КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Наследие да Винчи [Льюис Пэрдью] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Льюис Пэрдью с отличием закончил университет Корнелл в 1972 году. Он автор 20 книг, вышедших общим тиражом 3, 5 миллиона экземпляров, включая международные бестселлеры «Наследие да Винчи» (1983) и «Дочь бога» (1999), известный бизнесмен, политический консультант и журналист. В 2004 году подал в суд на Дэна Брауна, обвинив его в плагиате. Фильм по роману Льюиса Пэрдью «Наследие да Винчи» в настоящее время снимает режиссер Марк Бёрнетт, известный по своей работе над популярными телевизионными шоу «Подмастерье» и «Оставшийся в живых».

Вебсайт автора: http://www.ideaworx.com/.


Превосходный сюжет.

«Los Angeles Times»


Хорошо написанный, динамичный роман «плаща и кинжала».

«West Coast Review of Books»


Великолепный триллер.

«Indianapolis Star»


Убедительно написанное и основанное на фактах произведение на бесконечно увлекательную тему.

«Kirkus Review»

Льюис Пэрдью Наследие да Винчи

Предисловие к русскому изданию

Книга, которую вы держите в руках, совершила необычное путешествие длиной почти в четверть века.

Еще подростком я был очарован Леонардо да Винчи; в 1981 году поссорился из-за этого с женой, а еще это привело к многочисленным скандалам по поводу судебного процесса с Дэном Брауном, автором «Кода да Винчи».

Интерес возник, когда мне было лет 13–14 и у меня проявились способности к точным наукам и скромный художественный талант. За несколько последующих лет я получил множество наград на научных выставках, в том числе и в международных конкурсах. В основном я строил ионные и плазменные ракетные двигатели, но был еще и линейный ускоритель (ускоритель частиц), и лазер — в 1964 году, когда они были еще новинкой.

Еще тогда меня поражало, что Леонардо мог выдумывать всякие вещи, на много веков опережая свое время.

После этого я занимался журналистикой, практической политикой, технологиями и виноделием, и Леонардо продолжал меня удивлять.

Все это свелось к одному в 1981 году, когда я начал подготовительные исследования для моего третьего бестселлера «Наследие да Винчи», ради чего я поехал в Италию. (Первые два бестселлера — это «Предательство Делфи», изданное в 1981 году, и «Расплата Куинсгейта» — 1983 год.)

Моя супруга, с которой мы женаты уже двадцать четыре года, расстроилась из-за того, что я уехал в Италию проводить изыскания через неделю после нашей свадьбы. Она не смогла взять отпуск, и ей пришлось остаться. Она так и не простила мне этого.

Но за эти полтора месяца я проследил весь жизненный путь Леонардо в Италии, повстречался в Болонье с лучшими специалистами по Леонардо, но самое значительное событие заключалось в том, что куратор музея Леонардо в Винчи устроил мне частную экскурсию по дому Леонардо, разрешил побыть в его комнатах, насладиться прекрасными видами и поразмышлять над тем, как выглядели окрестности, когда на них смотрел Леонардо.

Я не только побыл наедине с шедеврами Леонардо (включая «Тайную вечерю», которая начала отходить от стены, после чего ее реставрировали), но еще и оценил его как конструктора военной техники и лучше осознал место Леонардо в обществе и культуре.

В 1983 году книга «Наследие да Винчи» стала моим третьим и последним бестселлером, а потом издательство обанкротилось. От всех трех книг я получил лишь небольшую часть авторских отчислений.

«Наследие да Винчи» — это роман о религии и о том, как ее могут исказить амбициозные люди, которые больше заботятся о своих личных интересах, а не о духовных нуждах паствы. В наше время, как и на протяжении веков, чем влиятельнее становится организованная церковь, тем больше ее начинает интересовать власть. Это вынуждает церковную администрацию заключать союзы с мирскими властями. Египетские фараоны, Священная Римская империя, современные исламские муллы и другие влиятельные религиозные деятели хотят и зачастую получают возможности манипулировать правительствами и армиями. Жизнь простого человека и его духовное благосостояние от этого никогда не выигрывают.

По очевидным причинам Леонардо и этот религиозный вопрос продолжали интересовать меня, в результате чего я написал «Завет Линца», опубликованный в 1985 году. Но все равно я не мог перестать размышлять о Леонардо и религии.

К тому же мне показалось, что я недостаточно хорошо раскрыл эту тему. Поэтому в 1999 году я опубликовал «Дочь бога», окончательный вариант того, что я начал восемнадцатью годами раньше.

На этом все могло бы остановиться, если бы не появление в 2003 году «Кода да Винчи». Эта книга обрела феноменальную популярность, но из фактов и по свидетельствам экспертов стало ясно, что ее автор Дэн Браун позаимствовал слишком много из моих романов — «Наследия да Винчи», «Завета Линца» и «Дочери бога». Это привело к судебному процессу, который сейчас, во время написания этих строк, все еще далек от завершения.

Нет смысла снова излагать всю информацию, которую можно найти на вебсайте книги «Наследие да Винчи»: http: //www. davmcilegacy. com, а мой сетевой дневник по этому вопросу можно прочитать здесь: http: //davincicrock. blogspot. com.

Я говорю об этом потому, что перевод, который вы прочтете, — это переиздание моей книги, написанной в 1983 году.

Вы заметите, что в нее внесены некоторые поправки, соответствующие времени: лиры заменены на евро, «Тайная вечеря» уже отреставрирована, используются мобильные телефоны..

Хотя не совсем ясно, мудро ли было делать эти изменения. Я не уверен, что выбрал бы сам, если бы мне такой выбор предоставили, но писатель — существо часто подневольное.

В книге много фактов и много моей выдумки. Я не буду рассказывать, где что, потому что и в том и другом вы можете обнаружить истину. И к тому же так интереснее читать.

Льюис Пэрдью,
август 2005 г.
Папе,

подарившему мне любовь к слову,

которая стала источником всех моих произведений.

Примерно половина этой книги — правда, поэтому я хотел бы поблагодарить некоторых людей, помогавших мне в исследованиях.

Я особенно обязан доктору Карло Педретти из Университетов Калифорнии — Лос-Анджелес и Болоньи, одному из самых известных мировых экспертов по Леонардо, а также Лелле Смит из «Фонда Арманда Хаммера» за доступ к информации, необходимой для данной книги, о «Кодексе Хаммера», приобретенном доктором Армандом Хаммером, главой «Оксидентал Петролеум».

Доктора Рич Моррисон и Эндрю Кассаденти из Медицинского центра УКЛА очень помогли мне в изучении ядовитых веществ и противоядий.

Я также благодарен огромному числу других людей, помогавших мне, но пожелавших остаться неизвестными, чтобы не повредить своей работе и репутации.

Еще я должен выразить благодарность своей жене, Меган, которая все еще мирится с моим писательством. (Эта благодарность выросла еще больше за те двадцать лет, которые прошли с момента первой публикации книги в 1983 году.)

Как я уже сказал, примерно половина книги — правда. Читателю остается разгадать, какая именно половина.

Книга первая

Глава 1

Воскресенье, 2 июля


Он любил убивать. Ожидание убийства — единственное, от чего ему бывало тревожно. И он тревожился сейчас, среди камней, уберегающих от жары снаружи.

Тыльной стороной руки мужчина стер крошечные бисерины пота, которые собрались на верхней губе несмотря на прохладу рукотворной пещеры. Он украдкой осмотрелся, стараясь сделать вид, что его интересует месса. Да, подумал он, пещера, созданная человеком из мрамора Эльбы, африканского золота и прочих богатств, привезенных со всего света. Он ненавидел церкви — всякие, но особенно те, над созданием которых тысячи людей трудились всю свою жизнь. Церкви и пещеры. Обители каменного века, где думают, как в каменном веке.

— Господь сил, — пели в унисон прихожане, — полны небеса и земля славы Твоей.

Стараясь не выделяться, мужчина бормотал вместе со всеми на ломаном итальянском. Он рассматривал тщательно прорисованные изображения святых и ангелов, серафимов и херувимов, украшавшие стены пещеры. И ярким контрастом этому великолепию были люди: бедняки и мещане, они сидели натянуто, непривычные к одежде, в которой ходили только к мессе. Руки у мужчин мозолистые, волосы им стригли скорее всего жены. Сами жены — в теле, но эта полнота придавала им некое достоинство. Среди них с ноги на ногу переминались дети — им хотелось оказаться где угодно, лишь бы подальше отсюда.

Из серой непримечательной толпы, словно жемчуг на вспаханном поле, выделялись туристы — как он понял, в основном — американцы, хорошо одетые, причесанные, откормленные, такие же, как и он. При своих шести с лишним футах мужчина был повыше остальных, но его тоже можно было принять за американского туриста. Эту непоправимую ошибку сделал уже не один человек.

— Осанна в вышних, — читал мужчина, глядя в молитвенник.

— Благословен грядущий во имя Господне.

Впереди беспокойно ерзал мальчишка лет девяти: служба ему наскучила, собор его, похоже, не привлекал — Пизанский собор, рядом с которым находится знаменитая Падающая башня.

— Осанна в вышних.

Паства затихла, а священник, облаченный в красную шелковую ризу по случаю второго июля, праздника крови Христовой, продолжил мессу на итальянском.

Мужчина стер с верхней губы вновь собравшийся пот и нервно провел рукой по своим песочным волосам. Он осматривал неф, а слова мессы омывали его. В отличие от большинства соборов, неф здесь был хорошо освещен: в самом верху располагалось огромное окно, через которое внутрь лился свет. Массивная бронзовая лампа — ее называли еще лампой Галилея — легонько, почти незаметно покачивалась от движения воздуха.

Мужчина встревоженно взглянул вверх на огражденный перекидной мостик, что тянулся почти у самого потолка огромного собора, и единственную дверь, к которой он вел. От двери взгляд его медленно опустился вниз, на инкрустированный золотом образ Спасителя, и далее к алтарю с внушительным бронзовым распятием шести футов высотой, работы скульптора… он попытался вспомнить… Джамболонья.[1] Да, подумал мужчина, это был Джамболонья. Господи, чего могла бы достичь цивилизация, если бы талантливейшие люди не тратили все свое время, вырезая, отливая и раскрашивая кресты.

— Но в тот самый вечер, — пропел священник, — Он явил величайшее доказательство любви Своей. Он взял в руки хлеб. — Священник взял хлеб и возвел очи горе. Мужчина тоже посмотрел вверх, бросив украдкой еще один взгляд на перила и дверь. — Он поблагодарил вас, благословенные… — Священник перекрестил хлеб. — И потом Он преломил хлеб и отдал его друзьям.

Не отводя сосредоточенного взгляда холодных голубых глаз от алтаря, мужчина запустил руку под пиджак, сшитый на заказ французским портным, и кончиками пальцев коснулся ручки своей «сесчепиты». Наполнившись уверенностью, рука вернулась к бедру. Мальчишка впереди беспокойно стучал по полу носками дешевых ботинок. Этот частый перестук действовал мужчине на нервы.

Запах ладана становился все сильнее, цвета собора — все ярче. Мужчина кожей чувствовал все слои одежды, влажно облегавшей тело. В таких ситуациях чувства его обостряются. Он любил убивать; убивая, он ощущал себя живым.

— Когда окончилась вечеря, — продолжал священник, поднимая обеими руками потир, — Он, взяв чашу и благодарив, сказал: Пейте из нее все… — Мышцы мужчины напряглись, словно натянутые канаты. — Ибо сие есть Кровь Моего Нового Завета… — Он поднял взгляд на дверь над алтарем. — За многих изливаемая…

Душераздирающий крик ужаса пронзил собор. Вниз с шумом пролетел худенький мужчина со связанными руками и ногами; его шея была обвязана прочной нейлоновой веревкой, которой пользуются скалолазы.

— Не-е-е-ет, — падая, вопил мужчина по-немецки. — О боже! Не-е-ет!

Пока тело падало, разрезая криком тишину воскресного утра, блондин встал и направился к двери; мальчишка перестал стучать по полу. Священник выронил инкрустированный драгоценными камнями потир, и тот со стуком скатился по ступенькам алтаря, разливая освященное вино.

Нейлоновый канат вдруг натянулся, и петля, захлестнув тонкую шею, придушила крик. Но эластичная веревка растягивалась, и тело падало, пока человек не ударился о мраморный пол. Глухо хрустнули кости.

Блондин был уже на полпути к выходу, когда веревка спружинила до первоначальной длины, и переломанное тело рванулось вверх, к алтарю. Паства затаила дыхание, и в тишине казалось, что время и сила притяжения замерли. На краткий зловещий миг тело словно зависло над алтарем. А в следующее мгновенье тощий мужчина оказался насажен животом на верхушку креста Джамболоньи.

По Спасителю заструилась кровь, потекла через алтарь, мешаясь с вином из опрокинутого кубка. Священник перекрестился и упал на колени, моля о прощении.

Вопли ужаса заполнили собор: несколько прихожан кинулись на помощь священнику, а остальные ринулись к выходу вслед за блондином.

Выйдя наружу, блондин резко свернул влево и последовал за крупным мужчиной, поспешно удалявшимся от собора к круглому мраморному баптистерию в тени башни. Крики стали громче — перепуганные прихожане высыпали из храма, зовя полицию.

Баптистерий быстро опустел: люди рванулись наружу — выяснить причину переполоха.

— Отличная работа, — мягко сказал блондин, как только остался наедине с громадным человеком, за которым вошел в баптистерий. — Даже я не заметил, как ты нерекинул его через перила, а я туда смотрел.

— Danke, mein Herr, — почтительно ответил гигант. У него были грубые немецкие черты лица, и сложение как у бременского сталелитейщика, коим он когда-то и работал. Хоть он и был одного роста с блондином, но весил по меньшей мере на пятьдесят фунтов больше.

— Я не кривлю душой, — продолжал блондин на безупречном немецком, — это было великолепное зрелище. Такой урок не останется без внимания. Мне особенно понравился эластичный трос на шее.

Немец просиял. «Учителем» его прозвали не за ученость, а за те «уроки», которые он преподавал остальным.

— Еще раз спасибо, mein Herr, но вы слишком мне льстите. Я лишь выполняю свою работу. — И он выжидающе улыбнулся.

Блондин запустил под полу пиджака руку с ухоженными ногтями. Достал он, правда, не деньги, а длинный нож с округлой ручкой слоновой кости, украшенной золотом, серебром и камнями. В Средние века «сесчепиту» использовали языческие жрецы для жертвоприношения. Бесценный кинжал.

Для своих размеров Учитель обладал хорошей реакцией, но теперь не успел. С первым же ударом кишки его вывалились на холодный мрамор баптистерия. Со вторым под его подбородком образовалась безобразная ухмылка.

Он соскользнул на пол, привалившись спиной к купели.

— Ах, Учитель, — прошептал блондин по-немецки, глядя на угасающий свет в глазах гиганта. — Когда знаешь что-то — это опасно. Когда знаешь много — еще опаснее. — Веки Учителя задрожали, и блондин помедлил. — А если слишком много? Если знаешь слишком много, тебя могут убить. — В глазах гиганта мелькнуло понимание, а затем они навсегда скрылись под отяжелевшими веками.

Блондин быстро вытер старинный клинок о рубашку немца и снова вложил его в ножны. Выходя из баптистерия, он задумался, скоро ли кто-нибудь решит, что и он знает слишком много.

Глава 2

Среда, 5 июля


День ослеплял. Солнце, разливаясь по безоблачному небу, отражалось от песка и воды, а Вэнс Эриксон гнал на юг по Тихоокеанской береговой трассе, согнувшись над рулем реставрированного «индиана» 1948 года выпуска. Мощный двигатель ревел между ног, и мотоцикл обгонял машины одну за другой. Приятно вернуться к цивилизации, даже если там придется общаться с подхалимами и ящеромордыми бухгалтерами из нефтяной компании.

Меньше часа назад Эриксон подкатил к полевому лагерю в округе Вентура, и ему навстречу из трейлера вылетел администратор — самый пресмыкающийся из всех счетоводов.

— Тебя хочет видеть Кингзбери, — задыхаясь, выпалил ящер. — Где ты был? Почему не взял с собой передатчик Где ежемесячные отчеты? — Фразы, полные неприкрытого презрения, лились без каких-либо знаков препинания. Ящер его ненавидел: он бы с удовольствием устроил так, чтобы Вэнса выгнали, если бы не два препятствия: благодаря неортодоксальным методам исследования он был лучшим геологом-разведчиком, когда-либо работавшим в «Континентал Пасифик Ойл», больше того — хозяин компании Харрисон Кингзбери относился к Вэнсу как к сыну, разве только не оформил это юридически.

Перекресток на бульваре Сансет быстро приближался — со скоростью девяносто миль в час — и Эриксон начал притормаживать. Тут начнутся пробки. Не страшно — Вэнс посмотрел на часы ныряльщика: времени много.

На повороте к своему дому — оштукатуренному трехкомнатному бунгало всего в двух кварталах от здания «КонПаКо» — Вэнс помедлил. Может, стоит заехать и переодеться? Клетчатая рубашка и рабочие штаны за неделю в полевых условиях испачкались и истрепались. Вэнс тяжело вздохнул. Нет, не сейчас. Он пока не готов встречаться с теми призраками.

Подъехав к зданию «КонПаКо», Эриксон заметил у бордюра перед зданием множество фургонов и седанов с логотипами лос-анджелесских телеканалов. Очевидно, Кингзбери снова выступает перед прессой. Вэнс ловко проехал между двумя фургонами, перекрывшими пандус для инвалидных кресел, въехал на тротуар и заглушил мотор.

Как только он вошел, к нему обратился мужчина лет тридцати — атлетического сложения, одетый в строгий костюм. Нельсон Бейли, вице-президент «КонПаКо», заведующий геологоразведкой после гарвардской магистратуры по управлению бизнесом, выглядел так, словно сошел со страницы «Джи-Кью».

— Мне доложили, что ты приедешь, — безжизненно произнес Бейли. Лицо его не было откровенно враждебным, однако ничего похожего на улыбку в нем не проступило.

— Я не ожидал оркестра, — с сарказмом ответил Вэнс. — Да и встречающих такого ранга. — И, не останавливаясь, прошел мимо. Бейли развернулся и догнал Вэнса у лифта. Эриксон нажал на вызов.

— Он торопится, — сказал Вэнс, улыбнувшись вице-президенту, на лице которого так явственно читалось раздражение. — Думаю, не в наших интересах заставлять основателя ждать.

Лицо Бейли стало еще мрачнее.

— Считаешь себя тут самым умным, да, мистер? Ну скоро ты свое получишь.

— Что не так на этот раз? — парировал Вэнс. — Я использовал не тот шрифт в месячных прогнозах?

— Черт побери, ты знаешь, что не так. Ты прислал мне тот же хренов отчет, что и в прошлом месяце.

— Правильно, — ответил Вэнс. Приехал лифт.

— Так не делается, — сказал Бейли, заходя в кабину.

— Почему? Данные такие же.

— В компании существуют свои порядки и правила, их не просто так сочиняют…

— Да, идиотское постановление, чтобы предоставить полную занятость подхалимствующим бюрократам.

— Черт побери, Эриксон! — взорвался Бейли. — Перестань глумиться над нашей системой. Старик не вечен, и твои выходки некому будет защищать, когда его не станет. Мы тебе спуску не дадим!

Лифт плавно остановился, открылись двери.

— Мы знаем, что вы со стариком затеваете с этим да Винчи, — тихо сказал Бейли — однако не настолько тихо, чтобы холодная ненависть в его голосе осталась незамеченной. — Мы знаем все, так что если вы не будете осторожны, попадете в такую переделку, из которой не сможете выбраться.

Вэнс вышел из лифта и повернулся к собеседнику. Тот улыбался, пока двери закрывались.

Что он знает? — задумался Вэнс. Даже он сам не понимал, какое значение мог иметь этот доклад о да Винчи.

К тому же это скорее предмет эзотерического интереса для историков или коллекционеров искусства, чем для кого-либо еще.

Мы знаем, что вы со стариком затеваете…

Какого черта, подумал Вэнс, направляясь к конференцзалу. Войдя, он постоял немного у дверей, собираясь с мыслями. Софиты телевизионщиков освещали трибуну; небольшой конференц-зал был полон репортеров и сотрудников «КонПаКо», включая, к удивлению Вэнса, полный состав «Фонда Кингзбери» — филантропической ветви компании, основанной Харрисоном для поддержки искусств.

Вэнс как был — в потертых джинсах, грязных походных сапогах и клетчатой рубахе — обеими руками пригладил непослушные темно-каштановые волосы. Под испачканной одеждой и потрескавшейся коричневой кожаной летной курткой, в которой он всегда ездил на мотоцикле, были заметны рельефные мышцы, окрепшие от суровой жизни на свежем воздухе. Вэнс сощурился против яркого света софитов, чтобы рассмотреть Кингзбери. Харрисон стоял на трибуне, стараясь успокоить толпу. Его седые волосы, как всегда, аккуратно зачесанные назад, очерчивая залысины, сияли почти как нимб. Аристократическое лицо с благородными морщинами выдавало человека, который познал трудности и достойно с ними справился.

Что за человек, восхищенно думал Вэнс. Кингзбери, сын уэльского шахтера, подростком иммигрировал в Соединенные Штаты. За пять лет после приезда в Нью-Йорк Кингзбери превратил почти обанкротившуюся оптовую фирму по торговле дизельным топливом в сеть, обслуживающую пять северо-восточных штатов. Вскоре он уже был миллионером. Поскольку Кингзбери не занимался рыночными спекуляциями, его компания пережила экономические потрясения без потерь, и за счет прибыли он открыл торговые концессии в Китае, перейдя затем к бурению скважин и геологическим изысканиям. Кингзбери занял место в истории наряду с такими великими нефтяными магнатами, как Жан Пол Гетти и Арманд Хаммер.[2] Харрисон владел самой большой независимой нефтяной компанией в мире, которая поддерживала свой авторитет и успех благодаря его неугасимой энергии и нестандартным подходам. Вэнс содрогнулся при мысли, что станет с компанией, когда Кингзбери умрет и за нее возьмутся андроидные клоны-управленцы — наверняка продадут какой-нибудь многонациональной корпорации.

— Мы вполне можем начинать, — скомандовал Харрисон Кингзбери, и все быстро затихли. — Вскоре появится господин Эриксон, я хочу, чтобы основную часть доложил он. Все-таки это его открытие. А пока сообщу, что «Фонд Кингзбери» начинает серию расследований об одном из первых бесспорных подлогов в истории человечества.

Вэнс, пока еще никем не замеченный в тенях у дверей, застонал про себя от переигранного драматизма Кингзбери. Но телевизионщикам в старике это нравилось; они такое глотали не морщась. Вэнс подумал, не сбежать ли ему, и даже повернул к выходу, но тут вдруг Кингзбери его заметил:

— А вот и он. — Словно самонаводящиеся ракеты, собравшиеся повернулись к Эриксону. — Выходите, господин Эриксон, пообщайтесь с дамами и господами из прессы. — Вэнс вяло улыбнулся и направился к трибуне, замечая, что все эти продажные куклы — хорошо причесанные и одетые у лучших портных теледикторы с искусственными зубами и поставленными голосами — все они воззрились недовольно на его неопрятную пыльную одежду. — Прямо с месторождения, как я погляжу, — сказал Кингзбери, когда Вэнс встал с ним рядом. — Публика снисходительно рассмеялась. — Как вам известно, — продолжил Кингзбери неожиданно деловым тоном, — Вэнс Эриксон ведет двойную жизнь. Он не только лучший в мире геолог-разведчик… — Вэнс поморщился на такой комплимент, — … но еще и один из первоклассных непрофессиональных исследователей да Винчи нашего времени. Он помогал мне и моему консультанту доктору Джеффри Мартини при нашей недавней покупке редкого кодекса — одного из самых восхитительных сборников рукописей Леонардо да Винчи. Благодаря их великолепному руководству и советам я приобрел этот восхитительный кодекс у семьи из древнего итальянского рода, которая до сих пор не показывала его широкой публике… Осматривая кодекс, господин Эриксон сделал поразительное открытие: оказалось, что две страницы — искусная подделка, сделанная чуть позже смерти Леонардо. Очевидно, подделка была выполнена, чтобы восполнить отсутствующую часть. Я решил использовать финансовую поддержку «Фонда Кингзбери» и компании «Континентал Пасифик Ойл», чтобы провести расследование. Возглавит его мистер Эриксон, и целью его станет выяснение причин этого подлога эпохи Возрождения, а также, по возможности, обнаружение самих недостающих страниц. А теперь я передаю слово мистеру Эриксону.


— … И в эту самую минуту он объявляет это по телевидению. — Нельсон Бейли подался вперед, не вставая с директорского кожаного кресла и нервно оправляя на себе жилет в тонкую полоску. — И с ним этот кретин Эриксон. Старик устроил настоящий цирк для репортеров.

— Не стоит нервничать, — успокаивающе произнес тихий голос с другой половины земного шара. — Недостающие страницы так глубоко погребены историей, что у этих людей нет шансов их найти — по крайней мере, прежде чем их заполучим мы.

— Но вы не знаете этого Эриксона, — ныл Бейли.

— Не волнуйтесь. Время уже на подходе, и мы успеем все провернуть, даже если бы старик со своим помощником знали, что в этих бумагах.

— Но вы не знаете Эриксона, — стоял на своем Бейли. — Давайте хотя бы о нем позаботимся, пока он нам не навредил.

— Нет, Нельсон, это окончательное решение. — Голос стал твердым. — Мне кажется, вы позволяете своей личной неприязни к Эриксону затуманивать ясность решений. Бременская Легация[3] не за это вам платит. Мы платим за то, чтобы вы наблюдали и докладывали. Вы с этим хорошо справлялись, так что я предлагаю вам продолжать в том же духе. А мы решим, что делать и когда. Вы меня поняли?

— Да. — В голосе Бейли сквозило беспокойство. — Но вы…

— Никаких «но». Сделка переходит на самый ответственный этап, и я хочу быть уверен, что ничто не расстроит наших церковных друзей.

Зачем я связываюсь с такими идиотами, как Бейли? — спросил себя мужчина в Германии, приглаживая свободной рукой великолепные светлые волосы. Этот человек — всего лишь марионетка, его наняли, чтобы присматривать за Кодексом да Винчи, пока не будет заключена сделка. К сожалению, Кодекс попал к такому покупателю, как Кингзбери, с его нестандартными подходами и собственным экспертом по да Винчи. Для человека, работающего геологом, Эриксон оказался неожиданно хорош. По сути, в досье Бременской Легации он значился вторым мировым экспертом по да Винчи, уступая лишь профессору Джеффри Мартини. Неважно, решил блондин. Даже если два специалиста будут ежедневно работать над поиском пропавших бумаг, Кингзбери все равно не сможет помешать Легации заключить сделку. А потом, — он улыбнулся сам себе, — потом уже никто и ничто не сможет помешать Легации делать то, что ему будет угодно. Все, что угодно.

— Не волнуйтесь, Бейли, — сказал блондин, снова понижая голос, — просто держите меня в курсе того, что происходит с Эриксоном, а мы сделаем так, чтобы ситуация не вышла из-под контроля. Если придется, мы преподадим вашему другу небольшой урок. Вас это устраивает?

— Думаю, да, — поколебавшись, сказал Бейли, — пока устраивает.

— Хорошо. До свидания.

Блондин быстро покинул свой изысканный кабинет и по короткому коридору перешел в другую комнату. Надев перчатку, достал из клетки огромную бурую норвежскую крысу: он держал ее за хвост, чтобы не укусила. Потом вернулся с крысой в кабинет и швырнул ее в дальний угол. Не успел зверек упасть на пол, как с жерди сорвался ухоженный сокол и острыми когтями схватил добычу. В мощном птичьем клюве крысиная шея тут же с треском сломалась.

— Герман, — сказал блондин по-немецки в интерком, — пожалуйста, убери за Мефистофелем, когда он закончит.


Вэнс Эриксон поднял голову и уставился в софиты.

— На самом деле я не готов выступать, — честно сказал он собравшимся журналистам. — Меня некоторое время не было в офисе…

— Меня тоже, — перебил Кингзбери, по-отцовски похлопывая его по плечу. — Но вернувшись вчера вечером и прочитав ожидавший меня доклад мистера Эриксона о Кодексе, я очень разволновался… В обычных условиях я бы немедленно занялся этим вопросом, но, как вам известно, я боролся с поползновениями конкурентов, что хорошо освещено в прессе. В любом случае, как я полагаю, это будет ярчайшее событие в мире искусства за последние десятилетия. Вэнс, — сказал Харрисон, поворачиваясь к молодому человеку, и, извиняясь, пожал плечами; его улыбка тоже, казалось, молила о прощении. — Я понимаю, что с того момента, как ты написал отчет, прошло несколько недель, но я уверен, что ты сможешь вспомнить много интересного. Почему бы тебе не поделиться с репортерами?

Сдаваясь, Вэнс вскинул руки и широко улыбнулся.

— Ладно, — сказал он, снова оборачиваясь к собравшимся, — я постараюсь… Те из вас, кто освещал покупку Кодекса Кингзбери, должны помнить, что помимо того, что это одна из немногих рукописей да Винчи, которую до сих пор не перевели с итальянского — а также ранее не показывали широкой публике, — также это одна из немногих рукописей, которые Леонардо, точнее, его близкий друг Франческо Мельци,[4] переплел еще при жизни… Леонардо работал на больших листах пергамента. — Вэнс набирал обороты. — И все листы были испещрены разнообразнейшими рисунками, изобретениями, шуточными историями и даже порнографическими каракулями. Все они почти не связаны друг с другом — так скакала мысль эксцентричного гения. После смерти Леонардо в 1519 году рисунки остались у его друга Мельци, который…

— Мы почти все это уже знаем. — Эриксона прервала женщина с каштановыми волосами, поднявшаяся из передних рядов. — Это история. Если надо, мы найдем это в архивах. Почему бы вам не перейти к делу?

Вэнс сразу же узнал ее. Сюзанна Сторм, заместитель главного редактора журнала «Haute Culture»[5] — пожалуй, самая стервозная женщина, которую он когда-либо встречал. Казалось, она преследует его повсюду. Всякий раз, когда он делал доклад о Леонардо или сопровождал Кингзбери на открытии музея, она тоже была там — со своими едкими замечаниями. Эта женщина терпеть не могла Эриксона, поскольку он со своей научной степенью вторгался в мир культуры и искусства — в ее мир. Она никогда не упускала возможности принизить его, указать на то, что он дилетант, которому здесь не место. Вэнс раздосадованно взглянул на Кингзбери, сидевшего на складном стуле с краю трибуны. Старик лишь кротко улыбнулся.

— Ладно, если у всех есть необходимые общие сведения… — Вэнс осмотрел лица репортеров, надеясь отыскать подсказку. Ну если кому-то и нужна общая информация, найдут потом. Очевидно, никто не хотел спорить с Сюзанной Сторм. — Так тому и быть. Отлично, мисс Сторм, что бы вы хотели узнать?

— Для начала, мистер Эриксон, может, просто расскажете нам, как вам удалось обнаружить подделку, хотя лучшие специалисты по да Винчи последних четырехсот лет ничего не заметили. И что содержалось в недостающих страницах? — Она сделала паузу. — И зачем кому-то понадобилось скрывать, что страниц не хватает? — Журналистка оглянулась на своих коллег, а потом снова посмотрела на Вэнса. — Будете убеждать нас в том, — спросила она вызывающе, — что это Уотергейтский скандал[6] эпохи Возрождения — с настоящим Макиавелли[7] в главной роли?

Вэнс пропустил колкость мимо ушей.

— Я отвечу на ваши вопросы по порядку, — спокойно сказал он. — Я обнаружил подделку вскоре после того, как мистер Кингзбери приобрел Кодекс — тогда еще известный как Кодекс Каицци, по имени семейства Каицци. Я изучал собрание работ, связанных с да Винчи, в Национальной библиотеке Мадрида, где обнаружил дневник некоего Антонио де Беатиса, в начале XVI века — секретаря кардинала Арагонского. Похоже, что де Беатис убедил Леонардо, и тот позволил ему взглянуть на собрание своих сочинений.

— Вы отвлекаетесь, мистер Эриксон.

— Спасибо, что держите меня в рамках, мисс Сторм. — Вэнс пристально посмотрел на нее. — Как бы то ни было, де Беатис потратил несколько лет на чтение манускриптов Леонардо и занесение их в каталог. В дневнике де Беатиса содержится полный перечень рукописей Леонардо, включая единственный переплетенный к тому времени сборник — кодекс, который мистер Кингзбери купил у Каицци. Сравнив перечень де Беатиса с приобретенным кодексом, я заметил различия в содержании…

— Которые заключались?.. Мистер Эриксон, переходите, пожалуйста, к сути. — Вэнс опять непроизвольно перевел взгляд на Сюзанну Сторм и к своей радости заметил, что к ней наклонился художественный обозреватель «Лос-Анджелес Тайме» и отчетливо произнес:

— Дайте же ему сказать. — Несколько человек что-то пробормотали, соглашаясь.

— Две страницы кодекса, купленного мистером Кингзбери, — подделка, — продолжил Вэнс. — У Леонардо не могло быть листов с такими водяными знаками. Такую бумагу начали изготовлять через некоторое время после смерти да Винчи. Содержание подделки не имеет значения, материал просто заменяет недостающие страницы. Там, согласно дневнику секретаря кардинала, были заметки Леонардо о наблюдениях за погодой, штормами и молниями.

— Зачем кому-то понадобилось скрывать похищение этих страниц? — спросила Сторм. — И кому это было выгодно?

— Я не знаю ответа на этот вопрос, мисс Сторм. Возможно, расследование, намеченное на предстоящие недели, прольет на него свет.

— Сомневаюсь, — сказала она. — А как получилось, что вы, непрофессионал, обнаружили этот дневник, тогда как ученые мирового уровня его пропустили?

— Я просто шарил на полках книгохранилища. Очевидно, дневник забыли или занесли не в тот каталог.

— Вы нашли его случайно? — Вопрос прозвучал скептически.

— Да, — ответил Вэнс, — и если вы хорошо помните историю, достаточно много работ Леонардо были затеряны в этой же самой библиотеке из-за того, что их занесли не в те каталоги.

— Мистер Эриксон сделал то, чего не делали остальные. — В зале зазвучал командный голос Харрисона Кингзбери. Он встал и направился к трибуне. — Вэнс пошел по неожиданному пути и нашел такое, о существовании чего никто и не подозревал. Так же он отыскивает и нефть для «КонПаКо», именно поэтому ему сопутствует такой успех, мисс Сторм. Это называется видеть дальше собственного носа. — Он улыбнулся Вэнсу. — Думаю, на сегодня достаточно, — заявил он репортерам. — Если нам понадобятся еще какие-то сведения, звоните моим информационным представителям. Спасибо, что пришли.

Глава 3

Пятница, 4 августа,

Амстердам


Кто-то его преследовал. Застегивая плащ, чтобы укрыться от назойливого ветра с дождем, Вэнс Эриксон упрямо продолжал идти вперед. Абсурд: кто бы мог его преследовать? Да никто, злился он на себя. Просто воображение разыгралось.

Вэнс остановился рассмотреть табличку с названием улицы на красном кирпичном здании. Кайзерграхт — да, именно она ему и нужна. Часы на башне пробили семь. До назначенного ужина еще полчаса. Вэнс свернул налево и мельком заметил в соседнем квартале фигуру, трудно различимую из-за дождя. Уличные фонари только что включили, но ливень их затемнял; капли, словно крупные стеклянные шарики, косо падали на старую мощеную улицу, а иногда и за ворот плаща.

Эриксон быстро пошел по другой улочке. Оглянувшись, заметил, что из-за угла появилась та же фигура и медленно двинулась к нему. Вэнс остановился. Человек тоже. Вэнс снова пошел — и человек продолжил преследование.

Бессмыслица какая-то. Хотя последний месяц все было бессмысленно.

Во-первых, эта безумная поездка домой в Санта-Монику. Там хранилась большая часть его записей о да Винчи и библиотека. В обстановке квартиры зияли провалы — там, где раньше были вещи Пэтти.

Сколько прошло, три месяца? Примерно. Три месяца назад Пэтти предъявила ему свой список. Может, все было бы не так плохо, если бы не он. Они были женаты два года. Да, у них бывали проблемы, но так у всех пар. Ей хотелось надежности, ему хотелось приключений. В этом заключалось основное различие. Еще ей были нужны вещи, много вещей, и много места, куда их складывать. Он же считал, что через некоторое время вещи завладевают людьми.

Вэнс и не понимал, насколько все плохо. Может, просто не хотел замечать. Снова и снова он спрашивал себя, как же все зашло так далеко, а он и не заметил. Но случилось то, что случилось, — однажды в прохладное майское воскресенье Пэтти оторвала его от газеты, сухо сказав: «Я хочу развестись».

Было больно. Есть кто-то другой? — спросил Вэнс. Есть. От этого тоже было больно. Доверие стало одноразовым товаром. Все причиняло боль, но самым разрушительным оказался список-. Свежие белые листы, аккуратные колонки и ряды, расчерченные в «Экселе», — маниакальный порядок в стиле Пэтти. В списке перечислялось все, что Вэнс купил, сколько это стоило, когда и где было приобретено. Ему запомнился последний пункт — огромный домашний кинотеатр с плоским экраном, стоивший 10 000 долларов, купили его только в январе. Она не особо смотрела кино, ей просто нравилось им владеть. Его, заявила Пэтти, она заберет с собой. Остальное можно поделить.

Список она составляла с тех пор, как они поженились. Будто с самого начала смотрела на брак как на нечто временное — вот от чего было больнее всего. Куда делись мысли про «навсегда»? Если веришь в «навсегда», списки не нужны.

Да, думал сейчас Вэнс, идя по Амстердаму, дьявольская поезд очка домой. Но он смог это выдержать. Смог забрать заметки по да Винчи и какую-то одежду, прежде чем демоны наделали в душе новых дыр. Тогда он еще подумал: если все сжечь, испепелит ли это и внутренних чертей?

Но времени на хандру не было.

Харрисон Кингзбери горел желанием начать поиски и через три дня после пресс-конференции снова отправил Вэнса в Мадрид. Кингзбери сам отвез его в аэропорт. Старик никогда не любил шоферов.

В Мадриде и начались проблемы. В аэропорту его встретил заведующий коллекцией да Винчи Национальной библиотеки и сразу же начал извиняться.

— Мы понятия не имели, что это был мошенник, понятия не имели, — повторял невысокий мужчина. — У него были выправлены все документы, все удостоверения, даже письмо на папском бланке…

О чем он говорит? — беспокойно подумал Вэнс.

Почти час ушел на то, чтобы добиться объяснений от смятенного заведующего.

— Это случилось почти месяц назад, — сказал тот, — пятого июля появился человек, заявил, что он помощник Папы и приехал с просьбой одолжить на время дневник де Беатиса. У него было письмо, подписанное первым референтом Папы, где тот просил ссудить книгу Библиотеке Ватикана для изучения… Конечно, мы были счастливы помочь Святому Отцу, — едва не плакал заведующий. — Откуда мы могли знать? Когда дневник не вернули, как было обещано, мы связались с Библиотекой Ватикана. Они ничего и не слышали об этом человеке! Никогда! И в папском кабинете о нем ничего не известно. Это был самозванец!.. Да, — говорил заведующий, — о краже за явили в полицию, но если уж быть откровенным, надежда снова увидеть дневник невелика. Наверняка он попал в частную коллекцию какого-нибудь богатого мошенника. Похитители предметов искусства таковы, — философствовал он.

В тот же вечер Вэнс уехал из Мадрида, записав имена трех человек, которые осматривали дневник перед похищением, а также словесный портрет вора. Мужчина, «одолживший» ценную книгу, был высок и худ, с блестящими черными волосами, похож на церковника, а на правой стороне шеи у него было красное родимое пятно в форме птицы.

Дождь припустил сильнее — он стучал по воде канала, плотный, словно матовые шторы, и стекал с промокшей ирландской твидовой шляпы Вэнса. Где же мой любимый Амстердам? — подумал Вэнс, где gezellig — тепло, уют и добродушие жителей? В каком-нибудь теплом, уютном и душевном заведении, решил он. Хотя разыгравшееся ненастье заглушало шаги преследователя, Вэнс знал: тот все еще идет за ним.

Впереди ярко светились окна кафе-бара, и Вэнс с облегчением направился туда.

Внутри было приятно от теплого влажного воздуха, хоть он и был пропитан табачным дымом. Эриксон постоял несколько секунд, давая воде стечь, затем пробрался через толпу посетителей, зашедших отдохнуть после работы, и нашел себе щель у барной стойки.

Запинаясь, по-голландски он заказал oude genever — хорошо выдержанный голландский джин — и повернулся к двери, надеясь увидеть, что преследователь пройдет мимо и растворится во тьме. Но тот мимо окна так и не прошел. Подали джин, и Вэнс сделал тяжелый глоток. Алкоголь обжег горло и успокоился в желудке. Вэнс закрыл глаза, глубоко вдохнул и медленно выпустил воздух, чтобы освободившееся место заняло спокойствие. Впервые после того, как он вышел из аэропорта, сердце перестало стучать так часто.

Когда Вэнс успокоился, в мыслях появилось пространство, чтобы расставить события последних нескольких дней по местам.

Он выяснил, что первый из трех человек, читавших дневник де Беатиса, недавно умер от остановки сердца. Это сообщила вдова, когда Вэнс посетил ее в Вене. Профессор был стар — почти семьдесят шесть лет, рассказала она, и хорошо, что он умер во сне, быстро.

По приезде в Страсбург история повторилась. У заслуженного профессора Страсбургского университета в отставке, съездившего в Мадрид, чтобы взглянуть на дневник де Беатиса, остановка сердца случилась всего лишь за неделю до его шестьдесят восьмого дня рождения. Два человека прочли дневник, два человека умерли. Вэнс убедил себя в том, что это случайность, но несколько часов назад заметил, что за ним следят. То был неприметный мужчина чуть выше пяти футов ростом, довольно крепкий на вид, одет в затрапезный серый костюм с незапоминающимися галстуком и рубашкой. Единственная необычная черта, благодаря которой Вэнс его и заметил, — из-за каждого уха торчало по хохолку волос, отчего он был похож на сову.

Впервые Вэнс увидел этого человека в аэропорту. Потом на автовокзале рядом с Государственным музеем. Потом еще раз в отеле. И даже после того, как с Южного моря подул ураганный ветер, испортив летний пасторальный амстердамский день, мужчина все еще следовал за ним.

Как такое могло быть совпадением? Но все же человек выглядел так безобидно — похож на пельмень, лет под шестьдесят,с Вэнсом ему точно не справиться.

Если бы это происходило в Штатах, Вэнс давно бы уже заговорил с ним, но в чужом городе он не хотел привлекать внимание — возможно, этот человек говорит на языке, которого Вэнс не знает, — и уж особенно не хотелось устраивать скандал из-за мелких опасений, которые могут оказаться совершенно беспочвенны.

После второго oude genever Вэнс решил, что схватит преследователя, если встретит его на выходе из бара.

Эриксон знал, что третий человек, читавший дневник, жив. Попивая острый пряный джин, Вэнс вспомнил, как они в тот день разговаривали со слегка рассеянным, но тем не менее блестящим ученым, специалистом по да Винчи Джеффри Мартини.

Мартини проводил лето в Амстердаме — изучал разрозненные листы из записных книжек Леонардо, попавшие в архивы Национальной библиотеки Голландии. Он пригласил Вэнса к ужину, и тот с удовольствием согласился, радуясь, что с его старым другом кембриджским профессором все в порядке. Вэнс с нетерпением дожидался, когда сможет рассказать ему о похищении дневника де Беатиса. Он посмотрел на часы: ему уже пора быть у Мартини. Эриксон расплатился и снова через толпу выбрался во тьму.

Дождь кончился. Золотой свет окон, фонарей и магазинных вывесок отражался в неровной булыжной мостовой.

На первых двух перекрестках Вэнс оборачивался, ища глазами своего знакомого с совиной головой. Но того не было видно, и Эриксон вскоре забыл о нем, мысленно вернувшись к подделке да Винчи и посещению Мартини.

Вэнс очень любил профессора — тот верил в него даже тогда, когда больше никто не верил.

Он познакомился с Мартини в Англии, в маленьком пабе рядом с Кембриджским студгородком. Администрация университета только что закончила разъяснять Вэнсу, почему его не примут. Причина в том, сказали ему, что его уволили из армии с лишением прав и привилегий: Вэнс заработал себе солидную репутацию в мире азартных игр. Почему в тот день Мартини выделил его из толпы в «Агнце и Флаге», Вэнс не знал, но это изменило всю его жизнь.

Мартини выслушал историю о том, что Вэнса отчислили из армии, когда поймали на растрате армейских ассигнований, которые он пустил на строительство больницы для детей Басры, пострадавших во время первой войны в Персидском заливе. Вчерашний выпускник, Вэнс руководил всем проектом, а его сообщниками были более десятка врачей, санитаров, майор инженерных войск и другие. Один Вэнс не входил в командный состав, и когда в Вашингтоне об этом узнали, его использовали в назидание прочим, а остальным даже по рукам не надавали. Мартини заинтересованно выслушал историю о том, как Вэнс, оставшись без средств, разработал настолько успешный способ просчета для «блэк-джека», что ему запретили появляться во всех крупных казино мира, но до этого он целый год гастролировал по игорным заведениям и скопил небольшое состояние.

Вэнс шел в сгущавшейся темноте, и ему вспоминалось лицо Мартини — вздыбленные седины, длинные усы, высокая, худая и сутулая фигура еще подвижного мужчины, которому в следующем месяце исполнится семьдесят девять. Этот человек использовал свое влияние в университете и убедил администрацию принять Вэнса. Мартини взращивал интерес молодого человека к Леонардо, журил его за то, что он выбрал другую специальность, и работал с ним рука об руку последние десять лет, поскольку Вэнс подпитывал его ненасытный интерес и любовь к да Винчи.

Он увидит Мартини впервые за несколько месяцев после того, как Кингзбери приобрел Кодекс, — это придавало Вэнсу силы и воодушевляло. Пятнадцать минут спустя он дергал за шнурок старомодного колокольчика у двери узкого четырехэтажного городского дома профессора, окнами выходящего на канал Принсенграхт.

Стоя у двери, Эриксон услышал движение внутри, но дверь не открывалась. Вэнс позвонил еще раз. В ответ раздались только скрип и стук. Вэнс перегнулся через лестничные перила, чтобы заглянуть в освещенное окно, и через прозрачные занавески различил нечеткие очертания высокого мужчины, который возвышался над другим человеком, сидевшим в кресле.

У него участился пульс. Стоял точно не профессор.

— Профессор! — закричал Вэнс, дергая дверную ручку. Закрыто. — Профессор Мартини, у вас все хорошо? — снова закричал он, стуча кулаком в лакированную дверь красного дерева. — Откройте, откройте дверь, иначе я вызову полицию! — Вэнс прижался к двери и попытался открыть ее силой. Мускулистым плечом он толкал ее снова и снова, но дерево, выдержавшее невзгоды пяти столетий, и сейчас не желало уступать простому человеку.

Его отчаянные попытки привлекли внимание полудюжины уличных зевак.

— Полицию, — поспешно сказал он по-английски и повторил на ломаном голландском: — Вызовите полицию! — Немолодой мужчина вроде бы понял его, достал мобильный телефон и набрал номер.

Вэнс снова спустился по лестнице и подошел к окну. Он уже собрался было взломать раму, когда парадная дверь распахнулась, в желтом прямоугольнике света возник высокий худой мужчина с темными волосами и кинулся вниз по ступеням.

— Стой! — завопил Вэнс. Не реагируя, мужчина помчался по неровному тротуару. Вэнс бросился за ним.

Беспорядочно припаркованные на тротуаре автомобили — таковы здесь обычаи — затрудняли путь. Наконец мужчина отыскал среди них щель и побежал по середине узкой улицы с односторонним движением. Вэнс не отставал — по мосту через канал, потом налево, вместе с потоком машин. Вот расстояние между ними сократилось — Эриксон благодарил бога за кроссы, которые обычно бегал по пляжу. Мужчина замедлил шаг, сворачивая направо, в переулок. Вэнс слышал шарканье ботинок по асфальту, потом раздался глухой удар, как будто человек упал.

Когда Эриксон завернул в переулок, мужчина был всего в десяти ярдах — он прихрамывал. Неожиданно Вэнс притормозил. В Ираке он почти все время воровал шлакоблоки и генераторы. Теперь же поймал себя на мысли, что зря год назад он бросил заниматься боевыми искусствами, сходив всего на десять тренировок. Ну упустить-то он его точно не упустит. Набирая скорость, Вэнс приблизился к мужчине сзади.

Мужчина закричал, когда Эриксон обрушился на него, и ахнул. Попытался откатиться, но Вэнс уже набросился на него с кулаками — иногда попадал, иногда его удары соскальзывали, не причиняя особого вреда. Затем человек, напавший на профессора, медленно встал — пошатываясь, держась за правое колено. Даже в тусклом свете Вэнс через дырку на брюках заметил кровь.

Высокий отвесил хук с левой, голова Вэнса запрокинулась, а над левым глазом разверзлась кровоточащая рана. Эриксона отбросило назад, и высокий снова бросился бежать, сильно прихрамывая. Из-за обильно текущей крови левым глазом Вэнс ничего не видел — спотыкаясь, он бросился вперед, но стукнулся ногой о металлический мусорный ящик. На землю упала винная бутылка. Одной рукой вытирая кровь, Вэнс схватил ее и замахнулся. Подбежав поближе, он ударил изо всех сил. Послышался резкий выдох, человек упал лицом на асфальт и так и остался лежать ничком.

Тяжело дыша, Эриксон вытер глаз рукавом плаща, оставив блестящее алое пятно на рыжеватом поплине. Когда он наклонился над распростертой фигурой и перевернул человека на спину, над левым глазом заболело так, словно туда угодили из пушки. У мужчины на шее, справа, почти полностью скрытая высоким воротником свитера, виднелась странная красная отметина. Опуская воротник, Вэнс затаил дыхание. При тусклом свете он различил очертания пятна. Птица, парящий ястреб.

— Боже, — вслух вымолвил Эриксон. Точное описание человека, скрывшегося с дневником де Беатиса. Сидя на корточках, Вэнс обыскал карманы мужчины. Никаких документов. Человек застонал, приходя в себя. Полиция, подумал Вэнс. Надо сообщить полиции. Вставая и пошатываясь, он услышал сзади шаги. Резко обернулся — человек-сова замахивался на него той же самой бутылкой из-под вина. Вэнс увернулся, но бутылка все равно попала по уху, оглушив его, и он упал на четвереньки. Мужчина замахнулся еще раз и теперь ударил прямо по темени. Вэнс тяжело осел, зачарованно разглядывая галактику ярких остроконечных звездочек.

Почувствовав затхлый влажный запах асфальта, он успел подумать, не пришла ли пора герою получить пулю в голову.

Глава 4

Мир к нему возвращался неохотно, с беспорядочным ускорением времени и света, принося с собой не утихающую пульсирующую боль. Открыв глаза, Вэнс увидел лишь расплывчатое пятно. Постепенно он осознал, что не может сфокусироваться из-за того, что лежит в переулке лицом вниз. Он постарался вспомнить, где, что…

Вэнс приподнялся на локте. Свободной рукой осторожно ощупал рану над глазом. Кровь течь перестала. Он поспешно провел рукой по быстро растущей шишке у основания черепа, но крови на пальцах не обнаружил.

С трудом встав на ноги, Вэнс оперся на стену, стараясь сделать так, чтобы мир перед глазами перестал вращаться. Попробовал пойти, у него подогнулись колени. Через несколько мгновений он снова встал и осторожно двинулся к началу переулка, цепляясь за грубую кирпичную стену. Колокола на соседней церкви отзвонили восемь. Он пробыл без сознания не очень долго.

Приближаясь к дому профессора Мартини, Вэнс увидел полицейские машины и «скорую помощь». Страх за Мартини мгновенно очистил сознание. Он пустился трусцой, не обращая внимания на дикую боль в голове. Большая толпа перекрыла узкую дорожку между каналом и рядом домов.

— Пропустите меня! — потребовал Эриксон. — Пропустите, пожалуйста.

К нему повернулось несколько раздраженных лиц, но при виде окровавленного человека с обезумевшими глазами люди быстро расступились.

У парадной двери стоял констебль в синей форме; затягиваясь сигаретой без фильтра, он оглядел Вэнса, поднимающегося по ступенькам.

— Как он? — спросил Эриксон. — Я его друг.

Полицейский еще раз затянулся, бросил сигарету на каменную лестницу дома Мартини и растер ее подошвой бесформенного прочного ботинка.

— Что с вами случилось? — поинтересовался констебль.

— Думаю, меня избил тот же человек.

Полицейский кивнул.

— А вы кто будете?

— Вэнс Эриксон. Я с профессором Мартини…

По лицу констебля стало видно, что он его узнал:

— Я читал про вас в газете. Вы имеете какое-то отношение к да Винчи. — Вэнс кивнул. — К сожалению, ваш друг мертв. — Вэнс вытаращил глаза и разинул рот. — Идемте. — Детектив взял Эриксона за локоть и попытался направить его к машинам амстердамской полиции. — Пойдемте со мной, нам надо поговорить.

— Нет. — Вэнс вывернулся из хватки полицейского. — Я вам не верю. — Он направился к открытой двери. — Я хочу его увидеть.

— Послушайте, — сказал детектив, — если он был вашим другом, думаю, вам лучше этого не видеть.

Но Вэнс уже вошел. В гостиной вокруг кресла толпились полицейские в форме и штатском. Криминалист фотографировал. Пока Вэнс приближался к объекту их внимания, у него сжалось сердце.

Тело профессора Мартини, привязанное к креслу, безвольно повисло на обвивших руки и грудь веревках. Бежевый коврик под креслом в скромной гостиной сверкал красным. Седые волосы профессора были в крови, на опухшем лице остались синяки. Голова его поникла, упираясь подбородком в грудь; вся мудрость, знания, все это богатство, сплетенное нейронными цепочками в его мозгу, были утеряны; сгорели последней синаптической вспышкой.

Голландский полицейский кивнул остальным, и все замолчали, когда Эриксон медленно подошел к телу Мартини и нежно сжал его руку.

— Прощайте, — сказал Вэнс и медленно отвернулся.

После нескольких мгновений напряженной тишины полицейский произнес:

— Вы ведь понимаете, что нам надо поговорить? — Вэнс кивнул. — Где вы остановились? — Он объяснил, и полицейский велел одной из машин отвезти его, чтобы Вэнс привел себя в порядок. В этот раз Эриксон не стал спорить.


После того как ушел врач, Вэнс принял душ и уселся на край кровати; потом приехали два детектива с бутылкой half om half — голландского ликера, который некогда считался традиционным, а теперь становился все более редким. Эриксон пил пряный напиток с апельсиновым привкусом и отвечал на вопросы. Он рассказал о своих отношениях с Мартини, объяснил причину сегодняшнего визита и не забыл про мужчину с родимым пятном в форме ястреба.

Следующий вопрос сильно его удивил.

— Вы знаете, кто такой Тоси?

— Нет, — моментально солгал Вэнс, даже не задумываясь о том, что обманывает. — А что?

— Вашему другу удалось написать это имя на брюках собственной кровью.

Глава 5

Джеймс Эллиотт Кимволл IV щурился от дыма сигарет и гашиша, стараясь не обращать внимания на свою немолодую сотрапезницу. В другом конце просторной комнаты полный лысый мужчина возлежал на спине на вельветовом диване, а дородная женщина в одних чулках и черном кружевном поясе с резинками покрывала поцелуями его полностью обнаженное тело. Кроме них, в комнате по меньшей мере еще два десятка людей в парах, тройках и других комбинациях сладострастно ласкали друг друга, воплощая свои сексуальные фантазии.

Еда в «Клубе Калигула» была не многим лучше среднего. Зато атмосфера, размышлял Кимболл, определенно выделяла его среди прочих. В этом заведении, расположенном в богатом пригороде Амстердама и открытом только для членов, можно было удовлетворить любую человеческую потребность — в еде, напитках и сексуальных удовольствиях. Территория для группового секса освещалась световой программой, управляемой компьютером. В «Калигуле» были и отдельные комнаты для уединенного секса, а также несколько секс-шопов с товарами, исполнявшими даже самые причудливые желания фетишистов и прочих извращенцев. Поскольку Кимболл был одним из основателей клуба, у него имелся доступ к списку его членов, и он постоянно удивлялся тому, что женщин — процентов на десять больше, чем мужчин.

С неохотой Кимболл снова вернулся к своей собеседнице — сорокавосьмилетней Дениз Карозерс, основательнице и генеральному директору «Карозерс Аэроспейс», ведущего международного производителя передовых боевых вооружений и технологий.

— Что-что? — перепросил Кимболл — его раздражало, что пришлось отвлечься от созерцания вакханальной сцены.

— Я сказала, что немного погодя, видимо, придется убрать Эриксона, но я думаю, что пока это неразумно.

Ледяные синие глаза Кимболла опасно сверкнули в слабом свете, и он провел пальцами по светлым песочным волосам, — признак того, что его вывели из себя.

— Почему? — сдержанно спросил он.

— Потому что я знаю старика. Он любит Эриксона как сына. Если мы выведем его из игры, Харрисон Кингзбери потратит миллионы, чтобы узнать, что случилось. Нам такое вмешательство ни к чему, особенно когда мы настолько близки к заключению сделки… А кроме того, — продолжала Карозерс, — думаю, смерть Мартини его отпугнет. Эриксон мог удивиться первым двум, но этого предупреждения он не может не заметить. Я думаю, он отступится — по крайней мере, мы успеем завершить сделку.

Кимболл молча уставился на остатки бифштекса под татарским соусом; он был зол и размышлял, когда же избавится от этого Эриксона. Сколько он себя помнил, с самого раннего детства люди соглашались с его требованиями. Не подчинялись только родители, но они скоро научились не приставать к нему. Одно дело, когда Эллиотт приказывал своему подчиненному Бейли из «КонПаКо» не трогать Эриксона. И совсем другое — когда то же самое говорили ему, Эллиотту Кимболлу, даже если это была председательница Бременской Легации. Он кипел от ярости. Кисловатая изжога опаляла гортань. Кимболл хотел отомстить Эриксону — и еще он хотел, чтобы эта женщина, которая не дает ему свести счеты, уважала его.

— Дорогая, ты не знаешь Эриксона, как знаю его я, — снисходительно сказал Кимболл. — Ты и представления не имеешь, насколько он хитер… Он играет не по правилам.

— Играет не по правилам? Что ты хочешь этим сказать? Какое это имеет значение? Мы тоже не по правилам играем, если это не наши правила.

Эллиотт взглянул на нее. Было время — в молодости, — когда он рассказывал ей все.

— Что ж, — медленно начал он, — это произошло на первом курсе в Гарварде. Во время матча в регби случилась драка за мяч, а он был капитаном команды Массачусетского технологического, и…

— По-моему ты говорил, что никогда не встречался с Вэнсом Эриксоном.

— Да нельзя назвать это встречей. — Эллиотт раздраженно посмотрел на нее. Эта женщина не имела права порицать его за то, что он не рассказал ей эту историю. Он больше не ее девятнадцатилетний жиголо. — Не встреча, но это было важно… Он был у них капитаном, — продолжал Кимболл, снова переживая неприятные сцены из прошлого. Он пересказывал эту историю скорее себе, чем ей. — Исход игры был решен, и до окончания оставалось не больше пяти минут. Мы были лучшими, но Эриксон… Он просто пользовался странными приемами и непривычными способами обходил стандартные комбинации. Это… это было просто неправильно. И через пять минут мы бы выиграли, но тут… тут Эриксон получил мяч, развернулся назад, бросил всех своих защитников и напра вился к линии ворот. Это было… глупо; никто не бросает защитников. Я первый его увидел. Он был мой. Я был больше, выше… — Голос его стих.

Даже сейчас, при слабом освещении «Клуба Калигула», лицо Кимболла вспыхнуло от злобы и унижения, когда он вспомнил, как тогда заболело в животе: на бегу Эриксон наклонился и головой врезался в него; Эллиотт снова увидел, какое голубое было небо, когда Эриксон подошел помочь ему встать после того, как пересек линию ворот. Сейчас Кимболл еще больше его ненавидел. Он возник опять, влез в это дело с Кодексом да Винчи — незаслуженный победитель явился вновь унизить его.

— Я понимаю твои чувства к Эриксону, — мягко сказала Карозерс, — понимаю, что ты хочешь наказать его за несправедливую обиду, но ты должен подождать.


— Нет, Эллиотт, пока рано, — твердо сказала Карозерс, положив руку ему на бедро и привычно погладив его. Она знала Эллиотта Кимболла уже давно. Брокерская фирма его отца, «Кимболл, Смит и Фарбер», управляла первой открытой эмиссией «Карозерс Аэроспейс». Она знала о детских выходках Эллиотта; как он развлечения ради вламывался в дома богатых друзей отца и грабил их; как похитил младшего товарища и прятал его, чтобы получить выкуп; а в шестнадцать лет нарочно переехал пешехода на своем «корвете», чтобы «почувствовать, каково это — убить человека». Старший Кимболл потратил тысячи на защиту сына, наняв лучших адвокатов, и сотни тысяч — на взносы в избирательные кампании. Он купил все правосудие, которое можно оплатить деньгами, но судья все же назначил несовершеннолетнему Кимболлу полугодовое тюремное заключение, «чтобы показать, что даже богачи не могут избежать справедливых наказаний».

Отец Кимболла и все бостонское общество вздохнули с облегчением, когда, выйдя из тюрьмы, Кимболл публично покаялся, выразив сожаление и раскаяние по поводу своей беспутной жизни, и в интервью «Бостон Глоуб» пообещал «сделать все возможное, чтобы жить в соответствии со своими обязанностями перед обществом и стать ответственным гражданином». Чтобы соответствовать обещанию, он получил диплом с отличием в «Ратджерсе»[8] и сделал в Гарварде обзор судебной практики.

И только Дениз Карозерс знала, что это была лишь дымовая завеса, чтобы отвлечь внимание властей от нового Эллиотта Кимболла. Она это знала, ибо с того момента, как она помогла одиннадцатилетнему Эллиотту лишиться девственности, он доверял ей все личные тайны; они даже повторяли вместе все его сексуальные приключения с другими женщинами, мальчиками и мужчинами. Он также рассказывал ей о том, какую радость ему доставляют убийства, о метафизической похоти, которую может утолить только смерть.

— Есть люди, которые убивают, чтобы жить, — сказал Эллиотт, когда его освободили условно. — Я хочу это делать, Дениз. Очень хочу, потому что я никогда не был таким живым, никогда не чувствовал себя так хорошо, не ощущал такой собственной важности, как в тот день, когда раздавил того старика. Но я не хочу стать похожим на тех, кто сидит в тюрьме. Они убивали потому, что были злы, или из-за того, что их поймали на воровстве. Я хочу убивать ради удовольствия. Я хочу, чтобы в этом чувствовался класс… Я хочу убивать людей руками и смотреть им в глаза, когда они будут умирать. — Карозерс знала, что желание Эллиотта осуществилось, потому что даже тогда, двенадцать лет назад, когда мальчишке было всего восемнадцать, у недавно сформировавшейся Бременской Легации заводились враги, которым необходимо было преподавать уроки. Она договорилась с Эллиоттом: тот никого не будет убивать, пока она не одобрит кандидатуру, время и место. Это прекрасное соглашение длилось больше десяти лет, хотя, к ее разочарованию, сексуальные предпочтения молодого человека сместились на женщин помоложе.

— Я искренне сочувствую тебе насчет Эриксона, — сказала Карозерс, поднимая руку выше, к его паху. — После сделки сможешь делать все, что захочешь. Но не раньше.

Когда она ласкала через ткань его набухающий член, Эллиотт неожиданно дернулся.

Потом неохотно кивнул.

Их взгляды сошлись. Никто не моргнул. Через некоторое время Кимболл нарушил молчание:

— Ты босс. — И про себя добавил: «Пока».

Женщина кивнула:

— Здесь или пойдем в нашу обычную комнату?

Глава 6

Суббота, 5 августа


Последние полчаса длительного полета из Амстердама огромный «Боинг 747» компании «Алиталия» с гулом летел на юг, в Милан, а под ним проплывали красные черепичные крыши средневековых деревушек Ломбардии. Рассматривая пятнышки человеческих поселений среди оливковой зелени, Вэнс Эриксон снова задумался над тем, почему он соврал детективу в Амстердаме. Тот легко выяснит, что Вэнс знаком с Умберто Тоси, профессором университета Болоньи по истории Возрождения и крупным специалистом по Леонардо.

Почему? — думал Вэнс. И в тысячный раз его сознание отвечало: Потому что это — личное дело. А личное дело — потому что это твоя ошибка.

Если бы только… Муки совести стискивали грудь. Если бы он побыстрее пришел к Мартини. Если бы не потратил столько времени в кабаке, Мартини был бы жив.

Не удивительно, что он солгал полицейскому. Он сам виновен в смерти Мартини и должен позаботиться о том, чтобы убийцу нашли. Кроме того, в нем разгоралась ярость: Вэнса злило, что это сделали с таким человеком, как Мартини. Вэнс был раскален от ярости добела, его не устроит, если убийцу приговорят к пожизненному заключению и он будет с комфортом доживать свои дни в сухой и теплой тюремной камере. Этому не бывать, пока жив Вэнс Эриксон.

Тот, кто убил Мартини, должен заплатить.

В Амстердаме полицейские обращались с ним снисходительно — намного снисходительнее, чем американские полицейские отнеслись бы к жителю Амстердама, — но весь разговор Вэнса тяготило их подозрение, что он имеет отношение к убийству.

Его допрашивали снова и снова, но Вэнс рассказывал лишь то, что хотел сообщить… упуская достаточно деталей, чтобы они еще не скоро дошли до той части расследования, где он находится сейчас.

Он не забыл о человеке, который напал на Мартини, и дал точное описание мужчины, который шел за ним по улице. Но умолчал о Тоси и не поделился подозрениями насчет смертей специалистов по Леонардо из Страсбурга и Вены. Эти данные Вэнс оставил себе: ему надо свести счеты, а загладить вину можно, только если убийца умрет от руки Вэнса Эриксона.

В глубине, под вздымающейся волной эмоций, гнева и вины, звучал еще не расслышанный голос — голос страха. Очевидно, что убийства совершались по некоему плану и были нацелены на небольшую группу избранных: тех, кто читал дневники Антонио де Беатиса. Вэнс остался единственным живым человеком, читавшим их. Ему не нравилось думать, что он станет следующей жертвой.

Что знал Тоси? — думал Вэнс, когда самолет начал спускаться к миланскому аэропорту Мальпенса. Что бы то ни было, Вэнс надеялся, что вскоре это выяснит.

В этот вечер в старой части Милана, в «Кастелло Сфорца», должна была открыться огромная выставка и начаться симпозиум по Леонардо. Вэнс собирался поехать туда уже больше полугода. Он с нетерпением ожидал, что услышит доклад Мартини о военной инженерии в работах Леонардо. Симпозиум проходил ежегодно в различных точках Европы, имеющих отношение к Леонардо.

Шесть месяцев. Они казались десятилетием, совсем другой жизнью. Шесть месяцев… Раньше, чем Пэтти, раньше, чем Мартини, раньше…

Вэнс покачал головой, будто пытался стряхнуть неприятные мысли. Внизу, за иллюминатором, постепенно приближался Милан.


Эриксон с легкостью прошел таможню и через час добрался до крошечного пансиона на виа Данте, расположенного примерно посередине между Собором и «Кастелло Сфорца» — до обоих мест можно дойти пешком. Вэнс вполне мог позволить себе остановиться в роскошном пятизвездочном отеле, но ему больше нравилась подлинность пансиона: высокие потолки, стены обеденных комнат украшены настоящими фресками неизвестного художника Возрождения, а вокруг все говорили только по-итальянски. Этот район был рассчитан скорее на местных, чем на туристов. Эриксон останавливался там со студенческих лет.

Сказав таксисту «чао», Вэнс перекинул через плечо единственную сумку, вошел через широкие ворота во двор и поднялся по лестнице на пять пролетов: он, как и прежде, избегал старинного лифта, который со скрипом поднимался и опускался в проволочной клетке в центре лестничного колодца.

Вэнс позвонил, и подошла консьержка.

— Синьор Эриксон! — воскликнула она, с чувством прижимая его к своей пышной груди. — Так приятно увидеть вас вновь! Вы так давно не появлялись.

Согретый ее дружелюбием, Вэнс сел и разговорился с женщиной; она показывала ему фотографию младшего восемнадцатилетнего сына, который только что поступил в университет. Вэнс медленно пил капуччино, пока синьора Орсини рассказывала свежие новости о своей семье — ее родственников во время Второй мировой войны освободили американцы, так что они до сих пор относились к Соединенным Штатам с особой теплотой. Пропаганда коммунистов не повлияла на их взгляды. Несколько минут спустя ее лицо неожиданно помрачнело.

— Ой, синьор, чуть не забыла, — призналась итальянка, — сегодня утром приходил человек. Пришел так рано, что ворота были еще закрыты, он барабанил и кричал так долго, что разбудил меня, пришлось спуститься. — Синьора Орсини нахмурилась, и лицо ее уже не показалось Вэнсу гладким и веселым. — Мужчина немолодой. Убеждал меня, что знает вас. Но казалось, что он такой… встревоженный. Я не решилась открыть ворота. Но он вручил мне конверт и велел передать его вам.

Вэнс так резко поставил чашку на стол, что пролил немного сладкого теплого кофе. Синьора Орсини, похоже, не заметила.

— Он был очень взволнован, — продолжала она. — Казалось, чего-то боится, очень бледный — он сказал, что я должна отдать это вам. Сказал, что это вопрос жизни и смерти.

Женщина порылась в кармане передника и достала мятый конверт, потрепанный, но по-прежнему запечатанный. Она молча смотрела на Вэнса, пока тот разрывал конверт и читал записку.

Я срочно должен вас увидеть. Меня они тоже поймают.

Встретимся сегодня в семь вечера, в Санта Мария делла Грация.

И подпись: «Тоси».


В своей комнате — той, которую Вэнс снимал обычно, окнами во двор, — он походил взад-вперед, разложил вещи, походил еще.

Меня они тоже поймают. Кто — они? Тоси знал, кто убил Мартини? Тоси был посредственным знатоком да Винчи, зато прекрасным ученым. Какое-то время он занимался физикой, специализировался в ядерной энергии, пока не начал критиковать атомную энергетику и не остался без дохода. Он был крепким человеком; чтобы запугать его, надо сильно постараться.

К тому моменту, как Вэнс развесил свой второй костюм и пару сменных рубашек, в надежде, что складки станут менее заметны к завтрашнему симпозиуму, у него заурчало в животе, и он опять вышел на виа Данте — пообедать. Когда он наконец нашел маленький ristorante, расположенный неподалеку от виа Мадзини, был уже час дня.

Он рассеянно съел антипасто и спагетти алла карбонара, запил все это половиной бутылки белого домашнего вина. Его терзал страх, читавшийся в записке Тоси.

Вэнс резким движением убрал со лба непослушную прядь волос. Он пытался понять, что важного могло быть в дневнике почти шестисотлетней давности — настолько важного, что необходимо убивать людей, прочитавших его.

Он налил еще вина из графина, затем достал из сумки пачку ксерокопий, которые со временем помялись и потускнели. То была копия дневника де Беатиса; в музее разрешили сделать только одну, опасаясь, что свет может испортить чувствительные листы.

Вэнс потягивал вино и перелистывал дневник. Иногда он поворачивал страницы боком, чтобы прочесть свои примечания, а изредка попадались и комментарии Мартини: ученый сделал их, когда читал дневник несколькими месяцами ранее.

Вселенная сузилась до одного человека, читающего за столом. Ни свет, ни звуки, ни образы не вторгались в этот сконцентрированный мир. Возможно, в словах де Беатиса крылся потаенный смысл, такое, чего Вэнс раньше не замечал. Но найти ничего не получалось. Наконец Эриксон решил, что, возможно, дело не в дневнике, и отложил бумаги. Должно быть, смысл в связи отсутствующих страниц и дневника.

И дневник, и Кодекс Кингзбери — неизученные и считающиеся утерянными — пролежали в архивах Мадридской библиотеки, став жертвами небрежной каталогизации и скопления чрезмерно большого количества книг в крайне маленьком пространстве. Оба документа нашли исследователи, которые использовали нестандартный подход к изучению фондов библиотеки, то есть стали просто просматривать архивы, — как раз так Вэнс и обнаружил дневник.

Много столетий их никто не читал. А теперь кто-то — кто? — испугался, что человек, который прочтет дневник, сможет понять… что?.. Где страницы, которые вынули из Кодекса Кингзбери и заменили подделкой? Вэнс кивнул сам себе, рассеянно рассматривая через занавески ресторана людей, возвращающихся в конторы после обеда. Да, наверное, поэтому и убили тех, кто читал дневник.

Сама мысль, что секреты, возрастом более пятисот лет, угрожают людям XX века, казалась безумной. Тем не менее трое уже умерли, и этим нельзя пренебрегать.

Продолжая размышлять, Вэнс оставил на столе шестнадцать евро за обед и ушел, нырнув в толпу на тротуарах.

Щурясь от солнца, Эриксон возвращался по виа Данте к «Кастелло Сфорца». С массивной кирпичной башни замка свисал транспарант с портретом Леонардо. Под ним, на дуге подъездной дорожки перед зданием, останавливались такси, из которых выходили пассажиры. Должно быть туристы, решил Вэнс. Участники конференции будут заходить с другой стороны огромного замка, напрямую попадая в современный конференц-зал, устроенный внутри крепости эпохи Возрождения.

