КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Синий мир [Роберт Рик МакКаммон] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Роберт МакКаммон Синий мир

Глава 1

Его ковбойские ботинки глухо цокали по сырой мостовой. Потоки неоновых огней струились вокруг, словно адские реки.

Туман стелился над Сан-Франциско, закрывая звезды. Вслед за туманом с океана натянуло морось; мельчайшие капли воды бриллиантами переливались на его коротко стриженных светлых волосах. Он двигался по Бродвею на восток, в самый центр крикливо-пестрого Гнезда порока, мимо улыбающихся японских бизнесменов, провинциальных ротозеев и туристов, желающих приобщиться к жизни природы.

А приобщиться тут было к чему. Неоновые вывески и броские мигающие рекламы, расхваливающие свой товар, напоминали врата в иной мир, скрытый в темных глубинах. Мужчина в ковбойских ботинках остановился; полы его длинного, до колен, коричневого хлопчатобумажного плаща колыхнулись от ветра. Темно-карие, глубоко посаженные глаза изучали вывески. Девушки и Юноши Живьем на Сцене! Властные Самки в Черной Коже! Стайка Горячих Девиц! Все Размеры! На Все Вкусы!

На его гладком, бледном лице у внешних углов глаз были вытатуированы по три маленьких красных капельки, словно ему довелось плакать кровавыми слезами.

Он отправился дальше, мимо открытых дверей, откуда слышался барабанный грохот рок-музыки, мимо японцев, глазеющих на все это с разинутыми ртами. Он засунул большие пальцы рук за пряжку богато инкрустированного ремня и замедлил шаг. После притона с вывеской «Сплошная Нагота! Милашки-простушки!» он обнаружил то, что искал. На витрине под надписью «Порнокоролевы Ждут Встречи с Тобой» были выставлены глянцевые фотографии весьма привлекательных, хотя и густо накрашенных молодых женщин. Некоторые из них — с подписями. Таша Нотти, Китт Кэттин, Изи Бризи, Паула Баньян. Мужчина неопределенного возраста, лет примерно около тридцати, некоторое время оценивающе рассматривал фотографии. Потом поглядел на подоконник, усыпанный дохлыми мухами. Одна еще трепыхалась.

Именно сюда ему и нужно.

Он толкнул красную дверь и оказался в коридоре. В билетной кассе, напоминающей клетку, сидел тучный чикано и читал комикс под названием «Лихой мародер».

— Десять баксов, — устало произнес чикано, не поднимая головы. — Желаете кого-нибудь конкретно?

— Да. Изи Бризи, — ответил ковбой сквозь зубы. Этот змеиный шепот вынудил парня оторвать глаза от книжки. Он уставился на красную татуировку.

— Тебе что-то не нравится, амиго?.

— Нет, нет-нет, друг. — Чикано покачал головой и сел попрямее. Коротко стриженный парень был высок, шесть футов с двумя, а то и тремя дюймами, и выглядел как человек, с которым лучше не связываться. — Да, Изи сегодня здесь. Хочешь пригласить поужинать?

— Возможно. Изи снималась в фильме «Суперплут», верно?

— Она в куче фильмов снималась, друг. Она — звезда!

— Я знаю. Я видел ее в «Суперплуте». — Он бросил взгляд в сторону другой красной двери, из-за которой доносились тяжелые басовые ритмы. — Я хочу ее видеть.

— Проходи и садись, друг. Наслаждайся шоу. Если Изи на сцене — нажмешь кнопку с ее номером. Если нет — появится через несколько минут. Десять баксов. Годится? — И парень нетерпеливо побарабанил пальцами по столешнице.

Ковбой извлек из внутреннего кармана своего пыльника бумажник, раскрыл его, достал десятидолларовую купюру и просунул в окошко. На костлявом лице появилась легкая испарина.

— А чаевые, друг? — произнес чикано. — Изи — не дешевка.

— Я тоже, — едва заметно усмехнулся ковбой. Улыбка была ледяной. Она направился к двери. Чикано поспешил отпереть ее нажатием кнопки. Ковбой вошел внутрь, и дверь плотно захлопнулась за спиной.

Динамики, укрытые в обтянутых красным бархатом стенах, излучали равномерную барабанную дробь. Три ряда потертых театральных кресел, обращенных к большой застекленной витрине. В густом табачном дыму — четыре мужские фигуры. За стеклом изгибались три обнаженные девицы, у каждой между грудей — бирка с номером. Изи Бризи среди танцующих не было. Ковбой уселся в последнем ряду, закинул ноги на спинку переднего кресла и приготовился ждать.

Спустя некоторое время один из посетителей нажал кнопку, вмонтированную в подлокотник. Звонок прозвенел пять раз. Худенькая рыжеволосая с номером «пять» изобразила улыбку, больше похожую на жалкую гримасу, вышла в зал к избравшему ее мужчине и повела ухмыляющегося туриста с пивным брюшком в другой конец зала.

— Желаю удачи! — выкрикнул ковбой, прежде чем за ними захлопнулась дверь.

Танец продолжился. Еще двое мужчин, точнее — мальчишек, видимо, студентов колледжа, вошли в зал и сели, нервно хихикая и перешептываясь. Ковбой не обратил на них ни малейшего внимания. Он спокойно сидел в своем кресле, разглядывал болтающиеся сиськи и ждал.

Из служебного помещения за сценой выпорхнули еще две девицы и присоединились к произвольным танцам. Той, о которой думал ковбой, среди них не было. От гулкого ритма, красных стен, скудного освещения его потянуло в сон. Он чувствовал себя как в гигантской утробе. Но не прошло и пяти минут, как он сбросил ноги с кресла и подался вперед, улыбаясь со вновь возникшим интересом.

К танцовщицам присоединилась стройная, симпатичная блондинка. Движения ее были весьма энергичны. На шее болталась карточка с номером «два». Но не успел он протянуть руку к кнопке, как в зале прозвенели два звонка. Ковбой с удивлением огляделся и увидел, как один из студентиков робко встал со своего кресла.

Прежде чем Изи Бризи вышла из своего стеклянного аквариума, ковбой уже был на ногах. Шагнув вперед, он опустил тяжелую руку на плечо мальчишки и веско бросил:

— Изи — моя, парень. Ты посиди.

У того кровь отхлынула со щек. Он торопливо плюхнулся обратно в кресло. Ковбой послал Изи Бризи свою самую лучезарную улыбку.

Она даже не прикоснулась к нему, лишь настороженно улыбнулась и жестом пригласила следовать за ней. Они вошли в дверь и оказались в освещенном красными лампами коридоре с кабинками по обеим сторонам. Из-за закрытые дверей доносились стоны и влажные чмокающие звуки. В коридоре возник здоровенный бритый наголо парень со связкой ключей.

— Двенадцатая и тринадцатая, — произнес мужчина, кивая в сторону дверей.

— Послушай, — заговорила Изи, обращаясь к ковбою. Откуда-то достав тюбик с кремом, она выдавила немного на палец и провели по губам. — Понимаешь, я немного устала. Такое ощущение, что у меня челюсти сводит.

— Очень жаль это слышать, Изи, — сочувственно откликнулся ковбой.

Ее светло-голубые глаза блестели, словно стеклянные. Взгляд кокаинистки, как у пластмассовой куклы. Она продолжала мазать бальзамом свои и без того ярко-красные губы.

— Предлагаю полцены за полсеанса. Пятьдесят долларов за три минуты. Годится?

— Три минуты — большой срок, — ответил ковбой и выдал бритоголовому две купюры по двадцать и две пятерки.

— Вот и хорошо. А то я совсем выдохлась. Как тебя зовут?

Он бросил быстрый взгляд в сторону бритоголового, который удалился в свой закуток в конце коридора. Там, куда он ушел, на стене висела табличка «выход».

— Трэвис, — сказал он. — Как того парня в «Аламо».

— В каком Аламо? — переспросила Изи. Он не ответил. — Мне нравится твоя татуировка. Очень сексуально.

— Я тоже так думаю.

Она кивнула ему на кабинку с номером «двенадцать», закрыла за ним дверь и сама вошла в соседнюю.

Теперь их разделяла тонкая картонная перегородка с дыркой, прорезанной на уровне паха.

— Тебе помочь? — спросила она. В ее кабинке были мусорная корзинка, стул, песочные часы на цепочке и пачка гигиенических салфеток «Клинекс». Она перевернула часы.

— Нет, я готов. — Ковбой расстегнул молнию, спустил штаны и придвинулся к отверстию.

Изи уселась на стул и принялась за работу, параллельно изучая обломившийся ноготь.

— Тебе доводилось видеть мои фильмы, Трэвис? — поинтересовалась она, не прекращая облизывать.

— Я видел «Суперплут», ты там была великолепна.

— Спасибо.

Изи помолчала, занятая делом, потом спросила:

— А что тебе больше всего понравилось?

— Когда ты была с тремя парнями. Класс!

— Ага, мне тоже это нравится. Трэвис, а тебе нравится, что я сейчас делаю?

— Конечно. — Он улыбнулся, прижимаясь щекой к перегородке. — Продолжай.

Она бросила взгляд на часы. Боже, в этой дыре время ползет как черепаха! Ну ничего, это все временно. В пятницу она возвращается в Лос-Анджелес. Агент нашел для нее фильм, три дня съемок, а потом — самолет на Гавайи, где ждет богатый араб. От этих арабов немного воняет, но зато они любят порно, потому что у них в Арабии такого нет. Во всяком случае, у арабов куча денег, которые они швыряют направо и налево, и она знает двух актрис, которые вышли замуж за шейхов и уехали туда жить. Изи пыталась представить себе, что это за жизнь — в странах, которые похожи на один сплошной пляж Малибу. Удовлетворяешь прихоти какого-нибудь араба и живешь в замке. У нее тоже может быть такое. Все возможно.

— Кусни, — попросил Трэвис. — Сильнее. Давай. Изи. Сильнее!

Она трудилась, поглядывая на часы.

— Я твой большой поклонник, Изи, — сказал Трэвис. — Месяц назад я видел тебя в «Шлюхе». Сильней! Это же не укус! Я видел тебя в «Шлюхе». Классная картина! Мне бы такую работку, чтобы снимать такие картинки! Я бы справился!

Она хмыкнула. Секунды ползли.

— Я видел тебя в «Трех Крестах», в Лос-Анджелесе, — продолжал тот. — Ты раздавала автографы. Ты на моем билете расписалась?

Что-то с часами, решила она. Потом почувствовала, что он вздрагивает, и приготовила «клинекс».

— Я люблю тебя, Изи, — сказал Трэвис. — Подожди минутку. Постой. — Он отодвинулся от дыры. — Я тебя люблю, слышишь?

— Конечно, — откликнулась она. — Давай, Трэвис, завершим наше дело.

— Обязательно. Только подожди. — Он достал из расшитой серебром кобуры «кольт» сорок пятого калибра. С изысканной гравировкой и перламутровой рукояткой. На поясе — патронташ с тремя десятками патронов, как минимум. — Ты мне столько раз снилась. Такие яркие сны!

— Ну давай, Трэвис! — Она услышала металлический «щелк». Что еще придумал этот псих? — Давай, парень!

— Держи шире, — сказал он и сунул в отверстие дуло «кольта». — Чери Дэйн я тоже любил, — добавил он. С той стороны послышался рвотный спазм.

И спустил курок.

Гулко грохнул выстрел. «Кольт» дернулся в руке.

Он услышал, как упало со стула ее тело. Он вытащил револьвер и увидел, как с окровавленного дула капает.

Затем быстро застегнул штаны и пнул ногой в дверь кабинки.

Хлипкая дверь слетела с петель. Бритоголовый уже вскочил — этакая потрясенная гора плоти. В какой-то из кабинок распахнулась дверь. Из нее выскочила девица восточного вида, увидела «кольт», истерически завизжала и захлопнула дверцу обратно. Из другой выглянул мужчина; скуластое лицо исказила гримаса ужаса.

Трэвис выстрелил. Пуля попала мужчине в ключицу и сшибла с ног. От падения тела кабинка сложилась, как карточный домик. Трэвис с горящими глазами двинулся в сторону выхода, по пути наобум стреляя во все кабинки. В тесном пространстве выстрелы звучали оглушительно; картонные стенки разлетались на куски. Начался настоящий бедлам — отовсюду слышались вопли, визги, проклятия, призывы к Богу… Бритоголовый сунул руку в карман. Блеснуло лезвие.

— Не надо, — спокойно произнес Трэвис и выстрелил ему в горло. Вышибала повалился на спину, нож выпал из руки и покатился по линолеуму. Трэвис отпихнул с дороги окровавленную тушу и уже взялся за ручку двери, как чья-то рука ухватила его за волосы и рванула назад.

— Ах ты, скотина! — рявкнул мужчина. Глаза его пылали гневом и яростью. — Я убью тебя, грязный ублюдок!

Пальцы Трэвиса нащупали потайную кнопку на рукоятке «кольта». Из-под перламутровой накладки на рукояти выскользнул голубоватый четырехдюймовый зазубренный стальной нож. Трэвис ткнул его в мясистую щеку и с силой рванул на себя, раздирая рот.

Мужчина взвыл и повалился на колени, схватившись обеими руками за лицо.

Трэвис выскочил в переулок. Запах крови и пороха ударил по нервам и пронзил до костей, как грубый наркотик. Он вытер окровавленное лезвие подвернувшимся пакетом от «королевского бургера», нажал кнопку, и нож скользнул обратно в тайник. Затем с изяществом профессионала крутанул револьвер вокруг пальца и убрал его в кобуру.

Он пустился бежать, застегивая на ходу развевающийся плащ. Лицо было бледным, потным, а взгляд — ленивым и удовлетворенным.

Он бежал, быстро удаляясь от криков за спиной. Ночь и туман укрыли его.

Глава 2

Иисус плакал.

Вневременная реакция, думал худощавого сложения светловолосый мужчина, погрузившийся в чтение избранного им на сегодня учебника по философии. Иисус плакал почти две тысячи лет назад, и нынче наверняка бы лил слезы в три ручья. Но мужчина знал — слезы сами по себе ничего не изменят. Если бы Иисус, обладая безграничной духовной властью над миром, просто расплакался, признал свое поражение и отказался от человечества как от безнадежного дела, тогда действительно — и миру, и человечеству грозило бы сгинуть во мраке. Нет, речь идет не только о слезах. Должно быть еще и мужество.

Он дочитал абзац, закрыл книгу и отложил ее в сторону. Яркое послеполуденное солнце пробивалось сквозь неплотно задернутые шторы; лучи высвечивали кусок бежевой стены с укрепленным на ней распятием Христа. Рядом стоял книжный шкаф, доверху заполненный научными трудами на такие темы, как искупление грехов, логика религии, католицизм и Третий мир, искушение. Рядом со шкафом — портативный телевизор с подсоединенным видеоплейером и коллекция кассет, среди которых были «Победа над грехом», «Задачи городского духовенства» и «Путь борца».

Он встал с кресла и вернул книгу на место. Потом посмотрел на часы: без двенадцати три. Ровно в три он должен быть в исповедальне. Но время еще есть. Он прошел в маленькую кухню, налил себе из кофейника чашку остывшего кофе, заваренного утром, и отнес ее с собой в кабинет. Часы вежливо тикали на каминной доске. В углу кабинета стоял мужской спортивный велосипед, десятискоростной. Переднее колесо крепилось в специальной раме, что давало возможность заниматься тренировками не выходя из помещения. Он подошел к окну и раздвинул шторы, подставляя лицо солнцу. Взор его устремился вдоль Вальехо-стрит.

У него были мягкие черты лица мальчика из церковного хора, кроткие темно-голубые глазам длинные тонкие светлые волосы, зачесанные назад. Ему было тридцать три года, хотя на вид можно было дать лет на пять меньше. В уголках глаз наметились маленькие морщинки; чуть более глубокие складки обрамляли рот; длинный, аристократический нос, твердый квадратный подбородок. Ростом не меньше шести футов и одного дюйма. Кожа лица бледноватая, поскольку на свежем воздухе приходилось бывать нечасто, но благодаря жесткому спортивному режиму, включающему занятия велосипедом и джоггинг, вес удавалось поддерживать примерно на уровне ста семидесяти фунтов. Будучи человеком дисциплины и организации, он был глубоко уверен, что во внешнем мире с разладом, беспорядком и необузданным хаосом жить ему было бы гораздо труднее. Он рожден для размеренной жизни священнослужителя, с ее ритуалами и умственными страстями. Он уже был священником более двенадцати лет, а до того прилежно изучал все полагающиеся священнику дисциплины. Над приземистым серым зданием ему был виден большой красный «X» — символ, укрепленный на крыше одного из домов Бродвея. И край другой вывески — с надписью «Девушки и юноши». На утреннем собрании монсеньер Макдауэлл сказал, что вчера вечером в одном из этих приютов греховной плоти была стрельба, но подробности пока неизвестны. Молодой священник никогда не был на этой улице, начинающейся в квартале от собора Святого Франциска; сама мысль об этих притонах похоти и коррупции вызывала жжение в желудке.

Что ж, каждый в этом мире волен выбирать свою судьбу. Такова часть величественной красоты Божественного творения. Но молодой священник часто задумывался, почему Бог допускает существование такой похоти и греха. Безусловно, человечество стало бы гораздо лучше, если бы все подобные места были сведены под корень. Он еще некоторое время посмотрел на красный «X», кашлянул, покачал головой и отвернулся.

Допивая кофе, он бросил взгляд на недостроенный паззл, разложенный на столе. Головоломка представляла собой картинку из тысяч разноцветных веселых горошинок, и он упорно складывал ее уже в течение двух недель. Теперь он нашел еще два подходящих кусочка и присоединил их к уже имеющимся.

Вот сейчас уже пора идти. Он зашел в ванную, почистил зубы и прополоскал рот специальной жидкостью. Потом надел темную рубашку, белый пасторский воротничок, подошел к платяному шкафу и облачился в черную сутану. На верхней полке шкафа лежало не меньше дюжины коробок с паззлами, часть из которых даже еще не распечатана. Он поцеловал четки, наскоро сотворил молитву перед распятием, сунул в карман пакетик леденцов и покинул свою комнату. Над нагрудным карманом у него была укреплена пластинка, сообщающая, что он — отец Джон Ланкастер.

Он прошел по коридору, соединяющему жилое помещение приходского священника с административным крылом церкви, где располагался и его собственный кабинет. Отец Дэррил Стаффорд, брюнет лет сорока с небольшим, вышел из своего кабинета к питьевому фонтанчику.

— Привет, Джон. Почти вовремя, а?

— Почти. — Джон взглянул на наручные часы. Без двух три. — Боюсь, немного опаздываю.

— Ты? Опаздываешь? Быть того не может! — Стаффорд снял очки и протер линзы белым носовым платком. — Я получил почти окончательные цифры предварительного бюджета. Если хочешь познакомиться с ними завтра — мое время в твоем распоряжении.

— Отлично. Допустим, в девять ровно?

— Ровно в девять. Договорились. — Стаффорд вернул очки на законное место. У него были большие совиные умные глаза. — Слышал про вчерашнее происшествие?

— Слышал. И только. — Джон сделал пару шагов по направлению к следующей двери, чувствуя некоторое внутреннее напряжение перед принятием исповеди.

Но отец Стаффорд жаждал общения.

— Сегодня утром я разговаривал с Джеком. — Джек Клэйтон был сотрудником полиции, курировавшим тот район. — Он сказал, двое убиты и один ранен. Какой-то лунатик открыл стрельбу в одном из борделей и скрылся через заднюю дверь. И исчез. Впрочем, Джек сумел раздобыть довольно подробное описание этого человека. Одну копию он предоставил мне. Хочет, чтобы мы обратили внимание… — В глазах священника мелькнула хитринка. — В общем, имей в виду — мужчина с татуировкой, красные капли на щеке, как слезы.

— Хорошо хоть никого раздевать не придется ради такого, — откликнулся Джон, открыл дверь и поспешил в церковь.

— Полностью с тобой согласен, — крикнул в спину ему Стаффорд.

Колокольный звон возвестил о начале исповеди. Каблуки Джона звонко промокали по мраморному полу; он шел не поднимая головы, тем не менее смог заметить, что в зале находится несколько человек. Он вошел в конфессионал, закрыл дверцу и сел на скамью, покрытую красным бархатом. Потом отодвинул решетку, отделяющую его кабинку от соседней, положил в рот леденец и принялся ждать окончания колокольного звона. Затем снял с руки часы и положил на полочку перед собой, чтобы следить за временем. Исповедь заканчивается в четыре тридцать, в пять тридцать назначен деловой ужин с советом мэрии по проблемам бездомных в районе.

Как только отзвонили колокола, в соседней кабинке появился первый человек. Он опустился на колени, в решетчатом оконце показались тубы, усы и борода, и мужской голос с испанским акцентом произнес:

— Простите меня, отец мой, ибо я согрешил. Джон ожидал продолжения, которое последует за ритуальной фразой. Бородатый мужчина оказался алкоголиком, он украл деньги у собственной жены, чтобы купить спиртного, а потом избил ее, потому что она пожаловалась. Джон кивал, приговаривая время от времени — «да-да, продолжай», — но взгляд его был сосредоточен на циферблате наручных часов. Мужчина закончил и ушел, получив в напутствие указание молиться Деве Марии, а на его месте появилась пожилая женщина.

— Да-да, продолжайте, — повторял Джон, глядя, как шевелятся красные губы по ту сторону решетки.

Когда женщина ушла, Джон положил за щеку очередной леденец. Следующий прихожанин, с жутким свистом в легких, оставил после себя сильный запах немытого тела. Затем возникла пауза минут в десять — двенадцать, после которой возник еще один мужчина. Джек прикидывал, успеет ли до назначенной встречи забрать из чистки другой костюм, но потом все-таки сделал усилие над собой и постарался сосредоточиться на бессвязной истории об изменах и невостребованных страстях. Джон хотел слушать. Искренне хотел. Но, видимо, от того, что скамья оказалась слишком жесткой, а бархатная ткань — слишком тонкой, стены кабинки начали сходиться над головой, а в желудке забурчало от холодного кофе. Спустя некоторое время ритуал становится привычен — как любой ритуал. Джон будет произносить «да-да, продолжайте», а пришедшие на исповедь будут длить перечень грехов и страданий, которые постепенно станут ужасно, печально однообразными. Он чувствовал себя перегруженным людскими болезнями, зараженным пониманием добра и зла. Складывалось впечатление, что миром правят исключительно Грех и Дьявол и даже церковные стены уже начинают потрескивать, не в силах противостоять их пугающему напору. Но Джон клал в рот очередной леденец, складывал ладони и говорил: «Да-да, продолжайте».

— Я все сказал, отец, — произнес мужчина и вздохнул так, словно исповедь сняла у него с плеч тяжесть фунтов в пятьдесят.

— Ступай с Богом, — откликнулся Джон, и грешник вышел.

Прошло еще несколько человек. На часах было четыре пятнадцать. Джон ждал, обдумывая доклад, который он собирался произнести на совете мэрии. Нужно пересмотреть его еще раз, убедиться, не напутал ли что в цифрах. Проползли еще две минуты. Никто не появлялся. Джон поерзал на скамье, пытаясь устроиться поудобнее. Несомненно, можно придумать гораздо более комфортабельный способ…

Дверца кабинки открылась. Кто-то вошел и преклонил колени.

Джон ощутил запах мускуса и корицы. Приятный аромат, отбивающий последние следы запаха тела третьего посетителя. Джон глубоко вздохнул, наслаждаясь дорогой парфюмерией. Никогда ему еще не приходилось сталкиваться с чем-либо подобным. — Есть кто-нибудь? — раздался молодой женский голос. Длинный полированный ноготь, покрытый красным лаком, нетерпеливо постучал по оконцу.

— Да-да, продолжайте, — сказал Джон. Повисла пауза. Потом женщина возмущенно воскликнула:

— Продолжать? Черт побери, да я же еще и начинала!

— Прошу не богохульствовать, — жестко отреагировал Джон.

— Кто богохульствует? — Женщина опять помолчала некоторое время. Затем послышалось:

— Дебби, черт побери, все-таки ты полнейшая дура, если решила, что от этого может быть какая-нибудь польза.

Она разговаривала сама с собой. Джон решил не обращать внимания на то, что с языка ее опять слетело ругательство. Дэррил, например, то и дело чертыхался, да и сам монсеньер имел к этому склонность.

— Польза может быть, — откликнулся Джон. — Если вы искренни.

— О, искренность! — негромко хохотнула женщина. У нее был хрипловатый голос курильщицы с непонятным акцентом. — Святой отец, искренность — мое второе имя!

— Я слушаю, — напомнил Джон.

— Понятно. А Бог слушает?

— Уверен, что да.

— Вам хорошо.

Джон ждал. Некоторое время женщина снова молчала. Собирается с мыслями, подумал он. В голосе действительно чувствовалась сильная горечь, внутренний надрыв. Ей необходимо исповедоваться. Судя по акценту, сообразил он, женщина — южанка, откуда-то с крайнего юга, из Джорджии, Алабамы, Луизианы. Кем бы она ни была, очень далеко ее занесло от дома.

— Мне не в чем каяться, — внезапно сказала она. — Я в порядке. Дело в том, что… В общем, как-то все сложнее получается, чем я думала.

— Не торопитесь, — посоветовал он, непроизвольно взглянув на часы.

Женщина еще помолчала, затем выдавила:

— Я потеряла подругу.

Джон никак не отреагировал, поощряя ее своим молчанием продолжать.

— Ее убили. Я говорила, чтобы она перестала работать в этих вонючих коробках. Сколько раз говорила! Черта с два! Джени никогда не слушала, что ей говорят! Черт, только ты скажешь ей — не делай этого, так ей еще больше этого как раз и надо. — Она хрипло хохотнула. — Вот дьявол, послушать меня — кто-нибудь подумает, что я действительно с кем-то разговариваю.

— Продолжайте, — негромко вставил Джон.

— Джени была личностью. Черт возьми, она была кинозвездой! Она как-то снялась в пяти фильмах за две недели, и будь я проклята, если это не рекорд! В прошлом году мы поехали с ней в Акапулько, познакомились там с двумя мексиканцами-телохранителями. Джени мне и говорит — Дебби, давай устроим мексиканский двухэтажный бутерброд и покайфуем как следует!

Джон в изумлении вскинул брови. Девушка за стенкой исповедальни опять рассмеялась — на этот раз мягче, явно во власти воспоминаний.

— Джени любила жить, — продолжала она. — Стихи писала. По большей части — ерунда, конечно, но некоторые… Про некоторые можно было сказать, что очень хорошие, и не покривить душой. О Боже…

Ему показалось, что в ней что-то надломилось. Что-то хрустнуло, как раздавленная ракушка. Девушка зарыдала. Это были сдавленные рыдания потерявшегося ребенка, от которых защемило сердце. Ему хотелось успокоить ее, протянуть руку в окошко, погладить, но, разумеется, это запрещено. Еще один всхлип, потом щелчок открываемой сумочки, шорох и хруст вскрываемой упаковки «Клинекса».

— Черт побери, тушь потекла, — пробормотала она. — Измазала вам тут всю эту белую…

— Ничего страшного, — поспешил Джон.

— На вид дорогая. Похоже, вы, святые парни, умеете тратить деньги, а? — Она явно старалась не зарыдать снова.

— Я бы не стал называть себя святым, — откликнулся Джон.

— А как же? Вы же на прямой связи с Господом, верно? Если нет, значит, выбрали себе не ту работу. Он не ответил. И на часы смотреть перестал.

— Какой-то козел убил мою подругу, — негромко повторила она. — Я позвонила предкам Джени. Они живут в Миннесоте. И знаете, что мне сказал этот сукин сын? Он сказал: у нас нет дочери! И швырнул трубку. Я позвонила, даже не дожидаясь льготного тарифа, а он мне такое выдал! — Она опять умолкла, борясь с приступом слез. Потом заговорила жестко, яростно:

— Ее будут хоронить за счет округа. Она столько работала, а агент ее сказал, что все это — чушь, выброшенные деньги. Можете себе представить?

— Нет, — ответил Джон. — Не могу. Она высморкалась в салфетку и фыркнула:

— Дерьмо. Грязное вонючее дерьмо!

— Когда скончалась ваша подруга? Я могу посмотреть расписание погребальных церемоний, если вы…

— Джени ненавидела католиков, — перебила женщина. — Не обижайтесь. Ничего личного. Она просто считала, что вы своим запретом контроля за рождаемостью всех затрахали почем зря. Так что, как говорится, спасибо, нет. — Она хлюпнула носом. — Ее убили вчера вечером. На Бродвее. Джени работала. Какой-то козел пристрелил ее. Это все, что я знаю.

Джон охнул. Гибель этой Джени моментально связалась в мозгу с информацией о стрельбе в порноклубе. А если Джени работала там, то девушка, которая находится сейчас в исповедальне, должно быть, тоже вовлечена в этот бизнес. Сердце забилось немного чаще; в ноздри опять ударил мускусный аромат.

— Я там никогда не был, — произнес Джон.

— Советую вам как-нибудь заглянуть на стриптиз. В образовательных целях.

— Не уверен, что нуждаюсь в знаниях подобного рода, — непроизвольно выпрямил спину Джон.

— Но вы же мужчина, черт побери? А секс правит миром.

— Не моим миром:

— Появилось чувство, что ситуация грозит выйти из-под контроля. И ощущение влажного тепла в районе копчика.

— Миром каждого, — не унималась женщина. — Иначе почему священники проводят целый день зарывшись в книги и принимают холодный душ по десять раз на день? Бог создал этот мир, так? Значит, и секс — тоже.

— Мисс… — Джон не знал, что сказать, он только хотел остановить ее. — Хватит об этом. Она рассмеялась:

— Слишком горячо, да? Я так и думала. Все вы слишком слабы на это дело.

Неужели голос успел его выдать? Джон ощутил внезапный прилив жуткого чувства стыда. Вероятно, запах ее парфюмерии подействовал как наркотик, потому что шестеренки в мозгу явно заклинило.

Она придвинулась лицом к отверстию. Он ясно увидел ее полные, чуть приоткрытые красные губы — того же оттенка, что и ногти.

— Если вас когда-нибудь спросят, — заговорила она своим прокуренным голосом с интонацией много повидавшего в жизни человека, — можете рассказать, что встречались с настоящей живой кинозвездой. Дебра Рокс. Это я. Снимаюсь в фильмах со стриптизом. Расскажите всем вашим друзьям.

Он увидел, как ее розовый влажный язычок медленно облизнул нижнюю губу, и понял, что она таким образом вполне откровенно искушает его. Осознание этого разозлило его, но в то же время включило часовой механизм, который не в состоянии остановить ни молитвы, ни духовная литература, ни философские умствования. Пах пронизала нервная дрожь.

— Прошу прощения, — произнесла она, отстраняясь от окошка. — Это у меня в крови. — Голос моментально изменился, стал мягче. — Послушайте… Я вот что хотела узнать… Вы не могли бы помолиться… Или что-нибудь такое… за Джени? Можно?

— Разумеется, — ответил Джон. Голос прозвучал так, словно он наглотался стекла.

— Теперь я себя значительно лучше чувствую, — произнесла женщина, вставая. Джон услышал, как открылась и закрылась дверь кабинки. Потом — звук каблучков по мраморному полу. Она шла быстро, вероятно, куда-то спешила. А может, просто торопилась покинуть церковные своды. Вот и перезвон колоколов — время исповеди окончено.

Джон сидел весь в поту; внутри полыхало, как в доменной печи. Сейчас она, вероятно, у самой двери. Сейчас выйдет на улицу. Перезвон продолжался. До окончания ему не полагается покидать исповедальню. Это произойдет ровно в четыре тридцать. Но рука сама легла на ручку двери и застыла в таком положении. Болезненные спазмы в паху становились почти невыносимыми; он думал, что уже забыл о такой боли.

Он посмотрел на часы. Секунды скакали слишком быстро. Колокольный звон продолжался.

Джон повернул ручку и вышел из кабины.

Стройная девушка с распущенной гривой темно-каштановых волос, в облегающем красном платье была уже у самой двери. В следующее мгновение дверь открылась, в глаза ударил яркий послеполуденный солнечный свет, Дебра Рокс вышла на улицу и закрыла дверь за собой.

Еще два удара колокола. И тишина.

Джон глубоко вздохнул. Сердце стучало. Все еще чувствовался ее запах. Видимо, впитался в одежду. Ладони были липкими от холодного пота. Ему почудилось, что сейчас упадет в обморок, но организм оказался сильнее. Черные обтягивающие брюки встали дыбом в районе паха, и стало ясно, что следует немедленно идти в ванную и принимать ледяной душ.

— Да поможет мне Бог, — прошептал он и ринулся прочь из храма.

Глава 3

Запах возник, когда он меньше всего этого ожидал. Он сидел в рыбном ресторанчике Скапарелли на Норт-Бич, вместе с монсеньером Макдауэллом по правую руку и первым помощником мэра — по левую. Запах исходил почему-то от чесночно-розмаринового соуса. Почувствовал он его в тот момент, когда зачитывал свой доклад и перечислял количество бездомных и суммы, которые необходимо выделить из бюджета на организацию бесплатных обедов. Он быстро обнюхал свои пальцы, сделав вид, что решил почесать нос. Ее запах был повсюду — и нигде конкретно. Постепенно до него дошло, что этот запах попросту запечатлелся в его сознании.

Помощник мэра начал что-то объяснять, но в этот момент в зал вошла темноволосая женщина в красном платье. Внимание Джона полностью переключилось. Он следил, как женщина идет под руку со своим спутником — приятелем или супругом, как они приближаются к столу и проходят мимо. Она о чем-то говорила с мужчиной. Голос ничем не напоминал голос Дебры Рокс.

— Понимаете, что я имею в виду? — заканчивая, произнес помощник мэра, мрачного вида человек по фамилии Вандерфолк. Джон согласно кивнул, хотя ничего из сказанного не только не понял, но и практически не слышал.

— Нет, мы не понимаем, что вы имеете в виду, — быстро возразил Макдауэлл, растянув губы в улыбке, при этом морщины на его старческом лице стали еще глубже. — Либо мы получаем необходимые суммы, либо будем вынуждены сократить всю нашу деятельность вдвое. Вот так. — И сверкнул ледышками своих голубоватых глаз в сторону Джона Ланкастера.

Дискуссия продолжалась и становилась все горячее. Внимание Джона рассеивалось. Он пытался сосредоточиться. Но, отхлебнув красного вина, он опять почувствовал ее запах. Он сложил руки и увидел ее губы в окошечке. Послышался женский смех, и он обернулся так быстро, что отец Макдауэлл обратил внимание.

— Джон, черт возьми, да что с тобой сегодня, сынок?

— Нет, ничего. Извините. Просто задумался на минутку о своем. — Когда отец Макдауэлл сердится, с ним шутки плохи.

— Лучше думай о деле, — резко бросил монсеньер, возвращаясь к дискуссии, в которой принимали участие, кроме Вандерфолка, еще трое.

Джон постарался. Но это оказалось непросто. Краем глаза он заметил, как в зале мелькнуло что-то красное, и тут же отключился снова. Вернувшись домой, он принял три холодных душа — один за другим, бам — бам — бам. Потом, не вытираясь, роняя капли и дрожа от холода, присел к столу и попробовал сосредоточиться на паззле. Он воткнул четыре кусочка не на свои места, прежде чем отказался от этого занятия. А после этого, как во сне, обнаружил себя стоящим перед окном — голым, покрытым гусиной кожей, — уставившимся на большой красный «X», полыхающий в небе.

«Я снимаюсь в фильмах со стриптизом», — сказала она.

— Вы согласны, отец Ланкастер? Джон испуганно вздрогнул, увидев перед собой внимательный взгляд монсеньера.

— Согласны? — повторил Макдауэлл. В глазах мелькнула угроза.

— Да, сэр, безусловно, — поспешил согласиться Джон, и Макдауэлл удовлетворенно улыбнулся.

— Обсудим проблему порнографии в другой раз, — проговорил Вандерфолк. — Как вам хорошо известно, джентльмены, мэр прилагает все усилия, чтобы очистить этот квартал. Но у этой публики очень шустрые юристы. Чуть что, они принимаются размахивать у вас перед носом Первой поправкой, как раскаленной сковородкой!

— Значит, найдите более шустрых юристов! — рявкнул Макдауэлл. — Заплатите им больше! Я уже двадцать пять лет вынужден сидеть на краю этой клоаки и наблюдать, как она расползается, как раковая опухоль! Как вам известно, буквально вчера вечером кто-то сошел с ума и убил там несколько человек. Не исключаю, что к этому его подтолкнула какая-нибудь, извиняюсь за выражение, шлюха с моралью портовой крысы. Когда мэр собирается убрать эту грязь из моего прихода?

Джон подцепил кусок белой рыбы, но замер, не донеся вилку до рта. Он внимательно посмотрел на Макдауэлла. Смотрел на него долго и внимательно, — старый монсеньер все продолжал кипятиться по поводу порноквартала. Такого бессердечного равнодушия, которое мелькнуло на этом старческом лице, ему никогда раньше видеть не приходилось. Макдауэлл грохнул кулаком по столу. Серебряные приборы жалобно звякнули.

— Она была личностью, — произнес Джон.

Макдауэлл замер с открытым ртом, уставился на него и недоуменно переспросил;

— Что?

Джон не соображал, что делает. Его трясло внутренней дрожью. Бросив вилку с куском рыбы на тарелку, он с горячностью повторил:

— Она была личностью! То есть я хочу сказать — у нее тоже была душа, у той девушки, которую убили.

— Что ты об этом знаешь? — с вызовом спросил Макдауэлл.

Настало время рассказать им про Дебру Рокс. Самое время. Но Джон потянулся к бокалу с вином, и момент был безвозвратно упущен.

— А я говорю — погрузить их всех на баржу с мусором и отправить в открытое море, — продолжал бушевать Макдауэлл. — Может, на корм рыбам сгодится.

Джон почувствовал легкую тошноту. Наверное, от вина, подумал он. А все из-за запаха Дебры Рокс. Кто-то через два столика от них открыл красную папку меню. Джон почувствовал, что потеет, что воротник стал слишком тесным и режет шею. Вслед за этим — с пугающей скоростью — перед глазами возник образ Дебры Рокс, без лица, и образ еще одной девушки, тоже безликой, в компании с двумя мексиканцами-телохранителями. Эта картина прочно заняла его воображение, и он подумал, совершенно спокойно: Я схожу с ума.

— Что вы сказали? — переспросил Вандерфолк.

— Я говорю… Наверное, мне хватит вина. — Он не подозревал, что произнес вслух предыдущую фразу. Этот новый провал в самообладании испугал его на глубинном, первозданном уровне. Он чувствовал себя как часы без стрелок. Все, что происходило в душе, на лице никак не отражалось. Во рту ощущался сильный чесночный вкус. Внезапно он понял всю абсурдность происходящего — мужчины, обсуждающие возможность внебюджетного финансирования организации питания для бездомных, за столом с голубым китайским фарфором и блюдами по цене от двадцати долларов. Какое-то в этом извращение, как-то это все очень неправильно, и это понимание вкупе с ярким образом Дебры Рокс на залитом солнцем пляже создало у Джона впечатление, что он может просто провалиться сквозь землю.

— Куда им деваться? — с усилием произнес Джон.

— Кому им? — переспросил монсеньер, вытирая корочкой хлеба тарелку.

— Женщинам из порноквартала. Куда они денутся, если тут все закроют?

— Не «если». Когда. — Макдауэлл нахмурился; между его кустистыми светлыми бровями набухла складка. — Странный вопрос, Джон.

— Возможно. — С чувством неловкости он оглядел собравшихся за столом. — Но, по-моему, это честный вопрос. Что станется с этими женщинами?

— Их заставят найти себе приличную работу, — ответил Макдауэлл. — Это во-первых. Но гораздо важнее, что эта грязь исчезнет с наших улиц, по которым ходят школьники и могут ежедневно наблюдать все это.

— Я понимаю, это важно, но… — Джон сделал паузу, стараясь найти нужные слова. — Мне кажется… Мне кажется, что нам следовало бы обратить внимание на женщин — да и мужчин тоже, — которые там работают. Видите ли… Одно дело — сказать, что их заставят найти себе приличную работу, и совсем другое — полагать, что они действительно захотят ее искать. Сомневаюсь, что город найдет дополнительные средства для переквалификации проституток и ресторанных танцовщиц, большинство из которых, не исключено, сидят на игле. — Он посмотрел на Вандерфолка. Тот сидел с каменным выражением лица. Потом — на Макдауэлла. Монсеньор застыл с куском хлеба во рту. — Сомневаюсь, что они в один миг превратятся в добропорядочных католиков. — Он попытался улыбнуться, но лицо было как резиновое. — Я полагаю, сэр… В общем, я пытаюсь сказать, что… Если мы выгоним их, то кто приютит их?

За столом повисла тишина. Макдауэлл запил свой непрожеванный кусок большим глотком вина.

— Твой вопрос… — наконец произнес он. — Ты считаешь, что ты более милосерден, Джон? Эти люди сами выбрали свой путь, и мы не несем за них ответственности.

— Не несем? — воскликнул Джон в полном смятении. Его захлестнула волна недоумения и боли.

— Нет, — подтвердил Макдауэлл и опустил на стол бокал. — Кажется, мы обсуждали проблему бездомных. Почему мы вдруг об этом заговорили?

Никто не осмелился заметить, что он сам отвлекся в сторону от главной темы. Ужин и разговор продолжились, но с этого момента отцу Ланкастеру вопросов не задавали, чему он был бесконечно рад, поскольку сосредоточился на своем вине и попытке — вполне безуспешной — вытравить из воспаленных мозгов голос Дебры Рокс.

Я снимаюсь в фильмах со стриптизом.

Глава 4

Джон проснулся часа в два ночи в липкой испарине.

Он лежал очень спокойно, словно пойманный в ловушку тела, над которым уже был не властен. Он снова начал молиться, но почти одновременно со стороны Бродвея донеслись завывания сирен полицейских машин.

На этот раз молитва не помогла.

Он попытался сосредоточиться на тексте из книги, которую читал днем. Иисус плакал. Иисус плакал. Иисус…

Жестокая книга это Священное Писание.

Он наблюдал за бликами света на потолке от фар проезжающих по Вальехо автомобилей. Библия — жестокая книга. О, конечно, великий революционизирующий труд, несомненно. Чудо языка и восприятия. Но тем не менее жестокая.

Они просто обошли тот период, когда Иисусу настало время жить сексуальной жизнью. Они просто опустили эту сторону жизни Иисуса и продолжили с того момента, когда Иисус уже понял свое предназначение и осознал то, что ему надлежит совершить. Они опустили все моменты, когда Иисус мог чувствовать неуверенность в себе, или мог испытывать нужду в женском обществе, или мог интересоваться чем-то иным, кроме спасения души.

И это очень странно, потому что Иисус, конечно, мессия, но Иисус также и человек. И почему человеческая раса лишена ответов на вопросы, которые должны были приводить в смятение даже мессию?

Он знал, что во имя Христа было развязано больше войн и больше невинных жизней принесено в жертву, чем по какой-либо иной причине. Правдой было и то, что религия, — по крайней мере религия в том виде, как ее интерпретировало человечество — создала цепи, контролирующие сексуальные устремления. Священное Писание говорит о сексуальности очень возвышенно, да, но как же быть с реальным миром, где обыкновенные люди вожделеют, страдают, просыпаются по ночам в поту с мыслью о прикосновении к запретной плоти? Библия говорит — надо ждать законного брака. Никакого прелюбодейства. Будь сильным. Имей совесть. Не пожелай жены ближнего своего. Прекрасно. Все это Джон понимал.

Но что говорит Библия о желании тела порно-звезды?

Он был девственником. Первое время воздержание было тягостным. Постепенно он подавил все желания путем чтения книг, занятий наукой, собирания паззлов. Он посвятил душу своему призванию.

Но теперь нечто иное неудержимо манило его к себе, нечто, возникшее в темной глубине подсознания. Нечто запретное и очень, очень сладкое.

— Боже милостивый, — прошептал он, — избавь, меня от этих мыслей. Молю тебя… Пусть они исчезнут! — Он знал, что Бог делает Свое дело, но каждый должен идти Ему навстречу. Он попробовал сосредоточиться на прочитанном, но нужные страницы не всплывали в памяти; вместоних всплывало другое — полные красные губы и влажный язычок, медленно облизывающий нижнюю губу с манящим вызовом.

Он не мог спать. Не мог даже притвориться, что спит. Он встал, в одних пижамных штанах направился к своему велосипеду, сел в седло и принялся яростно крутить педали.

Он обливался потом. Зачем на такую мощность было включать обогреватель? Он еще приналег на педали. Но во время этой бешеной гонки в никуда взгляд его был прикован к гигантскому полыхающему в ночном небе знаку «X».

— О Боже, — прошептал он, опустил голову и снова принялся молиться. На этот раз он решил читать литанию Деве Марии. Но когда спустя некоторое время снова поднял голову, красный «X» сиял на том же месте.

Он никогда раньше не обращал внимания, насколько большой и яркий этот знак. Может быть, в те моменты, когда он смотрел на него, некий люк в сознании был крепко-накрепко заперт и ни одна темная, грязная мысль не могла выскользнуть на поверхность. Но сейчас болты этого люка оказались сорваны, и оттуда полезли твари, совсем недостойные священника. Недостойные! Недостойные! Так он кричал про себя, крепко зажмурившись и давя на педали до тех пор, пока не начал струиться градом пот и не заболели легкие.

В половине третьего ночи Джон метался по комнате, как тигр в клетке. О том, чтобы прикоснуться к себе и сбросить дикое напряжение, не могло быть и речи. Мастурбация — один из самых тягчайших грехов. Нет-нет, на это он не способен. Он присел к паззлу, но не высидел и двух минут. По телевизору — ничего. Все видеокассеты пересмотрены по несколько раз. Книги — черствые незнакомцы. В душе боролись два чувства — стыда и злости. Он стыдился своего вожделения и злился, что не в силах от него избавиться. Оно нарастало стремительно, вызывая горячую тяжесть в паху. Я же священник — с ужасом напомнил он себе. Затем: я — мужчина. Но священник — прежде всею. Нет, прежде всего — мужчина… Священник… Мужчина…

Как бы в подобной ситуации поступил Иисус?

На это ответа попросту не существует.

Примерно около трех утра Джон решил одеться и пойти на улицу. Прочь от этой спертой, давящей жары.

Он надел черные брюки, черную рубашку и белый воротничок. Затем — темно-синий свитер и бежевую куртку. Прогулка вокруг квартала будет на пользу, даст время подумать. Может, подвернется местечко, где подают приличный кофе. Вот и отлично. Джон вышел из своей комнаты, миновал библиотеку, конференц-зал и комнату, где мирно спал Дэррил, оказался у двери на улицу, отпер ее своим ключом и вышел. Потом запер за собой дверь.

Утренний ветерок оказался довольно свеж. Джон спрятал руки в карманы и, низко склонив голову, торопливо поспешил прочь от нависшей белой громады собора.

Он направился по Вальехо на восток. Каблуки постукивали по влажному тротуару. Со стороны океана все затянуто тончайшим туманом. Он прошел мимо ночного кафе, но настроения выпить кофе еще не появилось. Нет-нет, лучше не останавливаться.

Глубоко в душе он уже знал конечный пункт своего маршрута.

