КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Краткая история Арды [Михаил Григорьевич Бобров] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Михаил Григорьевич Бобров
Краткая история Арды

Предисловие

Мне никто и ничто не заменит, о сверстники, вас.

Удивил бы любого о ваших деяньях рассказ.

Но жестокое время рассеяло всех чередой.

Каждый в жизни пошел за своей путеводной звездой.

Великий арабский поэт.
Мой несчастный друг, господин NN!

Не попасть тебе на скрижаль…

М.Щербаков.

Писать предисловие меня побудили две вещи, вопросы о которых будут возникать обязательно.

Во-первых, это употребление имен в тексте. Авторское отношение к игровым именам легко определить через высказывания или поступки героев романа. Что же касается неизбежных претензий относительно заимствования игровых имен у реальных лиц, то эти претензии выглядят безосновательными. Предположим, сделана попытка соблюсти инкогнито и вместо игрового имени, довольно точно отражающего сущность человека, некто назван псевдонимом, например, "господин NN". Сколько ни говори, что в тексте нет персонажей, напрямую списанных с реальных людей, читатель не поверит все равно. Рано или поздно кто-нибудь да примется орать: "А я знаю! NN на самом деле XYZ!!!"

Ну и что?

Стоит вспомнить, что большинство игровых имен известны лишь в определенном городе, и очень мало где кроме этого. Не нужно бояться, что весь мир немедленно узнает из романа, какой NN замечательный. Стоящие за именами персонажи на взгляд человека постороннего не будут отличаться от персонажей, которые откровенно вымышлены. Тем более, что роман не тусовочный, и автор не переносит личные отношения в текст. Поступки одного прототипа пришиты к внешности другого, смешаны с характером третьего и так далее, и тому подобное. Безусловно, существуют люди, для которых следы резца интереснее впечатления, производимого скульптурой в целом. Они получат истинное удовольствие, расследуя происхождение имен. Удачи им! Достигнув успеха с персонажами, легко раскрыть и псевдоним автора — а тогда и приходите. Вот тогда поговорим.

Мы же пока перейдем ко второй теме: к цитированию.

Цитат в тексте много, и — о ужас! О горе вам, безымянные защитники копирайта! — цитаты частенько даются не в кавычках и без сносок. Как будто они являются полноправными частями текста. Словно автор давным-давно позаимствовал эти мысли, освоил их и сделал такой же частью себя, как азбука. Из-за чего порой прокрадывается в голову крамольная мысль: а может, так оно и есть? В конце концов, уже давно ведь не пишут за каждой буквой "Б" ничего наподобие: "(с) Кирилл и Мефодий, София Болгарская, 950 Р.Х." Автор полагается на то, что читатель получит больше удовольствия от удачного применения заимствованного куска, чем от указания его происхождения.

На этом, пожалуй, все.

Удачи Вам!

Часть первая

Серая Сирень.

Город тонул в июньской зелени.

Погода была самая лучшая, какую только можно придумать: небо чистое, облаков мало, и даже с земли видно, что дождя в них ни капли. Солнце светит ярко, но еще не жарит — а лишнее тепло в бронескафандре… Вот именно, лишнее.

Патруль медленно перемещался по городской улице и пытался настороженно осматривать окна пятиэтажек, но день был настолько хорош, а вся столица так откровенно купалась в тишине и покое, что необходимое встревоженное настроение никак не возникало. Патруль состоял из одиннадцати тяжелых пехотинцев Дома Куриту. Во главе патруля шагал лейтенант Алин Адрен, недавно получивший звание; его коричневый офицерский скафандр резко выделялся среди серых бронекостюмов безродной пехоты.

Вокруг неспешно плыло летнее утро. Уличная брусчатка весело сверкала под солнцем. Белые каменные стены с вычурным резным обрамлением окон и входов, казалось, приглашали войти и купить что-нибудь — патруль как раз двигался по бульвару, где все первые этажи занимали магазины и магазинчики. Никого не удивило, что все они закрыты, люди не входят и не выходят, торговля не ведется: все-таки утро разгоралось воскресное, и еще довольно раннее, а хозяева и продавцы тоже люди и вряд ли спешат в выходной на работу.

Вот патруль вышел на большую широкую улицу, пересек ее и по огромной лестнице спустился к берегу реки. Чтобы подышать свежестью и влагой, лейтенант откинул укрепленное прозрачным полиакрилом забрало шлема. Его солдаты с облегчением повторили запрещенный инструкцией жест, на который до этого никто не осмеливался. Алин Адрен покосился на отделение и ничего не сказал: курсантская стажировка отучила его придираться к солдатам по мелочи. Он выдохнул, еще раз посмотрел вдоль воды — и тут что-то толкнуло его изнутри. Словно маленький колокольчик прозвенел.

А где же люди?

Лейтенант немедленно и резко захлопнул шлем. Его стрелки повторили движение и завертели головами вокруг: что это командир заметил? Но никого и ничего не шевелилось в пределах видимости; даже кошек и собак не было. И патруль понемногу успокоился. Как-никак, лейтенант у них был хоть и неплохой, но свежеиспеченный, недавно из училища, а такие горазды паниковать по мелочи. Но никто их за это не ругает: уж лучше пусть дураком назовут, чем закопают.

Алин Адрен тем временем думал: вызывать базу, или не стоит? Засмеют ведь, за общий стол не сядешь: и не врага испугался, а его отсутствия! Но… Еще вчера вечером набережная до самого Малинового Моста была полна рыбаков — и местных и туристов — которые забрасывали удочки прямо с парапета. А сегодня и клев должен быть неплохой: в тени у берега, особенно под мостом, всегда плавает рыба, подбирая падающие крошки. Но почему-то никто не спешит на многообещающие места в выходной.

Лейтенант выдохнул. С момента, как Дом Куриту высадил на планету свои войска, миновало уже три дня. Никакого сопротивления и даже проявлений враждебности в эти три дня не замечалось. Алин Адрен подумал: может, местные как раз решили, что пора бы уже и начать? Оттого-то мирные жители и попрятались?

Чтобы проверить свою догадку, Алин Адрен внезапно свернул налево и погнал патруль вверх по лестнице, ломая придуманный аналитиками маршрут. В данный момент ему было наплевать, что площадь перед Ратушей останется без наблюдения. Солдаты Куриту поспевали молча и сосредоточенно: им тоже передалась тревога. Алин Адрен отстраненно подумал: солдаты, наверное, считают, что он получил срочный вызов. Лестница вывела отделение на широкую улицу с трамвайной разметкой посередине. Очень скоро показался и первый вагон. Как весь городской транспорт, он беззвучно скользил в полуметре над упрятанным под покрытие силовым каналом и нахально сверкал чистыми стеклами. В его окнах отражались высаженные вдоль улицы деревья. Солдаты расслабились: трамвай на силовой подушке не содержал в себе ничего непонятного или страшного. Лейтенант обратил внимание, что толстые кряжистые стволы поднимаются из каменных колодцев, нарочно оставленных в тротуаре. Над тротуаром торчали бортики колодцев высотой до половины ботинка. Кое-где их облепили резные светло-желтые листья странных деревьев.

Вагон подошел к остановке, вежливо сел на дорогу, распахнул двери. Никто не вошел и никто не вышел, и внутри вагона не мелькнуло ни одного силуэта. Алин покрутил головой влево-вправо: улица была пуста так же как набережная и торговый бульвар перед этим. Только и разницы, что дома были не снежно-белые а кремового цвета. Да еще фасады плоские, практически без резьбы и украшений: улица упиралась в Круглую площадь перед Ратушей, и размещались здесь, в основном, официальные учреждения. Наверное, поэтому здесь и не было ни одного дома выше трех этажей, а перед большинством зданий имелись дворики, все как один отгороженные от улицы кованными решетками с воротами и калитками на толстенных цилиндрических петлях.

Алин Адрен уже начал беспокоиться всерьез, и тут Фукида Демура, командир отделения, уронил в коммуникатор только одно слово:

— Справа!

Половина отделения и лейтенант синхронно развернулись туда, куда сказал Фукида. Вторая половина продолжала осматриваться вокруг. Капрал Демура указывал вдоль улицы, против солнца, и даже сквозь поляризующие фильтры шлема Алин не сразу разглядел, на что именно.

За несколько домов от них какой-то человек красил каменный столб, к которому крепилась калитка. По крайней мере, издали это выглядело именно так. Но Алин вспомнил, что им говорили про планету на инструктаже перед высадкой, и понял, что на самом деле увиденный ими человек занимается куда более трудным и сложным делом: вжигает в камень цветной порошок. Эта работа называлась инкауст, и выполнялась факелом водородной горелки, в пламя которой подмешивалась каменная пыль нужного цвета. Горелку человек держал перед собой, на лицо опустил полукруглый щиток из прозрачного пластика или модного в последнее время полиметалла. Компрессор, запас жидкого водорода для горелки и смеситель красок помещались в серо-зеленом рюкзаке за плечами инкаустера. Несколько поодаль на тротуаре горкой возвышались вскрытые картонные упаковки от порошков. Искусство вжигания требовало верного глаза и твердой руки: цветной порошок намертво сплавлялся с верхним слоем камня, создавая твердую корку толщиной в два-три пальца. Получившееся покрытие не выцветало столетиями, и сходило только от выветривания. Однако выдержать процедуру нанесения могли только лавовые породы: базальт, диабаз и им подобные. Поэтому если уж что-то решали украсить вжиганием, это "что-то" сохранялось в городе на века. А поскольку с базальтом на новооткрытой планете проблем не было, да и резать его в конце концов научились, то города здесь украшались вечными постройками, долго сохранявшими как свежесть приданной когда-то окраски — так и все ошибки, которые инкаустер мог бы допустить при работе. Вот потому-то неуверенные в себе люди не брались за вжигание, а уж кто брался, те работали на высшем уровне.

И Алин Адрен и его солдаты залюбовались четкими движениями мастера. Потом заметили и прямоугольную табличку на высокой ножке. "Работы ведет Красильщик Сэпли из Лорбанери." — извещала первая строка таблички. Чуть ниже, другим шрифтом, вызывающе горел девиз: "Сделай лучше — если сможешь".

Алин Адрен выдохнул и направил патруль мимо красильщика, в сторону Ратуши, чтобы вернуться на обычный маршрут. Взбучки за отклонение он не боялся: командир патруля имеет право идти как угодно и куда угодно, был бы результат. Пока отделение прошло оставшиеся до красильщика два фасада, Сэпли успел полностью обжечь правый столбик калитки и убрал факел, очевидно, готовясь перейти к левому. Он даже сделал несколько шагов навстречу патрулю, но, увидев вскинутое оружие, презрительно фыркнул, пожал плечами и развернулся спиной к солдатам.

А когда отделение почти миновало его, Сэпли выкрутил газ до упора, отчего факел стал полуметровой длины, и прыгнул в середину группы. Наспех полоснул капрала, развалил бронекостюм второго правого номера, потом повернул пламя на идущего в хвосте стрелка — взрывчатка, которой тот был обвешан, мгновенно сдетонировала. Стрелка разнесло в клочья, а троих замыкающих разбросало по улице. Тихое утро превратилось в ад: оружие и внимание патруля поначалу было направлено наружу строя, а потом солдаты боялись стрелять, чтобы не задеть своих и не попасть в рюкзак Сэпли. Взрыв упрятанного в нем водорода мог бы развешать весь патруль на окрестных деревьях. Пока задние спохватились перевести стволы, пока Демура выталкивал лейтенанта вперед, из-под факела, пока второй левый номер с истошным визгом садил в никуда пулю за пулей, безумный красильщик вертелся между пехотинцами и полосовал их белым огненным мечом, температура которого равнялась температуре звездной поверхности. Один из опрокинутых взрывом патрульных потянулся за уроненным ружьем; заметив это, Сэпли немедля хлестнул солдата факелом по шее, и тот ткнулся в землю и больше уже не двигался. Адрен нервной скороговоркой докладывал на базу, стараясь не сбиться на крик, и одновременно пытался заставить первые номера смотреть по сторонам: сейчас на патруль было удобнее всего напасть откуда-нибудь еще. Семеро бойцов, пережившие внезапную атаку, разбежались вокруг Сэпли широким кольцом и наконец-то смогли стрелять, не рискуя задеть своих или угодить в водородный баллон. Все прицелились точно, и почти одновременно красильщик получил по пуле в каждую руку и ногу. Он упал на бок, так и не выключив горелку. Солдаты стояли вокруг и тяжело поводя плечами, сопели в коммуникаторы. Наружные микрофоны исправно доносили режущий свист белого пламени, бульканье и шипенье плавящейся под ним брусчатки и совершенно неуместный сейчас шорох листьев.

— Демура — периметр! — гаркнул лейтенант. Капрал очнулся и пинками развернул двух соседних с ним рядовых наблюдать за подходами к кольцу. Один из отброшенных взрывом стрелков подогнул ноги под живот и попробовал встать. Поднялся на колени и упал снова. Третий правый подобрал раненого пехотинца и пытался смазывать его ожоги, а еще двое осторожно подходили к лежащему красильщику со стороны головы, откуда он не мог их видеть. Лейтенант настороженно вертел шлемом: в шуме листьев ему мерещился то шорох чьих-то шагов, то треск мотора.

Прежде, чем Хатто и Муненори приблизились, красильщик резко перекатился на другой бок. Простреленные руки уже не подчинялись ему, и он ударил по контрольной коробке всем телом. Факел удлинился еще вдвое. Задеть никого из бойцов он уже не смог, но патрульные испугались резкого движения. Слаженно грохнули винтовки — и допрашивать стало некого. Сэпли из Лорбанери умер перед недокрашенной калиткой собственного дома. Произошло это утром третьего дня, считая от вторжения Дома Куриту на окраинную планету, имевшую вполне говорящее имя.

Планета называлась — Арда.


***

Ровно через час после стычки поредевший патруль Алина Адрена угрюмо выстроился на плацу перед воротами главной базы. Никто не мог сказать, как дежурный офицер отнесется к происшествию, и чем оно обернется для молодого офицера, на долю которого досталась первая кровь в этой войне. Солдаты хмуро переглядывались: им казалось, что они сделали все, как надо, да и лейтенант, в сущности, невиновен.

Лейтенант вяло прохаживался в стороне от строя и уныло глядел в землю. Поэтому он не сразу обратил внимание на упавшую рядом тень. Наконец, гул двигателей и дрожь земли под ногами все же оторвали Алина Адрена от мрачных мыслей. Он поднял голову: в обжигающе-синем небе над ним навис десятиметровый боевой робот. Пара колонноподобных ног упиралась в землю. Верх ступни робота приходился на уровень человеческой груди, а обхватить стальную лодыжку не смог бы даже самый широкоплечий богатырь. Набитое механизмами и электроникой туловище, из которого в разные стороны торчала пара рук-манипуляторов, было такой же высоты, как и ноги. Где-то в брюхе робота термоядерный реактор неслышно и неспешно пожирал топливо, наполняя многотонную громадину силой и боевой мощью. Голова — пилотская кабина — придавала силуэту робота изрядное сходство с фигурой человека. На расстоянии в полкилометра иллюзия была бы полной, но офицер разглядывал робота метров с десяти и видел отличия: голова напоминала лежащее боком зубило; по обе стороны от угловатой кабины, словно уши, выглядывали жерла ракетных пусковых установок; обе бронированные руки вместо предплечий и кистей завершались счетверенными автоматическими пушками. По количеству пушек Алин Адрен и определил тип машины: "Снайпер", модификация "Эвенджер". Пятьдесят пять тонн, кажется… Офицер безрадостно проводил взглядом очередное облако.

Прозрачный бронеколпак кабины откинулся, и на плечо стального гиганта выбрался Еиси Нагамори, сокурсник Алина по военному училищу.

— Адрен! — крикнул ему сверху такой же молодой лейтенант. — Поздравь: нас наконец-то вынули из резерва! Наконец-то настоящее дело! Где-то в Корне или Инкорне, короче — на запад отсюда, ближе к горам!

Нагамори определенно был счастлив; еще в училище он бредил войной. Случалось, замордованные муштрой, тренировками и занятиями, курсанты кричали во сне: "Мама!" или "Мать твою!", а Нагамори однажды разбудил взвод первокурсников диким командным воплем: "Контакт! Четыре фигуры на восемь часов!" — и при этом так был увлечен своим сном, что даже не проснулся. Пехотные курсанты, правда, шутки сперва не поняли. Им вежливо объяснили: чтобы проще было указывать направление, с которого внезапно появляется цель, поле зрения условно представляется круглым часовым циферблатом, в центре которого находится наблюдатель. Направление прямо перед собой будет звучать как "двенадцать часов", справа — "три часа", за спиной — "шесть часов", слева — "девять часов", и так далее. Против обыкновения, Нагамори не осмеяли: Еиси учился отлично, и все наставники хвалили его усердие, а сам он был весел и не заносчив. "В конце концов, разве мы шли в училище проверять, как у солдат сапоги вычищены?" — зло подумал Адрен — "Мы все — романтики войны, и вот теперь получили то, что хотели!" И он улыбнулся, почти физически ощутив, как черный силуэт Нагамори, плывущий в безмятежной выси, делится с ним силой и удачей. Наверняка Еиси так же наслаждается ветром и утром; стоит ли его огорчать своим унынием?

— Смотри там, осторожнее! — только и произнес Алин Адрен.

Еиси кивнул, забрался обратно в кабину, захлопнул колпак. "Снайпер" разогнулся и зашагал к воротам. За ним потянулись четыре таких же средних робота. Тип "Снайпер", модификация "Эвенджер". Иероглифы на броне яснее ясного показывали, кому принадлежит эта силища. Первый сверху — Дом Куриту. Потом символ Северного Полка. Еще ниже — номер батальона — третий.

И еще ниже — девятнадцатое звено.


***

Девятнадцатое звено бодро перемещалось по Западной Дороге, которая в туристских справочниках называлась солидно и официально: "Трасса М1 Осгилиат-Уникорн". На самом деле трассу между официальной столицей планеты и столицей Игры никто пока не собирался прокладывать. Нарочно оставили грунтовую мягкую ленту, удобную для неудержимого конного бега. Только по сторонам закопали огромные дренажные трубы, чтобы насыпь не раскисала под ливнями. А через все крупные реки перебросили добротные широченные каменные мосты: на вновь открытых планетах обычно в дефиците рабочие руки, но уж никак не булыжники.

Вот такой мост Еиси Нагамори разглядывал с плеча своего "Снайпера". Прозрачный бронеколпак снова был откинут, лейтенант досадливо морщился, вновь и вновь прикладывая бинокль к глазам. Не будь совершенно однозначного распоряжения перед выходом, он бы сковырнул мост парочкой ракет ближнего действия. Уж больно удобное место для засады. Реку можно перейти и вброд; стальной громадине это не преграда совсем. Наконец, лейтенант решил плюнуть на приказ. Легко сказать: "Прикиньтесь глупыми, сделайте вид, что Вы не подозреваете о засаде." А окажись в луже, и будут смотреть на тебя как сегодня на бедолагу Адрена. Тебе же только и останется нудить в оправдание: да кто ж знал! Командир обязан если и не знать, так хоть меры взять на непредвиденный случай. Поэтому Еиси не только закрыл бронеколпак и заставил прочих пилотов сделать то же самое. Он повел звено к пологому спуску в реку справа от моста. Переправа прошла точно по учебнику: С192 и С193 встали на своем берегу, готовые открыть огонь по всему, что только могло бы встретиться на той стороне. Сам Еиси наблюдал за мостом и небом — на всякий случай; да и небо сегодня было удивительно красивое. С194 и С195 без сучка и задоринки перешли Онтаву по ровному песчаному дну и встали на дальнем берегу, прикрыв самого Нагамори, который направил С191 в воду сразу за ними. Следом за командиром не мешкая перебрались С192 и С193. Потом звено опять развернулось в цепь и роботы резво затопали к открывающемуся на горизонте городу Уникорн. Чтобы убедиться, что никто не лезет им вслед из-под оставленной уже далеко за спиной каменной арки, лейтенант Еиси обернулся. И восхитился: изумрудно-зеленую равнину пересекала синяя лента реки. Светло-серая дорога упиралась в нее, затем струилась дальше. На пересечении реки и дороги белой пряжкой-звездой разбрызгивал солнечные лучи мост. Его отражение на бронестекле кабины подпрыгивало в такт шагам пятидесятитонного боевого робота.


***

Роботы подошли к городу Уникорну, что на одном из древних языков означало "Единорог", и встали на небольшом холме справа от дороги. Еиси уже не открывал колпака, чтобы разглядывать улицы и дома в бинокль. Он и все звено свое предупредил, чтобы никто не вздумал шутки шутить, расслабляться или высовываться из-под брони.

Несколько месяцев назад Дом Куриту умело подсунул местным жителям провокатора — в рамках подготовки к вторжению. Шпион прожил здесь нужное время, выведал все, что требовалось, и сообщил, куда следовало. А вчера спровоцировал на вооруженное выступление тех из горожан, кто выражал самое большое недовольство Домом Куриту. Провокатор, имени которого Еиси не знал, и не хотел знать, сказал горожанам примерно так: "Заманим роботов в город. Из любого окна или чердака можно облить бронеколпаки кабин напалмом или какой-нибудь липкой горючей смесью. Всем ведь известно, что даже самые мощные роботы страдают от перегрева. Пилоты как минимум испугаются, и тогда мы сможем протаранить их сзади под колени скутером или хоть тяжелым бульдозером, повалить и добить на земле." Еиси изучал теорию психологической войны и обмана наравне с прочими офицерами Дома, и вполне мог представить себе, как обрадуются новоявленные повстанцы такой идее. А если самые здравомыслящие из них не захотят считать врага полным дураком, то умело направленная стихия народного гнева немедленно заклеймит их как трусов и предателей. И никто уже не осмелится вякнуть, что пилоты боевых роботов знают уязвимые места своих машин и наверняка не полезут в тесные улицы просто так!

И вот теперь Еиси обдумывал план, а пилоты его звена смотрели на цветущий под полуденным солнцем Уникорн. Город именно цвел: дом высотой больше одного этажа непременно имел засаженную зеленью террасу, почти под каждым окном из стены выдавался полукруглый каменный балкон с цветами. С большинства домов стекали искусственные водопадики, вода стояла в маленьких прудах на самых разных уровнях. Здесь и там от террасы к террасе протягивались подвешенные на цепях мостики. Белый камень стен почти полностью скрывала глухая зелень олив, высаженных под зданиями вперемешку с вьющимися растениями, которые привольно заползали в окна. Сплошную кипень стен, цветов и листьев пробивали рвущиеся в небо острые крыши, на которых нестерпимо сверкала под солнцем синяя, черная, красная глазурованная черепица. Две главные улицы, вымощенные желтым кирпичом или камнем, разделяли город крестообразно на четыре основные части. Улочки в пределах каждой четверти были извилистые, узкие и практически неразличимые среди выступов, эркеров, балконов, крыш, мостиков и вездесущей зелени. Впрочем, девятнадцатое звено и не собиралось соваться в лабиринт переулков со своими громадными машинами. План Еиси Нагамори был намного проще и обещал удачу независимо от того, будут устраивать на него засады за каждым кустом, или нет.

Каждая главная улица в месте выхода на окраину города замыкалась стилизованной под земное средневековье крепостью-заставой. Перед одной из таких застав сейчас и находилось звено. Подходившая из поля дорога упиралась в огороженный зубчатыми стенам прямоугольный двор, повернутый длинной стороной поперек пути. Зубцы из шершавого бурого камня заканчивались чуть повыше головы "Снайпера", а дозорный ход по гребню стены приходился аккурат на высоте прозрачных бронеколпаков кабин. То есть, метрах в десяти-одиннадцати над землей. Перед длинной стеной тянулся ров — почему-то не вокруг всей крепости, а только со стороны поля. Ров наполнялся, видимо, по подземным трубам: стока видно не было, но вода выглядела чистой.

Не доходя до воды около ста метров, дорога разветвлялась. Мощеный участок упирался прямо в ров, пересекал его по подъемному мосту и входил в крепость через маленькую восьмигранную надвратную башню с крышей задорного лимонного цвета. Правую часть прямоугольного двора полностью занимала квадратная цитадель — или очень большой донжон — со всеми полагавшимися атрибутами: башенками по углам, флюгерами, узкими стрельчатыми окнами, маленькими балкончиками, в полу которых были проделаны бойницы, широкими террасами-раскатами для установки катапульт или пушек. На высоченном шпиле лениво колыхалось белое знамя, перечеркнутое стремительным силуэтом летящего красного дракона. С высоты пилотского кресла было видно, как главная дорога проходит заставу насквозь мимо донжона. Затем минует внутренние ворота, проделанные прямо в стене уже без всякой башенки, и за воротами перетекает в вымощенную тускло-желтыми плитами городскую улицу. Мост через ров был поднят, а ворота между городом и заставой наглухо закрыты.

Нагамори усмехнулся такой наивности и проследил взглядом вторую ветку дороги. Она начиналась на том же перекрестке перед мостом, но не была замощена. Тянулась вправо по берегу рва до его конца, а потом, оставляя громаду цитадели по левую руку, ныряла в широкий проезд между заставой и белым кирпичным зданием, скатная крыша которого начиналась лишь чуть-чуть ниже крепостных зубцов. Если белая постройка имела двери и окна, то они, очевидно, выходили к городу, потому что глухие запыленные стены со стороны поля и проезда оживляли одни водосточные трубы с изящными кованными горловинами. Но монотонность черной черепичной крыши уже ничего не нарушало, а потому здание нагоняло зевоту одним своим видом. Скорее всего, это был какой-то склад.

После выхода из рукотворного ущелья грунтовая объездная дорога вливалась в главную улицу. По снимкам, показанным на инструктаже, Нагамори знал, что только одна застава в городе имеет такой объезд; прочие три со всех сторон вплотную обставлены зданиями. Потому-то он и вывел звено именно сюда. Путь между донжоном и складом, конечно, удобен для засады на робота, но другой дороги нет совсем. В ворота крепости робот не прошел бы, даже будь они открыты. Перепрыгнуть можно, но неизвестно, выдержит ли покрытие улиц приземление пятидесятитонного гиганта: наверняка под брусчаткой тоннели канализации, и наверняка провалятся. Робот потеряет равновесие, рухнет, и получится так, как и хотели бы повстанцы. Кроме прыжка, остается один путь — напролом, попросту разрушая все постройки перед собой. Однако подобное начало, как пить дать, обозлит Уникорн, и тогда восстанет не просто кучка вдохновенных фанатиков, но вся масса горожан — а то и планета.

Гадостный нюанс операции в том и состоял, что Дом Куриту ввел войска на планету, не объявляя войны официально, провозглашая бережное отношение к людям и поселениям. Первый министр Дома Куриту, выступивший покровителем и организатором вторжения, прекрасно понимал, что без крови все равно не обойдется. Но начать войну обязательно должны были недовольные жители планеты — чтобы Дом Куриту мог прикинуться жертвой. Поэтому роботам разрешалось открывать огонь, но ни под каким видом нельзя было стрелять первыми. Дом позаботился вбить это в головы офицерам и пилотам.

Покрутив в голове все, что знал, Еиси Нагамори принял решение и изложил его по общему каналу звена:

— Сканер показывает, что на складе есть один металл, и то только там, где видны водосточные трубы. Насколько сканер берет сквозь черепицу, чердак склада пуст. Следовательно, склад не опасен. Что же до форта, то он весь набит людьми. А еще там замечены радиомаяки, которые наши разведслужбы крепили на оружие, которое, в свою очередь, провокаторы должны будут всучить повстанцам. Короче, наши клиенты в форте. Скорее всего, они не нападут, пока прикрытие не втянется в узость между складом и большой башней. Что ж, нам придется сделать вид, что попались. Такэра, Вы идете первым. После того, как С192 дойдет до середины этого как бы ущелья, прикрытие свертывается и идет следом. Нападающие, скорее всего, попытаются облить кабины липким горючим из малых ручных огнеметов, например, "дьяволов", чтобы мы психанули и заметались. Разведка говорит, что огнеметы не должны сработать, потому что они-де подсунули горожанам испорченные заряды. Но я не очень-то доверяю разведке. Возможно всякое. Поэтому! Внимание, пилоты! Как только на нас полезут из заставы, мы — без команды, слышите! Не ждать команды! Все сразу поворачиваем кабины лицом к складу, на нем никого нет. Манипуляторы забрасываем за спину и сносим со стен крепости все, что движется, вместе с зубцами. При этом С194 и С195 сразу после поворота кабин бегут обратно в поле и накрывают ракетами саму крепость, и все, что сочтут нужным. Все остальные выходят под их прикрытием. Потом мы предъявляем горожанам ультиматум, и они выдают уцелевших. А если не выдают, то мы разрушаем город, начиная с окраин, но ни в коем разе не суемся в улицы! Вопросы?

— Сложновато, но годится — сказал самый опытный пилот С192-го, и Нагамори невольно расплылся в улыбке. Если Хинто Такэра одобрил, все нормально. Лейтенант скомандовал:

— Поехали!

"Снайпер" Такэры уверенно зашагал в обход крепости. Еиси видел на экране сканера, как между зубцами заметались пятнышки: понятно, перетаскивают огнеметы. Он шагал третьим в колонне. Когда головной робот достиг середины стены склада, следом за Нагамори в проход вошло прикрытие. Атака началась тогда, когда и предполагал лейтенант: последний робот втянулся в узость и сделал несколько шагов. Слева захлопали двери и заслонки бойниц; на стену и плоский раскат с огнеметами в руках высыпали обманутые Домом повстанцы. Еиси даже пожалел их. А потом развернул "Снайпера" лицом к глухой каменной стене, откуда его не могли залить огнем. Закинул руки робота за спину.

Больше он ничего не увидел. Ни он сам, ни его опытные подчиненные не могли и предположить, что самоубийственная атака с заставы будет отвлекающей. Как только девятнадцатое звено повернуло кабины к складу, водосточные трубы на складской стене свернулись в тугие клубки и стальными змеями ударили прямо в пилотов, насквозь пройдя прозрачную броню фонарей.

И только стажер из С193 успел закричать.


***

Крик, нечеловеческий, дикий вопль вырвался из динамиков, и дежурный офицер едва не слетел со стула. На завоеванной планете рано или поздно кто-нибудь да кинется на захватчиков, уж такова природа войны. Но к животному ужасу, заполнившему всю дежурку, майор Ватанабэ оказался не готов. Он даже покрылся мелкими капельками пота. Потом окинул взглядом экран, куда поступали сведения от расползающихся по планете стальных колонн Дома Куриту. И едва не заорал от ужаса сам: в строке, где выводились сообщения от посланного на Уникорн девятнадцатого звена, все пять силуэтов роботов погасли. Пять боевых машин Дома Куриту были уничтожены так быстро, что никто из пилотов не успел ничего сообщить о причине гибели! Майор Ватанабэ был хорошим офицером. Прежде всего он вдавил клавишу общей связи и раздельно выговорил в пришитый к воротнику микрофон:

— Внимание всем машинам, постам, периметрам и колоннам! — ощутил запах собственного пота и страха, заставил себя забыть о нем, и бросил в эфир предупреждение:

— Красный — четыре! Красный — четыре! Повторяйте и передавайте для всех, кто не слышит или не может получить сигнал: Красный — Четыре!


***

Манга Хентай получила сигнал "Красный-Четыре", когда ее "Страус" заступил на охрану лесопилки. Между бревнами — сложенными в штабеля и раскиданными как попало — шустро перемещались ярко-рыжие шестиногие роботы лесхоза. Манга искренне позавидовала их водителям. Да, роботы были маленькие и совершенно не приспособленные к бою. Но Хентай любила все изящное, а "Крабики", как их тут все называли, выглядели очень мило. И легко перебирались на своих шести ногах через любые завалы, ямы, бурелом. Их нельзя было смутить, например, раскатившимися из штабеля кругляками, наступив на которые наверняка поскользнется любой стальной великан Дома Куриту.

А в свете полученного сигнала "Красный-четыре" особое значение приобретали как раз те качества "крабиков", которые давали их водителям преимущество над "Страусом" Манги Хентай. "Красныйчетыре" означал, что давно ожидаемое сопротивление началось, и что в любой момент силы Дома Куриту могут быть атакованы. Манга вздрогнула. Конечно, ее "Страус" вооружен, и выплевывает в минуту столько металла, что любую небронированную машину и даже лесхозовского "крабика" может запросто перерезать пополам. Но для этого надо загнать юркого шестинога в прицел. На горном склоне, где ровного места мало даже для того, чтобы просто стоять, особо не поманеврируешь. А у "крабиков" целых шесть точек опоры, им безразличен уклон, ямы и выступы. Манга встревожено вертела "Страуса" туда и сюда, пытаясь угадать, не собираются ли мирные лесорубы окружить ее или что-нибудь по склону скатить на голову.

Вот "Краб" зажимает дерево в захватах. Гигантские ножницы с гидравлическим приводом быстро и чисто перекусывают ствол у самой земли. Манипулятор укладывает хлыст на транспортер и так же точно обкусывает ветки…

В кабине жарко.

А вот еще два "Краба" спускают сверху громадный ствол. Ого. Да как раз над ней. Пожалуй, если они сделают еще два шага каждый, им достаточно будет разжать захваты, и бревно запрыгает под уклон, как раз шлепнется на корпус. М-да.

Говорила тебе мама, не ходи в пилоты.

Нет. Эти двое вниз не пошли. Интересно, почему они не используют пилы? Даже на больших лесопилках вроде этой, доски из бревен получают гидравлическими клиньями. Громадные дубы колют по радиусам, а обычные сосны или ели вдоль. Правда, перед самой высадкой на инструктаже по культуре, говорили, что так получают древесину с ненарушенной структурой волокон, и вроде как она крепче распиленной. Но ведь металл, бетон и пластик все равно прочнее, а строить из дерева дома — расточительно. В Галактике полно планет, где деревянный стул — такая роскошь, что не выскажешь.

Так!!! Куда это он?! А, на заправку. Уф-ф… Можно разжать кулак на спуске.

Еще две железки лезут вверх. Что у них за бомбообразные бочонки? Масло, похоже. Точно — вон засунули в заправочный агрегат и выстроились очередью. "Страусу" Манги Хентай тоже не помешало бы почистить и смазать суставы. Как-никак, "Страус" легкий разведочный робот, и кормят его ноги. На открытой местности, где нет риска оступиться в какой-нибудь овраг, "Страус" выжимает сто тридцать километров в час, а уж прыгает! Не чета даже средним роботам типа "Снайперов", не говоря уже о тяжелых "Викингах" или там "Мародерах". Даже внешне "Страус" отличается от гориллоподобных тяжеловесов. Он всего шесть метров в высоту, на двух ногах висит параллельно земле линзовидное обтекаемое туловище, из-под которого торчат стволы пары тяжелых пулеметов. Узкая полоска бронестекла — как глаза. И все — никаких клешнеобразных манипуляторов или уродливых наспинных горбов с ракетами. Зато быстрый, как ветер. Вот и в горы погнали именно легкое звено, именно на "Страусах" потому, что тяжелые машины тут не пройдут.

Сколько там на часах? Когда это кончится, наконец?

А лесорубы все суетятся. Вот смазчик — такой же "краб", только вместо ножниц и манипуляторов осьминог со шлангами — закончил свою работу. Переваливаясь, шагает вниз. В этих горах даже коровы могут получить спортивный разряд по альпинизму! Бывает, смотришь на клочок травы посреди голого склона, или выступ, куда не каждый человек заберется, и думаешь: не иначе, корову туда поднимали флаером. А потом глядь — лезет всеми четырьмя копытами, как Ромео по веревочной лестнице. Может, оттого местные и решили сделать многоногих роботов? Но они же на аккумуляторах, и каждый день их нужно перезаряжать. На это в поселке целая специальная электростанция предназначена. Как же они собираются сражаться с Домом? Но "Красный-четыре" тоже ведь просто так не посылается, значит, нашлось и что-то посерьезнее. Может, они каких-нибудь наемников пригласили? Манга перевела робота на выступ в самом краю лесопилки, откуда она могла видеть большую часть склона, дороги и саму разделочную площадку. По крайней мере, все "крабики" в поле зрения. Она представила себе, что должен чувствовать сейчас ее вероятный противник. Неужели их совсем не беспокоят шевелящиеся стволы тяжелых пулеметов "Страуса"?

Манга Хентай тут же обругала себя последними словами. Конечно же, вся лесопилка нервничает. Вместо того, чтобы стоять на отведенном месте, робот-надсмотрщик бегает туда-сюда, башней крутит, стволами шевелит. Помесь танка с тараканом.

Ох, скорей бы уже вечер!

Возможно, Манге Хентай стало бы легче, если бы она знала, что водители "Крабиков" совсем не собирались нападать на ее стальную птицу. Они опасались разозлить надсмотрщика или спровоцировать на выстрел, а потому и работали с прохладцей, и решили закончить пораньше, как вчера и позавчера. К чертям такую работу, за которую каждый миг можно получить в спину три-четыре килограмма металла! Тем более, что пилот — совсем молодая девчонка, а таким всегда кажется, что мужчины что-то имеют на их счет. Психанет — не соберешь костей! По крайней мере, так предполагали лесорубы, совсем не зная, что инструкторы Дома Куриту предпочитают назначать пилотами именно женщин. Считается, что женщины аккуратнее водят боевые машины и спокойнее ведут себя в тяжелых ситуациях.

Что ж, Манга Хентай могла бы рассказать кабинетным ученым кое-что о тяжелых ситуациях! К закату напряженное ожидание несбывшегося нападения стекало по ее телу ручьями пота. "Крабики" вереницей уходили с разделочной площадки вниз, в поселок. Солнце скрылось за горами, а горы уходили высоко за спину. Манга наблюдала, как далеко впереди зубчатая тень Мглистого хребта разделяет степь на зеленую жизнь — и черную смерть. Хентай восхитилась поэтичностью картины и передернулась, когда поняла, что сама она со своим роботом находится как раз в черной тени. Очарование сразу пропало. Манга дождалась замыкающего, девятого по счету и неуверенно пристроила "Страус" в хвост колонны. Водитель последнего робота обернулся и поморщился. Манга не отреагировала никак. Водитель снова перевел взгляд вперед, на расстилавшуюся перед кряжем равнину. И внезапно подумал: а ведь десять лет назад лихтер приземлился именно там, у истоков Онтавы. Только это произошло не на закате, начинался яркий рассвет. Лихтер сел, и аппарель утонула в такой густой траве, что травяной сок стекал по металлу зелеными струйками. Выгружали коней…


***

Выгружали коней. Аппарель еще дрожала; гул от удара о землю плыл над степью густыми волнами. Травяной дух ворвался в стальную пещеру корабля, мгновенно затопил коридоры и переходы, беспрепятственно миновал фильтры очистки воздуха — и достиг грузовых трюмов, где были устроены загоны для привезенных колонистами животных.

Вообще-то везли и травоядных и хищников, и птиц, и рыб и всякую всячину, но на рейс к истокам Онтавы отобрали только коней. В степи между Мглистым хребтом и Андуином Великим собирались поселиться две группы: индейцы и всадники Ристании, они-то и заполнили челнок номер семь своими лошадьми. Слона взяли просто за компанию, чтобы не пропадало место. Слониху, инструменты и прочие объемные вещи пришлось оставить до следующего челнока. Перелет от прыжковой точки звезды к орбите планеты продолжался пять дней. Первые трое суток слон маялся то ли от невесомости, то ли от одиночества. Зверь стонал так жалобно, что Всадник не выдержал. Он поговорил со своими людьми, с индейцами — и выяснил, что слоны успокаиваются от вина. Недолго думая, бедному слонику споили десятилитровое ведро. Эффект оказался мгновенным: зверь спокойно уснул и сопел в хобот двое суток до самой посадки.

Но воздух Арды разом поднял на ноги всех. Звери мгновенно позабыли про тоску и приветствовали свой новый дом как умели, в полную мощь глоток.

— Открывай шлюзы! — кричал Всадник в ухо начальнику грузового трюма, — Быстрее! Кони уже в цепях бьются, шеи поломать могут!

Начальник трюма мотал головой, соглашаясь. Кнопки контрольной панели лихорадочно трещали под его пальцами. Всадник выбежал из лихтера и встал на аппарели, слева от выходного люка. Осмотрел трап: ширина метров двенадцать, люк десять метров. Уклон небольшой. Ровная ли местность вокруг? Похоже, ровная. Всадник отошел к левому краю аппарели. Чтобы не смело выгружающимся табуном, отступил на маленький выступ у самого борта и ухватился за прожекторную стойку. За его правым плечом ужасающе медленно расходились в стороны стальные двери. Кони дробили копытами перегородки, и торжествующий железный грохот разносился до самого Мглистого хребта. Повеселевший слон радостно трубил, болтал хоботом и нетерпеливо переступал тумбами ног, отчего высоко на мостике лихтера про себя ругался капитан. Все-таки лихтер не шаттл, весит всего сто тонн, из которых половина приходится на груз. Плюс малого веса в том, что можно приземляться даже на такой грунт, который под гигантским шаттлом просто провалился бы, ну а минус — такая высадка, как сегодня, может и опрокинуть корабль. Слоник, как-никак, пятитонный, да и семь десятков коников худобой не страдают. Колонисты нарочно выбрали выгрузку с лихтеров, чтобы каждая группа могла доставлять свои запасы прямо к порогу, не тратясь на перевозки от главного космопорта к намеченным для поселения местам.

Люди были возбуждены не меньше лошадей. Индейцы и ристанийцы суетились вокруг выпестованных животных, беспокоясь, как те перенесли доставку и перелет в невесомости. Но ни короткошерстные тяжеловозы, ни налитые силой мустанги, ни тонконогие бегуны текинской породы, ни заново выведенные общиной Грюнвальдского монастыря дрыкганты поначалу не подпускали к себе даже знакомых. Пока открылись все нужные двери и были проложены все необходимые мостки, пока коней успокоили достаточно, чтобы подойти к ним и выпустить из цепей, пластиковая обшивка стен под копытами разлетелась в пыль.

Наконец, открыли первый трюм. Верхом на вороном жеребце вылетела Сашка Ночь; ее волосы иссиня-черной волной хлопнули по лицу стоявшего у края аппарели Всадника. Смерч под ней вскинулся на задние ноги и повернулся, переступая, оглядывая край с высоты вскинутой головы. Потом заржал громко, призывно, яростно — и из глубин лихтера все звери отозвались ему новым всплеском бешеной радости.

Сашка рассмеялась во все горло, несильно ткнула Смерча коленями. Тот сорвался в карьер и понесся прямо в степь, в яблоковосходящего солнца. Туда, где далеко-далеко на горизонте взблескивала полоска реки: Онтава торопилась к месту впадения в Андуин Великий. А следом из второго и третьего трюма уже неслась дикая, пьяная от радости волна индейцев верхами на своих любимых мустангах всех мастей и размеров. Пока Всадник пытался разглядеть, оседланы ли кони, и успел ли кто кинуть хотя бы подстилку им на спину, индейцы вломились в высокую траву с хрустом и треском; полосы холодного травяного сока смешивались на влажных конских боках с утренней росой, лошадиным и человеческим потом. Табун голов в двадцать вырвался на простор и понесся прямо на север, к Серебрянке.

— Ведь они даже уздечек не надевали! — удивленно вскрикнул Всадник сам себе. Кто-то ответил ему из глубины лихтера:

— Ничего. Пусть радуются. Сегодня день такой — можно почти все. Беды не случится.

Всадник повернулся к говорящему, и только собрался возразить, как слону надоело ждать очереди. Он налег лбом, а потом и всем телом на дверь загона, вынес ее на себе в коридор, растоптал — и помчался, хоть и не так быстро, как конная лава, но целеустремленно. Остановить его, ясное дело, никто и не пробовал. Слон выскочил наружу, под каждым его шагом прогибался металл аппарели, и Всадника качало, словно волнами на море. Зверь протрубил, развернулся строго на юг и потрусил размашисто и деловито, как будто хотел успеть куда-то к назначенному сроку. В высокой траве за слоном оставалась просека. Всадник успел порадоваться, что хоть слониху отложили до следующего рейса. Вдвоем они могли бы и лихтер повалить.

Между тем распахнули и четвертый трюм. Животные в нем уже немного успокоились; высокие дрыкганты выбегали на трап, а потом на траву хоть и рысью, но все же не так неистово, как перед тем табун мустангов. Ристанийцы быстро накидывали потники, привычно запихивали железки уздечек в зубы. Затягивали подпруги. Кони с достоинством подчинялись, но и их снедало нетерпение. Какой-то наездник уже из седла спросил, даже не пытаясь отделить себя от лошади:

— Всадник! В галоп поднимемся, ноги не поломаем?

Неожиданно для Всадника ответил тот самый незнакомец. Он вышел на трап, окинул равнину взглядом и уверенно заявил:

— Не поломаете. Степь во все стороны как стол. Овраги не резкие, да и видны издали. Ям и камней нет совсем.

— Откуда ты знаешь? — уставился на него Всадник. Тот молчал. Некоторое время Всадник рассматривал его в ожидании ответа. Невысокий, скорее коренастый, чем стройный. Голова и глаза круглые. Волосы темные, почти черные. Вьются или нет, сказать нельзя — пострижен коротко. Одежда… Стандартные всепогодные куртка, ботинки и брюки для освоения новых земель. Все предметы одинакового серо-зеленого цвета, нигде нет ни говорящей вышивки, как у индейцев и хакеров Раздола, ни гербов, как у рыцарей Роланда. Кисти рук неожиданно для плотного телосложения небольшие, пальцы тонкие и длинные. Возраст? Что угодно от двадцати до тридцати лет. Если не высаживается со своей группой, а попал на чужой челнок, то по характеру может оказаться одиночкой, но может и наоборот — пришел в поисках новых знакомств.

— Кто ты? — спросил, наконец, Всадник.

— Вот уж что совершенно неважно, — ответил человек с явным облегчением, словно ждал более неприятного вопроса. — Бери коня и едем! — и сам без всяких колебаний вскочил на ближайшего жеребца, словно для него и седлали. Но хозяин, похоже, не обиделся — если вообще заметил. Коней много, хватит каждому. Не в такой же день, как сегодня, жалеть седло гостю!

И тогда Всадник Роханский отбросил сомнения, а потом отправил следом и мысли. Кто-то уже оседлал и его Белого Ветра, так что задерживаться не пришлось. Всадник потянул поводья на себя — Ветер послушно встал на задние, а Всадник посмотрел по сторонам. За спиной нетерпеливо топтался табун; смеялись люди, фыркали и коротко ржали кони.

— Во-он до того изгиба реки — выбрал Всадник. Кто-то поймал его взгляд и подмигнул в ответ. Странный незнакомец пригнулся к шее Черта. Всадник был готов поклясться, что человек этот если и ездил раньше верхом, то мало: держится в седле слишком зажато, разумом знает, а телом еще не умеет. Но вот поводья отпущены, кони словно подхвачены вихрем — и нет ни печали, ни зла. Ни гордости, ни обиды. Только северный ветер пригибает траву, да грива мешается с волосами, да мерный глухой рокот нарастает: широкий полумесяц всадников Ристании идет по степи в первое утро Арды.


***

Почти в то самое утро, но уже на таком расстоянии от Арды, которое даже луч света преодолевает за шестьдесят земных лет, госпожа Минни Тауэр собиралась на службу и раздумывала, смотреться ли в зеркало — или лучше не огорчать себя перед началом трудного дня. Что день будет трудным, Минни не сомневалась: в ее отделе легкими путями не ходили почти никогда.

Госпожа Минни Тауэр занимала должность, полное наименование которой состояло из шестнадцати слов. Естественно, запомнить их никто не мог, а потому и сама Минни на вопрос о работе отвечала только, что служит психологом в военной разведке Великого Дома. В свои двадцать пять лет она уже несколько раз успешно подменяла господина начальника девятнадцатой группы информационного обеспечения младшего генерала Нгуен Баня. Чтобы понять, насколько высокой и ответственной являлась должность госпожи Минни Тауэр, и почему Минни так ею гордилась, следовало знать очень много вещей.

Прежде всего, стоило обратить внимание, что девятнадцатая отдельная группа информационного обеспечения не входила ни в один из отделов департамента, и даже господину начальнику департамента старшему генералу Гикори Тэ подчинялась больше номинально. Господин начальник девятнадцатой группы Нгуен Бань отчитывался непосредственно перед господином командующим девятнадцатой учебно-тренировочной базы полным генералом Фудо-ме Синоби. Но и господин Фудо-ме Синоби тоже нарушал все принятые в служебной иерархии Дома Куриту правила и нормы, и не получал приказов ни от командующего третьей действующей армией, ни даже от командующего округом Центрального Дворца, которому подчинялась третья армия, а вместе с ней еще первая и девятая.

Округ Центрального Дворца насчитывал ни много ни мало, сорок шесть обитаемых планет. Ровно тридцать из них были густонаселенными мирами, которые сами себя кормили, производили всю необходимую в пределах планеты технику, владели всеми нужными технологиями в медицине, межзвездной связи, а кроме этого еще и славились на всю Внутреннюю Сферу своими заведениями и учреждениями по воспитанию и обучению детей всех возрастов. Из оставшихся шестнадцати миров двенадцать бурно развивались, ежегодно поглощая сотни тысяч переселенцев с тридцати уже очень густо заселенных планет. Три мира мало годились для обитания людей, почему служили в основном источниками редких элементов и полигонами для испытаний техники; ну а последняя планета заслуживала упоминания отдельной строкой.

В округ Центрального Дворца номинально входила столичная планета, сердце Дома Куриту, живая легенда Внутренней Сферы — планета Луфиен. Наравне с Вегой, Лизой, Старой Землей, Амигой, Нарьян-Миром и Доггером, Луфиен владел величайшей во Внутренней Сфере редкостью — звездной верфью для постройки Ткораблей.

Даже по названию округ Центрального Дворца был не какой-то отдаленной провинцией. Невообразимое пространство округа обороняли миллионы умелых воинов и тысячи гигантских боевых роботов. Кроме округа Центрального Дворца с полусотней обитаемых миров, Дом Куриту владел еще четырьмя округами, количество и население планет в которых создавало величие империи. Дом Куриту являлся столпом Внутренней Сферы наряду с Домом Штайнера, Федеративным Содружеством, Домом Ордосов и им подобными могущественными звездными державами, объединяющими энергию своего населения во имя достижения великих целей, непосильных каждой планете в отдельности. По крайней мере, так всегда говорили дипломаты и политики. В полном соответствии с их заявлениями, под рукой у Дома Куриту — и в округе Синего Дракона, и в округе Красного Коршуна, не говоря уж об округах Черной Черепахи и Белого Тигра — было вполне достаточно сил и средств, чтобы прокормить пять тысяч человек персонала скромной учебной базы и обеспечить горючим два десятка полуживых тренировочных роботов.

Но господин полный генерал Фудо-ме Синоби подчинялся напрямую первому министру Дома Куриту, господину Тое Коге Дайхацу, и отчитывался только перед ним.

Лично.

Из всего этого несложно было догадаться, что девятнадцатая база, равно как и подчиненная ей девятнадцатая разведгруппа, нужны господину первому министру Тое Коге Дайхацу для каких-то особых дел, совершение которых не следовало поручать ни третьей, ни первой, ни даже девятой армии. Все служащие девятнадцатой учебной базы очень гордились своим исключительным положением, и при этом как-то упускали из виду, что работают они намного интенсивнее, чем их коллеги из таких же разведывательных групп с номерами один, три и девять, которые обеспечивали информацией соответственно первую, третью и девятую армии.

Вот каковы были причины, возбуждавшие в душе заместителя начальника разведывательной группы Минни Тауэр законную гордость своей работой и довольство достигнутым высоким положением на служебной лестнице Дома Куриту.

Однако утомительное перечисление территорий, которые подчинялись Великому Дому Куриту, не должно заслонять куда более важный вопрос: почему молодая женщина боится огорчить себя взглядом в зеркало?

Минни Тауэр не была красавицей. И даже просто обычной женщиной ее нельзя было назвать. Минни Тауэр была инвалидом от рождения. Если когда-нибудь и смотрел на нее мужчина, то с жалостью. О горячем взгляде, который ощупывает и раздевает, Минни не могла мечтать даже во сне.

Конечно, медицинские достижения ученых и биологов Дома Куриту да и вообще обитаемой части Вселенной, были так велики, что не затруднились бы исправить горбатую спину Минни Тауэр, отрегулировать зрение, выпрямить перекривленную фигуру и излечить слабые внутренние органы от всех мыслимых и немыслимых хворей — но стоило подобное лечение дорого.

Неимоверно дорого.

Минни Тауэр каждый месяц, а в тяжелые времена и чаще, возносила благодарственную молитву своему отцу. Бывший пилот боевого робота, проездивший полжизни верхом на термоядерном реакторе, Хакама Тауэр до самой смерти считал, что именно проникающая радиация от реактора виновна в уродстве его единственного ребенка. Мать Минни погибла при родах; отец винил себя и в этом — что не улучшало ни его настроения, ни характера. Убедившись в серьезности физических дефектов дочери, Хакама Тауэр вовремя прекратил бесплодные попытки замаскировать их и сделал ставку на интеллект девочки. Продав почти все, что имел, и даже землю — земля на Луфиене стоила немало — Хакама добился, чтобы Минни училась в лучшей из возможных школ, а потом и в самой лучшей академии человековедения. Отец порой казался девочке демоном, возникающим из ниоткуда и находящим ответы на большинство ее вопросов даже прежде, чем она успевала их задать.

К совершеннолетию Минни Тауэр стала ментатом Ментат — специалист по использованию внутренних ресурсов человека, хорошо умеющий управлять собственным телом и мозгом. Смотри Ф.Херберт "Дюна". и психологом такого уровня, что ни одна частная компания, включая гигантские корпорации-дзайбацу, оказалась не в состоянии оплатить ее услуги. Отец, казалось, ожидал этого и выглядел радостным. Он направился к своему старому другу Нгуен Баню, который сделал карьеру военного, успешно распоряжался собственной частью и имел право приема на службу. Нгуен Бань сперва отнесся к предложению холодно: пустоголовых секретарш всегда избыток. Но учения, на которых Минни Тауэр с хирургической точностью предсказала поведение двух из пяти противников, наполнили Нгуена уважением перед почти сверхъестественными способностями Минни. Дом Куриту считал знатоков человеческих душ наиболее ценным видом оружия. Под маркой оплаты услуг гениального психолога можно было получить колоссальные суммы — на это и рассчитывал Хакама Тауэр, устраивая дочь в разведку. Не имело значения, сколько от выделенного Генштабом младший генерал Нгуен положит в собственный карман. Важно было лишь то, что разведка согласилась платить Минни Тауэр столько, сколько она не получила бы нигде больше.

Господин Нгуен Бань назначил новое приобретение управителем малой группы и тут же завалил группу огромным количеством заданий. Требовалось разрабатывать внятные тексты инструкций к оружию, программы уроков и занятий, простые надежные тесты, участвовать в отборе и приеме на службу желающих, искать среди них самых подходящих кандидатов в пилоты боевых роботов, и так далее, и тому подобное. Кроме того, не было отбоя от просьб сослуживцев, с которых Минни тоже в конце концов научилась брать деньги без стеснения. Кому-то нужно было наставить на путь истинный ушедшего в виртуальный мир ребенка, кто-то пытался излечиться от несчастной любви… Если и ломать голову над чужими проблемами, просиживая кабинет до полуночи, то не задаром же!

Год пролетел незаметно. В начале следующего госпожа Тауэр подсчитала итоговую сумму, и увидела, что еще лет через пятнадцать она сможет купить себе полностью новое тело. С иголочки. "Именно на такой исход я надеялся, когда в день твоего трехлетия отдал тебя в школу ментатов" — сказал отец — "Теперь я могу и отдохнуть, а ты продолжай. Я верю, что ты добьешься своего". В первый раз за двадцать лет Хакама Тауэр купил билеты на курорт — и умер в собственной квартире за два часа до отъезда. Сердце остановилось.

Минни Тауэр не заплакала.

С тех пор Минни не проронила ни слезинки. Она неистово рвалась вверх по служебной лестнице, даже не пытаясь специально подсиживать или сбрасывать кого-то. Ничего из обычного мира для нее не существовало: юноши не обращали внимания на горбунью. Следовательно, наряжаться было не для кого, о семье и детях тоже мечтать не стоило. У нее была лишь работа — и Минни Тауэр вложилась в дело с таким вдохновением и усердием, что еще через год господин Нгуен Бань больше уже не пытался тратить ее способности на рутину. Ей поручали только особые случаи; конкуренты рядом с ней тушевались и теряли выдержку, потом почти всегда Минни Тауэр получала их место или заказ — а жены побежденных с ненавистью шипели вслед "Ведьма горбатая!" Случалось, глухой ночью она просыпалась от удушья. Казалось, будто страх заболеть или потерять должность, надежды умершего отца — не оправдать которые теперь казалось немыслимо — и ужас перед людьми, с которыми она еще в детстве боялась даже заговорить — не то, чтобы командовать и требовать; и ненависть проигравших — все это черной тяжестью давит на плечи и сердце. Минни Тауэр долго сидела в постели, не включая освещение, и слушала собственное сбитое от страха дыхание. Затем отбрасывала пропитанные холодным потом простыни, переворачивала подушку, бережно разгибала больную спину и до самого рассвета медитировала или пыталась заснуть.

Не плакала.

В конце концов, тьма всегда уходила. Небо светлело и дыхание выравнивалось.

Наступало утро.


***

Утро на разных планетах, конечно же, не совпадает до минуты. В лучшем случае, совпадают сутки, и то, если длительность их не слишком отличается. Утро, когда Всадник выгружал своих лошадей у истоков Онтавы, не в точности соответствовало времени, когда Минни Тауэр неожиданно для самой себя замерла перед зеркалом, вместо того, чтобы бежать к ожидавшему флитттеру. Но на самых главных часах Вселенной эти два момента стояли почти что рядом.

В день, когда Арда праздновала Первую Посадку, господин командующий девятнадцатой учебной базой полный генерал Фудо-ме Синоби получил первые пять роботов пополнения, и несколько весьма примечательных приказов. Будучи исполнительным и ревностным служакой, господин Синоби приступил к исполнению приказов немедленно. Вот отчего, придя на службу, Минни Тауэр вдруг узнала, что она уже не заместитель начальника разведывательной группы — а начальник целой бригады из четырех групп, в которые весь день суматошно вписывались новые люди. Кроме забот по приему пополнения и управлению разраставшейся на глазах бригадой, новая должность Минни Тауэр включала также и обязанности первого заместителя начальника разведывательного отдела. То есть, Минни Тауэр оставалась первым заместителем все того же господина младшего генерала Нгуена Баня.

Для учебной базы собственный разведывательный отдел — чересчур большая величина. Но недоумение Минни Тауэр быстро разъяснилось: ежеутренняя информационная сводка посреди ее стола была напечатана уже не на бланке учебной базы, а на бланке совершенно иной организации. Сводку надлежало прочитать, вписать свое мнение по всем затронутым вопросам, и в указанное время представить господину полному генералу Фудо-ме Синоби. В дальнейшем сводки будет принимать его начальник штаба, но первую, по традиции, вручали прямо командующему. Документы подобной степени секретности исполнители представляют только лично, а потому Минни Тауэр не вызывала курьера. Она прошла привычный маршрут коридорами, и вскоре оказалась перед знакомой дверью, на которой уже красовалась новенькая, черная с лимонно-желтыми иероглифами, табличка. Иероглифы означали:

"Девятнадцатая ударная армия. Командующий."

Минни Тауэр не удивилась. Как-никак, она была ментатом высшего класса и давно догадалась о цели, во имя которой девятнадцатая группа собирала информации больше, чем первая, третья и девятая, вместе взятые. Армии Дома Куриту с номерами один, три и девять, получавшие сведения от одноименных разведгрупп, назывались действующими. Они предназначались для обороны планет округа Центрального Дворца, защищенных так, что никто всерьез и не осмеливался посягнуть на них. Новорожденная девятнадцатая ударная предназначалась для куда более активной деятельности. Новой армии, начав путь на тихой малозаметной учебной базе, предстояло с боем высаживаться на чьи-то планеты, сжигать и топить в крови посмевших сопротивляться, идти по трупам сквозь чужую ненависть — и поверх всего этого высоко нести стяг Дома Куриту. Не самая легкая судьба; но военная служба в том и состоит, чтобы по приказу встать поближе к своей или чужой смерти, и все, надевая форму, соглашаются с этим. В полном соответствии с наставлениями прославленных самураев, Минни Тауэр даже бровью не повела, узнав о подобной перемене судьбы. Бестрепетно открыла дверь и увидела за ней нового командарма, вышедшего за чем-то в приемную. Господин Синоби нетерпеливо перекапывал бумаги на столе своего адъютанта; сам лейтенант, видимо, уже получивший выговор, стоял рядом навытяжку, боясь вздохнуть.

Минни Тауэр посмотрела на седой ежик стрижки Фудо-ме Синоби, и внезапно вспомнила, каким черным блеском отливали генеральские волосы пять лет назад.


***

Пять лет назад младший генерал Нгуен Бань взял свою свежеиспеченную помощницу в деловую поездку, чтобы познакомить ее с высшими должностными лицами Великого Дома Куриту. Представительный господин Бань в безупречном костюме с роскошным церемониальным мечом, и несчастная Минни Тауэр — в очках-телескопах, потому что ее глаза не переносили контактных линз; неловкая, скособоченная, окаменевшая под презрительными взглядами проходящих слуг и визитеров — сидели на татами в приемной первого министра, господина Тое Коге Дайхацу. Кроме них, в просторном зале находилась еще пара чиновников, часто мелькавших в новостях и отвечавших, кажется за освоение новых территорий — Минни досадовала, что в свое время не выяснила это абсолютно точно. Чиновники шепотом рассказывали друг другу истории о том, как господин Тое Коге любит цветы, и почему не терпит в доме тигровых орхидей. Чуть далее за ними смирно сидел тогда еще полковник Фудо-ме Синоби, служивший командиром обычного полка боевых роботов где-то на окраине гигантской сферы владений Дома Куриту. Что думал на его счет господин Бань, неизвестно, а чиновники очевидно полагали, что полковник добился приема, чтобы исхлопотать себе пенсию или продвинуть по службе какого-нибудь подчиненного — самая обычная причина для визита провинциального офицера к высшему чиновнику империи. Поэтому они очень удивились, когда в обход рангов и старшинства секретарь первого министра почтительно пригласил войти именно полковника Фудо-ме Синоби.


***

Фудо-ме Синоби вошел и тщательно проделал церемонию приветствия, стараясь не испортить небрежностью самое важное дело в своей жизни. Только потом позволил себе осмотреться.

Кабинет небольшой: шесть татами Татами — площадь 0,9х1,9 м. Здесь употребляется в значении "1,9 м длины" в глубину и примерно столько же в ширину. Прямо напротив входа решетчатая перегородка-седзи, вместо стекла затянутая традиционной тонкой бумагой, а потому насквозь просвеченная. Перед решетчатой седзи пол поднимается одной высокой ступенью и превращается в помост шириной во всю комнату, глубиной примерно два татами и высотой по колено. На помосте ближе к центру лежат три низкие подушки, обозначающие места для сидения. Крайнее правое место занимает министр, но полковник не собирался встречаться с ним взглядом, не рассмотрев кабинета. Одежда — вторая кожа, комната — зеркало характера. Прочие стены светло-кремовые, но почему-то ни на стенах, ни на потолке нет традиционной росписи. Полковник поискал взглядом нишутоконома, куда по той же традиции помещаются самые важные или дорогие предметы — и вздрогнул всем телом.

Вместо традиционного веера, жалуемого Сейи Тайсегуном высшему чиновнику при вступлении последнего в должность, или вместо благородного самурайского меча — угловатая металлопластиковая перчатка стоит на раструбе, пальцы грозно сжаты в кулак, вокруг краги обмотан жгут проводов. Разъем на конце жгута с нарочитой небрежностью откинут к самому краю ниши.

Полковник не мог ошибиться: важнейшее место в личном кабинете первого министра Великого Дома Куриту было отведено управляющей перчатке боевого робота. "Смотри" — словно говорила эта перчатка- "Смотри внимательно, посетитель! Я прожил долгую жизнь, и достиг такого поста в империи, что выше меня только сам Сейи Тайсегун. Мое общественное положение высоко и прочно; я плюю на традиции; мой кабинет не расписан павлинами, от мяуканья которых мне тошно, а потолок не разрисован сосновыми ветвями, которых я никогда в жизни не видел. Я не храню ни меча, ни веера. Ни вступление в должность, ни ритуал посвящения в воины не тронули мое сердце так глубоко, как трогает один взгляд на нейроперчатку, которой я множество раз отделял жизнь от смерти. Я не всегда был важным пожилым господином, не всегда сидел с непроницаемым лицом, вежливо выслушивая скучные слова. Я водил робота и знаю вкус ветра, горел в кабине и тонул в ледяных реках, стальной ступней крошил камни; я помню все это и не предам своей юности в угоду приличиям."

Только теперь полковник посмотрел на самого первого министра, четкий силуэт которого вырисовывался на фоне светлой решетчатой перегородки, немного направо от входа. Министр поместился спиной к свету, чтобы хорошо рассматривать лицо и руки входящего посетителя, а свои глаза и губы скрыть.

— Прошу Вас, господин Фудо-ме, расположиться здесь — министр указывал место на помосте справа от себя и слева от оси входа. Полковник опомнился, взошел на помост и опустился на колени. Короткий церемониальный меч он вынул из-за пояса и положил перед собой, рукоятью к правой ладони. Теперь оба собеседника размещались вполоборота к двери, а свет падал из-за левого плеча полковника и из-за правого плеча первого министра.

На этом маневры завершились, и господин Тое Коге по праву хозяина открыл беседу следующей фразой:

— Господин полковник! Позвольте мне приветствовать Вас. Перед встречей с Вами я ознакомился с Вашим послужным списком и знаю, что Вы воевали на Треллване и Таркаде. Будучи юношей, я сам участвовал там в боях, а потому прошу Вас относиться ко мне без церемоний. Дело Ваше наверняка важное, и нет нужды беспокоиться, что оно пройдет мимо меня из-за того, что Вы неосторожно выскажетесь. Прошу Вас расположиться, как Вам удобно, и начать разговор, не беспокоясь о том, сколько он потребует времени. — говоря так, Первый Министр не опасался затянуть беседу. Самое важное всегда высказывается в нескольких словах. А если пришедшего к Вам человека ничто не гонит в шею, он спокоен и изъясняется намного понятней, в силу чего его дело почти всегда решается быстро.

Полковник начал беседу с вежливого пожелания здоровья и долголетия, очевидно собираясь с духом. Произнося длинное витиеватое пожелание, Фудо-ме Синоби успокоился, и уже следующей фразой перешел прямо к делу. Первый же заданный им вопрос ошарашил господина Тое Коге.

— Что произойдет, — вкрадчиво поинтересовался полковник, — Если кто-либо отыщет способ строить Т-корабли так быстро, что их количество будет не уменьшатся по капле, как сейчас, а напротив, лавинообразно нарастать?

Первый министр лихорадочно перебрал в памяти все, что знал о Т-кораблях. Величие звездных империй — в том числе, конечно, и Дома Куриту — основано на огромных транспортах, способных совершать мгновенные скачки между звездами на расстояние до тридцати световых лет и перевозить десятки тысяч людей и миллионы кубометров груза. Энергию для каждого прыжка гиганты собирают с помощью черных металлопластовых парусов, диаметр которых достигает десятков километров. Опасаясь повредить исполинские энергоприемники, Т-корабли никогда не суются внутрь посещаемых ими звездных систем, всегда оставаясь за орбитой самых крайних планет. Все перевозки от корабля до космопорта выполняются либо большими шаттлами, вмещающими целые батальоны и полки боевых роботов, но из-за этого вынужденными пользоваться только прочными посадочными площадками специальной постройки, либо мелкими лихтерами, которые, правда, садятся где угодно, но вмещают в лучшем случае одного среднего робота или пару легких. Перелет от Т-корабля до планеты часто занимает две-три недели, в зависимости от массы и класса светимости звезды, и эту часть цепочки как раз стоило бы усовершенствовать.

Но полковник хочет говорит о самих прыгающих звездолетах. Что ж, с ними дело обстоит хуже всего. Звездная Лига, некогда объединявшая все населенные людьми миры Галактики, давным-давно развалилась на Великие и Малые Дома, вокруг которых пенятся карликовые государства. Большинство технологий Звездной Лиги остались в прошлом. Сегодня только девять миров могут строить Т-корабли. Как ни трясутся люди над существующими кораблями, но их становится все меньше и меньше. Количество новых звездолетов едва восполняет естественную убыль от физического старения, потери в авариях и войнах. Во всех пяти округах Дома Куриту одна планета Луфиен имеет звездную верфь; совсем не случайно каждый мир с такой верфью является столицей Великого Дома! Цивилизация подвешена на хрупких ниточках трасс Т-кораблей; по мере их износа сообщения между мирами будут ухудшаться, что приведет к разобщенности и варварству.

Министр заинтересовался, но постарался этого не показывать. Завязка полковнику удалась. Что за ней?

— Продолжайте, пожалуйста без смущения — ободрил посетителя господин Тое Коге. — Мой кабинет надежно защищен от лишних ушей.

Полковник грустно улыбнулся и заговорил неторопливо, четко произнося слова:

— Ученые с верфи Луфиена разобрались в физике прыжков между звездами. Они придумали новый двигатель для Т-кораблей. Сделать его намного проще, чем сердечник Керни-Фучида, которым пользуются сейчас. Практически, корабль с новым сердечником можно построить за четыре или даже за три месяца. Против сегодняшних темпов "один корабль в год" это колоссальный выигрыш. Государственный муж, поддержавший столь полезное начинание, соберет обильный урожай благодарности…

Тут всем телом вздрогнул уже господин первый министр Тое Коге Дайхацу. Больше кораблей — дешевле полеты. Цена перевозок упадет в три-четыре раза, рост экономики будет неизмерим! Если и появятся недовольные, то массы, получившие дешевый межзвездный транспорт, попросту сметут их. Человек, добившийся подобного, превратится в живую легенду всех обитаемых миров. На волне всеобщего обожания стать сегуном будет проще пареной репы; да что там власть над Великим Домом Куриту — всю Внутреннюю Сферу можно будет объединить! Хотя бы под маркой восстановления Звездной Лиги и противостояния недавно появившимся на границах кланам каких-то варваров. Весьма и весьма заманчиво; но как же обычный гарнизонный полковник собирается реализовать подобное?

…— Однако для овладения новой технологией, даже самой хорошей, — продолжал между тем господин Синоби — Недостаточно теоретических выкладок. Нужен эксперимент. Ученые боятся проводить его в натуре. Опасаются доиграться. Они хотят создать виртуальную модель нового сердечника и обсчитать ее на суперкомпьютере. Но существующие технологии не позволяют им собрать компьютер, достаточно мощный, чтобы считать такую сложную физику. Все упирается в кристаллы памяти нужного объема, которых никто пока делать не умеет. И вот тут-то, господин первый министр, мы подходим к главному!.. — позабыв о старшинстве и сдержанности, полковник заговорил назидательно и даже поднял палец, требуя внимания. Министр не обиделся. Фудо-ме переглотнул и сказал:

— Недавно совершенно случайно я узнал, что на одной из планет Дома Штайнера живет молодой, чрезвычайно талантливый студент инженерной школы. Он как раз занимается проблемой таких кристаллов памяти. Говорят, что он гениален и не сомневаются в его способности рано или поздно решить задачу. И направление исследований он выбрал не случайно.

Полковник почему-то замолчал и внимательно глянул на господина Тое Коге, выражавшего крайнюю заинтересованность. Тот быстро понял в чем дело:

— Кто-то подсказал… И наверняка помогает. Так?

— Звездная верфь Луфиена, а точнее — владеющая верфью корпорация-дзайбацу "Нетускнеющий свет". Она приставила к студенту своего человека. Дзайбацу исхитрилась раздобыть агента почти одного возраста с изобретателем. Агент, Ингвар Тодзио, отправился на планету Дома Штайнера и попробовал вписаться в интересующую нас компанию…


***

Компания у костра сидела любопытная. Прежде, чем двинуться к ней, Ингвар Тодзио некоторое время разглядывал издали две палатки посреди круглой поляны и мелькающий между ними желто-оранжевый платок огня.

На всех играх люди собираются до того разные, что ни в каком страшном сне присниться не может. Кто-то приезжает просто убить время; кто-то ради встречи с определенным человеком; кто-то спит и видит себя в какой-нибудь роли или ситуации, которую ожидает встретить на игре. Разница устремлений немедленно отражается на том, что люди одевают на себя, как располагают палатки, что и какими голосами говорят.

Тодзио приближался к цели издалека и понемногу. Несколько недель назад он тщательно изучил все тексты и фильмы, имеющие отношение к заявленной теме игры. Потом прикинул стиль поведения и пару раз потренировал его перед зеркалом. Почти полмесяца проторчал в ближайшем ролевом клубе. И только научившись ориентироваться в новом мире, связался с мастерами — организаторами игры, которым предложил свои услуги в качестве игротехника. Известно ведь, что играть хотят многие, а обеспечивать выполнение правил игры, кормить информацией главный игровой сервер, разбирать претензии игроков к организаторам и друг к другу, делать еще массу другой необходимой работы, скучной именно своей обязательностью, мало кто хочет. А если даже кто и хочет, то не всякий желающий может. Вот и выходит, что сколько бы игр ни делалось, игротехники всегда нарасхват. Поэтому расчет Ингвара оказался безошибочным: после краткой переписки его пригласили в мастерскую группу и пообещали ждать на игре с распростертыми объятиями. И вот теперь Ингвар петлял в вечернем сосновом лесу, подходя то к одному, то к другому лагерю, пока, наконец, впереди не замаячил костер мастеров.

Ингвар приблизился к освещенному пространству, но не вышел к огню. Он прислонился правым боком к сосне и позволил себе зевок: не громкий и не тихий, только чтобы заметили.

Первой повернула голову крайняя слева рыжеволосая девушка. Цвет ее глаз Ингвар рассмотреть не мог, но готов был спорить, что зеленые. Если не от природы, так от контактных линз. С ног до головы закутанная в плащ, девушка сидела на чьей-то куртке, хозяин которой наверняка плавился сейчас от счастья или от гордости. Ингвар переступил с ноги на ногу, притоптав послушно хрустнувшие ветки. Кто-то спросил:

— Валькирия, ты его знаешь?

Девушка еще раз посмотрела на Ингвара. Высокий. Волосы прямые, темные, но точнее не определишь: стоит в тени. Амбалом не назовешь, но и не задохлик. Куртка, брюки, высокие шнурованные ботинки. Игровая одежда, то есть прикид, наверняка в рюкзаке за спиной, так что о характере и личных склонностях не скажешь много.

— Нет, — медленно произнесла Валькирия самым красивым голосом, приберегаемым на случай поражения внезапно возникшей цели, — Я его не знаю, но он сейчас представится. Правда? — и посмотрела на гостя со всем возможным лукавством.

Ингвар улыбнулся в ответ и назвался:

— Ингвар, если по паспорту. Я писал вам.

— Отлично! — обрадовано воскликнул кто-то. — Вот и техник в третью команду!

Другой голос попросил:

— Валькирия, познакомь нас, пожалуйста.

— Мое имя ты уже слышал. — Валькирия повела рукой влево от себя и вправо от Ингвара, показывая представляемых:

— Крот — при этих словах ее сосед привстал и кивнул. Лицо его постоянно менялось в отсветах огня, а телосложение Ингвар не мог определить: Крот сидел так, что смотреть на него приходилось сквозь пламя. От левой руки Крота начинался полукруг из нескольких человек. Они сидели и полулежали на подстилках, рюкзаках, свернутых спальниках, (прожечь которые, видимо, не опасались) и просто на голой земле. Когда Валькирия произносила имя, названный привставал и вежливо наклонял голову в сторону гостя. Так Ингвар впервые услышал прозвания, которые ему предстояло запомнить наизусть, а людей за этими именами узнать и полюбить.

— … Роланд, король реконструкторов, — показалось, или выражение "королевского" лица недовольное и надменное?

— Боярин… — а этот плечистый и крепкий на вид. Длинные светлые волосы. Если бы не ремешок выше лба — кажется, его называют хайратником — закрыли бы лицо до самых ключиц.

— Тейчи, он же Гортхауэр…

— Пожалуйста, просто Тейчи! — возразил парень с гладкими черными волосами, подстриженными так, что лоб высоко открыт. Точно так стригутся многие подданные Дома Куриту, и на Луфиене тоже. Откуда недовольство вторым именем? Гортхауэр? Что это значит?

Ингвар решил поскорее узнать, где и за что Тейчи так прозвали. Мелочей в своей работе он находил не слишком много, и уж при первом контакте их точно не могло быть. Между тем Валькирия указала на тощего, отличного своей высотой даже среди сидящих, такого же светловолосого, как Боярин, но куда более субтильного, парня:

— Легат из Раздола… — Тот встал и молча кивнул.

— Гимли, как можно догадаться, сын Глойна… — ну, этого не перепутаешь. Единственная в компании борода. Кудрявая разбойничья лопатища до середины груди. Нарочно, что ли, он сел рядом с высоким и худым Легатом? Ведь противоположность полная: в плечах Гимли шире даже Боярина, но на полголовы его ниже. Туловище бочкообразное.

— Мастер… — назвав последнего, Валькирия явно хотела что-то прибавить к его имени. Но человек прежде всего выстрелил в нее взглядом из-под лохматых бровей, и девушка осеклась. Только потом Мастер поднялся во весь свой средний рост и сказал Ингвару:

— Ты проходи, садись, не стесняйся.

Ингвар воспользовался приглашением. Он отклеился от сосны, обошел костер, вежливо показавшись всем, и опустился на устланную рыжей хвоей землю рядом с Валькирией. Задумался. Мастер первый обратился к новичку. Значит ли это, что он главный в компании? На чьей куртке сидит единственная в компании девушка? Ведь одеты все?

И где наш главный герой?

— А вот и я! — радостно воскликнул кто-то за спинами сидящих. — Целое ведро пользы принес!

Все разом обернулись и увидели молодого человека. Пока шло знакомство, он неслышно приблизился к костру от края круглой поляны. Ингвар дал бы незнакомцу лет семнадцать, вряд ли больше двадцати — столько же, сколько и каждому в этой компании. Рост подошедшего казался выше среднего; Ингвар привычно сделал для себя поправку на то, что смотрит снизу вверх. Из окружающего леса потянуло ветром, сосны дружно зашелестели, закачали ветвями. На головы посыпались тонкие золотистые чешуйки коры. Отряхиваясь, Ингвар прослушал, что сказала Валькирия прибывшему. Тот неразборчиво отшутился, мечущиеся отсветы открыли, что юноша одет в безрукавку и брюки — скорее всего, у него Валькирия и взяла куртку. Парень зашел со свободной от людей стороны костра, вытащил откуда-то из темноты треножник, раздвинул его опоры и на свисающий крюк прицепил принесенное ведро с водой. Затем переставил треножник так, чтобы пятилитровое ведерко оказалось над огнем.

— Однако, чай пить будем! — заявил он весело, явно кого-то передразнивая.

— Познакомься с Ингваром, — спохватилась Валькирия и повернулась, красиво разбросав волосы. — Ингвар, это…

— Александр Валле, Черный Ярл — кивнул головой гость, успевший хорошо рассмотреть парня, пока тот возился с треножником.

— Знаешь меня? Откуда?

— Я много читал о твоих кристаллах, — Ингвар пожал плечами, не добавляя, что в прочитанных статьях были снимки изобретателя. — Мне кажется, у тебя все шансы на хороший кусок в будущем.

Валле немного смущенно посмотрел на гостя, молча обошел костер. Сел между Валькирией и Кротом. Некоторое время все переглядывались в тишине. Потом Мастер молча потянулся за спину, выволок за лямку рюкзак и принялся рыться в нем. Новый порыв ветра бросил дым в лицо; Мастер скривил губы — наверное, ругался шепотом — но занятие свое не оставил, и вскоре уже сыпал прямо в ведро добытую из глубин рюкзака заварку.

Заговорил Тейчи, видимо, продолжая беседу, начатую до ухода Ярла за водой. Тейчи говорил медленно, и было очевидно, что он строит фразу на ходу:

— Ты утверждаешь, что твое изобретение принесет нам столько денег, что мы окажемся в силах основать колонию и жить там в свое удовольствие. Перестанем тосковать от того, что с наших зарплат не накопишь на крепость, как мрачно шутил при мне Андрей Норвежец…

— И наконец-то будем делать все, что захотим, ни на кого не оглядываясь! — юношеским баском поддержал его мысль Боярин. Тейчи поморщился: он-то понимал свободу не как разрешение плевать на интересы других. Однако ссориться не стал, а уточнил:

— То есть, воссоздадим во всю ширину такую жизнь, в которую здесь можем только играть — иногда и недолго. Так?

— Не совсем — откликнулся напрягшийся Валле. — Но суть примерно такая. Но ты продолжай, продолжай!

— Всадника Роханского на тебя нет! — фыркнул Легат. — Как он тогда нас разделал…Стыдно вспомнить! Ведь все это уже было. Уже пробовали люди так пожить, по-писанному.

— И что? — тут же заинтересовался Ингвар. Тема явно важная, пусть даже ему заткнут рот каким угодно способом — но он обязан встрять! Его имя должно стоять рядом со всем важным, имеющим хоть какое-то значение для этой странной компании.

— И ничего. — спокойно ответил Легат. — Пыла и удовольствия хватает на полгода, редко больше. Потом до всех понемногу доходит, что вода мокрая, что грязь надо убирать даже из мраморных дворцов — особенно если за основу берут средневековый мир. Тогда не было канализации, да и чистая одежда не росла сама собой на всех углах. Начинается отлив. Ни одна известная мне игровая зона не прожила больше двух лет.

— Люди остаются людьми, — согласно кивнул Тейчи. — Ты же знаешь, Ярл, что не рекомендуется нанимать на работу старых друзей. И вообще людей, которые связаны с тобой любыми другими отношениями, кроме чисто рабочих. Если они пойдут против интересов дела — неважно, намеренно или случайно — дружба помешает сделать им замечание, оштрафовать, наказать, уволить и так далее. Поэтому чаще всего выходки их терпят до крайнего предела. А крайний предел потому и крайний, что за ним начинаются проблемы. Например, выдворять с игры пьяного. Что ему сказать? Он приехал вроде как оттягиваться, а что он этим другим проблемы создает, как ему объяснить? Кто способен понять такое объяснение, тот как раз не будет пить на Игре. А уж кто способен напиться, тому и говорить бесполезно!

Ингвар посмотрел на упрямо стиснутые губы Валле и понял, что пора вмешиваться.

— Если я понимаю верно, вы обсуждали возможность создания игровой колонии на вновь открытой планете? — уточнил он. — Такого мира, где можно было бы жить по реконструированным средневековым законам? Такого, как описывал Кристофер Сташефф в своем сериале про Рода Гэллоугласа?

— Да! — отрубил насупившийся Черный Ярл.

— Я думаю, это возможно. — Ингвар развернул плечи пошире, всем своим видом выражая спокойную уверенность. — Все перечисленные проблемы решаемы. Я, правда, не знаю, как именно. Но ведь проблему с кристаллами Валле решил? Решил! А она считалась абсолютно неподъемной. Значит, и проблему с Игрой тоже можно решить.

— И я даже знаю как, — отозвался ревниво следящий за Валькирией Крот. Его круглая голова повернулась к огню; Ингвар с удивлением разглядел, что Крот, пожалуй, будет потолще Гимли. А Кротом его, скорее всего, прозвали за глубоко посаженные глаза-бусинки, чисто как у настоящего крота. — Ну, то есть, не в точности знаю, но идея мне кажется хорошей.

— Давай! — хором потребовали Легат, Ингвар, Мастер и Боярин. Удивленная такой слаженностью, Валькирия заинтересованно вертела головой.

— Ведь можно основать обычную колонию, так? — взволнованно начал Крот. — Но чтобы человек на ней мог находиться четко в двух состояниях: по Игре, и вне Игры. Вот ты, Легат — кибернетик. За тобой все хакеры твоей тусовки. Ты же сумеешь сформулировать граничные условия четко?

Легат, еще не понимая, куда клонит Крот, согласно кивнул:

— Да, наверное…

— Ну вот! Так давайте жить на этой колонии, как обычно, со всеми обычными учреждениями, не отказываясь от водопровода и вообще всей цивилизации; а в то, что хотим — играть.Допустим, раз в год, две недели — глобальная Игра на всю планету…

Легат аж подпрыгнул:

— Я знаю!!! Мы это сделаем по принципу глобальных сетей! Как в сети, любой компьютер может подключиться, когда хочет, а когда надо, отключается. В каждый момент времени Сеть состоит из разных компьютеров, кто-то входит, кто-то выходит…

Крот слушал, разинув рот, и даже не обижался, что его прервали. Легат принялся чертить на земле выхваченной из костра тонкой веткой, не обращая внимания, что рисунок едва различим в темноте:

— Значит, у всех игровые паспорта… Так. Это мы сделаем. Когда человек хочет вступить в игру, нажимает кнопку на своем приборе, и сигнал регистрируется на главном сервере. Это вход в систему. Теперь, если человек идет по улице и встречает кого-то, относительно которого неясно, в Игре он или нет — определить принадлежность будет дело техники! Его прибор лезет на главный сервер и моментально узнает через прибор того, встречного, как с ним разговаривать: по Игре или же он вне Игры. Приборы несложные, как опознаватели "свой-чужой" на боевых роботах и самолетах, можно даже еще проще, нам-то не надо будет шифроваться и от радиопомех защиту строить… Так… Теперь с оружием. Технически уже возможно сделать его таким образом, чтобы при попадании по телу оно не причиняло вреда. Например, пусть магнитострикция Магнитострикция — физический эффект, изменение формы металла под влиянием магнитного поля… Нет, это я сглупил…

— Лучше нанополимерные оболочки Не знаю, что это такое, но звучит солидно. Крота спросить, что ли? — подсказал Крот, и Легат еще радостнее воскликнул:

— Точно! Короче — это все реально. Технически мы с Кротом это все беремся осуществить! Сточки зрения психологии тоже должно нормально получиться. Смотри: хочешь играть, вот тебе игровой автоответчик, ходи по планете и выискивай в толпе таких же фанатов; думаю, их будет много. Хочешь говорить — говори. Хочешь сражаться — сражайся.

— Моделировать бой и смерть, — оживился Роланд — По-моему, проще всего так, чтобы при попадании в разрешенную зону оружие отключало игровой прибор-паспорт. А потом неделю или там сколько, убитый не может войти в Игру.

Гимли и Боярин хлопнули в ладоши, выражая крайнюю заинтересованность и одобрение. Легат продолжил:

— А кто не хочет в Игру вступать, пусть себе живет самым обычным образом, как любой колонист на вновь открытой планете! Эти два мира не будут мешать друг другу, понимаете? Взять тех же шахматистов или хоккеистов, спортсменов, короче: они ходят по улицам, как обычные люди. И никого не напрягает, что они там на своих клетчатых досках или ледяных полях занимаются на первый взгляд, совершенно диким делом!

— Юридическую подоснову Тейчи и Мастер смогут написать. Они скоро диплом правоведов получают, да как раз по законодательской отрасли, — добавил Крот и удовлетворенно откинулся. — Мастер, дай-ка там перчатку потолще. Будем чай разливать… — и засуетился вокруг треножника. Ингвар сидел ошарашенный, раскрыв рот не хуже Валькирии. Ведь действительно, может сработать! Они все здесь молодые, к дому и семье не слишком привязаны. Копейки считать не станут! С них станется рвануть и попробовать, даже если и неизвестно, что потом с результатом делать.

— Мой город будет лучшим рыцарским государством в обитаемой Галактике, — мечтательно протянул Роланд. — Валле, я с тобой! Надо будет руку отрезать — бери любую!

Возбужденный открывающимися перспективами, Ингвар сглотнул и заявил, нисколько не прикидываясь:

— Я тоже, Валле! И я — тоже! Я пойду за тобой везде!

Потом вспомнил, кто он и где он, слегка устыдился, и последние слова пробормотал, уже глядя себе в ноги:

— Как тень, Ярл. Да — как тень.


***

— Тенью его теперь все и зовут. — закончил повествование полковник Фудо-ме Синоби. — Этот парень вот уже год следует за изобретателем повсюду. Достает всякие материалы, нанимает компьютеры для расчетов, оплачивает лаборатории, испытания, что там ему еще надо. Опираясь на деньги и людей корпорации, все время бережет его от случайностей типа хулиганов, местных мафиози и прочего. Да так плотно, что Дом Штайнера даже не может подобраться к мальчишке, а ведь все происходит на их территории!

— А когда все будет готово, дзайбацу выкрадут секрет? — полюбопытствовал первый министр, зная заранее, что полковник ответит отрицательно.

— О нет! — воскликнул полковник. — Ведь если Вы желаете торговать медом, то лучше купить пасеку, на которой есть любящий свое дело опытный пчеловод, чем украсть у того же пчеловода десяток ульев, от которых потом будет больше возни, чем прибыли.

Господин Тое Коге согласно кивнул. Полковник повел речь дальше:

— Итак, мой план в том, чтобы изобретатель достиг успеха. Его кристаллы слишком необходимы звездным верфям, так что он сможет продиктовать любую цену. Дзайбацу наверняка подскажет ему, как вести дела, чтобы не потерять лицо и не запросить чересчур много. Затем он оснует свою колонию, мечты о которой ни от кого не скрывает.

— А если не оснует? — раздумчиво произнес первый министр. — Разве Дом Штайнера выпустит его из рук?

— Оснует обязательно! — возразил полковник — Дзайбацу выгодно иметь дело с ним напрямую, куда выгоднее, чем через таможни Дома Штайнера. "Нетускнеющий свет" что-нибудь придумает. Они лоб расшибут, но откроют эту дверь.

— А не проще ли дзайбацу купить изобретателя? Предложить ему лабораторию, высокий заработок и так далее? — поинтересовался министр. — Ведь для крупной промышленной группы это нетрудно.

— Ценность изобретателя именно в мозгах, а не в лаборатории, — возразил полковник. — Если он поступит на работу куда-либо, он немедленно окажется связан. Ему придется отвлекаться на управление своими подчиненными; участвовать в делах, которые не нужны ему лично, но важны для фирмы — и так далее, и тому подобное. Оставаясь вольным и наслаждаясь иллюзией свободы, он будет думать с гораздо большим эффектом — соответственно, и результат окажется выше… Предупреждая следующий Ваш вопрос, осмелюсь предположить, что убрать изобретателя тоже никто не рискнет: ведь существующие Т-корабли берегут как зеницу ока. Думаю, владеющего ключевой технологией их производства будут беречь еще тщательнее! По крайней мере, до тех пор, пока каждый Великий Дом и самые богатые из Малых Домов не заведут себе по суперкомпьютеру, на котором смогут рассчитывать сердечники для собственных Т-кораблей… А теперь, господин министр, выслушайте, как я предлагаю собрать с этого дерева плоды. — Фудо-ме Синоби снова замолчал и перевел дух, глядя на союзника.

