, — и передай леди Розамунде, что мы будем к ужину.

Шотландец кивнул и пустил коня галопом. Логан повернулся к Бэну:

— Завтра мы отправимся во Фрайарсгейт. Пастухи могут продвигаться медленнее. Очень важно, чтобы ты и Элизабет уладили свои разногласия как можно скорее. Пусть ребенок родится в любви и согласии.

— С вашего разрешения и люди моего отца переночуют в Клевенз-Карне, а потом я отошлю их обратно, — ответил Бэн. — Пусть овцы останутся на вашем попечении, пока я не пришлю за ними своих пастухов из Фрайарсгейта.

— Да, пожалуй, это более разумно, чем менять стражей на границе, — согласился Логан, отмечая новые властные нотки в голосе Бэна.

Лэрд улыбнулся. Пусть Бэн любит и уважает свою ершистую жену, но в конце концов именно он станет хозяином Фрайарсгейта.

— Ты послал гонца к дорогой Розамунде? — осведомился лорд Кембридж.

— Сегодня вечером у тебя будут вкусный ужин и мягкая постель, — заверил его Логан.

— Лучше пусть она будет не слишком мягкой, иначе я утром не поднимусь, — раздраженно бросил Томас. — А я хочу домой, в Оттерли.

— Вы ближе к дому, Том, чем были несколько недель назад, — заметил Бэн, широко улыбаясь. — Всего несколько дней, мой друг, и вы окажетесь в тепле и уюте собственного гнездышка. Надеюсь, вы скоро пригласите в гости меня и Элизабет.

— Не слишком скоро, — язвительно буркнул лорд Кембридж. — Бог весть сколько времени уйдет на то, чтобы оправиться от нашего маленького приключения. И я был совершенно восхитительной невестой, хотя, увы, никто об этом не узнает. Я снова сделал своей дорогой кузине Розамунде огромное одолжение и спас от позора одну из ее дочерей.

Его спутники рассмеялись. Том громко им вторил. Теперь, когда дом был близок, все сразу почувствовали себя лучше. Через несколько дней все уладится: Элизабет и Бэн обвенчаются, и следующее поколение наследников Фрайарсгейта родится без пятен в родословной.

Конечно, искушение подстегнуть коней было велико, но, помня об отаре овец, Логан ехал с прежней скоростью.

На закате солнца они подъехали к дому. Овец вместе с ягнятами загнали в укрытие, после чего все трое мужчин вошли в зал. Сыновья Хепберна, увидев отца, завопили от восторга и бросились к нему.

Счастливо улыбавшаяся Розамунда бросилась в объятия мужа и поцеловала его.

— Добро пожаловать домой, мой господин. Вижу, ты исполнил мою просьбу и привез мне нового зятя. Том! — воскликнула она, отступая. — Спасибо!

— Дорогая, ты понятия не имеешь, что мне пришлось пережить, чтобы устроитъ судьбу дорогой Элизабет! Я устал как собака, омерзительно грязен, а моя одежда погасит своей вонью любое пламя, когда я швырну ее в костер. Но — да, мы исполнили твою просьбу и привезли жениха.

Он расцеловал ее в обе щеки и отошел с довольной улыбкой.

— Ты любишь ее? — вдруг спросила Розамунда Бэна.

— Да, — не колеблясь, ответил он. — Я полюбил ее с первого взгляда.

— Вот и хорошо. Тебе понадобится терпение святого, чтобы справиться с моей дочерью, пока ее гнев не остынет. Она не хотела, чтобы я послала за тобой. Глупышка! Но я не позволю, чтобы мой внук родился бастардом.

— И не родится, — заверил ее Бэн.

— Значит, ты уверен, что у нее будет сын? — улыбнулась Розамунда.

— Мужчины рода Хей чаще зачинают мальчиков, — пояснил Бэн.

— Значит, ты больше не Маккол? — спросила Розамунда.

— Отец просил меня взять его фамилию, а я счастлив исполнить любое его желание. "Хей" больше подходит для жизни на границе.

— Мудро, — согласилась Розамунда.

Слуги принесли ужин, и Розамунда повела мужчин к столу. Они ели вкусную, хорошо приготовленную еду, а потом Розамунда что-то прошептала на ухо кузену. Тот расплылся в улыбке и поспешил уйти.

— Что ты ему сказала? — с любопытством спросил Логан.

— Сказала, что если он пойдет за Томом на кухню, там его будет ждать чан с горячей водой и чистая одежда. Может, не такая модная, к которой он привык, но, несомненно, чистая. И выбора у него, нет, поскольку я приказала немедленно сжечь то, что сейчас на нем.

Логан и Бэн разразились смехом. Но их веселье оказалось недолгим.

— Когда Том помоется, следующим будет Бэн, а уж потом — ты, мой дорогой Логан, — решительно объявила она. — Иначе вы напустите в мои чистые постели блох и вшей! И я сама вымою вам головы. А теперь я иду на кухню, Том уже ждет меня.

После ее ухода Логан покачал головой.

— Значит, ты любишь ее, — пробормотал он. — Это хорошо, потому что женщины Фрайарсгейта обладают сильной волей и таким же сильным характером. Спорить с ними нет смысла.

— Моя мачеха Эллен, — хмыкнул Бэн, — была такой же. Па обожал ее, хотя у него были и другие женщины.

— Я бы не советовал тебе следовать его примеру, — предупредил Логан.

— Но мой па женился на Эллен, чтобы получить сыновей. Она была его третьей женой. Правда, он уважал ее, и они хорошо относились друг к другу. Она всегда знала, с кем он ей изменил, и знала также, что он снова вернется к ней. Но со мной все по-другому. Я люблю Элизабет всей душой. И для меня не существует других женщин.

— Рад это слышать. У меня нет своих дочерей, но Элизабет была совсем маленькой, когда я женился на ее матери. Она не помнит своего отца, и я всегда думаю о ней как о собственном ребенке. Я хочу для нее счастья.

— Я тоже, — кивнул Бэн. — Но даже я знаю, что потребуется время, чтобы вновь заслужить доверие Элизабет. Теперь я понимаю, каким был дураком!

— Да уж, — протянул Логан. — Обязательно скажи ей это. Женщины любят, когда мужчины каются в совершенных ошибках. Это заставляет их увериться в собственной мудрости.

Вошел слуга. Он сказал Бэну, что все готово для купания и леди его ждет. Бэн, не возражая, последовал за ним на кухню, разделся и, влез в большой дубовый чан. К его удивлению, вода была еще довольно горячей. Розамунда вручила ему тряпочку и мыло, а сама, встав на невысокую подставку, стала работать щеткой, едва не содрав с него кожу. Наконец она вымыла его густые темные волосы и заодно вычесала гнид.

— Ну вот, — с удовлетворением сказала она, — ты довольно чист. По крайней мере, когда будешь стоять с моей дочерью у алтаря, от тебя не будет смердеть. Завтра я поеду с вами во Фрайарсгейт. Последнее время Элизабет крайне несговорчива.

— Она здорова? — взволнованно спросил Бэн, взяв у нее полотенце.

— Да, она носит ребенка легко.

Розамунда протянула ему чистую полотняную рубашку и темные штаны. Бэн с благодарностью натянул одежду.

— Благодарю вас, мадам, — поклонился он.

— А теперь пришли сюда моего мужа, — усмехнулась она, отметив про себя, какие у него большие ноги.

Впрочем, он большой человек с большим сердцем. Элизабет очень повезло, хотя сейчас та не слишком хорошего мнения о сбежавшем женихе.

Бэн вернулся в зал и сообщил хозяину, что жена ждет его на кухне, а сам пошел вслед за слугой в спальню, где на раскладной кровати уже храпел Томас Болтон, — широкую кровать он оставил для такого великана, как Бэн. Бэн упал на нее и мгновенно заснул. Даже снов не видел.

Они выехали из Клевенз-Карна еще до рассвета, когда небо только начинало светлеть, и вовсю гнали коней, чтобы побыстрее добраться до Фрайарсгейта. Бэну не терпелось увидеть Элизабет. Томас рассудил, что через два-три дня можно будет вернуться в Оттерли. Логан мечтал об одном: поскорее выдать замуж падчерицу и вместе с женой оказаться дома, где его ждут дети. Теперь, когда все три дочери Розамунды благополучно пристроены, его жизнь вновь станет безмятежной.

Они ненадолго остановились только в середине дня, чтобы дать животным отдых, поесть и облегчиться. В воздухе повеяло теплом. Небо было безоблачным и голубым. Солнце пригревало плечи. На холмах появились островки новой травы.

Наконец солнце стало опускаться за горизонт. Красные, оранжевые и золотые полосы расцветили небо на западе. Но вскоре померкли и они, сменившись темной синевой. С вершины холма уже были видны огоньки Фрайарсгейта.

На холме они на секунду остановились, Розамунда взглянула на Бэна и поняла: пока он будет рядом с Элизабет, Фрайарсгейт — в надежных руках. Его глаза светились нескрываемой радостью, когда он оглядывал озеро, дом, пастбища…

— Мы не выслали гонца, — тихо проговорила Розамунда.

— Хотите, чтобы мое появление стало сюрпризом? — улыбнулся Бэн.

— Думала, так будет лучше. Она не успеет спрятаться, если мы приедем без объявления. Я хочу, чтобы вы обвенчались завтра. Чем быстрее все будет кончено, тем лучше для Элизабет и для тебя.

— Это правда. Так мы скорее уладим наши разногласия.

— Дорогая Розамунда, не могли бы мы продолжать путь? — спросил лорд Кембридж голосом, в котором прорезывались жалобные интонации. — Мой бедный зад взбунтовался от долгих недель пребывания в седле, и я хочу получить ужин!

Розамунда, усмехнувшись, махнула рукой, и они стали спускаться с холма.

Глава 14

Элизабет растерянно уставилась на шумную толпу, ввалившуюся в зал, но при виде Бэна Маккола покраснела и вскочила.

— Значит… — злобно процедила она, — им удалось оторвать тебя от родителя? Так вот: ты зря потратил время. Я решила, что ты мне не нужен. Наш брак продлится год и день, а потом я буду растить своего ребенка без твоей помощи. Убирайся!

Бэн смотрел на большой живот Элизабет и думал, что красивее женщины нет в целом мире. Он шагнул к ней, схватил в объятия и приник к ее губам.

— Я в жизни ни по ком не скучал так сильно, как по тебе, Элизабет!

Она с удивительным для беременной женщины проворством отскочила от него.

— Как ты смеешь? Как ты смеешь целовать меня, распутник?! — взвизгнула она. — Я говорила: если уедешь, можешь не возвращаться! Ненавижу тебя!

— Дорогая девочка, не говори так! — воскликнул лорд Кембридж, хватаясь за сердце. — Я много недель топтал дороги ледяного нагорья, чтобы вернуть тебе жениха! Умоляю, только не говори, что все было зря!

Легчайшая улыбка коснулась уст Элизабет, но тут же исчезла.

— Ты издеваешься надо мной, дядюшка! — отрезала она. — Разве я не сказала, что сама воспитаю ребенка? Мне этот человек не нужен!

— Что?! — возмутился Бэн. — Ты, хитрая лиса, соблазняешь меня, потом позволяешь уехать, а теперь изображаешь оскорбленную невинность?! Ты нагло использовала меня, чтобы получить наследника для Фрайарсгейта, но ребенок и мой тоже! Мое семя проросло в твоем чреве!

— Дерзкий ублюдок! — вскричала Элизабет. — Когда я соблазняла тебя, ты, помнится не возражал!

Он поймал ее руку, поцеловал и прижал к своей груди.

— Если бы я возражал, то был бы еще большим глупцом, чем уже есть, Элизабет, — весело объяснил он. Она сердито выдернула руку.

— Негодяй! Шотландский мерзавец! Подлец и обманщик!

— Кажется, именно так ты в свое время называла меня, — сухо заметил жене Логан Хепберн.

— Кажется, да, — проворковала она с улыбкой.

— Я иду спать! — яростно прошипела Элизабет.

— Ни за что, — вмешалась Розамунда. — Будешь сидеть за столом рядом с мужем и распорядишься, чтобы нас сытно покормили. За целый день мы съели несколько овсяных лепешек и очень голодны, дочь моя.

— Он не муж мне! — завопила Элизабет.

— Разве не ты прошлым летом вступила с ним во временный брак? — удивилась мать.

Элизабет пронзила ее негодующим взглядом.

— Да, — пробормотала она, — но этот брак не настоящий. Это всего лишь обещание выйти замуж, а я с тех пор передумала.

— А вот я — нет! — отрезала Розамунда. — Завтра утром отец Мата освятит союз, в который ты, обуреваемая похотью, вступила с Бэном Макколом. Мой внук будет рожден в законном браке, потому что он следующий наследник Фрайарсгейта, черт бы все побрал!

— Почему ты так уверена, что это мальчик? — взвилась Элизабет.

— Потому что в роду Хеев обычно рождаются мальчики, — пояснил Бэн, обнимая ее за располневшую талию и ласково проводя ладонью по животу и чувствуя, как толкается в нем ребенок.

Он расплылся в довольной улыбке.

— Да, это парень. Ты носишь нашего сына, Элизабет. Твоего и моего.

Ощутив, как шевельнулся ребенок под отцовской рукой, Элизабет чуть было не сдалась — такая нежность вдруг нахлынула на нее. Но тут же в ее сердце вновь вернулась обида.

— Ты никогда не получишь Фрайарсгейт, — заявила она.

— Мне он не нужен, — пожал плечами Бэн. — Я хочу тебя. Хочу нашего сына и других детей, которые у нас появятся. Фрайарсгейт твой. Ты его хозяйка, и никто не в силах этого изменить.

— Муж. Муж в силах это изменить, — возразила Элизабет. — Считаешь меня дурой, не знающей законов? Женщина становится рабыней в руках мужчины. Моя мать жестоко страдала от этого, но сумела сбежать. Я не потерплю власти ни одного мужчины.

— Садись, Элизабет, — приказала Розамунда. — Садись и прочти брачный контракт, который Бэн беспрекословно подписал и который теперь должна подписать ты.

Элизабет тяжело опустилась на стул.

Услышав знакомые шаги, Розамунда обернулась:

— А, отец Мата, вот и вы! Подойдите и засвидетельствуйте подпись Элизабет. Утром вы проведете свадебную церемонию. Мы с Логаном хотим вернуться домой как можно быстрее. Мы оставили мальчиков одних, а они ссорятся, когда некому вмешаться.

Элизабет развернула пергаментный свиток и пробежала глазами документ. Бэну предоставлена должность управляющего, что вполне справедливо, но кроме этого — ничего. Фрайарсгейт остается в ее владении. А если она умрет, поместье вернется к матери.

Облегчение охватило ее с такой силой, что сердце, казалось, перестало колотиться. Она глубоко вздохнула:

— Кто-нибудь, найдите мне перо и чернила.

Подойдя к столу, она вновь развернула пергамент. Слуга принес перо и чернильницу. Элизабет подписала контракт и посыпала подпись песком, чтобы скорее просохла, после чего окунула свою печатку в расплавленный воск и прижала к пергаменту. Покончив с формальностями, она сунула контракт священнику:

— Возьмите это, святой отец, и храните у себя.

Слуги подали ужин, и Элизабет удивилась обилию блюд. Ведь гости не выслали вперед гонца. Похоже, в отличие от нее слуги ожидали приезда большой компании.

Бэн занял место справа от нее. Она украдкой взглянула на него. Как же он красив! Интересно, будет ли их дитя похоже на отца?

Она отметила фамилию жениха, упомянутую в контракте. Бэн Маккол Хей. Он взял отцовскую фамилию! Что ж, здесь, на границе, она звучит лучше, чем Маккол!

Бэн осторожно наблюдал за Элизабет во время ужина и с облегчением заметил, что аппетит у нее хороший. Значит, она родит крепкого, здорового малыша. Впрочем, у нее всегда был на удивление прекрасный аппетит! Но она сильно разбавляет вино водой. Странно…

Словно прочитав его мысли, она пояснила:

— Последнее время мой желудок не выносит неразбавленного вина.

Эти слова были единственными, которые она сказала ему в продолжение всего вечера.

После ужина, когда все сидели у огня, Элизабет объявила:

— Мы должны послать за Мейбл и Эдмундом. Они присутствовали при моем рождении и должны находиться в церкви, когда я буду венчаться.

— Пошли за ними сегодня же вечером, — велела Розамунда. — Но больше никаких проволочек.

— Ты права, — согласился Томас. — Еще один день скачки, и я уже завтра буду дома. Мне не хватает моего Уилла и моего дома. Не хватает собственной постели, вкусной еды и длинных дней, которые я провожу в своей библиотеке. Придется переделывать все, что сделал Уилл в мое отсутствие, конечно, тайком, чтобы не ранить его чувства. В конце концов он поверит, что славно потрудился ради меня, а я рассыплюсь в похвалах.

— Дядя, ты настоящий хитрый лис, — рассмеялась Элизабет и, медленно поднявшись, добавила: — Теперь, когда я сделала все, что от меня требовалось, можно идти спать. Спокойной ночи.

— Присоединишься к ней? — лукаво осведомился Томас Болтон у Бэна, дождавшись, пока Элизабет отойдет подальше.

Его янтарно-карие глаза весело искрились.

— Думаю, лучше подождать, пока сама Элизабет не пригласит меня в свою постель, — ответил Бэн.

— Никогда! — отрезала Элизабет, у которой оказался очень острый слух, и шагнула к двери.

Логан хмыкнул.

— Думаю, ты весьма осмотрителен, — заметила Розамунда, бросив раздраженный взгляд на мужа. — Не важно, что говорится в контракте, но ты должен убедить мою дочь, что соблюдаешь свою часть сделки. И когда она перестанет фыркать на тебя, как разъяренная кошка, придется снова завоевывать ее. Но когда ты получишь ее навсегда, такая победа будет стоить всех усилий.

— Вы правы, — сказал Бэн. — Элизабет — драгоценный приз, леди. Я хорошо это знаю. Но с ней нелегко.

Его спутники рассмеялись.

— И никогда не было легко, — добавила Розамунда и сделала знак Альберту, который поспешил к ней подойти. — Леди послала гонца в коттедж Эдмунда и Мейбл?

— Да, миледи, по пути в спальню, — сообщил мажордом.

— В таком случае мы тоже можем идти спать. Бэн, ты, конечно, знаешь, где спальня Элизабет. Ложись в соседней комнате. Между обеими комнатами имеется смежная дверь.

Бэн снова кивнул:

— В таком случае, мадам, я погашу огни во всем доме и запру двери.

— Так и должно быть. Это обязанность управляющего, — согласилась она и, взяв Логана под руку, вместе с ним удалилась из зала.

— Что ж, дорогой мальчик, дело, можно сказать, сделано, — заметил лорд Кембридж. — Ты идеальный муж для Элизабет, и я с самого начала это знал.

Бэн рассмеялся и, сев напротив Томаса, покачал головой:

— Ты мошенник, Том. Сам надеялся, что один из высокородных джентльменов при дворе женится на Элизабет. Ты и внимания не обращал на какого-то бастарда с Шотландского нагорья! Но я благодарю тебя за добрые слова.

— Да, я подумывал о более выгодном браке, — признался лорд Кембридж. — Но по правде говоря, при дворе множество бастардов, и хотя их кровь благороднее, чем твоя, все же ты — порядочный человек, Бэн. И когда я понял это, то приложил все силы, чтобы устроить брак между тобой и Элизабет. Тебе, конечно, известно, что мы с кузиной одобрили тебя в качестве жениха.

— Известно, — тихо ответил Бэн.

— Я восхищаюсь твоей преданностью и верностью отцу, но, надеюсь, такие же чувства ты испытываешь и к Элизабет. Если бы только ты подошел ко мне и спросил совета, я бы немедленно послал гонца к Розамунде и вместе с ней уговорил бы твоегоотца. Но Элизабет ничем не лучше тебя. Вела себя как упрямый ребенок, настаивала, чтобы ты выбирал между ней и отцом. Почему ты молчал?

— Я не считал себя достойным хозяйки Фрайарсгейта, — вздохнул он. — Мне казалось, как бы сильно я ни любил ее, она должна носить более знатное имя.

— И все же ты позволил ей обольстить тебя, зная, что она сделала это, чтобы удержать тебя рядом с собой, — напомнил Томас.

Шотландец снова вздохнул:

— Ты прав. Это было бесчестно с моей стороны, но я не смог устоять. Никогда раньше я не встречал женщину, при виде которой у меня закипала в жилах кровь. Больше я никогда ее не покину, Томас.

— Дорогой мальчик, — улыбнулся лорд Кембридж, — вряд ли моя милая Элизабет позволит тебе нечто подобное. Поначалу она станет наказывать тебя за то, что считает твоей изменой, но со временем обязательно опомнится. Я счастлив, что ситуация разрешилась. Впрочем, я это предвидел. Все чудесно. Я успешно выдал замуж трех своенравных девиц. А теперь, дорогой мальчик, спокойной ночи. Увидимся утром.

И Томас Болтон, едва не вприпрыжку, направился к выходу, невыразимо довольный тем, как все сложилось.

Глядя ему вслед, Бэн покачал головой и улыбнулся. Похоже, лорд Кембридж станет его любимым дядюшкой. С этими приятными мыслями он встал и обошел дом, гася все огни и свечи, за исключением той, которую нес в руках, после чего поднялся наверх и лег.

Солнце еще не поднялось, когда мажордом Альберт осторожно тронул его за плечо:

— Господин, пора вставать. Леди приказала, чтобы церемонию провели сразу после заутрени. Осталось около получаса, не более.

Бэн свесил ноги с кровати и немного посидел, собираясь с мыслями.

— Скажи, на холмах уже распустились цветы?

— Нет, господин, но в кладовой висят связки сухого белого вереска, — подумав, ответил Альберт.

— Найди Нэнси и спроси, не сможет ли она найти голубую ленту. Только пусть ничего не говорит леди. Я хочу сделать сюрприз невесте.

— Понимаю, господин, — кивнул слуга, довольный, что его леди выходит за шотландца: обитатели Фрайарсгейта уже любили и уважали его.

Он поспешно вышел. А Бэн нашел кувшин с водой в еще теплой золе, умылся и натянул штаны и рубашку. Камзола у него не было, но он надел кожаную безрукавку с вырезанными из рога пуговицами, поверх нее накинул плед Хеев в красно-черно-желтую клетку и сколол его бляхой клана, подаренной отцом на шестнадцатилетние. У сокола, выбитого на нем, были глаза из граната.

Бэн обнаружил, что сапоги уже начищены, и, довольный, натянул их. Пусть он не элегантный джентльмен из благородного дома, но все же выглядит представительно.

Пригладив густые завитки, он вышел из комнаты и спустился в зал.

— Быстро ты, — мрачно процедила Элизабет.

На ней было светло-голубое бархатное платье, расставленное в талии, с широкими рукавами, перехваченными кремовыми лентами. Налившаяся грудь угрожала вырваться из выреза, да и живот скрыть было невозможно. Прелестные светлые волосы, зачесанные назад и уложенные в узел, поддерживали серебряные шпильки: На голове был французский капюшон, отделанный жемчугом. Шею обвивала нить крупных жемчужин.

— Ты тоже, — кивнул он. — Какая же ты красивая!

Элизабет покраснела, но резко ответила:

— Не думайте, сэр, что сумеете меня улестить! Ты покинул меня и вернулся лишь потому, что тебя притащили едва не силком! Снова сбежишь в Шотландию, как только священник нас обвенчает?

— Я всегда буду рядом, Элизабет, — поклялся он. — И ты хорошо знаешь, что я сбежал не от тебя. Я никогда не обещал, что останусь во Фрайарсгейте, и не раз предупреждал, что вернусь в Грейхейвен!

— Я ждала ребенка! — вскричала она.

— О чем ты даже не знала в день моего отъезда, — напомнил он. — Ты могла бы написать мне. Как тебе известно, я умею читать и писать.

— Ненавижу тебя, — злобно пробормотала она.

— А я тебя люблю.

— Возьмите, господин, — обратился к нему Альберт, протягивая букетик сухого белого вереска, перевязанный голубой лентой.

— Спасибо, — кивнул Бэн и, повернувшись к Элизабет, вручил ей цветы. — Придется довольствоваться этим. Цветы еще не расцвели. Я даже не знаю, какой сейчас месяц.

Элизабет взяла его подарок, и на глазах ее выступили слезы, которые она поспешно сморгнула.

— Сейчас апрель. Пятое апреля.

— Хороший месяц… и хороший день для свадьбы, — кивнул Бэн.

— Вот вы где! — воскликнул Логан Хепберн. — Элизабет, я пришел, чтобы вести тебя в церковь. С твоего, Бэн, разрешения, конечно. Розамунда и Том ждут тебя в зале.

Когда жених ушел, Элизабет показала отчиму букет невесты.

— Я хотела бы ненавидеть его, — призналась она. — Но видишь, он нашел способ, как сделать для меня букет. Как он может, Логан? Как он смеет быть добрым ко мне? Он и женится потому, что ты и дядя Томас притащили его сюда.

— Он женится потому, что любит тебя, Бесси, — покачал головой Логан.

— Не называй меня Бесси! — всхлипнула она.

Он взял ее за руку:

— Пойдем, маленькая ведьма! Священник уже в церкви. Бэн любит тебя, Элизабет. Не будь глупой. Почему упрямство мешает тебе признать правду?

С этими словами лэрд Клевенз-Карна взял ее за руку и повел во двор.

День был серым и холодным. Висевший над холмами и озерной гладью серебристый туман напоминал разбросанные тут и там клочки тонкой ткани. Ветра не было, и вода в озере казалась темным стеклом.

Добравшись до церкви, Логан остановился, чтобы дать Элизабет время взять себя в руки. Та непрерывно всхлипывала.

— Ты готова? — спросил он наконец.

Элизабет кивнула и проглотила последний всхлип. В этот момент ребенок шевельнулся, и она мгновенно закрыла живот ладонями, словно оберегая нерожденное дитя.

Все уже были в церкви. Лэрд Клевенз-Карна подвел невесту к жениху, после чего встал рядом с женой. Отец Мата стал читать заутреню. Закончив короткую службу, он начал церемонию венчания.

Элизабет скользила взглядом по прекрасным витражам, которые заказала для церкви ее мать. Будь день ясным, солнце играло бы на полу и стенах мириадами цветных пятен.

Бэн нежно сжал ее руку, и Элизабет вернулась к действительности. И поняла, что церемония близится к концу. А она не могла припомнить, давала ли обеты. Должно быть, давала, потому что отец Мата уже связывал их руки освященным полотенцем, благословлял и объявлял мужем и женой.

Она покраснела: ну мыслимое ли дело — ничего не помнить о собственном венчании?…

— Можешь поцеловать свою жену, — торжественно объявил отец Мата.

Бэн осторожно взял ее за плечи и притронулся губами к губам.

— Жена, — тихо прошептал он.

Элизабет не ответила. К такому она не была готова. Почему она позволила силой потащить себя к алтарю?

Она побледнела и слегка покачнулась. Он обнял ее за талию.

— Дай мне руку, Элизабет. Тебе нужно поесть. Наш сын голоден, в этом все дело.

Когда все они вошли в зал, Бэн усадил жену за стол и велел Альберту немедленно нести еду. Розамунда села рядом с дочерью и стала согревать ее озябшие руки. Бэн поднес к ее губам кубок с сидром, и Элизабет стала жадно пить. Их глаза встретились, но она поспешно отвела взгляд.

— Мама…

Обычно сильный голос ее дрожал.

— Все хорошо, Бесс… Элизабет. Просто твой корсаж чересчур тесен, и ты голодна.

Она поспешно распустила ей шнуровку.

— Ну вот, сейчас станет легче. Женщине в твоем положении не стоит модно одеваться даже в день свадьбы, — улыбнулась Розамунда и погладила дочь по щеке.

Элизабет благодарно кивнула и перевела дыхание. Ей действительно стало теплее, а сладкий сидр успокоил взбунтовавшийся желудок. При мысли о том, что она выказала такую слабость на глазах у Бэна, все в ней возмущалось. Он не должен думать, что она одна из тех хрупких созданий, за которыми нужно постоянно приглядывать.

— Мне действительно лучше, — заверила она уже обычным, сильным голосом. — Альберт, где завтрак? Моим гостям придется уехать пораньше, если они хотят добраться до своих домов до наступления ночи.

Слуги стали разносить тарелки и миски. Перед каждым из сидевших за столом поставили корки хлеба с овсяной кашей, сваренной с корицей и изюмом. Слуги подали также яйца в сливочно-укропном соусе, деревенскую ветчину, сыр, масло, джем и только что испеченный хлеб. В кубки наливались вино, эль и сидр.

Логан предложил тост за Элизабет и ее мужа, пожелал им долгой жизни и много здоровых детишек. Следующим встал лорд Кембридж, поднявший кубок "за хорошо выполненную работу".

Даже Элизабет не могла не улыбнуться, услышав это.

Эдмунд, в свою очередь, сказал, что он и Мейбл присутствовали при рождении Элизабет, счастливы, что дожили до дня ее свадьбы, и рады, что она скоро станет матерью.

Наконец слуги убрали со стола. Гости готовились покинуть Фрайарсгейт. Оказалось, что стало немного холоднее и моросит легкий дождик.

Лорд Кембридж недовольно передернулся, но обнял племянницу и прошептал:

— Дорогая девочка, он очень красив. Заботься о нем. И ради вас и вашего ребенка… поскорее помиритесь. Помни, ты сделала хороший выбор — и сделала его сама.

— Как жаль, что ты уезжаешь, — совсем по-детски всхлипнула она.

— Дорогая, если меня не будет в Оттерли еще несколько недель, Уилл посчитает, будто я его покинул. Нет! Я должен ехать! Я уже немолод, Элизабет, хотя очень немногим признался бы в этом. Эта зима стала для меня на редкость жестокой и холодной.

Он поцеловал ее в лоб и, отвернувшись, поспешил к своей лошади. Его окружила вооруженная стража Фрайарсгейта, которой предстояло благополучно проводить лорда Кембриджа в Оттерли.

— Розамунда, моя дорогая девочка, до встречи. Дорогой Логан, я высоко ценю твое общество и всегда рад оказаться рядом с тобой. Бэн, позаботься о жене. А теперь я должен вас покинуть! Прощайте! Прощайте!

Маленький отряд галопом помчался по дороге.

— Дорогая, я вернусь через несколько недель, — пообещала Розамунда дочери. — По моим подсчетам, ты должна родить в середине июня. Я приеду в конце мая. Бэн, не позволяй ей слишком много работать!

— Я вполне способна сама управлять своими землями! — отрезала Элизабет.