Он повернул на юг, на авеню Гранта. Порыв ветра ударил в лицо и промчался дальше. Джон сжал пальцы в кулаки. И оказался на углу, где его тень стала пульсировать.

Джон поднял голову к вспыхивающим неоновым рекламам. Теперь перед ним простирался Бродвей с его веселыми зазывающими вывесками, открытыми дверями, музыкой, приглушенной в этот час, но все равно рыкающей откуда-то изнутри, словно спящий зверь. Он почувствовал, как запылали щеки. Довольно долго он простоял на углу, вглядываясь в огнедышащую даль территории, на которую опасались ступать даже ангелы.

А затем, примерно через квартал, он увидел это — театральную вывеску, одну из многих, но именно она привлекла его внимание. Афиша Тихоокеанского кинотеатра для взрослых объявляла — крупными яркими буквами: «Животная страсть». В главных ролях — Дебра Рокс, Эрик Бурк, Лиза Делав. Премьера!

Иди домой, сказал он себе. Ради Господа нашего Иисуса Христа и Пресвятой Девы Марии — иди домой!

Но ноги не подчинялись голосу разума.

Они уже несли его вперед. Редкие прохожие все еще попадались у книжных лавок с литературой для взрослых и других кинозальчиков. Но их было немного. Один из них увидел его воротничок, встряхнул головой, словно не веря своим глазам, и быстро двинулся в противоположном направлении. Двое мальчишек в черных кожаных куртках заорали что-то, обращаясь к Джону, но тот не обратил на них никакого внимания. Он замелил шаги; Тихоокеанский кинотеатр приближался слишком быстро.

В билетной будке дремал мужчина средних лет. Тут же Джон обнаружил, что нет никакой необходимости заходить внутрь, поскольку в большой стеклянной витрине был размещен рекламный плакат «Животной страсти». Он только посмотрит, как выглядит Дебра Рокс, и, удовлетворив свое любопытство, пойдет домой. В этом-то все и дело, не правда ли? Чистое любопытство! Он молил Бога, чтобы у нее оказалась физиономия, от которой зеркало треснет.

Но плакат не дал ему увидеть лицо Дебры Рокс. На плакате была изображена стройная, длинноногая женщина с густыми черными волосами, распущенными по плечам. Она была снята со спины, в обтягивающем купальнике леопардовой раскраски, дающим возможность рассмотреть практически весь зад. У ее ног трое распростертых мужчин тянули к ней руки, охваченные безумной страстью.

Как я, подумал Джон. Он узнал податливые формы тела Дебры Рокс, которые успел разглядеть днем в церкви; изгиб талии и абрис бедер напомнил ему виолончель, созданную рукой чувственного мастера. Это впечатление усиливалось цветом загара, таким ровным и пышущим здоровьем, что казался нарисованным. Он некоторое время поразглядывал плакат, потом сделал несколько шагов в сторону, словно изменение угла зрения могло дать трехмерное изображение. Он бросил взгляд на билетную кассу. Табличка извещала, что вход стоит пять долларов. Он осмотрел дверь. Дверь не представляла собой ничего особенного, но он понимал, что будет проклят, если посмеет войти внутрь. Хотя… если одним глазком… Пять минут. Максимум — десять. Он сгорал от желания увидеть лицо Дебры Рокс — просто чтобы иметь перед глазами образ, на который можно было бы поместить эти пухлые красные губы. В ушах зазвучал ее голос — мерцающий как негасимое пламя: Бог создал этот мир, так? Значит, и секс — тоже.

Совершенно верно.

Может, это окажется не так плохо, как он думает. Может, и нет. Может быть, все эти фильмы — чистое притворство.

Он должен увидеть. Должен.

Он достал из бумажника пятидолларовую бумажку, подошел к кассе и постучал в окошко.

Мужчина вскинул голову, с трудом очнулся от сна, затем взгляд его сфокусировался на белом воротничке Джона.

— Должно быть, вы шутите, — произнес он.

— Один билет, — дрогнувшим голосом ответил Джон.

— Вы правда священник? Или просто оделись под него?

— Билет, пожалуйста, — повторил Джон.

— Это что, шутка такая? Скрытая камера? — Мужчина повертел головой во все стороны, ухмыляясь, словно рассчитывал увидеть Аллена Фанта.

— Я бы хотел купить билет. — Внезапно Джона окатила новая волна страха. За ним в очередь встал мужчина в сером пальто. Может, кто-нибудь из тех, кто знает его? — Побыстрее, пожалуйста.

Мужчина хмыкнул и покачал головой:

— Ну, это, уже запредел! Впрочем, священнослужители пользуются правом бесплатного прохода, так что можете идти так. — Он показал пальцем на дверь, — Толкайте, падре.

Джон все-таки просунул деньги в окошко кассы и, подрагивая от ночного ветра, быстро вошел в помещение Тихоокеанского кинотеатра для взрослых.

Не успел он дойти до буфетной стойки, как услышал протяжный сгон. От этого звука, как и от запаха подгорелого попкорна, его замутило. Но он двигался дальше в темноту, пока не остановился в проходе, словно наткнувшись на стеклянную стену. На огромном экране показывали нечто, на первый взгляд более всего напоминающее экспериментальную хирургию. Это медицинский фильм, с изумлением подумал он. Но в следующую секунду камера отъехала, показывая обнаженную женщину верхом на обнаженном мужчине; она была спиной к зрителям. Тело изгибалось дугой в неистовстве страсти.

— Прошу прощения, — пробормотал человек в сером пальто, и Джон едва не упал, уступая ему дорогу.

Постепенно глаза Джона привыкли к темноте. Он увидел, что в зале сидит еще восемь или девять мужчин, все полностью поглощены происходящим на экране. Он сделал несколько шагов вперед по липкому полу, каким-то образом нашел кресло и уставился на экран, как и все остальные.

Девушка, у которой были черные до плеч волосы, красивая загорелая кожа и тело как изящная виолончель, продолжала двигаться в том же ритме. Вдруг она быстро повернулась к камере в профиль и тут же отвернулась обратно. Джон не успел разглядеть, как она выглядит. Сердце гулко стучало, легким, казалось, не хватает воздуха, голова кружилась. Потом справа в камере появился еще один обнаженный мужчина. В руках он держал кусок чего-то, напоминающего тающее сливочное масло; он втирал это вещество в ладони. Пока девица продолжала стонать и делать свое дело, мужчина с масляными пальцами подошел к ней сзади.

Внезапно над спинкой кресла показалась чья-то голова. Видимо, до этого момента мужчина сидел сгорбившись. Он сверкнул глазами, крякнул и проговорил:

— Пожарче, чем в аду, однако!

Нервы Джона не выдержали. Он вскочил, развернулся и помчался к выходу. На задыхающийся стон Дебры желудок отреагировал как на удар кулаком под дых.

— Эй! — крикнул кассир, увидев, как Джон выскочил на улицу и помчался по тротуару. — Что, не понравилась киношка, падре?

Лицо Джона пылало. Правда — ужасная правда — заключалась в том, что ему понравилось.

Он перешел на шаг, лишь оказавшись на другой улице. В голове гудело, словно ему только что проломили череп. И сотня холодных душей не сможет остудить его — равно как и вернуть ощущение чистоты. От ощущения, что зараза проникла в самую душу, хотелось плакать; в паху тяжко пульсировала кровь, и не было никаких сил остановить этот мощный ритм.

Посередине следующего квартала Джон опять остановился. Слева оказался магазин, чьи витрины были закрыты алюминиевой фольгой. Табличка гласила:

Вик. Книги для взрослых.

Сотни видеокассет в формате VHS-beta.

Супружеская помощь. Новинки для взрослых.

Карточки «Мастеркард» и «Виза» принимаются.

Это место притянуло его к себе как магнитом. Теперь, когда этот нездоровый аппетит разыгрался не на шутку, от него так просторно избавиться.

Он вошел в магазинчик.

В следующую секунду он понял, что настоящий ад, царство горящих пещер, находится отнюдь не под землей. Ад расположен в магазине Вика «Книги для взрослых», на Бродвее, в одном квартале о г собора Святого Франциска.

Стопки журналов демонстрировали всевозможные виды половых актов и извращений; до сего момента Джон даже не представлял, что некоторые из них просто физически возможны. Лишь при одной мысли о некоторых он должен быть низвергнут в геенну огненную на веки веков, в этом он был абсолютно уверен. А на прилавке, за которым жирный парень с сигарой в зубах смотрел переносной телевизор, располагался обширный ассортимент, впрочем, есть лишь один способ описать это: искусственные члены, всех цветов и размеров, ребристые, бородавчатые, скрученные, сморщенные, гладкие. Джон в изумлении на них уставился; то, что любой может воспользоваться такими предметами, потрясло его до глубины души. Повернувшись, он обнаружил еще одну витрину, точнее, целую стену, уставленную видеокассетами.

— Помочь, приятель? — поднял голову любитель сигар. Джон обернулся, парень увидел белый воротничок, но не моргнул глазом. — Что, отче, на промысел вышел?

— Нет-нет, я… — Он энергично покачал головой. От всего, на что попадал взгляд, хотелось стошнить, но он заставлял себя смотреть. Заставлял свои глаза пресытиться запретными картинами. Он сделал нетвердый шаг к стеллажу с видеокассетами.

И тут же увидел это. Прямо Перед собой. Немного правее, на четвертой сверху полке: «Сырые алмазы». В главных ролях Пам Эшли и Дебра Рокс.

Рука сама потянулась к полке. Пальцы схватили кассету и вытащили из обоймы. На обложке была изображена смазливенькая, улыбающаяся рыжая девица с полной горстью необработанных алмазов. Ее обнаженные груди выглядели просто огромными. На ценнике стояло — тридцать девять девяносто пять. У него в бумажнике оставалось лишь тридцать долларов, а воспользоваться кредитной карточкой и тем самым обнаружить свое имя Он бы ни за что не посмел.

— Сегодня пятьдесят процентов скидка. Распродажа, — заметил Вик, не вынимая сигары изо рта. — Скидки до субботы.

О Господи, подумал Джон и потер ладонью взмокший лоб. О Господи…

— Неплохая вещь. Живая и вполне миленькая. — Продавец вновь погрузился в телевизор. — Не смотрите «Доктор Рут»? Полный отпад!

Джону хотелось поставить кассету на место. Хотелось вымыть руки соляной кислотой. Но пальцы не разжимались, и он подошел к кассе. Лицо было бледным, глаза блуждали.

— Скажем, ровно пятнадцать баксов, — заявил Вик. — Мне нравится быть добрым бизнесменом.

— Положите в пакет, пожалуйста. — Ясное дело. — Вик взял двадцатку и выдал Джону пять долларов сдачи. Потом опустил кассету в бумажный пакет с надписью «Вик. Книги для взрослых». И повернул маленькое, написанное от руки объявление, чтобы Джон мог получше рассмотреть его:

Специальное субботнее шоу! С двух тридцати до трех ровно! Дебра Рокс собственной персоной!

— Она в «Сырых алмазах», — пояснил Вик. — Настоящая красотка! Рекламирует свой новый фильм, как раз начинается в Тихоокеанском. Знаете, она ведь живет здесь, в Сан-Франциско. Серьезно! Но где именно, не знаю. Если бы знал, я бы не торчал тут с «Доктор Рут», можете не сомневаться! — Он оглушительно расхохотался, и с сигары посыпался пепел.

Джон дрожащими руками взял пакет и сунул под мышку. Потом опрометью выскочил из магазина и позволил себе перевести дыхание лишь в тот момент, когда холодный воздух немного остудил лицо.

Вик услышал стук каблуков. Звук раздавался со стороны внутреннего коридора, оттуда, где обычно устраивались пип-шоу.

— Слушай, парень, ты просто не поверишь! — крикнул он. — У меня только что был священник! Настоящий священник! Без дураков!

Коротко стриженный светловолосый мужчина в длинном коричневом пыльнике подошел к прилавку. Он уже видел объявление о субботнем выступлении Дебры Рокс, но тем не менее уставился на бумажку как завороженный.

— Я видел ее в «Суперплуте», — мечтательно произнес он. Его темно-карие глаза с красными каплями татуировки по обеим щекам пристально уставились в полное лицо Вика. — Я люблю ее, — добавил мужчина.

— Отлично! Ты, а также еще десять тысяч рогатых ублюдков. — Это совсем другое дело, — мягко возразил Трэвис. — Она меня тоже любит. — После этого он развернулся и вышел в ночь.

— Псих, — буркнул Вик и прибавил громкости телевизору.

Глава 5

Наваждение.

Да, именно так, думал Джон, доставая из пакета видеокассету. Пакет сам по себе служил тяжкой уликой и должен был быть порван на мелкие клочки, прежде чем найти свое место в мусорной корзине. Руки дрожали, пока он открывал коробку и вынимал кассету.

Наваждение.

Впрочем, нет, тут же поправил он себя. Нет, это простое любопытство. Ему хочется увидеть лицо Дебры Рокс, только и всего. Если бы он мог увидеть ее лицо, он бы не задумываясь вышвырнул кассету прочь. Один внимательный взгляд на ее лицо — и его любопытство будет удовлетворено.

Он включил телевизор, убавил громкость и вставил кассету в приемник. Прибор включился автоматически. На фоне похотливо танцующей пышногрудой рыженькой пошли титры «Сырых алмазов». Если кто-нибудь сказал бы ему, что когда-нибудь на его домашнем телевизоре могут появится такие кадры, он бы счел говорившего попросту сумасшедшим. И тем не менее это произошло, происходило у него на глазах, происходило наяву, хотя изображение и было зернистым и не очень четким. Да, так оно и было, и Джон уже думал, как будет искупать этот грех.

Внутренне содрогаясь, он придвинул кресло поближе к экрану и сел смотреть.

Фильм был без сюжета. Нет, что-то там крутилось вокруг похитителей необработанных алмазов, но, в общем, никакого значения это не имело. Освещение было ужасным, камера дрожала, звук не синхронизирован. На экране так и эдак вертелась рыженькая, демонстрируя группе предполагаемых похитителей алмазов все свои прелести во всех мыслимых и немыслимых ракурсах. В конце концов трое потенциальных похитителей бросали свои алмазы и громоздились на рыженькую с той же решительностью, как бродяги — на проходящий мимо товарняк.

Поначалу Джон решил, что от лицезрения всего этого коловращения он должен завопить, вылезти из шкуры вон и в таком виде бежать в церковь сломя голову. Но спустя минут пятнадцать его охватило странное летаргическое состояние. Он больше не видел во всем этом людей, занимающихся сексом; он видел только сталкивающиеся куски мяса. В какой-то момент ему даже показалось, что они просто спят, потому что и трое мужчин, и рыженькая все делали с закрытыми глазами, а их чресла двигались, как автоматы. Даже оператор, казалось, заснул, потому что камера перестала трястись и продолжала находиться в неподвижном состоянии достаточно долгое время.

Джон с блестящими глазами и полуоткрытым ртом продолжал пялиться в экран телевизора. Трое мужчин завершили свое дело — к большому удовлетворению наблюдателя. Рыженькая потягивалась и улыбалась, словно только что познала нирвану. Джон заметил, что у нее под мышками — волосы.

Кошмар, подумал он. Это совершенно несексуально. Он потянулся, чтобы нажать кнопку перемотки вперед.

Сцена изменилась.

Загорелая девушка с черными, ниспадающими на плечи волосами и телом, способным довести до слез ангела, склонилась на грудь обнаженного мужчины. Они оба лежали в постели. Ее лицо было повернуто от камеры, но она о чем-то разговаривала с мужчиной, и Джон снова напрягся. Это был тот самый прокуренный, невероятно чувственный голос Дебры Рокс.

Она медленно потянулась к паху мужчины. У Джона перехватило дыхание, и он в очередной раз взмолился — О Боже!..

Дебра Рокс повернулась к камере.

Верхнюю часть ее лица закрывала блестящая, с заостренными краями полумаска. Как у Марди Грае, подумал Джон. Но он мог различить цвет ее глаз — темно-серый, цвета древесного угля, подернутого пеплом. Волосы густыми черными волнами омывали загорелые плечи… А ее груди… О Боже, ее груди были так прекрасны, как и мечтал — и боялся — Джон.

И тем не менее маска не давала возможности как следует рассмотреть ее лицо. А ее полные красные губы устремились непосредственно к паху, и Джон подумал, что сейчас небеса должны разразиться громом и молниями, снести потолок и поразить его в его нечестивые глаза. Но потолок остался на месте.

Красные губы двигались с размеренной страстью. Мужчина выдохнул «о'кей» в камеру и улыбнулся столь сладострастно, что у Джона появилось непреодолимое желание заехать ему кирпичом по голове. Если бы им только удалось встретиться. Нет-нет, он не способен на это. Но зачем же ему так улыбаться?

Джон придвинул кресло еще немного поближе. Губы Дебры Рокс заполнили весь экран.

Я умру, подумал Джон. Прямо здесь и сейчас. Утром сюда войдут и обнаружат тушку, лежащую в маленькой вонючей луже…

В этот момент Дебра Рокс подняла голову и произнесла, обращаясь к мужчине:

— Я хочу тебя побрить.

Мелкие капли пота выступили на верхней губе. Струйки пота покатились по шее. Дебра Рокс взяла баллончик с мыльной пеной и обрызгала пах. Взбила пену, потом взяла опасную бритву и…

Джон подпрыгнул, словно ощутил на загривке горячее дыхание самого дьявола. Было такое ощущение, что обогрев в здании включили на полную мощность и из вентиляционных отверстий на потолке поступал раскаленный жар.

Дебра Рокс, если когда-нибудь решит бросить карьеру порнозвезды, сможет стать первоклассной парикмахершей.

Когда процесс завершился, Джон поставил обратную перемотку. Посмотрел еще раз. И перемотал заново. И нажал стоп-кадр, чтобы разглядеть лицо Дебры Рокс, скрытое полумаской.

Ее прекрасные серые глаза с вызовом смотрели в камеру. Губы чуть приоткрылись, шепча. Джон бесконечно долго всматривался в ее лицо. Сердце стучало, тело было мокрым от пота.

А затем сверкнула ослепительная мысль: я люблю ее.

Полная нелепость, естественно. Он ее даже не знает. Впрочем, сейчас он ее уже знает. Может быть, даже более интимно, чем тот ухмыляющийся свежевыбритый подонок. Я люблю ее, повторил он про себя и прижал ладони ко лбу. Следующей мыслью было поставить на место все болты того потайного люка, пока окончательно не сошел с ума. Он нажал кнопку перемотки вперед. Дебра Рокс больше не появилась.

Он перемотал кассету до самого начала и выключил аппаратуру. За окном начали розоветь облака. Ночь близилась к концу.

Он стоял в полумраке у окна и смотрел на большой красный «X».

Он чувствовал себя опустошенным, выжатым как лимон, словно промчался на велосипеде сотню миль по неизведанной дикой местности. Самое странное в этом было то, что дикая, неизведанная местность располагалась всего лишь в квартале от его собственного жилища. Там находился иной мир — в квартале пешком, но на неизмеримом расстоянии от белых стен церкви.

Если монсеньеру Макдауэллу станет об этом известно, самые страшные пытки каленым железом покажутся детскими игрушками по сравнению с тем, что произойдет на самом деле.

Но тем не менее Джон до сих пор так и не смог увидеть лица Дебры Рокс. Он думал, что сойдет с ума, если не увидит его, но если увидит — сойдет еще быстрее.

Он вспомнил объявление в магазине Вика: Специальное субботнее шоу! С двух тридцати до трех ровно! Дебра Рокс собственной персоной!

С половины третьего до трех, повторил Джон. Нет, днем ноги его не будет и быть не может в этом районе. Завтра — четверг. Что ж, пора с этим заканчивать. В субботу Дебра Рокс будет в магазине Вика, до него — рукой подать, но на этом — все, конец.

Конец.

Джон лег в постель и попытался заснуть, забыв раздеться. Но как только пред мысленным взором предстали полные красные губы Дебры Рокс, сон покинул его. О, прикоснуться к ее коже, запустить пальцы в ее волосы цвета вороного крыла, поцеловать эти губы и забыться в ее теплых объятиях… О, это было бы божественно.

Но постепенно сон взял свое, и мысли растаяли.

Глава 6

Он резко поднялся, одурманенный сном, и сразу понял, что опоздал.

Солнце светило слишком ярко. Половина одиннадцатого, а может, и одиннадцать. Встреча с отцом Стаффордом назначена на девять. Джон поморгал, сгоняя пелену с глаз, и посмотрел на часы. Десять сорок восемь. Он выпрыгнул из постели, метнулся в ванную, по дороге ударился о косяк и рассадил плечо. Бриться некогда. Глаза как вареные яйца. Он почистил зубы, прополоскал рот и поспешил на служебную половину. На полпути он вспомнил, что даже не запер дверь своей комнаты. Впрочем, ничего страшного, никто не собирается у него ничего воровать.

Задыхаясь, он влетел в офис Дэррила. Секретарша миссис О'Миэрс сказала, что отец Стаффорд ушел примерно пятнадцать минут назад готовиться к встрече с католическим клубом садоводов Норд-Бич в конференц-зал номер два. Миссис О'Миэрс сказала, что отец Стаффорд обещал вернуться в офис примерно в половине двенадцатого.

Второй конференц-зал располагался на— первом этаже. Джон понимал, что ему придется как-то объяснить, почему он пропустил утреннюю встречу, но, поймав на себе странный взгляд миссис О'Миэрс, сообразил, что в таком помятом и небритом виде лучше вернуться домой, принять душ и вообще привести себя в порядок, пока не попался на глаза монсеньеру. Он поблагодарил миссис О'Миэрс и заторопился назад.

Вернувшись, Джон прямиком направился в ванную. На ходу он бросил взгляд на видеомагнитофон, этот черный ящик искушения.

Сердце остановилось. Он мог поклясться, что оно остановилось и было готово лопнуть, как раскаленная печь.

Магнитофон исчез. Исчез.

Вместо него остался листок бумаги. И на нем — несколько слов, написанных чернильной ручкой. Записка от Дэррила.

Доброе утро, соня! Жаль, не удалось встретится. Решил, ты чем-то занят. Реквизировал видик временно, в конференц-зал номер два. Меня ждут тридцать восемь пожилых леди, которые желают посмотреть фильм о крокусах. Пришлось позаимствовать твою технику. Дверь была не заперта, так что полагаю, ты не возражаешь. За мной — гамбургер на ленч.

D.
Листок выпал из потерявших чувствительность пальцев. Джон замер, словно пораженный громом. Он не вынул кассету из магнитофона! Магнитофон начнет мотать пленку, как только Дэррил воткнет вилку в сеть. И тридцать восемь любительниц садоводства увидят такие цветочки и такие побеги, на которые совершенно не рассчитывали…

О Боже! — чуть ли не вслух воскликнул Джон. Кровь отхлынула от лица. Несколько секунд он чувствовал себя как тот персонаж из мультфильма: ноги изобразили некое подобие бешеного бега на месте, а затем тело, словно выпущенное из катапульты, ринулось к двери.

Ему доводилось слышать выражение «рвать задницу». Но никогда не думал, что оно может иметь прямое значение. Он почти пролетел все ступени до коридора и ринулся к закрытой двери второго конференц-зала.

Он поскользнулся, едва не растянувшись на линолеуме, рикошетом отлетел от стены и наконец с такой скоростью ворвался в зал, что все тридцать восемь седых, голубых и белых голов моментально обернулись в его сторону.

В передней части комнаты отец Стаффорд присоединял видеомагнитофон к большому цветному телевизору. Телевизор уже работал, палец Дэррила завис над кнопкой включения магнитофона.

— Стоп! — вскрикнул Джон так, что пожилые леди подпрыгнули в своих креслах.

Палец Дэррила замер менее чем в дюйме от кнопки «пуск».

— Спешите, отец Ланкастер? — произнес он, вскидывая брови.

— Да! То есть нет, не спешу. — Джон попытался выдавить некое подобие улыбки в сторону любительниц садоводства, с большинством из которых был знаком лично. — Доброе утро, леди.

— Доброе утро, отец Ланкастер, — ответили дамы.

— Надеюсь, вы нашли мою записку? — спросил Дэррил. — Полагаю, не возражаете?

— Я? Возражать? Ничуть! — Он улыбнулся чуть шире, но лицо при этом было готово треснуть пополам.

— Вы тоже хотите посмотреть этот фильм? — ласково поинтересовалась миниатюрная пожилая леди с голубыми крашеными волосами.

— Думаю, отец Ланкастер его уже видел, — заметил Дэррил. У Джона перехватило дыхание, потому что одновременно с этими словами отец Стаффорд громко щелкнул кнопкой «пуск».

На экране появились титры:

Крокусы. Весеннее чудо природы.

Текст читает Перси Веллингтон.

Экран заполнили разноцветные цветы. Джон оставался в полном оцепенении.

— Кажется, я должен тебе кое-что отдать, — тихо проговорил Дэррил, подходя к своему приятелю. — Леди, желаю приятно провести время, — мило улыбнулся он дамам и увлек Джона за собой в коридор.

Отец Стаффорд расстегнул пиджак и достал из внутреннего кармана видеокассету с надписью: «Сырые алмазы». Фирма «Кавальера». Фильмы для взрослых. Держа ее двумя пальцами, как дохлую крысу, он поинтересовался:

— Ничего не напоминает?

Первым желанием Джона было сказать, что никогда в жизни не видел подобной гадости. Но понял, что зашел слишком далеко и отрицание только усугубит тяжесть на душе. Он взял кассету, прислонился к стене и вздохнул:

— Слава Богу, ты не показал это любительницам садоводства.

— Да, пожалуй, это сильно оживило бы их сборище. — Дэррил усмехнулся, но глаза оставались серьезными. Затем улыбка исчезла. — Не хочешь мне что-нибудь объяснить, Джон?

— Я… — С чего начать? Он помолчал, собираясь с духом. — Я… Я сегодня ночью гулял по Бродвею. Часа в три. И в одном из магазинов приобрел эту кассету.

— Понятно. Продолжай, — кивнул Дэррил, глядя в пол.

— А еще заходил в кино. В кинотеатр для взрослых.

— Полагаю, ты смотрел не Уолта Диснея.

— Но пробыл там каких-то пару минут. И потом ушел.

— Пару минут? Ты успел увидеть… Ну, сам понимаешь, — решил не досказывать Дэррил.

— Да. И на кассете тоже. Дэррил, мне в самом кошмарном сне не могло присниться, что я на такое способен! Может, я наивный или глупый, но… зачем в мире существуют места, где продаются искусственные половые члены длиной по два фута?

— Полагаю, все к этому стремятся, — с невинным лукавством откликнулся Дэррил. — Ты так не думаешь?

— Я не об этом! — Джон сделал несколько шагов в сторону, потом вернулся обратно. — Это же… это же совсем иной мир! Все продается — все, буквально! — Он сокрушенно покачал головой. — Просто не верится, что такое возможно!

— Тебе понравилось? — спросил Дэррил.

— Что?

— Тебе понравилось? — повторил Дэррил. — Хочешь пойти туда еще раз?

— Нет! Конечно же, нет! — Джон потер пальцами лоб. Правда должна быть высказана, даже если она может оказаться губительной. — Да, — тихо сказал он. — Мне понравилось. — В глазах стояла мука. — И я хочу вернуться туда.

— О-о, — протянул Дэррил. — Кажется, дело обстоит несколько хуже.

Снова появилась возможность поведать кому-нибудь про Дебру Рокс. Джон уже почти решился, он искренне хотел этого, но внезапно почувствовал, что не желает делиться ею ни с кем. Да и в конце концов, существует же тайна исповеди. Как он смеет пренебречь тем, что для нее, безусловно, имеет огромное значение?

— Как бы ты поступил на моем месте? — спросил Джон.

— Видишь ли, — мгновенно откликнулся Дэррил, прислонясь к стене, — не могу сказать, что сам не прошел через подобные искушения. Понимаешь, я всегда мог бы сказать, что хочу спасти заблудшие души. Я мог бы заходить в эти кинотеатры и магазины, высоко поднимая над собой распятие, словно отгоняя вампиров. Но я не делал этого. И не собираюсь. Я священник, но в то же время — мужчина, и я знаю свои возможности. Короче говоря, я не намерен подвергать себя искушениям, Джон.

— Хочешь сказать, что эти места сильнее, чем твоя сила воли?

— Не обязательно, — покачал головой Дэррил. — Просто дело в том, что… Я посвятил свою жизнь служению Богу и приучил себя подчиняться велению разума, а не… прости за грубость, члена. Мои половые органы большую часть времени пребывают в сонном состоянии, но время от времени все-таки просыпаются. И в этот момент сообщают, что я самый последний идиот на белом свете. Но я принимаю холодный душ, читаю, изучаю книги, молюсь, но никогда не подвергаю себя искушению, Джон. Это исключено.

— Но это же люди нашего прихода, — проговорил Джон. — Кажется, нам следовало бы ходить туда.

— Зачем? Раздавать духовную литературу? Читать молитвы на углах? Заходить в порноклубы и пытаться спасти пропавшие и сгоревшие души? Нет, эти люди зашли слишком далеко, чтобы прислушаться к тому, что мы можем сказать им. Там правят его величество доллар и наркотики, и Христа там не жалуют.

— Мы должны попытаться. Я имею в виду… — Он замолчал, не зная, что сказать дальше.

— И сами погрязнем в грехе и пороке, — заявил Дэррил. — Мы сойдем с ума от увиденного. О, сатана прочно окопался в этих местах, Джон! Сатана знает, что эти люди не собираются идти к нам, и мы не можем пойти к ним без того, чтобы… не подвергнуть себя страшной опасности.

— Хочешь сказать, это грозит мне? Страшная опасность?

— Да, — невыразительно ответил Дэррид. И Джон понял, что его друг говорит правду.

— Что же мне делать?

— Во-первых, выбросить эту пленку в мусорный ящик. Вырви ее из кассеты и затолкай как можно глубже. И упаси тебя Бог попасться на глаза монсеньеру. Потом отправляйся в свою комнату, прими, ледяной душ и начни от руки переписывать Библию.

— Переписывать Библию? Зачем?

— Не знаю, — пожал плечами Дэррил. — Но монахам, говорят, помогает.

Джон вышел из здания и направился к зеленому мусорному баку. Он с яростью принялся выдирать пленку с катушек, стараясь прояснить мозги путем физического уничтожения свидетельства греха. Потом пришло в голову, что одновременно он уничтожает единственное имеющееся у него изображение лица Дебры Рокс, и движения замедлились. Но не прекратились. Он рвал ее на куски. Потом бросил в бак и закопал под грудой мусора.

И под левой рукой, слипшаяся с картонной коробкой из-под свинины с бобами, откуда ни возьмись вынырнула голубая листовка. На ней было написано:

Специальная субботняя программа.

Магазин Вика — книги для взрослых.

Пятидесятипроцентная скидка на все кассеты! Сотни фильмов.

С двух тридцати до трех часов — эротическая звезда Дебра Рокс собственной персоной!

«Эротическая звезда», подумал Джон. Это все-таки звучит несколько лучше, чем «королева порно».

Он вытер листовкой пальцы, испачкавшиеся в бобах, и с силой захлопнул крышку мусорного бака.

Глава 7

Наступила суббота. Начиная с четверга в ванной Джона Ланкастера очень часто лилась ледяная вода из душа. Он прекрасно отдавал себе отчет в том, что можно уничтожить и выбросить пленку, но все те кадры, которые бесконечно продолжали крутиться в мозгу, уничтожить невозможно.

Он пообедал вместе с монсеньером Макдауэллом и отцом Стаффордом. Потом монсеньер отправился с приятелем на рыбалку, а отец Стаффорд уехал навестить свою матушку в Окленд. Джон сидел в своем кабинете и изучал тему божественного вмешательства; он вчитывался в каждое слово, в каждую строчку с такой тщательностью, словно пережевывал пищу, но понимал, что не в состоянии обмануть ни себя, ни Бога. Через каждые несколько минут он поднимал голову и смотрел на каминные часы, стрелки которых неумолимо приближались к половине третьего.

В два пятнадцать он закрыл книгу и склонил голову, погрузившись в молитву.

А когда открыл глаза, первым делом взглянул на велосипед. Ну конечно же! — мысленно воскликнул он. Вот оно, решение! Снять стационарное устройство, превратить его снова в машину для уличной езды, прыгнуть в седло и отправиться куда-нибудь подальше — в сторону, противоположную магазину Вика. Да! Вот выход, который он так долго искал!

Джон почистил зубы и переоделся. Для велосипедной прогулки он выбрал поношенные джинсы, клетчатую рубашку и коричневый шерстяной свитер. Воротничок надевать нет необходимости; его можно даже не брать с собой. Можно позволить себе кратковременный отпуск, на какой-нибудь час — полтора. Он надеялся, что Господь не разгневается на него за столь незначительную передышку. Дэррил вернется минут через тридцать — сорок, так что церковь без присмотра не останется. Все складывается как нельзя лучше. Джон натянул свои старые кроссовки «Найк», взял гаечный ключ и отсоединил струбцины от переднего колеса. Теперь велосипед вполне годится для улицы. Он — тоже. Осталось накинуть бежевую ветровку, застегнуть молнию и запереть за собой дверь. Джон вышел в холл и бросил взгляд на часы.

Два двадцать семь.

На Вальехо-стрит он сел в седло и покатил в западном направлении. Потом свернул на север. И снова на запад. День выдался свежим и солнечным — великолепный октябрьский денек. Складывалось впечатление, что множеству людей одновременно пришла в голову та же мысль, что и Джону. Во всяком случае, улицы были битком забиты машинами. То и дело возникали пробки. Но Джон протискивался между машинами, ветер трепал волосы, велосипед уносил его все дальше и дальше от Дебры Рокс.

Он посмотрел на часы. Два тридцать девять. Наверное, она уже там. Раздает автографы. Разговаривает с мужчинами своим прокуренным голосом с южным акцентом. Улыбается им. Он приналег на педали. Впереди снова образовалась пробка. Он свернул на север; дорога пошла немного в гору. Два сорок две. О да, она наверняка уже там, улыбается и разговаривает. Может, на ней это обтягивающее красное платье. Она посылает воздушные поцелуи. Может, облизывает нижнюю губку, чтобы свести с ума еще одного дурака. О Боже, подумал Джон. Очень хотелось надеяться, что Вик все-таки убрал с прилавка все эти гигантские фаллосы, чтобы не оскорблять ее.

Джон сам рассмеялся собственной глупости. Но смех получился напряженным. Дебра Рокс прекрасно знакома со всеми этими кошмарными предметами. Возможно, она… Да, вполне возможно, что она знает, как ими пользоваться.

Он продолжал крутить педали. Наручные часы показывали два сорок четыре.

Какой прекрасный день. Как раз для велосипедной прогулки. Ветер чистый и свежий. Он вбирает полную грудь этого сладкого осеннего воздуха и…

И чувствует ее запах, отчего едва не врезается в бордюрный камень.

Два сорок шесть.

Сердце уже стучало как бешеное. Не гони, сказал он себе. Не торопись, ты так погубишь себя.

И в следующий момент с жестокой ясностью понял: если не увидит Дебру Рокс до трех часов дня, то никогда в жизни ее больше не увидит. И всю оставшуюся жизнь — всю оставшуюся жизнь будет обречен метаться по ночам, сбивая простыни и мучительно пытаясь представить себе ее лицо, обрамленное густыми черными волосами.

— Это недостойно! Недостойно! — крикнул он себе. Глаза были полны слез. Он едва не врезался в пешехода, и мужчина вынужден был совершить невероятный прыжок, чтобы не попасть под колеса. — Это недостойно! — еще раз яростно выкрикнул он.

Его сила воли исчезла — и не то чтобы просто рассыпалась на куски, она исчезла как песочный замок на берегу моря, смытый гигантской волной. Ее просто больше не существовало.

Без десяти три.

Джон одним рывком развернул велосипед и лихорадочно погнал в сторону Бродвея.

Он задыхался. В груди болела. От пота он уже был мокрый как мышь. Но ноги по-прежнему крутили педали. Быстрее. Еще быстрее. Он промчался на красный свет, услышал за спиной свисток полицейского, но лишь пригнулся к рулю и полетел дальше.

Без семи три.

Движение впереди застопорилось. Он вернул в переулок, промчался мимо ухмыляющихся пьянчуг и выскочил на Филбер-стрит. Он мчался на запад, потом свернул на восток, лавируя между машинами и пешеходами.

Без четырех три.

«Я не успею, — подумал Джон. — Никак не успею. Слишком далеко заехал, чтобы вернуться. Слишком далеко забрался…» Он пересек Вальехо в трех кварталах к западу от церкви. Мелькнули дорожные знаки — «Бродвей» и «Тэйлор». Он яростно повернул руль и помчался по Бродвею на восток; впереди в небе уже полыхал большой красный «X». Быстрый взгляд на часы. Без двух три.

Вдруг прямо перед ним оказалась женщина с большими хозяйственными сумками.

— Берегись! — заорал он и вывернул руль, пытаясь увернуться от столкновения. Велосипед занесло. Пришлось ударить по тормозам, чтобы избежать непосредственного контакта с витриной китайского ресторанчика.

Тормоза сработали, Джон совладал со своей двухколесной машиной в считанных дюймах от витрины — еще чуть-чуть, и его тело, искромсанное осколками тяжелого стекла, оказалось бы в компании с копченой дичью в витрине. Но на этом он потерял набранную скорость. Пришлось наверстывать заново. Улицы были забиты автомобилями, тротуары — пешеходами.

Наручные часы показывали одну минуту четвертого.

В этот момент он остановился напротив магазина Вика «Книги для взрослых».

Прерывисто дыша, он отер рукавом мокрый лоб. Если бы не регулярные занятия велосипедом последние два года, он бы ни за что не смог совершить это. Из распахнутых дверей магазина вываливалась толпа мужчин; они оглядывались и сконфуженно улыбались. Из-за них он совершенно ничего не мог разглядеть. Тронь с дороги! — мысленно приказал он. Прошу вас, расступитесь!

И толпа вдруг разделилась надвое, расступилась. Из открытых дверей магазина на улицу вышла молодая женщина в темных очках и белом платье, на котором переливались бриллианты. Походка ее была ужасно сексуальной.

У Джона перехватило дыхание.

Она шла с полным сознанием того, что находится в центре внимания, и наслаждалась этим. Белое платье было столь облегающим, что, казалось, могло в любую секунду лопнуть по швам. Черные волосы волнами спускались на плечи. Белизна платья выгодно оттеняла красивый загар. Женщина была стройной, полногрудой, с длинными ногами; она перемещалась в пространстве с грацией человека, хорошо знающего свою цель. Даже с противоположной стороны улицы Джон мог хорошо разглядеть ее темно-красные пухлые губы.

Она собирается перейти улицу, подумал Джон. Она перейдет улицу и пройдет совсем рядом с ним!

Но в этот момент к тротуару подкатил белый «роллс-ройс». Крупный мускулистый парень в коричневой кожаной куртке распахнул перед ней дверцу машины. Послав прощальную улыбку и помахав рукой провожающим, женщина села на заднее сиденье. Мускулистый парень нырнул в салон следом за ней. Еще один мужчина в хлопчатобумажном пиджаке сел в машину. «Роллс-ройс» резко взял с места и растворился в потоке машин, неторопливо текущем на восток, в сторону залива.

Мужчины перед магазином Вика все еще стояли, махали вслед и улыбались как дети. Потом они разошлись. Дебра Рокс исчезла.

Не совсем, подумал Джон. Еще не совсем. Он нашел взглядом длинный белый автомобиль. Тот уже попал в дорожную пробку, вполне обычную для субботнего вечера. Джон отбросил все мысли, кроме одной: догнать эту машину и увидеть хотя бы мельком лицо Дебры Рокс. И приналег на педали.

«Роллс-ройс» свернул на Монтгомери-стрит в направлении Койт-тауэр и прибавил скорость. Джон потерял его из виду, но продолжал крутить педали и через два квартала нагнал его, опять застрявшего в пробке. Затем автомобиль свернул на запад, на Юнион-стрит. Джон тоже прибавил, стараясь не выпустить его из виду.

Проехав один квартал, Джон увидел, как вспыхнули тормозные огни «роллс-ройса». Он свернул на автостоянку. Джон притормозил и прислонился к стене.

Из машины вышли двое мужчин и Дебра Рокс. Они направились к другому автомобилю — темно-зеленому помятому «фиату» с откидным верхом, прикрепленным к корпусу серебристой лентой. Мужчина в обычном пиджаке закурил сигарету и передал ее женщине. Затем второй достал портмоне, вынул пачку банкнот, отсчитал четыре бумажки и вложил их в ее ладонь. Пока Дебра Рокс укладывала деньги в сумочку, парень в коричневой кожанке потрепал ее по щеке.

Не лапай ее, скотина! — мысленно вскрикнул Джон.

Дебра Рокс отстранилась, перехватила парня за запястье и решительно отвела его руку.

Потом она что-то произнесла, мужчины рассмеялись, распахнула дверцу «фиата». И скользнула за руль. На мгновение жадному взору Джона предстало ее загорелое бедро. Джон услышал чихание ипофыркивание двигателя. Мотор заработал, хотя явно барахлил. Мужчины направились к своему «роллсу», а Дебра Рокс нажала на газ и вылетела со стоянки.

Джон моментально покинул свой наблюдательный пункт и налег на педали.

Она оказалась лихим водителем, к тому же прекрасно знающим все повороты узких улиц. Джон наверняка потерял бы ее в тесноте жилых и муниципальных зданий района Норт-Бич, если бы «фиат» не остановился у газетного автомата. Она вышла, купила себе «Кроникл», затем снова села за руль и покатила дальше, на сей раз медленнее, явно приближаясь к конечной точке своего маршрута.

Наконец она подъехала к темно-красному с белой отделкой кирпичному четырехэтажному зданию и остановилась у тротуара. Джон, следуя на расстоянии, тоже притормозил и сделал вид, что обеспокоен состоянием переднего колеса велосипеда. Дебра Рокс вылезла из «фиата», заперла дверцу и вошла в здание.

Очевидно, она здесь живет, решил Джон. От собора Святого Франциска пара миль, максимум — две с половиной, но ноги гудели так, словно он проехал все двадцать пять. Он постоял пару минут, все еще делая вид, что изучает колесо, а потом направился к темно-красному зданию, ведя велосипед за руль. На всех этажах, не считая первого, в квартирах были эркеры. Как раз в тот момент, когда он поднял голову, в одном из окон четвертого этажа раздвинулись бамбуковые шторы. Весь подоконник оказался уставлен крупными колючими кактусами.

Джон взял немного ближе к стене дома, чтобы не попасться на глаза тому, кто мог бы выглянуть в окно. Шторы остались раздвинутыми. Его пробрала дрожь. Сердце гулко колотилось в груди. С того места, где находился Джон, была хорошо видна голубая гладь залива с яркими парусами прогулочных яхт. Сильно запахло морем. Он поймал себя на мысли, что даже не понял, каким образом пришла в голову мысль проследить за Деброй Рокс до самого ее дома.

Он уже стоял на ступеньке крыльца. Сделав этот шаг, не оставалось ничего иного, кроме как пройти все остальные и оказаться в маленьком вестибюле здания. На стене висели почтовые ящики с фамилиями жильцов. Шесть ящиков, шесть квартир. Взгляд скользнул по наклейкам: Р. Риджли, Дуг и Сьюзен Макнабб, Дж. Мейер, Двейн Младенич, К, и Т. Кэнэди, Д. Стоун.

Д. Стоун.

Дебра Рокс?

Д. Стоун жила в квартире номер шесть. Квартира должна находиться на четвертом этаже, вероятно, как раз там, где только что распахнулись бамбуковые занавески. Пока он размышлял над этим фактом, сверху послышался стук каблуков. Кто-то спускался вниз.

Джон быстро выскочил на улицу, схватил велосипед и поспешил укрыться в подворотне соседнего здания так, чтобы не потерять подъезд из виду.

Это была она. Но уже не в своем белом нарядном платье, а в облегающих голубых поношенных джинсах, в грубых ботинках и толстом красном свитере. Волосы были убраны в длинный хвост. И снова половину лица закрывали темные очки. Но Джон все равно был слишком далеко, чтобы рассмотреть черты ее лица. Он ждал, что она сядет в свой «фиат» и опять помчится куда-нибудь, но на этот раз она спрятала руки в карманы свитера и деловито направилась в противоположном направлении — вниз по улице, ведущей к заливу.

Он отпустил ее на приличное расстояние, после чего сел в седло и неторопливо покатил следом.

Она свернула на юг по Бейли-стрит. Пошла гулять, что ли, недоумевал Джон. Или с какой-то конкретной целью? На плече у нее болталась видавшая виды кожаная сумка на длинном ремне. Джон обратил внимание, как изменилась ее походка. Сексуальности ничуть не убавилось, но теперь это выглядело совершенно естественно. Она никому ничего не демонстрировала, и это волновало его еще больше. Она шла размашистым шагом — походкой женщины, всегда и во всем привыкшей полагаться исключительно на себя и свои силы.

На следующем углу оказался небольшой местный продуктовый магазинчик с вполне соответствующей вывеской: «На углу у Джиро». Джон проследи, как девушка открыла дверь и скрылась внутри.

Вот он — его единственный шанс. Вполне возможно, что это первая и последняя возможность оказаться рядом с ней в непосредственной близости. Все, что ему нужно, — просто пройти мимо, бросить мимолетный взгляд, может, вдохнуть запах ее духов напоследок. И он сразу уйдет, и на этом все кончится. Он пройдет рядом, и она, конечно же, ни за что не догадается, что это он находился в той будке для исповедей, когда она оплакивала свою погибшую подругу. Это займет не больше минуты. Одной минуты. И все.

Он оставил велосипед на стоянке перед магазинчиком и вошел внутрь.

Это оказалось небольшое, тесное помещение: кассовый аппарат у самого входа и стеллажи с продуктами. Пахло итальянским хлебом. Видимо, у них была собственная пекарня. Деревянные половицы поскрипывали под ногами Джона. Седовласая женщина с миловидным лицом и голубыми глазами улыбнулась ему и произнесла:

— Заходите, заходите!

— Спасибо, — ответил Джон, оглядываясь по сторонам. Той, которая ему нужна, нигде не было видно. Узкие проходы чуть ли не до потолка были уставлены ящиками с консервами, коробками и бутылками. На глаза ему попался написанный от руки плакатик с текстом: Ежемесячный конкурс Джиро! Победителем можете стать Вы! И толстым красным фломастером выведенное число: 764.

Джон двинулся по центральному проходу в глубину магазина. Он протиснулся мимо пожилой даме в коричневом пальто с сеточкой на волосах; парочка бритоголовых панков в кожаных косухах оживленно обсуждала сравнительные характеристики представленных вин. Джон не сразу сообразил, что это парень с девушкой, и постарался не пялить глаза. В любом случае его интересует кое-кто другой. Он повернул за угол и краем глаза в просвете между штабелями коробок заметил знакомый хвост. Значит, туда.

— Марша! — возопил, обращаясь к кому-то, плотный, широкоскулый мужчина в спортивной фуфайке с эмблемой «Сорок девятых». — Нашел я наконец маринованные огурцы, будь они неладны!

