КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

В огне страсти [Моника Маккарти] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Моника Маккарти В огне страсти

Глава 1

Что начинается с черными намерениями, кончается плохо.

Шотландская пословица
Близ замка Эбойн, Абердиншир
Осень 1608 года
Джинни пошла на озеро по внезапной прихоти, что само по себе примечательно. Она редко позволяла себе поддаваться порыву или мимолетному капризу. Если причиной падения Евы было яблоко, то в падении Джинни был виновен «маленький голосок» где-то в глубине сознания, спорящий с «правильными мыслями». За долгие годы она научилась его игнорировать. Теперь в ней не осталось почти ничего от той сумасбродной девочки, что едва не погубила себя. И как только Джинни ощущала порыв что-то сделать, она заставляла себя остановиться и поразмыслить, после чего неизменно передумывала.

Но не в этот раз. Духота необычно жаркого для Самайна дня и мысль о том, как освежит ее купание в прохладных подах озера до того, как солнце уступит серой зиме, не оставляли сомнений: искупаться необходимо. Мысль о побеге тоже. Совсем ненадолго. Выкроить для себя миг покоя и одиночества, оказаться там, где сложности последних месяцев не сумеют ее настигнуть.

Она всего лишь искупается. Часик, не больше. И возьмет с собой стража. И пистолет, который в последнее время постоянно находится под рукой.

Она не может вечно сидеть взаперти как пленница в собственном доме. Небольшая прогулка на озеро как раз то, что ей сейчас необходимо. Она уже выходила за дверь, но тут позади раздался голос, заставивший ее замереть на месте:

— Куда собралась?

Резкий голос свекрови, сочившийся неодобрением, заставил Джинни стиснуть зубы. Можно подумать, ей мало скорби по покойному мужу — последние несколько месяцев приходилось еще мириться с подавляющим ее волю присутствием его матери, устрашающей маркизы Хантли.

Она плотно сжала губы, удерживая рвущиеся наружу слова:

«Не ваше собачье дело!» Сделала глубокий вдох, повернулась и даже умудрилась выдавить улыбку, пусть и неискреннюю.

— Сегодня такая дивная погода, и я подумала, что схожу и быстро искупаюсь в озере. Со мной идет страж, — добавила Джинни, предчувствуя возражения.

— Ты помнишь, что случилось в прошлый раз, когда ты пошла гулять одна?

Джинни сжала кулаки. Ее сильно возмутил намек на то, что в недавней попытке похищения была доля ее вины. После смерти Френсиса у них регулярно воровали скот. Изредка похищали людей. Но Джинни и представить себе не могла, что могут похитить ее. Неужели кто-то осмелится предъявить права на ее богатство и земли таким варварским способом? Это не укладывалось в голове.

— Я взяла с собой пистолет, и, как уже сказала, со мной пойдет Тавиш. И еще два десятка охранников будут ждать на расстоянии оклика. Озеро находится прямо за воротами замка!

— Одинокая женщина — всегда соблазн. Тебе потребуется более надежная защита, чем единственный простой страж.

Джинни прекрасно понимала, к чему клонит свекровь, но твердо решила, что не позволит ей запугать себя и довести до того, что она согласится второй раз выйти замуж, причем за того мужчину, которого выберет маркиза. Она не могла выбирать и в первый раз. Вопрос тогда стоял так: или брак, или позор, — а теперь Джинни замуж и вовсе не собиралась.

— Со мной все будет хорошо.

— Разумеется, ты все знаешь лучше, дорогая, — усмехнулась свекровь. — Френсис всегда говорил — если уж ты что-нибудь решила, то переубедить тебя — все равно что остановить обезумевшего вепря.

Да только Френсис говорил это с любовью, а не с осуждением. В какой-то миг Джинни чуть не дрогнула, но тут же осознала, насколько это нелепо. Она очень старалась загладить свои прошлые ошибки. Не расплачиваться же за них вечно.

— Я только искупаюсь. — Она едва не добавила «ради Бога!», но тут же сообразила, что удовлетворение от высказанной вслух ереси будет испорчено неделей упреков от чересчур набожной свекрови.

— Конечно, — оскорбленным тоном произнесла маркиза. — Но я забочусь исключительно о твоем благе.

Джинни с трудом подавила стон. Свекровь отлично умела вызывать у невестки чувство вины.

— Я ценю вашу заботу, но беспокоиться совершенно не о чем. Все будет прекрасно.

И чтобы не передумать, быстро шагнула за порог и вышла на солнышко. Джинни спустилась вниз по ступеням и пересекла двор, где ее уже ждал Тавиш. Пока они шли по узкой лесистой долине к озеру, Джинни пыталась выбросить мысли о свекрови из головы. Может, маркиза и сумела немного испортить ей эту незапланированную прогулку, но Джинни все равно была твердо намерена получить от нее удовольствие.

И очень скоро ее желание исполнилось. Со скалы, выступавшей на несколько футов над озером, она прыгнула в обжигающе-ледяную воду и почувствовала себя бодрой. Свободной от горя и чувства вины, в которых увязла, как в трясине, после смерти мужа. Плавая в сине-зеленой воде, наслаждаясь теплыми солнечными лучами, падавшими ей на лицо, она расслабилась. Волны ласково покачивали ее, убаюкивали, и Джинни ощущала покой, которого была лишена так долго.

Пробираясь на берег, пропуская между пальцами ног липкий ил со дна, она улыбалась кончиками губ. Джинни чувствовала себя лучше. Счастливее. Почти обновленной. В первый раз со дня смерти Френсиса она могла дышать свободно. Чудовищная удушающая скованность в груди наконец-то ослабила свою смертельную хватку.

Она правильно сделала, что пришла сюда. Хоть раз в жизни сумасбродность не принесла ей огорчения.

Выбравшись из воды, Джинни обхватила себя руками в тщетной надежде уберечься от порывов холодного воздуха. Стуча зубами, она опустила глаза и покраснела. Каждый дюйм ее тела четко вырисовывался под мокрой белой сорочкой, прилипшей к коже. Джинни огляделась, надеясь, что Тавиш выполнил свое обещание и присматривает за ней издалека. А если нет, то перед ним определенно открывается интересное зрелище. Как говаривала ее старая няня, простора для воображения уже не осталось. К счастью, вокруг очень даже спокойно… и тихо. Неестественно тихо.

По спине пробежал холодок беспокойства.

Нет! Что за глупые мысли. Мрачные предсказания маркизы не испортят ей этот день.

Джинни подбежала к своей одежде, схватила лежавшее сверху полотенце и закуталась в него. Она старательно растирала лицо, руки и ноги, потом начала вытирать волосы, хотя они были настолько густые и длинные, что потребуется несколько часов перед камином, чтобы их высушить.

Проклиная про себя странные предчувствия, за которые она, разумеется, винила исключительно свекровь, Джинни еще раз осмотрелась, желая убедиться, что вокруг никого нет, рывком сдернула с себя мокрую сорочку, бросила ее к ногам и потянуласьза сухой.

Наклонившись, голая, как в тот день, когда она родилась, Джинни услышала за спиной какой-то звук. Звук, от которого кровь заледенела в жилах, а волосы на затылке от страха встали дыбом.

Страж так ничего и не заметил.

С упоением любуясь плавающей в озере женщиной, он рухнул к ногам Дункана, как тряпичная кукла. Из раны на виске текла струйка крови, остывая на воздухе.

Дункан его почти пожалел. Мужчины не в первый раз сбиваются с пути истинного из-за этой женщины.

Впрочем, это не оправдание столь вопиюще беззаботному отношению к службе. Будь он одним из людей Дункана, последствия были бы куда суровее, чем удар по голове. Его людей уважали за дисциплинированность и самообладание — и боялись за превосходство на поле боя.

Склонившись над поверженным воином, Дункан быстро забрал его оружие и сунул свой кинжал в позолоченные ножны на поясе. Удар, нанесенный увесистой, инкрустированной драгоценными камнями рукояткой, не причинил стражу тяжелого ущерба, но когда он очнется, голова у него будет сильно болеть, и это заставит его хорошенько призадуматься. Но это случится не скоро, так что Дункану хватит времени завершить свое неприятное дело.

Эта встреча должна пройти наедине — и без постороннего вмешательства.

Он услышал плеск воды в озере, но удержался и не стал смотреть на то, что так захватило стража. Они так знал. Вместо этого человек, которого боялись как в Ирландии, так и по всему континенту (Черный Горец, названный так не только за цвет волос, но и за смертельные боевые таланты), сделал знак своим людям отойти к деревьям и следить за стражем на случай, если тот начнет шевелиться, а сам пошел вокруг озера к тому месту, где она оставила вещи.

Она ушла из замка с никчемным стражем, чтобы просто окунуться в озеро. Если это хоть о чем-нибудь говорит, то Джинни ни на йоту не изменилась. Он почти ожидал, что она идет на свидание с любовником, и долго присматривался, прежде чем подойти. Но она была одна — во всяком случае, в этот раз.

Он передвигался между деревьями беззвучно, как призрак, за которого некоторые вполне могли его принять. Он отсутствовал долго.

Слишком долго.

А эта женщина — Джинни Грант… нет, с горечью сказал он себе, Джинни Гордон — не значила для него ничего и была лишь суровым напоминанием о его собственных ошибках. Он выкинул ее из головы так же, как стараются забыть свой первый урок смирения. Дункан редко позволял себе думать о ней — только для того, чтобы вспомнить об ошибке, которую никогда больше не повторит.

Но сейчас у него не было выбора. И как ни хочется ему похоронить ее в прошлом, которому она принадлежит, — он в ней нуждается.

Плеск воды стал слышнее. Дункан замедлил шаг, пробираясь между деревьями и кустами и стараясь не высовываться. С его ростом и шириной плеч было невозможно спрятаться даже в густой чаще, но с годами он научился сливаться со своим окружением.

Укрывшись за широким стволом ели, Дункан остановился у скалы, где она бросила свои вещи. Он знал, что Джинни прекрасно плавает, но что-то она очень долго находится под водой… Он шагнул вперед, но тут же быстро отступил назад, потому что Джинни внезапно вырвалась на поверхность воды как морская нимфа, вся в брызгах воды и света. Она вынырнула совсем близко к берегу, теперь их разделяли какие-то двадцать футов, и Дункан видел ее хорошо.

Проклятие, слишком хорошо!

Мокрые волосы откинуты назад, с лица капает вода. Она поднимается из озера, как Венера из морской пены, и идет прямо к нему. Он забыл, какая у нее походка… бедра слегка покачиваются, соблазняя при каждом шаге. Воздух между ними опять запылал, и Дункана пронзило знакомое острое чувство, возникшее при первом же взгляде на нее тогда, много лет назад, в переполненном бальном зале замка Инверери.

Тело его напряглось. Сорочка на Джинни просвечивала насквозь, прилипнув к грудям более пышным, чем он помнил, но все таким же дразнящим. Прохладный воздух, овевавший ее влажное тело, только все усугублял. Ее соски превратились в два тугих комочка, похожих на ягоды, которые ждут, когда их кто-нибудь сорвет. Десять чертовых лет, а он все еще чувствует ее вкус у себя на губах, все еще помнит, как прижимается грудь к губам, когда он посасывает ее. Его ноздри расширились. Он все еще чуял аромат жимолости, которым пахла ее кожа.

Даже его стальное самообладание не смогло помешать крови забурлить в жилах. Дункан негромко выругался. Потеря хладнокровия привела его в бешенство. Но грубое проклятие не помогло утишить гнев. Не важно, что он думает про нее — он всего лишь мужчина, и, несмотря на хваленое самообладание, очень и очень страстный.

А тело Джинни может свести с ума и евнуха.

Но его первая мысль — о Венере, богине, родившейся в море из оскопленных гениталий Урана, — оказалась отличным жестким напоминанием о том, на что способна эта женщина.

Будучи еще невинной девушкой, она уже обладала несомненной чувственностью, первозданным обаянием, более глубоким, чем просто физическая красота огненно-рыжих волос, дерзких зеленых глаз, гладкой и нежной кожи и влажных розовых губок. Что-то таилось во взгляде этих глаз, в изгибе роскошного рта, в чувственности ее тела, говорившего мужчине только одно: возьми меня. И не просто возьми, а сделай это мощно, потеряй разум, люби-меня-до-потери-сознания.

А теперь, когда юное тело созрело и наступил полный расцвет ее женственности, оно просто кричало об этом.

И что еще хуже, Дункан по собственному опыту знал, что это не показное. Джинни до последней жилочки была именно такой страстной женщиной, какой выглядела.

Она просто взывала к мужской плоти — и была воплощением соблазна.

Дункан понимал, что встреча с ней после стольких лет будет не особенно приятной, но не был готов к такому взрыву чувств, словно выпущенных на волю той же самой неоспоримой тягой, что послужила причиной его падения: вожделением.

Но он внушил себе: похоть и чувства больше не сумеют его победить.

Чтобы доказать себе это, он заставил себя рассматривать ее — холодно, бесстрастно, как рассматривают хорошего коня. Его взгляд скользил вниз по изгибу ее спины, по мягким ягодицам, перешел дальше — на крепкие мышцы длинных изящных ног, вбирал каждый дюйм кремовой нежной кожи.

Да, она прекрасна. И более желанна, чем любая известная ему женщина. Когда-то он был готов отдать за нее жизнь. Черт, он сделал это, только не так, как собирался.

Дункан еще немного задержал на ней взгляд и отвел его в сторону. То, что было между ними когда-то, давно умерло. Ее чары больше ему не страшны.

Сосредоточившись на своем деле, Дункан сообразил, что может воспользоваться ее наготой в свою пользу. Ей придется защищаться, а он знал, что это дает ему преимущество.

С суровым взглядом, исполнившись решимости для выполнения того неприятного дела, что ему предстояло, Дункан вышел из-за дерева.

Джинни не раздумывала ни мгновения. Она услышала треск сучка за спиной, шаги — и начала действовать.

Пальцы ее сомкнулись на холодной медной рукоятке пистолета. Она пробормотала благодарственную молитву за то, что догадалась его зарядить, резко повернулась и направила пистолет в сторону шума. Все, что она видела, была гигантская тень мужчины настолько высокого и мускулистого, что сердце ее панически забилось.

Совсем недавно Джинни поняла, насколько она уязвима, побывав в руках Макинтошей, пытавшихся ее похитить. Конечно, слабой ее не назовешь, но даже самая сильная женщина не сравнится физически со свирепым воином-горцем — а перед ней, безусловно, стоял именно такой.

Он попытался что-то сказать, но Джинни не дала ему этой возможности. Ее больше не захватить врасплох. Нажав на спусковой крючок, она услышала, как щелкнул стопор, учуяла запах гари, а через несколько мгновений сила выстрела заставила ее отшатнуться назад.

Разбойник грубо выругался и упал на колени, схватившись за живот. Полученные наставления не пропали даром — цель поражена.

Он опустил голову, и тут Джинни смутно подумалось, что одежда на нем слишком богата для разбойника.

— Ножа в спину было недостаточно? — простонал он. — Ты решила довершить дело?

Каждый мускул, каждая жилочка, каждый нерв в ее теле напряглись — инстинктивная реакция самозащиты. Густой низкий голос проникал в самые глубины ее памяти. В темные, давно забытые места, которые она навеки заперла.

Кровь отхлынула от лица, от тела. Сердце глухо стукнуло и сжалось.

Этого не может быть…

Ее взгляд метнулся к его лицу, охватывая жесткую квадратную челюсть, поросшую темной щетиной, волнистые иссиня-черные волосы, решительный нос и широкий рот. Красивый. Но суровый — слишком суровый. Это не может быть он. Тут она глянула ему в глаза, видневшиеся из-под шлема. Кристально-ясные, синие, как летнее небо, они впивались в нее с хорошо знакомым выражением.

В груди все сжалось так, что Джинни не могла дышать.

Потрясение оказалось такой силы, словно она увидела привидение. Да только это не привидение. Блудный сын вернулся. Дункан Даб[1] Кэмпбелл наконец-то пришел домой.

На один короткий миг сердце ее остановилось, и Джинни шагнула вперед.

— Ты вернулся! — вскричала она, прежде чем успела прикусить язык. В этом вскрике прозвучали все надежды невинной юной девушки, не желавшей верить, что мужчина, которого она любила всем сердцем, бросил ее. Когда-то она отдала бы все на свете, лишь бы снова его увидеть.

Но это было давно. С тех пор много раз она мечтала всадить свинцовый шарик ему в живот, хотя никогда не думала, что это случится на самом деле. Первым порывом было кинуться вперед и помочь ему, но Джинни заставила себя стоять спокойно. Когда-то она считала, что знает его лучше, чем кого бы то ни было, но теперь перед ней был незнакомец.

Плотно сжав губы, она запретила себе думать про кровь, сочившуюся у него между пальцев, — он пытался зажать рану, хотя на боку уже образовалась алая лужица. Он не умрет… не умрет? Джинни подавила страх и снова обрела голос:

— Чего ты хочешь?

Несмотря на бледность кожи, глаза его пылали по-прежнему, когда Дункан обвел ее взглядом, задержавшись на груди и между ног.

Внезапно Джинни сообразила почему. Боже милостивый, она же голая! Щеки ее пылали скорее от гнева, чем от смущения, когда она быстро натягивала на себя сухую сорочку. Стремясь скорее укрыться от его взгляда, Джинни оставила юбку на земле, схватила плед, на котором собиралась полежать, и закуталась в него, как в самодельный арисэд.[2]

— Смотрю, ты по-прежнему любишь плавать, — сказал он.

Джинни вздрогнула, уловив тяжелый сарказм в его голосе. Дункан напомнил ей ту ночь, которую она так стремилась забыть. И тогда в ней вспыхнул гнев. После всего того, что он с ней сотворил, как смеет он напоминать о ее наивности и глупости! Пальцы ее крепче сжали пистолет. Будь он перезаряжен, Джинни могла бы снова выстрелить в Дункана. Она впилась в него взглядом и холодно улыбнулась:

— А ты по-прежнему ублюдок.

Она заметила, как сверкнули его глаза, и поняла, что удар попал в цель. Если у Дункана Даба (его назвали очень правильно, жаль только, не за черное сердце, а всего лишь за цвет волос) и есть слабое место в стальной броне, это его происхождение.

Он взял себя в руки так быстро, что если б Джинни не помнила, чего ожидать, она бы ничего не заметила. Но оба слишком хорошо знали, как ранить друг друга, это искусство они отточили много лет назад.

Усмешка, искривившая его губы, была такой же теплой, как покрытые снегом вершины Кейнгормс, окружавшие их темными зимами.

— Некоторые вещи не меняются, — безразличным тоном произнес он.

Однако сам он изменился.

Джинни посмотрела в его лицо, когда-то до боли в сердце родное, а теперь совершенно изменившееся. Юноша стал мужчиной. Годы сделали его гораздо более привлекательным — а ведь ей казалось, что такое невозможно. Черные волосы и синие глаза всегда были поразительным сочетанием, но с возрастом юношеские черты сделались резче и завершеннее. Теперь он предпочитал более короткие волосы — мягкие волны, раньше ниспадавшие почти до плеч, были подстрижены чуть ниже ушей. Сильно загорелая кожа обветрилась от непогоды и носила следы боевых шрамов, и в целом он стал выглядеть более сурово и мужественно — почти опасно.

Несмотря на несомненную привлекательность Дункана, в душе Джинни ничто не шевельнулось. Она смотрела на него и ничего не чувствовала. Он убил то, что было между ними много лет назад.

— У нас не так уж много времени, — сказал он. — Твой выстрел наверняка услышали. — Дункан покачал головой. — Поверить не могу, что ты это сделала!

Он старался не показать, как ему больно. Губы изогнулись в усмешке, и на левой щеке появилась ямочка. Джинни судорожно вздохнула — все это было ей так мучительно знакомо! Сердце ее отчаянно колотилось — Джинни охватила паника при мысли о том, что oна может потерять из-за его возвращения.

— Зачем ты здесь, Дункан?

— Я вернулся, чтобы доказать свою невиновность. — Он посмотрел на нее. — Мне нужна твоя помощь.

Лицо его оставалось бесстрастным, но Джинни знала, чего ему стоило это сказать.

— С какой стати я буду тебе помогать? Ты думаешь, что я тебя предала? — Она не сумела удержаться от нотки горечи в голосе.

Его лицо не дрогнуло.

— А мне казалось, что ты это отрицала, — парировал он.

И обмяк, упал на спину, не в силах больше стоять на коленях, но Джинни не шевельнулась, чтобы помочь ему. Сострадание, которое она, возможно, почувствовала, выстрелив в него, поблекло перед опасностью, которую несло его возвращение. Однажды он едва не погубил ее, но другой такой возможности у него не будет.

Теперь на карту поставлена не только ее жизнь. Она прищурилась:

— Значит, теперь ты хочешь меня выслушать? — Джинни жестко рассмеялась. — Ты опоздал на десять лет. Не следовало тебе возвращаться, Дункан. Единственное, что тебя здесь ждет, — это петля. И я буду счастлива помочь накинуть ее тебе на шею.

Глава 2

За десять лет до этого
Замок Стерлинг, Стерлингшир, 1598 год, конец лета
Может быть, все будет не так уж и плохо.

Джинни Грант стояла между отцом и тетушкой в центре большого зала замка Стерлинг, чувствуя, как напряжение понемногу уходит из ее тела. Чуть позже она даже поймала себя на том, что улыбается — по-настоящему улыбается — одному из тех кавалеров, которым ее представили, и поняла, что ей действительно весело. Значит, беспокоилась она напрасно?

Когда ее отец, вождь клана Грантов из Фруи, начал требовать, чтобы она — по настоянию короля Якова — сопровождала его, Джинни сопротивлялась, ожидая худшего. Косых взглядов. Обидных замечаний. Шепотков, как те, что сопровождали ее еще девочкой.

Падение ее матери случилось восемь лет назад. С неизбежностью рассвета возникли новые скандалы и заменили тот. Они прибыли в замок и обнаружили, что там живо обсуждают одну из придворных дам королевы, с позором отосланную от двора.

Джинни не знала всех обстоятельств случившегося, но ни под каким видом не смогла бы радоваться чужой беде. Она провела почти половину жизни в тени скандала своей матери. Дженет Грант сбежала с «проклятым англичанином» (отец не разлучил эту парочку), когда Джинни было всего девять лет.

Она слишком хорошо знала, как скандалы и сплетни засасывают всех, соприкоснувшихся с бедой, — даже невиновных. Особенно невиновных.

Джинни несколько раз обмахнулась веером, пытаясь охладить пылающие щеки, но только всколыхнула душный жаркий воздух. С потолка свисали четыре огромные люстры со множеством горящих свечей, освещавшие зал волшебным сиянием. Хотя свечи были прекрасны, они очень нагревали воздух. Впрочем, жара и шум только усиливали возбуждение, пронизывающее зал.

— Должно быть, это и есть ваша дочь, — произнес какой-то мужчина.

— Да, — ответил отец. — Моя старшая дочь Джин. — Он повернулся к девушке: — Дочь, познакомься с нашим старым другом, лэрдом Мензиса.

Мензис. Замок Мензис в Пертшире, недалеко от места, где выросла ее мать.

— Не настолько уж я стар, чтобы не восхититься красивой девушкой, — хмыкнув, сказал лэрд, взял ее за руку, обтянутую перчаткой, и отвесил изящный поклон. Покачав головой, он негромко произнес: — Эти волосы я узнаю где угодно.

Джинни замерла, приготовившись к тому, что неизбежно должно было последовать за этим. За словами о ее волосах неизменно следовал понимающий кивок головой и неминуемое «в точности, как у матери». Словно рыжие волосы являлись отличительным знаком пылкого и дерзкого, а иногда и безрассудного характера.

Слова лэрда Мензиса задели не только Джинни; отец тоже напрягся.

Но к ее изумлению, пожилой лэрд вместо колкости произнес:

— Ваша мать своей красотой и улыбкой могла осветить любую комнату. Столько энергии, столько легкости! Она была глотком свежего воздуха. — Он улыбнулся и задумчиво покачал головой. — Я очень опечалился, узнав, что ее не стало. — Лэрд посмотрел на Джинни, и морщинки вокруг его глаз сделались глубже. — Я больше никогда никого подобного не встречал, но вижу, что и в вас есть ее черты.

Не услышав ни малейшей враждебности в его голосе, Джинни не стала возражать. Их взгляды встретились, и в его глазах она увидела только доброту.

Она вспыхнула и пробормотала «спасибо». Ей так давно не говорили добрых слов о матери, что она не нашлась, что ответить. Слишком часто ей напоминали о плохом, и она совсем забыла о хорошем.

Воспоминания о матери были смутными и возникали лишь отдельными картинками. Ее звонкий смех. Аромат розовой воды и французского шампанского, которое она обожала. Густые рыжие волосы, так похожие на пылающий костер волос Джинни в отблесках свечи. Необыкновенной красоты бальные платья, при виде которых английская королева Елизавета позеленела бы от зависти.

Дженет Грант страстно любила двор короля Якова во дворце Холируд и терпеть не могла возвращаться в негостеприимные «дебри» Шотландского нагорья, поэтому по возможности избегала его. Она напоминала Джинни красивую бабочку, то впорхнувшую в ее жизнь, то улетевшую опять.

Впорхнувшую — вот самое подходящее слово. Ее мать никогда не следовала путями долга, она шла туда, куда вели ее желания. Она вообразила, что влюбилась в Гранта, лэрда Фруи, и вышла за него замуж. Родив четверых детей, поняла, что не любит больше мужа, ходившего перед ней на задних лапках, вообразила, что влюбилась в «проклятого англичанина» (по-другому его в их доме не называли), и сбежала с ним.

Что до Джинни, то она по-прежнему с болью вспоминала о побеге матери. И ей не становилось легче от того, что мать быстро пожалела о нем. Трагедия уже произошла. Доналд Грант отказался принять ее обратно. Любовь к жене не вынесла удара, нанесенного его гордости. Несмотря на нормандских предков, отец был до последней капли крови гордым вождем горцев — и не склонен к прощению.

Ее красивая пылкая мать погибла около года назад в карете, перевернувшейся в результате сумасбродного пьяного пари, и оставила Джинни, свою старшую дочь, подбирать осколки разбитой жизни, вдобавок обременив ее мыслями об опасностях импульсивных поступков.

— Джин ничем не похожа на свою мать, — резко бросил ее отец.

Поняв свою оплошность, лэрд Мензис пробормотал слова извинения и отошел.

Джинни хотелось как-то изменить тревожное выражение на лице отца, заверить его, что он сказал правду, что она ничуть не похожа на мать и ничто на свете не заставит ее повести себя так же безрассудно.

Но если она это скажет, то ранит его еще сильнее, поэтому девушка просто дала обещание самой себе и сменила тему.

Ожидание окончено. Лэрд Грант прибыл.

Дункан Кэмпбелл осмотрел толпу, выплеснувшуюся во двор и прочно перекрывшую вход в большой зал.

Он дожидался уже несколько дней, когда прибудет Грант, и теперь, когда тот наконец здесь, Дункан рвался скорее все решить. Его отец, могущественный Кэмпбелл Охинбрек, отправил его ко двору, чтобы убедить вождя клана Грантов объединить силы с королем и Кэмпбеллами в грядущей битве с графом Хантли. Отец дал Дункану шанс проявить себя, и он не собирался эту возможность упускать. Поэтому Дункан, вежливо улыбаясь и раскланиваясь, продолжал продвигаться вперед.

Его догнал младший брат, Колин, е большим трудом пробравшийся сквозь толпу.

— Черт возьми, Дункан, помедленнее нельзя? Господи, брат, должно быть, ты ослеп. Очаровательные груди леди Маргарет так плотно прижимались к твоей руке, она буквально преподнесла их тебе на блюде!

Дункан опустил взгляд вниз, на брата. Восемнадцатилетнего Колина мало что интересовало больше, чем пара прелестных женских грудок. Дьявольщина, Дункан в свои двадцать один тоже не успел потерять к ним интереса. Он изогнул бровь.

— Я видел.

— А ты даже не остановился и не сказал ни одного доброго слова! — негодовал Колин. — Это поле, может, уже неплохо вспахано, но с него все равно можно собрать богатый урожай. Я слышал, она девица пылкая. И, занимаясь любовью, кричит в полный голос. Томас говорит, ему пришлось закрывать ей рот ладонью, чтобы она не разбудила весь замок.

Дункан нахмурился. Легко ли Маргарет одаривает мужчин своей благосклонностью или нет, — ему не нравилось, что младший брат так грубо отзывается о женщинах.

— Сейчас не до развлечений, Колин. Остынь немного.

— Сколько тебе нужно времени? — Колин замолчал, потому что к ним приближалась та самая молодая женщина, с интересом глядя на обоих братьев. Она проплыла мимо, соблазнительно покачивая бедрами, и юноша проводил взглядом ее округлые ягодицы. Только когда леди Маргарет скрылась из виду, Колин снова обернулся к брату: — Девица просто с ума сходит по тебе. Грант только что появился. Уж, наверное, разговор с ним может часок подождать!

— Чем раньше я с ним поговорю, тем скорее сумею убедить его. И тогда он быстрее вернется к себе в Каслсуин и подготовит людей к сражению.

— У тебя в голове только одна мысль! — тряхнув головой, воскликнул Колин.

Выражение отвращения на лице брата вызвало у Дункана кривую усмешку. А увидев, что Колин провожает взглядом очередную хорошенькую девушку, он рассмеялся и сказал:

— У тебя тоже, братец.

Колин, не отрицая, ухмыльнулся.

Для незаконнорожденного Дункан оказался в более выгодном положении, чем большинство таких, как он. Когда мать бросила его, отец привез сына в свой замок и воспитал вместе со сводными братьями и сестрой, обращаясь со всеми одинаково. А если совсем честно, то отец с трудом скрывал свое особое расположение к внебрачному сыну. Однако наследником лэрда Охинбрека и следующим лэрдом был Колин, младше Дункана на три года. Даже отцовская любовь не могла этого изменить.

Но Дункан твердо решил, что обстоятельства его рождения ему не помешают. Он много трудился для того, чтобы достичь сегодняшнего положения, и считал, что это ему удалось. Его сделали капитаном, он стал правой рукой своего кузена, графа Аргайлла, несмотря на свое происхождение.

Это было хорошее начало, но Дункан твердо вознамерился достичь большего.

Вернувшись к своему сегодняшнему делу, Дункан возобновил поиски Гранта.

И внезапно замер.

Его привлек смех. Мягкий и нежный, искренний и полный естественной радости, он казался неуместным в толпе пресытившихся придворных. Девушка была красавицей, отрицать невозможно — густые рыжие вьющиеся волосы, большие зеленые глаза, безупречная кожа и изящные черты лица. Зал был полон красивыми девушками. Но в этой таилось что-то, проникшее ему прямо в душу и всколыхнувшее ее с коварством водоворота. Что-то искреннее, изначальное.