— Разумеется, — согласилась Розамунда, — но ребенок может не выдержать твоей беготни. Ты должна отдыхать до самых родов.

— Как отдыхала ты? — с деланной наивностью осведомилась дочь.

Розамунда рассмеялась.

— Хотя бы попробуй, — сказала она, обнимая дочь.

— Хотя бы раз в жизни послушайся мать, — не выдержал Логан, подсаживая жену в седло и сам садясь на коня.

К ним немедленно присоединились члены клана Хепбернов.

— Помни, — наставлял он новобрачную, приподнимаясь в стременах, — что ему позволено бить тебя, а вот ты не имеешь права пальцем его тронуть.

Элизабет возмущенно ахнула, но тут же, поняв, что он шутит, хихикнула.

— Вот это уже лучше, девушка, — кивнул Логан. — Сегодня ты все утро куксилась, но я рад, что ты провожаешь меня улыбкой. Бэн, пригляди за ней. Благослови Господь вас обоих.

По знаку лэрда отряд тронулся в путь.

Элизабет с новоиспеченным мужем стояли в дверях дома и провожали взглядом последних гостей. В доме их ожидали Мейбл и Эдмунд. Последний выглядел значительно лучше, но рука по-прежнему бессильно висела.

— Садитесь у огня, — пригласила она. — Простите, что послала за вами так поздно, но мама требовала, чтобы венчание состоялось рано утром. Ей хотелось сегодня же вернуться в Клевенз-Карн. Эдмунд, отныне управляющим будет мой муж. Таковы условия брачного контракта. Не мог бы ты давать ему советы и учить всему, что знаешь сам? Правда, я по-прежнему остаюсь хозяйкой Фрайарсгейта.

— Охотно. Я приду сюда завтра, — сказал Эдмунд.

— Нет, — покачал головой Бэн, — это я приду в ваш коттедж. Я хотел бы осмотреть отары, и пора посчитать новорожденных ягнят.

— Ты всегда желанный гость, Бэн, — заверил Эдмунд.

Пока мужчины обсуждали дела, женщины тихо переговаривались.

В конце концов вошедший Альберт объявил: во дворе ждет повозка, чтобы отвезти домой старших Болтонов. До маленького коттеджа было совсем недалеко, но у Эдмунда не хватало сил идти пешком. Пожилая пара удалилась, пожелав новобрачным счастья.

После их ухода Элизабет едко объявила:

— Праздник закончился. Мы не какие-нибудь аристократы, чтобы тратить день на пиры и развлечения. У нас полно работы.

— Согласен, — кивнул Альберт. — Но сначала нужно переодеться.

— Ты прав. У нас нет лишних денег на оборки и шелка, сэр.

Они поднялись наверх, и Элизабет, к своему удивлению, обнаружила, что Бэн спит в соседней комнате.

— Ты здесь? Кто разрешил тебе здесь спать?!

— Твоя мать. Но если тебе это не нравится, я выберу другую комнату. И слова против не скажу.

Она немного подумала.

— Нет. Мне все равно, где ты приклонишь голову. У меня только одна просьба: не таскай сюда своих шлюшек. Хочешь охаживать их — води в амбар.

— Как ты водила меня? — съязвил он. — И ты прекрасно знаешь, Элизабет, что, пока я жил во Фрайарсгейте, у меня не было других женщин, кроме тебя.

— Но были же у тебя женщины?! — не унималась Элизабет.

— Были. Я на десять лет старше тебя и никогда не был монахом.

— Мне все равно, спишь ты с кем-то или нет, — бросила она.

— Думаю, тебе не все равно, — ухмыльнулся он. — Но я прекрасно владею собой, жена, и, пока ты не пустишь меня в свою постель, предпочту жить в целомудрии.

— Я больше никогда не лягу с тобой! — прошипела она.

— Ляжешь! — пообещал он. — Я люблю тебя, Элизабет Мередит Хей, пусть ты даже использовала меня, чтобы получить наследника.

— Вот именно. Так оно и было!

— Ты не умеешь лгать, жена, — рассмеялся он. — Ты занималась любовью с удовольствием.

— Нечего тратить утро на споры со мной, пора заняться работой, — отпарировала Элизабет и бросилась в спальню, чтобы переодеться.

Ей не терпелось поскорее вылезти из свадебного платья и надеть широкое свободное одеяние, которое она носила с тех пор, как стал расти живот.

Скоро настанет пора пахоты. Земля на полях еще мерзлая, но через пару недель все изменится. Нужно решить, какие поля каким зерном засевать. Если много лет сажать на поле одну и ту же культуру, земля становится бесплодной.

Нэнси молча помогала леди одеться. Молодая служанка давно усвоила, когда можно говорить, а когда лучше помолчать.

— Этот день ничем не отличается от остальных, — неожиданно объявила Элизабет. — Я буду в библиотеке.

— Да, леди, — ответила Нэнси, оглядывая комнату.

Будет ли хозяин спать вместе с женой? Трудно сказать, но на всякий случай лучше сменить простыни и перестелить постель.

Элизабет спустилась в библиотеку и решила несколько минут посидеть у огня. За окном лил дождь. Жаль, что гости уже уехали! Впрочем, всем известно, что апрель — мокрый месяц.

Она протянула ноги к огню, чувствуя, как согреваются подошвы.

Она замужем. Замужем за Бэном Макколом. И что бы она ни говорила, все же ощущала огромное облегчение: теперь ни у кого не будет вопросов о происхождении ребенка, который растет в ее чреве. Это следующий наследник Фрайарсгейта. Или наследница. Все равно… потому что Бэн больше не будет лежать в ее постели. Он сослужил свою службу, а в награду получил жену. Рано или поздно он поймет, что она твердо намерена больше не спать с ним, и возьмет любовницу.

Нет! Не возьмет! Она не позволит!

При мысли о другой женщине, лежащей в его сильных объятиях и пьющей хмель его поцелуев, волна ревности накрыла ее с головой. Нет! Если он желает жить в целомудрии, пусть будет так! Несмотря на все его сладкие речи, он желает получить Фрайарсгейт. Она уверена! И как можно не хотеть такое поместье! Какая удача для побочного сына горца, у которого за душой нет ничего, кроме смазливой физиономии! Что ж, Бэн получил Фрайарсгейт, хотя не такого добивался. Но все же он станет теперь разъезжать по полям и слышать, как его называют хозяином.

Элизабет с трудом поднялась и уселась за большой стол, как всегда, когда работала. Вытащила карту полей и стала внимательно изучать ее, решая, что и где посеять. В этом году им понадобится больше сена. Три поля к западу нужно засеять рожью. Овес, ячмень, пшеница…

Она отмечала поле за полем. Несколько полей будут оставлены под лук-репку и лук-шалот, горошек, бобы и капусту. Хотя многие считали лук-порей нездоровой едой, он всегда выращивался во Фрайарсгейте со времен отца Элизабет — наряду с петрушкой, шалфеем и другими травами.

Наконец довольная своими трудами, Элизабет выпрямилась. Нужно только подумать, хватит ли семян. Обычно зерна и овощей хватало до нового урожая.

В дверь постучали. На пороге вырос Бэн:

— У тебя есть какие-нибудь поручения на сегодня? Завтра я пойду к Эдмунду, а потом потолкую с пастухами.

— Заходи, — позвала она, чувствуя себя гораздо сильнее, когда занималась чем-то знакомым.

Она — хозяйка Фрайарсгейта, и не важно, что теперь у нее есть муж.

— Посмотри, как я разметила поля для сева, и дай свой совет.

Он встал рядом и оглядел карту.

— Почему эти поля остаются незасеянными? — удивился он.

— Каждый годя оставляю несколько полей незасеянными или сею рожь. Почва должна отдыхать. Разве твой отец не делает этого?

— У нас нет таких полей, поэтому мы всегда их все засеваем. Кстати, у меня не было времени сказать: я привез с собой приданое.

— В самом деле? — слегка улыбнулась она.

— Большую часть овец, купленных у тебя, вместе с ягнятами.

— Но не все?

— Не все, только те, что остались.

— А что же с остальными? Их украли? Или они съедены: твоим отцом, волками или арендаторами? Сколько всего осталось?

— Примерно две трети отары.

— Так ты зажиточный человек, муж мой, — усмехнулась Элизабет.

— Ну, начнем с того, что они были твоими.

— Но ты честно приобрел их, — поспешно ответила она.

— Несколько твоих пастухов сегодня утром выехали в Клевенз-Карн. У них уйдет добрых полтора дня, чтобы пригнать сюда отару. Ягнята слишком малы для путешествия, поэтому мы везли их в крытой повозке на соломе.

— Молодец! — вырвалось у нее.

— Думаю, они будут рады вернуться во Фрайарсгейт, — усмехнулся он. — Наши горные пастбища — совсем не то, что обильные луга Фрайарсгейта. Боюсь, овцам пришлось нелегко.

— И сколько появилось ягнят? — спросила она.

— Дюжина, не больше. Хотя баран очень старался, — усмехнулся он.

Элизабет покраснела, кивнула и попросила мужа:

— Проверь, пожалуйста, хватит ли семян. Возьми с собой эту карту, когда пойдешь в амбары. И если будет время, начинай посещать ткачей. Эдмунд скажет тебе, где они живут. Узнай сколько сукна соткано. Мне нужно готовить судно к рейсу в Нидерланды. Оптовые торговцы всегда счастливы видеть на рынке сукно из Фрайарсгейта.

Бэн вышел из библиотеки. Уж очень она деловита, его молодая жена. Неужели все молодожены проводят день своей свадьбы подобным образом?

Она хорошо прятала гнев за маской ледяного безразличия, но он знал, сколько страсти таится в этой женщине. Его ждут тяжелые времена, но он не собирался отступать, Элизабет так легко его не простит, но у него есть веский довод: он всегда был с ней честен. Неужели она сердится на него за то, что он был верен отцу?

Бэн пожал плечами. Рано или поздно она опомнится. А если нет?…

Прошло несколько недель, и каждый новый день, не считая субботы, был похож на предыдущие. Они вставали, завтракали и принимались за работу. Обедали в полдень и снова работали до заката. После ужина Элизабет исчезала в своей комнате. Она редко говорила с мужем, отделываясь приказаниями или обсуждая дела, Несколько раз он пытался занять ее игрой в "Зайца и собак", но она отказывалась. В ней не ощущалось открытой враждебности, она слушалась его советов, но между ними не было ни тепла, ни нежности.

И с каждым днем живот Элизабет все больше рос. Она уже переваливалась на ходу, как утка, и стала немного задыхаться. И становилась все раздражительнее. Бэн поймал себя на том, что с нетерпением ждет возвращения тещи.

— Ребенок, которого ты мне сделал, будет гигантом, — процедила Элизабет как-то вечером.

Теперь она старалась лишний раз не подниматься по лестнице.

— Мой отец — великан, я — великан, да и братья тоже. Но моя мачеха была стройной и высокой, совсем как ты. Она легко родила Гилберта, возможно, потому что я был рядом, — жизнерадостно сообщил он.

— Хорошо, если будет мальчик, — проворчала Элизабет. — Такая громоздкая девчонка никогда не найдет мужа. И не говори, что твоя сестра тоже великанша!

— Нет, Маргарет маленькая и хрупкая.

— Она ведь монахиня, не так ли?

— Да. Как и твоя кузина, — заметил он.

— Думаю, неплохо бы сыграть в шахматы, — решила она. — Ты играешь?

— Да. Сейчас принесу игорный столик, — обрадовался он.

— Сегодня я места себе не нахожу, — призналась Элизабет.

Он поставил между ними столик и предложил ей выбрать шахматы. К его удивлению, она выбрала черные. Наверное, под стать своему настроению.

— Значит, я буду белым рыцарем, — пошутил он.

— Именно так и считает моя семья, — бросила она.

— Похоже, мне вовсе не обязательно было возвращаться, — не выдержал он.

— Но ведь ты вернулся, не так ли? Не смог устоять перед таким искушением, как Фрайарсгейт! — ехидно пробормотала Элизабет.

— По условиям контракта, даже если ты, упаси Господь, умрешь вместе с ребенком, Фрайарсгейт вернется к твоей матери. Поверь, Элизабет, мне не было иной выгоды жениться на тебе, кроме той, что я тебя люблю. Твой язык острее шпаги. Да, я покинул тебя, но разве я не говорил всегда, что уеду? Ты могла бы послать за мной и сообщить, что беременна. Могла бы попросить моего отца разрешить брак между нами. Но ты заупрямилась, и, если бы не твоя мать, ребенок родился бы бастардом.

— Я женщина! — вскричала Элизабет. — Порядочные женщины не просят мужчин жениться на них! Это ты должен был сделать предложение.

— Порядочные женщины не соблазняют своих управляющих, не находишь? И как я мог делать предложение, если должен был уехать? Когда у меня не было ни пенни в кармане! Кровь Господня, Элизабет!

— Фигуры расставлены, — холодно напомнила она. — Мы будем играть?

— Нет, черт возьми! Не будем! — завопил он; смел фигуры на пол и вылетел из зала.

Удивленная Элизабет смотрела ему вслед. Бэн впервые потерял терпение. Что ж, он опять ушел! Он всегда покидает ее!

Слезы покатились по ее щекам. А почему, собственно, он должен оставаться? Она так разжирела, что смотреть противно! Совсем не похожа на дерзкую девчонку, которая смело соблазняла его тогда! Что побудило ее пойти на такое? — в сотый раз спрашивала она себя. Уж лучше было бы остаться старой девой!

В животе толкнулся ребенок, и Элизабет зарыдала еще горше.

Вернувшись, Бэн нашел ее спящей на стуле. Он немного постоял, глядя на жену. Она так прекрасна, даже с огромным животом!

Грусть одолевала его. Он надеялся, что к этому времени она немного смягчится. Они могли бы жить мирно, не изводя друг друга, тем более что им предстоит вместе воспитывать ребенка. Мальчик узнаёт от родителя множество важных подробностей. Но если он не уважает отца, что из него вырастет? А если отношение Элизабет к Бэну не изменится, трудно ожидать, что и сын будет уважать его. Ведь через несколько лет мальчик поймет природу отношений между отцом и матерью.

— Элизабет, — прошептал он, тронув ее за плечо, — я отнесу тебя в постель.

Он подхватил ее на руки и пересек зал. Элизабет приоткрыла сонные глаза.

— Что ты делаешь? — пробормотала она. — Где я?

— Ты уснула у очага, — пояснил он. — Я несу тебя в спальню.

— Я и сама могу идти, — запротестовала она, слабо сопротивляясь. — Яне инвалид!

— Тебе трудно подниматься по лестнице, — заявил он. — Ты устала, девочка. Я представляю, какое тяжкое бремя ты несешь.

— Я способна управлять Фрайарсгейтом даже со своим животом, — отпарировала она.

— Разумеется. Я в жизни не видел женщины сильнее.

Они добрались до верхней площадки, и Бэн ногой открыл дверь в ее спальню. К ним подбежала Нэнси.

— Что случилось? — охнула она.

Бэн осторожно поставил Элизабет на ноги.

— Она заснула в зале, — пояснил он и, поцеловав жену в лоб, молча вышел.

— Ну до чего же милый! — вздохнула Нэнси. — Лучший муж на свете. Вы счастливица, леди.

— Я хочу спать, — тихо ответила Элизабет. — Освободи меня от этого шатра, который приходится носить вот уже сколько месяцев.

Нэнси промолчала, но улыбка ее была достаточно красноречива. Элизабет едва сдержалась, чтобы не дать ей оплеуху.

Она сняла широкое платье, умылась и легла.

— Утром сделай мне ванну.

— Но вы не сможете забраться в чан, — возразила Нэнси.

— Принеси маленькую лохань, которой мы пользовались, когда были детьми. И несколько ведер воды. Я буду обливаться стоя. От меня идет не слишком приятный запах, — заявила Элизабет. — Доброй ночи, Нэнси.

Она легла на спину и закрыла глаза. Повернуться на бок мешал живот.

Едва Нэнси вышла из комнаты, сон мгновенно отлетел. Сегодня вечером Бэн наговорил много чего правильного, и она впервые за несколько недель к нему прислушалась.

Она соблазнила Бэна, потому что хотела получить его в мужья. И вот он здесь. Целых шесть недель. Почему она все еще злится на него? Он, конечно, благородный человек, но, несмотря на все клятвы, она еще не уверена в его любви. А ей хотелось, чтобы ее любили. Как любили мать и сестер.

Она обвинила его — обвинила несправедливо — в желании получить Фрайарсгейт. Но он никогда не стремился захватить ее земли. Мало того, неизменно относился к ней с приличествующим ее положению уважением. Он достойно выполнял свои обязанности управляющего, и люди полюбили его. Элизабет своими ушами слышала, как его называют хозяином. Почему же она не может его простить?

Ребенок снова толкнулся, и Элизабет, морщась от легкой боли, стала поглаживать живот, словно успокаивая дитя.

— Ты пошел в своего папу, юный Том, — тихо сказала она.

Она уже решила назвать сына в честь дяди, которого так любила. Старшие сестры добавили имя Томас к первым именам своих мальчиков: Генри Томас и Роберт Томас. Но ее сын будет Томасом Оуэном Колином. Она не знала свекра и вряд ли когда-нибудь узнает, но тот наверняка будет доволен, что первый внук носит его имя. А мать обрадуется, поняв, что Элизабет чтит память отца, которого ни разу не видела.

Продолжая гладить живот, Элизабет пыталась представить, на кого будет похож ребенок: на отца или на нее?

Наконец ее веки снова отяжелели. Она заснула. А в соседней комнате Бэн не мог сомкнуть глаз. На тот короткий момент, когда он нес жену по лестнице, она слегка расслабилась и прижалась белокурой головкой к его плечу. Гнев ее словно растаял, и Элизабет, которую он так любил, доверчиво лежала в его объятиях. Как он был счастлив! Хорошо бы так было всегда! Хорошо бы их прежние отношения вернулись. Он сделает все, чтобы этого добиться. Но найти разгадку головоломки, имя которой "Элизабет", вовсе не так легко.

Он еще долго ворочался, прежде чем заснуть. В конце мая во Фрайарсгейт приехала Розамунда, собиравшаяся присутствовать при родах младшей дочери, и поразилась, увидев, каким огромным стал живот Элизабет. А щиколотки бедной девочки ужасно распухли.

— Ты не должна целыми днями быть на ногах, — мягко упрекнула Розамунда свою дочь.

— У меня полно работы, мама. Ты это знаешь, — раздраженно бросила Элизабет.

— Бьюсь об заклад, что твои счетные книги в порядке, ягнята пересчитаны, шерсть и сукно отправлены в Голландию, а на полях дружно взошли посевы. Ты со всем прекрасно справляешься, Элизабет, но помни: тебе скоро рожать. Нужно хоть немного позаботиться о себе. Я видела Эдмунда. Он достаточно оправился и может немного помочь. И Мейбл слышать не желает, чтобы ты рожала без нее. Неужели Бэн ничего не делает, чтобы облегчить тебе жизнь?

— Бэн — превосходный управитель, — неожиданно для себя сказала Элизабет. — Он трудится с рассвета до заката. У меня еще не было лучшего помощника.

— Счастлива это слышать, — усмехнулась Розамунда. — Значит, между вами больше нет вражды?

— Я бы очень этого хотела, но не могу его простить, — помолчав, призналась Элизабет.

Розамунда покачала головой:

— Впервые вижу такую глупую девчонку, как ты, дочь моя. Неужели ты совсем меня не слушаешь?!

— Если бы он только перестал оправдываться, ма, — заскулила Элизабет.

— Во всем этом есть и моя вина, — вздохнула Розамунда. — Слишком редко я бывала дома, пока ты росла. Тебе не понравился Клевенз-Карн. Вот я и позволила тебе вернуться во Фрайарсгейт, под крылышко Мейбл. Мне не следовало этого делать. Ты чересчур независима, Элизабет.

— Но ты тоже была независима, — запротестовала Элизабет.

— Да, но я знала, как при необходимости отступить с честью. В отличие от тебя. Так вот, дочь моя, вы с Бэном должны помириться. А теперь скажи, как ты себя чувствуешь?

— Иногда мне кажется, что это никогда не кончится, что больше я никогда не увижу собственных ног и не смогу спать на боку, — призналась Элизабет.

— Знаю, — со смехом посочувствовала Розамунда.

— Ни один из твоих детей не был таким большим. Я в этом уверена.

— Бэн сам крупный мужчина. Но я буду с тобой, и все обойдется, — пообещала Розамунда.

— Я так рада, что ты здесь, мама! — воскликнула Элизабет.

— Я тоже, Бесси, и не смей меня одергивать. В моем сердце ты навсегда останешься Бесси! — улыбнулась Розамунда.

Глава 15

Розамунда с досадой наблюдала, как нервно развиваются отношения между Элизабет и Бэном. Говоря по правде, она восхищалась терпением своего зятя, который молча сносил все нападки жены. Несколько раз она едва не поссорилась с дочерью, но, понимая, что это лишь ухудшит ситуацию — Элизабет решит, будто мать перешла на сторону Бэна, — старалась прикусить язык. Раньше она считала, что это с Филиппой трудно договориться во всем, что касается замужества, но Филиппа оказалась просто ангелом в сравнении с младшей сестрой. Кроме того, у Филиппы была цель, и, достигнув ее, она успокоилась. Бэнон никогда не противилась браку. Она нашла своего Невилла и была счастлива ролью жены и матери.

— Ты любишь Бэна? — спросила Розамунда дочь как-то днем, когда они сидели в саду за домом.

Розы уже начали цвести, и в воздухе разливался их аромат.

— Думала, что люблю, — вздохнула Элизабет. — Я не легла бы с ним, если бы не любила.

Она провела рукой по животу.

— Но сейчас ты его любишь? — допытывалась Розамунда.

— Не знаю.

— Либо ты любишь его, либо не любишь, — нетерпеливо бросила Розамунда. — Тебе лучше хорошенько над этим подумать, Элизабет. Одного наследника для Фрайарсгейта недостаточно, и тебе не мешало бы делить постель с мужчиной, которого ты любишь.

— Наконец я начинаю понимать Филиппу, — заметила Элизабет.

Розамунда, ничуть не оскорбившись, рассмеялась:

— Ее нежелание заниматься Фрайарсгейтом пошло тебе на пользу. Ты питаешь такую же страсть к Фрайарсгейту, как и я в свое время. И все-таки подумай над тем, что я сказала. Мой первый муж был крепким парнем, и все же его унесла оспа. А детская жизнь так хрупка!

— С моим ребенком будет все в порядке. Он большой ленивец и не торопится выйти из материнского чрева. Но если он не родится в ближайшее время, я с ума сойду. Что же до желания иметь еще одного… гм… мне просто некогда об этом подумать.

— Бэн хороший человек, — заметила Розамунда.

— Знаю, — кивнула дочь.

Прошло несколько дней. Розамунда считала, что уже настал срок родить, но схватки все не начинались.

Однако в день летнего равноденствия Розамунда проснулась от женского визга. Вскочив с постели и накинув плащ, она поспешила в комнату Элизабет. Ее дочь стояла в луже воды. Нэнси ошеломленно на нее таращилась. Розамунда сразу поняла, что медлить нельзя.

— Нэнси, скажи повару, что нужно много кипятка и чистые тряпки. Ты приготовила их для родов?

— Леди… — растерянно пробормотала Нэнси.

— Как, Бесси, ты даже тряпок не приготовила? Чего еще ты не сделала, пока все это время сидела и жаловалась на мужа?

Повернувшись к служанке, Розамунда приказала:

— Иди на кухню и скажи повару, что мистрис Элизабет рожает. Потом найди прачку и потребуй чистые тряпки. У нее наверняка они есть. Да, и передай Альберту, чтобы принес родильный стол. Он должен быть на чердаке. Пусть поставит его… — Розамунда помедлила, соображая, куда лучше поставить стол, — в зале, у очага. Для моего внука уже готова колыбель?

— Колыбель? — ахнула Элизабет.

— Дочь моя, чем же ты занималась? Я рада, что ты такая прекрасная хозяйка, но теперь у тебя другие обязанности, и ты должна выполнять их еще старательнее. Нэнси, колыбель тоже где-то на чердаке. Скорее, девушка! Поспеши!

— Я… рожаю? — спросила Элизабет дрожащим голосом.

— Да. У тебя отошли воды, и скоро родится ребенок.

— Когда?

— Когда решит появиться на свет, — засмеялась мать. — Иногда роды проходят быстро. Иногда — медленно. Тебе больно?

Элизабет покачала головой.

— Давай снимем эту мокрую рубашку и спустимся в зал, — предложила мать, помогая ей надеть чистую сорочку, после чего расчесала волосы Элизабет и заплела в длинную толстую косу.

— У тебя волосы совсем как у отца, — прошептала она.

— Мама! — жалобно позвала Элизабет. — Я боюсь!

— Вздор, — отмахнулась Розамунда. — Я родила восьмерых детей, причем почти без труда. Ты здоровая, крепкая и прекрасно носила ребенка. Пойдем-ка, спустимся в зал. Если ты не удосужилась приготовить все для родов, значит, придется мне заняться этим. Послать за твоим мужем? Вижу, он уже успел встать.

— На Бэна можно положиться, — прокряхтела Элизабет, медленно спускаясь по лестнице. — Эдмунд твердит, что нам с ним очень повезло. Где Мейбл? Мне нужна Мейбл!

— Я скажу Альберту, чтобы послал за ней мальчишку, — пообещала Розамунда, помогая дочери сесть на стул с высокой спинкой.

Смышленый слуга поднес ей кубок с вином. Она кивком поблагодарила его.

— Выпей, тебе поможет, — велела она Элизабет. — Я посмотрю, что нужно сделать, а ты подожди, пока начнутся схватки.

В зал вошли несколько слуг, сгибавшихся под тяжестью дубового родильного стола. За ними следовал Альберт с потемневшей от времени колыбелью. В ней лежали еще Розамунда и ее почивший брат, а до них — ее отец и его братья.

Глаза вдруг защипало от слез. Как же быстро летит время!

— Пошли мальчишку за Мейбл, — приказала она Альберту. — И пусть кто-нибудь найдет хозяина.

— Сейчас, миледи, — кивнул он и позвал молодого слугу.

Элизабет молча наблюдала, как окружающие принялись за дело. Две румяных служанки выскребли родильный стол и аккуратно осушили его тряпками. Колыбель сначала тщательно протерли, а потом вымыли. В зал ворвалась Мейбл и, увидев колыбель, просияла и положила в нее новый матрасик, который успела выстегать. Взгляды ее и Розамунды встретились. Женщины заулыбались, поняв друг друга. Мейбл быстро подошла к Элизабет:

— Как ты себя чувствуешь, цыпленочек?

— Пока что ничего не происходит, — пожаловалась Элизабет.

— Скоро начнется, — заверила Мейбл. — Парнишка слишком хорошо воспитан и ждет, пока мы сможем его принять.

Она взяла кубок из руки Элизабет.

— Сейчас принесу тебе еще вина.

Вскоре Розамунда с помощью Мейбл все приготовила для родов. Нэнси вернулась с грудой чистых тряпок и положила их на маленький столик, где уже стояли большой таз и маленький графинчик с оливковым маслом. Слуги поставили котлы с горячей водой на угли очага. На буфете стояло вино.

Теперь в зале царило молчаливое ожидание. Ожидание нового наследника Фрайарсгейта.

— Повар хочет знать, что делать с сегодняшним обедом? — прошептал подошедший Альберт.

— Все должно идти, как обычно, — ответила Розамунда. — Нужно же нам что-то есть.

— Хорошо, миледи, — ответил Альберт.

— А теперь иди и задай тот же вопрос леди, — мягко пожурила Розамунда мажордома. — Тебе следовало сначала подойти к ней.

— Прошу прощения, миледи, — пробормотал Альберт, краснея.

— Понимаю, — тихо ответила Розамунда. — Ты был мальчишкой, когда в этом доме правила я. Но вот уже девять лет хозяйка здесь моя дочь.

Альберт с почтительным поклоном обратился к Элизабет и, получив распоряжение, удалился.

Часа через два Элизабет изумленно ахнула:

— Мама! Скорее! Мне больно!

— Значит, начались схватки, — спокойно констатировала Розамунда. — Вставай, прогуляемся по залу. Это тебе поможет.

В течение нескольких часов схватки были довольно редки, но во второй половине дня случались все чаще и сильнее. Сегодня был самый длинный день года, и слугам не терпелось пойти на праздник. На холмах уже загорались огни.

— Где мой муж? — капризно спросила Элизабет.

— Здесь, жена, — откликнулся Бэн.

Он уже давно был в зале, но мудро старался не попадаться Элизабет на глаза.

— Чем я могу помочь тебе, любимая?

Он встал на колени рядом с женой и сжал ее маленькую ручку.

— Останься со мной, — к его удивлению, попросила Элизабет — за последние недели она так и не смягчилась, даже после приезда матери.

— Я здесь и никуда не уйду, — пообещал он.

— Положи ее на родильный стол, — попросила Розамунда. — Уже пора.

— Ребенок скоро родится? — обрадовалась Элизабет.

— Родится, когда настанет его время, — пояснила Розамунда. — Но думаю, тебе уже хватит расхаживать по залу и сидеть у огня. Ты должна постараться, Бесси.

— Не зови меня Бесси, — расплакалась Элизабет. — Ооо! Мне больно, мама!

— Конечно, больно, — согласилась Розамунда. — Тебе придется вытолкнуть малыша из своего тела. Радости без боли не бывает.

Долгие летние сумерки тянулись почти до полуночи, а потом вдруг резко стемнело. У Элизабет начались потуги, длинные и мучительные. Она ощущала нестерпимое давление внизу живота. На гладком лбу выступили крупные капли пота. Прядки светлых волос, выбившиеся из косы, липли к щекам.

Острая боль ножом резанула внутренности. Элизабет жалобно вскрикнула, глядя на мать глазами раненого животного.

— Мама!

— Все идет, как надо, — спокойно ободрила мать, хотя в душе далеко не была уверена в собственных словах.

Взгляды тещи и зятя скрестились. Розамунда встала.

— Мне нужно немного прогуляться, дорогая. Я сейчас вернусь.

Погладив Элизабет по щеке, она отошла.

Бэн мгновенно оказался рядом.

— Что случилось? — прошептал он.

— Ребенок очень большой. И это ее первые роды.

— Чем я могу помочь?

— Ты когда-нибудь помогал животным рожать?

— Да. Одна из породистых телок отца не могла разродиться. Я сунул руку в родовой канал и вытащил теленка, — пояснил Бэн.

— Значит, ты сможешь сделать то же самое с ребенком! — воскликнула Розамунда.

— Ребенок уже должен родиться? — спросил он.

— Да, и уже наверняка устал — слишком долго не может появиться на свет. Это очень опасно для них обоих.