Джон свернул в очередной проход и увидел ее на расстоянии каких-нибудь десяти футов, по-прежнему в солнцезащитных очках. Джон застыл как вкопанный. Она выбирала персики. Потом подняла голову и машинально взглянула в его сторону. Джон судорожно схватил с прилавка первое, что подвернулось под руку. Это оказался огромный огурец. Он тут же бросил его обратно и сделал вид, что присматривается к консервированным баклажанам. Дебра Рокс положила четыре персика в пластиковую корзину и двинулась к концу прилавка, где были картонки с яйцами.

Джон вздохнул полной грудью. Он почувствовал тревожное головокружение и понял, что перестает себя контролировать. Вдобавок еще этот легчайший оттенок парфюмерии с ароматом корицы, который так подействовал на него тогда, на исповеди. Впрочем, может, это и есть сама корица, поскольку пучки ее он увидел на полке непосредственно перед собой. Когда он осмелился взглянуть на нее снова, она исчезла.

Слышен был только стук ее каблуков по деревянному полу. Чуть более поспешный. Направляется к кассе? Он торопливо пошел по проходу в том же направлении и наткнулся на бритоголовых панков, которые ловко обтекли его с разных сторон. В просвете между коробками мелькнуло красное. Он ускорил шаги. Послышался голос кассирши:

— Нашла все, что хотела, Дебби?

— Да, вполне, — ответила девушка. От звука ее голоса у Джона все перевернулось внутри. — Впрочем, минутку. Забыла пророщенных зерен прихватить.

И в следующее мгновение Джон, спешивший на всех парах к кассе, вошел в непосредственный контакт с Деброй Рокс.

Глава 8

С сумкой в одной руке и упаковкой яиц. — в другой она врезалась прямо в него. Он даже не успел остановиться. От столкновения они разлетелись в разные стороны.

— Тьфу, черт! — воскликнула девушка и выронила картонку. Яйца шмякнулись на пол. Из корзинки выпала пластиковая бутылка растительного масла «Вессон» и покатилась по проходу.

Джон Ланкастер, пытаясь устоять на ногах, судорожно раскинул руки и смахнул стеллаж с дешевыми книжками в бумажных обложках. Другая рука в поисках опоры наткнулась на стопку сигаретных пачек. Сигареты посыпались вслед за книжками. В результате он и сам оказался на полу. Красный как рак, он глядел, на нее снизу вверх и хлопал глазами.

— Ты, кретин несчастный! — возмутилась Дебра Рокс. — Смотри, что ты наделал! Я из-за тебя все яйца разбила!

— Извините, — промямлил он, чувствуя, как горят щеки. — Прошу прощения. Извините. Я не хотел…

— Да ладно, — нетерпеливо отмахнулась она от его извинений и бросила быстрый взгляд в сторону кассы, где толклись двое панков с шестью бутылками вина. За ними в очереди пристроилась пожилая дама с сеточкой на волосах. — Я из-за тебя свою очередь пропустила!

Поскольку она по-прежнему была в темных очках, он не мог видеть выражение ее глаз, но, может, это было и к лучшему, потому что ее гнев мог попросту разбить ему сердце.

— Пожалуйста… Разрешите помочь вам! — Он протянул руку и поднял с пола коробку с яйцами, из которой потекли желтки.

— К черту, — бросила она, подхватила свое масло, сунула обратно в корзину и поспешила за другой упаковкой яиц.

Джон остался сидеть в окружении сигаретных пачек, заляпанных разбитыми яйцами. Он машинально обратил внимание на название сигарет — «Лаки страйк»

Хм, да уж, воистину удачный день, подумал Джон. Сначала гонялся за порнозвездой, затем расколошматил ей картонку яиц и вызвал на себя ее проклятия. От всего этого ему стало физически плохо. Он чувствовал отвращение к самому себе. Ну что ж, пора вставать и отправляться домой. Ему удалось встретиться с Деброй Рокс, и этого достаточно.

Мальчишка-латиноамериканец, появившийся, чтобы навести порядок, бросил на него осуждающий взгляд. Джон поднялся, отряхнул джинсы и направился мимо кассы, где в этот момент Дебра Рокс сердито выкладывала на прилавок свои покупки. Он не осмелился еще раз взглянуть на нее, зато она презрительно бросила:

— У тебя яйца на заднице!

Сгорая от стыда и низко опустив голову, он выскочил на улицу.

— Видали, а? — обратилась она к Анне, жене Джиро. — Устроил тут черт знает что и даже ничего не стал покупать!

— Наверное, наркоман, — ответила та. — Лучше не связываться, чем сцены устраивать.

— Да, в этом районе много всяких подонков ошивается, — согласилась Дебра. Изучив чек, она достала бумажник, чтобы расплатиться. На того подонка, который понуро поплелся вверх по Рафаэл-стрит; ведя за собой велосипед, она больше и смотреть не хотела.

— Как твои съемки? — поинтересовалась Анна, отсчитывая сдачу.

— О, прекрасно. Надеюсь получить одну роль в мыльной опере. Может, в следующем месяце поеду в Нью-Йорк. А еще недавно в рекламе снялась.

— Правда? В какой же?

— М-м… Вот как раз в этой, — показала она на бутылку подсолнечного масла «Вессон». — Впрочем, меня там особо и не видно. Я там… ну, просто сижу за столом, рядом — муженек, детишки, и все меня нахваливают, какая я хорошая хозяйка. Смех один, — добавила она, кивнув на полдюжины замороженных ужинов, которые Анна укладывала ей в сумку.

— Обязательно посмотрю, — оживленно заметила Анна. — Кстати, в ближайшие выходные к нам приезжает племянник Джиро из Сакраменто. Помнишь, я показывала тебе его фотографию? Симпатичный мальчик, правда?

— О да, очень симпатичный.

— Могу вас познакомить, если захочешь. Он пользуется большим успехом у дам.

— В эти выходные? — На лбу Дебры появилась морщинка. — К сожалению, я должна буду уехать в Анахайм, выступать на автошоу. Два месяца назад договорилась. Ничего не поделаешь.

— Не расстраивайся! Я найду способ познакомить вас с Джулиусом. У такой симпатичной молодой девушки просто должен быть надежный друг!

— Да, — согласно кивнула она, собирая покупки. — Разумеется. Ну, пока. До встречи. — Она сделала два шага и толкнула короткий металлический пруток, который перегораживал выход. На табло в этот момент были цифры 763. Пруток щелкнул, цифры поменялись на 764, и зазвенел звонок.

Дебби вздрогнула от неожиданности и чуть не чертыхнулась вслух, но тут же одернула себя. Она уже поняла, в чем дело, хотя никогда в жизни не выигрывала никаких конкурсов и не очень на это надеялась.

— Эй! Ты только посмотри! — радостно воскликнула Анна. — Ты же у нас выиграла! — Женщина выключила звонок и взяла в руку микрофон. — Джиро! У нас есть победитель! И ты знаешь, кто это? Наша милая Дебби Стоун!

— Никогда в жизни ничего не выигрывала! — все еще в некотором ошеломлении проговорила девушка. — Честное слово! Никогда!

— Значит, у тебя сегодня удачный день! — Анна выдвинула кассовый ящик и достала призовые — сто пятьдесят долларов. Джиро, толстый мужчина с густыми седыми кудрями, вышел из служебного помещения, держа в руках «Полароид».

— Дебби, давай-ка становись сюда! — показал он на белую простыню с логотипом магазина, прикрепленную к стене. На простынке уже красовались фотографии победительниц предыдущих конкурсов. — Становись! Сейчас сделаем великолепный снимок!

Дебби выглянула в окно. Тот парень, который столкнулся с ней, уже был почти на вершине холма. Она увидела, как он приостановился и начал разминать икры, словно их свело от усталости. Если бы не пришлось возвращаться за новой коробкой яиц вместо тех, которые он разбил, не видать ей приза как своих ушей.

— Становись здесь, Дебби, — указал Джиро на красный «X», намалеванный на полу перед простыней. — И сними очки! Да улыбнись как следует!

— У меня глаза болят от вспышки, — сказала она, не решаясь открыть лицо.

— А никакой вспышки не будет! — радостно заверил ее Джиро. — Давай! Гордись своей красотой!

Девушка медленно подняла руку и сняла очки. У нее оказалось загорелое миловидное лицо со скульптурно вылепленными высокими скулами, узкая переносица и восхитительные темно-серые, с синевой глаза, горящие внутренним огнем. — Улыбочку! — повторил Джиро. Губы, слегка тронутые бледной помадой, нехотя изобразили некое подобие улыбки.

— Подумай о чем-нибудь смешном! — подсказала Анна.

Я тебе могу так улыбнуться, подумала Дебби, что аппарат вдребезги разлетится. Но ей нравились и Джиро, и его жена, поэтому конфузить их не хотелось. Поэтому легкая полуулыбка так и осталась на губах. Джиро, как профессиональный фотограф, повторил — «чи-и-и-з!», камера щелкнула и зажужжала.

— Джулиус просто влюбится по уши, как только увидит твою фотографию! — взволнованно воскликнула Анна.

Дебби опять поискала глазами нелепого велосипедиста. Тот уже перевалил гребень холма и скрылся из виду. Она ощутила легкое сердцебиение.

— Ну ладно, — проговорила она, пряча в карман джинсов полторы сотни баксов. — Мне пора. Пока. Будьте здоровы. — И поспешила к выходу.

— Не трать все деньги сразу! — крикнул ей вслед Джиро. Она прихватила сумку с продуктами, помахала рукой и покинула магазинчик. Едва не переходя на бег, она поспешила вверх по Рафаэл-стрит.

— Какая милая девушка, — заметила Анна. — Хорошая жена кому-то достанется.

— Например, Джулиусу, хочешь сказать. Ну ладно, посмотрим, что у нас тут имеется. — Джиро принялся перебирать стопку журналов, которую час назад доставил разносчик. «Новости матери-земли», «Все о единоборствах», «Атлантический ежемесячник»…

— А этот мусор мы зачем берем? — произнесла Анна, с брезгливостью указывая на один из журналов. — Потому что они продаются, вот почему. — Джиро отложил в сторону шесть экземпляров «Обозрение порнофильмов». На обложке крупными буквами значилось: «Ярчайшие звезды нашего времени! Санни Хоникатт! Дебра Рокс! Жизель Пэрисс!»

***
Занятия аэробикой, которым Дебби уделяла внимание по пять раз в неделю, оказались как нельзя кстати. Поднявшись на вершину холма, она увидела светловолосого мужчину с велосипедом всего в каких-нибудь шестидесяти футах впереди.

Судороги уже перестали сводить ноги Джону. Из-за этой гонки за «фиатом» икроножные мышцы просто окаменели. Теперь будут болеть как минимум несколько дней. Он сделал еще несколько шагов и решил сесть в седло. Дорога домой представлялась сплошным мучением. Что ж, видимо, он заслужил эту боль. Может быть, сам Господь Бог таким образом напоминает ему о необходимости вести праведный образ жизни. И не заниматься непристойностями. Он чувствовал, что готов разрыдаться. О Господи, непристойно…

— Эй ты! Погоди!

Ее голос. Теперь он безошибочно узнает его в любой ситуации. Он оглянулся и увидел, что она быстро нагоняет его.

— Вы… мне? — единственное, что он смог выдавить.

— Никого больше тут не вижу, — откликнулась девушка. На носу у нее снова были темные очки. Длинный хвост метался за спиной из стороны в сторону. Вот она уже рядом.

Ему показалось, что время остановилось. Застыло, как на фотографии, и если ему суждено прожить хоть сотню лет, отныне он никогда не забудет облик приближающейся к нему в золотистых лучах октябрьского солнца Дебры Рокс. Их разделяло уже не больше пятнадцати футов. — Хочешь рогалик? — Ему показалось, что ее вопрос гулом отдается в ушах, как удары колокола, сердце бешено колотилось.

— Что?

— Что слышал. — Она подошла вплотную и запустила руку в глубину сумки. — Рогалик, — повторила она, протягивая сладкую булочку.

Он не мог сказать, покраснел или побледнел от этого ее жеста, но каким-то образом смог выдавить из себя «спасибо» и взять предложенное.

— Самые мои любимые, — заметила она. — Раньше мне больше нравились миндальные, но теперь орехи какие-то не такие стали. Вкус совсем не тот.

Во всем этом было что-то нереальное. Джон чувствовал, что покрылся потом не только снаружи, но даже изнутри. Ноги по-прежнему Дрожали крупной дрожью. Он сомневался, что сможет проехать те несчастные три квартала, которые отделяли его от церкви. Она наблюдала, как он снял обертку с рогалика и нервно откусил кусочек.

— Как тебя зовут?

— Джон, — ответил он, не успев ни о чем подумать.

— Ох, еще один Джон, — вздохнула она, скорее про себя, и слегка улыбнулась. Тоненькие складочки, словно созданные пером художника, появились вокруг губ. — А дальше?

— Э-э… — Действительно, как дальше? Пока его оцепеневший мозг лихорадочно подыскивал вариант ответа, перед глазами всплыли рассыпавшиеся в магазине пачки сигарет. — Лаки, — вырвалось само собой.

Улыбка ее стала чуть-чуть шире.

— Ты шутишь.

— Почему? Разве плохо звучит?

— Джон Лаки, — повторила она. Потом подумала немного и покачала головой. — Какой удивительно странный день!

— Не могу не согласиться.

— Лаки, — еще раз произнесла она. — Мне нравится. Тебе идет, верно?

Джон пожал плечами, испытывая странное ощущение, что ее глаза, скрытые за темными стеклами, внимательно ощупывают его, проникают насквозь, через кожу, и всматриваются в саму душу. Он ждал, что в любое мгновение она спросит, уточняя: Ты Sice — священник, верно?

Но вместо этого Дебра Рокс сказала:

— Я живу в квартале отсюда. — И показала рукой в соответствующем направлении. Потом повернулась и пошла прочь. Он сидел в седле, не двигаясь с места. Через пару секунд она остановилась и обернулась. — Ты идешь, Лаки?

Он знал, что в жизни бывают такие моменты, когда от принятого решения может зависеть вся дальнейшая жизнь. Иногда успеваешь к ним приготовиться, и тогда все происходит относительно просто. Но чаще происходит так, как сейчас: без предупреждения, внезапно. Тебе предлагают один только раз, и в случае отказа никто повторять приглашение не собирается. Вопрос повис в воздухе как спелый фрукт. Его окатила волна стыда. Я видел твои половые органы, подумал он, и это показалось ему ужасно непристойным, словно подсматривать в замочную скважину. Ну что ж, подумал он, я действительно подсматриваю. Тайком. Грязно, бесчестно…

— Если хочешь зайти — пожалуйста, — проговорила она и пошла дальше.

Через несколько секунд она услышала — и не сомневалась, что услышит — шелест велосипедных шин и его догоняющие шаги.

Глава 9

Дебра Рокс отперла дверь своей квартиры на четвертом этаже, и Джон Ланкастер переступил порог. Квартира не выглядела ни сомнительной, ни подозрительной и вообще отнюдь не напоминала лачугу из картонных коробок. На самом деле она смотрелась вполне симпатично. Гостиная небольшая, но вся мебель — диван, кресла, журнальный столик — чистенькая и подобрана со вкусом. И стены не увешаны плакатами с кадрами из порнофильмов. В аккуратных рамочках несколько пейзажных фотографий — рассветы, закаты, океанские виды. Из окна комнаты виднелась полоска залива. Красное закатное солнце отражалось в гладкой воде. Ощущался сильный запах пряностей. Похоже на запах ладана, подумал он. Или ароматические свечи, поскольку повсюду виднелись декоративные подсвечники. Но больше всего удивило Джона бессчетное количество горшков с кактусами. Они располагались не только по всему широкому подоконнику эркера, словно стройные колючие часовые; не меньше пятнадцати штук стояло просто на полу в разных местах комнаты.

Она прошла на кухню и поставила сумку с продуктами на бледно-зеленый кухонный столик.

— Ты уже догадался, что я люблю кактусы?

Он молча кивнул.

— Они очень выносливые, — продолжала она. — Растут сами по себе, даже если никто о них не заботится. Хочешь цепь с замком? — поинтересовалась девушка, выкладывая на стол покупки.

— Прошу прощения?

— Цепь с замком. Для твоего велосипеда. — Двухколесную машину пришлось оставить в вестибюле. — Лучше пристегнуть его, а то наверняка кто-нибудь стибрит. — Она подняла темные очки на лоб, и Джон уставился ей в лицо. Сердце опять сжало. О, какое лицо! Она бросила на него беглый взгляд и принялась рыться в ящиках стола. Потом извлекла тонкую цепочку, замок и ключик и протянула ему. — Советую спуститься прямо сейчас и пристегнуть как следует.

— Да, — согласился Джон. — Конечно. — Он протянул руку. Их пальцы на мгновение соприкоснулись. Ему показало, что ощутил удар электротоком. Нетвердой походкой он направился к двери.

— Ты близко живешь. Лаки? — спросила она, укладывая в морозильник продукты.

— Да, неподалеку.

Похоже, это ее удовлетворило. Джон, испытывая сильную боль в мышцах, спустился вниз и замер у велосипеда с цепью и замком в руках. Тени на улице стали заметно длиннее. Вечереет. Завтра рано утром — месса, и ему следует молиться и духовно готовить себя. Пора — давно пора! — покинуть это место и вернуться обратно в церковь.

Она ждет наверху. Тремя пролетами выше. Ждет его. Да, его одного. Теперь в кинотеатре больше никого нет. Только он и она, и к съемкам этого фильма еще не приступали.

Прекрати, одернул он себя. Прекрати, дурак несчастный! Если ты посмеешь заняться с этой женщиной любовью, ты обречешь и себя, и ее на вечные, неизбывные адские муки!

Но внезапно его посетила мысль о том, что жизнь сама по себе — страдание, постоянное блуждание по холодной, бездушной земле. Нет никакого сомнения, что и он, и Дебра Рокс — уже обитатели этого темного царства.

Джон прислонил велосипед к перилам, обмотал цепь вокруг них и вокруг велосипедной рамы, просунул в звенья дужку замка и защелкнул его. И затем пошел к ней наверх.

Он нашел ее на кухне. Она открыла банку консервированного тунца и выкладывала содержимое в плоскую коричневую миску.

— У вас еще кошка живет?

— Нет, кошек я терпеть не могу. Такой чих нападает, чуть голова не отрывается. Единорог, иди сюда! — крикнула она в направлении другой комнаты, спальни, как он мог предположить. — Ужин готов! — Она поставила миску с тунцом на пол. — Ну что ж, — вздохнула Дебби, — поест, когда проголодается. А ты что хочешь на ужин — ветчину или индейку? Все замороженное, я разогрею в микроволновке. Пара минут.

— Дебр… — Он запнулся в самый последний момент. Женщина-кассирша называла ее Дебби. — Дебби, — повторил он, — почему ты решила пригласить меня в гости?

Она мгновенно затвердела лицом. В серых глазах полыхнуло пламя.

— Откуда ты знаешь, как меня зовут?

— Та женщина в магазине… Мне показалось, она к тебе так обращалась.

Некоторое время она пристально его рассматривала, затем выражение лица смягчилось, но некоторая настороженность — настороженность зверька, остерегающегося ловушки, — осталась.

— Ладно, допустим. — И снова внимательно посмотрела ему в глаза. — Ты не намерен меня обидеть?

— Нет, что ты! Ни в коем случае!

— Хорошо. — Похоже, его интонация ее убедила. Она заметно расслабилась и вынула руку из ящика, где хранились кухонные ножи.

— Я все-таки хочу понять. Почему ты меня пригласила? Ну… Мы ведь совершенно незнакомы.

Дебби открыла упаковку с ветчиной для себя и такую же — для него, поскольку он не выказал предпочтений.

— Наверное, интуиция, — пожала она плечами.

— Интуиция? Как это?

— Я оказалась победительницей ежемесячного конкурса Джиро, — пояснила девушка. — В первый понедельник каждого месяца Джиро из большого барабана вытаскивает какой-нибудь номер. Если ты оказываешься таким же по счету посетителем, получаешь сто пятьдесят баксов. Я четыре года хожу к Джиро, и до сегодняшнего дня никогда еще не выигрывала.

— А какое это имеет ко мне отношение? Она сняла темные очки, закинула руку за голову и распустила волосы, которые черными волнами заструились по плечам. Джон опять чуть не задохнулся от этого зрелища.

— Видишь ли, если бы ты не наткнулся на меня, я бы не выиграла. Я бы просто купила все, что собиралась, и ушла. Выиграл кто-нибудь другой. Но мне пришлось вернуться за новой коробкой яиц, и когда я оказалась у кассы, выигрышный номер оказался моим. Понятно? — Она улыбнулась, сверкнув белозубой улыбкой, еще более ослепительной на фоне загара.

— Понятно.

— А кроме того, тебя зовут Лаки. По-моему, это… это какой-то знак, согласен?

— Знак чего?

— Знак, — повторила она, явно разочарованная такой несообразительностью, — того, что отныне у меня все будет хорошо. Поэтому я и догнала тебя. Я не могла допустить, чтобы ты взял вот так просто и ушел навсегда из моей жизни. И убедилась, что была права, когда ты сказал, как тебя зовут.

— О-о, — протянул Джон, чувствуя новую тяжесть в груди. — Вот как…

Она открыла холодильник — проверить, достаточно ли белого вина.

— У меня день рождения третьего ноября. А у тебя?

— Одиннадцатого марта, — ответил он и подошел к окну, пытаясь не потерять контроль над событиями, которые разворачивались со скоростью света.

— Вот видишь! Я чувствовала, что ты не случайно оказался у Джиро!

— Что? — обернулся он.

— Мы с тобой — родственные души! — воскликнула она. — Скорпион и Рыбы! Два водных знака. — Она слегка нахмурилась, увидев его недоуменный взгляд. — Ты что, не знаешь свой гороскоп?

— Не знаю.

— Так вот, мы с тобой — родственные души. Можешь мне поверить. — Она достала из серванта два своих самых лучших бокала.

Следующий вопрос он не мог не задать. А задав, моментально возненавидел себя за это.

— Дебби… Чем ты занимаешься?

— Работой, ты имеешь в виду? — переспросила она, наполняя бокалы.

— Да, кем ты работаешь?

— Я актриса, — без колебаний ответила она. — В рекламе снимаюсь и так далее. Ну и как модель тоже. — Он очень хотел, чтобы она на этом остановилась, но та продолжала как ни в чем не бывало:

— Еще я много снимаюсь на телевидении. Вот это вино, кстати сказать, тоже рекламировала. «Галло». Поэтому его и пью.

Сердце сжало тоскливой болью, гораздо более сильной, чем когда бы то ни было. От ее фальшивого радушия у него едва не брызнули слезы.

— Ну, будь здоров! — кивнула она, поднимая свой бокал.

Он тоже пригубил, не смея взглянуть на нее — из страха того, что может увидеть, или того, что могло невольно проявиться на его собственном лице.

— Знаешь, а я скоро буду сниматься в кино. Честное слово! — В голосе ее теперь звучало неподдельное волнение. Джон подумал, что это по крайней мере очень похоже на правду. — Мой агент, Солли Сапперстайн, он из Лос-Анджелеса, после первых проб получил подтверждение, что я прошла. Они хотят, чтобы я приехала в четверг на повторные пробы. Студия «Брайт стар пикчерз», у них есть несколько нехилых картин. Смотрел «Путь к гибели»?

— Я редко хожу в кино, — признался Джон.

— Слушай, ты точно с другой планеты свалился! — рассмеялась она. Смех был как журчание ручейка по камешкам. Она посмотрела, как Джон поднес к губам бокал, и восхитилась его профилем. — А ты чем занимаешься?

— Я… — он запнулся. Скажи ей правду, ты, трусливый сукин сын! — Я… Связи с общественностью, можно так сказать.

— Ага, ну, я примерно тем же самым. — Она встала и пошла на кухню. — Хочешь, поужинаем прямо сейчас?

— Да, конечно. Было бы неплохо.

— Жаль, готовить я ни черта не умею. Могу только сунуть эти гребаные мороженые куски в микроволновку, и все. Вкуса, блин, никакого, но…

— Не богохульствуй, пожалуйста, — сказал Джон. Дебби, держа в каждой руке по порции ужина, замерла, стоя спиной к Джону. Что-то ее зацепило в этой его фразе, но она никак не могла понять, что именно. Кажется, от кого-то недавно она ее слышала? Где это могло быть? Нет, не вспоминается. Кокаин напрочь отшибает память. Да черт с ним! Она обернулась. Он стоял в мягких золотистых лучах закатного солнца, тень протянулась по всей комнате.

— Ты странный, — только и сказала она. Послышался легкий частый стук. Джон взглянул в сторону кухни. Сухопутный краб размером с обеденную тарелку перемещался по полоскам линолеума к миске с тунцом.

— Это и есть мой маленький Единорог! — пояснила Дебби. Отложив замороженные порции ужина, она подхватила с пола это крупное членистоногое и звонко поцеловала его в панцирь. — Я называю его Единорогом, потому что он всегда рогатый! — Она рассмеялась, но Джон, похоже, не уловил соли. — А мне кажется, это смешно. Ну ладно, — продолжила она, спуская краба обратно. — Иди, питайся, детка!

Когда их ужин поспел, они устроились на кухне за круглым столиком и принялись за еду. Она ела быстро, словно боялась, что кто-нибудь может отнять пищу. Он смотрел, как шевелятся ее губы, и опять начал испытывать боль в паху, потому что невольно вспомнил, что вытворяли ее губы в «Сырых алмазах», когда лицо ее было прикрыто полумаской. Он поерзал, пытаясь устроиться поудобнее, и спросил, из каких конкретно южных краев она приехала.

— Из Луизианы. Есть там такой городок — Дериддер. Между Мерривиллем и Шугартауном. — Судя по интонации, ей не очень хотелось продолжать эту тему.

Он опять поерзал. Опять начали болеть ноги. Он потер икры и поморщился.

— Давай, — сказала она, как только с едой было покончено и они перешли в гостиную, — займемся этим не откладывая.

— Чем займемся?

— У тебя же мышцы ног болят, верно? Слишком много на велосипеде катался. Давай-давай, подъем! Он повиновался.

— Снимай штаны, — скомандовала она и вышла в кухню.

— Нет, послушай… Погоди… — Она уже вернулась с бутылкой «Вессона». — Что ты собираешься делать? — Его голос дрогнул.

— Сделать массаж твоим мышцам, — пояснила она не моргнув глазом. — Снять напряжение. Ну давай, снимай штаны. Можешь лечь прямо на ковер. — Она сняла подушку с дивана и положила на пол. Потом присела на корточки в позе ожидания.

— Да у меня все нормально, — с трудом сглотнув, ответил Джон. — Честное слово.

— Ничего подобного. Я же вижу — тебе больно. Мне это известно.

Он посмотрел на ее сильные загорелые руки, потом — на бутыль с маслом. Убирайся отсюда немедленно! — приказал он сам себе. Но не двинулся ни на шаг, а просто сказал:

— Не надо.

— Я так хочу, — парировала Дебби и похлопала ладонью по подушке. А затем, прежде чем Джон успел отреагировать, потянулась и расстегнула молнию на джинсах. Он дернулся, словно от огня. Дебби негромко рассмеялась и с ноткой удивления спросила:

— Да ты никак стесняешься, а?

— Слушай… Это нехорошо. Я должен сказать тебе…

— Это я должна сказать тебе, — перебила девушка, расстегивая ему брючный ремень. — Это — хорошо!

Он стоял крепко зажмурившись, пока она не спустила джинсы до колен. Теперь от вечного, иссушающего душу проклятия его отделяли только спортивные трусы.

— Ложись и клади сюда голову, — снова похлопала по подушке Дебби. Отвинтив крышку, она вылила на ладонь немного масла, отставила бутылку и растерла масло между ладонями. Джон почувствовал, как все внутренности сжались в тугой клейкий комок. Его сила воли была водой, а ее — огнем. Сочетание должно произвести пар. Но мышцы ног действительно болели. Что такого особенного произойдет, если он согласится на массаж, который продлится две, максимум три минуты? Он вполне способен себя контролировать; он вполне может обуздать свои чувства.

Он на это надеялся.

Он лег на живот и устроил голову на подушке.

— Симпатичная попка, — хмыкнула она и принялась неторопливо разглаживать сведенные мускулы теплыми, скользкими пальцами. От первого прикосновения от чуть не подпрыгнул, и она снова рассмеялась, приговаривая:

— Расслабься, расслабься!

Пальцы нащупали самые болевые точки; несколько минут боль не утихала, но ее умелые руки упорно делали свое дело, и болезненные ощущения сменились приятными.

Она чувствовала, как Джон вздрагивает от ее прикосновений. Нет, действительно очень странный парень. С такими, как он, ей еще никогда не приходилось сталкиваться. Очень симпатичный, но отчего же такой застенчивый? Гей, может быть? Нет, в этом она разбиралась. Ей понравилось, как он сказал «прошу прошения?» вместо обычного алло, когда не понял ее фразы насчет цепи с замком. Он… Боже, как старомодно это ни звучит, но Лаки — просто джентльмен. Она редко встречалась с такими; эта порода людей почти вымерла.

— Лаки? — спросила она, продолжая усердно трудиться над его мышцами. — Ты не мог бы снять мне свитер? А то у меня руки, в масле.

Джон медленно повернулся и сел. Дебби подняла руки. Его пальцы, прикоснувшиеся к красному свитеру, вспыхнули, словно от жгучего пламени. Торопливо, боясь передумать, он задрал свитер и стянул его через голову. Под свитером ничего не было, кроме черного кружевного бюстгальтера. Взгляду его открылся плоский, мускулистый загорелый живот. И живот, и плечи слегка вспотели от усилий.

— Спасибо, — кивнула Дебби. Джон, внутренне простонав, улегся обратно. Ее пальцы продолжили свое дело. — Расслабься как следует, — напомнила она. Хрипловатый голос прозвучал почти нежно. — Ты слишком зажатый какой-то.

О Боже, подумал Джон. О Боже, Боже, Боже…

Дебби, помогая себе всем своим весом, с силой разглаживала мышцы.

Джон закрыл глаза. Нет, он больше не в состоянии этого вынести. Господи, это невозможно! Но не стал просить ее прекратить, равно как и не сделал попытки встать. Ее руки были такими нежными, таким успокаивающими; удовольствие уже достигло коры головного мозга. Мышцы восстанавливали былую эластичность. Если это не райское наслаждение, то, как минимум, ближайшее к нему состояние, которое можно достичь на земле. Даже воспоминания о порносценах начали улетучиваться из его памяти; сознание тоже расслабилось. Он полностью отдался во власть ощущений — чистого, беспримесного наслаждения теплой плотью, разминающей его податливую плоть.

Он открыл глаза.

И не почувствовал на себе ее рук.

Он поднял голову от подушки — и увидел прямо перед собой морду здорового краба, если можно назвать мордой то, что находится впереди у этого бронированного создания. Он резко сел, недоумевая, а краб в испуге метнулся под диван и, почувствовав себя в безопасности, продолжал разглядывать его оттуда, поблескивая бусинками глаз.

Джон посмотрел в окно. Стемнело. На улице горели фонари. В квартире Дебби тоже горел свет. Он ощутил запах ванили и земляники. Его испускали зажженные ароматические свечи. Проморгавшись, он посмотрел на часы. Без семнадцати девять! Он проспал почти четыре часа!

Он попробовал встать и грохнулся на пол, потому что джинсы по-прежнему были спущены ниже колен.

— Лаки! — послышался голос из другой комнаты. — Ты В порядке?

— Да-да, все нормально. — Он подтянул штаны, застегнул молнию и брючный ремень. Это безумство! Полное, совершенное греховное безумство! Необходимо срочно выбираться отсюда!

Он огляделся и увидел на полу красный свитер Дебби, ее голубые джинсы, шерстяные носки и ботинки, в которых она ходила на улицу.

— Лаки, ты не зайдешь ко мне на минутку? — позвала она.

Он стиснул лицо ладонями. Краб, победив страх, перевалился через его ступню и поковылял на кухню, видимо, доедать своего тунца.

— Лаки? — повторила она.

Он находился как раз посередине между дверью в ее спальню и коридором. Он сделал два шага в сторону выхода — и остановился. Его трясло, словно схватился рукой за обнаженный электрический провод. По крайней мере надо хотя бы попрощаться с ней. Нельзя же вот так убегать украдкой, как тать в ночи. Развернувшись, он пошел в спальню, остановился на пороге и прислонился к дверному косяку.

Дебби сидела перед туалетным столиком и красила глаза, глядя в зеркало. На ней были все тот же кружевной черный лифчик, черные трусики и черный пояс с подвязками, украшенный черными розочками. Свеженакрашенные губы полыхали ярко-красным, щеки покрыты густыми румянами, скрывающими загар.

— Привет, — сказала она, откладывая в сторону тюбик с тушью для ресниц, и повернулась к нему. Один глаз еще был не накрашен. — Ты, наверное, очень устал.

— Да. — Собственный голос показался ему незнакомым.

— Дала тебе поспать. Решила, так лучше.

— Да, спасибо. — Он бросил взгляд на ее грудь и почувствовал, как снова запылали щеки.

— Танцевать любишь?

— Прошу прощения?

Опять то же самое. Тоненькие морщинки вокруг ее губ стали резче.

— Танцы, понимаешь? Или в твоем мире никто не слышал, что такое танцы?

— Нет… То есть… Я не танцую.

— Ну ничего, можешь сымитировать. Хочу тебя кое-куда сводить. — Она вернулась к прерванному занятию. — Клуб «Небесная миля». Всего пара кварталов отсюда.

— Клуб? Нет… Правда! Я не посещаю клубы.

— Лаки, ты гей? — вынуждена была спросить Дебби.

— Нет. — Сказано было достаточно твердо.

— Бисексуал?

— Нет.

Остается третье, самое худшее.

— Кастрат?

Он помолчал некоторое время.

— Может быть, — наконец услышала она.

— Нет, ты смеешься надо мной! Такой симпатичный парень не может быть кастратом! Черт побери, это было бы слишком несправедливо!

Она закончила красить ресницы, взяла щетку для волос и принялась расчесывать свою шикарную черную гриву. Джон наблюдал за ней в полном оцепенении; теперь ее лицо превратилось в лицо Дебры Рокс, хотя и сохраняло еще какую-то мягкость, было гораздо менее замкнутым, чем то лицо в полумаске, которое он видел в «Сырых алмазах». Она встала, подошла к постели и взяла разложенную на покрывале черную кожаную юбочку. Потом натянула ее через голову и застегнула молнию сзади. Юбка плотно облегла ее выразительные бедра.

— Толстеть стала, — вздохнула она. На взгляд Джона, фигурка у нее была весьма изящной и стройной. Потом надела блузку с серебристыми блестками. — Лаки, ты не мог бы достать мой пиджак из шкафа?

Джон открыл дверцу. Внутри оказалось множество различных пиджаков — трикотажных, из пестрой камуфляжной ткани, кожаных, отделанных перьями, цвета леопардовой шкуры.

— Какой?

— Угадай!

Он понял и снял с вешалки пиджак леопардовой раскраски. Но успел заметить в глубине еще кое-что, а именно — мужской темно-синий блейзер и полосатый галстук, завязанный вокруг крючка вешалки, на котором висел тот.

— Вот видишь, — сказала она, принимая из его рук выбранный пиджак. — Я же говорила — мы с тобой родственный души! — Пиджак смотрелся на ней так, словно сам Бог сотворил этого леопарда именно для нее. Она поймала его взгляд, но истолковала по-своему. — Да нет, это не настоящий. Я бы не стала покупать настоящий. Да и этот мне кто-то подарил.

— А-а… — Наверное, тот парень, которому принадлежит темно-синий блейзер, подумал Джон.

Напоследок Дебби всунула ноги в черные туфельки на высоком каблуке и направилась из спальни в гостиную. Джон последовал за ней.

— «Небесная миля» тебе понравится, обещаю, — проговорила она уже из кухни. — Там классно! Можешь туда прийти просто потанцевать, и никто тебя доставать не будет. — Она вынула из буфета коробку для сладостей в виде большого яблока и принялась вынимать из нее все содержимое. — Если не хочешь танцевать, можно просто так поболтаться. Никаких проблем. — Запустив руку поглубже, она вынула маленький целлофановый пакетик с белым порошком. — Мне нравятся клубы, где крутая музыка. Помогает как следует оттянуться. — Со сноровкой, выработанной долгим опытом, она вынула из шкафа маленькое зеркальце, бритвенное лезвие и короткую соломинку, потом аккуратно отсыпала немного порошка на стекло и лезвием разделила его на две узкие полоски. — И публика местная мне тоже нравится. Всегда понимают, если хочешь побыть в одиночестве. — Откинув за спину волосы, она наклонилась в втянула ноздрей полоску порошка. Джон сообразил, что это кокаин.

— Пожалуйста… Дебби, не делай этого! — быстро произнес он.

Она удивленно подняла голову. Под носом остался след порошка.

— Чего не делать?

— Вот это. То, что ты сейчас делаешь.

— А-а… — Она усмехнулась. — Не бойся, детка. Я про тебя не забыла. — И протянула ему зеркальце с остатками порошка.

— Я не употребляю наркотики, — покачал он головой.

— Как же ты живешь? — озадаченно уставилась на него Дебби. Потом пожала плечами и быстро втянула в себя вторую полоску. После этого открыла свою черную сумочку, извлекла из нее маленькую коробочку золотистого цвета и отсыпала в нее еще немного белого порошка. Потом закрыла коробочку, спрятала ее в сумку, а остальное тщательно завернула и убрала обратно в коробку для сладостей.

— Я готова! — воскликнула она. Глаза уже заблестели искусственным огнем. Они спустились по лестнице. В вестибюле Джон на некоторое время замешкался у своего велосипеда, но когда Дебби взяла его под руку, трусливая мысль о том, что он уже приблизился к самой опасной черте, вылетела из головы. Они пришли к ее «фиату», сели, она завела двигатель, который опять раскашлялся, и машина рванула вперед.

Через пару секунд у помятого «фольксвагена»-фургона, припаркованного за несколько зданий от ее дома, вспыхнули габаритные огни. Фургон двинулся вслед за «фиатом», сохраняя безопасную дистанцию. Судя по номерному знаку, «фольксваген» прибыл из Оклахомы.

Глава 10

Клуб «Небесная миля» представлял собой земное воплощение преисподней. Больше всего он был похож на пещеру с кирпичными стенами,выкрашенными черной краской. С потолка на веревках свисали сотни пластиковых моделей самолетов. От колебаний воздуха, производимых извивающими, прыгающими и дергающимися в танце телами, они качались и сталкивались между собой. Джону потребовалось несколько минут, чтобы понять необычность этих самолетиков: все они выглядели так, словно попали в аварию — обгоревшие, с помятыми фюзеляжами, обломанными крыльями… А на гигантских экранах под оглушительный аккомпанемент ударных и бас-гитар тяжелого рока постоянно демонстрировались сюжеты авиакатастроф, записанные, очевидно, из телевизионных новостей. На экранах полыхало пламя, крупным планом показывали обломки, трупы людей… Джон почувствовал, как Дебби взяла его за руку.

— Хочу тебя кое с кем познакомить! — закричала она, пытаясь перекрыть оглушительный грохот, и потащила за собой, пробираясь между извивающимися телами. Помещение освещалось точечными пульсирующими светильниками; узкий луч крутящегося прожектора под потолком выхватывал то одну, то другую пару и бесстрастно скользил дальше.

Джон был потрясен до глубины души. Он увидел женщин с короткой стрижкой и мышцами, которые заставили бы побледнеть любого бейсболиста из «Сорок девятых». Он увидел мужчину в черном женском поясе с чулками и другого мужчину, танцующего с ним щека к щеке. Он увидел подростка в кожанке с шестью золотыми булавками в носу, который извивался на полу, как дервиш. Он увидел, как черная женщина целует в губы белую женщину, а когда на них упал луч прожектора, заметил влажный блеск их ласкающихся языков. Он едва стоял на ногах, но понимал, что упасть — значит быть немедленно растоптанным армейскими ботинками, гладиаторскими сандалиями и острыми шпильками безумствующих танцоров. Он крепче стиснул руку Дебби, и та повлекла его за собой в сторону, прочь от беды. По периметру танцевальной площадки располагались кабинки; во мраке каждой шевелились человеческие тела. Кабинки тоже были размалеваны черно-белыми рисунками авиакатастроф. Она подвела его к одной из них и помахала кому-то рукой.

В этой Джон смог различить четыре сплетенные в клубок фигуры.

— Большая Джорджия! — крикнула Дебби. — Хочу познакомить тебя с моим новым другом! Это Лаки!

Джон увидел перед собой красивую крупную рыжеволосую женщину с ярко накрашенными губами и черными тенями под глазами. Ее волосы цвета пламени волнами спускались на плечи и грудь. Большая Джорджия оглядела его снизу вверх, начиная от паха, и пристально посмотрела в глаза. Потом медленно облизнула языком пухлую нижнюю губу и произнесла:

— Похоже, он любит страдать. Только голос оказался хриплым, грубым, мужским, с сильным южным акцентом.

— Лаки в порядке, — пояснила Дебби. — Он мой талисман удачи.

— Друзья Дебби — мои друзья, — сказала женщина и еще раз окинула взглядом Джона. Потом переключилась на Дебби:

— Солнышко, ты замечательно выглядишь! Ты ешь те таблетки для похудания, что я дала тебе?

— Да! Обалденные!

— Хочешь еще немного сбросить?

— Конечно, — похлопала она себя по животу. — Здесь.

— Тогда попробуй вот это. — Большая Джорджия запустила руку с черными ногтями в свою расшитую бисером сумочку и извлекла небольшой пузырек. — Они избавят тебя от всего лишнего дерьма, крошка.

Джон чувствовал, что впадает в транс; сознание отключилось, как телефон, выдернутый из сети. Дебби немедленно закинула в рот маленькую белую таблетку и запила глотком белого вина из бокала, который протянула ей Джорджия. Мужчина, сидящий рядом с Джорджией, положил руку ей на грудь; Джон увидел на тыльной стороне ладони большого вытатуированного паука.

— Ты работаешь, детка? — спросила Джорджия.

— Да, — быстро откликнулась Дебби. — Снимаюсь в рекламных роликах. Ну ты знаешь. Обычная моя работа на телевидении.

— О-о, — протянула рыжеволосая и еще раз окинула взглядом Джона. Глаза с тяжелыми веками понимающе прищурились. — Мне тоже нравится время от времени подрабатывать на телевидении.

Джон понял, что Дебби не хочет, чтобы он узнал о ее участии в порнофильмах, хотя Джорджия, безусловно, была в курсе того, чем она в основном занимается. Они продолжили свою болтовню — о тряпках, модах и так далее.

Внезапно Джон почувствовал, что кто-то буквально пожирает его взглядом.

Он мог сказать об этом наверняка. И взгляд исходил не от обитателей кабинки; те либо скучали, либо делали вид, что слушают разговор Дебби и Джорджии. Он посмотрел налево, потом — направо. Одни темные силуэты. Двигающиеся и исчезающие.

Затем он взглянул на танцплощадку.

У самого ее края, освещаемая вспышками светильников, застыла высокая, стройная фигура.

В этот момент бегущий луч прожектора высветил лицо. Мужское лицо. Во всяком случае, так показалось Джону. Коротко стриженные светлые волосы, длинный плащ. Мужчина — предположительно мужчина — стоял спокойно, положив руки на бедра. Наверное, один из приятелей Дебби, подумал Джон. Хотя очень надеялся, что это не так.

Когда он снова обратил внимание на Дебби, та уже убирала в сумочку свою маленькую золотистую коробку.

— Пойдем потанцуем! — с энтузиазмом воскликнула она. Он опять заметил на верхней губе остатки белого порошка.

— Нет, действительно, я не умею… Но она уже потащила его за собой. Коротко стриженный блондин куда-то испарился.

— Держи его за задницу, Дебби! — громогласно захохотала Джорджия и, понизив голос, добавила, обращаясь к своей компании:

— Я бы не отказалась!

Дебби втащила его в самый центр массы извивающихся, сталкивающихся и трясущихся тел. Вспышки света слепили глаза; оглушительная музыка била по барабанным перепонкам. Дебби что-то прокричала ему, но он не смог разобрать ни слова. Затем она отступила назад, выставила локти, высвобождая себе толику пространства, уперла руки в бока и начала извиваться в таком чувственном экстазе, который способен был, наверное, воскресить Лазаря. Джону ничего не оставалось делать, кроме как стоять и смотреть на ее бедра, в то время как тонкоголосый певец стонал о какой-то одетой в персиковое и черное, которую надо было видеть.

Джон ощущал себя безумцем, оказавшимся в самом центре безумия. Бешено мигали огни; певец заорал что-то насчет «толкаться и пихаться», Дебби обхватила Дона за талию и попыталась заставить его двигаться в такт музыки, но он стоял бесчувственно как колода.

Кто-то отпихнул его в сторону.

Его место занял мужчина, который тут же начал энергично вертеть тазом, норовя войти в контакт с Дебби. Джон мог рассмотреть этого парня — с густыми черными кудрями и точеными чертами лица, как у итальянских скульптур; на нем были дешевые джинсы и белый свитер. Дебби бросила взгляд на Джона, потом на своего нового партнера по танцу — и в этот момент Джон увидел, как резко изменилось ее лицо. Оно стало жестоким — сексуально, бесстыже жестоким; губы приоткрылись и скривились в хищном похотливом оскале. Влажный язычок медленно прошелся по нижней губе. Она выгнула спину и издала стон. Руки взмыли вверх и нырнули в черную гриву, разметав во все стороны густые пряди. В глазах полыхнуло пламя. Джон подумал, что если бы она так посмотрела на него, он бы просто сгорел на месте. Он отступил назад, ошеломленный, и понял, что только что видел появление Дебры Рокс из обличья Дебби Стоун.

Итальянец продолжал двигать бедрами; Дебби скользнула по его телу вниз, словно кошка, и лицо ее оказалось на уровне его паха.

Луч прожектора, пометавшись по залу, остановился на этой паре. Все остальные танцующие отступили в тень, словно тоже уязвленные этим зрелищем. Все встали вокруг, громкими криками и свистом подбадривая Дебру Рокс, разворачивающуюся во всей своей красе и силе.

Теперь она лежала на спине, тело билось в конвульсиях, итальянец навис над ней, промежность его оказалась ровно на уровне ее рта; он изображал танцем оральный секс. Затем она с неожиданной силой вскинулась с пола; теперь ее бедра оказались у лица этого парня. Он обхватил ее снизу и встал; она обвила его ногами. Они продолжали вертеться и дергаться, освещаемые синеватым светом. Дебра Рокс запустила пальцы ему в волосы и провела языком по лбу. Барабанная дробь изображала дикую, животную страсть, влечение самца и самки. Джон видел, как глаза ее зажглись огнем желания; ее язычок откровенно манил к себе итальянца. Жар ее страсти ослепил Джона так, словно он взглянул прямо на атомный взрыв. Публика неистовствовала; все орали, хлопали, топали, отбивая ритм. Пол дрожал и грозил превратить все заведение в «Подземную милю». Дебра Рокс уже снова была на ногах; ее бедра вертелись и вертелись, распаляя партнера. Тот упал на колени, задрал голову и высунул язык, нацеливаясь на ее черный цветник. Лица обоих блестели от пота; они сплели пальцы. Дебра Рокс села верхом на его жадно разинутый рот.

Джон понял, что его сейчас вырвет. Кто-то вытолкнул его из внутреннего круга, и он не стал сопротивляться. Натыкаясь на людей и всуе поминая имя Господа, он поплелся в сторону, чувствуя себя старым мешком, набитым ненужным хламом.