Размышляя о конференции, Вэнс снова вспомнил о Мартини. Профессор должен был делать доклад о достижениях Леонардо в области военной архитектуры и инженерии — Вэнс тоже очень любил эту тему. Как поступят организаторы? — недоумевал он. Выступление Мартини считалось ключевым.

В поисках ответа на этот вопрос четверть часа спустя Вэнс оказался в приемной координатора конференции. Там кипела безумная, почти отчаянная деятельность: помощники и секретари, многие — священники или монашки, бегали с места на место и тараторили по-итальянски звенящими от волнения голосами.

Это была крупная конференция, и все шло наперекосяк.

Дверь кабинета резко распахнулась, и, словно крупный боевой снаряд в полтонны весом, из нее вылетел директор, бросив через плечо еще пару фраз оставшемуся в кабинете помощнику.

— Боже мой, — улыбнулся он Вэнсу и быстро его обнял. — Как я рад вас видеть! Я отчаянно пытался связаться с вами! Вы… — Внезапно его лицо помрачнело. — Вы слышали о…

— Профессоре Мартини — продолжил Вэнс.

— Да… Ужасно, просто ужасно. — Директор опустил взгляд, словно пытаясь разглядеть ботинки, скрывающиеся под огромным животом.

— Это было…

— Давайте не будем сейчас об этом, — прервал Вэнса директор, поднимая руку, словно регулировщик уличного движения. — Я больше не могу об этом слышать. После того как весь этот… цирк, — он махнул рукой, указывая на хаос в своем кабинете, — окончится, тогда я дам волю слезам, а пока… жизнь должна идти со своей скоростью. А скорость эта, — он взял Вэнса под локоть и повел к двери, — бешеная. Поэтому я так рад видеть вас сейчас. Не то чтобы, — добавил он, подозревая, что сделал ошибку, — что я не рад вас видеть в остальных случаях, но мне, так сказать, нужна ваша помощь… Вы ведь лучший ученик Мартини, правда? — спросил директор, как только они скрылись от офисного шума в относительно спокойном коридоре. — Поэтому я хотел бы, чтобы вы завтра выступили вместо него, — объявил он, не дожидаясь ответа. Вы можете либо произнести собственную речь, либо ту, которую заготовил он.

— Я буду…

— Чудесно! — воскликнул директор. Но он не успел сказать больше ничего — его утащили взволнованные подчиненные, которым потребовалась помощь в разрешении сложной ситуации.

— Вы видели доктора Тоси? — крикнул Вэнс ему вслед.

Директор на ходу покачал головой.

— Попробуйте поискать в «Эксельсиоре», я думаю, он остановился там, — успел крикнуть он, и дверь кабинета захлопнулась.

Вэнс посмотрел на часы: только половина четвертого. Время у него есть, и Вэнс решил потратить какую-то его часть, навестив Тоси в отеле. Возможно, удастся все выяснить без мелодраматической встречи в церкви вечером.

Три часа спустя Вэнс был ошарашен, как никогда. Он доехал на такси до «Эксельсиора» — роскошного многоэтажного современного отеля с теми удобствами, которые так любят американцы.

— Сегодня после обеда синьор Тоси расплатился и уехал. — Молчаливость дежурного администратора рассеялась, когда Вэнс помахал перед его густой, но безупречно подстриженной бородкой бумажкой достоинством в сто евро. — Да, начинаю припоминать, — сказал мужчина с таким видом, словно пересмотрел американских фильмов категории Б. — Синьор Тоси выразил сожаление, что ему пришлось уехать так рано, — администратор сально улыбнулся, — это было, — он сверился с записями, — около полудня. Он ушел вместе с двумя священниками.

Священниками? Несмотря на итальянское происхождение и любовь к искусству эпохи Возрождения, которое теперь чаще встречалось в церквях, Тоси совершенно не питал почтения к религии и открыто выражал неприязнь и к ней, и к ее адептам. Говорил что-то о католических школах и монашках с линейками.

Вэнс шел по корсо Маджента, и от вечернего солнца у него кружилась голова. Мир вертелся, словно калейдоскоп, больше походя на сюрреалистическую картину Дали, нежели на шедевр да Винчи. Деловой гул дня сменялся более мягким и живым гомоном играющих детей, работающих телевизоров, готовящегося ужина: эти звуки раздавались из открытых широких окон вторых и третьих этажей. Когда показалась знакомая башенка с колоннами на церкви Санта Мария делла Грация, до встречи оставалось еще четверть часа. Вэнс решил посвятить эти пятнадцать минут осмотру тщательно отреставрированной «Тайной вечери» да Винчи. Хотя в августе 1943 года шедевр Леонардо чудесным образом пережил бомбардировку союзников, он почти сдался не такому великому, но зато куда более опасному врагу — времени. Краска поблекла и местами начала шелушиться. Это сокровище было бы медленно и безжалостно уничтожено эрозией, если бы не реставрация, которая сама по себе тоже была чудом.

У двери в трапезную Вэнс заплатил скучающему сонному сторожу и вошел в прохладную сырую комнату. Прямо перед ним, освещенный несколькими слабыми лампами, предстали Христос и его удивленные ученики, которые только что услышали знаменитые слова учителя: «Один из вас предаст меня». Старейшая человеческая драма, повторяющаяся миллион раз в день и миллион раз за жизнь. Обманутое доверие — разрушив, его уже не восстановишь.

Вэнс не мог сказать, в какую часть истории Христа он верил, но он мог распознать истину, и не важно, был ли Христос сыном Божьим. Важна лишь голая правда, а она — в том, что нас всегда будут предавать те, кого мы любим. В Иисусе-человеке Вэнс правду видел: он доверял и любил, и умер за свою веру в Бога и других людей.

Сзади послышалось шарканье туфель по грязному бетонному полу, и Вэнс нервно развернулся на звук.

— Синьор, мы закрываемся, — сказал сторож по-итальянски, зевнув и прикрывая рот немытой, рукой.

Дойдя до двери, Вэнс бросил последний взгляд на картину и вышел. Над маленькой площадью на тонком проводе, легонько покачиваясь от вечернего ветерка, висела единственная лампочка с металлическим отражателем. Сгущающиеся наверху тени изгоняли свет уходящего дня.

Вэнс посмотрел на часы. Настало время встретиться с Тоси. Одинокая лампочка в надвигающейся тьме давала четкие тени, и силуэты ног Вэнса, когда он легкой походкой прошел двадцать ярдов до входа в церковь, пружинили.

Толкнув тяжелую деревянную дверь, Эриксон вошел в храм. Мрак внутри, казалось, не уступал надвигавшейся ночи. Внутри Вэнс увидел только сгорбившуюся старуху в темном бесформенном платье и с платком на голове. Она поставила свечу на подставку у правой стены изукрашенного зала и ушла. Вэнс непроизвольно поежился, оставшись один в тусклом святилище. Он сел у прохода на ближайшую к двери скамью и стал ждать.

Через пятнадцать минут Тоси не появился. Меня они тоже поймают. Самым громким звуком в церкви было дыхание Вэнса: с каждой убегающей минутой оно становилось все чаще.

В половине восьмого Эриксон уже начал сомневаться, что его решение разобраться со всем самостоятельно было разумно. Стоило сообщить полиции, виновато осознал он, как только вышел из отеля Тоси. Вэнс решил, что сделает это сейчас, и встал. Но едва он дошел до двери, та медленно и жутко открылась. Из темноты показалось белое лицо и еще более белый пасторский воротник. Остальная фигура священника, за исключением сверкающего сбоку креста, элегантно сливалась с тенями.

— Мистер Эриксон? — по-английски обратился священник.

Вэнс безмолвно уставился на него.

— Да. Мы знакомы?

— Нет, — ответил священник, ни на шаг не выходя из тени, — но у нас есть один общий друг, который попросил меня передать вам о его глубочайшем сожалении по поводу того, что он не смог прийти на встречу с вами.

И тут Вэнс увидел, как мужчина опустил руку в глубокий карман облачения, и подумал, что сейчас тот передаст ему письмо от Тоси. Но вместо этого священник достал пистолет и навел на него.

Глава 7

Священник крепко держал пистолет, не отводя дула от лица Вэнса.

— Я не желаю вам зла, мистер Эриксон, — сказал клирик. Он сделал шаг из чернильных теней. Священник был невысок, чуть больше пяти футов, средних лет; коротко остриженные волосы с проседью лежали на голове плотными волнами. Он носил толстые очки в черной оправе.

Вэнс с трудом произнес:

— Ну… — Он нервно откашлялся. — Если вы не желаете причинить мне вреда, почему бы вам не убрать эту штуку? — Он замолчал, затем продолжил: — Вы им пользуетесь в новой мессе или как? — Вэнс постарался выдавить улыбку, но осекся, увидев, как напряглось лицо собеседника. Этот священник серьезно относился к религии.

— Пойдете со мной, — велел он. Вэнс стоял как вкопанный — он боялся и не хотел подчиняться. Он не любил, когда ему указывали, куда идти, — особенно под прицелом. Но, подумал Эриксон, по крайней мере это значит, что священник не собирается меня убивать… пока.

— Куда вы хотите меня отвести?

— Не вам выбирать, так ведь? — Священник указал на дверь. — Ну, идите. — И сам сделал шаг в сторону, чтобы дать Вэнсу пройти.

Вэнс помедлил.

— Поторопитесь!

Эриксон прошел мимо священника в дверь. Выйдя в маленький вестибюль, он почувствовал холодное и твердое дуло пистолета у поясницы.

— Не пытайся звать на помощь.

Вэнс дошел до парадной двери, толкнул ее и вышел в ночь. Через мгновение он услышал позади глухой удар и шорох. Вэнс обернулся: священник пытался удержать равновесие, очевидно, споткнувшись о порог. Эриксон бросился бежать.

За спиной церковник извергал страшные проклятия. Эхом прокатился выстрел. Вэнс нырнул за угол и буквально пролетел вдоль фасада церкви к корсо Маджента. Он мчался на всех парах, придерживая сумку, чтобы не стучала по бедру. Когда Вэнс выбежал на улицу, темноту расколола вспышка еще одного выстрела. Он почувствовал, как пуля ударила в сумку с бумагами. Широко раскрыв глаза, Эриксон обернулся и заметил в темноте бесформенное черное пятно развевающейся рясы священника. Еще он увидел вспышку нового выстрела — раскат его достиг ушей Вэнса, когда пуля, не причинив ему вреда, ударила в стену здания на другой стороне улицы.

— Для человека, не желающего мне зла, — пробормотал Вэнс, — вы подобрались слишком близко, мистер.

Еще две пролетевшие рядом пули подбавили ему адреналина. Он обхватил сумку и помчался по корсо Маджента, крича по-итальянски:

— Помогите, полиция, убивают! — На улицах люди выбегали из-за столиков и тоже начинали кричать, другие осторожно выглядывали из открытых окон.

Раздался очередной выстрел, но Вэнс не понял, куда попала пуля. Внезапно остался только его собственный топот. Эриксон нырнул в дверной проем, бросив взгляд на церковь. К счастью, священник неподвижно стоял на углу Санта Мария делла Грация, словно не мог решить, стоит ли продолжать погоню. Но вот крики людей стали громче, он резко повернулся и побежал в другую сторону.

Дрожа от страха, Вэнс несколько секунд жался в проеме; ноги подкашивались, дыхание отрывистое, внезапно о себе напомнил мочевой пузырь. Потом, опасаясь, что священник может вернуться, Вэнс вышел из своего убежища и со всех ног бросился в пансион. И только миновав ворота и заперев их за собой, он позволил себе передохнуть.

Лифт ждал на первом этаже. Вэнс впервые зашел в него и доверил древней машине поднять себя наверх.

В полицейское отделение он поехал на такси — не хотел, чтобы люди в форме нарушали спокойствие пансиона миссис Орсини, — и полтора часа беседовал там с детективом, снова и снова описывая священника.

— Вы уверены, вы абсолютно уверены, что этот человек был священником? — продолжал допытываться детектив, очевидно — набожный католик. И Вэнс повторял, что да, на мужчине было одеяние священника, хотя, конечно, это не доказательство того, что он действительно священник.

— Террористы, — сказал детектив, — или мафия.

Полицейские осмотрели дыру в сумке, сняли показания, а потом отпустили, предупредив, что Вэнс не должен уезжать из Италии, не уведомив их. Потрясающе, подумал он.

Эриксон взял такси до пансиона и остановился неподалеку, у государственного почтамта и телеграфа на пьяцца Витторио-Эмануэле II. Когда он прошел через великолепную крестообразную сводчатую галерею с замысловатым куполом из стекла и металла, было чуть больше половины десятого. Меньше чем через десять минут оператор соединил его с Харрисоном Кингзбери в штаб-квартире «КонПаКо» в Санта-Монике. Когда Вэнс звонил днем раньше, чтобы рассказать ему о смерти Мартини, Кингзбери в городе не было, поэтому сейчас от голоса нефтяного магната на другом конце провода ему стало легче.

— Вэнс, — спросил тот. — Это ты?

— Да, — ответил Вэнс. — Я…

— Какой ужас с Мартини, — оборвал его Кингзбери. — У тебя есть представление, почему его убили? Это может быть связано с твоим приездом?

— Да, — сказал Вэнс. — Звучит дико, но я думаю, что связь есть. — Он умолк. — Вы получили мои предыдущие сообщения о смертях в Вене и Страсбурге?

— И ты полагаешь, что они связаны друг с другом?

— Сначала я думал, что это совпадение, но после случая с Мартини и…

— Я сделал несколько телефонных звонков в Амстердам и Гаагу, — снова прервал Кингзбери, не дав Вэнсу рассказать о событиях этого вечера. — Поставил на уши всю голландскую полицию и их антитеррористическую разведслужбу. Они мне кое-чем обязаны, и я попросил вернуть один должок.

Вэнс молча слушал Кингзбери, в очередной раз поражаясь энергии своего престарелого патрона. Ему семьдесят три, и ход сбавлять он явно не собирается. И в каждой стране есть люди, которые перед ним в долгу.

— Голландская полиция выделила дополнительных людей, которые будут заниматься только разгадкой смерти Мартини, — рассказывал Кингзбери.

— Босс? — Вэнсу наконец удалось прервать монолог. — Босс, мне надо сказать вам что-то важное. — И Вэнс рассказал о вечернем нападении, а также о других событиях дня, которые привели к тому, что он попал в список докладчиков на симпозиуме по да Винчи.

— Прекрасно, что тебя попросили выступить, Вэнс, но я хочу, чтобы твоя задница была сегодня дома. Ты мне нужен живой, прохвост, — ласково добавил он. — В конце концов, ты мой самый ценный геолог-разведчик. Я не могу допустить, чтобы тебя убили.

— Босс, — ответил Вэнс, — я понимаю ваше беспокойство. И очень за него благодарен. Но я не могу просто сбежать. В конце концов, если я не прочту завтра доклад Мартини, это оскорбит его память. — Вэнс подождал ответа, но услышал лишь молчание.

— Хорошо, — произнес наконец Кингзбери, — но я хочу, чтобы сегодня ты держался подальше от того грязного местечка, где ты всегда останавливаешься, и поехал туда, где не был ни разу, где тебя не будут искать.

— Ладно, — ответил Вэнс. — Я сниму другой номер, но не уверен, что мне стоит уезжать из Милана, пока я не выясню, что происходит. — Они понимали, что им предстоит помериться силой воли. Упрямыми были оба. — Хоть я сейчас не ближе к изъятым страницам дневника, чем месяц назад, тем не менее, стало важнее их найти. Если я этого не сделаю, жизни трех человек — а может, даже четырех, если и Тоси погиб, — будут потеряны зря.

— Хорошо, — неохотно согласился Кингзбери.

— Вы же понимаете, что я прав, — сказал Вэнс, — вы ведь не станете отрицать, что хотите найти эти страницы больше всего на свете.

— Конечно, я заинтригован, — признал Кингзбери, — но не уверен, что хочу этого настолько сильно, чтобы тебя — или, если уж на то пошло, кого-либо еще — убили. К тому же, что ты можешь сделать такого, на что не способны голландские или итальянские власти?

— Мне кажется, вам известен ответ на этот вопрос, сэр, — сказал Вэнс. — Или, выдумаете, они поверят, что убийства совершаются, дабы скрыть содержимое каких-то бумаг, которым сотни лет? И даже если бы поверили, смогут ли они найти эти страницы раньше меня?

— Черт, Вэнс! — воскликнул старик. — Терпеть не могу, когда ты прав… особенно в таком случае. Ты же понимаешь, что можешь пострадать.

— Не думаю, что мне стоит об этом напоминать, — ответил Вэнс, дотрагиваясь пальцем до раны над левым глазом и вспоминая продырявленную сумку. — Но пострадать может и убийца Мартини, и я намерен добраться до него, кем бы он ни оказался. — Вэнс представил себе Кингзбери, сидящего за огромным столом в кабинете с окнами на Тихий океан. Наверняка старик рисует каракули на листе блокнота своим витиеватым почерком, кивая при этом: Да, Вэнс, ты прав. Но мне бы хотелось, чтобы все было не так.

— Понимаю, — сказал Кингзбери. — Я согласен. Но я хочу, чтобы ты принял мою помощь. Заместитель начальника итальянской разведки — мой старый друг. Я ему позвоню. Я хочу, чтобы ты воспользовался всем, что тебе предложат. Это ясно?


Поздно вечером Вэнс купил полбутылки «Бароло» и доехал на такси до «Хилтона». Завтра он съездит в пансион и заберет вещи. Он сидел в номере с выключенным светом и пил вино, наблюдая за движением на улице. Наконец откинул простыни и забрался в постель.

Ночь прошла неспокойно. До самого рассвета ему снился один и тот же кошмар: он снова в церкви Санта Мария делла Грация, перед дулом пистолета. В последний раз священник ужасающе улыбнулся и несколько раз нажал на курок. Вэнс проснулся от того, что пули вонзались в тело.

Глава 8

Воскресенье, 6 августа


Яркое средиземноморское солнце безжалостно опаляло крыши миланских домов и головы горожан. Забрав всю лишнюю влагу, оно превратило жару — впору горшки обжигать — в пытку горячим паром. Даже кондиционеры, охлаждавшие конференц-зал, с тихим гулом выпуская прохладный воздух, перегревались — условия работы превышали их возможности.

Ругаясь про себя, Сюзанна Сторм промокала лицо салфетками, не давая поту собраться в капли и испортить искусный макияж. Директор конференции по да Винчи стоически восседал перед трибуной в застегнутом на все пуговицы костюме. Однако остальные участники сняли пиджаки и галстуки и закатали рукава.

Мне бы в сухую жару Флоренции — или Лос-Анджелеса… К такому я всегда готова, думала Сюзанна. Она в тысячный раз поерзала на стуле и разгладила складки на юбке. «Haute Culture» зря потратил деньги и время, послав ее освещать эту конференцию. Глупо и скучно, думала Сюзанна. Можно ли погибнуть от смертельной тоски? Люди на этой конференции — скучнее тех напыщенных лизоблюдов, которых ей приходилось развлекать по просьбе отца, когда тот служил во Франции послом.

Сюзанна подавила зевок и промокнула капельку пота, что ползла сзади по шее. Надо было поднять сегодня волосы наверх. Но прохладное утро не обещало такого жаркого дня.

Она отвела руку назад и собрала блестящие каштановые волосы, на миг приподняла их, затем отпустила, встряхнув головой, чтобы волосы снова легли красиво. Посмотрела на запястье, на свои «Пьяже»: почти 3: 30. Еще один выступающий, потом коктейль. Что бы она только ни отдала сейчас за охлажденный мартини.

Оглянувшись, Сюзанна заметила, что не одна она засыпает от монотонного голоса бубнящего оратора. Она опустила взгляд на программку. По крайней мере, следующий выступающий излишней беззубостью не страдает. Если уж на то пошло, подумала журналистка, он даже чересчур интересен, чересчур колоритен, и уж точно не достаточно кроток, чтобы можно было всерьез воспринимать его как знатока да Винчи.

Черт, сказала себе Сюзанна с упреком. Вот опять.

И мысленно вернулась к событиям прошлого месяца. Она смотрела вечерний выпуск новостей и увидела эпизод с пресс-конференции, на которой Харрисон Кингзбери объявил, что Эриксон обнаружил подделку в только что купленном Кодексе. Тот фрагмент ее, где она подвергала сомнению заключение Эриксона. Сюзанна казалась похожей на ведьму. Она что, и вправду такая? Это действительно она? Журналистка задумалась над тем, как она разговаривает с людьми и берет интервью, и снова подумала о Вэнсе Эриксоне.

Нет, решила Сюзанна, с другими людьми она разговаривает не так сурово. За последние два года, что она писала для «Haute Culture», она то и дело с ним сталкивалась. Мир искусства невелик и тесен, одни и те же люди постоянно пересекались друг с другом. Так же, как люди из «Лиги плюща»[9] и других привилегированных университетов Восточного побережья. Впервые она увидела Вэнса Эриксона на вечере встречи выпускников в Скидморе, когда сама училась на первом курсе. Эриксон только что поступил в аспирантуру МТИ и сильно понравился всем ее друзьям — тем, что не походил на книжного червя, как остальные студенты оттуда. Его спутница на том вечере, выпускница Скидмора, щеголяла им, как драгоценным камнем, — им, с его сомнительной игорной славой.

— Представьте себе, выставили из казино Монте-Карло за то, что играет слишком хорошо! — подлизывались окружающие. Все, кроме Сюзанны. Остальные таяли от его ярких синих глаз и озорной улыбки, а она держала себя в руках. Для нее Вэнс был слишком самоуверен и заносчив. Кто он такой, чтобы попирать общественные устои? Как, по его мнению, ему сойдет все это с рук? У нее не получилось. Ей приходилось участвовать в отцовских политических вечерах. Сюзанне это не особо нравилось, но она выполняла долг. А этот самодовольный юнец со своими бунтарскими манерами ее чувство долга оскорблял.

Но в это жаркое воскресенье в Милане Сюзанну тревожили собственные мысли. Ее поведение на той пресс-конференции никак не выходило из головы. Возможно ли, что она ошибалась на счет Эриксона? Все так перепуталось.

Оратор, хилый старичок из университета города Падуя, шаркая ногами, стал спускаться с трибуны, и один из ассистентов директора ему помог. На трибуну поднялся сам директор и начал представлять Вэнса Эриксона, зачитав с распечатки список его достижений. Они впечатляли, впервые признала Сюзанна.

Директор закончил вступительное слово и к трибуне подошел сам Эриксон. Активность зала заметно возросла, народ вдруг оживился, сосредоточился. Места, свободные с самого начала, заполнили новые гости.

Как обычно, Эриксон шагал самоуверенно. Нет, даже больше, чем самоуверенно. Сюзанна поняла, что этому человеку просто все равно. По-настоящему все равно, что о нем подумают люди. И со своего места на двенадцатом ряду она вглядывалась в его глаза, пока Вэнс, воодушевленный и очаровательный, просто ждал на трибуне, пока стихнут аплодисменты. Сюзанне Сторм ужасно не хотелось признавать, что она ошибалась, но сейчас она допускала, насколько могла быть неправа. По крайней мере, подумала она, когда Эриксон начал вступительную часть, — по крайней мере, стоит дать ему еще один шанс, по-честному.


Вэнс, улыбаясь, ждал, когда стихнут аплодисменты. Он осмотрел зал и заметил несколько десятков знакомых лиц. Потом в первом ряду увидел няньку из полиции, которую ему выделил друг Кингзбери. Громадный, устрашающего вида мужчина тут был совершенно не к месту. Утром он поджидал Вэнса у входа, а потом ходил за ним как потерянный щенок… если потерянные щенки носят автоматы «узи».

Вдруг Вэнс заметил Сюзанну Сторм. У него напряглись мышцы пресса.

— Черт, — пробормотал он еле слышно.

Скрепя сердце, Вэнс уставился на страницы доклада Мартини, поля которых были исписаны его собственными наскоро составленными комментариями. С того момента, как они впервые встретились в Скидморе… что он мог такого сказать? Или сделать? Что бы это ни было, решил Вэнс, оно преследует его до сих пор.

Аплодисменты постепенно стихли, и Вэнс начал говорить.

— Этот доклад должен был делать не я, а Джефф Мартини, — начал он. — Сегодня я просто выступаю от его лица, поэтому надеюсь, что когда я буду говорить, вы почтите его память, понимая, что это должен был рассказывать он, а не я, поскольку всем, что мне известно о Леонардо, я так или иначе обязан ему — его щедрости и его гению.

Воздавая дань Мартини, Вэнс описал его огромный вклад в изучение работ Леонардо, рассказал, как они встретились с профессором в маленьком пабе рядом с кампусом Кембриджского университета, как это знакомство изменило всю его жизнь. Когда Вэнс договорил, в его глазах стояли слезы, а голос смягчился. Он знал, что многим слушателям тоже не хватало профессора.

— Но давайте вернемся к докладу профессора Мартини, — сказал Вэнс, переворачивая страницы, — пусть его работа живет, даже если он сам больше ничего не напишет… Как и в случае с другими мастерами эпохи Возрождения, — непринужденно начал он, — Леонардо считался не только художником. Действительно, как и его современник Микеланджело,[10] Леонардо также известен прекрасными военными чертежами и конструкциями. Микеланджело модернизировал укрепления стен, окружавших Флоренцию, а Леонардо проявил свой талант на севере — он был военным инженером при Чезаре Борджа и графе Лодовико Сфорца,[11] герцоге миланском, построившем прекрасный замок, в котором мы сегодня находимся… Этим исследованиям профессор Мартини уделяет… уделял очень много времени.

Вэнс только иногда обращался к записям; начал он с краткого обзора некоторых современных военных достижений, впервые встречающихся в работах Леонардо: подводная лодка, бронетанк, парашюты, подводный механизм, вертолет, управляемые ракеты в зачаточной форме, артиллерийские орудия. Подробно он на этом не останавливался, ибо собравшимся все это было хорошо известно.

— Разумеется, технологии 1499 года не могли угнаться за мыслью Леонардо. Для того времени его идеи были непригодны, поскольку для воплощения их в жизнь необходимо было развитие металлургии, электроники и химии. Но важно понимать, что его изобретения — реальные механизмы, возможность создания которых появилась лишь через несколько столетий… Промышленным предприятиям Круппа это известно, как никому другому, — рассказывал Вэнс, выйдя из-за трибуны и встав рядом, небрежно опираясь на нее правым локтем. — Хотя род Круппов занимался производством вооружений с XVI века, в XIX столетии для них настали тяжелые времена, и в 1870 году они чуть не обанкротились из-за дефектов их пушек, заряжавшихся с казенной части, но Альфред Крупп[12] отыскал рисунки Леонардо и все переделал… Сама по себе идея заряжать пушки не с жерла была совершенно новой — артиллеристам больше не приходилось подставлять себя вражеским выстрелам. Поэтому Крупп решил построить пушку Леонардо. Дальше уже история: эта пушка спасла оружейный бизнес Круппа, и его компания стала крупнейшим мировым производителем вооружений, она поставляла тяжелую броню и мощную артиллерию для гитлеровского блицкрига… Задумайтесь об этом, — понизив голос Вэнс. — Изобретение гения XV века едва не разгромило союзников в войне века XX-го. — Он умолк. В зале было тихо, только еле слышно жужжал кондиционер. — Поразительно, что гений этого человека до сих пор влияет на наши жизни… Это особенно любопытно, если учесть, что Леонардо ненавидел войну. Он называл ее bestialissima pazzia — «самое животное сумасшествие». И, несмотря на это, продолжал изобретать оружие, ибо понимал, что хуже войны только одно: проиграть ее. И Леонардо придумывал пушки и разнообразные невообразимые катапульты и арбалеты для своих современников, и подводные лодки и вертолеты для нас. Оказывается, одно из его достижений, система опор, было заново изобретено корпорацией «Сперри Джайроскоп»[13] и стало использоваться как навигационное средство высотных бомбардировщиков. А в рукописях Леонардо есть рисунки точно таких систем, над воссозданием которых ученые и инженеры работали по много лет.

Атмосфера в конференц-зале накалилась. Все взгляды сошлись на Вэнсе, участники, похоже, загорелись его энтузиазмом. Даже Сюзанна Сторм не сводила широко раскрытых глаз с фигуры на трибуне и не шевелилась, словно загипнотизированная.

— Таково содержание только тех манускриптов, которые не потерялись. Известно, что тысячи листов, исписанных Леонардо, в течение этих столетий были потеряны или уничтожены. Какие удивительные открытия обнаружились бы в них? Что там могло быть полезного или опасного?.. Вспомните, в письме к герцогу Сфорца Леонардо подчеркивал свое военное мастерство и рассказывал ему об изобретении такого страшного оружия, которое опасался доверить бумаге, боясь, что оно может попасть в руки дурным людям! Некоторые ученые считают, что да Винчи имел в виду подводную лодку; однако, по мнению других, эти слова относятся к другому, еще не найденному изобретению, которое содержится в затерянных бумагах… Неизвестно, соответствуют ли истине эти предположения и можно ли это будет когда-нибудь сказать наверняка, — продолжал Вэнс. — Единственное, что мы точно знаем о Леонардо, — он любил пофантазировать, и фантазии эти были крайне практичны. Этот человек ненавидел войну, но в то же время понимал, что она неизбежна. И, признавая эту неизбежность, видел потребность в изобретении военных орудий, чтобы победили те, чью сторону он занимал. Сам Леонардо объяснял это так: «Когда меня окружают честолюбивые тираны, я ищу средства нападения и защиты, дабы сохранить главный дар природы — свободу»… И это верно и по сей день, — заключил Эриксон.

Раздались бурные аплодисменты. Улыбаясь, Эриксон собрал бумаги и поблагодарил слушателей, но овации заглушили его слова. Стоило Вэнсу сойти с трибуны, как его улыбка испарилась, поскольку к нему сразу же подошел телохранитель, вежливый, однако настойчивый. Он деловито кивнул Вэнсу и осмотрел аудиторию — искал опасность, чтобы успеть ее предотвратить.


По плану конференции доклад Мартини шел последним, и после него должен был состояться прием с коктейлями. К тому времени, когда Вэнс закончил беседовать с желающими поздравить его и вышел из конференц-зала в сад, где проходила вечеринка, было уже почти шесть. К его ужасу, Сюзанна Сторм первая пробралась к нему через толпу, чтобы поздороваться. Вэнс напрягся. Она подошла в тот момент, когда он брал у бармена бокал.

— Вы их действительно поразили, — мягко сказала журналистка.

— Надеюсь, по этому поводу вы поставили еще одну черную галочку напротив моего имени, — ответил Вэнс. Он смотрел на нее поверх ободка бокала с холодным белым вином и выжидал. В ее зеленых глазах промелькнуло раздражение.

— Только если вы для этого постараетесь, — ровно проговорила Сюзанна. — Вообще-то я подошла сделать вам комплимент.

— Комплимент? От вас? — Эриксон скептически покачал головой. — Два года вы… — Тут он остановился, внезапно осознав, что ведет себя она сегодня как-то необычно.

— Продолжайте, — настаивала она, — вы начали что-то говорить.

Он внимательно посмотрел на нее. Эта женщина хочет его завлечь? Скромничает, пытается вызвать доверие, чтобы потом выбить почву из-под ног?

— Я хотел сказать… — Вэнс сделал паузу, стараясь побороть волнение и желание задеть ее, — что, судя по нашему общению в последние два года, от вас я комплимента совершенно не ожидал.

— Ну… да. — Сюзанна взглянула на Эриксона. Ей хотелось извиниться, но не получалось. Ничего еще не подтверждало, что она ошиблась. И все же…

— Ну? — спросил он, чтобы прервать молчание.

— Ну… — Женщина подыскивала слова, пытаясь сделать беседу несколько дружелюбнее, но в то же время не показать, что сдалась. — У нашего журнала есть определенные требования, и…

— Я им не соответствую — вы это хотите сказать? Это вы повторяете при каждой встрече, пишете в каждой статье, которая касается меня. Я это все знаю, — выпалил Вэнс, — так что не обязательно повторять еще раз. — Он смотрел на Сюзанну волком. Этот неприятный разговор давно должен был состояться, и Эриксон был рад, что это случилось сейчас. Сначала пусть выскажет все свои замечания, а уж потом… Тогда, черт возьми, он будет иметь право нанести пару ответных ударов, чтобы защититься.

Они пристально смотрели друг на друга.

— Вы не принесете мне чего-нибудь выпить? — вежливо спросила она, сдерживая нрав, пытаясь сказать что-нибудь нейтральное и выиграть время, чтобы собраться.

— Думаю, вы и сами прекрасно с этим справитесь, мисс Сторм, — ответил Вэнс и повернулся к куратору музея Антверпена, которого заметил чуть поодаль: тот, очевидно, хотел поговорить с Вэнсом.

— Magnifique,[14] — воскликнул куратор, схватив Вэнса за руку. — Мы глубоко сожалеем о том, что профессора Мартини больше нет с нами, но мы поистине благодарны вам за то, что вы продолжаете его дело. Правда, Ян? — спросил он у молодого человека, стоявшего рядом.


Глаза Сюзанны кровожадно пылали, когда она неслась от них прочь — заказывать мартини. Она заняла место у столика с канапе и с мыслями о мести принялась за напиток, рассматривая Вэнса в кругу почитателей. Быстро выпив коктейль, она заказала еще один, потом медленно подошла к группе, окружавшей Вэнса. Люди уходили, а Сюзанна постепенно пододвигалась ближе.

Вэнс старался не замечать ее, не встречаться с ней взглядом и все время поворачивался, чтобы не пришлось снова с ней разговаривать.

— Мистер Эриксон, — громко сказала Сюзанна. Все, кто стоял рядом, обернулись к ней, затем снова посмотрели на Вэнса. — Можно отвлечь вас на пару минут?

Эриксон уже открыл рот, но заметил, что все на него смотрят. Он промолчал и последовал за ней в уединенный угол.

— Это еще какого черта? — раздраженно выпалил он. — Разве вы еще недостаточно постарались, чтобы испортить мою жизнь и репутацию? Зачем вы…

— Черт возьми, дайте же мне сказать, — резко ответила женщина. — Если вы будете настолько добры и заткнетесь хоть на минуту, вы поймете, что я пытаюсь заключить какое-никакое перемирие.

— Перемирие? — нахмурился Вэнс. — Это вы на меня вечно нападаете, не я.

Сюзанна сглотнула.

— Вы правы, — сказала она.

Вэнсу словно дали пощечину — он был совершенно растерян и ничего не понимал.

— Я прав? — неуверенно произнес он. — Вы сказали, что я прав? Я хорошо расслышал?

Она кивнула.

— В том, что касается перемирия, — сказала она. — Только его.

Вэнс наклонил голову и поджал губы, размышляя. Еще несколько секунд он наклонял голову то в одну сторону, то в другую — и все не мог поверить.

— Не понимаю, — наконец признался он.

— Чего не понимаете?

— Почему?

— Что почему? — спросила Сюзанна. — Вы говорите загадками.

— Почему вы вдруг предлагаете мир?

— Потому что я… переоцениваю… нет, не так. Я пытаюсь понять, действительно ли я относилась к вам так плохо, как вам кажется.

— Но почему сейчас? — не сдавался он. — Почему здесь, в Милане, на этой конференции?

— Не знаю, — честно ответила Сюзанна.

— О, впервые у вас нет ответа.

Она резко вдохнула и шумно выдохнула.

— Ладно, — сказал Вэнс, — мир. — Лицо Сюзанны разгладилось. — Я буду следить за своим языком, а вы — за своим пером, идет?

Журналистка кивнула:

— Договорились.

— Хорошо, что дальше? — поинтересовался Вэнс. — Как я понимаю, интервью вы у меня брать не собираетесь. Чего же вы хотите? Я могу показать вам Милан… спецвыпуск для вашего журнала — Милан Леонардо — или что-нибудь в этом духе.

— Это не совсем то, о чем я думала, хотя идея интересная. Мне бы хотелось узнать… — она старалась выразиться подипломатичнее, — … хотелось бы узнать, как вам удается работать с полной занятостью и поддерживать репутацию эксперта пода Винчи. — Неплохо, решила она. По крайней мере, не сказала того, о чем думала: мне хотелось бы знать, действительно ли вы заслужили такую репутацию, или это все благодаря тому, что вы умеете произвести впечатление, как на сегодняшнем выступлении.

— Не уверен, искренни ли ваши слова, — проницательно сказал Вэнс. — Но я возьму, почем продаете. Взамен я хочу узнать, почему вы пишете про меня уже два года.

— Хорошо, — через мгновение согласилась Сюзанна и протянула руку. Эриксон пожал ее и заметил, что ладонь холодная и влажная. Надо же, крутая амазонка, которая кусала его за задницу в прессе два последних года, нервничает. Может, она и вправду искренна, подумал Вэнс.

— Так с чего начнем? — спросил он.

— Как вам удобно?

— Ну, в Штаты возвращаться в ближайшее время я не планирую, — объяснил он.

— Ах да, задание Кингзбери. Сэр Гавейн[15] в поисках священного Грааля? — спросила Сюзанна без сарказма.

— Да, — спокойно ответил Эриксон, — так что если хотите поговорить в ближайшее время, придется делать это тут.

— Мне подходит, — улыбнулась она. — Может, поужинаем? Нейтральная территория, преломление хлеба и все такое?

— Хорошая идея. Когда? Сегодня? — извинилась Сюзанна. — У меня уже есть планы. — Она пожала плечами. — Но завтрашний вечер у меня свободен — или послезавтра. Если вам удобнее, можем пообедать.

— Нет, ужин меня устроит. В полдень я обычно просто перекусываю, но… — Вэнс посмотрел вверх и передумал. — Может, пообедаем завтра… в какой-нибудь траттории у Галереи Витторио-Эмануэле? Перекусим?

— Отлично, где?

— Встретимся в полдень у офиса «Бритиш Эйруэйз».

Сюзанна согласилась и повернулась, заметив кого-то в толпе.

— А вот и тот человек, с которым я уже договорилась, — сухо сказала она, указывая на высокого блондина, показавшегося Вэнсу знакомым. Сюзанна окликнула его, изящно пробираясь через толпу. Что-то вроде Эллиотт. Или Эдвард. И они быстро растворились в суматохе праздника.

Глава 9

Понедельник, 7 августа


Нежный ветерок дул через высокие сводчатые арки Галереи Витторио-Эмануэле II, словно принося успокоение и извиняясь за чрезмерную жару, стоявшую в Милане последние два дня.

Но Вэнс Эриксон не ощущал ни утешения, ни успокоения — он раздраженно и беспокойно переминался у закрытой двери офиса «Бритиш Эйруэйз». В другом конце галереи, ярдах в тридцати, стоял, привлекая восхищенные женские взгляды, его телохранитель — стильно одетый, но все равно настолько крупный, что его ни с кем нельзя было спутать. Он делал вид, что рассматривает книги в витрине, на самом же деле наблюдал за отражением в стекле; Вэнс подозревал, что от его внимания не ускользнет ничто.

Тоси пропал.

Никто не знал, где он. Утром Вэнса вызвали в отделение полиции, чтобы задать еще несколько вопросов о нападении в Санта Мария делла Грация. Тоси не появился на конференции и не связался с ректоратом университета Болоньи.

Детектив, который допрашивал Вэнса утром, вел себя так, будто чуть ли не Вэнс виноват в исчезновении Тоси. Не слишком тонкие намеки: наркотики? мафия? связь с «нежелательными» политическими группировками? Вы точно уверены, мистер Эриксон? Потом Вэнс вернулся на конференцию, чтобы послушать другие выступления, но тяжелое беспокойство сдавливало грудь, он не мог сосредоточиться, усидеть на месте. Остаток утра он бродил по улицам. Прогулка помогла разобраться в мыслях. Эриксон боялся, что человек, который убил Мартини и напал на него, попытается сделать это снова. А еще миланская полиция считает, что это он виноват в исчезновении Тоси. Если все станет еще хуже, решил Вэнс, придется позвонить Кингзбери и нанять адвоката.

Он посмотрел на часы. Сюзанна Сторм опаздывает уже на тринадцать минут. Вэнсу не давали покоя мотивы этой женщины. Почему после стольких лет противоборства она вдруг пошла на примирение? Что затеяла? Эриксон не мог заставить себя доверять ей. После разлада с Пэтти доверия у него осталось немного. Плохо это, подумал Вэнс. Он бы постарался узнать Сюзанну получше в тот вечер, когда они впервые встретились в Скидморе, но там закоротило сразу. Однако его внимание она тогда привлекла. А кого бы не привлекла такая девушка? Но это говорила его маленькая головка, а не большая.

Его задумчивость прервал частый звонкий стук каблуков. Вэнс обернулся и увидел, что к нему быстро приближается Сюзанна — в изящном обтягивающем творении из зеленого шелка.

— Извините, я опоздала, — крикнула она еще издали.

На миг у Вэнса вылетело из головы, что перед ним — та самая женщина, которая не упускала случая нанести удар в спину и до вчерашнего дня не сказала ему ни одного доброго слова. Он уставился на нее — на ее высокие точеные скулы, на шелк, выгодно подчеркивающий формы. На секунду ее чувственность застала Вэнса врасплох, он был ошеломлен ее неотразимостью. Потом, еле заметно кивнув, Эриксон пришел в себя. Она снова стала строгим искусствоведом, которому он никогда не сможет угодить.

— Извините, — повторила Сюзанна еще раз, уже стоя рядом. — Я обычно не опаздываю, но…

— Ничего страшного, — кратко ответил Вэнс. — Зато я успел кое о чем подумать. Я считал, что мы пообедаем здесь, — сказал он, показывая на ресторанчик по другую сторону аркады, — но… — Сюзанна вопросительно склонила голову. — Ну, вы сегодня похожи на особу королевских кровей. — Вот черт, подумал Вэнс — он хотел выразиться понейтральнее, но получился раболепный комплимент. — Я хотел сказать, что мы должны выбрать такое место, где вашу элегантность оценят.

— О боже, мистер Эриксон, — игриво ответила Сюзанна, — вы сегодня так пристойно себя ведете. Как джентльмен, особенно если учесть, что вы инженер-нефтяник.

Через пятнадцать минут они сидели на удобных стульях в ресторане «У Жюля» на виа Монтенаполеоне, и в зале тихонько звучала опера Верди. Еле слышно шуршал приглушенный разговор, смех sotto voce,[16] и совсем не было слышно, что люди обедают — все были настолько хорошо воспитаны, что не позволяли столовому серебру постукивать по фарфору.

Сюзанна здесь чувствовала себя естественно — она осмотрела зал спокойно и не суетливо. Да и зал ничего себе, подумал Вэнс: блеск и мерцание хрустальных люстр, настоящее серебро, темное дерево и тонкий английский фарфор только оттеняли висящие на стенах подлинники мастеров Возрождения. Вэнс наклонился к Сюзанне и тихо произнес, показывая на знакомые картины:

— Боттичелли. — Показывал он кивком — в таком месте не принято тыкать пальцами. — Браманте.[17] — Степы там были похожи на альбом репродукций.

— Вэнс! — Звучный голос нарушил старательно хранимую тишину. Взгляды устремились сначала на высокого элегантного мужчину, одетого модно, но не щегольски, с безупречно подстриженными и причесанными волосами и усами. — Вэнс, это действительно ты?

Мужчина заскользил по полу в изящном танце, лавируя между столиками, официантами, их помощниками и гостями. У Жюля Грациано была оливковая кожа, как у многих жителей Средиземноморья, и высокие изящные скулы, как у француза. Подойдя ближе, он широко улыбнулся, демонстрируя ряд ровных белых зубов. Тишину нарушала только ария Верди; обедающие, в основном — самые влиятельные люди Милана, — смотрели на них настолько пристально, насколько позволяли приличия. Что это за особый гость, ради которого Грациано нарушил заботливую оркестровку мира и спокойствия в своем ресторане?

Грациано обнял Вэнса, потом перевел взгляд на Сюзанну.

— Вы слишком прекрасны для этого негодяя, — сказал он, театрально прижимая ее руку к губам. — Почему бы вам не велеть ему уйти, и мы пообедаем вдвоем? Мой шеф-повар приготовит блюдо века.

— Сюзанна, — ухмыльнувшись, прервал его Вэнс, — познакомьтесь с Жюлем Грациано, самым льстивым жиголо Милана, владельцем этой грязной забегаловки.

— Польщена, — сказала она.

Они поболтали еще немного, затем Грациано убежал заказывать для них какие-то особые блюда, но остановился, чтобы еще раз взглянуть на Сюзанну.

— Нет, это я польщен, — произнес он, вздохнув, и, прежде чем уйти, снова широко улыбнулся.

Телохранителя Вэнса предусмотрительно посадили за маленьким столиком у окна недалеко от входа. В окружении пальм этот столик был почти незаметен, к тому же мужчина сидел неподвижно; двигались у него только глаза. Вэнс иногда сомневался, живой ли он человек вообще. Не похоже, чтобы он ел или ходил в туалет; по крайней мере, Вэнс этого не видел ни разу.

— Убить вас надо, — сказала Сюзанна Вэнсу таким голосом, по которому было понятно, что шутка это лишь наполовину. — Я думала, что умру, когда все обернулись и уставились на нас.

Эриксон рассмеялся.

— Меня-то за что? Это Жюль устроил шум.

— Да, наверное, — сказала она. Потом, пытаясь сменить тему, спросила: — Вы часто сюда ходите? Похоже, вы хорошо знакомы с владельцем. Еще раз — как его?

— Грациано, — напомнил Вэнс. — Как известный боксер.[18] Но, — Эриксон озорно улыбнулся, — если начнется потасовка, Жюля рядом не окажется. Он был распорядителем в казино Монте-Карло в ту ночь, когда меня вышвырнули…

— А за что? — До Сюзанны доходили слухи, но все это казалось слишком невероятным.

— За то, что выиграл слишком много.

— Они могут так поступить?

— Конечно. Тебя могут выставить из любого казино, если решат, что ты способен выиграть слишком много. — Вэнс заметил ее взгляд. — Я понимаю, кажется, что это нечестно, но не забывайте — это их бизнес: быть уверенным в том, что ты уйдешь с меньшим количеством денег, чем пришел.

— Вы жульничали?

— Жульничал? В этом не было необходимости. Просто хорошая система и хорошая память. «Блэк-джек». Я играл в него.

Эриксон на секунду прервался, чтобы поговорить со стюардом. «Пино Гриджо»? Да, синьор, в винной карте… Нет, Вэнсу нужно что-то особенное, из района Коллио, от Феллуги, если можно. Сомелье сказал, что он сделает все возможное, и после короткого диалога с хозяином заведения достал нужное вино.

— Похоже, вы хорошо разбираетесь в винах, — предположила Сюзанна после того, как стюард ушел. — Впечатляет.

— Увы, я знаю не так много, — возразил Вэнс, — лишь чуть-чуть о том, что мне нравится. Остальное… я забываю, — добавил он с заразительной улыбкой. Сюзанна тоже заулыбалась и вдруг почувствовала себя слегка безрассудно. Это неуправляемое чувство ей не нравилось. Чтобы сдержать его, Сюзанна заговорила.

— «Блэк-джек», — ровно произнесла, она. — Расскажите, как вам удавалось их обыгрывать, не жульничая?

— На самом деле достаточно просто. Я считал все разыгрываемые карты и сопоставлял их со специальной таблицей стратегий, которую разработал и заучил. По таблице достаточно точно определялись почти все возможные игровые ситуации… На это ушло часов пятьдесят, — продолжал Вэнс, — чтобы один раз освоить систему. Кроме того, нужны только крепкие нервы, дисциплина и достаточно денег. В казино это называется «подсчетом». После того, как тебя вычислят, тебя обычно окружают и предлагают уйти — это предложение подкрепляется гориллами пост-неандертальской эпохи с невероятными мышцами.

— И с вами такое случилось? Я бы насмерть перепугалась… все смотрят, как тебя уводят. Вас это не смутило?

— Первые пару раз.

— Первые пару раз? Это случилось не однажды?

— Ну да. Почти в каждом крупном казино мира. И Грациано, — Вэнс кивком показал на ресторатора, — пришлось выкидывать меня в Монте-Карло… Послушайте, все не так страшно, — Вэнс улыбнулся, заметив, какое у нее лицо. — То, что казино теряют деньги, беспокоит только их хозяев. Остальные? Им нравится видеть, что клиент хорошо проводит время. И они уважают человека, который, придя в игровой зал, оказывается умнее. Как говорит Грациано, в мире, наверное, девятнадцать человек, которые могли сделать то, что сделал я. И большинству из них закрыли вход в казино, как и мне. Один снял больше 27 500 долларов за сорок пять минут в казино «Фримонт» в Лас-Вегасе. В целом он выиграл больше пяти миллионов баксов. А теперь ему приходится гримироваться. Я вышел из этого дела, потому что накопил достаточно денег, и мне не хотелось возиться со всем этим дурацким сценическим макияжем и прочей фигней.

Официант с очень почтительным видом принес вино. Ритуально рассмотрев этикетку, понюхав пробку, попробовав и разлив вино, Вэнс объявил, что оно восхитительно, и сладкоречивый стюард удалился.

Когда «Пино Гриджо» осталось на донышке, разговаривать стало проще. Сюзанна рассказала об учебе в Париже и о том, насколько ей не нравилось изображать хозяйку на дипломатических загулах ее отца.

— Сейчас он у вас — какая-то большая корпоративная шишка, да? — тактично поинтересовался Вэнс. Новая администрация не очень хорошо восприняла противоречивые взгляды посла Сторма.

— Он лоббист, — ответила Сюзанна с таким презрением, что Вэнс решил закрыть эту тему.

Пока официант уносил закуски, журналистка спросила Вэнса, как он познакомился с Кингзбери и как у них сложились такие близкие отношения.

— Это было на аукционе «Кристи», — объяснил Вэнс. — Кингзбери пытался купить несколько рукописей да Винчи. А я рекомендовал купить их же другому богатому покупщику. Мы выиграли. Поэтому старик решил переманить меня на свою сторону. Мы еще и очень понравились друг другу. В молодости он был совершенно безбашенным — да он и до сих пор такой. Всех на уши ставил. Каждый раз, когда конкуренты думали, что они перекрыли Кингзбери все пути, он отыскивал выход — очень нестандартный, пренебрегая всеми точными принципами, которым учили в правильных бизнес-школах «Лиги плюща». — Еще Вэнс рассказал, как во время переизбытка газа в пятидесятых Кингзбери пошел к поставщику неочищенной нефти и предложил заплатить за нефть по текущему курсу: — «Вы с ума сошли», — ответили ему. Да, он был действительно безумен и чуток, как лиса. А потому сказал: «Я хочу быть уверен, что когда все переменится и начнется дефицит, у меня будет достаточно нефти. Поэтому я куплю ее у тебя сейчас». Тот поставщик разбогател на нефти, которая могла его обанкротить; а позже, во время нефтяного эмбарго в 1973 году, нефтеперегонные заводы Кингзбери работали непрерывно. Все крупные нефтекомпании неистовствовали. Все хотели избавиться от конкурентов и захватить рынок целиком. Я думаю, благодаря той безумной сделке Кингзбери многие психиатры нефтяных компаний оказались просто завалены работой. — Вэнс довольно рассмеялся. — Я тоже всегда все делал «неправильно». Все твердят, что способ, которым я нахожу нефть, не может работать — но он работает, и Кингзбери это нравится; возможно, в моем маленьком сумасшествии он видит себя. Черт побери, я и сам не знаю, почему мой метод приносит результаты. Я прыгаю на мотоцикл и еду в горы, прихватив несколько геологических карт, и земля как будто говорит со мной. А вернувшись, рассказываю, где бурить. У меня самый низкий процент сухих скважин во всей нефтедобывающей промышленности, — с гордостью добавил Эриксон. Потом, внезапно смутившись, посмотрел на Сюзанну и покраснел. — Надеюсь, я не наскучил вам своими рассказами о нефти.

— Ничего подобного, — поспешно ответила она. — Честно. Это интереснее, чем я могла представить. — И вы интереснее, Вэнс Эриксон, подумала она к собственному удивлению. — Вы в некоторой степени нонконформист, — продолжала Сюзанна. — Честно говоря, это меня восхищает. Я, пожалуй, в некотором смысле вела слишком закрытую жизнь. Единственный мой бунт свелся к тому, что я стала журналистом. Родственники хотели, чтобы я вышла замуж за какого-нибудь подходящего юного богатея и стала светской дамой. А я вместо этого стала изучать журналистику в Скидморе. Я хотела работать в газете в Саратоге. Обо всем уже договорились, но отец пустил в ход связи. — Она уставилась на скатерть. — Сделал так, чтобы мое заявление не рассматривали. А без денег я не могла позволить себе учиться дальше. Так что, — Сюзанна ткнула в скатерть вилкой, — я приняла отцовское предложение и стала изучать изобразительное искусство в Сорбонне. Наконец мне удалось не совсем честными путями устроиться на работу с мизерной зарплатой в «Интернэшнл Геральд Трибюн», где я писала о новостях искусства в Европе, — то есть, можно сказать, коварным путем вернулась к журналистике. А вскоре получила работу в «Haute Culture».

Вэнс улыбнулся.

— Похоже, вы обставили папеньку, — предположил он. — Сначала следовали его воле, а потом сумели стать тем, кем хотели.

Сюзанна кивнула и рассмеялась. Странно, что раньше ей не приходило в голову смеяться над семейными отношениями. Но сейчас они не казались ей такими… значительными. Ей было хорошо.

— В конце концов, отец принял это с достоинством, — продолжала она. — Полагаю, решил, что область высокой культуры подходит для того, чтобы я выражала в ней свой непокорный характер. Думал, что я сразу же уволюсь и выйду замуж — желательно до двадцати пяти. Ну, сейчас мне уже больше, и увольняться я не собираюсь. Но отец и остальные родственники заваливают меня предложениями. Говорят, что пора перестать играть в игры и найти мужа. Пока я не превратилась в дряхлую старую деву.

— Это вряд ли произойдет, мисс Сторм, — сказал Вэнс Эриксон со странным выражением лица. — Пожалуй, можно заказать ланч, пока меню у нас в глазах не двоится, — предложил он. Сюзанна согласилась.

Они заказали на двоих антипасто — прошутто и дыню — и феттучини с ломтиками трюфелей. После этого была телятина по-милански.

За едой они продолжали мило болтать, радуясь прекращению вражды, которая измучила их обоих. От вина приятно гудела голова. Разговор то и дело возвращался к конференции, Леонардо, и, наконец, когда унесли тарелки и они потихоньку пили эспрессо, Сюзанна упомянула дневник де Беатиса и поразительное заявление, сделанное Кингзбери неделю назад на пресс-конференции в Санта-Монике.

— Что вы собираетесь делать теперь, когда исчез дневник де Беатиса? — поинтересовалась она.

Вэнс напрягся. Ему удалось забыть на несколько минут о Мартини, похищении дневника, исчезновении Тоси и телохранителе. Он заметил, что Сюзанна обеспокоена.

— Не волнуйтесь, — уверил он, — ваш вопрос не рассердил меня, просто… мне на время полностью удалось выкинуть это из головы.

— Простите, — искренне сказал она. — Не обязательно сейчас об этом говорить…

— Все в порядке. Рано или поздно об этом придется задуматься. — Вэнс с отсутствующим видом посмотрел в окно. Лишь силуэт телохранителя был заметен — просто тень на тонких белыхзанавесях, скрывающих клиентов ресторана от любопытных взглядов уличных прохожих.

— У меня осталась копия дневника, — сказал Вэнс. — Сейчас она хранится в сейфе «Хилтона». У Мартини была единственная вторая копия, но полиция Амстердама, обыскивая его кабинет, ее не нашла. — Как ни странно, Вэнсу стало легче после того, как он поделился с Сюзанной.

— Интересно, — сказала она. — Но сейчас денежную ценность имеет только оригинал. Зачем кому-то пришло в голову красть копию? Как бы там ни было, разве амстердамская полиция не заявила, что, по их мнению, это был случайный акт насилия?

Вэнс не ответил на ее последний вопрос.

— Они готовы красть ради информации, — ровно сказал он. А потом изложил идею, которая только что пришла ему в голову: тому, кто повинен в смерти Мартини, а также в смертях профессоров из Вены и Страсбурга, либо нужно было само содержимое дневника, либо он хотел помешать этим людям рассказать то, что они знали.

Сюзанна убрала с лица прядь каштановых волос.

— Вот это история, — сказал она, — просто невероятно.

— Доказать пока ничего нельзя, — продолжал Эриксон. — Отчасти поэтому я не стал рассказывать полицейским о том, что думаю насчет Вены и Страсбурга.

— Должна признать, доводы кажутся притянутыми за уши. Может, это просто совпадение?

Вэнс вздохнул:

— Хотел бы я, чтобы и мне так казалось. Но слишком уж много всего произошло. — И он поведал историю о прерванной встрече с Тоси.

— То был его почерк? — спросила журналистка.

— На самом деле не знаю, — ответил Эриксон. — Полагаю, к данному моменту полиция это уже проверила; записка у них. А вы это к чему? Хотите сказать, что кто-то мог его убить, а потом попытался подстроить встречу со мной? Нет-нет, — быстро сказал он, отвечая на свой же вопрос. — Скорее всего, это действительно был Тоси. Я помню, как консьержка пансиона описала человека, который ее принес. По описанию человек похож на Тоси, и он приходил один.

— Я думаю, он мертв, — неожиданно твердо сказала Сюзанна. — Я даже и не знаю, почему мне так кажется. Должно быть, интуиция.

— К сожалению, я считаю, что вы можете оказаться правы. Но зачем?

— Почему? Зачем эта секретная информация понадобилась кому-то настолько, чтобы убить человека? Что знал Тоси?

— Насколько мне известно, — предположил Вэнс, — Тоси ни разу не видел дневника, и у него не было копии. Понятия не имею, что он мог знать такого, из-за чего у него возникли проблемы.

Какое-то время они сидели молча, пили густой кофе и размышляли. Сюзанна пристально разглядывала чашку — будто ожидала, что появится какое-нибудь виденье и подскажет ей ответ. Не относительно Тоси, поскольку в эту историю она не слишком верила, а о Вэнсе Эриксоне. Вопрос был о нем.

На другой стороне улицы над этим же вопросом размышлял Эллиотт Кимболл. Ссутулившись на сиденье своего «ягуара экс-джей-12», он не сводил пристального взгляда с ресторана и прилегающей территории. Они там сидят уже почти три часа. О чем они, черт бы их побрал, разговаривают? Если вообще они еще там; может, как-нибудь вышли через черный ход. Только еле заметная тень громилы у окна удерживала Кимболла от того, чтобы зайти в ресторан самому и проверить.

Кимболл допивал последнюю бутылку воды «Перье» — он взял ее с собой, осознавая, что от этого мочевой пузырь будет болеть сильнее. Но так хотелось пить. На то, чтобы найти человека, который ходил бы за Эриксоном, по крайней мере, до вечера, времени не было. Дела обстояли не очень хорошо. Эллиотту не по душе был этот бардак. Он пока не управлял ситуацией, и это его беспокоило.

Тоси на конференции не появился. Сюзанна Сторм рассказала вчера об этом. Потом еще этот звонок от Карозерс.

— Вчера на Эриксона напали, — сообщила Дениз. — Следи за ним, возьми его, если потребуется. Только не позволяй им его поймать. Пусть уж лучше умрет, чем попадет к ним в руки.

— Возможно, это оптимальное решение, — предположил Кимболл.

— Нет, — твердо ответила она. — Это огорчит Кингзбери. Он начнет расследование. А этого мы позволить пока не можем.

— Но почему Комо? — поинтересовалась Сюзанна, допив кофе. — Что вы рассчитываете там обнаружить?

Вэнс покачал головой:

— Не знаю. Может, найду на вилле какую-нибудь подсказку.

— На вилле?

Вэнс опять погрузился в себя; ей не удавалось разгадать его мысли.

— Что? — спросил он, вздрогнув. — Ах, да… простите, кажется, я задумался. Вилла Каицци.

— У этой семьи Кингзбери приобрел Кодекс, да? — Эриксон кивнул. — А я думала, что они живут в Швейцарии.

— Так и есть; у них несколько резиденций. Одна — на восточном побережье озера Комо, рядом с Белладжио, самая малоизвестная, там хранится их коллекция редких книг. Кодекс да Винчи, который они продали, — лишь верхушка айсберга. Не удивлюсь, если у них есть еще что-нибудь из работ Леонардо, или… — Вэнс умолк, рассеянно уставившись в чашку с кофе. — Или если пропавшие страницы у них.

— Где… — Сюзанна собиралась спросить, где он остановится в Комо, но ее прервал высокий, сухопарый седой человек, внезапно возникший за спиной Вэнса.

— Простите, что помешал, — извинился господин. В одной руке он держал котелок, а в другой — зонтик. Выглядел он так, словно только что вышел из швейной мастерской Савил-Роу,[19] — но мне очень хотелось сказать, что ваша речь была прекрасна, мистер Эриксон. — Вэнс узнал этот голос, нахмурился и повернулся к мужчине:

— Декан Вебер. — Вэнс обратился к нему резко и сердито.

— Вчера я не успел похвалить вашу речь, но я хочу, чтобы вы знали — в Кембридже очень, очень гордятся вашими достижениями.

— Вашей заслуги в этом нет, декан Вебер, — отрезал Вэнс. — Или вы стали относиться мягче к игрокам и прочим сомнительным личностям вроде меня?

Пожилой мужчина напрягся.

— Я вас понимаю, — кратко ответил он.

— Нет, декан Вебер, — продолжал Вэнс, — не думаю, что вы когда-либо это поймете. Вы старались исключить меня из Кембриджа и делали все возможное, чтобы те четыре года, которые я там провел, были максимально неприятны. А теперь вы ожидаете, что я благосклонно приму комплимент, который вы делаете не потому, что цените мою работу, а потому, что упустили возможность…

— Вэнс! — с упреком воскликнула Сюзанна.

Не говоря ни слова, престарелый кембриджский декан развернулся на каблуках и сердито вышел из ресторана.

— Зачем вы это сделали? Вы вели себя грубо, это, это… — Сюзанна запиналась от гнева. — Это была одна из самых отвратительных сцен, которые мне доводилось видеть.

— А вы ждали от меня вежливости? Чтобы я сказал: «Спасибо, декан Вебер, за удар в спину»? «Рана больше не кровоточит, а шрамы уже почти не видны»? Вы ждете от меня такой вежливости, хотя я знаю, что подошел он по единственной причине — ему хочется присосаться к человеку, который добился успеха, несмотря на все его усилия, а теперь он еще и хочет, чтобы его уважали за мои достижения?

— Но нет необходимости кидаться на людей, — настаивала журналистка. — Пусть бы сказал, что хотел, и шел своей дорогой. Похоже, вы специально стараетесь жить так, чтобы у вас была возможность всех оскорблять.

— Например, когда я платил за свое образование выигранными деньгами? — спросил Вэнс. — Или когда задел чувства армейского командования тем, что построил больницу, напоминавшую им о детях, которых они изувечили? Декана Вебера я с самого начала оскорбил уже тем, что существовал. Я был человеком не его круга, и он изо всех сил старался меня в этот круг не пустить. Он даже связывался с президентом МИТ, пытаясь помешать мне учиться. Как он сказал, я «морально непригоден».

— Возможно, он был прав, — заявила Сюзанна. Они говорили все громче, но в ресторане почти никого не осталось — только одна пара, занятая в дальнем углу своими любовными разговорами. Грациано дипломатично вышел.

— Это дешевое обвинение человека, который изводил меня два года. Оглянитесь в прошлое и посмотрите на свои выступления на некоторых конференциях, прежде чем говорить о том, что я беспричинно оскорбляю людей!

Сюзанна замахнулась, чтобы дать ему пощечину, но сдержалась. Вместо этого она изящно встала, наклонилась и прошептала Вэнсу на ухо:

— Пора взрослеть.

Повернулась и направилась к выходу — а там исчезла в лучах вечернего солнца.


Господи, похоже, она в гневе! — подумал Эллиотт Кимболл, поспешно отворачиваясь, чтобы Сюзанна его не узнала. Он повернул зеркало заднего вида, чтобы рассмотреть женщину получше, но быстро подъехало такси, желтый «фиат», и увезло журналистку.

— Мой друг, она прекрасная женщина, — благожелательно сказал Жюль Грациано, усаживаясь на стул, который еще хранил тепло Сюзанны.

— Да, — согласился Вэнс, — прекрасная снаружи, но я не знаю, какова она, если копнуть глубже. — И он вкратце пересказал отзывчивому ресторатору, что Сюзанна писала о нем. Тот пофыркал, покачал головой.

— Скажу тебе вот что, — начал Жюль. — Никогда в жизни я не видел мужчину с такой ледяной решимостью и крепкими нервами, как ты за карточным столом. Ты попадал в ситуации более непроходимые, чем задница девственницы, и я ни разу не наблюдал, чтобы ты терял хладнокровие. Но очень плохо, что тебя лишает самообладания присутствие женщины. — Хозяин ресторана рассмеялся и похлопал приятеля по плечу. Прикончив бутылку «Брют Спуманте» за старую дружбу, они распрощались, и Вэнс вышел на улицу. Нет лучшего друга, подумал он, чем человек, которому ты спас жизнь.

По виа Монтенаполеоне торопливо сновали люди, решившие пройтись вечером по магазинам, в основном — шикарные женщины, за которыми бегали шоферы, нагруженные коробками из первоклассных миланских ателье.

Поток машин на этой узкой, слегка изгибающейся улице вяло тек между лимузинами, припаркованными там, где становиться нельзя. За спиной Вэнса маячил громадный телохранитель — он покорно ждал, пока швейцар Грациано поймает им такси. Охранник начинал нервировать Вэнса. Говорил он мало, сообщил лишь, что его зовут Якобо (он произнес «Йа-ко-по»). Вэнс решил, что позвонит Кингзбери тем же вечером и спросит, нельзя ли избавиться от этого громилы.

Такси проезжали мимо — занятые, но Вэнса это не особо беспокоило. Ему нравилось разглядывать лица людей, идущих по самой роскошной в городе улице с ее желтыми пыльными зданиями, богатыми навесами, швейцарами в шикарной униформе у дверей. Тут не просто пахло деньгами — деньги тут были видны и звучали. Вдруг потеряв терпение, Вэнс дошел до угла и поймал такси — там движение было меньше.

Телохранитель захлопнул за ними дверцу, и водитель повернул зажигание. Машина рванулась вперед на расстояние в два автомобиля, но затем таксист резко нажал на тормоз, и такси, дернувшись, остановилось.

— «Хилтон», — сказал Вэнс шоферу, который воспринял это, словно командировку в ад. Он вел машину, почти как и любой итальянский таксист — как одержимый, из которого еще не изгнали бесов. Поехали, остановились. Дернулись, разогнались. Ехали рывками — сначала по тротуару, затем вернулись на дорогу. После поворота налево на четырехполосном бульваре поток машин разделился, и водитель стал обычным летчиком-испытателем.

После спора с Сюзанной Сторм болела голова. Возможно, она права: он повел себя с Вебером неправильно. Наверное, стоило позволить старику — пусть нес бы свою напыщенную чушь. А теперь женщина воззвала к его совести, и ему это не нравилось. Он не сделал ничего такого, из-за чего стоило себя винить.

Вебер был одним из немногих, на кого Эриксон держал обиду. Тот навредил ему не случайно; он злонамеренно старался испортить карьеру Вэнса.

Тем не менее происшествие в ресторане крутилось в голове, и в центре циклона была Сюзанна Сторм. Вэнсу было необходимо ее одобрение. Он покачал головой. Искать одобрения было не в его стиле.

Если бы Вэнс не был настолько поглощен своими мыслями, если бы не забыл о реальности, он мог бы заметить, что телохранитель, хмуро глядя на пробку впереди, вдруг насторожился больше обычного. Мог бы заметить, что охранник залез под куртку и расстегнул кожаную кобуру с автоматом «узи». В гуле движения случилась легкая пауза. Таксист ее тоже заметил, но его не слишком удивляло то, что вытворяют водители Милана.

Телохранитель незаметно достал автомат и теперь держал его наготове, прикрывая лишь краем пиджака.

Лобовое стекло разлетелось, как только началась стрельба; пули вонзались в сиденье перед Вэнсом.

— Ложись! — только и приказал телохранитель. Он хлопнул Вэнса по спине рукой размером с хороший окорок, прижимая его к полу крохотного автомобиля.

Пули продолжали раздирать сиденье; Вэнс услышал, как вскрикнул таксист, и машина, резко свернув вправо, во что-то врезалась на полном ходу. Стреляли со всех сторон. Заднее стекло разбилось, и осколки, словно крупная соль, посыпались на спину Вэнса, который пытался развернуться в тесной щели между сиденьями.

Но вот он изогнулся так, что наконец все стало видно: телохранитель стрелял туда, где раньше было лобовое стекло. Когда огонь ненадолго утихал, Вэнс слышал перепуганные крики оказавшихся рядом людей и яростные вопли тех, кто не убежал. Они звали полицию.

— Лежать! — твердо прозвучал голос телохранителя. Вэнс с изумлением наблюдал за тем, как его громадный защитник стрелял сначала в одну сторону, потом в другую, пригибаясь, чтобы укрыться от пуль, будто заранее знал, когда и с какой стороны откроют огонь.

Потом сзади раздался взрыв, задняя часть автомобиля подскочила и с грохотом ударилась об асфальт. У Вэнса перехватило дыхание, телохранитель пришел в ярость. Он снова начал стрельбу, неистовее прежнего. Он крутился и палил, как дервиш. И вдруг застыл, широко рас крыв от удивления глаза. Автомат выпал из рук на переднее сиденье и с грохотом свалился на пол. Телохранитель попытался нащупать рану на спине, и в грудь ему попала еще одна пуля, прибив его к заднему сиденью. Как бы извиняясь, он поймал взгляд Вэнса и, прежде чем закрыть веки, успел произнести единственное слово:

— Беги.

Беги. Беги, — сказал он. Миллион раз за тысячную долю секунды Вэнс приказал своему телу подчиниться, но оно упрямо продолжало лежать, скрючившись от страха. Очередная порция пуль впилась в плечо телохранителя, отчего его тело подалось вперед; Вэнс безмолвно смотрел, как труп его охранника, истекая кровью, нагнулся, а потом рухнул на него. Когда вес тела обрушился на Вэнса, тот глотнул воздуха, затем оба замерли.

Секунду Эриксон не двигался. Но потом огромным усилием воли выпрямился и столкнул с себя неподвижное тело, одновременно открывая ногой дверную защелку. Пинком раскрыл дверь, выкатился из машины и пополз на четвереньках, словно краб. За ним летели ряды пуль, поднимая маленькие фонтаны пыли. Вот он прыгнул впереди покатился. Фонтанчики следовали за ним, но с большим разбросом.

Сзади раздавались крики, где-то вдалеке уже завывала полицейская сирена. Они все равно не успеют, с отчаянием подумал Вэнс, прижимаясь лицом к тротуару. Как будто оказался лицом к лицу с вооруженным грабителем в собственном доме, а полицейские говорят по телефону: «Ждите ответа».

Тяжело дыша, Вэнс вскочил на ноги и бросился к повороту в переулок ярдах в двадцати впереди. Всего лишь в нескольких дюймах от его головы одиночный выстрел из револьвера разбил кирпич. Очередь из автомата пробила неровный узор запятых в кирпичной стене прямо перед Вэнсом, затем последовала еще одна попытка. Отрывисто дыша, Эриксон снова упал на колени, и новая очередь яростно прорезала воздух в том самом месте, где только что была его грудь. Десять ярдов. Пули летели вслед. Вэнс хотел укрыться за мусорным контейнером, но когда добежал до него, он уже танцевал под напором огня.

Вэнс метнулся к другой стене, перепрыгнув вонючую сточную канаву, затем побежал за плавный угол прямо по середине переулка.

— Вон он! — крикнул мужчина по-итальянски. В узком проходе раздался одинокий выстрел, и Вэнс попытался укрыться за стеной. Раздались и другие голоса. Эриксон во весь дух мчался дальше, повороты спасали его от преследователей — те палили вслепую. Опасаясь, что его могут перехватить на другом конце, Вэнс при первой же возможности свернул направо, поскользнулся и немного проехал по булыжнику. Сзади слышались шаги.

Пока он бежал, липкий паралич, сковавший мозг, постепенно рассеивался. Придумай что-нибудь, соберись и придумай. Эриксон добежал до главной улицы и заметил ярко-красный знак метро. Дорога по-прежнему была забита транспортом. Тяжело дыша, Вэнс втиснулся в толпу возвращающихся домой рабочих с разнообразными пакетами, портфелями и сумками. На безликой и плохо освещенной станции висел гул тысячи бормочущих голосов. Вэнс купил билет и просочился через турникет, оглядываясь и ища глазами преследователей. Но понял, что от этого не будет толку: он их как следует даже не рассмотрел.

В голове множились параноидальные мысли. Кто пытается его убить? Старуха на скамейке — с родинкой на щеке, большой и темной, как изюмина? Или бизнесмен, внимательно изучающий сегодняшний выпуск «Уолл-Стрит Джорнал»? Вэнс покачал головой, пытаясь разогнать лишние мысли. Нет, скорее всего, не они. Будь серьезнее, думал он. Ищи человека, который спешит. Человека, который выглядит, как я. Может, он их стряхнул. Возможно, ему удалось скрыться из виду, прежде чем спуститься в метро. Здесь Вэнс чувствовал себя в большей безопасности, тут его окружает слишком много людей. Он с благодарностью посмотрел на двух полицейских, которые расслабленно болтали у клепаного ограждения.

