КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Сладкий запах крови [Сьюзан Маклеод] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Сьюзан Маклеод Сладкий запах крови

ГЛАВА ПЕРВАЯ

Вампир выглядел как положено — жутковато-хорошеньким. Иссиня-черные волосы, стянутые в хвостик, лишь подчеркивали мертвенную бледность его точеного лица. Сумрачные серые глаза манили и обещали. Черная шелковая рубашка облегала твердокаменный пресс, мягкие кожаные брюки обтягивали длинные стройные ноги. Поверх всего этого великолепия был наброшен длинный черный плащ, и поскольку на фотографии вампир сидел на каменных ступенях, плащ растекался вокруг него, так что казалось, будто вампир окутан своим личным облаком завлекательной тьмы. На заднем плане высилось лондонское колесо обозрения, эффектно подсвеченное огнями фейерверков, что придавало снимку пошловатый шик.

Вот такая-то фотография бросалась в глаза с первой страницы всех газет: не просто очередная история из жизни знаменитостей, а настоящая сенсация, да еще какая — замешенная на убийстве и вампирах. Эта новость могла, пожалуй, на минуту-другую пробудить во мне праздный интерес, но к моей жизни не имела никакого отношения.

По крайней мере так я тогда думала.

На Лондон, несмотря на конец сентября, обрушилась запоздалая жара, яркое солнце нещадно палило город, а я посиживала за своим излюбленным угловым столиком в кафе «Рози Ли» и разглядывала фотографию вампира. Жара пришибла всех: даже туристы, которые обычно толпились на рынке Ковент-Гарден, теперь спасались от солнца и жары под сенью колоннады собора Святого Павла. Уличные лоточники, музыканты и прочие и те попрятались, и булыжная мостовая опустела. Кондиционера в кафе не имелось, распахнутые окна положение дел не спасали — душный раскаленный воздух плотно давил на меня со всех сторон. Ну хотя бы относительно тихо, и то спасибо.

Я работаю на фирму «Античар», наш девиз — «Магия должна быть безопасной!». Так что сегодня все мучительно-бесконечное утро у меня ухлопалось на утомительную процедуру — я гонялась за пикси по Трафальгарской площади. Стая этих хулиганов упорно пыталась оживить бронзовых львов. По части магии пикси, конечно, слабачки, однако это была уже пятая попытка за месяц, и хотя бы в упорстве им не откажешь. По их милости я осталась без ленча и теперь рассчитывала что-нибудь быстренько перехватить, прежде чем мчаться на новое задание. То есть это я надеялась, что перекушу быстренько, — Кэти, официантка, была на этот счет иного мнения.

Она плюхнула передо мной на столик еще пачку газет:

— Ты только глянь, Дженни!

Я бросила страдальческий взгляд на заголовки. Заголовки были кричащие.

«Знаменитый вампир арестован за убийство подружки!» — орал один. «Девушка мистера Марта сыграла в ящик!» — вопил другой. И наконец, самый броский: «Завалил с одного укуса!» Вряд ли хоть какой из них удостоился бы премии «Лучший заголовок года», но в глаза они бросались, это точно, — хотя бы благодаря гигантскому шрифту.

Кэти ткнула пальчиком в фото вампира и горестно вздохнула:

— Ах, как это трагично! — Она потеребила свое неизменное украшение — голубой кулончик-сердечко. — Мистер Март... такой красавчик, такая пуся! Глянь, это ведь та самая фотка из календаря, ну, ты же знаешь!

— Угу-м, — буркнула я, поскольку решительно не разделяла Кэтино подростковое увлечение вампирами.

— Не знаешь? Ну ты даешь! — Она даже пихнула меня локтем. — Да он на всех углах продавался! Ну, фоты всяких этих, как их, достопримечательностей, в смысле вампиры на их фоне, и все в исторических костюмах. О-о-о, там был такой снимок, я от него просто офигела, — кавалер перед Букингемским дворцом, красотища... А еще мистер Апрель в прикиде римского полководца, умереть не встать, хотя не такой крутой, как...

— Кстати, насчет умереть, — вклинилась я. — Кэти, я умираю от жажды, может, принесешь мне наконец апельсиновый сок, а?

— Хи-хи-хи, ужасно смешно, Дженни! — И Кэти наконец порхнула к стойке — такая хорошенькая в легкой летней юбчонке и маечке.

Я прикрыла глаза, сосредоточилась и включила магическое чутье — определить, как там Кэти. То, что она при этом шмыгнула в кухню, мне не мешало. Умей я на самом деле видеть ауру глазами, вокруг Кэти мерцало бы кобальтово-синее облако. Я облегченно выдохнула. Защитное заклятие-оберег, которое я купила и зарядила в Кэтин кулончик, работало как миленькое. Рынок Ковент-Гарден — это главный лондонский колдовской базар, тут можно купить все, чего душа пожелает: хочешь — средство против растрепанности или заглушку от шумных соседей, хочешь — чары от платы на парковках, хотя последние, между прочим, противозаконны. В том, чтобы работать здесь, есть кое-какие преимущества, но осторожность все равно не повредит. Ведьм и колдунов лучше не злить, руганью они никогда не ограничиваются, того и гляди, горючими слезами умоешься или пупырями пойдешь.

— Уф, ну и погодка, а? — донесся из кухни голосок Кэти, болтавшей с поваром Фредди. — По ящику говорили, побит десятилетний рекорд жары. Во зашкалило!

Я обмахнулась меню, и получившийся хиленький ветерок слегка пошевелил мокрые от пота волоски, прилипшие к затылку. Не по погоде я оделась, вот что. Нет, кремовая полотняная безрукавка в самый раз, а вот черные брюки — это большая ошибка. Но штука в том, что юбки я недолюбливаю, а в шортах на работу не пойдешь — вид какой-то непрофессиональный. Кстати, о работе. Я опять включила чутье и прощупала все кафе, не болтаются ли тут какие приблудные чары. Для комплекса защитных чар, рассчитанных на охрану помещения, требуется шабаш с участием положенных тринадцати ведьм, а это было Фредди не по карману, так что я время от времени проверяла состояние кафе, и Фредди в качестве ответной любезности угощал меня сандвичами за счет заведения.

Нет, вроде все чисто. Но тут я магическим зрением заметила слабенькое свечение, исходящее от моего мобильника. Зар-раза! Я обреченно перевернула мобильник и уставилась на кристалл, вделанный в заднюю панель, — величиной с ноготь большого пальца. В самой сердцевине кристалла занозой чернела трещинка. Чтоб этих пикси приподняло да шлепнуло! Как я ни осторожничала, а все-таки, пока я за ними убирала, защитным чарам на телефоне наступили кранты. Когда я в следующий раз буду снимать какие-нибудь чары, мобильник запросто может сгореть на фиг, если только я не куплю новый кристалл, а это дорогое удовольствие.

Ну и денек!

Я бросила телефон на стол и раздраженно покосилась на стопку газет. На самом деле довела меня не напасть с кристаллом, хотя и она тоже. Лондон — город дорогой, и, хотя «Античар» оплачивает мне жилье, денег всегда не хватает. И не погода меня довела, и не пропотевшие шмотки, и не пикси с их безобразиями. А доёхали меня вампиры. Почему-то они вдруг решили отступить от того «политкорректного» сценария, который сами для себя выбрали. Спрашивается в задачке: с чего бы вдруг?

За последние несколько лет вампиры вышли из подполья, восстали из гроба (правда, я лично не знаю ни одного, который бы и впрямь спал в гробу) и изрядно подчистили свой публичный образ. Они влили свежую кровь в жилы британской туристической индустрии, а самых видных своих представителей превратили в светских знаменитостей высшего разряда.

Поразительно, какие чудеса способны сотворить глянцевая фотография и настырная рекламная кампания, не останавливающаяся ни перед какими затратами! Теперь вампиры, можно сказать, получали все на блюдечке: пропитанием, как в физическом, так и в финансовом смысле, их надежно обеспечивали туристы и восторженные подросточки вроде Кэти. Да что там говорить, взять хоть вот эту свеженькую историю с убийством! Вся шумиха поднялась не потому, что убийцей оказался вампир, а потому, что вампир этот был героем светской хроники, звездой ночной жизни. Я вздохнула. По крайней мере, благодаря последним изменениям в законодательстве Кэти еще остается целых два года до того, когда реальность сможет (как буквально, так и фигурально) попить кровушки из ее увлечения знаменитостями.

Когда это случилось со мной, мне было всего четырнадцать.

Мне показалось, что во впадинке между ключицами у меня забилась жилка. Я прижала ее пальцем, потерла кожу, стараясь избавиться от неприятного ощущения, которое пробудили воспоминания. Четырнадцать... Это было десять лет назад, в другой жизни, и в те времена ни вампиров, ни закон совершенно не волновала участь таких, как я.

— Держи, Дженни! — Кэти неуклюже поставила на столик стакан с соком и схватилась за очередную газету.

Сок пролился мне в горло ледяной струйкой, а меня и так уже бил озноб, несмотря на жару. Ладно, подождем. Я подцепила пальцем газетный лист, в который вперилась Кэти, и поинтересовалась:

— Что пишут? Есть какие-нибудь новости про мой сандвич с ветчиной?

— Ага, щас, — пробормотала она, едва слыша меня и не отрываясь от газеты, — щас, минуточку.

— Если рассчитываешь на чаевые, то зря, — добавила я.

— Да делает тебе Фредди сандвич! — Кэти глянула на меня поверх газеты с выражением оскорбленной невинности. — И вообще, он говорит, что из меня официантка получше, чем из тебя когда-то. Вот так вот.

— Подумаешь, — усмехнулась я, — он всем девушкам это говорит.

Кэти фыркнула и демонстративно заслонилась от меня газетой.

По спине у меня побежали настороженные мурашки. Я почувствовала чужой взгляд. В дверях кухни стоял долговязый юнец ненамного старше Кэти и пялился на меня. Я ответила ему пристальным взглядом, он вздрогнул, будто от ожога, и скрылся из виду.

Я пожала плечами. Все дело в моих глазах — они у меня янтарные и с овальным зрачком, почти как у кошки. Да и волосы не лучше — того же необычного янтарного оттенка. В Лондоне, правда, живет немало фей и прочий волшебный народ всех разновидностей, но от моих глаз люди все равно шарахаются. Потому что во всем остальном я человек человеком.

— Это что еще за новенький? — спросила я у Кэти.

— Газза, он у нас посуду моет. Агентство прислало, вчера только заступил. — Кэти опустила газету. — Вообще-то, приставучий — лезет и лезет с вопросами, какое я кино люблю, какую музыку...

— Да, удивительно, чего это он? — Я вытаращила глаза, изображая фальшивое изумление.

— Ха-ха. Прямо так все брошу и пойду с ним на свидание! — Кэти наморщила носик.

— Конечно, не пойдешь, — будничным тоном согласилась я, — он ведь недостаточно стар, острых клыков у него нет, и твоя кровь ему без надобности. Он... обычный мальчик. Славный.

— Ну, по мне-то, он никакой не славный. — Кэти наклонилась ко мне. — Говорит, в жизни ни разу не видел фей. Разумеется, я ему сказала, что ты не просто фея, а сида. — Она сердито оглянулась и продолжила: — И Фредди он тоже не нравится. Я сама слышала, Фредди велел Газзе выбирать выражения, а то он через слово ругается. Так что Газза отсюда скоро вылетит, вот помяни мое слово.

Я не стала спрашивать, что еще болтал Газза. Колдуны — это люди, вампиры когда-то были людьми. Но феи — это другой биологический вид, все равно как тролли или там гоблины. Люди валят всех в одну кучу и без затей называют нас другими. Кому наплевать на корректность, те попросту говорят «уроды» или «нелюдь» — миленькое такое обозначение. А мы, феи, — меньшинство, мы не всегда симпатично выглядим с человеческой точки зрения и зачастую опасны. Я говорю «мы», но даже внутри этого меньшинства я составляю свое собственное меньшинство численностью в одну голову. Потому что на весь Лондон я одна-единственная сида.

А если Газза и не болтал ничего насчет уродов и нелюди, то вполне мог распространяться на тему второго предрассудка, который тоже связан с нами, волшебным народом. Считается, будто мы наделены способностью к наведению любовных чар, проще говоря — сказочно хороши в постели. У нас это интеллигентно называется Очарованием.

В любом случае Газза просто не стоил того, чтобы его замечать. Фредди его выгонит взашей, если что, да и Кэти себя в обиду не даст: сколько раз я видела, как она проливала горячий кофе на колени всяким идиотам, не понимавшим намеков.

Кэти тем временем сунула мне под нос очередную газету. С первой страницы улыбалась хорошенькая брюнетка. Заголовок гласил: «Вампир Роберто убил свою Джульетту».

— А здесь что пишут? — нетерпеливо спросила она.

Развернув газету, я пробежала глазами статью:

— Ага, ага, цитаты из интервью с главным вампиром, с самим Графом. Та-а-ак... Преступление, совершенное в порыве страсти... опечален, что трагически сломана жизнь двух молодых, цветущих людей... заверяет широкую публику, что обращение в вампиры совершенно безопасно... выражает соболезнования семьям несчастных... обещает оказать всемерное содействие полиции... — Я глянула на Кэти. — Ну и так далее. Они все поют на один мотив.

— Как романтично, правда? — томно вздохнула Кэти. — Ну, вот они так страстно полюбили друг друга, что захотели быть вместе навсегда. А Дар возьми и не сработай, и теперь он, наверное, тоже умрет.

Я возмущенно фыркнула:

— Что за чушь ты несешь, Кэти! Да она наверняка никакой подружкой ему и не была! Просто он не удержал себя в рамках, а потом, чтобы замести следы, попытался передать ей Дар. Ловкий ход прессы, чтобы выгородить остальных вампиров. — Я постучала по газете пальцем. — Смотри сама, тут написано, что девушка умерла только вчера. Со вчерашнего вечера полиция никак не могла успеть его поймать. Думаю, другие вампиры уже прикрыли его со всех сторон.

— Он не пытался сбежать. Роберто даже не знал, что девушка умерла, мисс Тейлор.

Мы с Кэти разом подскочили от неожиданности. Между нами и дверью кто-то стоял. Послеполуденное солнце било ему в спину, так что он казался темным силуэтом, но когда я взглянула ему в лицо, мне на миг показалось, что передо мной брат-близнец того вампира из газеты.

Сердце у меня захолонуло, по спине пробежали мурашки. Кэти сдавленно охнула и вцепилась мне в плечо. Потом мы услышали голос рассудка: «Вампиры появляются только после заката».

Я взяла себя в руки. Незнакомец тем временем приблизился, нервно сжимая кулаки. Помятый синий костюм, расстегнутый ворот рубашки, ослабленный узел галстука. Темные волосы посеребрила седина, около глаз и рта глубокие морщины. Выглядит старше своих сорока восьми — газеты называли именно этот возраст. Но все равно было сразу понятно, в кого мистер Март уродился таким красавчиком.

Кэти тихонько выдохнула и выпрямилась.

Я рассматривала незнакомца. Возможно, он-то и человек, но сынок у него вампир, и поэтому мне ужас как хотелось послать его подальше, а главное — сказать, чтобы оставил меня в покое. Но отец учил меня, что на угрозу всегда легче отвечать конкретными действиями. Поэтому я ограничилась вопросом:

— Чем могу быть полезна, мистер Хинкли?

Он сжал губы, резко втянул воздух и сказал:

— Я хочу нанять вас, мисс Тейлор.

— По этому делу? — Я хлопнула ладонью по стопке газет.

Он кивнул.

— Напрасно теряете время. Я работаю на «Античар», это колдовская фирма. Законы Ведьминского совета предельно четко запрещают любую работу, связанную с вампирами. Мы не принимаем такие заказы.

— Знаю, — негромко, сдержанно отозвался мистер Хинкли. — Я уже побеседовал с вашей начальницей, Стеллой Рейнем. Она и сказала, что вы, наверное, здесь.

— Неужели она сказала, где меня найти? — уточнила я.

— Мы со Стеллой неплохо знакомы. — Он помолчал, позволяя мне переварить услышанное. — Так мы могли бы с вами потолковать? Будьте любезны.

Я пожала плечами и сдвинула газеты на край стола:

— Садитесь. Имя Стеллы гарантирует лишь то, что я вас выслушаю, но не больше.

Кэти топталась у меня за спиной:

— Чай, кофе?

— Черный кофе. Пожалуйста, — запоздало добавил он, не оборачиваясь.

Прежде чем ретироваться, Кэти округлила глаза и одними губами изобразила восторженное немое «ах», адресованное мне.

— Вы не ведьма, мисс Тейлор.

А то не ясно.

— Нет, не ведьма.

— Между тем я знаю, что вы проработали в фирме чуть больше года и Стелла приняла вас, хотя вы никогда не имели ни малейшего отношения к ведьмам и в шабашах не участвовали. — Он протянул руку и передвинул солонку так, чтобы та стояла вровень с перечницей. — И установления Ведьминского совета на вас не распространяются.

— Это Стелла вам сообщила?

— Да, только покороче.

— Мистер Хинкли, прошу вас, повторите, что в точности сказала Стелла.

— Пожалуйста, зовите меня просто Алан. — Он порылся в кармане пиджака. — Я журналист, финансовый обозреватель. Месяца два назад делал статью о вашем «Античаре», точнее, о предложении предоставить лицензию. — Он выложил на стол газетную вырезку — статью ««Античар» вторгается на магический рынок» за его подписью.

Вот оно что. Стелле не хватало рекламы.

— А-а-а, теперь многое прояснилось. Странно, что Стелла не пришла с вами.

— Я нарочно попросил ее воздержаться. Не хотел на вас давить.

Ага, так я и поверила.

— Итак, Алан, что вы хотели мне поручить?

Он указал на фотографию улыбающейся жертвы вампира:

— Мне нужно, чтобы вы посмотрели на Мелиссу.

Я недоуменно подняла брови:

— И что это изменит? Мелисса-то уже мертвее мертвого.

— Роберто и Мелисса... — Мистер Хинкли качнул седеющей головой и продолжил так негромко, точно говорил сам с собой: — Нет, не могу его так называть. Моего сына зовут Бобби. А имя Роберто он принял, только когда получил Дар. — Его налитые кровью глаза увлажнились, он сморгнул слезу. — Бобби с Мелиссой собирались пожениться.

Вот как, значит, Кэтины романтические домыслы были не так уж далеки от истины.

— Отчасти поэтому мы и хотели нанять именно вас, — заторопился мистер Хинкли. — Бобби не убивал Мелиссу, он просто не мог этого сделать, он любил ее, она... Она была чудесной девушкой. — Он нервно подвигал перечницу туда-сюда. — Убил ее кто-то другой. Мы считаем, это был какой-то другой вампир, но доказательств у нас нет.

— Мы — это кто?

— Мы с Бобби. — Мистер Хинкли скривился. — Все остальные вцепились в эту версию про «роковую любовь».

— А кровные родичи Бобби? Они какого мнения?

Мистер Хинкли крутил в руках бутылочку с уксусом и чуть не уронил ее. Уксус капнул на стол, запахло резко и кисло.

— Тут вы правы, мисс Тейлор. Если вампиры сейчас и волнуются насчет Бобби, так только относительно подачи происшествия в прессе.

Я прищурилась:

— А адвоката у Бобби нет? Алан вновь поджал губы:

— Первый мне не внушал доверия. Он вампир и, по-моему, не принял интересы Бобби близко к сердцу. А новый, которого я нанял, раньше никогда не имел дела с вампирами. Мисс Тейлор, нам очень, очень нужна помощь.

Я его понимала и пока что не отказывалась, но до сих пор не услышала ничего, что заставило бы меня согласиться.

— Все это очень интересно, но я так и не поняла, почему вам потребовались именно мои услуги?

Алан уперся взглядом в столешницу:

— Шесть лет назад моя жена умерла от редкого заболевания крови.

— Какое несчастье.

Убогое подобие соболезнования, но других слов у меня не нашлось.

— Бобби тогда был еще подростком, и после смерти матери у него была черная полоса. — Алан вновь поднял на меня глаза. — Бобби учится... то есть учился на врача. Он думал, что, если выиграет время, успеет найти лекарство от этой болезни, поэтому три года назад принял Дар. — Пальцы Алана сомкнулись на солонке. — Может быть, я и не вполне одобряю образ жизни, выбранный Бобби, но он все равно мой сын. Больше у меня родных нет.

Мгновение-другое я смотрела ему в глаза, потом мягко сказала:

— Мистер Хинкли... то есть Алан, мне очень жаль, но я и в самом деле ничем не смогу вам помочь. Даже если Мелиссу убил другой вампир... Понимаете, я проверяю, есть ли чары, затем уничтожаю или обезвреживаю их. Вот и все.

Мне не хотелось говорить ему, что в вампире, который убивает жертву, подчистую высосав у нее кровь, нет ничегошеньки волшебного.

Алан покрутил солонку.

— Вот мы и хотим, чтобы вы осмотрели Мелиссу и проверили, нет ли там чар. Следователь утверждает, что, судя по уликам, вампир-партнер у нее был всего один, Бобби, но мы подумали: а вдруг второй вампир замаскировал свои укусы чарами?

«Утопающий хватается за соломинку», — подумала я.

— Кроме того, вы ведь работаете в клинике «Надежда» при Комитете по этике межвидовых отношений, а они лечат жертв вампиров, поэтому...

— В этой клинике лечат не только тех, кто пострадал от вампиров, а вообще жертв любого магического воздействия, — перебила я.

— Да, но вы-то разбираетесь в вампирских укусах получше коронера и повидали их больше.

«Ага, только вот маленькая поправочка: все следы укусов, которые я видела, были на живых, а не на покойниках».

Алан опять покрутил солонку.

— Мы думали, что, если вам удастся снять чары, маскирующие чужой укус, вы, может быть, определите личность укусившего.

В животе у меня образовался холодный комок.

— Мистер Хинкли, даже если на теле жертвы есть следы укуса, нанесенного другим вампиром, и они замаскированы чарами и даже если я сумею обнаружить их, то определить, кто именно кусал, мне никак не по плечу. И коронеру тоже, если только в его распоряжении не будет подлинного образца укуса, чтобы было с чем сравнивать. Да и то... ДНК вампиров позволяет определить, лишь к какому вампирскому роду принадлежит кусавший, но не конкретную личность.

Алан взглянул на меня в упор:

— А мы думали, вы с этим справитесь... магией.

Сердце у меня бешено заколотилось. К чему это он клонит? Уж не к тому ли, что вампиры возомнили, будто я навострилась опознавать их укусы с помощью волшебства? Уже одно это ставит меня в опасное положение. Помимо прочих обстоятельств дела.

— Вот и зря вы так подумали, мистер Хинкли. Я не умею применять магию подобным образом и вообще не уверена, что это кому-нибудь по силам, — отрезала я.

Лицо у него вытянулось, рот скривился. Потом он постучал ногтем по бутылке с уксусом, получился еле слышный звон.

— Я готов пойти на любые расходы, — выдавил мистер Хинкли.

Я вздохнула. Нет, деньги мне определенно не помешали бы, но все равно я отвечу ему отказом. Пусть он сто раз знакомый Стеллы. Может, она и навела его на меня, но ни за что не позволит своему сотруднику работать на вампира, хотя бы и завязавшего. Ведьмы и вампиры сосуществуют по принципу «живи и жить давай другому» века так с пятнадцатого, это одна из самых мрачных и сенсационных тайн в истории человечества, связанная с инквизицией, охотой на ведьм и прочими ужасами. И поэтому любой, кто учил историю в школе, популярно объяснил бы Алану Хинкли, что я, ведьма, за его работу ради вампира не возьмусь. И точка. Что он, сам историю не учил? Почему так настаивает? И почему Стелла не пришла с ним? Что-то тут не сходится. Дело нечисто. Возможно, конечно, что она нарочно все это подстроила: пусть ему откажу я, и только я, а она будет как бы и ни при чем в этом грустном фарсе. Но если она и впрямь меня подставила, я ей растолкую, что мне вовсе не улыбается выступать в роли стервозной феечки и расхлебывать Стеллину кашу. И растолкую очень скоро.

— Дело не в деньгах, — ответила я, тщательно подбирая слова. — Просто я не хочу связываться с вампирами. Никоим образом. Во многом поэтому я и работаю на «Античар», чтобы уж точно не с вампирами. Вампиры относятся к моим сородичам совсем не так уважительно, как к людям.

— Слышал об этом, но все равно хотел с вами побеседовать. Мисс Тейлор, мне кажется, если вы просто взглянете на Мелиссу, от вас не убудет. Да и времени это много не отнимет.

Я не сводила с Алана глаз. Меня терзали смутные сомнения.

— А если я откажусь, тогда что?

Он недоуменно нахмурился:

— Простите, что-то не понял.

— Ой, да бросьте притворяться, Алан. Вы целый день караулили меня, чтобы поймать не в конторе и потолковать по душам. Добились, чтобы моя начальница сказала, где меня искать, но не позволили ей присутствовать при нашей беседе, чтобы у меня не было ощущения, будто на меня давят. В общем, сплошное сочувствие. — Я наклонилась к нему и вынула у него из пальцев бутылочку с уксусом. — Ваш единственный сын, вампир, обвиняется в убийстве. Если его вину удастся доказать, то двадцатью годами заключения он не отделается, нечего и мечтать. Его пошлют прямехонько на гильотину, а останки сожгут и развеют по ветру над текучей водой. — Я со стуком поставила злосчастную бутылочку на стол. — Почему бы вам не открыть мне подлинную причину, по которой я, по-вашему, возьмусь за это дело?

Алан дернулся и откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди.

— Не делайте из меня негодяя, мисс Тейлор. Я лишь пытаюсь спасти сына.

Я и не подумала отвечать. Пусть выскажется до конца.

— Ладно. — Плечи Алана ссутулились. — Бобби просил вам кое-что передать, но только в случае отказа. Он не объяснил мне, в чем суть, — сказал, мне лучше не знать. — Глаза у него потемнели от отчаяния. Видно было, что в душе у него идет нешуточная борьба. Потом он явно принял какое-то решение и тусклым ровным голосом сказал: — Мой сын ничего дурного в жизни бы не сделал.

— Ну так валяйте, выкладывайте ваше послание, раз уж расшифровать его могу только я.

Алан огляделся, удостоверился, что в кафе, кроме нас, никого нет и даже лентяйка Кэти до сих пор не несет ему кофе. Потом негромко произнес:

— Вам привет от брата Сиобан.

Меня словно встряхнули. Или ледяной водой окатили. Брат Сиобан.

Зар-раза, как же я сразу-то не догадалась! Что этот гад затеял теперь?

Алан посмотрел на меня и ужаснулся.

— Это шантаж! Ну конечно шантаж. Вот так влипли, — пробормотал он скорее себе, чем мне.

Я с трудом сглотнула. Челюсти свело.

— Н-н-нет, не совсем шантаж, — выдавила я. Может, это был и не совсем шантаж, но выбора он мне не оставлял. Я заключила сделку, а для представителя волшебного народа заключить или расторгнуть сделку не так-то просто. Магия обходится дорого. Но мне никогда и в голову не приходило, что этот должок с меня стребует вампир. А не кто-то из их жертв.

ГЛАВА ВТОРАЯ

На поверку чары оказались упорными и липучими, хотя с виду они, обернутые вокруг ручки холодильника, выглядели невинно, что твоя сахарная вата. Только вот сахарная вата вряд ли будет мерцать и пульсировать ядовито-зеленым светом — она вообще никак себя не ведет и смотрится куда безобиднее. Я зажала тоненькую ниточку псевдоваты в пальцах и осторожно потянула. В нос и даже в горло мне ударила острая вонь тухлых яиц, так что меня замутило. Я на миг ослабила магическую хватку, и чары опять сгустились и обвились вокруг ручки холодильника.

— Ах ты, мерзкий домовой! — пробормотала я и сделала вторую попытку, сосредоточившись еще старательнее.

На этот раз чары отцепились, и мне удалось выгнать их восвояси.

Вообще-то, предполагалось, что эта работа в модном кенсингтонском бистро — дело плевое, однако по вине Алана Хинкли, с его мольбой о помощи, я все время отвлекалась, и в мозгу у меня один за другим возникали вопросы без ответа. Например, какую пакость задумал братец Сиобан? И впрямь ли требование исходило именно от него? Или, скажем, не раскрыл ли Бобби, он же Роберто, он же мистер Март, ненароком какой-то чужой секрет и не попытался ли применить его в свою пользу?

Я покосилась на свой телефон, но он пока тоже никаких ответов не предлагал. Я положила мобильник у входной двери, на безопасном расстоянии от чар, но он удручающе безмолвствовал, хотя я успела отправить кучу сообщений. Так что, поскольку получить отсрочку мне не удалось, как я ни старалась, теперь мне предстояло встретиться с Аланом позже, в морге.

Я пробралась между столиков обратно к тому месту, где раньше были чары. Кондиционер жужжал, как потревоженный улей, но дело свое делал: в помещении было холодно и даже промозгло, точно в пещере. Я с трудом подавила дрожь. Пригашенный свет позволял легче различить чары магическим зрением, а Финн (мой коллега и, если верить слухам, будущий начальник) перед моим появлением успел закрыть жалюзи. Я бы лично предпочла солнечный свет.

Ухватившись за край мраморного столика, я присела на корточки и всмотрелась в пол, выискивая, не мерцают ли там какие красноречивые следы чар. Чисто, просто черно-белые плитки, никаких отростков чар и никаких мышей — обычно, попав под действие чар и оказавшись в ловушке, мыши в панике носятся кругами.

Я перевела взгляд на потолок и всмотрелась в лепнину, особенно в тени по углам. Тоже чисто. Теперь можно вздохнуть с облегчением. Так, застекленная витрина вдоль стены пуста, никаких замысловатых тортов с кремовыми вензелями, никаких пирожных системы «прощай, фигура» и никаких плесневелых объедков. Порча или что-то подобное.

Дверь из кухни распахнулась, и стремительно вошел Финн, так что моя магическая концентрация опять нарушилась.

— Дьяволовы рога, ну и бардак у них на кухне! — воскликнул он, сунув руки в карманы. — Управляющий утверждает, будто какой-то посетитель, недовольный обслуживанием, вместо чаевых из вредности оставил тут чары... ну, по крайности, так заявила здешняя домовая. А ей управляющий верит.

Я подавила горячий всплеск радости, которую всегда испытывала при виде Финна, — нечего, нечего, не время и не место — и отозвалась:

— А почему бы и не поверить? Версия не хуже других. Этот ресторан — семейный бизнес, домовая при них, наверное, состоит уже не первый десяток лет. Странно, правда, что от нее столько неприятностей. — Я побарабанила по столу. — Если только... если только управляющий чем-нибудь ее не рассердил, а теперь не хочет признать свою вину.

Финн пожал плечами, затем сцепил руки над головой и грациозно потянулся.

Каждый раз при виде Финна я старательно сдерживаюсь, чтобы не представить его без штанов. Виной тому его рожки, наши конторские сплетни и мое неукротимое либидо. Финн — фавн, он из волшебного народа, сродни нам, феям. Когда-то древние греки почитали его прародителя, получеловека-полукозла Пана, как божество. В одетом виде нижняя часть Финна выглядит вполне по-человечески, ни малейшего признака хвоста или мохнатых ляжек, и за все три месяца его работы у нас в «Античаре» никому не удалось ни опровергнуть, ни подтвердить соответствие мифологическому образцу. Но у меня все равно фантазия разыгрывается.

— Ну как ты тут справляешься, Джен? — Финн почесал рог.

Рожки у него премилые — цвета сухого папоротника, острые и на добрый дюйм торчат из курчавой белокурой шевелюры. С лица Финн просто плакатный красавец, мечта рекламщика, но только вот незадача: из-за рожек он по рекламным меркам недостаточно похож на человека, чтобы что-то втюхивать публике. Не иначе, он носит какие-то приукрашивающие чары, которые меняют внешность, но мне пока что не удалось различить, что за ними скрывается.

— Уф! Сняла чары со всего, кроме кофеварки, — сообщила я.

— Когда закончишь, не откажусь от помощи на кухне. — Финн приглашающе улыбнулся. — Ты не против?

В ответ я посмотрела на него так, как смотрела в последнее время, стоило Финну начать подбивать клинья: со слегка удивленной, но терпеливой улыбкой. Мол, не надейся, что я приму твои ухаживания всерьез. Ни за какие коврижки. После чего с трудом подавила вздох и отвернулась.

Я подошла к стойке и сосредоточила свои усилия на кофеварке. О-о-о, как все запущено! Магическое зрение показало, что этот промышленных размеров агрегат излучает чары так, что на стены ложится нездорово-оранжевый отсвет. Хуже всего дело обстояло с рычагами. Конечно, взломать такие чары — минутное дело, гораздо проще, чем аккуратно снять. Но при взломе неизбежен выброс магии, вернее, взрыв, а тогда взрывается и сам заколдованный предмет. Сопутствующие разрушения мне ни к чему — клиенты в таких случаях, понятное дело, сильно возражают. Поэтому я ухватила чары за кончик нити и начала разматывать. Руки мне ошпарило горячим паром. Зар-ра-за! Я чуть не вскрикнула, но прикусила губу и встряхнула кистями, чтобы избавиться от чар. Боль была подлинной, пар — нет, так что ожогов не останется, просто неприятный выплеск энергии.

— Ох! Больно, да? — сочувственно спросил Финн. — Ну да, так всегда и бывает, если слишком гонишь.

— А то я не знаю! — огрызнулась я.

Он улыбнулся до ушей:

— Конечно знаешь, но эта домовая просто чокнулась. Наше счастье, что она не на нас взъелась!

Я осторожно потыкала в чары.

— Похоже, у тебя богатый опыт, — предположила я.

— Не то слово, целый месяц возился. — Финн сморщился от воспоминаний. — Открываешь банку с медом — оттуда вжик пчела и сразу — тяп! В рот что ни возьми, все на вкус пригорелое. И еще моя домовая спрятала все левые носки!

— Левых носков не бывает, они одинаковые. — Не сводя глаз с кофеварки, я продолжала потихонечку разматывать чары.

— Еще как бывают! — рассмеялся Финн. — Неужели не понятно? Носок сперва всегда надеваешь на правую ногу, остается какой? Левый!

— Ха-ха.

Чары распались у меня под пальцами на отдельные мелкие волоконца и наконец рассосались.

— А чем ты так разозлил свою домовую? Ты вел себя как обычно или выкинул нечто особенное?

Финн небрежно пожал плечами:

— Сейчас уже не помню. По-моему, я больше разозлил одну ведьму, чем домовую, а уж она спустила на меня домовую.

Ну да, как же в такой истории без ведьм, никак! Наши конторские ведьмы прямо вцепились в Финна — точь-в-точь в лотерею разыгрывали, и все они так и тянули ручонки — поскорее посмотреть, кому же выпал счастливый билетик. Финн вовсе не возражал против того, чтобы быть счастливым билетиком, щедро и поровну оделяя всех своим галантным вниманием. Меня тоже склоняли поучаствовать во всеобщей игре, но от этого я была вынуждена отказаться.

Не то чтобы Финн мне не нравился. Нравился, и еще как! Добавьте к этому внятный голос волшебной крови — магия стремилась во что бы то ни стало подтолкнуть нас друг к другу, чтобы окончательно все запутать. Закавыка была в чрезмерной, избыточной притягательности белокурого фавна. Мне все отчаяннее хотелось поддаться его обаянию, а это не дело, совсем не дело. Поэтому я, подавив разочарование, неимоверным усилием воли держала Финна на расстоянии.

Финн легонько тронул мою руку — там, где ее ошпарил призрачный пар.

— Может, расскажешь, что тебя тревожит?

Я подняла взгляд и поразилась, как сочувственно он на меня смотрит.

— Ничего особенного.

— Да неужели? Обычно ты обращаешься с магией куда осторожнее.

Финн попал в точку. Вообще-то, я перестраховщица.

— День неудачный, — отговорилась я, — ну, знаешь, сначала пикси разгоняла, потом умудрилась грохнуть кристалл в мобильнике.

— М-да. — Мгновение-другое Финн задумчиво созерцал меня, затем улыбнулся. — Что ж, тогда проблема решена. Я как раз нашел отличное местечко в Сити, где торгуют кристаллами. Цены вменяемые, так что скажу Тони — пусть обеспечит тебе один на пробу.

Ах, какого соблазнительного троянского коня мне выкатили! Но я притворилась, что не понимаю намека.

— Отлично, спасибо, — откликнулась я.

Финн как бы между прочим приобнял меня за плечи:

— Слышала свеженькую сплетню? Стелла ускакала с работы очень рано, якобы на Совет, но Тони утверждает — на свидание. — (Теплое дыхание фавна щекотало мне ухо.) — Этот таинственный тип с утра успел позвонить раза три и ни разу не назвался — сказал, Стелла знает, кто звонит. — (Меня обволокло слабым запахом черники.) — А Тони сказала, что она узнала голос!

Я вывернулась из рук Финна, прежде чем мне стало уютно в его объятиях. Еще чего не хватало!

Если Стелла на заседании Ведьминского совета, ясно, почему она не отвечает на сообщения. А уж кого имеет в виду Тони, наша администраторша, и дураку понятно.

Финн прислонился к стойке и подмигнул:

— Тони убеждена: это тот журналист, что брал у Стеллы интервью. Высокий, темноволосый, симпатичный. Ты-то его ведь не видела?

Я кокетливо прищурилась:

— Опасаешься, что в твой гаремчик проник коварный конкурент?

Финн хмыкнул:

— Да ну тебя, Джен, какой он мне, к лешему, конкурент, он же человек. — Он хулигански усмехнулся. — Просто интересно: у тебя тоже слабость к высоким темноволосым симпатягам или только у Стеллы?

— Разведка? Тебе ничего не светит.

— Не волнуйся, я знаю свое место. — Финн взял мою руку в свои и нежно провел пальцем по моей ладони. — Да полно тебе, Джен, уж и удочку закинуть нельзя. Я, как-никак, отпрыск божества плодородия. — Палец скользнул мне на запястье, и кровь у меня в венах запульсировала быстрее. — А ты сида, тебе без страсти как без воздуха. Ты только представь, какую музыку мы с тобой выдали бы, — Моцарт обзавидуется.

Рассмеявшись, я высвободила руку и брезгливо скривилась:

— О-о-о, завел шарманку! Меня этим не возьмешь!

Финн снова улыбнулся до ушей, сверкнув белыми зубами на загорелом лице:

— Прямо-таки и не возьмешь?

— Даже и не мечтай. Какая пошлятина. И что, твои многочисленные поклонницы на это ведутся?

Финн распростер руки:

— Что сказать? Я ведь божество секса!

— Ха! — Я легонько пихнула его в грудь. — Мечтать не вредно.

Финн посерьезнел:

— А один вопросик можно?

— Ну?.. — нетерпеливо спросила я.

Он наклонился и прошептал мне в ухо:

— А ты когда-нибудь ворожила в полнолуние и плясала при свете звезд?

У меня перехватило дыхание. Вот паршивец, он слишком близко. Все мое тело откликнулось, меня обдало жаром, я едва ли не чувствовала на языке вкус черники.

Финн отодвинулся ровно настолько, чтобы видеть мое лицо. Мшисто-зеленые глаза воззрились на меня с непередаваемым мужским превосходством.

— Джен, одну-единственную ночь, а?

Я прикусила губу с такой силой, что рот наполнился медным привкусом крови.

— Не дразни меня, Финн.

— Буду. Не отстану. — И он заправил выбившуюся прядь волос мне за ушко.

Я заставила себя отодвинуться и рассмеялась, чтобы отогнать слишком серьезное настроение.

— Знаешь, что говорится насчет желаний?

— Погоди-ка, погоди... — Он коварно усмехнулся и поднял палец: мол, дай сказать. — Вспомнил: стоит желанию исполниться — и уже слишком поздно.

Я кивнула:

— Вот и не забывай об этом.

— А я не загадывал желание, Джен. — Он погрозил мне пальцем. — Я дал тебе слово. — Палец крутанулся в воздухе, словно удочка, на которую фавн вытягивал меня. — Желание то ли исполнится, то ли нет.

Я ощутила, как в груди что-то дернулось, будто меня и впрямь поймали на крючок.

— Слово — совсем другое дело. — Не сводя с меня глаз, Финн поцеловал собственную ладонь. — Когда его даешь, то даешь наверняка. — Он послал мне воздушный поцелуй.

«Вот ведь поганец, — подумала я, — пропади он пропадом». А вслух сказала:

— Не зарекайся.

Финн улыбнулся, но глаза его остались серьезными.

— Поздно.

За спиной, а точнее, за затылком у меня что-то хлопнуло и кто-то раздраженно заперхал.

— Слушьте, коли покончили любезничать, может, и я словечко вставлю?

Домовая сидела на кофеварке, как нарядная кукла. Из-под цветастого платья торчали кожаные башмаки. Лицо цвета песчаника, каштановые волосы торчат сердитыми пучками, а карие глазища сердито буравят нас.

Рассудочная часть моего «я» была весьма признательна ей за вмешательство.

— По-моему, она с тобой хочет потолковать, — пробормотал Финн. — Если что, я на кухне. — Он кивнул домовой и ретировался быстрее тролля, столкнувшегося с разъяренным котом.

Круглая физиономия домовой неодобрительно скривилась, отчего носик-пуговка почти пропал в многочисленных морщинах.

— И пущай к моему дитятку не суется, а то не только клятого носка недосчитается. — Она спрыгнула с автомата на стойку — взъерошенная и боевитая нянюшка двух футов ростом. — А ты, серденько, товось, гляди оберегайся, сторожко с ним, это тебе его выбирать положено да обхаживать, а не насупротив!

Я вполне понимала ее шотландский выговор: серденько — сердечко, сторожко — осторожно... Недаром в детстве, когда мне было лет девять, я год прожила в тех краях. Ну, если ее «дитятко» женского пола, вышло из детского возраста и привлекательно, то вот оно, Финн уже нашел что искал. А что касается обхаживания, то есть ухаживания, то Финну от меня никаких поощрений и не требуется.

Тут-то мои подозрения оформились и выстроились в четкую схему. Я пытливо заглянула в морщинистое личико:

— Ты ведь это нарочно устроила? А могла бы просто позвонить!

Домовая уперла руки в бока:

— Не верю я энтим механизьмам. Ан по-моему вышло, ты, сударыня, как есть туточки. — И она торжествующе улыбнулась.

Не поспоришь.

— Так в чем дело?

Домовая соскочила с прилавка, платьице ее раздулось, как парашют. Благополучно приземлившись на черно-белые плитки, она протянула мне сморщенную лапку:

— Агата Браун, сударыня.

Я пожала эту лапку, и меня обволокло знакомым уютом и покоем, будто я холодной зимней ночью свернулась клубочком под теплым одеялом. Я присела на корточки и спросила:

— Мы знакомы?

Розовый бутончик губ разомкнулся в задумчивом вздохе.

— Коли домовой до кого коснется, то как печать останется. Вдругорядь тот в беду попадет, ан другой домовой почует и на подмогу подоспеет. — Она покачала головой. — А если б не я, так кто из моих сестриц подсобил бы, верно говорю.

Она погладила меня по щеке, и я тотчас все вспомнила. Мне шесть лет, и надо мной стоит последняя из моих нянь, вся багровая, и едва не плюется от гнева.

Да, мы тогда переехали в старинную усадьбу, а в ней был настоящий ледник — запасы хранить: дыра в каменном полу, а сверху тяжеленная дубовая крышка. В леднике оказалось темно и холодно. Когда я перестала визжать и начала слушать, то различила какие-то шорохи и царапанье. Я надеялась, что меня освободят — папа или кто-нибудь из его клана, но днем они все спали как мертвые. А потом моей руки коснулась сухонькая маленькая ручка, и мне полегчало. С тех пор я никогда не боялась темноты.

Агата покачала головой. В глазах ее отразились сочувствие и гнев — она прочла мои воспоминания. Я быстро поднялась на ноги, прерывая связь.

Эта нянька повадилась запирать меня в подполе чуть ли не ежедневно, но тамошняя домовая всегда оказывалась рядом и утешала меня своим присутствием. Конечно однажды нянька не рассчитала и продержала меня в подполе до темноты. И меня нашел отец, и той же ночью мы опять переехали. Мы только и делали, что переезжали.

Гораздо позже я поняла, что няньку он наверняка убил.

Впрочем, когда дело касалось сохранности его тайн, он всегда вел себя как очень практичная сволочь.

Я ответила Агате улыбкой: мол, понимаю, ты прочитала мои мысли и я вашим кое-что должна. А вслух спросила:

— Так зачем же я здесь понадобилась?

Старушка встревоженно наморщила лобик:

— Дак ведь, серденько мое, уж так ей худо, уж так несмогает...

В кухне что-то с грохотом разбилось, прервав Агату Браун на полуслове, и она метнулась на шум, а я за ней. В кухне мы обнаружили Финна и управляющего, вмолчании уставившихся на груду осколков — все, что осталось от стопки тарелок.

Тьфу, пропасть! Похоже, Финн все-таки попытался взломать чары, вместо того чтобы постепенно их расколдовать. И вот результат.

— Мистер Андрос, нанимая сотрудников вашей фирмы, я рассчитывал не на это. — Управляющий ткнул в осколки носком начищенного ботинка. — А рассчитывал я на то, что вы четко, быстро и организованно наведете порядок. Ваша фирма гарантирует именно такие услуги. — Он демонстративно глянул на часы. — Меньше чем через час появятся посетители.

Финн злобно покосился на Агату, та фыркнула и направилась к приоткрытой двери, ведущей из кухни куда-то еще.

Я предоставила Финну извиняться самому. Какие бы чары ни опутали ресторан, их не удастся снять, пока Агата не добьется своего.

Выяснилось, что дверь вела в тесную комнатку для персонала: тут помещался стол, два потрепанных стула и ряд шкафчиков. Агата, стиснув на груди ручки, озабоченно смотрела на молодую особу, которая сидела за столом, неуклюже уронив лицо на руки.

— Вот она, серденько мое, Холли.

На Холли была обычная униформа официантки — черная юбка с белой блузкой. Туфли валялись на полу поодаль. А лицо было не разглядеть — его закрывали вьющиеся спутанные кудри, расстелившиеся по столу, как плющ.

— Уйди, Агги, — невнятно отозвалась Холли. — Все нормально. Оставь меня в покое.

Сама пришла, голубка моя.

— Никого не желаю видеть! — проскулила Холли.

Агги робко погладила ее по вздрагивающему плечику.

— Холли, серденько мое, детонька! — взмолилась она.

Холли вскинулась — лицо у нее распухло от рыданий.

— Пошла вон, Агги! — зарычала она на старушку, ощерив треугольные зеленые зубки. — Только и умеешь, что все портить!

Агата упрямо насупилась, схватила свою подопечную за руку и, вывернув запястье, показала его мне.

— Артачится, до лекаря итить не хочет! Как во вторник с ней беда-то приключилась, так я вся извелась — от вестей дурных и того пуще!

Холли выдернула руку и разразилась рыданиями, но я успела различить не до конца заживший укус вампира.

Ну что же, это многое объясняет. Теперь понятно, зачем Агата буквально опутала весь ресторан чарами: укус — не магическая проблема, а такая, с которыми я сталкиваюсь в клинике «Надежда» еженедельно. В последнее время у молодежи стало писком моды отмечать совершеннолетие Укусом. А в результате к нам пачками поступает молодняк — чаще всего детишек притаскивают родители, осознавшие, где, с кем и как их отпрыск прогулял всю ночку. Я кивнула Агате:

— Ты не могла бы оставить нас наедине?

Старушка облегченно вздохнула и, уже не такая взъерошенная, с легким хлопком исчезла.

Холли сердито уставилась в пустоту.

— И смотри мне, Агги, чтоб не смела подслушивать! — взвизгнула она.

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Я устроилась за столом напротив Холли и подождала, пока она утрет слезы. Холли явно относилась к полукровкам — наполовину человек, наполовину фея. К какому именно волшебному народу принадлежали ее предки, мне было не определить, но наследственность явственно просматривалась: высокие точеные скулы и еще эти зубки.

Она не то икнула, не то всхлипнула, пальцами прочесала ворох вьющихся черных кудрей, и под ними сверкнули голубизной сережки сердечками.

— Лучше сдавайся и не трать время даром, — посоветовала я, — Агата не отстанет, пока своего не добьется.

Холли надула губки и смахнула гриву на одно плечо. Потом сунула прядку волос в рот и пробурчала:

— Шагу не дает ступить, как маленькой!

— Ага. — Я сочувственно улыбнулась, чтобы вызвать ее на откровенность.

— Раскудахталась, как я не знаю... А я просто с друзьями потусоваться, и все, и ничего такого, а она как эта...

— Не твои друзья ее тревожат.

Холли коротко глянула на собственную кисть и поежилась.

— Хорошенькие у тебя сережки, — похвалила я.

Изящные пальчики вспорхнули к левому ушку и замерли. Холли насторожилась.

— Ни разу не бывала в «Голубом сердце». Как по-твоему, стоит сходить? — вкрадчиво спросила я.

— Ну… да… — неуверенно отозвалась она. — Там вроде ничего...

— Ничего?.. — Я опять улыбнулась. — А говорят, крутой клуб.

— Так и есть.

— Но не во всем?

Холли села на стул с ногами и обхватила коленки руками.

— Трейси с Лорен считают, что там круто. — Она опустила подбородок на коленки, уставила на меня разочарованные зеленые глаза и потрясла кистью. — Но укусил он больно. А вроде полагается, чтоб не больно было! Трейси с Лорен сказали, что они ничего и не почувствовали.

В кухне что-то грохнуло, и Холли подскочила. В наступившей тишине отчетливо раздался всплеск сердитых голосов, затем смолк.

Я взяла Холли за запястье и внимательно его осмотрела. Так, аккуратный парный след от клыков, ранки уже почти затянулись.

— Вампир просто обманул твоих подружек — загипнотизировал и заставил поверить, будто им совсем не больно и даже наоборот. Но тебя загипнотизировать могут далеко не все вампиры, потому что ты полукровка.

Холли насупилась:

— А он утверждал, что мне больно потому, что он еще молодой вампир. — Девушка выдернула руку и принялась теребить ниточку, выбившуюся из подола юбки. — Не, вообще он был славный, я как сказала: «Больно», он прям сразу и перестал. Только... — по щеке у нее скатилась слеза, — мне теперь так паршиво... все время вымотанная, и голова кружится, и снится невесть что...

Если не считать кошмарных снов, симптомы смахивали на типичную анемию после укуса. Однако один-единственный укус, аккуратные следы которого виднелись на ее запястье, таких симптомов вызвать не мог. Так просто не бывает.

— Холли, тебе придется показать мне и остальные укусы.

Она в изумлении вытаращила глаза, подбородок у нее задрожал. Но покорно оттянула воротник блузки и склонила головку набок — и я увидела еще один след, два подживающих отверстия от клыков, над ключицей.

— Что, всего два укуса? — не отступалась я.

— Угу. — Холли отвела глаза, и я поняла: она что-то недоговаривает, ей есть что скрывать.

— Холли, — с нажимом произнесла я, — если ты хочешь, чтобы я сказала Агги, что все в порядке, ты должна показать мне все укусы, все, понимаешь? — Я заглянула ей в лицо. — Где они у тебя, я ей не выдам, договорились?

В кухне опять раздался грохот и металлический стук и теперь уже не прекращался, будто там разместилась целая гномья мастерская. Да что это Финн затеял? Решил все перевернуть вверх дном, переломать и переколотить?

Холли мгновение-другое жалась, но все-таки расстегнула блузку.

Вампир укусил ее в грудь, как раз там, где начиналась кружевная кайма лифчика. Укусил совсем не так аккуратно и не единожды: над левой грудью след от укуса воспалился и не заживал, а кожа вокруг него побелела и потрескалась, потому что вампир приложился к ней основательно. А правую грудь он прямо-таки пропорол клыками, оставив ссадины, не меньше дюйма длиной, и к тому же наставил синяков — выглядело все это так, словно вампира оторвали от добычи силой, причем очень резко.

Я постаралась не обращать внимания на внезапную пульсацию в моей собственной шее. «Растреклятый кровосос», — подумала я, но вслух сказала лишь:

— Ого, небось больно было!

Холли опустила глаза на синяки:

— Да нет, не сильно — я тогда была как пьяная.

Утешало одно: укусы выглядели так, будто вампир высосал кровь, но не попытался заразить жертву. Конечно, «Дубль-В» — вампирский вирус, в просторечии «вампирский яд», — в наши дни уже не так страшен, за последние двадцать лет против него нашли лекарство и успешно его лечат. А несколько лет назад телекомпания Би-би-си показала документальный фильм «Нетопырь на стене», в котором исподволь пропагандировалось, что «Дубль-В» не что иное, как потенциальный эликсир вечной молодости и здоровья. Слухи о преимуществах вируса немедленно распространились по Интернету, так что сегодня кое для кого вирус превратился прямо-таки в желанную цель, вот только широкая публика не желает ничего знать о подлинной участи большинства зараженных. В прессе их деликатно и политкорректно именуют компаньонами вампиров, хотя, если выражаться прямо и честно, это всего-навсего рабы, игрушки и источники питания. И в большинстве своем эти рабы вовсе не задерживаются на этом свете и не живут долго и счастливо, блистая вечной молодостью и здоровьем. Они кончают тем, что попадают в какую-нибудь забегаловку в КровоСОС-тауне, а там таких, как они, считают «закуской на раз» и быстро высасывают до смерти.

И все, что их интересует, — это Дар.

Немного мифологии. Согласно легенде, изначально Дар был кровью Горгоны Медузы, которую Афина даровала Асклепию, греческому богу врачевания, чтобы помочь тому лечить смертных. Получив щедрый подарок богини, Асклепий принялся воскрешать людей из мертвых, чем вызвал гнев самого Зевса — с верховными богами это частенько случается, — и Зевс поразил Асклепия молнией. Тогда отец Асклепия, бог солнца и покровитель искусств Аполлон, решил исправить сыновние ошибки и с тех пор испепелял умертвил и вампиров, попадавшихся ему на пути. Вампиры благоразумно решили не попадаться Аполлону и пришли к выводу, что если ты избегаешь гроз и молний и солнечного света, обходишься без загара и пьешь кровь, то это невелика жертва, когда на карту поставлено бессмертие.

Однако и правительству, и магам, и в особенности вампирам совершенно не нужно, чтобы общество кишело юными кровососами, поэтому распределение Дара находится под строжайшим контролем. Это означает, что клубы, предназначенные для любопытствующих туристов, — место вполне безопасное: в конце концов, коль скоро жертвы-простачки не просто платят, но выстраиваются в очередь, лишь бы стать дежурным блюдом для вампира, самим вампирам уже нет необходимости впрыскивать очередной жертве свой яд и превращать ее в наркомана, жаждущего нового укуса. Пропитание и без того обеспечено. От вампира требуется всего лишь легкое, необременительное гипнотическое усилие, так называемый выплеск месмы: раз — и готово, и клиент уже убежден, что он получил желаемое и что ему вовсе не больно. А перегибать палку вредно для бизнеса.

Однако Холли наполовину фея, а волшебная кровь, пусть и наполовину разбавленная человеческой, в вампирском мире считается редким деликатесом, за ней охотятся, и ради этого с вампира вполне сталось бы впрыснуть Холли яд. Именно поэтому мне важно было убедиться, что она не заразилась.

— Холли, ты ведь слышала о вирусе «Дубль-В»?

В ответ она вытащила из журнала на столе заложенный в него буклетик клиники «Надежда»:

— Я сравнила с образцами укусов вот тут. — Она открыла буклет и ткнула в фотографии. — Видишь, когда две дырочки, ничего страшного, инфекции нет, а вот когда четыре и вторая пара поменьше и незаметнее, тогда пиши пропало. Эти вторые от выдвигающихся клыков, через них и впрыскивается яд. — Она провела пальчиками по своей груди. — А у меня ничего такого нет, и у девчонок тоже, у всех двойные следы, не четверные. Трейси даже в лупу смотрела, и мы все проверились, — с ноткой разочарования в голосе добавила Холли.

— Ну так это отличные новости! — Я пошире распахнула глаза, чтобы Холли не заметила, что я сосредоточенно размышляю. — Тебе не о чем беспокоиться, укусы заживают, и, как только у тебя восполнится потеря крови, головокружения прекратятся, и вообще ты полностью поправишься.

Холли повертела передо мной укушенной рукой:

— А как насчет этого?

В кухне что-то мощно зашипело, будто там взбунтовалось целое стадо паровых драконов, после чего раздался растерянный голос Финна, выкрикивавшего заклинание.

Я еще раз пригляделась к следам укуса на руке Холли:

— Этот получше других, дня через два совсем пройдет.

Девушка подалась вперед и перешла на шепот:

— Но это укус того самого вампира. Ну, про которого во всех газетах! Который... кокнул свою девушку.

— Роберто?! То есть... мистера Марта?

Холли едва заметно кивнула:

— Агги почему и беспокоится: арестовали-то его за убийство, говорят, одного укуса достаточно, вот она и вбила себе в голову... — Холли осеклась, а потом тоненько пискнула: — Ой, я что, тоже умру?!

Я пожалела о своем обещании помочь этому поганцу.

— Все укусы — его? — уточнила я.

— Не-е-ет, я же говорила, Роберто мне больно не сделал, сразу перестал... А это все второй, Луи, француз который. — Она потыкала в синяки и поморщилась. — Роберто на него как рявкнет и ну оттаскивать, а тот прям впился. Трейси говорит, оба выглядели как полные психи... Я-то сама не помню, не в себе была. — Она отбросила волосы на спину. — Роберто купил нам на всех фруктовый коктейль, ну, тот самый, особый, а потом взял нам такси. — Личико девушки вытянулось. — Ой, думаешь, я тоже умру, как его подружка?

— Дженни!

Я обернулась. На пороге кухни стоял Финн. Холли взвизгнула и поспешно запахнула блузку.

— Простите, красотки, я подожду в соседнем помещении. — Финн с извиняющейся обаятельной улыбкой воздел руки, потом вопросительно глянул на меня и добавил: — Джен, мне не помешала бы твоя помощь. Освободишься — скажи.

— Ладно, через минутку. — Я вновь повернулась к Холли и понизила голос: — Слушай внимательно. Один укус Роберто не смертелен. И вообще, не верь каждому слову газет, это вредно для здоровья. Но от вампиров впредь держись подальше! — Я взяла ее за плечи. — Для них наша кровь слаще всего, уж точно вкуснее человеческой, поэтому кое-кто из вампиров «нет» за ответ не считает. На твоем месте я водилась бы только с людьми и феями, так безопаснее.

Холли тяжело вздохнула:

— Он... ну, то есть Луи... сказал, что моя кровь на вкус как вишни. Сказал, я из всех самая вкусная. — Она прикусила губку зеленоватыми зубами. — Обычные парни... ну, люди... они со мной не так... кого мои зубы пугают, кого что... А если мне кто из них нравится, тоже того не легче: очарую и сама не замечу.

Ох, как хорошо я ее понимала! И у полукровок, и у чистокровных представителей волшебного народа шуры-муры с людьми всегда приводят к осложнениям.

— Холли, укусы твои скоро заживут, они неопасны, и ты не умрешь. Я так и скажу Агги. — Я выудила из сумочки свою визитку. — А если захочешь что-нибудь спросить, звони, не стесняйся.

Холли приняла карточку и осталась в задумчивости сидеть у стола, теребя локон, а я отправилась искать Финна.

Он ждал меня за дверью, в самом ресторане, прислонившись к стене. Руки в карманах, на лице досада.

— Я пытался уговорить Агату навести порядок, а она ни в какую — сил, говорит, нету и не в духе.

Я усмехнулась:

— И ты этим, конечно, расстроен до глубины души и весь испереживался?

— Да она понаставила везде чар-ловушек! Шагу нельзя ступить, чтоб не вляпаться! — простонал Финн. — Только попробуешь взломать хоть одну, сразу что-нибудь грохается.

— Ну конечно-конечно... — самым нежным голосом откликнулась я, отфутболив ему его же слова: — Именно так всегда и бывает, если слишком гонишь.

— Меткий удар, Джен. — Он приобнял меня за плечи. — Но если я буду распутывать все эти чары, а не взламывать, я сто лет провожусь. Управляющий и так уже ворчит, как гоблин, которому отдавили лапу. — Подбавив в голос сахару, он попытался подольститься ко мне: — Тебе, конечно, некогда мне помогать?

— Посмотрим на твое поведение. — Я вздохнула, вспомнив о дареных троянских конях, то есть кристаллах. — Особенно если перестанешь на меня облокачиваться, я тебе не фонарный столб.

— Желание прекрасной дамы — закон. — Финн слегка сжал меня в объятиях, но тотчас выпустил и демонстративно раскинул руки. И улыбнулся краешком губ.

Я только глаза закатила в ответ. Чтоб его! Стоит поддаться, даже в шутку, даже мимолетно, — и в итоге неизбежно пожалеешь.

Так, если мне предстоит распутать все чары в один присест, их сначала не худо бы обнаружить. В кухне горела лампочка-другая, но я погасила весь свет, так что теперь светились только красные циферки на дисплее какого-то прибора. Глубоко вдохнув, я закрыла глаза и сосредоточилась на магическом излучении.

Чтоб тебя! Да тут гораздо больше чар, чем я ожидала. Все сплошь уделано.

Открыв глаза, я убедилась, что чутье меня не подвело. Магическое зрение подтвердило: чары в кухне прямо-таки перекипали через край. Повсюду флюоресцировали какие-то перепутанные нити, вспыхивало что-то вроде светляков... От волнения и досады сердце у меня заколотилось быстрее. Немудрено, что у Финна не получилось взломать эти чары. Агата наверняка вложила в них всю свою ярость, горечь и страх — иначе бы их не было так много и так густо. Я глянула через плечо: сама домовая вместе с Холли стояла на пороге раздевалки для персонала и вокруг них клубился туман, наползавший из-за двери. Агги крепко держала свою подопечную за руку, а карие глазища, полные облегчения и благодарности, устремила на меня. Она отвесила мне короткий поклон. На миг мне померещилось что-то странное, но я тут же переключилась на кухню.

Я сложила перед собой руки горсточкой и призвала магию.

И она хлынула потоком, захлестывая меня. Волосы растрепал ветер, ладони и все тело налились теплом, миллионы невидимых иголочек впились в кожу. Магия затопила меня, и, подчиняясь ей, я раскинула руки, выгнула спину, а затем ноги у меня оторвались от пола. Я повисла с запрокинутой головой, жадно хватая ртом воздух и все равно задыхаясь. Перед глазами заплясали черные точки. Меня пронзила смесь боли с блаженством, я не выдержала и вскрикнула, и в этот же самый миг последняя капелька магии пригвоздила меня обратно к полу.

Я обхватила голову руками и сжалась в комок. На все про все потребовалась какая-нибудь минута: магия наполнила мое тело, ворвалась в легкие, забурлила в крови, разогнала все болячки, заставила сердце стучать быстрее.

От моей кожи шло мягкое золотистое сияние, оно замерцало в воздухе, как роса, а затем растаяло.

Оказывается, магия домовых — это такое блаженство! Вот уж не ожидала.

— Я слышал, что тебе это по плечу, — довольным голосом сказал мне в ухо Финн, — что ты умеешь впитывать магию, вместо того чтобы взламывать чары или распутывать их.

Я с трудом перекатилась на спину — на большее у меня просто не было сил, потому что магия до сих пор кипела в жилах, опьяняла. Финн стоял надо мной на коленях. В глубине его мшисто-зеленых бархатистых глаз мерцали изумрудные огоньки, а лицо было озадаченное, но не только, по нему пробегало еще какое-то непонятное выражение — он зауважал меня? Или мучительно пытался что-то понять и угадать?

— Дженни? — тихонько, вкрадчиво позвал он.

— Что? — прошептала я. Как нежно его губы произнесли мое имя.

— Сколько магии ты способна призвать? — Он нагнулся ниже, и его дыхание — дыхание леса — защекотало мне лицо. — Еще больше сумеешь?

Этот неожиданный вопрос застал меня врасплох. Сквозь пелену, которой окутал мое сознание приток магии, просочилась мысль о том, что сейчас мне действительно удалось получить изрядную порцию чар. Но я не успела ничего понять, потому что Финн обнял меня, поднял с пола и крепко прижал к себе, а от этого все мысли улетучились, и остался только трепет и пронзительное желание.

— Ты что, вконец спятил? — рявкнула я на Финна и уперлась ему в грудь, ощутив, как под моими ладонями колотится его сердце.

— Адово пламя, да я ничего такого не делаю! Или ты так перебрала магии, что вконец перестала соображать?

Финн разобиделся было, но тут же согнал с лица надутое выражение и улыбнулся.

— Помогаю прекрасной даме, только и всего.

— Отлично, а теперь отпусти, я прекрасно устою на собственных ногах, большое спасибо за заботу. — Я сурово нахмурилась. — И прекрати твердить про прекрасную даму, кривляка!

— Как скажешь, — жизнерадостно отозвался он и поставил меня на пол.

Может, мне показалось и он вовсе не обиделся? А, ну его, в самом-то деле.

Я как могла почистилась, а пока отряхивалась, тщетно пыталась вспомнить ускользнувшую мысль. Ведь брезжила какая-то догадка... нет, пропала.

За спиной у меня вежливо кашлянули, и я обернулась. Домовая Агата смотрела куда-то в район моих коленок, чинно сложив руки перед собой. За ней возвышалась Холли — зеленозубая улыбка от уха до уха. Ну ладно, хоть кого-то я порадовала и развеселила, и на том спасибо. А вот и управляющий — у этого вид обалделый, но он, похоже, из тех людей, кто принимает магию как должное или тут же забывает о ней, тем более сейчас Финн отвлечет его оформлением документов, а это надолго.

— Уж как я радехонька, что ты, сударыня, на подмогу подоспела! — Агата сплела пальцы, но на меня так и не посмотрела.

Я присела на корточки и заглянула ей в лицо:

— Рада была помочь, Агги. — И, различив в карих глазах домовой страх, добавила: — Холли пойдет на поправку.

Я потрепала Агги по плечу, но та вздрогнула. Похоже, она не за Холли боится, а меня испугалась.

Тьфу! Покажи свои магические силы — и тебе напомнят твое место в иерархии волшебного народа.

— Финн, я подожду тебя на улице, — сказала я напарнику, который раскладывал перед управляющим документы на подпись.

На улице было так жарко, что от накаленного тротуара исходил жар. Я щурилась в синее небо, а солнечные лучи изгоняли из меня кондиционированный ресторанный холод. Внутри меня беспокойно бродила магия — кипела в крови, покалывала пальцы. Покопавшись в сумочке, я вытащила три лакричные конфетки, горстью запихнула в рот и принялась усердно жевать. Организму в таких случаях остро необходимо сладкое, потому что магия резко понижает сахар в крови, — он ведь помогает с ней справляться. Усилием воли я заставила себя успокоиться.

У меня над головой мерно шуршали листвой высаженные вдоль тротуара деревья. Наконец из кафетерия вышел Финн.

— Напомни при случае, чтобы я больше никогда не брался распутывать чары домовых, — со смешком попросил он.

— Так ты их и не распутал вроде бы, — поддела его я, однако без особого яда. — Заказ был мой, всю работу проделала я, а ты так — для смеху присоединился, поразвлечься захотел.

Финн резко преградил мне дорогу, так что волей-неволей пришлось взглянуть ему в лицо.

— Не поразвлечься, Джен. — Он медленно, едва касаясь, провел пальцем по моей щеке. — Хотел поближе с тобой познакомиться.

Чтобы не смотреть ему в глаза, я уставилась куда-то в ключицы. Еще того не легче — просто слюнки потекли, так остро захотелось приложиться губами к этой загорелой коже, под которой бьется пульс. Зар-раза! Желание усиливается, от него все труднее отвертеться. Почему — я не знала, но это не главная закавыка. Отступив, я подняла руки:

— Я не кусаюсь, Финн.

Сказав это, я внутренне обмерла. Вот вам и оговорочка по Фрейду.

— Кстати, об укусах, как много интересного ты рассказала той малютке.

— А что именно?

— Про то, какой мы, волшебный народ, деликатес для вампиров. — Глаза Финна загорелись. — Хотел бы я знать, какова на вкус ты?

— Я тебе уже говорила, нечего клинья подбивать.

— Да-да, помню. — Его глаза задумчиво перебежали с моего лица на волосы. — Может, ты апельсиновая?

— Фу-у, как банально, — фыркнула я, — раз рыжая, так сразу апельсин.

Финн пошел рядом, приноравливая свой шаг к моему.

— Ты права, права, апельсины — это так пошло и обыденно. Ну, вторая попытка... Может, финики? Или фиги? Какой фрукт считается особо сексуальным? — Он тряхнул белокурой шевелюрой, обнял меня за талию и заставил остановиться. — О, придумал: сладкий экзотический фрукт в крепкой жесткой кожуре: плод страсти называется, он же маракуйя.

Я заехала ему крепким жестким локтем в бок за такие слова. От души. Потому что заслужил. Финн согнулся пополам, но прокряхтел:

— Раз уж речь зашла о еде... как насчет поужинать?

«Только если ты, голубчик, будешь в меню, — подумала я, — и это даже не эвфемизм». На мгновение я представила себе, что соглашаюсь, и дала волю воображению: вот мы идем поужинать вдвоем, нам хорошо и за весь вечер мне ни разу не хочется впиться ему в горло. Я со вздохом вернулась с небес на землю. Нечего и думать о таком. Какие могут быть выходы в свет с Финном или с любым другим представителем волшебного народа, если я заражена вирусом «Дубль-В», который кипит у меня в крови и вот-вот ударит в голову? Да стоит мне подпустить Финна поближе, как он, с его-то чутьем, мигом заметит, что дело неладно, и удерет со всех ног под ближайший холм, а я останусь без работы.

Финн отвлек меня от этих невеселых мыслей.

— Хватит уже меня мучить, Джен, — с требовательной ухмылкой заявил он. Потер живот и подмигнул. — Соглашайся, тогда сможешь делать со мной, что душеньке угодно.

Ох как соблазнительно звучит.

— Финн, ты славный, но... — увидев, что глаза его потемнели от огорчения, того самого, что терзало и меня я заторопилась, — я бы не хотела слишком сближаться и...

Порыв горячего пыльного ветра пронесся по улице, сорвал с моих губ слова, которые я не успела произнести, и зашуршал листвой у нас над головой.

Финн приложил палец к моим губам и заставил умолкнуть на полуслове.

Но я отодвинулась и упорно продолжала:

— Понимаешь, я на самом деле не...

— Дженни, успокойся, я не о том. Я понял, что ты сказала «нет». — Он с улыбкой показал вверх, туда, где перешептывались деревья. — Кажется, они говорят о тебе.

— И что говорят? — Я недоверчиво хмыкнула.

— Дьяволовы рога, да откуда же мне знать, Дженни! Я их язык никогда не учил.

ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ

Закат расползся по небу, как лиловый синяк, а я отправилась на встречу с Аланом Хинкли в полицейский участок в здании старого Скотленд-Ярда — именно там размещался отдел расследования магических убийств. Трупы вампирских жертв, подобных Мелиссе, держали в особом подвальном морге до истечения обязательного двухнедельного испытательного срока, а то вдруг возьмут да и восстанут из мертвых. Кроме того, в старом Скотленд-Ярде имелись специальные тюремные камеры для вампиров. Вообще-то, вампира и так крайне трудно держать под замком, а вместе с людьми и подавно. Единственный раз, когда такую попытку предприняли (а это было в восьмидесятые, когда вампиры требовали себе равных прав с людьми), дело кончилось бунтом, а один вампир даже попал на импровизированный костер в компании с тюремным охранником и тремя сокамерниками.

В итоге вампира признали невиновным. Посмертно. То ли слабое утешение, то ли мученичество настоящего камикадзе, кому что ближе. Во всяком случае, с той истории в обществе начались перемены.

Я свернула с Уайтхолла, и шум транспорта сразу стих, зато раздалось лошадиное ржание, и я подпрыгнула от неожиданности, но потом вспомнила, что конюшни городской полиции тоже размещаются при старом Скотленд-Ярде. Потом опять стало тихо, подозрительно тихо, я даже замедлила шаг. Над головой у меня зашуршало дерево. Может, Финн прав и деревья впрямь обсуждали меня? Но почему? Стоило мне поравняться со следующим деревом, как и оно зашуршало листвой, точно в ответ. О чем оно меня предупреждает? По спине у меня побежали мурашки, хотя сейчас, вечером, на улице все еще держались жара и духота. Я всмотрелась в древесную крону, но ничего не увидела. Точнее, никого. Уф! Чтоб тебя! Обычно с наступлением темноты, независимо от пересудов деревьев, я стараюсь сидеть дома, потому что мало ли на кого нарвешься.

Я повесила сумку через плечо, чтобы руки были свободны, и медленно двинулась дальше, под арку, ко входу в Скотленд-Ярд. Алан Хинкли ждал меня у дверей полицейского участка. В промежутках между редкими фонарями темнота казалась еще гуще, в ней как будто ткались тени. Вот одна из них шевельнулась, стоило мне подойти ближе. Сердце у меня запнулось, я встала как вкопанная и вгляделась в темноту.

Из темноты на свет вышел вампир и уставился мне в лицо.

Все-таки я не ошиблась, там кто-то был.

Поиграем в статуи.

Усилием воли я попыталась замедлить пульс, мысленно считая удары сердца. Получалось с трудом, я думала, будет легче. Отвыкла, расслабилась. Инстинкт кричал мне «беги», рассудок возражал, что это отменная глупость. Бегать от вампиров не следует, ни в коем случае, движущаяся жертва их только будоражит, потому что у бегущего кровь пульсирует быстрее. Лучше рискнуть и подождать, не уберется ли вампир восвояси, потому что есть мизерный шанс, что он не нападет. Понятное дело, риск велик и минусов в таком варианте много.

— Женевьева Тейлор. — Вампир задрал подбородок и втянул носом воздух.

Странный выговор, с легким иностранным акцентом. Вьющиеся темные волосы до плеч, глаза еще темнее волос и разрез миндалевидный — отдает чем-то восточным. А лицо... Прекраснее я не видела ни у людей, ни у волшебного народа, ни у вампиров, и в голове у меня мелькнула шальная мысль: «Странно, что он не красуется на всех рекламных щитах. И что я ни разу не видела его раньше».

Я тряхнула головой. Что за глупости. Какая разница, кто он и откуда, если я ощущаю его вампирскую гипнотическую волю, его месму, которая обволакивает мое сознание. Алана Хинкли, стоявшего у входа в участок, вампир уже успел заморочить, судя по лицу, лишенному всякого выражения. Так что от Алана помощи ждать не приходится. Впрочем, я не очень-то на него и рассчитывала — начнись заварушка, он только помешает, под ногами будет путаться.

— Может, лучше, если мистер Хинкли подождет внутри? — старательно-ровным голосом спросила я.

Алан скрылся за дверью участка. А ведь вампир даже пальцем не шевельнул, даже ресницами не дрогнул. Вот это месма! Хочешь не хочешь, а поразишься. Тем сложнее мне было замедлить свой пульс перед лицом такого могучего противника.

— Весьма любопытно. — Голос вампира тек, как неспешная струя меда. Манящая сладость, но прилипнешь — будет не шелохнуться.

Я склонила голову набок:

— С моей точки зрения, не очень-то.

Ясно было, что он принял Дар и стал вампиром очень рано, скорее всего в двадцать с небольшим. Традиционную черноту его наряда усугубляли еще и сумерки, которые незнакомец соткал вокруг себя, чтобы не так светились бледные руки и лицо. Даже если бы он не проделал при мне гипнотический трюк, отослав прочь Алана, уже одно это умение сгущать тени говорило о том, что вампир очень стар, ему лет пятьсот, никак не меньше. Что касается стиля, незнакомец, кажется, предпочитал классику, а не изобилие черной кожи, к которой так тяготело молодое поколение вампиров. Похоже, что костюм чуть ли не от Армани, но наверняка не скажешь, если не посмотришь на этикетки, а я не намерена подбираться так близко. Совсем наоборот.

— У вас крайне необычные глаза. — Вампир обвел меня взглядом, ощущение было такое, будто тебя заворачивают в плотный шелк.

Проклятущая месма. Я стиснула зубы и попыталась сопротивляться мягкому натиску.

— Фотография на сайте, право же, преуменьшает вашу красоту. Вы гораздо прелестнее наяву... во плоти.

— Пардон, не могу ответить тем же, — процедила я.

Вампир качнул головой:

— Фи, фи, будет вам, Женевьева, не язвите. Вы ведь на самом деле иного мнения. Особенно теперь, ведь я нарочно поджидал вас здесь.

Он шагнул вперед мягко, беззвучно, как пантера.

— И совершенно напрасно, — стальным голосом отозвалась я. — Зря время потратили. Я в полицию иду, а не к вам.

Еще шаг — стремительный, рассчитанный на то, чтобы меня напугать. Я стиснула зубы, но не двинулась с места. Вампир остановился на расстоянии вытянутой руки. Смахнул прядь волос со лба, разглядывая меня с лабораторным интересом.

— Очень интригует, — промурлыкал он, полуприкрыв глаза, так что вид у него сделался таинственным и слегка сонным. — Зачем бы вам ввязываться не в свое дело? Ведь оно явно не ваше.

— А это вас абсолютно не касается, — отрезала я.

— Вот тут вы заблуждаетесь, Женевьева. — Каждое слово падало, как тяжелая медовая капля. — Это меня очень даже касается. Я получил задание довести эту прискорбную историю до логического завершения, которое удовлетворило бы всех ее участников. И ваша... помощь мне ни к чему, я отлично обошелся бы без нее.

Когда до меня дошел смысл сказанного — а учитывая чары вампирского голоса, дошел он не сразу, — я вздрогнула от удивления, такого сильного, что навеянные месмой истома и сонливость отчасти спали.

— Кто вам сказал, что придуманный вами выход устроит всех участников? — поинтересовалась я.

— Кто сказал? Я сам, конечно. — Вампир усмехнулся, блеснув клыками.

Новая волна месмы — он хочет, чтобы я согласилась с его шуткой.

— Ага. — Я кивнула. — Звучит неплохо. — И послала ему сияющую улыбку.

Лицо вампира сделалось довольное, но он и слова вымолвить не успел, как я перестала улыбаться и, подмигнув, язвительно сказала:

— Но все-таки недостаточно хорошо. Однако попытка засчитывается.

Он засмеялся, и отзвук его смеха заплясал у меня в крови, как пузырьки в шампанском. По спине струйкой потек пот, и я передернулась. Как в спасательный круг, вцепилась в ремень сумки и, собрав все силы, попыталась закрыть от вампира свое сознание. Чем больше затягивалась наша беседа, тем сильнее билась жилка у меня на шее, напоминая, что я сейчас уязвимее обыкновенного.

— Женевьева! — Вампир элегантно пожал плечом. — Что мы сейчас предпримем?

— Вы меня спрашиваете?! — поразилась я.

Он кивнул в сторону участка:

— Стоит вам переступить порог, и вы будете совершенно беззащитны.

На миг какая-то часть меня поверила, будто ему это небезразлично. Но я закусила губы и стряхнула наваждение.

— Вы утрачиваете всю великолепную колдовскую защиту, которую столь старательно выстраивали. И играете по-честному. — Он распростер руки.

— Лучше сообщите что-нибудь, чего я не знаю.

— Вам так не терпится предложить свою кровь?

— А вы как думаете?

— Сколько бравады. — Вампир вновь покосился на вход в полицейский участок, как будто его что-то беспокоило. — Но даже вся ваша сидская магия не спасет от некоторых из нас.

— Вы все сказали? А то я пока ничего новенького не услышала.

Вампир вздохнул, изображая сожаление:

— Ступайте домой, Женевьева. Пока еще можете.

— Что, просто взять и уйти? — Я выпустила ремешок сумки и сжала кулаки с такой силой, что ногти впились в ладони. Я твердо решила не поддаваться его гипнозу, а ведь он внушал мне, что я и впрямь хочу домой. — Уйти, даже не услышав от вас настоящей угрозы? Ну нет, не дождетесь.

На долю секунды в глазах у него мелькнула подлинная печаль, но тотчас сменилась прежним, надменно-ленивым выражением.

— Угрозы... Принуждение... Насилие... — Каждое из этих слов рассекало ночной воздух как лезвием. — Вы и в самом деле этого жаждете?

Я замерла, не в силах пошевельнуться, онемев, с колотящимся сердцем глядя ему в глаза. Внутренний голос, голос рассудка, кричал мне: «Скорее стряхни наваждение! Прогони его месму!» Но какая-то иная часть меня, отчаянно желала подчиниться и согласиться на все, что бы он ни предлагал.

На моей левой кисти сомкнулись холодные пальцы. Моя рука поднялась, кулак разжался — казалось, по моей собственной воле, но на самом деле, конечно же, повинуясь ему. Мои пальцы раскрылись, как цветочные лепестки под солнцем. Покрасневшие полумесяцы на ладони — следы впившихся ногтей. К ним прилила кровь.

— Вы позволите? — Глаза у него были как черный шелк. И как черный шелк, переливался его голос.

Я покорно склонила голову. Вместо «да» получился только короткий вздох.

Железные пальцы вампира сдавили мне кисть так, что косточки хрустнули. Бледное лицо его исказила ярость.

— Нет, произнеси вслух.

— Да, — едва слышно выдохнула я.

На миг его зрачки полыхнули алым огнем, сердце мое захолонуло от ужаса, но он уже пригнулся к моей руке. Я видела чеканный профиль, темные ресницы, шелковые локоны, точеную ушную раковину и черный самоцвет в бледной мочке. Губы его ласкали мою ладонь, потом вампир сладострастно содрогнулся, и мое тело содрогнулось в ответ. Я прикрыла глаза, и теперь остались только ощущения. Он вылизывал каждую линию на моей ладони и горевшие следы от ногтей тоже. Вот острые клыки царапнули по венам, и холодный ветер коснулся моей кожи.

В наступившей тишине зашуршала листва у меня над головой, да еще неподалеку заржали лошади на конюшне. Я очнулась. Открыла глаза.

Улица была пуста.

Вампир исчез.

Я глянула на свою ладонь. Следы от ногтей исчезли, как не бывало. Но на запястье остались синяки — следы стальной хватки вампирских пальцев. Как браслет. Единственное свидетельство того, что мне все это не пригрезилось.

— Женевьева...

Это ветер донес мое имя.

Я резко обернулась, но... никого не увидела. Все мышцы болели от напряжения и пережитого ужаса. Вот нелегкая!

Я обхватила себя за плечи и внезапно ощутила аромат пряностей и лакрицы, повисший в воздухе. Я старалась не обращать внимания на острую боль неутоленного желания. Почему он исчез? Почему разгневался, когда я предложила ему свою кровь? Ничего не понимаю. Не сходится.

— Мисс Тейлор?

Я опять подскочила и обернулась на голос, на сей раз непризрачный.

Алан Хинкли вышел из полицейского участка мне навстречу. Он что-то сказал, но кровь у меня в ушах шумела так, что я не разобрала ни слова.

Треклятый вампир! Ну, если он возомнил, что запугал меня и я откажусь от своих намерений...

Я глубоко вдохнула, потерла по предплечьям, чтобы согнать мурашки, и вслед за Аланом направилась к полицейскому участку.

ГЛАВА ПЯТАЯ

— Возникли некоторые сложности, — встревоженно сообщил Алан на пороге. — Похоже, сегодня вам тело Мелиссы не покажут.

— Почему это? — спросила я, потом спохватилась: а вдруг вампир все еще управляет сознанием Алана? На всякий случай коснулась руки мистера Хинкли и послала ему магический разряд.

Он так и вскинулся:

— Что вы делаете, мисс Тейлор?

— Так, проверяю кое-что, — буркнула я.

Рука у него оказалась теплая, кожа — слегка шершавая на ощупь, пульс, правда, немного ускорен, но затейливые переплетения мыслей показывали, что гипнотическая хватка вампира разжалась и пропала. Все, что вампир хотел скомандовать, он скомандовал, а Алан уже выполнил.

Я с облегчением улыбнулась и слегка пожала ему руку:

— Давайте вы все-таки расскажете мне, в чем там у них загвоздка.

Алан переплел свои пальцы с моими, будто ища поддержки:

— Вы ведь поможете?

Я высвободилась и дружески похлопала его по плечу:

— Сделаю все, что в моих силах.

На миг у меня возникло искушение обнять его и выложить все как на духу, но я отогнала эту глупую мысль.

Алан заглянул мне в глаза и с отчаянием сказал:

— Бобби — мой сын, больше у меня никого нет. Я бы отдал что угодно, лишь бы...

— Ш-ш-ш!

Меня затопило горячее сочувствие, я приподнялась на цыпочки, осторожно взяла его лицо в руки — и вот по пальцам у меня уже бегут золотистые, розоватые, оранжевые искорки, и ночной воздух полнится ароматом медуницы, и золотые искорки мерцают в зрачках Алана, он успокаивается, тревожные складки на его лице разглаживаются... он молодеет прямо на глазах... вот уже и улыбается.

— Какая красота... светятся... как солнце... — Он запустил руки мне в волосы, потянул меня к себе, и я потянулась к нему в ответ, готовая ответить на поцелуй.

«Отлично, молодчина, Дженни, давай утешь бедолагу!» — саркастически каркнул внутренний голос. Это меня разом отрезвило, и я отпрянула.

«Дура. Что же это я вытворяю?!»

Я резко высвободилась и на всякий пожарный случай отступила еще на шаг. А главное, быстренько погасила все магическое излучение. Потом порылась в сумке, вытащила пригоршню своих верных конфеток и сунула в рот. Неэлегантно, зато поможет успокоиться и восполнить расход энергии после такого выплеска магии.

В голове у меня зазвучал голосок Агаты: «Коли домовой до кого коснется, то как печать останется... на подмогу поспеет».

Я сглотнула полупрожеванные конфеты. Все просто. Алану требовалось утешение, это всколыхнуло во мне жалость, а жалость пробудила магию, полученную от Агги. Но Алан не ребенок, а смешивать свою магию с Аггиной — небезопасная затея, потому что так он, чего доброго, может подпасть под мое Очарование, а уж это мне совсем ни к чему. Чтоб Финна приподняло да стукнуло вместе с его «ремонтом на скорую руку» — теперь я еще сто лет буду расхлебывать побочные эффекты!

Алан слегка качнулся, но устоял на ногах. Потер лоб:

— Так о чем я говорил?

Я с трудом подавила вздох облегчения:

— Вы хотели объяснить, почему полиция не покажет мне тело Мелиссы.

— Ах да. Душеспасители добились судебного запрета на осмотр ее тела, даже патологоанатома не допустили. — Алан открыл передо мной дверь, в его серых глазах снова появилась тревога. — Они подали прошение о том, чтобы пронзить тело колом в качестве предупредительных мер, и заявляют, что Мелисса не могла согласиться на Дар, потому что еще не достигла совершеннолетия. Мой адвокат обещал связаться со своим знакомым судьей, чтобы узнать, что тут можно поделать. — Он похлопал по карману пиджака. — Должен перезвонить.

Душеспасители, они же Охранители душ, — религиозная организация крайне правого толка, восходящая, по-моему, чуть ли не к кромвелевским временам. Душеспасители полагают, что люди, которые становятся вампирами, продают душу дьяволу, так сказать, авансом, на отдаленное будущее. Мелисса уже мертва, и, даже принимая во внимание двухнедельный испытательный срок, за который выясняется, воскреснет укушенный вампиром покойник или нет, все равно сомнительно, чтобы Дар подействовал. Так что, с Мелиссиной точки зрения, разницы уже никакой. Ей в порядке профилактики пронзят сердце, а тело сразу же сожгут и пепел развеют. И если душеспасители добьются своего, то мне будет не на что посмотреть в поисках следов магии, потому что тела-то уже не останется.

Интересно, это совпадение или как?

Я просочилась мимо Алана в двери участка, стараясь больше к нему не прикасаться.

— Мелисса работала на вампиров. Разве у них не принято заранее подписывать какой-то документ в расчете на подобные случаи?