Разглядев на стене стрелку с надписью «туалет», он двинулся в указанном направлении. Спазмы становились все сильнее. Надо было как можно быстрее, оказаться в мужской комнате. Он торопливо миновал черный коридор, открыл красную дверь и оказался в помещении с писсуарами и несколькими кабинками. Он ввалился в одну из них, запер за собой дверь и склонился над унитазом. Прямо перед лицом в грязной жиже плавали размокшие окурки. Тело покрылось холодной липкой испариной; его трясло. Там, в зале, дикая барабанная дробь грохнула взрывом, от которого вздрогнули стены; он боялся подумать, что там сейчас происходит.

Потом он услышал звук хлопнувшей двери. И перестук каблуков по скользкому линолеуму. Потом шаги прекратились.

Трэвис, остановившись перед дверцей кабинки, извлек из кобуры свой «кольт» сорок пятого калибра. Тусклыми как пепел глазами он следил за этим человеком от самого танцзала. Он знал, что тот вошел в туалет один. Трэвис поднял руку с «кольтом», целясь прямо по центру дверцы кабины. Он оттянул курок. Раздался сильный, уверенный щелк.

Джон услышал его и поднял голову. Что за странный звук?

Палец ковбоя лег на спусковой крючок.

— Ну крутая сучка, должен тебе сказать! — внезапно послышался возбужденный голос. Кто-то вошел в туалет.

— Эх, как бы я ее рачком оттянул, за милую душу! — громко рыгнув, подхватил второй, расстегивая молнию. Послышалось журчание мочи в писсуаре.

Трэвис лихорадочно обдумывал ситуацию. Пристрелить можно всех троих, запросто. Но где тут запасной выход? Как отсюда выбираться? Через долю секунды решение было принято.

Пистолет с инкрустированной рукояткой совершил оборот вокруг пальца и скользнул в кобуру. Мужчины, более всего озабоченные освобождением переполненного мочевого пузыря, не обратили на него ни малейшего внимания.

Придется в следующий раз, решил Трэвис. Резко развернувшись, он вышел из туалета. Джон так и не смог вызвать рвоту. Желудок выворачивало по-прежнему, но никаких явных признаков не наступало. Он подождал еще некоторое время, проверяя, все ли в порядке с пищеварительным трактом. Холодный пот, обильно выступивший на лбу, постепенно высыхал. Он несколько раз глубоко вздохнул, пытаясь прояснить мозги, но туалетные ароматы способствовали этому весьма слабо. Обтерев лицо куском туалетной бумаги, он наконец вышел из кабинки и направился обратно в это дьявольское злачное место развлечений.

Дебби нигде не было видно. С нарастающей тревогой Джон понял, что итальянца тоже нет. На танцевальной площадке снова было не протолкнуться; тела извивались как многоголовая гидра. В поисках Дебби Джон незаметно для себя оказался около кабинки, в которой правила бал Большая Джорджия.

— Куда ушла Дебби? — спросил он, чувствуя легкое головокружение.

— Она тебя искала. Решила, ты ее бросил. Поэтому тоже ушла. — Большая Джорджия пожала плечами и лукаво усмехнулась: — И не одна.

Джон охнул. Желудок словно провалился в пропасть и никак не мог достичь дна.

— Я просто… Я же отошел всего на пару минут!

— То, что может сделать Дебби за пару минут, — тебе лучше об этом не знать. — Большая Джорджия подалась вперед, выставив на обозрение свои невероятных размеров груди, и мило улыбнулась: — Не хочешь попробовать южную девочку, а, северный красавчик?

Джон счел вполне уместным убраться отсюда со скоростью ветра. Вырвавшись из «Небесной мили», он добежал до ближайшего угла и застыл, вздрагивая от холодного ночного воздуха. «Фиата» Дебби на месте не оказалось. Воздух со свистом вырвался из легких, как из проколотой шины. Где-то глубоко-глубоко в сердце возникла острая ножевая боль неподдельного отчаянья.

Ну а что ты, собственно говоря, хотел? — спросил он сам себя. Настоящей любви? Яблоко съел, осталась одна косточка. Даже сам воздух вокруг «Небесной мили» казался испорченным. Надышавшись им, можно навсегда отравить душу.

Черт побери, думал он, шагая по улице в поисках такси. Мне показалось, я ей понравился.

Такси ему удалось остановить, пройдя не меньше четырех кварталов к югу от клуба.

— Куда ехать? — поинтересовался водитель. Джон поколебался некоторое время, затем назвал адрес — в том квартале, где находился дом Дебби. Единственное, что ему хотелось, — взгромоздиться в седло своего велосипеда и как можно быстрее вернуться в церковь. Он чувствовал себя шелудивым блохастым псом.

Он сунул руку в карман, проверить, на месте ли ключик от замка.

И не нашел.

Нет, ключ должен быть у него! Он проверил другой карман. Тоже нет. Может, выпал где-нибудь там, в клубе? Но возвращаться в этот вертеп порока выше его сил. Все равно, если кто-то его случайно нашел, наверняка это не установишь. Он еще раз обшарил все карманы. В джинсах ключа не было.

— Потеряли что-то? — спросил таксист.

— Нет, бумажник со мной, — успокоил его Джон. Да, бумажник по-прежнему в заднем кармане, а вот ключ — тю-тю.

Машина подъезжала к району Дебби. Он откинулся на сиденье и стал думать, что делать. Заставить себя подняться на четвертый этаж и постучать — нет, на это он не способен. Если там окажется эта ухмыляющаяся итальянская рожа — Джон не сумеет удержаться в рамках строгого католичества. Но он же отлично помнит, как положил ключ в правый карман! Почему его там не оказалось?

— Стойте, — попросил он водителя. Тот притормозил, предчувствуя осложнения. — Я передумал. Мне нужно к собору Святого Френсиса, это на углу Вальехо и…

— Да, я знаю. Симпатичное местечко. — Таксист развернул машину. Они поехали на юг, к дому Джона.

Он решил оставить решение этой проблемы до завтра. О Боже, завтра же воскресенье! Он потерял счет времени, потому что обычно субботние ночи проводил за чтением и молитвой. Он посмотрел в окно и увидел в нем свое отражение. Интересно, удастся ли ему сегодня заснуть. Тело уже предвкушало колючие струи ледяного душа.

Меня бес попутал, сказал он сам себе, четко и просто. Бес попутал, повязал по рукам и ногам. Если ночью кровать начнет шататься — я выломаю стену и брошусь в бега.

Он вздохнул и покачал головой. Под коленками до сих пор было слегка липко от масла.

Глава 11

— Теперь можешь рассказывать своим друзьям, что тебя трахал лучший парень в своем деле, — произнес молодой обнаженный мускулистый человек, сидящий на краю разворошенной постели. Закурив сигарету, он представился:

— Пауло д'Энтони, итальянский боевой конь, всегда готов!

— Ага, гонять котов, — буркнула себе под нос Дебби.

— Ха? Че ты там бормочешь, детка?

— О-о, Пау-у-у-ло! — расслабленно простонала она, мельком бросив взгляд на свои наручные часики — имитацию настоящего «Леди Ролекс».

— Другое дело, — удовлетворенно кивнул парень, затянулся и выпустил несколько тонких колечек дыма. — Детка, а ты ничего. Действительно очень даже ничего! — Он просунул палец в одно из колец и покрутил там. — Но я тебя могу еще кое-чему научить, детка. Оставайся со мной. — Он встал и, чуть пошатываясь, направился в ванную, расположенную в нескольких шагах от миниатюрной спальни, которая, видимо, служила и гостиной. Его пробрал кашель курильщика. Откашлявшись, он начал мочиться в унитаз, не потрудившись прикрыть за собой дверь.

Дебби села в постели. Одежда ее была разбросана по всей комнате — результат обуявшей страсти. Или того, что можно было бы назвать страстью после приема субботней дозы наркотиков. Черт побери, подумала она, наматывая на палец длинную прядь волос, что за таблетки подсунула ей Большая Джорджия? Вероятно, из-за этой таблетки она совсем сошла с ума и отправилась с этим пиццеглотателем к нему на квартиру. Пауло — замечательный танцор, у него сексуально привлекательное тело, он водит серый «мерседес» с откидным верхом, но…

Он бросил меня, подумала она. Почему он меня бросил?

Большая Джорджия сказала, что видела, как он ушел. Этой большой суке придется прочистить мозги за то, что подсунула шпанскую мушку под видом таблеток для похудания, решила Дебби. Кокаин, вино, таблетки… все это в совокупности и привело к тому, что она оказалась здесь, в койке с каким-то макаронником. Надо одеваться и немедленно отсюда уматывать; спать Дебби привыкла только в своей собственной постели. Она надела трусы и бюстгальтер. К черту подвязки. Все равно они все разодраны. Красавчик Брут в данный момент громко полоскал горло в ванной, словно собирался исполнять арию под водой. Подхватив с пола блузку, она сунула руки в рукава и торопливо застегнулась на все пуговицы.

И непонятно откуда вдруг ощутила его запах.

Может, от рук? Между пальцами еще чувствовалось не до конца смытое масло. Может, запах Лаки впитался вместе с маслом? Трудно было сказать, чем пахнет, она знала одно — это запах чистоты. Ближайшая ассоциация, которая возникала, — запах новенького «Космо», к которому не прикасалась ничья рука.

Пока этот маленький Цезарь усердно трудился над ней, в сознании пронеслась вереница полузабытых лиц. Так много мужчин, так мало времени! Это было ее девизом. И не только в бизнесе. Ей нравилось заниматься сексом; нравился сам процесс, нравилось ощущать пульсирующий жар, нравилось после расслабленно раскинуться, опираясь на мужское тело, как королева на мускулистом троне. Но в ее памяти сохранилось слишком много лиц и слишком мало имен. Либо, в лучшем случае, не настоящие имена — все эти Барты, Гленны или какие-нибудь Рейнджеры с Рамродами. Если бы не могучее мужское достоинство, большинство из них ничем не отличалось бы от стриженых пуделей.

Странное дело. Странное и забавное. Пока этот Нерон по имени Никто нынче нашептывал ей в ухо всяческие скабрезности, она очень ясно представила себе Лаки. Вспоминала его лицо, когда он спал после массажа. Он выглядел… таким умиротворенным. Именно Поэтому она не стала его будить; она просто сидела рядом, гладила ему волосы и вспоминала о доме.

Воспоминания были черно-белыми, как старые классические кинофильмы, раскрашивать которые нет нужды. Она видела себя сидящей на травянистом склоне; город остался за спиной, над головой неслись большие белые облака. Она срывала одуванчики, сдувала их пушистые головки и смотрела, как их уносит вдаль западный ветер. На запад, через леса Луизианы к холмам Калифорнии. Она не знала, где опустятся на землю эти маленькие пушистые зонтики, ее родной город был слишком мал для них. В ее родном городе росли башни зернохранилищ и баки для воды, железные дороги и ржавчина. Одуванчики не могут расти на железе; им нужно калифорнийское солнце.

И чего она никак не могла понять до того момента, как принялась осторожно гладить волосы спящего Лаки и нахлынули воспоминания о родине, так это то, что она сама прилетела в Калифорнию как парашютик одуванчика, занесенный ветром, в то время как душа ее выросла на том самом железе.

Почему же Лаки ушел? — недоумевала она. Никто еще так не поступал с Деброй Рокс. Никто.

Вполне возможно, что и раздражение от этого тоже стало причиной того, что она оказалась здесь, в этой постели. Нет, Лаки обязательно вернется. Она была в этом уверена. О да, он обязательно вернется!

Хотя бы если захочет получить обратно свой велосипед. Вот именно. Пока он спал, она вытащила ключ от замочка из кармана его джинсов и спрятала у себя. Не первый раз случалось так, что она начинала вечер с одним парнем, а заканчивала с другим. Она хотела застраховаться на тот случай, если Лаки вдруг где-нибудь затеряется. Такие истории известны.

Из ванной комнаты Пауло послышался звук вставляемой в аудиоплейер кассеты. Через несколько секунд послышалась ведущая мелодия фильма «Рокки» — «Глаз тигра», кажется, так она называется. Слабенький динамик похрипывал. Затем из ванной показался и сам Пауло — в узеньких бархатных плавках. Он встал и напряг мышцы.

— Двойной бицепс, — выкрикнул он, изгибаясь. — Ну как, впечатляет, детка? А теперь брюшные мышцы! — Он сменил позу; живот его стал похож на стиральную доску.

— О нет, нет, не надо! — взмолилась Дебби, едва удерживаясь от смеха. Но плотину все равно прорвало, она расхохоталась во все горло. Пауло причесался и с помощью лака уложил волосы в некое подобие волнистого шлема; демонстрируя различные позы, принятые среди культуристов, он строил такие нелепые гримасы, словно мучительно страдал от геморроя.

— Перестань, прошу тебя, — сквозь смех произнесла Дебби, держась за живот. — Не могу, я сейчас помру!

Он принял еще одну позу, от которой вздулись буфами ягодичные мышцы, и только после этого понял, от чего ее пробрал смех.

— Ах ты, сука! — взревел он. — Я демонстрирую тебе свою мускулатуру! Относись с уважением к культуристу!

Она моментально оборвала смех.

— Не смей называть меня сукой, козел! И хватит с меня этих демонстраций. Я в обезьяннике и то лучше видела! — Она встала, на этот раз всерьез разозлившись — на себя, на этого кобеля, на Большую Джорджию, да и на Лаки заодно, и принялась надевать юбку.

— Куда это ты собралась, а? — Он надвинулся на нее, принимая угрожающую позу. — что это тебе взбрело в голову?

— Не прикасайся ко мне. Я еду домой. — Она расстегнула свою сумочку и запустила в нее руку.

— Ты поедешь домой, когда я этого захочу. Ясно? Я, Пауло д'Энтони. — Он потянулся, намереваясь схватить ее за локоть. — Слышишь, с-с…

Рука, мгновенно появившаяся из сумочки, оказалась оснащена дополнительным пальцем — длинным, узким, отливающим стальной синевой. Его заостренный конец прикоснулся к глотке Пауло.

— Хорошо, — дернул кадыком Пауло, уставившись на нее круглыми глазами. — Нет проблем. Можешь ехать домой прямо сейчас.

— Выключи эту идиотскую музыку. Терпеть не могу этот фильм.

Пауло попятился от ножа с автоматическим лезвием. На губах блуждало слабое подобие улыбки. Его бугристые мышцы моментально превратились просто в куски обвисшей плоти. Добравшись до ванной комнаты и выключив плейер, он ухмыльнулся:

— Хочешь, скажу, что на тебя нашло? Ты просто давно ни с кем не трахалась, вот и взбесилась.

Дебби только хмыкнула, сложила нож и убрала его обратно в сумочку. Надевая туфли, она поглядывала, не надумает ли он повторить нападение. Потом вышла из спальни. Пауло следовал за ней как щенок, но на почтительном расстоянии.

— Не стоит тебе уходить, детка, — заскулил он. — Ну перестань. Хочешь денег? Я тебе дам денег. — Нет, спасибо.

— А кокаин? У меня очень надежные связи, детка. Будешь иметь все, что захочешь.

— У меня свой дилер. — Она подхватила с пола леопардовый пиджак. Он так и лежал в коридоре, символизируя первую остановку сексуального экспресса.

— Черт! — воскликнул Пауло. Его хрупкое самолюбие явно начало рушиться. — Тебе встретился настоящий мужчина, а ты даже не можешь оценить этого!

— Рассказывай! — бросила Дебби, облачаясь в пиджак.

— Эй. — Голос Пауло стал мягче, в нем проскользнула нотка отчаяния. — Ты же не насовсем от меня уходишь, а?

— Ты милый мальчик. Желаю всего хорошего, — ответила она, выходя на лестничную клетку. На пальце она уже крутила ключи от «фиата».

Он шел за ней следом — все в тех же бархатных плавках. Но лицо его теперь было искажено ненавистью. Она стояла и ждала, пока поднимется кабина лифта.

— Ты уродина, вот ты кто! — вдруг заорал он, не думая о том, что могут подумать соседи, разбуженные его воплем в половине четвертого утра. — Уродина, каких свет не видывал!

— Тебе же лучше, — спокойно ответила Дебби. Пришел лифт. Автоматические двери открылись.

Но он не мог ее так просто отпустить. Надо было еще как-нибудь ее оскорбить побольнее.

— Ты грязная дешевая шлюха! Потаскуха!

Она на мгновение замерла с окаменевшей спиной. Потом медленно повернула голову, придерживая одной рукой створку лифта. На прекрасном лице, словно выточенном из мрамора, полыхнули серые глаза — с такой силой, что Пауло отшатнулся.

— Лучше попроси свою мамочку выдавить прыщики у тебя на заднице, — с напряжением проговорила она и отпустила створку. Двери лифта с легким шипением закрылись.

Пауло какое-то мгновение оцепенело слушал звук уходящего лифта. В висках колотилась кровь. Он хотел ринуться вниз, догнать ее на улице, но потом передумал. В этом нет никакого смысла. Такая женщина не принадлежит никому и никогда не будет. Что ж, сучка просто не поняла, от чего отказалась, успокоил он сам себя. Развернув плечи, он вернулся в квартиру и запер за собой дверь.

В противоположном конце коридора, рядом с запасной лестницей, из мрака материализовалась бесшумная тень. Потом раздались осторожные шаги. Шаги направлялись к двери Пауло.

В это время Пауло прошел в кухню, достал из холодильника бутылку пива, сорвал пробку и одним махом высосал половину бутылки. В прихожей зазвенел звонок. Черт побери, кого это еще несет? Может, кто-нибудь из кретинов соседей позвонил в полицию, решив придать большое значение мелкой суете? Черт, вся жизнь — сплошная суета!

Он ринулся в коридор и уже чуть было не повернул ключ в замке, но вовремя одернул себя. Погоди. Лишняя предосторожность не помешает. Он прильнул к дверному глазку. На площадке перед дверью стоял коротко стриженный незнакомый блондин.

— Кто ты такой?

— Ты видишь меня, приятель? — холодно усмехнулся парень.

— Да. Я тебя вижу. — На висках, начинаясь от уголков глаз, у парня были вытатуированы по три красных слезинки. — Что надо?

— Она моя суженая, — произнес парень.

— Чего? — Пауло показалось, что парень что-то поднимает. Послышался металлический щелчок. В глазке стало темно. — Эй, что ты хочешь…

Пистолетная пуля разнесла вдребезги дверной глазок, вошла в правый глаз Пауло и прошила голову насквозь. Кровь, мозги, обломки костей и черные кудри ударили фонтаном в стену за спиной, но Пауло этого уже не знал. Он не успел еще упасть, как вторая пуля прошила ему сердце. Кровь хлынула горлом из разорванной аорты. Тело рухнуло на пол и некоторое время еще вздрагивало, хотя к жизни это не имело ни малейшего отношения.

Ковбой уже оказался на лестнице и помчался вниз, перепрыгивая через ступеньки.

Дебби в этот момент в своем «фиате» отруливала от тротуара. Ей показалось, что где-то раздался приглушенный выстрел. Может, стреляли из машины, промчавшейся по соседней улице. Больше всего ей хотелось побыстрее попасть домой и принять горячую ванну.

Спустя две или три минуты серый «фольксваген»-фургон вывернул из-за угла и покатил по направлению к жилищу Дебби. С этажа, где жил Пауло, неслись истерические крики.

Глава 12

Воскресный день прошел в сплошных мучениях. Джон с утра до вечера был занят в, церкви, после чего вернулся к себе домой и решил почитать про искушения Христа. Впрочем, это занятие не очень способствовало избавлению от лихорадочного состояния, в котором он пребывал. Он поискал номер телефона Д. Стоун в телефонном справочнике.

Разумеется, как он и предполагал, такого не значилось. Потом вставил в видюшник кассету с «Путем борца» и уселся перед телевизором. Это был один из его любимых фильмов; он смотрел его раз десять, не меньше. Но на этот раз ничего не получилось. Пришлось выключить. Он встал и задернул штору, чтобы не видеть горящий в небе большой красный «X». Ему совершенно не хотелось снова отправляться бродить по Бродвею. Единственным его желанием было еще раз увидеть Дебби.

Не Дебру. Она и напугала его, и безумно пленила. Ее фигура, дико отплясывающая в «Небесной миле», как живая стояла перед глазами. Между тем танцем и утренней мессой ему удалось поспать часа три, не больше. От всех этих эмоциональных потрясений шестеренки в мозгах, казалось, скрипят и дымятся от напряжения.

В ночь с воскресенья на понедельник он спал, так или иначе, часа четыре, при этом просыпался, наверное, каждые десять минут. Ему все время казалось, что слышит хрипловатый голос Дебби, окликающей его по имени. Не Джон, а Лаки.

В понедельник на десять утра была назначена встреча с монсеньером Макдауэллом. Он постарался привести себя по возможности в божеский вид, но Макдауэлл тем не менее сказал, что он плохо выглядит. Принимает ли он витамины? Джон ответил отрицательно, и Макдауэлл тут же выделил ему флакон поливитаминов. За ленчем прошла встреча с мистером Ричардсоном и миссис Левандовски — сопредседателями грядущей ноябрьской акции по сбору пожертвований. Он тоже принял участие в обсуждении перспектив и возможных сумм денег. Во время беседы рука машинально, выводила в блокноте слово «Лаки».

В итоге освободился он не раньше трех часов дня. На этой неделе очередь принимать исповеди выпала отцу Стаффорду. Джон ушел в свое жилище. Там он переоделся — снял белый воротничок, натянул джинсы, темно-зеленую фланелевую рубашку и серый пуловер. После чего выскользнул на улицу, моля Бога, чтобы не попасться на глаза монсеньеру. Пройдя пешком два квартала, он остановил такси и назвал водителю ее адрес.

Мне надо только забрать велосипед, уговаривал он сам себя. Но в душе знал, что это не так.

«Фиата» Дебби нигде не было видно. Велосипед по-прежнему стоял в вестибюле. И цепь и замок на месте. Джон Поднялся к ее квартире.

На двери клейкой лентой был прикреплен конверт с надписью «для Лаки». Он взял конверт, сел на верхнюю ступеньку и начал читать написанный от руки текст.

Лаки, я знаю, что ты вернешься. По крайней мере я на это очень надеюсь. Твой ключик в квартире, в коробке для сладостей. Надеюсь, не очень на меня сердишься. Ха-ха.

У меня сегодня (в понедельник) демонстрация моделей. Буду дома к шести. Почему ты меня бросил?

Я ее бросил? — изумился Джон. Внутри вспыхнуло нечто подобное злости. Или ревности. Он продолжил читать.

Мне нужно с тобой поговорить. Это очень важно. Прошу, будь у меня к шести. Хорошо? Я отдам тебе твой велосипед. Пока.

И подпись — Твоя родственная душа. Он еще раз взглянул на два слова, от которых при первом чтении закружилась голова. Демонстрация моделей. Он уже знал, что это значит.

Следующей проблемой стало решить, где убить ближайшие два часа. В это время снизу послышались чьи-то шаги. Медленные, тяжелые. По лестнице, держась за перила, поднимался седой, с залысинами мужчина в темно-синем костюме. Его лицо напоминало морду усталого бассет-хаунда. Кустистые серые брови срослись над переносицей. На носу громоздились очки в черной роговой оправе. Увидев Джона, он приостановился.

— Могу вам чем-то помочь? — спросил мужчина.

— Нет, я просто жду кое-кого.

— Из шестой квартиры?

— Да. — В мозгу Джона негромко звякнул тревожный звоночек.

— Вас зовут Лаки, верно? — Густые брови поднялись домиком.

— Верно. Откуда вам это известно?

— Дебра сказала. — Не Дебби, моментально отметил Джон. — Сказала, что вы можете здесь появиться. А я пришел покормить ее краба. — Мужчина достал из кармана ключи. — Можете зайти со мной, если хотите.

Джон так и сделал. Мужчина запер за собой дверь, после чего направился прямиком на кухню Я открыл шкаф с банками консервированного тунца.

— Мы несколько в неравном положении, — проговорил Джон. ч Вы меня знаете, я вас — нет.

— Джо Синклер, — откликнулся мужчина, вскрывая консервную банку, и блеснул очками в сторону Джона, — Я менеджер Дебры.

Джон хмыкнул. Краб сидел на подоконнике между горшков с кактусами и грелся на солнышке.

— Джо Синклер и сыновья, — добавил мужчина. — Семейный бизнес. — Он выковырял вилкой содержимое банки в миску и поставил ее на пол. Краб не шевельнулся.

Джон подумал, что синий блейзер с полосатым галстуком, на которые он наткнулся в шкафу, могут принадлежать этому человеку. А те парни, которые сопровождали Дебби в белом «роллс-ройсе», — вероятно, его сыновья.

— Тухлые водоросли, — произнес мистер Синклер, вытирая руки тряпкой. — Тунец пахнет тухлыми водорослями, не правда ли? Наверное, поэтому этот краб так любит тунца.

— Никогда не думал, что кто-то может держать сухопутного краба в качестве домашнего животного.

— Я тоже, — слегка улыбнулся Синклер. Похоже было, что его крупному, широкоскулому лицу улыбка дается с большим трудом. — Дебра очень необычная девочка. Она говорила, что вы занимаетесь связями с общественностью?

— Верно. — Осторожнее, напомнил он себе.

— У кого?

— Я… Э-э… — Язык прилип к небу. Джо Синклер внимательно следил за ним цепким старческим взором. Джон знал одного человека по фамилии Пэлм, прихожанина их церкви. Тот занимался счетами клиентов в рекламном бюро «Чэмберс, Макклэйн и Шелл». Эту фирму он и назвал вслух.

— Угу. — Джо Синклер, не мешкая, направился к телефонному справочнику. У Джона пересохло в горле. Сердце гулко забилось. — Посмотрим. На Пайн-стрит. Улица дорогих офисов. — Мужчина взял телефон и узловатым пальцем принялся тыкать в кнопки.

После четвертой цифры Джон прокашлялся и сказал:

— Подождите.

Мужчина остановился, не отнимая пальца от аппарата.

— Хотите мне еще что-то сказать?

— Да. Я… Я больше не работаю в этом агентстве. Перешел на вольные хлеба.

— Но ваше имя им же знакомо, не так ли? Джон Лаки? — Синклер нажал пятую кнопку.

Джон набрал полную грудь воздуха, выдержал паузу и медленно выдохнул.

— Нет, — признался он. — Не знакомо.

— Вот как? Очень жаль это слышать. — Синклер мягко положил трубку на рычаг. После чего повернулся к Джону. Глаза его стали похожи на два отверстия пистолетных стволов, — Тухлятина, — произнес он. — Воняет, как никогда — Приблизившись к Джону, он обошел его кругом. — Где ты живешь, Джон Лаки?

Джон не ответил. Нет смысла пытаться обмануть этого шустрого дельца.

— Как только Дебра мне про тебя рассказала, я сразу понял, что дерьмом запахло, — с угрозой в голосе произнес мужчина. — Обычно Дебра очень хорошо разбирается в людях. Удивлен, как она с тобой облажалась. Решил, что больно умный, да? — Синклер уже стоял между Джоном и входной дверью. Внезапно он стал как-то крупнее и страшнее, чем когда поднимался по лестнице, — словно гнев придал ему дополнительные силы. — Я понял, кто ты такой.

— Правда? — Голос Джона дрогнул.

— Правда. Священник… — Джон понял, что сердце сейчас просто выпрыгнет из груди и на этом все кончится. — Вот кто тебе в данный момент больше всего нужен. Для последнего отпущения грехов.

Он католик, подумал Джон. Сердце по-прежнему колотилось.

— И попробуй убедить меня в том, что мне не стоит сию же минуту спуститься за моими сыновьями и привести их сюда, чтобы сплясать чечетку на твоих ребрах, мистер Полиция нравов! — Синклер на удивление сильно толкнул Джона, который чуть не наступил на краба, торопливо метнувшегося в сторону.

— Нет, подождите… Я не полицейский.

— Угу. — Синклер еще раз толкнул Джона. Тот покачнулся и ударился о кухонный шкаф. — Тебе ничего не найти ни против Дебры, ни против меня, ни против кого другого. У меня абсолютно чистое модельное агентство. Именно поэтому я пришел сюда и обнаружил тебя, вынюхивающего что-то у квартиры моей приятельницы. Так что, пожалуй, лучше мне достать пистолет, потому что ты выглядишь весьма опасно.

Он откинул полу пальто и извлек из наплечной кобуры небольшой, но угрожающего вида револьвер тридцать восьмого калибра. Джон поднял руки вверх, отступил назад и чуть не столкнул на пол коробку для сладостей, оказавшуюся на краю буфета.

— Как мне осточертели все эти вшивые блюстители нравственности! — Синклер поднял руку с револьвером и прицелился в голову Джону. Джон ощутил внутреннюю дрожь и инстинктивно прикрыл лицо руками. Потом услышал металлический шелк и подумал: где-то мне уже приходилось слышать такой звук.

— Прошу вас… Единственное, что мне нужно, так это взять ключ для моего велосипеда — и все. И я уйду! — Дрожащими руками Джон схватил пресловутую коробку, открыл ее и запустил руку внутрь. Никаких ключей. Сплошное печенье. Он перевернул коробку и вытряхнул на стол все содержимое, включая три целлофановых пакета с кокаином. Они оказались на самом виду.

— Ох, черт, — прошептал Синклер. Теперь у него затряслись поджилки. Повисла гнетущая тишина. Джон увидел ключик от замка, засыпанный горкой печенья, и радостно схватил его. — Не обижайся, я пошутил. Люблю пошутить! — Джо Синклер оскалил в улыбке мелкие явно искусственный зубы. — А ты ведь поверил, да? Вот, смотри! — Он крутанул барабан своего револьвера. Не выпало ни одного патрона. — Видишь? Вообще не заряжен! Старик с игрушкой! — продолжал Синклер. Глаза испуганно поблескивали. — Мои сыновья не разрешают мне заряжать патроны. Не хотят, чтобы их выживший из ума старый папаша отстрелил себе что-нибудь ценное, понимаешь? Ха-ха!

Ситуация внезапно и радикально переменилась. Джон с изумлением ощутил себя хозяином положения, глядя, как только что грозный Джо Синклер покорно кладет пистолет на тумбочку и умоляюще складывает руки.

— У меня старческое слабоумие, клянусь! Можете кого угодно спросить — все подтвердят! — Он бросил быстрый взгляд на пакетики с кокаином, потом — на Джона, который стоял, не шевельнув ни единым мускулом — Мы вполне можем договориться, правда ведь? Согласитесь, если Дебра загремит за решетку, то потом она будет выглядеть не столь привлекательно.

До Джона только в этот момент дошло, о чем говорит этот мужчина.

— Я не из полиции нравов, — повторил он. Синклер стоял с видом человека, которого одновременно щекочут и бьют по яйцам. Постепенно взгляд его приобрел несколько более осмысленное выражение. — А откуда? По борьбе с наркотиками?

— Нет. Я вообще не полицейский.

Синклер опустил руки. Несколько секунд рот его беззвучно открывался. На лице было написано, как мучительно трудно он собирается с мыслями. Потом протянул руку за револьвером и произнес.

— Хорошо. Согласен. Значит, ты из парней Рио, да? Этот сукин сын все еще надеется перехватить мой бизнес? Никогда! Рио не сможет сделать ни одной дерьмовой ленты, даже если бы сам Сисл Би Демилл восстал из гроба и пошел к нему режиссером! — Выставив узловатый палец в лицо Джону, он выкрикнул: — И ты тоже не такой крутой, чтобы отнять у меня Дебру!

— Я не знаю никого по имени Рио, — ответил Джон. Ключ у него в руках. Он готов идти вниз. Только отчего же ноги ему не повинуются?

Джо Синклер снова погрузился в тяжкое молчание. Тяжелые веки несколько раз мигнули.

— Вот как. Понятно. Теперь мне все ясно. Ты либо частный сыщик, копающий на нее компромат, либо наркоман, промышляющий на дозу. Ну, признавайся! — Но не дал времени для ответа. — Думаю, ты наркоман. Потому что если бы ты был чертовым сыщиком, ты бы придумал, как прикрыть свою задницу. Кстати, Дебра сейчас ни с какими женатыми мужиками не трахается. Точно, ты — наркоман. Видит Бог, на таких, как ты, у нее тоже раньше было чутье! Я должен был тебя сразу раскусить! — Синклер сунул револьвер в кобуру. — Черт побери, наверное у меня действительно маразм начинается.

Джон не стал утруждать себя оспариваем этого предположения. Он направился к двери.

— Куда это ты намылился? — резко кликнул его Синклер.

— Прочь отсюда, — ответил Джон, берясь за ручку двери. — Спущусь вниз, возьму свой велосипед и…

— Ты будешь сидеть здесь, пока не вернется Дебра, — заявил, просияв, Синклер. — Если бы ты был из полиции нравов или из шайки Рио, я бы пристрелил тебя на месте. Скорее всего ты несчастный наркоман, но… Дебра считает тебя своим счастливым талисманом.

— Что?!

— Ты меня слышал. Лаки! — насмешливо выделил старик его имя. Потом покачал головой, переступил через краба, поедающего тунца, открыл холодильник и достал две бутылки пива. Одну из них протянул Джону. — Она сама создает себе сложности, — проговорил Синклер негромко, словно беседуя с самим собой. Сорвав пробку, он сделал солидный глоток. — Она склонна верить в сверхъестественное. Она… можно сказать… весьма духовная девушка. — Обтерев пивную пену с губ, он продолжил:

— В четверг ей позвонили из Лос-Анджелеса с подтверждением на повторную пробу в настоящий фильм. Ты поедешь с ней.

У Джона, просто отвисла челюсть.

— Я… Я не могу…

— Понимаю, у тебя нет денег на такую поездку, панк. Думаю, у тебя за душой и десяти баксов не наскребется. Билеты покупаю я. Вдобавок получишь немного денег, чтобы сводить ее пообедать. Гостиницу тоже заказываю я. Где-нибудь поприличнее. — Прищурившись, он взглянул на Джона. — У тебя найдется костюм с галстуком? — Джон не ответил, и тот с презрением хмыкнул:

— Наркоман несчастный. Ну ладно. Костюм я тоже организую. Какой у тебя размер?

— Я… обычно ношу сороковой… Длинный. Я… — Мысли путались. — В талии — тридцать второй. А длина — тридцать три.

— А воротник? — спросил Синклер.

— Мой… воротник?

— Да! Знаешь, такая штуковина, которую застегивают вокруг шеи! Какого размера воротник, болван?

— Пятнадцатый.

— У тебя будет синий костюм. Ты получишь его здесь в четверг утром. Ровно в девять. И не вздумай прийти в этих идиотских кроссовках! Наденешь черные ботинки, и проверь, чтоб были почищены. Ваш самолет улетает в десять.

— Зачем… Зачем вы это делаете?

— Затем. Затем, что я хочу, чтобы Дебра удачно выступила на прослушивании. Она давно мечтает сняться в настоящем фильме. Мой напарник Сапперстайн долго искал для нее подходящую картину. Конечно, парни из этого кино знать не знают о… скажем, предыдущих опытах Дебры. Она едет на прослушивание под именем Дебби Стоун. — Опрокинув в горло остатки пива, он сунул пустую бутылку в, корзину под раковину. — Если она будет уверена в себе — все будет хорошо. А она будет уверена в себе, если ее парень, которого она считает своим талисманом удачи, будет находиться при ней. Если она получит контракт, возможно, что и я смогу в дальнейшемзаниматься подбором драматических актрис. Все может быть.

— A y нее… у нее есть шанс получить роль?

— Они позвонили второй раз. Это хороший знак. — Старик рыгнул. — Впервые я увидел Дебру Рокс шесть лет назад в Лос-Анджелесе. Она пришла в мой офис. Она танцевала в эротических клубах, подрабатывала чем придется то здесь, то там. Это было еще до ее пластической операции носа. Это я сделал.

— У вас хорошо получилось.

— Я не делал операцию, кретин, — скривился Синклер. — Я платил за нее! Впрочем, главное, что после этого она стала гораздо увереннее себя чувствовать. Жена моя научила ее делать макияж и ухаживать за волосами.

— Ваша жена?

— Да. Они с Деброй примерно ровесницы. — Странное выражение лица Джона не осталось незамеченным. — Моя третья жена, — пояснил он. — Не мать моих сыновей. — Он опять открыл холодильник, нашел морковку и принялся ее грызть. — Дебра очень много работает. Она заслужила хороший фильм. Твое присутствие должно гарантировать, что она его получит. Договорились?

— Договорились, — тихо ответил Джон.

— Хороший мальчик. Теперь слушай меня. — Джо Синклер подошел вплотную. Джон увидел в его глазах глубокий, бесконечный мрак. — У Дебры есть способности. Большие способности. Может, она разбирается в людях не так хорошо, как думает, но я должен тебе кое-что сообщить, а тебе лучше это запомнить. — Его лицо оказалось совсем рядом. — Я на своем веку много перевидал таких, как ты. И вижу тебя насквозь. Тебе плевать на всех, кроме себя. Ну, это я понимаю. Я и сам, может, такой же. Но… Если ты чем-нибудь обидишь Дебру… И если она проронит из-за тебя одну-единственную слезинку… То я разделаю тебя от сих, — ткнул он пальцем в лоб Джону, — и до сих. — Другой рукой Синклер ухватил Джона за яйца. — Понял меня?

— Понял, — ответил Джон.

— Глуп, но не туп, — одобрительно кивнул Синклер, хрумкнул морковкой и повторил:

— Четверг, девять утра. Я пришлю «роллс». Будь здесь. — Джо Синклер вышел в коридор, открыл дверь и вышел на лестничную клетку, даже не оглянувшись.

Глава 13

Комнату заливал золотистый свет предвечернего солнца. Джон подошел к окну эркера и медленно опустился на колени. Он отдавал себе отчет в том, что даже сотню раз повторенная молитва к Пресвятой Деве Марии не утишит бурю, разыгравшуюся в душе. Как он смел вообще проявить такую слабость — появиться в таком месте, оказаться на коленях в жилище порнозвезды? О Господи… Нет, это выше его душевных сил…

Почувствовав за спиной непонятное движение, он, обернулся. Краб решил составить ему компанию. Он приполз на ковер и устроился рядом.

Джон сложил руки, закрыл глаза и подставил лицо солнцу. В молитве он просил наставить его на путь истинный, просил снять невероятную тяжесть с души, успокоить бешено пульсирующую кровь. Ему необходимо выпутаться из этой сети, раскинутой дьяволом.

Щелкнул замок входной двери. Она вернулась домой.

Он резко обернулся, не успев даже сообразить встать с колен, и увидел Дебби — в тех же джинсах и просторном светло-голубом свитере. Она выглядела немного усталой, утомленной, словно не спала как следует несколько ночей подряд. Волосы были влажными — интересно, она принимала ванну или душ? — и убраны в уже знакомый Джону длинный хвост.

Она улыбнулась — словно солнце проглянуло сквозь тучи.

— Я увидела, что записка исчезла, — радостно сообщила она с порога. — Дядюшка Джо не стал бы ее снимать, верно? Я знала, что ты вернешься! Лаки, я так рада тебя видеть! — И только после этого захлопнула дверь.

Джон все еще оставался в той же позе молящегося. Она подбежала, опустилась на колени и поцеловала его в лоб. Прикосновение обожгло кожу. Потом устроилась поудобнее, подставила лицо солнцу и прикоснулась к его руке.

— Я тоже люблю медитировать, — сказала она. — В этом есть кайф. — Закрыв глаза, она начала тихонько мычать.

Я сейчас заору, подумал Джон. Заору так, что стекла вылетят!

— Ты веришь в переселение душ? — внезапно произнесла она и уставилась прямо в лицо своими мягкими серыми глазами.

— Я… — Язык не слушался Джона.

— Я перечитала всю Шерли Маклейн, — продолжала она. — Как-то раз я во сне была египетской царицей и смотрела, как строили пирамиды. Все было совершенно как настоящее. То есть просто потрясающе! Поэтому я начала читать все ее книги. — Она повернулась к нему всем телом и взяла его руки в свои. Золотистый солнечный свет заливал из обоих; тени смешались. — Знаешь, что она говорит? Она говорит, что люди, которые любили друг друга в какой-нибудь из прошлых жизней, обязательно встретятся вновь. Так или иначе, но они должны встретиться. Но бывает, что ты случайно не смог встретить свою любовь, и тогда говорят, что у человека несчастная жизнь. И приходится жить так и надеяться, что в следующей жизни уж наверняка повстречаешь свою родственную душу. Ты веришь в это?

— Нет, — негромко ответил Джон. Он решил, что на такую тему лгать не имеет права.

Глаза ее затуманились разочарованием. Но оно быстро растаяло, как маленькое облачко под ясным солнцем.

— На самом деле я тоже, — призналась Дебби. — Но все равно красиво звучит, правда? — Молчание его она посчитала знаком согласия. — Во всяком случае, свою родственную душу я уже нашла! — Стиснув его ладони, она повторила:

— Я очень рада, что ты вернулся.

— Я не мог иначе, — произнес Джон, не отдавая отчета в своих словах. И спустя некоторое время добавил:

— Ты забрала ключ от велосипеда.

— Угу. Ты решил, что это не самая удачная шутка, да? Ну прости меня!

— Прощаю.

А что ему еще оставалось делать?

Она встала и потянулась:

— Ну и денек выдался! Привет, Единорог! Дядюшка Джо тебя уже покормил? — Она увидела остатки тунца в миске, а потом высыпанное на стол содержимое коробки со сладостями, в том числе пакетики с кокаином. — Это ты?

— Извини, я искал ключ. Не успел собрать.

— Ничего страшного. Я сама. — Она все покидала внутрь, за исключением одного пакетика с белым порошком. Потом повторилась уже знакомая Джону процедура — доставание зеркальца, соломки и лезвия.

Джон быстро встал с пола. Дебби уже сделала две узенькие полоски, вставила в ноздрю соломку и наклонилась, чтобы втянуть в себя порошок.

Но за мгновение до этого Джон успел выхватить у нее соломку. Она уставилась на него в изумлении:

— Эй, ты что…

— Я хочу, чтобы ты так больше не делала, — сказал Джон. Скомкав соломку, он бросил ее в мусорную корзину. — Это гадость… Это грязь… тебе будет плохо.

— Да нет, это очень чистый! — возразила она. — Только вчера купила. — Дебби поднесла зеркальце к носу и втянула в себя одну полоску порошка. Потом облизнула палец, приложила его ко второй полоске и намазала им губы и десны.

Безнадежно, подумал Джон. Он чувствовал себя старой мятой тряпкой.

— Почему ты меня бросил? — Она пристально на него посмотрела. — Там, в «Небесной миле»? Куда ты ушел?

— Я никуда не уходил. Только в туалет отлучился. А когда вернулся, эта трансвест… Я хочу сказать, Большая Джорджия сказала, что тебя нет. — Он боялся посмотреть ей в глаза. — Что ты ушла с тем парнем, с которым танцевала.

— О-о! — Теперь ей все стало ясно. Большая Джорджия кладет глаз на любого мужчину, который оказывается в ее поле зрения. — Этот парень — никто, — сказала она, отгоняя прочь подступающее наркотическое опьянение. — Просто хорошо танцует. — Потом нахмурилась. — Что-то у меня все болит. — Потом быстро сообразила, что Джон понятия не имеет о том, чем она занимается на самом деле, и вывернулась:

— Сегодня пришлось много заниматься в спортзале. Манекенщицам приходится много тренироваться. Сам понимаешь — выступать в спортивных трико и все такое. Я должна развивать гибкость.

Я сейчас сгорю и стану пеплом, подумал Джон.

Дебби подняла краба и отнесла его в ванную комнату, где для него был отведен специальный ящик с песком. Увидев свое отражение в зеркале, она на секунду остановилась. Помада на губах размазана, под глазами — черные круги.

Надо ему все объяснить, подумала она. Я больше не могу ему врать. Некоторое время она пыталась подавить это желание, но оно царапало душу, как острый шип. Что, если он выслушает и сбежит? Нет, он так не сделает. Лаки ведь родственная душа, верно? Поверь этому! А кроме того, какой мужчина в состоянии сбежать от нее, услышав то, что она собирается рассказать ему? Если и существует на земле хоть одни такой мужчина, ей не приходилось до сих пор с таким сталкиваться. Она осторожно провела пальцем по губам. Губы били на ощупь слегка распухшими.

Да. Сейчас или никогда.

Она направилась в спальню и открыла шкаф. Чтобы добраться до верхней полки, пришлось встать на цыпочки. Тело слушалось ее не больше, чем старая изжеванная перчатка. Нащупав фотоальбом в кожаном коричневом переплете, она достала его и вернулась к Лаки.

Он сидел в кресле лицом к окну, обхватив голову руками. Похоже, что у него тоже выдался тяжелый день. Она подошла сзади и прикоснулась рукой к плечу. Он вздрогнул от неожиданности:

— Я не слышал, как ты вошла.

— Ты очень напряжен. Плечи зажаты. У тебя стресс?

— Пожалуй. — Прежде всего из-за Джо Синклера. Ее сильные пальцы начали массировать шейные мышцы. Он закрыл глаза и попытался расслабиться.

— Я должна тебе кое-что сказать, — после долгой паузы проговорила Дебби. Пальцы уверенно и неторопливо продолжали разминать плечи. — Я актриса. Если помнишь, я тебе об этом уже говорила. — Он кивнул. — Так вот. У меня еще есть псевдоним. Понимаешь? Актерское имя.

Он открыл глаза, но не поднял головы.

— Дебра. — Она помолчала. Прошло секунд пять. — Рокс, — добавила она, словно спохватившись. — Улавливаешь? Дебби Стоун — Дебра Рокс.

— Улавливаю, — тихо сказал Джон.

— Это я сама себе такое придумала, — продолжала она. Пальцы ее продолжали свое дело, но плечам Джона в этот момент стало все равно. — Ты… такое имя… Никогда не слышал?

— Нет, — ответил Джон. Сердце сжало, словно клещами. Она громко выдохнула, не сумев скрыть облегчения.

Она положила ему на колени фотоальбом, развернулась и ушла в кухню. Он слышал, как она достает бокал, открывает холодильник и наливает вино.

Он смотрел на кожаную обложку как на страшную дверь, за которой должны прятаться монстры.

Влажными от пота пальцами он открыл альбом.

На первой странице под тонким слоем пластика помещалась фотография киноафиши — размером с обычную почтовую карточку.

Фильм назывался «Бродячие артистки»; плакат изображал страстно целующихся мужчин и женщин на фоне залитой неоновыми огнями празднично украшенной карнавальной площади. И ниже, в строчку:

В главных ролях Тауни Вест, Дебра Рокс, Синда Фанн.

Джон перевернул страницу.

Следующий факсимильный плакат. Афиша фильма «Теснейшие контакты».

В главных ролях Пола Энджел, Хитер Скотт и Дебра Рокс.

Дальше.

«Горячие и страстные».

В главных ролях Шери Дэйн и Джина Алварадо.

Специально приглашенная звезда — Дебра Рокс.

Следующий разворот.

«Чернейшая Африка».

В ролях Дебра Рокс и Блэк Венус.

О Боже, вздохнул Джон. Было такое ощущение, что воздух сгустился и становится нечем дышать.

Дальше была афиша «Суперплута».