Вдруг Вэнс понял, что не может просить у них помощи. Его опять отведут в участок и рано или поздно снова придется столкнуться с тем же детективом, который обвинял его утром и намекал на то, что беспредел, с которым столкнулся Вэнс, — дело наркоторговцев или террористов. И придется объяснить ту смерть, и будет еще много вопросов, на которые Вэнс не сможет ответить. И уж совсем тошнотворная мысль: им может прийти в голову арестовать его как подозреваемого.

Он отвернулся от полицейских и направился к платформе. Ему все равно было, на какой поезд садиться и в какую сторону ехать. Вэнс хотел лишь одного — убраться подальше от людей с улицы, которые за ним охотились.

— Эй, потише! — услышал он сердитый голос сзади. Повернувшись, Эриксон увидел ярдах в тридцати хорошо одетого мужчину — тот расталкивал людей, столпившихся у турникета. Они сошлись взглядами. Охотник и жертва — насчет своей роли Вэнс не сомневался. Мужчина попытался пролезть через турникет, но купить билет он не удосужился. К нему подбежал контролер. Вэнс не стал медлить и пробрался ближе к краю платформы.

С одной стороны подул прохладный ветерок, затем усилился. Приближался поезд. Вэнс стоял во втором ряду; между ним и краем платформы была лишь широкобедрая женщина в ситцевом платье. Вэнс оглянулся. Мужчина уже купил билет и преодолел разрыв — между ними теперь оставалось ярдов двадцать. Они пристально смотрели друг на друга поверх голов. Мужчина был примерно на дюйм выше Вэнса, футов шести ростом, может, чуть больше.

Послышалось громыхание тяжелого состава, звук креп. Ветер с запахами пыли, масла, озона от электрических разрядов, раздавленных окурков и других следов жизнедеятельности человека становился сильнее, он давил на веки, звал своим голосом. Мужчина — в десяти ярдах. Вэнс уже четко видел его лицо: человек лет сорока пяти, серебристые волосы, очки в золотой проволочной оправе. Лицо вытянутое и печальное, как у гончей. Сходство с собакой усиливалось продольными морщинами, что тянулись от высоких скул едва ли не до самого конца заостренного подбородка. Темные глаза преследователя злобно горели.

Со скрипом металла, трущегося о металл, поезд затормозил и медленно остановился. Открылись двери, и толпа ринулась вперед. Несмотря на возмущение женщины впереди, Вэнс протиснулся к красно-белому вагону. Сзади народ возмущался неистовыми маневрами похожего на гончую мужчины. Повернувшись спиной к поезду, Вэнс стал пробираться между толпой и вагоном, стараясь увеличить дистанцию, пока преследователь расталкивает толпу. Когда двери поезда раскрылись и извергли поток пассажиров, между ними было уже ярдов пятнадцать. Стремительный поток людей оттеснил мужчину, а Вэнс продолжал двигаться вдоль вагона, пока и его едва не смело у следующей двери.

Но когда Вэнс добрался до нее, поток выходящих пассажиров спал, потом течение развернулось: люди с платформы спешили занять свободные места. Но человек с собачьим лицом тоже поплыл по течению человеческой реки. Он вклинился в толпу и почти дошел до другой двери того же вагона, когда Вэнс потерял его из виду. Эриксон отчаянно заозирался и наконец заметил его. Убийце удалось втиснуться в вагон с последней волной измятых тел, стремящихся поскорее добраться домой. Двери закрылись, но тут же автоматически раскрылись, прищемив чей-то локоть или портфель. Собрав все силы, Вэнс наклонился, подобно фулбэку, готовому прорваться сквозь линию обороны, и ринулся к закрывающейся двери. Он проскользнул между двумя людьми, наткнулся на бизнесмена, стоявшего лицом к выходу, вместе с ним вылетел из вагона и рухнул в озадаченную толпу на краю платформы.

Эриксон пробормотал что-то в свое оправдание и поднялся на ноги. Ему никогда не забыть ярость, которой горели глаза мужчины, похожего на гончую, когда тот смотрел на него из окна отправлявшегося поезда. Вэнс помог рассерженному бизнесмену встать, пробурчал что-то о том, как его толкнули, и сел на следующий поезд с этой станции.


Через полчаса после того, как Сюзанна Сторм ушла из ресторана «У Жюля», Вэнс Эриксон тоже целеустремленно вышел из него и направился вниз по улице. Кимболл не ожидал, что он так быстро пойдет пешком. Поспешно выбравшись из «ягуара» и оставив его у обочины, он пошел за Эриксоном.

Вскоре опытным взглядом он обнаружил, что преследует Эриксона не один. Пока американец шел по бульвару и высматривал такси, за ним не явно, однако пристально следили двое мужчин, шедших впереди, по одному с каждой стороны улицы. Эллиотт опередил их и взял следующее такси — после того, в которое сел Эриксон. Но, проезжая мимо, он заметил у них дуплексные рации с маленькими наушниками телесного цвета, а пиджаки у них оттопыривались от чего-то побольше толстых бумажников. Без сомнения, они были на связи с кем-то, кто сможет перехватить такси с пассажирами.

Предположение вскоре подтвердилось. Когда такси Эриксона подъезжало к виа Монте-Роза, на тротуаре появились трое мужчин, как братья похожие на первых двух громил, и открыли огонь по машине, в которой сидел Эриксон со своим телохранителем. Кимболл быстро велел водителю высадить его и стремглав бросился к месту действия. Его можно было заметить лишь потому, что он бежал навстречу потоку перепуганных прохожих.

Когда Эллиотт добрался до места — на это ушло всего полминуты, — бандиты убили водителя и телохранителя и осторожно приближались к разбитому и простреленному такси, врезавшемуся в ярко-оранжевый миланский трамвай.

Должно быть, они в отчаянии, думал Кимболл, подходя ближе и чуть сбавив шаг, чтобы не привлекать слишком много внимания. Никто не нападает так открыто, при таком скоплении свидетелей — только если очень напуганы. Братья бы так не поступили. Наверное, это… тут из дальней двери такси выкатился человек и быстро пополз к переулку на другой стороне улицы.

Плавным движением Кимболл достал «вальтер П-38» из кобуры ручной работы, висевшей слева под мышкой, и прижал пистолет к боку: вороненая сталь беспощадного оружия сливалась с пиджаком. Он быстро подбежал к колонне галереи напротив вооруженных мужчин и присел между ней и огромной урной. Когда убийцы переключились с машины на убегающую фигуру, Эллиотт поднял «вальтер». Тебя, Вэнс Эриксон, мне хотелось бы тебя, думал он. Но, быстро сменив цель, Кимболл выпустил два смертельных выстрела в висок первого бандита как раз в тот момент, когда тот открыл автоматный огонь по Эриксону. Пули проделали две маленькие красные дырочки в голове человека. Партнеры не заметили, что мужчина упал, — они бросились за Эриксоном. Смотря на убегающего Вэнса, Кимболл вернул «вальтер» на место. Теперь им его не поймать, подумал он с некоторым разочарованием.

Глава 10

Вторник, 10 августа


Зеленые воды озера Комо мягко плескались о каменное основание старинного монастыря Избранных Братьев Святого Петра. Местные фермеры, которые постоянно ходили по узкой извилистой дорожке вдоль восточного края огромного поместья, называли его просто «il Monastero» и произносили это слово шепотом — они даже думали его шепотом, если такое возможно, ибо никто из деревни ни разу не бывал за этими таинственными стенами. Монахи редко выбирались в деревню, лежавшую милях в пяти к северу, а когда все же приезжали, говорили только о цели своего визита: «Немного гвоздей, синьор, пожалуйста, пять килограммов». Или: «Партию топочного мазута… мы пришлем за покупками автомобиль».

С каждым поколением количество историй о монастыре росло — их подпитывала секретность, витавшая над этим местом. Эти монахи — священники, изгнанные Папой за ересь; на вилле их пытал ватиканский палач за то, что они отказались покаяться; монастырь — папское хранилище, полное золота и бриллиантов, в нем есть громадные подвалы, куда причаливают по ночам лодки и обделывают свои делишки. Деревенские предания населяли виллу и прилегающий лес площадью в пятьсот акров оборотнями, вампирами и разнообразнейшими антихристами, которые превращаются в мерзких рептилий из кошмарных снов.

Брат Грегори не возражал против подобных легенд. Благодаря им соседские жители считались с ним, говорили с ним трепеща. Слухи его тоже радовали, поскольку в них была доля правды, хоть и преувеличенная. Но больше всего брату Грегори, ректору монастыря и старшему из Избранных Братьев Святого Петра, слухи нравились потому, что страх, который они вселяли, отгонял любопытные взгляды и подростков лучше, нежели тысячелетние каменные стены высотой в двадцать футов со всеми их современными датчиками и колючей проволокой.

Брат Грегори стоял, задумчиво облокотившись на каменную балюстраду веранды с портиком, выступающей над озером на высоте примерно тридцати футов. Он поправил черную рясу, чтобы нигде не давило, и повернулся, окидывая взором озеро. Обычно здесь Грегори чувствовал себя в безопасности. Но события последних шести недель тревожили его.

А то, насколько неудачно складывались дела в последние трое суток, жгло еще сильнее. Это он виноват, он ошибся. Глупо было верить, что им удастся привести Вэнса Эриксона сюда. Но брату Грегори нужны были знания Вэнса, эти обширные данные о Леонардо. Он надвинул на нос массивные очки в черной оправе и с жадностью подумал о тысячах страниц рукописей Леонардо, хранящихся в богатых архивах il Monastero, о рукописях, к которым имел доступ только он. Откинув капюшон, священник провел пальцами по вьющимся коротко постриженным волосам с проседью. Эриксон мог бы раскрыть сокрытые давным-давно секреты гения Леонардо.

Тайны эти хранились с тех пор, как в середине XVI века Антонидес де Беатис передал их Избранным Братьям. О, как же старался секретарь кардинала, чтобы наложить лапу на все работы гения! Его тонко спланированный визит к умирающему Леонардо почти увенчался успехом; тогда он завладел многим. Но вмешался Мельци, друг Леонардо, и не дал вывезти все работы, даже когда де Беатис предъявил папский ордер на их изъятие.

Возможно ли, что Мельци знал о связи секретаря с Избранными Братьями? Он отказался выполнить требование Папы, ибо знал, что ордер выписал не сам Святой Отец, а избранная группа папских помощников, верная не ему, а Избранным Братьям Святого Петра? Брат Грегори был зол на этого антихриста и прочих безбожников, населяющих Ватикан. Он резко встал со стула, вытянувшись во весь свой пятифутовый рост, и направился к дорожке, ведущей в сады.

Избранным Братьям нужны были все изобретения Леонардо — особенно оружие — для того, чтобы свергнуть князя Тьмы, маскирующегося под первосвященника. И они уже собрали почти все. Много веков они похищали необходимые тетради Леонардо и убивали ради них, пользуясь дневником де Беатиса как каталогом. В рукописях и изобретениях Леонардо, которые ныне хранятся в музеях и у частных лиц — таких, как этот нефтепромышленник Кингзбери, — не было ничего значительного. В этих известных манускриптах в основном содержались безвредные и мирные идеи, эксцентрические и эзотерические. Единственными значительными документами, которые попали в руки общественности, были рисунки Леонардо с пушками; это благодаря им разбогател Альфред Крупп. Но даже они, размышлял Грегори, прогуливаясь по дорожке из мелкого гладкого гравия, — даже эти пушки выглядят бледно на фоне того, что скрыто в архивах монас тыря. А эти секреты, в свою очередь, казались незначительными по сравнению с тем, что будет раскрыто после предстоящей сделки.

Благодаря ей удастся вернуть недостающие страницы тетрадей Леонардо, похищенные двести лет назад предателем, затесавшимся к Избранным Братьям, и переданные Ватикану. Отсутствующие листы содержали все рисунки и примечания о самом мощном оружии, изобретенном Леонардо — точнее сказать, любым человеком любой эпохи.

Братья чудовищно обошлись с предателем, о чем в монастыре хорошо помнили и по сей день: от его тела отрезали маленькие куски плоти, поджаривали и скармливали их самому несчастному, пока он не умер. Эту пытку придумали в Ватикане и использовали во времена Инквизиции, поэтому было правильно, что прислужник Папы погибнет так, как придумали предыдущие Папы.

Ужас, покровом своим окутавший весь орден, призван был останавливать тех, кому могло прийти в голову сменить свою приверженность Избранным Братьям на верность Риму. С тех времен старинное наказание стало для предателей обычным.

Грегори остановился и нагнулся, чтобы вытряхнуть камешек, попавший в сандалию. Потом нахмурился.

Священник знал, что среди них есть предатель. Найти его будет нелегко. За время борьбы с Братьями, начавшейся в XVIII столетии, люди в Ватикане стали искусны и хитры. Церковь за это время разжирела и утратила ориентиры, заменила истинную веру иконами и ликами святых. Братья возглавили движение иконоборцев — и проиграли. За эту борьбу в 1378 году после Великого Раскола Братьев отлучили от церкви; именно тогда при финансовой поддержке мощных политических противников церкви они поселились на этой вилле около озера Комо, у подножия итальянских Альп. Им приходилось бороться и физически, и духовно.

Только дикие горы и озеро защищали Братьев от налетов дьявольских варваров из Ватикана. Но даже этот Сатана, Папа Римский, не смог их уничтожить. При дворах всех крупных королевств у Братьев были верные люди — даже дома у самого Папы. Это Братья свергли Сильвестра II[20] и ввели в должность Папу Григория,[21] покровителя Братьев. Он был почти идеальным Папой, только нарушил данные Братьям обещания. Те на руках внесли его в Рим, а он потом от них отвернулся, поэтому они объединились с Генрихом IV[22] и свергли его, но за них был Климент III.[23]

Так все и шло, с горечью думал Грегори, продолжая путь по длинной дорожке. Папы карабкались наверх по плечам Братьев, а позже начинали их уничтожать, ибо власть Братьев была велика. Это именно так, признал он, подходя к дому для гостей. Своим влиянием они могли воздвигнуть Папу и могли свергнуть его. Но им никогда не удавалось продержаться у власти достаточно долго, чтобы сменить курс Церкви, вернуть ее на истинный путь. Положение дел, подумал Грегори с еле заметной улыбкой, переменится после заключения сделки. Тогда Великий Раскол станет лишь коротенькой фразой в книге истории.

У каменной лестницы, ведущей в гостевой дом, Грегори повернулся и посмотрел на яркое чистое небо над озером, на игру солнца и теней на крутых склонах, обточенных ледниками. Таких дней скоро станет немного. Лето перейдет в осень, и озеро подернется туманом.

Как только Грегори разберется с Вэнсом Эриксоном, из его жизни исчезнут все облака, ни один враг против него не выстоит. Нет, мистер Эриксон, подумал он, отыскивая ключи от железных ворот гостевого дома, я насчет тебя ошибся. Не стоило пытаться привозить тебя. Надо было убить на месте. Я тебя недооценил тогда, а мои братья недооценили тебя вчера. Но я о тебе позабочусь. Вот увидишь. Ты не можешь убегать от меня вечно.

Он нашел нужный ключ и вставил его в новый блестящий бронзовый засов, встроенный в древнюю железную решетку. Войдя в огромную деревянную дверь, он тихо постоял в проходе, прислушиваясь к звукам. Вверху пощелкивала клавиатура.

— Профессор Тоси! — позвал Грегори. Звуки стихли. — Можно я вас ненадолго отвлеку?


Вэнс прислонил голову к прохладному оконному стеклу купе первого класса; поезд поднимался из влажных низин, окружающих Милан, к более прохладным подножиям Альп. В это время года на Комо восхитительно — любимое место отдыха измученных жарой ломбардцев.

Когда поезд въехал в один из многочисленных тоннелей, Вэнс закрыл глаза. Хорошо бы просто ехать туда, чтобы расслабиться. Но приходится бежать от… он даже не знал, от кого. Вчера его пытались убить, и у ник почти получилось. Если бы не его профессиональный телохранитель, Вэнс бы, как и сам громила, погиб. На нем поставили метку — он был последним живым человеком, читавшим дневник де Беатиса.

Поезд снова вырвался на свет и Вэнс открыл глаза. Густая зеленая листва проносилась мимо окна, сливаясь на большой скорости в сплошные мазки. Если поезд не опоздает, они приедут в Комо через пятнадцать минут, в 15: 45. Путешествие из Милана длилось всего час, но у Вэнса было такое ощущение, будто он непрерывно ездит на поездах со вчерашнего дня. Ему не хотелось рисковать, возвращаясь в отель, поэтому он доехал на метро до главного вокзала Милана, где купил билет на ближайший поезд. На нем доехал до Рима. Там купил билет до Империи на лигурийском побережье. Оттуда — до Генуи и назад в Милан, несколько раз менял такси, чтобы понять, не преследуют ли его. Вэнс твердил себе, что в движущуюся мишень попасть сложнее. Пока эта мишень не устанет и не начнет ошибаться.

В Генуе Эриксон сделал четыре телефонных звонка. Во-первых, оставил сообщение для миланской полиции: сказал, что решил выехать из города на природу; затем позвонил в отель и сообщил, что комната ему понадобится дольше, чем он предполагал, и попросил убирать там каждый день. На третий звонок ушло больше времени. Он звонил Харрисону Кингзбери. Секретарь сообщила Вэнсу, что хозяин уехал из города в очередную длительную поездку, которая завершится в Турине через две недели: он должен подписать договор с итальянским нефтеперегонным заводом, купленным «КонПаКо». Передать ли ему что-нибудь? — спросила женщина. Вэнс разочарованно ответил, что не надо, он перезвонит. Четвертый звонок был в номер Сюзанны Сторм. Ее не было. Он оставил портье сообщение: «Пожалуйста, передайте мисс Сторм, что я прошу прощения».

Прощения? Эриксон вспомнил резкую сцену в ресторане. Да, подумал он. Возможно, я должен перед ней извиниться. Нет… Не возможно, а точно.

Конечно, Жюль, я неимоверно крут. Эриксон рассмеялся, закрыл глаза и запрокинул голову, пытаясь прогнать из головы усталость, избавиться от мрачного гложущего напряжения, сковавшего шею. Комо — единственный правильный выбор. Семейная вилла Каицци, где раньше хранился Кодекс Кингзбери, располагалась у озера, милях в трех от Белладжио. В одном непонятном абзаце дневника де Беатиса тоже упоминалось Комо, но мимоходом, и ничего нельзя было понять. Секретарь кардинала составил дневник за двести лет до того, как Каицци построили эту виллу, и за триста лет до того, как они приобрели Кодекс, связи здесь быть не могло. Вэнс жалел, что у него нет с собой копии дневника — его память на детали была не идеальна, — но он не хотел рисковать и возвращаться в отель, чтобы достать дневник из сейфа. Возможно, де Беатис приезжал на Комо отдыхать, подумал Вэнс, — как и многие другие, от Леонардо до Наполеона I, Браманте, Максимилиана[24] и остальной европейской элиты. Отдыхать; других причин у них быть не могло. Абзац о Комо не был особенно длинным и значительным, и как Вэнс ни старался, вспомнить его не удавалось.


Когда поезд наконец подъехал к Комо, вместе с Вэнсом вышла горстка пассажиров: пожилая пара с охапками ярких коробок и пакетов, двое мужчин в чистых отглаженных костюмах — видимо, бизнесмены, — и пестрая группа всклокоченных студентов с огромными рюкзаками и спальными мешками. Бизнесмены сразу же напра вились к такси; пожилую пару встретили молодые мужчина и женщина; а юные туристы двинулись к информационной будке. Остановившись у автобусной остановки, Вэнс внимательно осмотрелся, разглядывая прохожих. Никто не обратил на него слишком пристального внимания? Там, под пиджаком, нет пистолета? А в той сумке? В какой-то мере он посмеивался над собственной осторожностью, но в основном уже принял роль жертвы, понимая, что это смертельная игра, и проигравшего жестоко наказывают.

Вэнс сел в оранжевый автобус и, купив билет в автомате, стоявшем в конце, сел на одно из задних сидений и стал внимательно рассматривать всех входящих. Как только двери начали закрываться, он выскочил. Вэнс вспомнил этот прием из «Французского связного»;[25] может, сработает и тут. Быстро сев в такси, Эриксон велел водителю отвезти его в «Метрополь-э-Сюисс» на пьяцца Кавур. Этот старый роскошный отель располагался прямо на набережной в центре города. Обычно Вэнс останавливался в менее дорогом отеле третьего класса, подальше от побережья, но в «Метрополе» он мог поселиться анонимно. К тому же Эриксон понимал, что придется нарушить обычаи, чтобы скрыться от людей, которые хотят его убить.

Вэнс вышел из такси на лунго Ларио-Тренто, что примерно в квартале от отеля. Остальную часть пути он прошел вдоль берега, по разбитой каменной дорожке в тени деревьев, которые росли по обе стороны и элегантно свешивали ветви, образуя великолепный зеленый тоннель, через который ярко светило солнце. С озера дул вечерний бриз, закручивая в сточных канавах бумажки и обертки в маленькие пыльные смерчи. Усталые туристы с фотоаппаратами на шеях, катавшиеся по озеру на баркасах, сейчас довольно выходили на пирсы.

На деревянных зеленых лавочках сидели пары всех возрастов и смотрели на толпы катающихся, на экскурсионные лодки и водные такси, яхты на рейде; мягко плескались волны, люди кивали друг другу, подтверждая: да, мы хорошо провели время и это чудесное место.

Вэнс смотрел на них, завидуя, понимая, как просто им наслаждаться жизнью. Их ведь никто не пытается убить. Он прошел мимо «Метрополя», перешел через дорогу на углу виа Луини и направился в магазин кожаных изделий. Там по карточке «Американ Экспресс» купил небольшой чемодан. В огромном магазине рядом с виа Чинке-Джорнате приобрел туалетные принадлежности; в магазине мужской одежды, что в квартале от отеля, — рубашки, носки, белье и пару свитеров. Он выдумал историю, которую можно рассказать любому настырному служащему: авиакомпания потеряла его багаж, — но никто ни о чем его не спрашивал. Все покупки Вэнс сложил в новый чемодан.

Теперь, достаточно экипированный для встречи с клерком, которого мог бы удивить постоялец без багажа, Вэнс вошел в «Метрополь» и попросил номер, сунув портье банкноту в пятьдесят евро, поскольку приехал без предупреждения. В фойе Вэнс купил номер «Иль Джорно», и коридорный проводил его в номер. Комната располагалась на третьем этаже, окна выходили на озеро и потрясающе крутые холмистые склоны, поросшие лесом, а также на манящие заснеженные альпийские вершины, что блестели вдалеке. Зрелище, как обычно, заворожило Вэнса; возможно, поэтому сюда тянет богатых и знаменитых людей. На западе солнце начало опускаться за горы. От них налево медленно ползли густые оливково-черные тени, погружая эту часть пейзажа во мрак, но янтарный свет окрасил в теплые тона другую часть склонов, отчего здания и виллы засияли золотом.

Но сегодня эта красота не успокаивала Вэнса — она внушала лишь страх и печаль. Страх за жизнь; страх оттого, что он сделал ошибку, приехав сюда, а не отправился в отделение миланской полиции. И почему он выбрал именно это место? Последний раз он приезжал на Комо с Пэтти.

Как долго у человека болит душа? — размышлял Вэнс, отвернувшись от окна и распаковывая чемодан, который собрал лишь несколько минут назад. Сколько времени будет больно, прежде чем сердечная рана затянется? Тогда они с Пэтти катались под луной на старомодном водном такси; Вэнс вспомнил, как она прижималась к нему, а он согревал ее в объятиях, и она говорила, что любит его. Вэнс вспомнил, какое сонное лицо у нее бывало по утрам, когда она не хмурилась, а волосы, которые сами ложились очень красиво, блестели в первых лучах дня.

Механически раскладывая туалетные принадлежности в ванной и аккуратно засовывая в комод свернутую одежду, он вспомнил и шкафы, опустевшие после ухода Пэтти. Одинокие проволочные плечики, на которых когда-то висела ее одежда. Остались только воспоминания о любви. Вэнс медленно покачал головой и оделся к ужину.

Внизу, в официальном обеденном зале почти никого не было; всего половина восьмого, и желающие поужинать только начали собираться. Хозяин заведения посадил Вэнса за хорошо освещенный стол у окна, из которого через легкие занавески виднелось озеро. Ресторан в «Метрополе» считался одним из лучших в Комо, пусть и дорогим.

Но в этот вечер вино было на вкус как вода, ветчина казалась картонной. Тортеллини оставляли на языке ощущение комковатого пластилина, телятины как будто не было вовсе. Еда приготовлена отлично; Вэнс понимал это умом. Но сейчас все потеряло значение, кроме мысли, как уничтожить эту боль в груди, чем заполнить ту пустоту, что могла засосать всю его жизнь. Эриксон равнодушно глотал пищу и пил вино, а потом угрюмо вернулся в номер. Спал он неспокойно, ему снилось, что Пэтти пытается его пристрелить.

Утром ему стало лучше. Ночной сон, как обычно, разогнал депрессию, и Вэнс легкими шагами вышел в раннее солнечное утро. Небольшая обеденная площадка ресторана «Метрополя» состояла из дюжины стеклянных столиков на чугунных ножках под зонтами — они размещались перед отелем впрямоугольнике, огражденном кустарником по плечо, который рос в бетонных клумбах. Вэнс сел в углу лицом к озеру и стал изучать меню.

Обычно, путешествуя, он предпочитал проводить время среди местных, но этим утром Вэнс был рад, что остановился в отеле, способном удовлетворить аппетит человека, которому на завтрак требовалось больше, чем булочка с джемом. Он заказал три среднеподжаренных яйца, булочку с сосиской и американский кофе, а потом откинулся на спинку, чтобы успокоить громкое урчание в животе. Кофе принесли в серебряном кофейнике. Вэнс налил чашечку и развернул «Иль Джорно», которую подали вместе с завтраком.

Он бегло просмотрел заголовки в поисках новостей о перестрелке, но ничего не обнаружил. Прочел о демонстрации против итальянского сотрудничества с вооруженными силами США на Среднем востоке; об очередном премьер-министре после очередного парламентского кризиса и выхода в отставку еще четырех итальянских членов правительства, поскольку выяснилось, что они — члены тайного общества; репортаж о созыве духовенства ради осмотра Туринской плащаницы, где в очередной раз выражалась почти полная уверенность в том, что она принадлежала Иисусу Христу; сообщение о том, что дешевый китайский импорт выталкивает с рынка местное шелковое производство и дизайнеров.

С озера подул легкий ветер и стал перелистывать газету. Вэнс подождал, когда он утихнет, затем сам перевернул несколько страниц. Вверху на четвертой полосе ему в глаза бросился заголовок: При атаке террористов в Милане погибло четверо.

Вэнс перегнул газету и прочел:

Среди четверых погибших во время перестрелки на северо-востоке Милана, которая произошла в понедельник после обеда, — член итальянской правительственной антитеррористической организации и отлученный от церкви монах…

Вэнс увидел список погибших: водитель такси, у которого были жена и четверо детей; случайный свидетель, ученик высшей школы, всего шестнадцать лет; вооруженный мужчина крупного телосложения, работавший в государственной охранной структуре; и священник. Священник!

Полицейские следователи сообщили, что монах-расстрига был освобожден от церковной службы и отлучен от церкви за участие в акции протеста. Во время нее он завел толпу демонстрантов в церковь Эмполи, и они принялись уничтожать статуи, иконы и другую священную символику. По заявлению полиции, у этого человека, который, по всей видимости, и напал на такси, других судимостей не было.

Это уже не просто странно, подумал Вэнс, дочитав статью. О нем самом ни слова — к облегчению и недоумению — и никаких комментариев от антитеррористической организации о том, почему там оказался телохранитель.

Успокоившись, Вэнс заметил, что к нему вернулся аппетит. День прояснялся. Он снова прочел заметку, чтобы убедиться, что ничего не пропустил. Вэнс уже собирался отложить газету, когда его внимание привлекло еще одно небольшое сообщение: В «Хилтоне» от взрыва бомбы погибла горничная.

У Вэнса снова скрутило в животе. Он читал, и напряжение возрастало.

Мисс Анна Сандро сорока семи лет, горничная миланского отеля «Хилтон», погибла в понедельник вечером от бомбы, которая взорвалась, когда женщина открыла дверь номера, чтобы поменять полотенца. Полиция Милана сообщает, что бомба была соединена проводом с дверной ручкой, и, скорее всего, предназначалась для постояльца номера. Полиция Милана отказалась назвать имя этого человека, но сообщила, что это работник американской нефтяной компании, приехавший в Италию на конференцию.

— Черт! — тихо буркнул Вэнс. Ему вдруг стало страшно так, как никогда раньше не было. Страшнее, чем в Ираке, страшнее, чем… сердце бешено колотилось, пока Эриксон пытался вспомнить, знакомо ли ему такое чувство абсолютного ужаса. Кто-то — и он никак не мог выяснить, кто — хотел его убить, но вместо него погибли невинные люди. Они умерли из-за того, что оказались рядом в неподходящее время. Потом Вэнс вспомнил смерти в Вене и Страсбурге, исчезновение Тоси, жестокое убийство Мартини. Он поморщился и обхватил голову руками. Смерть косила широко и, похоже, намеревалась срезать и его. Эриксон покачал головой и поднялся; решение принято.

Он должен разобраться, что произошло с Мартини, и он в долгу перед теми жителями Милана, которые оказались рядом, когда за ним приходила смерть. Вэнс понимал, что ответ кроется в дневнике де Беатиса. Полиция подняла бы его на смех. Кто поверит, что дневник, которому пятьсот лет, может стать причиной стольких смертей? Он сам бы рассмеялся, если бы уже не погибло столько народу. Вэнс мог бы посмеяться над подобной мыслью, но при виде трупов он смеяться не мог.


— Чего вы пытаетесь добиться? — кричал Эллиотт Кимболл; в висках у него стучала кровь. — Вы хотите сорвать дело? Разрушить все, ради чего мы так долго старались? — Он метался по терракотовому полу, дыша тяжело, со свистом, как перегретый котел, извергающий пар. — Черт побери, как вы можете просто так сидеть? — Кимболл возвышался над простеньким столом и смотрел в упор на сидящего за ним мужчину. В промежутках между тяжелыми вдохами и выдохами Кимболла было слышно, как мягко плещутся волны между опорными столбами.

Брат Грегори снисходительно смотрел вверх на Эллиотта Кимболла, изо всех сил старающегося не дать выхода ярости. Высокий блондин сжимал и разжимал кулаки, мышцы его лица напрягались и подергивались.

— Конечно, нет, — вымолвил брат Грегори настолько тихо, что его собеседнику пришлось затаить дыхание, чтобы расслышать. — Вы забываете, что мы шли к этому больше половины тысячелетия, а ваша организация — меньше века.

— Слушайте, Грегори, — резко сказал Кимболл, — мне надоело это ваше дерьмо из серии «мы сделали больше». Проблема в том, что вы долго были кучкой сраных неудачников, и вот вам наконец дали шанс исправить положение, но вы опять близки к тому, чтобы все проебать, и видит Бог, — Кимболл заметил, что монах содрогнулся, когда Эллиотт упомянул имя всуе, — я не позволю вам испоганить дело Легации.

Только стиснутые челюсти выдавали фальшивость безмятежного облика брата Грегори. Он часто повторял послушникам, что проявить гнев — значит потерять контроль.

— Полагаю, вы слегка переутомлены, мистер Кимболл. Я не думаю, что произошло что-то страшное.

— Но не благодаря вашим мелким выходкам, — брызгал слюной Кимболл. Он отвернулся от стола и прошел через слабо освещенную комнату к деревянному кресту, висевшему на голой каменной стене. Эллиотт закрыл глаза и неровно, но глубоко вдохнул, задержал дыхание, стараясь изгнать гнев. — Во-первых, — продолжил Кимболл уже спокойнее и сдержаннее, — вам не следовало приближаться к Эриксону, не уведомив нас. Вы знаете, насколько он дорог Кингзбери, и вы прекрасно понимаете, что Кингзбери может оказаться опасным врагом, если захочет. А в понедельник… как вам, черт возьми, — Кимболл оборвал фразу, снова пытаясь сдержать нарастающий гнев. — Чего бы вы достигли этим нападением, даже если бы оно прошло успешно?

— Я не собираюсь оправдывать свои действия ни перед вами, ни перед кем-либо еще, мистер Кимболл, — заявил брат Грегори голосом тихим и холодным. — Много столетий самим королям и прелатам приходилось оправдывать свои поступки перед нами. Я не потерплю, чтобы вы или кто-либо еще оспаривали мотивы или полномочия Господней воли.

Кимболл открыл было рот, чтобы сказать что-то, но быстро закрыл. Бесполезно спорить с истинным верующим, невозможно найти компромисс с теми, кто убивает во имя Иисуса, Аллаха или Иеговы.

— Да, — плавно выговорил Кимболл; проглоченная желчь жгла горло. — Вы правы. — Уголки жестоких тонких губ брата Грегори поползли вверх. Нажимай на нужные кнопки, со злобой думал Кимболл. Просто нажимай нужные кнопки.

— Я вас прощаю, — медоточиво произнес брат Грегори. — И выслушав ваше покаяние, я отпускаю вам грехи и богохульство.

Эллиотт еле сдержался, чтобы не закатить презрительно глаза.

— Благодарю, — произнес он, изображая покаяние, как только сумел. — Как вы сами мне часто говорили, вы верите, что Бременская Легация — божественный инструмент, который вы используете для осуществления намерения Господа по отношению к вам и Избранным Братьям. — Брат Грегори легонько кивал. Боже, подумал Кимболл, как он может относиться к этому всерьез? — Бременская Легация, — продолжал он, — хочет лишь помочь вам в выполнении заданий Господа и с этой целью, пока вы работаете с нами, мы будем давать вам советы. Поэтому я, при всем своем уважении, настаиваю на том, что не надо враждовать с Вэнсом Эриксоном — по крайней мере, пока сделка не будет заключена. Я…

— Я не вижу причин принимать этот совет, мистер Кимболл, — прервал его брат Грегори. — В том, чтобы сделка совершилась, — воля Господа. Никто — ни вы, ни я, ни мистер Эриксон или его влиятельный союзник Харрисон Кингзбери — не сможет помешать исполнению воли Божьей.

Кимболл в ярости раскрыл рот, затем быстро перевел глаза на потолок и перекрестился. Ну, Аве Мария, черт бы тебя подрал! — думал он. Вот тебе, это всегда срабатывало; и сейчас Иисус меня не подведет. Вслух же он сказал:

— Да, да, вы правы. Но мы — инструменты Господа, и мы должны выяснить, как Бог прикажет обращаться с мистером Эриксоном, как относиться к нему, чтобы не поколебать волю Божью к успешному завершению нашей сделки. — Брат Грегори нахмурился. — С этой целью я прошу, чтобы ваше святейшество помолилось и порекомендовало, что нам делать дальше.

В комнате воцарилась тишина ожидания. Сработает ли этот прием и сейчас? — нервно гадал Кимболл. Наконец монах в черной рясе заговорил:

— Для неверующего мирянина вы часто меня удивляете. Возможно, я молился об этом слишком мало; настолько сосредоточиваешься на конечной цели, что забываешь уделять внимание маленьким шажкам, которые тебя к ней приводят. — Кимболл сдержал вздох облегчения. — Разумеется, вы должны понимать, что прямо сейчас я не могу принять никакого решения, следуя вашему совету. — Кимболл почтительно склонил голову. — Я должен дождаться божественного знака, — он перекрестился, — дождаться его проявления.

Победа! Небольшое продвижение Бременской Легации, молча ликовал Кимболл; затем еще гигантский скачок, и мы избавимся от тебя и твоей бесовской империи, брат Грегори.

Своим привычным кивком брат Грегори дал знак, что встреча подошла к концу. Один из братьев проводил Эллиотта в его комнату, а сам остался снаружи — следить за тем, чтобы Кимболл не выходил, пока не стемнеет и не придет время уезжать в Комо.


Вэнс Эриксон шел через фойе отеля «Метрополь» — голова опущена, руки в карманах. Номер «Иль Джорно» крепко держится между поясом и локтем. Погруженный в размышления, он не заметил, как, увидев его, с кресла вскочила молодая женщина и быстро и грациозно направилась к нему Она быстро сократила расстояние между ними, и подошла к Вэнсу, когда он ступил на лестницу. Женщина протянула ухоженную руку и похлопала его по плечу.

— Вэнс. — Он вынул руки из карманов и повернулся; газета выпала. Его лицо побелело. — Вэнс, это всего лишь я, — ободряюще улыбнулась Сюзанна.

Они стояли лицом к лицу, Вэнс сглотнул.

— Господи, вы меня страшно перепугали, — сказал он, извиняясь.

— Выпьем кофе? — Не дожидаясь ответа, она взяла его за локоть и снова потянула к кафе. — Я только приехала и очень хочу есть. — Я получила вашу записку с извинениями, — сообщила она после того, как они сели и Сюзанна заказала легкий завтрак. — Большое спасибо.

— Я думаю, теперь ваша очередь. Извиняться.

Сюзанна поморщилась.

— За что?

— Да вы до смерти меня напугали! — Вэнс широко улыбнулся, и оба рассмеялись. Сюзанна улыбнулась ему в ответ — ей все же нравились его крепкое красивое лицо, обаятельная улыбка и неувядающее чувство юмора; особенно если учесть, через что он прошел за последние несколько дней. Бриз ерошил листву куста, и сквозь крону лилось солнце, лучи играли на лице Вэнса, а глаза его стали густого синего цвета, как океан на большой глубине.

— Хорошо, — спокойно сказала женщина, — я приношу свои извинения.

— Принято.

Где вся его осторожность? — гадала Сюзанна. Может, он перестал видеть во мне угрозу — по крайней мере, если сравнивать с теми людьми, что охотились на него?

— Как вы меня нашли? — спросил Вэнс.

— Помните во время ужина, до нашей ссоры, вы сказали, что, наверное, поедете на Комо, посетите дворец этих швейцарцев, у которых Кингзбери купил Кодекс?

— Такое ощущение, что это было миллион лет назад, — сказал Эриксон, стараясь припомнить. Картина складывалась не очень четкая, но все воспоминания того дня были разрушены последующими происшествиями. — Да, — солгал он, — помню. Но все же это не ответ на вопрос, как вы нашли меня здесь.

— Вы когда-нибудь считали, сколько отелей в Комо? — спросила она. — Двадцать пять, поданным местного туристического центра. Я пошла по списку, который они мне дали, — сказала Сюзанна, доставая листок из изящной сумочки красновато-коричневой кожи ручной выделки. — Я начала сверху. — Вэнс взял листок. Список шел в алфавитном порядке по классам. В Комо было лишь три отеля первого класса, «Метрополь» значился вторым. Его напугала та легкость, с которой она его нашла. Если Сюзанна смогла, то и другие смогут.

— Умно, — честно признал он. — Но вам повезло, что у меня нет пристрастия к отелям четвертого класса. — Она рассмеялась. — Но приезжать сюда было не очень хорошей идеей. Вы могли заметить, что вокруг меня в последнее время происходит много неприятных событий.

— Я знаю, — согласилась Сюзанна. — Именно поэтому я и приехала.

— Поэтому?

— Именно, — бодро подтвердила женщина. — Чертовская история. Неужели вы считаете, что я поеду домой и позволю кому-нибудь другому писать об этом?

Несколько минут они молча смотрели друг на друга — каждый старался разгадать мысли другого. Два персонажа наконец встречают человека, которого не за что ухватить.

Подали завтрак. Оба молчали, пока женщина утоляла голод.

Сюзанна ела, а Вэнс молча пил кофе и смотрел на нее. Через минуту он спросил:

— Так когда вы приехали? Утренним поездом?

Она дожевала и отхлебнула кофе.

— Вчера вечером, — ответила она, сделав еще глоток и аккуратно, с еле слышным звуком, поставив фарфоровую чашку на блюдце. — Я ехала с Эллиоттом Кимболлом.

— С кем? — переспросил Вэнс. Имя показалось ему знакомым.

— Вы его знаете, — ответила Сюзанна как бы между прочим. — Богат, изучал право в Гарварде. Кажется, вы однажды играли в регби с его командой.

Вэнс начал ворошить воспоминания. Представил себе высокого блондина, с которым Сюзанна встречалась после приема на конференции.

— Светлые волосы, высокий? — спросил Эриксон. Она кивнула, кусая бриошь. — Да, — протянул Вэнс с отсутствующим видом, все еще думая о прошлом. — Смутно припоминаю.

— Ну, он-то вас точно хорошо помнит, — заявила она.

— Как вы с ним познакомились?

— В колледже.

— Он здесь? — осторожно спросил Вэнс.

— Не знаю, — ответила Сюзанна. — Он высадил меня у турбюро и уехал. Сказал, что оставит мне сообщение. А я выбрала себе виллу д'Эсте в Черноббьо.

— Вилла д'Эсте, — присвистнул Вэнс, — роскошное место. По сравнению с ним «Метрополь» выглядит мотелем шестого класса.

— Служебные расходы, не забывайте. Журнал оплачивает.

Вэнс покачал головой. Пожалуй, эта вилла — самое фешенебельное и дорогое место на озере Комо. Раньше она была в частных руках, там останавливались члены королевских семей нескольких государств, и до сих пор она славилась безупречной роскошью и великолепием.

— Ну, несмотря на ваш королевский вкус, подозреваю, что вам нужен материал. Кажется, мне тяжелее будет от вас отделаться, нежели оставить с собой, — с улыбкой сказал Вэнс.

— Вы очень проницательны, — ответила журналистка. — Я могу создать много проблем, если захочу.

— Знаю, — сказал Вэнс, вспоминая последние два года. — Не впервой.

— Да, однако, насколько я могу судить, у вас полно проблем и посерьезнее тех, что учиняла я.

Эриксон мрачно кивнул, живо вспомнив, сколько человек погибло за последние несколько дней. Жертвы, убийцы, что целили в него и во всех, кто оказывался рядом. Настоящее бедствие, за которое недостаточно будет просто извиниться.

Глава 11

— Я все равно не понимаю, почему вы это делаете, — Сюзанна Сторм повысила голос, чтобы перекричать рокот мощных моторов катера на подводных крыльях. Вэнс кивком дал ей понять, что услышал, когда катер стремительно пронесся мимо изящной виллы Карлотта цвета янтаря, что в прибрежной деревеньке Тремеццо. — Вы ведь возмущены, что такое случилось в благородном мире да Винчи? — спросила она.

Вэнс посмотрел в умные зеленые глаза Сюзанны, не спеша признавать ее правоту.

— Разумеется, я права, — продолжала она. — Не забывайте, я изучала вас несколько лет. Вы хоть и эксцентричный человек, но у вас сильно развито чувство правильного. Своих священных коров вы рьяно защищаете. Люди, которые, по вашему мнению, не принадлежат к миру Леонардо, крадут рукописи, убивают ученых и преследуют вас.

— Ну, да… а кому такое понравится, — защищаясь, сказал Вэнс. — К тому же преступные сговоры и козни были частью жизни и во времена Леонардо. Вспомните, они часто работали вместе с Макиавелли.

— Знаю, знаю, — сказала Сюзанна, подаваясь вперед. — Но вы считаете, что сейчас в мире все должно быть иначе. — Она замолчала и пристально посмотрела ему в глаза. — По сути, я считаю, что вы больше оскорблены тем, что кто-то осмелился нарушить ваши стандарты, а не тем, что погибли отдельные личности.

Вэнс тоже посмотрел ей в глаза — его взгляд был тяжел.

— Это не так, — сказал он. — Она затронула личную тему, и это его разозлило. Внутри у Вэнса все кипело, но он не подал вида. — На самом деле это не имеет значения, — сказал он. — Я все равно буду продолжать.

— Думаю, вы не понимаете, что может случиться, — прервала его Сюзанна. — Почему вы считаете, что сможете сделать то, чего не сможет полиция?

— Не знаю, черт возьми, — признал Вэнс. — Вы правы, я не коп. Я…

— Вы тщеславный человек, — снова прервала его собеседница. — Какое огромное должно быть эго, чтобы верить, будто у вас есть шанс выжить в подобной переделке, уж не говоря о том, чтобы добиться своего.

— Вы говорите так, словно пытаетесь меня переубедить.

— Я считаю, что вы должны предоставить дело тем, кто в этом разбирается. Похоже, вы не подумали, что может с вами произойти в обратном случае.

— Без толку выдумывать, что может произойти в какой-либо ситуации, — сказал Вэнс. — Если бы вы представили, что может случиться с вами на шоссе, вы никогда бы не сели в машину. Если как следует вообразить, что может произойти в жизни, единственным разумным решением было бы прострелить себе голову.

Она сочувственно покачала головой. Маловероятно, но он умен и талантлив. У этого человека может получиться то, что не удастся профессионалу, — хотя бы потому, что он не знает, куда лезть нельзя.

Катер снизил обороты. Они приближались к пирсу Белладжио, дело шло к обеду, и черепичные крыши старинных зданий горели на солнце ярко-розовым светом. Над деревней возвышалась башня церкви с синевато-зеленым медным полукруглым куполом, похожим на ермолку. Капитан дал задний ход и аккуратно поставил катер кормой к пирсу. Справа, в уличном кафе под навесом, оплетенным бугенвиллией, официанты собирали со столиков пустую посуду. На другом конце причала три священника привязывали свою двадцатипятифутовую лодку, накренив ее так, чтобы подвесной мотор вышел из воды.

Когда Сюзанна и Вэнс сошли с катера, был уже почти полдень, и они оказались в толпе туристов; рядом роились детишки.

Белладжио когда-то был престижным курортом, излюбленным местом отдыха богатых англичан. Но ему не была дарована красивая старость, и теперь он напоминал обрюзгшую, безвкусно одетую матрону. Отличные ristorantes стали мрачными забегаловками. Причудливые улицы, некогда блестевшие алмазами и драгоценными камнями, теперь были уставлены ларьками с дешевыми безделушками. Изысканность сохранилась лишь в богатых частных поместьях. Белладжио стал «ловушкой для туристов» и удобным торговым складом для людей, которые жили или отдыхали на своих виллах.

Вэнс взял Сюзанну за локоть, и они, свернув от рядов уличных торговцев итальянской бижутерией и сувенирами, сделанными в Китае, направились к узкой крутой лестнице на вершину холма. Лестница, изгибаясь, проходила по старой части Белладжио, мимо маленьких магазинов и ресторанов, а также мимо ворот частных резиденций, на нижних этажах которых располагались конторы.

Они поднимались выше, и гомон туристского роя угасал. Вэнс начал рассказывать Сюзанне о том, как был куплен Кодекс Каицци.

— Бернард Саутворт — поверенный семьи Каицци, — объяснял он. — Все переговоры по продаже Кодекса проходили через него. Граф Каицци появился только во время передачи Кодекса — это произошло в библиотеке замка Каицци, на самой вершине холма, за городом.

— Тот огромный белый палаццо, который мы видели по пути?

— Да. Оттуда открывается вид на все три части озера. Выглядит восхитительно. Просто невероятно.

— Не похоже, что Саутворт — итальянская фамилия, — заметила Сюзанна.

Вдруг появился рассыльный, груженный коробами с оплетенными бутылями «кьянти», укрытыми сеном, — он медленно спускался по лестнице. Чтобы дать ему пройти, Сюзанна с Вэнсом зашли в крохотную мастерскую, где, по всей видимости, чинили электрические приборы. Там Вэнс краем глаза заметил двух священников, объяснявших, насколько важно починить их устройство побыстрее, в тот же день. Казалось, что хозяин лавки в ужасе.

Доставщик «кьянти» быстро обошел их, и Вэнс с Сюзанной двинулись дальше. Журналистка мягко спросила:

— Слышали, как говорил этот бедняга? Он был ужасно перепуган.

— Иногда верующие ведут себя так при священниках.

— Нет, — покачала головой женщина, — ему было по-настоящему страшно. Это не просто уважение или что-то еще.

— Наверное, они из монастыря, — сказал Вэнс. — Он тут неподалеку. Люди верят, что они поедают младенцев или еще что. Кажется, это пережиток инквизиции. Не стоит об этом думать.

Они дошли до маленькой аккуратной двери с начищенной до блеска гравированной медной табличкой: «Бернард Саутворт II, эсквайр».

— Ах да, — сказал Эриксон, вспомнив предыдущий вопрос Сюзанны. — Саутворт — англичанин, приехал сюда очень давно, полюбил Белладжио и остался. — Вэнс протянул руку к блестящему медному молотку и резко постучал четыре раза. Дверь темного красного дерева распахнулась, и перед ними появилась пышная женщина, судя по униформе — домработница.

— Синьора Саутворта, per favore, — попросил Вэнс.

— Momento. — Женщина закрыла дверь и через минуту вернулась. — В данный момент синьор Саутворт крайне занят. Вы можете прийти завтра?

Вэнс и Сюзанна переглянулись.

— Но я звонил сегодня утром, — возмутился Вэнс. — Он сказал, что примет меня.

— У него появилось очень, очень много дел, — упрямо ответила женщина..

— Я должен его увидеть. Это очень важно.

— А я говорю, что прямо сейчас он очень занят. — В голосе женщины уже звучала злость. Она было начала закрывать дверь, но Вэнс быстро шагнул вперед и сунул в щель ногу.

— Я буду стоять здесь, — сказал Вэнс, — если мистер Саутворт настолько занят, что сможет принять меня только завтра, я постою до завтра. — Женщина сердито посмотрела на него. — Давайте, — продолжал он, — вызовите полицию.

— Вэнс! — резко сказала Сюзанна. — Вы опять устраиваете скандал.

— Я рад, что вы обратили внимание, — улыбнулся тот. — Надеюсь, что Саутворт тоже это заметит. Как и все хорошо воспитанные англичане, он терпеть не может скандалов. — Рядом остановились две итальянки с корзинами белья и уставились на них. — Я хочу знать, почему он передумал, — сказал Вэнс Сюзанне. — С тех пор, как мы ему позвонили, прошло лишь два часа. Что могло случиться?

— Я не знаю. Но это неудобно.

— Понимаю, — опять улыбнулся он. — Так и задумано.

— Signore, signore! — Вернулась служанка. Из-за ее спины раздался глубокий бас с округленными гласными.

— Пусть войдут, — устало произнес Саутворт, — впустите их, иначе не будет мне покоя. — Женщина пронзила Вэнса убийственным взглядом и широко распахнула дверь. Вэнс и Сюзанна вошли. Комната была слабо освещена и наполнена мягкой мебелью и темным деревом, будто в английском частном клубе. Пахло дорогим трубочным табаком.

— Доброе утро, мистер Эриксон, — произнес Саутворт холодно и сдержанно. Худой, можно сказать, тощий мужчина был одет в серый костюм-тройку в тонкую полоску, между карманами жилета тянулась золотая цепочка. Серебристые волосы аккуратно, волосок к волоску, причесаны, а ровно подстриженные серебристые усы еле заметно подергивались от раздражения.

— Не стоило устраивать нам такой теплый прием, — с сарказмом сказал Вэнс. — Мистер Саутворт, это моя… коллега, мисс Сюзанна Сторм.

Саутворт кивнул:

— Приятно познакомиться. А теперь, мистер Эриксон, расскажите, по какой такой важной причине вы врываетесь в мой кабинет, когда я общаюсь с клиентом?

— Я хочу посетить синьора Каицци, — сказал Вэнс, — мне хотелось бы…

— Это невозможно, — прервал его Саутворт.

— Вы можете ему позвонить от моего имени? — спросил Вэнс.

— Это даже не обсуждается, — ответил Саутворт. — Мистер Каицци строго распорядился, чтобы его не беспокоили. Последние две недели были чрезвычайно тяжелы для него, а потом еще вчерашние события… Это шок.

— Вчерашние события?

— Его единственный выживший брат скончался вчера от сердечного приступа.

— Единственный выживший брат? — Спросил Вэнс недоверчиво. — А что случилось с другими?

— Как раз об этом я пытаюсь вам рассказать, — ответил Саутворт.

— Мне показалось, вы стараетесь ничего мне не рассказывать, — пробормотал Вэнс.

— Две недели назад Энрико и Америго погибли: самолет, который пилотировал Энрико, упал.

— А кто погиб вчера?

— Пьетро, — ответил Саутворт.

— Получается, остался только Гульельмо, — произнес Эриксон. Поверенный молча кивнул. — Боже, — сказал Вэнс, задумавшись. Очередной сердечный приступ, очередная связь с да Винчи разорвана. Энрико был отличным пилотом, он очень внимательно следил за техническим состоянием самолета. — Известно, почему самолет потерпел аварию?

— У него не хватило топлива, — ответил Саутворт.

— Думаю, я обязан посетить Гульельмо, — заявил Вэнс.

— Нет! — быстро и очень громко сказал Саутворт. Адвокат откашлялся. — Нет, вы не должны этого делать.

Вэнс рассмотрел его лицо. Воинственность сменилась страхом. Чего он боится?

Внезапно в дверях кабинета появился человек.

— Вы же не хотите отягощать свою совесть тем, что расстроите несчастного еще больше? — спросил высокий широкоплечий священник, заполнивший собой, казалось, всю прихожую. В правой руке он держал револьвер. Служанка Саутворта, стоявшая сзади, еле слышно вскрикнула. О ней совершенно забыли.

— Это входит в новое таинство? — поинтересовался Вэнс. Священник сделал выверенный шаг вперед и встал рядом с Саутвортом. Поверенный заметил пистолет и побледнел.

— Не думаю, что это необходимо, — сказал он священнику. — Не здесь. Не в моем кабинете.

Священник почти не моргал.

— Заткнитесь, — велел он.

Вэнс уставился на дуло револьвера.

— У меня дежа вю, — объявил он. — Но, похоже, я никак не привыкну, что в меня целятся служители культа. — Краем глаза он видел Сюзанну — та не теряла самообладания.

— Вы жутко упрямый зануда, мистер Эриксон, — сказал священник, взводя курок. Гулко загремели выстрелы, Вэнс и Сюзанна бросились ничком на пол. Вэнс на четвереньках пополз вслед за журналисткой за обитый парчой диван.

— О боже, боже, боже! — верещала служанка Саутворта. Первая пуля попала в нее.

Комнату вновь раскололи выстрелы; одна пуля пробила спинку дивана и проделала короткую борозду в паркете.

— Черт побери! — заорал Саутворт. — Отдайте револьвер! Вы не имеете права! — Сюзанна с Вэнсом жались за диваном и прислушивались к потасовке.

— Отпусти, англичанин сумасшедший! — вопил священник.

Вэнс вскочил на ноги, поскользнулся на вощеном паркете и тоже кинулся в драку. Саутворт обеими руками держал револьвер; священник старался вырвать его и лупил адвоката свободной рукой. Первый удар Вэнса попал церковнику по виску, мужчина зашатался; второй удар пришелся точно по носу. С громким треском сломался хрящ.

— Ублюдок! — заорал священник.

Саутворт изо всех сил тянул оружие к себе, но священник пришел в себя и, продемонстрировав недюжинную силу, повернул револьвер и нацелил его адвокату в лицо. И спустил курок.

Крик Саутворта на долю секунды сотряс воздух; его заглушил гром выстрела. Адвокат непроизвольно выпустил револьвер из рук, и, дернувшись, упал на пол.

Вэнс бросился к оружию. Он почти схватил его, но священник неожиданно ударил Вэнса наотмашь в подбородок так, что у Эриксона запрокинулась голова. Сквозь туманность остроконечных разноцветных звездочек, вспыхнувших перед глазами, Вэнс увидел, что священник целится в него. Громыхнул выстрел, но Эриксон быстро откатился. Огонек, вырвавшийся из дула, опалил волосы у него на затылке. Вэнс смутно слышал плач раненой служанки и приглушенные крики людей за дверью. Кто-то отчаянно стучал дверным молотком.

Священник резко повернулся, и Вэнс потянулся к латунной лампе. Когда он ее схватил, священник зловеще ухмыльнулся и поднял револьвер. Вэнс выдернул шнур из розетки; и стук вилки, упавшей на пол, слился со щелчком барабана. У Вэнса все тело зудело от страха. Раздался глухой выстрел — звук был резкий, не такой гулкий, как у револьвера священника. За ним последовал еще один, еще и еще, без остановки. Вэнс удивленно смотрел: сначала под правым глазом священника появилась маленькая красная дырочка, потом в виске, и две на шее. Револьвер соскользнул с его указательного пальца и со стуком упал на пол; пуля попала в плинтус. У священника подогнулись ноги, и он словно провалился в пол. С глухим хрипом он упал сначала на колени, а затем повалился лицом вниз. Вэнс выронил лампу и медленно повернулся. Рядом с диваном на коленях стояла Сюзанна Сторм. Двумя руками она, как профессионал, держала крошечный пистолет с коротким стволом. Вэнс перевел взгляд с нее на неподвижную служанку у двери, на самого Саутворта — тот распростерся лицом вверх, раскинув руки, только вместо лица зияла дыра, — потом на священника, и снова на Сюзанну.

— В неудобное положение мы попали, — запинаясь, сказал Эриксон.

Сюзанна поднялась на ноги и медленно подошла к нему. Когда женщина приблизилась, Вэнс почувствовал у себя на щеке ее частое испуганное дыхание.

— Откуда это у вас? — спросил Вэнс, показывая на пистолет.

Сюзанна не ответила.

— Идем, надо убираться отсюда, — резко сказала она. Схватив сумочку, она засунула туда пистолет. Толпа на улице шумела сильнее, кто-то дергал ручку закрытой двери. — Они скоро ворвутся, — быстро добавила Сюзанна, — возможно, вместе с полицейскими…

— Тут вы правы, — мрачно ответил Вэнс, засовывая револьвер священника себе за пояс. — Нам сюда.

Он провел Сюзанну через первый этаж дома Саутворта, через кухню в задней части дома, потом они выскочили в переулок, который вился вверх и вниз по холму; дорожка была ступенчатая, как и та, по которой они пришли. Они расслабленно двинулись вверх, словно два мирных туриста, решивших прогуляться не самой известной тропой.

Беги! — велело Сюзанне ее тело. Иди спокойно, подсказывал разум. Беги! — приказывала интуиция. Иди спокойно, — говорила ей выучка. Она взяла Вэнса за руку, чтобы он тоже не побежал, но сразу же ощутила успокаивающее тепло; упругость его мышц вселяла уверенность.

Еще пять минут они взбирались по лестнице, затем вышли на вершину. Сюзанна обернулась к нему.

— Ну а теперь что? — сухо спросила она.

— Не знаю. — Вэнс вяло улыбнулся. — Я решаю по ходу. Лучше налево. Можно к «Гранд-Отелю», он тут недалеко. Затеряемся в толпе. А потом… возьмем машину напрокат и поедем во дворец Каицци. У меня такое ощущение, что Гульельмо Каицци может нам сильно обрадоваться.

Эриксон повернулся и направился на север быстрыми и длинными шагами.

— Именно этого решения я и боялась, — устало сказала Сюзанна и тоже прибавила шагу.


— Нет, синьор, мы не сдаем автомобилей а аренду, — сообщил им консьерж «Гранд-Отеля». — Только постояльцам. Простите.

Они вышли из роскошного фойе и по мраморной лестнице спустились на тротуар, направляясь к центру Белладжио.

— Идти долго, — сказал Вэнс.

— Я все еще думаю, что вы должны оставить это полиции.

Вдалеке раздался сердитый гудок автомобиля.

— Что мы им скажем? Что трое братьев Каицци убиты и я считаю, что Гульельмо будет следующим? Если он еще жив. Кто в это поверит?

Сюзанна кивнула:

— Все же… Я не думаю, что нам стоит туда соваться.

— Можете вернуться в Комо, если хотите, — сказал Вэнс, — или подождите меня в кафе. А я намерен посетить Гульельмо Каицци.

Черный «мерседес 450-эс-эл», визжа покрышками, на бешеной скорости описал дугу. Вэнс и Сюзанна в ужасе смотрели, как машину занесло в сторону пожилого рабочего, и тот соскочил со своего старого красного велосипеда с толстыми колесами и ржавой проволочной корзиной, в которой вез яйца и молоко. Бампер «мерседеса» с грохотом задел корзину и толкнул велосипед. Тот упал на бордюр, сетка с яйцами вылетела, и они растеклись по тротуару, а два пакета молока взорвались на стене, облив штукатурку белой пеной.

Ошеломленный старичок с трудом сел, а водитель «мерседеса» дал по тормозам.

— Не лезь под колеса, беззубый мешок дерьма! Еще повезло, что жив остался.

Водитель нажал на газ и быстро уехал, оставив на асфальте черные полосы и серный запах паленой резины.

Вэнс уставился ему вслед, трясясь от гнева, а «мерседес» подъехал к парковочной площадке «Гранд-Отеля» и свернул на нее.

— Ублюдок, — пробормотал Вэнс и пошел к Сюзанне. Та помогала старичку подняться, а он качал головой.

— Все хорошо, хорошо, — твердил он, вставая и подходя к велосипеду. А затем выкатил его на улицу и скрылся из виду.

— Крепкий старикан, — заметил Вэнс, — он еще переживет нас обоих.

— Это будет несложно, учитывая последние два дня.

— Идем, — прервал ее Вэнс, взяв за руку. Они снова пошли к «Гранд-Отелю».

— Куда? — спросила Сюзанна.

— У меня идея.

— Черт, может, уже не надо.

— Надо, — сказал Вэнс, — смотрите. Они подошли к «мерседесу» — машине того молодого итальянца. Мотор остывал, и под капотом что-то тикало и щелкало. — Идите со мной, как будто это ваша машина. Если появится служащий, не смотрите на него.

— Вэнс, что мы…

— Просто садитесь, как будто это ваша машина, — приказал он.

— Но это противозаконно.

— Сбивать стариков тоже противозаконно, — возразил Вэнс. — Верьте мне. Ведите себя так, будто вы хозяйка машины, и никто не обратит на нас внимания.

Они сели; как Вэнс и ожидал, ключи остались в зажигании.

— Это абсолютно противозаконно, — сказала Сюзанна, глядя в боковое зеркало, когда они ехали по извилистой дороге к дворцу Каицци.

— Я и в первый раз расслышал.

Ухабистая асфальтированная дорога, похожая на американские горки, петляя, поднималась по склонам над Белладжио, шла мимо ступенчатых оливковых рощ, небольших придорожных ферм и через виноградники, увешанные спелыми гроздями. Машин почти не было.


Вэнс как-то изменился, думала Сюзанна, пока он вел машину. Не такой нервный, как пару дней назад. Тогда он казался неуверенным и… слишком чувствительным. А сейчас, размышляла Сюзанна, глядя на его тонкие черты лица, массивную челюсть и проницательные голубые глаза, он снова держит себя в руках.

Ей нравились глаза Вэнса, энергия, которую они излучали. Я могла бы читать по ним его мысли, сказала себе Сюзанна, если бы только понимала их язык; настолько они выразительны.

Все ближе и ближе становился белокаменный дворец Каицци — гордый символ гордого семейства. Вэнс сбросил скорость перед крутым разворотом, затем постепенно дошел до третьей передачи. Он пытался вспомнить какие-нибудь подробности о замке, проклиная себя за то, что не был достаточно внимателен, когда вместе с Кингзбери и отрядом адвокатов они собрались там, чтобы подписать последние документы, отдать чек на громадную сумму и получить Кодекс Каицци, отныне — Кодекс Кингзбери.

— Этот дворец — сочетание средневекового замка и виллы XVIII века, похожей на те, что стоят у озера, — рассказывал он спутнице. — В 1427 году граф Каицци получил в награду старинный замок 1100 года, пострадавший от многочисленных битв и осад. На протяжении веков сам граф и его потомки постепенно восстанавливали, изменяли и достраивали дворец. К массивным каменным стенам, окружавшим поместье в 175 акров, в следующих поколениях добавился ров, в который по каналам подавалась вода, и жилых помещений становилось все больше и больше.

Краем глаза он заметил, что Сюзанна перезарядила пистолет и проверила, есть ли в сумочке запасная обойма.

— Неслабая там была перестрелка, — сказал Вэнс. — Где вы этому научились?

— Ходила на курсы, — ответила она.

— Ходили на курсы, — повторил Вэнс, — и там научились стрелять так метко и настолько… э… профессионально?

Сюзанна мотнула головой, услышав слово «профессионально», и смерила Вэнса подозрительным взглядом. Он ничего особенного не имел в виду, решила она.

— Я хорошо занималась. Выполняла домашние задания.

— Это точно, — согласился Вэнс. — Готов спорить, тот священник поставил бы вам пятерку на выпускном экзамене.

— Как вы можете так шутить? — с упреком сказала Сюзанна, когда Вэнс притормозил, выбирая место для парковки. — Там погибли люди.

— А что делать, плакать? — возразил Вэнс. — Это все настолько нелепо, что нам бы надо хохотать до слез: геолог, мнящий себя экспертом по Леонардо, объединяет силы с журналисткой из высокомерного издания про культуру, и отправляется выслеживать группировку бандитов, убивающих народ направо и налево. И вот они мы, вооруженные парой дипломов, револьвером с одним патроном, вашим крохотным пугачом и огромным зарядом наглости.

— Еще у нас полно глупости, — добавила она.

— Да, этого навалом, — согласился Вэнс.

Ехать стало не так удобно, когда Вэнс свернул с асфальта на гравиевую дорогу, но и та вскоре закончилась — осталась лишь колея. Они находились под горным кряжем, из замка их пока не было видно. Как только они спрятались в рощице молодых тополей, Вэнс выключил сцепление. Двигатель «мерседеса» мягко затих, наступила тишина. Внизу, рядом с Тремеццо, по воде легко скользил гидроплан, потом изящно причалил к пирсу. Вдалеке лаяли собаки, но здесь отчетливее всего звучал разговор ветра с тополями: зубчатые сердечки листвы шепотом пересказывали друг другу какие-то неразборчивые сплетни.

Сухие листья и трава мягко похрустывали, когда Сюзанна с Вэнсом молча шли по узкой извилистой тропе между тополей. Примерно полмили та не уклонялась от дороги, затем свернула вверх по склону, в сторону алеба-строво-белого замка. Подлесок становился все гуще: когда-то на этом месте было расчищено поле, но природа снова взяла свое, так что дворец сквозь заросли почти не проглядывал. Деревья уступили место ежевике и кустарнику, разросшимся выше человеческого роста.

Внезапно заросли сменились ухоженными рядами виноградников на заботливо возделанной земле. Вэнс махнул рукой, давая знак остановиться. Он сел на корточки, Сюзанна последовала его примеру.

— Где мы? — спросила она, облокачиваясь на его плечо.

— В винограднике семьи Каицци, — прошептал Вэнс. Он повернул голову — лицо Сюзанны было очень близко. Узкое пространство между ними заполнял аромат ее духов. — Каицци всегда делали вино, — объяснил Эриксон. — Это их виноградники, сорт для шампанского. В его погребах производят только шампанское, и его никогда не продают, пьют лишь на вечеринках, приемах и праздниках.

Они осмотрели виноградные лозы: тяжелые спелые грозди, кожица покрылась изморозью естественного брожения. Вэнс и Сюзанна ждали — прислушиваясь, пытаясь понять, заметили их или нет. Может быть, подумал Вэнс, я ошибся. Может, ничего страшного, и охранников нет. Возможно, опять разыгралось воображение.

Они подождали еще пять минут. Потом у Вэнса разболелись колени.

— Идем, — сказал он, поднимаясь. Стены замка начинались примерно в двухстах ярдах. С южной стороны в старой каменной кладке был пробит вход для лесника и других работников. Надо попробовать там. И Сюзанна с Вэнсом направились туда, прячась за последним рядом винограда, доходившего им до груди.

Склон резко пошел вверх, теперь его покрывали только деревья и кустарник. Перед ними высился мусорный отвал. Даже у величайших людей имеются задницы, подумал Вэнс. Стоя под деревьями, он рассматривал стены — те уходили в высоту больше чем на сорок футов, белые и непроницаемые. К стене у самого входа жалась аккуратная пристройка.

— Вот там мы и войдем, — сказал Вэнс, показывая на нее. Мягкий ветерок неожиданно стих, и они услышали изнутри голоса и бормотание телевизора.

— Там люди, — сказала Сюзанна.

— Я же не говорил, что будет легко, — ответил Вэнс. — Идем.

Они быстро пробежали сто пятьдесят ярдов до входа в пристройку. Голоса стали слышны лучше, почти различимы. Их было два, один — резкий горный диалект, а второй — сладкозвучный голос, выдающий человека образованного: такую речь можно услышать в церкви. Добравшись до пристройки, Вэнс и Сюзанна втиснулись в угол между ней и высоченной каменной стеной.

— Хорошо, а теперь что? — спросила Сюзанна.

— Подождите здесь, — ответил Вэнс. Женщина кивнула и достала из сумочки пистолет.

Вэнс помчался через открытое пространство к деревьям, оттуда медленно пробрался к мусорной куче. Он заметил, что с краю стоит небольшой трактор со скрепером и гусеницами, как у бульдозера. В ноздри мгновенно ударил легко узнаваемый запах метана — признак разлагающегося мусора. Хорошо, решил Эриксон, так мне будетдаже легче.

Он повернулся к трактору, открыл крышку топливного бака и понюхал: дизельное топливо. Вполне достаточно, чтобы разжечь огонь.


Что, черт побери, он делает? — думала Сюзанна. Ее положение было слишком ненадежно: если кто-нибудь решит прогуляться под стеной или выйдет из двери, ее заметят; возможно, ей следует пойти к Вэнсу. Сюзанна переложила пистолет в левую руку и вытерла холодный пот с правой ладони. Она осмотрелась: укрыться можно лишь за нефтяной бочкой и картонными коробками. И тут, словно какой демон подслушал ее самые худшие опасения, в пристройке послышались шаги, и дверь с проволочной сеткой со скрипом открылась. К этим двоим пришел третий мужчина. Они вышли наружу, голоса стали заметно громче.

Сюзанна бросилась на колени, чтобы ее не заметили. Поверх обода бочки она разглядела затылок мужчины с темными блестящими волосами, и присела, когда он повернулся к ней лицом. Сюзанна сняла пистолет с предохранителя. В ее сторону полетел тлеющий окурок, ударился о стену и отскочил на землю совсем рядом.

Мужчины смеялись и шутили — не похожи они на людей в карауле. Вскоре она уже смогла разобрать кое-что из их беседы. Один, очевидно, сторож, тащил корзину, полную мусора. Остальные — к одному они обращались «Отец» — смеялись над какой-то шуткой, рассказанной еще внутри.


Когда голоса стали громче, Вэнс присел за трактор. Из-под него он наблюдал, как из пристройки вышли люди. Сюзанна! Ее непременно заметят. Сердце бешено заколотилось, когда он увидел пожилого лысого мужчину с пышными усами — он вышел из тени на солнце, толкая перед собой тележку с мусорным ящиком. Смеясь, он остановился и обернулся к молодому человеку в рабочем комбинезоне — возможно, тот ухаживал за виноградниками — и высокому мужчине в темной одежде, очередному священнику.

Мужчины закончили разговор. Священник и юноша в комбинезоне вернулись в пристройку, а старик пошел выкидывать на свалку мусор и кухонные отходы.

Не тратя времени, Вэнс заполз под трактор и отыскал сливной кран. Тугой, но поддался, когда Вэнс постучал по нему каблуком. Наконец маслянистое пахучее топливо потекло на землю, оставляя за собой темный след, и заструилось вниз, к мусору. Он взял спички, которые дала ему Сюзанна, и поднес огонь к ручейку. Ф-ф-фух! — и к небу устремились черный дым и пламя.

Вэнс побежал через открытый участок назад, к Сюзанне, чтобы успеть, пока мужчины в пристройке, все еще увлеченно рассказывающие анекдоты, не заметили пожар. Внезапно шутки прекратились, и оба мужчины нерешительно встали у двери. В следующий миг они уже бежали через прогалину, и ряса священника развевалась, словно инверсионный след.

— Давай! — скомандовал Вэнс, они с Сюзанной вскочили на ноги и бросились в крохотную хижину.

Из слабо освещенной пристройки они перешли в коридор, который тянулся внутри части стены, — там было еще темнее. Влажные каменные стены, неравномерно освещенные слабыми лампочками, изгибаясь, скрывались из виду в обе стороны. Справа слышались далекие голоса. Вэнс с Сюзанной двинулись налево.

Они шли осторожно, миновали каменную лестницу, ведущую на парапет. Сверху проливалось немного голубоватого света. Они пробирались вперед по коридору под тусклыми желтыми лампочками, ступая из островков света почти в полную тьму, затем снова на свет, и в конце концов перед ними оказалась деревянная дверь с ржавыми петлями и креплениями, закрытая на висячий замок. Из щелей между древними ссохшимися досками проби вался солнечный свет. Вэнс приник к прохладному шершавому дереву и посмотрел в отверстие.

— Вот, поглядите. — Сквозь щель Сюзанна увидела ров с лилиями и другой водной порослью, а за ним еще одну стену. Дверь, сквозь которую они смотрели, выходила на тропинку периметра. Справа от них был деревянный мост с крытым верхом — он через ров вел в замок от входа с пристройкой. Слева — пешеходный мостик с перилами.

Дулом револьвера Вэнс поддел ржавый замок на двери, тот быстро поддался, но громко заскрипел.

— Черт! — прошептала Сюзанна.

— Сделали так сделали, — ответил Вэнс; дверь приоткрылась настолько, что они смогли протиснуться боком. — Если нас услышали, теперь с этим уже ничего не поделаешь.

Они помчались по тропинке, затем по мосту и вбежали в сводчатый дверной проем на другой стороне. Над внешней стеной в небо лениво поднимались клубы черного дыма. Было слышно, как мужчины там орут друг на друга.