Бэн кивнул:

— В таком случае давайте вытащим младенца из тела матери.

Они вернулись к Элизабет, почти терявшей сознание от боли. Услышав шаги, она открыла глаза:

— Что происходит? Я умираю, мама? Мой ребенок жив?

— Уж очень большой парень… — пробормотала Розамунда.

— Я это знала, — простонала Элизабет. — Я же тебе говорила…

— Без посторонней помощи тебе не родить. Ты измучилась, и ребенок тоже. Пусть отец поможет ему появиться на свет, а остальное доделаешь сама, — медленно выговорила Розамунда.

— Нет! — вскричала Элизабет. — Я все сделаю одна!

— Во имя Господа, женщина! — закричал Бэн. — Больше я этого не потерплю! Я люблю тебя, Элизабет! Неужели не понимаешь, что я тебе говорю? Я люблю тебя! Прости за то, что покинул тебя в прошлом году! Мне следовало проявить тогда больше разума и мужества, но ведь это в прошлом! Мне очень жаль, но я не позволю тебе из-за пустого упрямства погубить две жизни: свою и нашего ребенка! Позволь мне помочь.

Элизабет впервые в жизни потеряла дар речи и, почти упав на жесткий валик, укрепленный под спиной, наблюдала, как муж моет руки в тазике, а потом густо смазывает оливковым маслом правую, до самого локтя.

— Скажи, когда опять начнутся схватки, — велел он.

Элизабет кивнула и через несколько мгновений крикнула:

— Вот!

Бэн нагнулся и, пока ее сотрясала очередная волна боли, осторожно проник рукой в истерзанное лоно. Он успел увидеть макушку младенца и, бережно сжав указательным и большим пальцами головку ребенка, очень медленно потянул на себя. И почувствовал, как мышцы Элизабет отпускают маленькое тельце. Она взвизгнула, когда сначала головка, а потом и плечи младенца появились на свет. Бэн взглянул на нее. Его сердце разрывалось при виде ее слез.

— При следующей схватке попытайся вытолкнуть ребенка, — тихо наставлял он. — Худшее позади, девушка, и он прекрасен!

— Ты еще не знаешь, кто это! — простонала она. — Может, не он, а она?

Элизабет тут же сморщилась от нарастающей боли.

Они поймали ребенка в чистую тряпку, и Розамунда открыла маленький ротик, чтобы вычистить слизь. Малыш закашлялся и пронзительно завопил. Бэн расплылся в улыбке.

— У нас сын! — объявил он и, наклонившись, поцеловал жену.

Бледная и измученная Элизабет воззрилась на него:

— Ты правду сказал? Ты жалеешь о своем побеге? Ты все еще любишь меня?

— Каждое мое слово — правда, — поклялся он, с любовью глядя на нее.

— Тогда я прощаю тебя, Бэн, — прошептала она и снова охнула от боли, на этот раз не столь сильной, как прежде. — Мама, мне опять больно, — прошептала она, глядя на Розамунду.

— Это послед, и ничего более, — успокоила та, взяв маленький тазик. — Когда он выйдет, Бэн вынесет его во двор и зароет под дубом.

— Зачем? — удивилась Элизабет.

— Чтобы твой сын был таким же красивым и сильным, как это дерево, — пояснила Розамунда.

— Который теперь час? — спросила Элизабет.

— Почти рассвело. Небо уже посветлело. Ты молодец, Элизабет, — ответил муж.

— Я хочу увидеть Томаса, — объявила она.

— Томаса? — улыбнулась Розамунда.

— Томаса Оуэна Колина Хея, — пояснила Элизабет. — Разумеется, с твоего разрешения, муженек.

— Прекрасное имя для парнишки, жена, — с улыбкой ответил он.

Элизабет тоже улыбнулась. Это была первая искренняя улыбка с того дня, как он приехал в поместье. Что же случилось?

Он тут же вспомнил, что в страхе за нее и сына попросил прощения, объяснил, что он с самого начала был не прав.

Бэн едва не рассмеялся. Как все просто! Достаточно было извинения! Почему он не подумал об этом раньше? Потому что они оба правы и оба одинаково упрямы! Но какое значение это имеет теперь? Она улыбнулась ему и спросила его мнения, когда давала имя ихпервенцу.

— Томас — в честь дяди, Оуэн — в честь отца, а Колин — в честь свекра. Да, прекрасное имя, — согласилась Розамунда.

Наконец послед вышел, и Розамунда отдала тазик Бэну. Тот подавил дрожь при виде отвратительной массы.

— Пойду зарою его, и мы объявим о рождении сына, — сказал он. — С твоего разрешения, разумеется, жена.

Элизабет кивнула и приняла сверток, протянутый Мейбл.

— Какой хороший мальчик, — ворковала старушка. — В жизни не видела малыша красивее. Ну, просто копия отца, в этом можно не сомневаться.

Элизабет взглянула на сына и подняла глаза на Мейбл, потом перевела взгляд на мать.

— Спасибо за то, что были со мной, — прошептала она и вновь оглядела младенца. — Волосики темные, а глазки голубые, — протянула она.

— Цвет глаз может измениться, — пояснила Розамунда.

— И еще кое-что изменилось, мама, — тихо призналась Элизабет.

— Да, — понимающе улыбнулась Розамунда. — Он извинился! Это ты ему посоветовала?

— Вовсе нет, — заверила Розамунда.

Ей это в голову бы не пришло!

— Он любит меня, — продолжала Элизабет.

— Да, и очень, но ты, разумеется, это знала, — тихо ответила мать. — Значит, вы помирились?

Элизабет кивнула и прошептала:

— Мама, я ужасно устала…

— Еще бы! Роды были долгие й достаточно тяжелые. Тебе нужно отдохнуть. Когда вернется Бэн, он отнесет тебя в спальню, — решила Розамунда, беря у нее младенца. — А кто будет качать колыбель?

Вперед выступила девочка лет двенадцати:

— Я здесь, леди.

— Только качай как можно осторожнее, — наставляла Розамунда.

— Да, леди.

— Она племянница Альфреда, — сообщила Мейбл. — Ее зовут Сэди.

— Хорошенько присматривай за моим внуком, Сэди, — велела Розамунда.

Девчонка энергично закивала.

Две служанки с помощью Нэнси принялись убирать все свидетельства недавних родов. К тому времени как они закончили, в зал вернулся Бэн, который отнес жену в постель. Вернувшись, он увидел, что Розамунда и Мейбл сидят за столом и завтракают. Вошел отец Мата и поздравил Бэна с рождением сына.

— Когда крестины? — спросил он.

— А твой отец приедет с севера? — спросила Розамунда.

Бэн покачал головой:

— Он не оставит свои земли. Но возможно, меня захочет навестить младший брат. Я хотел бы, чтобы он стал крестным отцом, вместе с лордом Кембриджем. Парнишка, похоже, крепок и здоров. Думаю, можно и подождать несколько недель, не так ли?

— Разумеется, — согласился священник. — Если вдруг возникнет срочная необходимость, я здесь, Бэн.

— В таком случае мы отложим крестины на первое августа. Это даст посланцу время добраться до Грейхейвена и привезти Гилберта, — решил Бэн.

— А я еду домой завтра, — объявила Розамунда. — Но сегодня нам нужно послать кого-то в Оттерли, чтобы сообщить кузену о благополучном прибытии его тезки в этот мир. Кто-нибудь, найдите еще одну колыбель, чтобы поставить в хозяйской спальне. Когда моя дочь проснется, настанет время приложить сына к груди. Она слишком слаба, чтобы спускаться в зал каждый раз, когда молодой Том проголодается. Малыш и девочка, которая качает колыбель, должны быть с ней. Она выбрала няню для ребенка?

— Можно подумать, я кому-то позволю заботиться об этом драгоценном малыше! — негодующе провозгласила Мейбл. — Я не так стара, чтобы не приглядеть за ним!

— Но Элизабет хочет, чтобы ты посоветовала, кого выбрать второй няней. Ведь тебе каждый вечер придется уходить домой к Эдмунду, — напомнила Розамунда. — Что, если ты заболеешь и некому будет ухаживать за пареньком?

— Что ж, есть еще Гризель, — неохотно признала Мейбл. — Мать Сэди. Вдова. Сэди ее младшая. Она будет хорошо вам служить.

— Поговори с ней, дорогая Мейбл, — попросила Розамунда.

Мейбл рассмеялась и погрозила ей пальцем:

— И не думайте подольститься ко мне, леди! Вспомни, я вырастила тебя и знаю все твои уловки. Я не так глупа, чтобы не понять, как необходима помощь женщины помоложе!

Розамунда нагнулась и поцеловала морщинистую щеку.

— Спасибо тебе. А вы, отец Мата, и ты, Бэн, садитесь и поешьте. Бэн, после завтрака тебе нужно отдохнуть. Отец Мата, почему у вас такой измученный вид?

— Я всю ночь молился за Элизабет и ее малыша, — тихо сказал священник. — Не думаете же вы, что только вашими усилиями все закончилось благополучно?

Он весело фыркнул.

— В таком случае вам обоим полагается отдых, — объявила Розамунда.

— Но у меня полно работы, — запротестовал Бэн. — Пора косить траву.

— Сегодня этим займется Эдмунд, — отмахнулась Розамунда.

Он не стал спорить, поскольку в жизни так не уставал. Словно сам дал жизнь своему сыну!

Бэн быстро поел и, извинившись, поднялся к себе. Но прежде чем лечь, он приоткрыл смежную дверь и вошел в спальню Элизабет.

Элизабет еще не успела заснуть, но ее глаза были закрыты. Волнение не давало спать. У нее сын! Первенец!

Услышав шаги, она встрепенулась.

— Ты поел? — спросила она мужа.

Тот уселся на край кровати и поцеловал ей руку.

— Да. Твоя мать считает, что мне нужно поспать, а Эдмунд присмотрит за косьбой.

— Она права, — согласилась Элизабет. — Ты был со мной всю ночь напролет. Правда, он самый красивый младенец на свете?

Она сияла от счастья. Счастья, которого не чаяла испытать.

— Да, прекрасный парнишка. А ты была такой храброй, моя милая женушка.

— Ты спас нас обоих, Бэн, — внезапно став серьезной, прошептала Элизабет. — Без твоей помощи я бы не родила. Я так ослабела… и если бы ты не вытащил малыша, мы оба умерли бы. А я не хотела умирать, не сказав тебе о своей любви.

— Я знал об этом без твоих слов, Элизабет. Недаром ты всегда питала слабость к шотландцам, верно? — поддразнил он.

— Да, — хихикнула она. — Всегда, муженек.

Он подался вперед, и их губы на секунду встретились.

— А теперь спи, любовь моя.

— Останься со мной, — взмолилась она. — Мне будет спокойнее лежать в твоих объятиях, Бэн. Больше не хочу спать одна!

Час спустя, заглянув в спальню, Розамунда увидела, как Бэн полулежит, обняв Элизабет, голова которой покоится на его груди. Оба крепко спали.

Розамунда неслышно прикрыла дверь. Благодарение Богу, она может спокойно ехать домой, зная, что между младшей дочерью и ее мужем воцарился постоянный мир. Для нее это стало большим облегчением: ведь столько времени в ее сердце не было покоя.

Она вошла в библиотеку, взяла пергамент и написала Томасу Болтону приглашение на крестины к первому августу.

Розамунда улыбнулась, почти слыша его протесты: ну вот его опять беспокоят. Но от Оттерли до Фрайарсгейта не так уж далеко. Он приедет. Также как Бэнон и ее муж. Правда, Розамунда потребовала, чтобы все ее внуки, если не считать двух старших девочек, остались дома. Приедет и она вместе с Логаном и сыновьями. И она напишет своему дяде Ричарду Болтону с просьбой отпустить Джона Хепберна на крестины племянника. Пусть Джон не родня ей по крови, все же он старший сын Логана. Праздник будет семейным!

Элизабет расстроилась, узнав, что мать уезжает. Но место Розамунды — в Клевенз-Карне. Элизабет заметила, что на этот раз слуги обращались с матерью почтительнее, чем с ней. Очевидно, последние недели беременности она не уделяла должного внимания их поведению. Пора напомнить обитателям Фрайарсгейта, кто здесь хозяйка!

Через несколько дней после рождения маленького Тома она попросила Бэна принести ее в зал, где и пробыла до вечера. Еще через неделю она уже сидела в библиотеке. Постепенно силы к ней возвращались, и она начала ездить верхом. Ко времени крестин Элизабет снова стала прежней.

— Дорогая девочка! — приветствовал ее лорд Кембридж. — Ты влюблена! Как это прекрасно! Уилл, разве любовь не прекрасна?

Он повернулся к секретарю, приехавшему вместе с ним.

Элизабет рассмеялась.

— Дядюшка, — сказала она, целуя его, — ты всегда так романтичен!

Настала очередь Уилла получить поцелуй хозяйки.

— Уилл, вижу, ты хорошо заботишься о Томе. Спасибо. Он мой любимый родственник. Входите же! Входите!

Вскоре прибыли Бэнон и ее Невилл.

— Джемайма очень расстроилась, когда мы не взяли ее с собой, — вздыхала Бэнон. — А я никогда не выглядела так хорошо после родов, как ты. Мой последний малыш тоже мальчик. Мы назвали его Генри, в честь короля.

— У меня просто не хватит места для всей твоей семьи, — пояснила Элизабет, не обращая внимания на жалобы сестры. — Мама решила, что будет лучше, если приедут двое старших. И без того наши братья спят на конюшне.

— Почему бы тебе не перестроить дом? — спросила Бэнон.

— Мы об этом подумываем.

— Итак, я наконец-то увижу того шотландца, за которого ты вышла замуж, — протянула Бэнон. — Где он?

Она обвела глазами комнату.

— Тот, кто выше всех ростом, — подсказала Элизабет.

— Раны Господни, Бесси! — воскликнула Бэнон. — Он великолепен! Как тебе удалось его заполучить?

— Я его соблазнила. И не называй меня Бесси!

— Быть не может! — воскликнула Бэнон, без особого, впрочем, возмущения. — Вот уж никогда бы не подумала, что ты способна на такое!

Она хихикнула.

— А вот оказывается — способна, — ухмыльнулась Элизабет. — И доказательство моего непристойного поведения сейчас лежит на руках дядюшки Тома.

При виде ребенка глаза Бэнон широко раскрылись.

— Настоящий великан! — ахнула она. — Когда ты его родила?

— Наутро после летнего равноденствия, — пояснила Элизабет.

— Кровь Христова! Чудо, что он тебя не убил! Никто из моих детей не был так велик в столь юном возрасте!

— Мне помог Бэн. Он вытащил головку и плечи ребенка.

Бэнон в изумлении уставилась на сестру:

— Ты шутишь!

— Ничуть.

Бэнон покачала головой:

— Я никогда не думала, что ты найдешь человека, который подходил бы и тебе, и Фрайарсгейту, но ты его нашла. — Она обняла сестру и прижала к себе. — Я счастлива за тебя! И мне так хочется, чтобы Филиппа тоже увидела твоего шотландца! Она приедет?

— Нет. Я ей написала, но она ответила, что слишком занята, прислуживая королеве. Екатерину отослали в Мур-Парк, в Хартфордшире, а оттуда — в Бишопс-Хэтфилд. Филиппа пишет, что король не желает ее больше видеть. У нее отобрали дочь.

— Бедная Екатерина! — посочувствовала Бэнон.

— Глупая Екатерина, — отрезала Элизабет. — Анна сказала, что станет королевой, и, похоже, так оно и будет. Правда, я восхищаюсь преданностью Филиппы: она отказалась покинуть Екатерину.

Бэнон кивнула:

— Она считает, что ее замужество состоялось только благодаря покровительству королевы. Я рада, что не бываю при дворе. Мне вполне достаточно быть женой провинциального дворянина.

— По-моему, Филиппа обязана своей удачей исключительно нашему дядюшке Тому. Как и все мы.

Бэнон снова кивнула.

Томас Оуэн Колин был крещен в той же церкви, где крестили его мать. У него была два крестных отца: человек, в честь которого он был назван, и его дядя, Гилберт Хей, прибывший из Шотландии. Малыш заорал, когда его головку полили святой водой, и это сочли прекрасным знаком: очевидно, дьявол испугался и вышел из ребенка.

Его родители и родственники радостно заулыбались.

— Крепкий парнишка, — заметил Гилберт, глядя належавшего в его руках младенца. — Па будет доволен, когда я ему расскажу.

— Жаль, что он не приехал с тобой, — вздохнул Бэн.

— О, ты ведь знаешь па. Он редко покидает свои земли. Правда, недавно ездил в Гленкерк. Старый граф заболел. Родные боятся, что он не переживет еще одну зиму. Но кто знает? Он крепкий старик.

В честь крестин был устроен пир. Перед домом расставили длинные столы. Приглашенным подавали жареную оленину, баранину и говядину, форель и семгу, сваренные в вине. На господский стол поставили артишоки, на остальные — горошек и вареный салат. На тарелках лежали также хлеб, сливочное масло и несколько сортов сыра. На десерт повар изготовил желе и сахарные сладости в виде ягнят. Был даже огромный торт, пропитанный марсалой, которого хватило на всех. Обитатели Фрайарсгейта восхищались новым наследником и пили за него. После захода солнца, когда мальчика уложили в колыбель и оставили под присмотром Сэди, начались танцы и песни.

Наконец все разошлись по домам. Слуги убрали со столов, а семья собралась в зале. Александр Хепберн вместе с братом Джеймсом исчез в темноте.

Элизабет улыбнулась. Пошли гоняться за смазливыми девчонками!

Ее единокровные братья Томас и Эдмунд играли в прятки с племянницами, Кэтрин и Томазиной. Все четверо были почти ровесниками и казались братьями и сестрами.

— Великолепный день! — радостно воскликнул лорд Кембридж. — У тебя превосходный стол, дорогая девочка, а мой тезка — крепкий парень. Я чудесно провел время, и Уилл тоже. Мы снова приедем к вам, возможно, следующей весной.

— Ты и Уилл всегда желанные гости. И я хочу, чтобы маленький Томас знал тебя так же хорошо, как в свое время я и мои сестры.

Слуги принесли вина и сахарных вафель. Семейство обменивалось последними новостями. Логан Хепберн взял руку жены. Розамунда улыбнулась ему. Оба знали, что теперь будут приезжать во Фрайарсгейт гораздо реже, чем раньше. Отныне Фрайарсгейт в прекрасных руках. И есть кому его унаследовать. Первый ребенок мужского пола за несколько поколений!

Логан был рад, потому что сейчас любил Розамунду сильнее, чем когда впервые увидел ее ребенком, сильнее, чем когда вожделел ее, а она влюбилась в другого. Сильнее, чем когда-либо. Он хотел, чтобы жена принадлежала ему одному.

Становилось поздно. Бэнон и Роберт Невилл позвали дочерей и поднялись наверх. Лорд Кембридж и Уилл тоже ушли. Розамунда и Логан пожелали Элизабет и Бэну спокойной ночи. Логан устроил близнецов на сеновале, в одном из сараев. В соседнем раздавались смех и голоса, и он понял, что это старшие сыновья уговорили двух девиц.

Логан довольно ухмыльнулся. Остается надеяться, что особого урона девицы не понесут.

Наконец Элизабет и Бэн остались одни и вместе заложили засовом входную дверь. Вместе обошли дом, гася огни и свечи. Остановились у подножия лестницы, обнялись и медленно поцеловались. Большая рука погладила ее щеку. Он улыбнулся, глядя ей в глаза. Вместе они поднялись по лестнице в общую спальню.

Нэнси уже ушла, и поэтому они раздели друг друга. Впервые с того осеннего дня, когда Бэн покинул ее, они ласкали друг друга, и каждый немного стеснялся.

Она помогла ему снять штаны и безрукавку, расшнуровала рубашку и припала губами к теплой груди. Бэн затрепетал и, глубоко вздохнув, повернул ее спиной к себе и стал распутывать завязки шелкового голубого платья, которое очень ей шло. Он стянул платье до талии, развязал шнурки нижних юбок и поднял ее из горы тканей. Теперь на ней осталась только сорочка, и он с жадностью втянул ноздрями ее аромат.

— Я так долго жаждал этого момента, — признался он.

— А я- еще дольше. Садись.

Она стянула с него сапоги, скатала чулки и отложила в сторону.

— У тебя такие большие ступни, — улыбнулась она.

— Теперь садись ты, — велел он и снял с нее туфли, чулки и подвязки, лаская обнаженную ногу.

Элизабет блаженно вздохнула, встала, увлекая его за собой, и развязала полотняные подштанники, которые сегодня были на нем. Обычно он не носил ничего подобного.

Когда он остался обнаженным, она коварно усмехнулась:

— Теперь, сэр, вы полностью в моей власти.

— Но прежде, мадам, мы должны оказаться на равных, — ответил он, снимая с нее сорочку, — потому что я тоже хочу делать с тобой все, что пожелаю, моя любимая, моя жена.

Они обнялись, отчаянно сжимая руки.

— Знаешь, как сильно я тебя хочу?

— Да, — кивнула она, весело блестя глазами. — Твое желание вполне очевидно, любимый.

Наклонив голову, он завладел ее губами в долгом, медленном поцелуе, сплетая свой язык с ее языком. Наконец, отстранившись, он стал осыпать поцелуями ее опущенные веки, щеки, лоб и губы, испивая нектар ее пробуждающейся страсти.

— Я люблю тебя! Люблю! — шептал он, поднимая голову.

Из-под густых ресниц показались слезы, но глаза оставались закрытыми.

— Я никогда не была так счастлива, Бэн. Клянись, что больше ты никогда не покинешь меня! Клянись!

— Открой глаза — и увидишь правдивость моего обета, — потребовал он и, когда их глаза встретились, объявил: — Только смерть разлучит нас, Элизабет, а с ней не поспоришь. Но я буду всегда любить тебя. Даже лежа в могиле! Мы и в смерти с тобой не расстанемся.

Он подхватил ее на руки и положил на пахнущие лавандой простыни.

Элизабет протянула руки и привлекла мужа к себе.

— Я люблю тебя, Бэн, сын Колина, — прошептала она с улыбкой.

Он начал ласкать ее груди. Теперь они были полнее, чем раньше, и он вспомнил о сыне, который жадно сосал эти прелестные груди.

Бэн раздвинул нежные створки ее лона и ощутил, что она уже стала влажной от собственного желания. Он стал играть с чувствительной плотью, теребя драгоценный камешек ее лона, пока она не застонала. Пока ее любовные соки не оросили его пальцы.

Он встретился с ней глазами и поднес эти пальцы к ее губам.

Элизабет удивленно взглянула на него.

— Я жажду еще раз ощутить твой пьянящий вкус, жена, — прохрипел он. — Я должен получить еще больше.

Его голова оказалась между ее бедрами, и он стал жадно лизать трепетную плоть.

Элизабет изумленно вскрикнула, когда его язык скользнул в самое потаенное местечко, но тут же поняла, что наслаждается каждым его движением.

И услышала собственный голос, моливший его не останавливаться.

Ее пальцы зарылись в густые темные волосы.

Он стал лизать ее бедра, проник языком в ее любовный грот.

Она почти закричала, когда по ее спине пробежал озноб наслаждения.

— Бэн! — ахнула она, но он был так отчаянно захвачен собственным вожделением, что почти не слышал ее голоса.

Не в силах больше сдерживаться, он приподнялся и глубоко погрузился в ее тепло. Он был поглощен ею и не обратил внимания на крик боли: за два месяца, прошедших после рождения ребенка, ее лоно еще не до конца восстановилось.

Но она хотела его так же сильно, как он — ее.

Элизабет обхватила ногами его талию и, потеряв над собой власть, впилась ногтями в спину. Никогда раньше их наслаждение не было столь острым.

— Бэн! Бэн! — выкрикивала она его имя, и малыш в колыбели сонно захныкал.

— Давай! — простонал Бэн. — Я больше не могу ждать. Поспеши!

— Вместе! — прошипела она, сдавливая потаенными мышцами его копье.

Он вскрикнул, когда волна наслаждения подняла ее и утопила в своей глубине.

Оба задыхались, он откатился от нее, лег на бок и прижал к губам ее руку.

Маленький Том принялся жаловаться на голод.

Элизабет соскочила с кровати и, подбежав к колыбели, взяла сына. Положила его на кровать, сменила пеленки и поднесла к полной груди.

— Почему бы тебе не найти кормилицу? — спросил Бэн.

— Зачем? Я вполне смогу выкормить его сама, — запротестовала Элизабет. — Не хочу отдавать его в деревню, там он может заболеть.

— И все же найди кормилицу, — повторил Бэн. — Она может жить в доме и кормить его здесь. Не желаю ублажать свою жену, когда рядом лежит сын.

— Но еще слишком рано, Бэн. Обещаю, что к Двенадцатой ночи возьму кормилицу.

— К Михайлову дню, — твердо ответил Бэн. — Дольше я ждать не намерен.

— Ты сказал, что больше никогда не покинешь меня! — вскрикнула она, и малыш громко заплакал.

— И не покину, — пообещал он, — но побью тебя за непокорство.

— Не посмеешь!

Он лукаво улыбнулся:

— Хочешь проверить, жена?

Элизабет вскинула голову. Похоже, он говорит серьезно.

— Пусть Фрайарсгейт принадлежит тебе, но ты, дорогая, принадлежишь мне. В глазах закона и в глазах церкви, — напомнил он.

— Это несправедливо! — возразила Элизабет.

— Несправедливо. Но я воспользуюсь правами мужа, если ты не подчинишься. Не хочешь же ты, чтобы я сам нашел кормилицу и привел ее в дом? Тебе лучше посоветоваться с Мейбл. Ты знаешь, как я люблю тебя и нашего сына, но не стану делить с ним эту спальню дольше, чем это необходимо.

— Никогда не думала, что ты способен кого-то запугивать, — пробормотала она, прижимая Тома к груди. — Знай я это, не вышла бы за тебя.

— Никогда не думал, какой маленькой фурией ты можешь быть, Элизабет, любимая, но, даже знай я это, все равно бы женился на тебе.

Элизабет рассмеялась:

— Дьявол меня побери, муженек, если мы не подходим друг другу! А мы подходим, и очень. Но если мы будем любиться часто, я снова забеременею. Ты этого хочешь, Бэн? Еще детей?

— Да, — ухмыльнулся он. — Но на этот раз сделаем дочку, Элизабет!

— Все равно я не смогу забеременеть, пока кормлю, — фыркнула она.

— Михайлов день, — повторил он, гладя пальцем темную макушку сына.

Утром, когда мать готовилась уезжать, Элизабет отвела ее в сторону.

— Расскажи, что нужно делать, чтобы не забеременеть слишком быстро? — попросила она.

— Спроси Нэнси, дорогая, — улыбнулась Розамунда. — Я уже дала ей рецепт. Она, разумеется, шокирована, но очень хочет проверить, поможет ли. Поможет, и обязательно.

— Бэн хочет, чтобы я нашла кормилицу для Тома. Такую, которая будет жить в доме.

Розамунда кивнула:

— Сделай, как он просит, но немедленно начинай принимать эликсир.

— Я буду кормить Тома до Михайлова дня, — сообщила Элизабет.

— Не верь сказкам старых дур о том, что кормящая мать не беременеет. Это вовсе не обязательно. Я забеременела твоим рано умершим братом, когда кормила тебя, — предупредила Розамунда.

— О Господи, — пробормотала Элизабет.

Розамунда заговорщически подмигнула.

— Прими мой совет, дорогая. Сегодня же.

Она поцеловала дочь.

— Прощай, дорогая. Я рада, что отдала Фрайарсгейт в столь надежные руки.

— Потому что я вышла замуж? — улыбнулась Элизабет.

— Да, и еще потому, что у Фрайарсгейта появился наследник и надежда на еще нескольких, — призналась Розамунда Болтон Хепберн.

Глава 16

С крестин Томаса Хея прошло полтора года, и во Фрайарсгейт пришла очередная зима. Миновало Рождество, и в феврале снова начался окот. Элизабет и Бэн были целиком поглощены борьбой за благоденствие Фрайарсгейта, поскольку эта зима была одной из самых жестоких.

Поэтому все очень удивились, когда в последний снежный день месяца во двор прискакал гонец. Альберт ввел его в зал, и Элизабет с удивлением заметила на незнакомце королевскую ливрею. Ее кольнуло неприятное предчувствие.

— Входите, сэр, согрейтесь у огня, — приветствовала она его, делая знак слуге принести вина.

Гонец низко поклонился:

— Имею ли я честь обращаться к леди Фрайарсгейта?

— Это я, — кивнула Элизабет.

— Я привез вам послание от королевы, мадам.

— Королевы Екатерины? Но что ей нужно от меня? — поразилась Элизабет.

— Нет, мадам. Принцесса Арагонская больше не королева. Я приехал от королевы Анны.

Он сунул руку за пазуху и, вытащив пакет, с поклоном протянул Элизабет.

— Вы наверняка проголодались и устали, сэр, — заметила она. — Альберт проводит вас в кухню, где вы получите горячий ужин, а потом постелет вам у очага. Вы должны остаться у нас, пока погода не улучшится.

— Мне приказано немедленно вернуться, как только ответ будет получен, — объяснил курьер.

Элизабет кивнула.

— Но вы все равно не сможете ступить за порог, пока метель не уляжется.

— Спасибо, мадам, — ответил курьер и, повернувшись, последовал за Альбертом.

— Королева Анна? — озадаченно протянул Бэн.

— Моя единственная подруга при дворе. Анна Болейн. Она клялась мне, что когда-нибудь станет королевой. Но я ничего не узнаю, пока не прочитаю письмо.

Сломав печать из красного воска, Элизабет развернула промасленный пергамент и увидела знакомый размашистый почерк Анны.

"Я стала его женой, как и предрекала. В июне меня коронуют. Я расскажу тебе все при встрече, и ты не можешь ослушаться моего приказа и не приехать. Теперь я твоя королева. Я окружена честолюбцами, и те, кто раньше презирал меня, теперь пресмыкаются, стараясь заслужить мое благоволение. Я притворяюсь, что верю им. Но ты знаешь меня лучше, дорогая Элизабет. Сейчас, больше чем когда-либо, я нуждаюсь в твоей дружбе. Но я не молю, а приказываю вам явиться ко двору, леди Фрайарсгейта. Я хочу, чтобы ты прибыла сюда к моей коронации, не позже чем в двадцатый, день мая. Мы, как всегда, будем в Гринвиче. Передай ответ с курьером.

Анна, королева".

Элизабет, огорченно покачивая головой, перечитала письмо. Меньше всего ей хотелось ехать ко двору.

— Что там говорится в этом письме? — нетерпеливо спросил Бэн.