В главных ролях Шери Дэйн, Дебра Рокс и Изи Бризи.

Ни на одном из плакатов не было даже и намека на какие-нибудь сексуальные акты, но и сами позы и манящие взоры, и припухлости красных губ смотрелись невероятно соблазнительно. Женские тела были холеными, загорелыми, лица и прически — совершенными. Но во всем, что они изображали, просматривалось нечто механическое, словно они смотрели не в камеру, а на свои собственные зеркальные отражения, и зрелище это их просто завораживало. Даже лицо Дебры Рокс сохраняло ту же самую странную пустоту, полное отсутствие какой бы то ни было чувственности.

Следующая страничка — «Лисички-сестрички».

В ролях Рэйвен Ксавьера и Дебра Рокс.

Сердце словно споткнулось. Дебра Рокс — Дебби Стоун — вошла в комнату и остановилась около кресла. Он боялся взглянуть на нее. И продолжал перелистывать страницы альбома. «Она хочет», «Золото Акапулько», «Сладкая, страстная, милая», «Любительницы серфинга из Калифорнии»…

— Ты… Ты, должно быть, очень устала, — проскрипел Джон пересохшим горлом.

— Я занимаюсь этим не более чем с тремя парнями одновременно, — произнесла она спокойно, словно восстанавливала в памяти условия трудового контракта. — Не занимаюсь садомазохизмом. Скотоложеством. Групповухой. «Золотыми струйками». «Шоколадным цехом». Не стану делать клизмы, не стану втроем с бисексуалами или втроем с телевизором. Кроме того, предпочитаю сама определять место. Никаких грязных гаражей и лесов.

Он добрался до последнего плаката. Двадцать пятого или тридцатого по счету. Фильм назывался «Животная страсть».

— Это самый последний. Только выходит в прокат.

Он закрыл альбом и некоторое время сидел, не в силах вымолвить ни слова.

Ее руки — о Господи, где только не побывали эти прекрасные руки! — осторожно сняли альбом у него с колен. Он услышал, как она пошла в спальню.

Услышал, как открылась и закрылась дверца шкафа. Он чувствовал себя безжизненной куклой, марионеткой, у которой оборвали струны.

— Что ты предпочитаешь на ужин? — через некоторое время послышался ее голос. Голос звучал ровно, может, с едва уловимым напряжением. — Ветчину или индейку?

Он встал. Самое время и ему развеять некоторые, недоразумения.

Но когда повернулся к ней, то увидел не актрису порнофильмов, не секс-королеву, а простую девушку, которая продает иллюзии поддельной похоти ничтожным незнакомцам — чтобы выжить. Может, ему хотелось ее так видеть, и вполне было возможно повернуться к ней спиной раз и навсегда, чтобы снова ухватиться за свою собственную лестницу в небо и продолжать мучительный путь от подножия к вечному блаженству. Может, и так… Но он не смог. Перед ним стояла Дебби Стоун — с печатью усталости на лице и гривой волос, бесхитростно убранных в конский хвост. И со страхом в глазах.

— Ты же останешься поужинать, правда. Лаки? — спросила она.

Я тебя люблю, мысленно произнес он. О Боже… Я тебя люблю.

— Ветчину. Очень даже неплохо. — Она быстро повернулась и вынула из холодильника замороженные продукты.

— Кое-кто мог бы очень неплохо на этом заработать, — заговорила она, когда они уже сидели за кухонным столом и ужинали. Она зажгла свечи. Воздух наполнился запахами ванили. — Сам понимаешь. На том, что я тебе показала и рассказала. — Лаки с тех пор, как все это обнаружил, не произнес и десятка слов. Она не была уверена, весь ли он в данный момент с ней, но большая его часть присутствовала безусловно. — Видишь ли… Это работа. Как любая другая.

Только. — Она передернула плечами. — Я не так уж много чего умею делать. — Отрезав кусочек мяса, она тщательно прожевала, а потом продолжила:

— Кстати, о «Небесной миле». Она становится несколько чокнутой, как только ощущает на себе луч софитов.

— Она? — Лаки поднял голову от безвкусной ветчины. — Кто?

— Дебра Рокс. Мое актерское «я». Понимаешь, иногда у меня появляется такое чувство, что я способна ее включать и выключать. Будто у меня в мозгах есть какой-то переключатель. Когда режиссер командует «начали!», ты должен быть готов к действию немедленно, потому что время — деньги и… ну… — Еще одно пожатие плечами. — Я же звезда.

— Как ты попала… — Он приостановился, пытаясь изменить интонацию так, чтобы вопрос не прозвучал как обвинение. — Как ты попала на съемки?

— Прежде всего, я люблю секс. Разумеется не по двадцать раз в сутки, как ты мог бы подумать. Но ничего страшного. Мне бы это больше понравилось. Ага?

Он не смог подавить мимолетной улыбки.

— Замечательно! Улыбка тебе очень к лицу! — Она присмотрелась к нему в профиль. — У тебя красивая мочка.

— Прошу прощения?

— Красивые мочки ушей. Очень сексуальные. Тебе нужно проколоть ухо. Могу сделать, если захочешь.

— Нет, пожалуй, не стоит. — Пожалуй, это единственное, чего еще не хватает увидеть монсеньеру.

— Как я попала на съемки, спрашиваешь? — вспомнила Дебби. — Думаю, мне всегда нравилось быть в центре внимания. Просто тащилась от этого. Привыкла быть в главных. Средняя школа в Дериддере. Когда мне удалось от нее избавиться, я поняла, насколько все вокруг глухо. Особенно парни. Я понимала, что фигурка у меня неплохая. Хотя мордашка не очень.

— Ну, с этим я не согласен, — вставил Джон — По-моему, ты очень красивая.

— Пластическая операция. Я поменяла форму носа. Плюс к тому я носила короткие волосы и не умела делать прическу. Плюс остатки детского жирка. Но тело все-таки было вполне. Человек, жаждущий внимания так, как я, совершает дурацкие поступки. — Она потыкала вилкой в свою ветчину, но есть не стала. — В семнадцать лет я вышла замуж. У меня были две неудачные беременности. — Дебби немного помолчала. — Он меня избивал. Сломал мне нос и три ребра. Этот ублюдок был водителем-дальнобойщиком. Как-то под Рождество он отправился в рейс. Перед этим здорово выпил плюс кокаину нанюхался. И где-то на трассе проломил разделительный барьер. Одним дальнобойщиком стало меньше. И после этого я вдруг оказалась «плохой девчонкой».

— А что твои родители?

— Я жила с мамой и бабушкой. Отца я в глаза не видела, а мать… хм, мать, судя по всему, тоже очень любила знаки внимания. Она и сейчас там живет. Постарела, наверное. Я ездила домой на похороны бабушки, но меня никто не узнал. Я пробыла там один день. — Дебби сдвинула на край стола мисочки из жесткой фольги. — Я любила бабушку. Она была доброй. Она всегда говорила: «Дебби, лучше бы ты перестала читать эти киножурналы! Если мечтаешь смыться в Калифорнию, то даже не заикайся об этом!» Но… Мне всегда казалось, что Калифорния — это то место, где очень легко стать любимой. Понимаешь? В Калифорнии все всегда улыбаются, красиво одеты и выглядят так, словно у каждого туча денег и туча друзей. — Она отхлебнула глоток вина. — Я ошиблась.

— Не каждому дано стать звездой, — заметил Джон. Дебби рассмеялась. Но смех был горьким.

— Попробуй сказать такое девятнадцатилетней девчонке из Луизианы, которая вышла на автобусную остановку с десятью долларами в кармане! Дело в том… Я — звезда! — резко, словно убеждая самое себя, произнесла Дебби. Потом глаза ее опять затуманились. — Я умела танцевать. А вот петь совершенно не умела. И выглядела совершенно по-деревенски. Понимаешь? Клянусь Богом, мне прошлось буквально зубами вырывать самые малюсенькие роли. Но потом… входить в экстаз — это так возбуждающе! Да еще получать за это деньги. Не очень большие, но это дело времени… — Она покачала головой. — Это — сумасшедший мир.

— Ты помогала деньгами матери?

— Еще чего! — фыркнула Дебби. — Она бы их все на пьянку спустила! И уж не на белое «Галло», уверяю тебя! Она предпочитает дешевое виски. — Дебби посмотрела ему в глаза: Джон увидел в ее глазах боль. От чего бы это? — Как ты думаешь, сколько мне лет?

Он призадумался и покачал головой, отказываясь определить.

— Двадцать шесть. Через месяц исполнится двадцать семь. Много для этого бизнеса. Более молодые садятся в другие автобусы. Ежедневно. Их начинают снимать в восемнадцать. Все эти девчонки такие же, как я. К тому времени, когда начинаешь трахаться перед камерой, тебе уже ничего не страшно. — Она поиграла бокалом. — Порой я чувствую себя действительно старой. Старой в душе. Ты стареешь, набираешь лишний вес. Тебе выбирают в напарники всякую дрянь, и съемки становятся в тягость. Вот почему я так хочу получить эту роль, для которой меня вызывают в Лос-Анджелес в четверг. Я должна ее получить, — решительно заявила она, сверкнув глазами.

— Джо Синклер рассказал мне о прослушивании, — признался Джон. — И заодно рассказал… о том, чем ты занимаешься.

Фраза подействовала на нее как удар хлыста.

— Хочешь сказать, ты до этого уже узнал про меня? Дядя Джо тебе все рассказал?

— Да. Не вдаваясь в детали. В основном — что это прослушивание имеет для тебя огромное значение.

Она не знала, сердиться на него за то, что солгал, будто не знает о существовании Дебры Рокс и тем самым вынудил ее вывернуться наизнанку, или благодарить, потому что дал возможность самой рассказать об этом. Поколебавшись, она склонилась к второму.

— Стало быть, ты едешь со мной в Лос-Анджелес? Принести мне удачу?

— Я поеду с тобой. Насчет удачи сказать ничего не могу.

— Отлично! — всплеснула она руками. — Если ты будешь со мной, я обязательно получу роль! Я уверена!

Так он и предполагал. Все ясно. Все к этому и шло. Дебби решила, что он приносит ей удачу, и его присутствие каким-то образом должно придать ей дополнительную уверенность в получении роли в, нормальном художественном фильме.

— Не хочешь принять ванну? — спросила она.

— Э-э… — Шестеренки в мозгу опять заело. — Э-э… Не уверен…

— У меня замечательная просторная ванна. Вставай, пойдем покажу. — Дебби, не выпуская его руки, поднялась из-за, стола. Слегка посопротивлявшись, скорее для виду, Джон последовал за ней.

Ванна оказалась старинной, белой, потрескавшейся на днище. Дебби включила горячую воду и плеснула специальной жидкости для пены. В помещении поплыли уже знакомые ему ароматы корицы. Сильный напор взбивал высокую белоснежную пену. Она помяла его напрягшиеся плечи.

— Ты полон каких-то предрассудков, — заметила она. — Давай залезай и расслабься. Хорошая ванна творит чудеса, не пожалеешь.

— Пожалуй, нет, — сказал он, глядя, как быстро наполняется ванна. Он не мог припомнить, когда последний раз расслаблялся в настоящей ванне. В его собственном жилище был только стоячий душ. Дебби сунула руку в воду и взбила пену.

— Пойду пока помою бокалы, — сказала она. — А ты раздевайся и ложись. — Чмокнув в щеку, она ласково провела пальцами по подбородку и оставила его одного, прикрыв за собой дверь. Одного, да, если не считать Единорога. Краб сидел в углу, в коробке из-под стирального порошка, наполненной песком.

Джон вздохнул с облегчением. Она захотела, чтобы он принял ванну один. Что ж, может, это действительно неплохая идея. Хотя и ее прикосновения, и мысль о том, чтобы принять ванну в ее доме, опять вызвали нестерпимую ломоту и пульсацию в паху. Аромат сводил с ума; глубоко в душе он страстно? мечтал окунуться в ее запахи. Лицо повлажнело от пара. Он стянул свитер. Прекрати! — одернул он себя. Начал расстегивать рубашку. Нет! Не смен! Снял рубашку. Густая высокая пена на поверхности воды искрилась и переливалась на свету. Он расстегнул пояс и понял, что в этот момент переступает черту.

Он медленно опустился в ванну, поморщившись, когда мошонка пришла в соприкосновение с горячей жидкостью. Потом вытянулся, оперся затылком на фаянсовый подголовник и расслабился, наслаждаясь влажным ароматом корицы.

Спустя некоторое время дверь отворилась и на пороге появилась она — абсолютно голая.

Он резко сел, расплескав воду. Дебби распустила волосы, и они густыми волнами покрывали ее грудь и плечи. Ее с ног до головы загорелое тело было просто великолепным. В одной руке она держала опасную бритву, в другой — крем для бритья.

— Я хочу тебя побрить, — сказала она.

— Нет!.. — вскрикнул он. — Ради Бога, не надо!

— Тебе пора побриться, — несколько опешив, повторила Дебби. — Когда я тебя целую, то чувствую твою щетину.

— А? О-о… Побриться… — Проведя рукой по подбородку, он действительно ощутил заметную колкость. Должно быть, нынче утром он забыл побриться. Расписание его обычных дел пошло прахом, и привычки — тоже.

— Ты сумасшедший, — нежно сказала Дебби и, глядя ему в глаза, забралась в ванну.

Глава 14

Она погрузилась в воду и стиснула его с обеих сторон гладкими бедрами.

— Я тебя не съем, — сообщила она, потому что Джон всем своим видом показывал, что готов взлететь под потолок и повиснуть на стенке, как кошка на дереве. — Стесняешься меня, что ли? — Она встряхнула стаканчик с кремом и плеснула немного на раскрытую ладонь. — Действует очень освежающе. — Нежными, внимательными движениями она принялась втирать ему крем в кожу лица и шеи. — Не бойся, — сказала она, потому что он опять дернулся. — Я работала парикмахершей. Кроме шуток. Одна из профессий, которые я освоила в Лос-Анджелесе. — Она слегка подалась вперед, с бритвой наготове. Ее груди притронулись к волосам на его груди.

Она плотнее прижалась к нему, но он боялся пошевельнуться, потому что в этот момент острая бритва начала неторопливо и уверенно снимать щетину с левой щеки.

— Ты женат, Лаки? — спросила она, обрабатывая его верхнюю губу.

— Нет, — осторожно произнес он.

— Есть подружка?

— Нет. — Он поймал ее странный взгляд и решил поправиться: — Ну, то есть… Была. Я хочу сказать, нам скорее всего придется расстаться.

— Так я и думала. У тебя должна быть подружка. Если ты не голубой и не бисексуал, и я знаю наверняка, что ты не кастрат, то значит, у тебя есть подружка. — Сосредоточившись на подбородке, она слегка подвинулась, устраиваясь поудобнее. Тело было скользким от пены. — Хорошенькая?

— Кто?

— Твоя подружка. Слушай, у тебя явно проблемы с вниманием. Впрочем, сиди спокойно.

Он старался, как мог. Лезвие скользило по горлу, как легкое перышко.

— Да, — сказал Джон. — Очень.

— А как она выглядит?

— Она… Чем-то похожа на тебя.

Лезвие замерло.

— Ты просто прелесть, — сказала Дебби, глядя ему в глаза. — Господи, ну почему ты не встретился мне раньше?

— Полагаю… Мы вращаемся в разных кругах.

Теми же плавными, медленными движениями она начала брить правую щеку.

— Ну что ж, и все-таки встретились. Лучше позже, чем никогда, верно? Согласен?

Он постарался сосредоточиться на ее глазах и не обращать внимания на жар влажных грудей, прижимающихся к его телу, и на плотно обхватившие его бедра. В глубине ее глаз по-прежнему горело пламя, но оно было маленьким, мирным. Дебра Рокс спала.

Дебби закончила бритье и сполоснула лезвие. Потом отложила бритву в сторону и обеими руками обвила Джона за шею.

— Можешь трахнуть меня прямо сейчас, — негромко сказала она.

— Пожалуйста… Не употребляй это слово.

— Какое слово? — чуть нахмурила брови Дебби.

— Сама знаешь. Это слово.

— А-а! Ты имеешь в виду — тра… — Он прикоснулся пальцами к ее губам. Она их поцеловала. — Хорошо, как вам будет угодно, мистер Скромность. — Рука ее скользнула вниз, под воду. И застыла там.

Она медленно несколько раз моргнула и уставилась на него, широко раскрыв глаза.

— Ты не можешь мне объяснить, почему ты до сих пор в трусах?

— Кажется, купание закончено, — заявил Джон, с усилием высвобождаясь из ее объятий и ступая на пол. Вода потоком текла с длинных мужских трусов. Он схватил полотенце и обмотался им вокруг талии.

— Погоди минутку. — Она подняла палец и начала водить им воздухе, словно формулируя вопрос, который постоянно ускользал от нее. — Тебя я не устраиваю?

— Нет, просто… — Думай быстрее, кретин! — Я тебе уже говорил, мы еще окончательно не расстались с моей подружкой.

— Погоди, погоди! Хочешь сказать, что не собираешься трах… не хочешь быть со мной из-за твоей подружки?

— Совершенно верно. — Подхватив джинсы, он торопливо влез в них, не обращая внимания на мокрые трусы. И изо всех сил старался отвести глаза от ее тела.

Дебби расхохоталась и звучно шлепнула по воде ладонью:

— Ну ты даешь! Я подаю тебе на блюдечке то, ради чего тысячи парней готовы помереть на месте, а ты говоришь «нет»! Слушай, я была права! Ты просто из другого мира!

— Я не тысячи парней, — тихо сказал он, застегивая рубашку. — Я — это я.

— Кажется, ты говорил, что я очень красивая.

— Так оно и есть. Но… — Он уже натягивал свитер. — Это нехорошо.

— Кто сказал? — с едва заметной едкостью полюбопытствовала Дебби.

— Когда ты сегодня вернулась после… хм, после работы, то сказала, что неважно себя чувствуешь, у тебя все болит. Значит, единственная причина, из-за которой ты хочешь, чтобы я занялся с тобой любовью, — твое опасение, что в ином случае я могу не прийти в четверг и не поехать с тобой. — Ее лицо напряглось, словно он затронул больной нерв. — Я сказал, — что поеду с тобой в Лос-Анджелес, значит, поеду. Можешь на меня положиться.

Некоторое время она молчала, потом тоже вылезла из ванны. Джон протянул ей полотенце. Она обернулась им с такой грациозностью, словно это тоже было предметом сексуального облачения.

— Извини, — негромко сказала она. — Дебра чуть не проснулась. — Он присел на край ванны, натягивая носки и обуваясь. Разглядывая его, она продолжила:

— Никогда не встречала никого даже отдаленно на тебя похожего. Ты знаешь, чего я хочу. А чего хочешь ты?

Простой этот вопрос ударил по мозгам Джону почище бейсбольной биты.

— Не знаю, — признался он. И это тоже было правдой. Завязывая шнурки, он сказал:

— Пожалуй, мне лучше идти. Спасибо за ужин. И за бритье тоже. — И провел пальцами по гладкому подбородку.

Дебби прошла за ним в гостиную.

— Послушай… Ты не мог бы как минимум оставить мне свой телефон, а? Ну… На всякий случай… Вдруг мне захочется позвонить?

Джон заколебался. Разумеется, у него был свой личный телефон, но проблема была в другом. Если Дебби услышит его, не видя лица, не вспомнит ли она голос священника, который беседовал с ней на исповеди?

— Мне приходится много ездить, — запинаясь, произнес он. — Меня трудно застать дома.

— Ну что ж. — Снова эта искорка боли или обиды в глазах. Она не привыкла, чтобы мужчины ей в чем-то отказывали. Это задело ее до глубины души. — Тогда возьми мой. Можешь звонить в любое время, когда… когда будет нужда. — Она прошла к секретеру, выдвинула ящик и достала из него маленькую картонную карточку, на которой значилось просто — Д. Стоун, и телефонный номер. Он спрятал карточку в карман джинсов. И направился к двери. Она поймала его за руку.

— Лаки! Я тебе… хоть чуть-чуть нравлюсь, а?

Джон посмотрел ей, в лицо — в это прекрасное лицо с такими большими дымчато-серыми глазами, и подумал: ты просто не понимаешь.

— Ты очень мне нравишься, — ответил он. Она улыбнулась и позволила ему уйти.

На половине пути вниз он сообразил проверить, на месте ли ключ от велосипедной цепи. На этот раз он находился там, где и должен был. Спустившись в холл, он отомкнул замок, а цепь намотал на руль велосипеда. Потом вывел двухколесную машину на темную улицу, сел в седло — мокрое нижнее белье не сулило особого удовольствия от это прогулки — и начал крутить педали в сторону Вальехо-стрит.

Помятый «фольксваген»-фургон, притулившийся у тротуара через несколько домов, неторопливо тронулся следом.

На город с залива натаскивало полосы тумана. Джон в это время поднялся на холм, откуда были видны расплывающиеся в тумане огни моста «Золотые ворота», и покатил вниз, не сильно нажимая на педали. Теперь его беспокоила одна мысль: как в четверг на целый день исчезнуть из церкви?

Мимо в опасной близости промчался фургон; Джон от неожиданности резко вильнул в сторону, и выскочил на тротуар между двух стоящих автомобилей.

— Осторожней! — крикнул он вслед машине, уже исчезнувшей за углом.

Пьяница за рулем, подумал он. Машина пронеслась в считанных сантиметрах! Дальше он поехал по тротуару — мимо разноцветных домов викторианского стиля. Спустя некоторое время опять вырулил на проезжую часть.

Фургон, скрывшись за углом, развернулся и, как только Джон двинулся дальше в южном направлении, последовал за ним.

Монсеньер Макдауэлл просто с ума сойдет, если каким-то образом узнает о том, что случилось этим вечером, думал Джон. Точнее сказать — что едва не случилось. Ладно, монсеньеру и без этого вполне хватит, чтобы сойти с ума. Он лавировал между крышками канализационных люков. Дороги в этом районе города были не в самом лучшем состоянии; вдобавок на витиеватых столбах горели далеко не все фонари. По мостовой тянулись полосы тумана, как дыхание призраков. Он почувствовал жар в затылке.

Резко повернув голову, он увидел, что тот самый фургон несется прямо на него.

С воплем он резко вывернул руль вправо и едва не врезался в борт стоящей у тротуара «тойоты». Фургон проскользнул рядом в считанных дюймах. Джон вылетел на тротуар, при этом переднее колесо стукнулось о бордюр так, что клацнули зубы, и затормозил, едва не уткнувшись головой в тяжелую чугунную ограду.

Фургон промчался примерно двадцать ярдов. Затем вспыхнули рубиновые огни стоп-сигналов и взвизгнули тормоза. Машина замерла посреди улицы.

Джон чувствовал, как гулко колотится сердце; волосы на загривке поднялись дыбом, словно наэлектризованные. Опять этот фургон. Его водитель либо пьян, либо не в своем уме. В любом случае лучше убраться поскорее. Увидев прямо перед собой темную щель узкого переулка, Джон направил велосипед туда.

В темноте фургона Трэвис воткнул три патрона в магазин «кольта» и со щелчком провернул цилиндр. Потом положил оружие рядом с собой на грязное, с потеками, сиденье и погнал дальше. У ближайшего поворота он резко свернул направо и прибавил скорость.

Джон выскочил из проулка и сразу услышал шум двигателя, а затем увидел и сам фургон, появившийся из-за угла.

О Боже, ужаснулся Джон. Не покидая тротуара, он быстро развернулся и приналег на педали Быстрее, Еще быстрее.

Колеса фургона прогрохотали по выступающим крышкам люка, потом зашуршали на ровном асфальте. Мотор ревел, фыркал и кашлял, как голодный, исходящий слюной и злобой хищник.

Джон яростно крутил педали, он весь подался вперед и почти лег грудью на руль. Широко распахнутые глаза блестели. Он внезапно понял, что находится слишком далеко от дома.

Фургон почти поравнялся с ним. В кабине сверкнула вспышка Послышался негромкий хлопок.

Джону показалось, что над ухом зазвенела оса; в воздухе запахло раскаленным металлом. Волосы встали дыбом. Впереди со звоном разлетелось стекло витрины. Спустя три секунды он понял, что по нему стреляли Не исключено, что он намочил штаны; трудно было судить об этом наверняка, потому что джинсы и так были мокрыми, но мочевой пузырь явно сжался в непроизвольном спазме. Показался очередной узенький проулок; не раздумывая, он на полной скорости направил велосипед туда. Заднее колесо занесло. Уже влетев в тесное темное пространство, он услышал еще один выстрел. Пуля с визгом отрикошетила от краснокирпичных стен.

Джон выскочил у противоположного конца проулка, свернул вправо и быстро пересек улицу. Лицо было покрыто холодным потом. Господи, в изумлении подумал Джон, кому могло понадобиться убивать меня?

Послышался рокот мотора. Фургон выскочил из-за угла и в полосах низко стелющегося тумана помчался ему навстречу.

Нога Джона слетела с педали. Он потерял контроль над велосипедом и лихорадочно завилял, пытаясь нащупать опору. На пути оказалось скопление мусорных баков. Их зачем-то собрали вокруг уличного фонаря с перегоревшей лампой. В следующее мгновение он уже летел головой вперед — прямо в объятия этих здоровенных железок.

Трэвис сбросил газ, поднял «кольт» и для дополнительной опоры положил руку на край опущенного окна водительской дверцы. Ствол сверкнул стальной синевой. Он хорошо видел мужчину — этого сукина сына, дьявола, вознамерившегося отнять у него его суженую. Тот как раз пытался встать с четверенек и дотянуться до своего велосипеда. Велосипедист обернулся, и Трэвис расплылся в улыбке. Ему все было отлично видно. Он прицелился точно промеж глаз.

И нажал спусковой крючок.

Переднее левое колесо фургона наскочило на люк.

Джон увидел вспышку выстрела. И громкий звон от удара металла о металл. От столба, чуть повыше головы, прямо перед глазами, брызнули искры.

Фургон промчался не больше пятнадцати ярдов, когда снова взвизгнули тормоза. Машина остановилась. Трэвис выругался и полез в патронташ за дополнительными патронами.

Джон прыгнул в седло и что было сил погнал вниз по холму — в противоположном от фургона направлении.

Трэвис вогнал дополнительный патрон и взглянул в зеркальце заднего вида. Выставив «кольт» наружу, он прицелился в спину велосипедисту по отражению в зеркале. Но через долю секунды велосипедист оказался немного ниже, и его поглотила пелена тумана. Трэвис ударил кулаком по рулю и только начал подавать назад, как увидел за спиной другой автомобиль. Трэвис сунул руку с пистолетом в кабину. Другой водитель затормозил и надавил на клаксон.

Сначала Трэвис решил вылезти и пристрелить его, но потом передумал. Напрасное дело. Все равно уже в отдалении слышатся завывания сирен. Вероятно, хозяин той разбитой витрины вызвал полицию. Если этот дьявол появится снова, он будет огорчен до невозможности, как говорят в Оклахоме. Трэвис выставил в окно кулак с оскорбительным жестом, адресуясь к тому водителю, вдавил педаль газа и рванул вперед. На ближайшем перекрестке он свернул налево, на следующем углу еще раз и помчался от греха подальше.

Глава 15

— Ты перестал принимать витамины, — жестко заявил монсеньер. — Судя по внешнему виду, твоему организму не хватает железа.

— Нет, сэр, — ответил Джон. — Я в поганом порядке.

— Я чувствую, когда кому-нибудь не хватает железа. — Макдауэлл выдвинул ящик письменного стола и извлек на свет флакон с таблетками «Айрон плюс». — Держи. Я сам постоянно их принимаю. Человек, достигший определенного возраста, нуждается в дополнительном количестве железа.

— Да, сэр, — согласился Джон и опустил флакон в карман.

— Отлично. Теперь вернемся к нашим делам. — Макдауэлл раскрыл большую книгу-календарь. Как ты знаешь, мы с отцом Стаффордом отправляемся на католический съезд в Сан-Диего. Мы уезжаем в субботу утром и думаем вернуться в среду.

— Я думал… — заморгал Джон, — что тоже вхожу в число делегатов. — Нет, я решил взять с собой только отца Стаффорда Мне кажется, тебя не очень интересует политика, не так ли? — Тонкие брови встали домиком.

— Да, сэр, это верно, — вынужден был согласиться Джон. От пережитого этой ночью его все еще колотило, а поспать толком удалось опять не более трех часов. — Хорошо Таким образом, ты остаешься на хозяйстве, так сказать. Надеюсь, не подведешь Джон кивнул, едва различая слова «Остаться на хозяйстве» означало постоянно находиться в офисе, вести консультации, принимать исповеди и вообще быть в пределах досягаемости в любой час дня и ночи — на тот случаи, если что-то произойдет. А еще это означало, что от субботы до среды он будет не в состоянии увидеться с Дебби.

Рука Господа наконец-то направляет его на путь истинный и возвращает к реальности.

— Ты не кивай, а скажи «да», — настойчиво произнес Макдауэлл.

— Да, сэр, — ответил Джон.

— Очень хорошо. Держи это. — Он передал Джону список планируемых дел и встреч на период между субботой и средой. Все это были события невысокого ранга, но тем не менее требовавшие присутствия католического священника. — Дополнительную информацию сообщу в четверг. Жду тебя в десять утра.

— Да, сэр — Он встал, и в этот момент его словно ударило. — В десять утра? В этот четверг?

— Есть проблемы?

Ему показалось, что закружились стены. Пришлось ухватиться за край массивного черного письменного стола монсеньера.

— Нет, — наконец выдавил он. — Нет, никаких проблем.

— Ну и хорошо. Желаю приятного дня. Каким-то образом Джон выбрался из кабинета, добрался до своих апартаментов и принял таблетку железа Целый день он провел в церкви — в чтении, штудировании и усердных молитвах. Он ни разу не взглянул на большой красный «X», хотя и не забывал о нем ни на минуту. Ему хотелось заполнить сознание чистой святостью, потому что оно имело явную склонность раздваиваться: одна часть была занята воспоминаниями о Дебби, бреющей его в ванне, полной ароматной пены, и прижимающейся к нему полными грудями, другая — о ночной стрельбе.

Оказавшись дома, он с трудом удержался от того, чтобы позвонить в полицию. Просто могли возникнуть определенного рода сложности. Полиция приехала бы побеседовать с ним, монсеньер бы это наверняка обнаружил и захотел бы узнать, в честь чего ему вздумалось гонять на велосипеде по ночным улицам. Сложностей лучше избегать.

Стрелявший в него был, безусловно, либо психопатом, либо перегрузившимся наркотиками. И встреча была, конечно же, чистой случайностью. Джон остался жив, хотя первая пуля прошла настолько близко, что дома, раздеваясь, он обнаружил на свитере осколки стекла разбитой витрины. Впрочем, хватит об этом.

В среду после обеда, когда все дела и занятия закончились, он снял свой белый воротник, переоделся в обычную одежду и вывел велосипед на улицу. Навстречу шел церковный служка по имени Гарсия. Пришлось наклониться и сделать вид, что нужно исправить мелкую неполадку, но тот все равно узнал Джона и поздоровался, проходя мимо. Убедившись, что Гарсия больше не смотрит в его сторону, Джон сел в седло и покатил по улице.

Он не собирался навещать Дебби Может быть, и не собирался. Но в таком случае колеса сами привезли его к ее дому. «Фиата» на стоянке не было. Он проехал мимо магазина Джиро, в течение часа покатался по извилистым улочкам, после чего вернулся обратно. «Фиат» не появился. Рабочий день, подумал он. Почувствовав спазм в сердце, он направился восвояси.

В четверг он проснулся в шесть утра и лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к тиканью будильника.

Монсеньер Макдауэлл будет ждать его в своем кабинете в десять утра. В это же время он должен быть на борту самолета, направляющегося в Лос-Анджелес. Он, талисман удачи для порнозвезды, которая рассчитывает, что сегодня произойдет коренной перелом в ее жизни. Он встал с постели, принял витамины и пошел принимать душ. Ледяные струи подействовали освежающе. После душа он принялся чистить свои черные туфли.

Часы тикали как ни в чем не бывало. Без четверти восемь он, в джинсах, рубашке и свитере, уже вывел велосипед на улицу. Если ехать с нормальной скоростью, путь до дома Дебби займет минут пятнадцать — восемнадцать. Но он хотел выехать заранее, до тех пор, пока Дэррил и монсеньер не появятся в своих кабинетах.

Пристегнув велосипед цепью к перилам, он поднялся вверх по лестнице.

Дебби открыла дверь. Джон обратил внимание на следы белого порошка вокруг ноздрей.

— Лаки! — беззвучно выдохнула она и крепко обняла. Он почувствовал, что ее просто колотит. Потом, изо всех сил вцепившись в его руку, втащила в квартиру и захлопнула за собой дверь.

— Как хорошо, что ты пришел пораньше, — проговорила она, все еще не выпуская его руки. — Поможешь мне успокоиться и собраться. Хочешь кофе? Ни черта не могу приготовить, из рук все валится, но паршивый кофе — пожалуйста. Черный. Ты любишь черный?

— Да, конечно. Очень хорошо.

Она налила кофе. При этом ее руки так тряслись, что чашка звенела и едва не упала с блюдца.

— Немного нервничаю, — извиняющимся голосом произнесла она — Я тебя не облила? — Он отрицательно покачал головой. — Дядя Джо сказал, что привезет тебе костюм. Он сказал, что вы с ним нашли, как это он выразился?.. общий язык.

— Да, кажется, мы поняли друг друга, — подтвердил Джон. Дебби проглотила кофе, вскочила, достала из буфета флакон с таблетками, кинула парочку в рот и продолжала вести себя как теннисный шарик, гоняемый двумя ракетками. Убежала в спальню, через пару секунд появилась, уже без белого халата; одна нога в чулке, другая — голая, груди полностью обнажены.

— Слушай, у меня хриплый голос? — спросила она. — Мне кажется, я хриплю. О Боже, если я подхватила простуду — я умру!

— У тебя отличный голос, — заверил ее Джон, старательно отводя глаза от ее бюста.

Она начала надевать черный лифчик, но никак не могла справиться с застежками.

— Который час? Лаки, который час?

— Восемь двадцать шесть.

— Черт побери, не застегивается, мать его! — У нее перехватило горло, — Не могу… У меня ничего не получается!

Он встал, подошел и аккуратно застегнул бюстгальтер. Она дрожала по-прежнему и нервно ерошила волосы.

— Тш-ш-ш, — прошептал он, обнимая сзади за плечи. — Успокойся.

Продолжая вздрагивать, она положила голову ему на плечо. Черная волна волос накрыла лицо. Он ощутил, как под ладонями бьется ее сердце — словно птичка, пытающаяся вырваться из силков. Какие у него нежные руки, подумала Дебби, чувствуя, как его тепло успокоительно действует на ее обледеневшие внутренности.

— Ничего не могу сделать, — призналась она. — Постой так, хорошо?

Он обнял ее крепче, вдыхая запах ее волос. Потом поцеловал в шею. Губы свело как от ожога. Они соприкоснулись головами.

— Черт побери, я же должна собираться! — воскликнула Дебби, высвобождаясь из объятий, и ринулась в спальню. Джон услышал, как она яростно выворачивает наизнанку платяной шкаф.

Появившийся неизвестно откуда Единорог увернулся от его ноги, проковылял мимо и забрался в горшок с кактусом, где принялся деловито зарываться в песок.

Без семи девять в дверь позвонили. Джон пошел открывать, потому что Дебби все еще мучительно выбирала наряд — между юбкой со свитером и красным платьем. За дверью оказался широкоплечий темноволосый молодой человек с такими же холодными глазами под тяжелыми веками, как у отца.

— Вы Лаки? — произнес он. Джон кивнул. — Это для вас. — Парень протянул вешалку с синим костюмом, белой рубашкой и пестрым галстуком. — На время, — грозно предупредил он и ломанул в комнату, отодвинув Джона плечом. — Эй, Дебра! — послышался его громкий голос. — Машина ждет! Шевели задницей! — Затем он обернулся и презрительно бросил: — Чего стоишь, лопух? Одевайся!

Джон торопливо снял свою одежду и втиснулся в новую. Втиснулся, потому что все оказалось как минимум на размер меньше, а воротничок рубашки таким жестким, словно вырезанным из платины. Кое-как застегнув его, он попробовал завязать галстук. Попробовал раз, другой, третий, пока наконец младший Синклер не вытерпел:

— Тьфу ты, дьявол! Ты что, не знаешь, как завязывать галстук? Поди сюда! — Протянув руку, он дернул его к себе за злосчастный галстук, распустил нелепый узел и перевязал заново. — Дебра! — завопил он снова. — Мы стоим в запретной зоне! Пошевеливайся!

— Я готова, — послышался голос из спальни. И на пороге появилась она.

И Джон и парень молча уставились на это явление.

Она остановила свой выбор на красном платье — на тех самых языках пламени, которые Джон видел, когда она приходила на исповедь. Макияж безукоризнен; блестящие черные волосы, мягкими волнами ниспадающие на плечи, полностью открывали лицо, лучащееся жизненной энергией. Спокойный и уверенный взгляд серых глаз. Она полностью взяла себя в руки.

Дебби накинула легкий красный жакет, взяла в руки сумочку и направилась к выходу. Младший Синклер поспешил распахнуть перед ней дверь. Джон в своих слишком тесных брюках последовал за ними.

В салоне белого «роллс-ройса» пахло сигарами. За рулем сидел второй сын Синклера, а сам Синклер устроился на просторном заднем сиденье.

— Дебра, ты неотразима, — проговорил он, прикладываясь к ручке. Потом поздоровался с Джоном:

— Привет, Лаки. Похоже, ты несколько растолстел.

Джон хмуро улыбнулся. Синклер пихнул локтем сына и оглушительно расхохотался.

— Значит, так, — заговорил он, как только машина тронулась. — Солли встречает вас в аэропорту. У вас забронирован номер в «Спаго» с часу тридцати. — Бросив взгляд на Джона, он пояснил:

— Это классное место. Проба назначена на три тридцать. Солли вас туда отвезет. Потом доставит обратно в аэропорт. Обратный рейс в восемь сорок. Я решил, чтобы у вас было побольше времени — на тот случай, если парни из «Брайт стар» захотят пригласить вас перекусить. — Он взял руку Дебры в свои ладони. — Дай-ка я на тебя посмотрю. Открой ротик. Зубки хорошо почистила? Жвачку не хочешь? Чак, дай ей мятную! — Юноша моментально протянул пачку «Клоретс». — У тебя руки как лед, — заявил Синклер. — Нюхала уже?

— Самую капельку. — Она нацепила на нос темные очки.

— Хорошо. Это поддержит тебя в боевом настроении, — Синклер резко обернулся и уставился на Лаки. Этот несчастный наркоман, похоже, следит за ним. — Что ты на мне нашел, дубина стоеросовая?

— Джо! — воскликнула Дебби чуть более резко, чем хотела. — Прошу… Лаки мой друг.

— О, я знаю, чего ему надо. — Синклер вынул бумажник и раскрыл его, продемонстрировав толстую пачку зеленых. Отсчитав четыре стодолларовые купюры, он шлепнул их на колено Лаки. — Это Дебре на развлечения. Если что захочет — ни в чем не отказывать.

— Спасибо, дядя Джо, — сказала Дебби, глядя в окно.

Через двадцать минут Джон и Дебби уже седели в самолете. Без двух десять моторы взвыли, а чуть позже небольшой аэроплан местных авиалиний покатил по рулежке.

Дебби крепко стиснула руку Джона.

— Я боюсь взлета, — пояснила она.

Джон сжал ее ладонь, пристально глядя на то, как стрелки наручных часов приближаются к десяти ровно. Он не сомневался, что в этот момент монсеньер Макдауэлл тоже смотрит на свои часы.

Самолет оторвался от земли и взял курс на юг. Как только они взлетели, Дебби сняла очки и начала рассказывать, в какой фильм ее приглашают играть:

— Называется «Рад-бригада». Рад — это сокращение от «радиации». Такой научно-фантастический фильм о последствиях ядерной войны. Там действуют подростки-мутанты. Они стали ужасно сильными и все такое. Потом им приходится… ну… вроде как сражаться с другой шайкой, тоже мутантов, только нехороших. Меня приглашают на роль Тони, проститутки.

Джон ничего не смог поделать; губы сами расплылись в улыбке. Он покачал головой.

— Это важная роль! — продолжала Дебби. — Тони тоже из мутантов, понимаешь? У нее… это… сиськи в темноте светятся. Но она защищает «Рад-бригаду» от шайки «Бластера». Она — герой. Или героиня. Ну, ты понимаешь, о чем я.

Джон подумал, что слишком хорошо ее понимает, и решил, что чем меньше будет рассуждать на эту тему, тем лучше. Поэтому предпочел держать рот на замке.

Под крылом показалось гигантское лоскутное одеяло Лос-Анджелеса. Дебби вернула на место темные очки и снова крепко взяла Джона за руку.

— Ты должен принести мне удачу, — сказала она. — Я в этом уверена. Я поняла это с того самого момента, как только мы встретились. Скорпион и Рыбы. Родственные души. У меня получится, правда?

— У тебя все будет отлично! — уверенно произнес Джон, поцеловал ее руку и оставил у щеки.

Самолет с легким толчком коснулся земли.

У выхода их уже ждал Солли Сапперстайн — худощавый, компанейского вида мужчина лет сорока, в шелковистом костюме и прической под битлов. Он говорил громко, с ярко выраженным северным акцентом, при этом взгляд его блуждал где угодно, только не на Дебби. На Джона он вообще не обратил никакого внимания. Они вышли на огромную стоянку для машин и погрузились в черный «кадиллак» Солли с ржавыми царапинами по бокам.

«Спаго», расположенный на Сансет-бульваре, на самом деле оказался обыкновенной пиццерией, только с заоблачными ценами. Там подавали пиццу с козьим сыром и кроличьими потрохами. Дебби заказала один салат. Очки она не снимала. Джон тоже решил ограничиться салатом, а Солли заказал пиццу с утиной колбасой и двойным чесноком.

— Дебра! — расплылся Солли в широкой белозубой улыбке. — На прошлой неделе видел тебя в «Животной страсти»! Потрясающе, детка! Ты не просто бомба, ты — ядерная бомба!

— Спасибо, — откликнулась Дебби и неловко поерзала в кресле.

— А ты видел? — обратился он к Джону. Прежде чем Джон успел что-либо сообразить, Солли уже орал дальше:

— Там такой парень потрясный, у него шланг — как отсюда до Энчино! Если бы у меня был такой шланг — уй-йя!

— Прошу вас говорить потише, — обратился к нему Джон, чувствуя, что в животе словно камни ворочаются.

— Чего это с ним? — полюбопытствовал тот у Дебби. — Ты, снялась в потрясной киношке, детка! Сделала отличное шоу. Если перенесешь немного того жару на сегодняшнюю пробу — уйдешь оттуда с ролью в кармане!

Дебби медленно сняла очки. В глазах появилось прежнее свечение. Дебра Рокс проснулась.

— Тут не с кем трахнуться ради этого?

— Нет, детка. Здешние парни — не по этому делу. Они все — профи. Они в такие игры не играют. — Он, извиняясь, пожал плечами. — Они вкладывают пять, шесть миллионов баксов и хотят быть уверены, что получают за это настоящий драматический талант, а не… — Он поперхнулся, прокашлялся и откусил еще кусок пиццы. — Нет, они в такие игры не играют.

Дебби водрузила очки на нос, пряча глаза Дебры Рокс. Потом отвернулась к окну. Джон увидел, как она нервно начала соскребать лак с ногтя большого пальца, и положил ладонь ей на руку.

— Не нервничай.

— Верно, послушай своего приятеля, — подхватил Солли.

До того места, где должна была состояться проба, путь оказался долгим. Джон сидел на заднем сиденье, обнимая Дебби за плечи, и чувствовал, как ее тело периодически вздрагивает, словно пронизываемое электрическим током. Во время полета и за ленчем он не переставал посматривать на часы, представляя, что сейчас должно происходить в церкви. Но сейчас он забыл обо всем. Главное — успокоить Дебби.

Здание киностудии «Брайт стар», расположенное в районе Бербанка, больше всего напоминало большой сарай, давно нуждающийся в ремонте. Но стоянка перед зданием была полна «БМВ», «мерседесами» и «ягуарами», поэтому Джон решил, что они не ошиблись адресом.

— Не отходи от меня, — шепотом попросила Дебби. В горле у нее что-то пискнуло. Они вылезли из машины и поспешили следом за быстро шагающим Солли Сапперстайном ко входу в здание.

Глава 16

Здесь было тихо, как в центре бури. Солли сообщил администраторше, кто он такой и что ему и мисс Дебби Стоун назначена встреча с мистером Кармином. Женщина пригласила их присесть, нажала кнопку переговорника и передала информацию.

Пока они ждали, Солли, перегнувшись через Джона, прошептал на ухо Дебби:

— Со всеми твоими выходными данными я разобрался. Не волнуйся, детка.

Какие такие выходные данные? — подумал Джон. Выходные данные обычно печатают на книгах, в кино это называется титрами. Он бросил взгляд на Дебби, и по ее зажатому, напряженному виду вспомнил, и мысль эта была как удар в солнечное сплетение, что студия «Брайт стар» пригласила на пробы Дебби Стоун, а не Дебру Рокс. Они ничего не подозревают.

— Мистер Сапперстайн? Мисс Стоун? — объявила администратор. Дебби вздрогнула. — Мистер Кармин готов принять вас. Комната «Е», по коридору направо.

— Ну все, — выдохнула Дебби и встала. Прокашлявшись, она крепко взяла Лаки под руку и шагнула вперед, прижимая его к себе.

— Прошу прощения, мистер Сапперстайн, — вдруг подала голос администратор, когда они проходили мимо ее столика. — Только вы и мисс Стоун.

Джон почувствовал, как ее ногти впились ему в руку.

— Извините, — улыбнулся Сапперстайн. — Но нас трое. Видите — раз, два, три.

Женщина сверилась со своим списком.

— У меня записано — мистер Солли Сапперстайн и мисс Дебби Стоун к мистеру Кармину, на три тридцать. Две фамилии.

— Но послушайте! Это ее друг. Понимаете — моральная поддержка.

— Мы уже сталкивались с подобными ситуациями. У мистера Кармина особые требования. — Женщина говорила ровно, профессионально, с полным сознанием собственной значимости. — Никаких друзей, подружек, сожителей и всех прочих, за исключением официального представителя. Таковы наши правила.

— А нельзя ли слегка, ну вот на столечко, поступиться правилами? — Солли чувствовал себя, как корова на льду. Потом бросил беспомощный взгляд на Дебби. — Прости, детка. Лаки останется здесь.

— Нет! Солли! Послушай меня! — вцепилась она ему в руку ледяными пальцами. Только темные очки скрывали панический взгляд. — Нет! Лаки должен быть со мной во что бы то ни стало!

— Да что такого особенного? — не понял Солли, пытаясь вырваться из ее мертвой хватки. — Лаки может посидеть здесь и подождать нас. Потом ты вернешься и принесешь ему добрые новости.

Дебби непреклонно покачала головой:

— Нет. Он должен быть рядом.

— Будьте любезны, поторопитесь решить вашу проблему, — напомнила администратор. — Мистер Кармин ждет.

— Ничего страшного, — подал голос Джон. — Я действительно могу посидеть здесь.

— Нет! Лаки! Я хочу, чтобы ты был на прослушивании. Ты должен быть рядом со мной.