— Когда я приезжал сюда вести переговоры, мне устроили экскурсию, — сказал Вэнс. — Тут три таких входа со стороны садов у рва — их пробили в стенах замка шестнадцатифутовой толщины, чтобы гости могли выйти ко рву. У каждого входа в маленьком дворике с другой стороны есть собственный сад. Эти дворики выходят в центральный двор, как в большинстве крупных замков.

Сюзанна кивнула. Они вышли из прохода и обогнули сад. Прошли под стеной, затем — под балконами, покоившимися на мраморных столбах цвета лососины. Взгляд Сюзанны метался от одной детали замка к другой — от витиеватой резьбы к фрескам на стенах под самыми балконами.

— Это Бернини, — прокомментировала она. Они сделали еще десяток шагов, и женщина снова остановилась. — Та статуя, — она показала на силуэт обнаженных мужчины и женщины в мраморном объятии, — Канова.[26] Я не знала, что она здесь.

Внезапные крики из внешнего двора вернули ее к реальности. Сюзанна и Вэнс вжались в дверной проем и подождали, пока мужчины пройдут. Голоса проплыли мимо, громко и возбужденно обсуждая пожар. Вэнс вытер пот с верхней губы и пожалел, что в револьвере священника всего один патрон.

Когда голоса стихли, Вэнс и Сюзанна вышли из проема и направились к лестнице.

— Все гостиные и спальни выходят на балкон, который смотрит на главный двор, — поспешно объяснял Вэнс, пока они бежали по широким мраморным ступеням. — Каицци должен быть в одной из этих комнат, если он еще жив.

Поднявшись по лестнице, они увидели, что в обе стороны по кругу уходит крытая колоннада. Вэнс и Сюзанна пошли по часовой стрелке, заглядывая в каждую комнату. Где же хозяин поместья, граф Гульельмо Каицци?

Крики снаружи — там, где был пожар, — становились все громче. Вэнс подумал, что из-за метана огонь на свалке чертовски разгорится: чтобы потушить его, придется задействовать всех имеющихся у графа людей. Вдалеке выли сирены — пожарные машины пытались пробраться по опасной дороге с крутыми спусками и подъемами.

Пройдя примерно треть пути вокруг двора, Вэнс и Сюзанна наткнулись на комнату с плотно задернутыми шторами. Они переглянулись и кивнули друг другу: должно быть, она.

Через тонкую щель между тяжелыми шелковыми шторами им удалось разглядеть неподвижную фигуру бледного пожилого мужчины в пижаме — он лежал, по грудь укрытый льняными простынями. Руки его оставались сверху. Графу Каицци, похоже, и впрямь нездоровилось.

У кровати стоял низенький священник и разъяренно орал в телефонную трубку. Через плотно закрытые окна с толстыми стеклами ничего не было слышно. Мужчина был возбужден, он расхаживал взад-вперед. Придется действовать быстро. Если поймут причину возгорания — то есть, как только увидят, что сливной кран топливного бака открыт, — начнут искать незваных гостей.

— Ладно, сюда, — прошептал Вэнс. Они поспешили назад — к порталу, ведущему во внутренний коридор.

Не заходя в коридор, они остановились и прислонились к стене, вслушиваясь.

Шорох. Его они услышали первым. В коридоре кто-то был. Шорох перекрывался приглушенным, но возбужденным голосом священника, говорившего по телефону в комнате. Как убрать караульного, не переполошив весь замок?

— У меня идея, — мягко прошептала Сюзанна Вэнсу на ухо. — Не удивляйтесь.

И не успел он ее остановить, как она вышла прямо в коридор и направилась к охраннику в рясе.

— Быстро! — распорядилась она. — Туда, там нужна ваша помощь! Быстрее, пожалуйста! — Она стояла и взволнованно размахивала руками. Мужики остаются мужиками, думала она, даже священники; на этом Сюзанна играла бессчетное количество раз. — Пожалуйста, побыстрее, это очень важно! — Она старательно изображала обеспокоенную дамочку. Охранник осторожно двинулся к ней. Она сделала еще пару неуверенных шагов к нему. — Какое счастье, что вы здесь, — задыхаясь, говорила женщина, и когда священник подошел, взяла его за правую руку. — Они сказали, что вы сможете помочь. Идемте же. У нас мало времени. — И Сюзанна потащила мужчину к выходу, не отпуская его руки.

Вэнс восхищенно слушал ее выступление. Поразительная женщина, думал он, прижимаясь к стене, отчаянно стараясь не слишком шумно сопеть. Сначала за угол свернула Сюзанна, а через долю секунды появился и пухлый краснолицый священник с блестящей тонзурой и рыжими бровями.

Едва завернув за угол, Сюзанна сделала вид, что поскользнулась, упала на пол, хватаясь за руку священника. Пока тот протягивал к ней свободную руку, Вэнс по кривой замахнулся рукоятью револьвера, вкладывая в удар всю свою силу.

— У-умф! — резко выдохнул священник, получив револьвером по затылку. С глухим стуком он рухнул на пол и распластался на плитах без движения.

Вэнс протянул Сюзанне руку, чтобы помочь ей встать.

— Я рад, что вы на моей стороне, — ухмыльнулся он.

На цыпочках они побежали в комнату Каицци. Вэнс подергал ручку; дверь была заперта. Эриксон вернулся к потерявшему сознание священнику, но у того ключей не было. Сюзанна прислушивалась к звукам за дверью, но священник теперь говорил мало, в основном — сердитые «да» и «нет». Наконец он попрощался и с грохотом положил трубку. Вэнс постучал. В замке заскрежетал старинный ключ, дверь наконец открылась, и они увидели высокого обладателя сердитого голоса; за ним, на кровати, неподвижно лежал мужчина, в котором Вэнс узнал графа Каицци.

— Скажешь хоть одно, блядь, слово, и я вышибу тебе мозги. — Вэнс сунул револьвер клирику под нос. Священник широко раскрыл глаза, гнев сменился удивлением, и он раскрыл рот — явно чтобы завопить. Но не успел он позвать на помощь, Вэнс ударил его ребром левой ладони по кадыку, и крик о помощи превратился в одышливое бульканье. Когда священник же попытался схватиться руками за горло, Вэнс двинул его в солнечное сплетение; громко выдохнув, мужчина упал на колени, безуспешно пытаясь сделать вдох.

Вэнс стоял над ним, и в мозгу у него пульсировала горячая кровь.

— Не пытайся снова позвать на помощь, — предупредил он. — Это еще не самое худшее. — Схватив несколько салфеток с тумбочки у кровати Каицци, Вэнс запихал их священнику в рот. Осмотрелся в поисках чего-нибудь такого, чем можно завязать рот. Наконец снял узкий пояс с его же рясы и перевязал рот; получилось похоже на кляп.

Священник поднял на него свирепый взгляд, в котором боль от ударов мешалась с ненавистью. На мгновение он стал задыхаться, но потом пришел в себя и громко задышал через нос. Вэнс снял с себя кожаный ремень, обвил им руки священника за спиной и затянул ремень так, чтобы мужчина не смог их высвободить.

— Теперь вставай, — скомандовал Вэнс. — Иди сюда. — Эриксон отвел его к стене без окон, поставил примерно в трех футах от нее и заставил наклониться, чтобы головой он касался стены. — Раздвинь ноги, — приказал Вэнс. Церковник помедлил, и Вэнс пинком помог ему. — Не двигайся. — К тому времени, как Вэнс закончил разбираться с ним, Сюзанна притащила тело бессознательного стража в комнату и заперла дверь.

Во время этой суеты Каицци почти не шевелился. Сюзанна с Вэнсом обыскали священников, нашли один пистолет и только после этого повернулись к восково-бледному человеку, лежавшему в постели.

— Граф Каицци, — мягко произнес Вэнс, слегка тряхнув старика за плечо. — Господи, от него только кожа да кости остались. Граф Каицци, — повторил Вэнс. Старец зашевелился, скривил лицо и облизнул губы. — Граф, я Вэнс Эриксон. Вы меня помните? Я работаю на Харрисона Кингзбери.

— Эриксон, — сонно повторил мужчина, не раскрывая глаз. — Да-да, я помню. — Мужчина поворачивал исхудавшую голову из стороны в сторону, стараясь открыть глаза. — Эриксон, не знал, что вы из них. — Вэнс и Сюзанна склонились поближе, чтобы разобрать слова. — Я бы никогда… никогда… не продал Кодекс, если бы знал.

Веки — тонкие, как измятая папиросная бумага, — медленно открылись, и старик постарался навести на резкость слезящиеся выцветшие глаза.

— Из кого — них? — спросил Вэнс.

— Из них, — выговорил Каицци, на мгновение тяжело подняв руку с простыни и бессильно обведя ею комнату. — Из братьев.

Взгляд Вэнса упал на тумбочку. На белом эмалированном подносе были разбросаны иглы для подкожных инъекций и ампулы. Он взял первую попавшуюся.

— Морфий, — прочитал Эриксон. — Его накачали..

Нет, я не из них. Мы пришли, чтобы помочь вам.

— Слишком поздно, — ответил граф, отчаянно стараясь сфокусироваться на лице Вэнса. — Да, уже слишком поздно для моих братьев… слишком поздно для меня..

Оставьте меня, дайте мне умереть. — Он закрыл глаза.

— Нет! — поспешно сказал Вэнс и потряс костлявое плечо Каицци. — Мы вытащим вас отсюда.

— Не получится, — произнес Каицци, возвращаясь к жизни. — Братья всюду. Они меня разыщут.

— Что за братья? — спросил Вэнс.

— Повсюду… — сказал Каицци. — Избранные Братья… — Голос стал еще тише. — … Святого Петра. Чертово отродье.

— Все эти священники? — поинтересовался Вэнс. — Из монастыря?

— Да… да, — отвечал Каицци. — Сколько лет я пытался их остановить… пытался… пытался… не смог… они в конце концов победили.

Сюзанна отошла от кровати посмотреть на мужчину, лежавшего без сознания. Села рядом с ним на колени, проверила пульс. Частый. Она перевела взгляд на священника, все еще стоявшего у стены. Свиньи, подумала она. Грязные поганые свиньи, разве можно поступать так со стариком.

— Кодекс, — говорил Каицци, когда она вернулась к кровати.

— Они сделали это из-за Кодекса? — недоверчиво повторил Вэнс. — Почему?

— Потому что я продал его, — гордо ответил Каицци. — Несколько веков Братья хотели заполучить этот документ, но мы всегда держали ситуацию под контролем. — Каицци собрался с силами, его голос зазвучал сильнее, чище. — Все было отлично, пока Кодекс оставался во дворце. Когда я продал его вам, Братья… Брат Грегори сказал, что я поплачусь… И вот моя расплата.

— Господи! — воскликнул Вэнс. — Но почему? Почему?

— Потому что это их уничтожит, — страстно сказал Каицци. — Это привело вас и приведет других. — Он зашелся влажным кашлем. — Я погибну, но я совершил свой великий поступок. — Он снова резко закашлялся. — Я умру с чувством собственного достоинства. — Старик снова кашлянул, закрыл глаза, тяжело задышал — с присвистом, через рот.

— Что они делают, почему их надо остановить? — спросил Вэнс.

— Ответ через озеро, — устало вымолвил Каицци, — они…

Балконные двери разлетелись на тысячи осколков, взорвавшись от пуль, выпущенных из автомата с глушителем, — пули рвали белые шторы, заставляя их отчаянно плясать. Они пронзали матрас и хрупкое тело старика. Вэнс нырнул под кровать, когда что-то горячее впилось ему в руку.


Черт, черт, черт! — ругался про себя брат Грегори, когда старый серый «фиат» ехал через подъемный мост замка Каицци. Его нос уловил сладковатый запах горящего дизельного топлива, когда водитель открыл окно, чтобы поговорить с братом Энтони, охранявшим первый вход.

— Проезжайте с Богом, брат Пьеро, — сказал водителю мускулистый священник, после чего поклонился брату Грегори, сидевшему сзади.

Когда машина рванулась вперед по деревянному мосту, у брата Грегори разыгралась язва. Последние три часа были тяжелыми. Сначала этот олух Кимболл из Легации. У Грегори внутри все вскипало при мысли, что надо делиться властью с неверными типа него и его начальства. Но эту ошибку брат Грегори совершал в прошлом. Они отказывались делить полномочия с временными верхушками, и посему никогда не задерживались у власти достаточно долго, чтобы достичь своей конечной цели. Владыка Иисусе Христе, молча молился Грегори, когда машина въезжала во внутренний двор, пожалуйста, помилуй меня, раба Твоего смиренного, ибо грешен я тем, что связываюсь с неверными, и дай же мне сил уничтожить их, когда они отслужат нашей цели.

Кимболл воплощал все, что было ненавистного в неверных: богатый протестант, непоколебимый в своем безбожии. Но с Кимболла несчастья дня только начинались. Потом был еще телефонный звонок: сообщали, что брат Аннунцио убит во время визита к адвокату Каицци Саутворту. По описанию Грегори понял, что убийца — Вэнс Эриксон.

А теперь этот пожар. Должно быть, снова Эриксон. Чего он хотел этим достичь? От Каицци он ничего не добьется, Разум старика сломлен огромным количеством наркотиков, разлагающих мозг. Граф заплатил. Грегори улыбался. Да, этот человек заплатил. Еще один день… лечения, и он подпишет контракт, по которому дворец Каицци перейдет Братству. После этого ему не будет смысла жить дальше.

Будь проклят брат Аннунцио, позволивший себя убить. Черт побери Братьев, охраняющих замок, за то, что позволили Эриксону учинить такой хаос. «Фиат» остановился у лестницы. Брат Грегори не вышел из машины, пытаясь усмирить свой гнев. Он злился на себя за то, что Вэнс Эриксон еще жив. Тут он серьезно просчитался, и этот просчет необходимо исправить.

— Мне, пожалуйста, «инграм» с глушителем, — попросил Грегори у водителя. — Эриксон — моя ошибка, и мне ее исправлять. — Водитель оперативно достал автомат из футляра и надел глушитель, разложил приклад и вставил длинный магазин.


— Чертпоберибольнотокак, — проговорил Вэнс сквозь зубы, сжимая руку. Пули продолжали вспахивать спальню графа.

— Ну, — сказала Сюзанна, отцепляя пальцы Вэнса, — дайте же мне посмотреть. — Он поморщился, но позволил женщине убрать его руку и закатал рукав, чтобы рану было лучше видно.

— Ой!

— Вы как ребенок, — сказала Сюзанна, — тут всего лишь маленький поверхностный порез.

— Маленький? — скривился Вэнс. — Насколько маленький?

— Дюйма три, он на задней стороне руки. Похоже, глубокий, но кровь уже начала сворачиваться.

— Ладно, — сказал Эриксон, вытаскивая из-за пояса револьвер. — Надо убираться отсюда, пока мы не заработали действительно серьезные раны. — Они услышали с балкона скрип шагов по битому стеклу, но через разодранные шторы, печально покачивающиеся на сквозняке, никого не было видно. Сюзанна выстрелила. Шаги замерли.

Они бросились из комнаты направо, подальше от того коридора, где лишили сознания охранника.

— Они внутри! Внутри! — кричал в комнате второй священник. — Они направляются на север! — Сзади опять послышались шаги: кто-то бросился бежать.

Вэнс и Сюзанна неслись по коридору, и их подошвы громко стучали по мраморному полу.

— Там! — крикнули сзади по-итальянски. Как только они свернули за угол, от пули на куски разлетелся витраж рядом с головой Сюзанны. На чистом адреналине они пролетали дверь за дверью, пока не показалась лестница, ведущая вниз.

— Мы, наверное, уже треть замка отмахали. — Вэнс умудрился произнести это, пытаясь отдышаться на бегу. — Эта лестница наверняка ведет к другому внутреннему садику.

Они замедлили шаг, чтобы вписаться в поворот, но тут заметили, как им навстречу по лестнице кто-то бежит.

— О черт, — выругался Вэнс. Они попробовали затормозить, чтобы спрятаться за углом, но обувь скользила по гладкому мраморному полу; ноги занесло вперед. Как бейсболисты, вкатывающиеся «домой», Вэнс и Сюзанна скользили по отполированным плитам. За ними ровной линией на уровне пояса на кремовой штукатурке через равные промежутки разрывались белые припухшие оспины. Если бы они не поскользнулись, они бы уже погибли. Со всех сторон громче и громче слышались быстрые шаги преследователей.

Лестница, что вела с этажа, с трех сторон была окружена прочными перилами. Они поползли к ним, где безопаснее, но мужчина с автоматом вновь нашел мишень и прицелился. От пола полетели мраморные крошки. Сюзанна вслепую выстрелила за угол.

— Они вооружены! — завопил кто-то. Еще кто-то осторожно бежал вверх по лестнице. Затем в коридоре где-то сзади раздались новые крики. Вэнс выхватил из-за пояса револьвер и выпустил последнюю пулю. Сюзанна — тоже: она выпустила всю обойму в преследователей. Пуля Вэнса глухо чвакнула в левую грудь первого, он пошатнулся и упал на тех двоих, что бежали за ним. Сюзанна трижды попала в четвертого, но мужчина был крупный и это его не остановило.

Они заползли за угол перил, сразу же скрывшись с линии огня. В дальнем от них углу осторожно высунулась голова мужчины на лестнице. Другого оружия не осталось, и Вэнс бросил в него пустой револьвер; мужчина спрятался.

У хозяев поля положение незавидное, мрачно подумал Вэнс. Но Сюзанне Сторм понадобилось лишь полсекунды на то, чтобы вытряхнуть из пистолета пустую обойму и вставить свежую. Вэнс с ужасом поежился, когда она профессионально перезарядила оружие, снова выстрелила вслепую за угол — в сторону четверых преследователей и в мужчину на лестнице. Раздался вскрик боли.

— Попала! — воскликнула Сюзанна. Они подползли к краю перил, собираясь броситься вниз по лестнице. Двигаясь впереди Вэнса, Сюзанна выстрелила за поворот лестницы, потом вниз, в человека, которого она только что ранила. Раздался еще один вскрик.

Они на четвереньках ползли к лестнице. Там головой вниз, раскинув руки и ноги, лежал невысокий светловолосый парень. Его глаза безучастно таращились, уже не понимая, что со лба по волосам стекает красная струйка и бежит по холодным мраморным ступеням. Вэнс кинулся к телу — забрать у мертвого короткоствольный автомат, казавшийся почти квадратным. Вэнс видел такой в кино: это был «инграм».

Едва он схватил автомат, над перилами появился крупный мужчина, которого ранила Сюзанна, и с ним — двое других. Нажав на курок, Вэнс выпустил очередь по перилам, стараясь удержать в руках пляшущий автомат. Трое присели; в «инграме» кончились патроны. Автомат был бесполезен, и Вэнс его выбросил. «Инграм» с лязгом полетел по лестнице. Вэнс и Сюзанна тоже бросились вниз.

И на секунду замерли от удивления. Это оказалась не та лестница, которую помнил Вэнс. Здесь не было двора — вообще никакого выхода наружу. Лишь коридор, уходящий в обе стороны, и еще один лестничный пролет, ведущий вниз. Как выбраться? В стене вокруг замка только два выхода; наверняка оба хорошо охраняются. Сюзанна снова выстрелила вверх, а потом вставила свежую обойму.

— Сколько их у вас? — удивленно поинтересовался Вэнс. — Для журналиста у вас в сумочке поразительно большой арсенал.

— Это последняя, — только и сказала она. — Девять выстрелов.

— Прекрасно, — хмуро ответил Вэнс. На лестнице зазвенели пули. — Идем отсюда. — Они кинулись вниз, но, к их разочарованию, новая лестница привела к очередному коридору. — Хреново, — пробурчал Вэнс. — Опять то же самое. — Он бросился к тяжелой деревянной двери с небольшим зарешеченным окошком. Вэнс потянул ее; медленно, но мягко дверь подалась. Они быстро зашли внутрь и оказались в круглом колодце с каменными ступенями, уходящими по спирали вниз.

— Идите вперед, — сказала Сюзанна. — У меня пистолет. Я прикрою. — Вэнс увидел ее взгляд и решил не спорить. Они быстро побежали по ступеням, которые закручивались против часовой стрелки.

Высоко вверху раздался голос — каменная труба идеально передавала звук.

— Куда она выходит? — Вэнс вздрогнул: он узнал голос священника из церкви Санта Мария делла Грация.

— Не знаю, ваше превосходительство, — ответил ему кто-то. Еще три голоса признались, что не знают, куда ведет лестница.

— Что, черт возьми, вы тут делали последние три недели, если не знаете, куда что ведет?

Все резко затараторили, потом священник с нетерпением воскликнул:

— Да неважно! За ними!

Сюзанна с Вэнсом продолжали спуск. Добравшись до конца, они услышали, как их преследователи, спотыкаясь на узкой изгибающейся лестнице, проклинают друг друга.

Было видно, как в неожиданно холодном воздухе от потеющей кожи поднимается пар. Света было мало. Вэнс взглянул на Сюзанну. Та раскраснелась от бега, но дышала легко, как спортсменка в хорошей форме. Сюзанна осторожно посмотрела на лестницу, рука с пистолетом наготове.

С маленькой площадки было два выхода: один, открытый, вел в темный коридор, а другой был закрыт тяжелой деревянной дверью; Вэнс открыл ее. За дверью была еще одна неосвещенная винтовая лестница. Она растворялась во тьме, какая снится в кошмарах, единственный выход из которых — проснуться.

— Сюзанна. — Женщина встала рядом с Вэнсом, прямо в лестничном колодце. Эриксон собрался что-то сказать, но тут услышал звук. Шаги наверху замерли, и через завесу тишины прорвался металлический лязг — что-то со стуком падало по лестнице, потом раздался оглушительный взрыв, от которого все узкое пространство завибрировало.

На мгновение подземелье залил свет тысячи солнц, за ним последовала ударная волна: ограниченная массивными каменными стенами, она ударила, словно стальной кулак. Мощный взрыв ручной гранаты добрался до комнатки и зажал Сюзанну между тяжелой дубовой дверью и Вэнсом.

Дверь сильно смягчила удар, подумал Вэнс, летя в темноту. Он отчаянно размахивал руками и потому сумел ухватиться за железные перила. Продержался секунду, но на него налетела Сюзанна, и хватка сорвалась. На краю лестницы Вэнс подвернул ногу, и его пронзила дикая боль, потом он вновь нащупал перила и смог в этот раз удержаться.

Нетвердо стоя на ступенях, Вэнс помог подняться Сюзанне. Собственный голос он услышал словно из-под воды — он спрашивал у Сюзанны, где ее пистолет. Женщина не услышала его. Вэнс дотянулся до ее рук и понял, что пистолет выпал. Они лишились единственного средства защиты. Вэнс потянул Сюзанну за руку, и она пошла за ним по темной лестнице. Когда к ним постепенно вернулся слух, они услышали, что топот преследователей стал громче.

Бежать вниз было неудобно и больно. Вэнс снова подвернул ногу, а Сюзанна все время падала на него. Прошло больше чем вечность, прежде чем Вэнс наконец спустился на площадку — он чуть не упал, пытаясь нашарить ногой отсутствующую ступеньку. Сюзанна врезалась ему в спину. На этой двери, как и у той, что сверху, было отверстие, закрытое железной решеткой. Через решетку Вэнс увидел: в этих погребах хранится шампанское Каицци.

— Теперь вы меня слышите? — спросил он Сюзанну.

— Да, — кивнула она, — лучше.

— Хорошо. — Эриксон толкнул дверь и провел женщину в зал со сводчатым потолком, похожий на пещеру. — У меня идея.

В слабо освещенной комнате выстроились ряды бутылок — под углом, вверх дном, горлышками они были вставлены в стеллажи-pupitres. Для графа было очень важно, чтобы шампанское изготовлялось традиционным — и очень затратным — способом, хотя большинство промышленных виноделов механизировали methode champenoise.[27]

После первого отжима, и ферментации винограда его разливали в бутылки, закрывали крышками и ставили в pupitres для того, чтобы вино снова забродило. Каждый день специальный рабочий, который назывался «ремюёр», спускался в погреб, легонько простукивал каждую бутылку и немного поворачивал ее. Благодаря этому легкому постукиванию, совершавшемуся несколько недель подряд, осадок аккуратно перемещался к горлышку бутылки, откуда его потом легко было удалить.

Жизнь ремюёра была бы неимоверно скучна, если бы не риск его работы. Из-за огромного давления, создающегося в бутылках во время повторного брожения, каждая становилась потенциальной бомбой. Если постучать слишком сильно, или если в бутылке дефект, или если ее уронить, за счет внутреннего давления во все стороны полетят осколки. Много столетий ремю ёры теряли зрение и жизни, выполняя свою тонкую работу.

Во время предыдущего визита Вэнс узнал, что Каицци покупает тару у мелкого местного производителя — то были раскрашенные и гравированные бутылки, которые оставались предметами искусства, почитаемыми за красоту, даже когда шампанское было выпито. Тем не менее, из-за особого сорта стекла и гравировки, они были не так прочны, как обычные бутылки для шампанского.

Вэнс и Сюзанна полезли по открытой металлической лестнице к мостику, с которого работники винных погребов добирались до верхнего яруса бутылок. Оставив Сюзанну в конце ряда, с другой стороны от входа, Вэнс быстро вернулся к ближнему краю огромной пещеры — ярдов пятьдесят в ширину и раза в два больше в длину — и присел на металлический мостик между стеллажами. Он аккуратно достал бутылку из pupitre, приказывая рукам не трястись и сдерживая желание броситься бежать. Через несколько мгновений с темной лестницы появился низенький священник в массивных темных очках; он осторожно осмотрелся, обводя подвал «инграмом МАК-10» с огромным овальным глушителем на стволе.

Священник долго стоял в дверном проеме, а когда начал поднимать голову, в стеклах его очков отразились тусклые лампочки.

Давайте! Давайте! — Вэнс молча звал остальных. Идите сюда. Подошел мужчина и встал рядом со своим предводителем, за ним еще один. Священник внимательно изучал стеллажи, расположенные напротив Вэнса. Через несколько секунд он его заметит.

Сюзанна уловила легкое движение. Посмотрела вниз и увидела силуэт мужчины, крадущегося по проходу. Он заметил Вэнса и старался выбрать угол для удачного выстрела. Сюзанна посмотрела сначала на него, потом на Вэнса, потом снова на мужчину в проходе. Должно быть, он вошел через другую дверь. Вэнс! — хотелось крикнуть ей.

Она видела, как священник и еще трое мужчин зашли в темную комнату второй ферментации. Тот, который был один, подобрался ближе. Она достала со стеллажа бутылку. Тяжелая. Сможет ли она добросить ее до мужчины? Он был в добрых тридцати ярдах от нее. Взяв бутылку за горлышко, словно жонглер с булавой, она быстро встала и перевернула бутыль дном вверх; мужчина же, изготовившись, уже целился Вэнсу в голову.

И тут Вэнс метнул свою бутылку и потянулся за следующей, а сзади эхом раздался грохот взрыва. Вэнс повернул голову: мужчина сзади выронил оружие и схватился за лицо, громко крича; сквозь его пальцы текла кровь. Сразу же раздался еще взрыв и новые крики — это цели достигла бутылка Вэнса. Он повернулся и бросил еще одну, потом еще и еще — в жмущуюся группку людей, отступавших к двери. Кровь струилась по лицу священника, заливая глаза. Вэнс бросил в него еще одну бутылку, она разорвалась о стену рядом с дверью, выгоняя священника в лестничный колодец, заставляя его закрыть дверь.

— О, матерь божья, помоги мне, — умолял человек, хотевший застрелить Вэнса. Этот мужчина в рабочей одежде стоял на коленях в растекающейся луже шампанского, порозовевшего от его крови. Закрывая лицо руками, он раскачивался из стороны в сторону и кричал: — Глаза, мои глаза. О, матерь божья, прекрати эту боль!

Вэнс спустился по металлическим ступенькам и жестом подозвал Сюзанну, а сам подбежал к мужчине, чтобы забрать у него автомат — снова «инграм».

— Откуда он взялся? — спросил Вэнс у Сюзанны, когда она подошла.

Она показала в другой конец зала.

— Там еще одна дверь.

Их ушей достиг слабый топот. Вэнс направился к двери, подталкивая Сюзанну перед собой. Там, где они только что стояли, ряд бутылок прошила автоматная очередь. Бутылки, разбитые выстрелами, взорвались, но на этом дело не кончилось: от каждой бутылки разрывалась следующая — пошла цепная реакция, разбрызгивая фонтаны стекла и пены.

Следующая бутылка взорвалась совсем рядом — вдруг оказалось, что подвал гораздо опаснее священника с его армией. Сюзанна с Вэнсом выбежали через другую дверь и помчались вверх по лестнице, а нападавшие вынуждены были отступить под обстрелом взрывающихся бутылок.

— Я читал о таком, — выпалил Вэнс на бегу. — Одна взорвавшаяся бутылка вызывала цепную реакцию, и в результате весь погреб с шампанским уничтожался.

Грохот взрывов начал стихать, когда они поднялись выше, в длинный коридор, и пробежали еще два пролета наверх. Выйдя наконец на яркий свет, они часто заморгали. Ярдах в десяти перед ними стоял серый «фиат», и всего один священник опирался о крыло автомобиля, словно водитель лимузина, ожидающий хозяина.

— Отойди от машины и ни слова, иначе ты покойник, — приказал Вэнс, быстро подбежав к мужчине и наведя на него «инграм». Почти в этот же миг из двери ярдах в семидесяти от них появился низенький священник в очках и с ним два мужчины. Когда Вэнс и Сюзанна запрыгнули в «фиат», пули уже дырявили крылья автомобиля.

— Попробуйте что-нибудь с этим сделать. — Вэнс передал Сюзанне автомат, пытаясь справиться с двигателем «фиата». Он никак не заводился. Мотор вяло работал вхолостую, но машина не двигалась. Сюзанна открыла огонь по преследователям, и те бросились врассыпную.

— Решетка! — орал коротышка. — Опустите решетку! — Вэнс нашел дроссель и дернул, но охранник у ворот уже нажал на кнопку, и тяжелая железная решетка медленно поползла вниз. Сюзанна выстрелила в другого охранника, и тот грудой рухнул на дорогу, а старая решетка с вертикальными прутьями продолжала опускаться, медленно и с лязгом — средневековая реликвия с современным механизмом. Вэнс ударом перевел рычаг «фиата» на первую передачу, и машина рванула вперед. Заднее стекло лопнуло от автоматной очереди.

— Пригнитесь! — велел Вэнс Сюзанне, но та не слушала: она вызывающе стояла на коленях на переднем сиденье, повернувшись назад, и палила из «инграма» в дыру, оставшуюся от заднего стекла.

Решетка продолжала опускаться — ее прутья, похожие на копья, сужались книзу фигурными остриями.

— Держитесь! — заорал Вэнс. — Она заденет нас! — Он разогнался, насколько позволял маленький двигатель «фиата», годный лишь для газонокосилки. Вэнс увидел у края дороги распростертое тело мужчины, которого подстрелила Сюзанна; он рефлекторно повернул, чтобы объехать человека. Капот «фиата» свободно прошел под решеткой, но затем наконечники копий вгрызлись в переднюю часть крыши. Вэнсу удалось выжать около сорока миль в час, но тут вдруг машина замедлила ход. Металл с отвратительным скрежетом царапал по металлу, и крыша начала прогибаться. Одно из копий пробило ее насквозь, и мотор «фиата» взревел, как бычок, которого ведут на убой. Копье сломалось. Благодарно взвизгнув, «фиат» вырвался и помчался вперед. Когда они переехали мост и миновали стену, решетка уже опустилась до конца, пронзив мужчину, которого Вэнс постарался объехать. Сюзанна закрыла глаза.

Глава 12

Сейчас все так хорошо сходится, с удовлетворением размышлял Хашеми Рафикдуст. Он сделал глубокую затяжку из кальяна, наполняя легкие крепким гашишем. Приготовления закончены; остается только ждать. В груди Хашеми вздымалась ярость при мысли о светловолосом американце, этом заносчивом ублюдке, который осмеливается указывать ему, как вести дела; предполагает еще, что для выполнения задания ему может понадобиться помощь. Нет, думал Хашеми, улыбаясь при мысли о мести, я уже окончательно решил вопрос с этим Кимболлом и его дружками-дилетантами. Это будет только моя работа; и риск, и заслуги.

Гнев утих, и Хашеми открыл глаза. Сидя в кресле на втором этаже съемного дома на виа Германико, Хашеми смотрел, как солнце опускается в сады этого старого жилого района Рима.

Он откинулся на спинку удобного мягкого кресла, которое подтащил к окну. Ну и странная парочка, эти Кимболл и брат Грегори, размышлял Хашеми: Кимболл работает на фашистскую группировку межнациональных корпораций, Грегори — ради крестового похода против неверных. Хашеми с удивлением покачал головой и медленно выпустил дым из легких. Но еще большей загадкой, нежели сам монастырь брата Грегори, оставалось то общее, что могло быть между ним и этим американцем. Что связывало безудержную межнациональную жадность с религиозными устремлениями? Зачем Бременской Легации, этой фашистской организации, нанимать террориста Хашеми Рафикдуста? Не сказать, чтобы Хашеми это по-настоящему беспокоило. Он убивал левых журналистов в Стамбуле по приказу правых генералов, и правых генералов в Анкаре по приказу «Турецкой народно-освободительной армии».[28] Он считал и тех и других психами. Единственно правильный образ жизни существовал только в самых строгих мусульманских республиках, где правили муллы.

Он улыбнулся и снова потянулся к трубке, потер густые проволочные брови и снова закрыл глаза, темные и задумчивые; кто-то из боевой ячейки «Хезболла»[29] описал их как «глаза Сатаны». Они были незабываемы, поэтому Хашеми почти все время приходилось носить темные очки. Таможенники могли не обратить внимания на его почти шестифутовый рост, коротко стриженные волосы, хорошие деловые костюмы, в которых он обычно путешествовал. Но Хашеми знал, что ни один из них не забудет его глаза. Еще в детстве он мог взглядом пугать людей.

Блики садящегося солнца играли на веках, и Хашеми виделись карты дорог, образуемых сосудами. Он представлял по очереди все свои тайники с оружием — они были хорошо спрятаны, и каждый было легко вписать в схему работы. Если жертва меняла планы и переезжала, надеясь избежать покушения, это ни черта не значило. Как только Кимболл или Грегори скажут, человек умрет.

Сон украдкой забирался в голову, и Хашеми думал, как бы ему назваться. Карлоса звали Шакалом.[30] А Хашеми будет… «мечом Аллаха». Да, подумал он, когда мундштук выпал у него из пальцев, вот оно. Мир будет дрожать, когда услышит про Меч Аллаха.


Когда Сюзанна с Вэнсом вернулись в Комо, солнце уже село. С наступлением темноты стало легче — по крайней мере, теперь они не привлекут любопытных взглядов автомобилистов: при виде мятого «фиата» с разбитыми окнами и разодранной гнутой крышей все разевали рот. Когда они подъезжали к Комо, Вэнс совершил нечто еще более удивительное, нежели их удавшееся бегство из дворца Каицци: нашел место для стоянки. Он поставил машину. Вообще-то парковаться там было нельзя, но Вэнс решил вести себя как настоящий итальянец, и оставил машину там.

Они молча вышли из автомобиля и двинулись по аллее лунго Ларио-Триесте. Дойдя до широкого променада, с которого открывался вид на волнорез и пирс, Сюзанна подошла поближе.

— Вполне можем слиться с толпой, — сказала она, беря Вэнса под локоть. Вокруг гуляли парочки, молодые и старые. Рука у нее была теплая и твердая. Вэнс и Сюзанна остановились у перил и сделали вид, что рассматривают лодки, а сами изучали толпу: не увязался ли кто за ними. Вэнс вздохнул. Ранее чуждый мир интриг и насилия становился знакомым. Он начал приспосабливаться к жестокости и лжи; становился осмотрительным и чутким, замечая важные детали в том, от чего раньше бы просто отмахнулся.

Но в нем развивался не только инстинкт самосохранения. К этому времени Вэнс стал больше задумываться о Сюзанне Сторм. Сейчас они молча стояли у черных железных перил, перед ними расстилалось озеро, и он с восхищением вспоминал, как ловко она подловила охранника у двери Каицци, и вообще круто вела себя все это время. Изумительная женщина.

Сюзанна стояла рядом, и Вэнс ощущал ее руку и бедро. С озера дул прохладный вечерний бриз, играя с волосами Сюзанны. Было хорошо. Городские огни резво танцевали на гребнях волн, пятна света мчались вперед, пока с блеском не разбивались о волнорез и не исчезали вместе с пеной, которая что-то тихо нашептывала.

— Я тут подумал обо всем, — повторил он мягко и почти неслышно. — Прежде всего, вы были правы. Безумием было думать, что я справлюсь со всем этим один. Надо бы отправиться в полицию прямо сегодня, но я чертовски устал.

Сюзанна посмотрела на него. За усталостью скрывались сила и решительность — она уже начинала узнавать этот взгляд. Да, некоторое время назад она с уверенностью считала, что лучше всего пойти в полицию. Лучше, если бы этим занимались профессионалы; лучше, если их подстрелят, а не дилетантов. Но сейчас Сюзанну что-то тревожило — она пока еще не могла уловить, что именно. К тому времени, как Вэнс понял, что она права, Сюзанна передумала. Она решила, что идти в полицию — не лучшая идея.

По-прежнему рука об руку, Вэнс и Сюзанна двинулись к ярко освещенной пьяцца Кавур. По обеим сторонам улицы тянулись кафе с рядами столиков, фонари и кустарники в бетонных клумбах.

Они перешли через дорогу у северного края площади и подошли к кафе «Метрополя», остановившись, чтобы пропустить толпу детишек с родителями к отделу с мороженым. Одна полная элегантная дама спорила по-итальянски:

— Но, cara, ты испортишь аппетит! Ты же еще не поужинала!

Сюзанна с Вэнсом переглянулись и рассмеялись.

— Такое чувство, что мы завтракали миллион лет назад, верно? — сказал Вэнс, изумленно покачивая головой.

— Я, по крайней мере, — согласилась Сюзанна, — умираю с голоду. — Они перешагнули через бордюр и направились к «Метрополю». — Постойте! — вдруг резко сказала женщина, потянув его за руку назад, и Вэнс едва не потерял равновесие. — Что вы видите вон там? Между «Метрополем» и турбюро?

Вэнс прищурился. Из-за обилия света и цвета сложно было разглядеть слабо освещенные объекты.

— Полицейскую машину, — ответил он наконец. — Точнее две. И что?

— Полицейские обычно паркуются перед «Метрополем»?

— Черт.

— Идем. — И она потащила Вэнса через дорогу к автобусной остановке.

— Куда?

— Ко мне в отель.

Вэнс невнятно согласился и молча пошел за ней.

Меньше чем через десять минут подошел оранжевый автобус; они молча сидели рядом, когда автобус, скрипя, вез их вдоль западного побережья озера, мимо виллы Олмо, через кучки домов с пыльными красными черепичными крышами, разбросанные вдоль дороги, зажатые между озером и крутыми склонами. В темноте проплывали огромные виллы, нижние части которых были искусно скрыты от посторонних взглядов тщательно спроектиро-ванными участками. Столетиями озеро Комо притягивало богачей, как магнит. Они строили, особняки у озера и переезжали в них жить, ибо уединение там было гарантировано. Власти ни о чем не спрашивали. Ходило множество историй об оргиях, тайных собраниях, значительных политических сделках, о дележе территорий между влиятельными людьми. Большинство из них были правдой.

Наконец, кашляя, автобус спустился в Черноббьо и с лязгом остановился. Вэнс и Сюзаннабыстро вышли.

Женщина снова взяла Вэнса за локоть, и они пошли по главной улице, мимо полуразвалившейся заправки, похожей на декорацию к «Гроздьям гнева».[31] Дальше дорога полого спускалась мимо магазинов и отеля «Регина», быстро теряющего свою элегантность.

Постепенно расстояние между уличными фонарями увеличивалось, деревенские строения сменились с одной стороны деревьями, с другой — стеной. Вскоре они свернули направо, на дорогу к вилле д'Эсте.

Ставшая отелем вилла была построена во второй половине XVI века по заказу Толомео Галлио, необычайно богатого кардинала Комо и влиятельного государственного секретаря при Папе Григории XIII.[32] За много столетий вилла неоднократно переходила к влиятельным и богатым владельцам, в том числе — к Каролине Брунсвикской, бросившей супруга, короля Великобритании Георга IV.[33]

Распутство этой женщины породило множество легенд об ее неугомонных сексуальных похождениях. Последним частным владельцем была русская императрица Александра Федоровна, мать царя Александра II.[34]

В 1873 году из виллы сделали грандиозный роскошный отель — он до сих пор остался одним из последних на озере мест, сохранивших утонченную атмосферу королевского великолепия, хотя и цены тоже были королевские.

— Как вы, черт возьми, добьетесь того, чтобы меня впустили? — спросил Вэнс. Они прошли мимо лужаек для гольфа через прекрасный коридор из деревьев, где освещение было продумано так, чтобы человек чувствовал себя в уединении. — На мою одежду непременно обратят внимание. — Приключения дня оставили свой отпечаток: белую рубашку Вэнса покрывали мелкие брызги крови. Полувоенные штаны цвета хаки порвались на колене, когда он поскользнулся. — Вы-то пройдете, вы же постоялец, к тому же ваша одежда не слишком пострадала. Похоже, я взял весь огонь на себя.

Сюзанна хмыкнула, велела ему не беспокоиться, и рассказала, что она придумала.

Через двадцать минут Вэнс спустился в номер Сюзанны с металлической пожарной лестницы. Пока она закрывала за ним окна и задергивала шторы, Вэнс отряхнулся.

То была изысканная комната в английском стиле: мебель темного дерева, мягкие кресла с кожаной обивкой, тяжелые шелка, атлас, парча и толстый ковер, в котором легко могли бы утонуть маленькие собачки или дети. Рисунок на обоях под панелями на стене был строгим, сами стены цвета миндаля украшены декоративной лепниной в тон.

Большую часть комнаты занимала огромная кровать; еще были диванчик и два кресла, расставленные вокруг торшера, украшенного ангелочками. Напротив кровати висела репродукция Мане, над диваном — Писсарро.[35] Вэнс в изумлении оглядывал всю эту роскошь. Затем посмотрел на Сюзанну — женщина по-прежнему стояла лицом к задернутым шторам — и услышал сдавленный всхлип; потом она закрыла лицо руками и ссутулилась.

— Черт, — сердито сказала она сквозь слезы. — Со мной всегда так. Пока все брызжет и пенится, я чувствую себя нормально, а вот когда затихает, я… я…

Сюзанна повернулась и подняла взгляд на Вэнса: по лицу ее текли слезы. Он машинально обнял ее. Она прижалась лицом к его груди и разрыдалась.

Вэнс гладил Сюзанну по волосам, стараясь успокоить ее и понимая, что ей надо выплакаться. Он встречал таких людей.

В трудной ситуации они — как закаленная сталь: четко мыслят, быстро действуют, принимают верные решения; хорошо, если рядом такой человек, когда жизнь в опасности. Но стоит давлению спасть, они раскисают.

Сюзанна шмыгнула носом и посмотрела на Вэнса. Глаза у нее покраснели, губы дрожали, но она старалась сдерживаться.

— Вы, наверное, думаете, что я глупая женщина, — сказала она и прикусила губу.

— Нет, — твердо и нежно ответил Вэнс. — Я не считаю вас глупой. Это вполне нормально.

Внутри у него росло незнакомое чувство. Рядом с ним человек, которому он нужен, пусть лишь на несколько минут. От этого ему стало тепло, он понял, что полезен, — такого он не чувствовал уже много месяцев. Эриксон радовался, что все еще способен на чувства. И в то же время эта женщина, которую он держит в объятиях, вполне может позаботиться о нем. Вэнс вспомнил, что они пережили за день, сколько раз его могли убить, если бы не ее смелость и рассудительность. Такого у него никогда не было: человека, который позаботился бы о нем. С Пэтти точно так не было. Сюзанна обняла его за талию, он крепко прижал ее к себе. Она всхлипывала все реже.

Ну вот, подумал Вэнс, мы выжили вдвоем, вместе обманули смерть, мы обязаны жизнью нашему общему опыту, который ни один из нас не забудет. Сюзанна подняла глаза, ее лицо было всего в нескольких дюймах от лица Вэнса; он смотрел на нее.

Сюзанна закрыла глаза. Чувство, подумала она, у него во взгляде слишком много чувства, так много… любви. Мгновение спустя она почувствовала касание его губ.

Она льнула к нему, а он сильно прижимал ее к себе, обнимал так крепко, что ей стало трудно дышать. Она раскрыла губы. Потом вспыхнул огонь, который поглотил их. Сюзанна подвела Вэнса к кровати и притянула к себе.

Ее руки искали, изучали, ласкали, а он целовал ее в шею, в губы. Когда он поцеловал Сюзанну в чувствительную ямочку на шее, она застонала, и Вэнс, целуя кожу, добрался до груди. Как и случается, постепенные перемены проявили себя яркой вспышкой, и внезапно все стало ясно.

— Я… — Вэнс запнулся.

— Я знаю, — сказала Сюзанна. — Я тоже тебя люблю.

Глава 13

Путаясь в неровных осколках мыслей, Харрисон Кингзбери выехал на арендованном «мерседесе» из пробки, тянувшейся от аэропорта Фьюмичино. Он часто недоумевал, почему местные жители называют его так, а не официальным именем: «Аэропорт Леонардо да Винчи».

Но в этот жаркий римский день были проблемы и посерьезнее. Ему позвонил председатель совета директоров крупнейшей в мире нефтяной компании, человек, с которым они враждовали больше трех десятилетий, и вежливо, можно сказать — с почтением, пригласил на закрытую встречу, которая должна состояться на вилле компании у озера Альбано, в юго-восточной части Рима. С тех пор как Кингзбери всего за полгода выманил из-под этого гиганта нефтяные концессии Ливии, Перу и полудюжины других стран, этот человек пренебрегал даже простейшими правилами вежливости. Он не умел проигрывать, а Кингзбери это говорило о том, что он слабый и ненадежный человек.

Харрисон тихонько хихикнул, быстро и умело обгоняя другие машины. Другие люди с его положением ездили в лимузинах с шофером и телохранителями. Дураки, думал он, устраивая поудобнее на сиденье свое длинное худое тело. Из-за подобной роскоши мужчины — да и женщины, пожалуй, — становятся неженками. Ждут, что другие будут выполнять за них работу, — и вскоре превращаются в жалких слабаков, жаждущих развлечений и роскоши, больше интересуются доходами от бизнеса, а не риском, с ним связанным.

Взять Мерриама Ларсена, размышлял Кингзбери, давя на клаксон, сигналя какой-то медленной машине, чтобы ушла с дороги. Чего за эти три десятилетия достиг Ларсен, глава крупнейшей в мире нефтяной компании? Растолстел, стал скучным и банальным. Добился чудовищного роста прибыли, но дело не в том, что прибыль — это плохо, а в том, что они получили ее за счет вздувания цен, политического взяточничества, заказных убийств, вымогательства, фиксаций цен и использования влияния. Таким колоссам приходится дергать за подобные веревочки, потому что им не хватает ума, изобретательности и жажды приключений, — в раю роскоши для обжор эти качества увядают.

Кингзбери тоже получал прибыль — но более благородным способом, нежели компания Ларсена: он сохранил гордость, он находил нефть там, где эти гиганты ленились искать; шел на риск, осваивая новые технологии, а вот большие компании боялись даже сделать первый шаг. Его прибыль, гордо размышлял Кингзбери, достигалась работой, прибыль Ларсена — вымогательством. Он нахмурился: Ларсен и группа его бандитов, Бременская Легация, буквально сами просили наказания у правительств разных стран. Они почти не платили подоходного налога; насиловали и грабили мировую экономику и блаженно намеревались продолжать в том же духе — брать из кормушки, наполняемой за счет праведного труда бедных рабочих и среднего класса. Но это должно когда-то прекратиться. Больше всего Кингзбери беспокоило то, что и его компанию, всегда честно платившую налоги и, тем не менее, получающую хорошую прибыль, непременно заденет водоворот расправ, который утопит эти многонациональные корпорации.

Кингзбери покачал головой. Крупные нефтяные компании бросают вызов за вызовом, один очевиднее другого, размахивают скошенными деньгами перед носом каждой законодательной системы мира, требуют все больше и больше налоговых льгот и тратят миллионы наличными на то, чтобы поглотить компании поменьше.

Когда Кингзбери вспомнил, что полгода назад компания Ларсена выдвинула предложение купить «КонПаКо», в его серебристо-серых глазах вспыхнул гнев. Кингзбери пришлось сражаться и в залах суда, и в зале заседаний совета директоров, и на фондовых биржах. Лишь публичное заявление об открытии крупного месторождения природного газа, которое резко повысило котировку акций «КонПаКо», спасло компанию от захвата. Кингзбери улыбнулся; они победили, потому что неожиданно оказались слишком большим куском, и крупный нефтяной магнат не смог его заглотить. Только Кингзбери и горстка других крупных независимых нефтяных компаний заставляли гигантские корпорации хоть иногда поступать честно. И они ненавидели Кингзбери за то, что он всегда опровергал их ложные заявления перед Конгрессом и американскими гражданами.

— Мы не можем бурить скважины и платить при этом налоги, — заявляли они.

— А я плачу налоги и нахожу больше нефти, чем они, — парировал Кингзбери.

Эти жирные слизняки никогда не поймут, что такое свободное предпринимательство, даже если, споткнувшись о него, рухнут на свою откормленную задницу.

На повороте к озеру Альбано гневные мысли вылетели из головы. Харрисон ловко съехал с многополосной автострады на двухрядное шоссе и направился к югу. Что ждет его в Альбано? И почему они так таинственно упомянули Вэнса Эриксона? Вэнс пытался связаться с ним два-три дня назад. Но в том, что передала секретарша, никакой особой срочности заметно не было. Необычно было другое: Кингзбери не знал, как до Вэнса вообще дозвониться. Молодой человек часто ездил в экспедиции в такие места, где связь не работала, а телефонов не было вообще. Теперь у него просто могла разрядиться батарея. Но Кингзбери все равно беспокоился.

Когда Харрисон проезжал через Гандольфо, солнце было почти в зените. Замок Гандольфо, летняя резиденция Папы, высился над озером. Кингзбери взглянул на описание маршрута, которое прислал ему Ларсен, и поехал дальше через Альбано, затем свернул на северо-восток и дальше по серпантину к Колли Альбани — самой знаменитой вершине над озером.

Ларсен лично встретил его. Он ждал за тяжелыми воротами у входа на виллу. Два вооруженных охранника закрыли их за «мерседесом», после чего вернулись в свой белокаменный блокгауз, возведенный у стены, ограждающей виллу. Кингзбери улыбнулся и потянулся, чтобы открыть дверь со стороны пассажира.

— Вас подвезти?

Ларсен выдавил в ответ улыбку.

— Да, спасибо, — сказал он. — Я тут прогуливался.

Все еще не можешь признать, что готов снизойти встретить кого-нибудь, Мерриам? — хотелось сказать Кингзбери. Вместо этого он произнес:

— Прогуляться полезно.

— Это точно, — согласился Ларсен, продолжая игру.

— Особенно в таком чудесном месте.

Кингзбери мысленно взвыл. Ларсен начал рассказ, который Кингзбери слышал уже несколько раз: газонам шестьсот лет, часовня освящена самим Папой, пятьдесят девять комнат, вилла построена в 1602 году.

— Обошлась компании в сорок миллионов долларов — с налоговой скидкой, — добавил Ларсен.

За мгновение до того, как Кингзбери остановил «мерседес» на подъездной дорожке перед серым каменным особняком, у которого стояли урны в форме ангелов и традиционный фонтан, вниз по мраморной лестнице кинулись молодые люди — открывать дверцы автомобиля. Юные остепененные бизнес-администраторы, иронично подумал Кингзбери; хватаются за шанс преуспеть в роли дворцовых евнухов, а не используют по-настоящему деловую хватку.

— Добрый день, мистер Кингзбери, добрый день, мистер Ларсен, — чирикали юноши.

Внутри вилла полностью соответствовала представлению большинства американцев о нефтяных магнатах, которые пытаются убедить народ, что ничего подобного нет. Если бы, с презрением размышлял Кингзбери, домовладельцы среднего класса, работающие не покладая рук, которые никак не могут получить ипотечного кредита, собственными глазами увидели, на что уходят их налоги, здесь пролилась бы кровь. В переносном смысле было бы хорошо, считал Кингзбери, хотя и в прямом неплохо.

Фойе раскинулось под громадным сводом, а пол был выложен хитрым мозаичным орнаментом. Верхней одежды ни на ком не было, поэтому, закрыв за ними дверь, лакей ненавязчиво скрылся за бежево-коричневой мраморной колонной.

— Сюда, — коротко сказал Ларсен. Кингзбери последовал за ним по длинному коридору, застеленному ковром с замысловатым золотым и светло-голубым узором. Кингзбери замедлил шаг, чтобы рассмотреть рисунок, и понял, что это логотип компании. В середине коридора четыре арки, объединялись в высокий сводчатый потолок, в центре которого висела тяжелая хрустальная люстра.

— «Уотерфорд»,[36] — прокомментировал Ларсен, когда они прошли под ней. Они шли через анфиладу комнат со скульптурами и фризами, и Кингзбери узнал произведения Мильяры и Айеца[37] — бесценные работы не самых известных авторов. Наконец, пройдя больше сотни ярдов, они подошли к двустворчатым дверям мореного ореха с начищенной до блеска медной ручкой. Дверь им открыл флегматичный мужчина в сером костюме, похожий на актера, плохо подобранного на роль агента ЦРУ. Когда он потянулся к ручке, Кингзбери заметил у него под мышкой плечевую кобуру.

Дверь закрылась. Кингзбери остановился посреди комнаты, сначала окинув взглядом неоклассическую меблировку, сплошь — подлинные предметы старины. С недоверием рассмотрел фреску, в которой легко узнавалась рука Леонардо, но работа была совершенно неизвестная. Забыв о том, что на него с удивлением смотрит Ларсен, Кингзбери с благоговением шагнул к фреске, чтобы получше ее рассмотреть. Он заметил, что ее вырезали из какой-то другой стены и перенесли в эту комнату. Но откуда она? — гадал он. Историки часто удивлялись, что работ Леонардо осталось так мало. Где они все? Точнее, откуда взялась эта фреска?

— Харрисон, садитесь, пожалуйста.

Кингзбери вздрогнул, когда Ларсен так фамильярно назвал его по имени, и тем не менее с неохотой отвлекся от фрески и сел в парчовое кресло с прямой спинкой. Ларсен сел на парчовый диванчик с таким же бордово-золотым узором. Главным украшением комнаты была все же фреска, смело и удачно расположенная на аквамариновой обшивке.

— Да, это подлинник, — сказал Ларсен, проследив за взглядом Кингзбери. — Но, — добавил он заговорщически, — мы же не хотим, чтобы комитеты Конгресса узнали о том, что она у нас.

— Вам известно, что я думаю на этот счет, — резко сказал Кингзбери.

Ларсен снисходительно кивнул:

— Да, к сожалению, мне известно ваше мнение… по этому и по многим другим вопросам.

Мужчины молча смотрели друг на друга: взгляды их замкнулись в начинающейся схватке. Словно два борца, ждущие сигнала рефери о том, что пора начинать.

Первым заговорил Кингзбери:

— Но мы собрались не для того, чтобы разговаривать об искусстве, так ведь?

— В некотором смысле для того, — произнес третий голос.

Вздрогнув, Кингзбери повернулся в кресле и посмотрел в тот угол огромной комнаты, к которому сидел спиной. Фреска Леонардо настолько захватила его, что он не заметил молодого человека со светлыми волосами, который уже подошел ближе и расположился на другом конце дивана, где сидел Ларсен.

— Кимболл, да? — собрав самообладание, произнес Кингзбери.

Тот растянул губы в тонкой улыбке:

— Не думал, что вы вспомните.

— А как же? Когда это было? — Кингзбери замолчал и задумчиво пожевал губы. — Пять лет назад, когда вы с вашим боссом затащили меня против моей воли в свое маленькое воровское логово. Бременскую Легацию. — Последние слова он произнес с подчеркнутой иронией.

— Я думаю, это нечестно, Харрисон. — Ну вот опять, подумал Кингзбери: почему все так знакомо? — Ни разу не видел, чтобы выделали что-либо против своей воли, — продолжал Ларсен. — Хотя, видит бог, я часто пытался вас заставить.

Это правда, подумал Кингзбери. Он принял предложение присоединиться к Легации с серьезными оговорками — и только потому, что полагал, будто это поможет ему быть в курсе всего, что затевают враги. Уловка не сработала, и помимо нескольких прибыльных контрактов с японскими и европейскими властями от его вступления в Легацию было мало пользы. Испугавшись резких популистских взглядов Кингзбери, его исключили из внутреннего круга Легации. Он даже не понял, зачем его вообще туда позвали.

— Ну… да, — ответил он. — Но вряд ли мое членство в Легации связано с сегодняшними маневрами плаща и шпаги. — Кимболл поерзал в кресле, и Кингзбери нахмурился: у того под пиджаком в чехле висел какой-то нож. С каждой минутой все таинственнее, думал Кингзбери. Повисла многозначительная пауза.

— Мистер Ларсен, — наконец произнес Кингзбери. — Я понимаю, что мы собрались не фрески обсуждать. Мне надо управлять компанией. Давайте, пожалуйста, перейдем к делу. — Дело, как решил Кингзбери, заключается в том, что мне предложат слияние. Через секунду Кингзбери поймет, насколько он ошибся.

— Харрисон, это касается вашего… работника, — неприятным тоном сказал Ларсен, — мистера Вэнса Эриксона.

— Похоже, — вставил Кимболл, — он ведет себя слишком странно для геолога-разведчика. За последние недели он истратил довольно много денег, пробивая себе дорогу в круг знатоков да Винчи.

— Мне это отлично известно, мистер Кимболл. Вести дела, связанные с Леонардо, — его право, — отрезал Кингзбери.

— Но вам известно, что его преследовали… разные неприятности! — продолжал Кимболл. — И эти события вызывали не просто недовольство.

— Вэнс — необычный человек, — ровно ответил Кингзбери, — он, как и я, добился успеха в основном за счет того, что не позволяет себе опускаться в колею, где застряло большинство людей.

— Да? — Ларсен противно улыбнулся. — Вы считаете убийство подходящим способом вылезти из колеи?

Кингзбери дернулся, словно ему дали пощечину.

— Я не думаю, что…

— Убийство, Харрисон, убийство…

— Я вам не верю!

Кимболл наклонился и вручил Кингзбери сложенную газету. Это был свежий выпуск «Иль Джорно», привезенный из Милана; небольшая заметка была обведена ярким красным фломастером. Кингзбери взял газету. И через минуту вернул ее.

— Там не говорится, что Вэнса обвиняют в убийстве. Полиция Милана просто хочет задать ему несколько вопросов касательно смертей трех других экспертов по да Винчи, что вполне естественно. Вэнс был хорошо с ними знаком, и, возможно, его жизнь тоже в опасности.

Ларсен по-шакальи улыбнулся Кингзбери.

— Вы знали, что Вэнс участвовал в перестрелке, при которой погибло три человека? — Кингзбери покачал головой задумчиво и даже как-то виновато: а по какому делу звонил Вэнс? Ларсен тем временем продолжал: — Вы знали, что горничная погибла от взрыва бомбы, установленной в его номере? О том, что Вэнс посетил адвоката в Белладжио, после чего адвокат и священник были найдены мертвыми? Что горничная адвоката опознала Вэнса как убийцу? А также что Вэнс ворвался во дворец Каицци, а после того, как ушел, обнаружили, что граф застрелен?

— Что вы хотите сказать? — сердито ответил Кингзбери. — Что Вэнс виноват во всем этом? Да ладно, Ларсен, за кого вы меня принимаете?

Ларсен покачал головой, изображая печаль:

— Я ни за кого вас не принимаю, Харрисон. Это вы уже тридцать лет постоянно за кого-то принимаете меня.

Кингзбери пропустил колкость мимо ушей.

— Что вы хотите сказать, Ларсен? Прекратите пустословие и хоть раз выразите мысль прямо.

— Согласно некоторым источником, полиция Милана считает, что ваш мальчик замешан во всем этом. После перестрелки, в которой, кстати, погиб выделенный ему телохранитель, он сбежал из города. — С удовлетворением заметив тревогу на лице Кингзбери, он продолжал: — Позвольте мне рассказать кое-что, Кингзбери. Возможно, это приоткроет вам глаза.


Через час Харрисон Кингзбери вышел из комнаты, даже не взглянув на фреску да Винчи. Из его походки исчезла живость, в сердце образовалась бесконечная пустота. Единственная мысль Кингзбери: Он сделал это, Ларсен наконец сделал это. Человек, которого Кингзбери презирал, уничтожил его. Кингзбери унижен. Он сел за руль арендованного «мерседеса» и медленно поехал в Рим. Впервые в жизни он почувствовал себя стариком.

Глава 14

Ветерок из снов принес утро, летнее итальянское солнце медленно поднималось в небо, и нега испарялась быстрее росы.

Для Вэнса Эриксона утро наступило раньше, чем он это признал: из-за окон было слышно, как люди разговаривают, работают, живут. Звуки кружевом вплелись в сны, затем натянули тонкие нити реальности, и мягко вытащили Вэнса из дремы.

Он приоткрыл веки и заморгал, широко открывая глаза и пытаясь вспомнить, где находится. Он увидел лежащую рядом Сюзанну и недоумение сменилось облегчением. Теперь Вэнс понял, почему ночью его не посетил привычный кошмар.

Опершись на локоть, он принялся разглядывать лицо женщины: каштановые волосы горели красным цветом там, где утреннее солнце прорвалось сквозь шторы. Она легонько улыбалась во сне.

Вэнс действительно сказал, что любит ее? Неужели и она ответила, что его любит? Слишком невероятно, головой Вэнс ничего не понимал, но сердцем чувствовал. Я же не верю в любовь с первого взгляда… А потом он улыбнулся, вспомнив, что это была ненависть с первого взгляда… или? Да и важно ли? Время и множество завтрашних дней все объяснят.

Он встал и мягко прошел по комнате, позвонил из ванной и заказал завтрак. Он просто умирал с голода. Потом осторожно вернулся к кровати и посмотрел на Сюзанну. Та вдруг открыла глаза, прервав его задумчивость.

— Не надо делать такой удивленный вид, — сказала Сюзанна. — Это я должна испугаться. — Она оценивающе посмотрела на Вэнса. Он вдруг осознал, что на нем ничего нет. — Мама предупреждала меня насчет голых мужчин в гостиничных номерах, — сказала она, протягивая руку. — Велела ни за что их не отпускать. Иди сюда.

— Я только что заказал завтрак, — попытался возразить он.

— Обожаю холодную яичницу, — сказала Сюзанна и обвила руками его шею.


Сюзанна пила чай из тонкой фарфоровой чашки — завтрак в номер им все-таки принесли.

— У меня были такие плохие оценки в Сорбонне, — рассказывала она, — из-за того, что я разъезжала туда-сюда в поисках сюжета, за который меня бы взяли иностранным корреспондентом в «Нью-Йорк Тайме». Я была такой наивной! — Она рассмеялась. Вэнс смотрел на нее с восхищением.

— Как-то не верится мне в твою наивность, — сказал он и погладил ее по руке: они сидели рядышком на краю кровати. Сюзанна печально улыбнулась:

— Наверное, я стала мудрее после последней поездки в южный Ливан.

— Ты была в Ливане и вернулась оттуда живой? — недоверчиво спросил Вэнс.

— Да… трижды, — невозмутимо ответила она. — Но в последний раз было круто. Я пыталась взять интервью у одного из мусульманских лидеров и попала под минометный обстрел. Перепугалась до смерти. Вдруг захотелось работу поспокойней.

— Это в Ливане ты научилась стрелять?

Она кивнула. Больше Сюзанна не сказала ничего, и Вэнс решил не спрашивать. Они долго смотрели друг на друга. Потом Сюзанна взяла Вэнса за руку и мечтательно сжала ее.

— Ты сейчас далеко, — сказал он. — Где ты?

— В Саратоге. На вечеринке в Скидморе, где я впервые тебя увидела — где я заметила тебя.

— Ты тоже об этом вспоминала?

Она удивилась:

— И ты?

— Конечно. Каждый раз, когда ты пришпиливала меня своей статьей.

— Вэнс, — нежно сказала Сюзанна и положила голову ему на плечо. — Я была тогда глупой девчонкой. Я… — Она посмотрела на Вэнса. — Ты же знаешь, говорят, что любовь и ненависть — близкие чувства. Может, я влюбилась в тебя с первого взгляда, но начала ненавидеть, потому что не могла тебя заполучить.

— Могла. Она посмотрела на него с недоумением. — Та девушка была случайной знакомой, — объяснил Вэнс, — свидание вслепую. Я заметил тебя сразу, как только вошел в зал, но… я просто не мог оставить ее и подкатить к тебе. Хотя мне хотелось. Я думал, ты подойдешь и представишься. — Он погрузился в воспоминания — даже спустя столько времени они были отчетливы. — А ты не подошла, и весь вечер, каждый раз, когда я смотрел в твою сторону, ты была словно снежная королева.

Сюзанна покачала головой:

— Вэнс, если бы мы только… если бы я только… — и замолчала.

— Не стоит сожалеть; мы могли бы тогда и не понравиться друг другу, даже если бы познакомились. Опыт, через который мы прошли за это время, сделал нас такими, какие мы сейчас, и лично мне нравится, какой ты стала. — Он наклонил Сюзанну к себе и поцеловал.


Два часа спустя Вэнс расхаживал по роскошному номеру, словно так он мог догнать свои мысли, ухватить решения, которые никак не давались. Сюзанна отправилась в Комо, чтобы купить ему одежду вместо брошенной в отеле, и выяснить, зачем его в «Метрополе» искали полицейские.

Вэнс остался наедине с мыслями, и те не давали ему покоя. Он позвонил Кингзбери — безрезультатно. Тот либо в Испании, либо в Италии, завершение сделки по слиянию, как сказала секретарша. Я попытаюсь связаться с ним, вы оставите свой номер? Вэнс неохотно продиктовал телефон номера Сюзанны. Хотя это бесполезно; когда Кингзбери уезжал по такому делу, он не возвращался несколько дней.

Вэнс сел за стол вишневого дерева и достал почтовую бумагу с эмблемой отеля. Может, удастся разобраться, если все записать? Но даже исчеркав несколько страниц, Вэнс ни до чего не додумался. Он оттолкнул стул и снова начал ходить, все быстрее и быстрее; раздражение только нарастало.

— Черт, — сказал он в пустоту комнаты. Позвонил бы Кингзбери; Вэнс знал, что магнат решил бы даже сложнейшую головоломку.

Но Кингзбери рядом не было, и помочь Вэнсу он не мог. Только ты и я, приятель, сказал он себе, вернулся к столу и взял свои записи. Хроника последних дней занимала больше полдюжины листов, раскиданных по столу.

Воспользовавшись журналистским приемом, он попробовал составить таблицу с колонками: кто, что, когда, где, зачем и почему. Быстро убрал «когда» и «где» как незначительные. Пункт «что» состоял в основном из убийств, а когда, где и как были убиты люди, Вэнс знал. Этого он не забудет.

Оставались «кто» и «почему». Кто? — размышлял он, уставившись на бумагу, уперев подбородок в ладони. Мужчина в Амстердаме со странной отметиной на лице, толпа безумных священников. Мысль казалась почти абсурдной; но ведь и болтливые религиозные фанатики от Среднего Востока до Кашмира и Северной Ирландии — огромная сила в мировом терроризме. «Кто»: профессор Мартини, славные специалисты по да Винчи в Вене и Страсбурге — убиты; еще один ученый, Тоси, — пропал. Погибло еще несколько случайных свидетелей в Милане. И все это вокруг него, чудаковатого любителя да Винчи и по совместительству — геолога-разведчика, безумно влюбленного в журналистку с пистолетом (пока она его не потеряла). Вэнс медленно покачал головой. Кто — становилось понятнее, но почему — вот где загадка.

Вэнс переложил листы в надежде, что случайное соседство сможет что-нибудь выявить. Священники и автор дневника, де Беатис, были католиками. Де Беатис — секретарь кардинала Арагонского. Де Беатиса захватили труды Леонардо, и он хорошо их описал. И что дальше? Вэнс бросил этот путь.

У Тоси степень по физике. Как и в моем случае, подумал Вэнс, его образование не связано напрямую с искусством. Я все еще жив, Тоси, возможно, тоже. Вэнс подумал, что надо бы не забыть прочесть «Иль Джорно», который принесли с завтраком. Если труп Тоси обнаружили, об этом напишут. Мартини и два других эксперта по Леонардо наукой формально не занимались. Почему оставили ученого — или это просто совпадение?

Черт, черт! Вэнс оттолкнул стул и встал. Подойдя к окну, он уставился на прекрасный пейзаж и озеро, но по-настоящему не видел ни того, ни другого. Он снова вернулся к столу. Начал записывать. Наука — есть ли связь? Возможно, в Кодексе Кингзбери было что-то, связанное с наукой… там затрагивался ряд тем — от теней и перспективы до грозы. Гроза! Именно в этом разделе он обнаружил подделку. Научное описание грозы. Вэнс закрыл глаза и попытался припомнить те страницы. Многочисленные рисунки, ссылки на природу электричества и энергию вспышек молнии. Рисунки были великолепны. Леонардо обладал невероятно живым восприятием. Его изображения птиц, волн, текущей воды и молний говорили о стробоскопической, почти стоп-кадровой быстроте глаза. Рисунки грозы были так же точны, как современные фотографии, а впечатляли даже больше.

Наука, ученые, католическая церковь. Все может сводиться к ереси. Церковь осудила Коперника за дерзкие заявления о том, что Земля вращается вокруг Солнца, а не наоборот, как она полагала. Но помимо высказываний Ватикана насчет некоторых физиологических исследований — а именно вскрытия трупов, — свидетельств о том, что Папа интересовался работой Леонардо, не было.

Или было? Возможно, б подделанных страницах… Может, Церковь изъяла информацию, которую считала еретической или опасной, и заменила страницы, чтобы скрыть ее? Вот где уж точно ересь. И какое до этого дело тем чокнутым священникам? Как Вэнс узнал во время первого визита на Комо, они сами были изгнанными — еретики или что-то в этом духе. Поговаривали даже, что много лет назад весь орден был отлучен от церкви. Но никто ничего не знал наверняка, и о монастыре говорили неохотно.

— Ходят слухи, синьор, — повторяли горожане, а вдаваться в подробности отказывались. — Наши родители не тревожили их, и мы тоже не будем.

«Наука, ученые, гроза, де Беатис, священники, церковь», — написал Вэнс на отдельном листе бумаги. Должна быть какая-то связь. Но идеи не приходили.

Мысль вертелась вокруг священников и монастыря, возвышавшегося над Белладжио с другой стороны озера. Возможно, удастся найти ответ там. Чем больше Вэнс думал над этим вариантом, тем более логичным он казался. Да, решительно кивнул он, надо съездить в этот монастырь — без предупреждения, и как можно скорее.

Вэнс аккуратно положил ручку на стопку записей и медленно отодвинул стул.

Он встал и подошел к окну. Что-то грызло его — не просто страх, что его в монастыре поймают. Расслабившись на долгую секунду, Вэнс наблюдал за крошечными парусниками, разрезающими спокойные волны озера. Вдалеке, на фоне ярко-зеленого берега светился ярко-красный корпус катера на подводных крыльях. И вдруг Вэнс понял, что беспокоится о том, что может больше не увидеть Сюзанну. С ней было сложнее, но, господи, как он за это благодарен.

Вэнс отвернулся от окна. Затем, вспомнив о газете, отыскал ее на кровати среди смятых простыней. Усевшись в удобное кресло, Вэнс принялся ее листать. На первой полосе ничего. Эриксон перевернул тонкую страницу. Увидев свою фотографию и сопровождающую статью, он в ужасе распахнул глаза.


Эллиотт Кимболл развалился за маленьким круглым столиком на двоих в модном кафе на фешенебельной виа Венуто. Он в пятый раз перечитывал статью в газете, попивая «Чивас» с содовой, и был весьма доволен. В статье рядом с маленькой фотографией Вэнса Эриксона почти полностью содержалась история, поведанная им миланской полиции для того, чтобы они передали ее в прессу. Terrorista, сказал Кимболл детективу. Эриксон пользовался своим положением в «КонПаКо» для международных путешествий, важных для членов террористических группировок. В отличие от людей, на которых он работал, Вэнс не являлся религиозным фанатиком. Нет, действиями Эриксона руководила лишь жадность: он занимался этим ради денег. Когда после 11 сентября за международными валютными операциями стали следить пристальнее, он стал помогать религиозным фанатикам в передаче огромных наличных сумм, которые шли на финансирование террористических групп в разных частях света. Подозрения детектива подтвердились, он с радостью принял помощь «представителя международной антитеррористической организации».

Кимболл улыбался. Гений, просто гений, думал он, откладывая газету на столик. Одним ударом обезвредил и Эриксона, и его хозяина, Харрисона Кингзбери. В статье говорилось, что полиция Милана разыскивает Вэнса Эриксона, подозревая его в связи с убийством профессора Мартини в Амстердаме и со смертями экспертов по да Винчи в Страсбурге и Вене. Помимо этого на Вэнса возлагали ответственность за перестрелку в Милане и смерть горничной отеля «Хилтон».