— Мне приказано явиться ко двору, — тихо ответила Элизабет.

— Кто тебе приказал?

— Королева Анна. Он все-таки женился на ней, а это означает, что развод получен. Бедная, глупая леди Екатерина! Филиппа, должно быть, вне себя. Странно, что она не написала ни мне, ни матушке. Зная Филиппу, могу точно сказать, что она была до конца верна Екатерине, но при этом очень тревожилась за судьбу своих сыновей при дворе. Моя старшая сестра очень амбициозна в этом отношении.

— Ты, разумеется, не поедешь, — решил Бэн.

— Поеду, муж мой. Мне приказали, а королевскому приказу нужно повиноваться. Я не хочу ехать, но ехать придется, — вздохнула Элизабет. — Как это похоже на Анну — требовать моего присутствия, потому что она чувствует себя одинокой. Странное создание. У нее доброе сердце, но об этом знают немногие. И все же она призывает меня, не задумываясь о том, как это повлияет на мою жизнь.

— Так ты с ней дружила? Ее называли шлюхой короля, — буркнул Бэн.

— Она никогда не была его шлюхой, иначе Екатерина все еще оставалась бы королевой. Король — человек непостоянный и давно бы бросил Анну, как бросил ее сестру Мэри. Но ему нужен законный сын, а он отказывался даже думать об иностранных принцессах, потому что воспылал страстью к Анне Болейн.

— И он в самом деле так ее любит? — поразился Бэн.

— Не думаю, что король способен на такое сильное чувство, какое возникло между нами или между моими сестрами и их мужьями. У него одно всепоглощающее желание — иметь сына и наследника. Он доказал, что способен зачать сына: доказательство тому — Генри Фицрой, его сын от Бесси Блаунт. Многие считают также, что сын Мэри Болейн тоже от него. Король и его советники, разумеется, это отрицают, иначе женитьба на мистрис Болейн незаконна и недействительна. Мало того, будет считаться кровосмесительной. Любой ребенок, которого она родит ему, станет считаться незаконным. Судя по некоторым намекам Анны, она уже беременна.

Бэн покачал головой:

— Мне казалось, ты презираешь двор. Разве не ты клялась, что никогда туда не вернешься?

— Клялась. Но от меня ничего не зависит. Королева приказывает. Я подчиняюсь.

— А ты не можешь отговориться беременностью? — с надеждой спросил он.

— Очень хотелось бы, но ничего не выйдет.

— Когда ты едешь? — окончательно расстроился Бэн.

— Не раньше чем в конце апреля.

— Пусть дядюшка тебя сопровождает, — предложил он.

Элизабет покачала головой:

— Не в этот раз. Силы его покидают. Он уже не так молод. На этот раз я знаю, чего ожидать. Отсылая курьера, я попрошу, чтобы за мной прислали эскорт, который и проводит меня в Гринвич. Не могу же я путешествовать одна!

— Мне следует поехать с тобой.

— А на кого мы оставим Фрайарсгейт? Эдмунд не в силах принять на себя это бремя. И что ты будешь делать, пока я стану угождать королеве? Ты не придворный, а из шотландцев там только те, кто находится на службе у посла короля Якова, — объяснила Элизабет.

— Ты стыдишься меня, девочка? — тихо спросил он.

— Нет! Как ты можешь даже заикаться об этом, муж мой? Я люблю тебя. И горжусь тем, что я твоя жена. Ведь я сама тебя выбрала! Я еду ко двору не для того, чтобы выразить почтение королю и королеве! Я еду, чтобы помочь подруге, которая, несмотря на крутой нрав и показную храбрость, явно напугана. Очень давно моя матушка, совсем еще девочка, служила при дворе короля Генриха Седьмого, И там подружилась с королевой Маргарет и принцессой Арагонской. Они были ровесницами и жили у матери короля. Потом, когда принцесса была совсем одинока, брошена всеми и оставлена без поддержки даже собственным отцом, королем Испании, матушка посылала ей небольшие суммы, чтобы она не умерла с голоду. Тогда и началась дружба моей семьи с Екатериной Арагонской. Вот почему моя старшая сестра получила место при дворе королевы и смогла войти в круг аристократии. Но когда я приехала ко двору, королева уже была в немилости. Я даже не смогла выразить ей свое почтение, потому что ее сослали в Вудсток. В отличие от сестер я чувствовала себя неуклюжей провинциалкой, оказавшейся не на своем месте. Я никак не могла придержать язык, что и привлекло ко мне внимание Анны. Она и сама умна, и ей нравятся умные люди. Она подружилась со мной и этим очень облегчила мне жизнь. Конечно, не настолько, чтобы я не мечтала как можно скорее вернуться домой. Но по крайней мере я больше не грустила.

Однако многие придворные, в том числе и моя сестра, ненавидели Анну. Все были уверены, что скоро она надоест королю, как многие другие до нее. Большинство из кожи вон лезли, чтобы унизить девушку. Но я судила об Анне по ее характеру и душевным качествам. Ее происхождение и семья ничего для меня не значили. Она в отличие от других умна и мудра не по годам. Ее остроумные шутки не раз смешили короля. Она музыкальна, а король любит музыку. Она прекрасно танцует, а король обожает хороших танцоров. И видя, что я никак не привыкну к придворной жизни, она ввела меня в свой круг. И была добра ко мне. Да, она тщеславна и эгоистична. Настойчива в своих желаниях и должна всегда добиться своего. Но мы стали друзьями. Подобно моей матери, я придаю большое значение верности. Моя подруга королева призывает меня. Я поеду, и это больше не обсуждается, дорогой муженек.

— И сколько же ты там пробудешь? — прошептал он, обнимая ее и целуя белокурую прядь. — Я не вынесу жизни без тебя.

— Не говори так! — тихо вскрикнула Элизабет. — Я должна повиноваться, но никогда не покину тебя. Нашего маленького Тома. Фрайарсгейт.

Она зарылась лицом в его грудь.

— И все же скажи: как долго тебя не будет? — настаивал он.

Она покачала головой:

— Не знаю. Анна может быть очень упрямой, когда желает настоять на своем. Остается надеяться, что мое присутствие успокоит ее, и через несколько недель я смогу уехать.

— Если тебя не будет несколько месяцев, я сам поеду за тобой, — объявил Бэн. — Теперь весь мир лежит у ног королевы, особенно если она носит королевского наследника. Мы с сыном больше нуждаемся в тебе, чем она.

— Обожаю, когда ты говоришь так повелительно! — хихикнула Элизабет.

— Стараешься улестить меня, женушка? — хмыкнул Бэн.

— Ты становишься чересчур умным для меня, муженек!

— Нет, — тихо ответил он, — я никогда не смогу сравняться с тобой.

— Если ты это сознаешь, значит, уже становишься мудрее, — поспешно ответила она, — а это делает тебя опасным.

Ее зеленовато-карие глаза лукаво блеснули.

Вместо ответа он засунул руку в вырез ее блузы и стал ласкать полную грудь, теребя сосок. Она нежилась под его поцелуями.

Бэн медленно потянул ее к стоявшему у огня стулу и, опустившись на него, усадил ее на колени, прикусил мочку уха и стал описывать во всех подробностях все, что намеревался сделать с ней в следующие несколько минут.

Краска стыда бросилась в лицо Элизабет, но она уже ослабела от желания. Познай она раньше восторги брачной постели, давно бы вышла замуж. Впрочем, может быть, другой мужчина не смог бы подарить ей такое наслаждение. Только ее страстный шотландец, Бэн Хей.

— Скажи, чего ты хочешь, и я все сделаю, — прошептал он, медленно лаская внутреннюю поверхность ее бедра.

— Все, что ты обещал, — выдохнула она.

— Все? — уточнил он.

— Все!

— Прямо здесь и сейчас, в зале? — поддразнил он.

— Да! Прямо здесь и сейчас, в нашем зале, — свирепо прошипела она.

Его пальцы запутались в золотистых завитках ее лона, легонько потянули… палец скользнул вдоль сомкнутых створок, раз, другой, пока ее не пронизала сладостная дрожь.

И тут сзади раздался голос Альберта:

— Леди…

— Да, Альберт? — спокойно ответила она, хотя сердце ее бешено колотилось.

— Посланца накормили. Будут еще приказания?

— Нет, Альберт, иди ужинай, — выдавила Элизабет.

— Спасибо, леди.

Послышались удаляющиеся шаги.

— Как по-твоему, он видел?

— Что именно? — насмешливо спросил Бэн. — Подумаешь, хозяин и хозяйка обнимаются у очага. И тут же у их ног лежит пес.

— Твою руку, шарившую под моей юбкой, дьявол ты этакий!

Длинный палец Бэна скользнул внутрь.

— Нет. Нас загораживала спинка стула. И я горжусь тобой, Элизабет. Ты у меня молодец, — похвалил Бэн и, обнаружив предмет своих поисков, стал с ним играть, растирая, пощипывая, сжимая, с наслаждением слушая ее приглушенные крики.

Фрайар насторожил уши, поднял голову, но, видя, что ничего необычного не происходит, снова заснул.

— Взгляни на меня, Элизабет! — неожиданно приказал Бэн.

Их взгляды скрестились. Глаза Элизабет широко распахнулись, когда два пальца проникли в ее любовный тоннель и стали медленно двигаться. Элизабет задохнулась.

Он стал целовать ее в губы. Один поцелуй сменялся другим, жарким и влажным, пока она не простонала в его губы:

— Я хочу всего, Бэн. Хочу всего!

Он отнял руку и усадил ее прямее, помогая оседлать его. Она ослабила шнуровку и выпустила на волю его любовное копье, уже затвердевшее от желания.

— Думаешь, мы успеем до того, как курьер войдет в зал? — прошептала она, сгорая от страсти.

Бэн кивнул, изнемогая под ее ласками. Она расшнуровала его рубашку и стала целовать грудь и лизать соски, одновременно играя с его вздыбленной плотью.

Наконец Элизабет не выдержала и опустилась на его любовное копье. Его большие руки скользнули под ее ягодицы и яростно стиснули.

Он наклонился вперед, чтобы поцеловать ее, и, чуть отстранившись, прошептал:

— Ублажай меня хорошенько, жена. И мне все равно, кто сейчас войдет в зал!

Элизабет стала подниматься и опускаться, начав с шага, перейдя на рысь, а потом и на галоп, что привело их обоих к счастливому завершению. В конце она прикусила губу так сильно, что по подбородку скатилась капелька крови, и Бэн, наполняя ее своим семенем, слизнул эту кровь.

Она обмякла, тяжело дыша; Бэн громко застонал.

— Ни одна женщина не дарила мне такого наслаждения, как ты, любимая!

Элизабет дремотно улыбнулась и несколько минут лежала у него на груди, прежде чем соскользнуть на пол, расправить юбки и зашнуровать блузку.

— Мы, разумеется, продолжим наш разговор в постели, сэр, — пообещала она, приглаживая волосы.

— Как будет угодно мадам.

— Как будет угодно вам, сэр, — улыбнулась она.

— Но как ты утолишь свой греховный зуд, если меня не будет рядом? — расстроился он. — Неужели возьмешь любовника, как многие придворные дамы?

Элизабет сделала вид, будто обдумывает его вопрос.

— Возможно, и возьму, — кивнула она. — А ты, Бэн? Сделаешь одну из служанок своей наложницей?

— Нет, думаю, лучше доярку или пастушку, — ухмыльнулся он. — Предпочитаю девушек, которые работают на свежем воздухе.

Она, смеясь, замахнулась, но Бэн ловко увернулся.

— Шотландский негодяй! — вскричала она. — Если ты изменишь мне, я рано или поздно все узнаю!

Вместо ответа Бэн вновь усадил ее на колени и стал целовать.

— В этом мире для меня нет и не будет другой женщины, Элизабет, жена моя. Я скорее проведу свою жизнь в целомудрии, чем взгляну на кого-то еще! Но ты… Что, если тебя соблазнит очаровательный придворный? Тем более что теперь ты познала истинную страсть.

Элизабет сильно ткнула его кулаком в плечо.

— Как ты можешь даже спрашивать? Я ненавидела двор и всех напыщенных щеголей, которые смотрели на меня сверху вниз, потому что я больше любила свои земли, чем их общество. Только король был добр ко мне, потому что вырос вместе с моей матерью и очень ее ценит.

— А тот, второй шотландец? — не утерпел Бэн.

Неужели она расслышала ревность в голосе мужа?

— Я забыла его, — солгала она. — Он был приятным малым. Но вряд ли остался бы в Англии. Я посоветовала ему попросить у брата, короля Якова, жену с землями. Возможно, он так и сделал и давно уже живет в поместье жены. И теперь единственный для меня шотландец — это ты, любовь моя.

Крепко поцеловав его в губы, она спрыгнула на пол.

— В любую минуту сюда могут войти. Приведите себя в порядок, сэр!

— Не нравится, что я ревную? — спросил он, поправляя одежду.

— Я польщена, что ты все еще любишь меня, — прошептала Элизабет.

— Я всегда буду любить тебя.

К утру метель улеглась, и солнечные лучи играли на снежном покрове. Элизабет отдала королевскому посланцу письмо новой королеве, написанное накануне, — тот уже был готов к обратному путешествию. Она дала ему серебряную монету за труды и горячо поблагодарила. Гонца сытно покормили, за его лошадью хорошо ухаживали, в седельных сумках лежал запас еды на первые несколько дней пути.

Отъехав от дома, он, к своему удивлению, встретил управляющего.

— Скажи, по дороге сюда ты не останавливался в поместье под названием Оттерли? — спросил он гонца.

— Нет. Позапрошлой ночью я спал в амбаре у фермера. Но днем действительно проезжал Оттерли.

— Если будешь гнать коня, то к вечеру доберешься до Оттерли. Попроси позволения поговорить с лордом Кембриджем. И передай ему это.

Бэн вложил в руку молодого человека еще один пакет.

— Скажи лорду Кембриджу, что здешний управляющий попросил приютить тебя на ночь. Лорд Кембридж немало времени провел при дворе, так что можешь свободно говорить ему о причинах приезда во Фрайарсгейт.

Он протянул посланцу большую медную монету.

— Не нужно, сэр, леди уже дала мне денег, — вежливо отказался посланец.

— Ты небогат и поэтому возьми, — настоятельно сказал Бэн.

Молодой человек кивнул. Он обещал добраться до Оттерли к вечеру И передать лорду Кембриджу послание от управляющего Фрайарсгейта.

Кровавый закат полыхал на горизонте, а небо стало почти черным, когда королевский курьер прибыл в Оттерли и потребовал встречи с лордом Кембриджем.

— Я немедленно пошлю за дядей, — пообещала Бэнон, знаком подзывая слугу.

— Спасибо, леди, — ответил молодой человек, наслаждаясь теплом, окутавшим его после целого дня головокружительной скачки во весь опор.

Другой слуга подал ему горячий сидр, он сделал несколько глотков, с улыбкой наблюдая за шумевшими в зале детьми. Примерно через полчаса в зал вошел Томас Болтон.

— Посланец? Откуда? — спросил он.

— Из Фрайарсгейта.

Томас удивился — на курьере была бляха с королевским гербом.

— Кому вы служите? — тихо спросил Томас.

— Королеве, милорд. Королеве Анне.

Пораженная Бэнон вскрикнула, перепугав детей, которые нервно уставились на мать.

— Королеве Анне? — ахнула она.

— Да, леди.

— Пожалуй, я уведу парня в свое крыло, чтобы узнать все, дорогая девочка, — решил лорд Кембридж, размышляя над тем, что делал королевский посланец во Фрайарсгейте.

— Нет, дядя! Вы останетесь здесь. Я не хочу ждать, пока ты решишь разделить с нами новости. Не вынесу ожидания, — возразила Бэнон.

Томас оглянулся. Даже Роберт Невилл с любопытством уставился на посланца.

— Так и быть, дорогие, — вздохнул он. — Но сначала дайте мне вина. Боюсь, оно мне понадобится.

Он устроился у очага, на стуле с вышитой обивкой и пригласил молодого человека сесть на маленький диванчик. Тот неуклюже сел, поскольку не привык к такому обхождению. Но разумеется, сидеть куда удобнее, чем стоять!

— Ничего не утаивайте, дорогой мальчик, — попросил лорд Кембридж. — Мы хотим знать, почему вы приехали во Фрайарсгейт, и как Анне Болейн удалось стать королевой. И по какой причине вы заехали в Оттерли. Не случайно, надеюсь?

— Нет, милорд. Муж леди Фрайарсгейта, управитель поместья, остановил меня на дороге и дал мне это письмо для вас. И добавил, что я могу просить здесь ночлега.

— Я дядя леди, — пояснил лорд Кембридж, — и Оттерли — мой дом. Ну же, дорогой мальчик, поведайте нам все остальное. Почему вы пустились в путь в столь ужасную погоду?

Посланец начал рассказ, то и дело прерываемый лордом Кембриджем, который хотел знать каждую подробность. Не будучи важной персоной, посланец мог изложить только известные ему факты. Но Томас достаточно долго пробыл при дворе, чтобы догадаться об остальном и создать довольно точную картину происходившего.

Закончив рассказ, молодой человек вопросительно взглянул на лорда Кембриджа. Тот медленно кивнул и проговорил:

— Бэнон, прикажи слуге отвести этого доброго человека на кухню, пусть ему дадут поужинать и постелют у огня. Впереди у него долгое путешествие. Да, и завтра не забудь дать ему еды в дорогу, — наставлял он.

— Хорошо, дядюшка, — тихо ответила Бэнон и, отдав слуге приказание, отослала мужчин на кухню. — Что пишет муж Элизабет? — осведомилась она.

Томас сломал печать, развернул пергамент, разгладил заломы, пробежал глазами послание и сказал:

— Королева приказала твоей сестре явиться ко двору. Элизабет недовольна, но, как дочь своей матери, подчинилась приказу.

— А Бэн хочет, чтобы ты ее сопровождал, — догадалась Бэнон.

— Нет. Он пишет, что Элизабет не станет просить меня об этом, потому что не хочет злоупотреблять моей добротой. Кроме того, она надеется, что визит будет коротким. Подумать только, как же она повзрослела за эти годы, — с нежной улыбкой заметил он.

— Но ты все равно поедешь, — не унималась Бэнон.

— Не поеду, — покачал головой Томас, к всеобщему удивлению. — Я поеду во Фрайарсгейт при первой возможности, и Элизабет сама скажет, чего хочет от меня. К счастью, мода почти не изменилась, и ей не нужно шить новые платья. Сойдут те, что сшиты в прошлый раз. С соответствующими переделками, конечно: роды, как правило, способствуют пышности дамской фигуры, — дипломатично пробормотал он.

— Тут вы правы, дядюшка, — засмеялась Бэнон.

Сама она после многочисленных родов уже походила на шарик, но все еще была довольно хорошенькой.

— И я прикажу Уиллу договориться о гостиницах по всему маршруту. С ней все будет хорошо, дорогая Бэнон. Она — хозяйка Фрайарсгейта, едет ко двору по просьбе королевы, ее хорошего друга. Кто знает, какие преимущества это ей даст, как дало когда-то ее матери!

— Филиппа будет вне себя! — фыркнула Бэнон.

Лорд Кембридж тоже рассмеялся:

— Да. Теперь ради будущего детей ей придется смириться и пресмыкаться перед новой королевой. И она сделает это, потому что усвоила от матери: семья — это все. Поскольку Элизабет в фаворе уАнны, она должна помочь сестре и выстелить дорожку Филиппе. Если не для нее, то для ее парнишек. Кто знает? Может, в один прекрасный день окажется, что очень выгодно иметь Филиппу в должниках?

— Мне было бы страшно иметь Филиппу в своих должниках, — заметила Бэнон. — Представляю, какой спесивой она стала за те годы, что превратилась в графиню.

— Мы видели ее почти три года назад, тогда она была довольно милой, — возразил Томас.

— Ну да, — прищурилась Бэнон, — пока еще была надежда, что ее высокая покровительница сохранит свое положение и трон. Но сейчас? Дядя, я содрогаюсь, представляя сейчас ее состояние.

— Филиппа, как и Розамунда, сумеет выжить в любой ситуации, — мудро заметил Томас.

— Когда Элизабет должна ехать на юг? — спросила Бэнон.

— Бэн не сообщил, но, разумеется, как только установится весенняя погода. Я отправлюсь во Фрайарсгейт через несколько дней, так что по возвращении все расскажу. Элизабет, конечно, заночует здесь, и тогда ты потолкуешь с ней с глазу на глаз. А теперь… — Томас встал. — Я должен вернуться к себе и рассказать дорогому Уиллу обо всем, что случилось. Он, наверное, умирает от любопытства, как и я бы на его месте, чего, благодарение Богу, не случилось. Он вышел.

— Женщины в вашей семье наделены талантом заводить друзей среди сильных мира сего, — заметил Роберт Невилл жене. — Я очень рад, что ты не такова, сердечко мое. Мне вряд ли понравилось бы, если бы тебя призвали ко двору.

— Мне это тоже не по душе, — сказала Бэнон. — Бедная Элизабет! Представляю, как ей не хочется уезжать! Дядя говорит, она терпеть не может придворную жизнь и, если бы не доброта Анны Болейн, уехала бы оттуда еще раньше. Хотя даже до нас доходят нелестные слухи о королеве.

— Вини в этом Нортумберленда и его семейство, — проницательно изрек Роберт. — Старый граф всегда винил Анну за несчастливый брак сына. Заявлял, будто она наслала порчу на молодую чету, потому что сама не сумела выйти замуж за лорда Перси, хотя всем известно, что это король запретил брак, поскольку сам хотел заполучить леди.

Бэнон вздрогнула.

— Слишком много интриг, Роб. Я рада, что Филиппа не обращала на меня особого внимания во время моего пребывания при дворе и ни во что меня не втянула. Ты — единственное счастье, которое я там обрела. — Она нежно улыбнулась мужу. — Ты, и наш брак, и наши дети.

Роберт обнял жену за плечи.

— Благодаря тебе у меня такая большая семья, на которую я и не рассчитывал. И кто ожидал, что младший сын побочной ветви Невиллов женится на богатой наследнице? Только не мои родственники!

— О Роб! — рассмеялась Бэнон. — Надеюсь, не грешно радоваться своему счастью! И я хочу, чтобы Элизабет тоже была счастлива со своим шотландцем. Я скажу дяде: пусть он попросит, чтобы Бэн проводил ее до Оттерли. Могу представить, как вывел ее из себя приказ королевы.

Однако как ни странно, Элизабет хоть и была раздражена, но не сердилась. Анна Болейн очень гордая женщина. Гордость ее непомерна, и если она хочет видеть Элизабет, значит, для этого есть очень веская причина. Их знакомство было недолгим, но дружба оказалась крепкой. Элизабет поедет к ней. Она написала Анне, когда вышла замуж. А когда родился Том, Анна даже прислала на крестины красивую серебряную ложку. Она никогда не была богата, поэтому Элизабет знала, какая это жертва для нее. Ничего, Анна, разумеется, не задержит ее надолго.

Элизабет и Нэнси принялись распаковывать роскошные платья, которые когда-то велел сшить для нее Томас Болтон. После рождения сына ее грудь увеличилась и талия стала шире по крайней мере на полдюйма.

Они принялись за переделку. Оставалось надеяться, что мода не слишком изменилась за эти годы. Жаль, что рядом нет Томаса Болтона! Его советы очень бы ей пригодились.

И ее желание сбылось. Через две недели после визита королевского посланца прибыл лорд Кембридж.

— Откуда ты узнал, что нужен мне? — обняла его Элизабет. — Входи скорее! Апрельские дожди уже начались. Ты сильно промок?

— Дорогая, дорогая девочка!

Он расцеловал ее в обе щеки и нагнулся к малышу, смотревшему на него широко раскрытыми глазами.

— Неужели это мой тезка? Боже, дорогая девочка, он практически такого же роста, как младший сын Бэнон, хотя тот в два раза старше. Вижу, он пошел в твоего великолепного шотландца. Где этот добрый человек?

— На псарне. Его Фрайар стал отцом прекрасного выводка щенят, и теперь Бэн выбирает одного для маленького Тома, — объяснила она и без дальнейших предисловий выпалила: — Анна Болейн — новая жена короля. И по какой-то причине она хочет меня, видеть.

— Знаю. Бэн передал письмо с королевским посланием. Но не сердись на него, дорогая девочка. Он тревожился за тебя.

— Я не просила тебя ехать со мной, — покачала головой Элизабет.

— И я смирюсь с твоим решением, если ты, конечно, не передумаешь, — кивнул Томас. — Ты уже выросла из своих красивых платьев?

— Мы с Нэнси все это время переделывали их. У тебя при дворе есть свои люди. Скажи, сильно ли изменилась мода за пару лет? И сойдут ли мои платья на этот раз?

— Тебе нужно сделать побольше французских капюшонов, поскольку они сейчас в моде. Твои платья были очень элегантны два года назад, но сейчас тоже довольно модны. Может, сшить что-то новое в зеленых тонах?

— Скорее, в темно-зеленых. Анна говорит, что коронация состоится в июне. Какие платья нужно приберечь для этого дня? Я не буду в королевской процессии, но все же она хочет, чтобы я приехала.

— В таком случае ты просто обязана сшить новое платье цвета зелени Тюдоров, — заметил лорд Кембридж.

— Нет. Цвет должен быть другим, потому что все наденут зелень Тюдоров в надежде попасть в милость к монарху. Мы должны подумать над этим, дядя, и сделать что-то очень элегантное, но другое.

— Дорогая! — воскликнул Томас. — Ты мыслишь как истинная придворная дама!

— Клянусь, я просто практична! — рассмеялась Элизабет.

В зал вошел Бэн. В руке он нес крохотного щеночка. Рядом семенил Фрайар. Шотландец поздоровался с дядей жены и сказал:

— Том, хочешь взять себе одного? Фрайар стал отцом сразу восьмерых. По-моему, у вас с Уиллом нет своей собаки, верно?

— Вряд ли Пуссумс потерпит пса в доме, — с сомнением заметил лорд Кембридж. — Впрочем, она очень стара и без особых протестов приняла Домино. А этот слишком молод и может потревожить ее. Есть ли среди щенят кто-то поспокойнее?

— Есть. Маленькая сучка, она очень тихая.

— Возможно, я заберу ее с собой, когда поеду обратно. Мне всегда нравились приграничные овчарки. Но пока что я должен все время посвятить подготовке Элизабет к поездке. Необходимо сшить платье, которое она наденет на коронацию.

— Хотите сказать, что все эти платья, которые она вытащила из сундуков, не подойдут? — удивился Бэн.

— Подойдут, разумеется, но нужно еще одно, для особых случаев. Однако я был в седле целый день, и прежде всего мне необходимо поесть и отдохнуть. Тем более дело у нас очень ответственное: Элизабет должна выделяться на фоне всех этих одеяний цвета зелени Тюдоров и все же не затмить королеву.

— Не хотелось бы мне стать частью этого мира, — вздохнул Бэн. — Я всего лишь простой шотландский горец, таким и хочу остаться.

— Дорогой мальчик, — заметил лорд Кембридж, вскинув брови, — в тебе нет ничего простого. Я мог бы научить тебя манерам придворного, а твой природный ум помог бы тебе во всем остальном. Простой горец!

Он смешливо фыркнул и снова обратился к Элизабет:

— Когда ты уезжаешь?

— Когда королева пришлет за мной эскорт. Я написала, что не могу путешествовать одна, а все мои люди нужны здесь. Возможно, она решит, что я не стою таких трудов, и тогда мне вообще не придется ехать, — пошутила Элизабет.

— Это великая честь, племянница, — спокойно ответил Томас, довольно оглядывая зал: Фрайарсгейт всегда так уютен, и он с удовольствием бывал здесь.

Все последующие дни одежду Элизабет готовили к упаковке. Переделки были закончены. Нэнси проверяла, петли пятен на юбках и корсажах, все хорошенько чистила, пришивала отпоровшуюся отделку и подшивала края подолов. А лорд Кембридж обдумывал наряд для коронации.

— Тебе больше всего идет голубое, — объявил он наконец. — Совсем светлое. Как небо после бури. Нужно послать за Уиллом. У меня есть подходящая ткань, и он знает, где она лежит. Твой человек должен выехать на рассвете, тогда Уилл успеет приехать послезавтра.

За Уиллом послали, и тот быстро привез требуемую ткань. Узнав, для чего она понадобилась, Уилл искренне согласился с хозяином, и мужчины вместе со швеей стали трудиться над платьем.

— Дядя, ты умеешь шить? — поразилась Элизабет, не знавшая о столь удивительном таланте Томаса.

— Дорогая, как бы иначе я мог не отставать от моды, находясь так далеко от Лондона? Я сам переделываю собственные костюмы. Подобное умение жизненно необходимо джентльмену.

— Я воистину благоговею перед тобой, — прошептала она.

Том ухмыльнулся.

Ткань, привезенная Уиллом, оказалась парчой с узором из цветов и листьев. Платье имело квадратный вырез, отделанный вышивкой серебряной и золотой нитью. Рукава были узкими от плеча до запястья с расширявшимися, завернутыми кверху манжетами из кремового шелка. Костюм завершала длинная юбка колоколом. Талию обвивала тонкая золотая цепочка, с которой свисало маленькое зеркальце в золотой оправе, украшенной полумесяцем из жемчуга и несколькими сапфировыми звездами.

Сорочка была сшита из тонкого кремового батиста. Рукава, выступавшие за манжеты платья, были широкими, с изящной оборкой из золотого кружева на запястьях. Вырез сорочки был круглым, поскольку Том заявил, что скромная, но элегантная простота понравится королю.

— В руках короля наши судьбы, — добавил он. — Король, хотя я и не должен был бы этого говорить, страстно любил твою матушку, когда они оба были молодыми. И он относится к ее детям как заботливый отец.

— Его жена всего на несколько лет старше меня, — пробормотала Элизабет.

Лорд Кембридж покачал головой:

— А вот так ты не должна говорить, дорогая, особенно за стенами этого дома.

— Да, дядя, — покорно кивнула Элизабет, но тут же рассмеялась.

— И еще одно, — наставлял он. — К этому платью ты должна носить только жемчуг, и ничего больше. И отделанный жемчугом французский капюшон с кремовой батистовой вуалью. Так ты будешь выделяться из толпы, но не затмишь королеву.

Наконец все было готово к отъезду. Нэнси предстояло сопровождать хозяйку. Как-то днем Альберт подошел к Элизабет и попросил разрешения жениться на ее служанке.

— Я должна подумать, — ответила Элизабет и немного погодя отвела Нэнси в сторону: — Альберт хочет жениться на тебе. Ты согласна?

Нэнси покраснела.