— Она и подписала. — Алан пригладил взъерошенные волосы. — Но Фран, мать девушки, считает, что документ недействителен, потому что Мелисса была несовершеннолетняя. Фран — дама со странностями, но я никогда не предполагал, что она еще и религиозна. Пытался с ней поговорить, но врачи накачали ее успокоительным по горло. — Его прервало чириканье мобильника, который Алан тут же начал искать по карманам. Глянув на дисплей, он с облегчением сказал: — Адвокат.

Опять-таки уж не знаю, совпадение это или нет, но ситуация складывалась не в пользу мистера Марта.

Я отошла в сторонку, чтобы дать Алану возможность спокойно поговорить по телефону. Раньше мне уже случалось раз или два бывать в старом Скотленд-Ярде. Обстановка здесь царила, мягко говоря, не слишком жизнерадостная: с высокого потолка свисали на цепях лампочки под металлическими абажурами-отражателями, полпокрывал унылый серый линолеум, напротив стойки администратора стояло несколько неудобных пластиковых стульев для посетителей. Сейчас два стула были заняты. Словом, если в этом заведении что-то и говорило об уюте и гостеприимстве, то разве что кондиционер.

Я пристроилась под вентилятором, чтобы меня обдуло прохладным воздухом. Из-за стойки высунулась незнакомая мне дамочка-констебль в форме — пухлолицая, в темных кудряшках. Она уставилась на меня вопросительно. В ответ я коротко улыбнулась и показала на Алана: мол, я с ним. Минуту-другую она пристально разглядывала меня, и за это время ее лицо утратило всякое подобие дружелюбия. Неприязненный кивок — и представительница властей вновь вернулась к своим делам.

Милое, приветливое отношение, ничего не скажешь, подумала я, но тотчас мысленно стряхнула чужую неприязнь и решила поближе рассмотреть посетителей.

Первым мое внимание привлек молодой мужчина в наглаженном костюме, с черно-красным крестом на лацкане — значком душеспасителей. На вид лет двадцати с небольшим, ухоженная бородка-эспаньолка, волосы явно высветлены. Он сидел на самом краешке стула и барабанил по замочку своего портфеля, а глаза так и бегали туда-сюда — то на меня, то на Алана.

На соседнем стуле помещался гоблин, похожий на непомерно мускулистого ребенка, — он лениво постукивал о ножки стула пятками, не достающими до пола дюймов шесть, и от ударов лампочки, вделанные в кроссовки, так и вспыхивали алым. Сальные волосы, выкрашенные в черный цвет, густо вились надо лбом, одутловатая, нездоровая физиономия шла пятнами. Темные очки, чтобы глаза не болели от света. Несмотря на малый рост, за ребенка гоблина никто всерьез не принял бы: спина прямая, весь жилистый, плечи широкие, могучие мышцы так и распирали сине-зеленый рабочий комбинезон. Над нагрудным левым карманом виднелся светящийся значок — британский флаг; впрочем, черно-красный крест он тоже носил, а над правым карманом сверкали золотом вышитые буквы «ГСО» — «Гоблинская Служба Охраны». Те же буквы красовались и на внушительной бейсбольной бите, аккуратно обернутой серебряной фольгой, которую гоблин держал на коленях.

Я вся напряглась: ничего себе, это же гоблин-колотун. Я и забыла, что душеспасители предпочитают нанимать именно колотунов, а не гоблинов-охранников, чьими услугами пользуются прочие люди, если дело касается магии или вампиров. Вообще-то, колотунов если где и нанимают, то в КровоСОС-тауне. Я повела плечами, чтобы расслабить сведенные мышцы. Гоблин тут же перевел на меня тусклые глаза и навострил уши — торчком, как у кошки.

Переложил биту с коленей на правую руку, перехватил поудобнее. Потом провел длинным пальцем вдоль носа и на миг прикрыл ладонью рот.

Традиционный гоблинский жест уважения. Так меня, фею-сиду, всегда приветствовали все гоблины, знакомые ли незнакомые ли... Правда, у столичных, лондонских, прикрывать ладонью рот уже считается старомодным.

Я ответила гоблину тем же. Может, он и не различил моего жеста — свет здесь для гоблинских глаз слишком резкий, они лучше приспособлены к подземной темноте — однако, несомненно, почуял его.

Вздохнув, я прижала пальцем упрямо пульсирующую жилку на шее. Все хуже и хуже, и знаю, вскоре уже не получится не обращать внимания. Надолго ли меня хватит? Я не разбирала, что говорит Алан, но по его тону было ясно: адвокат не торопится. Кажется, я ошиблась в своих расчетах: я-то думала, что пулей влечу в полицейский участок, быстренько осмотрю тело Мелиссы и пулей вылечу вон. Надежда на это сдувалась, как пляжный резиновый утенок.

Поймав мой беглый взгляд, душеспаситель сразу же оживился, и лицо его загорелось не сулившим мне ничего хорошего фанатическим энтузиазмом. Вот только этой напасти мне и не хватало! Ладно, по крайней мере при нем есть гоблин, а это немного охладит его миссионерский пыл.

Нет, не охладило. Душеспаситель вскочил и пошел на меня с широкой благосклонной улыбкой.

— Мисс Тейлор, если не ошибаюсь? Нил Баннер, к вашим услугам, — выпалил он.

Гоблин тоже вскочил вслед за клиентом.

Я невольно отшатнулась. Вот обалдуй этот Баннер! Похоже, не удосужился прочитать руководство, прилагавшееся к гоблину-охраннику.

— Как я рад знакомству, мисс Тейлор! — вскричал душеспаситель.

Я попятилась еще на шаг:

— Взаимно... э-э-э... взаимно.

Кудрявая дежурная высунулась из-за стойки, издевательски улыбнулась и опять уселась, пропав из виду.

Очень, очень теплое отношение.

Я протянула руку, торопясь остановить душеспасителя:

— Вам бы лучше сесть, мистер Баннер, а то ваш гоблин разволнуется.

Дурак Баннер так рвался пожать мне руку, что, похоже, не услышал.

— Мне сказали, что вы придете, и я надеялся, что вы не откажетесь со мной побеседовать.

Да чтоб тебя! Он вот-вот пожмет мне руку. Я попятилась и едва не уперлась лопатками в дверь какого-то кабинета, но, прежде чем Баннер успел до меня добраться, гоблин перехватил его за кисть и дернул назад.

Я, как человек опытный, застыла, вытянув руки по швам и развернув их ладонями к гоблину: мол, убедись, я безоружна. А сама не сводила глаз с его биты, сверкающей серебряной оберткой.

Пасть гоблина растянулась в ухмылке. На сточенных черных зубах сверкнули зеленые стразы. Так собака щерит зубы, предупреждая, что сейчас бросится. Люди глубоко ошибаются, толкуя подобные ухмылки как знак расположения. Комбинезон и значок говорили о том, что этот гоблин ходит под Беатрисой, гоблинской королевой. Ее подданные обычно народ тренированный и проворный.

Вот только к чему на нем стразы? Меня это обеспокоило.

— Не трогать, — прошелестел гоблин едва ли не шепотом.

Баннер удивленно захлопал глазами, посмотрел на гоблина, потом на меня.

— Не трогать? — переспросил он. — Позвольте, но почему?

— Он вас защищает, мистер Баннер, — терпеливо объяснила я, по-прежнему держа руки на виду у гоблина. — Гоблины-охранники все понимают буквально. Вы его наняли, и он делает свою работу.

— Но я нанял его на защиту от магии и вампиров, вы-то тут ни при чем.

Гоблин слегка пригасил ухмылку, но скользнул вперед и встал между Баннером и мной. Кивнул, так что сальные завитки затанцевали, поудобнее перехватил биту.

— Чего это он? — Баннер недоуменно посмотрел на гоблина сверху вниз.

— От меня исходит магия. — Я едва шевелила губами, чтобы не вспугнуть гоблина. — А он не подпустит к вам никого, кто облечен магической силой, — не позволит прикоснуться, потому что чары легче всего навести именно при непосредственном прикосновении.

Баннер поправил галстук, потеребил бородку.

— Правда? А я и не знал. Я-то думал, чары — это непременно в бутылочках или в кристаллах, как на рынке.

— То ведьминские чары, они совсем другое дело, — со вздохом растолковала я. У душеспасителей что, новичков вообще ничему не учат? Придется прочитать краткую лекцию. — Когда имеете дело с волшебным народом или вампирами, соблюдайте осторожность. Никаких рукопожатий, и вообще не подпускайте их близко к себе. — Я покосилась в сторону Алана, который все еще говорил по телефону, и вспомнила, как легко подчинил его себе элегантный вампир, а ведь их разделял десяток шагов. — Правда, с сильнейшими из вампиров этот трюк не сработает, они и на расстоянии вас загипнотизируют, им достаточно просто вас видеть. Но вы не беспокойтесь, ведь вас охраняет гоблин. Они превосходно чуют любую магию, и, что еще лучше, на гоблинов она не действует.

Именно поэтому гоблины так востребованы в любых переговорах и сделках с участием вампиров и умело этим пользуются, за кругленькие суммы гарантируя людям уверенность, что они действуют по собственной воле, а не под вампирским гипнозом.

— Ух ты! А я и не знал. — Баннер потрясенно заулыбался, отчего сразу помолодел. — Сколько всего нового и удивительного. Вот с вами познакомился, с Иеремией поболтал. — Он потрепал гоблина по макушке. Тот дернулся, но Баннер ничего не заметил. — Знаете, я ведь до сегодняшнего для гоблинов разве что в метро встречал. Иеремия — интереснейший тип. Он в Лондоне недавно, откуда-то с севера приехал, если я ничего не путаю. — Баннер нервно потер руки, сжал ладони, стараясь скрыть волнение. — Он и по-английски еще не очень бойко изъясняется.

Ну, если Иеремия не столичный гоблин, тогда и про стразы на зубах понятно.

— Теперь, мисс Тейлор, буду твердо помнить: никаких рукопожатий, — добавил Баннер. — Спасибо, что просветили. Я, знаете, совсем недавно обрел спасение, но стремлюсь нести знание в массы.

Я мысленно застонала. Душеспаситель с напором продолжал:

— Может быть, мы с вами побеседовали бы...

Дверь рядом со стойкой распахнулась и врезалась в стену с глухим «бум». Я обернулась на шум, и стоило мне узнать фигуру, которая, пригнувшись, чтобы не задеть макушкой притолоку, выдвинулась в коридор, как в животе у меня похолодело.

Ну все, полный привет. Я-то думала, он сегодня не дежурит.

«Дженни, ты попала».

ГЛАВА ШЕСТАЯ

Нужно немалое мужество, чтобы сохранить присутствие духа при встрече с троллем семи футов ростом, созданным из крепкого гранита, особенно если этот тролль к тому же сержант уголовной полиции Хью Манро. Вообще-то, на вид Хью гораздо грознее, чем на самом деле. В глубине души Хью, конечно, мягче феиных крылышек, но моему появлению в участке он не обрадуется.

— Дженни, как приятно снова тебя видеть, — глубоким басом прогудел Хью и помахал мне могучей лапищей, сверкнув в улыбке розоватым гранитом зубов.

Короткие волосы черной щеткой топорщились над обрывом темно-красного лба — незагорелого, у Хью от природы такой цвет кожи. Он из каирнгормов, крупнейшего шотландского племени троллей, и внук самой предводительницы.

Я расправила плечи и улыбнулась в ответ.

Хью внимательно оглядел комнату, и его глаза уперлись в Алана.

— Мистер Хинкли, инспектор Крейн желает с вами побеседовать. — Тролль отступил, пропуская ту самую дежурную из-за стойки. — Констебль вас проводит.

Алан беспокойно покосился на меня, но послушно последовал за дежурной.

А Хью подошел к Баннеру, гоблину и мне.

— Мистер Баннер, сожалею, но инспектор настаивает, чтобы вы подождали здесь, а не в морге, — строго сказал он. — Она гарантирует, что предписание будет выполнено полностью.

Тут вмешался гоблин и разразился пронзительным криком, точно чайка. В горле у Хью что-то загромыхало. Гоблин трижды стукнул битой о пол, потом быстро провел пальцем по носу и прикрыл ладонью рот. Хью сжал губы, потрогал собственный нос и слегка застенчиво кивнул.

— Надеюсь, ничего не случилось, сержант? — не выдержал Баннер, взволнованно переводивший взгляд с одного на другого. — Мой начальник заверил меня, что у полиции не будет претензий к гоблину-охраннику.

— Что вы, все в полном порядке. — Над головой Хью соткалось облачко красноватой гранитной пыли. Это тролли так потеют, когда нервничают. — Юный Иеремия — приемное дитя нашего племени. Он просто... просто здоровался.

Да? Просто здоровался? Чего же Хью тогда так пылит?

— Прекрасно-прекрасно. — Баннер одарил нас всех широчайшей улыбкой и опять не заметил, как его гоблин дернулся. — Всегда ведь приятно встретиться со старыми друзьями!

По лбу Хью побежали мельчайшие трещинки — он насупился:

— Верно-верно, мистер Баннер. Старым друзьям я всегда рад. Пожалуйста, располагайтесь, и вы, и Иеремия, и ждите сколько надо. — Хью повернулся ко мне. — Дженни, пойдем ко мне в кабинет, там и потолкуем.

Я опять подавила вздох. Это была не просьба.

Следуя за Хью по коридору, я рассматривала его отутюженную белую рубашку с коротким рукавом, аккуратно заправленную в черные брюки. В штатском Хью выглядел так же, как и в форме, и ничуть не постарел за те десять лет, что я его знала. Тролли живут по нескольку сотен лет, и, по моим прикидкам, Хью около девяноста, а он выглядит вполовину моложе.

Он остановился и пропустил меня в дверь кабинета. Я вдохнула знакомый запах озона и безопасности.

— Как жизнь?

— Отлично, Дженни. — Огромная лапища Хью легко коснулась моего плеча.

— Слышала про твое новое начальство. — Я похлопала его по руке. — Сочувствую.

— Да мне и самому жаль, — прогудел Хью. — Но инспектор Крейн — отличный профессионал, у нее отменный послужной список, так что буду рад с ней работать.

Я улыбнулась его дипломатичному ответу:

— Из тебя получился бы прекрасный инспектор, Хью.

— Не то сейчас время, Дженни. Инспектор Крейн — опытнейшая ведьма, работала и у нас, и на континенте. Нашей команде именно такие и нужны.

«Да, но ведьма все равно человек, — мысленно добавила я. — А Хью четыре года назад стал первым троллем-сержантом в уголовной полиции, а теперь вот не попал в инспекторы. Ох, паршивая штука жизнь, несправедливая...»

Я вошла в кабинет и направилась к столу Хью — г-образному и издалека видному в этом помещении, рассчитанном на нескольких сотрудников. От прочих столов он отличался образцовым порядком: ничего лишнего, только самое необходимое. В розовой гранитной подставке три-четыре массивные ручки и карандаши толщиной с добрый сук, рассчитанные на пальцы тролля; квадратные картонки, чтобы подкладывать под чашку; цифровая рамка, в которой меняются фотографии, — сейчас в ней красовался летний пейзаж родных гор Хью. Аккуратная стопка папок рядом с компьютером, на мониторе которого вновь родные горы, но на сей раз зимой, видные сквозь снегопад.

— Так что там с этим гоблином? — поинтересовалась я.

— Бабушка беспокоилась насчет гоблинов-новичков в Лондоне. — Хью уселся, жестом предложив мне устраиваться на стуле для посетителей. — Вот она и попросила побыть над ними ардатхайром, ну, по-нашему говоря, приглядеть на правах старшего.

— Это же хорошо и правильно, скажешь нет? Лицо у него было слишком уж обеспокоенное.

— Ты сядь, Джанни. — Хью положил ладони на стол. — Другой разговор есть, поважнее.

Вот и вся беседа на светские темы. Прямиком к делу. Я плюхнула сумку на пол, но сесть не села, а пошла набрать воды, благо в уголке был кулер.

— Хочешь попить, Хью?

— Что ты такое затеваешь, Дженни? — спросил он.

«Как что, за водичкой иду», — хотела ответить я, нацеживая воду в белый пластиковый стаканчик, но услышала в его голосе тревогу и упрек и не стала острить.

— Хью, да ничего такого страшного я не затеваю! Я посмотрю на жертву магическим зрением, проверю, нет ли следов чар, и, если найду, сообщу заказчику. — Я села и отпила из стаканчика. — На этом моя работа и закончится.

Трещины, прорезавшие лоб Хью, углубились.

— Нечего там проверять. Все стандартные тесты на следы магии дали нулевой результат. — Хью поправил одну из толстенных ручек, неровно стоявшую в подставке. — А потом мистер Хинкли заявил о своих сомнениях, и инспектор Крейн устроила вокруг этого заявления суматоху, да и не только она. Она даже пригласила независимого эксперта — ведьму из соседнего сейма, чтобы та подтвердила ее данные. — Он серьезно посмотрел на меня. — Куча проверок — и все чисто, никакой магии.

— Значит, именно это я и скажу заказчику. — Я вежливо улыбнулась. — Но сначала удостоверюсь собственными глазами.

— Дженни, я не должен тебе этого говорить, — Хью прижал палец к губам, — но скажу: большинство свежих следов от укусов совпадают со слепком зубов ее дружка.

— А в крови что?

— Высокий уровень В-один и В-два, как мы и ожидали, ВМ-три в наличии, но неактивен.

Я понимающе кивнула. Суть вируса «Дубль-В» на самом деле не совсем соответствует его названию, потому что ученый, открывший его в семидесятые годы, был фанатичным душеспасителем. Он определил, что жидкость, которую вампир впрыскивает в вены жертвы с помощью выдвижных клыков, — это смесь гормонов и белков, но решил: гораздо эффектнее объявить, будто речь идет о яде и об опасном заразном заболевании, передающемся через укус. Тогдашнее Министерство здравоохранения полностью с ним согласилось.

В-1, собственно яд, — это изначальная инфекция. Она порождает резкий рост красных кровяных телец и вызывает у жертвы зависимость, что и превращает ее в идеального раба. Представьте себе обладателя перенасыщенной гемоглобином крови, который к тому же прямо-таки умирает (иногда даже буквально) от желания, чтобы вампир впился в него клыками. По мере того как инфекция распространяется, В-1 мутирует в В-2, и начинаются морфогенетические изменения ДНК, которые повышают иммунитет до такой степени, что вампирский вирус убивает любую другую инфекцию, попавшую в организм. Большая польза для здоровья, если, конечно, рабу вампира удается пережить побочные эффекты вируса. А ВМ-3 запускает действие Дара — маркер, который так и не удалось обнаружить ученому, открывшему вирус.

Но ученый не был наделен магическим зрением, а ВМ-3 — это и есть магическая составляющая формулы. Именно за эту двойственную природу — и биологическую, и магическую — вирус и назвали «Дубль-В».

Вернемся к Мелиссе. Высокий уровень В-1 и В-2 в крови вполне объясним, все логично: красотка ведь не только служила вампирам, но и была любовницей одного из них. Однако если ВМ-3 неактивен... это означает, что смерть Мелиссы никак не связана с неправильно сработавшим или не прижившимся Даром.

И тут Хью сказал нечто, заставившее меня вскинуться и переспросить:

— Какие еще свежие укусы?

— Патологоанатом установил, что на теле жертвы имеются множественные следы укусов, нанесенных в течение длительного времени. По его мнению, это означает, что у жертвы было четверо, а может быть, и пятеро постоянных партнеров. Однако укусы за последнюю неделю нанес только дружок девушки.

— Не иначе, устроил ей передозировку В-один. — Я поджала губы. — Ну что ж, по крайней мере, она была настолько под кайфом, что даже не поняла, от чего умирает. А от чего она умерла — от инфаркта или инсульта?

— От обширной кровопотери, Дженни, — мрачно пророкотал Хью. — Высосана практически досуха, по словам патологоанатома.

Все это ну никак не вязалось с красивой историей о великой любви Мелиссы и Бобби, он же мистер Март, — историей, которую мне изложил Алан Хинкли. Высосать досуха человека, зараженного «Дубль-В», — это, знаете ли, одному вампиру не по зубам. Ему просто не вместить такое количество крови и за такой промежуток времени, если только это не было сделано умышленно.

— Язви его душу, — пробормотала я, — этот кровосос просто обожрался, не иначе.

— Вот именно, — вздохнул Хью. — Все понятно, дело можно закрывать. Непонятно только, как быть с отцом арестованного, — он не сможет смириться со случившимся.

Проклятие! Нет, тысяча проклятий!

— Может, отцу нужно просто услышать всю правду т кого-то постороннего. — Я отпила воды из стаканчика. — В смысле от кого-то, не имеющего отношения к полиции. Ну, потому что каких-нибудь несколько лет назад вы бы, как только доказали бы вину Бобби, проткнули ему сердце, а тело сожгли и развеяли пепел по ветру. Верно?

На лице Хью появилось неодобрительное выражение.

— У вампиров те же права, что и у людей, Дженни. Уже давно, пятнадцать с лишним лет, с тех пор как Верховный суд постановил...

— Знаю-знаю, — не слишком вежливо перебила я. — Но раз судебный запрет уже снят, вреда не будет, если я взгляну на труп магическим зрением?

Углы рта у Хью поползли вниз. Он взял со стола какую-то папку.

— Дженни, незачем тебе в это вмешиваться.

Ох, как мне не хотелось это слышать. Ведь я отлично понимала, что Хью прав.

— Да будет тебе, Хью... — Я попыталась умаслить его улыбкой. — Я ведь уже раз или два что-то подобное делала для твоего прежнего начальничка.

Над макушкой Хью заколыхалось новое облачко красноватой пыли. Да, он определенно разволновался.

— Ты делала такую работу для него дважды, и оба раза убитые были ведьмами. И оба раза — никакой связи с вампирами, — проворчал он.

— Но со мной же тут ничего не может случиться! Чего ты опасаешься? — Я обвела рукой помещение: — Мы в полицейском участке. Ну да, на сей раз дело связано с вампирами, но мой заказчик не вампир, и жертва тоже. И вообще, в клинике я постоянно имею дело с вампирскими жертвами, и никаких сложностей пока не возникало!

— Ты отвлекаешься на детали. — Хью понизил голос и продолжил: — Дженни, все эти последние годы ты прекрасно справлялась, и я тобой горжусь, поверь, но любой контакт с вампирами для тебя опасен. — Тревожные морщины у него на лбу грозили превратиться в расселины. — А если один из них проявит к тебе интерес? Тогда что?

— Управлюсь.

Я скосила глаза на синяки, браслетом обхватывавшие мою кисть. Образ элегантного вампира с миндалевидными глазами встал передо мной как наяву, и сердце у меня затрепетало. Пришлось даже прижать руку к груди. «Управишься ты, Дженни, как же. Не смеши».

Хью навис надо мной:

— В былые времена вампиры не представляли для волшебного народа никакой опасности, если только те не совались в КровоСОС-таун. А если и совались, им все равно не приходилось особенно бояться. Обмануть тебя гипнозом они не сумеют, подчинить своей воле тоже. — Он побарабанил пальцами по папке. — Но это их не остановит: если ты им зачем-то понадобишься, они применят силу.

Я с трудом заставила свой голос прозвучать ровно:

— Хью, мы это уже сто раз...

— Дженни, ты подвергаешься смертельной опасности.

«Ага, прямо. Упаду и умру на месте».

— И не возражай, мол, фею не так-то просто убить, — отрезал он. — Я уже всякого навидался. Если кого-то из волшебного народа серьезно поранить — что телесно, что душевно, — он угаснет.

— Хью, перестань, я все это и без тебя прекрасно знаю. — Я покачала в руке стаканчик, наблюдая, как в нем закручивается миниатюрный водоворот. — Не надо мне лекций читать, а?

— Надо, Дженни, надо, и именно лекции, — настаивал Хью. — Говорил я тебе и снова скажу: нельзя, чтобы кто-нибудь узнал твою тайну, это слишком рискованно.

Я изобразила на лице повышенное внимание и отключилась. Хью продолжал гудеть о своем. Вообще-то, его советы всегда оказывались кстати и не раз спасали мою шкуру — и я обожала его, но... Но иногда его наставления вонзались мне в самое сердце, что твой осиновый кол.

«Дженни, держись подальше от магов и ведьм».

«Дженни, поосторожнее с волшебным народом».

«Дженни, не ходи на улицу, когда стемнеет».

«Дженни, не вздумай «чаровать» людей, даже тех, кому доверяешь».

И так далее, и тому подобное.

И конечно, если я пренебрегала его советами, кончалось это скверно.

Ну а моя тайна... Да если то, что я заражена «Дубль-В», выплывет наружу, то вылета с работы я за прочими неприятностями даже и не замечу. Как не успею заметить и остракизма со стороны соплеменников. Не успею потому, что, прознав о вирусе, вампиры просто-напросто пустят меня с молотка по самой высокой цене и быстрее, чем я успею пискнуть. «Лот номер такой-то, кровная рабыня-сида, стартовая цена, кто больше, продано».

Я включилась обратно ровно на той фразе, которой и ждала от Хью:

— А ведьмы быстро лишат тебя своего покровительства и защиты, это им недолго.

Глубоко вдохнув, я попыталась придать своему лицу терпеливое выражение:

— Стелле прекрасно известно, кто такой Алан Хинкли и чей он папа. Это она его ко мне направила.

По правде сказать, Стелла вовсе не рассчитывала, что я возьмусь за этот заказ, и пока что она не соизволила ответить ни на одно из моих сообщений. Но Хью совершенно незачем об этом знать. А мне придется обойтись тем, что есть. И я нанесла решающий удар:

— По-моему, между Стеллой и мистером Хинкли что-то завязалось... — И эффектно оборвала фразу, увидев на лице у Хью выражение ужаса.

— Что именно? — с нажимом спросил он.

— Я пока и сама не понимаю.

— Не важно! — Он нацелил на меня палец, толстый, как сарделька. — Может, она и решилась поставить на карту собственную карьеру, но она лишь одна из многих ведьм. Ты рискуешь большим. Тебе есть что терять.

В ответ я лишь пожала плечами:

— Чудесно.

Ну почему Хью так разъярился? Я подавила обиду и раздражение. Аккуратно поставила стаканчик на стол.

— Хью, еще раз с самого начала. От меня требуется лишь осмотреть труп магическим зрением и проверить, нет ли на нем каких чар. Займет это от силы минут пять. Не возьму в толк, с какой стати ведьмам возражать.

— А ты уверена, что это все?

— Конечно! Хью, я понимаю, ты за меня волнуешься. — Я подалась вперед и тронула его за руку. Кожа у него была зернистая и раскаленная. — Но это ведь просто работа, да и я уже большая девочка, сумею за себя постоять.

Хью отдернул руку:

— Если это не просто работа, скажи. Я пойму.

Я очень удивилась:

— А что это еще может быть?

Хью насупился, выбрал из папки один листочек и протянул мне.

Я пробежала глазами текст. Какой-то документ... что-то насчет официального разрешения на посещение заключенного вампира с целью обеспечения питанием... Взгляд мой зацепился за подпись в графе «вампир»: Роберто Март.

— Что это еще за бредятина? — резко осведомилась я у Хью.

— Часть вампирских прав в обновленном виде. Теперь они получили право пить живую кровь. — Хью мрачно воззрился на меня. — Разумеется, от них требуется самим искать себе добровольного донора, поэтому мы настаиваем чтобы потребители крови несли ответственность и подписывали соответствующие документы.

— Это-то я и так сообразила, Хью, но мне очень, очень интересно, какого лешего тут стоит мое имя!

— Может, ты сама мне это растолкуешь? — Хью с грохотом стукнул ладонью по столу. — Объясни, будь любезна, почему это вампир, арестованный за убийство, первой кандидатурой, так сказать, на ужин назвал тебя?

Я не успела ничего сообразить, как дверь распахнулась и в кабинет влетела дежурная — та самая, пухлявая и в кудряшках. С порога послав Хью ослепительную улыбку, а на меня глянув, как на жабу, она направилась прямиком к нам.

Хью, как ни странно, тоже улыбнулся ей в ответ. Куда только подевался весь его гнев! Он прямо-таки сиял.

«Проклятие! С чего это совершенно незнакомый мне вампир решил, будто я добровольно соглашусь составить его ужин? Не иначе, какая-то ошибка!» Стиснув зубы, я перечитала документ внимательнее, вдумываясь в каждое слово.

— Прикажете отвести мисс Тейлор в камеру, сержант? — Кудряшка кокетливо прислонилась обширным бедром к краю стола, демонстративно игнорируя меня.

— Что? — Хью переспросил это таким странным тоном, что я оторвалась от документа.

Кудряшка поправляла свои букольки, и под обшлагом форменного рукава блеснуло что-то розовое.

— Она подписала документ, сэр? Кровосос уже начал беспокоиться, полагаю, успел проголодаться.

Она наконец-то соизволила покоситься на меня — о-о-о, с каким презрением!

Я прищурилась. Неужели она на меня взъелась из-за этой бумажки?

Хью медленно развернулся ко мне, а Кудряшке бросил через плечо:

— Пожалуйста, констебль, оставьте нас наедине еще на несколько минут.

— Конечно, сержант. — Она фамильярно похлопала Хью по голой мускулистой ручище. — Пойду водички попью. Когда управитесь — позовите.

Хью проводил ее неотрывным взглядом. Что это с ним? «Та-а-ак, кажется, я что-то понимаю».

Я упорно перечитывала документ, пока не нашла нужную мне фразу. Прах побери! На шее у меня от волнения забилась жилка. Я прочла фразу еще раз. Так вот оно в чем дело!

Потеребив Хью за руку, я тихонько поинтересовалась:

— У тебя с ней что-то есть? — и кивнула в сторону Кудряшки, которая не торопясь возилась у резервуара.

Хью наконец-то перестал на нее пялиться.

— Ты же просто глаз от нее не отрываешь!

— Что, правда? — По лбу Хью побежали озадаченные трещины. — Но Дженет ведь человек, хотя она и очень милая, — поспешно добавил он, — а я-то тролль.

— Ну и что? — Я пожала плечами. — Это не первый такой случай на свете.

Над гранитным уступом лба Хью опять взвилось облачко пыли. Разволновался.

— Человеческие женщины очень славные, симпатичные... — Хью даже покраснел, отчего его красноватая гранитная кожа стала едва ли не багровой. — Но они... они для меня слишком хрупкие, — деликатно закончил он.

— Тьфу на тебя, Хью, — фыркнула я, оглядев пышные формы Кудряшки. — Если она хрупкая, то я, по-твоему, какая?

— Ты вообще кожа да кости, Дженни, — выпалил Хью. — Конечно, по сравнению с прежним уже получше, но все равно выглядишь так, будто тебя вот-вот ветром сдует.

«Опа! А я-то было обрадовалась, что наконец поправилась и на мне образовались приятные глазу изгибы». Хью пристыженно потупился:

— Уверен, что, на взгляд любого соплеменника или даже на человеческий, ты прехорошенькая. — Он приметно нервничал, и чем дальше, тем сильнее. — Вот что, из-за судебного запрета к телу жертвы я тебя допустить не могу. Давай я хотя бы попрошу у инспектора показать тебе первый отчет. — Он поднялся и поспешно вышел из кабинета.

Мне стоило немалого труда подавить в себе укол совести: я ведь так смутила и расстроила Хью... Придвинув к себе листок с официальным грифом «Отказ от ответственности», я обхватила пальцами одну из здоровенных ручек из канцелярских запасов Хью, еще раз перечитала документ, поколебалась, но все-таки подписала его. Потом глубоко вдохнула для храбрости и метнула листок на стол перед Кудряшкой.

На губах у нее заиграла кривая злорадная усмешечка. Кудряшка проворно схватила документ, потом подозрительно глянула на меня сверху вниз.

— Почему это Хью так быстро убежал? — спросила она.

Я прикинулась невинной овечкой.

— Ладно, не важно. — С выражением глубочайшего удовлетворения на щекастой физиономии она сунула отказ в папку и провозгласила: — Кровососы содержатся в камерах, в подвале. Пройдите, пожалуйста, за мной.

— Уже иду.

Итак, вперед, на ужин с вампиром. То есть на ужин вампиру.

ГЛАВА СЕДЬМАЯ

В подвале царила настолько неприятная атмосфера, что у меня в груди все сжалось. Казалось, воздух здесь то ли мертвый, то ли его вообще нет. Больнично-белые стены и пол должны были бы источать холод, однако отопление в камере жарило так, что летнее пекло, оставшееся снаружи, на лондонских улицах, в сравнении с этой духотой сошло бы за зимнюю стужу. От слабого запаха крови у меня запершило в горле. Я присмотрелась к камере магическим зрением, но никаких чар не различила, и даже розоватый браслет на запястье у Кудряшки, который вызывал у меня подозрения, магии не источал.

От жары я покрылась испариной, между лопаток побежала щекочущая струйка пота. Впрочем, чего там: я психовала еще и оттого, что мне предстояло вот-вот остаться наедине с вампиром. Согласно правилам отказа от ответственности, при официально разрешенном «заборе крови» запрещено присутствие посторонних. Даже адвоката. Конечно, я отчаянно рисковала, но делала ставку на то, что мистер Март устроил все это не ради быстрого перекуса, а чтобы поведать мне какие-то секреты в приватной обстановке.

— Температуру здесь специально поддерживают повыше, чтобы кровосос находился в полусонном состоянии. — Кудряшка помахала резиновой дубинкой, которую прихватила с собой по дороге в камеру. — Нам ведь совсем не надо, чтобы он взбудораживался.

Роберто Март, он же Бобби, съежился на пластиковом матрасе у дальней стены, поджав длинные ноги и обхватив себя руками, будто его знобило. Глаза плотно зажмурены, лицо наполовину завешено длинными прямыми волосами. Ступни босые. Вместо роскошного кожаного наряда белый тюремный балахон до пят. Куда только подевался утонченный вампир-соблазнитель! Теперь он больше смахивал на испуганного мальчишку.

— Подъем, кровосос, — промурлыкала Кудряшка. — Кушать подано.

«Нет, она точно двинутая! Чем я ей так досадила?!» Бобби не шелохнулся и даже глаз не открыл.

— Прям душа компании, наш красавчик, — гнусно хихикнула Кудряшка. — Может, когда останетесь наедине, вам станет повеселее.

Эта баба определенно начала выводить меня из себя.

— А как же, — сладким голосом ответила я.

— Так, — она ткнула в потолок, — имейте в виду, здесь все облицовано серебром, от пола до потолка, просто его не видно под белой краской. Поэтому смотрите мне, никаких магических штучек.

«Ничего себе, — подумала я, — это что же получается, полиция раскошелилась и покрывает камеры жидким серебром? Такой роскоши даже в клинике «Надежда» не могут себе позволить. Не иначе, новое начальство сильно увеличило бюджет. Зато теперь понятно, почему я не вижу никаких чар: серебряное покрытие мешает. И по той же причине мне трудно дышать и воздух колет легкие». Я всегда плохо переносила серебро, а последние три года особенно.

Констебль Дженет помахала у меня перед носом электронным ключом, потом стукнула дубинкой о стальную дверь:

— Закончите — постучите, я вас выпущу.

В ее высокомерном тоне отчетливо прозвучало: выпущу, если пожелаю.

— Ну а теперь, голубки, оставляю вас наедине, воркуйте на здоровье.

Кудряшка нажала кнопку на стене, дверь отъехала.

В животе у меня похолодело. Скрестив руки на груди, я направилась к молчаливому, скорченному вампиру. «Ох, и дернула меня нелегкая согласиться на эту авантюру! На вид-то вампир беспомощен, но так ли это на самом деле?»

— Констебль? — окликнула я Кудряшку.

— Ну что еще? — недовольно обернулась она.

Я растянула губы в улыбке и вкрадчиво спросила:

— Вы ведь не забудете отключить камеру слежения?

— Не забуду! — отрезала она, а потом добавила, даже не понижая голос: — Шлюха кровососова!

Я фыркнула. Оскорбление было по делу, хотя дамочка об этом даже не подозревала. И все-таки я намеревалась не подставлять этому вампиру ни вен, ни чего бы то ни было другого. Если получится.

— Он обещал, что ты придешь, — сиплым от долгого молчания голосом произнес Бобби.

Я резко развернулась, пытаясь усилием воли унять колотящееся сердце:

— Кто сказал?

Бобби сел и обхватил руками колени.

— Мой Господин. Сказал, ты сумеешь меня выручить.

Он наконец-то поднял на меня глаза, и я вздрогнула от неожиданности. Вот почему Бобби показался мне мальчиком-потеряшкой! Я уже сталкивалась с ним четыре года назад. И он тогда сидел точно в такой же позе и произнес эти же слова.

— Она у них там. — Он медленно поднял руку и указал себе за спину, на стену.

Волоски у меня на загривке встали дыбом.

— Она в подвале. — Он безвольно ссутулился, словно совсем обессилел.

Я смотрела на него, не веря своим глазам. Мальчик или играет и жмет на жалость, как будто на собеседовании при получении сертификата равноправия, или...

— Господин велел, чтобы я ждал тебя здесь и сказал тебе, где она.

..Или же Бобби зачем-то в подробностях проигрывает некую сцену, напоминает мне о прошлом.

О том самом прошлом, которое навек отпечаталось у меня в памяти. Как клеймо, нанесенное раскаленным железом.

Тогда, четыре года назад, Бобби еще не успел стать вампиром, он был всего лишь одним из рабов. Он продежурил на страже всю ту ночь, после того как девочку нашли, продежурил до самого утра, пока не появилась я.

— Когда они ушли, я попытался заставить ее выйти. — Лицо его исказилось. — Но она ударилась в крик...

Тогда стоял январь. Мне внезапно стало холодно, словно и я невольно перенеслась в прошлое. Я вспомнила мутный диск солнца в ледяном небе, испятнанном красным. Место, куда я пришла, представляло собой настоящую крысиную нору, точнее сказать, вампирью нору — логово в самом сердце КровоСОС-тауна. К горлу подкатило — я даже сейчас, как наяву, чувствовала удушающую вонь мочи, свежей крови и боли...

На лице Бобби застыл ужас.

Я протиснулась в подвал, чтобы вытащить девочку. Кричать она уже не могла, только слабо скулила. Из радужных глаз падали ледяные слезинки — падали и тут же разбивались о камень. Она поддалась на уговоры, позволила мне взять ее на руки и сразу же крепко уцепилась мне за плечо, хотя мое прикосновение и причиняло ей боль. Я завернула девчушку в свою куртку и перепачкалась кровью: девочка была вся искусана, беспорядочные пятна алели на зеленой коже. Эти мерзавцы-кровососы изувечили ее так, что в хрупком тельце не осталось даже крови на кровоподтеки.

— Как они могли? — хрипло прошептал Бобби. — Сиобан такая крошечная.

Двенадцатилетняя Сиобан, зеленокожая девочка, была сестрой, точнее, сводной сестрой Мика и чистокровным лепреконом. Она приехала на каникулы из Ирландии навестить брата, и, когда целая банда кровососов вытащила ее прямо из постели, у ребенка просто не хватило сил сопротивляться — что она могла против них? Ее разыскивали уже пять дней, и Мик, отчаявшись, обратился ко мне за помощью. Будь Сиобан человеческой крови, поиски можно было бы бросить уже через сутки, но феи живучи, и даже при потере крови им удается продержаться дольше.

И хотя я знала, что похитителям помог кто-то из своих же, домашних — ведь ни один вампир не смог бы переступить порог Микова дома без его приглашения, — хотя знала, что Мик лишь гонец, я согласилась взяться за эти поиски и заключила сделку.

Сиобан была первой моей соплеменницей, которую мне удалось спасти. Предыдущие попытки кончались поражением, я отыскивала жертвы, но слишком поздно. После случая с Сиобан удача улыбалась мне чаще, правда, у меня с тех пор завелся свой информатор.

Итак, четыре года назад я заключила сделку, и именно она теперь привела меня в камеру с серебряными стенами, где я очутилась взаперти наедине с изголодавшимся вампиром, арестованным за убийство подружки. Именно из-за той сделки вампир напомнил мне о том, что я хотела бы забыть, да при всем желании не могла.

Он был уполномочен передать мне приглашение.

А как-нибудь попроще нельзя было?! Старый добрый телефон уже не годится?

Воздух в камере внезапно показался мне ледяным. Я попятилась и уперлась спиной в дверь. Скажет Бобби еще что-нибудь или нет? Непонятно. Он раскачивался из стороны в сторону, серые глаза остекленели, рот приоткрылся, обнажив клыки. Может быть, за эти четыре года он и дослужился от раба до вампира, но по сути так и остался марионеткой, которую Господин дергает за веревочки. У мальчишки уйдут десятки лет, прежде чем он обретет независимость.

Интересно, он знал, что такое Дар, или попросту сосал кровь, пользуясь своими внешними данными? Бедняга. Впрочем, ему всяко лучше, чем Мелиссе, — в отличие от нее, Бобби хотя бы не лежит в морге. Пока что, по крайней мере.

Меня снова обдало холодом. Я потерла руки, чтобы согреться, но тщетно. Что стряслось с отоплением, оно ведь жарило на полную катушку? Я озадаченно посмотрела на вентиляционную решетку. И тут до меня дошло: эта пухлявая дрянь отключила отопление. Нарочно. Потому что от тепла вампир Бобби оставался вялым, а от холода... Ну и гадина же она! Я забарабанила костяшками пальцев в дверь. Пора сваливать.

Уголком глаза я заметила какое-то движение, повернулась, и вовремя: Бобби уже не сидел, а стоял на четвереньках и силился подняться.

Вот нелегкая!

Я саданула в дверь со всей силы.

Бобби пополз ко мне сначала неуклюже, но все увереннее и ловчее.

Я пнула дверь ногой, так что сталь загудела. Ушиблась. Она что там, оглохла, эта жирная тварь?

Теперь нас с Бобби разделяло фута три, не больше. Он поднял голову и втянул ноздрями воздух.

Два фута...

«Успокойся, — велела я себе. — Волнуешься — сердце колотится, а вампир чует, когда пульс ускоряется». Но унять сердцебиение не получалось ни в какую. Наоборот, из-за проклятущего серебра на стенах, полу и потолке мне стало хуже, я запаниковала, кровь побежала по жилам быстрее. «Успокойся, Дженни, соображай хладнокровно!»

Пальцы Бобби коснулись моего ботинка.

Я прикусила губу, чтобы не закричать.

Бобби обвил мои колени, прижался ко мне, запрокинул голову.

— Помоги ей, — прошелестел он, — помоги Сиобан...

Я облегченно выдохнула и запрокинула голову, едва не стукнувшись затылком о дверь. Бобби все еще находился в прошлом, в плену воспоминаний. Я осторожно отвела с его лица спутанные черные волосы и улыбнулась:

— Успокойся, Бобби, Сиобан в безопасности.

На глазах у него блеснули слезы.

— Правда?

Я погладила Бобби по щеке, подавляя желание утешить и приласкать его.

— Она вернулась в Ирландию, — тихонько объяснила я.

Бобби слегка потянул носом — не то всхлипнул, не то... не то принюхался, — потом чуть-чуть повернул голову и уткнулся мне в руку, туда, где пульсировали вены на запястье. Душа у меня ушла в пятки. Бобби стиснул меня мертвой хваткой, я почувствовала, как острия клыков кольнули кожу, и жилка на шее забилась в ответ, а голова закружилась от знакомого пряного запаха. Кровь в жилах закипела от желания, от жажды получить укус и порцию вампирского яда, губы пересохли, и с них сорвался придушенный вскрик. Меня так и обвеяло жаром.

Проклятие! Я увязла по самые уши. Точнее, по самую шею. И что ужаснее всего, не пытаюсь спастись, — наоборот, готова сдаться на милость вампира.

Глаза у меня закрылись, я ждала вспышки боли от укуса, вот-вот, сейчас, сейчас...

Но боли не было.

По телу прошла длинная судорога.

Я открыла глаза, посмотрела на Бобби, все так же стоявшего на коленях, и медленно, через силу, высвободила руку.

Он мне не препятствовал, но не сводил с меня глаз, голодных и внимательных.

Меня трясло от напряжения и неудовлетворенности.

— Ты же сида! — Бобби облизнулся, проворным, текучим движением вскочил и припер меня к двери — я и ахнуть не успела.

Запустил руки мне в волосы, и меня снова обдало пряным запахом возбужденного вампира, головокружительным и пьянящим, отнимающим всякую волю и разум. Горячее дыхание Бобби опаляло мне шею. Он наклонялся все ближе и ближе. Вот-вот... Сейчас, сейчас... Внезапно он зашипел сквозь зубы, шарахнул в дверь кулаком и отшатнулся от меня, в ярости рыча что-то невнятное.

Я скосила глаза и увидела, что на стальной двери образовалась вмятина.

Что случилось? Почему он меня не укусил? Молодой, начинающий вампир, даже если он не голоден — а Бобби наверняка проголодался до колик, — просто никак не смог бы устоять перед соблазном, если прямо под носом в жилах феи, тем более сиды, пульсирует зараженная вирусом кровь. Он должен был хотя бы прокусить мне кожу.

Проклятие! А у меня не было ни малейшего желания ему сопротивляться.

Я так разозлилась на саму себя, что чуть не заревела. Самонадеянная идиотка! На что я рассчитывала? А еще похвалялась Хью, будто держу себя в руках и сумею совладать с желанием подставить вену первому встречному кровососу! Желанием, которое диктовал мне вирус и которое было так сильно, что я готова была изгрызть собственные вены, лишь бы нашелся желающий к ним припасть. И ведь дальше будет только хуже. Вот-вот. Сейчас-сейчас.

Я чуть не заскрежетала зубами, когда меня схватила судорога. Согнулась пополам и сползла по стене. Перед глазами все поплыло от слез.

Бобби плавно опустился на корточки рядом со мной:

— Ух, до чего ж мнетебя хочется! — Он привлек меня к себе и зарылся лицом в мою шею. — Хоть разок приложиться! Ты такая аппетитная, так вкусно пахнешь, просто слюнки текут! — Голос у него дрогнул. — Да я прямо чувствую вкус твоей крови и как тебе больно. Очень-очень больно.

Тяжело дыша, я вцепилась в ворот его арестантского балахона.

Он ухватил меня за запястья, отстранил от себя:

— Чш-ш! От тебя так и пышет жаром... кровь у тебя горячая, наверняка вкусная... слаще, чем у Нее и даже чем у Мелли! — Голос его отдавался у меня в каждой жилочке. — А я уже пес знает сколько на голодном пайке. Жиденькая человеческая кровь, бурда какая-то, — вот и все, что Он мне позволяет.

Мне казалось, что внутренности мои раздирают раскаленные когти, точно плоть срезали с костей изнутри. Я пронзительно закричала от боли.

Хоть бы это прекратилось.

Невидимые острия вонзились в сердце.

Пожалуйста, что угодно, только бы облегчение.

Пожалуйста!

Не надо!

И вдруг все кончилось.

— Что... что это было? — прохрипела я и обмякла, уткнувшись в грудь Бобби.

— Старый мерзавец любит развлекаться такими играми. — Молодой вампир горько рассмеялся. — Его это, видите ли, заводит. Даст попробовать буквально капельку, чтобы ты оценил, что теряешь, а потом опять отнимает из-под носа. Знала бы ты, как мне худо! Говорю держит на голодном пайке, даже у своей девушки можно было только два глотка выпить, да еще Он непременно хотел смотреть, как я питаюсь. — Бобби лизнул мое горло. — Сейчас-то, наверное, пузыри пускает от удовольствия, старая гнида, — смотрит, как я слюной исхожу от твоей сладкой крови, а ведь ни капли мне не даст даже попробовать.

— Нет... я не о том... — Пришлось держаться за него, чтобы не рухнуть на пол пластом. — Я про воспоминания... почему ты вдруг вспомнил?

Бобби отодвинулся от меня и нахмурился:

— Не понял, ты о чем вообще?

— Ну как же... КровоСОС-таун... четыре года назад... — Я глотнула холодного воздуха. — Вампирская банда...

— Понятия не имею, к чему ты клонишь. — Пальцы Бобби до боли сжали мне руку. — Чтоб его! Он опять выворачивал мне мозги наизнанку, лез в мои мысли! Ненавижу! Ненавижу эти фокусы, мне от них так худо! — Вампир с отвращением огляделся. — Пропади все пропадом, я даже не помню, где я!

— Мы в полицейском участке, — прошептала я, сжавшись от боли. — Мелиссу ты хотя бы помнишь или про нее тоже забыл?

— Мелиссу? — Бобби встряхнул меня как тряпку. — Что с ней?!

Я не успела произнести ни слова, потому что дверь распахнулась и бодрый голос Кудряшки объявил:

— Время вышло, кровососик.

Что-то металлически щелкнуло.

Дальше я все видела, как при замедленной съемке в кино. Бобби отреагировал на щелчок мгновенно — ловко ухватил меня за плечи, рванул на себя и откатился от двери.

— Прекратить! — рявкнула надзирательница. — Напрашиваешься — пущу в ход вот это! — Чем она грозила, я не разобрала, потому что по глазам мне больно полоснуло слепяще-зеленым светом. — Хватит, кому сказала!

Бобби прикрыл меня своим телом и прижал к полу, и вовремя, потому что прямо в нас ударила раздвоенная молния. Ноздри мне обжег острый запах горелой мяты. Бобби дернуло вверх, как марионетку за ниточки, глаза у него выкатились от боли, и через миг он весь обмяк.

Я спихнула его с себя и с трудом перевернулась на живот. Встать пока не получалось: отзвуки магического удара болью отдавались во всем теле, будто меня побил своей битой гоблин.

— Ах, простите, я нечаянно, — довольным голосом произнесла Кудряшка. — Так старалась вас не задеть, но он слишком уж тесно к вам прижался. — Она помахала тонким серебряным прутом, увенчанным гладким навершием из яшмы. От самоцвета все еще постреливали зеленые искорки. — Знаете, эти новые оглушающие чары, которые у нас ввело новое начальство, с ними нелегко сладить.

Я едва дышала. Проще говоря, чары разят наповал. Как там Бобби? Обмякшее тело лежало неподвижно. Тьфу, нелегкая. Больше я у него сегодня ничего не выведаю — ему еще повезет, если он очухается до рассвета.

На Кудряшку я глянула с нескрываемой ненавистью. Она так и расплылась в ухмылке.

— О, простите, я, может быть, слишком рано пришла? Помешала вашим развлечениям? — пропела она.

— Не помешали, — процедила я сквозь зубы и поднялась.

Уж я ей помешаю больше, чем она мне. Будьте уверены.

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

— Ну как там у тебя с этим озабоченным козлом?

— Что? — Я плюхнулась на стул Хью и плотнее прижала мобильник к уху.

Несколько мгновений я вообще не понимала, о чем речь, и блуждала отупевшим взглядом по пустому кабинету. Соображала я с трудом. Мало того, что мне едва удалось выбраться из камеры Бобби целой и невредимой (и отнюдь не благодаря своевременному вмешательству констебля Кудряшки). Я кое-как пережила беседу по душам с огорченным и разочарованным во мне Хью. Свое нервное возбуждение и дрожь я относила на счет оглушающего заклятия. А теперь еще придется ждать инспектора Хелен Крейн, то самое новое начальство, которое ввело в обиход эти оглушающие заклятия. Инспектор Крейн пожелала самолично со мной побеседовать — просто обхохочешься, какое веселье мне это сулило.

— Брось притворяться, Дженни, — поддразнивал меня знакомый голосок Тони, нашей администраторши, в трубке. — Давай колись: ты сдалась или нет, Финн пригласил тебя на свидание или как? Помни, от твоего ответа многое зависит, у нас тут целый тотализатор.

Я потерла затылок и прикрыла усталые глаза:

— А, вот ты кого так ласково называешь...

Теперь до меня наконец дошло, кого она имеет в виду.

Прижимая телефон плечом к уху, я посмотрела на упаковку таблеток джи-зава, которая невинно поблескивала у меня на ладони. Отступать больше некуда, придется принять лекарство...

— Да ну тебя, ты прекрасно знала, о ком я! — Тони нетерпеливо прищелкнула языком. — И помни, я в курсе, что личная жизнь у тебя на нуле, как бензин в пустом бачке. Да если бы меня интересовали фавны, я уж точно подпустила бы Финна поближе, у него пылу хоть отбавляй, любая ледышка растает. — Она вновь хихикнула. — Ты ведь знаешь, что тетушка Тони права, так что хватит увиливать, выкладывай всю правду: снизошла ты до бедненького влюбленного фавна или нет? Я буду нема как рыба.

Тут уж я не выдержала и вяло улыбнулась: большей сплетницы, чем Тони, на свете не найти.

— Нечего рассказывать, — заверила я ее, стряхивая с коленок пыль. Черные льняные брюки уже выглядели так, будто я валялась в них по полу. Собственно, почему «будто»? Валялась, и даже два раза. — Финн таки пригласил меня на свидание, но я не «сдалась», как ты изволишь выражаться.

Хоть он и носил меня на руках, причем буквально.

— Дженни, что с тобой такое? — Тони разочарованно вздохнула. — Сдерживать свой темперамент очень вредно. Пчелка-лапочка, кончай его динамить и не томи общественность! — шутливо взмолилась она. — Через три дня наше пари истекает; если ты не сдашься, я проиграю, так что долой воздержание, попробуй, каков Финн в постели, наверняка не пожалеешь, да и для здоровья полезно.

Легко сказать — попробуй. Подождав, пока во рту накопится слюна, я быстро кинула на язык таблетки и поспешно проглотила их.

— А если не сдашься, ты меня ужасно подведешь, — пожаловалась Тони, — потому что в случае проигрыша я должна этой ведьминской сучке, простите, штучке, ну, Леоноре с ее «зайками», день в салоне красоты. С полным набором процедур.

— Тони... — Я сдавленно усмехнулась, язык покалывал жгучий привкус лакрицы и пряностей, оставленный таблетками. — Тони, ну как тебе втолковать? Ни за что на свете я не соглашусь на свидание с Финном и ни за что на свете не лягу с ним в постель только ради того, чтобы ты смогла выяснить, есть ли у него хвост, и выиграть свое разнесчастное пари!

Она что-то возмущенно залопотала в ответ, но я не разобрала ни слова. Таблетки начали действовать, а эффект у них суровый. Представьте, что вас умело разогрели для любовных утех, а потом, вместо того чтобы перейти от прелюдии к делу, ухнули вам на голову ведро ледяной воды. Вернее сказать, пустили ледяную воду вам по жилам. Препаршивое ощущение, честное слово. Но на тех, кто подсел на вампирский яд, на наркоманов вроде меня, джи-зав действует по принципу метадона — подавляет жажду подставить вены вампиру, подавляет неукротимые желания. Будь я человеком, мне хватило бы и двух таблеток, причем на несколько суток, однако у волшебного народа обмен веществ такой скорострельный, что часа через два меня скрутит вновь. И тогда придется выбирать: проглотить очередную дозу таблеток и поставить себе пиявок — именно пиявок, вампиры тут ни при чем, — или я рискую не совладать с собой и отдамся первому встречному кровососу.

А это очень, очень вредно для здоровья.

Амфетамин, содержащийся в таблетках, возымел эффект, мне немного полегчало, и я вновь стала слушать щебет Тони:

— ...а ты у нас единственная, кто сумеет выяснить правду!

— Угу, — не подумав, буркнула я в трубку.

— Значит, ты согласна! — возликовала Тони. — Так бы и расцеловала тебя, Дженни! Ура, здорово!

— Минутку-минутку, — спохватилась я, — на что я только что согласилась?

— Как — на что? Спросить Финна, есть у него хвост или нет! Я же тебе говорю: Леонора считает, что единственный способ это узнать — затащить нашего рогатенького в постель или хотя бы зажать в уголку, но пока что никому из ее подруженций это не удалось. — Она томно хихикнула. — И между прочим, добивались они своего такими средствами, что мне его даже жалко стало, — ну ни перед чем не останавливались!

Значит, сам Финн пока тоже на провокации не велся и позиций не сдавал. Странно, мне бы радоваться, но вместо этого я почему-то рассердилась, и мне захотелось что-нибудь расколотить со злости. Сплетни не имели под собой ни малейших оснований. Какие бы лекции на тему «что такое хорошо и что такое плохо» ни читал мне совсем недавно озабоченный моим моральным обликом Хью, в какое бы безвыходное положение я ни попала, но ни намека на роман с Финном у меня и близко не было.

— В общем, мне-то все равно нужно только выяснить, какого цвета у него хвост, а всем известно, Финн к тебе неравнодушен, так, может, если ты его просто попросишь, он тебе и скажет, и ничего такого не потребуется, — с надеждой в голосе закончила Тони.

— Если всего и нужно, что задать Финну прямой вопрос, чего вы все так взбудоражились? Взяли бы да спросили сами! — предложила я.

Тони фыркнула:

— Да Леонора сама на Финна запала! Она боится конкуренции с твоей стороны, вот и придумала эту затею с пари: решила, будто, если ты узнаешь, что мы держим на тебя пари, так сразу охладеешь, а значит, соперниц у Леоноры не будет.

— Что-то вы все чудите... — сказала я вслух, а сама подумала: «С ума все посходили, честное слово!»

Вокруг меня все играли в какие-то странные игры, начиная со скучающих сотрудниц и кончая вампирами. Мысли мои вернулись к Бобби, к тому, как он, загипнотизированный, повинуясь чужой воле, настойчиво напомнил мне о нашем общем прошлом. Неужели он убил Мелиссу, а Господин заставил его забыть о содеянном? Или из памяти Бобби стерли лишь смерть девушки? А что я собственно, так волнуюсь? Может, когда лично побеседую с пресловутым Господином, все и узнаю. Я прижала ладонь к груди — сердце, казалось, вот-вот выскочит наружу. Никакая доза джи-зава не поможет впечатлительной красотке, если ей предстоит встреча с главой четырех лондонских вампирских семейств, так сказать крестным отцом всех местных вампиров.

— Да, совсем забыла! — щебетала Тони, не подозревавшая, что со мной творится. — Леонора уверена, что сумеет затащить Финна под венец!

В этот миг в кабинет вошла констебль Кудряшка — к ее лицу так и приклеилась злорадная ухмылка — и прошествовала на водопой.

— Шансы у нее равны нулю, — сухо ответила я Тони.

— Ну конечно! — радостно согласилась та. — По-моему, у меня они и то больше, а мне ведь до него и дела нет. Кстати, а Стеллин приятель-журналист тебя нашел?

— Угу, — пробормотала я.

Кудряшка водрузила стаканчик с водой на стол Хью, взяла одну из его ручек и давай щелкать, выдвигая и задвигая стержень.

Стаканчик оставил на столешнице мокрый круглый след. Я неотрывно смотрела на него, чтобы не смотреть на Кудряшку.

— А-а, значит, вы уже виделись! — Тони повизгивала от возбуждения закоренелой сплетницы. — Между прочим, он знаешь кто? — Она выдержала эффектную паузу. — Вампира в газетах помнишь? Так этот журналист его родной папаша!

Я взяла картонный квадратик и переставила стакан на него. Ровно посередке.

Кудряшка направила на меня кончик ручки, потом кивнула на дверь: мол, закругляйтесь и выметайтесь, да поживее!

— Так ты в курсе? — Тони там, кажется, подскакивала на месте. — А чего ему от тебя понадобилось?

— Ничего особенного, — нейтральным тоном ответила я.

Кудряшка демонстративно посмотрела на часы.

— Ну, Дженни, ну не томи, наверняка он неспроста тебя разыскивал! Ну хоть намекни! Я обязана знать!

— Завтра все расскажу, Тони. — Я смахнула с многострадальных черных брюк еще пылинку. — У меня тут дела поважнее, извини.

На этом я простилась, убрала телефон в сумку и вновь с удобством откинулась на спинку стула.

Кудряшка швырнула ручку так, что та со стуком покатилась по столу.

— Мне необходимо с вами переговорить, — процедила она.

Да что она на меня так взъелась? За какие такие прегрешения? Я смерила ее ледяным взглядом и сказала:

— Приступайте.

— Как жалко, что таких шлюх кровососы не дочиста высасывают! — прошипела констебль.

— Ну так нам же грубо помешали довести дело до конца, — безмятежно напомнила я. — Чтобы словить полный кайф, нужно действовать не спеша.

Она скривилась от неподдельного отвращения:

— Хью такой хороший, такой заботливый, ответственный, порядочный. — Она опрокинула стакан воды единым махом, будто там было спиртное. — Иногда он даже слишком добр, и всякая шваль этим нагло пользуется.

Ах вот оно что, наконец-то мы докопались до сути дела! Я улыбнулась, вернее, растянула губы в улыбке.

— Бывают же такие негодники, — ровным голосом сказала я.

— Вы, конечно, знаете, как и каким детям, он помогает. — Кудряшка яростно скомкала хрустнувший стаканчик и зашвырнула его в ближайшую мусорную корзинку.

В глаза мне вновь ударил розоватый отсвет магии, исходивший от браслета у нее на запястье, но его тотчас прикрыла манжета.

— Я о беспризорных, о брошенных, о неблагополучных детях, о сбежавших из дому. — Кудряшка отерла ладони о форменные брюки, прямо-таки лопавшиеся на ее телесах. — Он старается спасти их, отвадить от воровства, уберечь от наркотиков, вообще от криминала, делает все, чтобы они не попали в беду.

Я побарабанила по подлокотнику.

— Мне прекрасно, о, прекра-а-асно известно, что вы одна из них и что Хью полагает, будто он вас спас. — На щеках Кудряшки загорелся нервный румянец. — Нет, Хью мне ничего не говорил, он скромняга, но я сделала вывод из того, как он о вас отзывается.

— И ради чего вы мне все это выложили, мэм?

Кудряшка нависла надо мной. Обширный бюст угрожающе распирал форменную рубашку.

— Я хорошо знаю цену вам подобным, даже если Хью по доброте душевной ничего не видит. Тоже мне, мелкая шлюшка, а считает, будто всего добьется магией!

Вблизи вид у Кудряшки был еще более непривлекательный, чем издали: косметика на лице толстой коркой, тушь на ресницах комочками.

— Я, может, и человек, но по матери я ведьма. И стоило вам ступить на порог вместе с кровососовым папашей, я сразу увидела, как вы опутали его магией, чисто паук муху!

Ведьма по матери. Выходит, отец ее был человеком, а не кем-то из волшебного народа. Я бы и посочувствовала, если бы не видела, к чему клонит эта дамочка.

Она погрозила мне пальцем:

— Это все Очарование! А это противозаконно, сами знаете! Так что держитесь подальше от Хью, — может, тогда я сделаю вам одолжение и кое о чем забуду.

— О чем же? — На меня нашел охотничий азарт. — Мне казалось, вы и так очень забывчивы, констебль, — например, забыли вовремя вернуться в камеру!

И я ловко ухватила ее за пухлый указательный палец и со всей силы отогнула его назад.

— Ах ты сволочь! — прошипела она и, обдав меня несвежим дыханием, попыталась вцепиться мне в лицо, но тщетно — я цапнула ее за кисть, резко заломила ей руку за спину и прижала спиной к столу.

Она попыталась заехать мне коленом в живот, но я проворно увернулась, не ослабляя хватки.

— Думаешь, ты тут самая умная? — Я тоже перешла на «ты». Хватит с меня, лопнуло мое терпение. — Ну так вот тебе еще пища для размышлений. — Я сильнее отогнула ее палец, который так и не выпустила. Она глухо зарычала и попыталась вырваться, но я отпихнула ее и прижала обратно к столу, отчего розовый браслет звякнул о столешницу. — Любовная магия не сводится к Очарованию. Есть и другие средства, и они тоже незаконны.

Она замерла, перестала брыкаться, и в глазах у нее замерцал испуг.

Я нацелила на браслет магическое зрение, и меня чуть в трубочку не свернуло от ярости. Браслет был из крупных бусин розоватого кварца, и каждая из них, кроме одной, таила в себе какие-нибудь чары: вот — чтобы вызвать похоть, вот — чтобы привязать, вот — чтобы всегда помнил, вот еще что-то... Все с ходу мне было не определить, но я навидалась этой пакости на рынке, где ее продавали из-под полы. Все эти любовные амулеты были одинаковы, а почему кварц, потому что этот минерал удерживает магию, связывает чары воедино. Но любовь — слишком чистое и подлинное чувство, чтобы получить его искусственным путем, и поэтому подобные браслеты, по сути, не что иное, как плацебо, повышающее уверенность в себе. Но вот если к ним прилагаются противозаконные чары, насильная присушка, тогда дело плохо. А именно насильная присушка и была заключена в той единственной бусине, в которой было не разглядеть магии.

Неудивительно, что Хью глаз не мог оторвать от этой жирной стервы.

Чары браслета, конечно, можно просто взломать — намусорю, получится много розовой пыли. Но если Кудряшка Дженет так отчаянно возжелала привлечь внимание Хью, что рискнула купить этот амулет, мне ее не остановить: разрушу этот, пойдет и купит новый.

— Мне очень интересно, что скажет новый инспектор, когда увидит эту прелесть? — прошептала я в ухо Кудряшке. — А каково будет Хью, когда он узнает правду?

— Ты не посмеешь!

— Еще как посмею, дорогая.

— Нет! Ты ничего не понимаешь! — заныла она. — Я люблю Хью по-настоящему, только он и внимания на меня не обратит, я же не тролль. Мне просто хотелось, чтобы он увидел во мне женщину, а не коллегу. — В голосе ее послышались слезы, она хлюпнула носом. — Ты же не выдашь меня ему?!

Я заглянула ей в глаза и ослабила хватку:

— Хорошо, не выдам, но при одном условии.

«Дженни, неужели ты и впрямь заключишь с ней уговор?» — спросила я себя. Не самая блестящая идея, но... я ведь иду на это ради Хью, так что долой сомнения.

— А условие мое таково, — продолжала я. — Браслет ты снимешь и будешь отныне хранить в запечатанном конверте. Ясно?

— И все? — Она подозрительно сжала губы. — Больше ничего не требуется?

— Только это, и я ни словом не обмолвлюсь ни Хью, ни твоему начальству.

Кудряшка хитро сощурилась:

— Обещай, что не скажешь вообще ни одной живой душе.

Очень продуманное требование.

— Договорились.

— И я могу оставить браслет себе?

— Но в конверте.

Она прикусила губу и что-то мысленно прикинула, потом со вздохом кивнула:

— Договорились.

В воздухе над нами будто малюсенький колокольчик прозвенел. Сделка состоялась.

— Слышала? — спросила я, сжав ее кисть. — Никогда не нарушай условия уговора с феей.

— Знаю, — фыркнула Кудряшка.

Она, конечно, придумает, как выкрутиться и обойти мои условия; впопыхах я просто не могла предусмотреть все лазейки в нашем уговоре. Но если я и оставила ей лазейки, магия уговора все равно сделает свое дело. Пока я держу свое слово, мне ничто не угрожает. Я угрюмо усмехнулась и наконец-то отпустила Кудряшку.

Констебль Дженет взглянула на меня так, точно готова была убить, и принялась демонстративно растирать онемевшую руку.

— А ты, оказывается, сильная, паршивка, а с виду дистрофик дистрофиком. — С этими словами она извлекла из груды бумаг на столе конверт и сдернула браслет с кисти. — Значит, от меня требуется лишь хранить его в конверте, и ты никому не проболтаешься?

— Да, — терпеливо повторила я, — но запечатанный конверт должен быть одним и тем же. Надеюсь, это понятно?

По губам ее скользнула коварная улыбочка. Но лишь на долю секунды. Кудряшка прекрасно знала, что чары браслета лучше всего действуют, когда он соприкасается с кожей, однако и в конверте он будет продолжать работать, разве что послабее. Но она не ведьма, лишь ведьмина дочка, напомнила себе я, и даже если она унаследовала кое-какие мамочкины гены и способности, они у нее проявляются лишь чуточку больше, чем у обычного чистокровного человека. Ну а судя по избыточному весу, даже чтобы восполнить ту жалкую толику магии, которая Кудряшке по плечу, ей приходится уплетать сладкое за обе щеки. Следовательно, она никоим образом не сможет проверить, сохранил ли браслет свои чары, пока он запечатан в конверт. А значит, пока он в конверте и Кудряшка не нашла лазейку в нашем уговоре, Хью в безопасности.

Как по мановению волшебной палочки дверь распахнулась, и из коридора донесся гулкий бас Хью. А на пороге возникла высокая женщина лет тридцати. Она быстро обежала взглядом кабинет и лишь после этого шагнула вперед. Спину она держала поразительно прямо. Следом за ней вошел и Хью.

Кудряшка Дженет быстренько сунула браслет в конверт и заклеила его, содрав липкую полоску. Проворно сунула конверт в карман и повернулась к вошедшей с бодрым услужливым вопросом:

— Я как раз кофе делаю — сделать на вас, мэм?

Усевшись опять в кресло, я сосредоточила свое волшебное зрение на кармане Кудряшки (стоя было бы не так удобно). Сквозь ткань я различала розоватое свечение, испускаемое чарами. На него-то я и направила свои усилия, призвав на помощь волшебство. Накопленная магия обрушилась на меня так, что я согнулась пополам и серый казенный линолеум поплыл у меня перед глазами. Хорошо еще, что я сидела, не то шлепнулась бы на пол. К горлу подкатила тошнота, я опустила голову на стол и судорожно сглотнула, а потом на ощупь нашарила сумку. Выпрямиться удалось лишь с огромным трудом.

— Дженни, тебе нехорошо? — Передо мной замаячило встревоженное лицо Хью.

— Да, — слабым голосом ответила я, — что-то голова закружилась, я чуть не упала, вон даже лбом о стол стукнулась.

Огромная ладонь Хью ласково легла мне на затылок.

— Пригнись и опусти голову пониже. Дыши глубже, и все пройдет.

Я равномерно вдыхала и выдыхала, и сквозь меня перекатывалась волна жара. Взвихренная магия успокоилась. Я медленно разогнулась и откинулась на спинку кресла. Извинилась перед присутствующими и тут только обнаружила, что Кудряшки в кабинете уже след простыл.

— Пустяки, с кем не бывает, — сказала незнакомка. Голос прозвучал сочувственно, но строгое выражение аристократического лица не изменилось.

Да, суровая дама.

— Полицейский инспектор Хелен Крейн, мисс Тейлор, — представилась она, улыбнулась, и лицо ее озарилось, словно ночное небо выплывшей из-за туч луной. Инспектор Крейн мгновенно похорошела.

А я-то голову ломаю, почему никто не замечал зачарованного браслета Кудряшки! Вот вам и ответ: потому что лацкан пиджака у Хелен Крейн прямо-таки отвисал под тяжестью трех золотых брошек, усеянных вкраплениями яшмы. И это еще не все: инспекторскую талию охватывал широкий пояс, усаженный кристаллами, в ушах болтались длинные сверкающие серьги, путаясь в золотистых локонах, ну а когда инспектор Крейн наклонилась ко мне, в вырезе ее черной шелковой блузки обнаружился сапфировый кулон величиной с перепелиное яйцо.

Инспектор Крейн была разряжена почище новогодней елки, но это еще полбеды: не от дороговизны ее украшений меня как током дернуло, о нет, — чар на этих цацках было столько, что хватило бы на весь колдовской рынок Ковент-Гарден. Так и подмывало спросить, чего дамочка так боится, что навесила на себя такую мощную защиту.

Хелен окинула меня непроницаемым взглядом синих, как ее сапфировый амулет, глаз, потом протянула руку, отягощенную массивными дорогими перстнями (само собой, тоже зачарованными), и осторожно провела пальцем по моей щеке:

— У вас тут пятнышко помады, мисс Тейлор.

— Ой, правда? — Я взяла со стола у Хью еще одну салфетку и промокнула щеку.

Хелен Крейн отобрала у меня салфетку, взяла меня за подбородок и как следует оттерла пятно, будто измазавшемуся ребенку.

— Вот и все, — объявила она.

Обидеться или удивиться такому обращению? Непонятно. Я на всякий случай вежливо улыбнулась в ответ, но инспектор Крейн уже посерьезнела:

— Сержант Манро сообщил, что вы интересуетесь отчетом об осмотре трупа Мелиссы Бэнкс. — Она слегка склонила голову набок и устремила на меня вопросительный взгляд. — Чем вызван такой интерес?

На самом деле отчет меня вовсе не так уж интересовал; просто именно под этим предлогом от меня сбежал Хью, когда я его намеренно смутила. Теперь я почувствовала себя виноватой: ну вот, получается, что я манипулировала Хью. Придется подыграть.

— Поскольку мне не разрешают осмотреть тело, я бы хотела почитать отчет — хоть что-то узнаю, — заявила я.

— Вы меня неправильно поняли, — отозвалась инспектор Крейн. — Мисс Тейлор, вы не полицейский консультант, не медик, не патологоанатом, не гробовщик. Что вы, собственно, здесь делаете? — Глаза ее ввинтились в меня, как два буравчика.

Да, я и впрямь поняла ее неверно.

— Меня попросил прийти сюда Алан Хинкли.

Я отпила воды из стакана, поднесенного Хью. Над черной щеткой его волос вновь взволнованно мерцало облачко пыли.

Уголки губ Хелен поползли вниз.

— А вы всегда исполняете просьбы? Любые? — спросила она.

— Моя работа, инспектор, заключается в том, чтобы отыскивать магию и чары. — Я отпила еще воды. — Если таков заказ, мне платят за его выполнение.

Инспектор Крейн растопырила пальцы и полюбовалась своими перстнями, потом сжала кулак.

— Ведьминский совет вряд ли одобрит любое вмешательство фирмы «Античар» в это дело без разрешения полиции. — Она уставилась мне прямо в глаза. — А разрешения вы не получали. Более того, не вижу в нем необходимости. Я лично рассмотрела претензии мистера Хинкли, так что... — Она вдруг умолкла на полуслове, и синие глаза ее затуманились.

Я удивленно обернулась к Хью, но он едва заметно поднял брови: мол, сам ничего не понимаю.

Хелен Крейн резко побледнела и ухватилась за левую сережку. На ее ладони проступила тоненькая алая полоска и змейкой скользнула ей за манжету. Я вскочила. Неужели она до крови оцарапалась о камень в сережке?! Но нет, алое — это были чары, да такие сильные, что я различила их даже невооруженным глазом.

— Манро, — надтреснутым голосом позвала Хелен. Другой рукой она вцепилась в свой сапфировый кулон. — Сержант Манро! — Во второй раз это прозвучало тверже и увереннее. — Бегом ко входу, сейчас же! — Она поднялась и стремительно пошла к двери, даже не оглянувшись. — Они вот-вот будут здесь.

Кто это — они?

Поскольку мне никто ничего не объяснил, я поспешила за Хью и инспектором в вестибюль, к стойке дежурной. Первое, что привлекло мое внимание, — это гоблин Иеремия. Вернее, не он сам, а то, как он неотрывно смотрел на входную дверь и, ощерив черные зубы, сверкавшие нашлепками-стразами, размеренно похлопывал себя битой по ладони. Раз-два, раз-два.

А через мгновение я поняла, кто такие эти «они», потому что по всему телу у меня побежали мурашки и ноги подкосились. Скверный поворот. Если они заранее дают знать о своем приближении, значит, что-то не так.

У Хью волосы гладко облепили череп, а для тролля это все равно что для кошки шерсть дыбом. Помнит ли Хью, что гоблин молод, вспыльчив и неопытен? А вдруг забыл?

— Хью, — прошептала я, стараясь привлечь внимание тролля, застывшего, как гранитная глыба.

— Потом, Дженни, — негромко и спокойно ответил он. — Вернись в кабинет. Тебе сейчас здесь не место.

«Может, он и прав», — успела подумать я, а через секунду стало уже слишком поздно.

Дверь с грохотом распахнулась. Порыв ледяного ветра пронесся по вестибюлю и коридору, закачал лампочки на цепях, задребезжал оконными стеклами.

А потом наступила мертвая тишина. Ее нарушал лишь один звук: мерное «шлеп-шлеп» тяжеленной биты о гоблинскую ладонь. Будто огненный дракон пощелкивал челюстями.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В полицейский участок вошли трое вампиров. Знаю-знаю, звучит как начало анекдота, только вот анекдот получался больно скверный, и я сомневалась, что к концу его еще будет кому смеяться над развязкой.

Первый из них явно придерживался романтических шаблонов: черный камзол, белопенные кружева на манжетах и воротнике, длинные волосы небрежно схвачены черной лентой. Войдя, он принял эффектную позу: приосанился, руку упер в бедро, после чего раздул точеные ноздри и обвел присутствующих надменным взором. Глаза его пробежались по Алану Хинкли, юному душеспасителю Нилу Баннеру, гоблину Иеремии, добрались до меня и замерли.

По хребту у меня пробежала дрожь.

Видно, нынче вечером из подполья вышли старейшины вампирских семейств. Хотя этого вампира я не узнавала, как и того, предыдущего, с восточными глазами.

В мощной груди Хью глухо заклокотало рычание.

Вампир обернулся, скользнул по троллю пренебрежительным взглядом, потом перевел глаза на Хелен Крейн и, неотрывно глядя на нее, изысканно поклонился:

— Вы прекрасны, мадам. — У него оказался сильный иностранный акцент.

В ответ Хелен Крейн сжала губы, а свой заветный кулон стиснула в кулаке так, что костяшки пальцев у нее побелели. Глаза у инспектора расширились.

Прах побери! Да она боится вампиров! И это не просто обычный страх, который присущ любому, это настоящая фобия. Хорошенькое дело, и как инспектор Крейн собирается руководить отделом расследования магических убийств?

Я покосилась на Хью, но он не сводил глаз с Кружевного вампира.

— Всем вечер добрый, — это появился второй вампир.

Гибко, беззвучно, точно не касаясь пола, он скользнул через порог и встал перед Кружевным. Улыбнулся, не показывая клыков. Улыбка его была само обаяние — да-да, только неподдельный шарм, и никакого гипноза, никакой месмы, просто он тренировался уже много веков подряд. Если журналисты не ошибаются, лет так восемьсот, хотя на вид ему можно было дать от силы тридцать с хвостиком. Голубая рубашка выгодно подчеркивала голубизну сияющих глаз и оттеняла белокурую шевелюру, в остальном же наряд его отличался элегантностью и простотой: блейзер, серые фланелевые брюки и изящные туфли. Живо представляешь себе, как он праздно фланирует по набережной Темзы. Между тем это был не кто иной, как крестный отец всей вампирской диаспоры Лондона.

Повелитель вампиров, Граф.

— Прошу простить нас за эту театральность. — Граф небрежно кивнул на Кружевного. — Луи, мой спутник, несколько обеспокоен участью своего друга Роберто Марта. Боюсь, он не вполне владеет собой, но это вполне извинительно, господа.

Я внимательно изучала Кружевного Луи. Не тот ли это Луи, который так впился в бедняжку Холли, что его якобы пришлось оттаскивать? Не про него ли она сказала, что он будто бы крепко повздорил с Бобби?

Луи все еще сверлил взглядом оцепеневшую Хелен Крейн:

— Я также сожалею, мадам, о, весьма прискорбно.

Из-за спины Луи и Графа показался третий вампир — волоча ноги, прошаркал по линолеуму и встал по о бок Повелителя. Этот себя условностями не обременял и одет был с удобством, граничившим с расхлябанностью: развязанные шнурки ботинок волочились по полу, одежда помята. Торчащий клык оставил кровавый след у него на нижней губе, кровь ржавчиной запятнала несвежий воротник жеваной рубашки. Он недовольно озирался — взрослый, а держится как надутый вздорный подросток.

Граф и Луи его попросту не замечали. Ну как же, он испортил им весь выход!

— Это вампир-адвокат, — нарушив молчание, тихонько пояснил Нилу Баннеру Алан. — Еще вчера вечером выглядел нормально. Что это с ним стряслось?

Отличный вопрос. А еще хотелось бы знать, зачем Граф его притащил.

— Инспектор, рад вас видеть. — Граф протянул руку Хелен Крейн, но та вздрогнула, и Хью тотчас придвинулся к ней и предупреждающе зарокотал.

Помятый молодой вампир попятился. Граф как ни в чем не бывало опустил руку.

— Надеюсь, вы извините, что мы явились без предупреждения, — не смутившись, произнес он. — Когда Вестман, — легкий кивок в сторону расхлябанного вампира, — объяснил мне, что происходит, я ощутил настоятельную потребность немедленно вас посетить. — Улыбка его выражала глубокое сожаление о проступке. — Еще раз просим прощения.

Инспектор Крейн наконец-то оправилась от испуга и откликнулась:

— Да, конечно, лорд...

— Дорогая моя, зовите меня просто Графом, как все. Давайте обойдемся без церемоний. Мои права на титул давно перешли к другому, и я не хочу предъявлять нынешнему обладателю никаких претензий. Бремя никого не щадит. — Он склонил белокурую голову. — Если вы не против, я перейду к делу. Менее всего хотел бы я отвлекать вас от работы, а побеседовать мне, собственно, надобно с мистером Хинкли.

Инспектор Крейн неуверенно смотрела на Луи, но Хью нагнулся и что-то прошептал ей в ухо, и тогда она наконец расправила плечи и тряхнула головой.

Мне все еще было не по себе. Я потерла виски. Что здесь забыл Луи? Дураку понятно, что история насчет тревоги за арестованного друга шита белыми нитками. Граф, который изображает обеспокоенность участью младшего поколения, — это еще хоть как-то понятно, ему нужно, чтобы вмешалась пресса... Только вот не перед кем ему выделываться, здесь же нет ни одного журналиста, который бы, как обычно, жадно записывал графские якобы экспромты, а на самом деле тщательно продуманные перлы.

И тут резонно напрашивается новый вопрос: а почему нет журналистов? Пресса так мало внимания уделяет юридической стороне нынешней истории, будто журналисты — вымирающий вид. Единственный представитель прессы тут — Алан Хинкли, и он ловит каждое слово Графа, но он по понятным причинам не в счет, он ведь явился не как журналист, а как отец арестованного.

— Понимаю, как тяжко нам всем приходится, — проникновенно и сочувственно произнес Граф. В голосе его слышался легчайший призвук вампирской месмы, так что слушатели верили в искренность сказанного. — Если не ошибаюсь, вы отказались от услуг Вестмана.

Услышав свое имя, расхристанный вампир, волоча ноги, подошел поближе. Судя по его виду, ни на какие услуги он сейчас был не способен, и к тому же Нил Баннер с телохранителем-гоблином явно интересовали адвоката больше, чем его недавний клиент.

Что-то тут было не так. Зачем Графу в таком случае понадобилось приводить Вестмана сюда?

Гоблину происходящее тоже было не по вкусу. Он мерно похлопывал себя битой по ладони и глаз не спускал с вампиров.

Отвлекшись на гоблина, я не сразу заметила, что Граф подбирается ко мне, ведь двигался он незаметно и бесшумно.

— Как я рад наконец-то познакомиться с вами во плоти, мисс Тейлор, — произнес он и протянул мне бледную холеную руку.

Стараясь не напрягаться, я ответила на рукопожатие. Рука как рука, теплая, сухая... От прикосновения Графа сердце у меня не заколотилось, жилка на шее не забилась и желания немедленно подставить ему горло не возникло. И вообще я была совершенно спокойна. А все благодаря джи-заву.

— Наслышан, наслышан... — Граф одарил меня благосклонным взглядом. — Мне вас так хвалили, что я чувствую, будто давно с вами знаком, и потому позвольте называть вас просто Женевьева.

Я старательно улыбнулась. Да хоть горшком назови, только в печку не ставь. В смысле — пусть называет, как ему заблагорассудится, но не рассчитывает, что я буду именовать его Повелителем.

— Вы и впрямь необычайно красивы, дорогая. — Пальцы его легко скользнули по моей щеке, будто мимо меня, задев невесомым крылом, порхнула бабочка. Я хотела отшвырнуть его руку, но стиснула зубы и стерпела. Так надо. — Какая изысканная лепка лица, черты тонкие, но четкие. — В голубых глазах замерцали искры сугубо мужского интереса, но что-то подсказало мне: это потому, что он считает, будто я ожидаю галантного интереса к своей персоне. А на деле он восхищения не испытывает. — И сложение у вас прелестное, как у танцовщицы: фигура стройная, подтянутая, но при этом женственная. Словно бронзовая статуэтка. К слову сказать, у меня неплохая коллекция Дега. — Дружеское похлопывание по плечу, интимное понижение голоса. — Буду польщен, если пожелаете заглянуть ко мне на огонек и полюбоваться.

Я все-таки высвободила руку, которую он задержал в своей, а сама с трудом подавила смех. Что за пошлые иносказания!

— Знаете, я не больно-то разбираюсь в бронзе. Но все равно спасибо за приглашение.

Тут я заметила, что Хью и инспектор Крейн все еще играют в гляделки с Кружевным Луи. И мне это совсем, совсем не понравилось.

— В таком случае, возможно, вы могли бы удовлетворить мое любопытство, Женевьева. — Графа мой отказ ничуть не обескуражил. — Я, разумеется, восхищен тем, что вы вызвались помочь нашему дорогому Роберто, но все-таки это несколько странный порыв, учитывая, что обыкновенно вы стараетесь избегать вампирской диаспоры. — Заговорщицкая улыбка. — Каким же образом вы с ним познакомились?

— Через его отца. — Я кивнула на Алана Хинкли.

— О, как интересно. — Граф сопроводил эти слова новой волной месмы, стараясь сподвигнуть меня на большую откровенность.

Но для меня его гипнотические усилия были что жужжание назойливой мухи, от которой я мысленно отмахнулась.

Интересно, Алан и Графу пересказал ту фразу-пароль про брата Сиобан? Впрочем, это не важно, потому что больше Алану ничего не известно. Вон беседует с Баннером, и лицо у него встревоженное, чего не скажешь о душеспасителе, которому, судя по его виду, плевать что на Алана, что на гоблина Иеремию, то есть слушать-то он Алана слушает, но сам смотрит на Вестмана, да как смотрит! Как ребенок на последнюю шоколадную конфету в коробке, которая оказалась к тому же — какое везение! — с его любимой начинкой.

И Вестман отвечает ему совершенно таким же взглядом.

Вот нелегкая!

Отгадка проста: Вестман просто наслал на душеспасителя морок, причем совсем не такой вкрадчивый и осторожный, какой вампир с восточными глазами применил к Алану Хинкли, — о нет, тут в ход пошел обоюдоострый гипноз, так называемая мертвая хватка, а она столь же опасна для вампира, сколь и для его мишени.

Дело принимает скверный оборот.

Вестман облизнул губы и шагнул к душеспасителю.

Тьфу ты, пропасть! Неужели никто, кроме меня, не замечает происходящего?! Может, Хью?

Нет.

Хью все так же играет в гляделки с Кружевным Луи, а инспектор Крейн все так же держится за свой сапфировый амулет, — право слово, как будто кто-то нажал кнопку «пауза».

Между тем Граф рассматривал меня с интересом, но по глазам было видно, он что-то прикидывает и вычисляет.

— Что вы затеяли? — резко спросила я, потому что взгляд этот мне не понравился.

— Я? Что вы, дорогая, решительно ничего. — Он указал на Вестмана с Баннером. — Мне кажется, эти двое нашли друг друга, и мне не хотелось бы им мешать.

Баннер послушно шагнул навстречу потрепанному вампиру.

Гоблин коротко, пронзительно взвыл — предупреждал, что сейчас нападет, но ни вампир, ни его жертва и ухом не повели, а тролль и инспектор Крейн по-прежнему изображали собой статуи.

Гоблин Иеремия занес биту, ощерил зубы и ринулся на Вестмана, а вампир, загипнотизированный собственной хваткой, даже ничего не заметил. Гоблин со всего размаху врезал ему битой сзади — подсечка, вампир рухнул на колени. Иеремия пружинистым прыжком перемахнул через него и вновь ударил битой, теперь уже по животу, с отвратительным, чавкающим звуком. Вестмана согнуло пополам, голова его громко стукнулась о пол. Еще один ловкий пируэт, гоблин изготовился для последнего, решающего удара, призванного добить вампира и разнести ему череп, как гнилой арбуз. Я должна его остановить.

— Иеремия, стой! — завопила я, отчаянно надеясь, что гоблин послушается.

Он обернулся, поколебался и замер.

По вестибюлю разнеслись вопли боли.