— Я Вас внимательно слушаю — отозвался тот. И полковник, уже непритворно взволнованный, потный, очень тихо выговорил:

— Мы дадим колонии развиться, а производству кристаллов выйти на проектную мощность. Затем мы попросту захватим колонию, планету, изобретателя и технологии. Как конкретно, я придумаю и осуществлю по месту, когда буду точно знать ситуацию. Все остальные Дома возмутятся, конечно. Главное их обвинение будет скорее всего то, что Дом Куриту желает подгрести технологию под себя и владеть ею безраздельно. Все станут ожидать, что захватив производство, мы запретим вывоз кристаллов.

Но мы этого не сделаем. Никогда. Торговля кристаллами останется свободной. Даже таможенная пошлина на их вывоз будет, против ожидания, уменьшена. Таким образом, мы приобретем моральное преимущество и лишим противника главного козыря. От прочих обвинений пусть защищаются политтехнологи и дипломаты. В конце концов, даже если придется малость повоевать, тут есть за что. Тем временем львиная доля кристаллов пойдет на верфь Луфиена, ум этого парнишки будет решать задачи, подброшенные Домом Куриту, и таким образом, лет через двадцать вырастет гениальный инженер, который будет работать в наших интересах… Затем общественное мнение воздаст должную награду государственному деятелю, который все это придумал и осуществил, а я удовольствуюсь скромным постом военного министра и до конца жизни буду гордиться, что хорошо послужил процветанию Великого Дома Куриту… — Фудо-ме Синоби наконец-то успокоился, расслабил напряженные плечи, даже его поза несколько оплыла, потеряла напряжение. Полковник высказал все и теперь с напускным безразличием ожидал реакции.

Первый министр ободряюще улыбнулся полковнику и принялся развивать идею со своей точки зрения:

— Изобретателя мы осыплем дарами и будем исполнять все его капризы. Можно даже предоставить его колонии политическую автономию под нашим протекторатом. Он потеряет всего лишь немного свободы, и вряд ли долго будет тосковать о потерянном. Об этом позаботятся… Да! — решившись окончательно, первый министр хлопнул в ладоши. — Господин полковник, я принимаю Ваш план. — Главный заговорщик поднялся, давая понять, что аудиенция окончена. — Ступайте к себе. Завтра в полдень во всех регалиях Вы присутствуете на церемонии присвоения Вам генеральского звания. Мой секретарь пришлет Вам необходимые бумаги. Приказ о назначении Вас командующим учебной базы, из которой вырастет Ваша непобедимая армия, будет готов вечером, а подписан Сейи Тайсегуном самое позднее, послезавтра. Идите, и пусть боги будут к нам благосклонны!

Счастливый полковник поднялся, вложил за пояс церемониальный меч, и на крыльях удачи вылетел из кабинета. Минни Тауэр проводила его удивленным взглядом сквозь свои очки-телескопы, которые носила очень-очень давно.

Пять лет назад.


***

Сегодня Минни Тауэр уже обходилась без очков. Зрением она пользовалась активнее всего, случалось читать и с малюсеньких экранов карманных компьютеров, и с плохой бумаги, да еще и при каком угодно свете. Пришлось потратиться на хорошую операцию, зато глаза у госпожи начальницы были теперь зоркие и ясные. Поэтому даже с расстояния десятка шагов, отделявших Минни Тауэр от стола адъютанта, она легко разобрала иероглифы на документе, который наконец-то выхватил из стопки полный генерал Фудо-ме Синоби. Проглотив глазами найденную бумагу, генерал повернулся к Минни Тауэр, вежливо ответил на приветствие. Принял разведсводку и несытым оком заглотнул ее также. Молча поклонился, повернулся и удалился в кабинет.

Минни Тауэр возвратилась в свою бригаду и до самого вечера занималась оформлением вновь прибывающих людей. Цель разработок ей в тот день не указали: база превращалась в армию. Суета переформирования поглотила всех, и никто не занимался своими прямыми обязанностями. Минни Тауэр знала, что рабочий ритм очень скоро вернется, и ее уверенность не была обманута. Уже на следующее утро свежеиспеченные служащие ее бригады выстроились перед столом с докладами.

Первой целью девятнадцатой ударной армии была назначена планета Арда. Услышав, что новая колония расположена всего в двух прыжках Т-звездолета от планеты Дайсон, Минни Тауэр сильно удивилась. Казалось бы, в такой близости от обитаемых миров все давным-давно исследовано и изучено, каждый камушек кому-нибудь принадлежит, а вот поди ж ты! Планета с кислородной атмосферой, с растениями и животными почти как на Старой Земле. Вся поверхность планеты пригодна для обитания. Четыре нормальных времени года, привычных человеческой расе с тех неимоверно далеких времен, когда вся она помещалась в единственной звездной системе. Встретить такую планету никем не занятой, всего в двух прыжках от давно заселенного Дайсона — все равно что спичку с тысячи шагов первым выстрелом срезать. Даже не везение, а нечто совсем уж феноменальное.

На этом странности не закончились. Разными голосами разведчики Дома Куриту описывали высадку колонистов на Арду. Минни отмечала все сказанное на рельефной голографической карте. Она сразу помещала над каждым поселением небольшую фигурку — снимок лидера группы. Очень скоро стало очевидным, что колонисты заселяют только западную часть Северного континента. Ни на Южном континенте, ни на экваториальном островном поясе никто не высаживался. Было понятно желание колонистов находиться поближе друг к другу, особенно на первых порах. Но почему никто из переселенцев даже не заикнулся о тропической зоне? Климат Арды был великолепен, и Южный материк выглядел не в пример привлекательнее для жилья, чем Северный. Однако все новые поселки лепились на Северо-западе, и в этом явно содержался непонятный пока что смысл.

Минни Тауэр ощутила знакомое возбуждение: интуиция предупреждала об интересной задаче. Дослушав первый набор сообщений, Минни разделила работу между группами. Одним она приказала как можно скорее придумать схему и способ связи для агентов, которые позже примкнут к колонистам. Вторые получили задание на разработку и обоснование легенд, под которыми засланцы явятся на Арду. Третьи получили задание собирать сведения о лидерах групп.

Сама же Минни Тауэр собиралась выяснить куда более важную вещь: происхождение и значение имен нового обитаемого мира. С этой целью она обратилась в информационный центр Луфиена. Довольно скоро ее запрос получил многое множество ответов; годились лишь те, в которых слово "Арда" символизировало что-то очень ценное или святое. Такое, чтобы пять тысяч колонистов с подозрительным единодушием согласились назвать свой новый дом Ардой, и не иначе. Минни Тауэр внесла уточнение и повторила запрос. Список ответов сократился до двадцати одного. Но и это было слишком много: ведь следовало изучить понятия, стоящие за каждым вариантом, и примерить каждое к новой колонии. Сколько на это уйдет сил и времени, нельзя было сказать даже приблизительно. Раздумывая, как бы еще сократить работу, Минни рассеянно пролистывала полученные ответы — и словно споткнулась о возникшую на экране карту. Карта была объемная и очень красивая, исполненная с душой и немалым изобразительным талантом. Но госпожу начальницу бригады поразили совсем не художественные достоинства найденной карты, а ее подозрительная точность.

Минни еще раз посмотрела на свою рабочую голограмму, над которой вращались объемные снимки лидеров поселений. Потом на экран. Потом опять на гигантский рабочий стол. Наконец, признала очевидное. Карта западной части Северного материка новооткрытой планеты удивительно походила на карту Северо-запада из книги Джона Рональда Роуэла Толкина "Властелин Колец". Точнее всего совпадал Мглистый хребет, тянущийся с севера почти строго на юг. К востоку от него, в точности следуя книге, раскинулись степи. Затем, также с севера на юг, величаво струилась широкая река — Андуин Великий. Чем дальше от Мглистого хребта во все стороны, тем больше становились отличия, но ядра обеих карт были очень похожи. Минни могла поклясться, что при наложении они совпадут с точностью до нескольких километров.

Итак, в Осгилиате высадился Красильщик Сэпли из Лорбанери. Осгилиат основан рядом с главным посадочным полем, которое одно на Арде способно принимать тяжелые шаттлы. К тому же, поселок раскинулся по двум берегам Андуина Великого и контролирует все нижнее течение реки, до самого впадения ее в огромный морской залив. Вполне соответствует званию столицы, запомним Осгилиат. Вот на западном склоне Мглистого несколько строений — Раздол. Группа "Хакеры Раздола", заводилой там длинный, вечно голодный Легат. Всадник Роханский получил для своих людей степной край между Мглистым хребтом на западе, Андуином на востоке, Серебрянкой на севере и Онтавой на юге. Но никаких городов и даже поселков нет, и это странно: ведь климат земной, а значит и зима в степи жесткая, даже перепад между ночью и днем резче, чем в лесных областях. Ладно, выясним… Севернее Всадника между реками Серебрянка и Дон поселился Бренк с индейцами всех сортов и размеров. Дон стекает с Мглистого хребта, проходит северным краем индейских степей и на востоке впадает в Долгое Озеро. Из озера вытекает Андуин Великий — неувязочка, в книге совершенно не так. Да и город у впадения Дона в Долгое Озеро называется не Эсгарот, как по Толкину, а почему-то Ноттингем, и распоряжается там Шериф. От Ноттингема за верхний северный край карты уходит Шервудский лес — этого в книге нет…

То есть, в этой книге нет. А в другой?

Минни Тауэр решила, что разгадала систему имен. Колонисты не все были фанатами одного и того же. Каждый почитал собственного кумира, в честь которого и именовал поселение. Следовало ожидать, что и структура общества, правила поведения в группе, понятия о хорошем и плохом, вежливом и грубом также будут сформированы под влиянием любимых книжек или фильмов. Минни фыркнула. Как профессиональный психолог, она не слишком-то верила в успех подобных идеалистических планов. Разве что промышленники из дзайбацу окажут поддержку, раз уж они помогли Основателю вырваться из-под контроля Дома Штайнера.

Минни покачала головой, воздавая Основателю должное. Получив патент на свои драгоценные камни и дождавшись от них первой прибыли, Александр Валле не увлекся игрушками вроде модных вещей или ставок на гонках. Собрав стартовый капитал, он как можно шире обнародовал план по созданию колонии. Во-первых, это позволило сразу начать привлечение и отбор нужных людей. Во-вторых, в пресс-релизах и публичных выступлениях Основатель Валле неизменно упирал на то, что свои кристаллы он собирается продавать всем желающим совершенно без каких-то предпочтений, по твердой единой цене.

Таким образом, любая власть, рискнувшая помешать Основателю в снаряжении экспедиции, заняла бы моральную позицию "плохого парня". Сформированная в обществе вера, что выбиться в князья собственной планеты с самого низа все-таки можно, чрезвычайно помогала правителям. Уничтожение широко разрекламированного замысла Основателя могло разрушить эту веру и посеять семена бунта, а управление гигантскими звездными империями и так-то было крайне непростым делом. Не говоря уж о том, что случись Валле вместо награды за ум получить по шапке, другие исследователи и изобретатели резко поубавят прыть. Если вообще не попытаются переехать в другую державу, более благоприятствующую гениям. Кроме прочего, соседи "плохого парня" немедленно ухватились бы за возможность побряцать оружием и под благородным предлогом защиты Александра Валле могли затеять небольшую войну, а то и несколько. Даже не решившись воевать, могли предложить свою помощь в организации поисков подходящей планеты — ясное дело, не задаром. Что, в свою очередь, спровоцировало бы следующий виток подковерной борьбы — и так до бесконечности.

Так что императрица Катерина Дэвион-Штайнер поступила правильно, заявив на одном из полуофициальных приемов, что она не только поддерживает Основателя, но и покарает всякого, кто посмеет тому противиться. Повелительница одной из самых больших держав Галактики еще добавила, что для общего мира лучше распределить критический ресурс между всеми поровну, чем усилить кого-нибудь одного.

На этом дипломаты успокоились. Александр Валле спокойно собрал людей и животных, закупил все необходимые материалы, аппаратуру и приборы. Без помех зафрахтовал для перевозки нужное количество Ткораблей, и в довершение своего везения обнаружил роскошную планету земного типа уже во втором или третьем поиске, всего в двух прыжках от планеты Дайсон.

И вот теперь Минни Тауэр пыталась прикинуть, какой силы буря поднимется во Внутренней Сфере, когда на Арду высадятся полки девятнадцатой ударной армии Дома Куриту. Взгляд Минни неторопливо перемещался по карте, а пальцы автоматически отмечали значками важные пункты. Вот на Онтаве поселился Роланд. Его рыцари основали город Уникорн и деятельно размечают улицы. Выше Осгилиата на Андуине возводится Эмин Майл. Там распоряжается Крот. Еще выше по течению, в месте впадения Серебрянки в Андуин, Боярин основал городок Рось. Неизвестно, какой давности снимки, но люди Боярина уже построили приличных размеров крепость — остальные группы пока в палатках. Хороший организатор Боярин, запоминаем его. На юге, где громадный залив вдается далеко в сушу, доходя почти до широты Мглистого хребта, Андуин впадает в теплое море с ласковыми пляжами. На берегу самого удобного для судоходства рукава дельты городок Лисс. Там распоряжаются разные люди, определенного лидера пока не выявлено. Ничего, будет еще время, разберемся. У южного конца Мглистого кряжистый бородач Гимли строит Изенгард. Команда Гимли привезла множество тяжелой техники, есть даже горнопроходческие комплексы. Зароются под хребет? Пожалуй. От Изенгарда на юго-восток, между Онтавой и побережьем большого залива — дикая мешанина невысоких лесистых холмов. Там тоже кто-то живет, но мало. Главным называют как будто Лесника; ничего, разъясним и этих партизан…

Тут Минни Тауэр пришлось оторваться от карты, перейти в уборную, закрыться там и пристроить на нещадно ноющую спину электромассажер. Пока стальной ежик топтался по позвоночнику холодными лапками, Минни, в который уже раз, прикинула свои финансы. Ждать пятнадцать лет все-таки чересчур долго; в конце-то концов она служит в армии, хоть и вольнонаемная. Значит, еда бесплатная, за квартиру платит Генштаб, одевается Минни весьма скромно… Все это выглядело несомненными преимуществами, казалось, что нужную сумму можно собрать быстрее. Несколько месяцев назад Минни сунулась с этим к врачам; вышло, что не будь экономии на еде, жилье и одежде, пришлось бы собирать деньги лет двадцать пять — а то и больше! Минни повздыхала, и заплатила для начала лишь за серию мелких операций по общему укреплению организма. Никто не мог знать заранее, когда Дом Куриту бросит новорожденную армию в бой. Не вовремя взбунтовавшееся тело могло лишить Минни работы, денег — а с ними и надежд на лучшее будущее. Так что Минни Тауэр решила заранее создать небольшой запас прочности. Последняя операция завершилась всего неделю назад; Минни стало гораздо легче ходить и дышать, и даже спина немного разогнулась — но болела по-прежнему. К счастью, электромассажер надежно изгонял боль. Вернувшись в кабинет, Минни несколько времени походила вокруг большого рабочего стола и решила не наклоняться уже к середине, а рассмотреть поближе окраины заселенного региона.

Сначала крайний запад — широколиственные, к северу хвойные, леса. Скальное побережье, расколотое тут и там узкими длинными заливами. Андрей Норвежец и его викинги. Очень забавные поселки: одна-две длинных палатки для людей, и вдвое большее число — для кораблей. На севере земли Норвежца ограничены рекой Юкон. Холодная прозрачная река течет с Мглистого на запад. Рядом с ее устьем на берегу океана размечены улицы города Клондайк. Спутниковые снимки великолепны — сквозь чистую океанскую воду различается галька на дне и тени рыб. Тот, кто сшил из снимков карту, тоже молодец, стыков практически не видно. Севернее Юкона, вокруг окончания Мглистого хребта, земля Ангмар. Зеленое море тайги правым краем плавно перетекает в уже знакомый нам Шервудский лес. Круг на северо-западе замкнут; больше там поселений нет.

Обратимся к востоку. Если провести прямую от Клондайка через Ноттингем, то эта линия пройдет насквозь дремучий бор, названный Лихолесьем, и у самого восточного обреза карты упрется в Железный Кряж — небольшую горную страну. На северных отрогах кряжа обосновались Кога-рю. Они — ревностные почитатели самурайской культуры Луфиена; самые вероятные союзники Дома Куриту. Желтый значок на них. Южные отроги того же кряжа — Синие Драконы, под управлением Тейчи Гортхауэра. Про этих ничего определенного нельзя сказать. Серый значок.

Пришлось опять отвлечься: курьер принес сводку. Минни сунула ее в карман не глядя. Обработка потом; сначала надо уложить в голове все имена и названия, чтобы в будущем не зависеть от карты. Безусловно, все имена что-нибудь значат для колонистов, да и для Дома Куриту тоже вскоре приобретут особый смысл. К сожалению, пока что никаких переживаний с названиями не связано — просто утомительное перечисление. Вот, например, с Железного Кряжа сбегает река Быстротечная, обходит Лихолесье с юга. После огибает выжженные бесчисленными посадками и взлетами поля: Черные Равнины, главный космопорт планеты. Вдоль Черных Равнин река плавно подходит к Андуину Великому. Вот на карте вся река, от истока до устья, но какого вкуса вода в ней? Железистая, хрустящая на зубах, как у большинства рек с песчаным дном? Или напротив, ледяная, сладкая? Минни внезапно для себя самой подозвала первого попавшегося исполнителя и потребовала достать ей образец воды из Быстротечной. Потом вернулась к изображению. Как раз там, где река с неизвестным вкусом впадает в Андуин, команда Красильщика Сэпли строит Осгилиат. Тут тоже круг замкнулся.

Юго-запад? Здесь пока никого. Широкие равнины. Донесения сообщают, что перед отправкой с Дайсона какая-то группа собиралась распахать юго-запад под пшеницу и кукурузу. Если так, то поля займут солидный кусок континента. С востока их ограничивает лес, названный Фангорн и простирающийся от Изенгарда почти до самого побережья; с севера Андрей Норвежец со своими викингами. С юга и запада только океан. Есть где развернуться.

Завершив перечень сколько-нибудь заметных поселений, Минни Тауэр не стала гадать, где высадится сам Основатель. Наверняка Александр Валле перевезет свое громоздкое оборудование и тонкие технологические линии после того, как Арда наладит собственное производство еды и одежды, строительство домов, транспорт и прочие первоочередные механизмы цивилизации. Все это может занять год, если не больше, так что спешить некуда. К тому же, чем позже покупаешь оборудование, тем оно совершеннее, а это немаловажно для удачи гигантского проекта Основателя. От которого, впрочем, теперь напрямую зависел столь же исполинский по масштабам замысел первого министра Тое Коге Дайхацу и бывшего полковника, а ныне полного генерала Фудо-ме Синоби.


***

Время шло, и оба хитроумных замысла неспешно продвигались каждый к своей цели. Девятнадцатая ударная армия проливала пот и масло на полигонах, а Минни Тауэр каждый день получала сообщения от своих агентов, посещавших Арду туристами или желающими получить вид на жительство. Особенно хорошо удавалось вписываться в городки зернового пояса, на юго-западе обитаемых территорий. Также с распростертыми объятиями Дом Куриту встречали в Школе Ниндзюцу, называемой Кога-рю. Школа притаилась на крайнем северо-востоке, между заросших соснами отрогов Железного Кряжа.

Однако очень скоро выяснилось и неприятное: внедрение в группы ветеранов Первой Посадки не удавалось почти никогда. Редкие исключения лишь подтверждали правило. Пять тысяч первопоселенцев, по всей вероятности очень боялись раствориться в массе новичков. Поэтому законы Арды разрешали получить гражданство только тем желающим, кто выдерживал испытательный срок, стажируясь в какой-нибудь команде Игры. Всей бюрократией успешно заправлял Красильщик Сэпли, благо он обитал у самого порога — то бишь, рядом с космопортом в Осгилиате. Сэпли уважали за рассудительность и справедливость, мало кто оспаривал его решения.

Результат оказался для разведки плачевен. Кое-кто из нелегалов успешно прошел стажировку и теперь освещал изнутри команды, поглощающие новичков активнее всех — например, город Уникорн и в нем двор короля Роланда. Две резидентуры удалось организовать в самом Осгилиате. Но сплоченные группы первопоселенцев, обитавшие поодаль от густозаселенного ядра региона, почти не принимали чужаков. В конечном итоге, разведке оказалось выгоднее покупать информацию у Кога-рю, изо всех сил склоняя этих последних к союзу с Домом Куриту, чем пытаться внедрять людей в команду того же Гимли или Боярина.


***

Боярина поднял на ноги лязг металла. Легко соскочив с постели, светловолосый богатырь сгреб висевший в головах меч и, не одеваясь, выбежал на высокое крыльцо.

И только тут спохватился: какого Моргота!!! Ведь флаг Игры над поместьем спущен еще позавчера! Что за слепорожденные валом валят через забор?

Квадратный двор полнился грохотом, топотом, руганью и скрежетом. Боярин недоуменно вертел головой: кто же напал? Да и зачем? Флаг Игры спущен, а неигровые проблемы давным-давно так не решаются. Планета огромная, заселена редко, делить пока нечего, да и не скоро появится. Что случилось, в конце концов?!

Тут из-под крыльца вывернулся незваный гость. Наверное, за фигурные столбики схватился, вот и влез. По круглому металлопластовому шлему с прозрачным забралом Боярин узнал в нем Синего Дракона — одного из людей Тейчи. Синий Дракон, не тратя времени на разговоры, двинул Боярина поддых рукояткой алебарды. Ошеломленный Боярин уклонился не рассуждая, схватил нахала за броневоротник и отправил в свободный полет вдоль гульбища Здесь гульбище — крытая галерея вокруг здания, поднятая примерно на уровень пола первого этажа… По легкости, с которой нападающий попался на прием, Боярин заключил, что человек из новичков. Или вообще стажер, пришедший к Тейчи уже после высадки. Как-никак прошло добрых три года от Первой Посадки, и все команды, не хотевшие раствориться в местном населении, заботились об увеличении своей численности.

Однако пора было наводить порядок — не ждать же, пока кого-нибудь всерьез подрежут. Боярин взревел и пошел сквозь бой медведем, расшвыривая поединщиков в стороны, благо силу накопил немалую и в боевых искусствах был не последний. Боярин старался соблюдать справедливость, и отбрасывать своих налево, а чужих направо, но в сутолоке схватки это не всегда удавалось. Самую страшную рубку он пригасил — и тут напоролся на равного по силе бойца. Ушел от его удара, выкручиваясь за спину, успел увернуться от выброшенной ноги в кованом сапоге — потом мир полыхнул звездами, и Боярин опрокинулся навзничь. Уже заваливаясь, он вслепую саданул кулаком, куда пришлось — вышло удачно. Его противник фыркнул и отпрыгнул. Сопя и охая, враги посмотрели друг на друга.

— Боярин?!

— Тейчи?!

— Тебе что, в Андуине рыбы мало?

— Паскуда!! На неигровые разборки в Осгилиате суд есть! Что тебе неймется, урод косоглазый?

— Заткнись, ариец полудоношенный! Какого хрена твои недоученные малолетки ловят рыбу в нерест? Икру жрать любишь?

— Стоп!!! — заорал Боярин. — Тейчи, я прошу извинить меня. Не знаю, что на меня нашло. Давай забудем последние сорок слов и поговорим нормально. Хорошо?

— Уговорил. — Тейчи быстро справился с гневом и яростью; снял шлем, откинул со лба мокрые черные волосы. Плечи его расслабились. Тейчи выпрямился и махнул рукой своим. Синие Драконы немедленно вышли из боя и отступили к бревенчатой стене, где выстроились, опершись на свои знаменитые алебарды. Один из них бегом поднес командиру выпотрошенную рыбину. Тейчи поднял руку с тушкой высоко на всеобщее обозрение, и раздраженным голосом рявкнул:

— Боярин, ну сколько мы с тобой об этом притоке спорим!.. — тут оратор несолидно закашлялся и продолжил уже тоном ниже: — Разве тебе кто-нибудь мешает там рыбу брать летом или когда тебе надо? Почему ты не думаешь о будущем? Думаешь, если мы всерьез возьмемся пакостить, нам планеты надолго хватит? Запрети своим ловить рыбу в нерест!

Боярин шумно отсапывался. Потом сплюнул — слюна была белая. Зубы, значит, целы — и то ладно. Он еще некоторое время делал вид, что приводит в порядок дыхание, а сам обдумывал ответ. С одной стороны, экология, конечно, и все такое… С другой — Боярина неимоверно задолбали начальники и старшие всех мастей еще там, в том мире, с которого он пришел на Арду. Туда не ходи, здесь не сиди, на траву не плюй, за собакой убирай… Такое еще можно стерпеть на насквозь индустриальной планете, где у всех белок под хвостом номера, а комаров каждый вечер по списку проверяют. Но тут-то, на Арде! Запад Северного материка будет заселяться добрых лет сто, как бы не двести. А потом ведь еще восточная половина Северного континента останется. И весь Южный континент, а он почти на треть обширнее Северного. И около сорока крупных островов вдоль экватора… На тысячу лет вперед, если не больше.

И сам Тейчи! Вот уж от кого не ждал подобного Боярин. Казалось, вчера у одного костра сидели, а сегодня начальника из себя корчит!

— Тебе трудно было прийти и поговорить? Драконов своих натравил… Хорошо хоть, крови нет! — огрызнулся Боярин и тотчас почувствовал, что говорит неправильные слова. Против ожидания, Тейчи не воспользовался ошибкой и в спор не полез. Он опустил руку с рыбиной и тусклым голосом произнес:

— Я к тебе три раза ходил с этой икрой. У нас в детском садике малыши быстрей соображают… потом повернулся и побрел к распахнутым еще во время штурма воротам.

— Тейчи! — крикнул Боярин, чувствуя, как совершается непоправимое, — Ну Тейчи же! Подожди! Мы же получили свою планету! Здесь каждый может выполнить свою мечту, каждый! Мы вместе мечтали, помнишь, Тейчи — вместе! Послушай, Тейчи, ну что ты переживаешь! Будет еще время экономить каждую лягушку!

Лидер команды экологов остановился и обернулся. Посмотрел на захлебывающегося объяснениями Боярина. Обвел взглядом его ладную аккуратную крепость, срубленную из дерева с истинной любовью к работе и тончайшим пониманием материала. Глянул на видную в растворе ворот улицу. Пересчитал изукрашенные резьбой крепенькие боровички домов, ряды которых начинались дальше вниз, у подножья крепостного холма. Перевел взгляд повыше, на весь чистый, умытый городок Рось. И как-то так безнадежно ссутулился, так горько смолчал, что Боярин внезапно заткнулся.

Тейчи обдумывал ответ и пока не находил верных слов. Предводителю Синих Драконов казалось, что на вновь открытой планете хапать и страдать рвачеством — все равно, что навалить кучу посреди свеженастеленного, еще пахнущего хвоей, пола в новом доме. Но Тейчи не находил способа донести свое видение мира до прочих. Боярин, с которым у одного костра сидели, который построил такой восхитительный город — если даже он гребет под себя без меры и смысла, что же спрашивать с новичков? С тех, которым ресурсы вновь открытого мира кажутся на самом деле неисчерпаемыми?

— Мы действительно получили свою планету, но каждый для своих целей. — тихо проговорил Тейчи, — Если ткань мира потянуть сразу во все стороны, она может и треснуть…

Больше Тейчи ничего не добавил. Отвернувшись, чтобы Боярин не видел душивших его слез, Тейчи угрюмо вышел в ворота. Синие Драконы молча последовали за вожаком. Боярин сплюнул в сердцах.

И тут спохватился, что стоит перед двумя командами и неизвестным количеством туристов как есть голый, всей одежды — поставленный этим чертовым Тейчи фонарь под глазом… Да еще меч в руке. Зябко и стыдно стало Боярину. Он устало махнул рукой дружине, чтобы наводили порядок, пересек двор и стал подниматься по ступеням.


***

Ступени штормтрапа раскачивались. Лесник больно ударился о борт коленом, но чувств не показал, а только резвее заработал конечностями. Вскоре его старания увенчались успехом: треклятая веревочная лесенка закончилась. Встречавшие увидели над бортом остриженную очень коротко круглую голову — а потом и сам Лесник оказался на палубе "Стальной розы".

Навстречу ему единым слитным движением шагнул почетный караул: старший помощник, старший артиллерист, командир первой мачты и двое гигантов-марсовых с обнаженными абордажными палашами на плечах. Офицеры и матросы были в одинаковых белых рубахах, черных кожаных штанах, каждый при парадной шейной косынке, на поясе у каждого неизменный матросский нож. Волосы у всех светлые, выгоревшие. Лица, как положено морским волкам, суровые и обветренные.

И весь караул босиком.

Лесник гордо выпрямился во весь свой средний рост. Как бы невзначай продемонстрировал встречающим пустые руки. Его игровая одежда состояла из бутылочно-зеленой куртки, подпоясанной черным кожаным поясом — почти таким же, как у моряков почетного караула. Куртка была выпущена поверх широких штанов цвета темной травы. Штаны, в свою очередь, имели напуск на высокие лесные ботинки из бурой кожи. Камзол сидел на Леснике плотно, и в шнурованной горловине можно было углядеть только белую нательную рубашку, но никак не припрятанное оружие.

Старший помощник остался удовлетворен осмотром. Особенного подвоха на переговорах от Лесника он и не ждал — команда леса Фангорн, которой управлял Лесник, славилась как раз честностью. Но береженого Бог бережет. Поэтому старший помощник еще несколько секунд обшаривал Лесника взглядом, прежде чем склониться в приветственном поклоне.

— Капитан ждет Вас. Прошу пожаловать за мной, — хриплым голосом пригласил старпом. Вся процессия с подобающей случаю неспешностью прошествовала по шканцам к распахнутым дверям кормовой надстройки. Лесник впервые оказался на легендарном флагмане команды винджаммеров, то бишь "выжимателей ветра", и теперь вертел головой по сторонам, рассматривая корабль.

"Стальной розой" именовался четырехмачтовый барк длиной около ста тридцати метров — насколько Лесник мог доверять своему глазомеру. Большинство винджаммеров в погоне за скоростью делали верхние палубы совершенно гладкими и тем сводили к минимуму лобовое сопротивление своих кораблей. Наперекор общему мнению, "Стальная роза" имела по носу баковую надстройку высотой один этаж, в корме такую же надстройку — ют. Вдоль центральной оси корабля, от бака до самого юта, была устроена открытая галерея, поднятая на толстых гладких столбах до такой высоты, чтобы ее деревянный настил приходился вровень с верхом надстроек. Пространства под настилом хватало, чтобы даже рослый человек мог встать и свободно поднять руки над головой. Ширина галереи составляла метров шесть. Блестящие стволы мачт пронизывали ее сквозь нарочно оставленные отверстия и уходили в пасмурное сегодня небо. И круглые вырезы для мачт, и края галереи заботливо ограждались доходящими до груди взрослому человеку частыми решетками в ромбик, по верху которых тускло блестели полированные стальные перила.

Приготовляясь к переговорам, Лесник справлялся о корабле и капитане. Из собранных сведений следовало, что "Стальная роза" никогда не спускает флаг Игры, почему и участвует в игровых баталиях с пиратами чаще любого другого корабля. А неигровой бизнес большинства крупных кораблей Арды основан на туристах. Умница капитан сложил оба фактора и постарался удовлетворить интерес к абордажам так, чтобы пассажиры могли все хорошо рассмотреть, но не боялись затеряться в азартной толпе поединщиков. Капитан просто выделил для зрителей отдельный уровень — эту самую галерею — куда заблаговременно приглашал охотников полюбоваться очередным боем. Опыт оказался удачен и приобрел популярность. На сегодняшний день три из четырех новых больших парусников Арды строились именно с обзорными галереями по всей длине.

О скорости капитан "Стальной розы" тоже не забыл. Нарушив некоторые пропорции корабельной архитектуры, он сделал мачты чуть повыше, а реи чуть пошире общепринятых — благо, новые материалы имели достаточную для этого прочность. "Стальная роза" несла паруса ощутимо большей площади, чем другие барки того же водоизмещения. Выученный экипаж так хорошо управлялся с кораблем, что в самый сильный ветер мог твердо надеяться на свое искусство и почти не убирал парусов. В итоге даже надстройки и прогулочная галерея не снижали скорости корабля-легенды.

Выбирая союзника, Лесник попал в самую точку: именно с этим умным и хладнокровным капитаном, именно с его отчаянно смелым экипажем следовало договариваться о том авантюрном предприятии, ради которого лидер команды Фангорнского леса и обратился к команде винджаммеров.

Капитан "Стальной розы" Ливия Харт приняла Лесника в салоне. Выйдя из-за стола, она сделала полагавшиеся по протоколу три шага навстречу гостю, и Лесник смог увидеть, что Ливия одета так же, как ее офицеры. Только не босиком, а в черных высоких сапогах. На палубе сапоги не нужны; плавать в них вовсе невозможно — словом, обувь Ливии наверняка являлась данью этикету.

Но начался разговор гораздо проще, чем Лесник мог предполагать. Ливия приветственно кивнула, поправила упавшие на лицо иссиня-черные волосы и отбросила церемонии энергичным жестом в сторону кожаного дивана:

— Садитесь, джентльмены. Поговорим… Караулу присмотреть за шлюпкой уважаемого гостя.

Марсовые разом повернулись и вышли. Офицеры подождали, пока уважаемый гость выберет место, и разместились на всякий случай вокруг него. Ливия уселась прямо на стол вполоборота к пришельцу; ухоженные пальцы капитана неожиданно резко скомкали блестящую, из хорошего льна, скатерть.

Лесник произнес подобающее случаю приветствие. Похвалил наряд Ливии Харт и вовремя удержал чуть не сорвавшийся с языка рискованный комплимент ее фигуре. Потом перешел к делу:

— Как Вам должно быть известно, Фангорн предпринял попытку объединения всех игровых команд между Мглистым хребтом и рекой Андуин Великий в одно государство. Единственный, кто успешно сопротивляется этому — наш с Вами старый знакомец. Король Роланд из Уникорна. Он умело вербует новичков и собрал великолепно вымуштрованные войска. Уже третий месяц мы не можем победить его в открытом сражении. Союзники Роланда многочисленны, но их силы нам по зубам. А вот с Уникорном мы не справляемся. — Лесник опустил голову. Потом взял себя в руки, опять посмотрел в ореховые глаза Ливии и продолжил:

— Буду откровенен: мы рассчитываем на хитрость. Мы просим винджаммеров, среди которых Ваше влияние наибольшее, скрытно перебросить наши игровые отряды на берег Андуина, между Эмин Майл и Осгилиатом. Выйдя Роланду в тыл, мы сможем зажать его между молотом и наковальней.

— Вы говорите так прямо… — задумалась Ливия — Не боитесь подвоха?

— От Вас?! — вскричал привставший Лесник, — От Королевы Побережья?

Чтобы скрыть глаза, Ливия принялась рассматривать пол салона. Рука ее машинально разглаживала смятую скатерть. Лесник опустился обратно на диван и терпеливо ждал. Офицеры, успокоенные движением посетителя, тоже слегка расслабились, но бдительности не теряли. Как-никак, скромно сидящий на диване Лесник походами и переговорами уже собрал под свои знамена добрую треть Игры. Слухи, объяснявшие внезапный интерес Лесника к завоеваниям его разводом с Валькирией, дела не меняли.

Поначалу Фангорнский лес заключил союз со своим северо-восточным соседом — Роханом. Сразу за этим объединенные силы Лесника и Всадника Роханского вторглись в местность, именуемую Бельтан, воспользовавшись тем, что обитавшие там игроки не имели хорошего лидера. Лавовые холмы Бельтана располагались между Фангорном и Лиссом; город Уникорн находился прямо на север отних. Жители холмов дрались ожесточенно, но разрознено, их поражение никого не удивило. Когда игровые битвы в холмах отгремели, король Роланд посмотрел на своего северного соседа и увидел союзного Леснику Всадника Роханского. Владыка Уникорна посмотрел на юг — там догорал покоренный Лесником и Всадником Бельтан. А ведь прямо на западе рыцарское государство и без того имело общую границу с Фангорнским лесом! Роланд понял, что промедление обойдется ему дорого. Собрав свой Орден, король отважно вторгся в чащобы, рассчитывая отыскать и захватить столицу Лесника, пока тот сражается на чужой земле. Роланд надеялся, что удар по связям созданной Лесником федерации развалит последнюю; сам Лесник будет вынужден вернуться на защиту своей столицы, а его союзники разбегутся, либо начнут колебаться — и тогда Роланд разобьет их поодиночке. Лесник же, узнав о походе Роланда, наоборот, рванулся к Уникорну — самый известный город Игры не надо было искать в глухих лесах. Тут уже пришлось разворачиваться обратно самому королю.

Блестящая доспехами орденская колонна и пестрая армия Фангорна сошлись на высоком берегу Онтавы. До вечера над рекой лязгали мечи и хрустели копья; закованная в броню пехота Ордена утюгом прессовала кипящие яростью ряды Лесника. Был момент, когда армия Фангорна могла надеяться только на сокрушительную атаку конной лавины — на знаменитых всадников Ристании. Но Лесник с Всадником Роханским, коротко переглянувшись, отказались от страшного замысла. Будь сражение настоящим, конный таран раздавил бы орденцев и разметал по полю изломанные тела; но в том и была соль, что битва проходила по Игре. А кони шуток не понимают. Игрового и истинного врага лошадь стопчет одинаково — даже если наездник и захочет соблюсти правила, даже если игровое оружие не коснется тела. Поэтому о таранном ударе конницы пришлось забыть. Всадники Ристании смогли только вертеться вокруг железного каре Ордена и изо всех сил осыпать его стрелами; как и следовало ожидать, этого оказалось недостаточно. Роланд устоял. К вечеру Орден взял поле. Правда, из Игры на несколько недель вышло так много лучших бойцов, что повторить поход по лесам король не отважился, и даже не смог преследовать побежденных. Но это не помешало реконструкторам считать битву у Красного Берега истинным и заслуженным триумфом.

Интерес к Игре взлетел до неба; оттуда в самом скором времени на Арду валом повалили шаттлы туристов, желающих принять участие, "вкусить запаха боя", как на полном серьезе писали некоторые из них в анкетах паспортно-визовой службы. Следом за туристами космопорт Арды заполнили насмотревшиеся новостей хирурги и костоправы, предполагавшие на поле столь ожесточенного сражения собрать обильный урожай пациентов. Увы, правила игровых боев и технология изготовления игрового оружия, щитов и доспехов оказались столь совершенны, что после самой великой битвы Арды взаправдашних переломов насчитали всего около сотни на шесть тысяч участников.

Следующий игровой сезон Всадник и Лесник провели на Севере. То ли плащом и кинжалом, то ли пером и шпагой — Всадник пустил в дело весь свой дипломатический талант, но убедил индейцев, что союз с ним выгоднее даже самой многообещающей партизанской войны. Тем временем к федерации примкнули гномы Гимли Изенгардского. Всю зиму Гимли, Лесник, Всадник, индейцы и жители лавовых холмов о чем-то сговаривались; но никто не догадывался пока, о чем именно. Роланд лихорадочно собирал силы и развернул среди туристов и новопоселенцев широчайшую рекламную кампанию, представляя свой Уникорн последним оплотом света и порядка, со всех сторон окруженным морем диких лесных варваров. Король Роланд желал превратить Уникорн в лучший игровой город планеты, и так преуспел в своих стараниях, что теперь один успешно сдерживал всю империю Фангорна. Люди, привлеченные возможностью поиграть в войну, на которой тебя совершенно точно не убьют, вступали в Орден чуть ли не еженедельно.

Параллельно с Игрой города и поселки занимались своими обыкновенными делами: в Изенгарде плавили и тесали камень, на равнинах Рохана возились с лошадьми, в дикой глуши Фангорна выводили невиданных зверей, в Уникорне торжественно открыли первый на планете трамвайный завод. Блестящие вагончики охотно покупал тот же Гимли для своего Изенгарда.

И вот теперь начиналась новая игровая весна. Лесник прибыл на "Стальную розу", рассчитывая прибавить к большому круговороту еще и Побережье. Лидер Фангорна сидел на кожаном диване и терпеливо дожидался, пока Ливия Харт ответит на его предложение.

Да, приглашение ввязаться в игру было заманчивым — но и рискованным, как большинство заманчивых приглашений. Офицеры ждали с плохо сдерживаемым азартом. Командир первой мачты уже бормотал про себя аргументы, которые он изложит капитану, когда Ливия примется обсуждать замысел Лесника с экипажем.

Наконец Ливия Харт оторвалась от созерцания собственных сапог, но повела себя опять неожиданно:

— Я совсем-совсем не понимаю тебя, Лесник — заговорила она тихим голоском обиженной девочки. — Все-таки от Первой Посадки пять лет прошло… Мы все отстроились, с едой и одеждой проблем уже нет. Основатель даже свои агрегаты успешно перевез. Скоро и первые кристаллы пойдут… А ты по-прежнему вкладываешь душу в одну только Игру. — тут капитан "Стальной розы" выпрямилась и глянула Леснику прямо в карие глаза:

— Мне не нравится, — резко сказала Ливия Харт — Что ты вымещаешь в Игре свою обиду на бросившую тебя Валькирию. По-моему, жизненные проблемы в Игру тащить никоим образом нельзя. Я придерживаюсь той точки зрения, что Игра и жизнь не должны быть связаны вообще никак. С Роландом у меня немирье именно на этой почве, а не потому, что соседи. Я ему доказываю, что зря он пытается привить своим горожанам такое же поведение, которое было у его любимых рыцарей Храма — все хорошо в свое время, а время рыцарских орденов осталось далеко за кормой. Роланд же вообще никак не мотивирует свою линию, но гнет ее с таким упорством, что мне глядеть на него страшно… А теперь еще ты туда же?! — Ливия гневно хлопнула по столу ладонью.

— Ты хочешь сказать, что не дашь мне кораблей? — переспросил Лесник и немедленно контратаковал:

— А как же твои рассуждения, что жизнь не равна Игре? По Игре винджаммерам выгоден союз с Фангорном, а не с Роландом… В Игре Уникорн противник Побережья. Если ты сейчас мне откажешь, это будет значить, что как раз ты и тащишь жизнь в Игру, срывая чисто игровые переговоры из-за личной антипатии ко мне. — Лесник помолчал и продолжил очень мягким, ласково-уговаривающим тоном:

— Если тебе неприятен я, то придет любой другой посланник — по твоему выбору. Фангорну и Побережью крайне выгодно объединиться.

— Подожди, Лесник! — Ливия упорно не желала принимать тон собеседника. — Не пытайся меня отвлечь на обиду. Личная антипатия, придумаешь же такое! Ответь мне серьезно. И предупреждаю тебя: пока не услышу голос твоего сердца, решения ты от меня не дождешься, хоть корни здесь выпусти!

Лесник подобрался и ответил голосом глубоким и звучным, куда более приятным, чем сухой официальный тенор, которым он начинал переговоры:

— Мне кажется, что Игра как раз дает очень удачную возможность разрядить жизненные проблемы так, чтобы не создавать окружающим настоящих неприятностей. Выплеснуть обиду, злость, агрессию в разрешенных рамках. Как пар из чайника: можно прижать крышку и терпеть, пока не взорвется, а можно понемногу травить через носик. Вот Игра для меня как раз этот самый носик. Школа жизненных проблем, самый близкий к настоящему тренажер…

Заинтересованные офицеры шумно перевели дух. Ливия Харт возмутилась:

— Категорически не согласна! — и еще раз огрела ладонью ни в чем не повинный стол.

— Не дашь кораблей? — быстро уточнил гость, делая отчаянную попытку перевести разговор в Игру.

— Да оставь ты свои корабли! — Ливия соскочила со столешницы, подбежала к Леснику и встала перед ним, упершись тяжелым взглядом:

— Ты же всем остальным Игру ломаешь своей разрядкой! Власти тебе, видишь ли, захотелось… Не стыдно? Игра, Лесник, тебе успокоения не принесет, потому как понарошку она. Понарошку смерть, понарошку бой.

— Ты еще скажи, что подлость бывает отдельно игровая и отдельно обыкновенная! — рассвирепел Лесник.

Ливия Харт подбоченилась:

— Хорошо, что я женщина! Не обязана быть последовательной занудой. Да, я с тобой согласна, и подлость знаю только одного сорта. И что с того? Не тащат в Игру настоящую смерть, и подлость туда настоящую я не потащу! И ты тоже, насколько я тебя знаю!

Лесник неожиданно поднялся; моряки по обе стороны от него настороженно вскинулись на ноги и приготовились защищать капитана. Лесник понял их беспокойство. Он быстрым жестом снял через голову изящную цепь с болтавшимся на ней игровым паспортом. Прибор был упрятан в искусственно выращенный изумруд величиной с хороший кулак — постаралась команда Мастера, морийские гномы. Этот самый красавец паспорт Лесник вручил старпому, бестрепетно доверяя свою игровую судьбу рукам морского офицера. Пока тот разглядывал камень и поражался смелости гостя, Лесник сгреб в охапку Ливию Харт и звонко расцеловал ее в обе щеки — капитан не успела даже взвизгнуть. Потом Лесник вежливо усадил Королеву Побережья на стол, очень серьезно поклонился ей, поблагодарил отрывисто:

— Спасибо огромное! Ты молодец! — неуловимым движением изъял у старпома свой изумруд, еще раз наклонил голову, прощаясь уже с офицерами — и вышел вон. Слова Ливии Харт определенно расшевелили что-то в самой глубине души Лесника, но из Игры гость все же не выпал. А раз так, то "Стальной розе" надлежало проводить визитера со всеми должными почестями. И опамятовавшийся старпом выскочил вслед — распорядиться почетным караулом.


***

Караул сменялся.

Внутренние переходы большой крепости наполнялись скрипом кожи и лязгом металла. На стенах и у ворот старательно занимали места часовые в кольчугах и открытых шлемах. Стучали о каменный пол длинными копьями. Готовились убивать время. Цепочка сменившихся с постов медленно втягивалась в цитадель. Пехотинцы предвкушали возможность расстегнуть ремни, вытянуть ноги и расслабить натруженную тяжестью доспехов спину.

Высоко над всей этой суетой, не тронутые ни пылью, ни усталостью, плыли в лучах вечернего солнца два развернутых ветром флага. Правый — обычно белый, а в этот миг цвета заката, перечеркнутый темно-кровавой искрой летящего драконьего силуэта — флаг города Уникорн, флаг короля Роланда. И левый — известный всей планете флаг Игры.

Крота вели по подвесным мостикам, указывали дорогу на закрученные по часовой стрелке лестницы, приглашали в украшенные статуями и резьбой аркады. Рыжий вечерний свет причудливо переплетался с выступами стен, запрыгивал в ниши, слепил через внезапно открывавшиеся за поворотами витражные окна, и тогда Крот с ног до головы покрывался разноцветными квадратиками. Наконец, путешествие сквозь Дом Серебряного Единорога завершилось. Крот и сопровождавший его сенешаль оказались высоко над городом, на полукруглом балконе с каменным парапетом до пояса и бойницами в полу. Сенешаль попросил обождать немного: король-де сейчас выйдет — и нырнул обратно в переход.

Посмотрев вокруг, Крот едва справился с головокружением.

Солнце еще высоко над Мглистым хребтом, светит как раз из-за спины. Башня под балконом уходит метров на тридцать вниз, и там начинается большая городская площадь. А на площади, похоже разыгрывают партию в шахматы: слева и справа торжественно выступают два отряда по шестнадцать человек. Восемь с каждой стороны обряжены пешками, прочие — соответствующими фигурами. Пешки в простых открытых шлемах с нащечниками и в кольчугах — точь-в-точь часовые на стенах. Белые пешки с небольшими треугольными щитами и мечами длиной в руку; щиты черных пешек прямоугольные, высотой по грудь, а вот мечи, наоборот, короче локтя. Ладьи — четыре богатыря в полных латах с длинными и широкими двуручными мечами-спадонами. Офицеры снаряжены как пешки, но шлемы у них высокие, и над каждым пышный плюмаж должного цвета. Вместо щитов и мечей офицеры вооружены копьями или алебардами — с высоты десяти этажей не больно-то разглядишь тип наконечника. Кони обыграны смешнее всего: пара человек друг на друге. У "наездников" рыцарские длинные копья с конусами для защиты рук, глухие шлемы с узенькими смотровыми щелочками. "Кони" пытаются вскидывать копытами, но с восьмидесятикилограммовым грузом даже у назначенных лошадьми силачей получается так себе. Ладьи, кони, офицеры, снаряжены в обоих отрядах одинаково и разнятся лишь цветом накидок. А вот ферзи резко отличаются. Белый ферзь — до глаз закованный здоровяк с двумя мечами. Мечи такой же длины, как у белых пешек, то есть в руку каждый. Черный ферзь — среднего роста боец в кожаном доспехе с заклепками, опирается на посох. Короли опять похожие: пышные одежды; из доспехов только кирасы; маленькие парадные топорики-рынды. Различаются лишь цветом беретов и перьев.

Тем временем пешки снуют туда-сюда, посыпая площадь белым речным песком из пластиковых пакетов с аккуратно отрезанными уголками. Появляется сетка линий. Черные клетки оставляют черными; белые слегка присыпают тем же песком. Внизу уже лежит тень от башни, и там, где белый песок разметки попадает в нее, линии начинают едва заметно светиться — очевидно, подмешан какой-то люминофор.

Нарастает напряжение: вокруг импровизированной доски собираются зрители. Туристы — их на Арде почему-то прозвали паладинами — да и горожан немало. Вот оба короля тыкают в неразличимые с высоты кнопки на своих игровых паспортах, очевидно, обращаясь к главному серверу Игры. Наконец, наступает долгожданный момент, когда над каждым бойцом игровой сервер возжигает голограмму. Белые сияют снежночистыми нимбами, над черными клубится багровая тьма.

Красиво!

Крот восхищенно хлопнул в ладоши.

— Нравится? — спросил неслышно подошедший из-за спины Роланд.

Бургомистр станции Эмин Майл обернулся и приветствовал короля низким поклоном. Потом честно признал:

— Впечатляет. Паладины, должно быть, с ума сходят.

— Приятно, когда хвалят. — Роланд качнул головой и отбросил за спину волосы, настоящую львиную гриву. "А сердечко-то у его величества слабовато", — подумал вдруг Крот. — "Недаром и синие мешки под глазами на бледном-бледном лице." Между тем король Уникорна прошелся туда-назад по полукруглому балкону, потом оперся бедром о парапет и пригласил Крота:

— Что ж, рассказывайте свое дело.

Крот вспомнил, как учился вести переговоры, и начал с описания существующего положения:

— Два года назад мы закончили строить каналы на левом — восточном — берегу Андуина. Поля, созданные нашим городом Эмин Майл, дают третью часть всего урожая Северо-запада. Кроме того, продуманная сеть каналов позволила нам завести речное сообщение, и не строить трасс для пыльного громыхающего наземного транспорта.

Роланд заинтересованно слушал, пока не подавая признаков скуки, и Крот перешел к следующей части — к потенциальным возможностям. Вообще-то по учебнику вторым пунктом шло перечисление проблем, но в данном вопросе проблем Крот как раз и не видел.

— Во владениях города Уникорн есть территория, лежащая между Андуином и Онтавой, на которой также можно провести удачный канал. Речь пойдет только об одном канале, не об оросительной сети. — предупредил Крот, и включил подготовленную заранее рельефную голографическую карту.

— Посмотрите на красные отметки, — попросил бургомистр Эмин Майла. Король подошел ближе, пристально разглядывая местность, в которой Андуин сворачивал круто на восток и примерно сорок километров тек параллельно Онтаве. Потом Андуин снова возвращался к своему генеральному курсу с севера на юг, пробегал еще километров двадцать — до Ивовой Скалы, где и впадала в него Онтава. Место, где Андуин делал первый поворот, было помечено красным треугольником вершиной вниз. От метки прямо на юг, как если бы Андуин не сворачивал, тянулась красная пунктирная линия, упиравшаяся в Онтаву. Роланд отнюдь не был глуп, а потому сразу же задал такой вопрос:

— Консультировались ли Вы у Синих Драконов в Ига-рю по поводу предполагаемой трассы канала? Ведь экологическое равновесие штука крайне тонкая, это даже я понимаю!

— О, конечно, справлялся. — заверил Крот, сверкнув глубоко посаженными глазами-бусинками. — Более того, они-то и посоветовали провести канал по правому — западному — берегу. По их мнению, это улучшит сток Андуина, и позволит избавить Осгилиат от непредсказуемых паводков. Раньше нам представлялось, что выгоднее расширяться на северо-восток, в сторону Роси и Лихолесья. Но имитационная модель Тейчи показала, что распространение системы каналов в ту сторону может вызвать засоление земель…

— Короче, вы можете двигаться только на юг — Роланд ухватил суть. Король не стал даже задавать вопроса, зачем вообще команде Эмин Майл куда-то двигаться, почему не сидеть тихонько на том, что уже есть. Каждое поселение помимо игровой специализации имело профессию, которая кормила его. Гномы Мглистого хребта, например, строили великолепные дороги, мосты, вообще большинство зданий и сооружений на планете. Рейнджеры Шервудского леса зарабатывали устройством сафари. По какому поводу почти каждый месяц их крепко пинал экологический центр, основанный Тейчи примерно через год после памятной многим ссоры Синих Драконов с Боярином. Лисс, Харлонд, Эккор и Одесса, помимо рыбной ловли и подводных ферм, организовывали туристские круизы и перевозили пшеницу вокруг всего Северо-запада — от устья Андуина до лесистых фиордов Норэгра, где уже начинались земли викингов.

А станция Эмин Майл занималась землеустроением. Команда Крота приходила на голые бурые откосы или в дикий лес, рыла каналы, перевозила с места на место миллионы тонн земли, заказывала Леснику в Фангорне семена и саженцы, укрепляла верхний почвенный слой, укладывала в дно каналов километры полиэтиленовой гидроизоляции, покупала у гномов тысячи притертых друг к другу плит каменной облицовки, возводила мосты, водосливы, шлюзные ворота — и происходило чудо. Бурые равнины покрывались садами, подпирали небо терриконами груш, яблок, черешни. Расчистки посреди холодной тайги Ангмара начинали исправно рожать пшеницу и кормовые грибы. Подводные фермы Побережья приносили столько морской капусты, что ламантины Ламантин — морской ручной зверь, внешностью вылитый тюлень. объедались и жирели на глазах. Менять землю стало смыслом существования для станции Эмин Майл. Роланд, не мысливший себя вне Игры, прекрасно понимал Крота. И надеялся, что Крот точно так же поймет его.

— Ваш смысл жизни — изменение. Смысл жизни моего города — служить образцом, эталоном Игры для всей планеты. — обозначил свои исходные позиции Роланд. — Прошу Вас понять, что наши интересы здесь вступают в противоречие. Ваш канал нарушит сложившийся рельеф и разобьет гармонию Игровой территории Уникорна. Не думаю, что смогу порадовать Вас разрешением на постройку этого канала.

Не ожидавший отказа Крот отшатнулся к парапету и машинально глянул вниз. Шахматная партия там была уже в самом разгаре: белая пешка азартно наскакивала на черного ферзя, тот ловко уворачивался, отбиваясь посохом. Голограммы над обоими бойцами успели потускнеть: игровой сервер честно отмечал полученные каждым попадания и сообразно уменьшал яркость нимбов. Зрители орали, черные и белые подбадривали бойцов ритмичными ударами в щит, топаньем, хлопками, кто-то заливисто свистел. Крот отклонился обратно на балкон — звук отрезало.

— Здесь конус молчания — вежливо пояснил король. — Ни мы их не слышим, ни они нас… Послушай, Крот! Давай напрямую: тебе очень нужен этот канал?

— Да, конечно!

— Извини. У тебя есть принципы, но и у меня тоже. Меня не сделали королем, я стал им сам. Помнишь, мы все сидели у огня, когда Тень первый раз пришел? Вижу, что помнишь. Тогда мы были другими, правда? Ничего этого, — король повел рукой над городом Уникорн и над своим замком — не было, и мы мечтали. Уже тогда я считал, что Игра важнее всего. В конце концов, сафари и натуральная пища есть на многих других новооткрытых колониях, а Игра только у нас.

— Но ведь жизнь важнее! — воскликнул Крот. — Игра игрой, а канал-то останется для людей и через сотни лет, когда тут вообще неизвестно что происходить будет!

— Вся наша жизнь — игра! — запальчиво возразил Роланд. — Все люди в ней актеры. У них есть выходы, уходы. Семь действий в пьесе той: ребенок, юноша, любовник, солдат, отец, мудрец, покойник… Шекспир великолепен в свете этого заката, неужели ты не видишь? Каналы строили и будут строить, а такое реализовать, как мы придумали, никому даже в голову не придет еще лет пятьсот. Много от кого останутся на Арде дома и мосты, но запах и ощущение Игры — только наше, Крот, пойми же!

Крот насупился, но быстро раздумал ссориться. В конце концов, можно провести канал между Андуином и Серебрянкой — Всадник Роханский на ножах с Роландом, а потому стоит намекнуть ему, что Роланд не хочет канала, тогда Всадник наверняка разрешить построить его у себя. Но эффект будет совсем не тот. И проектировать придется опять с нуля, и геологоразведку заказывать гномам, и снова ехать к Тейчи в Ига-рю за экологией… Так что, прежде, чем запускать колесо по новой, стоит попробовать договориться с Роландом. Кроме того, неплохо бы и доспорить что важнее: игра — или все-таки жизнь. Только надо подготовиться получше. Запастись аргументами, продумать тактику, варианты прикинуть.

— Хорошо! — согласился Крот. — Сегодня я не стану упорствовать. Но ты не возражаешь против моей попытки переубедить тебя еще раз? Например…

— Не раньше пятницы, — быстро вставил Роланд. — Я уеду по делам… Ну, давай руку!

Собеседники распрощались. Роланд ушел первым; Крот еще несколько секунд постоял, затем последовал за королем. На лестнице уже ожидал сенешаль, сопроводивший Крота к выходу знакомыми галереями и колоннадами. Но в этот раз Крот не обратил никакого внимания на грозную красоту плавно погружающейся в сумрак крепости. Довольно скоро он покинул Дом Единорога, а потом, пришпоривая коня, покинул и сам город Уникорн. Крот не хотел признаваться самому себе, что обижен и расстроен.


***

— Обижен и расстроен! — фыркнула жена Крота, когда тот, вместо обычной беготни с сыновьями, уселся в кресло и устроился перед экраном, подобрав ноги. — Опять будешь лечиться своим антиквариатом?

Крот дернулся; Иволга немедленно это заметила:

— Не сердись. Ну пошутила неудачно… Роланд отказал тебе вчера вечером?

— Да.

— За последний месяц ты три раза пытался получить у него разрешение на постройку канала, и он все время отказывал?

— Да!

Жена решила сменить тему:

— Ладно; и пес с ним… Можно вопрос?

— Да?

— Вот ты сейчас смотришь мультфильм "Наш сосед Тотору", так?

Крот насторожился и ответил коротко, явно опасаясь подвоха:

— Смотрю. Успокаивает. Очень оптимистичный.

— Когда ты еще только за мной ухаживал, — вздохнула жена, — Мне казалось, что сильные мужчины смотрят непременно боевики… Почему у тебя любимый фильм не "Звездная пыль"? Если уж ты хочешь непременно древности, то почему не "Великолепная семерка" или "Крадущийся тигр, затаившийся дракон"? Не "Семь самураев" или "Тень воина"? Почему детская сказка?

Крот задумался; морщины над его переносицей понемногу разглаживались — чего Иволга и добивалась. Наконец, Крот попытался объяснить, и заговорил уже куда более теплым тоном:

— Наверное, потому, что мне пришлось видеть несколько настоящих схваток. После них редко какие съемки впечатляют. Мне случалось рубиться на Игре, потом я, конечно, с интересом смотрел видеоархив. Честное слово, это выглядело правдивее, чем большинство сценических боев, поставленных и отрепетированных. А может, мне просто хочется глотнуть бесхитростной детской радости, как будто горячего сладкого чая: согревает. А может… — и вдруг сообразил: — Ты нарочно задала вопрос, чтобы меня развеселить!

Иволга согласно кивнула и хихикнула:

— Конечно! Ну, досматривай, я иду детей купать.

Крот проводил ее взглядом и понял, что душа уже в порядке. Выключив проектор, он с легким сердцем отправился во двор — снять высохшие простыни. Выйдя за порог, Крот прежде всего посмотрел на стелющуюся по земле дрожащую тень, как он подумал сначала — от облака. Потом бургомистр Эмин Майла поднял голову к вечернему небу и увидел величественно плывущий в нем диск грузового дирижабля.


***

Дирижабль был огромен. Конечно, все они велики — но "Тень ворона" даже среди своих собратьев по цеху выделялась величиной и грузоподъемностью. Как-никак, каждый рейс "Тень ворона" поднимала пятьсот тонн отборного зерна. А если командир корабля всю дорогу собирался любоваться землей и поэтому подниматься выше двух тысяч метров не требовалось, можно было без особого напряжения засыпать и тысячу тонн — места в трюмах хватало.

Дирижабли появились на Арде в самый первый год ее освоения. Тогда строили повсюду и помногу. Сложные заводские агрегаты чаще всего не помещались ни на один колесный транспортер и не могли доставляться ни шаттлами, ни лихтерами — первые требовали для посадки просторную твердую площадку, вторые поднимали всего-навсего сто тонн. Острая нужда в перевозках негабаритных тяжестей и вызвала к жизни целую эскадру рукотворных облаков. Дирижабли поднимали груз любой формы и объема, потому что перевозили его на внешней подвеске. Дирижабли совершенно не нуждались в посадочной площадке — как, впрочем, и во взлетной. Они могли подать станок или прибор весом до тысячи тонн в любую точку стройки и опустить его на приготовленные фундаменты с сантиметровой точностью — этого не в силах сделать ни один наземный кран. Все наземные краны ограничены длиной стрелы; должны беспокоиться о том, чтобы вес на крюке не опрокинул их самих; требуют места для собственных опор, колес или рельсов. Наконец, сами строительные краны не всегда удавалось затащить в такие глухие места, куда первопоселенцев заносила прихоть — словом, в доставке тяжелых объемных грузов дирижаблям не было равных.

"Тень ворона" поучаствовала практически во всех крупных стройках. Чаще всего приходилось монтировать перегонные колонны или ректификаторы химических комбинатов. Рядом с каждым городом всегда воздвигались ротоклоны для очистки технических и сточных вод. В портах Побережья случалось устанавливать отлитые из диабаза блоки волноломов и фундаменты маяков. Вес блоков литейщики нарочно доводили до семисот тонн, чтобы те не поддавались свирепым зимним штормам.

Однако все хорошее когда-нибудь кончается; и вскоре после того, как Основатель Александр Валле перевез к должному месту свои технологические линии по производству знаменитых кристаллов, крупные стройки Арды понемногу сошли на нет. Казавшиеся столь выгодными пассажирские перевозки давно и прочно захватили корабли — большинство поселений Арды не зря выстраивалось у рек и заливов. Кроме того, на новооткрытой планете людей вообще не очень много, а уж таких, которым нужно постоянно летать одним и тем же маршрутом, вовсе капля в море. Возить по двадцати пассажиров на дирижабле, способном поднять в воздух небольшой дом? Выручки от подобных рейсов едва хватало на портовые сборы. Дирижабли немного поболтались без дела, перебиваясь туристическими круизами и случайными фрахтами, а потом уверенно потеснили морские корабли на рынке насыпных грузов.

В тот день, когда Крот вышел во двор за просохшим бельем, "Тень ворона" везла шестьсот сорок две тонны отборной пшеницы, которыми загрузилась на воздухоплавательной станции Эмин Майл. Собственно, Крот был первым, кто оценил перспективы летучих грузовиков. Его городок начали уважительно именовать "Станция Эмин Майл" именно после того, как здесь выстроили первый на планете удобный причал для гигантских управляемых аэростатов. Еще на Станции собрали такой погрузочный транспортер, что сто тонн насыпного груза пересыпались в брюхо привязанного к мачте гиганта примерно за час. А кто думает, что семь часов — слишком много на погрузку шестисот сорока тонн, пусть сам попробует поднять хотя бы тонну на высоту тридцати метров. То есть, примерно на десятый этаж.

Ближе тридцати метров "Тень Ворона" не могла подойти к земле. Ибо, как мы уже сказали, дирижабль был огромен. Диаметр его дисковидной оболочки составлял ни много, ни мало — пятьсот двенадцать метров. Между нижней и верхней обшивками исполинской линзы в самой высокой ее части, то есть по центру, могла запросто встать какая-нибудь шестнадцатиэтажка — "Тень ворона" имела в высоту шестьдесят и четыре метра. От нижней пилотской кабины до венчавшего конструкцию прозрачного купола обсерватории ходили два лифта — обычный и грузовой, перевозивший целую тонну. Мало ли, потребуется двигатель сменить или поднимать материалы для ремонта. Из-за размеров дирижабль никогда не разворачивался в обычном смысле этого слова. "Тень ворона" могла летать и боком, и хвостом вперед, и вообще как угодно. Для этого дирижабль и выстроили в форме симметричной на все стороны света линзы. Только поворачивай, куда надо, каплю пилотской кабины в нижней точке центральной оси, да регулируй направление тяги пропеллеров, которыми дирижабль обвешан по окружности. Ито не вручную, а через хитрую автоматику.

На Старой Земле даже самые знаменитые дирижабли древности, несмотря на свою величину, всегда оставались игрушками ветра — по причине огромной парусности и слабой прочности материалов, из которых были сделаны. Но с тех времен прошло несчетное множество лет. Появились новые сверхпрочные ткани и металлы для оболочек и каркасов. Изобрели эффективные солнечные батареи, чтобы не возить с собой десятки тонн горючего. Раскрыли секрет производства мощных безотказных электродвигателей и надежных быстрых компьютеров для облегчения маневров. Освоили видеокамеры, позволяющие, не отходя от штурвала, заглядывать гигантскому дирижаблю за спину. Наладили синтез негорючего подъемного газа. Но самое главное — научились забрасывать на орбиту спутники погоды, исправно отражавшие состояние атмосферы прямо на трехмерную карту в командирской рубке. Экипаж "Тени ворона" всегда знал, какова погода впереди по курсу, следует ли убегать от шторма, обходить грозовой фронт, готовиться к встрече снежного шквала — или можно спокойно плыть себе дальше.

Команда "Тени ворона" состояла из двенадцати девушек. Мужчин в экипаж не принимали принципиально; выходившие замуж оставляли полеты. На их место Валькирия набирала новых стажерок. Довольно скоро новеньких, так же как и выбывших, привыкали звать валькириями — по имени командира и по небесному их ремеслу. Получалось так нарочно или случайно, но красотой с экипажем валькирий могла поспорить единственно команда дриад, которая, по слухам, недавно завелась в Фангорнском лесу. Только с дриадами пока мало кто сталкивался, а "Тень ворона" возила зерно от крупных сельскохозяйственных областей, как Эмин Майл или Юго-западный зерновой пояс, в такие же крупные индустриальные районы: Железный Кряж, Раздол, Изенгард — почему и находилась у всех на виду. Мужчины всей планеты не раз провожали "Тень ворона" тщательно скрытым вздохом, и никого такое их поведение не удивляло. В глазах валькирий, помимо обычного набора душевных движений, который легко опишет каждый влюбленный, частенько отражалось что-то совершенно необычное, для чего порой даже слов не находилось.

Неземное.

Бургомистр Эмин Майла знал это лучше многих: его жена, Иволга Корона, почти два года летала с Валькирией над обитаемым миром. Крот познакомился с Иволгой как раз на церемонии открытия воздухоплавательной станции Эмин Майл. Поэтому Крот проводил небесный тихоход взглядом, полным благодарности.

Взгляд, который бросила на Крота Валькирия, был равнодушным. Девушка сидела в рубке и рассеяно смотрела вниз, пока дирижабль неторопливо взбирался на нужную высоту. Не первый раз Валькирия везла пшеницу от Станции Эмин Майл до Изенгарда, и прекрасно знала, на каком уровне в это время года дует устойчивый попутный ветер.

Слева от командира в штурманском кресле разместилась безбилетная пассажирка — Саша Ночь. Склонив голову к левому плечу, Ночь расчесывала длинные черные волосы, только что вымытые в корабельном душе. Экипаж "Тени ворона" заправлял душ чистейшей дождевой водой, которая для волос полезнее любой косметики. Саша Ночь гордилась своей шевелюрой и не упустила случая напроситься в гости, имея в виду убить трех зайцев: с комфортом добраться до Изенгарда, побаловать волосы мягкой водой, и наговориться всласть. Валькирия охотно согласилась: девушки давно не виделись, новостей ожидалось целое море. А за перемыванием косточек всем знакомым и незнакомым время проходит куда быстрее, чем за разглядыванием давно изученного пейзажа.

Так вот и вышло, что штурман получила неожиданный подарок четырьмя часами отдыха, а Ночь сушила косы в ее кресле и слушала, о чем рассказывает подруга.

Валькирия сердилась.

— Лесник и твой Роланд в детстве не наигрались, вот и лезут друг на друга, — выговаривала она. Крот, Мастер и Гимли — серьезные люди, города строят. А в Леснике я разочаровалась — его бы энергию в Игре, да на мирные цели!

Саша Ночь не обиделась, но возразила с живостью:

— А зато каждый год туристов валом, и вот стажеры появляются, а все потому, что всего остального полно на других планетах, а Игра только у нас. И вообще это здорово: за день намахаешься мечом или сутки в седле, усталость-то настоящая! Самооценку повышает, дает отдушину для самореализации. По-моему, Роланд здорово придумал. У него и костюмы замечательные, и крепости из камня, все такое достоверное. Полный эффект погружения, игровая столица. А у Лесника ристалище вообще на земле рисуют!

Валькирия фыркнула:

— Зато на турнирах Лесника не нужно вещи сторожить!

Ночь опять не обиделась.

— Ну понятно, — ответила она, — Все население леса Фангорн, в лучшем случае, тысяч пять. Знают друг друга давно, кто же станет воровать… Не то, что у нас — одних горожан тридцать семь тысяч, плюс почти пять тысяч туристов каждый год. Да что Уникорн! Зерновому поясу — Анлат, Одесса, Харлонд — пришлось вообще настоящую полицию завести.

— И что, — изумилась Валькирия, — Завели?

— Ага, — грустно кивнула Саша Ночь, перекладывая волосы на правое плечо. — Полмесяца назад. Участки построили, шерифы с этими дурацкими звездочками ходят… — и безо всякого перехода огорошила подругу следующим вопросом:

— Ты же Лесника бросила! А теперь будто его защищаешь?

— Одно другому не мешает! — отрезала Валькирия, — И вообще он козел и зануда!

Тут уже несогласно фыркнула Саша Ночь:

— Твоему теперешнему даже до него — как до Луны пешком. Ты — и не могла найти себе кого-нибудь получше, чем этот несчастный Волк!

Валькирия глянула на часы. Потянулась и поднялась из кресла.

— Знаешь что? — сказала она, — Сейчас придет смена… Поедем на самый верх, в обсерваторию, чай пить. Приглашаю! Сейчас самый закат; а вид с верхней точки здесь такой… — Валькирия восхищенно зажмурилась. — Если ты не онемеешь от восторга, то сможешь безнаказанно язвить дальше…А искать, как ты говоришь, кого-нибудь? Мне? — Валькирия презрительно двинула плечами и закончила разговор:

— Вот еще! Пусть сам меня ищет!


***

Поиски оказались недолгими. Довольно скоро Изабелла вышла на широкую улицу с трамвайной разметкой. Вагона дожидаться не стала: указанное ей место находилось уже близко, быстрее было дойти пешком. Миновала несколько деревьев, и заметила, что они растут из нарочно оставленных в тротуаре каменных колодцев, бортики которых поднимались примерно на высоту верха ботинка — если бы Изабелла носила ботинки. Даже сейчас, в середине марта, на дне колодцев кое-где можно было углядеть снег, но девушка не заглядывала внутрь. Увлекшись чтением вывесок и поиском среди них нужной, Изабелла больше не обращала внимания ни на высоту бортиков, ни на гладкие фасады кремового цвета, ни на маячившую в конце улицы громаду Ратуши.

Изабелла быстро достигла цели. Невысокий трехэтажный домик, прямо у калитки табличка: "Ответственный за въезд и выезд на Арду". Миленько! Ни тебе "Министерство", ни "Департамент", ни хотя бы "Комитет" или "Служба"… В конце-то концов, никакой разницы для Изабеллы не было. Кто бы ни выдал ей нужные документы, главное — чтобы они действовали на поверхности планеты.

Распахнув деревянную дверь, Изабелла вошла в просторный холл, освещенный тремя широкими и высокими окнами. Два из них помещались слева от входа, одно — справа. У правой стены находилась неизменная конторка, рядом стойка с компьютерным экраном. Вместо привычных присутственным местам скамеек или сидений, по комнате вольготно разбрелся небольшой табунок разномастных стульев. На одном из стульев спиной к двери сидел грузный седоголовый мужчина в сером плаще; даже с пяти шагов Изабелла слышала, как он сопит и недовольно ворчит вполголоса.

За конторкой, вполоборота к входящим, что-то сосредоточенно писал молодой человек лет двадцати пяти-тридцати. Высотой он не выделялся, но не был и низкорослым. Волосы неопределенно-серого цвета, аккуратно подстриженные над ушами, на затылке были собраны в три коротких хвоста. Изабелла оценила чистоту и ухоженность волос и почувствовала симпатию к парню. По крайней мере, не неряха.

Больше в широком холле с белыми стенами не было ни людей, ни мебели, что наполняло каждого входящего легкостью и ощущением прохлады. В самый раз для жаркого августовского дня, но и для середины марта тоже неплохо.

— Здравствуйте, — прозвенела Изабелла самым примерным и вежливым голоском. — Извините, Вы не подскажете, где можно видеть ответственного за въезд и выезд… Я правильно говорю?

Сидевший на стуле мужчина обернулся, коротко глянул на гостью, буркнул что-то неразборчивое, махнув рукой в сторону конторки. Человек за конторкой повернулся лицом к вошедшей — и расплылся в улыбке.

Узнал.

— Госпожа Изабелла? Не ошибаюсь? — скорее утвердительно, чем вопросительно, осведомился парень. Глядя, с какой легкостью он скользнул между стульями, помог девушке снять плащ, аккуратно свернул его и уложил на одно из свободных сидений, хмурый посетитель заворчал еще сердитее.

— Не ошибаетесь, господин Красильщик… — усаживаясь, подтвердила гостья. Поначалу ее обманула треххвостая прическа, но вблизи узнать ответственного оказалось нетрудно. Как-никак, Сэпли встречал и провожал большинство туристических групп и многих одиночек. За что и именовался — наполовину в шутку, наполовину всерьез — Мастером Привратником Арды. Во время наплыва Привратнику помогала его команда, но ранняя весна не считалась туристическим сезоном. Сегодня Сэпли управлялся с немногими посетителями в одиночку.

— Минуточку, пожалуйста, — Красильщик улыбнулся еще шире, вернулся к конторке и вытащил один из ее бесчисленных ящиков. Там открылся зев сканера, куда Красильщик и отправил исписанный лист. Затем Привратник развернулся всем телом к недовольному пожилому господину и вежливо попросил его обождать буквально две минуты: документы вот-вот выйдут из печати. Господин удовлетворенно вздохнул и наконец-то перестал бурчать. Красильщик опять улыбнулся во все тридцать два, на этот раз наиболее искренне, и облегченно шлепнулся на стул в двух шагах от Изабеллы.

— Итак, Вы решились остаться на стажировку, — обратился он к гостье в своей обычной манере полувопроса-полуутверждения. — Я рад. Вас не затруднит рассказать хотя бы коротко, где Вы побывали и что видели? Но более всего меня интересует, конечно, что именно побудило Вас к столь смелому шагу?

Девушке всегда приятно слышать, как ее поступок кто-нибудь называет смелым. Особенно, если это делает молодой симпатичный парень, к тому же, улыбающийся с искренней радостью. Изабелла улыбнулась в ответ и принялась живописать свой вояж по планете так увлеченно, и восхищалась увиденным так ярко, что пожилой господин не выдержал.

— Гхм! — сказал он громко, в то же время разворачиваясь лицом к беседе. Стул под ним скрежетнул по полу всеми четырьмя копытами. Изабелла слегка сконфуженно умолкла. Красильщик не произнес ничего, но его глаза сузились. Он-то знал, с каким делом сидел тут ворчливый посетитель, и уже предполагал, что тот может сказать.

И седоголовый мужчина подтвердил все опасения. Начав издалека, он представился профессором Звездной Академии ближайшей соседки Арды — планеты Дайсон. По словам профессора, студенты его исторического факультета, посетившие Арду несколько времени тому назад, нарисовали столь привлекательную картину и так на все лады расхваливали охватившее планету увлечение историей, что профессор немедля решил посмотреть на все собственными глазами.

Тут академик сделал паузу и внимательно оглядел слушателей. Изабелле было интересно. Красильщик ничего не говорил, но улыбался по-прежнему вежливо. Профессор сокрушенно опустил голову и продолжил рассказ. Действительность убила почтенного академика наповал. Оказалось, что большинство так называемых исторических реконструкций с точки зрения большой науки совершенное шарлатанство, ибо реконструкторы пользуются материалами, произведенными по современным технологиям, и обрабатывают их современными же инструментами — что неизбежно придает всем изготавливаемым ими вещам совершенно иные вид и свойства, чем было на самом деле. Профессор даже попытался привести в пример разницу между европейской и индийской кольчугами и объяснить, что в Древней Европе кольчужные кольца обязательно заклепывались или заваривались, иначе довольно некачественная сталь Европы не могла защитить воина. Индийские же кольчуги, напротив, выполнялись из простых согнутых колец — металл был достаточно хорош, и держал удар без утомительного заклепывания каждого колечка. А ведь колечек в средних размеров кольчуге ни много, ни мало — от пятнадцати до тридцати тысяч, смотря какой частоты плетение. Профессор возмущенно заявил, что с таким подходом к делу, когда один, например, костюм составляется из предметов, надерганных по всем временам, планетам и культурам, реконструкторы — даже наилучшие из них, которыми все считают жителей Уникорна — ничего толкового не добьются, и для большой науки все их усилия навек останутся несерьезными игрушками.

Тут Красильщик резко поднялся ипрофессор умолк — Изабелле показалось, испуганно. Но Красильщик, по-прежнему широко улыбаясь, не произнося ничего, прошествовал к своей конторке, извлек из ее недр какие-то бумаги и все так же вежливо протянул их суровому критику. Очевидно, это и были ожидаемые документы. Седой профессор обрадовано схватил их и далее говорил, уже подчеркивая слова резкими взмахами руки, отчего зажатая в пальцах бумага жалобно шелестела. Он яростно обрушился на "правило пяти шагов", пользуясь которым, большинство участников Игры подбирало себе костюм. Согласно правилу, если с дистанции в пять шагов игровой наряд не отличался от образца, то он и считался исторически верным. Для ревнителя чистой науки правило "пяти шагов" выглядело просто-таки кощунством, о чем профессор тоже не преминул вспомнить.

Опасаясь чересчур затянуть речь, академик поспешил объясниться. По его мнению, общество проявляет свой уровень во всем, чем бы ни занималось. Следовательно, если на Арде плохо воссоздают историю, то почему он, профессиональный историк, должен думать, что и остальные стороны жизни на Арде организованы хорошо? И профессор наконец-то предъявил претензии, на которые, по мнению Изабеллы, Привратник Арды просто обязан был ответить.

— Вы не должны игнорировать обучение детей — заявил профессор, — Иначе Ваши наследники вырастут куда более глупыми, некультурными и грязными, чем Вы сами. А школ и хороших дошкольных учреждений я тут что-то не наблюдаю. Это раз. Потом, пока средний возраст колонистов тридцать лет или около того, нет большой нужды во врачах. Поэтому немного и врачей, все они главным образом по крупным городам. Это два. Вот-с, Вы воссоздаете средневековье; а знаете ли Вы, какая тогда была детская смертность? Думаю, мало кто из Ваших детей выживет, если Вам в самом деле удастся возродить на этой планете столь любимый Вами средневековый мир! Да ведь по глухим углам у Вас до сих пор даже электричество не удосужились наладить — а через полгода десятилетний юбилей Первой Посадки!

Изабелла вздрогнула. Седой историк попал в самую точку. Что бы там ни говорили мужчины, рожать женщины предпочитают в тепле и уюте. Распространение людей по планете сдерживалось именно сосредоточением хороших школ и нормальных больниц в самых крупных городах, вокруг столицы. Если Сэпли не хотел, чтобы неожиданный критик вовсе отговорил Изабеллу от попытки поселиться на Арде, он обязан был возразить.

Привратник ответил внятным холодным голосом, которым чиновники дают посетителям неприятные для себя объяснения:

— Господин профессор! Вы правы во многом, но не в главном. На нашей планете средневековье не воссоздают. Арда — обычная планета, с обычными для большинства молодых колоний проблемами, на которой в средние века всего лишь играют. Можно взять примером бразильские карнавалы на Старой Земле. Четко разделяется Игра и не игра. Как будто понарошку, но со временем переросло в серьезную индустрию, которую так любят серьезные люди… О, не сочтите за издевку… — тут Сэпли умолк и призадумался.

В этот миг Привратнику было не до опасений, что Изабелла может испугаться, забрать документы и улететь восвояси. Красильщик заново переживал все упреки, какие ему приходилось выслушивать в этом самом зале за то немалое время, пока он принимал и провожал людей. Замечания проходящего визитера, пусть внимательного, и умного, как этот профессор истории, Привратника почти не расстраивали. Свои всегда больней лупят; куда неприятнее вспоминался второй год колонизации. Тогда случилась неожиданно суровая и длинная зима, два человека в лесу замерзли насмерть: не знали, что на холоде ни в коем случае нельзя засыпать. А может и знали из книжек, да шкурой не прочувствовали. Вспомнил Красильщик, как плюнул ему в лицо дожидавшийся шаттла Торкве из Ноттингема, как собственная команда Красильщика назвала Сэпли плохим капитаном, а сам проект колонии глупым, ошибочным и неудачным. И едва заикнулся Красильщик — помнят ли его друзья бесконечное, распахнутое в вечность, счастье, переполнявшее всех в день Первой Посадки? — вылилось в ответ столько грязи, да такой гадостной, что Сэпли навсегда зарекся лечить худшее лучшим: худшего не выправишь, только лучшее испачкаешь. Той весной, помимо Торкве Ноттингемского, Красильщик с болью в сердце проводил к шаттлам добрую половину собственной группы, и от пережитого не скоро оправился…

Сэпли очнулся и вынырнул из воспоминаний. Несколько секунд он и отбывающий историк безмолвно смотрели друг на друга. Затем, убедившись, что Привратник в спор не вступает, а все документы оформлены, профессор решил, что делать тут больше нечего. Если девчонка остается — что ж, в молодые годы меньше всего любят прислушиваться даже к хорошим советам, а не то что менять свое решение под впечатлением сколь угодно убедительной речи незнакомого старика. Историк попрощался, покинул присутственное место, и гордо зашлепал по весенним лужицам. Профессор направлялся в космопорт Осгилиата, чтобы вечерним шаттлом улететь к зенитной прыжковой точке звездной системы. Там шаттл пристыкуется к Т-кораблю, на котором профессор истории окончательно покинет так разочаровавшую его Арду.

Проводив гостя, Привратник испустил вздох облегчения и извинился перед Изабеллой за непредвиденную задержку. Он пригласил ее пересесть ближе, поместился за конторкой, и принялся быстро заполнять бланки. Буквально через пару минут Изабелла получила на руки страховое свидетельство, а медицинскую карту она еще раньше оформила у портового врача. Оставалось самое волнующее.

Игровой паспорт.

Привратник заглянул на невидимую Изабелле сторону тумбочки, и двумя руками с очевидным усилием поднял оттуда строгий темно-коричневый деревянный ларец длиной и шириной примерно в локоть, высотой же полторы ладони. Привратник поместил окованный железными полосами ящик посередине конторки и полез в боковой карман брюк. Извлек тяжелый бороздчатый ключ и положил его на верхнюю крышку конторки рядом с ларцом. Потом достал откуда-то черный шелковый платок, который расстелил на свободной поверхности крышки.

Закончив приготовления, Сэпли уселся на стул и посмотрел на Изабеллу с наивозможной серьезностью.

— Предупреждаю Вас о последней возможности отказаться от стажировки, — произнес он полагающуюся регламентом фразу.

— Вот еще! — фыркнула Изабелла. — Начнем скорее, прошу Вас!

Не говоря больше ни слова, Привратник подошел к ларцу, с хрустом вогнал ключ в замок, крепко повернул его и откинул крышку. Вынул овальный медальон из серебристого металла, холодного даже на взгляд. Медальон мог легко поместиться в маленькой ладошке Изабеллы, толщина его едва достигала сантиметра, скругленный край по всему периметру светился ровным зеленым светом. Все выглядело именно так, как девушка заказывала две недели назад, в день подачи заявления.

Сэпли расправил прикрепленную к медальону цепочку; гостья незаметно для себя поднялась со стула и наклонила голову. Привратник медленно надел цепочку ей на шею и поправил сбившийся кружевной воротник.

Потом просиял, отступил на два шага и, радостно хлопнув в ладоши, торжественно возгласил:

— Добро пожаловать в Средиземье!

Изабелла выпрямилась и несколько времени привыкала к весу медальона. Красильщик, снова перейдя на свой излюбленный тон, уточнил:

— Судя по тому, что никто из знакомых мне лидеров не пришел рекомендовать Вас, Вы еще не выбрали команду для стажировки?

— Выбрала, но пока туда не обращалась. — ответила Изабелла. Прежде, чем девушка успела продолжить, Сэпли прервал ее жестом:

— Попробую угадать… Так… Плащ теплый, крепкий и в данной ситуации совершенно ни о чем не говорящий… Льняная рубаха; черный бархатный камзол, вышивка серебром, кружевной воротник и манжеты. Совершенно очевидно, что Ваша команда не маскируется, следовательно, исключаем дриад и вообще все лесные поселения. Хм, кто бы это мог быть? Уникорн вряд ли: уж больно много народу туда сейчас кинулось, Вы же явно предпочитаете создавать моду, а не следовать ей… С головным убором можно было бы сказать точнее, но сейчас март, и Вы обходитесь теплым капюшоном плаща… Хм… Брюки и высокие мягкие сапоги с отворотами… Можно ездить верхом. Если бы не кружевной воротник, мог быть Каленардон, он же Мустангрим, она же Ристания, ну то есть команда Всадника Роханского. Что остается? Мощеная улица… Или палуба! Да, палуба большого корабля!

— Точно. — кивнула Изабелла, ощутив, как медальон скользнул по груди. — Вы угадали. Я скажу Вам, какой корабль. Но вначале несколько вопросов, можно?

— Прошу Вас.

— Срок моей стажировки, по закону, шесть месяцев. Я должна провести их в какой-нибудь команде Игры. Если, предположим, меня как бы убьют, и я выйду из Игры на предусмотренные тем же законом две недели, эти четырнадцать дней мне зачтутся?

— Да, безусловно. Скажу Вам больше: капитан Вашей игровой команды имеет право зачесть всю стажировку даже за один день — но для этого придется совершить подвиг.

— Игровой?

— Простите? — удивился Привратник — У нас имитируется многое; но чувства-то в Игре все равно настоящие. Следовательно, подвиг потребует от Вас полностью настоящего прыжка выше головы.

Изабелла задумалась, потом тряхнула головой:

— Хорошо, я поняла. Теперь — как работает игровое оружие? Мне уже несколько раз объясняли, а я так и не пойму: разве возможно, чтобы один и тот же предмет мог пробить стальной щит и нисколько не повредить прикрытое им тело?

Вместо ответа Сэпли выволок откуда-то широкий разбойничий нож и от души стукнул им по сундуку. На оковке возникла отчетливо видимая зарубка. Потом Сэпли замахнулся и изо всех сил рубанул самого себя по второй руке. Изабелла в ужасе вскрикнула и отшатнулась, но Привратник остался невредим. У самой кожи нож превратился в темно-синее колышущееся облако. Сэпли отодвинул нож от руки; тот восстановил прежнюю форму и твердость.

— А как это все работает, я и сам не знаю, — немного виновато сказал Красильщик, убирая нож. — Легат и Мастер получили патент на технологию. Сведущие люди говорили мне, что их изобретение ценится почти так же высоко, как кристаллы Основателя…

Привратник свернул и спрятал не пригодившийся черный шелковый платок. Покачал на ладони медальон Изабеллы и попросил ее обратить внимание на прибор:

— Взгляните сюда: ободок светится зеленым. Это признак новичка, он откроет Вам все двери. В последние годы новичков так мало, что любой сочтет за честь Вам помочь. У опытных игроков свечение синее, а интенсивность зависит не столько от времени, проведенного в Игре, сколько от заслуг. Все награды, которые капитан команды впишет на Ваш счет, игровой сервер немедленно отразит изменением яркости… Что еще? Наверное, стоит предупредить особо, что даже если Вы выключите медальон случайно, вернуться в Игру ранее двух недель все равно не получится. Это страховка от злоупотреблений. Входить в Игру следует обдуманно, и выходить так же. Считается невежливым суетливо прыгать из одного состояния в другое… С людьми, паспорт которых светится ярко-красным, не задирайтесь: как правило, это победители серьезных фехтовальных состязаний. Ну, наверное, хватит наставлений. Куда Вы пойдете сейчас?

— Я хотела бы попасть в экипаж Ливии Харт. Раз уж новичкам принято помогать, то не подскажете ли Вы, где можно отыскать легендарного капитана? О рекомендациях и просить не смею.

— И правильно, кстати — Ливия терпеть не может тех, кого ей рекомендуют. Поэтому никаких ручательств от меня Вы не получите. Но зато я направлю Вас в оружейный магазин, владелец которого может подсказать, где найти капитана "Стальной Розы".

Изабелла оживилась. Мастер Привратник Арды наверняка знал простой и быстрый способ найти Ливию Харт. Но идти по следу куда интереснее. Посещать оружейников все равно придется. Так пусть будут все зайцы сразу — на то и Игра!

— У Вас найдется листок? — поинтересовался Сэпли. — Записывайте: Южный Тракт, сорок восемь. Такой большущий дом с резными львами на входе. Добираться — отсюда на трамвай и до Речного порта. От причалов пешком один квартал к западу; магазин весьма известный, виден издалека, любой покажет.

Продиктовав адрес, Красильщик подал девушке плащ и вежливо проводил ее до калитки. Постоял, наблюдая, как Изабелла садится в трамвай. Сделал шаг на улицу — и окаменел. Сердце Привратника словно бы сжали холодные когти; почему-то померещился факел белого пламени — в точности, как его собственная горелка для вжигания цветного стекла в камень. Откуда-то послышалось странное бульканье, словно нечто плавилось или кипело. Сэпли ошеломленно мотнул головой и попятился во дворик, где долго сидел на скамейке, ожидая, пока боль утихнет. Потом вернулся в здание, опасливо прислушиваясь к ощущениям, но чем дальше от проклятого места, тем, казалось, легче было двигаться. Вскоре Сэпли привел мысли и чувства в относительный порядок. Непонятное и болезненное видение встревожило его; Красильщик достал свой старый мешочек с рунами. Вымыв и тщательно вытерев руки, Красильщик развязал мешок, четко задумал вопрос: "Что я видел только что у ворот? Что это было?" — и левой рукой вытащил руну.