— Он немного старше меня, но мужчина и должен быть старше своей жены. Я никогда не слыхала про него ничего плохого. Мы равны по положению, хотя он немного выше, но так и полагается. Думаю, из нас выйдет хорошая пара. Но я подожду, пока мы не вернемся домой.

Элизабет не спросила, любит ли Нэнси Альберта. В подобных браках любовь вовсе не была решающим фактором.

— Значит, ты согласна? — уточнила она.

— Согласна, — кивнула Нэнси.

— Тогда мы скажем ему вместе, — решила Элизабет и послала за Альбертом.

Он мгновенно пришел.

— Нэнси говорит, что хочет выйти за тебя, но оглашение будет сделано только после нашего возвращения из Лондона. Верно, Нэнси?

— Да, леди. Я еще раз побываю в большом мире, а потом вернусь и выйду за тебя, Альберт. Если тебе это по душе, значит, мы помолвлены.

— Конечно, по душе! — воскликнул мажордом.

Элизабет соединила их руки.

— Идите и подумайте, как праздновать свадьбу.

Теперь оставалось ждать королевского эскорта, и в один прекрасный день во Фрайарсгейт прибыл отряд вооруженных всадников, на бляхах которых красовалась роза Тюдоров. Была уже вторая половина апреля.

Главный вежливо представился капитаном Ярдли и сообщил Элизабет, что нужно выезжать завтра же.

— Королева приказала, чтобы мы поспешили в Гринвич. Ей не терпится увидеть вас.

Капитан был седым старым солдатом, который, очевидно, много лет служил королю.

— Я готова, — сказала Элизабет. — Повозка с моими вещами была выслана вперед несколько дней тому назад. Завтра мы остановимся в Оттерли, а потом мой дядя лорд Кембридж договорится о ночлеге по всему пути.

— Прекрасно, мадам, — кивнул капитан Ярдли. — Повозка задержала бы нас в пути.

— Я еду ко двору по приглашению королевы, сэр, и не могу захватить с собой всего одно платье. Повозка сейчас в Оттерли. А потом уже вашей обязанностью станет охранять мои вещи. Если мы и задержимся, королева простит меня, поскольку ответственность буду нести не я, — резко сказала Элизабет, глядя в глаза капитану.

— Да, мадам, — лаконично ответил он, решив, что подружка королевы так же вспыльчива, как и новая жена короля.

— Мама уезжает? — спросил Том, прощаясь с матерью.

— Да, но я скоро вернусь, солнышко мое, — пообещала Элизабет, целуя его розовые щечки. — Будь хорошим мальчиком, малыш Том.

Она поставила его на пол, и он ушел вместе с Сэди, которая из девчонки, качавшей колыбель, была возвышена в ранг няни.

У Элизабет сжалось сердце. Слезы покатились по щекам.

Ей не хотелось уезжать. Не хотелось покидать мужа и сына. Почему, во имя всего святого, Анна приказала ей приехать, зная, как она ненавидит двор? Впрочем, она не узнает ответа, пока не окажется в Гринвиче.

Элизабет, вздохнув, вскочила в седло.

Лорд Кембридж и Уилл ехали вместе с ними до Оттерли. Бэн тоже решил проводить жену.

— Давно пора повидаться с твоей сестрой и ее мужем, — заявил он. — В конце концов, мы родственники.

Элизабет не стала его отговаривать.

— Фрайарсгейт переживет день-другой без нас, сэр, — кивнула она.

— Но если хочешь, я останусь, — сказал он.

— Нет! — воскликнула она, но, поняв, что он шутит, замахнулась на него. — Шотландский негодяй!

— Кровь Христова! — ахнула Бэнон, когда младшая сестра с мужем вошли в дом. — Я все еще не могу привыкнуть к виду твоего мужа-великана. Да еще такого красавца!

Обняв сестру, она прошептала:

— Он весь такой большой?

— Да, — выдохнула Элизабет. — Завидуешь?

— Может быть, немного, — хихикнула Бэнон и, взглянув на Бэна, добавила: — Добро пожаловать в Оттерли, брат. Я рада нашей встрече. Роб, поздоровайся с мужем Элизабет!

— Ты так же прекрасна, Бэнон, как в прошлую нашу встречу, — заверил Бэн, целуя ее в обе щеки, после чего пожал руку зятя.

Бэнон покраснела от удовольствия. Пусть он и шотландский горец, но манеры его идеальны. Похоже, его мачеха была хорошей наставницей.

— Дядя, вы с Уиллом поужинаете с нами? — спросила она.

— Разумеется. Твоя сестра с эскортом должна выехать на рассвете, и поэтому я попрощаюсь с ней сегодня. Как странно, Элизабет! Я должен был бы завидовать твоему визиту ко двору, но почему-то испытываю лишь облегчение оттого, что не еду.

— Поверить невозможно! — поддела его Бэнон, и все рассмеялись.

После ужина лорд Кембридж отвел Элизабет в сторону, чтобы пожелать ей счастливого пути.

— Будь добра к Филиппе, — тихо посоветовал он. — И попробуй использовать свою удачу, чтобы помочь ей. Ты знаешь ее преданность принцессе Арагонской. Но если даже завтра Анна Болейн умрет, он не примет Екатерину обратно. Он хочет сына, а она не может, просто не может дать ему наследника. И радуйся, что король и королева благоволят к тебе. Твое отсутствие не будет вечным.

— Но я все-таки не понимаю, почему она хочет меня видеть, — вздохнула Элизабет.

— Ты, дорогая девочка, вполне возможно, единственный верный друг, который когда-либо был у Анны Болейн. Она человек сложный. Выказывай ей доброту и сочувствие, но возвращайся домой как можно скорее.

Томас Болтон обнял племянницу, расцеловал и прижал к сердцу.

Элизабет снова сморгнула слезы.

— Спасибо, дядя, — выдавила она, целуя его.

Уилл тоже пожелал ей благополучного путешествия, и они с лордом Кембриджем вышли из зала.

Две молодые пары немного посидели у огня. Бэнон и Роберт решили, что им нравится Бэн Маккол, простой человек от земли и без особых претензий. Они и сами сельские жители. Филиппа и ее муж каким-то образом принижали их чувство собственного достоинства. А вот Бэн — нет: он был идеальным спутником для хозяйки Фрайарсгейта.

Вскоре Элизабет и Бэн удалились в отведенную им комнату. Она села у огня, а он взял щетку и принялся расчесывать ее длинные волосы. У обоих это уже вошло в привычку, и она очень любила такие спокойные минуты у очага.

— Мне будет не хватать этого, — тихо призналась она.

— Мне тоже, — согласился он, отводя густые пряди и целуя ее в затылок. — Не задерживайся дольше, чем это необходимо, милая. Без тебя я не существую.

Отложив щетку, он поднял ее и притянул к себе.

— Ты самая прекрасная из всех женщин на свете, — страстно прошептал он. — Не могу поверить, что тебя не похитили, пока ты была в Гринвиче.

— У меня недостаточно голубая кровь. И мои поместья находятся на дальнем севере. Таковы уж мужчины при дворе. И я их не виню. Но к тебе возвращусь, как только смогу. Придворная жизнь не для меня.

— И все же ты едешь.

— Неужели ты не понимаешь, почему Анна приказала мне ехать? Она знала, что ее просьбу я бы отклонила. Другое дело — приказ. И потому она просто повелела мне явиться ко двору.

Бэн вздохнул, но Элизабет притянула его голову к себе.

Они стали целоваться. Сначала медленно, потом все более пылко. Их языки сплетались в любовном танце. Он сжал ее лицо ладонями и покрывал поцелуями. И она жадно возвращала эти поцелуи.

Ее сорочка и его длинная рубаха упали на пол. Он был тверд и напряжен в своей потребности к ней. Она была жарка и влажна в своей потребности к нему.

Он перегнул ее через подлокотник диванчика и, сжав бедра, ворвался в горячую лаву ее лона.

Элизабет выгнула спину. Ее страсть была равноценна его желанию. Она закрыла глаза, наслаждаясь его резкими движениями, издавая тихие, мяукающие звуки, когда наслаждение неспешно овладевало ее телом.

— Не останавливайся! — выдохнула она. — Только не останавливайся.

Господина как она будет жить без него эти месяцы?

Но сейчас Элизабет не будет думать об этом! Будет просто наслаждаться этими минутами с ним. И тут она вообще потеряла способность думать. Осталось только сладостное наслаждение их взаимного слияния.

Бэн громко вскрикнул, и она ощутила, как его соки наполняют ее. Несколько долгих моментов его сильные руки стискивали ее тело. Элизабет знала, что теперь она будет вся в синяках, но какое это имеет значение?

Наконец он выпрямился, подхватил ее на руки и молча понес к постели, которую они будут делить сегодня ночью.

Упав на постель, они целовались и ласкали друг друга. Ночь еще только начиналась…

Глава 17

Приехав в лондонский дом Томаса, Элизабет нашла там свою старшую сестру Филиппу.

— Что ты здесь делаешь? — удивилась та.

Выглядела она уставшей.

— Приехала ко двору по приказу королевы.

— Королевы нет при дворе, — возразила Филиппа, но тут же осеклась. — Вот ты о ком! О женщине, которая пытается захватить место королевы! Недавно я прокляла ее в присутствии королевы Екатерины, поскольку в присутствии короля запрещается молвить о ней дурное слово. Знаешь, что ответила мне эта святая женщина?

— Не проклинай ее, Филиппа. Мне ее жаль.

— Она жалеет! Жалеет эту распутницу, отнявшую мужа у другой женщины и теперь гордо выставляющую напоказ свой живот! Ненавижу ее! Никогда не стану ее жалеть! Надеюсь, она выкинет младенца!

— Филиппа! Филиппа!

Элизабет обняла сестру за плечи, и та расплакалась.

— Пойми, король нуждается в сыне, а твоя покровительница не может его выносить. Он не первый, кто оставляет бесплодную жену-королеву ради другой, молодой и плодовитой. Твоя преданность королеве Екатерине достойна восхищения, но не позволяй ей ослепить тебя. Нужно видеть и сознавать реальность случившегося. Продолжай любить королеву, продолжай ей служить. Но не вини Анну за недостатки Екатерины, — посоветовала Элизабет.

Однако Филиппа разгневанно вырвалась, вынула из кармана платочек и вытерла слезы.

— Анна Болейн никогда не будет моей королевой, Бесси! Никогда!

— Но она королева Генриха Тюдора, сестрица, и, пожалуйста, не зови меня Бесси, — тихо попросила Элизабет.

— Сколько ты здесь пробудешь? Двор, как тебе известно, в Гринвиче.

— Я хотела денек отдохнуть, прежде чем броситься в водоворот, которым ты так восхищаешься, — улыбнулась Элизабет. — Королева послала за мной эскорт. Я отослала его в Гринвич и велела передать, что приеду послезавтра. Спущусь по реке на барке. Багаж и лошадь я уже отправила со стражей. А теперь расскажи все, что знаешь.

Сестры уселись возле окна.

— Могу сказать очень немного, — вздохнула Филиппа. — Сплетни не утихали всю зиму. На Пасху было объявлено о свадьбе. Не знаю точно, когда ее праздновали. Я слышала, после Рождества. Ты узнаешь больше, когда доберешься до Гринвича. Король ждал, пока папа одобрит назначение Кранмера на пост архиепископа Кентерберийского. Как только это произошло, Кранмер провозгласил брак Генриха и Екатерины расторгнутым и благословил женитьбу короля на Анне. Теперь она демонстрирует всем свое чрево, маленькая шлюха!

Взгляд Филиппы был жестким. Губы превратились в тонкую линию.

— Как поживают мои племянники? — негромко осведомилась Элизабет.

Сейчас Филиппа не услышит никаких резонов. Элизабет стало жаль сестру. И все же она достойна восхищения: Филиппа просто не умела сдаваться.

— Генри по-прежнему на службе у короля. Но он становится слишком взрослым для пажа. Оуэн живет у герцога Норфолка. Он утверждает, что герцог очень удивлен этой свадьбой и не совсем ее одобряет. Но все же, как обычно, попытается использовать леди Анну в своих интересах. Говарды — семья амбициозная. Хью потерял свое место при дворе принцессы Марии. Король до предела сократил число ее слуг, так же как и моей леди. Но Криспин уговорил короля взять Хью к себе на службу, поскольку Генри скоро придется ее оставить. Для Хью это более завидное место, и я благодарна за то, что он его получил.

— А твоя дочь?

Пока они говорили о семье, Филиппа не так сильно волновалась.

— В декабре ей исполнилось три года, — просияла Филиппа. — Такой умной девочки свет не видывал. Уже знает буквы и считает до двадцати! У меня большие надежды на нее, сестрица. Криспин обожает ее, а она вертит им, как хочет. Мне следовало бы ревновать, но мой муж так меня любит!

— Я счастлива за тебя, сестра. Похоже, ты получила все, чего всегда хотела.

Элизабет устремила взгляд на реку.

— Я не слишком люблю этот город, но, глядя на реку, вижу его красоту. Мне кажется — или это мое воображение? — что город подкрадывается ближе к Болтон-Хаусу?

— Лондон растет, — подтвердила Филиппа. — А теперь расскажи о своей семье.

— Маленькому Тому почти два года, и Бэн оказался прекрасным мужем, — улыбнулась Элизабет.

— Шотландец… — пробормотала Филиппа. — Как ты похожа на мать! Но я рада, что у тебя все хорошо. Виделась с Бэнон?

— Недолго, по пути сюда. Она, как всегда, процветает. Ее дети все такие же шумные, а Невилл по-прежнему, если не больше, ей предан.

— И ты счастлива во Фрайарсгейте?

— О да! — воскликнула Элизабет. — Надеюсь, ты не жалеешь о своем решении!

— И никогда не пожалею. Мой дом — Брайарвуд. И моя жизнь была бы прекрасной, если бы не участь бедной королевы Екатерины. Так благородна, так храбра! При ней никто не смеет слова сказать против короля. Она все еще предана ему, несмотря на все, что он с ней сделал. И несмотря на эту мерзкую шлюху.

— Анна не злая по натуре, Филиппа, — вступилась Элизабет.

— Она наглая мстительная сука! — крикнула Филиппа. — И угрожала сделать принцессу Марию своей служанкой.

— Неужели? — усмехнулась Элизабет. — И ты действительно веришь, что король, обожающий свое дитя, потерпит женщину, которая попытается осуществить свою угрозу? Ты веришь глупым сплетням, сестрица. Преданность Екатерине ослепила тебя. Тебе следует учиться сдержанности, если не хочешь поставить под удар карьеру своих сыновей!

— Почему я должна слушать твои советы? — вспылила Филиппа. — Ты живешь в деревне и понятия не имеешь, какова на самом деле придворная жизнь.

— Потому что я — твоя младшая сестра и, несмотря на то что ты превратилась в напыщенную ханжу, люблю тебя. И дядя Томас сказал, что я должна тебе помочь, поскольку слишком хорошо тебя знает. Будь же немного разумней и рассудительней. Ты не можешь изменить случившегося. И как я сказала раньше, проблема в том, что у короля нет наследника. Не будь Анны, появилась бы другая. Подумай о сыновьях. Ты можешь сколько угодно злиться, но не выказывай своего гнева. Ни тебе, ни бедняжке Екатерине это ничего не даст. Анна не жестока, но крайне злопамятна. И обязательно найдет способ отомстить оскорбившей ее особе. Твое неразумное поведение отразится на всех нас, а ведь мы так долго были в милости у короля. Если из-за тебя мы эту милость потеряем, мама вряд ли тебя поблагодарит. — Элизабет взяла руку сестры. — Помни, что семья — это все. На свете нет ничего важнее.

— Знаю, что ты права, — вздохнула Филиппа. — Но никак не могу успокоиться!

— Ты всю жизнь провела при дворе, сестрица. Скрывай свои чувства. И не говори, что не делала этого раньше, я не поверю, — заявила Элизабет, поднимаясь. — Я пробыла в пути целую вечность. Хочу горячую ванну, вкусный ужин и кровать, которая не стала пристанищем прожорливых блох. Ты еще будешь здесь, когда я завтра проснусь?

Филиппа кивнула:

— Я поеду в Гринвич с тобой. Криспин уже там. Мы приглашены на коронацию. Хотя некоторые, включая герцогиню Норфолк, отказались приехать, Криспин говорит, что мы должны быть во дворце.

— Но герцогиня Норфолк — тетка Анны! — удивилась Элизабет.

— Не по крови. Она жена ее дяди. И подобно мне, верна королеве Екатерине. О, если бы я могла набраться храбрости и тоже остаться дома.

— Для этого ты недостаточно знатна, — сухо напомнила Элизабет. — Анна не любит ни дядю, ни тетку и не пожалеет об их отсутствии. Но поверь, обязательно найдет способ отплатить герцогине за пренебрежение.

С этими словами Элизабет ушла и поднялась в отведенную ей спальню, где ее ждала Нэнси.

— Как приятно вернуться в приличный дом! — воскликнула Нэнси. — Слуги уже наполняют ванну, и вода такая горячая, что может снять кожицу с персика.

— Сначала вымоюсь я, а потом ты. Путь был длинным, а дороги — грязными.

Когда слуги ушли, она разделась, и Нэнси поспешно собрала ее пропыленную одежду. Погрузившись в высокую дубовую лохань, Элизабет блаженно вздохнула.

— Нэнси, мне есть что надеть ко двору или придется отчищать мой дорожный костюм?

— Придется, — вздохнула служанка. — Все ваши вещи уже в Гринвиче, в доме лорда Кембриджа. У нас еще есть целый день, и к вечеру я приведу ваши вещи в порядок. Сейчас пойду в сад и хорошенько их вытряхну, а потом повешу в кухне проветриваться. Вы пока что мойтесь.

"Что ж, — подумала Элизабет, — я опять там, куда поклялась не возвращаться. Лондон. И послезавтра меня ждет двор. Путешествие было утомительным. И я ненавидела каждый свой шаг, уносивший меня от Бэна, маленького Тома и Фрайарсгейта. Надеюсь, королева не будет долго держать меня при себе. Чего хочет от меня Анна Болейн? Мне нечего ей предложить. Она достигла цели. Стала женой короля и вскоре будет носить корону. У нее во чреве королевское дитя. Что ей еще нужно?"

Элизабет снова и снова задавала себе этот вопрос, он мучил ее всю дорогу, но ответа так и не нашла. Хорошо бы оказалось, что Анна вызвала ее из чистого каприза! Но тогда почему, когда Элизабет потребовала эскорт, Анна немедленно выслала ей охрану?

Отмахнувшись от назойливых мыслей, Элизабет вымыла волосы, сколола их на затылке, вымылась сама и несколько минут посидела в воде, чтобы расслабиться. Она нуждается в еде и долгом отдыхе. И не стоит терзать себя вопросами, на которые может ответить только Анна Болейн!

Весь следующий день сестры провели вместе. Сидя в саду, они любовались рекой и вспоминали детство и свою мать. Филиппа была поражена зрелостью сестры и ее огромным чувством ответственности. Только сейчас стало ясно, как похожа она характером на Розамунду. Элизабет была очарована житейской мудростью и знанием жизни, присущими Филиппе, которая столько лет успешно прокладывала путь среди сильных мира сего. Необходим редкий талант, чтобы выжить в мире придворных!

Под конец сестры поняли, что обрели более глубинное понимание и уважение друг к другу. Как неожиданно они сблизились!

Наутро они приготовились к отъезду в Гринвич. Барка Тома покачивалась у причала. Барочники были одеты в ливреи графа Уиттона. Филиппа нарядилась в шелковое платье темно-зеленого, почти черного цвета. Квадратный вырез был отделан жемчугом, а узкие рукава — кремовым кружевом. Талию обвивал кушак, вышитый золотой нитью и крошечными речными жемчужинками. На шее висела нить крупного бледно-золотистого жемчуга. На голове красовался гейбл, остроконечный головной убор с вуалью, закрывавшей рыжеватые волосы. Именно так одевалась Екатерина Арагонская.

— Тебе бы больше пошел берет, — заметила Элизабет.

— Он вышел из моды, — фыркнула Филиппа.

— Не более чем гейбл, — отозвалась сестра.

— Я не надену французский капюшон! — провозгласила Филиппа.

— В таком случае либо надень берет, либо одну вуаль. Анна замечает подобные детали и очень заботится о моде.

Филиппа презрительно хмыкнула. Но все же сняла головной убор и велела служанке принести французский капюшон.

— Ну, — спросила она, глядя на Элизабет, — ты довольна?

Элизабет широко улыбнулась и кивнула.

— Но разве ты не в этом платье приехала? — проворчала Филиппа.

— Это все, что у меня есть. Мои сундуки уже в Гринвиче, поэтому Нэнси пришлось приводить в порядок это платье.

— Нужно сказать, ей это удалось. Но скажи, неужели ты ехала верхом, показывая ноги всем прохожим? — удивленно проговорила Филиппа.

— Ты была бы шокирована еще больше, если бы увидела, как я сижу на лошади в штанах из голубого фрайарсгейтского сукна!

— Наверное, — усмехнулась Филиппа. — Но цвет тебе идет. Похоже на оленью шкуру. Я всегда любила этот светло-коричневый оттенок. Но увы, мне он совсем не идет — лицо кажется желтоватым. Зато ты со своими золотистыми волосами прекрасно в нем смотришься. Вот только корсаж ничем не отделан, да и прямые манжеты чересчур просты, и твой головной убор тоже.

— Зато платье идеально подходило для поездки, — возразила Элизабет. — И как только я выражу почтение королю и королеве, немедленно вернусь в дом дядюшки и переоденусь во что-нибудь более приличное. Но Анна оценит мое желание поскорее предстать перед ней. Она поймет, почему я так спешила, что даже не успела переодеться.

— До чего же ты расчетлива! — заметила Филиппа, пока ее служанка Люси укрепляла французский капюшон с вуалью.

— Я часто бываю на рынках скота, дорогая сестра, и торгуюсь не хуже любого мужчины, — усмехнулась Элизабет. — Правда, я не способна стать важной придворной дамой, но знаю, что иногда следует уступить, чтобы получить желаемое. Для того чтобы это усвоить, не обязательно жить при дворе.

— Полагаю, ты права, — согласилась Филиппа, немного подумав.

Сестры в сопровождении служанок вышли из дома и спустились к барке. Как раз наступило время между отливом и приливом, и суденышко быстро миновало город, проскочило под Лондонским мостом и причалило к пристани Гринвичского дворца. Выбежавшие слуги помогли им выйти из барки.

— Гребите к причалу гринвичского дома, — распорядилась графиня Уиттон. — Мы останемся здесь, и сегодня вы нам больше не понадобитесь.

— Да, миледи, — вежливо ответил барочник.

Женщины пересекли газоны и оказались во дворцовом саду. К облегчению Элизабет, она увидела толпу придворных, окружавших короля и будущую королеву. Вместе с Филиппой она направилась к Генриху и Анне и присела в глубоком реверансе.

— Смотри, милая! — весело воскликнул король. — Графиня Уиттон и ее сестра пришли выразить тебе свое почтение.

Анна мельком взглянула на Элизабет и в упор посмотрела на Филиппу.

— Вы пришли выразить мне свое почтение? — осведомилась она.

Элизабет затаила дыхание.

— Прежде всего следует выражать почтение королю, ваше высочество. И только потом — королеве, — спокойно ответила Филиппа.

— Хорошо сказано! — хмыкнул король, прежде чем его вспыльчивая жена стала допытываться, какую именно королеву имеет в виду графиня.

Он видел, как тяжко приходится Филиппе, и по достоинству оценил ее преданность. Его взгляд упал на Элизабет.

— Ты ответила на просьбу моей жены и приехала ко двору, мистрис Элизабет. Я польщен и удивлен.

На просьбу? Элизабет чуть не рассмеялась.

— Мне оказали большую честь, попросив приехать ко двору в столь благоприятное время. Моя мать шлет уверения в своем почтении вашему величеству и вашему высочеству.

— Все еще замужем за своим шотландцем? — спросил король.

— Да, ваше величество.

— Насколько я понял, ты пошла по стопам своей матери? — не унимался Генрих, подозрительно щуря маленькие голубые глазки.

— Боюсь, что так, ваше величество. Похоже, у меня слабость к шотландским джентльменам, как может припомнить ваше величество по моему предыдущему визиту.

Филиппа нервно ткнула сестру в бок. Король понимающе фыркнул.

— Один из этих джентльменов все еще здесь. Уверен, что ты возобновишь старое знакомство, мистрис Мередит.

— Мистрис Хей, ваше величество, — мягко поправила Элизабет. — Моего мужа зовут Бэн Хей.

— Бэн? Странное имя.

— Оно означает "красивый", и действительно он очень красив. И так же огромен, как ваше величество.

— Неужели? — обронил король. — Он не приехал с тобой ко двору?

— Нет, ваше величество. Он управляет моим поместьем и остался дома по необходимости. Он очень привязан к земле.

— И потому позволил тебе уехать?

Голубые глазки снова прищурились.

— Он никогда бы не посмел противиться приказу короля, — заверила Элизабет.

— Значит, ты укротила своего шотландца, мистрис Хей, — кивнул король.

— Так оно и есть, ваше величество.

Генрих громко рассмеялся.

— Вы обе можете прогуляться с нами, — сказал он.

Сестры смешались с толпой удостоенных чести придворных. Филиппа на ходу перебрасывалась несколькими словами с знакомыми.

Наконец жена короля выразила желание сесть. Слугам было велено принести удобный стул.

— А вы продолжайте прогулку, господин мой, — сказала она мужу. — Я знаю, как вы любите гулять. Но позвольте моей подруге составить мне компанию.

— Кого вы выберете? — спросил король.

— Элизабет Хей, разумеется. Подойдите, Элизабет, и посидите со мной на зеленой травке, — пригласила молодая королева.

Элизабет повиновалась. Король и его окружение проследовали дальше.

— Приятно снова видеть ваше высочество, — пробормотала Элизабет.

— Анна, просто Анна, особенно теперь, когда мы остались одни. Анна, во имя всего святого. Слава Богу.

ты приехала.

— Ты не оставила мне выбора, — усмехнулась Элизабет. — "Приказываю явиться ко двору…" — было написано в твоем письме. И это весной, когда во Фрайарсгейте так много дел!

— Побоялась, что, если просто попрошу, ты не приедешь, — призналась Анна.

— Так я и знала, — вздохнула Элизабет. — Но что случилось? Ты замужем за королем. Носишь его дитя. В июне тебя коронуют. Разве не этого ты добивалась? Чего еще может желать женщина?

Прекрасные глаза Анны Болейн наполнились слезами, которые она поспешно сморгнула.

— Да, — прошептала она, нервно кусая губы, — у меня есть все… и даже больше. Но все ненавидят меня за это. Считают, что мне следовало стать любовницей короля, и тогда им достались бы все плоды принесенной мной жертвы. А когда я надоела бы королю, они выдали бы меня замуж за богатого старика. Он щедро заплатил бы им за привилегию взять в жены бывшую фаворитку короля Генриха, Но все это не для меня! И я сдалась только в прошлом сентябре. А до этого десять лет держала его на расстоянии! Ты знаешь, я по натуре не распутна, хотя все считают меня именно таковой. Собственный отец не желает со мной разговаривать. Он уверен, что, сменив на троне королеву Екатерину, я обесчестила семью. По его мнению, фаворитка — куда более достойное звание для такой, как я. Моя мать встречается со мной тайно, поскольку отец запретил ей видеться со мной. Мой дядя Норфолк тоже недоволен, хотя использует мое высокое положение для своих целей. Моя сестра мне завидует, потому что я добилась того, чего не смогла добиться она. Мой братец Джордж не видит никого, кроме себя. И не обращает внимания даже на свою жену, хотя тут я его не виню: Джейн — глупое, претенциозное создание, лишенное ума и обаяния. К тому же она честолюбива, хотя не пойму, чего эта женщина хочет добиться. Я одинока, Элизабет. У меня никого нет.

— Есть муж, который тебя любит, — возразила Элизабет.

— Любит? Нет. Уже нет. Возможно, любил в самом начале. Возможно, его увлекала погоня. Но теперь? Нет. Ему ничего от меня не нужно. Кроме сына, разумеется. Если родится мальчик, я в полной безопасности. Если же нет — не знаю, что со мной будет, — в отчаянии призналась Анна. — То, что было мечтой, превратилось в кошмар.

— Подобные изменчивые настроения часто посещают беременных, — попыталась успокоить ее Элизабет. — Но теперь я здесь и сделаю все, что от меня зависит, лишь бы ты избавилась от своих страхов.

Она взяла ледяную руку королевы и стала растирать, пытаясь согреть холодные пальцы.

— А ты иногда приходила в отчаяние? — допытывалась Анна.

— Я забеременела без благословения церкви, — усмехнулась Элизабет. — Видишь ли, я соблазнила Бэна в то лето, когда вернулась домой. Мы заключили временный брак. Потом настала осень, и он вернулся в Шотландию. Я была в бешенстве, потому что мы любили друг друга, но он все-таки уехал. После Двенадцатой ночи я поняла, что ношу ребенка. Я твердила себе, что дети даже во временном браке считаются законными. И не послала за Бэном. Но послала за матерью и гордо объявила, что беременна. И что у Фрайарсгейта будет новый наследник или наследница.

— Ты соблазнила мужчину? — Темные глаза Анны неожиданно сверкнули. — О, Элизабет, какая ты смелая! И как всегда, не разочаровала меня. Что же было дальше?

— Отчим и мой дядя лорд Кембридж отправились в Шотландию, в самый разгар зимы. Они потолковали с отцом Бэна и договорились о браке. Бэн — старший, но незаконный сын своего отца, и тот был рад устроить будущее сына. Они привезли Бэна во Фрайарсгейт, и нас повенчали в церкви. Но я была зла на Бэна за то, что он покинул меня.

— Я бы тоже злилась, — поддержала ее Анна.

— Но теперь я вижу, что ошибалась. Сама того не понимая, я заставила мужа разрываться между людьми, которых он любит. А этого делать нельзя. Но я не помнила себя от гнева. Но когда я рожала, Бэн попросил прощения за то, что покинул меня. Как я могла не простить его? К счастью, к тому времени, как родился наш сын, мы помирились, — закончила свой рассказ Элизабет. — И ты не должна больше ни о чем думать, кроме своего ребенка.

— Знаю, — ответила Анна. — Англии нужен принц. Сколько раз я это слышала! Всем наплевать, выживу я или умру. Только бы у Англии был принц!

Ее голос поднялся почти до крика.

— Анна, Анна, — попыталась успокоить ее Элизабет. — Я не это имела в виду. Ребенок в твоем животе — хрупок и беспомощен. Ты единственная, кто может его защитить. Это твой ребенок. Ребенок Анны. Не Англии. Положи руку на живот… погладь его. Успокой ребенка своим прикосновением.