Вестман неподвижно валялся на полу.

А кричал молодой душеспаситель Нил Баннер, который корчился в двух шагах от вампира — скреб пальцами по серому линолеуму, силясь доползти до Вестмана.

Я вцепилась в рукав Алана, тот вздрогнул и потрясенно воззрился на меня. Я поспешно пихнула его к обезумевшему Баннеру:

— Не подпускайте его к вампиру!

Эта команда прозвучала не только вслух, но и в сознании Алана, куда я послала сильнейший телепатический импульс. Алан завороженно кивнул, а я ринулась в гущу схватки — проехалась на коленях по полу, наперерез между гоблином и поверженным вампиром, вскинула руки вверх. Глаза гоблина мигнули за затемненными очками, он дернул ноздрями, значит, увидел меня.

— Магия нет уйти, — озадаченно прошелестел он.

— Она собралась воедино, — я сложила ладони и переплела пальцы, — видишь, вот так.

Иеремия вскинул биту:

— Я разбить ее.

— Нет! — Я помотала головой, — Это невозможно, ты поранишь человека, которого должен защищать. — Я сжала одну руку в кулак и обхватила ее другой, потом стукнула ими об пол. — Получится вот так, понимаешь?

Иеремия кивнул, сальные колечки подпрыгнули у него на лбу.

— Плохая работа.

— Нет. Я могу остановить магию.

Гоблин вновь дернул ноздрями.

— Смотри, вот так. — Я медленно разъединила сцепленные руки и развела их в стороны, показывая Иеремии ладони.

Мгновение он пялился на них, потом прошептал:

— Хорошо сделано?

Я облегченно выдохнула, напряжение спало.

— Да, так будет хорошо, правильно.

Иеремия неторопливо опустил биту...

И тут что-то со всей силы ударило меня в спину, так что я опрокинулась набок...

А чьи-то руки подхватили гоблина, легко, как цветочная феечка стрекозу, и метнули прямо в окно, за которым была ночная тьма.

Оглушительно зазвенело разбитое стекло, и наступила обморочная тишина.

Луи приблизился к окну, нажал кончиком пальца на острый осколок стекла, все еще торчавший в раме, и выдавил его наружу. Дзинь! Вампир победоносно ухмыльнулся, оглядел присутствующих и небрежно отряхнул руки о бархатный камзол.

— Господи боже ты мой! — воскликнул кто-то.

Я обернулась. Незнакомый констебль склонился над упавшим Аланом Хинкли. Вот нелегкая! Так, минуточку, а Баннер у нас куда подевался? Подоспели еще двое полицейских — кто-то из людей, авторой — знакомый мне тролль, констебль Ламбер. Эти теснили кого-то в углу, причем Ламбер примирительно распростер руки.

Потом я отыскала глазами Баннера. Граф заслонялся его обмякшим телом как щитом.

У меня за спиной кто-то тяжеловесно промчался к входной двери. Это оказалась Кудряшка. А на меня тем временем надвинулся Луи, и я, приподнявшись с пола, напустилась на него во весь голос:

— Какого дерьма ты вышвырнул гоблина в окно?! — Я села. — Он же остановился. Он бы на тебя не кинулся!

Луи присел на корточки, уперев руки в обтянутые бархатом бедра.

— Кг-асивое словечко — дьер-р-рмо, — раскатисто, со вкусом произнес он и усмехнулся, но глаза остались как у мороженой рыбы. — Мне нг-авится, как звучит. Дьер-мо-дьермо-дьермо.

— Встать! — громыхнул на весь вестибюль разгневанный бас Хью. — Назад от нее. Быстро.

— Фи, эти тг-олли, — Луи невоспитанно плюнул прямо на пол, — хуже дьерма.

Пригнувшись и не поднимаясь, я скользнула по линолеуму в сторону, стремясь отодвинуться от Луи как можно дальше.

— Мисс Тейлор, вы там поосторожнее! — В напряженном голосе инспектора Крейн звучала паника.

А я во что-то врезалась, во что-то неприятно-мягкое. Луи усмехался все той же рыбьей усмешкой.

— Дженни, назад, — коротко велел Хью, — сзади опасность.

Я сделала усилие, чтобы подняться, но...

Слишком поздно.

Стальные пальцы рванули меня за руку, опрокинули набок, и прямо передо мной очутились глаза Вестмана, карие, по-старчески мутные, больные и голодные. Голод вот-вот возьмет свое, окончательно затуманит ему сознание, лишит последних остатков человеческого. И дожидаться этого момента я не собиралась, поэтому с размаху двинула Вестмана кулаком в челюсть. Голова у него мотнулась назад, я ударила вновь, но он, будто и не почувствовав удара, перехватил мою руку. Придется действовать ногами. Я поджала их под себя, затем с силой ударила его в живот. Вот это подействовало. Вестман охнул так, что пахнуло тухлой вонью свернувшейся крови, и меня чуть не стошнило от отвращения. Кисти мои Вестман не выпустил, но отшатнулся.

— Мисс Тейлор, сейчас я его оглушу. — Наконец-то голос Хелен Крейн прозвучал деловито и хладнокровно. — Берегитесь, чары могут задеть и вас.

— Стойте! Не бейте! — в панике вскричала я. — Нельзя, он же держит Нила Баннера под гипнозом! Вы его тоже пришибете!

Мы с вампиром боролись на полу; Вестман упорно тянул меня к себе, точно я была неподъемным предметом. Наверное, сил ему не хватало, потому что он выложился, отражая нападение гоблина. Я попыталась поелозить и отвоевать хотя бы несколько дюймов, но Вестман был сильнее и упорнее, так что получалось по принципу «шаг вперед и два назад». Сердце у меня колотилось где-то в горле. Поняла ли инспектор Крейн мои слова или не расслышала? Вестман рванул сильнее, боль отдалась в плечах. Неужели Крейн не понимает, что оглушающий разряд магии вполне способен уложить наповал и Баннера? Почему просто не отдать Хью и остальным троллям приказ «взять и скрутить»?

Новый рывок. Вот зараза, да Вестман делается все сильнее и сильнее. Крик застрял у меня в горле, дыхание перехватило. Ерзая на животе, я попыталась упереться в пол носками туфель, локтями, чем угодно — были бы когти, когтями бы вцепилась в линолеум, лишь бы сопротивляться. Где-то у меня над головой кто-то что-то выкрикивал, но я уже не понимала ни слова.

Вампир перехватил меня — уже не за запястья, а повыше, и еще раз, и еще, уже за локти, — подтягивал к себе. Толком работали у него только руки, потому что ноги ему, похоже, перешибло битой — они волочились по полу, как пиявки. И все-таки он был сильнее меня.

Белки его глаз побагровели, налились кровью, рот ощерился, блеснула слюна на клыках, и вот уже выдвинулась вторая пара клыков, поменьше, тех, которыми вампиры впрыскивают в вены жертвы яд...

Все, он уже ничего не соображает, жажда крови помрачила его разум окончательно. Я борюсь с диким зверем.

Меня сковал ужас. Мне снова было четырнадцать. Тело мое вспомнило мучительную боль укуса, от которой на глазах выступили слезы. Нет, только не это, только не укус! Я этого не переживу!

Чтобы унять панику, я стукнулась лбом о пол.

— Я тебье помогу, — подметая кружевными манжетами пол, к Вестману подполз Луи и лег бок о бок с ним, тесно прижавшись к собрату. Последовал поцелуй в щеку, от которого Вестман содрогнулся.

Веки у меня опустились, все мышцы расслабились, я глубоко вдохнула...

— А тепьерь пег-егово-гы, — вкрадчиво пропел Луи.

Обращался он ко мне, и я открыла глаза, напоровшись на его пустой холодный взгляд. Может, просто полезть обратно на сковородку?

— К-к-какие переговоры? — со второй попытки выговорила я пересохшими губами.

— Мне нужна самка-вьедьма.

— Кто? — Я не поняла, о чем он.

Луи погладил Вестмана по волосам и быстро затараторил... кажется, по-французски.

Я помотала головой: мол, не понимаю.

— Мисс Тейлор, вы не против, если я помогу? — Голос Графа прозвучал у меня над самым ухом, и я дернулась, потому что стоял-то Граф по-прежнему на другом конце вестибюля. Переброска голоса, вампиры в возрасте так умеют, им это раз плюнуть, вот молодняку посложнее. — Луи хочет, чтобы я переадресовал его требование, — невозмутимо продолжал Граф. — Будьте уверены, все сказанное останется между нами.

Я повернула голову и увидела, что Хью, обеспокоенно уставившийся на Хелен Крейн, вновь замер как статуя, да и она сама тоже.

— Хью! — в отчаянии позвала я, но он не отозвался, и душа у меня ушла в пятки.

— Он вас не слышит, мисс Тейлор, — преспокойно пояснил Граф. — Увы, пока вы так ловко управлялись с гоблином, мистера Баннера обуяла столь острая потребность добраться до Вестмана, что досталось мистеру Хинкли. — Он кашлянул. — И я взял на себя смелость удержать мистера Баннера. К сожалению, досточтимая мисс Крейн, по всей видимости, неверно истолковала мои намерения и, насколько я понимаю, приняла их за попытку захватить заложника.

— Надо полагать, это потому, что вы стиснули Баннера, как любимого плюшевого мишку? — Я нашла в себе силы съязвить.

— Хм... К моему прискорбию, я не могу с ней это обсудить, поскольку тому препятствуют ее разнообразные защитные чары. Я попытался достучаться до сержанта, но наши способности троллей не берут. — Граф разочарованно вздохнул. — Такие непрошибаемые... Поэтому я предпочел заморозить развитие событий и, как говорится, выиграть время.

Хью не двигался. Инспектор Крейн тоже. Неужели Графу по силам и такое — выборочно приостановить время, чтобы для кого-то оно замерло, а для кого-то шло по-прежнему? Вот это мощь! Я вовсе не восторгаюсь, потому что радости мне от графских фокусов никакой.

— Ладно, уяснила. Давайте к делу. Что понадобилось вашему другу? — В последнее слово я вложила как можно больше сарказма.

— О, все предельно просто. Луи хочет, чтобы вы сняли защитные чары, которыми прикрывается инспектор Крейн, — те, что заключены в ее сапфире, — и проделали это незаметно для хозяйки. — Голос Графа звучал так спокойно, точно он обсуждал маршрут совместной прогулки, а не подлый трюк исподтишка, нарушающий все правила, которых придерживаются вампиры и колдуны. — Естественно, я понимаю, что задача эта не из легких, а сама мысль о таком поступке вам неприятна, однако уверен, что он вам по силам.

— Вьедьмы — не дьермо, — с прежней рыбьей ухмылкой встрял Луи, — кг-овь вкусная.

— Итак, если я вас правильно поняла, — тщательно подбирая слова, произнесла я, — у меня роскошный выбор: или уравнять силы вашего Чокнутого Французика и инспектора Крейн, или подставиться другому кровососу, чтобы он накачал меня ядом и попутно выпил до дна. — Сказав это, я подумала, что второй вариант со мной уже приключался и повторения я не хочу.

— Совершенно верно, дорогая. — Граф помедлил. — Вестману требуется кровь, потому что если он не насытится, то не сможет разомкнуть свою гипнотическую хватку на мистере Баннере и тем распутать пренеприятное положение, в которое мы все попали.

— Хватит играть со мной в кошки-мышки! — рявкнула я. — Просто велите Луи накормить вашего кровососа — вот положение и распутается, способ не хуже других!

По лбу Вестмана сползла розоватая капелька пота. Луи придвинулся к нему теснее и ловко слизнул ее. Вот так так!

— Увы, этот вариант исключается, — отозвался Граф, уже не так невозмутимо, как раньше. — Луи мне не повинуется, у него другой сюзерен.

Я так поразилась, что не сумела это скрыть:

— А мне казалось, вы здесь самая важная шишка!

— Мисс Тейлор, Вестману настоятельно требуется кровь, — утомленно повторил Граф, не желая вдаваться в тонкости вампирской иерархии. — Соблаговолите принять решение: вы послужите ему донором или нет?

— А я уже решила. Кормите его сами.

Граф вздохнул и объяснил мне, как школьнице:

— Мисс Тейлор, в нынешних обстоятельствах кровь вампира из чужого семейства лишит его рассудка.

Чтоб вас разорвало с вашими вампирскими тонкостями!

— ...и заодно превратит Нила Баннера в клинического идиота, — закончила за Графа я. — Так?

— Именно. — Граф как будто даже сожалел о происходящем. — Вижу, вы все прекрасно понимаете.

Вестман собрался с силами и снова дернул меня к себе; вскрикнув от неожиданности, я проехала по линолеуму еще дюйм-другой, но тотчас сжала губы. Не дождутся!

Луи обнажил в ухмылке великолепные острые клыки.

Сердце у меня заколотилось как бешеное.

— Луи пытается спасти вас, мисс Тейлор, — пояснил Граф, — но спасение зависит от вас. Вестман очень юн и тяжело ранен. Если он нападет на вас, то, принимая во внимание все обстоятельства, суд сочтет, что его спровоцировали. Ведь гоблин атаковал первым, а вы всего лишь фея-сида, мисс Тейлор, но не человек. Так что наказание за нападение будет не столь уж суровым.

Каждой расе — свои законы. А Граф все рассчитал.

Я глянула на инспектора Крейн и на Хью. Одной рукой она стиснула свой заветный сапфир, но другую успела вскинуть, готовясь метнуть заклятие. Никак она шевельнулась? Или мне померещилось? Точно, у нее дрогнула рука и вновь застыла. Выглядело это так, словно Граф снова и снова жал на невидимую кнопку «пауза», не давая замершему кадру смениться следующим. А Вестман между тем опять дернул меня к себе.

— Боюсь, решение вам нужно принять срочно, мисс Тейлор. — Теперь голос Графа звучал уже издалека.

— Не мешайте, я думаю, — отрезала я.

Выбора у меня, прямо скажем, никакого. Вот приставили вам к виску пистолет (ну, или к горлу голодного вампира) — и что вы предпримете? Сдадитесь на милость победителя? Не хочется. Заявите, что он блефует? С вампирами этот фокус получится только при условии, что вы точно знаете, что они именно блефуют, а эти, по-моему, не блефовали. Значит, остается одно: попытаться перехватить пистолет. Проклятие! А если не поможет?

— Все, мисс Тейлор, время ваше истекло.

Невидимый обруч, сжимавший мне голову, отпустил — я только теперь заметила, что он был и пропал, — и на меня со всех сторон обрушились шум и разноголосица. Что-то басовито кричал Хью, утробно рычал другой тролль, кто-то стонал — не то Баннер, не то бедняга Алан...

Луи метнул мне острозубую улыбку и поманил пальцем. Вестман снова потянул, и сопротивляться у меня уже не получалось. Вампиры волокли меня к себе на расправу.

Я собрала все свои запасы-магии и метнула ее в Вестмана. В мгновение ока их с Луи точно стальной проволокой оплело, и теперь им было не двинуться и не разомкнуться, но я уже не обращала на них внимания, а попыталась дотянуться до магической цепи месмы, которая соединяла Вестмана с Баннером. Она выглядела как толстенный канат, скрученный из красных и белых нитей. Вот эти-то нити и требовалось расплести, но времени было в обрез, поэтому я просто накрепко запечатала их своей собственной магией, обволокла золотистым сиянием.

— Шлюха! — прошипел Луи, едва не сбив меня с боевого настроя.

Он попытался было отодрать пальцы Вестмана, сомкнувшиеся на моих запястьях, но я поддала чар в золотистую оболочку, и руки младшего вампира как прикипели к моему телу. Так что теперь, если Луи захочет освободить Вестмана, ему придется отламывать или отгрызать тому пальцы по одному. Иначе ничего не получится, ведь я не просто пустила в ход магию, а еще и Очаровала обезумевшего вампира, чтобы он от меня никуда не делся.

Это стоило немалых усилий, по лбу у меня градом катился пот, заливал глаза.

В воздухе разлился аромат цветущей медуницы. Натянутый канат — то, что еще мгновение назад было нитью неразрывной связи между вампиром и его жертвой, — теперь, подчиняясь моим чарам, выбрасывал все новые золотистые отростки, прорастал все новыми побегами, а они обвивали Вестмана и Луи, и без того уже оплетенных магической сетью, и окутывали их все плотнее и плотнее, как плющ... Зар-раза! Чары вышли у меня из подчинения, они взбунтовались!

— Проклятие! — Луи вскочил и попятился, молотя руками по воздуху и силясь разорвать магические узы.

Вот именно, проклятие. Я никогда раньше не пробовала одолеть вампира Очарованием, поэтому сейчас действовала наугад, можно сказать вслепую. Раньше я наводила такие чары только на людей. А уж Очаровать сразу двоих кровососов я не собиралась даже пытаться — это явно за пределами моих возможностей, особенно после такого противостояния с голодным Вестманом.

Я призывала магию обратно, но она не слушалась и выплескивалась все щедрее и шире, наполняя воздух золотистым свечением, и нити ее все истончались и истончались...

Хью что-то кричал, инспектор Крейн старалась перекрыть его и о чем-то меня предупредить, но я уже не разбирала слов...

...А потом зеленая молния ударила Луи прямо в грудь, разветвилась, разбежалась мириадами искр по металлической сети, которая оплела его и Вестмана, — и перекинулась на меня.

Все кругом взорвалось и рассыпалось зеленым фейерверком.

ГЛАВА ДЕСЯТАЯ

В нос мне набилась пыль. Я едва не расчихалась, но каждое движение причиняло боль. Никому, даже злейшему врагу, не пожелаю дважды за один день, да еще с небольшим перерывом, попасть под удар оглушающего заклятия. Пыль душила, забивала легкие, и я закашлялась.

— Дженни! — раскатисто позвал меня Хью. — Ты очнулась?

Открывать глаза не хотелось, несмотря на то что мне было тепло и меня что-то ощутимо грело.

— Ну, очухалась? — спросил нетерпеливый женский голос.

— Вроде бы да, — сказал Хью, наклонившись так близко, что от его дыхания волосы у меня на голове шевельнулись.

— Тогда, может, уже не нужно держать ее на руках?

— Есть, мэм, — отозвался Хью.

«Мэм? Ах да, новое начальство, инспектор Хелен Крейн, обвешанная оберегами».

Хью легонько похлопал меня по плечу:

— Дженни, а Дженни? Очнись!

Мне не хотелось приходить в себя, хотелось, чтобы все осталось как есть, и я уткнулась лицом в плечо Хью, твердое и теплое, как нагретый солнцем камень. Ох, не тормошите меня, дайте поспать... Нет, сначала надо кое-что выяснить.

— Нил Баннер... душеспаситель... он как, цел? — с трудом промямлила я.

— Да, заклятие его не задело, — тихонько ответил Хью, — но на всякий случай его отвезли в «Надежду» на проверку. Мало ли что.

Я привалилась к Хью поудобнее, но потом вспомнила кое-что еще:

— А Алан Хинкли?

— Ударился головой о стул, когда Баннер толкнул его. — Хью умиротворяющее потрепал меня по спине. — «Скорая» приехала, ждут, пока ты очнешься.

Я с трудом разлепила глаза.

Хью, держа меня на руках, сидел на полу, а вокруг нас был густой лес из разнообразных ног. Взглянув вверх, я узнала двоих санитаров из «Надежды». Рядом с ними возвышался констебль Ламбер с хмурым лицом, испещренным морщинами, то есть трещинами. А это чьи стройные ножки в элегантных черных брючках? Это у нас инспектор Хелен Крейн. Увидев, какое выражение у нее на лице, я подумала, что зря открыла глаза.

— Вы соображаете, что наделали, мисс Тейлор? — резко вопросила она и даже не стала дожидаться ответа. — Понимаю, отдача от оглушающего заклятия — штука неприятная, но все-таки лучше, чем смерть. — Она стиснула руки, и многочисленные драгоценные перстни так и заиграли, переливаясь разноцветными огнями.

— Вы... — начала я и закашлялась.

Хью тяжело задышал. Опять пылит, волнуется... так вот что за пыль лезла мне в нос и в рот! Я вытянула губы трубочкой и дунула, отгоняя красноватое облачко гранитной пыли в сторону.

— Вы и Нила Баннера чуть не задели вашим заклятием, мэм, потому что у вампира сработала автоматическая защита. — Договорив, я все-таки чихнула, и констебль Ламбер поспешно вручил мне носовой платок, как и полагается троллю, с наволочку размером.

— Мисс Тейлор совершенно права.

Это вмешался сам Граф. Его-то ничем не стукнуло и не задело, и он невозмутимо восседал на одном из пластиковых стульев, с фарфоровой чашечкой в руках. И был так спокоен, что чашечка даже не звякала о блюдечко.

— Если бы ваш магический разряд все-таки задел Вестмана, мэм, то мистер Баннер непременно пострадал бы вместе с ним, а поскольку он человек, то, весьма вероятно, для него исход был бы летальным, — проговорил Граф.

Губы Хелен Крейн сжались в тонкую черточку.

— Благодарю, — процедила она. — Мисс Тейлор, я понимаю, вы тревожились за мистера Баннера, но, может, в другой раз ограничитесь простейшим магическим барьером? — Она нервно покрутила на пальце кольцо с бирюзой. — Очаровывать вампира — это уже крайность.

Я стиснула зубы. Хотела бы я посмотреть, как эта дамочка создает «простейший барьер», когда обезумевший от голода вампир вот-вот вонзит зубы ей в горло, да еще при поддержке второго психа-кровососа — Луи. Я уже не говорю о том пикантном обстоятельстве, что я не владею никакими заклятиями, даже и простейшими. В ведьминской школе не обучалась. У сидов своя магия, совершенно другая! Умолчу также о том, что мадам Крейн могла бы, вообще-то, сказать мне спасибо, потому что чокнутый Луи метил не в кого-нибудь, а в нее.

Я хотела озвучить хотя бы часть этих соображений и уже приоткрыла рот, но тут Хью мягко сжал мне локоть.

— Постараюсь учесть на будущее, — пробормотала я.

— Инспектор Крейн? — На горизонте показалась констебль Кудряшка.

Когда она узрела меня на руках у Хью, с лицом у нее случилось такое, что я подумала: какое счастье, что мы в полицейском участке, вокруг уйма народу и у Кудряшки нет в руках острого предмета.

— Слушаю, констебль Симе.

Кудряшка быстренько обозрела вестибюль, потом приглушенно сообщила начальству:

— Мэм, гоблин погиб. Упал на железную ограду.

— Правда? — Хью горестно ссутулился.

Ох, Иеремия же числился в роду Хью, я и забыла. Обоих жалко.

Кудряшка пояснила:

— Там поверху копья, ему одно как раз в сердце попало.

Из широкой груди Хью вырвался скорбный рык такой силы, что стены задрожали. К нему присоединились остальные тролли, и тут уж люди вынуждены были заткнуть уши — это было оглушительно. Рык вырвался в окно и огласил окрестности, затем резко оборвался. Наступила такая неуютная тишина, что я поежилась. А через мгновение издалека, из ночной тьмы вразнобой понеслись рык и вой, от которых у меня каждый волосок встал дыбом.

— Примите мои соболезнования, — сочувственно и проникновенно произнес Граф.

Я ощутила что-то вроде дружеского касания ласковой руки. А Хью беззвучно вздохнул. Я посмотрела на Повелителя вампиров. Граф устремил на Хью пристальный взгляд, полный такой гипнотической силы, что казалось, бледное лицо его светится голубизной, точно фарфор в полутьме. Только этого не хватало! Ведь месма троллей вроде бы не берет, а тут на тебе — подействовала! Конечно, я знала, что мощь Графа не знает себе равных, но вот чтобы сразу же после сложнейшего трюка с выборочной остановкой времени еще и тролля загипнотизировать — это невероятно.

Свечение, исходившее от Графа, потухло. Я украдкой огляделась. Надо же, старикан просто ас! Никто ничего и не заметил — все замерли, склонив головы в знак соболезнования. Но вот инспектор Крейн хлопнула в ладоши, прервав минуту молчания. Обозрела меня и раздраженно фыркнула:

— Сержант, может, наконец дадите мисс Тейлор встать?

— Дженни, тебе лучше? — заботливо поинтересовался Хью.

Я кивнула. От гранитного тепла, исходившего от тролля, озноб прошел и боль тоже. Хью бережно поставил меня на ноги. Поразительно: лапищи гранитные, а такие нежные.

А теперь посмотрим, какова у нас диспозиция вампиров. Граф где сидел, там и сидит, а вот остальные? Ага, вижу Вестмана, валяется футах в десяти и глаз с меня не сводит — прямо как зачарованный.

Впрочем, почему же — как? Я же его Очаровала. Вот и ответ. Тебе, Дженни, не просто по плечу Очаровать вампира, но теперь ты знаешь: на их брата любовные чары фей действуют в точности как на людей.

Констебль Кудряшка с усилием шагнула вперед, будто под водой шла.

— Инспектор Крейн... могу ли я арестовать... мисс Тейлор? — Она говорила все медленнее.

Граф отсалютовал мне фарфоровой чашечкой и отвесил комплимент:

— Очень, очень впечатляющая работа, мисс Тейлор. — Лицо у него снова засветилось. Ну какая же вампирская лесть без толики месмы!

— Спасибо-спасибо, — кивнула я в ответ. — Но куда мне до ваших трюков со временем! Вот это было сильно! — Я махнула в сторону остальных. — А вы как это делаете? Их замедляете или нас с вами ускоряете? Или нажимаете какую-то невидимую кнопку «пауза»? Ужасно интересно!

— Ну а вы какого мнения? — Граф беззвучно поставил чашечку на блюдце.

Я пожала плечами:

— Кстати, а где ваш приятель номер два?

— Полагаю, у Луи усилиями инспектора Крейн наступила небольшая передышка. — Граф указал в сторону разбитого окна.

И правда.

Чокнутый Луи ничком скорчился на полу. Голову его обвивало ожерелье из серебра с самоцветами, отчего он смахивал на средневекового принца в короне. Такие же ожерелья опутали его по рукам и ногам, причем кисти были притянуты к щиколоткам серебряной цепочкой. Над Луи глыбой черного гранита возвышался коренастый тролль — констебль Тейгрин. Луи до сих пор не пришел в себя, так что обилие роскошных оков показалось мне излишней предосторожностью.

— А зачем... нам... ее арестовывать? — тормозя на каждом слове, выдавила инспектор Крейн.

— За... применение... Очарования... мэм... — в том же темпе откликнулась Кудряшка.

Граф все еще придерживал течение времени.

— Собираетесь посвящать инспектора в нашу маленькую тайну, мисс Тейлор? — учтиво осведомился он. — Или не станете?

«Даже и не знаю», — подумала я. В который раз отряхнулась и задалась вопросом: а какая мне, собственно, разница? Почти весь этот вечер я почему-то провела на полу. В жизни столько по полу не валялась. И кстати, с чего это Луи положил на Хелен Крейн глаз? Он не похож на тех, кто влюбляется с первого взгляда, и вообще во всей этой истории что-то сильно не сходится. Но Хелен Крейн не входила в число дружественных мне ведьм и вряд ли мне поверит. Наверное, лучше всего, чтобы сначала вопрос решил Хью.

Граф неторопливо отпил из чашечки, не сводя с меня глаз. Лицо его светилось так, что на фарфор ложились блики.

— А что это вы там пьете? — бесцеремонно осведомилась я.

Он удивленно поднял брови:

— Разумеется, чай, дорогая. На мой взгляд, очень успокаивает нервы.

Очень странно. Вампиры, случается, употребляют алкоголь, исключительно некрепкий, но о вампирах — любителях чая я ни разу не слышала.

Граф понял, что ответа он от меня не дождется, и пригасил свое гипнотическое излучение. А я вновь ощутила, как невидимый обруч, сжимавший мне лоб, исчез.

Окружающие вновь заговорили и задвигались с нормальной скоростью.

— Констебль Симе, применение Очарования к вампиру не преступление. Вот к человеку — безусловно, — отчеканила Хелен Крейн, угрожающе покосившись на меня. — Соверши мисс Тейлор подобное, я ее лично взяла бы под стражу.

— Есть, мэм, все понятно, мэм, — с явной досадой отозвалась Кудряшка.

Ну что же, будем считать, что меня предупредили. Или у меня начинается паранойя, или мадам Крейн невзлюбила меня так же, как и Кудряшка.

Я улыбнулась обеим. Ах, как славно знать врагов в лицо!

Рука инспектора поспешно порхнула к сапфировому кулону.

— Мисс Тейлор, будьте любезны как можно скорее снять чары. Очарованный вампир мне в участке совершенно ни к чему. — Она развернулась на каблуках. — Сержант Манро, констебль Симе, за мной, на улицу.

Скрестив руки на груди, я пригляделась к упомянутому Очарованному вампиру. Душераздирающее зрелище.

Карие глаза Вестмана уже не заволакивала голодная муть. Теперь в его зрачках золотыми искорками мерцало мое Очарование. Плохо дело. Вампир, конечно, выносливее человека и не помрет, если я его покину, однако будет повсюду меня разыскивать, ведомый чарами.

Только одержимого вампира, идущего по следу, мне и не хватало для полного счастья!

Однако, чтобы снять любовные чары, мне необходимо его коснуться. А он ведь ранен.

— Похоже, вы очутились перед дилеммой, — с улыбкой констатировал Граф. — Может быть, я сумею помочь?

— Вряд ли! — фыркнула я. Еще не хватало быть ему обязанной.

— И как говорится, никаких обязательств, моя дорогая. — Граф поднялся. — Буду только рад вам услужить.

Он подошел к Луи, ухватил того за шкирку и легко поднял, будто рослый вампир весил не больше тюка с тряпьем. Потом небрежно швырнул Луи на пол рядом с Вестманом. Тот даже не шелохнулся. Я подозрительно наблюдала за действиями Графа — мало ли что он затевает. Граф присел, взял Луи за подбородок и чиркнул ногтем ему по горлу. На бледной коже вампира яркой алой черточкой проступила кровь, и Граф слегка поморщился. Почему — кто его знает: может, для него запах собрата был неприятным. Я ощутила лишь слабое дуновение смешанного запаха пряностей и меди.

Указав мне на Вестмана, Граф попросил:

— Приподнимите и придержите ему голову, чтобы он смог напиться. А потом, как только я скомандую, заберите свои чары обратно.

Я колебалась.

— Слово чести, мисс Тейлор, — заверил Граф, поняв мои сомнения. — Без обмана.

Восьмисотлетний вампир никак не сможет нарушить данное слово.

Я неуклюже приподняла Вестману голову — до чего же сальные волосы! — и помогла ему приложиться к ране на шее у Луи. Как только вампир почуял кровь, ноздри у него затрепетали, и он вонзил клыки в податливую плоть, накрыв собой Луи. Тот дернулся от укуса, приоткрыл рот, застонал, но подчинился. Блеснул и погас один из самоцветов в ожерелье, обвивавшем голову Луи. Вестман жадно причмокивал...

— Действуйте! — велел Граф.

Я призвала магию обратно, и та вернулась. Мое тело медленно затопил жар.

— Превосходно, мисс Тейлор, — похвалил меня Граф.

Нагнувшись, он сунул мизинец в рот Вестману и слегка потянул. Что-то влажно чавкнуло, и вампиры разъединились. Вестман рухнул на спину, облизывая окровавленные губы. Граф небрежно подхватил Луи и отшвырнул в сторону так, что тот ударился о стену. Может, заморский вампир и впрямь невыносимо вонял, только я этого не ощущала?

— Спасибо за комплимент, — осторожно ответила я. Даже если Граф помог мне по доброй воле, у него наверняка были какие-то свои тайные причины.

— Не стоит благодарности, мисс Тейлор. — Он смахнул пылинку с рукава блейзера. — Мистер Хинкли очень обеспокоен участью сына. — Вытащив из кармана белоснежный носовой платок, Граф отер руки. — Вы все еще намерены оказывать ему содействие?

Он об этом уже спрашивал! Ну что ж, вновь отвечу вопросом на вопрос:

— А почему вас это интересует?

— Меня интересует все, что вы обнаружите, — отозвался Граф.

— Думаете, там есть что обнаруживать? — парировала я, имея в виду труп Мелиссы Бэнкс.

— Всего лишь предположение, дорогая.

Граф резко обернулся.

Над распростертым телом Луи стоял тот самый вампир с восточными глазами. Лицо его было непроницаемо.

— Малик аль-Хан... — Граф махнул платком. — А я вас и не заметил.

По его словам получалось, что Малик на протяжении всей сцены был здесь, в вестибюле, но не показывался и лишь наблюдал за происходящим. Неужели? Но откуда он возник? Внутри полицейского участка не было ни единого темного уголка, который годился бы ему в качестве укрытия!

— Прошу меня простить, что не представил вас друг другу, но ведь вы с мисс Тейлор, кажется, уже знакомы? — Граф ухватил меня за руку, прежде чем я успела уклониться.

Вот принесла его нелегкая! Придется или сопротивляться, или стоять столбом, как послушная девочка. Я попыталась вырваться.

— Тихо! — прошипел Граф, и его пальцы впились мне в предплечье.

Но в этот миг Малик скользнул с места, и я забыла о боли и напряжении, — так красиво он двигался. Текуче и плавно, как пантера. Только пантеры все-таки касаются земли, а вампир, казалось, плыл в воздухе.

— Опасную игру вы затеяли, властелин, — обратился он к Графу.

В мягком негромком голосе прозвучала угроза, которая обожгла меня как огонь. Я с трудом сглотнула. В животе от страха образовался ледяной ком.

Лицо Графа вновь засветилось — он обрушил на пришлеца всю силу своего гипнотического обаяния, но сказал при этом самые простые слова:

— Не я один.

Малик уже подобрался так близко, что мне стало не по себе.

— Смотрите, как бы вам не пришлось об этом горько пожалеть, — произнес он.

На лицо его набежала тень гнева, но, судя по глазам, полыхающим черным огнем, внутри его бушевала настоящая буря, и под руку ему лучше было не попадаться. Я затаила дыхание, надеясь, что Малик меня не заметит, и пожалела, что не умею превращаться в невидимку.

Не повезло. Малик устремил сверкающие глаза прямо на меня. Я втянула ноздрями аромат пряностей, исходивший от вампира. Впрочем, Граф, похоже, почувствовал совсем другой запах, потому что демонстративно прижал к носу платочек.

— Вижу, вы все тот же преданный слуга, что подглядывает во имя интересов своего господина. Однако я не намерен терпеть подобные игры. — Граф рывком вытянул вперед мою руку, точно предъявляя вампиру решающую улику. — Впрочем, я ведь не разделяю ваши причудливые и эклектичные вкусы и уж тем более не испытываю потребности метить добычу, как жестокий хищник.

О чем это он?!

Я опустила глаза на собственное запястье и увидела те самые синяки, которые Малик оставил мне на память сегодня же вечером. Но теперь они налились кровью... хуже того, они закровоточили, словно на кисти у меня появился браслет из влажных алых рубинов. Сердце у меня заколотилось, и кровь тут же закапала на пол.

И тотчас поверх кровавых следов сомкнулись бледные тонкие пальцы Малика.

— Простите меня, Женевьева, — совершенно спокойно произнес он. — Я не хотел причинить вам вреда.

От его голоса мне почему-то стало спокойно. Я подняла взгляд и увидела, что полыхающий в глазах гнев сменило глубокое сожаление, и вновь ощутила, как же ему хочется попробовать моей крови...

Но он уже отвернулся и направился прочь!

Точно повинуясь беззвучному приказу, лампы на его пути меркли, и от черного щегольского наряда Малика ползли густые тени, которых здесь, в ярко освещенном вестибюле полицейского участка, просто не могло быть. Они соткались в непроглядную тьму вокруг вампира, и он бесследно растворился во мраке.

Бум!

Что-то стукнуло у меня за спиной, и я прямо подскочила.

Это констебль Ламбер ударился головой о притолоку, выглянув из кабинета.

— Вы еще здесь, мисс? — гулко спросил тролль. — Констебль Симе сказала, будто вы ушли с остальными.

Я в замешательстве огляделась. Вестибюль опустел. Тьфу, пропасть!

— А куда же исчезли все вампиры? — глупо спросила я.

Тролль пожал широченными плечами:

— Я же толкую, мисс, они все ушли. — Он сверился с часами. — Уже час, как ушли. Ну и в передрягу же вы попали! — У него над головой выступило взволнованное облачко пыли. — Гоблину-то как не повезло, прям жалость берет. И сержант расстроился — даже с работы отпросился. Десять минут, как ушел.

Констебль озабоченно вперился в меня, лоб у него пошел встревоженными трещинами.

— Мисс, вам нехорошо?

В точку. Мне было нехорошо. В голове у меня теснилось множество вопросов, но здесь не было ни души, и ответить на них было некому.

Впрочем, я везунчик: где-то бродит один вампир, который знает все ответы.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

«Тир на н'Ог», или, в просторечии, «Кровавый трилистник», таится в дальнем конце глухого закоулка, ответвляющегося от Шафтсбери-авеню. Это один из старейших ирландских пабов Лондона, и вампиры облюбовали его еще лет двести назад.

Разумеется, рекламировать это заведение как излюбленное местечко вампиров стали лишь каких-нибудь несколько лет назад.

Свернув за угол, я наткнулась на длинный хвост желающих попасть внутрь. Человек пятьдесят терпеливо стояли в очереди, отгороженной алым бархатным шнуром на бронзовых столбиках. Если не считать парочки разряженных в кожу готов, народ оделся весьма сдержанно, почти буднично, лишь на ком-то поблескивало и посверкивало что-то парадное, тотчас выдавая в своих хозяевах туристов. Ну что же, по крайней мере, мои черные брюки и кремовая безрукавка выглядят здесь вполне уместно, а ощущение, будто я их ношу, не снимая, уже неделю, посторонним не заметно.

Очередь заколыхалась, а я прошла мимо нее прямиком ко входу в паб. Тогда очередь загудела, порхнул и смолк чей-то смешок, придушенный, нервный. Пульс у меня забился быстрее, но из-за таблеток джи-зава я никак не могла заставить его замедлиться. Впрочем, тут много народу с колотящимся сердцем, так что я особенного внимания не привлеку.

И к тому же у меня приглашение. А приглашение означает гарантию безопасности: согласно старому правилу, любому, кто посмеет на меня напасть, грозит смерть на месте.

Я приблизилась к самому входу, к голове очереди. Неоновая вывеска в виде алого трилистника бросала рубиновый отсвет на двери и на людей в очереди. Вокруг охранника гомонила стайка девчонок, причем одна из них, самая бойкая, — блондиночка в красной кожаной мини-юбке и красном же топике-тюбике, расшитом блестками, — даже положила руку ему на плечо. Она приподнялась на цыпочки, так что ремешки босоножек на шпильках впились ей в щиколотки, и что-то шепнула охраннику на ухо. Он посторонился и пропустил ее. Девица победоносно обернулась к подругам, улыбаясь накрашенным ртом, и тут поймала мой взгляд. Мгновение она медлила, потом отбросила длинные волосы на спину и повела подружек внутрь, так что я очутилась лицом к лицу с охранником. Разумеется, вампиром.

Выглядел он внушительно и даже элегантно: брюнет восточного типа, острижен почти под ноль, черная пиджачная пара, изумрудно-зеленый шелковый кушак и такой же галстук-бабочка... И при всем щегольстве могуч, как борец сумо. Я обошла бархатный шнур, преграждающий дорогу очереди, отразилась в черных очках охранника и улыбнулась ему как можно обаятельнее.

Он втянул ноздрями воздух.

— Совести нет, тут, между прочим, очередь! — проворчал кто-то у меня за спиной.

Охранник медленно повернул голову на голос и так посмотрел на недовольного — парня с соломенными волосами, — что тот подался назад. А охранник еще и прошипел что-то тому в лицо.

Парень, заикаясь, выдавил:

— Извините, я так... просто нечестно, знаете...

Охранник ощерил клыки. Неоновый трилистник над нами запульсировал, то обливая нас всех алым светом, то погружая в темноту. Тьма — свет, тьма — свет. Красный огонь загорался и гас в стеклах черных очков. Толпа взбудораженно забурлила, загудела, но я-то была разочарована: вот если бы у охранника еще и галстук мигал и светился!

С показным вздохом я ткнула охранника в живот и заявила:

— Хватит пугать, клыкач.

Он медленно повернулся ко мне. Я, конечно, струсила, но все-таки напустила на лицо равнодушное выражение и сказала:

— Я пришла потолковать с Декланом. Передай, что явилась Женевьева Тейлор по его приглашению.

Трилистник вывески перестал мигать.

— Пошевеливайся, время не ждет. — Я покрутила в воздухе пальцем, изображая стрелку часов.

Вампир дернул ртом, но вытащил миниатюрный мобильник и быстро-быстро заговорил на каком-то азиатском языке. Помолчал, выслушал ответ, убрал телефон. Потом неожиданно мягким голосом сказал:

— Можешь войти, детка. Мистер Деклан с тобой побеседует.

В животе у меня опять образовался ледяной ком. «Не обращай внимания», — велела я себе, подмигнула охраннику и величественно прошествовала в услужливо открытую дверь.

Прежде всего меня захлестнула музыка — причудливая ирландская мелодия, на фоне которой переплеталось множество голосов гостей. Потом в ноздри хлынули густые запахи пива «Гиннесс» и тайских закусок, которые здесь подавали. Странноватое меню для ирландского паба, ну да ладно. Я поднялась по деревянной лестнице и огляделась. Глаза привыкли к сумраку не сразу.

Заведение мало чем отличалось от любого обычного паба пятничным вечером: длинная стойка бара, множество столов, в центре помещения лестница, ведущая на едва освещенную галерею. Публика смеется, болтает, лица довольные, люди отменно проводят время. Как-то все это не вяжется с тем напряжением, которое царит в очереди снаружи. Я задумалась. Может, причина в музыке или в баре действует вампирский гипноз? Если и так, я его не улавливаю.

Если уж на то пошло, я и присутствия вампиров тоже не улавливаю.

Вокруг было сплошное засилье зеленого цвета, местами с вкраплениями мелких алых трилистников. Зеленые абажуры ламп, изумрудно-зеленые стены, а посмотрев под ноги, я увидела зеленый ковер с узором из красных трилистников. Удачная мысль — узорчик помогает замаскировать любые пятнышки и следы.

Ловко придумано.

Увлекшись разглядыванием интерьера, я не сразу заметила, что ко мне уже направляется проворная официантка — естественно, в зеленом наряде, но восточного покроя. Слева на груди вышит все тот же алый трилистник. Официантка отвесила мне поклон, сложив руки на груди, и произнесла «пожалуйста», правда слегка шепелявя, так что получилось скорее «позялюста».

— Мистер Деклан немнозко занят. Подоздите минутоцку. Принести вам выпить?

Я удивленно воззрилась на официантку. Внутренний локатор, настроенный на волшебство, подсказывал мне, что передо мной ведьмочка, однако никакие слухи о том, что Деклан нанял в штат ведьму, до меня не доходили. Официантка устроила меня в тихом уголке, по соседству с целым подносом пустых стаканов. «Надеюсь, это ничего не символизирует», — подумала я.

Только я уселась, как красотка постучала по стойке бара и выкрикнула:

— Мик! За сцет заведения!

За стойкой возник рыжий тощий коротышка с прилизанными волосами. Черный жилет оставлял открытыми мускулистые веснушчатые руки и обтягивал торс так что все ребра были видны. Грудь крест-накрест пересекало нечто вроде патронташа с пробками, а пояс, болтавшийся на бедрах, украшали крышки от пивных бутылок. С последней нашей встречи Мик еще похудел, но, по крайней мере, оказался цел и невредим, и это радовало, хоть я и считала его бессердечным поганцем.

Я улыбнулась ему, показывая все зубы. Поскольку Мик клурикон, а этот народец — ближайшие родственники лепреконов и ирландских гоблинов, то чем зубастее ему улыбнешься, тем тебе же лучше.

— Мне водку, Мик. Если есть, то «Кристалл».

Мик выпучил зеленые глаза и от неожиданности вцепился в деревянную стойку бара, так что присоски на кончиках пальцев у него налились розовым.

— Ты что тут делаешь? — шепотом спросил он.

Музыканты перешли с протяжной песни на разудалую джигу.

Я распахнула глаза пошире и невинно похлопала ресницами.

— Дай-ка угадаю, — пропела я. — Зашла выпить водки? Навестить старых друзей? Или, может, поинтересоваться, почему ты не ответил ни на одно сообщение?

Мик судорожно сглотнул, дернув кадыком:

— Не мог я ответить. Не позволял он мне. А теперь уходи, оставь меня в покое.

— Как поживает Сиобан, а, Мик? — нежно спросила я. — Все еще в Ирландии? Как ее здоровье?

Мик кивнул, хотел было что-то сказать, но не успел — музыканты прервали джигу и сыграли короткий туш. Публика в баре заахала и замерла, а Мик уставился куда-то поверх моего плеча.

Я обернулась и увидела, что на галерее появился вампир и встал, картинно опершись о перила и глядя вниз, в толпу. Поначалу мне показалось, что это сам Деклан, но, присмотревшись, я поняла, что ошиблась. Кто-то из его братцев — или Шеймус, или Патрик. Все они скроены по одному ирландскому образцу — темноволосые красавцы, — но Деклан — настоящий Хозяин. Втроем братья составляли главный местный аттракцион для публики.

Вампир неуловимым движением перенесся с галереи на лестницу: только что его там не было — и вот он. В зале опять заахали. Нет-нет, никаких вампирских трюков, полетов и исчезновений, просто он двигался так быстро, что человеческому глазу не уловить. Своей спутанной темной шевелюрой и угрюмым выражением лица вампир навел меня на мысль о Хитклифе, роковом злодее из «Грозового перевала» Бронте, только вот костюмчик на нем был неподходящий — красный облегающий жилет, почти как у Мика, заправленный в обтягивающие черные джинсы. Зато по цвету все это отлично сочеталось с нарядом той самой решительной блондинки, которую я видела на входе. Теперь она шла прямиком к вампиру. Он протянул ей руку, и девица бессознательно согнула коленки в реверансе. Реверанс в мини-юбке — это очень смешно, но, судя по лицу, она не соображала, что делает. Вампир, не спуская с девицы взгляда, отвесил ей короткий поклон и поцеловал руку — в аккурат туда, где бьется на запястье пульс.

С десяток посетителей бара вскочили и восторженно заплескали в ладоши, вскинув руки над головой, а у Мика в горле что-то сдавленно заклокотало.

Теперь я точно знала, который из братьев красовался на лестнице.

— На Шеймуса сегодня неплохой спрос, — сказала я Мику, потом притворно нахмурила брови и добавила: — А мне-то казалось, что он до девушек не охотник, ему подавай одного рыжего бармена. Долго же ты об этом умалчивал. Интересно — почему?

— Не велено было болтать, — с непроницаемым видом ответил Мик.

Я рассмеялась, но принужденно:

— А то я сама не заметила бы, Мик!

Подоспела другая официантка и, как будто не замечая меня, опустила на стойку поднос, тесно заставленный пустыми стаканами.

— Добавку, позалюста, — прошепелявила она.

— Отвали, Чен! — Мик огрызнулся на нее так, что она шарахнулась прочь.

Я поискала глазами Шеймуса и его спутницу, но они уже скрылись в глубине галереи, где царил сумрак.

— Ну что ж, наверное, это вносит некоторое пикантное разнообразие в любовную жизнь.

— У нас тут не принято этим заниматься.

— Готова ручаться, публика ужасно разочарована.

— Вовсе нет, мисс Тейлор, уверяю вас — наша клиентура более чем довольна.

Я обернулась на этот мелодичный женский голос и встретилась совзглядом дымчатых серых глаз. Белокурая короткая стрижка, безупречный макияж, а платье! Тут было на что посмотреть: облегающий черный шелк с бриллиантовыми и рубиновыми застежками и к нему вечерние, до локтя, перчатки, тоже черные и расшитые рубинами.

— Меня зовут Фиона, я владелица «Тир на н'Ог», — представилась дама. — Деклан ждет вас, пожалуйста, следуйте за мной.

У меня и для нее нашлась улыбка.

— Не будем его задерживать. Ведите.

Фиона направилась к лестнице, но Мик успел ухватить меня за руку — неприятное касание присосок — и прошептать:

— Ты там, смотри, поосторожнее. Деклан не очень-то расположен к мелкой аристократии.

Наверное, мне следовало воспринять эти слова как своего рода извинение.

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

«Я иду на встречу с вампиром...»

Эти слова назойливо пульсировали у меня в мозгу, пока я поднималась по лестнице вслед за Фионой, вернее, за ее туфельками — алой замши, с высоченными шпильками, украшенными рубинами. Обилие рубинов наводило на подозрения. Мой колдовской локатор уверенно говорил, что Фиона — из людей, так зачем же она увешалась драгоценностями, будто ведьма или гоблинская королева?

Я пустила в ход магическое зрение. Нет, ни малейших следов чар и магии. А вот там, впереди, у входа на галерею, мерцает голубоватым светом магический охранный барьер. Я прошла сквозь него. Охранные чары коснулись меня, словно паутина, — невесомые, но липкие — и пропустили. Если они и призваны были кого-то остановить, то не меня.

— Сюда, пожалуйста, мисс Тейлор. — Фиона свернула направо.

По всей обширной галерее были устроены отдельные закутки из полукруглых диванчиков с высокими спинками. Закутки пустовали, хотя в каждом горели свечи. Здесь, на галерее, царил полумрак, свет и шум с первого этажа сюда не добирались, словно галерею отделял плотный занавес. Тишина, атмосфера какого-то странного покоя и таинственности...

Месма. Я прикусила губу, да посильнее, чтобы острая боль привела меня в чувство. Значит, в «Трилистнике» повсюду раскинуты сети вампирского гипноза, который и порождает это ощущение расслабленности и умиротворения, что кажется таким естественным. Просто месма ненавязчива и действует исподволь... Ну, вампиры, ну, змеюки подколодные! А ведь заведение-то ирландское, а змей из Ирландии, как известно, много веков тому назад изгнал святой Патрик.

Интересно, что я еще пропустила, кроме вампирских невидимых тенет?

Я вновь присмотрелась к Фионе магическим зрением. Все чисто, никакого ведьмовства, только вот... Рубины у нее на туфельках подмигнули. Проклятие! Игра света? Померещилось? С рубинами связано что-то важное, вспомнить бы еще, что именно...

Фиона остановилась.

А на меня смотрели смеющиеся голубые глаза — ласково и гостеприимно.

— Женевьева, золотце мое, как же приятно наконец тебя увидеть.

На вид ему можно было дать лет сорок, следовательно, Дар он принял позже большинства собратьев. Типичный ирландский красавчик: прямой нос, твердый подбородок с ямочкой, легкая небритость. В одном ухе золотая сережка, и еще что-то золотое — на шее, под свободной рубашкой из белого льна, ниспадающей на черные молескиновые джинсы.

Я не сумела сдержать ответной улыбки. Он прямо-таки излучал благодушие, согревавшее и душу и тело, как тепло очага, или горячий пунш, или аромат свежеиспеченного хлеба — словом, все радости домашнего крова.

Только вот я под своим домашним кровом таких радостей не знала.

Я согнала с лица улыбку:

— Могла ли я отказаться от приглашения, пробудившего столько давних воспоминаний?

Деклан бархатно рассмеялся и прищурился, так что от уголков его глаз разбежались морщинки. Ну очень обаятельно.

— О, воспоминания порой приобретают в нашей жизни такую ценность! — Он протянул руку к моей.

Я не возражала. В конце концов, джи-зав будет действовать еще долго, и бояться мне нечего.

— Сеад майле фаильте. — Пальцы у него оказались прохладными. — Тысячу раз добро пожаловать — на случай, если ты не владеешь гэльским. — Деклан перевернул мою руку ладонью кверху и коснулся губами в том месте, где бился пульс. Жадно потянул ноздрями и прошептал: — О-о-о, сладость и пряности...

Я хотела было отдернуть руку, но внутренний голос молчал и не называл ни одной причины для подобного жеста. Сейчас Деклан казался мне старым другом семьи, любимым дядюшкой, и я с обожанием смотрела на седые нити в его темных волосах...

Только вот мое семейство благодушным никак не назовешь.

Довольно с меня вампирских трюков!

Я нетерпеливо вздохнула и заявила:

— Хватит, Деклан, прекрати эти фокусы-покусы!

Кожу мне укололи клыки.

Пульс у меня тотчас ускорился, и я ощутила безошибочно узнаваемую, хотя и заглушённую таблетками тягу к вампиру. Может, Деклан вовсе и не придуривается. Я подавила в себе сильнейшее желание двинуть ему в лицо коленом.

— Только попробуй укуси, — предупредила я, — и прости-прощай твой прямой ирландский нос.

На кожу мне капнула слюна.

— Деклан! — В мягком голосе Фионы прозвучала стальная нотка, от которой у меня по спине пробежала дрожь.

Вампир наконец поднял голову. Глаза у него стали как черные дыры, кожа туго обтянула скулы, в оскаленной пасти поблескивали две пары клыков.

У меня душа ушла в пятки. Да он собирался впрыснуть мне яд!

Фиона смотрела на все это скорее скучающе. Поймав ее взгляд, я подумала, что она смахивает на римскую императрицу, которая созерцает гладиаторский бой и теперь, когда наступил решительный миг, лениво прикидывает, казнить или помиловать.

Да, похоже, не подружимся мы с вами, дамочка.

— У мужчин такое самомнение, мисс Тейлор, — снисходительно вздохнула она. — Их угрозами не проймешь.

Деклан запрокинул голову и расхохотался. Хохот громом раскатился по галерее, нарушая искусственную тишину, которая ее окутывала, и меня бросило в дрожь, — такой это был выплеск энергии. Стараясь не стучать зубами, я прикинула: ведь еще немножко, и не миновать бы мне участи очередной жертвы Деклана!

Снизу, из зала, донеслись взрывы смеха.

Деклан широко ухмыльнулся, глаза его вновь засверкали голубизной, лицо перестало походить на ощеренный череп.

— Вот уж сегодня наши гости точно оттянутся по полной! — объявил он.

Я облегченно выдохнула. Мгновенная метаморфоза из дружелюбного вампира-соседушки в кровожадное животное наглядно показала мне, каким могуществом наделен Деклан. Информация к размышлению. Ручаюсь, он способен потягаться с самим Графом или даже с Маликом. Главное — не показывать ему, что я едва не попалась на крючок. Незачем Деклану это знать.

Я скучающе поаплодировала:

— Отличный номер, Деклан. Может, попробуешь попытать с ним счастья на сцене? Слышала краем уха, что ты любишь театральные впечатления.

Деклан выпустил меня и залихватски подмигнул Фионе:

— Вот видишь, золотце мое, я же говорил, чувство юмора у нее будь здоров!

Фиона сжала безупречно накрашенные алые губы.

— Тем лучше для вас обоих, — уронила она и направилась к лестнице, добавив: — Пойду принесу выпить.

Очень своевременная мысль.

Деклан послал ей в спину шутливый воздушный поцелуй, потом пробормотал:

— Идеальная хозяйка. Ну, душенька, что ж ты стоишь? Устраивайся поудобнее. — Он с усмешкой показал на ближайший полукруглый диванчик, обитый мягким зеленым плюшем с узором из красных трилистников.

За спинкой этого диванчика скопилась подозрительно густая тьма, так что садиться на него меня не тянуло, но что-то подсказало мне: больше подвохов от Деклана ждать не приходится, по крайней мере сейчас. Я присела на краешек дивана.

Деклан развалился напротив, улыбаясь уголками рта:

— Значит, золотце, свиделась с моим пареньком.

— Да, свиделась. — Я тряхнула головой. — Не проще ли было позвонить и не разводить интриги?

Деклан хмыкнул:

— Так ведь без интриг какой интерес — скука смертная!

Я скрипнула зубами. У всех свои представления о скуке.

— Ты ведь, душенька, не станешь отрицать, что положение занятное, — продолжал Деклан. — Бедного мальца обвинили в убийстве Мелиссы — тоже жалость берет. — Он опечаленно вздохнул и посерьезнел. — А ведь какая красотка была, и молоденькая совсем, только-только в возраст вошла, двадцать один год ей исполнился, переменить себя решила — смекаешь, о чем я толкую?

Двадцать один — официальное совершеннолетие, законный возраст для принятия Дара. Я нахмурилась:

— К чему ты клонишь?

— А к тому, что малец-то мой ждал не дождался, пока она переменится, оба они ждали. Сам-то он не пытался ей Дар предложить, не было ему нужды рисковать, и без того бы все устроилось.

— Деклан, никто из числа знающих правду не верит тому, что понаписали газетчики, — сказала я и осеклась.

Деклан, похоже, не знал, при каких обстоятельствах и как была убита Мелисса, понятия не имел, что ее гибель не связана с принятием Дара. Иначе зачем бы ему так меня уговаривать? Или он намекает, что не пытался извлечь из памяти Бобби обстоятельства ее гибели? Или там нечего было искать, потому что Мелиссу убил не Бобби?

— Но... — я запнулась, подбирая слова, — все это вовсе не означает, будто Мелиссу убил не Бобби. Может, он просто пожадничал?

— Ты что ж, золотце мое, думаешь, если бы он Мелиссу порешил, так я бы не знал? — Деклан опять улыбнулся. — Парень-то мой, кому, как не мне, знать.

«Это о многом говорит», — подумала я.

— Если не он Мелиссу прикончил, значит, это кто-то другой, — продолжал Деклан.

Я прищурилась и процедила:

— Убивал ее твой Бобби, не убивал, а вот втягивать меня в это дело — мы так не договаривались, Деклан.

— С чего ты это взяла?

Я наклонилась к нему поближе и отчеканила:

— Уговор у нас с тобой был такой: ты даешь мне знать, если кто-то из волшебного народа нуждается в помощи. А Бобби твой, если ты запамятовал, никоим образом к волшебному народу не принадлежит: он мальчик зубастый. Так что найми себе в частные детективы кого-нибудь другого, а меня уж уволь.

Деклан широко улыбнулся, показывая белоснежные клыки. И почему у него такой самодовольный вид? За этим кроется какая-то ловушка, чует мое сердце. Я вздохнула, мысленно разумеется, ведь нельзя показывать ему, как я озадачена. Конечно, заявлять, что я, дескать, не берусь за расследование, потому что оно идет вразрез с условиями уговора, — рискованно, но, по крайней мере, я попыталась взбунтоваться. Эта мысль сама по себе утешала меня.

— А как насчет девушки-красавицы? — вкрадчиво поинтересовался Деклан. — Уж ее ты в беде не покинешь, с ней-то вы одной крови?

Мелисса — моя соплеменница? Новость оглушила меня. Почему Хью об этом не сказал?! Но...

— Даже если она была из наших, — с расстановкой отчеканила я, — боюсь, помочь ей уже нельзя, она же мертва.

— Так-таки и мертва? Бесповоротно? — улыбаясь, уточнил Деклан.

— Во всяком случае, полицейские и патологоанатом держатся именно этого мнения, — ответила я. — А ты намекаешь, что она еще может ожить?

Улыбка сползла с лица Деклана, и он озадаченно спросил:

— Ты разве не видела тело?

— Меня и близко не подпустили. Ее мать привлекла к делу душеспасителей, — объяснила я.

Теперь Деклан нахмурился.

— С чего бы это она так? — спросил он будто про себя.

— Откуда же нам знать? — вмешалась Фиона, которая как раз подоспела с нагруженным подносом. — Может, начиталась их дурацких брошюр. — Фиона умело отвернула крышечку с бутылки и щедро плеснула мне водки в тяжелую хрустальную стопку. — Дамочка и так не семи пядей во лбу, верит небось каждому их слову, а они какой только чуши не наболтают, вот и промыли ей мозги.

За спиной у Фионы я увидела уже знакомую мне азиатку-официантку. Та стояла на последней ступеньке лестницы, и пальцы у нее так и танцевали в воздухе, сплетая сложнейшую пряжу. Магическая сеть вновь замерцала, доносившийся с первого этажа, из бара, шум смолк. Я позавидовала тому, как легко некоторым даются чары, — посмотришь, так вроде бы и совсем без усилий.

Фиона тем временем налила виски и придвинула выпивку Деклану. Он поболтал золотистый напиток, вдохнул его аромат, раздув ноздри, и произнес:

— Лучшее в Ирландии — в двойном количестве: виски «Джеймсон» в уотерфордском хрустале. — Поднял бокал и отсалютовал мне. — Слаинте, Женевьева! — Последовала ухмылка. — Для тех, кто не понял, перевожу с нашего сладкозвучного гэльского наречия: чтоб ты и дальше была здорова!

— Тебе того же, — ответила я, услышав в его тосте подспудную угрозу. Водку я осушила залпом и, когда холодный ожог прошел, вернулась к делу: — Мне интересно, что же все-таки с Мелиссой — жива она или нет?

— Девушка-красавица готова была принять Дар. Так что я, наверное, еще могу провести церемонию... — Деклан многозначительно промолчал, потом закончил: — Однако если там наслоились чары, да еще неведомо какие, то церемония — слишком большой риск.

— Полиция утверждает, будто никаких чар не обнаружено.

— Золотце мое, насчет чар я бы твоему слову поверил, а полиции еще погожу, но ты же тела так и не видала, — отозвался Деклан.

Я поставила пустой стакан на стол.

— А как насчет Роберто? На него наш уговор не распространяется.

— Что ж, если обнаружишь, что Мелисса, бедняжечка, померла от магии, значит, малец невиновен, то-то нам будет радости, — сказал Деклан. — Но по мне, чем быстрее справить церемонию над телом, тем для нее же и лучше выйдет. — Он уставился в свой стакан. — В запасе у нас ночь, от силы две.

Значит, никакого давления. И тут у меня возник вопрос, который я не замедлила задать:

— Кстати, зачем Мелисса вообще подалась на работу в «Голубое сердце»?

— Она там работала временно, пока там подвизался Роберто, — объяснила Фиона, разглаживая пурпурное платье. Я заметила, что лак у нее на ногтях подобран в тон кольцу с огромным рубином огранки «принцесса». Длинные вечерние перчатки Фиона уже успела снять. — Предполагалось, что как только она примет Дар, так сразу вернется на работу сюда. Деклан собирался быть ее спонсором. Верно? — повернулась она к вампиру.

— В точности так, душа моя.

Оба говорили совершенно будничным тоном, и это тоже было неспроста. Оба имели в виду что-то другое. Но что?

— Так что ты все же добейся своего, золотце мое, добейся, чтобы тебе тело показали. А как поглядишь на него и правду выведаешь, расскажешь все мне, без утайки. Договорились? — Деклан подался ко мне и опять вкрадчиво усмехнулся. — Может, откроешь, как ты это делаешь?

— Что именно?

— Ну как — что? Ты вон уже сколько бедняжечек-фей спасла, а насчет тебя ни полслова слушка не просочилось. Вот я и думаю: как тебе это удается? Поделись секретом! — Он кивнул на Фиону и расставленную на столе выпивку. — А мы выпьем за твои дальнейшие успехи.

— Я с радостью и сама выпила бы за свои дальнейшие успехи, — старательно-бодрым тоном сказала я, — но секрета своего тебе раскрыть не могу, и не проси.

— Отчего ж не можешь, золотце?

Я подалась вперед, подражая позе Деклана, и негромко, но внятно произнесла:

— Потому что тогда это будет уже не секрет. Я права?

Глаза у него мгновенно стали как лед, но через секунду он запрокинул голову и заливисто расхохотался:

— Фиона, душенька, налей-ка еще нашей умнице, нашей красавице сиде!

Та помедлила, но протянула руку к моему стакану. Что бы она ни чувствовала, но виду не подавала и держалась по-прежнему вежливо.

— Мисс Тейлор, позвольте?

Я придвинула ей стакан, и на миг наши пальцы соприкоснулись.

Фиона содрогнулась, глаза у нее расширились и стали как слепые, пальцы разжались, выронив дорогой хрусталь, который Деклан тотчас поймал в воздухе с поистине вампирским проворством и поставил обратно на стол.

В горле у меня образовался ком. Что с Фионой? Я-то ощутила лишь тепло ее руки, а вот она?

— Золотце, ты меня слышишь? — В голосе Деклана сквозь тревогу прозвучал приказ.

Фиона, бледная, как рисовая бумага, покорно опустилась рядом с Декланом. Тело ее сотрясла новая судорога, она втянула в себя воздух, точно от боли.

Деклан бережно взял ее за руку и потребовал:

— Покажи, что ты видишь.

Фиона помедлила, бросила на меня опасливый взгляд из-под ресниц, затем подалась к Деклану и поцеловала его в губы.

Поцелуй был отнюдь не мимолетный. Мне даже показалось, что это был не просто поцелуй, а нечто большее, что за ним крылась какая-то тайна.

Отведя глаза, я уставилась на донышко стакана и тут наконец вспомнила, почему меня так насторожил рубиновый убор Фионы. Ведьмы и колдуны применяют драгоценные камни, чтобы хранить в них чары, однако кое-кто из представителей людского рода при помощи камней усиливает разные таланты и врожденные свойства. Например, рубины служат для того, чтобы обострять интуицию, сочувствие, ясновидение, и не только обострять, но и управлять ими. Так что Фионе ее рубины, возможно, помогают с легкостью проникать в чужое прошлое, или вытаскивать из чужого сознания воспоминания, или — но это реже — предсказывать будущее. Ручаюсь, сейчас у Фионы в приступе ясновидения получилось именно то, что ей удается реже всего. А Деклан, скорее всего, узнает, что с ней происходит, по вкусу ее крови. Прибавим к этому отточенную способность Деклана воровать воспоминания и старую как мир поговорку «Ты — то, что ты ешь», и станет понятно, как работает эта парочка. Слаженно у них получается. Хотя Фиона и посмотрела на меня с ужасом, но я заметила, что она прямо лопается от самодовольства.

Вот нелегкая! Что же она такого разглядела?

— Кровь... — словно отвечая на мой мысленный вопрос, хрипло прошептала Фиона. — Как много крови... — И тихонько заскулила.

Деклан нежно погладил ее по щеке.

— Забудь, душенька моя. Усни и все позабудь, — тихо, но властно произнес он.

Фиона обмякла и припала к вампиру, уронив голову ему на колени. Веки ее дрогнули раз-другой, она вздохнула и успокоилась.

Пропади вы пропадом! Плохо дело. Я быстренько налила себе еще водки и залпом опрокинула стакан.

— Ох, хорошо пошла! — выдавила я. Жаль только, что из-за своего треклятого обмена веществ я ужасно медленно пьянею и мне нужно выдуть не меньше бутылки водки, чтобы хоть слегка окосеть. Маленькие порции — пустой перевод продукта. Со стуком поставив стакан на стол, я обратилась к вампиру: — Деклан, ты уж извини, что нарушаю вашу идиллию, но мне пора.

Вампир устремил на меня ледяной, как остуженная водка, взгляд голубых глаз:

— Маленькое предупреждение, Женевьева. — Он провел пальцем по шее Фионы, поддел ее рубиновое колье. — Наш с тобой уговор я не расторгал, он по-прежнему в силе. — Крутанул колье так, что оно врезалось в бледную кожу Фионы. — Так что держалась бы ты подальше от Графа и Малика аль-Хана.

Сердце у меня заколотилось как безумное. Да уж, предупредил открытым текстом, яснее некуда. Может, Деклан Фиону и ценит, но держит ее скорее за свою собственность, чем за человека, и, если ему понадобится, поранит или убьет ее, а если захочет, то и меня тоже.

Кулаки у меня сжались сами собой.

— Давай-ка кое-что проясним раз и навсегда, Деклан, — отчеканила я. — Да, мы с тобой заключили уговор, но тем дело и ограничивается. Никаких прав на меня у тебя нет. Я сама себе хозяйка. Запомнил? Тебе кристально ясно?

Вампир усмехнулся и сильнее закрутил ожерелье на шее Фионы. Она приглушенно застонала во сне, полубессознательно вскинула и уронила руку, умоляя о пощаде.

Я встала:

— Спасибо за угощение, Деклан.

— Слаинте, Женевьева. Уж ты потрудись сообщить мне, если что выяснишь.

Когда я спустилась на первый этаж и направилась к выходу, музыканты заиграли «Дэнни» — неофициальный гимн Северной Ирландии.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Дано: пять лестничных пролетов, последствия ударной дозы джи-зава, веселенький разговорчик с вампиром и тяжелое впечатление от Фиониного прорицания. Результат: вечер испорчен, я едва тащусь по лестнице, цепляясь за деревянные перила и с трудом преодолевая каждую ступеньку. К двери квартиры я уже практически подползла, из последних сил сжимая ключи. Опустив голову, я остановилась, чтобы перевести дыхание, потому что в ушах шумело и в груди немилосердно ломило. В такие мгновения я всегда начинаю жалеть, что живу не на первом этаже, а в мансарде, переделанной в двухкомнатную квартирку. А ведь вечер еще не закончен, ему предстоит перейти в ночь, и на ночь у меня тоже большие планы...

— По-моему, тебе не помешало бы походить в спортзал. Ты не в форме.

Я вскрикнула от неожиданности и со звоном выронила ключи.

Стенку возле моей двери подпирал Финн.

— Извини, Джен, не хотел тебя напугать.

В лестничное оконце проникал слабый свет луны, серебрил Финну рожки и придавал ему слегка зловещий вид.

— Я думал, ты меня издали почуешь.

Я бы и почуяла! Я должна была его почуять, да только действие джи-зава помешало. Эти растреклятые таблетки всегда на меня так влияют, все чутье отрубается. И не только оно, как я обнаружила, внимательнее взглянув на Финна, потому что не почувствовала и тени того глупейшего волнения, которое неизменно пробуждал во мне фавн. А может, дело было не только в таблетках: кроме них, меня придавила усталость, и еще я помнила о недавних наставлениях Хью, и еще — совсем запуталась во всем происходящем, и, наконец, понимала, что мне все труднее и труднее отвечать Финну отказом.

— Ты не вовремя, — вздохнула я. — Я ужасно устала, Финн.

Он свел брови:

— Какая-то ты задерганная.

«Ты бы на моем месте выглядел не лучше, — сердито подумала я. — Попробуй-ка хорошо выглядеть, когда действие таблеток вот-вот кончится и тебя вот-вот скрутит очередной приступ вампирского голода из-за бродящего в крови яда!»

— Так или иначе, — обеспокоенно сказал Финн, — мне надо с тобой потолковать.

— Если ты насчет поужинать вместе, то... — Я приготовилась дать ему отпор.

— Джен, это важно. — Он подобрал с пола мои ключи. — Я выяснил, о чем перешептывались деревья.

Ах да. Я и позабыла о деревьях — и без них хватило треволнений.

— Ну, заходи, — неохотно разрешила я.

Финн отпер дверь и галантно пропустил меня вперед:

— Только после прекрасной дамы.

Включив свет, я шагнула через порог и привычным движением задела свисавшие с потолка подвески — нити с нанизанными стеклянными бусинами. Они нежно зазвенели, а я уже направилась к веренице белых настенных шкафчиков, заменяющих у меня кухню. Открыла морозилку, извлекла бутылку водки, нашла в буфете стакан. Потом вспомнила про гостя:

— Выпить хочешь, Финн?

Финн с интересом осматривал мое обиталище. Я тоже обвела комнату взглядом, пытаясь понять, какой она видится гостю. Вроде бы все как обычно — на полу у стены свалена груда подушек и пледов, на ковре валяется один из Кэтиных глянцевых журналов, у компьютера — ворох рекламных листовок и счетов. Все как было, когда я уходила утром. Ничего иного я и не ожидала, у меня ведь нет такой роскоши, как собственный домовой вроде Агаты...

Тут я вспомнила и про обещанный кристалл для телефона, и про заманчивого троянского коня, и про чары домовых — и в душу мне закралось подозрение, что Финн явился не просто так.

— Здорово у тебя тут, Джен. — Финн улыбнулся и показал на сводчатый потолок с черными деревянными балками. — Знаешь, напоминает мне лесную чащу ясным зимним деньком. — Он тронул свисающие нити, и золотистые, янтарные, медные бусины закачались и зазвенели в воздухе, отбрасывая калейдоскопические блики по белым стенам. — Сразу представляешь, как солнечные лучи озаряют стволы сосен и дробятся на тысячу солнечных зайчиков...

— Финн, ты ведь не для того пришел, чтобы хвалить мой интерьер? — напрямик спросила я, потому что подозрение оформилось окончательно.

— Ну что ты! — Он улыбнулся еще шире. — Тут так славно, так уютно...

— Отлично! — На меня накатила ярость. — Выход с экспозиции вон там. По окончании осмотра катись отсюда. — Я плеснула себе водки и выпила залпом, мрачно радуясь новому ледяному ожогу. — А мне поспать надо.

— Джен, перестань...

— Это ты перестань! — Я стукнула стаканом о стол с такой силой, что чуть не разбила его. — Ты меня сегодня подставил, Финн, и мне это совсем не по душе, так и знай! — Я подошла к нему вплотную и посмотрела на него в упор. — Если ты хотел проверить, сколько магии мне по силам впитать, так бы и сказал, и нечего было устраивать весь этот театр. А ты решил устроить мне проверку. Ишь какой хитрый выискался! — Я пихнула его ладонью в грудь. — Ладно, пяток чар в кафетерии — это еще выглядело убедительно: домовая таким способом добивалась, чтобы я пришла, потому что ей приспичило со мной побеседовать. Но я никак не могла взять в толк, почему она так уделала чарами еще и кухню, буквально сплошняком, ведь она рисковала навредить семейному делу. А оказывается, Агата тут вовсе ни при чем, это все твои проказы! — Я пихнула его еще сильнее. — Сознайся, те чары ведь навел ты?

— Ладно, ладно, сдаюсь, я! — Финн поднял руки и изобразил на лице искреннее сожаление. — Раскаиваюсь! Виноват! Зря я... Но ведь чары-то были безобидные, обычная магия домовых. Многие считают ее полезной...

Я широким жестом обвела захламленную комнату и саркастически вопросила:

— Финн, ты что, слепой? Здесь хоть что-нибудь говорит о том, что я вылизываю квартиру и пеку пироги? Нет! У меня и мебели нет, и духовки нет в помине. Я столуюсь в «Рози Ли» и дома не готовлю! А знаешь ли ты, на что способна якобы безобидная магия домовых? Она утекает! Она вырывается наружу в самый неподходящий момент, а вместе с ней и мои приворотные чары! — Я сжала кулаки. — Я сегодня чуть не Очаровала человека — человека, Финн! Нечаянно, потому что просто пожалела его! А ты говоришь, безобидная магия.

— Адово пламя! — пораженно воскликнул Финн и вытаращил глаза. — Дженни, но отчего так получается?

— Откуда мне знать, болван! — разъяренно воскликнула я. — Я никогда раньше не впитывала магию домовых, я не умею с ней справляться и разом избавиться от нее тоже не могу! Прежде всего, Агатины чары были злокозненными, и мои соседи ой как не обрадуются, если я превращу их кухни в зоны военных действий! Финн даже покраснел — так я его пристыдила.

— А ты разве не можешь... ну, я не знаю... переплавить Агатины чары из злокозненных в мирные? Вели им, чтобы они прибирались или там пол помыли...

— Финн! — взъерепенилась я еще сильнее. — Ты все-таки непроходимый дурак! Как я их переплавлю?! Неужели Стелла не говорила тебе, что я не умею наводить чары, не говоря уже о том, чтобы их переделывать?!

— Да вроде говорила, но тут же магия домовых... — Финн сокрушенно поскреб в курчавом затылке. — Я и не подумал...

— А ты думай время от времени! Очень полезное занятие! — прорычала я. — Чары есть чары! — Не выдержав, я снова пихнула фавна в грудь, и он попятился, виновато глядя на меня. — Теперь дотумкал?

— Боги великие, Джен, я и не понимал... — Он глубоко вдохнул. — Примите мои извинения, госпожа моя. Простите за недостойный поступок. — Слова эти прозвучали так официально и сдержанно, так непохоже на обычную манеру Финна. — У меня и в мыслях не было причинить вам вред.

Я не верила своим ушам и глазам тоже. Я ожидала, что он попробует добиться прощения, пустив в ход свой шарм, но никак не рассчитывала на такие странные извинения. Что это Финн затеял? Довольно с меня на сегодня игр! Я устало взъерошила волосы. Вообще-то, если уж начистоту, виноват в случившемся не только Финн. Я прекрасно знала, что впитывать чары — дело рискованное, у такого приема есть свои побочные эффекты, но предпочла ему о них не говорить.

— Отлично. Извинения приняты, — бросила я и вновь ухватилась за водочную бутылку, потому что джи-зав уже почти не действовал и от очередного прилива магии у меня тряслись руки.

Проклятые чары! Завтра придется попросить кого-нибудь из наших ведьм очертить круг, чтобы я смогла растворить чары, — то-то веселенький у меня получится денек, ничуть не хуже сегодняшнего. Ну что ж, поделом мне, впредь буду умнее.

Финн коснулся моего плеча, я вздрогнула от неожиданности и расплескала водку.

— Шел бы ты восвояси.

Я одарила его ледяным взглядом, нашла тряпку и подтерла пол.

— Дженни, мне и правда очень жаль, я так виноват перед тобой. — Между бровями у него пролегла морщинка. — Может, я чем-то помогу?

На меня накатила такая чугунная усталость, что сил сердиться и обижаться уже не осталось.

— Чтоб тебя, Финн, и зачем ты устроил мне ловушку? Неужели нельзя было просто спросить?

Лицо у него мгновенно сделалось непроницаемым.

— По ошибке, Дженни. Обещаю, такое больше не повторится.

— Чудненько. — Я отшвырнула тряпку. — Не хочешь честно во всем признаться, вали отсюда подобру-поздорову. — Я пересекла комнату и демонстративно распахнула дверь.

Финн обошел меня и встал прямо передо мной. Я уклонилась от его взгляда.

— Я не уйду, — с нажимом произнес он. — То есть не уйду, пока не расскажу тебе про деревья.

— Ну так говори, не задерживайся.

— Худые вести, Дженни. — Фавн понизил голос: — За тобой следит вампир.

«Тоже мне откровение!» — подумала я, припомнив все сегодняшние события.

— И каков он собой? — тусклым голосом спросила я.

— Деревья говорят, темноволосый, вида иноземного, восточного, — встревоженно рассказывал Финн. — Видели его на рынке, а еще неподалеку от нашей конторы и от твоего дома.

Описание как нельзя лучше подходило тому элегантному красавчику, который подстерег меня у полицейского участка, — Малику аль-Хану. Внутри у меня шевельнулся страх, и я глянула на свое запястье, покрытое синяками. Зачем он следил за мной? Только ли в связи с делом мистера Марта? Или еще по каким-то своим причинам?

Финн прислонился к дверному косяку. Рука его едва не коснулась меня, и я различила, как между нами пробежала золотистая искорка.

— Джен, я знаю, что ты под защитой ведьм, — нерешительно произнес Финн, — но все-таки ты уж будь осторожнее обыкновенного, а?

— Спасибо за поддержку. — Я отстранилась. — Подбодрил, нечего сказать. Скорее всего, ничего страшного — просто кто-то из вампиров не в меру любопытен. С ними такое случается. — Я пренебрежительно дернула плечом.

— Джен, я за тебя волнуюсь.

Я фыркнула.

Финн помолчал и продолжил:

— Знаю, ты вряд ли поверишь, особенно после всего... — Он осекся. — Но я не хочу, чтобы с тобой случилась беда.

В воздухе возник запах черники, ставший еще острее оттого, что Финну было не по себе. Я ощутила, как магия, впитанная утром, успокаивает обиду, причиненную обманом Финна. Вздохнув, я наконец-то посмотрела ему в лицо, и мне мучительно захотелось унять его страх. Ах, как же мне надоело противиться искушению! Неожиданно для себя я погладила его по щеке:

— Не переживай, ладно? Ничего со мной не стрясется.

Лицо Финна было совсем близко, мшисто-зеленые глаза потемнели, и его магия откликнулась на мою, нас потянуло друг к другу, и фавн мягко взял меня за плечи. Я поддалась соблазну и медленно провела пальцем по его скуле. Золотистое сияние, подернутое зелеными искорками, пошло от моей кожи, окутало его и меня, и я взяла его лицо в ладони.

И отчаянно возжелала его.

Выдохнув, я поспешно закрыла глаза и повелительно отозвала магию обратно. Финн — из волшебного народа, ему мое Очарование нипочем не навредит, не то что человеку, а вот вирус «Дубль-В» опасен для нас обоих и может натворить немало бед.

— Лучше уходи, Финн, — прошептала я и отшатнулась.

Но Финн перехватил мои запястья, нежно погладил их там, где бился пульс, и у меня захолонуло сердце.

— Джен, не гони меня, — взмолился он.

Я помотала головой — сил говорить не было.

— Джен, пожалуйста! — настаивал Финн.

Внутри у меня что-то сжалось.

— Мы связаны, ведь ты это чувствуешь! — прошептал он.

Меня пронзило желание такой силы, что я едва не вскрикнула, но удержалась и лишь ахнула. Открыла глаза.

— Финн, магия пытается свести нас, столкнуть — и твоя, и моя, и та, что досталась мне от Агаты. Но это не влечение и не любовь, не забивай себе голову.

— Конечно, магия хочет нас свести! Думаешь, такое происходит между любыми волшебными существами? — горячо зашептал Финн и прислонился лбом к моему. — Напрасно! Со мной такое впервые в жизни!

Теплый лесной аромат обволок меня, как кокон, и сердцу стало жарко.

— Только представь, какую бы мы задали музыку! Какое бы устроили волшебство! — не умолкал Финн.

В глазах его плясали изумрудные искорки... и что-то еще.

Я поднялась на цыпочки, подставила ему губы... Он поцеловал меня сначала легонько, поддразнивая, распаляя, потом сильнее, еще сильнее, я уже чувствовала его язык, его зубы, я плавилась и изнемогала, все мое тело жаждало ответить согласием на вопрос, который Финн так и не задал...

А потом меня вновь скрутил приступ вампирского голода, еще острее прежнего, и кровь бешено забурлила в жилах. Тело дало свой ответ.

Я оттолкнула Финна и прошептала:

— Не могу. Прости...

Грудь его вздымалась, он тяжело дышал. Запрокинул голову, и рога его вдруг показались мне длиннее и острее, чем прежде. Только не они притягивали мой взгляд, а жилка, бившаяся на шее Финна. Но вот он отступил, его искаженное страстью лицо разгладилось. Финн легонько пробежал пальцами по вырезу моей безрукавки, расстегнул одну пуговку, вторую... Меня снова охватило желание. Он прикоснулся к разгоряченной коже у меня над сердцем.

— В глубине души ты можешь. Подумайте об этом, госпожа моя. — И с этими словами он развернулся и вышел.

Утирая набежавшие слезы, я заперла за ним дверь и уперлась в нее лбом, в изнеможении прислушиваясь к тому, как удаляются шаги Финна...

А потом меня затопили боль и горечь неутоленного вампирского голода.

ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ

Путь мой лежал в КровоСОС-таун, он же СОС-таун, в дневное время носивший название Гринвич, — средоточие злачных мест. Из квартиры я предпочла улепетнуть задворками — вылезла в окно, пробежала по крыше и спустилась по пожарной лестнице в сад при церкви Святого Павла. Вот и станция метро «Ватерлоо», вот я и на платформе, вот повеяло из туннеля горячим ветром, предвещая прибытие поезда. Войдя в вагон, я плюхнулась на сиденье и потерла загривок. Сердце колотилось все быстрее. Ощущение было такое, словно мне пришлось вскарабкаться с высокой температурой на вершину горы Хью. Я была сама не своя от усталости и голода. И к тому же все тело зудело. Я все равно бы отправилась в СОС-таун, даже если бы мне не было нужды разведать последние сплетни и слухи.

В изнеможении уставилась я в окно вагона, за которым проносилась темнота. «Сожаления насчет Финна — подавить и запрятать подальше. И обещай себе, Дженни, что тут этой истории и конец. Хватит дурью маяться, хватит страдать по недостижимому!»

Я посмотрелась в темное стекло. Вроде все в порядке: слишком заметная моя янтарная шевелюра спрятана под черной кепочкой, глаз, которые вечно меня выдают, не видно за темными очками. Все остальное тоже черное — и свободная футболка, и дешевые джинсы, и тяжелые мотоциклетные ботинки, и даже длинная черная куртка, в которой я прела в духоте метро. Ничего лишнего я с собой не взяла, только выкидной ножик с перламутровой рукоятью и шестидюймовым серебряным лезвием, да и тот, понятное дело, был не на виду: я спрятала его за шиворот.

Если не считать невидимого ножика, то всем своим обликом наркоманки, подсаженной на вампирский яд, я ничуть не выделялась среди прочих пассажиров.

К дверям вагона прислонился расхлябанный гот. Дешевка, с ходу определила я, настоящие так не одеваются. Вон у него и пальтишко из кожзаменителя, а не из натуральной кожи, даром что длиной до колен и черное. И волосы выкрашены плохой краской, и весь наряд унизан булавками, потому что дешево и сердито. А уж на лицо смотреть — смех берет: парень так перестарался с черной подводкой для глаз, что смахивает на панду. Да и простецкую футболку настоящий гот и вампирский наркоман нипочем не надел бы — или прилегающую безрукавку, или вообще пальто на голое тело.

Поймав мой взгляд, гот показал в ухмылке кривые зубы, и я его узнала. Газза, сквернослов-посудомой из кафе «Рози Ли»! Зачем ему в СОС-таун — яснее ясного, и к гадалке не ходи.

Подчеркнуто не обращая на Газзу внимания, я опустила веки и скрестила руки на груди, чтобы не чесаться. Попробую подремать.

Разбудил меня гоблин.

Первое, что я увидела, были его темные очки, плотно прилегающие к лицу. Я сразу вспомнила беднягу Иеремию, убитого в полицейском участке. Но этот гоблин был помельче и с другой прической: длинные пепельные пряди завиты и начесаны вроде веера или павлиньего хвоста, торчком стоящего над головой. Белесые уши гоблина просвечивали, как у крысы. К груди он прижимал мешок из плотной золотой парчи, забавно контрастировавший с синим комбинезоном. На комбинезоне красовался значок лондонского метро с литерой «О». Значит, этот гоблин — собиратель.

Гоблин провел длинным серым пальцем по подергивающемуся носу.

— Хлам-мусор, мисс, — заявил он.

Маскировка у меня была так себе, гоблина не проведешь, не то что вампира. Но это было и не важно, ведь я стремилась обдурить исключительно ведьм.

Помотав головой, я тоже притронулась к собственному носу.

Гоблин похлопал по своей торбе и отозвался:

— Спасибочки, мисс.

Потом, мелькая зелеными огонечками на кроссовках, гоблин прошлепал дальше, туда, где стоял Газза.

— Хлам-мусор, мистер.

Газза опять ухмыльнулся и лениво протянул:

— Отвали, мелочь недоделанная.

Гоблин в ответ тоже показал зубы — черные, мелкие, острые, посверкивающие наклейками из красных гранатов. Потом широко разинул пасть, стремительно наклонился вперед и громко щелкнул зубами в каком-нибудь дюйме от причинного места Газзы под блестящими синтетическими штанами.

— Хлам-мусор, мистер, — повторил гоблин.

Газза так и вжался лопатками в двери вагона. Лихорадочно пошарив по карманам, он выудил что-то маленькое и опасливо протянул гоблину. Пластинка жвачки в фантике.

Длинные серые пальцы проворно выдернули жвачку из рук Газзы и сунули в парчовую торбу.

— Спасибочки, мистер.

Гоблин вспрыгнул на сиденье и свернулся клубочком, прижимая к себе торбу.

Газза весь сдулся, как проколотый воздушный шарик. И поделом ему, подумала я, пряча усмешку.

Еще две остановки, и поезд прибыл на станцию «Северный Гринвич». Газза вылетел из вагона первым и стрелой понесся по платформе, будто за ним гналась Дикая Охота. Полы плаща хлопали и развевались у него за спиной.

На эскалаторе я вновь прикрыла глаза. Голова болела ужасно. Сунув руку в карман, я кончиками пальцев погладила значок, который подобрала на улице у полицейского участка, — тот самый «Юнион Джек», который отлетел с тела Иеремии. Вообще-то, в кармане у меня побрякивали еще два таких же — я их прихватила из дому. Талисманы на удачу.