Джон бросил взгляд на администраторшу. Та тщательно точила карандаш, разглядывая его со всех сторон. Потом осторожно снял с Дебби темные очки. Малодушный страх, плещущийся в ее бездонно-серых глазах, резанул его прямо по сердцу. Он положил ей руки на плечи.

— Послушай меня. — Она дернулась было что-то сказать, но он продолжил:

— Послушай. Ты же актриса, правда? — Она кивнула, объятая ужасом.

— В таком случае иди туда и сыграй! Сыграй свою лучшую роль, сыграй так, как не играла никогда в жизни, и помни, что я с тобой — несмотря ни на что.

— Я не могу…

— Можешь — твердо заявил Джон и подождал, пока осознание этого не появится в ее глазах.

— Идем, Дебби, — подтолкнул Солли.

— Иди, — негромко повторил Джон. Кажется, что-то еще принято говорить в таких случаях. Что же это? Наконец он вспомнил. — Чтоб ты провалилась.

Дебби пристально посмотрела ему в глаза. Казалось, он остался единственной надежной опорой в этом мире, полном обмана и лжи. Солли потянул ее за собой. Она понимала, что это ее единственный шанс. И судьба ее в ее собственных руках. Она глубоко вздохнула, задержала воздух, потом резко выдохнула и пошла вслед за Солли вдоль по коридору, а потом направо.

Джон вернулся к креслу, сел и раскрыл экземпляр «Тайма». Ладони были мокрыми от пота.

Комната «Е» представляла собой маленькую звукостудию с унылыми серыми стенами, увешанными кабелями и прочим оборудованием. За длинным столом восседали трое мужчин. Тот, что сидел в центре — моложавый, с румянцем во всю щеку мужчина в пестрой гавайской рубашке и мягких брюках цвета хаки, — встал при их появлении. Лицо его выражало легкую степень неудовольствия, потому что он не привык ждать.

— Мистер Сапперстайн? Мисс Стоун? Рад снова вас видеть. С мистером Катценвейтом, — показал он рукой на седовласого мужчину слева от себя, — вы уже знакомы. Это мистер Ройер. — Рука качнулась к бородачу справа. — Мистер Сапперстайн, может, вы присядете здесь? — Мужчина показал на кресло в дальнем углу. — Мисс Стоун! — очередное движение руки указало на кресло посреди комнаты. — Ну, давай, детка! — прошептал Солли, и она осталась одна.

На кресле, которое было предложено Дебби, лежал сценарий «Рад-бригады». Ноги подгибались, как гуттаперчевые, сердце колотилось так, что сотрясалось все тело. Она подошла, сняла стопку бумаги и села.

— Не волнуйтесь, мисс Стоун, — заговорил Кармин. — Мы хотим услышать от вас хорошее чтение. Посмотреть, на что вы способны. Не сомневаюсь, мистер Сапперстайн передал вам, что мы очень довольны вашей первой пробой. Нам кажется, вы очень точно ухватили суть характера Тони. — Он посмотрел на Ройера, который в этот момент перелистывал резюме девушки. Она снималась в трех фильмах — итальянских костюмированных исторических постановках на студии «Аванти продакшнз» и имела весьма впечатляющий список рекомендаций от европейских модельных агентств. — Итак, можно начинать?

Дебби никак не могла унять дрожь. Черт побери! Как хорошо бы сейчас нюхнуть!

— Расслабьтесь, — посоветовал Кармин. Она сидела в кресле, как на колючем кактусе. Взяв другой экземпляр сценария, он раскрыл его на отмеченном заранее месте. — Давайте начнем со страницы тридцать девять. Это восьмая сцена, где Гато встречается с Тони. Я буду читать за Гато. Готовы?

— Да. — Она сомневалась, что он услышал. — Готова. — Голос прозвучал хрипло, неуверенно. Возьми себя в руки, черт побери, прикрикнула она на себя. Ты же профессионал!

— С самого начала тридцать девятой, — проговорил Кармин, усаживаясь в кресло. — «Итак, что все это значит, секс-бомба?»

— «Это… — Читай с выражением, чтоб ты сдохла! — Это значит, мальчонка, что… шайка Бластера это так просто не оставит. И не надейся. Черта с два. Они будут преследовать тебя со всеми своими бластерами, а к тому времени, когда покончат с тобой, они…»

— Стоп, стоп! — прервал Кармин. — Мисс Стоун! Дебби! Нам бы хотелось, чтобы вы подчеркивали свой южный акцент, а не пытались маскировать его. Пожалуйста. Давайте еще раз.

Она кивнула.

— «Это значит, мальчонка, что шайка Бластера это так просто не оставит. И не надейся. Черта с два. Они будут преследовать тебя со всеми своими бластерами, а…»

— Будьте любезны, вы не могли бы встать? — попросил Катценвейт. — Нам бы хотелось видеть, как вы будете вести эту роль стоя.

— Пожалуйста. — Она встала и поправила платье. — «Это значит, мальчонка, что… шайка Бластера это так просто не оставит». — Она подняла голову, пытаясь изобразить нечто похожее на Скарлетт. — «И не надейся. Черта с два. Они будут преследовать тебя со всеми своими…»

— Не надо глотать звуки, — опять перебил Кармин. — Читайте так, как написано в сценарии, пожалуйста.

— Извините. — Она прокашлялась и обошла вокруг кресла, разминая затекшие ноги. Потом взяла текст и начала снова. На этот раз они дали ей возможность добраться до третьей строчки. — «Будь я на твоем месте, я бы тут не задерживалась. Я бы нашла себе укромную нору и забилась поглубже».

— «Это предложение?» — подал реплику Кармин. Голос его звучал глухо и невыразительно.

— «Если у тебя есть бабки, могу предложить…»

— Остановитесь, пожалуйста, — произнес Кармин, глядя поверх ее головы в сторону двери. — В чем дело? Кто там?

Задохнувшись, она обернулась, надеясь увидеть Лаки. Но это оказался не он, а какой-то парнишка в черной рубашке в красный горох.

— Билл, это Кейт. Я тебе кое-что принес. Думаю, ты захочешь взглянуть на это немедленно.

— У нас идет проба.

— Немедленно, — с нажимом повторил Кейт, входя в комнату. Миновав Дебби, он подошел к столу. В руке у него была сумка для книг. — О Господи, — всплеснул руками Кармин. — Дебби, продолжайте, пожалуйста.

— «…кое-что», — продолжила она уже как истинная южанка. — «Могу показать тебе такие места, которые тебе и не снились, малыш. Могу сделать так, что ты вырастешь…» — Она мельком подняла глаза от текста и в этот момент увидела, что Кейт достает из сумки какие-то журналы и выкладывает их на стол перед мужчинами. — «…очень быстро», — шепотом закончила она фразу и почувствовала, что мир переворачивается вверх тормашками.

Кармин отложил в сторону сценарий. Теперь он рассматривал журналы. Она узнала обложку «Шлюхи», ревю «Звезды эротики» и еще одного дешевенького издания, для которого снималась пару лет назад, под названием «Знойная ковбойская девка».

Кармин уставился на фотографии журнала-ревю. Ткнув туда пальцем, он что-то начал шептать своим коллегам. Дебби дернулась, почувствовав на плече чью-то руку.

— Спокойно, спокойно, — прошептал оказавшийся рядом Солли.

Кармин поднял голову. На лице его была написана ярость.

— Проба закончена.

Она оказалась способна выдавить из себя лишь приглушенный стон. Солли сделал шаг вперед. На лице его застыла натянутая улыбка.

— Эй, шеф! Погодите секунду! Неужели вы хотите вышибить из-под нас стул, а?

— Вы абсолютно точно выразились, мистер Сапперстайн, — в изумлении покачал головой Кармин. — Друг мой, вы либо ненормальный, либо у вас чугунная голова. Нам уже известна ваша репутация. Не вы ли в прошлом апреле пытались подсунуть нам порноактрису из «Виста пикчерз» для семейного фильма? Нам пришлось заказывать проверку в юридическом департаменте, мистер Сапперстайн. Они не так просто протирают штаны и свои пятьдесят тысяч в год получают недаром. Ладно, не будем об этом. Билл, да? Ну, будь другом, Билл! Ты только взгляни на Дебби! — Он подтолкнул ее, намекая, чтобы держалась прямее. — У нее отличные данные! Настоящая звезда! Да, может, немного грубовата, но если вы вложите в нее время и деньги, можете получить…

— Мы можем получить кучу денег и на кокаине, — подал голос Ройер. — Но наш бизнес не связан с финансированием наркотической зависимости порнозвезд. В нашем деле крутятся миллионы долларов. Думаете, мы готовы вышвырнуть их на… — Он бросил взгляд на обложку журнала. — На Дебру Рокс? Нет, вы решительно сошли с ума, если пытаетесь предлагать нам такое!

Жесткая рука Солли на спине причиняла неудобство. Эта боль вызвала иную, гораздо более сильную, и в следующее мгновение она уже чувствовала себя просто в кипящем клубке всеобъемлющей боли. Сжав кулаки, она слушала, как эти мужчины говорят о ней как о неодушевленном предмете.

— Вы можете ее использовать, — настаивал Солли. — Например, устроить утечку информации. О том, кто она на самом деле. Гарантированный аншлаг! Да вам просто все кассы разнесут!

— Ага. И поставят жирный крест на понятии актерской чести, — добавил Катценвейт. — Нет, даже не думайте.

— Эта проба закончена, — повторил Кармин, свернул в трубку сценарий и направился к выходу.

— Нет, не закончена! — Голос ее хлестнул, как плеть по окровавленной плоти.

И Кармин, и Катценвейт, и Ройер, и Кейт — все вздрогнули и уставились на полностью преобразившуюся женщину.

Пламя Дебры Рокс уже рвалось наружу изо всех пор; Дебби видела, что нестерпимый жар этого пламени уже опалил их лица. Даже Солли отступил назад, потому что, глаза ее полыхали страшной силой, а от испуганной маленькой девочки-южанки, которая сидела тут две секунды назад, не осталось и следа. Она с размаху швырнула на пол сценарий. Теперь спина ее распрямилась, как стальная пружина. Тигриной походкой она приблизилась к столу.

Дебра Рокс взяла в руки экземпляр «Шлюхи», раскрыла на развороте, где была изображена в самом откровенном виде, и сунула этот розовый бутон прямо под нос Кармину.

— Неужели не нравится, Билли? — проговорила она бархатным голосом, под которым чувствовалась сталь. — Не стесняйся, расскажи мне, как тебе это нравится!

— Мисс… Стоун, — округлив глаза, с запинкой произнес Кармин. — По-моему, нет нужды…

— Моя фамилия Рокс. Есть нужда. Билли, сам знаешь! — Она облизнула свой палец, пока он не заблестел, а потом провела им вдоль его нижней губы. Их слюна смешалась. — О чем ты думаешь. Билли? Думаешь… о неприятностях? — Мегаваттная энергия ее взгляда переключилась на Ройера. Сделав пару шагов к нему, она вдруг ткнула двумя пальцами ему в ноздри. — Принял уже понюшку кокаина, детка? Любишь время от времени лизнуть, да? Ты такой серьезный! Могу показать тебе такие места, где можно лизнуть, о которых ты даже мечтать не смеешь! — Еще два шага, и она оказалась напротив Катценвейта. — Может, поговорим подробнее об актерской чести, Катци? Например, как получше возбуждать прыщавых тинейджеров и заставлять их думать, что лучше сдохнуть, если не начать трахаться с пятнадцати лет? — Ее бедра изобразили медленный, дразнящий полукруг. — Посмотри сюда, Катци. Подумай об этом! — Теперь она лихо подбоченилась. — Ты стоишь слишком близко к огню, Катци! О-о-о! Не хочешь подкинуть палку, чтобы разгорелось пояр-р-рче? — Она переместилась к Кейту, подхватив по пути со стола «Ковбойскую девку», и открыла на нужном месте. — Кейти, сынок! Видишь этого парня, который верхом на мне? Так вот, у него член был двенадцать дюймов. Я взяла его вес-с-с-сь! Каждый!.. — Схватив его руку, она сунула себе в рот его палец. — Дюйм за дюймом! — И выплюнула обратно.

Кейт простонал. Кармин стоял держась ладонью за пах.

Дебра Рокс направилась к выходу. Она шла вперед спиной и манила их пальчиком — приглашала пойти за собой, если хватит духу. Катценвейт выглядел так, что казалось, в любую секунду готов рухнуть на пол, Ройер замер с разинутым ртом, Солли пятился назад, пока не ткнулся спиной в стену.

— Я недавно снялась в новом кино, — с хрипотцой сообщила она. — «Животная страсть» называется. Идет в залах, где ну о-о-очень липкие полы! А теперь, когда я уйду в эту дверь, вы все будете думать, как скоро вы сможете попасть в такой кинозал и как вы будете облизывать пальцы, глядя на то, что вам показывают. Вы запомните мое имя, вы будете звать меня, когда почувствуете одиночество. Слышите меня? — И с яростной, душераздирающей усмешкой добавила:

— А вот теперь слушание закончено!

Повернувшись спиной, она гордой походкой покинула помещение.

Солли ринулся следом. Она шла размашистым шагом.

— Ну девка! — воскликнул он. Щеки блестели от пота. — Ну ты им дала!

Ее лицо оставалось напряженным. Огонь в ее бездонных темных глазах полыхал уже не столь ярко, но жар исходил от всего ее тела.

— Я — художница, — заявила она, глядя прямо перед собой в холодное пространство длинного коридора. — Моя кисть — мужской член.

Заслышав их приближение, Джон поднял голову от журнала. В ту же секунду он понял, что дело плохо. Он встал. Дебби пронеслась мимо администраторши, сунув ей под нос кулак с выставленным средним пальцем, и выскочила на улицу. Джон поспешил за ней следом, поняв, что удача от них отвернулась.

— Куда? — спросил Солли, подогнав со стоянки «кадиллак». — Хочешь выпить?

— Нет. Поехали.

— Что случилось? — спросил Джон. — Ты выглядишь…

— Тебе надо было быть со мной! — дико сверкнула она глазами. — Если бы ты был там, все было бы хорошо!

— Они узнали про Дебру Рокс, — пояснил Солли. — Эти сволочи, вероятно, прочесали все порномагазины.

— Роль все равно дерьмо, — холодно констатировала Дебби. — Они хотели, чтобы я сыграла шлюху. — Она со щелчком открыла свою сумочку и вынула золотистую коробочку. Потом, порывшись, нашла соломинку. Руки дрожали. Капельки пота блестели на лице. — Пошли они к черту, эти ублюдки! В гробу я их всех видела! — Она открыла крышечку.

Джон больше этого не мог вынести. Ни за какие адские или райские коврижки он не мог спокойно сидеть рядом и смотреть, как она нюхает это зелье. Он резко выхватил коробочку у нее из рук и, прежде чем она успела отреагировать, открыл дверь и вышвырнул ее на дорогу. Вспыхнуло белое облачко и мгновенно исчезло позади. Дебби уставилась на него, разинув рот.

— Ты погубишь себя этой гадостью, — сказал он. Щеки горели от гнева. — Я не хочу, чтобы ты…

— Подлец! — взвизгнула она и ринулась в атаку. Нападение оказалось нешуточным. В ход пошли и кулаки, и острые когти; она схватила его за волосы, била головой о стенку, норовила выцарапать глаза, потом вцепилась ногтями в глотку и принялась молотить кулаком по лицу, при этом постоянно визжала и чертыхалась на чем свет стоит. Солли пытался ее образумить, но в данный момент Дебби слышала только своих внутренних демонов, и они рвались наружу. Солли вцепился в руль, поглядывая через плечо в опасении, что эта взбесившаяся сучка может переключиться и на него. «Кадиллак», виляя из стороны в сторону, мчался по авеню Олив. Она очередной раз заехала Джону кулаком по челюсти, и на этом все кончилось. Перехватив кисть, он притянул ее к себе другой рукой и навалился сверху всем телом, вдавливая в сиденье. Она замолотила коленями по ребрам. Пытаясь справиться с этим, он отпустил ее руку, и она моментально попыталась выцарапать ему глаза. Он рванулся в сторону. Ее сильные руки опять схватили его за горло. Она била его головой о крышу кабины.

— Прекрати! — заорал он, перехватывая ее руки. — Дебби, прекрати немедленно! Хватит!

Он точно не мог сказать, как это произошло. Но внезапно она обхватила его за шею и потянула вниз, к себе, ища губами его губы. Растерзанная, она пылала жаром, пухлые губы на измученном, охваченном страстью лице шептали:

— Ударь меня. Лаки! Бей меня. Бей! Бей меня, хочу, чтобы ты меня ударил!.. — Джон отпрянул, отпустив ее руки. Она села и ринулась к нему всем телом, выдыхая со стоном:

— Ударь меня! Ударь!

— Я не хочу тебя бить! — ответил он. — Я люблю тебя.

Это выплеснулось из него само, как запретное вино из опрокинутого бокала.

Ее руки, сдирающие с него пиджак, замерли на полдороге. Лицо застыло между издевкой и болью, Так продолжалось пару секунд. Затем он увидел, как ее нижняя губка дрогнула и одинокая слезинка скатилась по щеке.

— Ты… ты должен был быть там со мной, — с отчаянием прошептала она. — Почему тебя не было?

Наконец потекли слезы. Через мгновение она уже зашлась в рыданиях. Она ухватилась за него, как утопающий за спасательный круг, он обнял ее и крепко прижал к груди. Лицо ее оказалось где-то на уровне его шеи. За воротник рубашки потекли слезы.

— Платок дать? — подал голос Солли, повернувшись вполоборота. Джон увидел на мятой ткани зеленоватые следы и покачал головой:

— Нет, спасибо.

— Лаки, — продолжил Солли, убирая платок. — Куда мне вас отвезти? Тут много мест.

— Все равно, — ответил Джон. — Куда-нибудь посимпатичнее.

Пока Дебби рыдала, вцепившись ему в плечо и скрючившись в три погибели, Джон реализовал то, о чем мечтал и чего не смог сделать во время исповеди. Зажмурившись, мягкими, нежными движениями он гладил ее волосы, крепко прижимая к себе ее тело. Судорожные всхлипы пронизывали его до глубины души. Постепенно она выплакалась — если не успокоилась, то устала, и просто тихо лежала, положив голову ему на плечо, и смотрела на мир опухшими от слез глазами. Джон предложил ей в качестве носового платка свой пестрый галстук, но она даже не шевельнулась.

— Подъезжаем к Малибу! — объявил Солли. — По энергичности его голоса Джон решил, что этот парень, вероятно, начинал свою карьеру в качестве водителя-гида туристского автобуса.

Джон никогда не видел Малибу, но много о нем был наслышан. Впрочем, клонящееся к закату солнце не смогло высветить все, что он ожидал. Песок на пляжах оказался серым, а здания, на взгляд Джона, попросту гигантскими древними сараями, давно не видевшими ремонта.

Дебби слегка пошевелилась, подняла голову и произнесла:

— Я жила здесь одно время, — показывая на мрачного вида хижину, ничем не отличающуюся от сотен других хижин, лепящихся одна к другой на этом узком клочке побережья. И снова откинулась ему на плечо, погруженная в воспоминания.

Солли продолжал вести машину вперед. Солнце садилось. Набережная заметно страдала от ветров и влаги; по всей дороге змеились длинные трещины. В конце концов он притормозил, развернул «кадиллак» обратно, по направлению к Лос-Анджелесу, и сообщил:

— Дальше песок. Какие указания, шеф?

— Форест Лоун, — откликнулась Дебби.

— Это же кладбище, — напряженно хохотнул Солли.

— Сама знаю, что кладбище, кретин, — все еще слабым, но уже немного напоминающим прежнюю Дебру голосом сказала она. — Отвези меня туда.

— Хорошо, хорошо. Ругаться совсем не обязательно. — И Солли повел машину в указанном направлении.

Глава 17

К тому времени, когда Солли, повинуясь указаниям Дебби, подвез их к конкретному месту на огромном кладбище Форест Лоун, солнце уже почти опустилось за горизонт. В оранжевом освещении появились пурпурные оттенки, которые скоро начнут отливать синевой.

— Останови здесь, — приказала Дебби и вышла из машины. Лавируя между надгробными плитами и украшенными орнаментом мемориальными досками, приблизилась к нужной ей могиле. Встав над ней, замерла и не пошевелилась, даже когда Джон подошел и встал рядом. На маленькой бронзовой табличке, укрепленной в земле, значилось: Линн Филлипс. Джон разглядел также, что она скончалась этим летом в середине августа, и было этой девушке от роду двадцать три года.

— Мы с Линн некоторое время жили вместе, — пояснила Дебби. — Она была моей лучшей подругой… Понимаешь? У нас не было ни секса, ничего такого. Мы были как сестры. Друзья. — Она вздохнула, не скрывая боли. — Я помогла ей выбрать ее псевдоним — Чери Дэйн. Знаешь почему? Потому что она была просто помешана на датской вишне. Она часто ходила специально на фермерский рынок и возвращалась с полной корзинкой. И мы очень веселились по поводу этого имени, потому что знали, что парни по всей Америке сходят с ума по девушке, названной в честь датской вишенки. — На лице мелькнула улыбка, но тут же пропала.

— Что с ней случилось? Наркотики?

— Нет! — резко ответила Дебби. — Чери в этом смысле была чиста. Ну, скажем, ей еще было далеко до этого. Нет, кто-то проник в ее квартиру. Она жила в Санта-Монике. В общем, ее связали и утопили в ванне. — Она передернула плечами, стараясь скрыть охватившую дрожь. — Копам так и не удалось узнать, чьих это рук дело. Да я и не думаю, что они очень старались. Знаешь, как они нас называют? Кормом подонков. Постепенно я начинаю думать, что так оно и есть.

— Почему?

— Да… На прошлой неделе еще одна моя подружка отправилась в мир иной, — с деланной бравадой, за которой скрывалась тяжкая боль, сказала Дебби. — Джени Маккалоу. И что самое поразительное — мы все трое снимались в этом хите — «Суперплут». По крайней мере в нашем бизнесе это был хит. Его крутили повсюду. Вошел в шестерку самых дорогих видеофильмов. Не скажу, что мы получили с него огромные бабки. Кто-то, безусловно, разбогател, но отнюдь не мы. — Она опустила глаза к мемориальной дощечке. — Линн, сколько раз я тебе говорила — никогда не впускай в дом незнакомых людей! Черт побери, да она бы самому дьяволу могла дать тысячу баксов и спокойно ждать сдачи. — Дебби обратила внимание на букет свежих цветов на соседней могиле, подошла, вынула несколько цветков из вазы и положила рядом с табличкой Линн. — Вот так, детка. Пусть у тебя тоже будет красиво.

Джон взглянул на часы:

— Пожалуй, нам пора. Может, успеем где-нибудь перехватить по бутерброду до самолета.

Дебби двинулась прочь от могилы, но вдруг резко остановилась и медленно огляделась вокруг.

— Время синего мира, — приглушенно и с почтительностью произнесла она.

— Что? — не понял Джон.

— Синий мир, — повторила она. — Слушай. — Она приложила палец к губам.

Он повиновался. Кладбище представляло собой оазис тишины. Закат еще полыхал, отражаясь в окнах верхних этажей высоких зданий, расположенных вдали, но памятники и мемориальные доски уже погрузились в глубокие синие тени, и сам воздух, казалось, стал цвета индиго. Одинокий автомобиль медленно катил по дорожке кладбища; вечерний бриз слегка колыхал пальмовые ветви.

— Видишь? — негромко сказала Дебби. — Когда, все вокруг становится синим, кажется, что весь мир затаил дыхание. Это и есть синий мир. Мы с бабушкой любили посидеть на крылечке в сумерки. Мы качались в диване-качалке, а она пела мне песенки, которые давным-давно пела ей ее мама. Такие песни не меняются; меняются лишь голоса. — Она отвернулась и улыбнулась. Джон заметил, что она смотрит на юго-восток. — Бабушка говорила, что синий мир — это вход в ночь, но этого совсем не надо бояться. Напротив! Она говорила, что синий мир приходит снова — на рассвете, и тогда он оказывается выходом из ночи. Она говорила… Говорила, что синим миром Господь хочет сказать нам, что новый день обязательно придет. — Взглянув на него, Дебби горько усмехнулась:

— Меня воспитали баптисткой. Дико смешно, правда?

Джону было совсем не смешно. Но он промолчал. Он лишь наблюдал за ее лицом, пока она плыла по волнам своей памяти.

— Я давно об этом не думала, — продолжала она. — Казалось, что он пропал навсегда. Этот синий мир. Может быть… Я просто перестала смотреть… Не знаю. — Она подошла к памятнику, склонилась и провела пальцами по беломраморной резьбе. — Странно, да? Люди живут, умирают каждый день, а ты про них ничегошеньки не знаешь. Все варятся в своих делах, как в огромном кипящем котле. Хочу сказать — все мы одинаковые, да? — Она посмотрела на Лаки. Глаза ее ярко блеснули в синих сумерках. И отвела взгляд. Пальцы крепко сжимали мраморную стелу. — Я хочу выбраться из этого. Хочу… все изменить. Что-то происходит не так. Все идет не так, и я даже не понимаю, куда все это идет. — Она низко склонила голову. Джон услышал сдавленное рыдание. Тот же самый звук заблудившегося, потерянного ребенка, который услышал он во время исповеди. Сердце его рвалось успокоить ее. Он уже сделал шаг по направлению к ней, готовый положить ей на плечо руку и признаться, что его имя не Лаки, а Джон Ланкастер и что он католический священник…

— Не трогай меня, — сказала она, не поднимая головы. — Ладно? Не трогай меня пока.

Джон остановился и убрал руку. Момент пролетел как засохший лист.

— Прости меня, — взяла она его за руку. — Я иногда стерва. — Она внимательно посмотрела ему в лицо и прикоснулась пальцем к левой щеке… Он поморщился. — Я тебя поцарапала. Черт возьми, может, мне устроиться в женский бокс или борьбу, а?

— Меня бы это не удивило.

— Послушай… Я на тебя не сержусь. Я знала, что получить мне эту роль — очень большая проблема. Ты не виноват, что меня вышвырнули. Ты еще по-прежнему мой Лаки, да? Родственная душа?

— Конечно.

— Я тебе верю, — кивнула Дебби. Потом помолчала, глядя на виднеющуюся в отдалении могилу подруги. Синий мир уже уходил; крыло ночи начало закрывать горизонт. — Пойдем, — повлекла она его за собой к машине, где их терпеливо дожидался Солли. — Угощу тебя бургером.

В восемь сорок шесть их самолет поднялся в небо над Лос-Анджелесом. Развернувшись над залитым огнями гигантским мегаполисом, он взял курс на север.

Не было и десяти вечера, как они уже покинули международный аэропорт Сан-Франциско в белом «роллс-ройсе» Джо Синклера.

Синклер закурил сигару. Пламя спички на секунду высветило его лицо. Сверкнув глазом в сторону Джона, он переключил внимание на Дебби.

— Солли позвонил мне после вашего вылета, — подавленно проговорил Синклер. — Ох уж этот Солли! — Он покачал головой и выпустил клуб голубоватого дыма. — Даешь ему в руки биту, а он и по мячу попасть не может!

— Солли не виноват, — подала голос Дебби. Нацепив на нос темные очки, она видела во тьме только красный огонек сигары. — Они докопались, вот и все.

— Угу. — Синклер некоторое время сидел неподвижно, только огонек сигары время от времени вспыхивал.

Впереди показались огни Сан-Франциско. Джон заметил, как рука Синклера скользнула Дебби на колено. Старик успокаивающе похлопал ее:

— Не переживай, детка. Ты звезда. Дам руку на отсечение, твой фильм пойдет в трехстах кинотеатрах. Чего еще больше хотеть?

Она не ответила. Неоновый блик высветил ее глаза под очками. Джон увидел, как она пристально смотрит на свои тесно сплетенные пальцы рук, сложенные на коленях.

— Чак! Проводи наших друзей до двери, пожалуйста! — попросил Синклер сына, когда они подкатили к дому Дебби. На улице накрапывая дождик; асфальт выглядел как черное стекло. Дебби выбралась наружу, Джон потянулся за ней, но Синклер придержал его за рукав. — Погоди, Лаки, — твердо произнес старик. Джону ничего не оставалось делать, как задержаться. — Ты гомик?

— Нет.

— Спид есть?

— Нет.

— Хорошо, потому что ты нравишься Дебби. Уж я-то вижу. Когда она делает стойку на парня, это у нее на лице написано. В кино сниматься не приходилось?

— Нет. — В горле Джона пересохло.

— Не имеет значения. Как тебе понравится предложение — вы с Деброй снимаетесь вместе, а? У тебя будет небольшая роль, но мы сделаем несколько хороших кадров и разошлем их по шикарным журналам — типа «Шика» и «Высшего общества». А потом пустим слух, что вы с Деброй и по жизни трахаетесь. Чувствуешь, в чем прелесть?

Джон мог только молча пялиться на него, широко раскрыв рот и чувствуя, как волны отвращения прокатываются по всему организму.

— Ладно, думаю, тебе надо хорошенько осмыслить эту идею. Как надумаешь, дашь знать дяде Джо. — Он отпустил рукав. — Костюм ты мне вернешь, а деньги можешь оставить. Скажем, это аванс. Годится? — Хохотнув, он хлопнул дверцей. Клуб сигарного дыма проплыл мимо ноздрей Джона и рассеялся под дождем.

Как только Джон появился на пороге квартиры Дебби, Чак нетерпеливо напомнил:

— Снимай барахлишко. Живо! — Джон направился было в ванную комнату, но Чак ухватил его за руку. — Ты что, глухой? Снимай живо! Мне пора!

Джон выпростался из чужого костюма и остался в одних трусах и носках. Чак накинул одежду на вешалку и громко сообщил:

— Дебра! Я ухожу! До завтра, детка! — Он вышел, громко хлопнув за собой дверью.

— Завтра? — Джон услышал шум воды в ванной. Войдя, он обнаружил Дебби — в лифчике, трусах и поясе для чулков — яростно чистящей зубы. — Что будет завтра?

— Рабочий день, — ответила она ртом, полным пены. Потом сплюнула в раковину и добавила:

— Съемки в Чайна-тауне. Хочешь поехать со мной, поболтаться?

— Нет. — Он прислонился к дверному косяку. Единорог, сидя в своем ящике с песком, прислушивался, как лежащий сфинкс. — Мне пора одеваться и…

— Нет! — внезапно вскрикнула Дебби. Глаза ее распахнулись. Выплюнув остатки пасты, она схватила его за руку. — Лаки, нет! Неужели ты не переночуешь со мной? Пожалуйста!

— Не могу. Правда. Я… моя подружка…

— Ну и трахайся со своей подружкой! То есть нет, не надо тебе с ней трахаться! Лаки, мне очень нужно, чтобы ты переночевал у меня. Я не хочу оставаться одна. Ладно?

— Дебби… Я…

— Я постелила свежее белье, — продолжала она. — Пойдем покажу. — Не отпуская руки, она повлекла его засобой в спальню. Ноги не успели оказать сопротивления. Кровать была приготовлена ко сну — одно из дел, которое ей удалось совершить в процессе утренних метаний по квартире. Откинув покрывало, она продемонстрировала накрахмаленные голубые простыни. — Выбрала такие, потому что мне показалось, они очень подходят к твоим глазам. Подумала, мы можем отпраздновать…

— Сомневаюсь, что есть особый повод для праздника.

— Еще какой! — Она на секунду задумалась. — Наш самолет не разбился!

Он невольно рассмеялся. Она обвила его руками за плечи и крепко прижалась всем телом.

— Если ты не хочешь тра… Если ты не хочешь, ну, скажем, проявить нелояльность по отношению к своей подружке, я тебя понимаю. Мне это не нравится, но я могу понять. Но ведь ты можешь просто лежать со мной и обнять меня, правда, Лаки? — Она стиснула его плечи. — Лаки! Просто обнять меня? Можно?

— Хорошо, — сказал Джон в полном согласии с собственной душой.

Он улегся в постель в трусах, и она скользнула под одеяло в чем была — в лифчике, трусиках, и даже пояс оставила.

— Этакая вечеринка в пижамах, — возбужденно хихикнула она. Он устроился на подушке, ее голова в обрамлении черной гривы нашла себе местечко на его плече. Потом повернулась на бок, чтобы видеть его лицо, и положила ладонь ему на грудь.

— Мы наверняка были вместе в какой-то другой жизни, — сказала Дебби. — Может, мы были любовниками в Древнем Египте? Лаки, я хочу тебе сделать дырочку.

— Что?

— Одну дырочку. — Она прикоснулась к мочке левого уха. — Понимаешь? Хочу проколоть тебе ухо для серьги.

— Нет, спасибо.

— Ну что ты! Это же так сексуально! Ну пожалуйста! Я принесу лед, чтобы снять чувствительность, и…

— Нет!

— Либо ты дашь проколоть ухо, — с вызовом произнесла она, — либо я иду на кухню за коробкой для сладостей и достаю порошок.

Джон понял, что она не шутит. О Господи, внутренне простонал он. И закрыл глаза. Открыл их снова. Она по-прежнему ждала ответа.

— Это больно?

— Конечно! В этом все и дело! — Потом шлепнула его по животу. — Ну что ты, дурачок! От льда мочка занемеет, а иголку я прокалю на огне. — Она вскочила и побежала на кухню. Джон слышал, как она гремит там кусками льда. На полу около кровати, ближе к углу комнаты, сидел Единорог. Проклятый краб выглядел так, словно расплылся в улыбке в предвкушении интересного зрелища.

Дебби вернулась с пластиковой мисочкой, полной кубиков льда, влажным полотенцем и иголкой. Чиркнув спичкой, она подержала иглу над, огнем. Джон в это время зажимал мочку уха двумя льдышками. Потом она уселась на него верхом.

— Отлично. Поверни голову вот так. Чувствуешь? — ущипнула она мочку.

— Да, — ответил он. — Нет. Погоди. Нет, ничего не чувствую.

— Хорошо. Лежи смирно. Это одна секунда. — Она наклонилась с иглой наготове.

Он вспомнил, что именно так говорил ему дантист за мгновение до того, как боль в дупле коренного зуба чуть не помутила рассудок.

Острие иглы коснулось кожи. Бедра Дебби крепко стискивали ему грудь, мешая дышать.

— Будет немножко больно, — предупредила она, и игла вошла в плоть.

Это, должно быть, и есть любовь.

Слезы покатились из-под зажмуренных век. Он крепко прикусил нижнюю губу.

— Тихо, тихо, — прошептала она. — Уже почти все.

Игла прошла насквозь. Она вытащила ее с другой стороны и приложила к уху холодную влажную ткань, чтобы промокнуть капельки крови.

— Теперь еще раз, — предупредила она. Игла опять вошла в свежесозданное отверстие и осталась в ухе. — Я знаю парня, у которого пять серег в одном ухе. Ты не хочешь парочку?

— Нет! — воскликнул он прежде, чем эта идея могла укрепиться в ее сознании. — Одной вполне достаточно!

— По-моему, ты будешь просто замечательно выглядеть.

Наклонившись так, что волосы стали щекотать его лицо, она аккуратно принялась водить иглой в дырке — туда-сюда.

— Это чтобы отверстие не затянулось. Понимаешь, если оставить так, дырка быстро зарастает. — Она вытащила иглу и откинула волосы за спину. Джон увидел в каждой мочке ее уха по три сережки-гвоздика. Она вынула одну — слева. — Будешь носить эту. Это настоящий алмаз. Сырой алмаз, понимаешь? Но он тоже сверкает, видишь? — Она повертела серьгу перед глазами. Алмаз вспыхнул ярким блеском. Потом воткнула сережку в ухо — еще один уровень боли — и закрепила изнутри маленьким зажимом. — Вот и все.

О Пресвятая Дева Мария, подумал Джон. Кажется, я не кричал.

Она подхватила пальцем слезинку с его щеки и слизнула ее языком. Потом отложила в сторону инструмент пыток и прилегла ему на плечо. Пальцы продолжали поглаживать грудь.

Где-то посреди ночи, когда дождь барабанил в стекло, Джон проснулся и услышал сдавленные, страшные звуки. Она рыдала, повернувшись к нему спиной и уткнувшись в подушку. Он чуть-чуть шевельнулся, и плач тут же оборвался на странной ноте.

Он лежал, ощущая жжение под прикрытыми веками. Дебби Стоун выплакивала свою душу.

Глава 18

Стук в дверь. Очень настойчивый, нетерпеливый. Джон пошел открывать.

На пороге стоял отец Стаффорд.

— Вернулся наконец, блудный сын! Джон, ради Бога, где ты пропадал вчера? Отец Макдауэлл обыскался тебя! — Взгляд Дэррила вдруг замер, и Джон знал почему. — Джон! Скажи мне, что у тебя в ухе?

— Сырой алмаз, — ответил он и вернулся в ванную продолжать прерванное умывание ледяной водой.

Пятница. Восемь утра. Не прошло и получаса, как он вернулся к себе от Дебби.

— О-о, — протянул Дэррил, стоя в дверях. — Отлично. Теперь все ясно. Ты пропадаешь на весь день — и на всю ночь, никого даже не удосужившись предупредить, и вдруг возвращаешься с серьгой в ухе. Не мог бы ты объяснить… — Он запнулся и быстро обернулся через левое плечо. Джон ощутил приступ ужаса, потому что Дэррил неотрывно смотрел в коридор, откуда слышались шаги.

— Отец Ланкастер, — тихо проговорил монсеньер, отстраняя Дэррила. — Вы пропустили нашу встречу, назначенную вчера на десять утра. Я стучал вам в дверь, но не получил ответа, поэтому пришлась просить Гарсию вскрыть ее. Странно сказать, но вас тут не оказалось. Равно как и во всех иных местах, которые я смог проверить. Не могли бы вы просветить меня о том, где вы были?

— Я… — Сердце ухало как паровой молот. Что сказать, когда нет никакого оправдания? Или по крайней мере такого, что могло бы удовлетворить монсеньера. — Я… был у больного друга.

— О-о! — воскликнул Макдауэлл и бросил на Дэррила взгляд, полный издевательского сочувствия. — Джон, оказывается, был у больного друга! Весь день и всю ночь, не сказав ни слова и даже не оставив номера телефона, по которому мы могли бы найти его в случае необходимости. Разве не блестящий образец ответственности? — Он опять уставился Джону в лицо. За его спиной Стаффорд чиркнул пальцем по горлу.

— Мой друг очень нуждался во мне. — Джон почувствовал, как от злости кровь приливает к щекам. Сердце колотилось все так же громко.

— А если мы нуждаемся в вас? Вам известно, что у вас есть обязанности… Что это?!

— Что именно?

— Это! Это! Вот здесь! У вас в ухе! Что у вас в ухе?!

От крика Макдауэлла, казалось, могли отвалиться кафельные плитки в ванной. Джон прикоснулся к своей серьге с алмазом. Разумеется, скрыть это не было никакой возможности.

— Снимите! — потребовал Макдауэлл. — Снимите немедленно!

Резкий крик бил по барабанным перепонкам. За этим криком не стояло ни крупицы здравого смысла; это был просто рев быка, увидевшего перед носом красную тряпку. Джон почувствовал, что краснеет еще гуще, от чего выпученные глаза старого быка разгорелись еще ярче. И, глядя в эти холодные, бесчувственные как камень глаза, Джон все с большей отчетливостью понимал, что в житейском потоке его беспрекословного послушания произошел слом, как будто бы упавший в воду кусок скалы закрутил за собой водоворот и нарушил плавное течение дотоле спокойной и безопасной реки.

— Нет, сэр, — удивившись собственному спокойствию, ответил он. — Я не стану это снимать.

Макдауэлл задохнулся. В буквальном смысле задохнулся. Джон видел, как его выпученные глаза просто полезли из орбит, на мясистом носу набухли красные прожилки — винные прожилки, как всегда казалось ему.

— Снимете! — громогласно возопил монсеньер. — Или я выдерну это собственными руками!

— Если прокол в ухе мешает мне быть священником, можете спустить себя в туалет, а я ухожу отсюда!

Теперь уже и Дэррил внешне был на грани сердечного приступа.

Макдауэлл взвыл сквозь зубы, передернулся и затрясся, как готовый взорваться паровой котел.

— Это мое жилище. Вы не имеете права врываться сюда в мое отсутствие. — Он уже сам хотел остановиться, но душа сама выплескивала все, что накопилось за многие годы. — Я провел с моим друга весь вчерашний день и всю ночь. Сожалею, что не мог известить вас о собственном местонахождении, но я действительно не имел такой возможности. Это тоже мешает мне продолжать быть священником? Разве я не имею права иметь друзей? Разве я не имею права… на свободу?

— Вы сошли с ума, — вымолвил Макдауэлл.

— Нет, сэр. Наоборот, я прозрел. Взгляните на нас. Кто мы? Три черных птицы в золотой клетке! Мы сидим тут, погруженные в свои книги и штудии, не имея никакого отношения к этому. — Он наконец вышел из ванной, миновал Макдауэлла и широкими шагами подошел к окну. — К реальному миру! В котором никто не свят, сэр! О, мы все поляны замечательных советов и банальностей. Мы говорим, и средневековое железо выпадает из наших уст! — Мы обязаны идти на тесный контакт с этим миром, сэр! С реальными людьми! Из плоти и крови, а не… со статуями из мрамора, с бирками проклятой инвентарной описи!

— Боже милостивый, — выдохнул Макдауэлл, ретируясь. — Кажется, нам нужен экзорцист.

— Именно это я и имею в виду! — подхватил Джон. — Мы должны прекратить сваливать все грехи на дьявола и попробовать понять, почему существует зло в людях. И когда мы оказываемся с глазу на глаз с самим дьяволом, мы не должны закрывать глаза и бегом бежать обратно под прикрытие церкви! Нет! Мы должны иметь достаточно мужества, чтобы преследовать дьявола до самого его логова и победить его на его собственной территории! — Пылающим взором он окинул сначала Дэррила, потом Макдауэлла. — Если не мы, то кто же?

Дэррил низко опустил голову и прикрыл лицо ладонью. Он уже понял, что послужило причиной этой тирады — визит Джона в ночные бордели на Бродвее.

— Прошу прощения, — произнес Джон. Потом поправился: — Нет, я не прошу прощения. Именно так я думаю. И совершенно не сожалею об этом.

— Я сожалею, — ответил монсеньер, успевший восстановить свое обычное ледяное спокойствие. — Вам требуется серьезная помощь, Джон. Очень серьезная. К десяти утра я составлю для вас список необходимых дел и встреч на то время, пока мы с отцом Стаффордом будем отсутствовать. После возвращения мне придется очень серьезно побеседовать с вами на тему вашего дальнейшего пребывания в стенах собора Святого Франциска. — Он уже собрался уходить, но передумал. — Могу ли я быть уверен, что вы в состоянии в должной мере исполнять свои обязанности как священник этого прихода, или мне следует связаться с епископом Хаганом?

— Можете быть уверены, — ответил Джон, и Макдауэлл быстро покинул комнату.

— Дело труба, — вздохнул Дэррил. — С чего ты так распсиховался? Сам на себя не похож.

— Я стал другим, — ответил Джон. — И слава Богу. Я был глух, туп и слеп.

— А теперь, полагаешь, прозрел?

— Теперь я не боюсь смотреть.

Дэррил хотел что-то возразить, но все аргументы превращались в прах прежде, чем он успевал их сформулировав. От этого во рту появился неприятный привкус.

— Не знаю, — наконец выдавил он, опустив руки — Просто не знаю. — Он двинулся прочь, одурманенный и отчаянно пытающийся собраться с мыслями Джон запер дверь и вернулся в ванную комнату, где принял таблетку мультивитаминов и таблетку железа. Глаза были красные как вареные раки. После того, как проснулся от ее плача, он практически так и не смог заснуть, пролежал неподвижно всю долгую дождливую ночь. Он понимал, что ей не хотелось, чтобы он видел ее в таком состоянии — беззащитной, подавленной, рыдающей в подушку. Сегодня он не предполагал, что сможет увидеться с ней. Ни сегодня, ни завтра — и так до самой среды. Его подмывало сказать ей, кто он есть на самом деле, но для этого надо было оказаться с ней рядом. Она будет в шоке, и это как минимум. Нет, нет. Она еще к этому не готова. И он тоже.

Подойдя к окну, он выглянул на мокрую от дождя улицу. Каким образом он собирается поддерживать контакты с Дебби, заботиться о ней и при этом исполнять свои обязанности здесь? Это же невозможно! Главная его обязанность — здесь, разумеется и тем не менее… кто знает, что она способна предпринять, если его не окажется рядом?

Конечно. Она взрослый человек, болван, одернул он себя. Прожила же она без тебя двадцать шесть лет каким-то образом, не так ли? Да, конечно, но посмотри, во что это вылилось! А что, если она совершит какой-нибудь опрометчивый поступок, поскольку слишком переживает неудачу с тем фильмом; что, если случайно примет чрезмерную дозу кокаина, что, если… Хватит! Перечень «что, если» слишком страшен и может длиться до бесконечности. Я должен находиться в двух местах одновременно, подумал Джон. Или хотя бы приобрести лишнюю пару глаз.

Лишняя пара глаз. Вот именно.

Джон ринулся к справочнику «Желтые страницы». «Детективные агентства» он нашел после «дамских парикмахерских» и «декоративных ателье». Он пробежал глазами список в поисках того, которое было бы ближе к церкви. Адрес агентства «Инвестигейшнз Анлимитед» вполне подходил — в четырех кварталах отсюда. Реклама сообщала, что агентство специализируется на поиске пропавших личностей и беглецов, на супружеских и деловых изменах, слежке и фотографировании, оказывает услуги телохранителей и охраны. Над рекламным текстом красовался, видимо, девиз агентства — «Хосс — всему босс».

Ну что ж, подумал Джон, хуже не будет. Особенно ему понравилась возможность заказа телохранителей и охраны. И он набрал номер.

В трубке послышался хриплый, гортанный голос:

— «Инвестигейшнз Анлимитед». Хосс — всему босс.

— Я хотел бы договориться о встрече. Желательно сегодня.

— Минутку. Сверюсь у моего секретаря. — После паузы: — Как насчет через тридцать минут?

— Нет, я могу только после полудня. Скажем, в час или половине второго.

— Значит, в час ровно, дружище. Записываю вас крупными буквами. Как ваше имя?

— Отец Джон Ланкастер.

— О-о, понятно, — осторожно протянул мужчина. — Я Хосс Тигартен. Вы приходите в час, и я займусь вами немедленно.

Джон положил трубку и сидел некоторое время, размышляя, каким образом он собирается за это расплачиваться. Да, у него осталось триста шестьдесят два доллара из денег Джо Синклера. Можно сказать, они будут потрачены на доброе дело. Затем он полистал справочник дальше, среди «цветочных магазинов» нашел с адресом на Норт-Бич и сделал заказ на доставку дюжины красных роз в квартиру мисс Дебби Стоун.

Глава 19

Оказавшись на Гринвич-стрит, Джон поднялся на лифте на пятый этаж здания, которое, судя по внешнему виду, пережило такое количество землетрясений, что было просто непонятно, как оно до сих про не развалилось на части, как карточный домик.

Офис «Инвестигейшнз Анлимитед» располагался за стеклянной матовой дверью, как в «Мальтийском Соколе», и Джон, стуча по стеклу костяшками пальцев, почувствовал себя настоящим Питером Лорри. И был готов услышать в ответ рык Богарта.