Королева так и сделала, и ее лицо вдруг осветилось улыбкой.

— Я чувствую! — взволнованно ахнула она. — Чувствую свое дитя!

Она взглянула на Элизабет, сидевшую на траве у ее ног:

— Вот видишь! Я нуждаюсь в тебе, Элизабет! Ты единственная, кому я не безразлична. Я так боюсь, когда тебя нет рядом!

— Мне нельзя оставаться надолго, — вздохнула Элизабет, но королева нетерпеливо отмахнулась.

— Ты не можешь меня оставить! — вскрикнула она.

— Анна, у меня муж, ребенок, земли… На мне лежит ответственность за Фрайарсгейт. Я приехала не по приказу, а по дружбе. Но не могу всю жизнь быть рядом с тобой.

— Тогда до тех пор, пока не родится мое дитя. Ты должна быть здесь, пока я не подарю Англии принца. Пообещай мне, Элизабет! Клянись!

Элизабет тяжко вздохнула. Не такое она предполагала. Не об этом мечтала.

— Я останусь до родов, — согласилась она, гладя руку королевы.

Губы Анны раздвинулись в привычной кошачьей улыбке.

— Я знала, ты не покинешь меня. В отличие от других, — тихонько рассмеялась она. — Мы будем делиться всеми секретами. А благородные леди, которые мне прислуживают, станут нам завидовать.

— И моя сестра тоже, — хихикнула Элизабет. — Она гордится тем, что всегда находится в центре здешних событий.

— Твоя сестра меня не терпит, — мрачно бросила Анна.

— Нет, не нужно сердиться на Филиппу! В десять лет она встретилась с принцессой Арагонской. Почти в этом возрасте ты уехала во Францию. В двенадцать лет она стала младшей фрейлиной. Наша мать росла вместе с тремя принцессами, поэтому столь низкородное семейство, как наше, было удостоено такой великой чести. Даже покинув двор, мать продолжала дружить с принцессой Арагонской и королевой Маргарет. Филиппа так же верна Екатерине, как наша мать. Она не предаст друга, но уважает короля и никогда не выкажет тебе непочтения.

— Значит, она все-таки легко меняет свои привязанности? — спросила Анна.

— Ничего подобного. Филиппа будет верна принцессе до самой смерти. Но она желает, чтобы ее сыновья сделали блестящую карьеру. Старший служит пажом у короля. Но вскоре вернется домой, поскольку слишком вырос для такой должности и, как наследник отца, должен находиться рядом с Криспином в Брайарвуде. Хью, младший сын Филиппы, займет его место. Второй сын служит пажом при дворе твоего дяди. Он должен был отправиться к Уолси, но звезда последнего закатилась, и Филиппа сделала все, чтобы карьера ее сына не закончилась, еще не начавшись. Нет, Филиппа будет к тебе почтительна. Она вспыльчива, но у нее доброе сердце, и она любит свою семью.

— Ты всегда говоришь мне правду, — рассмеялась королева, — и никогда не была дипломатом. Поэтому я люблю тебя и доверяю тебе.

— Я никогда не предам тебя, Анна, — спокойно ответила Элизабет.

— Вы тут совсем одна, ваше высочество?! — послышался рядом с ними визгливыйголос молодой женщины с резкими чертами лица.

Не потрудившись даже взглянуть на Элизабет, она махнула проходившему мимо пажу.

— Стул, мальчик. Для леди Рошфор! Быстро! О бедная, дорогая сестрица! Как вы себя чувствуете в своем положении?

Глаза Элизабет и Анны встретились. Элизабет едва проглотила смешок.

— Леди Джейн Рошфор, это моя подруга Элизабет Хей, леди Фрайарсгейта. Элизабет, это жена Джорджа. Джордж всегда находил общество Элизабет весьма приятным, — мстительно заметила королева, зная, насколько ревнива невестка. — Я послала за Элизабет, чтобы разделить с ней радость по поводу коронации.

Леди Рошфор окинула Элизабет оценивающим взглядом и при виде ее скромного платья решила, что она не стоит ее внимания. Слегка кивнув — Элизабет ответила в той же оскорбительной манере, — она отвернулась, явно уязвленная. Но что она могла сказать в подобных обстоятельствах?

— Ты остановилась в доме дяди? — спросила королева.

— Да, ваше высочество. Мне не нужны покои во дворце. Но если вы извините меня, сейчас я удалюсь. Я с дороги и не успела переодеться в платье, более подходящее для двора, — сказала Элизабет, поднимаясь с травы.

— Разумеется, — благосклонно кивнула королева. — И передай своей сестре, графине Уиттон, что я рада видеть ее с нами.

— Обязательно, ваше высочество. И спасибо, — прошептала Элизабет и, сделав реверанс, попятилась, а потом отошла на почтительное расстояние.

— Графиня Уиттон? — переспросила Джейн Рошфор. — Сестра этой полудеревенской девчонки — графиня Уиттон?

Она пораженно уставилась на королеву, ожидая подтверждения.

— Разумеется, — кивнула Анна. — А лорд Кембридж — их дядя. Элизабет очень богатая землевладелица. Мы с ней подружились, когда она впервые приехала ко двору. Ее мать выросла при дворе Генриха VII. Она не аристократка, но имеет прекрасные связи. Я послала за ней, поскольку она веселит меня своей прямотой. Я так редко слышу откровенные речи! Она оставила поместье, мужа и сына и приехала ко мне. Она настоящий друг.

Леди Джейн поняла упрек и пристально уставилась в спину удалявшейся Элизабет. Какую роль играет эта особа в жизни двора? И насколько интересной нашел ее Джордж Болейн? А вдруг он снова станет искать ее общества?

Элизабет чувствовала, как взгляд леди Рошфор сверлит ей спину. Но она не оглядывалась — спешила домой, чтобы переодеться.

Не глядя по сторонам, она торопливо шагала вперед и неожиданно на кого-то налетела.

— Прошу прощения, сэр, — машинально бросила она.

— Элизабет? Элизабет Мередит? — услышала она знакомый голос и, подняв глаза, увидела перед собой Флинна Стюарта.

— Флинн! Мне сказали, что ты по-прежнему здесь! Разве ты не последовал моему совету и не попросил у брата богатую жену? — спросила Элизабет.

— Попросил. И он сказал, что подумает. Но пока я остаюсь его глазами и ушами при дворе короля Генриха, жена в Шотландии мне не слишком нужна. Тут я с ним согласен. Но скажи, нашла ли ты мужа, достойного тебя?

— Нашла. Как и ты, он шотландец. А теперь мне нужно идти. Я только что прибыла, выразила свое почтение королю и королеве, а теперь спешу в дом своего дяди, чтобы переодеться. Как видишь, я одета не для двора. Мы еще встретимся.

И она быстро пошла к тропинке, ведущей в гринвичский дом Томаса.

Но почему ее сердце так колотится? Она счастлива замужем. И все же когда-то она была едва ли не влюблена в него и подозревала, что и он мог бы ее полюбить, если бы не ставил на первое место долг и преданность брату.

Наверное, во всем виновато волнение, вызванное долгой дорогой и внезапностью встречи, решила она, отпирая калитку. Ее встретил аромат роз. Здесь ничего не изменилось.

Она рассмеялась.

Конечно, ничего не изменилось. Снова май, а когда в последний раз она видела этот дом, тоже был май.

Войдя в дом, она позвала Нэнси.

Год назад двор в изумлении наблюдал, как Томас Кранмер, новоиспеченный архиепископ Кентерберийский, назначил на десятое мая в Данстейбле церковный суд, на который должна была явиться Екатерина Арагонская. Место это было выбрано потому, что находилось недалеко от поместья, где теперь пребывала королева. Но Екатерина игнорировала и суд, и все происходящее. По ее мнению, она до сих пор оставалась законной женой и королевой. Матерью наследницы. Так что обсуждать было нечего.

Заседание длилось недолго. Тринадцатого мая было вынесено решение. Брак Генриха Тюдора и Екатерины, принцессы Арагонской, объявили никогда не бывшим. Никогда не существовавшим. Расторгнутым. Двадцать пятого января король, вновь ставший холостяком, женился во второй раз. На Анне Болейн. Она стала законной женой короля и истинной королевой Англии. И ребенок, которого она носит, будет законным наследником.

Многие англичане плакали, когда приговор был объявлен. Екатерина, конечно, не согласилась с таким решением и беспокоилась за свою дочь Марию. Если Марию объявят незаконнорожденной, бедняжка никогда не сумеет сделать достойную партию, на которую может рассчитывать сейчас.

Екатерина приготовилась бороться за дочь.

Было решено, что двадцать девятого мая Анна поплывет на барке до лондонского Тауэра, где останавливались перед коронацией все короли и королевы, пока на их головы не возлагали короны. Перед приездом очередной королевской персоны апартаменты обставлялись заново: стены красились, на окнах появлялись новые свинцовые переплеты. На пол ложились красочные ковры, вешались дорогие шпалеры. Завозилась модная мебель. И теперь опять королевские апартаменты ждали монарха и будущую королеву.

Лорд-мэр Лондона приготовил пятьдесят барок от его собственной гильдии галантерейщиков, которые должны были отправиться в Гринвич. Нарядно украшенные, с развевающимися флагами, штандартами и знаменами, они встретят барку Анны и проводят ее в Тауэр. Перед баркой лорд-мэра плыла открытая плоскодонная барка, на носу которой красовался валлийский дракон — в честь королевского дома Тюдоров. Дикари в шкурах и многоцветных шелках танцевали с фантастическими красочными чудовищами, которые с ревом изрыгали клубы дыма и огня. Справа от барки лорд-мэра плыла еще одна, называемая баркой холостяков, с оркестром и дюжиной трубачей. Слева — вторая плоскодонная барка, утопающая в алых и белых розах Тюдоров, из которых поднимался символ рода Анны — белый резной сокол, выкрашенный золотой краской. Там же сладкоголосо пели и танцевали девушки в белых шелковых одеяниях.

Достигнув Гринвича, процессия остановилась и стала ждать. В три часа дня появилась Анна в платье из золотой парчи. Длинные черные волосы струились по спине. Сейчас ее окружала большая толпа дам, но на королевской барке будет плыть она одна. Остальные втиснутся в несколько барок, которым предстоит следовать за процессией. Кое-кто из знати привел свои собственные барки. Среди них были герцог Суффолк, шурин короля, маркиз Дорсет и даже рассерженный отец королевы Томас Болейн, граф Уилтшир и Ормонд, который не желал, чтобы посторонние знали о разногласиях с дочерью, тем более что ее вот-вот коронуют.

В барке Болтона находились графиня Уиттон, ее сестра и еще три приятельницы Филиппы. Они были очень благодарны за разрешение занять место в барке — им не пришлось терпеть давку в других барках, где скучились придворные дамы. Анна хотела, чтобы Элизабет плыла с ней, но последняя оказалась осмотрительнее.

— Не стоит раздражать окружающих, — объяснила она королеве. — И без того они ревнуют и завидуют моей удаче. Если я окажусь в твоей барке, это будет для них огромным оскорблением. Они наверняка найдут способ разлучить нас. И возможно, обратятся к королю с просьбой отослать меня домой.

— Он этого не сделает! Не сейчас! — вскричала Анна.

— Но твое поведение опозорит его, Анна. Неужели ты действительно хочешь опозорить короля? Он был очень добр к тебе и неизменно стоял за тебя против всех. Мыс Филиппой поплывем в своей барке.

И они поплыли. Барка была увешана крошечными колокольчиками, которые весело звенели от ветра и качки. Позже Анна заметила, что считает декор барки Болтонов очаровательным и необычным.

— Процессия продолжала путь вверх по реке. Вдоль берегов стояли военные и торговые суда, и каждое давало салют в честь новой королевы. Воздух наполнился дымом. Но самый оглушительный залп был дан, когда барка Анны достигла Тауэра. Лорд-канцлер и один из офицеров приветствовали Анну, помогли ей выйти на берег и проводили к королю, который приветствовал ее поцелуем.

— Добро пожаловать, милая, — прошептал он.

Анна слегка расслабилась, впервые за много месяцев почувствовав себя в безопасности. Теперь все будет хорошо. Генрих любит ее. Ребенок энергично толкается в животе. С ней верная подруга. Обернувшись, она широко улыбнулась:

— Мой добрый господин, мой лорд-мэр, члены галантерейной гильдии, милорды и леди, горожане Лондона! От всего сердца благодарю вас за сердечный прием. Благослови, вас Господь!

Она помахала рукой. Послышались нестройные приветственные крики, которые тут же смолкли. Но Анна, ничего не заметив, взяла под руку короля и вошла в Тауэр.

Гребцы уже спускались с огромной барки, на которой приплыла Анна. Эта барка, красивейшая в Англии, когда-то принадлежала Екатерине Арагонской. Анна рассудила, что бывшей королеве она не нужна, конфисковала и велела заново отделать.

По этому поводу испанский посол пожаловался Томасу Кромвелю. Тот заверил, что король, узнав об этом, будет очень расстроен. Тогда посол отправился к герцогу Норфолку. Дядя Анны Томас Говард улыбнулся своей холодной улыбкой и согласился, что племянница — причина всех бед и неприятностей, случавшихся при дворе. Дело, однако, дальше не пошло, и герб Екатерины заменили гербом новой королевы, несмотря, как уверили посла, на недовольство короля.

Но более всего был недоволен народ. Люди любили Екатерину и не желали принимать распутную ведьму, околдовавшую их доброго короля. Когда в церквах молились за короля Генриха и королеву Анну, многие вставали и уходили. Разгневанный король призвал лорд-мэра и строго-настрого наказал, чтобы подобное больше не повторялось. Лорд-мэр передал приказ главам гильдий, которые все объяснили мастерам и подмастерьям. Тем предстояло приструнить жен. С этого момента любое нелицеприятное высказывание в адрес Анны считалось наказуемым преступлением.

Улицы Лондона были вычищены и засыпаны свежим гравием. Кое-где устраивались специальные места для зрителей. Каждая гильдия должна была разыграть костюмированное представление в честь коронации Анны. Лорд-мэр даже приказал иностранным торговцам принять участие в празднествах и приготовить подарки для новой королевы. Большинство делали это неохотно, но все было готово в срок.

Прибыв в Тауэр, король, королева и несколько избранных гостей отправились в заново обустроенные королевские покои, где был устроен пир. Подавали свежайшую рыбу, выловленную из моря этим утром, огромных креветок, сваренных в белом вине, устриц во льду, треску в сливках, оленину и кабанину. Посреди стола красовался лебедь, начиненный гусем, начиненным уткой, начиненной петухом, начиненным жаворонками, в соусе из сухих вишен. Кроме этого, были хлеб, масло, несколько сортов сыра и большое блюдо любимых королем артишоков. На десерт подавали бисквиты, пропитанные марсалой, желе, засахаренные фиалки, фигурки из сахара, первую землянику с только что сбитыми девонскими сливками.

Элизабет на пир не пригласили. Она была недостаточно знатна. Ей пришлось ждать возвращения Анны в ее покоях. Та пришла в ужасном настроении: оттолкнула служанок и прикрикнула на дам, велев им убираться.

— Элизабет уложит меня! Идите спать, гнусные сплетницы! Брайд, подожди за дверью, — велела она служанке и захлопнула дверь. — Стервы!

— Что тебя так расстроило, Анна? — спросила Элизабет.

— Мистрис Сеймур. Мягкая, покорная, нежная, сладкоречивая мистрис Джейн Сеймур [8]! Видела бы ты, как она строит глазки моему мужу! Маленькая девственница готова прыгнуть в постель короля! А он не находит себе места. Мой живот — не слишком приятное зрелище. Он же должен утолить свою похоть! Почему он не может немного сдержать себя?!

Анна бросилась на кровать.

— Сядь и позволь мне расшнуровать твой корсаж и снять туфли, — велела Элизабет, принимаясь раздевать королеву.

Скатав чулки, она покачала головой: ноги и щиколотки сильно распухли.

— Ты так добра ко мне, — пробормотала королева. — Самое твое присутствие меня успокаивает.

Она немного оживилась:

— Что ни говори, сегодняшний день был настоящим триумфом, правда? Погода была чудесная. Словно сам Господь улыбался с неба! Как умно ты придумала украсить барку колокольчиками!

— Не я, а Филиппа, — поправила Элизабет. — Она знает, как ты ценишь оригинальность и новизну.

— Уж не хочет ли она украсть мой успех? — вскинулась Анна.

— Глупости! — рассмеялась Элизабет. — Как бы она ни любила принцессу Арагонскую, все же она не посмеет оскорбить королеву.

— Ты любишь сестру? — неожиданно спросила Анна. — Я свою терпеть не могу. Когда мы жили во Франции, у нее была ужасная репутация. Она выглядит как ангел — с нимбом белокурых волос и голубыми глазами, но худшей шлюхи при дворе было не найти. Король Франциск называл ее своей английской кобылкой. Теперь она замужем и ведет себя так чинно и высокомерно, словно хочет, чтобы все забыли о ее прежнем поведении.

— Семья — это все, Анна, — покачала головой Элизабет, подкладывая под спину королевы несколько подушек. — Тебе нужно попробовать помириться с леди Мэри. Хочешь вина?

— Только разбавь водой. Мне очень хочется пить.

Дверь в спальню открылась. Вошел король и удивленно воззрился на Элизабет.

— Добрый вечер, мистрис Хей, — приветствовал он. Элизабет сделала реверанс и, вручив Анне кубок, пролепетала:

— Добрый вечер, сир. Ваше величество желает остаться наедине с королевой?

— Да, — кивнул король.

— Я не хочу, чтобы Элизабет уходила, — раскапризничалась Анна.

— Ваше величество, вы ставите меня в затруднительное положение, — мягко пожурила ее Элизабет. — День был очень тяжелым, и вы нуждаетесь в отдыхе. Завтра я буду рядом с вами. А сейчас его величество хочет поговорить с вами с глазу на глаз.

Она снова присела в реверансе.

— Меня учили, что долг жены — повиноваться мужу. Простите, но я должна следовать желаниям его величества.

Она поклонилась в третий раз и, попятившись, вышла из спальни.

— Мудрая молодая женщина, — заметил Генрих. — Из тех, кто знает свое место.

— Последнее время ты постоянно и во всем меня упрекаешь! — всхлипнула Анна.

— Что ты, сердечко мое! — воскликнул король, садясь на край кровати. — Я не хотел ругать тебя! Разве не я устроил тебе великолепный праздник?

— Ты, — шмыгнула носом Анна. — Но народ меня не любит!

— Полюбит, когда родится наш сын. Как они могут не любить королеву, которая подарит им принца?

Он положил ладонь на живот Анны, ощутил, как толкнулся ребенок, и широко улыбнулся:

— Наш сын будет одним из величайших монархов Англии. Я знаю это.

Подавшись вперед, он нежно поцеловал ее.

— Элизабет права. Ты нуждаешься в отдыхе.

— Куда ты идешь? — с подозрением спросила Анна.

— Играть в карты.

— Пошли ко мне мистрис Сеймур, — попросила она. — Пусть почитает, пока я не засну. Она будет ночевать здесь, на раскладной кровати, на случай если мне что-то понадобится.

— У тебя острый глаз, Анни, — усмехнулся король. — Но будь уверена, тебя я люблю больше всех и стану любить еще больше, когда родишь мне сына.

И Генрих с поклоном оставил жену.

Глава 18

На следующий день празднеств не было. Королева, на шестом месяце беременности, проводила время за игрой в карты и разговорами с придворными дамами.

Назавтра предстоял пир в честь восемнадцати дворян, которых должны были произвести в кавалеры ордена Бани. Но на церемонии могли присутствовать только мужчины. Новоиспеченные рыцари получали почетные места при официальном въезде Анны в город, а позже и на самой коронации. Король желал, чтобы церемонию запомнили все присутствующие.

В субботу традиционная коронационная процессия должна была проследовать в Вестминстер. Хотя лондонцам дали совсем мало времени на подготовку, улицы были украшены так же роскошно, как двадцать лет назад, на коронации самого Генриха. Королевские носилки должны были пронести по Фенчерч и Грейсчерч-стрит к Лиденхоллу, а оттуда — к Ладгейту, по Флит-стрит и Стрэнду к Вестминстеру. Лорд-мэр приказал, чтобы все дома были увешаны флагами и штандартами.

Филиппе и Элизабет предстояло ехать верхом в процессии придворных дам королевы. Для них были специально сшиты платья из золотой парчи. Филиппа была потрясена, узнав, что ей позволят сохранить наряд в память об этом событии.

— Такое великодушие! — ахала она, разглаживая юбки.

— Можешь взять и мое тоже, — с улыбкой разрешила Элизабет. — Во Фрайарсгейте оно мне не пригодится, хотя и очень красивое.

— Тебе придется ехать в дамском седле, а не верхом, — предупредила Филиппа.

— Думаю, я справлюсь, — рассмеялась Элизабет. — Вряд ли я могу галопировать по улицам в таком туалете!

— Как по-твоему, почему меня попросили принять участие в процессии? — задумчиво спросила Филиппа.

— Я сказала королеве Анне, что хотя ты всегда будешь любить принцессу Арагонскую, но остаешься верной поданной короля и королевы. — Элизабет хмыкнула. — Однако я не назвала имени королевы, так что, в общем, не солгала.

— Мне не следовало быть здесь, — расстраивалась Филиппа.

— Но ведь приехали твой муж и сыновья, — возразила Элизабет. — Кроме того, ты любишь подобные зрелища.

— Герцогиня Норфолк непременно доложит моей леди Екатерине, кто приехал на коронацию. Леди будет обижена и разочарована во мне, — вздохнула Филиппа.

— Свали вину на Криспина, — весело посоветовала Элизабет. — Принцесса Арагонская уверена, что женщина должна подчиняться мужу. А твой муж приказал тебе приехать. Заявил, что ты должна забыть о собственных чувствах и подумать о детях.

— Но именно так он и сказал! — воскликнула Филиппа. — Откуда ты знала?

— Просто Криспин — человек здравомыслящий, — объяснила Элизабет.

— А вот герцогиня Норфолк не подчинилась мужу, — возразила Филиппа.

Элизабет презрительно фыркнула:

— За время моего короткого пребывания при дворе я усвоила, что Говарды — спесивая семейка. Они считают себя выше остальных, даже тех, кто сидит на троне. Бьюсь об заклад, герцог и не приказывал жене присутствовать на коронации. Сам он отправился во Францию по делам короля, и, следовательно, у него есть предлог не быть на коронации. А она не приехала, потому что сама так решила. Они стараются усидеть на двух стульях, сестрица, но когда-нибудь перехитрят себя, и это будет день их падения. Вот и сейчас престарелая мать герцога на прекрасных носилках будет сопровождать королеву. Так что Говардов будут считать лояльными по отношению к королеве, да и вашу семью тоже.

— Ты стала такой мудрой! — покачала головой Филиппа. — В нашу прошлую встречу ты была глупой девчонкой, не выказывавшей ни уважения к старшим, ни приличных манер.

— Я всего лишь провинциалка. Сельская жительница, которая очень тоскует по дому. Я так одинока без Бэна! Без нашего маленького сына! Но я обещала королеве, что останусь здесь, пока ее сын не появится на свет.

Они гуляли в саду Тауэра, но Филиппа все равно понизила голос:

— Что, если это не сын?

Элизабет содрогнулась.

— Даже не думай об этом, — пробормотала она. — Говорят, у него есть любовница, — призналась Элизабет. — Но они так осторожничают, что никто не знает ее имени, даже неизвестно, правда ли это. — И, вздохнув, добавила: — Королева терпеть не может малышку Сеймур.

— Джейн Сеймур из Вулф-Холла? — удивилась графиня Уиттон. — У нее бедная семья и без особых связей. Девушка глупа, если поощряет короля. Она закончит, как Мэри Болейн или Бесси Блаунт. Большой живот, свадьба с каким-нибудь ничтожеством и возвращение в провинцию. И потом, она совсем не в его вкусе: некрасива и чересчур покорна — слова никому поперек не скажет. Нет, Джейн Сеймур никак не может привлечь короля.

— Но принцесса Арагонская тоже была послушной женой, — напомнила Элизабет.

— Да, а также умной и прекрасной собеседницей, — добавила Филиппа. — Совсем не похожей… на эту.

— Анна тоже умна и остроумна, но, согласна с тобой, она вспыльчива. Правда, король любит женщин с перчиком.

— Леди! Леди!

К ним подлетела запыхавшаяся служанка.

— Процессия уже строится, и вас зовут.

Подняв сверкающие юбки, сестры побежали к остальным. Им предстояло ехать на своих конях, хотя для тех, у кого их не было, привели лошадей из королевской конюшни. Кобыла Филиппы была вороной. Мерин Элизабет — серый в яблоках. Сбрую кобылки украшали крошечные колокольчики, потому что Филиппе нравился их звон.

Королева вышла из своих покоев. На ней были платье и мантия из белого прозрачного шелка, щедро отделанного горностаем. Волосы были опять распущены по плечам. На голове сверкал венец, усыпанный драгоценными камнями. Носилки были обиты серебряной парчой. Четыре рыцаря в алых одеяниях, представляющих Пять портов*, должны были нести над носилками балдахин из золотой парчи. Столбики балдахина, из резного позолоченного дерева, были украшены серебряными колокольчиками. Шестнадцать рыцарей в костюмах цвета зелени Тюдоров с королевскими гербами несли носилки.

Процессию королевы возглавляли двенадцать благородных джентльменов из свиты французского посла в желто-голубых костюмах. Костюмы рыцарей ордена Бани были фиолетовыми. В процессии шли послы, знать, лорд-канцлер, архиепископ Кентерберийский, настоятели крупных аббатств, ученые, архиепископ Йоркский, лорд-мэр Лондона в великолепном одеянии, с тяжелой золотой цепью на груди, лорд Уильям Говард, представитель герцога Норфолка, находившегося в это время во Франции. Коннетаблем в тот день был герцог Суффолк, муж Марии Тюдор.

Перед носилками шел канцлер королевы с непокрытой головой, позади — камергер и конюший. Далее следовали дамы в платьях из золотой парчи, две ярко разукрашенных кареты с вдовствующей герцогиней Норфолк и вдовствующей маркизой Дорсет, слишком старых, чтобы ехать верхом. За каретами следовала еще одна кавалькада дам в платьях из золотой парчи и бархата. Генрих не пожалел расходов, чтобы короновать женщину, которую так долго и так страстно желал сделать своей женой. Несмотря на спешку, лондонцы сделали все возможное, чтобы угодить королю. По пути следования процессии устраивались представления и всяческие развлечения. На Фенчерч королеву приветствовали дети, одетые торговцами. Она отвечала им на французском и английском. На Грейсчерч королева остановилась, чтобы посмотреть на гору Парнас с фонтаном Геликон, изготовленные по эскизам Ганса Гольбейна, любимого художника короля. Из фонтана били струи вина, падавшие в верхнюю чашу, прежде чем излиться в нижнюю. На вершине, под аркой, увенчанной орлом, сидели Аполлон с богиней Каллиопой. По бокам фонтана расположились музы, игравшие на разных инструментах. У их ног лежали позолоченные ленты со стихами, посвященными новой королеве.

Пока Анна и вся процессия с восторгом смотрели на создание Гольбейна, муза Клио встала и запела хвалебную песнь в честь Анны, в которой просила богов благословить этот союз и подарить новобрачным много детей.

Королева хлопала в ладоши и улыбалась. Когда представление закончилось, процессия двинулась к Лиденхоллу, где был воздвигнут белый сокол, герб королевы. Здесь воспевалась плодородная лоза святой Анны.

По пути было еще немало развлечений. Вино лилось рекой из разных сосудов. Отовсюду слышалось пение и читались стихи в честь королевы.

Процессия шла по узким темным улочкам Лондона, чисто выметенным по случаю праздника. Однако никакая уборка не могла заглушить городского смрада. Все леди имели при себе ароматные шарики, утыканные гвоздикой. Улицы были запружены людьми, зеваки буквально свисали из открытых окон, желая получше все разглядеть. Но приветственных криков почти не было слышно, а лица людей были мрачны и недружелюбны. На протяжении всего пути Элизабет услышала только два восклицания: "Боже, спаси королеву!" Зато кое-кто посмел вопить: "Шлюха" и "Ведьма"! Иногда раздавались крики: "Боже, спаси королеву Екатерину!"

Как же мучительно было для Анны слышать все это! Но они запоют по-другому, когда родится ее сын! Все до единого!

На подъезде к аббатству Анне преподнесли золотой кошель с тысячей золотых марок. В ответ она произнесла благодарственную речь.

У Вестминстер-Холла процессия остановилась. Королеве помогли выйти из носилок. Она вошла в здание, и слуги стали разносить освежающие напитки, после чего королева тихо удалилась, вернулась на свою барку и отправилась на встречу с королем во дворец Йорк-Плейс. Дамы последовали за ней, но Филиппа и Элизабет не нашли конюхов, которые могли бы приглядеть за их лошадьми. Поэтому им пришлось вернуться к Лондонскому мосту, перейти на другую сторону и вернуться в Болтон-Хаус.

По прибытии их ждало послание королевы, в котором Элизабет приказывалось немедленно прибыть в Йорк-Плейс.

— Какая досада! — воскликнула Филиппа. — Скоро здесь будет Криспин. Я думала, мы проведем сегодняшний вечер все вместе. Мы почти не видим друг друга.

Элизабет еще раз перечитала поспешно нацарапанную записку. Королева явно волновалась, когда ее писала, но сейчас она наверняка спокойна и умиротворена.

— Я приму ванну, переоденусь, а потом поплыву баркой к Йорк-Плейс.

— Но королева… — забормотала Филиппа.

Элизабет повелительно подняла руку, и сестра осеклась.

— За весельем и развлечениями королева не поймет, сколько времени прошло. Она расстроена приемом, оказанным ей лондонцами. Но чего еще она ожидала? — Элизабет вздохнула. — Я не смогу утешить ее, когда вся в грязи и раздражена, как сейчас.

Оставив сестру, она поспешила наверх.

Чуть погодя прибыли граф Уиттон со старшим сыном.

— У нас новости! Не знаю, радоваться или нет, — объявил граф. — Расскажи своей маме, Хью!

— Я буду пажом королевы, — провозгласил Хью Сен-Клер. — Она увидела меня и Генри в Йорк-Плейс и спросила короля, не его ли это паж. Король ответил, что скоро я им буду. Тогда королева сказала, что я смазливый парнишка и она сама хочет меня в пажи.

Восьмилетний Хью был очень доволен собой.

— Король ответил, что в этот день исполнит ее любое разумное желание. Она дала мне это! — Он показал серебряную ленту. — Я всегда буду носить ее с собой. По-моему, королева очень красива. Ты так не считаешь, мама?