Что касается Кингзбери, история про Вэнса Эриксона была лишь первым ударом. Кимболл взглянул на часы, и его радость сразу же сменилась раздражением. Где этот чертов иранский маньяк? И где Сюзанна Сторм? Куда она подевалась? С ее помощью так легко оказалось вычислить Вэнса Эриксона в Комо. Если он найдет ее, найдет и Эриксона.

Ладно, подумал он, вообще-то уже не важно. Эриксон и Кингзбери обезврежены — по крайне мере, сделке помешать они не смогут. Тем не менее… Эллиотт терпеть не мог незавершенных дел. Хотелось найти Вэнса Эриксона и избавиться от него. Теперь, когда они добили Кингзбери, не было смысла оставлять Эриксона в живых.

Кимболл снова посмотрел на часы. Ну, ебаный иранский выродок! У меня же не вагон времени.


С одеждой проблем не возникло, размышляла Сюзанна Сторм, сидя в фойе отеля «Метрополь» в кресле с высокой спинкой, развернутом прочь от стойки портье, и стараясь укрыться от глаз клерка и собравшихся полицейских: некоторые направлялись в номер Вэнса, другие шли из него. Она купила Вэнсу новую одежду и прилично заплатила за то, чтобы покупки доставили в ее номер — то есть в их номер, одернула она себя, — а потом отправилась разузнать, что полиции понадобилось в отеле.

Это оказалось нелегко. Она не осмелилась подойти прямо к ним — боялась, что после вчерашнего происшествия в Белладжио у них есть и ее описание. Поэтому Сюзанна взяла «Иль Джорно» и уселась в фойе, делая вид, что читает, и пряталась за газетой всякий раз, когда приближался какой-нибудь полицейский. Она двенадцать раз прочитала один и тот же заголовок, так и не заинтересовавшись статьей.

Рядом с ней трепались полицейские; обычный разговор итальянских мачо о женщинах, особах женского пола и снова о женщинах. Какие разнообразные интересы, подумала Сюзанна. Она считала молодых итальянцев самыми невыносимыми мужчинами в мире: их изнежили мамочки и сестры, которые говорили, что эти мальчики — лучше всего на свете, после панини, а когда мальчики вырастали, им то же самое повторяли любовницы и жены; а хуже всего то, что они в это верили, и ждали такого же отношения от американок.

Внимание Сюзанны блуждало. Она поерзала на стуле, скрестила ноги, пошелестела газетой. Глаза смотрели на страницу, но видели что-то совершенно другое. Сюзанна вспомнила о своем беспородном коте, Кьеркегоре,[38] который остался у соседки. Вспомнила дом, свою безопасную квартиру, понадеялась, что растения не засохнут. Но больше всего она размышляла о Вэнсе Эриксоне и о событиях, которые их свели.

Сюзанна действительно поехала за ним в Комо ради материала. По крайней мере, она себя в этом уверяла. Поездка оказалась весьма приятной, Эллиотт Кимболл ехал умело и быстро на прокатном «ламборгини». Больше никто из знакомых Сюзанны не брал в аренду такие автомобили.

Она удивилась, когда Кимболл появился на симпозиуме по да Винчи в Милане. Сюзанна не видела его с колледжа. Странно, что он туда пришел — он вроде бы никак не был связан с да Винчи. Эллиотт стал каким-то отстраненным, будто закрылся. Чувствовалось в нем что-то почти змеиное, настолько он был таинственным. Кимболл произвел впечатление… сложно сказать, наверное, опасного человека.

Да, Эллиотт как-то неочевидно пугал ее, с ним было беспокойно; Сюзанна списала это на нервы. (Он дал ей свой рабочий номер в Бремене — если что, можно оставить сообщение.) Сюзанна достала его визитку, которую сунула между страниц своего рабочего блокнота, и посмотрела на нее еще раз. Может, он поможет, подумала она. Может, стоит ему позвонить? Но уже не первый раз в этот день Сюзанна засомневалась и положила карточку на место.

В разговор полицейских вступил новый голос — он-то и выдернул Сюзанну из грез. Голос был знаком, где-то она его слышала… И вдруг Сюзанна окаменела, на языке появился медный привкус страха. Подошедший человек описывал, женщину, участвовавшую в происшествии в Белладжио. Сюзанна пыталась проглотить липкий ком ужаса, застрявший в горле. Это он: пожилой низкий священник в очках, который загнал их в винный погреб.

Человек, пытавшийся их убить, — всего в одном футе за ней! Надо как-то выбираться. Естественно, если он ее узнает, то снова попытается ее убить. Бежать не поможет — так он ее заметит. Придется просто ждать, пока он не уйдет. Сюзанна развернула газету и подняла ее перед собой.

От страха зудела кожа; Сюзанна прислушивалась к бесцеремонному разговору священника с полицейским. Они знакомы. Копы помогают священнику в поиске? Журналистка надеялась, что он скоро уйдет, но разговор длился уже целую вечность. Может, полицейский ее не узнает. Надо вернуться к Вэнсу — ей хотелось снова оказаться с ним.

Полицейский со священником громко попрощались. Надо идти, машинально подумала Сюзанна, надо убираться отсюда. Свернув «Иль Джорно», она немного помедлила, дрожа, как парашютист перед первым прыжком. Давайте, ноги, поднимайтесь и идите! Сюзанна заставила себя подняться со стула. Спокойно, спокойно, приказывала она издерганным нервам.

Она пересекла фойе и дошла до выхода, как вдруг услышала сзади голос:

— Синьорина! — Это был детектив, с которым разговаривал священник. — Пожалуйста, остановитесь! — крикнул он по-итальянски. Она не останавливалась, слыша сзади поспешные шаги бегущих по ковру людей. Сюзанна тоже бросилась бежать. Темный короткий коридор выходил к стойке ресторана. Слева — закрытые створчатые стеклянные двери. Еще один путь вел к небольшому уличному кафе, где они с Вэнсом тогда завтракали. Сюзанна толкнула дверь, но та оказалась заперта. Сзади слышались шаги детективов. — Синьорина!

Она отчаянно задергала дверную ручку, и ей удалось повернуть защелку. Дверь подалась, женщина вырвалась на улицу и сбежала по ступенькам. Вход в кафе перегораживали стулья, Сюзанна разбросала их и выбежала на пьяццу Кавур. Обернулась ко входу в «Метрополь», затем повернулась и побежала к озеру.

— Добрый день, синьорина! — окликнул ее священник. За ним спешили детективы в штатском и два офицера в форме.

— Не советую вам бежать, — сказал детектив, наводя на нее пистолет.

Сюзанна задрожала, но собралась с духом.

— Я американская гражданка, — сухо заявила она. — Я требую, чтобы мне разрешили связаться с ближайшим посольством.

— В этом нет необходимости, моя дорогая, — заявил священник.

— Если меня арестовывают, вы обязаны это сделать, — возразила Сюзанна.

— Никто вас не арестовывает, — ответил священник.

Женщина повернулась и вопросительно посмотрела на детектива и двух офицеров, стоявших рядом.

— Это действительно так, — нарушил неловкую тишину детектив в штатском.

— Но… что тогда?

— Мы немного прокатимся, — ответил священник.

— Нет! — с ужасом воскликнула Сюзанна. С арестом разобраться она еще бы могла. — Нет, нет! — Но полицейские передают ее священнику. — Вы не имеете права так поступать, — заявила она детективу, — не отпускайте меня с этим человеком, он убийца; он сумасшедший. Арестуйте меня и отведите в тюрьму. — Взгляд ее неисто во скакал с одного полицейского на другого, но ни в одном лице понимания она не увидела.

— Как вы можете обвинять брата Грегори, божьего избранника, в том, что он убийца? — скептически произнес детектив.

Крик Сюзанны пронзил спокойствие пьяццы Кавур. Отдыхающие на лавочках резко повернули головы — посмотреть, что происходит. Полицейские тут же набросились на нее, закрыли руками рот, сковали сзади холодными наручниками, защемив запястья. Сюзанна неистово отбивалась; ненадолго ее обрадовал вскрик одного из полицейских, когда она попала ему ногой по яйцам. Но на его месте тут же возник другой и сжал ей ноги; все вместе они сунули ее на заднее сиденье подъехавшей сине-белой полицейской машины.

Какой-то резкий аромат подобрался ко рту и носу Сюзанны; страшной решеткой опустилась темнота и окутала голову сном.

Глава 15

Мрачная ночь была под стать его настроению. Не стоило отпускать Сюзанну. Эриксон свернул с пустынной проселочной дороги и направился на юг к озеру, по террасам оливковых рощ. Но Сюзанна не тот человек, которому что-то можно не позволить; она делает то, что захочет. Одежду ему доставили сразу после разговора с Харрисоном Кингзбери. Вэнс никогда не слышал, чтобы голос этого человека был так слаб, а сам он — так подавлен.

— Брось, — вяло сказал Кингзбери, — ты ничего не добьешься.

Шаги Вэнса тихонько шуршали в высокой траве. Он осторожно шел при свете звезд, носком правой ноги ощупывая неровную землю. Оливковая роща поднималась по склону громадными ступенями высотой в шесть, семь, восемь футов. У него есть дело. Разбиться, упав с обрыва, поросшего оливковыми деревьями, ему совсем не хотелось.

Вэнс не желал рисковать и включать тонкий фонарик, купленный на блошином рынке в Черноббьо, поэтому на ощупь нашел край, свесил ноги, опустился, насколько смог, а потом прыгнул. Заныло колено, подвернутое ночью во дворце Каицци.

Эриксон повторял этот маневр ступень за ступенью, потихоньку приближаясь к монастырю с самого сложного направления.Он надеялся, что там меньше всего охранников.

Перед этим он на пароме добрался до Варенны, откуда пешком пошел на север, мимо единственных ворот в стене монастыря, и дальше вдоль двадцатифутовой стены, пока дорога не повернула, а стена не пошла через лес. Еще одна ступень, и еще одна. Вэнс прошел десять футов, двадцать. Края не было. Наконец он понял, что вышел из оливковой рощи. Теперь он стоял на узком свежевспаханном поле и с облегчением различал впереди такие же высокие деревья, какие росли у края дороги. Светящийся циферблат в темноте показывал десять. Вглядевшись во тьму пристальнее, Вэнс наконец увидел верхний край стены — ярдах в тридцати. Эриксон шагнул вперед и почему-то посмотрел на свои туфли. Потом вернулся к вспаханному полю, и, набрав пригоршнями влажной земли, втер ее в белые ботинки, чтобы они слились по цвету с остальной одеждой.

Вэнс украдкой пробрался через узкую лесополосу. Дойдя до стены, он ощутил прохладу шершавого камня. Стену строили предусмотрительно, ногу поставить было некуда.

Осмотревшись, Вэнс обратил внимание на тонкий тополь совсем рядом со стеной. Плохо, подумал он, что здесь нет огромных дубов, ветви которых тянутся над стеной. Нет, решил Эриксон, братья не глупы, они бы этого не допустили.

Он оценил крепость одного ствола и полез вверх, медленно и тихо. То был обычный пирамидальный тополь, высотой футов сорок, тонкий, как карандаш. Вэнс поравнялся с верхней частью стены, но не увидел с другой стороны ничего, кроме таких же тополей. Они хорошо защищали от ветра и любопытных глаз. Вэнс наклонился к стене, чтобы рассмотреть получше. По самому верху проходила спираль острой колючей проволоки. Он подумал, что должен быть еще какой-то потаенный детектор, реагирующий на давление, инфракрасное излучение или что-нибудь еще. Ни в коем случае нельзя наступать на край стены.

Вэнс сидел на дереве около получаса, руки и ноги уже устали. Ничего не было видно, и он уже приготовился что-нибудь предпринять, когда почувствовал запах. Посмотрев в ту сторону, откуда дул ветер, Вэнс заметил маленький красный огонек — точку в темноте. Кто-то курил. Сначала он учуял запах дыма. Огонек увеличился, потом скрылся из глаз. Вскоре Вэнс услышал шелест сухих листьев под сапогами.

Сначала звук становился громче, затем удалился. Вэнс подождал еще десять минут. Давай! — решил он. Взобравшись по тополю как можно выше, Эриксон начал раскачиваться. Тонкий ствол молодого дерева скрипел и трещал от напряжения, а потом резко наклонился к стене, перегнулся над ней, перебросив Вэнса так, что можно было ухватиться за ветви тополя, растущего с другой стороны. Вэнс вцепился в ветки и прижался к стволу. Его тополь был тоньше — словно прут, он гнулся так, что вот-вот сломается. Вэнс потянулся, держась за ветку, в надежде ухватиться за другое дерево, прежде чем это треснет и он упадет на землю, а сам тополь — на сигнализацию. Еще несколько дюймов, думал он, протягивая руку. И вот Вэнс ухватился за дерево с внутренней стороны стены, перенес вес тела на него. Дерево качнулось и вновь обрело равновесие. Никакой сирены Вэнс не услышал.

Он смотрел вниз, сквозь листья и чернильную темноту — и разглядел под собой еле заметную серую дорожку. На озере мягко шептал свежий ночной ветерок, принося прохладу с альпийских ледников в нескольких милях к северу. Бриз остудил пот на коже Вэнса, и он задрожал от ледяной влаги.

Внизу, примерно в полумиле, между берегом и стеной, через которую он только что перелез, стояло полдюжины зданий. У самого края воды четырехэтажная вилла величественно озирала темноту множеством высоких освещенных окон. Осью круглой подъездной дороги возвышался подсвеченный фонтан. У подножия громадной лестницы, ведущей на виллу, стояли две маленькие и незаметные легковые машины. Вэнс отметил, что дорога вела и к воротам в стене монастыря, которые он прошел ранее, и к большому лодочному ангару у озера.

Слева, примерно в ста ярдах, находилось вытянутое каменное строение, похожее на общежитие, с рядом обычных окон на равном расстоянии друг от друга. За ним виднелось здание поменьше — похожее по архитектуре, но на его освещенных окнах были решетки. В середине участка стояла часовня, освещаемая наружными прожекторами. Несколько одиноких фигур прогуливались по слабо освещенным дорожкам, переходя из одного бледного пятна света в другое.

Вилла, подумал Вэнс, должно быть, — основное здание; дом, похожий на общежитие, — скорее всего, просто жилой блок для братьев. Он спустился и направился к вилле.

Идти по ровной дорожке, окаймленной с обеих сторон декоративным кустарником и клумбами, было легко. Вэнс поднимал и опускал ноги очень осторожно и настолько тихо, что почти не слышал собственных шагов. Вдыхал смешанные ароматы цветов, которых не мог узнать, а потом, когда вошел в рощу с хвойными деревьями, пахнущими смолой, аромат цветов исчез.

Вдруг Вэнс резко остановился. Вдалеке он услышал слабый шорох шагов скучающего караульного. Постепенно звуки становились громче. Вэнс быстро перешагнул через низкие перила, шедшие с той стороны дорожки, что была выше по склону, и ступил на влажную землю узкой клумбы. Оттуда пробрался между двумя кустами азалии, высотой ему до плеч. Эриксон присел на корточки и дождался, когда шаги станут еще громче.

Человек подходил все ближе; Вэнс выбрался из своего укрытия и принялся искать какое-нибудь оружие. Он отчаянно шарил по земле руками, водя ими по мягкой вскопанной земле и цветам. Обрадовался, нашупав пальцами кирпичи, окаймляющие клумбу. Толкнул один; кирпич подался. Вэнс уже слышал, как охранник что-то тихо насвистывает. Кирпич он раскачивал, пока тот не вылез из бордюра, и тогда Вэнс поднял его правой рукой. Затем поспешно вернулся к двум азалиям.

Через несколько секунд из-за поворота появилась темная бесформенная фигура охранника.

Вэнс застыл, мышцы напряглись. Всего один звук, один выкрик — и все кончено.

Из мрака вышел низенький мужчина: в ночной темноте его лицо и руки казались белыми. Вэнс услышал, как какое-то оружие, висящее через плечо, хлопает по поясу Пора! Вэнс кинулся на охранника, замахнувшись кирпичом, словно каменным кулаком.

Кирпич ударил охраннику по затылку с глухим звуком — с таким тыква падает на асфальт. Мужчина безмолвно рухнул на мелкий гравий, а Вэнс остановился над ним, тяжело дыша и широко расставив ноги, все еще держа кирпич в руке. Язык прилипал к нёбу. Пока он стоял, уставившись на темную фигуру на светлой дорожке, прошло несколько долгих мгновений.

Бросив кирпич в кусты, Вэнс сел на колени и перевернул охранника на спину. Рядом с его головой по гальке расползлось темное пятно. Вэнс снял оружие с плеча охранника и стал стягивать с этого крепкого коротышки нечто похожее на рясу из грубой ткани. Монах с пулеметом, подумал Вэнс. Новая разновидность Брата Тука.[39]

Через несколько мгновений — хотя, казалось, прошел целый час — Вэнс спрятал тело караульного в кустах, натянул рясу поверх одежды и двинулся по дорожке. Ряса охранника мешковато висела на плечах. Оружие оказалось каким-то «узи» — Вэнс узнал его, вспомнив картинки, которые видел во время армейской подготовки.

Вооружившись и переодевшись, Вэнс чувствовал себя увереннее даже несмотря на то, что руки и ноги торчали из-под короткого наряда. Скоро ли они заметят, что караульный исчез?

Дорожка вывела его на большую открытую площадку, но костюм придал Вэнсу смелости, и он двинулся дальше по самой середине участка. Он добрался почти до самого центра, прежде чем обратил внимание, что идет по кладбищу. Ничего странного, подумал Вэнс, особенно для монастыря. Но пройдя немного дальше, в дальнем углу кладбища он заметил громадный белый мавзолей со свастикой наверху. Возможно, в этом тоже нет ничего странного — принимая во внимание, как долго католическая церковь хранила молчание, пока нацисты уничтожали евреев. Все же… Эриксону стало любопытно, и он свернул, чтобы получше рассмотреть белый монумент, словно привидение, белевший в темноте.

Но несмотря на весь свой жизненный опыт, Вэнс оказался не готов к тому, что увидел, дойдя до мавзолея. Едва не утыкаясь носом в стенку, он перечитывал немецкие слова снова и снова. В изумлении проводил пальцем по буквам, словно, дотронувшись до имени, мог бы его изменить. Если бы Вэнс поверил в надпись (а он не верил), пришлось бы принять, что в этой могиле покоится тело Адольфа Гитлера. А также то, что Гитлер прожил много лет после окончания Второй мировой войны и умер в 1957 году. Проводились исследования, вроде бы подтверждавшие, что фюрер погиб в своем бункере. Хотя, как полагал Вэнс, они могли быть сфальсифицированы, все равно — он не был готов принять это на веру.

Он ошарашенно продолжал ходить по кладбищу, изучая могильные камни. Через полчаса Вэнс понял, что это либо жестокая извращенная шутка какого-то сумасшедшего, либо часть грандиозного обмана, имеющего огромное значение для истории современной цивилизации. Помимо мавзолея, претендовавшего зваться могилой Адольфа Гитлера, там были и могильные плиты, под которыми, судя по надписям, покоились тела множества людей, живших в последние шестьсот лет; в их политических и моральных воззрениях не было ничего общего, а объединяло их лишь то, что каждый достиг известности и выдающихся результатов в какой-либо области — и погиб при таинственных обстоятельствах. Вэнс обнаружил могилы Амелии Эрхарт, Мартина Бормана, писателя Амброза Бирса, Дага Хаммаршельда и Гленна Миллера,[40] руководителя оркестра. Имен было много — одни Вэнс узнавал, другие не вызывали никаких ассоциаций. Что тут, черт побери, происходит?

Но прежде чем ему удалось как следует обдумать этот вопрос, Вэнс услышал вдалеке голоса, поспешно вернулся на тропинку и продолжил обход.

Гравиевая дорожка свернула с кладбища и пошла по небольшому откосу. Вэнс остановился у металлического ограждения и заглянул за него. Внизу он увидел двух мужчин — они выходили из толстых деревянных дверей, вделанных прямо в склон холма. Светила лишь одна голубоватая ртутная лампа.

Вэнс вернулся на дорожку, чтобы те двое внизу его не заметили. Голоса становились громче, и, когда они совсем приблизились, Вэнс понял, что говорят по-английски. Он обошел гребень крутого холма и приготовился к встрече. Узнают ли его?

— … уйдет всего лишь около месяца, — произнес голос с итальянским акцентом.

Отвечавший бесспорно был американцем:

— Звучит разумно. Но мне хотелось бы узнать обо всех подробностях сделки.

— Извините, но у брата Грегори есть свои аргументы, и мы будем руководствоваться ими.

— Я думаю… buona sera. — Американец оборвал начатую фразу и поприветствовал Вэнса по-итальянски, очевидно, приняв его за караульного. Вэнс тоже поздоровался и прошел, не останавливаясь. Только после того как те двое продолжили своей путь, стук сердца начал утихать.

Вэнс шел дальше, но мысли бешено крутились. Итальянца он не узнал, но вот второго… Вэнс затряс головой, словно пытаясь отогнать страшный сон. Не может быть Трент Барбур, конгрессмен США, влиятельный председатель сенатского Комитета по делам вооруженных сил, погибший одиннадцать лет назад в одном из самолетов 11 сентября, что врезались во Всемирный торговый центр.

Хотя — Вэнс припомнил кое-какие подробности — сообщали, что он погиб в результате этой катастрофы, его тело не нашли, как и тела многих других. Еще одна таинственная смерть, вроде смертей других людей, похороненных на кладбище. Только вот Трент Барбур определенно жив. Если человек, которого видел Вэнс, действительно Барбур.

Эриксон дошел до лестницы, ведущей вниз ко входу в холм. В задумчивости он сделал первый шаг. Надо припомнить что-то такое, что бы связывало их всех. Гленн Миллер исчез в 1944 году и так и не был найден. Амелию Эрхарт никто не видел после того, как она вылетела из Бербанка. Примерно то же произошло и с Амброзом Бирсом в 1914 году. Но у Хаммаршельда другая история.

Вэнс спускался медленно, припоминая подробности. Генеральный секретарь Организации объединенных наций Даг Хаммаршельд погиб в Африке в авиакатастрофе 1961 года. Или так же погиб, как и Барбур? Но ведь тело Хаммаршельда обнаружили? У Вэнса появилась новая мысль, и она его шокировала. Предположим, Хаммаршельд не погиб — значит, это тело какого-то другого человека? После авиакатастрофы тело может оказаться нелегко опознать; хватит одного продажного врача.

Мысли неслись галопом. Священники пытаются его убить. Они убили лучших знатоков да Винчи всего мира. В этом Вэнс уже не сомневается. И эти же безумные священники коллекционируют людей, живых и мертвых. В этом не было никакого смысла.

Сдерживая порыв вернуться на кладбище и посмотреть, кто там еще похоронен, Вэнс спустился в самый низ лестницы, прошел мимо входа и двинулся дальше, к небольшому зданию с решетками на окнах. Эриксон так соразмерял шаг, чтобы идти целенаправленно, однако не спеша, чтобы не привлекать внимания на открытом участке, где он чувствовал себя особенно неуверенно. Он шагал вперед, опустив взгляд, словно по какому-то важному заданию.

Приближаясь к небольшому каменному строению с зарешеченными окнами, он украдкой посмотрел на вход — его охраняли два монаха с такими же «узи», как и у него. Есть ли у них пароль? Вэнс не поднимал глаз, чтобы не встречаться ни с кем взглядом. Лучше сделать вид, что ты занят и забыл, чем сказать что-то не то.

Он прошел мимо входа без происшествий и скрылся за углом, а там остановился и прислушался. Молчат. Его появление не вызвало тревоги. Вэнс быстро скользнул в кусты у здания, сел в темноте на корточки и стал ждать… Он не знал, чего.


Через несколько минут, затянувшихся очень надолго, Вэнс встал, но высокие кусты по-прежнему скрывали его. Продолговатое подвальное окно у его ног было темным, но из окон в семи футах над землей щедро лился свет. Любопытство победило осторожность, и Вэнс протянул руку к поперечине, на которой крепилась оконная решетка. Теперь его можно легко заметить, если сюда посмотреть. Но следовало разузнать, что внутри.

Вэнс аккуратно опробовал решетку — не загремит ли, когда он перенесет на нее весь свой вес. Затем медленно подтянулся, и, когда глаза его поравнялись с подоконником, чуть не рухнул вниз. В комнате, на кровати, накрытой стеганым одеялом, сидел с голой грудью профессор Тоси. Вэнс от удивления распахнул глаза: профессор протянул руку, чтобы медбрат в белом халате сделал ему укол. Под самой грудиной профессора виднелся разрез с наложенными швами дюйма три длиной — все еще красный и раздраженный: операцию сделали, видимо, недавно.

Хватит, решил Вэнс, спускаясь на землю. Надо попасть в здание. Не выходя из кустов, он медленно подобрался ко входу в здание, где стояли два охранника. Как и у большинства строений той эпохи, к главному входу надо было подниматься по лестнице и идти через портик фойе. Под лестницей имелся еще один вход — в подвал. Вэнс тихонько скользнул к нижним ступеням. У самой двери он остановился: к сожалению, стекло в двери было забрано металлической решеткой, а сама она заперта многочисленными крепкими замками.

Внимательно осмотрев здание по периметру, других дверей Вэнс не нашел. Единственный способ попасть вовнутрь, миновав охранников, — по лестнице. Все окна зарешечены. Мысль с деловым видом пройти мимо стражей Вэнс отбросил. Черт, черт, черт! — выругался он про себя, и сел думать дальше.

Самое важное, старик, говорил он себе, — унести свою задницу из этого безумного места одним куском. При этом он понимал, что оставлять здесь Тоси нельзя. А что насчет этого странного кладбища; и Трента Барбура? А священники-убийцы? Вэнс снял «узи» и положил его на подоконник узкого подвального окна. При этом он коснулся пальцами бетона, в который были вделаны металлические прутья. Бетон крошился.

Вэнс схватил кусочек отколовшегося цемента и поднес к глазам. Цемент оказался старым, и близость к влажной земле не пошла ему на пользу. Вэнс на четвереньках возбужденно подскочил к окну и принялся расковыривать бетон. Очевидно, решетки поставили позднее — вверху окна они крепились в отверстиях в камне, а внизу их держал бетон, густым слоем положенный на подоконник. Когда температура менялась, вероятно, камень и бетон расширялись и сужались в разных пропорциях, и за долгие годы бетон ослаб. На то, чтобы вынуть все прутья, ушло меньше двадцати минут.

Грязное окно, потерявшее прозрачность за многие годы забвения, с легкостью открылось внутрь — его металлическая рама держалась двумя штырями в нижних углах. Вэнс осторожно повернул створки и прижал их к стене. Внутри он ничего разглядеть не смог: там было темнее, чем в безлунную ночь. Но Эриксон, не раздумывая, снял широкую рясу охранника, пролез в окно ногами вперед и спрыгнул с глухим ударом на деревянный ящик. Затем осторожно дотянулся до «узи» и рясы и протащил их через окно, после чего постарался вправить прутья решетки назад, сколько получится. При осмотре окно его выдаст, хотя, подумал Вэнс, маловероятно, что сегодня его будут пристально осматривать.

Через мгновение теннисные туфли Вэнса уже скрипели по бетонному полу. Он на секунду остановился, чтобы привыкнуть к темноте, вдыхая затхлую вонь безжизненного воздуха — в помещение, судя по всему, подолгу никто не заходил. Это хорошо, подумал Эриксон. В заброшенной кладовой куда безопаснее.

Вэнс обнаружил, что со всех сторон до уровня выше человеческого роста громоздятся деревянные ящики; он осторожно пробирался между ними. Завернув за угол, он заметил под дверью тонкую серебристую полоску света, и комната наконец обрела объем и форму, хотя при таком слабом освещении цветов было не различить.

Теперь, когда стало хоть что-то видно, Вэнс пошел немного увереннее. Он приблизился к двери, осмотрел ручку и засов — в засове имелся барашковый винт. Вэнс ощупал стену сначала с правой стороны двери, затем с левой, и наконец отыскал выключатель — старый, с двумя кнопками. Надавил на ту, которая выступала дальше, и слабая пыльная лампочка залила комнату тусклым желтым светом. Предметы начали отбрасывать бездонные тени.

Вэнс огляделся: при миндальном свете стало видно, что дерево грубых ящиков совсем не обработано. И тут — очередной невероятный шок; перенапряженные нервы уже отказывались реагировать. Все ящики были отмечены свастикой и крыльями гитлеровского СС. Вэнс остановился, чтобы рассмотреть грязную потрескавшуюся грузовую маркировку. Читать выцветшие надписи при слабом свете было сложно, но Вэнсу удалось разобрать имя «Геринг».[41]

Что же творится на этом белом и немного ебнутом свете? Мысли о Тоси на некоторое время отошли на второй план. Вэнс взобрался на штабель ящиков и потянул доски верхнего. Ссохшееся дерево быстро поддалось. Нахмурившись, он заглянул внутрь и понял, что видит раму картины. Вытащив ее, Вэнс тихонько присвистнул — зрелище захватывало. Он держал в руках полотно Тициана[42] — одно из тысяч бесценных сокровищ, похищенных нацистами во время Второй мировой войны, впоследствии так и не найденных. Геринг был известным собирателем произведений искусства различных народов, ограбленных нацистами, и перед Вэнсом был один из самых ценных экземпляров его коллекции.

Эриксон почтительно положил Тициана в ящик и вернул на место доски. Он с трепетом оглянулся: в хранилище стояло бесчисленное множество ящиков — во всех ли такое потрясающее содержимое? Вэнс снова надел рясу, рассчитывая, что никто не заметит его теннисных туфель, торчащих снизу, и запястий, высовывающихся из коротких рукавов; надеясь, что замечать вообще будет некому.

Выключив свет, Вэнс почувствовал себя спокойно; он отодвинул засов на двери и повернул ручку. Проверил «узи», подготовив его к стрельбе, и вышел в коридор.


Коридор простирался по всей длине здания и был пуст.

Вэнс повернулся спиной ко входу с двумя монахами и быстро добрался до другого конца коридора, где увидел темную лестницу, ведущую вверх. Он стремительно взбежал по ней. На следующем этаже должен быть Тоси.

Лестница привела к задней части большой кухни — там было уже темно и убрано, а вращающиеся двери пропускали рассеянный свет.

Вэнс осторожно вошел и оказался в обеденном зале; толстый ковер заглушал его шаги. Он стоял в коридоре, который вел прямо ко входу. Охранников снаружи за двойными деревянными дверями видно не было. В коридоре тоже никого. Неужели кроме тех двоих здесь больше никого нет? Как просто, подумал Вэнс. Тут в охране больше дырок, чем в стукаче мафии, найденном в бильярдной Перт-Амбоя.[43] Наверное.

Вэнс посчитал двери. Тоси должен быть в предпоследней комнате. Вэнс тихо подошел к двери. Замков не было, только ручка и засов с барашковым винтом. Он отодвинул засов и дернул ручку; она повернулась легко.

Металлическая дверь открывалась наружу. Разобрать петли изнутри невозможно. Вэнс скользнул в темную комнату и увидел Тоси, свернувшегося под простынями. Прежде чем закрыть дверь, Вэнс провел рукой по ее внутренней стороне. Как он и предполагал, внутри ручки не было, и к засову подобраться невозможно. Если тебя закроют внутри, остается только ждать, когда выпустят. Вэнс прикрыл дверь так, чтобы защелка не закрылась.

— Тоси! — прошептал Вэнс. Человек на кровати пошевелился. Вэнс сказал чуть громче: — Профессор Тоси, проснитесь!

— Кто? — спросил сонный голос. — Кто вы? Что надо? — Зашелестели простыни.

— Я получил вашу записку слишком поздно, — сказал по-итальянски Вэнс. Шуршание прекратилось.

— Вэнс? — неуверенно спросил Тоси. — Вэнс Эриксон?

— Да, профессор, — ответил Вэнс. — Одевайтесь, и я выведу вас отсюда.

Повисла тишина, в которой слышалось лишь дыхание двух человек. Наконец Тоси заговорил.

— Я не могу, — печально сказал он.

— Что значит — не можете? Вам надо лишь идти за мной. Давайте, вместе мы справимся.

— Это вы сможете, мой юный друг, — устало произнес Тоси. — Даже если бы они меня не подлечили, я бы за вами не угнался. Спасайте лучше свою молодую подругу.

— Сюзанну? — выдохнул Вэнс. В волнении он чуть не закрыл дверь до конца. — Она здесь? Сюзанна Сторм?

Откуда вы знаете? Когда…

— Успокойтесь немного, Вэнс, — мягко сказал Тоси. — И послушайте. — Снова зашелестели простыни, и Эриксон увидел силуэт профессора — он выбрался из постели, пошарил по туалетному столику, затем подошел к Вэнсу. — Возьмите, — сказал он. Вэнс обнаружил у себя в руке кусок изоляционной ленты. — Я отодрал ее от провода радиоточки в тот день, когда они меня сюда привезли. Думал, понадобится, а потом они меня подлечили. Теперь она мне не нужна. А вам пригодится. — Вэнс не пошевелился, и Тоси сделал шаг к двери. Приоткрыл ее, задвинул защелку вовнутрь и заклеил ее.

— Вот, — сказал старик, — сможете выйти. — И он закрыл дверь до конца. — Тоси почувствовал, что Вэнс напрягся. — Все нормально, после того, как нас запирают на ночь, все уходят, кроме тех двоих, что стоят у двери. Видите ли, после того, как нас подлечили, уходить смысла нет. Теперь садитесь и поговорите со мной немного. А потом вам надо будет уйти.

Подлечили? — подумал Вэнс. Сюзанна здесь; ее тоже «подлечили»? И что это значит? Водоворот вопросов кружился в голове.

Эриксон сел на стул с прямой спинкой, предложенный Тоси, а сам ученый вернулся на кровать и сел с краю. Они обменялись в темноте взглядами, и Вэнс спросил:

— Сюзанна здесь? Вы в этом уверены?

— Да, — ответил Тоси. — Ее привезли сегодня вечером. Достаточно много шума было. Похоже, вы вдвоем за короткое время много чего натворили. Убили несколько их человек, да? Я тоже бы хотел. Да, солдаты это много обсуждали — вот как мы все узнали про нее и про вас. Я ее, разумеется, не видел — новеньких помещают отдельно, пока их не подлечат.

— Подлечат? Что это значит, черт побери?

— Ах да, — печально произнес Тоси. — Вот это. — Он сделал мучительную паузу. — Ну… подлечат — значит, сделают так, чтобы уходить было бесполезно. Вот… — И профессор расстегнул пижаму. — Подойдите, попробуйте разглядеть. — Тоси показал на разрез, который Вэнс заметил раньше. — Вообще-то достаточно изобретательно, — сказал профессор. — Во внутреннюю полость имплантируется синтетическая мембрана с каким-то веществом. Так говорит брат Грегори.

— Брат Грегори?

— Глава монастыря — вы с ним вчера встречались и чуть не убили. Низенький мужчина в очках.

— Да, — с горечью сказал Вэнс, припомнив священника, которого он встречал в миланской церкви Санта Мария делла Грация и во дворце Каицци. — Я хорошо его помню. Он здесь главный?

Тоси кивнул. Вэнс попробовал откинуться на спинку неудобного стула.

— У Грегори, — продолжал Тоси, — мания величия. Похоже, он хочет стать Папой Римским. Вэнс поднял голову. — Это правда, — сказал Тоси, — и страшнее всего то, что у него есть для этого средства.

— Сложно в такое поверить, — скептически заметил Вэнс. Ему не хотелось слушать сказки про низкопробного набожного наполеона. — Расскажите лучше про Сюзанну.

— Сейчас, — спокойно ответил Тоси. Слишком спокойно, как показалось Вэнсу. — Как я говорил, — продолжал он со скрипучей профессорской интонацией, — эти имплантанты смертельно ядовиты. По крайней мере, так нам сказал брат Грегори, и свидетельства это подтверждают. Они помещены в полупроницаемую синтетическую мембрану, поры которой остаются закрытыми, если в организм четыре раза в день орально или в виде инъекции поступает небольшое количество специальной жидкости. Это улучшенный вариант мембран обратного осмоса, которые были так популярны в 60-х.

Вэнс, охваченный ужасом, слушал продолжение. Всем жителям монастыря вживили имплантанты, так что никто — ни братья, ни их «гости», — не могут уйти без разрешения. Уйти — это верная смерть, поскольку доступ к противоядию ограничен четырьмя верными помощниками Грегори.

— Но ведь наверняка можно успеть добраться до больницы и извлечь имплантант, — предположил Вэнс. Тоси не согласился:

— Об этом они тоже подумали, мой юный друг. Мембрана очень тонкая и нежная. Грегори утверждал, что любая попытка удалить ее приведет к тому, что ее содержимое высвободится, и пациент погибнет. Подозреваю, что он еще не все нам рассказал.

— Может, он просто играет на вашем воображении, — высказал надежду Вэнс. — Может, это все вранье, чтобы удержать вас. К тому же откуда у кучки монахов столь тонкие познания, чтобы придумать такой имплантант?

— Не забывайте, что многие научные разработки, особенно в области генетики, сделаны монахами, — поправил его Тоси. — Различные монашеские ордены приобрели обширные познания за последнее тысячелетие. А этот орден… находится на пике научных достижений. Поскольку я жертва, мне противно их изобретение, но как ученый, я могу лишь восхищаться их злым гением.

— Но почему вы так уверены? — настаивал Вэнс. — Откуда вам известно, что имплантанты настоящие? Я знаю, что вы бы не приняли такое на веру, особенно из уст кучки безумных священников.

— Я уверен, кое-что из того, что говорит об имплантантах брат Грегори, — вымысел, — сказал Тоси. — Но даже если это вымысел на девяносто процентов, никто не знает, где десять процентов правды, и никто не хочет рискнуть и проверить — кроме тех, кто настолько устал, что готов лишить себя жизни. Потому что именно этим и является побег: самоубийством. Но даже это не совсем верно. Смерть от яда — мучительная пытка.

Вэнс сидел в тишине, стараясь просчитать последствия. Это объясняет, почему система защиты не слишком развита, почему у здания всего два охранника. Через некоторое время Вэнс спросил:

— А кто-нибудь сбегал?

— По словам брата Грегори, нет.

— Мне просто… — Вэнс постарался подобрать слова. — Мне просто сложно в это поверить. — Хотя, после картины Тициана в подвале, после кладбища — он мог бы поверить во что угодно. — Но как?.. — спросил Вэнс. — Почему?.. Зачем все это?

— На этот вопрос ответить легче, — сказал Тоси. — Для каждого «гостя», которого принимают…

— А тех, кого не принимают, — убивают?

Тоси кивнул в темноте.

— Да. Для каждого «гостя», которого принимают, — продолжал он, — проводится ознакомительный курс. Нам рассказывают об истории и назначении ордена; и говорят, что у нас есть выбор: выполнять полезную для них работу или умереть. Избранные «гости» редко отказываются.

— Почему?

— Потому что «гостей» выбирают аккуратно; из тех, чья работа и интересы связаны с целями монастыря, и предложение делается так, что отказаться невозможно… просто невозможно.

— Не понимаю, — упрямо сказал Вэнс. — Что такого есть у монастыря, чтобы они могли заставить вас или кого-либо другого работать на них? Особенно вас. Не похоже, что вы стали прислужником после того, как Папа отлучил вас от церкви.

Старик вздохнул:

— Разрешите мне объяснить до конца. Позвольте начать сначала, а потом я расскажу вам, почему буду до конца жизни четыре раза в день выпивать стакан горьковатой жидкости.

И Тоси объяснил, что Избранные Братья Святого Петра отделились от Церкви даже раньше Великого Раскола. Братья считали католическую церковь злом, думали, что она слишком готова пойти на компромисс, принять мирские условности в обмен на увеличение числа прихожан. Они были — и до сих пор остаются — подобны мусульманским фундаменталистам Среднего Востока, считавшим, что смерть — слишком легкое наказание за преступление догмы. Логика, которой руководствовались исламские фундаменталисты, убившие президента Египта Анвара Садата,[44] управляла и умами Избранных Братьев.

Избранные Братья Святого Петра выискивали богатых и мощных союзников, которые, как и они, хотели свергнуть Папу. Много столетий братья строили заговоры — то с одними союзниками, то с другими. Назначали Антипап, замышляли убийства и отравления в коллегии кардиналов; провоцировали бунты против церкви, а в 1427 году даже пошли с французами грабить Ватикан. Среди унесенных ими тогда реликвий и документов были кости самого Святого Петра, которые Братья подменили костями неизвестного, похищенными из римской могилы.

Более того, объяснял Тоси, все Избранные Братья — прямые потомки самого Святого Петра, дети единственного неизвестного и незаконнорожденного ребенка Апостола Петра.

— Это возмутительно, — сказал Вэнс. Он был поражен. — И сильно подрывает веру в обет безбрачия.

— Действительно, — сказал Тоси. — Если бы католики узнали о том, что в могиле Святого Петра лежит неизвестный, это потрясло бы основы католической церкви. Столько всего встало бы под сомнение — из того, что католики считали священным. Возможно, церковь в ее нынешнем виде не пережила бы такого разоблачения.

— Этого хочет брат Грегори?

— Нет. Хотя прямо нам этого во время ознакомительной беседы не сказали, мне кажется, что Братьям надо сделать что-то большее, нежели просто раскрыть тот факт, что кости Святого Петра у них. Видите ли, — сказал Тоси, ложась на кровать, — Братьям несколько раз предоставлялась возможность уничтожить церковь. По сути, им удалось свергнуть нескольких Пап. Но они не могли закрепить свою власть. Союзы, созданные ими, неизменно распадались, так называемые союзники ставили более управляемых Пап, не принадлежащих к Братству. Братьям нужна сила. Они старались усиливать Братство изнутри, уменьшить необходимость полагаться на неверных. Основали собственный университет и научные лаборатории, собрав лучшие существующие умы. Несколько Братьев внезапно появлялись на пороге выдающегося ученого или художника, похищали его и привозили в монастырь. Сначала суеверное общество считало эти таинственные исчезновения проделками демонов. Но потом, побывав несколько раз на волоске от гибели, братья начали фабриковать смерти своих жертв, сжигать их дома, подложив туда чужое тело, или что-нибудь в таком роде. Таковы были первые «гости» монастыря… Постепенно братья стали работать тоньше. Они засылали своих священников в другие ордены, и те свидетельствовали, что люди, похищенные орденом, умерли от болезни.

Мысли Вэнса переметнулись на странную прогулку, состоявшуюся чуть раньше.

— Кладбище, — нерешительно вымолвил он.

— Да, — подтвердил Тоси, читая мысли Вэнса. — Выдающееся. Там похоронен Галилео Галилей… настоящий. Другая могила — поддельная. А рядом с ним — плеяда гениев… Моцарт, Монтеверди. Даже французский король Генрих III,[45] которого якобы убил какой-то монах в 1589 году. Можете догадаться, монах какого ордена.

— Но все эти люди, — возражал Вэнс, — неужели никто из них не мог сбежать? Тогда у них не могло еще быть имплантантов.

— Это правда… Но тогда у них была простейшая наука — знания, которые они получили в древности, подчинив себе массу ученых. Кажется, уже в 1400 году они поняли, что яд бледной поганки — как ее называют, «ангела смерти» — можно нейтрализовать особыми экстрактами растений, например, жасмина. Хотя то, что экстракт жасмина — это на самом деле сульфат атропина, а яд гриба — мускарин, выяснилось только через четыреста лет, это не мешало их использованию. Грибы ежедневно скармливали «гостям» с пищей, а потом людям выдавали атропин, чтобы нейтрализовать яд. Братья потеряли достаточно много людей, прежде чем вычислили стандартную дозировку и научились регулировать ее под размер гостя, но со временем они усовершенствовали систему, которую и продолжали использовать до начала 1950-х.

Вэнс медленно покачал головой. Сколько дарований растрачено на злые цели!

— Вообще, коллекция братьев достигла огромнейших размеров, — сказал Тоси. — Они собирали не только мысли, произведения, воплощения идей величайших умов современного мира, но и людей. Они коллекционировали личностей, как увлеченный человек собирает марки или монеты… Братья собирали все больше и больше людей, и монастырь разрастался. Построили бараки для братьев, а потом и здание для «гостей». Позже внутри холма устроили более удобное помещение для размещения союзников и хранения накопленных богатств в безопасности.

— Но я видел малоизвестную картину Тициана в подвале, — перебил Вэнс. — Почему она не там?

Тоси неподвижно сидел в темноте.

— Как бы вам ни было тяжело это воспринять, Вэнс, — через секунду сказал он, — произведения, хранящиеся в подвале, — лишь малая толика сокровищ, хранящихся здесь… Неизвестные работы Моцарта — оригинальные творения, созданные после того, как мастер якобы умер; теории величайших мировых гениев, раскрытые только Братьям; произведения искусства различных творцов, превосходившие их известные работы — и все создано после того, как мир начал считать, что эти люди мертвы и похоронены. Эти сокровища надежно спрятаны в залах, выкопанных под холмом… В результате всего этого, — продолжал Тоси, — Избранные Братья стали экспертами по похищению людей и убийствам.

— Этого не скажешь по их действиям в последние дни, — заметил Вэнс. — Не то чтобы мне жаль, но все их попытки проваливались.

Тоси кивнул:

— Я подслушал разговоры охранников. Так получилось из-за противоречий в распоряжениях брата Грегори и Бременской Легации.

— Чего? — вполголоса воскликнул Вэнс. Кингзбери — член этой международной организации!

— Да, — подтвердил Тоси. — Но подождите немного; я до этого доберусь. Позвольте мне рассказать все по порядку — или получится еще запутаннее… На протяжении столетий политическая ситуация менялась, — объяснял Тоси, — и несмотря на скапливающийся архив гениев монастыря, стало понятно, что мир просто слишком вырос; и Братьям снова придется искать союзника извне… На протяжении почти всего XIX века Братья беспомощно барахтались, пока наконец не заключили сделку с Альфредом Круппом.

При упоминании знакомого имени Вэнс подпрыгнул.

— Крупп! Я уже боюсь думать, к чему все это приведет, — мрачно сказал он.

— Подождите, — сказал Тоси, — то, что я собираюсь поведать, вас особенно заинтересует. В обмен на то, что Крупп поможет Братьям основаться в Ватикане, ему показали некоторые рисунки и изобретения да Винчи, которых раньше никто не видел.

Вот оно, подумал Вэнс, — ключ.

— Видите ли, — продолжал Тоси, — у братьев самая большая коллекция работ Леонардо в мире. Де Беатис был их человеком. Когда Леонардо умер, де Беатису удалось опередить людей из Ватикана и добраться до Клу на несколько часов раньше. Большую часть тетрадей и работ Леонардо вывезли монахи Братства и доставили сюда. Представители Ватикана приехали, когда де Беатис нагружал последнюю телегу — туда случайно попал и Кодекс, который недавно купил ваш Кингзбери. Эти работы увезли в Ватикан, изучили, а потом Папы и правительство Ватикана раздарили большую их часть как сувениры или раритеты.

Вэнс сидел в темноте молча и с широко раскрытыми глазами. Он догадывался, что услышит дальше.

— Понимаете, Вэнс… — В голосе Тоси появилась умоляющая нотка, словно прося: пожалуйста, поймите мой поступок. — Предложение брата Грегори, от которого я не смог отказаться, заключалось в том, чтобы провести здесь остаток жизни, и на основе своего научного опыта изучать многочисленные работы Леонардо, которые не видел никто из наших современников. Вы представить себе не можете, на что был способен этот человек. Идеи, которые он разработал намного раньше, чем технический прогресс позволил их осуществить, по-настоящему впечатляют. Из того, что я успел посмотреть за эти несколько дней, с тех пор, как меня сюда привезли, многие разработки настолько опережали время, что для их воплощения технологий нет до сих пор. — Вэнс сидел молча — он не мог в это поверить. — Вы не понимаете? — спросил Тоси. — У меня как у физика появилась возможность воплотить гениальные разработки Леонардо в жизнь.

В голосе Тоси звучало легкое сумасшествие — безумие одержимого человека, которого заставили сделать невозможный выбор между жизнью и смертью и дали слишком мало времени, чтобы как следует оценить ситуацию. Любой рационально мыслящий человек был бы также близок к сумасшествию. Брат Грегори и его монахи оживили Фаустову сделку. Взамен доступа к достижениям, величайшего ума, заметил про себя Вэнс, Тоси продал душу дьяволу. Как современный Мефистофель, брат Грегори пообещал знания и жизнь в обмен на человеческую преданность. Вэнс печально подумал, что в подобных обстоятельствах он мог бы поступить так же.

Тоси все говорил; безумие исчезло из его голоса, ибо он перешел к пересказу истории.

— Как и все предыдущие, — повествовал он, — союз с Круппом ослаб — на сей раз из-за того, что Германия проиграла войну. Если бы они победили, подозреваю, история католицизма выглядела бы иначе. В любом случае, союз с Круппом развился в еще более сильный союз с Гитлером…

— Поэтому на кладбище его могила?

— А… ну да, — ответил Тоси. — На кладбище есть специальный участок, где захоронены исчезнувшие нацисты, и можете поверить — некоторые еще доживают свои дни в помещениях холма. По сути, в этом и заключается причина, по которой Ватикан так долго не осуждал Гитлера. И брат Грегори, и Папа пытались заключить сделку с фюрером; и только после того, как Гитлер подписал пакт с Братьями, Папа его осудил. Это было сделано скорее в пику презираемому сопернику, чем из моральных принципов. Не стоит забывать, что Ватикан — это в первую очередь политика, и лишь потом религия. Сначала власть, потом духовное начало.

Тоси говорил с горечью человека, изгнанного Церковью. Он был одним из немногих людей нашего времени, отлученных за ересь. Тоси никогда не рассказывал об этом подробно, и Вэнс решил не спрашивать.

Эриксон понял, что слушает этот абсурдный рассказ уже без недоверия. Описываемые события стали настолько невероятны, что если бы Тоси сказал ему, будто в соседней комнате с имплантантом в груди живет Иисус Христос, Вэнс бы поверил. Человеческий разум — удивительная вещь, размышлял Вэнс: его устойчивость и способность приспосабливаться одновременно влекут за собой величайшие достижения и самую грандиозную ответственность. Потому что, с одной стороны, приспособляемость дает возможность человечеству выжить. Но способность ума мириться с самыми жестокими и бесчеловечными злодеяниями и принимать их как печальную, но порой необходимую часть реальности, содержит в себе разрушительное зерно. Человеческий разум может придумать способ уничтожить шесть миллионов евреев и отправить человека на Луну, и может создать представления о жизни и саму жизнь, которой правил бы брат Грегори.

— Предшественник брата Грегори предоставил Гитлеру и другие рисунки да Винчи, в которых содержались ключевые идеи, позволившие немцам построить первые ракеты и довести военные подводные лодки до такого высокого технологического уровня, — продолжал Тоси. — Понимаете — я уверен, вы понимаете, — что рисунки и разработки Леонардо не были точными рабочими чертежами. Но его поразительный разум сумел разработать модели, уникальные подходы к решению задач, которые позволили инженерам и ученым нашего времени закончить и усовершенствовать собственную работу… Да, Леонардо с нацистами почти выиграли Вторую мировую войну. — Тоси понизил голос и печально добавил: — Леонардо бы расплакался, увидев, как используются его изобретения. Но, — в этом «но» Тоси слышалась истерия человека, пытающегося убедить себя в правдоподобности созданной им реальности, — он не мог предвидеть, что может случиться и… и я должен продолжать работать… работать, или умереть.

Тоси погрузился в унылое молчание. Это настоящая пытка, думал Вэнс. Какая пытка для его ума: тщиться при думать рациональное объяснение сотрудничеству с этими чудовищами, отказ от которого означает смерть.

— А Бременская Легация, — мягко подтолкнул Вэнс, — какое она имеет к этому отношение?

— А? — переспросил Тоси, вздрогнув. — Бременская Легация? Да, конечно… ну… я до этого скоро дойду. — В голосе старика снова зазвучала какая-то сила. — Разумеется, после войны — точнее, незадолго до того, как она завершилась, — нацисты и фашисты начали появляться здесь десятками. Братья с радостью принимали ученых и инженеров, но из политиков — только таких выдающихся людей, как Борман и Гитлер, — и то после того, как те отдали имеющиеся произведения искусства и золото. На самом деле именно благодаря притоку немецких ученых в монастыре был разработан этот имплантант. Это изобретениенацистов разрабатывалось путем многочисленных тестов — зачастую с летальным исходом — на евреях, которых держали в немецких лагерях смерти. — Тоси долго молчал, словно раздумывая над выводами, которые можно сделать из последнего высказывания. Но… на чем я остановился? Я много болтаю… Да, после того, как стало очевидно, что война проиграна, нацисты попытались попасть в этот монастырь. Даже Муссолини[46] направлялся именно сюда, когда его схватили здесь на озере, в Донго. Где и повесили, — довольно сказал Тоси.

В монастыре стало оживленно. В садах и вдоль дорожек зажгли сотни фонарей, уничтоживших темные участки, по которым час назад незаметно пробирался Вэнс. Тем, кто совершал вечерние прогулки, было велено вернуться в помещение, а вместо них выпустили удвоенный патруль из вооруженных охранников, которые ходили быстро и целеустремленно: искали. В кустах обнаружили тело караульного с пробитой кирпичом головой.

Сюзанна прижималась лицом к дюймовой щели между ставнями, стараясь получше разглядеть, что происходит. Голова все еще болела от эфира, которым ее одурманили в Комо. Это было… кто знает, когда? Часы у нее забрали. Черт бы их побрал! Сюзанна чертыхалась уже в тысячный раз после того, как проснулась. Ее лишили даже возможности узнать, сколько времени.

Но, думала журналистка, наблюдая за неожиданной активностью на многочисленных дорожках, она одержала и маленькую победу: снотворного ей дали мало. Сознание вернулось еще в машине, прежде, чем они доехали до монастыря.

Притворяясь, что находится без сознания, Сюзанна позволила им затащить себя в здание. Судя по тому, что она слышала вокруг, здание было стратегически важным. Сюзанна позволила себе бросить несколько взглядов, слегка приоткрывая глаза, и сквозь ресницы различила грандиозный зал со множеством нарядных людей, среди которых были и строго одетые священники и монахи. Ее отнесли в кабинет на втором этаже и положили на кожаный диван.

— Она все еще не пришла в себя, брат Грегори. — Необычайно высокий голос озадачил Сюзанну. Он был высок неестественно, почти как у подростка. Ее все еще мутило после снотворного, и она тихо лежала на диване и слушала.

— Отлично, — прозвучал голос брата Грегори. — Когда придет в себя, я ее допрошу, а потом можно будет отправить на размножение. Последи за ней пока, чтобы знать, когда она проснется.

Как давно это было? — размышляла сейчас Сюзанна. Определенно, прошло несколько часов, по меньшей мере — четыре или пять. Женщина лежала неподвижно, пока брат Грегори проводил у себя в кабинете совещание, тема которого ужаснула Сюзанну: планировалось убийство. Она слышала не все голоса, некоторые говорили слишком тихо. Но поняла достаточно из пронзительно ясных комментариев брата Грегори. Человек по имени Хашеми собирался убить очень важное лицо на следующий день в четыре часа. Брат Грегори часто возвращался к «сделке», частью которой являлось это убийство.

Сейчас Сюзанна видела внизу группы охранников, которые вели… точнее сказать, которых вели громадные собаки с квадратными челюстями, мастиффы, наверное. Они охотятся за кем-то. Господи, молилась она, пожалуйста, если это Вэнс, дай ему уйти.

Сюзанна расстроенно отвернулась от окна и направилась в другой угол комнатки площадью в восемь квадратных футов, где стояли кровать, стул, раковина и ночной горшок. Три шага, поворот; три шага, поворот. Выглянуть в окно, поворот; три шага, поворот. После того как брат Грегори допросил Сюзанну, ее привели в эту комнату. Вел один из евнухов — ей сказали, что они работают в секторе размножения, их кастрировали в детстве именно для такой работы.

— Это временное помещение, — сообщили женщине. — Пока не подготовим вас к размножению.

Гнев еще теплился, и Сюзанна вспомнила, как накинулась на него. Размножение? Кем, черт побери, вы меня считаете? — вопрошала она. Женщиной, ответил евнух, ударив ее. А женщины годны только для одного — рожать детей. Ей было страшно и больно после сильного удара евнуха (разве их мышцы не становятся мягче? — думала Сюзанна), и она больше ничего не говорила, чтобы не разозлить его; наоборот, покорно спросила, чего ей ожидать. Ответ поразил женщину своей чудовищностью. Ее страх превратился в ужас и, наконец, в ярость.

Она вернулась к окну, и ее внимание вновь перескочило на то, что происходит в монастыре. Странно — шума почти не было, не выли сирены, трубы и сигнализация. Возможно, размышляла Сюзанна, не хотят никого будить. Она посмотрела на небольшое квадратное здание рядом с бараками: все его окна были еще темны, хотя она видела, что человек шесть-восемь поднялись туда по лестнице и подошли к двум стражам, стоявшим у двери, — их теперь ярко освещали прожектора.

Журналистка снова отвернулась от окна и уже в десятый раз начала искать в темной комнате какое-нибудь орудие или инструмент, чтобы можно было сбежать. Лучше погибнуть при попытке к бегству, чем позволить им использовать себя как племенную корову, сказала себе Сюзанна. Черт! Это ужасно.

По словам евнуха, искусственное осеменение открыли в монастыре сотни лет назад, чтобы братья могли хранить обет безбрачия, но продолжали появляться новые монахи вместо тех, кто умирал. Девочек убивали сразу после рождения. Убивал и даже женщин из «племенного поголовья» после того, как они больше не могли иметь детей, и на их место разными способами, в том числе — похищая, приводили других.

— Вам очень повезло, — сообщил ей евнух. — Брат Грегори мог решить, что вас надо убить. Вы, в конце концов, доставили ему столько неприятностей. — Благослови, Господь, его крохотное сердечко, с сарказмом подумала Сюзанна. — Но он решил, что ваш генетический материал нам подходит. Возможно, вы сможете размножаться десять или даже более лет. Считайте, что вам повезло.

Повезло! Она снова начала мерить шагами комнату, передвигаясь в темноте на ощупь. Рычаг, думала она, мне нужен только рычаг, чтобы поддеть замок на ставнях. Потом, когда снаружи все успокоится, можно будет на веревке из простыней спуститься вниз; комната — на третьем этаже.

Сюзанна понимала, что это надо сделать сегодня же. Назавтра ее планировали «подлечить». Она расстроенно встала; в этот раз поиск оказался так же безуспешен, как и в предыдущий. Женщина остановилась у окна — ее трясло, от ярости все плыло перед глазами яркими размазанными пятнами. Ей хотелось выбраться отсюда. Она стремилась предотвратить то убийство. Но больше всего ей хотелось к Вэнсу. Так нечестно, тихонько всхлипывала она про себя, просто нечестно.


Вэнс поерзал на стуле, неожиданно встревожившись, что сидит тут слишком долго. А Тоси все говорил:

— Итак, когда война завершилась, Братья старались прийти в себя после разрушительного союзничества с нацистами…

Наверняка труп охранника уже обнаружили.

— Планы Братьев, как я понял, изначально были связаны с некоторыми планами нацистов по нанесению повторного удара. Потом, когда лидеры нацистов состарились и умерли, эти планы тоже сошли на нет. И снова Братья остались без союзника, который помог бы осуществить их намерение войти в Ватикан. 1950-е и 60-е были для Братьев печальными. Они сменили три главы, из которых брат Грегори — последний. Придя к власти в 1970 году, он всего через год установил связь с Бременской Легацией. Поначалу дела шли медленно, Братья обменивали или продавали Легации изобретения и технологии, разработанные Третьим Рейхом и хранящиеся в монастыре. Это переросло в полномасштабное сотрудничество и, как я понимаю, вскоре произойдет нечто грандиозное.

— Грандиозное? — спросил Вэнс. — Например?

— Я не знаю, — устало ответил Тоси. — Я, наверное, и так выяснил намного больше, чем мне положено. Но брат Грегори часто просил моей помощи за эти несколько дней.

— Какой?

— Задавал вопросы по физике, — сказал Тоси, и в голосе его зазвучал энтузиазм. — Эти вопросы касались некоторых записей Леонардо. Видите ли, в Кодексе, который купил Харрисон Кингзбери, изначально был раздел, посвященный грозам и молниям. Леонардо начал работу над системой, которая производила бы искусственные молнии. Вот что содержалось в пропавших страницах, которые вы искали.

— Но почему? Почему этот Кодекс настолько важен, что кому-то понадобилось заменять страницы поддельными? Почему столько страниц изъято?

— Этого я не знаю. Я знаю только, что Кодекс был среди небольшого количества документов, изъятых у де Беатриса Ватиканом и хранившихся в Риме. Еще знаю, что член Братства, который был шпионом в Ватикане, смог добраться до Кодекса, снять переплет, достать страницы и заменить их подделанными. Потом он контрабандой вывозил из Ватикана похищенные листы. Сюда добралась примерно половина, прежде чем его поймали и казнили. Остальное осталось в Ватикане. Брат Грегори объединился с Бременской Легацией, чтобы заполучить вторую половину.

— Но в этом нет никакого смысла, — запротестовал Вэнс. — Зачем такому мощному объединению международных организаций, как Бременская Легация, сотрудничать с бандой сумасшедших священников ради нескольких рисунков Леонардо? Должно быть, все действительно крупные корпорации мира входят в Бременскую Легацию. Не могу поверить, что это им нужны рисунки Леонардо.

Голос Тоси смягчился:

— Альфред Крупп тоже не мог.

— Что вы пытаетесь мне сказать?

— Только то… — Тоси помедлил, — что вы не видели те рисунки и записи, которые видел я. Вы и понятия не имеете, что все известное нам о Леонардо, каждое изобретение, ныне освоенное миром, крайне грубо и примитивно по сравнению с тем, что я видел в коллекциях монастыря. Возможно — это всего лишь догадка, но она основана на моих собственных познаниях в физике, — что эти рисунки, раскрывающие природу молнии, могут содержать модель для создания огромного и страшного оружия массового поражения. Если я прав, то по сравнению с оружием, которое можно будет создать, совместив две половины описания изобретения Леонардо, нейтронная бомба покажется фейерверком для вечеринки.

Внезапно за окнами замигал свет, и собеседники стали похожи на застывшие силуэты. Вэнс вскочил со стула и встал сбоку от окна. Внизу из бараков выбегали люди.

— Должно быть, они его нашли, — мрачно сказал Эриксон. — Умберто, скорее. — Он отвернулся от окна. — Вы сказали, что Сюзанна здесь. Где она? Где они ее держат?

— На главной вилле. Где-то на третьем этаже. Я слышал, как сегодня вечером брат Грегори говорил с кем-то о ней, когда меня вызвали, чтобы я дал ответ на один вопрос.

Вэнс слышал стук в своей груди; он снял с плеча «узи» и направился к двери.

— Спасибо, профессор. — Он остановился. — Вы не передумаете? — Силуэт Тоси медленно покачал головой. — Хорошо, тогда я вернусь. Не один. — Он быстро отодрал изоленту от защелки, тихо закрыл за собой дверь и быстро зашагал к входной двери. Выйдя в фойе, он затянул рясу на талии. Снаружи слышались голоса, охранников явно стало больше. Вэнс потянулся к ручке; больше он прятаться не собирался. Пора нападать. Он толкнул дверь.

— Живо! За угол! — выбежав из двери, поспешно закричал Вэнс по-итальянски. Несколько удивленных охранников, одетых в точности как он, подняли свои «узи». Потом они увидели, что он в униформе. Охранники посмотрели, куда он показывал рукой — на боковую сторону здания, где он вошел.

— Была попытка вломиться в здание! — кричал Вэнс. — За углом, сбоку. Подвальное окно. Скорее, возможно, удастся его поймать!

Этого было достаточно. Охранники переполошились и никто не спросил, как сам Вэнс оказался внутри.

— Я останусь здесь и буду охранять вход. Быстрее, не дайте ему уйти.

Человек шесть или восемь, толкаясь, побежали вниз по лестнице — остался только один охранник, который стоял у двери с самого начала.

— Я помогу тебе здесь, — сказал он, подходя к Вэнсу. — Постой… — Он всмотрелся в Эриксона. — Я тебя не знаю. Ты кто?

Пока мужчина поднимал автомат, Вэнс, вложив всю свою силу в правую руку, ударил его в кадык. Охранник открыл рот, чтобы позвать на помощь, но испустил только сдавленный хрип. Он схватился за горло, а Вэнс кинулся на него, размахивая руками, колотя его почем зря. Но в этом не было необходимости: первый удар перебил гортанный хрящ и повредил трахею. Мужчина посинел, задыхаясь, затем ударился о каменную колонну и соскользнул на пол, широко раскрыв глаза, — он не а состоянии был поверить в такое. Из его горла вырывались ужасные хрип и свист.

Дрожа, Вэнс затащил тело в тень от колонны. Схватил «узи», быстро спустился по лестнице и направился к основной вилле. Все вокруг бегали; Вэнс тоже побежал. Он быстро проскочил мимо двух свирепых мастиффов и их дрессировщиков; они шли туда, где Вэнс оставил тело караульного.

Эриксон бежал дальше, освещенная прожекторами вилла приближалась с каждым шагом. Легко дыша даже после пробежки в четверть мили, Вэнс пересек округлую подъездную дорожку и поднялся по ступенькам. Из тени с обеих сторон резных дверей из красного дерева выступили два охранника.

— По какому делу? — обратился тот, что побольше. Напротив монастыря слышались возбужденные крики; обнаружили охранника, которого Вэнс только что убил. Призывы о помощи моментально отвлекли стражников. Они не знали, бежать им на помощь или допрашивать Вэнса.

— К брату Грегори, — сказал Вэнс, — у меня срочное сообщение для брата Грегори. Это связано с ними. — Вэнс показал на суматоху у гостевого здания. — Засекли непрошеного гостя.

Охранник неодобрительно посмотрел на Эриксона.

— Хорошо, я отведу тебя к нему, — сказал громила. — Иди за мной. Джакомо, оставайся здесь и никуда не ухода. — Второй охранник кивнул, его здоровенный напарник открыл дверь и сделал шаг в сторону, чтобы пропустить Вэнса. Он тяжело сглотнул — его душил ком страха. Дверь за ними захлопнулась. — Иди за мной, — снова прорычал охранник.

Огромный коридор был похож на пещеру, но обставлен в средневеково-аскетическом духе. В отличие от большинства вилл, тут не было религиозных украшений; не было рисунков, изображающих рождение, крещение или распятие Христа. Стоял лишь один грубый необработанный крест футов тридцать высотой — он высился от тусклого каменного пола до самого потолка. Справа наверх вела лестница. Мужчина провел Вэнса мимо нее, вперед по основному коридору, потом налево. Они остановились в конце узкого, слабо освещенного коридора. Охранник постучал.

— Брат Грегори, — с почтением произнес он перед закрытой дверью. — Простите, пожалуйста, что побеспокоил вас, но тут человек с донесением.

Вэнс услышал за дверью шорох бумаг, деревянный стул зацарапал по полу.

— Это абсолютно неправильно! — отрезал сердитый голос, когда дверь начала открываться. В щели показалось лицо. Недовольное — но это был не брат Грегори. Мужчина не признал Вэнса. Крупный охранник отошел в сторону, чтобы тот смог получше рассмотреть посетителя.

— Ну? — с нетерпением сказал человек Вэнсу, злясь еще больше. — Говори! Быстрее! У нас и так кризисная ситуация.

Вэнс понимал, что надо действовать, пока мужчина не заметил торчащие из-под слишком короткой рясы теннисные туфли. Этот человек не упустит такую деталь из-за волнения, как охранники снаружи. И тут у входной двери вдруг громко закричали, дверь внезапно открылась, и в коридор ворвалась взволнованная толпа. Как Вэнс и предполагал, это были охранники из гостевого корпуса.

Слабый крик с другой стороны двора привлек внимание Сюзанны ко входу в гостевые помещения. Несколько мужчин в рясах толпились на верху лестницы, потом сбежали вниз и скрылись за зданием, а двое остались на ступеньках. Эти двое подрались; один упал. Второй побежал к вилле. Сюзанна заметила, что он странно одет. На нем были какие-то белые туфли.

Она смотрела на мужчину, который бежал быстро, но легко, и за несколько секунд преодолел расстояние между гостевыми бараками и главной виллой. В нем было что-то знакомое, но Сюзанна не успела присмотреться получше — он исчез из ее узкого поля зрения.

Она слышала захлебывающиеся возбужденные крики у входа за углом, но слов разобрать не могла. Потом она уловила знакомый голос. Это Вэнс! Он здесь!


— Вон тот! Это он!

Шаги бегущих людей грохотали по каменному полу. Они направлялись к Вэнсу.

Крепкий охранник, который довел Вэнса до двери, пристально уставился на него и потянулся за своим «узи». По лицу мужчины, вышедшего вместо брата Грегори, скользнуло удивление и страх, и он попытался закрыть дверь, чтобы отгородиться от опасности в коридоре.

— Нет! — крикнул Вэнс, чуть пригнувшись и толкнув плечом закрывающуюся дверь. Ему необходимо попасть в комнату; это его единственная надежда. Выпад Вэнса застал мужчину врасплох, дверь раскрылась достаточно широко, и Вэнс быстро протиснулся в нее боком, прежде чем она снова начала закрываться. Крепкий охранник сорвал с плеча «узи», кто-то еще толкнул дверь сзади, и Вэнс неожиданно застрял между ней и косяком. Охранник приставил дуло к голове Эриксона. Шаги в коридоре становились все громче, и Вэнс уже видел, что оружие у них наготове.

Он напряг все силы и выгнул спину, раскрыв дверь пошире, — и в тот миг, когда охранник выстрелил, упал на колени. Из автомата с разъяренным ревом вылетел рой пуль и разгрыз дверной косяк. Люди за дверью, испугавшись выстрелов, неожиданно отступили. Вэнс замахнулся правым кулаком, и удар с болезненной точностью попал охраннику в пах: яйца ему сдавило между его же ногой и костяшками Вэнса. Мужчина взвыл и скорчился; Вэнс вскочил на ноги и, сжав руки в замок, заехал охраннику прямо по носу. Тот повалился на пол. «Узи» беспомощно ударился о каменный пол.

Раскрыли глотки и остальные автоматы — это начали стрелять бегущие охранники. От стен с грохотом отлетали огромные куски штукатурки; деревянная обшивка разлеталась в щепки. Пока стражники бежали, Вэнс упал на пол и вкатился в кабинет брата Грегори. Будто в замедленном покадровом кошмаре, Эриксон видел, как он катится, словно через море клея, а линия пуль аккуратно прострачивает темные плитки пола, оставляя за собой белые оспины.

Вэнс в отчаянии вскочил на ноги и бросился подальше от смертельной автоматной строчки, которая преследовала его, пока он не свернул с линии огня.

— Закройте дверь! — приказал Вэнс, сдергивая с плеча «узи» и целясь в брата Грегори и его помощника, присевших за дверью на корточки. Они смотрели на него с неподдельным изумлением. Сейчас же закройте, или я, блядь, отстрелю вам головы! — Вэнс заметил, как в их глазах вспыхнул страх; брат Грегори медленно подчинился. — Быстрее! — орал Вэнс. — И прикажи своим людям держаться подальше, если хочешь жить. — Брат Грегори мгновение помедлил. Вэнс начал отводить затвор «узи».

— Стойте! — закричал брат Грегори. — Во имя Господа, остановитесь! — Он едва не опоздал. Самый быстрый из охранников уже врезался в дверь, чуть не сбив его с ног. Охранник посмотрел на Вэнса, укрывшегося за небольшим диванчиком, потом на брата Грегори; затем снова на Вэнса, размахивающего автоматом, и опять на брата Грегори, уже вставшего на ноги. — Оставь нас, брат, — быстро приказал Грегори ошарашенному охраннику, который стоял, тяжело дыша, и по липу у него лил пот. Быстрым умным взглядом из-под густых нахмуренных бровей он окинул комнату. Брат Грегори наклонился к охраннику и что-то прошептал.

— А вот этого не надо! — крикнул Вэнс и выстрелил поверх голов. Брат Грегори в ужасе отпрыгнул. Охранник инстинктивно навел оружие на Вэнса; тот выстрелил. Короткая быстрая очередь попала охраннику в грудь, и вытолкнула его за полуоткрытую дверь. — Теперь закрой ее до конца и запри, — приказал Вэнс сквозь зубы. — И ни слова своим людям — ни единого.

Молча, мрачно, главный монах повиновался. Как только он это сделал, Вэнс вышел из-за дивана. Мужчина, открывший дверь сначала, всё еще стоял на четвереньках рядом с книжным шкафом за дверью. То был невнятный человек средних лет с редеющими каштановыми волосами, серыми водянистыми глазами и в мешковатом деловом костюме, неумолимо обвисавшем на его тощей фигуре. Несколько мгновений они пристально смотрели друг на друга: все трое были в шоке, им требовалось время, чтобы прийти в себя, оценить ситуацию, понять, что происходит. Наконец Вэнс нарушил молчание:

— Идите к окну, — распорядился он. Мужчины молча подчинились. Узкий балкон, видневшийся из огромного, спартански обставленного кабинета сквозь три застекленные двери, выходил на озеро Комо.

Вэнс повел дулом автомата.

— Задерните шторы, — резко сказал он. — Закройте их полностью.

Несмотря на уверенный голос, Вэнс трясся от страха и изнеможения. Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул; выдох получился громким и неровным. Услышав это, брат Грегори повернулся к Вэнсу со спокойной блаженной улыбкой. Сам его вид неожиданно поверг Вэнса в ярость; возникло почти неподвластное желание нажать на курок «узи», чтобы этого мерзавца разнесло на куски. Но он сдержался. Брат мог оказаться его билетом на выход из монастыря.