Перед его глазами мелькнула картинка — она, нагая, в его объятиях, щеки пылают, губы чуть приоткрыты, глаза расширились от наслаждения. Образ оказался настолько ярким, настолько реальным, что тело Дункана отреагировало мгновенно. В жилах закипела кровь, устремившись в промежность. Результат последовал незамедлительно и очень некстати.

Что за чертовщина с ним творится? Он ведет себя как неискушенный мальчишка.

— Что случилось? — спросил Колин.

— Ничего, — ответил Дункан, очнувшись от временного столбняка, Брат с любопытством смотрел на него. — Та девушка, — спросил Дункан, кивнув в ее сторону, — кто она?

Колин странно посмотрел на него.

— А догадаться не можешь? — В смысле?

— Она стоит рядом с человеком, чьего появления ты так терпеливо дожидался всю последнюю неделю.

Растерявшись от того, что мог пропустить столь важное событие, Дункан снова посмотрел в ту сторону и увидел, что девушка обменялась ласковым взглядом с пожилым мужчиной, стоявшим рядом с ней с заботливым видом. Тем самым мужчиной, которого он так старательно искал. С лэрдом Грантом. Было сразу видно, что эти двое очень близки между собой.

— Должны быть, это его дочь, — добавил Колин. — Ты же знаешь, что случилось с его женой?

Дочь Гранта? Дьявольщина. Дункан ощутил резкий укол разочарования. Ему не требовалось объяснять, что это значит. Невзирая на повышение в отряде отца, внебрачный сын не мог рассчитывать на брак с дочерью влиятельного горского вождя.

Он плотно стиснул зубы. Нет смысла злиться на то, что изменить невозможно. Грант здесь, а остальное не важно. Надо выполнить задание.

Дункан успел сделать всего несколько шагов вперед, как его остановил кузен, Арчибальд Кэмпбелл, могущественный граф Аргайлл:

— Вот ты где, Дункан! А я тебя ищу. Пойдем, тут кое-кто хочет с тобой поговорить.

Дункан нахмурился.

— Но Грант уже здесь!

— Грант подождет! — отрезал кузен и улыбнулся. — А король — нет. — Увидев рядом Колина, Арчи небрежно бросил: — Ты тоже можешь пойти.

Дункан проследовал за кузеном в небольшую комнату рядом с залом. Ему бы следовало трепетать от радости — и несколько минут назад так бы и случилось. Но сейчас он чувствовал только разочарование.

И это разочарование не имело ничего общего с Грантом, зато имело прямое отношение к его дочери.

Ну вот опять, подумала Джинни. Странное ощущение, что за ней наблюдают. Она почувствовала это раньше, но, оглядевшись и не заметив ничего необычного, решила, что это ей почудилось.

Слушая вполуха стоявшую рядом Элизабет Рамзи — та через две минуты после знакомства с упоением кинулась посвящать Джинни в подробности последнего придворного скандала, — Джинни еще раз попыталась отыскать источник странного ощущения.

И замерла, тотчас же заметив его, хотя он в ее сторону не смотрел. Невозможно было не заметить. Высокий, широкоплечий, худощавое тело натянуто, как тетива, — он резко выделялся среди придворных и немногочисленных горцев, прибывших сюда, как и ее отец, по призыву короля.

Ее тело словно запело, наполнившись какой-то странной энергией. У него были неземные глаза — чистая синева, которая могла принадлежать только небесам. Контраста с черными волосами, мягкими волнами падавшими почти до плеч, хватило, чтобы сердце Джинни перестало биться.

Слова «красивый» было явно недостаточно, чтобы описать его внешность.

Он с любопытством изогнул бровь, и Джинни покраснела, сообразив, что откровенно уставилась на него. Но глаз отвести не смогла.

Должно быть, отсутствие девичьей скромности его позабавило; на лице появился намек на улыбку, а на левой щеке обнаружилась ямочка. На таком серьезном лице она выглядела очаровательно неуместно, и сердце Джинни снова ухнуло.

Его взгляд переместился на мужчину, который стоял рядом с ним и что-то говорил, и связь нарушилась.

— Кто вон тот молодой человек? — спросила она у Элизабет, и прежде чем девушка успела ответить, Джинни узнала того, кто стоял возле него. — Тот, что стоит рядом с графом Аргайллом.

Элизабет тоже взглянула в ту сторону, и в ее глазах появилось мечтательное выражение.

— Его кузен, Дункан Кэмпбелл. Разве он не великолепен?

— Кузен Аргайлла? — переспросила Джинни, плохо пряча свой интерес.

Глаза Элизабет Рамзи озорно сверкнули.

— Даже и не мечтай. Во всяком случае, о постоянных отношениях. — Она хихикнула. — Я бы и сама не отказалась объездить этого жеребца.

Глаза Джинни изумленно расширились — она не ожидала услышать такую непристойность, но Элизабет этого не заметила, продолжая голодным взглядом пожирать мужчину по имени Дункан.

— Он внебрачный сын Кэмпбелла из Охинбрека.

Джинни кольнуло разочарование. Пусть Элизабет груба, но она ничего не скрывает. Незаконнорожденный сын, даже если его отец — могущественный человек вроде Кэмпбелла из Охинбрека, — неподходящий кавалер для дочери Гранта из Фруи.

Правда о его происхождении должна была отпугнуть ее, но в этом мужчине было что-то особенное. Что-то, возвышавшееся над обстоятельствами его рождения. Властность и несомненный облик человека, знающего, чего он стоит.

Беседуя с кузеном, Дункан невольно отмечал все усиливающийся ропот в зале — шепчущиеся голоса напоминали шелест листьев, подхваченных порывом ветра. И дочь Гранта явно оказалась в эпицентре бури.

Заметив, что она смотрит на него с невинной откровенностью, Дункан захотел к ней подойти, несмотря на то что она уже не стояла рядом с отцом. Но тут ее что-то отвлекло, и она решительно подошла к какой-то молодой женщине.

Странным было то, что больше никто к ним не присоединился.

— Ты слышал хоть слово из того, что я сейчас сказал? — спросил Аргайлл, и его раздраженный голос привлек внимание Дункана.

— Что это там происходит? — полюбопытствовал он, указав на обеих девушек.

Аргайлл вскинул бровь:

— А мне казалось, ты не любитель сплетен.

Дункан сердито посмотрел на кузена; тот отлично знал, что Дункан их не терпит.

Аргайлл тряхнул головой, поняв, что Дункан заинтересован, и пожал плечами.

— Просто последний придворный скандал. Вроде бы одна из фрейлин королевы отправилась в постель, поставив свечу слишком близко к занавесям на кровати. Пожар потушили быстро, но он, конечно, вызвал суматоху. Когда слуги примчались с водой, они увидели леди совершенно голую. — Граф помолчал для пущего эффекта. — К несчастью для нее, мужчина в постели оказался не ее мужем.

— А какое отношение это имеет к тем девушкам?

— Темноволосая — это ее сестра, леди Кэтрин Мюррей. — Арчи пристально смотрел на Дункана. Слишком пристально. — А вторая — дочь Гранта. Но мне кажется, что это тебе уже известно:

Дункан кинул на него сердитый взгляд и прищурился. Значит, Кэтрин все избегают, а дочь Гранта решила ее поддержать? Молодец.

— Странная парочка, — заметил Арчи. — Казалось бы, дочь Гранта должна держаться от нее как можно дальше.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Ты что, не помнишь жену Гранта? Она вызвала много толков, когда сбежала с англичанином.

Взгляд Дункана посуровел. Он с трудом подавил в себе гнев — уж кто-кто, а он слишком хорошо все понял.

— Представь меня, — сказал он. Кузен смерил его взглядом.

— Это еще зачем? Дункан повернулся к нему:

— Потому что сейчас ты пригласишь леди Кэтрин на танец.

Арчи даже не попытался скрыть веселое изумление:

— И с какой стати я должен совершить столь благородный поступок?

Уголок рта Дункана дернулся вверх.

— Потому что уж такой ты человек. — Он помолчал. — Просто тебе нужно время от времени об этом напоминать.

Это было ужасно. С ними никто не разговаривал. Джинни понимала состояние Кэтрин, чувствовала, с каким трудом она держала себя в руках. Девушка по собственному опыту знала, что только гордость помогает леди Кэтрин удержаться от слез.

Воспоминания о годах, последовавших за скандальным побегом матери, обрушились на Джинни жаркой болезненной волной. Позор. Стыд. Одиночество.

Она подняла взгляд и увидела, что рядом с ними стоят Дункан Кэмпбелл и его кузен, один из самых могущественных людей в Шотландии.

Джинни едва слышала голос Аргайлла, говоривший положенные слова представления. Она не могла отвести глаз от мужчины, стоявшего перед ней. Не могла скрыть свою горячую благодарность.

Боже милостивый, когда он так близко, то выглядит еще привлекательнее! Синие глаза и черные волосы — от этого сочетания захватывает дух. Четкие черты его лица были словно вырезаны острыми углами и прямыми линиями. Он оказался моложе, чем ей показалось сначала; ее ввело в заблуждение впечатление властности и решительности. Наверное, он всего на несколько лет старше ее.

И высокий — гораздо выше, чем ей казалось. Джинни была ростом пять футов и шесть дюймов, а он возвышался над ней почти на фут, но не угрожающе, а на удивление успокаивающе. А плечи… ее охватил странный трепет. Широкие и мощные, черная ткань камзола едва не трещала на крепкой груди.

Он обладал сложением и духом воина — мужчины, который будет оберегать и защищать до последнего вздоха.

Он взял руку леди Кэтрин и склонился над ней, потом проделал то же самое с рукой Джинни.

От первого же прикосновения дыхание у нее перехватило. Джинни словно окатило жаром, и каждая клеточка в ее теле ожила. Она хотела, чтобы он держал ее за руку вечно. Их взгляды встретились, и Джинни поняла, что он заметил ее реакцию. А может быть, и сам ощутил то же чувство, потому что ладонь не отпускал. На мгновение Джинни показалось, что и не отпустит, но тут он неохотно убрал свою руку.

Сердце ее колотилось слишком быстро, а внутри все словно металось, как лодка в шторм.

Что с ней происходит?!

Мужчины по очереди задали им несколько вежливых вопросов, и даже звук голоса Дункана странно действовал на Джинни. Густой низкий тембр и чувственный ритм гэльского языка словно проникали ей прямо в душу.

Кузены переглянулись, и Аргайлл сказал:

— Я слышал, что сейчас начнется рил.[3] Почту за честь, если вы согласитесь потанцевать со мной, леди Кэтрин.

Выражение облегчения, возникшее на лице девушки, заставило сердце Джинни затрепетать от счастья. Пригласив Кэтрин на танец, Аргайлл — первый после короля по могуществу в этом зале — оказал ей невероятную поддержку.

Леди Кэтрин с радостью согласилась, и Джинни подняла взгляд на мужчину, стоявшего перед ней.

— Спасибо, — прошептала она. — Он кивнул, не делая вид, что не понял. — Вы даже представить себе не можете, что это для нее значит.

Уголок его рта приподнялся.

— Думаю, понять нетрудно.

Их взгляды встретились, и между ними что-то промелькнуло. Нечто сильное и значительное. Джинни испытывала странное ощущение — ей казалось, что она в точности понимает, что он имеет в виду.

— А вы, миледи, согласитесь со мной потанцевать?

В данный миг она пошла бы за ним куда угодно, если бы это означало, что можно побыть рядом чуть дольше. На лице Джинни расплылась улыбка.

— С удовольствием.

Он взял ее за руку и повел в центр зала.

Джинни надеялась, что он никогда ее не отпустит. Будущее внезапно показалось ей волнующим и полным радужных надежд.

Глава 3

После двух недель тайных встреч Джинни еще сильнее убедилась, что Дункан — ее мужчина.

И риск был оправдан.

Сердце ее трепетало, как крылышки колибри. Предвкушение счастья и опасность — неизъяснимое сочетание. Все ее чувства обострились, она прислушивалась к каждому шороху. Длинные узкие коридоры, освещенные факелами, казались запретным лабиринтом, состоявшим из холодного камня и темных теней.

Надвинув пониже капюшон плаща, она старательно прятала лицо, бесшумно пробираясь по извилистым переходам замка, медленно выбирая путь к большому залу.

Звуки голосов людей, направлявшихся в ее сторону, заставили сердце подскочить прямо к горлу. Джинни быстро нырнула в нишу, чувствуя, как кровь шумит в ушах, и увидела нескольких проходивших мимо мужчин. Судя по лязганью металла, это стража. Только когда их шаги замерли вдали, она осмелилась выдохнуть.

Едва не попалась. Джинни решила передохнуть. Может, лучше повернуть назад? Если ее обнаружат, грянет беда. Ей придется срочно подыскивать какое-то оправдание тому, что она здесь.Поздний поход в гардеробную? Полночный голод? Глоток свежего воздуха? Она поморщилась, отчетливо представив себе ехидные смешки. Существует только одна причина, по которой юная леди может среди ночи бродить в одиночку по замку, и все в точности будут знать, что она собиралась сделать.

Меньше всего Джинни предполагала, что ей когда-нибудь придется назначать тайное свидание. Если бы братья и сестры увидели ее сейчас, они бы не поверили своим глазам.

Джинни вздохнула и покачала головой. Вот вам и добродетель. Она всегда старалась подавать хороший пример своим младшим братьям и сестрам, поэтому сегодняшняя ситуация казалась особенно поразительной.

Это совсем другое, сказала себе Джинни. Она никогда раньше не влюблялась, во всяком случае, не так, как сейчас. Дункан Кэмпбелл — это мужчина, которым можно только восхищаться.

Он был прирожденным вожаком, с осанкой и властностью вождя клана. Казалось, что он предназначен для высокого положения, и его семья наверняка это признавала. Отец назначил его капитаном войска и управляющим Каслсуина, но, помимо этого, он и к кузену был гораздо ближе, чем Джинни думала поначалу. Говорили, что Дункан — правая рука Аргайлла.

И он выбрал ее, выделил из остальных женщин, жаждавших его внимания. Он редко танцевал, а когда все же позволял себе это, то только с ней либо с женой одного из своих товарищей. Он словно искал поводу чтобы увидеть ее, — например, недавно присоединился к утренней охоте. Все это особенно возбуждало, потому что Джинни чувствовала — Дункан меньше всего склонен волочиться за женщинами. Он прибыл ко двору по какому-то важному делу. И все-таки он за ней ухаживал.

— Давай встретимся, — предложил он.

Любому другому мужчине она бы мгновенно сказала «нет». Но Дункану отказать было невозможно. Если бы он собирался соблазнить ее, то так бы и сказал, а не предлагал совместно искупаться в полночь. Он просто излучал благородство и достоинство. Джинни ему доверяла.

— Я не могу, — слабо запротестовала она, но они оба знали, как сильно ей хочется сказать «да». Она закусила губу. То, что Дункан ей предлагал, было возмутительно, невозможно… да так ли? — Если нас кто-нибудь увидит…

— Не волнуйся, я обо всем позабочусь. Ты не пожалеешь. — Его глаза потемнели от страсти, и тело ее затрепетало. Везде. Трепет все усиливался, становился все требовательнее с каждым днем. — Сегодня ночью будет очень жарко. Только представь себе, как освежает вода в озере! Ты же говорила, что любишь плавать? Я обещаю, что мы будем только купаться при полной луне, и больше ничего. — Он замолчал и заглянул ей в глаза. — Мы сможем побыть наедине. — Дункан протянул руку, чтобы убрать с ее лица прядку волос, и Джинни резко втянула в себя воздух. Он провел загрубевшей подушечкой большого пальца по ее щеке. Его прикосновение было нежным и вызвало удивительные ощущения.

Она украдкой оглянулась, боясь, не заметил ли кто-нибудь такого интимного жеста. Но толпа, собравшаяся в зале, была увлечена танцами и превосходным кларетом, и некому было обратить внимание на зарождающуюся любовь между юной дочерью Гранта из Фруи и внебрачным сыном Кэмпбелла из Охинбрека. Джинни подозревала, что брат Дункана, Колин, догадался обо всем, но он уехал еще неделю назад.

И тут Дункан привел самый веский аргумент:

— Я скоро уеду. Может быть, уже завтра.

Ее сердце сжалось. Одна мысль об этом вызвала панику. Когда она снова его увидит? Может быть, он просит о свидании, чтобы они обсудили их будущее? Дункан не дал ей ответить, он отошел раньше, чем она успела сказать «нет». Но его взгляд… словно он знал, что искушение слишком велико и она не сумеет ему воспротивиться.

И все-таки Джинни не собиралась идти. Она хорошо усвоила урок, полученный от матери. Но посеянное семя уже дало свои ростки. В глубине души Джинни знала, что жаждет с ним встретиться, и очень скоро у нее не осталось сил убеждать себя в обратном. Она долгие годы вела себя осторожно. Но не в этот раз. «Я не моя мать».

Возможность побыть с ним наедине после минут, украденных в течение этих двух недель под бдительным оком отца и тетушки, была слишком соблазнительной, чтобы отмахнуться от нее. Они так старались избежать подозрений, но легкого флирта во время коротких танцев было явно недостаточно. Джинни хотела, чтобы он ее обнял, хотела посмотреть в эти пронзительные синие глаза и услышать слова, до сих пор не сказанные им. Ощутить его губы на своих — в первый раз.

В ней нарастала какая-то потребность, какое-то беспокойство, которого она толком не понимала. И боялась, что, если она этой возможностью не воспользуется, Дункан Кэмпбелл будет потерян для нее навсегда.

Внезапно ее талию обвила чья-то рука, и Джинни оказалась прижата к груди твердой, как каменная стена. Она едва не закричала, но он прижал ладонь ей к губам и прошептал на ухо:

— Тихо, тихо, это я.

Сердце снова забилось, и Джинни остро ощутила, как ее тело прижимается к нему. Она никогда не оказывалась так близко к мужчине. Ощущение странное… и возбуждающее. Его тело оказалось твердым как гранит, и она сразу почувствовала себя в безопасности и под защитой.

Но он напугал ее до полусмерти.

Она повернулась к нему, собираясь отчитать его как следует, но Дункан приложил палец к губам, призывая ее к молчанию. Однако в глазах искрился смех.

Дункан сменил придворный наряд на простую рубашку, килт и плед. Она впервые видела его в шотландском национальном наряде и очень удивилась, поняв, как тот ему идет. Впрочем, она подозревала, что даже в лохмотьях Дункан будет выглядеть, как король, — за счет врожденного благородства и горделивой внешности. Но простая рубашка и плед только подчеркивали его мужественность и давали Джинни возможность увидеть в нем не придворного, а воина, которым он заслуженно считался.

Они дошли до бокового выхода в стене. Дункан шепотом велел Джинни надвинуть капюшон плаща и крепко обнял ее за плечи. Стражнику у ворот он сказал, что идет на «небольшую прогулку» со своей подружкой. Джинни почувствовала, как щеки ее побагровели.

— Это кузен Аргайлла, пропусти его, — произнес второй стражник.

Когда они отошли достаточно далеко от ворот и Дункан отпустил ее, Джинни накинулась на него:

— Они решили, что я одна из твоих девок! — Девушка прищурилась. — И как часто ты сюда ходишь, Дункан Кэмпбелл?

— Сегодня впервые, — ответил он примирительно, слегка улыбнувшись. — Мы с кузеном частенько выбираемся из замка, чтобы выпить по кружке эля в деревне, вот и все. — Пока Джинни решала, стоит ли ему верить, он добавил: — Прости, что смутил тебя, но я подумал, что так нам не будут задавать лишних вопросов.

Они шли по дорожке, ведущей вниз со скалы, на которой располагался замок Стерлинг, и неловко молчали. Наконец Дункан произнес:

— Ты все-таки пришла, — словно так до конца и не поверил в это.

— А ты думал, что не приду?

Дункан Кэмпбелл смотрел на девушку, спрятавшуюся под капюшоном плаща, все еще не веря, что она с ним. Джинни Грант околдовала его. И дело было не только в роскошных рыжих волосах, изумрудных глазах и коже — такой гладкой и нежной, что невольно вспоминались богини, нимфы, наяды и прочие неземные существа. И не в ее стройной изящной фигуре, и даже не в мягких округлостях упругой девичьей груди, спрятанной под жесткой тканью корсажа. (Хотя, как любой мужчина двадцати одного года, он время от времени опускал на нее глаза.)

Причина была в ее непосредственности, в неутомимой энергии, которая, казалось, вскипала внутри ее радостными пузырьками, несмотря на попытки спрятать ее за внешне благопристойными манерами. Дункан лучше любого другого понимал, почему она так старалась подавить свою природную живость. Им обоим пришлось жить запятнанными: ему — из-за происхождения, ей — из-за скандала с матерью. Уж он-то хорошо знал, что значит быть брошенным ребенком.

И все же, несмотря на то, что Джинни пришлось пережить, она не утратила живости духа. А для серьезного Дункана такая жизнестойкость служила своего рода эликсиром бодрости. Он понимал, что эта девушка не для него, но ничего не мог с собой поделать.

Раньше он никогда не терял головы из-за мимолетных романов: ради всего святого, вот-вот начнется война с Хантли, до увлечения ли тут? И вот он крадется прочь из замка, чтобы в полночь поплавать в озере наедине с этой прекрасной девушкой.

До встречи с Джинни перед Дунканом стояла единственная цель — создать себе имя и заслужить хорошее будущее, которое принадлежало бы ему по праву, невзирая на происхождение.

До сих пор ему не приходилось сталкиваться с неизбежными в таких случаях ограничениями. Брак казался чем-то далеким, просто средством еще немного продвинуться вперед. Но с первого же мгновения, увидев Джинни Грант, он потерял голову и захотел ее с такой силой, — с какой до сих пор не желал никого и ничего. Однако ему пришлось проглотить горькую пилюлю — Дункан прекрасно понимал, что происхождение может помешать ему получить эту девушку, и впервые в жизни испытал горечь.

Тем более удивительным оказалось то, что Джинни ясно дала ему понять — его происхождение ничего для нее не значит. Она так охотно отвечала на его ухаживания, что Дункан в самом деле позволил себе поверить, будто у них есть общее будущее.

Он схватил девушку за запястье и повернул к себе. Их тела не соприкоснулись, но он словно запылал просто от того, что она рядом. Кожа ее была неправдоподобно нежной, как у младенца.

Она вглядывалась в его лицо, задержавшись на губах. Дункан замер. Вспышка желания и порыв поцеловать ее охватили его тело как огнем. Он услышал, как она резко втянула в себя воздух, и понял, что Джинни тоже это ощутила — отчаянную тягу, что влекла их друг к другу.

Его взгляд опустился на ее губы. Они слегка приоткрылись. Господи, они такие мягкие и сладкие на вид… легкий цветочный аромат окутывал Дункана, притягивал его все ближе. Только разочек…

Дункан вздохнул и отпустил ее руку. Он пригласил девушку сюда вовсе не для того, чтобы соблазнить ее.

Но он понимал, что играет с огнем. Дункан не мог смотреть на нее, не возбуждаясь. Он просто терял контроль над собственным телом, поддаваясь недугу, изводившему молодых людей его возраста, — одержимости одним-единственным желанием.

Джинни потупилась, но Дункан видел ее покрасневшие щеки, словно она не понимала, почему он ее не поцеловал. Проклятие, да он же просто пытается уберечь ее! Иногда приходилось напоминать себе, до чего она, черт возьми, юна и невинна.

— Пойдем, — ласково произнес он, показав на дорожку, вьющуюся среди деревьев на север. — Озеро совсем рядом. — Было темно, но луна давала достаточно света, чтобы не натыкаться на редкие березки.

Жар все еще пылал в его теле. Не доверяя себе, Дункан больше не стал брать ее за руку. Несколько минут они шли молча. Ему очень нравилось это в Джинни — он одинаково уютно чувствовал себя и когда разговаривал с ней, и когда молчал.

— А как ты ускользнула от своей зоркой надсмотрщицы? Джинни виновата посмотрела на него.

— Моя тетушка любит выпить бокал кларета перед сном. Дункан ухмыльнулся:

— Дай-ка догадаюсь! Сегодня ты позаботилась о том, чтобы ей досталось несколько бокалов?

Джинни закусила губу. Эта невинная девическая привычка привлекла его внимание к ее роскошному чувственному рту, к полным розовым губкам, вызывая отнюдь не невинный отклик. Такой ротик может довести любого мужчину до неистовства.

— Вообще-то я отослала ей наверх целый графин, — созналась девушка. — Решила не полагаться на случай.

Дункан фыркнул, оценив такую предусмотрительность и изобретательность.

— Что, ты уже проделывала такое раньше? Джинни в негодовании повернулась к нему.

— Разумеется, нет… — Она замолчала, увидев выражение его лица и поняв, что Дункан ее просто дразнит. Их взгляды встретились. Джинни засмеялась. От ее негромкого мелодичного смеха в груди у Дункана что-то встрепенулось, и он подумал, что стал бы самым счастливым человеком на свете, если бы до конца жизни мог слушать, как она смеется.

Он не верил в любовь, но невозможно объяснить по-другому то, что он чувствовал к Джинни Грант. Сила этих чувств тревожила его. Романтическая любовь — вотчина трубадуров, а не воинов.

Дункан, возможно, слишком торопился, но он впервые в жизни не мог остановиться. Когда дело доходило до Джинни, его хваленые рассудочность и самообладание куда-то исчезали.

Еще несколько минут — и они пришли к небольшому озеру. Не более полумили от замка, но они как будто оказались в совершенно другом мире. Окруженное деревьями с одной стороны и неровными ступенями, вырубленными в скале, с другой, озеро представляло собой настоящий оазис, более подходящий отдаленным отрогам Шотландских гор. Полная луна висела низко в небе, прямо над центром озера.

— Какая прелесть, — негромко произнесла Джинни. — Как ты его нашел?

Дункан пожал плечами:

— Сюда многие ходят. — Заметил гримаску Джинни и поправился: — Днем.

— Наверное, зря мы сюда пришли. Дункан вскинул бровь.

— Но ведь ты не собираешься сразу уйти?

Она закусила губу; маленькие белые зубки прижали мягкую розовую плоть.

— Не знаю…

Боже, она не представляет, что с ним делает! Дункан с трудом отвел взгляд от ее рта. Самое время охладиться. Он быстро скинул одежду и положил на землю оружие. Вместо двуручного меча и длинного лука, которые он предпочитал на поле боя, при дворе Дункан носил пистолет, короткий меч (просто украшение для придворных) и кинжал. Расстегнув толстый кожаный ремень, снял плед и бросил его рядом с остальными вещами. Оберегая невинность своей спутницы, он остался в льняной рубашке, достигавшей ему почти до колен.

Сверкнув лукавой улыбкой при виде вспыхнувших щек Джинни, Дункан произнес:

— Раздевайся! — подбежал к воде и нырнул. Холодная вода встряхнула, придала сил и немного охладила разгорячившуюся кровь. Дункан вынырнул довольно далеко от берега, но и оттуда видел, что Джинни никак не может принять решение. Она по-прежнему стояла на берегу, то и дело посматривая на воду.

Дункан немного поплавал, глядя на ее мучения и пытаясь удержаться от смеха.

— В воде так приятно! — поддразнил он. — Ты просто не представляешь, чего лишаешься!

Джинни подбоченилась и сердито взглянула на него.

— Ты не очень хороший человек, Дункан Кэмпбелл! Он ухмыльнулся:

— Я никогда и не утверждал этого.

Он услышал, как Джинни бормочет что-то не особенно лестное, потом руки ее взметнулись вверх, она развязала плащ, и тот соскользнул на землю. Дункан замер. Ему сразу расхотелось шутить, а оторваться от представления на берегу было просто немыслимо. Он никогда не видел ничего более чувственного, чем то, как раздевается Джинни. Настоящая пытка, но Дункан не мог отвести взгляд.

Простая льняная белая сорочка выглядела очень скромно, но тело Дункана словно охватило огнем — он сообразил, что только тонкая ткань скрывает от него наготу девушки. Ткань, которая намокнет и сделается прозрачной. Куда делось облегчение, которое всего лишь несколько мгновений назад принесла ему холодная вода? Его естество восстало, сделавшись твердым, как пика. Спасибо, что темная вода скрывает это от глаз Джинни.

Девушка скинула башмаки и вытащила из волос гребни. Длинные локоны упали на спину густой блестящей рыжевато-каштановой волной. Дункану хотелось зарыться лицом в их шелк, почувствовать, как они падают на его обнаженную грудь. Он едва не застонал, так живо все это предстало перед его внутренним взором.

Все сомнения исчезли. Джинни побежала к озеру и нырнула вслед за Дунканом.

Он увидел всплеск, а потом рябь, отмечающую ее путь под водой. Девушка плыла к нему. Он ждал, когда она вынырнет, и сердце его бешено колотилось, а тело буквально сотрясалось от желания. Как, черт возьми, ему удержаться и не прикоснуться к ней?

Она вынырнула в нескольких футах от Дункана. Мокрые волосы откинуты назад, на коже сверкают серебристые капли воды, а по лицу расплылась счастливая улыбка. Она хоть представляет, какая она красавица?

В груди защемило. Если раньше у него и возникали некоторые сомнения, то теперь они полностью испарились. Он ее любит. Любит так сильно, что дух захватывает. Дункан никогда не думал, что способен на такое чувство.

— Ты был прав, искуситель. Это действительно замечательно.

Она щедро плеснула ему в лицо водой. Дункан потряс головой и хищно уставился на нее.

— Значит, вот так вот, да? А тебе никто не говорил, что не нужно развязывать войну, в которой не сможешь победить?

И устремился к Джинни. Она весело завизжала и резво отплыла в сторону.

Ее глаза озорно засверкали. Девушка насмешливо покачала головой.

— И это бравый воин-горец? Я ожидала большего. Если хочешь поймать меня, тебе придется очень постараться.

С этими словами она скрылась под водой.

Дункан ухмыльнулся и поплыл следом. Он был самым быстрым пловцом в своем клане. В прошлом году на состязаниях во время Большого сбора он приплыл вторым, сразу после Рори Маклеода. В следующем году Дункан собирался стать первым.

Поэтому он не думал, что ему придется долго ее догонять, но Джинни его удивила. Может быть, ей недоставало силы, но она оказалась увертливой и стремительной.

Нужно отдать ей должное, плавает она быстро. Но недооценивает его.

Он немного отстал, внушая Джинни ложное чувство безопасности, а потом несколькими мощными гребками догнал ее, протянул руку, сомкнул пальцы на изящной лодыжке, потянул девушку к себе и обхватил за талию. Белоснежный лен ее сорочки вздулся, как парус, обнажив стройные красивые ноги. Она попыталась вырваться, но Дункан держал ее крепко, и все ее попытки приводили только к тому, что он все острее, все ближе ощущал ее тело рядом со своим. Они вынырнули на поверхность, жадно хватая ртом воздух. Дункан повернул ее лицом к себе.