На ладони оказался символ, напоминающий человека с воздетыми к небу руками, но перевернутый; Красильщик долго соображал, где же он видел такое раньше.

Потом вспомнил: на могильных камнях, рядом с датой.

Обратная Альгиз.

Нарушение защиты.

Смерть.

Красильщик еще некоторое время посидел бездумно; размышлять не хотелось. Как ни уважал руны Сэпли из Лорбанери, а все же не поверил, что судьба уже определила день и час, когда он рухнет на камни перед недокрашеной калиткой собственного дома. Стряхнув, наконец, мрачное бездействие, Сэпли вынул из конторки микрофон, заказал подключение и подождал немного, пока спутник выловит нужного адресата. Потом заговорил:

— Здравствуй, Ливия… Да… Нормально дела. Слушай: сегодня я направил к тебе одного человека… Нет, не рекомендую: знаю, что не любишь… Ну, кто он — конечно же, секрет. Стажер. Да… Удачи! — и на этом отключился.

Время неумолимо катилось к полудню.


***

Полдень застал Изабеллу прямо перед описанным крыльцом с резными львами. Крыльцо, зеркальные витрины и прозрачная дверь магазина выглядели вполне обыкновенно; если бы не подвешенный прямо над входом двуручный меч, девушка и не подумала бы, что здесь торгуют оружием.

"Меч Максена" — прочитала Изабелла на вывеске. Ну что ж! Она взбежала по шершавым ступеням, резко потянула на себя дверную ручку — и едва не опрокинулась. Дверь оказалась неожиданно легкой; за ней широко распахнулся торговый зал. Волосы и плащ Изабеллы подняло теплым потоком воздушной завесы.

Девушка вошла и осмотрелась. Обычных прилавков она не увидела. Копья, мечи, алебарды, луки всевозможных форм и размеров, тщательно рассортированные, размещались здесь в особых стойках. Там и сям между стойками открывались арочные проходы в другие залы; многочисленные покупатели сравнивали, взвешивали, примеривали к руке, осматривали, вертели так и эдак грозно блестящую боевую сталь.

Изабелла уже знала, что все оружие с длинным деревянным древком обязательно должно храниться либо строго вертикально, либо лежащим на сплошной плоскости, чтобы сохранить прямизну. Прислоненное к стене или уложенное на колышки, деревянное древко рано или поздно непременно прогнется между точками опоры. Человек на корточках, сосредоточенно катавший по гладкому полу выбранный шест, проверял именно правильность его формы. Над человеком стоял приказчик, и, оживленно жестикулируя, убеждал дотошного покупателя, что в "Мече Максена" найдется буквально все и на любой вкус, не будь этот самый Максен знаменитейшим римским императором.

— Есть даже один завалящийся танк для Вас! — поймала Изабелла обрывок его восхищенной речи.

Сбоку к девушке подошел еще один приказчик в фирменном коричневом костюме, начищенных туфлях, белой рубашке и при галстуке. Приветствовав посетительницу коротким поклоном, опытный торговец одним взглядом оценил ее наряд, отметил для себя включенный паспорт Игры и сделал приглашающий жест в сторону стойки с разнообразными шпагами.

— Простите, — Изабелла вежливо отклонила приглашение. — Мне нужно не боевое оружие.

— Игровое? — осведомился торговец.

— Тренировочное, — объяснила Изабелла. — Резина, дерево, пластик. Я хочу учиться с самого начала и по всем правилам.

Торговец соображал быстро. Игровое оружие никогда не касается кожи. На этом стоит вся боевая система Игры. Неудивительно, что большинство туристов, охотно посещающих разнообразные фехтовальные школы Осгилиата, занимаются именно на игровом оружии. Ошибка, которая в реальном бою непоправимо покалечит, в бою на игровом оружии не поставит даже синяка.

Не причинит боли.

Отсутствие боли одновременно хорошо и плохо. Чем хорошо — понятно. Чем плохо — тоже понятно. Тело не участвует в обучении, подсознание не хранит в памяти болевых вспышек, карающих за каждое неверное движение. В итоге получается человек, помнящий удары, защиты, финты и приемы не телом, а одной лишь головой.

Плохой фехтовальщик.

Но мало кто хочет тратить силы и время на обучение по полной программе. Мало кто согласится начинать с имитаторов. Они, хоть и резиновые, синяки оставляют будь здоров. Так что, если эта девчонка выдержит хотя бы год у того же Брагола, Норвежца или Боярина, ей будет чем гордиться.

Торговец принял решение. Он уважал все настоящее, непоказное. Неизвестно, хватит ли у гостьи решимости дойти до цели, но желание ее правильное, а потому нужно предложить что-нибудь истинно хорошее. И он поклонился гораздо ниже, чем в прошлый раз. Спросил, как зовут гостью; Изабелла назвалась. Сам он так и не представился, что девушка нашла невежливым.

Продавец пригласил Изабеллу проследовать за ним в широкую арку без дверей, отделанную матовым стеклом. В самый момент, когда Изабелла проходила под сводом, скрытые в арке лампы полыхнули неистовым зеленым светом и сотворили совершенно нездешний мир. Вспышка была столь же короткой, сколь и яростной. Торговец не выказал ни малейшего изумления; его спутнице оставалось лишь гадать, на что и почему отреагировал скрытый в проходе сканер.

Девушка и продавец вступили в небольшой квадратный зал, где напротив входа обнаружился большой стол, а за столом обширный румяный толстяк средних лет, поднявшийся и поклонившийся гостям. Приказчик представил его как Веланда Кузнеца, владельца магазина. Затем отрекомендовал Изабеллу — как одного из немногих посетителей, желающих учиться фехтованию на самом деле, а не понарошку.

Кузнец понимающе кивнул, быстро, внимательно и необидно рассмотрел гостью, потом попросил ее приложить руку к мерной ленте на стене и встать на весы. Приказчик списал полученные цифры в блокнотик и молча отошел к стене.

— Медицинскую карту листать не будем, — пробормотал Кузнец. — Зеленый свет загорается, когда под аркой проходит человек, которому достаточно здоровья для владения тем, что мы продаем в этой комнате… Кстати, не секрет, куда Вы собираетесь попасть? — поинтересовался он. — К Вашему костюму годится, например, шпага. Но шпаги бывают очень-очень разные; было бы желательно знать точнее, собираетесь Вы ездить верхом, или делать что-нибудь иное.

Изабелла ответила:

— Я хочу попасть в экипаж корабля, на Побережье.

— О, тогда шпага будет не трехгранная, а плоская, не только для уколов, но и для ударов. Что-то близкое к ранним широколезвийным палашам… Так, а гарда чашевидная и с крюком: абордажи будут обязательно, надо же чем-то цепляться за борт… По той же причине не слишком длинная: на борту, как правило, тесно.

При этих словах он махнул рукой приказчику и вдвоем с ним выволок из-под своего стола внушительных размеров коробку, в отделениях которой подошедшая Изабелла увидела шесть имитаторов из гибкой прочной резины.

— Вот лучшее, что я могу предложить для избранной Вами эпохи. — похвастался Веланд, вынимая обеими руками по клинку. И добавил:

— Здесь три пары, чуть-чуть разные по длине и по весу. В каждой двойке палаши совершенно одинаковые. Выберите одну пару, на первые полгода Вам хватит. Рано или поздно Вы их истреплете; тогда приходите еще. Первый месяц будет очень тяжелым, но бояться этого не нужно. Не стесняйтесь признавать свою слабость, тогда Вы гораздо легче и быстрее укротите ее. Стоят они всего по десятке; но еще не видя Ваших денег, я с радостью открою Вам кредит до тех пор, пока Вы не сможете расплатиться… Я вовсе не щедр, как Вы могли подумать. За последние шесть месяцев Вы первый покупатель, который хочет учиться настоящему делу, а не просто размахивать сверкающей шашкой и чувствовать себя великим воином.

— Раньше было иначе? — спросила Изабелла, уловив в словах Веланда изрядную долю грусти.

— В первые годы после Высадки я торговал куда шире, и магазин мой стоял на главной улице, в квартале от Ратуши. Вы оформлялись у Красильщика, а значит, видели это здание — там такие же львы у входа. Тогда почти никто не начинал с игрового оружия. Подход к обучению был куда серьезнее. Я не уловил момент, когда елочные игрушки получили больший спрос, чем честные боккены Боккен — от соединения японских понятий "Бо" — палка, шест и "кен" — меч. Тренировочный имитатор меча из твердого дерева. Гибкий имитатор из бамбуковых полос называется "синай"., поэтому и потерял изрядную долю рынка. Переезжать сюда было обидно; тем не менее, я выжил. Впрочем, чего я жалуюсь? Двадцать венцов у Вас найдется?

Изабелла порылась в кошельке и вытащила несколько пластиковых купюр с нарисованным на них окном. В порыве вдохновения художник изобразил окно вольно плывущим по голубому небу среди светлых облаков. Блок из четырех тщательно выписанных разноцветных форточек развевался, подобно флагу. Изначально купюра называлась "виндец", но множественное число оказалось настолько неблагозвучным, что довольно быстро слову нашлась замена. Один виндец или венец делился на сто мелких монет — песцов. Вместе с купюрами в ладонь выпали металлические, приятно тяжелые, кругляши, украшенные изображением небольшого зверька. Больше всего легендарный песец напоминал гибрид хорька и вороны: тонкое гибкое тело с птичьими крыльями.

Денег Кузнец запросил гораздо меньше, чем Изабелла собиралась потратить. Видя, что цена не сразила девушку наповал, Веланд повеселел.

— Теперь давайте-ка подберем Вам что-нибудь игровое, — предложил он. — Да такое, чтобы все эти попугаи в блестящих побрякушках просто сдохли от зависти. И я даже знаю, что.

Кузнец распахнул доселе незаметную дверцу в стене. Взял у приказчика блокнотик с весом и длиной руки Изабеллы, сверился с этими цифрами и посмотрел внутрь потайного шкафа.

— Подойдите, пожалуйста, — пригласил он девушку. — Вот этот… Возьмите его, пожалуйста.

Изабелла вытащила предложенный палаш, и обнаружила, что широколезвийным он только называется. На самом деле ширина лезвия была самое большее три пальца; да не толстых, как у Кузнеца, а тонких, как у нее самой. Для облегчения веса вдоль прямого клинка шла ажурная прорезь; глухая чашевидная гарда из простой полированной стали с обещанным крюком закрывала кисть почти полностью, и плавно переходила в защитную дужку над пальцами. Витой черно-красный темляк предназначался для обматывания вокруг запястья, чтобы выбитое оружие не могло улететь за борт. Отдельные части оружия выглядели чрезвычайно просто, а весь палаш целиком производил впечатление сногсшибательное. Стоило Изабелле несколько раз двинуть рукой в разных направлениях, стоило только ощутить точность, с которой повиновалось великолепное оружие, как Изабелла влюбилась в клинок без памяти.

— Беру! — воскликнула она. — Даже если полгода выплачивать придется!

Кузнец немного печально улыбнулся.

— Двести венцов. И еще за ножны, упаковку, ремни набежит около двадцатки. Все равно берете?

Изабелла быстро перелистала купюры: останется полсотни. На дорогу до Лисса…

А, к чертовой бабушке все это!

Изабелла высыпала на столешницу кучку двадцаток и тотчас позабыла о них, разглядывая, как играет на поднятом клинке свет короткого весеннего дня.

Кузнец наблюдал за ней с искренней завистью. Между тем приказчик живо отыскал в шкафу ножны и широкий пояс с перевязью — для игрового меча. Изабелла восхитилась точностью, с которой пояс попал в стиль костюма. Следом на свет появился матерчатый аккуратный чехол — для резиновых имитаторов, и большая непромокаемая сумка из тонкой ткани, чтобы упаковать все это.

Подсчитав итоговую сумму, Веланд снова оживился:

— Вместе с боккенами двести пятьдесят шесть венцов! Вы имеете право на поощрительный приз, как покупатель, потративший за раз более двух с половиной сотен. — и, словно опасаясь, что Изабелла откажется, рывком выкатил ящик стола:

— Выбирайте!

Наклонившись над ящиком, Изабелла увидела в нем аккуратно разложенные ножи. Она бы предпочла получить свою награду адресом Ливии Харт, но огорчать явно гордившегося товаром Кузнеца ей тоже не хотелось. Поэтому она поспешила указать на простенький нож, коричневую деревянную рукоять которого украшала лишь глубокая ромбическая насечка.

— Вот этот, пожалуйста!

Кузнец присвистнул; приказчик подскочил, увидал, что Изабелла выбрала, и ошеломленно посмотрел на нее.

— Что-то не так? — встревожилась девушка.

— О нет! — воскликнули хором хозяин и помощник, — Напротив! — Тут они переглянулись, и приказчик вспомнил о субординации. Он опять отошел к шкафу, в котором наводил порядок.

— Вы выбрали один из Черных Ножей. — слегка смущенно пояснил Кузнец. — Вы не можете отказаться, иначе он обидится. Есть поверье, что Черные Ножи меняют владельцев по собственному желанию.

— Но почему Черный? Ведь ручка коричневая?

Вместо ответа Кузнец выдвинул нож из ножен, и Изабелла увидела совершенно черное лезвие, в котором тонули и свет, и взгляд.

— Вот как… — произнесла пораженная Изабелла в то время, как приказчик быстро привешивал ножны черного клинка к отложенному для нее оружейному поясу.

— Лезвие этого ножа толщиной ровно в один атом. — серьезно сказал Веланд. — Нож режет абсолютно все. Но затачивать его, в отличие от других атомарных ножей, не нужно. Такая конструкция. Секрет я Вам объяснить не могу: я его сам не знаю. В первый год Арды я по случаю купил дюжину этих ножей у Мастера, то есть у гномов Мории. С тех пор я не слышал, повторяли ли они серию. Нож неигровой, то есть перед кожей он не остановится, будьте с ним осторожны…

— А не разорит Вас такой дорогой подарок?

Кузнец ухмыльнулся:

— Я прогорю, если буду разбрасывать товар попусту. Не беспокойтесь, ценность всех предметов в этом ящике точно соответствует правилам магазина. Вы сделали крупный заказ, следовательно, Вам полагается подарок. И нож Вы выбирали сами. Так что без прибыли я не останусь.

— И что же получается, любой человек может вот так просто прийти и выбрать лезвие, которое режет абсолютно все?

Веланд снова посерьезнел:

— Ключевое слово здесь именно "выбрать"… — тут он внезапно растерял всю свою важность и воскликнул:

— Воистину, сегодня великий день! Умоляю Вас, научитесь хорошо фехтовать, раз уж взялись! Более благоприятных знамений для начала пути я не знаю!

— Хорошо, — согласилась девушка, — Но мне нужна Ваша помощь. Я хочу попасть в экипаж Ливии Харт. Красильщик Сэпли, давая мне Ваш адрес, сказал, будто Вы знаете, где ее можно отыскать.

— Что ж, — Кузнец легонько хлопнул в ладоши. — Я с радостью укажу Вам дорогу. Вы выбрали хорошую команду. Сдается мне, Ваше дело того стоит.


***

— Стоило ли все это затевать вообще? — безнадежно и тускло спросил сам у себя Основатель Арды Александр Валле. — Веришь, Легат, — обратился он к собеседнику, такому же рослому и худому, как пятнадцать лет назад, но уже сильно огрубевшему в чертах лица, — У нас в Раздоле позавчера подрались по пьяни. Стоило ли сдвигать с места столько людей? Да что там люди — ведь мы целую планету подгребли, Легат, и какую! Воздух, луга, леса и моря — и на что мы все это тратим?… На ту же дрянь, которую видели и раньше? Наркотики, полиция, проституция… Мне все время кажется, что я вот-вот проснусь — а надо мной солнце Первой Посадки. Громадное, красное… Знаешь, я тогда понял, почему Лесник ведет себя так, как будто найдя для нас эту планету, он уже все сделал, и теперь может забыть о мелочах…

Легат промолчал и нахмурился. Не так уж часто Основатель заводил жалобы на жизнь, но уж если завел, стало быть, приперло. Основатель продолжал, не обращая внимание на угрюмого Легата:

— Я стал очень трудно работать. Все тяжелее удерживать сосредоточение. Неужели старею? Не в мои же тридцать пять говорить и думать так, как сегодня! Спасаюсь только памятью — как трава пахла в первые дни… Как открывали планету, какие имена давали холмам и рекам, и горам. А теперь все уткнулось в такую до блевотины банальную пьяную драку… И ладно бы, зерновой пояс, где полным-полно недовоспитанных "типа ковбойцев", а то ведь у нас, в Раздоле! Так подумаю-подумаю, да и сам у себя спрашиваю: может, следовало сидеть тихонько, как мышь под веником, спокойно зарабатывать деньги, жить, как все живут, в кредит. Одной рукой квартиру в рассрочку строить, другой в то же время карьеру помаленьку делать…

На последних словах Александра Валле в комнату вошел Тень. Мгновенно оценил ситуацию и понял, что древние в очередной раз оказались правее некуда: уныние воистину один из самых страшных грехов.

Смертный грех.

— Карьеру, Саша, помаленьку не делают, — ровным голосом приступил к спасательной операции Тень. — Думаешь, зря самый сумасшедший конский галоп называется "карьер"? Ты ведь знаешь, что до прихода к тебе я успел поработать в нескольких крупных корпорациях, вот хотя бы дзайбацу "Нетускнеющий свет". Я тебе сейчас в красках опишу, что бы ты получил, пойдя по той дорожке. Для начала ты бы год или два ходил в младших товарищах и забивал голову всякими мелочами, которые нужны только ординарным исполнителям. Тебе все это надо, как в попе дверцы! Вот тогда бы ты затосковал — да не так, как нынче!

Но ты умный и талантливый. В скором времени, как я говорил, годика через два — для крупной системы это все равно, что ничего — сделали бы тебя мелким начальником. О радость! О счастье! — патетически простонал Тень, изображая жестами нечто, куда больше похожее на страх и ужас. — У тебя появилась бы собственная группа, которую нужно организовывать, водить за ручку, давать работу, проверять, как она исполняется, прикрывать собственной головой и еще кой-чем, от начальственных нагоняев — и прочая, и прочая…

Но твоя работоспособность велика, а дебилостойкость поражает воображение. Ты бы успешно реализовывал свои гениальные идеи, зарабатывая корпорации прибыль, а себе в лучшем случае бесплатные билеты на корпоративный курорт… и бесплатное место на корпоративном кладбище… Гораздо более потом. К моменту получения власти, получения возможностей хорошо реализовать собственные идеи, твой запал уже выгорел бы дотла — и на этом конец. Финиш!

Тень осуждающе фыркнул и умолк. Не было нужды перечислять, чего добился Александр Валле на Арде. Собственное предприятие; возможность диктовать условия крупнейшим звездным верфям обитаемой Галактики; доходящее до восторга обожание его персоны — как Основателя колонии. И самое главное — возможность делать то, что считаешь нужным.

Но Валле, как видно, недостаточно даже неслыханной свободы. Ему подавай идеальное общество, без табакокурения и дуракаваляния.

Заговорил, наконец Легат:

— Людей очень трудно переделывать, Вал… Таких, которым любая свежая трава всего лишь повод на ней выпить, очень много там, где мы жили раньше. Ну да, в созданном тобой мире есть куски тьмы — настоящей, поганой. Их мало где нет! Зато того хорошего, что есть у нас на Арде, вообще нигде не найдешь!.. Ты же знаешь, Крот про Первую Посадку даже роман пишет!

— Мне кажется, роман получится довольно скучный, — Тень явно удивился. — Что о нас можно сказать? Вот люди, которые заняты своим делом, им всем от этого хорошо… Сладенькая утопия, разве что жить в ней приятно. Зная Крота, можно предположить, что он выстроит книгу основательно, напишет добротно. Читаться будет с увлечением, а отложишь — и не вспомнишь.

— Была бы утопия, — саркастически хмыкнул Легат, — Не о чем было бы плакать в углу дивана. Нормальная живая жизнь. Где-то минусы, но зато какие плюсы!

Основатель не выдержал:

— Здесь — вопрос веры. До вас дошел слух, что когда Валькирия ушла от Лесника, тот подарил ей на прощание "Тень ворона"?

— "Тень Ворона"?!! — изумился Тень, — Этот гигантский дирижабль?!

— Больше, чем дирижабль, — задумчиво произнес Александр Валле, — Мне как-то случилось лететь с "Тенью" от Изенгарда. Надо видеть бесконечное небо над прозрачным куполом обсерватории, надо слышать, как ровно гудит под напором воздуха каркас, все эти бесчисленные фермы, балочки, стрингеры, растяжки, и что у них есть еще там… Надо выйти под дождь и пить воду, перехваченную на полпути к земле, чтобы прочувствовать доставшийся Валькирии подарок — если дарят судьбу и свободу.

— Недолюбливаю я Валькирию. — признался Тень, — Несмотря на всю ее красоту. Какая-то она чересчур, понимаете? Слишком красивая, слишком правильная. Слишком… — он пошевелил пальцами, не находя нужного слова.

— Да не в Валькирии дело! — воскликнул Черный Ярл, — Легенда может быть и вымышленной насквозь!

— Зачем? — изумились хором Тень и Легат.

— Чтобы проверять людей, понимаешь? Кто-то, услышав такое, скажет с завистью: "А, я так и знал! Она через постель всего добилась!". Кто-то будет вычислять стоимость дирижабля. А знаете, что сказал, например, Всадник Роханский?

— Что же?

— "Если это и неправда, это стоило выдумать!" Мы делаем веру, понимаешь? Кому-то приятно щекотать нервы книжками про войну, бандитов и грязь. А Кроту вот неприятно. Он пытается, как умеет, создать образец света. Поэтому, кстати, и хочет ввести в свой роман легенду о Создателе.

Легенду о Создателе Тень с Легатом знали. Всем казалось неслучайным точное совпадение рельефа Арды с книгой Толкина. Рано или поздно даже туристы приходили к мысли, что кто-то малость передвинул Мглистый хребет и направил русло Андуина в соответствующую книге сторону. Не говоря уж о подозрительно благоприятном климате, составе воздуха, воды и прочих важных свойствах найденной Лесником планеты. Отсюда и возникла легенда, что где-то среди колонистов неузнанным бродит человек, сотворивший Арду из ничего. Создателя периодически усматривали в самых разных людях, но всегда без толку. Строить пригодные для обитания миры — задачка почище суперкристаллов. Целые звездные империи ликуют, когда их правительствам удается всего лишь преобразовать уже существующий шарик во что-нибудь, где можно пройти без скафандра хотя бы пару шагов. Легат, как человек неосведомленный, конечно, мог сказать: "Вот, промышленники из дзайбацу помогают Основателю. Даже планету ему создали". Однако Тень — то есть, агент дзайбацу "Нетускнеющий свет" Ингвар Тодзио, — достоверно знал, что ни его корпорация, ни конкуренты здесь ни при чем.

Пока Легат и Тень вспоминали легенду, пока в очередной раз ломали голову над ее тайной, пока, наконец, опять решили принять удачу как есть, хандра покинула Основателя. Черный Ярл Александр Валле вспомнил, что скоро, в самом деле, десятилетний юбилей Высадки. Пора и праздник готовить!

— Знаете, что, хлопцы! — обратился он к товарищам, — А давайте-ка мы в середине лета… Так, это получается уже через три месяца… Попробуем провернуть один план…


***

План хитроумного генерала Фудо-ме Синоби исполнялся без излишней поспешности. Той самой весной, когда Арда готовилась шумно отпраздновать десятилетний юбилей Первой Посадки, на планете Луфиен закончилось боевое слаживание Девятнадцатой Ударной Армии Дома Куриту. Госпожа Минни Тауэр все эти десять лет так и проработала в своей комнате, в должности начальника бригады аналитиков. К ней стекалась информация если не обо всех событиях Арды, то о значительной их части. Госпожа Минни Тауэр уже могла объяснить без карт и записей, чем Синие Драконы школы Ига-рю отличаются от таких же почитателей самурайского образа жизни школы Кога-рю. Не путалась, когда получала известие о выступлении армии Роланда на Эмин Майл, и ничуть не удивлялась, узнавая вслед за первым сообщением, что Всадник Роханский, воспользовавшись отсутствием короля, в это время осадил Уникорн. Держала в памяти грузоподъемность самых больших морских и небесных кораблей, имена и прозвания знаменитых капитанов; аккуратно заполняла список перспективных людей второго эшелона, которые могли бы при случае заменить лидеров.

Настал день, когда вся масса знаний о планете Арда оказалась востребована. Штаб Девятнадцатой Армии получил приказ разработать детальный план вторжения. А вместе с планом и предусмотреть меры на тот случай, если соседние с Домом Куриту звездные империи этим вторжением возмутятся. Разработка плана заняла около года; основные его элементы армия старательно изучила на пустынных планетах-полигонах, где никакие любопытные соседи через плечо не заглядывали.

В середине мая командующий Девятнадцатой Ударной Армией, полный генерал Фудо-ме Синоби, открыл итоговое совещание, на котором собирался торжественно зачитать рескрипт Сейи ТайСегуна и назначить точное время начала операции.

За два дня до совещания начальник разведки Девятнадцатой Ударной Армии, господин младший генерал Нгуен Бань, пригласил на доклад своего главного аналитика — госпожу Минни Тауэр. После того, как посетительница уселась, начальник разведки обратился к ней с короткой речью. Он похвалил ее отчет и предложил еще раз обсудить изложенные в нем варианты ведения войны.

Минни Тауэр произнесла подходящие к случаю слова и попыталась унять волнение. Для нее успешный захват Арды и последующая награда за победу означали возможность наконец-то купить себе новое тело. Неудивительно, что госпожа главный аналитик ночей не спала, разрабатывая свой собственный план получения контроля над колонией Александра Валле. Но выкладывать козыри на стол Минни не спешила, а потому начала с обсуждения первого, самого простого, и до сих пор наиболее удачного, способа что-нибудь захватить.

Согласно этому способу, поначалу следовало высадить на Арду небольшую банду мародеров. Вторым ходом доблестные войска Великого Дома спасут планету, а третьим возьмут ее под чуткую неусыпную защиту. Надежность способа не вызывала сомнений ни у начальника разведки, ни у его главного аналитика. Но трехходовка годилась только в мирах с маленькой обитаемой территорией. На обширной планете земного типа, которой являлась Арда, небольшая банда просто растворится в местном населении. А послать крупный отряд означало показать всем и каждому, кто истинный виновник заварухи — банды большими не бывают. Кроме того, мародеры могли попортить чего-нибудь сгоряча, например, повредить те же драгоценные технологические линии Александра Валле. Заводы кристаллов всего год, как вышли на проектную мощность. Исполняя обещание, Основатель исправно торговал своими планками памяти со всей Внутренней Сферой, никому не отказывая и ни у кого не интересуясь происхождением денег. Если бы в ходе боев производство кристаллов понесло урон, вся война тотчас потеряла бы смысл. Кроме того, следовало учитывать и пристальное внимание к Арде других Великих Домов. Например, спасительницей Арды в любой момент могла оказаться Императрица Катарина Дэвион-Штайнер, опередив в этом Дом Куриту. А вырывать кость из глотки Дома Штайнеров совсем не то, что подобрать ее на улице.

Итак, начальник разведки и главный аналитик согласно отбросили вариант с мародерами.

Следующим в отчете значилось предложение высадиться на громадной необитаемой территории Арды и создать колонию Дома Куриту где-нибудь на востоке Северного континента, или на Южном материке, или хоть на самом большом острове экваториальной цепи. Закрепившись на плацдарме, можно было затем победить Северо-запад в обычной наземной войне.

Против этого способа генерал энергично возразил. По его мнению, дипломатический узел, возникший в результате колонизации одной планеты несколькими державами, оправдан лишь тогда, когда выгрузить войска в непосредственной близости от цели невозможно из-за яростного сопротивления. А уж этого на Арде не предвидится. Правда, в самые первые годы колонисты вывели на орбиту несколько десятков автоматических ракетных батарей. Ракеты должны были защищать от воровских посадок контрабандных шаттлов где-нибудь в глухом уголке. Но на этом оборонный бюджет Арды себя исчерпал, и больше никакими приготовлениями к войне игровая планета не занималась. Так что генерал надеялся на быструю успешную высадку в космопорту Осгилиата, дающую прямой контроль над планетой. Кроме того, все тот же Дом Штайнера запросто мог последовать хорошему примеру, и тоже создать на Арде свою базу — уже под крайне благовидным предлогом защиты Валле от Дома Куриту.

Начальник разведки и главный аналитик согласно отбросили второй вариант — с предварительной базой. "План — первая жертва боя" — подумала об этом Минни Тауэр, тщательно собираясь с духом. Настал момент изложить генералу выстраданную ночами разработку, которая даже в отчет не попала — мало ли кто сунет нос в бумагу, а делиться удачей с конкурентами Минни Тауэр, конечно же, не хотела.

— Я осмелюсь предложить Вашему вниманию совершенно бескровный и абсолютно легальный способ захватить всю планету Арда. Способ, к которому никто из соседей не сможет придраться. Даже если они повторят наши действия, стартовое преимущество моего способа выиграет гонку для Дома Куриту, — так начала госпожа главный аналитик. Удивленный словами "бескровный" и "легальный", господин Нгуен Бань вскинул брови. Госпожа Минни Тауэр насладилась произведенным эффектом, и уронила всего одно слово:

— Ассимиляция.

Генерал сделал движение горлом, как будто подавился, и уставился на психолога с немым вопросом. Минни Тауэр объяснила:

— Команда Кога-рю — наш союзник, практически вассал. Мы можем наполнить планету людьми, которых не нужно будет впихивать в игровые команды тайно. Конечно, мы вербуем информаторов, агентов влияния, и так далее. Наверняка остальные Великие Дома делают то же самое. Но с захватом более простая процедура. Мы законнымобразом подадим документы на стажировку нужного нам количества людей. Все наши люди отправятся стажироваться в Кога-рю, поскольку никаких ограничений или правил распределения на этот счет Арда так и не удосужилась написать, а пока они спохватятся, пока отмитингуют, пока договорятся до чего-нибудь, все нужные люди уже прибудут на место. Наш союзник и помощник, даймие Даймие — одно из названий владетельного феодала в Японии. Европейский аналог — князь, герцог или граф. То есть, такие феодалы, которые уже имеют в подчинении собственных благородных вассалов, не только крестьян. Кога-рю, быстро зачтет всем нашим стажировку за месяц или два, вместо полугода — это все законно…

Минни Тауэр глубоко вдохнула, мысленно вознесла краткую молитву отцу, и выложила главную идею:

— А потом эти люди захватят всю планету в рамках Игры. Законы Арды написаны так, что команда, подчинившая другую команду по Игре, может очень сильно повлиять и на неигровую ее жизнь.

Наступила оглушающая тишина. Нгуен Бань по-рыбьи жевал губами. Минни Тауэр впилась в него напряженным взглядом. Высококлассный разведчик понимает суть по одному-двум словам; разжевывать нет нужды. Если сейчас начальник разведки не улыбнется или не произнесет что-нибудь типа: "Расскажите мне об Игре" — значит, план не одобрен.

— Ваш замысел блистателен, но ненадежен… — после долгого молчания произнес младший генерал Нгуен Бань. — Жаль огорчать Вас, но играть мы не можем — слишком велика цена ошибки.

И тогда Минни Тауэр впервые за пятнадцать лет расплакалась.

Кое-как свернув разговор, Нгуен Бань отправил Минни Тауэр обратно в отдел. Генерал понимал, что работать она сегодня все равно не сможет. Но дома ее никто не утешит, а потому пусть лучше занимается привычными делами — хоть какое-то облегчение.

Через несколько дней состоялось запланированное большое совещание у командующего. Предлагать на нем идею Минни Тауэр ее начальник счел неуместным — не у всех военных гибкий ум разведчика. В ходе обсуждения столь непривычного плана генералитет вывалит на автора идеи массу презрения и непонимания. Если же Минни Тауэр услышит подобную критику, то окончательно утратит душевное равновесие и веру в себя. И тогда аналитический отдел — а затем и всю разведку армии — посетит мохнатый зверек с птичьими крыльями, изображаемый на мелких монетах Арды.

Летучий песец.

Таким образом, оригинальное предложение Минни Тауэр даже не обсуждалось. Дом Куриту принял план, состоящий из трех частей. Кодовые названия этапов звучали так: "Серая Сирень", "Бурый Барсук" и "Малиновый Мост".

В самом начале следовало просто ввести войска, изо всех сил делая вид, что войны никакой нет; просто одни чиновники почему-то сменяются другими, да колонны боевых роботов вышли погулять по дорогам.

Однако высаживались далеко не все накопленные силы. Всякому военному известно, что армия состоит минимум из трех корпусов, да каждый корпус еще из трех дивизий, да в каждой дивизии по три полка — итого девять полков в корпусе, и трижды девять в армии; но армия-то у нас ударная, и дивизии в ней усиленные, оттого и корпуса не совсем обычные. Поэтому полный генерал Фудо-ме Синоби имел тридцать полков по шестьдесят пять роботов в каждом, а на Арду высаживал лишь два полка, общим счетом сто тридцать роботов. Как будто человек, пробующий воду в реке кончиком пальца, прежде чем бухнуться в нее всем телом. Оставшиеся двадцать восемь полков назначались чутко отслеживать поведение соседних Великих Домов, и карать тех, которым придет в голову чинить помехи. Кроме того, случись непредвиденные осложнения на самой Арде, не будет недостатка в готовых к бою резервах.

Основателя ни в коем разе не собирались брать в плен немедленно. Во-первых, промышленники наверняка приставили к Александру Валле высококлассную охрану; в схватке с ней драгоценную голову могли запросто прострелить шальной пулей. Во-вторых, Дом Куриту планировал не кратковременный набег, а завоевание. Ожидалось, что после того, как Дом Куриту захватит прыжковые точки Ткораблей, космопорты и орбиту Арды, введет войска во все крупные города, Основателю просто не останется выбора, кроме как признать новую власть. Александр Валле, конечно, мог попытаться покончить с собой, но на этот риск приходилось идти. С тем же успехом Основатель мог бы совершить самоубийство и пленным.

Так что после захвата ключевых точек лепестки "Серой Сирени" осыплются, и управление перейдет к хозяйственному зверю — "Бурому Барсуку".

По этому знаку барсуки-провокаторы выйдут из нор, соберут вокруг себя всех недовольных, и всеми силами толкнут их к восстанию. "Барсуков" хватало: в точном соответствии с рекомендациями разведки, агентуру уже лет пять внедряли под видом поселенцев во все крупные города и в те команды, которые не слишком шарахались от чужаков. Удавалось это не везде, но для успеха "Бурого Барсука" достаточно было любого вооруженного выступления против Дом Куриту. Любая сколь угодно мелкая стычка развяжет руки Дому, позволит ему железной пятой растоптать мятежников, назначить удобное правительство, разместить свои гарнизоны во всех важных пунктах, построить должные укрепления, и таким образом, упрочить свою власть над планетой — зарыться в землю, подобно основательным барсукам. И пусть партизаны прячутся по лесам: Дом не собирался расходовать людей, технику и силы на бесполезный героизм, отлавливая ветер в поле. Придет зима, потянутся партизаны из землянок к теплу — тут-то их и начнут вязать поштучно егерские патрули. Рано или поздно Сопротивление уничтожат, либо приведут в такое состояние, из которого оно уже никак не помешает.

И тогда Дом Куриту официально откроет транспортную линию на Арду. Над безднами пространства повиснет "Малиновый Мост", по которому бурно устремятся переселенцы; в этот раз уже без всякой стажировки. Или со стажировкой — военные не входили в тонкости. На этапе "Малинового моста" с планеты уйдет один из полков, и вообще останутся только войска, достаточные для обороны — на случай чьих-нибудь попыток повторить успех Дома Куриту. Поддержание порядка перейдет к министру внутренних дел, Арда встроится в систему законов исполинской державы.

В полном соответствии с ними, на планету прольется золотой дождь субсидий, кредитов, фондов, существующих специально для поддержки осваиваемых территорий. Понаедут специалисты по решению проблем в новых колониях. Профессиональные колонизаторы излечат Арду от детских болезней, благо опыта не занимать. В конце концов, большинство жителей Арды скажет про себя: "Да ну ее, эту демократию! При Куриту жить лучше." — и таким образом признает Дом.

Таков был план, разработанный полным генералом Фудо-ме Синоби, и одобренный первым министром Тое Коге Дайхацу. С момента возникновения гигантского замысла прошло уже почти пятнадцать лет.


***

Пятнадцать лет назад Изабелла увидела в детской книжке красиво разрисованную цветными красками таверну. Бородатые пираты залихватски опрокидывали в луженые глотки кружки крепкого эля. Благородные капитаны, насквозь несчастные в личной жизни, потягивали тонкие вина из изящных бокалов. Подле них отдыхали верные шпаги; за широкими алыми кушаками и в нагрудных кожаных портупеях грозно топорщились пистолеты. И плыл под деревянными балками низкого потолка сизый дым курительных трубок, напоминавший всякому о походах, боях и победах. Собственно, с прочитанной тогда сказки о злых пиратах и отважных обитателях Аббатства Рэдволл, начался путь, который привел девушку на планету Арда.

Следуя указаниям Красильщика Сэпли, путешественница добралась до оружейного магазина Веланда Кузнеца; тот направил девушку в таверну, где на днях ожидалась капитан барка "Стальная роза" — Ливия Харт. Именно в экипаж Ливии Харт хотела попасть Изабелла.

Но достигнув указанного адреса, девушка очень удивилась. Как-никак, с туристической визой она провела на планете добрых полтора месяца, и игровых таверн насмотрелась. Как правило, игровая таверна была слышна за несколько кварталов: гуляли команды, горланя свои любимые песни в меру сил и умения. Дуэлянты азартно гонялись друг за другом вдоль и поперек улицы, звякая игровым оружием и угрожая отрезать уши, равно как и иные, принадлежащие к фехтовальному делу, части. Зрители со знанием дела обсуждали поединщиков, делали ставки, обвиняли в шулерстве, порывались таскать друг друга за бороду, радостными воплями извещали мир об удаче… Словом, не прозеваешь, даже если и захочешь.

"Левая рука Тьмы" не выделялась ничем подобным. Обычный чистенький домик. Вывеска поперек улицы, непременный флаг Игры над входом.

И все.

Изабелла в третий раз за сегодня подошла к двери. Короткий весенний день отгорал; уже примораживало. Таверна стояла окнами к закату, против ожидания, даже окна были не витражные — бесцветные. Получается, "Левая рука Тьмы" предназначалась для тех, кто может от Игры устать. Но тогда почему над входом все-таки флаг Игры? Или здесь другая Игра?

Раздумывая об этом, Изабелла вошла и пересекла небольшой светлый зал, уставленный столиками на одно, четыре и шесть мест. В зале ужинали человек двадцать; они негромко переговаривались между собой и проводили гостью равнодушными взглядами. Слуга хотел принять вещи, но гостья даже не заметила его. Трактирщик у стойки смотрел прямо в лицо девушке, не улыбаясь, не хмурясь — спокойно и вежливо, и Изабелле сразу расхотелось хитрить с ним.

— Добрый вечер — поздоровалась она. — Я ищу Ливию Харт. Красильщик направил меня к Веланду Кузнецу, а тот — к Вам. Меня зовут Изабелла. Могу ли я узнать Ваше имя?

Сдержанная улыбка.

— Меня называют Финрод, а прозвища я пока не заработал… Госпожа Харт ожидается ближе к вечеру, а, может быть, и завтра. Судя по Вашей сумке, ночлег Вы еще не искали? Тогда, может быть, остановитесь у меня? Комнаты чистые, в столовой никто не курит, а еще у меня очень тихо. Если Королева Побережья появится сегодня вечером, я ничего не возьму с Вас.

— А если завтра?

— Даже если послезавтра. Один день все равно обойдется Вам не дороже девяноста песцов.

Цена была божеская; Изабелла облегченно согласилась. Слуга тотчас привычно подхватил сумку клиентки одной рукой, телом изобразил смазанный поклон-приветствие, а второй рукой так энергично указал на лестницу, что Изабелла поддалась его настроению и стряхнула с плеч целый день. Который, несмотря на все богатство событиями, оказался всего лишь прелюдией к главному.

Предстояло упросить Ливию Харт взять Изабеллу на корабль.

Девушка с удовольствием скинула тяжелый шерстяной плащ на единственную в комнате кровать. Разделась и неторопливо вымылась в маленьком душе. Оделась в чистое и немного повалялась в свое удовольствие, отгоняя прочь всякие мысли. Изабелла готовилась к беседе, и прежде всего хотела приобрести легкое, чуть радостное, настроение. За окном неспешно догорал закат. Финрод не соврал: тишина стояла оглушающая, почему-то даже без кошачьих воплей — а ведь самое время, март месяц…

Отдохнув с полчаса, Изабелла вышла в столовый зал, где людей прибавилось. Пожалуй, можно было насчитать уже около сотни. Путешественница выбрала круглый столик на одного, спросила что-нибудь поесть у подскочившего слуги и с восхищением наблюдала, как хозяин выполнял заказ. Финрод точным движением откроил кусок мяса, щедро покрыл его смесью из чего-то, похожего на фасоль и картошку одновременно. Слуга схватил нагретое металлическое блюдо и без всякого подноса мигом доставил к столу; а откуда возникли вилка, хлеб, салфетка и солонка, Изабелла просто не успела заметить.

Все лежащее на тарелке пахло так вкусно, что девушка мгновенно смела порцию и бесстрашно попросила добавки. За фигуру она не опасалась: еще два-три дня побегать так, как сегодня, и нужно будет беспокоиться не о снижении, а о наборе веса.

Открылась дверь и вошла небольшая компания, сразу от входа заказавшая горячий чай. Хозяин и выскочивший на голоса второй слуга потащили к их столу чайник на стальной подставке, чашки, круглый заварник. Гости тем временем сбрасывали плащи и куртки прямо на спинки стульев. Изабелла украдкой рассматривала вошедших, которые устраивались за соседним квадратным столом.

Первым в глаза бросался кряжистый бородач. Уж он-то соответствовал колориту Игры на все сто: под снятым темно-синим плащом с меховой опушкой обнаружилась на нем какая-то ткань, отблескивающая сизым; Изабелла несколько времени поломала голову, металлик это, нейростил или мутировавший до неузнаваемости крепдешин, пока не стукнула мысленно себя по лбу: да это же настоящая кольчуга! Просто колечки настолько мелкие и так часто сплетены, что выглядят тканью. Называли коренастого тоже правильнее некуда: Гимли.

Гимли из Изенгарда поспешил усесться, и обувь его Изабелла не рассмотрела. Не убоявшись возможных насмешек, заглянула под стол — но сапоги коренастого гнома уже скрылись в чаще мебельных ножек. Пришлось выпрямиться и рассматривать следующего.

Сосед Гимли не выделялся ни ростом, ни шириной плеч, да и одежду носил скорее рабочую, чем игровую, а именно: темную плотную рубашку, грубую серую куртку, такие же брюки и высокие шнурованные ботинки, которые мужчины вообще любят обувать, но которые мало кому идут. Мастеру, как называли этого второго, ботинки подходили чрезвычайно.

Третьего именовали Шагратом. Смуглое лицо, широкие скулы и раскосые глаза выдавали в нем коренного степняка в неизвестно каком поколении, да еще и неимоверно чистого рода, что вообще-то для обитаемой части Галактики давно стало редкостью. Очень уж перемешалось человечество за долгое время. Усаживаясь, Шаграт поправил алый жилет с золотой отделкой и бездной накладных карманов, под которым горела желтая рубаха; ну а шаровары были, конечно же, синие, и сапоги тоже синие, мягкие, со слегка загнутыми вверх носами. Изабелла даже удивилась: и не холодно ему в такой обуви по мартовской земле разгуливать?

Четвертый участник, игравший в сцене немую роль, по контрасту с Шагратом оделся весьма просто. Зеленая рубашка, серый свитер, черные брюки, какие-то неопределенного цвета ботинки на мягкой подошве… Никто не назвал его имени.

Едва поспел чай, Шаграт и четвертый уткнулись в свои чашки, а Гимли и Мастер только чуть пригубили, потом, видимо сочтя напиток горячим, вернулись к разговору. Обсуждали они очередную неудачную попытку команды Эмин Майла выиграть у Роланда и возглавляемого им города Уникорн право на прокладку какого-то канала по чьим-то территориям, названия которых для Изабеллы ничего не значили.

Гимли сердился:

— Ну Крот и упрямец! Никак не откажется от своего канала! Да и Роланд хорош лось: уперся, и хоть ты что! Уже и миром решали, и войной, а все никак. Сколько лет прошло… На пустом месте такую войну раздули. Стыдно и грустно!

Мастер молча слушал. В таверну входили еще какие-то люди; становилось шумнее и шумнее, но гул был тихий и какой-то сам по себе уютный. Все при деле, все довольны, спина в тепле, еда вкусная, глаза пока не слипаются от усталости… И катится разговор, как по рельсам: все уместно, все понятно и правильно. Место ли так влияло, закат ли весенний оказался настолько хорош, но Изабелла всем телом ощутила разлитый в воздухе таверны покой, который не искажало даже ворчание Гимли.

Наконец, Мастер ответил:

— А все потому, что каждый тянет в свою сторону. Это Синие Драконы очень правильно заметили. И я Тейчи уважаю именно за то, что он все-таки вложил нам в головы мысли про экологию. Мы теперь хоть знаем, что на это оглядываться надо…

— А Тейчи здорово поумнел, — поддержал Шаграт, — Помнишь, еще давно он начинал с того, что просто приходил и морду бил за нарушение экологического равновесия, вот хоть Боярина спроси!

Компания тихо и необидно посмеялась. Должно быть, Боярину в свое время перепало на орехи. Шаграт продолжил:

— А теперь Синие Драконы ничего не запрещают. Если к ним приходишь со своим проектом, и если они считают твою идею неприемлемой, Тейчи свое решение предлагает. Знаете, как было у нас в Шервуде?

— Расскажи, пожалуйста, — степенно пригласил Гимли, распушив бороду лопатой.

— В общем, Шериф Ноттингемский решил как следует охоту поставить. Пришел к Тейчи, говорит: мол, хочу сафари и точка! А то на Югах туристы, с Основателем понятно, у Норвежца на западе лесная промышленность, да и рыба, да в Клондайке, как из названия видно, вообще редкоземельные металлы моют прямо в речных россыпях. Анлат зерном торгует, короче все при делах, а Шервуд что? Рыжий?

Компания прямо-таки покатилась. Изабелла не удержалась, прыснула и сама в кулак тихонько: туристом посетила она Ноттингем, и знала, что Шериф Ноттингемский как раз с огненно-рыжей шевелюрой.

— А дальше? — заинтересованно спросил Мастер.

— Дальше Тейчи за свое: экосистема не выдержит, надо равновесие… Но есть один выход… Короче, поехали они вдвоем к Леснику.

— В Фангорн или в Бельтан? — уточнил Гимли.

— В крепость Батт. Лесник выстроил Батт точно в том месте, где опушка Фангорна смыкается с лавовыми холмами Бельтана. Год назад это было. Теперь там столица Лесника и дриад.

— Лесник так и не выбрал себе никого из них? — встрял Мастер.

— Да кто его знает. Ты давай не отвлекайся, — попросил Гимли. Шаграт послушался:

— И Лесник со своими генобиологами вывел для Шервудского леса такую здоровенную свинью. Весит почти тонну, жрет соответственно, а главное, размножается как кролик. Постоянно отстреливать надо, иначе подлесок выедает напрочь.

— А как же равновесие? — удивились Мастер и Гимли.

— Вот теперь охотники и поддерживают равновесие. В этом соль! — Шаграт восхищенно отсалютовал поднятой чашкой, — Тейчи, Лесник и Шериф развернули та-а-акую рекламу Настоящей Мужской Охоты На Настоящего Дикого Зверя, Ужас Шервудского Леса, что в Ноттингем паладины просто стадами ломятся. Даже специальное ружье придумали, чтобы валить суперсвиней на полном скаку. Пуля величиной с редиску, бьет страшнее тещиной скалки. Отдача, как и положено: если к плечу хорошо не прижал, сам бревном валишься… Я пробовал!

И все опять весело засмеялись.

— Тейчи хоть как-то пытается объединить планету, — подвел черту под рассказом Шаграт. — Мы верны каждый своей команде, жителями единого мира мы пока не очень себя чувствуем. То есть, я за всех не расписываюсь, конечно же… Но мне так кажется.

— Не только Синие Драконы пытаются объединить Арду, — раздался над ухом Изабеллы совершенно новый голос. Красивый, глубокий и сильный. Изабелла заинтересованно обернулась: Шаграт отвлек ее от наблюдения за входящими, и новое лицо появилось на сцене неожиданно, в лучших традициях драмы.

На спинку стула Изабеллы оперлась невысокая, вызывающе красивая черноволосая девушка. Изабелла дала ей лет двадцать-двадцать три, примерно свой возраст, потом углядела крошечные морщинки в уголках глаз и накинула еще пять.

Мастер, Гимли, Шаграт и безымянный молчун немедленно вскочили и поклонились — как показалось Изабелле, с искренним уважением. Гимли схватил в охапку самовар и чайник, Мастер с Шагратом — чашки и блюдечки. Посуда немедленно переместилась на шестиместный овальный стол, от которого четвертый уже предупредительно отодвигал стулья.

Красавица вежливо поблагодарила и заняла место возле Мастера. Соседнее с ней сиденье осталось свободным. Гостья положила на него свой игровой паспорт, переливающийся густо-синими сполохами. Паспорт представлял собой искусно выкованный цветок с цепочкой, чтобы носить на шее. Изабелла долго разглядывала изящную вещицу, затаив дыхание.

Стальная роза.

Рядом, только руку протянуть.

Изабелла привстала и снова уселась: почему-то дрожали колени.

Ливия Харт сидела вполоборота, черные, иссиня-черные волосы спадали на белую широкую рубашку. Брюки и сапоги были в цвет волос. Если бы Ливия не оставила где-то свой камзол с кружевным воротником, ее наряд точно повторил бы костюм Изабеллы. Обычно появление блистательной соперницы, да еще в зеркально совпадающем наряде, приводило Изабеллу в бешенство, но сейчас она думала совершенно о другом.

Примет в экипаж, или нет?

Изабелла восстановила дыхание и попыталась прислушаться к тому, что говорит Королева Побережья. Речь шла опять о Леснике:

— … Вы помните, он когда-то пытался завоевать Игру, — Ливия водила пальцем по гладкой скатерти. — Ему почти удалось, но "почти" за результат не считается. Я и тогда думала, и сейчас думаю, что зря он тащил в Игру свою жизнь. Как только его обида на Валькирию прошла, пропал и интерес к империи. Вот все и рухнуло. А ведь на севере он почти добрался до ваших мест, да, Шаграт?

— Не знаю, — почтительно ответил Шаграт, — Меня принимали в команду через три года после Большой Войны…

Разговор угас: мужчины принялись за остывший чай; Ливия рассеяно болтала ложечкой в своей чашке и как будто не занималась ничем, от чего Изабелла побоялась бы ее отвлечь. Тогда девушка решительно встала, подошла к шестому сиденью за столом, подняла и бережно положила на стол занимавшую место стальную розу.

— Госпожа Ливия Харт! — заговорила Изабелла звонким от волнения голосом: — Сегодня утром Красильщик Сэпли разрешил мне поселиться на Арде. Если Вы позволите, я хотела бы проходить стажировку в Вашей команде…


***

— Команда сильнее любого количества разрозненных одиночек, — сказал Алам и решительно поставил черный камушек на выгодное поле.

Алам играл с капитаном Синих Драконов в самурайскую народную игру — го Го — игра, в которой своими фишками игрок "запирает дыхание" фишкам противника. Запертые со всех сторон вражеские фишки игрок забирает в плен. Аналог — известная всем школьникам игра в точки., а повстречались они в полдень, перед стойкой бара речного порта. Алам едко отбрил хамоватого речника, пытавшегося влезть без очереди; тот кинулся было в кулаки. Случившийся рядом Тейчи, разумеется, не мог стерпеть, чтобы при нем обижали туристов. Незадачливый речник огреб дополнительную порцию упреков и затрещин, после чего счел за лучшее смыться. Алам и Тейчи хором прокричали ему вслед несколько пожеланий, затем посмотрели друг на друга, познакомились и разговорились. Когда же Тейчи узнал, что новый знакомец тоже почитает древнюю игру Луфиена, то пригласил Алама к себе на несколько партий. Черноволосый невысокий турист охотно согласился, и вот теперь сидел за доской против Тейчи, увлекшись неизвестно какой по счету игрой, а полдень давно миновал — как, впрочем, и обед.

— Согласен, — кивнул Тейчи, парируя ход соперника. — Большинство организаций побеждают не за счет того, что каждый их участник очень велик и силен, а за счет согласованности, — он с наслаждением втянул прохладный воздух июньского вечера и обвел взглядом просвеченную закатом террасу. Черная громада Железного Кряжа под неистово-рыжим флагом вечернего неба выглядела восхитительно, и Тейчи вдруг ощутил беспричинную радость.

— Более того, — продолжил Алам, оправляя свой темно-синий пиджак, — В команды объединяются не только люди, но и сущности покрупнее.

Капитан Синих Драконов изобразил вежливую заинтересованность:

— Например?

Гость молчал и делал вид, что изучает доску. Играл он намного хуже Тейчи. Частенько позиция Синего Дракона оказывалась лучше неприятельской. Тогда Тейчи выполнял разрешенный правилами игры пропуск хода, а Алам напряженно думал над игрой.

Но сейчас он именно тянул время, и Тейчи прекрасно это видел.

Алам поднял голову от доски и подосадовал:

— Никак не могу выиграть… Слишком сильный противник… Да, так вот: объединяются не только люди, но и планеты…

Тейчи удивился: неужели для изречения подобных банальностей собеседнику нужна столь тщательная подготовка?

Турист посмотрел прямо в глаза Синему Дракону:

— Что бы Вы сказали, если бы Дом Куриту предложил Арде войти в союз? Арде будет трудно выстоять в одиночку. Особенно сейчас, когда знаменитые кристаллы Валле приобретают все большую известность, и все большее количество людей удивляется, видя лакомый кусок ничейным?

Тейчи пожал плечами:

— Я представляю Синих Драконов, Ига-рю-сеин. За свою команду могу сказать. Желай мы находиться в чьей бы то ни было власти, не полезли бы осваивать новый мир. А за всю планету… У нас, как Вы знаете, подобные вопросы решаются общим голосованием дееспособных граждан. Благо, техника уже позволяет получать результат, который нелегко подделать. Но можно предполагать, что ответ будет такой же.

Алам настаивал:

— А если бы Вам лично предоставили средства для реализации Ваших планов?… Даже туристу вроде меня известно, что Вы пытаетесь заставить людей беречь доставшуюся им планету. Вы провели через общее собрание законы, которые требуют все крупные стройки, проекты и тому подобное, обязательно проверять у экологов. Ваша команда ввела природоохранное обучение с трехлетнего возраста. Черт его знает, как Вам это удалось, но теперь для меня Ига-рю — образец самой зрелой и разумной команды на Арде! И я знаю, что Ваши усилия пробуксовывают часто из-за мелочей: не хватает материалов, людей, немного денег и так далее… Представим себе гипотетически, что Дом Куриту сделал бы Вас лично или любого человека, которого Вы захотите, единовластным правителем Арды? Ведь это в духе Игры, так? Короли же у Вас есть?

— Почему бы Вам не обратиться именно к королю? — спросил Тейчи, пытаясь понять, куда же клонит беседу гость. — Например, к тому самому Роланду из Уникорна? Он успешно правит в своих владениях, Орден Уникорна — лучшая команда Игры. Практически, в Игре нет никого влиятельнее Роланда. Даже Лесник пять лет назад не смог завоевать его, а ведь сейчас и Лесник не тот, и Роланд гораздо сильнее!

Гость искательно улыбнулся:

— Разрешите мне ответить чуть позже, прошу Вас!.. А пока не могли бы Вы объяснить, откуда игроки берут имена?

Тейчи снова не понял, отчего сменилась тема. Но прибывающие на Арду туристы расспрашивали о самых разных, порой весьма неожиданных вещах. Отвечать обязывал долг вежливости, а еще всегда имелся шанс удачным ответом или объяснением склонить человека к поселению на Арде. Так что командир Синих Драконов расплылся в искренней улыбке и охотно принялся рассказывать:

— Имена — вопрос очень тонкий! Вы, наверное, заметили, что у нас тут очень многие названия взяты из книг, фильмов, и других художественных произведений? Скажем прямо, Игра учит воплощать в реальность самые разные абстракции. Даже такие, которые трудно придумать, а не то, что выполнить. Новички, как правило, не видят препятствий, называясь именем любимого героя. И уже по выбору героя можно видеть, каков человек. Чаще всего берут героя наиболее яркого, того, которым мечтают быть…

Алам подтверждающе закивал:

— Это очень, очень понятно… Мой сын, он просто бредит своими кумирами. Если бы он мог, он бы, конечно, назвался именем форварда любимой футбольной команды. А некоторые, я слышал, даже паспортные имена меняют.

— Ну, в Игре с этим проще, — успокоил Тейчи. — Под каким именем ты совершил наиболее выдающийся поступок, неважно, хороший или плохой, под таким тебя и запомнят. Что при этом в паспорте записано, совершенно неважно… Так вот, очень-очень многие называются знаменитыми, громкими именами своего любимого мира. И выходит плохо: ведь громкое имя надобно оправдывать! Назвался груздем — полезай в кузов; назвался Фродо — милости просим в Мордор!

Тут Тейчи перевел дух и заговорил тоном ниже:

— Обратите внимание, что ни один из крупных игровых лидеров не носит громкого книжного имени. Единственное исключение — Гимли Изенгардский, но исключения лишь подтверждают общее правило. В лидеры чаще всего пробиваются люди, которые берут имя незвучное, все равно как щит без герба. Они не пытаются прикрыться чужой славой, а рвутся к собственной. Они основывают новые гербы, а не примазываются к тем, которые уже есть. Отсюда очень простой способ оценки новичка: смотри, какое имя он выбрал… Второй нюанс, важный в понимании имен: героические легенды повествуют о множестве персонажей, которые очень важны для удачного подвига, хотя и не совершают его своими руками. Например, меч короля Артура, легендарный Калибурн, выковал кузнец по имени Воланд, варианты имени Волюнд и Веланд.

— Я знаю! — вскричал Алам, — В Осгилиате есть оружейный магазин "Меч Максена". Его хозяина так и зовут: Веланд Кузнец!

— Вот видите! С этими именами получается удачнее, ибо люди, принимающие их, хотя бы немного думают над выбором. Итак, мы наблюдаем три основные категории имен. — Синий Дракон загнул указательный палец на левой руке:

— Во-первых, громкие имена книжных героев. Чаще всего носитель их не оправдывает. Вовторых, — еще один палец, — Обдуманные имена. Чаще всего — мудрые и хозяйственные персонажи второго плана. Кто выбирает такие имена, тот предполагает хотя бы немного им соответствовать, а соответствовать Веланду Кузнецу все-таки проще, чем Кровавой Руке, Ужасу Семи Морей, или гигантской паучихе Шелоб… — тут Тейчи загнул безымянный палец и закончил одобрительно:

— В-третьих, обычные имена. Выбирающие их не прячутся за чужую славу и живут своей жизнью. Имена таких людей — действительно имена собственные, принадлежащие только им, и никому больше. Вам понятно?

— О, безусловно! — благодарно кивнул гость, — И поэтому Вы отказались от прежнего своего прозвания "Гортхауэр"?

Тейчи споткнулся на выдохе, пальцы его сами собой разжались. Так вот к чему затевался долгий разговор об именах!

— Меня называли Гортхауэром задолго до Первой Посадки и никогда после нее. — пристально глядя на Алама, заговорил Синий Дракон. — Никто на Арде этого имени применительно ко мне не слышал. Раскопавший такое не может быть простым туристом! Кто Вы?

— Я разведчик Дома Куриту, — спокойно представился Алам, — Мое звание Вам ничего не скажет.

— Зачем Вы здесь?

— Но ведь я уже сказал! — Алам изобразил удивление. — Я предлагаю Вам стать единоличным правителем Арды — естественно, под протекторатом Дома Куриту.

— А почему не Кога-рю? Ведь они Куриту любят взахлеб?

— Даймие Кога-рю — наш союзник. Законов Арды это не нарушает. Он и останется нашим союзником. Вы же будете править Ардой вообще, включая и команду Кога-рю. — тут пальцы начал загибать уже Алам:

— Вы сохраните Вашу любимую Игру — раз. Сможете наконец-то приняться за экологию всерьез, с полной поддержкой Дома Куриту — два. Наконец, если Вы не желаете править единолично… это хуже, но я готов поддержать любое правительство, которое Вы сочтете нужным — три.

Наступило молчание. Воспользовавшись передышкой, солнце шмыгнуло за Железный Кряж, и террасу поглотила тень. Домашний компьютер услужливо подсветил чисто выскобленый досчатый пол и двух напряженно подавшихся друг к другу людей посреди террасы. Собеседники сидели на коленях с поджатыми ногами, между ними застыла позабытая доска для игры в го. Белая и черная горки игральных камушков лежали у левой руки каждого игрока. Перед входом стояли две пары обуви: блестящие темно-синие, практически черные туфли, которые Алам подобрал в тон костюму — и вытертые до рыжины, запыленные, стоптанные на каблуках рабочие сапоги Тейчи. Больше на террасе никого и ничего не было.

Наползала прохлада.

Наконец, Тейчи заговорил:

— А Вы вообще-то знаете, почему меня назвали Гортхауэром?

Разведчик Дома Куриту ласково улыбнулся:

— Ну конечно! Ведь я же готовился к встрече! Я читал и статью Вашу в игровом журнале… Ах, не важно, как он назывался… Там Вы очень доходчиво рассуждали, отчего большинство людей становятся на темную сторону Игрового Мира. Чтобы сыграть роль светлого, сильного, щедро помогающего всем существа, надо самому быть щедрым, светлым и сильным. Много ли таких? А сыграть роль темную и злую — достаточно позабыть о вежливости и снять цепочку воспитания с внутреннего зверя желаний! Очень просто! Вот и выходит, что назвавшиеся светлыми редко вытягивают взятую на себя роль; это очень обижает тех, кто ждет от светлых истинного благородства поступков. Лучшие игроки понемногу стекаются под знамена Тьмы. Лавина вбирает в себя новые и новые пласты снега, и мы имеем закономерный итог: куда романтичнее трубить в рог рядом с Гортхауэром Темным, чем напиваться до белых назгулов с Раздолбаем… Правда, кто такой Раздолбай, я тогда не знал, и сейчас не знаю. Но суть, мне кажется, я уловил верно.

Алам немного помолчал и добавил:

— Я на самом деле изучал Арду. Посмотрите на Ваш будущий знак власти.

С этими словами агент извлек из кармана маленькое золотое кольцо на золотой же цепочке и протянул руку вверх и вперед. Изящная игрушка покачивалась между собеседниками на уровне глаз — точь-в-точь легендарное Кольцо Всевластья из книги. Тейчи думал. Последний привет закатного солнца прорвался между отрогами и зажег кольцо яростной вспышкой. Синий Дракон зажмурился, проморгался и заметил:

— Даже если Арда примет союз, она войдет в него на вторых ролях. Нашей независимости придет конец.

— Все это так. — кивнул Алам, — Но посмотрите на вещи реально. Великому Дому намного выгоднее, чтобы Ардой управляли люди, знающие местную ситуацию. Практически, вся власть над планетой все равно соберется в Ваших руках. Примкнув к нам в самом начале, Вы получите куда больше возможностей проводить разумную экологическую политику. Не только Дом Куриту воспользуется Вашими ресурсами — Вы тоже воспользуетесь его силой, чтобы достичь своих интересов. Недаром говорят: "Где невозможен брак по любви, возможен брак по расчету". Наконец, в одиночку Ваша планета все равно не устоит, признайте это! Ладно еще, если Арду попытается захватить крупная держава: Куриту, Штайнер, Федеративное Содружество, Лига или что-то в таком духе. У сильных больше возможностей проявить великодушие. Банда мародеров с десятком потрепанных роботов намного хуже. Вам ведь и отбиваться нечем — на Арде нет ни своих роботов, ни наемников, ни хоть простеньких сил самообороны! Ваш отказ от союза с сильным властителем привлечет на Арду мелких хищников. Вы же не хотите здесь крови, правда?

— Надо думать, Дом Куриту уже приготовил банду, а то и парочку? Создал повод спасти нас от грязных лап захватчиков? — в упор спросил Тейчи, поднимаясь на ноги.

— Разведчику, действующему на поверхности планеты, замыслы не доверяются никогда, — укоризненно отвечал Алам, тоже вставая. — Чего не знаешь, того наверняка не выдашь. Следовательно, ни о каких планах вторжения на Арду, ни даже о существовании таких планов у Дома Куриту мне ничего не известно, и известно быть не может, — здесь Алам искусно солгал. Начало высадки планировалось на рассвете следующего же дня. К утру Дом Куриту предполагал контролировать космопорт, столицу планеты Осгилиат и несколько ближайших к ней городов.

Именно поэтому Алам нарушал все правила вербовки и шел напролом, усиленно уговаривая Тейчи, вместо того, чтобы понемногу подбрасывать ему нужные мысли и дожидаться, пока клиент созреет. Силовая вербовка тоже не подходила к ситуации: от капитана Синих Драконов требовалась не выбитая с зубами информация, а искреннее долгосрочное сотрудничество. Запуганный человек не справился бы с тем, чего Дом Куриту хотел потребовать от Тейчи. Оставалось надеяться на переубеждение, которое вообще-то срабатывало далеко не всегда. Однако сейчас шансы на успех Алам оценивал высоко. Разведка Дома Куриту знала достоверно, что в узком дружеском кругу Тейчи часто мечтал ввести на Арде единую власть и ее руками "научить, наконец, хамье хотя бы унитазом пользоваться". Полагаясь на это желание, Алам смело поднес золотую цепочку к руке Гортхауэра:

— Не сомневайтесь! Берите!

Тейчи некоторое время разглядывал тусклое в искусственном освещении кольцо. Солнце скрылось окончательно. Дом Тейчи, кроме террасы, был темен. Сосновая шерсть на спине Железного Кряжа угрюмо шелестела под ветром. "Возьми все в свои руки" — без слов нашептывало Кольцо, — "Сделай так, как ты хочешь. Демократия всегда лишь иллюзия, в толпе голос дурака равен голосу умного, и это губит все республики. Лишь империи живут долго. Возьми ту часть власти, которой Дом Куриту пока еще согласен делиться. Завтра тебя уже не спросят; планету просто раздавят. Пойди на службу к завоевателю, перехитри его! Используй врага, как в твоих любимых книжках Латыниной господин Шаваш использовал завоевание Вэйской Империи Старой Землей. Если агент держится нагло, значит, десант вотвот появится. Ты спасешь Арду, если с самого начала поставишь себя наравне с Великим Домом. Бери же!"

Кольцу Тейчи ответил мысленно. Сперва процитировал книгу Толкина: "Если бы этим талисманом я мог спасти Гондор от неминуемой гибели — я не подобрал бы его и на большой дороге. Такой ценой не нужны мне ни победы, ни слава…". Затем прибавил чье-то выражение по мотивам Клайва Льюиса: "Кто поклянется дьяволом и держит клятву правды ради — Богом он клянется, не ведая, и Бог вознаградит его. Если же кто творит зло во имя Господне, пусть говорит он "Бог" — дьяволу служит он, и дьявол примет его служение." На этом Тейчи счел разговор с Кольцом оконченным и перешел к врагу.

Врага Тейчи внезапно атаковал ребром ладони. Метил в горло, но Алам успел уклонится. На склоне кряжа мигнул почти незаметный огонек; пуля из снайперской винтовки ударила Синего Дракона точно посреди лба. Тейчи рухнул лицом в пол, обляпав стены брызгами развороченного затылка. Задетая игральная доска загрохотала, камушки с нее полетели во все стороны.

Алам крутанулся на пятке, на ходу запихал кольцо в карман, поспешно обулся и кинулся бежать по разведанной заранее тропинке. Ночного леса он не замечал. Агент пытался разобраться в своем провале. Ведь и психологи изучали снятый о Тейчи фильм. Ведь и все реакции, микродвижения рук, губ, лицевых мускулов — все свидетельствовало, что Тейчи обязательно ухватится за предложение. Что же пошло не так?

Изо всех лидеров команд Тейчи выглядел самым подходящим для перевербовки. Роланд, на которого все ссылались, как на самое влиятельное в Игре лицо, для замысла Дома Куриту не подходил вовсе: все успехи Роланда, все его влияние и могущество лежали в рамках законов Арды, изменять которые король никогда не пытался. По той же причине не подходил и Лесник: да, пробовал он когдато завоевать Игру… Но додуматься до введения нового закона не сумел. А может, сумел, да смелости и настойчивости не хватило пробить. Действовать в рамках стабильной системы все равно, что катиться по рельсам. В любом деле нет ценнее человека, способного прокладывать новые рельсы, то есть менять правила игры на ходу. Тейчи подходил идеально — он неподдельно возмущался существующими порядками и не стеснялся менять их, если считал нужным.

А имя-то какое выбрал: Гортхауэр! Чтобы понять, мало фильм посмотреть, недостаточно и книгу прочитать. Надо еще источники перекопать, тогда только и узнаешь, что Гортхауэр создал Кольцо Всевластья. А уж главным темным персонажем в сюжете Гортхауэр стал много позже, и известен больше под вторым именем — Саурон Черный… Но это все на интеллектуалов рассчитано. Алам ломал голову над куда более простым вопросом: почему же Синий Дракон не взял кольца? Почему человек отказался от власти? Ему же реальный, разумный выход предлагался. В чем дело?

Ровной трусцой Алам выбежал на роскошную поляну. И представил себе: вот там гольф-клуб построят. Тут площадку для вертолетов. Тут уютный отель для важных персон… Все, как везде. Раздвинут границы Земли до бесконечности. Не станет больше никакой Арды. Никаких наивных мальчиков с деревянными мечами, у которых хватает гонору отказываться от хорошего предложения.

Правда, спорить не с кем останется.

Но зачем? Не царское это дело — спорить!

Додумать Алам не успел: из условленного места ему махал рукой почти неразличимый в темноте снайпер. Агент сделал условный жест-отзыв. Напарник выпутался из кустов, подбежал и азартно зашептал в самое ухо Алама:

— Шеф, все отлично удалось. Орбитальные батареи подавлены. Поймал сообщение: все по плану. Высадка самураев Куриту началась!


***

Высадка самураев Куриту началась в четыре часа утра — день в день через десять лет от выгрузки лошадей Всадника Роханского. Только аппарель упала не в зеленую степь, и не влажный травяной сок оседал на борт шаттла, а пережженый бесчисленными взлетами и посадками пепел Черных Равнин на северо-востоке от Осгилиата, главного и единственного космопорта планеты. Армада десантных шаттлов истыкала дырками небесный свод, и звезды удивленно заглядывали под серое рассветное небо, наблюдая, как время разговоров и планов сменяется временем выполнять задуманное, как разворачивается исполинская невидимая пружина, сжатая еще до рождения Арды, — и выталкивает из шаттлов все новые и новые пятерки боевых роботов.

Колонны захватчиков широким веером рассыпаются по Черным Равнинам, гигантские стальные ступни подбрасывают к небу угольный пепел. Вот гарнизон, отвечающий за Железный Кряж — второй батальон Северного Полка, на кратком военном языке — С2. Четыре звена по пять, всего два десятка роботов. Вот два звена в Изенгард. Вот звенья резерва: останутся в Осгилиате, охранять космопорт и лихорадочно сооружаемую базу. Вот еще куда-то пять роботов и транспортер. Струйки пехоты вытекают из огромных пузатых шаттлов, сливаются в плотные тучи и деловито бегут к назначенным целям. Сопротивления на поверхности не ожидается. Орбитальные батареи расстреляны издали, их обломки, должно быть, еще и сейчас чертят небеса где-то над необитаемой территорией.

Планета уже не спит, но как реагировать, еще не знает. Космопорт занят Домом Куриту, там царит неразборчивое ворчание, приглушенная ругань сержантов, хриплый рык капитанов. Солдаты получили завтрак еще в низких мрачных трюмах шаттлов; по небывало большим кускам мяса в мисках Северный и Южный полки догадались о начале операции.

Сегодня!

Сегодня судьба подводит черту под полигонами, стрельбами и смотрами. И люди в шаттлах забывают на миг, что они солдаты, носящие форму и дававшие присягу. Полковника с обожженной мордой, лейтенанта и рядового, элитного пилота робота и "проклятого задрипанного пехотинца" — всех одинаково трясет утренний холод. Нетерпеливо ждут они, пока распахнутся грузовые ворота, и аппарель запустит в землю якорные зубы.

Минни Тауэр сонно ежится на стуле в отведенном уголке трюма, ожидая первых донесений. Министр Тое Коге Дайхацу спокойно спит на далеком-далеком Луфиене, а когда он проснется, на его столе уже окажется первая сводка с новойвойны. Председатель совета директоров корпорации "Нетускнеющий свет", напротив, нервно матерится сквозь зубы: его только что разбудили и сообщили, что военные проявляют нехороший интерес к Основателю. Директор видел достаточно, чтобы знать, каким образом ударная армия может проявить к чему-либо интерес, и мгновенно рисует в воображении картину захвата колонии Александра Валле. И представляет, как рассыплется тщательно отлаженная линия доставки кристаллов с Арды на звездную верфь Луфиена, а суперкомпьютер еще не достроен и наполовину! Плохо становится директору, валится он обратно в простыни, и вот уже хлопочет возле него домашний врач.

Спит Лесник, беспокойно ворочается Красильщик Сэпли. Иволга Корона будит Крота: вставай, что-то происходит в Осгилиате, километрах в ста от нас! И мэр Станции Эмин Майл, выглянув в окно, с ужасом видит громыхающих по улице боевых роботов, но еще не знает, чьи они.

Полный генерал Фудо-ме Синоби ликует: донесений о сопротивлении пока нет. Похоже, что разведка не оплошала, настоящей войны и не будет. Поначалу займем все города, потом крупные поселки, потом поселки помельче — и так окончательно завоюем планету. А повстанцы, если даже и появятся, пусть себе шныряют по лесам — в свое время доберемся и до них. Командующий улыбается начальнику разведки: хорошая работа, хвалю! Но Нгуен Бань беспокойно переступает по командному мостику и не позволяет себе расслабиться. На нижних ярусах мостика штабные офицеры яростно зевают с недосыпа, привычными движениями помечают места, где находятся подотчетные им части, вычеркивают один за другим пункты исполняющегося на глазах плана.

Роланд, король Уникорна, разбуженный бдительной стражей, смотрит на сполохи восточного горизонта, и не может понять, отчего такая сумятица в небе над Осгилиатом. Рядом с ним на крепостной высокой стене зевает дождавшийся своего часа засланец Дома Куриту, который уже через день весьма удачно спровоцирует Роланда на выступление против захватчиков.

Агент корпорации "Нетускнеющий свет" Ингвар Тодзио, именуемый на Арде не иначе, как Тень, получил по своим каналам сообщение о высадке, и теперь уговаривает Основателя собираться и прятаться. Ингвар не видит на Арде другой цели, кроме завода кристаллов Валле, и настаивает, что скрываться надо сейчас, не дожидаясь, пока за тобой придут. Но Черный Ярл очумело мотает головой: Осгилиат далеко-далеко на востоке, Раздол отделен от столицы Мглистым хребтом, даже если враг там и есть, то до нас доберется нескоро! И Тень раздосадованно опускает руки, а в космопорту Осгилиата тем временем один за другим садятся шаттлы; пятерка за пятеркой громыхают роботы. Стальные волны размывают ночь, и прошлое исчезает, а из будущего достоверно известно только одно.

Близится утро.

Часть вторая

Бурый Барсук.

— Вот последний! — капрал и двое рядовых Дома Куриту бережно прислонили тело однополчанина к бревенчатой стене.

— Где был? — угрюмо поинтересовался сержант Тояма Миодзава, отстегивая с пояса убитого командирский компьютер.

— Там… Один дом уцелел… — махнул рукой капрал Дзуйкаку Хиуга. — Он, видимо, погнался за девкой. А в доме было двое мальчишек, лет по десять. Они встали с двух сторон от двери. Первый сунул командиру скамью в ноги, и когда лейтенант упал, второй забил ему в затылок вот это…

Сержант осторожно принял протянутую ему двузубую металлическую вилку. Повертел и брезгливо отбросил. Прошелся вдоль бревенчатой стены, разглядывая уложенных в ряд мертвых пехотинцев.

— Повезло нам… — сказал сержант. Капрал и рядовые ошеломленно уставились на старшего по званию: шутит? Издевается? Первым не вытерпел Хиуга:

— Ты серьезно, сержант?

— Конечно серьезно, — удивился Тояма, — А что?

— Какое, нахрен, везение! — потерял выдержку капрал, — Двадцать три трупа на сорок человек пехоты! Из пяти пилотов роботов два насмерть! Сержант, мы каждого второго потеряли, ты же не штабная вошь, ты-то должен понять! За такие победы под суд отдают! И если бы в бою, а то…

Капрал плюнул, словно стремясь пробить слюной землю. Сержант покачал головой:

— Нам всем перед высадкой приказ зачитывали, правильно?

— Ну! — набычился капрал.

— Там что сказано?

— Это… Жителей не трогать. Первыми не стрелять. В дома не входить.

— Может, непонятно чего? — с явной издевкой спросил сержант. Капрал и рядовые испуганно подобрались и ответили уже тоном ниже:

— Да нет… Все вроде ясно.

— Тебе, капрал, ясно, и вот этим двоим ясно, — сержант указал на рядовых. Вокруг них понемногу собирались солдаты Дома Куриту, тоже желавшие получить ответ на вопрос Хиуги. Сержант щедро обвел рукой и их тоже:

— И вот взводу все ясно… И звену все ясно…

Три уцелевших пилота роботов не поднимали взгляд от земли, и это было плохо. С ними предстояло еще выяснять, кто будет главным в отряде после нелепой гибели командира. Звание у всех троих капральское, пехотный сержант формально старший — но именно формально, а на деле пилоты всегда считают себя элитой и держатся высокомерно.

Сегодня высокомерие двух из них и сгубило. И если бы только их!

— А вот нашему замечательному командиру, господину свежеспиленному лейтенанту, только вчера из училища… Вот ему чего-то там оказалось неясно! — сержант закончил фразу ругательством. — Ему, видишь, молодая кровь в голову ударила. Захотелось девок по улице погонять! И вот поэтому местные психанули. И вместо того, чтобы нам хлеб-соль вынести, принялись героев ножами резать!

Тояма брезгливо пнул труп командира под ребра:

— Счастье этого кнура, что подох! Счастье наше, что эти благородные придурки не догадались кинуться врассыпную! Счастье, что никто из них не допер заснять резню на видео!.. Солдаты, — Тояма заговорил тоном ниже, — Я был на Треллване с герцогом Ринолом. Когда какая-то сука исхитрилась доставить весточку о наших там развлечениях на Таркад, в столицу Федеративного Содружества, мы рванули домой со скоростью света! Содружество бросило против нас два полка, сто пятьдесят железок, против наших десяти.

— Нас тут самих два полка, — пробурчал под нос один из водителей роботов.

— Так что с того?!!! — нечеловеческим голосом зарычал сержант, — Штайнер армию пожалеет, чтобы Куриту в душу накласть, или как? Ты, паскуда поднебесная! Упор лежа принять!!!

Пилоты угрюмо зыркнули на сержанта и встали спина к спине. Сержант вскинул ствол прямо в грудь среднему и отчеканил:

— Приказываю. Упор. Лежа. ПРИНЯТЬ!!!

Водитель нерешительно сунулся за своим оружием, проклиная ту минуту, когда пилоты пошли к сержанту все втроем, не догадавшись хоть кого-нибудь оставить в кабине робота. Напугать пехоту хватило бы очереди поверх голов, а так… Солдаты напряженно сопели вокруг. Ситуацию спас пехотный капрал. Хиуга внезапно и страшно саданул строптивого пилота прикладом, как дубиной, поперек живота — тот согнулся. Двумя пинками в ребра Хиуга придал пилоту нужную позу. Опомнившиеся пехотинцы точно так же заломали двух оставшихся.

Сержант Тояма опустил ствол и привел дыхание в порядок. Он считался не самым плохим сержантом, и не собирался вести себя подобно погибшему командиру-неудачнику. Во всяком случае, Тояма хорошо запомнил слова инструктора: "Не говори — мне так приказали. Говори — я так приказал. Если уж приказал, убивай — но добейся, чтобы приказ твой выполнили." Сержант сердито выдохнул и попытался припомнить все с самого начала — для рапорта.

Рапорт следовало начинать с момента прибытия звена С12 к стенам города Рось. Но Тояма полагал, что проблемы начались еще с того времени, как лейтенант получил звено и отряд под командование. Будучи моложе каждого пилота на три-пять лет, а пехотных капралов и сержантов вовсе лет на десять, свежеиспеченный офицер не сумел добиться авторитета в подразделении, потому и не удержал его в руках. Тояма ожидал, что отряд остановится перед деревянной городской стеной, командир вызовет к себе представителя местной власти и добьется капитуляции ценой нескольких угроз; самое страшное — придется малость пострелять в воздух или зажечь парочку домов на окраине.

Вместо этого лейтенант поперся по узким улочкам между украшенными резьбой домишками прямо в резиденцию местных властей всего с десятком стрелков охраны. И вот теперь его приносят с вилкой в затылке: он, оказывается, не дошел даже до князя! Погнался за девкой! И сам погиб, и эскорт его перерезали. Заслышав стрельбу, стоявшие перед стеной пехотинцы хотели было кинуться на выручку, но водители роботов их не поддержали. Оказалось, горе-полководец не оставил на время своего отсутствия никаких распоряжений и не назначил заместителя, поэтому взвод бронепехоты и пилоты звена С12 никак не могли договориться до чего-нибудь одного. Тут на стену вровень с кабинами роботов поднялся какой-то горожанин. Стоило бы побеседовать с ним: вытребовать обратно лейтенанта и сопровождение, вызвать на стену князя для переговоров, пригрозить обстрелом города из ракетных установок, и так далее. Тояма не сомневался, что князь согласился бы на все — но заносчивое звено и тут успело напакостить. Сначала пилоты высмеяли копье в руках у светловолосого богатыря, а потом ктото шутки ради пальнул в стену рядом с ним — захотелось посмотреть, что будет дальше.

Кто ж знал, что копье с атомарным наконечником, что оно любой материал бьет навылет! Водитель С122 умер прямо в кабине, пришитый к креслу древним оружием — которое, несмотря на всю свою простоту и старость, тем не менее, исправно убивало. Тут уже началась прицельная стрельба; копьеносец погиб первым. Пехота перемахнула через стену, а роботы бестолково топтались снаружи: где-то в городе оставались одиннадцать самураев Куриту, в числе которых и сам командир отряда. Пилоты не могли обстрелять город ракетами, именно опасаясь накрыть собственного лейтенанта. Переговоры после убийства светловолосого тоже сделались невозможны. Пришлось обыскивать весь небольшой городок — а перед обыском брать с боем каждый дом, каждый погреб, чердак или сарай. Бронескафандры исправно защищали стрелков Дома Куриту; жизнь каждого пехотинца Рось оплачивала чуть ли не сотней своих жителей. В женщин поначалу пытались не стрелять, но очень скоро выяснилось, что они режут самураев при любом удобном случае. Солдаты осатанели и принялись убивать все, что движется. Горожане не остались в долгу. Никто из них не пытался сбежать даже после того, как профессионализм и вооружение самураев сделали победу Дома Куриту очевидной. В конце концов, захватчики поняли, что беречь в городе нечего. Пытаясь найти пропавший десяток, отряд потерял почти столько же, а результата не добился. Скрепя сердце, Тояма отозвал свою пехоту с узких улочек, и роботы перепахали добрую половину Роси тяжелыми ракетами.

Миодзава еще раз посмотрел на блестящую в вечернем свете двузубую вилку, повернулся и сплюнул. Сколько населения было в городе, Тояма знать не хотел. Если никто не удрал с видеосъемкой, то выходит, что и правда перебиты все.

— Хиуга — вызвать транспорт, погрузить наших. — распорядился сержант. — Пилоты роботов отстранены от управления машинами за неподчинение старшему по званию в боевой обстановке. Акаги, твое отделение охраняет их до суда. Кто их пальцем тронет, заставлю землю жрать… Мертвых горожан всех сложить в домах. Ночевать будем выше по течению. Завтра придут саперы, строить мост. Кага и Сорю встретите их. Покажете спуск к воде и все такое…

— А город? — спросил Хиуга.

Сержант замолчал минуты на три. Потом все-таки ответил:

— Город сжечь.


***

Сжечь можно дерево и пластик; камень, как известно, не горит. Наверное, отказываясь впускать гарнизон Дома Куриту в завод каменного литья, Гимли Изенгардский надеялся именно на огнеупорность своих стен. Сам завод располагался в искусственных и обычных пещерах, заполняя два отрога Мглистого хребта. Долина между отрогами использовалась как грузовой двор: в ней готовые отливки грузили на колесные транспортеры, или цепляли на внешнюю подвеску дирижаблей. Причальная мачта для дирижаблей возвышалась примерно посередине долины. Грузовой двор имел в ширину три километра, и в длину почти пять. Пришвартованная к мачте "Тень ворона" — линза диаметром пятьсот двенадцать метров — снизу выглядела вдвое больше, чем на самом деле. Казалось, у мачты остановилось подышать средней величины грозовое облако.

Командир четвертого оперативного отряда, лейтенант Хитаро Сугороку, оторвался от разглядывания небесного тихохода и обратился к вернувшемуся от ворот завода сержанту:

— Еще раз: как именно звучал ответ?

Сержант включил диктофон, и Хитаро услышал гулкий бас Гимли Изенгардского:

— … Размещайте гарнизон в городе. Сопротивляться Дому Куриту мы все равно не имеем сил. Но в завод никого не пущу.

Лейтенант покачал головой:

— Сержант, ты там не заметил у них роботов? Или следов другой техники? Может, они наемников каких прячут под горами?

Сержант старательно прокрутил в памяти свой путь к воротам в каменной стене и обратно. Роботы и другая военная техника оставляют следы. Не всегда отпечатки на дорогах — порой малозаметные царапины на высоких местах, капли смазки со специфическим запахом, вонь перегретого пластика, чешуйки краски, отслоившейся от вечно раскаленных наспинных охладителей, иногда гильзы, иногда следы лазеров. Ничего подобного сержант не заметил, о чем и доложил командиру отряда, стоявшему у исполинской стальной ноги своего С131.

Командир озабоченно почесал затылок и принялся обдумывать ситуацию. Больше половины жителей Изенгарда сбежали в окрестные леса и предгорья. Немногие оставшиеся попрятались в домах. Сам Гимли с двумя десятками верных друзей засел в заводе каменного литья. Два отрога и запертая каменной стеной долина между ними представляли бы собой великолепную крепость, будь на Арде тяжелые ракетные установки, боевые лазеры и тому подобное вооружение. Именно поэтому четвертый оперативный отряд Дома Куриту имел приказ завод захватить и поставить в нем эти самые ракеты и лазеры. Гимли, как видно, тоже понимал значение позиции, но сколько лейтенант ни чесал голову, он не видел, каким образом вождь изенгардских гномов собирается защищать свой завод от десяти роботов и трех рот по сотне бронепехотинцев в каждой. Отливками закидывать, что ли?

— Четырнадцатое звено пойдет вперед. Встанет во дворе и возьмет под прицел все замеченные отверстия, окна, ворота, и прочее такое. — распорядился, наконец, лейтенант Сугороку. — Тринадцатое звено прикрывает их огнем с места на случай непредвиденных случайностей… Рота "Тигр" — оцепление между заводом и городом, чтобы никто из горожан не кидался под огонь, и никто не сбежал с завода. Рота "Змей" — входит вместе с четырнадцатым звеном. После того, как "Змей" и эсчетырнадцать возьмут на прицел все дырки, мы еще раз потребуем капитуляции. Если согласятся, "Змей" как гарнизон занимает завод внутри. Рота "Дракон" в резерве, при удачном раскладе присоединится к "Змею". Да, кстати! По дирижаблю пока что не стрелять: если удастся взять его целым, на нем можно будет возить роботов десятками… Кто найдет вражеских роботов или другую технику — сигнал как обычно, красной ракетой в направлении замеченной цели. На случай очень больших проблем — три белые ракеты, сигнал отхода вот к этим позициям перед стеной, где мы сейчас стоим. Вопросы?

Собравшиеся вокруг Сугороку пилоты роботов, командиры и сержанты пехотных рот вопросов не задавали. Спорить о том, что скрывается за уверенным отказом Гимли, смысла не было. Наверняка предводитель гномов на что-то опирается, но догадки строить бессмысленно. Пришел стрелять — стреляй!

— Сигнал к атаке — три зеленых свистка, — дежурной шуткой закончил приказ лейтенант. Пехотные офицеры направились к своим подразделениям, а озябшие пилоты роботов по лесенкам заторопились наверх, в теплые кабины своих гигантов. Хорошо пехоте в бронескафандрах! Пилоту куда хуже: под бронеколпаком в бою паришься, скидываешь с себя все. Захочешь наружу — или одевайся добрых пять минут, или накинь один комбинезон и колотись. Особенно, когда погода как сегодня: низкие серые тучи, правда без дождя. Зато холодный, северный ветер.


***

Северный ветер ревет над морем; драккар послушно раскалывает волны надвое. Андрей Норвежец стоит на носу корабля; крылья плаща раскинулись в воздухе за обоими его плечами. Ростом Андрей не вышел, да и волосы прямые черные — индейские, а не скандинавские. Но бывший спецназовец так хорошо знает эпоху викингов, и настолько точно восстановил со своей командой многие ее приметы, что еще задолго до высадки на Арду получил прозвание Норвежца.

Вдоль нильфгардских черных фьордов, у скалистых берегов по морю неспешно ползет огромная металлопластовая мыльница. Тридцать солдат бронепехоты — Андрей точно знает, что тридцать, перевозка не первая, а за паромами по его распоряжению следят в портах, — охраняют лежащего в трюме двенадцатиметрового стального идола. Мерно стучит двигатель, и наблюдатель под тентом, опершись на турель плазморазрядника, извлекает из флейты полную прозрачной грусти мелодию. Паром перевозит боевого робота Дома Куриту, и перевозит его в Торсхейм. Там накапливается первый батальон Южного Полка; ясное дело, что готовится полк вовсе не к парадам.

Солнца нет. Небо серое, и облака бегут по нему ровными толстыми потоками. Лето, но прохладно над морем. Андрей Норвежец любит такую погоду, и пусть южане ежатся и трясутся: каждому свое удовольствие. Норвежец пьет воздух всем телом. Северный ветер породил викингов; и когда клонятся под ураганом высокие сосны, люди говорят: "Идет Создатель Мужчин!"