Но из-за двери доносились странные глухие звуки. «Тумп… тумп…» Пауза. Еще один «тумп». Сразу за ним следующий. Он постучал еще раз, погромче. По прежнему «тумп». Тишина. «Тумп… тумп». И скрип пружин — то ли дивана, то ли кресла.

Джон повернул ручку и отворил дверь.

Ему открылась единственная маленькая комната со столом, каталожным шкафом, кипами газет, пачками писем и прочими бумагами в картонных папках. Никакой секретарши и в помине не было; сквозь давно не мытое окно пробивался мутный свет. На столе — чашка из-под кофе и пепельница, полная окурков. Одна сигарета еще дымилась. Джон повертел головой в поисках признаков жизни.

Толстый мужчина в комбинезоне и красной полосатой рубахе занимался метанием дротиков. Перед ним на стене висела потрепанная, проколотая во многих местах фотография Джима и Тамми Бэккеров. На голове у него были наушники от аудиоплейера, включенного на полную мощность, потому что Джон даже со своего места мог слышать грохот рок-музыки. Мужчина резко обернулся в сторону двери, выставив вперед кудрявую, давно не чесанную рыжую бороду. Ярко-синие глаза широко распахнулись. Взгляд его метнулся в сторону доски для дартса и вернулся обратно.

— Ваши друзья? — спросил он.

— Нет, конечно, — ответил Джон, подумывая, не лучше ли уйти сразу.

— Ну проходите же! — с широкой улыбкой провозгласил рыжебородый и попал стрелой точно промеж глаз Тамми. Потом снял наушники, в которых звучала мелодия «Всадники в бурю» группы «Дорз», и выключил плейер. — Присаживайтесь, святой отец! — Он радушно повел рукой в сторону пыльного зеленого кресла. — Вот сюда, поближе к моему столу.

Джон не без сомнения повиновался. Местечко больше всего напоминало нору бешеной крысы. Тигартен сгреб со стола кучу бумаг и, не разбираясь, запихнул их в какую-то картонную коробку. У него было три подбородка; круглое как луна лицо и нос, напоминающий бутон тюльпана.

— Садитесь! Прошу вас, — настойчиво повторил он. Джон опустился в кресло, которым явно почти никто не пользовался.

— Вы пришли немного раньше, не так ли? Я не ждал вас раньше часу, — сообщил Тигартен и сел напротив. Кресло под ним жалобно скрипнуло.

— Сейчас шесть минут второго, — терпеливо напомнил Джон.

— Неужели? — Тигартен яростно встряхнул свои часы и виновато улыбнулся. — Дешевка!

— Кажется, я ошибся адресом, — произнес Джон, делая попытку встать.

— Нет, погодите, отец! Одну минутку, ладно? — Толстяк живо обернулся. За спиной у него стояла вешалка с огромным количеством шляп. Сняв одну из них — широкополую ковбойскую, он напялил ее себе на голову. — Скажите, на кого я похож?

Вылитый Пончик Пилсбюри, подумал Джон, но, разумеется, ничего не сказал.

— Хосс! — воскликнул Тигартен. — Вспомнили? Из «Бонанзы»! Все говорят, я на него ужасно похож. Дэн Блокер. Он умер, но он был Хоссом. Вот и я тоже.

— Пожалуй, мне пора возвращаться в церковь. — Джон встал и направился к двери.

— В собор Святого Франциска, имеете в виду? Где вы служите священником уже четыре года? А перед этим три года были священником в маленькой церкви в Сан-Матео? А до того служили во Фресно, в католической церкви Святого Франциска? Я не ошибся?

Джон остановился, держась за ручку двери, и медленно обернулся в сторону Хосса Тигартена.

Толстяк с угрозой для собственной жизни откинулся в кресле и закинул руки за голову, украшенную «хоссовской» шляпой.

— Вы родились в Медфорде, штат Орегон, ваши родители переехали во Фресно, когда вам было двенадцать лет от роду. Нил и Элен Ланкастеры. Они до сих пор живы, не так ли?

— Да, — кивнул Джон.

— И вашему отцу принадлежит часть местного отделения компании Форда. Надо ли мне знать что-нибудь еще? — усмехнулся он.

— Как… Каким образом вы получили эту информацию?

— Удивительно, что можно сделать с помощью телефона, если подходить к этому с душой. Я позвонил епископу. Хаган, верно? Поговорил с его секретаршей, миссис Уивер. Могу побиться об заклад, вы и не представляете, что говорите сейчас с эксцентричным богатым стариком, который решил пожертвовать кругленькую сумму наличными одному молодому священнику, который помог его жене, нагруженной продуктовыми сумками, перейти оживленную улицу. — Его брови несколько раз поднялись и опустились.

— Зачем создавать такие сложности?

Хосс хрипловато расхохотался, снял шляпу и сел прямо.

— У меня не такой уж крупный офис, как вы можете заметить. Да и клиентов, скажем, не пруд пруди. Так что я просто хотел показать вам: вы заказываете мне работу, я стараюсь, как могу, черт бы ее… хм, будь она неладна.

Джон все еще размышлял.

— Вы, не хотите сказать, чем я мог бы быть вам полезен? — напомнил Тигартен.

Джон вернулся в кресло. От чашки водянистого кофе, предложенного Тигартеном, он отказался.

— Я хотел бы установить кое за кем наблюдение. Точнее, охрану. У вас же есть услуги телохранителей, верно?

— Сколько угодно, — кивнул Тигартен, закуривая новую сигарету.

Почему-то Джон ему не очень поверил, и тем не менее продолжил:

— Девушка. Зовут Дебби Стоун. — Он назвал адрес. — Она… э-э… актриса.

— Правда? А где она играла?

Джон повозил по столу пальцем.

— Она… — Ну давай, давай! — подтолкнул он себя. — Она в эротических фильмах снимается.

— Точнее сказать — порно, — заметил Тигартен и выпустил колечко синеватого дыма.

— Я хочу, чтобы вы последили за ней. Защитили ее… На самом деле я не очень знаю, чего я хочу, но…

— Вы хотите, чтобы у нее появился ангел-хранитель, — улыбнулся Тигартен.

Они договорились. Тигартен согласился не спускать глаз с Дебби начиная с сегодняшнего вечера и вплоть до утра среды. Он должен следовать за ней по пятам — на определенном расстоянии, разумеется — и сообщать Джону обо всем: куда она направляется, с кем встречается, кто к ней приходит и уходит от нее. Кроме того, если она соберется в какой-нибудь клуб или на дискотеку типа «Небесной мили», он тоже должен находиться там в непосредственной близости и не выпускать из виду ни на минуту.

— А если ей будут грозить какие-нибудь неприятности?

— У меня же не зря коричневый пояс, — заявил Тигартен.

Тигартен радостно принял триста шестьдесят два доллара в качестве предоплаты и напялил войлочную охотничью шляпу в стиле Шерлока Холмса.

Джоя поспешил уйти, пока его лучшие намерения не пошли прахом перед желанием увидеться с Дебби, даже под наблюдением Хосса Тигартена.

В то время как Джон вошел в разваливающийся лифт и начал спускаться вниз, в магазинчике Джиро его жена Анна сняла со стенда победителей ежемесячных конкурсов фотографию Дебби Стоун.

— Вот она — сияя, заявила она высокому темноволосому молодому человеку, стоящему перед ней. — А теперь скажи мне — видел ли ты когда-нибудь более прекрасное лицо, чем это?

— Пожалуй, да. Просто красотка!

Джиро заржал и хлопнул парня по спине:

— И давно ты стал разбираться в красотках, а? Весь В меня, Анна! Ты следи за ним.

— Ну что вы, дядя Джиро, — смутился Джулиус. Два месяца, с тех пор как отец провел предварительные переговоры с родственниками, он с содроганием ждал этого визита. У дядюшки Джиро и тетушки Анны была замечательная квартирка — на втором этаже, над магазином, но дядя Джиро храпел по ночам, а тетя Анна забалтывала его до умопомрачения и не давала возможности вырваться на волю и просто прошвырнуться по улицам Сан-Франциско. Он уже слышал эту историю. Считалось, что канаты моста «Золотые ворота» лопнут в тот момент, когда по нему пройдет первая девственница, но, на его взгляд, подобная опасность сей знаменитости совершенно не угрожала.

— Она очень милая девушка, — говорила Анна. — Ты должен благодарить звезды, что тебе повезло встретить такую милую девушку.

— Она живет по соседству?

— Анна, ты погляди, как у него глаза заблестели! — завопил Джиро. — Кажется, он что-то задумал!

— Действительно мила, — согласился Джулиус. У него был наметанный взгляд на лица, и это действительно ему весьма приглянулось. Может, действительно не зря он приехал в Сан-Франциско.

— Пусть она пока повисит рядом с остальными победителями, — сказала тетушка Анна, возвращая фотографию на место. Тут появился покупатель, желающий приобрести маринованные грибы, и Джиро пошел их искать. Анна вернулась за кассу, чтобы обслужить подроста, решившего приобрести «Роллинг Стоунз» и пачку презервативов. Джулиус потел бродить между прилавками.

Размышляя о возможных перспективах, он машинально взял с полки журнал «Кавалер», перелистал его и, не обнаружив для себя ничего интересного, отложил в сторону. Рядом оказался еще одни, под названием «Ревю — Фильмы для взрослых». Джулиус негромко присвистнул.

Этот журнал он начал просматривать более внимательно, вникая в детали.

Симпатичные девки. Откуда они только берутся? Такие красотки! Может, разводят в специальных питомниках в Лос-Анджелесе? Этакие фермы по производству блядей Он пожирал глазами загорелые, сильные, источающие страсть тела. А имена-то какие! Синда Фанн, Паула Энджел, Тиффани Глоув, Дебра Рокс, Хитер…

Погоди-ка минутку. Постой. Одну. Минутку.

Это лицо он уже где-то видел. Точно? Кажется…

Джулиус протер глаза. Должно быть, это мираж. Конечно. А как же иначе?

Но не тут-то было. Взяв журнал, он подошел с ним к стенду с фотографиями победителей.

И принялся сравнивать две фотографии — «поляроид» и порноид.

Сердце ухнуло куда-то в мошонку.

— Тетушка Анна, — негромко позвал он. Потом повторил погромче:

— Тетя Анна! Вы не могли бы подойти на минутку?

Глава 20

В четыре часа сорок девять минут Дебби Стоун подрулила к дому на своем зеленом «фиате», выключила двигатель и поставила машину на ручной тормоз. Потом вышла на тротуар. Ноги были немного одеревеневшие. Для такого костлявого парня он оказался… ну, скажем, весьма интересным.

Тело, казалось, еще не остыло от жара киношных софитов. Ломаться под их слепящими лучами и при этом сохранять на лице улыбку, в то время как режиссер командует повернуться то так, то эдак, гример норовит убрать какое-то пятнышко, а звукорежиссер считает, что кто-то присвистнул в тот момент, когда они особенно страстно дышали, особого удовольствия не доставляло. Но она заставила себя пройти через все это с неукротимой энергией, поскольку изрыта общения со студией «Брайт стар» усвоила одну вещь: это все, на что она годится.

Вечером должен появиться Лаки. Конечно, он не обещал прийти наверняка, но ведь и не говорил, что не придет. Сегодня она решила сводить его в другой ночной клуб, под названием «Золотая шпилька», на Полк-стрит. Если Лаки понравилось в «Небесной миле», то от «Шпильки» он наверняка должен тащиться еще больше.

Она начала подниматься по ступенькам, но быстро остановилась. А как же ужин? Мороженые полуфабрикаты закончились. И было бы неплохо заодно прикупить белого вина. Лаки нравится белое сухое. С этой мыслью она развернулась и направилась к Джиро — симпатичная молодая женщина в джинсах, башмаках и белом вязаном свитере.

— Привет, Анна! — воскликнула Дебби, переступая порог. Анна за кассой рассчитывалась с пожилой парой, и Дебби прошла мимо прежде, чем та успела как-то отреагировать. Она направилась к винному стеллажу, выбрала бутылку не самого дорогого белого вина и за кондитерским прилавком заметила Джиро. — Джиро, привет! — окликнула она хозяина. Он смотрел мимо, словно не узнавая. Должно быть, неудачный день выдался, решила Дебби. — Привет! Это я! Дебби Стоун! Победительница вашего конкурса!

Джиро повернулся спиной.

Дебби почувствовала за спиной какое-то движение и оглянулась. Это была Анна.

Женщина смотрела на нее так, словно хотела испепелить взглядом; кожа на вытянувшемся лице висела дряблым, морщинистым мешком. Отсутствие какой бы то ни было улыбки усугубляло тяжелое впечатление.

— Анна! — повторила Дебби. Явно произошла какая-то большая неприятность. — Что случилось?

Вместо ответа женщина схватила баллон с лизолом и начала поливать им свитер Дебби.

Дебби отшатнулась и ткнулась спиной в стеллаж с бутылками. Бутылки зазвенели; некоторые посыпались на пол.

Между тем сильная струя черной липкой жидкости попала уже и на волосы, и на лицо Дебби.

— Анна! — закричала девушка. Лизол уже попал в рот. — Прекрати! Перестань! Пожалуйста! В чем дело?

Почти не разжимая зубов, Анна выплюнула:

— Грязная шлюха! Убирайся отсюда! Прочь из нашего магазина, проститутка! — Вытянув руку, она схватила Дебби за волосы и толкнула вперед по проходу. — Издевалась над нами все время, да? Смеялась над двумя старыми дураками! Прочь! Пошла вон! Убирайся к черту!

Дебби, полуослепшая от едкой жидкости, попавшей в глаза, чувствуя ее отвратительный вкус на языке, наткнулась на подвернувшуюся под ноги бутылку и упала на четвереньки. Немногочисленные посетители во все глаза уставились на невероятную сцену.

Анна выхватила из ящика с хозяйственными принадлежностями веник и принялась яростно хлестать по полу и по упавшей девушке, не переставая орать:

— Пошла вон отсюда, тварь! Мы видели твои фотографии! Теперь мы поняли, кто ты есть, шлюха подзаборная! Убирайся! Сию секунду пошла вон!

Дебби пыталась подняться, но опять падала под ударами метлы. В этот момент, среди воплей, грязи, изгвазданная в лизоле, Дебби сообразила, в чем дело. Где-то, каким-то образом Джиро и Анна обнаружили фотографию женщины по имени Дебра Рокс и поняли, что у нее лицо Дебби Стоун.

— Убирайся! — заорала Анна так, что звякнули бутылки на стеллаже. Она взмахнула метлой. Удар пришелся Дебби по голове: Дебби пошатнулась и, ударилась о стеллаж с консервированными супами. Потом восстановила равновесие и, подгоняемая ударами метлы, выскочила за дверь.

— Чтоб тебя близко тут больше не было, кусок дерьма! — визжала Анна вслед грязной шлюхе, бегущей вверх по холму. О, фотографии из этого журнала кого хочешь могут вывести из равновесия! Анну просто стошнило от них, вот почему лицо ее выглядело таким бледным и измученным. Она еще раз угрожающе взмахнула метлой, и только в этот момент подоспевший Джиро схватил ее за руки:

— Хватит, Анна! Все кончилось!

Анна разразилась рыданиями, затыкая рот обеими кулаками. Джиро — старый добрый Джиро — прижал ее к груди.

Дебби бежала. Она пересекла улицу, едва не врезавшись в серый «фольксваген», медленно кативший по встречной полосе, споткнулась о бордюрный камень и упала, содрав кожу на руках. Она простонала — это был стон раненого животного, и встала, пошатываясь. Из глаз в три ручья лились слезы.

Жестокий мир вращался с калейдоскопической скоростью.

Из носа текло, живот свело от боли, правая ладонь кровоточила. Она едва не наткнулась на какого-то прохожего; мужчина средних лет резко обогнул ее, как мусорный бак. Она прислонилась к какой-то железной изгороди, едва удерживаясь, чтобы не зарыдать в голос.

Шлюха.

Тварь.

Кусок ничтожества.

Добежав до своего дома, она начала подниматься по лестнице, но опять споткнулась и подвернула лодыжку. Однако смогла взять себя в руки и на волевом усилии Дебры Рокс, ослепшая и измученная, потащилась наверх. У дверей она долго искала ключи, роняла их на пол, наконец нащупала нужный и ввалилась в квартиру. Единорог метнулся из-под ноги, от чего она опять едва не упала. Тут уж больная лодыжка дала о себе знать. Она просто рухнула на пол, уронив при падении кофейный столик и стоявшие на нем подсвечники. Она лежала на полу, скрючившись в три погибели, сжимала больную лодыжку, стонала и заливалась слезами.

Шлюха.

Тварь.

Кусок дерьма.

А затем из глубины памяти, словно подтаявшая льдинка, выскользнула еще одна фраза: Эта проба закончена.

Тело сотрясали рыдания.

Прекрати! — прикрикнула она на себя. Зубы стучали. Возьми себя в руки! Прекрати! Ты же сильная!

Но внезапно она ощутила себя совсем не такой сильной.

Слезы текли по щекам и капали с подбородка. Желудок свело, сердце сжало, душа жаждала… чего-то. Можно сказать — покоя.

Эта проба закончена.

У тебя есть один выстрел, говорила она себе. Один-единственный, Если промахнешься — тот автобус идет только в одну сторону. Нет! — мысленно вскрикнула она, крепко зажмурившись. Нет! Ты звезда! Ты — Дебра Рокс!

Она открыла глаза. Глаза были полны слез; но она смотрела внутрь себя. Губы искривились в горькой усмешке. Дебра Рокс кончилась.

Дебра Рокс — это фантазия. Созданная, затянутая в узкое платье, воздвигнутая на высокие каблуки фикция. Секс-машина. Маска с фальшивой улыбкой и чужой плотью, вошедшей в нее. Пара бесстыжих ляжек, пара грудей, выставленных навстречу жадным зубам. Дебра Рокс — это не Дебби Стоун. Но кем бы была Дебби Стоун без Дебры Рокс?

Все кончено. Пальцы впились в ковер, и новое рыдание вырвалось из измученной груди. Все кончено. И от меня ничего не осталось. Ничего!

Мысли приняли опасное направление. В мозгу вспыхнул агонизирующий свет. Она не могла себе этого позволить. Дебра Рокс не могла этого допустить. Где же Лаки? Ты мне нужен! — едва ли не вслух крикнула она. Лаки, где ты?!

У своей подружки, подумала она. У той, которой он так верен.

Надо кому-нибудь позвонить. Кому-нибудь позвонить и начать что-нибудь делать. Она встала, размазывая сопли и слезы, и направилась к телефону. Дядюшка Джо с сыновьями сегодня днем уехал в Лас-Вегас по делам и до четверга не вернется. Кэти Креншоу — Синди Фанн — уехала в Майами со своим дружком Митчем. Майк Лэйкер все выходные занят на съемках. Гэри Сэйлз вернулся к жене. Бобби Барт в тюрьме года на три. Имя Джона Лаки она уже пыталась найти в телефонной книге и осталась ни с чем, но сейчас опять ухватилась за нее и принялась лихорадочно искать. Перед глазами мелькали тысячи фамилий. Ни одна не была знакомой.

В приступе нарастающего ужаса в памяти всплыла строчка из фильма, где трое парней гонялись за призраками: кому ты собираешься звонить.

Она испустила странный вопль — смесь ярости и боли — и отшвырнула телефонный справочник. Он попал в горшок с кактусом. Посыпался песок. Единорог юркнул под диван.

Она открыла коробку для сладостей и достала пакет с белым порошком.

Но даже это не помогло погасить бушующий в ней огонь. Наоборот, он разгорелся еще пуще. Одинокие, холодные языки пламени. Я могу пойти в клуб, подумала Дебби. Есть выбор. «Небесная миля». «Шпилька», «Клетка 60», «Лоботомия», «Предвидение», «Могила», «Безусловная смерть»…

Она пришла в себя в ванной комнате, разглядывающей в зеркало свои распухшие, красные глаза. Белые кристаллики поблескивали вокруг ноздрей. Волосы слиплись от лизола. И в этот момент, когда темная часть ее души начала проваливаться в еще более мрачную бездну, она наверняка поняла одно: Бога нет.

Взгляд бесцельно скользил по умывальнику и вдруг заткнулся на лезвие опасной бритвы.

Эта проба закончена.

Она открыла шкафчик с лекарствами, открыла один флакон и высыпала на ладонь две таблетки. Две маленькие голубые таблетки. Они должны были помочь обрести спокойствие.

Она уставилась на лезвие бритвы. Оно было острым и чистым. И выглядело как билет прочь отсюда.

Потому что она знала, что ее ждет впереди. Ты становишься старше, сохранять нужный вес становится все труднее, а более молодые каждый день садятся в автобусы, идущие в Сан-Франциско, в Лос-Анджелес, в Нью-Йорк, и соответствующих кабинетах или спальнях в эту самую минуту рождаются новые звезды. Для нее отныне начинается спиральный спуск, потому что своей вершины она уже достигла. Дальше появятся парни с плохими зубами и прыщавыми задницами, парни с дурными намерениями и злыми глазами, и раньше или позже — раньше или позже — она скажет «да» тому, кто появится с веревкой, и аллигаторным зажимом.

Я хочу все начать сначала, мысленно сказала она. Слезы текли по щекам и, капали в раковину. Я хочу все начать сначала, повторила она. И на этот раз хочу, чтобы звездой стала Дебби Стоун!

Она подошла— к ванной и, включила горячую, воду. На этот, раз без пены.

Но, разумеется, в следующей жизни ей не быть Дебби Стоун. Нет, она станет… кем-нибудь прекрасным. И конечно, снова встретит свою родственную душу, И на этот раз у Лаки, не будет другой подружки. На этот раз он будет принадлежать только ей, и она тоже будет ему верна.

Она взяла в руки бритву. Узкое острое лезвие — как дорога домой.

Ее передернуло. Ванная комната уже была полна пара. Она расстегнула молнию джинсов. В прихожей звякнул звонок.

Лаки, решила она. Конечно же Лаки! И тем не менее она колебалась, сжимая в руке бритву. Пришел Лаки, это понятно, но он ведь не останется насовсем. Он опять уйдет, она останется одна, и нового приступа одиночества она уже точно не вынесет. Бежать! — мелькнула мысль. Сверкнуло лезвие бритвы. Бежать домой, пока еще ты в состоянии попасть туда….

Звонок прозвенел еще раз.

Дебби опустила голову. Две слезинки скатились по щекам и упали в горячую воду. Дрожащей рукой она положила бритву на место, завинтила кран и на подгибающихся ногах подошла к двери. Прежде чем открыть, заглянула в глазок. Сердце упало. Это не Лаки, а чернокожий мальчишка-подросток.

— Что тебе надо? — слабым, срывающимся на шепот голосом спросила Дебби.

— Мисс Дебби Стоун? — спросил мальчишка. — У меня есть кое-что для вас от компании «Норт-Бич-Флорист». — С этими словами он поднял на уровень лица длинную белую картонную коробку, чтобы она могла ее разглядеть.

Она открыла дверь, приняла коробку с цветами и сунула мальчишке пять долларов на чай, потому что более мелких денег не оказалось. Пройдя в комнату, она села прямо на пол. Единорог осторожно выбрался из-под дивана. Дебби сняла крышку. В коробке оказалась дюжина красных роз.

И записка, которую Лаки либо написал сам, либо продиктовал кому-то.

Дебби, привет! В ближайшие несколько дней не смогу ни заглянуть к тебе, ни позвонить. Но я думаю о тебе. Я должен тебе кое-что рассказать, и очень надеюсь, что ты поймешь меня. Людям свойственно совершать странные поступки, не так ли? Держись от проблем подальше! Я люблю тебя.

Лаки.
Она вынула розы, не обращая внимания на острые шипы, и осыпала себя ими. Голова упала на грудь. Ее всю трясло.

Единорог подобрался поближе и молча устроился рядом.

В эту ночь ей приснился сон. Он был черно-белым, как старые классические кинофильмы, раскрашивать которые нет нужды. Она стояла на холме. Рядом был Лаки, за спиной — бетонные башни Сан-Франциско. Над головой неслись большие белые облака. Лаки положил руку ей на плечо. Она сорвала одуванчик. Ветер сдул его пушистую головку, и белые зонтики полетели прочь, к зеленым всепрощающим лесам Луизианы.

Теперь она поняла: одуванчики не могут расти на бетоне.

В то время как Дебби спала рядом с благоухающим букетом красных роз, стоящих в вазе подле ее кровати, Хосс Тигартен сидел в видавшем виды коричневом «шевроле» неподалеку от ее дома. Взяв в руки свой «Никон»-автомат, он навел объектив на подъезд и — просто чтобы проверить действие механизма — сделал полдюжины снимков фасада старого краснокирпичного здания.

Глава 21

— Отец Ланкастер!

Джон разговаривал с мистером и миссис Уинторп. Обернувшись на голос, он увидел Хосса Тигартена, стоящего посреди центрального прохода собора Святого Франциска — в том же комбинезоне, крикливой красной полосатой рубахе и черной мотоциклетной кепке с надписью «Ангелы из Преисподней».

Воскресная месса закончилась буквально несколько минут назад. Джон общался с прихожанами. Лицо его было сосредоточенным и серьезным — настоящее лицо священника. Но теперь это выражение растаяло как воск.

— Привет, отче! — взмахнул рукой Хосс.

— Добрый день, — ответил Джон, пытаясь хотя бы немного вернуть былую сосредоточенность. — Одну минутку, пожалуйста! — Он продолжил беседу с Уинторпами и даже не заметил, с каким изумлением они поглядывали на серьгу в его ухе. Наконец он обменялся с мистером Уинторпом крепким мужским рукопожатием, и супружеская чета удалилась. Джон и Тигартен остались одни, не считая нескольких прихожан, еще пробирающихся в сторону выхода.

— Есть для вас кое-что, — сказал Тигартен, показывая конверт из плотной коричневой бумаги, который неоднократно служил подставкой для кофейных чашек. — Хотите взглянуть? — Не дожидаясь ответа, толстяк прошел к переднему ряду кресел и уселся в одно из них.

— Полагаю, нам лучше пройти в мой…

— В чем дело? — удивился Тигартен. — Вы чего-то стесняетесь?

Замечание укололо Джона.

— Нет, — сказала он и устроился в соседнем кресле. От Тигартена пахло потом, но не очень противно.

— Я хотел быть уверен, что застану вас, поэтому пришел сразу после мессы, — пояснил Тигартен. Толстые пальцы начали вскрывать конверт. — Надеюсь, вы поймете, что это не могло ждать. Он вынул стопку крупнозернистых черно-белых фотографий формата восемь с половиной на одиннадцать дюймов, сделанных инфракрасным объективом. — Узнаете место? — придвинул он Джону верхнюю. Это было просто изображение двери подъезда дома, в котором жила Дебби.

— Да, — кивнул Джон. — Она здесь живет.

— Угу. К счастью, последние пару суток она вела очень спокойную жизнь. В пятницу вечером, примерно в половине восьмого, поехала в супердешевый бакалейный магазин на Монтгомери-стрит. Я последовал за ней, разумеется. Она вышла с покупками и двинулась прямо домой.

Странно, подумал Джон. Почему это ей вздумалось ехать за продуктами аж на Монтгомери-стрит, если обычно ходит пешком в лавку Джиро?

— Вероятно, она любит поспать, — продолжал Хосс. — Вчера вышла из дому только около трех часов дня. Поехала на набережную. Там купила у уличного торговца похлебку с моллюсками и свининой и съела. Потом около часа гуляла по площади Жирарделли. Потом зашла в кондитерскую и заказала себе творожный пудинг с шоколадным кремом.

Творожный пудинг с шоколадным кремом, повторил про себя Джон. Информация доходила не сразу.

В нем же наверняка уйма калорий. Разве она не сходила с ума от опасения набрать лишнюю унцию веса? По крайней мере так было до вчерашнего дня.

— Очень симпатичная леди, — говорил Тигартен. — Не знаю, чего я ждал, но она совершенно особенная. У вас хороший вкус, святой отец. — Джон стрельнул в его сторону взглядом, и Тигартен невинно усмехнулся:

— Шучу, шучу, не надо мять воротник. Теперь взгляните… вот на это. Четвертая фотография. Видите что-нибудь?

На первый взгляд еще одна фотография подъезда Дебби, снятая под тем же углом, только ночью. Разве что вдоль дороги тянулись белесые полосы тумана и почти все окна в доме были погашены.

— Нет, ничего не вижу.

— Я тоже поначалу ничего не увидел. Но обратите внимание сюда, — показал он на правый край снимка. — Видите?

Да, теперь Джон разглядел смутный силуэт, притулившийся у стены рядом с подъездом. Силуэт был едва различим во мраке. Ничего определенного он не мог сказать.

— Это с пятницы на субботу. Приблизительно в час тридцать ночи. А это — с субботы на воскресенье. Час ночи. — Тигартенпоказал следующий снимок.

Здесь фигура на фоне тумана была различима гораздо лучше. Она была по-прежнему темной, расплывчатой, но уже с уверенностью можно было говорить, что это фигура человека. Точнее — мужчины, высокого, худощавого. Так по крайней мере решил Джон, судя по очень короткой стрижке. Тем не менее все это еще ни о чем не говорило.

— Совершенно верно, мужчина, — словно прочитав его мысли, проговорил Тигартен, выкладывая следующую фотографию. На ней мужчина в длинном плаще свободного покроя полностью вышел из туманной дымки. Он стоял прямо перед зданием, опустив руки. Его лицо — серое пятно — было направлено вверх.

Джон задохнулся, словно хватанул ледяного ветра. Он понял.

— Да, — кивнул Тигартен. — Полагаю, он смотрит на окна квартиры номер шесть. — И выложил перед Джоном для рассмотрения еще несколько фотографий. На, одной высокий блондин приблизился к ступенькам подъезда… На следующей — уже взошел на них и был готов войти, в здание.

И затем последняя фотография: мужчина, стоящий на ступеньках, обернулся, и его лицо — все такое же серое пятно — направлено прямо в объектив камеры Тигартена.

— Я прекратил съемку, — пояснил Тигартен, — чтобы поменять объектив. Хотел взять лицо крупным планом. Но как раз после этого снимка он вдруг развернулся и пошел прочь. Он скрылся за углом слишком быстро, чтобы такой толстяк, как я, мог успеть догнать его.

— Полагаете, он вас заметил?

— Меня? Ни за что! Я тихо сидел в своей машине, а на голове у меня красовалась огромная корзина с бельем для прачечной. Просто приближалась другая машина. Видимо, она спугнула его и он дал деру. Уверяю вас, если Хосс устраивает засаду, он устраивает ее как надо!

— Сколько времени этот человек простоял там? — спросил Джон, разглядывая последнее фото. Что-то странно знакомое было в этой фигуре — поза, пальто… но он никак не мог вспомнить, что именно и с чем это связано.

— Не более трех минут. Но три минуты — большой срок. За три минуты можно решить, собираетесь вы, допустим, идти в дом или нет. Этот парень не хотел, чтобы его увидели. Осторожный, гад.

— Хотите сказать, он не искал адрес? Или просто решил прогуляться среди ночи?

— Нет, — уверенно ответил Тигартен. Он собрал фотографии и упрятал их обратно в конверт. — Думаю, адрес он прекрасно знает. И полагаю, он знает, кого ищет.

— Дебби, — вырвалось у Джона. Во рту появился неприятный медный привкус.

— Премия за сообразительность. — Хосс запечатал конверт. — Отец Ланкастер, похоже, вы не единственный, кто ведет слежку за этой… как вы ее назвали? — эротической актрисой.

Джон выпрямил спину и уставился взглядом в распятие Христа.

— Сегодня вечером я возвращаюсь в засаду, — поднялся Тигартен. — Вместе с моим верным «Никоном». Посмотрим, не появится ли наш приятель еще раз.

— А если да?

— Если да, думаю, придется вызывать полицию. Три ночи подряд — это уже пахнет не простым воровством.

— А как… как вы это назовете?

— Охота. — Тигартен с силой хлопнул Джона по плечу. — Оставьте это Хоссу, отец. Как только этот парень войдет в здание, я мигом сяду ему на хвост. И дело в шляпе. — Он двинулся по проходу, но через несколько шагов остановился. — Отец, а где вы приобрели ваш десятискоростной?

— Веломагазин на авеню Пасифик. — Джон все еще не мог прийти в себя, Охота.

— Я видел, как вы уезжали на велосипеде от моего офиса. Хорошее занятие, верно? Я подумываю, может, мне тоже купить такой, с десятью передачами? Если ехать в гору, можно менять передачу, и тогда не надо рвать задницу, верно?

— Верно, — опустошенно откликнулся Джон.

— Это хорошо. А то мне слишком часто приходится рвать задницу. Да, пожалуй, стоит приобрести десятискоростной велосипед и такие черные обтягивающие штаны, которые смотрятся как резиновые. Будет классное зрелище, верно? — На этот раз священник промолчал, и Тигартен понял, что полученная информация глубоко запала ему в душу. — Не тревожьтесь, — уверенно заявил он и твердым шагом направился к выходу из церкви. Он толкнул тяжелую дубовую дверь и вышел в туманный дождливый воскресный день.

Джон подался вперед и опустил лицо в ладони.

Охота.

Не тревожьтесь.

Легко сказать. Это невозможно. О Господи! О Боже праведный!.. Если кто-то охотится на Дебби…

Нет, не на Дебби, поправил он себя. Кто-то охотится на Дебру Рокс.

Он вспомнил, что она говорила на кладбище Форест Лоун о смерти своей подруги в Лос-Анджелесе: Копам так и не удалось узнать, чьих это рук дело. Да я и не думаю, что они очень старались. Знаешь, как они нас называют? Кормом подонков. Теперь ему показалось, что очередной подонок уже выполз из какой-то своей щели.

— Отец!

Джон резко обернулся.

За спиной стоял Гарсия.

— Не хотел беспокоить вас во время молитвы, отец, но, может, мне пора запирать двери?

Джон ответил не сразу. Запирать двери храма вечером в воскресенье было обычным правилом, имея в виду находящиеся здесь иконы в золотых окладах, канделябры и прочую дорогую церковную утварь. Гарсия терпеливо ждал его слова.

— Нет, — наконец произнес Джон. — Нет, пусть двери останутся открытыми.

Если кто-нибудь и заберется внутрь и унесет один-два массивных канделябра, значит, он гораздо больше нуждается в деньгах, чем католическая Церковь. Джон встал, оставив Гарсию в полном недоумении. В течение как минимум девяти лет, которые он работал тут служкой, приказ оставить двери незапертыми он получил впервые. Джон направился прямиком в свое жилище. Там он уселся в кресло и набросился на книгу о природе Зла, отчаянно пытаясь не протянуть руку к телефону, чтобы набрать номер Дебби.

Охота, думал он. Это слово кромсало его мозг, как ледяной булыжник. Или как пуля.

Капли дождя неторопливо стучали в стекло. За окном страшным кровавым мутным пятном горел большой красный «X». День клонился к закату.

Глава 22

К половине первого ночи с воскресенья на понедельник Хосс Тигартен уже четыре часа находился в своем «шевроле» напротив дома Дебби Стоун. Ее зеленый «фиат» стоял у тротуара, в квартире горел свет. Для маскировки он завалил себя стопками старых газет. Тем не менее ему хорошо были видны ее окна и силуэты крупных кактусов на подоконнике. Задница затекла от неподвижного положения, но он вполне комфортно ощущал себя кулем картошки на диване. Или автомобильным баклажаном, как минимум.

Лобовое стекло покрыли мелкие капли дождя. Боковое стекло водительской дверцы он предусмотрительно опустил, держа наготове свой «Никон», но Блондин все еще не показывался. Несколько машин промчалось мимо; их водители явно спешили куда-то по своим делам. Улица была совершенно пустынной. Только низко, не выше уровня колена стелющиеся полосы тумана медленно наползали со стороны залива.

Он с трудом боролся с зевотой. Сидеть предстояло еще долго. Порой он подумывал о том, чтобы нанять помощника для подобных ситуаций. Вечер нынче снова прошел без особых событий. Примерно в половине седьмого Дебби Стоун вышла из дому и направилась вниз по улице в китайский ресторанчик. Там она устроилась за столиком у окна и, явно никуда не торопясь, наблюдала за струйками дождя на стекле. Ему удалось сделать несколько замечательных снимков ее лица. Что могло привлечь такую милую девушку в порнофильмах? Он не задавал вопрос «почему». В двадцать лет, когда весил футов на семьдесят меньше, он сам гонял на мотоциклах с компанией «Ангелов из Преисподней». Вот это были времена! А теперь торчит на туманной улице в какой-то хромированной железной банке. Надо прекратить жрать спагетти с фрикадельками, четвертый или пятый pas за сегодняшний день подумал он.

Он чуть-чуть изменив положение, положил локоть на дверцу и сделал несколько снимков — просто так, для проверки камеры.

И услышал металлический щелчок. Это был щелчок не его «Никона».

В окне появилось пистолетное дуло; оно было направлено прямо в лицо Тигартену.

— Ни звука! — предупредил мужчина, неизвестно как оказавшийся у машины.

— Он настоящий? Неужели настоящий? — промямлил. Тигартен.

— Заткнись. — Теперь он мог разглядеть лицо коротко стриженного блондина. — Сиди смирно. Не дергайся.

— У меня ничего, кроме камеры, кроме камеры, видите? Я просто сижу здесь…

— В глубокой жопе, — продолжил мужчина. Тигартен увидел красные капельки в виде слез, нарисованные у уголков глаз. — Ты меня снимал, так?

— Я? Нет! Я первый раз вас вижу! — Голос дрожал, равно как и подбородок. Он понял, что этот ковбой все знает.

— Руки на баранку. Живо. Не отпускать! — Ковбой, не спуская с него «кольта», обошел машину вокруг и сел на переднее сиденье справа. Потом ткнул дулом в жирный бок и скомандовал:

— Вперед!

О Боже, взмолился про себя Тигартен. Господи, похоже, этот парень не шутит.

— Послушайте! Я никто! Я просто частный сыщик. Меня наняли… Зачем я вам нужен?

— Ты прав, совершенно не нужен, — согласился мужчина. — Езжай!

Пока я буду выбираться из машины, подумал Тигартен, он успеет превратить меня в жирный кусок швейцарского сыра. Можно выехать на тротуар. Можно врезаться в какую-нибудь витрину. Можно заорать что есть сил на ближайшем перекрестке. Но он решил ничего такого не делать — потому что хотел остаться в живых.

— Я Хосс Тигартен, — дрожащим голосом сообщил он. — Как Хосс из «Бонанзы». Помните? А как вас зовут?

— Смерть, — ответил Трэвис.

Они пересекли Маркет-стрит и ехали по Четвертой улице по направлению к складам и верфям Китайской бухты.

— Отпустите меня, — попросил Тигартен. Баранка уже была скользкой от потных ладоней. — Я могу для вас что-нибудь сделать. Я был когда-то одним из «Ангелов из Преисподней». Представляете?

— Ты больше никто, — парировал Трэвис. — Поверни налево. Теперь прямо. У ближайшего светофора — направо.

По обеим сторонам мелькали склады. Улицы были пустынны, словно весь город повернулся к ним задом. Они проехали еще три квартала. Бухта уже была рядом.

— В этот проезд, и тормози, — сказал Трэвис.

Тигартен повиновался. На лбу выступили крупные капли пота; они скатывались по щекам и срывались с кончика носа.

— Выруби фары, — потребовал Трэвис. Издав мучительный стон, Тигартен исполнил приказание. Потом мужчина обошел машину кругом, снова оказавшись у водительской дверцы, и распахнул ее. — Вылезай. Вперед! — махнул он рукой в сторону темной подворотни. Тигартен сделал несколько шагов на ватных ногах. — Погоди. — Тигартен замер, хрипло дыша. — Отдай ключи.

По интонации, с которой была произнесена последняя фраза, Тигартен понял, что они ему больше никогда не понадобятся.

— Ну, шагай, Моби Дик, — сказал ковбой, убирая ключи в карман джинсов. Тигартен вошел в ворота. Пахло сыростью и ржавчиной. Его обступила кромешная тьма. Через четыре шага послышался голос ковбоя:

— Стой. — Трэвис знал, что на расстоянии трех шагов от входа должна быть коробка из-под апельсинов, под которой он спрятал фонарик. Луч света ударил в спину Тигартену. — Шагай дальше.

— Не могу… Я не вижу, куда идти. — Но выбора не было Выпучив глаза от страха, он продолжал идти вперед на подкашивающихся ногах; сердце колотилось под ребрами. Огромное складское помещение — в данный момент совершенно пустое — представляло собой лабиринт коридоров и залов, больше напоминающих пещеры.

— Налево, — подсказал Трэвис. Через мгновение перед ними оказалась лестница, ведущая вниз.

— О нет! Прошу вас! Послушайте!..

Сильная рука толкнула его в спину, и Тигартену пришлось вцепиться в металлические поручни, чтобы не загреметь вниз, как Шалтай-Болтай. Он начал спускаться во мрак.

— У меня есть деньги, — продолжал он говорить на ходу. — Счет в банке. «Крокер Бэнк». Клянусь Богом, я отдам вам все, что у меня есть!

— Кажется, я слышу голос призрака, — негромко заметил Трэвис.

На полу оказались лужи. Вода просачивалась из проржавевших труб, тянущихся над головой. Тигартен шел вперед, повинуясь указующему лучу карманного фонарика. Левая нога попала в лужу, под ногой что-то громко хлюпнуло.

— Направо. Сюда, — показал фонарем Трэвис. Луч высветил бетонную арку высотой около десяти футов. У Тигартена перехватило горло. Луч фонаря, скользнув по полу, высветил нечто, напоминающее обезглавленного паршивого пса, а рядом с трупом — заплесневелый кусок гамбургера. Теперь он почувствовал запах разлагающейся падали и услышал несмолкаемое гудение мух. Он застыл в нерешительности, и в тот же миг ощутил под лопаткой ствол «кольта». Его леденящее нетерпение вынудило его двинуться дальше — в арку, ведущую в царство смерти.

Под ногами Тигартена валялись тушки крыс, разнесенных в клочья меткими выстрелами. Он продвигался вперед, выбирая, куда поставить ногу, и затем резко остановился, как только луч фонаря сдвинулся от его плеча в сторону и высветил нечто, лежащее впереди.

Это был труп костлявого старика. В серых брюках и дырявом красном свитере с коричневыми пятнами. В следующее мгновение Тигартен сообразил, что коричневые пятна — это не натуральная окраска свитера. Мухи, как маленькие черные молнии, метались над разинутым ртом трупа и копошились в пулевых отверстиях, зияющих на грудной клетке.

— К стене, — скомандовал Трэвис. — Смелей, Моби Дик. — Он усмехнулся. — Моби Дик. Уловил?

Тигартен походкой зомби подошел к сырой стене из темного кирпича, рядом с которой стоял одинокий стул. Вокруг стула тоже виднелись бурые пятна.

— Садись.

Тигартен сел. Стул скрипнул. Он сел не лицом к ковбою, а повернувшись правым боком к стене. Кирпичная стена терялась во мраке. Он дрожал, и от дрожи стул издавал жалобный скрип.

Вспыхнула спичка. Ковбой принялся зажигать свечи, расположенные в разных местах помещения. Каждая свечка стояла в бумажном стаканчике. Спичка догорела. Трэвис чиркнул следующей, продолжая иллюминировать помещение. В итоге он зажег около пятнадцати свечей.

— Пожалуйста, не убивайте меня, — прошептал Тигартен, и крупная слеза выкатилась из правого глаза.

— Меня зовут Трэвис, — заговорил ковбой. Тигартен вздрогнул, потому что не хотел знать его имени, вообще ничего не хотел знать. Единственное, что он хотел, — оказаться дома и забиться под одеяло. — Я из Оклахомы. Не бывал?

— Нет. Прошу вас…

— Помолчи, когда я говорю. Оклахома — большая страна. Огромные просторы. Я занимался родео. Хочешь сигарету, Моби?

— Я… хочу домой.

Незажженная сигарета оказалась воткнута в рот Тигартену. Потом послышалось цоканье каблуков ковбойских ботинок. Тот прошел к арке. Он заговорил, теперь его голос усиливался эхом.

— Теперь не двигайся. Это мой коронный номер. — Расстегнув кобуру, он встал в стойку профессионального стрелка. — Выше подбородок!

Капля пота упала со лба на ресницы. Защипало глаза. Тигартен был готов заскулить.

В мгновение ока «кольт» оказался в руках ковбоя, и из дула сверкнуло пламя.

Пуля отрикошетила от стены рядом с головой Тигартена; острые кирпичные брызги ударили в щеку. Кончик сигареты вспыхнул и почти сразу погас.

Дым полез в рот Тигартену, несмотря на плотно стиснутые челюсти.

Трэвис крутанул «кольт» на пальце и вернул его на место.

— Вот так. Гвоздь в доску твоего гроба. И не вздумай выплевывать — другой зажигать не буду.

Тигартен прокусил фильтр насквозь.

— Я участвовал в родео, — продолжал Трэвис. — Кажется, говорил уже, да? Устраивал специальные номера со стрельбой. Я мог попасть во что угодно. Не имело значения. Больше всего любил стрельбу по движущимся мишеням. — Ковбой мыском ботинка отбросил от себя подальше дохлую крысу. — Сиди прямо, Моби! Нам надо кое о чем поговорить.

Толстяк вздрогнул, громко сглотнул и выпустил дым из ноздрей.

— Итак, расскажи, зачем ты сидел напротив дверей дома моей подружки и фотографировал? — спросил Трэвис, опускаясь на корточки между двух свечей. — Можешь на секунду вынуть сигарету.

Тигартен вынул ее, но губы все равно застыли колечком.

— Я не знаю… ничего не знаю о вашей подружке. Я оказался там, чтобы вести наблюдение по просьбе моего клиента. Священника. Да-да, такой эксцентричный священник, он еще на велосипеде катается. Десятискоростном. Он хотел, чтобы я последил…

— Ого! — быстро вставил Трэвис. — На велосипеде, говоришь?

— Да! Он хотел, чтобы я… чтобы я вел наблюдение за девушкой, которая живет в квартире номер шесть. Ее зовут…

— Дебра Рокс, — холодно перебил Трэвис. — Это и есть моя подружка.

Ах черт, мысленно воскликнул Тигартен. Мозги скрипели, пытаясь лихорадочно придумать выход из ситуации.

— Кажется, я уже где-то встречался с велосипедистом. Пришлось за ним немного погоняться. Священник? — Трэвис задумался. — Очень странно. — Правую руку он держал над пламенем свечи и неторопливо шевелил пальцами. — Как его имя и в какой церкви он служит?

— Его имя… — Сердце детектива упало. — Его зовут отец Мерфи. Из церкви Святого Николаса.

Трэвис сплетал и расплетал длинные бледные пальцы.

— На какой улице?

— Вал… Джоунс-стрит, — поправился Тигартен. — Джоунс и Джексон. Большое белое здание.

— Разве не все такие? — Пламя лизало ему ладонь, но Трэвис даже не поморщился. Не глядя на огонь свечи, он спросил:

— Сент-Николас? Это не то же самое, что Санта-Клаус?

— Клянусь Богом, — задохнулся Тигартен. — Если вы отпустите меня, я никому ничего не скажу. Ни слова! Никто ничего не узнает! Клянусь! Хорошо?