Ее глаза блестели смехом. Джинни снова попыталась вырваться.

— Отпусти меня!

— Ну уж нет, — сказал Дункан, еще крепче прижимая ее к себе. Боже, ощущения были просто необыкновенные! Грудь к груди, бедро к бедру, ноги переплелись — он ощущал каждый дюйм ее восхитительного тела, от пышной груди до того сладкого места, где соединялись ее бедра. А упругие мышцы изящных ног!.. Казалось, что оба они обнажены, потому что между ними была только вода и мокрая ткань. «Я играю с огнем…»

Внезапно Джинни сообразила, что они находятся в очень интимном положении. И не оставалось никаких сомнений в том, что Дункан чрезвычайно возбудился. Глаза девушки расширились. Дункан услышал, как она негромко ахнула — но не шевельнулась. Невинное любопытство в ее взгляде только распаляло пламя его вожделения и усиливало его мучения.

— Ты сжульничал, — хрипло произнесла она.

Дункан остро ощущал, как тяжело поднимается и опускается ее грудь, как эти упругие холмики прижимаются к нему, как задевают его эти тугие соски… Он усилием воли вернулся к разговору. Сжульничал… Дункан изогнул бровь.

— Это как?

— Ты схватил меня за щиколотку. Он пожал плечами:

— На войне нет правил. Хороший воин пользуется любой возможностью.

— Бессовестный! — Джинни хихикнула и снова попыталась оттолкнуть его. На этот раз Дункан отпустил ее. Он не знал, сколько еще сможет обнимать Джинни и не поцеловать.

Она подплыла ближе к берегу и взобралась на плоский камень, нависший над водой. Дункан подтянулся на руках и сел рядом, заметив, как внимательно она смотрит на его руки. Впрочем, Джинни быстро отвернулась, смущенно порозовев. Он спрятал улыбку. Очевидно, бугристые мышцы, выпирающие у него на руках после долгих тренировок с тяжелым мечом, годятся не только для того, чтобы убивать врагов.

Джинни подтянула коленки к груди, скрыв от него свою наготу, но Дункан, не доверяя себе, все равно не смотрел в ее сторону. Они молча сидели и любовались серебряным отражением луны в темных колышущихся водах озера, и отдыхали.

— Ты скоро уезжаешь? — спросила она. Дункан кивнул:

— Да. Положение с Хантли все ухудшается. Мне нужно вернуться в Каслсуин и доложить обо всем отцу. — Он не знал, что именно ей известно о причинах его появления при дворе.

Король Яков был в ярости, видя, как упорствует непокорный граф Хантли, и намеревался обуздать великого лэрда. Хантли не только отказался отречься от католической веры или же покинуть страну, как предписывалось декретом прошлого года; его обвиняли еще и в том, что в сговоре с королем Испании он собирался возродить папистскую религию в Шотландии. Настойчивое упрямство Хантли являлось большим препятствием для короля Якова, пытавшегося провозгласить себя наследником — протестантским наследником — стареющей английской королевы.

— Что, будет война?

Очевидно, она знала достаточно много.

— Похоже, ее не избежать — разве только Хантли согласится подчиниться требованиям короля и отречется от веры.

— Но он этого не сделает.

— Вероятно, нет, — согласился Дункан.

— И ты пойдешь сражаться? — Она не смогла скрыть волнения.

— Да. — Казалось, что Джинни хочет что-то сказать, но Дункан перебил ее: — Это то, чем я живу, Джинни.

Девушка внимательно посмотрела на него и, чуть помолчав, спросила:

— А какую роль во всем этом будет играть мой отец? Дункан пожал плечами:

— Это решать ему. Но король надеется, что мы сумеем убедить его и он присоединится к нам. Надо сообща отстаивать правое дело.

Джинни покачала головой:

— Другими словами, король Яков рассчитывает извлечь выгоду из теперешней вражды между моим отцом и Хантли.

Очень проницательно. Ее отец был в бешенстве, узнав о роли Хантли в убийстве графа Мори — этого достаточно, чтобы разорвать отношения, отказаться от вассального долга и начать междоусобную вражду со своим лэрдом. Король надеялся, что сумеет еще глубже вбить клин между ними.

— Да, — признался Дункан.

Джинни наморщила носик.

— Полагаю, это возможно, но наша вражда с Хантли уже затихла. Она была жестокой, и я сомневаюсь, что мой отец захочет возобновить ее. Скорее он предпочтет остаться нейтральным — это не его битва. Гранты отреклись от католической веры много лет назад. — Она вытащила из-под себя ноги, опустила их в озеро и начала беспечно болтать ими в воде. Даже ее крохотные ступни с высоким подъемом выглядели восхитительно.

Дункан внимательно посмотрел на нее. При всей своей наивности она гораздо лучше разбиралась в политической ситуации, чем он мог предположить. Джинни почти дословно повторила ему ответ своего отца.

— Твой отец сказал почти то же самое, но скорее всего обстоятельства вынудят его принять чью-то сторону, хочется ему этого или нет. — И гораздо скорее, чем он думает. — Король приказал Аргайллу, своёму доверенному лицу, выступить в поход на Хантли до конца месяца… Ты близка со своим отцом?

Джинни усмехнулась:

— Вероятно, ближе, чем это принято у отцов с дочерьми. Мы все очень привязаны друг к другу — отец, брат, сестры и я.

— Ты старшая? Она кивнула: — Да.

— И сколько тебе было, когда мама ушла?

— Девять.

Совсем ребенок. Дункан искренне недоумевал, как женщина могла так бездумно бросить своих детей.

— И тебе пришлось взять на себя обязанности матери? Джинни пожала плечами:

— Я старалась, как могла, но ведь была совсем маленькой. — Похоже, она не хотела разговаривать на эту тему. — Все это произошло давным-давно. Теперь я почти не вспоминаю о случившемся.

Дункан сомневался, что это правда. Скорее всего она думает об этом каждый день.

— Нельзя забыть, как мать тебя бросает.

Нечаянно вырвавшееся откровение ошеломило Дункана. Он никогда и никому не рассказывал об обстоятельствах своего рождения. Но с Джинни все было по-другому. Он вдруг понял, что хочет поделиться с ней.

Она пытливо взглянула на него.

— Говоришь по собственному опыту? Дункан усмехнулся:

— Возможно.

Джинни немного помолчала, словно из уважения к его воспоминаниям.

— Ты близок со своим отцом? Он кивнул:

— Да. Мне повезло.

— Судя по тому, что я слышала, это твоему отцу повезло. Ты уже успел сделать себе имя. Он должен гордиться тобой.

От слов похвалы на душе потеплело — возможно, сильнее, чем следовало.

— Ты что, расспрашивала обо мне? Ее щеки очаровательно вспыхнули.

— Конечно, нет! — Но, уловив, что он ее опять поддразнивает, Джинни улыбнулась и пробормотала: — Самоуверенный выскочка. — Она бросила в воду камешек. — Раз ты уезжаешь, это значит, что твоя миссия увенчалась успехом? — Он вскинул бровь. — Я полагаю, что именно тебе поручили убедить моего отца.

На этот раз ее проницательность поразила Дункана. Эта девушка обладает острым умом — куда более острым, чем он предполагал.

— Я настроен оптимистично.

— Другими словами — «нет», но ты не теряешь надежды. Дункан рассмеялся и потряс головой.

— Из тебя получился бы никудышный дипломат, ты слишком прямолинейна.

Она улыбнулась в ответ:

— Боюсь, что ты прав. Отец всегда говорит, что я «думаю языком» и что совсем ни к чему болтать все, что взбредет мне в голову.

Дункан ухмыльнулся:

— Трудно не согласиться. Но насчет отца ты права. Я его не убедил, но у меня в запасе есть еще один аргумент.

Джинни повернула к нему голову, и у Дункана перехватило дыхание. Прелестное дитя! А с мокрыми волосами, разметавшимися по плечам, ее можно принять за морскую нимфу или русалку.

Он мучительно хотел прикоснуться к ней. Провести ладонью по нежной щеке. Наклонить к ней лицо и прижаться губами к ее губам. Он хотел ее сильнее, чём когда-либо чего-либо в жизни.

— Что за аргумент? — спросила Джинни. Дункан посмотрел ей в глаза.

— Может быть, союз через брак.

Она взволнованно вглядывалась в его лицо, словно искала какой-то скрытый смысл в его словах.

— Что ты имеешь в виду?

Волнение в ее голосе придало ему храбрости.

Он хотел сказать ей все, что было у него на сердце. Что с первой минуты, как он увидел ее, понял, что она предназначена ему. Что никогда ничего подобного не чувствовал. Что она принесла надежду и радость в его жизнь, посвященную до этого лишь служению долгу и честолюбию.

Он взял Джинни за руку. В его руке ее ладошка была такой маленькой и нежной. Конечно, еще слишком рано… но тут он словно со стороны услышал свой голос:

— Ты выйдешь за меня замуж?

Сердце, дыхание — все замерло в ожидании ответа, в ожидании хоть какого-то знака…

Казалось, что жизнь его качается на тонкой грани, готовая упасть или воспарить в зависимости от ее решения.

Глава 4

Он хочет жениться на ней. Кто бы мог подумать, что произнесенные им простые слова сделают ее такой счастливой? Где-то внутри нарастала радость, искрометное блаженство. Ее губы медленно изогнулись в улыбке, а глаза наполнились слезами.

Глядя снизу вверх в его смуглое красивое лицо, она кивнула:

— Да, я выйду за тебя.

Взгляд, которым он на нее посмотрел, останется в ее памяти навечно. На какой-то короткий миг Дункан открыл ей свое сердце и показал всю силу своей любви.

Дункан Кэмпбелл был не из тех мужчин, что поют любовные баллады и слагают оды красоте, но чувство его было искренним. Этот сильный молодой воин любил ее, и Джинни обретала в нем надежное будущее — он никогда ее не подведет.

Дункан улыбнулся в ответ. Зубы его в полутьме сверкнули белизной. Глядя в неземную синеву его глаз, Джинни понимала, что никогда не испытывала большего счастья.

И тут, потому что это показалось ему самым естественным на свете, Дункан наклонил голову и прикоснулся к ее губам.

Джинни резко втянула в себя воздух. Мягкий шелк его губ, едва уловимый привкус мяты, тепло его дыхания — все это потрясло девушку. К тому времени, как она снова начала соображать, Дункан уже поднял голову.

Джинни поморгала — перед глазами все расплывалось. Она чувствовала разочарование ребенка, которому предложили конфету, дали попробовать и тотчас отняли.

Прочтя ее мысли, Дункан негромко рассмеялся, положил ладонь ей на щеку и провел большим пальцем по нижней губе.

— Я мечтал об этом с той самой минуты, как увидел тебя. Джинни задрожала.

— Сделай так еще раз! — выпалила она, пока благоразумие не взяло над ней верх.

Дункан потемнел лицом; в его глазах пылал огонь. Он наклонился и снова поцеловал ее, на этот раз сильнее, крепче, впиваясь в ее губы.

Все чувства девушки пробуждались, как лепестки цветка под солнцем. Джинни внезапно стала ощущать всего Дункана: его дразнящий пряный вкус, тепло, которое словно излучало его мужественное тело, грубоватую щетину, чуть царапающую ее нежную кожу.

Его поцелуй обжигал, полностью поглотив чувства девушки.

Она никогда ничего подобного не испытывала. Связь между ними оказалась намного сильнее чем она могла вообразить, и ничто никогда не казалось ей более волнующим.

Где-то в глубине возникала страсть, охватывая Джинни теплом возбуждения и нетерпеливого предвкушения.

Дункан попытался отстраниться, но она протестующе замычала и прильнула к нему. Одного поцелуя было мало; она хотела большего.

Дункан застонал и поцеловал ее крепче. Его губы казались одновременно нежными и требовательными. Джинни обмякла; ее тело словно растекалось озерцом влажного тепла. Она вцепилась в его широкие плечи, чтобы удержаться на ногах. Господи, какой он сильный! Джинни вспомнила, как пришла в восторг, увидев его мускулистое тело, когда он вышел из воды. Мокрая рубашка плотно облегала грудь и руки; она видела каждую выпуклость, каждую мышцу, каждый стальной мускул.

А теперь она ощущала все это так близко, и восторг только усиливался. Крепкие мускулы шевелились под ее руками — Дункан напрягался. Пытался взять себя в руки. Удержаться.

Джинни чувствовала опасность, но ее слишком захватил вихрь новых ощущений, полностью заглушая остальные чувства, в том числе и тревогу.

Она тоже целовала Дункана, впиваясь в его губы, прижимаясь к груди, вжимаясь в него. Ей казалось, что она все еще недостаточно близка к нему.

Он издал болезненный стон, обнял ее за талию и притянул к себе. Джинни показалось, что кожу ее от соприкосновения обожгло как огнем. Ее груди прижимались к его груди, упругие комочки сосков напряглись еще сильнее. Она чувствовала, как колотится его сердце. Мысль о том, что она так сильно действует на Дункана, опьяняла девушку.

Его ладонь гладила ее щеки, нежно побуждая приоткрыть рот. Когда язык Дункана скользнул между ее губами, наполнив рот жаром и пряным привкусом, Джинни вздрогнула от восторга.

Дункан провел рукой по ее мокрым волосам, обхватил ладонью затылок, застонал и прижал голову девушки ближе к себе.

Господи, это невероятно… Его вкус. Его близость. Сладострастные ощущения, когда его язык сплетается с ее. Он требовал отклика — и Джинни с радостью откликнулась. Она встречала его язык толчками своего, и внутри у нее скручивалась тугая пружина желания. Все ее тело ожило, запылало и стало невероятно чувствительным. Между ног возникло незнакомое странное ощущение.

Вот для чего она предназначена! Ее настоящее место — в его объятиях, у его теплой надежной груди. Она хочет целовать его, прикасаться к нему…

Джинни казалось, что ее захватило мощное течение, влекущее в море неизведанного наслаждения. Она могла думать только о том, как ей сейчас хорошо. Тело ее пылало, нервы трепетали, предвкушая, призывая что-то, чего она не понимала, но к чему стремилась каждой клеточкой своего существа.

Он хотел только поцеловать ее. Один-единственный поцелуй, чтобы скрепить союз. Но Дункан не ожидал такого отчаянного всплеска вожделения и страсти, вспыхнувшей между ними, как огонь в жаркой печи.

Готовность Джинни откликнуться ошеломила его. Она представления не имела, что с ним делают ее негромкие стоны наслаждения и настойчивые прикосновения ее тела. Он изо всех сил пытался обуздать себя, потому что чувствовал, как быстро спускается в темный тоннель желания — более сильного, чем что-либо, испытанное им за всю жизнь.

Еще никогда поцелуй не доводил его до такого состояния. Казалось, что ему всегда будет мало Джинни. Медовая сладость ее губ, нежный цветочный аромат ее волос и кожи, мягкость ее тела, прижимающегося к нему. Он просто хотел съесть ее целиком. Насладиться каждым дюймом ее тела.

Запустив пальцы во влажные шелковистые волосы Джинни, он прижал ее голову к себе, наслаждаясь вкусом ее губ. Его язык толчками ударялся об ее, имитируя изначальный ритм того, чем ему так хотелось заняться с ней. Того, что быстро становилось единственным возможным выходом.

Они слишком поспешно продвигались к точке, откуда нет возврата. Если он не остановится прямо сейчас, то скоро просто не сможет этого сделать.

Играешь с огнем…

Он хотел отпрянуть, но руки Джинни скользнули по его плечам, притягивая его ближе. Дункан невольно напрягся под ее пальцами, а тихие стоны девушки вызвали всплеск мужской гордости, о которой он до сих пор понятия не имел. Дункан видел, что она возбуждена так же сильно, как и он сам, и это пробуждало в нем какие-то первобытные инстинкты. Желание обладать, сделать эту девушку своей жарко и мощно пульсировало в его груди.

Джинни продолжала невинно изучать его тело. Ее пальцы пробежались по застежке рубашки, погладили ребра, потрогали выпирающие квадраты мышц на животе и остановились в опасной близости от чувствительной головки его мужского достоинства. Дункан простонал сквозь зубы, схватил девушку за запястье и откинул ее руку в сторону раньше, чем она успела двинуться дальше.

Его естество было твердым, как камень, и болезненно, настойчиво пульсировало. Одно нежное пожатие ее ладошки, и он взорвется, как бочонок с порохом.

Дункан целовал ее все сильнее, все более страстно, но думал только о ее нежных мягких пальчиках, сомкнувшихся на его плоти. Похоть бушевала; сердце колотилось как бешеное.

Стремясь почувствовать ее под собой, Дункан осторожно наклонил Джинни назад, обняв, чтобы она не лежала на холодной скале. Его губы скользнули по ее щеке, потом за ушко и вниз, по длинной стройной шее. Ее сердечко отчаянно колотилось, и это действовало на него, как неистовый бой барабанов.

«Прикоснись к ней! Возьми ее! Сделай своей!» Голос искушения заглушал все остальное.

Дункан положил руку ей на грудь и застонал, когда округлый пышный холм лег в ладонь. Их разделяла только мокрая сорочка Джинни, не мешавшая ему исследовать ее тело. Груди были точь-в-точь такими восхитительными, как он и ожидал. Высокими и упругими, но при этом мягкими и округлыми. И аппетитными, а соски — тугими и твердыми, как две розовые жемчужины. Джинни застонала, инстинктивно выгибая спину и подставляя грудь под его ладонь.

Ее чувствительность, раскованность и страстность его погубят. Ей не хватало опыта, но это с лихвой заменялось инстинктом и разгоревшимся желанием. Движения ее были бессознательными и порывистыми. Если Джинни окажется в его постели, ему никогда и ни за что не захочется никакой другой женщины.

Это его жена! Боже, он не мог поверить в свое везение.

Губы Дункана нашли ямочку у нее на шее, ладонь накрыла грудь. Наслаждаясь ее девичьей упругостью, он нежно сжал ее и провел подушечкой большого пальца по тугому маленькому розовому соску.

Она ахнула, тело ее застыло в ожидании… нет, в мольбе о его прикосновении.

Не будь Дункан так же возбужден, как она, он мог бы счесть все это забавным. Но с Джинни он не испытывал той бесстрастной самоуверенности, которая отличала его предыдущий опыт с женщинами. Чувственное безумие захватило его с той же силой, что и Джинни.

Но он пока что держал себя в руках.

Дункан еще раз провел пальцем по соску. Джинни затрепетала, и он едва не сошел с ума. Его естество напряглось еще сильнее, и Дункану пришлось стиснуть зубы, сопротивляясь стремлению прижаться к ее бедрам, лечь между этих длинных ног и, погрузившись во влажное тепло, забыться в наслаждении.

Он покатал ее сосок между пальцами и легонько сжал его, не переставая целовать младенчески нежную шею. Она была такой сладкой, что едва не таяла у него на губах. Его окутывал ее аромат, дразнил ее вкус. Джинни. Только Джинни. Только она имела значение. Только о ней он мог думать.

Ленточки на ее сорочке развязались. Дункан поцелуями прокладывал дорожку вниз, к глубокой ложбинке между ее грудями, зарываясь в них лицом и вдыхая теплый девичий запах.

Ее груди трепетали в ожидании. Дункан скользнул языком под тонкую ткань, лизнул пышный холмик груди, а потом медленно начал лизать сосок.

Джинни снова замерла, и только ее прерывистое дыхание нарушало тишину этой ночи. Дункан почти желал, чтобы она остановила его. Самообладание стремительно покидало его. Но она отдавалась ему так полно, что любопытство и природная чувственность подавили девическое смущение. Он, конечно, остановится, но сначала подарит ей наслаждение.

Дункан снова лизнул очаровательный сосок, а потом нежно втянул его в рот.

Ее стон почти лишил его рассудка. Он пососал сильнее, обвел упругий бугорок языком, и Джинни снова выгнулась, словно вдавливая себя в его жаждущий рот.

Ее бедра настойчиво прижимались к его восставшему естеству. Дункана пронзила пульсирующая боль. Каждый дюйм его тела напрягался, чтобы сдержаться.

Он знал, чего она хочет. Его рука скользнула под подол сорочки, задрав ее на бедра.

Под его загрубевшими пальцами ее кожа казалась бархатной. Он провел рукой у нее между ног. Наверное, Дункан действовал слишком поспешно, обгоняя собственный опыт.

Как и Джинни, он поступал скорее инстинктивно, чем обдуманно, и сейчас мог помышлять только о том, чтобы подарить ей наслаждение, какого она себе до сих пор не представляла.

Он нежно провел пальцем между девичьих ног. Промежность была такой влажной!

Дункан понял, что исчерпал все запасы самообладания.

Джинни ахнула, почувствовав столь интимное прикосновение, тело ее выгнулось и замерло на миг в потрясении и предвкушении.

Дункан, не дав ей ни мгновения на раздумья, втянул сосок глубоко в рот и скользнул пальцем внутрь.

Джинни вскрикнула, не в силах сдержать растущее удовольствие.

Боже, она такая страстная, упругая и чувствительная. Джинни просто не представляет себе, как она прекрасна и неотразима с пылающими щеками, сладко приоткрытыми губами, распухшими от его поцелуев, и сверкающими глазами, затуманившимися от желания.

Он хотел ее больше всего на свете. Хотел так сильно, что впервые в жизни не доверял самому себе.

Джинни знала, что должна остановить Дункана. Но не могла. Ведь ощущения были просто невероятными!

Она знала, что происходит между мужчиной и женщиной — жизнь в замке, где почти не имелось возможностей уединиться, поневоле учила основам физических отношений, — но не представляла, что прикосновения мужчины могут вызывать такие ощущения, такое ни с чем не сравнимое удовольствие. Стоны и вздохи, которые ей так часто доводилось слышать среди ночи, теперь обрели естественный смысл.

Не представляла она себе и того, какая интимная связь возникает при поцелуях и ласках. Джинни чувствовала себя навеки соединенной с Дунканом. Частью его. Она обладала — и одновременно понимала, что и ею обладают.

Когда Дункан обнимал ее, целовал, ласкал, ей казалось, что им уже ничто и никогда не помешает. Она чувствовала себя любимой. Он принадлежал ей, а она ему.

Джинни понимала, что происходит, знала, к чему все идет, но ей было все равно. Дункан будет ее мужем. Все инстинкты, все клеточки ее тела кричали, что она права; то, что приносит такое наслаждение, должно совершиться. Все сомнения рассеялись, остался только пылкий восторг.

Его губы на ее груди. Он посасывает соски, и от них расходятся волны жаркого наслаждения, но все это ничто по сравнению с ощущениями, которые вызывает его рука у нее между ног.

Приятное чувство, которое она уже испытывала до этого, сконцентрировалось и превратилось в сильную, настойчивую пульсацию.

Необычность и потрясение быстро растаяли, осталось только тепло, расходящееся от его пальца. Джинни чувствовала себя желанной, любимой и отчаянно хотела все новых прикосновений. Бедра ее раздвинулись, впуская его чуть глубже. Доверяя ему.

Джинни казалось, что ее телом завладела какая-то высшая сила. Словно ее перенесли в волшебное место, где имело значение только одно — те невероятные ощущения, что возникали и усиливались в ее теле. Да только теперь командовало не ее тело, а его.

Господи, что же он с ней делает? Это немыслимо! Палец описывал внутри круги, ласкал, то входил, то выходил наружу, и ее бедра сами приподнимались ему навстречу.

Внезапно внутри возник какой-то теплый трепет. Джинни заерзала, выгнула спину, прижалась грудью к его губам, бедра ее сжали его руку, усиливая трение.

Ее руки впились в плечи Дункана, в его спину — она хотела почувствовать его силу, его тепло. Ее телом завладела страсть, которой она не могла сопротивляться.

— О Господи! — закричала девушка.

Дункан оторвался от ее груди и посмотрел в полуприкрытые глаза.

— Не сопротивляйся этому, любовь моя. Пусть все случится.

Джинни замотала головой. Она знала, что это не все. Она хотела, чтобы Дункан разделил с ней наслаждение. Она хотела его. Всего, целиком. Возбужденное естество упиралось прямо ей в бедро.

— Я хочу тебя, — простонала она. — Пожалуйста.

Джинни ощутила, как что-то изменилось. Дункан полностью утратил самообладание. Она почувствовала, что его страсть взяла над ним верх. Он просто излучал чувственную энергию, тело его напряглось.

Дункан знал, чего она хочет.

Ее нежная мольба оказалась последней каплей. Кровь бурлила в жилах. В голове шумело, восставшее естество пульсировало. Ему казалось, что он вот-вот взорвется.

Был момент, когда он не мог остановиться, но сумел справиться с собой. Дункан жестко стиснул зубы, жилка у него на шее пульсировала — он изо всех сил сдерживался, пытаясь не торопиться.

Джинни была такой маленькой, а он слишком крупным, но она была такой влажной и совсем готовой. Дункан поднял ее ногу к себе на бедро.

Глядя ей в глаза, он медленно продвигался внутрь дюйм за дюймом. Это был самый важный миг в его жизни. Дункан не знал, что способен испытывать такие чувства. Речь шла не о сладострастии, а о слиянии двух душ воедино. Господи, как он ее любил! Так сильно, что это даже пугало.

Со лба Дункана капал пот, так он пытался сдержаться и не ворваться в Джинни одним мощным толчком. Ей будет больно, а он хотел сделать этот миг приятным.

Не следовало ему смотреть вниз. При виде розовой плоти, охватившей его естество, каждый мускул в его теле сжался. Дункан не мог дышать, не мог думать, его пронзило невыносимо пылкое желание. Последняя ниточка самообладания лопнула.

Он посмотрел Джинни в глаза.

— Прости, — произнес Дункан сквозь стиснутые зубы. — Господи, я слишком сильно тебя люблю. — И одним сильным толчком он вошел в нее. Джинни показалось, что сердце ее остановилось.

— Я тоже тебя… — «Люблю», хотела сказать она, но не успела, потому что он вонзился в нее, и острая боль заставила громко вскрикнуть.

Она посмотрела ему в глаза — скорее с удивлением, чем обвиняюще. Внезапная боль оборвала наслаждение, и вместе с ней началась паника. Джинни: пришла в ужас: «Что я делаю?»

Он был в ней; она больше не девственница, это очевидно. Трудно ошибиться, когда он заполняет ее всю. Дункан был крупным мужчиной — очень крупным, — и она ощущала каждый его дюйм в себе. Сделанного изменить уже невозможно. Он смотрел ей в глаза пылающим взглядом. Зубы стиснуты, мышцы на шее и плечах вздулись. Замерший неподвижно, Дункан напоминал натянутую тетиву. Кажется, он даже не дышал. Похоже, больно было не только Джинни.

— Прости меня, — скованно повторил он. — В первый раз всегда бывает больно. Я хотел удержаться, но не смог… — Его голос замер.

Ему стыдно, догадалась Джинни. Он всегда вел себя так уверенно и хладнокровно, что время от времени она забывала — он старше совсем не намного. И хотя неопытным его не назовешь, девушку согрела мысль, что он потерял голову точно так же, как и она.

— Все в порядке, — ответила она и внезапно поняла, что так оно и есть. Боль заметно уменьшилась, и теперь Джинни остро ощущала сладость происходящего. Ее ноги обвивали его спину, она чувствовала вес Дункана, лежавшего между ее бедер. Трепет желания разгорался заново. Дункан в ней, он заполняет ее всю.

Он склонился и нежно поцеловал Джинни в губы.

— Ты уверена?

Она кивнула, обняв его за шею. Глядя в его немыслимо синие глаза, она почувствовала, что горло перехватило от нежности.

— Я люблю тебя.

Он широко улыбнулся:

— И я люблю тебя.

Как им повезло найти друг друга! Ее сердце сжалось от счастья — Джинни подумала, что перед ними впереди целая жизнь.

Он снова поцеловал ее, на этот раз более требовательно. Его язык скользил то внутрь, то наружу длинными чувственными толчками.

И вдруг Джинни поняла. Тело налилось теплом и словно сделалось мягче — оно просыпалось, чтобы получить наслаждение, которое Дункан готов был ей подарить. Ее пальцы все сильнее вонзались в его плечи, а поцелуй становился нее ненасытнее. Там, внутри, он был таким горячим и большим, и бедра словно сами приподнялись навстречу наслаждению. Дункан громко застонал и мощно задвигал бедрами, словно Джинни, шевельнувшись, освободила его.

Это было невероятно. Он двигался вверх и вниз, вонзаясь в нее, и эти ритмичные удары наполняли Джинни теплом. Сила каждого толчка сотрясала ее, и восхитительные ощущения нарастали волнами. Его большое мускулистое тело нависало над ней.

Она снова почувствовала, как внутри нарастает то самое ощущение. Чувствовала, как пружина внутри скручивается все туже. Сердце колотилось все быстрее, дыхание становилось все прерывистее.

Он погружался в нее все глубже и глубже. Сильнее и сильнее. Быстрее и быстрее. Сознание затянуло темной пеленой. Джинни могла думать только о нем. Он давал ей что-то… что-то, парившее вне досягаемости…

Господи, вот оно!

Джинни выгнула спину и закричала, потому что пружина скрутилась до предела и вдруг лопнула, и волны наслаждения расходились по всему телу, пока ее сотрясали спазмы неизъяснимого блаженства.

Дункан присоединился к ней, откинув голову назад и испустив крик восторга. Его большое тело замерло — и содрогнулось, с такой силой пронзил его экстаз, и он излился и Джинни, заполнив ее теплом своего семени.

Когда наслаждение любовного акта немного утихло, Дункан молча посмотрел ей в глаза.

— Я никогда раньше ничего подобного не испытывал. Тепло, согревшее сердце, окрасило розовым ее щеки.

— Правда?

Он покачал головой. Темная прядь волос упала ему на лоб, и Дункан стал похож на мальчишку. Он перекатился на бок, обняв Джинни за плечи и притянув к своему сильному телу.

Они молча лежали, глядя на звезды. Джинни не могла понять, что же с ними произошло. Они просто целовались, и вдруг оказалось, что они занимаются любовью. Чувства, которые вызывал в ней Дункан Кэмпбелл, были настолько сильными, что от них можно было сойти с ума. Она ни капли не сожалела о случившемся. Дункан Кэмпбелл сделал ее женщиной. Он пробудил в ней что-то новое, о существовании чего она и не подозревала, а заодно дал возможность заглянуть в рай.

Кто бы мог подумать, что соединение мужчины и женщины может быть вот таким? Имея самые поверхностные знания о любовном акте, Джинни находила его несколько… странным и представить не могла, что ее тело так захочет этого мужчину.