На пароме, конечно же, давно заметили сорокаметровую ладью под парусом в красно-белую полоску. Но солдаты смеются: им ли бояться деревянной скорлупки! Даже не будь при каждом ручного оружия, плазмораздрядник на турели в одну секунду разольет поверх моря воды озеро пламени; кто же осмелится напасть на паром?

Викинги и не нападают. Подойдя достаточно близко, они спохватываются, что выбранный курс приведет их к удару о прочный корпус парома. Оплошавшие мореходы спускают парус и разом вспенивают воду веслами. Двенадцать весел для "длинного корабля" маловато, но никто на пароме не знает этого. Для солдат Дома Куриту посмотреть на драккар всего лишь развлечение; они толпятся у борта, громко хохочут и тычут в деревянный кораблик пальцами броневых перчаток.

Однако викинги оказываются полными лопухами в кораблевождении. Ну кто же знал, что течение немедленно потянет приблизившийся драккар под винты? Викинги возмущенно орут, размахивают руками, пытаются оттолкнуться от парома веслами, но в конце концов драккар разворачивается борт к борту с металлопластовой мыльницей. Увлеченные зрелищем солдаты пропускают момент, когда планшир парома скрывает драккар от плазморазрядника. Еще несколько мгновений, и корабли сойдутся, а потом деревяшку проволочет за корму и отбросит. Ну, малость пообдерутся — другой раз будут умнее. Солдаты спокойны. Андрей Норвежец из последних сил держит равнодушное лицо. Чтобы занять хоть чем-нибудь себя и команду, он высоко в небо подбрасывает сверкающий серебрянный кругляш:

— На подготовку одна монета, — хрипло говорит Андрей Норвежец, — Молись, кто верует!

Монета возносится к облакам; по спине Андрея за ней ползут жаркие лучи взглядов; одиннадцать хирдманнов шепчут разными голосами одиннадцать разных молитв: кто припав на одно колено, кто смиренно сложив руки на груди, а кто просто склонив голову. Только горе-кормщик бросил рулевое весло и вытянул обе руки к небу. Смолкают удивленные солдаты Дома Куриту; маслом по воде расплывается тишина.

Громкий всплеск — боги побрезговали монетой, и она поднимает брызги тоненьким белым столбиком. Солдаты еще провожают его взглядами, а двенадцать викингов огромными кошачьими прыжками прямо с палубы взлетают на двухметровый борт парома.

Андрей Норвежец сбросил мешающий в рукопашной плащ. Солдаты Куриту сильны на расстоянии, страшны лазерами и пулевым оружием, в поле глупо тягаться с боевым роботом и даже с бронепехотой. Норвежец немало времени поломал голову, пытаясь не поступать так, как хотел бы его враг. Понятно, что шансы есть только в свалке, где солдаты побоятся стрелять, чтобы не попасть друг в друга. Но броневой скафандр чем пробьешь?

Викинги нашли решение в древней истории, и называлось оно — чекан, или клевец, а выглядело как молоток с острым бойком. Маленький бронебойный снаряд, четыреста граммов смерти на метровой стальной ручке. Четырехгранная ударная часть изогнута по слабой дуге, получается словно бы коготь или клюв. Все мыслимые и немыслимые достижения металлургии вложены в расчет прочности и закалку новых чеканов; из сорока добровольцев на драккар попали одиннадцать лучших рубак.

И вот теперь Норвежец быстро и плавно разворачивается на пятке, обеими руками вращая чекан параллельно палубе. Движение тщательно отшлифовано на тренировках, клевец послушно набирает нужную скорость. Удар! Феррокерамическая броня лопается, чекан ломает ребра, протыкает насквозь легкие, еще раз противно хрустит костями и выходит из спины противника — а над его острием подымается в свежем морском воздухе отвратительный розовый пар.

Кровь?

Краем глаза Норвежец видит помост с турелью. Барон Локарн проворачивает вокруг тела гигантскую двухстороннюю секиру-лабрис, боевая часть которой весит шестнадцать килограммов. Говорили Локарну: тесно будет тебе с ней на палубе — не послушал… Противник Локарна в ужасе белеет и уворачивается; сдержать удар невозможно, но Барон и не пробует. Его секира продолжает движение, с хрустом и звоном срезая одну, две… — ого! Три! Три тентовые стойки! Пластиковый тент плавно накрывает солдата, и пока он выпутывается, Локарн и еще один викинг с перекошенными от страха лицами бешено молотят мягкое шевелящееся нечто — вылезет, прорвется к турели, и тогда конец всему! — пока не замечают, что сапоги их уже хлюпают по вытекающей из-под разлохмаченного пластика красной волне.

Кровь!

Локарна тошнит; он свешивается через бортик. Его напарник угрюмо выискивает новую цель. Андрей Норвежец замечает еще какого-то солдата возле люка и бросается к нему, вынося клевец на удар. Северный ветер ревет над морем, переполняя сердце Андрея непередаваемым ощущением боя, в котором даже собственная смерть имеет вкус горький и правильный. Выскочивший из люка самурай успевает лишь выхватить свой офицерский меч, как Андрей с нутряным уханьем опускает клевец прямо на голову врага, погибающего из-за того, что нарушил приказ и не надел шлем. За спиной Норвежца перебегает темно-серая тень воина Куриту; Андрей снова крутится, бьет — и промахивается. Солдат, пытавшийся ударить викинга в спину, отпрыгивает и лихорадочно шарит по поясу в поисках оружия. Тут его настигает оправившийся Локарн. Двухлезвийная секира с похожим на бабочку лезвием ударяет по закованному в шлем виску. Боевой шлем бронепехоты предназначен выдерживать сверхзвуковые пули и лазерные лучи, что ему железо в мягких человеческих руках! Шлем выдерживает, а вот человек в нем — нет. Шея солдата ломается; труп в совершенно целом бронескафандре силой удара несколько шагов проволакивает по палубе и закидывает в люк, откуда перед тем выскочил незадачливый самурай без шлема. Подскочивший викинг с натугой переворачивает крышку люка; та гулко рушится и закрывает выход из трюма.

Андрей еще раз оборачивается. Видит поднимающего ствол пехотинца и бьет всем телом, вскидывая чекан снизу вверх, под подбородок. Пробивая броню, острие неожиданно уходит в сторону и вскрывает одну из крупных артерий на шее; Андрей не помнит ее названия. В небо ударяет тугая струя; Создатель Мужчин растирает красную дымку по облакам.

Кровь…

Бой кончен. "Жив! — всем телом ощущает Андрей Норвежец, — Живой!! Пронесло, буду жить!" На палубе восемнадцать трупов в бронескафандрах, и четыре в бурых от крови рубахах. Под палубой двенадцать еще способных воевать солдат Куриту, но люки завалены согласно плану. Восемь победителей становятся вокруг кормового выхода.

— Там, внизу! — ревет Локарн.

— Чего надо? — угрюмо отзывается какой-то солдат.

— Выкидывайте оружие и по одному без шлемов вылезайте. Если кто дернется, мы зальем вас вашим собственным горючим и спалим во имя благоухающей совы и такой-то матери. Все ясно?

— А когда вылезем?

— Получите лодку, а берег здесь недалеко. Не бойтесь. Ваши трупы нам нахрен не нужны.

После мучительных пяти минут из трюма с ненавистью отвечают:

— Согласны, чтоб вы все передохли!

Двенадцать уцелевших по одному переводят на скинутый с парома спасательный плот. Перед этим их вылущивают из скафандров под бдительным надзором забрызганных кровью викингов. Солдаты Куриту подчиняются неохотно, но никто из них не пытается сопротивляться. Слишком внезапно нападение, слишком непривычный вид боя им навязан. Ни блоков, ни комбинаций, ни стрельбы — только удары, и только насмерть. Одним задело — второго не надо. Солдаты ошеломлены, и даже не ищут виноватых между собой. Метрах в пятиста от парома какой-то пехотинец начинает неумело плакать навзрыд — от стыда.

Андрей Норвежец украдкой плачет над четырьмя погибшими. Норвежец намного старше большинства ветеранов Первой Посадки. Еще в те времена, когда восторженные мальчики и девочки у костров мечтали об игровой колонии и жизни в собственное удовольствие, Норвежцу уже миновало тридцать. Кто-то другой может с чистой совестью размахивать руками и радоваться, что остался жив, для них на сегодня все счастливо окончено; а Норвежцу еще писать похоронки — вот и плачет морской король.

Создатель Мужчин высушивает слезы сэконунга Сэконунг — от "Сэ", sea, — "море" и "конунг" — kening, — понятие, обозначающее князя, вождя, короля в языках Северных Стран. Таким образом, сэконунг — морской король… Андрей Норвежец выпрямляется и отдает распоряжения. Паром направляется в присмотренный заранее залив; следом на буксире прыгает по волнам драккар, управлять которым вернулись двое из уцелевшей восьмерки. Четверо мертвых викингов смотрят в небо с дощатой палубы драккара. На корме парома живые осторожно разглядывают плазморазрядник. Мощное оружие расколочено вдребезги секирой Барона Локарна, но викинги не жалеют. Плазморазрядник им не нужен. Им нужен боевой робот.

И даже не весь, а только дающий гиганту жизнь термоядерный реактор.


***

— Термоядерный реактор мы так и не нашли. — закончил доклад командир группы спецназ. — Боевые лазеры они тоже с робота сняли. Однако, если бы у них были свои роботы, то на запчасти разобрали бы всю машину; а так пропали только реактор и лазеры.

— Может, просто не успели? — предположил опухший от недосыпания командир батальона. Щеголеватый лейтенант согласился:

— Возможно.

— Хорошо, идите. — майор проглотил зевок. — Это все в сводку. — приказал он своему начальнику штаба, и тот немедленно дополнил ежеденевный рапорт.

Планета Арда переживала третий день от вторжения на нее войск Дома Куриту. К середине дня рапорт о пропаже парома и робота попал на стол главного аналитика армейской разведки. Вместе с ним на походном раскладном столе Минни Тауэр находились еще несколько малоприятных бумаг. Госпожа главный аналитик читала их по очереди, бормотала важные куски в диктофон, делала пометки на маленькой голографической карте. Затем передавала сообщения сидящему за тем же столом начальнику разведки. Младший генерал Нгуен Бань просматривал бумаги молча, с приличествующим самураю хладнокровием.

Вопервых, рапорт лейтенанта Алина Адрена о нападении на его патруль взбесившегося красильщика с газовой горелкой. Стычка произошла ранним утром, извещение о ней лежало поверх стопки.

Во-вторых, доклад сменившегося в полдень оперативного дежурного, на свой страх и риск объявившего во всех войсках Дома Куриту состояние повышенной готовности. Майор Ватанабэ не находил никакого разумного объяснения внезапной пропаже целого звена исправных, хорошо снаряженных средних роботов. Командовал ими лейтенант Еиси Нагамори — молодой, но уже зарекомендовавший себя дельным и умелым. Девятнадцатое звено "Эвенджеров" направлялось в город Уникорн, подавлять восстание, спровоцированное агентами самого же Дома Куриту. Между строк доклада ясно читалось отвращение майора Ватанабэ ко всей операции. Еще до начала дело выглядело грязнее некуда. Ожидалась стрельба, не исключалась и подставка врагу одного робота, с последующей его потерей, конечно же. Но как объяснить исчезновение всего звена целиком?

В-третьих, восьмистраничный рапорт сержанта Тояма Миодзава о захвате города Рось у впадения Серебрянки в Андуин Великий. Причинами необычайно больших потерь Дома Куриту в этом деле сержант называл преступную халатность командира звена С12 и заносчивое поведение пилотов того же звена.

В-четвертых, сообщение от командира первого батальона Южного полка, направленного на крайний запад, в фиорды Норэгра. В условленное время на связь не вышел паром, перевозивший робота Ю115 в Торсхейм. Поднятый по тревоге спецназ отыскал на побережье двенадцать уцелевших охранников парома. Сам паром позже обнаружили на дне одного из бесчисленных заливов, а робота в лесу неподалеку — уже без реактора и лазерных пушек. Описание нападавших, данное выжившими охранниками, точно подходило к викингам Андрея Норвежца.

В-пятых, только что принесли донесение лейтенанта Хитаро Сугороку. Его оперативный отряд успешно занял Изенгард. Жители из города почти все разбежались, немногие оставшиеся помех не чинили. Обошлось без пальбы и крови на улицах. Но сам завод каменного литья оказал настолько упорное сопротивление, что пять из десяти роботов отряда погибли при штурме. Лейтенант не потерял головы и к часу дня все-таки взял грузовой двор со всеми входами в пещеры завода. Перестрелка в заводских лабиринтах прекратилась лишь около трех часов пополудни. Убитыми подобрали пятнадцать защитников, вождя бунтарей среди них не было. По слухам, повстанцев насчитывалось два десятка, но поймать никого не удалось. Скорее всего, уцелевшие выбрались из обширных катакомб завода гденибудь за линией оцепления, после чего растворились в лесистых предгорьях, унося с собой неизвестное количество раненых. Обстоятельства боя, которые указывал в рапорте молодой лейтенант, заставили начальника разведки перечитать бумагу несколько раз. Наконец, Нгуен Бань вызвал дежурного и приказал подготовить транспорт. Затем обратился к Минни Тауэр с такими словами:

— Сегодня третий день от начала высадки. Семьдесят пять из ста тридцати роботов уже на поверхности планеты. До нынешнего утра нигде не было ни малейшего сопротивления или выражения недовольства, а ведь оперативные отряды шли через самые густонаселенные места: зерновой пояс Анлат-Одесса-Харлонд, Эмин Майл и прилегающая равнина. Дорога от космопорта вдоль Быстротечной — до самого Железного Кряжа, до наших союзников Кога-рю — полностью под нашим контролем…

Минни Тауэр согласно кивнула. Младший генерал Нгуен Бань продолжил:

— А теперь мы имеем в один и тот же день, причем четко в первой половине дня, пять коротких, но отчаянных схваток в разных местах, удаленных друг от друга на тысячи километров. Может быть, майор Ватанабэ прав, и давно ожидаемое нами организованное сопротивление началось?

Минни Тауэр возразила:

— Мне кажется, все бои случайно пришлись на одно утро. Наши передовые отряды одновременно добрались до перечисленных в рапортах точек, вот Вам и совпадение. Конечно, средства связи вполне позволяют нашему противнику договариваться на расстоянии. Но краткая история Арды свидетельствует, что значимые для всей планеты решения тут обсуждаются месяцами, если не дольше. Мне представляется невозможным организовать и подготовить все эти удары за три дня. Исключение только одно: захват парома. Он, без сомнения, готовился тщательно — это единственный бой, нарочно вынесенный подальше от людных мест, и единственный бой, навязанный нам противником без малейшего повода с нашей стороны. Искать пропавший реактор мне кажется пустой тратой людей и времени, Норвежец наверняка хорошо его спрятал. А что касается провала в Уникорне, то здесь наверняка напортачили наши же умники из оперативного отдела.

— Я помню, что аналитический отдел выступал против подобной операции, — согласился младший генерал Нгуен Бань, — Но командующему это почему-то показалось хорошей идеей. А приказы, как известно, не обсуждаются. Обсудим лучше, что мне от имени разведки сказать командующему на ближайшем совещании. Первое: все пока что идет по плану. Побеждаем мы, а не противник…

Минни Тауэр согласно кивнула. Начальник разведки продолжил:

— Второе: подкреплений просить не следует. Пока мы не увидим отношения других Великих Домов к происходящему, вся масса Девятнадцатой Ударной не должна увязать в стычках на поверхности планеты. Будем обходиться имеющимися двумя полками. В гарнизон Изенгарда, к звену С13 добавим звенья Ю21 и Ю22, которые предназначались для патрулирования Бельтана и Фангорна. Второму батальону Южного Полка сократим зону ответственности, пусть держит только зерновой пояс, источник пищи для всей планеты.

— Базу Ю2 лучше убрать из крепости Батт, — добавила Минни Тауэр. — Крепость зажата между лесом и скалами, роботам оттуда не везде удобно выходить на патрулирование, в буреломе и холмах от них толку мало. Изенгард же — связующее звено на полпути между крайним западом и космопортом, его и правда стоит подкрепить звеньями Ю21 и Ю22. Вторая половина батальона, то есть, Ю23 и Ю24, уйдет из крепости Батт на юг, в Белый Пик. Оттуда удобно добираться до любой точки зернового пояса. Собственно, это же самое мы советовали еще при разработке первоначального плана…

Младший генерал Нгуен Бань коротко согласился. Вошел дежурный офицер и доложил, что запрошенный транспорт и отделение охраны готовы к выезду. Тогда начальник разведки вежливо извинился перед Минни Тауэр за причиняемые неудобства, и приказал ей в качестве представителя разведотдела осмотреть поле боя под Изенгардом, пока сам генерал отправится с докладом к командующему. Минни Тауэр должна была попасть в Изенгард завтра утром, а вернуться к вечеру того же дня. Нгуен Бань возвращался с совещания вообще послезавтра, так что времени на обдумывание увиденного главному аналитику хватало с избытком.

По дороге к Изенгарду Минни Тауэр так и этак вертела в памяти рапорт лейтенанта Сугороку. С одной стороны, все казалось ясным: пришли, встретили сопротивление, подавили его, захватили указанный объект и тем самым выполнили приказ. С другой стороны, некоторые обстоятельства — разгадку которых Минни Тауэр ожидала увидеть воочию — заставляли главного аналитика испытывать совершенно непонятное беспокойство.


***

Беспокойство на мягких кошачьих лапах перебегало по большой овальной поляне, заглядывало через плечо сидящим кружками людям, подхватывало и переносило от группы к группе нестройный ропот. Люди располагались вокруг маленьких бездымных костров, над которыми кое-где уже повисли черные от копоти котелки с варевом. Одежда всех сидящих на поляне, как мужчин, так и женщин, выглядела единообразно: мягкие темно-синие или черные лесные сапоги высотой чуть ниже колена, темных тонов широкие штаны с напуском поверх голенищ. Пояса наборные: из металлических, нарочно лишенных блеска, пластин, или из кусков шершавого пластика. К поясам привешена всякая всячина: там кошелек; тут ножи от маленьких перочинных до боевых; коегде маленькие сумочки со стручками красного перца, который жуют, когда холодно; кто-то прицепил моток веревки, крючья, фонарик — и так далее, и тому подобное. Выше поясов опять общий стиль: все в куртках глубокого синего цвета, у кого куртка незастегнута или распахнута, можно видеть, что и рубашка под курткой неярких тонов. Волосы все сидящие убрали под головные повязки, хоть и изрядно выгоревшие, но все же сохранившие приданные им первоначально синий и черный цвета. Группы состояли из десяти-двенадцати человек. Неподалеку от каждого костра в светлое голубое небо смотрели составленные шатрами алебардынагинаты Луфиенского стиля: самурайские мечи на длинных деревянных ручках. У подножий шатров громоздились рюкзаки и упаковки — следовало думать, что с палатками, спальными мешками и другим снаряжением.

По единообразию в одежде уже можно было предполагать, что все люди на поляне связаны в организацию; а по известным всей Арде нагинатам тотчас становилось ясно, в какую именно. В сердце Лихолесья, на теплой поляне у Паучьего оврага, держали совет Синие Драконы — команда экологической школы Игарю.

Тейчи, застреленного снайпером Дома Куриту в собственном доме накануне вторжения, обнаружил ночной сторож около полуночи. Тотчас поднялась тревога; другие команды, конечно, судили и рядили бы до утра, если не дольше. Но покойный Тейчи так часто водил Синих Драконов на защиту экологического равновесия, и этим нажил школе Ига-рю так много игровых и неигровых врагов, что команда школы привыкла быстро принимать и выполнять решения. Драконы умели спешно собираться и выступать в поход — или скрываться в Лихолесье от приближающегося сильного врага. Отлаженный механизм заработал тотчас по приходу известия о высадке Дома Куриту в Осгилиате. Синие Драконы разобрали всегда готовые рюкзаки и оружие, усадили семьи в колесные транспортеры и отправили к Шерифу Ноттингемскому, полагая, что до Шервудского Леса захватчики доберутся позже всего. А полтораста мужчин и полсотни женщин, составляющие боевой отряд школы, направились к поляне советов, где намеревались выбрать нового капитана взамен погибшего Тейчи. Экологи предполагали, что искать их прежде всего будут в городке Ига-рю. Не найдя никого в домах, вряд ли рискнут прочесывать густой лесной массив — скорее всего, отложат на потом. К этому времени Синие Драконы уже чтонибудь решат, а при удаче и сделают.

И вот теперь люди в кружках тщательно обговаривали все случившееся за три дня вторжения. Регламент Большого Совета отводил представителю каждой группы всего по одной минуте. Следовало сперва прийти к полному согласию между собой и лишь потом выставлять человека на общий круг.

Семь претендентов на капитанское место ходили неприкаянными от костра к костру. До конца совета им предписывалось полное одиночество — чтобы исключить сговор и подпольные соглашения. Полуденное солнце провожало их сочувственными взглядами; ветер успокоительно перебирал пряди березовых ветвей. Лес полнился оттенками золотого и зеленого — летние, июньские цвета. Тепло и нежарко.

Соискатели слонялись по поляне, краем уха вылавливая из бормотания Совета отдельные фразы.

— … И что теперь? Мы круты сами собой, а вот оказались в изоляции на своем севере. Лучше бы мы Леснику тогда помогли, чем Роланду!

— Так к Леснику и теперь не поздно примкнуть.

— Лучше к Норвежцу. Лесник чего делает или не делает, неизвестно, а Норвежец уже два парома утопил, говорят.

— Ты хоть думай, что несешь! Норвежец на другом краю континента! Как ты туда дойдешь? Прямиком и то полторы тысячи километров, а ведь нельзя прямиком, надо вокруг Мглистого переть…

— А правда, что Ига-рю сожгли?

— Правда или нет, но хорошо, что мы все оттуда смылись, не дожидаясь гостей.

— А где твои?

— Как и все, уехали в Ноттингем. Туда не скоро доберутся.

— Лучше бы в зерновой пояс: у Анлата мир с Куриту, там пока не стреляют. Только Юг далеко.

— Идиотизм какой-то: одна планета, а непонятно, где свои, где чужие. Одних жгут, других не трогают, а какие причины, черт его знает!

— А Кога-рю вообще с Куриту союз заключили!

— Да я бы их!

— Голыми руками стального робота десяти метров росту?

— Ну, можно же что-нибудь придумать!

— Так думай, а не трепись. Времени мало.

Словно отвечая на последнюю фразу, над поляной покатился грозный рокот натянутых на котлы тулумбасов — время обсуждения в группах закончилось. Семеро кандидатов перешли к Высокому Дереву и встали так, чтобы все их видели. Начинался первый круг Большого Совета, длительностью двадцать минут — по минуте на представителя каждой группы. Право голоса передавалось по кругу с обычной мокрой шишкой: кто держал ее в руках, тот единственный и мог говорить. Нарушитель правила получал по спине подушкой. Правда, на Больших Советах за все десять лет существования команды Ига-рю никто не пытался влезть в разговор без очереди.

В этот раз тоже никто не посягал на порядок. Все ораторы на разные лады высказывали лишь одну мысль: идти на Юг, в обширные густые леса Фангорна, чтобы там примкнуть к Сопротивлению. Убийство Тейчи показало, что Дом Куриту считает экологов врагами; после этого договариваться с Домом или подчиняться ему Синие Драконы не желали категорически. В окрестностях Железного Кряжа, кроме Игарю, обитала только команда Кога-рю — но они-то как раз заключили с захватчиками союз, и помощи у Кога-рю искать было нечего. Поэтому все группы быстро согласились идти на Юг через Эмин Майл. Первый круг закончился гораздо раньше отведенных двадцати минут.

Во втором круге кто-то сделал не совсем удачную попытку перевести разговор на выборы нового капитана, и заикнулся было о самых вероятных лидерах сопротивления. Оратор считал лидерами Норвежца — о его успехах уже было известно достоверно, потом Роланда — как самого влиятельного в Игре. И Лесника — как единственного, кто пытался объединить Арду, пусть даже в рамках Игры. Тут вскинул руку желающий задать вопрос. Оратор перебросил ему шишку; человек в черной головной повязке стажера принял право голоса, встал и недоуменно спросил:

— А при чем тут Лесник? Норвежец доказал свои силы делом, Роланд успешно правит вторым по величине городом планеты, неплохо справляясь с игровыми и неигровыми проблемами. Лесник на их фоне всего лишь лидер одной из команд.

Шишка вернулась обратно. Двести Синих Драконов с интересом ожидали ответа.

— Единственное настоящее отличие Игры от Жизни — смерть в Игре не является непоправимой. парировал представитель шестой группы, и продолжил цитатой из гимна:

— "Понарошку смерть, понарошку бой. Понарошку пламя костра. Не бывает лишь подлости игровой. Пусть проверит, каков ты есть — Игра!"… А умение организовывать походы, снабжение войск, договариваться с разными группами людей — в жизни и в Игре полностью настоящее. Лесник жевсе это проделывал, и не единожды. Если бы мы играли почаще, так сейчас и был бы опыт общения, договоренностей с другими. А то теперь мы сами может и сильны, но отрезаны от всех. Мое мнение — следует примкнуть к правому делу, если даже и не удастся его возглавить.

Тут его время вышло; он перебросил шишку в седьмую группу и глазами указал ее представителю на задавшего вопрос стажера: продолжи ответ за меня, пожалуйста!

Оратор седьмой группы дал исчерпывающее объяснение:

— В любом случае, все кандидаты в союзники живут на юге, а до Андрея Норвежца можно добраться только в обход Мглистого. Значит, что бы мы ни решили, сначала надо идти в Батт самым коротким путем — через Эмин Майл, где пока еще правит Крот. В Батте осматриваемся и решаем: либо примыкаем к Леснику — раз; либо идем на север и присоединямся к Роланду — два; либо сквозь Фангорн обходим Мглистый хребет с юга и через Шир добираемся до Норэгра, где присоединимся к Норвежцу — три.

После этого спорить стало не о чем, и ближайшая цель похода утвердилась окончательно. Представитель седьмой группы вернул обсуждение к выборам собственного капитана. На место Тейчи метили трое женщин и четыре мужчины, все примерно одинаковой опытности. В голосовании Большой Совет проявил поразительное единодушие. Пятнадцать из двадцати голосов пришли в пользу Сингена Исороку.

Арде еще предстояло запомнить его имя.


***

— Имя главаря известно? — спросила Минни Тауэр, как только лейтенат Хитаро Сугороку запрыгнул в транспортер и представился.

— Гимли, кажется, Изенгардский, — лейтенант старательно выговаривал непривычные слова. — Но его так и не нашли. Допрошенные говорят, что на заводе засели двадцать — двадцать пять человек. После перестрелки мы подобрали пятнадцать вражеских трупов, а где остальные — неизвестно. Скорее всего, просочились по вентшахтам, вылезли где-нибудь в зарослях — у меня всего триста человек, а тут такие предгорья! Каждый куст сторожить людей не хватит, надо же еще оцепление, и гарнизон в заводе, и патрулировать город…

— Не беспокойтесь об этом — успокоила лейтенанта госпожа главный аналитик. — Показывайте грузовой двор.

Транспортер остановился перед обширным проломом в каменной стене. Звено С13 сделало этот пролом, чтобы С14 могло войти в долину между отрогами. Следы тяжеленных ступней указывали, как стальные гиганты забегали и разворачивались, наводя свои лазеры, пушки и ракеты на выходы, ворота и окна в скальных стенах по обеим сторонам долины.

Минни Тауэр подняла взгляд к полуразваленной высокой башне в середине засыпанной обломками долины. Справа от башни торчали два пятиметровых пенька. Минни Тауэр спросила:

— Что это? Вон та вышка с двумя отростками справа?

Хитаро Сугороку поморщился, растер по щеке брошенный ветром в глаза пепел, и ответил:

— Башня — причал для дирижабля. Про него отдельно. А два, как Вы говорите, отростка — это все, что осталось от С142-го и С141-го. Командир четырнадцатого звена и его ведомый. Они ворвались первыми, добежали до башни. Я еще сказал, что с этого места они не достанут лазером ни одного окна: долина шириной километра три, вышка эта примерно по центру, значит, полтора километра до ближайшей стены, ровно втрое больше, чем эффективная дальность лучевого оружия… Значит, до стены только ракетой можно дотянуться. Я хотел перевести их ближе к главным воротам и опять потребовать капитуляции.

— А потом?

Вместо ответа лейтенант нагнулся к водителю транспортера и скомандовал:

— Прямо к башне. Осторожно, тут полно воронок.

Машина подкатила к указанному месту. Минни Тауэр с ужасом разглядела, что лейтенант Хитаро Сугороку нисколько не ошибся в своем рапорте. Оба несчастных робота были перерезаны пополам на уровне пояса. Торсы и изуродованные головы-кабины валялись слева от вплавленных в почву стоящих ног. Хорошо хоть, термоядерные реакторы не взорвались!

— Что это было?

— Два выстрела из лазера. Обоих наших срезало первым лучом. Второй луч просто оплавил упавших. Я сразу дал три белые ракеты, и все отступили обратно за стену.

— Но какая мощность! И где этот лазер?

— В правом крыле. Насколько мы смогли понять, это обычный горнопроходческий комбайн. Повстанцы успели его взорвать — уже в конце боя. Неповоротливая громадина. С13 сразу же пустило дымовые ракеты с отражающим аэрозолем — для рассеивания лучей — но это мало помогло.

Минни Тауэр согласилась: действительно, мощность у горных лазеров колоссальная; они режут камень любой твердости. Однако лазер по сути своей луч света, чтобы добиться поражающего эффекта, луч нужно очень точно сфокусировать. Горные комбайны режут только породу перед собой, самая большая дальность для них — пять, ну десять метров. А здесь через полтора километра задымленной разрывами долины, одним-единственным лучом — половину звена в расход. Минни уже не сомневалась, что работающие сейчас над остатками горного комбайна эксперты обнаружат серьезные изменения в его системе наведения — если от нее хоть кусок уцелел.

Тем не менее, осмотр следовало довести до конца.

— Что произошло потом?

Лейтенант опять скомандовал водителю, и тот вывел транспортер обратно за стену. Следуя разбитой грунтовой колее, машина обогнула левый, южный отрог и некоторое время пробиралась по темному смешанному лесу. Минут через пять машина остановилась метрах в ста перед небольшой расселиной, над которой поднимался рыжий пар. За расселиной громоздился высокий округлый холм, на котором не росло ни былинки. Карта вместо холма почему-то показывала в этом месте исток Онтавы. Выбравшись из транспортера, Минни и лейтенант ощутили исходивший от расселины жар. Деревья на обоих берегах трещины обгорели, растительность поодаль сбросила желтые листья, привяла. По всем этим признакам нетрудно было догадаться, что на невидимом отсюда дне расселины нечто очень горячее, и что появилось оно там относительно недавно. Минни встревоженно посмотрела на Сугороку, ожидая объяснений. Лейтенант не стал их откладывать:

— По дну расселины пролегала дорога к воротам, своеобразный черный ход, но очень большой. Робот вполне мог пройти. Командование С14 принял сержант Хоточира…

Минни вспомнила личное дело Хоточира Мейдзи, просмотренное по дороге к Изенгарду. Сержант как сержант, ничего особенного.

— … Роботы С143, С144, С145 двинулись по расселине, а пара моих — С135, С133 — ракетами открыли им ворота черного хода. Сверхтяжелый лазер, который перекрывал нам путь в грузовой двор, остался в северном крыле. Мы предположили, что даже если таких лазеров на заводе много, все они наверняка смотрят на главную проходную — там, рядом с проломом. Потому мы и полезли в эту сучью задницу!.. Простите.

Минни Тауэр отмахнулась:

— Продолжайте!

— Заводчане, видно, не готовились к нападению с этой стороны. По крайней мере, стрельбы поначалу не было. Роботы пробежали около трети дороги, когда навстречу им потекла лава. Наверное, открыли какую-нибудь печь — здесь же завод каменного литья, все-таки.

— Роботы переносят температуру плавления любой основной и даже ультраосновной породы, — осторожно заметила Минни Тауэр, еще ничего не понимая. — Лавой их не остановишь!

— Лава их и не остановила, — Сугороку по-поросячьи сморщил нос. — Но тут из-за отрога выскочил дирижабль, до тех пор висевший возле той самой причальной башни. Еще перед боем я хотел захватить его, и тогда же приказал по дирижаблю не стрелять. Поэтому на дирижабль поначалу никто не обратил внимания. Пользуясь этим, толстый ублюдок прошел над расселиной, открыл люки, и вылил на роботов воду.

— Воду!!! — вскричала Минни, хватаясь ладонями за щеки. — Это же как лед в раскаленную чашку!

— Вот именно, — опустил глаза лейтенант, — Бомбы и ракеты, найдись они на дирижабле, нас бы не остановили. Но вода… Не знаю, сколько ее вылилось, но думаю, не меньше пяти тысяч тонн. Лава накалила роботов снизу, вода внезапно охладила их сверху. Феррокретовую броню повело, разорвало трещинами. Металлические детали изогнулись, суставы заклинило… С143 упал в лаву во весь рост; его боезапас тут же взорвался. Остальные машины просто окаменели, броня отшелушилась, словно короста, все внутренности сгорели или расплавились. Пилоты задохнулись в испарениях, когда полопались герметичные кабины. Уцелели только контейнеры реакторов, но они выносят что угодно.

Минни некоторое время помолчала, собираясь с духом. Потом прошептала:

— Продолжайте…

— Дирижабль мы тотчас сбили, однако было уже поздно.

— И где он?

— Да вот же, грохнулся прямо за расселиной. Тот пятидесятиметровый холм, на который Вы смотрите, и есть дирижабль!

Минни медленно подняла голову, посмотрела перед собой сквозь клубы грязно-коричневого ядовитого пара, и едва не потеряла сознание.

Рухнувший на исток Онтавы дирижабль был неописуемо огромен.


***

Дирижабль был неописуемо огромен. Даже сейчас, колотясь от страха, Волк испытывал восхищение перед величиной, красотой и мощью "Тени ворона". Пробраться на завод оказалось несложно: оцепление стояло только между грузовым двором и городом, замкнуть периметр по склонам Мглистого захватчикам явно было нечем. Гораздо больше пришлось понервничать, перебегая к причальной вышке по открытому полю, на виду у возвышающихся за стеной роботов. Кроме того, Волк опасался, что лифт отключили из экономии, а переть на двадцатый этаж ногами не самое веселое развлечение — особенно, когда штурм вот-вот начнется. Однако всему на свете приходит конец, и путь Волка тоже достиг завершения. Запыхавшийся парень в пропотевшей под мышками клетчатой рубашке и синих джинсах предстал перед глазами Валькирии.

— Отсоединяйся от мачты! — с порога рубки заорал Волк. — Взлетай, сматываемся отсюда! Твоя команда благополучно погрузилась в катер на Уникорн, я сам провожал их по реке. Здесь больше некого ждать, роботы вот-вот пойдут!

Валькирия посмотрела на него странно:

— И что, вот так вот будем бегать от них по всей планете?

— Твою мать!!! — Не находя других слов, Волк несколько раз выругался и подбежал к пульту. Как только он сунул руки к рычагам отстыковки, Валькирия из своего капитанского кресла ловко пнула его в пах. Волк ошеломленно согнулся и попятился.

— Сдурела, что ли? — прохрипел он, присев на корточки и прыгая в таком положении на пятках, чтобы приглушить боль. — Ты же все равно их не спасешь!

Раскатился глухой мощный удар; башня задрожала, и причальный переход оторвался сам собой.

— Чудненько, — пропыхтел Волк и попробовал встать. — Вот и поплыли, вот и правильно. — тут пол резко качнулся, и парень снова сел на корточки.

Долину под дирижаблем расчертило пушистыми хвостами, в месте падения ракет выросли словно капустные кочаны из дыма. Большой кусок заводской стены брызнул во все стороны осколками; "Тень ворона" содрогнулась всем полукилометровым телом и плавно пошла вверх.

— Мы ничего с ними не сделаем, — уже мягче и спокойней заговорил Волк, — Смотри, как идут, сволочи…

Внизу пять игрушечных роботов широким веером вбежали в грузовой двор, разворачиваясь каждый к какимто своим ориентирам на скальных стенах отрогов. За ними неровной цепочкой потешно семенила муравьиного размера пехота.

— Какой из тебя Волк, — лениво протянула Валькирия, — Ты и на шакала-то не тянешь. Сашка Ночь оказалась права, ты мне не пара. Сейчас мы подойдем к Южной караульной башне, там удобная площадка. Ты слезешь и исчезнешь с глаз моих…

Волк подскочил, забыв про боль:

— А все, что у нас было, забудем и похерим?! Черта с два!

— У нас ничего не было! — отрезала Валькирия, — Ты мне был нужен просто как любовник. До того, кто мне снится, тебе еще лет пять пыхтеть и прыгать!

Мужчина обозлился:

— Типа, в постель пустила, а в одну могилу ложиться брезгуешь? Не будь дурой! Смотри, они сейчас заводчан все равно сломают!

Внизу полыхнула нестерпимой яркости вспышка; черные тени оконных переплетов отпечатались на потолке кабины. Зажмурившись и разжмурившись, Валькирия и Волк осторожно глянули вниз, каждый в свое окно.

Возле оставшейся позади причальной башни медленно заваливались набок два перерезанных в поясе боевых робота. По долине там и здесь тянулись дымные шлейфы; жирно чернели свежие воронки. Снова ослепительный белый шнур полоснул несчастные машины; те отозвались громким треском и снопом искр. Далеко-далеко за окоемом по небу прокатились три мохнатые светлые звездочки. Заметив сигнал, уцелевшие роботы развернулись и побежали из грузового двора вон. То же сделала и едва различимая сквозь дым пехота.

— Вот как! — в один голос восклинули ссорящиеся. Волк добавил:

— В нас почему-то не стреляют. Наверное, не до этого?

— Даже если бы и стреляли, — совершенно спокойным, нормальным голосом объяснила Валькирия, — Все равно, что слону дробина. Разве что в кабину попадут.

Волк очень хорошо помнил такой ее голос.

— Ну хрен с тобой! — устало согласился он, отходя от окна и опять приседая. — Не умею я долго спорить, и сердиться на тебя долго тоже не могу.

— Вот за что и ненавижу! — опять завелась женщина. — Хоть бы раз проявил характер!

— Типа мордой тебя в стол потыкать?

— С корточек поднимись сперва, жабокряк!

— Ну их же все равно рано или поздно перебьют! Весь Изенгард разбежался. Ты ничем не поможешь, тебе-то что!

— Послушай, ты, "типа мужчина"! Чужая подлость, трусость, хитрый расчет — не поводы нам, лично мне, становиться дерьмом, понимаешь? Я сделаю все, что могу, ясно тебе?

Видя ее упорство, Волк только зубами клацнул:

— Да что ты сделаешь своим мыльным пузырьком?

— У меня одной воды в танках семьсот тонн, — возразила Валькирия, — Плюс сама конструкция. Дирижабль-то весит почти вдвое больше. Итого около двух тысяч тонн. Таранить, повалить. Однажды ветром сорвало с якоря "Черного кентавра", у него на внешней подвеске был ротоклон тонкой водоочистки. Так эта несчастная двухсоттонная сосиска размазала ротоклон по земле километра на четыре! Как масло по бутерброду. А "Тень" раз в десять тяжелее!

Между тем автопилот уже переводил воздушный корабль через южный отрог. Дымящаяся долина Изенгарда осталась за кормой. Под дирижаблем развертывались покрытые плотным зеленым ковром склоны Мглистого.

— Смотри! — вскричала Валькирия, углядев сквозь ветви движение тройки роботов по расселине:

— Они в заднюю дверь ломятся! Гимли не успеет развернуть сюда комбайн, это же через весь двор тащить!

— Быстро обход нашли, — сквозь зубы похвалил Волк, — Нам бы так соображать!.. Валькирия, скажи мне одну вещь, хорошо?

— Ну… Не обещаю. А что?

— Это Лесник тебе снится? До сих пор?

Валькирия закусила прядь рыжих своих волос. Помолчала. Помотала головой:

— Снится, но не Лесник. А кто, не скажу. Не твое это дело, понимаешь?…

— Ну ладно… — Волк распрямился. — Время дорого. Таранить их в этой трещине ты все равно не сможешь. К счастью, есть способ получше, раз уж тебе в герои захотелось. Для начала заходи против ветра. Да поторопись, черт бы тебя побрал, они вот-вот добегут!

— Не добегут: лаву пустили. Наверное, Гимли плавильный цех вскрыл… Что это? Железные дровосеки могут ходить по лаве?

— И еще как! К счастью, воды у нас полно. Сейчас мы им устроим температурный шок. — Волк внимательно вглядывался в землю сквозь панорамное пилотское окно; Валькирия удивленно смотрела на мужчину, почти не узнавая его.

— Знаешь, таким я тебя еще не видела, — задумчиво произнесла она, разворачивая кабину в новом направлении. — Обычно ты мелочный, склочный… А тут — ого!

Волк сделал указующий жест отставленной правой рукой; повинуясь ему, Валькирия довернула дирижабль, удерживая разгрузочные люки прямо над трудно шагающими по вязкой лаве роботами.

— Кто-то из великих давно сказал, — объяснил Волк, — Что люди проявляют свой характер лишь в мелочах. А в главном люди делают то, что требует от них ситуация, и что внушено им всем предыдущим воспитанием. Каким бы плохим я тебе ни кажусь, для тебя я из кожи вылезу — ибо мое воспитание говорит, что мужчина должен быть смелым хотя бы для той, которую любит.

— Ты же умрешь из-за своего дебильного воспитания! — воскликнула Валькирия, терзая рычаг блокировки люков. Наконец, упрямый механизм поддался, и водная лавина точно накрыла роботов. К небесам взлетел гулкий треск, визг, гром и скрежет конвульсивно дергающихся в облаке пара машин. Облегченный почти наполовину, дирижабль стремительно пошел вверх.

— Точно так, — прокричал Волк в ответ, — Как ты собираешься умереть из-за того, кто тебе снится!

Далеко внизу пилот робота огневой поддержки коротко, злобно выругался. Плавно развернул блок ракет вслед поднимающемуся дирижаблю. Загнал в прицел стеклянный пузырь кабины. Тихо помянул сгинувшее в лаве четырнадцатое звено, и вдавил спусковую клавишу.

Кабину и обоих летчиков разнесло в клочья; негорючий подъемный газ жалобно засвистел, вырываясь из лопнувших баллонов. Стремительный взлет замедлился, потом вовсе прекратился. Затем развороченная "Тень ворона" тяжело просела вниз и всей массой обрушилась прямо на верхушки деревьев, спичками ломая их без различия толщины и возраста. Взметнулись тучей сорванные листья и мелкие ветки; посыпались на лес драные лоскуты обшивки. Звери и птицы в ужасе порскнули во все стороны. Пилоты роботов наблюдали за смертью гиганта, затаив дыхание. Наконец, хруст и лязг прекратился. Над озерцом, из которого вытекает Онтава, воздвигся исполинский курган.


***

— Курган… — пробормотала Минни Тауэр.

— Что? — переспросил лейтенант Хитаро Сугороку, — При чем тут курганы?

— "Ржа и гниль источат их копья." — тихо процитировала Минни, — "Но курган останется навеки — стеречь Изенгардскую переправу".

— Это из их священных книг? — вполголоса поинтересовался лейтенант. — Ну, этих, которые играют?

Госпожа главный аналитик очнулась:

— Можно и так сказать… Простите. Задумалась. Поехали назад, на поле. — и заковыляла к транспортеру.

Лейтенант пожал плечами: разведка. Психологи. Начальнички. Черт ее поймет, эту планету… Сугороку занял свое место, махнул рукой водителю, и тот повел машину обратно.

Через десять минут главный аналитик и командир четвертого оперативного отряда вернулись в грузовой двор. Вчера утром аккуратно вымощенный булыжником и гладкими плитами, к вечеру двор превратился в картинку из учебника астрофизики — ту, где изображены разные виды метеоритных кратеров. Даже гусеничный транспортер с трудом перемещался между лениво дымящими воронками. В конце концов, Минни Тауэр надоело стукаться головой в потолок на ухабах. Велев остановиться, она вышла и направилась к башне пешком, медленно и старательно обходя борозды, ямы, крупные обломки. Лейтенант, не выказывая ни гнева, ни раздражения, шагал за ней, удерживаясь в нескольких метрах позади.

Примерно на полпути Минни Тауэр внезапно остановилась и наклонилась, что-то разглядывая. Больная спина немеделенно напомнила о себе; пришлось выпрямиться и добрые три минуты стоять колом над обычным ящиком с бумагами. Подошедший лейтенант, увидав, что заинтересовало представителя разведки, объяснил:

— Здесь собраны документы, которые мы нашли в башне и разбросанными в коридорах завода… А вот почему эти лентяи бросили ящик здесь, вместо того, чтобы отнести к проходной, где назначено место сбора всех находок, я не знаю. Сейчас разберусь с сержантом…

— Подождите! — Минни Тауэр увидела в глубине ящика странный прямоугольник из глянцевого белого картона. Для визитки велик, для почетной грамоты маловат — что же это? Интуиция заставила присесть; правда, при этом Минни неловко ткнула ящик коленом. Проклятая бумажка немедленно канула в недра коробки. Госпожа главный аналитик сердито зашипела и принялась ворошить содержимое.

"Правила тренировок" — в сторону, не то… Какой-то обрывок:

"Ролевое движение изнутри.

Участие в ролевых играх — главный признак принадлежности к ролевому движению. Все, кто играют, являются нашими — независимо, играют ли они настольную игру, где игрок только описывает действия своего персонажа, (она же — AD amp;Dшка, "адэндэшка") или ролевую игру в здании (павильонку), или полевую игру — игру на местности."

Опять не то! О-ох, и трещит же спина… Ну где же ты, паскудный прямоугольник! Вот опять:

"Ролевая игра в общем случае происходит так: группа организаторов (мастеров) придумывает сюжет и правила игры, объявляет о месте и времени ее проведения, куда к оговоренному сроку съезжаются желающие участвовать. Здесь организаторы выдают каждому роль и объясняют, какие он имеет возможности в игровых действиях, и чего согласно правилам его персонажу не следует делать. Затем игроки отправляются в поле и делают что им понравится, стараясь по возможности поступать так же, как поступали бы их персонажи, если бы они были реальны. Процесс отыгрыша очень напоминает театр, с той только разницей, что пьесы как таковой не существует, и нет заранее заданного финала."

— Да знаю же я это все! — раздраженно пробурчала Минни Тауэр. — Готовилась я к высадке, черт бы ее побрал. Изучала я вашу всю психологию, сама психолог…

Новый клочок бумаги — "Организация турниров". Затем "Таблица скоростей драккара" — на веслах и под парусом, вниз и вверх по течению.

Все не то, все в сторону!

Да где же ты, сволочь?

Ага, вот!

Минни Тауэр сцапала вожделенную карточку и в изнеможении уселась прямо на край ящика. Сугороку внимательно наблюдал за ней, но помогать не рвался. "Небось, будь у меня ноги подлинее, да грудь побольше, да спина не горбатая, ты бы мне этот ящик перерыл в минуту!" — неприязнено подумала Минни Тауэр. "Не была бы упрямой дурой, так попросила бы помочь" — неприязненно подумал лейтенант.

Отдышавшись и дождавшись, пока боль в спине из невыносимой успокоится до привычной очень сильной, Минни Тауэр рассмотрела добытую с таким трудом картонку.

Посередине глянцевого плотного прямоугольника красовались изящные золотые буквы:

"Приглашение".

Чуть ниже, более мелким шрифтом:

"Команды гномов Мории и Изенгарда почтительно просят Вас оказать им честь присутствием на церемонии торжественного открытия Изенгардского декоративного вулкана, во второе полнолуние десятого лета от Первой Посадки. Наиболее удобная видовая точка и подъезды к ней указаны на прилагаемой карте."

Вполне возможно, что карта скрывалась в глубинах того же ящика, но Минни Тауэр в ней уже не нуждалась. Давешнее расплывчатое беспокойство сконцентрировалось в тугой восклицательный знак. Госпожа главный аналитик поднялась.

— Мне нужно срочно вернуться в Осгилиат, — сказала она. — Спасибо Вам за сопровождение, господин Сугороку, и извините за причиненные неудобства… Когда я доберусь до штаба и до своей карты, — озабоченно пробормотала Минни Тауэр, — Надо будет сделать… Впрочем… Который час?

— Извините, не знаю. — опечалился лейтенант. — Вчера поскользнулся, разбил часы о броню. В машине у водителя спросим. Наверное, между пятью и шестью часами. — навскидку предположил он. Минни Тауэр посмотрела в синее небо и решила поверить: за время, которое госпожа главный аналитик потратила на осмотры и переходы, солнце заметно переместилось к закату.


***

Солнце заметно переместилось к закату, когда Лесник наконец-то ощутил тепло сквозь подошвы сапог. Гладко пригнанные гранитные плиты едва слышно звенели под каблуками. Лесник прошел полкилометра пешком, только чтобы насладиться звуком. Его ездовой зверь ровной рысью трусил в двух шагах позади.

А далеко-далеко впереди медленно и неутомимо полз дорожный комбайн с изображением черного дракона на обоих желтых бортах. Громадные стальные зубы вгрызались в землю сразу по всей ширине полотна, оставляя за собой корытообразное ложе будущей дороги глубиной в человеческий рост. Пасть массоприемника жадно поглощала песок и глину, булыжники и гравий. Все проглоченное поступало в центральную часть длинного гусеничного поезда, где перегревалось до температуры плавления, распадалось на составные части и превращалось в литьевое сырье. Следующие вагоны выравнивали неровное корыто и превращали его в тщательно отформованное, уплотненное всеми возможными способами, грунтовое основание. Наконец, предпоследний вагон выливал в готовое ложе расплав кремния. Последний вагон, "драконий хвост", придавал каменному покрытию окончательную форму дорожного полотна: с четырьмя полосами для колесных машин, двумя отгороженными тротуарами, глубокими водостоками, парапетами высотой по пояс и толщиной чуть меньше локтя. Парапеты отграничивали тротуары от проезжей части. Дракон отливал из горячего камня даже километровые столбики; управляющему компьютеру не составляло большого труда менять литьевую форму, так что каждая цифра выделялась выпукло и рельефно.

Благодаря цифрам на столбиках, Лесник легко ориентировался в пройденном расстоянии. Драконы ползали по Арде чрезвычайно медленно, пять-семь километров в день, очень редко восемь или девять. Выйдя в путь рано утром, к полудню Лесник проехал верхом большую часть трассы, которую главный комбайн Морийских гномов прокладывал уже третью неделю. Но лишь когда начинающийся закат вызолотил поля вокруг дороги, а громадная тень Мглистого хребта протянула за Лесником кривые клыки, плиты под ногами стали ощутимо пригревать пятки, и был это вернейший признак близости цели.

В скором времени на строящейся трассе Изенгард-Уникорн Лесник увидел и первых людей из нужной ему команды. Дорожные рабочие вдумчиво мыли с мылом очередной километровый столбик, и внимательно осмотрели как самого Лесника, так и животное, на котором тот ехал.

Поздоровались.

— Чем кормишь своего волка? — спросил заинтригованный дорожник. Лесник огладил пушистую шерсть ездового оборотня и ответил, не нарушая игры:

— А ночью отпускаю на волю: что поймает, то и съест. Бывает, что и мне еду приносит.

Словно бы понимая шутку, рослый волчара под седлом Лесника улыбнулся во все шестьдесят четыре зуба.

— Ух ты! — воскликнули дорожники, — Да у него же клыки в два ряда!

— А то! — согласился Лесник. — Мало ли, какие случаи бывают… Ну ладно, шутки шутками, а вот не подскажете ли Вы, где мне Мастера отыскать?

— Уточните, мастера или Мастера? То есть, десятника нашего, или капитана Морийских гномов?

— Мастера, то есть капитана Морийских гномов. То есть того, кто мне вот этот паспорт сделал. — Лесник распахнул свою неизменную серую куртку, и в ярких еще солнечных лучах весело заиграл на выгоревшей рубашке известный доброй половине Игры зеленый самоцвет.

— Лесник, значит? — насторожились рабочие.

— Лесник. А что?

— Нет, ничего. Прямо по плитам гони своего крокодила, и там дальше он работает. Увидишь.

— Благодарствую. — Лесник запрыгнул в седло.

— Легкой дороги, — кивнули Морийские гномы, и снова принялись драить полотно щетками. Вода быстро испарялась с нагретого камня. Ездовой волк резво перебирал четырьмя мощными лапами. Лесник привычно покачивался в седле. Помнится, в день Первой Посадки он прилетел на Арду с командой Всадника Роханского, и отчаянно боялся упасть с высокого жеребца, потому как ездить верхом не умел совершенно. С той поры прошло десять лет; Лесник научился ездить верхом даже на велосипеде, не то, что на конях и волках.

Скоро Лесник заметил новую группу людей и направил зверя к ним. Увлеченные делом, Морийские гномы даже головы на Лесника не повернули. Один из них, присев на колено, заканчивал покрывать резьбой километровый столбик; в руках его так и мелькал похожий на карандаш ручной резец с атомарным лезвием. Второй, двухметровый здоровяк, стоял, внимательно наблюдая за каждым движением художника. Лимонный рабочий комбинезон крепыша сполз с плеча, открывая тонкую мышиного цвета футболку и мощный бицепс. Ноги в ботинках с толстой подошвой нетерпеливо переступали вокруг молота, на длинную рукоять которого богатырь опирался скрещенными предплечьями.

Лесник остановил зверя, спешился, одернул светло-зеленые широкие штаны, поправил такую же рубашку под серой всепогодной курткой, и для порядка махнул припасенным платочком по блестящим черным сапогам. Сапожных кремов Лесник терпеть не мог, так что всю новую обувь немедленно отдавал своим химикам. Неизвестно, чем те покрывали кожу, но с тех пор она блестела почти всегда, и нуждалась лишь в периодическом стирании пыли. При этом сапоги сохраняли мягкость и водоупорность, чем Лесник — как и все, купившие изделия Фангорнской выделки — оставался немало доволен.

Пока Лесник готовился к важному разговору, резчик закончил свою работу. Отступил на полшага, придирчиво обошел столбик. Поглядел против солнца. Поглядел от солнца. Посмотрел снизу. Потрогал. Наконец, удовлетворился результатом, и тоненьким своим карандашиком указал небольшое, свободное от узора, пятнышко примерно посередине высоты столба, человеку приблизительно по пояс.

Богатырь одним слитным движением схватил молот, подшагнул и развернулся, всем телом вынося тяжелую кувалду на мощный плечевой удар. Молот с легким шорохом описал большой круг; Лесник едва успел заметить блеск атомарных лезвий на бойке кувалды. Затем молотобоец легко довернул торс, молот грянул о камень и на краткий миг словно прирос к столбику. Богатырь шумно выпустил из груди остатки воздуха, согнул руки в локтях — молот отошел от гранита и уже скромным, спокойным движением вернулся в прежнюю позицию ручкой вверх.

Точно посреди украшенной резным орнаментом каменной площадки молот оставил овальное клеймо Морийских Гномов: дерево, обвитое девизом: "Сделано с любовью".

Резчик и молотобоец расслабились. Богатырь поправил комбинезон, художник сдул несуществующие пылинки с резца и спрятал его в карман своего глухого темно-синего комбеза. Потом распрямился, наконец-то оторвал взгляд от любимого орнамента на столбе, и посмотрел на Лесника.

— Здравствуй, Мастер! — приветствовал его Лесник.

— И ты здравствуй! — вежливо кивнул Мастер. — Вот, знакомься: это Паша.

Богатырь сдержано кивнул.

— И ты знакомься, — Лесник положил руку на голову своего волка: — Это Пима.

— Пи-пи-пи-ма??? — Мастер так изумился, что сел прямо на покрытие, скрестив ноги.

— Ну Пима, Пима, — ворчливо и глухо, как из бочки, отозвался оборотень. — Четыре Мощные Лапы, разве не помнишь?

— Да помню, помню, — замахал руками Мастер. — Вы поспорили, что перекинуться быстрее, чем за тридцать секунд, нельзя. И что, теперь на самом деле перекидываешься? Или это у тебя навсегда?

— Пока технология экспериментальная, — отозвался Пима Четыре Мощные Лапы. — Так что обратного эликсира не составили. Но, вообще-то, состав сварить — дело двух недель. — Пима взъерошил шерсть, запрокинул голову и издал роскошный волчий вой. Мастер, Паша и Лесник зачаровано внимали ему.

— Ну, я тут погуляю по округе, — тактично предложил Пима, — А Вы поговорите.

— Вот черт! — Мастер помотал головой. — До чего наука дошла… Знаешь, Павел, ступай помаленьку в жилуху… Резать я сегодня все равно уже не смогу, обалдел просто. Живой оборотень!

Лесник помог Мастеру подняться.

— Так зачем ты к нам? — спросил гном.

— Ты знаешь, что Рось разрушена, Изенгард захвачен? — задал встречный вопрос Лесник.

— Слышал по Сети что-то такое. — кивнул Мастер.

— И спокойно дороги строишь?

Мастер помолчал. Потом тоскливо посмотрел на солнце. Прищурился. Опять посмотрел на Лесника. Наконец, отозвался:

— Ты прав! Мне стыдно, что я надеялся спрятаться за привычную работу. К добру или к худу, но это конец той Арды, которую мы знали. Только тут много чего непонятно. Например, зачем им вообще воевать? Разве нельзя просто попросить землю для поселения? Планета огромная, заселен малюсенький краешек, найти повод для отказа нам было бы чрезвычайно трудно.

— Значит, им нужна не "просто земля". Скорее всего, кристаллы. Черт, как подумаю, зло берет: десять лет жили, и даже не спохватился никто, что на нас напасть могут!

Мастер сделал успокаивающий жест:

— Не будем терять время на пережевывание вещей, ясных нам обоим. Давай говорить о том, что следует сделать.

— Через пять дней совет у меня в Ключищах. Батт захвачен, ты знаешь. А Ключищи даже Роланд в свое время не нашел. Тем более, Курицы не найдут.

— Кто? — удивился Мастер. Лесник объяснил:

— Ну Дом Куриту у нас кто-то Курицами прозвал.

— Курицы… Хм… Они не найдут, а как я найду?

— Да зайдешь на любую опушку и поблуждаешь там. Рано или поздно дриады встретят и проведут.

— Так это правда, что ты отдал им часть Фангорна в обмен на пограничную службу?

— Тоже мне новость! В мировой истории полно примеров. Давай по делу, пожалуйста. Сам говоришь, время дорого.

— Хорошо! Надо звать Андрея Норвежца… Роланда стоит пригласить, хоть ты его и не любишь. Синих Драконов не достать: далеко. А жаль… — начал перечисление Мастер.

— Крота звать не стоит, — вмешался Лесник, — Он опять нейтралитет держать будет. Уж такой он по жизни. А что до Роланда, то при чем тут "люблю", "не люблю"? Звать обязательно. Только лучше бы ты за ним и сходил, тебя он ласковей примет. А я на Четырех Мощных Лапах рвану в Раздол к Легату. Оттуда, если повезет, достану и Норвежца.

— Отлично! — согласился Мастер. — Езжай, пусть боги и Пима будут к тебе благосклонны. Я же завтра на рассвете отправлюсь к Роланду. Думаю, что до полудня я уже войду в город Уникорн.


***

Уникорн погибал.

Лейтенант отряда спецназ Алин Адрен бежал по главной улице разбитого ракетами города и сквозь зубы ругался. До рассвета оставалось еще минут тридцать; красок вокруг не было ни одной. Серые стены, черные провалы окон; иногда оранжевые вспышки упавших ракет, от которых спицами взбесившегося колеса сразу же разбегались тени. Потом опять тьма, казавшаяся после яркого света чернее втрое. Краем уха лейтенант слышал, что горожане Роси дрались до последнего, а жители Изенгарда, напротив, смылись из города, не дожидаясь войск Дома Куриту.

Все это было позавчера, а сегодня в Уникорне происходило разграбление города, радующее солдата и лишний раз натягивающее нервы офицеру. Солдат, которому разрешили все, солдат, пьяный ощущением власти над людьми — неуправляемый солдат. Пуля, конечно, остановит и пьяного; военный суд для острастки приговорит нескольких к расстрелу или тюрьме — а воевать вместо них кто будет? Рядовому все моральные нормы и запреты по боку, его, может быть, убьют завтра — не на месяц же вперед планы строить! Легко генералу распорядиться: "Накажите Уникорн! Там у нас пять роботов пропало". Не штабной генерал, обычный лейтенант Алин Адрен бежал, спотыкался, хрустел битым камнем, и на все заставки костерил командование, перебирая в памяти своих людей. Все новички. Как пить дать, кто-нибудь не удержится, полезет юбки драть. А лейтенанту гадай: то ли принесут потом с вилкой в затылке, то ли после боя расстреляют за аморальное поведение. Уж соседняя-то рота точно донесет. Им на собственные художества козел отпущения позарез нужен. Не своего же они станут закладывать!

Ну, так и есть! Из-за закрытой двери Алин Адрен услыхал женские крики, шум падающей мебели. Чуть было не сплюнул прямо в шлем от отвращения и прикинул, как входить. Лучше всего сначала очередь поверх голов…

Лейтенант потерял равновесие и полетел головой вперед; шлем бронескафандра громыхнул в каменную стену. Офицер сполз на колени. Ошеломленно мотая головой, разглядел мелькнувшую в предрассветной мгле тень. Ударивший его человек, по всей видимости, не знал конструкции бронескафандра, это Алина и спасло. При ударе сбоку шлем останется цел, но шею сломает наверняка. А сзади шлем защищен броневым воротником, на который и обрушился направленный в затылок удар. "Жив! — всем телом ощутил лейтенант, — Живой!! Пронесло, буду жить!"

Тем временем ударивший его человек легко распахнул дверь, за которой кричали, и исчез внутри. Вскочив и бросившись следом, Алин Адрен понял причину легкости: вывороченная дверь висела лишь на нижней петле. Пробежав коротким коридором, лейтенант свернул в какую-то комнату — там никого не оказалось. Офицер попал в тупик. Тут женский крик смолк, послышался хриплый рев, шум драки и какой-то странный хруст. Лейтенант понял, что опоздал. Уже не пытаясь возвращаться в коридор и плутать по темному зданию, Алин Адрен обрушил на перегородку всю мощь гидроусилителей скафандра. После трех ударов перегородка треснула, кусок ее выпал, и лейтенант перешел в следующую комнату. Первое, что он увидел, были три трупа пехотинцев Куриту. Им пришлось снять шлемы, чтобы заняться женщиной, и неизвестный мститель легко расколол черепа всем троим. Не узнав в мертвецах своих стрелков, Алин Адрен вздохнул с облегчением — не ему оправдываться. Женщина тоже оказалась мертва — похоже, в нее выстрелили из бластера. Лейтенант глянул на нее только раз и сразу отвернулся к окну, в котором не осталось ни единого стекла.

У подоконника стоял человек. Высокий, плечистый; густая львиная грива до плеч. Одежда в предрассветной мути неразборчиво-серая, руки пусты. Чем же он так успешно дрался?

Почему он не убегает?

Тут на плече человека полыхнула яркая лампа, и Алин Адрен сообразил: это же фотовспышка! Сукин кот ведет съемку! Появись сюжет в новостях, Дом Штайнера из кожи вылезет, требуя примерно наказать Дом Куриту! Больше не рассуждая, лейтенант вскинул ствол и полоснул врага очередью. Но фотограф ловко перегнулся в поясе, перекатился низким прыжком через подоконник и с немыслимой скоростью рванул зигзагами по улице. Алин Адрен выскочил в окно следом за ним, на ходу пытаясь докричаться через коммуникатор до базы.

Над горизонтом поднялось кроваво-красное солнце. Руины Уникорна приобрели цвет; длинные тени протянулись от бегущих по улице. Там и здесь в стены ударялись пули и осколки; на перекрестке какой-то еще офицер выскочил справа, толкая перед собой пойманных на горячем двух солдат. Пехотинцы хмуро огрызались, не очень веря в то, что их все-таки накажут. Все трое уставились на Адрена без особого удивления: жители разбегаются, их ловят. Для только что захваченного города обычное дело.

— Давай за ним, живее! — попытался было организовать облаву лейтенант. Обозленный пехотный капитан, предвкушающий нагоняй за своих мародеров, выругался и огрызнулся:

— Ты спецназ, ты и бегай! У меня свои приказы!

Алин тоже выругался и наддал ходу: прыжковые двигатели скафандра в каше битого камня не подмога. Репортер удирал прямо в обстреливаемую роботами южную четверть Уникорна. То ли тайные ходы знал, то ли рассчитывал просочиться сквозь канализацию, то ли надеялся, что преследователь не полезет за ним под огонь. Лейтенант пыхтел, сопел, перескакивал груды обломков, огибал воронки, запрыгивал в оконные проемы, шлепал по вылившейся из прудиков воде, путался и беспощадно рвал плети свисавшей со стен зелени, стрелял по беглецу с ходу, и пару раз даже с места — но все пошло насмарку. Чертов фотограф был в своем городе и без неповоротливого скафандра; в конце концов, Адрен потерял его из виду.

Только тут оперативный дежурный на базе соизволил откликнуться на вызовы лейтенанта. Алин коротко объяснил ситуацию. Майор тихонько присвистнул в коммуникатор: однако! Уникорн-то оказался умнее и Роси, и Изенгарда, съемку сделал. Но как Арда собирается передавать полученные кадры тому же Дому Штайнера? В каждой звездной системе всего две прыжковые точки Т-кораблей, и обе здешние в руках Дома Куриту. Опираясь на это, майор вежливо посоветовал Алину Адрену не забивать голову ерундой, а заняться лучше своим подразделением. Чтобы доблестный спецназ в отсутствие отца-командира не наворотил чегонибудь, приличествующего лишь проклятой задрипанной пехоте. Лейтенант еще раз выругался и согласился. Пришлось ему вернуться за городские стены, к тем позициям, где войска Дома Куриту находились перед штурмом.

Когда солнце поднялось над землей примерно на четыре пальца, Алин Адрен уже выстроил свою группу перед палаткой. Утренняя проверка снаряжения прошла в двух шагах от Онтавы.


***

В двух шагах от Онтавы Алам скинул на руку свой щегольский синий пиджак: небо открывалось ясное и чистое, день обещал быть жарким. Ткани человечество научилось делать немнущиеся и грязеотталкивающие, поэтому костюм разведчика легко перенес пять дней блужданий по Арде. За это время Алам, где пешком, где на попутках, добрался от Железного Кряжа сначала до Андуина Великого, потом переправился через реку на пароме Станции Эмин Майл, затем дошагал и до города Уникорн. Еду он покупал на фермах или в придорожных забегаловках. Случайным попутчикам и встречным он представлялся туристом, который из-за войны не знает, что делать. Говоря так, Алам нисколько не чувствовал себя обманщиком — он взаправду не знал, что ему теперь делать. Душа разведчика перенесла пять дней вторжения намного хуже, чем немнущийся костюм, и внятного руководства к действию Аламу до сих пор не представила.

Алам привык к своей работе и умел выполнять ее хорошо. На один провал с Тейчи разведчик мог припомнить шесть удачных вербовок, и все это были не самые маленькие люди. Алам играл против Дома Штайнера, Федеративного Содружества, Солнечной Республики — нигде его внутренние ощущения не приходили в расстройство с требованиями руководства. Все державы походили друг на друга; везде одинаковые люди одинаковыми средствами добивались одинаковых целей: власти, наслаждения, имущества. Приманки и угрозы на всех планетах срабатывали одинаково, и даже на Арде никаких отличий в вербовке агентуры не проявлялось. Алам искренне считал, что судьба Арды определена: либо игровая колония откажется от Игры, и заведет у себя привычные другим мирам учреждения — то есть, полицию с тюрьмами, армию с обязательным призывом, разведку с непременными доносчиками — либо какая-нибудь империя подгребет планету под себя. И все равно обреет Арду под общий стандарт: рога не выше лба.

Так почему же Тейчи Гортхауэр отказался от власти? Мог бы и Игру свою сохранить — а так Дом Куриту задавит ее все равно.

Алам обернулся и посмотрел на дымящийся за спиной Уникорн. Вот и конец Игры! Разведчик порадовался, что хоть сам успел смыться вовремя. Ракеты ближнего действия не отличают своих от чужих; да, впрочем, ракеты дальнего действия в этом плане ничуть не лучше. Мозги небольших ракет мало отличаются от куриных. После разгрома Уникорна восстание Арды просто гарантировано. Нопримыкать к Сопротивлению Алам пока не собирался. Весь его опыт нашептывал, что грязи и среди повстанцев сыщется достаточно — не сейчас, так потом.

Ах, это треклятое слово "потом!".

Алам покачал головой, и уселся, подобрав под себя ноги, спиной к солнцу. Лопатки слегка пригревало, укорачивались тени. Справа безмятежно журчала река; если не поднимать взгляд, не оглядываться на противоположный берег, можно и вовсе позабыть о черном выжженном пятне на месте разноцветного, веселого города Уникорна.

На мелководье с плеском выбрался мужчина, прежде всего отжавший воду из тяжелой массы длинных светлых волос. Не замечая Алама, спасшийся горожанин вытащил из кармана какую-то коробочку, внимательно осмотрел ее. Видимо, убедившись в сохранности предмета, сунул коробочку обратно в мокрый карман — и тут заметил сидящего чужака. Дернулся всем телом, а рукой непроизвольно сунулся к сползшему при переправе поясу, к невидимому для Алама правому бедру.

Достал нож.

Алам подскочил и испуганно попятился.

— Не надо!.. — зачастил разведчик, тщательно всматриваясь в руку с ножом. — Я только турист! Когда началась война, я был на Железном Кряже, я пятый день иду пешком. Я не виноват, нет!

Мокрый горожанин спрятал нож.

— И правда, чего это я, — пробормотал он отрешенно, — Нашел крайнего, называется!.. Вы тоже, значит, беженец?

— Д-да! — быстро подтвердил тот, — Алам Тинрю, к Вашим услугам. Все это так неприятно!.. И что теперь делать? — неожиданно для себя выпалил разведчик терзавший его последние дни вопрос.

— Роланд, — представился в ответ горожанин, — Король… Хотя, какой я теперь король! Роланд из Уникорна. Что делать, говорите?… Думаю, в лес прятаться, тут на юге есть один.

— Бельтан? — догадался Алам Тинрю, — Ну… Наверное… — а про себя подумал: "Все равно не примкну к повстанцам! Банально получается!"

Роланд некоторое время раздумывал. Казалось, он сгоряча предложил идти в лес, и теперь подыскивает достойный повод отказаться от этой идеи.

— Впрочем, нет! — сказал, наконец Роланд, тряхнув головой. Львиная грива отозвалась на резкое движение тучей брызг; Алам даже зажмурился. — Пусть я плохой король, но прятаться в одиночку не побегу… Из города наверняка спасся кто-нибудь еще. Прошу Вас, — обратился Роланд к разведчику, и тот подивился вспыхнувшей в голосе властности, — Побудьте здесь пару часов. Я обойду город по кругу, кого удастся найти, направлю сюда, к Вам. Насколько я заметил, разбегавшихся не преследовали. Значит, и собравшихся тут, на берегу, не должны трогать, даже если заметят. А в путь тронемся к вечеру.


***

К вечеру Минни Тауэр немного разгребла накопившиеся бумаги и составила себе некоторое представление о происходящем на завоеванной планете. Произошло все это как нельзя более вовремя: едва Минни Тауэр закончила последнюю сводку, как начальник разведки вызвал ее на доклад. Минни Тауэр спешно отложила нужные документы в металлическую папку с замком, остальное заперла в сейф, и направилась следом за курьером в большую штабную палатку.

Младший генерал Нгуен Бань только что вернулся с совещания у командующего. Подходя к темно-серой палатке, Минни услышала плеск воды, а потом увидела выходящего ординарца с пластиковой миской и полотенцем — начальник умывался с дороги. Заметив главного аналитика, ординарец щелкнул каблуками и пригласил:

— Входите, Вас ждут.

Минни Тауэр вошла; словно дожидаясь этого момента, солнце спряталось за горизонтом, и в палатке включились неприятно резкие белые лампы. Штабной шатер заполнял не сильный, но весьма неприятный, запах нагретого за день пластика.

Младший генерал сидел за раскладным столиком справа. Слева за четырьмя такими же столиками, сдвинутыми вместе, что-то неразборчиво обсуждали офицеры — восемь человек голова к голове.

Минни Тауэр поздоровалась. Генерал привстал, вежливо поклонился в ответ и указал на стул перед собой. Минии уселась; папку с документами она пока что не открывала. Нгуен Бань дождался, пока главный аналитик устроится, наклонился вперед, и произнес только два слова:

— Я беспокоюсь!

Минни Тауэр едва не фыркнула вслух. Надо же, беспокоится он! Самое время! После того, как Рось сожгли до черного пятна, после бессмысленного разрушения Уникорна, после идиотского штурма Изенгарда, после всех глупостей, которые военные натворили на планете за какие-то пять дней от высадки — конечно, пора бы уже и побеспокоиться! Но субординация оставалась в силе, а потому Минни Тауэр промолчала. Ее начальник тоже сел на свое место. Лицо генерала потеряло жесткость. Нгуен Бань положил кисти рук на стол, и пояснил:

— Ваш план по захвату колонии через Игру великолепен настолько, что наши вояки его просто не воспринимают. Дикари, не знающие металла, равнодушно проходят мимо стального бруска. Арда — кусок будущего в прошлом. Если бы человеческая цивилизация решала свои проблемы так, как здесь принято, насколько меньше было бы трупов и насколько больше простора для интеллектуальных комбинаций! "Странные мальчики", как при мне назвали сегодня жителей Арды — первые, кто отнесся к Игре серьезно, на промышленной основе. В их Игре почти все настоящее, запрещены только необратимые поступки. Возможно, лет через тысячу, человек действительно научиться ценить превыше всего саму жизнь и примет подобную модель. Хотя, оглядываясь на прошлое, верится в это с трудом. Представляете себе, например, Гитлера и Сталина… Впрочем, Луфиену ближе другие имена из той же самой части древней истории. Хотя бы принц Коноэ и президент Франклин Делано Рузвельт — как они решают судьбу, скажем, Перл-Харбора или Окинавы схваткой: игровой самурайский меч против игровой же бейсбольной биты… Кто бы ни выиграл, разве общество признает результат такого поединка?

Минни Тауэр кивнула:

— А Крот из Эмин Майла и король Роланд из Уникорна на полном серьезе решили в игровой войне спор о прокладке этого их знаменитого канала, который надоел всей планете! И результат был признан.

Нгуен Бань продолжил:

— Ваш план безумен ровно настолько, чтобы удастся. Вы чрезвычайно тонко проникли в сущность Арды. Вы поняли Крота и Роланда; командующий — нет. Он признает только настоящее оружие, и смерть в его понимании игровой быть не может. Потому-то он и не придает должного внимания нашим советам.

Минни молча посмотрела на влажное лицо начальника. Нгуен Бань промокнул лицо чистым носовым платком и пояснил:

— Для чего я это все говорю? Чтобы неприятие Вашего плана не так сильно Вас расстроило. Другими словами, чтобы поддержать Вас. Дни предстоят нелегкие.

Минни чуть не сплюнула: поддержка, тоже мне! Обнять, поцеловать, что-нибудь ласковое шепнуть на ухо — вот это поддержка… Небось, будь у нее ноги подлиннее…

"Будь у тебя ноги подлинее", — оборвала себя Минни Тауэр, — "До таких разговоров никогда в жизни дело бы не дошло. Киндер, китчен, кирхен — то есть, дети, кухня, церковь — и это еще в лучшем случае."

Нгуен Бань проводил взглядом тени мотыльков, пляшущих вокруг ламп. Лицо его вновь отяжелело. Окончив душеспасительную беседу, начальник разведки возвращался к главному.

— Я беспокоюсь!.. Причину назову позже, а пока что, прошу Вас, в двух словах очертите ситуацию.

Минни Тауэр откашлялась, расстегнула замочек папки и вытащила нарочно положенную на самый верх общую сводку.

— Несмотря на ощутимые удары, которые мы получили, — ровным голосом начала доклад главный аналитик, — Мы продолжаем успешно захватывать территорию…

Начальник разведки остановил ее поднятием руки и уточнил:

— Территорию или планету?

Минни Тауэр улыбнулась. Не зря слова подбирала. Заметил разницу. Мелочь, а приятно!

— Именно территорию. Пространство. Так вот, от Осгилиата до Мглистого хребта, то есть до Изенгарда, все захвачено. Уникорн разрушен. Зря. Там хватило бы расстрела зачинщиков, на худой конец — короля Роланда. Но теперь восстание нам обеспечено. Лейтенант войск спецназ заметил в городе человека, ведущего съемку, и ухитрился упустить его. Кадры наверняка уже широко разошлись по планете. Растяпу-лейтенанта пришлось повысить в звании: накажи за такое, репортеров перестанут замечать — не то, что ловить.

Дорогу от Осгилиата до наших союзников Кога-рю мы все еще контролируем. Городок Игарю найден брошенным, и я нешуточно опасаюсь успевших скрыться от нас Синих Драконов. Резидент провалил вербовку драконьего капитана, и снайперу пришлось убить этого последнего. Теперь Синие Драконы наверняка наши враги. Устроить облаву на Драконов в обширном густом Лихолесье никаких сил не хватит. Разве что еще два полка высадить специально ради этого.

— Нет! — отрезал Нгуен Бань. — Вся армия не должна вязнуть в стычках на Арде. Тут я с командующим полностью согласен. Продолжайте.

— На крайнем западе Андрей Норвежец успешно захватил один паром, но с тех пор перевозки охраняются куда внимательнее, и первый батальон Южного полка все-таки накапливается в Торсхейме и Шире. Скоро мы сможем установить сообщение между Широм и Изенгардом, и тогда получим непрерывный путь от космопорта в Осгилиате до западного побережья.

— А север? — начальник разведки потер глаза и умело подавил зевок. Минни тоже едва не зевнула: день прошел суматошный, длинный, очень хотелось спать. Но работа есть работа; Минни продолжила:

— Вверх по течению Андуина… Эмин Майл не оказал никакого сопротивления. Поселок пытается вести себя так, как будто ничего не происходит. В противовес этому, Рось сопротивлялась яростно, и ее выжгли. Но эти рапорта Вы видели. Из-за потерь в Роси и под Изенгардом продвижение на север приостановлено. Можно не сомневаться, что семьи всех, сопротивляющихся нам — наверняка и Синих Драконов — отправлены в Ноттингем или Тхас, куда мы еще не добрались.

— Ничего, — уже откровенно зевнул Нгуен Бань. — Доберемся… Ну, зато с зерновым поясом все тихо и мирно, точь-в-точь как мы предполагали перед высадкой. Администрация занимается своими делами, налог едой собирается и уплачивается. Жители не режут солдат; а пехотинцы ведут себя на удивление вежливо и платят за все, что берут в барах и на рынках.

— Там почти нет игроков, — заметила Минни Тауэр. — В основном, переселенцы, равнодушные к смене властей до тех пор, пока лично их не бьют мордой об стол. К тому же, почти каждый сотый колонист в зерновом поясе — из Дома Куриту. Как видите, в тех местах, где можно было внедрять людей, наша стратегия себя оправдала.

— Мне кажется, — качнул головой Нгуен Бань, — Дело в отсутствии на Арде единого государства. Суть государства — защита от внешних врагов. Мы, армия Дома Куриту, слишком привыкли ломать системы, имеющие именно такое назначение. А тут лоскутное пестрое одеяло, для каждого клочка земли изволь вырабатывать отдельную политику.

— Прошу простить мою дерзость, — не согласилась с начальником Минни Тауэр, — В моем понимании смысл государства — упорядочение, борьба с хаосом. Если посмотреть с этой точки зрения, государство на Арде очень эффективно. Десять лет все силы уходят только в колонизацию, ни одного крупного возмущения, не говоря уж о дележке власти или чем-то подобном.

Бесшумно вошел ординарец с подносом, на котором размещались три пузатых чайника и десяток чашек. Один из чайников поставили на генеральский стол. Нгуен Бань нетерпеливо схватил две чашки, наполнил их горячим черным напитком и жестом предложил собеседнице одну из них. Минни взяла чашку, покачала в руках и отставила: горячий. Нгуен Бань, не обращая внимания на температуру, принялся отхлебывать свою порцию мелкими глотками.

— Не могу пить кофе, — пояснил он чуть погодя. — Сразу давление подскакивает, глаза — хлоп! Торчат из середины лба. Только чаем и спасаюсь.

Минни Тауэр невольно улыбнулась: чем-то спасаться надо. Штабы, как правило, работают ночью: лишь к позднему вечеру донесения об утренних или полуденных событиях отражаются на картах. К полуночи сбор данных закончен; до часу или двух командующий вырабатывает решение, а с трех часов самый пик: принятое решение оформляется в пачку приказов, приказы шифруются и поступают на узел связи. А если связью почему-либо пользоваться запрещено, то смурные с недосыпа офицеры хватают опечатаные пакеты, будят крепких сержантов охраны и вместе с ними развозят по частям задачи на уже разгорающийся день. Днем же большинство штабников участвуют во всяких проверках, комиссиях, совещаниях — так что спящими штабных крыс видел разве что господь Бог. Да и то, наверное, только в мирное время.

Некоторое время все в молчании пили чай. Потом Нгуен Бань с видимым сожалением отставил чашку, потянулся и спросил:

— Ну, а что у нас в Харлонде, Эккоре, Лиссе? Одним словом, на Побережье?


***

— Побережье гуляет… — зачаровано произнесла Изабелла, опираясь на планшир.

Барк шел в километре от пляжей, звенящих смехом, восторженными воплями, веселым плеском. Ливия Харт с Изабеллой вместе стояли на юте и разглядывали берега Анфаласа.

Изабелла волновалась:

— Ливия, как же так? Ведь я слушала радио. Дом Куриту высадился в Осгилиате. Прошло целых пять дней, почти неделя! А никто так ничего и не сделал. Неужели на Арде нет какой-нибудь милиции, сил безопасности, ну хоть чего-нибудь в этом роде?

Капитан "Стальной розы" пожала загорелыми плечами:

— Ты же не видела у нас войск, правда? Разве что — полиция в портах и райцентрах зернового пояса, но эти хороши утихомиривать пьяных. Против боевых роботов от них толку мало.

— Как же так вышло?

— Очень просто! — Ливия Харт печально улыбнулась, вспоминая что-то, — Мы все порознь, понимаешь? Еще когда задумывали колонизацию, стоило бы подумать о ядре, вокруг которого потом уже строить общество Арды в целом. Сначала мы думали, что Игра нас вывезет, но ошиблись. В Игре один только Лесник попытался всех объединить.

— Я помню! — воскликнула Изабелла, — Ты начинала говорить об этом в таверне, когда я пришла наниматься, но не досказала. Расскажи, пожалуйста, очень интересно!

Ливия тяжело вздохнула:

— Да что тут расскажешь… Игра в войнушку, все равно, как у детей.

— Ну, госпожа капитан, тут я не соглашаюсь! — Изабелла посерьезнела. — Я еще не забыла, как мы детьми во дворе играли. Даже компанией на озеро сходить, и то — всех обзвони, каждого упроси, кто хочет удочки взять, а кто плавки, кто надувной матрас, а кто, наоборот, идти налегке. Кто с ночевкой, а кого мама отпускает, самое большее, на три часа… А Лесник, что там ни говори, исхитрился убедить целых четыре команды — каждая из которых сама по себе клубок интриг! — двигаться в ту сторону, которую он считал нужной.

— При всем при этом как раз интриговать-то он и не умеет! — хихикнула Ливия. — Дипломатией у него заведовал Всадник Роханский. Про Всадника шутили, что он единственный, умеющий не только создать империю в седле, но и управлять ею из седла.

— А дальше? Ливия, ну пожалуйста, ведь правда интересно!

Ливия Харт поняла, что уход от объяснений лишь затягивает беседу, и сдалась:

— Если женщина чего-нибудь хочет, лучше не ждать, пока она возьмет это сама! Ну, были там походы и сражения, и даже довольно много. Лесник, помнится, шутил, что хоть верхом научился ездить. В итоге к Роланду примкнули Синие Драконы и Рось, хотя по жизни Тейчи того же Боярина на дух не переваривал. К Леснику присоединились Гимли Изенгардский, Морийские гномы, Всадник и Бренк со своими индейцами. На юге Лесник завоевал Бельтан, с тех пор, кстати, Фангорн и Бельтан считаются одной командой. На севере империя несколько раз осаждала Ноттингем. На западе только Андрей Норвежец устоял. Ну, Роланд крепче всех держался, конечно. Известность Лесник получил именно в той войне. До Первой Посадки и несколько лет после нее никто из нас даже имени его не знал.

Но потом — каюсь, не без моей подачи — стали поговаривать, что Лесник-де вымещает в Игре свою обиду на бросившую его Валькирию. Понемногу империя Лесника развалилась. Да, наверное, и интерес со временем стал угасать. Нельзя ведь играть в одно и то же добрых три года! А может быть, Лесник нашел себе какую-нибудь дриаду и ему быстро стало не до войн. Тогда команда дриад только появилась, Фангорн и землю им выделил, и помогал отстраиваться, дриадам было за что благодарить Лесника. А девочки там ого!

— Ну, мы и сами тут ничего себе, — ревниво повернулась Изабелла к заполненной туристами галерее:

— Вон как на нас паладины пялятся!

Капитан "Стальной розы" только рассмеялась в ответ.

— А что! — не успокоилась Изабелла, — Ведь про все эти походы, переговоры, союзы, новые команды можно такой роман написать! Там же за всеми событиями стоят люди. Каждый чего-нибудь хотел. Разве не заманчиво наблюдать, как из отдельных желаний, действий, вырастает большая целостная картина?

Ливия призадумалась, потом решительно возразила:

— Получится перумятина с луком.

— Что-что?

— Ну, как мой бортовой журнал, понимаешь? "Девятнадцать тридцать — слева по борту две галеры. Девятнадцать сорок пять: открыл огонь левым бортом. Девятнадцать пятьдесят: цель номер один потеряла ход. Двадцать двадцать пять: цель номер два ушла за пределы видимости". На мой взгляд, в книге должна быть хоть какая-то мысль, идея, или ощущение, которое автор своими персонажами высказывает. Чтобы от прочтения послевкусие оставалось. Если же остатка в памяти нет, так лучше и впрямь издать мой бортовой журнал. Сюжетов типа "пришел-увидел-и-так-далее" в нем полно. А по драматичности сухая хроника нашего с тобой плавания в урагане запросто переплюнет любую проблему, мучительно высосанную автором из пальца, чтобы читателя развлечь, а книгу украсить.

— Это довольно жестокое мнение… — немного ошарашенно произнесла Изабелла. Ливия шлепнула ладонью о планшир:

— Ну уж извини! Я на самом деле так думаю! Но давай не будем ссориться из-за книжек, хорошо? Волноваться нам и так есть о чем: сегодня в полночь ты опять определяешь широту по звездам. Постарайся сделать это лучше, чем в прошлый раз, когда твое счисление закинуло нас в степи Каленардона. Фехтуешь ты уже относительно прилично даже по нашим меркам. Но в море этого недостаточно, так что не зазнавайся. Чаще практикуйся в астрономии. Учись определяться, пока небо чистое, и можно проверять счисление по береговым огням: за бортом сплошной туристический рай.


***

— Сплошной туристический рай, вот что у нас на Побережье! — ответила главный аналитик Минни Тауэр на вопрос начальника разведки. Горячий чай немного разогнал зевоту и сон. Генерал Нгуен Бань даже чуть посвежел.

Наступила тишина; беззвучные черные тени болтающихся вокруг лампы мотыльков носились по столу. Случайно ли на Арде нет ни комаров, ни слепней, ни вообще кровососущих насекомых? И как получилась настолько устойчивая экологическая система, что даже попадающие на планету с шаттлами паразиты почему-то не приживаются? Даже тараканы, даже крысы!

— Хорошо, что хотя бы на Побережье все тихо. — удовлетворенно произнес начальник разведки. А то я беспокоюсь!

Минни Тауэр про себя выругалась: вот заладил! Он еще какие-нибудь слова знает, кроме этого своего: "Я беспокоюсь"?

Между тем Нгуен Бань продолжал:

— Арда сопротивляется отчаянно, но порознь. Нетрудно догадаться, что единого центра у сопротивления пока что нет, а без координации ничего у них не выйдет. Однако, ожесточение боев в Роси и особенно в Изенгарде заставляет меня бояться самого простого выхода, который, тем не менее, даже мало кому до сих пор приходил в голову.

Госпожа главный аналитик заинтересованно посмотрела на генерала. Тот сокрушенно опустил взгляд, пошевелил пальцами и спросил:

— Ведь это мы рассматриваем кристаллы Основателя как главную ценность. Что, если Арда не считает их важным преимуществом? Если планета, например, больше полагается на прибыль от туризма, сафари, подводной охоты, наконец, от той же Игры? На Арде и помимо кристаллов такие технологии используются, что ученые в столице с трудом верят моим описаниям и докладам! Например, атомарные ножи и другие инструменты, режущие все на свете, но в отличие от таких же террийских изделий, не нуждающиеся в частой заточке особым способом. Или игровое оружие: добудь мы материал, меняющийся в нужное время так быстро и полно, как меняются игровые мечи, наши роботы не выглядели бы громыхающими самоварами. Можно было бы разработать новые подшипники, суставы, прицелы, да мало ли что еще! И обратите внимание, что эта непонятная планета использует все свои технологии не для завоевания преимуществ во внешнем мире, а исключительно для собственного комфорта и удовольствия! Пожалуй, с колонистов станется взорвать вакуумные печи Александра Валле, и для Дома Куриту это будет конец всему.

Минни Тауэр прошибло холодным потом. Действительно, конец всему. Награды за победу не видать, новое тело так и останется не купленным. Да и вообще, неизвестно, где потом придется работать, ведь проигравших в войсках Дома держать не станут. Если культура Арды допускает уничтожение собственных ресурсов во имя победы, линии по производству кристаллов действительно могут взорвать. А взорвут ли на самом деле, всецело зависит от ее понимания вражеских замыслов: она же официальный главный аналитик!

"Папа, спасай!" — взмолилась Минни Тауэр, принимаясь обдумывать страшный вариант развития событий.

— Знают ли они, что мы зависим от кристаллов? — вполголоса спросила она, и сама же ответила:

— Мы должны предполагать, что знают. Даже если колонисты не догадываются, к Основателю наверняка приставлены люди от промышленников, уж они-то просчитали ситуацию. Технологические линии находятся в Мории… Вот что ударило мне в голову, когда под Изенгардом я подобрала их карточку! Мория — царство подгорных гномов! Входов в Морию известно два — Изенгард и Раздол. Изенгардский вход Гимли успел затопить каменным расплавом, а до Раздола мы еще просто не дошли. Впрочем, нам бы и форточка сгодилась. Пропихнуть в нее достаточно большое количество людей, чтобы захватить весь завод кристаллов — это единственное средство уберечь технологию. Придется обыскать склоны Мглистого на предмет вентшахт. Правда, не думаю, чтобы с нашими небольшими силами мы быстро нашли что-нибудь подходящее в мешанине деревьев и скал. Но как я могла не подумать об этом раньше!