Поднявшись наверх, я первым делом направилась в общественный туалет. Скормила турникету мелочь и прошла внутрь. Там, среди черно-белых плиток, меня встретила сложная композиция из хлорки, мочи и сладковатого водорослевого запаха, присущего всем уборным. К горлу подкатило. Одну за другой я толкала дверцы кабинок, тщетно ища, где почище.

На стойке, в которую были вделаны умывальные раковины, лицом друг к другу сидели две девицы — одна масти «немытая блондинка», другая с каштановыми волосами. Они баловались: разулись, сунули босые ноги в раковину, по очереди нажимали на кран и брызгались друг в дружку водой. Каштановая скользнула по мне оценивающими глазками, решила, что я не стою внимания, и всласть затянулась косячком. Блондинка показала мне средний палец и прошипела:

— Чего вылупилась, коровища? Вали!

Я прошла мимо, будто их тут и не было, отыскала относительно незагаженную кабинку и заперлась на защелку. Не очень-то приятное местечко для переодевания, но ничего лучше тут не найдешь. На дверце кабины висел плакат, который нахваливал «Надежду» и предупреждал об опасностях КровоСОС-тауна и вируса «Дубль-В».

Я набросила на него куртку.

Сердце опять заколотилось, словно хотело вырваться из груди, и мне пришлось сделать несколько глубоких вдохов-выдохов, чтобы успокоиться. Потом я вытерла пот, сняла ботинки и разделась до белья, которое представляло собой куцую маечку и коротенькие шортики. Надену опять куртку с ботинками — и буду выглядеть такой же готической дешевкой, как Газза. Что и требовалось.

Я поправила шорты и заодно посмотрела на татуировку у себя на бедре. Татуировка была не простая, а с чарами. Черные линии четко выделялись на золотистой коже. Облизнув губы, я провела пальцем по хитросплетению кельтских завитушек и почувствовала прилив энергии.

Хлопнула дверца одной из соседних кабинок, да так, что я подскочила.

— Ты чё, ваще, чё ль? А ну, отдала быренько! — визгливо проорала одна из девиц.

— Перетопчесси! — отозвалась другая.

Видимо, они делили косяк.

Я вытащила ножик, открыла его, и серебряное лезвие тускло блеснуло в резком неоновом свете ламп. Я занесла руку над татуировкой, но заколебалась. Не потому ли мне так мучительно хотелось впиться в шею Финна, что я применяла эти чары? Не потому ли мне мерещилось, что от него исходит густой аромат лесных ягод? Раньше я ничего подобного к своим сородичам не испытывала. Отчего же вдруг такое? Что изменилось? Мысли у меня путались, их заглушало нечто яростное и чуждое — голод. Я слишком далеко зашла, чтобы повернуть назад.

Поудобнее перехватив ножик, я решительно полоснула себя по ладони, поперек линии жизни. Глубоко, до кости.

И... ничего.

Ни крови, ни боли.

Растреклятые пилюли джи-зава!

От злости я зашипела сквозь зубы. Потом, прикусив губу, принялась сосредоточенно соображать, не вскрыть ли мне вену на руке, но тут из ранки наконец-то потекла густая, вязкая жидкость вроде смолы, только красная. Я вдохнула медовый запах собственной крови, и сердце у меня забилось ровнее. Выждав, пока в ладони не скопится маленькая лужица, я глубоко вдохнула и размазала липкую жидкость по зачарованной татуировке. Кровь послушно побежала по всем причудливым изгибам и завитушкам узора, впиталась, и тело мое обволокло алой дымкой, которая вскоре растворилась. Чары подействовали.

Сердцебиение замедлилось, запнулось, а потом и вовсе замерло.

На миг голова закружилась так сильно, что я едва не упала.

Мне стало холодно, будто я вышла в чем была на мороз. Это падала температура тела, тоже подчиняясь чарам.

— А ну, открыла дверь! — заорала совсем рядом одна из девиц. — Я кому говорю! Дверь открыла!

Она замолотила кулаками в кабинку, где заперлась ее подружка.

Теперь я чуяла обеих, различала и запах их крови, и торопливый перестук сердец. Я осторожно провела языком по зубам. Так и есть — клыки уже прорезались. Живот у меня скрутило, а челюсти свело от голода. Мнемерещилось, что я уже пробую кровь этих девчонок — горячую, соленую, с медным привкусом.

— А я тебя вижу! — пропела одна, скребясь в кабинку к подруге.

— И я тебя то-о-оже! — захихикала в ответ та.

Я потянулась, как выспавшаяся кошка. Отерла нож о ненужную футболку и тряхнула головой, так что густые и блестящие черные волосы рассыпались по плечам. Даже не видя себя в зеркале, я точно знала, что и глаза у меня изменились, — теперь они стали холодновато-голубые, цвета гиацинтов. Я раскрыла ладонь. Рана уже затянулась, от нее осталась лишь тонюсенькая алая черточка, а через несколько минут исчезнет и она. Эта особенность — то, что раны, даже нанесенные серебром, заживают чуть ли не мгновенно, — входила в стоимость чар, весьма недешевых. Я подтянула шорты, которые теперь сидели несколько иначе, ведь бедра у меня стали шире. Тут накатила очередная судорога, и мне пришлось прижать ладони к животу. К счастью, отпустило быстро. Осталось поправить маечку — новый роскошный бюст ее так и распирал. Заодно я убедилась, что кожа у меня теперь бледная и под ней изысканно проступают голубые жилки. Я втянула ноздрями запах девиц, манящий запах их крови, и от предвкушения поживы у меня отвердели соски и между ногами стало горячо и влажно.

— Ну хва-а-атит уже, а? Отдай, ща моя очередь, ва-ще! — ныла одна из девиц, царапая ногтями дверцу соседней кабинки, — выклянчивала у подружки косяк.

Я вновь засунула ножик за шкирку и торопливо надела куртку. Джинсы и футболку бросила прямо на полу и вышла из кабинки.

Девица с каштановыми волосами стояла на четвереньках, задрав зад, и пыталась дотянуться до ног подруги, которая упорно не желала выходить из кабинки.

Я обнажила клыки и усмехнулась, но получилось больше похоже на шипение.

Девица обернулась через плечо, увидела меня, глупо разинула рот и попыталась сесть на корточки. Потом пробулькала:

— Ой, бли-и-ин! Эй, слышь, тут кровососы!

Я плавно присела возле нее. Она не пыталась бежать, даже не отшатнулась, — накурилась до одури, начисто подавившей страх. Я провела кончиком пальца по ее сонной артерии, почувствовала, как у нее ускорился пульс, отвела от ее шеи волосы. Кожа гладкая, без единой ранки, как говорится в таких случаях у вампиров, девственно-чистая. Мгновение — и я уже стояла на ногах. Люди так быстро двигаться не умеют.

Меня снова пронизала судорога.

У этой девицы нет того, что мне требуется. Но есть то, чего я жажду.

Она плюхнулась обратно на четвереньки и попыталась ухватить меня за щиколотки.

— Хошь кровушки попить, кровососка? — С этими словами она вскинула руку — дразнилась, вертела передо мной запястьем и повизгивала. — Эй, кровососка, а кровососка?

Я кинулась прочь, но крик ее долго отдавался у меня в ушах.

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

Перенаселенные блочные дома сменились домишками на две семьи, с замусоренными палисадниками и обшарпанной штукатуркой. Жиденький свет сочился сквозь шторы и падал на неровный, весь в выбоинах асфальт. То и дело встречались высотные многоэтажки, исписанные граффити, — вздымались в небо, как великанские надгробия. Кое-где дома стояли заброшенные, с окнами, наглухо забитыми металлическими щитами. КровоСОС-таун во всей полуночной красе.

Я замедлила бег и обнаружила, что даже не запыхалась.

На ближайшем перекрестке мое внимание привлек большой бар под названием «Пиявка и падалица». Его украшали пластиковые балки — подделка под тюдоровскую эпоху. Вывеска над входом поскрипывала и раскачивалась, даром что в жарком воздухе не было ни ветерка. На вывеске, красуясь острыми картонными клыками, изгибалась пиявка, готовая впиться в сочное яблочко-падалицу. В склизкой груди пиявки мигало, пульсировало неоном голубое сердечко.

Я добралась до цели.

Над дверью паба сверкали золоченые буквы таблички, извещавшей, что «Арчибальд Смит имеет лицензию на торговлю пивом, вином и крепкими напитками в помещении заведения и снаружи, а также разрешение на вампирскую деятельность».

Я не часто сюда захаживала; мне лицензия не требовалась. Однако не все вампиры в СОС-тауне так же законопослушны, как завсегдатаи «Пиявки».

Как будто услышав мои мысли, из темноты материализовался целый патруль гоблинов-колотунов. Они протопали мимо, сверкая красными, синими и зелеными лампочками на кроссовках, с битами на плечах. Биты тоже посверкивали — оберткой из серебряной фольги. Таких патрулей в СОС-тауне имелось несколько, и все они были частные и существовали на деньги вампиров. Если вдуматься, ничего удивительного, гоблины хватаются за любую работу. Я настороженно ждала, пока патруль пройдет. Вожак, рыжеволосый, с локончиками в стиле Ширли Темпл, метнул на меня пристальный взгляд. Но я была одна, сама по себе, и стояла в двух шагах от бара для кровососов, так что поводов придраться у него не нашлось.

Войдя в паб, я окунулась в душное марево дыма, перегара и запаха крови. Гам и хорошо слышный мне стук множества сердец едва не заглушали музыку, которая лилась из автомата, — сильный чистый голос Энни Леннокс, поющей «Первый порез». Сейчас я была вампиром, все мои чувства обострились до предела, поэтому запахи и звуки обрушились на меня с такой силой, что я едва не пошатнулась. Замедлив дыхание, я сосредоточилась. Как и любой вампир, я нуждалась в кислороде, но все, что нам нужно, мы черпаем из запасов собственного организма — он, умница, поставляет мне кислород в легкие прямиком из крови, а не из воздуха. Я медленно сосчитала до двенадцати и вновь начала дышать. Теперь это давалось мне легче, да и шум с запахами уже не так мучили и дразнили. Я уже три года как пользовалась этими чарами, и с каждым разом подстройка давалась мне все легче. Правда, у меня ушло полгода на то, чтобы разобраться, как именно применять чары; была бы при них инструкция по эксплуатации, я управилась бы и быстрее, но на черном рынке ничего такого к покупке не прилагается.

Теперь я огляделась. Тюдоровская тема просматривалась и в интерьере — снова те же фальшивые балки, но теперь уже пересекавшие низкий потолок. Кроме того, по стенам шли росписи на охотничьи темы. Кабинки в задней части заведения, у бара, отделенные друг от друга высокими дубовыми разгородками, почти все были битком набиты, но столики в первом зале по большей части пустовали. Посетителей у стойки я своим вампирским зрением видела как чередование пылающих, светящихся фигур и тусклых теней. Светились и пылали люди — инфицированные, в чьих жилах вместе с кровью бурлил впрыснутый вампирами яд. В сравнении с ними вампиры, конечно, казались тенями. Но у каждой из этих теней было свое лицо... а вот и знакомое попалось. Ну точно — мистер Июнь, еще один модельной красоты вампир, которого я видела на страницах календаря «Голубого сердца». Он маячил у стойки в компании еще двоих себе подобных, и эта троица, в отличие от всех, почему-то вела себя очень тихо — не болтала и не обсуждала, чем бы полакомиться в заведении.

Я примерилась, выбирая удобную позицию: не слишком близко, чтобы не заметили, но ровно настолько, чтобы подслушивать... То есть выбрать-то я ее выбрала, но она уже была занята какой-то в высшей степени соблазнительной фигурой в черной коже. Посетитель сидел ко мне спиной. Надо сказать, что рост мой не меняют никакие чары, я всегда остаюсь все той же невеличкой, пять футов пять дюймов. Поэтому я подняла руку повыше и постучала по кожаной спине. Посетитель развернулся, оторвавшись от стакана, и прямо у меня перед носом оказалась мускулистая грудь, которой бы самое место на обложке дамского романа. Разумеется, с неизменно популярным вампирским уклоном, потому что от левого соска наискось шли следы клыков и заманчиво терялись под кожаным ремнем. О-о-о, да мне сегодня везет, как никогда! Нашла настоящего гота, не фальшивку какую-нибудь.

Лицо парня вполне соответствовало фигуре — тоже хоть на обложку. Точеные черты, каштановые кудри, светло-карие глаза... Он улыбнулся. Судя по зубам, человек. Во взгляде его загорелся недвусмысленный интерес и готовность к чему угодно.

— Меня зовут Дарий, и я тебе сразу скажу «да», — поспешно заявил он.

Я удержалась, чтобы не фыркнуть. Мало того что сам не свой до нового укуса и новой дозы яда, так еще и бравирует этим.

— Ты же еще и вопроса не слышал, — поддела его я.

Рука Дария нарочито медленно погладила следы укусов.

— Что ни пожелаешь, я на все согласен.

Я тронула языком собственные клыки. Может, лучше сразу покончить с этим пунктом в моих планах на ночь, чтобы потом не отвлекаться? Конечно, таких вот желающих в СОС-тауне хоть отбавляй, но, как говорится у вампиров, кусай, пока горячо, а этот ведь просто сгорает от желания подставиться под клыки. Я присмотрелась. Да и часть следов у него на коже совсем свежие, — значит, он изнемогает.

Я провела кончиками пальцев по следам укусов, и по гладкой коже Дария пробежала дрожь. Рука моя соскользнула ему на живот. Вот и искомое: свежая ранка, которая горит от впрыснутого в нее яда. Я прижала к ней ладонь, и Дарий прерывисто вздохнул.

— Готов на все, — игриво промурлыкал он, не сводя глаз... нет, не с моего лица. Он уставился пониже.

Ну конечно, как было не заметить мою роскошную оснастку! Моя пышная грудь грозила выкатиться из тесной маечки, и к тому же от вампирского голода вены так вздулись, что смахивали на голубые шнурочки. Кто угодно бы с первого взгляда понял, как я изголодалась.

Дарий придвинулся ближе. Он так и льнул к моей руке. И она в ответ скользнула еще ниже.

Что там говорить, Дарию на оснастку тоже было грех жаловаться. В меню на десерт явно предлагались любовные утехи. Впрочем, так оно обычно и бывает в подобных случаях, и говорят, доза при этом лучше усваивается. Я коснулась губами ранки у него над сердцем и ощутила вкус пряностей.

Но тут же поймала боковым зрением мистера Июня и его приятелей. Это заставило меня очнуться и решить: дело прежде всего. Развлекаться будем потом. Всегда найдется другой Дарий, или Роберто, или как там они себя называют.

— Хватит, поиграли. — Я легонько отпихнула красавчика.

— Поматросила и бросила! — Он шутливо-обиженно надул губы.

Я ткнула его указательным пальцем в живот.

— Ладно, ладно, понял, отваливаю. — Он посмотрел на меня с надеждой. — Может, потом продолжим?

— Там видно будет. — Я сверкнула на него клыками.

Он усмехнулся:

— Ух, класс!

Облокотившись на стойку, я поманила к себе барменшу; судя по отсутствию темных очков, эта дюжая гоблиниха родилась не под землей. Она отвлеклась от перетирания стаканов, бросила полотенце на плечо и поспешила ко мне:

— Чего вам налить, мил-моя?

— Водки. «Столичной», если найдется.

Барменша поправила пышный бант на ядовито-желтой кофточке, как нельзя лучше оттенявшей ее лимонные глаза навыкате.

— В ассортименте имеются добавки, могу предложить новинку — черничный сироп. Желаете?

Я отказалась. Вообще-то, многие вампиры сластят спиртное, кое-кто в крепкие напитки даже сахар кладет, но я предпочитаю пить чистое.

Барменша щелкнула узловатыми пальцами:

— Сей момент! — Потом пригнула голову, так что хитроумная прическа-корона из множества выбеленных косичек чуть не перекосилась, как перегруженный кремом свадебный торт. Вгляделась в меня повнимательнее. — Сдается мне, мил-моя, вы не из завсегдатаев. Так что два слова о наших правилах.

Правила? Брови у меня удивленно поползли вверх. Оказывается, у них тут цивилизованное заведение, а я и не подозревала. На стойке между нами откуда-то возник картонный прямоугольничек — подставка под стакан. Он был выполнен в виде карты. Король черви, только сердечки не алые, а голубые.

Барменша постучала по карте когтем с лимонно-желтым маникюром:

— Большинство нашей клиентуры из кровного клана Сердца, но посторонним тоже не отказываем. — Она подергала носом, отчего ее длинные кошачьи усы, краса и гордость любого гоблина, заходили ходуном, и многозначительно добавила: — Главное, чтобы без эксцессов.

— Уж чего-чего, а эксцессов мне и самой не надо, — отозвалась я.

— Рада слышать.

На подставке молниеносно, будто из воздуха, появилась запотевшая хрустальная стопка.

— Рассказываю дальше. — Она забарабанила как по писаному: — Найдете себе партнера, имейте в виду — кабинки только для шей и запястий. Если у вас другие предпочтения, к вашим услугам отдельные кабинеты по разумным расценкам. Оплату страховки на непредвиденные медицинские расходы принимаем по кредитке. Время расчета за номера — за час до рассвета, в случае опоздания плата взимается уже за двое суток.

— Буду иметь в виду.

В стопку пролилась прозрачная струя водки, потом посудина скользнула по стойке прямо ко мне. Обычная магия домовых. Гоблины магию чуют, но пользоваться ею не умеют, и никакие чары их не берут. Мне, конечно, любопытно было проверить, так ли это и в чем тут секрет, особенно после разбирательства с Агатой. Может, домовые тоже торгуют чарами, как ведьмы? Правда, я ни разу не слышала ни о чем подобном. Впрочем, полюбопытствовать мне бы все равно не удалось: пока я временно переродилась в вампира, все мои магические свойства отключились. Может, потому-то гоблины и не чуют во мне сиду, когда я принимаю это обличье, — вот и традиционного приветствия я от барменши не дождалась, пальцем вдоль носа она не провела.

— Первая порция за счет заведения, мил-моя. Приятного аппетита. — Барменша показала зубы, украшенные серебряными винирами с нашлепками из цитринов. Все в гамме.

— Ваше здоровье! — Кивнув, я взяла холодную стопку, но пить пока воздержалась.

За спиной у барменши тянулось широченное зеркало, в котором панорамой отражался весь бар. В частности, отражались в зеркале и я, и те трое вампиров, которых я заметила, как только вошла. Все эти поверья, будто зеркала вампиров не отражают, не более чем пустые россказни. А зеркало оказалось очень кстати: мне даже не приходилось поворачивать голову, чтобы наблюдать за той троицей и за всем заведением в целом. Мистер Июнь придерживался стиля кинозвезды пятидесятых годов двадцатого века, этакая ходячая стилизация под Гэри Гранта. Второй вампир, пониже его ростом, отличался румяной физиономией херувима. Третий, темнокожий, щеголял зигзагами, пробритыми в короткой стрижке, и золотой серьгой в брови. Белый металл к черной коже подошел бы лучше, но, может, у него нет денег на платину.

Я решила послушать, о чем они толкуют, и выделила их голоса из общего шума — очень полезный вампирский навык, которым я овладела в совершенстве.

— Не-е, мне подавай помоложе да посочнее, — вальяжно протянул Зигзаг. — Вон, гляньте на ту телку: такими буферами придушит и не заметит. Мне, правда, воздух не нужен...

И кто же это его так заинтересовал? Ага, вижу, у этой девицы в черном кожаном корсете бюст выложен как на блюде — налетай угощайся. Немудрено, что вампир губу раскатал. Девица пристроилась на краешке высокого табурета у стойки, сжав в руке бутылку со слабоалкогольной шипучкой, и так и шныряла глазами по всему бару — почище прожектора в погранзоне. На охоту в СОС-тауне выходили не только вампиры.

Херувимчик покачал головой:

— Знаете, ребя, от чего я просто зверею? От достижений техники, будь они неладны. Наука-шмаука, так ее раз этак! Никогда не знаешь, где налетишь на фальшак. Взять вот хоть вчера: склеил телку, пришли к ней, ну, она прям пальчики оближешь, тоже буфера знатные, ну ваще чисто арбузы. — Он ухмыльнулся и проделал общеизвестный мужской жест, очерчивая в воздухе знатные буфера. — Вам бы увидеть, вы б слюнями изошли.

Зигзаг подался вперед и блеснул клыками, белоснежными на фоне темной кожи.

— Ладно, я, значит, ее цап зубами за титьку и... — Херувимчик выдержал эффектную паузу, чтобы потомить слушателей. — И чего вы думаете? Увяз в силиконе, так его раз этак! — Он скривился от отвращения. — Еле отплевался, чес-слово! У ней свои-то буфера, видать, с кукиш были, вот и надставила, корова! Тьфу!

— Да-а, старик, ну ты и попал. — Зигзаг от волнения чуть губу себе не прокусил. — Можно сказать, вляпался!

— Дак и я о чем! — Херувимчик похлопал себя по груди. — Не-е, я теперь пуганый, меня больше не проведешь. Этот силикон на вкус хуже тролльего дерьма. Лучше уж пусть титьки поменьше, зато натуральные. — Он сокрушенно покачал головой. — Наука, так ее раз этак!

Вдруг я спиной почувствовала чей-то пристальный взгляд, как тогда, утром, в кафе, когда на меня пялился Газза. Обернувшись, я была готова к тому, чтобы вновь увидеть этого неприятного типчика, однако глазел на меня вовсе даже Дарий. Он стоял у музыкального автомата, перебросив кожаное пальто через руку и красуясь литым торсом. Поймав мой взгляд, он тотчас нажал кнопку, и по бару разнеслась песня «Депеш Мод» «Хочу тебя скорей!». Я и ухом не повела. Вот еще, эта пища будет искать моего внимания! По крайней мере, в кафе «Рози Ли» ни кофе, ни яичница не бегали за мной с нескромными предложениями!

— А я знаете от чего зверею? — Мистер Июнь поправил аккуратно уложенные темные волосы. — Эти здешние жуткие коктейли! Прям тошнит уже от них. Фруктовый сок, и ни капли алкоголя — спятили они, что ли? Нет уж, мне подавай, которые джин хлещут, их я хоть пачками... — Он ностальгически вздохнул. — Вот в восьмидесятые это был кайфовый райончик, как сейчас помню. Тогда тут портовые грузчики отирались. Выбирай — не хочу, даже и гипнотизировать не приходилось. Они так джином накачивались, что и без гипноза ничего не соображали и на все соглашались, и вкус был что надо — терпкий такой.

— И что за газированную дрянь сейчас пьют? — поддержал его Зигзаг. — Она только кровь портит, высосешь и потом полночи икаешь как идиот!

— Это еще не все! — продолжал жаловаться мистер Июнь. — А форма ихняя, которую они меня заставляют напяливать? — Он провел рукой по черной шерсти своей рубашки. — Отлично, отлично, настоящий винтаж времен Второй мировой, но у меня от него дикая аллергия, все тело чешется! Я думал, Рио разрешит мне шелковую подкладку, так нет же, эта стерва уперлась, заладила свое: «Клиентам не понравится, клиентам не понравится». А то они разберутся, можно подумать!

— Ладно, хватит уже ныть. — Зигзаг понюхал бренди в стакане. — Ты тут звезда заведения, тебе неплохо платят за твои страдания, не грех и потерпеть, и к тому же твоя рожа красуется на всех углах. Я про рекламу.

Я вспомнила про водку и отпила глоток. Краем глаза уловила в зеркале какое-то движение и увидела, что девица в корсете поднялась. Ого, да там еще имеются пышная атласная юбка и сетчатые черные чулки! Есть на что поглядеть. Девица явно именно на это и рассчитывала: сначала она как следует взбила юбку, потом принялась поправлять чулки, медленно и сладострастно оглаживая собственные ножки от щиколотки до самого бедра. Показательное выступление. И кому же оно адресовано, всем или?.. Она томно посмотрела вокруг из-под накрашенных ресниц, поймала мой взгляд и тотчас соблазнительно заулыбалась.

— Что ж, свои плюсы, конечно, есть, но все-таки жаль, что Рио не подает спиртное, — посетовал мистер Июнь. — Клиенты на вкус были бы получше.

Я слышала его голос словно издалека — отвлеклась. Потому что Корсетная Красотка выпрямилась, выпятив грудь, подобрала длинные темные волосы и уложила свободным узлом на затылке.

— А какого ты мнения насчет мистера Марта? — поинтересовался Херувимчик. — По-твоему, это он кокнул или не он?

Я вновь сосредоточилась на вампирах.

— Кто его знает. — Мистер Июнь понизил голос: — Я слышал, он не поладил с подружкой — она запала на французишку, а тот на нее. В общем, вечная история: любовный треугольник довел до преступления. — Он фамильярно потрепал Зигзага по подбородку. — А девчушка тебе понравилась бы, как раз в твоем вкусе и все при всем.

— Видел, как же! — ухмыльнулся, сверкнув клыками, Зигзаг. — Она ж работала в одном из приватных баров у Рио. Девчонка была — самый смак, да и сложена как надо.

Дверь отворилась, и в зеркале отразилось еще одно знакомое лицо. Газза, гот-дешевка, все-таки пожаловал, но не один. Когда он вместе со спутником-вампиром направился в одну из отгороженных кабинок, я попыталась рассмотреть, кто же его сопровождает, однако это мне почему-то не удалось — мой взгляд словно соскальзывал или соскакивал в сторону. Я напряглась и повторила попытку, и снова меня постигла неудача. Потом в поле моего зрения попала Корсетная Красотка, и я думать забыла о Газзе с его спутником.

Красотка заулыбалась еще соблазнительнее и зазывно потеребила голубую шнуровку корсета, потом тряхнула головой и направилась ко мне.

— А разве она не в «Кровавом трилистнике» работала? — спросил кто-то из вампиров — отвлекшись, я уже не разобрала, кто именно. — У Деклана на кадры глаз — алмаз. Может, это цыпа Декланова что-то с ней не поделила? А может, вообще ее приревновала да и пришила?

Голос вампира затих, потому что чем ближе подходила Корсетная Красотка, тем сильнее я отвлекалась. Она ловко вскарабкалась на соседний табурет.

— Смотрю, ты на меня глядишь, дай, думаю, поближе переберусь, — промурлыкала она и поправила темные волосы, в которых голубели крашеные пряди.

— Информация устарела, — фыркнул Зигзаг. — Знаете, кто теперь разнюхивает насчет Мартовой подружки? Сам старина Красноглаз, Малик аль-Хан. Может, он ее и положил.

Я залпом опрокинула остаток водки. Горло обожгло.

Корсетная Красотка накрутила на пальчик прядку, выбившуюся из прически, а потом позволила ей заманчиво упасть прямо в роскошное декольте.

— Ты ведь не из здешних вампиров?

— Нет. — Я пригляделась. Кровь так и бурлила у нее под кожей, и от девицы исходило жаркое сияние.

— ...А Малик с Графом спорили об этом, да так громко, что и я услышал... — Это троица вампиров продолжала делиться сплетнями.

— Я видела, как ты отшила Дария. — Корсетная Красотка кивнула туда, где у музыкального автомата по-прежнему томилось мое несостоявшееся блюдо, хмурое и разобиженное. — И правильно сделала, что турнула его, он ведь новая игрушка самой Рио. — Красотка потерлась о меня коленкой. — К нему никто из постоянной клиентуры и близко не подходит, себе дороже.

Я попыталась переключиться на то, что говорили вампиры, и не слушать Красотку.

— ...а Граф послал его подальше... ну, не то чтобы прямо послал, но сказал, мол, ты нам тут не нужен...

— Рио лучше не злить, она своими игрушками ни с кем не делится. — Красотка нюхнула мою стопку. — С новой черничной добавкой?

Я мотнула головой, но она все равно бесцеремонно допила последние капли, остававшиеся на донышке.

— А любимчик, который у Рио был до Дария, тот вообще отчебучил — возьми да и свяжись с другим вампиром, ну не идиот ли?

Хоть бы она помолчала. Зигзага совсем не слышно.

— ...и велел ему не изображать этого, как его, Мак... Макиавелли...

— Тогда Рио жуть как разозлилась, послала вампиру-сопернику вызов и убила его. — Корсетная Красотка придвинулась и проворно сунула руку мне под куртку. — И пригрозила, что убьет каждого, кто посягнет на ее собственность.

— ...а он в ответ, мол, смерть — дело житейское, куда важнее соблюдать наши традиции, мы на них стоим и стоять будем...

Талию мою обвила горячая рука.

— Ой какая у тебя кожа бледная, ну чисто сливки, — промурлыкала Красотка и запрокинула голову, подставляя мне горло. На ее шее четким полумесяцем выделялись следы предыдущих укусов, воспаленные от впрыснутого яда.

— ...и еще, мол, надо соблюдать статус-кво...

Живот у меня свело от голода. Теплый, сладкий запах Красотки притягивал, и я лизнула горячий след от укуса, царапнув клыками ее кожу. На языке остался вкус пряностей и меди.

Красотка прямо-таки задрожала от моего прикосновения. Сглотнув слюну, я вспомнила о правилах заведения и поискала глазами свободный закуток, чтобы не пить кровь прилюдно.

Как раз в этот самый миг меня и миновал Газза, обнимая за плечи...

Да что такое, в самом деле! Мой взгляд опять отскочил от его спутника, как резиновый мячик от стенки, и перелетел на Дария. Тот давно уже покинул свой пост у музыкального автомата и прохлаждался на диванчике, обтянутом кожзаменителем.

— ...веселее, парни, — это был голос Херувимчика. — Сейчас будут давать навынос!

Красотка погладила меня по спине.

— Пойдем поищем, где приткнуться? — шепнула она. — Знаешь, я никогда еще не пробовала с вампиршей...

От ее близости, от источаемого ею жара голова у меня шла кругом, а стиснутые челюсти свело. Мне было совсем невтерпеж, как, впрочем, и Корсетной Красотке.

Мистер Июнь соскочил с табурета и вместе с Зигзагом и Херувимчиком направился прочь из бара.

Так вот о чем они толковали!

Прах побери!

Этот дурачок Газза нарвался на банду кровососов.

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ

Выскочив из паба, я обнаружила банду очень быстро — они свернули в ближайший темный проулок. Жиденького лунного света, по меркам моего вампирского зрения, как раз хватало, так что я отлично различала происходящее.

Херувимчик, Зигзаг и мистер Июнь полукругом обступили Газзу и его спутника, которого я теперь видела вполне отчетливо, — белокурого длинноволосого вампира в алой романтической рубашке с распахнутым воротником. Блондин держал Газзу за плечо. Интересно, почему в пабе мой взгляд от него отскакивал, — какой-то неведомый мне вампирский приемчик, что ли? Или чары?

Шайка выбрала место умело: проулок не заканчивался тупиком, так что было куда отступать, но в то же время в него не выходило никаких окон, — значит, никаких ненужных свидетелей. А от дверей паба шайку отделяло несколько контейнеров, заполненных пустыми бутылками. Если кому и по силам разглядеть их, то лишь еще одному вампиру, и, случись такое, он или пройдет мимо, не заинтересовавшись, или присоединится — зависит от его желания. Пряталась же шайка не от собратьев и не от жертв, а от патруля гоблинов с их увесистыми дубинками, оправленными в серебро на страх вампирам.

Кулаки у меня стиснулись сами собой. Я знала, что сейчас будет, и знала, что не могу им помешать, во всяком случае пока, ведь их четверо на одного — соотношение определенно не в мою пользу. Конечно, я могу сама вызвать патруль, но времени катастрофически в обрез: пока я бегаю за гоблинами, Газзу уже покусают — и станет он пациентом «Надежды» и пожизненным потребителем пилюль джи-зава.

Если, конечно, выживет.

Поэтому я наблюдала за ними, застыв на месте. От ярости, отчаяния и голода у меня мучительно сосало под ложечкой.

Блондин ловко зажал шею Газзы локтем.

— Налетай, ребята! — объявил он.

— Что?! — Придушенный вскрик Газзы оборвался — стальная хватка вампира едва не сломала ему трахею.

— Чш-ш! — Блондин погладил гота по щеке и рывком заставил откинуть голову, едва не свернув тому шею. — Смелее, парни, кушать подано!

Газза отчаянно бился и хватал скрюченными пальцами воздух, но куда там!

— Чур, моя очередь! — Зигзаг ловко рванул с плеч жертвы пальтишко из искусственной кожи, спустил его Газзе до пояса и тем самым запеленал ему руки по швам. Чувствовалось, что у него немалый опыт по части подобных приемов.

Тяжелые ботинки Газзы заскребли по асфальту — он брыкался.

Я порылась в кармане, вытащила один из значков-талисманов.

— Щас будет еще веселее! Фокус «паук и муха»! — Херувимчик загоготал, сдернул с Газзы штаны и намертво стреножил беднягу.

Но Газза все еще не сдавался — он дернулся всем телом. Жалобное было зрелище: он оказался такой тощий, что тазобедренные кости над крошечными красными плавками выступали, как цыплячьи крылышки.

Движением плеч, сбросив куртку, я разостлала ее прямо на булыжной мостовой. Сунула под нее значки и включила на них мигалки.

Мистер Июнь схватил Газзу за ворот футболки, хищно зашипел сквозь зубы и одним махом разорвал ее пополам до самого низа, обнажив тощую грудь, разукрашенную булавками. Выдернул одну из левого соска Газзы, рассмотрел и кинул через плечо.

— Ничего страшного, это просто нержавейка.

Ребра у Газзы мучительно вздымались и опадали на каждом судорожном вдохе.

Блондин в алой рубашке ощерил клыки и шагнул вперед.

Я обхватила себя за плечи и сомкнула губы, стараясь удержать возбуждение, вскипавшее в крови.

Тонкий пронзительный вопль прорезал ночь, будто кололи свинью. Воздух наполнился острыми запахами крови и вампирского яда. Раздалось жадное мокрое чавканье и хлюпанье.

Я зажмурилась и вжалась в кирпичную стену, прислушиваясь.

Сдавленный, прерывистый скулеж жертвы, приглушенный утробный рык, с которым сосал кровь один из вампиров... Сердце Газзы колотилось все быстрее — сначала от страха, потом от впрыснутого в девственную кровь яда, потому что от него подскочил уровень адреналина...

Я бы с радостью не только зажмурилась, но и слух отключила, однако понимала: если я хочу спасти Газзу, наоборот, нужно держать ушки на макушке и выжидать удобный момент. Проклятие! А ведь считается, будто эта часть СОС-тауна — место относительно безопасное. Как бы не так. На будущее придется мне расширить свои охотничьи угодья.

Через некоторое время я открыла глаза и посмотрела в небо: там, едва пробиваясь сквозь лондонский смог, слабенько помигивали звезды.

— Фантастическая вкуснотища, парни!

Услышав это, я вскочила и осторожно заглянула за угол.

— Сразу силиконовый привкус отобьет! — причмокнул Херувимчик.

Пора действовать.

Я подхватила куртку и быстро влезла в нее. Значки тускло помаргивали.

— Патруль! — прошелестела я, стараясь держаться в тени. — Эй, вы, патруль идет!

— Прах меня побери! — вскинулся Зигзаг.

Херувимчик хлопнул Блондина и мистера Июня по плечам:

— Делаем ноги, парни. Гоблины идут, вон, отсюда вижу, кроссовками сверкают!

И вся четверка беззвучно унеслась прочь.

Погасив мигающие значки, я приблизилась к Газзе. Он валялся там, где его и бросили вампиры, спеленатый по рукам и ногам. Широко распахнутые и затуманенные глаза блуждали, тело сотрясала дрожь, а из укусов струилась темная кровь. Укусить его успели все четверо. Я как раз и выждала, пока каждый не укусит жертву по разу, не больше, но все равно пересчитала раны.

И поспешно сглотнула слюну. Раны-то совсем свеженькие, и кровью пахнет отчаянно. Я отвернулась и со всех сил двинула кулаком по металлическому ящику с пустыми бутылками. И еще, и еще. Разбила костяшки до крови, слизнула ее... Вроде немножко полегчало.

Опустившись на колени, я пощупала пульс у Газзы на шее. Быстрый, прерывистый, как у испуганного кролика.

— Ну что, бедолага, ты-то ожидал другого? — пробормотала я себе под нос.

Вампиры высосали порядочно, парню еще повезло, что он молод и сердце у него здоровое, однако кровотечение не останавливалось, и, если раны не закроются, он истечет кровью до смерти.

— А нам это совсем ни к чему, верно, дружок? — насмешливо спросила я.

Наклонилась ниже, припала к ранке в сгибе его локтя. Металлический вкус крови обжег мне язык; от адреналина она пенилась, будто лимонад. Но кровотечение остановилось, потому что моя вампирская слюна заживляла ранку и ускоряла процесс. Я на минуту остановила дыхание, затем заставила себя выплюнуть его кровь. А мне так хотелось распробовать ее, покатать на языке, точно изысканное вино, и... проглотить.

Оторвав полоску от лохмотьев, оставшихся от футболки Газзы, я забинтовала ему руку. Когда я приподняла парня и накинула ему на плечи пальто, он тихонько заскулил. Так, теперь займемся ранами на ногах. По одной на каждой, с внутренней стороны бедра, близко к паху, так что плавки промокли от крови.

— Эх, чтоб им стоило найти не такое деликатное местечко, Газза! — вздохнула я.

Но вампирская шайка на то и шайка, чтобы вдарить по всем венам и ни в чем себе не отказывать. Обработав первую рану на бедре, я забинтовала и ее. Вторая располагалась повыше, и подход к ней отчасти перекрывали Газзины причиндалы. Действовать приходилось осторожно, но тем не менее под пальцами у меня что-то трепыхнулось, и я сразу поняла что.

Ох уж эти мужчины! Вечная история. Он же накачан адреналином по уши, только тронь — гормоны и взыграли. Возбудиться на пороге смерти — миленькое дело!

Очередная ранка послушно закрылась. Я приподнялась и сплюнула кровь, потом принялась отрывать новую полоску от футболки. Плавки у Газзы были такие тесные, что его возбуждение не просто не укрылось от моего взгляда — оно, так сказать, высунуло голову наружу. Теперь Газза подергивался одновременно от боли и от совсем других ощущений.

— Будет тебе, Газза, успокойся, — пробормотала я. — А ну, отгони-ка эту кровь из штанов туда, где она больше нужна, — пусть лучше к мозгам приливает, мозги-то у тебя, братишка, слабенькие.

Вместо ответа Газза выдал уже не дрожь, а практически судороги.

Вот чего нам тут не хватало для полного счастья! Раз судороги, значит, Блондин в красном впрыснул жертве многовато яду. Больше, чем я думала.

Я ухватила Газзу за щуплые плечи. Он конвульсивно вздрогнул, точно его шарахнуло сильнейшим оглушающим заклятием, колено у него дернулось вверх, ударило меня в грудь, и я шлепнулась наземь. Газза разинул рот и засипел, задыхаясь. Губы у него посинели. Перенасыщенная ядом кровь проносилась через легкие слишком быстро и не успевала набрать кислорода. Мне пришлось навалиться на Газзу всем телом, чтобы обездвижить.

Яд нужно вывести из организма, и как можно скорее.

Газза выгнулся дугой и едва не сбросил меня, такой сильной оказалась новая судорога. Я вцепилась ему в волосы и повернула его голову набок. В мозгу у меня мелькнуло свежее и неприятное воспоминание о том, как совсем недавно то же самое проделал вампир — Блондин в алом, прежде чем укусить жертву. Последний укус пришелся очень высоко и лишь чудом не задел сонную артерию. Крошечные ранки, не больше булавочного укуса, были буквально на волосок от нее и сочились не кровью — бесцветной прозрачной жидкостью. Я припала к этому же месту и проткнула клыками воспаленную кожу. В горло точно жидкий огонь хлынул. Мир затуманился, подернулся серебристой зыбкой дымкой, я впивала яд не губами, нет, — каждой клеточкой изголодавшегося тела и чувствовала, как теряю обычное ледяное самообладание, стоившее мне таких немыслимых усилий.

Я насыщалась бездумно, словно вампир, впервые приобщившийся к Дару. Я растворялась в пульсирующем тепле, которое затопило меня целиком. Когда в меня впились чужие пальцы, я застонала от блаженства. Судороги распластанного подо мной тела повторялись снова и снова, но теперь уже в ритме, старом, как этот мир, и я прильнула теснее, мне хотелось еще и еще. Горячее дыхание обжигало мне ухо, запахи соли и пота щекотали ноздри, а на языке перекатывался медный привкус крови...

С первым же глотком крови пришло отрезвление. Я резко вскинула голову.

Газза что-то проурчал и стиснул меня крепче. Тощие бедра дернулись еще раз. Я посмотрела на него холодным трезвым взглядом. То еще зрелище! Черная обводка вокруг глаз размазалась, подбородок весь в красных прыщах, и при каждом выдохе под носом покачивается сопля — в трогательном соседстве с булавкой в правой ноздре.

И я предпочла это обаяшке Дарию и Корсетной Красотке?

Ну и кто я после этого? Такой же паршивый кровосос, как они все.

Встав на четвереньки, я старательно сплюнула кровь, чтобы и следа ее не осталось у меня во рту. Ребрышки у Газзы все еще вздымались, сердце колотилось быстро, но не так лихорадочно, как раньше. Я прикрыла глаза. Начала дышать, сердце застучало, глухие сильные удары отозвались в груди, но яростный голод и желание не отпускали и скреблись внутри. Даже теперь, насытившись ядом, я все равно жаждала большего, потому что успела войти во вкус. «Бери же! — понукал внутренний голос. — Бери то, что хочешь, то, что тебе необходимо!»

Проклятие! Тысяча проклятий! Миллион проклятий!

Да я же едва не изнасиловала паренька. Ладно, допустим, я спасла ему жизнь, да и почти изнасилование ему явно понравилось. Выбора-то у него все равно не оставалось.

В ушах у меня зажужжало, а в животе похолодело.

Чья-то рука грубо ухватила меня за волосы, чуть не сняв скальп, и я с размаху врезалась головой в кирпичную стену. Из глаз посыпались искры, а потом наступил мрак.

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

В нескольких дюймах от своего лица я смутно увидела босую ступню. Кажется, пальцев на ней было многовато. Я поморгала, и пальцев стало пять. Я попыталась шевельнуть головой и чуть не взвыла — череп раскалывался от боли. Я осторожно пощупала затылок, опасаясь, как бы череп и впрямь не раскололся, потом поднесла руку к глазам... Словно в красную краску обмакнулась.

Проклятие! Куда еще хуже?

Я попыталась встать и охнула — бок тоже болел. Откинулась назад и понадеялась, что чары излечат мои раны как можно скорее.

— Огорчительно, весьма огорчительно застать вас в таком положении.

Горячие пальцы прошлись по моей коже. Голос с легчайшим иностранным акцентом принадлежал Малику аль-Хану.

Почему он босиком?

Ступни у него оказались узкие, красивые, а на одном пальце даже имелось черное кольцо. Я подавила желание потрогать это кольцо и глянула вверх. Черные брюки, свободная рубашка из черного шелка, так, на горло не смотрим, горло очень соблазнительное, бледное такое, смотрим еще выше... в черные запавшие глаза с горящими алым зрачками.

Сердце у меня захолонуло от ужаса и еще какого-то непонятного чувства.

— Какого пса вы это устроили? — возмущенно спросила я.

Малик скользнул вниз — текуче и плавно, как вода. Присел на корточки, так что теперь глаза наши оказались почти вровень. От этого мне еще сильнее сделалось не по себе, и я плотнее вжалась в кирпичную стену.

— Тот человек едва не умер, — мягко, но с угрозой в голосе ответил вампир.

Я поспешно кинула взгляд туда, где на мостовой, все еще без чувств, валялся Газза. Сосредоточилась и прислушалась к его пульсу. Замедлился, и сердцебиение ровное. Да, повезло мальчику, здоровье у него лошадиное.

Напряжение отпустило меня.

— Но ведь, не умер же — вон, живехонек.

Малик тряхнул головой:

— Опасно так набрасываться на добычу. От такого, — он ткнул рукой в сторону Газзы, — у них крепнут страхи, они превращаются в обезумевших параноиков, которые всегда настороже. Потому-то это и запрещено.

Я хотела было раздраженно возразить что-нибудь вроде «он первый начал, я тут ни при чем, я вообще хотела только помочь», но поняла, что, окажись я на месте Малика и натолкнись на такую вот сценку, тоже не разобралась бы и сочла саму себя виновной.

— Большое спасибо, что просветили. Премного благодарна. — Я осторожно начала поворачиваться на бок. — Но я в лекциях не нуждаюсь. Вся эта политкорректная чушь мне назубок известна.

Малейшее движение отзывалось болью в голове. Я поморгала. Нет, вообще-то, болит уже гораздо меньше, значит, чары начали действовать.

— А теперь, с вашего позволения, я тут приберусь немного, и давайте забудем о случившемся.

Малик вздохнул, и меня будто порывом ветра овеяло.

— Ты моя, Роза. Я не в силах это забыть. И продолжать в таком духе я тебе не позволю.

Я озадаченно наморщила лоб:

— Простите, что вы сказали?

— Мне сообщили, что ты одичала, Роза. — Он небрежно смахнул со лба черные волосы. В мочке уха блеснул черный кристалл. — Поначалу я не поверил... но теперь убедился своими глазами.

От изумления у меня по спине побежали мурашки. Почему он называет меня Розой? Что за игры?

— Меня зовут вовсе не Роза! — отчеканила я, радуясь, что удалось произнести это спокойно. — Вы что-то путаете.

— Нет, Роза, не путаю. Ты кровь от крови моей. — Алые огоньки в его зрачках полыхнули и погасли, так что теперь глаза стали как холодные обсидианы. — Я дал тебе Дар этой жизни.

Я уставилась на вампира в ужасе. Аль-Хан возомнил, будто это он посвятил меня в вампиры? Но почему? Неужели все дело в обличье пышной брюнетки, которое временно дали мне чары? Но это же просто маска, искусственно сконструированная с нуля, и не более того!

Ой ли? А если не маска? А если это внешность реально существующей женщины? Или... уже не существующей?

«Проклятие! Что за чары с черного рынка я умудрилась купить, что за контрафактный товар?!»

Отрицательно покачав головой, я обнаружила, что боль почти прошла. Какая глупость, как будто сейчас это имеет значение. Я подавила все сомнения и твердо сказала:

— Вы заблуждаетесь.

— Не смей со мной спорить! — резко ответил Малик. — Быть может, ты и стала независимее, но я все еще вправе тебя уничтожить, ибо я тебя породил. — Его красивые губы сжались в тонкую черту. — И я уничтожу тебя, если посчитаю нужным.

Нечего сказать, порадовал. Вот только этих слов мне и не хватало сейчас для полного счастья!

А Малик продолжал:

— Зачем ты бежала из дому, Роза? — Он протянул руку и легонько коснулся пальцем уголка моего рта. Глаза его мерцали печалью. — Зачем покинула своих?

От его касания к губам у меня прилила кровь, их начало покалывать, точно тысячей иголочек, а по всему телу пробежала дрожь — дрожь не до конца утоленного голода, и не только голода, но и желания, вызванного дозой вампирского яда. Предвкушение удовольствия заглушило боль. Я облизнулась и ощутила насыщенный вкус пряностей.

— Говорю вам, вы что-то путаете, никакая я не Роза. — Эти упрямые слова прозвучали у меня как-то неуверенно, да и голос предательски надломился.

Вампир лениво улыбнулся и наклонился совсем близко:

— Я знаю это тело, знаю, как музыкант свою скрипку, каждую ее струну. — Он взял мое лицо в ладони. — Знаю, как заставить его извиваться от блаженства и как управлять им.

Меня затопила волна тепла.

— И еще я знаю, как посулить твоему телу боль.

Губы мои задрожали, уже почти чувствуя касание его губ, и все тело откликнулось на его властный зов и покорно пожелало боли, которую он обещал, и я поняла, что готова спуститься в самый ад, лишь бы добиться этой сладостной боли. У меня закружилась голова, и, подвластная вампиру, я склонилась к нему, чувствуя, как мое дыхание касается его прохладных губ.

Он легонько провел по моей шее, притронулся к подбородку и прижал большим пальцем бившийся пульс.

— Оторвать бы эту прелестную головку, — промурлыкал он, уже почти целуя меня.

Где-то на горизонте моего затуманенного сознания голос разума поднял панический крик, но я велела ему заткнуться и слушалась теперь только дикого, яростного желания, которое переполняло мое сердце. Мне хотелось очутиться к Малику как можно ближе, и вот мы уже стоим на коленях друг перед другом, и я обнимаю его за талию, и шелк его рубашки холодит мне ладони, а терпкий аромат пряностей, исходящий от него, щекочет ноздри. Малик крепче стиснул мою шею, у меня вырвался вздох, и я покорно подставила губы, но...

...Вампир одним рывком вздернул меня на ноги и впечатал в кирпичную стену. Наваждениемгновенно спало.

— Но прежде всего, — прошелестел он, — ты скажешь мне, что сталось с подлинной хозяйкой этого тела.

— Говорю же, я не Роза! — прохрипела я, задыхаясь в его стальной хватке. — Я ничего не знаю!

Малик поднял мое лицо выше.

— Хочешь, чтобы я причинил тебе боль? — вкрадчиво осведомился он.

Незнакомое, неведомое ранее чувство охватило меня, смешиваясь со жгучим желанием и обостряя его, — подчиниться, уступить, попросить об этой боли. Я зажмурилась и стиснула зубы и отогнала это ощущение, заставляя себя держаться...

...и не умолять.

— Или ты хочешь, чтобы я тебя приласкал? — Руки его скользнули по моей груди, спустились на бедра, точно лепя статую из послушной глины, и каждая клеточка моего тела напряглась, и кровь словно вскипела в жилах.

Не может этого быть. Я тряхнула головой и задела затылком шероховатую стену, но боль отдалась лишь далеким эхом. Это лишь морок, гипноз, треклятая вампирская месма. Это не на самом деле!

— Нет, — прошептала я и открыла глаза.

Волна жара и желания отхлынула, и я тотчас ощутила сосущую голодную пустоту.

— Вот как. Значит, ее и вправду больше нет. — Малик легонько поцеловал меня в лоб. Так целуют покойников. — Роза не сумела бы устоять, она таяла, стоило лишь мне до нее дотронуться.

И такая скорбь прозвучала в его голосе, что по щекам у меня внезапно покатились слезы. Малик наклонился и слизнул их, потом тихо сказал:

— Этим драгоценным каплям не должно пропасть втуне.

Я не успела ничего ответить, потому что губы его нашли мои, раздвинули их, и вот уже его язык скользит по моим клыкам. Малик целовал меня жадно, точно изголодался, точно я была пиршественным яством, приготовленным для него одного. И я отвечала ему тем же, утоляла жажду и все никак не могла ее утолить. У него даже заколотилось сердце, и его обезумевший стук эхом отозвался в моем теле, мы уже почти слились в единое целое, от слабости у меня подгибались ноги, я таяла, я растворялась в его объятиях, и мне все сильнее хотелось большего...

Малик резко оборвал поцелуй. Я пошатнулась и ахнула, словно от боли, — так это было мучительно. Он сверлил меня глазами, в которых вновь вспыхнули алые огоньки.

— Тебе это тело не достанется. Оно не должно принадлежать кому-то чужому, не должно существовать без ее души.

Эти слова мгновенно отрезвили меня, как ведро ледяной воды, опрокинутое на голову. Малик убьет меня. Прямо сейчас. Не даст ни секунды на размышления. Я не успею никому позвонить. Просто убьет на месте, и точка. Но... он ведь не знает, что я сида! Ни один вампир не позволит себе вот так взять и убить сиду, потому что для них я величайшая драгоценность, им и в голову не пришло бы убивать такое сокровище. Только вот незадача: именно сейчас я не совсем я. Я ношу другое тело. Я просто еще один треклятый кровосос. Ну и дура же ты, Дженни Тейлор! Ведь твоя лучшая, надежнейшая защита — никакие не ведьминские чары, а ты сама. Ну да, конечно, ты сто раз говорила себе, что скорее умрешь, чем станешь деликатесом для вампиров, однако...

Умирать ты не настроена. Ты хочешь жить.

Руки Малика крепко держали меня, не давая даже повернуть голову.

— За тебя, Роза, и за твою любовь.

Шепот его окутал меня прочной сетью. Вампир уже склонился к моей шее, готовясь укусить.

Я не дамся! Не позволю убить себя!

Клыки Малика вонзились в мою кожу.

Но боли я не ощутила, лишь легчайший укол, — он впрыснул яд, поэтому боль мгновенно затопило блаженство, и мне тотчас захотелось, чтобы он не отпускал меня как можно дольше, захотелось чувствовать его укус, от которого по всему телу расходились волны экстаза. Губы впились сильнее, хватка стала властной, будто он брал то, что принадлежит ему по праву, и я знала, что с каждой волной блаженства из меня уходят жизнь и силы. Вокруг заклубились тени, темнота замерцала сотнями оттенков, неразличимых для человеческого глаза... Я вдыхала терпкий аромат пряностей так, словно это был кислород в безвоздушном пространстве. Вампир убивал меня, но я таяла от наслаждения, такой сладкой была эта смерть.

И все-таки, Дженни, ты хочешь выжить.

Я неимоверным усилием разомкнула объятия — оказывается, все это время я страстно обнимала вампира, — закинула руки за голову, прижалась к стене. Потом выгнулась, позволяя его губам прильнуть к моей шее еще теснее, заставляя Малика принять на себя всю тяжесть моего тела, а сама потихоньку нащупала нож, спрятанный за воротом куртки.

Смогу ли я сделать это?

Я помедлила, оттягивая страшный миг, когда мне придется грубо оборвать наслаждение, но потом все-таки решилась и, всхлипнув, сунула нож между нами, направив Малику в грудь. Почувствовала, как губы его дернулись на моей шее, и вонзила нож со всей силы. Малик отшатнулся, глаза его сверкнули от боли и потрясения, алый окровавленный рот мучительно оскалился.

Я тоже отшатнулась, зажимая ранку на шее и не сводя глаз с вампира.

И тогда он рухнул на колени, распростер руки и позвал меня беззвучно, и даже не мысленно, но всей кровью, бежавшей по его жилам.

«Кровь от крови моей», — призывал он.

Меня вновь потянуло к нему, против моей воли потянуло, хотя по пальцам у меня струилась кровь. Но я решительно сжала кулак и отступила. Споткнулась обо что-то и полетела наземь, стараясь сгруппироваться, чтобы не слишком ушибиться. Упала я на колени и на руки и очутилась лицом к лицу с Газзой.

Который распахнул глаза, испуганные, недоумевающие, и придушенно вскрикнул от неожиданности и ужаса.

— Роза, — проскрипел у меня за спиной Малик, будто камнем по стеклу провел.

Усилием воли я подавила страх и желание немедленно дать деру. Газзу бросать нельзя, тем более в двух шагах от раненого разъяренного вампира.

Я протянула Газзе руку, но он отдернулся и попытался отползти, запутавшись в брюках, которые так и не успел натянуть.

Стон, раздавшийся у меня за спиной, едва не разорвал мне сердце. Зов раненого Малика вместе с шумом крови глухо гудел в ушах и тянул повернуться, поспешить на помощь...

Не дождется.

Я поползла к Газзе, а он от меня. Я к нему, а он от меня. Застонал и попробовал отмахнуться кулаками. К счастью, я успела пригнуться, и он промазал. Зато мне удалось перехватить его за кисть.

— Тихо, ты! — прошипела я и, пользуясь тем, что мне удалось до него дотронуться, послала в его сознание заряд месмы — команду «лежать смирно». И он покорно замер, только дрожал крупной дрожью от ужаса.

— Ловко ты меня провела, цветик мой. — Горячее дыхание Малика обожгло мне щеку, и я дернулась. — Ты всегда была мастерица на разные трюки...

Месма, напомнила я себе, всего-навсего месма. Он не рядом, он в нескольких шагах от меня.

— Беги домой! — велела я Газзе, подкрепив свои слова гипнотическим толчком.

Стоило мне отпустить его, как он, шатаясь, поднялся на ноги и, покачиваясь как пьяный, двинулся прочь из проулка, туда, где светились вывеска паба и редкие уличные фонари.

Теперь можно и повернуться. Ме-е-едленно, заранее заняв оборонительную позу... Сердце у меня от волнения колотилось где-то в горле.

Малик стоял, обессиленно прислонившись к кирпичной стене, и перламутровая рукоятка ножа выделялась на черном шелке его рубашки, словно восклицательный знак.

— С-с-серебро, Роза, — прошипел он, обвиняя, и каждое слово жгло меня, как клеймо.

Мгновение я в отчаянии не сводила с него глаз, но все-таки скомандовала себе: «Беги!» — и ринулась прочь.

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Я мчалась так, как под силу мчаться только вампиру, да к тому же подгоняемому предрассветными сумерками, когда темнота постепенно отступает и неумолимо надвигается утро. Невидимо и неслышно для встречных, я неслась, легко преодолевая любые препятствия, перемахивала через ограды, летели мимо размытые дома и неясные фигуры ранних прохожих, и ветер свистел у меня в ушах, мешаясь с шумом утреннего транспорта.

Как и Газза, я спешила домой.

Насмерть ли я ранила Малика? Да, я ударила его серебряным ножом и метила в сердце, но попала ли в цель? Судя по всему, я уже почти добралась до дому. Лоу-Кортс справа, Сомерсет-Хаус слева... Быстрее, еще быстрее... Убила ли я Малика? Я ведь не почувствовала, чтобы жизнь покинула его тело... Поворот со Стренда... теперь к Ковент-Гарден... В прошлый раз, когда я убила вампира, ощущение было совсем иное. Так, теперь вот сюда, между церковью Святого Павла и Эппл-маркет, быстрее, быстрее... Я летела, окрыленная надеждой, но старалась не думать о том, на что же именно надеюсь.

Вот и знакомая лестница в дальнем конце церковного садика. Скорее, скорее вскарабкаться наверх и спрятаться в квартире. Нужно успеть, пока солнце не поднялось над горизонтом, пока чары не обернулись против меня и я не упала замертво, убитая первым же утренним лучом.

После такого забега подниматься по пожарной лестнице было трудно, к тому же перед рассветом вампиры слабеют, и на полпути я, обессилев, остановилась и привалилась лбом к холодному металлу ступенек. Сердце забухало, затем замерло. Отсюда до земли тридцать футов, высоко, падать нельзя, слишком велик риск, а уж что будет, если меня обнаружат, вообще подумать страшно. Закрыв глаза, я усилием воли запустила сердце сызнова. Бейся же, проклятое, бейся! Мне нужно попасть домой. Но оно еле-еле трепыхалось в груди. С трудом оторвав руку от перекладины, я ухватилась за следующую, подтянулась и полезла дальше.

Стена исчезла.

От неожиданности меня качнуло, я до боли стиснула металлическую ступеньку. В ноздри мне хлынуло благоухание лаванды, розмарина и лимонной мяты, я увидела перед собой гравий и поняла, что достигла цели. Цветы цвели на моей крыше.

Я последним усилием перевалилась через край, почувствовала, как мелкий гравий впивается в коленки и ладони, и в изнеможении рухнула ничком. Сил двигаться дальше не было. У самых моих пальцев, складываясь и раскладываясь, проползла желтенькая гусеница с черным брюшком. По гравию проскрипели чьи-то шаги.

Сердце у меня остановилось.

Я приподняла голову и взглянула на восток, туда, где над горизонтом уже протянуло свои бледные пальцы солнце. На меня упала тень, обширная и длинная, потом она опустилась, и, когда первые солнечные лучи коснулись моей кожи, я утонула в пламени.

Меня обволакивал сладкий аромат гардений. Я уснула на полу, головой на кирпичах, и их острые края впивались мне в щеку. Знакомая рука мягко потормошила меня за плечо. Я крепче прижала к себе любимую игрушку — серого махрового слоника — и попыталась уснуть поглубже.

— Женевьева, moj angelochek! — Матильда, моя мачеха, оторвала меня от земли и взяла на колени. — Просыпайся, пора вставать.

Мне снились те давние времена, когда мир мой был устроен гораздо проще. Я знала, что былого не воротишь, и все-таки зарылась лицом в нежную шейку Матильды, надушенную гарденией, и запустила пальцы в ее длинные золотые локоны.

— Malishka, зачем же лежать на полу, будто простая крестьянка? — Матильда похлопала меня по спинке. — А кому папа подарил такую уютную кроватку? Неужели она тебе не нравится?

Я сунула палец в рот и сонно пробормотала:

— Дженни устала.

— Ты, наверное, переутомилась — слишком заигралась. — Матильда прижала меня к себе. — А у нас с папой для тебя сюрприз.

— Сюпьиз? Хочу сюпьиз, — прошепелявила я.

— Но сначала давай-ка приведем тебя в порядок, — Матильда стряхнула пыль с моего вельветового комбинезона. — Девочки должны ходить в платьицах и с бантами.

Я вытащила палец изо рта и сонно воззрилась в большие синие глаза мачехи:

— Бесси говорит, я всегда пачкаюсь как свинюська.

— Свиньюшка! — Матильда передразнила северный выговор моей няни и улыбнулась. — Ничего, мы отмоем тебя в ванне.

Протянув руку, я погладила ее по щеке:

— Ну, Тильди, я хочу сначала сюпьиз!

Мачеха рассмеялась, блеснув белоснежными клыками и сверкнув сапфировыми глазами:

— Ну уж нет, malishka, сначала ванна. А свои чары прибереги для отца, меня ими не проймешь.

— Не хочу мытись! — надулась я.

— Мыться, деточка, — поправила меня Матильда, подчеркнуто четко произнося слова.

— Не хочу мыться, Тильди, — повторила я и погладила ее по шее, где на нежной коже вздулся след от укуса.

— Молодец, теперь правильно. — Она улыбнулась и унесла меня из детской.

Матильда за руку повела меня вниз по лестнице, через холл, в отцовский кабинет. Каждый мой шажок гулким эхом отдавался в каменных серых стенах, а я неотрывно смотрела под ноги, точнее, на новенькие черные замшевые туфельки, украшенные зелеными атласными бантами, и еще — на танцующий подол пышного атласного платья, тоже зеленого. И кивала в такт шагам и шелесту — топ, шурр, топ, шурр, — отдававшимся от серых каменных стен.

Наконец мы очутились у темной дубовой двери в кабинет. По обе стороны от нее колебались огоньки множества свечей в настенных канделябрах, точно стайки светляков.

Матильда плавно присела и, ловко удерживая равновесие на высоких каблуках, поправила зеленую ленту, которой были повязаны мои волосы, — а-ля Алиса в Стране чудес.

— Какие у тебя чудесные кудри, moj angelochek, ни дать ни взять цвета свежей крови, стекающей по нашим прекрасным золотым куполам.

Я потянулась поцеловать бледную напудренную щеку мачехи.

— А купола в Кремле, Тильди? — Я знала несколько русских слов и названий, которыми мачеха любила пересыпать свою речь.

Матильда улыбнулась, но только губами, — глаза ее остались печальными, и в них заблестели слезы.

— Да, детка, на моей далекой родине, в красавице Москве. Когда-нибудь мы с тобой непременно поедем туда вдвоем. Посмотрим и Спасскую башню, и Вознесенский собор...

— ...и Царь-колокол, — радостно подхватила я, потому что перечень был мне знаком наизусть.

Матильда потерлась носом о мой:

— Да-да, деточка. — Она посерьезнела и поочередно тронула кончиком пальца мои уши, веки, рот и сердце. — Женевьева, у твоего папы сейчас гость, очень важная персона. Веди себя как настоящая леди и помни о хороших манерах — помнишь, чему я тебя учила?

Я провела пальцем по тесному колье из черных опалов у нее на шее.

— А сюпьиз когда?

Матильда оправила мне платьице, сдунула с моих туфелек невидимую пылинку.

— Сюрприз получишь потом, маленькая.

Шаги наши гулко отдавались от серых плит пола — отцовский кабинет отличался такими размерами, что пылающий камин, отсвет от которого падал на пол, терялся в полутьме. В честь гостя отец облачился в свой парадный черный костюм на атласной подкладке, синей, как глаза Матильды. В этом наряде он казался еще выше и аристократичнее, а его белокурые волосы — еще светлее.

Незнакомец — это и был важный гость — стоял напротив отца, и отсветы огня обегали его, точно он не хотел оказаться на свету и они покорно повиновались его воле. Я запрокинула голову — интересно же рассмотреть лицо очередного гостя-вампира! — но и лицо незнакомца терялось в той же личной тьме, окутывавшей всю его фигуру.

Матильда мягко подтолкнула меня вперед, я послушно подошла и встала между двумя вампирами — отцом и незнакомцем.

— Это и есть то самое дитя, Александр? — прозвучал из темноты низкий голос гостя.

По спине у меня побежали мурашки.

— Поздоровайся с гостем, Женевьева. — Отец нажал мне на плечо.

Я выдвинула один носок ботинка вперед, как меня учили, взялась пальцами за скользкий атласный подол платья и на подгибающихся ножках присела в реверансе.

Холодные чужие пальцы взяли меня за подбородок и заставили поднять лицо.

— И верно, глаза настоящей сиды, — негромко сказал гость.

Я вскинула на него взгляд, но так и не смогла рассмотреть его сквозь непроницаемую тьму.

Гость повернул мое лицо влево, вправо, оценивая, изучая.

— В профиль она и впрямь похожа на тебя, Александр.

— Она моя родная дочь. — В отцовском голосе прозвучала непонятная тревога. — Об этом вашему Господину было незамедлительно доложено, как только она появилась на свет.

— Немалое достижение, — не без иронии отозвался незнакомец, отпуская меня.

Матильда тотчас обняла меня за плечи и прижала к себе. Я удивленно взглянула на нее, но она неотрывно смотрела на гостя расширенными от страха глазами.

Чего она боится? Почему папа такой несчастный? Сердце у меня так и запрыгало в груди от волнения, и все трое вампиров сразу же это учуяли.

— Покажи, Женевьева, как ты владеешь собой. — В отцовском голосе я впервые за всю свою небольшую жизнь услышала страх.

Прикусив губу, я закрыла глаза и, как меня учили, шепотом принялась считать:

— Один слоник... два слоника... три слоника.

Сердцебиение постепенно успокоилось.

— Впечатляет! Такая крошка и так умеет... — Незнакомец зааплодировал, и этот шум сбил меня со счета.

— ...пять слоников! — Я открыла один глаз и сердито воззрилась вверх, во тьму, где маячило лицо гостя.

— Вы хорошо обучили ее старым обычаям.

— ...семь слоников...

— Да, она неплоха. — Тьма, окутывавшая гостя, колыхнулась и замерла. — Уверен, Господин останется доволен.

Руки Матильды, стискивавшие мне плечи, разжались.

— ...десять слоников...

— Нам осталось лишь подписать договор. И я обязан взять пробу.

— Нет! — вскричала Матильда по-русски.

— Матильда, девочке это не повредит! — прошипел отец. — Всего лишь капелька-другая.

— ...тринадцать слоников.

Пальцы Матильды вновь впились мне в плечо, но мгновение спустя она разжала хватку.

— Прошу меня извинить. — Отец церемонно и низко поклонился гостю. — У вас есть при себе нож?

— ...п-п-пятнадцать слоников...

Незнакомец опустился на одно колено и воздел тонкий кинжал.

— Из хладного железа и серебра выковали этот клинок северные гномы, — нараспев произнес он, и лезвие в отсвете камина блеснуло красным. — В драконьем пламени закалили его. Рукоять у него из рога единорога. — Бледный свет просочился между пальцами гостя. — И украшен он драконьей слезой. — Словно в ответ, мигнул на его ладони чистый янтарный овал.

— ...с-с-семнадцать с-с-слоников...

Ледяные пальцы обхватили мою левую кисть, и вся рука у меня мгновенно онемела.

— ...в-в-в-восемнадцать...

Клинок чиркнул по внутренней стороне кисти, и я вздрогнула от ожога стужи.

— ...д-д-девятнадцать...

Кровь тоненькой струйкой потекла на пол, собираясь в алую лужицу.

— Останови его, Александр! — пронзительно вскрикнула Матильда. — Он тратит ее кровь понапрасну!

Я вновь вскинула глаза на незнакомца, и тьма, скрывавшая его лицо, отхлынула, будто он снял капюшон. Перевернув нож, незнакомец вложил его рукоять мне в ладонь и сжал ее, чтобы я держала нож как можно крепче. Его обсидианово-черные глаза не отрывались от моих, и он тянул и тянул меня за руки, пока тонкое серебряное лезвие не вонзилось ему в грудь, прямо в сердце.

— ...д-д-д-двадцать...

Малик стоял передо мной точно так же, как тогда, в темном проулке подле вампирского притона, — раскинув руки. Нож вошел ему в сердце по самую перламутровую рукоять, и она сверкала, как бледная луна на ночном небе.

— Женевьева, — печально произнес он, — посмотри, что ты натворила.

Теперь Матильда и мой отец стояли по бокам от него, тоже раскинув руки, и из груди у них тоже струилась кровь.

Острая боль — тяжкое горе — пронзила мне сердце. Я прошептала их имена.

— Женевьева... — эхом отозвались у меня в голове призраки их голосов.

ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ

Я проснулась с криком и обнаружила, что лежу у себя дома, в постели, укрытая до самого подбородка. Потом до меня дошло, что в комнате я не одна, — и меня сковал страх. Я замерла, поспешно опустила веки и затаила дыхание.

— Брось прикидываться, Джен, — сердито сказал у меня над ухом Финн, — я вижу, что ты не спишь.

Страх тотчас отпустил. Я выдохнула и натянула простыню на голову.

— Тоже мне, можно подумать, ты пробуешься на роль Серого Волка в «Красной Шапочке»! — пробормотала я.

— Нет, на роль строгого папочки, — парировал фавн. — Так что изволь меня слушаться, я твой начальник.

«Ну уж нет, и не надейся», — подумала я. Однако вслух предпочла ничего не говорить. Незачем сейчас злить Финна и перечить ему, сначала надо выяснить, что он тут делает и в какой такой переплет я попала на сей раз.

Высунув нос из-под простыни, я украдкой бросила взгляд на циферблат будильника. Так, проспала я пять часов, в два раза дольше, чем мне обычно требовалось, чтобы оклематься после вылазки в СОС-таун. Но, по крайней мере, чувствовала я себя просто отменно, а учитывая, какая порция яда мне перепала, самочувствие это растянется на целую неделю, при условии, что мне удастся не обращать внимания на сны и призраки на задворках сознания. Я со вздохом потянулась. Почувствовала, что меня явно успели отчистить от грязи, — спасибо Финну, не иначе. А еще раздеть.

Я перевернулась на живот и уставилась на Финна. Тот сидел на полу, привалившись к стене, сложив руки на груди и вытянув длинные ноги. Рожки у него сейчас были, как и обычно, маленькими — почему же, когда мы целовались, мне померещилось, будто они длинные и острые? «Проклятие, Дженни, ты же обещала себе о шурах-мурах с Финном даже и мысленно не заикаться». Рядом с Финном на полу стоял пенопластовый стаканчик, в каких в кафе «Рози Ли» продавали напитки навынос, и над ней курился легкий кофейный парок. Похоже, Финн здесь уже давно.

Я села, завернувшись в простыню и обхватив колени.

— Чем обязана такому раннему визиту, начальничек? — самым ровным тоном поинтересовалась я. — На работу мне часа через два-три, не раньше.

Мшисто-зеленые глаза Финна на миг встретились с моими, но он тут же опустил взгляд, и стало ясно, что неряшливая куча туфель и ботинок под кроватью ему не понравилась.

— Да я зашел потолковать насчет Агатиной магии, — наконец выговорил он, роняя руки на колени. — Мне кажется, есть один способ, который позволил бы тебе излить ее наружу.

Я уставилась на него, не веря своим ушам. И ни слова о том, как он меня нашел, где и в каком состоянии?! Поймите меня правильно, мне вовсе не доставило бы радости вдаваться в объяснения, но что-то слишком уж легко мне все это сошло с рук.

— Агатину магию? — тем же ровным тоном спросила я.

— Да, — кивнул Финн, и желвачок у него на щеке дернулся. — Видишь ли, иногда так учат маленьких ведьм.

Отлично, теперь меня еще и перевели в детскую!

— Это проще простого. — Финн сжал кулаки, что явно противоречило его ровному голосу. — Представь какой-нибудь небольшой предмет, что находится поблизости от тебя, и слей на него магию. А потом призови этот предмет в руку, как призываешь магию. — Он говорил так, словно читал по бумажке или словно прилагал все усилия, чтобы не сорваться и не заорать.

— Ладно, спасибо, — выговорила я. Не самый быстрый выход из положения, но...

Финн поднялся и расправил затекшие плечи:

— Вот и чудесно. Тогда до встречи на работе, — И он повернулся, чтобы уйти... так и не взглянув на меня!

Я в задумчивости наморщила лоб и побарабанила пальцами по коленке. Что происходит? Такое самообладание совсем не в стиле Финна, но, может статься, все эти шуточки, флирт и прочее лишь внешний, поверхностный слой, а подлинного Финна я и не знаю, потому что изо всех сил старалась избежать сближения с ним. Сейчас я четко осознавала лишь одно: нотка подавляемой ярости в голосе фавна лишь верхушка огромного страшного айсберга.

Какой-то неясный порыв — я предпочла не вникать какой — заставил меня заговорить, прежде чем Финн успел выйти.

— Нет, мне все-таки любопытно, ты так и не поинтересуешься, где я была и что со мной вообще стряслось?

Финн замер, не выпуская дверную ручку. Все так же не глядя на меня, ответил:

— А тебе хочется расспросов?

Вот в этом я совсем не была уверена. Боялась, что сработает принцип домино: начну объяснять, что делала на крыше в таком виде, а там ка-а-ак посыплется... А всю правду я ему рассказать не могу, хоть убейте.

— Раз молчишь, значит, не хочется. — Дверь скрипнула. — А я не готов ждать, пока ты придумаешь, как отовраться.

— Я фея, Финн, — бросила я. — Ты же знаешь, мы, волшебный народ, органически не можем лгать.

— Не уметь лгать и говорить всю правду — не одно и то же, верно, Джен?

Верно, чего уж там.

Финн распахнул дверь:

— Увидимся на работе. — Казалось бы, после этих слов ему бы и уйти, но он медлил и даже вернулся к моей постели.

— Никак передумал? — съязвила я. — Решил все-таки послушать, как я отвираюсь?

Застывшее лицо Финна смягчилось, глаза потемнели от тревоги, он наклонился и нежно провел пальцем по моей щеке.

— Ты плакала во сне, Джен. — Это был почти что вопрос.

Сумрачная, печальная тень на миг всколыхнулась на горизонте моего сознания, всплыв из забытого сна, и я отвернулась, пряча от фавна глаза.

— Адово пламя! — ругнулся Финн. Нетерпеливо вздохнул и добавил: — Если захочешь поговорить, ты знаешь, где меня найти.

Он постарался затворить за собой дверь как можно тише. Я оперлась подбородком о колени и задумалась. Воспоминание, навеянное сном, растаяло, едва возникнув. На смену ему пришли замешательство и непонятное чувство оторванности от всего на свете. Может, у меня что-то вроде шока? Все-таки ночные приключения дают о себе знать, и неудивительно. А может, это побочный эффект от ударной дозы яда? Я рассеянно уставилась на акварель, висевшую над кроватью.

Пейзаж изображал утро на Темзе — дымка тумана над серой водой, тусклое зимнее солнце пробивается сквозь облака, все размыто, как на полотнах Тернера, и с картины так и веет холодом и одиночеством. Полотно принадлежало кисти Тавиша, трехсотлетнего кельпи, который опередил Тернера лет на семьдесят, и акварель эту Тавиш подарил мне сам. Он был единственным представителем волшебного народа, с которым я общалась; уже тогда по совету Хью я старалась не слишком сближаться со своими. И все-таки, хотя мы так и не познакомились поближе, я искренне расстроилась, когда десять месяцев назад Тавиш навек отправился за море, на Острова Блаженных.

Однако от близкого общения с сородичами меня удерживали не только наставления Хью, но и моя причудливая родословная, тайна моего происхождения. Я полукровка. Мама-то у меня была сида, но вот отец (не знаю, жив он еще или нет) принадлежал к вампирам. Вот о чем так настойчиво напомнил мне сегодняшний сон. Именно на латентные вампирские гены я списывала то, что чары — фальшивое обличье вампирши, которое я принимала время от времени, — сработали так хорошо. Но теперь... теперь у меня появились причины усомниться в этом.

Неужто Малик оказался прав и я и впрямь напялила ворованное тело какой-то вампирши по имени Роза? Может, именно поэтому мне так отчаянно хотелось укусить Финна? Может, Роза, моя альтер-вамп, пыталась одолеть меня? От таких мыслей меня прошибла испарина. Я усилием воли задвинула все свои сомнения и предположения в самый дальний угол сознания. Не буду думать об этом сейчас.

Я перевела взгляд с акварели на свои руки, сложенные поверх простыни, и увидела, что левую кисть по-прежнему украшает браслет из синяков, оставленных Маликом. А ведь они давно должны были сойти вместе с прочими ранами, когда чары спали с первым лучом солнца. Я поспешно пощупала шею, проверяя, остались ли и следы от укуса. Следы клыков Малика. На ощупь определить не получалось, я опрометью кинулась к платяному шкафу, распахнула его и посмотрелась в зеркало. Нет, на шее ни царапины. И тут мне вспомнились слова Графа, обращенные к Малику: «Я не испытываю потребности метить добычу, как жестокий хищник».

Малик пометил меня как свою добычу, как свою собственность. Тоже мне новость, что здесь такого особенного?

Эту мысль я запихнула подальше, к остальным, и направилась к буфету. Пора проверить идею Финна насчет Агатиной магии и посмотреть, сумею ли я избавиться от нее, прежде чем она подстроит мне еще какие-нибудь неприятности. По крайней мере сейчас мне есть чем заняться, и эта задачка на какое-то время отвлечет меня от других, посложнее.

Я открыла огромную банку лакричных конфет, которую держала прямо на кухонной стойке, — такими банками конфеты выставляют на витринах кондитерских магазинов. Запустила руку внутрь, вытащила четыре красные конфеты. Одну зажала в зубах, остальные выложила на стойку, полезла в холодильник за бутылкой «Столичной» и замерла, потому что взгляд мой упал на пластиковую коробку, что стояла на нижней полке. Я тряхнула головой, налила себе стакан водки и залпом опрокинула его. В желудке вспыхнуло ледяное пламя.

Прикрыв глаза, я сосредоточилась и заглянула магическим зрением внутрь себя. Магия домовой томилась внутри меня, точно разноцветное варево на медленном огне, колыхалось, побулькивая и переливаясь, вздымая клубы радужного пара. А на дне горошинками черного перца лежали какие-то черные жемчужинки, и я не сразу вспомнила, что это. Приворот, который я отобрала у Кудряшки, вернее, слущила с ее заколдованного браслета.

Проклятие! С этими чарами разбираться — еще больше мороки. Не иначе, придется окунуться в Темзу, чтобы приворот унесло проточной речной водой. Остальные способы слишком опасны.

— Ну что ж, — пробормотала я, открывая глаза, — посмотрим, старушка, получится ли у тебя то, что по силам любой четырехлетней крохе-ведьмочке.

Я мысленно зачерпнула волшебное варево поварешкой и равномерно полила им выложенные на стойке конфеты. Но поварешка упорно превращалась в шумовку, и магия вытекала обратно быстрее, чем я успевала зачерпнуть новую порцию. Это было все равно что носить воду в решете: на конфеты капали лишь отдельные капельки. Но я упорно продолжала черпать и поливать, хотя по спине у меня уже ползли струйки пота. Наконец задуманное все-таки получилось, и конфеты удалось полностью потопить в магии. Я облегченно выдохнула и отдала им магический приказ. Конфеты приподнялись над стойкой на какой-нибудь дюйм, а потом магия стекла с них обратно.

Да что же это такое! Может, три — слишком много? Я повторила ту же процедуру с одной конфетой, и на этот раз она сдвинулась дюймов на шесть. Я заскрежетала зубами и предприняла третью попытку. Конфета, окутанная магией, ответила на зов и понеслась прямо ко мне. Я радостно улыбнулась и протянула руку, чтобы схватить ее, и тут конфета взорвалась, обсыпав меня тончайшей сладкой пыльцой. Я вздрогнула и отшатнулась.

Плечи у меня поникли сами собой. Измоталась я так, словно пробежала миль десять, не меньше, а гордиться нечем — ничего не получилось. Что ж, значит, мне не по зубам то, с чем справляются маленькие ведьмы, первый урок окончен, и на второй у меня просто не хватит сил — я и так уже как выжатый лимон. И почему, почему это так трудно? Не иначе, все-таки придется прибегнуть к магическому кругу. Выбора нет. Я открыла холодильник и сунула водку обратно.

Пластиковая коробка терпеливо поджидала меня на полке.

Внутри у меня все сжалось. Ох, не надо этого делать, особенно после таких снов, особенно учитывая, что порожденные ими тени не желают отступать. Я медлила, а из холодильника веяло стужей, и кожа у меня покрылась пупырышками, я ведь так и стояла голышом. «Ладно, решила так решила, давай, Дженни, а то передумаешь». Я взяла коробку с полки, и, прикусив губу, открыла плотную крышку.

Внутри лежал нераспечатанный кусок мыла с ароматом гардении, в вощеной бумажной обертке. Рядом с ним на листке папиросной бумаги покоилась тонкая косичка, сплетенная из синевато-белых волос.

Ни к тому, ни к другому я не притронулась, лишь наклонилась и втянула ноздрями трепещущий и сладкий аромат мыла.

Закрыв глаза, я увидела Тильди — такую же, как во сне: длинные белокурые локоны, встревоженные синие глаза и колье из черных опалов, прикрывающее след от укуса на шее.

Я была графской дочкой, русской малюткой-принцессой, что ждала своего принца, как и полагается в сказках. И когда принц наконец явился за мной, счастью моему не было предела, ведь он казался таким юным и могучим. В свой четырнадцатый день рождения мне предстояло принять от него Дар, связаться с ним кровными узами, получить вечную жизнь и магическую силу, которой он будет впредь повелевать, и навеки стать его спутницей.

Я всем сердцем ждала этого дня и старательно готовилась к торжеству. У меня даже имелась подружка невесты, Салли, — просто загляденье какая хорошенькая со своей голубоватой кожей и синевато-белыми волосами. Прабабушка Салли была Синей Каргой из Кайлиак Баэр. Но Салли недоставало магии, чтобы считаться одной из нас, и в ее жилах текло слишком много крови волшебного народа, чтобы сойти за человека. Она никому не была нужна, кроме вампиров, а уж те охотно приняли ее.

Тильди подарила мне Салли на двенадцатилетие. Предполагалось, что мы станем неразлучными подружками и будем расти вместе, но Салли была на три года старше меня и не желала дружить, по крайней мере со мной, — разве что ей требовался слушатель, чтобы похвастаться очередной амурной победой.

А потом прибыл мой принц, и Салли решила, что наконец-то получила главный охотничий трофей. Но когда принц прознал, что Салли разболтала мне все кровавые подробности того, что случилось между ними, исход был предсказуем и неизбежен.

Мой принц убивал ее целых пять дней.

А меня заставил стоять рядом и смотреть, как он это проделывает.

И в его глазах я прозрела свое будущее.

Он пытал Салли потому, что был облечен властью, и потому, что ему нравилось ее терзать, но, хотя в ней было больше от фей, чем от человека, Салли оказалась слишком хрупкой, и надолго ее не хватило. Однако для принца Салли была всего-навсего пикантной закуской; мне, и только мне предстояло превратиться в его главное яство, в вечное пиршество, ведь я сида, а значит, никогда не умру, даже если очень захочу, и уж тем более не умру и не угасну после того, как по собственной воле свяжусь с ним кровными узами.

Острая боль полоснула меня по нервам. Я распахнула глаза и уставилась на свою окровавленную ладонь. А, понятно, я раздавила стакан и порезалась. Резкий запах алкоголя и крови заглушил аромат гардений. Я отшвырнула стакан и сунула руку под струю холодной воды. Подождала, пока тонкий порез не затянется и не зарубцуется. К вечеру он бесследно исчезнет. Затем, стараясь не встряхнуть содержимое, я плотно закрыла крышку коробки и задвинула ее поглубже на полку холодильника.

Я вся взмокла от усилий, и к тому же кожа у меня покрылась липкой сахарной пудрой от взорвавшейся конфеты. В ванную, в ванную! Стоя под душем, я попыталась поразмыслить об уговорах, убийстве и вампирах и прикинуть, как быть дальше. Но страхи и сомнения, загнанные в дальний угол сознания, норовили выплыть обратно, и, в отличие от мыла и косички, их в коробку не запрешь и в холодильник не упрячешь.

Верно ли то, о чем говорил сон? Неужели и впрямь он всколыхнул во мне самые давние воспоминания и самый главный страх, который я старалась забыть все эти годы? Что тогда случилось? Что означало мое бегство — что Тильди и отец погибли? На глаза навернулись слезы. Я запрокинула голову и понадеялась, что вода смоет не только слезы с лица, но и тяжесть с души.

ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ

Я распахнула дверь в нашу контору сразу после полудня. Интерьер был выдержан в нейтральных тонах: кремовые стены, светлое дерево и хром в сочетании с толстыми коврами песочного цвета — все это было призвано помочь нашим клиентам-людям избавиться от неловкости и напряжения, которые, как правило, сопутствуют неприятностям магического толка. Девизом Стеллы были спокойствие и профессионализм, и безмятежный фон это подчеркивал. Даже в вазах у нас вместо цветов стояли сухие коричневые веточки.

Тони, наша администраторша, захлопала на меня из-за стойки новенькими накладными ресницами, розовыми с лиловым. Наряд ее полностью соответствовал броским ресницам: серовато-лиловый костюм, ярко-розовая блузка, лиловые замшевые лодочки и розовые, лиловые и фиолетовые пряди в длинных светлых локонах. Эта прическа живо напомнила мне фейерверк на тролльем празднике Новолуния.

Я бы так ни за что не оделась — на меня и так все пялятся из-за сидовских глаз, — а вот на ней наряд смотрелся просто отлично. Моя одежда была куда консервативнее: обычные черные льняные брюки и любимый зеленый льняной пиджак. Пиджак был для вящей уверенности в себе при неизбежной встрече с Финном. Правда, я не представляла, что мне при этой встрече говорить.

— У тебя классный новый имидж, Тони. — Я поправила веточки в вазе. — Шестая радикальная перемена за год.

— Седьмая! — разулыбалась Тони. — Я решила, что образ Ледяной Блондинки очень уж сливается с обоями.

Если учесть, что образ Ледяной Блондинки предполагал палевое льняное платье на пуговках, она была права.

— А что сказала Стелла, когда тебя увидела?

— Да ладно тебе! — Тони разулыбалась еще шире. — Сказала, все лучше, чем Кельтская Поселянка.

Я не без труда сумела сохранить серьезное лицо:

— Что ты говоришь!

— Ага. На самом деле она сказала, что согласна на что угодно, лишь бы я не разрисовывалась синей краской с ног до головы.

— А, я так и думала. — От ее шевелюры у меня рябило в глазах: мелированные пряди блестели, будто стеклянные. — Опять бегала к гоблинам?

— Эта мадам Метанида просто чудо! — Тони кокетливо потеребила розовый завиток. — И берет недорого. Сходи к ней!

— Чтобы я подпустила гоблинов к своим волосам?! — Я поежилась. — Да они же все подряд мажут этой своей улиточьей слизью — фу, гадость!

— Тебе все равно придется нарастить волосы. Зря ты их не отпускаешь, честное слово, было бы просто шикарно! — Она пригляделась ко мне повнимательнее. — А ты у нас похорошела, пчелка-лапочка. Вид у тебя не такой надутый. А зеленый пиджачок отлично смотрится с твоим цветом лица. — Тони отмахнулась от моих благодарностей и сменила тему: — Я тебе тут звонила, но сразу попала на автоответчик.