Она не собиралась отдавать ему сегодня ночью свою девственность и понимала, что куда благоразумнее было бы подождать хотя бы официального обручения, но не жалела о случившемся. Он любит ее, и она любит его. Они предназначены друг для друга, сейчас Джинни понимала это лучше, чем раньше.

Ликование постепенно угасало. Дункан все молчал. Слишком долго молчал.

Джинни отважилась взглянуть на него из-под ресниц. На его лице опять появилось непроницаемое выражение. Похоже, он глубоко ушел в свои мысли. Как и Джинни, он, возможно, обдумывал значение того, что с ними только что произошло. Но в отличие от нее он вовсе не выглядел счастливым. Его слова только подтвердили ее подозрения.

— Прости меня, Джинни. Когда я приглашал тебя на свидание, то совершенно не думал, что все так получится.

— Тебе не за что извиняться. Я знаю, что ты позвал меня не для этого, но вовсе ни о чем не жалею.

Он скептически посмотрел на девушку.

— Правда?

Она кивнула.

— Мы же все равно поженимся, да? Наверное, многие обрученные пары не дожидаются первой брачной ночи.

На его суровом лице появился намек на улыбку.

— Вероятно, так. — Улыбка пропала. Дункан посмотрел на нее очень серьезно. — Но ты же понимаешь, что наше обручение нельзя назвать решенным делом? — В его взгляде что-то промелькнуло… боль? — Твой отец, возможно, будет возражать.

Из-за его происхождения. Джинни всмотрелась в лицо Дункана. Рот плотно сжат, а в остальном оно спокойное… слишком спокойное. Такая бесстрастность о многом говорит. Дункан никогда не давал понять, что положение внебрачного сына его беспокоит, и Джинни впервые поняла, что он из-за этого тревожится.

Как мало она о нем знает!

Девушка дала себе клятву исправить это как можно скорее. Она не позволит испортить такой счастливый миг.

— Мне просто придется убедить его, что ты мой единственный мужчина. — Непохоже, что Дункан признал это сильным аргументом. И Джинни добавила: — Не волнуйся, отец меня любит и хочет, чтобы я была счастлива.

— Надеюсь, ты права. Поддержка моего отца тоже должна помочь. Я поговорю с ним сразу же, как вернусь домой. Если нам повезет, мы сможем пожениться немедленно после оглашения. — Он взглянул на луну. — Нужно отвести тебя обратно в замок, прежде чем кто-нибудь хватится.

Он встал и помог подняться Джинни. Она пошатнулась; ноги казались слабыми, как у новорожденного жеребенка. Обретя равновесие, Джинни подошла к самому краю скалы и оглянулась на Дункана.

— Я тебя обгоню, — поддразнила она. — Попробуй, — отозвался он.

Они вместе нырнули в черные воды и наперегонки поплыли к тому берегу озера, где оставили одежду.

На этот раз победила Джинни. Дункан не торопился, погруженный в свои мысли.

Глава 5

Несмотря на пылкие заверения Джинни, Дункан все чаще приходил к выводу, что испортил все, когда занялся с ней любовью и лишил девственности.

Он считал виноватым в случившемся только себя, ведь Джинни была совершенно неопытной.

Но с ним никогда не было прежде ничего подобного. Он до сих пор ни разу не терял головы. Да, он нередко испытывал чувственное влечение и раньше, но то была элементарная похоть, совсем не то, что он чувствовал с Джинни. Тут все оказалось гораздо сложнее. Он не просто хотел овладеть девичьим телом — он хотел именно ее. Только ее.

Но любовь не является оправданием.

Он лишил ее непорочности, и это никак не говорит в его пользу. Исправить случившееся можно только женитьбой.

Он играл с огнем и обжег обоих. Он совершил ошибку; оставалось лишь надеяться, что поправимую.

Лишь бы Джинни не ошибалась насчет своего отца.

Во всяком случае, на поддержку своего отца Дункан рассчитывал, и только это помогало ему бороться с дурными предчувствиями.

Прощаться пришлось при всех, поэтому он не смог сказать Джинни и половины того, что следовало. Покинув замок, Дункан помчался через горы в сторону Напдейла и Каслсуина. В стремлении скорее заручиться поддержкой своего отца для разговора с отцом Джинни он проделал путешествие по земле и морю меньше чем за два дня, хотя обычно оно занимало больше трех.

Дункан нашел отца в покоях лэрда, точнее, в небольшой комнате рядом с большим залом.

Отец что-то горячо обсуждал с несколькими стражниками, но как только Дункан вошел в комнату, он быстро отослал их прочь.

Вождь Кэмпбеллов из Охинбрека встал со скамьи, стоявшей у большого стола, и сжал плечо сына. Дункан, в свою очередь, обнял отца.

Их глаза встретились. Хотя Дункан сравнялся с отцом ростом (оба были немного выше шести футов), отец весил больше за счет крепкой, закаленной в битвах мускулатуры. Ему недавно исполнилось сорок, и в светло-каштановых волосах уже появилось несколько седых прядей, в основном на висках.

По непроницаемому лицу отца невозможно было понять, о чем он думает, но Дункан заметил радостно сверкнувший взгляд. Отец никогда не скрывал радости при виде сына.

Поздоровавшись, отец снова сел, но Дункан остался стоять, глядя на него через огромный резной дубовый стол, занимавший почти все пространство маленькой комнаты.

Суровое лицо, так похожее на его собственное, все в боевых шрамах, — отец задумчиво смотрел на Дункана.

— Значит, Гранта убедить не удалось? Дункан оцепенел:

— Тебе уже сообщили?

— Нет, — ответил отец с укором в голосе. Очевидно, он догадался, о чем подумал Дункан. — Просто я очень хорошо тебя знаю. Едва ты вошел в комнату, я сразу понял, что ты сильно взволнован.

Тут отец не ошибся, хотя причину волнения назвал неверно. Дункан не сомневался, что Грант непременно присоединится к войску короля. Но его больше волновало, как он станет просить руки его дочери.

— Грант сначала колебался, но я думаю, что его можно убедить. Король ясно дал понять, что рассчитывает на его поддержку. А Якова вряд ли можно игнорировать, тем более сейчас, когда его скорее всего назовут наследником Елизаветы. Короля поддержит английский флот, и Грант не захочет рисковать, отказывая ему. — Дункан наморщил лоб. — Еще за несколько дней до моего отъезда я был уверен в этом.

Похоже, это замечание отцу понравилось.

— О, должно быть, он получил мое послание.

— Послание? — с удивлением спросил Дункан.

— Когда Колин вернулся из замка Стерлинг, у него появилась одна идея. Довольно разумная.

У Колина? Дункан растерялся. Какое брат имеет ко всему этому отношение? Отец суровым взглядом всматривался в лицо сына.

— Но это хорошая новость. Что же тебя так взволновало? Дункан сцепил руки за спиной и заставил себя стоять спокойно, хотя ему очень хотелось метаться по комнате. Он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь так боялся. И просто не знал, с чего начать.

— У меня тоже есть предложение, которое, как я надеюсь, поможет укрепить наш союз с Грантом. — Дункан выжидательно замолчал.

— Говори.

Он глубоко вздохнул.

— Я сделал предложение Джин Грант, старшей дочери лэрда, и она согласилась стать моей женой. — На лице отца отразилось сильнейшее удивление. Не дав ему ответить, Дункан добавил: — Я предвижу, что могут возникнуть некоторые возражения, поэтому прошу, чтобы ты помог мне убедить ее отца оценить все выгоды этого союза.

Отец помотал головой:

— Это невозможно.

Дункан не ожидал ничего подобного, и ему потребовалось некоторое время, чтобы понять сказанное. Он замер.

— Я не понимаю. Девушка согласна.

Впервые в жизни Дункан увидел, что отец в затруднении. Его обычно непроницаемое лицо дрогнуло. Он казался растерянным и расстроенным.

— Не важно, согласна девушка или нет. Уже есть другая договоренность.

— Какая договоренность?

— Послание, о котором я упоминал. Предложение союза между твоим братом и Джинни.

От лица Дункана отхлынула кровь.

— Ты говоришь о Колине? Отец кивнул:

— Он ею очень увлекся.

— Да как это может быть? Он с ней двумя словами не обменялся!

— Два слова или сто, но предложение уже сделано, и отказаться от него невозможно.

Дункан не мог поверить, что это происходит с ним.

— Но если Грант еще не согласился…

— Это не имеет значения. — На лице отца возникло страдальческое выражение, но в глаза сыну он смотрел решительно. — Наверняка ты сам понимаешь, почему это невозможно.

В груди жгло. Дункан понимал. Даже слишком хорошо понимал. Поменять законного наследника на незаконнорожденного ублюдка… это будет воспринято как оскорбление.

И в душе его возникло чувство, которое он мог назвать единственным словом — негодование. Ничего подобного Дункан до сих пор никогда не испытывал.

Он сжимал и разжимал кулаки. Ему было наплевать — он не уступит. Мысль о собственном брате, женатом на той, которую он любит…

— Тебе придется выбрать другую девушку, — произнес отец куда более ласково.

Дункан упрямо замотал головой:

— Для меня нет никаких других девушек. — Он говорил глухим прерывистым голосом. Нужно, чтобы отец понял. — Я люблю ее.

Проблеск сочувствия на лице отца утешал мало.

— Мне очень жаль.

Этого Дункан никак не ожидал. До сих пор он всегда мог рассчитывать на поддержку отца. Всегда.

— Ты не можешь так поступить.

— Все уже решено.

Отец сказал это холодным тоном, не допускающим дальнейшего обсуждения, и в груди Дункана вспыхнул гнев.

— Ты не понимаешь…

Внезапно отец покраснел, и бешенство вытеснило из него жалкие крохи сочувствия, которое он, может быть, испытывал. Он вскочил на ноги, перегнулся через стол и схватил Дункана за отвороты кожаного жилета, глядя на него ледяными глазами.

— Что, черт тебя возьми, ты натворил?

Дункан вырвался. Он больше не мальчишка, готовый покорно принять отцовское наказание. Он не гордился тем, что сделал, но и оскорбления терпеть не собирался.

— Ничего… кроме того, что естественно между мужчиной и женщиной, которые любят друг друга и хотят пожениться, — ровным голосом произнес он, глядя прямо в холодные, полные ярости глаза отца.

— Чем, черт тебя побери, ты думал? — Отец наградил сына взглядом, полным разочарования и отвращения. Таким Дункан еще не видел его никогда. — Очевидно, тем, что болтается у тебя между ног, а не головой!

— Все было не так. — Однако он знал, что — увы! — именно так.

Отец стукнул кулаком по столу с такой силой, что стены содрогнулись.

— Называй как хочешь, это ничего не меняет. Ты поставил под угрозу все, над чем мы так долго трудились! Я доверил тебе важнейшую миссию, и вот как ты отплатил мне за доверие? — Лицо Дункана побелело. — Или ты думаешь, что Грант к нам присоединится, если узнает, что ты соблазнил его дочь? Король рассчитывает на его поддержку, и если мы из-за этого проиграем войну против Хантли, ты отлично знаешь, кто будет виноват в поражении! Ты обесчестил и себя, и семью. — Его взгляд опять заледенел. — Ты слишком высоко замахнулся, мальчик.

Дункан вздрогнул, словно получил удар кинжалом в спину от человека, которому доверял больше всех на свете. Бастард. Полукровка. Сукин сын. Мерзавец. Он представил себе все оскорбительные слова, которые люди долгие годы бросали ему вслед, но до сих пор это ничего не значило, потому что отец так не думал.

Он ошибался.

Глаза защипало, но Дункан в бешенстве подавил эмоции. Он мужчина, и теперь ему ясно, что надеяться можно только на себя. Он твердо сказал себе, что все это не имеет никакого значения. Его происхождение не повлияет на будущее — да только это не уменьшало боль от того, как жестоко отец ткнул его носом в позор происхождения.

Дункан выпрямил спину и расправил плечи, призвав на помощь свою упрямую шотландскую гордость. Он ни за что не покажет отцу, как больно тот его ранил.

— Нет нужды напоминать мне о моем происхождении. Я отлично знаю, что я ублюдок, но для женщины, на которой я мечтал жениться, это не имеет никакого значения. И до сих пор я не думал, что это имеет значение для мужчины, который сделал меня таким.

Он увидел, как в глазах отца мелькнула боль, и понял, что удар попал в цель. Несмотря на гнев, Дункан ощутил печаль. Больше никогда он не посмотрит на отца как на союзника — как на защитника. Скорее всего, он вел себя как дурак, думая так раньше.

То, о чем молчали всю его жизнь, сейчас было сказано вслух, и отношения между ними уже никогда не станут прежними. Он не ровня своим братьям и сестре. Он изгой — и всегда им будет.

Кинув на отца полный страдания взгляд, Дункан повернулся и вышел.

Замок Фруи, Мори, две недели спустя
Джинни едва сдерживала возбуждение, проходя по большому залу, чтобы позаботиться об удобствах неожиданных «гостей».

Сердце ее затрепетало. Дункан приехал!

После двух долгих недель она снова его увидит.

Джинни улыбнулась Колину Кэмпбеллу и поблагодарила его за комплимент. Отец очень гордился элем, который варили в замке. Хотя Дункан и его младший брат были очень похожи, в Колине еще не чувствовалось той властности, которой в полной мере был наделен Дункан. Их разделяло всего несколько лет, но восемнадцатилетний Колин по сравнению с братом выглядел мальчишкой.

Джинни, как сумела, ответила на его вопросы о приготовлении эля, изо всех сил стараясь не оглядываться на дверь покоев лэрда, откуда вот-вот должны были выйти Дункан, ее отец, его отец и юный граф Аргайлл.

Воины Кэмпбелла явились в замок без предупреждения не ради того, чтобы провести ночь в гостеприимном доме горца. Они хотят, сообразила Джинни, уговорить ее отца и клан Грантов присоединиться к ним.

Похоже, войны с Хантли не избежать. Джинни не могла удержаться от страха при мысли, что Дункану придется сражаться. Вдруг она его потеряет?..

Девушка запретила себе думать о дурных предчувствиях. Но таково будущее жены воина.

Джинни удивилась, что Дункан не дождался ее, а сразу удалился в покои вместе с ее отцом и воинами. Она надеялась, что он немного подбодрит ее, прежде чем заговорит с ее отцом об их браке, но Дункан даже не взглянул на нее.

Отца уговорить нелегко, но Джинни всей душой верила в Дункана. Он будет за нее бороться, в этом она не сомневалась. И конечно же, отец увидит в нем настоящего мужчину.

И все-таки она не могла справиться с волнением. В последнее время отец так рассеян, постоянно не в духе, к нему то и дело приезжают какие-то таинственные всадники, причем больше ночами. Может быть, сейчас не самое подходящее время…

Щеки ее запылали — Джинни сообразила, что Колин внимательно на нее смотрит. Должно быть, он задал ей какой-то вопрос.

— Прощу прощения?

— Я только спросил, понравилась ли вам охота. Джинни кивнула:

— И даже очень. Хотя я давно не стреляла из лука.

— Буду счастлив помочь вам. Джинни рассмеялась.

— Боюсь, я неважная ученица. А вы тоже хороший лучник?

Колин выгнул бровь:

— Тоже?

Жест так напомнил ей Дункана, что она на миг пришла в замешательство.

— Я… я слышала, что ваш брат опытный стрелок, — пробормотала она. Пылающие щеки наверняка выдавали ее.

Колин кинул на нее странный взгляд и криво улыбнулся:

— Не думаю, что мой брат что-то делает плохо.

Он произнес это бесстрастно, но Джинни уловила странное напряжение во взгляде Колина и подумала, что равнодушие его деланное. Должно быть, нелегко иметь такого талантливого брата, как Дункан, — за ним все время нужно тянуться.

— Насколько я понимаю, у вас не один брат, — отозвалась она, уводя разговор в сторону от Дункана. Слишком сложно изображать отсутствие интереса.

Колин кивнул.

— Джейми служит оруженосцем у нашего кузена Аргайлла в Инверери. Еще у меня есть младшая сестра, Элизабет. Пока мы в разъездах, она тоже живет в Инверери у графини. — Он так пристально смотрел на Джинни, что она невольно вытерла лицо тыльной стороной ладони, решив, что к губам прилипли крошки кекса, кусок которого она украдкой съела в кухне. — Надеюсь, что вскоре я смогу пригласить вас на охоту. Мне бы хотелось познакомиться с вами поближе.

Джинни улыбнулась:

— Я буду рада…

Она не договорила, потому что в этот момент в зал вошел Дункан.

Джинни тут же посмотрела на него в надежде убедиться, что связь между ними все так же крепка. Но взгляд, на который она наткнулась, ничем не походил на прежний. Он был жестким, мрачным и полным чувства, которого Джинни еще никогда у Дункана не видела, — ярости.

Последние две недели оказались самыми трудными в жизни Дункана. Он пытался понять, что же теперь делать. Долг требовал повременить, — по крайней мере до тех пор, пока они не победят в сражении с Хантли. Но все инстинкты восставали против этого. Джинни принадлежит ему, и он ее избранник. Раньше он никогда не завидовал положению своего брата, тому, что он — наследник и будущий лэрд, но сейчас его глодала зависть.

— Дункан вошел в зал и увидел стоявших рядом Джинни и Колина. В его душе тотчас же взметнулись самые отвратительные чувства, он и не подозревал, что способен на них, — гнев, обида и даже ревность.

Будь он проклят, если отступит. Не на этот раз. Не с Джинни. Да, он подождет, но раньше или позже Джинни станет его женой.

К Дункану подошел отец.

— Осторожнее, парень, все твои чувства написаны у тебя на лице, — негромко предупредил он. — Мы получили то, за чем приехали. Смотри не натвори глупостей, чтобы из-за тебя Грант не передумал.

Грант не только согласился отправиться вместе с ними к замку Стратбоги, чтобы сражаться с Хантли, но и обещал подумать о помолвке с Колином. Дункану пришлось изо всех сил сдерживаться, чтобы держать язык за зубами, пока обсуждался брак между его братом и любимой девушкой.

Но видеть их вместе… у его терпения тоже есть пределы. Ему словно вонзили кинжал между ребер. Джинни беззаботно улыбнулась его брату, и Дункан вдруг подумал — а будет ли она против неожиданного брака с Колином, как он надеется?

Его брат — наследник, а сам он — незаконнорожденный. Конечно, он любимый сын, но надолго ли, если бросит вызов отцу? Женитьба на Джинни поставит под угрозу его отношения с отцом и кузеном, испортит все то, чего он так долго и старательно добивался.

Дункан ничего не ответил отцу. Он не отводил взгляда от Джинни, пытаясь обуздать охватившие его гнев и обиду. Лучше всего избегать ее до тех пор, пока они не смогут увидеться наедине, хотя, похоже, это произойдет не скоро.

Большой зал замка Фруи, оплота клана Грантов, был украшен для великолепного пира. Огромный зал с балками под высоким потолком и яркими гобеленами на покрытых штукатуркой стенах словно пылал серебром в пламени свечей.

Посмотрев в зал, Дункан увидел на празднично украшенных столах большие блюда с жареной дичью и овощами, графины с кларетом и кувшины с элем, который отлично варили в замке.

Закаленный в сражениях вождь клана Грантов сиял от гордости, с одобрением поглядывая на свою юную красавицу дочь. Джинни перехватила взгляд отца и улыбнулась. Щеки ее порозовели от смущения.

Этот простой обмен взглядами окончательно расстроил Дункана. Откровенная привязанность сурового воина к дочери послужила горьким напоминанием. Дункан знал, что отец с дочерью очень близки, так решится ли Джинни бросить вызов отцу и бежать с ним, если потребуется?

Кэмпбеллы рассаживались за высоким столом. Дункан сел с краю, а Колин, как он невольно заметил, устроился рядом с Джинни.

Дункан наполнил свою кружку до краев и продолжал наполнять ее следующие два часа. Но даже хмель не мог исправить ему настроение.

Один раз он оторвался от кружки и увидел, что Джинни смотрит прямо на него. Их взгляды встретились, но Дункан быстро отвел глаза, хотя успел заметить растерянность и обиду в ее взгляде.

«Я должна подойти к нему. Может быть, он не понимает…»

Она сделала несколько шагов и остановилась. Щеки запылали, когда девушка сообразила, что она делает. Преследует его. Гоняется за ним. Выставляет себя полной дурой.

Во время трапезы она невольно посматривала в его сторону, надеясь на какой-нибудь знак, хоть на какое-то утешение.

«Посмотри на меня. Пожалуйста, посмотри на меня!..»

Сплошное разочарование.

Она слышала рассказы о девушках при дворе, о том, как им хватало глупости уступить смазливой внешности; бойкому языку и обещанию жениться. Осуждающе говорили про опозоренных девушек. У них с Дунканом, конечно, все было по-другому… Но так ли это?

Джинни замутило. Она изо всех сил пыталась справиться с подступавшей тошнотой.

Этого не может быть.

Удушье медленно подбиралось к самому ее сердцу, но Джинни как хорошая хозяйка продолжала развлекать своих гостей. Она удивилась, когда рядом с ней сел Колин, а не граф Аргайлл, как полагалось тому по рангу. Но брат Дункана оказался милым собеседником — куда приятнее, чем его мрачный братец. Да только он не мог заменить мужчину, рядом с которым Джинни так хотела сидеть.

После трапезы столы убрали, чтобы освободить место для танцев. Джинни очень надеялась, что теперь Дункан к ней подойдет, однако на танец ее пригласил Колин. В последний раз взглянув на Дункана, продолжавшего опустошать бесчисленные кружки эля, Джинни вышла вместе с Колином в середину зала.

— С вами все в порядке? — спросил тот.

Джинни посмотрела на Колина и выдавила слабую улыбку.

— Да, благодарю. Прошу прощения, если я несколько рассеяна. Боюсь, что день выдался довольно суматошный.

Колин отмахнулся:

— Все просто великолепно! Вашему отцу очень повезло, что рядом с ним такая дочь. — Он лукаво улыбнулся. — Хотя я думаю, что это ненадолго.

Джинни удивленно посмотрела на него — может, он что-то прознал про Дункана? Но Колин смотрел на нее простодушным взглядом. Джинни медленно выдохнула. Вероятно, это просто общее замечание. К счастью, начался рил, так что ей не пришлось подыскивать ответ.

Она очень любила танцевать, но даже замысловатые движения и веселая музыка не могли исправить ее испорченного настроения. Когда зазвучали последние аккорды, Джинни краем глаза заметила, что Дункан выходит из зала. Она быстро пробормотала какие-то слова извинения Колину и ринулась за любимым, прокладывая себе путь через плотную толпу подвыпивших членов клана. Гордость была забыта — ей требовалось срочно поговорить с Дунканом.

Обед продлился почти до вечера. Когда Джинни выскочила на улицу, солнце уже садилось.

Сбежав вниз по деревянным ступеням, она остановилась у подножия лестницы и покрутила головой, пытаясь сообразить, куда он мог деться. Во дворе стояла мертвая тишина. Все пировали, и только несколько стражников охраняли ворота.

Замок Фруи представлял собой башню с большим внутренним двором, окруженным высокой стеной. У южной стороны стены выстроились в ряд несколько деревянных строений, в том числе конюшни и бараки для воинов. Решив, что это самое подходящее место, Джинни побежала через двор.

Большая дверь со скрипом отворилась. Джинни шагнула внутрь.

Там было темно, и глазам потребовалось некоторое время, чтобы привыкнуть. Но она увидела Дункана. Тот сидел на тюфяке, прислонившись к стене. Рядом стояла бутылка. Сердце Джинни тревожно забилось. Она никогда не видена, чтобы он так много пил. Казалось, что перед ним стоит цель — напиться допьяна.

Их взгляды встретились. Они долго смотрели друг на друга и молчали. Дункан опустошил свой кубок и медленно встал.

— Нечего тебе здесь делать. Возвращайтесь к гостям, миледи.

Миледи? Джинни шагнула к нему. Куда делся мужчина, с которым она познакомилась при дворе? Тот, кому она отдала свое сердце… Джинни сглотнула. И свое тело…

— Дункан, что случилось? Почему ты так со мной разговариваешь? — К горлу подкатил горячий комок, в глазах закипели слезы. — Объясни! Я сделала что-нибудь не так?

Она положила ладонь ему на руку.

— Расскажи.

Дункан какое-то время смотрел на ее ладонь, потом поднял взгляд на лицо Джинни. Он упавшим голосом рассказал, что отец отказался ему помогать, а Колин решил обручиться с ней.

Джинни в ужасе замотала головой:

— Это невозможно! Отец не мог устроить мой брак, не сказав мне ни слова! — А если мог?

— Официально еще ничего не решено. Полагаю, он сначала решил поговорить с тобой.

— Я скажу ему, что это невозможно! Что я люблю другого.

Дункан смотрел на нее внимательно. Слишком внимательно.

— Ты уверена, что хочешь именно этого?

— Ну конечно! Как ты мог сомневаться? Джинни внезапно замолчала и прищурилась.

— Ну-ка признавайся, что ты подумал, Дункан Кэмпбелл?

Он пожал плечами. Дункан пытался выглядеть беспечным, однако Джинни заметила, как напряжены его плечи.

— Колин станет вождем.

Так он злился из-за этого? Джинни отступила назад и уставилась на Дункана, с недоверием качая головой:

— Да ты ревнуешь!

Он скрестил на груди руки — гордый воин-горец до последней капли крови.

— Не сходи с ума.

Джинни смотрела на его могучие мышцы, поэтому ответила не сразу. Заставив себя отвести взгляд от его сильных рук, она посмотрела Дункану в глаза.

— Да как ты вообще мог подумать, что я захочу выйти за другого?

— Разве ты не понимаешь, Джинни? Без поддержки семьи мне не на что будет жить. У меня останется только мой меч.

Все пропадет — все, ради чего он так долго трудился. Это, конечно, жестокий удар для такого честолюбивого человека, как он. Сердце Джинни сильно забилось. Может быть, он уже жалеет о своей клятве? Девушка глубоко вздохнула. Она не будет принуждать его жениться, чего бы ей это ни стоило.

— Ты все еще хочешь жениться на мне? Кажется, вопрос его потряс.

— Конечно.

Она глубоко вздохнула. Не важно, чего это будет ей стоить, она слушается голоса своего сердца.

— Я выйду за тебя, даже если нам придется поступить гак против воли родителей.

Дункан всматривался в ее лицо, пытаясь понять, чего ей стоило такое решение. Джинни увидела, что его окатило волной облегчения. Дункан обнял ее и прижал к себе с такой силой, словно решил никогда больше не отпускать. Она подняла к нему лицо, и Дункан поцеловал ее нежным, ласковым, поцелуем, на который с готовностью отозвалось ее сердце. На душе стало тепло и радостно.

Оторвавшись от ее губ, Дункан взял девушку за подбородок и заглянул ей в глаза.

— Надеюсь, до этого не дойдет. Когда мы победим в войне против Хантли, я придумаю, как убедить отца помочь нам.

Джинни положила голову ему на грудь, черпая утешение в ровном биении его сердца. Она никогда не забудет его запаха — чистого и свежего, как теплый морской ветер.

— Я не хочу, чтобы ты уезжал.

Дункан погладил ее по голове, словно успокаивал ребенка.

— Я понимаю. Джинни подняла голову:

— Это опасно? — Да.

— А если тебя ранят? Он вздохнул.

— Я поправлюсь.

— Но что, если тебя…

Дункан остановил ее взглядом. Конечно, о таком нельзя даже думать.

Он взял ее за подбородок своей большой рукой.

— Я вернусь к тебе, любовь моя. В этом ты можешь быть уверена. Что бы ни случилось, мы станем мужем и женой.

Глава 6

Рано утром Дункан уехал из замка Фруи. В голове его заметно прояснилось. До сих пор он не понимал, как сильно на него давит ситуация с Джинни. Но теперь все решилось, и он точно знал — что бы ни выпало на их долю, они будут вместе. Теперь Дункан мог сосредоточиться на своем главном деле — вместе с кузеном Аргайллом преследовать мятежника Хантли огнем и мечом.

После долгих недель планирования и подготовки сражение должно было вот-вот начаться, и Дункан ждал этого с нетерпением. Он всегда был таким перед боем: все чувства обострены, кровь течет по жилам гораздо быстрее. Чем ближе была вероятность погибнуть, тем сильнее Дункану казалось, что он еще никогда не чувствовал такой жажды жизни.

Он знал, что Джинни будет тревожиться, и жалел, что не может объяснить ей, что чувствует, как нуждается в ней. На поле боя людей судят не по происхождению, а по воинским умениям. На поле боя — командуя, принимая решения, сражаясь — он находился в своей стихии. На поле боя он мог завоевать себе славу, при которой понятие «незаконнорожденный» уже ничего не будет значить.

Дункан вытер пот и грязь, скопившиеся на лбу под шлемом, и прищурился, вглядываясь в даль. Солнце слепило глаза, потому что они направлялись на восток. Впереди лежали горы Кромдейл, а за ними — место их назначения, замок Драмин. Замок располагался на месте слияния рек Ливет и Эйвон, откуда они и планировали напасть на Стратбоги, цитадель Хантли, один из самых красивых замков Шотландии. По иронии судьбы замок Драмин тоже принадлежал Хантли, но управлял им отец Джинни.

Дункан всматривался в далеко раскинувшиеся вересковые холмы, выискивая следы опасности. За ними могли наблюдать вражеские лазутчики. Впрочем, с таким большим войском нельзя рассчитывать на преимущество внезапности. Хантли неизбежно узнает об их приближении.

По плану предполагалось, что все их кланы, откликнувшиеся на призыв короля, соберутся в Драмине и будут ждать приказа Якова к наступлению. Сам король Яков находился южнее, в Данди, и мог добраться до них только через несколько дней. До его прибытия войском командовал Аргайлл, и Дункан подозревал, что его кузен не собирается добровольно отказываться от власти.

Аргайлл из кожи вон лез, доказывая, какой он отважный. Несмотря на то что он был одним из самых влиятельных вельмож в Шотландии, отношения между Арчи и королем оставались довольно натянутыми. Оба молодых человека в самом расцвете сил, только что вырвавшиеся из-под опеки наставников, стремились упрочить свою власть и время от времени конфликтовали. Разумеется, от внимания короля не ускользнуло, что в Горной Шотландии Аргайлла называют «королем Кэмпбеллом».

Дункан ехал рядом с кузеном во главе отряда Кэмпбеллов численностью почти две тысячи. Когда к ним присоединятся остальные кланы и все, откликнувшиеся на призыв короля, их будет почти десять тысяч. Кроме людей Гранта, к ним спешили их кузены, Кэмпбеллы из Лохнелла и Коудора, Маклейны из Дуарта, Макгрегоры, Макинтоши и Макнилы.

Значительное войско, да, однако среди них было мало тренированных солдат и еще меньше тех, кто имел доспехи или коня.