Нгуен Бань нахмурился:

— Казнить себя не нужно. Нужно быстро найти решение. Всем нашим разработчикам операции казалось естественным, что поселенцы в здравом уме не откажутся от сверхприбыли, приносимой заводами Валле, что люди не захотят свести жизнь Арды к жизни заурядной колонии. Но по обычным меркам и Рось не должна была сопротивляться до последнего, и Изенгардский завод каменного литья не создал бы проблем. Все мы ошибаемся, так не будем же тратить силы на переживания, они ничего не спасут. Из Вашего анализа следует, что пора поскорее выбросить спецназ ко второму входу в Морию — в Раздол.

— Чтобы скрыть от колонистов истинную цель выброски, — произнесла все еще раздосадованным тоном Минии Тауэр, — Имеет смысл одновременно развернуть охоту на Андрея Норвежца. Ведь, если батальон Ю1 до сих пор не взял Шир и Норэгр под контроль, партизаны там скоро размножатся — уж Норвежец-то постарается. Стоит натравить на Норвежца союзников, Кога-рю. Ниндзя лучше знают и местность, и характер противника… Вообще, что касается характера, то судьба завода Валле зависит от того, кто будет принимать решение. Ветераны Первой Посадки, как любые первопроходцы необжитых земель, народ решительный, рассудительный, и твердый в выполнении задуманного. Поселенцы второй и последующих волн намного мягче и равнодушней. Но ни первые, ни вторые пока что не выступают массой, совместно. Не провозглашены вожди, которых можно убрать или сменить, не заявлена идея, которую мы могли бы опорочить. У Арды нет ни парламента, ни правительства, вообще никакого центра власти, поведение которого можно было бы предсказывать или направлять в нужную нам сторону! Как в компьютерной сети — выключаешь одного, второго, десятого а прочие работают себе, не замечая потерь. Разве что… — Минни Тауэр сообразила:

— Главный сервер Игры!!! Он тоже в Раздоле! Ведь Легат и его хакеры следят за ним! Но сервер ни в коем разе нельзя отключать, если возьмем! Надо только внимательно следить, кто с кем общается через него! И по игровым паспортам можно будет отслеживать местонахождение интересующих нас персон.

— Что ж, — устало зевнул начальник разведки, — Ваше рассуждение мне подходит. Осталось уговорить Фудо-ме Синоби, чтобы тот отважился на захват Раздола. Даже если мы возьмем там только вход в Морию, а сами пещеры контролировать не сможем — ничего страшного. Как только утвердимся на поверхности, предпримем общий штурм пещер сразу во все дырки, включая обнаруженные к этому времени вентшахты. И еще, думаю, стоит посоветовать командующему разрушить Ига-рю, чтобы лишить Синих Драконов опоры на севере. Наверное, Вы правы, ничего лучше нам не придумать… А теперь я пойду к начальнику штаба, у него вот-вот начнется совещание, где я обязан присутствовать. — Нгуен Бань тяжело поднялся и еще раз душераздирающе зевнул. Посмотрев на клюющую носом Минни, младший генерал распорядился:

— Вам же я категорически приказываю все работы на ночь прекратить. День завтра ожидается горячий. До утра всей Вашей бригаде надо хотя бы четыре часа поспать.


***

Поспать Мастеру в тот день не пришлось. С раннего утра и до красного ужасного заката Мастер гонял свой мотоцикл на воздушной подушке по ровной степи вокруг разрушенного Уникорна, подбирая бегущих из него людей. Мастер возил спасшихся то через Онтаву в лавовые холмы Бельтана, где для них спешно разворачивали палатки местные жители, то поглубже на север, в степь, где беженцев подбирали разъезды Всадника Роханского и сопровождали в свои поселки к подножию Мглистого хребта. Мастер успел перевезти человек пятьсот, а всего, по его прикидкам, спаслось тысяч двадцать пять-двадцать восемь. Ходили слухи, что и Роланд остался жив, но самого короля Мастер не встретил. Согласно тем же слухам, Роланд уже отправился к Леснику в Фангорн — куда Мастер и собирался его звать.

Тратить время на погоню за Роландом смысла не было, и Мастер решил вместо этого предпринять вылазку на восток, в сторону Осгилиата — посмотреть, как там обстоят дела. Примерно в те самые минуты, когда Минни Тауэр и Нгуен Бань перечисляли выгоды, ожидаемые Домом Куриту от захвата Раздола, Мастер закончил перезарядку аккумуляторов и погнал свою послушную машинку сквозь ночь. Воздушная подушка с одинаковой легкостью перескакивала камни и маленькие ямки, ручейки и озера. Глубокие овраги с резкими берегами и речками на дне поросли темными деревьями, далеко видными в посеребренной луной степи. Так что аварии Мастер не боялся, гораздо опаснее выглядела возможность напороться на патруль Куриту.

Перед рассветом, в самый глухой час, Мастер загнал мотоцикл в глубокую балку и приткнул его под развесистой шелковицей, пустив журчащий на дне оврага ручеек поверх крыльев машины. Потом доел остатки взятого с собой завтрака, отошел вдоль ручья метров на сто, забрался в самую густую чащу, завернулся в шерстяной плащ от утреннего холода и уснул. Неизвестно, что может встретиться в степи днем; понадобится все внимание и реакция. Мастер не собирался болтаться рядом с главной базой противника полудохлым, и решил выспаться. Найти его в этой балке было непросто и с теплоискателем: холодный ручей очень быстро выстудит мотоцикл, а спящего на земле бродягу, даже заметив, скорее сочтут беженцем из Уникорна, чем кем-то важным.

Мастер проспал около пяти часов, и проснулся, когда солнце уже поднялось высоко. Остатки еды он прикончил еще ночью, так что завтрак пришлось совместить с осмотром местности. Мастер влез на торчащую поверх краев оврага шелковицу, постепенно объедая ягоды, и вертя головой вокруг.

Степь оказалась пустынной. Мастер подсознательно ожидал увидеть колонны марширующих солдат, транспортеры, боевых роботов, работы по строительству укреплений — а увидел только непонятное темное пятно далеко-далеко у восточного горизонта. Вынув бинокль, Мастер приложил безотказный усилитель зоркости к глазам, и очень скоро понял, что вдоль горизонта медленно перемещается горный комбайн — такой же, как тот, возле которого сам Мастер разговаривал со своими гномами позавчера вечером.

Когда город Уникорн был еще жив.

Мастер колебался недолго. Он мало верил, что Курицы — как с легкой руки Лесника прозвали захватчиков — поведут горный комбайн. Наверняка драконом управляет какой-то колонист; будет у кого и новости узнать. А случись погоня, слик Мастера все-таки двести пятьдесят выжимает, не всякий дирижабль догонит, роботу не по зубам и подавно.

Рассудив так, Мастер еще раз осмотрел горизонт, ничего нового не увидел и обрадовался этому. Потом ссыпался по стволу дерева, включил двигатель. Слик ожил; повинуясь нажатию Мастера на педаль, вылетел из балки и заскользил к востоку. Мастер поднял светофильтры, и солнце сразу перестало слепить.

Довольно скоро Мастер смог разобрать рисунок на бортах гусеничного поезда, и понял, что горный комбайн принадлежит Станции Эмин Майл. Глянув на карту, Мастер сообразил, что Крот вывел дракона на трассу того самого канала, за право прокладки которого уже пятый год враждовал с Роландом.

Мастер пока не знал, как можно реагировать на подобное. До сих пор только ниндзя из Кога-рю открыто перешли на сторону Дома Куриту. Даже зерновой пояс всего лишь делал вид, что не замечает вторжения. Впрочем, в зерновом поясе и сами солдаты Дома вели себя гораздо тише. А теперь вот выходило, что Эмин Майл воспользовался разрушением города Уникорн в собственных интересах: потерявший собственный город, по уши увязший в проблемах, Роланд больше уже ничего не мог запретить Кроту. Капитан Морийских гномов подогнал слик к головной секции буро-оранжевого дракона, где на мостике собственной толстой персоной возвышался бургомистр Станции Эмин Майл. Судорожно уцепившись за поручни, Крот уставил свои глазки-бусинки в приближающийся мотоцикл.

Мастер поздоровался коротким кивком и грозно рыкнул:

— Н-ну?

— Что? — агрессивно отозвался явно готовый отругиваться Крот.

— Тебе не кажется, что ты по крови идешь? — прямо спросил Мастер.

— Ты и сам три дня назад дорогу строил, — возразил на это Крот. — Я знаю из Сети.

Мастер головы не опустил:

— Мне Уникорн не мешал.

Крот дернулся, но сдержался. Мастер мысленно похвалил его, однако сам не смолчал:

— Я тогда думал, что дороги все-таки важнее войны. Я понял, что это неправильно — сейчас.

— Тогда ты и меня поймешь, — перегнулся через стальные перильца Крот. — Канал должен быть здесь. Ты сам горняк, ты такое чувствуешь!

Мастер содрогнулся. Ощущение правильности, необъяснимое, непередаваемое чувство того, что сейчас ты идешь верно, что штрек следует бить именно здесь, невзирая ни на какие приборы — Мастер знал великолепно. Под горами без этого чутья трудно. Если канал точно так же тянет жилы из Крота… Бедный бургомистр, как же он жил все эти пять лет!

— Значит, ты доволен ситуацией? — не найдя других слов, поинтересовался Мастер.

— Не считай меня сволочью, хорошо? — попросил Крот, — Я бы предпочел, чтобы Роланд жил и Уникорн жил. Но раз уж так вышло… В конце концов, рано или поздно я тоже умру. Даже эта война так или иначе кончится. А канал останется для людей. Я поступаю так, как считаю правильным. Ведь поступать по-своему — наше священное право, которое мы сообща выгрызали из судьбы!

— Вот теперь мы теряем Арду из-за того, что каждый поступает по-своему! — не удержался Мастер. — Ты стал как-то чересчур похож на Боярина!

— Боярин наверняка мертв — второй день по Андуину несет сажу и трупы из Роси. И Боярин, оказывается, был дурак. — холодно отрезал Крот. — Вот уж с кем меня сравнивать не стоит. Если тебе, Роланду, Боярину приспичило воевать с самураями, отчего же не сделать засады по-умному? Разобрать на ночь по хатам, напоить покрепче, да и передушить сонных хоть подушками! Мало, что ли, в Игре ловушек друг другу строили?

— Так вот ты чему в Игре учился! — Мастер сплюнул. Крот пожал плечами:

— Поймали Всадник Роханский и Лесник по рыбке. Вот Лесник свою рыбку о камень головой — хрясь! Кто рядом случился, те давай негодовать: зверь, злодей, кровожадная сволочь… Занервничал Лесник, смотал удочки. Снял с крючка Всадник Роханский свою рыбку, положил ее на колени, по чешуйкам гладит… Окружающие в умилении. Всадник и говорит: "Смотри, вот так надо: имидж выдержан, а рыбка-то все равно подохнет!"… — бургомистр Эмин Майл нервно стукнул кулаком по перилам, те обиженно загудели. Крот продолжил, все более распаляясь:

— Мастер, хоть ты мне дурня не клей, пожалуйста! Ты лидер, и я лидер. И Роланд лидер, и Боярин был вождем. В моем понимании, капитан обязан вертеться как угодно, лишь бы его команда не получала по голове из-за него. Самураи — профессионалы в войне. Считай меня каким угодно дураком, каким хочешь шакалом, за то, что я не воюю с Куриту… — тут Крот набрал воздуха в грудь и яростно заорал на всю степь:

— Я НЕ БУДУ ПИСАТЬ ПОХОРОНКИ людям Эмин Майла!!! Понятно?!! Понятно тебе, герой хренов?!

Мастер ничего не ответил. Молча развернул он свой мотоцикл, молча попрощался с Кротом взмахом руки. Потом вдавил педаль в пол; послушный слик синим пятном рванул по седой ковыльной степи — как если бы капитан Морийских гномов преследовал что-нибудь неуловимое и невидимое. Например, собственный вчерашний сон.


***

Сон к Андрею Норвежцу пришел только под утро. Снилось Андрею, что встретился ему Лесник, и затеял беседу о чем-то важном; вот только о чем именно, Норвежец, хоть убей, не мог вспомнить. И говорил Андрей Леснику укоризнено: ты-де плохой сержант! Не умеешь заставлять людей делать работу трудную, неприятную, грязную. Лесник кивал, соглашался, но утверждал, что зато он когданибудь может стать хорошим генералом. Качал головой Андрей Норвежец, верилось ему в такое с трудом: кто не умеет подчиняться, не сумеет и командовать, каждому начальнику весьма полезно пожить в шкуре подчиненного. Может, и станешь генералом, объяснял Леснику Норвежец, мало ли как жизнь повернется — а сержант ты всетаки плохой.

Тут заскрипели резко, противно, дверные петли, и проснулся Андрей Норвежец, так и не узнав, что же Лесник во сне ответил.

В камеру заглянул надзиратель. Бегло обшарил взглядом бетонный пенал два на два на три метра, но не подошел к окну и решетки дергать не стал. Побоялся. Выругался про себя Андрей Норвежец, и чуть было от обиды не заплакал: надо ж было так глупо попастся!

Вспомнил Андрей, как поставили снятый с трофейного робота реактор поверх обширной платформы на воздушной подушке. Подключили к реактору двигатели, нагнетавшие в подушку воздух; к нему же подключили электромоторы, вращавшие тяговые пропеллеры. Получился своебразный летающий паром. Четвертой части мощности реактора с избытком хватило на все моторы: и тяговые, и нагнетательные. Остальные три четверти пошли на питание снятых с того же робота лазерных пушек. Долго возились с проверками: капризная и ужасная смерть пряталась в сером стальном контейнере трофейного энергоблока, обойтись простым перевтыканием проводков боялись. Но, разумеется, в конце концов раскусили и эту техническую задачу. Заставили платформу взлететь, а реактор подчиниться управлению.

Брони летучему танку не дали вовсе никакой. Не считал Андрей Норвежец умным вид боя, когда закованные в феррокрет роботы с дистанции двадцать метров лупят враг врага снарядами, лучами, плазморазрядниками — кто раньше упадет, у кого первого броня треснет или нервы не выдержат. Не для такого боя Норвежец со своими викингами строил крейсер на воздушной подушке. Машина вышла чрезвычайно быстрая: робот, с которого сняли энергоблок, весил полсотни тонн, а вся платформа с людьми, моторами и лазерами тянула едва ли тонн пятнадцать. За счет разницы в весе машина могла обогнать даже легкого робота-разведчика. Лазерные установки получились намного скорострельнее, чем такие же на роботах: не требовалось дожидаться, пока лазер после выстрела остынет. Если летать только над морем, свежая вода в охладители всегда найдется. А кроме, как над океаном, воздушную подушку в Норэгре и использовать негде: в скалистых лесах, на обрывистых берегах фьордов нужно совершенно другое.

Планировал Андрей Норвежец с первым таким кораблем взять еще один-два парома Куриту, боевыми лазерами выбивая охрану с дальнего расстояния. А добытых с паромами роботов пустить на запчасти, как и первый трофей. Три летучих крейсера — уже флотилия; с ней можно и небольшим береговым гарнизонам показать пеший путь в задницу. Дальше дело покатилось бы по нарастающей, как снежный ком.

Но первый же налет на причалы Торсхейма закончился провалом. Дом Куриту сэконунгу удалось обмануть, да только прав оказался Красильщик Сэпли: свои всегда больней лупят. Когарю, сукины дети, продались самураям целиком и полностью. То ли титул пообещали Тангену, то ли денег подбросили, то ли еще каким образом купили, уговорили или запугали — значения не имело. Просто устроили ниндзя из Кога-рю хитрую ловушку, и влетели в нее викинги на полном ходу своего крылатого крейсера, не ожидая никакого подвоха от соседей по планете. И так все это получилось до обидного несложно, что Андрей Норвежец от стыда даже не захотел вспоминать свой последний бой.

Так вот и вышло, что попал Андрей Норвежец в плен, и ворочался теперь на узкой койке в бетонном пенале. Совершенно некстати вспомнилось ему, как с этим самым Тангеном, который теперь управляет ниндзями Кога-рю, Андрей Норвежец, обнявшись, громко орал "Серебрянные бубенцы" на чьем-то дне рождения. Тогда еще никто никого не убивал, и даже сама мысль о войне казалась совершенным идиотизмом.

Стоял мир.


***

— Мир был так выгоден нам! — директор тоскливо опустил голову и принялся расхаживать взадвперед по мягкому ковру. Собравшийся в кабинете секретариат — трое лощеных молодых референтов в креслах — шестью унылыми глазами разглядывал роскошную обстановку. За панорамным окном во всю стену раскинулся типичный индустриальный пейзаж. Тяжело и мощно вздыхали механизмы звездной верфи Луфиена. Медленно рождался очередной Т-корабль; до завершения сборки оставалось еще два месяца, да потом еще столько же отладки… Директор вздохнул и посетовал:

— Год спокойной торговли, и мы бы завели себе хороший расчетный компьютер… Сердечник Керни-Фучида делается так долго! Новые сердечники для Т-прыжков пошли бы на ура, но без приличной модели их не рассчитаешь, а саму модель без компьютера не получишь! Проклятая взаимозависимость технологий! Военные оборвали все контакты с Ардой, не то, что кристаллы вывезти, обычное сообщение — и то неизвестно как передать, ведь межзвездная связь возможна только с кораблями.

— Господин директор! — вмешался крайний справа референт, — у нас там застрял один транспорт, "Хорог". Его задерживают, конечно под надуманным предлогом, а на самом деле армия боится, что с ним утечет информация о происходящих на Арде безобразиях. Но рано или поздно военным придется отпустить транспорт. Официально-то армия не может препятствовать грузовому кораблю покинуть зону боевых действий. В конце концов, мы разберемся в происходящем.

— С "Хорогом" мне ничего не понятно! — запальчиво возразил директор. — Только вчера я беседовал об этом с моим знакомым в Генштабе. Оконфузился. Я-то кинулся просить, чтобы корабль отпустили! А военные уверены, что капитан корабля нарочно болтается у прыжковой точки, устраивая мелкие поломки и изобретая предлоги. Армейцы, напротив, рады были бы выпихнуть лишних людей, но "Хорог" упрямо не желает улетать.

— Тогда, может, быть, наш человек на Арде удерживает "Хорог" ради своих целей? — предположил второй референт.

Директор остановился и задумался. Действительно, как там наш Тень?


***

Тень стоял прямо, крепко сжимая боевой излучатель. За спиной агента была закрытая дверь в комнаты Александра Валле, а по обе стороны тянулся коридор. Справа и слева картина открывалась одинаково грустная: спецназ Дома Куриту безжалостно вырывал с мясом аккуратные, мореного дуба, двери лучшей в Раздоле гостиницы; бронированные сапоги крошили паркет; тащили и связывали пленных. Настенные светильники то и дело лопались под шальными пулями или резкими движениями дерущихся. В распахнутые окна поверх ночной прохлады влетали крики и выстрелы над Раздолом.

Перед черноволосым Ингваром Тодзио напряженно возвышался Алин Адрен; на его коричневом скафандре тускло поблескивала новая нашивка. Адрен получил звание старшего лейтенанта "за проявленную инициативу в пресечении утечки информации". Говоря проще, за то, что помешал Роланду снимать компромат на Дом Куриту в развалинах Уникорна.

Ингвар Тодзио еще раз повторил пароль; Адрен качнул головой: да понял я! Ты — агент, разведчик, "барсук"! Не трать слов, говори, что надо.

— Разворачивайтесь, — пересохшим от страха голосом сказал Тень, — В этом номере Основатель. Он принадлежит моему ведомству, а не вам.

Старший лейтенант выругался; громкоговорители скафандра добавили шума в коридорах. Бой за Раздол, скорее всего, уже заканчивается. Взят главный игровой сервер, взят и сам поселок. Андрея Норвежца союзники привезли еще в обед, упакованным. Занят даже вход в Морию. Формально, все цели операции выполнены, можно бы и наплевать на Основателя. Трогать Александра Валле опасались именно из-за риска повредить в бою драгоценную голову. Но обстоятельства складываются удачно, вот и разведка уже взяла Основателя. Теперь Дом Куриту владеет козырем такого калибра, что Арда, хочешьне хочешь, вынуждена будет утереться. Неужели командование не могло заранее договориться с собственными шпионами о нормальной передаче высокоценного пленника?

Тут Алин Адрен ужаснулся своей догадке: конечно, с нашими "барсуками" командование договорится всегда. Если же с кем-то не договорились, этот кто-то — вовсе не наш! Пароль по такому важному случаю могли и выкрасть, уж больно приз стоящий.

Старший лейтенант спросил, явно оттягивая решение:

— Кто ты такой?

Тень заколебался. Очевидно, существовали какие-то признаки, мешавшие спецназу полностью признать в нем своего. Попытки темнить дальше могли спровоцировать свинцовый шквал. Агент решил пойти напролом, и представился громко, стараясь перекрыть звуки выстрелов:

— Ингвар Тодзио, звездная верфь Луфиена! Старлей, послушай меня! Промышленники не простят армейцам потери Основателя! Мой директор сожрет твое командование живьем! Рано или поздно Луфиен все узнает!

Теперь заколебался Алин Адрен. С одной стороны, можно оставить все, как есть; солдаты не выдадут, да и вины никакой офицер не видел. Звездная верфь Луфиена — тот же самый Дом Куриту. Врагу наподобие Дома Штайнера Основатель не достанется все равно. С другой стороны, промышленники армию недолюбливают, и армия платит им тем же. Значит, если сейчас получится взять Основателя, уже не дзайбацу военным, а наоборот, командование промышленникам хвост придавит! Тут можно и рискнуть, нашивки светят капитанские. С третьей стороны, малейший ущерб Основателю — и лейтенантские снять придется.

Алин Адрен думал недолго, и почти уже принял решение, но тут из-за угла вывернулся ничего не соображающий Легат с отчаянным криком:

— Тень, хватай Ярла и беги! Там наших убивают!

Алин Адрен рефлекторно повернулся, отвечая очередью на голос. Пули прошли над головой Легата; он получил по затылку куском отколотой штукатурки, охнул, скривился и мешком осел на изломанный паркет. Кто-то из стрелков направился к упавшему — связать. Однако Легат справился с собой и тигром выпрыгнул в ближайшее разбитое окно. Старший лейтенант обозлился: "Что это я, как ни выстрелю, все мимо! В Уникорне промазал, теперь опять вот. И этот барсук хренов смылся!"

Действительно Ингвара перед дверью уже не было. Воспользовавшись секундной заминкой, агент нырнул в комнату и скомандовал сидевшему на столе Основателю:

— В окно, быстро!

— Там уже ждут! — безнадежно отозвался Валле. — Четверо.

Затрещала и упала выбитая дверь. Ингвар, не целясь, стегнул лазерным лучом по проему — первый самурай молча сунулся лицом в пол. Ворвавшийся следом Сабуро Сакаи аккуратно, почти бережно, стукнул Теня прикладом под ребра. Агент отлетел к одной стене, а его излучатель к противоложной; с пола Ингвар в бессильной ярости крикнул:

— Говорил тебе, придурку, сразу надо было прятаться!

— РУКИ НА ГОЛОВУ!!! — приказал Сабуро через динамики бронескафандра, и тяжелый звук затопил все малейшие щелочки в комнате. — КТО ДВИНЕТСЯ, ПРИСТРЕЛЮ КАК СОБАКУ!!!

Ствол самурай направил, конечно же, на Основателя — тот был намного ценнее; а обезоруженному агенту промышленников при нужде хватит и хорошего пинка гидравликой скафандра. Пользуясь этим, Тодзио перекатился, сгреб свой излучатель и на четвереньках выскочил в коридор прямиком по трупу первого штурмовика, перед самым носом у рванувшегося внутрь старшего лейтенанта. Сабуро Сакаи удивился: на инструктаже перед операцией говорили, что промышленники в случае проблем непременно попытаются Основателя убить. Что же этот горе-охранник задал стрекача?

Наученный бесплодным преследованием репортера в Уникорне, Алин Адрен за Тенью не погнался. Да и смысла особенного в погоне не было. Пусть бежит, куда хочет, оглашая полуночные небеса бесполезной руганью. Главное, что Основатель жив и живым попал в руки Дома Куриту. Операция против Раздола завершена не просто удачно — блистательно. Теперь можно и Морию не захватывать, не терять людей на зачистках бесконечных лабиринтов. Черт с ним, с заводом! Основатель и вдохновитель производства, Александр Валле, захвачен живым. Достигнута главная цель Дома Куриту. Даже последний рядовой в группе Алина Адрена понимал все значение произошедшего.

Захват Основателя означал конец войны.


***

— Конец войны не так близко, как ты думаешь! — отрицательно покачал головой Синген Исороку, еще не зная о происходящем в этот самый миг захвате Раздола и пленении Основателя. — И результат ее может удивить нас обоих.

Крот пожал плечами:

— Ну вот, взяли вы по дороге десяток транспортеров… Все равно, выследят вас, придется вам их бросить — дальше голая степь, не во всяком овраге можно спрятать большой караван. Да и оставь вы эти машины себе, один робот разметает их в два приема — не говоря уж о хорошо сыгранном звене. Так что лучше вам выйти из Эмин Майл до рассвета. Тогда к утру успеете до мест, где худобедно можно прятаться. Мне не хотелось бы висеть в петле за укрывательство. И поселок жаль. И людей. Так что продуктов берите сколько надо, склады я открою. А грузить будете сами. Вас много, справитесь.

Капитан Синих Драконов коротко пробормотал в коммуникатор серию приказов и вернулся к разговору:

— Справимся, конечно… А скажи мне, Крот, вот какую вещь: правда ли, что Мастер в Сети пишет? Что ты ведешь канал по землям разрушенного Уникорна?

Крот отшатнулся от собеседника. На скупо освещенной ночной площади Эмин Майл нельзя было толком разобрать выражение лица бургомистра. Наконец, Крот глухо выдавил:

— Да! И что с того?

Бургомистр с капитаном миновали круглую центральную площадь и свернули на Поднебесную улицу, ведущую далеко за город и упиравшуюся в причальную вышку для дирижаблей. Между кубами расплывчато белеющих в летней ночи домов бургомистр никак не мог отыскать взглядом собственный.

— Ничего, — спокойно ответил Синген Исороку, — Мы не вправе тебя судить. Ты выбрал мир… Дерьмовый, конечно мир, но ведь не зря говорится, что худой мир лучше доброй ссоры. У тебя до сих пор дома целы, люди живы, не то, что Рось, Уникорн, наш Ига-рю. Знаешь, Крот, Арда большая. Хватит места и таким, как я, и таким, как ты.

"Сейчас он скажет: Только держись от нас подальше" — мрачно подумал Крот. И ошибся. Синген Исороку продолжил совершенно иначе:

— За что и люблю буддийское восприятие мира. Будда допускает, что истин может быть много, своя для каждого, понимаешь? Даже если встретит христианина, на костер не потащит.

Улица поднялась на холм, откуда раскрывался вид на всю Станцию Эмин Майл. Левая часть, овальная в плане, расчерчена ровной сеткой улиц — дома, два детских садика, школа, прогулочные бульвары… Зелени не так много, как в Уникорне, да и прудиков на крышах нет — рядом Андуин Великий, чуть к северу серебрится под луной сеть каналов, так что влаги хватает и без искусственных водоемов. Дворики и здания погружены в ночь, лишь вдоль улиц и проездов цепочки белых и желтых фонарей. Поселок разросся в небольшой город. К десятилетию Первой Посадки собирались монорельсовую линию торжественно открывать. Если бы не война… Крот вздохнул. Справа вдоль Андуина Великого — пристани, коробки пакгаузов, положенные на бок полуцилиндрические ангары кораблей. Дальше в бурую степь Левобережья — огромные эллинги с дирижаблями, большие металлические шары завода негорючего подъемного газа, какие-то стойки, мачты, краны, штабеля досок. Через светлое серебро реки черная нить — паром. На пароме несколько захваченных Синими Драконами восьмиколесных бронетранспортеров. На машинах для маскировки сохранены слабо светящиеся опознавательные знаки Дома Куриту. Поскорее бы они переправились, и оставили Станцию в покое!

Крот пробурчал:

— Люди добрые, пока все хорошо. Вот попадется тебе непротивленец в боевой операции. Откажется стрелять, дескать Будда не велит, и все тут! Что ты тогда сделаешь?

Исороку пожал плечами:

— Ты прав, наверное: такого нельзя знать заранее. Предполагать можно, но точно знать… Нет, ничего тебе не отвечу. Правда, что ты книгу пишешь?

Крот опять содрогнулся. Да что ж это такое, ничего нельзя сохранить в тайне!

— Откуда ты знаешь? — спросил он угрюмо.

— Неважно, — Синген улыбнулся, — Главное, что пишешь. Я замечаю, ты берешься в основном за долгосрочные проекты, как землеустроение, организация дирижабельных маршрутов, теперь вот книга. Семена брошены, а когда плоды созреют, еще вопрос… Но приятно, что не все на Арде одним днем живут… Ого, я гляжу, мои предпоследний паром грузят. Мне пора, Крот. Я пойду своей дорогой, а тебе желаю удачи на твоем пути.


***

Путь мог оказаться и похуже. Легат порадовался, что сразу свернул к горам: после утренних гроз низины наверняка в воде, а по оврагам ревут мутные потоки, не спрячешься. Всю ночь разгрома Легат провел на ногах. Многим его хакерам удалось сбежать в лес; оставшихся в домах нападавшие вроде бы не тронули. Сам Легат в конце концов решил отправиться на юг, в город Шир, чтобы оттуда пробраться в Норэгр, и там найти Андрея Норвежца.

Едва рассвело, Легат выбрал полянку посуше, поискал пятачок, который все утро будет нагреваться солнцем, расстелил в найденном месте свой толстый шерстяной плащ, и вытянулся на нем. Стоило, конечно, подложить под плащ если не еловых лапок, так хотя бы хвороста, но уж больно выматывающей оказалась ночь. Уставшему человеку оказалось не до неудобств, как упал, так тотчас же и заснул.

Проснулся Легат от неразборчивого крика. Вскочил, прислушался, и понял, что вопль ему не приснился. Кто-то громким, отчаянным голосом, костерил злую судьбу и неверную удачу. Прикинув, что вряд ли Дом Куриту после удачного захвата самого Основателя кинется ловить мелкую сошку по предгорьям, Легат побежал на звуки, и увидел вцепившегося пальцами в край небольшой расселины Теня. По следу на мокрой глине Легат понял: Тень пытался перескочить трещину, даже разбежался. Но не вовремя поскользнулся, привычным к таким переделкам чудом зацепился за каменный край, и повис на почти вертикальном откосе. Не тратя времени на разговоры, Легат вытянул из пояса сверхпрочную мономерную нить, оба конца которой заканчивались мощными крючьями, выращенными с нитью как одно целое. Один конец нити Легат быстро обнес вокруг дерева толщиной с себя, второй крюк стравил по спине Теня и зацепил того под широкий кожаный пояс.

— Ну держись теперь, — пробормотал Легат, потерев нить руками. Прибор отозвался на тепло так, как и было задумано. Нить резко сократилась, со слоновьей силой подтягивая крючья друг к другу. Кора дерева затрещала; Легат пожалел, что не успел хоть сухих веток насовать под обноску. Подвешенный за собственный пояс, Тень выскочил над краем трещины, словно рыба на крючке. Почуяв слабину, нить перестала складываться, но пару метров по направлению к дереву Теня все-таки проволокло.

— Спа… сибо… — выговорил Тень, медленно шевеля пальцами. Легат отсоединил нить от пояса спасенного и от дерева, убрал в чехол, а чехол обратно в поясной карман.

Осмотрелся.

Справа громоздился Мглистый хребет, над которым уже взошло солнце. "Часов десять утра" — сообразил главный хакер. Вокруг расстилался непередаваемый пейзаж горных склонов: зеленые пятнышки лужаек, деревья, вцепившиеся в откосы корнями не хуже, чем Тень только что — пальцами. Там и сям круглые белые валуны различной величины. Расселины — относительно неглубокие, но вполне достаточные, чтобы расшибиться. В трещинах журчит вода: где-то после предрассветной грозы, а где-то постоянный ручей из озерца или высокогорного ключа.

Влево, насколько хватало взгляда, местность понижалась и на полпути к горизонту превращалась в зеленый ковер — там начинался сплошной лес, а острогранные трещины понемногу расплывались в невидимые под ветвями широкие яры с округлыми выветренными скатами. На зеленой крыше леса яры отражались полосами темной, почти синей, листвы: это тянулись к небу чазении, единственные из всех деревьев, способные расти на галечных откосах протекающих по дну оврагов бешеных горных рек.

Между тем Тень поднялся, отдышался и подошел к Легату, все еще разминая пальцы:

— Счастливая у меня карма! Не случись тебя, ногу бы точно сломал…

Легат кивнул: со сломанной ногой из расселины не очень-то вылезешь. А ночью можно и на зверя наскочить, места тут дикие, бежали-то нарочно в самую глушь. Так что Тень имеет все поводы радоваться. Хакер вернулся за своим безнадежно вымоченным на сырой земле буро-красным плащом, и расправил его по плечам: пусть сохнет в дороге. Тень осторожно заглянул в трещину, куда едва не свалился.

— Метров двадцать, — прикинул он на глаз. — Шестой этаж, примерно, на дне острые камни… Пожалуй, не обошлось бы ногой. Скольким же я тебе обязан! Не приведи судьба такие долги отдавать. Ты куда идешь?

Легат пожал плечами:

— Выбор небогатый. К Норвежцу. Хочу обойти кругом через юг. По предгорьям, потом по реке спуститься до Шира — а там и фиорды Норэгра, считай, рядом.

— Может, лучше на север, до Юкона, а потом по Юкону сплавиться на Клондайк? В Клондайке пока что нет самураев.

— Туда даже ближе, — согласился Легат. — Но дорога гораздо хуже. Такие расселины, как твоя, на каждом шагу.

Тень понимающе кивнул: этим и плохо любое путешествие вдоль горной цепи. Приходится то и дело перелезать через стекающие со склонов ручейки, речушки, реки и просто случайные потоки, возникающие после каждого приличного дождя. А всякий поток со временем выгрызает себе глубокое русло — возникают овраги. В степи почва мягкая, там берега оврагов скоро скругляются, можно спуститься к воде, перейти тихую речушку вброд и затем вылезть на противоположный край. В горах на такое нечего надеяться: берега отвесные, каменные. Промытые водой овраги выглядят так, как будто земля от чрезмерного натяжения треснула. Скакать с берега на берег через острые грани хорошо получается у горных козлов; у хакеров Раздола, как Тень выяснил на собственном опыте, намного хуже.

— Кроме того, — добавил он, — Мне только что пришло в голову… Если нас все же станут искать, то именно на дороге в Клондайк: подумают, что мы бежим в места, где пока что нет Куриту.

— Что ж, — сказал Легат, — Спустимся в лес, там и речки перелезать легче, и с воздуха нас не увидят.

Тень согласно кивнул, поудобнее передвинул висящий на поясе излучатель, и вслед за Легатом отправился вниз.

Спустившись с плато, попутчики свернули на юг. Долго шагали они в молчании под густозеленым пологом. Хребет теперь тянулся слева от них. Прямо по ходу сквозь листья горела желтая звезда, которую жители Арды привычно называли солнцем. Солнце и подняло в воздух почти всю влагу, выпавшую с ночным дождем, а потому предгорья затопила мокрая духота. Уже через час Легату пришлось отказаться от идеи высушить плащ на плечах. К полудню Тень снял куртку, а следом и тонкую грязнозеленую безрукавку. Спустя еще час, Легат последовал его примеру, разделся до пояса и теперь нес в руках плащ с порядком изодранной за ночь клетчатой рубашкой. Мужчины покрылись мелкими каплями пота и не раз возблагодарили судьбу и духа-покровителя местности за отсутствие на Арде кровососущих насекомых.

В конце концов, и Легат и Тень не выдержали. Переглянувшись, они принялись снова карабкаться на гранитные ступени у подножья Мглистого, надеясь отыскать там хоть слабый ветерок. Даже перспектива превратиться на время в горных козлов казалась спасением по сравнению с парным бульоном, окружавшим путешественников в лесу.

Первым руины заметил Тень.

— Что это? — удивился он, едва только Легат вслед за ним оказался на открытой площадке. — Воон там, гораздо ниже!

Легат отдышался. Ветерок есть, и даже очень не слабый.

— Давай-ка оденемся, — предложил хакер, — После парилки на сквозняк — недолго и простыть.

Тень влез в безрукавку и куртку, так и не отводя глаз от замеченных вдали полуразрушенных стен. Чаще путешествовавшему по Арде Легату хватило одного взгляда:

— Это Шаэрравед.

— Что?

— Брошенное поселение эльфов, — пояснил Легат. Мокрая рубашка на ветру заставляла его зябнуть.

— Каких еще эльфов? По Толкину здесь должна быть Остранна!

— А по Сапковскому — Шаэрравед. А по Стивену Кингу нас всех еще пять тысяч лет назад сожрали томминокеры из сияющего тумана. — продолжил Легат, отряхивая грязный плащ. Почистив немного просохшую одежку, хакер с видимым удовольствием в нее завернулся.

— Легат, не темни, пожалуйста. — попросил Тень. — Почему тут все бросили? Долгой Зимы второго года не выдержали, или как?

— Идем, покажу кое-что. — вместо ответа пригласил Легат, направляясь к развалинам. Заинтригованный Тень последовал за ним.

В самом скором времени путешественники добрались до сохранившегося куска дороги из каменных плит. Коварные расселины дорога перемахивала небольшими горбатыми мостиками, и путь сделался куда легче. Уже через час Тень с Легатом стояли перед входом в городок, раскинувшийся поровну на плато перед Мглистым и в гуще деревьев, чьи верхушки едва достигали подошв стоящих над обрывом людей.

— Поверху! — скомандовал Легат, и они не стали спускаться в лес. Тень вовсю вертел головой: город как город. Угадывались улицы, площади, громада Ратуши или какого-нибудь официального здания. Не очень-то все и заросло, планета осваивается всего десять лет. Город наверняка еще моложе. Широколиственный лес не джунгли, еще не один сезон зелени пробиваться сквозь каменный настил улиц. Что же здесь произошло?

Слева, на плоской ступени перед Мглистым, путникам открылись несколько строений, за ними врезанные в склон хребта исполинские ворота. Еще один вход в Морию?

— Посмотри-ка на верхушку во-он той горы! — развернувшись спиной к солнцу, вытянул руку Легат.

— Жаль, бинокля нет, — пробормотал Тень, вглядываясь в указанном направлении. — Что же там такое? Дозорная башня? Обсерватория?… О, черт! — вскричал он, внезапно догадавшись. — Там приводной маяк для шаттлов! А это плато — готовое летное поле! Но оно не выжжено, а камень не растрескался под весом приземлявшихся челноков… Что все это значит, Легат?

— Команда Шаэрраведа появилась в наших местах на третий год, — начал повествование хакер, — Долгую Зиму, о которой ты говорил, они просто не застали. Эльфы сразу захотели собственный космопорт: Осгилиат ведь далеко на восток от нас, за хребтом. А лихтерами сыт не будешь, в особенности для туристического бизнеса это плохо. Турист балованный, ему шаттл подавай. И чтобы не на раскисшую траву выйти, а на мощеную дорожку. И отель им подавай в космопорту, и грузовой терминал. Вот, два года эльфы тут прожили, как будто даже все построили, что хотели. Собирались уже принимать первые корабли. Но однажды вдруг явились к Сэпли, оформились, и улетели с планеты. Все шестьсот восемьдесят с чем-то человек — в один день!

— Почему?! — изумился Тень. — Перспективы великолепные: наши кристаллы можно было не возить до самого Осгилата, грузить прямо здесь. Ведь мы от Раздола и суток не шли, а пеший ход в горах медленный. Отсюда до нас километров тридцать-сорок, ну никак не может быть больше!

Легат задумчиво покачал головой:

— Не знаю, почему оставили город… Поначалу боялись неизвестной болезни, но когда Лесник шел на Андрея Норвежца, тут несколько дней сражались в Игре, лагеря стояли повсюду — ничего не произошло. Конечно, Красильщику улетавшие представили какие-то объяснения, но Сэпли никогда ничего об этом не рассказывал, а мы из уважения к тайне личности не слишком-то выспрашивали. И еще не факт, что эльфы сказали Привратнику истинную причину… Грешили было на конкуренцию со стороны того же Осгилиата, но лично я в это не верю. Все-таки наш Северо-Запад отделен от бассейна Андуина Мглистым хребтом, расстояние почти тысяча пятьсот километров. Хватило бы перевозок обоим космопортам. И еще много предполагали причин, даже пытались найти улетевших во внешнем мире, чтобы у них самих спросить.

— Нашли? — живо поинтересовался Тень.

— Даже не знаю, — снова покачал головой Легат. — Знаю, что правды так и не доискались. Места тут вполне жилые, никаких слишком опасных зверей, никаких старинных артефактов. Охотники и путешественники вроде нас, кому захочется пешком попасть на юг — в Шир или Фангорн — часто ночуют здесь, и ни разу не замечали, чтобы из ворот в Мглистом что-нибудь вылезало по ночам.

— И хорошо, а то я уже бояться начал, — признался Тень. — Мало ли, какие там сокровища Предтеч закопаны, да мало ли кто их охраняет.

— А! — безразлично отмахнулся от древних загадок главный хакер Раздола. — Сокровища Предтеч все равно, что истинная любовь: разговоров много, а своими глазами никто не видел.

— Но ведь это вход в Морию?

— С чего ты взял? — удивился Легат. — Всего лишь ангар в скале. Обширный тупик. Пуст, как мой живот сегодня. Кладоискатели его стенки чем только не просвечивали — и ничего не нашли.

— Скажи еще, — попросил Тень — Почему, как ты думаешь, Красильщик кинулся на патруль?

— А он точно кинулся? — удивился Легат. — Я-то думал, очередную утку в Сеть запустили.

— Были снимки… — помолчав, отозвался Тень. — К сожалению, это все точно. Но вот почему Сэпли слетел с катушек, я так и не понял. А сейчас мы заговорили о Красильщике, я и подумал: может, тебе чтонибудь известно?

Легат неохотно повел плечами, на которых досыхал красно-бурый плащ:

— Ну, все-таки на второй год от Посадки Сэпли потерял половину команды, ты знаешь… Восемь лет жить с сильным чувством вины — врагу не пожелаешь. Потом, вторжение Куриту — шлепок по морде Сэпли, как Привратнику. А может, его девушку обидели. Или еще что-нибудь. Мы слишком мало знаем, чтобы судить!

— Да, — уныло вздохнул Тень, — Знаем мы и правда недостаточно… Колонии всего десять лет, а уже брошенные по непонятным причинам города неизвестно откуда появляются. И ведь я рядом жил все время, и даже не слышал про почти готовый космопорт! Знаешь, Легат, мне кажется, за этим все же стоит какая-то настоящая тайна, неигровая, понимаешь? О которой никогда и никто не говорит. В той же Сети никто не обсуждает причины оставления Шаэрраведа…

— Ну, тебе неоткуда было знать. Ладно, я еще мотался туда-сюда по лесам и дорогам, находил время. — попытался утешить товарища Легат. — А ты все-таки больше с Валле возился над организацией и технологией, на твоей управленческой хватке половина дела стояла.

Тень отмахнулся:

— Но Основателя я так и не уберег! И ведь думал же, что пароль подлинный, должно было сработать! Если бы ты не выскочил из-за угла, я бы им мозги запудрил. А Основатель тем временем мог бы сбежать!

Легат замер, словно громом пораженный:

— Так ты и в самом деле работаешь на дзайбацу? Все, что я слышал в коридоре — правда?

Тень понял, что раздумывать некогда. Ответ должен быть мгновенный; а в таких случаях лучше все-таки не врать, несмотря на возможные проблемы. Запутаться во лжи в итоге все равно выйдет дороже!

Тень сказал:

— Да.

— Ах ты, засланец хренов! — заорал Легат и умело врезал Ингвару Тодзио по зубам. "А говорят, хакеры замученные умники, драться не умеют" — отстраненно подумал шпион, уклоняясь от удара. Но Легат тут же добавил носком сапога в пах, и враг согнулся.

— Я тебя, ублюдок, за один наш Раздол… — пробормотал хакер, замахиваясь ногой на страшный футбольный удар по ребрам скорчившегося агента. Тодзио понял, что излучатель вытащить не успеет, придется стрелять сквозь кобуру. Как вдруг из-за поваленного каменного столба с ревом вздыбилась косматая серая тень, вцепилась Легату в спину и одним движением отшвырнула его метра на три. Следом из-за того же камня высунулся по пояс человек в расстегнутой куртке и светлой рубашке. По болтающемуся на груди зеленому самоцвету Тень сразу узнал Лесника. Мгновенно оценив ситуацию, новое действующее лицо прежде всего скользнуло к Тодзио и коротким ударом вышибло из руки агента наконец-то вынутое оружие. Ингвар попытался было провести захват, но тут его самого непочтительно схватили сзади за штаны и швырнули точно так же, как Легата, только в противоположную сторону.

— Мир!!! — звучно произнес Лесник, поднимая обе руки ладонями к небу. — А не то мы с Пимой вас обоих так отделаем, что неделю не сядете!

— Почему это не сядем? — огрызнулся Тодзио, поднимаясь на локтях. Агент посмотрел в сторону потерянного излучателя. Поймав его взгляд, серый волк ростом человеку по грудь прыгнул к оружию и одним пинком могучей лапы отпасовал лучевой пистолет прямо к черным сапогам миротворца.

Легат тоже оперся на локти, потом встал на колени, потом и в рост. А потом совершенно неожиданно рассмеялся:

— Ой, не могу! Как в анекдоте, в точности! Пришел Лесник и всех разогнал… Тень, извини меня, если можешь, ладно? Если не можешь, врежь пару раз, только не обижайся, пожалуйста! Я ведь не столько даже на тебя зол, мне стыдно — капитан команды, а сделать ничего не смог… Ты же предупреждал меня, что надо прятаться, а мы с Валом, дураки, не послушались… — Легат повернулся к гостю, который смотрелся на полторы головы ниже хакера:

— Но как твой волчара нас в стороны! А пистолет! Он все понимает! Чудеса дрессуры!

— Сам ты — чудеса дрессуры! — Пима не обиделся, но счел необходимым расставить все по местам с самого начала. Услышав его глухой мощный рык, выпрямившийся было Тень уселся опять.

— Для меня слишком на сегодня, — замотал головой агент. — Сначала мой пароль и полномочия наглые тупые армейцы засунули в задницу. Мне пришлось драпать, как побитой собаке… Потом я полчаса висел над каменными зубами и думал, что сломаю, когда пальцы разожмутся и я все-таки шлепнусь: ногу, две, руку, ребро, или все сразу… — Тень посмотрел на руки, словно видел их впервые, и неуверенно продолжил:

Потом эта парилка в лесу… Шаэрравед, заброшенный хрен знает, по какой причине. Драка с взбесившимся Легатом. Лесник, которого черти кинули на три дня пути к северу от его Фангорнского леса. Наконец, говорящий волк! Теперь пусть хоть сами Предтечи вылезают из развалин к ужину — до завтра я никуда не пойду!

— Кстати, об ужине… — Лесник выразительно посмотрел на Пиму; тот понимающе кивнул и беззвучно исчез в лесу.

— Через пару часов принесет какого-нибудь мяса, — пояснил Лесник. — Мы пока что можем собрать веток для костра. У меня есть палатка. Правда, одноместная. Я все равно собираюсь верхом на Пиме к Норвежцу сбегать, вы как раз поделите ночь. — Лесник едва удержался, чтобы не добавить: "Если не перережете друг другу глотки", но решил пока не углублять противоречия.

— Один спит, другой костер поддерживает. — кивнул Легат. — Смена через час или два. Я хоть и хакер, а знаю.

— Извини, — не смутился Лесник. — Считай, что это я себе напомнил. Тень… Мне все же проще называть тебя так, чем считать Ингваром Тодзио.

— Да ладно! — махнул рукой агент, — Как меня только не называли.

— Будешь вести себя примерно, если я верну тебе бластер?

— Вообще-то это не бластер, а всего только излучатель, — уточнил Тень. — А что до поведения, то вы оба, конечно же, идиоты. Бояться меня — какой смысл?

Легат удивленно посмотрел на Лесника, но тот даже бровью не повел. Между тем Ингвар Тодзио объяснился:

— Я все-таки пятнадцать лет рядом с вами живу! Хотел бы убить, давно бы уже убил. Не дергайся, Легат, я не так уж сильно на тебя злюсь. Не ломай мне ребра, я и не буду хвататься за оружие. Ну да, я промышленный разведчик дзайбацу "Нетускнеющий свет" — что с того?… Легат слышал, что я говорил самураям. Дом Куриту тоже не такой монолитный, как со стороны кажется. Армия не любит нас, промышленников. Мы не любим армию. Разведка у каждого своя, шпионим друг за другом… В интересах дзайбацу — живой и здоровый Александр Валле, разгуливающий на свободе и изобретающий, что понравится. Это выгодней, чем если бы Вал исполнял приказы моего директора и работал на него за деньги. Если бы вы только знали, какую шпионскую войну "Нетускнеющий свет" развернул против Дома Штайнера, чтобы Основателю вообще позволили колонизацию Арды!

Тут Лесник поднял руку, и Тень умолк.

— Прибереги объяснения для всех, — сказал Лесник. — Я выехал на запад именно за тем, чтобы пригласить Легата и Андрея Норвежца на большой совет, ко мне в Ключищи. Будет весьма неплохо, если там прозвучит твой взгляд на Дом Куриту изнутри: мы очень мало о нем знаем.

— Долго получается собираться, — удивился Легат. — Пока мы все съедемся, самураи захватят центр населенных земель. Останется свободным разве что крайний Север: Ноттингем, Шервудский Лес, Ангмар, Клондайк. Не знаю, сколько ты подслушивал за своим столбом, но, наверное, уже в курсе, что Основателя Тень не уберег, Валле в плену. А пока мы будем советы советовать и разговоры разговаривать, вообще все поселения подгребут, как крупные, так и мелкие. Дойдут руки, начнут и леса прочесывать.

— Курицы прослушивают все каналы, все частотные диапазоны, — возразил Лесник. — Любой вид связи ненадежен. Кроме того, важно хотя бы раз поговорить лично, в глаза друг другу глядя. Позже радиосвязью пользоваться все равно придется, надо же хоть общий шифр установить. А съехаться нам не так долго, как кажется. По Игре случалось сто километров за день проходить. Нам бы добраться до опушки Фангорна, а там будет транспорт. Жаль, оборотней вроде Пимы пока маловато. Но я сегодня же свяжусь со своими, по сигналу нам навстречу выйдет… — тут Лесник помедлил: "человек десять" не годилось, зверями называть тоже язык не поворачивался. "Голов десять" — это про крупный рогатый скот. Как же сказать?

— … В общем, встретят нас и довезут, — сдался Лесник. — Завтра к полудню наверняка будем на месте, а совет начнется не раньше вечера.


***

— Не раньше вечера доплетемся мы до крепости Батт, — грустно констатировал Алам. — Но в ней наверняка уже сидит гарнизон Куриту. Дальше все будет зависеть от того, насколько тщательно самураи патрулируют окрестности.

Роланд гулко чихнул. Костер никак не хотел толком разгораться. Король разрушенного Уникорна со своим случайным спутником сидели в кустах на северной окраине лавовых холмов Бельтана и пытались приготовить на обед несколько выловленных в Онтаве рыбин. До крепости Батт, откуда уже начиналась опушка собственно Фангорна, оставался один дневной переход.

С самого утра сеялся мелкий противный дождик — отголосок могучих гроз, заставших Легата и Теня на западной стороне Мглистого хребта. Хотя погода стояла теплая, Роланд чувствовал себя простуженным. Радости ему это не прибавляло, но королю не впервой было заставлять себя выполнять нужную, пусть и неприятную работу. Роланд держался.

Алам мучился с выбором. Казалось совершенно очевидным, что Роланд несет нечто крайне важное в своей загадочной коробочке. Если Алам Тинрю по-прежнему считал себя резидентом Дома Куриту, то прямой его обязанностью являлось коробочку у Роланда выкрасть или отнять, а содержащийся в ней секрет употребить на благо Великого Дома. Вот только особенного морального удовлетворения Алам от такой операции не испытал бы: провал вербовки Тейчи Гортхауэра разрушил бережно хранимую веру Тинрю в собственную непогрешимость. Алам начал сомневаться; яростнопобедная музыка больше не играла в его душе.

Если же оставить все, как есть, то шпион вступит в острый конфликт с собственными жизненными правилами. Алам Тинрю знал прекрасно, что в разведке не бывает ничего наполовину. Либо ты с нами, либо против нас — а ставшего врагом вчерашнего друга Дом Куриту будет упорно, очень упорно и неспешно искать. Сколько бы ни длились поиски, пусть даже десять, двадцать, тридцать лет — найдя, убьет все равно. За предательство.

Так что Аламу Тинрю было над чем поразмыслить. Пока он занимался этим, Роланд осматривался вокруг в поисках дров посуше.

Лавовые холмы не были высоки: метров сто пятьдесят, самое большее. Зато форму имели весьма разнообразную, и содержали внутри неисчислимое множество хитро завернутых пещер. Произошли они в незапамятные времена, когда вулканы у южного конца Мглистого извергали текучий камень, и лавовые реки сворачивались в клубки, трубки, спирали. Потом это нагромождение горячего диабаза застывало, покрывалось понемногу слоями почвы, из которой во все стороны топорщились деревья и кустарники. Через несколько сотен лет вулкан просыпался, и заново полосовал Бельтан каменными потоками. Так продолжалось целую эпоху; наконец, тектонический разлом под Мглистым хребтом стабилизировался, вулкан стал просыпаться все реже, а потом и затих совершенно. Промчались еще несколько десятков тысячелетий, в течение которых холмы укрылись толстым слоем исключительно плодородной почвы: лавовые породы содержат множество полезных для растений микроэлементов. В самом скором времени Бельтан зарос не хуже Фангорна. Только в Фангорне все-таки рельеф был куда спокойней.

Во всяком случае, самураи Куриту пока что даже не пытались соваться в чертоломье покрытых деревьями и густым кустарником пригорков, рассчитывая отлавливать возможных партизан зимой, когда тем придется выходить к теплу и жилью — хотя бы за едой. Положившись на это рассуждение, король и не определившийся в душе шпион рискнули развести заметно дымящий костер. Оба они знали: чтобы костер не дымил и не искрил, в огонь следует подкладывать дрова определенных пород, или хотя бы сухие. А где найти сухие дрова в насквозь промокшем лесу? На деревьях? Весь окрестный сухостой, уберегшийся от часто посещавших окраины туристов, очень скоро кончился — было этого сухостоя всего с десяток небольших палочек. Рубить живые ветви Роланд побоялся. С тех пор, как в Фангорне и Бельтане завелись дриады, каждый, замахнувшийся на дерево топором, здорово рисковал. Наглые девчонки неплохо владели луками, арбалетами, накидными сетями и обычным рукопашным боем. И ничуть не стеснялись в средствах, если усматривали в действиях пришельцев ущерб их драгоценному лесу. Король Уникорна припомнил, как однажды Лесника упрекнули в излишнем рвении его пограничной стражи. Лесник ехидно хмыкнул и ответил: "Раньше наши опушки высекали как попало, без цели и смысла. И мусорные кучи мы за хамами убирали каждый день — надоело! А теперь не надо ни инспекторов, ни протоколов. Просто, кто начнет гадить в лесу — тр-рр-к! Стрела в дерево перед самым носом. И все. Понимают даже пьяные, глухие и неграмотные. Если же кому нужна древесина, ступай в контору, плати деньги — не такие большие, честно говоря. И вези хоть кубокилометрами. Когда с Лесом по уму, Лес щедрый"

Роланд вздохнул. Говоря совсем честно, Лесника король не любил и не очень-то уважал. Трудно уважать человека, который берется за многие дела, а хорошо делает мало что. Игровые костюмы команда Фангорна реконструировала кое-как. То есть, шили крепко и удобно — но совершенно не по образцам. Лесник обожал комбинировать самые разные предметы, обычаи, идеи, надерганные из многоразличнейших мест и времен по неизвестно какому принципу; чаще всего — без принципа вовсе. Чтобы понимать возникающую гремучую смесь, надо было жонглировать историческими и техническими сведениями с той же легкостью и безответственностью, с которой это делали в Фангорне. Например, дриады, услыхав, что камуфлированную ткань в Древние Века получать не умели, не стали ни спорить, ни возиться с красками. Они просто-напросто сшили себе плащи из зеленых лоскутков разного оттенка, величиной в ладонь, но не встык, а наподобие чешуи или перьев. Получившаяся лохматая ткань неожиданно приобрела популярность и скоро превратилась в фирменный знак Фангорна. Вспомнил Роланд и дубовую подводную лодку Лесника с педальным приводом, из-за которой Боярин едва не зарубил капитана Фангорна неигровым оружием. Синие Драконы, купившие у Лесника дубмарину, наловчились прямо под водой, незаметно для береговой стражи, разламывать невода, выставляемые Росью на красную рыбу. С тех-то пор и пошла в Ига-рю традиция: четвертого апреля празновать День СамураяПодводника.

В понимании Роланда и Боярина реконструируемая история представлялась свершившимся фактом, гобеленом, который надлежало благоговейно рассматривать и тщательно копировать. Уникорн и Рось спорили лишь о том, какого цвета на гобелене та или иная ниточка — а Фангорн безо всякого уважения к прошлому использовал выдранные из него куски исторической ткани, как строительный материал будущего. Придираться к Леснику оказывалось с каждым годом все труднее: технологический уровень эпохи в его затеях соблюдался свято. Какими бы хитрыми и сложными ни выглядели представляемые им механизмы, все они делались только из тех материалов, которыми пользовались в давнее время, а иногда даже соответствующими эпохе инструментами и способами.

Однако после Большой Войны и развала Империи Лесник как будто угомонился. Ходили слухи, что он увлекся биологией и генетикой. Помня изворотливость, с которой Лесник и Всадник Роханский ставили себе на службу самые строгие запреты и правила, Роланд пару месяцев на полном серьезе готовился отражать под стенами Уникорна разумных огнедышащих драконов.

Если бы не война с Куриту! Какая интересная жизнь могла бы получиться! К следующей весне Храм Серебрянного Единорога заканчивал обучение еще одного поколения новичков. Летом уже можно было бы начинать заселение принадлежащих Уникорну земель — до самых границ с Эмин Майл и Роханом. Смутно виделась в будущем эпоха непокоренных степняков, первых борозд, костров, огражденных повозками лагерей, налетов на караваны, яростной круговерти боя; отважных скоротечных поединков со страшными конными арбалетчиками Всадника Роханского!

А теперь сидел король над костром и уныло чихал, стиснув зубы, чтобы при туристе не расплакаться. Нет больше Уникорна. Даже, если каким-то чудом установится мир, город придется отстраивать заново. Опять проходить все то, что так мучительно давалось команде Уникорна семь лет, пять лет, три года назад! Казалось, вот проблема решена, больше не придется возвращаться к грязной тяжелой работе — а тут на тебе! Изволь снова прокладывать канализацию, строить склады, хлебозавод, электростанцию, трамвайный парк… Подыскивай людей на должность учителя, главврача, начальника городской милиции — кого попало ведь не посадишь, люди на такие места ищутся годами! Роланд обхватил голову руками и принялся в отчаянии раскачиваться: по второму разу такой подвиг не совершить! Единорог, светлая твоя грива! Дай мне сил перенести эти два, три года, на которые нас отбросили обратно! Копыта твои алмазные, след глубокий! Как выдержать вычеркнутое из жизни время? Как?

Алам смотрел на короля встревоженно, и уже полез было во внутренний карман пиджака за маленьким одноразовым шприцем с успокоительным. Роланд не шутя готов был расплакаться; еще чуть-чуть и слезы покатились бы по ввалившимся щекам.

В этот момент окружавший полянку кустарник расступился. К костру бесшумно выскользнули восемь человек в полумасках и лохматых плащах разных оттенков зеленого, с низко надвинутыми по случаю дождя капюшонами. Из-за спин прибывших торчали наглухо зашнурованные налучи и колчаны темно-бурой кожи с вышитым светлой нитью травяным узором. Было ли под плащами другое оружие, король не разглядел. Мелкие капельки серебрили одежду незнакомцев и торчащие из-под плащей острые носки сапог.

Роланд выпрямился и судорожно вцепился в нож; Алам Тинрю тоже поднялся и посмотрел исподлобья, на всякий случай прикинувшись испуганным.

— Мир! — красивым глубоким голосом произнес один из восьмерки традиционное приветствие, откинул капюшон и сдвинул маску на грудь. Поверх серебристых капелек рассыпались темно-рыжие прямые волосы. Алам заглянул в лицо дриаде и сразу позабыл, что день стоит пасмурный: казалось, будто глазами девушки заглядывает в мир пронзительно-чистое осеннее небо.

Роланд заставил себя разжать пальцы, убрать руку с ножа, и выдал очередной, надоевший Аламу еще с утра, вздох.

— Рады приветствовать вас в Фангорне. — дриада чуть наклонила голову. — Мое имя — Фалька. Со мной патруль внешней охраны. Кто вы, и чем Пограничники могут помочь вам?

Тинрю расслабился. Пока есть надежда обойтись без драки. Но что будет, когда король назовется? Личность он известная, выдуманное имя поможет ему ненадолго. Говорят, что Лесник не любит Роланда, и тот платит ему взаимностью. Отношения лидеров почти всегда отражаются на отношениях последователей, и ничего с этим не поделаешь. Пока Алам обдумывал ситуацию, его спутник чопорно и низко поклонился начальнице дриад:

— Роланд, король Уникорна. Я направляюсь к Леснику, чтобы договориться с ним о совместных действиях. — после этих слов король уже не смог выдерживать официальный тон. Он устало осел на мокрую землю перед костром, и сказал злобно:

— А если крепость Батт захвачена или разрушена, Лесник пойман так же, как прочие, то хотя бы отсидеться в вашем замечательном лесу. Потому что мой дом — там! — король махнул рукой на север, в сторону Онтавы, и выкрикнул:

— Сгорел! Я видел это все, и ничего не сделал! — Роланд опять обхватил голову и принялся кусать губы, чтобы не расплакаться.

Алам внезапно увидел ситуацию со стороны и сам себе ужаснулся: ты же разведчик! Случалось подставлять и хороших людей, ничего не попишешь, специфика службы. И ничего в душе не дрожало. Что с тобой сейчас?

Роланд справился с чувствами и опять поднялся в рост.

— Вот здесь, — сказал он, доставая из кармана ту самую черную коробочку, о содержимом которой шпион Дома Куриту всю дорогу строил догадки, — Видеосъемка разрушения Уникорна. Если найдется способ доставить ее Дому Штайнера, Федеративному Содружеству или Политехнической Лиге, самураи вылетят отсюда, как болты Болт в данном случае не крепежная деталь, а короткая толстая арбалетная стрела. из арбалета. Возьмите, у вас лучше получится сберечь ее.

Фалька сделала короткий жест левой кистью. Одна из дриад вежливо приняла коробочку и тотчас отступила подальше, скрывшись в стене плащей. Роланд опустошенно прислонился спиной к деревцу. Алам шагнул чуть вперед; дриады выжидательно посмотрели на него.

"Вот так живешь, и представляешь себе", — думал шпион, — "Как придет в твою душу чувство или переживание, а ты его своей психологической подготовкой — р-раз! Через бедро и на ковер… А когда оно на самом деле приходит, то насколько же все оказывается по-другому! И делаешь то, чего сам от себя не ждешь… "

— Я Алам Тинрю, представитель военной разведки Дома Куриту, — тяжело выговорил резидент, не смея поднять глаз. — Я виновен в смерти Тейчи, капитана Синих Драконов…

"Психология, и хитрости и премудрости разведшколы — это все лодки и резиновые сапоги, годящиеся для переправ через мелкие лужицы текущих неприятностей", — подумал Алам, спиной ощущая наводимые на него стволы, — "Но когда поднимается ветер судьбы, лодка не годится. В океане резиновые сапоги не подмога, хоть и по пояс. Девятый вал кармы выдержит только настоящий корабль."

Алам поднял обе руки:

— Я сдаюсь на милость правительства Арды. Просьб и заявлений не имею.

Удивленно наблюдавший за ним все это время Роланд издал горловой звук и одним прыжком вцепился в шею недавнего спутника. Во все стороны шумно полетели капли с одежды. Кусты и деревца, о которые король и шпион грянулись боками, высыпали на головы схватившимся новую порцию воды. Не дожидаясь приказа, дриады мигом растащили искрутили дерущихся, возмещая недостаток силы отточенной ловкостью движений.

Роланда и Тинрю усадили по разные стороны свободного от деревьев пятачка. Король ежеминутно метал в резидента ненавидящие взгляды. Алам думал: "На других планетах началось бы с крика и обвинений. А здесь у людей есть возможность больше делать, чем говорить — они и пользуются. Как Роланд на меня бросился — молча, по-волчьи."

Фалька лично проверила, хорошо ли связаны руки обоих мужчин. Приказала четверке Мильвы спешно бежать к ближайшей заставе, взять там транспорт, и немедля нести драгоценную видеосъемку прямиком в Ключищи. И при первой же возможности наделать побольше копий. Отправила Тенар за палаткой и сухим горючим: обед нужен, не деревья же рубить.

Наконец, повернулась к связистке:

— Ну, сегодня им там скучать не придется. Готовь посыльного, я сейчас напишу доклад!


***

— Доклад должен быть готов сегодня же к вечеру, — младший генерал Нгуен Бань не глядя перебирал сводки, думая о чем-то другом. — Хотя теперь многие могут подумать, что необходимости в спешке нет.

— Для Вас захват Основателя не означает конца войны, — догадливо кивнула Минни Тауэр.

Генерал словно бы проснулся. Отложил бумаги. Резко поднялся из-за раскладного зеленого стола и принялся мерить пропахшую потом штабную палатку крупными неровными шагами — как больной или пьяный.

Или недосыпавший уже которую ночь.

— Дом ликует, — пробормотал генерал про себя. — Офицеры пьют напропалую. Солдаты варят самогон в гильзах и прячут его в радиаторах бронетранспортеров… Покоренные города не сопротивляются. А я все беспокоюсь. В прошлый раз я обещал Вам причину беспокойства — хотите знать ее?

— Конечно, — Минни Тауэр собрала свои бумаги в привычную металлическую папку, и теперь возилась с замком.

Генерал посмотрел на сидящую за столом женщину грустно и насмешливо:

— Я не понимаю врага! Я, Нгуен Бань, разведчик в третьем поколении, не понимаю противника!.. Наши предки были кем угодно, но совсем не дураками. Им хватило ума не только выжить самим, но и породить нас. "Если знаешь и противника, и себя — всегда будешь побеждать. Если знаешь себя, а его не знаешь — один раз победишь, второй проиграешь. Если не знаешь ни себя, ни его, сколько ни сражайся, всегда будешь терпеть поражение." — завершив цитату, Нгуен Бань снова вздохнул и прибавил:

— А мы слишком привыкли воевать с противником, как две капли воды, похожим на нас. Такие же роботы, во многом сходная тактика, та же организация армии. Такие же люди, в концето концов!

Минни Тауэр принялась разбираться в ситуации.

— Давайте перечислим, что у нас есть, — неторопливо заговорила она. — Во-первых: крупные города захвачены, кроме Ноттингема и Клондайка на северной окраине обитаемых земель. Следовательно, взяв их, мы возьмем и семьи Синих Драконов, которым негде станет прятаться. Вовторых, в лесах сейчас наверняка собираются партизанские отряды. Как минимум, все те же Синие Драконы. Известно, что после разрушения Ига-рю, Драконам пришлось податься на юг. Они захватили блокпост, взяли там десять бронетранспортеров, и с шиком доехали до Эмин-Майл, где переправились через Андуин.

— Об этом сообщил Крот? — перебил Нгуен Бань.

— Нет, об этом сообщил "барсук" в его команде.

— То есть, Крот не помогает Дому Куриту.

Минни Тауэр пожала плечами:

— По-моему, не стоит выжигать еще и Эмин Майл. У Крота нет особого выбора, он сидит на паромной переправе через самую крупную реку региона. Днем боится нас, ночью — партизан. Потом как-нибудь его сменим. Пока будем благодарить бургомистра за бесперебойную выплату зернового налога и тишину в поселке. Нам сейчас важнее, что Синие Драконы ушли на правый берег Андуина, следовательно, все Левобережье полностью наше… Втретьих, Арда владеет некоторыми техническими преимуществами, как, например, атомарные лезвия. Но все это опасно только при физическом контакте, вплотную. А лазеры и пулевое оружие Дома Куриту действует на дистанции.

— Удалось ли разобраться, отчего погибло звено С19 в Уникорне? — спросил Нгуен Бань.

— Да. Есть такой робот для прочистки канализационных труб, "Анаконда" называется. Шарнирная стальная змея, вроде велосипедной цепи, только шарниры шаровые, поэтому гнется во всех направлениях. На обоих концах ударные конуса из сверхпрочной бериллиевой бронзы. Атомарные лезвия не нужны, в броске усилие на конус тонн девятьсот — а бронестекло всего двести сорок шесть выдерживает. За счет чего получается большая скорость броска, техники пока сами понять не могут.

Нгуен Бань выслушал объяснение. Помолчал, потом немного удивленно добавил:

— Вот уж впрямь: кому карма, кому дхарма! То есть, кому подвиг или слава, а кому темная вода ни приметы, ни следа… Еиси Нагамори был один из самых толковых лейтенантов — и сам погиб, и звено не уберег. При том, что не подставиться он не мог: войди в город один робот, повстанцы могли не выдать себя вообще. Да и приказ ему отдали слишком жесткий, без возможности словчить… А в Роси командовал какой-то полный идиот, но Дом Куриту все-таки взял поселок. Какие штуки выделывает судьба! Что же, продолжайте! Было ведь у Вас наверняка и "вчетвертых"?

— В-четвертых, — согласно кивнула Минни Тауэр. — Мы слабо контролируем даже захваченные крупные города. Усилия наших агитаторов приносят успех в зерновом поясе и немного на Побережье — там, где преобладают колонисты второй, третьей волны — словом, люди, привязанные к дому, земле или семье.

Нгуен Бань улыбнулся:

— Да уж, от жены мир спасать не побежишь.

Минни снова пожала плечами:

— Потому, наверное, Крот и не бунтует. Есть за кого бояться. Но в целом, нам пока недостаточно сил, чтобы организовать кордоны по границам лесных массивов и труднопроходимых местностей вроде Бельтана. Можно не сомневаться, что Синие Драконы сейчас прячутся в Бельтане: до Фангорна или предгорий Мглистого за ночь не добраться, а в голой степи десять машин не спрячешь. Наверное, машины укрыты в лавовых холмах… Кстати, спецназ ищет их и вот-вот должен найти. Местная полиция во всех городах, где нам удалось сохранить мир, привычно поддерживает порядок. Но нет ни малейшей уверенности, что шерифы пойдут ловить для нас тех, с кем вчера за одним столом сидели. Комендантский час в поселениях ни под каким видом отменять нельзя, и наши патрули должны оставаться на улицах.

Минни Тауэр перевела дух и продолжила:

— В-пятых, единственный человек в лагере противника, имевший опыт регулярных боевых действий, отставной сержант войск спецназ Андрей Норвежец, успешно захвачен в плен. Конечно, рано или поздно мы бы все равно удавили ополчение Норэгра. Однако, очень хорошо, что Сопротивление на крайнем западе лишилось такой мощной опоры именно сейчас.

— В-шестых? — поторопил Нуген Бань.

— Все, пожалуй. — подумав с минуту, отозвалась Минни Тауэр. — Ведь, судя по Вашему неутихающему беспокойству, захват обоих входов в Морию и самого Основателя Вы за удачу не считаете!

— Официально — не просто считаю удачей, а даже рапортом доложил, что мы достигли главной цели войны, — возразил начальник разведки. — Более того, под этим предлогом я поторопился вытрясти из казначейства оговоренную сумму, в частности — на оплату Ваших услуг. С последней почтой пришло подтверждение, что все деньги на Ваш счет переведены.

Минни Тауэр охнула и схватилась ладонями за виски. Но-о-омер… Вот это номер…

С одной стороны, безусловно приятно, что теперь, как война ни повернись, хоть новое тело купить можно. С другой стороны, в действиях почтенного генерала опытный ментат или крепко битый вор уловил бы совсем особый оттенок. Поспешив вытребовать награду за сомнительный ему самому результат, Нгуен Бань продемонстрировал великолепный образец тактики "Бери и беги".

Начальник разведки до сих пор опасался поражения Дома Куриту на Арде!

Минни Тауэр решила потратить выданную награду как можно скорее. Чтобы не отобрали.

— Наше наиболее уязвимое место — если Внутренняя Сфера узнает, что проект Дома Куриту на Арде далеко не так успешен, как кажется. Тогда Штайнер получит повод для вторжения, и Арда тотчас его поддержит, — медленно заговорила Минни Тауэр, внятно разделяя слова. Генерал понял, что истинная причина его беспокойства отгадана, но слушал в хладнокровном молчании. Главный аналитик попала в самую точку; что дальше?

— …Значит, полеты любых Т-кораблей между Ардой и любыми другими планетами следует прекратить совершенно. До тех пор, пока мы не поймаем Синих Драконов, не захватим Ноттингем и Клондайк, не организуем засады на границах Фангорна и Бельтана. Черт побери! — Минни Тауэр стукнула худеньким кулачком по узкой ладошке и воскликнула:

— Все это — пустые слова! Мне передалось Ваше беспокойство… С организованным сопротивлением мы все еще не столкнулись. Даже не стану утешаться тем, что прошло всего восемь дней от начала высадки, что рыхлому обществу где каждый тянет в свою сторону, за неделю невозможно договориться до единой цели… Этот доклад, который Вы велели подготовить к вечеру — когда он нужен на самом деле?

— Завтра в десять утра. Не позже, — ответил Нгуен Бань, — Итоговое совещание открывается после обеда. Прежде, чем что-либо говорить на нем, я хочу хорошенько обдумать выводы Ваши и оперативников. Командующий собирается объявить "Серую Сирень" удачно завершенной, и перейти к "Бурому Барсуку". Фудо-ме Синоби тоже не идиот, просто думает по-своему, не так, как мы с Вами. Он хочет выиграть темп, опередить противника и начать побыстрее зарываться в землю, закрепиться в центре — даже если мы пока не дотянулись до окраин.

— У меня возникло странное впечатление, — чуть смущенно призналась Минни Тауэр, — Будто темп мы уже проиграли. Мне кажется, что "Бурый Барсук" начинается для нас, а на Арде он уже завершен. Может быть, все-таки попросить у командующего еще полк?

— Нет! — Нгуен Бань даже перестал расхаживать от стола к столу. — Мы, разведка, конечно, нарушили армейское правило: "Простую задачу поручай заместителю, сложную и неясную выполняй сам." И Вы, и я занимаемся пока только Ардой. Но командующий-то не может бросить тридцать полков ради двух, высаженных на провинциальную планету. Там, наверху, сейчас одного начальника штаба и даже всего штаба недостаточно. Если Фудо-ме Синоби считает, что армия должна оставаться в тени, ожидать первого хода Штайнеров, если дипломаты Дома Куриту не желают дразнить собак, то мы будем выкручиваться тем, что есть… — младший генерал наконец-то устал топтаться по палатке и снова уселся на свое место за столом.

— Мория по-прежнему уязвима для диверсий, — покачал он головой. — Но, даже высади мы дополнительно не два, а пять полков — нам и тогда не хватит сил оккупировать все захваченное. Ставкато была не на оккупацию, а на признание власти Дома. Я продолжаю думать, что Арда в конце концов согласится с нами — просто прошло еще всего восемь, ну почти девять дней от вторжения. Пока что вызовите лучших командиров спецназ, придумайте способ контролировать хотя бы самые важные точки, из которых завод может быть разрушен. Распорядитесь скопировать программное обеспечение, документацию на оборудование, письма, дневники — все, что будет найдено!

— Копирование начато, — успокоила Минни Тауэр. — Пока что переписано не все, но процесс идет без помех. А что касается самого завода… Думаю, оккупация пещер могла бы уберечь технологии от разрушения. Но помешать управлению заводом мы не сможем, даже если выставим пост к каждому терминалу. Захоти Морийские гномы у нас под носом штамповать детали бластеров, просовывать наружу хоть через мусоропровод и собирать тут же, в лесу на склонах Мглистого — мы вряд ли поймем, что у них там сходит с конвейера.

— Командующий приказал вывести весь персонал с завода, следовательно, проблему он осознает. — отозвался Нгуен Бань. — Наблюдение за пещерами придется ограничить видеосъемкой из расставленных повсюду камер. Правда, даже если мы и увидим, как кто-то крутит опасный краник, пока патруль отыщет вредителя в лабиринте ярусов и лестниц, диверсант все равно успеет сделать, что захочет. Однако, ни офицеры, ни солдаты не захотят тщательно прочесывать путанные технологические лабиринты. Да и напасть на патруль в Мории удобнее, чем в любой дикой местности. Нет, мы туда людей не пошлем! — генерал помолчал и подвел итог:

— В отношении нашей уязвимости Вы правы: донесет кто-нибудь весточку до Штайнера, и придется воевать уже понастоящему. Но, в конце-то концов, мы все же армия. Повоюем. Вам я приказываю подготовить итоговый доклад самое позднее, к утру. И чтобы все темы, обговоренные нами только что, в докладе были освещены с цифрами: кто, куда, чего и сколько. Людей у Вас под рукой достаточно, справитесь. Сразу после совещания не ждите моих приказов. Направляйте Ваш ум на поиск места, где могут основать базу повстанцы.

— Где им теперь собираться? — задумчиво отозвалась Минни Тауэр, — Вольными остались лишь Ноттингем с Клондайком, да и то ненадолго. Разве что в лесу…


***

В лесу, на ярко освещенном южном склоне одного из отрогов Мглистого хребта, откуда далеко открывался вид на Фангорнский лес и на восток — почти до самого дымящегося столба над разрушенным Уникорном — сидел Лесник.

Чуть ниже его на листах толстого пенопласта, брошенных поверх недавно просохшей травы, устраивались ежеминутно подходившие капитаны разных команд и лидеры поселений Арды. С места, выбранного Лесником для совета, можно было легко различить, как далеко внизу, у корней горы, прыгнул с коня приехавший из индейских степей Бренк. Поздоровался с появившимся из зарослей Мастером, и они вместе начали подъем по извилистой белой тропинке. Следом показалась плотная группа: Синген Исороку и с ним двадцать выборных от Синих Драконов.

Совет предполагался расширенный. Во избежание лишней говорильни, голос имел только один человек от команды. Однако, чтобы учесть мнение как можно большего количества людей и не пропустить чего-нибудь важного, каждому представителю перед выступлением разрешалось три минуты советоваться хоть со всей своей командой, которая могла сидеть на Совете и слушать, о чем идет речь. На заре Арды команды состояли из двадцати-тридцати, редко из пятидесяти человек. Все их члены действительно могли присутствовать и участвовать в обсуждении. По мере разбухания команд пришлось делить их на группы, а темы советов объявлять заранее — чтобы каждая группа могла составить свое мнение и вручить его представителю, который уже отстаивал интересы группы перед капитаном. Капитан же, в свою очередь, говорил перед Советом.

Конечно, такая политическая система не отличалась высокой скоростью в обсуждении вопросов. Да и прочих недостатков у нее хватало. Однако ступенчатая демократия, которую Всадник Роханский и Легат, не сговариваясь, как-то обозвали "плесневидным коммунизмом", до сих пор жила и здравствовала на Арде. На совет в Ключищах капитаны команд прибывали каждый с десятком-другим представителей своих групп.

От разрушенного Уникорна присутствовал Роланд и несколько его рыцарей. От Ристании — Всадник Роханский и его люди; рядом с ними Лесник заметил расшитые кожаные куртки Бренка и его индейцев, обитавших в степях между Ноттингемом и Всадником. Уселись на пенопластовый настил Мастер и тридцать его гномов.

Разместились дриады: светловолосая Браэнн, которая час назад уже успела разбить кому-то морду, услыхав за спиной: "Королева гадюшника!"; злой шутник извинялся минут десять, но так и не был прощен. Рыжая синеглазая Фалька, не глядящая по сторонам совершенно; в противовес ей, живо осматривающаяся брюнетка Чеза, за нежную кожу и гибкость прозванная Дитя Цветка.

От Раздола присутствовали только Тень и Легат: из-за опасений прослушивания каналов связи, Лесник не рассылал широковещательных приглашений на совет. Поэтому и вышло, что когда капитан хакеров отправился на юг, он собирался вовсе не в Ключищи, а через Шир к Андрею Норвежцу, и вместе с Тенью — Ингваром Тодзио — попал на совет по счастливой для планеты случайности.

Также случайно оказался в Ключищах Веланд Кузнец из Осгилиата. В ночь гибели Уникорна торговец игровым оружием находился по делам в Доме Серебрянного Единорога, и едва унес ноги от разрушивших цитадель самураев. Вместе с беженцами Веланд попал к Всаднику Роханскому. Услыхав о совете, тот прихватил Кузнеца с собой: Осгилиат тоже значил на Арде немало, мнение представителя столицы было крайне важно для всех.

А вот Андрея Норвежца Лесник найти не смог, и никаких вестей о нем не раздобыл также. Торсхейм, где Норвежец влетел в засаду, находился далековато даже для четырех мощных лап Пимы. Лесник успел добраться лишь до окраин Шира, где о происходящем с Норвежцем ничего не знали — а потом был вынужден повернуть оглобли, чтобы самому успеть на собрание вовремя.

Точно так же никто не сумел найти предводителя изенгардских гномов Гимли. Жители Изенгарда предпочли не выбирать нового капитана наспех, а присоединились к Мастеру и его морийским гномам, с которыми давно и крепко дружили.

Мало-помалу на поляну поднялись все приглашенные. Минутная стрелка все ближе подбиралась к назначенному времени открытия. Люди сидели хмурые, напряженные, молча пережевывавшие свои огорчения и темные мысли. Не было обычных подколок и смеха, и это так тяготило собравшихся, что Синген Исороку не выдержал. Он выпрямился, показывая, что хочет говорить; все заинтересованно обернулись к Синему Дракону, а тот сказал:

— Ну вот Лесник, ты и построил свою империю!

Лесник шутки не принял:

— После этой войны мы все равно не сможем жить порознь. Действия людей — даже абсолютно свободных — надо как-то координировать. Придется что-нибудь выдумать.

— Поддерживаю! — не вставая, громко крикнул Роланд. — Лучше поздно, чем никогда!

— Ну, — заметил Мастер, — Сначала нам бы войну пережить!

— Так давайте об этом и поговорим, — предложил Лесник. — Как раз время начинать. — И вынул из кармана большую еловую шишку для передачи слова. Сидевший слева от него представитель какойто группы Фангорна достал трехминутные песочные часы. Другие часы — большие напольные, посреди зеленой лужайки выглядевшие весьма потешно — пробили шесть, и совет начался.

Первым выступал Лесник, как автор идеи совета и главный его организатор.

— Почему я вас всех созвал, — пожал он плечами, — вы сами знаете. Положение крайне безрадостное. Высадившийся Дом Куриту — Курицы, как мы их тут прозвали — обладает лучшим на сегодняшний день вооружением. Самураи явно не новички в войне. Почти все наши крупные города захвачены, а какие еще свободны, те наверняка будут захвачены в ближайшее же время. Основатель в плену…

Тут Легату пришло на ум, что Основатель, пожалуй, вернется из плена нуждающимся в моральной поддержке, если не в душевном лечении. И так-то он сильно огорчился, увидев, что идеальной жизни на Арде не получается. Мысль, что Александр Валле может и вовсе не вернуться, Легат с ужасом отказался впускать в свое сознание. Ох, сколько еще проблем будет после всего!

Между тем Лесник продолжал:

— … Опытных водителей боевых роботов, которые могли бы научить нас бороться с машинами Дома Куриту, на Арде нет. Отсиживаться в лесах можно только до зимы. Мы должны отыскать надежное решение всех наших проблем, и нам следует сделать это сегодня до захода солнца. Учитывая, что Курицы распространились почти по всей Арде за неделю с небольшим, завтра может оказаться уже поздно. Всякие мудрецы и стратеги учат, что прежде всего следует разбить замыслы противника, но для этого, как минимум, следует противника знать… Легат, — обратился Лесник к главному хакеру Раздола:

— Представь Тодзио, пожалуйста!

— Тень, покажись! — попросил Легат. Ингвар Тодзио встал, и Легат охарактеризовал его так:

— Вы все знали этого человека под именем "Тень". Тень, он же Ингвар Тодзио, является официальным представителем звездной верфи Луфиена, главного покупателя наших кристаллов. Тень утверждает, что звездная верфь Луфиена, а точнее, владеющая ей корпорация "Нетускнеющий свет", сделала очень много, чтобы позволить нам вырваться из Дома Штайнера… Многие здесь, наверное, помнят, как это было трудно.

Собрание заворчало. На самом деле мало кто помнил такую старину, разве что капитаны команд и немногие ветераны. Остальные поначалу отреагировали возмущенно: представитель врага на совете! Как можно!

Уловив настроение слушателей, Тень взглядом попросил слова. Легат тотчас перебросил ему шишку и сел. Сел и Лесник; сотни заинтересованных, доброжелательных, ненавидящих взглядов скрестились на Ингваре Тодзио.

— Здравствуйте! — спокойно поздоровался шпион. — Любить меня не обязательно…

Кто-то в дальних рядах громко крикнул:

— А мы и не собираемся! — на что его капитан с удовольствием ответил ритуальным ударом подушки. Крикун поперхнулся и умолк.

— Спасибо, я так и думал. — поблагодарил Тень. — Тем не менее, пятнадцать лет я помогал Основателю в его работе как мог, изо всех сил. Легат свидетель, я честно старался. Да, мои интересы в этом были. Но ведь в Арде есть интересы каждого из вас — это не делает здесь сидящих предателями по отношению к Александру Валле, правда? На этом я предлагаю копание в прошлом закончить и обсудить сегодняшний день. — Тень внимательно обвел взглядом собрание. Слушали настороженно, но уже с вниманием. Ингвар Тодзио набрал воздуха и произнес как можно убедительнее:

— Если нам удастся найти или создать документальные подтверждения, что якобы мирный ввод войск на самом деле является завоеванием, со всей сопутствующей кровью и грязью, мой директор мгновенно и с удовольствием загонит военным палку в.

Тень с удовлетворением отметил несколько улыбок. Шутка грубовата, но из тех, которым не захочешь, а улыбнешься — именно такая сейчас и нужна.

Лесник вскинул руку; Тень перебросил ему шишку, и капитан Фангорна сказал, не вставая:

— Что касается доказательств — тут подвиг Роланда трудно переоценить. Король сделал и донес до нас съемку разрушения Уникорна войсками Дома Куриту. Роланд, теперь Вы расскажите, пожалуйста, как это было!

Шишка опять свистнула через поляну; Арда завороженно проследила ее полет. Поднялся плечистый светловолосый Роланд.

— Говоря коротко, — простуженным басом заговорил король, — Когда роботы выпустили ракеты по городу, я понял, что нам конец, и объявил через Сеть: "Спасайся, кто может". Но дело было ночью, вряд ли кто услышал, ведь почти все спали. До тех пор нас не трогали. Пятерку присланных к нам роботов удалось завалить, подробности тут не важны. Мне потом намекали, что нападение на роботов спровоцировал агент Куриту, и что на самом деле положить должны были нас. Правда это или нет, я не знаю: автор затеи в той же операции погиб, а тот, кто намекал, сейчас неизвестно где. Буквально через два дня после успешного отражения первой пятерки, к городу подошла уже десятка роботов и неизвестное количество пехоты. Эти открыли огонь без разговоров, тогда-то я и приказал разбегаться. Сам я взял камеру, прошелся по улицам и отснял сколько мог. Тут за мной погнался самурай в скафандре. На одном из поворотов мое искусственное сердце отказало, и я упал в кирпичи, и он не заметил меня в темноте. Когда я очнулся, уже светало. Потом я переплыл Онтаву, на том берегу встретил человека, который сначала назвался туристом. С ним я дошел до Бельтана, и только когда мы представлялись пограничникам… — Роланд вежливо наклонил голову в сторону Фальки: — Вот эта милая девушка командовала патрулем… Тогда Алам Тинрю заявил, что он еще и военный разведчик Дома Куриту. Признаюсь, я его чуть не удушил. На этом по съемке все, но у меня есть еще одно дело к тебе, Лесник!

— Да? — немного напряженно отозвался давний недруг короля.

— Я приношу свои извинения за все наши ссоры, которые были — неважно, по Игре, или вне Игры. — Роланд изящно опустился на одно колено и вежливо поклонился. Никто и не подумал смеяться над королем: слишком многое стояло за этим признанием и жестом.

— Ты по-настоящему мудр и силен, — глухо отозвался Лесник после короткой паузы, — Если, пережив все, что тебе выпало, ты еще в состоянии извиниться первым.

Шишки в руках Лесника не было, строго говоря, капитан Фангорна нарушал регламент, но никто даже не заметил этого. Весь совет, не сговариваясь, повернул головы к востоку, где у самого горизонта угадывалось черное пятно на месте когда-то разноцветного города Уникорна.

— О чем они говорят? — шепнула Фалька на ухо Браэнн. — Что пережил король?

Светловолосая дриада также шепотом ответила:

— Разве ты не смотрела съемку Роланда? Девушка, которую изнасиловали и убили в той комнате — это же его Сашка Ночь! Роланд успел убить двоих — а третий все-таки выстрелил, только не в короля, а в женщину. Герой хренов! — Браэнн продавила сквозь стиснутые зубы злое и грязное ругательство.

Фалька вскрикнула, отшатнулась и едва не зарыдала в голос. Но совет все-таки оставался советом; подруги с обеих сторон обняли Фальку и принялись гладить по волосам и плечам.

Тягостное молчание нарушил Мастер, вынувший шишку из безвольно повисших пальцев Роланда:

— Что касается Алама Тинрю…

Король с облегчением увидел, что совет смотрит по склону вниз, где у толстого разлапистого дуба под охраной троих человек сидел сдавшийся шпион. Воспользовавшись переносом внимания, Роланд тихонько сел обратно на свое место. И не заметил, как Фалька провожает его отчаянным взглядом.

Тем временем Мастер продолжил:

— У него с собой оказалось Кольцо Всевластья, изготовленное в точном соответствии с книгой Толкина. Как видите, не мы одни играем в мифы.

Кое-где зашелестели робкие неуверенные смешки. Наконец, совет разобрало. Напряжение, вызванное объяснением Роланда и Лесника, прорвалось наружу. Смех покатился далеко и гулко. Длилось это минуты две, потом понемногу стихло.

— В одну и ту же реку нельзя войти дважды, — пояснил Мастер. — Кольцо мы утопили в Онтаве, кто хочет, пусть ныряет. Теперь к делу: Алам Тинрю подтвердил, что целью Дома Куриту на Арде действительно являются кристаллы и технология Основателя вообще. Пустая территория планеты Куриц интересует мало: пусть она слабо охраняется и лежит бесхозно, но осваивать ее самураям жалко сил и средств. Они хотят подгрести населенные регионы, чтобы получить все сразу.