— Почему же, считаю, — ответила Филиппа, ероша его темные волосы. — Ты проголодался? Беги на кухню и прикажи повару накормить тебя.

— Я сегодня же должен вернуться к королеве, — возразил мальчик.

— Как и твоя тетя Элизабет. Ты можешь плыть с ней.

Мальчик повязал ленту на рукав и, весело улыбаясь, убежал.

— Она сделала это назло мне! — взорвалась Филиппа после его ухода. — Знает, как я предана королеве Екатерине, и захотела отнять у меня сына!

— Нет больше королевы Екатерины, малышка, — напомнил Криспин, обнимая плачущую жену. — Ты честолюбива и желаешь блестящего будущего для наших детей, и это хорошо. Один сын много лет служил королю и теперь после коронации вернется домой. Другой служит у герцога Норфолка. Самый младший станет пажом королевы. Знаю, ты хотела бы, чтобы он занял место Генри. Но король решил иначе. И тут уже ничего нельзя изменить.

— Мы всего лишь фигуры на шахматной доске, — горестно прошептала Филиппа.

Граф рассмеялся:

— Да, именно так и есть. Поэтому теперь мы предпочитаем леса и поля Оксфордшира. Служба при дворе поможет нашим парнишкам найти достойных жен и, возможно, сделать дипломатическую карьеру, если они этого захотят. Наши дни славы закончены, Филиппа. И будет лучше, если мы с этим смиримся.

— Неужели вы двое только и делаете, что обнимаетесь? В других позах я вас никогда не заставала. Здравствуй, Криспин, — приветствовала Элизабет зятя, целуя его.

— Любовница короля выбрала нашего Хью в пажи! — воскликнула Филиппа.

— Должно быть, королеву сильно расстроил тот прием, который ей оказали горожане, — покачала головой Элизабет. — Но, Филиппа, это еще не конец света. Ты ведь хочешь, чтобы сыновья сделали карьеру при дворе. А для Хью это большая честь. Я вернусь завтра, после праздника. Вы ведь еще не уедете?

Филиппа проглотила резкий ответ. Как бы ни противно было это признавать, но муж и сестра правы.

— Как насчет платья для коронации? — спросила она. — А что касается твоего вопроса, нет, мы еще не уедем.

— Мое платье уже в барке. Я беру большую барку. Вы с Криспином не возражаете?

— Нет, конечно. Только возьми с собой Хью. Эта женщина требует, чтобы он немедленно приехал.

— Если твой сын будет служить королеве, ты, сестрица, должна говорить о ней в подобающих выражениях, чтобы не обесчестить имени Сен-Клеров, — весело заметила Элизабет.

— Не могу заставить себя называть ее королевой или хотя бы женой короля, — пробормотала Филиппа.

— Однако именно королевой и женой короля она является, — логично возразила Элизабет. — Но ты и Криспин сами решите, как быть. Пусть вам подскажет совесть. Где Хью?

— На кухне. Сейчас пошлю за ним слугу.

— Не трудись, — отмахнулась Элизабет. — Я позову его по пути к барке.

Она вышла и, найдя племянника, сказала, что пора отправляться.

— Но я еще не поел, — пожаловался Хью.

— Если повезет, сумеешь поесть при дворе. Идем, или я оставлю тебя здесь! Возьми все, что можешь унести.

Она направилась к выходу, а повар, подмигнув, сунул мальчику несколько лепешек.

Усевшись в барку, она спросила:

— Почему королева обратила на тебя внимание?

— Не знаю, — пожал плечами мальчик. — Я был с Генри, потому что собирался занять его место. После коронации брат вернется домой. Он слишком высок для пажа, ему уже одиннадцать лет. Не будь он так высок, наверное, мог бы остаться еще на год.

Хью с аппетитом принялся за лепешки.

— Дай и мне одну, — попросила Элизабет. — Вряд ли мне сегодня удастся поужинать. Придется прислуживать королеве. Одному Богу известно, когда я снова смогу поесть… В каком она была настроении, когда ты уезжал?

— Иногда мне казалось, что королева гневается, но потом она начинала плакать.

Элизабет вздохнула и, тщательно подбирая слова, сказала:

— Послушай меня, Хью. Если ты хочешь служить королеве Анне, значит, должен быть полностью ей предан. Если услышишь что-то такое, что может ей помочь, пойди и расскажи. Это не означает, что ты доносчик. Люди говорят о королеве такое, что говорить не должны, многие все еще верны принцессе Арагонской. Не повторяй злых сплетен, которые могут ранить ее чувства. Со временем все это пройдет. У Анны доброе сердце, племянник. У нее иногда бывает плохое настроение, но ты должен ее подбадривать и делать все, чтобы она развеселилась.

Она погладила его по щеке.

— Ты понимаешь, о чем я говорю? Тяжкая ответственность легла на твои плечи в столь юном возрасте.

— А мама не любит королеву, — пожаловался Хью.

— Это не совсем так. Видишь ли, она безоглядно предана принцессе Арагонской. Она начала ей служить совсем в юном возрасте. А твоя бабушка Розамунда была ее подругой, когда они росли при дворе короля Генриха Седьмого. Твоей маме трудно даются перемены. Будь терпелив с ней, мальчик.

— Но тебе, тетя, перемены даются легко. Разве не так? — мудро заметил мальчик.

— Я живу на природе, а природа вечно меняется, обычно когда ты меньше всего этого ожидаешь, — рассмеялась Элизабет, ероша его волосы. — А ты очень разумный маленький человечек.

— Мне нравится королева, — признался он.

— Вот и хорошо. Я буду с ней, пока она не родит. Значит, мы договорились? И пусть это будет нашей тайной.

Она принялась его щекотать.

— Да, — хихикнул мальчик и взял ее за руку.

— Где ты была? — вскричала королева, когда Элизабет вошла в ее покои. — Без тебя я не нахожу себе места! А вот и мой прелестный маленький паж! Я даже не знаю его имени. Но он такой красавчик, что я не смогла не похитить его у короля!

— Его зовут Хью Сен-Клер, ваше высочество, и он мой племянник, — сообщила Элизабет.

Выходит, Анна ничего не знала? Вот и хорошо!

— Твой племянник? — поразилась королева.

— Младший сын моей сестры и ее мужа, графа и графини Уиттон. Ион счастлив служить вам.

— Да, ваше высочество! — истово закивал Хью, прежде чем элегантно поклониться.

Королева хихикнула.

— Ты любишь меня, Хью Сен-Клер? — лукаво спросила она.

Мальчик вспыхнул:

— Да, ваше величество. Я вечно буду вам служить!

Обычно недовольное лицо королевы смягчилось.

— Какой ты милый! Умеешь петь и играть?

— Да, ваше величество. Я привез свою лютню. Вам поиграть? — вскинулся он.

— Да. Мне необходимо поспать, отдохнуть перед коронацией. Музыка успокоит меня. Поспеши, мальчик, принеси свою лютню.

Хью выбежал из комнаты.

— Возле моей спальни есть небольшой чулан с тюфяком, — сказала королева. — Позаботься, чтобы вещи мальчика принесли туда. Он будет там спать. Я хочу, чтобы он всегда был рядом. Его еще не испортила придворная жизнь. Сколько ему лет?

— Восемь. Он действительно влюбился в вас, ваше величество.

Некоторые из собравшихся леди ехидно заулыбались. Очевидно, они были оскорблены тем, что Элизабет оказывают такие, по их мнению, незаслуженные почести. Но Элизабет была с ними вежлива и старательно делала вид, будто ничего не замечает. Подстрекаемые амбициями, как собственными, так и семейными, они не знали истинного значения слова "дружба". Место при дворе королевы считалось крайне завидным. Испанка Екатерина низвергнута. Анна стала королевой, и теперь все перед ней пресмыкались. Кроме того, это позволяло быть рядом с королем и находиться в центре всех событий придворной жизни. Леди была им безразлична. Главное — престиж, который давала служба при королеве.

По требованию Анны женщины приготовили ее ко сну. Элизабет держалась в стороне: она здесь только для того, чтобы поддержать Анну.

Когда королева легла в кровать, Элизабет села рядом, взяла большую книгу сказок и принялась читать. Вернувшийся Хью пристроился у огня и принялся тихо наигрывать "Зеленые рукава", мелодию, написанную королем в начале их романа.

Королева счастливо улыбнулась и закрыла глаза.

— Ты знаешь слова, Хью? — спросила она.

Мальчик запел, очень негромко, только для Элизабет и королевы.

Элизабет смотрела на племянника. Совсем мальчик, но уже чувствует, что нужно королеве. Темно-рыжие локоны, большие голубые глаза, милое лицо говорили о его невинности. Но здесь он быстро станет взрослым. Двор — не место для невинных.

Анна уже засыпала. Должно быть, очень утомилась. И действительно, день выдался крайне тяжелым. Но она вынесла все со стойкостью, достойной восхищения и зависти.

Хью продолжал играть. Одна песня сменялась другой. Наконец оба заснули: Элизабет на стуле, Хью — на своем табурете.

Успокоенная их присутствием королева дремала до тех пор, пока служанки не пришли ее будить.

Первое июня. Солнце уже встало, хотя было около пяти утра.

Анну Болейн стали готовить к коронации, Элизабет и Хью потихоньку удалились.

Элизабет наспех показала Хью крохотную клетушку, где тот отныне должен был ночевать, и послала его за вещами в комнату, где спали королевские пажи, а сама отправилась искать Нэнси, чтобы та помогла ей надеть платье. Она почти не вспоминала о Томасе Болтоне со времени своего приезда в Лондон, но сейчас вдруг подумала о нем. Как бы он радовался окружающей роскоши и невиданным зрелищам! Нужно запомнить каждую деталь коронации, чтобы позже рассказать ему.

Нэнси застегнула у нее на талии тонкую золотую цепочку с маленьким, украшенным драгоценными камнями зеркальцем, и на этом приготовления закончились. Элизабет заправила под французский капюшон выбившуюся прядь волос. Затем Нэнси протянула ей перчатки из кремовой лайки, отделанные хрусталиками и маленькими жемчужинами.

— Если хочешь увидеть королевскую процессию, подойди к окну, — посоветовала ей Элизабет.

— А остальное расскажете вы, когда вернетесь. Надеюсь, вы ничего не забудете. Да и его светлость захочет знать каждую мелочь.

Элизабет с улыбкой кивнула и поспешила из комнаты, где одевались все фрейлины королевы. Встречные дамы бросали на нее завистливые взгляды. Она оказалась права, выбрав голубое, а не зелень Тюдоров. Ни одно из платьев не было таким красивым, как ее голубое.

Найдя королеву, уже облаченную в пурпурные одеяния, с длинной, отделанной горностаем мантией, она спросила:

— Могу я чем-нибудь служить вам, ваше величество?

— Приглядывай за моим любимым пажом, — велела Анна и вручила Элизабет глиняную табличку. — Это для того, чтобы позволить вам обоим пройти в собор. И приколите это.

Она протянула подруге две бляхи со своим гербом.

— Благодарю, ваше величество, — прошептала Элизабет, приседая в реверансе.

Анна улыбнулась и подмигнула.

— Эта мантия весит не меньше самого короля, — пробормотала она.

— Я понесу шлейф, ваше величество, — вызвалась вдовствующая герцогиня Норфолк. — И могу я попросить вас о милости в этот счастливый день?

— Что за милость? — насторожилась королева, хотя герцогиня всегда была с ней безразлично-любезна.

— Не позволите ли вашей кузине, маленькой Кэтрин Говард [9], посмотреть на вашу коронацию? Это будет таким волнующим событием для девочки. Она видит слишком мало хорошего в этой жизни.

Герцогиня с надеждой смотрела на Анну. Та грациозно склонила голову:

— Разумеется. Джейн Сеймур, дай леди Фрайарсгейта еще одну бляху для моей кузины Кэтрин Говард!

— Сейчас, ваше величество, — откликнулась Джейн, избегая встречаться взглядом с королевой.

— Не нравится мне эта девчонка, — пробормотала Анна. — И не знаю я никакой Кэтрин, но, если вдова хочет ей помочь, ничего не поделаешь. Надеюсь, она не слишком обременит тебя, Элизабет.

— Скромница из рода Говардов? — фыркнула Элизабет. — Сомневаюсь.

Она снова сделала реверанс, когда Анна вышла из покоев и направилась к королевской барке, которой предстояло доставить ее в Вестминстер.

— Мистрис Хей, вот еще одна бляха, — сказала Джейн Сеймур и с неожиданной дерзостью спросила: — Как вы попали сюда и почему всегда находитесь рядом с королевой?

Глаза ее сверкнули любопытством, но тут же воровато скользнули в сторону.

— Я подруга королевы, — коротко бросила Элизабет.

У нее не было никакого желания вступать в разговор с мистрис Сеймур. Было в этой особе нечто неопределенное, но не вызывавшее симпатий. Маска чопорности явно была фальшивой: Элизабет чувствовала, что девица исполнена коварства.

Оглядевшись, она подозвала племянника и Кэтрин Говард.

Вперед вышла совсем молодая девушка, и Элизабет была поражена красотой ее бледного, с едва заметным румянцем, и словно светившегося изнутри лица, на котором сияли синие глаза цвета цикория. На спину ниспадала копна рыжеватых волос.

— Я — Кэтрин Говард, миледи, — отозвалась девушка, приседая в реверансе перед Элизабет.

— Просто мистрис Хей, — поправила та. — Вдовствующая герцогиня Норфолк попросила вашу кузину, королеву, позволить вам увидеть коронацию. Я возьму вас и пажа ее величества Хью Сен-Клера с собой. Моя барка ждет, она доставит нас в Вестминстер.

— У вас своя барка? Вы, должно быть, очень богаты! — бесхитростно выпалила Кэтрин. — Не знаю никого, кроме моего дяди-герцога, кто имел бы собственную барку!

— Я просто хозяйка северного поместья, а барка принадлежит моему дяде, лорду Кембриджу. Вот он очень богат, — рассмеялась Элизабет.

— Мой отец — граф Уиттон, — похвастался Хью.

— И ты его наследник? — заинтересовалась девушка.

— Нет, я младший сын, — признался он.

— В таком случае ты — никто! — отрезала она, глядя перед собой.

Элизабет снова рассмеялась.

— Тебя переиграли, Хью, — заметила она побагровевшему от стыда племяннику.

Они добрались до Вестминстера как раз вовремя, чтобы увидеть, как выстраивается процессия, готовая сначала проследовать в Вестминстер-Холл, а потом — в величественный собор.

Когда королева вошла в Вестминстер, Элизабет взяла детей за руки и сказала:

— Скорее! Если мы не пройдем сейчас в церковь, останемся без мест, несмотря на эту табличку.

Добежав до собора, они протянули стражнику глиняные таблички. Тот взял их и широко улыбнулся:

— Вижу, у вас полно детей, мистрис. Кто вы и кто они?

— Я мистрис Хей, Служу у королевы. Мальчик — сын графа Уиттона, ее любимый паж. Девушка — ее кузина мистрис Говард.

— Если слух меня не обманывает, вы приехали с севера.

— Из Камбрии, — кивнула Элизабет.

— Я из Карлайла. Пойдемте, мистрис Хей, я найду вам место, откуда молодые люди смогут увидеть всю церемонию.

Он повел их к королевской часовне и усадил в дальнем левом углу передней скамьи.

— Только не шумите, и никто вас не заметит, — посоветовал он перед уходом.

Под громкие звуки труб в собор вступила королевская процессия. Все трое встали на скамью, чтобы лучше видеть. Рыцари и старейшины, джентльмены и дворяне, священники и судьи входили в огромную церковь. Здесь были аббаты и епископы, лорд-канцлер и лорд-мэр Лондона со своим жезлом. Маркиза Дорсет несла золотой скипетр, а граф Арундел — жезл из слоновой кости, на котором сидела голубка. Граф Оксфорд, бывший также камергером, нес корону. Все они не одобряли этой коронации, но никто бы не уступил передающуюся по наследству роль, которую каждому из них надлежало играть в этом спектакле.

За ними следовали лорд-распорядитель на коронации, рыцари ордена Подвязки и обер-церемониймейстер.

Наконец появилась королева в сопровождении хмурого отца, графа Уилтшира и Ормонда. Титулы были получены благодаря Анне, и все же он был недоволен этим браком.

Королева шла под балдахином, который держали над ней рыцари из Пяти портов. Подол ее одеяния несли епископы Лондонский и Уорчестерский. Вдовствующая герцогиня Норфолк держала длинный шлейф. Процессию замыкали фрейлины королевы.

Анна, несмотря на беременность, выглядела великолепно — в пурпурной мантии, отделанной горностаем, и с венцом на черных волосах.

В церкви разливались нежные голоса церковного хора.

Королева подошла к трону, установленному между главным алтарем и хорами, несколько секундсидела молча, потом едва заметно кивнула архиепископу Кентерберийскому.

Служба началась, Анна поднялась с трона и распростерлась перед алтарем. А когда встала, архиепископ помазал миррой ее голову и сердце. Снова затрубили трубы, и архиепископ возложил на голову королевы корону Святого Эдуарда, после чего дал ей в правую руку скипетр, а в левую — жезл из слоновой кости. Хор запел "Тебя, Бога, славим", и легкая корона, изготовленная специально для Анны, сменила тяжелую корону Святого Эдуарда.

Королева снова воссела на трон. Хор пропел мессу, и она в нужный момент приняла причастие. Когда служба подошла к концу, Анна сделала пожертвование усыпальнице Святого Эдуарда и отошла к хорам. Вновь выстроилась процессия, которой предстояло вернуться в Вестминстер-Холл. Снова зазвучали трубы, и органист заиграл последнее песнопение.

Король не принимал участия в коронации жены, но наблюдал за церемонией из крытой галереи вместе с приглашенными дипломатами из стран, на которые он хотел произвести впечатление.

Элизабет и дети были ошеломлены увиденным. Какую историю она расскажет своей семье, когда наконец вернется во Фрайарсгейт!

Когда они вышли из собора, Кэтрин Говард воскликнула:

— О, как бы мне хотелось тоже стать королевой!

— У тебя для этого недостаточно благородное происхождение! — объявил Хью Сен-Клер, воспользовавшись случаем отомстить девушке за оскорбление.

Теперь настала очередь Кэтрин краснеть.

— Хью! — укоризненно воскликнула Элизабет и обняла девушку за плечи. — Пойдем к королеве. Она будет отдыхать до начала пира.

Пир тоже был обставлен со всей возможной торжественностью. Со своего секретного наблюдательного пункта в крытой галерее Святого Стефана Генрих Тюдор и несколько иностранных послов наблюдали за происходящим, как ранее — за коронацией.

На пире было три перемены блюд. Первая состояла из двадцати восьми блюд, вносимых рыцарями ордена Бани. Перед ними ехали на конях герцог Суффолк и лорд Уильям Говард, а также граф Суссекс, занимавший должность мажордома.

Вдовствующая графиня Оксфорд в продолжение обеда стояла справа от королевы, а графиня Уорчестер — слева, держа салфетку королевы и вытирая ей губы после каждого глотка.

Под столом у ног королевы сидели две дамы благородного происхождения, держа золотой сосуд, на случай если у Анны возникнет необходимость облегчиться.

Под конец пира гостям принесли вафли и вино. Потом королева встала и вышла на середину зала, где мажордом подал ей пряности и засахаренные фрукты. Лорд-мэр поднес ей золотую чашу с вином, из которой она выпила за здравие короля, после чего встала под балдахин и удалилась, как диктовала традиция.

В шесть часов вечера королева покинула Вестминстер-Холл и вернулась в Йорк-Плейс. Короткое путешествие по реке еще больше разбередило бунтующий от жирной пищи желудок. Хотя она ела немного, но к горлу подступала тошнота. Едва оказавшись в королевских покоях, она бросилась к ночному горшку и исторгла почти все, что съела.

— Немедленно снимите с меня эти одеяния! — крикнула она служанкам. — Я должна лечь! Где мистрис Хей? Немедленно найдите ее! Я хочу, чтобы она была рядом!

Служанка выбежала из спальни и, найдя Элизабет в приемной, сказала, что королева нуждается в ее обществе.

— А что делать с вами, мистрис Говард? — разволновалась Элизабет. — Вдовствующая герцогиня не давала распоряжений вернуть вас в ее дом, поэтому вам придется заночевать здесь. Нэнси, моя служанка, присмотрит за вами. Хью, идем со мной и захвати лютню.

— Спасибо, мистрис Хей. Вы были очень добры, — поблагодарила Кэтрин и вежливо поклонилась.

Элизабет поцеловала ее в щеку и направилась в спальню королевы.

Анна устала, была раздражена и срывала гнев на своих дамах, многие из которых имели чрезвычайно высокое происхождение. Но одновременно события сегодняшнего дня радовали ее. Как королева, она отныне считалась сказочно богатой женщиной и крупной землевладелицей. Ее двор был огромен, и люди дрались за то, чтобы получить самое ничтожное место на кухне. Некоторых слуг прислали из самых знатных семейств Англии. У нее было шесть младших фрейлин, за которыми присматривала миссис Маршалл. Многие родственницы молили Анну о месте при ее дворе, и, хотя раньше открыто пренебрегали ею, она не смогла отказать, потому что их мужья были нужны королю. Присутствие леди Фрайарсгейта было им непонятно. В ее жилах не текла благородная кровь. Она явилась откуда-то с севера и, если верить слухам, имеет мужа-шотландца. Почему королева так ее привечает?

Элизабет поцеловала протянутые руки Анны.

— Разве это не самый великий день! — воскликнула та. — Ты когда-нибудь видела подобное? Думаю, моя кузина — прелестное создание. Интересно, старая герцогиня забрала ее домой?

— Прекрасный день, ваше величество, — согласилась Элизабет. — Стражник узнал во мне северянку и нашел нам хорошее место. Мы встали на скамью и наблюдали и процессию, и церемонию коронации. Будет что рассказать мужу и семье, когда я вернусь домой. Лорд Кембридж будет ужасно завидовать, а это с ним бывает нечасто, и очень расстроится, что пропустил подобное зрелище. А маленькая мистрис Говард сейчас с моей служанкой. Вдова о ней забыла. Завтра я прикажу, чтобы ее доставили домой, ваше величество.

Королева кивнула.

— Жаль, что ты не сможешь остаться со мной навсегда, Элизабет. В твоем присутствии мне становится гораздо спокойнее.

— Вы оказываете мне огромную честь, которой я недостойна. Но у меня есть семья и поместье, которые во мне нуждаются. Я обещала остаться с вами до рождения принца. А потом вы должны меня отпустить. Я задыхаюсь в ваших городах и мечтаю уехать домой, вдохнуть чистый воздух фрайарсгейта, увидеть небо и окружающие холмы.

— У тебя прекрасное платье, — заметила королева, игнорируя речь Элизабет. — Я поражена, как ты можешь следить за модой в своем Богом забытом поместье.

— Мой дядя — настоящее чудо, ваше величество. Хотя он живет в провинции, его одежда — всегда верх элегантности. Он говорит, что именно этого от него ожидают. И по-моему, не лжет. Все в Оттерли любят его.

— Ваше величество, вам следовало бы лечь в кровать. Завтра у вас очень много дел, — вмешалась Джейн Рошфор, завидуя вниманию, которое королева уделяет безродной особе.

Темные глаза Анны зловеще сузились.

— Никогда не смей указывать нам, что делать! — отрезала она. — Ты здесь только потому, что считаешься женой моего брата! И вы… — Она обвела взглядом комнату. — И вы все здесь по праву родства с нами, но вас легко можно заменить другими, более любезными и услужливыми. Леди Фрайарсгейта здесь по нашей просьбе. Она — наш истинный друг.

— Прошу прощения, ваше высочество, — пробормотала Джейн, побагровев от унижения.

Дрянь! В один прекрасный день она за это заплатит!

Элизабет низко присела в реверансе:

— Вы позволите мне удалиться на ночь в Болтон-Хаус, ваше величество?

— Можешь идти, — кивнула Анна, поняв, что Элизабет пытается исправить ситуацию, созданную Джейн Рошфор.

Остальные присутствующие дамы припишут выходку королевы ее нервозности: с беременными такое случается, и через пару дней все забудется.

Элизабет удалилась, предоставив Хью утешать королеву своей лютней и сладостным голосом.

Она нашла Нэнси с маленькой Кэтрин.

— Где служанка старой герцогини? — спросила она. — Отведи к ней мистрис Говард и приходи на причал. Я тебя подожду, — велела она и поспешила к выходу. Ей не терпелось вырваться из дворца.

— Куда это вы бежите, Элизабет Мередит?

Она повернулась и оказалась лицом к лицу с Флинном Стюартом.

— Иду к своей барке, — коротко ответила она.

— И не остались с королевой? Вы — главный объект дворцовых сплетен, Элизабет Мередит. Никто не может понять причину симпатии королевы к вам.

— Я Элизабет Хей, мистер Стюарт, — тихо напомнила она. — Думаю, дружба — понятие, чуждое любому придворному. Поверьте, я предпочла бы остаться дома. Но приказ королевы — закон. А вот почему вы здесь? Я думала, вы во весь опор мчитесь в Шотландию, чтобы рассказать королю о сегодняшних событиях.

— Король Яков уже обо всем осведомлен, — пояснил Флинн. — Его единокровная сестра, леди Маргарет Дуглас, — одна издам королевы. Когда-то вы звали меня Флинном, не помните? Куда вы едете?

— В Болтон-Хаус. Эта Джейн Рошфор, дамочка с крысиной физиономией, устроила из-за меня сцену в покоях королевы. Чтобы сгладить ситуацию, я попросила разрешения уйти. Не знаю, как ее выносит Джордж Болейн. До того зла и коварна!

— Он ее и не выносит, брак устроили для блага обеих семей, — пояснил Флинн. — Вам известно, так часто бывает среди знати.

— Она плохо кончит, я это чувствую, — пробормотала Элизабет. — Кровь Христова! Я хочу домой! Я все здесь ненавижу!

— Почему же вы не возвращаетесь обратно? Коронация уже закончена.

— Королева умоляла меня остаться, пока не родится ее ребенок. Я не смогла ей отказать. Вот вам пикантная сплетня для короля, Флинн.

Он рассмеялся:

— Королева похожа на кобылку, которой предстоит впервые ожеребиться. Ей нужна твердая, но нежная рука. Никто из здешних леди не может предложить ей ничего подобного. Ей необходима подруга, простая сельская женщина.

— Да, не повезло мне, — грустно бросила Элизабет.

— Развеселись, милая, — усмехнулся он. — Осталось всего несколько месяцев до того, как на свет появится надежда Англии. Тогда ты сможешь лететь на север и вернуться домой к сезону охоты на дичь… Ну вот, мы уже пришли. Которая барка твоя?

— Нужно подождать мою служанку, — ответила Элизабет. — Она должна отвести маленькую мистрис Говард к слугам старой герцогини. Меня просили дать ей возможность посмотреть на коронацию. Но теперь я свободна и намереваюсь провести эту ночь в собственной постели.

— Одинокой постели, — плотоядно ухмыльнулся он.

После его слов рассмеялась Элизабет.

— Кажется, теперь я легкая добыча, потому что лишилась девственности? — поддела она. — Мой муж ревнив и такой же великан, как наш король. Даже еще выше.

— Ты, конечно, знаешь, что я пожалел, когда позволил тебе уехать? — неожиданно спросил он.

— Пфф! Три года назад я, возможно, поверила бы столь романтической чепухе. Но теперь-то знаю: вы, шотландцы, страстно преданы своему долгу, и на первом месте у вас именно долг, а не женщины. Я соблазнила мужа вскоре после возвращения во Фрайарсгейт, но даже этого было недостаточно, чтобы удержать его рядом. Он считал, что прежде всего предан отцу.

— Ты его соблазнила? — ахнул Флинн.

— Да. Я чуть не влюбилась в тебя, но ты не тот человек, которого можно удержать во Фрайарсгейте, а такой мне не нужен.

Флинн понимающе кивнул:

— Но мы все равно друзья, Элизабет?

— Мы друзья, Флинн Стюарт, — заверила она. — И я по-прежнему считаю, что твой король должен дать тебе красивую и богатую жену, с которой можно жить долго и счастливо. Но кажется, ты более счастлив без жены, поскольку обожаешь двор и его интриги.

— Так и есть, — признался он.

— Леди, я нашла слуг старой герцогини и оставила мистрис Говард с ними, — сообщила запыхавшаяся Нэнси.

— В таком случае мы можем плыть в Болтон-Хаус, — объявила Элизабет.

Флинн помог женщинам спуститься в барку.

— Мы еще увидимся, — пообещал он.

— Обязательно, — согласилась Элизабет.

Они быстро добрались до причала Болтон-Хауса. В зале ее уже поджидала Филиппа. Сестры обнялись. Элизабет сбросила туфли, расшнуровала платье и уселась у огня.

— Как поживает Хью? — первым делом спросила Филиппа.

— Королева обожает его. Да почему бы и нет? Ангельское личико, медовый голос… Она очень добра к нему и даже отвела твоему сыну отдельный чуланчик, где он ночует.

— В таком случае с ним, возможно, все будет в порядке, — со вздохом заметила Филиппа.

— Королева не знала, кто он, сестрица. Она сказала, что выпросила его у короля за смазливое личико, даже не зная имени. Хью так очарователен, что завоевал ее сердце. Анна не из тех, кого можно одурачить. Твоему сыну очень повезло.

— Криспин хочет уехать завтра, — задумчиво обронила Филиппа. — Он не хочет больше оставаться при дворе, и, к моему удивлению, я тоже.

— А я постараюсь продержаться, — пообещала Элизабет. — Учитывая состояние королевы, двор вряд ли будет часто перебираться с места на место. Ребенок должен родиться в сентябре. После родов я сразу же вернусь домой.

Она встала.

— Я измучилась. Эту ночь спала на стуле у кровати королевы. А сегодня мне велели присматривать за ее младшей кузиной, Кэтрин Говард.

— До конца недели здесь будут устраиваться танцы, маскарады и турниры, так что, боюсь, ты будешь занята, — заметила Филиппа.

— Знаю, — ответила Элизабет, зевая. — Кровь Христова, как же я скучаю по Фрайарсгейту и своим сельским привычкам!

— И по мужу, — лукаво подсказала Филиппа.

— И по мужу, — ухмыльнулась Элизабет. — Пора маленькому Тому иметь брата или сестричку.

Она снова зевнула.

— Доброй ночи, Филиппа. Пожалуйста, не уезжай, не попрощавшись со мной.

Поцеловав сестру, она поднялась к себе.