Дункан оглянулся. Позади тянулись длинные шеренги пеших солдат, но среди них лишь кое-где на солнце поблескивали серебристой сталью шлемы или безрукавные кольчуги, такие, как у него.

— Тебя что-то тревожит, кузен?

Дункан обернулся и увидел, что на него пристально смотрит Арчи. Дункан немного подумал и решил, что Аргайлл не ошибся.

— Я надеялся увидеть больше верховых воинов. Любой другой человек воспринял бы его замечание как критику, но с Арчи они вместе росли, и Дункан не боялся высказывать вслух свою точку зрения. Может быть, поэтому Аргайлл на него и полагался — он знал, что Дункан не будет перед ним раболепствовать. Но кузен вовсе не собирался следовать его советам, ничего подобного. Аргайлл всегда имел собственное мнение — к сожалению, со всем высокомерием молодости и высокого положения.

— Нехватка конных воинов с лихвой покроется превосходящим числом пехотинцев. Если мятежники сумеют поднять четверть того количества воинов; что у нас, я буду очень удивлен.

Дункан воздержался от комментариев, хотя знал, что их люди не особенно искусны, многие из них вооружены всего лишь мечами или пиками и скорее всего откликнулись на призыв короля только ради возможных трофеев. Численность войска Хантли будет значительно меньше, это правда, однако все они тренированы и гораздо лучше оснащены.

Но все это поправимо. Когда прибудут король, Фрейзеры, Ирвинги, Форбсы и Лесли, конников в их войске станет намного больше.

— Возможно, ты и прав, — согласился Дункан. Аргайлл изогнул бровь, и его язвительный взгляд подчеркнул резкие черты смуглого гэльского лица.

— Возможно?

Дункан ухмыльнулся. Арчи нравилось считать, что он всегда прав. — Да.

— Я не сомневаюсь, что мы их разгромим. На этот раз Хантли не избежит наказания. — Аргайлл не мог скрыть ликования. — Даже Яков не может больше делать вид, что не было никакого заговора с целью отнять корону и возложить ее на голову паписта.

Ожесточенная вражда между двумя графами была хорошо известна. Аргайлла сверх всякой меры возмущало, что, несмотря на решительный отказ Хантли отречься от своей религии, несмотря на его открытое неповиновение, король продолжал благосклонно относиться к «Джорди», товарищу своих детских лет. Аргайлл давно мечтал увидеть, как «Джорди» поставят на колени (уж не говоря о том, что он собирался предъявить права на некоторые его земли).

Дункан не стал возражать, и кузен лукаво посмотрел на него.

— А куда ты вчера исчез? Лицо Дункана не дрогнуло. — Я устал и пошел спать.

— Да? — Чересчур наблюдательный кузен ему не поверил. — Забавно, — иронически заметил Арчи, — наша прелестная юная хозяйка исчезла примерно в одно время с тобой.

На щеке Дункана дрогнул мускул.

— Правда?

К сожалению, молочные братья слишком хорошо знают друг друга, в этом вся проблема. Дункан кинул на кузена предостерегающий взгляд, но тот его проигнорировал.

Поняв, что попал в яблочко, Аргайлл ухмыльнулся, как кот, только что загнавший в угол жирную мышь. Как любой только что женившийся молодой человек, он мечтал, чтобы все вокруг разделили его судьбу, и изо всех сил поощрял Дункана, советуя ему найти невесту.

— Предложение о помолвке между Джинни и Колином меня сильно удивило — в Стерлинге я не сомневался, что на ее руку претендуешь ты.

Проклятый кузен слишком многое замечает. Дункан смерил его холодным взглядом.

— По-твоему, это имеет какое-то значение? — спросил он, не в силах скрыть горечь.

Арчи задумался, но ненадолго. Ответ, увы, был очевиден.

— Нет. Полагаю, что нет. — Кузен никогда не ходил вокруг да около, предпочитая говорить правду, даже самую жестокую. В этом они были похожи. — Ты влюблен в нее?

Дункан посмотрел на него, но ему даже не пришлось отвечать — все сказал его мучительно напряженный взгляд.

— Понятно, — сдержанно ответил Аргайлл. — Очень жаль. Колин никогда не будет таким предводителем, как ты.

— Он еще молод, — машинально возразил Дункан, как всегда, преданный своим младшим братьям и сестре. Он и раньше был очень близок с ними, но особенно сблизился в год, когда умерла их мать. Жена отца, как ни старалась, не могла преодолеть свою неприязнь к Дункану. Может быть, отцу не стоило так открыто проявлять свою любовь к внебрачному сыну. К счастью, ее холодность не повлияла на отношения Дункана с ее родными детьми.

Мальчишками Колин и Джейми хвостиком ходили за старшим братом, подражая ему во всем (в том числе они всюду таскали слишком тяжелое для них оружие) с пылом, граничившим с культом. Они подросли, но на удивление мало соперничали. Дункан полагал, что дело в разнице лет, и когда Колин возмужает, это изменится.

Особенно когда он узнает насчет Джинни.

Теперь, когда гнев немного поутих, Дункан понимал, что Колин не виноват в случившемся. В Стерлинге Дункан всячески скрывал свой интерес к Джинни. А то, что брат влюбился в нее с первого взгляда… что ж, за это его винить не приходится.

Дункан нахмурился. До сих пор он не думал, что брат тоже испытывает какие-то чувства к девушке. Он постарается объяснить Колину, что не собирался ранить его сердце.

Но Дункан хорошо знал Колина. Его вспыльчивый младший брат может прийти в ярость.

— Значит, с девушкой возникли сложности, — произнес Аргайлл. — Ты поэтому не едешь рядом с отцом?

Дункан оглянулся и сквозь пыль и толпу воинов разглядел Колина и отца. Те бок о бок ехали в конце шеренги. Да, он сознательно избегал обоих, после вчерашнего пира обменявшись с ними лишь несколькими общими фразами. Холодок между ним и отцом не исчез за прошедшие две недели. Дункан вскинул бровь.

— Ты не рад моему обществу, кузен?

— Почему же? — ответил Арчи. Однако затем дал ясно понять, что шутки кончились. — Не знаю, что у тебя за проблемы с отцом, но забудь о них, пока мы сражаемся, и пусть они не отвлекают тебя от твоего долга. — Его темные глаза блестели. — Никто и ничто не помешает мне увидеть, как Хантли наконец будет повержен. И уж тем более ссора из-за девчонки.

Дункан сердито посмотрел на него. Он простил кузена только потому, что знал о вероломстве, из-за которого Арчи недавно едва не убили люди, которым он доверял. Дункан понимал, что предательство до сих пор гложет Аргайлла — и, возможно, будет мучить его всегда.

— По-моему, ты меня достаточно хорошо знаешь. Аргайлл ответил не сразу.

— Я никому не доверяю больше, чем тебе, но полностью я не доверяю никому. — В его глазах плескалась горечь. — Гебе тоже следует хорошенько, запомнить этот урок, кузен. Может быть, он убережет тебя от грубой ошибки.

Оказалось, что труднее всего на свете смотреть вслед уезжающему Дункану, когда все инстинкты кричат: «Останови его!»

Мать ушла из дома под покровом ночи. У Джинни не было возможности ее вернуть. Умолять ее остаться. Сказать, что если она сейчас уйдет, то уже никогда не вернется обратно.

Будь Джинни старше, она бы, может, и поняла, что происходит. Может, и сумела бы остановить маму.

Но сейчас она уже взрослая. Стоя у окна в своей комнате и глядя, как последние воины Кэмпбеллов и яркий желтый штандарт графа Аргайлла исчезают из виду, Джинни сжимала в кулаке влажный носовой платок, обшитый кружевами. Все будет хорошо, твердила она.

Дункан — человек слова. Он вернется через несколько дней, и они поженятся.

Ничего плохого не случится. Даже отец согласился перейти на сторону Аргайлла и короля. Чтобы выступить против Хантли, отец должен быть твердо уверен в победе.

Засунув платок в рукав украшенного вышивкой зеленого жакета, надетого поверх французского платья, Джинни вздохнула и хотела отвернуться от окна, но замерла, уловив какое-то движение в роще севернее замка. Оттуда выехал всадник, словно дожидавшийся, когда Кэмпбеллы уедут, помчался через вересковую пустошь, вверх по холму и въехал в железные ворота замка.

Джинни наморщила носик, подумав, что это странно, но тут же выкинула все из головы. Налив в таз воды, она умыла заплаканное печальное лицо и, освеженная,вышла из комнаты, направившись к лестнице. Отец и его люди скоро тоже уедут, чтобы присоединиться к остальным в замке Драмин, а ей пора заняться делами.

Отец…

Джинни запретила себе думать об этом. Он вернется. Он всегда возвращается.

Она прошла через зал, поторопив слуг, все еще убиравшихся после вчерашнего пира, и остановилась у дверей в покои лэрда.

Дверь была приоткрыта. Джинни увидела человека, стоявшего перед отцом. Высокий и широкоплечий, хотя немного неуклюжий, он показался ей смутно знакомым. Через мгновение она сообразила, что это тот самый всадник, что недавно выехал из-за деревьев. Но для простого гонца на нем были слишком хорошая одежда и дорогие доспехи.

Джинни подняла руку, чтобы постучаться, но тут всадник слегка повернулся и снял стальной шлем. На плечи ему упали густые золотистые волосы, влажные от пота. Джинни ахнула, прижав ладонь ко рту.

Она его узнала. Френсис Гордон, второй сын графа Хантли. Много лет назад, еще до вражды, они несколько раз встречались. Тогда Джинни считала его красивым, как любая девочка, которой нравятся юноши старше ее. Теперь, в сравнении с Дунканом, он выглядел просто привлекательным. Но Френсис всегда был добр к ней, не забывая улыбнуться и подмигнуть, если замечал, что она на него пялится.

Сердце ее сильно заколотилось. Что он здесь делает? Украдкой оглянувшись и увидев, что никто не обращает на нее внимания, Джинни скользнула в тень за дверью.

— Ты рисковал, — произнес отец. — А если бы тебя увидели?

— Я был осторожен, — небрежно ответил Френсис.

— Ты приехал один?

— Я решил, что так будет лучше всего. Мои люди ждут в лесу.

— Да, чем меньше народу знает, тем лучше. Я не хочу рисковать, вдруг Аргайлл или король что-нибудь услышат раньше, чем дело будет сделано.

Какое дело? Джинни стало страшно. Лучше бы ей ничего об этом не знать. Появление Френсиса Гордона не предвещало ничего хорошего.

— Значит, мы договорились, — сказал Френсис. — Вы ждете моего сигнала. Когда выстрелит первая пушка, вы со своими людьми отступите.

У Хантли есть пушка? Боже милостивый. Джинни думала, что отец не способен на предательство, но ее постигло разочарование.

— Да. — Сердце девушки упало. — Сегодня вечером в Драмине состоится военный совет. Аргайлл рвется в бой. Я постараюсь его поддержать, а когда смогу, сообщу о плане битвы.

Джинни обессилено прислонилась к холодной стене, не в силах поверить своим ушам. Ее отец собрался присоединиться к Гордонам и предать Кэмпбеллов!

Она, словно в тумане, слушала, как они обсуждают подробности битвы, в том числе и намерение Хантли выступить с куда более многочисленным войском. Это наверняка приведет Аргайлла в ярость. Из сковавшего ее ужасающего оцепенения она вышла, услышав свое имя.

— А Джинни не против нашего соглашения? — спрашивал Френсис.

Отец замялся.

— Она послушная дочь и выполнит свой долг. Голос Френсиса зазвучал более резко:

— То есть вы ей еще ничего не сказали?

— Я подумал, что лучше подождать. Не хотел рисковать — вдруг она случайно проговорится?

Джинни недовольно нахмурилась. Она умела хранить секреты.

— Я не возьму в жены девушку, если она против, несмотря на обручение.

В жены? От лица Джинни отхлынула кровь, а сердце перестало биться. Отец обручил ее не с Колином Кэмпбеллом, а с сыном Хантли?

Отец в чем-то еще убеждал Френсиса, но Джинни услышала вполне достаточно. Она выскользнула из своего укрытия и направилась в зал, слишком потрясенная, чтобы осознать услышанное.

Мысли в голове обгоняли друг друга, но все они сводились к одному — нельзя допустить, чтобы это произошло. Предательство отца навеки погубит ее будущее с Дунканом. И что еще ужаснее, если отец отступит, он поставит под страшный удар войско Кэмпбеллов. Погибнут люди.

Дункан может умереть.

Джинни тянула время, хотя знала, что должна сделать. Когда Френсис Гордон вышел из покоев лэрда, она глубоко вздохнула и направилась в комнату, которую он только что покинул.

Отец, сидевший в большом кресле напротив пустого камина, был глубоко погружен в раздумья и не сразу заметил девушку. Она принюхалась и уловила запах виски. Ну конечно, у него в руке наполовину пустой стакан.

Это дало ей надежду. Может быть, еще не все потеряно. Может быть, он не решится предать короля и Кэмпбеллов, хотя и старался убедить Френсиса Гордона в обратном.

— Отец!

Тот вскинул голову вверх и вздрогнул, увидев дочь.

— Что случилось, девочка? Я занят.

Джинни хотела разумно и обоснованно объяснить ему, почему нельзя так поступить, но эмоции взяли над ней верх. Она умоляюще посмотрела на человека, которого всегда считала благородным рыцарем. На знакомые темные волосы, тронутые сединой, на зеленые глаза, так похожие на ее собственные, на постаревшее, но все еще красивое лицо, и выпалила:

— Что ты задумал? Ты не можешь так поступить! Глаза отца всмотрелись в ее бледное лицо и прищурились.

— Подслушиваем под дверями, дочь? Тебе не кажется, что ты уже слишком взрослая для этого? Шпионов бросают в подземелье.

Джинни, не обращая внимания на его гнев, кинулась к отцу и упала перед ним на колени, взяв его руки в свои.

— О, отец, я так испугана! А как же король? Он придет в бешенство!

— Тихо, девочка. Ты не знаешь, о чем говоришь. Король вовсе не стремится уничтожить Хантли, как бы кому-то ни хотелось этого. В бой рвется, чтобы потешить свое самолюбие, Аргайлл, и я воспользуюсь своим союзом с Хантли против этого неискушенного выскочки.

— Но погибнут люди!

— Это война, Джинни. На войне убивают. — Он показал на дверь, явно не в настроении уговаривать дочь. — Возвращайся в свою комнату. К тебе это не имеет никакого отношения.

— Как раз наоборот, — возразила она. — Я не выйду замуж за Френсиса Гордона. Я его не люблю!

Это она сказала напрасно.

— Что ты знаешь о любви?! — с издевкой воскликнул отец. Ему вспомнились горькие годы, прошедшие после предательства матери, и разразилась гроза. — Любовь не имеет ничего общего с браком. Этот союз свяжет вместе наши кланы и прекратит вражду. У тебя будет больше денег, чем ты можешь себе представить. И довольно болтать про любовь! Контракт уже подписан, и я требую, чтобы ты исполнила свой долг, как послушная дочь!

Джинни замотала головой. Она еще никогда не видела своего отца таким жестоким.

— Не могу. — Девушка закусила губу, понимая, что сейчас самое неудачное время рассказывать о своей любви к Дункану, но у нее уже не было выбора. Еще чуть-чуть, и будет слишком поздно. — Я… — Голос ее дрогнул. — Я люблю другого.

Отец вырвал у нее руку и холодно посмотрел на дочь.

— Кого же?

— Старшего сына лэрда Охинбрека.

— Колина Кэмпбелла?

Джинни покачала головой. Ему потребовалось некоторое время, чтобы понять, кого она имеет в виду.

— Дункана Даба, ублюдка? — недоверчиво ахнул отец. — Ты, наверное, шутишь?

Джинни вздернула подбородок.

— Его происхождение совершенно не важно…

— Замолчи! — крикнул отец, вскакивая. Его пальцы ухватились за плечи Джинни. Он резко тряхнул дочь. — Ты полная дура, если думаешь, будто я соглашусь на этот брак! — Его лицо исказилось от гнева. — Не ожидал от тебя такого. — Разочарование в голосе отца задело девушку за живое. — Ты такая же, как твоя мать.

Он произнес это так, словно худшего сравнения не могло и существовать. Да, ее мать совершила ошибку, но ведь она не была совсем плохой… или была?

Отец пристально всматривался в ее лицо.

— Говори, что ты натворила? — спросил он с подозрением.

Джинни отпрянула.

— Н…ничего, — солгала она.

Он продолжал всматриваться в ее лицо, словно не знал, верить ей или нет.

— Так быстро влюбилась, вот как? А что ты, собственно, знаешь о внебрачном сыне Охинбрека?

— Все, что нужно! Наверняка и сам видишь, что он за человек. Он сам завоюет себе имя! Отец и кузен уже сейчас высоко его ценят! А я люблю его и знаю, если ты только дашь ему шанс…

Отец с такой силой стукнул стаканом по столу, что янтарная жидкость расплескалась.

— Не желаю больше ничего об этом слышать! Обручение уже состоялось. Возвращайся к себе в комнату, а если я выясню, что ты мне солгала, то запру тебя в башне, как двоюродную бабку Барбару. Следовало так поступить и с твоей матерью.

Глаза Джинни расширились. Ее двоюродную бабку заточили в башню, когда она отказалась выйти за нелюбимого мужчину. Там она и умерла, и говорили, что в «Башне Барбары» живет ее призрак.

Джинни смотрела в холодные жестокие глаза знакомого незнакомца. Невозможно было Представить более чудовищного превращения. Господи, он же говорит совершенно серьезно. Что случилось с человеком, сажавшим ее к себе на колени, когда мать их оставила, обнимавшим ее, вытиравшим ей слезы?

Но раньше она никогда ему не противилась. Она всегда была покорной, послушной девочкой, старавшейся заменить мать, которая его бросила — которая бросила их всех. Может быть, он и любил свою дочь, но в определенных пределах, а она их только что перешагнула.

Джинни содрогнулась при мысли, что может произойти, если он узнает про них с Дунканом.

Должно быть, отец увидел страх в ее глазах. Его взгляд смягчился, он взял ее за руку.

— Прости, девочка, мне не стоило этого говорить. Я знаю, что ты не такая, как твоя мать. Ты всегда была хорошей дочерью. Я знаю, что могу положиться на тебя, ты обязательно поступишь так, как надо. Выполни свой долг по отношению к клану, договорились?

Она задела его за живое; оказывается, рана еще не затянулась. Иначе отец не стал бы с ней так разговаривать. Предательство матери оставило глубокий след. И если сама Джинни поступит точно так же, что будет с отцом?

— Д…д…да, отец. — Голос ее дрожал.

Лицо его посветлело, он даже сумел улыбнуться.

— Вот и хорошо. А теперь забудем обо всех неприятностях. Я не желаю больше ни слова слышать о Кэмпбеллах. Френсис Гордон славный человек, ты его полюбишь.

Да только никогда она не будет любить его так, как Дункана.

Джинни выскочила из отцовских покоев, промчалась через зал и стремглав взлетела вверх по лестнице, не задержавшись нигде ни на мгновение.

Она долгие часы просидела в своей комнате, глядя в окно и дрожа, несмотря на теплый день и плед, в который закуталась. После того как отец со своими людьми уехал, Джинни встала, твердо зная, что должна сделать.

«Я не дам ему погибнуть».

Попытка убедить отца не удалась. Она молилась, чтобы с Дунканом все прошло иначе.

— Я считаю…

Дункан надеялся, что больше никогда в жизни не услышит этих слов. Ему казалось, что они рикошетили в его голове, как пуля от мушкета, и голова теперь раскалывалась от боли. Громкие голоса сливались в сплошной крик.

Если таковы все военные советы, то Дункан предпочитал сражаться. Лучше он окажется один на один против палаша или аркебузы, чем слушать, как час за часом пережевывают одно и то же.

В большом зале замка Драмин собралась военная элита вооруженных сил короля Якова и Горной Шотландии: вожди, предводители и несколько доверенных капитанов вроде Дункана, и каждый настаивал на том, чтобы изложить свое мнение. Это напоминало ему кухню, полную соревнующихся поваров, каждый из которых добавляет в кастрюлю свои приправы, а в результате блюдо получается несъедобным.

Дункан слушал споры вот уже добрых три часа, и наконец участники совета пришли к выводу, который сам он сделал давным-давно, — Аргайлл может быть упрямым, как мул.

Его кузен гнул свою линию, и как бы неистово ни убеждали его в обратном члены совета, сбить его с толку оказалось невозможно.

По прибытии в замок Драмин они с удивлением узнали, что Хантли со своим войском перебрался в Охиндон, всего в нескольких милях отсюда. Аргайлл хотел нанести своему врагу быстрый удар, причем атаковать рано утром, до того как с юга подтянутся король и остальные кланы. Его кузен твердо верил в преимущество своей позиции и численности войска.

Главные военные советники были против. Отец Дункана, а также Коудор, Маклейн и Макнил считали, что нападать сейчас слишком опрометчиво. Только Грант и Лохнелл поддержали Аргайлла.

— Мы должны дождаться короля, — в который раз повторял отец Дункана. Его голос звучал очень ровно в этом море раздраженных голосов. — И дополнительной поддержки кавалерии.

— К тому времени, как прибудет король, мой желтый штандарт уже будет развеваться на башне Стратбоги, — бахвалился Арчи. — Людей у нас достаточно. Наши разведчики оценивают его войско не более чем в две тысячи. У нас людей в пять раз больше.

— Но большинство воинов Хантли верхом, — напомнил отец Дункана, в точности как раньше сам Дункан.

— Численностью мы перевесим любую кавалерию и сделаем с ними все, что захотим. — Аргайлл с вызовом посмотрел на вождей. — Я не буду отсиживаться здесь, упуская такую возможность.

Дункан знал, насколько важно для его кузена самоутвердиться. Если они атакуют сейчас, Аргайлл сможет приписать победу только самому себе. В глубине души Дункан был согласен с кузеном. Может быть, дожидаться короля и более разумно, но если они сумеют удержать позиции, то победят и без него.

— Граф прав, — вмешался отец Джинни, лэрд Фруи. — Королевское войско мы будем ждать несколько дней. Люди Хантли сейчас здесь… — Он поставил крестик на карте местности, на которую все смотрели. — Если мы пойдем на юг, то сможем разместиться здесь, — он пометил невысокий холм над Гленливетом. — И атакуем сверху.

Внезапно Дункан, сидевший на противоположном конце стола, почувствовал, что Аргайлл смотрит прямо на него.

— А ты как считаешь, кузен?

В комнате повисла неестественная тишина. Дункан знал, о чем в этот момент подумали остальные. Какая разница, что думает внебрачный сын Охинбрека?

Аргайлл впервые публично обратился к нему за советом (остальные не сомневались, что он нередко поступал так частным образом), продемонстрировав свое доверие Дункану. Доверие, которое, как знал Дункан, оскорбляло других, в особенности их кузена Лохнелла, вождя старшей ветви клана Кэмпбеллов.

Арчи поставил Дункана в неловкое положение, вынуждая его выбирать между отцом и кузеном. Если Дункан поддержит отца и Арчи последует его совету, проигнорировав мнение важных персон, те будут в ярости. Если он поддержит Арчи, к чему в общем-то склонялся, все будут считать, что он пресмыкается перед могущественным кузеном.

Очевидно, отец пришел к такому же выводу. Прежде чем Дункан успел ответить, он отвлек внимание от сына, высказавшись вместо него:

— Мой сын будет счастлив сражаться на твоей стороне и завтра, и через две недели. Что до всех остальных, мы не хотим поступать неосмотрительно.

— Мне кажется, мы должны поступить, как говорит граф, и атаковать завтра, — сунулся Колин, но на него никто не обратил внимания.

Спор продолжался еще битый час, но в конце концов Аргайлл добился своего. Они выступят завтра.

Разметив на карте свои позиции, стали планировать действия. Было решено, что авангард из четырех тысяч человек — в основном пеших — разделят на три отряда. Левым флангом, в том числе Макнилами и Макгрегорами, будет командовать Грант. Кэмпбеллы под предводительством отца Дункана и Лохнелла займут центр. Правым флангом будет командовать Маклейн из Дуарта.

За авангардом пойдет остальное войско во главе с Аргайллом — шесть тысяч человек, разделенные на две дивизии.

— Коудор поведет левый фланг, — сказал Аргайлл, — а правый…

Он посмотрел на Дункана, явно решив отдать командование ему. Сердце Дункана заколотилось в предвкушении удачи. В его возрасте получить командование таким отрядом, невзирая на социальный статус, — великая честь.

В комнате снова стало тихо. Напряжение сделалось ощутимым — причем настолько, что его почувствовал даже Аргайлл.

Арчи отвел глаза, но Дункан успел заметить, как в них промелькнуло сожаление.

Дункан понимал затруднительное положение кузена, но не смог скрыть разочарования. Наступит день, когда никто не сможет оспаривать право Дункана быть предводителем, но не сегодня. Он еще слишком молод, слишком неопытен, чтобы его, незаконнорожденного, назначили на такую должность, обойдя старших членов клана.

Колин посмотрел на Дункана, потом перевел взгляд на Аргайлла. Дункан чувствовал его беспокойное нетерпение — настолько сильное, что прорвалось необычной даже для Колина дерзостью. Прежде чем Дункан успел остановить его, Колин выпалил:

— Я возьму правый фланг, кузен!

— Ты? — фыркнул Аргайлл, даже не пытаясь скрыть насмешку. — Да ты едва успел заслужить шпоры, мальчик. Правый фланг возьмет Гленгарри.

Колин так побагровел, что Дункан испугался, как бы у брата не лопнул сосуд на виске.

Черт побери! У его кузена такта не больше, чем у разъяренного вепря. Арчи не стоило так сильно унижать Колина. Рвение, даже несвоевременное, следует поощрять.

Дункан ожидал, что отец вмешается, но тот не кинулся успокаивать сына, как часто делал, когда безрассудный язык Колина ввергал того в неприятности. Отец промолчал, наградив Колина недовольным взглядом. Что-то происходило между отцом и Колином, но Дункан был так занят собственными заботами, что до сих пор этого даже не замечал.

Колин молча злился, пока разрабатывали последние детали плана. Наконец все встали. Отец Джинни свернул карту и хотел сунуть ее в свою сумку, но Аргайлл остановил его, махнув рукой:

— Нет-нет. Карту отдайте моему кузену. — Колин и Дункан оба замерли. Оказалось, что речь идет о Дункане. — Завтра он все время будет рядом со мной. Вдруг мне потребуется взглянуть?

Отец Дункана выглядел недовольным — очевидно, он предполагал, как, впрочем, и сам Дункан, что сын будет сражаться вместе с ним.

Грант протянул карту, сурово посмотрев на Дункана, словно только что его заметил.

— Ну, если вы так считаете, милорд…

Похоже, сам он так не думал. В его голосе отчетливо слышалось пренебрежение.

Дункан взял карту и сунул ее в свою сумку. Отец Джинни продолжал смотреть на него с гневным осуждением. Грант знает, понял Дункан. Все надежды на то, что его можно будет убедить, исчезли.

Помня о предупреждении кузена, Дункан промолчал. Но однажды он докажет, что достоин дочери Гранта… И это время не за горами.

Оценив ситуацию, отец отвлек Гранта каким-то вопросом и отошел вместе с ним от Дункана. Все постепенно расходились, чтобы проверить, как там их люди, и лечь спать. Дункан хотел уйти вместе с Колином, но его задержал кузен, попросив зайти в покои лэрда и еще раз обсудить план завтрашнего сражения. Когда они встали из-за стола, было уже за полночь.

Поскольку в Драмине собралось множество народа, большой зал и бараки на улицах были забиты до самых балок. Отец со своим кланом решил ночевать в шатрах за воротами замка. Дункан пробирался среди рядов спящих. Было тихо, ночь — приятно прохладна, лишь легкий ветерок дул с севера.

Откинув полотнище шатра и шагнув внутрь, Дункан удивился, увидев, что горит свеча, а Колин до сих пор не спит.

Лицо брата было скрыто тенями, но Дункану показалось, что в глазах его горит неприкрытая ненависть.

— Что-то случилось?

— Я как раз собирался идти тебя искать, — весело отозвался Колин, и Дункан понял, что ошибся. Брат протянул ему сложенную записку. — Это принесли для тебя несколько минут назад.

Дункан, нахмурившись, взял записку и повертел в руках. Его имя было написано четким, но, несомненно, женским почерком. Дункан замер. Этого не может быть.

— От кого это? — небрежно спросил Колин. — Почерк похож на женский.

— Не знаю, — ответил Дункан, боясь, что прекрасно знает.

Он надорвал послание и прочитал его. Слова падали ему в душу, как сухая листва в огонь. Рот сжался в плотную линию. Он ее убьет.

Колин почувствовал, что что-то не так.

— В чем дело? Неприятности?

— Ничего страшного, — мрачно отозвался Дункан. — Просто я должен кое-что сделать.

— Прямо сейчас? Дункан кивнул:

— Боюсь, это не может ждать.

— Но атака…

— Я вернусь через несколько часов. Ложись спать.

— Мне поехать с тобой?

Дункан помотал головой и угрюмо произнес:

— Нет, это моя забота.

Глава 7

Джинни сидела на расшатанном стуле возле небольшого окна и нервно постукивала ногой по деревянному полу. Впрочем, звук заглушался толстым слоем грязи и пыли, покрывавшим широкие половицы. Джинни снова оглядела убогую комнатку, стараясь особенно не присматриваться, но не смогла удержаться от гримаски. Камина нет, парочка восковых огарков вместо свечей, узкая кровать со старым матрасом, стол с зеленым кувшином и тазом и потолочные балки, затянутые плотной паутиной. А там, должно быть, и пауки.

По шее и рукам пробежала дрожь, словно они ползли по ее спине. Джинни на дюйм отодвинула стул от стены и выпрямилась.

А чего она ожидала? Ей и так повезло отыскать эту комнату поблизости от замка Драмин, в одном из трактиров. Ничего, сойдет.

Стражи, сопровождавшие ее во время «срочной» поездки к кузине, устроились на ночлег в конюшне.

Джинни ощутила укол вины за столь изощренное вранье. То, что его так легко проглотили, причем не только стражники, но и брат, заставило ее почувствовать себя еще более виноватой. Она подумывала, не признаться ли Джону — девочки еще слишком малы, — но решила, что не следует заставлять его выбирать между любовью к отцу и к сестре, заменившей ему мать. Поэтому Джинни придумала, что пришло письмо от их кузины Маргарет, новоиспеченной леди Ловат, в котором ее просили немедленно приехать в замок Фрейзер. А когда они оказались недалеко от замка Драмин, притворилась больной и вынудила стражей подыскать ей пристанище. Немного золота потребовалось, чтобы уговорить трактирщицу пропустить к ней джентльмена, который прибудет чуть позже, обеспечить стражников обильной выпивкой и послать ее сына с запиской для Дункана Даба в Драмин.