Капитан Морийских гномов обвел взглядом совет и добавил:

— Теперь я хочу немного пояснить об оружии Дома Куриту. Или даже много…

Лесник молча поднял два пальца в воздух. Это означало: "Если понадобится, бери две минуты из положенных мне трех." Мастер кивнул: "Понял, благодарю", и продолжил:

— Не понимаю преклонения военных перед шагающими роботами. Весят они от двадцати до ста тонн — примерно столько же, сколько когда-то давно весили танки. В отличие от танка, робот очень высокий. Конечно, замечает он противника издали, но зато и сам хорошо заметен. Промахнуться по роботу трудно. Плюс к этому, прицельное оборудование роботов рассчитано на дистанцию боя метров пятьсот! При том, что снаряд древней противотанковой пушки на дистанции пять километров сохраняет достаточно силы, чтобы швырнуть двадцатитонную болванку-мишень на сорок шагов!

Мастер перевел дух и предупредил неизбежный шквал вопросов:

— Откуда я знаю про прицельную дальность их лазеров — Норвежец захватил робота. Только одного, а не двух, как говорят о нем. Робота успели распотрошить. В сеть выложены множество снимков и построенные по снимкам трехмерные модели.

Кто-то из индейцев все-таки поднял руку. Мастер перебросил ему шишку и предупредил:

— Срочный возврат.

Индеец кивнул и спросил:

— А разве Курицы не захватили главный сервер Игры в Раздоле? Разве Сеть они не контролируют?

Легат поднял руку, прося разрешения ответить. Мастер кивнул в его сторону, и шишка снова разрезала вечерний воздух. Получив право голоса, Легат объяснил:

— Главный сервер Игры — понятие логическое, а не физическое. Во избежание мошенничества, система Игровых паспортов, подсчет ударов, контроль Игрового оружия и тому подобные вещи не доверены целиком ни одной команде. Вместо этого в каждом поселении один из компьютеров назначен частью логического сервера. Правда, за последнее время мы лишились многих хостов Хост здесь обозначает "Физический компьютер, работающий в интересах всей Сети, а не только сидящего за ним пользователя". и линий связи, общая скорость Сети упала. Но Курицы по-прежнему не могут положить Сеть или помешать нам ей пользоваться. Хотя могут без помех читать все, что там находится. Понятно?

— Да, спасибо! — кивнул индеец и сел. Легат вернул шишку Мастеру. Тот огладил одежду и продолжил ругать конструкцию роботов:

— Кроме прочего, термоядерный реактор, от которого роботы получают энергию, да плюс все эти их пушки, выделяют очень много тепла. Приходится использовать охладители; достаточно вывести из строя только их — и робот не в состоянии вести бой, даже если его броня цела, и оружие исправно. Как сказано в одной из моих любимых книг, представьте себе мастера фехтования, с которого все время штаны сваливаются! Как ему сражаться?

Дриады хором хихикнули.

— Короче, — вынес приговор Мастер, — Роботы мне представляются тупиковой ветвью прогресса. Техника идет к миниатюризации, к такому состоянию, когда цель, для которой машина предназначена, выполняется сама собой, без этой машины. Умнее было бы выдумать робота из мелких деталей, собирающегося и распадющегося на автономные части по мере надобности. Как ни крути, а крысы победили динозавров, и слоны уступают дорогу муравьиным лавинам… Что это значит для нас? Мы должны напасть на микроэлектронику роботов, ведь радиоволны и жесткое гамма-излучение свободно проникают через любую броню. Как вы все уже догадались, у меня есть конкретное техническое предложение, а именно лампа бегущей волны В общем-то неважно, что это. Главное, что оно действует на роботов…

— Испытать немедленно! — раздалось из группы всадников Ристании. Следом прозвучал неминуемый хлопок подушки по спине.

— Прошу прощения, — поправился Мастер, — Я несколько увлекся техническими подробностями. Достижения науки меня очень впечатляют, но вернемся к делу. Вид используемого оружия — это частности. Мы должны найти эффективное общее решение. Возвращаясь к примеру с фехтовальщиками — какой мечник считается истинным мастером? Тот, чей клинок вообще не соприкасается с клинком противника!

Совет загудел в общем согласии. Мастер вздохнул, перебросил шишку поднявшему руку Легату, и сел. Общим вниманием завладел главный хакер Раздола.

— Ну, вы все получили в обед или утром листки с темой совета. — начал Легат. — И большинство ваших ответов и предложений было учтено, хотя нам тут пришлось побегать, чтобы успеть сделать модель к вечеру. "Мы" — это прежде всего Всадник Роханский, Мастер, потом Лесник, Тень и ваш покорный слуга, — чуть шутовски поклонился Легат. После чего разъяснил:

— Модель — это значит, что мы загнали все, имевшиеся у нас исходные данные в общую оболочку ситуации, и стали думать над этим и задавать друг другу вопросы покаверзнее. Ну, тип использованного компьютера, язык программирования, и другие тонкости для совета значения не имеют. Важно, что общими усилиями мы очертили исходную ситуацию. Мы знаем, чего хочет Дом Куриту. Мы знаем, что в случае удачной доставки кадров Роланда, правление звездной верфи Луфиена поднимет крик на всю обитаемую Галактику, как уже было, когда десять лет назад Дом Штайнера не хотел выпускать нас в самостоятельное плавание. Ингвар Тодзио обеспечит внимание "Нетускнеющего света" к нашему посланию, и не позволит промышленникам от него отмахнуться. Кроме того, нам известно, что самураи контролируют крупные города, а в дикую местность типа предгорий Мглистого, где мы сейчас сидим, мелкими группами не полезут — по крайней мере, пока. И вот, учтя все это, мы предлагаем на обсуждение вариант, который считаем подходящим для решения нашей проблемы…

Пока Легат разливался соловьем, описывая достоинства и скорбно упоминая недостатки варианта, Лесник улыбался, рассматривая стоящие посреди поляны большие напольные часы с кукушкой и колокольным боем. Дикая местность, придумал же кто-то. А я вот живу здесь который год…

Все, что говорил Легат, Лесник, будучи одним из авторов замысла, прекрасно знал. Перечисленные Легатом разработчики плана вполне допускали, что на совете присутствуют информаторы Дома Куриту, и самураи очень скоро получат отчет обо всем, что в Ключищах было сказано. Поэтому Легат не собирался выкладывать на совете полную версию плана. Хитрость Всадника Роханского помогла состряпать такую речь, в которой не было ни грамма лжи, но которая в то же время создавала чуть-чуть иное представление о будущих действиях Арды против Дома Куриту, чем истинный замысел. Ситуация чрезвычайно напомнила Леснику нелюбимые им шахматы: как будто и доска на ладони, и ты знаешь, как ходит любая фигура, своя и чужая… Но частности! Но комбинации! Но варианты! А говорят, в почитаемой самураями и покойным Тейчи игре "Го" возможных путей еще больше, чем в шахматах…

Лесник вздохнул. Пожалуй, тот профессор истории с Дайсона был в чем-то прав. Да, теперь-то Арде придется завести какую-нибудь милицию, силы самообороны или что-то в этом роде. Пусть мы прожили без настоящей войны всего лишь десять лет, пусть этот срок не сравнить с тысячелетиями истории звездных империй, типа того же Дома Штайнера, все это так! Но называть десять лет жизни, три тысячи шестьсот пятьдесят дней радости и страданий, боли и любви, успехов и неудач Арды "историческим недоразумением" профессору явно не стоило. Лесник снова сокрушенно вздохнул, и порадовался, что ударил он тогда вполсилы. Обиды хватило бы не только сломать профессору челюсть, но и свернуть шею — а так обошлись всего парой выбитых зубов.

Тут речь Легата завершилась, и хакер предложил, не тратя времени, приступить к голосованию — принять или отклонить предложенный вариант. Лесник вынырнул из воспоминаний, готовясь терпеливо выслушивать неизбежный мусор: ссоры, мелочные придирки к частностям — и вылавливать из мутного кипятка обсуждения крупинки действительно ценных мыслей, идей и замечаний.

Однако, то ли план оказался воистину хорош; то ли население Арды за десять лет все же повзрослело в массе своей; то ли народ посмотрел на уже сильно вечереющее небо и решил не затягивать; то ли еще какая причина была — но, впервые на памяти Лесника, все команды единогласно поддержали предложенный план и решили завтра же наутро разъехаться, чтобы заняться его исполнением.

Капитан Фангорнского леса с огромным облегчением поднялся, поблагодарил всех присутствующих за внимание, терпение, умные высказывания — и предложил вернуться в общий лагерь, разбитый так далеко внизу, что даже шум от его костров не достигал поляны совета.

Официальная часть закончилась.


***

— Официальная часть закончилась. Ты теперь куда? — спросил Мастер. Лесник безразлично пожал плечами:

— Мои устроились возле ручья. Поближе к дриадам, ты ж понимаешь… Пойду, отъемся. Может, поспать получится. Устал, спать очень хочется. Пять дней то в седле, то под кустом.

— Ну, пойду и я с тобой, — вздохнул Мастер. — Сто лет у одного костра не сидели… Повод, правда, гадостный — но пусть новые заботы приходят завтра.

— Если Курицы на нас еще ночью спецназ не скинут, — хмуро вставил подошедший из темноты Всадник Роханский, — Не может быть, чтобы здесь хоть одного их стукача не было.

— Вечно ты с плохим! — расстроился Веланд Кузнец, подступая к разговору с другой стороны. Всадник пожал плечами:

— Я бы на их месте именно так и сделал. Вы как хотите, но я к полуночи откочую на полкилометра в лес, и часовых поставлю.

— Все сделают то же самое, — серьезно заверил Всадника добавившийся к компании Синген Исокроку. — И не полкилометра, а подальше. И постоянную радиосвязь между командами держать. И не просто часовых, а еще и патрули между лагерями пустим. Но раньше полуночи, пока не поужинаем, сняться отсюда все равно не получится.

— Да, пошли-ка ужинать, — вздохнул Мастер. — Не только Лесник есть хочет.

— Кто тут говорит о еде? — навис над плечом Кузнеца Легат. — Мне тоже!

— Пошли, пошли, — еще раз поторопил Мастер, и компания двинулась вниз. Поначалу по тропинке, потом мимо дуба. Перед могучим деревом хмурый ристаниец, веселый индеец и равнодушный Синий Дракон караулили шпиона Дома Куриту, костюм которого наконец-то потерял вид.

— Картина! — буркнул сквозь зубы Всадник, проходя мимо. — В страшном сне не приснится.

— Норвежца и Гимли до сих пор найти не можем, — сокрушенно вздохнул Мастер. — Норвежец воевал по-настоящему, не то, что мы. Наш весь боевой опыт — только Игра, на тупых мечах. Андрей знает, как оно на самом деле было.

— Да, — кивнул Синген Исороку, — Надо обязательно искать Норвежца и Гимли, на них большая надежда. Слушай, Лесник, а вот еще перед советом ты мне ответил, что после войны придется организовать чтото наподобие центрального правительства, или как-то так. В принципе-то я не возражаю, но очень интересно, представляешь ли ты это себе в деталях?

— Вообще-то не представляю. — разозленным ежом фыркнул Лесник, — Поначалу, как тот же Мастер говорил, надо выйти из войны… Если сегодняшний план не выгорит, придется мир заключать. Как древние буры: Британская Империя победила их республику, но в конце концов все ключевые посты на захваченных британцами землях заняли те же самые колонисты и их потомки. В итоге где-то лет через пятьдесят буры все равно отделились от метрополии.

— Лет через пятьдесят меня не устраивает! — мотнул головой Всадник, — Остальных наверняка тоже!

Тут тропинка свернула в лагерь, и на собеседников со всех сторон обрушились куски разговоров, смех, строки песен, приветствия, приглашения. Легат, Всадник, Веланд Кузнец вежливо улыбались на все стороны, Лесник, Исороку и Мастер тоже несколько раз улыбнулись, но потом все же вернулись к беспокоящей их теме. Синген согласился с капитаном Рохана:

— Через пятьдесят лет мы будем совершенно другими людьми. Не уверен, что нам тогда вообще захочется независимости.

— …А я говорю — корову!

— …Привет, Всадник!

— …Проблема, прикинь, да? Сын не желает учиться читать! Только компьютерные игры и гоняет!

— А ты ему какую-нибудь обучающую игрушку поставь. Знаешь, почему Легат высокий такой?

— Почему?

Громким шепотом на пол-лагеря:

— Когда он маленький был, ему отец каждый месяц монитор на сантиметр поднимал! Ой!!! Легат, извини, ничего личного…

Лесник угрюмо поддержал Сингена:

— Вообще-то ты прав, про буров это я так… От общей безысходности. Тот план, что звучал сегодня — почти по Толкину. "Неверный залог удачи, зыбкое основание надежды".

— Значит, все должно получиться, — пожал плечами Всадник, — Закон жанра, знаешь ли!

— …Девяносто песцов, говорю я ему, и ни монетой меньше! И тут этот шакал вынимает Гномье Кольцо, и…

— …Как вломит Углуку прямо между ушей! Шлем кусками в стороны, ворота упали, фейдакины Фейдакин, он же фидаин — член особого отряда бойцов, поклявшихся ценой собственной жизни отстаивать какое-то дело. Здесь, скорее всего, речь идет о команде Фрименов по книге "Дюна" Фрэнка Херберта. забегают и давай орать…

— …Ирка, ты куда котелок потащила! Стой! Какой чай, я там носки стираю!.. А кидаться зачем!!! Он же горячий!

— …А она послала его к черту!

Мастер посопел и заметил:

— Теперь, когда нет Сэпли, кому-то придется заниматься Ардой в целом. Вроде как Роланд Уникорном занимается.

Лесник безразлично ответил:

— Вот Роланда бы и подбить на это дело. Сил у него хватит, опыта тоже много. Самый подходящий будет кандидат.

— …Кандидатскую он защищал на Дайсоне, но тамошний университет ему бакалавра не присвоил. Придрались, что историю очень вольно трактует. Так он знаешь, что сделал?

— Да не тяни ты! Что?

— Поступил к Всаднику в команду. Теперь его так и зовут: Исторический Маньяк.

— …Ты же рыцарь Ордена Единорога! Как ты можешь рядом с оборотнем сидеть?

— Это мы по Игре друг друга не перевариваем. А по жизни — ну ты чушь сказал. Разве сейчас время выяснять, кто у кого колбасу спер?

— …Какая, к черту, красная рыба!

— …Смотри, Лесник с Легатом… Мастер. А этот справа — он кто?…

— …А он так удивился, что у нас пить не запрещено. Спрашивает: "Раз можно, почему вы не пьете? Как это так: три дня на природе, и не напиться?" А когда ему Ворон ответил: "Неинтересно, интереснее что-нибудь сделать." — так тот чуть с пенька не упал. Исследователь, тоже мне!..

Легат возразил Леснику:

— Тебе и придется. Роланд будет Уникорн отстраивать. Каждый кинется латать свои дырки. Ты единственный имел дело с системой, где кого-то одного приходится затыкать в интересах всех.

— Если бы управление командой из девяти человек отличалось от управления Империей из девяти звездных округов, Юлий Цезарь никогда бы не сказал: "Лучше первым здесь, чем вторым в Риме" — огрызнулся не шутку задетый Лесник, — Куда вы меня сватаете, черт бы вас побрал?

— Ну а кого?!! Кого?! — закричал басом Веланд Кузнец. — Твоя команда крепче всех пока что уцелела. Кроме тебя, еще Красильщик и Тейчи могли бы попробовать, но они мертвы оба. Ты вот даже не знаешь, что мне Финрод сказал однажды.

— …Подставляй котелок, быстрее, гречка убегает!

— …На второй год, сразу после Долгой Зимы, Курицы могли бы часть команд перекупить. А теперь, только мы на ноги встали, нас опять назад отбрасывают! Мы деремся за право жить по-своему, и в этом не только рыцари с оборотнями, в этом мы все едины!

— … Норвежец крут! Лесник за ним ездил, так даже он викингов найти не смог!

— Жаль. Викинги, говорят, уже робота уделали.

— Тоже мне диво! Роланд пятерых сложил, а город все равно не спас.

— …Кто будет есть, гоните посуду.

— …И Боярину песец… Наши ходили в Рось — даже фундаментов не осталось.

— …Не лезь в мешок, сахар рассыплется.

— …Зато Эмин Майл не разрушен, и люди там все живые.

— Кому война, а Кроту мать родна.

— Ну, Крот все-таки нейтралитет держит, по крайней мере, нам паром и продукты дал без звука. А Кога-рю вообще Курицам на корню продались. Вот где суки!..

— Не скажи: они с самого начала под Луфиенский фасон волосы стригли, ни от кого не прячась.

— У нас стрижка тоже самурайская, но вот мы здесь, а они там!

— И что тебеФинрод сказал? — внезапно поинтересовался Всадник у Веланда из Осгилиата.

— Что столицу, в крайнем случае, можно перенести в крепость Батт — если Лесник захочет. Осгилиат, конечно, поплачет, но согласится. Мы такую роль не вытянули. — во внезапно упавшем вокруг них молчании сказал Кузнец.

— А почему ты решил, что Фангорн такое вытянет?!! — изумился Лесник. — Подождите, джентльмены. У меня такое ощущение, что вы просто не понимаете проблемы. Вот представьте, что мы построили какую-то единую структуру, планетарное правительство или что-то такое. Рано или поздно любая структура застывает в развитии; наша неизбежно окостенеет тоже. Мы подровняем под единую гребенку все команды, и вместо витражного окна получим монолитное стекло серо-буро-малинового цвета. В истории полно примеров!

— Раз ты это понимаешь, то тебе и карты в руки, — спокойно заключил Синген Исороку. — Ты хотя бы видишь проблему. Наверняка найдешь и способ ее решить.

— Много обиженных появится, — не собираясь сдаваться, возразил Лесник, — Кроме того, сейчас каждый на себя надеется, а после объединения все сядут, сложат руки и чуть что, будут на центр кивать… Да и… — Лесник помолчал. — Не мне Вам говорить… Власть развращает, абсолютная власть развращает абсолютно. Не знаю, хорошо ли вы думаете обо мне — я в себе не уверен. Норвежец куда больше подходит, или тот же Роланд.

— Не кокетничай! — рассердился Легат, — Не девочка! Чего ж ты тогда всю Игру завоевать пытался? Что ж ты сегодня сам заговорил про объединение, еще перед советом? Не стыдно управлять миром, Лесник! Стыдно — делать это плохо.

— "Если бы ты чувствовал себя достойным" — процитировал Всадник Клайва Льюиса — "Это было бы вернейшим доказательством, что ты не подходишь."

И добавил:

— Видишь, Осгилиат даже подумывает о переносе столицы.

— Слепой жертвенности не люблю, — отрезал Лесник. — Глупо валиться грудью на амбразуру. Уж лучше обход поискать, да с тылу и высадить дверь…

— Значит, будешь человеколюбивым правителем, — елейными голосами пропели Мастер с Легатом, и Лесник не выдержал:

— А идите-ка вы все лесом в пеший индивидуальный тур с ярко выраженным эротическим оттенком!!!

Словно в ответ на его вспышку, лагерь вокруг снова забурлил, загремел разными голосами. У ближнего костра кто-то ехидно затянул подходящую к случаю песню. Причем начал, конечно же, сразу с припева:

— …Это все неправда, что он был самым добрым царем! Это все неправда, он правил огнем и мечом!

Чуть подальше запели:

— Осуждаем вас монахи, осуждаем… Не воюйте, вы, монахи, с государем…

Лесник фыркнул, выругался и умолк окончательно. Большая часть пути уже была пройдена, и компания понемногу начала рассасываться. Ушел к своим Всадник, с ним и Веланд. Коротко поклонившись, растворился в хаосе теней и мечущегося света костров Синген Исороку. Только Мастер и Легат в надежде на ужин увязались за Лесником до самых костров Фангорнского Леса. Но ни хакер, ни гном уже не пытались возобновить разговор.

Лагерь команды Лесника располагался на самом дальнем краю обширной поляны, и выглядел небольшим полукругом темноцветных палаток, уже почти неразличимых в сгустившихся сумерках. В центре полукруга ровно горел костер, у краев которого чернели вкусно пахнущие котелки. Большая часть команды отсутствовала по делам: Фангорн организовывал совет, надо было встречать, провожать, показывать места для размещения, прибирать пенопластовый настил с поляны совета, вовремя сменять охранение ближнее и дальнее, обеспечивать наблюдение за небом — и так далее, и тому подобное. У костра негромко беседовали всего с десяток парней и несколько дриад, среди которых мужчины узнали только бывших на совете Браэнн и Фальку. Лесник, Мастер и Легат остановились за палатками, не желая прерывать их разговор.

— Сашку Ночь жалко, — всхлипывала Фалька. — И Валькирия погибла…

— Говорят, Валькирия с Гимли десять роботов разделали перед этим, — отозвался левый сосед дриады. Другой подхватил:

— Вот смерть, достойная ее имени! А парень Валькирии оказался полным ничтожеством. За что только Волком звали?

— Скорее всего, он жил в зерновом поясе, — глухим басом пояснила высунувшаяся из палатки голова. — Это там можно брать любое игровое имя, не подтверждая его ни делами, ни душевными качествами. И вот Валькирия геройски погибла, а куда этот ее шакал девался, никому неизвестно.

— Сбежал, скорее всего… Да и пес с ним! Вот Гимли пропал — жалко!

— От боя недели не прошло. Может, в Мории прячется.

— Хорошо бы…

Фалька опять вздохнула:

— А зато как крут Роланд! Такое перенести, и не сломаться! Жаль, он на меня даже не смотрит, — забывшись, пробормотала девушка. — Вот, если бы только посмотрел!

Лесник выступил на свет; отблески пламени взбежали по его массивной фигуре.

— Иди к нему, — проворчал Лесник. — До полуночи, когда будем снимать лагерь, еще добрых три часа. А Роланду сейчас нужна женщина, все равно, кто. Ему нужно перегореть, понимаешь?

— Как ты смеешь так говорить о любви!!! — взвилась Фалька. Лесник совершенно спокойно ответил:

— Глупая… Все мужчины, которых я знаю, не исключая меня самого, из кожи бы вылезли, чтобы оказаться достойными такой любви, которую ты сейчас тут высказываешь.

Фалька ошеломленно посмотрела на Лесника. Свидетели изо всех сил делали вид, что ничего не слышат, а если слышат, то не понимают, а если понимают, то не расскажут. "И даже, если расскажут" — внезапно поняла Фалька, — "То без капли насмешки…"

— …Мастер говорил нам вчера про Крота. — добавил капитан Фангорна. — Крот был прав. Война войной, а канал все-таки останется для людей. Некоторые законы не меняются — и отлично!

Повисло молчание. Фалька уставилась в землю и наверняка покраснела от смущения, но никто этого не увидел. Потом девушка резко повернулась и канула в близко подходящий к палаткам лес. Тотчас дриады ее четверки бесшумно скользнули следом.

К костру выступили Мастер с Легатом и поздоровались тоже молча, плавными глубокими поклонами. Им навстречу поднялась Браэнн, вежливо указала места. Голова, столь хорошо осведомленная о происхождении Волка, исчезла в палатке, откуда на свет тотчас выскочили тарелки, кружки и вилки — для гостей.

Браэнн молча подошла к Леснику, легонько обняла его за плечи и повела по краю поляны к сгрудившимся в противоложном конце машинам Синих Драконов. У каждого костра, мимо которого проходили эти двое, разговор на миг смолкал, и потом возобновлялся опять.

Привязанный к дереву Алам Тинрю видел весь лагерь и идущую по окраине лужайки пару. Бывший шпион слышал все то же самое, что Лесник и Браэнн: негромкие шутки, веселый смех, радостные, взахлеб рассказы. Кроме этого, Алам разбирал ворчание приставленной к нему охраны: "У нас тюрьмов нету… Мы по-простому… Посидит на цепочке под дубом, будет у нас кот ученый…" Тинрю слышал, как запели где-то справа веселую "Судьбу менестреля", а слева, напротив, печальный "Плач по Боромиру", как шумел в кроне отламывавший мелкие веточки ветер, приглушенно чертыхались занятые погрузкой чего-то Синие Драконы, как радовались, огорчались, изрекали мудрые слова и банальности, смешили и урезонивали друг друга люди Арды.

Историю Крота и его канала Алам Тинрю услышал тоже. Он еще успел подумать: "Как бы Крот не оказался ближе к истине, чем все эти ребята с пистолетами" — и тут на бывшего шпиона словно бы накатила океанская волна. Все звуки, запахи костров, палаток, людей, деревьев и вообще мира, все краски догорающей над Мглистым закатной полосы, ощущение ветра на лице и твердой, бугристой дубовой коры за спиной, веревки на запястьях — все целиком, всем своим телом воспринял человек.

Солнце исчезло за горами. Ключищи разом накрыло тьмой. Пленник под дубом поежился: только что шумел и гудел большой лагерь — словно отрезало. Алам Тинрю неохотно отдал прошлому прочувствованный всем собой вечный многоголосый хор, миг бесконечной жизни.

А потом поднял голову — и услышал молчание.

Часть третья

Малиновый Мост.

— Удачи тебе, Лесник! — сказал Пима, тяжело откидываясь на подушку.

Состав, позволяющий человеку превращаться в волка, перестал действовать ночью. Пима, которого теперь называли не иначе, чем Четыре Мощные Лапы, в одночасье лишился и лап, и хвоста, и роскошной пушистой шерсти. Оборотень снова превратился в худого черноволосого человека, и теперь должен был несколько дней отлеживаться в исследовательском центре поселка Ключищи под наблюдением биогенетиков. Поэтому Лесник отправлялся в дорогу без испытанного товарища, и очень сожалел, что тот оказался беспомощным в самое горячее время.

— Знаешь, Пима, — неожиданно для себя самого произнес Лесник, — Может, зря мы все это затеяли?

— То есть? — встревожился Пима, — Но надо же зубы показать! Со слабыми самураи мир заключать не станут!

— Я не о том, как мы войну ведем! — отрицательно качнул головой Лесник. — Я вообще, понимаешь? Мы реализуем сказку — и тем самым убиваем ее. Вот смотри: столько тысяч лет существовал миф, например, про оборотней. А теперь никаких мифов, понимаешь? Все известно точно. Представь — через каких-нибудь три года туристы открывают "Полевой справочник по существам Арды" и читают: "Оборотень… Тут картинка… Ого, зубы в два ряда!.. Весит сто восемьдесят три, рост метр пятьдесят, на питание в день три стандартных пайка. В бою четыре хита "Четыре хита" — четыре раза надо коснуться игровым оружием, чтобы вывести из игры… Пожалуй, ничего особенного — василиск покруче будет…" Потом то же самое с драконами, единорогами и так далее, и тому подобное — принцип-то известен, технологическая задача решена. Вот ты — сам оборотень, верно?

Пима кивнул. Лесник продолжил:

— Значит, смотрел с той стороны стекла, правильно?

Четыре Мощные Лапы задумчиво улыбнулся.

— И как оно? — затаив дыхание, спросил Лесник.

— В детстве мне случилось прочитать "Проблемы верфольфа в средней полосе России"… Там такое поэтичное описание, вряд ли я скажу лучше. — медленно объяснил Пима, — Что до меня, то все выглядело точным исполнением давней детской мечты… Знаешь, Лесник! — глаза Пимы вспыхнули на темном после превращения лице, — Луна действительно не имеет запаха! Я знаю, я слышал! Или обонял, или как еще сказать — тут нужен другой язык, понятия другие… В человеческих языках таких слов нет, потому что чувств таких у людей нет…

Пима помрачнел:

— Этого словами пока что не передать. Во всяком случае, я не могу.

— Ну и ладно, — согласился Лесник, — Восстанавливайся. Побегали мы с тобой, как бешеные, так хоть отоспишься… Счастливо оставаться!

Лесник направился к выходу из маленькой белой комнаты, всю обстановку которой составляли кровать с бывшим волком, тумбочка за изголовьем кровати и светло-серый шкаф во всю стену с плотно прикрытыми створками. Пима заворочался на кровати, устраиваясь поудобнее. Что-то глухо стукнуло об пол; Лесник обернулся. Бывший оборотень поднял с пола длинный тяжелый боевой нож в ножнах и бережно убрал его обратно под матрас. Встретился взглядом с Лесником и пояснил:

— На случай десанта Куриц.

Лесник представил себе, как дверь — вот эта самая гладкая дверь, за холодную ручку которой он сейчас держится — вылетает, и сюда вламывается бронепехотинец Дома Куриту — в бронескафандре, разумеется. Что тут можно сделать ножом? Лесник даже рот открыл — но, ничего не сказав, просто глубоко выдохнул. Некоторые вещи кажутся глупыми и неуместными только тому, кто сам их не пробовал.

Капитан команды Фангорна отстегнул от пояса свой черный нож с атомарным лезвием и молча бросил его поверх простыни в ноги Пиме. Тот поначалу посмотрел удивленно, но быстро догадался отдать взамен свой, а атомарник положил на тумбочку.

— Так и держи на виду, — одобрил Лесник, — Черного ножа стыдиться нечего; если же и вправду случится что-нибудь, достать оружие из-под матраса ты просто не успеешь. Однако я не думаю, что сюда сбросят десант: незачем… Ну, удачи! — и вышел вон.

Заметив, что Лесник возвращается от биостанции, куда забегал попрощаться, Роланд поднял голову к знаменосцу:

— Вперед, вытягивай колонну!

Лесной житель стукнул каблуками послушного коня, и в чистом синем небе поплыла, раскачиваясь, хоругвь Фангорнского леса — на белом поле зеленый лист, пробитый черной стрелой. По этому знаку из мешанины покрытых соснами круглых холмов высыпали две команды.

Команда Фангорнского Леса передвигалась верхом — кто на лошадях, кто на тех оборотнях из Пиминой группы, которые еще пару недель могли провести в волчьей шкуре. Роланд и полторы сотни его уцелевших рыцарей частью одолжили, частью за символические суммы наняли коней у ристанийцев. Обе команды оделись неброско: серые всепогодные куртки, неярких красок брюки, темного цвета грубая обувь. Нигде ничего не блеснет; игровые паспорта упрятаны под одежду. Очень быстро команды перемешались, и отличить рыцаря от лесного охотника сделалось невозможно.

Обе команды отправлялись исполнять план, принятый на вчерашнем общем совете. Первой целью похода была назначена Станция Эмин Майл.

Над Ардой разгоралось яркое, обещающее жаркий летний день, утро — десятое утро от вторжения Дома Куриту. К северо-западу пестрыми ястребиными перьями уползали тучи; восточное небо, напротив, сияло незамутненной синевой. Мир вокруг был свежим и чистым; о плохом думать не хотелось. Лесник раскачивался в седле, напевая тихонько:

— Напротив, нам-то хорошо — ведь мы шагаем по дороге. А здесь у вас все так непрочно, право!.. Поберегите же себя…

Вскорости дорога перестала петлять между холмами; лес на холмах превратился в перелески, потом шапки кустарника — а потом и вовсе пропал. Еще через полчаса сами холмы понемногу сошли на нет — распахнулась степь Каленардона. Знамя бережно свернули и спрятали в особой сумке. Команды рассыпались широким веером; кони заволновались. Роланд выехал на десяток метров вперед и выжидательно обернулся к Леснику.

Капитан Фангорна прикрыл глаза, вспомнив торчащее из-под простыни худое лицо Пимы и черный нож на тумбочке за изголовьем — только руку протянуть. Успеет ли? Можно ли надеяться, что Курицы не станут сбрасывать спецназ на Ключищи, когда поймут, что совет там давно окончен, и все разъехались? Дриады еще на рассвете выступили через Бельтан сразу к Побережью. Синие Драконы снялись вообще через час от полуночи. Хоть они и пешие, но перемещаются быстро, да и проводники у них хорошие. Наверное, уже добежали до своих трофейных бронетранспортеров, закопанных на тенистом дне какогонибудь степного оврага… Все остальные тоже при деле; никого в Ключищах не осталось.

Лесник отогнал мрачные мысли. Будь что будет, а исполнять принятые решения все равно нужно. И он согласно махнул ожидавшему знака Роланду. Король тронул коня; за ним плавно покатилась команда Уникорна, а слева от нее двинулся в степь полумесяц людей и зверей Фангорнского леса.

Оглядываться Лесник не стал.


***

— Станешь оглядываться — поседеешь! — полушутливо предупредил Легат. Тень беззлобно отругнулся. Мастер фыркнул: ну дети и дети, даром что за тридцать.

Кони всех троих шли ровной рысью по мягкой лесной дороге. Мастер, Легат и Тень направлялись в сторону Изенгарда. Первыми оказались Тень и Легат. Редко ездивший верхом Мастер поначалу отстал от них метров на десять, а потом уже нарочно придерживал коня, чтобы не глотать пыль.

Кроме тройки конных, на проселке никого не было. Путь вилял между невысокими округлыми взгорками, с которых плавно кивали кряжистые лиственные деревья. Чуть поодаль, в глубине леса темными свечами возвышались какие-то хвойные многолетники. Мастер не знал, как они называются. Вокруг привычно перекликались птицы. Листва и иголки на ветвях деревьев тихонько шелестели под слабым ветром. Пляска солнечных зайцев по дорожному песку навевала сон, да и поднялись все трое очень рано, так что Мастер то и дело зевал. Но рысь очень тряский аллюр; коню легче идти рысью — сберегает силы, и скорость приемлемая. А вот всаднику все время приходится подниматься-опускаться — куда уж тут спать. Мастер знал, что в Ордене Единорога наказанием за мелкие провинности и небрежности является час езды рысью в полных доспехах. Никто из знакомых Мастеру рыцарей Ордена не считал такое наказание пустяком, и вот теперь Мастер на своей шкуре прочуствовал, почему. Он вспомнил, как предлагал отвезти группу на своем слике: воздушная подушка маленького катера вполне вписывалась в намеченную им троим дорогу. Но Всадник Роханский решил, что самураи Дома Куриту наверняка обратят внимание на любую машину или механизм, а вот к тому, что колонисты разъезжают по Арде верхом на конях, оленях и собаках, скорее всего, успели привыкнуть. Мастер признал его рассуждение верным, и теперь пыхтел в седле. Хорошо еще, что кони тоже устают, и принято время от времени давать лошади пройтись шагом. Непривычному наезднику тоже не сахар, но хоть не так подбрасывает.

Легату и Ингвару Тодзио, прозванному Тенью, тряская рысь была нипочем. Во всяком случае, они держались подобно героям любимой ковбойской саги, то и дело разыгрывая друг друга и тихонько смеясь над бородатыми шутками. Однако к полудню угомонились и они.

Мастер счел момент подходящим, чтобы догнать передовых и задать давно беспокоивший его вопрос:

— Тень! Послушай, Тень!

— Да? — Ингвар Тодзио обернулся в седле.

— А как оно дальше будет? В смысле, после войны?

Ингвар Тодзио придержал коня; Легат сделал то же самое. Пришлось остановиться и Мастеру. Некоторое время всадники выжидали, пока осядет взбитая копытами пыль. Наконец, Тень решил сделать вид, будто не понял:

— А что?

Мастер досадливо кивнул головой, и пояснил:

— Мы хотели бы доверять тебе по-прежнему. Ты был с нами… К черту! Ты и сейчас ведь с нами, а не с ними. Или как?

— Что мешает доверять друг другу и дальше? — чуть-чуть удивленно спросил Тень. — Директор у меня, конечно, есть — но очень далеко. Пожалуй, сейчас я больше принадлежу Арде, чем корпорации "Нетускнеющий свет". В их системе я бы не пользовался такой свободой, как здесь, в ранге планетного резидента. А главное, я никогда не работал против вас! Вам нужен живой, здоровый и свободный Основатель — мне тоже. Наши интересы совпадают.

— Пока что! — упрямо мотнул головой Мастер. Тень решил, что выгоднее получится выждать:

— И?

Легат напряженно вертел головой от одного спорщика к другому, не забывая обшаривать взглядом окрестности. Мастер пожал плечами:

— А где гарантия, что ты будешь на нашей стороне в следующий раз?

Тень попытался перевести разговор:

— Да разве во мне дело? Основатель в плену. Если уж непременно надо обсуждать дальнейшие действия, может, обговорим его обмен на Алама?

Капитан морийских гномов терпеливо произнес:

— Ингвар, не уводи разговор в сторону! И без Основателя, и без кристаллов планета выживет.

Резидент мгновенно попытался загнать противника в угол:

— Ага! Так вы его уже списали? Он же вам мир подарил!

Мастер отмерил еще один двухметровый вздох и спросил:

— Когда выросшие дети уходят жить от мамы своим собственным домом, они что — маму списывают?… Тень, не вилял бы ты хвостом — не собака, чай.

Вмешался Легат:

— Со стороны очень забавно слушать: Дом Куриту Основателя Арды от Арды же защищает… Правда, Тень, не стесняйся, расскажи-ка, что там у твоего директора отмерено Арде в будущем?

Ингвар Тодзио понял, что пора говорить правду. Первой и главной задачей его, как резидента, было сохранение доверия между пославшей его корпорацией и Ардой — на которой Тень, как-никак, прожил большой и не худший кусок жизни. А вовремя приоткрытый секрет иногда оказывается сильнее какой угодно хитрой игры. Взвесив все это, Тень вздохнул не короче Мастера, и сказал так:

— Директора хотели бы сделать Арду младшим партнером в рамках торгового договора. Промышленники Куриту не поддержали идею о завоевании планеты потому, что полагают: если Основатель будет чувствовать себя свободным, он будет изобретать и производить лучше и больше, чем будучи включен непосредственно в иерархию. Для "Нетускнеющего света" идеально, чтобы все вернулось на круги своя. "Работает — и не трогай!" — закончил Ингвар известной пословицей программистов.

Некоторое время Мастер и Легат молча обдумывали сказанное.

— В конце концов, Тень пережил вместе с нами Долгую Зиму второго года, — пожал плечами Легат. — Мне приходилось ручаться за него, и я не жалею об этом. И организатор он превосходный, здесь меня никто не переубедит… А за Раздол я ему морду уже набил…

Тут главный хакер с промышленным шпионом переглянулись и коротко рассмеялись, толкнув друг друга локтями, отчего все кони беспокойно зафыркали. Мастер изобразил лицом непонимание.

— В самый разгар драки из-за камня выскочил Лесник, и всех разогнал, — пояснил Тень. — Дело было в Шаэрраведе, Лесник, наверное, подошел туда раньше… Пима двумя движениями разбросал нас с Легатом по всей площадке… Кстати, космопорт там классный! Для нашего замысла в самый раз. Вот только очень уж далеко.

Все трое сразу вспомнили, кто они, куда и зачем едут, и поняли, что уже достаточно потеряли времени на разговор.

Легат стукнул своего жеребца каблуками:

— Давай-ка пройдемся галопом! От рыси у меня желудок под самое горло взбило!

Тодзио погнал коня за Легатом; Мастер молча последовал за ними. Кони, пока еще не особенно уставшие от перехода, бодро рванули наперегонки. Гонка по узкой извилистой лесной дороге — рискованное развлечение. Но Мастер был так погружен в свои мысли, что забыл напрочь собственную неопытность и даже не придерживал лошадь. Уже через десять минут Тень и Легат видели далеко впереди только торчащий из пыли хвост. Кони Ингвара и главного хакера шли голова в голову. Воспользовавшись этим, Тень ошарашенно пробормотал, повернувшись к спутнику:

— Я-то думал, гномы плохо верхом ездят!

Легат фыркнул:

— Ты еще думал, что хакеры драться не умеют, — и оба с удовольствием засмеялись. Потом Легат глянул на небо, сверился с часами — и убедился, что истек добрый час после полудня. Лесная дорога вот-вот должна была подойти к концу.


***

Конец совещания приближался. Даже начальник артиллерии, прославившийся на весь округ привычкой задавать идиотские вопросы под конец выступления, и тем затягивать любое собрание, в этот раз проявил похвальную сдержанность и ограничился всего-навсего двадцаминутным выговором по адресу транспортников. Транспортники вяло огрызнулись, но доказывать никому ничего не стали, так что спор утих, не начавшись.

Поднялся главнокомандующий девятнадцатой ударной армии — полный генерал Фудо-ме Синоби. Вступление к его речи было кратким и энергичным, да и сама речь оказалась на удивление недлинной. Командующий сдержанно похвалил бронемастеров и разведку, обругал спецназ и пехоту за Рось с Уникорном. Начальнику артиллерии и транспортникам предложил либо немедленно достичь соглашения, либо, крепко обнявшись, отправиться туда, куда они только что друг друга послали. Словом, собрание проходило в деловой, рабочей атмосфере.

Покончив с вступлением, Фудо-ме Синоби принялся подводить итоги. На взгляд главного командования Дома Куриту, ситуация развивалась в точном соответствии с планом, с тем пакетом документов, который назывался "Бурый Барсук". По мнению генерала, захват Основателя, Андрея Норвежца, и в особенности удачный штурм Раздола наносили предполагаемому Сопротивлению тяжелые удары. Оставалось лишь взять Ноттингем на севере и проложить сквозь Фангорн хорошую дорогу на юге чтобы Мглистый хребет оказался в кольце гарнизонов Дома Куриту. Если после десятидневного блицкрига на Арде все же сыщутся желающие попартизанить, то пусть сбегаются к Мглистому, или даже прячутся в Мории: установка скрытых камер в пещерах идет полным ходом, и недели через две станет возможно просматривать подземный город вдоль и поперек. Таким образом, после операции по захвату Ноттингема, следовало как можно скорее прочесать Клондайк, Шир и Норэгр — то есть, территории между горной цепью Мглистого и западным побережьем. После такого прочесывания командующий смог бы уверенно отчитаться перед господином первым министром Великого Дома об успешном завершении начальной фазы плана.

Младший генерал Нгуен Бань слушал все эти стратегические премудрости с недовольной миной, едва сдерживая зевоту. Генерала не покидало ощущение, что реальная ситуация совершенно не такова, какой она представляется отсюда, из душной, битком набитой людьми, штабной палатки. (Бронемастер сцепился с армейским главврачом так яростно, что своротил на пол климатизатор. А чинить его посреди секретного собрания командующий не позволил.) Начальник разведки с трудом дождался перерыва в растянувшемся далеко за полдень совещании.

Выйдя из палатки, Нгуен Бань заметил ковыляющую мимо часовых фигурку своего заместителя и главного аналитика. Госпожа Минни Тауэр также разглядела своего начальника и призывно подняла руку. Нгуен Бань встревоженно направился к ней.

— Предчувствие нас не обмануло! — выпалила Минни. — Они только вчера ночью собирали совет всей планеты. По крайней мере, были представлены почти все команды центрального региона, кроме…

— Кроме? — нетерпеливо переспросил генерал.

— Кроме Станции Эмин Майл. Окраины не вошли — ни одна. Ни Побережье или Анлат с юга, ни Ноттингем или Клондайк с севера, ни Шир или Норэгр с крайнего запада… А вот Синие Драконы и там отметились, но я лично думаю, что как раз Драконы — случайность. Общее впечатление, как будто организаторы вынуждены были лично развозить приглашения. А кто не присутствовал, тот не попал на совет именно потому, что от окраин далекая дорога.

— Что еще известно?

— На совете было принято решение бороться и выработан какой-то план.

— Агент не смог вызвать десантников этим парламентариям на головы?

Минни Тауэр помолчала, переводя дух, потом с сожалением призналась:

— У нас там не оказалось агента… Не те команды!

— Тогда откуда сведения?

— Техники рассеяли в воздухе полтонны микроботов-пылинок. Они неплохо собирают и передают изображение и звук.

— А! — удовлетворенно воскликнул генерал, — Я-то считал изобретателя обманщиком. Что ж, хорошо, что я ошибся. Надо полагать, рассеивание ведется над всем Мглистым хребтом?

— Совершенно верно! — кивнула Минни Тауэр. — Нам повезло дважды. Во-первых, что совет проходил на открытом склоне, и дешифровщики смогли различить в каше отснятых кадров кое-что важное. Вовторых, что облако микроботов вообще принесло ветром в нужное место.

Нгуен Бань пожал плечами:

— Мудрецы говорят, что случайностей не бывает. Иногда я им верю. Но пока вы определились по картам, спецназ выбрасывать стало уже поздно, так?

— Нет, господин генерал… Все проще. Изменилась температура воздуха, изменилась влажность микроботы выпали на землю практически сразу после ухода солнца за горизонт, подобно вечерней росе. А какие остались в воздухе, тех прибило ночным дождем. Так что мы даже не узнали, где происходил совет. Достоверно опознается лишь восточный склон Мглистого. Может быть, над Изенгардом, а может, и на пятьсот километров к северу, у истока Серебрянки.

— Серебрянка… — задумчиво протянул Нгуен Бань. — Если предположить, что они оставили семьи и балласт в Тхасе — город точно посередине длины Серебрянки… А сами поднялись вверх по течению… И Синим Драконам через Эмин Майл недалеко бежать. И весь центр обитаемых земель под рукой. Пожалуй, Фудо-ме Синоби не дурак, нет! Он правильно готовит нападение на Тхас… Если это и правда была Серебрянка, то сейчас наши подопечные разбегаются от нее во все стороны, стремясь приступить к реализации своего плана.

— А если это все-таки Изенгард? — возразила Минни Тауэр. — Исток Серебрянки близок к Ноттингему, а рейнджеров Шервудского Леса на Совете не замечено.

Генерал сделал отрицательный жест:

— Все, хватит догадок! Идите и постарайтесь разобраться во всем на более надежной основе. Поднимите все съемки Мглистого, и сравнивайте с ними кадры совета — пока ландшафты не совпадут. Или по карте погоды посмотрите, в какой из двух предложенных Вами районов облако микроботов могло унести ветром. Или еще что-нибудь придумайте — не мне Вас учить! А что касается Ноттингема, то команда могла отсутствовать по причинам внутреннего характера. Не пошел же на совет Крот из Эмин Майл, хотя и он — ветеран Первой Посадки, и оба предполагаемых места от Станции сравнительно недалеко. О наших клиентах не беспокойтесь. Вот-вот начнется операция по захвату Тхаса, затем и Ноттингема, о которой я уже упоминал. Где бы ни были наши противники, на Онтаве или на Роси, им придется вернуться к семьям.

— Если они не отпетые фанатики, — упрямо заметила Минни Тауэр.

Нгуен Бань некоторое время молча смотрел на заместителя.

— Что Вы предлагаете? — спросил он, наконец.

— Ввести патрулирование в степи — звено роботов и обязательно взвод бронепехоты на транспортерах. Пусть допрашивают всех, кого увидят, и арестовывают хоть поголовно — на усмотрение командира патруля. Во-первых, так мы ощутимо затрудним противнику перемещения. Во-вторых, сразу станет ясно, откуда куда движутся главные потоки. Эти лентяи из аэрокосмического батальона спутник нам так и не организовали?

— Вот я сейчас напомню командующему о спутнике, — согласился Нгуен Бань. — Или потребую сменить начальника авиации. Проклятый кнур наверняка получил свое место с папиной подачи. Десять дней без нормальной съемки и радиоразведки! Отслеживать грузопотоки наземным патрулированием — все равно, что бочку вычерпывать ложкой или швейной иглой копать могилу. Однако, в остальном идея Ваша вполне уместна: пора запретить противнику свободно разъезжать по своим делам. Кроме того, патруль сможет заметить и отловить Синих Драконов они до сих пор катаются на наших машинах, так что в степи будут хорошо заметны для радара. Вот только солдаты чрезвычайно не любят такие вылазки: патруль всегда находится в ожидании внезапного нападения. Да и ресурсов для патрулирования таких огромных пространств у нас не очень-то много. Так что особенного служебного рвения ни от одного патрульного и даже от командиров частей мы не дождемся.

— Да, я знаю, — Минни Тауэр опустила плечи. — Потому мы и в Морию не лезем. И в лесу такой патруль пока не сможем организовать. Но ведь в степи видимый горизонт — чуть ли не сто километров в любую сторону, а с высоты боевого робота и все сто сорок. По оврагам патрульные пусть вообще не шарят. В конце концов, их же посылают не перепись тушканчиков проводить, а напугать противника. Наши клиенты должны замереть, где кого приказ застанет, и бояться высунуть нос на открытое место.

— Что ж, хорошо, — согласился Нгуен Бань. — Я сейчас должен вернуться на совещание, там после перерыва начнется раздача наград и наказаний. Вы же от моего имени распорядитесь приготовить приказы об учреждении патруля, утром я понесу их в оперативный отдел и постараюсь продавить через них командующему на подпись. А бригаду Вашу всю на поиски места совета. Три к одному, что база повстанцев отыщется где-нибудь поблизости. Доклад мне сегодня не готовьте: самое главное мы обсудили, нет смысла тратить зря время и бумагу. Тем более, что читать все равно будет некогда: говорильня в штабе, похоже, затянется до позднего вечера.


***

Поздним вечером летучие мыши потянулись в небо, и было их столько, что стоящий на краю оврага Синген Исороку увидел словно бы черный дымок, поднимающийся над норками.

— Все готово! — доложил со дна балки Синий Дракон. — Скоро можно будить отряд!

Синген одобрительно качнул головой и пояснил для стоящего рядом с ним Лесника:

— Мы оставляем все транспортеры. Мастер отжалел нам со своих складов полсотни карманных компьютеров предпоследней модели, так мы малость роботизировали эти стальные гробы. — капитан Синих Драконов махнул рукой в сторону колонны и прибавил:

— Днем наши железные друзья будут отсиживаться в балке, а ближе к вечеру, через случайные промежутки времени, будут выезжать в степь, делать небольшой круг и возвращаться в укрытия.

Откуда посреди голой степи взялись укрытия, Лесник не расспрашивал. На транспортерах, помимо прочего, были и приспособления для самоокапывания. Вырыть с их помощью небольшую пещеру даже в прочном глинистом склоне оврага — это все-таки не вручную, вполне можно успеть за полдня. Вместо этого Лесник поинтересовался:

— Вы что же, полностью заменили водителей? Но ведь для этого одного компьютера мало — даже лучшего, чем ваши карманники! Минимум, нужна хорошая камера — распознавать дорогу, и еще оборудование для анализа картинки.

— Все так и есть, — довольно улыбнулся Исороку. — Если хочешь заменить водителя в общем. Но для нашего частного случая можно гораздо, гораздо проще! Все боевые машины положено оборудовать системой подводного хода — герметизация, вытяжка, откачивающие насосы и так далее. А чтобы водитель посреди речного дна не сбился с пути, саперы заранее разматывают поперек речки направляющий кабель с высокочастотным излучением. По этому-то кабелю датчики и автоматика транспортера ведут машину, как по рельсам. Точно так на роботизированных заводах тележки с заготовками ездят. Можно было вообще без компьютеров обойтись, да нам хотелось, чтобы траки "Трак" здесь как синоним понятия "гусеничная или многоколесная тяжелая машина". не только катались, но и открывали дверцы, вертели башнями, иногда пару холостых в небо запускали… Мы добрых полдня только и делали, что по кнопкам щелкали да катушки с проводами вертели. Вы там смотрите, чтобы кони не запутались, обходите котловину подальше, северо-западным краем. Копать траншеи под кабель нам было некогда, так и покидали — кое-где чуть ли не поверх травы. А электростанцией мы назначили вон тот, крайний транспортер.

— Курицы рано или поздно разберутся в происходящем. — осторожно заметил Лесник. Синген согласно покивал головой:

— Безусловно, разберутся. Но тут уж не имеет значения, скинут ли они сюда свой хваленый спецназ, которым нас так старательно пугал Всадник, или просто перекопают наш парк аттракционов ракетами издали. Мы в любом случае надеемся успеть на левый берег Андуина, а искать нас будут здесь, на правом. Если они хотя бы день на разгадку потеряют, нам хватит переправиться и замести следы… Естественно, через Эмин Майл мы не идем: там видели, как мы пришли сюда — вот пусть и не знают, что мы теперь уходим отсюда. Мы даже переправимся ниже по течению, чтобы на них ничего снести не могло.

— Вряд ли Крот побежит докладывать Курицам. — Лесник вздохнул. — Но там и помимо Крота полно глаз и ушей… Мне не хочется соваться в Эмин Майл! Роланд ненавидит Крота. Сегодня мы пересекали этот их долбаный канал: Крот, оказывается, успел прокопать километров двадцать, правда, там еще ни шлюзовых механизмов, ни облицовки. Так вот, от скрежета королевских зубов даже конь шарахнулся.

Синген сочувственно опустил плечи:

— Легат говорил мне… Ты с ним спорил об этом еще прежде совета, когда обсуждали план. Я не знаю, какие доводы он тебе привел в пользу Эмин Майл — но решение принято.

— Решение будет выполняться, — согласился Лесник. — Сейчас как раз и есть критический момент плана. Если мы хотим отвлечь внимание самураев, то появиться нам следует именно здесь, под боком у Осгилиата. А всетаки я беспокоюсь.

Синген глубоко и тяжело выдохнул:

— Я тоже… Дошел слух, что Андрея Норвежца ниндзя держат в своей крепости Кога, на севере Железного Кряжа. Кто-то видел его во дворе и ухитрился сделать снимок, который потом выложили в Сеть. Я-то думал, Норвежца передали самураям.

Лесник ничего не ответил. Синие Драконы в балке заканчивали свою работу. Тянуло прохладой до Андуина Великого оставалось уже немного, с холма реку можно было бы и увидеть. Но собеседники находились в обширной низине у оврага, а потому могли чувствовать лишь тонкие струйки влажного ветерка. Вокруг балки на все стороны щедро распахнулась заросшая высокой травой степь. Запах нагретой за день земли и зелени перебивал даже вонь пролитого топлива. Чуть дальше к западу, под неистовым пламенем закатной полосы, можно было различить в степи темную массу: команды Фангорна и Роланда, догнавшие Синих Драконов к самому вечеру, набирали воду у небольшого озерца. Вести коня по крутому склону к ручейку на дне оврага никто не захотел. Да и не хватило бы ручейка на полутысячный табун. Поэтому команды остановились поодаль от балки, и только Лесник подъехал к Синим Драконам: поговорить захотелось.

Вот и поговорили…

Синген с Лесником посмотрели на восток, и согласно ахнули: восточный горизонт покрывала густая тьма, после светлого западного небосвода казавшаяся абсюлютно черной. Не было даже звезд. Лесник вдруг сообразил, что прохладой несет, скорее всего, не от реки — а от гигантской грозовой тучи.

Словно бы в ответ на его мысли далеко-далеко сверкнула еще слабая молния.

— Веселая будет ночка, — пробормотал Лесник, — Глянь, летучие мыши обратно возвращаются…

Синген Исороку поглядел на мрачное восточное небо и бесстрастно подтвердил:

— Нам туда.

Лесник отошел немного и свистнул; из травы поднялся оставленный им конь. Капитан Фангорнского леса взлетел в седло и ускакал к своим. Синген несколько раз махнул рукой с маленьким фонариком. По этому сигналу отдых Синих Драконов прекратился. Дежурные тихо будили группы, люди обувались, сворачивали спальные коврики, наскоро шлепали в лицо воду из ручейка и поспешно влезали в лямки рюкзаков. Минут через пять пешая колонна уже начала вытягиваться из оврага, но Синген остановил движение, решив пропустить сперва команды Лесника и Роланда. Те не заставили себя ждать: с хрустом и низким рокотом конная лава прокатилась в сторону Эмин Майл, оставляя за собой вытоптанную в густой траве просеку. Чтобы не топтаться по толстым направляющим кабелям, в которых кони и правда могли переломать ноги, Лесник повел обе команды широким кругом по дальнему краю котловины.

Лишь теперь Синген повернулся к обступившим его командирам групп:

— Включайте автоматику и побежим.

Девять транспортеров словно ожили. Крутились башни; рычали и дымили мощные двигатели. Но демонстративный выезд колонны в степь намечался на гораздо более позднее время, чтобы люди успели отойти подальше, а при удаче и достичь берега Андуина. Поэтому ни одна машина с места не тронулась. Вскоре проверка завершилась, двигатели замолчали. Наступила оглушающая после рева и грохота тишина. Но автоматика работала: башни лениво поворачивались на малой тяге; вспыхивали и гасли фары с сигнальными огоньками. Забавно шевелились спаренные стволы автопушек.

— Выступаем! — скомандовал Синген, и вздрогнул от внезапного резкого звука: где-то среди брошенных машин компьютер звонко захлопнул броневую дверь.


***

Дверь еще летела, кувыркаясь и бороздя углами пол, а Крот уже стрелял в открывшуюся за ней душную предгрозовую ночь. Но привычки к тяжелому пулевому оружию, прыгающему вверх и в сторону после каждого выстрела, бургомистр не имел: весь его стрелковый опыт ограничивался тремя обоймами в тире оружейного магазина, выпущенными позавчера, когда Крот на всякий случай решил купить пистолет. Поэтому трое ворвавшихся в дом штурмовиков не пострадали.

Предыдущий день и весь нескончаемый вечер над Эмин Майл стояла нестерпимая духота; различив, наконец, в далекой степи Левобережья идущую с востока грозу, Крот даже спать не пошел. Не хотелось ворочаться в мокрых от собственного пота простынях. Вместо этого бургомистр заварил крепкий зеленый чай и пил его горячим, мелкими частыми глотками. Крот сидел за чаем на веранде, а свет выключил, чтобы как следует полюбоваться молниями: они в степи всегда на полнеба.

Так вот и получилось, что Крота не застали спящим, не вытаскивали из постели под крики разбуженной семьи. Нападавшие сноровисто обезоружили бургомистра, подхватили под завернутые за спину руки и со страшной скоростью повлекли по ночным улицам Станции Эмин Майл, а над головами всей четверки поднявшийся ветер нес сухую траву и перемешанный с пылью желтый свет раскачивающихся фонарей.

В улицах Эмин Майл вовсю суетились совершенно незнакомые Кроту люди. На самураев Дома Куриту они никак не походили: не было у них ни бронескафандров, ни тяжелого оружия. Но и ни одну команду Арды Крот никак не мог признать в нападавших. Да и вели себя налетчики чрезвычайно странно; Крот долго не понимал, в чем же эта странность заключается. Тут его конвоиры свернули к главной площади, и бургомистр сообразил: между нападавшими не было единства! Они даже друг на друга по каким-то неизвестным Кроту причинам смотрели волками. Скоро у бургомистра создалось впечатление, что Эмин Майл захвачен двумя группировками. При этом одна из них тщательно следит за другой, и готовится помешать ей… в чем?

Ветер ощутимо пахнул влагой. Крот с неожиданно острой тоской подумал: днем уже была бы видна серебристая, в полнеба, стена дождя…

Развернулась центральная площадь. Двумя большими серпами вокруг какого-то предмета в середине ее выстроились люди; а поодаль в темноте храпели, то и дело вскидывались, чуя подходящую грозу, лошади. Крота протащили сквозь волну ядреного лошадиного запаха, потом сквозь запах пыли, пота и травы — так пахнут много людей, долго находившихся в степи — потом опять налетел ветер с мелкими капельками, и все запахи исчезли. Фонари по краям площади терзал ветер; свет выплескивался из них, словно желтая разбавленная мусором вода через верх раскачивающегося ведра. В полосы света попадало то одно, то другое лицо — но никого из плотного круга нападавших Крот не узнал. Если бы не поселок, бургомистр, пожалуй, испугался бы — а так Крот надеялся, что раз на площадь приволокли его одного, а жителей не выгоняют из домов и ничего не жгут — есть надежда, что Станцию заново отстраивать не придется.

Сквозь шум надвигающегося шторма прорывались спокойные голоса и возмущенные выкрики. Крот понял, что догадка его справедлива: среди нападавших не было единства. Стоя в освещенном пятачке посреди кольца врагов Крот все еще надеялся разрешить дело миром. На площади вокруг бургомистра собралось человек двести; еще столько же, наверное, контролировало улицы и перекрестки поселка. Очень крупная команда — если это вообще команда. Может,зерновой пояс? Или самураи наемников наняли?

Говор и шум резко усилился; со стороны реки против ветра набежали и вклинились в толпу полсотни человек Станции Эмин Майл. Кольцо врагов неожиданно расступилось и без драки позволило новоприбывшим занять место. Готовившиеся к иному повороту событий и лишенные привычного лидера, горожане растерялись. В центр круга они не пошли.

Конвоиры освободили Крота и отпрянули в стороны. Живое кольцо раздалось. К бургомистру подошел высокий человек, одетый подобно прочим налетчикам в серую куртку, неопределенного цвета брюки и резко пахнущие конским потом сапоги для верховой езды.

— Что, не узнаешь? — злобно гаркнул этот человек. Тут его непокрытая голова попала в круг света; волосы полыхнули белым, и Крот поразился: Роланд!

Роланд, король Уникорна…

Уникорн сожжен…

Канал?!

"А ведь Роланд сильно изменился," — с неожиданным для самого себя спокойствием подумал Крот. — "Помнится, пять лет назад, когда я ходил к нему с каналом, он такой задохлик был: и синева под глазами, и двигался, будто вот-вот переломится. А сейчас плечи развернуты, гриву отрастил чисто львиную… Ништяк!" — жаргонным словом восхищения закончил Крот.

С другой стороны сквозь живой круг протолкался мужчина среднего роста, из-за плотного телосложения казавшийся ниже, чем он есть, и одетый так же, как все. Второй гость уверенно приблизился к бургомистру. Крот узнал Лесника.

— Ну, теперь я знаю, чего королевское слово стоит! — рявкнул Лесник и без околичностей протянул руку — взять короля за шиворот.

— Я слова не нарушал, — с холодной яростью возразил Роланд. — Кроме Крота, мы никого из домов не доставали. Эти, — король махнул рукой в сторону горожан, — Сами набежали. А теперь не мешай хоть ты мне! — и король опять обернулся к Кроту:

— Ты, паскуда, самураев на мой город натравил ради своего долбаного канала!

— Да ты охренел, король!!! — в один голос завопили Лесник и Крот. Переглянувшись, они замолкли, и продолжил один Лесник, уперев руки в пояс:

— Ведь пятерку роботов в твоем городе сложили! Оттого и карательная экспедиция!

Сверкнула молния; гром пока еще не успевал за ней. Окружавшие спорщиков команды — и Уникорн, и Фангорн, и постоянно увеличивающаяся в размерах команда Станции Эмин Майл — придвинулись ближе.

— Ничего не хочу слышать! — Роланд мотнул головой, да так резко, что волосы белой волной ударили Крота по лицу.

— Кроту это было выгодно, значит он и виновен! — крикнул Роланд, обращаясь к сгрудившимся вокруг настороженным людям.

Крот понял, что от судьбы не убежать. Пересуды пойдут в любом случае, и жизнь впереди потянется кислая. И так уже на Станции поговоривали всякое, чего Крот предпочел бы слышать не о себе. "Проснулись ли мои?" — снова с тоской подумал Крот, все еще не желая ничего решать.

Накатился гром. Черное ночное небо откалывалось кусками и большими скорлупками падало между пляшущими пятнами мутного фонарного света. Шквалики пыли норовили укусить в самый глаз. Секунды верхом на сорванных ивовых листьях улетали в ночь.

Лесник, Роланд и Крот в молчаливом напряжении стояли посреди стиснутой белыми домами площади. Вокруг троицы все нетерпеливей шумела толпа.

Ударила еще одна молния; в ярком безжалостном освещении ее отчеливо проступили капли пота на верхней губе Роланда. "Вот подеремся мы", — подумал Крот. — "И все так или иначе — но кончится, наконец!"

И тогда бургомистр Станции Эмин Майл перестал сдерживаться:

— А ты, придурок, не мог догадаться, что тебе этих пятерых подставили, как пешку под бой?!! Шахматист хренов… — со всем возможным презрением сказал он Роланду. И прибавил:

— А я в чем виноват? В том, что хочу жить не повашему, а по-своему?

Роланд открыл было рот, чтобы ответить, но тут налетел вечно отстающий от вспышек раскат грома, и король несколько секунд молчал. Подвешенные на цепях фонари бешенными собаками кидались на собственные стойки; световые пятна летали туда-сюда над площадью обрывками их перелая; мусор в столбах света царапал, как хрипота в голосе. Желтые пальцы фонарей перебирали толпу людей, словно высокую степную траву, выхватывая из нее то стиснутое в напряжении лицо, то распахнутый в крике рот, то крепко сжатые кулаки — и тотчас снова роняли их в темный кипящий воздух. Единственной постоянной величной в поле зрения казались черные, переполненные яростью, глаза Роланда. Рокот грозы перекрывал разговоры, звон подвески и хруст обрываемых листьев.

Наконец, гром перекатился вдаль и там утих; неожиданно тихо заговорил и Роланд:

— Хватит с нас слов, Крот. Хватит трепаться. — обернулся к своим и скомандовал:

— Два лучших меча сюда!

— Не побоюсь! — рявкнул уже во весь голос Крот.

Лесник обхватил себя за локти. Из толпы вынесли и сунули в руки противникам два меча. Роланд и Крот смотрели друг на друга со спокойной, уверенной ненавистью, которая выражается совсем не в криках. Им казалось, что они нашли решение своего давнего спора — и ни король, ни бургомистр уже ничего не боялись.

"Роланда ногой в живот" — прикидывал Лесник, — "Масса у меня больше, король должен упасть… Крот плотный, бить его в корпус бесполезно. Глаза он в любом случае прикроет. В пах эффективно, но ненадежно: должен ведь живым остаться, а тут чуть силу не рассчитаешь, и привет — помрет от болевого шока… В колено, что ли?… Но только, даже если получится их сегодня скрутить, спор все равно будет не разрешен! На игровом оружии они уже дрались, и вроде как Крот согласился с результатом — а, оказывается, не все так просто…"

Поединщики между тем обернулись и согласно махнули руками толпе: отойдите-ка подальше.

"Сейчас они развернутся друг к другу," — решился Лесник. — "И я начну. Пожалуй, с Роланда… Но страшно…Черт побери, как страшно!"


***

Страх припаял Изабеллу к чисто выскобленной палубе. Вахтенный вот-вот мог обернуться и заметить, как она пробирается к висящей на балках шлюпке. Девушка легко и бесшумно присела, ожидая, пока высокий мрачный артиллерист прошагает по галерее над самой ее головой, потом шустро метнулась в тень толстой у основания мачты. К счастью, впередсмотрящие заметили что-то в воде и дружно сбежались к противоположному борту, пытаясь разобраться в увиденном. В сторону шлюпок никто не обернулся. Изабелла легко пробралась к той из них, которую два дня назад наметила для побега и куда тащила уже третью упаковку со стандартными пайками. Изабелла закинула в шлюпку непромокаемый мешок, затем и сама привычно переметнулась через борт. Девушка облегченно шлепнулась спиной на мягкий тент, которым парусно-весельные скорлупки прикрывались от дождя.

В небе светили яркие южные звезды. Стояла ночь; барк "Стальная роза" спал — только вахтенные деловито шлепали по чистой палубе босыми подошвами, да по галерее туда-сюда громыхал сапогами дежурный офицер. До Лисса оставалось несколько дней плавания, но Изабелла не собиралась дожидаться прихода в порт. Управляться с малым шлюпочным парусомветрорезом она уже научилась; погода должна была продержаться еще неделю — и девушка не видела никаких препятствий к тому, чтобы утром тихонько спустить шлюпку и раствориться среди густого тумана, часто бывающего в этом районе моря.

— И куда бы ты направилась потом? — ехидно поинтересовалась заглянувшая в шлюпку Ливия Харт. Изабелла вскрикнула и подскочила. С другой стороны свесилась заросшая до глаз голова боцмана:

— Забавно!.. С одной стороны, хорошо, просто великолепно! С другой — ну дура дурой…

— Боцман! — рявкнула Ливия. — Молчать!

— Есть, капитан… — меланхолично отозвался тот, исчезая за бортом шлюпки.

— Вылезай! — с непонятным выражением лица распорядилась Ливия. Изабелла закусила губу, чтобы не расплакаться, и вылезла обратно на палубу, по которой с таким трудом пробиралась каких-то пять минут назад.

— Дезертируем помаленьку? — зловещим голосом спросила Ливия. Изабелла прижалась спиной к шлюпбалке и ответила с вызовом:

— Я не собираюсь сидеть сложа руки! Там, на севере, идет настоящая война! Мне стыдно, что мы ничего не делаем!

"Стальная роза" медленно плыла сквозь ночь. Паруса стояли только на двух нижних ярусах из шести. Выше марса-реев, черный в черном небе, беззвучно скользил лес высоченных мачт, рангоута и туго напряженных растяжек, и движение его различалось лишь по гаснущим звездам, которые время от времени заслоняли железные трубы и тросы. По решетке вант с едва слышным урчанием ползал тудасюда робот-чистильщик. Нигде не было ни искорки, одни лишь ходовые фонари бросали в океан лучи света: топовые огни на верхушках мачт — белый, бортовые огни — зеленый и красный. Подсветка парусов, в нарушение всех судоводительских правил, почему-то была отключена.

Капитан Ливия Харт молчала. Без единого звука стоял и боцман по другую сторону шлюпки. Изабелла немного занервничала, но отступать было поздно, и она продолжила с прежним запалом:

— Наш барк любую металлопластовую мыльницу, любой этот их паром с роботами, которые они везут на север, может развалить просто пополам! Одним тараном, без никакого оружия! Ливия, почему? Ну почему мы ничего, совсем ничего не делаем?

Ливия Харт пожала плечами:

— А туристы?

Изабелла снова принялась кусать губы.

— У нас ровно сто туристов, — спокойно пояснила капитан Харт. — Из них четырнадцать детей до двенадцати лет, и восемь стариков за сто десять. Но даже те из них, которые не дети и не старики, они совершенно с других планет. Им-то что до войны Арды с Домом Куриту? А паромы с роботами не могут не охраняться. Нам достаточно напороться на мощный лазер или очередь автопушки с любой, как ты выражаешься, мыльницы, чтобы завалить палубу трупами людей, которых наша война уж точно никак не касается!.. Боцман!

— Да, капитан, — все так же меланхолично пробасил тот.

— Объясни ей, почему ты обозвал ее дурой! Обидится ведь!

— Уже обиделась! — фыркнула Изабелла. Капитан оборвала ее:

— Молчи и слушай, стажер!..

И совершенно неожиданно улыбнулась. Ошеломленная Изабелла уставилась на едва различимого в темноте боцмана. Судя по звукам, тот предавался яростному выцарапыванию из затылка необходимых слов. Наконец, ему удалось наскрести небольшой стартовый капитал, который моряк немедленно пустил в ход:

— Ты, Белла, думаешь, одна такая патриотичная? У меня вся абордажная команда, половина марсовых, и почти все палубные — не говоря уже об артиллеристах, те еще злее — рвутся на берег. Мы в Лиссе решили жребий тянуть: кто пойдет, а кто останется корабль сторожить. Но прежде надо работу сделать, паладинов нормально довезти до места. Вот поэтому и назвал… Прими мои извинения.

Изабелла смутилась и опустила голову. Боцман продолжил:

— Теперь почему "забавно"… Никто из моих ребят даже тебе ничего не сказал. Несмотря на все твои упреки, и на все желание перед тобой вы… покрасоваться.

— Я… очень извиняюсь, — пробормотала Изабелла. — Мне стыдно, что я такая идиотка. Как я могла думать о вас так плохо!

Боцман хмыкнул:

— Зато ты шлюпку классно выбрала. Когда мы об этом спорили, никто не угадал. Все считали, ты возьмешь моторный катер, и поэтому парусные даже не охраняли. Если бы не капитан, ты бы завтра и ушла!

Изабелла покраснела до корней волос:

— Так вы что же, заранее все знали? А я… Как последняя дура… Пряталась…

Ливия обняла расплакавшуюся Изабеллу и повела в капитанскую каюту.

— Пойдем, поговорим. Ох, да не реви ты! Ничего плохого пока не случилось… Боцман! Там в шлюпке должно быть четыре стандартных пайка — вернуть на склад.

— Три! — всхлипнула Изабелла, — Я только три успела донести!

— А лежит почему-то четыре, — хихикнула Ливия, — Не иначе, на кого-то ты произвела впечатление, вот тебе и помогли. То есть, это до сегодняшнего вечера лежало четыре, а с тем, что ты в этот раз принесла, получится вовсе пять… Ну, все, все, все… Успокоилась?

— Ага… — пробормотала Изабелла. — Мне так стыдно…

Ливия открыла дверь, и женщины погрузились в золотистый свет салона — того самого, где когда-то капитан Харт отчитала Лесника за перенос неигровых отношений в Игру. Изабелла уселась на кожаный диван, Ливия заняла свое любимое место на столе и рассеяно погладила блестящую скатерть — как собаку по шерсти.

Боцман потащил из шкафчика чашки.

— Кофе! — бросила Ливия. — В такую духоту лучше бы чаю, да хороший весь выпили, а плохого не хочется… И спать до рассвета нельзя никак. Не иначе, на севере большая гроза в половину континента. Год назад такое же душное лето было.

Проплакавшись, Изабелла вытащила из-за пазухи записывающее устройство и принялась быстро-быстро надиктовывать что-то в раскрытый цветок микрофона. Ливия удивилась:

— Ты ведешь дневник? Как интересно, должно быть… Я свой забыла дома, перед отлетом сюда, на Арду, — задумчиво добавила капитан Харт, — И с тех пор у меня вместо дневника шканечный журнал "Шканечный журнал" — на парусных кораблях то же, что вахтенный или судовой журнал, куда записываются все, происходящие с кораблем, события..

— Это не совсем дневник, — Изабелла сосредоточенно промокнула слезы. Потом решила поправить внешность всерьез и вытащила зеркальце. Ливия Харт сама практически не пользовалась косметикой, разве только в холода — бесцветной помадой, чтобы не трескались губы. Стажера Ливия приучила к тому же, так что Изабелла с макияжем управилась быстро. Тем более, что холода были еще далеко впереди, и в помаде девушка не нуждалась — даже бесцветной.

Боцман разлил кофе по чашкам: женщинам в маленькие, почти наперстки, себе в литровую кружку. Громыхая подкованными сапогами, вошел дежурный — старший артиллерист. Вежливо поклонился капитану, улыбнулся Изабелле — и тут учуял запах.

— О, кофе! Мне тоже. — офицер разыскал в шкафу и подставил под кофеварку такую же огромную кружку, как у боцмана.

— А глаза не вылезут? — ехидно поинтересовалась Ливия, явно намекая на какую-то давнюю историю. Артиллерист не смутился:

— А я не залпом, как тогда, а мелкими глотками. Растяну до собачьей вахты "Собачья вахта", она же "собака" — вахта перед самым рассветом, когда безбожно хочется спать — чем, кстати, и пользуются всяческие охотники на часовых и сторожей..

— Утром Ирпень стоять будет? — спросил боцман. Артиллерист кивнул. Боцман попросил:

— Пусть на третьей палубе крайний слева люк посмотрит, петли разболтались.

— Хорошо! — согласился офицер и вышел в ночь с дымящейся кружкой.

— Прости мое любопытство, — осторожно обратилась к девушке Ливия, — Ты как будто начала говорить, что у тебя там не совсем дневник. В таком случае, что? Если не секрет?

— Да нет, не секрет… Помнишь, я тогда сказала, что Крот книгу пишет? Ну и… — Изабелла смешалась и замолчала.

Боцман отхлебнул приличный глоток и крякнул от удовольствия. Ливия допила маленькую чашку. Боцман наполнил ее снова, благо сидел за столом между кофеваркой и капитаном. Качало не сильно, и пролить горячее питье никто не опасался. Чтобы не смущать Изабеллу, капитан заговорила о Кроте:

— Для его книги вряд ли будут интересны действия.

— Почему? — искренне удивилась Изабелла. Ливия живо ответила:

— Поступки людей определяются высказанными ими ранее словами. А также теми мыслями, высказать которые они не отважились. Зная, что прозвучало, а что осталось в тени, нетрудно догадаться, что будет сделано…

Ливия помолчала немного и добавила:

— Если уж писать о нас книгу, ты была бы героем, а я всего лишь персонажем. У тебя за спиной крылья, ты вот и на север рвешься… А во мне сто тридцать метров и три тысячи тонн, по моему слову триста человек команды кидаются вверх по мачтам, кто же осмелится за мной хотя бы ухаживать? — с неожиданной горечью призналась капитан Харт. Изабелла с удивлением заметила, что тут смутился уже боцман. Не зная, что сказать, девушка неуверенно протянула:

— Ну-у…

Ливия соскочила со стола и махнула рукой:

— Погуляешь по палубе, пока кофе не выветрится, и ляжешь спать! Утро вечера мудренее!


***

Ранним утром госпожа Минни Тауэр выдавала своему отделу задание на следующий день.

Все предыдущие беседы с младшим генералом Нгуен Банем, да и собственная интуиция Минни в один голос кричали, что война на Арде еще очень далека от завершения. Тогда как подчиненные Минни Тауэр совершенно единогласно держались противоположного мнения, и видели впереди лишь небольшой период усмирения, расстановки гарнизонов, отлова партизан — и прочей рутинной работы для любителей стрельбы, погонь и засад. Работы, на которой порядочному аналитику негде ни ум проявить, ни подзашибить деньгу, ни по службе продвинуться. За "Бурым Барсуком" неизбежно последует вывод войск с передачей всех проблем в руки полиции и министерства внутренних дел. А там все пойдет так, как уже не раз бывало.

Однако воспитан отдел был неплохо, а кроме того, успел хорошо изучить свою начальницу и считал ее вполне достойной уважения. Поэтому выдаваемые задания люди принимали с подобающей серьезностью, и задавали вполне деловые уточняющие вопросы.

Так, например, начальник северной группы поинтересовался, почему же все считали, будто с захватом Раздола главный сервер Игры окажется в руках Куриту. Минни Тауэр пожала плечами: ошибиться может каждый, вот мы и ошиблись. Легат и его команда так много выступали в Сети, обсуждая содержание, программирование и наполнение информацией главного игрового сервера, и высказывались при этом так уверенно, убедительно, с таким глубоким знанием дела, что даже компьютерные эксперты Дома Куриту в конце концов сочли команду Легата центральным звеном, ключевой пружиной планетарной Сети. Только после взятия Раздола выяснилось, что сам Легат был всего лишь одним из двадцати администраторов, с правами и полномочиями нисколько не выше прочих девятнадцати. Вся команда Легата прекрасно знала строение Сети, используемую технику, набор протоколов связи и тому подобное, но не могла воплотить свои знания в действие. Любое вмешательство в Сеть знаменитых на всю Арду хакеров Раздола поставило бы под сомнение результаты Игры, чем немедленно убило бы всякий интерес к последней. А этого планета не простила бы и более популярным личностям, чем жители Раздола. Так что хакеры отводили душу в теоретизированиях и виртуальных моделях игровой сети, а компьютерщики Дома Куриту, принявшие их развлечения за чистую монету, сами себя одурачили.

И начальнику северной группы, и Минни Тауэр на мгновение стало стыдно за прошлую ошибку, но не пережевывать же ее без конца. Северная группа вернулась к делам, а Минни Тауэр отошла к окну — сделать очередную инъекцию. Больное тело все еще напоминало о себе, но теперь Минни имела достаточно средств, чтобы вылечиться полностью и окончательно — лишь только выдастся достаточно свободного времени. Лекарства как-то сами собой перестали горчить, а неизбежные процедуры и микрооперации переносились намного легче.

После укола Минни Тауэр устроилась на подоннике и решила несколько минут отдохнуть. Из окна занятой под штаб трехэтажной заводской конторы раскрывался вид на превращенный в военную базу Куриту завод каменного литья. Сегодня Минни Тауэр и весь ее отдел работали в захваченном самураями Изенгарде, в той самой долине, где погибло звено С14. Перепаханный ракетами грузовой двор саперы наскоро выровняли и залили бетоном. В пещерных лабиринтах завода устроили мастерские по ремонту роботов, казармы и посты слежения, на терминалы которых вывели информацию от расставленных вдоль гребней датчиков, локаторов и антенн. Остатки причальной башни срезали, а что сделали со сбитым дирижаблем, Минни Тауэр нарочно не стала выяснять.

Посреди двора возвышались пять роботов, которых Минни Тауэр уже видела. Командовал ими знакомый главному аналитику лейтенант Хитаро Сугороку. Документы на присвоение Сугороку следующего звания Минни не так давно заметила в приемной командующего, но не знала, утвердил ли тот представление.

Звено С13 под управлением молодого лейтенанта готовилось выступать в патруль до Серебрянки. Минни Тауэр вдруг забеспокоилась: а где же пехота? Без пехоты, пожалуй, не стоит выпускать роботов — громоздкие многотонные машины не смогут преследовать подозрительных людей по топким и даже по немного сырым местам. Патруль превратится в не слишком опасное пугало, от которго можно будет легко спрятаться в любой узости, болотистой низине или мокром заросшем овраге. Но, с другой стороны, даже для того, чтобы организовать обыкновенное ночное патрулирование относительно спокойных районов зернового пояса, требуются тысячи солдат. А ведь там пока что не было опасности нападения на патруль. Да и местная полиция исправно вносила свою лепту в охоту на буйных пьяниц, воров, хулиганов. Можно было выпускать на улицы двойки и тройки — не то, что целые отделения, как в Осгилиате, Торсхейме или Изенгарде. Патрулировать же степь, где под каждым лопухом может прятаться фанатик со снайперской винтовкой или ранцевым гранатометом, следовало не меньше, чем взводом из тридцати солдат — где набрать столько народу? Лучше и правда послать одних роботов, их хотя бы ручным оружием не завалишь.

Минни Тауэр еще раз задумалась. Может быть, все-таки стоило высадить на Арду всю Девятнадцатую Армию и затопить планету войсками до такой степени, чтобы исключить даже мысли о возможности сопротивления? Но Дом Штайнера, остававшийся самым вероятным противником, не полез бы тогда на Арду вовсе, и немедленно перенес бы удар на какую-нибудь другую планету округа Центрального Дворца; благо с выбором цели проблем не было. Ситуация в точности напоминала старую пословицу: "Я медведя поймал! — Так веди сюда. — Да он не идет! — Ну, так сам иди. — Не могу, медведь не пускает!"

По прикидкам аналитиков, примерно восемь из каждых десяти жителей планеты остались равнодушны к смене власти. Один из каждой десятки поддерживал Дом Куриту, и один из десятки Дом Куриту ненавидел. В каждой восьмерке равнодушных двое колебались: один мог примкнуть к самураям, а другой начать резать им глотки — но чтобы эти двое перешли от слов к делу, требовался сильный толчок со стороны Дома Куриту: благоприятный случай или, напротив, нанесенная обида.

Ситуация раскачивалась, подобно жирной кошке на хлипком заборе. Отчаянные бои к северу от Онтавы уравновешивались мирным полурастительным существованием Побережья и зернового пояса. Проведение репрессий против сопротивляющихся сдерживалось опасением спугнуть возможных союзников. Речь шла вовсе не о бумагах, которые лидеры команд подпишут или не подпишут. Бумаги годились лишь для того, чтобы показывать в новостях: вот, смотрите, люди, мы установили мир на нашей новой планете! А что ночами постреливают и назначенных представителей новой власти режут в собственных постелях, так это послевоенный бандитизм, противообщественные элементы… Понимать надо! Лоуренс Аравийский не зря писал много тысячелетий назад: "Только когда население провинции начнет думать по-нашему, мы приобретем власть над этой провинцией". Вот об этомто и ломали головы аналитики госпожи Минни Тауэр. Однако сама начальница прекрасно знала, что в душе почти всех сотрудников война уже окончена, а потому работают они хоть и исправно, но без особенного рвения.

Оторвавшись от мрачных мыслей, Минни снова посмотрела в окно. Звено С13 уже было готово к выходу. Пилоты споро взобрались по лесенкам на плечи, а оттуда и в кабины своих стальных гигантов. Роботы ожили и приобрели практически полное сходство с одетыми в бронескафандры людьми. Головы тяжелых машин повернулись, ступни захрустели по битому камню и обломкам.

Тринадцатое звено выступило в патруль на север, до реки Серебрянка.


***

— Серебрянку они увидят только к вечеру! — хмыкнул Мастер. — А вообще-то, бегут быстро. Не скажешь, что больше пятидесяти тонн весят.

Тень задумчиво мурлыкал себе под нос какую-то песенку, ни Легат, ни Мастер не разбирали слов. Легат молчал. Он уже двадцать минут возился с замком аварийного люка над кабельным колодцем, а замок все никак не хотел поддаваться. Из-за этого Легату было не до бегающих по степи роботов, сколько бы они там ни весили. Главный хакер Раздола, наконец, потерял терперние, и разразился классическим:

— Да открывайся ты, напополам тебя через совет дружины и гипсового бублика!

Мастер поднялся, приблизился к люку. Приподнял и опустил лязгнувшую толстенную крышку:

— Здесь нужен очень сильный э-э… хакер. — затем вернулся на прежнее место. Легат пожал плечами, после чего обратился к замку:

— Не хочешь по-хорошему, будет по-моему!

— Не кипятись, Легат, — остановил его Тень. — Дай-ка, я попробую…

Он дважды обошел вокруг квадратного люка, пристально глядя на его рубчатую поверхность и как будто пытаясь загипнотизировать неподатливый механизм. Ни люк, ни замок, естественно никак не отреагировали на это кружение.

— Что, не дается? — съехидничал Легат. — А как же заветное заклинание?

— Точно! — обрадовался Тень и тотчас же, наставительно подняв палец, с самым серьезным видом продекламировал подходящую к случаю цитату из Толкина:

— Ворота Морийского государя Дарина открывает заветное заклинание, друг!

Тут агент выхватил из кобуры излучатель, и прежде, чем гном или хакер успели хотя бы вякнуть, двумя выстрелами сбил замок.

— Скажи, и войдешь! — убирая оружие, завершил цитату Тень.

— Ты что! — разом подскочили его ошарашенные спутники, — А как мы теперь его закроем за собой?

Тень пожал плечами:

— Люк сам по себе довольно тяжелый. Закроем, и пусть лежит без замка. Коней мы оставили внизу, в поселке, по ним нас не вычислят. Сюда по склону не меньше четырех часов подниматься, чужие и праздношатающиеся тут не ходят. А если даже кто и заберется, развороченная замочная скважина видна, только когда вплотную подойдешь. Мастер сам говорил, что аварийные выходы сетей нарочно сделали в самом труднодоступном районе. Ну, а если Курицы со спутников пересчитывают все такие люки, то они давно отсняли, как мы тут прыгаем вокруг входа. Так что наш секрет все равно лопнет.

— Логично, — согласился Мастер. — Давай, Легат, лезем внутрь! — и прибавил, обращаясь к Теню:

— Теперь я понял, что такое "взломать сервер". А то все голову дурят: "пароль подбирать", "защиту обходить"… Главное для взлома — хорошая пушка и ноутбук!

— Ноутбук-то зачем? — купился Тень на древний, как мир, розыгрыш.

— А какой же ты хакер без ноутбука!!! — хором объяснили Мастер и Легат.

И все трое с веселым смехом нырнули в люк. Солнце светило на самое дно колодца: стоял полдень.


***

В полдень по улице поселка бешеным галопом пронесся вестник. Занавески на окнах бревенчатых домов раздергивались. Люди, привлеченные стуком копыт по деревянным плахам мостовой, внимательно наблюдали за индейцем. Его куртка, штаны и мокасины из светло-серой кожи, украшенные на швах бисером, мелкими кубиками нержавеющей стали и небольшими ракушками пресноводных жемчужниц, указывали, что индеец относится к племени степных охотников. А головной убор из непременных орлиных перьев извещал всех и каждого о двадцати двух годах, прожитых посланником.

Несмотря на свою молодость, вестник умело перевел коня сперва на рысь, потом на шаг — а тут уже и открылся перед ним громадный дружинный дом поселка, куда индеец собирался попасть. Дом выглядел, как высоченная, да еще и длинная, двускатная крыша, обращенная одним фронтоном в сторону площади, а другим во двор. Устроенные в торце двери главного входа украшала резьба, искусно составленная из разнобразнейших треугольников. Другая резьба — травяной узор, скачущие кони, люди, цветы — покрывала торцовые стены здания. Ни одного окна вестник не заметил.

На стук копыт из главного входа выбежал мужчина в сапогах для верховой езды и синих широких штанах. Выше пояса на нем ничего не было, и он отчаянно протирал заспанные глаза. Человек этот первым делом протянул руку, принял поводья и повел коня за дом, в беговой круг: после скачки лошадь не должна останавливаться сразу, нужно время, чтобы сердце всякого живого организма перешло на более спокойным ритм. Так что мужчина пустил индейского низкорослого скакуна по большой овальной дорожке, и сильно пихнул ладонью в круп: беги, дескать. Однако наблюдать за лошадью не остался: по всей видимости, в дружинном доме больше никого не было, и теперь ему же следовало принимать гостя.

Мужчина возвратился к ожидавшему перед крыльцом вестнику и поздоровался на индейском языке жестов: приложив ладонь поочередно к сердцу и лбу, что означало "От чистой души и без задних мыслей". Индеец ответил тем же, разглядывая худощавый загорелый торс и светло-русые волосы хозяина. Рост обоих мужчин был чуть-чуть выше среднего, так что темно-коричневые глаза вестника оказались точно напротив светлозеленых глаз встретившего его всадника Ристании.

— Я вестник от Бренка. — объяснил свое прибытие индеец. — Где можно найти Всадника Роханского?

Мужчина помедлил с ответом.

— Ты новичок в степи? — спросил он.

— Два года. Это важно? — невозмутимо спросил индеец.

— Нет, — широко улыбнулся мужчина. — Всадник Роханский перед тобой. Говори, с чем послан.

Индеец умело скрыл удивление, вытащил из мешочка на поясе и включил прямо в воздухе перед собой голографическую карту.

— Вот здесь… Вот отсюда и сюда идут пять роботов, — спокойно заговорил индеец, проводя по голограмме темными пальцами с аккуратно постриженными ногтями. — К вечеру они добегут до Тхаса. Бренк не хочет, чтобы наша столица повторила судьбу Роси или Уникорна. Он говорит тебе, Всадник: Мастер обещал на совете оружие против роботов. Поделись с нами этим оружием.

Всадник кивнул головой:

— Сейчас мы все поедем и испытаем то, что Мастер привез нам вчера вечером. Ты поедешь с нами, и потом сам расскажешь Бренку все, что видел. Надо спешить: роботы очень быстро двигаются, если смотреть по твоей карте. Вчера в степи их не было; значит, сегодня утром они вышли из Изенгарда, а уже сколько отмахали!.. Ты хочешь пить или есть?

Предложение еды означало завершение переговоров. Оба наездника с удовольствием отбросили официальный тон. Выключив карту, мужчины отправились в дружинный дом. Гость с интересом осматривался.

Сразу после входа он попал в небольшую комнату-тамбур, построенную с учетом зимнего времени. Конечно, в древности тамбуров не знали, но ристанийцы прежде всего заботились об удобстве, а только потом об исторической достоверности — на каковой почве Ристания, она же Каленардон, дружила с Фангорнским лесом, и враждовала по Игре с городом Уникорн, разрушенным самураями уже больше недели назад.