— Ну да, защитные чары кончились. Думала, хотя бы кристалл уцелеет.

— Ты его только три дня назад купила, а предыдущий продержался всего неделю. — Она задумчиво нахмурилась. — У тебя какие-то магические непонятки, да?

А ведь так оно и есть. Мне почему-то стало труднее обычного управлять окрестным волшебством — и как это прикажете понимать? Обычный всплеск или что-то другое?

— Дай-ка мне телефон, — продолжала Тони. — Попробую починить.

— Держи. — Я вручила ей мобильник, не в первый раз пожалев о том, что у меня самой ничего не получилось.

Тони пыталась научить меня этим чарам, и теоретическую сторону я прекрасно поняла, но вот наслать их никак не выходило — у меня с магией такое сплошь и рядом.

Тони сунула в рот кусочек ванильной пастилы, чтобы подхлестнуть колдовские силы, и уставилась на кристалл:

— Ага, расколочен вдребезги и совсем черный.

Я облокотилась на стойку.

— Финн тебе ничего не говорил про новый интернет-магазин?

— Ах да, точно, он передавал для тебя кристалл.

Вот и отлично!

Тони пошарила в столе, вытащила оттуда пачку пакетиков из оберточной бумаги, розовый флакон из-под духов, белую мисочку и черную китайскую палочку для еды. Вынув магический кристалл из моего мобильника, она бросила его в банку с соленой водой, которую тоже держала под стойкой.

Я глянула в конец коридора, на дверь в кабинет Финна. Пора беззащитной феечке лезть в логово фавна.

— Он на месте?

Тони помотала головой:

— Не-а. Ушел по делу.

Меня так и окатила теплая волна облегчения. Тони капнула в плошку прозрачной жидкости из розового флакона.

— Ну что, лапочка, какие новости? — Она сурово ткнула в меня пальцем. — И не говори, будто их нет, потому что мне стало известно из авторитетного источника, что одного рогатого сатира видели выходящим из мест постоянного проживания одной сиды не далее как сегодня утром!

Ой, точно, мы же поспорили.

— Пора тебе подаваться в частные сыщики, — криво усмехнулась я.

— Ага! Так я и знала! Так я и знала, что рано или поздно твои бастионы падут! — Тони нетерпеливо взмахнула розовым флаконом. — Ну-ка посвящай меня скорее во все мелкие детали, и в не очень мелкие тоже! — Она добавила в миску щепотку душистого сушеного шалфея. — Хочешь, сделаю тебе славненькое пр-р-р-риворотное зельице? Мне проще простого подмешать его ему в чай...

— Да ладно тебе, Тони, ты же знаешь, привороты никогда толком не действуют.

По крайней мере без гнусных добавок вроде чар, парализующих волю.

— Просто ты еще не пробовала мое патентованное средство для разжигания страсти! Тебе, лапочка, я сделаю скидку, хочешь? — Она скорчила хитрую гримаску. — Других бы ободрала как липку, а ты мне всего-навсего ответишь на парочку вопросов...

— Тони, я понимаю, ты хочешь, чтобы я вызнала, есть ли у Финна хвост, но... скажем так, в данный момент он на меня немножко дуется, так что пока я не буду его трогать, можно?

— Ах! — Она оглянулась с заговорщическим видом. — Наверное, он прослышал о твоем вчерашнем визите в полицию и о некоем мистере Марте?

Я вздрогнула от неожиданности:

— Однако! Дурные вести не стоят на месте.

— Ну, ты же знаешь, какая я сплетница. У меня на это нюх. — Тони усмехнулась и потерла носик длинным лиловым ногтем. — Правда, мне и стараться не пришлось, чтобы все это узнать, ведь его папочка вчера весь вечер обрывал телефон Стеллы. — Она вытряхнула кристалл из банки в миску и помешала зелье китайской палочкой. — Рассказывай все с самого начала. А скажи, мистер Март — он такой же красавчик, как в календаре, да?

Перед глазами у меня так и вспыхнула картина: Бобби в тюремной робе, с длинными сальными волосами...

— Конечно красавчик, — пожала я плечами. — Он же вампир, у них это профессиональное.

Тони подняла бровку:

— А еще нюх подсказал мне, что у тебя была стычка с Графом и парочкой его кровососов. Страшно было, наверное?

— Тони, зачем тебе сплетничать со мной, если твой нюх так замечательно держит тебя в курсе всех событий? — спросила я с вымученной улыбкой.

— Что ты, мне же так хочется получить полный отчет — кто кого, как и зачем — прямо из первых рук, от феи-сиды! — Она снова помахала в мою сторону, на сей раз пакетиком. — Ну, Дженни, ну пожа-пожа-пожалуйста! А я за это наложу на твой телефон суперсильное патентованное бронезаклятие! Мне за него дали столько премий, просто ужас! — похвасталась она.

Я рассмеялась:

— Ну, особенно нечего...

Я умолкла — дверь в контору распахнулась, и Тони с приветливой улыбкой вскочила навстречу посетительнице.

Это была женщина едва за тридцать. Синее шелковое платье и жакет в тон — простые, но дорогие. Блестящие короткие темные волосы были идеально уложены, а еле заметный, но мастерский макияж чуть-чуть увеличивал кофейного цвета глаза, подчеркивал точеные скулы и полные губы. От вошедшей так и веяло ухоженностью, элегантностью, аристократизмом. Она с улыбкой двинулась к нам по толстому ковру, и каждый шаг ее скульптурных ножек в плетеных «римлянках» на шпильках былнастолько выверен, словно она до сих пор носила на голове тяжелую книгу, как учили в пансионе для благородных девиц. Она посмотрела на нас обеих, но обратилась именно ко мне:

— Женевьева Тейлор?

Голос у нее был под стать внешности — негромкий, элегантный, с привкусом сливового варенья в гласных.

Я озадаченно кивнула. Кого-то она мне напоминала.

— Ханна Эшби. — Посетительница повесила сумочку на левый локоть. — Прошу прощения, что пришла без предварительной договоренности, но я надеюсь, что наш разговор займет лишь несколько минут. Мне хотелось бы обсудить с вами один личный вопрос.

То, что клиенты приходили к нам без записи, было делом обычным. Необычным было то, что клиент-человек обращался лично ко мне. А локатор мой безошибочно определил, что Ханна Эшби была именно человеком.

— Конечно обсудим. — Я взглянула на Тони. — У меня сейчас никто не записан?

Тони помотала головой.

Я протянула Ханне руку. Ее рука была теплая и определенно человеческая, так что пока никаких неожиданностей.

— Мой кабинет дальше по коридору. Не хотите ли чаю или кофе, может быть, воды?

Ханна Эшби наградила меня непонятной веселой улыбкой:

— Нет, благодарю вас.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Мой кабинет был ксерокопией приемной: еще один ковер песочного цвета, стены нейтральных оттенков и мебель из светлого дерева. Придерживая дверь, я жестом пригласила Ханну Эшби внутрь. Когда она проходила мимо меня, я уловила запах духов — тяжеловатые, сладкие. В них, как и в ней самой, было что-то знакомое.

Ханна быстро оглядела комнату и уселась, коленочки вместе, уютно и непринужденно, несмотря на прямую, как аршин, спину.

Я села за стол, достала ручку и блокнот:

— Чем могу быть полезна, мисс Эшби?

Она оглядела меня с головы до ног с милой полуулыбкой, но в темно-карих глазах была такая сосредоточенность, что я волей-неволей задумалась о микроскопах, микрофонах и микрочипах.

Мне стало неприятно, и я постучала ручкой по блокноту:

— Мисс Эшби!

— Простите меня, но у вас такое притягательное лицо. — Ханна Эшби засмеялась теплым грудным смехом. — По правде говоря, это я собираюсь вам помочь, мисс Тейлор. Или вы позволите называть вас Женевьевой?

Я прищурилась:

— Мисс Эшби, я занимаюсь делами магического толка. Вы не ведьма и не фея, поэтому я не совсем понимаю, чем вы можете мне помочь, да и в чем, если уж на то пошло.

— Ну разумеется. — Она ослепительно улыбнулась мне. — Тем не менее я здесь, чтобы помочь вам. Точнее, передать вам приглашение.

— Какое приглашение?

— Позвольте вам показать.

Ханна Эшби отщелкнула замок на сумочке и достала черный бархатный мешочек. Она потрясла им над столом, и из мешочка с тихим металлическим кладем выпал серебристый прямоугольник размером с игральную карту. Ханна подтолкнула его ко мне ноготком с французским маникюром.

— Вот ваше приглашение, Женевьева.

Приглашение сверкало в солнечных лучах, падавших из окна у меня за спиной. Раньше я ничего подобного не видела, но сразу поняла, что это такое.

Пропуск почетного гостя в «Голубое сердце».

А хозяин «Голубого сердца» — Граф.

Я откинулась на спинку кресла.

— Благодарю вас, но меня это не интересует.

Ханна наклонила голову:

— Приглашение позволяет вам рассчитывать не только на гостеприимство, но и на полную безопасность. — Теперь ее голос звучал по-деловому. — Если же вы не вполне представляете себе, что это означает, буду счастлива вас просветить.

Я помотала головой:

— Не нужно.

Это означало, что уйду я оттуда, как недавно из «Кровавого трилистника», целой и невредимой. Но не гарантировало, что я не влипну в неприятную историю. А при «Голубом сердце» паслось гораздо больше вампиров, чем при «Трилистнике».

Словно прочитав мои мысли, Ханна добавила:

— Если во время визита у вас возникнут сомнения в своем благополучии, — она аккуратно положила бархатный мешочек рядом с серебряным прямоугольником, — покажите любому вампиру это приглашение: оно его, так сказать, отпугнет.

Я хмыкнула и пристально изучила приглашение. В середине был черный самоцвет.

— Вряд ли оно так уж... гм... напугает вампира, уже одержимого жаждой крови, он его просто не заметит.

— В таком случае, — Ханна медленным движением пригладила юбку, — у приглашения предусмотрено весьма остроумное свойство. Оно изготовлено из чистого серебра, так что, если события примут настолько нежелательный оборот, нужно всего лишь прикоснуться им к обнаженной коже. Тогда оно, как правило, полностью завладевает вниманием вампира.

Я не могла не рассмеяться:

— Надо полагать!

Ханна присоединилась ко мне — смеялась она тоже низко и глуховато.

— Да, дорогая безделушка. — Я взяла серебряную пластинку за края, хотя пальцы слегка пощипывало: серебро ведь и на меня действует. — Почему же Граф так сильно заинтересован в том, чтобы я нанесла визит в «Голубое сердце»?

— Это приглашение не от Графа. — В ее голосе мелькнул легчайший намек на ехидство.

— Да?

Ханна открыла сумочку и вынула оттуда еще один бархатный мешочек. Когда она вытряхнула мне на стол второй серебряный прямоугольник, у меня возникло ощущение дежавю.

— Вы очень популярны, Женевьева.

Идеально накрашенные губы улыбнулись, но глаза остались холодными.

Да уж, везет мне сегодня.

Ханна показала на приглашение на столе:

— Вот это от Графа. — Она постучала ногтем по сердцевидному сапфиру в центре. — Они отличаются камнями. То, которое у вас в руке, — от Малика аль-Хана.

Я потерла большим пальцем черный самоцвет, и сердце у меня ёкнуло. В голове роилось с полдюжины причин, по которым Малик мог бы захотеть снова встретиться со мной, — все, как одна, скверные, — но... зачем же приглашать меня в вампирский клуб? Нет, непонятно. Впрочем, какая разница. Я так и знала, что на самом деле не убила его, а раненый вампир не станет так уж заботиться о безопасности того, кто на него покушался, не так ли?

Я подняла голову и обнаружила, что Ханна Эшби снова пристально смотрит на меня.

— Вы, конечно, не объясните мне, почему, собственно, Граф решил, будто я приму приглашение?

Глаза ее вспыхнули весельем.

— Граф полагает, что визит в клуб мог бы оказаться полезным для расследования гибели Мелиссы Бэнкс.

— Я не расследую ее гибель. Этим занимается полиция.

— Кроме того, он упомянул о своей коллекции бронзы. Вероятно, вы выразили желание осмотреть ее? — произнесла она с вопросительной интонацией.

Я недоверчиво усмехнулась:

— Бронза — это, наверное, эвфемизм?

Ханна подняла идеально выщипанную бровь:

— У Графа и в самом деле прекрасная, обширная коллекция, и он, несомненно, находит удовольствие в том, чтобы демонстрировать свои шедевры, но ведь и вы, Женевьева, необычайно привлекательны.

— Это предостережение?

Ханна с улыбкой достала из сумочки белую визитную карточку и положила ее на стол. Когда она подалась вперед, солнце осветило ее лицо, пригладив резкие скулы, подчеркнутые косметикой, и тут-то я и поняла, где же я ее видела.

— Если у вас возникнут вопросы, непременно позвоните мне, — сказала она.

Я посмотрела на визитку. После фамилии Ханны стояла целая вереница заглавных букв. Адрес был в самом центре Сити — одна из известнейших аудиторских фирм в Лондоне.

— Вы бухгалтер? — Я даже не попыталась скрыть изумления.

Она улыбнулась уголком губ:

— В данный момент я ваша верная Пятница, помощница на все руки.

Интересно, кем она прикидывается в другие моменты?

— Провожать меня не нужно, я сама найду дорогу.

Она поднялась и повесила сумочку на локоть.

Я подождала, когда она откроет дверь.

— Мисс Эшби! Вы так и не сказали мне, кто ваш Господин.

Она обернулась с прежним весельем в глазах. Прическа ее от резкого движения чуть растрепалась, подтвердив мои подозрения. У нее был другой голос, а без готичного макияжа, синих стрелок и откровенного декольте я не сразу узнала в ней Корсетную Красотку, вампирскую наркоманку, которая так старалась соблазнить меня в «Пиявке и падалице». Но на шее, под самыми волосами, остался след моего вчерашнего укуса.

— Вы правы, — кивнула она. — Не сказала.

— Значит, это не Малик аль-Хан и не Граф?

— С нетерпением жду нашей следующей встречи, Женевьева, — промурлыкала Ханна и шагнула в коридор. — Будет очень интересно.

Дверь за ней закрылась с тихим щелчком. Кажется, в игру вступил еще один игрок... Только вот я так и не разобралась, что это за игра.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ

Кто же такая Ханна Эшби или, точнее, что она такое? Я крутанулась в кресле и уставилась в окно. По всему получалось, что она дневная шестерка какого-то вампира: теперь политкорректность требует называть таких людей поверенными в делах. Я бы в это даже поверила, если бы не видела ее вчера в том готическом наряде. Ни одна шестерка не допустила бы, чтобы все узнали о ее наркотическом пристрастии к яду, иначе прости-прощай престижное денежное местечко.

Все страньше и страньше.

От стука в дверь я вздрогнула и прикрыла серебряные приглашения блокнотом. В дверь просунулась улыбающаяся Кэти:

— Привет, Дженни, я тут подумала, ты, наверное, есть хочешь!

Она вприпрыжку ворвалась в кабинет, болтая светлым хвостиком, и с размаху водрузила передо мной на стол коробку с бутербродами от «Рози Ли» и здоровенный пенопластовый стакан.

— Сандвич с беконом, помидорами и салатом — бекон поджарен до хруста, помидоры нарезаны потоньше, стог салата и тонна майонеза! — Она так и сияла. — Хлеб черный зерновой. Масло. Все как ты любишь. И само собой, апельсиновый сок!

— Сейчас угадаю, — усмехнулась я. — Ждешь не дождешься, когда я тебе расскажу про мистера Марта, правда?

Кэти скорчила испуганную рожицу:

— Неужели у меня все на лице написано?

Она положила рядом со стаканом кипу салфеток.

— Яснее ясного.

Я пододвинула коробку к себе.

Продолжая глупо улыбаться, Кэти скинула сандалии и села, поджав одну ногу.

— Ну так ты его видела, а, Джен?

Я кивнула, вгрызаясь в сандвич и пережевывая прожаренный бекон.

— Ну и какой он — красивый? Что он сказал? На нем было то самое кожаное пальто? Он очень грустный? Что делали полицейские? Как там мистер Хинкли? — Кэти так и задыхалась от волнения.

Я подняла ладонь, призывая к тишине, и проглотила кусок.

— Более или менее, почти ничего, нет, да ничего интересного, вроде бы нормально.

— Ну, Дже-е-енни, ну расскажи! — заныла Кэти.

Я слизнула с пальца майонез.

— Кэти, мистер Март — вампир. Ты не забыла? А хороших вампиров не бывает.

— Но ты же собираешься ему помогать! — Кэти облокотилась о стол. — Его папа говорит, он ее не убивал. А вдруг правда не убивал? А вдруг полиция арестовала не того? Значит, убийца бедной Мелиссы разгуливает на свободе? Тогда никто, кроме тебя, не будет его искать! Значит, ты должна его найти!

Рот у меня был набит, так что пришлось замахать на нее сандвичем.

Кэти заговорила тише:

— Ты видела тело? А...

Открылась дверь, и Кэти замолчала. Вошла Тони с блокнотом в руке:

— Ну вот, пчелка-лапочка, я починила тебе мобильник. — Она положила телефон передо мной. — А вот тебе работенка. — Она с усмешкой вырвала из блокнота листок. — Гремлины на Тауэр-бридж.

Я застонала. На гремлинов придется целый день ухлопать. Хотя все равно лучше гремлины, чем пикси.

— Вот спасибо, Тони, — буркнула я.

Тони нагнулась над столом и наморщила лобик:

— Что это — бекон? Тебе нельзя бекон, он же соленый! — Голос у нее взвился на октаву. — А если тебе придется снимать чары? — Она протянула руку, чтобы схватить сандвич.

— Эй! — Я отодвинула коробку от греха подальше. — Тони, это мой ленч, и немножко бекона мне не повредит. Я его все время ем.

Тони замерла с протянутой рукой:

— Правда?!

— С гренками на завтрак, — пропела Кэти, загибая пальцы, — в сандвиче с салатом и помидорами на ленч, потому что салат — это зелень, а зелень очень полезна. А на ужин — бекон, яйцо-пашот в мешочек, чтобы макать в него картошку фри, и тушеные помидоры, — она хихикнула, — потому что в тушеном виде помидоры лучше усваиваются. — Она ткнула в мою сторону моей же ручкой. — Всегда одно и то же, хотя это не назовешь здоровым питанием, правда?

— Тебе бы, Кэти, не официанткой работать, а шпионкой!

— Господи, пчелка! — Тони была в ужасе. — Я знала, что ты ешь в кафе, но ты же питаешься одним беконом! А Стелла об этом знает? Когда она видит, как мы едим хотя бы шкурку, она прямо звереет!

Я положила сандвич и взяла телефон:

— Тони, не нервничай, ну правда. Мне бекон не вредит.

Включила телефон и стала смотреть эсэмэски. Тони с сомнением покачала головой:

— Ты и правда все время ешь эту дрянь?..

— Да, и еще жевательный мармелад с лакрицей... — И еще, конечно, пью водку, вампирский яд и кровь, но об этом я предпочла умолчать.

Мне пришло сообщение от Алана Хинкли — он предлагал, прежде чем идти в Скотленд-Ярд, встретиться в полночь в сквере на набережной Виктории: у него появился еще один информант, из волшебного народа, который соглашался разговаривать только со мной. Гм... вот уж не знаю, хорошая это новость, плохая или вообще западня... Ладно, выясню в полночь. Поджав губы, я отстучала ответную эсэмэску.

— Так вот почему... — Тони умолкла и похлопала по блокноту.

— Что — почему? — Я подняла голову.

— Почему тебе не дается магия. — Она еще сильнее нахмурилась. — Ладно, пора мне в приемную.

Я задумчиво поглядела ей вслед. Не исключено, что она права. Надо проделать несколько экспериментов. Кэти подняла мой блокнот и просияла:

— А что мадам... Ой, как классно! — Она схватила два серебряных приглашения и помахала ими у меня перед лицом. — Ого-го, Дженни, где ты их взяла? Что...

— Кэти!..

Кэти просияла еще сильнее:

— Это чтобы найти убийцу, да? Кто их тебе дал? Нет, погоди, не говори... — Она поднесла серебряные прямоугольники к свету и прищурилась. — Дай сама догадаюсь!

Я сдалась, сняла крышечку со стакана с соком и отхлебнула. Было вкуснее, чем вчера, впрочем, когда в разгаре тяга к вампирскому яду, что угодно покажется гадостью. Я едва не вздрогнула, вспомнив Газзу; может быть, Кэти меня успокоит — скажет, что с ним сталось.

— А как там новый посудомой? — спросила я. — Фредди его еще не выгнал?

— А, взял больничный. — Кэти перевернула одно из приглашений и скрупулезно его изучила. — Попросил маму позвонить и предупредить. Говорит, то ли побили его, то ли еще что.

Внутри у меня потеплело от облегчения. Значит, он побежал домой, как я ему и велела.

— Вот это, — Кэти взмахнула одним из приглашений, — от Графа. Тут его имя на обороте выгравировано, но и без этого понятно по размеру сапфира. А ты знаешь, что такие приглашения делают исландские гномы? А сапфир цейлонский. И они все номерные. У тебя номер тридцать семь из ста.

— Многовато ты знаешь про вампиров, — пробурчала я сквозь последний кусок сандвича.

Кэти показала мне язык:

— А на этом имя не проставлено, и я на сайте таких никогда не видела. — Она положила приглашение обратно на стол. — Знаешь, какой у него номер?

Я пожала плечами:

— Чертова дюжина, что ли?

— А вот и нет! — Кэти подтолкнула прямоугольник ко мне. — Погляди.

Я нагнулась и уставилась на него. Под камнем значилось: «1/1».

Кэти выпятила губу и подула на челку.

— Наверное, это и называется оригинал. Как ты считаешь, что это за камень?

— Гагат, наверное. — Я оттолкнула карточку, взяла инструкцию по делу гремлинов и мобильник и сунула все это в сумку.

— А вот и нет. На нем красные крапинки, как кровь! — Кэти так и подпрыгнула на стуле. — Знаешь, это ведь кровавик — вот круто!

— Ты это все на сайте прочитала?

— Ага. — Она снова схватила оба приглашения и покрутила ими в воздухе. — Ну и как ты думаешь, который из них убил подружку Бобби?

У меня упала челюсть.

— Что?

— Ну, кто-то из них наверняка убийца, иначе тебя не пригласили бы. Убийцы всегда хотят выведать, что известно сыщику, вдруг их раскусили...

— Кэти, мне кажется, вампиров больше интересует то, что я фея-сида.

— Да знаю я, знаю: люди на вкус как вода, а феи — как молочный коктейль с сиропом... — Она состроила мне гримасу «что за народ, все надо объяснять по сто раз». — Но ты же всегда была сидой, Дженни, всю жизнь, а приглашения тебе прислали в первый раз, правда? — Она снова повертела в воздухе серебряными прямоугольниками. — Ну, мисс Гениальная Сыщица, кто преступник?

— Я. Не. Сыщица.

— Здрасте! Послушай, все проще простого. — Она подалась ко мне, длинные светлые волосы свесились на стол. — Всего-то нужно прийти туда и поболтать с обслугой, ну, сама знаешь, со швейцаром, с горничной, с дворецким...

— Сомневаюсь, чтобы в «Голубом сердце» был дворецкий.

— Ну, сама понимаешь! — Она отбросила хвостик за спину. — Я же каждый день вижу это по телику, мы с мамой обожаем вместе смотреть детективы. Выслушиваешь все, что тебе говорят, сопоставляешь улики, а потом соображаешь, кто убийца. — Она помрачнела. — Или так, или убийца дает тебе по башке, потому что слишком много знаешь...

— Спасибо, Кэти, вот уж утешила так утешила. — Я поднялась. — Ладно, мне надо с гремлинами разобраться, а Фредди, наверное, уже так по тебе соскучился, прямо волосы на себе рвет...

Кэти полезла под стол за сандалиями.

— Фредди лысый.

— Вот именно.

— Ха-ха. — Она погрозила мне сандалией, а потом состроила умильную рожицу. — Но ты же все равно туда пойдешь и выяснишь, кого Бобби попросил убить его подружку?

— Да уж не знаю, что и выбрать: пойти мне в вампирский клуб, где каждый кровосос спит и видит, как бы напиться моей кровушки и превратить меня в свою кровную рабыню, а мне нужно разыскать убийцу, который хочет меня прирезать, или лучше все-таки не ходить? — Я посмотрела на Кэти с легкой иронией. — По-моему, Кэти, думать тут нечего.

Она посерьезнела:

— А может быть, убийца все равно попытается найти тебя и убить, пока ты его не нашла.

Зар-раза! Она права. А ведь говорят, нападение — лучший способ обороны.

— Иногда ты бываешь слишком умной. — Я забрала у нее два серебряных приглашения и бросила их в сумку.

Кэти покусала губу:

— Дженни, ты только будь осторожна, хорошо?

— Словно вампир в грозу, — буркнула я в ответ.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Я вышла на Лестер-сквер, а сердце у меня так и колотилось. Яркие вывески клубов, пабов, кино и ресторанов сверкали, словно гоблинские значки. До полуночи оставалось часа два, и площадь кишела народом. В ушах у меня гудело от гвалта. В воздухе висел густой запах попкорна и возбуждения, лицо обдавало горячей сухостью жаркого не по сезону вечера. Я нервно ощупала серебряные приглашения в кармане жакета и остановилась — до самого фешенебельного вампирского клуба в Лондоне было омерзительно близко.

В прошлой жизни клуб «Голубое сердце» был кинотеатром, и фасад его почти не изменился. Над входом висели двухфутовые серебряные буквы, причем обе буквы «о» в слове «голубое» изображали перевернутые голубые неоновые сердца, которые бились, как живые. Плакаты, в точности как к фильмам, рекламировали нынешних звезд вампирского календаря: первое место в хит-параде занимал мистер Сентябрь в елизаветинском воротнике, затем шел мистер Август — он появлялся в календаре в последний раз — в наряде крестоносца двенадцатого века, а мистер Июнь в военной форме времен Второй мировой, очевидно, дублировал отсутствовавшего мистера Марта.

Чтобы выбрать подобающий наряд, мне пришлось битый час лазить по сайту «Голубого сердца» и трижды переворошить весь свой гардероб: на мне были черный облегающий топ, который застегивался на шее и на талии и полностью закрывал перед, оставляя спину голой, и запашная юбка, тоже черная. В этом наряде я наносила визиты в КровоСОС-таун. Но поскольку для вампиров голая кожа — это сигнал «налетай и кусай!», я надела сверху длинный, по колено, шелковый жакет бронзового цвета. Туфли были под стать жакету — бронзовые лодочки «Винтаж-Вествуд» на двухдюймовой платформе и шестидюймовых металлических шпильках. Ходить в них было то еще удовольствие, но какая девушка не согласится чуточку помучиться ради таких замечательных шпилек?!

— Мм-мм-мм, кто это у нас так вкусненько пахнет? — промурлыкало у самого моего уха профундовое контральто.

Я вздрогнула и сделала шаг в сторону, а потом резко обернулась и увидела Рио, администраторшу «Голубого сердца». Я узнала ее по фотографиям на сайте и по знаменитой прическе — копне мелких кудряшек, выкрашенных в фирменный, голубой цвет. Только на фотографиях было не видно, какая она дылда. На пару дюймов выше шести футов, истошно-голубые ботфорты на платформах добавляли еще дюймов шесть, а голубые кожаные шортики сидели на узких бедрах туго, словно нарисованные. Она с усмешечкой глядела на меня сверху вниз, лукаво сверкая огромными серебристо-голубыми глазищами. Кожа у нее была цвета кофе с молоком, а тонкая ткань блузки, завязанной на животе, ничуть не пыталась скрыть ни почти отсутствующего бюста, ни явного вожделения.

Вот зараза. Как она умудрилась подобраться ко мне? Обычно мой магический локатор не дает таких сбоев. Наверное, еще сказывается вчерашний джи-зав.

Рио несильно похлопала в ладоши:

— Ой, я тебя напугала? — Пухлую нижнюю губу облизал острый розовый язык. — Вот и хорошо! От испуга кровь становится такая пикантная!

Пытаясь успокоить расшалившиеся нервы, я показала Рио серебряное приглашение, зажатое между большим и указательным пальцами.

— Извини, придется тебя огорчить, — сказала я с легчайшей нотой издевки. — Я здесь почетный гость, а не дежурное блюдо.

Рио, театрально надувшись, выхватила у меня приглашение:

— Ну вот, а я-то размечталась: как подумаю про глоточек сидской крови, так прямо везде щекочет!

Она осторожно взяла серебряный прямоугольник за края и поскребла металл острым голубым ногтем, потом перевернула и внимательно оглядела обратную сторону, будто обнаружила там что-то новенькое.

— Приглашение от Графа, не что-нибудь! — Она протянула мне прямоугольник, а когда я уже хотела его взять, отдернула руку, так что мне было не достать. — К чему довольствоваться вторым сортом... — Тут она провела длинным пальцем там, где у других бывает ложбинка между грудями. — Ведь я могу предложить тебе кое-что получше.

Я громко вздохнула и протянула руку.

— Как хочешь. — Рио бросила серебряную пластинку мне на ладонь.

Я сунула приглашение в карман и зашагала ко входу.

— Подумай об этом! — Рио нагнала меня. — А лучше подумай обо мне. Такая восхитительная диковинка, как ты, достойна, чтобы ее смаковали, словно тончайший десерт, чтобы ее лизали, покусывали, посасывали... — Понизив голос, она одарила меня улыбкой во все четыре клыка. — А потом так и съели, до последнего дивного глоточка!

Не обращая на нее внимания, я остановилась в фойе у полукруга билетных кабинок. Маленькие сторожевые гоблины, которые работали здесь билетерами, сидели на высоченных барных табуретах. Росту в гоблинах было всего восемнадцать дюймов, так что им волей-неволей нужно было казаться повыше, хотя размеры, разумеется, никак не влияли на их способность чувствовать колдовство. Гоблин из ближайшей кабинки, тряхнув пепельно-голубыми дредами, взмахнул в мою сторону рукавом черной хламиды и потер нос пальцем с тремя суставами. Я ответила на приветствие. Тогда он бережно поставил на тыльную сторону кисти клиентки, щеголявшей сиреневой гривой, печать в виде синего сердца размером с пятидесятипенсовую монету и махнул рукой в сторону зала. Клиентка, болтая сумочкой на длинном ремне, протолкалась сквозь толпу и направилась прямиком в сувенирную лавку.

У вампиров есть много способов высосать тебя до капельки.

Рио кружила вокруг меня, словно неутомимая акула.

— Добро пожаловать в «Голубое сердце», сладенькая сида! — И она погладила меня по щеке.

По спине у меня пробежали мурашки наведенного вожделения.

Месма.

Я отшатнулась, и ощущение прошло, как только Рио отняла руку. Я мысленно понизила ее в чине. Пускай сколько хочет называет Графа вторым сортом — сама-то она еще гораздо хуже.

Рио рассмеялась — воздух задрожал от грудного хохота, и сновавшие кругом посетители разом остановились и уставились на нее. Она раскинула руки и медленно повернулась, вдыхая ароматы разгоряченных гостей.

— Какая благодарная публика! — Она содрогнулась. — Какие все-таки люди замечательные создания! — Нагнув голову к плечу, она посмотрела на меня. — Надеюсь, твой визит будет таким упоительным... как хочется мне! — Она подмигнула большим голубым глазом.

— Не строй слишком смелых планов, — сказала я и медовым голосом добавила: — Было бы так жаль испортить тебе вечер.

— О, как мне с тобой будет весело! — Рио погрозила мне пальцем с голубым ногтем, и блеск в ее глазах стал еще более хищным. — Даю тебе честное слово, моя крошка-сида, твой первый вечер в «Голубом сердце» подарит тебе массу незабываемых впечатлений!

Я с небрежным видом отмахнулась:

— Прошу тебя, не трать на меня время, я ведь не туристка, меня не надо развлекать.

— Но ты обязательно...

Рио глянула мне за спину, и оживление разом погасло.

Я обернулась и увидела Графа. Светлая шевелюра осталась прежней, но теперь Граф сменил наряд записного яхтсмена на классический темно-синий костюм и бледно-голубую рубашку с распахнутым воротом и отвернутыми манжетами, в которых сверкали запонки с сапфирами в ноготь величиной. В нагрудном кармане красовался платок в тон рубашке. Граф так и источал обаяние «светского льва на отдыхе», но, когда он шагнул навстречу Рио и мне, лазурь его глаз сверкнула холоднее и жестче сапфиров на запонках. Что-то мне подсказало, что отношения у них с Рио не сахар, хотя именно Граф в свое время передал ей Дар.

— Женевьева, какая радость снова видеть вас! — Он широко улыбнулся, ухитрившись при этом не показать клыки: этого обычая по-прежнему придерживались многие старые вампиры. — Я счастлив, что вы решили принять мое приглашение. Надеюсь, вам не пришлось долго ждать.

— Я только что пришла.

— Великолепно. — Он предложил мне руку. — Я буду вас сопровождать, дорогая. Мне не хотелось бы, чтобы во время вашего визита к нам вы потерялись или... — он покосился на Рио, — попали в ловушку.

Рио снова надулась, подскочила к нему и схватила его выше локтя обеими руками, а затем повернулась ко мне. Она была выше Графа на целую голову.

— Какая жалость. Я только собралась показать крошке-сиде наш клуб. Ей так наверняка больше понравилось бы.

— В другой раз, Рио, в другой раз. — Граф галантно улыбнулся мне. — Сегодня мисс Тейлор пришла по моему приглашению.

Рио выдернула у него из кармана платок и сунула за узел блузки между грудей.

— Может, мы покажем ей клуб вместе? — промурлыкала она. — Было бы весело.

Улыбка Графа ни чуточки не изменилась.

— Думаю, нет.

Это было все равно что смотреть на умственно отсталого ребенка-переростка, который тычет палкой в змею, и мне было совсем неинтересно находиться в пределах змеиного броска. Я собралась отойти и даже подняла ногу, но не успела поставить ее обратно, как воздух вокруг меня... зашевелился. На миг у меня закружилась голова, на затылок навалилась тяжесть, а потом я заморгала и уставилась прямо перед собой.

Вот нелегкая!

Рио нигде не было. Граф по-прежнему стоял рядом, словно и не двигался, но платок снова был у него в кармане, а в улыбке появился оттенок удовлетворения.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Граф, поганец, опять остановил время, как тогда, в полицейском участке, только теперь уже для меня, а не для других.

Я похолодела и с деланой небрежностью спросила:

— Рио вас раздражала, да?

Он наклонил голову:

— Предпочитаю проводить время в вашем обществе, дорогая. — И снова предложил мне руку. — Идемте.

— Мне кажется, это не такая уж хорошая мысль... извините, просто бронза меня, честно говоря, не очень интересует, понимаете? А ведь вы меня пригласили именно ради этого...

— Разумеется, — ответил он, не замявшись ни на секунду. — Но сначала, Женевьева, я должен сделать вам комплимент. — Он взял меня за обе руки. — Вы прелестны. Такая красота, как ваша, услаждает взор и бодрит сердце. — Он улыбнулся ехидно и лукаво. — Хотя в моем случае, пожалуй, ваша красота бодрит... другие мои части.

От неожиданности я рассмеялась. А я-то думала, Граф не склонен к скользким шуточкам.

— Что ж, по крайней мере, вы говорите честно.

— Как ни банально это звучит... — Он склонился над моей рукой, потом перевернул ее и поцеловал в ладонь. — Мне всегда казалось, что честность — лучшая политика.

Когда он поднял голову, рядом полыхнула фотовспышка.

— Но простите меня, я опережаю события. Думается, прежде чем переходить к таким интимным материям, мы должны познакомиться поближе.

Многообещающе. Впрочем, речь всего лишь о том, чтобы договориться о терминологии, не так ли?

— Да-да. — Я слегка улыбнулась, вздрогнув от следующей вспышки, — это японская туристка вскинула миниатюрную камеру.

Граф просунул мою руку под свой согнутый локоть.

— К сожалению, в наши дни не все разделяют подобное мнение. Мир несется вперед все быстрее и быстрее, и люди то ли не могут, то ли не хотят размышлять об отдаленных последствиях своих поступков, стремясь лишь к удовлетворению сиюминутных желаний.

— По-моему, в данный момент эти желания удовлетворяет целая толпа ваших подданных-вампиров.

— Чтобы по-настоящему понять, что готовит нам грядущее и что следует делать ради его безопасности, нужны время и опыт. — Граф сокрушенно вздохнул и отечески похлопал меня по руке. — Молодежь не способна осознать, что наша планета измучена хищнической эксплуатацией ее щедрых даров.

— Угу, — выдавила я.

Великолепно, то, что доктор прописал: экологически озабоченный вампир читает мне лекцию о несовершенствах современного мира.

Снова сверкнула вспышка, и рука Графа напряглась, а по лицу пробежала тень раздражения. Тогда рядом с туристкой возник вампир в местной униформе — темно-синие брюки и рубашка того же оттенка в серебряную полоску, — взял ее за локоть и вынул фотоаппарат из безвольных пальцев.

— Мои извинения, Женевьева, — прошептал Граф. — Служащие проследят, чтобы снимок был уничтожен. Иногда нашим гостям не удается уяснить себе некоторые правила, принятые в «Голубом сердце».

— Если вам не нравится, когда вас фотографируют, к чему вся эта реклама? — Я показала на плакаты с вампирами из календаря, которыми были увешаны стены фойе.

— Вы совершенно правы. В этом действительно видно противоречие. — Граф повел меня вглубь фойе. — Однако таковы коммерческие требования сегодняшнего дня и нынешнего века, а мы, как и любой биологический вид, непременно должны приспосабливаться к изменчивой среде, если хотим сохраниться.

Мы шли, и толпа расступалась перед нами, словно ей дали знак нас пропустить. Наверное, Граф расчищал нам путь при помощи каких-то легких вампирских чар.

— Некоторые из нас потратили долгие века на то, чтобы создать себе новый образ сообразно положению дел, — продолжал Граф. — С изобретением фотокамеры и появлением фоторепортажей нам стало все труднее избегать тех людей, которые поставили себе цель нас уничтожить. Именно поэтому у нас появилось обыкновение уклоняться от фотосъемки, и изменить эту привычку нелегко, как и любую другую.

Видимо, солировать в разговоре тоже вошло у него в привычку... правда, я все равно была не расположена болтать.

Зато была расположена выяснить, зачем я ему понадобилась.

Мы остановились у вертящихся дверей, которые вели во внутреннюю часть старого кинотеатра. По одну сторону на высоком хромированном табурете восседал сторожевой гоблин в синем комбинезоне, украшенном пятью одинаковыми значками — голубыми стеклянными сердечками, — наверное, это были какие-то знаки благодарности от начальства. Гоблин качнул залакированным голубым ирокезом в сторону Графа, поприветствовал меня, а потом с глухим стрекотом поднял ладонь.

— Вам придется показать ему приглашение, дорогая. — Граф говорил очень тихо. — И позволить ему до вас дотронуться. — Он выпустил мою руку, так что сам он теперь до меня не дотрагивался. — В нашей лицензии прописано условие, что все гости входят в клуб добровольно.

Я ответила на приветствие гоблина и протянула ему серебряное приглашение.

Гоблин поглядел на прямоугольник, а потом быстро пожал мне пальцы. Он постучал ногой по ножке табурета, и на кроссовках у него зажглись голубые огоньки.

— О'кей, мисс, желаю повеселиться.

Он протянул руку и нажал кнопку вызова частного лифта. Раздался звон, двери лифта раздвинулись, и Граф подтолкнул меня в спину.

Лифт был маленький, такой маленький, что между двумя телами почти не оставалось промежутка. Я помедлила. Не то чтобы я страдаю клаустрофобией, но ведь мы, как-никак, ввели в уравнение вампира, и соотношение сил мне не понравилось.

Граф сильнее нажал мне на спину:

— Мне бы хотелось показать вам наш бар для почетных гостей, дорогая. — Граф улыбнулся. — Лифт позволяет нашим избранным клиентам избежать толпы. Так легче скрыться от посторонних глаз.

Зар-раза! Я же сделала ставку на то, что Кэти правильно поняла, зачем меня пригласили, что дело именно в убитой девушке, а не во мне лично. Я стиснула зубы и шагнула в металлический ящик. Пол под ногами подался, и сердце у меня ёкнуло вместе с ним. Я отодвинулась в сторону и прижалась спиной к стенке.

Граф встал ко мне лицом, и, когда дверь закрылась, отгородив нас от шума фойе, глаза его остались бесстрастными. Внутри лифт был отделан темным металлом, покрытым узором из мелких трещинок, словно старое потускневшее зеркало. Множество отражений глядело на нас в жутковатом молчании. Потом я поняла, что странного в этом молчании: Граф не дышал, сердце у него не билось. Как будто его и вовсе не было. А у меня сердце заколотилось быстрее. Он что, проголодался? Я глянула в распахнутый ворот его рубашки, но увидела там только бледную кожу и дымку светлых волос, которые все равно были темнее кожи.

Словно уловив мои мысли, Граф улыбнулся с прежней веселостью, впервые показав мне клык:

— Дорогая Женевьева, наконец-то мы одни.

Он достал ключик, вставил его в скважину в стенке лифта и повернул. Лифт остановился, электричество погасло, остался лишь неяркий свет аварийной лампочки.

— Ну вот, теперь нам никто не помешает.

Я стиснула в пальцах серебряное приглашение и похлопала им по подбородку, сосредоточившись на легком жжении.

— У вас есть на то особые причины? — Сердце у меня скакало перепуганным кроликом, но голос остался спокойным, и на том спасибо. — Или это глупый вопрос?

— Прошу вас, не тревожьтесь. Все это, — он успокаивающе поднял руки ладонями вверх, — лишь для того, чтобы наша беседа осталась между нами.

Прищурясь, я повертела в голове его слова и усилием воли заставила сердце утихомириться, или по крайней мере честно постаралась. Проклятый джи-зав.

— Вы не хотите, чтобы кто-нибудь узнал, что вы интересуетесь погибшей девушкой, да?

Глаза его вспыхнули одобрением.

— Вот именно, хотя интересует меня не девушка как таковая, а то, как она погибла.

«В очередь, в очередь!» — едва не выпалила я.

— Как я уже упоминал, я делаю ставку на честность. — Граф посмотрел на меня в упор. — Смерть девушки наступила из-за колдовства, из-за каких-то чар. Этот инцидент — беззастенчивая попытка очернить нас в глазах общественности.

— Судя по толпам желающих попасть в ваше заведение, попытка не удалась.

— Одну смерть могут счесть трагической случайностью, как у нас говорят — «внутренним делом». — Он развел руками. — Но у меня есть все основания полагать, что будут и другие.

— А при чем здесь я?

— Чуть позже у вас назначена встреча с мистером Хинкли в полицейском участке. Если все сложится благополучно, вам разрешат взглянуть на тело. Мне бы хотелось, чтобы вы выявили, какое использовалось заклятие, и по возможности сняли его. И я буду признателен, если вы сообщите мне о результатах. — Он поправил манжеты. — А пока мне бы также хотелось, чтобы вы проделали некоторые разыскания в клубе, опираясь на свой опыт в области магии, и выяснили, нет ли еще чего-нибудь, что пролило бы свет на эти события.

Я не стала говорить ему, что я не сыщик. Все равно никто мне не верит.

— Это вы меня так нанимаете?

Граф кивнул:

— Я бы предпочел, разумеется, официально обратиться к вам через «Античар», но, если учесть некоторое недоверие, возникшее между вампирами и ведьмами, это был бы не самый целесообразный путь. Разумеется, я поделился своими опасениями с инспектором Крейн. — Он смахнул с рукава пылинку. — Однако, к сожалению, наша славная мисс Крейн молода и неопытна и, вероятно, более заинтересована в том, чтобы избежать потенциально болезненного стечения обстоятельств, нежели в том, чтобы обнаружить истину.

Кто бы говорил насчет болезненности!

— А кто этот прибабахнутый французик, которого вы притащили с собой вчера?

— Виноват, ошибся в расчетах. — Он снова поправил манжеты, затем повернул сердцевидную запонку нужной стороной кверху. — Вестман — прекрасный адвокат, однако, поскольку они с Луи влюблены друг в друга, он, к несчастью, не всегда может сосредоточиться на деле. Что касается нашего заморского друга, я не меньше других удивлен его интересом к инспектору Крейн. — Он сокрушенно улыбнулся. — От души надеюсь, что это не настроит вас против меня.

Я переступила с ноги на ногу — мышцы уже начали ныть. Шестидюймовые шпильки не предназначены для того, чтобы на них подолгу стояли.

— Вы ведь знаете, что полиция не нашла в теле девушки никаких следов магии?

— Инспектор Крейн была так любезна, что сообщила мне об этом. И ведь она не просто полицейский офицер, но и ведьма.

Да-да, к вопросу о доверии и недоверии.

— Даже если я обнаружу чары, — сказала я, — мне вряд ли удастся разобраться, кто их наложил; объясните, пожалуйста, что вы намерены предпринять, чтобы подобное не повторилось?

— Дорогая, главное — найти чары. А последствиями мы займемся потом.

Я пристально посмотрела на него и прищурилась:

— Вы знали Мелиссу?

— Она здесь работала. — Вид у него снова стал бесстрастный. — Я не сомневаюсь, что нам с ней случалось беседовать.

— Вы знали, что она фея?

— Как я уже сказал, нам с ней случалось беседовать, но знакомы мы не были.

— Вы ее убили?

— Насколько мне известно, нет.

Я оторопела:

— Или убили, или нет!

— К несчастью, всегда остается вероятность, что мое случайное слово или невольный жест в неудачное время могли поспособствовать ее гибели. — Он еле заметно пожал плечами. — Я всегда считал, что правду говорить легко и приятно.

Мне стало интересно, насколько он честен на самом деле, — нет, конечно, он не говорил неправды, такие старые вампиры, как он, не лгут. Они очень серьезно относятся к понятию «слово чести». Но даже я могла при необходимости поколдовать над словами так, чтобы они приняли нужные очертания, а у Графа передо мной было добрых восемьсот лет форы. Поэтому я засомневалась, чтобы его честность была такой уж «правдой, только правдой, и ничем, кроме правды».

К тому же мой проклятый локатор верещал, словно вампиришка последнего разбора, обуянный жаждой крови.

Я поджала губы:

— Можете ли вы сообщить мне еще что-нибудь полезное?

Он покачал головой:

— Полагаю, нет.

Я подалась вперед и уставилась ему прямо в глаза. На шестидюймовых шпильках я была с ним почти одного роста.

— Даже не скажете, какого вампира вы подозреваете?

Он улыбнулся:

— Дорогая, я не говорил, что кого-то подозреваю.

— Вам незачем было говорить. — Я оперлась о стену, обхватив себя руками. — Ни для кого не секрет, что мистер Хинкли считает, что Мелиссу убил вампир с помощью магии. И всем известно, что мистер Хинкли меня нанял. Вы просто подтвердили, что согласны с ним.

Как и Деклан, когда я ходила в «Кровавый трилистник». Похоже, никто, кроме, конечно, полиции, не верил, что Мелисса погибла не из-за магии.

Я топнула ногой и продолжила:

— Единственная причина нашего маленького тет-а-тет очень проста. Здесь негде спрятаться и подслушать, что вы мне скажете. А если все, что вы хотите, — это чтобы я нашла ваши так называемые чары, значит, вы прекрасно знаете, кто за них в ответе. — Я снова поджала губы. — Приглашение якобы полюбоваться вашей коллекцией бронзы никого не обманет.

— Хотя коллекция у меня и в самом деле выдающаяся. — Граф оглядел меня с одобрением. — Как и вы.

— А значит, вы или собираетесь сказать мне, кто это, или хотите, чтобы все считали, будто вы мне это сказали. — Я прикусила губу, еле сдерживаясь, чтобы не влепить ему оплеуху, — лишь бы согнать с его лица это покровительственно-одобрительное выражение. — Кто это?

— В этом-то и сложность, дорогая. — Граф со вздохом повернул ключик. — Пусть я и подозреваю кого-то, но без чар у меня нет ни малейших доказательств.

Загорелся свет, лифт дрогнул и ожил. Я пошатнулась, протянула руку к стене, чтобы не упасть...

Воздух вокруг пошел рябью, и у меня опять закружилась голова.

Лифт уже остановился. Дверь была открыта.

Я выглянула. Там был бар, заполненный народом, и все смотрели на меня.

— Дорогая... — Граф приобнял меня за талию и подтолкнул к выходу.

Я шагнула в бар, и лифт со звоном закрылся у меня за спиной.

Зачем этому вампиру опять понадобилось останавливать время? Нахмурившись, я обернулась, чтобы потребовать объяснений. Граф исчез, и я осталась одна.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ

Бар для почетных гостей был набит вампирами и людьми. Вампиры глядели на меня сквозь сумрак так пристально, что у меня снова побежал холодок по спине. Люди смотрели с любопытством. Потом зашептались. Потом заговорили. И звякнули стаканы, и кто-то тоненько захихикал, и повисшее в воздухе напряжение исчезло, словно откатилась морская волна.

Зар-раза! Этот треклятый манипулятор решил порыбачить — со мной в качестве живца. Я вздохнула: из меня опять сделали приманку для вампира-убийцы! Скучно даже.

А Кэти помогла мне понять, что надо найти убийцу Мелиссы, пока он не нашел меня. Не исключено, нужно сказать спасибо, что Граф хотел меня нанять. Значит, сам он, по крайней мере, Мелиссу не убивал, хотя все равно был чертовым манипулятором, поэтому исключать его из списка подозреваемых я пока не собиралась, зато мне хотя бы заплатят за то, чем мне все равно пришлось бы заниматься из-за сделки с Декланом. Не говоря уже о том, что Деклан с Графом — сколько бы они ни твердили, будто им нужно, чтобы я только посмотрелана чары магическим зрением, — на самом деле только мутят воду, стараясь замаскировать какие-то скрытые мотивы.

Вот я и стала смотреть, магическим зрением в том числе.

Бар для почетных гостей располагался на полукруглой застекленной галерее вдоль стены. Отделан он был в предсказуемых серебристо-голубых и синих тонах: пушистый темно-синий ковер с узором из серебряных сердечек, голубые стены и просторные голубые диваны, у которых был такой вид, словно они, того и гляди, проглотят сидящих гостей с потрохами, негромко чавкнув. Вампиры нащупали модную тенденцию и старательно ее придерживались. На диванах я увидела множество знакомых лиц — не то чтобы я действительно кого-то здесь знала, я не накоротке с лондонской золотой молодежью, а вот вампиры, похоже, накоротке.

И ни у кого не было при себе никаких чар, ни намека, — впрочем, я так и думала, иначе все оказалось бы слишком просто. А значит, пора прибегнуть к Кэтиной следовательской стратегии и разыскать болтливого дворецкого.

Я направилась к центральной стойке, преодолев искушение лавировать между диванами на цыпочках. Ощущение было как в подземном святилище — из-за приглушенного гула разговоров и парфюмерного цветочного аромата из кондиционеров.

По спине у меня побежали еле заметные мурашки, словно я забыла что-то важное и никак не могла вспомнить, и я сдвинула брови, пытаясь понять, в чем дело. Тут я поняла, что все вампиры обесточены, как Граф в лифте. Меня передернуло — я поняла, что грохочущий пульс и оглушительные ароматы крови совсем заморочили бы им голову. Так всегда поступала моя альтер-вамп, но было как-то жутко оказаться по другую сторону баррикады.

Когда я проходила мимо одного из диванов, тощая как спичка фотомодель, которую я в последний раз видела, когда она пялилась на меня с обложки глянцевого журнала, запрокинула голову, демонстрируя худую шею. Ее спутник-вампир прикоснулся пальцем к пульсирующей жилке, и красавица, томно ахнув, прижалась к нему. Вампир поймал мой взгляд и подмигнул.

В ответ я подняла бровь — подумаешь! Меню здесь, конечно, «одето» подороже и подано роскошнее, но на самом деле это местечко ничем не отличается от любой забегаловки в СОС-тауне.

Добравшись до стойки, я сообразила, что план мой обречен на провал с самого начала. Бармен-человек, щеголявший фальшивыми клыками, словно орденом, совершенно не подходил для задуманной задушевной беседы.

Надо было найти кого-то другого и уголок потише.

Я медленно прошлась вдоль стеклянной стены бара-галереи, краем глаза уловила какое-то движение и глянула вниз, на густую мешанину тел, пляшущих в ночном клубе на первом этаже. Сквозь стекло музыку почти не было слышно — лишь глухой отзвук, похожий на слабое сердцебиение. Тут я перестала смотреть на танцующих и обратила внимание на отражение в стекле.

Он стоял футах в десяти от меня, сцепив руки за спиной и крайне неумело притворяясь, будто и не смотрит на меня. С полсекунды я никак не могла его узнать, но потом память подсказала, кто это, — еще бы, разве можно забыть такие широкие плечи и такую мускулистую грудь: «настоящий гот» из «Пиявки и падалицы», герой-любовник, который строил глазки моей альтер-вамп. Только на сей раз мускулистая грудь вместе с цепочкой следов от укусов скрывалась под униформой служащего «Голубого сердца».

Дарий. Главный кровный раб Рио.

Ну, это не очень интересно.

Конечно, он был идеальным кандидатом на то, чтобы повиснуть у меня на хвосте. Я никак не могла его знать, к тому же он человек, да еще и местный служащий, зачем же его бояться, когда заведение битком набито здоровенными страшными вампирами?

Я не спеша пошла дальше и увидела, как его отражение двинулось следом.

Услышав тихий стон, я обернулась и наткнулась на взгляд знакомых синих глаз. Деклан из «Кровавого трилистника». Когда он улыбнулся мне с дивана, обнимая за голые плечи блондинку в красном топике-тюбике, расшитом блестками, я похолодела. И только потом поняла, что это не Деклан, а его брат Шеймус. И сладко стонала блондинка не из-за Шеймуса.

Рядом, прильнув к ее руке, стоял на коленях другой вампир. Насыщаясь, он тихонько мычал. Я вздрогнула от мерзкого воспоминания. Вампир поднял голову и ухмыльнулся, и я увидела еще одно знакомое лицо — Херувимчика из вампирской банды, которая напала на Газзу.

Я сделала мысленную пометку и, протолкавшись к выходу, побежала на первый этаж. Сзади слышались шаги Дария. Еще одна дверь вела в главный коридор клуба, где передо мной встала проблема выбора — первый, второй или третий зал старого кино. Мимо, хихикая, пробежали две девушки, распахнули дверь второго зала, и тихий коридор заполнила громкая пульсирующая музыка.

Оглянувшись, я увидела, что по лестнице спускается Дарий. Он скрылся из виду, и я выбрала зал номер один — ближайшую дверь — и тут же наткнулась на золотую жилу, точнее, на хорошенькую девушку, которая со скучающим видом стояла у длинного стола, накрытого белой скатертью.

— Привет, меня зовут Дебби, — обрадовалась она мне. — Добро пожаловать в «Укус на память». — Она улыбнулась, показав накладные фарфоровые клыки. — Сегодня мы рады представить вам прославленного Гордона Ракмана, руководителя и дирижера нашего оркестра. — Дебби показала на сцену.

В свете софитов блестело бледное лицо прославленного Гордона Ракмана, который деятельно дирижировал и небольшим оркестром перед собой, и танцевальным ансамблем у себя за спиной. Музыка была подобрана с тем расчетом, чтобы на танцплощадку потянуло кого угодно, особенно после шестидесяти. Именно столько и исполнилось большинству гостей в зале, и не потому, что это были вампиры.

Точно! Чаепитие с танцами, заявленное на сайте «Голубого сердца», — последний аттракцион клуба, очевидно популярный и потому прибыльный, но ведь состоятельные старики охотно швыряются и деньгами, и свободным временем. Оставалось надеяться, что собственной жизнью они все-таки не швыряются.

Осыпанные радужными зайчиками от громадной хрустальной люстры пенсионеры качались, словно поблекшие цветы на ветру. По большей части это были старушки, которые танцевали друг с другом, но несколько счастливиц кружили по залу в объятиях вампиров, одетых летчиками, моряками и солдатами времен Второй мировой, причем со всеми подробностями, вплоть до зачесанных назад набриолиненных волос, если, конечно, не обращать внимания на клыки. Темп изменился, и танцоры перестали клониться и качаться и принялись кружить вокруг партнеров, ловко подскакивая, так что даже ног было не разглядеть.

— Какой сложный танец, — улыбнулась я Дебби.

— Фокстрот, кажется. — Она мило наморщила носик. — Но я та еще балерина, так что могу ошибаться, потому-то я тут и стою.

— Ага. Наверное, им есть что вспомнить.

— Да уж, они стреляные воробьи! — Дебби засмеялась, и каштановый перманент заколыхался.

Красная губная помада в тон полнокровному румянцу, вызванному вампирским ядом, делала ее копией девиц с открыток сороковых годов. Даже болотно-зеленая форма с медными пуговицами и грубые ботинки выглядели как настоящие.

Дебби показала мне на поднос, уставленный широкими бокалами:

— Хотите коктейль «Голубое сердце» — подарок от клуба? Малина, черника и красный апельсин.

В бокалах была темно-красная жидкость, напоминавшая унылую старую кровь. Я взяла бокал и осторожно понюхала, чудом не выколов себе глаз голубым бумажным зонтиком.

— Безалкогольный?

Она кивнула:

— У нас в «Голубом сердце» алкоголь не подают. Мы пропагандируем здоровый образ жизни, ведь мы готовим себя и свой организм к принятию Дара.

— Многообещающе, — заметила я и вернула бокал, глядя на аккуратные точечки у Дебби на шее. — Но я, пожалуй, воздержусь.

Взвыл тромбон, мелодия завершилась, раздались восторженные аплодисменты, и музыканты завели жизнерадостный вальс, даже я его узнала.

Дебби виновато улыбнулась:

— Нашим постоянным посетителям он тоже не нравится. — Она нагнулась ко мне и прошептала: — Вы знаете, некоторые приносят выпивку с собой, вон как та старушенция у колонны.

Старушенция у колонны, с сединой, подкрашенной ярко-фиолетовым, спряталась за объемистой сумкой и подливала себе в бокал из карманной серебряной фляжечки. Она закрутила крышку, и печать «Голубого сердца» на тыльной стороне ее руки показалась мне черной язвой.

— Водка, наверное, или джин. Гардеробщики смотрят на это сквозь пальцы, — поведала мне Дебби тоном ниже. — Понимаете, в такие-то годы нечего и рассчитывать на Дар, правда? — Она украдкой хихикнула. — Кому охота жить вечно и выглядеть при этом старым и дряхлым? Да и никто из Господ не захочет таким покровительствовать.

Я подняла бровь:

— Тогда зачем им сюда ходить?

Дебби показала мне свою ладонь с печатью:

— Просто печать означает, что они разрешают себя укусить, а для старичков одной надежды уже хватает, к тому же это не только полезно для здоровья, но еще и бонусные очки приносит. Посетителей у нас более чем достаточно, большинство так никто никогда и не кусает. Администрации совсем не хочется, чтобы кто-нибудь из этого чайного батальона взял да и сыграл в ящик от инфаркта там или инсульта.

Кажется, я перед Кэти в долгу. Дебби — как раз тот человек, которого можно спросить о Мелиссе... если удастся повернуть разговор в этом направлении.

— Знаете, если вы собираетесь стать нашим постоянным посетителем, — Дебби отхлебнула из бокала, который я ей вернула, — вам имеет смысл оформить членскую карту «Голубого сердца».

Музыка набрала крещендо. Вампир в белом матросском костюме приподнял партнершу над полом и за свою галантность получил пинка в лодыжку.

— Кроме бонусных очков вы получаете скидку на входной билет и в магазине. — Дебби так и лучилась энтузиазмом. — А если вы наберете много очков, то сможете выбрать себе вампира и назначить ему свидание. Мне очень нравится новенький вампир из Франции. Он такой симпатичный, волосы завязывает в хвостик, и у него такие обалденные бархатные сюртуки, и...

— Замечательно, а вот скажите мне... — тщетно попыталась я вклиниться.

Дебби несло:

— Хотите, я вам помогу? — Она тарахтела с пламенным взором продавца, которому вот-вот удастся заключить выгодную сделку. — Вы получаете пропуск — пластиковую карту. Ответите всего на несколько вопросов, и вам дадут...

Я достала серебряное приглашение от Графа и показала ей — в основном для того, чтобы она наконец замолчала.

Язык у нее остановился, но ненадолго.

— Ой, ну надо же, ой, только поглядите! Оно же серебряное, в нем же камень! — Дебби уставилась на прямоугольник. — Никогда таких не видела! Это от кого?

Я поглядела на приглашение сама, увидела черный камень. Значит, не от Графа.

— От Малика аль-Хана.

Стоило мне произнести его имя, как спину мне словно погладили шелком и сердце так и забилось. Тьфу, пропасть! Наверное, не стоило говорить его вслух.

— Ой, я его видела, ну такой цыпочка, просто пупсик, только жуткий какой-то, вы же, наверное, сами понимаете... — Дебби одним глотком допила коктейль.

Краем глаза я уловила движение. Это Лиловая Прическа манила кого-то пальчиком.

Дебби о чем-то задумалась, и я ухватилась за соломинку:

— Дебби, вы давно здесь работаете?

— Месяца четыре.

— Наверное, знаете всех служащих...

— Господи боже мой, это же вы, правда? — От волнения она стиснула руки. — Господи боже мой, фантастика! У вас на самом деле такие глаза, а не линзы, а я-то подумала, вы просто прикидываетесь, как все эти... ряженые! — Алые губки насмешливо искривились. — Они думают, что привлекут к себе внимание, но на самом-то деле кому надо, тот поймет! А у вас глаза по-настоящему настоящие, да?

— Вроде были настоящие, когда я в последний раз смотрелась в зеркало. — Ура, кажется, нащупала лазейку. — А вот подружка мистера Марта — я слышала, она тоже любила рядиться?

Она посмотрела на меня удивленно:

— Мелисса? Да нет, она... — Дебби осеклась, глаза у нее потухли. — Ну, нам не положено об этом распространяться, разве что говорить, какая это трагедия. Но... — Она оглянулась через плечо. — Вот что странно. Понимаете, у Мелиссы с мистером Мартом все было в ажуре, вы не думайте, он же такой зайчик, только пробыл-то он вампиром всего пару лет, а Мелли надо было кого покруче. Она вечно на всех свысока посматривала, а в последнее время стала что-то темнить — у нее, знаете, был такой вид, как у кота, который набрел на крынку сливок.

— Так вы думаете, мистер Март ее и убил?

— Конечно, — закивала Дебби, — все говорят, что это он из ревности. Понимаете, вокруг Мелиссы все так и вились. — Взгляд у нее стал завистливый. — И Граф, и братья-ирландцы, и Луи, это тот вампир-француз, который мне нравится, и Малик, это тот жуткий... — Она загибала пальцы. — Даже Альби и тот за ней приударял — вон он, вон там, — а он вообще голубой.

Вампир, облаченный в такую же форму цвета хаки, что и Дебби, только в мужском варианте, нежно держал Лиловую Прическу за руку. Очевидно, это его подманили пальчиком. По лицу Лиловой Прически было ясно, что она такая же трещотка, как Дебби, и это прекрасно: Альби с виду был не из болтунов. Неудивительно, что я его и правда сразу узнала: Альби был мистер Июнь и к тому же очередной полноправный член вампирской банды из СОС-тауна.

Мне даже стало интересно, по-прежнему ли у него колется форма.

Один из духовиков встал и выдул несколько бравурных нот.

— Про Мелли вот еще, что было интересно, — прошептала в наступившей тишине Дебби. — Она вечно куда-то исчезала, то есть никто не мог ее найти, а потом она говорила, что все время тут была. Однажды она меня напугала до смерти. — Дебби скрестила руки на груди. — Сказала, что я кое-что сделала, а я была уверена, что меня никто не видел.

Не успела я спросить у нее, что она имеет в виду, как раздался новый взрыв аплодисментов, а потом все пенсионерки разом обернулись и поглядели на нас, словно табунчик вспугнутых гоблинов.

Краем глаза я заметила, что Альби отпустил руку Лиловой Прически, выпрямился и уставился прямо на Дебби. Сердце у меня ёкнуло, я быстро обернулась и увидела, как на лице у нее застыло выражение морока.

Вот зар-раза!

Дебби вцепилась мне в руку и сладко улыбнулась, блеснув фальшивыми клыками:

— Перерыв! — (Мне не хотелось делать ей больно, поэтому я поддалась и позволила ей провести меня за столик с напитками.) — Скорей, а то вас затолкают. — Дебби подтолкнула меня к запасному выходу. — Идите сюда, так будет ближе.

Куда, интересно, ближе?

Я снова поглядела на Альби, бледного от напряжения.

Дебби улыбнулась так широко, что у меня самой едва не свело скулы. Она снова нетерпеливо подтолкнула меня:

— Ну идите, идите.

Вот нелегкая. Если я не послушаюсь, он надавит ей на мозги слишком сильно. Глубоко вздохнув, я взялась за металлическую ручку, над которой было написано: «Только в случае пожара», и толкнула дверь.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Дверь запасного выхода с грохотом захлопнулась у меня за спиной. За ней был пустой коридор, освещенный лампами дневного света. Эти лампы, а также отсутствие толстой ковровой дорожки на полу, выложенном практичной, легко моющейся плиткой, голые крашеные стены, пустой кабинет, еще один запасный выход и шкафчик для хозяйственных принадлежностей — все подсказало мне, что это помещение не для посетителей.

Оставался только один путь.

Вычурные голубые с серебром буквы над дверями гласили: «Le Theatre du Grand-Guignol». Маски Комедии и Трагедии походили на ископаемые черепа вымерших великанов. Они были покрыты густым серебрением. У одной из глаза текла рубиновая слеза размером с куриное яйцо, другая хохотала во все горло, щеголяя полным набором клыков, которые были бы велики любому вампиру. Трудно было представить, чтобы эти рожи кому-нибудь приглянулись, зато сразу становилось ясно, какое развлечение ждет за этой дверью.

На сайте «Голубого сердца» было написано, что театр открыт для почетных гостей только по субботам — кажется, меня только что повысили в звании, — но мне показалось странным, что кто-то потратил такую уйму денег на украшение входа, которым, скорее всего, пользовались только служащие.

Ежась от нервного озноба, я приоткрыла двери.

Изнутри, из темноты, вытекла тихая музыка, от которой по спине побежали мурашки, а еще был слабый медный запах свежей крови. Перед возвышением-сценой стояли полукругами столики в пять-шесть рядов. Все столики были заняты, но, когда я вошла, никто не повернул головы. Все зрители до единого не отрывали глаз от сцены в предвкушении зрелища. Декорации изображали заброшенное кладбище. О чем бы ни была пьеса — а мне что-то подсказывало, что тему я угадаю с трех раз, — речь в ней шла скорее о киношных красивостях, чем о менее романтичных реалиях вампирской повседневности.

Я включила магическое зрение, но никаких чар за дверью не обнаружилось. Да, вряд ли Граф будет доволен результатами моего расследования, хотя нельзя сказать, чтобы меня это огорчало.

— Входи-входи, крошка-сида! — прошептал голос Рио.

При этих словах из-за плакучих ив над надгробиями выплыло облако тумана, сделанного из сухого льда, стекло со сцены к ногам зрителей и стало там клубиться, словно злобное сонмище незаслуженно забытых духов.

Я отпустила двери — они сами закрылись за спиной — и двинулась туда, где в темноте виднелась копна голубых кудряшек. Да уж, пришлось Рио потрудиться, чтобы заполучить меня сюда. Оставалось надеяться, что дело в Мелиссе, а не в том, что Рио просто проголодалась или клюнула на наживку Графа.

— Добро пожаловать в вертеп кровавых пиршеств, где ужас сокрушает даже самые стойкие сердца!

Рио окинула меня быстрым взглядом и снова уставилась на сцену.

Нашла время ломать комедию!

Что до моего сердца, оно давно уже отчаянно колотилось.

— Кажется, популярное местечко, — заметила я как ни в чем не бывало. — Наверное, дела идут в гору.

Рио прижала палец к губам:

— Чш-ш! Сейчас начнется следующее действие.

Да уж, везет мне — пришла как раз вовремя.

Я сунула руку в карман жакета и, осматривая зал, нащупала серебряные приглашения. Зал был набит вампирами, среди которых кое-где виднелись и люди. Когда глаза привыкли к свету, я узнала среди них знакомые по визитам в СОС-таун лица. Все они принадлежали к кровному клану Золотого Клинка и, насколько я знала, совершенно не собирались устраивать себе рекламу — а если так, какого лешего их сюда занесло?

Раздался звучный аккорд, и на сцене очутилась девушка — расширив глаза от ужаса, она вцепилась обеими руками в прозрачную ночнушку на груди; распущенные темно-каштановые кудри падали ниже талии. Публика разом подалась вперед, а девушка дрожала в искусственном тумане, пригвожденная к месту ярким лучом софита.

Я страдальчески вздохнула, но говорила по-прежнему тихо:

— Какая, однако, рухлядь! Сцены на кладбище — это же старо как сама смерть! Я думала, у вас больше фантазии...

— Кому она нужна, эта фантазия? — улыбнулась Рио, сверкнув белыми клыками.

У меня появились неприятные подозрения, и я пригляделась к девушке на сцене. Та на подгибающихся ногах добрела до середины сцены и упала на колени у бутафорского саркофага — перепуганное лицо все блестело от пота. Поднялась, шатаясь. Похоже, она не осознавала присутствия публики, жадно впитывавшей каждое ее движение.

Зар-раза! Для нее же все по-настоящему.

— Вы что, наслали на нее морок?! — Я сжала кулаки. — А я-то думала, тут такие фортели выделывать не положено! Только добровольные жертвы!

Рио хихикнула, и от ее смеха по спине у меня пробежали мурашки.

На сцене к девушке присоединился вампир. Классический черный оперный плащ развевался у него за плечами на несуществующем ветру — наверное, обычный вампирский цирковой фокус, — алая шелковая рубашка романтично пламенела в свете софитов. Длинные серебристо-белые волосы были гладко зачесаны и стянуты в хвостик, к тому же надо лбом красовались две интеллектуальные залысины, веки были набрякшие, губы тонкие и жестоко изогнутые, — словом, идеальная кандидатура на эту роль, с какой стороны ни взгляни. Актером, изображавшим Злодея Дракулу, был не кто иной, как Алый Поэт, главарь вампирской банды из СОС-тауна.

Я занервничала еще больше.

Алый Поэт раззявил рот, подставив его под софиты, чтобы свет блеснул на всех четырех клыках, и громко, по-театральному, зашипел, а публика к нему присоединилась.

— Какая сладкая кровь течет по твоим жилам! — Рио протянула ко мне руку. — Ближе, ближе, крошка-сида, мне гораздо приятнее смотреть спектакль, когда меня манит и дразнит твой аппетитный аромат!

Я сделала вид, будто не слышу. Рио слишком уж радовалась, а это могло означать только одно: девушка согласилась на все... на все, что бы ни случилось. Может быть, она даже скрепила сделку собственной кровью. Я огляделась в поисках подтверждения своим догадкам и нашла его: в первом ряду, постукивая по красной лампочке на головном радиотелефоне, сидел гоблин-охранник.

Как бы я ни уповала на то, что девушка понимала, на что идет, я готова была поспорить — ничегошеньки она не поняла. Заключить договор с вампирами так же трудно, как с феями, — очень уж заковыристо они составляют контракты, когда им это надо.

Алый Поэт между тем бродил по бутафорскому кладбищу, разглядывал могилы и упоенно кривлялся. Музыка стала громче, напряженнее, жертва вышла на авансцену, дрожа всем своим пухленьким телом.

— Как чудесно, когда публика может участвовать в спектакле, правда ведь? — Рио глядела на сцену не отрываясь. — Что может быть прекраснее, что может быть увлекательнее, чем наблюдать и ощущать неподдельный страх? — Голос ее трепетал от возбуждения. — Так и чувствовать, как сердце бьется все быстрее и быстрее, кровь разливается по жилам бурлящим потоком... — Томный вдох. — Что может быть лучше, чем несколько мгновений перед смертью, когда чувствуешь себя настолько живым? — Прерывистый выдох. — Подлинный ужас — такая редкостная роскошь в наши слишком уж просвещенные дни. — Рио тонко улыбнулась. — Зато его, как и всякую роскошь, — она раскинула руки, словно обнимая весь зал, — можно купить и продать.

Я поглядела на нее с омерзением:

— А у вас, однако, сильно развито стадное чувство.

Она снова протянула мне руку:

— Давай с нами!

— Спасибо, что-то не хочется.

Я попятилась — здесь все равно толку не добьешься, а в мире полно мест поприятнее. Толкнула дверь, но вместо дерева наткнулась рукой на прохладную плоть. Рио метнулась к двери так стремительно, что я ее даже не заметила, и теперь перегородила мне выход, ухватившись за косяки.

— Не покидай меня, крошка-сида, — промурлыкала она.

Я уставилась на собственную ладонь у нее на груди — глубокий вырез прозрачной блузки ласкал мне запястье, а медового цвета пальцы казались бледными на темной коже. От этой кожи до самого моего плеча бежали нежные электрические разряды. Месма. Я хотела поскорее убрать руку, но не могла. Сопротивляться зазывному току было невозможно.

Горло у меня перехватило от ужаса: я и не знала, что Рио такая сильная колдунья!

Рио придвинулась ближе. Инстинкт самосохранения визжал мне в ухо, чтобы я отшатнулась. Вместо этого я позволила телу делать все, что захочет Рио. Я согнула локоть, сделала шажок вперед, задрала голову и посмотрела ей в глаза. Белки были такие же голубые, как и кудряшки. Запах Рио — мускус, мята, лакрица — затуманил мне разум, и я приникла к ней, обняв ее за шею свободной рукой.

— Ах, какой сюрприз, крошка-сида! — Рио нагнула голову, губы у нее приоткрылись от предвкушения. — Кто бы мог подумать?

Наши губы соприкоснулись — сначала осторожно, потом я нажала сильнее, целуя ее с притворным пылом. Я чувствовала, как лихорадочно колотится ее сердце под моей ладонью. Провела языком по ее прохладным губам. Ее язык так и рванулся навстречу. Рот у меня наполнился вкусом горькой мяты пополам с электрической медью. Я отодвинулась, но руку от ее груди не отнимала.

— Рио, ты этого хотела? — выдохнула я ей в лицо.

Она качнулась ко мне, по-прежнему раскинув руки, и не упала только потому, что держалась за косяки.

Тогда я провела рукой вниз, коснулась затрепетавшей кожи на животе.

— Ты из-за этого так стремилась со мной поздороваться?

С полуоткрытых губ Рио сорвался тихий стон.

Я запустила пальцы за пояс ее кожаных шортиков.

— Почему ты так хотела, чтобы я составила тебе компанию?

Рио содрогнулась, прерывисто дыша от страсти. Тут я резко шагнула в сторону и со всей силы дернула Рио за шортики, подставив ей подножку. Она потеряла равновесие и рухнула вперед, вытаращив от неожиданности глаза и размахивая длинными руками. Я хорошенько врезала ей кулаком между лопаток и швырнула на пол. Рио рухнула плашмя, крепко приложившись подбородком о паркет. Я уселась на нее верхом, отчего у нее перехватило дух, заломила ей руки и навалилась на нее всем весом, не давая подняться.

— Или ты собиралась мне что-то сказать? — жарко зашептала я ей на ухо, подавшись вперед.

Тут-то и раздался вопль.

Алый Поэт на сцене подошел к девушке со спины, обхватил ее поперек туловища и накрепко прижал к себе. Публика глядела на это как зачарованная, упиваясь ее страхом. Девушка уже обессилела и перестала отбиваться, по щекам ее текли слезы. Вампир ласково утер их, а потом приподнял ей подбородок, так что стало видно, как на шее бьется жилка.

Рио подо мной засмеялась.

Вампир запрокинул голову.

Вот нелегкая! Рио им управляет!

— Пусть перестанет! — заорала я ей в ухо.

Алый Поэт замер в дурацкой позе с клыками на изготовку.

Рио повернулась, едва не коснувшись меня щекой.

— Ш-ш, крошка-сида, — проворковала она, — ты ведь не хочешь, чтобы он сейчас сделал ей больно? Стоит ему капельку ошибиться — и произойдет трагическая случайность. Само собой, девица по собственной воле подписала договор со всеми условиями и оговорками, как и все звезды, которых мы приглашаем... а вон тот гоблин за это поручится.

Блефует или нет?

Словно прочитав мои мысли, Рио прошептала:

— Нашей пухленькой старлетке не покровительствует никакой Граф, не то что некоторым, — ни Граф, ни жених-супермодель, ни благочестивая матушка, так что, если сегодняшнее выступление станет ее лебединой песней, никто о ней даже не вспомнит.

Значит, не блефует.

Не исключено, что девушка сегодня просто исчезнет, и, если в договоре не сказано, что ее смерть должен засвидетельствовать гоблин-охранник, об этом никто даже не узнает. Люди часто не сознают, насколько буквально гоблины все понимают.

— Может, ты хочешь, чтобы я поскорее слезла? — уточнила я.

Рио снова захихикала, и у меня опять побежали мурашки.

— Нет-нет, останься так. Какое пикантное положение!

Прекра-а-асно, значит, ей нравится, когда ее прижимают к полу...

— Вот и хорошо! — фыркнула я.

— Восхитительно! Можно и спектакль смотреть, и шептать всякие глупости тебе на ушко, ах, такое сладенькое... Нагнись поближе, крошка-сида!

Я вздохнула и нагнулась пониже, чтобы ей удобнее было шептать. Вампиры обожают, когда другие играют по их правилам.

Между тем на сцене Алый Поэт отпустил девушку, и она отчаянно пыталась отползти от него подальше, едва не удавив себя закрутившейся ночнушкой. Вампир на цыпочках крался за ней, шутовски подчеркивая каждое движение, — самый настоящий архизлодей из пантомимы.

Рио подо мной заерзала:

— Ты спрашивала о бедной Мелиссе. Очень жалко, что она погибла, — играть с ней было одно удовольствие.

— Рио, я здесь не для того, чтобы слушать поминальные тосты, выкладывай все как есть.

— Хорошо-хорошо. Мелисса пришла ко мне вечером накануне смерти и сказала, что располагает кое-какими сведениями, которые она хочет мне продать.

— Она тебя шантажировала.

Рио тихонько засмеялась, и ее смех пробежал по мне волной.

— Мелисса была очень похожа на меня, такая же честолюбивая. Она понимала, что, если правильно выбрать определенные слова или поступки, их можно использовать как рычаги или сделать из них крайне действенное оружие.

Туше...

— Значит, Мелисса действительно тебя шантажировала.

— Она была умна и рассчитывала на яркое, блестящее будущее. — Рио повернула голову, и я увидела, что она подняла соболиную бровь. — Тебе не кажется, что она вполне могла кого-нибудь шантажировать? Она мне нравилась. Я видела себя в этой девочке. — Рио подмигнула. — Вот почему я согласилась быть ее покровительницей.

Я нахмурилась. У Мелиссы уже был покровитель — Деклан из «Кровавого трилистника».

— Вижу, этими сведениями с тобой никто не поделился. — Рио поцокала языком. — Наверное, тебе покажется занятным, что у нее был не один, не два, а целых три покровителя! Само собой, я, а еще Граф и Деклан. И должен был появиться еще один, только он не успел об этом сообщить.

Спина у меня затекла.

— Не говори, я сама угадаю: Малик аль-Хан.

— Ого, а ты даром времени не теряла. — Рио хмыкнула. — Только я имела в виду другого нашего гостя — того француза.

Нужно было кое-что прояснить.

— А когда ты согласилась быть ее покровительницей — до или после того, как она решила продать тебе эти сведения?

— Конечно до! — Рио облизнула губы. — Я заявила о своих намерениях уже довольно давно.

Я едва не забыла, что происходит в нескольких футах от меня, но тут послышался приглушенный стон, и я в ужасе глянула на сцену: Алый Поэт развлекался тем, что покрасивее укладывал девушку на крышку саркофага. Он осклабился, сверкнув всеми клыками, и запрокинул жертве голову, чтобы стало видно горло, после чего принялся старательно поправлять ее длинные локоны, заслонявшие публике обзор.

Музыка зловеще сгустилась.

— Так что это были за сведения? — спросила я.

Рио вздохнула:

— Может быть, крошка-сида, ты мне об этом расскажешь, когда выяснишь. К сожалению, Мелиссу заставили замолчать прежде, чем она мне об этом поведала.

Понятно! Рио играла в свои игрушечки только для того, чтобы вместе с остальными вампирами попользоваться чарами, которые я ищу. И на самом деле не могла сообщить мне ничего нового.

Раздалась барабанная дробь, Алый Поэт воздел руки, а плащ у него за плечами эффектно вздулся.

— Посмотри эту сцену, это самая лучшая часть представления! — Рио возбужденно напряглась.

Музыка оборвалась. Публика едва не повскакала с мест от предвкушения.

В грудь Алому Поэту вонзился деревянный кол, всплеснулся фонтан крови...

Вспыхнул ослепительный свет, сцену заволокло дымом.

Я ошарашенно заморгала. Вот так вот запросто взяли и закололи протагониста осиновым колом?!

Дым рассеялся, и показались две фигуры, сплетенные в страстном объятии. Снова заиграла музыка, на сей раз трогательная и романтичная. Фигуры разомкнули объятия, спаситель девушки отбросил с ее лица длинные каштановые локоны и улыбнулся, сверкнув клыками. Оба рассмеялись и поклонились публике, разразившейся бурными аплодисментами.

— Какой чудесный миг! — Рио вздохнула от удовольствия, софиты погасли, и театр погрузился во тьму.

Рио рывком приподнялась, перекатилась на спину, и я стукнулась лопатками о пол.

Свет снова загорелся, и я увидела, что Рио стоит надо мной на четвереньках.

— Счастливый конец... — промурлыкала она, глядя на меня сверху вниз. — Ты ведь тоже любишь, чтобы все хорошо кончалось, правда?

Я сунула руку в карман, дрожа от страха:

— Ты этого хочешь?

Рио показала язычок:

— Все мы надеемся, что все кончится хорошо.

— А эта актриса, она тоже может надеяться на то, что все кончится хорошо? — свирепо спросила я.

— Не сомневаюсь. Всем нам нужна надежда, крошка-сида, иначе зачем жить? — Она наградила меня воздушным поцелуем. — Отбери у нас надежду, и ничего не останется. — Она сверкнула клыками, улыбнувшись так же, как и спаситель девушки, и начала наклонять голову.

— Даже если надежды уже нет, всегда остается месть! — Я прижала к ее груди серебряное приглашение.

Рио завизжала и отпрыгнула, словно ошпаренная кошка, отчаянно замахав руками. Потом челюсть у нее отвисла, и она сползла на пол в обмороке. Я разинула рот от изумления: между пальцами у меня вился дымок, а в горле запершило от запаха паленой кожи — и Рио, и моей.

Ну и дела. Такой бурной реакции я не ожидала. Кашляя, я повернулась, готовая встретить взгляд публики, — зрители пялились на меня так, словно это было продолжение спектакля. Я стиснула кулаки. А вдруг они разберутся, что это не представление?

Затем с места поднялась изящная белокурая вампирша в платье в стиле двадцатых годов, расшитом бисером.

Элизабетта, глава кровного клана Золотого Клинка.

Я сама не поняла, как узнала ее, хотя никогда раньше не видела.

Скверно.

Вампирша грациозно склонила голову и негромко зааплодировала.

Остальные зрители присоединились к ней.

Колени у меня ослабели от облегчения. Я сунула приглашение обратно в карман, вытерла губы тыльной стороной кисти и пробормотала:

— Спасибо, Рио, мы славно поболтали.

В общем, занавес.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Оказавшись наконец в пустом коридоре, я вздохнула, словно гора с плеч свалилась. Неужели Рио собиралась меня укусить? Неужели она была готова так просто пойти против Графа, нарушить гарантии безопасности, которые он мне дал? Или это тоже был такой спектакль? Я скривилась, увидев на ладони красный след от ожога, а потом глянула на часы. До встречи с Аланом Хинкли оставалось еще больше часа — времени много, можно еще кое-что разузнать... только я уже была сыта по горло игрой в сыщиков и вампирскими приставаниями. Запретив себе бежать, я с достоинством зашагала к запасному выходу, и стук собственных шпилек казался мне выстрелами в спину.

Каких-нибудь пятьдесят футов — и я на свободе.

Но мне это не удалось.

Непонятная размытая тень налетела на меня и притиснула спиной к стене. Меня придавило мускулистое тело, ледяная ладонь зажала рот. Горло у меня перехватило — прямо перед глазами оказался знакомый черный самоцвет в бледном изящном ухе.

Пряный аромат щекотал мне ноздри, Малик держал меня, молчал и не двигался, но глядел он куда-то в сторону, словно чего-то ждал. Свет потускнел, коридор заволокло сумраком, ничего было не видно, словно мы потерялись — непонятно где или вообще нигде.

Мне пришло в голову, что в таких случаях положено отбиваться, но телу это оказалось неинтересно.

— Похоже, Женевьева, сегодняшний вечер выдался у тебя на редкость неудачным. — Малик говорил тихо-тихо, челюсть под бледной кожей едва двигалась. — Дальше будет только хуже.

Его слова щекотали меня, я не могла отвести глаз от темных блестящих кудрей, спускавшихся на плечи поверх черной футболки. На языке словно таял рахат-лукум, сердце у меня заплясало, все тело обдало жаром.

— Когда я уберу руку, молчи, не шевелись.

Он повернулся и посмотрел на меня, и в зрачках миндалевидных глаз вспыхнуло алое пламя.

Вообще-то, мне не хотелось, чтобы он убирал руку, вообще-то, я была в восторге при мысли о том, что вот мы с ним оказались вдвоем в этом странном месте. Глядя в его идеально правильное, красивое лицо, я содрогнулась от ужаса — как мне такое вообще могло прийти в голову?! Зар-раза! Я силой воли заставила себя не думать о своих, видите ли, потаенных желаниях и сосредоточилась на легкой боли в спине — это часы впились мне в позвоночник. Правая рука оказалась у меня за спиной, а Малик навалился на меня так, что высвободить ее не удавалось. Может, если хорошенько укусить его за руку...

— Женевьева! — Его пальцы прижались к моим губам. — Ты будешь молчать? — Другой рукой он стиснул мне запястье, и браслет из синяков запульсировал в ответ на его прикосновение.

Я свирепо уставилась на Малика. Благодаря шпилькам мы были почти одного роста, а если бы не его ладонь, вполне могли бы поцеловаться. Кивнуть было некуда, так что я заморгала.

— Отлично.

Его рука скользнула ниже, обхватила мне шею, большой палец придавил пульс.

— Какого ле...

Малик сжал мне горло, пришлось замолчать.

— Посмотри налево.

Рука на шее не давала мне выбора. Я посмотрела.

Темнота всколыхнулась и в одном месте чуточку развеялась — получился как будто ненастроенный телевизор. Из театра в коридор выскочил Дарий, кровный раб Рио, и заметался туда-сюда. Мог бы с тем же успехом орать в мегафон, что ищет именно меня. Он запустил пятерню в волосы, от отчаяния фотомодельное лицо неизящно перекосилось. Тут он посмотрел прямо на нас и пустился бежать. Когда он приблизился, я позабыла дышать, но он промчался мимо, даже не глянув в нашу сторону, ухватился за ручку запасного выхода и изо всех сил толкнул.

Дверь не поддавалась.

Да уж, похоже, никакой это был не путь на свободу.

Дарий развернулся и помчался обратно к театру.

Малик постучал пальцем по моей щеке: смотри, мол, дальше.

Я повиновалась, едва не дрожа от ужаса, и медленно повернула голову.

Дарий резко затормозил у туалета и громко постучал в дверь. Ничего не произошло. Он снова постучал, на этот раз дверь отворилась. Дарий исчез внутри, но тут же выскочил обратно, сердито хмурясь. Затем он оглядел пустой коридор и длинными прыжками кинулся в театр.