Джинни выглянула в окно и устремила взгляд в темноту, словно подгоняя его. Где же он? Она отправила записку несколько часов назад. А вдруг он вообще не приедет?

В груди вспыхнула паника. Он должен прийти.

Джинни должна его предупредить. Хотя она до сих пор не знала, что сказать.

Вряд ли можно сообщить то, что она подслушала: если она это сделает, то не только предаст отца, но и подвергнет опасности его жизнь. Джинни закусила губу. Она тревожилась не только из-за предстоящего разговора. Дункан вряд ли придет в восторг, увидев ее здесь.

Внезапно в темный двор ворвался всадник. Тень крупного мужчины затмила небольшой кружок света, отбрасываемого факелами.

Сердце Джинни на мгновение замерло, потом резко подскочило и заколотилось как сумасшедшее.

Было слишком темно, чтобы разглядеть его лицо, но крупная фигура и решительные движения сказали ей все, что нужно. Дункан здесь.

Сделав глубокий вдох, она села на стул и уставилась на дверь, спокойно сложив руки на коленях, хотя сердце по-прежнему безумно колотилось. В первый раз Джинни подумала, что, возможно, совершила ошибку, приехав сюда. Именно так могла бы поступить ее мать. Впрочем, уже поздно что-то менять. Кроме того, у нее и выбора нет.

Джинни показалось, что прошла целая вечность, прежде чем она услышала, как грохочут на лестнице тяжелые сапоги. И наконец дверь рывком распахнулась.

Джинни ахнула, приоткрыв губы, и по спине пробежала дрожь: он великолепен!

В мерцающем свете огарка его лицо казалось особенно жестким; темные тени только подчеркивали квадратную тяжелую челюсть и плотно сжатый рот. Глаза хищно прищурились, а их пронзительный синий цвет казался почти черным. Закрыв за собой дверь, Дункан шагнул к ней. Даже движения его были резкими и порывистыми — он передвигался длинными мощными шагами, как лев.

Джинни сглотнула. В горле комом собиралась тревога. Непохоже, что Дункан рад ее видеть.

Подавив желание заключить ее в свои объятия и сказать, что она перепугала его до смерти, Дункан вытащил из кармана ее записку и швырнул ей на колени, как латную рукавицу.

— Что это значит?

Джинни взяла записку, даже не взглянув на нее, и вернула ее Дункану.

— Мне нужно было встретиться с тобой.

Он вырвал из ее руки смятый пергамент, резко взмахнув рукой, развернул его и поднес близко к настороженным зеленым глазам.

— Я вижу, — обманчиво спокойным голосом произнес Дункан. — Здесь написано: «Приходи скорее, мне нужно тебя увидеть. Мы должны действовать немедленно».

Он сунул записку в свою кожаную сумку и угрожающе навис над Джинни.

— Но в ней не говорится, — негромко продолжил Дункан, — по какой причине тебе потребовалось ехать за мной и зону военных действий.

— Послушай, — деревянным голосом произнесла Джинни, — я нахожусь здесь не из-за мимолетного каприза. Я приехала, потому что люблю тебя и не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Прости, если мое появление так тебя рассердило, но заверяю, никакая опасность мне не угрожает. Меня сопровождают полдюжины стражников.

— Да что ты говоришь? — Дункан больше не мог сдерживать ярость. — Ты понимаешь, что в каких-то трех жалких милях отсюда стоят лагерем пятнадцать тысяч человек, готовых к сражению? — Он содрогнулся. Интересно, а что она наплела своим стражникам, чтобы они привезли ее сюда?

Джинни свела брови, неуверенно глядя на него.

— Отсюда до Стратбоги день езды…

— Хантли уже не в Стратбоги, он в Охиндоне.

Джинни побледнела и закусила губу, Дункан пытался разобраться в чувствах, бушевавших у него в душе с момента, когда он прочитал ее записку. Он с преувеличенным терпением вздохнул.

— Так зачем ты здесь, Джинни?

Девушка встала и повернулась к окну, выпрямив спину и упершись дрожащими руками в тонкую талию.

— Нам нужно бежать прямо сейчас. Через несколько дней будет уже поздно.

Дункан стиснул зубы.

— И для этого ты примчалась сюда? — Он помолчал, просто не в силах поверить, что девушка поступила так неосмотрительно.

Джинни всматривалась в его лицо, в глазах ее закипали слезы.

— Пожалуйста. Прошу тебя, поверь мне.

— Почему? Потому что у тебя дурное предчувствие? Я тебе верю, но ты просишь о невозможном. Я вернусь, как и обещал, через несколько дней…

— Да как ты не понимаешь? — отчаянно вскричала Джинни. — Тогда будет слишком поздно! Мы должны бежать сейчас!

Похоже, ее страх усиливался, становился безрассудным.

— За этим кроется что-то еще, Джинни? Какая-то другая причина?

— Нет, — возразила она, решительно замотав головой. Слишком решительно. Дункан пристально посмотрел на нее, гадая, не скрывает ли она что-то…

Нет. Он вспомнил, какой испуганной она была, когда он уезжал. Здесь нет ничего, кроме страха юной девушки потерять любимого. Ему казалось, что она уяснила: он идет сражаться, но, похоже, ничего не поняла. Война — мужское дело! А удел женщин — ждать любимых.

Дункан расцепил ее руки, обнимавшие его за шею, и отодвинул Джинни от себя.

— Возвращайся домой. Я.приеду, когда сражение окончится.

— Нет! Ты должен меня выслушать! — Джинни вцепилась ему в руку и крепко ее сжала. — Случится что-то ужасное, и я не хочу, чтобы ты оказался замешан. — Ее голос наполнялся отчаянием. — Пожалуйста, если ты меня любишь. — По щекам девушки поползли слезы.

Страх, паника и отчаяние слились в последнюю попытку заставить его понять то, что она не могла объяснить: если он уйдет сейчас, то может никогда не вернуться.

— Дункан, подожди, ты не можешь уйти. Я…

«Боже милостивый, что я такое говорю?! Как же заставить его понять, не предав при этом отца и не подвергнув опасности его жизнь и жизни остальных членов клана?»

Для нее ровным счетом ничего не значил религиозный спор между Хантли и королем. Это была какая-то схоластика. Единственное, что имело значение, — двое мужчин, стоявших по разные стороны баррикад. Как ей защитить их обоих?

Расскажи она Дункану о том, что подслушала, он сочтет своим долгом сообщить своему кузену об измене ее отца. Уж настолько она его знала. Дункан не будет стоять в стороне и не допустит, чтобы виновные остались безнаказанными. Человек такой честности и достоинства, как Дункан, не скажет, что предательство ее отца заслуживает милосердия. Дункан поступит по справедливости, и не важно, чего это будет стоить ему лично.

Но если она ничего не скажет Дункану и не сумеет его удержать, из-за предательства отца жизнь Дункана подвергнется серьезной опасности.

Она оказалась в очень сложном положений, разрываясь между двумя любимыми мужчинами. Так или иначе, она проиграет.

Дункан оглянулся. Его красивое лицо было полно холодной решимости.

— Я должен идти, Джинни. Ты все усложняешь… Джинни подбежала к Дункану и положила ладонь ему на руку. По лицу текли горячие слезы страха и отчаяния. Джинни посмотрела на него, вложив в этот взгляд всю свою любовь.

— Прошу тебя! Ты не можешь покинуть меня так легко! Не зная, что еще сделать, Джинни метнулась вперед и встала между Дунканом и дверью.

Она прильнула к его затянутой в доспехи груди, но Дункан не смотрел на нее. Лицо у него было каменным и непроницаемым, и волнение выдавала только жилка, дергавшаяся на щеке.

— Пожалуйста, не сердись на меня, — умоляла Джинни. Ее душили слезы. — Я понимаю, ты думаешь, что я дурочка, и с моей стороны было глупо приезжать сюда. Я могу объяснить. — Грудь ее высоко вздымалась, она всхлипывала и прерывисто дышала. — Я так боюсь!

Может быть, на него подействовала искренность ее эмоций, но внезапно Дункан обнял Джинни, и она тут же ощутила себя в безопасности. Дункан погладил ее по голове и успокаивающим голосом пробормотал:

— Я понимаю, любовь моя, я все понимаю. Но доверься мне.

Он наклонил голову и прильнул к ее губам, целуя ее нежно, мучительно ласково, утешая, лаская своими теплыми мягкими губами. В его надежных объятиях Джинни точно знала, что все будет хорошо.

Тепло его тела согревало ее, прогоняло холод — так утреннее солнце разгоняет тучи.

«Не отпускай его…»

Джинни прижалась к Дункану, ища поддержки в его могучей силе. Доспехи впивались в ее тело, но она не обращала на это внимания. Он был таким твердым и надежным, как скала в штормящем море, и пока Джинни может за него держаться, с ней ничего не случится.

Дункан застонал, чувствуя, что хочет ее, запустил пальцы в ее волосы и прижал голову Джинни к себе, крепче впиваясь в ее губы.

От него так волнующе пахло. Джинни вдыхала аромат ветра и солнца, тот мощный первозданный запах, который только усиливал ее страсть. Он наполнял ее сознание порочными мыслями. Она хотела почувствовать прижавшееся к ней обнаженное тело Дункана, хотела скользить губами и языком по его груди, наслаждаться соленым привкусом его разгоряченной кожи, хотела, чтобы он входил в нее, доводя их обоих до безумия.

Его рука скользнула ей под ягодицы, приподняла ее в воздух и крепко прижала.

О Господи, да! Наслаждение захлестнуло ее тугой волной. Тело расслабилось, затрепетало. Трепет начался внизу живота, влажный и настойчивый. Джинни терлась о Дункана, инстинктивно стремясь ослабить беспокойное напряжение. Он прижал ее спиной к двери. Твердая плоть его естества настойчиво давила ей между ног. На этот раз его величина не внушала девушке страха, только желание. Она ярко вспомнила, как он заполняет ее внутри, жаркий, тяжелый, приводит в забытье.

Она хотела его прямо сейчас.

И он ее тоже хотел. Очень сильно. Джинни чувствовала, как бешено колотится его сердце, как напрягаются мышцы под ее пальцами, как резко он двигается. Воздух словно потрескивал. Его страсть казалась Джинни бочонком пороха, готовым взорваться в любой миг.

Его язык у нее во рту двигался долгими сильными толчками, проникая в самые удаленные уголки. Она открывалась ему навстречу, стремясь принять его еще глубже. Все ее тело мучительно ныло от желания, затмившего все остальное.

Больше не скованная своей невинностью, Джинни знала теперь, что этот мужчина может ей дать, и хотела снова испытать эти ощущения. Снова и снова, пока они не рухнут, обессиленные, сплетаясь в объятиях. Пока он не поймет, что не хочет покидать ее.

Его губы скользнули к ее шее, его рука накрыла ее грудь, сжала ее; их тела стремились к одному и тому же.

Дункан развязал шнурки и спустил с плеч ее лиф, обнажая груди Джинни. В своем нетерпении он едва не разорвал его. Она вскрикнула, когда его губы прильнули к груди, когда он втянул сосок глубоко в рот, покусывая его и жестко прижимаясь к ней бедрами.

Вот оно! Наслаждение приближается. Жар усиливается, сосредоточившись в самой ее сути.

Дункан дергал завязки у себя на поясе. Через мгновение Джинни услышала, как упали на пол доспехи и ножны, потом он задрал на ней юбки, и она почувствовала прохладу воздуха на своей коже.

Она была такой влажной, такой распаленной, буквально дрожала от всепоглощающего желания. Дункан оторвался от ее груди и посмотрел в прикрытые глаза Джинни. Его глаза были темны от страсти, каждый мускул на шее напряжен.

— Я не могу больше ждать. Что ты со мной делаешь? — простонал Дункан почти сердито.

Устроившись между ее ног, он поднял Джинни вверх, оторвав от пола, и вонзился в нее, гортанно вскрикнув от истинного мужского удовлетворения.

Джинни ахнула от восторга, ударившись спиной о дверь. Она ощущала, как его сила пронизывает ее насквозь. Каждый дюйм его большого и мускулистого тела был напряжен и стремился к ней. Его естество было таким большим, таким твердым, оно заполняло ее целиком, а вес его тела помогал ему проникнуть глубже. Ощущения захлестывали ее все сильнее и сильнее. Это было невообразимо — и прекрасно в своем примитивном совершенстве. Она могла провести так вечность.

Их взгляды встретились. Чувства прорывались сквозь пелену раскрепощенной страсти. Джинни чувствовала его любовь к себе, словно он протянул руку и прикоснулся к ее сердцу.

— Ты восхитительна! — Он снова поцеловал ее, сильно и крепко. — Я теряю голову.

— Вот и хорошо, — прошептала Джинни, стараясь вобрать его в себя еще глубже. — Таким ты мне особенно нравишься.

Глаза Дункана вспыхнули, и самообладание окончательно покинуло его. Ее ноги обвивали его за талию, его руки сжимали ее обнаженные ягодицы. Дункан поцеловал ее и заработал бедрами, вонзаясь все глубже и сильнее. Сила каждого толчка отзывалась в ней содроганием, все усиливая и усиливая волны невероятных ощущений. Джинни целиком отдавалась ему. Больше ничто в жизни не могло подарить такого восторга. Только настоящая страсть бывает такой свирепой и яростной.

Она дышала коротко, резко. Дункан вторил ей такими же короткими стонами. Сердце Джинни отчаянно колотилось. Жар поглощал ее. Она чувствовала приближение пика. Он вонзался все быстрее и быстрее, его мощное тело вздрагивало с каждым толчком.

Ее тело содрогнулось.

— О да! — вскричала Джинни. Спазмы наслаждения пробегали сквозь нее одной жаркой волной за другой.

Но он заглушил ее крики своими. Дункан, продолжая удерживать ее на весу, вонзился в Джинни последний раз и содрогнулся всем телом. Из его груди вырвался крик необузданного восторга.

Когда все кончилось, Джинни не могла шелохнуться. Она обмякла в его руках как тряпичная кукла.

Дункан, все еще тяжело дыша, посмотрел ей в глаза.

— Прости меня.

Джинни изумленно взглянула на него.

— За что?

Стыд исказил его красивые черты.

— За то, что я взял тебя совершенно по-скотски. Только посмотри на нас!

Он осторожно высвободился и поставил Джинни на пол. Без его тепла сразу стало холодно и пусто, тело отчаянно запротестовало. Ноги ее дрожали, но она все же сумела выпрямиться — настоящий подвиг, потому что все кости словно превратились в желе. В затуманенном взгляде Дункана появилось мальчишеское недоумение.

— Со мной никогда такого не было. На меня словно что-то нашло… — Он замолчал. — Ты достойна другого обращения. И заниматься с тобой любовью нужно по-другому. Бережно. Прежде всего на кровати, черт возьми…

Он выглядел невероятно огорченным. Джинни погладили его по щеке, оцарапав ладонь жесткой щетиной.

— Это было прекрасно. Мне нравится то, что ты со мной делаешь. — Она улыбнулась. — Не могу представить ничего более… — щеки ее порозовели, — прекрасного. — Джинни склонила голову набок. — Но думаю, есть способ исправить ситуацию.

Взгляд Дункана сделался резким, напряженным и пронизывающим.

— Это как?

Джинни оглянулась на узкую кровать, одновременно расстегивая на плечах его кольчугу.

— Ты можешь показать мне все, чего я, по твоему утверждению, достойна?

В его взгляде вспыхнул огонь.

— Я в самом деле слышу в вашем голосе вызов, миледи? Джинни театрально пожала плечами. В ее глазах плясали лукавые огоньки.

— Если, конечно, ты не слишком устал. В конце концов, всю работу пришлось выполнить тебе.

— Заверяю тебя, любовь моя, работой это назвать нельзя. — Дункан поцеловал ее в губы и двинулся к ушку. — И я не устал, — выдохнул он в ее влажную кожу, отчего по спине Джинни побежали мурашки. Он подхватил девушку на руки. — Но я оценил твою заботу обо мне.

Джинни хихикнула и шлепнула его по груди.

— Что это ты делаешь? Опусти меня на пол.

На его красивом лице расплылась широкая озорная улыбка.

— Вот уж нет. Я намерен в точности показать тебе, как полагается делать это прилично.

И показал — дважды, хотя Джинни решила, что ничего приличного в этом нет. Но вот чего она себе не представляла, так это абсолютного удовлетворения и покоя, которые можно обрести в объятиях любимого. Она могла пролежать так вечность, прильнув к нему, положив голову Дункану на плечо и прижавшись щекой к его обнаженной коже. Наверное, это ее самое надежное место во всей вселенной. Она вдыхала теплый мужской запах, наслаждалась моментом и знала, что запомнит все это навсегда.

Его тихое дыхание щекотало ей ухо, наполняя ее довольством, до сих пор неизвестным. Она улыбнулась, поигрывая жесткими волосами, образующими треугольник у него на груди. Он заслужил сон.

И она тоже. Он здесь, с ней, в безопасности.

Джинни вздохнула, теснее прижалась к нему. Все будет хорошо.

С этой мыслью она заснула.

Было еще темно, когда Дункан открыл глаза.

Он невольно выругался — как можно было уснуть? Нужно вернуться в лагерь, пока его не хватились. Он осторожно выбрался из объятий Джинни и встал с постели.

Кровать громко скрипнула, Джинни пошевелилась, но не проснулась. Может, это и к лучшему. Ему не хотелось покидать ее вот так, без единого слова прощания, но времени на еще одну сцену у него не было.

Дункан вовсе не хотел, чтобы все так произошло. Его целью было утешить Джинни, успокоить ее страхи нежным поцелуем. Но он почувствовал, как ей нужен, как она жаждет прижаться к нему, и желание вспыхнуло, как разъяренный зверь, рвущийся на свободу. Неужели между ними всегда будет такое чувство — пылкое и взрывное, почти отчаянное в своей требовательности?

Даже после первого раза все его попытки замедлить темп и заняться любовью неторопливо и нежно ни к чему не привели. Он просто терял разум, когда находился с Джинни. Какая-то часть Дункана вопрошала, готов ли он к таким необузданным страстям? Дункан никогда не думал, что с ним может случиться нечто подобное. Он всегда считал, что его судьба — находиться на поле брани; любовь никогда не качалась важным делом. Она все только усложняет, достаточно вспомнить старые сказки про Артура или Тристана.

Его взгляд задержался на лице Джинни. Ее изящные черти казались почти ангельскими — если бы не дерзкий рот. Даже сон не скрадывал чувственного изгиба ее губ.

В груди Дункана защемило — не выразить словами, как его трогало, что Джинни принадлежит ему.

С трудом оторвав от нее взгляд, Дункан посмотрел в темноту, пытаясь отыскать свои вещи, разбросанные в пылу страсти — или безумия — по всей комнате.

И с удивлением обнаружил, что все они сложены аккуратной стопкой. Дункан нахмурился. Когда она успела? Он покачал головой. Должно быть, он уснул крепче, чем думал. Впрочем, ничего удивительного, если учесть, чем они занимались — и что он кончил трижды за какой-то час. Ему еще повезло, что он вообще проснулся.

Дункан быстро оделся, ласково поцеловал Джинни в висок и вышел из комнаты, приказав трактирщице разбудить стражников на рассвете. Меньше чем через час он уже откинул полотнище и вошел в темный шатер.

К счастью, Колин еще спал — Дункан слишком устал, чтобы начать с ним объясняться. До рассвета оставалось совсем немного, поэтому он не стал раздеваться, лишь бросил рядом с тюфяком оружие и амуницию. Он чертовски устал. И что-то еще ждет его впереди?

Глава 8

Глаза и горло Дункана горели от едкого порохового дыма, нависшего, как саван, над полем кровавого сражения. Он обливался потом. Он был измучен, грязен, а из бесчисленных ран текла кровь.

— Назад! — заорал Дункан группе воинов, наступавших перед ним, но опоздал. Прямо перед ними разорвалось пушечное ядро, унеся две жизни. Вслед за этим ядром разорвались еще пять с тем же убийственным результатом.

Поначалу вид оторванных конечностей и летающих по воздуху частей тел пугал его, как и остальных воинов Кэмпбелла. От Дункана потребовалось все его умение командовать, чтобы не дать чуть не половине войска разбежаться при первом же выстреле ужасающего орудия, косившего их ряды с неведомой до сих пор разрушительной силой.

Теперь, несколько часов спустя, когда многие воины дезертировали с поля боя, от авангарда остались только люди его отца и правое крыло под командованием Маклейна из Дуарта.

Однако уничтожила их не пушка Хантли, а предательство.

Рот Дункана искривился в мрачной усмешке. Их предал отец Джинни, вождь Грантов. Он отступил при первом же пушечном выстреле и увел с собой весь левый фланг, непоправимо смяв весь авангард.

Знала ли Джинни, что задумал ее отец? Весь долгий день этот вопрос — точнее, уже известный ему ответ — не давал Дункану покоя.

Когда рассеялся дым от последнего выстрела, он огляделся в поисках графа. На этот раз проклятый кузен выслушает его, это уж точно. Аргайллу необходимо отступать. Слишком опасно оставаться так близко к передовой. Численного преимущества больше нет. Люди, столь охотно откликнувшиеся на призыв в надежде поживиться, передумали при первых же признаках угрозы. У них осталось около двухсот пятидесяти верховых конников и примерно тысяча пехотинцев против полутора тысяч кавалерии Хантли, хотя большинство оставшихся закаленные бойцы. Но аркебузы и мечи, пусть и в руках опытных воинов, не могут победить пушку. Единственное, что удерживает центр авангарда от полного уничтожения, — их удачная позиция на холме и то, что солнце у них за спиной.

Дункан повернул коня и всмотрелся в шеренги сзади, с облегчением увидев Аргайлларядом со своим отцом.

Кузен неплохо стреляет из мушкета, но в ближнем бою требуется умение обращаться с мечом — человека можно заколоть, прежде чем он успеет перезарядить оружие. К счастью, отец Дункана владеет мечом достаточно хорошо, чтобы защитить их обоих.

Как это и происходило весь день, люди Хантли атаковали сразу после выстрела из пушки, пользуясь возникшими брешами в рядах неприятеля. Но Дункан увидел, что сейчас происходит нечто невообразимое. Большинство конников и пехотинцев устремились по направлению, к его отцу и Аргайллу.

Дункан заорал, предостерегая, но его крик был поглощен лязганьем оружия и грохотом битвы. Он схватил поводья, чуть не вывернув запястье, и вонзил шпоры в бока коня, пуская его в галоп. Слишком далеко. Сердце его учащенно забилось. Он не успеет.

Должно быть, он снова заорал, потому что отец поднял голову, заметил, как Дункан во весь опор мчится в их сторону, и мгновенно понял, в чем дело. Подняв меч, он кинулся на противников Арчи с такой силой, что сшиб их обоих с коней. К тому же отец умудрился еще нанести удар, располосовав надвое человека, выстрелившего в него из ружья. Но после этого сам упал на землю.

Со свирепым боевым кличем Дункан на веем скаку подлетел к ним, сразив по дороге еще двоих. Следом подоспели охранники отца, и нападение было отражено.

Гордоны отступили, чтобы дождаться следующего залпа. Дункан спрыгнул с коня и протиснулся сквозь кольцо людей, окруживших его отца и Аргайлла.

На пути оказался кузен. Облегчение от того, что Арчи жив, сменилось гневом. Может быть, теперь он его послушается?

— Черт побери, Арчи, тебе нужно было отступить. Тебя могли убить!

— Дункан, мне очень жаль… — При взгляде налицо Арчи кровь в жилах Дункана похолодела.

Он долгим взглядом посмотрел в глаза кузена, а потом перевел взгляд на раненого отца.

Нет! Грудь стиснуло так сильно, что он не мог дышать.

Отец ничком лежал на земле. Один из охранников стоял рядом с ним на коленях, прижимая кусок ткани к его ране на боку, чтобы остановить кровь. Пуля, не задев кольчугу, нашла узкую щель и поразила незащищенную плоть.

— Отец! — Дункан упал на колени.

— Со мной все в порядке, — ответил отец сдавленным голосом. Видимо, даже дышать ему было больно. Горло Дункана сжалось. Они оба знали, что он лжет. Рядом разорвалось еще одно ядро, осыпав их грязью, камнями и затянув все вокруг дымом. Дункан должен что-то сделать раньше, чем все они погибнут. Он хотел бы сам проводить отца в безопасное место. Но пока люди сражаются, его долг — находиться на поле боя.

— Мы должны отнести тебя в замок. — Дункан встал и быстро отдал распоряжения.

— Где Колин? — выдохнул отец. Наследник… В груди защемило.

— Он в безопасности, — заверил Дункан отца, несмотря на душевную боль. — Я отправил его за боеприпасами. Я пришлю его к тебе, когда он вернется.

— Присмотри… ты… ему… нужен…

Дункан хотел возразить, отказываясь признавать, что отец умирает, но вместо этого только кивнул. Отцу потребуются все силы, чтобы справиться с раной.

Внезапно в глазах отца заплескалась паника.

— Должен… сказать… тебе… прости…

Новый взрыв заглушил его слова, и отец, лишившийся последних сил, потерял сознание.

Его понесли в тыл. Дункан повернулся к Аргайллу, строго приказал:

— Иди с ним.

На этот раз граф не стал спорить, но лицо его исказилось гневом. В один прекрасный день Арчи станет великим пождем, но пока он был еще слишком молод, чтобы с достоинством выдержать такой сильный удар по самолюбию. Его лицо побагровело, глаза напились яростью.

— Это несправедливо! Если бы не предательство, это был быы миг моего триумфа! — По щекам кузена потекли слезы унижения. — Во всем виноват Грант. Я его уничтожу!

Дункан мрачно кивнул, но в эту минуту он не думал о Гранте, не сомневаясь, что лэрд Фруи получит то, что заслуживает. Он думал о дочери Гранта. Измена отца Джинни лишила их последней возможности пожениться с согласия семей.

Но дело не только в этом. Грудь опять стиснуло. Она знала, другого объяснения тому, что она примчалась за ним ночью, нет.

А теперь его отец умирает.

Он стиснул зубы. Сейчас нет времени думать о заговоре. Люди Хантли, снова атакуя, прорвались на холм.

Краем глаза Дункан заметил серебряный блеск. Меч отца был там, где тот его оставил, и торчал, как крест, из груди выстрелившего в отца человека. Огромный двуручный меч, почти шести футов длины, передавался по наследству вождям клана Кэмпбеллов из Охинбрека со времен Брюса. На лезвии было выгравировано единственное слово: «Непреклонный».

Взявшись одной рукой за роговую рукоятку, Дункан медленно вытащил меч из тела мертвого Гордона и, размахнувшись, повернулся лицом к нападающим. Они уже были рядом.

Дункан сражался как одержимый. Возможно, он таким и был в тот момент. Внебрачный он сын или нет, но в его жилах течет кровь отца, и Дункан чувствовал силу своих предков, нанося один смертельный удар за другим, сокрушая любого, оказавшегося на его пути.

Они в жаркой схватке отразили атаку и ждали следующей, когда заметили одного из Маклейнов, пробиравшегося к ним, пригнувшись. Он огляделся в поисках предводителя. Дункан шагнул вперед. Раз отцу пришлось покинуть поле боя, он, как капитан, отвечает за членов своего клана.

— В чем дело, Фергус?

Если Маклейн и удивился тому, что Дункан принял командование на себя, то виду не подал.

— Макинтош. Он со своими людьми окружен. Мой лэрд делает все, что может, чтобы задержать Эррола.

Эррол был верным сторонником Хантли и беспощадным воином. Маклейн должен его удержать; если Эррол прорвется, им конец. Кто-то должен пойти на помощь Макинтошу. Дункан не колебался ни мгновения.

— Где?

Фергус показал на ту сторону речушки.

Сквозь дымку боя Дункан с трудом различал сражающихся воинов. Около дюжины людей оказались отделены от остального войска и были зажаты в узком овражке между двумя холмами — полностью окружены солдатами Хантли, набросившимся на них, как грифы.

Быстрая оценка обстановки не предвещала ничего хорошего. Все, кто пойдет на помощь, будут уничтожены точно также, как и те, кого попытаются спасти. Единственный шанс — резко атаковать левый фланг Хантли и отвлечь противника, чтобы дать возможность Макинтошам отступить сквозь ту брешь, которую они сумеют пробить. С большим отрядом это было бы несложно, но Дункан мог взять с собой всего лишь несколько человек, остальные должны защищать свою позицию. Если они отдадут холм, битва будет проиграна.

Дункан принял решение и обернулся к людям отца, теперь находившимся в его подчинении. Он объяснил свой план, назвав пятерых самых преданных воинов — он знал, что на них можно положиться. Дункан стиснул зубы.

— Я не заставляю вас, — сказал он. — Скорее всего никто из нас оттуда не вернется.

Дункан посмотрел на пятерку и не заметил ни капли сомнения ни на одном покрытом ссадинами лице — только отчаянную решимость. И кое-что еще. Доверие. Они доверяли ему — не только вести их в бой. Они верили, что Дункан вернет их домой или погибнет вместе с ними. И его охватило волнение, вселяющее мужество. Дункан без тени сомнения понял, что такова его судьба.

Нейл, один из самых старых воинов, сплюнул на землю.

— Капитан, точно говорю — эти проклятые Гордоны будут сегодня ужинать с дьяволом.

Дункан ухмыльнулся:

— Верно. Значит, нам лучше не тянуть — мы же не хотим, чтобы они опоздали к ужину?

И с неистовым боевым кличем Дункан повел их в атаку.

Шесть горцев, сломя голову мчавшихся верхом, высоко подняв мечи, в самое сердце левого фланга Хантли, должны были в этот день погибнуть.

Вместо этого они стали легендой.

Джинни, вздрогнув, проснулась. Сквозь грязное маленькое оконце в комнату проникали первые утренние золотые лучи и протягивались по полу. Но солнце не могло согреть холодной пустоты, сжавшей ее сердце.

Даже не проверяя, Джинни знала — Дункан ушел.

У нее ничего не получилось.

Это был самый долгий день в ее жизни. Джинни то и дело отбрасывала шитье и спешила к окошку — туда и обратно, туда и обратно, не в силах усидеть на месте. Господи, как она ненавидела ожидание! Ненавидела полную свою беспомощность! Там, на поле боя, решается ее судьба, а ей остается только сидеть тут и ждать. Что происходит? Кто вернется с победой? Придет ли он за ней? И самый мучительный вопрос: останется ли он жив, чтобы вернуться? Он не может погибнуть. И как раз перед тем как окончательно пала ночь, Джинни увидела на холме с восточной, стороны белый штандарт вождя Грантов. А чуть позади — своего отца.