— Мне тоже страшно, — сказал Грегори, сделав шаг к Вэнсу. — Мы оба боимся. — Он протянул руку. — Возможно решить вопрос миром. Отдайте мне автомат.

— Придержи коней, засранец! — рявкнул Вэнс. — Я не хочу слушать твое преосвященное дерьмо. — Грегори сделал еще один шаг. Вэнс перевел автомат на одиночную стрельбу и выпустил пулю брату Грегори в ногу. Священник тут же застыл, его лицо снова искривилось от ненависти и злобы, а руки в складках черной рясы крепко сжались в кулаки. — Так-то лучше, — сказал Вэнс. Второй мужчина, похоже, не сдвинулся ни на дюйм, хотя было видно, что у него дрожат руки: он вцепился в край стула, стоящего перед ним. — Так, подведи своего приятеля к двери. — Вэнс показал на дверь из коридора.

Вэнс поставил мужчин рядом и обыскал их. Забрал у невнятного бумажник, ключи от машины и мелочь. Брата Грегори он обыскивал, поставив к двери в соседней стене и велев раздвинуть ноги, поднять руки и упереть их в стену.

— Смотрите, что у нас тут есть, — сказал Вэнс в притворном удивлении, вынимая из кармана рясы брата Грегори «беретту» 25 калибра. — Дополнение к мессе? Я полагаю, это для соборования.

Отойдя от парочки, Вэнс приблизился к столу и медленно сел на стул, не выпуская из рук «узи». Кровь уже не звучала в ушах, как бьющиеся о берег волны; руки перестали трястись. В голове начал зарождаться простой план — но действовать придется быстро, пока охрана в смятении.

— Брат Грегори, — начал Вэнс. — Мы с вами скоро отсюда уйдем. Но сначала я хочу, чтобы сюда привели Сюзанну Сторм. — Грегори не ответил. — Ты слушаешь, мешок дерьма церковного? — зло спросил Вэнс.

— Не надо богохульствовать. — Голос Грегори звучал приглушенно, поскольку он стоял лицом к стене. — Я вас слышал. Но, — он сделал паузу, — я хочу сказать вам такое, что вы должны выслушать.

— Хорошо, — нетерпеливо ответил Вэнс. — Только поживее.

— Можно мне занять более удобное положение? — вежливо спросил Грегори. — Я хотел бы поговорить с вами лицом к лицу.

— Стой где стоишь, — ответил Вэнс. — Прости за грубость, но я тебе не доверяю:

— Ладно, — вздохнул Грегори. — Как вам известно, у вас был по меньшей мере один шанс встать на нашу сторону. Мы бы действительно хотели, чтобы вы работали с нами, а не против нас. У вас огромный талант. О ваших научных способностях и техническом мастерстве хорошо известно, и вы лучший знаток Леонардо.

— Возможно, — злобно заметил Вэнс, — после того, как вы убили остальных. — Он никогда не забудет, как изувечили Мартини. — Мне следовало бы так же поступить с тобой.

— Это не мы совершили те злодеяния, о которых вы говорите, — возмущенно ответил брат Грегори. — Мы слишком уважали ученость Мартини. Это были другие люди.

Вэнса это ошеломило:

— Кто?

— Я скажу, если вы присоединитесь к нам.

— С чего бы я к вам присоединялся?

— Мистер Эриксон, у Избранных Братьев Святого Петра хранится клад, состоящий из произведений искусства, по сравнению с которым любая коллекция мира кажется ничтожной. Там и картины, и музыкальные произведения; научные труды, которых мир раньше не видел и не изучал. У нас здесь достаточно работы и пищи для пытливого ума, чтобы занять истинного ученого до конца жизни. А вы, Вэнс Эриксон, обладаете таким умом, который нам нужен. Вы можете не только осмотреть нашу коллекцию и достижения, но и внести вклад в развитие новой цивилизации — цивилизации, чьим духовным лидером буду я.

Вэнс представил ящики с шедеврами искусства, вспомнил, как Тоси описывал записи и рисунки Леонардо, которые, по его словам, хранились в монастыре. Но Вэнс услышал и отчаяние в голосе Тоси. Еще он подумал о тех отвратительных личностях, что получили убежище в монастыре, о тех ничтожных слизняках, которым позволили скрыться здесь от правосудия. Но большая часть мыслей касалась Сюзанны.

— Если это зависит от меня, то нет, — внезапно произнес Вэнс.

— Прошу прощения?

— Ты не станешь ничьим духовным лидером, если это будет зависеть от меня.

— Мой юный друг, речь как раз о том, — маслянистым голосом проговорил Грегори, — что от вас ничего не зависит. Вы не сможете мне помешать осуществить мои планы. От судьбы нельзя уйти.

— Я попробую.

— Ваши попытки убьют вас, — жестко ответил Грегори.

— Пусть будет так, — сказал Вэнс, — я лучше умру, пытаясь.

Грегори устало вздохнул:

— Как экзистенциально. И как тщетно. Почему вы не прислушаетесь к голосу разума? Я могу помочь вам. Я могу сделать так, что вы станете частью новой жизни. Мы действительно много потеряем, если вы умрете. Выбросить такие мозги. Вы не хотите их сохранить?

— В качестве твоего пленника — нет.

— Мистер Эриксон, я вас умоляю. — Голос Грегори звучал настойчиво; впервые показалось, что он напуган.

— Умоляй сколько хочешь, — ответил Вэнс. — Тебе это не поможет. Либо мы оба выйдем отсюда живыми, либо оба погибнем.

В комнате повисла плотная тишина — ее нарушали только звуки, которые издавал Вэнс, роясь в столе Грегори. Он открывал и закрывал ящики, вороша их содержимое.

— Ага! — сказал он, вытаскивая рулон скотча. Можно примотать ствол автомата к голове Грегори, а свой палец к курку. Если Вэнса пристрелят, голову святого отца разнесет на куски.

Хотя Эриксон уже успокоился, он знал, что остальные двое — еще нет. Он заставил их трепетать от страха за свои жизни. Внезапно Вэнс осознал свою власть — а потом, так же внезапно, его затошнило. Власть, подумал он, действительно портит человека.

Держа скотч в одной руке, а «узи» в другой, Вэнс начал подниматься на ноги. Сзади, в занавесках, послышался слабый шелест, похожий на ветер. Он развернулся как раз в тот момент, когда на него из-за штор бросился громадный мужчина. Вэнс вырвался и поднял «узи». Но за первой парой рук появилась еще одна, Вэнса схватили за плечи и вырвали автомат. Он закричал, но получил мощный удар по затылку, и крик застрял в горле. Когда на него накатывала тьма, Эриксон ругал себя за то, что не проверил, заперты ли балконные двери.

Глава 16

Его беспощадно закружило в черном вихре, разум и тело разнесло во все концы пространства.

Эриксон понял, что приходит в сознание, когда ощутил взрыв боли, словно в голове одновременно разорвались миллионы звезд. Он лежал неподвижно, желая вернуться в уютную темноту. Затем постепенно осознал еще одно. Что-то нежно касалось его лба и волос, и вскоре он услышал голос Сюзанны. Вэнс открыл глаза.

— Слава богу, с тобой все в порядке! — закричала Сюзанна, потом наклонилась и поцеловала его.

Вэнс лежал на кровати в очень темной комнате, его голова была на коленях у журналистки. Когда она пошевелилась, Вэнсу в голову словно вонзились жгучие копья с ядовитыми наконечниками.

— Осторожнее, — задыхаясь, выдавил он, — у меня в голове громадная зона бедствия.

— Ой! — И Сюзанна внезапно выпрямилась. — Прости. Так лучше?

Потом она обняла Вэнса, и на мгновение он забыл о пульсирующей боли в голове. Эриксон повернулся к Сюзанне и они целовались долго и жадно.

— Я так счастлива, — сказала Сюзанна.

— Я тоже. — Вэнс отодвинулся от нее. — Сюзанна, — спросил он еще неокрепшим голосом, — что… что с тобой произошло?

И она поведала, как в Комо ее схватила полиция и отдала брату Грегори.

— Должно быть, они работают на доброго братца, — сказал Вэнс. — Интересно, как далеко простирается его власть.

— Но я тебе не сказала самого страшного, — продолжала Сюзанна. — Они хотят оставить меня здесь, чтобы размножаться — можешь себе представить? Они берут где-то женщин, осеменяют их искусственно, как скот, чтобы выращивать маленьких монахов. Всем этим занимаются евнухи.

— Евнухи! Я думал, они давно вышли из моды! — Вэнс на секунду задумался. — Но инквизиция, с другой стороны, — тоже.

— О господи! — Сюзанна почти шептала. — Я чуть не… как я могла такое забыть? Они — монахи с кем-то вместе — планируют убийство… какого-то важного человека, завтра… нет, уже сегодня. Сегодня днем.

От этих слов у Вэнса прояснилось в голове.

— Убийство? Чье?

— Не знаю, — ответила она. — Я подслушала это, когда лежала в комнате рядом с кабинетом брата Грегори. Они думали, что я все еще без сознания. Но я слышала, как они обсуждали убийство, которое должно совершиться сегодня после обеда. Это, кажется, будет фигура мирового значения.

Думаю, вскоре должно произойти нечто грандиозное. Через помехи боли до Вэнса дошли слова Тоси. Союз Бременской Легации и Избранных Братьев Святого Петра. Документы в Ватикане, мощное оружие, нарисованное да Винчи…

Оружие массового поражения… нейтронная бомба покажется фейерверком для вечеринки.

Половина бумаг находится в Ватикане; вторая половина у братьев. Убийство сегодня после обеда, и предположение Тоси о том, что… скоро что-то должно произойти.

У Вэнса в голове начал прорисовываться их дьявольский план. Ему хотелось, чтобы это оказалось бредом, адской причудой ума, но такие мысли нельзя было просто отставить в сторону. Хотя идея казалась чудовищной и извращенной, для Братства этот план был единственным логическим и объяснимым ходом.

— Они собираются убить Папу Римского, — тихо произнес Эриксон, не веря собственным словам. — Слушай, — сказал он, глядя в удивленные глаза Сюзанны. — Я долго беседовал с Тоси, и…

Он пересказал разговор с ученым, и в том числе упомянул, что старик предупредил о надвигающемся важном событии, о мощном оружии, описанном да Винчи, а также рассказал о решении Тоси остаться здесь, об имплантантах и всем остальном. Пока Вэнс рассказывал, он видел в глазах Сюзанны понимание. Даже в темноте ее глаза светились.

— Я просто поверить не могу, что все это на самом деле происходит. Господи, в двадцать первом-то веке. Нас преследует кучка психованных священников из Средневековья из-за изобретения человека, умершего почти пятьсот лет назад. Такого не может быть. Это… Но это происходит. И если все это не тщательно продуманный розыгрыш, то доказательства мы видели. Они убивают людей по всей Европе. Они могут порабощать людей с помощью своих имплантантов. Полиция с ними заодно. Они…

— Хорошо, хорошо, — прервала Сюзанна. — Это все я и сама вижу. Я верю тебе… Я верю в это, но я просто не хочу верить.

Они сидели на кровати обнявшись, наслаждаясь теплом друг друга.

— Надо что-то сделать, — наконец сказала Сюзанна. — Прежде чем оставить нас вдвоем, они хорошо потрудились и забрали все, что можно хоть как-то использовать. — И женщина рассказала о своих бесплодных поисках. — Я выяснила одно — с кровати снимаются ножки, если это как-то нам поможет. Можно было бы использовать их как дубинки, но охранники ни за что не откроют дверь, пока не будут полностью наготове. А когда этот момент наступит, пара металлических ножек от кровати не особо поможет против автоматов.

— Да, — мрачно сказал Вэнс, — это правда.

Он встал, и сам осмотрел комнату. Над раковиной висел небольшой светильник — лампочки в патроне не было. Вэнс попробовал засунуть туда палец, и нащупал два контакта. Ничего не произошло. С одной стороны, конечно, хорошо, что его не ударило током, но все-таки жаль. Другой рукой Вэнс нашарил цепочку выключателя и дернул.

— А-а-а, ч-ч-черт! — воскликнул он, когда руку сотряс электрический разряд.

Вэнс приземлился задом на деревянный пол, раскинув ноги, как ребенок в песочнице.

— Вэнс! — закричала Сюзанна, спрыгнув с кровати. — Что с тобой?

Они услышали, что охранник за дверью сделал пару шагов. Загремела дверная ручка. Очевидно, удовлетворившись тем, что дверь по-прежнему заперта, человек вернулся на свой пост за несколько футов от двери.

— Да, — ответил Вэнс, глубоко вдохнув. — Я нашел, что искал.

— И что это было? — спросила Сюзанна, помогая ему подняться.

— Уф-ф, — измученно выдавил он. — Боже, голове моей это не пошло на пользу. Я искал, — продолжал Вэнс, — то же, что искал Бен Франклин,[47] запуская змеев во время грозы.

— Похоже, ты это действительно нашел, — язвительно заметила она. — И что теперь?

— Думаю, это поможет нам отсюда убежать. Давай, — сказал Вэнс, пытаясь поднять с кровати матрас, — помоги мне.

Через пятнадцать минут они разобрали кровать. Разогнули несколько пружин и с помощью острых концов разорвали тонкий матрас. Две металлические кроватные ножки прислонили рядом к стене. Вату из матраса они распушили и сложили возле плинтуса у раковины, рядом с розеткой — получился холмик высотой фута в три.

— Хорошо, теперь держи аккуратно вот это. — Вэнс подал Сюзанне кусок проволочной сетки от кровати длиной в фут, обмотав его полосками ткани, оторванными от простыни. Держа в руке такую же штуку, он сел у кучи ваты, спиной к Сюзанне. — Надо сделать все идеально, — предупредил он. — Возможно, у нас будет только один шанс.

Стараясь не дотрагиваться до голой проволоки, они вставили свои проводники в отверстия розетки. Вспомнив, как его ударило в прошлый раз из патрона, Вэнс не рисковал. Хотя делать это вдвоем было не слишком удобно, зато снижались шансы, что кто-нибудь серьезно пострадает.

— Вставила конец своего провода? — спросил Вэнс.

— Ага.

— Отлично. Теперь воткни другой конец в вату.

Вэнс согнул свободный конец провода так, чтобы он коснулся провода Сюзанны. Разряд между ними изогнулся дугой, провода заискрились и затрещали. Голубовато-белый свет озарил комнату, и они непроизвольно отшатнулись, когда глаза, привыкшие к темноте, среагировали на яркий свет. Короткое замыкание продлилось всего секунду-другую, а потом сгорел предохранитель. Но хватило и этих секунд; искры попали на тонко изорванную вату, она загорелась, потом вдруг вспыхнула так, что Сюзанне и Вэнсу пришлось отпрыгнуть, чтобы не обжечься.

В коридоре закричал охранник:

— Эй, что со светом?

Под дверью больше не теплилась желтая полоска. Все лампочки были в одной цепи.

— Слава тебе господи, что проводка старая, — прошептал Вэнс, держа Сюзанну за руку: они наблюдали за разгорающимся огнем. — И помни: пока надо молчать. — Они подтащили остатки матраса и засунули его угол в огонь. — Лучше будет, если они не заметят пожара, пока все как следует не разгорится.

Время решало все. Надо было дождаться, когда огонь начнет пожирать деревянный пол, — но не затянуть слишком надолго, а то можно задохнуться. К тому же за это время могут заменить перегоревшую пробку, и на то, чтобы укрыться в темноте коридора, можно будет не рассчитывать.

Вэнс начал кашлять.

— Давай поближе к двери, — сказал он. — И держись ниже, у пола легче дышать.

Огонь пожирал матрас и простыни, и комната стала похожа на уголок картины Иеронима Босха,[48] изображающей ад: две съежившиеся души среди вздымающихся клубов дыма и танцующих языков пламени.

Пламя уже добралось до стен, лица горели от жары.

По темному коридору, куда пробивался лишь слабый свет лампочки на лестнице с первого этажа, туда-сюда расхаживал охранник и что-то бормотал.

Осторожно держа «узи», он дошел до конца коридора, надеясь развеять тревогу, пока перегоревшую пробку не найдут и не заменят. Вот он дошел до конца, повернулся — и его глазам предстало нехорошее зрелище: под дверью виднелась мерцающая желтая полоска. Невозможно. Лампочек в той комнате не было; он это знал, ибо сам выкрутил их все по приказу брата Грегори.

Мужчина быстро зашагал к комнате. Откуда свет? Когда же он услышал из комнаты сдавленные крики, у него сердце ушло в пятки.

— Пожар! Incendio! Пожар! На помощь! Горим! — Мужчина схватился за ручку; она была теплой. Что делать? Брат Грегори убьет его, если американцы сбегут. Он отпустил ручку и бросился назад к лестнице.

— Пожар! — кричал он. — На втором этаже пожар!

Вэнс и Сюзанна лежали в комнате среди разожженного ими же пламени, и маслянистый густой дым заполнял легкие. Услышав, что охранник тоже закричал, они прекратили звать на помощь. Когда задергалась ручка двери, у них появилась надежда, но потом она так же быстро исчезла — охранник отпустил ручку и убежал.

Огонь пожрал матрас и перебрался на стены, постепенно охватывая все пространство вокруг пленников.

Потом послышался топот бегущих людей.

— Подкрепление, — сказал Вэнс, еще крепче взяв Сюзанну за руку.

— Вэнс… — Сюзанна повернулась к нему. — Что бы ни случилось, знай — я тебя люблю.

— Я тоже тебя люблю. — Они быстро поцеловались; ручка двери снова задергалась. — Вот что называется — «пан или пропал». — И Вэнс поднялся в клубящемся дыме, сжав в руке железную ножку кровати. — Не вставай, — предупредил он, — когда они ворвутся, пусть споткнутся о тебя, а ты выбегай.

Бешеные голоса за дверью пылко и разъяренно кричали что-то по-итальянски. Вэнс приблизился к раковине; легкие лопались от едкого дыма. Последний толчок — дверь распахнулась и ударилась о раковину. В комнату ворвались два человека в рясах и с «узи» наперевес. Размахнувшись ножкой кровати, словно бейсбольной битой, Вэнс двинул одного мужчину по пояснице, по почкам, от чего тот руками вперед полетел в пламя. Подняться он так и не смог.

Сюзанна тоже замахнулась ножкой от кровати и ударила второго мужчину по голени; тот рухнул лицом вниз. Всего лишь в нескольких футах перед ним визжал его напарник, объятый пламенем. Прогоравший пол потрескивал, стонал и наконец сдался. В брызгах искр первый охранник провалился на нижний этаж. Огонь сначала облизал отверстие, потом с ревом взобрался на потолок, подпитываемый воздухом снизу.

Свежий воздух на мгновение развеял дым и вырвался в коридор. В этот миг Вэнс прицелился, чтобы нанести смертельный удар ножкой кровати второму охраннику, лежавшему на полу. Но пока он замахивался, охранник откатился. Вэнс попал не по голове, а по руке, выбив из нее «узи». Автомат со стуком упал на пол, проскользил и остановился у ног Сюзанны.

Охранник вскочил; Вэнс услышал за дверью шаги бегущего по лестнице человека. Сюзанна схватила «узи», но прежде чем она смогла выстрелить в охранника, гот прыгнул на Вэнса.

Эриксон ощутил удар костлявого кулака по своей грудине. Вэнс пошатнулся, но инстинктивно взмахнул рукой и попал во что-то мягкое. Монах резко выдохнул и ухватил Вэнса за шею. Они рухнули на пол и покатились к открытой двери. Та с грохотом ударилась о раковину.

Пол в коридоре сотрясался от шагов, и вдруг вой сирены прорезал ночной воздух, а потом нечеткий бесплотный голос закричал в потрескивающий громкоговоритель:

— Всем срочно собраться у главной виллы для тушения пожара!

Сюзанна с ужасом наблюдала, как Вэнс с охранником подкатываются к краю пылающей дыры в полу. Возбужденные голоса в коридоре приближались. Сев в дверном проеме и опершись спиной о косяк, она увидела, что по коридору пробежали три пары ног — тела были в дыму. Сюзанна не спешила открывать огонь. Она быстро оглянулась — как раз в тот момент, когда охранник двинул Вэнса локтем в солнечное сплетение. Удар сложил Вэнса вдвое; охранник выкатился из его объятий и схватил железную ножку кровати.

Ловя ртом воздух, чтобы отдышаться, Вэнс с трудом поднялся на колени и попытался встать, но монах уже обрушил на него железную палку. Вэнс метнулся в сторону, и ножка просвистела рядом. Вэнс расслышал выстрелы.

В коридоре кто-то поспешно побежал к открытой двери. Журналистка направила «узи» и повела стволом по коридору. Грохот очереди заглушил весь этот адский шум. Сначала один, потом второй и, наконец, третий охранник попадали на пол.

Воздух наполнил легкие; Вэнс снова мог двигаться. Монах поднял железную палку и приготовился нанести еще один удар, но Вэнс внезапно лягнул его, полностью вытянув ноги, и попал по бедру. Противник потерял равновесие, но, качнувшись к дыре в полу, схватил Вэнса за ногу.

Вэнс почувствовал, что начал скользить, и замахал руками, стараясь ухватиться за что-нибудь. В нижней комнате раздавались возбужденные крики.

В коридоре один из раненых охранников отчаянно стрелял в сторону Сюзанны. Она слышала, как пули крошат штукатурку у нее над головой. Увидев вспышку у дула его автомата, журналистка прицелилась туда, нажала на курок и услышала, как «узи» охранника глухо стукнулся о ковер. Когда она перевела взгляд на Вэнса, ее охватил ужас — Сюзанна увидела, что его потихоньку тянут к дыре. Монах крепко держал Вэнса за ногу. Пламя облизывало руки охранника, он висел ненадежно: ноги в дыре, а туловище — все еще в комнате. Сюзанна прицелилась, надеясь, что не попадет в Вэнса. Нажала на курок. И ничего.

Господи! — подумала она. Мы же хорошие ребята; у нас не могут кончиться патроны. Ничего другого не оставалось — она бросилась вперед и швырнула «узи» в монаха; тот с удивлением успел глянуть вверх, на приближающийся кусок металла за долю секунды до того, как он ударил его по лицу. Монах с воплем провалился в дыру.

— Вэнс, — спросила Сюзанна, помогая ему подняться, — ты в порядке?

Он коротко улыбнулся:

— Глупо об этом спрашивать в такое время. Бежим!

На лестнице послышались еще чьи-то шаги. Вэнс взял у одного из охранников «узи» и отдал его Сюзанне.

— Держи, — сказал он, — похоже, ты знаешь, как с этим обращаться. — После чего схватил еще один автомат и побежал по коридору прочь от лестницы.

Когда они добрались до конца коридора, внезапно появились два монаха — выбежали из плотного клубящегося дыма. Короткая очередь из автомата Вэнса остановила их. Сюзаннабросилась к узкой служебной лестнице, Вэнс за ней, а внизу слышались еще чьи-то шаги. Бежать оставалось только вверх.

На следующем этаже они пронеслись мимо ошарашенного охранника, и тот открыл по ним огонь. Вэнс выстрелил в ответ, и мужчине пришлось искать прикрытия. Шаги на лестнице становились все громче, все ближе. Сюзанна была бледна, влажные волосы липли ко лбу. Вэнс понимал, что долго они не продержатся. Дым и драка с охранниками исчерпали почти все их силы. Но они продолжали карабкаться вверх, а их отрывистое дыхание эхом отдавалось в узком лестничном колодце.

Лестница закончилась маленькой дверью с висячим замком. Вэнс молча отодвинул Сюзанну к стене и выстрелил в замок. Потом с разбегу просто вышиб дверь.

— Теперь нам понадобится удача, — мрачно пробормотал он, — у меня кончились патроны.

Порыв прохладного свежего ветра на мгновение придал им сил и бодрости: они увидели маленькую террасу с перилами, выходящую на озеро. На ней белели столики под зонтами. За спиной у них был ярко освещенный монастырский двор, полный людей, бегущих к вилле. В воздухе чувствовался слабый запах гари. В этот предрассветный час небо над горами немного посветлело.

Пытаясь отдышаться, они направились к столикам. Как Вэнс и ожидал, рядом был лифт, а у стойки обслуживания — кухонный подъемник. В него наверняка можно поместиться вдвоем. Если только…

Но подъемник не поддавался Вэнсу. Предохранительный замок не давал открыть дверцы, если за ними не было платформы.

— Лифт поднимается, — крикнула Сюзанна, — наверняка, там не гости на ужин едут.

Вэнс услышал возбужденные крики преследователей, уже поднявшихся по служебной лестнице. Осталось несколько секунд, подумал Вэнс. Его охватило отчаяние.

— Прости, детка, — устало сказал он Сюзанне, которая пристально смотрела на него, — я все просрал.

Женщина убрала с лица волосы и решительно осмотрелась.

— Рано сдаваться, — сказала она, — идем.

Сюзанна схватила Вэнса за руку и потащила к краю крыши. Внизу, у самого фундамента, узкими седыми усами пены бились волны. Как и многие виллы на озере Комо, эта была построена у самого уреза воды. Под водой продолжал свой спуск крутой горный склон. На Комо не было пляжей — только по дальним краям; слишком крутой уклон не позволял им образовываться. На расстоянии десяти футов от берега могло оказаться футов двадцать или тридцать в глубину. Или, содрогнувшись, подумала Сюзанна, намного меньше.

— Вот выход, — сказала она. Вэнс молча посмотрел на нее, потом вниз, на воду, от которой их отделяло футов семьдесят-восемьдесят.

— Выход?

— Мы прыгнем, — с несуществующей уверенностью ответила женщина.

— Прыгнем? — Вэнс проглотил слюну.

Сзади прогремели выстрелы. Воздух внезапно наполнился смертью.

Держась за руки, они прыгнули.

Глава 17

Нельзя было сказать, что комната неудобная: по сути, она была даже роскошной — обстановка в современном итальянском стиле, много хрома, кожи и тростника. Даже оригинал Матисса[49] гармонично смотрелся на стене цвета слоновой кости. Очень жаль, думал Харрисон Кингзбери, поднимаясь с сооружения из ротанга и кожи, служившего креслом: все это не в его вкусе.

В то же время, ступая босиком по ворсистому синему ковру со стальным отливом по пути к окну, выходящему на старый квартал Болоньи, он понимал, что вкус тут ни при чем.

— Вэнс, Вэнс, что я сделал с нами обоими?

Старик вздохнул, в который раз вспоминая здания с красными крышами, стоящие вокруг Кафедрального собора: это видение аккуратно вписывалось в узорчатые решетки на окнах, установленные для того, чтобы не проникли воры, только сейчас они удерживали Кингзбери внутри. Впервые в жизни он почувствовал себя старым. Вес семидесяти трех лет свинцовым грузом повис на скелете.

Через несколько дней компания, в создание которой он вложил все свои силы, потеряет всякую ценность, а человек, которого он любит как сына, будет объявлен преступником и либо погибнет, либо будет обречен провести оставшуюся жизнь в бегах. Как такое могло случиться? Харрисон прикрыл серебристо-серые глаза и потер веки кулаками. Надо было определить слабое звено, благодаря которому Легация получила желаемое.

Разговор на вилле под Римом был кратким, но Кингзбери уже знал, что обычно самые разрушительные удары судьбы быстры и беспощадны. Этот самонадеянный юнец, Кимболл, спокойно и расчетливо изложил требования Легации: либо Кингзбери встанет на их сторону, либо и его, и Эриксона уничтожат.

Кимболл вкратце рассказал, как хитро они подставили Вэнса Эриксона и эту девушку, Сюзанну Сторм. Восхитительная парочка, думал Кингзбери, отходя от окна и возвращаясь к ненавистному креслу. Электронные часы на столе показывали 9: 53 утра. Кингзбери и представить не мог, что эти двое смогут по-человечески общаться друг с другом, уж не говоря о том, чтобы стать соучастниками преступления.

На поверхности первая часть требований Кимболла казалась простой: если вы будете с нами сотрудничать, мы позаботимся о том, чтобы восстановить репутацию Вэнса, сделаем так, чтобы с него сняли все обвинения. Будете воевать с нами — и мы его уничтожим. Это отвратительно, эмоциональный терроризм, выходящий за пределы честной борьбы. Тем не менее с таким Кингзбери справился бы самостоятельно. У него тоже имелись высокопоставленные друзья; он мог бы дать сильный отпор.

Но и его враги отлично это знали.

Они прекрасно изучили Кингзбери — так профессиональный шахматист запоминает все ходы противника в предыдущих партиях. Враги знали Кингзбери настолько хорошо, чтобы отложить смертельный удар, удар наотмашь, который собьет его с ног.

Они каким-то образом прознали о том, что Харрисон открыл огромные месторождения нефти в чилийских Андах. Это нанесло бы много вреда, но не разорило бы компанию. Но враги также знали, каких усилий «КонПаКо» стоило разработать эти ресурсы. Вот с этими знаниями компанию можно разрушить. Кингзбери зашел в угол с кухонькой, чтобы приготовить себе чашку чая. Но, подумал он, именно поэтому «КонПаКо» и стала великой фирмой — она не боялась рисковать.

Кингзбери пришлось заложить буквально все свои деньги и деньги компании. Многие назвали бы такой поступок безрассудным, но в данном случае, если бы вложение окупилось, это была бы самая прибыльная сделка за всю историю нефтедобывающей промышленности.

Кингзбери продвигался вперед медленно и постепенно. Только ему и Вэнсу Эриксону, открывшему месторождение, был известен весь план целиком. Обязанности распределились так, что никто из администрации «КонПаКо» больше не знал всех подробностей, не знал, насколько велик риск. Кингзбери должен был действовать не спеша еще и потому, что большая часть вложенных денег была взята под залог против его личных 53 % акций «КонПаКо». Если случится резкое падение стоимости акций на рынке — а это неизбежно, если остальные инвесторы узнают о проекте прежде, чем он начнет давать прибыль, — аннулируется огромное количество займов. А в таком случае проект придется свернуть, что будет означать гибель «КонПаКо». И единственным выходом станет продаться одной из крупный нефтяных компаний.

Именно это, подумал Кингзбери, когда чайник начал бурлить, ему и пообещала Бременская Легация. Он налил кипяток в большую английскую чашку и посмотрел на поднимающийся пар, затем опустил в воду пакетик английского утреннего чая «Туайнингз»; он набух и погрузился на дно. Жалко, что нет настоящего чайника. Пакетики — это дико.

Но он обойдется и так, всегда ведь обходился, думал Кингзбери, наблюдая за тем, как золотисто-коричневая жидкость начала сочиться из пакетика и разлилась по дну чашки. Раньше ведь все было очень нецивилизованно, так что в случае чего он справится. Холодной зимой Кингзбери видел, как в их жалком домишке в горах Уэльса умирал его отец. Мальчику тогда было восемь, и он поклялся себе, что с ним такого ни за что не случится. Он видел, что отец сдался, хотя мог бы и спастись. Сдаться означает смерть. Кингзбери помешал чай и вытащил пакетик. Да, это означает смерть.

Он вспомнил деланную улыбку, проклятую фальшивую самоуверенную улыбку на лице Кимболла, когда тот рассказывал о планах Легации, там, на римской вилле. Даже сейчас у Кингзбери руки тряслись от ярости, и он уронил три золотисто-коричневые капли на синюю со стальным отливом салфетку. В «КонПаКо» завелся предатель, который передал Легации все нужные сведения.

Когда Кингзбери возвращался вчера с виллы назад в Рим, он думал, что его разгромили. А потом с Комо позвонил Вэнс и рассказал, что на его жизнь покушались. Вэнс не сдался; мальчик отчаянно защищался. Кингзбери поневоле задумался и почти убедил себя в том, что есть способ… уж если не победить, то хотя бы сделать так, чтобы и Бременская Легация не выиграла.

Но ранним утром к нему в отель пришли люди из Легации. Они сказали, что Вэнс продолжает создавать проблемы; то есть пытается помешать какому-то делу, важному для Легации, — Поэтому они отвезут Кингзбери в Болонью, в один из своих домов. Кингзбери побудет заложником, чтобы гарантировать, что Вэнс не сорвет планы Легации.

Таков договор, вспоминал Кингзбери, потягивая горячий чай. Я должен остановить Вэнса. Если я этого не сделаю, то и Вэнс, и «КонПаКо» вылетят в трубу. Но как я это сделаю? Откуда Вэнсу знать, что следует приехать в Болонью? Как он сможет меня найти, и что мне делать, когда он это сделает?

В туманном небе Болоньи вставало солнце. Кингзбери не знал ответов на эти вопросы, но он верил, что Вэнс придет и найдет его. По липу скользнула улыбка. Кингзбери поставил чашку на блюдце.

— Когда ты появишься здесь, мой мальчик, — сказал он в пустоту комнаты, — мы с ними поиграем. У меня есть одна идея.


— Проклятье! — снова воскликнул Хашеми на фарси, шагая из угла в угол маленькой убогой комнаты. Что этот чертов американец возомнил о себе? Дилетант, который не может убить человека без посторонней помощи. Американский империалист, такой же, как и все остальные, и он, Хашеми, не позволит им остановить себя. Он убьет Папу по-своему. Деньги его больше не интересуют. Он должен уничтожить Папу Римского, символ христиан, вторгшихся на его землю.

Хашеми остановился и сделал глубокую затяжку из кальяна. Гашиш курился в голове, а на сердце остались злоба и готовность убивать. Рядом с кальяном лежал девятимиллиметровый «браунинг» и запасная обойма. Это Меч Аллаха. Он заговорит и заставит замолчать ватиканского тирана.

Хашеми встал у окна и вперился взглядом в грязную желто-серую стену по другую сторону узкой улочки. В пятнах на стене ему виделись фрески его героических деяний — он видел, как сорвет «аварийный» план этого заносчивого американского блондина.

Американец со своими «помощниками» собирался украсть у Хашеми дело, принадлежащее ему по праву: лишь Хашеми, Мечу Аллаха, предначертано судьбой убить Папу Римского. Эти безбожники не заслуживают славы, которая принадлежит ему. Хашеми подошел к облезлому письменному столу у окна и сел. Достал измятый клочок бумаги и неровным почерком написал:

«Я убил Папу Римского».

Хашеми уже грела мысль о выполнении задания, он вспоминал, о чем думал несколько секунд назад, и чистосердечно доверял свои мысли бумаге. Когда Папу похоронят, это письмо станет главой в истории. Хашеми писал быстро, потом запечатал письмо в заляпанный конверт и положил его на комод под ключ от номера 31.

— Аллах акбар, — промолвил он. Хашеми Рафикдуст положил «браунинг» в карман пиджака, закрыл комнату, и побежал вниз по скрипучей лестнице на встречу с судьбой.


— Правильно, Хашеми, — сказала Сюзанна в трубку. Вэнс стоял рядом, у телефонной будки на главном вокзале Рима, и каждый раз, когда к ним приближался человек в форме, у Эриксона все леденело внутри. Какого черта ей понадобилось звонить именно отсюда — наверняка это место на виду у всех полицейских. Будут ли сигналы тревоги? Вэнс не знал, как работает итальянская полиция.

— Нет, фамилия не известна, — говорила женщина. Она держала трубку рядом сухом, и голоса на другом конце провода Вэнс не слышал. — Но с таким именем он должен быть… Иранцем, наверное? — Сюзанна выслу шала ответ. — Тони, я уверена, что сегодня днем попытаются убить Папу Римского… в четыре часа… да, да, абсолютно уверена.

Вэнс устало закрыл глаза, желая продлить короткий, но крепкий ночной сон. Огонь на монастырской вилле разгорелся хорошо и быстро распространился по старым деревянным интерьерам. Все силы монастыря были брошены на то, чтобы погасить пламя, — задействовали даже охранников, которые стреляли в Сюзанну и Вэнса на крыше, — те в конце концов поверили в то, что они разбились насмерть.

Но Сюзанна оказалась права. Там, куда они упали, глубина была футов тридцать, и они ровно, как лезвия, вошли в воду ногами вперед. Легко доплыли до лодочного сарая и, поскольку все убежали к вилле, без проблем отвязали одну из моторных лодок и уплыли; но сначала Вэнс пожарным топором искромсал стекловолоконные корпуса двух оставшихся лодок. Они спокойно доплыли до Комо, вышли на пристани для прогулочных судов рядом с виллой Олмо и зайцами доехали на поезде до Рима.

— Тони, ну будь же умницей.

Вэнс заметил внезапную перемену в голосе Сюзанны во время разговора с этим таинственным Тони. Она отказалась рассказывать Вэнсу что-либо об этом человеке, кроме того, что он поможет.

— Тони, прошу тебя, — мурлыкала она. — У меня нет денег! Я как беженка… нет, тебе придется мне поверить. Пожалуйста… Достучишься до Швейцарской гвардии в Ватикане и давай встретимся… в том чудесном кафе на пьяцца делла Република… что? Конечно, глупый, ты его помнишь. Там, где мы сидели, когда ты попросил меня выйти за тебя замуж… да, я знаю, что я не попала бы в эту переделку, если бы согласилась… Тони. Не надо об этом, сейчас у нас нет времени. Да, да… в два?., а в час сможешь? Я знаю, что уже полдень, но мне очень важно встретиться с тобой еще раз. Спасибо, ты прелесть… пока.

Облегченно вздохнув, Сюзанна повесила трубку на рычаг и повернулась к Вэнсу.

— Я же сказала тебе, что он это сделает! — радостно воскликнула она, и ее сияющая улыбка затмила даже усталость. — Он…

Сюзанна осеклась, заметив выражение лица Вэнса.

— Чудесное кафе, где он попросил тебя выйти за него замуж? Что за Тони, черт возьми?


— Будь проклят этот Вэнс Эриксон! — возопил Эллиотт Кимболл, разъяренно шагая по ворсистому ковру в штаб-квартире Бременской Легации, расположенной на фешенебельной виа Витторио Венето в Риме. Он остановился у углового окна и взглянул на американское посольство немного южнее, затем продолжил вышагивать и разглагольствовать с самим собой.

— И ты будь проклят, брат Грегори! — Кимболл дошел до жертвенника в другом углу комнаты, развернулся на сто восемьдесят градусов и снова пошел к окну. Если бы этот ебаный чокнутый священник ничего не портил. Какого черта он вообще полез к Эриксону в Милане? И почему не мог убить его в монастыре?

Это правда — Эриксон был бы лучшим экземпляром монастырской коллекции людей.

Трясясь от гнева и раздражения, Кимболл оперся на гладкий стол розового дерева. Надо как-то сдерживать эмоции.

Если бы, если бы, если бы. Если бы брат Грегори убил Эриксона; если бы Эриксон не сбежал из монастыря; если бы только Карозерс позволила ему убить Эриксона еще несколько недель назад; если бы… если бы Бременской Легации не приходилось иметь дело с фанатичными подчиненными брата Грегори. Но, разумеется, думал про себя Кимболл, все эти «если бы» не имеют никакого значения, и ему все же приходится работать с этими идиотами.

Больше всего его беспокоил иранец. Он был даже более фанатичен в своей набожности, чем Братья. Люди, которые руководствуются собственной моралью, а не приказами, часто бывают ненадежны. Но, с другой стороны, где найдешь еще такого безумца, который окажется готов стрелять в Папу Римского из пистолета?

Немного успокоившись, Кимболл уселся за стол из розового дерева и откинулся на спинку директорского кресла из хрома и кожи, которое он спроектировал сам. Эллиотт глубоко вдохнул, закрыл глаза и прокрутил в уме предстоящие события. Его запасные снайперы закроют все бреши. Братья и Легация сделают свой ход; и через семьдесят два часа у Легации будут обе половины самого разрушительного научного открытия, сделанного современной цивилизацией.

Кимболл медленно открыл глаза и взял одинокий кусочек бумаги, лежавший на темной, красновато-черной полированной поверхности. Когда Эллиотт перечел написанное, у него снова затряслись руки.

В записке говорилось, что перед самым рассветом Вэнс Эриксон сбежал из монастыря Избранных Братьев Святого Петра. Кимболл пытался убедить себя, что Эриксон не представляет угрозы сделке и никак не мог узнать о замышляемом убийстве. Но все же его глодали сомнения. Эриксон уже много чего натворил; этот талантливый дилетант смог взять непреодолимые препятствия.

Кимболлу не нравилось одно: Эриксон втянул в этот безумный водоворот и Сюзанну Сторм. Это плохо, думал он, вспоминая темно-зеленые глаза этой женщины; ее тоже придется убить. Но, рассудил Эллиотт философски, откинувшись на спинку кресла и впервые за это утро улыбнувшись самому себе, такова жизнь… и смерть. И включил шреддер.


Чудесное кафе состояло из пары дюжин столиков и вдвое большего количества стульев, расставленных в некотором подобии порядка под навесом на тротуаре, смотрящем на пьяцца делла Република, минутах в десяти ходьбы от вокзала. Приятно было укрыться в тени навеса от послеполуденного солнца. Холодные квадраты мрамора на полу излучали прохладу, а благодаря каменной стене здания можно было подумать, что в этом открытом заведении работают кондиционеры.

С одной стороны галереи, всего лишь в нескольких футах проезжали машины, а пешеходы, направляющиеся в магазины, расположенные по обе стороны от кафе, проходили прямо под навесом между столиков.

Вэнс и Сюзанна специально пришли пораньше.

— Не знаю, как Тони отреагирует, если со мной будет кто-то еще, — сказала Сюзанна. — Я попросила его об огромной услуге, и я думаю, что ни для кого другого он этого не сделал бы… я даже не уверена, что он для меня это сделает. — На протесты Вэнса она реагировала твердо: — Я расскажу тебе все потом. Сейчас это не важно. Я расскажу все, но пока мы должны направить все силы на то, чтобы понять, что делать.

В любой другой ситуации, с любым другим человеком Вэнс бы на это не согласился. Но беспомощность беглеца в чужой стране, без денег заставила его изменить решение. Зависимость вынуждает людей, подумал он мрачно, усаживаясь на стул через два столика, спиной к Сюзанне. Он даст ей и этому типу Тони всего час; а потом, черт по бери, начнет действовать. Делай что-нибудь, даже если это неправильно, — таков был его девиз. Никакой пассивности. Всего один час.

Размышления Вэнса прервал незнакомый голос.

— Сюзанна, ты, как всегда, очаровательна.

Боже! — Вэнс закатил глаза. Он это уже в третий раз повторяет.

— Понимаешь, я так и не смог до конца забыть тебя.

На массивной челюсти Вэнса задергались мышцы, а губы плотно сжались.

— Тони, прошу тебя, — сладким голосом пропела Сюзанна. — Не начинай сначала. Ты ведь знаешь, что ничего бы не получилось.

— Это ты так думаешь. — Четкая артикуляция и акцент Тони, свойственный баловням британского общества, действовали Вэнсу на нервы. Он рассеянно взял с соседнего столика вилку.

Тони его не замечал, а Вэнс наблюдал за этим стройным, безупречно одетым англичанином: приятной наружности, лет сорока, с темными волосами, начинающими седеть у висков. Вэнс согнул зубец вилки в кривую окружность.

— Боюсь, Тони, что на повторение древней истории у нас сегодня нет времени. Нам нужно поговорить о том, что действительно важно, — напомнила Сюзанна собеседнику. — Это не имеет отношения к прошлому. Нам лучше идти разными дорогами. Ты это знаешь.

— Ты ведь можешь ошибаться.

Вэнс согнул второй зубчик — получилась очень тугая кривая.

— Что касается нас? Не думаю.

— Возможно, и что касается нас, — сказал Тони, — но точно ошибаешься по поводу срочности этой встречи.

— Что ты хочешь сказать?

— Я связался сегодня утром с итальянской разведкой — сразу после того, как ты позвонила. Похоже, они вчера вечером получили анонимное сообщение, в котором содержалось кое-что из того, что ты мне рассказала: они уверяют, что сегодня к двум часам дня… уже меньше чем через час… всех людей, замешанных в этом деле, арестуют и посадят в тюрьму.

— Людей? — растерянно повторила Сюзанна, — но… — Она мысленно вернулась к обрывкам разговора, который подслушала, притворяясь, что лежит без сознания. Она слышала, что упоминали только одного человека. — А Хашеми — один из них?

— Вот это странно, — ответил Тони. — Мне удалось разузнать все имена, но такого там не было. Все они — итальянцы, и, насколько известно, прозвищами никто не пользовался. Ты уверена в том, что слышала это имя?

— Абсолютно, — ответила Сюзанна. — Я абсолютно уверена, что человек по имени Хашеми должен убить Папу.

— Ты по-прежнему не хочешь сказать мне, откуда у тебя эти сведения?

— Послушай, Тони, это не имеет значения. И у меня есть причины скрывать это. — Голос Сюзанны был настойчивым и деловым. — Важно то, что убийца Папы все еще где-то на свободе.

— Этого мы не знаем наверняка, — спорил англичанин. — Я полагаю, что кого-то с кем-то перепутали.

— Черт возьми! Это не так!

— Сюзанна, ты не знаешь, права ли ты. И ты не хочешь давать мне достаточно информации, чтобы я помог тебе оценить ситуацию.

— Тони. — Сюзанна подалась к нему через столик. — Ты же знаешь, что я такого не говорила бы, если бы не была уверена. Ты сам это знаешь. — Она подняла руку, чтобы он не перебивал. — И если мы начнем спорить, ничего хорошего у нас не выйдет. — Она постаралась, чтобы ее слова прозвучали как призыв к перемирию. — И если ты не прав, если есть вероятность, что права я, имеет смысл связаться со службой безопасности Ватикана и заставить их сделать что-нибудь: изменить маршрут кортежа, расписание или вообще все отменить.

Тони покачал головой:

— Боюсь, что это не обсуждается. Ты же знаешь, каков Папа; он лично беседует с паствой и не окружает себя отрядом помощников и охранников. Объявляет свои маршруты за несколько дней, даже если это ставит под угрозу его безопасность. Если он изменит расписание или маршрут, то разочарует тысячи верующих, собравшихся ради него. Мы предупредили Ватикан — больше ничего сделать нельзя.

— Тогда помоги мне найти Хашеми.

— Как? Хашеми — очень распространенное иранское имя. Что ты хочешь от полицейских? Чтобы они арестовали всех мужчин по имени Хашеми?

— Нет, — устало ответила Сюзанна. Испытания последних двух суток внезапно лишили ее сил. — Нет, ты же знаешь, мне бы не пришла в голову такая глупость.

— Я думаю, для начала тебе стоит явиться с повинной.

— Что? — От его слов Сюзанна проснулась. — Что это значит — явиться с повинной?

— Сегодня утром пришло по факсу. — Тони залез во внутренний карман пиджака от Савил-Роу и достал листок бумаги. Он смотрел на Сюзанну, пока та читала. Сообщение было коротким. Ее подозревали в связи с неким Вэнсом Эриксоном, которого искала полиция Милана и Белладжио за убийства.

— Почему ты мне не сказала? — спросил Тони, когда она все прочла.

— А почему ты сразу не сообщил мне об этом? — спросила она в ответ.

— Потому что я надеялся, что это ошибка. Я в самом деле не хотел в это верить. Но…

— Но ты счел мою реакцию на это сообщение подтверждением, которого ждал? — Его взгляд говорил о том, что Сюзанна поняла правильно.

— Но я знаю, что за этим стоит нечто большее, — продолжал Тони. — Я никому ничего не сказал. Я хочу лишь восстановить твою репутацию. Я могу тебе помочь; я могу это сделать. Я теперь руковожу подразделением в Риме.

— Я знаю, Тони, — сказала Сюзанна, — но если ты это сделаешь, ты сам погибнешь. Ты ведь это осознаешь? — Он кивнул. — И ты хочешь это сделать? — Он снова кивнул. Сюзанна взяла его за руку. — Дорогой, милый Тони, — сказала она. — Я бы не позволила тебе это сделать. Я не смогла бы так поступить. И я бы не сделала этого, если бы не… если бы я…

— Есть кто-то еще? — спросил Тони, умоляя взглядом, чтобы она сказала «нет».

— Есть кто-то еще, Тони. — Сюзанна сжала его руку сильнее, когда он попытался ее вырвать. — Неужели ты не понимаешь, что у нас ничего не могло получиться? — Тони молчал. — Пожалуйста, постарайся понять. Прошу тебя.

— Я старался понять — почти три года старался, — ответил он после секундной паузы. — Но как-то не удается. Ты это понимаешь?

— Нет, но я хочу понять. Очень хочу.

Когда к их столику подошел официант, чтобы принять заказ, женщина замолчала.

— Тони, — сказала Сюзанна, — нам надо пока отложить этот вопрос. Нельзя тебе и дальше жить нашим прошлым. Нельзя.

— Я полагаю, это тот самый Эриксон, о котором написано в факсе, — наконец произнес он.

— Да. Я хотела бы объяснить; рассказать тебе все.

— Я не уверен, что мне действительно хочется это слушать.

— Пожалуйста, Тони, выслушай меня. Когда я тебе все расскажу, ты поймешь. Ты только выслушай меня.

И не дожидаясь его разрешения, журналистка начала свой рассказ. Она поведала Тони о Комо; о монастыре, убийцах в Белладжио, о смерти графа Каицци. Рассказала о перемещениях Вэнса, о смертях Мартини и специалистов в Вене и Страсбурге. Сюзанна говорила, и в глазах Тони разгорался интерес. Он перебил ее, что-то уточняя, потом спросил, не против ли она, если он будет кое-что записывать. Пока Сюзанна рассказывала, Тони быстро что-то помечал, перебивая ее все чаще, переспрашивая, как пишется какое-нибудь имя, уточняя даты, время или адреса.

Сюзанна объяснила, почему Вэнс начал поиск пропавших документов; рассказала о бумагах, хранящихся в Ватикане, о том, что Тоси держат в заключении; вскоре Тони перестал смотреть на собеседницу, а вместо этого сконцентрировался на деталях, записывая их в маленький блокнот на пружинке.

— Боже мой, — пробормотал он, когда Сюзанна дошла до того, как они спрыгнули с горящей виллы и добрались до Рима. Когда она закончила рассказ, Тони попросил ее вернуться к началу, повторить те части, которые он пропустил, погрузившись в густой желтый туман жалости к самому себе. Наконец Тони поднял руку.

— С этого места я все записал, — сказал он абсолютно деловым тоном. — Я сначала думал, что арест четырех убийц положит конец этому делу. Но в том, что ты говоришь, есть смысл. Это очень хорошо сочетается с информацией, сути которой мы никак не могли уловить…

— Что за информация?

— Мы некоторым образом следим за теми личностями, которых радетели гражданских прав считают опасными, — объяснил Тони. — А также, благодаря связям с миграционными службами, органами правопорядка и объединенными разведывательными службами, мы достаточно пристально наблюдаем за важными персонами — за теми, кто может стать жертвой террористов, и за самими террористами. Существует высокотехнологичный компьютерный модуль, который вмещает в себя огромное количество информации и ежедневно выдает прогноз, своего рода гандикап: в нем перечисляются люди, которые могут стать жертвой атаки террористов, и возможные участники этой атаки.

Сюзанна кивнула:

— Я надеюсь, что вам с этим больше повезет, чем Америке.

Она раньше работала с агентами американской разведки, пытавшимися разработать подобную систему. Огромный компьютер ежедневно поглощал множество данных: о мировых событиях и реакции террористических группировок на них, маршруты членов правления крупных корпораций, представителей властей, офицеров вооруженных сил и просто очень богатых людей; досье и местонахождения террористов и подозреваемых в причастности к террористическим группировкам; их счета в швейцарских банках и другие сведения. В компьютер вводили всё — в надежде, что это позволит предсказать атаки террористов.

К сожалению, как и в случае предсказаний землетрясений, в системе были недочеты. Она выдавала ложные прогнозы так же часто, как и верные. Слишком часто кричала: «Волки!» И поэтому люди, работающие с программой, редко обращали внимание на ее предсказания.

— Вообще-то мы добились определенных успехов, — заметил Тони, и в голосе его тонко сквозило английское превосходство. — Мы воспользовались услугами известного лондонского букмекера, и это повысило уровень надежности программы больше чем до 70 %. Точных предсказаний по меньшей мере вдвое больше, чем ложных… В любом случае, — продолжал Тони, — как я сказал, на этой неделе мы получили достаточно странный прогноз… Компьютер поместил одного и того же человека в обе категории — и террористов, и жертв.

Сюзанна пожала плечами:

— Ничего необычного здесь нет. Внутренняя накладка, различные фракции одной и той же террористической группировки, сражающиеся за власть.

— Похоже на то. Но в данном случае необычно то, что это — не известный член террористической организации, а один из администраторов Бременской Легации. Именно поэтому меня поразила твоя невероятная история.

— И что это за член Бременской Легации?

— Человек по имени Эллиотт Кимболл. Я склонен… — Тони осекся, увидев, как у Сюзанны от удивления расширились глаза. — Ты его знаешь?

— Да. — Она живо вспомнила события в Милане и поездку в Комо. — Да. Он… мы познакомились еще в колледже. Он чрезвычайно богат… похоже, у него были проблемы, как и у многих богатых подростков. И в начале этой недели я позволила ему подвезти меня из Милана до озера Комо.

— Да, похоже, ты попала в переплет.

— Эллиотт Кимболл, — задумчиво произнесла Сюзанна, — никогда бы не…

— Вот и я тоже. Мы решили списать это на те 30 % ошибок, которые совершает компьютер. Решили забыть об этом до… ну, до настоящего момента.

— Тони, — возбужденно сказала Сюзанна. Она наклонилась над столом. — Ты можешь выудить из компьютера еще что-нибудь? Узнать побольше о Кимболле? Что-нибудь такое, что помогло бы нам выследить этого Хашеми?

— Ты думаешь, что они как-то связаны? Эллиотт Кимболл и этот таинственный Хашеми?

— Возможно… Да нам просто придется в это поверить. Ты не хуже меня знаешь, что когда в руках совсем маленькая ниточка, надо рассчитывать на то, что она куда-либо приведет. Это лучше, чем совсем ничего не делать. Если повезет, мы сможем найти убийцу. Если нет, по крайней мере, будем знать, что мы испробовали единственную возможность. Ты не согласен?

Тони размышлял, легонько покусывая нижнюю губу. Наконец он медленно кивнул:

— Да, это наш шанс. Небольшой. Но я полагаю, что это единственный возможный для нас шаг. — Мужчина посмотрел на часы и нахмурился. — Уже больше двух, — сказал он мрачно. — Если твоя информация точна, до убийства Папы осталось меньше двух часов. — Он схватил со стола счет за ланч, бегло просмотрел его и достал из бумажника деньги. Потом из внутреннего кармана пиджака извлек белый конверт. — Вот, — сказал он, — тут примерно пять тысяч евро. Поможет вам продержаться какое-то время. — Сюзанна, глядя в ему глаза, нерешительно взяла деньги. — Ты же просила по телефону, — ' сказал Тони. Он смотрел твердо. Наконец перед нею сидел Тони-профессионал.

— Я верну, ты же знаешь, — сказала Сюзанна.

— В этом нет необходимости. Я начальник, и у меня есть небольшой фонд для вознаграждения осведомителей и… думаю, на то, что ты рассказала мне сегодня, деньги потратить стоило.

Он поднялся.

— Тони, — сказала Сюзанна. — Я хочу познакомить тебя с Вэнсом. — Она заметила, что взгляд Тони дрогнул, в глазах мелькнул острый гнев, прорезавший на мгновение завесу его обычной сдержанной вежливости.

Вэнс встал и повернулся к ним. Какое-то время мужчины стояли молча и смотрели друг на друга — то было своего рода первобытное молчаливое общение, оценка сил, опасности, статуса. Сюзанна взволнованно переводила взгляд с одного на другого.

— Приятно познакомиться, — сказал Вэнс, подходя к Тони ближе, протягивая руку и изображая улыбку. Взгляд англичанина скользнул на протянутую ладонь и он наконец тоже протянул руку.

— Мне тоже, — сказал Тони, подавшись вперед и пожав руку Вэнса. Мужчины достаточно долго смотрели друг другу в глаза. Первым моргнул Тони и перевел взгляд на Сюзанну. — Ладно, — сказал он, нарочито посмотрев на часы. — У нас не очень много времени. Двигаемся дальше?

Вэнс кивнул; Сюзанна улыбнулась, потом оплатила счет Вэнса из того конверта, что дал ей Тони. Они пошли с Тони к его «фиату», стоящему в улочке рядом с виа Национал ь, примерно в двух кварталах от кафе. Сюзанна села впереди, Вэнс — на свободное заднее сиденье.

— Если кто-нибудь узнает, что я с вами встречался, меня вызовут на ковер за то, что я вас не сдал, хотя, как главе… — он сдержался и не выдал названия, — … своего отделения, мне все равно было бы легче все объяснить. Тем не менее вам придется надеть капюшон, чтобы вас не узнали. Не беспокойтесь, это стандартная процедура, когда осведомителя приводят в штаб-квартиру — и не забудьте, что вы должны молчать, если рядом окажется кто-то из персонала. Вас могут узнать по голосу, а я не хочу рисковать.

Сюзанна с Вэнсом пробормотали, что согласны, и утихли, пока Тони ловко маневрировал по улицам, полным автомобилей. Машину он вел, как тот одержимый римский таксист. В 14: 30 они подъехали к простой двери на узкой извилистой улочке неподалеку от Форума.

Глава 18

В звукоизолированной комнате стояло три пластмассовых стула, стол с покрытием из огнеупорной «формайки», по бокам прожженный сигаретами, и компьютерный терминал. Застоявшийся воздух был заряжен острым запахом человеческого страха. Было 3: 11 дня, и все Хашеми, сведения о которых Тони удалось вытащить из компьютера, оказались неудачниками: все они, согласно списку, были в тюрьме, умерли или находились в другой стране. Вэнс и Сюзанна стояли позади Тони и тревожно наблюдали.

— Ты не можешь вывести данные о Кимболле, чтобы получить пер-со? — мрачно спросила Сюзанна.

Вэнс стоял рядом с ними и молчал. Что это за херня — пер-со? Откуда Сюзанна так хорошо знает терминологию? Он уже понял, что отношения Сюзанны с Тони были не только личными, но и профессиональными. Но это значит, что Сюзанна — какой-то тайный агент?

Сюзанна заметила недоумение в глазах Вэнса.

— Пер-со — это сокращенно перечень соучастников, — быстро объяснила она, снова уставившись на экран.

Тони уже вводил команды. Вот он в ужасе покачал головой.

— Господи, список слишком длинный. Мы ни за что не успеем его просмотреть. — Он глянул на часы: прошло еще две минуты. Они уже повторно связались со службой безопасности Ватикана, но ответ можно было предсказать: Папа намерен придерживаться намеченного графика и маршрута. Верующим не откажут во встрече.

— Подожди, — задумчиво сказала Сюзанна. — Давай выведем пер-со по признаку национальности: сначала иранцы, арабы. — Обычно нужную информацию искал ассистент Тони. Сам он не очень хорошо умел пользоваться системой, и был благодарен Сюзанне за подсказку. Раздался глухой стук по клавишам, дырявя тишину, в которой слышался лишь легкий гул кондиционера и их напряженное дыхание.

На мониторе заморгал зеленый текст, и, строчка за строчкой, начали появляться запрошенные данные: имя, национальность, а потом буквенно-цифровой код, по которому можно получить полное досье. На экране горели семнадцать зеленых строк.

— Черт, — сказала Сюзанна. — Хашеми нет.

— Могут быть прозвища, — предположил Тони, — но чтобы их найти, придется просмотреть все файлы по одному.

— Ты можешь предложить что-нибудь еще? — спросила Сюзанна.

Тони покачал головой и нажал на верхний код, раскрывая первое досье из списка.

Они быстро его просмотрели, за ним — следующее. Вэнс беспомощно наблюдал за тем, как Сюзанна и Тони работают с компьютером. Где сейчас папский кортеж? — спрашивал он себя всякий раз, когда они доходили до конца очередного файла. А где убийца? Выполнит ли этот Хашеми, если его действительно так зовут, свою работу? Вэнс с досадой подумал, что становится свидетелем того, как одна из лучших спецслужб в мире позволяет убийце ускользнуть — и, надо сказать, в достаточно широкую щель. На кону стоит больше, чем просто жизнь выдающегося мирового лидера.

Если у Бременской Легации и Избранных Братьев Святого Петра действительно получится собрать обе части рисунков да Винчи, они смогут создать самое страшное оружие, известное человечеству, и попадет оно в руки тиранов и сумасшедших. Вэнс смотрел на нечеткую копию, которую держал в руках, — он нервничал, и на бумаге остались влажные отпечатки пальцев. Это была схема движения папского кортежа, квартал за кварталом, которую люди Тони получили от Ватикана. В 3: 22 дня открытый, похожий на джип, автомобиль Папы повернет на корсо Витторио Эммануэле II, на финишную прямую перед выездом на площадь Святого Петра. Несмотря на угрозу, от «Папа-мобиля» наместник Господа на земле желал отказаться, но Тони сообщил, что люди Папы строго дисциплинированы. Они придерживаются своего маршрута с такой же точностью, как соблюдалось расписание поездов во времена Муссолини.

Уже 3: 22 — Папе осталось жить тридцать восемь минут.

Наконец Вэнс заговорил.

— А больше мы ничего не можем сделать?

— Что вы предлагаете? — отрезал Тони, уже без выдержанного английского апломба. — Может, побежать на площадь Петра и обыскать десять тысяч собравшихся. Хотите их всех обшарить? — От ярости его лицо перекосилось и напряглось.

— Тони! — с упреком сказала Сюзанна.

Тот посмотрел на женщину — он хмурился, глаза горели.

— Я вот что подумал, — нерешительно сказал Вэнс. — Даже если мы достанем фотографию Хашеми, как мы найдем его самого?

Тони глянул на него. Они с Сюзанной заговорили одновременно.

— Продолжай, Сюзанна, — уступил Тони.

— У нас есть маршрут кортежа, — сказала Сюзанна. — И нам известно, где Папа будет ровно в четыре часа, когда должно совершиться убийство.

— Мы также знаем, что все крыши и здания, где может скрыться снайпер с дальнобойной винтовкой, находятся под наблюдением, — добавил Тони. — Ватикан принял эту дополнительную меру безопасности.

— Значит, убийца должен находиться в толпе, — сказал Вэнс. Тони и Сюзанна кивнули. — И ему надо подойти к Папе поближе, поскольку он, очевидно, будет пользоваться пистолетом или ручной гранатой — чем-то, что легко спрятать, так? Согласно расписанию, в четыре часа кортеж остановится на Площади Святого Петра, где Папа, по своему обычаю, войдет в толпу и станет лично приветствовать верующих.

Тони и Сюзанна посмотрели на Вэнса, на их лицах засветилось понимание. Бурные эмоции того дня, возникшие от столкновения трех человек, питавших друг к другу чувства независимо от того, хотели они этого или нет, исказили способности хладнокровно и профессионально принимать решения. Но именно это требовалось в тот момент от двух опытных сотрудников разведки. Они забыли о самом очевидном месте, где мог скрыться убийца.

— Мы знаем, где Папа будет в четыре часа, — повторил Вэнс, — и убийца знает, где Папа будет в четыре часа, а Сюзанна говорит, что именно в этом месте и в это время произойдет убийство. Следовательно, почему бы нам… вам, — он посмотрел на Тони, — не взять людей и обыскать территорию на предмет подозрительных личностей?

— Легко сказать, — возразил Тони. — Там десятки тысяч людей, и…

— Слушай, какова дальнобойность пистолета? — спросила Сюзанна. — Точнее, дальность поражения?

Этот человек должен быть примерно в десяти ярдах — даже ближе, чтобы у него что-то получилось. Проведем линию вокруг того места, где Папа будет в четыре, оттуда и начнем.

— Но там ведь много людей! — спорил Тони.

— Тони, — прервал его Вэнс, — это наш единственный шанс. Сейчас 3: 33, и если мы ничего не сделаем, Папа проживет не больше получаса.

Он посмотрел на Тони, говоря глазами: «Ну, идем, что тебе мешает?» Тони, извиняясь, пожал плечами.

— Я боюсь, мы не готовы выступать так внезапно. Мы — часть иностранной службы разведки, и у нас непростые отношения с итальянским правительством. Придется запросить и получить разрешение на выполнение данной миссии. А это невозможно сделать за двадцать семь…

— Уже двадцать шесть.

— … минут. Даже если можно было бы получить разрешение, мне пришлось бы раскрыть свои источники информации, что равносильно тому, чтобы сдать вас властям, я не думаю, что вам это нужно, так ведь?

Разочарование и беспокойство Вэнса уже превратились в ярость.

— Блядь, да господи боже, вы будете придерживаться своих бюрократических правил, даже если это означает смерть Папы? Что вы за тряпка, Фэрфэкс? Неужели вы не можете наплевать на бумаги, когда от этого зависит чья-то жизнь? — Он повернулся к двери. — Идем, Сюзанна, — сказал Вэнс. — Попробуем справиться сами. По крайней мере, я пойду и попытаюсь. Я не могу сидеть в этой милой комнате с кондиционером и дрочить на компьютер, пока Папа идет на верную гибель.

— Подождите, мистер Эриксон, — наконец произнес Тони. — Я же не сказал, что совсем не собираюсь вам помогать. Я не могу призвать к делу персонал… но это не значит, что я сам не пойду.

Вэнс и Сюзанна немедленно надели капюшоны и двинулись вместе с Тони через посты охраны. Оказавшись на улице, они бросились к его «фиату». Да уж, думал Вэнс, когда крошечный мотор взревел и автомобиль рванулся от тротуара, если мы выберемся из этой передряги живыми, мне будет о чем расспросить Сюзанну.


Эллиотт Кимболл недовольно расхаживал по периметру площади Святого Петра. Ни на одном посту не было никого из четверых помощников Хашеми. Какого черта?

Высокого блондина можно было принять за преуспевающего коммерческого руководителя, который твердыми шагами прогуливается с краю толпы, собравшейся на площади. Выражение лица Кимболла было уверенным, спокойным, и совершенно не выдавало ярости и страха, кипевших внутри. Наверняка, проделки этого мерзкого иранца. Хашеми как-то прознал о стрелках-дублерах и убрал их всех. Но как? Изучая взглядом толпу, Кимболл размышлял, пытаясь вычислить, как Хашеми мог это сделать. Но ясно было одно: он недооценил этого мелкого убийцу.

Затаив дыхание, Эллиотт вошел в толпу, по возможности избегаяфизических контактов. От быдла плохо пахло. Пахли тела, пахло дыхание, время от времени появляющиеся у них в головах мысли тоже пахли. Ему было противно, что приходится ходить среди них.

Но эту работу Кимболл не мог возложить на других. Так же, как и Учитель был на его ответственности, так и Хашеми принадлежал ему одному. Мысль о том, что он убьет Хашеми Рафикдуста, поддерживала Кимболла, когда он протискивался, изворачиваясь, через густую толпу, наступавшую и отступавшую, подобно огромной приливной волне.

Кимболл в ней выделялся: благодаря своему шестифутовому росту он на голову возвышался над всеми остальными и мог отлично озирать их сверху. Светлые волосы и костюм элитного пошива выделяли его среди приземистых и в основном темноволосых итальянцев. Эллиотт проталкивался сквозь толпу к первым рядам, где должен был остановиться Папа, — там народ стоял еще плотнее, и сильнее мешал ему идти. К нему оборачивались раздраженные люди — но быстро пропускали, замечая его холодное лицо, не знающее прощения. Они инстинктивно чувствовали, что этот человек опасен. Кимболл расталкивал сгорбленных толстых старух с потрепанными платками на головах; пожилых рабочих в робах; молодых мамаш с детьми на руках — карапузы хныкали, изнемогая от зноя. Кимболл с отвращением почувствовал, что и у него под мышками проступает пот.

Вот он резко остановился. Впереди, не больше чем в тридцати ярдах, стоял низкий жилистый иранец-убийца: он переминался с ноги на ногу в переднем ряду, сразу за ограничителями. И так же резко у Кимболла скрутило желудок. Но не мысль о том, что придется убить иранца, беспокоила его; нет, это он сделает с удовольствием. Но черт возьми! — Эллиотт снова взглянул на часы: придется ждать еще почти четверть часа. Он вздохнул. Сначала убийство Папы, потом смерть убийцы. Беспощадная острая «сесчепита» слегка оттягивала ножны, спрятанные под пиджаком. Молчание дорого стоит, размышлял Эллиотт, и только смерть может его гарантировать.

Кто-то из стоящих неподалеку в толпе принес с собой радио и на полную громкость включил репортаж о передвижении папского кортежа. Люди возбужденно переговаривались, ожидая появления первосвященника. Доведется ли им к нему прикоснуться? Говорят, с теми, кто дотрагивался до этого человека, представителя Бога на земле, происходят удивительные вещи. Может, артрит пройдет, размышляла вслух сгорбленная старуха с узловатыми изогнутыми пальцами. Может… Может… Может… Кимболл злился все больше. Идиоты! Дураки вы все! — хотелось закричать ему, хотелось махать руками и обзывать их клоунами, поверившими в фокусы этого религиозного шарлатана.

Но Кимболл держал гнев под контролем многолетней самодисциплины. Он знал, что ярость полезна, лишь когда работает на тебя.

Оставаясь точно позади Хашеми, Кимболл подошел ближе. Сейчас он находился футах в двадцати. Когда иранец выстрелит, толпа бросится вперед, и Кимболл с ними. Он закричит: «Убейте террориста!», начнется рукопашная, и он, вместе с ударами других рук и ног, незаметно заколет его «сесчепитой», купив таким образом молчание еще одного мирового террориста. Он сам себе улыбнулся. Политические убийцы слишком много знают. А слишком много знаний могут тебя убить. Текли секунды. Шум толпы омывал Кимболла, как волны, разбивающиеся о берег, принося воспоминания о других временах, о других убийцах. Учитель в Пизе; наемник, лежавший на улице Милана в алой луже собственной крови; слабо освещенный коридор в суде Далласа. Все они были наемными убийцами, и все погибли либо от руки Кимболла, либо, как убийца Ли Харви Освальда,[50] от руки других людей, основавших впоследствии Бременскую Легацию.

Размышляя об убийствах, Кимболл вернулся к тому, которого он жаждал настолько сильно, что желание это было почти сексуальным: Вэнс Эриксон. Само его существование было оскорблением. И Эриксон за это оскорбление заплатит.

Кимболл услышал рев толпы, раздавшийся у въезда на площадь Святого Петра примерно в квартале от него — и понеслась волна низкопоклонства и почитания. Значит, Папа уже близко.


— Он должен остановиться примерно в центре площади, — сказал Вэнс, едва переводя дух, когда они втроем, отчаянно спеша, бежали по кривой улочке, параллельной виа Аурелия.

Они выскочили из «фиата», застрявшего в пробке на другом берегу Тибра. Полмили они пробежали на изнуряющей скорости. Хотя Сюзанна могла бежать так же быстро, как и Вэнс, Тони отставал, так что они остановились, дожидаясь его.

Пот тек по лицу Вэнса, заливал глаза, и Вэнс глубоко вдыхал грязный, пропитанный маслом воздух Рима. Сюзанна постучала его по запястью.

— Сколько времени? — спросила она.

— Три сорок шесть, — мрачно ответил Вэнс, поворачиваясь, чтобы крикнуть Тони: англичанин гулко топал к ним по неровной мостовой. — Давай, Тони! — Тот дышал тяжело и отрывисто. Он дважды спотыкался о неровные камни и падал. Он жил в офисе и работал с бумагами; бегали за него другие люди.

— Вам… — Тони попытался вдохнуть, — вам лучше дальше без меня. — Его лицо было белым и мокрым от нота. — По-моему, я не успею.

— Но… — возразила Сюзанна.

— Бегите! — велел Тони, взмахнув рукой. Он тяжело сел на каменный выступ под темной холодной аркой, откуда раздавались звонкие голоса играющих детей. — Со мной все будет в порядке, правда. У вас нет времени… — Внезапно его лицо исказилось болью. Правой рукой он схватился за левую сторону груди. — Идите, — взмолился он.

Сюзанна перевела взгляд с Тони на Вэнса — ее глаза в нерешительности безумно горели. Из-за каменных зданий донеслись приветственные крики толпы и заполнили эхом всю улицу.

— Он прав, Сюзанна, — сказал Вэнс. — Надо идти.

— Мы вернемся, — пообещала Сюзанна, подошла к Тони и наклонилась поцеловать его в щеку. — Мы вернемся.

— Вот, — сказал Тони, достав из кармана пистолет и отдавая его Сюзанне. — Это может понадобиться.

После этой короткой передышки Вэнс и Сюзанна бросились бежать с новыми силами, пробираясь сквозь толпу, которая становилась все плотнее, и расталкивая народ, как полузащитники в регби.

Наконец они заметили крапчатые серо-коричневые колонны, стоящие по кругу с двух сторон площади Святого Петра.

— У обелиска, — напомнил Вэнс на бегу. — Он должен выйти из машины у обелиска.

— Что будем делать, когда доберемся туда?

— Что-нибудь, — ответил Вэнс, когда они уже бежали сквозь людскую толчею, заливавшую пространство между колоннами. — Нам просто необходимо придумать что-нибудь дельное.

Проталкиваясь среди людей, Сюзанна с Вэнсом направились к обелиску, но быстро идти не получалось. Вэнс был немного выше остальных, и мог смотреть по верх подпрыгивающих голов. Вдалеке виднелись мерцающие огни мотоциклетного эскорта Папы, въехавшего на виа делла Консильяцьоне. Осталось всего три минуты, подумал Вэнс. Нет, печально добавил он. Если не получится, Папе осталось жить лишь три минуты.