Я снова повернулась к Малику. Алое пламя в его глазах погасло, остались глубокие черные омуты.

— Мы... мы что, невидимые?!

Он еле заметно покачал головой и ответил полушепотом:

— Не совсем. Нас могут выдать запах, прикосновение, стук сердца, и тогда нас увидят — правда, не люди.

Ясно, значит, он умеет прятаться в темноте не один, а с компанией. Я фыркнула.

— Знаешь, тебе надо поработать над манерами, — прошептала я. — Такая галантность показалась бы старомодной еще в каменном веке. В наши дни принято ограничиваться рукопожатием.

Он ответил мне загадочным взглядом, а потом прижался щекой к моему лицу и втянул воздух:

— Добрый вечер, Женевьева. — Его голос скользнул по мне горячим атласом. — Вижу, ты приняла мое приглашение.

Замечательно, значит, убивать меня он не собирается. А рукопожатия не в его стиле.

— Да, и все было замечательно, но сейчас, извини, мне пора бежать, так что, если не возражаешь, отодвинься капельку... — Я попыталась его оттолкнуть, но это было все равно что толкать бетонного тролля.

— Ночь только начинается, нам многое предстоит узнать, — произнес Малик. — Я пришел к выводу, что ты можешь быть мне полезной. — Вспыхнула усмешка. — У нас есть общее дело.

Кого он дурачит? Когда у тебя с кем-то общее дело, обычно не размазываешь коллег по стенке. Я скорчила недовольную гримасу:

— Прости, не знала, меня ждут в другом месте.

— Да, я знаю. — Он обернулся и оглядел пустой коридор. — Тебя ждут в полицейском участке, но не прямо сейчас.

Ну, если он считает, что я так и буду тут торчать... Я извернулась, высвободила ногу... он протиснул бедро мне между коленок... шпилька застряла в щели в полу, щиколотку пронзила боль...

— Успокойся, — тихо сказал Малик, не глядя на меня. — Нам надо посмотреть еще одно представление.

— Спасибочки. — Я раздраженно вздохнула. — Я на сегодня уже все представления посмотрела.

Малик меня словно бы не слышал, думая о... о чем-то другом. Ладно, он поставил меня в двусмысленное положение, и, хотя сердце у меня колотилось, словно отбойный молоток, не было ни малейших признаков, что его это хоть сколько-нибудь волнует. Он притиснулся ко мне во всех нужных местах, и я все почувствовала бы, как чувствовала, что сердце у него не бьется, что он не дышит: он выключился, как Граф в лифте. И, как Граф и как Рио, он нашел свой способ попросить меня разузнать, от каких чар погибла Мелисса, — с одной лишь разницей: сначала он не хотел меня впутывать.

Он перебил мои размышления:

— Видишь, кто идет?

Из туалета показался Альби, мистер Июнь. Он основательно почесался сквозь форменные штаны и зашагал к театру. Не успел он войти, как из дверей выскочила Рио — она пылала гневом, а ожог на груди пошел пузырями, как свежее клеймо. За ней вышел Дарий, озадаченнее прежнего.

Сердце у меня екнуло.

— Останови сердце, Женевьева. — Малик говорил мягко, но настойчиво. — Замедли пульс, как раньше, иначе ты привлечешь их внимание.

Я глубоко вздохнула и сосредоточилась, но ничего не случилось. Я закрыла глаза. «Один слоник, два слоника...»

— Давай, — прошипел он, — а иначе я сам!

Треклятый джи-зав!

Я скрипнула зубами.

«Пять слоников, шесть слоников...»

— Если нас обнаружат, будет скверно.

Я резко открыла глаза, уставилась на него и процедила:

— Думаешь, мне так легче?

Его пальцы снова сдавили мне горло.

— Зачем тебе столько одежды?

— Чего?!

Он отпустил мою руку, распахнул на мне жакет и потянул за эластичную ткань:

— Это что?

— Мой топ! — Я попыталась отпихнуть его руку.

Глаза у него снова вспыхнули.

— Стой смирно.

Я не могла ему ответить, не могла пошевелиться, не могла ничего сказать, я оледенела по его приказу. Ужас накрыл меня, хлопая огромными крыльями.

Малик оглянулся:

— Нет времени.

Он ухватился за ворот топа и рванул. От холодного воздуха по голой коже побежали мурашки. Малик смотрел прямо мне в лицо, глаза у него светились. Ладонью он надавил мне между грудей и прижал свои губы к моим. Тело пронзил холод, словно обрушилась ледяная лавина. Я закричала Малику в рот. Он дернулся, и мои крики затихли, словно он проглотил их. А потом сердце у меня споткнулось и остановилось. Голова упала ему на плечо, глаза закрылись, тело обмякло. Я подумала, что, наверное, умираю, но и эта мысль утонула в ледяном море и ничего уже не значила...

«Открой глаза, Женевьева».

Голос раздался прямо у меня в голове.

Глаза у меня открылись.

Мимо нас прошагали Рио, Альби и Дарий и скрылись в двери дальше по коридору.

Мы двинулись следом и...

Или не двинулись, не знаю, — так или иначе, мы оказались у стены в просторном кабинете. В кабинете было гулко и пустовато. Стол, пластиковый стул, металлический стеллаж — и затхлая вонь, от которой у меня засвербело в носу.

Старая кровь.

Малик стоял, прижавшись ко мне сзади, одной рукой он обвивал мне талию, другой, сжатой в холодный кулак, придавил сердце. Я понимала: сердце у меня не бьется, мое тело будет делать только то, что он прикажет, а не то, чего хочу я, зато панику мою заперли, как пленницу, заковали в самую середину ледяного шара, и остались только холод и спокойствие.

— Где сида, Дарий?! — В волосах Рио поблескивали жемчужинки розового пота. — Почему ты ее упустил?

Дарий стоял, покорно свесив руки:

— Простите, Госпожа...

Она схватила его за горло и приподняла — ноги у него болтались в нескольких дюймах над полом.

— Я дала тебе задание! — прорычала она. — Тебе всего-навсего надо было следить за ней и докладывать мне, что она делаети с кем разговаривает! — Она встряхнула его.

Я даже удивилась, что он не затрещал, как погремушка.

— Ты же знал, что я с ней еще не закончила! — заорала Рио.

Дарий, вытаращив глаза, покорно позволял себя душить.

Альби отряхнул форму, украдкой почесался и спокойно произнес:

— Отпусти его, Рио. Успеешь наиграться.

Рио одним стремительным движением уронила Дария и влепила ему такой хук левой, что бедняга взлетел в воздух. Он ударился лицом о стеллаж, отчего тот загремел о стену, и сполз на пол — из-под волос сочилась кровь, а в металлической стенке осталась вмятина величиной с голову.

Ой! Как же ему больно...

— Сдалась тебе эта сида! — Альби проинспектировал свой маникюр. — Ушла, наверное.

— У главного выхода сказали, что нет! — Рио пинком опрокинула пластиковый стул.

— С этими феями столько хлопот, — ехидно заметил Альби. — Может, растворилась в воздухе.

Рио ощерилась, показав клыки:

— Я же тебе объясняю, она не умеет! Магией от нее так и разит, только она вообще не в курсе, как ею управлять!

Грубовато, но факт. Однако слово «разит» меня все равно покоробило.

— И ты полагаешь, будто приз достанется именно тебе? — Альби недоверчиво хмыкнул. — От тебя-то пахнет такой слабостью, что я вообще не понимаю, как тебе удалось добиться независимости.

— Придержи язык! — Рио двинулась на него — она была выше дюймов на шесть. — Когда я в последний раз показала тебе, кто тут главный, ты еле ноги унес!

Альби хитро ухмыльнулся:

— Если Он почувствует, что ты настолько истощена, я ничем не смогу помочь. Не забывай, я не из верных слуг. Меня интересует только доза крови, и если я не получу ее от тебя, то найду кого-нибудь другого.

— Ты всегда был сопливым паразитом! — рявкнула она.

— Я предпочитаю называть это осторожным прагматизмом. — Альби взялся за дверную ручку.

«Приготовься, Женевьева, — раздался у меня в голове голос Малика. — Смотреть финал я не собираюсь».

И не только он. Мне тоже почему-то казалось, что концовка мне не понравится.

— На твоем месте, — Альби ткнул в Рио пальцем, — я перестал бы трещать про сиду и занялся бы своими проблемами.

Рио рванулась к нему. Но он уже ушел.

Рио захлопнула дверь, прислонилась к ней спиной и свирепо поглядела на Дария. Тот по-прежнему лежал, скорчившись, на полу и смотрел на нее округлившимися глазами.

«Мы опоздали. Придется дождаться, когда она отвлечется».

Рио зашипела тихо и протяжно и рухнула на колени.

— Иди сюда, жалкая тварь! — приказала она.

Дарий медленно сел и провел рукавом рубашки по лицу, утирая кровь.

Рио страдальчески сморщилась:

— Да чтоб тебя, скорее!

Он дернулся в нашу сторону, словно она его потянула, подполз поближе и сел рядом с ней; зрачки у него расширились так, что глаза из карих стали черными.

Рио погладила его по щеке:

— Поцелуй меня.

В голосе ее уже не было прежней резкости, в нем появилась нежность — чистой воды месма.

Дарий взял ее голову в ладони и приник к ее губам.

Вид у Рио был такой, словно она его сейчас сожрет.

«Ну вот, она отвлеклась, — захотелось мне закричать. — Пошли отсюда!»

Рио отпрянула, хватая воздух, грудь у нее вздымалась, щеки порозовели. Она облизнула клыки и засмеялась, и довольный смешок раскатился по комнате. Дарий рухнул на пол, из уголка рта побежала толстая струйка крови.

— Еще, — промурлыкала Рио и снова прижалась к нему губами.

Руки нащупали его рубашку, рывком расстегнули ее. Вампирша впилась длинными голубыми ногтями ему в живот, провела сверху вниз, оставляя длинные кровавые борозды. Ладонями она описывала широкие круги, размазывая кровь по истерзанной коже, словно варенье.

Я хотела закрыть глаза, но не могла.

Хватит! Гадость какая!

Рио отняла губы, Дарий пошатнулся, зажмурившись. Рио выстрелила языком и слизнула потек крови с его щеки. Дарий застонал отнюдь не от наслаждения. Рио посмотрела вниз, глаза у нее вспыхнули от жажды, она наклонила голову. Дарий остановил ее — ладони прижались к ее вискам, словно присоски. Его сотрясала дрожь.

— Пожалуйста... — измученно прошептал он.

Рио улыбнулась, отсвет лампы под потолком сверкнул на клыках.

— Я же знаю, мой милый испуганный зверек, ты умеешь просить и получше!

Она уперлась ладонью в его намокшую скользкую грудь и повалила его навзничь.

Дарий неуклюже улегся, подогнув ноги и зажав в кулаках голубые кудрявые пряди, вырванные из ее шевелюры.

Холод, сковавший меня, подернулся рябью.

«Спокойно».

Голос Малика льдом обжег шею.

Рябь немедленно улеглась.

Рио вытерла окровавленную руку об ожог на груди, затем вытащила из заднего кармана плоский мобильник. Отодвинув крышечку, она нажала кнопку и прижала его к уху.

— Это я, — сказала она в мобильник. — У нас неприятности. Ничего не получится.

Она щелкнула Дария по лбу и ухмыльнулась, когда он скривился.

— Да, — продолжала Рио. — Была и ушла.

Она впилась пальцами в тугую кожу у Дария на животе и выжала еще алой крови.

Дарий дернулся и вскрикнул, но Рио взглядом заставила его замолчать.

— Да, я так и поступила, — сказала она умоляющим тоном. — Но все пошло не так, как ожидалось. Однако мы могли бы предположить, что ничего не выйдет, еще после той стычки в полицейском участке.

Рука Малика у меня на талии напряглась. Я давно держала ушки на макушке. Жалко, что нельзя не смотреть, а только слушать...

Продолжая беседовать по мобильнику, Рио обмакнула палец в кровь и принялась разрисовывать дрожащее тело Дария полосками.

— Интересно.

Любуясь своим творением, она склонила голову набок.

Безумный взгляд Дария заставлял пересмотреть свои представления о кроликах и автомобильных фарах.

— Вы правда думаете, что это все меняет? — Рио выслушала ответ, облизывая пальцы, а затем в восторге взвизгнула: — О, это будет упоительно!

Я спиной почувствовала, как у Малика напряглась совсем другая часть тела.

Зар-раза! Еще одного кровососа проняло, и он завелся. Мирная атмосфера в нашем защитном коконе накалилась.

— Значит, от нее по-прежнему будет польза. — Рио улыбнулась Дарию, того затрясло еще пуще. — Да, попозже. Мне нужно доделать кое-какие дела.

«Готовься, Женевьева».

Рио улыбнулась и сказала:

— И я. — Она защелкнула телефон и швырнула его на стол. — А теперь, зверюшка, кричи как хочешь.

Она склонилась, словно в молитве, вонзила ногти Дарию в грудь и присосалась. В тихой комнате раздавалось громкое мучительное чавканье.

По лицу Дария скользнула слеза и утонула в темно-коричневом ковре.

Комната исчезла.

Я стояла в круглом каменном зале из моих воспоминаний, освещенном тусклыми свечами. В зале висела густая вонь ужаса и похоти, ноги у меня были холодные и мокрые — я обмочилась.

Бело-голубые локоны Салли свалялись, потемнели от ее крови. Голубая кожа была бледной и безжизненной. Глаза с мольбой смотрели на меня.

А я смотрела, как мой принц...

Комната снова возникла — Дарий закричал, и от этого крика лед, сковавший меня, пошел трещинами. Ярость каталась во мне огненным шаром. Сердце стукнуло. Все нервы до последнего стиснул страшный спазм.

«Не сопротивляйся мне, иначе будет очень больно», — прозвучал у меня в голове встревоженный голос Малика.

По всему телу разлился поток раскаленной лавы, руки, ноги, пальцы лопались от жара. Веки спеклись и сплавились. Потом начался зуд, невыносимый, пыточный, мне хотелось соскрести с себя всю кожу, но руки по-прежнему сковывал лед.

— Женевьева, ты меня слышишь?

Меня на миг обволокла благословенная прохлада. Я попыталась удержать ее, но ничего не вышло — все тело кололи булавки.

— Женевьева, послушай, это скоро пройдет, просто восстанавливается кровообращение. Больше ничего.

В глубине души осталось место для хохота. Больше ничего? Кого он пытается обмануть, этот голос?

— Вот выпей, станет легче.

Губы смочила какая-то жидкость. Я открыла рот — пусть сама стекает в горло.

— Хватит, иначе тебе станет плохо.

Зуд вернулся, по всему телу ползали букашки, вонзая в меня крошечные острые коготки.

— Эй, парень, что это с ней? — Другой голос, густой, грубый, от него становилось только хуже, не то что от того, прохладного. — Передоз у нее, что ли, или ломка? — спросил грубый голос.

— Подержите ее за руки, — попросил прохладный голос. — Чтобы она не покалечилась.

— Всегда пожалуйста. — Мое запястья обхватили толстые мясистые пальцы. — Может, еще водой ее обольешь?

Сильные руки держали мне голову.

— Женевьева, слушай мой голос.

Голос обволакивал меня. Я словно опускалась в спокойное темное озеро.

— Открой глаза.

Букашки куснули меня напоследок несколько раз и унялись.

И я уставилась прямо в алое сияние глаз Малика:

— Что ты со мной сделал, чтоб тебе пусто было!

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

В глубине зрачков Малика зажглись огоньки и сразу потухли, выражение лица стало непроницаемым.

— Отлично, — сказал он. — Ты пришла в себя.

— Отлично? — Я своим ушам не верила. — А кто виноват, что я оказалась по горло в дерьме? — Я попыталась поднять руки, но ничего не вышло.

Невиданно жирный толстяк с обрюзгшим морщинистым лицом вцепился мне в запястья, словно под дулом пистолета.

Я наградила его свирепым взглядом:

— А ну отпусти, придурок!

Морщины на его лице перестроились и сложились в кривую усмешку.

— Всегда пожалуйста. — Он разжал пальцы. — Моя Рокки, как обольешь ее водой, всегда бесилась. — Улыбка исчезла. — Померла, уже три года тому.

Малик коротко кивнул:

— Благодарю за помощь. Можете нас оставить.

Толстяк повернулся и переваливаясь заковылял прочь.

Я подавила порыв влепить Малику оплеуху и вместо этого огляделась. Глубоко вздохнула — и пожалела об этом. В нос мне ударила вонь аммиака и хлорки с хвойной отдушкой, от которой сразу запершило в горле. Даже если бы я не увидела писсуаров из нержавейки, к счастью незанятых, все равно сразу поняла бы, что мы в общественном туалете. Я брезгливо скривилась. Вечерок становился все веселее и веселее. Малик проследил за моим взглядом.

— В дамской комнате мы слишком бросались бы в глаза, — пояснил он.

— А в мужском сортире — нет? — фыркнула я.

Малик грациозно повел плечами. Великолепно!

И тут я вспомнила пустой кабинет и Дария. Меня замутило.

— Послушай, дружок, когда в следующий раз захочешь мне что-нибудь показать, пришли лучше ссылочку по электронной почте! — Я отпихнула его. — Не трудись, я сама дойду! — Я зашагала к выходу. — Если бы я хотела посмотреть вампирскую порнуху, то нашла бы что-нибудь получше этой дряни!

Малик нагнал меня:

— Ты куда, Женевьева?

— Не твое дело! — бросила я через плечо.

— У нас впереди большая работа. — Малик схватил меня за руку и развернул лицом к себе. — Мы же с тобой договорились!

И он улыбнулся. И я сразу вспомнила, что он мужчина, что он красив, и сердце у меня затрепыхалось, внутри стало жарко, и волшебство едва не прорвалось наружу. Одна улыбка — и я готова броситься ему на шею. Вот зараза! Да у меня пальцев на руках и ногах не хватит, чтобы перечислить причины, по которым мне, мягко говоря, не стоит с ним связываться. И я даже не могла списать свои чувства на месму. Он ею не пользовался.

Я стряхнула его руку:

— Нет. Это ты так решил. А мне даже не дал ничего сказать. — Я посмотрела на часы. — Так вот, я даже не скажу, что рада была тебя повидать, и мы совершенно точно провели не прекрасный вечер. Конечно-конечно, не звони мне в любое время, я разрешаю.

Он улыбнулся уголком рта:

— Ты так и не дала мне свой телефон, так что последнее условие я выполню.

Я показала ему неприличный жест и зашагала к выходу, гордо стуча шпильками по кафельному полу.

— Женевьева! — окликнул он меня, сдерживая смех. — Ты не хочешь привести наряд в порядок, прежде чем идти дальше?

Я посмотрела вниз. Разодранный топ свисал с талии, будто неряшливый передник, а жакет распахнулся, выставляя мои роскошества напоказ всем заинтересованным лицам. Скрипнув зубами, я застегнула жакет доверху — декольте все равно оставалось вопиющее, зато меня хотя бы не упекут в каталажку за непристойное обнажение в общественных местах. Отстегнув остатки топа, я сунула его в ближайшую урну, наградив злобным взглядом парочку подростков, которые осмелились покоситься в мою сторону. Просочившись сквозь толпу на Лестер-сквер, я встала в очередь за такси.

Распахнув дверцу такси, я сказала:

— Хангерфордский мост со стороны набережной Виктории, пожалуйста. — И плюхнулась на заднее сиденье.

Таксист улыбнулся:

— Мигом, цыпочка.

Замок защелкнулся, в полумраке красными глазками зажглись лампочки.

Я поежилась и полезла в сумку за мобильником — проверить, не звонили ли мне. Мобильника не было. Вот нелегкая! Я раздраженно прикусила губу. Выпал, наверное, скорее всего, когда я кувыркалась по полу с Рио. Я вздохнула, запрокинула голову на спинку сиденья и стала разглядывать потолок такси. Нет уж, я за ним не вернусь, это точно. Что же задумала Рио? Тайны мадридского двора — но какое они имеют отношение к смерти Мелиссы? Я нутром чуяла, что это как-то связано, но страница была вся в кровавых пятнах, так что слов я разобрать не могла.

Тут я поняла, что такси до сих пор стоит.

Я постучала в стекло за водительским сиденьем:

— Эй, я, вообще-то, спешу!

Таксист обернулся:

— Мы же ждем твоего приятеля, цыпочка!

— Какого...

Проклятые вампиры! Я снова откинулась на сиденье, и спустя несколько секунд Малик открыл дверь такси и одарил меня очередной сокрушительной улыбкой:

— Женевьева...

Он устроился на сиденье, вытянул длинные ноги. Даже глиняному троллю было бы ясно, что он имеет в виду. Выйти я смогу, только если он меня выпустит.

Такси тронулось, урчание мотора заглушило мой раздраженный вздох. Мне ни капельки не хотелось притащить с собой такой «хвост» на встречу с Аланом Хинкли, особенно после его сообщения о том, что он нашел какую-то нервную феечку, которая согласна делиться сведениями только со мной. Поэтому мне нужно было поскорее отделаться от этого красавчика-кровососа, а как, я не знала, — разве что еще разок зарезать.

Я хмуро поглядела на него. Что-то изменилось, он перестал быть таким уж аристократом и выглядел погрубее, и тут я поняла, что он переоделся, сменив шикарный костюм на относительно простые шмотки уличного гота. В костюме от Армани он выглядел узкокостным, едва ли не хрупким, но нынешние черные джинсы на клепаном ремне и черная футболка обтягивали крепкие мускулы. Не знаю, кем он был, пока не принял Дар, но уж точно на диване перед теликом не залеживался. На большом пальце блестел платиновый перстень с черным камнем в пару к сережке. Я посмотрела, но никаких чар при Малике не обнаружила. В голову закралась шальная мысль: а какой он, интересно, без одежды? Я внутренне фыркнула: воображать можно все, что угодно, но ничего такого не будет. Даже мечтать о том, чтобы строить глазки вампирам, пусть и клыкастым душечкам-красавчикам вроде Малика, смертельно опасно — что уж говорить обо всем прочем.

Поэтому я сочла за благо пересмотреть все крупицы сведений, которые я раскопала в «Голубом сердце», и понять, где там жемчужины, а где наоборот. Но в темноте и тишине такси я могла думать только о том, как катилась слеза по лицу Дария. Я скрестила руки на груди, обхватила себя за локти и слепо таращилась в окно, пока мы медленно, дюйм за дюймом пробирались по забитым улицам Лондона.

Словно угадав мои мысли, Малик негромко заметил:

— Если ты беспокоишься за того человека, имей в виду, что он познакомился со специфическими застольными манерами Рио прежде, чем решил примкнуть к ее свите.

Я фыркнула. Неужели Дарию нравится, когда его насилуют? На первый взгляд не похоже, но откуда мне знать, в самом деле...

— Если он захочет, то всегда сможет подать прошение о смене Господина, — продолжил Малик все так же негромко.

Глядя на машины, ехавшие по встречной полосе, я криво усмехнулась:

— Можно подумать, Рио ему разрешит.

— У нее никто не станет спрашивать. Решение принимает Совет. — Голос его стал тверже. — По сравнению с людьми мы составляем ничтожное меньшинство. И если мы по-прежнему властны решать подобные вопросы, то лишь потому, что способны поддерживать традиции и соблюдать обычаи.

— Митинговать будешь перед теми, кому охота слушать. — Я резко развернулась к нему. — Завелась-то не только Рио.

Малик уставился на меня холодными черными глазами:

— Я вампир. Там была кровь. Чего ты ожидала?

Я ответила ему таким же холодным взглядом:

— Ничего-ничего, что ты, что ты.

Он протянул руку и провел пальцем у меня под левым глазом:

— Насилие тебе не в новинку. — И нажал на синяк на скуле.

Было хоть и не сильно, но больно; я напряглась, чтобы не дернуться.

— И боль, — прошептал Малик.

Внутри у меня все съежилось. Я ударила его по руке.

— А меня презираешь за то, к чему сама стремишься.

— Это была моя работа, я ради клиента старалась, а не играла в ваши садистские игрища! — Я показала на синяк.

— Кровь, секс, насилие. — Изящные пальцы откинули черную прядь. — Ты видишь их, так сказать, с человеческой точки зрения, а для твоей расы это необычно. Ты скорее похожа на вампиршу-неофитку, у которой приступ угрызений совести. Им страшно и омерзительно питаться своими прежними спутниками и друзьями, но вскоре они обнаруживают, что обладают практически абсолютной властью над людьми, поистине божественной свободой даровать жизнь и смерть. — Он посмотрел на меня. — Они понимают, что вольны делать что пожелают, и жертва их не остановит. Они в силах даже выбирать, что жертва почувствует — страх, боль, отчаяние, теплоту, восторг, страсть. — Все эти слова он произнес одинаково ровно. — Все это приходится понять каждому новообращенному вампиру. Увлекательно, ты не находишь?

Я прищурилась:

— Что-то ты разговорился, не к добру.

— Это правда. — Он повернул перстень на большом пальце. — Мне уже давно не приходилось говорить то, что я думаю, произносить слова, не взвешивая, не оценивая каждое из них, не рассуждая, какое впечатление они произведут и не смогут ли окружающие воспользоваться ими к своей выгоде. Это... — он коротко глянул на меня из-под ресниц, — это приятно.

— Похоже, тебе одиноко живется, — заметила я бесстрастно.

Малик опустил глаза и молча разглядывал свои ботинки.

Я поерзала на сиденье, посмотрела в окно. Как же, как же, стану я жалеть этого кровососа. Прямо перед нами виднелась огромная розетка гигантского колеса обозрения, нависшего над Темзой, — ярко сияли лампочки на фоне ночного неба. Мы уже почти приехали. Учитывая субботние вечерние пробки, остаток пути быстрее было бы пройти пешком, но мне было нельзя.

— Ты права, Женевьева. — Голос Малика снова коснулся меня прохладным шелком. — Я одинок. — Изящные пальцы обвили мне запястье. — И был одинок гораздо раньше, чем задумался об этом, и не могу отмахнуться от этого чувства, хотя оно меня и раздражает.

Свет уличного фонаря высветил его лицо, затем снова погрузил во тьму. На поверхность вынырнула мысль о том, что говорила о нем с Мелиссой та коктейльщица.

— Ты именно поэтому подбивал клинья к Мелиссе? Потому что тебе было одиноко?

Малик словно бы не слышал вопроса:

— В отличие от тебя, — он развернул меня к себе и завладел моим вторым запястьем, — я не люблю лгать, даже самому себе.

У меня мурашки по спине побежали от страха. Что бы я ни болтала, мне его и вправду стало жалко! Я едва не позабыла, кто он такой и чего от меня хочет!

Я попыталась вырваться, и хватка стала сильнее.

— А может, потому, что Мелисса была полукровка? — бросила я ему в лицо. — А значит, труднее и тем интереснее ее помучить и можно не сдерживаться? Наверное, тогда боль показалась бы тебе более настоящей, да?

В глубине его зрачков засверкали яркие искорки гнева.

Пульс у меня под его пальцами так и громыхал.

— Она что-то видела, так? — заорала я, перекрывая рев крови в жилах. — Когда была с тобой! — Кожу у меня обдало жаром, жаждой, страстью. Я задохнулась и стиснула кулаки, пытаясь подавить это ощущение.

Треклятые вампирские штучки!

— Ты и сейчас себе лжешь. — Малик развернул мои руки ладонями вверх. — Твердишь себе, будто не желаешь принять то, что я могу тебе дать, но тело тебя выдает.

Пальцы у меня обмякли и разжались, чего я совершенно не хотела.

— Видишь, Женевьева, что бывает, когда отрицаешь истину. Сама себя лишаешь сил. А иначе разве смог бы я с такой легкостью обойти твою защиту, подчинить твое тело своим прихотям, если бы не обратил против тебя твои же желания? — Он рванул меня к себе, яростно сверкнув глазами. — Примерно как ты поступила с Рио!

Я заморгала. Отчего он так разозлился? Тут я поняла, что именно он сказал, и теперь уж моя собственная ярость заставила меня приникнуть к нему.

— Ты подглядывал, да-да, — сказала я утвердительно. — Там, в театре. Но ты ведь всегда так делаешь, правда? — Я скривилась. — Шпионишь за всеми подряд.

— Дразнить Рио было неблагоразумно.

— Да что ты говоришь! Ты считаешь, не стоило дергать ее за ошейник? Ты все слышал, она честолюбивая, у нее на меня какие-то виды, и я готова спорить, что с моим благополучием они не сочетаются! И если у нее изменились планы, в этом отношении все осталось по-прежнему!

Его руки сдавили мне запястья, и я уже решила, что вот-вот захрустят кости. Я сжала зубы, чтобы не заскулить. Затем мерцание в его глазах заискрилось и погасло.

— Да, все осталось по-прежнему.

Малик медленно разжал руки и прижался губами к трепещущей жилке на моем левом запястье, и душа у меня ушла в пятки.

Он выпустил меня, я забилась в свой угол сиденья, твердо решив не замечать в себе бури противоречивых эмоций... И тут ответ у задачки сошелся.

Я коротко, глумливо хохотнула:

— Ты все знал. Да? Ты так ловко все разнюхиваешь, так замечательно подслушиваешь и подсматриваешь, вот почему ты заранее знал, что задумала Рио, и тут пришла я и испортила тебе все удовольствие. Потому-то ты так злишься.

Он рассмеялся, и сердце у меня затрепыхалось — не от страха, а от тепла.

— Ход твоих мыслей, Женевьева, для меня едва ли не интереснее твоих прелестей.

Ага, сейчас, как будто кому-нибудь когда-нибудь удавалось меня отвлечь такими дешевыми приемами. Я делано улыбнулась:

— Ах-ах, благодарю за комплимент.

Он поднял бровь:

— Я и не заметил, что сделал тебе комплимент.

Как же, как же.

— Спорим, ты знаешь, что они затеяли, и, наверное, даже знаешь, кто убил Мелиссу и почему!

— Если мне столько известно, зачем я пригласил тебя помочь мне?

Ха! Проще простого.

— Там замешаны какие-то чары, — ответила я, — они вам всем нужны, и вы все считаете, будто я могу их найти.

Малик снова рассмеялся, и от его низкого грудного смеха у меня кровь разом забурлила от страсти.

Я схватилась за ручку двери, свирепо глядя на него:

— Сам знаешь, не получится! Как бы ты меня ни заводил, я ничего не забуду!

Словно в замедленной съемке, он взял мою руку, поднес к губам и жарко подышал на кончики пальцев, не сводя с меня глаз.

— Зачем же мне заставлять тебя что-то забыть, Женевьева? Я хочу, чтобы ты все помнила.

Осознав его слова, я нахмурилась:

— Что я должна помнить?

— Ну как же, все, что я тебе сказал. — Он поцеловал мне пальцы, а я ощутила поцелуй на губах. — Мне хочется, чтобы этот маленький эпизод завершился к моему полному удовольствию. Для успеха моего предприятия мне никакие чары не нужны, а значит, не нужна и твоя помощь в том, чтобы найти их.

Я облизнула губы, и на языке растаял вкус рахат-лукума. Проклятая месма! Почему это ему чары не нужны, если всем нужны? И зачем он прислал мне приглашение, если дело не в чарах?

Такси затормозило и остановилось.

— Девятнадцать двадцать, братишка.

Малик достал полтинник и протянул водителю:

— Прошу вас, подождите нас здесь.

— Ни за что, — отрезала я. — Ты со мной не идешь.

— Женевьева, мы же договорились...

— Иди домой, Малик, — ответила я его же словами и выскочила из такси.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Я помчалась по тротуару, плечи свело от напряжения. Зар-раза! Что теперь? С Темзы налетел порыв теплого ветра, швырнул мне волосы в лицо, я отбросила их назад. Я вздохнула поглубже и тут же пожалела об этом: набрала полную грудь выхлопных газов с легкой примесью запаха речной воды.

Скривившись, я по очереди покрутила ступнями, разминая щиколотки. Ноги были не в восторге от перспективы снова топать на шпильках. Я огляделась в поисках какой-нибудь подсказки, как бы мне отделаться от красавчика-вампира. Дальше по набережной Виктории, залитой светом фонарей, виднелся обелиск в честь военно-воздушных сил, с золотым орлом на верхушке. Над противоположным берегом повисли яркие кабинки колеса обозрения. Наверное, уже настала полночь, но это был Лондон, и кругом толпился народ — на Хангерфордском мосту сновали прохожие, на палубе «Испаньолы» курили гуляки, под железнодорожным мостом миловалась парочка, выгуливал солидного пекинеса пожилой дяденька в шортах.

Однако вдохновиться было нечем. Я смирилась с неизбежным и обернулась. Малик стоял, расставив ноги и заложив большие пальцы за ремень, и вокруг него темным ореолом витала непокорность. Хотя не всем бросалось в глаза, что он вампир, его все равно огибали по большой дуге, а дяденька с пекинесом и вовсе повернул обратно, лишь бы не проходить мимо.

Малик не собирался сдаваться так просто, но, может быть, он поймет, если сказать ему все как есть?

— Послушай, — я подошла к нему, — я не хочу, чтобы ты за мной таскался, ясно? Алан Хинкли мой клиент, и если я приведу тебя, это будет выглядеть не очень-то профессионально.

Малик поднял подбородок и принюхался:

— Почему мы не в полицейском участке?

— Старый Скотленд-Ярд прямо за углом. Алан Хинкли хотел сначала встретиться со мной здесь, наедине. — Я посмотрела на часы. — Он придет сюда с минуты на минуту, а может быть, уже ждет.

— На углу оживленных улиц не разговаривают наедине.

— Мы встречаемся в сквере. — Я махнула рукой в сторону калитки.

За калиткой к противоположному выходу, футах в восьмидесяти, тянулась гравийная дорожка. Еще в сквере, обнесенном черной железной оградой, были газоны, несколько массивных деревьев и три статуи, обращенные к реке. В домах, выходивших в него, горели почти все окна, так что видимость уединения создавали разве что кусты вдоль ограды. Сквер был залит светом, и сразу становилось ясно, что в нем никого нет.

Между бровями у Малика залегла складка.

— Почему он пригласил тебя сюда? — спросил он, покосившись в сторону входа в подземку. — Почему вам было не встретиться прямо в участке или в кафе?

— Хватит и двадцати вопросов! — вспылила я и раздраженно фыркнула. — Сомневаюсь, чтобы в данный момент Алан Хинкли горячо симпатизировал вампирам, и я тоже. И я не хочу, чтобы ты его пугал. Что мне нужно сделать, чтобы ты ушел?

Он по-прежнему смотрел на меня с загадочным выражением лица:

— Не самое удачное место для засады, но все равно может получиться. Так поздно в сквер обычно не ходят, а если из окон увидят или услышат что-то неподобающее, просто решат, что это бурное свидание, и не станут вмешиваться.

Горло мне перехватило от дурных предчувствий.

— Да ты настоящий бандит!

— Женевьева, надо учиться думать так же, как твой враг.

— Чтобы думать, как мой враг, я должна знать, кто он! — Я испуганно подпрыгнула, когда мимо, топая по мостовой, промчался бегун.

Он свернул от входа в сквер и перешел дорогу, чтобы дальше бежать вдоль реки.

— Почему ты нервничаешь? — спросил Малик.

— А как ты думаешь, чтоб тебе пусто было! — огрызнулась я. — Мной интересуется столько вампиров, что я чувствую себя как мышка среди голодных котов!

— Иди на свидание, а я буду ждать тебя здесь, у такси. — Он поклонился. — Не беспокойся, меня никто не увидит, а значит, я не спугну твоего клиента и того, кого он с собой приведет. — Он улыбнулся, и душа у меня опять ушла в пятки.

Зар-раза! Надо отучить ее от этой привычки.

И он исчез.

Коты тоже считают, что мышки сладкие. Я хмыкнула и вошла в сквер через калитку. Щеки коснулась паутинка, и я ее смахнула.

— Ненавижу вампиров! — буркнула я.

Гравий скрипел под каблуками, а больше не доносилось ни звука. Даже листья не шелестели. Я посмотрела на часы и в который уже раз пожалела, что потеряла телефон. Алан должен уже быть здесь. Вдруг он пытался позвонить и отменить встречу?

Слова Малика меня тревожили, и мне было даже приятно, что он за мной наблюдает. Я медленно направилась к дереву посреди сквера — раскидистые тяжелые сучья поддерживали деревянные подпорки, — где мы с Аланом договорились встретиться. Почему же я не слышу музыки с прогулочных теплоходов? Куда подевался уличный шум? Я поежилась. Наверное, разумно вернуться обратно. Подождать Алана у калитки. Я повернулась...

За спиной громко хрустнуло дерево.

Сердце у меня подпрыгнуло, я резко обернулась.

Под деревом стояла высокая костлявая фигура в грязной красной футболке и заляпанных джинсах. На плече фигура держала гоблинскую бейсбольную биту.

— Отличная штуковина, между прочим, — заявил детина, крутанул биту, словно на бейсбольном поле, и перебил еще одну подпорку, поддерживавшую сук.

Зар-раза! Малик был прав. Я напряглась, полуприсела, в голове стало звонко от передозировки адреналина.

Человек лет восемнадцати-двадцати, запущенный случай юношеских прыщей, и никакого мышечного тонуса, — я бы с ним справилась, если бы не бита. Эта бита, так сказать, вышибла из меня уверенность в себе. Чтобы отнять у гоблина оружие, гоблин должен быть мертв.

— Да, обалденная штуковина. Понятно, почему эта мелкотня их так любит. — Он покивал бритой головой. — Щас на тебе ее попробую, феечка недобитая. Ну-ка, повеселимся.

Крупная надпись на его футболке советовала мне «Запомнить его имя, потому что скоро я буду его звать, да не дозовусь».

Вместо него я стала звать Малика, да еще как.

Детина с рожей, похожей на пиццу, похлопал по бите:

— Давай-давай, уродина, потренируйся!

Ну почему мне на помощь не спешит грозный вампир?!

У меня мелькнула неприятная мысль, и я включила магическое зрение. Ограда ощетинилась звенящими зеленью чарами, такими же неприятными, как моя мысль, а зеленые — значит, парализующие. Прах побери, ни мне отсюда не выйти, ни Малику сюда не войти. Даже если он слышал мой крик, что сомнительно, сейчас он, скорее всего, валяется без сознания по ту сторону ограды. Можно было попытаться взломать чары, но тогда ограда превратится в шрапнель, так что рисковать не стоит, во всяком случае, ради одного хилого человечишки.

— Уродина-уродина, нелюдь поганая, морда твоя фейская, — пропел Пиццерожий, крутанув над головой биту, обернутую серебряной фольгой.

И тут события нынешней ночи приняли еще более неприятный оборот — вот нелегкая! Из тьмы под деревьями показалась другая фигура, потолще. Мешковатые джинсы еле держались на бедрах, из-под футболки вывалилось дряблое брюхо. На одутловатом лице, словно вдавленные, сидели круглые очочки с сильными линзами.

— Ага-ага, мовда фейская, мы тебе покавем! — проквакал он.

На растянутой футболке у толстяка красовалось перекошенное изображение злого робота Далека, вопящего: «Уничтожить! Уничтожить!», а в руках он вертел шест с заостренным наконечником.

Я прикусила губу, подавив истерический смешок. Уничтожить эту парочку — какая отличная мысль!

Пиццерожий сдвинулся влево, и я оказалась между ним и Жирдяем.

Сердце заколотилось, я попятилась и сошла с тропинки на траву. Переводя глаза с одного на другого, я гадала, кто нападет первым — толстый или тощий?

— Иди, иди сюда, уродина, — позвал Пиццерожий.

Жирдяй неуклюже подбежал к нему:

— Ну и фто мы с ней будем девать, а? — Он помахал шестом.

— Делай, как я сказал, понял? — Пиццерожий пихнул его в плечо. — Иди обратно, мы ее в клещи возьмем, ясно тебе?

— Ага, ага. — Жирдяй захихикал. — Чичас.

Я вздохнула и сосредоточилась. Пиццерожий прыгнул вперед, обеими руками крутя биту. Я пригнулась — бита просвистела над головой. Жирдяй попытался подкосить меня под коленки, но я перепрыгнула шест, будто скакалку, и ноги так и хрустнули, когда я приземлилась каблуками на истосковавшийся по дождю газон.

— Фплофное вефелье, — снова захихикал Жирдяй.

Зар-раза! Надо искать себе оружие. Очарование? Но для этого надо приблизиться к ним на расстояние вытянутой руки, так что начинать с него не получится. А вот крепкая деревянная палка мне бы очень пригодилась, а стараниями Пиццерожего под деревом валялось в изобилии сучьев, надо было только до них добраться.

Жирдяй ударил меня шестом, словно копьем, я увернулась, и тут на плечо мне обрушилась бита Пиццерожего. Руку пронзила боль, я закричала и перекатилась назад, подальше от них. Присела на корточки, левая рука бессильно повисла.

Грудь мне сдавило ужасом — удар был нанесен с нечеловеческой силой, к тому же этот гад наверняка сломал мне руку.

— Давай вторую руку, пацан! — заорал Пиццерожий.

Жирдяй двинулся ко мне ошеломляюще быстро и ударил еще раз. Я дернулась, но опоздала — «копье» разодрало рукав и вонзилось в сломанную руку. Я снова закричала, только на сей раз от облегчения: Жирдяй выломал свое оружие из железной ограды и от прикосновения железа рука начала неметь — и боль приутихла.

— Да не эту, козел, другую!

Жирдяй снова поднял шест, замахнулся им, как топором. Я отпрянула, уповая на то, что онемение пройдет еще не скоро, и шест вонзился в траву прямо передо мной.

— Голову не трогай! — заорал Пиццерожий. — Говорю тебе, гораздо лучше, когда они визжат! Ломай ей руки-ноги, чтобы не убежала!

Шатаясь и задыхаясь, я встала на ноги. Пиццерожий подбросил биту в воздух и поймал ее.

— Иди-иди ко мне, кис-кис-кис, — заворковал он и толкнул Жирдяя локтем, отчего тот едва не завалился. — Понял, а? У этой уродины глаза как у кошки, вот я и позвал ее — кис-кис-кис!

Жирдяй заржал:

— Ага-ага, квёво! Уводская кофка, уводская кофка!

Эти придурки чем-то то ли накачались, то ли обкурились и стали сильнее и проворнее, так что шансы мои были невелики, и надо было их срочно сравнять, а для этого мне требовались кровь и немного времени, чтобы активировать чары моей альтер-вамп. Крови было сколько хочешь — она текла по руке из раны от «копья» Жирдяя. Нужно было выгадать время.

Они молоденькие. Они мальчишки.

Я подняла здоровую руку ладонью вперед.

— Стойте! — крикнула я, выпрямляясь. — Я сдаюсь!

— Фдаеффя? Ува, ува! — забулькал Жирдяй.

— Заткнись, козел! — прорычал Пиццерожий. — Нам не надо, чтобы эта уродина сдавалась! Мы хотим отыметь ее во все места!

— Так и я этого хочу, мальчики. — Я попыталась выдавить соблазнительную улыбочку, но получилась гримаса боли. — Вы же слышали, как мы, феи, хороши в койке? Какие мы резвушечки? И что нам всегда хочется, круглые сутки?

Жирдяй кивал как заведенный, глаза за толстыми стеклами так и таращились.

Пиццерожий похлопал битой по ладони:

— Говори-говори, уродина.

Я нагнула голову, не спеша расстегнула жакет и распахнула его:

— Видите, мы все можем повеселиться. — Я скинула жакет с плеча, вытащила из рукава здоровую руку и осталась обнаженной выше пояса. — И незачем меня для этого бить.

Челюсть у Жирдяя отвисла, он не сводил глаз с моей груди.

Пиццерожий облизнулся:

— Это что, фокусы? Обмануть нас хочешь?

— Обмануть? Зачем? — Я стянула жакет со сломанной руки. — Мы все хотим одного и того же. — Втянув побольше воздуху, я выпятила грудь, покрутила бедрами, словно танцевала шимми. — Сам понимаешь, ты ведь большой мальчик. — Я продемонстрировала каблуки и расставила ноги пошире. — Если решу бежать от вас, недалеко уйду.

Пиццерожий кивнул:

— Соображаешь, уродина. — Он поманил меня пальцем. — Ну так и иди сюда, если тебе так уж приспичило.

— Ну-у. — Я провела пальцами между грудей и уронила руку на завязки юбки. — Какой нетерпеливый. — Кровь из раны на плече дотекла до локтя. — Хочешь, остальное покажу?

— Ага-ага, ефё! — Жирдяй так увлекся, что даже «копье» уронил.

Я дернула завязки, и юбка упала на газон. Струйка крови, извиваясь, добралась до запястья, а на мне остались только черные трусики и туфли. Зар-раза! Надо было одеваться подробнее. Одежда уже почти кончилась, а с ней и время. Я потрясла рукой, чтобы заставить кровь бежать быстрее.

— Клевая у тебя тату, уродина. А еще где-нибудь есть? — Пиццерожий шагнул ко мне.

Кровь пробежала еще два дюйма. Ну, еще парочку...

— Не спеши, мой кролик. — Я натужно улыбнулась. — Ты еще не видел самого интересного.

— А мне уже хватило, — ответил Пиццерожий, часто дыша.

— И мне, — пискнул Жирдяй.

Очарование их отвлечет, а я выгадаю несколько секунд, хотя покорить этих гаденышей мне уже удалось. Я втянула воздух, сосредоточилась — и моя кожа засияла, окутав меня золотой дымкой.

— Магия! — завопил Жирдяй, молотя руками воздух. — Уводина ковдует!

Кровь смочила запястье.

— А ну-ка без фокусов, уродина! — приказал Пиццерожий и поднял биту.

В воздухе разлился аромат медуницы. Кровь потекла мне в ладонь.

— Хватит! — Пиццерожий рванулся ко мне.

Я отпрянула в сторону, бухнулась на колени и принялась лихорадочно размазывать кровь по татуировке на боку. Меня обхватили за пояс и повалили навзничь. Я закричала от боли, пронзившей плечо, Очарование разом потухло. Почему чары не действуют?!

Пиццерожий глядел на меня сверху вниз, зрачки болотно-карих глаз сузились в точки, а я все терла татуировку ладонью, чувствуя, что тону в море отчаяния. Где моя альтер-вамп? Пиццерожий ухмыльнулся, сверкнув острыми клыками. Я оледенела от изумления. Да что же он за тварь, прах его побери?! Он гоготнул с разинутым ртом, мне в лицо пахнуло карри с чесноком. Я подобрала коленки, чтобы как следует ему врезать...

Но он первым ударил меня кулаком в челюсть, и я провалилась в темноту.

ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ

В темноте было так уютно, так тихо, спокойно и мирно... карри и медный привкус крови во рту... никто меня не найдет... дергают за волосы... в темноте ничего не болит, только холодно... горло болит... а я пока не голодна, еще нет, не сейчас... острым колют в грудь… в темноте было так уютно.

Я снова окунулась в холодные глубины.

— Эй, свушай, я так не могу! — проскулил чей-то голос.

Глаза у меня открылись, и я застыла. Жирдяй сидел у меня почти что на голове, вцепившись мне в волосы. Я стиснула зубы, чтобы не завизжать.

— Да погоди ты, козел! — прорычал Пиццерожий. — Я тебе говорил, что не собираюсь нюхать твою дерьмовую задницу!

Я не могла пошевелить головой, но разглядела, что Пиццерожий сидит у меня между ляжек. Инстинктивно я сдвинула ноги и наткнулась на его бока.

— Приветик, уродина. — Пиццерожий мельком поглядел на меня. — Мы начали без тебя. Теперь кричи, если хочешь. — Он усмехнулся, показав окровавленные клыки, и не спеша облизнул губы. — Знаешь, а мне это понравилось, ну, кровь сосать. Ты вкусная такая, ну, сладкая как мед. Я же говорил, мы с тобой повеселимся!

— Гововив, гововив, ага-ага! — захихикал надо мной Жирдяй.

Ублюдки! Я им повеселюсь.

Они не стали держать мне руки. Левое плечо пылало от боли, железное онемение давно прошло, но правая рука действовала по-прежнему. Я врезала Пиццерожему в зубы, голова у него дернулась назад, клыки поцарапали мне костяшки. Выдернув голову из-под Жирдяя, я со всей силы ударила его головой по яйцам, он коротко пискнул. Плечо пронзила боль, но я запретила себе о ней думать. Пиццерожий неестественно выпрямился, покачиваясь; я подтянула колени к груди, и тут он рухнул на меня, гогоча. Я закричала и лягнула его прямо в живот металлическими шпильками, и он отлетел прочь. И он по-прежнему гоготал, когда тяжело рухнул на газон, хотя в мякоти под ребрами осталась торчать одна из туфель.

Перекатившись, я подобрала ноги и вскочила. Голова закружилась, сквер кругом поплыл, я пошатнулась.

Жирдяй держался за пах, разинув рот, из вытаращенных глаз лились слезы.

Я шагнула к нему и ударила его ногой, метя в висок. Жирдяй мягко повалился наземь.

Я повернулась к Пиццерожему. Он лежал навзничь, изо рта текла розовая пена, он отчаянно хватал ртом воздух. По футболке растекалось мокрое темное пятно — из-под моей туфли, булькая, сочилась кровь. Выглядело это так, будто я по нему потопталась, — в сущности, так и было. Интересно, я задела только легкие или достала до сердца? Тут Пиццерожий нахмурился, поглядел на мою туфлю, обхватил ее и выдернул. Каблук вышел из раны с влажным хлюпаньем.

Пиццерожий снова гоготнул и швырнул туфлю в меня.

Я пригнулась, она пролетела у меня над головой.

Пиццерожий сел, улыбаясь как последний псих, и поднял футболку, чтобы показать мне, как на глазах затягивается его рана.

Я попятилась на полдюжины шагов. Голова снова закружилась, я запнулась, плечо пронзила дикая боль. Меня мутило не то от потери крови, не то от сотрясения мозга, а может быть, и от того, и от другого. Я сглотнула, дрожа от страха. Только бы не вырубиться снова, не сейчас, когда Пиццерожий еще жив и трепыхается.

— Кис-кис-кис, моя феечка, — проговорил он, хватаясь за ширинку. — Теперь моя очередь кое-что в тебя воткнуть.

Я дернула ногой, сбросила оставшуюся туфлю — проку от нее сейчас никакого — и сделала еще шаг назад. Наступила на что-то твердое — это была железная пика Жирдяя. Я присела и взяла ее, зажав между правым локтем и боком, словно рыцарское копье, и надеясь, что успею пустить ее в дело до того, как рука совсем онемеет.

Пиццерожий хихикнул и пошел на меня.

Я бросилась к нему, вопя во всю мочь. Пиццерожий побежал еще быстрее, набирая скорость. Копье клюнуло носом — я уже с трудом его держала. Живот подвело от страха. Три фута, два, один — и я метнула копье. Металлический наконечник скользнул по ребрам и вонзился Пиццерожему в бок, а я навалилась следом, налегая здоровым плечом, и гаденыш рухнул навзничь. Копье вонзилось в пересохший дерн, пригвоздив Пиццерожего к земле.

— Треклятая фейская кукла! — выдохнул он, пытаясь выдернуть копье.

На то, чтобы освободиться, у него не должно было уйти много времени. Сад снова расплылся — на сей раз от слез. Злясь на себя, я их вытерла. На свободу. Точно: надо выбраться на свободу и позвать на помощь. Надо взломать чары на ограде. Двинувшись к воротам, я обо что-то споткнулась. Посмотрела вниз — гоблинская бита. Я встряхнула рукой, чтобы онемение хоть немного прошло, и подобрала ее. Всегда полезно держать при себе оружие.

Позади раздалось какое-то шарканье, волосы у меня встали дыбом, и я резкоразвернулась.

В десяти футах от меня по траве тащился Жирдяй — лицо обмякло, очки отблескивают красным. Губы у него отвисли, обнажив нижние клыки. Как в плохом кино, из тех фильмов ужасов, когда монстр все время возвращается и возвращается. Мне едва не перехватило горло от истерического смешка.

Я напряглась и, преодолевая дрожь в руке, занесла биту.

Жирдяй остановился как вкопанный. Голова у него резко склонилась к плечу, и воздух раскололся от какого-то неуместного чмоканья, будто открутили ножку у индейки. Тело Жирдяя повалилось на землю.

Над ним, словно ангел возмездия, высился Малик, и в глазах его пылало пламя. В ладонях он держал голову Жирдяя, из которой капала кровь. Круглые очки свисали с одного уха. Голова приоткрыла глаза, моргая, и, прищурясь, уставилась вниз.

На всякий случай я не стала опускать биту.

— Где второй? — Голос Малика звучал как-то сипло, словно он сто лет промолчал.

Я дернула головой, показывая где, и тут же пожалела об этом — мир налился болью и расплылся.

— Мертвый? — спросил Малик.

— Нет. — Мой голос звучал не менее сипло.

— Я разберусь.

Малик повернулся туда, где, как я знала, была река, и швырнул голову Жирдяя в ночное небо. Она промчалась высоко-высоко между деревьями, перелетела через дорогу и исчезла в темноте. Секунду было тихо, затем вдали раздался негромкий всплеск — она упала в воду.

Меня захлестнула волна изнеможения, и бита упала на землю.

Малик отступил на шаг, пошатнувшись; на него упал свет, и я поняла, в чем дело. По шее у него ручьями лилась кровь, стекавшая из черной раны сзади, у корней волос.

Я заморгала.

Кто-то — или что-то — проделал у него в черепе здоровенную вмятину.

Меня опять захлестнула волна дурноты, и я еще раз провалилась во тьму.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ

Где-то шел дождь. В мой сон вторгался перестук капель. Я ткнулась щекой в мягкий плед, уютный запах медуницы говорил, что я дома и все хорошо. Но стоило мне поднять руку, чтобы натянуть плед на голову, как плечо пронзила боль, воспоминания ринулись обратно, давя и отталкивая друг дружку, и я едва не закричала. Приоткрыв глаза, я сквозь ресницы поглядела, что делается за пределами бронзы и золота моего ковра, выискивая признаки присутствия Малика, но комната была пуста. Я осторожно пошевелилась, сморщилась, потому что плечо опять заныло, и посмотрела на сводчатый потолок, залитый светом янтарно-медной хрустальной люстры с длинными висюльками.

Дождь перестал.

Я аккуратно и продуманно села. К горлу подкатила тошнота, я перекатилась на колени, и меня вырвало. Прохладные ладони придерживали мне голову и гладили шею, и боль притупилась. Я с трудом выпрямилась, ощущая во рту омерзительную кислятину, и принялась часто дышать, чтобы не усугубить помойку, которую я уже устроила на своем лакированном паркете. Вот гадость! Хорошо, хоть на ковер не попало и на голые колени Малика. Его ладонь у меня на лбу казалась ледяной. Мне сразу вспомнилось, как он меня замораживал. Сердце заколотилось быстрее, и я отпихнула его, хотя плечо при этом прямо-таки взорвалось от боли.

— Отвали, — прохрипела я.

— Женевьева, ты ранена, — участливо проговорил он, склонившись надо мной. — Я могу тебе помочь.

— Еще чего. Руки убери.

Я вытерла рот тыльной стороной кисти, вцепилась в край пледа, отползла назад и села, опершись на стену. Какого лешего он притащил меня домой?

— Как скажешь.

Малик присел на корточки, аккуратно поправив полотенце, обернутое вокруг узких бедер. Он преспокойно рассматривал меня, как будто не находил ничего особенного в том, что кого-то рвет ему прямо на колени. Может, и правда в этом не было ничего особенного для него. Черные волосы его были мокры, и я уловила слабый аромат моего медового мыла — очевидно, Малик побывал в моем душе, — а бледная кожа так и сияла, четко очерченные мускулы ходили под ней лениво и плавно, и вообще сложен он был даже лучше, чем рисовало мне расшалившееся воображение. Шелковый треугольник волос на груди сужался книзу...

Я разозлилась на саму себя, усилием воли подняла взгляд и свирепо уставилась на непрошеного гостя:

— Как ты здесь оказался?

— Влез в окно в спальне. — Он пожал плечами, и по ключице покатилась капелька воды. — Оно было не заперто.

— Я хотела спросить, как ты оказался здесь, — сказала я и раздраженно фыркнула. — К себе домой я тебя не приглашала.

— Этой ночью неподалеку от старого Скотленд-Ярда ты по доброй воле предложила мне свою кровь. — Темные глаза заволокло непонятной печалью. — Мне больше не нужно приглашений.

Ну разумеется! Я уткнулась лбом в колени, соображая, каких еще глупостей успела наделать. Радовало только одно: если тот, кто хотел моей смерти, преуспеет, то общий ход вещей едва ли существенно изменится, если я открою свою дверь вампиру. Это соображение натолкнуло меня на другую мысль. Эти твари меня покусали. Конечно, «Дубль-В» раз и навсегда блокирует любые человеческие инфекции, но эти твари были не люди, верно?

Я подняла голову:

— Кто это был?

— Ревенанты.

— Объясни, кто такие ревенанты, — потребовала я.

Малик одним плавным движением поднялся и бесшумно зашагал босыми ногами по деревянному паркету в сторону кухни.

— Это такой древний ритуал, сейчас его запретили. — Он остановился у раковины спиной ко мне. — Можно передать человеку Дар в считанные минуты, без тщательной подготовки, к которой мы так привыкли.

Значит, это были такие вампиры. Я с облегчением прислонилась головой к стене. Вампирские укусы давно сделали со мной все, что могли, хуже уже не будет.

— Первоначально ревенанты предназначались для защиты, они должны были отвлекать или задерживать преследователей. — (Зажурчала вода.) — Сейчас их назвали бы пушечным мясом, хотя тогда еще не было никаких пушек. Этот ритуал придает людям силу, способности и прочие черты вампиров. — (Зазвенело стекло.) — Ревенанты не думают о себе. Они дерутся до тех пор, пока тело не откажет. А когда сдаются, то не умирают. Любые раны на них заживают. — (Журчание смолкло.) — Ревенанты исполняют приказы своего Создателя, пока не отведают первой крови.

Я глядела ему в спину, точнее, в затылок. Когда он упомянул о ранах, мне живо вспомнилась вмятина в его черепе. Я нахмурилась. Голова была целехонька.

— Они возрождаются каждую ночь, и нужно им только одно — утолить жажду крови, — бесстрастно продолжал Малик. — Ревенанту все равно, кто ему попадется — мужчина, женщина, ребенок, даже зверь.

— Как и обычному кровососу вроде тебя, — пробормотала я, натягивая плед повыше. — Пока что не вижу разницы.

Малик вернулся ко мне, полотенце, обернутое вокруг бедер, колыхалось, касаясь тонких черных волос на ногах. Я снова разозлилась на себя за то, что замечаю подобные детали, и заставила себя глядеть в пол.

— Обычный вампир редко убивает жертву, даже когда он одержим жаждой крови, — пояснил Малик. — Утолив первую жажду... — Он умолк, а затем заговорил снова. — В общем, к чему резать курицу, которая несет яйца? — добавил он с ехидцей, — Куда как выгоднее разумно вести хозяйство.

— Конечно-конечно, — вздохнула я, когда в поле зрения появились его босые ступни. По-прежнему изящные. Я сдалась. Да, он писаный красавчик, и нет никакого смысла это отрицать и пытаться на него не глазеть, собственно, глазеть-то можно сколько угодно, главное — больше ничего не делать и не забывать, кто он на самом деле. Вот я и поглядела на него и сказала: — Кровный раб гораздо, гораздо лучше прирезанной курицы.

— Ты совершенно права. — Он протянул мне бокал. Я сморщила нос и хотела было попросить водки, но потом решила, что не желаю, чтобы незваный гость рылся в моем холодильнике. Отхлебнула воды, прополоскала рот и проглотила.

— Именно ревенанты и породили мифологию, связанную с вампирами, — продолжал Малик. — Мертвецы, выползающие из могил, ничего не ведающие, ни о чем не думающие, влекомые одной лишь жаждой крови и умирающие с восходом солнца. Самые настоящие зомби. Умертвия.

Я отхлебнула еще и поглядела на него из-под ресниц. По плоскому животу поднималась еще одна стрелка темных волос, кончавшаяся там, где слева под ребрами виднелась звездочка шрама. Я даже рот разинула от изумления: это туда я пырнула его прошлой ночью, когда он принял мою альтер-вамп за свою Розу. Голова у него зажила полностью — а тут почему шрам остался?

— Ревенанты убивают каждый раз, когда пьют кровь. — Малик перехватил мой взгляд, в черных глубинах его глаз бурлило что-то темное и холодное, а потом отвернулся к окну. — Им нужны трое, четверо, иногда даже шестеро или семеро человек за ночь, каждую ночь, пока жажда крови не утихнет. — Он направился обратно в кухню. — Чтобы ее утолить, нужно несколько месяцев, а иногда она вообще не проходит.

Осознав, что он сказал, я поежилась:

— Зар-раза! Значит, эти два придурка должны были превращаться в серийных маньяков после каждого заката?!

— Поэтому ритуал и запретили. — Малик снова посмотрел на меня, и взгляд его темных глаз стал твердым и непроницаемым. — Даже самым консервативным вампирам не нужно, чтобы люди стали чрезмерно бдительны.

В памяти ожили обрывки старинных легенд, и я похолодела от ужаса. Если все эти сказки о ненасытных чудищах-вампирах правда, вдруг и действительно хватит одного укуса, чтобы стать как они? А Пиццерожий с Жирдяем кусали меня далеко не один раз... Рука у меня затряслась, и вода выплеснулась на пол, — кажется, мне все-таки есть из-за чего паниковать.

Малик высился надо мной со странным, замкнутым выражением лица. В руках у него был тазик.

— Они оба меня кусали! — Я уронила стакан и вцепилась Малику в лодыжку. — Что теперь со мной будет?!

Выражение его лица не изменилось, и я перестала дышать. Может быть, он здесь именно поэтому? Чтобы не дать мне превратиться? Чтобы оторвать мне голову, как Жирдяю?

— Ничего, — ответил Малик наконец. — Они кусают, только чтобы насытиться.

Кровососы треклятые! Я прерывисто выдохнула и отпустила ногу Малика. Меня просто покусали кровососы.

Малик присел и поставил тазик рядом со мной.

— Оказалось, что ты для них не угощение, а грозный враг.

Я криво усмехнулась:

— Да, я и сама, знаешь ли, сообразила, когда увидела, что кто-то подсылает ревенантов, чтобы меня убрать.

Малик оценивающе оглядел меня. Он и правда был красив: сплошная мускулистая стройность, белая кожа, темные волосы, а лицо... еще немножко, и стал бы смазливым. Когда он взял тряпку и промокнул разлитую воду, а потом выжал тряпку в тазик, туго скрутив ее, даже это незатейливое движение, казалось, несло в себе тайный смысл. Сердце у меня ёкнуло, и он замер, вокруг него сгустилось мерцающее напряжение, но миг спустя оно рассеялось, и он снова принялся вытирать пол.

Наваждение уступило место вопросам. Кому было известно, что у меня назначена встреча с Аланом Хинкли? Да в общем-то, всем подряд, но кому, кроме нас с Аланом, было известно, где и когда именно? Голова у меня затрещала, и не из-за побоев. Я потерла переносицу, отгоняя мигрень. Значит, Алан кому-то сказал об этом уже после того, как отправил мне сообщение. К тому же я потеряла мобильник в «Голубом сердце», так что посмотреть мои сообщения мог кто угодно. Я откинулась к стене, и плечо снова пронзила боль.

Я вцепилась в плед и замерла, пытаясь унять ее усилием воли.

— Кто же может проводить этот ритуал?

На лоб Малику упала влажная темная прядь.

— Здесь, в Лондоне? По меньшей мере восемь вампиров, возможно и девять. — Он отбросил волосы со лба и посмотрел мне в глаза. — В том числе и я.

Я облизнула губы. Он не стал даже раздумывать над ответом. Что он здесь делает, если все это, возможно, его рук дело?

Я сощурилась:

— Ты всегда такой хозяйственный?

Он посмотрел на меня пронзительными темными глазами.

Внутри у меня, описывая в груди нервные спирали, расцвел жар.

— Просто мне не кажется, что хозяйственность не так уж свойственна вампирам, — проговорила я. — Так зачем же ты здесь, Малик? Чего ты от меня хочешь?

Малик отнес тазик обратно в кухню и вымыл руки, а потом вернулся и посмотрел на меня сверху вниз.

— Почему ты отвезла меня на набережную, а не прямо к Скотленд-Ярду?

Я нахмурилась — вопрос сбил меня с толку.

— Потому что Алан Хинкли назначил мне встречу именно там. Я тебе так и сказала.

— Но Алана Хинкли там не было. — Малик говорил мягко и неторопливо. — Вместо него там была засада, которая едва не достигла цели.

— Очевидно, кто-то воспользовался или самим Хинкли, или полученными от него сведениями, чтобы разделаться со мной.

— Нет. — Малик грациозно опустился на корточки и оперся локтями о бедра. — Мне кажется, засаду устроили не на тебя.

Я фыркнула:

— Может, ты сам меня и заманил.

Он подался вперед, и сердце у меня заколотилось от ужаса. Я хотела отпрянуть от него, но спина у меня уже прижималась к стене, и отпрянуть было некуда.

— Или это ты обманула меня, Женевьева?

— Что?! — Я изумленно уставилась на него.

Он выбросил вперед руку и схватил меня за подбородок:

— Чары, которые не дали мне войти в сквер, оглушили меня, но тебя не остановили.

Я дернула головой и вырвалась:

— Кто-то включил чары уже после того, как я прошла в калитку, и они не дали мне выйти.

— Правда?

— Сам знаешь, что да! — рявкнула я.

— Чары были настолько сильны, что я на несколько минут лишился сознания. — Глаза его сузились. — И за это время кто-то ударил меня по голове камнем из поребрика.

Это объяснило, откуда у него взялась вмятина в черепе, но не объяснило, куда он клонит.

— Тот, кто меня ударил, был из твоих сородичей, — закончил он обвиняющим тоном.

Ах вот оно что... Значит...

— И нечего так на меня глядеть! — отчеканила я. — Если ты помнишь, мне тоже крепко досталось!

— Если бы меня не обволок твой аромат, я их заметил бы. — Малик провел пальцем по моему раненому плечу. — Предполагалось, что я войду в сквер вместе с тобой? — Палец скользнул ниже по сломанной руке. — А когда они напали бы на меня, ты не стала бы вмешиваться? Или стояла бы и смотрела — и аплодировала? Вероятно, поэтому им пришлось импровизировать?

— Молодец, решил, что это я тебя подставила, только потому, что кто-то из волшебного народа подправил тебе башку! — Я фыркнула. — Хорошо, раз уж у нас тут фестиваль идиотских версий, как насчет ревенантов? Ты только что сказал, что их может создать только вампир, вот, наверное, ты сам их и сделал! Потому что лично я ни при каких обстоятельствах не стану иметь дело с вампирами!

— Но ты же имеешь дело с вампирами, правда, Женевьева?

Его пальцы обхватили мое левое запястье и вывернули руку ладонью вверх.

Боль пронеслась по руке, словно лесной пожар, и я не успела сдержаться и закричала. Малик прикоснулся пальцем к моей ладони, и боль стихла, словно задули спичку.

— Посмотри, как слушается меня твое тело. — Голос его прозвучал печально.

Еще одно прикосновение — и плечо снова опалило болью, только кричать я не могла: он мне не позволил. Я могла только глядеть на него, вытаращив глаза, а сердце так и билось о ребра.

Потом боль снова утихла, и я облегченно обмякла.

— Ты не будешь сопротивляться. — Это был приказ. — Иначе мне придется снова сделать тебе больно. Понимаешь?

— Ага, значит, ты любитель пыток, — выдавила я.

— Нет, не любитель, — сокрушенно вздохнул Малик. — Но я не щепетилен.

— А пошел ты...

— Ты ведь совсем не хочешь меня выгонять, — усмехнулся он уголком рта. — Так или иначе, нам сначала нужно кое-что прояснить, правда? — Он явно ждал ответа.

Можно подумать, у меня есть выбор... Я кивнула.

— Этой ночью у полицейского участка... — Малик погладил мне ладонь, — я сам не ожидал, что мне удастся с такой легкостью проникнуть в твой разум и повлиять на твое тело. Интересно, почему так случилось? — Он опустил глаза на мою руку. — Ты даже предложила мне свою кровь без колебаний. Это необычно, особенно для сиды.

На моей ладони проступила кровь — четыре ярких полумесяца.

Это было так же страшно, как и в первый раз.

Но еще страшнее было полное отсутствие давешнего безумия — я совсем не ощущала отчаянной тяги дать Малику все, что он захочет, и только тут поняла, что он с самого начала играл с моим разумом в кошки-мышки.

А теперь он играл с моим телом, не трогая разум.

Он взял меня за руку и поднес ее к губам, и я знала, что должно быть больно, и прямо-таки слышала, как скрипят друг о друга обломки костей. Но я не чувствовала ничего, кроме прохладного дыхания на коже и прикосновения теплого языка к ладони.

Я глядела на Малика, полностью отдавая себе отчет в том, что тело трепещет от восторга, и проклиная себя за то, что он для меня до сих пор желанен.

— Но твоя кровь уже сказала мне, кто твоя Госпожа.

Он вонзил клыки в бугорок у основания большого пальца и содрогнулся всем телом.

Острое жало глубоко вонзилось в мою плоть, и я задохнулась от удовольствия.

«Твоя кровь напомнила мне о ней, только я в это не поверил», — прозвучал у меня в голове его голос.

— Нет у меня никакой Госпожи! — прошипела я сквозь сжатые зубы.

Малик поднял голову и вздохнул одновременно грозно и печально:

— У нее недостает силы, чтобы сохранять кровные узы с такой, как ты, поэтому я и решил, будто ошибся. — В его зрачках полыхнули алые точки. — Лишь тогда я нашел и ее, и демона, который захватил ее тело и торговал ее душой.

Не сводя с меня глаз, он снова прильнул к ране на моей ладони.

«Твоя кровь напомнила мне о ней».

Между ног у меня стало жарко, и я уткнулась носом в колени, стараясь не замечать этого жара и не слышать, как Малик насыщается. Его пальцы вплелись мне в волосы, он поднял мою безвольную голову.

— А когда она вонзила клинок мне в сердце, — тут он взял меня за другую руку и прижал к звездочке под ребрами, — я все понял.

В голове у меня, словно слайды, замелькали слова и картинки давешней ночи. Малик настаивает, что я Роза, я наслаждаюсь его укусом, мне страшно, что он меня убьет, моя альтер-вамп вонзает в него нож, воспоминание о том, как Малик призывает меня, призывает мою кровь.

— Нет, — прошептала я с пересохшим ртом. — У меня нет Госпожи.

На лице Малика появилось холодное выражение.

— Создать кровные узы с тобой, соединиться с тобой — это достойная месть. — Он поцеловал меня в губы, и я ощутила медовый привкус собственной крови. — Она понимала, как я жажду тебя, — пробормотал Малик, — но допустить, чтобы она была одержима демоном... нет, этого я допустить не могу. — Его губы скользнули по моему уху. — Ты должна передать ей привет от меня. Это единственная причина, по которой я оставляю тебя в живых.

От его слов меня пробила дрожь.

Я видела собственное отражение в его обсидиановых глазах, я скользила по ним, словно по черному льду, страшась того, что таится в их глубинах.

— У меня. Нет. Никакой. Госпожи.

Он улыбнулся. И ужас у меня как рукой сняло — по всему телу словно разлилось текучее тепло. Он сел и вытянул ноги.

— Я обладаю Истинным Даром, Женевьева. — Он запрокинул голову, показав шею, и провел ногтем сверху вниз по горлу.

Из царапины выступила густая кровь цвета кларета, и сердце у меня снова заколотилось.

Красивое лицо Малика было исполнено покоя, когда он кончиком пальца надавил на рану. Кровь побежала быстрее, скопилась в яремной ямке.

— Здесь, ближе к сердцу, кровь особенно крепкая.

Он протянул руку и прочертил на моей щеке прохладную влажную линию. Наклонив голову, я уткнулась ему в ладонь, лизнула, чтобы попробовать кровь на вкус. Малик погладил мне шею, нежно прикоснувшись к пульсирующей точке на горле.

— Иди сюда. Я предлагаю тебе свою кровь по доброй воле.

Я прижала руку к его груди. Его плоть была холодна и неподвижна. Мне стало не по себе, но это быстро прошло. Я нагнулась к Малику, вдохнула аромат меди, лакрицы и сладкого рахат-лукума — его кровь — и шлейф густых темных пряностей — его собственный запах.

По всему телу у меня побежали мурашки.

Он сильнее надавил мне на затылок, притягивая к себе.

Я посмотрела на него. Глаза у него стали как черные озера, в зрачках вспыхивали крошечные огоньки. От страха у меня пересохло во рту и напрягся живот.

«Иди ко мне, и тогда я исцелю тебя», — прошептал его голос у меня в голове.

Во мне взметнулась жажда, и я приникла губами к его крови, ее пряная острота искрами рассыпалась по языку. Я прижалась ртом к царапине и принялась сосать. Дивный нектар прохладой струился в горло, и головокружительный холод покрыл инеем зазубренные края моей боли и выжег ее без следа.

— Хватит, — промурлыкал Малик, его ладони стиснули мне голову и попытались оттолкнуть меня.

Я отчаянно присосалась еще сильнее, вонзив зубы ему в кожу, ногти ему в плоть.

— Хватит, Женевьева! — приказал он. — Остановись.

Нет, не хватит. Никогда не хватит!

Эта мысль мерцающим светом разбила его власть над моим разумом, и вспыхнуло золотое Очарование. Я растворилась в Малике, забыв о том, где кончаюсь я и где начинается он, мне было нужно больше, я хотела больше, я брала больше...

Он содрогнулся подо мной, его сердце внезапно ударило мне в грудь и забилось. Я подняла голову, заливая его волшебством. Так давно я не знала этой радости — источать Очарование по своей воле, а не под властью обстоятельств. Малик перекатился и теперь смотрел на меня сверху, он держал меня за запястья, вывернув мне руки за спину, вдавив пальцы мне в кожу. В моих жилах бурлила страсть пополам с магией, алчно и жарко пульсировала между ног. Глубоко в черноте глаз Малика тлело пламя, губы раздвинулись, обнажив клыки, острые словно иглы. Я чувствовала сквозь разделявшую нас ткань, как он прижимается ко мне — налившийся, нетерпеливый.

— Я не человек и не вампир-неофит, Женевьева, твое волшебство на меня не действует.

— А я сида, Малик, и твоему волшебству меня не покорить.

Я замерла на краю пропасти, зная, что не остановлю его, — и не хочу останавливать, хотя в груди засела заноза страха. Кто будет Господином, кто рабом? Или мы обойдемся без этого?

Малик молчал и не двигался. Чего он ждет? Тут меня осенило. Он не хотел завоевывать, он не хотел покорности, он хотел, чтобы я сама предложила ему себя.

Это было удивительное, мучительное, искусительное чувство.

Сердце у меня колотилось как бешеное, я выгнула спину, подняла подбородок и подставила горло Малику. В его глазах что-то вспыхнуло, а потом он стал другим, мрачным, хищным и почему-то еще более одиноким. Меня пронзила дрожь. Его руки больно стиснули мне запястья, и он склонил голову и прижался губами к бьющейся жилке. Я напряглась, ожидая боли. И наслаждения.

И тут Малик исчез — я даже не успела заметить как.

Я лежала без сил, глядя на свисавшие с потолка янтарные кристаллы. В комнате было совершенно тихо, если не считать моего неровного дыхания.

А в голове у меня по-прежнему звучал голос, приказывающий передать привет Розе.

Судорога страха мгновенно выгнала из тела и магию, и страсть.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Я проснулась от яркого дневного света, когда порыв жаркого ветра ворвался в окно и взметнул край белой простыни. Небо было голубое-голубое, ясное-ясное, и сначала я удивилась, куда же подевались тучи. Мои сны были все в тучах, в черных снежных тучах, наполненных отзвуками слов Малика. Эти тучи набились в горло и превратили меня в ледяную глыбу, которая медленно растаяла, потопив меня в море крови. Я свесила ноги с постели и села, схватившись за живот, который в очередной раз подвело от ужаса.

Подумаешь, сны. Пустяки. Просто подсознание перерабатывает вчерашние события.

Бронзовый жакет, черная юбка и даже разорванные трусики были аккуратно сложены на стуле. Увидев эту стопочку, я подняла бровь. Под стулом стояли рядышком мои туфли — чистые. Малик сложил мою одежду и почистил туфли. Что-то ответ в задачке не сходится. Я встала, открыла шкаф, чтобы все убрать, и увидела свое отражение в зеркале. На миг я застыла.

Медового оттенка кожа сияла теплым светом, глаза сверкали, словно полированный янтарь, упругая плоть сгладила все жалобно торчащие косточки. Я выглядела так великолепно, что впору витаминами торговать, — и, конечно, от ран и синяков не осталось ни следа. Если для этого нужно было всего-навсего хлебнуть вампирской крови, неудивительно, что эти кровососы хитроумно рекламируют себя как этакий новомодный эликсир жизни и красоты. Впечатление блистательного здоровья омрачала только грудь. Она стала пышнее и полнее, и в этом, разумеется, ничего плохого не было. Только вот эти гады-ревенанты основательно меня поели, и следы были еще заметны.

Я коснулась отметки от клыка над правым соском. Почему все мои раны зажили, а эта — нет? Я глянула на левую руку. Меня прошиб пот. Запястье по-прежнему опоясывали синяки, которые оставил Малик, — они уже поблекли, но отнюдь не исчезли. У меня закружилась голова, я едва не упала. Бугорок у основания большого пальца был совершенно целый и гладкий.

Живот свело спазмом, я метнулась в ванную, и меня вырвало в унитаз.

Что именно Малик приказал передать этой своей Розе? Он говорил на каком-то иностранном языке, а я знала только английский. Однако я без всякого перевода все прекрасно поняла и не хотела даже задумываться над тем, как мне это удалось.

«Передай Розе, что во имя любви к ней я оторву ей голову, вырву из груди сердце и буду жечь ее плоть, пока кости не обратятся в прах».

Я снова склонилась над унитазом, но внутри уже ничего не осталось.

Потом я бросилась в душ и открутила горячий кран до предела. Опершись ладонями о кафельную стену, я подставила спину под обжигающие струи. Не только Малик хочет меня убить. Стоило еще хорошенько подумать о вчерашней засаде. Я сомневалась, чтобы в деле участвовал Алан Хинкли — скорее всего, он был всего-навсего замороченной подсадной уткой, — тем не менее у меня накопились к нему вопросы, которые я собиралась ему непременно задать, надо только вернуть забытый в «Голубом сердце» мобильник.

Схватив полотенце, я растерлась докрасна и наскоро причесалась — на такой жаре волосы скоро высохнут сами. Посмотрела на искусанную грудь и скривилась. Струпья под душем сошли, и остались только крошечные розовые ранки.

Кто же подослал ко мне двоих ревенантов? Очевидно, какой-то вампир, но еще нужна была ведьма, чтобы составить парализующие чары и наложить их на садовую ограду. А Малик говорил, что его ударил по голове кто-то из моих соплеменников. Не слишком распространенное сочетание, — вообще-то, компанию, состоящую из моего соплеменника, ведьмы и вампира, я могла представить себе только в «Кровавом трилистнике», но с какой стати Деклан захотел бы убить меня, сиду?! Как я ни ломала голову, но не могла выдумать ни одной причины, которая хоть сколько-нибудь соответствовала сложившейся у меня картине.

Но я была готова ручаться, что некий клурикон по имени Мик сумеет дополнить мою картину недостающими деталями. Кроме того, мне надо было сообщить Деклану последние новости о смерти Мелиссы, и передать сведения через Мика было куда безопаснее, чем доставлять самолично, особенно после захода солнца.

Следующая остановка — «Кровавый трилистник».

Задумчиво рассматривая свое отражение в зеркале, я увидела, как из отметины над правым соском показалась кровь и стекла розовой водянистой капелькой. Вот зараза! Я яростно растерла грудь полотенцем, швырнула его на пол и рывком распахнула дверь в ванную.

У меня был гость.

У окна боком ко мне стоял Финн и смотрел вниз, на улицу. Над светлыми волосами торчали острые рожки, а на лице была такая свирепая мина, что было ясно — ему сейчас лучше не попадаться. Черная рубашка и черные брюки отнюдь не смягчали его облик.

Зар-раза, совсем нет времени повторить вчерашний ритуал «строгий папочка».

Я схватила полотенце и завернулась в него.

— Финн, расскажи, пожалуйста, как именно ты сюда попал.

— Джен, тебя никто не стережет. — Он обернулся, окинул меня взглядом, потом посмотрел в лицо. — А замок у тебя такой, что даже обычного человека не остановит.

— Ладно. — Сердито отмахнувшись от его объяснений, я направилась в спальню. — У меня сегодня выходной. И кое-какие планы, а дело, с которым ты пришел, наверняка не очень срочное. Выход там же, где вход. — Я оглушительно хлопнула дверью.

Натянув трусики, я полезла в шкаф, вытащила джинсы и надела их. Прах побери, еще и Финн что-то затеял! И ко мне уже второй раз вломился без спросу — я что, на вокзале Ватерлоо живу?!

— Я заходил к тебе вчера вечером, Джен, — донесся до меня из-за двери голос Финна. — Тони сказала, у тебя какие-то неприятности с гремлинами на Тауэр-бридж.

Да чтоб ее, эту Тони, с ее дурацким тотализатором! Тоже мне придумала — играть в сводню! Лучше бы своей личной жизнью занималась, а не мою устраивала! Схватив полосатую зеленую футболку, я рывком напялила ее через голову.

Голос Финна послышался снова:

— Она сказала, тебя ранили.

Ярость улеглась, я машинально потрогала скулу и вздрогнула, вспомнив, как то же самое сделал Малик в такси. У одного гремлина оказалась монтировка, а я не успела увернуться, — это, конечно, была досадная случайность, гремлин метил в кого-то из своих дружков. Синяк исчез, спасибо Малику, что вылечил меня. Отогнав эту неприятную мысль, я сдернула с вешалки кожаную жилетку и надела ее.

— Но тебя дома не было, — продолжал Финн. — Джен, я за тебя волновался, особенно после вчерашнего утра.

Финн, только не надо доброты и понимания, сейчас мне их не вынести...

Вздохнув, я наклонилась и выудила из-под кровати ботинок.

— Я писал тебе сообщения, звонил, но ты не отвечала, вот я и решил прийти и посмотреть.

Меня охватило скверное предчувствие, я даже ботинок уронила. Открыв дверь, я спросила:

— То есть как это — посмотреть?

Финн стоял у самой двери, прислонясь плечом к стене. Уголки губ опустились, словно он рассасывал во рту щепотку соли.

— У тебя компьютер был включен, я в него заглянул.

И обнаружил, что я ходила на сайт «Голубого сердца». Вот нелегкая! Я-то надеялась, что мои давешние развлечения не всплывут хотя бы пару дней, — похоже, мне не повезло.

— Я пошел искать тебя. — Мшисто-зеленые глаза помрачнели. — И знаешь, где ты была? Садилась в такси на Лестер-сквер в компании какого-то кровососа. Ну, я, дурак, и решил последить за тобой, думал, у тебя неприятности.

Когда я представила себе Финна в роли рыцаря в сияющих доспехах, который идет на подвиги, пусть и никому не нужные, в груди у меня даже немножко потеплело. Это ничего не меняло — все мои мысли о Финне вполне могли оказаться безобидными мечтами и фантазиями, особенно после вчерашнего. А сейчас мне подумалось, что и работа моя вполне может отойти в область мечтаний и фантазий.

— Сады Виктории, Джен. — Голос Финна звучал тихо и безжалостно, ярость так и бурлила под тонкой прослойкой приличий. — Я видел, как вы с вампиром о чем-то поболтали, а потом — как ты пошла туда одна. Я видел тех парней.

Я ничего не ответила. Что тут скажешь? Мне было ясно, что будет дальше, — яснее, чем Финну. К горлу снова подкатила дурнота, и я направилась к холодильнику.

— Я вбежал в сквер, дальше ничего не помню, потом оказалось, что я прилег отдохнуть в кустиках, а когда очнулся, в сквере было пусто. Но хотя кто-то сильно постарался замести следы, кровь осталась — надо было только знать, где искать.

Наверное, там, где Малик убил ревенантов. Я схватила бутылку водки, налила в стакан, унимая дрожь в руках. История близится к концу. Нужно только подождать, когда Финн договорит и выдвинет ультиматум, а потом он уйдет, и я смогу сделать все, что задумала.

— А сегодня утром я услышал кое-что интересное. Один спортсмен на утренней пробежке нашел у Хаммерсмитского причала два раздетых трупа — двое молодых мужчин, около двадцати, без голов и без сердец.

От потрясения я замерла, а потом мозг лихорадочно заработал. Вот нелегкая, как они там оказались, эти трупы? Почему, ну почему Малик их не сжег или по крайней мере не припрятал, чтобы сжечь потом? Считается, что старые вампиры мастера на такие штуки, — они же столько веков тренировались! Нахмурясь, я задумчиво постучала пальцами по стакану. Если ревенантов все-таки нашли, то не потому, что Малик где-то прокололся.

Финн продолжал тем же тихим настойчивым голосом:

— Конечно, сердца и головы забирают самые разные создания: и драконы, и горгульи, и демоны. Однако всех озадачило то обстоятельство, что у обоих трупов были оторваны также гениталии.

Я удивленно заморгала. Головы и сердца — это понятно, все-таки они были вампиры, но остальное-то зачем? Растерявшись, я посмотрела на Финна и пробормотала:

— Очень странно.

Финн оторвался от стены и двинулся ко мне:

— Ничего странного, если вспомнить, что именно такой способ мести особенно любят бин-сиды.

Тут все со щелчком встало на свои места. Кроме меня, бин-сидов в городе не было. Не веря своим ушам, я уставилась на Финна:

— Ты что, думаешь, это моих рук дело?!

— Вчера на заре я обнаружил тебя всю в крови, но целую и невредимую. — Он глядел на меня, стиснув губы от бешенства, а затем продолжил: — Затем, уже вечером, я видел, как ты билась с двумя парнями, а потом их нашли мертвыми. Многовато совпадений, Джен.

— Засунь свою версию знаешь куда?! — заорала я, потому что и сама разозлилась от страха. — Если бы я сама это сделала, то не была бы такой дурой, чтобы наоставлять повсюду улик, которые указывают точнехонько на меня!

— Я собираюсь тебя допросить, и по три раза спрашивать не стану, поэтому не увиливай, а отвечай прямо. — В твердой зелени его глаз вспыхнули и погасли изумруды. — Ты их убила?

— Нет! — рявкнула я. — Я их не убивала.

Финн глубоко вздохнул, на миг закрыл глаза, и гнев как будто бы отхлынул.

— Ну что, доволен? — Я пихнула его в грудь. — Получил свой суд присяжных в миниатюре?

Финн неловко пошатнулся и отступил на шаг:

— Прости, Джен. Должен был и сам догадаться. — Он рассеянно провел ладонью по светлым волосам и почесал левый рог. — Но надо было спросить...

— Ладно. Вот и спросил. Я их не убивала. — Я сжала кулаки. — А теперь, если ты уйдешь, я смогу наконец заняться своими делами.

Брови у Финна сдвинулись.

— Я так понимаю, это сделал кровосос? Конечно кровосос, кто же еще!

Я перевела дух, стараясь успокоиться. Мне надо было поскорее попасть в «Трилистник», а для этого нужно было выставить Финна.

Думай, Дженни, думай. Тут меня осенило — в его словах была одна неувязка.

— А недостающие части трупов — ну, головы, сердца и прочее, — их нашли?

— А что?

— Конечно, не нашли, — пробормотала я, отчасти себе самой. — Ты сказал — это были люди. Если бы головы нашли, то знали бы, что никакие это не люди.

— Не люди? — Финн удивленно уставился на меня.

— По крайней мере, умерли они не людьми.

Я посмотрела на часы: время уходило. Солнце, на мой вкус, садилось слишком быстро.

— Значит, вопрос в том, зачем твоему дружку-кровососу вешать на тебя это убийство, — заключил Финн, скрестив руки на груди.