Она вознесла благодарственную молитву за его благополучное возвращение, помчалась вниз по башенной лестнице и дальше, по ступеням крыльца, и выскочила во двор. Сердце ее отчаянно колотилось. Удрученные лица членов клана, въезжавших под железные ворота, ответили на первый вопрос: Кэмпбеллы потерпели поражение.

Теперь оставалось только ждать и надеяться: если Дункан жив (мысль о том, что он погиб, была просто невыносимой), он не винит ее за предательство отца.

Ликование по случаю чудесного спасения Макинтошей было коротким. Дункан сражался вместе с Маклейном до последнего, но в конце концов их вынудили отступить, поскольку силы оказались неравны. Не важно, насколько храбро и отчаянно они сражались, — кавалерия Хантли и его пушка были несокрушимы. Если бы Кэмпбеллы не потеряли половину своего авангарда в первые же часы битвы, они могли бы на что-то рассчитывать. Но сегодня удача изменила им. Знаменосец Аргайлла, Роберт Фрейзер, пал от рук врага. Правда, для этого потребовались три копья.

Последний лучик дневного света погас, когда Дункан проехал в ворота замка Драмин, измученный и чуть живой.

Его ждали в покоях лэрда. Вожди, державшие вчера ночью военный совет, сегодня казались совершенно другими людьми — угрюмыми, ошеломленными. В комнате стояла невыносимая тишина, пронизанная атмосферой общего уныния. Эти люди не привыкли проигрывать. И хотя ни один из них не высказывал свои мысли вслух, каждый понимал, что случилось то, о чем многие из них предупреждали. Но никто не мог предвидеть измены Гранта.

А ведь следовало. Во всяком случае, Дункану точно следовало…

Он взглянул на кузена и понял, что Арчи взбешен. Растянутые в злобном оскале губы, прищуренные в гневе глаза — Арчи со своими резкими гэльскими чертами лица напоминал обезумевшего волка, готового укусить первого же, кто посмотрит на него косо.

Но Дункан не торопился успокаивать оскорбленную гордость кузена.

— Как отец? — спросил он Колина, с облегчением увидев, что брат послушался его приказа и вернулся в замок.

Лицо Колина было бледным, в потеках грязи и крови, взгляд блуждающим. Похоже, его потрясли события дня. Что ж, Дункан не мог винить брата за это.

— Он жив, — ответил Колин. Дункан с облегчением вздохнул, однако следующие слова брата все испортили. — Но не приходил в себя с тех пор, как его унесли с поля боя.

— Где он? Я должен пойти к нему.

— В спальне лэрда, — отозвался Аргайлл. — Но сначала и хочу услышать твой доклад.

Дункан перечислил события, происшедшие после того, как кузен покинул поле боя, особо подчеркнув мужество и силу духа Маклейна и его людей.

— А где Маклейн? Почему он не явился сюда, чтобы самому обо всем доложить?! — сердито воскликнул Арчи.

— Его ранили в руку, сейчас обрабатывают рану.

— Наши потери?

Дункан посмотрел ему в глаза.

— По меньшей мере пятьсот человек. — Упоминать о неопытных ополченцах, тысячами бежавших при первом же пушечном выстреле, он не стал.

— А у Хантли?

— Намного меньше. — Дункан предполагал, что не больше двух десятков, причем половину он приписывал себе со своими людьми.

Взгляд Арчи посуровел, глаза сверкали, как черный оникс.

— Они знали наши позиции. И наш план сражения. Послышалось согласное бормотание, а Кэмпбелл из Коудора сказал:

— Да. Как будто у них была карта, с такой точностью они предвидели все наши передвижения. Наверное, это дело рук Гранта. — Он пожал плечами. — Должно быть, вчера после совета он послал к ним человека.

Упоминание о Гранте окончательно выбило Аргайлла из колеи. Его лицо побагровело.

— Грязная лживая гадина! — Он ударил кулаком по столу. — Надо выяснить, кто вчера вечером куда-то отъезжал!

Дункан беззвучно выругался, понадеявшись, что никто не видел, как он покидал позиции. Ему не хотелось объясняться по поводу свидания с Джинни. Особенно сейчас.

— Если это все, кузен, я пойду к отцу.

— Иди, — ответил Аргайлл, махнув рукой. Дункан уже подошел к двери, когда Арчи остановил его: — Погоди. Сначала оставь здесь карту.

Дункан вытащил из сумки пергамент, протянул его кузену и снова повернулся к двери, но Аргайлл произнес:

— Что это? Записка?

Проклятие! Торопясь увидеть отца, он, должно быть, случайно отдал Арчи записку Джинни.

С бесстрастным лицом Дункан снова открыл сумку и начал перебирать содержимое. И нахмурился. Где она?

— Что-то не так? — спросил Аргайлл, и в его голосе послышалась неуверенность.

— Не могу найти карту. Вероятно, я выронил ее во время сражения.

Если в комнате и раньше было тихо, то теперь повисла мертвая тишина. Дункану не требовалось смотреть по сторонам, он и так знал, что все взгляды устремлены на него. Дункана охватила ярость. Многие в этой комнате подозревают его только потому, что у него нечистая кровь! Но Арчи никогда не усомнится в его верности. Действия Дункана на поле боя говорят сами за себя, и пусть хоть кто-то из них осмелится сказать что-нибудь другое.

Он протянул руку, чтобы забрать свою записку, но кузен колебался. Дункану захотелось вырвать ее, но если так поступить, они решат, что он что-то скрывает.

— От кого она? Похоже на женский почерк. Дункан стиснул зубы и выпятил челюсть.

— Это мое личное дело.

И только когда кузен развернул записку и начал ее читать, Дункан вспомнил, что там написано. «Приходи скорее… мы должны действовать немедленно». Эти слова возбудят вопросы даже у самых верных людей.

Кузен посмотрел на него со странным выражением.

— Когда это доставили?

Дункан не стал врать и выкручиваться:

— Вчера вечером. — После совета? — Да.

— Я предупреждал тебя — ничто не должно мешать тебе выполнять свой долг. Может быть, тебе следовало больше заниматься отцом, а не дочерью? Убедить Гранта присоединиться к нам было поручено тебе.

Дункан услышал, как громко вздохнул Колин — тот понял, на что намекает Аргайлл. Проклятие! Он не хотел, чтобы Колин вот так узнал об этом.

На лице брата отразилось настоящее потрясение.

— Джинни Грант? Вчерашнюю ночь ты провел с девушкой, с которой я обручен? — спросил Колйн, и в голосе его звучало обвинение.

— Ты ни с кем не обручен. Все очень сложно, я объясню, клянусь, но позже. — Дункан снова посмотрел на Аргайлла. — Мои отношения с дочерью Гранта никак не связаны с этим. — Не так-то легко преодолеть недоверие кузена. — Если ты хочешь в чем-нибудь обвинить меня, Арчи, — говори. Иначе я пойду к отцу. — «Который принял на себя пулю, предназначенную тебе». Впрочем, об этом Дункан промолчал.

Он подождал. Кузен так ни слова и не сказал, и тогда Дункан повернулся и вышел из комнаты. Арчи ни в чем его не обвинял, но и защищать не стал. После всего пережитого за этот день было особенно больно осознавать, что кузен может его подозревать.

Неужели Аргайлл в самом деле думает, что он способен на предательство? Нет, причиной тому его отчаяние и гнев. Когда кузен успокоится, он увидит правду. Арчи никогда не приносит извинений, но Дункан знал, что кузен найдет способ загладить свою вину.

Следующие два дня Дункан не отходил от постели отца, отлучившись только для того, чтобы смыть со своего измученного тела следы сражения.

Отец лежал на огромной кровати неподвижно, обескровленный, и казалось, что он усыхал на глазах. Кровотечение прекратилось, но он так и не приходил в сознание. Лекарь предупредил, что может и не прийти. Однако Дункан не отходил от отца в надежде, что тот все-таки очнется.

Послали за Джейми и Элизабет, но они пока не приехали. Аргайлл и Колин заходили часто, но почти не разговаривали. Похоже, пока Дункан отсутствовал, Аргайлл приказал Колину сопровождать его, когда прибудет король Яков. Король был в ярости — его привело в бешенство преждевременное нападение Аргайлла, а также предательство Гранта. Сейчас он направлялся на север с тысячей своих воинов, твердо вознамерившись окончательно подчинить себе Хантли.

Никто ни словом не заикнулся о том, что было сказано — или осталось невысказанным — после сражения. Но когда вернулся Маклейн, быстро распространились слухи о том, как Дункан доблестно спас Макинтошей, и это сняло с него подозрения.

Во всяком случае, Дункан так думал. Но ближе к вечеру третьего дня в спальню ворвался Колин.

— Тебе нужно немедленно уходить! — задыхаясь, выпалил он.

— Успокойся, Колин. Что случилось?

— Они его нашли. Дункан нахмурился.

— Нашли что?

— Золото.

Дункан расхохотался:

— Ну, если кто-то и нашел золото, можешь быть уверен, что ко мне оно не имеет никакого отношения.

— Что за легкомыслие? Разве ты не понимаешь, что теперь тебя считают виновным? После совета ты ушел злой, потому что тебе не доверили командование, а отец запретил жениться. Все думают, что ты сговорился с Грантом.

Дункан больше не смеялся.

— Кто так думает? Только не Арчи. Колин покачал головой:

— Нет, он тебя защищал, но даже Арчи не смог ничего возразить, когда они нашли сумку с золотом. Трудно объяснить появление сорока золотых дукатов.

Дункан почувствовал, что его охватывает настоящая тревога. Сорок дукатов — это целое состояние! Но принадлежат они не ему.

— Это какая-то ошибка.

— Если бы! Они обыскали наш шатер и нашли золото в мешке, притороченном к твоему седлу.

Кто-то незаметно положил его туда. Кто-то, хотевший, чтобы Дункана сочли виновным. Грант?

— Кто угодно мог засунуть его туда. Пусть выскажут обвинения мне в лицо.

— Король на пути сюда, и все вожди жаждут крови. Тебя арестуют. Ты должен немедленно уходить.

Арестуют?

— Я не собираюсь убегать. Я останусь и докажу, что невиновен.

— Откуда, из тюрьмы? Челюсть Дункана закаменела.

— Я не оставлю отца.

— Он бы не хотел, чтобы ты остался. Во всяком случае, не сейчас.

Со двора донеслось лязганье оружия. Несомненно, это шли солдаты.

— Уходи, — повторил Колин. — Я останусь с отцом до твоего возвращения, клянусь.

Дункан не хотел уходить, но Колин прав. Он не сможет доказать свою невиновность, сидя в тюрьме. А без отца кто станет за него бороться? Арчи будет занят собой, оправдываясь перед королем.

Дункан сжал плечи брата.

— Спасибо за предупреждение, братишка. Жаль, что я не успел тебе ничего объяснить про Джинни. Прости, если я причинил тебе боль. Я не хотел.

Колин отмахнулся от извинений.

— Нас обоих одурачили.

Дункан вопросительно посмотрел на него.

— Ты что, не слышал? — Дункан помотал головой. — Джинни Грант помолвлена с Френсисом Гордоном, сыном Хантли.

Дункан застыл на месте, оцепенев от потрясения. Это невозможно.

Невозможно?

И в первый раз в его сознание закралась тень подозрения, и он позволил себе задуматься над тем, от чего так старательно отмахивался все эти дни. Почему она ему ничего не сказала? И что случилось с картой? Он все время держал ее при себе, отложив только на время сна. Дункан вспомнил свою сумку, аккуратно лежавшую на его сложенных вещах.

А теперь она помолвлена с Френсисом Гордоном.

Внезапно все, что между ними произошло, стало выглядеть совершенно в другом свете — в самом зловещем.

Сердце словно перевернулось. Неужели его мозги были так одурманены страстью, что он не увидел правды? Неужели Джинни лгала ему? Использовала его? Дункан не думал, что такое возможно, но будь он проклят, если не выяснит это.

Оставив Колина ухаживать за отцом, Дункан выскользнул из спальни, пробрался по коридору, незаметно проскользнул мимо шедших его арестовывать людей и скрылся в ночной тьме.

Глава 9

Джинни внезапно проснулась. Ее разбудил какой-то звук. Сердце девушки колотилось от страха. Она, не дыша, ждала в темноте следующего звука — и медленно выдохнула, когда не услышала ничего.

Джинни повернулась на бок и устроилась поудобнее, пытаясь снова погрузиться в дремоту, пытаясь не думать…

О Дункане. Слишком поздно, поняла она и приготовилась к очередной бессонной ночи.

За три дня, прошедших после возвращения отца, она почти ничего не узнала о судьбе, постигшей Кэмпбеллов. Джинни не могла спросить отца и сомневалась, скажет ли он ей что-нибудь, даже если она спросит.

Отец торопился выдать ее замуж за Френсиса Гордона, чтобы упрочить союз, и Джинни понимала, что не сумеет откладывать свадьбу слишком долго, особенно теперь, когда Френсис тоже приехал в замок.

Дункан жив. А как же иначе? Но почему он не приехал за ней? В голове ее крутился обрывок разговора, услышанного сегодня вечером. После ужина отец в своих покоях разговаривал с Френсисом о прошедшем сражении и радовался успеху, достигнутому «благодаря карте Кэмпбеллов».

Сначала она не обратила на это внимания, продолжая убираться в зале, но тут отец упомянул измену и золото.

Не может быть, чтобы они разговаривали о Дункане, но тревога не оставляла девушку.

Ну почему же он не едет?

Внезапно из темноты выступил мужчина. Джинни ахнула, открыла рот, чтобы закричать, но он зажал ей рот ладонью.

В луче бледного лунного света Джинни разглядела его лицо. Она облегченно обмякла, а на глазах выступили слезы радости.

Он убрал руку, и Джинни рывком села.

— Ты вернулся!

Он ничего не ответил. Он выглядел странно неподвижным, держался в тени и не спешил заключать ее в свои объятия, о чем Джинни мечтала все эти дни.

Теперь, когда глаза ее привыкли к темноте, Джинни видела, что на лице его было очень странное выражение. Почти угрожающее. Не знай она Дункана, могла бы и испугаться холодного взгляда этих гневных синих глаз.

— Дункан, что случилось? Он всматривался в ее лицо.

— Скажи, что это неправда. Скажи, что ты не помолвлена с Френсисом Гордоном. — Джинни побледнела. Прежде чем она успела сказать хоть слово в свою защиту, Дункан схватил ее за руку и вытащил из постели. — Как давно ты скрываешь это от меня? Ты уже была обручена в ту ночь, когда послала за мной?

Он прочел ответ в ее глазах и оттолкнул девушку от себя, но она прильнула к нему.

— Разве ты не понимаешь? Поэтому я и приехала! Я не хочу выходить за него замуж; я хочу убежать с тобой! Это отец обручил нас.

— Но ты согласилась.

— Я испугалась. Он так разозлился, когда я рассказала ему про тебя! Но я не собиралась слушаться его. Я хотела рассказать тебе, но не смогла, потому что боялась…

— Ты боялась, что я пойму — твой отец собирался перехитрить нас. Ты права. Похоже, ты многое от меня скрыла. — Его взгляд пронизывал ее насквозь. — Зачем ты послала за мной?

— Разве ты не понимаешь? Боялась за тебя!

— Что ж, как видишь, напрасно. Вот моему отцу не так повезло.

У нее внутри все сжалось.

— О, Дункан, мне так жаль… Но поверь — я ничего не могла предпринять.

Его решительное лицо не дрогнуло.

— Ты сделала свой выбор.

— Это несправедливо! — воскликнула Джинни. — Ты наверняка понимаешь, в каком трудном положении я оказалась. Если бы я рассказала тебе, что задумал мой отец, я подвергла бы его опасности.

Но ее оправдание показалось ему жалким лепетом. Для благородного Дункана честь и достоинство были превыше всего.

— Твоя преданность отцу похвальна, — насмешливо произнес он. — Но скажи мне, Джинни, как далеко простирается эта преданность?

Девушке не понравилось то, что она увидела в его главах. Она наморщила лоб.

— Что ты имеешь в виду?

— Ты так настаивала, чтобы я остался. Очень настаивала.

Джинни судорожно вздохнула, не желая верить в то, что он предположил, будто она соблазнила его умышленно.

— Я тревожилась за тебя.

— И все?

— Конечно. Что еще за причины могли у меня быть? Его взгляд пронзал ее насквозь.

— Зачем ты трогала мои вещи?

Она открыла рот, чтобы возразить, но вспомнила, что и самом деле их сложила. Щеки запылали.

— Я выходила попить воды. И споткнулась о них, чуть не упала, поэтому и сложила твои вещи.

Дункан ей не поверил.

— Ты уверена, что ничего в них не искала? Например, карту?

— Конечно, нет… — Джинни замолчала, сообразив, что он только что сказал, и ужаснулась. — Карту? — пискнула она.

Взгляд, которым наградил ее Дункан, был таким жестким, что мог разрезать стекло. Он отступил назад и потрясенно посмотрел на Джинни.

— Господи, так это была ты?

Она замотала головой, вцепившись в его руку.

— Нет. Я ничего не трогала! Я просто слышала, как отец упоминал о какой-то карте!

Но попытка объясниться только все еще сильнее испортила.

— Довольно! — воскликнул Дункан, оттолкнув ее от себя. — Я услышал вполне достаточно.

— Нет, послушай меня! — В груди Джинни вспыхнул гнев. Она встала перед ним, стиснув кулаки. — Как ты посмел явиться сюда, обвинить меня в таком гнусном преступлении — и даже не даешь мне объясниться?

— А тут нечего объяснять. Факты говорят сами за себя. Когда я приехал в трактир, откликнувшись на твой отчаянный призыв, у меня была с собой карта, которая, очевидно, сильно потребовалась твоему отцу. Карта, которая, по твоему же собственному признанию, сейчас находится у него. — Он тряхнул Джинни за плечи. — Тебе просто повезло или это он послал тебя и сказал, где искать? — Голос его был обманчиво спокойным, но взгляд — диким и грозным. — А человек, с которым ты помолвлена, — понимает ли он, на какую низость ты способна? Знает ли он, что ты готова лечь под ублюдка, лишь бы достичь своей цели?

Джинни ахнула. Сердце ее пронзила острая боль. Не думая, она откинула руку назад и изо всей силы влепила ему пощечину.

Голова его дернулась, такой силы оказался удар. Когда Дункан снова посмотрел на Джинни, взгляд его приморозил девушку к полу.

— Не вздумай это повторить, — низким голосом произнес он, сжав ее руки как в тисках.

Сердце ее выскакивало из груди. Она никогда не видела Дункана таким.

— Отпусти меня! — Джинни попыталась вырвать руки, но это ей не удалось. Дункан отодвинул девушку на несколько дюймов от себя, но продолжал удерживать, словно не мог решить, оттолкнуть ее или прижать к себе.

— Больше это не сработает, Джинни. Ты одурачила меня один раз, но впредь не удастся. Если мне повезет, я сумею отмазаться от обвинений в предательстве. Кто подсунул мне золото — ты или твой отец? Видимо, я слишком высоко замахнулся? — Его пальцы впивались в ее плечи, а тело сотрясалось от ярости. — Господи, мне следовало бы убить тебя за то, что ты сделала!

Джинни почувствовала, как что-то в ее душе встрепенулось и умерло. Она не совершала того, в чем Дункан ее обвинял, но скорее всего это уже не имело никакого значения. Он не может ее любить, раз не верит ей.

Она вздернула подбородок, глядя в его проклинающие глаза.

— Если ты и вправду веришь в то, в чем меня обвиняешь, то лучше убей.

Он стоял неподвижно, печально глядя на нее, словно готов был поверить, словно наконец-то распознал истину. Но не привлек ее в свои объятия, а опустил руки и отступил назад.

— Прощай, Джинни.

И повернулся к ней спиной. В груди поднялась паника, и горле образовался ком. Он в самом деле собирался уйти!

— Стой! — Джинни схватила его за руку. — Ты не можешь покинуть меня! Только не так. Ты должен меня выслушать!

Его лицо не дрогнуло. Он смотрел прямо перед собой, не глядя на нее.

— Нам больше не о чем говорить.

Она почувствовала, как он вырвал руку и словно закрылся от нее. Самые худшие страхи Джинни становились явью. В ее глазах заблестели слезы.

— Почему ты так поступаешь со мной?

— Я больше никогда не хочу тебя видеть.

Ледяная холодность в его голосе превратила панику в истерику. Джинни утратила те жалкие крохи самообладания, которые у нее еще оставались. Забыв про гордость, она прильнула к Дункану, впиваясь пальцами в его плечи.

— Нет! Ты так не думаешь. — Он попытался высвободиться, но Джинни его не отпускала. — Дункан, прошу тебя… — умоляла она, захлебываясь горячими слезами.

Но ее мольбы не подействовали. Стиснув зубы, он рывком оторвал Джинни от себя. Она рухнула на пол, сотрясаясь от неудержимых рыданий.

— Не бросай меня!.. — задыхалась она.

Не сказав больше ни слова и даже не взглянув на нее, Дункан скользнул в тень так же беззвучно, как и появился. Через мгновение Джинни услышала, как закрылась дверь.

— Нет! — Но ее уже никто не услышал. Он ушел. Дункан отчаянно пытался поверить в ее невиновность, но, сопоставив факты, понял, что она его предала. Из комнаты Джинни вышел совсем не тот человек, который в нее вошел. Он стал старше. Лишился иллюзий. Спрятался в твердый панцирь. Заледенел внутри.

Он должен был понять! Она — послушная дочь, теперь он лишний раз в этом убедился. Дункан готов был оценить преданность Джинни отцу, но не мог понять, как его карта оказалась, по ее же собственным словам, у Гранта. Не мог объяснить и ее обручение с другим мужчиной.

В груди у него жгло; это странное ощущение он мог описать одним словом — ревность. То, что Дункан знал этого мужчину и, не окажись они врагами, мог бы им восхищаться, только усугубляло положение. Френсис Гордон был умен, богат и хорош собой. Идеальная пара для дочери вождя. В отличие от него.

Дункан чувствовал себя болваном. Да с какой же стати она бы вдруг захотела выйти за него, будучи помолвлена с сыном одного из самых могущественных людей в Шотландии? Законным сыном. Дункан обманывал себя, поверив, что такая женщина, как Джинни, сможет закрыть глаза на его двусмысленное происхождение.

Может, отец использовал ее, чтобы отвлечь Дункана? Проглотить вот это будет, пожалуй, труднее всего — он не заметил никаких признаков предательства Гранта, он с позором провалил дело, не выполнив долга перед семьей, потому что бегал за девицей, высунув язык, как томящийся от похоти кобель.

Вот что происходит, когда думаешь тем, что между ног. Но Дункан больше никогда не совершит подобной ошибки. Его судьба — сражаться на поле боя, а не бегать за юбкой. Следовало понять это давным-давно.

И все-таки какая-то его часть отказывалась поверить, что все было ложью. Такую страсть нельзя изобразить. Да, наверное, в этом все и дело. Страсть, и больше ничего. Скоро предметом ее страсти станет другой мужчина.

Дункан отмахнулся от воспоминаний. Даже если она и не во всем притворялась, — она сделала свой выбор, поддержав изменника-отца.

А он сделал свой. Он вернется к постели раненого отца и докажет свою невиновность кузену.

Дункан снова вспомнил улики против себя и понял, что они убийственны. Записка. Карта. Золото. Его гнев на отца и на то, что ему не доверили командование. Наверное, что-то одно можно было бы объяснить, но все вместе они неопровержимо доказывали его виновность. Дункан мог надеяться только на то, что после всех объяснений Арчи сочтет его болваном, но не предателем.

Почти рассвело, когда Дункан вошел в ворота замка Драмин, — пешком, оставив коня и боевое Снаряжение неподалеку. Он надежно спрятал свой стальной шлем, оружие и доспехи, заменив их на простой плед и шапочку, надвинутую низко на лоб, чтобы не привлекать к себе внимания.

Они его искали, это он понял, трижды избежав по дороге столкновения с поисковыми отрядами, но ворота в замок охраняли не особенно тщательно, видимо, не ожидая, что он вернется.

Дункан спрятался в конюшне и провел там почти целый день, скрываясь от любого, кто мог его узнать, и дожидаясь возможности проскользнуть в замок. В конце концов он смешался с группой слуг, несущих в кухню торф.

Оказавшись в замке, Дункан прокрался вверх по лестнице в спальню лэрда. Он осторожно приоткрыл дверь, заглянул и с облегчением увидел, что там только Колин и какая-то служанка. Колин поднял голову и посмотрел на вошедшего покрасневшими, опухшими глазами.

Но глаза его расширились, когда он сообразил, что это Дункан.

— Ты что здесь делаешь? Не стоило тебе возвращаться. Тебя разыскивает половина королевской армии!

— Я должен увидеть отца. Есть какие-нибудь изменения? Колин молча покачал головой.

Дункан опустился на колени у кровати и взял отцовскую руку в свои. Она была холодна как лед.

— Дункан, тебе нельзя здесь оставаться. Он посмотрел брату в глаза.

— Я намерен оправдаться. Колин странно взглянул на него.

— Ты нашел доказательства? Дункан сжал губы.

— Нет, но я верю, что кузен выслушает меня. Колин покачал головой:

— Ты не понимаешь. За твою голову назначена награда. Сегодня утром тебя заочно судили и признали виновным.

Дункан выругался.

— Аргайлл поверит мне! — Похоже, Колин не разделял его уверенности. И тут Дункан понял, что Колин ему тоже не верит. — Ты считаешь, что я виновен?

— Нет, — тут же ответил Колин, но без особого пыла. Дункан долгим взглядом посмотрел ему в глаза.

— Понятно, — мягко произнес он, не в силах поверить, что его семья так быстро отвернулась от него. Да, улики достаточно серьезны, но неужели они перечеркнули всю его жизнь, полную чести и верности? Может, и его поведение на поле боя тоже сочли тщательно продуманной хитростью? Какая нелепость!

— Дело не в этом, — сказал Колин, пытаясь все исправить. — Просто девушка такая красавица… — Он замолчал, услышав, что к двери приближаются чьи-то шаги. — Погоди, я их уведу отсюда.

Дункан спрятался за высоким буфетом у двери и стоял там, пока не услышал удаляющиеся по коридору шаги брата.

Он снова опустился на колени перед кроватью и уткнулся лбом в постель, словно желая, чтобы отец очнулся и посоветовал, что ему теперь делать.

Все оказалось значительно хуже, чем Дункан предполагал. Его уже судили и вынесли приговор. Без доказательств он не сумеет опровергнуть их решение. И с внезапной ясностью он понял, что из него просто сделали удобного козла отпущения, виновного в поражении. Незаконнорожденный всегда легкая мишень. Если ему не верят даже кузен и его собственный чертов братец, то кто поверит?

Дункан чувствовал себя опустошенным, словно внезапно его покинули силы. Впервые в жизни он растерялся. «Что я могу сделать?»

Должно быть, он задал свой вопрос вслух, потому что услышал в ответ негромкий стон. Сначала он подумал, что это ему показалось, но, подняв голову, увидел, что отец открыл глаза.

— Отец!

Отец заметался головой по подушке. Очевидно, ему было очень плохо. Дункан попробовал ласково успокоить его, но ничего не помогало. Отец открыл рот, пытаясь что-то сказать, но у него вырывались только глухие звуки.

Он приходил во все большее возбуждение. Тело его изгибалось в судорогах, глаза широко распахнулись. Дункан понял, что нужно бежать за лекарем. Он вскочил, чтобы метнуться к двери, но отец с неожиданной силой схватил его за руку.

Их взгляды встретились, и отец заговорил, но язык его не слушался, и понять было трудно.

— Прости меня, — проскрипел отец. — Мать… найди… Макдоналд…

— Отец, я не понимаю…

Его слова заглушил крик. Тело отца сотрясалось в последней неистовой судороге. Когда он затих, Дункан понял, что все кончено.

Отец умер.

Собственная глупость привела не только к поражению в битве, но и к смерти отца.

Дункан долго смотрел в пространство сухими глазами, не в силах поверить в то, что сейчас произошло. В свою утрату. Он так и не сказал отцу, что сожалеет. Не успел поблагодарить его за все, что тот для него делал.

Дункан услышат, что дверь отворилась, но даже не пошевелился. Ему было все равно, даже если его и схватят, но это пришел всего лишь Колин. И тут Дункан потрясенно понял, что это не просто его брат. Теперь Колин был его вождем, Кэмпбеллом из Охинбрека.

— Он умер, — беспомощно произнес Колин. Дункан кивнул.

— Отец на минуту очнулся. Пытался мне что-то сказать. Голос брата звучал сдавленно:

— Что он сказал?

— Я разобрал всего несколько слов. Вроде бы хотел, чтобы я нашел мою мать. — Мать, которая его бросила. Служанка. Видимо, прислуга Макдоналда. Женщина, которой было настолько наплевать на собственного ребенка, что она за двадцать с лишним лет ни разу не попыталась увидеться с ним или хотя бы справиться о нем. Дункана она тоже не интересовала. — Я думаю, он не очень понимал, что говорит.

Колин кивнул. Они несколько минут помолчали, отдавая дань уважения отцу, которого очень любили.

— Я пришел предупредить, — сказал Колин. — Они нашли твоего коня. Они знают, что ты здесь.

Проклятие! Дункан понадеялся, что его оружие не нашли. Придется дожидаться ночи, чтобы забрать все это.

— Это небезопасно, — сказал Колин. — Тебе нужно скорее уходить.

Дункан не стал спорить. Он только что потерял единственного человека, который верил в него достаточно, чтобы предотвратить судебную ошибку.

— Да, — отозвался он. — Я ухожу.

— Горы теперь для тебя опасны.

Эта мысль больно ударила Дункана. Придется покинуть Шотландию, родной дом. Но отец умер, а Джинни для него потеряна, значит, здесь у него ничего больше не осталось. Дункан подумал о братьях и Лиззи. Им будет лучше без него. Если он останется, будет для них вечным источником позора.

Вот теперь он действительно один.

Дункан принял решение. Он больше не будет ни о чем сожалеть, ни о чем печалиться и ничего никогда не утратит.

— Ирландия, — сделал он выбор. Там всегда найдется место воину с мечом. Он станет ирландским наемником и сумеет отыскать свой путь — на поле битвы.

Колин сунул руку в свой мешок и вытащил оттуда пригоршню монет.

— Возьми, тебе они потребуются. Дункан, кивнув, взял.

— Береги себя, Колин. Ты был мне преданным братом. Я этого не забуду.

— Доброго пути, брат! — Что-то мелькнуло во взгляде Колина — сожаление? — Прости…

Дункан проглотил тяжелый горячий комок в горле и, не обращая внимания на ноющее сердце, и последний раз вымолвил: «Прощайте!» — отцу и брату.