Они добрались до фонтана с южной стороны площади и подошли к его краю, раздвинув локтями группу шумных подростков. Встав на скользкий каменный бортик, Вэнс осмотрел толпу. Сердце ушло в пятки: отдельного человека в этой толпе не заметить. Одного среди десяти ты…

Вдруг, ярдах в сорока перед собой, он заметил возвышающегося над толпой блондина с хорошей прической.

— Кимболл! — Взволнованно крикнул Вэнс Сюзанне. — Я вижу Эллиотта Кимболла… это наверняка он.

— Где? — крикнула в ответ Сюзанна.

Вэнс показал. Сюзанна посмотрела в ту сторону и через мгновение тоже заметила Эллиотта.

— Идем, — сказал Вэнс, спрыгнув с бортика и нечаянно толкнув молодого человека и его девушку. Сюзанна и Вэнс пробирались через толпу, а им вслед летели оскорбления юного мачо, чье эго было задето. — Что-то затевается, — на ходу сказал журналистке Вэнс. — Думаю, если мы найдем нашего белокурого друга, найдем и Хашеми. — Потом он закричал громче: — Полиция, пожалуйста, пропустите; полиция, официальное задание, — быстро повторял Вэнс. Люди рефлекторно расступились перед ними.

По площади прокатился оглушительный восторженный рев и, отразившись от закругляющихся колоннад, поднялся в небо. Вэнс застыл, на миг охваченный водоворотом чувств. К обелиску плавно, величественно подъезжал Папа, облаченный в белые одежды и белую скуфью, — он раскинул в благословении руки, словно его уже распяли. Даже со ста ярдов Вэнс видел, насколько этот человек полон жизни и энергии, чувствовал его пленительный взгляд.

Две минуты.


Казалось, дневное солнце стало ярче, а цвета насыщеннее. Когда Хашеми смотрел на приближающийся силуэт в белых одеждах, его сердце колотилось и трепетало. Полицейские расчистили территорию футах в десяти слева от него — там должен будет остановиться автомобиль Папы, там он выйдет и двинется в толпу. Кортеж находился уже в пятидесяти ярдах. Острые глаза Хашеми вглядывались в лица полицейских в штатском, шедших у бортов белого автомобиля, он также смотрел на мотоциклетный эскорт, образовавший живой клин перед машиной Папы. Иранец улыбнулся и пробормотал молитву.

Одна минута.


Проклятый американский дылда, думала Анна Мария Дисальво, стараясь разглядеть Папу. Она, ростом почти пять фунтов, простояла на этом месте около двух часов, надеясь увидеть Папу, и тут вдруг сюда протиснулся этот бесцеремонный нарядный блондин. И встал, закрыв Папу от ее взгляда. Женщина снова собралась с духом, чтобы вежливо попросить его подвинуться. Пару минут назад она обратилась к нему с подобной просьбой, стараясь припомнить свои познания в английском. Но блондин лишь огрызнулся в ответ и посмотрел на нее сверху вниз страшным холодным взглядом.

Женщина снова открыла рот, но смелости не хватило. Смущаясь, она подергала ручку зонтика, который всегда носила с собой в солнечную погоду, чтобы не напекло голову. На самом деле зонтик отбрасывал такую большую тень, что в ней помещалось все ее короткое пухлое тело. Это хороший зонтик, думала итальянка, нервно водя рукой по изогнутой ручке. Куплен лишь на прошлой неделе вместо того, который сломался. Она женщина небогатая. Когда вяжешь свитера, чтобы заработать на жизнь, много не накопишь.

Сегодня она пожертвовала половиной дня вязания, чтобы прийти сюда. Завтра приедет человек из модного миланского бутика, где продаются ее свитера, и будет недоволен тем, что она связала на один меньше. И ради чего? — спрашивала себя итальянка. Ради того, чтобы рассмотреть спину пиджака богатого иностранца? Негодование росло. Собравшись с силами, она вытянулась в полный рост.


Тридцать секунд.

Они подошли к Кимболлу сзади. Теперь Вэнс пробирался через толпу молча. Сюзанна шла рядом. Вдалеке, со стороны виа Аурелия, слышался вой сирены «скорой помощи». Но они этого не заметили.

На кого так пристально смотрит Кимболл? Окруженный плотной людской массой, Вэнс остановился футах в пяти от Эллиотта, поднялся на цыпочки, стараясь разглядеть жертву блондина. Пока все собравшиеся пытались разглядеть Папу, Кимболл смотрел налево… Взгляд Вэнса остановился на мужчине, стоявшем в толпе, — на смуглом темноволосом мужчине, неподвижном и спокойном. Все толкались и болтали, эмоции били через край, а этот человек спокойно ждал. Слишком спокойно.

— Кажется, я его вижу, — прошептал Вэнс Сюзанне.

— Что будем делать?

— Надо всего лишь не дать ему прицелиться, — сказал Вэнс, изо всех сил стараясь придумать какой-нибудь план. — Но Кимболл тоже здесь. Может, он на подстраховке.

— Я разберусь с Кимболлом, — сказала Сюзанна, — а ты займись иранцем.


Сюзанна сглотнула, но во рту было сухо, лишь стенки горла терлись друг о друга.

Вэнс с тревогой смотрел на нее. Она права.

— Ладно, только кричи караул, если он попытается тебе что-нибудь сделать. — Он быстро поцеловал ее и нырнул в толпу, направляясь к Хашеми.


Пятнадцать секунд.

— Молодой человек, извините, — сказала Анна Мария Дисальво как можно громче. Высокий блондин ей не ответил. — Молодой человек! — закричала она и дернула его за край пиджака.

Автомобиль Папы замедлил ход и уже останавливался.


Десять секунд.

Хашеми снял солнечные очки и посмотрел в глаза Папе. Ему хотелось, чтобы этот неверный, умирая, увидел глаза Аллаха. Хашеми опустил руку в карман пиджака и сжал рукоятку «браунинга».


Пять секунд.

— Что, черт побери, ты хочешь, старая ведьма? — Кимболл резко повернулся и уставился на Анну Марию Дисальво, которая тоже уставилась на него. Она не позволит этому невоспитанному щенку уйти безнаказанным. Но, пресвятая дева Мария, сколько же ненависти в этих глазах; они словно змеиные — нет, даже опаснее. Она от крыла рот, но тут блондин резко повернул голову и посмотрел куда-то назад.

— Эриксон! — тихо прошипел Кимболл. Его рука быстро скользнула под пиджак за «сесчепитой».

— Молодой человек! — Анна Мария Дисальво настойчиво дергала Кимболла за рукав. Эллиотт развернулся и ударил ее тыльной стороной руки по липу. Женщина отшатнулась, а стоящие рядом люди ахнули от возмущения.

— Да пошла ты на хер, старая карга! — Кимболл направился к Вэнсу, который продолжал пробираться к Хашеми. Нельзя подпускать его к иранцу.

— Эллиотт! — раздался в толпе голос Сюзанны. — Эллиотт, дорогой!

Кимболл резко повернулся к ней.

Вэнс быстро перевел взгляде Хашеми на Кимболла, потом на Сюзанну, потом снова на Хашеми. Не замечая разыгрывающихся у него за спиной событий, иранец достал из кармана пиджака «браунинг». Вэнс видел все, словно в замедленном кошмаре. Он рванулся к Хашеми — тот стоял от него на расстоянии вытянутой руки.

Сюзанна бросилась на Кимболла. Он отвесил сильный удар с левой, попав Сюзанне по виску. Ее поймали услужливые руки, прежде чем она повалилась на землю.

Машина Папы остановилась почти точно напротив Хашеми. Вэнс прыгнул к иранцу, но пока он летел, «браунинг» поднялся и выстрелил — словно разверзлись небеса.

Папа схватился рукой за живот и, замерев, уставился на Хашеми.

Услышав выстрел, Кимболл перевел от облегчения дух; он обнажил «сесчепиту» и бросился за Вэнсом. Сделка произойдет! Хашеми отличный стрелок, которому нужен всего один выстрел.

Однако шум, толпа и избыток гашиша сделали свое дело. Хашеми целился в сердце, но вместо этого попал в живот. Он быстро и часто нажимал на курок, стараясь по ходу прицелиться заново.

Когда Кимболл бросился к Эриксону, Хашеми все продолжал стрелять, но Вэнс толкнул иранца уже после первого выстрела, и пули полетели в другую сторону. Одна попала Папе в руку, а остальные угодили куда-то в толпу. Вэнс слышал, как кто-то кричал от боли, потом, когда охранники кинулись к убийце, послышались и другие вопли.

— Я Меч Аллаха! — визжал Хашеми. — Я убил Папу Римского! Аллах акбар!

Обезумевшая толпа пришла в себя и ринулась вперед, прижав иранского террориста к земле.

Когда Хашеми пал под гневом толпы, Вэнс повернулся к Сюзанне, но вместо нее увидел налитые кровью глаза бегущего к нему Эллиотта Кимболла — и от металлического предмета, который тот держал в руке, отражалось солнце. У Вэнса оружия не было, и он почти не мог двигаться под натиском толпы, а потому лишь в ужасе уставился на Кимболла, несшегося к нему с этим страшным ножом.

— Вы целы? — спрашивали у Анны Марии Дисальво стоявшие рядом люди, которые помогли ей встать.

— Да, да, — раздраженно огрызалась она, ругаясь и вырываясь. Когда блондин рванулся в сторону, она подняла с мостовой зонт. — Ублюдок! — крикнула итальянка. Схватив зонт за верхушку, она дотянулась ручкой до высокого блондина. Ручка прошла у Кимболла между ног; ее изогнутый крюк попал как раз туда, где у господина в шикарном костюме находились яйца. Кимболл застыл как вкопанный, издав вопль, полный ярости, боли и удивления. «Сесчепита» с лязгом упала на асфальт.

Вэнс низко наклонился, как фуллбэк, нырнул в толпу и помчался мимо скрючившегося Кимболла к Сюзанне.

— Этот подонок тебя ранил? — спросил он. Женщина вяло улыбнулась и покачала головой:

— Нет, просто легкий шок. Что… что произошло?

— Мы проиграли. Хашеми застрелил Папу.

Книга вторая

Глава 19

Но Папа был еще жив. И Хашеми Рафикдуст. И Вэнс Эриксон. А у Эллиотта Кимболла одно яйцо распухло до размера мяча для гольфа; он бы предпочел умереть.

Кимболл, кривясь от боли, поднялся с дивана и дохромал до стола, чтобы взять еще одну семидюймовую катушку магнитной пленки шириной в четверть дюйма. Затем остановился, выглянул в окно, на Арно, которая, извиваясь, текла через Пизу, донес пленку до дивана и аккуратно сел. Осторожно наклонился и продел пленку через головки переносного магнитофона, стоявшего на журнальном столике. Через миг в убогой комнатке зазвучал голос Мерриама Ларсена, начавшего фразу с середины.

— … единственный выбор — использовать его в качестве примера, — гудел голос. Когда заговорил второй собеседник, Кимболл быстро настроил громкость.

— Нельзя этого делать. Он очень ценный член Бременской Легации. Он знает больше, чем все остальные вместе взятые, — говорила Дениз Карозерс, председатель Бременской Легации, в свое время — любовница Кимболла.

— Как раз в этом и вопрос, — продолжал Ларсен. Кимболл откинулся и закрыл глаза, представив комнату, в которой происходила запись, и лица собеседников. Ларсен наверняка сидел, развалившись в кресле в библиотеке особняка в Болонье; а Карозерс ходила туда-сюда, как обычно нервно и театрально жестикулируя.

— Вопрос в том, — повторил Ларсен с нажимом, — что мы сейчас слишком полагаемся на знания и способности Эллиотта Кимболла, мы зависим от него. И за счет нашей зависимости он сохраняет власть, управляет нами этим рычагом, и его достижения и успехи становятся нашими достижениями и успехами. — Последовала пауза; Кимболл представил, что Карозерс остановилась и пристально смотрит на собеседника. Потом из динамиков снова зазвучал голос Ларсена, тихо и зловеще. Разбирать слова стало сложнее; должно быть, он отошел от микрофона.

— Его неудачи тоже становятся нашими, Дениз, — тихо, однако настойчиво, сказал он. — А неудач мы себе позволить не можем. Его долги уже не оплатить.

— Давай не будем относиться к этому так серьезно, — возмутилась Карозерс.

— Дениз, незаменимых людей нет. Ни ты, ни я, ни твой Кимболл! Наша сила в том, что мы можем сменить кого угодно, а мистер Кимболл скомпрометировал себя, и с этим надо разобраться. — При очередной паузе на пленке Кимболл расслышал, что Ларсен сел в кресло и выпил глоток коньяка.

— Дениз, ты же знаешь, — продолжал Ларсен, — как мне жаль, что вы с Кимболлом, по всей видимости, не усвоили маленького урока, преподанного в Пизе. И все-таки с тех пор дела Легации шли достаточно хорошо — даже после того, как ее казначея, задушив, насадили на крест.

— Но это другое дело, — не соглашалась Карозерс. — Он был предателем! Он…

— Да, да, Дениз, это так. Но я — то есть мы — еще и хотели преподать урок, на который должны были обратить внимание все члены Легации, все, кто работает на нас. Мне действительно жаль, что ты не уловила сути, Дениз. Мне будет не хватать Кимболла, но еще сильнее я буду сожалеть о том, что ты больше не будешь работать в правлении.

— Не буду? — Карозерс внезапно повысила голос. — Что это значит?

— Дениз, ты ведь не думаешь, что тебе разрешат продолжать работать после того, как затея с убийством с треском провалилась?

— Не смеши, Мерриам. — От растущей тревоги ее голос зазвучал пронзительно. — Я глава Легации. Дело подобного рода надо обсуждать с правлением… провести голосование.

— Мы это уже сделали; решение было принято единогласно.

В магнитофоне зазвучали какие-то приглушенные звуки — шаги? Кимболл открыл глаза и наклонился ближе к динамику — он не хотел пропустить ни звука. Раздался металлический лязг дверной ручки.

— Ты запер дверь!

— Да, Дениз, запер. — Голос Ларсена был спокоен. — Да, я ее запер.

— Нет! Нет! Нет! — вопила Карозерс в ухо Кимболлу, а пленка бесстрастно продолжала крутиться.

— Да, — просто сказал Ларсен. Раздался плевок — это выстрелили из пистолета с глушителем.

— Ублюдок!

— Да, — повторил Ларсен. Из динамиков послышалось еще три приглушенных звука, потом громкий тяжелый удар. — Да, дорогая, ты совершенно права.

Кимболл скривился и выключил магнитофон, потом откинулся на мягкие подушки дивана. Пожалуй, через день-другой он снова сможет нормально ходить. Я-то поправлюсь, мрачно думал Кимболл, а вот второго такого ножа, как «сесчепита», не найти. Он закрыл глаза и вспомнил, как она выскользнула и упала на мостовую. Вспомнил, как его били разъяренные итальянцы, видевшие, как он ударил старуху… и вспомнил Сюзанну Сторм. Он вспомнил, что дрался тоже, вспомнил приятные крики боли от его мощных ударов. Иначе оттуда ему было не выбраться. А сейчас Эллиотт понимал, что его основная задача — выжить.

Заявление Ларсена о том, что его надо убить, не удивило Кимболла — он давно продумывал планы выживания. Эта пленка была лишь частью экстренного плана.

Основные идеи тщательно разрабатывались более десятка лет. План строился вокруг Главного разведывательного управления. Его аббревиатура, ГРУ, была известна лучше — штаб-квартира военной разведки России. Немногие знали, что даже до распада Советского Союза в ГРУ работало в шесть раз больше агентов, чем в более известном КГБ. И в то время, как остальная Россия блуждала в технологическом хаосе, у ГРУ имелись разведывательные спутники и технологии перехвата данных не хуже — а иногда даже лучше — чем у США. В основном это произошло благодаря участию Кимболла, который тайно передавал информацию и технологии, полученные от компаний, сотрудничающих с Бременской Легацией.

Это позволило Кимболлу от имени Бременской Легации наладить хорошие отношения с ГРУ — отчасти ради информации, отчасти для укрепления экономических связей и деловых контактов. Помимо этого он тайно налаживал личные отношения, даже если они Легации на пользу не шли.

Благодаря этим контактом Кимболл узнал, что ГРУ сильно нуждается в новых боевых технологиях. Отчасти это желание проистекало из потребности войск в лучшем, более новом и мощном оружии, но преобладающей причиной была экономическая. Проще говоря, продажа оружия была важным источником доходов России. Государственная компания, торгующая оружием, «Рособоронэкспорт», продавала другим компаниям оружия примерно на 20 миллиардов долларов в год, но она терпела убытки, поскольку ее оружие отставало от разработок Соединенных Штатов. Никто не хотел покупать вооружения у страны с отсталой технологией. Во времена Советского Союза их оружие было средством управления миром, а для новой России — это бизнес и вес на рынке.

Кимболл, мучаясь от боли, поднял ноги на диван и растянулся, устраиваясь поудобнее; потом закрыл глаза и вернулся к остальным деталям своего плана по выживанию.

У ГРУ издавна имелся небольшой, но значительный центр в Пизе, где обрабатывалась и передавалась информация. Заместитель командира этого центра управления задолжал Кимболлу множество разнообразных услуг, не самой маленькой из которых была та пленка с записью убийства в особняке Легации в Болонье. Запись была сделана с жучков, которые он помог установить ГРУ несколько лет назад.

Кимболл лежал, закрыв глаза и размышляя; он понимал, что сейчас важно только перехватить у Братьев Кодекс да Винчи и продать его ГРУ. Тогда он до конца жизни сможет жить в роскоши и убивать. Преданность — это не важно, думал он, засыпая, важны убийства. Эллиотт заснул с улыбкой на лице.


Нигде больше в Италии не делают такой лазаньи, как в Болонье. Кое-где некоторые блюда готовят так же хорошо, как это делают повара в Болонье, но лучше не готовит никто. Вэнс задумался над прозвищем, которое городу дали довольные гурманы со всего света: Болонья la Grassa — «жирная Болонья», — признавая неизбежные последствия такого количества вкусной еды. Сейчас он чувствовал себя grassa. Вэнс медленно положил вилку на тарелку — глаза и язык были все еще голодны, а желудок просил о помиловании.

Вэнс посмотрела на Сюзанну, которая медленно общипывала край тортеллини, благоразумно сдерживаясь и не набрасываясь на еду так, как сделал Вэнс, не успели им подать основное блюдо.

Болонья la Grassa, думал Вэнс. Она также была известна как Болонья la Dotta — «ученая Болонья»: это название подчеркивало, что Университет Болоньи — старейший в Европе.

La Dotta, la Grassa. Именно эти слова привели Вэнса и Сюзанну в город. Вэнс отхватил зубами еще один кусок от лазаньи и запил его глотком местного «Санджовезе».

Он взглянул на часы. Им удалось скрыться с площади вместе с остальными перепуганными людьми почти ровно сорок восемь часов назад. На деньги, которые Сюзанне дал Тони, они купили приличную одежду и поселились в небольшом аккуратном пансионе на виа Националь, рядом с вокзалом. Даже не поев, они заснули, обнявшись, и проспали до полудня следующего дня.

Сон разогнал усталость, а также ощущение той безнадежности, что преследовало их после покушения на Папу. Врачи говорили, что первосвященник будет жить. Они также отметили, что более слабый человек не перенес бы подобных мучений.

Тони Фэрфэксу тоже пришлось тяжко. После обеда Сюзанна позвонила их общему другу и узнала, что у Тони случился удар в легкой форме, и он сейчас в больнице.

Но самые важные новости они услышали по телефону, когда Вэнс позвонил в правление компании «Континентал Пасифик Ойл» в Санта-Монике. Он звонил по протоколу SIP[51] в Риме на виа Фоссальта, рядом с пьяцца Нептун. Пришлось ждать, ибо Вэнсу сказали, что соединить с Харрисоном Кингзбери не могут — придется дождаться ответного звонка.

Меньше чем через десять минут SIP-оператор направил Вэнса в одну из застекленных звукоизолированных кабинок. К удивлению Вэнса, в трубке раздался резкий спокойный голос Мерриама Ларсена.

— Сейчас Харрисон Кингзбери находится у нас под опекой, — объяснил Ларсен Вэнсу. — Если вы вздумаете вмешиваться в дела Бременской Легации, Кингзбери погибнет. Понятно?

— Конечно. — Вэнс проглотил вздымающуюся ярость и в награду через несколько секунд услышал голос Кингзбери.

— Вэнс… у тебя все в порядке?

— Все отлично, сэр, — ответил Вэнс, — а вы? Где вы?

— Я в порядке. И я… — неожиданно Харрисона прервали. Трубку накрыли рукой, но Вэнс расслышал, что Кингзбери кто-то отчитывает. Через пару секунд он снова заговорил: — Вэнс? — позвал он тихо и устало.

— Да, я еще здесь.

— Как ты мог догадаться, мое местонахождение должно остаться в тайне. Мне строго наказали не говорить тебе. Очевидно, ты их сильно взволновал. Но перейдем к другому: достаточно сказать, что я все еще жирный и ученый. Да, сэр, жирный и ученый; обо мне весьма хорошо заботятся.

Разговор вскоре завершился.

Жирный и ученый.

Кингзбери был очень строен. Он никогда не был жирным. Формальное образование этого нефтепромышленника закончилось на средней школе, и он обычно это подчеркивал. Кингзбери пытался ему что-то сказать, и Вэнс моментально разгадал послание: Болонья! Харрисону было известно, что Вэнс хорошо знает Италию, и намек будет очевиден. Поэтому тем же вечером Вэнс и Сюзанна отправились на поезде в Болонью.

Они поселились в отеле «Милан Эксцельсиор» — он был удобным и располагался рядом с вокзалом. Там они медленно занялись любовью, благодаря судьбу, — это ощущение известно лишь тем, кто обманул смерть и знал, что вскоре должен встретиться с нею опять.

— О чем ты думаешь? — спросила Сюзанна Вэнса.

Он с трудом заставил себя вернуться к настоящему.

— О Кингзбери, о Тоси, — ответил он. — И о нас. О тебе.

— Ну, — сказала Сюзанна, протягивая через столик руку к Вэнсу, — мне известно, что ты думаешь о Кингзбери и Тоси; а обо мне?

— Да всякое, — ответил Вэнс, сжимая ее руку.

— Какое всякое?

— Например, почему я некоторые вещи в тебе заметил не сразу.

— Давай, — рассердилась она, — не увиливай. Помнишь, мы пообещали больше не играть в игры.

— Ну… мне интересно, почему я раньше не заметил всех мелочей, которые говорили о том, что ты…

— Разведчица? — прервала она Вэнса и рассмеялась. — Конечно, ты мог бы заметить, если бы мы не подверглись такой опасности. Но, с другой стороны, если бы не эта опасность, замечать было бы нечего.

Вэнс печально кивнул и добавил:

— Но ты так и не сказала, почему ты это сделала.

— А почему ты послал на хер весь мир и стал играть в «блэк-джек»?

— Во-первых, я не играл, — сказал Вэнс, защищаясь, — поэтому-то мне и запретили. Моя система была отнюдь не игрой.

— Ладно, ты знаешь, о чем я. — Сюзанна стояла на своем. — Зачем ты это делал?

— Потому что мне пришлось. Мне были нужны деньги.

— Ага, — не соглашалась Сюзанна, — деньги ты мог заработать и по-другому. Для этого не обязательно играть в казино. У тебя были другие причины.

— Ну да… — Под взглядом Сюзанны Вэнс чувствовал себя обнаженным. — Я делал это забавы ради. — Ему не очень хотелось, чтобы кто-нибудь, особенно женщина, в которую он влюблен, знала его настолько хорошо. — Ради забавы — ну и ради вызова.

— И ради приключений. Это мои причины.

— И ради приключений, — согласился Вэнс. — Ты хочешь сказать, что пошла в ЦРУ ради приключений? — В голосе Эриксона слышался скептицизм. — Вступить в ЦРУ, летать в далекие страны, встречаться с интересными людьми и убивать их? Не могу поверить, что человек, которому очень важно «поступать правильно», может этим заинтересоваться.

— Ты ошибаешься, потому что я на самом деле поступала правильно, — не сдавалась Сюзанна. — Не забывай, что в ЦРУ всегда шло много людей из «Лиги плюща» — по крайней мере, в правление. Во время Второй мировой войны мой отец служил в Управлении стратегических служб,[52] которое было предшественником ЦРУ. И если бы я ему сообщила о своем намерении, он мог бы даже согласиться на это. Но я не сказала — и не только потому, что если бы отцу не понравилась эта идея, он бы воспользовался своим положением и помешал мне, но еще и потому, что если бы он ее одобрил, то мог бы попытаться мне помочь, а этого я тоже не хотела.

Вэнс улыбнулся ей, медленно качая головой:

— Ты выдающаяся женщина, Сюз. Выдающаяся.

— Спасибо.

Официант принес два блюда с пассерованной телятиной.

— Знаешь, — сказал Вэнс, оторвавшись на секунду от еды, — мне почему-то кажется, что тебе мои мотивы известны лучше, чем мне твои.

Сюзанна лишь хитро улыбнулась.

В восемь часов они наконец вышли из ресторана под темнеющее чернильно-синее небо. На ходу Сюзанна взяла его под руку.

— Как ты думаешь, мы сегодня чего-нибудь достигли? — спросила она.

— Конечно, — ответил Вэнс. — Даже когда буришь скважину и она оказывается пустой, то уже знаешь, где нечего искать.

— В данной ситуации звучит весьма оптимистично.

Они вышли из тени на виа Тестони и свернули направо, слившись с потоком пешеходов, текшим вдоль длинных сводчатых галерей на Виа делль Индипенденца к Собору.

— Приходится быть оптимистом, — сказал Эриксон, когда они смешались с вечерней праздной публикой. — Мы с самого начала сделали максимальную ставку, и надо продолжать играть, пока мы либо не выиграем, либо не проиграем.

— Я думала, ты не играешь.

— Я лгал.

Какое-то время они шли молча, наслаждаясь спокойной прогулкой. Перед этим они ходили из церкви в церковь, расспрашивая священников и администрацию об Избранных Братьях святого Петра. К вечеру они обошли все крупные церкви и церковные административные офисы, в том числе — факультет религиоведения Университета Болоньи. По настоянию Сюзанны они сняли еще один номер на юге, на другой от вокзала стороне города — чтобы давать его адрес. У Избранных Братьев есть свои люди в Болонье; они не могут не заметить, что кто-то ходит и расспрашивает о них, особенно если это те двое, которых они пару дней назад пытались убить. Все сообщения, которые придут на тот адрес, они выслушают по телефону, а заплатят через курьера. Сюзанна и Вэнс не собирались больше заходить в тот отель, боясь, что их могут выследить.

— А что будем делать, если никакого сообщения нам не оставят? — спросил Вэнс через некоторое время.

— Ну, — деловым тоном ответила Сюзанна, — это значит, что они решили следить за отелем и ждать, пока мы не объявимся. Если ничего не получим, попробуем либо вычислить людей, которых они подошлют, либо кому-то придется пойти в отель и выманить их.

— Не слишком веселый вариант, — заметил Вэнс.

— Да. Смешного тут мало. Будем надеяться, что этого делать не придется.

Инстинктивно Вэнсу хотелось спрятать Сюзанну куда-нибудь, защитить ее. Он никак не мог привыкнуть к тому, что это она здесь профессионал и наверняка справилась бы с такой ситуацией в одиночку лучше, чем он. И он не знал, что означает это его недоумение.

— Хочешь, попробуем сделать сейчас второй ход? — спросила Сюзанна, и мысли Вэнса вернулись к их цели.

— Сейчас? — спросил он смущенно. — Сегодня? Но я думал, что мы решили…

— Решили. Но я подумала, что если мы закрутим все по максимуму. Братья могут среагировать быстрее.

— Не знаю, — сказал Вэнс, — думаю, можно. Я думал, может, еще…

— Немного развлечься? — Она кокетливо посмотрела ему в лицо, читая ответ в глазах. Вэнс широко улыбнулся. Какой еще мальчик, подумала Сюзанна. Как только ему удавалось не выдавать себя взглядом, когда он играл в «блэк-джек»? Она покачала головой и улыбнулась в ответ. — Попозже, — сказала она и остановилась, чтобы поцеловать его в щеку.

Неподалеку официант уличного кафе, подававший эспрессо пожилому мужчине, посмотрел на них и улыбнулся. Старик тоже улыбнулся; никто не любит влюбленных так, как итальянцы.

— Попозже, — прошептала Сюзанна, когда они двинулись дальше. Если это попозже наступит, внезапно подумала она.

Они сошли с тротуара и Сюзанна повела Вэнса через виа Уго Баси к ряду такси, лениво ожидающих у статуи Нептуна. Водитель первой машины перестал болтать с четырьмя остальными и вытянулся в свои полные пять с лишним футов, широко улыбаясь красивой женщине и ее спутнику. Через десять минут он высадил их рядом со спортивной ареной, на тихой улице со скромными жилыми домами.


— Они остановились не здесь, — с горечью сказал брат Грегори своему помощнику. — Это всего лишь прикрытие, возможно, для того, чтобы им туда передавали сообщения.

Следовало этого ожидать, сказал себе Грегори. Эриксон и эта женщина ходили по религиозным организациям слишком открыто и усердно. Очевидно, их действия были призывом к Избранным Братьям Святого Петра и вызовом ему, главе ордена. К шести часам Грегори получил три телефонных звонка от священников, которых Братья попросили высматривать Эриксона. Эриксон им всем оставил один и тот же номер.

Разозленный брат Грегори подошел к окну и, широко раздвинув шторы, посмотрел вниз, на улицу. Вэнс Эриксон, ты там? Как тебе удалось сделать так много? Грегори с трудом подавлял завистливое восхищение этим талантливым дилетантом.

Под окном по улице, треща и громыхая, ехал побитый «фиат» без глушителя, но брат Грегори его почти не слышал. Вэнс Эриксон был на площади Святого Петра; на сделанном туристом снимке, который попал в газеты, Вэнс как раз прыгал на иранца. Как Эриксону удалось его найти в десятитысячной толпе, собравшейся в тот день на площади? Жалко, думал Грегори, качая головой, что этого американца придется убить. Хоть это и большая утрата, они себе не могут позволить оставлять его в живых. У тебя был шанс, сын мой, думал Грегори, отворачиваясь от окна к двум высоким крепким мужчинам, почтительно молчавшим, стоя в центре комнаты. Уничтожить проворный гибкий ум этого американца — все равно что уничтожить произведение искусства, но Бог бросает вызовы, и их необходимо принимать.

— Так. — Мужчины подобрались. Им обоим было за двадцать — такой мускулатуры можно добиться только регулярными суровыми тренировками. — Кто-то должен остаться здесь, а также нужно достаточное количество людей, которые будут наблюдать за входами. Хотя скорее всего это будет бесполезно — я сомневаюсь, что Вэнс Эриксон сюда вернется. Винсент. — Брат Грегори повернулся к мужчине повыше. Он был чуть выше шести футов, одет в обычную одежду, тугие мускулы натягивали ткань рубашки на груди и руках.

— Да, сэр.

— Винсент, я хочу, чтобы ты связался с человеком из мэрии. — Грегори подал ему клочок писчей бумаги, на котором поспешно нацарапал имя. — Он работает на мэра, но нам он тоже кое-что должен. Как и все остальные люди из администрации Болоньи, он член Коммунистической партии. Сообщи ему, что Вэнс Эриксон — разведчик американского ЦРУ, который находится здесь в роли провокатора, и он должен встретиться с фашистами и попытаться дестабилизировать здешнее коммунистическое правительство. Попроси его передать фотографию Эриксона во все отделения полиции, чтобы они проверили отели и пансионы Болоньи, и скажи, что работать нужно тихо. Возьми фотографию с обложки «Иль Джорно». Как следует объясни им, что поднимать тревогу нельзя.

— Со всем должным уважением, отец Грегори, — нерешительно начал монах по имени Винсент, — но нельзя ли просто попросить у владельцев отелей списки с номерами паспортов постояльцев и поискать номер паспорта этого человека?

— Хорошо соображаешь, Винсент, — благосклонно ответил Грегори. Монах заметно успокоился. Брат Грегори был непредсказуем; он мог расценить такой совет как сомнение в правильности его решения. — Действительно, для регистрации в отеле требуется паспорт, но я не сомневаюсь, что наш сообразительный оппонент сумел достать другой документ и зарегистрироваться под вымышленным именем.

— Как мудр Святой Отец, — смиренно заметил Винсент. — Простите меня за дерзость.

— Прощаю, сын мой. А теперь ступай.

Тот молча повернулся на пятках и вышел из комнаты; его прямая спина и походка выдавали военного. Монастырь направил его на военную подготовку в итальянскую армию, и, как и его напарник, он дорос до элитных войск, а потом ушел в самоволку и вернулся в монастырь.

— А ты, Петр, останешься со мной. Вернемся в штаб-квартиру и будем ждать, пока нас не известят о местонахождении нашей неуловимой жертвы. Затем, — брат Грегори блаженно улыбнулся, — начнется настоящая работа.

Грегори написал записку на листке с эмблемой отеля, аккуратно свернул ее и заклеил в конверт, на котором написал имя Вэнса Эриксона. При выходе он оставит его на стойке. Во второй он вложил 250 евро и, заклеив, написал на нем имя помощника управляющего. Этот ключ дорого обошелся. Но, подумал священник, Вэнсу Эриксону он будет стоить еще больше.


К тому времени как Вэнс и Сюзанна вышли из такси, ночь уже опустилась, но тоненький серп луны давал достаточно света, чтобы не спотыкаться на длинных темных участках между фонарями. Горбатый бетонный тротуар, извиваясь, поднимался на холм вдоль узкой и такой же неровной асфальтированной дороги. Голоса играющих детей мешались с более низкими и тихими голосами взрослых, в основном — мужчин, которые группами сошли с тротуаров на почти пустынную улицу и болботали между собой по-итальянски. Сюзанна с Вэнсом, проходя, приветствовали соседей по-итальянски — говорил в основном Вэнс, он лучше знал язык. Мужчины на улице не смолкали, а в кухнях смеялись женщины, гремели сковородками, источавшими ароматы, которые струились из желтых освещенных окон на улицу.

Дойдя по левой стороне примерно до середины улицы, они оказались у скромного трехэтажного здания. Как и большинство остальных домов среднего класса на этой улице, его окружал высокий забор с двумя воротами — одни для автомобилей, другие для людей — и небольшой газон с цветочными клумбами. Но, в отличие от остальных резиденций, в окнах не горел теплый свет, не доносились звуки веселья, из закрытых кухонных окон не чувствовалось ароматов готовящегося ужина.

— Его не было уже несколько дней, — произнес у них за спинами приятный голос. Вэнс и Сюзанна испуганно обернулись, но никого не увидели. Потом, опустив взгляд, в слабом свете уличных фонарей разглядели низенького старичка в белой рубашке и темных брюках на подтяжках: его макушку, светящуюся в темноте, обрамлял ежик седых волос, а из морщин на лице, похожих на многочисленные речные русла, сияла заразительная улыбка. — Простите, — сказал старичок, — я не хотел вас напугать.

— Все нормально, — сказал Вэнс, — мы его студенты, хотели зайти к профессору.

— Да, — сказал старик и всмотрелся в лицо Вэнса. — А вас, молодой человек, я, кажется, уже видел. Вы живете неподалеку? По-моему, я припоминаю ваше лицо.

— Нет, я…

— Фокусы старого разума, — сказал старик. — Профессор Тоси часто уезжает. Отпускает экономку и потом появляется через несколько недель. Этот Тоси отличный человек, — добавил он гордо. — Здешний старожил. Мы будем скучать по нему.

— Не понимаю, — поинтересовался Вэнс, — вы вроде бы сказали, что он часто уезжает.

— Да, да, я так сказал. Но я не хотел сбить вас с толку. То есть я не пытался нарочно вас запутать, потому что он уехал, как всегда, но… — Старик понизил голос и таинст венно склонился к Вэнсу. — Его экономка, Анжела, она мне доверяет. Видите ли, с тех пор, как я вышел на пенсию, я помногу сижу у себя на крыльце, вон там, — он показал на другую сторону улицы, — или много гуляю. А гуляю я много для того, чтобы повидаться с Анжелой. У нее есть на что посмотреть. Она… — Он бросил взгляд на Сюзанну, потом схватил Вэнса за руку и отвел на несколько шагов. — Она весьма хорошо сложена, молодая, красивые ноги и большие… — Он вытянул руки в области груди. Старик ухмыльнулся, как мужчина мужчине. Вэнс не мог не рассмеяться. — Но Анжела говорит, что всего два дня назад она получила от профессора письмо с зарплатой за полгода вперед — полгода, можете себе вообразить? — и он ей сообщил, что ему больше не потребуются ее услуги. Представляю, какие услуги ему могли требоваться. — Старик улыбнулся очередной мужской шутке.

— Понимаю, тогда…

— Нет-нет, это еще не все, — продолжал итальянец. — С тех пор как профессор уехал, в дом каждый день наведывается священник. У него есть ключ и от ворот, и от дома. Он входит в ворота,забирает почту и уходит. А вчера приезжает грузовик, и у этого грузовика какие-то миланские номерные знаки, и увозит ящики. Никакой мебели, только ящики.

Наверное, архив Тоси, подумал Вэнс.

— Когда обычно приходит священник? — спросил он.

— По-разному. То днем, то ночью. Но это плохой священник; служитель дьявола, если хотите знать. — Старик перекрестился. — Никогда не останавливается поговорить со мной, а однажды я подошел к нему поздороваться, а он выругался! — Голос его вскипел от негодования.

Значит, Братья завладели домом Тоси, лихорадочно подумал Вэнс. Чего еще ожидать?

Он старался связать все это вместе, в то же время притворяясь, что слушает старика, который просто тараторил, выбалтывая местные слухи, словно прачка. За домом не смотрели, но каждый день появлялся священник и забирал почту. Если проследить за ним, можно снова попасть к Братьям. А в таком случае — сердце Вэнса заколотилось в предвкушении — может появиться шанс захватить бумаги да Винчи. Вэнс был уверен, что с этими документами на руках можно будет начать переговоры об освобождении Кингзбери. Либо это, либо он уничтожит рукописи: редкие чертежи, нарисованные рукой человека, которого Вэнс изучал и которому поклонялся всю жизнь.

Понадобится машина, но у них нет прав, и никто не даст им автомобиль в аренду. Вэнс, мальчик мой, придется угнать еще одну. Ты уже влип по самые уши.

Ждать на тротуаре долго нельзя, как и наблюдать, сидя в машине: незнакомый автомобиль на узкой улочке привлечет внимание не только простого пенсионера. На тихой улочке, где нет ничего, кроме жилых домов, заборов и ворот, укрыться негде. Оставалось только одно: проникнуть в дом и дожидаться священника там. Вэнс Эриксон, типичный преступник: убийца, вор, взломщик. Отличное резюме. Сюзанна шагнула к Вэнсу после того, как старик неохотно кивнул, разрешая ей подойти.

— Этот человек, священник, о котором я вам рассказал, — я сказал, что сильно на него разозлился и записал номер его машины. Сын Пьетро — пекаря, который живет со мной по соседству, — его сын Ренато — полицейский, и я попросил его оказать услугу старику: понимаете, я знал Ренато, когда он был еще бамбино, и я попросил его услужить старику, и рассказал про священника и про то, что хочу написать письмо, пожаловаться на его поведение, поэтому я попросил Ренато… я сказал вам, что знаю его с тех пор… конечно, сказал, — старик хихикнул. Вэнс, стараясь сдерживать растущее нетерпение, понимающе улыбнулся и кивнул. — Ох, батюшки, на чем я остановился?

Старик смущенно заозирался.

— Ренато? — добродушно подсказала Сюзанна.

— Точно, спасибо. Вы — чудесная женщина, — сказал он и широко улыбнулся журналистке. — Точно, Ренато помог старику и проверил по списку номер машины, и только вчера он дал мне адрес. И я написал пастору письмо, да! Теперь этот священник, кем бы он ни был, попался.

— Пастору? — спросил Вэнс, стараясь не выдавать своего интереса.

— Да. Пастор «Сантуарио ди Сан Лука». Он будет очень суров, скажу я вам, когда узнает, что один из его священников ведет себя так с преданными прихожанами. И подумать только, это Святилище находится всего в паре миль отсюда. Да если бы я не был таким стариком, я пошел бы туда и сам поговорил с пастором с глазу на глаз. Да я…

— Синьор, — прервал его Вэнс как можно вежливее. — С вами очень приятно поболтать. Вы даже не представляете себе, насколько приятно. — От похвалы старик засветился. — Но нам действительно пора идти. Мы хотели всего лишь на пару минут зайти к профессору, а задержались уже намного больше. Мы…

— Не волнуйтесь. — Старичок снова взял Вэнса за руку и тихонько продолжил: — Если бы я был с такой великолепной женщиной, как она, я тоже не стал бы тратить время на разговоры со стариком, вроде меня. — Он подмигнул.

— Я не хотел… — попытался возразить Вэнс.

Итальянец протянул руку:

— Конечно, хотели. Но все в порядке. Я ценю и то время, которое вы потратили, чтобы послушать меня. Ступайте с богом, молодой человек. — Он снова подмигнул и отвернулся.

Они смотрели ему вслед, когда он скрылся за воротами дома напротив.

Сюзанна подошла к Вэнсу.

— Похоже, нам улыбнулась удача, — сказала она, обнимая его за талию.

Вэнс прижал ее к себе.

— Пора бы уже.

— Да, — мягко сказала она, — пора.

Глава 20

Помощник мэра не обрадовался тому, что прервали его ужин. Но от перспективы предотвратить фашистский замысел у него забурлила кровь настолько, что он пошел с этим просто одетым незнакомцем в главный полицейский участок Болоньи. Ассистент мэра вошел туда один, поговорил с помощником начальника, который дежурил той ночью, и отдал распоряжения. Потом мускулистый незнакомец отвез его домой, доедать ужин. Во время полуночной смены всем дежурным офицерам выдали копии фотографий Вэнса Эриксона.

Поиск беглецов, преступников и пропавших лиц в отелях было обычным заданием. Но сегодня его выполняли с особым рвением. Каждому полицейскому хотелось найти этого знаменитого убийцу.


Он осторожно придвинулся к спящей возлюбленной, нежно смахнув цветение дремы. Он целовал ее щеки, шею, грудь. Сюзанна пошевелилась, желая удержать невесомую негу сна, и в то же время с нетерпением ожидая того, что предвещали поцелуи. Она перекатилась на бок и, не открывая глаз, нашла губы Вэнса. Язык Сюзанны встретился с его языком, и, когда Вэнс обнял ее, Сюзанна томительно застонала.

Когда они перестали целоваться, он начал нежно ласкать чувствительную кожу за ухом, и Сюзанна открыла глаза. В комнате было еще темно.

— Что ты делаешь? — спросила она серьезно. — Ночь на дворе.

— Нет, — ответил Вэнс, отвлекаясь от мочки ее уха, — уже больше шести; я посмотрел. Утро уже почти кончилось.

— М-м-м, — промурлыкала Сюзанна, прижимаясь сосками к его твердой мускулистой груди, и оседлала его. — Давай же не будем тратить этот день зря. — Она заскользила вниз, поцеловала шею, провела языком по его твердому животу, опустилась ниже, и Вэнс замычал от удовольствия.


Энрико Кардуччи остановил сине-белую полицейскую «альфу» у тротуара напротив вокзала и посмотрел на часы. Уже 6: 11. Он зевнул. Его напарник, прислонясь к окну, храпел, будто оторванный глушитель тащился по гравию.

Ну и ладно, решил Кардуччи, подавляя очередной зевок. Он поправил синюю форменную фуражку и открыл дверь. Всю ночь они ездили по отелям своего участка в Болонье и показывали ночным портье фотографию скопированную из газеты. Не везло, совсем не везло. Фотография, переснятая на дешевую, тонкую бумагу, уже испачкалась и помялась, но изображение оставалось четким. Кардуччи вышел из «альфы», аккуратно закрыл дверь, чтобы не разбудить напарника, поправил пистолет в кожаной кобуре и направился в первый отель. Напротив вокзала их было три. Возможно, убийца в одном из них, с надеждой подумал он, толкая стеклянную дверь.

Почему я с ним? — спрашивала себя Сюзанна Сторм, растянувшись на кровати. В ее полузакрытых глазах еще горел огонь любви. Она смотрела на Вэнса, который стоял у комода и вытирал волосы. Сюзанна задумалась: как это раньше она не замечала его достоинств, — и на миг нахмурилась. Она поняла, что ни один мужчина, с которым у нее были отношения, не воспринимал ее настолько серьезно; не воспринимал ее по-настоящему, больше, чем… женщину.

Разумеется, ее воспринимали всерьез некоторые из работодателей; она отлично писала и считалась весьма компетентным агентом разведки — до Ливана. Но ни один из мужчин, с которым она встречалась, и ни один из любовников не воспринимал ее всерьез.

Ливан оказался настоящим кошмаром. Она поехала туда как журналист по заданию французского новостного фотожурнала, и должна была следить за штурмом, как сказало ей ее начальство из ЦРУ, особо агрессивной фракции группировки «Хезболла». Когда все закончилось, пораженная Сюзанна ходила между искалеченных и обезображенных тел детей — подростков. У них были автоматы Калашникова, выданные сирийцами и иранцами, они нажимали на курки и убивали, как взрослые. Эти юные солдаты действительно были повинны в ужасных преступлениях против беспомощных мирных граждан, женщин, детей и таких же подростков, как и они сами. Но ходя среди безжизненных останков, рассматривая спокойные детские лица, Сюзанна расплакалась и принялась размышлять о том, что это за мир, в котором детей посылают на смерть. Она злилась на родителей, отправляющих своих отпрысков на войну вместо себя; и, сильно расстроившись, подала в отставку, как только вернулась в Париж.

Сюзанна не была счастлива тем, что пришлось уйти в узкий мир искусства и стать журналисткой «Haute Culture» — как и непрекращающейся чередой скучных любовников.

Но теперь, лениво улыбаясь и глядя на Вэнса, вытирающего спину, она чувствовала себя по-настоящему хорошо; свободно. То был не просто адреналин, присущий опасной ситуации, который те, кто выживает, могут принять за любовь. Нет, решила она, дело здесь в том, как он смотрит на мир, не в том, что он делает, а в том, как он это делает. Ей нравилось, что Вэнс равнодушен к внешним авторитетам. Может, если повезет, это передастся и ей.


Ни один из ночных портье трех отелей, расположенных напротив вокзала, не узнал Вэнса Эриксона на снимке.

— Разумеется, возможно, что он въехал днем, — сказали все трое. По просьбе Кардуччи они еще и проверили номер паспорта Эриксона — безрезультатно. Кардуччи, не забывая о предупреждении начальника, что преступник мог использовать фальшивый паспорт, полагался в основном на фото. Он вернулся к напарнику и осторожно его разбудил.

— Отведи машину назад в участок, — сказал Кардуччи заспанному товарищу, — а я подожду, пока к семи утра не подойдут дневные менеджеры. Доеду домой на автобусе. — Партнер, недовольный тем, что ему не дали досмотреть эротический сон, мрачно согласился; и машина рывками отъехала от тротуара.

Не то чтобы Кардуччи действительно ожидал найти там Вэнса — он просто жил в десяти минутах езды на автобусе, который уходил как раз от остановки перед отелями. К тому же ему не нравился сержант, дежуривший в участке, — этот засранец увольняет всех направо и налево. Кардуччи с удовольствием избежит встречи, особенно если можно недолго подремать на удобном кресле в фойе. Он расположился у парадной двери «Милан Эксцельсиор» и без четверти семь погрузился в неспокойный сон.


Какой прекрасный отель, думал Вэнс, выходя из ванной комнаты с мраморным полом и нагибаясь к холодильнику, стоявшему в спальне под телевизором.

— Апельсинового сока? — предложил он Сюзанне, которая сидела на кровати и смотрела новости.

— Конечно, — согласилась она, — после небольшой зарядки мне всегда хочется пить. Слушай, Вэнс, уже больше семи и у нас…

Она резко замолчала: по телевизору начали показывать сюжет о состоянии Папы.

Он поправлялся. Диктор объявил, что Папа в сознании и уже прочитал молитвы, в первую очередь — о прощении убийцы.

Убийца, иранец по имени Хашеми Рафикдуст, арестован римской полицией и ожидает суда. Рафикдуст, — сообщил диктор с очевидным отвращением, — разыскивался в Германии по обвинениям в убийстве; там же подозревался в участии в расстреле иранских диссидентов, также есть мнение, что его деятельность финансировала «Хезболла», хотя сам человек утверждает, что работает один.

Показали Хашеми, когда его переводили из полицейской машины в городскую тюрьму Рима. Его дикие глаза зачаровывали.

— Я Меч Аллаха! — фанатично визжал он по-итальянски, по-английски и на фарси. — Аллах акбар! Я убил Папу!

Вэнс сидел на краю кровати рядом с Сюзанной и рассеянно пил апельсиновый сок, смотря новости. После отрывка с Рафикдустом показали свежий снимок убийцы и Папы, который прямо перед началом стрельбы сделал какой-то человек, стоявший прямо за Папой. На снимке был изображен Рафикдуст с поднятым пистолетом. Вэнс присмотрелся к фотографии и чуть не выронил стакан: слева было его хорошо узнаваемое лицо, искривленное от напряжения, когда он бросился к Рафикдусту, чтобы не дать ему выстрелить.

— О господи, — медленно произнесла Сюзанна. — О господи, Вэнс.

Назвали имя туриста, который сделал снимок. На экране обвели белыми кружочками сначала пистолет, готовый к выстрелу; потом Рафикдуста; а потом и голову Вэнса — словно накинули петлю.

— Властям не удалось связаться с этим человеком, — заявил диктор, — но они полагают, что именно он разыскивается в связи с совершенными недавно террористическими актами в Милане и окрестностях озера Комо. Власти также сообщили, что они не уверены, пытался этот мужчина помочь или же помешать убийце.

Программа новостей быстро перевела свое подвижное внимание на другие события — всенародное возмущение по поводу стрельбы, призывы к смертной казни, и так далее, и так далее. Но Вэнс этого уже не слышал. Я ухожу все глубже, глубже и глубже, мрачно размышлял он. Любимая Италия стала зыбучим песком у него под ногами.


— Что? А, да. Доброе утро! — Полицейский Энрико Кардуччи вскочил на ноги. Пришел дневной менеджер. Было шесть минут восьмого. Через несколько мгновений у Кардуччи в голове прояснилось, и он предъявил фотографию Вэнса Эриксона.

Дневной служащий уставился на снимок, посмотрел в потолок, задумчиво облизнул нижнюю губу, что-то пробормотал и, наконец, сказал:

— Да, я помню этого мужчину.

Кардуччи обрадовался. Это могло означать повышение, после которого ночных смен больше не будет. Он нашел нужного человека, сделав больше, чем требовали от него обязанности. Энрико представил, что скажет его мамочка.

— То есть, — продолжал служащий, — на самом деле я запомнил женщину, которая была с ним, — красавица, просто красавица, Я бы, возможно, и не запомнил его, если бы не эта исключительная женщины. Они зарегистрировались под именем… — Он сощурился, пытаясь вспомнить имя, а потом направился к стойке. Кардуччи последовал за ним, едва не паря над полированным мраморным полом фойе.

Пока служащий искал нужное имя в списке («Вчера вселилось только двенадцать человек», — сказал он, перелистывая журнал), Кардуччи усиленно пытался вспомнить, чему их обучали в полицейской академии. Это было нелегко — не потому, что он плохо учился: на самом деле, он был вторым по успеваемости в классе, — а потому, что ему трудно было сдерживать возникающие в голове картины: как он пинком раскрывает дверь и в одиночку арестовывает преступника. Энрико представлял и заголовки в газетах, может быть, даже с фотографиями.

Но он вспомнил и то, чему их учили, и сержанта, который после того, как спадет суматоха в прессе и народная благодарность, непременно его вздует, и будет ставить в пример как нарушителя правил. И Кардуччи с неохотой решил, что позвонит в штаб и вызовет подкрепление. Возьмет у служащего телефон, после того, как тот просмотрит список.

— Черт! — воскликнул Вэнс. — Почему все сразу? — Он уже был полностью одет в «ливайсы» и светлую голубую рубашку с короткими рукавами. Он ходил по комнате взад-вперед, пока одевалась Сюзанна — на ней тоже были джинсы и хлопчатобумажная рубашка с вышивкой и подвернутыми рукавами. — Наше огромное преимущество в том, что никто не знает, что мы здесь, — на ходу размышлял вслух Вэнс. — Никто, кроме Братьев, а с ними мы разберемся отдельно.

— Если только они и тут не сотрудничают с полицией — так же, как и в Комо, — напомнила Сюзанна.

Вэнс осекся.

— Ну, тогда я ставлю на то, что Болонья слишком далеко от монастыря. Не думаю, что их влияние здесь велико. Но необходимо опасаться людей, которые нас ищут… то есть меня. Это значит, что надо постараться не попадаться на глаза никому до вечера, пока не доберемся до «Сантуарио ди Сан Лука».

Можно было бы угнать машину и выехать в пригород; на дорогах, ведущих в холмы, движение небольшое. Можно купить хлеба, сыра, вина, минералки и устроить пикник. Только… машину тяжело будет спрятать. Тогда мотоцикл. Вэнс соскучился по своему мощному классическому байку, который спокойно отдыхал на своей специальной парковке подземного гаража в здании «КонПаКо» в Санта-Монике. Сейчас та жизнь казалась такой далекой.

Десять минут спустя они закрыли за собой дверь и направились к лифту. Они не слышали подъезжающего кортежа полицейских патрулей, мотоциклов и фургонов, поскольку те ехали беззвучно, с одними мигалками.

Дойдя до конца коридора, Вэнс нажал кнопку вызова лифта.

— М-м-м, я тут подумала, — сказала Сюзанна.

— Что?

— А если ночной портье узнал нас?

Вэнс покачал головой:

— Сомневаюсь. Ребята в отелях такого размера не обращают особого внимания на постояльцев. Их интересует только, заплатим ли мы по счету, а мы дали денег вперед, чтобы они не беспокоились.

— Все же… — волновалась Сюзанна.

Приехал лифт; открылись двери.


Нервно теребя крышку кобуры с револьвером, Энрико беспокойно расхаживал по фойе. Он знал, в каком номере подозреваемые. Но группа поддержки еще не приехала. Почему они задерживаются? Участок совсем рядом с пьяцца Маджоре, напрямую от виа делль Индипенденца. Сердце колотилось, хотя с того момента, как служащий назвал ему нужное имя, прошло меньше десяти минут. Кардуччи заметил, что указатель лифта дошел до третьего этажа и остановился. Может, это он, мечтал Кардуччи. Они попадутся прямо ко мне в руки, и меня наградят за то, что я справился с ними в одиночку.


— Ладно, — уступил Вэнс, глядя на закрывающиеся двери, в которые они так и не вошли. — Возможно, ты права.

— В любом случае, не повредит, — ответила Сюзанна. — По крайней мере, полезно для здоровья.

Вэнс пошел за ней к пожарной лестнице в другом конце коридора. Они неторопливо спустились на пять пролетов в цоколь здания; за ними летело эхо. Спустившись, они прошли половину короткого коридора, кишевшего обслугой отеля, снова поднялись на первый этаж и вышли на замусоренный участок, который Вэнс разглядел из номера.

Они шли по пыльной площадке, петляя между припаркованными вразнобой автомобилями и мотороллерами. С трех сторон участок был ограничен зданиями, с четвертой — высоким деревянным забором. Подойдя к воротам, они услышали рев моторов и визг шин.

Вот рев стал громче. Когда Вэнс и Сюзанна дошли до ворот, им навстречу въехал полицейский фургон, отчаянно мигая голубым огоньком, и поднял пелену пыли. За ним в это облако въехали два патрульных автомобиля и мотоцикл, запылив вообще весь участок.

— Пригнись! — крикнул Вэнс и потянул Сюзанну за собой вниз, чтобы укрыться за помятым красным «фиатом», крылья которого уже начали ржаветь.

Вэнс выглянул из-за багажника и увидел, как из фургона высыпала целая команда и побежала в здание, за ними — мотоциклист и люди, приехавшие на машине.

— На учения не похоже, — испуганно сказал Вэнс. — Бежим отсюда.

Он выпрямился и бросился к воротам, но тут въехала третья полицейская машина, водитель нажал на тормоза и преградил им дорогу.

— Стойте! — крикнул один из полицейских, выхватывая револьвер. — Вы арестованы!

— Как бы не так, — ответил Вэнс и, меняя направление, бросился в обратную сторону между хаотично стоящих машин, подталкивая перед собой Сюзанну.

Сзади раздался выстрел; ветровое стекло красного «фиата» разлетелось вдребезги. Взревел мотор патрульной машины; ее водитель рванул вперед, и было слышно, как из-под задних колес летит гравий. Чудесное итальянское утро прорезали еще несколько выстрелов.

— Не поднимай голову, — крикнул Вэнс.

Автоматная очередь прострочила землю прямо перед ними, но Вэнс успел схватить Сюзанну и рывком оттащить ее назад. Полицейская машина остановилась примерно посередине между воротами и задним входом в отель. Открылись двери, послышался топот и возбужденные крики.

— Пистолет Тони еще у тебя? — спросил Вэнс. Он опустил взгляд и увидел, что Сюзанна его уже достала. — Прикрой меня, — велел он, — я за мотоциклом.

Вэнс пробежал между двумя машинами; полицейский с автоматом остановился и открыл по нему огонь, а Сюзанна нажала на курок и попала в землю у ног копа; тот нырнул в укрытие. Она быстро скрылась за другой машиной, поближе к воротам, и тут же град пуль обрушился туда, где она только что стояла.

Эриксон перебегал от одной машины к другой, пока Сюзанна отвлекала основной огонь на себя.

Вылез один из трех полицейских, остававшихся в машине, и подбежал к упавшему товарищу, чтобы поднять его и перенести в безопасное место, а остальные двое занялись Сюзанной — палили так, чтобы не дать ей подняться.

Вэнс добрался до мотоцикла — это был мощный «мото-гуцци» — и довольно кивнул, увидев, что ключ остался в зажигании. Он прыгнул на мотоцикл и повернул ключ. Сзади слышался топот — еще один полицейский бежал по ступенькам из подвала отеля и что-то возбужденно кричал. Вэнс повернул дроссель, мотор завелся и мотоцикл рванул вперед.

Сюзанна, которую с двух сторон преследовали полицейские, бежала к воротам. Она услышала рев мотоцикла и, не останавливаясь, выстрелила еще раз.

Вэнс с визгом подъехал на второй скорости к выходу и начал притормаживать, чтобы подобрать ее. Полицейские, гнавшиеся за ней, развернулись и навели автоматы. Один ринулся за Вэнсом, целясь в мотоцикл, как охотник целится в голову убегающего оленя. Второй уперся локтями в крышу красного «фиата» и тщательно навел ствол на Сюзанну. Пуля попала в ветровое стекло мотоцикла, и по нему разбежалась паутина трещин. Изумленно Вэнс заметил, как Сюзанна нырнула в укрытие деревянной стены прямо перед тем, как раздался очередной выстрел. Сзади тоже слышалась стрельба.

Вэнс ехал, петляя, чтобы не попасть под пули полицейских за спиной, а затем, повернув, остановился. Сюзанна запрыгнула сзади даже раньше, чем мотоцикл полностью замер. Заднее колесо пробуксовало по гравию и взвыло, обретя опору на твердой земле.

Сзади гремели выстрелы, пули вслепую летели в каменную мостовую.

Они помчались на запад по виа Болдрини. Мотоцикл, накреняясь, несся сквозь толпу пешеходов, гулявших по садам у Порта-Галльера, потом на юг по виа делль Индипенденца.

Мотоцикл летел как стрела, и полицейские автомобили вскоре остались позади.

Но они понимали, что по радио информация быстро распространится по всей Болонье; и полицейские, желающие отомстить, бросятся преследовать угнанный мотоцикл. Если заденешь одного, пощады не жди.

Вэнс все разгонялся, обгоняя немногочисленные машины на утреннем шоссе. Когда впереди появились синие огни мигалок, Вэнс несся по белой разделительной полосе. Первая из машин, что преследовали их от отеля, начала заворачивать.

Если не можешь их побороть, присоединись к ним, подумал Вэнс, отпустил одну руку и начал крутить наугад многочисленные ручки на компактной приборной доске мотоцикла. Сначала замигали аварийные огни, потом завыла сирена. Справа и слева автомобили и грузовики выстроились по краю дороги, так что в центре наконец остались только мотоцикл и преследователи, к которым уже присоединилось и подкрепление из полицейского участка.

Вэнс даже рассмотрел выражения на лицах двух полицейских в приближающейся с ревом патрульной машине — и тут же, в самый последний момент, резко свернул налево и поехал наискосок через пьяцца делль Отто Агосто.

Сюзанна с ужасом смотрела на несущиеся машины, одной рукой схватившись за талию Вэнса, а другой — за свою сумочку, где лежали пистолет Тони и все деньги.

Две приближающиеся колонны полицейских машин чуть не столкнулись друг с другом, рьяно пытаясь одновременно въехать на пьяцца делль Отто Агосто.

Вэнс помчался к лабиринту извилистых узких улочек старого города; мотоцикл мог ехать быстро и в то же время хорошо маневрировать, и Вэнс понимал, что надо пользоваться всеми преимуществами.

Солнце едва поднялось и теперь заливало только верхние этажи домов вдоль виа Вентурини, когда мотоцикл влетел с ярко освещенной площади в глубокую утреннюю тень. Верхние этажи, выкрашенные в красный, благодаря теплым утренним лучам горели, а мотоцикл с ревом, отражающимся от стен, несся по прохладной тенистой улице, такой узкой, что там с трудом могли бы разминуться «фиат» и человек.

Мотоцикл пересек виа Риги и снова въехал в серый проулок. На перекрестке с виа Марсала Вэнс повернул налево и заметил справа полицейскую машину. Он подбавил газу Меньше чем в квартале от них показалась другая машина. Он снова свернул направо, и оказался на извилистой улочке, шедшей на юг. Вэнс припомнил, что несколько лет назад гулял по ней, и живот сжался в холодный кулак, когда он вспомнил, что свернуть с нее можно будет не раньше, чем через милю. Если с другой стороны тоже окажутся полицейские, это конец.

На ужасных поворотах шины «мото-гуцци» почти не касались неровной мостовой — Вэнс выжимал максимальную скорость. Они оказались на небольшой площади, выходящей на виа Замбони. Вэнс свернул налево, к Университету и, когда из-за угла со стороны участка вылетела очередная полицейская машина, резко дернул дроссель.

Эта «альфа» ехала быстрее, и, как ни разгонялся «мото-гуцци», патруль догонял. Когда один из полицейских открыл стрельбу, Вэнс начал вилять. Мотоцикл со своими перепуганными пассажирами с ревом несся мимо старинных зданий и бесконечных галерей, мимо пьяцца Верди, где широкая дорога с двусторонним движением превратилась в улицу с односторонним, и они ехали не в ту сторону. «Альфа» приближалась, и Вэнс заметил, как прямо у него перед лицом пуля врезалась в стену.

По бокам узкой улочки, как и на многих улицах Болоньи, с одной стороны шел длинный коридор-галерея, а с другой — каменные стены зданий. Казалось, что никого нет, но едва Вэнс нажал на газ, с виа дель Густо выехал «фольксваген» и полностью перекрыл проезд.

Сюзанна закрыла глаза и прижалась к Вэнсу. Ему тоже хотелось закрыть глаза, когда он понял, что остановиться негде. Он накренил мотоцикл влево, чуть не выпустив руль, когда подскочил на невысоком бордюре, и направил «мото-гуцци» между вертикальных блоков, поставленных для того, чтобы автомобили не заезжали в коридоры для пешеходов. Мотоцикл понесся по затененной галерее. Рядом со свистом пронеслись две колонны.

Сзади раздались неистовые гудки и визг шин, потом послышался звон стекла: полицейская машина врезалась в «фольксваген».

Вэнс притормозил, чтобы снова выехать на улицу. Оставив позади возмущенные крики и вой сирен, они промчались до конца виа Замбони, потом выехали через Порта Сан Донато и поехали по открытой местности.

До автострады Al 4 они доехали без хвоста. Вздохнув немного спокойнее, Вэнс выключил мигалки и сирену, открыл дроссель и понесся на запад. У аэропорта Вэнс повернул к югу, затем ушел с автострады на первом же выезде.

Они сделали полный оборот вокруг города и направились к юго-западным холмам.

Дорога, изгибаясь, поднималась все выше. Сверху и снизу на крутых склонах ровными рядами рос виноград. Сначала шли фермы одного типа, затем другого. Скот, овощи, но больше всего было полей с белыми резными цветками одуряющего бутня.

Дальше, после участка с американскими горками, Сюзанна увидела его — массивное округлое кирпичное здание с выцветшим зеленым куполом-луковицей и многочисленными башенками и шпилями. Оно стояло на вершине самого высокого холма в округе и очень напоминало корабль пришельцев, разведывающих рельеф местности.

Вэнс съехал на обочину.

— Что это такое? — спросила Сюзанна, еле дыша.

— «Сантуарио ди Сан Лука», — ответил Вэнс и жестом велел Сюзанне слезать. — Готов спорить, что где-нибудь там внутри — или, возможно, в пристройке у подножия — мы обнаружим Избранных Братьев Святого Петра и, если повезет, рисунки да Винчи. — Вэнс выключил зажигание. — Это либо наше спасение, либо…

— Это спасение, — сказала Сюзанна, слезая с мотоцикла и помогая Вэнсу откатить его от дороги и спрятать в зарослях робиний и мелкого кустарника.

Потом они прошли полмили вниз по дороге и скрылись в зарослях, чтобы дождаться наступления темноты.

А в Болонье Энрико Кардуччи все еще пытался объяснить сержанту, зачем он тоже бросился в погоню на «фольксвагене», а не остался в отеле. Защищаясь, Кардуччи твердил:

— Сержант, это же вы ехали не в ту сторону.

Глава 21

При взгляде через долину «Сантуарио ди Сан Лука» казалось причудливой детской игрушкой. Но когда начало смеркаться и Сюзанна с Вэнсом подошли к зданию, его огромный силуэт на фоне неба достиг ужасающих размеров. В дневное время Святилище было излюбленным местом туристов: они стремились увидеть также галерею длиной в две с половиной мили, которая тянулась от южных городских ворот Болоньи, Порта-Сарагоцца, по крутому склону Монте делла Гуардиа.

В верхней трети крытого променада одна стена шла непрерывно, и время от времени на ней встречались картины, скульптуры и неподписанные двери. Некоторые с номерами, некоторые без, двери вели в кабинеты и жилые комнаты церковнослужителей, работающих или связанных со Святилищем. Адрес, который дал им болтливый старичок перед домом Тоси, соответствовал одной из этих неподписанных, но пронумерованных дверей.

Вэнс ехал медленно и ровно, чтобы мощный мотор мотоцикла не слишком ревел. Доехав до небольшой вершины, он решил полностью выключить двигатель и вниз просто скатиться.

После того как стих нескончаемый гул мотора, они острее прежнего ощутили внезапно наступившую ночную тишину: ее нарушал лишь шорох шин по асфальту и шелест хорошо смазанных подшипников, вращающихся все быстрее. Потом, не успел мотоцикл окончательно остановиться перед новым подъемом, Вэнс и Сюзанна спрыгнули, откатили его к обочине и оставили там.

Они молча шли, держась за руки. Где-то над холмом в ночном небе гудел одномоторный самолет; порывами ветра с автострады время от времени доносило шум редкого движения. Вэнс остановился и посмотрел на Сюзанну, потом нежно поцеловал ее.

— Что бы ни случилось, — сказал он, — я тебя люблю.

Он стоял и в темноте рассматривал ее лицо, мучаясь вопросом, не лучше ли просто сбежать. Но он не мог так поступить. Надо спасти Кингзбери, отомстить за Мартини, за Тоси, за всех погибших людей, которые должны были жить.

— Идем, — сказала Сюзанна, уловив его нерешительность. — Давай покончим с этим.

И они двинулись дальше, мимо подъездной дорожки, которая проходила справа и вела к парадному входу в Святилище, и еще дальше, к вершине. Они уже почти дошли до самого верха, когда услышали рев мощного мотора и визг шин: какая-то машина начала быстро спускаться по холму с другой стороны. Они бросились наверх бегом.

— Я ее вижу, — сказал Вэнс. — А ты?

— Нет, но звук знакомый, как…

— Как у «ламборгини» Эллиотта Кимболла?

— Ну, в любом случае, похоже на «ламборгини».

— Я боялся, что ты это скажешь.

— Разумеется, в Италии много «ламборгини», — предположила Сюзанна. — Их тут делают.

— Знаю, но сколько можно встретить здесь после наступления темноты? — Она пожала плечами. — Все сходится, — сказал Вэнс и быстро продолжил, — Кимболл работал на Бременскую Легацию. Он был у них посредником. Черт! Мы только что прозевали сделку! Через несколько минут бумаги будут у Легации, и у меня не останется никаких надежд освободить Кингзбери.

На Вэнса внезапно нахлынуло отчаяние, и он отвернулся от Сюзанны. Не только удача подвела — они еще и проиграли каждый ход. Вэнс никогда не чувствовал такой опустошенности и безнадежности. Но ненависть иногда становится мощным стимулом, и внутри вспыхнула жажда мести, пусть и крохотная. Если по адресу, который дал старичок, найдется брат Грегори… злоба росла, и эмоции подсказали новый путь. Адреналин разливался по телу Вэнса.

— Они заплатят за это, — решительно сказал он. — Дай мне пистолет Тони.

Сюзанна отдала. Утром она экономила патроны: в магазине еще осталось на пять выстрелов.

Они обошли вершину холма и побежали вдоль дороги снаружи галереи, а подбегая к нужной двери, замедлили ход. Окна там не было, но у основания двери видна была полоска света. Они присели в тени у дороги и прислушались в надежде уловить какие-нибудь звуки — но слышали только собственное дыхание.

Сначала Вэнс, а за ним и Сюзанна осторожно перешагнули низкую стенку и в три шага пересекли галерею. Прижавшись спиной к стене по обе стороны двери, они снова стали прислушиваться; но в ночи не раздавалось ни звука. Вэнс боком подошел к двери, стараясь не прислоняться к ней, чтобы она не загремела и не выдала его. Правую руку оттягивал пистолет; палец чесался от желания выпустить пулю в брата Грегори.

Внутри послышался слабый гортанный звук. Вэнс наклонился к двери, чтобы расслышать получше, — и тут она внезапно, однако осторожно, начала открываться.

Он быстро отпрыгнул и снова прижался к стене. Но никто не вышел, а дверь открылась лишь совсем на чуть-чуть. Вэнс подождал, пытаясь собраться с духом, прежде чем ворваться вовнутрь. Он поймал взгляд Сюзанны. Женщина улыбнулась. Боже, подумал Вэнс, у этой женщины нервы крепче линкора. Глубоко вдохнув, он пнул дверь и отпрыгнул на безопасное расстояние, а та резко пошла вовнутрь и ударилась о стену. Эриксон подождал. Опять никаких звуков, кроме сдавленного хныканья. Сюзанна протянула руку в открытый дверной проем и быстро убрала ее. Огня не последовало. Она посмотрела на Вэнса, подняв брови.

Эриксон уверенно шагнул в проем, Сюзанна за ним. Но к тому, что они увидели, никто совершенно не был готов. Настоящая бойня. По полу, словно ненужная одежда, разбросаны трупы. По кровавым следам можно было проследить последние движения погибших. Кровь стекала по неровному полу, собираясь в лужу в дальнем углу. Умерли они совсем недавно. Все были изуродованы и порезаны каким-то клинком. В середине комнаты, привязанный к стулу и с кляпом во рту, сидел брат Грегори, на котором не было ничего, кроме туфель и носков. На груди у священника проходил неровный шрам — такой Вэнс видел и у Тоси.

— Господи Иисусе, — прошептал Вэнс пересохшими губами, когда к нему вернулся дар речи. Сюзанна отвернулась и ее вырвало. Она словно опять увидела Ливан, то чудовищное насилие, которое люди могут совершать друг над другом.

Вэнс, онемев, засунул пистолет в задний карман джинсов и подошел к брату Грегори. В воздухе сильно пахло смертью — то был запах тех потаенных частей человеческого тела, которые никогда не должны были увидеть свет. Вэнс вспомнил об Ираке — он подумал, что его бы стошнило, если бы не тот опыт.

Когда Вэнс подошел ближе, стоны и пыхтение брата Грегори стали чуть слышнее. В его глазах горел страх, но боялся он не Вэнса.

— Что… — слова неохотно срывались с сухого языка Вэнса, — что случилось?

Вэнс остановился перед умирающим и наклонился, чтобы распутать тряпку, которой был завязан рот Грегори. Сзади кашляла и сопела Сюзанна.

— Кимболл, — ловя воздух, сказал Грегори, когда Вэнс достал кляп. — Это он сделал. Это все он сделал, ублюдок! — Брат Грегори дернул головой и скривился от боли. — Он пришел… и взял…

Священник снова скривился.

— Документы?

— Да, их тоже, но он забрал противоядие! — слова выходили со зловещим шипением; потом священник задергался в конвульсиях.

Вэнса переполнила странная смесь жалости и ликования. Мстить этому беспомощному голому человеку уже не хотелось. Тем не менее должна же быть справедливость на этом свете, и пусть этот человек погибнет от яда, который он использовал, чтобы порабощать других.