За тамбуром открылся громадный длинный зал под треугольной, высоко уходящей в небо крышей. По случаю хорошего летнего дня, створки кровли оказались распахнуты. Над широким пиршественным столом из толстенных белых досок тянулась полоска неба — ярко-синяя среди коричневого сплетения балок и досок кровельного настила. С обеих сторон стола тянулись такие же неподъемные лавки. Повертев головой, индеец заметил развешанные на стенах вдоль длинных скамеек круглые и миндалевидные щиты, игровое оружие, а под скамьями какие-то металлические ящики с висячими замками. Вестник предположил, что в сейфах хранится боевое оружие. В предгорьях Мглистого, где стояли такие вот поселки ристанийцев, водилось куда больше настоящих диких зверей, чем в сравнительно неплохо обжитых степях среднего течения Андуина.

В дружинном доме жители поселка только отмечали праздники и собирались на обсуждение каких-нибудь общих дел. Жили все своими домами; а почему вдруг Всадник спал тут полдня, индеец доискиваться не стал: может, капитан команды обязан находиться в главном доме в определенные часы. А может, с женой поссорился. Для дела — никакой разницы.

Между тем Всадник уже дал по поселковой сети сигнал сбора. Скамьи понемногу заполнялись прибывающими людьми. По просьбе Всадника, кто-то принес ему и индейцу хлеба с вяленым мясом и холодной, сладкой родниковой воды.

— Сегодня без пива, сейчас в бой пойдем, — извинился Всадник. Индеец кивнул. Не чинясь, сел на указанное место и в минуту смолотил всю свою долю. Глядя на такой аппетит, Всадник предложил ему часть своего куска — которую индеец без ложной гордости умял также. Пока они обедали, дружина собралась целиком и разместилась на длинных скобленых скамьях. Вестник отметил, что мужчин и женщин примерно поровну, а всего здесь около ста человек. Этого было явно мало даже для небольшого поселка, не говоря уж обо всей команде Каленардона. Недоумение гостя очень скоро разъяснилось: его известий ристанийцы давно ждали, и к встрече с роботами подготовились. Люди для погони были уже выделены, лошади стояли, как принято было говорить в степи, "недалеко от седел". Так что обсуждения никакого не было: собравшася команда лишь уточнила маршрут, пути отхода и места сбора для отставших или потерявшихся. Затем все направились седлать и выводить лошадей, а индеец прошел вторым крыльцом через дальнюю стенку треугольного дома и оказался в том самом дворе, куда Всадник перед началом беседы пустил его собственного жеребца.

Очень скоро полностью готовый отряд выбрался из предгорий в степь, где сразу же развернулся поисковой цепью, чтобы побыстрее найти следы тяжеленных шагающих машин Дома Куриту.


***

— Дом Куриту бесспорно, одержит победу… — долетело до Минни Тауэр из-за плохо закрытой двери.

— …На Арде так точно! — утверждал невидимый оратор. — Вот в отношении тех войск, что остались там… — Минни представила, как говорящий с важностью тычет пальцем в потолок… — Я совершенно не уверен.

Тут собеседники, очевидно, заметили утечку информации и прикрыли дверь. Звук пропал, но Минни и так знала, о чем пойдет речь. Оба офицера в столовой наверняка обсуждали последний приказ командующего. Согласно распоряжению Фудо-ме Синоби, звену С13, за отправкой которого Минни наблюдала только сегодня утром, надлежало разведать дорогу по степи через Тхас на Ноттингем. Возвращение звена планировалось завтра к вечеру. Тотчас по разведанному С13 маршруту на Ноттингем отправятся три звена Северного полка, а именно С17, С18 и С20 — весь третий батальон без погибшего в Уникорне звена С19. Вверх по Серебрянке через мост, наведенный чуть повыше, чем развалины Роси, на Тхас должно будет выступить звено С23 — из Кога-рю. А звено С22 с той же базы нападет на Ноттингем с востока в тот момент, когда от захваченного Тхаса к нему доберутся С17, С18, С20 и С23. В общей сложности, на Ноттингем отряжались двадцать пять роботов. Накопив такую силу у истоков Андуина, командующий собирался ждать, пока первый батальон Южного полка не соберет в Вике все свои двадцать роботов, после чего густые леса Норэгра окажутся в стальных клещах. С юга из Вика, Шира и Торсхейма пойдет весь батальон Ю1, а с севера — из Ноттингема вокруг Мглистого, через Ангмар и Клондайк, двинутся все те же С17, С18, С20 и соответствующее всему этому количество пехоты.

Таким образом, невнятные высказывания на тему "пора разобраться с Норэгром" наконец-то приобрели форму конкретных приказов. Конечно, роботам придется туго в густых лесах и скалистых фиордах, но зато повстанцы лишатся очень удобного опорного региона. А в то, что потери окажутся серьезнее звена, никто из пилотов роботов не хотел верить даже после разгрома С19 в Уникорне. С19 командовал вчерашний курсант — мало ли где парень мог ошибиться, тут главное не ум, а опыт! Так что большинство пилотов роботов не слишком боялись предстоящей операции.

Наконец, целью войны официально провозглашался захват производства кристаллов, и цель эта уже была достигнута. Более того, сам Основатель попал в плен, и только вчера вечером его привезли в Изенгард, где посадили в одну из комнат завода, спешно переоборудованную под камеру.

Минни Тауэр прилетела в Изенгард и перетащила за собой весь свой отдел именно затем, чтобы можно было без помех обрабатывать Основателя и готовить его перевербовку. Задача выглядела сложной, но неразрешимых задач вообще довольно мало на белом свете, так что Минни не слишком беспокоилась по этому поводу. В конце концов, время играло на ее стороне. Минни Тауэр не опасалась провалить вербовку из-за спешки, как это получилось у Алама Тинрю с Тейчи Гортхауэром.

Опытные офицеры разведки уже допрашивали Александра Валле, и наверняка выкачали из него большую часть нужной войскам информации. Минни не сомневалась, что допросы проводились с исключительной вежливостью: за голову Основателя командующий девятнадцатой армией отвечал лично перед первым министром Великого Дома. Из протоколов и отснятых кадров следовало, что Александр Валле не слишком запирался, но умело вилял хвостом. Так, дав согласие рассказать какуюлибо тему, хитрый Черный Ярл топил задающего вопросы в массе мелких ненужных подробностей, поминутно уверяя, что каждая из этих деталюшек является главной, важной и ключевой. Когда же раскусивший игру офицер пригрозил попросту набить Основателю морду или отходить по почкам тряпичной колбасой с песком, после чего кроме разрушенных почек и следов-то не останется, Валле презрительно сплюнул на пол камеры и даже не ответил. Понимал, сволочь, что Дом Куриту в нем заинтересован, вот и держал фасон до последнего.

Направляясь беседовать с Основателем, Минни Тауэр не собиралась ни угрожать ему, ни выспрашивать. Она имела куда более интересную тему для беседы, которую не замедлила предложить тотчас после обмена сухими приветствиями в камере Александра Валле.

— Поговорим о Вашей дальнейшей судьбе, — предложила Минни, устраивая поудобнее больную спину.

Основатель, сидевший напротив на топчане, вскинул глаза. Красивые оказались глаза, темноореховые. Ростом Александр Валле не вышел, но не был и обижен. Если бы он не сидел, а стоял, телосложение можно было прикинуть точнее, а так оставалось доверять данным, полученным при регистрации пленного. Насколько можно было по ним судить, Основатель не растолстел за прошедшие годы — хотя выглядел уже совсем не прежним мальчиком возле костра. Волосы Александр Валле носил светло-русые, аккуратно подстриженные, и теперь приглаживал их длинными пальцами, которые развиваются у всякого человека, часто и помногу работающего на клавиатуре. Минни Тауэр мысленно отметила: Александр Валле не пользовался системами голосового управления, предпочитая работать самым сложным, но и самым близким к технике способом.

Пока госпожа главный аналитик рассматривала Черного Ярла, тот еще раз пригладил волосы, одернул тюремную пижаму и вцепился руками в край топчана.

— Слушаю Вас, — произнес он без выражения. Но Минни знала, что такой тон узник долго не выдержит.

— Не притворяйтесь, Вам интересно. — отметила она вслух.

— Хорошо, — не стал упорствовать Основатель. — "Интересно, что будет со мной дальше", да? Вы ведь этого вопроса ждете? Ну так вот он!

Главный аналитик на провокацию не поддалась:

— Вас обменяют, скорее всего, на заключение мирного договора. Безусловно, Дом Куриту завоевал колонию. Неудивительно, что Вам это не нравится.

Основатель дернулся всем телом, но промолчал.

— У Вас гораздо больше шансов помочь собственной планете, — мягко начала Минни Тауэр, — Если Вы поможете нам…

— Подавитесь! — с ненавистью прервал ее Черный Ярл. — Слышали мы все эти песни… Предателей ни на какой стороне не любят.

— Ну, Вам не нужно переходить на нашу сторону, — по-прежнему мягко продолжила Минни Тауэр. — Всего лишь помогите нам составить такой мирный договор, который Ваши друзья смогут принять.

Основатель недоверчиво посмотрел на нее:

— Какие-то вы все в этой армии странные, чтобы не сказать — пыльным мешком из-за угла стукнутые… Сначала разрушили половину планеты, перебили тьму народа, а потом мирный договор? Наши согласятся только на полную эвакуацию ваших войск с планеты, да и то — мертвых-то вы не вернете! Подгребете вы нас под себя, или волю с барского плеча пожалуете… в четко определенных границах, ясное дело… А только так и так Арда отброшена назад лет на пять! Нам даже в первые годы после высадки было проще: к нам колонисты и туристы ехать не боялись. А теперь все, вешалка! У нас теперь статус "горячей точки", кто же сюда по своей воле сунется отдыхать? Или хоть копейку инвестиций вкладывать? Мы теперь просто полигон для испытания новой техники! За вами Дом Штайнера захочет на нас потренироваться, потом Содружество, потом еще ктонибудь…

Основатель закрыл глаза и умолк.

— Хорошо, — терпеливо произнесла Минни Тауэр, — Если Вы считаете, что полная эвакуация войск Куриту устроит Ваших друзей, то это уже определенная позиция, отправная точка для переговоров.

— Не городи… те ерунды — раздельно сказал Александр Валле. — Если бы можно было решить проблему дипломатическим путем, не готовили бы вас полгода перед высадкой. Или сколько там вас готовили…

— Десять лет нас готовили, — поправила Минни Тауэр, и с радостью увидела, что Валле утратил свое показное равнодушие.

— Не верю! — резко возразил Черный Ярл. Минни Тауэр изобразила обиду:

— Да плевать мне на твою веру!

— Ну давай на "ты", — согласился Валле. — На безрыбье и рак рыба! Представишься?

Минни Тауэр мысленно себя похвалила, но лицу придала такое выражение, чтобы собеседник с пяти метров понял: "Я, конечно, оговорилась, а ты, сукин кот, поймал меня на этом. Ну и хрен с тобой, не думай, будто меня волнует, в каком числе ты ко мне обращаешься." Минни произнесла с нарочитой чопорностью:

— Мое имя, если ты его не расслышал пять минут назад, Минни Тауэр.

— Мини-башенка, значит? — откровенно съехидничал Валле. Было видно, что перспектива выйти на свободу уже начала подогревать его изнутри, и внутреннюю борьбу с самим собой Черный Ярл прикрывал напускной веселостью.

Минни Тауэр пожала плечами:

— Ведь не зря говорят, что укрываться лучше под большим деревом, правда? Будем откровенны: как ни называй меня, на "ты" или на "вы", суть дела не изменится. Я представляю Дом Куриту и в Ва… твоем положении не самый плохой выбор — дать хотя бы притворное согласие. Великий Дом умеет не только воевать, но и держать слово. Ты мог бы выторговать для Арды вполне приличные условия.

Основатель безнадежно хохотнул:

— Ты, случаем, не психолог?

— Ты тоже психолог, если догадался, — согласилась Минни Тауэр. — Только не очень хороший…

Александр Валле вздрогнул; госпожа главный аналитик притворилась, что не замечает, какпленник уязвлен последними ее словами.

— …Известно, — продолжала Минни Тауэр, — Что когда над окруженными войсками разбрасывают листовки, в которых расписывают мирную жизнь и вкусную еду в плену, на это мало кто покупается. А вот если высыпают пачку бумажек, где простым языком сказано примерно следующее: "Ваше дело дрянь, и лучше вам сдаться сейчас, надеясь на лучшее будущее, чем погибнуть в бою с нами — мы все равно сильнее", то эффект проявляется почти сразу же… Так вот, Александр Валле. Как ни поверни, а цивилизация Дома Куриту все же сильнее, чем цивилизация Арды. Думай. К счастью, времени у тебя достаточно, а немедленного ответа никто не требует.

Основатель уважительно помотал головой:

— Не знал я этого трюка с листовками. Даже не мог и догадываться… А что касается цивилизации, то тут ты… Вы совершенно неправы. Как-то на одной планете изобрели таблетки… Ну, формулу уже я забыл, да суть не в этом. Смысл тот, что они позволяли обманывать чувство жажды. Можно было экономить время на питье. В неделю выходило что-то около пятидесяти трех минут…

Минни Тауэр внимательно слушала, и Основатель продолжил:

— Так вот, один человек, когда ему предложили эти таблетки, пожал плечами и ответил: "Будь у меня пятьдесят три минуты свободных, я просто-напросто пошел бы к роднику." С тех пор эта история входит во все учебники по маркетингу, экономике и торговле. Там я ее и прочитал, еще в политехнической Академии. Главное ведь не то, какие технологии цивилизация применяет, а то, для чего все эти хитрости и премудрости используются. Рядом с нами Дом Куриту, конечно, выглядит сильным. Ну, а рядом, например, с давно распавшейся Зведной Лигой?

Минни опять промолчала. Основатель пояснил:

— Ваши хваленые роботы Мастера как-то довели до икоты: так смеялся. Он же реконструирует военную технику, очень старую, я видел его фильмы в Сети… Так вот, учитывая, сколько прошло тысячелетий, не такая уж большая разница, изучаешь ты историю двадцать второго века или семнадцатого. То есть, мечи и доспехи реконструировать, или излюбленные Мастером танки… Весит танк примерно столько же, сколько и робот, но не шагающий, а на гусеницах. И вот эти несчастные железные коробки отстреливали друг друг башни… ну, как бы вам объяснить понятнее… все равно, что у роботов головы, наверное, только пушка из них и торчит. Короче, они перестреливались на расстоянии три, четыре или даже пять километров. И часто бой заканчивался после единственного попадания! После этого скучно смотреть, как два железных дровосека уныло пытаются перепилить друг друга лазерами, стоя на дистанции метров сто-сто пятьдесят. Этим ли восхищаться?…

Основатель перевел дух, но угомониться и не пытался. Минни подумала, что тактику защиты Александр Валле избрал довольно удачную: вместо того, чтобы каждое слово вырывать клещами, допрашивающий офицер вынужден был то и дело затыкать говоруну пасть и пытаться направить разговор в нужную сторону. А саму эту сторону после двух-трех километровых речей Валле даже ведущему допрос не так-то просто оказывалось вспомнить!

— … В области человековедения те же самые грабли, — говорил между тем Черный Ярл. — Вот хоть тебя к примеру взять. Хоть бы спину выпрямила. Великие проблемы решаешь, страдаешь психологней, а на вид сущая бабаяга…

Дальше Минни Тауэр уже ничего не слышала. Так ее в грязь лицом еще не совали. "Какой ты, к черту, ментат и психолог, если собственную жизнь толком наладить не можешь" — стояло за словами пленника. — "Ты просто-напросто унылая пожеванная кошелка, а что покамест не старая, так это скоро пройдет". Слышать это оказалось тем больнее, что Минни Тауэр и сама порой думала точно так же, и вот уже пятнадцать лет копила деньги, именно, чтобы заняться собой. И нужную сумму набрала только в результате того, что этот чертов Основатель угодил в плен!

Минни не сомневалась, что для большинства допрашивающих его офицеров Валле находил чтонибудь настолько же убийственное. Ненависть к пленнику тоже сделалась понятной: Черный Ярл защищался изо всех сил. То ли он замечал болевые точки в ходе разговора, то ли вообще неплохо разбирался в людях, а может быть, попросту сыпал наугад слегка замаскированные оскорбления, но получалось удачно. Рано или поздно ведущий допрос человек должен был или прервать разговор и уйти несолоно хлебавши — или мучительно отделять нужную ему информацию от потока язвительных замечаний Валле. При этом калечить пленника, ломать физически или нравственно, было запрещено. Минни Тауэр отчетливо поняла, что рано или поздно кто-нибудь запрет все-таки нарушит: уж очень ядовито высказывается Черный Ярл. Валле что-нибудь отобьют, и тогда гнева первого министра не избежать.

Госпожа главный аналитик давно не сталкивалась с таким острым желанием причинить ей боль. Но закалка первых лет работы, когда в маленькой горбунье видели конкурентку и всячески ущемляли собственные коллеги, сделала свое дело. Минни не покраснела, не побледнела и даже отыскала в себе силы улыбнуться — открыто и почти яростно, чтобы Валле сразу все понял.

— Очень хороший выпад, благодарю, — перебила она очередную длинную фразу. — Насчет "сапожника без сапог" ты в самую точку… Только стены твоей тюрьмы от этого мягче не станут, вовсе нет!

— Извините, — безразлично ответил Основатель, — Не хотел Вас обидеть… Наверное…

— Врешь, — так же безразлично возразила Минни Тауэр.

— Вру, — согласился Валле — Удивлена?

— Нет, — пожала плечами госпожа главный аналитик — А должна? У кого руки связаны, тот и дает волю своему языку.

Валле очевидно потерял интерес к разговору и опять замолчал. По всем правилам, Минни Тауэр должна была разъяриться и дожать противника любыми средствами. Так рекомендовали учебники; наверняка так поступали и предыдущие офицеры, нарвавшиеся на оскорбление. Нетрудно было предположить, что Валле так или иначе знаком с подобным вариантом развития событий.

Поэтому Минни Тауэр сделала совершенно противоположное. Главное предложение прозвучало. Семя брошено. Скоро Валле начнет раскаиваться. Тогда позиции поменяются. А пока… Она встала, сухо и вежливо попрощалась — и ушла, весело насвистывая.

Узник недоуменно посмотрел ей вслед, потом перевел взгляд на серую бетонную стену камеры.


***

В стене камеры торчал чуть-чуть приржавевший, но на вид еще крепкий, железный крюк толщиной в палец. Андрей Норвежец вполне мог дотянуться до крюка, однако сил не хватало даже плотно сжать его пальцами — не говоря уж о том, чтобы согнуть или сломать. В отличие от Александра Валле, с Норвежцем в плену не церемонились. Камера, правда, была точно такая же: бетонный пенал с одним окном, биотуалет в углу и топчан. Но обращались с Норвежцем куда жестче; перенес Андрей и карандаш между пальцами, и удары молотком в грудь, и щипки плоскогубцами за разные места. И всякие другие весьма болезненые процедуры, после которых как будто ничего не было сломано, и даже можно было ходить. Вот только что-то совсем не хотелось. На допросах пленника как раз не обижали: смысла не было. Вкалывали несколько кубиков особой сыворотки, и слова сами рвались наружу, только успевай записывать. Гораздо хуже были коридоры от допросной до камеры. Норвежец буквально на своей шкуре прочувствовал, как велика разница между солдатами линейных частей, каждый день подставляющими голову под пули, а потому иногда способными хоть немного пожалеть пленника или представить себя на его месте — и тыловиками, пьяными именно безнаказанностью.

Тем не менее, сдаваться Норвежец не собирался. Он лежал наискось топчана — как приволокли и бросили. Морской король думал. Где он находится, Норвежец уже знал: в цитадели Кога-рю, на севере Железного Кряжа, на крайнем северо-востоке обитаемых земель. Андрей вспомнил, как удивился, попав сюда: камеры, комната допросов и пыточная в цитадели Кога-рю оказались выстроенными капитально и надежно.

По-настоящему.

Андрей впервые задумался о том времени, в которое вся Арда увлеченно играла. Действительно ли игровые войны давали разрядку от жестокости, а не провоцировали ее? В конце концов, и любимые Норвежцем викинги Темных Времен совершали немало черных дел. Тех же пленников, например, нисколько не щадили. Но в сознании Андрея четко и навсегда сидело убеждение: Игра не равна жизни. Мы не живем в Темных Веках, и не обязаны ломать мышление и душу под бытовавшие тогда представления. Мы живем здесь и сейчас; а оружие у нас все-таки игровое. Поэтому-то для своих команд большинство игроков Арды брало только светлую сторону прошлого. Оказалось, и темная сторона тихонько вползала следом!

Только теперь Андрей понял, почему и Тейчи, и Боярин, и даже Роланд, как ни провозглашали атмосферу полного погружения в реконструируемое время — тем не менее, так и не приняли в свою компанию Тангена и его команду ниндзя Кога-рю. Даже когда империя Лесника прижала Уникорн к самой Великой Реке, и посланец от Кога несколько раз предлагал совершить игровое покушение на Лесника, Всадника или Гимли. Наверное, среди рыцарей Единорога, самураев-подводников Тейчи, червленых щитов "Червленые щиты" — личная гвардия Боярина, "Старшая дружина" команды Рось. Носили буро-красные миндалевидные щиты, по которым и прозваны. Боярина, отыскался минимум один человек, ответивший Тангену знаменитым изречением: "Такой ценой не нужны мне ни победы, ни слава!" И Андрей Норвежец еще раз подумал, как же прав оказался Красильщик Сэпли, самым страшным грехом почитавший чрезмерное увлечение Игрой.

Затем пленный викинг вернулся к размышлению о собственных проблемах. День или полдня назад — считать часы Андрею было нечем; будили его когда попало, и спал он в любой свободный миг, так что точную дату установить было нельзя — тюремный врач приказал дать узнику трое суток отдыха. Предполагалось, что иначе Норвежец не выдержит предстоящей перевозки в Осгилиат и передачи военному суду Дома Куриту. Серьезные увечья на неопределенный срок откладывались. Можно было подумать хотя бы о ближайшем будущем.

Казалось совершенно очевидным, что сбежать из могучей крепости в собственном обличье и тюремной пижаме невозможно. Если тюрьма построена профессионально — а теперь Норвежец не сомневался, что так оно и есть — даже охранника не выпустят за ворота без обыска и удостоверения личности. Совершая попытку побега, Андрей в лучшем случае выигрывал шанс погибнуть от выстрела, а не связанным. Но если бы Норвежца пугала смерть в бою, то в далекой молодости он не пошел бы служить спецназовцем; да морским королем его вряд ли прозвали бы. Чем чаще Норвежец рисковал, чем ближе подходил к черному бессветному провалу, тем больше любил и ценил жизнь. А делать чтонибудь Норвежец всегда почитал лучшим, чем дожидаться, пока кто-нибудь решит твою судьбу за тебя.

В полном соответствии со своим характером и всей военной подготовкой, Норвежец решил предпринять попытку побега сразу же, как только сумеет отломить крюк и превратит его в оружие. Конечно, был риск, что охранник заметит возню через глазок и выпишет тройную дозу проблем. В камере могли найтись и объективы системы слежения. Но Андрей не собирался возиться с крюком просто так. Прежде всего, если он найдет объективы, то внаглую залепит их смесью слюны и пыли. Если его заставять очистить глазки, то выдадут местоположение объективов, тогда придется что-нибудь придумывать заново. Надзирателя же следовало приучить, что пленник буянит, орет, стучит в камере и колотится о дверь без всякого повода. Тогда, даже заслышав подозрительные шорохи, охранник попросту поленится подойти проверить. Конечно, тюремщики тоже не дураки, могли и к кровати приковать. Но в этом случае Норвежец собирался изображать припадки или удушье до тех пор, пока его не освободили бы. Или не случилось бы что-нибудь еще. Других выходов все равно не было: в маленькое окошко камеры могли протиснуться разве что тонкие лучи закатного света.


***

Лучи закатного света озаряли степь, и от каждого всадника протянулась длинная, смешно перебирающая ногами, тень-кентавр. Далеко-далеко у горизонта облавная цепь заметила роботов, но никто не попытался воспользоваться для связи игровым паспортом или спутниковым телефоном. Хватило двух минут самого обычного пересвистывания, чтобы каждый понял, что ему делать, и весь поисковый отряд широким кольцом сомкнулся вокруг пятерки стальных гигантов.

Командир звена С13, лейтенант Хитаро Сугороку, задумался. Вообще-то они, патрульное звено Дома Куриту, должны были задерживать подозрительных лиц или группы лиц. Но задержать сотню вертких всадников, каждый из которых намного быстрее робота? Пока такого в прицел загонишь, сам три раза вспотеешь. Допустим, доложить на базу: вокруг собралось около сотни наездников, широким кругом, что делать? Так ведь или посмеются, или обругают: приказа не знаешь, патрульный? Задерживай! А как — на то ты и командир звена. Выкручивайся.

Роботы стеснились в небольшой кружок и направили оружие на все стороны. Лейтенант наскоро назначил каждой машине сектор обстрела и ориентиры, но огонь пока что открывать не спешил. Явной враждебности всадники не проявляли, да и держались далеко за пределами пятисот метров, в которых можно было точно навести боевой лазер. Тратить ракеты на подобную мелкоту пилотам даже в голову не пришло.

Так прошло секунд тридцать; потом, невидимые самураям из-за высокой травы, подъехали коноводы с двумя вьючными жеребцами. Все ристанийцы, случившиеся рядом, и участвующий в погоне вестник команды индейцев, дружно распаковали один из вьюков и вынули под нежний вечерний свет рубчатую металлическую торпеду длиной метра два. Из второго вьюка на свет появилась пара железных треножников, спешно подставленных под оба конца торпеды.

Всадник торжественно извлек запечатанную в пластик инструкцию, и возмущенно пробормотал:

— Мастер нас что, за дебилов держит? Это же не инструкция, это комикс натуральный! Одни картинки…

— Смешной? — коротко спросил индеец.

— Ну да, — пожал плечами Всадник. — Черт его знает!..Зато понятно. — прибавил он через минуту. И жестами приказал всем убираться подальше с линии действия аппарата. Люди вернулись в седла и разъехались по сторонам, но держались близко, заинтересованно всматриваясь: что же получится? Лампа бегущей волны, которую Всадник собирался опробовать на роботах, выдавала широкий конус мощного электромагнитного излучения. Попавший в него человек всего лишь терял сознание, а основанная на интегральных микросхемах электроника должна была отключиться. Тот же самый эффект давала, к примеру, маленькая нейтронная бомба. Но атомным оружием Мастер, по понятным причинам, пользоваться не хотел. Кроме прочих недостатков, нейтронная бомба действовала одинаково на своих и чужих, а аппарат морийских гномов наносил удар в строго определенном направлении.

Всадник еще раз осмотрел торпеду и нашел Большую Красную Кнопку.

— Можешь нажать ради роханско-индейской дружбы, — предложил он вестнику Бренка. Тот невозмутимо свесился с седла и аккуратно вдавил квадратную красную клавишу в тело жирно блестящей торпеды.

— А теперь ходу! — скомандовал Всадник, вскакивая на коня и сразу же поднимая его в галоп. Ристанийцы погнали своих лошадей в разные стороны от установки, и в живом кольце сразу обозначился разрыв.

— В проход, выбираемся из кольца! — распорядился по рации лейтенант Хитаро Сугороку, но было уже поздно. Взрывчатый слой торпеды сработал; приготовленное активное вещество почти сразу превратилось в перегретую плазму, а затем и в нужное излучение. Резонатор лампы издал далеко слышный мелодичный звон, напомнив Всаднику тридцатитонный колокол Росской церкви.

Потом электромагнитная волна окатила роботов, и их пилоты на секунду потеряли сознание. Хитаро, как и полагалось командиру, очнулся первым. Лейтенант тотчас приказал пересчитаться и доложить о потерях, но рация не издавала даже слабенького треска помех. Сугороку озадаченно смолк. Осмотрелся и удивленно выругался: ни один индикатор не горел. Отказали прицелы; не работала электроника ног. Если бы роботы шагали в момент взрыва, ни один не удержал бы равновесия. Лейтенант посмотрел сквозь омертвевшее бронестекло кабины. Оттуда разом пропали все дисплеи, прицельные марки, коротенькие строчки цифр с указанием времени, температуры — и прочая информация, без которой пилот сразу почуствовал себя голым. Например, как различить теперь этих поганцев на лошадях среди высокой травы? Ведь теплоискатель сдох!

Сугороку плюнул, рванул рычаг аварийного вскрытия фонаря и вылез на продуваемое слабым ветром плечо своего робота. Прочие пилоты немедленно повторили его действия. Короткий разговор сделал для самураев очевидным, что пятерка боевых машин по непонятной причине превратилась в пятерку бесполезных металлических статуй. А учитывая, что роботы стояли глубоко в безлюдной степи и были развернуты на все стороны, какой-нибудь историк вполне мог принять их за идолов неизвестной религии, вокруг которых степняки гарцуют в грозу на озверевших от страха лошадях, выжидая ритуального удара молнии в воздетую к небу руку С134-го.

Сугороку еще раз внимательно осмотрелся. Сомнений не было: враги уходили прочь! Тонкое широкое кольцо распалось, потом сбилось в плотный клин, и этот самый клин на полном скаку несся к южному горизонту, оставляя в высокой траве неизменную просеку. Лейтенант вытащил из кармашка в кресле бинокль, повертел и бросил: бинокль тоже был на кремниевой матрице, и превратился в мертвый камень вместе с остальной электроникой. Тогда лейтенант достал из-за кресла офицерский меч, вынул его из ножен и на пробу взмахнул несколько раз. То же самое проделали и наблюдавшие за командиром пилоты, каждый из которых, по традиции, имел право носить длинный клинок. Конечно, против местных на мечи особенной надежды не было: что-что, а боевую практику в фехтовании взятый наугад колонист имел куда большую, чем так же наугад выхваченный из толпы самурай. Самураи-то уже много тысяч лет воевали не мечами, носили их лишь по традиции и знали только несколько движений начального уровня.

Но деваться было некуда. Пять воинов Дома Куриту спустились по лесенкам к ногам своих роботов; потом, не сговариваясь, сошлись вместе, обнажили мечи и встали тесным кругом. Веял легкий ветерок; доносился гул копыт укатившихся к югу вражеских конников. Никто не нападал на испуганных людей, более того, в пределах видимости не было ни единой живой души. Пять самураев стояли спина к спине, вцепившись напряженными пальцами в шершавые рукоятки знаменитых Луфиенских мечей — и чувствовали себя полными дураками.


***

— Дуракам счастье! — фыркнул Легат, щелкая замком. В этот раз у него получилось намного лучше, чем с люком аварийного кабельного колодца. Дверца очень быстро открылась. Мастер, Тень и Легат затихли и внимательно прислушались. Однако впереди, в черном провале двери, не мелькнуло ни искорки, ни звука. Послушав секунд тридцать, Легат осторожно просунул вперед видеокамеру на гибком оптическом кабеле. Вытравив метра четыре шнура, Легат кивнул. По этому знаку Мастер кинул в дверь микрозвездочку от детского фейерверка, а Тень приготовил излучатель к бою. Все трое закрыли глаза, пережидая короткую сине-белую вспышку.

Если за дверью и был кто-нибудь, он никак не отреагировал ни на слабый шорох открытой двери, ни на беззвучный сполох холодного пламени. Камера сохранила пугающе-резкую картину яруса: уходящая далеко вперед цепочка слоноподобных футляров над гидрогенераторами; вокруг и поверх генераторов сплетение огражденных перилами металлических мостков; толстые трубы маслопроводов, прямоугольные короба вентиляции. Там и здесь белые пятна на полу: рабочие места, перед которыми на высоте груди раскачивались подставки под терминалы. Контрольные доски с клавишами и экраны терминалов оказались сняты — следовательно, самураи могли побывать и здесь.

Первые следы врагов лазутчики встретили почти сразу же после того, как покинули кабельный канал, доставивший их к воротам главной проходной. Обшаривая дорогу и стены перед собой тоненькими лучами карманных фонариков, Тень и Легат одновременно обнаружили сразу несколько макетов камер слежения, развешанных самураями нарочно на видных местах; а Мастер, почесав затылок, вычислил и две настоящих, хорошо спрятанных. Нетрудно было предположить, что информация от камер выведена куда-то в контрольный центр, где установлено круглосуточное дежурство, да и программы-распознаватели наверняка сравнивают между собой соседние кадры, чтобы по найденным в них различиям выделять движущиеся объекты.

Группа уткнулась в серьезную проблему: никто не предполагал, что захватив Раздольский вход в Морию всего неделю назад, Курицы успеют навтыкать жучков на двести километров южнее, аж до самых Изенгардских ворот. Поэтому никаких хитрых приборов, чтобы отключить, обмануть или перепрограммировать аппаратуру слежения, троица с собой не прихватила. А просто заклеить объективы означало ясней ясного указать охране место и время проникновения.

Легат предложил попробовать в другом месте, а проходную обойти. Но морийские гномы предвидели нашествие любителей коммерческих тайн, и намеренно устроили вход так, чтобы ни по вентшахтам, ни через канализацию нельзя было миновать контрольно-пропускные залы. Уж кто-то, а Мастер это знал.

Пришлось думать. Легат принялся старательно вспоминать все, что он знал о камерах: какие они бывают, и можно ли какнибудь определить, через какие промежутки времени ведут съемку, и хватит ли времени между кадрами, чтобы добраться до двери, и другие технические подробности. Тень заметил, что в глубине завода снимки могут делаться хоть через десять минут, но на проходной наверняка снимают не реже раза в секунду — уж очень место важное. Легат пригорюнился.

Ситуацию спас Мастер. Как самый знающий местность, он повел группу окольными тропами и где-то через полчаса лазутчики оказались в совершенно других пещерах. Стены здесь поражали грубостью обработки; отделка напрочь отсутствовала. Через каждый десяток шагов попадались какието металлические арки. Наблюдательный Тень заметил, что большинство из них ржавые. Между тем воздух оставался сухим, да и с потолка не капало — из чего шпион заключил, что ржавчина наведена искусственно. Из бокового ответвления выскочили рельсы узкоколейки, уложенные на бетонные шпалы. Проход сужался. Очень скоро можно было идти только по узенькой тропинке слева от рельс, а пол сделался таким неровным, что даже привыкшие к темноте глаза не спасали от проваливания в мелкие ямки. Тень и Легат начали отставать. Заметив это, Мастер предложил пойти по шпалам, но те словно бы нарочно были уложены ни в шаг, ни в полшага — приходилось то семенить, то вытягивать ноги, подобно журавлям. Наконец, Легат взмолился:

— Куда ты ведешь нас, Сусанин-герой?

— А пес его знает! — отозвался Тень, — Он сам тут впервой… Правда, Мастер?

— Нет, — возразил Мастер, — Неправда. Мы в игровой зоне. Тут все реконструировано под двадцать второй век. Сюда туристов возили в вагонетках, по этим самым рельсам, где мы идем. Я ищу гезенк на третий ярус, в генераторную…

— Ищешь ге… Что? — спросил Легат.

— Гезенк, — пожал плечами Мастер, — Восстающий ход, иногда почти вертикальный. В нашем случае он должен быть наклонный. Если моя память еще что-нибудь держит, мы увидим его в левой стене минут через пять. Он не был завершен именно для того, чтобы не делать ходов мимо главного контроля.

— И что ты нам предлагаешь? — быстро сообразил Тень, — Атомарными ножами грызть скалу? Сколько хоть метров осталось?

— Немного… — рассеяно ответил Мастер, явно думая о чем-то своем. — Базальта метров двадцать, дальше ерунда, мягкий камень.

Тень собрался было уточнить, что же гномы понимают под "мягким камнем", и сколько этого камня, пусть даже мягкого, обнаружится за слоем базальта. Но тут белая спица из его фонарика провалилась в сплошную черноту. По левую руку открывался наклонный ход вверх — именно такой, как только что описывал Мастер.

— Это он? — спросил Тень. Мастер выкрутил фонарик на максимум, не опасаясь угодить в поле зрения камеры, и тщательно осветил сначала пол, а потом и потолок.

— М-морготские шпалы! — ругнулся гном. — Из-за них с ритма сбился… Других ходов тут нет, да и морфология "Морфология" вообще — строение чего-либо. Конкретно здесь Мастер имеет в виду набор и порядок чередования пород. совпадает… Разве Гимли затеял еще что-нибудь копать… А, отлично! Точно наш поворот: вот отметка, смотрите. — с этими словами Мастер ткнул пальцами в небольшое углубление на стене, на взгляд Теня или Легата ничуть не отличающееся от таких же выщербин рядом.

— Теперь пройди вперед метров сто, — обратился морийский гном к главному хакеру Раздола. — Там в куполе должен стоять горный комбайн; правда, еще старый, даже не лазерный. Но нам сойдет в самый раз. Управление его типовое. Проверь, не полазил ли в нем кто, нет ли жучков и все такое; и можно ли будет перегнать машину сюда… Тень, ты тоже возьми фонарик и осторожно-осторожно подымись до забоя, то есть до конца хода. Там увидишь кирки, лопаты, всякий такой инструмент — не смущайся, это для туристов. Им давали постучать кайлом за плату, а кто не хотел работать, мог делать ставки, сколько те, желающие, продержатся… Тоже осмотрись, и сразу возвращайся ко мне. Никуда не сворачивайте, чтобы не потеряться!

Тень с Легатом серьезно кивнули и разошлись в указанные стороны. Минут двадцать Мастер провел в напряженном ожидании, чертя на каменном полу схему гезенка, и пытаясь определить поточнее, куда тот выходит.

Наконец, вернулся Легат.

— Я был осторожен, и я смотрел. Камер не нашел ни одной. По-моему, их здесь и не ставили. Комбайн в исправности, насколько можно судить не включая.

Зашуршали камушки: по наклонному полу гезенка спускался Тень.

— Я обнаружил очень странную вещь, — начал он встревоженно. — Все, как ты говорил: кирки, лопаты, разные железки, в которых я ни бум-бум… Но на стене сравнительно недавно кто-то выжег ровную площадку. Там целое письмо, и по-моему, оно не для туристов.

— Почему ты решил, что надпись сделана недавно? — спросил насторожившийся Мастер.

— Надпись иероглифами? — забеспокоился и Легат.

— Рунами. Что до времени, то капли оплавленного камня упали поверх кирки под стеной. Если бы туристы нашли послание, об этом уже было бы известно в новостях — следовательно, надпись сделана после прекращения туризма, то есть, после начала войны… Думаю, писал кто-нибудь из людей Гимли, в тот день, когда был бой на заводе, или немного позже.

Мастер и Легат молча повернулись и заторопились вверх по ходу. Тень поспевал следом. Капитан Морийских гномов знал все виды и диалекты гномьих рун — большую часть алфавитов его же собственная команда и придумала. Так что Мастер не сомневался в своей способности прочесть надпись на стене.

Предчувствие не обмануло ни Теня, ни Мастера, ни Легата. Добежав до забоя, гном, хакер и промышленный шпион увидели в лучах фонариков покрытую рунами площадку, примерно локоть на локоть.

Мастер довольно быстро разобрался в тексте и прочел его вслух:

— "Нам некуда отступать… Некуда! Они захватили мост и караульную. Мы открыли шлюзы и затопили нижний ярус. Держимся в электрощитовой, но это ненадолго. Гимли отправился к печам, когда роботы сунулись в черный ход. Наверное, ему удалось вскрыть летки "Леток" — выпускное отверстие плавильных печей. и залить проходы лавой. Говорят, он сгорел, но мы не видели. После этого самураи ворвались в сборочный цех. Управление принял Балин. Мы с Игорем спускаемся к плотине — может быть, удастся подорвать разлом. Кто найдет письмо, сообщите нашим: никто не ушел с завода."

Лазутчики угнетенно молчали. Потом Мастер вздохнул и тихонько запел прощальную песню. Тень и Легат не знали, что делать, и поэтому стояли без движения. Когда Мастер смолк, Тень пробормотал:

— Земля им пухом… Удалось им все-таки подорвать разлом, как ты думаешь, Мастер?

— Ясное дело, нет! — ответил тот. — Если бы удалось, тут открылся бы вулкан. Проблем возникло бы целое море, начиная от простых подвижек породы и заканчивая возможным сбросом… Но ты подал мудрую мысль! Бегите с Легатом с комбайну и хорошенько обшарьте весь купол, где он стоит. В дальнем конце должен быть вертикальный ствол с лифтом и запасной лестницей на нижние яруса: это ближайший спуск к разлому. Двое наверняка шли через него. Если же разлом так и не взорван, то возле лифта вполне может оставаться не пригодившийся им ящик хорошей взрывчатки. Она для нас куда полезнее комбайна. Я пока что проковыряю атомарником несколько шпуров под заряды. Когда вы принесете пластит, мы запросто проникнем внутрь Мории.

— И при этом поднимем на ноги всю охрану? — усомнился Тень, — Может, не стоит?

— Мы попадем в генераторный блок, — успокоил его Мастер. — А электростанция на реке. Там подземные водопады на каждом шагу. Опять же, нарочно: чтобы никто под водой не пробрался. Грохот стоит и без наших хлопушек преизрядный. Главное, станция совсем не основная, всего лишь вспомогательная второй очереди. Гораздо меньше вероятность, что там окажутся видеокамеры. Другого-то хода, Тень, у нас вовсе нет!

Тень пожал плечами, но в темноте его недовольного лица видно не было. Он посмотрел на Легата, и удивился: главный хакер Раздола при слабом свете фонарика тщательно соскребал руническую надпись своим атомарным ножом.

— Зачем ты это делаешь?! — изумленно воскликнул Тень, — Ведь это же живая память! Наша память о войне!

— Зачем ты стер письмо? — удивился и Мастер.

Легат возразил, не прекращая своего занятия:

— Я стер не письмо, а только то, на чем оно было написано. Что же до памяти… Понимаешь, я не хочу, чтобы сюда ходили паладины, сорили тут кукурузой из пакетов, пальцами тыкали… Не хочу, чтобы это письмо залили пластиком, и чтобы экскурсовод с отработанной дрожью в голосе повествовал о героях минувшей войны, прикидывая в то же время, какую девушку из группы сегодня соблазнять, а какую — завтра… Что мы прочитали, то пусть в наших сердцах и останется.

Мастер с Тенью переглянулись, но в темноте никто из них не различил толком ни глаз, ни выражения лица собеседника. Раздосадованный этим, Мастер поторопил Легата:

— Тогда заканчивай скорее и иди искать взрывчатку… Я начну сверлить шпуры.

— Хорошо… — буркнул Легат, но все же отправился вниз не ранее, чем срезал последние буквы надписи. Мастер вздохнул, привел в порядок дыхание, и принялся делать скважины под пластит. Ширину предполагаемого хода Мастер щедро назначил полтора на полтора, поскольку не исключалось, что придется подрывать дважды. Стоило сразу позаботиться об удобстве работы в отнорке.

Тень и Легат вернулись через тридцать минут. К этом времени Мастер проковырял четыре из восьми скважин по контуру будущей сбойки "Сбойка" — ход, соединяющий две зоны выработок, развивавшиеся каждая по своему плану… Он отдыхал сидя у стены, и чувствовал, как пот градом катится по всем телу.

— Ты все точно угадал, — поспешил успокоить Мастера Легат. — У самого лифта мы нашли две упаковки пластита, но принесли только одну: слишком тяжелые, да и скользкие, заразы, из рук выскакивают. Хватит, или сразу пойти за второй?

— Хватит, — хрипло выдохнул Мастер. — У кого фляжка… Спасибо…

Напившись, гном вернул полегчавшую флягу Легату и попросил его:

— Тут в стене я сделал четыре нарезки. Найди их… Тень, твои шпионские навыки не подсказывают, из чего можно соорудить детонатор?

— Представь себе, подсказывают. — ухмыльнулся Тень. — Скрутим из пластита кишку типа зажигательного шнура, и мне не составит труда поджечь его излучателем. Если формула пластита стандартная, для буровзрывных работ, то шнур толщиной меньше сантиметра не взорвется, а будет гореть.

— Тогда давай, быстро крути его. Нужен длинный хвост, до самого главного хода, где рельсы.

— Я понял! — Тень вспорол упаковку, и принялся усердно отщипывать взрывчатку, которую тут же разминал в пальцах, превращая в длинную тонкую сосиску. По тупику распространился резкий запах пластмассы и почему-то чеснока.

— Нашел нарезки, — сказал между тем Легат, — Что делать?

— Бери свой атомарник и ковыряй скважину от нарезки. Глубиной примерно в руку, а толщиной чтобы кулак с ножом спокойно входил — я потом оголовки сам сделаю. Режется легко, просто неудобно руку далеко засовывать и на весу держать. Передохну, и тоже займусь.

Некоторое время все молчали. Слышалось только тяжелое сопение Мастера и Легата, да осторожные шаги удалявшегося все дальше от них Теня. Примерно через двадцать минут все скважины были готовы. Гном с главным хакером немедленно принялись затаптывать в них гремучий пластилин.

Вернулся Тень.

— Внизу все тихо. Я сделал шнур на два метра за угол. Теперь что?

— Носовой платок есть? — спросил Мастер.

— Нету.

— Тогда подкладку или рубашку. Хорошенько намочи в воде и сделай три намордника. После взрыва тут будет до черта пыли и камней. И когда побежим через дырку, прикрывайте головы: касок нет.

— Возле комбайна есть, — вспомнил Тень — Я схожу. Даже есть респираторы, мы видели, когда взрывчатку искали.

— Только быстро, — распорядился Мастер. — И сюда не поднимайся, сиди внизу. Мы уже почти доделали.

Отослав вниз нагруженного кирками и лопатами Легата, Мастер тщательно прилепил зажигательный шнур к комку-разветвителю, и от него провел восемь колбасок к восьми забитым взрывчаткой скважинам, стараясь, чтобы шнуры были одинаковой длины: от этого зависела одновременность срабатывания зарядов. Конечно, если бы взрывчатка была в точности такая же, как у древних шахтеров, с зарядами, детонаторами и подрывом пришлось бы немало повозиться. Но горный пластит разработали специально для буровзрывных работ, поэтому из него можно было вылепить большую часть необходимых подрывнику вещей. И сила у него была побольше, чем у динамитных шашек. Так что Мастер очень надеялся обойтись одним взрывом. Ковырять еще восемь скважин в пропыленном насквозь забое ему совершенно не улыбалось.

Он отыскал возле стены скользкий мешок с остатками пластита и поволок его за собой. У поворота его дожидался Тень; Легат отошел в темноту по малой нужде. Скоро он вернулся и сообщил:

— Пока все тихо.

— Ничего, — устало сказал Мастер. — Сейчас станет громко. Уши закройте, а рты откройте пошире. Из-за угла чтобы никто не высовывался, пока восьмой удар не почувствуете… Поджигай, что ли, скомандовал он, и Тень, заранее настроивший излучатель на нужный режим, поджег свернутый из гремучего пластилина шнур.

Дальше все оказалось просто. Пластит не подвел, а бесхитростное размещение зарядов еще раз подтвердило старую шахтерскую поговорку: "Хочешь оригинальный взрыв — делай "утку" "Утка", "растопырка" — схемы размещения зарядов при подрыве. Чем отличаются, знают только те, кто придумал названия, т. е. подрывники., хочешь проблем — ставь заряды растопыркой. Хочешь чистой работы — делай классическую схему. Она не подведет никогда." Пыль осела. Включив фонарики и нацепив каски с респираторами, разведчики осторожной трусцой пробежали забросанный битым камнем ход. Отгребать пришлось немного: гезенк поднимался довольно круто, и большая часть раскрошенной взрывом породы осыпалась вниз по уклону, не дожидаясь дружеского пинка лопатой.

Лазутчики ввалились в обходной коридор генераторного блока, где сразу же поняли, что Мастер оказался целиком и полностью прав. Невидимые водопады за стенами грохотали так, что пережитый шум взрыва рядом с ними показался людям кашлем простуженного ребенка. Легат с наивозможнейшей скоростью подобрал код к замку первой же двери — за ней открывался генераторный зал. По снятым терминалам троица сначала было решила, что самураи добрались и сюда. Однако Мастер вовремя заметил толстый слой пыли на механизме открывания главных ворот, и понял, что в зал никто не входил по меньшей мере полгода. Это открытие сильно успокоило всех троих. Решили пройти этот зал и еще несколько, чтобы убраться подальше от места взрыва.

— Потом можно будет становиться на дневку, — предложил Легат.

Мастер согласился:

— По моим часам, уже двенадцатый день от вторжения… И знаете что?

— Что? — спросили оба спутника, вытирая лицо от пыли и пота.

— Там, наверху, ровно полдень!


***

В полдень капитан спецназ армии Дома Куриту по имени Алин Адрен уныло стоял на Малиновом Мосту Осгилиата. На двенадцатый день войны капитану удалось получить краткосрочный отпуск, да и то лишь потому, что крупных дел не предвиделось, а захват Основателя сделал Алина Адрена известным в армейских кругах.

Только радости особенной капитан почему-то не испытывал. Дело было даже не в отпуске, который, на самом деле, следовало назвать увольнением — всего лишь до раннего вечера. Дело было, очевидно, даже и не в жаркой погоде. Причина существовала; капитан чувствовал это всем телом — но вот какая?

Вниз по течению Андуина на веслах спускались две большие галеры. Алин Адрен посмотрел на них и испытал острый укол беспричинной злобы. Казалось неправильным, что в то время, как одни воюют, другие вот так безмятежно перемешивают воду и воздух веслами. Раздражение вызывали даже яркие большие флаги на галерах. Впрочем… Адрен приподнял всегда висевший на поясе командирский планшетный компьютер и лениво пробежался по главной базе данных. Черный крот на желтом поле… Вот эта клякса посреди флага, оказывается — крот. Хм… Станция Эмин Майл. Статус: нейтральный. Рекомендованное отношение — как к мирным жителям.

Галеры подошли поближе. Что-то в заполнявших корабельные лавки мирных жителях казалось Адрену неправильным, но даже этого он не мог сегодня понять, и рассердился. Только когда длинные, похожие на рыбьи скелеты из-за широко торчащих в стороны весел, корабли проходили под мостом — всего две арки левее от места, где стоял офицер — только тогда Адрен догадался: расцветовка. Флаги, щиты по обоим бортам, натянутый на корме шатер в красно-золотую полоску поражали яркостью, пестротой праздничных красок. Синий, желтый, черный, зеленый, белый, пурпурный, какой угодно еще — и всевозможные сочетания. А вот люди, сидящие за веслами и расхаживающие по палубе, оделись, словно нарочно для контраста, сплошь в тусклые оттенки серого, грязно-травяного, бурого и коричневого. Проходя под мостом, люди поднимали головы и безразличным взглядом обшаривали парапеты. Алин Адрен наблюдал, как менялось выражение лиц колонистов по мере узнавания в нем врага. Спокойный взгляд: стоит человек, ну и пусть себе стоит. Встревоженно: нашивки? Мундир? Широко распахнутые глаза в миг понимания: да это же самурай! И почти сразу после этого гримаса разной степени искаженности: враг, сволочь, гнида!

А потом глаза приходилось отводить: и корабль требовал внимания, и держать голову запрокинутой к высоченному мосту было неудобно… Да, по правде говоря, и передавить офицера спецназ взглядом тоже не так-то просто. Особенно для тех, кто всю жизнь только по Игре и сражался, кто вместо слова "убить" говорил обычно "вынести", понимая под выносом всего лишь выход соперника на оговоренный срок из игры. В точности, как детишки в песочнице.

Так Алин Адрен отбрасывал и отбрасывал нервные, равнодушные, настороженные, горестные и другие взгляды, пока, наконец, не споткнулся сам. Полоснувшие по нему глаза словно огнем обожгли. В отличие от всех остальных, неизвестный противник не рассматривал Адрена долго. Словно заранее знал, что подняв глаза именно к этому столбику на мосту, увидит там не кого-нибудь, а самурайского капитана, и поэтому взгляд должен быть заряжен всей, имеющейся в запасе, ненавистью.

Зрительного поединка не произошло. Адрен проморгался и принялся оглядывать корму последней галеры, откуда прилетел столь грозный привет. И, конечно же, ничего необычного не увидел. Несколько крепких молодых парней тянут пришитую к углу паруса веревочку — кажется, она называется шкот… Какой-то коренастый мужчина средних лет… Толстый? Нет, именно коренастый — листает большую книгу и что-то пишет. Вот второй принимает книгу, расписывается… Э, да они же передают вахту, и расписываются в журнале! Мост высокий, галера проходит под ним, не убирая мачт, и вот уже скрывается из виду. Перебежать на другую сторону? Алин Адрен поразмыслил, и решил, что не стоит.

Срок отпуска-увольнения завершался через шесть часов. Заполнить это время было нечем. Адрен живо вспомнил училище, тем более, что не так давно его и окончил. Правда, уже с третьего курса будущие офицеры имели право на свободный выход в город, и всю неделю мечтали, как будут разносить кабаки. Но и командиры тоже помнили радостную курсантскую юность, а потому два-три дня перед выходными, особенно в хозяйственный день, заваливали курсантов работой так, что в самый выходной становилось вовсе не до кутежа: хоть бы отоспаться!

Гулять по захваченному городу Адрен не собирался. Суровых приказов об этом не издавали, но никто из самураев не испытывал желания расхаживать в одиночку по улицам, на которых взбесившийся красильщик чуть было не угробил целое патрульное отделение. Однако разрядка требовалась; командование выставило постоянный пост из десяти человек возле ближайшего к базе кабака, и свободные от службы солдаты каждый день плотно оккупировали все столики в нем. Хозяин поначалу пробовал сопротивляться, но ему сломали пару ребер и отправили в больницу. Преемник счел за лучшее повиноваться, однако обслуживал самураев с такой сумрачной рожей, что и его ровно через два дня вежливо попросили исчезнуть. Только третий содержатель таверны, сам нанявшийся на работу, не проявлял ни ненависти к захватчикам, ни вообще каких-либо чувств. Он бесстрастно выполнял заказы, жестами отдавал распоряжения слугам — вел дело, словно ничего не случилось. Конечно же, контрразведка принялась вертеть энтузиаста так и этак. Стало известно, что человек пришел откуда-то с Железного Кряжа, из тех мест, где Луфиенскую культуру уважают. Тут контрики, наверное, хлопнули себя по лбу и хором сказали: "Да это же наш союзник, ниндзя из Кога-рю!" — и все стало на свои места. Правда, слежку за хозяином не отменили, но открылось ли что-нибудь новое, слухи пока не доносили.

Вот к забегаловке, которую, в лучших традициях древних боевиков, содержал замаскированный ниндзя — о чем, в свою очередь, все догадывались, но молчали, тоже в лучших традициях героического эпоса — инаправился Алин Адрен. В конце-то концов, за двенадцать дней он не просто остался жив, но и взлетел до капитана, и уж это отметить следовало точно.

Однако с выпивкой капитану упорно не везло. То есть, алкоголь на планете был. Но какой-то странный. Или хозяин забегаловки не разбирался в вине, или ниндзя сакэ Сакэ — старинная японская рисовая водка. В языке Луфиена мужского рода, напр. "Мой сакэ кончился". разучились гнать, или еще что. Ни одного привычного коктейля здесь не умели толком составить. Вкуса в коньяках не понимали вовсе. Общее впечатление возникало такое, как будто выпивка имела право на существование, но не занимала сколько-нибудь заметного места в жизни. Алин Адрен видел проповедников трезвости — те воевали с зеленым змием в открытую. Видел и откровенных чревоугодников, с неприятным для восприятия чавканьем смакующих собственные проблемы. А теперь вот увидел и третье дно той же бутылки. Предлагали выпить и хозяину — он, конечно же, соглашался, кивал, но бормотал что-то наподобие: "Да-да-да, конечно, непременно, только не сейчас, чуть позже." Позже хитрый ниндзюк отыскивал неотложное дело или срочный заказ — и выскальзывал из сети, не глотнув ни капли. Алину рассказывали, что колонисты пьют, как все люди, взять к примеру хоть зерновые районы — но сам капитан что-то так ни разу и не увидел пьяного колониста. Меру они знали, что ли?

Впрочем, уж сегодня Адрену было наплевать на меру и вкус. Нарезаться до поросячьего визга, и пусть все идет синим пламенем! То есть, горит своим чередом! С такими мыслями капитан быстро усадил за свой стол пехотного майора, двух пилотов, еще какого-то лейтенанта спецназ — и дело пошло. Компания все разрасталась и разрасталась; гул в голове и вокруг становился все громче. На миг прорезался относительно трезвый голос; капитан заинтересованно вслушался:

— Понимаешь, я в мегаполисе вырос… Кругом стоэтажки, машины, машины… Первую девушку привел в "братскую могилу". Это такие отели, где дают место только для одного человека, буквально — пенал. Метр на метр на два. Зато на входе никаких людей тоже. Кредитку в автомат — и никто ни о чем не спросит. Кувыркайся всю ночь, если места хватит, конечно. Как мы там вертелись… Утром вылезаем — изо всех клетушек соседи парами лезут. Такие же, как мы, первопроходцы. А снаружи бетон, бетон, бетон. Ни сесть, ни лечь… Здесь как высадились, и небо — до упора. Ночью звезды видно!

Гулко бухнул чей-то утробный смех, поглотив продолжение рассказа. Алин ни с того, ни с сего вспомнил сокурсников по училищу. Всего только двенадцати дней хватило судьбам, чтобы разойтись далекодалеко в стороны. Еиси Нагамори — погиб, а ведь больше всех надежд подавал. Хитаро Сугороку — как будто справляется, и даже мелькнул слух, что представлен к повышению. На войне быстро продвигаются вверх, да, впрочем, и вниз. Вниз — как тот придурок, которого в Роси вилкой закололи. Тьфу, дрянь, даже имя вспоминать не хочется… А вот Тенгвар Соримадза, наверное, пока даже не высадился на планету, вертится где-то на орбите в душном, провонявшем потом трюме транспортника, ждет приказа. Это здесь хорошо: ветер, тепло, солнце, облака, дождь…


***

Дождь сеялся мелкий, частый и в темноте особенно противный. В мокрой траве поминутно оскальзывались даже рубчатые подошвы; прикосновение к сырой земле отзывалось неприятной дрожью по всему телу. Тучи понемногу стягивались еще с полудня, а к девяти часам уже не было ни луны, ни звезд: небо отгородилось от земли темно-серым одеялом, на котором высоко, справа от идущих восьмерых человек, отражался свет большого поселения.

Синие Драконы обкладывали замок Кога-рю. Гадостная дождливая погода играла на их стороне, то и дело кто-нибудь, запрокинув голову, радостно ловил на язык прохладные капли. После длинного перехода протяженностью во весь жаркий летний день, после приевшегося запаха собственного пота и горячей степной земли, после напряженного ожидания: заметят или не заметят? Удастся или нет? Словом, после вынувшего душу марш-броска Драконы наконец-то достигли родного Лихолесья. Часть пути по Левобережью им удалось проехать на машинах, которые неугомонный Синген почти честно купил у самураев. То есть, деньги за машины были внесены, а что сумма маленькая, в один песец, и что никто этого не заметил — тут уж Синие Драконы себя виноватыми не сочли. В конце-то концов, самураев на Арду никто не звал.

Оставив гарнизон блокпоста выяснять, откуда вместо испарившихся грузовиков на стоянке возник песец, команда школы Ига-рю направилась в объезд Железного Кряжа. Примерно к девяти часам вечера, когда из-за низко нависших туч с обложным дождем освещение и настроение сделались у всех, как в сонную полночь, Синие Драконы оказались достаточно близко, чтобы различить на серых облаках грязно-розовое зарево уличного освещения Кога-рю.

Карты и планы поселения ниндзя не были секретными; правда, не были они и особенно точными. Ниндзя великолепно владели техникой полуправды, когда на карте что-то показано достоверно, и будто бы уже привыкаешь ей верить — но важные места как раз искажены либо не показаны вовсе. В такой хитромудрой манере ниндзя делали все карты Кога-рю и прилегающих земель.

Однако Синие Драконы отстаивали экологическое равновесие не только на бумаге. Им приходилось устанавливать сетевые камеры для слежения за пугливыми животными, ловить и преследовать браконьеров, так что в ночном лесу Драконы ориентировались достаточно хорошо. Скоро пять разведывательных групп, по восемь человек в каждой, расползлись на все стороны, выискивая самые подходящие места для наблюдения за цитаделью Кога.

Одна такая группа подкралась довольно близко к замку и теперь осторожно пробиралась по склону, откуда раскрывался вид на внутренний двор обширной крепости. Ниндзя Кога-рю наверняка имели на склоне следящие устройства или даже постоянные дозоры — выгоду позиции они понимали прекрасно. От технических устройств разведчики Драконов собирались прикрыться дождем: как его шорохом по листве, так и стеной капель, за которой теплоискатели были бесполезны. Лазерные же барьеры пересекались струями так часто, и выдавали стролько ложных срабатываний, что их приходилось отключать. От людей спрятаться было намного сложнее. Синие Драконы не особенно и пытались, хотя передвигались осторожно. Дождливая ночь для всяких тайных дел хороша, в густом лесу можно на два шага разминуться, и друг друга не заметить. Разве что прямо на секрет напорешься, но от этого простой защиты нет. Выбирай дорогу, где враг засаду не додумается поставить, да надейся, что первым успеешь спусковой крючок нажать.

Разведчики шли восьмеркой, пока не отыскали удобную точку для наблюдения за крепостью. Тут двое встали на стражу, а шестеро принялись быстро закапываться в мягкий намывной откос. Первым делом прокопали яму, достаточную, чтобы два человека могли лежать в ней друг за другом, и переползать, меняясь местами. Потом вырыли такой же поперечный ров, пересекающийся с первым в самой середине — так, чтобы образовался крест. Посреди креста откопали глубокий колодец — для проникающей в убежище воды и человеческих отходов.

Наконец, на мокрую противную землю убежища бросили тонкий слой теплоизолятора. Крестообразную ухоронку перекрыли аккуратно срезанными у самой земли ветками и принесенной в рюкзаках полиэтиленовой пленкой. Поверх пленки расправили все тот же изолятор: защита от теплоискателей.

А потом четверка забралась в наблюдательную точку и расположилась там, согласно отработанной схеме: наблюдатель и радист поместились каждый в свой отнорок, возле проделанных обзорных отверстий, и немедля принялись настраивать приборы ночного видения. Наблюдатель должен был осматривать крепость, радист — передавать добытую информацию, и в то же время следить, не подбирается ли кто к посту со спины. Двое их сменщиков устроились отдыхать в перекладине креста. Выхода из убежища предусмотрено не было, потому что наблюдатели не собирались проводить в нем чересчур много времени.

Четверо разведчиков, оставшихся снаружи, засыпали секрет землей и тщательно замели следы. Потом двое вынули из карманов на поясе пластиковые штампики и бережно пропечатали прямо над закопанными товарищами цепочку оленьих следов, уходивших на каменистый склон. Олень очень осторожный зверь. Его следы поверх ухоронки при удаче могли обмануть даже ниндзя Кога-рю.

Затем сильно уставшая четверка медленно двинулась в дальнейший путь. На взгляд постороннего наблюдателя, если только он не заметил сам процесс выкапывания поста, все выглядело просто: шла разведгруппа — и пошла себе дальше. Сколько человек в ней было, а сколько потом стало, сквозь дождливую тьму не особенно разберешь даже с хорошим ночным биноклем.

Все пять групп успешно построили пять наблюдательных постов; скоро на компьютер Сингена Исороку посыпались первые крохи информации. Дождь мешал не только противнику, и поэтому сведения от наблюдателей поступали весьма скудные. Лезть на спутник погоды Синген побоялся: радиоперехват открытых линий связи у ниндзя наверняка поставлен неплохо, а по секретным каналам общедоступный спутник, конечно же, не передает. Оставалось терпеливо ждать прояснения и выслушивать закончивших обход разведчиков.

Последняя четверка вернулась на место сбора около часу ночи.


***

Около часу ночи сервер экспериментального конвейера, наконец, уступил настойчивости Теня и Легата. Закончилась долгая выматывающая процедура ввода паролей и перекрестных проверок; завершилась и настройка конвейера. Конечно, главные конвейеры Мории в такой тщательной подготовке не нуждались, и были готовы к работе без утомительного прописывания каждой технологической операции. Но, поскольку людей с завода самураи выгнали, а производство остановили, запуск любого из сорока основных потоков служил бы сигналом для Куриту. Кроме того, каждый узел контроля главных технологических линий наверняка просматривался камерами слежения.

Камеры мешали в дороге больше всего. Мастера, Теня и Легата спасло только то, что пещеры Мории были по-настоящему громадны, и воткнуть прибор на каждом углу самураям не хватило ресурсов. Мастер, хорошо знающий собственный завод, умело выбирал путь по глухим закоулкам, подальше от точек, в которых можно что-либо отключить или, напротив, запустить, и которые, в силу этого, представляли бы собой ценность для наблюдателей. Тень и Легат, искушенные во всех технических новинках, внимательно осматривали дорогу перед собой, прикидывая, где бы они расположили камеру. Иногда им случалось угадать, и мощный бинокль со светоумножителем или просунутая под дверь микрокамера показывали блеск объектива в подозрительной точке. Тогда зал просто обходили стороной. Звездочки от детского фейерверка давали прекрасное освещение, ровное и мощное — вот только группа становилась очень уж заметной после их применения. А потому Мастер с Легатом рассыпали эти звездочки за собой на всех поперечных проходах: если кто-нибудь вздумает проследить за разведчиками и ненароком раздавит микровспышку, будет группе известие, а преследователю внезапное ослепление. Ни одна из светоловушек пока что не сработала; но и дело, за которым отправились шпион, хакер и гном, не дошло еще и до половины.

Тень, Легат и Мастер добрались до района экпериментального производства, где выпускались пробные партии кристаллов. Камеры стояли и здесь, но обходить их было так несложно, что лазутчики, наконец, сообразили: приборов слежения, может быть, и хватило бы — а вот обученных разведчиков самураям явно недостало. Асы наблюдения и шпионажа поработали на заводских проходных, в контрольных комнатах главных конвейеров, на самых важных энергетических станциях. Во всех прочих уголках необъятной Мории камеры ставили просто солдаты, прошедшие двух-трех недельные полевые курсы разведки, и выбирающие место для аппарата на основании своего, довольно небогатого, опыта тайной войны.

Что ж, такой поворот событий троих лазутчиков лишь порадовал. Они быстро отыскали исправную технологическую линию, годившуюся для задуманного. После небольшого спора группа выбрала рабочим помещением серверную станцию из двух смежных комнат. В первой из них располагались приборы управления линией. Во второй комнате, куда можно было попасть только через первую, обнаружились четыре двухъярусных кровати, биотуалет и умывальник. Там же весьма кстати пришлась и кладовка со встроенным кухонным комбайном. Правда, на полках уцелел только чай, большой ящик острого сыра в вакуумной упаковке и полторы буханки распечатанного, а потому заплесневевшего напрочь, хлеба.

Заделав за собой ненужные двери и раскидав у входов на ярус побольше светоловушек, Тень и Легат немедленно вцепились в клавиатуру. Мастер смог отдохнуть, чем и воспользовался, устроившись поверх бурого лохматого одеяла на одной из найденных кроватей. Пока гном сопел в две дырочки, хакер и шпион усердно колотили по клавишам или бормотали в микрофон, начиняя кремниевые мозги конвейера командами, параметрами и условиями.

К часу ночи все подготовительные процедуры завершились. Электронная матрица для новой партии кристаллов была готова к применению. Легат позаботился о полном отключении отладочной информации, а потому технологическая линия работала в глухой темноте, не извещая об удачах и проблемах ни отсутствующий персонал, ни все те же, приевшиеся до зуда, камеры Дома Куриту — что, конечно же, было самым важным. Сам ход процесса хакер и шпион прекрасно могли наблюдать через мониторы, не нуждаясь в разноцветных огоньках на машинах линии.

Запустив созревать первую партию пластин, Тень и Легат должны были несколько часов ожидать результата. Будь времени побольше, можно было бы лечь спать, надеясь на то, что в случае проблем электроника их разбудит. Но, во-первых, Куриту вполне могли пустить по заводу патруль, о котором лазутчики пока ничего не знали, и требовался живой часовой на этот случай. Вовторых, если стартовая партия пластин не удастся, выращивать новую будет абсолютно некогда. Поэтому следовало сидеть у пульта и стараться разрешать возникающие проблемы немедленно по ходу технологического процесса.

Поэтому Тень с Легатом извлекли из кладовки уцелевшую коробку чая, разыскали и ополоснули темные металлические стаканы, и приготовили густой черный напиток. Чтобы не скучать, шпион и главный хакер коротали ночь за беседой о всяких отвлеченных предметах.

Говорил Легат:

— … Мы очень разные, понимаешь?

Тень сонно и понимающе кивнул в ответ; хакер продолжал:

— Люди ищут чужие цивилизации… Экспедиция к Канопусу, например. Полеты к другим Галактикам. Неймется… А у нас на одной только Арде уже столько разных мировосприятий, что мне просто жутко делается. Смотри, у нас ведь есть дети, правда?

Тень вздрогнул и отозвался слегка смущенно:

— М-может быть… То есть, что это я? Наверняка!

Легат махнул рукой:

— Я не лично о нас с тобой! В Раздоле ведь есть дети, не все же холостяки вроде нас.

— Конечно! — кивнул Тень.

— Вот… Они растут среди взрослых, которые занимаются компьтерами и кристаллами, кремнием, нейросетями, программами и так далее. Знаешь, как детишки ругаются?

Тень заинтересовался:

— И как же?

— "Не кощунствуй, глупый скрипт Скрипт — набор команд, предназначенных для исполнения компьютером.!" — с чувством произнес Легат. И добавил:

— А однажды мне мячом в окно засадили… Разбить не разбили, там полиакрил вместо стекла. Так знаешь что сказали? Не "Извините, дяденька", а: "Подумаешь, кэш-промах Кэш-промах — ситуация компьютерного мира, аналогичная той, когда Вы ищете деньги в кармане, а они давно уже у жены (мужа).! Делов-то — два байта Байт — единица информации. Два байта — один символ какого-нибудь алфавита. переслать…"

— А ты что? — вяло поинтересовался Тень.

— А что я? — вздохнул Легат. — Плюнул и сказал в ответ: "Даунлоад, пока не покилленый", в смысле: сматывайся, пока задница не драная. Но я не об этом. В Фангорне и в команде Роланда тоже растут дети. Они живут в совершенно другой среде, понимаешь? Как бы тебе объяснить получше? Ну вот наши перед незнакомым предметом ищут, с какой стороны у него кнопка, клавиатура, разъем для кабеля или что-нибудь в этом роде. А лесные жители ищут ноги, пасть, хвост, их интересует, что ест, когда спит, кусается ли — и так далее… Дети из поселения Синих Драконов — те вообще прежде всего интересуются местом предмета в общей системе, а вовсе не тем, каков предмет сам по себе. Ну, понимаешь? — отчаявшись найти слова, опустил плечи Легат.

Тень подумал и ответил:

— Кажется да… Поймут ли дети биологов детей программистов… Знаешь, в обитаемой Галактике решение этой проблемы давно найдено. Называется: "Единая программа образования". Люди на разных планетах живут очень по-разному; проблема общей платформы, общих ценностей, чтобы достигать всетаки взаимопонимания, давно исследована. У нас Тейчи тоже старался ввести именно такое обучение. Мы на самом деле очень разные. Хотя, на первый взгляд, тут нет ни вычурных богов, ни сильно отличающихся культур. Ни настоящих индейцев, ни настоящих викингов… Впрочем, если судить по историческим сведениям, оно и к лучшему. Впечатления же у меня странные. Десять лет Арды — это мост между мирами. Те планеты, с которых мы сюда бежали…

— Не все бежали, — возразил Легат. — Многие шли именно что-нибудь сделать, подтягиваясь к цели из будущего, а не удирая от прошлого. Но извини, я перебил тебя, продолжай.

— Ну так вот, там остался свой мир. Здесь — совершенно другой. А после войны будет что-то вообще третье. Система сопротивляется, понимаешь? Система пытается сохранить равновесие. Уже очень давно ничего не меняется в Галактике. Пространство, в основном, разведано и поделено. Ресурсы в большинстве случаев также. Есть гигантские неисследованные области, это верно. Но стоит там чегонибудь найти, пожить иначе, чем все живут — и тут же появляются гости. В количестве двадцати полков. Таких колоний, как Арда, наверняка было много, просто мы не знаем. Специально не интересовались, а слухи не доходили. Я имею в виду не именно Игру, а вообще колонию с другим устройством жизни, с другим взглядом на мир, чем обычная цивилизация.

— У обычной цивилизации гигантский запас прочности, — не согласился Легат. — Она, может, особенных высот не превосходит, но зато надежность такая, до которой нам еще расти и расти. А что система нас давит, так это общее свойство всех систем.

Тень снова зевнул:

— Через час Мастера разбудим, пусть сменит кого-нибудь. Мы от усталости уже с кресел падаем.

Оба согласно посмотрели в открытую дверь боковушки, где на кровати лицом вверх спал Мастер.

— Интересно, что ему снится? — пожал плечами Легат, — Для него ты всего лишь временный союзник, промышленный шпион. А я вижу в тебе прежде всего человека, с которым вместе отгонял волков Долгой Зимой. Помнишь, когда одеяло съели?

— И поэтому ты в Шаэрраведе меня чуть не искалечил? — тоже пожал плечами Тень. — Хитрые петли судьба выписывает. Я и сам давно уже не думаю на родном языке, все больше на Всеобщем…

Главный хакер и шпион посмотрели друг на друга, и решили больше не развивать опасную тему. Ссоры в походе — недопустимая роскошь. Так что мужчины молча повернулись к экранам, на которых ровным потоком неспешно ползли сообщения от конвейера: "Операция номер столько-то успешно завершена".

Мастер, о котором только что говорилось, сопел в боковушке и видел странный сон: как будто к Леснику пришел Андрей Норвежец и затеял беседу о чем-то важном; вот только о чем именно, Мастер, хоть убей, поначалу не мог расслышать. Норвежца гном узнал легко; Лесник же выглядел каким-то совершенно иным, чем тот, которого помнил Мастер. Не черным, мрачным, после развода с Валькирией глушившим себя работой, как другие глушат себя водкой. И не тем, нарочито спокойным, на первый взгляд безмятежным, который однажды явился к Мастеру и сказал: "Вчера мы проиграли Роланду у Красного Берега. Бои еще будут, но империю нам уже не построить. Он сильнее; а вот лучше ли, я и сам не знаю." И даже не тем, которого Браэнн бережно вела по краю усеянной кострами поляны совета; лишь у самой тропинки Лесник улыбнулся тепло и открыто, и Мастер до сих пор помнил эту улыбку. Новым выглядел Лесник во сне, а описать его гном никак не находил слов.

Зато Андрей Норвежец слова нашел и выговаривал Леснику укоризнено: ты-де плохой сержант! Не умеешь заставлять людей делать работу трудную, неприятную, грязную. Лесник кивал, соглашался, но утверждал, что зато он когданибудь может стать хорошим генералом. Качал головой Андрей Норвежец, верилось ему в такое с трудом: каждая деталь имеет свое назначение и место в общей системе; действия людей — даже абсолютно свободных — надо как-то координировать. И тут мало личного примера, придется власть употребить. Сумеешь ли? Может, и станешь генералом, объяснял Леснику Норвежец, мало ли как жизнь повернется — а сержант ты всетаки плохой.

Мастер наблюдал за всем этим, как сквозь вату или стекло: жесты видны, и губы двигаются, а слов не слышно. Но и без единого звука все понятно. Удивиться этому Мастер не успел. Тень склонился над ним, разбудил, и попросил подменить его у пульта; гном немного поморгал, просыпаясь, потом понял, что от него требуется, и поднялся.

Легат продолжал мелкими глотками прихлебывать чай. Мастер налил и себе тоже. Мимоходом пожалел, что без сахара. Сон чрезвычайно заинтересовал капитана Морийских гномов. Несколько минут Мастер не отвечал пытавшемуся заговорить с ним Легату. Гном сидел, уставившись в свою кружку с крепким горячим чаем, и словно бы пытался взгядом пробить густую тьму.


***

Густая тьма растаявшим шоколадом вязла на черных крыльях из полупрозрачной пленки. Пилот подтягивал то одну, то другую стропу, неспешно приближаясь по спирали к намеченной для высадки крыше. Его летательный аппарат представлял собой гибрид парашюта с дельтапланом, и именовался соответственно: параплан. Костюм-хамелеон исправно поглощал лучи радаров, а на экранах теплоискателей давал хаотично перемещающуюся отметку, как от занятой охотой летучей мыши. Правда, летучие мыши в такой дождь не охотятся, но сквозь капли и теплоискатель особо не пробьется; выходило так на так, и пилот почти ничего не боялся.

Наконец, крепость Кога-рю уверенно пошла навстречу; а вот и черепицы мягко хрупнули под ногами. Группа десантировалась не на плоскую крышу: те наверняка охраняются от подобных визитов с неба. Старое правило разведки и спецназа гласило четко: "Если тебе приказывают выдвигаться к цели завтра утром по самому удобному маршруту АБ, выдвигайся сегодня вечером по самому непроходимому маршруту ВС". А что со слона неудобно шашкой рубить, так на то она и служба.

Синие Драконы мягким горохом сыпались на изогнутые крыши Кога-рю, и сразу же разбегались к назначенным точкам. Черепица похрустывала под ногами, но шум дождя заглушал большинство звуков. Два часа назад наблюдатели определили окно камеры в тюремном крыле, из которого выходило наибольшее количество тепла. Следовало предполагать, что Норвежца содержат именно там; а после совместного обдумывания, план тюремных коридоров и застенков Синие Драконы в значительной степени разгадали. Синген поразмыслил, и решился на немедленную атаку: каждый лишний час под крепостью Когарю увеличивал шансы на потерю внезапности. Ниндзя вовсе не дураки; а за удобной для тайных операций дождливой ночью неизбежно последует утро и день.

Рассудив так, Исороку принялся высылать группы согласно замыслу атаки. Расстановка сил прошла без сучка и задоринки. Синген даже заподозрил, что ниндзя разгадали его план, и тепеь устраивают хитрую ловушку — но после обсуждения с командирами групп от мыслей этих отказался. Всеь охотничий, Игровой и небольшой боевой опыт Синих Драконов, полученный ими в кратком путешествии на юг, единогласно свидетельствовали, что операция пока что не раскрыта, и можно продолжать ее по прежнему плану.

Синген Исороку вздохнул и прикрыл глаза. Все люди на местах. Сейчас отдавать приказания уже поздно, и дергать бойцов перед началом бессмысленно. Чего не подготовил за полгода, за полчаса не исправишь. Операция начнется по сигналу, тогда-то и выяснится, кто где чего не понял; а пока нужно терпеливо ожидать восхода.


***

За час до восхода крюк подался и отломился. Андрей Норвежец получил желанное оружие для рукопашной, и тут же рухнул, обессиленный. Сгибать-разгибать толстую железяку, когда все тело болит и каждую минуту ждешь, что ворвутся заметившие попытки надзиратели с дубинками — не самое веселое развлечение. Кое-как засунув крюк под себя, Норвежец провалился в мутный тяжелый сон.

Спал пленник недолго. В глухой предрассветный час надзиратель уловил странную возню и негромкое постукивание из камеры Норвежца. Обе смены тюремщиков за два дня привыкли, что замученный допросами и издевательствами узник понемногу сходит с ума: то начинает песни орать, то ругается, то колотится о дверь. Ничего забавного в этих выходках не было; а с тех пор, как забежавший на усмирение наряд получил в лицо две полные горсти из параши Параша — жаргонное название туалета в тюремной камере., бдительно наблюдать за Норвежцем никто особенно не рвался. Пленника, конечно, в очередной раз крепко избили, но входить в камеру уже не торопились. На посту ведь не переоденешься, приходится ждать смены. Провоняешь насквозь, потом от насмешек хоть в другой гарнизон переводись.

Так что надзиратели теперь осторожно заглядывали в глазок и чаще всего шли себе дальше: крики и истерики Норвежца ничего интересного из себя не представляли. То же самое произошло и в этот раз: подумаешь, катается по полу… Э, а это что у него за шнурок?

Тюремщик оказался сообразительным, и поэтому сразу понял, что делает Норвежец. Не выдержавший издевательств узник втихаря оторвал от тюремной пижамы нижний прошитый крайрубчик, свернул из него затяжную петлю, и закрепил ее за ножку привинченного к полу стула. И теперь катался по полу в попытках удавиться. Вызывать подмогу было уже некогда; а потеря пленника грозила вызвать дипломатические осложнения с могущественным старшим братом — самураями Дома Куриту. Охранник выругался, сплюнул, распахнул дверь и вихрем влетел в камеру. Подбежал к Норвежцу, рванул его за хлипкий воротник, умело пропуская пальцы между петлей и шеей незадачливого самоубийцы, поднял и развернул пленника лицом к себе.

Норвежец собрал остатки сил и ударил надзирателя в горло отломанным железным крюком, который до тех пор скрывал под телом. Надзиратель тошнотворно всхрипнул, подогнул колени, опрокинулся на спину, забулькал и умер. Норвежец не спеша выпутался из петли, которую для убедительности пришлось сделать полностью настоящей. Посидел немного, собираясь с силами. По расчетам Андрея, смена стражи ожидалась еще часа через два. К тому же, время тяжкое, предрассветное, и проверяющие наверняка спят или зевают. Успех затеи с крюком доказал, что объективов системы слежения в камере нет; а почему нет, про то сейчас гадать недосуг.

Норвежец поднялся. Пора было приниматься за следующую часть плана. Двигаясь, как старик, покряхтывая при каждом шаге или усилии, он перевернул убитого на живот и принялся переодеваться в его одежду.


***

Одежда Роланда покрылась мелкими бызгами — король стоял на носу самой большой из двух галер, взятых в Эмин Майл. Хитровыкрученные протоки дельты Андуина наконец-то остались позади. Столицу Побережья — город Лисс на самой широкой и потому самой удобной для судоходства протоке — галеры миновали окольными путями. В порт Лисса могли заходить океанские корабли. Один такой корабль, а лучше — несколько — требовались для успеха рожденного в Ключищах замысла. Галеры шли на охоту, и время было самое подходящее: ночной бриз уже упал, утренний еще не силен. Парусники на краткий миг застывают, словно влипшие в мед мухи. Тут-то гребные галеры и покажут все свои преимущества перед могучими, но неповоротливыми кораблями.

За правым плечом Роланда молча стоял Лесник. Король повернул голову и сказал ему:

— Сегодня ночью я тянул руну. Спрашивал, каким будет день.

Лесник утвердительно кивнул:

— Ты вытащил соул.

Король несколько секунд помолчал и спросил:

— Тебе кто-то сказал, или ты угадал?

Лесник пожал плечами:

— Разве ты не чувствуешь, как дрожит воздух? Сегодня никто не вытащит иной руны!

Король промолчал, и Лесник добавил тоном ниже:

— Разве что тейваз… Только тейваз все-таки ближе к битве, а соул — великая руна победы.

Роланд продолжал молчать. Лесник содрогнулся от воспоминания: точно так же король молчал две ночи назад, на круглой главной площади Станции Эмин Майл. Болтались подвешенные на цепях фонари; над головами людей проскакивали желтые пятна света. Крот и Роланд, бургомистр Эмин Майл и король разрушенного города Уникорн, стояли друг против друга с неигровыми мечами, готовые драться и убивать в защиту собственных слов и мыслей. Лесник напряженно прикидывал, кого обезоруживать первым, и не прилетит ли ему за это в голову от второго. Когда дерутся мальчики, их не разнимают: пусть так или иначе выяснят спорный вопрос до конца. Но тут-то сошлись два города, две команды! Между Эмин Майл и Уникорном еще не было крови — и, как бы плохо ни было положение, кровь не должна была пролиться.

А над головами рокотала подкатывающая с далекого востока гроза; белый свет молний высвечивал хмурые заострившиеся лица людей трех команд, посреди живого кольца которых находились поединщики. Охотники Фангорна, имевшие четкий приказ Лесника, готовы были в любой момент повиснуть на плечах уцелевших рыцарей Роланда, не допуская тех до драки с рассерженными жителями Эмин Майл. Дождя не выпало пока что ни капли, но ветер хотя бы разогнал предгрозовую духоту.

Поединщики обернулись и согласно махнули руками толпе: отойдите-ка подальше.

"Сейчас они развернутся друг к другу," — решился Лесник. — "И я начну. Пожалуй, с Роланда… Но страшно…Черт побери, как страшно!"

И тут Роланд снова удивил всех. Он отбросил меч подальше, чтобы не было сомнений в его намерениях, повернулся лицом к Кроту и встал на колени. Ошеломленный бургомистр попятился. Даже гром утих. В наступившей тишине семьсот человек трех команд услышали, как неловко, непривычно, дрожащим голосом, извиняется и просит прекратить схватку король разрушенного города Уникорн.

Крот хмурил брови. Живое кольцо вокруг нерешительно переминалось. Лесник даже наклонился вперед, чтобы броситься между поединщиками, если кто-то из них все же решит продолжать. Еще раз сверкнула молния. Крот фыркнул — совсем как настоящий крот, когда его вынимают из ящика с землей — и тоже опустил меч. Но не отбросил его, а протянул не глядя за спину, где чьи-то руки приняли боевое оружие и куда-то унесли — бургомистру было совершенно наплевать, куда.

— Говорят, черти радуются, когда один вор обкрадет другого, — глухо проворчал Крот. — Пусть не радуются самураи нашему поединку. Встань, Роланд!.. На что мы потратили пять лет! — добавил внезапно Крот, чуть не расплакавшись. Но вовремя вспомнил, сколько человек вокруг, и взял себя в руки.

Лесник помог королю подняться.

— Забудем все, — попросил тот. — Пусть будет канал. Нет смысла ссориться из-за ерунды.

Крот привел дыхание в порядок, подошел к Роланду и они крепко обнялись. Крот сказал:

— Сразу после конца войны мы придем строить Уникорн. Потом уже будет и канал.

И они все вместе обернулись к командам, подняв вверх сцепленные руки: король правую, а бургомистр левую, как обычно извещали о заключении мира. Кто-то в толпе облегченно заорал от радости, что кровопролития не будет, что на соседа по Игре не нужно будет смотреть с подозрением, ожидая подножки или ножа в бок. Словно в ответ на этот вопль, ударил дождь. Гости потащили из-под воротников тонкие капюшоны, жители Эмин Майл накрылись полами плащей. Кто-то побежал под навесы, крыльца. Шум капель перекрыл и голоса, и ветер.

Три капитана команд не обращая внимания на ливень, зашагали по главной улице к порту. Толпа понемногу двинулась следом, но никто не решался их догнать. Некоторое время избыток чувств мешал говорить; первым справился с собой Крот:

— Если не секрет, куда вы идете?

Роланд вопросительно посмотрел на Лесника. Тому тоже не очень-то хотелось раскрывать цель похода, но только что возникшее доверие следовало беречь любой ценой.

— На Побережье, — ответил Лесник. — Нужно будет купить, нанять или захватить несколько больших парусников.

— Так у вас есть план? — сообразил Крот. — Синген не зря тогда шел на юг!

— Ясное дело, не зря, — кивнул Роланд. — Был совет… — и умолк.

— Вот что! — предложил Крот. — У меня в доках две галеры весенней сборки, одна побольше, одна поменьше. Возьмите, не побрезгуйте. И еще: я у самураев на хорошем счету. Могу провести вас по реке через Осгилиат. Мои корабли они не досматривают: боятся, чтобы еще и Эмин Майл не восстал.

— Тебя рано или поздно сменят, — осторожно произнес Лесник. — И посадят своего, такого, которому они могли бы полностью доверять. Если мы примем твое предложение, этот миг сильно, очень сильно приблизится!

Крот махнул рукой:

— Я не кошка на заборе, чтобы решать, в какую сторону падать… И не почитатель самурайской культуры, как, например, Синген Исороку или Танген Девятка. Воевать с Куриту я не пойду, потому что поселок прежде всего. Мои люди из-за меня не должны получить по голове от сильнейшего; сейчас самураи определенно сильнее. Но принимать самураев и помогать им тоже не возьмусь. Одного Уникорна достаточно, чтобы я знал, под чье знамя встать! Теперь, когда вопрос с каналом, наконец, разрешен, — с некоторой заминкой добавил еще Крот. — Эмин Майл может помочь Арде всерьез.

Роланд пожал плечами:

— Хорошо… Но у меня есть одно условие.

Крот и Лесник разом встревожились. Лесник осторожно спросил:

— Какое же?

— Мне ту галеру, где парусов побольше, — попросил Роланд. — Мои люди не слишком ловки на веслах, по Онтаве мы в основном под парусами плаваем.

— Тьфу! — Лесник с чувством выругался, — Больше так не пугай! Конечно, возьмешь, какую хочешь. А будет мало двух, попросим три.

— Хватит двух, — пожал плечами Крот. — Лошадей вы все равно оставите или в степь пустите… кони качки не переносят, болеют. А вас в поселке я насчитал две команды. Значит, человек тристачетыреста. Даже одну галеру можно брать, в двадцать девять банок, то есть пятьдесят восемь весел. Все поместитесь. Но если вы действительно захотите напасть на корабль, чем больше галер, тем лучше.

— В низовьях мы примем на борт дриад, их около семидесяти, — пояснил Лесник. — И, может быть, еще кое-кто подойдет.

— А загребных и темп-мастера, который ритм на барабане отбивает, мы вам лучше своих поставим, — решил Крот. — Грести в такт непростая наука, вам ее осваивать будет некогда. По одному нашему гребцу на весло, чтобы ритм держать, а остальные семь на каждое весло ваших, а то ведь на палубу вы все не влезете. Вы же знаете, у галер и палубы-то нет. Кормовая надстройка, носовая площадка, а между ними узкая переходная галерея над лавками…

При этих словах бургомистра впереди сквозь дождевую пелену показались портовые ворота, и капитанам стало не до разговоров.

Лесник вынырнул из воспоминаний. "Вот так и появились у нас эти галеры", — подумал он, отводя глаза в море. Роланд все еще продолжал молчать, но прежней мрачности на лице короля уже не было.

Исполняя обещанное, Крот провел караван через Осгилиат и дальше по реке, до самой Круглой бухты, где вечером на галеры погрузились дриады и оборотни Бельтана. Затем Крот по суше отправился на север, домой. А галеры заскользили на полдень, и вот теперь выходили в широко распахнутый Южный Океан.

— Корабль по пеленгу пять-один! Парусов нет! — азартно прокричал наблюдатель с верхушки мачты. Король и капитан Фангорна вздрогнули. Из кормовой надстройки на крик выбежала Фалька, управлявшая тремя восьмерками в этом походе. Дриада перебежала к мужчинам по узкому мостику и оперлась на планшир. Вытащила бинокль, всмотрелась.

— Странный флаг, — задумчиво произнесла она, — Клеточки какие-то… Не припоминаю такой команды!

Роланд попросил у нее бинокль. Тут первые солнечные лучи протянулись над водой, а с ними понемногу засвежел и утренний бриз. Лесник махнул рукой темп-мастеру: давай-ка поторопимся, ведь парусник с ветром может и скрыться. Затем он достал свой бинокль и тоже направил его на замеченный корабль. Освещенные солнцем, "какие-то клеточки" превратились в черно-белое шахматное поле, на котором тут и там были расставлены зеленые и красные силуэты людей — а поперек поля лезвием вниз располагался синий меч.