— Понятия не имею, но если я останусь тут, то так и не узнаю, правда? — Я обошла его, разыскивая второй ботинок. — Слушай, Финн, на сегодня разговор окончен. Я же тебе сказала, у меня дела.

— Дела подождут, Джен. Мы еще не договорили.

Внутри у меня все было готово взорваться, и от досады я едва не пнула дверь спальни. Однако ограничилась тем, что свирепо поглядела через плечо:

— Нет. Договорили.

— Джен, ты все время увиливаешь и уходишь от темы или куда-нибудь бежишь, — На скуле Финна дернулся мускул. — А нам надо про все это поговорить — про вампиров, про твою волшебную татуировку, про убийства, про то, что на самом деле случилось в полицейском участке. Я не знаю, что происходит, но мы во всем разберемся. Прямо сейчас!

Да уж, к такому разговору я была готова меньше всего, прямо скажем, сердце у меня к нему не лежало, хотя я и понимала, что рано или поздно он состоится. А поскольку до темноты оставались считанные часы, я предпочла бы, чтобы он состоялся скорее поздно, чем рано. Я втянула воздух, с силой провела руками по лицу и покорно посмотрела на Финна:

— Дай мне две минуты, я хотя бы оденусь, хорошо?

— Вперед, — отозвался он и преспокойно перешел под мою хрустальную люстру с висюльками — руки скрещены на груди, ноги на ширине плеч, словно он чей-нибудь охранник. — Я пока тут постою.

Я аккуратно закрыла дверь, еле удержавшись, чтобы не хлопнуть ею, и уткнулась в нее головой. Ну почему Финн вечно будит во мне зверя? И вообще настроение у меня так и летало вверх-вниз, словно на русских горках. Хочу обратно в прежнюю уютную жизнь, когда самой крупной неприятностью были упрямые пикси! А теперь вот Финн глаз с меня не спускает — думает, я вот-вот в бега ударюсь! Вообще-то, так оно и было — да, я собиралась удрать. Я натянула ботинки, сунула в карман кое-какие деньги и тихо-тихо шагнула к открытому окошку.

Задушевная беседа с Финном могла и подождать.

А визит к Мику — нет.

Я пригнулась и перебросила ногу через низкий подоконник, выходивший на плоскую крышу. Нога вляпалась во что-то... нездешнее. Затаив дыхание, я отдернула ногу и почувствовала непонятное липкое сопротивление, как будто наступила на гигантскую жвачку. Я включила магическое зрение. Эти чары и на вид были похожи на жвачку — длинные липкие нити, тянувшиеся от оконной рамы, обмотали ботинок и ползли вверх по щиколотке. Прах побери! Что он затевает, этот Финн?!

— Финн! — яростно заорала я. — А ну сюда, быстро!

Дверь распахнулась, Финн ворвался в комнату и, застыв, уставился на меня так, словно глазам своим не верил. А потом, не сдержавшись, ухмыльнулся:

— У вас неприятности, госпожа?

— Как ты догадался, Финн?! — ощерилась в ответ я. — По-моему, ты кое-что забыл. Гляди!

Я подняла руку, призвала чары...

— Джен, лучше все-таки не...

...липкие чары плюхнулись мне в ладонь, впечатались в кожу, а потом упруго отскочили обратно к окну. Я потеряла равновесие и рухнула на пол — проклятая жвачка снова сжалась и еще туже обвила мне ногу.

— ...надо, — договорил Финн, морщась. — Это капкан с пружиной. Чем сильнее ты дергаешься или пытаешься разрушить чары, тем крепче они становятся. Мы, то есть я с братьями, в детстве много лет тренировались накладывать такие заклятия. — В его словах прозвучала дурацкая похвальба.

— Мне наплевать, сколько ты с ними провозился, — прошипела я. — Давай снимай! Какого лешего эти чары вообще здесь оказались?

— Я их наложил некоторое время назад. — Финн поднял руки, словно извиняясь. — Джен, не волнуйся, эту ловушку я поставил не на тебя. — Он глянул на меня с улыбкой, а потом встал на колени и вынул из кармана высохшую зеленую кожуру от каштана. — Когда я пришел в себя, то побежал посмотреть, как ты там. — Он погрузил пальцы в липкие чары и начал медленно катать колючую кожуру между ладонями. — И очутился здесь сразу после того, как ушел твой кровосос. Остаться я не мог, а бросить тебя одну не хотел — мало ли он вернется? — вот и решил поставить капкан.

Я фыркнула, глядя, как он отдирает от меня чары: липучки на моем окне — это перебор даже для рыцаря в сияющих доспехах.

— Проще было сделать обычную пугалку.

Финн скривился:

— Пугалка не задержала бы кровососа до восхода солнца.

Челюсть у меня так и упала.

— На солнце он бы изжарился заживо!

Финн посмотрел на меня и улыбнулся — вид у него был решительнее некуда.

— Само собой.

После чего подался вперед и отлепил от моего башмака последнюю клейкую нить.

Я таращилась на него, потеряв дар речи. Мне почему-то никогда и в голову не приходило, что Финн способен такое выдумать, не говоря уже о том, чтобы сделать. И я не могла представить себе, что могло его заставить взять и поставить на вампира смертельную ловушку. Это противоречило всему, что я о нем знала, или думала, что знала.

Он откинулся назад, присел на пятки и бодро заметил:

— Ну что, хочешь проверить, что у тебя за входной дверью, или все-таки поговорим как взрослые?

Я покорно провела пятерней по волосам:

— Ладно, признаю, лезть в окно — это детский сад. — Я отползла к стенке и оперлась на нее спиной. — Но мне действительно нужно кое-куда успеть, так что давай покороче, ладно?

— Начнем вот с чего. — Финн развел руками, показывая и на окно, и на меня. — Когда ты начала приглашать вампиров угоститься твоей кровью?

— Только не говори мне, что затеял все это просто из ревности.

— Ревность тут ни при чем. Я говорю о деле.

— Ясно-ясно, я должна слушаться моего нового начальника, так ведь?

— Да.

Я подтянула коленки к груди, обхватила их и негромко продолжила:

— А если я не пожелаю, значит, меня уволят?

— Вот именно.

Зар-раза!

— Джен, не будь наивной. Ты работаешь не где-нибудь, а в ведьминской фирме. Мы с тобой говорим не о ком-нибудь, а о вампирах. Если ты и дальше будешь так себя вести, Ведьминский совет скоро объявит тебя персоной нон грата.

Я ухватилась двумя пальцами за переносицу, стараясь разобраться, как быстрее всего положить конец этому разговору.

— Финн, ты же слышал, что было в полицейском участке, — произнесла я, стараясь, чтобы голос звучал спокойно. — А значит, Совет, конечно, тоже об этом уже знает: новый инспектор — ведьма, она, само собой, им доложила.

Причем с радостью и готовностью, поскольку я ей совсем-совсем не понравилась, но об этой подробности я промолчала.

— Так что сам понимаешь, это ни для кого не секрет.

Финн застонал:

— Ошибаешься! До сих пор это был секрет — Совет об этом ничегошеньки не знает! В пятницу вечером в полицейском участке у Хелен было разрешение применить чары, чтобы все было шито-крыто, а после катастрофы с гоблином вампиры были счастливы на это согласиться!

Тогда понятно, почему гибель гоблина не попала в новости и Скотленд-Ярду все сошло с рук. Зато непонятно, почему Финн называет инспектора Крейн по имени, словно старинную подружку, и откуда он все это знает. В словах Финна была еще одна странность — насчет того, чтобы все было шито-крыто...

Финн нагнулся ко мне, взял меня за руку, и я в изумлении вытаращилась на него.

— Джен, забудь об этом. — Лицо его почему-то помрачнело. — Понимаешь, иначе как прямо такое не скажешь, но я вижу, что у тебя салайх-шиол.

Я окаменела, сердце сжала ледяная рука. Он знал, что у меня «Дубль-В» — салайх-шиол, дурное семя, как называют его старые сиды... Я закрыла глаза, выдернула руку и уткнулась головой в коленки. Смотреть на Финна я не хотела. И не хотела, чтобы он меня видел. А он все говорил и говорил — слова переливались через меня, словно неспешная река, и таяли, смешиваясь с темным потоком боли и нахлынувших воспоминаний.

— Я не допущу ее в с-святилище, тролль, — произнесла она с легчайшим присвистом, и грубая ладонь коснулась моеголба. — Глубоко пустило салайх-ш-шиол корни в ее крови, слиш-шком давно оно туда попало.

— Но она же сида и совсем ребенок! — Слова Хью рокотом отдались у меня во всем теле — я в полуобмороке обвисла у него на руках. — Тот человек хотел выпотрошить ее, словно рыбину, ты же не откажешь ей в помощи. Ведь ты дала обет...

— Она... — На миг в ее голосе послышалось сомнение, но затем он окреп. — Да, тролль, пус-сть она и сида, но здесь, в святилище, ей не место: в ее крови вампирская скверна. Надобно подумать и о мелком волшебном народе, это слишком опасно...

Меня захлестнула боль, и остальные ее слова потонули во мраке.

— ...Если вампиры не могут тебя обмануть или наслать на тебя морок, — пробился в мои мысли ласковый, заботливый голос Финна, — это не значит, что тебе можно взять и выбрать себе дружка из этой компании. Мне приходилось видеть, что делает с волшебным народом зависимость от яда.

В горле у меня запершило, я сглотнула. Не важно, что он говорит, важно, что он знает. Остальное мне ни к чему. Все прошло, все наконец кончилось.

— Джен, вампирский яд и на волшебство влияет. — Финн нежно погладил меня по голове, — Только подумай, ты ведь даже простенькое заклятие наложить не можешь, хотя впитываешь чары, которые свалили бы с ног фею впятеро тебя старше. А еще Очарование. Иногда кажется, что в тебе совсем волшебства не осталось, а иногда я готов сдаться. Последние месяца два я еле сдерживаюсь.

На миг меня окутал аромат теплых ягод, и я глубоко вздохнула, стараясь запечатлеть его в памяти, но он уже улетучился.

— Я знаю, ты и сама это замечаешь. — Финн говорил по-прежнему тихо, но гораздо быстрее — тревожно, нервно. — Каждый раз стоит нам приблизиться друг к другу — и волшебство во мне отзывается на тебя. Это сбивало меня с толку, пока я не сообразил, дело не в том, что ты сознательно насылаешь на меня Очарование, чтобы соблазнить...

Его перебил громкий стук во входную дверь.

— Ах, проклятие, совсем забыл! — Финн вскочил на ноги. — Я же позвонил в «Рози Ли», пока ты одевалась!

В голове у меня было пусто и холодно. Я осталась сидеть, уронив голову на колени, даже не пытаясь сообразить, что теперь делать, — мне было все равно. В гостиной звучали и замолкали голоса. Ветер принес в окно ароматы лимона и лаванды. Они обвились у меня вокруг плеч, словно утешая, и во мне развернулся тоненький побег нежного радужного света. Это домовая наслала на меня чары, и их ласковое уютное тепло смягчило и понемногу развеяло воцарившийся в душе мрак.

Я перевела дух и подняла голову, протерла повлажневшие глаза и почувствовала укол совести. Как бы там ни было, а у меня еще остались дела. Я глянула на будильник. Да, дела, и причем срочные.

Дверь спальни отворилась, я обернулась и увидела Финна, очень серьезного.

Рядом с ним стояла инспектор Хелен Крейн. За спиной у них высился Хью.

Полиция явилась на вызов.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

Инспектор Крейн встала у окна. Яркое предвечернее солнце подсвечивало ее сзади, ослепительными линиями очерчивало ее фигуру в черном костюме и совершенно не позволяло различить выражение лица. Мне почему-то подумалось, что она не случайно так встала.

— Мисс Тейлор, — начала она почти без модуляций, — не могли бы вы сообщить, где вы находились вчера вечером примерно в половине двенадцатого?

Я ожидала такого вопроса, не поболтать же она зашла, в самом деле, но если она здесь по поводу безголовых трупов, то время выбрано неудачно. Я несколько секунд подумала, где именно я находилась в тот момент и сколько неприятностей я огребу, если скажу правду, но я ведь дочь своего отца и к тому же сида. Ни то ни другое не позволяет мне открыто лгать.

Финн подпрыгнул и устроился на кухонной стойке, я уловила это движение и покосилась на него. На губах у него играла полуулыбка, словно происходящее его совсем не касалось, но в расстегнутый ворот рубашки было видно, как свело от напряжения мышцы на груди и шее. Не надо было быть семи пядей во лбу, чтобы сообразить, что натянутая атмосфера связана скорее с отношениями между Финном и инспектором Хелен Крейн — какими бы то ни было — и с тем фактом, что инспектор Крейн обнаружила Финна у меня, чем со всякого рода полицейскими делами.

Я посмотрела на инспектора и нахмурилась:

— Что вы хотите узнать?

— Отвечай на вопрос, Дженни, — пророкотал Хью.

Я перевела взгляд на него. Он сложился в несколько раз и сел на ковер по-турецки — я была ему благодарна, что он постарался выглядеть не так внушительно, но, когда видишь семифутового тролля, он выглядит внушительно даже сидя. На колено он аккуратно пристроил блокнот, а в пальцах сжимал свою обычную великанскую ручку.

Знала бы я, что у меня будет столько гостей, запаслась бы мебелью, — впрочем, дело того не стоит. К чему пускать пыль в глаза? Да, у меня полным-полно непрошеных гостей.

Кто-то сдавленно кашлянул, и я обнаружила в своей гостиной еще одного непрошеного гостя — на страже у входной двери стояла неизменно обворожительная констебль Кудряшка: глазки так и бегали с Хью на меня и обратно, пухленькие губки сложены в веселую улыбочку. Из всех нас только она была довольна жизнью.

— Мисс Тейлор! — Инспектор сплела пальцы, и кольца так и клацнули, словно рекламируя ее нетерпение.

Пожав плечами, я сунула руки в задние карманы джинсов.

— В полдвенадцатого я ехала в черном такси. Номер лицензии не заметила, но счетчик работал, помню, как мигала красная лампочка. — Я перекатилась с носков на пятки. — Разумеется, я была бы внимательнее, если бы знала, что вас это заинтересует.

Хью проурчал, что ему не нравится мой тон, и что-то записал.

— Куда вы направлялись?

Я вздохнула. Ответ на этот вопрос она наверняка знала.

— У меня была назначена встреча с моим клиентом Аланом Хинкли. Он договорился со мной, что мы осмотрим тело Мелиссы Бэнкс вместе с вами.

Инспектор Крейн надменно выпрямилась.

— Однако в полиции вы так и не появились. Почему же, мисс Тейлор?

Дайте-ка вспомнить. Ах да, кажется, я влипла в какую-то историю.

По спине у меня пробежала струйка пота, но мне удалось сохранить спокойный голос.

— Хинкли не пришел на встречу.

— Вам это не показалось странным? И не захотелось позвонить ему, узнать, в чем дело?

— Я бы позвонила, но потеряла мобильник, а его номер я наизусть не помню.

Не волнуйтесь, ребята, он у меня в перечне неотложных дел — и он, и тот, кто вместо него подослал ко мне ревенантов.

— Я собиралась связаться с ним сегодня.

— Это невозможно, — сказала инспектор. — Вчера ночью на него напали.

Потрясение заставило меня вскинуться, в животе вдруг стало холодно, и я невольно обхватила себя руками:

— Он цел? Что случилось?

— Мистер Хинкли в коме. — Инспектор повернула на пальце массивное кольцо с бриллиантами. — В то же самое время нападению подверглись также его адвокат и охранник-гоблин. Адвокат в реанимации, а гоблин мертв.

Вот где ревенанты раздобыли биту. Выходит, Алан был у них первым по списку. Очевидно, кто-то всерьез озаботился тем, чтобы я ни в коем случае не увидела тело Мелиссы, но, если это Деклан — а пока что мне казалось, что он единственный кандидат, — нападение на Алана имело еще меньше смысла.

— Дженни! — ворвался в мои мысли голос Хью. — Чтобы подтвердить твое заявление, нам нужны подробности поездки в такси!

— То есть, чтобы вычеркнуть меня из подозреваемых? — прищурилась я на него.

— Дженни, я этого не говорил. — Брови Хью низко нависли над глазами, словно карнизы. — Но будет лучше, если мы проверим все факты.

— Хорошо. — Я выдохнула, сложив губы трубочкой. — Я взяла такси на стоянке на Лестер-сквер. — Продолжая говорить, я не сводила глаз с Хью. Он и не шелохнулся, значит, они уже знали, что я побывала в «Голубом сердце». — Такси высадило меня у Хангерфордского моста со стороны набережной Виктории без пяти двенадцать. Дорога заняла примерно полчаса — пробки.

— Что вы делали дальше? — бросила инспектор Крейн.

— Ждала Алана Хинкли.

— А что потом?

Я пожала плечами:

— Он не пришел, и я поехала домой.

— Во сколько?

— Не знаю. Я не смотрела на часы.

— Мисс Тейлор, у вас должно было быть какое-то представление о времени.

Я сдвинула брови. Может быть, она все-таки пришла сюда из-за ревенантов. Только вот из-за всей этой суматохи — драки, обмороков, потом еще Малика — я в самом деле не представляла себе, когда вернулась домой.

— Можно, я скажу пару слов? — Финн говорил тише обычного.

Я глянула на него, сердце у меня заколотилось. Он чуть подался вперед, крепко вцепившись в края кухонной стойки, все линии на лице обозначились резче, ярко-зеленые глаза сверкали непокорнее обычного, рожки стали длиннее. Он был по-прежнему Финном. По-прежнему великолепным. Только сейчас в нем появилась грубая, дикая красота, и он словно отдалился, стал меньше похож на человека. У меня захватило дух от легчайшего отзвука страсти.

Негромкое клацанье заставило меня отвлечься от Финна и снова вспомнить об инспекторе. Она тоже во все глаза смотрела на него, стиснув сапфировый кулон на груди.

Констебль Кудряшка была не так предусмотрительна. Было видно, что она вся подобралась, словно голодный вампир, почуявший кровь.

Тут меня осенило. Я включила магическое зрение. Глядеть было не на что, но то, что делал Финн, он делал специально, и я поняла, что и раньше это чувствовала — его собственную магию. Даже если инспектор и не сообразила, что происходит, при Хью так развлекаться не стоило. Судя по красной пыли, оседающей на белой рубашке Хью, он прекрасно знал, что Финн затевает, но почему-то продолжал сосредоточенно глядеть в блокнот.

— Вчера вечером я заходил к Джен. — Голос Финна задевал во мне очень глубокие струны. — Я опоздал, она уже ушла. Я попытался нагнать ее на Лестер-сквер, однако снова разминулся с ней, но видел, как она садилась в такси. Я знал, что она назначила Хинкли встречу в полночь, поэтому направился на набережную Виктории. Когда Хинкли так и не появился, я проследил, чтобы Джен добралась до дому... — Он улыбнулся. — И почти сразу же ушел.

Без сучка без задоринки. Все сходится — и ни слова неправды. И в точности совпадает с тем, что он говорил мне раньше. Только инспектор Крейн, судя по выражению ее лица, решила ничего не принимать на веру.

По-прежнему держась за кулон, она шагнула к Финну, но вдруг остановилась и грозно развернулась к констеблю Кудряшке.

— Вы свободны, констебль Симе, — заявила она. — Подождите на улице.

— Как же так, мэм?.. — Лицо Кудряшки вытянулось. — А вдруг я вам понадоблюсь, если потребуется обыскать подозреваемую?

— Какую подозреваемую?

— Ее! — Она ткнула в меня пальцем, и я заметила, что на запястье у нее блеснуло что-то розовое.

Нахмурясь, я снова включила магическое зрение. Розовое блеснуло еще ярче. Да-да, она опять надела свой браслетик из розового кварца. Неужели она не понимает, что не все заклятия действуют как надо? Впрочем, не важно, так или иначе, она нарушила договор. Я ненадолго задумалась о том, чем ей придется заплатить за волшебство. А потом выкинула это из головы.

— Мисс Тейлор — не подозреваемая! — Инспектор Крейн даже зубами скрипнула. — Мы ее ни в чем не подозреваем. Вы меня понимаете?

Магическое зрение показало, что волшебные побрякушки инспектора сияют ярче сверхновой.

— Есть, мэм, — сказала констебль, даже не пытаясь скрыть досаду, и удалилась, оставив дверь нараспашку.

— Ждите на улице, констебль! — крикнула ей вслед инспектор Крейн.

Значит, подслушивать ей не удастся. Нехорошо.

— И вы тоже, сержант Манро, будьте любезны.

Хью положил блокнот и ручку перед собой.

— Мне кажется, не стоит, мэм, — спокойно возразил он.

— Это приказ, сержант.

— Если речь уже не идет о преступлении, вы не можете приказать мне уйти. — Слова Хью прозвучали словно перестук оторвавшейся черепицы по крыше. — Я друг и Дженни, и Финна и считаю, что должен остаться, мэм.

Я покосилась на Хью. Приятно, когда о тебе так заботятся, но все-таки спорить с новой начальницей неразумно.

Начальница тем временем вытаращилась на Хью, а потом развернулась, словно не замечая его, и шагнула к Финну.

Стукнув его в грудь, она закричала:

— Да как ты смел так поступить? Как ты смел обеспечить ей алиби? После всего, что я сделала! — Она так разозлилась, что вокруг нее сгустилось облако волшебства. — Какая мерзость — защищать ее, убеждать меня, будто... И ради чего? Ради двинутой вампирской шлюхи! Ради какой-то сиды! Ты же знаешь, какие они, они все только о себе и думают!

Отли-и-ично, значит, она меня и правда не любит... но двинутой-то зачем обзывать?!

— Я не лгал тебе, Хелен, — проговорил Финн. Казалось, гневное облако так и липнет к нему. — Джен этого не делала.

— Ну да, конечно, ты там был и все видел! — съязвила она. — Просто мозги у тебя в штанах, а не в голове. Ради Богини, Финн, ты же был со мной, когда поступил вызов, и сам сказал, что это похоже на сидскую месть!

Похоже, Хелен, похоже на сидскую месть, вот что я сказал...

Я заморгала. А он-то представил дело так, будто услышал обо всем в новостях!

— Она единственная сида в Лондоне! — рявкнула инспектор.

— Откуда ты знаешь, Хелен? — Финн попытался взять ее за руку, но она его отпихнула. — Хью! — позвал Финн, поглядев на тролля.

Я тоже выжидательно поглядела на Хью. Неужели в Лондоне есть и другие сиды?!

— По существу Финн прав, — глухо пророкотал Хью, — хотя это маловероятно.

Внутри у меня все оборвалось. Значит, он просто пытался пустить ее по ложному следу.

— Она там была! — Инспектор Крейн снова развернулась к Финну. — Ты только что признался, что видел ее там своими глазами!

— Ты сказала, что тела нашли у Хаммерсмитского причала, а это в нескольких милях от Хангерфордского моста.

Хью зачитал запись в своем блокноте:

— Сегодня рано утром мужчина, выгуливавший собаку, позвонил в полицию и сообщил, что обнаружил лужу крови. Его собака пыталась в ней вываляться. Первичные анализы крови показали, что она соответствует обнаруженным телам.

«Хью, ты на чьей стороне?!» — безмолвно спросила я.

— Спроси у нее, Хелен. — Финн показал на меня. — Спроси трижды, тогда ей придется сказать правду.

Что за... Вот нелегкая, Финн, не дело ты затеял! Я прикусила губу, чтобы не заорать на него.

— Джен! — Он повернулся ко мне, в глазах сверкали изумрудные огни. — Имела ли ты вчера вечером или ночью какое бы то ни было отношение к убийству и расчленению двоих людей?

Внутренне я вздохнула с облегчением:

— Нет.

Финн повторил вопрос в точности теми же словами.

— Нет, — ответила я еще тверже.

Хью с озабоченным видом переводил взгляд с Финна на меня. Я разволновалась. Неужели он сообразил?..

— Джен, имела ли ты...

— Финн, а ну-ка замолчи! — закричала инспектор Крейн. — Я сама спрошу!

— Хелен, это должен быть тот же самый вопрос, иначе обет недействителен.

— Сама знаю! — набычилась она. — Забыл?! — Она подошла ко мне с перекошенным от злобы лицом. — Имела ли ты вчера вечером или ночью какое бы то ни было отношение к убийству и расчленению двоих людей?

— Нет! — выкрикнула я.

Зар-раза, больно! Как будто это слово самым натуральным образом вырвали у меня из сердца. Я поежилась и потерла ребра. Со мной такое до сих пор было только дважды, и привыкнуть пока не получалось.

На миг мне показалось, что она меня сейчас ударит, или расплачется, или и то и другое. Но она просто отвернулась и взяла с подоконника газету и большой коричневый конверт. Потом шагнула к Финну, примерилась влепить ему оплеуху его конвертом, но он его перехватил.

— Видал? Вот во что вляпалась твоя драгоценная сида!

Финн распечатал конверт и перелистал содержимое. Инспектор повернулась прямо ко мне и выпрямилась:

— Как старший представитель Ведьминского совета, должна проинформировать вас, мисс Тейлор, что в свете вашего участия в делах местного вампирского сообщества Совет принял решение разорвать с вами всякую связь.

Я похолодела. Мне хотелось сказать, что она не имеет права так поступать, но на самом деле, конечно, право у нее было.

Она швырнула мне под ноги газету.

Заголовок гласил: «ЛЮБОВЬ С ПЕРВОГО УКУСА?» Ниже красовалось фото — мы с Графом. Улыбаемся.

— Ваш трудовой договор с фирмой «Античар» с настоящего момента теряет силу, — продолжила инспектор и снова развернулась к Финну. — Кроме того, я должна проинформировать вас, мистер Андрос, что, если вы решите нанять мисс Тейлор, организовав дочернее предприятие, дочернее предприятие будет закрыто, а все выплаченные ему суммы изъяты в счет погашения судебных издержек.

Я потрясенно уставилась на нее. Финн соскочил со стойки:

— Хелен, так нельзя! Ты же не допустишь...

— Копии этого документа разосланы всем членам Совета. — Хелен показала на конверт.

— Ну и что? Неужели Джен не может выступить на слушаниях, чтобы защитить себя? — Финн махнул конвертом на нее. — Совет что, не разберется, что все подстроено?

Инспектор Крейн подняла было руку и уронила ее.

— Финн, я ничем помочь не могу, — тихо сказала она. — Сейчас не могу.

Она отвернулась, открыла дверь и ушла.

Я послушала, как стихает перестук ее каблуков по лестнице.

Финн немного постоял, глядя ей вслед, словно не верил своим ушам. И не он один. Я всегда понимала, что такое в принципе может быть, но чтобы на самом деле...

Финн решительно повернулся ко мне:

— Джен, я с ней поговорю. У нее связи. Мы все уладим. — Он метнулся за начальницей, но на пороге обернулся и глянул на Хью. — Присмотри тут, чтобы Джен глупостей не наделала.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ

Я обхватила себя руками и неуверенно улыбнулась Хью:

— Ну вот, кажется, я безработная.

«И бездомная к тому же», — добавила я про себя, с сожалением оглядываясь кругом. Без ведьминских субсидий, которые давала мне работа в «Античаре», аренда мне не по карману.

Хью подобрал блокнот, постучал ручкой по первой странице:

— Эти два трупа были не люди?

Это был вопрос, а не утверждение.

— Что?.. Нет, не люди, ревенанты. Так и думала, что ты сообразишь.

— Ревенанты — разновидность вампиров. — Хью сделал пометку в блокноте. — Кто-то хочет тебя устранить.

Я расхохоталась резко и громко и с трудом заставила себя замолчать, а то потом будет не остановиться.

— Ну да, похоже на то.

На лбу Хью собрались озабоченные складки.

— На тебя напали ревенанты?

— Хью, со мной ничего страшного не случилось! — Я успокаивающе похлопала его по плечу, а потом развела руки в стороны и крутанулась на носках. — Ты же видишь, я цела и невредима.

— Да, ты даже выглядишь не такой тощей, как обычно.

Хью медленно поднялся на ноги, задев головой янтарные висюльки.

Я улыбнулась этому дипломатичному комплименту.

— Я хотел сказать, Дженни... — Хью пригнулся, отступил подальше от зазвеневших хрустальных бусин и тщательно пригладил черные волосы, — кто-то хочет устранить тебя физически. Тела оставили там, где их можно было быстро и легко найти. А владелец собаки — тот, который обнаружил лужу крови, — заявил, что обычно не ходит этой дорогой.

— Морок, — отозвалась я.

Он покивал, как будто я что-то подтвердила.

— Инспектор Крейн хотела забрать тебя и допросить, а это бы означало, что тебя запрут с глаз долой как минимум на сорок восемь часов. А теперь благодаря вмешательству Финна... — Он примолк. — Тот вампир — тот, который наслал морок на владельца собаки, — он и убил ревенантов?

Ну вот, я только что призналась Хью, что гуляла с вампиром. От этой мысли я замялась. Впрочем, после передовиц с портретами Графа...

— Да, это был один и тот же, — сказала я, — только зачем столько трудиться, чтобы повесить на меня убийство? Он же не знал наперед, что так получится, если только... Я знаю, что он не хотел, чтобы я лезла в это дело, может быть, это он решил мне так помешать? — Мне пришла в голову еще одна странная мысль, и я нахмурилась. — Но ведь он же прислал мне и приглашение в «Голубое сердце»!

Хью снова задумчиво покивал:

— Тебя защищали ведьмы, поэтому единственным корректным способом пообщаться с тобой и было прислать тебе приглашение. Это обычная практика в общении между вампирами и ведьмами — тогда они могут встретиться под охраной древних законов гостеприимства.

Ну как же! Да-да, гостеприимство. Вот почему Малик меня исцелил. Он считал, что отвечает за то, чтобы я добралась домой целой и невредимой, хотя это все равно не объясняло, зачем ему понадобилось меня приглашать.

— Поскольку ревенантов убил этот вампир, расследовать их гибель уже не нужно, — продолжил рассуждения Хью. — Я закажу сделать анализы крови, они всё подтвердят, и тогда тела будут сожжены, а дело закрыто.

Я понимала, почему так получалось. Когда вампиры потребовали легализации, они согласились подчиняться человеческим законам, но только в тех случаях, когда речь заходила о людях. Они по-прежнему придерживались собственных традиций правосудия — в частности, уничтожали других вампиров, если те дичали или были признаны опасными, не обращаясь к человеческой юриспруденции, ничего не боясь и ничуть не терзаясь совестью, — а ревенантов признал бы опасными кто угодно, не только я.

Я передернулась. Те же традиции правосудия позволяли Малику воплотить в жизнь его планы по уничтожению моей персоны, точнее, моей одичавшей альтер-вамп, Розы.

— Пр-стите... — послышался нервный детский голосок, и маленькая рука просунулась в полуоткрытую входную дверь, поставила на пол большой белый бумажный пакет и скрылась.

На миг я оторопела, а потом сообразила, что это ленч, который Финн заказал в «Рози Ли». У меня мелькнула мысль, как странно, что его принесла не Кэти, но я только пожала плечами — сегодня воскресенье, толпы туристов, да еще и Ведьмин Базар, так что в кафе, наверное, яблоку негде упасть. Потом к ней забегу.

— Перекусить не хочешь, Хью?

Тролль помотал головой, и я поставила пакет на кухонную стойку, отодвинув при этом инспекторский коричневый конверт. Из конверта выскользнуло содержимое — четыре фотографии десять на восемь дюймов. Две из них, на которых Граф склонялся над моей рукой, особенной опасности не представляли. На ней, как и на фотографии из газеты, было видно, что мы находимся на людях. Такой компромат вполне можно объяснить случайной встречей, против которой ведьмы, пожалуй, возражать не станут. Но вот снимок, на котором я целуюсь с Рио, и еще один, где я сижу на ней верхом на полу... м-да, даже я вынуждена была признать, что, пожалуй, Ведьминский совет был вправе решить, будто мы с ней там не о погоде беседуем.

Я вручила Хью снимки, стараясь не морщиться:

— Если хочешь, можешь сказать, что я тебя заставила их посмотреть.

Он взял у меня фотографии:

— Да я их уже видел. А в Интернете вывесили видеоролик с тобой и этой вампиршей. — Он показал мне фотографию Рио. — Насколько я могу судить, именно этот снимок возмутил Ведьминский совет сильнее всего.

Ну и денек — все лучше и лучше.

Хью бросил фотографии обратно на стойку.

— Очевидно, некоторые из молодых ведьм считают, что изоляция от вампиров — неверное решение, особенно при нынешнем положении дел. Совет полагает, что, если тебя примерно не наказать, это будет нежелательным прецедентом.

Зар-раза! Финн со своим комплексом благородного рыцаря может сколько угодно думать, что сумеет уговорить инспектора Крейн мне помочь, но проще запихнуть зубную пасту обратно в тюбик.

— Финн все знает. — Я поглядела на Хью снизу вверх. — Он знает про «Дубль-В». Готов выпрыгнуть из шкуры, чтобы мне помочь.

— Ах, Дженни... — Хью неловко зарокотал, и на лице его проявилась виноватая гримаса. — Наверное, я должен кое-что объяснить.

Я удивленно нахмурилась:

— Что именно?

— Знаю, я всегда твердил тебе, чтобы ты держалась подальше от волшебного народа — из-за твоей... особенности. — С карниза на лбу поднялось облачко пыли. — Знаю, я говорил, что если они всё узнают, то ты станешь изгоем, но это не совсем так. Добросердечные сородичи вроде Финна наверняка захотят тебе помочь. Мне кажется, пора сказать это тебе и извиниться за то, что я так долго держал тебя в неведении.

— Ой, Хью...

— Дай договорить. Когда мы с тобой познакомились, я понял, что ты одинока, ранима и отчаянно стремишься хоть кому-нибудь доверять. Кроме того, я понял, что если ты начнешь общаться с сородичами... — Он вздохнул и продолжил: — В общем, я боялся, что они станут использовать тебя в своих интересах, совсем как вампиры. Я не хотел, чтобы с тобой так поступали, вот и убедил тебя, что тебе лучше по возможности держаться от них подальше. Прости меня.

— Я была просто молоденькая, Хью, а не скудоумная! — сердито воскликнула я. — С чего ты взял, что я буду кому-нибудь доверять, даже своим соплеменникам? Я хочу сказать, я и тебе-то начала доверять только года через два!

— Той ночью, когда я тебя нашел... — Пальцы Хью стиснули великанскую ручку. — Той ночью, когда тебя ранил тот человек... он же наверняка взял церковные буклеты, чтобы ты их видела и ничего не заподозрила. А если уж человеку удалось так тебя провести, для волшебного народа ты самая легкая добыча...

— Хью, этот человек меня не провел! — рявкнула я. — Он пытался, но я-то сразу поняла, что он вампирский кровный раб, у него кожа была горячее гномского горна! А когда я велела ему убираться, он сказал, что убьет официантку из кафе, если я не буду хорошей девочкой и не пойду с ним. Я собиралась Очаровать его, как только мы выйдем.

— А он отравил тебя железом, Дженни, — громко пророкотал Хью.

— Да. — Я скривилась от отвращения. — Конечно, то, что я это допустила, было не самым умным поступком в моей жизни. Понимаешь, я думала, что онемение пройдет немного быстрее.

— Тогда почему ты оставалась при мне, если все это время знала, что я тебя обманываю?

— Ты же меня на самом деле не обманывал, правда? — медленно проговорила я. — Просто был со мной добр. Если бы сородичи узнали о заразе в моей крови, они и в самом деле меня сторонились бы.

— Дженни, я же только что объяснил, что не все. — Складки у него на лбу стали еще глубже, словно трещины в камне.

Прах побери... Хью ведь не знает! Хью не знает, кто был мой отец... или, скорее, что это была за тварь. Дра-контесса в святилище сказала ему, что в крови у меня салайх-шиол, но об отце моем ничего не говорила... А я совсем не хотела именно сейчас посвящать Хью в эти милые подробности.

— Ладно. — Я схватила фотографии, мысленно нажав на тормоза. — Но даже если кто-то из сородичей отнесется ко мне с сомнением, не говоря уже обо всем прочем, подумай, сколько всего я огребу от ведьм и вампиров. — Чтобы его отвлечь, я постучала пальцем по фотографии. — Вот, например, нынешняя история...

— Этого-то я всегда и боялся, Дженни. — Красная слюда в его темных волосах от волнения заблестела еще ярче. — Боялся, что случится что-то вроде этого. Ты становишься такой беззащитной.

— Хью, я пытаюсь из этого выпутаться, — вздохнула я, вытаскивая из пакета коробку с пирожными. — Осталось сделать еще одно-единственное дело, и все закончится.

Зачем это Финн заказал пирожные?! Мы же оба их не едим. Я открыла крышку и остолбенела. Внутри был не пластиковый контейнер для продуктов, а два голубых кожаных футлярчика для драгоценностей в виде сердечек. Мне стало нехорошо: они же наверняка от Графа. Рядом с футлярчиками была всунута записка.

Развернув плотную кремовую бумагу, я прочитала:


Моя дорогая Женевьева!

Полагаю, содержимое маленького футляра принадлежит вам. Я приобрел его — в ваших интересах — примерно три года назад, когда вы сочли необходимым передать его незаинтересованному лицу в качестве меры безопасности. Мне представляется, что этот предмет дорог вам как воспоминание о близких и любимых, поэтому я возвращаю его вам сегодня в знак уважения. Я пишу вам, дабы сообщить, что буду рад и далее оберегать вас в наше неспокойное время, и уповаю на то, что вы благосклонно отнесетесь к моему предложению. Кроме того, заверяю вас, что мои намерения благородны и неизменны. С учетом всего вышесказанного, в большом футляре содержится подарок, который, я уверен, вам понравится.


С колотящимся сердцем я схватила футляр поменьше и отщелкнула крышку. На подушечке лежало черное опаловое колье Тильди. Дрожащими руками я взяла его и провела пальцами по пяти унизанным самоцветами нитям. Я поднесла колье к носу, но милый аромат Матильдиных гардений уже выветрился, остался лишь печальный запах крови, старой, выдохшейся, чуть ли не прогорклой. Я стиснула опалы в кулаке, глотая слезы. У меня не было времени на огорчения.

Древняя говорила, что сбережет их, — мы так условились. Она решила, что я не протяну настолько долго, не успею выплатить все, что ей причитается, и не поверила, когда я хотела дать ей слово, что оплачу заклятие в рассрочку, буду платить каждый месяц как часы, — что, собственно, и сделала. И все это время я не подозревала, что Древняя Стерва продала опалы Графу... Вот нелегкая! Неужели это значит, что теперь Граф знает о моем обличье альтер-вамп? Неужели она ему рассказала, залогом чего стали опалы, или просто ухватилась за возможность получить все сразу и наличными? Да, Древней Стерве придется кое-что объяснить.

Если я до этого доживу.

Я открыла большой футляр и с трудом сглотнула. На голубом бархате покоилось яйцо Фаберже. Нет, не отцовское, то было другое, без сапфиров... но яйцо доказывало, что Графу известно, кто мой отец... и кто я, — и, если я соглашусь на его протекцию, он не собирается продавать меня обратно моему принцу. Письмо это было чистой воды шантаж, хотя и очень... дружелюбный. Одно только непонятно: если Граф всегда это знал, зачем было столько ждать, почему он сделал свой ход только сейчас?

— Дженни! — Голос Хью прервал мои размышления. А я-то и забыла, что он здесь. — Это ведь твое ожерелье. То самое, которое хранилось у меня, когда ты была моложе.

— Да, это оно. — Я втянула побольше воздуху. — Хью, пожалуйста, подержи его у себя еще немного. — Я повернулась, рывком открыла шкафчик и вытащила пластиковую коробку. Голубой футляр в нее не поместился, поэтому я бережно завернула опалы в бумажное полотенце, втиснула рядом кусок мыла с ароматом гардении, защелкнула крышку и протянула коробку Хью. — Положи вместе с остальным моим барахлом. Да, и вот это тоже возьми. — Я кивнула на яйцо. — Мне надо будет его вернуть.

— Ну конечно, я сохраню твои вещи, — сказал Хью, и с карниза над глазами поднялось облачко пыли. Он взял в руки записку от Графа. — Но...

— Слушай, Хью, мне пора бежать. Нужно кое-кого навестить.

— Дженни...

От этого гулкого рокота я остановилась.

— Я не знаю, от чего ты убегаешь все эти годы и что ты должна сделать, чтобы все наконец закончилось, но я знаю, это как-то связано с вампирами. И ты зашла уже очень далеко и готова сдаться.

Я печально посмотрела на него:

— Не бойся, Хью, я не сдамся. — По крайней мере, я так надеялась. — И вернусь до заката. Передай инспектору Крейн, что я приму ее предложение посидеть немножко в камере, мне это будет полезно.

Тогда завтра я смогу как следует подумать над тем, как жить дальше.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ

«Кровавый трилистник» был закрыт. При дневном свете стало заметно, что дверь вся в царапинах и выбоинах, как будто выдержала осаду бойцовых гоблинов. Неоновый листок клевера не горел, все выглядело так, словно дома никого нет, но, когда я сосредоточилась, локатор засек слабый след вампира. Я ударила в дверь кулаком и еще пнула для надежности. Обернувшись, я осмотрела улицу магическим зрением — всего футах в двадцати отсюда проходила запруженная народом Шафтсбери-авеню, — но здесь было шаром покати. Днем заведение не пользовалось особым спросом — какой в этом интерес, если при солнечном свете те, ради кого туда ходишь, почитай что мертвы. По крайней мере, я горячо на это надеялась.

Я размахнулась и еще раз от всей души ударила в дверь.

Раздался лязг отодвигаемых засовов, и дверь медленно открылась — за ней виднелся тонкий ломтик темноты. Я вклинилась туда плечом и протолкнулась внутрь.

Мик попятился с недовольной миной:

— Дженни, ты это чего? Я бы и так тебя впустил!

— Правда? Мне хотелось, чтобы наверняка.

Его короткие рыжие волосы были встрепаны, словно он только что вылез из постели, — пожалуй, так оно и было, если судить по зеленым шелковым трусам, еле державшимся на его тощем заду, и пушистым тапочкам, которые смотрелись так, словно он напялил на ноги пару меховых бочонков.

— По-моему, ты не слишком удивился, когда меня увидел, — отметила я. — Не хочешь спросить, зачем я пришла и чего мне надо?

— Фиона сказала, что это ты. — Мик зябко обхватил себя за плечи, и присоски у него на пальцах запульсировали красным. — Она никогда не ошибается.

— Ну так не будем заставлять ее ждать.

Мик бочком протиснулся мимо меня и запер дверь и на верхний, и на нижний засов, а потом сообщил:

— Она наверху.

Следом за ним я прошла через пустой паб. Мик прокладывал себе дорогу в шипастом лабиринте стульев, составленных на столы ножками кверху, и его белая веснушчатая спина сияла, словно маяк. В пабе разило старой кровью и выдохшимся пивом. От этого сочетания меня снова замутило, а может, просто от нервов.

Дойдя до лестницы, Мик поглядел на меня, и я улыбнулась ему во все тридцать два зуба.

— Вчера вечером повстречала твоего приятеля, — сказала я для завязки разговора.

— Знаю, — выдавил Мик. Тапочки шуршали и шаркали по деревянному полу. — Он говорил, что видел тебя в «Голубом сердце».

— Вид у него был такой, будто он от той блондиночки просто млеет. Смотри, как бы чего не вышло.

— Это бизнес. — Мик очень старался, чтобы в его голосе слышалось самое что ни на есть глубокое «а мне какое дело», но в нем зазвучала паническая нотка.

Зар-раза! Я повела себя как последняя феечка-стервочка... ой, я же она и есть... но не исключено, что Мик это заслужил. Не исключено. Я так и не разобралась, сделал ли он из своей сестренки Сиобан четыре года назад приманку, или она просто попалась вампирам из-за его наивности.

Мы прошли мимо полукруглых кабинок к дальней стене галереи. Казалось, что это тупик, однако Мик помахал рукой над головой, что-то тихонько скрипнуло, и стенная панель бесшумно отъехала в сторону.

За ней открылся узкий проход с четырьмя массивными железными дверями вдоль одной стороны. У четвертой двери Мик остановился и снова махнул рукой, а потом повернулся и уставился на меня в упор:

— Ты, наверное, считаешь, что я последний дурак, если кручу с Шеймусом, особенно после того, что случилось с моей сестрой. — Он выпятил нижнюю губу. — Иногда, конечно, ему приходится совершать поступки, которые я не одобряю. Но мы любим друг друга. Если ты когда-нибудь к кому-нибудь это чувствовала, ты меня поймешь.

Он был прав, я действительно считала его дураком и не понимала, но ведь я ни в кого не была влюблена, поэтому просто пожала плечами и не стала задавать вопрос, который так и вертелся у меня на языке: разве любовь не должна была, по идее, сделать его счастливым?

Железная дверь тоже скрипнула и так же бесшумно отъехала в сторону.

Апартаменты были отделаны в стиле будуара леди эдвардианской эпохи. Потолок был расписан розами, стены покрыты шелком в кремовую полоску, а длинные бархатные шторы наводили на мысль, что за ними, вероятно, скрываются окна, хотя лично я в этом сомневалась. Одну стену почти целиком занимал огромный мраморный камин; двойные двери напротив, по всей видимости, вели в спальню. Кто-то здесь не отказывает себе в маленьких прихотях.

Посреди всех этих роскошеств на бархатном лонгшезе возлежала Фиона, похожая на прелестную салонную картину. Заостренные, высветленные добела пряди веером стояли над чистым лобиком и огромными сияющими серыми глазами, а в глубокий вырез розового шелкового пеньюара сбегало рубиновое ожерелье.

— Ты была права, это она. — Он бочком обошел меня и сел перед ней, подобрав ноги под себя по-женски, коленями в одну сторону. — И она чем-то недовольна.

Фиона нежно коснулась его веснушчатого плеча рукой в розовой перчатке, слегка сжала его, покосившись на меня с виноватым и несколько настороженным видом. Макияж ее был по-прежнему идеален, но уже не скрывал ни темных кругов под глазами, ни безобразной сетки пульсирующих вен на груди. Такая утонченная, такая хрупкая — и не скажешь, что перед тобой хладнокровная убийца.

Я прошагала к ней по толстому розовому ковру и остановилась, только когда носки ботинок уперлись Мику прямо в ноги.

— Не хотите объяснить, зачем вы вчера подослали ко мне киллеров-ревенантов?

Мик отодвинулся, поджав ноги.

— Мисс Тейлор... — Пальцы у Фионы свело, и ногти впились в веснушчатую кожу Мика. — Благодаря моим способностям я иногда предвижу очень огорчительные вещи и вынуждена вмешиваться в ход событий, чтобы этого не произошло. — На лбу у нее выступила испарина.

— Знаете, для меня очень огорчительно именно то, что произошло, а о будущем и говорить нечего. — Я нависла над ней. — А ну рассказывайте, попробуйте убедить меня, что мне не стоит обращаться в полицию.

— Расскажи ей все, что она хочет знать. — Мик похлопал ее по перчатке, глянув на меня то ли раздраженно, то ли боязливо. — Тогда она оставит нас в покое.

Фиона прерывисто вздохнула:

— Задавайте вопросы, мисс Тейлор.

Я выпрямилась:

— Расскажите мне о Мелиссе и о тех чарах, за которыми все носятся, — тех, которые ее погубили.

— Мелисса была у Деклана мелкой шпионкой. Он ее использовал, чтобы держаться в курсе дел остальных Господ. Один раз она подслушала, как они говорили о чарах, и тогда он, разумеется, пожелал узнать побольше. — Рука в перчатке дрогнула. — Однако в ней пробудилось честолюбие, и она начала утаивать полученные сведения, и тогда она погибла. Когда ее мать обнаружила тело, она позвонила в полицию, а не нам. Это означало, что мы не могли получить тело. Деклан изучил память Бобби и обнаружил, что Мелисса нашла чары, но подробностей Бобби не знал.

Я подошла к ее туалетному столику, взяла золотую щетку для волос.

— Алан Хинкли выдумал историю о том, что Мелиссу убили при помощи волшебства, выходит, только для того, чтобы я поискала чары на ее теле?

— Мы думали, что чары передали ей. — Фиона не отрываясь глядела на щетку. — Однако мы не понимали, как именно.

Швырнув щетку обратно на столик, я спросила:

— Что эти чары делают?

— Я не знаю.

— Ладно вам, Фиона! — Я посмотрела на нее с недоверием. — Деклан вам наверняка все рассказал.

— Может быть, и да, но я не помню. — Голос у нее задребезжал, словно у старушки. — Вспоминать мне... трудно. Иногда воспоминания принадлежат мне, но гораздо чаще кому-то другому. Иногда все мое сознание видит только будущее. Это и дар, и проклятие. — Бледные брови сдвинулись. — Если я даже и знаю, что делают эти чары, сейчас это знание мне не принадлежит.

Мик снова похлопал ее по перчатке. Я обогнула лонгшез и подняла край занавески. Ну да, я правильно догадалась. Никаких окон.

— Что вы увидели, когда коснулись меня?

Она вывернула шею, чтобы не упускать меня из виду.

— Мисс Тейлор, без Деклана я не способна управлять своим Даром. Ни у Патрика, ни у Шеймуса недостает сил, чтобы помогать мне. Без него я бы очень быстро утратила рассудок. — Она обмякла. — Когда я вас коснулась, то увидела, что вы станете причиной гибели Деклана. Этого я не допущу.

— Поэтому вы решили, что будет гораздо удобнее, если я не буду околачиваться поблизости.

— Ничего личного.

— Замечательно! — бросила я, — Не передать словами, насколько мне от этого легче! — Я зашагала к двойным дверям, ведущим в смежную комнату. — И каким же образом я, по-вашему, стану причиной гибели Деклана?

Фиона вскинулась, вид у нее был встревоженный.

— Вампиры бросят друг другу Вызов из-за вас. Деклан не станет уклоняться от поединка, это не в его характере. — Она вцепилась в Мика, чтобы не упасть. — Но против Графа или Малика ему не выстоять.

Внутри у меня все похолодело. Такое мне уж точно не хотелось узнать.

— Я вам сразу скажу, ничьей наградой я быть не желаю, — произнесла я.

— Не думаю, что у вас есть выбор, — негромко ответила Фиона. — Будущее предопределено.

— Вы еще что-то увидели. — Это было скорее утверждение, чем вопрос.

И я распахнула двойные двери.

За ними и вправду была спальня. Выдержанная в розово-палевых тонах — до такой степени, что даже массивная кровать была застлана шелковым бельем цвета розовых лепестков. На постели развалились двое обнаженных вампиров, их палевая кожа отблескивала в свете двух розовых ночников по обе стороны кровати. Деклан лежал на боку, склонив темноволосую голову на руку и подтянув одно колено. Рядом с ним, на животе, раскинув руки и ноги, словно морская звезда, устроился один из его братьев — Патрик, наверное. Почему-то мне показалось, что ни Шеймус, ни Мик не стали бы участвовать в этом маленьком менаж-а-труа.

Я понимала, что ближе к закату они проснутся, но лежали они так неподвижно, словно не просто спали...

— Прошу вас, не делайте им ничего дурного. — Домашние туфельки Фионы прошуршали по ковру, она подбежала и встала рядом со мной.

— С чего мне им вредить?

— Вы сердитесь. — Она с опаской взглянула на братьев. — Если вы решите им отомстить, это не изменит грядущих событий.

— И что тогда? — свирепо поинтересовалась я.

— Мисс Тейлор, я провела с вампирами много лет. — Фиона вздохнула. — Когда им что-то нужно, они обычно этого добиваются. Правдами и неправдами. Если им нужны вы... — Она изящно повела плечиком. — Но я буду оберегать Деклана от Вызова. Полагаю, что после этого ваша судьба так или иначе решится, и вы больше не будете представлять для нас угрозу.

— Когда, по-вашему, будет брошен Вызов?

— Сегодня вечером.

Сердце у меня ёкнуло. Повернувшись к Фионе, я произнесла:

— Вы же понимаете, Деклан не обрадуется, когда проснется и узнает, что вы пытались меня убить.

— Сегодня утром я знала, что вы не погибли. — Она зябко закуталась в пеньюар. — Тогда я решила, что не в силах изменить ваше будущее, но подумала, что, возможно, смогу повлиять на их судьбу.

— Как? — прищурилась я.

Она сложила губы трубочкой и подула на меня:

— Узнаете этот запах?

В воздухе разлился приторный аромат.

— Нет.

— Она отравилась. — Мик обнял ее за плечи. — Белладонной.

Фиона указала на двоих вампиров:

— Проснувшись, они утолят голод. На то, чтобы справиться с действием яда, им потребуется некоторое время. Они пробудут здесь до самого утра.

Я вытаращила глаза:

— Вы будете кормить их обоих?!

— Конечно. — Она бледно улыбнулась. — Я всегда даю им выпить своей крови, как только онипроснутся.

— Они что, не заметят, что вам... нехорошо?

— Заметят, но будет уже поздно. — Она оперлась на Мика. — Как только они утолят голод, Мик даст мне противоядие.

Вид у нее был настолько скверный, что я подумала: «Хорошо бы Мик дал ей противоядие прямо сейчас». Я кивнула в сторону постели:

— Деклан мне солгал.

— Солгал? — нахмурилась Фиона.

— Мелисса — не полукровка.

— Разумеется, нет. — В ее голосе мне почудилось легкое недоумение. — Он сказал вам, что да?

Я покопалась в памяти:

— Деклан мне сказал, что в Мелиссе есть примесь крови волшебного народа.

— Это так, — вмешался Мик. — Бобби постоянно делал всякие опыты и однажды впрыснул Мелиссе мою кровь. Бобби говорил, что она после этого вдруг стала настолько привлекательнее... Вот почему Деклан сделал ее своей шпионкой. Вампиры стали бегать за ней, словно она была сучка в течке.

Ну и картина... тьфу, гадость!

Я поглядела на голых вампиров. Возможно, на словах Деклан мне и не солгал, но магия иногда не обращает внимания на значение — только на намерения.

В голову непрошено пролезло одно воспоминание.

Матильда, моя мачеха, кричит на отца, требует, чтобы он остановился.

Мой отец весь в крови, пахнущей сладкими яблоками, голос его спокоен.

— Женевьева дала мне слово, что больше не будет видеться с этой тварью.

Стиснув мне руку, он заставил меня, девяти лет от роду, упасть на землю на колени. Кровь была еще теплая, она хлюпнула под коленями и пропитала ночнушку.

— Водохранилище таило в себе опасность для всех нас. Теперь Женевьева увидит, к чему приводит неумение держать слово.

Гладкое бледное тело кельпи было почти невозможно узнать — только по лоскутам кожи, которые все еще светились, словно порозовевшая луна.

Отец не убивал кельпи — это были окрестные жители. Они боялись, что кельпи потопит их и похитит их души.

Если бы не я, кельпи успел бы убежать, пока его не нашли. Я и вправду больше с ним не виделась, как и обещала, — просто ходила и говорила с ним, но для магии этого оказалось достаточно.

Послышавшийся рядом шорох вернул меня в настоящее.

— Мелиссу убили без всякого волшебства, — проговорила я.

Фиона ахнула:

— Откуда вы знаете? Вы видели ее тело?

Я посмотрела на нее:

— Мне не потребовалось. Мелиссу убили именно так, как заявила полиция: какой-то вампир высосал из нее всю кровь. — Я показала на Деклана. — Скажите ему об этом. И скажите, что я выполнила все условия нашего договора честь по чести. Теперь его очередь.

— Не понимаю, — нахмурилась она.

— Нельзя нарушать слово, данное представителю волшебного народа. — Я улыбнулась, но улыбка вышла горькой. — Иначе магия с тобой обязательно поквитается.

Мик глядел на меня исподлобья:

— Уходи, Дженни. Нам не нравится, что ты здесь.

Я вздохнула. Фиона с Миком подтвердили то, о чем я уже догадалась, и если они и знали что-то о чарах, то со мной делиться не собирались, разве что под пытками. Свои обязательства я выполнила, но ничего полезного для себя здесь так и не узнала... пока что.

Права ли Фиона в своих прогнозах относительно моего будущего? Был только один способ это выяснить.

Я схватила ее за руку сразу над перчаткой, кожа к коже.

Мик закричал и вцепился обеими руками мне в запястье, а у Фионы глаза сделались огромные и пустые, под тонкой кожей на шее перепуганными зверюшками трепыхались жилки. Я не ослабляла хватку, хотя Мик пытался отдирать мои пальцы от Фиониной руки. Фиона обмякла, тяжело опустилась на колени, хватая воздух ртом, словно рыба на суше.

— Не надо... — всхлипнула она. — Довольно... — На щеках трепетали тени от ресниц.

Я выпустила ее, и она рухнула на пол — дрожащий ворох розового шелка.

— Убирайся! — заорал Мик и толкнул меня к двери. — Убирайся, слышишь?!

После чего подхватил Фиону на руки, прижался щекой к ее лицу и принялся ворковать что-то успокоительное. Отнес ее на кровать и уложил между вампирами.

Она вздохнула и прижалась к Деклану, обняв его, словно гигантского плюшевого мишку.

— Что вы увидели, Фиона? — спросила я напоследок.

Она посмотрела на меня незрячими глазами — зрачки расширены от яда, лоб в бисеринах пота.

— Ничего... — прошептала она. — Сплошной туман.

Вот нелегкая!

Провожать меня было некому.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ

Я открыла дверь в свою квартиру и застыла на месте: со стороны кухни раздался металлический грохот. Похолодев от ужаса, я заглянула в комнату. Послышался деликатный кашель, а затем негромкий хлопок. На кухонной стойке, рядом с раковиной, возникла домовая Агата:

— Денек тебе добрый, сударыня. — Морщинистые щечки округлились от робкой улыбки. — Ты уж извини, что я тебя тревожу-то.

Я на пробу вдохнула — в легкие просочилось немножко воздуха.

— Добрый день, Агата. Как мило, что ты ко мне забежала.

«В последнее время квартира у меня и так превратилась в проходной двор, — подумала я, — чем же домовая хуже прочих?»

— Ох, дитятко-то мое все звонила, все звонила, так ты что-то к телефонной машине своей не подходишь.

Ну да, мобильник-то мой по-прежнему валяется где-то в «Голубом сердце».

— Ничего страшного, говори, раз пришла. — Я испытующе посмотрела на нее. — Холли опять попала в беду?

Агата робко переминалась с ноги на ногу:

— Нет, сударыня, она просила меня кое-чего передать на словах.

В окно было видно предзакатное солнце. К наступлению темноты я уже должна быть в полицейском участке, под надежной защитой: пусть тогда вампиры бросают друг дружке Вызов до полного удовлетворения, я твердо рассчитываю при этом не присутствовать. Стараясь не выказать нетерпения, я спросила:

— Что передать-то, Агги?

Карие глаза наполнились тревогой.

— Ты никак сердишься на меня?

— С чего мне на тебя сердиться, Агги?

— Из-за чар. — Она стиснула руки на цветастом платьице. — Я и не знала, что их так много, покуда их не забрали-то.

Прищурясь, я шагнула к ней:

— Какие чары?!

Она отпрянула, и я замерла, не желая ее пугать. А потом вспомнила Финнов фокус-покус:

— Агги, ты что, волнуешься из-за тех чар, которые тут нагородил Финн? Это он со мной шутки шутил, ты ни в чем не виновата. — Я сунула руки в задние карманы джинсов. — Ты ведь поэтому так расстроилась?

— Ты уж извиняй меня-то... — Песочного цвета личико скуксилось еще больше. — Я прям места себе не находила, так волновалася, что едва не обманула тебя, сударыня!

— Я не сержусь, не сержусь, понятно? — Я улыбнулась плотно сжатыми губами. — Так что Холли просила передать?

— Дитятко сказала, чтобы я тебя к ней привела. — Она наморщила носик-пуговку. — Ейный ухажер у тебя что-то вроде как разузнать хочет.

Я помотала головой:

— Прости, Агги, но мне сейчас некогда. Я знаю, сегодня воскресенье, но все равно на то, чтобы добраться до ресторана, уйдет час и еще час на обратную дорогу.

— Так это же всего минутка-другая! — Агата протянула ко мне ручку. — Мы же в Промежутке пройдем-то, ты только тихохонько, ладно? — Она нетерпеливо потрясла ручкой, и в глазах мелькнула хитринка. — Если ты придешь, то уж леди Мериэль так порадуется, уж так порадуется...

Мериэль из озера Серпантин — владычица местных наяд, водяных фей, и ссориться с такими, как она, уж точно не с руки, хотя знакомы мы пока не были.

— Чем это я порадую леди Мериэль?

Агги лукаво улыбнулась:

— Леди-то — Холлина мамаша, вот что!

Холли — дочка Мериэль?! Тут мне стало понятно, почему Холли отхватила себе такую опекуншу и почему, кажется, все-таки стоит пойти и разобраться, что ей нужно. Я не могла себе позволить портить отношения ни с кем из местных сородичей — по мере сил.

— Подожди две секунды, Агги.

Я направилась к компьютеру, нацарапала записку Хью и прилепила к экрану. Глянув через плечо, я обнаружила, что Агги подсматривает в шкафчик. Она развернулась с недовольным видом — даже юбка взметнулась.

— Серденько мое, у тебя и еды-то шаром покати, только соль да банка конфет! — Клочковатые волосы у нее встали дыбом. — Не годится так хозяйство вести!

— Ну так помоги мне, — отозвалась я, мне в голову пришла одна мысль. — У меня сохранились все заклятия, которые я позаимствовала у тебя в кухне, Агата, но меня они что-то не слушаются.

Агата несколько смягчилась:

— Ладно, ладно, я ж говорю, домовые всегда приходят к кому надобно. И волшебство уходит только тогда, когда оно тебе уже и ни к чему. — Она похлопала себя по груди. — Из-за горестей, которые сидят у тебя вот туточки, серденько мое.

«Ага, тогда, в общем-то, все ясно...»

— Спасибо тебе, Агата. — Я наклонила голову. — Хорошо, что ты мне это сказала.

— Хм! — Она накрепко захлопнула дверцу шкафчика. — Ну как, готова? — спросила она и протянула мне ручку.

Я помедлила всего лишь секунду, а потом дала Агате руку.

— Только мне надо будет вернуться как можно скорее, — напомнила я.

— Ой, не тревожься, верну я тебя, куда пожелается! А теперь держись покрепче, сударыня, да помалкивай!

Агата затаила дыхание, подняла ногу и...

В ушах у меня отдался оглушительный хлопок. Агатины пальчики больно сжали мне руку. Квартира окрасилась размытой акварелью. Ветер дул со всех сторон, меня едва не сплющило. Мелькнуло и исчезло жутковатое изображение чьей-то чужой кухни. Потом еще одной чужой кухни, где сидела призрачная фигура мальчика, склонившегося над раскраской. Две пустые комнаты — и неразборчивая картинка: старик, положив на табурет ноги в носках, подносит ко рту фарфоровую чашечку. Ветер надавил на меня еще сильнее, стало трудно дышать. Запущенная, необитаемая комната с большой разбитой мойкой. Грудь стянуло стальной лентой. Затуманенная краснолицая женщина тыльной стороной кисти вытирает муку со лба. Давление становилось невыносимым, но тут вокруг нас проступили более четкие очертания следующей кухни: стальные столешницы, промышленные плиты, пирамиды белого фарфора...

...Агги поставила ногу, выпустила мою руку:

— Ну вот, мы на месте, целые и невредимые.

Я споткнулась, голова у меня кружилась, в животе бурлило, словно в кухонном комбайне.

Агата снова схватила меня за руку и похлопала по ней:

— Ладно тебе, ладно.

От внезапного тепла в голове у меня прояснилось.

— Наверное, кое для кого быстровато бегать, как домовые...

Я огляделась. Мы были в Аггиной кухне в ресторане.

— Да уж. — Я поглядела на нее с уважением. — Отменно быстрый способ попасть на другой конец Лондона.

— А и, ну тебя, — отмахнулась она, приподняв в улыбке морщинистые щечки. — А теперь иди к моему дитятку с ухажером. — Она пихнула меня ладошкой в спину. — Вон туда.

В ресторане было темно из-за опущенных жалюзи. Я постояла, дожидаясь, когда глаза привыкнут к сумраку.

Из самого темного угла мне махнула Холли.

Я прошла с полдюжины шагов — и тут ноги у меня подкосились. Ее «ухажером» оказался Луи, Чокнутый Французик, вампир из полицейского участка.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ

Что он тут делает, Чокнутый Луи? Точнее, как он тут оказался? На улице по-прежнему ярко светило предзакатное солнце, а я-то рассчитывала, что вампиры до темноты по гостям не шляются.

— Дженни! — Холли снова помахала мне. — Как здорово, что ты смогла к нам зайти, правда, Луи?

Когда я подошла к столику, Луи привстал и наклонил голову:

— Mademoiselle, enchante.

Он утомленно опустился обратно на стул. Кружева у горла и на запястьях сверкали белизной по контрасту с темно-зеленым бархатом сюртука, темно-золотые волосы были небрежно стянуты на затылке бархатной ленточкой в тон. Однако на лбу все еще выделялся синеватый ожог от полицейского заколдованного серебряного обруча, — вероятно, Даром исцеления Луи не обладал.

Холли вцепилась ему в руку. Она переплела водопад черных кудряшек зелеными атласными лентами и приспустила крестьянскую рубаху со сливочно-белых плеч. «Дитятко» широко улыбнулась мне, острые треугольные зубки блеснули, словно подсвеченные, и мне вдруг подумалось, что Луи, пожалуй, отхватил себе кус, который ему не проглотить.

— Луи хочет у тебя кое-что спросить. — Она взволнованно повернулась к нему. — Только он по-английски не говорит, правда, Луи?

— Non, mon coeur.

Холли хихикнула:

— Он меня называет «мое сердце», правда, шикарно? После того как ты тут побывала, мы с Агатой крепко поругались, и папа заставил нас...

— Папа? — перебила я.

— Это папин ресторан. Я тут теперь полный день работаю, я же школу закончила. А папу ты видела.

Да-да, мистер Управляющий в сверкающих ботинках.

— В общем... — Холли придвинулась к Луи еще на несуществующий миллиметр. — В общем, папа заставил нас пойти поговорить с мамой.

— С леди Мериэль.

— Да. Мама сказала, что мне можно встречаться с Луи, раз он первым делом пришел к ней и попросил разрешения. — Она притянула его руку к себе, словно ребенок новую игрушку. — Правда, замечательно?

Луи покивал. Хоть он и не говорил по-английски, но понимал, похоже, все до последнего слова, а может быть, просто верно толковал Холлин восторг. Это было нетрудно.

Он разразился бурным потоком слов, а потом со страшным акцентом добавил:

— Прошю, mon coeur...

Холли кивнула:

— Луи просит извинить его за недоразумение в полицейском участке. Сейчас он понимает, что в нашей стране жить гораздо приятнее, чем ему говорили. Я думаю, другие вампиры просто хотели его разыграть, сказали, в полиции таких, как он, так и норовят колом проткнуть...

Я покосилась на Луи с недоверием. Он высокомерно ухмыльнулся в ответ, блеснув острыми белыми клыками. Возможно, мать Холли заставила его принести кое-какие обеты, чтобы обезопасить от него дочь, но псих жил в нем по-прежнему и так и рвался наружу. Надеюсь, мать Холли составила соглашение так, что комар... точнее, вампир носа не подточит.

— И вообще, Луи пробудет здесь недолго. Когда он закончит с делами, то должен будет вернуться во Францию. Папе и Агги не очень нравится, что мы встречаемся, но мама говорит, лучший способ узнать все... — она понизила голос, и ее щеки залились густой краской, — узнать все о сексе — это завести себе партнера, у которого трехсотлетний опыт.

Луи самодовольно приподнял уголки губ.

— Мама даже нашла для Агги место в семье с детьми, чтобы она была довольна и не стояла у меня над душой.

Я подумала, что Агги скорее будет стоять над душой у Луи или даже прищучит его какой-нибудь магической пакостью, на которые так горазды домовые. Но складывалось впечатление, словно каждый, даже вампир, получил то, чего хотел. Тогда что тут делаю я — не для того же я здесь, чтобы Чокнутый Луи имел возможность принести извинения?!

Холли приоткрыла рот, однако Луи перебил ее, изящно поведя плечом — это неприятно напомнило мне Малика, — и произнес:

— Прошю, чтобы вы нашли ведьмэ.

— Вот-вот, он хочет, чтобы я тебя об этом и попросила! — просияла Холли. — Понимаешь, есть одна ведьма, которая раньше работала на его шефа, а теперь уже почему-то не работает. А ему обязательно нужно ее разыскать и поговорить с ней.

Я вздохнула:

— Скажи ему, что я не сыщик.

Холли повернулась к Луи и затараторила. В ответ Луи достал из внутреннего кармана сюртука маленькую фотографию.

— Это она! — воскликнула Холли. — Это ее тебе надо найти!

Луи протянул мне фотографию.

— Он об этом просил меня в участке?

Луи кивнул, не сводя с меня налитых презрением глаз:

— Граф, он желать сам найти ведьмэ. За награда.

Итак, у Луи не вспыхнула внезапная страсть к инспектору Крейн. Я не стала обращать внимание на его протянутую руку:

— Что за награда?

Луи подтолкнул фотографию ко мне через стол. Любопытство взяло верх, и я глянула на снимок.

Это был портрет анфас. Ведьме было за двадцать, а может, и за тридцать — точно сказать я не могла, потому что она была ужасно толстая. Подсела на сахар, чтобы подхлестнуть свои колдовские способности далеко за пределы природных данных. Лицо обрамляли густые темные волосы, губы казались надменно поджатыми. Яркие голубые глаза могли бы стать самой броской чертой ее внешности, но из-за пухлых, как подушки, щек казались совсем маленькими. Я ее никогда не видела, но...

Луи разразился в мой адрес очередным потоком слов.

Холли, разинув рот, подалась вперед и уставилась на фотографию:

— Он говорит, она очень могущественная, опасная колдунья, ей случалось убивать своими чарами. Он думает, что она может прятаться среди прочих ведьм, но у нее «Дубль-В», поэтому она, вероятно, обратится в общество «Надежда». Он хочет, чтобы ты подумала, не удастся ли тебе найти ее, пока она еще кого-нибудь не убила.

Луи выудил из кармана еще что-то и положил рядом со снимком.

— Он говорит, ведьме никто не причинит вреда, — перевела Холли. — Ему просто нужно с ней поговорить. Она располагает какими-то сведениями, которые нужны его шефу.

Ага, сейчас. Так я ему и поверила.

Я взглянула на клочок бумаги. Это был чек, выписанный на мое имя. Оценив количество нулей, я сглотнула. Такая прорва денег надолго избавит меня от треволнений по поводу работы.

— Он спрашивает, достаточно ли такой суммы. Если нет... — Холли пискнула, глаза у нее стали как блюдечки. — Он говорит, достанет тебе все, что пожелаешь. Еще деньги, драгоценности, ценные бумаги, собственность — что угодно.

От изумления я вскинула голову. Зар-раза! Он начал обстрел из самых убедительных орудий.

— Что такого важного в этих сведениях?

Холли поглядела на Луи и доложила:

— Его шеф чем-то таким заболел, а она придумала заклятие, которое его исцелит.

Все ясно, он, как и прочие вампиры, гоняется за теми чарами. А поскольку я рассчиталась с Декланом, мне больше не нужно их искать, вот только...

— Спроси его, что именно делает это заклятие, — велела я.

Луи покачал головой, плотно сжав губы, а Холли ответила:

— Он не знает.

Точнее, не собирается мне говорить! Я постучала пальцем по фотографии. Чокнутый Луи был первым вампиром, который попросил меня найти не чары, а ведьму: никто из прочих вампиров ни о какой ведьме не упоминал. Не значило ли это, что они о ней не знали? Или... ну конечно! Как я могла так сглупить?! Она же ведьма, и даже если они знают, кто она и где она, то не могут добраться до нее иначе как через Ведьминский совет, потому-то и удовольствовались вторым сортом, то есть мной.

Чего же все-таки хотел Граф? Он хотел, чтобы я разыскала чары и впитала их. А я была готова ручаться: уж не знаю, зачем эти чары нужны, но уж точно не для того, чтобы проделывать очаровательные фокусы, например доставать из цилиндров беленьких пушистеньких кроликов. Возможно, он думал, будто я способна, как удав, проглотить чары, а потом отрыгнуть их в нетронутом виде... Вообще-то, если подумать, не так уж он и ошибался... Тогда интересно, откуда именно Граф раздобыл столь точные сведения о моей персоне. Решение этой задачки я отложила на потом.

А если Чокнутый Луи явился сюда за чарами, зачем ему тратить время на шуры-муры с Холли? Да, конечно, она — полукровка, у нее влиятельная мать, и на вкус она, наверное, хороша, но... Какое-то смутное воспоминание не давало мне покоя.

Я взяла снимок — а вдруг он поможет мне завоевать расположение инспектора Крейн? — и с фальшивой улыбкой спросила:

— Можно, я его заберу?

Луи восторженно закивал.

Я сунула фотографию в карман безрукавки и поднялась.

— Холли, скажи ему, что я отказываюсь. Вообще-то... — я взяла чек и разорвала его пополам, — тебе и переводить не потребуется.

Луи сдвинул брови и свирепо уставился на меня снизу вверх:

— Это быль ошибка. Большой ошибка.

Я подалась вперед и оперлась ладонями о стол:

— А по-моему, нет, дружок. — Посмотрев на Холли, которая вцепилась ему в руку, разинув рот, я добавила: — Надеюсь, твоя мама соображает, что делает.

Развернувшись, я зашагала в кухню:

— Агата, нам пора!

— Она вернется через минуту.

На полу, скорчившись, лежал Мик. Рыжие волосы обвисли мокрыми прядями, по шее текло, а одна щека и пола длинного плаща были перемазаны чем-то, к чему я решила не присматриваться.

— Мик, какого лешего ты здесь делаешь?!

— За тобой бегу, конечно. — Он шмыгнул носом. — Агги ушла навести порядок на одной из своих подопечных кухонь. Я там все раскурочил, когда проходил. — Он поплотнее запахнулся в плащ. — О го-о-осподи, ненавижу эти тропы домовых, от них меня всегда блевать тянет.

Нахмурившись, я присела рядом с ним:

— А зачем ты за мной бежишь?

Он покосился на меня:

— Помнишь, ты спросила у Фионы про чары?

— Только не говори, что она взяла и все вспомнила, — без всякого выражения произнесла я.

— Ладно, не буду. — Выпятив верхнюю губу, он обиженно добавил: — Лучше бы меня спросила, Дженни.

— Почему ты там ничего не сказал?

Мик с надутым видом пожал плечами:

— Ты говорила гадости про Шеймуса.

Я закатила глаза:

— Как хочешь. Мик, извини, что я была нелюбезна по отношению к тебе и Шеймусу. А теперь расскажи, что там с этими чертовыми чарами!

Он снова шмыгнул носом:

— Эти чары превращают фей во что-то вроде батареек для вампиров. Вампир от них здорово подзаряжается, и похоже, для этого ему не надо ни касаться заколдованных фей, ни даже пить их кровь. Особенно если это могущественная фея, например ты. — Он сглотнул, на тощей шее дернулся кадык. — Только с ними не все гладко. Например, на полукровок они не всегда действуют, некоторые от этого умирают. А морок на нас вампиры насылать не могут.

Вот нелегкая! Я правильно догадалась: чары определенно не имели отношения к беленьким пушистеньким кроликам.

И тут меня осенило, какое воспоминание о Холли не давало мне покоя.

Я огляделась. Дело было здесь, в кухне. Я приготовилась призвать чары домовых, те самые, которые наложили Агги с Финном. Холли стояла в дверях, за ее спиной горел неяркий свет. Только это был не свет — это были чары.

Холли носила чары в себе, а Луи, скорее всего, почувствовал их привкус, когда пил ее кровь, — привкус тех самых чар, за которыми гонялись все вампиры.

А я призвала чары к себе.

Я едва не расхохоталась: ведь мне не надо было искать чары. Они все это время были при мне.

В двустворчатые двери ворвалась Холли:

— Луи говорит, он удваивает сумму до миллиона!

И тут меня осенило снова. С тех пор я еще раз видела эти чары — не далее как сегодня, когда они дымкой вились вокруг Финна.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ

Вокруг меня прорисовалась и оформилась кухня «Рози Ли» — ультрасовременные духовки и сверкающие фритюрницы стали четкими, словно в фотообъективе. Ноги коснулись плиточного пола, и Агатина ладошка растаяла у меня в пальцах. Внутри все оборвалось, я разинула рот, хватая воздух. Шагнула вперед, не удержала равновесия и шлепнулась на четвереньки, уставясь в лицо, которое надеялась больше никогда не увидеть с такого близкого расстояния.

На меня снизу вверх щурился Газза, дешевый гот. На миг я испугалась, что снова оказалась с ним в переулке и у него в сломанном носу с английской булавкой вместо пирсинга булькают кровавые сопли. Газза застонал, и я от отвращения отпрянула и хотела встать. Но передумала.

Его тело было аккуратно, равномерно обмотано тонкой черной веревкой. От подбородка до самых щиколоток тянулся идеальный ряд узлов. Газза отчаянно выгнулся, снова застонал, но стон вышел приглушенный, и я поняла, что ему чем-то заткнули рот.

Какого ле... Кто-то увязал его, словно кусок говяжьей вырезки, перед тем как сунуть в духовку. Я была ошарашена настолько, что потрогала его пальцем.

Газза издал гневный рев, из носа показался-таки кровавый пузырь и лопнул, запачкав кожу.

Сзади послышался шум, я дернулась, обернулась и увидела, как в кухню вбегает Фредди с мясницким ножом в правой руке. Фредди метнулся ко мне, я пригнулась и спряталась под разделочным столом. Фредди кинулся туда.

— Спокойно, Фредди! — заорала я, не сводя глаз с ножа.

Я была практически уверена, что убивать меня он не собирается, но, когда на тебя несется корпулентный шеф-повар с футом сверкающей острой стали в руке, нельзя полагаться на случай.

— Дженни, слава богу, ты здесь! — просипел он. — Я не мог тебе дозвониться. — Он нагнулся, пыхтя и опершись ладонями о колени. — Ты не брала трубку.

— Фредди, я уже тут, — отозвалась я по мере сил хладнокровно, — так что положи ножик, договорились?

Фредди глянул вниз — зрелище ножа в собственной руке его явно огорошило. Нож со звоном упал на пол.

— Прости, Дженни. — Он хлопнул себя по лысой макушке. — Честное слово, уж и не знаю, что делать-то.

Я выбралась из-под стола и схватила его за плечо:

— Фредди, что происходит?

— Кэти сегодня не пришла на работу. Я позвонил ее маме, и она сказала, что вчера вечером Кэти ушла куда-то с подружкой и позвонила, сказав, что заночует у нее и чтобы мама не волновалась.

От ужаса мне стало нехорошо.

— Какое отношение он имеет к Кэти?

Фредди глубоко вздохнул и с омерзением глянул на Газзу, валявшегося на полу возле холодильника.

— Этот паскудник явился сюда с сообщением. — Мышцы у Фредди на плече вздулись под моими пальцами. — Для тебя.

— Что за сообщение? — закричала я, перекрывая ухающее в ушах сердце.

— Мне он не сказал, потому что должен был передать его тебе, и только тебе. — Фредди перекосило от гадливости. — Этот паскудник еще потребовал, чтобы я ему ленч приготовил, пока он тебя дожидается! — Он пнул Газзу в лодыжку, и из-под кляпа раздался сдавленный гневный писк. — Вот я и приготовил ленч — из него.

Фредди рывком наклонился и выдернул тряпку у Газзы изо рта.

— Чертовафеястарыйкозелчтобвас...

Фредди хлестнул Газзу по лицу:

— Говори, паскудник! — Он кивнул на нож, лежавший на полу. — Или я тебя ломтиками нарежу!

— Нечего меня запугивать, старый козел! Мне все по барабану, он так и предупреждал! Сказал, если что-нибудь мне сделаешь, он с тобой поквитается! — Он хихикнул. — Так что засунь себе это все знаешь куда?! А ты, уродина фейская... — Он уставился на меня. — У него на тебя большие планы, и он сказал, что...

Я припечатала ладонь к его лбу и соскользнула в перепутанную сеть его мыслей. В ней змеей извивался толстый черный шнур. Запустив в него золотой побег, я дернула и приказала:

— А ну говори, с чем пришел, чтоб тебя приподняло и шлепнуло!

— Господин барон шлет вам наилучшие пожелания. — (В голове у меня вспыхнула картинка: Алый Поэт на сцене в «Голубом сердце».) — Он желает дать вам главную роль в своем спектакле, — возбужденно тараторил Газза. — Однако на сей раз действие будет происходить не на кладбище, а в самом сердце, в кровоточащей ране. Господин барон говорит, если вы не явитесь к полуночи, он передаст роль вашей дублерше. Не вздумайте никого звать, вход на спектакль только по особым приглашениям.

Зараза-зараза-зараза...

Фредди хлопнул ладонями по столу:

— Это ведь он про Кэти говорит, да? Бога ради, Дженни, что надо этому ублюдку?!

Газза разразился очередным потоком оскорблений, и Фредди снова заткнул ему рот тряпкой.

Кэти...

Барон, он же Алый Поэт, — главарь вамп-банды — заманил ее в «Пиявку и падалицу», и мне придется ее вызволять. Сердце заныло, на миг я перестала соображать, не понимала, как теперь быть.

Тут я вспомнила про Финна и чары. Надо его разыскать. Нельзя делать два дела одновременно. Я вцепилась в руку Фредди:

— Позвони в Скотленд-Ярд. Тебе надо поговорить с сержантом Хью Манро.

Фредди схватил блокнот для записи заказов:

— Это такой здоровенный красный тролль, да?

— Да, обязательно поговори именно с ним или еще с кем-нибудь из троллей. С Ламбером или Тейгрином. Они скажут, что делать! — Я крепко встряхнула Фредди. — Скажи им, что Кэти держат в «Пиявке и падалице» в СОС-тауне. Это бар для кровососов, в полиции его знают. — Я нетерпеливо смотрела, как он все это записывает. — Мне нужно первым делом разыскать Финна, он тоже попал в беду, но передай Хью, что я постараюсь как можно скорее с ним увидеться.

Фредди поднял глаза от аккуратных строчек:

— Я видел, как Финн пошел на работу примерно час назад. Вряд ли он сразу оттуда ушел.

— Отлично! Спасибо, Фредди! — крикнула я, уже выбегая в пустой зал кафе.

Отпихнув табличку «Закрыто», я повернула ручку замка и перебежала улицу к двери «Античара» — напротив.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ

Дверь в «Античар» была заперта. Я вдавила пальцем кнопку домофона, топая ногами от нетерпения.

— «Анти...» — послышался голосок.

— Тони, это я! — крикнула я, не дослушав.

— Ой, Дженни, приветик, не спеши так! Сейчас открою.

Раздался щелчок, я распахнула дверь и ворвалась внутрь. Тони глядела на меня сверху вниз с лестничной площадки — яркие цвета наряда так и бросались в глаза: на ней был вишневый сарафанчик в обтяжку и лиловое болеро, а розово-фиолетовые пряди вились, словно на голове горгоны Медузы. Я помчалась наверх, перескакивая через две ступеньки.

— Куда ты так бежишь, пчелка-лапочка? — серебристо рассмеялась Тони. — Мы тебя на работе до завтра не ждали!

— Тони, извини, нет ни секунды, — пропыхтела я. — Мне нужен Финн.

Тони с лукавой усмешкой ухватила меня за локоть:

— Так ты разузнала, есть ли у него хвостик?

— Потом, ладно? — Я стряхнула ее руку и попыталась протиснуться в контору мимо нее.

— Хорошо, хорошо. — Она подмигнула и шагнула в сторону, чтобы меня пропустить. — Рогатый божок любви сидит у себя в кабинете. А я посижу послежу, чтобы никто не парковался прямо у подъезда, за нынешними водителями глаз да глаз нужен...

Я промчалась по коридору и распахнула настежь дверь в самом конце. Финн сидел, откинувшись в кресле и положив ноги на два картонных скоросшивателя.

— Есть одно заклятие, — пропыхтела я, с размаху опершись руками о стол, — очень скверное, и кое-кто его на тебя навесил!

— Привет, Джен.

Финн развернул кресло, чтобы оказаться ко мне лицом.

— Эти чары имеют отношение к вампирам и позволяют тянуть из нас силы... — Я тараторила на пределе своих возможностей.

Финн пригладил волосы и почесал за левым рогом.

— Джен, зачем ты пришла? Я же оставил у тебя на автоответчике сообщение, чтобы ты держалась подальше от конторы.

— Чтоб тебя, Финн, ты что, не слышал, что я сейчас сказала?!

— Почему же, слышал. — На лбу у него проступил пот.

Дьявол. Выглядел он, прямо скажем, не лучшим образом. Я включила магическое зрение. Дымка клубилась вокруг него, словно плотная вторая шкура.

— Вот зараза, они же тебя совсем заволокли!

Финн оперся на подлокотники, встал из кресла и выпрямился.

— Джен, мне все известно про эти чары, — произнес он устало.

— Правда?! — вытаращилась я.

Финн подошел и заткнул мне за ушко выбившуюся прядку.

— Я их уже давно почувствовал, еще когда попытался проделать эту штуку с Хелен: понял, что меня что-то иссушает, высасывает. Тогда я не сообразил, что именно.

Сердце у меня неистово заколотилось. Мик говорил, от этих чар умирают только полукровки. Финн чистокровный фавн, людей у него в роду не было. А вдруг Мик ошибается? Я обхватила запястье Финна. Кожа была липкой и горячей. Запустила в него золотые побеги волшебства и принялась исследовать.

— Финн, по-моему, я смогу отозвать чары, забрать их...

Он печально улыбнулся мне:

— Поздно, Джен. — Он нежно взял меня за подбородок и прикоснулся губами к моим губам. — Совсем поздно.

Зазубренные шипы рвали мне сердце, горе сочилось, словно уксусно-кислый сок. В дальних уголках его сознания выл одинокий ветер, выжигая все на своем пути.

Зар-раза!

Что он делает, этот Финн, почему он мне сопротивляется? Неужели не понимает, что я хочу ему помочь?!

Из золотых надежд построю я ограду, чтобы не пропускала ветер...

Моя ладонь скользнула по шее Финна, пригнула его поближе.

— Не надо биться со мной, Финн. — Я прижалась к нему губами, в рот ему хлынул поток Очарования. — Я знаю, как...

Что-то кольнуло меня в плечо.

Ойкнув, я отпрянула. На коже виднелась капелька крови. Я поглядела на Финна круглыми глазами:

— Что за...

— Извини, Джен.

— Почему — извини? — Я ошеломленно нахмурилась и снова посмотрела на капельку крови. Потом перевела взгляд опять на Финна.

Он держал в руке что-то вроде короткой ручки.

— Я с тобой не бился. — Голос прозвучал без всякого выражения.

Я не чувствовала руки, не могла ею пошевелить. Больно не было — по телу разливалось онемение. Тут я все поняла. Он впрыснул мне железные опилки. Они разойдутся по телу, оно мало-помалу онемеет, потом опилки доберутся до мозга — и я рухну без сознания... если не хуже!

Утратив дар речи, я уставилась на него и упустила волшебство.

С воем пронизал ветер мою золотую ограду, отчаяние разбило ее на тысячи мелких осколков... Серой вуалью свернулась и скрылась в небе колдовская дымка...

Ужас пронзил меня, словно клинок. Раньше Финн сдерживал чары в себе, а теперь отпустил. Лицо его стало нечетким, потом раздвоилось. Я глядела, как два Финна таяли в дымке, а комнату заволакивало серым.

Финн прикоснулся к моей щеке:

— Не стоило тебе приходить и искать меня здесь. Надо было сразу идти к Хью. Там ты могла бы надежно укрыться.

Укрыться?

Я изо всех сил хотела задать ему вопрос, но губы не слушались. Комната покачнулась, я почувствовала, как меня обхватили сильные руки, потом Финн бережно положил меня на пол.

— Я не хотел вредить тебе, моя прекрасная дама.