— Посмотрим, — ответил Трэвис и отвел руку от огня. — А теперь снова возьми в зубы сигарету, Моби, — приказал он, вставая.

— Нет! Прошу вас! — Он подавил всхлип и сунул обмусоленный бычок в рот, почувствовав в молчании ковбоя нешуточную угрозу.

— Теперь сиди спокойно. Очень спокойно. Потому что я не верю в существование церкви Санта-Клауса.

Тигартен не успел моргнуть глазом, как рука ковбоя нырнула в кобуру и вынырнула оттуда уже с направленным на него «кольтом». Грохнул выстрел. В щеку снова ударила кирпичная крошка. Пуля перешибла сигарету пополам. Тигартен намочил штаны и чуть не подавился дымом.

— Это собор Святого Франциска! — выкрикнул он. — Честное слово! Собор Святого Франциска, на Вальехо-стрит!

— Так-то лучше. А священника имя настоящее, или ты его тоже выдумал?

Тигартен почувствовал, что огонь преисподней близок.

— Ланкастер, — простонал он. Слезы уже катились безостановочно. — Отец Джон… Ланкастер. Так его зовут.

— Хорошо, — кивнул Трэвис и потянул спусковой крючок.

Пуля оторвала кончик мясистого носа Тигартена. Ударил фонтан крови. От шока он свалился со стула и ударился боком об испещренную следами пуль стену. Он взвыл от боли и зажал руками кровавую рану.

— Халтура, — произнес Трэвис и выдул дымок из ствола. — Промахнулся. — «Кольт», совершив очередной оборот, вернулся на свое привычное место, в потрепанную кобуру. — Прекрати выть. Терпеть не могу эти звуки. Хочу тебе кое-что рассказать. — Помолчав некоторое время, он продолжил:

— Давным-давно жил на свете один ковбой, и в душе у него было столько любви, что она могла просто разорвать ему сердце. Вот так — бум! — и нету. И некий доктор Филдс — о-о, скотина, каких свет не видывал! — посоветовал вышвырнуть его прочь, чтобы оно больше никого не смогло любить. И мне это весьма удалось — до того момента, как я услышал эту чертову мелодию. Однажды вечером, по радио. Это было там, в той большой страна, где мелодии плывут над землей и растворяются в воздухе. Ну вот, я сказал Бети, чтобы вела себя хорошо. Клянусь, так и сказал. О, она была очень капризной штучкой. — Он потер ладони, словно согревая их. — Очень капризной. Я сказал: ты хочешь, чтобы я плакал кровавыми слезами — я докажу, что так будет, клянусь Богом! И тогда я пошел и сделал это. У одного парня с Десятой улицы, за ярмарочной площадью.

Хосс Тигартен держался за лицо обеими руками, словно пытался сохранить остатки своего носа. Налитые слезами от боли глаза блестели в полумраке. Он начал потихоньку отползать от лужи собственной крови.

— Наверное, от его иглы мне стало плохо. — продолжал Трэвис блуждать в призрачных закоулках своей памяти. — Бети и ее красные туфельки, черт побери! — Он моргнул, заметив движение толстяка. — Нет! — коротко сказал он, и в следующее мгновение пуля вонзилась в левое колено сыщика. Пока Тигартен стонал, рыдал, выл и снова стонал, он открыл барабан револьвера и принялся его перезаряжать. — Я всегда был неравнодушен к блондинкам, но брюнетки мне тоже нравились. Черт побери, рыженькую я бы тоже не стал выгонять из койки за пачку крекеров. Чери Дэйн и Изи Бризи были блондинками. Дебра Рокс — брюнетка. Ты видел «Суперплута»?

В отчаянии и безумстве Тигартен продолжал куда-то ползти по мокрому бетонному полу, волоча за собой свою перебитую ногу.

— Там есть сцена, где они все смотрят на меня. Прямо на меня. Все три, одновременно. И когда они разинули рты, я услышал ту самую мелодию и сообразил, что Калифорния не так уж далеко от Оклахомы. Понимаешь, фильм-то был снят в Калифорнии Поэтому я и оказался здесь. Точнее, сначала в Лос-Анджелесе. Чери Дэйн там была на премьере своего нового фильма «Трудная девчонка». Ну, он и рядом не стоял с «Суперплутом». Я выследил, где она живет, — так же, как выследил Дебру Рокс после того, как она появилась в той книжной лавке. О, они даже пытались менять машины, чтобы от меня оторваться, но если уж Трэвис настроил свое сердце… — Он некоторое время понаблюдал, как ползает раненный, потом поднял перезаряженный «кольт» и прострелил тому правый локоть.

— От одного парня в кинотеатре я узнал, что он видел Изи Бризи живьем в одном местечке туг, в Сан-Франциско. Я приехал и нашел ее. Я любил ее, понимаешь? Так же, как любил Чери Дэйн. И как люблю Дебру Рокс. Видишь ли… они меня тоже любили. Это я понял по музыке. — Он щелкнул курком. — Я знаю, что они на самом деле твердят, твердят постоянно. — Он прицелился. — Они говорят: «Трэвис! Заставь нас плакать кровавыми слезами!»

Грохнул выстрел.

Хосс Тигартен рухнул лицом вниз. В правом виске зияла кровавая дыра.

— Вот и конец моей истории, — произнес Трэвис, изящным движением возвращая «кольт» в кобуру. Теплый ствол приятно согревал бедро через джинсы.

— Странный, очень странный священник. Придется с ним что-то делать, не так ли? Ведь она — моя суженая.

Он неторопливо пошел задувать свечи. Но прежде чем погасла последняя, подошел к своему спальному мешку, усыпанному упаковками из-под гамбургеров, и вынул из него моток веревки. Потом погасла последняя свеча. Освещая себе путь фонариком, он двинулся в обратный путь.

Глава 23

Зазвонил телефон. Джон чуть не упал с кровати, торопясь снять трубку:

— Алло!

— Привет.

Чей это голос? Джон ждал услышать Хосса Тигартена…

— Это Ланкастер? Отец Джон Ланкастер?

— Да. С кем я говорю? — Дождь по-прежнему стучал в окно.

— С тем, кто хочет вас видеть.

Джон бросил взгляд на свои часы, лежащие на маленькой прикроватной тумбочке. Без трех минут два. Глухая ночь.

— Немного рановато для шуток, вы так не считаете?

— Это не шутки. И время самое подходящее. У меня есть для вас сообщение от вашей знакомой.

— Моей?… — Сердце замерло. — Кто это говорит?

— Я могу привезти вам это сообщение, если пожелаете.

— Прочитайте его мне!

— Нет, этого я не могу. — По голосу можно было подумать, что человек улыбается. — Нет, сэр. Назовите место, где мы могли бы встретиться… скажем, минут через десять.

— В храме, — ответил Джон. — Но в чем дело?

— В храме, — повторил мужчина. — Мне это нравится. Убежище. Скажите, вы католик?

— Разумеется.

— У вас, католиков, существует, э-э… такая маленькая будка типа шкафа, да? Вы садитесь там и слушаете, как люди рассказывают вам обо всем, что они сделали дурного, да?

— Да, конфессионал.

— И вы не видите лиц этих людей, верно? Получается, будто один ящик разговаривает с другим.

— Грубо говоря — да.

— Вот там я и хочу, чтобы вы меня ждали.

— Что? — нахмурил брови Джон.

— В вашем ящике. Через десять минут. Это будет… два часа семь минут. Нет. Два ноль восемь. Оставьте входную дверь открытой. Я войду и сяду в свой ящик. Вам этого будет не видно, верно?

— Да, — настороженно подтвердил Джон, почувствовав, как по коже побежали мурашки.

— Отлично. Все просто как апельсин. Вы будете там, и я тоже. Впрочем, один момент. Давайте договоримся сейчас же: то, что я вам сказал, должно остаться между нами. Никого лишнего не должно быть, понятно?

— Я…

— Если появится кто-то еще, вы меня не увидите. И не узнаете, что хотела передать вам ваша подруга с замечательными длинными черными волосами из квартиры номер шесть. Вы должны там быть один. — Мужчина положил трубку.

Первым импульсом Джона было позвонить в полицию. Но зачем? Кто-то хочет прийти на исповедь. Может, время выбрано не самое подходящее, но… А кроме того, Джон хотел узнать, что же собирается сообщить ему этот мужчина. Он дрожал как осиновый лист. Если это действительно послание от Дебби, вдруг она выяснила, кто он есть на самом деле? О Боже… Неужели Тигартен проболтался?

Загадочно. Загадочно.

Джон торопливо натянул джинсы. Черный сюртук с жестким белым воротником лежал под рукой. Он быстро накинул его и застегнулся на все пуговицы. Потом достал из платяного шкафа толстый бежевый кардиган. Надел кроссовки на босу ногу и поспешил в храм.

Он проверил двери. Они так и остались незапертыми. В помещении храма царил полумрак, почти все лампы были выключены в целях экономии, и он решил оставить все как есть. Посмотрел на часы. Почти вовремя. Дикая нелепость, конечно, но надо до конца выяснить, в чем дело. Он прошел к конфессионалу, сел на бархатную скамью, приготовившись ждать.

Два ноль восемь.

Два ноль девять.

Два десять.

С каждой секундой Джон все больше начинал чувствовать себя полным дураком.

Два одиннадцать. Два двенадцать.

Он услышал, как тихо скрипнули после осторожно открываемой входной двери. Сердце гулко забилось. Он выпрямился и положил руку на задвижку.

— В которой вы, святой отец? — послышался мужской голос.

— В этой, слева от вас. — Щелкнув задвижкой, он уже собрался было выглянуть, но голос резко предупредил его:

— Оставайтесь на месте. Я должен сказать вам нечто весьма важное.

Джон сгорал от желания приоткрыть дверцу, тем не менее остался на месте, прислушиваясь к приближающимся четким звукам каблуков по мраморному полу. Не приходилось ли ему раньше слышать эти звуки где-то в другом месте?

Шаги стихли.

— Вы там удобно устроились, отец?

— Заходите. Давайте приступим, — ответил Джон. Нервы уже были натянуты как струна. — Что вы хотите сказать мне?

— Я хочу исповедоваться, — произнес мужчина. Джон услышал, как тот вошел с противоположной стороны.

— Послушайте. Время позднее. Ближе к делу, хорошо?

Чем это пахнет? Странный, едкий запах…

— Мне все известно про вашу приятельницу, отец. Мне рассказал большой жирный сыщик. — Мужчина, очевидно, присел на корточки, потому что Джон, несмотря на слабое освещение, увидел в окошке тонкие бледные губы.

Запах паленого, наконец сообразил Джон.

— Что это значит?

— Это значит, вы в жопе, отец Джон. Я слышал музыку, а вы — нет.

— Музыку? — Этот парень в своем уме или нет? — Какую музыку?

— Вы меня прекрасно поняли, отец, — тихо рассмеялся мужчина. — Все вы, кобели, знаете эту тайну. Поэтому вы и бегаете за Деброй.

— Я хотел бы знать, кто вы… — Он оборвал фразу. Дебра, сказал мужчина. Не Дебби. Глаза его округлились.

— Она моя суженая, — продолжил мужчина.

Раздался металлический щелчок.

Порох, наконец сообразил Джон. Это запах пороха.

Он резко отодвинулся от окошка и инстинктивно вскинул правую руку, как бы заслоняя лицо ладонью, потому что вспомнил, что слышал такой же щелчок, когда стоял в кабинке туалета, и сейчас отчетливо понял, что это…

Раздался выстрел; в окошко полыхнуло пламя. Пуля прошила раскрытую ладонь и врезалась в стену. Брызнули щепки. Дикая боль пронзила его с головы до ног; он начал падать со скамьи, зажимая раненую руку. В этот момент раздался второй выстрел.

Эта пуля попала в горло, словно дыроколом проткнув гортань. Захрипев, он повалился на пол. Третья пуля прошла над головой и вонзилась в деревянную обшивку будки.

Трэвис заглянул в развороченное оконце и увидел, что этот ублюдок валяется на полу в луже крови. Кровь забрызгала и стены. Белый воротник ублюдка стал темно-красным. В шею попал, сообразил Трэвис. Через пару минут помрет от потери крови. Веки священника еще вздрагивали. Но Трэвис был уверен, что тот уже не жилец.

— Она моя суженая, — повторил он, убрал «кольт» в кобуру, выскочил из тесной будочки и бегом кинулся к двери на улицу, где под дождем его дожидался «шевроле» бедолаги Моби Дика.

Он завел мотор и направился к дому своей суженой.

Через пару минут отец Джон Ланкастер выкарабкался из исповедальни и упал на холодный мраморный пол, прижимая к груди кровоточащую ладонь. Другой рукой он пытался пережать запястье, чтобы уменьшить потерю крови. Лицо его было бледным как мел; кровь из раны в горле полностью залила воротник. Первой мыслью было позвать на помощь — хотя вряд ли бы его кто-нибудь мог услышать в такое время, — но из пробитой гортани вырвался только беспомощный хрип.

О Господи, подумал он. О Матерь Божия… Я должен встать.

Кровь. Кровь залила весь пол. Монсеньер будет… будет…

Сознание покинуло его, потом вернулось. Потом он опять на секунду впал в забытье и снова пришел в себя. Боль толчками билась в ладони и отдавала в плечо. Рука онемела, словно замороженная, а лицо при этом горело.

Она моя суженая, сказал этот маньяк.

Моя суженая.

— О Боже, — простонал Джон. Стон был похож на стон раненого животного. Надо встать… Надо встать… Встать немедленно…

Он смог приподняться на колени. Голова слегка прояснилась, но жуткая боль давила на мозги как наркотик. От запаха крови тошнило; ладонь продолжала кровоточить, хотя он и сжимал запястье что было сил.

Вставай! Вставай, черт тебя побери, вставай!

Этот маньяк охотится на Дебби… нет, на Дебру Рокс. Но Дебра и Дебби — одно лицо…

Джон встал, пошатываясь, и, стиснув зубы, двинулся к двери, ведущей в административное крыло здания. Телефон, крутилась в голове одна мысль. Я должен добраться до телефона. Первый кабинет оказался заперт. Второй тоже. Его собственный также оказался на замке, а ключи — в квартире. Он побрел дальше, оставляя за собой кровавую дорожку.

Оказавшись у себя, он долго не мог взять в руку телефонную трубку. Пальцы на слушались. Видимо, повреждены нервные окончания, подумал Джон. Взяв трубку в левую руку, он правым локтем надавил кнопку «Д». В трубке, щелкнуло, загудело и послышался женский голос:

— Диспетчер слушает!

Он хотел сказать «мне нужна полиция», но не смог выговорить. Его прошиб пот.

— Мне… нужно… — едва различимо прохрипел Джон.

— Говорите! — послышалось в трубке. — Алло!

— Мне… надо… — Но пробитая гортань отказывалась повиноваться, испуская нечленораздельные хрипы.

— Алло! Говорите! Алло!

Капли крови продолжали падать с пол из пробитой ладони Джон четко осознал, что если не сможет добраться до Дебби — ей конец.

Он посмотрел на велосипед, стоящий у двери. Диспетчер, не дождавшись ответа, повесила трубку.

Он должен это сделать. Раненый или нет — должен, несмотря ни на что. К тому времени, когда он доберется до полиции, она может быть изнасилована или… хуже, гораздо хуже. Человек, так пользующийся пистолетом, вряд ли удовлетворится изнасилованием. Придется Джону собрать остатки сил и попасть к Дебби, потому что время идет, и идет слишком быстро.

Из черных брюк, висящих на стуле, он вынул ремень и туго — как только мог — перетянул запястье, помогая левой руке зубами. Потом встряхнул головой, пытаясь прояснить сознание. Представив себе Дебби, которой с минуты на минуту грозит оказаться лицом к лицу с маньяком — с убийцей скорее всего, — он взгромоздился в седло и помчался по коридору по направлению к лестнице.

На полу за ним оставались капли крови.

Вальехо-стрит встретила его промозглой сыростью. Холодный воздух немного разогнал вялость, сковавшую ноги. Он что было сил налегал на педали. Правую ладонь болезненно дергало; сама рана представляла собой опухшее кровавое пятно, а вся остальная кисть была мертвенно-бледной. Он выехал на Бродвей и помчался в ночь.

Глава 24

Он бегом, без передышки, взлетел на четвертый этаж и позвонил в дверь квартиры номер шесть.

Дебби открыла глаза. Показалось или нет? Кажется, звонок в дверь. Она подождала некоторое время, соображая, не приснилось ли ей и не выдает ли она желаемое за действительное. Но звонок прозвенел вновь.

— Лаки, — прошептала она, спуская ноги с дивана.

***
Джон усердно давил на педали, но окружающий мир сопротивлялся его движению. Асфальт превратился в черную липкую смолу, блестящую в свете уличных фонарей; воздух стал плотным, густым. На резком повороте шины велосипеда не удержались на этой смоле, и он полетел прямо в кучу мусорных баков.

***
Дебби накинула свой белый халат, перешагнула через Единорога, который любил бродить по ночам, и направилась к двери, по пути включив свет. На кухонном столике лежал билет на самолет. Очень хорошо, что Лаки решил зайти, потому что им надо успеть о многом переговорить.

Она начала отпирать дверь, торопясь увидеть его лицо. Но в последнее мгновение остановила себя и посмотрела в дверной глазок.

За дверью стоял высокий коротко стриженный блондин в мокром от дождя плаще. Она рассматривал свои руки.

— В чем дело? — мгновенно осипшим голосом спросила она, увидев совсем не того, кого ожидала.

Парень поднял голову и улыбнулся, глядя в глазок. Она увидела странную татуировку у внешних уголков глаз.

***
Он поднялся и продолжил свой путь. Быстрее! — подгонял он себя. Ноги сводило судорогами. Забудь о боли. Быстрее, черт бы тебя побрал! В глазах время от времени темнело, но в данный момент он полностью себя контролировал и больше не собирался терять сознание. Но ехать еще далеко. Ухватив зубами ремень, он еще сильнее подтянул его и, налегая грудью на руль, помчался дальше, по направлению к Норт-Бич.

***
— Привет, — произнес Трэвис. Он чувствовал, как гулко заколотилось сердце. О, как же она прекрасна… И как достижима.

— Хочешь, чтобы я вызвала полицию? — настороженно спросила она, готовая в любой момент отпрыгнуть от двери.

— Нет, нет! — криво улыбнулся он. — У меня новости для вас от вашего друга.

— От моего друга?

— Конечно. Разве не знаете? От… — Он вовремя спохватился. — От Джона.

— Джон? — Сколько у меня знакомых Джонов, подумала Дебби. Этот парень явно псих. Но потом до нее дошло. — Джон. Вы имеете в виду Лаки?

Дело на мази, сообразил Трэвис.

— Лаки, — уверенно повторил он. — Да, он действительно счастливчик, если ему повезло познакомиться с вами и все такое.

И все-таки что-то здесь не так, подумала Дебби. Пахнет подвохом.

— Откуда вы его знаете?

— О, дело давнее. У нас с ним вот так. — Он поднял вверх руку с двумя скрещенными пальцами.

Дебби все еще не решалась открыть дверь. Если не знаешь человека в лицо, напомнила она себе, не впускай его в дом.

— Что он просил передать?

— Позвольте войти, и я все расскажу.

— Нет, извините. Говорите так.

— Не думаю, что вашим соседям следует это слышать.

— Они спят так, что из пушки не разбудишь. Выкладывай, Джек.

— Трэвис, — произнес он с оскорбленной миной. — Я Трэвис, из Оклахомы.

— Ну и замечательно. Что он просил передать, — Трэвис?

Он замолчал, снова разглядывая свои руки. Он лихорадочно перебирал варианты. Наконец его осенило. Он поднял голову и послал в глазок свою самую обворожительную улыбку.

— Ваш друг — священник.

Она разинула рот. Лицо застыло в гримасе. Потом встряхнула головой и усмехнулась:

— Трэвис, вы больше чудак, чем одноногий кузнечик!

— Отец Джон Ланкастер, — продолжал тот. — Собор Святого Франциска. Большое белое здание. На Вальехо-стрит.

— Нет, — прошептала она. И затем вслух, громко:

— Нет, черт побери! Что за дурацкие шутки, парнишка?

— Он светловолосый. Высокий, худощавый. Примерно как я. О да, еще. У него десятискоростной велосипед.

Дебби некоторое время молча разглядывала Трэвиса, шевеля губами. Но не могла произнести ни звука. Никакими словами нельзя передать то, что она чувствовала в данный момент, находясь на грани между слезами и истерическим смехом: Именно в собор Святого Франциска ходила она, когда просила священника помолиться за Джени Макалоу. И священник на исповеди…

— О нет, — еле слышно проговорила она. — Не может быть.

Теперь она вспомнила: пожалуйста, не богохульствуй. Именно эту фразу она слышала во время исповеди, и ее же он повторил на кухне, когда она доставала из морозилки замороженные продукты для ужина.

— О-о… — простонала она, чувствуя, как мир вокруг рушится. — Не-е-ет…

— Откройте. Я все расскажу, — подал голос Трэвис.

Рука сама потянулась к щеколде. Некоторое время Дебби просто стояла так, пережидая, пока стены перестанут вращаться вокруг головы.

Потом повернула замок, открыла дверь, и ковбойские ботинки переступили порог.

***
Прямо перед ним выросла гора. Она никогда не была такой большой, такой крутой и высокой. Сама земля начинает со мной шутки шутить, подумал он. Подъем тянулся на целый квартал. Он включил пониженную передачу и стал подниматься в гору. Измученные ноги требовали передышки, но от боли каким-то образом прояснилось сознание. До ее дома оставалось каких-то пара кварталов. Поднявшись на холм, надо будет сразу свернуть направо и…

Господи, помоги мне! — взмолился Джон. Слезы лились из глаз. Господи, помоги!

***
— Священник, — шепотом повторила Дебби. В горле першило. — Я разговаривала с ним, когда ходила в церковь. Он сидел в будке для исповеди. Рядом со мной, через стенку. Я не знала. Просто не могла предположить…

— Теперь знаете, — сказал Трэвис. — Не хилая шутка, да? У вас есть пиво?

— Пиво? Нет. Есть сухое вино. О Боже. — Она почувствовала головокружение и вынуждена была ухватиться за край стола. — Вино есть. Пожалуй, мне тоже выпить не помешает. Она отвернулась к холодильнику, и в тот же момент он оказался у нее за спиной, выхватил приготовленную веревку и затянул на горле.

Она схватила его за руки, пытаясь освободиться, но губы его, оказавшиеся у самого уха, прошептали:

— Я люблю тебя, Дебра. Даже больше, чем любил Чери и Изи.

Вопль застыл в горле. Потрясение от услышанного вкупе с тем, что ее счастливый талисман — ее родственная душа — оказался и всегда был католическим священником, полностью подкосило ее.

Он отнял правую руку от ее горла. Она услышала шорох плащевой ткани. Выгнувшись дугой, она потянулась рукой к шкафчику, где лежали ножи, чтобы вонзить лезвие в его черное сердце. Но не успела, потому что в то же мгновение сокрушительный удар в голову сбил ее с ног. Кухонный пол встал дыбом, словно в кошмарном сне.

***
Джон достиг вершины холма. Мимо в противоположном направлении пронеслась полицейская машина. Он едва взмахнул рукой, пытаясь привлечь внимание, но сидящие в машине явно куда-то опешили, а крикнуть не было голоса. Он сосредоточенно продолжал крутить педали. Теперь это стало его личным делом. Только его делом. Бог на небесах, ангелы спят. Это его личное дело.

Он резко свернул вправо, не справился с управлением, и велосипед с душераздирающим металлическим звуком врезался в бордюрный камень. Руль, который он держал одной рукой, вырвался; что-то тренькнуло, как лопнувшая гитарная струна, педали прокрутились вхолостую. Цепь, внутренне похолодев, сообразил он. Цепь слетела со звездочки. Не колеблясь ни секунды, он бросил велосипед — это произошло напротив вьетнамского ресторанчика — и бросился бежать по направлению к Рафаэл-стрит.

***
Дебби открыла глаза, не понимая, где находится. Вокруг все было белым. Мышцы живота болели от напряжения, в затылке пульсировала тупая боль. Она содрогнулась, почувствовав приступ тошноты, и только в этот момент поняла, что связана.

Даже не связана, а просто обмотана веревками, туго стянутыми профессиональными узлами. На ней по-прежнему был ее белый халат. Но он оказался расстегнут, полы задраны выше бедер. Руки были заведены за спину и связаны в запястьях. Грубая веревка, обмотанная вокруг горла и головы, тянулась от лица к… Она застонала и почувствовала во рту кляп из банной губки.

…к водопроводному крану. Она лежала на дне ванны, лицо примерно на шесть дюймов ниже верхнего сливного отверстия.

— Вот теперь мы готовы, — проговорил Трэвис. Он присел рядом.

Дебби принялась отчаянно дергаться, пытаясь высвободить лодыжки, накрепко привязанные к сушилке для полотенец. Бесполезно, подумала она после нескольких попыток. Бесполезно…

— Помнишь, как в «Суперплуте»? — взволнованно спросил Трэвис. — Вы с Чери занимались этим делом в ванне с двумя парнями? Это было классно, Дебра! Наверное, я никогда этого не забуду, настолько это было классно! Просто запечатлелось навеки. Чери я тоже уложил в ванну. Я вроде как режиссер, ага?

Она извивалась, понимая, что это бессмысленно, но сдаваться не собиралась. Голова накрепко была примотана под краном.

— А у Изи лучшая сцена — та, где она стоит на коленях и делает это черному парню. Я постарался повторить ее как можно лучше. — Рука легла на кран с горячей водой. — Я любил вас. Я всех вас любил. И я знал, что та музыка звучит для меня. Она позвала меня в Калифорнию. — Он взмахнул рукой. Дебби снова дернулась, но положение ее не изменилось ни на дюйм. Он добавил холодной, чтобы она не обожглась. Теперь в лицо била сильная струя. Она могла отвернуться от нее максимум на полдюйма, но шею тут же сводило острой болью. Вода хлестала, заливая ноздри. Губка намокла и разбухла во рту. Он хочет меня утопить. О Господи… Он хочет меня утопить! Она с силой выдула воду из ноздрей и сделала попытку вздохнуть, но напор воды был слишком силен. Вода проникала в ноздри и заливала глотку.

— Вот так, — сказал Трэвис. — Теперь подождем пару минут.

В коридоре зазвенел звонок.

Трэвис тут же оказался на ногах.

Звонок прозвенел еще раз. И еще. Потом его явно прижали, потому что звон стал непрерывным.

— Не нравится мне этот звук, — сказал Трэвис. Она продолжала отчаянно сражаться с потоком воды, бьющим в ноздри. Он вышел в переднюю, держа руку на кобуре.

Джон наконец отпустил кнопку звонка.Она должна уже была услышать. «Фиат», как он заметил, стоял под домом. Если бы она могла открыть, уже бы открыла. Сгруппировавшись, он что было сил врезал ногой в дверь, немного пониже ручки. Дверь треснула.

Трэвис, прищурившись и облизывая нижнюю губу, достал револьвер.

Джон ударил в дверь снова, целясь в ту же точку. Она проломилась, и он влетел внутрь. И увидел перед собой высокого блондина в длинном хлопчатобумажном плаще. В руке он держал нечто, отливающее синеватым стальным блеском; он замер, словно в глубоком шоке. Джон не колебался ни мгновения: пистолет действует быстро. Поэтому прямо от порога прыгнул вперед, целясь в маньяка.

Негромко хлопнул выстрел, пуля пролетела над плечом Джона и вонзилась в дверную раму. Но левой рукой он уже перехватил руку с оружием; масса его тела, помноженная на скорость, свалила бандита с ног. Они упали на пол, зацепив по пути кофейный столик.

Трэвис впился пальцами в лицо Джону, стараясь выдавить глаза, но тот ухитрился отвернуться и изо всех сил врезал коленом противнику в пах. Воздух со свистом вырвался сквозь стиснутые зубы Трэвиса. Джон стискивал запястье руки, зажавшей оружие, стараясь прижать ее к полу, понимая, что в ином случае он — покойник.

Он услышал шум воды, льющейся в ванной.

О нет! О Боже, нет!

Неожиданный удар в висок чуть не вышиб мозги, но Джон не ослабил захвата, хотя перед глазами поплыли кровавые круги. Трэвис зарычал от прости. Второй удар пришелся в лоб. На этот раз Джон не удержался и упал навзничь, разжав пальцы.

Дуло «кольта» мгновенно оказалось направлено ему в лицо.

Джон ударом ноги попал мужчине под локоть. Выстрел пришелся в горшок с кактусом. В то же мгновение пальцы маньяка разжались от боли, «кольт» взмыл вверх, ударился в стену и упал на ковер.

Трэвис, извернувшись как змея, метнулся за оружием.

Джон прыгнул на него сверху и сгибом левой руки сжал горло, выворачивая шею и не давая возможности дотянуться до «кольта». Трэвис бился и извивался под ним, пальцы скребли ковер в считанных дюймах от ствола.

Пока они сражались, тем же занималась и Дебби Стоун. Вода уже поднялась до уровня лица и затекала в рот. Она задыхалась, пытаясь поймать в стремительном потоке глоток воздуха, выдувала воду из носа, но внутрь проникало все больше. Она уже была полна воды и способа избавиться от этого найти никак не могла.

Трэвис перевалился на бок и саданул Джону локтем под ребра. Джон, стиснув зубы, продолжал сдавливать ему горло, но Трэвис оказался сильнее и вырвался из захвата. Правая рука дотянулась до «кольта».

Джон отпустил его глотку и, почти ничего не соображая от бешенства, врезал кулаком в лицо. Верхняя губа Трэвиса лопнула, осколки двух зубов застряли в горле. Но Трэвису снова удалось вырваться и сбросить с себя Джона. Револьвер синей смертельной молнией взметнулся вверх.

Но Джон опять поймал запястье врага в момент выстрела. Пуля просвистела мимо, опалив кожу лица. Послышался звук, как от удара молотком в стену, и пласт штукатурки грохнулся на пол, взметнув столб пыли, скрыв под собой и рухнувшую одновременно картину, изображавшую закат на Малибу.

Трэвис схватил Джона за волосы и рванул голову назад, пытаясь высвободить руку с оружием. Но пальцы Джона сжались на запястье, как бульдожьи челюсти. Следующий выстрел вдребезги разнес оконное стекло.

Теперь они схватились в ближнем бою. Пальцы Трэвиса нащупали кнопку на рукояти «кольта». Перед лицом Джона блеснуло четырехдюймовое зазубренное, отливающее синевой стальное лезвие.

Трэвис ударил Джона кулаком под ложечку. Затем еще раз. Пальцы Джона ослабли, глаза начали стекленеть, на лбу выступил холодный пот. Лезвие медленно приближалось к окровавленному горлу Джона.

Подобрав ногу, Джон уперся коленом в грудь маньяка. Тот в этот момент взгромоздился сверху и давил на него всей тяжестью.

Джон понял, что вариантов нет. В ближайшие секунды либо нож воткнется в глотку, либо очередная пуля вышибет мозги. Выгнувшись дугой, он что было сил врезал головой в нос бандиту.

Трэвис взвыл и откинулся назад, захлебываясь кровью. Джон отполз от него на четвереньках. Он уже совсем выбился из сил. Трэвис яростно мотал головой, разбрызгивая кровь по все стороны, пытаясь прийти в себя. Потом смог разглядеть валяющийся на полу «кольт» и жадно схватил его, решив наконец покончить с этим священником к чертям собачьим.

Джон увидел ствол оружия, нащупывающего цель. Это уже не предотвратить. Никак.

Краем глаза он заметил слева от себя горшок с кактусом и тут же схватил его.

Трэвис, отчаянно моргая, пытался слезящимися глазами найти Джона. «Кольт» вот-вот должен был исполнить свое дело.

Джон прыгнул вперед, выставив перед собой горшок с колючим кактусом.

И врезал им прямо в лицо маньяку.

Трэвис дико заорал, ослепленный. Он упал на пол и начал кататься от боли: длинные жесткие иглы вонзились в щеки, в нос, а главное — проткнули глаза. Продолжая орать, он поднялся на колени, потом на ноги. В этот момент откуда-то выскочил Единорог, торопясь убраться подальше от этого безумства. Трэвис вертелся во все стороны, размахивая «кольтом» и держа палец на спусковом крючке. На мгновение ствол оказался направлен прямо в лицо Джону, потом сдвинулся фута на два в сторону. Выстрел пришелся в стену. Джон лежал на полу. Трэвис орал, размахивая «кольтом», потом сделал шаг назад и наступил на краба, не успевшего забиться в безопасный уголок.

Потеряв равновесие, он попятился. «Кольт» полыхнул пламенем в шестой раз. Пуля разбила окно на кухне. Отдача от выстрела предопределила его судьбу.

Низкий подоконник окна эркера оказался примерно под коленями. Пытаясь сделать еще шаг, он покачнулся и начал заваливаться назад.

Осколки разбитого стекла со звоном посыпались на пол, лицо на долю секунды застыло в паническом одеревенении. Пальцы, ища опору, натыкались на острые обломки, оставляя кровавые потеки, и конце концов он вывалился наружу. Протяжный крик растаял в дождливой ночи вместе с ним.

Послышался глухой удар, и все стихло.

Джон встал, доковылял до окна и выглянул наружу. Труп лежал навзничь на крыше чьей-то машины. Закинутая голова пробила ветровое стекло. Рука по-прежнему сжимала «кольт». Смертельный захват.

В домах напротив начали вспыхивать окна. Кто-то закричал. Потом на пороге квартиры появился мужчина в очках и махровом халате, за ним — молодая блондинка. Они застыли, увидев расщепленную выстрелом дверь.

Дебби! Сверкнуло в мозгу Джона. О Боже!

Он ринулся в ванную. Единорог спешно зарывался в песок из перевернутого цветочного горшка.

Она была еще жива и еще боролась за жизнь. Джон первым делом перекрыл воду, потом выдернул кляп; она начала судорожно хватать широко разинутым ртом воздух, кашляя и задыхаясь в истерических конвульсиях. Действуя одной левой рукой, ему удалось распустить узел, притягивающий ее голову к кранам. Она открыла налитые кровью, полубезумные глаза и увидела над собой Лаки с окровавленным белым воротником вокруг шеи.

Он вынул ее из белой могилы и крепко прижал к себе. Теперь можно вздохнуть полной грудью. Она ткнулась головой ему в плечо и разрыдалась.

— Тш-ш-ш, успокойся, Дебби, — кое-как смог выговорить он, поглаживая ее вздрагивающее тело. Поняла она, что он говорит, или нет, — об этом он не задумывался. — Все хорошо, Дебби. Все хорошо, дитя мое. Тш-ш-ш-ш… Все хорошо. Успокойся, дитя мое.

Он держал ее на руках, пока не приехала полиция.

Глава 25

В Сан-Франциско порой выпадают такие дни, когда хочется назвать его самым прекрасным городом на свете. Этот день был как раз из таких. Водная гладь залива сверкала и переливалась под золотистыми лучами позднего октябрьского солнца; легкий бриз подгонял разноцветные парусники. В синем небе гудели самолеты — одни привозили пассажиров сюда, другие развозили их по домам.

Именно такова и была цель Дебби Стоун.

Вместе с ней объявления посадки в самолет, отправляющийся рейсом до Нового Орлеана, ждал отец Джон Ланкастер. Они сидели бок о бок; по контрасту с обычной аэропортовской суетой, окружающей их, движения их были точны и неторопливы, как у людей, которым уже некуда спешить, они прибыли в назначенное место.

Она была в своей обычной дорожной одежде — джинсы, светло-голубая блузка и белый свитер, который выгодно подчеркивал загар лица и яркость больших серых глаз. Свитерок был тонким, рассчитанным на южный климат. Она перестала носить темные очки; глаза уже не страдали от солнечных полос, падающих сквозь окно на лицо и руки.

Джон тоже был в дорожном костюме. Он продолжал свое турне. Свежий белый воротничок был достаточно мягким. Кисть правой руки была забинтована, и узкая полоска бинта закрывала пулевое отверстие на шее.

Дебби вздохнула; это быт первый звук, который она издала за последние несколько минут. Потом взглянула на него и быстро отвела взгляд. Он подождал немного, а потом понял, чего на самом деле боится — объявления, которое могло прозвучать в любую минуту; объявления, которое унесет ее из его жизни навсегда.

— До сих пор не представляю, что будет делать дядя-Джо, — негромко сказала она. — Я оставила ему сообщение на автоответчике, но… Впрочем, кто его поймет….

— Не сомневаюсь, что дядюшка Джо в состоянии сам о себе позаботиться, — высоким и в то же время хрипловатым голосом отозвался он.

— Ты похож на лягушку, — нервно улыбнулась она. Он улыбнулся в ответ, и они снова отвернулись друг от друга. — Меня ждет трудный путь, — наконец произнесла Дебби.

— Ну что ты! Долетишь до Нового Орлеана, в городе можно взять напрокат машину…

— Ты понимаешь, о чем я. Это трудный путь. Не уверена, смогу ли я пройти его до конца.

— Пока не попробуешь — не узнаешь.

— Это верно, — кивнула Дебби и взглянула на свои руки. От накладных красных ногтей она уже избавилась. — Я боюсь, — призналась она. — Я стала совсем другой. Понимаешь… Возвращение домой — это страшно.

— Наверное, это неизбежно.

— Да. Но я не представляю, чем я смогу заняться. Да, конечно, матушка сказала, что рада меня видеть и все такое и что постарается отцепиться от бутылки, но… все это очень непросто.

— Конечно, — кивнул Джон, любуясь ее прекрасным лицом. За ее фразой крылось очень много вопросов — вопросов, которые Дебра Рокс себе никогда бы не стала задавать. — Что достается легко, недорого стоит.

— Это верно. — Некоторое время она помолчала. Включились динамики. Кто-то кого-то разыскивал. Она подпрыгнула, как на иголках.

— Попробую завязать с кокаином, — сказала она. — Я поняла. Это место в Новом Орлеане…

— Это хорошее место, — подхватил Джон. Лицо, какое лицо! О Боже, как же больно на нее смотреть! — Там о тебе позаботятся. Но это тоже непросто. Они предоставят тебе все условия, но от тебя это тоже потребует определенной работы.

— Я всегда работала, — сказала Дебби. — Работы я не боюсь, — Она улыбнулась. Он обратил внимание, что улыбка стала немного иной, словно она мысленно уже была там, на юго-востоке, может быть, даже в том самом синем мире, на грани нового дня.

Опять раздался металлический голос из громкоговорителей:

— Пассажиров, вылетающих объединенным рейсом номер 1714 по маршруту Даллас — Мемфис — Новый Орлеан, просят приготовиться к посадке. Пассажирам с детьми и нуждающимся в дополнительной помощи…

— Это обо мне, — нервно хохотнула Дебби. — Я чувствую себя маленьким ребенком, очень нуждающимся в дополнительной помощи.

Джон встал. Ну что ж, пора. Дебби тоже встала. Они пошли к выходу на посадку.

— Может быть, я там не останусь, — заговорила она. — Дома, имею в виду. — Она бросила в его сторону быстрый взгляд и тут же отвернулась. Смотреть на него было больно, как на солнце; она боялась расплакаться. — Это маленький городок. Думаю, я из него выросла. Но… кажется, сначала я все-таки должна пожить там. Понять, что стало с Дебби Стоун. Такое ощущение, что я оставила ее там — давным-давно, ей тоже надо дать какой-нибудь шанс, согласен?

— Согласен. — Горло перехватило. Рана еще болит, только и всего.

— В общем, я постараюсь сделать все, что… — Она оборвала фразу, глядя куда-то за спину Джона. Взгляд застыл в изумлении.

— Эй, долбозвон, — рявкнул Джо Синклер. — Эй, Лаки, я к тебе обращаюсь! Дебра, я получил твое сообщение! Черт побери, что это вы надумали? — Он грубо схватил Джона за руку и отпихнул в сторону.

— Здравствуйте, дядюшка Джо, — проговорил Джон и увидел, как старик уставился на его белый воротничок.

Джо Синклер появился в сопровождении обоих сыновей — двух крупных мясистых шкафов. Но внезапно начал буквально съеживаться на глазах, словно таять, а лицо приобрело цвет подпорченного сыра. Он шагнул назад, наткнулся на одного из сыновей и чуть не сбил того с ног. — Ты… священник? — придушенно прошептал Джо Синклер. — Когда ты успел стать священником?

— Я всегда был священником.

— Всегда? Всегда? — Он продолжал уменьшаться в объемах, и Джон даже подумал, что еще немного, и Джо Синклер прямо сейчас превратится в маленького шишковатого карлика. — Всегда? — Похоже, это слово просто застряло у него в глотке. — Как… всегда?

— Так. Всегда, — подтвердил Джон.

— Хочешь сказать, я священника называл долбо… — Он не договорил, потрясенный. Глаза полезли на лоб.

— Мисс Стоун уезжает домой, — сказал Джон и твердо положил руку на плечо Синклера. — Вы хорошо себя чувствуете?

— Я? Да! Прекрасно! У вас есть билеты? Я куплю билеты! В первый класс!

— Бизнес-класса вполне достаточно, — подала голос Дебби.

Синклер еще больше задохнулся. Наконец его взгляд — уже не такой яростный, но еще испуганный — остановился на Дебби.

— Ты… Ты всегда была хорошей девочкой. Отличный работник. Высшее качество. Звезда!

— Звезда сгорела, — спокойно урезонила его Дебби. — Я решила, что пора становиться человеком.

— О да! Человек! Это прекрасно! — Испуганный взгляд метнулся к Джону. Потом обратно к Дебби. И замер. — Послушай, Дебби… Ты… Ты — самый лучший человек. Ты меня слышишь?

— Я тебя слышу, дядя Джо.

— Вот! И если кто-нибудь попробует создавать тебе проблемы, скажи, что у тебя есть связи в верхах! Понимаешь?

Она кивнула и улыбнулась.

Синклер, все еще не придя в себя от изумления, с тем же лицом цвета сыра, снова уставился на Джона:

— Всегда?

— Всегда. В соборе Святого Франциска, на Вальехо-стрит. Загляните как-нибудь, сходим на ленч. У меня связи в верхах.

— Да, конечно, отец! Безусловно! Связи в верхах! — Он осклабился и заехал локтем под ребро Чаку с такой силой, что парень поморщился. — Связи в верхах! Ну и шутник!

— Прощайте, дядя Джо, — Произнесла Дебби и взяла его за руку.

— До свидания, детка. Отец… Надеюсь, мы с вами увидимся.

— Как-нибудь.

— Да! Да, безусловно! — Он расплылся в улыбке, обхватил за плечи сыновей, и все трое двинулись к выходу.

— Производится посадка на объединенный рейс 1714 по маршруту Даллас — Мемфис — Новый Орлеан, — объявил металлический голос.

Они подошли к дверям трапа, ведущего на борт. — самолета. Дебби крепко сжимала в руке билет. Мимо торопились пассажиры с ручным багажом. Неумолчный гул стоял в здании вокзала.

— Наверное, тебе пора, — сказал Джон и уставился в пол.

— Отец, — судорожно вздохнула Дебби. — Она хочет попрощаться.

— Что? — не понял он.

— Дебра Рокс хочет попрощаться, — повторила она. И он понял, что это значит.

Из нее словно полыхнуло пламенем; этот жар опалил его с головы до ног. В глазах сверкнула страсть. Она потянулась к нему и обхватила за шею обеими руками. Губы, мягкие и горячие, прижались к его губам. Он ощутил запах корицы, которой пахла пена для ванной, и понял, что сейчас рухнет в обморок.

Она слегка раздвинула губы. Влажный язычок проник ему в рот и прикоснулся к влажной податливой плоти.

Она крепко прижимала его к себе, пальцы ерошили волосы на затылке. Вдруг она подняла ногу и закинула ее ему на бедро. Затем вторую, и они слились в поцелуе, как две души, наконец-то нашедшие друг друга.

— Заканчивается посадка на объединенный рейс 1714…

В здании вокзала наступила мертвая тишина, только почему-то продолжали громыхать багажные тележки.

Ее язычок дразняще неистовствовал в глубине его рта. Они слились воедино; в этот момент для Джона окружающая действительность просто перестала существовать, как провал во времени. Язычок прикоснулся к небу, потом прижал его собственный язык. Потом, он угомонился, она втянула в себя его нижнюю губу, нежно прихватила зубками и отпустила.

Потом — в продолжающейся тишине — сняла ноги с бедер и встала на пол. И снова превратилась в Дебби Стоун — молодую женщину, приготовившуюся к посадке в самолет.

— Вот так прощалась с тобой Дебра, — проговорила она, опустив взгляд, — Думаю, мы с ней больше не встретимся. Теперь осталась одна я. — Она снова обняла его и положила голову на плечо. Лицо его утонуло в ее густых волосах цвета воронова крыла; это шелковистое прикосновение ему запомнится на всю жизнь. — Спасибо вам, отец, — прошептала она. — Спасибо вам… за любовь.

Глаза его налились влагой. Он понял, что надо срочно отпускать ее. Она сделала несколько шагов, потом остановилась и оглянулась. Лицо ее было залито слезами.

— Родственные души?

— Не сомневайся.

— Молитесь за меня, — бросила она и скрылась в дверях, ведущих к дому.

Женщина средних лет с накрашенными щеками и поджатым ртом прошла мимо, окатив его презрительным взглядом.

— А еще называете себя священником!

— Да, мэм, — ответил он. — Вот именно.

Он дождался, когда ее самолет поднимется в воздух. Серебристые крылья сверкнули в лучах солнца. Новый Орлеан не так уж и далеко, думал он. Существует телефонная связь, да и почта тоже работает. Не так далеко… ну что ж, поживем — увидим…

Вернувшись к себе домой, он начал строить новый паззл — с изображением южного пейзажа. Ему было совсем нетрудно представить ее на этом фоне.

Может быть, когда-нибудь придет письмо, думал он. И из письма он узнает, что у Дебби Стоун все хорошо, что она встретила доброго человека, который ее любит, уважает и недоумевает, где же была Дебби Стоун всю его жизнь.

В этот день, наверное, он почувствует укол в сердце. Потому что любил ее.

Но это будет счастливый день.

— Джон! — послышался в дверях голос Дэррила. — Тебя кое-кто хочет видеть в храме.

Ощущая душевную тяжесть, он поглядел на краба, устроившегося в коробке с песком в углу комнаты.

— Спасибо. — Отложив паззл, он поспешил в церковь.

Она стояла с монсеньером Макдауэллом. Симпатичная молодая блондинка, лет девятнадцати-двадцати; макияж не мог скрыть выражения глаз — слишком еще юных, чтобы чего-то бояться.

— Вы… отец Лаки? — спросила девушка.

— Можете называть меня так, — кивнул Джон, краем глаза поймав удивленный взгляд монсеньера.

— Меня зовут… Кэти Креншоу. — Девушка вздрогнула. Джон увидел на ее руках следы уколов. — Мне говорила про вас Дебби Стоун. — Она протянула вперед дрожащую ладонь. — Вы не могли бы… помочь мне?

— Попробую, — ответил он и взял ее за руку. Они прошли к скамье и сели. Отец Лаки внимательно слушал ее, и в ухе его поблескивала серьга с алмазом.

Монсеньер Макдауэлл некоторое время постоял рядом, потом пошел к дверям и открыл их.


Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Глава 24
  • Глава 25