Корабль шел под флагом Игры.

Секундой позже это поняли и наблюдатель на верхушке мачты, и Фалька, и озиравший море через ее бинокль Роланд.

Двое мужчин и девушка на носовой площадке переглянулись. Лесник оставался спокоен. Фалька недоумевала. Роланд кусал губы. После всего что произошло, после сгоревшего Уникорна, костра в промозглом Бельтанском лесу на двоих с врагом, после ночи совета, скачки сквозь душную степь, наконец, после того, как на площади Эмин Майл они с Кротом едва не порвали друг другу глотки, после неимоверного усилия, опустившего короля на колени и все же решившего дело миром; после напряженного плавания вниз по реке мимо самурайских постов и ракетных вышек, после всего этого — флаг Игры!!!

Как будто ничего и не было.

Трижды Роланд сдерживал слезы, а тут не вытерпел. Фалька подбежала к нему, робко заглянула в лицо снизу вверх — хрупкая девчонка едва доставала королю до плеча. Вытащила носовой платок, и, сама едва не расплакавшись, принялась утешать Роланда.

Лесник некоторое время смотрел сквозь них, потом снова обратился к биноклю.

— Хорошо же! — пробормотал он наконец, и громко распорядился:

— Поднимите флаги Игры! Включить всем игровые паспорта!.. — после чего тихонько добавил:

— Вот и узнаем, годится ли на что-нибудь бескровный способ разрешения проблем.

Успокоившийся Роланд погладил Фальку по волосам; та вдруг смутилась и отпрянула. В походе нежности разводить — дисциплина тазиком накроется, а она, как-никак отвечает за три восьмерки… Роланд вздохнул, бережно свернул носовой платок и сунул в собственный карман. Потом обратился к Леснику:

— Нас могут вычислить по игровым паспортам. Курицы наверняка просматривают Сеть.

— Так это же здорово! — пожал плечами Лесник, — Наша задача в том и состоит, чтобы, засветившись, отвлекать внимание.

— Точно как по Толкину, — внезапно прогудел снизу один из гребцов, — Ну, когда войска Запада подошли к черным воротам Мордора…

Неожиданно для себя самого, Лесник спросил:

— А что, знает ли кто-нибудь, отчего на Арде нет Мордора, Минас-Моргула, Ангбанда, например? Ни одного поселения и ни одной команды Черных? Почему так?

Удивленные таким вопросом, все замолчали. Потом Фалька нерешительно предположила:

— Может быть, потому, что в черных только играть приятно… А жить Тьмой мало кто умеет.

— Соседи бы таких не потерпели, — добавил снизу все тот же гребец.

Роланд тряхнул волосами:

— У нас есть один кандидат… Танген и его команда Кога-рю. Они мало того, что Курицам помогают — тот же Крот самураям налог платит, и ничего — но ниндзя Андрея Норвежца самураям вовсе продали. После войны их будут ненавидеть по-настоящему, не по Игре. Не так, как зерновой пояс.

— Флаг поднят, — доложил между тем наблюдатель. — "Двина" тоже подняла флаг, — сообщил он через некоторое время о второй галере.

— Рассчитывайте курс перехвата! — велел Роланд. Лесник повернулся:

— Протяните-ка мне весло, джентльмены!

Понявший его намерения рулевой крутанул штурвал. Галеры сошлись и двигались теперь в одном направлении, недалеко друг от друга. Загребные "Ретарда" всеми восемью телами навалились на длинное толстое весло и поставили его параллельно воде. Лесник ловко пробежал по веслу до лопасти, и перепрыгнул на такое же, протянутое навстречу ему с "Двины". Скоро он добрался до мостика.

Галеры разошлись попросторнее и прибавили ходу. Над океаном торжественно закипал рассвет.


***

Рассвет вызолотил резные головы диковинных зверей по углам крыш большой крепости Когарю. Далеко в глубине леса Синген Исороку вдавил кнопку; послушный приборчик швырнул в пространство сигнал.

Прежде всего сигнал получили снайпера. Неслышные щелчки и маленькие, незаметные в накатывающемся рассветном золоте, вспышки одной затяжной петлей охватили бычьи шеи сразу всех девяти башен. Со стен и вышек посыпались часовые. Двое из них, правда, успели закричать, но уже никого этим не спасли: без лишних звуков, без боевых кличей и даже без матерной ругани семьдесят Синих Драконов, ночью высадившихся на крыши, полезли разом во все окна и двери тюремного блока, безжалостно убивая заспанных охранников. Еще одна группа наглухо заварила двери жилого крыла: кто уцелел, пусть внутри и сидит. Ниндзя наладились было через крышу, однако там их уже ждали пули и лазеры расставленых по склонам стрелков. Гулко раскатились четыре взрыва: склады топлива, неигровой арсенал, входы в подземную часть крепости, большая водяная цистерна.

В городке Кога-рю завыли пожарные сирены; а дежурный офицер размещенного там же второго батальона северного полка приказал поднять войска по тревоге. Спустя еще некоторое время ситуация прояснилась: партизаны напали на крепость союзника — ниндзя Кога-рю. По-жабьи раздувшись от важности, офицер приказал изготовленной к бою части исполнить союзнический долг и помочь братьям по оружию. Самураи сноровисто попрыгали в транспортеры и выехали за ворота, намереваясь обойти крепость кольцом пошире, и прижать нападавших к стенам цитадели, наседая на них со спины. В успехе никто не сомневался: без тяжелого оружия партизанам крепость не взять, поэтому, как бы ни был удачен налет, рано или поздно им придется отходить в горные леса. Тут-то самураи их и встретят! Батальон С2 не поскупился, отправив на помощь Кога-рю почти все боеспособную пехоту, найденную на тот момент в базе.

Дежурный офицер вернулся к зданию штаба, открыл дверь и получил ножом в шею. Вторая половина Синих Драконов, дождавшись, пока самурайская пехота удалится к крепости, со всех сторон набросилась на ограждение базы, подорвала его и рассеялась по территории части, расстреливая сонных охранников, наспехминируя машины, сборные домики, расшвыривая гранаты направо и налево. Синие Драконы целеустремленно пробивались к большим ангарам роботов.

Штурм оказался совершенно неожиданным. Может, кто и успел вякнуть по рации чтонибудь вроде: "Вернитесь, на нас напали!" — но высланные на помощь Кога-рю войска не поверят таким воплям. Партизаны не дураки, с них станется ложными известиями тудасюда раздергать колонну. Вернуть пехоту мог бы дежурный офицер, только он знал нужные пароли и допуски. Но дежурный уже лежал в луже собственной крови. Все прочие командиры второго батальона мирно почивали в союзном городе, пока еще не зная, что базу роботов Дома Куриту в этот самый миг разносят на мелкие вонючие клочья. Скоро все сборные домики базы развалились или сгорели, а большинство капитальных зданий попало в руки нападавших. Самураи засели в ангарах с роботами, и яростно отстреливались, пока техники изо всех сил пытаясь завести хоть какого-нибудь тяжеловеса. Драка продолжалась; Синие Драконы не брали пленных. Точно также, как в крепости Кога-рю за двадцать пять километров от базы, люди умирали и под открытым небом, и в узких полутемных коридорах.


***

Коридор оказался коротким. Оправить форму Норвежец не успел: откуда же в тюрьме возьмется зеркало? Приходилось надеяться на утреннюю усталость охраны. Андрей вздохнул отчаянно: все эти надежды — до первого прямого взгляда в лицо. Дальше все просто: опознают и пристрелят. Отвечать будет нечем: из оружия охранники носят только дубинки — как раз на случай вроде вот этого… Норвежец придал походке всю возможную твердость, и решительно завернул за угол.

Над его головой Синий Дракон упирался ногами в одну, а руками в противоположную стену узкого коридора. Увидав под собой человека в форме надзирателя, Дракон упал прямо на голову врага и быстрым движением свернул ему шею. Затем метнулся по коридору, отсчитал нужное количество дверей, прилепил на замочную скважину комок взрывчатки, воткнул детонатор и отбежал подальше. Грохнул взрыв; разлетелась дверь. В дыму и пыли Дракон появился возле топчана, на котором лежал узник. Тронув того за плечо, Дракон неимоверно удивился: узник лежал под одеялом голым, скомканная и окровавленная пижама валялась на полу. А потом Дракон заметил, что человек погиб от удара в горло и засомневался: охрана бы скорее забила насмерть дубинками. Ужасное подозрение вынесло Дракона из камеры; подбежав к убитому охраннику на углу коридора, Дракон лихорадочно выхватил из кармашка снимок, всмотрелся — и чуть не заплакал в голос. Он свернул шею человеку, освобождение которого являлось целью всей операции! Андрея Норвежца больше не было!

От горя и позора Синий Дракон оцепенел. Когда группа обеспечения Ига-рю ворвалась в коридор, Дракон безучастно стоял у стены, над трупом Норвежца. Выслушав короткий доклад, командир группы только хмуро ругнулся: вот уж нарочно не придумаешь! Однако делать было нечего. Драконы бережно завернули погибшего и потащили его вон из замка: следовало спешить, пока из города на помощь ниндзюкам не набежали самураи. Группа направлялась туда, где на горном склоне, уперев голову в сложенные ладони, ожидал результатов Синген Исороку.


***

Исороку оперся на поваленный ствол, прямо сквозь слабо мерцающую голографическую карту, и встал. Перед ним двое Синих Драконов крепко держали за руки третьего.

— Так, значит, ты отказался стрелять в ниндзя Кога-рю… — медленно уточнил Синген. Вскинул глаза на дезертира и резко спросил:

— Почему?

Тот заставил себя поднять голову:

— Мы с ними были в одной Игре… Я не могу убивать людей, с которыми за одним костром сидел.

— Норвежец с Тангеном тоже за одним костром сидели, я сам видел! — пожал плечами Исороку. Что ничуть не помешало Тангену захватить своего приятеля в плен и сдать самураям по квитанции, как какой-нибудь чемодан с тряпками!

Отказник ничего не сказал на это. Синген криво улыбнулся:

— А как же ниндзя, они-то убивают наших?

Дезертир выпрямился:

— Они пусть делают, что хотят! Меня беспокоит, как я перед богом встану!

Синген Исороку вспомнил недавний разговор с Кротом в ночных улицах Эмин Майл. "Вот попадется тебе пацифист в боевой операции", — сказал тогда бургомистр. — "И что ты тогда станешь делать?"

— Ты веришь в бога? — спросил Синген.

— Я христианин, — спокойно подтвердил Синий Дракон.

— Раньше мы делили друг друга на эльфов, орков и хоббитов, — задумчиво кивнул Синген. — Теперь, в полном соответствии с книгой, наступает время людей. Мы делим друг друга уже на христиан, буддистов и прочих… Взрослеем, что ли? Воистину, мир меняется…

И закончил деловым тоном:

— Ну, законы военного времени ты знаешь. Из-за того, что ты не застрелил радиста, ниндзя успели подать сигнал. Самураи, которые шли к крепости, повернули обратно. Хорошо, что все наши унесли оттуда ноги прежде, чем колонна вернулась на разрушенную базу. Но из-за твоей жалости мы так и не взяли ангар с роботами. Отсюда до Ноттингема, где большинство наших семей, кстати, и твоя… — Исороку внимательно посмотрел на дезертира, — Роботы добегут быстро. А радиста ты не спас, его убили все равно.

Отказник опустил голову.

— Если меня казнят, это будет правильно, — сказал он.

— Придурок! — спокойно объяснил Синген. — Убить тебя и кроме нас найдется кому. Особенно после сегодняшней операции. Желающие просто в очередь встанут… Скажи, а в самураев Куриту твоя вера стрелять не воспрещает? Если я правильно помню историю, христиане очень даже ходили в крестовые походы. Мы просто не станем посылать тебя против единоверцев… Хм, я хочу сказать, соратников по Игре. В истории такие случаи известны. Арабские наемники, "аль-арсии", ставили одним из условий службы, что их не отправят сражаться против последователей своего бога.

Дезертир покачал головой:

— Хочешь сказать, после всего этого мне поверят?

— Совет решит, — серьезно пояснил Сиген. — Будет неслабая ругань, конечно. Но я пойду даже на такой спор, только чтобы мы не стреляли сами в себя. Независимо от того, разбиты мы или побеждаем в частной операции, мы все равно проигрываем. Мы выигрываем войну лишь в те секунды, когда на Арде никто ни в кого не стреляет. Это нелегко понять, но ты постарайся. И человек, согласный пойти на казнь, но не убивать тех, кого, по его мнению, не следует убивать — ценность побольше, чем полк роботов.

— Будет бунт! — ужаснулся дезертир, — Основа дисциплины — подчинение… Если все станут, как я, что же случится с координацией, с управлением?

— Смотри-ка, грамотный! — сказал тот Синий Дракон, который держал отказника за левую руку. А второй стражник прибавил полуудивленно, полуехидно:

— Ох и крут наш атаман! Одними словами уболтал до того, что ты начал сам смерти просить! Если ты так хорошо видишь последствия, какого же хрена ты сделал то, что сделал?

— Человек иногда принимает решения сердцем, — пояснил Синген, — Не все же время мозгами. Но с ним совет будет решать после.

— Мозгами или сердцем? — съязвил стражник. Синген глянул ему прямо в глаза, и тот умолк. Исороку добавил:

— Оружие отберите. Охраняйте его, чтобы волос с головы не упал. Ого, там, кажется несут Норвежца!

Окруженные молчаливой группой людей, носилки поставили посреди лесной поляны. Вперед выступил один из штурмовиков. По его мрачному лицу Сиген уже догадался, что он сейчас услышит.

— Я убил Андрея Норвежца по ошибке, — угрюмо доложил Синий Дракон. — Он был в форме стражника, и шел по коридору точно в то время, и точно в ту сторону, где мы ожидали прохода надзирателя. А лица его я не видел, потому что в коридоре негде было спрятаться, и я стоял врасклинку на высоте метра два, сразу за угловой балкой, и мог смотреть только сверху вниз.

Исороку устало сел на бревно. Машинально выключил голографическую карту. Веселенькое начало! Планета так на них надеялась, а Синие Драконы подвели. База роботов не добита. Норвежец мертв! "Уж лучше бы он оставался в плену", — сгоряча подумал Синген, — "Была бы хоть надежда, что удастся спасти его в следующий раз. А убили бы, так хоть не нам за это краснеть… Пожалуй, сам Норвежец лучше бы разработал и провел такую операцию".

Синие Драконы хмуро смотрели на командира. От его поведения сейчас зависело, признают ли дезертира и обознавшегося штурмовика козлами отпущения.

Наконец, Синген поднялся.

— Норвежца похоронить с почестями, — твердым голосом распорядился он. — Не следует нам мучить себя сознанием вины. Мы честно сделали все, что считали нужным для его освобождения, и если оно не удалось, что ж теперь, всем от стыда перевешаться? Этим дела не поправишь. Вторая и пятая группа займутся охраной, а все остальные примут участие в церемонии похорон.

— Представляю себе, — вполголоса заметил кто-то из окружившей носилки группы, — Как будет зол Лесник, когда узнает об этом!

Синген ничего не ответил. Так здорово, гладко начиналась операция! Таким хорошим парнем был Норвежец! Капитан Синих Драконов на собственной шкуре ощутил действие жестокого правила: "Даже если ты делаешь все, как надо, от неприятностей ты все равно не застрахован".

— К полудню они достаточно опомнятся, чтобы организовать прочесывание. — обратился Исороку к подошедшим командирам второй и пятой групп. — Девятка и четверка сообщают, что разнесли здешние вертолеты в щепки, так что с воздуха нас при удаче могут и не побеспокоить. Но могут с тем же успехом вызвать и аэрокосмические истребители из Осгилиата. Поэтому ни в коем случае не забывайте смотреть за небом!


***

Небо над океаном распахнулось чистое, словно бы вымытое до белого блеска. Ливия Харт и Изабелла стояли на корме "Стальной розы", ожидая наступления рассвета нового дня. И был это тот самый тринадцатый от вторжения самураев рассвет, когда Синген Исороку далеко на севере приказывал хоронить погибшего нелепой смертью Норвежца, а Фалька вытирала слезы Роланда, первый раз за неизвестно сколько лет заплакавшего.

Ливия Харт сердилась:

— Скорее бы дневной бриз! Хоть какой ветер лучше штиля… Места самые пиратские, тут на нас однажды десятка два галер выскочили… В протоках и камышах прятаться самое то!

— Две галеры на пеленге шесть-восемь! — произнес коммуникатор голосом одного из верховых наблюдателей. — Несут флаги Игры… Курс ведет к столкновению!

— Накаркала! — Ливия возмущенно стукнула обоими кулаками по планширу. — Корабль, к бою! распорядилась она, — Пираты идут с Дельты!

"Стальная роза" проснулась. Захлопали двери; отдаваясь в ногах мелкой противной дрожью, переворачивались и гулко падали тяжелые крышки люков. На мостик поднялись старший офицер, боцман, старший артиллерист и начальник абордажной команды. Офицеры извлекли большие морские бинокли и уставили их в сторону приближающегося противника.

— Туристов на галерею! — распорядилась Ливия Харт. — У кого билеты с правом Игры и подходящее оружие, выставить в первую линию, пусть получают по голове… За свои деньги.

Затаив дыхание, Изабелла наблюдала знакомую по пиратским романам суету. Откатывали пушки, выцарапывая из них пробки. Наскоро банили, заряжали взаправдашним порохом и безопасными игровыми ядрами. Поднимали над палубой сетку, чтобы защитить людей от сыплющихся во время боя обломков рангоута: игровые ядра не тронут живую плоть, но мачты и реи при попадании покрошат за милую душу. Вниз посыплются толстые палки, щепки, куски металла, повиснет над водой кислый пороховой дым — точно так же, как в давным-давно проглоченных Изабеллой книжках про капитана Блада! Возле ряда пушек, называемого ганвейл — "орудийная дорога" — вдоль борта занимали места люди со странными серпами на длинных рукоятках. Изабелла узнала приспособления для перерубания веревок и сбрасывания абордажных крючьев.

Между тем офицеры встревоженно толкали друг друга локтями, наконец, и капитан это заметила:

— Ну, что там? Флаги этих уродов хоть видно?

— Да, — подозрительно спокойно ответил обычно азартный старший офицер, — И галеры я узнал… Галеры "Ретард" и "Двина", двадцать девять банок Банка здесь — сдвоенная скамья для гребцов., пятьдесят восемь весел каждая. На веслах по восемь человек, итого примерно по четыреста-пятьсот человек одна галера. А всего почти тысяча. На абордаж они поставят не больше двухсот, иначе в море с веслами не управиться, тут им не речка. Если же снимут с весел хотя бы каждого второго, то нас попросту не догонят, ведь бриз уже вотвот подымется. Уйдем от них даже без дополнительных парусов.

— У меня сто девятнадцать человек, — вставил начальник абордажной команды, — И среди паладинов десятка два толковых парней. Но против этих, на галерах, мы не устоим!

— Почему это вдруг? — Ливия Харт сузила глаза. — "Ретард" и "Двина" принадлежат Кроту из Эмин Майл. Что в этом такого непонятного?

— Взгляни! — протянул бинокль старший артиллерист, — Может быть, ты разберешься?

Ливия Харт крайне заинтересовавшись, прикипела к окулярам. Заметив интерес Изабеллы, начальник абордажной команды вежливо предложил ей свой бинокль. Изабелла немедленно всмотрелась в подходившие к "Стальной розе" галеры. Так, флаги Игры. Потом еще полотнища… Флаг белый с красным драконьим силуэтом — кажется, Уникорн. На море почти никогда не встречается, Роланд почти всегда сражается на суше, но уж там ему равных нет. Слухи о короле Игры достигали даже Побережья, которое, вообще-то жило романтикой не столько рыцарской, сколько морской и пиратской. Ладно, с Роландом все ясно. А вот второй флаг… На белом поле зеленый лист, пробитый черной стрелой. За четыре месяца стажировки ни разу не встретился. Что же это такое? Изабелла покраснела. Лезть в справочник ей не хотелось, хотелось проявить себя с лучшей стороны. Но, сколько ни рылась в памяти, флага она так и не узнала. Плюнув, Изабелла вынула карманный компьютер и включила голографический определитель гербов и флагов Арды. Над мостиком засветились маленькие значки с подписями.

— Не трудись, девушка, — сказал начальник абордажной команды. — Это флаги города Уникорн и Фангорнского Леса. Причем, если ты будешь внимательна, то заметишь, что Красный Дракон словно бы нарисован от руки на первой попавшейся простыне, а не вышит, как положено, цветными нитками. Будто бы флаг наскоро изготовили взамен потерянного… Зато флаг Фангорна — тяжелая хоругвь, которую носят перед строем, там сохранились даже прямоугольные зубцы по краям. Тоже не слишком приспособленный для моря флаг… Как будто никто заранее не знал, что флаг придется поднимать именно на мачте. Кроме всего прочего, Роланд с Лесником, равно как их команды, друг друга на дух не переваривали все это время, понимаешь!

Изабелла кивнула.

— А теперь их знамена рядом! — рявкнул начальник абордажной команды, — Черт меня подери, если я понимаю, что это означает!

— Спокойно! — Ливия остановила офицера жестом, и отдала несколько распоряжений вполголоса, которые Изабелла не смогла разобрать.

Суета усилилась. Комендор ссыпался по трапу вниз, и пропал в люке второй батареи, где стояли самые большие пушки. Разговоры и шутливые перебранки на палубе внезапно стихли. Изабелла с удивлением разглядела, что начальник абордажной команды, так и позабывший у нее свой бинокль, уже командует внизу. Повинуясь его приказам, паладины из первой линии перемещались охранять входы на галерею, наполнявшуюся понемногу такими же туристами. Изабелла знала, что места возле ступеней галереи самые безопасные, и пираты никогда не пытаются взять смотровую палубу приступом, как бы свирепо они не изображали поползновения к этому. Паладинов просто вежливо убирали из под ног, но так, чтобы те ничего не поняли и не обиделись. Пушечные команды забегали втрое быстрее; над головами поплыли большие прямоугольные щиты-павезы.

— В чем дело? — недоуменно спросил какой-то новичок, сам недавний стажер, стоящий возле нижнего входа на мостик. Галеры подошли уже так близко, что людей и флаги можно было разобрать невооруженным взглядом.

Вполголоса, чтобы не пугать туристов, боцман объяснил новичку:

— От обычных пиратов можно отбиться; на худой конец, откупиться. Но уж если Лесник, да еще вместе с Роландом, выходят в море… Черт морской, и тот не знает, наверное, чего можно ожидать от подобной гремучей смеси! Смотри! — воскликнул боцман; все согласно проследили поднявшиеся с палуб галер дымовые стрелы.

— Это сигнал? — спросил стажер.

— Ага, — съехидничал боцман, — Это игровому серверу сигнал: дескать, готовься, сейчас трупы градом посыплются. Парень, это дриады берут ветер! То есть, по дымовому следу оценивают его направление и силу, чтобы стрелы шли куда надо, а не куда получится. Видишь, там на каждой галере мелькают их зеленые куртки? А из лука эти чертовки бьют со скоростью хорошей швейной машинки и с безошибочностью таможенного чиновника! И еще, смотри: вон люди, раздетые по пояс. С них станется обплыть корабль со всех сторон и броситься на абордаж, подтягиваясь на вбитых в доски ножах, а если у противника железный борт, как у нас, то они закидывают кошки за первый попавшийся выступ и ломятся во все окна и щели, какие найдутся… Рассказывают, что Андрей Норвежец во время большой войны с Лесником потерял так четыре драккара из пяти.

Боцман замолчал, потом прибавил:

— Если такой сухопутный краб, как Лесник, вышел в море, значит, ему что-то очень сильно нужно. А противник, который знает, чего хочет, всегда самый трудный.

Изабелла не испугалась. Трудные противники ее не смущали. Она представила, как сейчас начнется атака, и все произойдет в точности по любимым ее книжкам: начнется рубка у ганвейла, на горячих еще пушках; пираты и матросы полетят кувырком через борт. Свист сабель, азартные выкрики, удачи и промахи, и конечно же, бешеная радость победы… Все так, как она мечтала.

Только никого не убьют.

А на севере-то настоящая война…

Рядом с ней Игра показалась Изабелле чуть ли не кощунством. Словно во сне, она опустила руку на пояс. Черный атомарный нож, подарок Веланда Кузнеца, послушно лег ей в руку.

Говорят, черные ножи сами выбирают себе хозяина…

Изабелла вынула нож, повернулась к корме корабля, легко, плавно и быстро выпрямила руку. Нож сошел с пальцев точно так, как учили и показывали на тренировках, сделал положенные два оборота, а затем атомарное всепроникающее лезвие с тихим звоном перебило флаг-фал.

Ливия, офицеры и рулевой на мостике оцепенели.

Большое клетчатое знамя Игры медленно-медленно сложилось углами внутрь и неохотно поползло вниз. Потянул некстати поднявшийся утренний бриз. Флаг "Стальной розы" превратился в некрасивый пожеванный комок и, негромко плюхнув, ударился о воду.

Ливия Харт смотрела на Изабеллу так, как будто видела ее первый раз. Но девушке даже в голову не пришло, что Ливия может обидеться на нее. Изабелла подбежала к капитану, уткнулась ей в грудь и горько, безудержно расплакалась. Пожалуй, стажировку ей теперь могут и не зачесть. Могут и из команды попросить… Но все это Изабелла воспринимала как сквозь вату; а больнее всего ей казалось потерять улетевший за борт черный нож.

Над стихшим в непонимании кораблем раскатился слитный треск: команды галер убирали в ножны оружие. Флаги Игры на галерах тоже с минуту поколебались и поползли вниз. И далеко-далеко загремел радостный голос Лесника, кричавшего, что уж в ком другом, а в Ливии Харт он, Лесник, все это время не сомневался.


***

— Сомневаюсь я, что они непременно хотели перебить Ваш патруль! — вежливо, но непреклонно возразила Минни Тауэр знакомому ей еще по Изенгарду лейтенанту Хитаро Сугороку.

— Тогда как объяснить, что они на нас напали? — удивился лейтенант. — Их было не менее сотни, может и больше. Я не знаю, что они такого применили, но вся электроника роботов отказала напрочь. Остались только те механизмы, которые работали на достаточно простых электромеханических реле или вообще под ручным контролем. Выражаясь грубо, сдохло все, что было умнее холодильника!

— Но ведь после этого они Вас не тронули, верно? А пятерых пилотов вполне могли стоптать или подловить где-нибудь, невзирая на Ваши ручные излучатели…

— Госпожа главный аналитик! — лейтенант даже привстал, — Вы так и не поняли! В армейские излучатели и даже в пулевое оружие встроены электронные распознаватели генокода, чтобы в чужих руках оружие не стреляло! Так вот, эти распознаватели отказали начисто! И электроника наведения, оптической коррекции лазеров, тоже отказала! Из оружия нам осталось всего-навсего пять мечей… А если бы не традиция, которую я, признаюсь, до вчерашнего дня считал глупой, не было бы и этих мечей!

Лейтенант уселся на место. В разговор вступил младший генерал Нгуен Бань:

— О нет, не беспокойтесь так, лейтенант, — попросил он. — Думаю, мы все прекрасно поняли, просто поверить не можем. Ведь с таким оружием, которое Вы описываете, легко свести на нет любое преимущество в количестве роботов. В том месте, от которого окружившие Вас всадники бросились по сторонам, сброшенный спецназ действительно нашел следы взрыва. Очевидно, сработавшая установка самоликвидировалась. Это, по меньшей мере, странно: зачем уничтожать хорошо действующее средство? Но техники думают над этим, рано или поздно они найдут и разгадку. Нам же следует разобраться, отчего же все-таки Вас не стали добивать? Что скажет по этому поводу госпожа Минни Тауэр?

— Думаю, следует предпочесть самый простой вариант, — сказала Минни, — Они так полагались на мощь своего оружия, что сочли вас всех погибшими в кабинах роботов. А еще могу добавить, что решение выпускать роботов в степь без пехотного или воздушного прикрытия теперь оказалось глупостью. Наше счастье, что подобным оружием обладает пока лишь одна группа, или, как на Арде говорят, команда. Есть небольшие шансы заключить сепаратный мир именно с ними, или просто натравить на них спецназ: пусть выкрадут или выбьют силой секрет установки и технологию ее производства. Все-таки нам противостоят нерегулярные войска. Это означает, что они могут удовлетвориться первым успехом или даже видимостью успеха, а преследовать и уничтожать разбитого противника у них не всегда хватает мужества: это им не Игра, где даже побежденные спокойны за свою жизнь.

Генерал покачал головой:

— Звучит логично… Что ж… Господин лейтенант может идти, у него был нелегкий день. А Вы пригласите ко мне, пожалуйста, начальника оперативного отдела.

Воспользовавшись разрешением, Сугороку вышел из кабинета и направился по темным узким коридорам завода каменного литья, занятого самураями под базу. Неплохо было бы вымыться, но есть хотелось сильнее. Немного поколебавшись, Сугороку все же зашел в столовую: по пути. Пристроившись в углу, чтобы не отвечать на разные идиотские вопросы и подначки, лейтенант дождался заказанного подноса с едой и принялся насыщаться, краем уха слушая, как за соседним столиком беседут главврач и какой-то незнакомый офицер с нашивками космической службы.

— Этот ваш майор, — говорил космонавт, — От чего он так заболел? Ведь он же, если я не ошибаюсь, штабной оператор, вычислитель.

Главврач покачал головой:

— А вот не смейся над военными, брат! От судьбы не уйдешь даже в штабной палатке. Не разболтай только никому больше, ладно?

— Конечно, — пообещал заинтригованный родственник. Хитаро понял, почему космонавт вообще заехал из Осгилиата в самый Изенгард: с братом повидаться. Между тем главврач рассказывал:

— Ватанабэ дежурил в тот день, когда у нас девятнадцатое звено пропало. Пять роботов в один миг, никто из пилотов даже пикнуть не успел. Хотя нет, один как раз успел, да так заорал, что бедняга Ватанабэ чуть было не оглох… Потом разведка как будто выяснила, что их вроде бы раздолбали какими-то агрегатами из городского хозяйства. Но девятнадцатое звено все же погибло в городе, там хотя бы изза углов и крыш можно подобраться. Ну вот, а тринадцатое звено Сугороку умудрилось вляпаться вообще посреди открытой степи. Они пошли в патруль; майор сидит себе у контрольной доски, как в прошлый раз, и тут — хлоп! Пять сигналов от пяти роботов снова пропадают, как дракон хвостом смахнул!

Брат затаил дыхание. Насладившись произведенным впечатлением, главврач продолжил:

— Ватанабэ, бедняга, сам себе не поверил. Решил, что мерещится. Вызвал их по рации — ноль на массу. Объявил тревогу и тут же, возле пульта свалился: инфаркт, изволите ли видеть. К счастью, реанимация у нас здесь неплохая, работает тот веселый парнишка, с которым ты как-то выпивал на Луфиене, когда мы еще были девятнадцатой учебной базой…

— К черту базу, — перебил брат, — Что дальше было?

— Да что могло быть? — удивился рассказчик. — Набежали санитары, дежурный врач. Откачали Ватанабэ. Пришлось комиссовать по причине сердечной слабости. А ведь ни одного десанта, в рукопашные не ходил, стрелял только в тире, положенные тридцать патронов в неделю. Хороший дежурный был, никогда не забудет ничего, нам всегда транспорт и материалы точно к сроку, продовольственникам всегда машины вовремя отправлял… Пилоты на него тоже не так злились, как на большинство оперативных. Ну, а теперь на государственной пенсии. Правда, за высадку ему выплатят немало, а с его организаторскими способностями сможет и свое дело завести.

Брат-космонавт помолчал.

— Действительно, — наконец произнес он. — Судьбу на кривой не объедешь. Ну ладно. Пора мне, грузовая колонна идет на Осгилиат, меня берут в кабину. До встречи…

Братья распрощались и разошлись. Сугороку немного поразмышлял над превратностями кармы, потом доел обед и зевая, поплелся в баню. Лейтенанту очень хотелось спать.


***

Спал Лесник на жестких палубных досках. Места на галерах не очень-то хватало, большинство людей с радостью перебрались на "Стальную розу", где хотя бы палубы и трюм были достаточно обширны, чтобы разместить все команды. Барк подходил к Лиссу. На мостике Ливия Харт и Изабелла немного ревниво выспрашивали Браэнн с Фалькой, каково тем живется среди дриад. Чеза, хвастаясь ловкостью, разгуливала по ограждению галереи на зависть и удивление туристам; впрочем, и команде.

Снился Леснику очень странный и тяжелый сон. Словно бы пришел к нему Андрей Норвежец — да такой страшный, избитый, весь в синяках и кровоподтеках — и затеял ругать его: ты-де плохой сержант! Не умеешь заставлять людей делать работу трудную, тяжелую, грязную! Лесник упирался: зато, может быть, когда-нибудь стану хорошим генералом. Надо же хоть иногда смотреть на жизнь с большей высоты, чем сержантская лесенка из четырех нашивок; да и умением расставлять посты и организовывать чистку сортиров мир не кончается! Качал головой Норвежец, верилось ему в это с трудом, и говорил он, так и не согласившись: может, генералом и станешь, мало ли как жизнь повернется. А сержант ты все-таки плохой! Затем Андрей махнул рукой, сказал: прощай, не вздумай идти за мной! И ушел, странно выворачивая голову назад.

Лесник проснулся, отер со лба холодный пот. Если судить по солнцу, от рассвета прошло часов восемь, и время стояло обеденное. На мостике Браэнн перебирала перья почтового ворона, который, по всей вероятности, недавно принес сообщение. Наконец, дриада нащупала кармашек на ошейнике птицы, извлекла оттуда долгожданную записку, развернула… Встревоженный изменением в лице девушки, Лесник взбежал на мостик. Браэнн протянула ему бумажку; капитан Фангорнского Леса прочитал:

"Норвежец погиб при попытке освободить его. Он был в форме тюремщика и убит по ошибке. Похоронили в лесу. База самураев сожжена, но ангары и роботы целы. Мы потеряли пятнадцать человек ранеными. Отходим к Ноттингему согласно плану".

Вместо подписи на бумаге стоял одинокий иероглиф "Шесть веток", как иногда можно было прочитать фамилию Исороку.

Лесник помолчал, собираясь с мыслями. Наконец, обратился к Браэнн:

— А не было новостей от Мастера?


***

Мастер молча и сноровисто закидывал плотные упаковки в распахнутый люк челнока, где их подхватывал кто-то из команды и распихивал по углам и закоулкам. Над Ардой катился щедрый летний полдень, и горячие солнечные лучи заливали небольшую полянку, на которую приземлился еще меньший по размерам лихтер с "Хорога". Тень стоял глубоко на дне кабельного колодца, вынимал из мешка у своих ног упаковки с кристаллами и перебрасывал их Легату; а главный хакер Раздола метким броском перепасовывал их Мастеру, который завершал цепочку.

Все трое скинули одежду. Пот блестел на исхудавших телах.

Наконец, все упаковки оказались в трюме. Легат протянул руку Ингвару Тодзио, которого на Арде именовали Тенью, и мощным рывком помог ему вылезти из аварийного выхода — отчего сам едва не кувыркнулся в колодец. Промышленный шпион подошел к пилоту лихтера, они немного помолчали, потом легонько хлопнули друг друга по плечам. Вся сцена напомнила Мастеру погрузку зерна гденибудь на ферме: потные полуголые работяги перекидали мешки, теперь старшой подает водиле накладную, тот изо всех сил важничает, расписывается…

Легат уже перерывал отброшенные на край поляны куртки — искал фляжку.

— Будем на месте через шесть часов или около того, — сказал пилот. Тень ответил хриплым, пересушенным после погрузки, голосом:

— Пусть транспорт уходит сразу же. А в системе Луфиена немедленно сообщение. Не дожидайтесь, пока челнок долетит от прыжковой точки до планеты.

Пилот кивнул и запрыгнул в кабину.

— В колодец, живо! — распорядился Тень. Мастер вместе с не успевшим отхлебнуть Легатом сгребли одежду и нырнули в люк. Тень последовал за ними, перевернув за собой тяжелую металлическую крышку. Спустя некоторое время над головами загрохотало, засвистело тугое пламя стартового ускорителя, но люди уже забрались по колодцу достаточно далеко, чтобы огонь мог повредить им даже сквозь развороченную когда-то замочную скважину. Возвращаться к выходу смысла не было: крышка наверняка раскалена докрасна, если не превратилась в лужицу металла на полу колодца. Так что троица лазутчиков, не сговариваясь, продвигалась по галерее и радовалась, что в свое время гномы не пожалели труда сделать ее проходной — то есть, высотой в рост. Можно было идти не пригибаясь.

Метров через пятьсот открылся еще один путь наверх. Легат пробрался к люку, потрогал его осторожно рукой, и пробормотал удовлетворенно:

— Как будто не горячий… Что ж, приступим.

— Опять полчаса будешь код подбирать? — устало поинтересовался Тень. — Может, сразу пушку возьмешь?

Легат отрицательно покачал головой, ничего не отвечая. То ли на этот раз ему повезло больше, то ли щеколда замка попросту не приржавела к раме — так или иначе, люк открылся уже через несколько минут.

— Смотри ты, на самом деле хакер, — вяло похвалил Мастер. Трое уставших мужчин выбрались на поверхность и проводили взглядами тающий в полуденном небе шлейф от взлетевшего челнока.

— Не собьют его по дороге? — спросил Легат.

Тень медленно качнул головой:

— Нет. У нас на такой случай припасен ответчик системы "свой-чужой".

— Так они же одно…ра-а-азовые? — с зевком поинтересовался Мастер, — Я читал или видел гдето в Сети…

— А он только один раз и нужен, — серьезно ответил Тень. — Вот сегодня. Больше лихтеры сюда садиться не будут.

И ощущение успешно выполненой работы навалилось на всех троих. Мастер еще раз зевнул. Тень и Легат спать не хотели. Но и двигаться, спускаться в поселок, искать своих коней, отвечать на неизбежные вопросы, да потом еще и трястись в седле никто из них не испытывал желания. Тем более, что спешить было уже некуда.

Мастер подстелил куртку, свернулся калачиком и мгновенно заснул. Тень протянул руку к поясу и включил манок. Неслышный человеческому уху, ультразвуковой луч поднялся к небесам и где-то на полпути к солнцу зацепился о приемник свободного ворона почтовой службы. Вышколенная птица послушно сложила крылья и спикировала вниз, едва не сбив вызвавшего ее Теня с ног.

Тень нащупал кармашек на ошейнике ворона; в нем отыскались изрядно сточенный карандашик и пачка маленьких листков.

— Тоже мне, служба коротких сообщений! — фыркнул Ингвар. — На эти листки в лучшем случае по букве влезет!

Легат молча взял у него из рук карандаш, заточил его о край собственной пряжки ремня. На выбраном листке Легат написал тонким грифелем лишь одно слово: "Да". Затем перевернул листок и поставил на другой стороне три подписи: собственную — глаз; расплывчатое пятнышко за Теня; скрещеные молоты за спящего Мастера. Предстояло указать адресата, но как раз эта процедура воронами почтовой службы была отработана. Легат вынул из кармана микрокомпьютер и включил голограммы: Лесник, Роланд, Сингэн Исороку, Браэнн, Всадник, Бренк, еще несколько человек, назначенных аварийными получателями письма. Дождавшись, пока ворон мигнет в знак того, что понял и запомнил всех получателей, Легат развернул птицу на юго-восток: где-то в том направлении следовало искать Роланда с Лесником, которые должны были прочесть сообщение прежде всего. Вложил записку в кармашек и спохватился:

— Тень, у тебя почтовый сахар есть?

Тень молча пошарил по карманам, затем вытащил прозрачную пластиковую упаковку рафинада, каждый кубик которого запечатывался отдельно. Легат отломил стартовый кусочек сахара и вложил его в приоткрытый клюв. Ворон оглушительно каркнул, едва не прикусив хакеру пальцы, махнул крыльями и ушел в небо. "Пожалуй, размах метра три будет!" — восхищенно подумал Легат, глядя ему вслед.

Потом Тень и Легат уселись под дерево и сквозь прорехи в листве посмотрели далеко на восток, в широкую степь Каленардона.

— Вот черт! — разом стряхнув сонливость, подскочил Легат. — Пока мы лазили по подземельям, они уже не пятерками стали бегать, а двадцатками!

— Какими двадцатками? Что ты несешь? — удивился Тень. — Двадцать роботов составят целый батальон!

— Смотри сам! — пожал плечами Легат, отводя застилающую обзор пышную ветвь.

Действительно, по серебристо-зеленой степи огромной буквой "П", верхней перекладиной вперед, бодро трусили роботы. Одна пятерка составляла перекладину буквы. Сразу за ней катились гусеничные транспортеры, и наверняка безбожно ревели мощными дизелями, но все происходило так далеко от горного склона, что Тень с Легатом ничего не слышали. По обоим флангам шагали две короткие цепочки из пяти роботов каждая — стойки буквы "П". Таким образом, машины с пехотой и вспомогательная техника оказывались в середине как бы броневого колокола, и не имели прикрытия из роботов только со спины. Ни Тень, ни Легат, ни спящий Мастер не знали, что перед ними третий батальон Северного полка. С четвертой стороны броневой колокол должно было замыкать звено С19, но оно все целиком погибло в городе Уникорн еще на третий день высадки.

— Эти тоже шустро бегут! — заметил проснувшийся и тихонько подобравшийся к наблюдателям Мастер. — И тоже к вечеру будут у Серебрянки… Только их не двадцать, а пятнадцать. Но этого хватит: пожалуй, Тхас они возьмут с ходу. А если не остановятся, будут завтра утром под стенами Ноттингема.


***

Утром под стенами Ноттингема выстроилась редкая цепочка людей: двенадцать рейнджеров Шервудского Леса заинтересовано смотрели вдаль, на подбегающих с юга роботов Дома Куриту.

Роботы Дома Куриту двигались в классическом боевом порядке, изобретенном для бронеединиц еще тогда, когда на полях сражений тон задавали любимые Мастером танки. В первой линии широко развернулись пять легких "Страусов"-разведчиков. Интервалы между ними доходили до трех километров. Всей задачи у "Страусов" только и было — обнаружить противника и определить его численность, силу, а также куда и насколько быстро он движется.

Получив доклады передовой линии, командир батальона принимал решение. Слабого противника давили две колонны средних роботов — "Снайперов" или "Фениксов", развертывающиеся в цепь или уступами только тогда, когда уже знали, с кем придется перестреливаться. Противника, равного по силе, одна пятерка средних роботов сдерживала, а вторая пыталась обойти со слабого фланга — ко времени начала боя разведка уже обязана была найти слабину. Сильнейшего противника обе пятерки медленно заманивали, отступая так, чтобы враг подошел под тяжелые орудия четвертого звена, которое в батальонах комплектовалось самыми мощными машинами: "Викингами", "Мародерами" и им подобными восьмидесятитонниками.

В открытой степи между Мглистым хребтом и рекой Андуин Великий враждебных роботов как будто не должно было встретиться. Но, поскольку совсем недавно звено С13 умудрилось нарваться на новое оружие и бесславно потеряло все пять машин, командир третьего батальона, получив приказ штурмовать Ноттингем, счел за лучшее развернуть роботов в боевой порядок, а транспортеры сопровождения оставить под охраной пехоты в захваченном ночью Тхасе. В индейской столице к пятнадцати роботам третьего батальона присоединилась еще пятерка машин из второго — звено С23, ночью подошедшее с востока через Рось. Его-то и назначили четвертой группой, чтобы привести боевой порядок в соответствие с уставом.

Закончив приготовления, роботы бодрой рысью побежали на Ноттингем. Их пилоты, встревоженные серьезной подготовкой, подсознательно искали взглядом равного по силе врага, против которого стоило выстраивать правильный боевой порядок.

Каково же было удивление командира батальона, возглавлявшего левую колонну средних машин, когда подсознательные ожидания подтвердились, и по батальонной сети раздалось:

— Контакт!!! Двенадцать… Двенадцать силуэтов на два часа!

"Два часа — впереди справа." — машинально перевел комбат. — "Но откуда здесь целых двенадцать роботов? Почему их не применяли раньше? Когда они успели высадиться?" — а его командирская глотка уже привычно распоряжалась, словно существуя отдельно и от тела и от удивленного встречей мозга:

— Двадцатые перекатами на холмы. Семнадцатые обходят город слева. Двадцать третьи накрывают холмы огнем с места…

Но тут майора непочтительно прервали:

— Это ошибка! Там не роботы! Это элементалы, пехота в скафандрах!

— Да откуда у них скафандры? — изумился было майор, но тотчас и вспомнил, как в самом начале высадки на диком Западе пропал робот Южного полка и с ним полтора десятка охранников. Выходило, что колонисты приобрели на этом двенадцать исправных бронескафандров и переправили их в Ноттингем. А сейчас вот выставили на поле. Что ж, подготовленные элементалы — трудный противник. Но откуда здешним крестьянам уметь пользоваться активной броней? Скафандр ведь больше машина, чем одежда, просто ходить в нем — и то нужен навык…

Пока командир батальона отменял атаку на холмы, занятые жалкой дюжиной пехотинцев, те не теряли времени даром. Шериф Ноттингемский не собирался сдавать город без боя. Еще вчера вечером, приняв сигнал от Мастера о движении огромной силы на Тхас, рыжеволосый капитан лесных рейнджеров понял, что взятием индейской столицы самураи не ограничатся. Тем более, что боя под Тхасом не произошло: получив предупреждение, жители разбежались кто в степь, кто в предгорья Мглистого хребта, и самураи заняли город без сопротивления. Из Ноттингема жители тоже ушли еще ночью, но город не желал сдаваться просто так. Двенадцать охотников, согласившихся помочь Шерифу в его авантюре, взяли самые лучшие ружьясвинобои и всю ночь снаряжали новые патроны к ним.

Вся планета знала, что основным источником дохода Ноттингема является охота на гигантских свиней-гроконов. Доходы от сафари и продажи туристам всяких сопутствующих товаров перекрывают даже прибыль от торговли лесом. Для каждого дела требуется соответствующий инструмент; и для того, чтобы валить на полном ходу восьмисоткилограммовых кабанов, Шервудские стрелки придумали специальное ружье, взяв за основу старинный бронебойный "Гепард". Двадцатимиллиметровая пуля сохраняла убойную силу на дистанции в километр; с прицельных трехсот метров пробивала железнодорожный рельс — вдоль по всей длине. А к четырнадцатому дню войны благодаря Норвежцу Арда уже знала, что роботы уверенно ведут бой лишь на дистанции пятьсот-семьсот метров, дальше их прицелы не позволяют нормально сфокусировать боевой лазер. Ракеты же чаще всего летят туда, где им кажется уютнее, а не туда, куда хотелось бы комбату.

Взвесив все перечисленные обстоятельства, Шериф сделал ставку на дальнобойность ружей. Ранним утром на склонах Ноттингемских холмов двенадцать охотников вскинули к плечу длинные стволы свинобоев.

— Ружье стреляет, ветер пулю носит… — пробормотал Шериф. Потом назначил первую цель:

— По левому, ближнему, по месту соединения его правой ноги с корпусом… Товсь!

Согласно щелкнули затворы.

— Залп!

Двенадцать пуль, снаряженных ради такого случая трассирующим составом, прочертили небо двенадцатью красными дугами. Охотники открыли огонь с дистанции две тысячи метров, вовсю используя тот факт, что по стальному гиганту промахнуться трудно. Рыжеволосый капитан Ноттингемской команды напряженно следил за алыми параболами в бинокль, приговаривая вполголоса:

— Первая… Вторая… Три… Две мимо… Шестая точно… Нормально… — потом повернулся к шеренге и обрадовал:

— Девять из двенадцати. Для такой дальности считай, без рассеивания. Теперь беглым, прицеливание самостоятельное, цель та же… Огоньогонь!

Двенадцать ружей грохнули, как хорошая артиллерийская батарея. Пули зажжужали вокруг ног первого разведочного "Страуса", а достать наглых людишек с двух тысяч метров робот не мог никак. Очень скоро полетели первые куски феррокретовой брони, ну а потом кому-то из охотников просто повезло. Даже на дистанции, большей чем два километра, хоть одна пуля рано или поздно попадает, куда надо — всем летчикам и зенитчикам прекрасно это известно.

Теперь эту истину на своей шкуре почувствовал пилот С173-го. Механический сустав разлетелся. Правая нога отказала. Робот дернулся, попытался шагнуть — и рухнул.

Командир семнадцатого звена отреагировал на это немедленно. Оставшиеся четыре машины бегом понеслись на охотников, вовсю паля из бортовых пулеметов. Рейджеры поспешно отступили за гребень холма; едва лишь роботы зачернели над гребнем на фоне рассветного неба, грохнули еще несколько быстрых слитных залпов. Охотники палили в упор; не промахнулся ни один. С172-й закачался взад-вперед, потом кувыркнулся и покатился кубарем под уклон, зачерпывая песок зевом разбитой вдребезги кабины. Тройка роботов повернулась, чтобыотойти — очередной залп разворотил охладители С174-го, и тот замер на склоне, не в силах двинуться ни туда, ни сюда. Ликующие рейнджеры принялись всаживать в замершего робота пулю за пулей, и не заметили, как по полю к ним гигансткими скачками несутся элементалы — бронепехота Дома Куриту.

С этого момента игра пошла равная. Рейнджерские свинобои убивали бронепехотинцев с одного попадания, но те умело маневрировали и отстреливались ничуть не хуже. Противники едва успели обменяться двумя залпами, как Шериф с ужасом увидел, что из его двенадцати человек осталось восемь. Сколько потерял противник, Шерифа не очень беспокоило: всех самураев так или иначе не перестреляешь, город покинут еще ночью. Чего ради своих-то класть?

— Сматываемся! — заорал Шериф в коммунникатор, — Под холмы, на озеро!

Охотники сбросили трофейные кирасы и шлемы, включили костюмы-хамелеоны и кинулись врассыпную. Однако самураи не отставали. Редколесье на холмах затянуло дымом и поднятой пылью. Роботы тут уже ничего не могли сделать: самураи и рейнджеры сражались вперемешку, стреляя друг в друга из-за камней и поваленных стволов. Бронепехотинцы взлетали на полсотни метров в высоту и оттуда выцеливали прячущихся за валунами рейнджеров. Охотники не оставались в долгу, ухитрившись три раза попасть точно в баки с топливом для прыжковых двигателей. Хорошо видные вспышки и широко разлетевшиеся ошметки отбили у самураев охоту высоко подпрыгивать, и дальше бронепехотинцы сражались уже на земле. Дым скрывал самураев не хуже, чем костюмы-хамелеоны — лесных охотников, так что и преимущество незаметности рейнджеры очень скоро утратили. Но все-таки охотники были у себя дома, а самураи опасались, что их куда-нибудь заманивают, чтобы потом навалиться со всех сторон большими силами. Поэтому люди Шерифа ускользали, если хотели ускользнуть, а самураи не очень спешили приближаться к ним, хотя и не прекращали преследования.

В конце концов, рейнджеры оторвались от погони. Трое оставшихся в живых охотников и Шериф Ноттингемский приползли к берегу Долгого озера, где спрятались в приготовленной заранее пещере с подводным входом. Самураи еще добрых полчаса вяло перестреливались между собой, пока не сообразили, наконец, что противник давно исчез. Подобрав два десятка своих погибших и несколько вражеских трупов ради отчетности, бронепехотинцы отступили. Стычка на холмах закончилась. Дому Куриту больше никто не препятствовал.

Самурайские колонны медленно втягивались в покинутый жителями город Ноттингем.


***

— Ноттингем взят. Жители бросили его точно так же, как и Тхас. — Минни Тауэр неторопливо перекладывала белые листки донесений по темному пластику шаткого стола. Вчера Нгуен Бань вызвал главного аналитика в Осгилиат, и Минни не могла понять, почему: операция развивалась по плану. А обработка Основателя, ради которой Минни вообще перебралась в захваченный завод каменного литья, представлялась задачей куда более важной, чем расследование пьяных драк между офицерами Осгилиатского гарнизона.

Начальник разведки хмуро смотрел в измятый пол штабной палатки.

— Вы расследовали нападение на патрульное звено С13? — спросил он. Минни запнулась, потом вспомнила и ответила:

— Мы же вместе беседовали с лейтенантом, Вы должны его помнить! Сугороку…

Начальник нетерпеливо поднял руку, и Минни послушно умолкла.

— А прокладку курса звена Вы видели?

Минни пожала плечами:

— Обыкновенный патрульный зигзаг. Пятьдесят километров туда, пятьдесят километров сюда. — тут до нее, наконец, дошло, в чем дело.

— Одну минуту! — госпожа главный аналитик выхватила свою планшетку и включила голографическую карту. Маршрут злосчастного звена скоро отыскался в базе данных. Нгуен Бань и Минни Тауэр молча проследили его взглядом. Одна из ветвей зигзага — именно та самая, которую звену не позволили закончить — упиралась прямиком в развалины города Рось.

— Если Вы полагаете, что дело в этом месте, — Минни непочтительно ткнула пальцем в развалины, — То, наверное, стоит попробовать подобраться к нему с левого берега.

Генерал молчал.

— А! — сказала Минни, — Была попытка! Сколько роботов потеряно? — спросила она напрямик.

— Только один, — спокойно пояснил Нгуен Бань. — Но дело даже и не в этом. Как продвигаются Ваши беседы с Александром Валле?

Минни пожала плечами.

— Молчит или язвит, но это ненадолго. Внутренне он уже готов пойти навстречу. Если поставить его в ситуацию, когда он сможет согласиться и помочь нам, не теряя лица, то все завершится удачно. Мои днем и ночью думают, как такую ситуацию создать.

— Вот пусть пока что и думают! — приказал младший генерал Нгуен Бань. — Вам же надлежит срочно отложить все Изенгардские дела и возглавить вымывание информации из арестованных…

— Какие арестованные? Почему я ничего об этом не знаю? — удивилась Минни Тауэр.

— Потому что я только что распорядился. Об этом даже сами арестованные еще не знают, — оскалился в нехорошей улыбке Нгуен Бань.

— Вы полагаете… — осторожно удивилась Минни. Начальник не стал больше ходить вокруг да около:

— Началось! Смотрите: позавчера тринадцатое звено идет в сторону Роси… Идет случайно, но повстанцы-то об этом не знают! Звено уничтожают, не пожалев новейшего оружия, а ведь целый город Ноттингем, последнюю базу на восток от Мглистого хребта, нам практически сдали: сегодняшняя перестрелка в Ноттингемских холмах не изменила и не могла изменить хода событий… Далее, вчера в сторону Роси случайно отклонился патруль С22 с базы Кога-рю, это вовсе на другом берегу Андуина. Однако против него тотчас применили такую же установку, как против звена Хитаро Сугороку. Правда, вырубился всего один робот. Прочие рванули оттуда на всех парах, не дожидаясь развязки. Пилот отказавшего С224 к вечеру добрался до блокпоста в Южном Лихолесье и несказано обогатил родной язык разными загадочными выражениями по адресу бросивших его товарищей… Совершенно очевидно, что Сопротивление в развалинах Роси что-то строит или прячет, и всякие наши поползновения в ту сторону пресекает без колебаний, не жалея оружия, которое пожалело для защиты Тхаса и Ноттингема.

— А если учесть, что единственный способ серьезно наступить нам на хвост — это переслать компрометирующие материалы Дому Штайнера или Федеративному Содружеству, то становится понятно, что там собирается эскадра для нападения на космопорт: летные поля Осгилиата почти со всех сторон огибает река Быстротечная, куда из Андуина попасть нетрудно. Захват шаттла им, правда, ничего не дает, если только… Хорог!! — воскликнула Минни Тауэр.

— Хоро… что? — удивился ее начальник.

— Если они захватят военный шаттл на летном поле Осгилиата… Ну, допустим, им это удалось, пробормотала Минни Тауэр, — Военный Т-корабль им не взять все равно. Зато транспортник промышленников, тот самый "Хорог", который тут болтается уже две недели, от самого начала вторжения, они захватят без проблем. Вот Вам и путь доставки компромата… А еще какие-нибудь признаки, интересно, есть?

Генерал покачал головой:

— Так дела не делаются! Уж больно у Вас все просто! Сейчас я к командующему, а Вы вернетесь в отдел и медленно, тщательно все продумаете. Времени Вам до заката… Кстати, учтите: "Хорог" уже не болтается у прыжковой точки. Он улетел ночью, если по планетарному времени.

— Уговорили?

Генерал сумрачно ухмыльнулся:

— Командующий лично поднялся на борт и выругал капитана. Тот ответил в духе, что-де Синоби ему не начальник. Командующий вскипел, сказал что-то вроде: "У нас в армии хамов не держат", и ушел. После чего один из адъютантов командующего затеял драку с капитаном. Выбил ему зуб, сам получил по ребрам…

— Не люблю подхалимов, — отрицательно мотнула головой Минни Тауэр.

— Он так понимает верность, — не согласился генерал. — Да нам-то все равно, главное, что "Хорог" улетел, наконец. Так что, даже если Сопротивление пригонит свои корабли, и даже если захватит шаттл, то на этом его успехи и кончатся… Но есть еще одна деталь, которая в мозаику никак не укладывается. Туристы!

— Что значит "туристы"? — насторожилась Минни Тауэр.

— В портах Побережья: Лисс, Эккор, Харлонд, Одесса и так далее, забиты все отели. Все крупные парусники высадили на берег всех туристов, и произошло это практически за одну ночь. При этом никакого обмена радиосигналами или чего-нибудь подобного отмечено не было. Я скоро поверю нашим людям, которые утверждают, что на экзотической птичьей почте держится половина комунникаций Арды.

Минни Тауэр пожала плечами:

— Крупные парусники могли понадобиться для нападения на наши паромы с роботами. Откуда им, то есть колонистам, знать, что теперь-то паромы охраняются намного сильнее, чем прежде?

— Или для перевозки войск и тяжелой техники наемников, которые могли высадиться где-нибудь на необитаемых территориях, хотя бы на севере Южного Материка. — заметил Нгуен Бань. — Пес его знает, как им удалось обмануть орбитальный контроль, но вдруг? Мы обязаны предполагать худшее. Пусть Ваш отдел рассмотрит и такой вариант. Теперь что касается Роси: роботы туда не доходят; следовательно, надо выбросить спецназ.

Минни Тауэр кивнула:

— Вполне может получиться. Доставить лучше всего на подводных лодках, этого на Арде мы еще не пробовали, и есть шанс, что такого хода от нас не ждут. За небом колонисты наверняка наблюдают.

Нгуен Бань пожал плечами:

— Меня не покидает чувство, что мы все-таки знаем слишком мало, и ситуацию не контролируем… До полудня два часа. Ступайте в третий отдел и от моего имени распорядитесь, чтобы не позже двенадцати группа спецназ находилась на набережной, и был готов катер — перевезти группу к месту тайной погрузки в подводные лодки. Времени мало, так что пусть транспортники подают катер прямо под Малиновый Мост!


***

Под Малиновый Мост неспешно вползали две галеры. На носу "Ретарда" возвышался угрюмый по-прежнему Роланд; стоящая на носу "Двины" Изабелла вспоминала, как боцман подошел к Ливии Харт, кивнул в сторону заплаканной девушки и сказал:

— Если ты надумаешь сдвоить экипажи, то боцман для нее у меня есть!

Ливия тогда удивленно глянула сначала на боцмана, потом на стажера, потом фыркнула не хуже дельфина и ответила:

— При всем ее правильном сердце девчонке еще очень много надо узнать и о море, и о людях, прежде, чем хоть кого-нибудь можно будет доверить ей под командование!

Боцман пожал плечами, но спорить тут было пока не о чем. А уже после, когда стало известно, кто отправляется с Лесником и Роландом в Осгилиат, Ливия предложила Изабелле сходить в столицу на одной из галер. Изабелла выбрала "Двину". По просьбе капитана "Стальной розы", девушке доверили стоять офицерские вахты: в спокойных речных протоках главная трудность — правильно разойтись со встречными кораблями, что весельной галере намного проще, чем громадному паруснику; а внезапному шквалу, губителю не только начинающих моряков, на реке просто неоткуда взяться.

Теперь Изабелла стояла посреди квадратной носовой площадки "Двины", и ожидала, пока галеры дойдут до причальной стенки, начинавшейся сразу за Малиновым Мостом.

Лесник молча стоял справа, у самого ограждения, и смотрел, как весла вырываются из воды. Утро для него началось рано. Отстояв свою вахту на мостике, капитан Фангорна увидел, что ложиться спать уже нет особого смысла, тяжело вздохнул и принялся готовиться к надвигающемуся дню. Сначала он разделся. Снятую одежду Лесник аккуратной стопкой сложил в углу каюты, а поверх стопки бережно устроил свой легендарный игровой паспорт. Затем искупался в воде за галерой, схватившись за нарочно оставленный для этого канат. Потом вернулся в каюту, выбрал в сумке одежду почище. Проверил карманы, выложив из них ножик, записную книжку, планшетный компьютер, три метательные звездочки, восемьдесят песцов мелкими монетами, и разные другие мелочи в том же роде с собой нельзя было брать никаких вещей. Провел ладонью по лицу и некоторое время колебался, бриться или нет. Решил побриться, но не стал делать это в древних традициях, а взял обычный бритвенный крем: наносишь на лицо, потом смываешь вместе с волосами. Бреясь, Лесник внимательно разглядывал свое отражение в миске с водой, стараясь, побрить оба виска одинаково ровно. Наконец, понял, что и это ему удалось. Умывшись, Лесник все так же медленно оделся в чистое, тщательно расправляя складки.

Больше занять время было нечем. Лесник испустил еще один тоскливый вздох, придал лицу выражение безразличия и вышел на палубу. Прошел вдоль галеры по узкому мостику, оказался на квадратном полубаке, отошел к правой его стороне и принялся терпеливо ждать прибытия, наблюдая, как размерено ходят туда-сюда весла. Гребцы сидели спиной вперед, и Лесник этому радовался: ни разговаривать, ни встречаться глазами ему сейчас ни с кем не хотелось.

Весла вверх…

"Я получил письмо", — думал Лесник, — "И это произошло невовремя. Впрочем, на Побережье верно говорят: вовремя умирают только враги. Я ходил по лесу, запрокинув голову в синее небо, размышлял о будущем, спотыкался о корни, чинил крышу и вычислял генокод — а письмо тем временем шло; почтовые сервера бесстрастно перемывали его электронные внутренности; программы на пересылках пришивали новые заголовки, и отрезали их, заворачивая коротенькие строчки собственно письма в толстенную кожуру служебной информации… Наконец, промерзший до последней гайки спутник выловил мой сигнал где-то в глубинах Фангорнского Леса — и письмо попало на комунникатор. Человек, написавший его, давным-давно для меня потерян; а расстались мы плохо, и прочитав в заголовке, от кого письмо, я прежде всего пожалел, что так и не извинился. Впрочем, вряд ли тут помогли бы извинения! Отбросив все привходящие обстоятельства, я открыл письмо и прочел его полностью. Там было написано: время держать марку…"

Весла вниз…

"… Время держать марку — но как? Мы стараемся, как умеем, каждый в свой бог… Каждый имеет свои мотивы и свою немаленькую историю, каждый на чем-то основывался и чего-то своего хотел добиться… А сумма усилий? Норвежец воевал, и воевал неплохо. Танген Девятка перешел на сторону самураев — ему казалось, что так будет правильно — предал и захватил Норвежца. Тейчи с самого начала встал против Куриту — ему не повезло, и он был убит. Красильщик Сэпли в отчаянии напал на патруль: должно быть, не видел иного выхода, а сердце изнутри горело от необходимости хоть что-нибудь сделать. Валькирия по той же причине подняла свой дирижабль — а могла бы спокойно уйти… Основатель отказался уходить, и сейчас сидит в плену. Синген Исороку попытался освободить из плена Норвежца, а вышло, что убил его — воистину, никто не знает своей судьбы. Мастер, Тень и Легат добрались до места и выполнили то, зачем ходили, и теперь могут радоваться. Мы со Всадником придумали план, который считаем удачным и правильным — а ведь мнения зернового пояса, Шира, Ноттингема никто из нас даже не спросил, и еще бабушка натрое сказала, чем это аукнется потом, после всего."

Весла вверх…

"… Время держать марку. А как ее держать, если мы все отличаемся, и всегда останемся разными? Боярин заплатил за это право жизнью. Роланд встал на колени, чтобы сохранить мир — вот уж от кого не ждал, но король мудреет на глазах… Гимли так и пропал; скорее всего, уже не найдется, а жаль. Как теперь станут относится окраины к центру? Анлат, Харлонд, Шир и Норэгр? И Ноттингем, и Тхас, разрушенные потому, что приняли беженцев из непокорившихся срединных земель? Живы ли еще Бренк и Шериф? Ливия Харт собирает своих моряков и пиратов, но пока еще ничего не решила, и мне понятны ее колебания. Зато девчонка, спустившая флаг "Стальной розы", не колеблется. Пима тоже не колебался, хотя и знал, что состав испытательный. А Крот… Крот пишет книгу, и как знать, может быть он-то и окажется прав в конце концов. Станция Эмин Майл ведь как-то исхитрилась остаться единственным нетронутым поселением от Мглистого хребта до самой реки Быстротечной. Самураи на них не вызверились; да и с нами Крот отношения не испортил. Удачное исключение из общего правила."

Весла вниз…

"А если Мастер все-таки уговорит Совет, и меня в самом деле погонят вверх, на общего координатора? Обязательно ведь найдется кто-нибудь, кто скажет: ну во-от, Норвежец кровь проливал, Роланд свой город потерял, с риском для жизни сделал видеосъемку, донес ее до Ключищ, Легат и Мастер проникли в Морию, записали кристаллы. Всадник охотился на роботов в степи, даже Валькирия протаранила пять железных дровосеков, даже Тень, который вообще шпион Куриц — и тот в правильную веру перековался и подогнал нам лихтер — а Лесник пришел на все готовое… Еще не факт, что наш план вообще удастся. Впрочем, сейчас об этом думать нельзя: расклеюсь. Лучше все-таки о будущем. Например, нужна какая-то идея, вокруг которой можно будет объединить Арду. И Синие Драконы правы насчет общих стандартов в образовании… И надо будет как-то исхитриться, дать самураям возможность сохранить лицо: если загнать в угол, любой будет драться до последнего; Чингиз был вовсе не дурак, когда оставлял противнику путь к бегству. Ох, как много будет проблем!"

Весла вверх…

"Мы хотели убежать от проблем. Это не секрет, да и не особенно новое решение. Уйти на неизведанные земли, пожить по-своему. Стереотип, банальность, но почти десять лет работало. А проблемы догнали нас: пришли взрослые серьезные дяди и забили чересчур высунувшийся гвоздь обратно в доску. Вернитесь, дескать, в рамки системы, что это еще за самодеятельность! Все строят карьеру и добывают прибыль — и вы должны делать то же самое. Игра? Конечно, если это ваш бизнес… А если это просто Игра, то оставьте ее детям, а сами займитесь-ка взрослым делом. Например, повоюйте с нами. Впрочем, с войной забавно получилось: все привыкли, что роботы сражаются против роботов, а у нас ни одного железного дровосека не нашлось. Вот и война здесь такая же вывернутая наизнанку, как все остальное… Но даже после того, как мы выпутаемся из нее: ведь просто создать систему недостаточно, надо создать ее так, чтобы она не испортилась слишком быстро. А как это сделать?

О, кажется, мы приплываем понемногу. Ну, или входим в гавань, или как это можно еще назвать? Причаливаем."

Изабелла не отдавала распоряжений: опытная команда галеры и так прекрасно знала, что делать. Девушка лишь указала причал поближе к мосту, и вопросительно оглянулась на Лесника: пойдет? Тот кивнул: дескать, пойдет, нормально. "Двина" тихонько подошла к каменному пирсу. Палубные сноровисто пришвартовали галеру. Следом развернулся причаливать и "Ретард".

Капитан команды Леса перескочил борт, оказался на причале, пересек набережную и остановился перед ведущей на откос моста широкой каменной лестницей. Тут он обернулся и поклонился на прощание сразу всем; с галер вразнобой замахали ему в ответ. Лесник развернулся и взбежал по ступеням красного гранита высоко к началу Малинового Моста, который предстояло перейти, чтобы попасть к воротам главной базы сил вторжения Дома Куриту.

Лесник нес ультиматум и никакой радости от этого не испытывал. Испытывал вполне естественный страх: самому лезть в лапы противника никому не казалось хорошей идеей. Но переговоры с самураями так или иначе должны были привести к личной встрече. Откладывая тяжелый момент, только растягиваешь ожидание и увеличиваешь тот же страх. Но с неприлично дрожащими руками и ногами тоже что-то следовало сделать, причем немедленно: хорош посол, который от страха колотится!

Лесник поискал средство против страха и вспрыгнул на каменное ограждение моста. "Если удастся перейти Андуин по перилам," загадал он. — "Все будет хорошо…" Бросил взгляд вперед, на круто уходящий к облакам Малиновый Мост. Подумал, что перила широкие, почти в ладонь: идти будет легко.

И решительно зашагал в небо.


***

Небо над Осгилиатом сегодня казалось чистым и ласковым. Однако, как и положено офицеру, отправляющемуся с верной группой на тайное и опасное своей неизвестностью задание, Алин Адрен в небесную ласковость ни на грош не верил. Капитан настороженно поглядывал по сторонам, да и большинство солдат его отделения, еще не забывшие патрульный выход третьего дня от высадки, точно так же внимательно озирали окрестности.

Только оказавшись на мосту, отделение слегка расслабилось. Малиновый Мост был крут, и пока солдаты не добрались до высшей точки мостовой арки, они не замечали идущего им навстречу человека. Ничем особенным человек этот не поражал: средних лет, одет в темные брюки, ботинки, неопределенно-серого цвета рубашку с накладными карманами. Стрижка короткая, цвет волос не определишь. Лицо, как у большинства здешних, обветренное… Вот только идет почему-то по перилам: словно ни на шести полосах проезжей части, ни на тротуаре места ему не нашлось.

Алин Адрен посмотрел в глаза человеку и не отшатнулся только из спецназовско-самурайского гонора. Капитан тотчас вспомнил улицу, где деревья торчат из нарочно оставленных в тротуаре каменных колодцев, испуганных пехотинцев, мечущихся вокруг взбесившегося красильщика, режущий свист водородной горелки… Глаза у идущего им навстречу человека были белые — цвета водородного пламени.

Сейчас Алин Адрен не собирался выяснять, от природы они таковы, местная ли это мутация, а может, парень для пущего успеха у девушек себе экзотические контактные линзы вставил. Он сглотнул и поудобнее перехватил ствол. Заметившие его жест новобранцы непонятливо закрутили головами: здесь же всего один человек! Да еще и на перилах — может, просто местный сумасшедший?

Зато семь ветеранов отделения уже имели дело с ненормальными; руки их сами собой сомкнулись на оружии. Алин Адрен отошел вправо от изготовившегося к стрельбе строя, направил ствол на неспешно поднимающегося по перилам человека и скомандовал:

— Стоять!

Человек послушно остановился.

— Сойди с перил.

Спрыгнул.

— Кто ты такой?

— Я представляю Арду, — заявил этот ненормальный. — Мое имя Лесник, и у меня ультиматум вашему командованию.

— … В палату номер девять, — присвистнул и хохотнул какой-то новобранец. — Посол по перилам посол…

Капрал Фукида Демура молча пнул говоруна между лопаток, и тот удивленно замолк.

— Сакаи! — распорядился офицер.

Сабуро Сакаи неторопливо и тщательно обыскал человека.

— Ничего, капитан! — доложил он. — Если что-нибудь в него вшито, то это все равно только детектор обнаружит.

Алин Адрен несколько секунд подумал. Верит он безумному парламентеру, или не верит, а приказ у него четкий: дойти до катера, пересесть на подводную лодку, и так далее, по маршруту. С одной стороны, за нарушение боевого приказа могут отвинтить голову по самые колени. С другой стороны, повиноваться умеет даже боевой робот, человек должен действовать осознанно. В безумии встречного у Алина сомнений не было: кто же в здравом уме и твердой памяти попрется с ультиматумом по перилам, с которых в любой момент можно кувыркнуться в речку?

Только в том и беда, что тут вся планета ненормальная. Вдруг у них хождение по перилам имеет ритуальный или какой-нибудь другой смысл, и к посланнику все-таки следует относиться серьезно?

— Сабуро и Фукида, берете его под руки, — скомандовал принявший решение офицер, — и бережно, повторяю, бережно, несете к детектору. Остальные очень внимательно смотрят по сторонам: мы возвращаемся в штаб, чтобы немедленно доставить парламентера к командующему.

Отделение развернулось и зашагало в обратный путь; с приткнувшихся за мостом галер его провожали беспокойные ниточки взглядов.


***

Взгляд у командующего девятнадцатой ударной армией был тяжелый — как, впрочем, у всех крупных начальников. В особенности неприятно было смотреть на него сейчас, когда Фудо-ме Синоби отчитывал начальника разведки. Если Арда набралась наглости ставить ультиматумы, значит, повстанцы имеют на руках какие-то козыри. Как же разведка допустила подобное? Куда смотрели? Почему не использовали спецназ? Почему не просили помощи у линейных войск? Где были раньше, ммать твою самурайскую?

В окруженной тройным кольцом охраны штабной палатке находились все начальники родов войск и их заместители, рассаженные двумя кольцами; за спиной Нгуен Баня смиренно выслушивала начальственный разнос главный аналитик разведки Минни Тауэр.

Парламентер с ультиматумом проходил сканирование. Детектор должен был установить, не является ли посланник большой живой бомбой, не имеет ли в теле боевых имплантантов, и так далее, и тому подобное — короче, безопасно ли приводить его пред светлые очи высших офицеров девятнадцатой армии.

Нгуен Бань молча выслушивал начальственный гнев, но не слишком расстраивался: привык. Он печалился больше о том, что так и не понял игры своего загадочного противника.

Вошел дежурный офицер и доложил, что посланник готов к разговору, и что ничего опасного в себе не содержит. "Если не считать ультиматума" — синхронно подумали Нгуен Бань, Фудо-ме Синоби и Минни Тауэр, а вместе с ними и почти вся палатка.

Дежурный офицер уже интересовался, хочет ли посол разговаривать непременно с вышим начальством, либо же его устроит назначенный представитель — если командующий, например, окажется в отъезде. Лесник ответил на это, что ему без разницы, ультиматум он может написать и на бумаге, раз уж самураи боятся разговаривать с ним вживую. Но, поскольку он не просто вестник, а имеет полномочия вести переговоры и заключать соглашения, то лучше все-таки личная беседа на соответствующем уровне. Так что случай, задержавший командующего на поверхности Арды, следовало все-таки считать благоприятным.

Фудо-ме Синоби соизволил повелеть дать знак, и два широкоплечих высоких сержанта ввели Лесника в штабной шатер.

Враги наконец-то увидели друг друга.

Самураи внимательно рассматривали плотного среднерослого посланника Арды. Одежду у него при осмотре отобрали, а взамен выдали подходящую по размеру чистую форму без знаков различия. Нгуен Бань подумал, что в этом есть какая-то неправильность, и что лучше было бы пренебречь формальными правилами безопасности, все-таки первый невраждебный контакт двух цивилизаций. Тут командующий, представляющий свой штаб, назвал имя младшего генерала. Нгуен Бань отвлекся от своих мыслей, поднялся и сдержано кивнул.

Заинтересованно повернувший к нему голову Лесник увидел невысокого, худощавого человека среднего возраста: от сорока до шестидесяти. Роскошную генеральскую форму Нгуен Бань носил с нарочитой небрежностью, но Леснику неоткуда было знать, что так носили ее все выпускники Высшей Военной Академии Луфиена, и генерал просто следовал традиции. Глаза разведчика точно соответствовали экранным образцам: острые, живые, внимательные. Лицо генерал тоже имел правильное: твердое и располагающее к себе, хотя и не блистал яркой мужской красотой. Прямые темные волосы Нгуен Бань расчесывал на простой пробор и в целом производил впечатление нестареющей легкости.

За плечами начальника разведки Лесник различил единственную в палатке женщину, которая тоже красотой не могла похвастаться. Хотя не была она и уродиной, но выглядела все же как-то блекло, невыразительно и болезненно: словно десять или больше лет провела в тесной бессолнечной темнице. Только взгляд неизвестной спутницы генерала был страшен: по твердости и силе не уступал никому из мужчин в штабе. Луфиен не слишком охотно допускал женщин к вершинам власти, и уже одно присутствие Минни Тауэр здесь, на собрании, свидетельствовало о ее незаурядности. Но ничего этого Лесник не знал, как не знал и трудной истории госпожи главного аналитика, а потому спокойно перевел глаза на следующего представляемого офицера.

Через пять минут длительное представление завершилось. Лесник получил право голоса.

— От имени планеты Арда, — начал посланник без представления и перехода; офицеры молча и внимательно ловили каждое слово. Удовлетворенный их серьезностью, Лесник продолжил:

— Если через шесть часов гарнизоны Дома Куриту, размещенные на Арде, не начнут движение к Осгилиатскому космопорту, если при этом солдаты и роботы не оставят на земле затворы от пулевого оружия, резонирующие стержни лазеров, а от всех ракет боеголовки, там же, где боеголовки снять нельзя, то и сами ракеты; если через шесть часов с Черных Полей Осгилиата не поднимется первый шаттл с Вашими эвакуируемыми войсками, наконец, если все, захваченные на Арде пленные, особо отмечаю Александра Валле, через шесть часов не будут выданы нам в целости и сохранности, то…

В штабной палатке сгустилась и стала почти осязаемой тяжелая тишина.

— Вопервых, мы затопим Морию полностью. Расставленные вашей разведкой камеры нам в этом не помешают, а ко всем ключевым точкам сразу ваш спецназ не успеет. Затопление необратимо разрушит главные конвейеры, после осушения пещер вы не сможете восстановить завод…

Нгуен Бань поправил воротник. Фудо-ме Синоби громко почесал бритый красный затылок.

— Во-вторых, наши друзья скоро доставят на Луфиен, директорату звездной верфи, кадры, снятые в городе Уникорн, в ночь его разрушения вашей армией. Директор дзайбацу "Нетускнеющий свет" опытен в политической игре. Даже если вы как-нибудь перехитрите нас здесь, промышленники все равно опубликуют или иначе используют эту съемку, но наделают вашему высокому покровителю столько неприятностей, что ваши головы полетят все равно. Не говоря уж о Доме Штайнера, который будет рад любому предлогу защитить нас от вас…

Командующий тихонько выругался. Если бы он хоть немного догадывался о содержании ультиматума, о силе козырей! Принял бы посланника в одиночку; на худой конец — с этими растяпами из разведки. Прохлопать такую тварь! А теперь обратного хода нет. Знает весь штаб.

— В-третьих, вы получите полномасштабную партизанскую войну, — закончил Лесник. — Для начала мы перетопим все ваши мыльницы, в которых вы сейчас везете роботов на север вокруг зернового пояса. Даже если вы прямо сейчас, в эту секунду, прикажете паромам возвращаться в гавани, пятнадцать из двадцати семи мы достанем раньше, чем они спрячутся под прикрытие тяжелых базовых орудий. В самом зерновом поясе начнутся проблемы не меньшие, чем на севере. И так далее, и тому подобное… На этом все. Я готов ответить на ваши вопросы.

Фудо-ме Синоби злобно сверкнул глазами в сторону Нгуен Баня: ну что, задница, довертелась? Давай-ка теперь, попробуй побеседовать с ним!

— Вы представляете далеко не всю Арду, — начал понявший намек Нгуен Бань. Задача у генерала была более, чем нелегкая: скрытность, с которой колонисты довели дело до ультиматума, свидетельствовала об их способности воплотить в жизнь все заявленые угрозы. Для начала Нгуен Бань решил снизить впечатление от речи и посеять сомнения в благородстве мотивов Лесника:

— Более половины населения планеты проживает в зерновом поясе. Станция Эмин Майл не поддерживает вас. Нам точно известно: Крот не явился на ваш совет, так же, как представители Шерифа Ноттингемского, крайнего Запада, Ангмара и так далее. Практически, вы представляете небольшую кучку команд очень ограниченного региона, а беретесь говорить от лица всей планеты. В нашем понимании, вы являетесь обыкновенными террористами, захватившими шаттл с заложниками. Именно с этих позиций мы и будем вести с вами переговоры.

Лесник криво улыбнулся:

— Сказать можно и так, и этак. Но слова остаются словами. На деле мы достаточно неравнодушны к судьбе собственной планеты, чтобы сделать то, что я вам изложил, и чтобы говорить с вами так, как я здесь сейчас говорю. А зерновой пояс, на который вы ссылаетесь, примет очередную смену власти молча, так же, как он принял вас… Теперь я должен добавить еще кое-что, — посол немного повысил голос, чтобы все хорошо его слышали:

— После вывода войск Арда предлагает заключить соглашение, по которому Дом Куриту возьмет на себя охрану космического пространства и прыжковых точек нашей зведной системы. А оплату за это мы предложили бы теми самыми кристаллами, если, конечно, вы не вынудите нас сегодня же разрушить заводы…

"Жив! Пронесло, буду жить!" — так же, как Андрей Норвежец после кровавого боя с бронепехотой; так же, как Алин Адрен на руинах Уникорна — подумал генерал Нгуен Бань. Призрак ритуального самоубийства, которое генерал обязан был совершить в искупление столь позорного провала его разведки на Арде, отодвинулся кудато далеко. Посланный на переговоры сукин сын угадал довольно точно. Если после вывода войск Фудо-ме Синоби сможет доложить Первому Министру, что соглашение все-таки заключено, и торговый канал от орбиты до прыжковой точки в руках Дома Куриту, и что за это Арда платит драгоценными кристаллами…

В глазах общественности война будет выглядеть выигранной.

Нгуен Бань обвел палатку быстрым взглядом. Увидев, с каким облегчением офицеры расслабляют плечи и шею, как оплывают стиснутые в напряжении губы, Нгуен Бань понял, что дальше говорить не о чем. Принять этот выход — лучшее, что можно сделать на месте командующего.

Если только противник не блефует.

— Как вы собираетесь переправлять видеозапись на Луфиен, вашим друзьям? — напрямик спросил Нгуен Бань. — Если вы хотите захватить шаттл на летном поле, то знайте, что военный Ткорабль вам в любом случае не по зубам, а единственный гражданский транспорт, "Хорог", мы выгнали из системы еще вчера.

— Разрешите уточнить, чем был загружен "Хорог"? — немедленно отозвался Лесник. Минни Тауэр за спиной генерала стукнула кулаком в ладонь. Нгуен Бань секунду помолчал, потом обратился к командующему:

— Нам следует обсудить ситуацию в отсутствие этого человека, — начальник разведки указал на Лесника.

Фудо-ме Синоби кивнул, и Лесника вывели. За его спиной немедленно забурлили голоса офицеров.

Посол Арды оказался под открытым небом, между первым и вторым кольцом часовых. Доставивший его Алин Адрен сидел в двух шагах от выхода из палатки; потом внезапно вскочил и вытянулся: из штаба потянулась вереница заместителей. Очевидно, командующий решил совещаться только с начальниками родов войск. А может быть, Синоби уже принял решение ультиматум отклонить, и разослал заместителей исполнять существующий на подобный случай аварийный план.

Лесник поглядел в небо. Высоко в синеве черным двойным кругом ходили десять почтовых воронов. Капитан Фангорнского Леса вспомнил, с каким трудом этих птиц выращивали, как интересно было моделировать генокод того же оборотня, как смешно сердился Боярин за проданную экологам подводную лодку из дубовой бочки — и отчаянно затосковал по прежней жизни. Тогда и красок было больше, и ритм был более плавным; находилось место тонкости и силе, гордости и красоте, радости и удаче — а главное, даже ошибки не приводили к необратимым последствиям. Теперь же цвета стерлись, звуки словно бы потускнели. И единственным настоящим желанием Лесника, упорно прорастающим сквозь надетую поверх всего маску выдержки было желание, чтобы пыльное военное время наконец, закончилось.

Чтобы мир обрел прежнюю полноту и яркость.

Мимо Лесника и толпящихся заместителей пробежал запыхавшийся связист. Часовые даже не проверяли его; шифровальщик канул в недра штабной палатки, и тотчас же там затихли все разговоры. Очевидно, известие было важным.

Минни Тауэр использовала передышку для внимательного рассматривания пришельца. От Александра Валле этот человек отличался. Но не сильно. Ореховые глаза Основателя и неестественнобелые Лесника чем-то неуловимым очень походили друг на друга. Минни внезапно вспомнила, как давным-давно ей пришло в голову поиздеваться над мужчинами. Тогда она еще работала на учебной базе. Минни поместила в местной газете объявление примерно следующего смысла: "Обеспеченная, но некрасивая, женщина возьмет на содержание мужчину". На указанный ею адрес пришло множество писем; в большинстве из них содержалась обыкновенная самореклама. Минни даже подивилась, как сильный пол готов кланяться за кусок хлеба. А потом она напоролась на письмо вот какое:

"Уважаемая госпожа Тауэр! Ваше объявление лишило меня возможности проявить испытываемые к вам чувства. Теперь, если я стану ухаживать за Вами или приму попытки сближения, Вы станете думать, что Ваши деньги тому причиной — хотя уже через несколько лет я надеялся обеспечить себя настолько, чтобы оказать и Вам помощь в Вашем лечении".

Прочитав такое, Минни прежде всего презрительно фыркнула: кто же признание в любви начинает со слова "уважаемая"? Еще бы "дорогая подруга" написал, идиот безмозглый!.. Но желание играть с людьми эти строки отбили у нее надолго.

И вот сейчас, почти через двенадцать лет после такого случая, Минни Тауэр подумала, что, пожалуй, и Валле и Лесник могли бы так написать. Но главному аналитику почему-то казалось, что простым письмом ни тот, ни другой бы не ограничились. И мнение окружающих их не слишком-то испугает.

Вышел дежурный офицер и пригласил ожидающих в палатку. Заместители рассаживались, заинтересованно глядя на опустившего голову командующего. Нгуен Бань держал в руке злополучную шифровку; осторожно глянув через плечо, Минни Тауэр прочла следующие строки:

"Фудо-ме Синоби.

Если Вы, господин командующий, допустили возможность отснять у вас под носом компрометирующие Великий Дом материалы, и если у вас достало глупости прохлопать их прибытие на Луфиен — при том, что только корабли Дома Куриту отправлялись с Арды последние две недели — то пусть теперь все боги и демоны проявят к Вам величайшее внимание, и помогут Вам уладить этот кризис, какими угодно мерами, вплоть до переговоров.

Авантюра, в которую Вы меня ввергли, может стоить мне не только поста, но и головы. Однако Вы в любом случае умрете раньше меня — это я вам обещаю.

Первый Министр Тое Коге Дайхацу"

Минни только головой помотала. Если Первый Министр пишет подобное открытым текстом, не стесняется подписывать, а начальник разведки позволяет заместителю заглядывать через плечо в подобные шифровки… Заместителю придется держать язык глубоко за зубами. Да и то неизвестно, поможет ли.

Между тем ввели Лесника. Фудо-ме Синоби встал и сухим тоном объявил решение: ультиматум Арды принят полностью во всех пунктах. Первый шаттл начнет погрузку уже через три часа, а отвод гарнизонов начнется тотчас же после согласования путей движения, которые Арда разрешит использовать, и на которых гарантирует безопасность.

Посол колонистов покачнулся; Минни даже показалось, что он сейчас упадет. Сохранявший бесстрастность все это время, Лесник внезапно с ног до головы покрылся испариной.

Сработало!

Словно во сне, Лесник увидел сонное лицо Всадника Роханского, который тогда в Ключищах имитировал действия противника. "А если мы сделаем так?" — сыпалось наперебой то от Мастера, то от Лесника, то от Легата, и Всадник всякий раз находил простой и логичный ответ. Но, наконец, появилось такое решение, выслушав которое, Всадник опустил плечи и сказал просто: "Ну, тогда я проиграл!"

Этот-то миг вспомнил сейчас Лесник в душной штабной палатке, посреди захваченного врагом стольного города Осгилиата.

— Мне нужно на мост, туда, где меня встретил патруль, — совсем не протокольным голосом попросил парламентер. — Я должен отправить сообщение…

По распоряжению командующего, Алин Адрен со своей группой повели Лесника на Малиновый Мост. Не в силах сдержать любопытство, Минни Тауэр и Нгуен Бань поспешили следом за ним. Редкие прохожие на Осгилиатских улицах заинтересованно присоединялись к идущим. А когда стало известно, что ведут парламентера, жители столицы градом посыпались со всех сторон. Алин Адрен даже встревожился, что его отряд невелик, но из поперечных улиц к идущим вскоре начали присоединяться патрульные десятки Куриту — то ли получившие соответствующий сигнал от координатора, то ли ведомые любопытством.

Так что люди, застывшие в ожидании на галерах, заметили толпу еще издалека. Напряжение с обеих сторон было так велико, что о кораблях просто позабыли. Команды обеих галер встревоженно кинулись навстречу процессии и замерли, не дойдя до середины моста шагов двадцать.

Посол вышел на вершину мостовой арки и поднял руку. Воздух закипел между черными крыльями. Почтовые вороны падали на мост один за другим. Лесник непослушными пальцами находил на них ошейники, вынимал оттуда почтовый сахар, расстегивал ошейники и вкладывал стартовые кусочки рафинада в блестящие черные клювы. С громким пугающим звуком вороны падали с высокого моста, расправляли мощные крылья и уходили вверх, вверх, вверх — а потом на все стороны Арды.

Сигналом принятия ультиматума был почтовый ворон без ошейника, и все, пришедшие с Лесником на галерах, это знали. То, что Лесник механическими движениями складывает ошейники у своих ног, означало, что Дом Куриту принял ультиматум.

Война выиграна.

Закончив рассылку, Лесник повернулся к сопровождающим его солдатам и сказал:

— Теперь все!

После чего безралично отошел и сел на перила. Тишину нарушило чье-то робкое замечание:

— Надо еще Основателя встретить!

— Ага… — рассеяно отозвался Лесник. Экипаж "Двины" окружил его со всех сторон.

Такими их и запомнила Минни Тауэр: с одной стороны патрульные солдаты Дома Куриту: хмурые, встревоженные, руки напряженно сжимают оружие. С другой стороны моста люди Арды, равнодушные к близкому присутствию врага не от смелости, а от накатившей усталости, от осознания выигрыша. Минни Тауэр мельком подумала: "Пожалуй, не будь у Арды союзников на Луфиене, переживающих победу колонистов можно было бы взять голыми руками." — но мысль улетела, не оставив следа.

Главный аналитик и Нгуен Бань разглядывали живые лица людей, которые до сих пор были для них лишь объемными снимками на рабочем столе: Роланд, Лесник, Изабелла. Двумя шагами далее — плотная группа парней в выгоревших сине-черных головных повязках — команда ее галеры.


(с) Гомель 3.06.04–14.08.04


Оглавление

  • Предисловие
  • Часть первая
  • Часть вторая
  • Часть третья