Граф и графиня Уиттон уехали ранним утром. Элизабет провожала из взглядом, мечтая отправиться в путь вместе с ними. Но ей придется провести здесь целое лето. Целое лето вдали от Фрайарсгейта! Вдали от Бэна и Тома.

Ей так хотелось отправиться домой, а не на турнир, что она села на кровать и заплакала. Не нужны ей пиры и маскарады! Она здесь чужая. Она не знатная леди, а обыкновенная Элизабет Хей, хозяйка Фрайарсгейта. И ей не место при дворе!

Наконец она перестала жалеть себя, позвала Нэнси, и они в который раз стали готовиться к новому дню.

Летние месяцы тянулись бесконечно. Многие придворные вернулись в свои поместья. Сначала королева сопровождала мужа в беспрестанных переездах, но они не удалялись далеко от Лондона. Только ненадолго отправлялись в Эссекс и Суррей. В основном они жили в Гринвиче, откуда король на несколько дней уезжал на охоту.

Обычай требовал, чтобы за месяц до родов королева удалилась в свои покои, где ей служили только женщины. Анна предпочла рожать в Гринвиче, и для Элизабет было большим облегчением, когда они поселились в прекрасном дворце у реки.

В отсутствие королевы ее покои были полностью переделаны. Теперь все было готово в соответствии с правилами родов королевы, установленных бабушкой короля Маргарет Бофор. Стены и окна, за исключением одного, были закрыты богатыми шпалерами. В покои допускались только женщины. Анна была вынуждена оставаться в полутемных комнатах в ожидании знаменательного события. Ни днем, ни ночью она не отпускала от себя Элизабет и Хью, ставшего ее любимым пажом. Он также стал любимцем всех остальных дам, наслаждавшихся его сладостным голосом, красивым личиком и манерами.

При каждом удобном случае Элизабет ускользала в дом дядюшки. Вернувшись как-то днем в королевский дворец, она обнаружила, что королева в ярости и никто не может ее успокоить. Все боялись, что у нее будет выкидыш.

— Что случилось? — спросила Элизабет леди Маргарет Дуглас, племянницу короля.

— Кто-то сказал ей, что король спит с некоей придворной леди. Что его выезды на охоту — просто прикрытие любовных встреч, — прошептала леди Маргарет. — Вы ведь знаете, как она ревнива!

— Раны Христовы! — выругалась Элизабет. — Кто же ей сказал?!

До нее тоже доходили слухи, но она не обращала на них внимания. Многих мужей, избегавших жен в последние месяцы беременности, подозревали в любовных похождениях на стороне. Но король был очень осторожен, а если действительно встречался с другой, никто не знал ее имени, никто не видел их вместе.

— Мы не знаем, — ответила леди Маргарет.

— Вероятно, одна из присутствующих здесь женщин, — заметила Элизабет, оглядываясь вокруг.

Ее взгляд упал на Джейн Сеймур, которая спокойно шила в уголке, не обращая внимания на вопли королевы. У нее не было причин не любить Джейн, однако она терпеть ее не могла, считая, что эта девушка очень хитра и коварна.

— Я, пожалуй, пойду к ней, — решила Элизабет.

— О, пожалуйста! — с облегчением шепнула леди Маргарет. — Она любит вас и прислушивается к вашим советам.

Элизабет поспешила в спальню, где отчаянно рыдала Анна. Ее спутанные волосы висели, как поникшая трава. На полу валялись осколки посуды.

— Вы зря расстраиваетесь, ваше величество, — заговорила Элизабет, жестом приказывая остальным уйти.

— Ты знаешь, что он мне ответил? — всхлипывала она. — За ним послали, ты знаешь. Я сказала ему, что мне все известно! Сказала, что не потерплю его шлюху, особенно сейчас, когда ребенок вот-вот родится! Но он не попросил прощения и даже не успокоил меня! Наоборот, этим своим повелительным тоном заявил: "Вы должны на все закрыть глаза, мадам, и терпеть, как терпели до того те, кто по рождению куда вас благороднее! Вам необходимо знать: тот, кто поднял вас до столь невероятных высот, может так же легко низвергнуть вас в бездну!" О, Элизабет, он больше меня не любит!

И королева заплакала еще горше. Элизабет обняла ее за плечи.

— Он разоблачен и поэтому рассержен. Все лето он старался уберечь тебя от неприятностей. Ну конечно, он тебя любит. Перестань терзаться и подумай о ребенке, которого носишь.

— О, Элизабет, — вскричала королева, — ты никогда не должна меня покидать!

Элизабет поежилась, как от озноба. Никогда? Не дай Бог! Она уедет, как только ребенок благополучно родится, и уже поручила Нэнси складывать вещи, а также послала за людьми Фрайарсгейта, опасаясь, что ей откажут в королевском эскорте. Она вернется домой! К мужу. К сыну. К своей земле!

Седьмого сентября, в воскресенье, у Анны начались схватки. Она лежала на широкой кровати, приготовленной специально для родов, а вокруг суетились повитухи и врачи. Рядом сидела Элизабет, держа ее за руку. Крики роженицы доносились до ушей придворных, ожидавших в королевской приемной. Среди них сидела семнадцатилетняя Мария Тюдор, которую должен был сместить еще не родившийся брат. Может быть, потом, когда он родится, ей позволят увидеть мать. Позволят выйти замуж за кузена Филиппа, как хотела матушка. Филипп просто неотразим!

Ближе к вечеру раздался крик младенца, громкий и настойчивый. Многие из присутствовавших заулыбались. Все к лучшему. Возможно, ребенок, рожденный под знаком Девы, будет великим королем.

Но когда королеве показали дитя, та заплакала. Только те, кто стоял совсем близко, расслышали тихие слова:

— Я погибла!

— Нет, — прошептала в ответ Элизабет. — Это — крепкое дитя и первое из многих, которых ты подаришь королю!

Во дворце объявили, что королева разрешилась красавицей девочкой, принцессой, которую назовут Элизабет, в честь покойной матери короля.

Сам он соизволил посетить жену.

— Ребенок здоров, — добродушно заявил он, — и красивее девицы еще не видывал свет.

К тому же волосики у нее были золотисто-рыжие, как у отца. У них наверняка будут и другие дети…

Но все видели, что он разочарован. Звезда Анны Болейн меркла, а глаза короля уже сверкали похотью при виде одной из фрейлин, покорной и мягкой мистрис Джейн Сеймур.

— Мы назовем ребенка Мэри, — сказал он жене.

— Но у тебя уже есть дочь Мэри, — возразила Анна с тенью былого задора. — Я назвала её Элизабет в честь твоей святой матери, упокой Господь ее добрую душу. Вы даете имена мальчикам, господин мой муж, а я — девочкам.

Король хмыкнул, на миг обретя хорошее настроение, и кивнул:

— Согласен. Ты всегда умела торговаться, Анни, — заметил он, прежде чем уйти.

Элизабет вернулась к подруге. Анна была бледнее обычного, а под глазами, в которых стыло выражение загнанности, темнели круги.

— Он был добр к тебе, — заверила Элизабет.

— Я разочаровала его. И к тому же сказала, что дочь назовут в честь его матери. И в честь тебя тоже. Пусть она будет такой же сильной, как ты, Бесс, — прошептала Анна.

Через три дня новую принцессу крестил архиепископ Кранмер, после чего она отправилась к собственному двору, пока мать лежала в кровати, принимая многочисленных посетителей. Но все это было лишь внешним соблюдением приличий. Все знали, что король недоволен, а королеве предстояло пробыть в заточений еще сорок дней, пока в церкви не будет произнесена очистительная молитва.

Как-то в начале октября выходивший из часовни король увидел мужчину с гривой черных волос, такого же роста, как он сам, если не выше. Незнакомец шагал по коридору, волоча за собой двух стражников, цеплявшихся за его руки. Пораженный король и его спутники остановились.

Оказавшись лицом к лицу с Генрихом, великан стряхнул стражников и почтительно поклонился.

Серые глаза встретились с голубыми: Король отметил, что его одежда хоть и грязна, но хорошо сшита. С плеча свисал плед в красно-черно-желтую клетку. Он был без оружия, если не считать кинжала за поясом.

— Ваше величество, — заговорил он глубоким, бархатистым голосом с северным акцентом. — Я пришел, чтобы с вашего разрешения увезти домой свою жену.

— Твою жену? — озадаченно повторил король.

— Элизабет Хей, леди Фрайарсгейта, ваше величество, — пояснил незнакомец. — Она приехала сюда весной, по приказу королевы. Теперь я хочу вернуть ее по вашему приказу.

Улыбка короля сменилась громовым хохотом. Остальные нервно переглянулись. Следует ли им тоже засмеяться? Возобладала осторожность: все, как один, промолчали. Постепенно король успокоился и кивнул:

— Верно, шотландец. Тебе пора вернуть свою жену, и если она хоть сколько-нибудь похожа на мать, значит, тоскует по своему любимому Фрайарсгейту.

Он жестом подозвал одного из придворных.

— Я велю твоей жене выйти к тебе в сад. Мы даем ей разрешение уехать. А пока что пусть твой соотечественник составит тебе компанию.

Весело хмыкнув, Генрих прошел мимо Бэна Хея. Придворные двинулись за ним. Все, кроме одного.

Мужчины пожирали друг друга глазами. Наконец придворный протянул руку:

— Я — Флинн Стюарт.

— Бэн Хей. Известный также как Маккол. Вы, должно быть, тот шотландец, с которым она целовалась, когда была здесь в прошлый раз.

Флинн не сдержал улыбки.

— Джентльмен никогда не хвастается своими победами, — заявил он, уводя Бэна по коридору, ведущему в сад.

— Как по-вашему, ей здесь нравится? — спросил тот Флинна.

— Она приехала ради королевы, но я знаю, что ей не терпится вернуться домой. Королева нуждается в дружбе Элизабет, но не желает думать о ее муже и ребенке. Главное — это ее желания. Остальное не важно.

— Говорят, она ведьма, — прошептал Бэн.

— Ошибаются, — возразил Флинн. — Анна — всего лишь амбициозная особа, которая только что выложила на стол свои козыри. И возможно, проиграла. Сомневаюсь, что она отпустила бы Элизабет, если бы вы не приехали. Лучше, если ваша жена не будет замешана в последующих событиях. У нее слишком доброе сердце!

— Верно, — согласился собеседник.

— Бэн!

По газонам, приподняв юбки, летела Элизабет.

— О Бэн! — воскликнула она, бросаясь в его объятия и осыпая поцелуями его лицо.

Она любила Хея. О да, она очень его любила, и на секунду Флинна обуяла зависть.

Элизабет обернулась в объятиях мужа и одарила Флинна сияющей улыбкой.

— Спасибо, — тихо сказала она и вместе с мужем направилась к дому Томаса.

Она не оглядывалась и поэтому не заметила женщину в окне верхнего этажа. Не слышала, как знакомый голос шепчет слова прощания. Не видела слезы, скатившейся по лицу королевы. Она уезжала домой с мужем, и впервые за много месяцев у нее было легко на душе. День был теплым. Октябрьское солнышко припекало. Бэн был рядом. И она возвращается во Фрайарсгейт!

Эпилог

Июнь 1536 года


Флинн Стюарт скакал к границе, разделяющей Англию и Шотландию. Прежде чем предстать перед своим братом, королем Яковом V, он сделал огромный крюк, чтобы заехать во Фрайарсгейт. И все из-за Элизабет.

Оглядываясь вокруг, он восхищался красотой пейзажа. И впервые понимал страсть Элизабет к здешним местам.

Прошло почти три года с тех пор, как он смотрел вслед Элизабет, уходившей из сада вместе с мужем. Изменилась ли она с тех пор? Навряд ли.

Флинн поднялся на холм. Перед ним лежал Фрайарсгейт. На полях дружно всходили зерновые, на зеленых склонах холмов паслись овцы.

Он немного помедлил, осматриваясь. Мог ли он быть счастлив в этих местах? Наверное, но слишком уж он был предан своему брату.

Подстегнув коня, он спустился вниз и поскакал по дороге, вьющейся среди полей и коттеджей. Впереди показался господский дом. Флинн натянул поводья и спешился. Из конюшен тут же выбежал конюх и взял коня под уздцы. Флинн поднялся на крыльцо и громко постучал. Дверь открыл слуга.

— Мне нужно поговорить с вашей леди, — сказал Флинн.

— Сюда, сэр, — пригласил Альберт, провожая его в большой зал. — Леди, вас спрашивает этот джентльмен.

Элизабет подняла глаза и, увидев гостя, встала и протянула ему руки.

— Флинн! — радостно воскликнула она. — Что привело тебя во Фрайарсгейт? Надеюсь, это не королева послала тебя снова привезти меня ко двору? Сразу скажу — я не поеду. Мои обязанности сильно умножились после возвращения домой.

Она улыбнулась ему и кивнула Альберту, который поспешно вышел и вернулся с кубком вина для гостя. Флинн жадно приник к нему. До этой минуты он не сознавал, до чего же пересохло в горле!

— Я еду в Эдинбург, — сообщил он, — и решил по пути заглянуть во Фрайарсгейт. Взглянуть, как вы тут поживаете.

— Эдинбург гораздо дальше к северу, как раз по другую сторону границы, — весело заметила Элизабет. — Очевидно, ты сбился с пути.

— Ну что ж, признаюсь, меня разобрало любопытство. Очень хотелось посмотреть, что это такое — твой Фрайарсгейт. У меня важные новости для Якова, а он наконец освободил меня от службы. Брат сообщил, что у него есть для меня богатая жена. И я решил последовать твоему совету.

— Бэн скоро вернется с полей, — объявила она. — Маленький Том с ним. Наша дочь Анна родилась пятого декабря прошлого года. Увидев ее черные волосы, я решила, что должна назвать ее в честь королевы. Как она? До наших мест редко доходят придворные новости.

В зал вошел Бэн и, увидев гостя, дружелюбно протянул руку. Рядом с ним шел высокий для своего возраста мальчик. Он немедленно подбежал к Элизабет и обнял ее.

— Добро пожаловать во Фрайарсгейт, — приветствовал Бэн, затем обнял жену и поцеловал в губы. — Что привело вас сюда, сэр?

— Я сказала, даже если королева требует моего приезда, я все равно останусь дома, — поддразнила Элизабет своего красавца мужа.

— Да уж, милая, — рассмеялся тот, — я тебя никуда не отпущу. А вы, Флинн Стюарт, останетесь на ночь?

— Да, и благодарю вас за крышу над головой.

— Но за ужином ты расскажешь нам новости? — допытывалась Элизабет.

— Обязательно, — пообещал Флинн, вздыхая украдкой.

На сердце у него было тяжело. Как он расскажет ей ужасные новости? Известно ли ей хоть что-нибудь из того, что произошло после ее пребывания при дворе? Может, графиня Уиттон написала ей?

В ожидании ужина они говорили ни о чем. Подавали простые сельские блюда, которые Флинн помнил с детства: вареная форель5 густой овощной суп, оленина, жареный петух, хлеб, масло и сыр. Еда была свежей и хорошо приготовленной. Флинн с улыбкой наблюдал, как два сына Элизабет набивают рты вишнями, стоявшими в миске, а потом соревнуются, кто дальше выплюнет косточку. Ему показали малышку Анну, как две капли воды похожую на отца и уже выказывавшую живой характер матери.

Наконец детей отослали спать. Взрослые вышли во двор и уселись на скамью подышать свежим воздухом. Больше откладывать было нельзя.

— Твоя сестра, графиня, часто тебе пишет? — небрежно осведомился он. — Не хотелось бы повторять то, что уже известно.

— Нечасто, — покачала головой Элизабет. — Она почти не бывает при дворе. Стала примерной провинциальной женой, почти такой же, как я. Последнее письмо я получила от нее еще перед рождением Анны. Прошлым летом они присоединились к королевскому поезду, который отправлялся в Уэльс. Она хотела посетить место, где родился наш отец. Написала, что там красиво, но не так, как во Фрайарс-гейте. И очень уныло. А наши родственники — люди еще более замшелые, чем ей казалось издалека. Оказалось, что ее лучшая подруга живет в Уэльсе. Больше в письме почти ничего не было.

— Тогда я поведаю вам все, что знаю, — вздохнул Флинн. — После твоего отъезда ситуация ухудшилась. Королеву окружали гарпии, именующие себя светскими дамами, и среди них — ее мать, сестра, Джейн Рошфор, Мэри Говард, жена Фицроя, побочного сына короля. И все ее ненавидели, кроме Маргарет Ли. Она так сочувствовала одиночеству королевы, что они подружились.

— О, как я рада! — воскликнула Элизабет. — Я часто думала о ее величестве, хотя мне и пришлось уехать. Продолжай, Флинн!

— Маргарет Ли стала ее единственным утешением. Страсть короля к Анне Болейн выгорела и погасла. Они часто и яростно ссорились, иногда и на людях. Король открыто ухаживал за другими женщинами, среди которых была и Маргарет Шелтон, кузина королевы. Чем больше он изменял ей, тем сварливее становилась королева. Она напоминала настоящую фурию.

— Она боялась, — мудро заметила Элизабет. — Бедняжка Анна! Она всегда боялась.

— Да, — согласился Флинн. — Два раза она беременела, но так и не доносила детей. Затем предполагаемый союз с Францией, а потом с императором Карлом начал разваливаться. Папа отлучил короля от церкви за то, что он отказался вновь признать принцессу Арагонскую королевой и восстановить в правах принцессу Марию. Прошлым летом король, по-видимому, пришел в отчаяние — все, ради чего он так трудился, потеряно. Звезда королевы вновь ненадолго вспыхнула, когда они вместе отправились в поездку по стране. На взгляд посторонних, они казались счастливыми, но все портило присутствие мистрис Сеймур. Поздней осенью было объявлено, что королева вновь забеременела и что дитя родится в июле. Но на следующий день после Двенадцатой ночи умерла принцесса Арагонская. Король отказался носить траур, наоборот, устраивал турниры и пиры, празднуя это событие. В конце января он впервые за всю свою жизнь был сбит с лошади.

— Он слишком стар, чтобы играть в подобные игры, — бросила Элизабет.

Бэн согласно кивнул.

— Он сильно покалечился? Ранен? — допытывалась она.

— Нет. Но на него упал конь.

— Раны Христовы! — ахнул Бэн. — Он не погиб?

— Нет. Но он пролежал без сознания больше двух часов, а этот коварный лис Норфолк побежал к королеве и сообщил, что король, возможно, мертв.

— И она потеряла ребенка, — со вздохом предположила Элизабет.

— Да, и это стало началом ее конца, — кивнул шотландец. — После этого король больше не приходил к ней и открыто ухаживал за мистрис Сеймур. Королева скорбела о своем ребенке, как на грех оказавшемся мальчиком. Ее покинули все, кроме нескольких преданных слуг.

Придворные спешили заверить монарха в своей преданности. А тот, не испытывая никаких угрызений совести, искал способ избавиться от нелюбимой королевы. Элизабет покачала головой:

— Странно, что король увлекся Джейн Сеймур! Двойной подбородок, желтая кожа, волосы цвета навоза, да еще и редкие. И маленький сжатый ротик. Ей уже за тридцать, ее молодость давно в прошлом.

— Зато она кротка и покорна, — заметил Флинн. — Никогда не повышает голоса. И дружит с принцессой Марией.

— Эта святоша хитра и расчетлива! — выпалила Элизабет.

— Так было и есть, — согласился он. — Но позволь мне продолжить рассказ. Мистрис Сеймур, как и королева когда-то, старалась одновременно держать короля на расстоянии и поощрять его. Он сделал ей много подарков, но говорят, что, когда на Пасху поднес кошель с золотыми монетами, она отказалась принять его, заявив, что подобного рода дары предназначены не для такого случая. Тогда король поручил мастеру Кромвелю найти способ избавиться от королевы.

— У этого человека такой злобный взгляд… — вздрогнув, прошептала Элизабет.

— Мастер Кромвель собрал сообщников: Сеймуров, ненавидевших королеву, ее кузена Николаса Кэрью и сторонников принцессы Марии. Они публично обвинили королеву в распутстве. Ее придворные Генри Норрис и Уильям Бреретон были арестованы и заключены в Тауэр вместе с Френсисом Уэстоном, графом Рошфором и молодым музыкантом Марком Смитоном.

— Но ведь Норрис и Уэстон давно служат у Тюдоров. Генри Норрис не в том возрасте, чтобы соблазнять дам, и слишком джентльмен, чтобы отважиться на такое, — заметила Элизабет.

— И он отрицал свою вину, но его судили вместе с Уэстоном, Бреретоном и музыкантом. Если бы королева изменяла мужу — хотя в это не верили, но никто не посмел выразить свои сомнения вслух, — Смитон был бы самым вероятным кандидатом на роль любовника. Он молод и красив. Его страшно пытали, и он сказал то, что от него хотели услышать: что он совершил плотский грехе королевой. Но все знали, что это ложь. Допрашивали и лорда Рошфора. Его обвиняли в кровосмесительной связи с родной сестрой. Все были осуждены на смерть.

— Господи милостивый! — охнула Элизабет. — А королева?

— Королеву арестовали второго мая и заключили в Тауэр. Ее допрашивали и признали виновной в супружеской измене. Кроме того, было объявлено, что она замышляла убить короля посредством колдовства, ее обвинили также в нежелании родить наследника для короны, совершении грехов слишком гнусных, чтобы о них говорить, в стремлении навлечь позор на мужа и дочь, леди Элизабет, не говоря уже обо всем королевстве.

— Леди Элизабет? Не принцесса Элизабет? — удивился, потрясенный и охваченный ужасом Бэн.

Он уже понял, что счастливого окончания не будет и что жена придет в отчаяние. Поэтому он крепко сжал ее руку.

— Нет, именно леди Элизабет. Был созван новый парламент, чтобы узаконить смену наследников. Старый Кромвель подкупил людей, готовых лжесвидетельствовать против королевы. Ее осудили и приговорили к смерти на костре или на плахе — на усмотрение короля.

Элизабет вскрикнула, как от боли.

— Боже милостивый! Неужели нельзя было просто расторгнуть брак с помощью церковного суда и отпустить ее с миром или выслать во Францию? Зачем было ее убивать?

Она заплакала, и Бэн поспешно обнял ее за плечи.

Флинн Стюарт взглянул на него, безмолвно спрашивая, стоит ли продолжать. Тот кивнул, и шотландец снова заговорил:

— Прошел слух, что против лорда Рошфора свидетельствовала собственная жена. Она утверждала, что королева якобы признавалась со смехом, что король иногда не способен совокупиться с женщиной. И это она намекнула, что ее муж спал с собственной сестрой.

— Никогда! — взорвалась Элизабет. — Анна любила короля и была ему верна!

— Семнадцатого мая все пятеро обвиняемых были обезглавлены на Тауэрском лугу. Смитон и Бреретон были потом четвертованы. Королеву заставили смотреть на казни. В день вынесения приговора архиепископ Кранмер объявил брак короля и королевы недействительным, так как король ранее имел связь с ее сестрой. Поэтому дочь королевы была объявлена незаконной.

— Можно подумать, что Кранмера вдруг замучила совесть — ведь в свое время он сам короновал Анну?! — с горечью бросила Элизабет. — И как после этого он предстанет перед Господом нашим?

Она в упор взглянула на Флинна:

— Анна мертва, верно?

Тот кивнул.

— Говори же!

— В Тауэре ей прислуживали четыре дамы, и все ее ненавидели. Маргарет Ли позволили жить в Тауэре, но запретили видеться с королевой. Думаю, Уильям Кингстон, комендант Тауэра, все же разрешал им короткие встречи. Говорят, что к тому времени королева уже была полубезумна, и иногда ее речи напоминали бредни сумасшедшего. Она очень боялась за свое дитя и просила прощения у леди Марии за все беды, которые ей принесла. И молила леди Марию присматривать за леди Элизабет. Потом исповедалась и причастилась, упорно твердя, что ни в чем не виновата. Даже исповедник потом признался, что тоже считает ее невиновной.

Утром девятнадцатого мая она оделась в роскошный наряд из серой парчи и собрала волосы под черный бархатный берет, вышитый жемчугами. Сэр Уильям подвел ее к эшафоту, где она сняла берет и встала на колени перед плахой. Во дворе было полно зевак. Те, кому не хватило места, стояли на холме и вокруг Белой башни. По приказу короля иностранцев на казнь не пустили. День был солнечным и теплым. Король повелел, чтобы Анну обезглавили, и заставил привезти палача из Кале. Кингстон позволил Маргарет Ли быть одной из четырех женщин, сопровождавших ее. Королева отдала ей свой молитвенник. Говорят, она храбро держалась. Меня там не было, потому что я тоже считался иностранцем. Мне обо всем рассказал один из секретарей Кромвеля, который сопровождал своего хозяина к месту казни. Герцог Норфолк тоже там был.

— Еще бы! Старый интриган! — гневно выпалила Элизабет.

Она больше не могла плакать. Поплачет, когда останется одна.

— Сразу же после казни король женился на Джейн Сеймур. Теперь она — королева Джейн.

— Но Анну хотя бы похоронили с честью? — допытывалась Элизабет.

— Не совсем. Даже гроба не приготовили. Сопровождавшие ее женщины взяли отрубленную голову, завернули в ткань и вместе с телом поместили в старый ящик для стрел, который сумели найти, и похоронили в церкви Святого Петра в Оковах, в Тауэре. Элизабет, мне жаль, что я стал тем, кто принес столь горестные вести, но я решил: тебе нужно об этом услышать. И не от злобных сплетников, а от друга.

Элизабет встала.

— Спасибо, — тихо сказала она.

Слез по-прежнему не было. Анна Болейн, тщеславная, изнемогавшая от вечного страха молодая женщина, мертва. Анна. Ее друг.

Сердце камнем лежало в груди.

Больше ей никогда не бывать при дворе…

Наутро она попрощалась с Флинном Стюартом и пожелала ему удачного брака и много детей. После отъезда Флинна она послала гонца в Оттерли, умоляя дядю немедленно приехать.

Томас не стал медлить. Конечно, о лондонских событиях уже ходили слухи, но никто ничего толком не знал. Он и Уилл пустились в дорогу, сгорая от любопытства узнать, что же произошло на самом деле.

Когда племянница закончила печальное повествование, лорд Кембридж устало покачал головой.

— Я становлюсь слишком стар, чтобы понять поступки сильных мира сего. Да упокоит Господь королеву Анну. Как сказал твой шотландский друг, многие считали ее невинной. В том числе и я. Король поступил жестоко и бесчеловечно. Но лучше всего в свое время влияла на Генриха Тюдора принцесса Арагонская. Ты хотя бы плакала? Нужно выплакать все слезы, ангел мой. Иначе, боюсь, ты просто заболеешь.

— Не могу, дядя. Я вся словно застыла, — призналась Элизабет.

Лорд Кембридж задержался во Фрайарсгейте на несколько дней. В утро его возвращения в Оттерли прибыл гонец с письмом от графини Уиттон. Элизабет распечатала его, пробежала глазами и неожиданно зарыдала, прерывисто всхлипывая. Потрясенные мужчины молча ждали, пока она утихнет.

Наконец Томас осторожно спросил:

— Дорогая, почему письмо сестры так тебя расстроило?

Элизабет подняла распухшие глаза:

— Она оставила Хью свою лютню, дядюшка.

Лорд Кембридж кивнул.

— Пусть никто из нашей семьи не скажет о ней недоброго слова, — тихо произнес он. — Какие бы мерзости о ней ни говорили, она была хорошей женщиной.

Он крепко обнял Элизабет.

— Дорогая, ты оплакала подругу и должна идти дальше. Позволь мне увидеть твою улыбку, Элизабет. Она бы хотела этого. Анна Болейн никогда ничего не делала наполовину. Она жила полной жизнью, целиком отдаваясь своим страстям. Ну… может, не совсем… но все же… это была порывистая, умная и очень несчастная женщина.

Он поцеловал племянницу в лоб.

Элизабет расхохоталась так же внезапно, как заплакала.

— О, дядюшка, никто не умеет проникнуть в суть вещей так глубоко, как ты! Не теряй этого дара. Никогда.

И она, в свою очередь, поцеловала его в румяную щеку.

— Дорогая девочка, перемены в моем возрасте почти невозможны, но человек всегда должен быть к ним готов. Я никогда не оглядываюсь, мне всегда интересно, что кроется за следующим углом. Конечно, из-за этого своего качества я иногда попадал в переплет, не так ли, дорогой Уилл?

— Совершенно верно, милорд, — сухо подтвердил Уильям Смайт, но губы его улыбались.

— Что ж, мой ангел, пора начинать утомительное путешествие в Оттерли, — вздохнул Томас. — Я еще приеду сюда, ибо, несмотря на нелюбовь к сельской жизни, просто обожаю Фрайарсгейт. Не пойму, по какой причине. Но так было всегда.

Он снова поцеловал ее.

— До свидания, до свидания, дорогая девочка. Береги себя и своего шотландца. И дари ему счастье, поскольку он без ума от тебя. Славный парень!

Элизабет и Бэн вышли во двор, чтобы проводить гостей, и долго смотрели, как они трусят по дороге на одинаковых серых меринах.

— Знаешь, он прав, — тихо заметил Бэн. — Нужно продолжать жить. Идти вперед. Ты ведь никогда не любила придворную жизнь, Элизабет.

— Не любила, — кивнула она. — Знаешь, муженек, весеннее равноденствие вот-вот настанет. Помнишь первое равноденствие, которое мы провели вместе?

— Помню. Хочешь воскресить то лето, Бесси? — спросил он с притягательной улыбкой, осветившей его лицо.

— Нет. Хочу двигаться вперед и создать новые летние воспоминания, Бэн Маккол.

С этими словами Элизабет подхватила юбки и побежала к приозерному лугу, но на минуту остановилась, чтобы крикнуть мчавшемуся за ней мужчине:

— И не зови меня Бесси!


[1] Двенадцатая ночь — 6 января, двенадцатый день после Рождества. — Здесь и далее примеч. ред.

[2] Головной убор XVI века; напоминает русский кокошник.

[3] Имеется в виду Яков IV Шотландский.

[4] Вид настольной игры.

[5] Русская поговорка "Паршивая овца все стадо портит" в английском передается как "черная овца".

[6] Так называет Анна Болейн Екатерину Арагонскую.

[7] Святой Грааль — по легенде, сосуд с кровью Иисуса Христа.

[8] Третья жена короля, мать его единственного законного сына, позже Эдуарда VI. Троюродная сестра Анны Болейн.

[9] Екатерина Говард, пятая жена Генриха VIII, как и Анна Болейн, казненная по обвинению в государственной измене. Двоюродная сестра Анны Болейн.


Оглавление

  • Замок Фрайарсгейт — 4
  • Аннотация
  • Бертрис Смолл Своенравная наследница Пролог
  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Эпилог