— Добейте меня, — сказал брат Грегори, — прошу вас. — И тут Вэнс понял причину страха, которым горели глаза священника: тот боялся боли и ужасной смерти от яда. В душе Вэнса вспыхнула злоба — злоба, которая живет в каждом сердце, — когда он вдруг подумал, что можно уйти, и пусть яд делает свое дело.

Рассудок Сюзанны старался справиться с этой чудовищной трагедией, последние сцены которой разворачивались у нее на глазах. Она оперлась на дверной косяк. Ей надо бы чем-нибудь заняться, чтобы больше не тошнило.

— У вас множество причин убить меня, — умолял брат Грегори; боль накатывала на него все чаще. — Вы должны ненавидеть меня… вы должны, должны! — На глазах у него выступили слезы. — Пожалуйста, ради бога, — кричал он, — нажмите на курок!

— Может быть, — сказал Вэнс, — заключим сделку?

— Чего вы хотите? У меня ничего нет. Я покойник, я лишь хочу умереть быстро.

— Да, — ровно сказал Вэнс, — спорить готов, что хочешь. Полагаю, ты видел, как твои жертвы умирают медленно, я прав? — Грегори успел кивнуть, прежде чем его настиг очередной спазм. — Я выполню твою просьбу, если ты расскажешь мне, почему Кимболл все это сделал.

Грегори посмотрела на него с благодарностью.

— Охотно, охотно, — сказал он.

— Я думал, что у вас с Легацией должна состояться сделка. Вы должны были разделить власть. Почему Кимболл вас убил? Кто-то пытался обмануть?

— Нет… нет, дело совсем не в этом, — начал Грегори. — Кимболл узнал, что его собираются убить… то, что ему не удалось остановить вас, стало последней соломинкой.

— Итак, он знал, где должны храниться бумаги, он решил сделать так, чтобы они не достались Легации, и украл их сам, — догадался Вэнс. Грегори кивнул. — Но почему он… — Вэнс пытался подобрать слова. — Почему бы просто не украсть бумаги и не уйти. Это все, — Вэнс обвел рукой побоище, — было действительно необходимо?

— Он злой человек, — кивнул брат Грегори. — Он при каждой возможности унижал церковь, высмеивал нашу религию. — Негодование придало сил голосу монаха. — Он хотел, чтобы мы страдали; он дразнил меня, убивая братьев; он унизил меня и, через нас, унизил нашего Бога и…

Какая набожность, думал Вэнс, пока священник заканчивал свою обличительную речь. И спросил вслух:

— Значит, он хочет с помощью этих бумаг вернуться в Легацию?

— Нет! В этом-то все и дело! — прошипел Грегори, уже способный дышать лишь урывками. — Убив моих братьев, унизив меня, он похвастался передо мной… он знал, что я покойник. Он хвастался и насмехался надо мной, говоря, что передаст бумаги русским. «Это нарушит твои жалкие планы, да?» — говорил он, расхаживая передо мной с важным видом. — Вэнс вдруг поймал себя на том, что рассматривает кровавые следы Кимболла, протоптавшего на полу кровавую тропинку. Он даже не заметил, что белые теннисные туфли тоже в красных потеках. — Он сказал: «У русских хватит сил противостоять таким, как ты», — продолжал священник. — Это горделивый и тщеславный человек, он сказал, что русские будут его ценить куда больше и будут относиться к нему лучше, чем Бременская Легация. Он знал… он знал, как много значило для меня окончательное восстановление святости Святого Петра. Он знал, и он постарался, чтобы, умирая, я почувствовал, что моя жизнь была… менее чем бесполезна. — Брат Грегори сотрясался от рыданий, которые прерывались лишь судорогами боли. Вэнс развязал ему руки, вяло лежавшие на коленях.

— Когда он хвастался, он не сказал, где и когда передаст документы русским?

Брат Грегори поднял пустые глаза.

— А сейчас он куда направился? — спросил Вэнс, повысив голос.

— В Пизу, — покорно ответил монах, — у него есть квартира в Пизе, где он всегда останавливается. Я там был. Это рядом с башней; он должен встретится с русскими там завтра утром, словно туристы в башне; они обменяются конвертами. А-а-а! — Тело священника скрутила конвульсия. — Убейте меня уже, прошу вас, убейте быстрее. Пожалуйста, умоляю!

Вэнс достал из заднего кармана пистолет.

— Последний вопрос, — сказал Вэнс.

— Пожалуйста.

— Что за оружие описано в рукописях да Винчи?

Грегори, похоже, собрал все силы, чтобы высказать последнюю связную мысль.

— Одних бумаг недостаточно, чтобы сделать оружие, — начал он. — В них содержится уникальное видение, уникальная идея, которая позволит ученым усовершенствовать лучевое оружие заряженных частиц.

Излучатель заряженных частиц! Совершенный луч смерти! Из поверхностных заметок об этом сверхсекретном оружии, опубликованных в научных журналах, Вэнс понимал, что это должно быть огромное устройство, способное расщеплять атомы, ускоряя поток излучения заряженных частиц почти до скорости света, и направляя их на цель. Объект, на который нацелен луч энергии, перед которой меркнет даже ядерный взрыв, просто распадется на электроны, исчезнет, превратившись в чистую энергию. Оружие стреляет без выпадения радиоактивных частиц, хирургически точно, и действует со скоростью света. Один выстрел — и ядерная ракета с боеголовками просто испарится, прежде чем успеет взорваться; его также можно использовать для нападения на города и войска противника. Совершенное оружие защиты и нападения, после появления которого атомное оружие можно ставить в музей рядом с луком и стрелами.

И Соединенные Штаты, и Россия годами боролись за усовершенствование своих вооружений. А помимо этого они боролись с еще одной проблемой — атмосферой. Созданные прототипы оружия были громадны и в атмосфере бессильны. Быстро движущиеся частицы, вылетающие из оружия, сталкивались с молекулами воздуха, и их энергия рассеивалась огромными молниями ограниченной мощности и радиуса.

— Изучая молнию, Леонардо придумал, как усовершенствовать подобное оружие, — продолжал Грегори. — В серии рисунков он решил использовать землю в качестве огромного заряженного электрода, который будет и притягивать, и отталкивать луч частиц. Он придумал двойной луч: первый будет создавать тоннель в воздухе, а второй последует за ним через несколько секунд. Но по-настоящему гениальная мысль заключалась в том, что цель станет электродом. Он… — Священник завопил от боли, звук был глубокий и гортанный. Вэнс боялся, что монах ничего больше не скажет. Но что тут еще знать? Вэнс поднял трясущуюся руку с пистолетом. Сейчас на кону стояло больше, чем жизнь Харрисона Кингзбери. Невероятно, думал Вэнс, подходя к священнику сзади и приставляя дуло к основанию его головы. То, что Леонардо дал Круппу более ста лет назад, он снова может дать сейчас, в XXI веке. И все это — человек, считавший войну самым животным безумием.

Что бы подумал Леонардо, если вошел бы сейчас в эту комнату? — размышлял Вэнс. Он бы увидел то, чего ожидал от людей? По колено в крови своих ближних, униженных до звериных потребностей, скованных животными инстинктами? Или же Леонардо нашел бы что-нибудь, превосходящее реальность? Может, он был художником потому, что мог находить красоту, превосходящую кровь и грязь?

Сюзанна отвернулась и зажалауши пальцами. Что бы ты подумал, Леонардо? — спросил себя Вэнс и нажал на курок.

Глава 22

Неподалеку от пьяцца Гарибальди, рядом с Понте ди Меццо, средним мостом в старой части Пизы, стоял красный «ламборгини»; улица была узкой, и передние колеса машины покоились на тротуаре. Дом было несложно найти. Они бы его нашли, даже если бы инструкции брата Грегори не были такими подробными.

Валясь от усталости на заднем сиденье тесного такси, Сюзанна с Вэнсом красными глазами смотрели сквозь постепенно зарождающееся утро на «ламборгини» и на дверь дома Эллиотта Кимболла. «Фиат» стоял рядом с другими машинами, беспорядочно припаркованными перед закрытыми сводами кафе. Такси стояло под таким углом, что машину Кимболла и дверь, в двадцати ярдах, было видно очень хорошо. Вэнс посмотрел на часы: они показывали 6: 11. Он с тоской подумал о том, чем они с Сюзанной занимались всего сутки назад. Но задержаться на этом воспоминании ему не удалось, и остальные события дня бурным потоком пронеслись перед глазами.

Убийства, преследования, жестокая резня в «Сантуарио ди Сан Лука» — все это прокрутилось перед его мысленным взором. Они отвинтили от мотоцикла полицейскую мигалку, замазали грязью номерные знаки, и после брата Грегори поехали к югу от Болоньи, избегая крупных шоссе. Проехали по холмам в сторону Флоренции, держась к западу от этого величественного старинного города эпохи Возрождения, вместо этого свернули к городам в холмах — Риоведжо, Вернио — и десятку поселений, состоящих из старых каменных домов, кучками разбросанных вдоль дороги, названий которых на карте было не найти.

Незадолго до одиннадцати вечера они бросили мотоцикл в густые заросли кустарника около Пистойи и дошли до города пешком, из него автобусом добрались до Эмполи, а оттуда на поезде до Пизы. В 4: 39 утра поезд наконец прибыл на центральный вокзал в Пизе. Они разбудили дремавшего таксиста, стоявшего у бордюра, и обсудили, сколько будет стоить целый день. К 5: 30 нашли жилище Кимболла и стали ожидать его следующего хода. Когда рассвело, на площади и ведущих к ней улицах возросло движение. Появились лавочники, чтобы вымыть свой участок тротуара и забрать товары от поставщиков. Рабочие текстильной и стеклодувной фабрик шли со смены домой отдыхать. С наступлением дня людей становилось все больше, можно уже было смешаться с толпой, спрятаться от острого взгляда Эллиотта Кимболла. Вэнс потер лицо, потом потряс головой и поморгал. Сюзанна задремала у него на плече. Он решил позволить ей немного поспать. Нет смысла в том, чтобы они оба потом ходили с мутными глазами. Вэнс опустил взгляд на ее мягкие каштановые волосы, вдохнул приятный аромат ее тела. Никогда он никого не любил так сильно… и он не знал, проживут ли они достаточно долго, чтобы насладиться этим чувством.


Эллиотт Кимболл всю ночь вертелся в постели.

Когда рассвело, он бросил попытки заснуть и вскочил с кровати, дрожа от нетерпения.

И почему я раньше об этом не подумал? — спросил себя он, потягиваясь, затем поспешно выполнил свои утренние упражнения — растяжку, пятьдесят отжиманий, вдвое больше приседаний и еще столько же других движений. Боль в паху стала уже сносной. Старый деревянный пол поскрипывал от такой энергичной деятельности.

С обнаженного тела Кимболла катился пот, он подошел к окну и широко его распахнул, впитывая свежесть раннего утра.

— Почему я не сделал этого раньше? — спросил он вслух. Очевидно, в Бременской Легации его ценили куда меньше, чем он заслуживал. Он припомнил события прошедшего года, случай за случаем, когда можно было бы понять, что его акции падают в цене. — Ебаная деревенщина! — выругался он. Мерриам Ларсен приобрел богатство и власть не по праву или происхождению, а потому, что был ловким манипулятором — современным Макиавелли, который хоть и считался ценным слугой принца, но не заслуживал править сам. Высокий блондин всматривался в спокойные воды Арно, и по его липу проплыло неодобрение; ему было стыдно, что он позволил Ларсену уловками затянуть его в свою игру. Эллиотт по глупости уступил его низкосортным интригам и опустился на тот же уровень. — Свиньи! — чуть не выкрикнул он.

Но потом сразу улыбнулся: он же всех перехитрил! Все, бумаги да Винчи у него: это выигрышные карты. Их нечем побить, и всем придется иметь дело с ним, плясать под его дудку.

За время, прошедшее после того, как он уничтожил этого лентяя с крестом, Грегори, Кимболл обдумал с десяток маневров: большинство было вариантами использовать рукописи да Винчи, а также досье о деятельности Легации, которое он вел, чтобы восстановить свою позицию в организации и заставить их признать его превосходство.

Но в конце концов он решил, что вести дела с Легацией ниже его достоинства — это значило бы почтить их таким признанием, которого они не заслуживают. Нет, он их уничтожит. С помощью ГРУ.

Помимо ключа к самой мощной военной технологии на свете, Кимболл обладал еще и уникальными сведениями о деятельности крупнейших международных корпораций. Кимболл знал о самых позорных слабостях корпораций, об их фальстафовских аппетитах к коррупции, по сравнению с которыми «Энрон»[53] и «УорлдКом»[54] можно было считать матерью Терезой.[55] Ни у кого в мире нет такого количества боеприпасов, подробных сведений и досье, как у Кимболла, — в них перечислялись не только прегрешения корпораций, но и систематические случаи правительственной коррупции, охватывающей весь земной шар.

Если эти досье попадут в нужные руки, обнажатся основы мирового бизнеса и правительства, или же документы эти можно будет использовать для шантажа и влиять на решения, управляющие жизнями миллиардов людей. Русские ему помогут. О да! Кимболл широко улыбнулся. Они оценят его по достоинству.

Эллиотт стоял, словно прикованный к месту: вот его судьба, он это уже понял. С самого первого убитого им человека, с первого случая неповиновения обществу, судьба вела его к этому. Кимболл всегда хотел вырваться из удушающей пелены богатства и безвестности, которую на него накинул отец. Он достаточно ждал, ждал покорно. Теперь Эллиотт Кимболл будет знаменит; этого не отнять.

Это была квартира его отца, оставшаяся с тех времен, когда старик владел текстильной фабрикой в Пизе. Ее давно продали, но квартира осталась, как убежище для отдыха. В детстве Кимболл приезжал сюда с отцом и полюбил этот город. Молодой Эллиотт Кимболл часами размышлял над тем, как бы сбросить человека с Падающей башни и уйти незамеченным.

У него не получилось продумать все до конца, но эмоциональная привязанность часто возвращала Кимболла в Пизу, особенно когда ему необходимо было отдохнуть, подумать или спрятаться.

Он отвернулся от окна и пошел в ванную, мимо высокого шкафа для документов с четырьмя ящиками, надежно защищенными огнеупорными стенками и кодовым замком. Содержимое собиралось годами; там хранились тысячи страниц сверхсекретных данных, служебные записки, кассеты — все из самых тайных архивов крупнейших мировых корпораций — Бременской Легации. Да, все здесь, довольно размышлял Кимболл: убийства, удачные и провалившиеся; уклонения от уплаты налогов; завышение цен; планы против правительств всех крупнейших и большинства мелких государств; отравление окружающей среды ради получения прибыли, бесконечные попытки уничтожить свободное предпринимательство и капитализм своим авторитарным влиянием. Он включил душ и встал под струю. Эллиотт Кимболл станет знаменит, навечно.


Луч солнца лениво опустился с вершин бледно-желтых зданий и соскользнул на задний бампер «фиата». При та ком ярком свете «ламборгини» было видно не очень хорошо, а также не удавалось как следует рассмотреть, что происходит у двери дома Кимболла, все еще в тени.

Вэнс наполовину опустил закопченное заднее стекло такси и заморгал, когда свет ударил ему в глаза.

— Я его вижу, — сказала Сюзанна вскоре после семи. Вэнс резко повернул голову и уставился в окно. Солнце уже добралось до красного «ламборгини», и Вэнс хорошо разглядел Кимболла, вышедшего из затененной двери на свет. Он нес черный портфель. Рев мотора «ламборгини» эхом разнесся по узкой улице и прогнал утреннюю тишину.

Когда Кимболл осторожно съехал с бордюра и тронулся вниз по улице к пьяцца Гарибальди, Вэнс растолкал водителя. Тот стряхнул легкую дрему и завел «фиат». Кимболл повернул вправо, направляясь на север, по лабиринту узких извилистых улочек. Таксист слился с массой машин и поехал за ним.

Негодяй, объяснял ему Вэнс. Мужчина в «ламборгини» сделал предложение сестре Вэнса, хотя сам был тайно женат на другой женщине. Таксист рад был помочь Вэнсу и его второй сестре защитить честь глупой младшей сестренки. Дела сердечные трогают итальянцев больше, чем кого бы то ни было, и мужчина обрадовался, что ему посчастливилось принять участие в таком деле. О, как он повеселится, когда вернется домой и расскажет все своей Анне. К тому же эти два иностранца хорошо ему заплатили. И подумать только — из самой Америки прилетели, чтобы защитить свою сестру.

На пьяцца Донато Кимболл взял налево, и на пьяцца Кавальери снова повернул налево, к Собору и Падающей башне. «Фиат» без проблем успевал за неспешным «ламборгини». Кимболл, очевидно, не заметил, что его преследуют.

Такси проехало за машиной Кимболла прямо по виа Санта Мария, которая выходила на пьяцца Дуомо. Кимболл слегка притормозил, повернул направо и припарковался на пьяцца Аркивесковадо. Вэнс велел водителю остановиться слева на стоянке такси.

Кимболл вылез из автомобиля, держа в руке черный портфель, и быстро двинулся к башне. Болтливые хозяева готовили лотки с сувенирами, вокруг которых на площади обычно толпился народ, к наплыву туристов — они нахлынут примерно через час. Башня открывается в восемь; к половине девятого будет очередь.

— Подождите здесь, — велел Вэнс водителю, — мы ненадолго… я надеюсь.

Кимболл скрылся на ступеньках, ведущих вниз ко входу в Падающую башню, и Сюзанна с Вэнсом быстро последовали за ним. Сотню ярдов они преодолели за полминуты. Озадаченный таксист с удивлением смотрел им вслед, когда они наконец исчезли на ступеньках. Ему становилось не по себе. Высокий блондин с черным портфелем казался недобрым человеком, даже опасным. Таксист за тридцать лет выживания научился предчувствовать опасность, распознавать людей. Он ненадолго задумался — не вызвать ли по рации полицию, потом передумал. Но на всякий случай двигатель выключать не стал.

Внизу короткой лестницы, ведущей ко входу в башню, Вэнс помедлил — грудь его сковал страх. За ним остановилась Сюзанна. Изнутри слышалось два голоса. Потом наступило молчание. Вэнс уставился на грубую деревянную дверь с тяжелыми железными петлями и креплениями, глубоко вдохнул. Протянул руку и попробовал открыть дверь. Та была заперта.

Вэнс напряженно постучал. Послышались шаркающие шаги, потом заскрежетала щеколда. Дверь раскрылась настолько, чтобы изнутри высунулась голова старичка.

— Доброе у… — На его доброжелательном лице вдруг отобразился испуг, и он попытался захлопнуть дверь. Очевидно, он ждал кого-то другого. Вэнс сделал шаг и не дал двери закрыться. — Извините, синьор, но мы еще не открылись, — протестовал смотритель. — Приходите попозже, пожалуйста.

— Но другого мужчину вы только что впустили.

— А, его. Он… здесь работает.

— Так вот, — сказал Вэнс, толчком открывая дверь и входя внутрь, — мы пришли, чтобы заключить с ним небольшую сделку. — Он резко достал из кармана пистолет и нацелился в лицо старику. — Ни слова, мой друг. — Старик посмотрел Вэнсу в глаза и решил подчиниться. Попытает счастья потом, с блондином и его русскими друзьями. Он кивнул. — Вот это умно, — сказал Вэнс. — Теперь вернись за стол… живее! — Вэнс подошел со стариком к столу и убедился, что под рукой у него нет оружия. Сюзанна тем временем закрыла и заперла дверь. — Теперь раздевайся, — приказал Вэнс старику. У того глаза на лоб полезли. — Да, да, — подтвердил Вэнс. — Но можно сесть. Она смотреть не будет. — Старик неохотно подчинился. Вэнс собрал его одежду, нашел в штанах коробку спичек, сложил одежду в центре зала и поджег. Старик смотрел на это странное действо с лицом, на котором друг друга попеременно сменяли злоба, возмущение и полное недоверие. Он удивился еще больше, когда Вэнс дал ему бумажку в сто евро. — Когда все кончится, старик, сходи и купи себе новой одежды. — Он повернулся к Сюзанне и улыбнулся: — Думаю, теперь он тебя не будет особо беспокоить, — сказал Вэнс.

Удивительно, как покладисты становятся люди, если забрать у них одежду.

Вэнс шагнул в сторону винтовой лестницы, потом быстро подошел к Сюзанне и вручил ей пистолет.

— Возможно, тебе он пригодится больше. — И, не обращая внимания на удивленный взгляд тощего старца, прячущегося за стол, бросился вверх по лестнице.

Узкие ступеньки поднимались по кругу вверх, словно вывернутый наизнанку штопор, на высоту 57 метров — примерно 190 футов. Эриксон перешагивал через одну, останавливаясь на каждой площадке и прислушиваясь. Дойдя до четвертой, он услышал вверху шаги. Кимболл тоже услышал шаги Вэнса.

— Михаил? — Звук опустился вниз по спиральной лестнице. — Ты рано.

Кимболл говорил по-русски. Вэнс не знал этого языка. К удивлению Кимболла вместо ответа неожиданно воцарилась тишина.

Вэнс стоял и ждал, когда Кимболл сделает шаг; слушая, как кровь шумит в ушах, как внизу оживленно кричат и приветствуют друг друга люди.

Кимболл не двигался. Вэнс нетерпеливо стал подниматься дальше.

Добрался до пятой площадки. Ему был виден лишь залитый солнцем выход в лоджию.

Где же Кимболл? Вэнс подошел к проходу и выглянул в обе стороны.

Озадаченный, он отошел от площадки — это предпоследняя. Когда он приезжал сюда в студенческие годы, его удивило, что здесь нет перил. Ему было любопытно, сколько человек из-за этого погибло.

Вэнс, трясясь от страха на открытой площадке, осторожно приближался к лоджии, стараясь держаться как можно ближе к стене.

Он так сильно сконцентрировался на своем страхе высоты, что услышал Кимболла, только когда было слишком поздно. Он развернулся и увидел несущуюся на него громадную фигуру.

— Кимболл! — только и успел сказать он, прежде чем этот человек, который был на четыре дюйма выше и на двадцать фунтов тяжелее, накинулся на него.


Невероятно, радовался Кимболл. Единственное, что оставалось — убить этого засранца Вэнса Эриксона. Боги благоволят ко мне сегодня, прыгнув, подумал Кимболл.

Первым ударом высокий блондин заехал Вэнсу по уху, после чего тот растянулся на узкой платформе. Вэнс посмотрел вниз и вместо каменной площадки увидел травку, растущую далеко внизу, — на ней все еще сверкали капли росы. Он попытался откатиться в безопасное место, когда Кимболл вдруг схватил его за ноги и потащил к краю. Вэнс ухватился за основание одного из столбов лоджии и лягнул противника. Первый удар попал блондину по лицу, второй задел что-то мягкое. Вэнс услышал, как Кимболл резко выдохнул и ослабил хватку. Вэнс откатился и, покачиваясь, встал, глядя на Кимболла, который поглаживал себя по солнечному сплетению, перекосившись и побагровев от ярости.

— Удачный удар, Эриксон, — зло сказал Кимболл, потихоньку приближаясь к Вэнсу. — Но на этом твоя удача кончилась.

Кимболл обладал ослепительной скоростью натренированного бойца и быстротой хищника, привыкшего побеждать. Он подбирался к Вэнсу на четвереньках, босиком, с голыми руками. Внезапно Вэнс пожалел, что не взял с собой пистолет.

Каким-то чудом он увернулся от первого удара Кимболла, отразил второй, но следующий пинок попал в цель.

Вэнс согнулся и перекатился, чтобы хоть как-то защититься от метких ударов опытного убийцы. Но бесполезно. Кимболл выучил науку убивать не хуже, чем Вэнс изучил Леонардо, и борьба была неравной. Тут не было правил, как в регби.

Кимболл орудовал руками и ногами, словно дубинками; от напряжения у него по лицу катился пот, и он улыбался, получая почти сексуальное удовлетворение, избивая своего врага в кровавое месиво. Наконец удары прекратились. Кимболл шагнул назад и стал смотреть, как жертва пытается встать.

Вэнс из-за крови, залившей глаза, ничего не видел, но чувствовал, что бить перестали. Он поднялся на четвереньки, но, попытавшись встать, снова упал. Перед глазами все крутилось слишком быстро. Почему Кимболл остановился? Вэнс ползал вслепую, пока не врезался в столб. Превозмогая боль, он вцепился в него и попытался подняться. Он стоял, обнимая каменную колонну, плотно закрыв глаза, чтобы в них не попадала кровь; дожидался, когда вернутся силы. Вэнс был в хорошей форме, его тело могло вынести любую жестокость и восстановиться. Если Кимболл ушел, размышлял он с закрытыми глазами, возможно, удастся спуститься по лестнице.

Вэнс открыл глаза. Он представил, что можно упасть с предпоследнего этажа, и голова у него закружилась еще больше. Эриксон осторожно поднес руку к глазам и стер кровь, которая мешала видеть. На него с ухмылкой смотрел Кимболл.

— Я боялся, что ты свалишься, — сказал блондин дружелюбно. — Я бы не хотел, чтобы ты лишил меня этого последнего удовольствия. — Он шагнул к Вэнсу, широко улыбаясь. Тот, словно в замедленной съемке, увидел, как к нему приближается нога Кимболла. Держась обеими руками за столб, он попытался увернуться от удара. Вариант был только один: соскочить за край башни. Кимболл не попал, но Вэнс променял одну опасность на другую, худшую. Ноги полетели в пустоту, руки заскользили по столбу.

Что, на этом все? Пот смешивался с кровью и тек по лицу. Будет очень больно? Вэнс гадал, умрет ли он мгновенно, или промучается долго. Он услышал собственный крик, словно голос исходил из чужого горла. Но крик неожиданно прервался. Вэнс ударился о каменную башню. Он держался за столб, а ноги свисали над пропастью, пальцы пронзала острая боль: Кимболл лупил по ним кулаками.

После каждого удара Вэнс вскрикивал от боли. И с каждым ударом хватка становилась все слабее. Наконец мышцы, зажатые между костяшками пальцев и камнем, уже не способны были выносить такие мучения. И Вэнс разжал руки.


— Снимай все! — приказала Сюзанна твердым и деловым голосом, — носки, трусы… все! — Невозмутимого агента ГРУ с тяжелыми челюстями, одетого в костюм плохого покроя, больше печалило то, что придется раздеваться при женщине, чем то, что на него наставляют пистолет. В течение жизни на Михаила часто наставляли пистолеты, в том числе и женщины, но тут было что-то новенькое. Сгорая от стыда, он стянул дешевые хлопчатобумажные трусы с толстой талии.

— Бросай в кучу, — приказала Сюзанна, и мужчина кротко подчинился.

Осторожно, вцепившись в пистолет, Сюзанна зажгла о каменный пол спичку и поднесла ее к куче дешевой русской одежды. Денег на новую она ему не даст; пусть это сделает Мать Россия.

Как только Сюзанна выпрямилась и сделала шаг назад от костерка, она услышала крик Вэнса. Забыв о своих голых подопечных, она бросилась на улицу — на звук его голоса. Добежав до северной стороны башни, она в ужасе подняла глаза и увидела, что Вэнс перевесился через край, беспомощно болтая ногами. Над ним угрожающе возвышался силуэт Эллиотта Кимболла. Она постаралась прицелиться в блондина, но тот быстро отошел от края. Через несколько мгновений Вэнс полетел вниз.

Пизанская башня клонится к югу. И даже несмотря на то, что увеличение наклона многочисленными усилиями конструкторов удалось сдержать, предмет, брошенный с самого края верхнего этажа, упадет на землю на расстоянии 4, 3 метра от основания башни — это примерно четырнадцать футов. В башне семь этажей; каждый этаж на южной стороне примерно на два фута выдается над предыдущим; и наоборот, на северной стороне, каждый последующий этаж выступает примерно на два фута меньше, чем предыдущий.

Когда Вэнс прыгнул, Сюзанна затаила дыхание. Но всего лишь через шесть дюймов его ноги коснулись выступа узорчатой капители на колонне, оказавшейся прямо под ним. Он бы просто слегка задел ее, прежде чем упасть на землю, если бы башня не была наклонена в подходящую сторону — только здесь оказалось возможным попасть вовнутрь.

Вэнс, дрожа всем телом, все же нашел надежную точку опоры и осторожно поставил носки на выступ капители. Прижавшись к камню плотнее, Вэнс почувствовал, что к слегка наклонной поверхности его прижимает сила тяготения. Волна облегчения прокатилась по нему. Он выжил. Пока.

На краю шестого этажа снова появился Кимболл, чтобы проверить свою работу. Но желанного зрелища он не увидел: на земле не оказалось изувеченного трупа Вэнса Эриксона — вместо этого там, расставив ноги, стояла женщина, казавшаяся с такого расстоянии просто крохотной. Кимболл удивленно высунулся вперед, держась за колонну, и стал высматривать Вэнса. У громадного светловолосого убийцы отвисла челюсть, когда он заметил, что Вэнс жмется к узкому выступу прямо под ним. Если бы драка произошла на другой стороне башни или если бы Эриксон вылетел наружу, а не соскользнул вниз, он бы погиб. Кимболл пришел в ярость. Как такое могло произойти? От удивления он забыл о женщине, стоявшей внизу, но натренированный инстинкт убийцы что-то ему подсказывал. Кимболл редко воспринимал женщин как угрозу, но еще раз посмотрев на нее, увидел огонек у дула и слабый дымок от выстрела: по всей видимости, это был пистолет. Эллиотт рефлекторно присел.

Правое бедро обожгло, нога подогнулась. Ослепленный болью, Кимболл схватился правой рукой за рану, перенося вес на левую ногу. От этого маневра он лишь потерял равновесие. До ушей донесся резкий звук следующего выстрела, и в него попала вторая пуля, которая прошла через скопление нервов в области поясницы. Мышцы полусогнутой ноги в последний раз непроизвольно сократились и выпрямились, реагируя на шквал команд, посланных перебитыми нервами. Из-за того, что нога сильно дернулась, Эллиотт выпустил колонну и пролетел по дуге точно над головой Вэнса.

Слава богу, я получала хорошие оценки на стрельбище. Сюзанна заметила удивленный взгляд Кимболла, когда первая пуля попала ему во внутреннюю сторону правого бедра. Из раны тут же брызнул фонтан крови; она прострелила бедренную артерию.

Сюзанна видела, что вторым выстрелом попала в поясницу, когда Эллиотт пытался развернуться и отскочить. Третья и четвертая пули пролетели мимо. Но хватило, и первых двух. Сюзанна вяло опустила руку с пистолетом и увидела, что высокий блондин, стоявший спиной, нырнул головой вперед с предпоследнего этажа башни.

Кимболл оттолкнулся левой ногой горизонтально и вылетел вперед настолько далеко, что снова ударился о наклонную башню, лишь пролетев три этажа.


— Не-е-ет! — орал Кимболл. — Нельзя так со мной. Я должен жить! — возмущался он, когда небо и земля бешено крутились перед глазами, как обезумевшая карусель.

Из поврежденной артерии на ноге в воздух хлестала кровь и стекала по мрамору, а Кимболл продолжал с ревом падать вниз. Последней мыслью Эллиотта Кимболла, прежде чем его голова разбилась о мраморный бортик третьего этажа, было унизительное осознание того, что его победили дилетант и женщина.


Сюзанна бросилась к башне — надо было найти Вэнса. Она услышала взволнованные крики и краем глаза заметила, что к башне сбегаются люди.

В зале Сюзанна увидела веревки, которые использовали при наплыве посетителей, чтобы выстраивать их в ряд. Она отцепила металлические застежки с обоих концов веревки длиной в двадцать футов, свернула ее и побежала по лестнице.

Мышцы у Вэнса начали болеть — он устал стоять на цыпочках на декоративном выступе колонны. Он смотрел вверх на колонны, что были всего в двух футах. Если бы только удалось достать до них и подтянуться. Силы возвращались в руки и другие мускулы, судороги остались только в икрах, напоминая о том, как ослабло тело после ударов Кимболла.

— Вэнс! — Он поднял глаза и увидел, что над ним стоит Сюзанна. Словно ангел. — Продержись еще несколько секунд, — сказала она, взволнованно глядя на его окровавленное лицо, не различая, где кровь Вэнса, а где — Кимболла.

Сюзанна быстро обмотала столб шестью кольцами веревки и спустила свободный конец Вэнсу. Второй крепко держала сама. Благодаря трению, веревка будет держаться прочно, и можно будет спокойно спустить Вэнса на следующий этаж.

Эриксон обмотал веревкой талию и завязал беседочный узел. От облегчения у него кололо щеки. Никогда он не чувствовал себя так хорошо.

Вэнс немного подтянулся вверх, чтобы Сюзанна смогла проверить свою систему крепления, а потом храбро шагнул с выступа.

Когда он благополучно ступил на площадку, Сюзанна бросила веревку и побежала по лестнице к нему. На пути она споткнулась о черный портфель Кимболла. И, схватив его, кинулась к Вэнсу.

— Я думала, что это конец, — плакала она, прижавшись лицом к его груди.

— И я, — ответил Вэнс, радуясь ее теплу. — Я тоже.

Она подняла голову и посмотрела Вэнсу в лицо — глаза ее светились слезами радости.

— Ой! — воскликнула она ошеломленно. — Твое лицо! Оно как…

— Наверняка — будто гамбургер, — сказал Вэнс, осторожно ощупывая себя кончиками пальцев. — Но через пару недель все будет в порядке.

Сюзанна всмотрелась в него: несмотря на кровь и раны, остались те же глаза цвета тропического океана, а в них — знакомая искорка.

— Я так тебя люблю!

— Я тоже тебя люблю, — ответил Вэнс, разрывая их недолгие объятия. — Но нам лучше убираться отсюда, не думаешь?

— Да, — согласилась она, вернувшись к реальности. Они повернулись к лестнице. Сюзанна резко остановилась и потянулась за портфелем, который забыли на площадке в момент счастливого воссоединения. — Тебе это может показаться интересным.

Вэнс дрожащими руками взял портфель и открыл застежки. Рассмотрел первую страницу, потом вторую и третью — видно было, что все это нарисовано Леонардо, это именно те бумаги, которые они искали.

— Они здесь, — торжествующе сказал Эриксон, — они здесь все.

— Они у нас?

— Они у нас.

— А теперь, — сказал Вэнс, захлопывая портфель и снова отдавая его Сюзанне, — пора убираться отсюда. — Вдалеке выли полицейские сирены.

Внизу, в вестибюле, два обнаженных мужчины сдерживали толпу зрителей, желающих попасть в башню.

— Хорошая работа, джентльмены, — улыбаясь, сказал Вэнс. Оба резко повернулись и недовольно посмотрели на него. — Все в порядке, мы уже уходим.

Вэнс открыл дверь и нырнул в толпу человек из двадцати, расчищая путь Сюзанне, которая шла с портфелем сзади. Справа, рядом с телом Кимболла, собралась толпа побольше.

Окровавленное лицо Вэнса было похоже на страшную маску, отпугивающую людей, и когда они с Сюзанной выскочили из башни, все отшатнулись.

Добравшись до края толпы, они остановились, чтобы перевести дух, и тут путь им неожиданно преградили двое высоких мужчин.

— Мы возьмем портфель, мисс Сторм, — сказал по-английски человек с мягкими чертами, похожий на бухгалтера. Он бы казался совсем безвредным, если бы не еле заметно горящая искорка подлости в глазах и «магнум» калибра.357 в руке. Его спутник, коренастый мужчина с квадратными челюстями, в зеркальных солнечных очках, тоже держал «магнум».

Тяжелая усталость и отчаяние легли Вэнсу на плечи. Это было слишком.

— Я сказал, отдайте портфель, — повторил бухгалтер.

Сюзанна помедлила, и мужчина взвел курок.

— Мне бы не хотелось убивать вас… по крайней мере здесь. — Мужчина улыбнулся. — Но я это сделаю, если вы не отдадите портфель.

Сюзанна хотела закричать. Она посмотрела на Вэнса, и тот кивнул. Не говоря ни слова, она бросила портфель мужчине на ноги. Коренастый сделал шаг назад, чтобы прикрыть спутника, который быстро поднял портфель. Полицейские сирены выли все громче.

— Идем! — Бухгалтер указал дулом револьвера по направлению к площади. Вэнс заметил, что их такси уехало, а на его месте встал лимузин «мерседес». Оставалось либо идти, либо умереть, и Сюзанна с Вэнсом рысцой направились к лимузину; рядом бежали два охранника. Когда они приблизились, водитель выпрыгнул и открыл обе пассажирские двери.

Вэнсу и Сюзанне велели залезать на заднее сиденье. На площадь с ревом сирен въехали две полицейские машины и «скорая помощь». Испуганный коренастый охранник втолкнул Сюзанну и Вэнса в заднюю дверь и залез вслед за ними. Бухгалтер хлопнул дверью и запрыгнул на переднее сиденье; лимузин сорвался с места и понесся на запад.

Вэнс и Сюзанна рухнули на сиденье, и мощный рывок мотора отбросил их на подушки. И вдруг Вэнс застыл. На другом краю сидел Харрисон Кингзбери. Старик открыл было рот, но лимузин с резким визгом свернул направо и помчался на северо-запад по виа Пьестразантина, к трассе А12.

Охранники гавкали друг на друга, давая указания, потом замолчали и стали следить за пленниками. Бухгалтер, расположившись на переднем сиденье рядом с водителем, навел пистолет на Вэнса, который сидел сзади лицом к нему. Между Вэнсом и бухгалтером на откидном сидел почтенного вида человек в костюме в тонкую полоску. На другом таком же сиденье, рядом с бизнесменом и точно за водителем, размещался коренастый охранник, который сосредоточенно держал в руке револьвер и переводил взгляд с одного пленника на другого. Харрисон Кингзбери сидел на заднем сиденье слева, лицом к коренастому охраннику, а Сюзанна оказалась между ним и Вэнсом.

Когда глаза Вэнса привыкли к свету, он узнал в солидном мужчине Мерриама Ларсена, президента нефтяной компании, члена Бременской Легации и давнего врага Харрисона Кингзбери. Вэнс заметил, что охранники ему подчинялись, и расположились так, чтобы в случае чего, защитить его.

— Доброе утро, — нарушил тишину Ларсен, пока лимузин несся мимо более медленных машин. — Оно у вас получилось интересным… Как и вообще все последние дни. — Он взял у бухгалтера портфель, положил его на колени и открыл. — Хотя я должен признать, что вы доставили нам много неудобств. — Ларсен взял из портфеля листок с заметками да Винчи, включил лампу для чтения и с любопытством его рассмотрел. Он слегка улыбнулся. — Сегодня вы оказали нам большую услугу. — Он снова взглянул на листок и убрал его на место. — Мы упустили мистера Кимболла из виду, и испугались, что он может не только избежать справедливого наказания, которое мы для него приготовили, но еще и сделать что-нибудь необдуманное с этими ценными документами.

Вэнс поерзал на сиденье; бухгалтер быстро поднял пистолет.

— Расслабься, стрелок, — сказал Вэнс. — Я просто пытаюсь устроиться поудобнее. А ты и твои партнеры этому не способствуете.

— Ну и характер у вас, мистер Эриксон, — с ухмылкой сказал Ларсен.

Кингзбери тоже заерзал, и Вэнс с тревогой посмотрел на коренастого, который тут же рефлекторно поднял пистолет.

— Полегче, сынок, — сказал Кингзбери охраннику незнакомым старческим голосом. Вэнс посмотрел на босса и взглядом спросил: «Что они с вами сделали?»

Но когда Кингзбери посмотрел в ответ, хитрый огонек в глазах горел так же ярко, как и всегда. Что происходит? — подумал Вэнс.

— Я всего лишь старик, — объяснил Кингзбери охраннику, — который хочет сесть поудобнее. Я сижу тут, скрючившись, а моему артриту это не идет на пользу. Я стараюсь устроиться как-нибудь.

Артрит? У Кингзбери никогда не было артрита. Вэнс так удивился, что пропустил последнюю фразу Ларсена.

— Я сказал, мистер Эриксон, что готов предложить вам место в Легации. И вам, и мисс Сторм.

— Работу? — растерянно повторил Вэнс. — Зачем, зачем мы вам?

— Потому что вы хорошо справляетесь, вот почему, — лаконично объяснил Ларсен. — Вы сделали то, чего не смогли ЦРУ и остальные органы Легации.

— ЦРУ? — эхом повторил Вэнс.

Сюзанна знала, что последует дальше. Вот почему, среди прочего, она ушла из «Компании».

— Разумеется, мистер Эриксон, вы же знаете, что ЦРУ часто работает на нас, — сказал Ларсен. — У нас… как бы это сказать… много общих целей. Помимо этого джентльмены в Компании достаточно умны, и понимают, что мы, а не правительство США — их будущее. Самые значительные личности из правления и персонала ЦРУ связали свою судьбу с нами, но я должен признать, — продолжал Ларсен, — что иногда они меня разочаровывают. Им было поручено найти Эллиотта Кимболла, а они не справились.

Вэнс краем глаза заметил, что Кингзбери снова подвинулся. В этот раз коренастый не пошевелился.

— Вы нашли Кимболла. Нашли его квартиру, — Ларсен говорил так, словно рассказывал ребенку незнакомую сказку. — И вы вернули документы.

— А вы нашли нас, — напомнил ему Вэнс.

Ларсен кивнул:

— Да, к счастью. Однако вам, должно быть, интересно, как нам это удалось. — Ларсен был настолько влюблен в звук собственного голоса, что не заметил, как Кингзбери в очередной раз изогнулся на сиденье. Он также не замечал, что Кингзбери все ближе подвигался к коренастому охраннику. — Это было несложно, — продолжал Ларсен. — Единственный шаг, который пропустили агенты ЦРУ, — наблюдение за бывшими партнерами Кимболла, теми, к кому он мог обратиться после разрыва с Легацией. Одним оказался малоизвестный майор ГРУ, служащий в Пизе…

— Михаил…

— Александрович, — назвал Ларсен полное имя. — Да, именно он. Мы за ним немного последили и предположили, что он может встретиться с Кимболлом сегодня утром. И мы пошли за ним. Но, естественно, когда мы добрались досюда, вы… висели между жизнью и смертью, сделав все за нас.

— А почему вы думаете, что мы с Сюзанной согласимся на вас работать? — вызывающе спросил Вэнс.

— Жизнь. Ваша и жизнь мистера Кингзбери. Вы так боролись за нее сегодня… да и вообще в последние недели. Вы убивали, крали, лгали и обманывали ради того, чтобы выжить. После этого я не думаю, что вы позволите Руди… — Ларсен взглянул на коренастого охранника, — или Стивену, который сидит за мной, выпустить в вас пулю и покончить со всем. Так ведь?

— Ларсен, мне кажется, вы не очень хорошо разбираетесь в людях, — зло сказал Вэнс. — Похоже, вы не задумывались о чувстве собственного достоинства, о свободе. Люди умирают за честь. Я не думаю, что жизнь нужна без…

— Ой, да ладно, мистер Эриксон. Честь? За кого вы меня принимаете? За какого-нибудь солдата, за кусок пушечного мяса, готовый, чтобы его изрубили собакам на корм? Сейчас за честь уже никто не умирает. Люди просто хотят жить, иметь. Если обеспечить людям сытый желудок и крышу над головой, блестящую новую машину и зрелища по телевизору, они и не вспомнят о чести.

— Это вы так видите людей? — спросил Вэнс.

— Разумеется, — ответил Ларсен, — посмотрите, с чем мирятся люди, которых засунули в крошечные ячейки офисов крупных компаний. Они терпят это потому, что мы им платим; и они понимают, что иначе мы их уволим. Большая компания не будет мириться с нарушением правил — вот что осталось от чести. Честь должна быть сломлена, прежде чем они придут к нам на работу; и, поверьте мне, она была сломлена. Так что не говорите мне о чести. И кто угодно сделает что угодно…

Неожиданное движение оборвало речь Ларсена: кто-то прыгнул через небольшое пространство лимузина. Харрисон Кингзбери — он бросился на Руди, коренастого охранника. Раздался выстрел; Кингзбери напрягся, но не выпустил из рук пистолет.

Вэнс кинулся на помощь Кингзбери; Ларсен бросился на пол и прикрыл голову, давая бухгалтеру возможность беспрепятственно выстрелить Вэнсу в спину. Но Сюзанна прыгнула на Ларсена и ударом отклонила руку, державшую пистолет. Пуля, не причинив вреда, попала в крышу. Сюзанна обеими руками схватила мужчину за запястье и ударила его руку о наполовину открытое окошко из плексигласа за головой водителя. Еще одна пуля вошла в потолок.

Вэнс ударил Руди по носу и был вознагражден приятным хрустом перелома, а через долю секунды его поврежденную руку пронзила обжигающая стрела боли. Кингзбери удалось прижать к полу руки охранника, и Вэнс этим воспользовался — в наказание он колотил его по лицу и голове.

Но здоровяк был крепок, и хватка Кингзбери слабела. Утробно ревя, Руди столкнул с себя тело старика. Вэнс прыгнул на место Кингзбери, схватил ту руку, в которой был пистолет, и ударил ей по окну. Но охранник все равно ее не разжал.

Сюзанна же вцепилась в охранника по имени Стивен. Она царапалась, и у него на лице и голове оставались кровавые следы. Пистолет мотало из стороны в сторону. Каким-то образом Сюзанне удавалось держать его руку прямой и не давать в себя прицелиться. Взгляд водителя взволнованно метался с дороги на происходящую рядом драку и дуло мощного «магнума», которое ходило из стороны в сторону рядом с его головой.

Места было мало, и Стивен не мог как следует орудовать левой рукой, однако делал все, что было в силах, чтобы защититься от ногтей Сюзанны.

Наконец ему удалось схватить ее за длинные волосы. Стивен потянул ее голову вниз и ударил о спинку сиденья, Сюзанна заорала. Ее оглушило и она чудом избежала удара пистолетом, летевшим ей в голову, словно дубинка. Сюзанна увернулась и, схватив обеими руками кулак с пистолетом, впилась зубами в сухожилие у основания большого пальца. Мужчина неистово завопил и попытался вырвать руку, но чем больше он старался, тем сильнее впивалась Сюзанна. Правой рукой она вцепилась ему в лицо, нажимая средним и указательным пальцами на глаза. Она давила на мягкие влажные студенистые шарики, и он выл от нестерпимой боли, когда она попыталась защипнуть их влажную плоть.

Рядом Вэнс продолжал бороться с коренастым охранником, но его слишком недавно восполненные силы быстро угасали. Охранник выдернул левую руку из захвата Вэнса и приготовился нанести смертельный удар, но попал в окно. Вэнс, воспользовавшись замешательством, уперся ногами в пол и, собрав все силы, сильно ударил его правым локтем. Удар пришелся рядом с ухом; охранник выронил пистолет и потерял сознание.

Сюзанна несколько раз вонзила пальцы в глаза бухгалтеру, и лимузин заполнил нечеловеческий крик. Поднимая руки к лицу, чтобы защитить глаза, Стивен выронил револьвер. «Магнум» упал на пол в задней части машины. Ларсен схватил его и выстрелил в Вэнса, но Сюзанна толкнула его, и пуля ушла косо. Вэнс почувствовал, как она со свистом пролетела рядом с его шеей.

Ларсен снова нацелился; Вэнс выдернул пистолет из-под упавшего охранника, когда Ларсен нажал на курок, снова пригнулся, а потом прицелился и выстрелил в него. На лбу президента нефтяной компании появилась зияющая красная дыра — словно рубин во лбу индийского раджи. Пистолет выпал из рук Ларсена; сам он рухнул и остался лежать неподвижно, а лимузин подъехал к обочине и остановился.

Вэнс перескочил через Ларсена.

— Так, без глупостей, — приказал он, наведя пистолет сначала на охранника, который все еще раскачивался из стороны в сторону и стонал, держась за правый глаз, а потом на водителя. — Достань ключи из зажигания и отдай их мне. — Водитель мрачно повиновался. — Держи, — сказал Вэнс, отдавая револьвер Сюзанне. — Последи за ними.

Он быстро подвинулся к Кингзбери, чье тяжелое дыхание разносилось по затихшему лимузину.

Старый нефтяник растянулся на заднем сиденье, куда его бросил коренастый охранник по имени Руди. Спереди на рубашке расплылось огромное красное пятно. Вэнс взял голову Кингзбери в руки, и глаза его налились слезами.

— Такие, как Ларсен, неправы, Вэнс. Ты всегда это понимал, — сказал Кингзбери, прикрыв серебристо-серые глаза. Ему даже удалось улыбнуться. — Именно поэтому ты мой сын больше, чем был бы кровный ребенок. — Кингзбери закашлялся, стараясь избавиться от крови, попавшей в легкие.

— Полегче, — сказал Вэнс, — мы отвезем вас в больницу.

— Вэнс, — попросил старик, которому уже трудно было шептать. — Послушай.

Вэнс наклонился пониже, чтобы слышать слабеющий голос Кингзбери.

Хотя Сюзанна пристально смотрела на двоих своих подопечных, ее внимание было поглощено Харрисоном Кингзбери и Вэнсом Эриксоном, когда те лицом к лицу перешептывались. Она заметила, что Вэнс на миг отвернулся, чтобы вытереть слезы, а потом продолжил тихий разговор. Она видела, как он нежно убрал длинные серебристые локоны с лица старика и погладил его по лбу.

Сюзанна наблюдала за этой сценой, тронутая глубиной любви этих двух мужчин. Когда Вэнс всхлипнул и прижал голову Кингзбери к груди, у нее сдавило горло, и она прикусила губу. Через несколько минут Вэнс наконец поднял глаза, и взгляды их встретились.

Когда он заговорил, в его голосе слышалось почтение.

— Он сказал, что эта смерть того стоила, — сказал Вэнс, и его глаза снова наполнились слезами.

Эпилог



— Что значит, вы не помните? — кричал представитель группы из трех посетителей — один человек из ФБР, один из ЦРУ и один из Объединенного комитета начальников штабов.[56] Выглядели они почти одинаково: черные деловые костюмы, блестящие туфли, аккуратные стрижки, лет под сорок. Говорил за всех мужчина из Объединенного комитета.

— Я только что вам объяснил, джентльмены, — ответил Вэнс Эриксон, поднявшись из-за стола и подойдя к огромному окну своего кабинета в здании «КонПаКо» в Санта-Монике. Был конец марта, среда, внизу проплывала одинокая парусная лодка. Подожди, сказал Вэнс баркасу, я скоро приду к тебе.

— Мы слышали, что вы сказали, — снова повторил мужчина из Объединенного комитета, размышляя, не встать ли ему, чтобы оказаться на одном уровне с Эриксоном. — Но я… мы не верим, что председатель правления директоров, владелец, если хотите, одной из крупнейших независимых нефтяных компаний, не помнит, что сделал с документами.

Вэнс отвернулся от окна.

— Но вы должны понимать, — спокойно сказал он. — Председателем я стал недавно. По сути, я до сих пор не пришел в себя после шока, который испытал, унаследовав компанию от основателя. — Вэнс улыбнулся. — Возможно, я не могу вспомнить из-за шока.

— Я вас предупреждаю, мистер Эриксон, — подал голос агент ФБР, — это очень важные документы, и мы…

— Нет! — разозлился Вэнс. — Это я вас предупреждаю — если вы не перестанете беспокоить меня и моих подчиненных, и вы, и ваше начальство потеряете работу. Ясно?

Вэнс вернулся к сидящим мужчинам, сел за стол и посмотрел на них.

— Я не думаю, что ваше положение позволяет так нам угрожать, — с сарказмом заметил мужчина из ЦРУ.

— Нет? — Вэнспригвоздил его холодным взглядом. — Вы помните, как ваш босс занял пост?

— Его повысили до заместителя директора, когда уволился его предшественник.

— Я рад, что вы материал выучили, — сказал Вэнс. — Но известно ли вам, почему он ушел в отставку? — Агент ЦРУ беспомощно посмотрел на него с нарастающим беспокойством в глазах. — Ну так я вам расскажу. Это случилось потому, что он взял кучу денег у очень, очень большой корпорации. И знаете, за что он получил эти деньги? — Мужчина покачал головой. — Он их взял в качестве оплаты за убийство. — В голосе Вэнса зазвучали злоба и негодование. — Не за какое-нибудь убийство, а за убийство американского политика. И знаете что? Это меня чертовски злит — как и вы со своим начальством… Но позвольте рассказать, что подтолкнуло того человека к увольнению. Он сделал это потому, что я предъявил ему неоспоримые доказательства его вины и сказал, что либо он уходит в отставку, либо я передаю доказательства телевизионным сетям и трем крупнейшим газетам.

— Почему же вы этого не сделали? — с искренним любопытством поинтересовался мужчина.

— Господи, да просто потому что не стоит выдавать гражданам информацию, которая подорвет их веру в государственные устои, — ответил Вэнс. — Надо просто удалять мерзких и подлых людей, как злокачественные опухоли, которыми они и являются. — Вэнс дышал неровно; с тех пор как он просмотрел документы, которые Эллиотт Кимболл хранил у себя на квартире в Пизе, стоило их вспомнить, и внутри все натягивалось, словно перегруженная якорная цепь.

Умирая, Харрисон Кингзбери назвал Вэнсу имя высокопоставленного чиновника в национальной итальянской службе полицейской разведки, которому можно доверять.

После того как Кингзбери умер, Сюзанна с Вэнсом связали троих оставшихся в живых работников Легации, заткнув им рты, выбросили у обочины и вызвали полицию по мобильному. Тогда же они позвонили человеку Кингзбери. Он устроил так, что Сюзанна и Вэнс смогли сдаться полиции.

Судебные разбирательства прошли быстро, в результате их оправдали. Когда полицейские съездили в монастырь, нашлись многочисленные свидетели, которые справедливо обвиняли Избранных Братьев Святого Петра в убийстве графа Каицци, и горничной из отеля, и перестрелке в фешенебельном районе Милана.

Одним из главных свидетелей выступил профессор Умберто Тоси, который вернулся в Университет Болоньи после длительной операции по удалению ядовитой мембраны, установленной Братьями. Он оказался одним из немногих, кому повезло. Почти половина людей, которых подвергли хирургии, погибли под ножом, оттого что яд внезапно протек.

Но Тоси вернулся домой свободным человеком. В отличие от шофера Легации и двух охранников, которым скостили срок в обмен на показания против других обвиняемых. Их показания сняли с Сюзанны и Вэнса обвинения в смерти Кимболла, Ларсена и Кингзбери. Они также сообщили, что убийца профессора Джеффри Мартини и специалистов по да Винчи из Вены и Страсбурга был нанят Бременской Легацией. Но этого человека так и не арестовали.

Когда судебные процессы закончились, Вэнс, Сюзанна, друг Кингзбери из национальной полиции Италии и Тони Фэрфэкс, который уже поправился после сердечного приступа, пробрались в квартиру Эллиотта Кимболла и вскрыли ящики. Там хранились документы чудовищного содержания: поразительные обвинения правительственных властей и членов администрации международных корпораций, веско подкрепленные доказательствами. Они разделили эти папки между собой. Вэнс взял документы, касающиеся Соединенных Штатов.

— Похоже, что предшественник вашего босса забыл, на чьей он стороне. — Вэнс снова сосредоточился на агенте ЦРУ, который тихонько сидел перед ним. — А у вас, джентльмены, — он кивнул двум остальным, — хватает примеров и в ваших департаментах; и это еще далеко не все… Вы, Эткинсон, — обратился Вэнс к мужчине из Объединенного комитета, — хотите ли вы, чтобы ваша жена узнала, что вам нравится иногда развлечься с мальчиками?

— Ничего в этом необычного…

— Под одеялом? — спросил Вэнс. — С девятилетними мальчишками? — Мужчина побледнел. Его спутники старались не смотреть на него, но все равно бросали в его сторону незаметные взгляды. — Да, Эткинсон, — продолжал Вэнс, — Бременская Легация тщательно вела дела. Есть фотографии и показания мальчиков. Постыдитесь, мистер Ястреб… Суть в том, — продолжал Вэнс, — что Бременская Легация куда лучше шпионила за деятельностью государственных чиновников, чем ЦРУ за рядовыми американцами, а ко мне попала значительная часть ее документов.

— Это шантаж! — возмущенно возразил агент ФБР.

— Возможно, — ответил Вэнс, — но страна не может больше жить с такой коррупцией и шарлатанами в правительстве и армии. Корпорации, входящие в Бременскую Легацию, использовали эти сведения, чтобы шантажировать городских и военных чиновников и заставить их делать то, что противоречило интересам общества, а я намереваюсь с помощью этих же бумаг исправить все ошибки. Да, — сказал Вэнс, глядя на военного атташе, — и вас это касается, мистер Аткинсон. На вашем месте я бы уже начал писать прошение об отставке. Конечно, если вы не хотите, чтобы в газетах появилась полная история ваших похождений с фотографиями… Как называлось то общество, в котором вы состояли? — Вэнс сделал паузу. — Помните, Эткинсон, у него еще такой девиз: «Лучший секс — пока тебе не исполнилось восемь, а потом уже слишком поздно». Да ладно, Эткинсон, вы же способны вспомнить.

Военный издал мучительный крик, вскочил со стула и выбежал из комнаты.

— Джентльмены, содержимое этих досье скопировано и хорошо охраняется. Если со мной что-нибудь случится, оно будет предано огласке. Доказательства широко распространены и проникли в правительство, и я боюсь, что это может вызвать такой кризис, которого страна не переживет. Поэтому я использую данные из досье постепенно и осторожно. Нам, на самом деле, нужно такое правительство, которое работает на людей, а не наоборот.

— Но… но президент… — заикаясь, вымолвил агент ФРБ.

— Вы что, настолько наивны? Его щедрая экономика не дала ничего, лишь передала правление международным корпорациям. Он помогает не развитию капитализма, а объединениям олигархов, которые более опасны для свободного предпринимательства, чем миллиард клонов Маркса и Энгельса вместе взятых. Эту страну возвысили капиталисты и свободное предпринимательство, а не многочисленные корпорации-спруты, в которых бюрократии больше, чем в системе социального обеспечения. — У Вэнса на столе зазвонил телефон. — Извините, — сказал он, протягивая руку к трубке. — Да, отлично, соедините. — Он сделал короткую паузу, а потом снова заговорил: — Да-да, они сейчас у меня. Да, спасибо, что позвонили: я сразу дам ответ. Что? Нет, мне не нужно правительственное финансирование и мне не нужны сотни правительственных бюрократов и людей, которые будут подглядывать через плечо. Я часто повторял и публично, и в письмах к вам: у Америки будет оружие на основе луча из частиц, я его сконструирую и передам вам. Я устал выливать деньги в дыру Министерства обороны, ибо половина из них уходит на смазывание бюрократических задниц. Я не позволю правительству угробить это оружие, и не хочу, чтобы какая-нибудь позолоченная корпорация удвоила его цену… Нет, я не скажу вам, где его делают. Части собираются более чем в десятке мест, и вмешательство правительства хоть в одной из точек будет означать, что ни оружия, ни документов вы не получите. Я не передам рисунки да Винчи ни вам, ни кому-либо еще, я сделаю вам оружие и отдам его Америке бесплатно, и оно появится у нас на десятки лет раньше, чем у русских, хо тя, видит бог, наши разжиревшие вооруженные силы здесь ни при чем… Да, сэр. Да, я собираюсь и дальше использовать полученные данные. Чтобы впервые более чем за столетие у американцев появилось правительство и система безопасности, за которые они платят и в которых нуждаются… Нет, сэр. Я не получаю от этого никакого удовольствия. На самом деле я бы пошел поплавал на лодке. — Вэнс слушал и улыбался. — Спасибо.

Вэнс попрощался и повесил трубку.

— Это был президент, — сказал Эриксон. — Теперь вы можете идти домой — он сказал, чтобы вы забрали своих собак и убрались отсюда.


В конце марта в южной Калифорнии ходить под парусом бывает холодновато, и если для опытного моряка все достаточно скучно, то любителей это соображение не подпускает к воде и близко. Была уже почти полночь, Вэнс поздно вернулся домой из «КонПаКо», и они отплыли со спуска Марина-дель-Рей в сторону Каталины.

— Но в этом-то и дело, — сказал Вэнс, легко облокачиваясь на руль, чтобы не сбиться с курса. — Я не хочу всем этим заниматься. Мне надоело бить людей по башке за их грехи. Мне не нравится повторять президенту каждую неделю, что я не отдам ему производство оружия. Я не хочу этим руководить! — кричал он, надеясь, что ветер развеет его плохое настроение.

— Но ты этим занимаешься, — сказала Сюзанна. Она уже отчетливо видела огни Шип-Рок. Они далеко зашли, несмотря на слабый ветер и на то, что пришлось огибать огромную баржу и буксир. — Что ты планируешь делать? — спросила она Вэнса. — Сбежать, чтобы этим занялся кто-то другой?

— Это было бы здорово.

— Ну, давай посмотрим, — медленно сказала Сюзанна, — например, Билл Макинтош.

— Слишком молод.

— … или Филип Картер.

— Слишком бюрократичен.

— … или Тони Адамс.

— Характер слабоват.

— Ли Тайлер…

— Лет через несколько она сможет управлять компанией.

— Вот! — с энтузиазмом сказала Сюзанна, как будто бы они уже не в сотый раз все это обсуждали, — тебе надо продержаться всего несколько лет, а потом сможешь снова кататься на своем мотоцикле.

— Тогда жизнь была куда проще, — задумчиво произнес Вэнс.

— Мы тогда не были знакомы.

— Да. Но разве мне нужна была компания и рисунки да Винчи… и документы для шантажа, чтобы завоевать тебя?

— Ты что, сомневаешься? — поддразнила его она.

— Ну… — протянул он в притворной задумчивости, — можно я над этим подумаю?

Сюзанна ткнула его в ребра, и он сразу же сбился с курса.

— Ты опасна, — сказал он.

— Я знаю.

— Это делает тебя еще опаснее.

— Я знаю.

— Это может продолжаться вечно.

— Надеюсь, — сказала Сюзанна, склоняясь, чтобы поцеловать Вэнса. Сорокадвухфутовый кеч сбился с курса и дрейфовал, пока паруса не стали по ветру, сильно надувшись.

Вэнс на мгновение отстранился от Сюзанны.

— Капитан говорит, что первый помощник не должен отвлекать его во время плавания, — сказал он.

— Жалуешься?

— Ни в коем случае, — ответил Вэнс, стараясь снова поймать ветер. Как раньше уже не будет, подумал он. Но жизнь все время меняется. И Вэнс считал, что к лучшему. Наслаждаться жизнью — это когда тебе нравится путешествие, а не место назначения.

— О чем ты думаешь? — спросила Сюзанна.

— Э-э… о том, что написал Леонардо.

— Расскажи.

— Это где-то в Кодексе Тривульциано. Он написал: «Речная вода, до которой вы дотрагиваетесь, — это последние капли той воды, которая уже утекла, и первые — той, которая течет к вам: и с настоящим временем — то же самое». Жизнь течет почти всегда именно так.

— Хм-м. Ну, давай тогда держаться на поверхности, — весело сказала она, а потом снова его поцеловала.

Примечания

1

Джамболонья (Жан де Булонь, 1529–1608) — итальянский скульптор, представитель маньеризма. — Здесь и далее прим. переводчика.

(обратно)

2

Жан Пол Гетти (1892–1979) — американский бизнесмен, миллиардер, владел богатейшей в стране коллекцией произведений искусства. Арманд Хаммер (1898–1990) — американский предприниматель и общественный деятель.

(обратно)

3

Дипломатическое представительство Ватикана.

(обратно)

4

Франческо Мельци (1493–1570) — живописец, ученик Леонардо, сопровождал его во Францию и после смерти учителя перевез в Италию завещанные ему рукописи и книги Леонардо

(обратно)

5

Высокая культура (фр.).

(обратно)

6

«Уотергейтский скандал» — политический скандал, связанный с проникновением республиканцев в офис демократической партии в здании «Уотергейт» в Вашингтоне во время предвыборной кампании 17 июня 1972 г. и с попытками скрыть этот факт.

(обратно)

7

Никколо Макиавелли (1469–1527) — итальянский политический мыслитель, историк, писатель, поэт эпохи Возрождения.

(обратно)

8

Университет штата Нью-Джерси.

(обратно)

9

«Лига плюща» — объединение 8 старейших привилегированных учебных заведений на северо-востоке США.

(обратно)

10

Микеланджело Буонарроти (1475–1564) — итальянский скульптор, живописец, архитектор, поэт.

(обратно)

11

Чезаре Борджа (ок. 1475–1507) — правитель Романьи с 1499 г. Лодовико Сфорца (ок. 1451–1508) — представитель династии миланских герцогов (1450–1535), правитель Милана (1481–1499).

(обратно)

12

Альфред Крупп (1812–1887) — немецкий стальной и оружейный магнат.

(обратно)

13

«Сперри Джайроскоп» — компания, основанная в 1910 г. в Бруклине американским инженером Элмером Амброзом Сперри (1860–1930), который считается изобретателем гирокомпаса.

(обратно)

14

Великолепно (фр.).

(обратно)

15

Герой английского стихотворного рыцарского романа «Сэр Гавейн и зеленый рыцарь» (XIV в.).

(обратно)

16

Вполголоса (ит.).

(обратно)

17

Сандро Боттичелли (Алессандро Филипепи, 1445–1510) — итальянский живописец, представитель Раннего Возрождения. Донато Браманте

(1444–1514) — итальянский архитектор, представитель Высокого Возрождения.

(обратно)

18

Имеется в виду Роки Грациано (Томас Рокко Барбелла, 1922–1990) — американский боксер, чемпион мира в среднем весе.

(обратно)

19

Савил-Роу — лондонская улица, где расположены ателье дорогих мужских портных.

(обратно)

20

Герберт Сильвестр II (ок. 940–1003) — монах-бенедиктинец, математик, философ, церковно-политический деятель; Папа Римский с 999 г.

(обратно)

21

Григорий VII Гильдебранд (между 1015 и 1020–1085) — римский папа с 1073 г. Деятель Клюнийской реформы. Запретил симонию, ввел целибат. Добивался верховенства Пап над светскими государями, боролся с императором Генрихом IV за инвеституру.

(обратно)

22

Генрих IV (1050–1106) — германский король и император Священной Римской империи с 1056 г. Вел с Римскими Папами (Григорием VII и др.) борьбу за инвеституру.

(обратно)

23

Климент III — Антипапа, архиепископ Равенны, провозглашенный Папой Римским королем Генрихом IV в 1081 г., но не признанный официальной католической церковью.

(обратно)

24

Наполеон I (Наполеон Бонапарт, 1769–1821) — французский император в 1804–1814 гг. и в марте — июне 1815 г. Максимилиан I (1459–1519) — король Германии (1486–1519), император Священной Римской империи с 1493 г., основатель династии Габсбургов.

(обратно)

25

«Французский связной» (1971) — фильм американского режиссера Уильяма Фридкина.

(обратно)

26

Джованни Лоренцо (Джанлоренцо) Бернини (1598–1680) — итальянский художник, скульптор и архитектор, создатель стиля барокко, любимец Ватикана. Антонио Канова (1757–1822) — итальянский скульптор, представитель классицизма.

(обратно)

27

Способ изготовления шампанского (фр.) — один из двух способов изготовления игристых вин («шампанский» и «резервуарный»).

(обратно)

28

«Турецкая народно-освободительная армия» — леворадикальная политическая партия, в 1972 году перешедшая к боевым и террористическим действиям.

(обратно)

29

Хезболла («Партия Аллаха») — шиитское исламистское движение радикального толка в Ливане, основано в 1982 г.

(обратно)

30

Ильич Рамирес Санчес по кличке «Шакал» (р. 1949) — международный «революционный террорист», венесуэлец по происхождению, осуществивший множество значительных боевых операций в 1970–1980-х гг.

(обратно)

31

«Гроздья гнева» (1940) — экранизация классического романа американского писателя Джона Стейнбека, поставленная режиссером Джоном Фордом.

(обратно)

32

Григорий XIII (1502–1585) — Папа Римский с 1572 г., один из вдохновителей Контрреформации. Стремился распространить католицизм в Русском государстве. Провел реформу календаря (1582).

(обратно)

33

Георг IV (1762–1830) — английский король с 1820 г. Официально женился на принцессе Каролине Брунсвикской (1768–1821) в 1795 г., но пара практически не жила вместе, и после восхождения на трон Георг безуспешно пытался с нею развестись. Ее скоропостижная смерть через три недели после коронации Георга — одна из загадок английской истории.

(обратно)

34

Александра Федоровна (Фредерика Луиза Шарлотта Вильгельмина, 1798–1860) — дочь прусского короля Фридриха-Вильгельма III, принцесса Прусская, супруга русского императора Николая I (1817). Александр II (1818–1881) — российский император с 1855 г.

(обратно)

35

Эдуард Мане (1832–1883) — французский живописец, один из основоположников импрессионизма. Камиль Писсарро (1830–1903) — французский живописец, импрессионист.

(обратно)

36

«Уотерфорд» — известная компания-производитель хрусталя.

(обратно)

37

Джованни Мильяра (1785–1837) — итальянский художник, близкий к школе венецианского архитектурного пейзажа. Франческо Айец (1791–1882) — итальянский художник-романтик.

(обратно)

38

В честь Серена Кьеркегора (1813–1855) — датского теолога, философа и поэта.

(обратно)

39

Брат Тук — монах-расстрига, герой английских легенд и сказаний о Робине Гуде.

(обратно)

40

Амелия Мэри Эрхарт (1898–1937?) — первая женщина, которой удалось пересечь на самолете Атлантику, в 1937 г. пропала без вести в центральной части Тихого океана при попытке совершить кругосветный перелет. Мартин Борман (1900–1945?) — немецкий нацистский политик, один из ведущих деятелей НСДАП, военный преступник, после 1 мая 1945 пропал без вести. Амброз Бирс (1842–1914?) — американский писатель, в 1913 г., не удовлетворенный жизнью в США, отправился в Мексику, по одной из версий — чтобы присоединиться к повстанцам Панчо Вильи; предполагается, что он погиб там в начале 1914 г. Даг Яльмар Хаммаршельд (1905–1961) — шведский политик, с 1953 г. генеральный секретарь ООН, погиб в авиационной катастрофе. Элтон Гленн Миллер (1904–1944) — американский тромбонист, аранжировщик, композитор, руководитель джаз-оркестра, в 1944 г. погиб при перелете из Англии в Париж.

(обратно)

41

Герман Геринг (1893–1946) — министр авиации в фашистской Германии.

(обратно)

42

Тициан (Тициано Вечеллио, ок. 1489/90–1576) — итальянский живописец, глава венецианской школы Высокого и Позднего Возрождения.

(обратно)

43

Перт-Амбой — городе восточной части штата Нью-Джерси, на берегу бухты Раритан, напротив Стейтен-Айленда, юго-западный пригород Нью-Йорка.

(обратно)

44

Анвар Садат (1918–1981) — президент Египта с 1970 г., лауреат Нобелевской премии мира (1978). Убит.

(обратно)

45

Галилео Галилей (1564–1642) — итальянский ученый, один из основателей точного естествознания. Моцарт Вольфганг Амадей (1756–1791) — австрийский композитор. Клаудио Монтеверди (1567–1643) — итальянский композитор. Генрих III (1551–1589) — французский король с 1574 г., из династии Валуа.

(обратно)

46

Бенито Муссолини (1883–1945) — фашистский диктатор Италии в 1922–1943 гг.

(обратно)

47

Бенджамин Франклин (1705–1790) — американский государственный деятель, один из «отцов-основателей» США, ученый и писатель.

(обратно)

48

Иероним Босх (ок. 1450–1516) — нидерландский художник, один из крупнейших мастеров Северного Возрождения.

(обратно)

49

Анри Матисс (1869–1954) — французский живописец, график, мастер декоративного искусства.

(обратно)

50

Ли Харви Освальд (1939–1963) — единственный подозреваемый в убийстве 35-го президента США Джона Фицджеральда Кеннеди (1917–1963) 22 ноября 1963 г. в Далласе, Техас. 24 ноября был смертельно ранен владельцем ночного клуба Джеком Руби.

(обратно)

51

Протокол SIP (протокол инициации сессии [сеанса]) — протокол сигнализации, используемый в IP-телефонии. Разработан в середине 1990-х годов для пересылки речи по Интернет).

(обратно)

52

Управление стратегических служб — федеральное ведомство США, существовавшее в 1942–1945 гг. и занимавшееся сбором и анализом стратегической разведывательной информации в период Второй мировой войны.

(обратно)

53

«Энрон» — огромная американская энергетическая компания, потерпевшая крах.

(обратно)

54

«УорлдКом» — телекоммуникационная корпорация, знаменитая скандалами, связанными с мошенничеством.

(обратно)

55

Мать Тереза (Агнес Гонджа Бояджиу, 1910–1997) — основательница и настоятельница католического Ордена милосердия в Индии (1950). В различных странах основывала школы, медицинские пункты, приюты для бедняков. Получила Нобелевскую премия мира (1979).

(обратно)

56

Объединенный комитет начальников штабов — консультативный орган президента США, Совета национальной безопасности и министра обороны по военным вопросам. Создан в 1942 г., входит в структуру Министерства обороны.

(обратно)

Оглавление

  • Льюис Пэрдью Наследие да Винчи
  •   Предисловие к русскому изданию
  •   Книга первая
  •     Глава 1
  •     Глава 2
  •     Глава 3
  •     Глава 4
  •     Глава 5
  •     Глава 6
  •     Глава 7
  •     Глава 8
  •     Глава 9
  •     Глава 10
  •     Глава 11
  •     Глава 12
  •     Глава 13
  •     Глава 14
  •     Глава 15
  •     Глава 16
  •     Глава 17
  •     Глава 18
  •   Книга вторая
  •     Глава 19
  •     Глава 20
  •     Глава 21
  •     Глава 22
  •   Эпилог
  • *** Примечания ***