Сквозь серую мглу проступило его лицо — нет, только глаза. Только они уже не были знакомого густо-зеленого цвета лесного мха — что-то с ними стало не так. Словно два затянутых тиной болотца, готовых меня засосать. Потом в серую мглу разлетелись крошечные изумруды — его слезы.

Я попыталась поймать их.

Зеленые стебельки пробивались сквозь туман, ища, опоры...

— Молодец, милый, ты ее оглушил. — Голос был женский, резкий.

Туман сомкнулся над стебельками, скрыл их из виду.

— Ты сделал укол выше сердца? — уточнил голос.

— Зачем ты меня заставила ее оглушить? — сипло проговорил Финн. — Это опасно!

— Нет. Так будет лучше. Если бы ты ее не оглушил, она могла бы попытаться взломать чары, и ты не успел бы от нее отбиться, а это гораздо опаснее. В последнее время ей не очень-то колдовалось. Многовато соли в рационе.

Надо разогнать туман. Надо найти стебельки.

Вспыхнул золотой свет, распустил трепещущие витые побеги, они вонзились в серый туман. Один зеленый стебель пробился вверх, показался из тумана.

— Я тебя предупреждала, она очень сильная! Пыталась Очаровать тебя, хотя у нее и половины силы не осталось. Надо было колоть прямо в сердце. Ну-ка подними ей майку.

— Нет, не буду.

Увы, это была скорее мольба, чем решительный отказ.

— Знаешь, Финн, придется тебе меня слушаться, я тебя такими чарами нашпиговала, что тебе не отвертеться, так что хватит ерепениться и давай делать дело.

Туман пронизали розово-пурпурные локоны, они обвили хрупкий зеленый стебелек от корешка до верха. Стебелек трепетал, вырывался, корчился от боли, пытался высвободиться. Но локоны обвивали его все теснее, и вот уже не осталось ничего, кроме клубка копошащихся ярких змей...

Горячие пальцы обшарили мне кожу.

— Ну вот, коли сюда. Я ее подержу. — На ребра навалилась тяжесть. — Прости, пчелка-лапочка, будет больно, как в адском пламени.

Укол отдался еле заметной, далекой болью. Тони ошиблась. Где-то в дальней дали раздался мой смех. Туман расцвел золотыми цветами. Потом моя грудь наполнилась холодом. И цветы увяли.

ГЛАВА СОРОКОВАЯ

Вампирское чутье подсказало мне, что закат давно миновал и уже ночь. Глаза словно бы натерли наждаком, а веки склеили суперклеем. От ужаса перехватило горло. До боли. Я лежала, застыв, и прислушивалась.

До меня еле-еле доносилось чье-то тихое, прерывистое, частое дыхание.

Сердце ёкнуло, глаза разом открылись.

Я боязливо вгляделась в неровный полумрак. Во рту пересохло, я поморгала, туман расступился, я увидела резные каменные своды. Морщась, я медленно повернула голову к свету. Футах в пяти виднелась дверь, железная, как в «Кровавом трилистнике». Я принюхалась — повеяло сырой землей. Я была в пещере, где-то в подземельях.

Почему я не помню, что случилось?

Я попыталась разобраться в царившей в мозгах сумятице.

В жилах бродил и пузырился яд, но привычной лихорадки, подхлестнутой жаждой, на сей раз не было — все тело превратилось в один большой синяк. К тому же пахло кровью. Неужели меня застукали, когда я кого-то высасывала? Не потому ли у меня такое ощущение, будто я в одиночку подралась с полчищем бойцовых гоблинов? Живот подвело от голода, я провела языком по клыкам, то есть я ожидала нащупать клыки, но их у меня не было, просто зубы. Смятение сменилось ужасом. Неужели я настолько слилась с чарами альтер-вамп, что теперь сама не знаю, в чьем я теле?! Запах снова ударил мне по нервам. Кровь терпко пахла кислой черникой.

И тут на меня ошалевшим троллем навалились воспоминания — и разнесли мои страхи на бессмысленные обломки.

Где-то рядом был Финн.

Эта стервозина Тони повесила на него чары, да еще и подмешала к ним какой-то приворот, иначе Финн ни за что на свете не стал бы травить меня железом. Я представила себе лицо Тони, сравнила его с фотографией, которую показал мне Чокнутый Луи. Теперь я понимала, что искать, и сразу заметила сходство. Да, Тони здорово похудела, но брови и нос остались прежними.

— Джен...

Голос Финна был совсем тихий, едва ли громче шепота.

Я медленно повернула голову на голос. Футах в тридцати от меня скошенный потолок пещеры сходился с полом. В полумгле было видно, что там кто-то лежит. Финн.

— Джен! — снова послышался тревожный шепот.

Я попыталась позвать его по имени, но получилось только сиплое карканье. Я потрогала ноющую шею. Сбоку выпирал желвак размером с мяч для гольфа. Зар-раза! Эти кровососы, новые приятели Тони, основательно запустили в меня клыки.

Проверила руки. Еще три отметины от укусов — одна на правом запястье, две на сгибах локтей. Увидев синюю сетку сосудов под кожей, я поморщилась. Кровососы выпили меня, чуть ли не досуха.

Неудивительно, что я теперь еле дышу.

Хорошо, хоть одежда в порядке. Им нужна была только кровь, а не прочие мои прелести.

— Ты там как? — Голос Финна прозвучал чуть громче.

— Ничего... — прошептала я. — Сейчас, секунду...

Перекатившись на живот, я оперлась ладонями о землю.

— Джен, пожалуйста, иди ко мне...

По коже побежали мурашки — голос прозвучал так, словно обещал мне неземное наслаждение. Я приподнялась на локтях — пришлось немного передохнуть, уронив голову на руки, — потом подтянула ноги, поднялась на колени. Задыхаясь, поглядела вглубь пещеры, где лежал Финн. Перехватила изумрудное сияние его глаз.

— Скорей, Джен. Я жду.

От жажды крови в животе заворочались острые шипы, в жилах запузырился яд, от этого убийственного сочетания с губ сорвался сдавленный стон. Я поползла по шершавому камню, царапая руки и обтянутые джинсами коленки, а мышцы в ответ ныли на все лады.

— О моя владычица, я так тебя жду...

— Слышу, — прошептала я.

Мышцы разом перестали ныть, на смену боли пришло совсем другое чувство, гораздо настырнее и требовательнее. Я поползла быстрее.

— Дженни... — проворковал Финн.

Я замерла, дрожа, все тело обдавало жаром. Между ног и в горле пульсировало так сильно и настойчиво, чуть ли не больно, что я еле терпела. В голове гудело, пещера поплыла и начала сереть.

— Джен...

— Финн, прах побери... — просипела я, переждав очередной прилив страсти. — Держи свое Очарование при себе! Мне с ним физически не справиться! Я слишком много крови потеряла!

Молчание. Затем до меня донеслось:

— Извини. — Финн явно пытался меня успокоить. — Я думал, тебе так будет легче.

Отчаянный жар внутри пригас, зато с гиканьем и присвистом вернулась ноющая боль, на которую тело какое-то время не обращало внимания. Вот зараза! Я скрипнула зубами и снова поползла — медленно, но упорно, иначе никак.

Рука... коленка... сглотнуть... выдохнуть.

— Не знаю, когда она успела подсунуть мне чары. — В голосе Финна бурлила ярость. — Понимаешь, те самые чары, про которые ты пришла сказать. Они же все волшебство высасывают.

Рука... коленка...

— Психический вампиризм — так их называла эта стерва. Она обработала их так, чтобы кровосос мог подключиться к силе феи и использовать ее как свою. — Под бурной поверхностью ярости разливался страх. — Об этом даже не обязательно знать. Никаких тебе переговоров с контрактами, просто коктейль из крови с чарами — и дело в шляпе...

Сглотнуть... выдохнуть...

Зар-раза! Все это совпадало с тем, что говорил мне Мик, — а у меня были все основания полагать, что Тони и на меня чары навесила, просто на меня они почему-то действовали не так сильно.

Я доползла до Финна, хватая ртом воздух.

— Джен, выбирайся отсюда, — тихо произнес он, глядя в потолок.

Разумеется, в понятие «выбираться» входили и стальные двери, и непробиваемые скалы, и я сильно сомневалась, что могла бы разнести их своим волшебством, даже если бы знала, как это делается.

— У них там какая-то драка, — добавил Финн. — Кровосос тянет из меня силы, чтобы победить.

Пытаясь отдышаться, я смотрела на него сквозь сумрак. С него сорвали всю одежду и растянули руки и ноги в стороны. Очарование, которое он напускал, чтобы казаться больше похожим на человека, развеялось — то ли его погасили серебряные с самоцветами кандалы на запястьях и щиколотках, то ли просто не осталось сил его поддерживать. Грудь стала шире, мышцы массивнее, кожа темнее прежнего. Живот и бока были покрыты гладкими иссиня-черными волосами, которые на ногах становились гуще и шелковистее и ниспадали на крепкие раздвоенные копыта.

Приподняв голову, я подползла ближе. Крошечные пеньки рогов терялись в спутанных волосах, и он был весь в крови — в своей собственной крови. Я прикрыла глаза — от аромата черники желудок так и свело. Пригнувшись, я усилием воли прогнала жажду. Грудь и живот Финна были покрыты глубокими ранами и испещрены следами укусов. Я узнала эту манеру и сразу поняла, с кем из вампиров подружилась Тони, кто сейчас пожирает Финна.

Рио.

Финн повернул голову и посмотрел на меня. Лицо у него было измученное, едва ли не звериное, кости так и выпирали под кожей. Но особенно меня потрясли глаза. Они были тусклые, серые, отчаянные — все из-за чар.

— Давай раздевайся, Джен, — устало сказал Финн.

— Чего?! — У меня упала челюсть. Вот уж не ожидала!

— Я ждал, когда ты очнешься. Может быть, тебе удастся сбежать через кровную дверь. — Он посмотрел мне прямо в глаза, а потом отвел взгляд, словно ему было горько, что я вижу его в таком состоянии. — Только для этого надо для самоуничижения раздеться догола. Иначе не получится.

Про кровные двери я слышала. И даже сама однажды проходила — менявела другая фея. Стоит запустить чары, и они проведут тебя прямиком к тому, с кем ты провел ритуал.

Я присела на пятки, озадаченно нахмурившись:

— Погоди, о них же надо заранее договариваться.

— Иди к Хелен. — Голос его дрогнул, когда он произнес это имя. — Попроси ее помочь.

Ну да, конечно. Хелен, прямо как инспектор Крейн.

— Мы с Хелен прошли ритуал обмена кровью. Это было, когда мы перепрыгивали метлу перед... — Его скрутило от боли, и он замолк.

Перепрыгивали метлу?! Когда они успели? И перед чем?

Не может быть, чтобы они до сих пор были вместе! Или может? Откуда-то из-под сердца выскользнуло странное чувство, словно я потеряла что-то, что еще не началось. Я пожала плечами, отгоняя это чувство. Неудивительно, что инспектор меня невзлюбила. Но все по порядку: сначала побег, потом фестиваль сожалений о несбывшемся.

— У меня отличный план, — бодро сказала я. — Сейчас я взломаю чары, которые тебя держат. — Я стянула майку. — А когда ты выпутаешься из цепей, я впитаю в себя эти психованные чары, и ты нас проведешь. — Один ботинок полетел в сторону, я взялась за второй.

— Джен, у тебя не выйдет взломать чары. — Финн снова медленно повернул ко мне голову и улыбнулся бледной тенью обычной улыбки. — Честно говоря, мне не хотелось бы лишиться каких-нибудь причиндалов.

Я стянула второй ботинок, после чего пришлось передохнуть — перед глазами все поплыло.

— Значит, я и эти чары впитаю.

— Впитать цепи у тебя не получится, а если ты впитаешь чары, то вырубишься или еще того хуже.

Я расстегнула джинсы.

— Ладно тебе, Финн. — Поелозила, спуская грубую джинсовку с бедер. — Не сможешь меня на руках нести — волоком потащишь...

— Джен, не выдумывай, — проговорил Финн и вздохнул. — Тебе надо пойти к Хелен и попросить ее помочь. Ты должна идти одна.

— Без тебя я никуда не уйду.

— Вампирша скоро вернется, а чем она ближе, тем больше сил может у меня забрать. — Руки у него сжались в кулаки. — Уходи, и поскорее!

Я едва не закричала от страха и досады — все должно было быть совсем не так. Набрав побольше воздуху, я проговорила:

— Хорошо, рассказывай, как это делается.

— Мы проделываем ритуал, потом ты встаешь в середину пятна, нарисованного твоей кровью, и призываешь Хелен. Как только она почувствует призыв, то откроет дверь.

— Какой ритуал-то?

— Ничего страшного и сложного, просто свободный и добровольный обмен кровью.

Я в ужасе посмотрела на него:

— То есть я пью твою кровь, потом разливаю свою по полу и жду, когда отзовется твоя бывшая?

— Ну да, в общих чертах именно так. — Веки у него опустились. — Думаю, должно получиться.

— Как это — должно? Ты что, не знаешь наверняка?!

— Дело было давно, я все забыл, — еле слышно произнес он. — Трудно вспоминать.

Вот зараза! Мне нельзя пить его кровь. Я же от одного запаха теряю голову. А если ничего не получится, если Хелен не отзовется? Тогда я для Финна стану даже опаснее, чем все вампиры, от которых мы тут пытаемся сбежать. Конечно, можно поступить и иначе — вызвать мою альтер-вамп, разорвать на нем оковы... Только вот у нее не хватит сил, чтобы вытащить нас из пещеры или драться с другими вампирами, если их окажется больше двух. К тому же она, то есть я, тоже будет голодна.

— Джен, надо это сделать, — тихо сказал Финн. — Убить эту вампиршу я не могу. Я пробовал. Я так и чувствую, как она проникает в меня, управляет мной, высасывает меня, словно открывает кран, а я не могу его закрыть. — Он снова отвернулся.

Что-то тут не сходилось — я вообще не заметила чар, даже когда подцепила их от Холли, разве только усталость и плохие сны...

Мои размышления прервал голос Финна:

— Она не даст мне угаснуть...

Так мои сородичи говорят, когда готовы дать себе умереть... вот нелегкая, значит, туго ему приходится.

— Джен, иди позови на помощь! — взмолился он.

С болью в сердце я отшвырнула джинсы и стянула трусики, пока голова снова не закружилась.

— Ладно, давай поехали, — сказала я.

Финн посмотрел на меня, и глаза на миг засветились надеждой, снова сделались из серых зелеными.

— Ну вот, теперь моя очередь спешить на помощь на белом коне, — криво улыбнулась я.

— Что?

Склонившись над ним, я легонько поцеловала его в губы.

— Ты же совсем недавно изображал рыцаря в сияющих доспехах, когда ведьмы вышибли меня из «Античара».

Финн еле слышно засмеялся:

— Если бы я знал, что это произведет на тебя впечатление, я бы уже давно так поступил, вместо того чтобы по-дурацки гнуть свою линию божества плотской любви.

— Ничего, линия божества плотской любви тоже производит сильное впечатление. — Я проглотила слезы и улыбнулась ему. — Только никому не говори, что я тебе это сказала.

ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ

Мне нужно было всего-навсего нацедить столько крови, чтобы можно было встать в лужицу. Посмотрев на сетку синих жилок, покрывавшую мое голое тело, я скривилась. Кажется, раздобыть из них кровь будет нелегко.

— А почему нельзя просто нарисовать кровью кружок? — спросила я.

— Так ничего не получится, Джен. — Финн в очередной раз устало вздохнул. — Это же жертва, последняя надежда, поэтому никто не открывает кровные двери, не обдумав как следует, стоит ли.

Ага, ясно. Я поднялась на ноги — сердце трепыхалось из последних сил — и посмотрела на левое запястье. Может, мне повезло и вена еще не зажила?

Я подняла запястье ко рту.

— Ты чего? — Финн не спускал с меня глаз.

— Ножа-то нет.

— У меня есть рога.

— Они же тупые.

— Чары на оковах не гасят мою магию, просто не дают высвободиться. И вампирша еще не все высосала, я стараюсь оставить побольше сил при себе. — Он выпятил подбородок. — Потрогай.

Я опустилась на корточки у его головы и осторожно прикоснулась пальцем к одному рожку. Рожок дрогнул, кольнул мне палец, начал вытягиваться и твердеть и на глазах превратился в семидюймовый костяной шип, покрытый резьбой, с острым как игла кончиком.

— Только быстро, Джен. — Финн снова закрыл глаза, лицо у него стало напряженное.

Я взялась рукой за рог, и Финн глухо и протяжно застонал. От боли или от наслаждения? Этого я не поняла.

— Скорее.

Стиснув зубы, я прижала к острию руку, надавила, чтобы рог пронзил кожу. Из раны вяло потекла кровь. Я ждала, что станет больно, но так ничего и не ощутила. Дернув рукой, я проделала глубокую борозду от локтя до запястья.

Кровь медленно закапала на пол, я завороженно глядела на нее.

Татуировка на бедре пульсировала, словно второе сердце. Раздувая ноздри, я втягивала в легкие сладкий аромат. Сглотнула слюну. Непреодолимое желание втереть кровь в татуировку завладело сознанием, словно вопли алчного демона. Я смотрела на Финна, на его израненное тело и не чувствовала ничего, кроме голода.

А убежать Финн не мог.

Губы сами собой сложились в усмешку.

— Ну что, все? — прошептал Финн.

В ужасе от собственных мыслей, я отползла от него подальше.

— Джен! — Рог у него съежился и снова скрылся в волосах. — Что случилось?

— Ничего-ничего. — Я уставилась в пол, чтобы он не разглядел голод на моем лице.

Вытянув руку, я надавила на рану, глядя, как кровь скапливается на полу в лужицу размером с чайную чашку.

— Джен, сначала надо проделать ритуал.

— А я чем занимаюсь? — бросила я в ответ.

— Нет. Ты не взяла мою кровь.

— И не возьму, Финн. Есть кое-кто другой, кого я могу призвать для кровной двери и кто поможет нам лучше Хелен.

— Тебе же надо именно к Хелен! Она же из полиции!

— Знаю, Финн, только она стоит на страже человеческих законов. А мы с тобой не люди. Человеческие законы к нам неприменимы, особенно к историям вроде этой.

— Она все равно придет, — уверенно возразил Финн. — Она меня здесь не бросит.

— Финн, ты не понимаешь! Она же из полиции. Она волей-неволей должна действовать по инструкции!

Я едва не крикнула: «Посмотри, что она сделала со мной!» — но сдержалась. И продолжала, стараясь говорить спокойно:

— Строго говоря, вампиры ничего плохого не сделали. Пробиться сюда Хелен не может, а тем более развязать против кровососов полномасштабную войну, да еще и по моему хотению-велению. Даже если она как-то сюда проникнет — пока она их обойдет и доберется до тебя, ничего интересного тут уже не останется. Извини, Финн, но я даже пытаться не буду.

Финн отвернулся.

Крови накапало уже с большое блюдце.

— Ты пойдешь к своему кровососу, да? К вчерашнему?

А вдруг кровная дверь не откроется?!

— Джен, не нужно так делать. Возьми мою кровь, иди к Хелен, она придет, я знаю, она придет...

Я поглядела на Финна, скованного, распростертого на полу. Нет, нельзя мне пробовать его кровь — как я остановлюсь, если меня одолеет вампирская жажда?!

— Я думал, ты умерла, — прошептал Финн. — Думал, я тебя убил. Не знал, что фея-сида может взять и оправиться после холодного железа.

Сердце у меня затрепыхалось. Не подумав, я ответила:

— Во мне есть человеческая кровь.

Краем глаза я заметила, как он приподнял голову:

— С такими-то глазами? Джен, у тебя в роду не было людей.

— Мама была сида, а отец — человек. «Был когда-то», — добавила я про себя.

— Значит, ты полукровка.

— Нет.

Помолчав, он снова заговорил:

— Тебя принесли и начали высасывать. Она заставила меня смотреть...

Я глядела на него, борясь с подступающим ужасом. Вдруг он... Неужели он...

— Что ты ей пообещал? — выдохнула я, сомневаясь, что мне стоит это знать.

— Я не мог допустить, чтобы они так с тобой... — выговорил он, и в голове у меня прозвучало эхо других слов.

«Убить эту вампиршу я не могу. Я пробовал. Я так и чувствую, как она проникает в меня, управляет мной, высасывает меня».

— Дело ведь не только в чарах, — прошептала я, когда первое потрясение прошло и все внутри похолодело и отвердело. — У тебя с ней кровные узы, да? Вот почему она высасывает из тебя столько сил — она прибавляет их к своим!

— Джен, доберись до Хелен. — Он посмотрел на меня, и страх и отчаяние на его лице ответили лучше всяких слов. — Она сумеет все уладить. Разберись с этим, пожалуйста.

Единственный способ с этим разобраться — это убить Рио, а Хелен Крейн это точно не по силам.

— Я понимаю, ты считаешь, Хелен ничего не может, — продолжал Финн, — но ты ее не знаешь. Не надо тебе обращаться к этому кровососу, это неправильно!

Чертов комплекс благородного рыцаря! Даже если я вытащу его из этой передряги, он же не отстанет, по-прежнему будет пытаться меня спасать, как будто я прекрасная дева в беде, которую ему положено защищать, — и в конце концов погибнет, и это еще не самое худшее! Нет, я этого не допущу. Пусть знает правду.

Я снова нажала на рану на руке, выдавливая кровь, и сосредоточилась на этом, а не на Финне.

— Финн, когда я сказала, что мой отец человек, я имела в виду, что он был человеком до того, как стал вампиром. — Я старалась говорить будничным тоном. — Так что сам понимаешь, за помощью я могу обращаться только в одно место. То есть к вампирам.

— Так не бывает. Вампиры так не размножаются.

— Мой отец встретил мою мать на ритуале плодородия, она от него забеременела, а когда я родилась, он дал ей угаснуть. — Конечно, все было не так просто, но суть я отразила. — У вампиров, Финн, своя магия. А сиды, в отличие от всех прочих, рожают детей от кого угодно, лишь бы в нем была магия, и ты это знаешь.

Финн не ответил, а я отупело глядела, как капает кровь на каменный пол.

По спине пробежал холодок, сердце ёкнуло. Я закрыла глаза, провела языком по зубам и принюхалась. От победоносных миазмов страха и боли и лакричного привкуса яда я неловко поежилась.

О, тихое «шш-шш» крови по его венам, о, частое «тук-тук, тук-тук» его сердца...

— Джен!

Я резко открыла глаза.

Сердце у него так и колотилось, кожа сияла от жаркой крови, а я сидела так близко...

— Джен, по-моему, уже достаточно набежало.

— Что? — Я вздрогнула.

— Крови. Хватит уже.

Я посмотрела вниз. Лужица была больше плоской тарелки. Поднеся руку к губам, я медленно зализала рану. Сладость притупила голод, я вздохнула с облегчением. Тут я заметила Финна — на его лице было загадочное, непостижимое выражение.

Зар-раза! Ну вот, я его наконец-то напугала.

Я с трудом поднялась на ноги, и пещера крутанулась под ногами, словно ярмарочная карусель.

— Осторожно, Джен! — еле слышно донесся до меня голос Финна.

Сосредоточенно нахмурившись, я махнула ему рукой. Нужно еще что-то сказать. Что? Ах да.

— Я вернусь, договорились?

Губы у него шевельнулись, но в ушах так звенело, что я ничего не расслышала.

Кровь была такая красивая. Мне хотелось рухнуть на колени и вылакать ее. Я потрогала ее ногой. Холодная. Я ступила в нее, подняла вторую ногу и поставила рядом.

Темнота.

Пещера.

Темнота.

Фигура.

Темнота.

Передо мной была женщина, с откинутой головой, обнаженной тонкой шеей, с разинутым ртом. Картинка мигала и вспыхивала, словно немое кино.

Под ногами толстый ковер, в носу запах крови и похоти, в ушах жужжание и звон.

За спиной у нее стоял вампир, уткнувшись лицом в изгиб ее шеи и прилежно работая челюстью.

В животе вспыхнул голод, я зарычала, вампир во мне прогрызал себе дорогу наружу. Я рывком опустила руку к татуировке.

Рука замерла на полдороге.

Женщина затрепетала, запустила пальцы в темные волосы вампира и оттолкнула его от своей шеи. Потом протянула руку и взяла меня за запястье.

Она улыбнулась ангельской улыбкой, и эта улыбка пообещала мне все на свете. Подойдя ближе, она прижалась ко мне всем телом. Кожа у нее была гладкая, горячая от крови. Сердце мерно колотилось, перекачивая сладкую жизнь от отметин на припухшем горле. Женщина наклонила голову набок и подставила мне шею, по-прежнему рассеянно улыбаясь.

Я вцепилась в ее блестящие каштановые кудри и принялась пить.

ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ

Кровь была горячая, соленая, густая — человеческая кровь, особенно крепкая из-за недавно впрыснутого яда. Когда до меня наконец дошла эта мысль, тут же появилась другая: вампир, приникший к шее этой женщины, был не Малик. Кровная дверь не открылась, то есть открылась, конечно, но не туда, куда я думала.

Я оторвалась от подставленной шеи и отпихнула незнакомку. Задрав голову, я поглядела на потолок, пытаясь погасить радостный грохот в груди. Хотелось еще. Казалось, я могла бы пить и пить до скончания веков. Стиснув кулаки, я посмотрела на недоеденный обед: это была Ханна Эшби, аристократичная бухгалтерша, доставившая мне серебряные приглашения, она же Корсетная Красотка, вампирская наркоманка из «Пиявки и падалицы».

Она полулежала на полу, и на лице у нее была уже другая улыбка, нормальная.

— Ну что ж, было не так восхитительно, как я надеялась, но ведь нужно учесть некоторые обстоятельства. — Она потрогала пальчиком кровоточащую припухлость на шее и надула губки. — Правда, я рассчитывала, что у нас не ограничится перекусом по-быстрому. Ты же сида, а я думала, они такие страстные!

Не обращая на нее внимания, я осмотрелась: каменный потолок, каменный пол, стальная дверь, толстый изумрудно-зеленый ковер и массивная дубовая мебель. Все это казалось до жути знакомым. Я оказалась в том же подземном бункере, просто в другой пещере. Шагнув к двери, я потрясла ее. Ничего не произошло. В голове взвился смерч из гнева, досады и страха. Мне захотелось завизжать, заплакать, что-нибудь разбить...

Пришлось усилием воли собраться с мыслями. Кровь утолила голод, глубокая рана на руке уже почти затянулась, кожу спаял вздутый красный шрам. Надо отсюда выбираться.

Я вытерла губы тыльной стороной кисти и вернулась к Ханне — та поднялась с пола и пересела на кровать.

— Послушай, давай обойдемся без послеобеденных любезностей. Может быть, ты мне объяснишь, что вы тут делаете?

— Тебе нужна помощь, а мне нравится помогать людям.

— Ну конечно, ты мне так помогла, что меня перехватила! — Я уперлась руками в бока. — Довожу до твоего сведения, что со мной этот номер не пройдет!

— Что ты, я тебя не перехватывала. — Она прижала ладошку к груди. — Почувствовала, что открывается кровная дверь, и предложила себя...

— Хватит, Ханна! — рявкнула я. — Я попробовала твою кровь только сейчас!

Улыбка стала хитрой.

— Пробовала-пробовала, самую капельку пробовала, но все равно считается. — Протянув руку, она провела пальцем по татуировке у меня на бедре. — Возможно, ты была не в этом теле, но это не более чем технические детали. Видимо, вы с ней так переплелись, что вас уже не разделить.

Я скрипнула зубами. Неужели жажда крови выпустила ее, Розу, мою альтер-вамп, из... в общем, оттуда, где она сидит, и открыла дверь Ханне? Может быть, в саду татуировка не подействовала, потому что Роза не была голодна? Все эти мелкие вопросы я загнала подальше в темный уголок сознания — отвечать было некогда.

Ладно, снявши голову, по волосам... гм, по крови не плачут.

— Еще раз. Что тебе нужно? — свирепо спросила я.

— Женевьева, я просто люблю помогать людям. И нахожу это делом весьма благодарным. — Она поднялась и плавным жестом обвела постель. На ней ничком лежал вампир — одна нога свисала с перины, как будто он в изнеможении рухнул на кровать как попало. — К примеру, я спасла эту бедную овечку. Его Госпожа одарила его Даром, а потом бросила погибать от голода. От этого он, бедняжечка, впал в неистовство.

— Ты должна стать примером самоотверженности и милосердия для всех нас.

— Вот именно. Рио хотела, чтобы первым обедом в качестве деликатеса стала для него ты, но я успела перебить ему аппетит. — Она завладела моей левой рукой и провела пальчиками по исчезающему на глазах шраму. Прикосновение ее было нежным, гипнотическим. — Я не сомневаюсь, что те четверо вампиров, которым Рио в результате тебя отдала, сполна тобой насладились, а заодно и справились с задачей вывести из твоего тела железо гораздо лучше, чем сумел бы один Дарий. — Она нагнулась поближе и лизнула припухший укус у меня на шее.

Внутри у меня все затрепетало от желания.

— Если бы не потеря крови, ты могла бы и не выжить, даже при такой необычной наследственности. — Она поцеловала меня в губы — еле-еле прикоснулась. — Моя помощь всегда бескорыстна, я ничего не прошу взамен, но неизменно обнаруживаю, что добрые дела вознаграждаются, причем подчас так занятно... — Она снова уселась на постель, обвила пальцами щиколотку Дария и улыбнулась. — Он и вправду оказался очень и очень хорош.

Я тряхнула головой, отгоняя легкий дурман, оставшийся после ее прикосновений. Выходит, она только что рассказала, как спасла мне жизнь? Лестно, но не слишком — просто ей что-то от меня понадобилось, и рано или поздно я выясню, что именно. А пока у меня есть другие дела, поважнее.

— Если тебе так уж хочется мне помочь, отведи меня к Малику аль-Хану, — без всякого выражения сказала я.

— Женевьева, Малик для тебя ничего не сможет сделать. — Под потолком комнаты-пещеры раскатился низкий теплый смех. — К сожалению, он до сих пор пляшет под дудку своего Господина.

Ну вот, план «А» рухнул.

— Ладно. Тогда раздобудь мне телефон. — Я махнула рукой в сторону двери. — Или выведи меня отсюда.

— Мы под землей. — Ханна огладила рукой шелковые простыни. — Когда гоблины выдолбили в скале эти пещеры, мобильных телефонов еще не изобрели, а вампиры так отстали от жизни, что до сих пор не провели сюда коммуникации. Что же касается того, чтобы вывести тебя отсюда... — Она вздохнула и поднялась. — Как ни печально, не все в моей власти. Ведь я же, в конце концов, всего лишь человек. Мы в самом центре СОС-тауна, а вампиры собираются на Вызов. — Она переместилась к большому деревянному платяному шкафу. — Вероятность того, что ты спасешься сама и сумеешь позвать на помощь, чтобы успеть спасти всех своих друзей, пожалуй, равна нулю.

Друзей — во множественном числе?! Я так и вскинулась, услышав это слово.

— Ты сказала — «друзей»?

Она улыбнулась мне, словно маленькой девочке:

— У тебя ведь не один друг, а несколько, не правда ли?

Кэти.

Внутри у меня все оледенело.

Ханна открыла шкаф и разложила на просторной постели несколько туалетов.

Я уставилась на них невидящими глазами. Что же мне делать, если вампиры захватили и Кэти, и Финна?

— Что же вы стоите? — окликнула меня Ханна, и тут я поняла, на что я гляжу: на наряд Корсетной Красотки. — Одевайся поскорее, ты же не хочешь выйти отсюда обнаженной! — Она взяла с постели плечики с длинным синим вечерним платьем и держала его перед собой, словно примеряя, глаза у нее сверкали. — Красиво, правда? — Она провела рукой по мерцающему шелку. — Его сшил Джон Гальяно специально для меня. — Подняв глаза, она лукаво улыбнулась. — Только не воображай о себе слишком много. Да, я говорила, что люблю помогать людям, но всему есть предел — я не предлагаю тебе подлинного Диора.

Вот уж чего мне совсем не было нужно, так это ее платьев.

ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ

Гоблиниха — из тех, кто родился не под землей, — подкрутила длинные кошачьи усы, оглядела меня голубыми глазами, похожими на цветные стеклянные шарики, и провела пальцем по носу. Я ответила на приветствие. На стоявшем перед ней карточном столике, обтянутом голубым сукном, появилась колода карт. Гоблиниха взяла колоду, перетасовала — карты шуршали в трехпалых руках с такой скоростью, что за ними было не уследить, — а потом бережно положила на стол рубашкой вверх.

— Скорее, Женевьева. Надо вытянуть карту! — прокричала мне в ухо Ханна, перекрывая свист, гвалт и улюлюканье.

Я поджала губы. И это она велит мне поторопиться!

Дверь из комнаты-пещеры вела в высеченный в скале коридор, посредине которого бежал узенький подземный ручеек. Ханна принюхалась, потом подобрала длинный шелковый подол платья от Диора и осторожными шажками двинулась по пологому склону, стараясь не поцарапать туфельки от Джимми Чу. Я топала следом в наряде Корсетной Красотки. Ее туфли были мне велики, пришлось напихать в них бумажных салфеток. Юбка-баллон оказалась колючей, у меня от нее чесались ляжки, а корсет, чтобы не сваливался, Ханне пришлось зашнуровать на мне так туго, что даже мой скромный бюст из него так и выпирал. Когда мы дошли до железной винтовой лестницы, терпения у меня осталось так мало, что я была готова взвалить Ханну на плечо и тащить, лишь бы идти побыстрее. Лестница вывела нас в пустой, однако шумный зал «Пиявки и падалицы», бара для кровососов при «Голубом сердце».

Гвалт перешел в рев, и Ханна пихнула меня в бок:

— Начинается.

Я недоверчиво поглядела на нее, взяла карты и хотела перевернуть.

— Не смотреть, леди, — велела гоблиниха, махнув на меня костлявой рукой.

— А как же мне тогда?.. — удивилась я.

— Сдвинь колоду и дай ей, — сказала Ханна. — Иначе она тебя не пропустит.

— Хорошо. — Я положила карты и сдвинула колоду.

Гоблиниха взяла ее и вручила мне нижнюю карту:

— Участник.

— Я не собираюсь ни в чем участвовать! — возразила я.

Ханна обвила меня рукой за талию и легонько прижала к себе:

— Ты ведь хочешь спасти друзей, не так ли? Если не будешь смотреть, у тебя ничего не получится.

— Я не собиралась, — возразила я, высвобождаясь. — И в игры играть не собиралась.

Ханна понимающе улыбнулась:

— Посмотри на карту, Женевьева.

Я перевернула карту. Сначала на ней ничего не было, она была просто серая, но под моим взглядом серый туман забурлил и расступился. Какой сюрприз... впрочем, нет! Я собралась вернуть карту гоблинихе, но та замотала головой.

— Оставь ее себе, — сказала Ханна.

Ну конечно, как же я сама не сообразила. Я заткнула карту за корсаж.

Ханна тоже сдвинула колоду. Ее карта была закрашена красным.

— Кровь, — объявила она, скорчив разочарованную гримаску. — Впрочем, ничего другого нельзя было ожидать.

— Эй, рабыни, шевелитесь, что ли! — раздался голос у нас за спиной.

Я напряглась, развернулась и увидела невысокого коренастого вампира в черном плаще, при полной готичной выкладке и со сверкающими в улыбке клыками.

— Некогда мне тут с вами развлекаться! — Он отпихнул нас в сторону, пролез к столику и с ходу схватил полколоды. Его карта оказалась черной.

— Зритель, — объявила гоблиниха и показала большим пальцем себе за плечо, на стальную дверь.

Вампир хлопнул по двери картой. Дверь скользнула в сторону, скрывшись в стене, и из проема приливной волной хлынул гомон. Вампир величественно вошел.

Я двинулась было за ним, но Ханна схватила меня за руку:

— Я покажу тебе, куда идти.

— Ну так пошли же наконец! — прорычала я: терпение у меня кончилось.

Ханна вывела меня в бетонированный коридорчик. Я прищурилась: громадные, как на стадионе, прожектора слепили глаза. Стены были забраны лесами, под ногами лежал дощатый настил. В уши снова ударил рев. Доски затряслись, из щелей повалила пыль — толпа затопала ногами. Я протащила Ханну по проходу в амфитеатр, где вокруг арены рядами стояли сиденья, все до единого занятые, а над головами у зрителей висели огромные плазменные панели. На всех крупным планом показывали двух соперников на ринге. Они сплелись, обхватив друг друга, словно профессиональные борцы.

Потом экраны переключились на турнирную таблицу. Против каждого имени вспыхивали ставки, а в списке игроков числились Граф, Рио, несколько незнакомых имен и — сердце у меня упало — я сама, последним пунктом. Ставки против меня были шестьдесят к одному. Малика в списке не было.

Я подергала Ханну за руку и прокричала, перекрывая шум:

— На что они ставят?

— На победу, конечно! — крикнула она в ответ.

Зар-раза!

Мимо наших коленей промчался, взметнув голубыми дредами, крошечный гоблин-охранник с толстой пачкой бумаг. Какой-то вампир, которому на лицо падали длинные локоны, перегнулся через сиденья и, ухватив гоблина за комбинезон, поднял в воздух. Губы вампира зашевелились. Гоблин что-то записал в бумагах и сунул их под нос вампиру. Вампир одобрительно поглядел на меня, кивнул и выпустил гоблина. Тот упал, как гимнаст, ловко перекатился и побежал дальше, сверкая лампочками на кроссовках.

Ханна кивнула на экран. На меня уже ставили тридцать к одному.

Вампир показал мне сразу два больших пальца и улыбнулся, продемонстрировав все четыре клыка.

Приятно знать, что кто-то в тебя верит.

Изображение переключилось на матч. Теперь бойцы разошлись и кружились по рингу, расставив руки в боевой стойке. Оба были обнажены. Камера наехала на одного из них, поменьше, — это оказалась Рио, ее темная кожа блестела, словно намасленная. Камера крупным планом показала, как сверкает розоватый пот в ее голубых кудряшках, потом сместилась на глаза — белки от избытка колдовских сил окрасились темным индиго, — потом на ощеренный рот, полные губы, оттянутые на клыках. Затем показала общий план, приостановившись на кровоточащем укусе у нее на плече, после чего на экране возникла вся арена с высоты птичьего полета.

Толпа топотала, свистела, галдела.

Теперь экран заполнила вторая фигура, гораздо крупнее, — это был тролль, здоровенный, мускулистый, темно-красный. Камера показала лицо. Ноги у меня подкосились — я узнала Хью. Я бросилась бежать, не сводя глаз с его лица над рингом, которое становилось все больше и больше. Серые глаза затуманились, словно грозовое небо, на носу виднелся скол, кожа была покрыта глубокими трещинами. Потом он ринулся вперед, лицо на экране расплылось.

Камера переключилась на общий план двух фигур, сцепившихся на голубом фоне покрытия на ринге.

Я побежала еще быстрее, добралась до края, вспрыгнула на ринг...

...И попала во что-то нездешнее.

Покачнувшись, я упала назад и приземлилась на пятую точку. Подавив крик, я отползла от края и включила магическое зрение.

Ринг был накрыт мерцающим куполом, его зачарованная стена высилась в нескольких дюймах от моего носа. Я поглядела на Хью и Рио. Похоже, Хью побеждал. Он молотил головой Рио о голубой пол, но когда я посмотрела магическим зрением, то увидела тонкий серый ореол, окружавший вампиршу мягкой оболочкой, и поняла, что она защитилась чарами, а для этого тянет силы из Финна. У Хью не было шансов.

Мне стало нехорошо. Значит, Финн где-то поблизости, ведь Рио нужно, чтобы он был рядом, чтобы чары действовали как следует. Я пристально обшарила купол своим локатором, но не увидела никого, кроме Хью и Рио.

Какого дьявола Хью вообще дерется с Рио?!

Предполагалось, что Хью сейчас среди тех, кто ищет Кэти, и что он давно уже отправился на поиски.

Ханна склонилась надо мной, протянула руку.

— Это ограничительные чары! — крикнула она мне в ухо и показала на купол. — Если хочешь проникнуть внутрь, надо обойти его, вход с той стороны!

Я огляделась. Трибуны были пятиугольные, причем сиденья стояли только с четырех сторон. Пятая сторона, как раз напротив меня, была пустая и плоская — ни сидений, ничего, кроме одинокой фигуры вдали.

Я побежала по проходу между трибунами и куполом.

— Тебя не пропустят без карты! — слабо донесся до меня крик Ханны.

Вытащив из-за корсажа карту, я выставила ее перед собой и, ощутив прикосновение магии, обогнула последний угол и юркнула в проход.

Сунув карту между поднятых корсетом грудей, я зашагала к одинокой фигуре.

ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ

— Добрый вечер, дорогая. — Граф наклонил голову, и белокурые волосы занавесили лицо.

От переизбытка магических сил кожа его словно светилась изнутри голубоватым светом — в тон двум рядам вышитых сердечек, спускавшимся вдоль переда длинного бархатного сюртука цвета морской волны. Полы сюртука расходились у коленей, являя миру узкие кожаные сапоги. Под кого он так вырядился, я не разобралась.

— Я искренне благодарен за то, какие усилия вы затратили, чтобы присоединиться к нашему маленькому суаре. — Погладив шелковые лацканы, он одобрительно оглядел мой туалет. — А вы, как всегда, восхитительны.

Я уперлась руками в бока, грудь так и вздымалась — мне не хватало воздуху. Этот проклятый корсет не был приспособлен для дыхания, а тем более для беготни.

— Не то чтобы я была рада здесь оказаться, — пропыхтела я. — По ночам у меня есть занятия поприятнее, чем участвовать в ваших сварах.

Он на миг склонил голову, словно прислушиваясь, только прислушиваться было не к чему. Гомон и крик стихли, будто выключились, — они остались за ограничительными чарами, сквозь которые я прошла. Тихо было буквально как в могиле.

Я от души надеялась, что это не плохая примета.

— Должен ли я просветить вас касательно правил, дорогая?

— Будьте так любезны, — проговорила я, с облегчением услышав, что, несмотря на колотящееся сердце, голос звучит спокойно, хотя и немного загнанно.

— Рио прислала мне Вызов, на что она имеет право по крови. — Граф двинулся к рингу, жестом поманив меня за собой. — Она желает занять мое положение. В обычных обстоятельствах все решилось бы чрезвычайно просто. — Он небрежно отмахнулся. — Я наделил ее Даром, и я же, не задумываясь, отнял бы его у нее, однако у нее есть нечто, чем я хочу владеть.

— Чары, — хмыкнула я.

— Совершенно верно, дорогая. — Его улыбка прямо-таки источала обаяние. — Во время предшествовавших Вызову переговоров Рио решила, какие именно орудия, находящиеся в ее распоряжении, она намерена применить; она выбрала фавна. Я остановился на тролле.

— Все это очень интересно, но, может быть, вы мне наконец скажете что-нибудь такое, чего я не знаю?

— Разумеется. — Граф снова склонил голову. — Тролль явился ко мне на зов, и мне удалось убедить его принять мои условия.

— Иначе говоря, вы наслали на него морок.

— Отчасти да, но были задействованы и другие факторы. С ним было несколько коллег, и мне показалось, что он весьма заинтересован в их благополучии.

Чтоб тебя...

Хью попался прямо в расставленные сети... нет, это я его туда послала. Я стиснула кулаки. Что же случилось с Кэти? Она тоже попалась?

— Боюсь, троллю не выстоять против Рио, — продолжал Граф, — ведь ей обеспечена колдовская поддержка фавна. — Он выставил перед собой запястья, словно собирался поправить несуществующие манжеты. — Я хотел бы, чтобы вы сняли с фавна чары. Я полагаю, для вас это пустячок, конфетка...

Что он, дурить меня вздумал?!

— И что тогда будет? — поинтересовалась я.

— Этого окажется достаточно, чтобы тролль одержал победу.

От изумления я застыла на месте:

— Вы хотите, чтобы Хью убил Рио?

Мне-то подумалось, что он, наверное, хочет сам с ней сразиться.

— Полагаю, я достаточно ясно выразился.

— А как же Хью? — спросила я.

Граф снял с рукава пушинку.

— А что с ним такое?

— Чтобы заполучить чары, потребуется время. Мне нужна гарантия, что, пока я этим занимаюсь, с ним не случится ничего плохого.

— Он же тролль. Это крепкие, основательные создания, как правило, им очень трудно нанести необратимые увечья. — Я хотела возразить, но Граф поднял руку. — Однако я лично заинтересован в том, чтобы он победил. Я «не буду снимать руку с пульса», — кажется, так теперь выражаются.

Ну да, так и поверю.

Я стиснула губы.

Мы дошли до края купола с голубым полом. С трибун ринг казался маленьким, всего футов двадцать в поперечнике, но отсюда казался полем в сотню акров. Хью и Рио еле маячили вдали, а Финна нигде не было видно. Я нахмурилась, но тут же поняла, что такая несоразмерность, наверное, как-то связана с колдовскими силами, которые поддерживают купол. Я рванулась вперед.

Граф поймал меня под локоть:

— Не спешите, дорогая. Нам еще осталось обсудить кое-какие мелочи.

Ну да, все, что касается шантажа.

— Женевьева, как только раздобудете чары, пожалуйста, доставьте их мне. Мне бы так не хотелось случайно отвлечься и тем самым позволить Рио одержать верх.

Я недоверчиво прищурилась:

— Кажется, вы говорили, что без помощи чар не сможете победить и вам они нужны именно для этого.

— Дорогая, я могу придать троллю бодрости, а могу и сделать его — как это говорится? — легкой мишенью. — Граф улыбнулся.

Я похолодела. Неужели он и в самом деле такой сильный колдун? Может заставить Хью стоять и ждать, когда Рио его убьет? Ладно, нервничать буду потом, сначала надо найти Финна.

— Показали бы мне, что ли, куда идти, — произнесла я.

— Постарайтесь не слишком задерживаться. — Граф изящно махнул рукой куда-то влево. — Да, и еще. Прошу вас, постарайтесь не тронуть ведьму. Она еще может пригодиться.

Да, конечно, там же будет Тони, ведьмочка Тони, моя бывшая задушевная подружка. Кто же еще постережет Финна, пока Рио, ее зазноба-вампирша, дерется на ринге? Я, положим, могу постараться ее не тронуть, но как сделать так, чтобы она не тронула меня? Ведь именно у нее в рукаве спрятаны все козырные чары.

ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ

Я глубоко вздохнула и шагнула на арену, а потом остановилась. Ханнины туфли будут только мешать. Я нагнулась и сняла их, а тем временем мерцающий барьер снова сомкнулся за мной, и Граф исчез, как и вход на ринг, и Хью и Рио вдалеке. Вот нелегкая! Волшебный купол стал еще просторнее, и когда я двинулась вперед, то совершенно не представляла себе, где нахожусь и как отсюда выбираться.

Я пустилась бежать вдоль края, босые ноги шлепали по полу, покрытому голубой резиной. Плазменные экраны над головой показывали бой, Хью и Рио двигались на них в молчаливом зловещем танце. Прошло несколько минут, и я начала задыхаться: в корсете было ужасно тесно. Я принялась обсуждать сама с собой, не стоит ли остановиться и снять его, всем на радость, и тут заметила, что вдали, ближе к центру ринга, кто-то сидит. А рядом кто-то лежит.

Воздух и корсет подождут.

Когда я подбежала ближе, сидящая фигура вскочила на ноги. Аккуратная шапочка платиново-белых волос сверкала в свете прожекторов, белые шортики и бюстье с глубоким вырезом подчеркивали соблазнительные изгибы. Я даже не сразу узнала Тони — то ли она успела еще раз побывать в гоблинской парикмахерской, то ли роскошная грива, ее гордость и краса, на самом деле была париком. Я склонялась к версии парика, в этом был свой смысл: Тони все время прятала собственный лаконичный облик под разнообразными вычурными масками.

Тони вскинула руку, из ее пальцев брызнул зеленый свет.

Я повалилась в сторону. Парализующие чары задели плечо, руку пронзила боль. Задыхаясь, я перекатилась на ноги и снова побежала к Тони.

Она еще раз вскинула руку.

Я снова увернулась, и зеленая молния пронеслась над головой. Теперь нас разделяло всего несколько футов, я видела даже зачарованный самоцвет, сиявший у Тони в руке. И видела, что на этот раз она не промахнется. Оставался только один выход: взломать парализующие чары, пока они меня не коснулись.

Я сосредоточилась, выискивая самую сердцевину заклятия.

— Не умеешь вовремя останавливаться, правда, лапочка? — закричала Тони.

Сердце так и колотилось. Под кожей разливался холод. Тони подняла руку. Я видела яркую голубизну ее глаз. Мы были знакомы уже давно, но никогда у нее не было голубых глаз. Я поднырнула под ее руку и повалила ее наземь, направив всю силу удара в чары. Тони ударила меня по спине, и зачарованный самоцвет разбился. Он взорвался, словно фейерверк; в воздух ударил зеленовато-золотой фонтан, потом он вспыхнул, и на нас посыпался дождь из крошечных осколков яшмы.

Мне все-таки удалось взломать чары.

Я села на нее верхом поперек живота:

— Прости, лапочка, но сегодня, похоже, я тебе не только чары взломаю. — Дурацкая шутка, даже вовсе не шутка, но на большее в подобных обстоятельствах я не была способна.

Тони завизжала от ярости и примерилась другой рукой ударить меня по голове.

— Не выйдет! — Я вцепилась ей в запястье и сжимала его, пока она не разжала пальцы и из кулака не выпал еще один кусочек яшмы размером с виноградину.

Схватив его, я собрала всю свою магию и несильно стукнула Тони камешком по лбу.

Зашипела зеленая вспышка, и Тони потеряла сознание.

— Ничего себе! Будет большой синяк, — хрипло произнес Финн.

Я развернулась. Финн лежал на боку в нескольких футах от меня, руки были заломлены за спину, ноги скованы.

— Я бы ее еще и не так отделала, — натужно улыбнулась я, растирая руку, которую нещадно кололо после удара чарами.

Потом я повнимательнее посмотрела на Финна — и вместо облегчения меня охватил страх.

Глаза у него ввалились, кожа как воск, иссиня-черная шерсть уже не блестела. Кровь из ран на груди и животе больше не шла, но они еще зияли. Рожки превратились в крошечные треугольные выступы, почти незаметные под свалявшимися светлыми волосами. А чары так и обвивали его зловещим серым туманом.

— У этой стервы есть ключи, — прошептал Финн.

— Тем лучше для нас.

Дышала Тони ровно, как будто сладко спала. Белые шортики и бюстье были кожаные, тугие, как перчатки. Я слезла с нее, перевернула на бок и разглядела бугорок в заднем кармане — два серебряных ключика, оба усыпаны самоцветами. Я позволила себе на долю секунды загордиться — подбросила их в воздух и поймала, не обращая внимания на жжение в ладони.

Когда я вернулась к Финну, глаза у него были закрыты. Я прикоснулась к его щеке — кожа была горячая и липкая. Он открыл глаза, и я улыбнулась.

— Хью? — прошептал он.

Я посмотрела вверх, на ближайший экран. Рио впилась клыками Хью в шею и болталась на нем, словно бешеная собака, но вид у Хью был такой, словно его это не слишком заботит. Он обхватил ее, как медведь, толстые мускулистые руки крушили ей ребра. Было понятно, что сейчас силы примерно равны, — спасибо Графу, который «держит руку на пульсе».

— В данный момент он побеждает, — ответила я. — Ты как?

Финн устало подмигнул мне:

— Решил остаться и посмотреть шоу. До сих пор было так себе, а сейчас — просто блеск. — Он закашлялся, сотрясаясь всем телом.

— Что-то мне так не кажется. — Я нагнулась над ним. Усеянные каменьями оковы соединяла короткая серебряная цепь. — Давай-ка снимем всю эту ерунду.

— Рано, Джен, — прошептал он.

Я ошарашенно выпрямилась:

— Почему?!

— Эта дура не понимала... — Финн с трудом втянул воздух. — Серебро притормаживает чары.

— Ясно, — сказала я.

Значит, сначала надо убрать чары — мне совсем не улыбалось подарить Рио напоследок лакомый кусочек, мощный выброс колдовской энергии, который убьет и Финна, и Хью.

Собравшись с духом, я снова посмотрела на экраны. Рио прижала Хью лицом к земле и колотила его по голове. Я понадеялась, что Граф не отвлекается. И стиснула зубы. Здесь я ничего не могла поделать.

Теперь самое трудное.

Граф мог сколько угодно считать, что для меня снять чары — пустячок и конфетка, но на самом деле это было все равно что разом проглотить трехэтажный свадебный торт. Мне нужно было что-то, чтобы запить и заесть эти чары. Помогло бы Агатино волшебство — только вот под рукой его не было. Я положила руку Финну на плечо, поморщившись от исходившего от него лихорадочного жара, — Финну утешение было нужно больше, чем мне, — и закрыла глаза. Глубоко вздохнув, я вызвала в памяти голосок Агаты.

Домовые всегда приходят к кому надобно.

Перед глазами заплясали розовые и оранжевые пылинки. Я старательно представила себе свою кухню... в кухне шкафчик, в шкафчике банка, в банке соль. Принялась бросать пылинки в соль, взбалтывать банку, словно в ней краска, сосредоточила всю свою магию... «Ну давай, ну давай же, сейчас все получится... Соберись», — твердила я себе, прикусив губу, мышцы на животе окаменели от напряжения... Раздался стук, что-то кольнуло меня в ногу. Глаза сами собой открылись.

Соль была здесь! Только банка треснула, и соль белым песком рассыпалась по голубому резиновому покрытию. Получилось, я ее призвала! В восторге я вскинула кулак. Одно получилось, осталось еще два.

Схватив щепоть соли, я поднесла ее к губам Финна.

— Открой рот, — ласково попросила я. — От соли чары завянут и засохнут.

Финн высунул язык, и я положила на него несколько крупинок. Финн вздрогнул, плотно сжал губы и заставил себя проглотить соль. Я скривилась — вдруг его сейчас стошнит и все насмарку? Немного подождала и дала ему еще.

Погладив Финна по руке, я призвала следующий ингредиент. Запас лакричных пастилок прибыл без упаковки и посыпался на нас дождем — сотни, тысячи конфет, у меня столько отродясь не было. Я сунула в рот целую горсть и радостно вздохнула — сахар меня взбодрил, сосредоточиться стало легче. После этого призвать водку оказалось проще простого. Мне удалось даже сделать так, чтобы бутылка мягко приземлилась на донышко и не опрокинулась. Я сделала крошечный глоток, а потом нагребла соли, ссыпала в бутылку и встряхнула.

Финн следил за моими манипуляциями, прикрыв глаза, лицо у него сморщилось от отвращения.

Я сочувственно поглядела на него:

— Считай, что это «Маргарита», только без лайма.

— Терпеть немогу «Марга...» — Договорить ему не дал новый приступ грубого кашля.

Я не стала придавать значения тому, какие у Финна утонченные вкусы, и, когда он перестал кашлять, наклонила бутылку и влила соленую смесь ему в рот — всю до капли.

Серый туман, окружавший Финна, неистово бурлил. От этого мне стало нехорошо. Вдруг у меня не получится впитать чары? Я схватилась за живот, который свело как в тисках, — здрасте пожалуйста, на мне же корсет! Рванула шнуровку. Все равно волшебство лучше действует при контакте кожа к коже. Распустив корсет, я стянула его через низ вместе с сетчатой юбкой и отпинала платье подальше. Чары тянулись ко мне, словно хотели меня заграбастать. А вдруг это не я их впитаю, а они меня сожрут?!

— Финн, я тебя сейчас освобожу. — Я стиснула серебряные ключи, чувствуя, как они жгут ладонь. — Не знаю, что будет, когда я призову чары.

Финн еле-еле кивнул. Нагнувшись над ним, я отперла замки и стянула оковы. Отшвырнула их в сторону. Финн застонал и свернулся в клубок. На миг внизу спины мелькнуло что-то черное — хвост? Потом оно пропало из виду.

Я осторожно улеглась у Финна за спиной и нежно прижалась к нему всем телом. Сердце у него колотилось часто и слабо, я чувствовала это грудью, грубая шерсть на ляжках колола мне бедра, моя щека прилипла к его потному плечу. Горло щекотал аромат кислых ягод, и я проглотила слезы.

Не может быть, чтобы у меня ничего не получилось.

Я крепко обняла Финна и призвала колдовство.

Серый туман вздыбился и окутал меня. Я раскрылась ему навстречу, пригласила его в себя. Он хлынул сквозь меня клубящимся потоком, затянул меня в водоворот. Я отпустила Финна и покатилась, покатилась, наматывая на себя серый войлок. В водовороте засверкали золотые капли, они золотыми нитями неслись в пучину, истончаясь и исчезая в ее центре. Я подлила еще золота, и нити превратились в ручьи. Хватая ртом воздух, я перестала катиться, потом двинулась обратно, и ручьи тоже обратились вспять, втянулись в истоки. Водоворот замедлился, золотые и серые нити слились, растянулись в длинные липкие волокна, они переплелись, застыли, превратились в клетку, словно отлитую из остывающего жженого сахара... и накрыли чары. Я замерла и немного полежала, сердце у меня колотилось от страха и надежды.

Потом я встряхнула клетку.

Чары рассыпались в сладкую пыль, которая развеялась в воздухе, и я поплыла, полетела, понеслась на золотой дымке. Вместе со мной неслись крошечные, идеально круглые черные жемчужинки магии.

ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ

— Дженни! — раздался встревоженный голос Кэти. — Дженни, пожалуйста, очнись, тебе надо прийти в себя!

Кэти?!

В голове еще ощущались последствия неумеренного колдовства, но я все-таки отважилась сесть и, покачиваясь, приоткрыла один глаз и поглядела на Кэти. Щеки у нее были перемазаны потекшей тушью для ресниц, хвостик растрепался, джинсы и майка были все грязные.

Я с силой провела ладонями по лицу.

Потом я уставилась на вампира, который держал ее за руку. Его белокурый хвостик был уложен волосок к волоску, улыбка битком набита клыками, а нарядная алая рубаха развевалась на несуществующем ветру. Этого еще не хватало — господин барон, он же Алый Поэт, главарь вампирской банды!

Он посмотрел на меня:

— Хорошо, что ты теперь в сознании. Рад, что тебе быстро удалось оправиться.

— Не ты один радуешься. — Я поднялась на ноги, сердце натужно колотилось в ушах. — Знаешь, очень жалко, что в «Гран-Гиньоле» тебя проткнули осиновым колом не взаправду.

— Хорошо, что у тебя есть чувство юмора, — со смехом заявил барон. — Посмотрим, позабавит ли тебя вот это. — Он нагнулся и поцеловал Кэти в лоб. Та дернулась, и барон снова рассмеялся. — Деточка, скажи своей подружке, что нам нужно.

— Я не деточка! — фыркнула Кэти.

Я чуть не плюхнулась обратно от облегчения: если она способна огрызаться, значит, ничего серьезного с ней не сделали.

— Говори, деточка. — Барон тряхнул ее за руку.

— Он хочет кровных уз с тобой, — проговорила Кэти, пытаясь высвободиться.

— Если я верно догадываюсь, Кэти должна послужить для меня убедительным стимулом? — поинтересовалась я и лучезарно оскалилась.

— Хорошо, что ты улыбаешься. — Барон растянул губы еще шире. — Как приятно будет провести с тобой целую вечность, когда ты станешь моей рабыней.

— Дженни, не вздумай этого делать, нельзя... — Кэти осеклась; лицо ее утратило выражение: барон наслал на нее морок.

— На редкость невоспитанное и назойливое человеческое дитя, — пожаловался барон. — Не замолкает ни на секунду. Однако, как видишь, я не сделал ей ничего дурного. Она мой маленький лотерейный билетик.

— Вы играете в лотерею? — состроила я удивленную гримасу.

— Разумеется! К несчастью для меня, в юности я больше интересовался развлечениями, нежели обеспечением собственного будущего. — Он презрительно хмыкнул. — Ты же не думаешь, что мне так уж нравится, когда меня протыкают колом! Платят за это хорошо, но потом, чтобы прийти в себя, нужно человек пять высосать. — Он снова улыбнулся во все клыки. — Зато теперь у меня будешь ты, сида. — Он подался вперед, пожирая глазами мое голое тело. — И по ночам ты будешь меня греть самыми разными способами.

Краем глаза я уловила движение.

И немедленно приняла прельстительную позу: руки в боки, груди торчат прямо барону в рожу, одна коленка зрелищно отставлена.

— Так чего именно тебе от меня нужно? Секса, крови? Что еще входит в договор?

В лицо он мне больше не смотрел.

— Все это звучит весьма приятно.

— Ясно-ясно. — Я погладила себя по животу. — А какой секс ты предпочитаешь?

— Секс — это секс. — Барон шагнул поближе, потащив Кэти за собой, и принялся меня обнюхивать, словно ищейка.

— Вот тут-то ты и ошибаешься, — промурлыкала я, проведя пальцами по грудям. — Какой именно секс — с волшебством или без? Может быть, пригласим еще кого-нибудь? Или только мы с тобой? А хочешь втроем? Вчетвером? Или сначала полюбоваться на двух резвящихся девушек? — Повернувшись боком, я огладила бедро. — Богатство выбора...

Он нервно облизнулся и едва ли не простонал:

— Да-а... все сразу...

Я помахала рукой, чтобы заставить его опять поглядеть мне в лицо.

— А насчет заработка и осиновых кольев — это ведь можно и...

Глаза у него вылезли из орбит. Он выпустил Кэти и дернулся вперед. Посмотрел вниз, потрогал мокрое пятно, расплывающееся по алой рубахе, разинул рот, но не произнес ни единого слова.

Лицо Кэти снова стало осмысленным, она споткнулась, упала на колени к моим ногам. Дрожа, отползла мне за спину.

Алый Поэт вскинулся, руки и ноги у него задергались, будто у куклы, Кэти завизжала. Я едва не подскочила от неожиданности, когда вампир взлетел в воздух и со стуком рухнул на голубой резиновый пол.

Кэти снова завизжала, я присела, обняла ее покрепче:

— Тише, тише, все хорошо. Он тебя больше не обидит. — Я погладила ее по дрожащей спине.

Финн стоял и с довольным видом глядел на вампира. По десятидюймовым рогам бежали ручейки ярко-алой крови, стекая в волосы и по щеке.

Кэти принялась с энтузиазмом всхлипывать.

Я глянула на Финна исподлобья:

— А ты, однако, не спешил!

Он улыбнулся в ответ:

— Отменный эстрадный номер, Джен.

После чего ноги у него подкосились, и он рухнул на пол.

Вот нелегкая!

Я подтащила Кэти к нему и хорошенько потрясла его за плечи. Он приоткрыл глаза:

— Все нормально, просто устал немного. Беги выручай Хью.

— Что с ним?! — заверещала Кэти и икнула.

Я включила магическое зрение.

Ни следа чар. Я едва не запрыгала от радости.

На плазменном экране, над головой, Хью и Рио снова кружили, расставив руки.

Я отбила дно у водочной бутылки и вручила ее Кэти — против вампиров такое оружие не очень помогает, зато она будет чувствовать себя не такой беззащитной.

— Можешь посидеть тут и посторожить его, а, Кэти?

Она посмотрела на бутылку, потом бросила осторожный взгляд на Алого Поэта:

— Он же не встанет, правда?

Где-то здесь должны быть серебряные оковы...

— Сейчас... после этого он уже точно не встанет.

Кэти примостилась возле Финна, сложив губы в отдаленное подобие улыбки.

Схватив оковы, я надела их на Алого Поэта. Вообще-то, я надеялась, что он уже труп, но, пока у вампира на месте сердце и голова, ни в чем нельзя быть уверенным, а возиться с ним было некогда.

— Дженни, а откуда тут все эти конфеты? — удивленно спросила Кэти.

— Не знаю, вдруг тебе захочется перекусить, — пробормотала я, осматриваясь. Чего-то в натюрморте не хватает...

— Ха-ха, понятненько! — Кэти закатила глаза и сунула в рот две пастилки. — Дурацкий вопрос, — промямлила она с набитым ртом.

Тони, ведьма-стервозина! Тони куда-то подевалась! Зар-раза! Я схватила горсть конфет и бросилась бежать.

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

Граф меня ждал. Белокурые волосы, как всегда, живописно падали на лоб. Глаза были голубые-голубые, совсем как резиновый пол. Он снял сапоги и сюртук и стоял теперь голышом — белая кожа была тусклая, как у мертвеца. И больше о нем, обнаженном, собственно, сказать было и нечего.

Но я бы, пожалуй, не стала открывать ему на это глаза.

Он улыбнулся своей обаятельной улыбкой:

— Браво, дорогая. Вы сняли чары, и это возымело ожидаемое действие — Рио слабеет.

Под кожей у него вились синие жилы. Наверное, пил кровь он уже давно, — похоже, не хотел перебивать аппетит перед встречей со мной. Как это мило!

Я остановилась в нескольких шагах от него и строго спросила:

— А как же Хью?

Граф махнул рукой куда-то вверх, где на экране показывали Хью крупным планом. Он согнулся пополам, опершись руками о колени, черные волосы покрывала красная пыль, грудь тяжело вздымалась. Из шеи по плечам бежали струйки белой силикатной крови. Под ногами у него виднелся голубой резиновый пол, значит, Хью по-прежнему был где-то на ринге.

Я напряглась еще сильнее, когда камера развернулась и на экране появилась Рио. Она стояла на коленях, сгорбившись, одна рука беспомощно повисла.

— Как видите, — негромко заметил Граф, — исход боя, как представляется, предрешен, все кончено, крики толпы уже ничего не изменят. Ваш тролль одержал верх.

— Бросьте вешать мне лапшу на уши и объясните, каковы условия.

— Дорогая, ваша прямота придает мне сил. Ну что ж, если вы так настаиваете, перейдем к делу. Условия те же, что я предложил в письме к вам. Вы предоставите мне ваши кровные узы и, само собой разумеется, чары, а я в обмен обеспечу вам покровительство.

Ну да, примерно этого я и ожидала. Он хотел заполучить меня себе, он не собирался никому меня продавать. Не то чтобы его покровительство было мне так уж нужно — все равно оно продлится не больше, чем протянет он сам.

Граф словно бы читал мои мысли:

— Если вы почему-либо сомневаетесь в том, что я способен защитить вас, умоляю, отбросьте сомнения. — Он раскинул руки, словно обнимая весь мир. — Если мы воспользуемся сочетанием наших волшебных сил и к тому же чарами, право, на свете мне не будет равных.

Точно, у таких типов, как он, всегда мания величия!

Он испытующе поглядел на меня:

— Судя по вашему молчанию, вы, должно быть, уничтожили чары?

— Да, вы правы.

— А! Я взвешивал такую возможность. Не тревожьтесь, положение можно исправить, сейчас увидите.

Воздух сместился, на затылок мне что-то надавило, я заморгала, не вполне понимая, где нахожусь. Граф опять принялся за свои штучки со временем.

За спиной у него стояла Тони — лицо у нее было пустое из-за морока. Шапочка платиновых волос прикрывала большую лиловую шишку посреди лба. В руках Тони держала короткий ножик и узорную серебряную чашу, над которой вился легкий дымок. В чаше наверняка были чары.

Пора мне постоять за свои права.

— Хью! — закричала я.

— Дорогая, он вас не слышит! — улыбнулся Граф.

— Зато вас услышит, правда? — Я не сводила взгляда с экрана. — Скажите ему, чтобы посмотрел прямо на нас и подмигнул левым глазом!

Граф наклонил голову, словно прислушиваясь.

Хью стиснул пудовые кулаки и выпрямился, его лицо заполнило весь экран, красную кожу раскололи глубокие трещины. Он оскалил полированные гранитные зубы и зарычал.

— Он отказывается, — безразличным тоном сообщил Граф.

Я и сама оскалилась в улыбке. Я и не ожидала, что Хью подчинится Графу. Зато теперь я знала, что он живой и мне показывают не запись.

Теперь все остальное.

Я подошла к Тони, забрала из ее безвольной руки нож и полоснула по припухшему красному шраму, который шел вдоль левой руки. Потекла кровь, я уронила нож. Взяла чашу в правую руку. Чаша была прохладная, значит, не серебро. Я повернулась к Графу:

— Условия таковы. Я хочу, чтобы Рио погибла, и вы дадите мне слово, что отпустите всех моих друзей — и их друзей — по домам, целыми и невредимыми. Сделайте это, и я соглашусь на ваши условия.

Граф удивленно приподнял брови:

— Я полагал, вы будете возражать гораздо решительнее. — Граф кивнул в сторону Тони. — Входит ли в наши переговоры вопрос о ведьме?

— Нет.

«Это мне ни к чему», — добавила я про себя.

Граф потер руки:

— В таком случае считаем сделку заключенной.

Тишину расколол удар гонга.

На плазменном экране Рио беззвучно встала на ноги, неловко пошатываясь. Хью пригнул голову и помчался на нее, молотя ногами по арене. Рио вытянула руки вперед, словно хотела его перехватить. Хью налетел на нее, ударил головой ей в грудь, опрокинул навзничь, и она затихла на голубом полу, а Хью поднялся и навис над ней.

Глядя на него снизу вверх, Рио оскалила зубы. Нет, ее так просто не одолеть. Хью отвернулся, и я прикусила губу. Я хотела, чтобы он ее убил, я хотела, чтобы она была мертва, только так можно было разорвать ее кровные узы с Финном, но я понимала, что если Хью это сделает, то внутренне надломится, а этого я ему не желала. Но тут у меня на глазах Хью приостановился, склонил голову, резко развернулся, как будто при ускоренной съемке, занес гранитную ногу и опустил ее, сокрушив Рио череп, словно отбойный молоток яичную скорлупу.

Экран погас.

Граф поклонился, хотя в голом виде поклон выглядел нелепо.

— Теперь, полагаю, ваша очередь.

Я понюхала чашу. В основном в ней была кровь Графа. Затем я различила слабый аромат лакрицы и острую горечь — наверное, чары. Я подержала руку над чашей, глядя, как моя кровь смешивается с кровью Графа. Что-то тихонько, но напряженно затрепетало во мне — легчайший знак того, что я отдаю собственную жизнь. Затем я поднесла чашу ко рту, задержала дыхание, наклонила ее и отпила. Холодная вязкая жидкость скользнула в горло, но никак не желала мирно улечься в желудке. Я осушила все, кроме нескольких последних капель, и протянула чашу Графу.

Он взял ее у меня из рук и одним глотком допил остатки. Колдовская сила окрасила его кожу голубым, он обнажил в широкой улыбке все четыре клыка:

— Теперь — финал.

Он призвал меня.

Я почувствовала, как меня что-то тянет, и поняла, что сопротивляться ему не могу.

— Кажется, теперь моя очередь обеспечить прохладительные напитки.

Граф раскрыл мне объятия, и я подставила ему горло, как он мне приказал.

Он впился мне в шею, острые как иглы зубы пронзили плоть и впрыснули мне в кровь вампирский яд. Меня скрутил спазм. Сволочь! Мог бы и защитить меня от боли, но даже не подумал. Яд достиг сердца, оно забилось часто и сильно, подгоняя кровь по венам и артериям.

Граф насыщался.

Кровные узы не позволяли мне сопротивляться, но плакать мне ничто не мешало.

Граф пил мою кровь, пока сердце не ослабело, кожа не похолодела и я не обмякла в его руках едва ли не трупом. Вот что им нужно, вот что нужно им всем до единого — пить кровь, пока жертва не умрет. Власть казнить и миловать. Только человека можно было высосать лишь один раз. А фею — нет. Фею можно подводить к самой грани снова и снова. А кровные узы не дадут мне покалечить или убить ни Графа, ни себя. Пройдут столетия, прежде чем он позволит мне угаснуть.

При этой мысли я всхлипнула.

Граф крепче прижал меня к себе, прямо-таки вдавил себя мне в живот. Бедра его елозили, челюсть жадно дергалась у моего горла.

Я снова всхлипнула, понимая, что это его только распалит.

Надо потерпеть еще чуточку...

И тут я выпустила волшебство на волю.

Крошечные черные жемчужинки в оправе из золотой надежды разбежались по моим жилам и попали прямо Графу в глотку.

«Боюсь, дорогая, вы заблуждаетесь, если намереваетесь при помощи Очарования повернуть дело в свою пользу. — Голос Графа у меня в голове звучал издевательски. — Ваши чары мне не навредят, даже до заключения уз они были бы не более чем аппетитной приправой».

Однако он перестал издеваться, когда крошечные черные жемчужинки приворотного заклятия — того самого, которое я вытянула из розового браслета констебля Кудряшки, — поймали его в сети моего Очарования.

Я придержала Графа на самом краю, позволила ему насыщаться, пока сердце у меня не начало пропускать удары и не остановилось, а живот не подвело от голода, пока я не почувствовала, как просыпается во мне Роза со своей жаждой крови. И я оттолкнула Графа.

Он замер, словно в трансе, глядя на меня с тупым обожанием — лицо его ничего не выражало, в бледно-голубых глазах мерцали золотые искры.

А вдруг кровные узы будут связывать меня и в другом теле, вдруг у меня ничего не выйдет?

Отбросив сомнения, я измазала ладонь в последних капельках крови, просочившихся из ранок на шее. Молясь всем богам на свете — лишь бы хоть кто-нибудь услышал, — я размазала кровь по татуировке на бедре.

Тело окутал алый туман.

Приворот раскололся и испарился.

Я оглядела свою молочно-белую кожу, отбросила за плечо длинные черные кудри и облизнула клыки.

Граф вытаращил глаза...

Я ему улыбнулась.

...И он все понял.

Я ударила его кулаком в грудь.

И вырвала ему сердце.

ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ

Я стискивала в руке сердце Графа, пока не почувствовала, что жизнь покинула его. Я отошла подальше, чтобы на сердце не попала кровь, хлынувшая из трупа, — целиком и полностью моя кровь, между прочим, — а потом осторожно положила сердце на голубой пол. Тело альтер-вамп деятельно принялось за самоисцеление, поэтому меня била дрожь. Я посмотрела на экраны. Они были черные и пустые, а судя по тишине, надо мной по-прежнему переливался волшебный купол, хотя я его уже не чувствовала. Я повернулась на триста шестьдесят градусов и внимательно осмотрела пустую арену.

Тони нигде не было.

Граф уже мертв, но Тони жива, а у Тони в голове формула чар. Дело еще не закончено.

Тут я почувствовала целый букет: настороженность, легчайший аромат пряностей, страх, предвкушение и еще какие-то смутные ощущения где-то в груди.

Малик аль-Хан.

Он глядел на меня, скрывшись в тени, только никакой тени под куполом не было и быть не могло — от прожекторов было светло, как днем.

Мое умолкшее сердце стукнуло один раз.

— Ведьму ты не получишь!

Мой крик многократно отдался в воздухе.

Вокруг меня заплясал ветерок, играя длинными черными локонами.

— Я знаю, что ты здесь! — снова закричала я. — Можешь брать что хочешь, кроме ведьмы!

По обнаженной коже словно бы скользнул мягкий шелк.

— Малик аль-Хан! — Я раскинула руки, открываясь перед ним. — Давай все уладим!

— Роза... — прошептал его голос у меня за спиной. Я пригнулась и обернулась, ожидая его увидеть. Его не было.

— Или Женевьева?.. — Голос снова послышался у меня за спиной.

Я выпрямилась и медленно повернулась, облизывая клыки.

Он стоял совсем неподвижно, длинное кожаное пальто подметало пол. От горла до ремня кожаных штанов, низко сидевших на бедрах, тянулась полоса бледной плоти. Темный шелк волос ярко блестел под прожекторами. На меня в упор смотрели непроницаемые обсидианово-черные глаза.

В нескольких футах у него за спиной стояла Тони — все еще с пустым, замороченным лицом.

— Как ты думаешь, что мне нужно? — мягко спросил Малик.

— Я, — спокойно ответила я. Ничем не выдала маленькой девочки, горько рыдавшей внутри меня. — Тебе нужно, чтобы я согласилась вернуться вместе с тобой.

Длинные изящные пальцы убрали со лба прядь волос, глаза по-прежнему изучали меня.

— Ты продаешь себя за то, чтобы уничтожить чары?

— Ну, если ты так ставишь вопрос, — проговорила я, — то да, и не задумываясь.

В некотором смысле мне было все равно. Игра, так или иначе, закончена. Я бегала и пряталась с четырнадцати лет, но всегда знала, что когда-нибудь мой принц найдет меня, и тогда кто-нибудь придет и заберет меня к нему. А уничтожение чар — это ложка меда, чтобы хоть немного подсластить пилюлю.

— Если ты этого хочешь... — Малик повернулся и поманил к себе Тони.

Она подошла и встала рядом с ним, солнечно улыбаясь.

— Сама видишь. — Он взял ее руку и протянул мне, словно подарок. — Чар больше нет.

Я нахмурилась — у меня возникли нехорошие подозрения. Взяла Тони за подбородок. Ее улыбка не изменилась. Я протолкнулась к ней в сознание... и ничего не обнаружила. Ни перепутанной сети мыслей, ни морока — просто ничего. Разум ее покинул. Она уже никогда никому ничего не расскажет. От потрясения сердце у меня снова забилось. Малик не просто стер ей память, он начисто уничтожил ее личность. Меня затошнило при мысли о том, что он оказался способен на такое, что такое вообще возможно. Он прикоснулся к ее плечу, и она ушла куда-то под купол.

Тони хотела обречь меня и всех остальных фей — всех, кого только могли заполучить вампиры, — на вечное рабство.

Чар больше нет.

Тошнота отпустила, и меня окатило теплой волной облегчения.

Чар больше нет.

Малику придется силой тащить меня обратно, и я пальцем не пошевелю, чтобы облегчить ему задачу.

Я улыбнулась ему, показала клыки:

— Кажется, тебе нечего больше предъявить для торга.

— А как же Роза?

Вот нелегкая!

Вечно что-нибудь да остается. Он хотел уничтожить тело Розы, чтобы спасти ее душу от демона, которым она была одержима, только это был не демон, а я. Неужели он по-прежнему этого хочет, даже теперь, когда он знает, что это я иногда забиралась в ее тело? Я пожала плечами:

— А что Роза?

Он махнул рукой в сторону трупа Графа:

— Это было... неожиданно. — Подошел ко мне, протянул руку. Перламутровая рукоять кинжала сверкнула. — Как и вот это, Женевьева.

Я не шелохнулась.

— Сдается мне, ты влип, — заметила я с притворным сочувствием. — Ты же не можешь убить это тело, не убив заодно и меня. Очередная версия истории про курицу, которая несет золотые яйца.

Малик щелчком выпустил лезвие и прижал острый кончик к моей груди. Серебро жгло кожу.

— Почему бы не отобрать обе твои жизни? — спросил Малик, опустив ресницы и изогнув губы в лукавой усмешке.

— Ладно тебе, Малик, хватит дурака валять! — Я вздернула подбородок. — Я была маленькая девочка. Маленькие девочки — маленькие, а не глупые. Может быть, лица твоего я и не видела, но руки узнаю.

«Хватило бы и одного прикосновения», — добавила я про себя, хотя ни за что не призналась бы в этом никому, даже себе, даже в вещем сне.

— Просто удивительно, что он так долго тянул, прежде чем отправить тебя за мной.

— Разумеется, ты права. — Малик опустил нож — теперь клинок упирался мне под ребра.

— Приятно, что этот маньяк-убийца меня не забыл, — заметила я, не показывая виду, как мне страшно.

— Он приказал мне доставить тебя к нему еще десять лет назад, — вздохнул Малик, и у меня от этого вздоха защемило сердце. — А я его не послушался. — Кончик клинка вдавился мне в кожу.

Я разинула рот от изумления:

— Чего?!

— Женевьева, Автарх мне больше не Господин. Уже лет двадцать прошло.

Мое левое запястье обвили холодные пальцы. Малик занес нож и рассек мне руку — ее обожгло льдом. Кровь потекла бойким ручейком и выплеснулась на голубой пол.

Мне тут же вспомнилось, как он проделал со мной то же самое, когда мне было четыре года. В рукоятку ножа была вделана «слеза дракона» — кусок янтаря того же цвета, что и мои сидовские глаза. Тогда он взял мою кровь с благословения отца, попробовал меня по поручению моего принца.

Как и тогда, я застыла, не в силах пошевельнуться.

Малик склонился над моей рукой, провел языком вдоль всей раны. Поглядел на меня — в глазах мелькнул алый отсвет.

— Разве мог я называть его Господином, возжелав того, что принадлежало ему? — Он поцеловал меня в губы, и я ощутила медовый вкус собственной крови. — Я хочу получить это сам.

Во мне разом вскипели страсть, желание и крылатая надежда.

Малик оторвался от меня.

И тут я задала ему главный вопрос:

— Зачем ты убил Мелиссу?

Он и бровью не повел:

— Она нашла ту ведьму. Если бы ее приятель-вампир об этом узнал, они бы сбежали и забрали чары с собой.

Так вот какими сведениями приторговывала Мелисса: информацией о Тони. Только Малик с самого начала знал, кто она такая и что умеет. Деревья шептались о том, что он следит за «Античаром» — за Тони, а не за мной.

— Ты же мог попросту убить ведьму!

— Женевьева, — произнес он с легким нетерпением, — ведьму защищал Ведьминский совет. Если бы я ее убил, то нарушил бы наши законы, а это привело бы к тому, чего мне совсем не хотелось.

— А как же чары? — спросила я. — Неужели ты не собирался забрать их себе?

— Мне они не нужны.

Вообще-то, да. У него была я, с тех пор как мне исполнилось четыре года.

— И что теперь? — выдохнула я.

Он повернул нож, вложил рукоять мне в руки и прижал мои пальцы своими, чтобы клинок не дрогнул.

— Что теперь — тебе решать.

Он раскинул руки. На бледной коже пламенел розовый шрам от моего удара.

Я посмотрела вниз, на клинок, потом вверх, в красивое лицо Малика.

И ничего не сделала.

Малик улыбнулся, и сердце у меня ёкнуло.

— Женевьева...

Он развернулся, взметнув непроницаемо-черным плащом, и зашагал прочь, пока не растворился во мраке.

ЭПИЛОГ

Зачарованный купол растворился, и я оказалась на парковке возле «Пиявки и падалицы», которая, само собой, была гораздо меньше арены. По одну сторону от меня была Кэти — она не спускала глаз с Финна, по-прежнему сжимая в руке бутылку из-под водки. По другую сторону сидел Хью, свесив голову между коленей, а рядом — его напарники: констебли Тейгрин и Кудряшка. За спиной у меня лежали тела Рио и Графа, которые оцепила рота гоблинов-охранников. Парковку по-прежнему окружали ряды сидений, но они были пусты. Зрители-вампиры уже разошлись.

По брусчатке ко мне ковыляла Ханна на своих шпильках от Джимми Чу:

— Женевьева, полиция скоро прибудет. Я решила, что ты предпочтешь остаться здесь и проследить, чтобы с твоими друзьями все было благополучно, поэтому припасла тебе подарок. — Она протянула мне плащ. — Наверное, было бы разумнее исчезнуть до приезда полицейских.

Я недоумевающе посмотрела на нее.

— В каком смысле исчезнуть — уйти или просто пропасть из виду? — спросила я.

— Я же говорила, — улыбнулась Ханна, — люблю помогать людям!

Я взяла у нее плащ, завернулась в него и превратилась в невидимку.

Полиция приехала едва ли не в полном составе. Возглавляла экспедицию инспектор Крейн вместе с целой армией медсестер из «Надежды». А когда ночь сменилась рассветом, на парковке не осталось никого, кроме трупов. Гоблины облили их бензином и подожгли, и едкий дым клубился, отравляя воздух. Когда не осталось ничего, кроме пепла, гоблины смели его в коробку и строем зашагали к реке. Я последовала за ними и молча смотрела, как быстрые воды Темзы унесли рассыпанный прах к морю.

* * *
Сейчас я сижу в кафе «Рози Ли» и гляжу в окно. Жара наконец-то схлынула, дождь барабанит по пыльным лондонским улицам и хлещет в водостоки.

Кэти приносит мне апельсиновый сок и к нему, как обычно, сплошь залитый майонезом сандвич с беконом, салатом и помидорами. Она улыбается и бежит обслуживать остальную толпу — сейчас время ленча, в кафе многолюдно. Кэти все еще мучат кошмары, но прошла всего неделя, со временем плохие сны, наверное, сойдут на нет.

Деклан исполнил свою часть договора и предложил Мелиссе Дар. К сожалению, ничего из этого не вышло. Два дня назад ее кремировали, на церемонии присутствовали только близкие родственники. Бобби, он же мистер Март, тоже пришел поддержать мать Мелиссы; все обвинения с него сняли. Алан Хинкли прийти не мог — он до сих пор в коме, и Бобби ночи напролет проводит у больничной койки отца, дожидаясь, когда тому станет лучше.

Констеблю Кудряшке предъявили дисциплинарное взыскание. Она отказалась сообщать Хью и вообще кому бы то ни было подробности похищения Кэти — а все из-за меня. Когда Хью с командой прибыли в «Пиявку и падалицу», солнце уже село, и Граф их поджидал. Сейчас Хью поправляет здоровье в Кернгормских горах, у соплеменников.

Благодаря моей начальнице Стелле и ее широкомасштабной кампании в мою защиту, а также ошеломляющим показаниям относительно деятельности Тони, которые дал Финн, Ведьминский совет возобновил мой контракт с фирмой «Античар». Я осталась на прежней работе и на прежней квартире — за это пришлось заплатить тем, что ведьмы мне больше не покровительствуют, о чем мне с превеликим удовольствием сообщила инспектор Крейн.

Финн сначала попал в «Надежду», а затем его перевели в святилище, где он прошел обряд очищения крови от салайх-шиола. Приехали трое из его братьев и забрали его с собой — выздоравливать среди своего стада. Поскольку он подхватил салайх-шиол совсем недавно, обряд очищения, скорее всего, прошел успешно, но точно будет известно только через месяц. Мы с Финном успели поговорить перед отъездом. Он хочет вернуться в Лондон и открыть филиал «Античара», когда немного поправится.

Финн нежно держал меня за руку и клялся не выдавать мои тайны.

Я не понимаю, что все это значит и, что я по этому поводу чувствую, поэтому до поры до времени засунула его в темный уголок сознания, где хранится все то, о чем я пока не готова думать.

Например, Роза.

И Малик.

Я слышала, он сейчас в Лондоне, но больше его не видела.

Я отпиваю апельсинового сока и гляжу на заголовок в сегодняшней газете.

«ВЕДЬМА ПРИГОВОРЕНА К СОЖЖЕНИЮ».

Тони мгновенно обвинили в убийстве Мелиссы (мотив — шантаж из-за тайных сношений ведьмы с вампиром), и, поскольку Тони не может ничего сказать в свою защиту, а Рио мертва, дело закрыто — к полному удовольствию всех заинтересованных лиц.

Есть мне больше не хочется, и я отодвигаю тарелку с сандвичем и гляжу на дождь.


Оглавление

  • ГЛАВА ПЕРВАЯ
  • ГЛАВА ВТОРАЯ
  • ГЛАВА ТРЕТЬЯ
  • ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
  • ГЛАВА ПЯТАЯ
  • ГЛАВА ШЕСТАЯ
  • ГЛАВА СЕДЬМАЯ
  • ГЛАВА ВОСЬМАЯ
  • ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
  • ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
  • ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ЧЕТЫРНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДЕВЯТНАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЯТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ШЕСТАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
  • ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЕРВАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ТРЕТЬЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ШЕСТАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ СЕДЬМАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
  • ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ДЕВЯТАЯ
  • ГЛАВА СОРОКОВАЯ
  • ГЛАВА СОРОК ПЕРВАЯ
  • ГЛАВА СОРОК ВТОРАЯ
  • ГЛАВА СОРОК ТРЕТЬЯ
  • ГЛАВА СОРОК ЧЕТВЕРТАЯ
  • ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
  • ГЛАВА СОРОК ШЕСТАЯ
  • ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ
  • ГЛАВА СОРОК ВОСЬМАЯ
  • ЭПИЛОГ