Он покинул замок Драмин, покинул горы, покинул дом и семью — и ни разу не оглянулся. Очевидно, судьба ждала его в другом месте. Но он знал, что однажды вернется, чтобы восстановить свое доброе имя и рассчитаться с той, которая его предала.

Через два дня он стоял на корме судна, увозившего его из Кинтайра, крепко прижимал к себе отцовский меч и с тоской смотрел на исчезающий вдали берег. Но последняя его мысль была не о высоких скалистых берегах, не о зеленых холмах и прозрачных водах, а об изумрудных глазах и каштановых волосах — о женщине, которая отняла у него все.

Прошли еще две недели, и Джинни поняла, что откладывать больше нельзя. Ее отец и Френсис были заняты тем, что заглаживали свою вину перед королем, но очень скоро разговоры о браке начнутся снова.

А Дункан так за ней и не приехал.

И хотя унизительная сцена все еще была болезненно свежа в памяти, Джинни, немного успокоившись, убедила себя, что стоит только гневу поутихнуть, и Дункан во всем разберется.

Сначала она надеялась, что он сам признает свою ошибку, но время шло, и она не могла больше ждать. Забыв о гордости, Джинни решила отправиться к нему сама.

Выбрав момент, когда отец уехал по делам, Джинни велела двоим стражникам проводить ее в Каслсуин, старинную королевскую крепость на западном берегу Напдейла.

Кэмпбеллы из Охинбрека традиционно служили хранителями этого замка, и Джинни знала, что именно это место Дункан считает своим домом.

Резкий ледяной ветер с севера накинулся на них, когда они на закате приблизились к грозной каменной башне. Последние розовые отблески солнечного света исчезали за горизонтом. Строгие — пожалуй, таким словом можно было лучше всего описать внушительную башню и каменную стену. Считалось, что этой крепости уже четыре столетия, — это был самый древний каменный замок в Шотландии.

Не зная точно, какой ее ждет прием, Джинни нервничала, когда их небольшой отряд проходил в ворота. Если стражники, впустившие их, и удивились, услышав имя Грант, они этого никак не показали. Однако когда она обратилась к встретившему ее управляющему и сказала, что хочет видеть Дункана Даба, он перестал изображать невозмутимость. Не задавая лишних вопросов, он отправил ее спутников в конюшню, а саму Джинни проводил в замок и оставил у камина.

Не успев войти, Джинни почувствовала, что здесь что-то не так. В большом зале царила гнетущая атмосфера, словно его окутала темная туча. Огонь в камине и свечи едва горели, и тишина казалась надрывной. Немногочисленные слуги передвигались молча, бесшумно, опустив головы и избегая ее взгляда.

Ожидание показалось Джинни бесконечным. Сердце ее отчаянно колотилось. Дункан так сильно разозлился на нее и не сомневался в ее предательстве… но, может быть, он одумался? Понял ли, что Джинни никогда не смогла бы предать его? Девушка взволнованно закусила губу. Выслушает ли он ее?

Ей не терпелось поскорее увидеть Дункана.

Наконец послышались шаги. Сердце Джинни едва не выскочило из груди, но она тут же сообразила, что они слишком легки для мужчины.

В тускло освещенное помещение вошла юная девушка, изящная и невысокая, с такими светлыми волосами, что они казались белыми. Джинни хватило единственного взгляда на ее бледное лицо, чтобы понять, кто это. Элизабет Кэмпбелл выдавали глаза — такие же ясные и синие, как у брата.

Сестра Дункана была на несколько лет младше Джинни — вероятно, ей было не больше шестнадцати, но серьезное лицо делало ее значительно старше. Черное платье лишь подчеркивало бледность кожи девушки.

Внезапно Джинни поняла, в чем причина такой мрачной одежды и гнетущей атмосферы этого замка. Траур. Могла бы догадаться раньше. Дункан говорил, что их отец ранен. На глаза навернулись слезы, а сердце рванулось к нему. Бедный Дункан! Как ему, должно быть, тяжело. Вероятно, поэтому он и не приехал за ней.

Элизабет тоже внимательно рассматривала Джинни, потом учтиво наклонила голову, здороваясь.

— Мистрис Грант. — Девушка молчала долго, держа голову гордо, как подобало бы королеве, и это тревожило. В этом она очень походила на своего брата. Кажется, весь их клан полон осознания собственного достоинства. — Вас, безусловно, нельзя упрекнуть в недостатке мужества, раз уж вы решились показаться здесь.

Щеки Джинни запылали от стыда за ту роль, которую ее отец сыграл в их трагедии.

— Должно быть, вы Элизабет. Ваш брат говорил о вас. Упоминание о Дункане подействовало на девушку как удар. На какой-то миг лицо Элизабет утратило строгое выражение, и Джинни увидела очень юную девушку, которая глубоко страдала.

— Простите,что я появилась у вас вот так, без предупреждения. И в такое тяжелое время, — неуверенно продолжала Джинни. — Я знаю, должно быть, вы вините меня за то, что сделал мой отец…

— Тут дело не только в вашем отце. — В синих глазах Элизабет запылали гневные искры. — Насколько мне известно, вы тоже сыграли в этом весьма значительную роль.

Джинни замотала головой:

— Клянусь, я не имею к этому никакого отношения! То, в чем меня обвиняет ваш брат, неправда. Я бы никогда не предала его. — Элизабет ее слова не тронули. — Прошу вас, мне очень нужно увидеть Дункана. Я бы не приехала сюда, если бы не крайняя необходимость. У меня есть все основания полагать, что он здесь.

В глазах Элизабет мелькнула боль.

— Боюсь, вас ввели в заблуждение. Моего брата здесь нет. Джинни охватила паника. Она должна его найти, времени осталось совсем мало!

— Пожалуйста, вы должны мне сказать, где он! Мне необходимо его увидеть!

Ее отчаянная мольба не подействовала. Элизабет усмехнулась:

— Чтобы завершить то, что начали? Благодарю, но мне совершенно не хочется увидеть своего брата на виселице. Ужасно было похоронить в один год и отца, и мать, так что я не хочу потерять еще и брата.

Джинни побелела.

— О чем выговорите?

— Благодаря вашим стараниям Дункана осудили за измену. — Элизабет в двух словах рассказала, как написанная Джинни записка обернулась против Дункана и как в его вещах нашли золото.

Джинни была потрясена. Он что-то говорил про петлю, затягивающуюся на его шее, но она не думала… Вот в этом-то все и дело: она не думала.

— Наверняка никто не может всерьез поверить, что Дункан предал свой клан. Благородство — главная черта его натуры. Он никогда не совершил бы ничего бесчестного! Это не он. Он всегда делает только то, что правильно и справедливо, всегда!

Ее страстные слова наконец-то несколько смягчили гнев Элизабет. Лицо девушки исказилось, в ясных синих глазах заблестели слезы.

— Вы не сможете с ним повидаться. Слишком поздно. Он уехал.

Сердце Джинни остановилось, а в груди все так сжалось, что она не могла вздохнуть.

— Уехал? — эхом повторила она чуть громче, чем шепотом.

Элизабет кивнула, и слезы потекли по ее бледным щекам.

— Две недели назад. Сразу после смерти отца. Я даже не сумела попрощаться с ним, — всхлипнула она, и слезы потекли еще сильнее.

«Боже мой! Он меня бросил…» Горло перехватило, Джинни не могла дышать.

Она была готова рискнуть ради него всем, а он покинул ее, не сказав ни единого слова. Как он мог так поступить с ней? С ними?

— Куда? — бесцветным голосом спросила Джинни.

— В Ирландию. Во всяком случае, именно так он сказал Колину.

— Понятно. — Голос ее звучал на удивление спокойно, но тело била неудержимая дрожь. Джинни казалась себе стеклом, готовым разбиться.

— Он вам в самом деле нравился? — спросила Элизабет, не скрывая своего изумления.

— Я любила его, — бесстрастно ответила Джинни. К несчастью, ее чувство осталось безответным. И теперь ей придется расплачиваться за свою ошибку.

— Может быть, вам следовало об этом подумать, прежде чем вы его предали.

— Я не… — Джинни замолчала, глядя в ярко-синие глаза, так похожие на глаза ее брата. Это не важно. Девушка ей все равно не поверит.

— Думаю, вам лучше уйти, пока вас не увидел кто-нибудь еще.

Джинни кивнула. У нее нет больше причин оставаться здесь.

Через несколько минут Джинни покинула Каслсуин, оставив позади все свои мечты о любви и счастье.

«Какая я дура! Я ничему не научилась на ошибках своей матери».

Но она не позволит Дункану сломать ее. Сейчас имеет значение только одно — жизнь ребенка, которого она носит. Причина, по которой она так отчаянно пыталась найти Дункана. Она сделает все, что угодно, лишь бы уберечь ребенка от скандала, который навлекла на них обоих собственной необузданностью.

Глава 10

Десять лет спустя
Она его в самом деле подстрелила.

Дункан засмеялся бы, но сил хватило только на гримасу. Величайший воин Ирландии пересек континент, чтобы его подстрелила девушка, причем голая. Надо полагать, в этом заключена изрядная доля иронии, но сейчас ему слишком больно, чтобы оценить юмор в полной мере.

Неужели он в самом деле думал, что сумеет уговорить ее помочь? Что она захочет загладить тот кошмар, который произошел с ним по ее вине столько лет назад? Да, у него оставался лучик надежды.

Но эта женщина, смотревшая на него с ненавистью во взоре, совсем не походила на ту, которую он помнил. Она изменилась. Дерзкие зеленые глаза, когда-то искрившиеся радостью, теперь блестели холодно, как изумруды. Губы, с которых раньше не сходила улыбка, в любой момент готовые начать веселую болтовню, теперь были поджаты и походили на жесткую линию.

Что ее так изменило? Неужели жизнь была к ней столь недоброй?

Ему не следует беспокоиться. И он спокоен. Если только может быть спокоен человек, которому продырявили бок. Похоже, она жаждет накинуть ему петлю на шею. Раньше он не поверил бы, что она может быть такой мстительной, но сейчас не сомневался в решимости стоявшей перед ним женщины. Дункан искренне радовался, что в ее пистолете только один заряд, иначе она наверняка изрешетила бы его.

Он услышал топот бегущих ног — его люди отреагировали на выстрел. Собрав остатки сил, еще не вытекших вместе с кровью, Дункан стиснул зубы, прижал ладонь к животу чуть ниже кожаной кирасы, чтобы остановить кровотечение, и попытался встать.

Он пошатнулся. На мгновение боль захлестнула его так, что перед глазами все почернело. Дункан собрался с силами, сопротивляясь бушевавшей внутри огненной буре, и сумел не потерять сознание.

Она стояла неподвижно, не сделав ни малейшей попытки ему помочь. Из-за деревьев выбежал Коналл.

— Капитан, мы слышали… — Он ошеломленно замер, увидев, в каком состоянии находится Дункан. — Что за черт?..

Дункан показал на Джинни:

— Коналл. Лейф. Познакомьтесь с леди Гордон. — Имя комком застряло у него во рту.

Повисла долгая пауза. Значение сказанного до мужчин доходило с трудом. Первым опомнился Коналл:

— Тебя подстрелила девчонка?

— Боюсь, что так, — произнес Дункан с кривой ухмылкой, чувствуя, что явное насмешливое изумление в голосе некоторым образом смягчает удар, нанесенный его гордости.

Коналл нахмурился:

— Но я думал, что девушка поможет…

— Я тоже. — Дункан посмотрел на Джинни и не увидел ни намека на расположение к нему. — Но к сожалению, ошибся.

Наверное, он был дураком, когда считал иначе. Она сделала выбор много лет назад, поддерживая — нет, помогая своему вероломному отцу.

Покинув Шотландию, Дункан долгие недели занимался непривычным ему делом: обдумывал все заново. Он просто голову сломал в поисках другого объяснения. Но или он потерял карту на поле боя, а потом она чудом оказалась в руках Гранта, или кто-то украл ее, когда он спал те несколько часов у себя в шатре. Или, что логичнее всего, ее взяла Джинни. Ее странная записка, ее стремление не отпускать его, то, что она сложила его вещи, — все указывало на нее. И все-таки что-то не складывалось. Дункан не мог забыть, как она смотрела на него в ту ночь у нее в спальне — когда он видел Джинни в последний раз. Она выглядела… невиновной.

Не в силах совместить эту милую девушку с образом ловкой и хитрой интриганки, порожденным его собственным гневом, Дункан решил вернуться. И как раз когда он собирался пуститься в плавание, до него дошли слухи о ее свадьбе с Френсисом Гордоном.

Она не выждала даже месяца. Прошло всего три недели, как он бежал, спасая свою жизнь, а она уже вышла замуж. Пока Дункан мучился, пытаясь понять, не совершил ли ужасной несправедливости по отношению к ней, она лежала в объятиях другого мужчины.

Этот поспешный брак подтвердил его наиболее худшие опасения. Так начался самый темный период его жизни, время, когда он заработал свою грозную репутацию. И в конце концов боль от того выворачивающего внутренности предательства сменилась легким чувством неприязни, которое он испытывал сейчас. Но даже этот едва заметный след былой слабости его бесил.

Коналл и Лейф подошли с обеих сторон, чтобы поддержать Дункана под локти, но только они успели сделать несколько шагов, как их остановил топот бегущих людей. Судя по шуму, их было много. Слишком поздно. Стража Гордона уже здесь. Не будь Дункан близок к обмороку, они бы еще могли убежать, но со свинцовой пулей в животе… Что ж, Джинни получит возможность полюбоваться, как на его шее скоро затянется веревка.

— Миледи! — эхом раздавалось за деревьями. Дункан повернулся и посмотрел на Джинни. Взгляды их скрестились. Он не собирался просить ее о милосердии, но выбора у него не было.

— И что теперь, леди Гордон? Вы мне поможете или же отвернетесь от меня? — Он и сам не понимал, зачем спрашивает, если видел ответ в ее глазах.

— Я здесь! — отозвалась Джинну, отвечая на взволнованные крики своих стражей.

Не меньше двух десятков членов клана выскочили из-за деревьев и окружили их, вытащив пистолеты и аркебузы и обнажив мечи. Увидев троих незнакомцев, они мгновенно прицелились, готовые завершить то, что начала Джинни.

По крайней мере это произойдет быстро. Десять лет ожидания — и все свелось вот к чему. Словно он не знал, что нечего искать милосердия у женщины, когда-то предавшей его. Дункан услышал щелчок…

— Погодите!

Все взгляды обернулись к Джинни. Кроме Дункана — его взгляд был прикован к ней все это время. Он смотрел. Бросал вызов. Проверял, хватит ли ей решимости привести свою угрозу в действие.

— Я… — Джинни запнулась.

Она не может этого сделать. Это потрясло Дункана не меньше, чем саму Джинни. Его глаза сощурились. Неужели в этом ледяном сердце осталась еще капля доброты — или же она начинает новую игру?

Их взгляды встретились, но Джинни тут же отвела глаза, словно была противна самой себе.

— Опустите оружие. Произошла ошибка, — хладнокровно произнесла она. — Меня просто застали врасплох. Эти люди не собирались причинять мне вред.

Джинни просто не могла этого сделать. В груди все сжалось, хотя она выдавила из себя все чувства к этому мужчине много лет назад. За всю боль и страдания, которые он ей причинил, она была не прочь уничтожить его.

Но как бы сильно Джинни ни хотела отправить его в преисподнюю, в последний миг она посмотрела ему в глаза и не смогла выговорить нужные слова.

Бог знает почему. Что бы там ни было, Дункан примет удар судьбы не от ее руки.

Похоже, это внезапное решение удивило не только ее саму, но и Дункана.

Адам, капитан стражи, с сомнением посмотрел на Джинни и снова перевел взгляд на троих внушительных воинов.

— Кто они такие?

Хороший вопрос. Джинни быстро соображала.

— Стражники, нанятые моим братом. Дополнительная охрана после недавних событий.

Успокоившись, капитан огляделся.

— А где Тавиш?

— Случилось небольшое недоразумение, — хриплым голосом отозвался Дункан.

Джинни не понимала, как он может до сих пор стоять с простреленным боком. Она закусила губу. Матерь Божья, он такой бледный!

— Человек расположился слишком неудачно, и я не понял, что он охраняет девушку.

Что-то в интонации Дункана привлекло внимание капитана. — Понятно, — хмуро произнес Адам.

Джинни переводила взгляд с одного на другого, чувствуя, что чего-то не улавливает. Но теперь, приняв решение, она хотела скорее его выполнить. Чем быстрее она поставит Дункана на ноги, тем скорее он отправится дальше. Джинни надеялась, что не совершает большую ошибку.

— Адам, прикажи своим людям проводить нашего гостя в башню. Мы разместим его в пустой комнате в мансарде.

Тут она сообразила, что поторопилась, но было уже поздно. В груди защемило. Ведь это комната ее сына. Адам удивленно поднял бровь, но не стал возражать против ее решения поселить стражника в башне.

— Да, миледи.

— Я найду знахарку.

— Я видел ее чуть раньше в саду, — сказал один из молодых стражников.

— Спасибо, Уильям. К тому времени, как Джинни нашла знахарку и они вместе отправились в замок, ее свекровь уже успели оповестить о случившемся. Ничуть не удивившись; Джинни обнаружила, что перед входом в башню ее ждет маркиза.

— А я предупреждала, что твоя прихоть к добру не приведет, — сказала свекровь.

Джинни стиснула зубы.

— Сейчас главное, что человек ранен и ему требуется помощь.

— В него стреляла ты. — Это прозвучало не вопросом, а утверждением.

— Простая случайность. — На этот раз. — Я подумала, что это опять головорез.

И прежде чем маркиза успела сказать еще одно «а-я-тебе-говорила», Джинни протиснулась мимо нее и повела знахарку по лестнице на самый верх башни.

На небольшую площадку выходили двери трех маленьких комнат. Самую большую, ту, из которой открывался круговой обзор на окрестности, занимал Адам, так что он мог заметить любое нападение. В следующей комнате жила няня, а в третьей, маленькой комнатке, раньше принадлежавшей ее сыну, сейчас толпились высоченные мускулистые воины, облаченные в доспехи.

Дункан лежал на небольшой кровати, и ноги его свешивались на пол. Его лицо пылало, а взгляд, полный то ли боли, то ли ненависти (Джинни не поняла), не отрывался от нее.

— Твоим людям придется уйти, — решительно сказала она.

Сподвижники Дункана выпрямились в полный рост, едва не упершись головами в потолочные балки, и выпятили непомерно широкие груди, как два медведя, защищающие свое потомство. Очевидно, оба они не собирались двигаться с места. Джинни посмотрела в глаза кряжистому рыжему воину, судя по всему, ирландцу, и мило улыбнулась:

— Обещаю, что больше я его не обижу.

Он на мгновение замер, а потом гулко расхохотался. Джинни готова была биться об заклад, что смеяться он умеет и любит. Судя по его грубому, пышущему здоровьем лицу, он был человеком веселым и общительным — в отличие от хмурого и мрачного Дункана.

Дункан кивнул:

— Идите. Присмотрите за лошадьми. Со мной все будет в порядке.

Оба неохотно сдвинулись с места. Белокурый обернулся уже от двери.

— Дайте нам знать…

— Как только знахарка его осмотрит, — заверила их Джинни.

Мэргрид, знахарка, уже занималась делом. Она внимательно осмотрела Дункана и обернулась к Джинни.

— Нужно снять с него акетон[4] и нижнюю рубашку, миледи.

Его люди могли бы помочь в этом. Но они ушли. Понимая, что Дункан за ней наблюдает, Джинни приняла бесстрастный вид и сказала:

— Я займусь этим.

Руки ее дрожали, когда она расстегивала кожаные пряжки с одной стороны его стеганой кожаной куртки, подбитой кусочками металла. Мэргрид трудилась с другой стороны. Разозлившись, Джинни заставила себя успокоиться и сосредоточилась на деле, а не на мужчине — и уж тем более не на интимности того, чем ей пришлось заниматься. Но стоило склониться над ним, и она учуяла знакомый запах, не утративший своей притягательности. От Дункана пахло, несмотря на рану, морем и ветром и еще неуловимым пряным мужским ароматом, отличавшим только его.

Это действительно он. После всех этих лет он все-таки вернулся. На Джинни словно нахлынула волна тоски, смешанной с вожделением, и потащила за собой назад, в прошлое.

Но она запретила себе вспоминать. Он утратил право волновать ее.

Если можно считать это утешением (Джинни решила, что можно), раздевание не доставляло удовольствие и Дункану. Он замер и от боли стиснул зубы, пока они пытались стащить куртку с его плеч. Задача казалась невыполнимой.

— Разрежьте, — сдавленным голосом произнес он. Джинни наморщила лоб.

— Ты уверен? — Куртка была отличной выделки и выглядела дорогой. Стоило ей об этом подумать, и она поняла, что все в Дункане говорило о богатстве — от оружия, которое его люди положили рядом с кроватью, до одежды и золотых ножен. Он многого достиг, это видно. Впрочем, она в нем никогда и не сомневалась.

— Это не важно, — отмахнулся Дункан не задумываясь. — И рубашку тоже. Уж лучше так; чем стягивать ее через голову.

Джинни протянула руку и вытащила из его ножен кинжал с рукояткой, инкрустированной драгоценными камнями, удивившись его весу. Она покрутила кинжал, восхищаясь работой. Такое оружие годилось и королю. Осторожно поднеся кинжал к шее Дункана, она приготовилась резать стеганую кожу.

— Не забудь свое обещание, — напомнил он. Джинни недоуменно посмотрела на него. — Коналлу, моему боевому другу.

Ах да, не обидеть его! Ее губы невольно изогнулись в усмешке.

— Я постараюсь, но иногда соблазн очень трудно преодолеть.

Джинни продолжала невозмутимо заниматься своим делом, разрезая кинжалом ткань. Через несколько минут упорного труда куртка и рубашка, разрезанные на куски, валялись на полу.

Джинни встала, чтобы полюбоваться делом своих рук, и у нее перехватило дыхание. Худощавое сложение юноши сменилось крепкой, словно высеченной из камня могучей мускулатурой. Казалось, что его и вправду высекли из камня, причем каждую деталь вырезали точно, доведя до совершенства, — на Дункане не было ни единой унции лишнего веса. От круговых мышц, опоясывающих его живот, до бугристых мускулов на предплечьях он был создан только для одного: для сражения. А бесчисленные шрамы на груди и руках говорили о том, что досталось ему немало.

Джинни бросило в жар, ноги внезапно ослабли. Она не могла отвести от него взгляд.

Весь следующий час она помогала знахарке, пытаясь исправить вред, нанесенный ее выстрелом. Когда стало понятно, что придется извлекать пулю, Джинни хотела позвать одного из его людей, но Дункан ее остановил.

— Это ни к чему, — сказал он.

Джинни посмотрела на знахарку — та неплохо знала непокорных горцев, приходилось их врачевать. Мэргрид возвела глаза к потолку и пробормотала что-то про упрямых мальчишек.

— Ты уверен? — спросила Джинни, осторожно высвобождая руку. Кожу по-прежнему жгло, и она с трудом удерживалась, чтобы не потереть это место, стирая отпечаток его прикосновения.

— Да, — хмуро отозвался Дункан. — В меня не впервые засаживают свинец.

Джинни прикусила язык, чтобы ненароком не задать ненужного вопроса. Когда Мэргрид начала осторожно орудовать кинжалом, Дункан сжал челюсти, а мышцы на его шее и плечах закаменели. Нож причинял ему сильную боль. Лоб его покрылся потом, но Дункан лежал совершенно неподвижно и молчал — ни вскрика, ни стона.

Но глаза его горели, он не отрывал взгляда от Джинни. Сердце ее колотилось, грудь стала казаться для него чересчур тесной, одна мучительная минута тянулась задругой, и Джинни ощущала себя стоящей на краю высокого обрыва. Когда все кончилось, она не сомневалась, что измучилась сильнее, чем он.

Мэргрид заверила ее, что рана не причинит Дункану серьезного вреда и он поправится очень быстро. Главное, чтобы не началась горячка.

При мысли о горячке Джинни содрогнулась. Теперь, когда потрясение и гнев, возникшие при виде Дункана, прошли, она не хотела, чтобы он умер.

Промыв рану водой и велев Джинни прижимать к ней кусок ткани, чтобы она не кровоточила, Мэргрид ушла — ей требовалось принести из кладовки у кухни травы и мази.

Джинни смотрела только на рану, но при этом остро ощущала, что осталась наедине с Дунканом. Молчание в комнате нарушали лишь его ровное дыхание и беспорядочный стук ее сердца, укротить которое не могла даже ее сильная воля.

— Почему ты не выдала меня? — Голос Дункана звучат бесстрастно.

Джинни сурово посмотрела на него.

— Заверяю тебя, мои мотивы весьма эгоистичны и не имеют ничего общего с приятными воспоминаниями или сентиментальностью.

Дункан никак не отреагировал. Впрочем, она этого и не ожидала. Если Джинни когда-то и лелеяла девичьи грезы о том, что Дункан по ней тоскует, что однажды поймет, как несправедливо обошелся с ней, все они испарились в тот миг, как она заглянула ему в глаза. Он вернулся не для того, чтобы пасть к ее ногам и вымолить прощение. Он вернулся, потому что ему что-то от нее нужно. Джинни язвительно посмотрела на него.

— Чего ты от меня хочешь?

— Мне нужно знать правду. Хочу обратиться к твоей памяти.

Джинни почувствовала холодок тревоги.

— Зачем ворошить прошлое? Какой от этого прок?

В его глазах вспыхнул гнев, хотя они по-прежнему оставались изумительного синего цвета — поразительный контраст с черными волосами. Джинни когда-то считала его самым красивым мужчиной на свете и готова была признать это сейчас.

— Тебе легко говорить. Ведь это не твое имя очернили и не раз изваляли в грязи за прошедшие десять лет. А как же справедливость? Разве я ее не заслужил? — Он прищурился, и в глазах его вспыхнул обвиняющий огонек. — Ты хочешь сказать, что для тебя и твоей семьи будет лучше, если все забудут о предательстве, совершенном в тот день?

Ее бросило в жар, но она бестрепетно ответила на его взгляд.

— Да, именно это я и хочу сказать.

Он прав. Сейчас ее клану меньше всего требуются такие неприятности. Они и так в очень сложном положении. Ее свекор, маркиз Хантли, был отлучен от церкви и сидел в заключении в замке Стерлинг. Фамилия Гордон при дворе не пользовалась уважением. Не хотела Джинни навлечь неприятности и на своего брата Джона, нового лэрда Фруи, напомнив графу Аргайллу об измене отца. Может быть, король и простил отцу Джинни его прегрешения, но Аргайлл — уж точно нет, даже после того как отец своей смертью два года назад искупил этот грех. Неожиданное возвращение Дункана вновь всколыхнет застарелую ненависть. Она посмотрела Дункану в глаза.

— Пожалуйста, оставь все как есть.

Но ее мольбы никогда на него не действовали. Джинни не могла забыть ту встречу, когда она видела Дункана в последний раз. Унижение словно впечаталось ей в мозг. Она цеплялась за этого мужчину, как влюбленная дура, умоляла ей поверить, а он холодно, бессердечно оттолкнул ее и, уходя, даже не оглянулся. И взгляд у него тогда был точно такой же жесткий, неумолимый, как и сейчас.

— Боюсь, что это невозможно! — отрезал Дункан с выражением стальной решимости на лице.

Ее охватил ужас. Джинни понимала, что Дункана не поколебать. Он принял решение, и ничто не встанет у него на пути — не важно, кому он при этом причинит боль. И уж конечно, не примет во внимание ее, Джинни, глупые доводы. Если она когда-то что-то для него и значила, то лишь в далеком прошлом.

Вскоре вернулась знахарка, и дальнейшие разговоры сделались невозможными. Дункан обрадовался передышке. Оказавшись наедине с Джинни после всех этих лет, он понял, что внутри снова бушуют противоречивые чувства.

Может быть, умом он и понимал, что его чувство к Джинни следует считать прискорбной ошибкой прошлого, но при этом не был к ней так безразличен, как бы ему хотелось.

Дункан задерживал дыхание все то время, что она снимала с него одежду, прикасаясь к нему. Женские руки не вызывали у него такой реакции много лет. А если быть точным — десять.

Он привык к тому, что женщины кидают на него восхищенные взгляды. Но когда глаза Джинни, распахнувшись от восторга, устремились на его обнаженную грудь, а потом затуманились, на него это подействовало возбуждающе. Тело отреагировало так, словно она лизнула его естество язычком. Оно напряглось, как копье. Вспышка вожделения была настолько сильной, что едва не вышибла из него дух. Дункан думал, что давно забыл о подобных ощущениях. Запамятовал, что плотское желание может затмить все остальные чувства и мысли.

Впрочем, его уже давно нельзя назвать зеленым юнцом, которым правит похоть. И пусть ее соблазнительное тело обладает огромной властью, оно не одолеет его железную волю. Он вернулся сюда с единственной целью — доказать свою невиновность. И ничто — и уж тем более не женщина, послужившая причиной его падения, — не встанет у него на пути.

Знахарка, крохотная старушка с удивительно сильными и ловкими, хотя и маленькими руками, закончила обрабатывать рану, наложила на нее толстый слой какой-то едкой мази и перевязала чистой тряпицей. Для человека, только что получившего пулю в живот, Дункан чувствовал себя не так уж плохо.

Знахарка велела раненому отдыхать. Дункан поблагодарил ее, и она ушла. Он думал, что Джинни отправится следом, но та, уже подойдя к двери, помедлила и повернулась к нему.

— Зачем ты приехал, Дункан? Почему ко мне, почему сейчас?

— Время пришло. — Очень простой ответ, но правда значительно сложнее. Письмо сестры Лиззи о том, что Френсис Гордон умер, и слухи о том, что Джинни, вероятно, снова выйдет замуж — возможно, за Колина, — пробудили в нем настоятельную потребность, о природе которой Дункан предпочитал не задумываться.

— И все? — с недоверием спросила Джинни. Гнев вспыхнул в нем резко и неожиданно.

— А чего, черт возьми, ты от меня ожидаешь? Спасибо зато, что так хорошо меня поимела — и буквально, и фигурально!

Джинни вздрогнула от такой грубости, словно он ее ударил. Дункан никогда не позволял себе такого раньше. Чуть больше чем за час она умудрилась сорвать с него все стальные оболочки, которые он наращивал долгие годы, и добралась до самого уязвимого места. Со всей нежностью иголки, загнанной ему под ногти.

Гнев его бушевал, но Дункан подавил его. Нужно думать о главной цели. Он вернулся, чтобы доказать свою невиновность, а не оплакивать старые измены.

— Я сказал тебе «прощай», — буркнул он. — Что еще ты хотела услышать?

— Очень многое, если бы ты дал мне такую возможность, — негромко отозвалась Джинни. — Но ты так поспешно счел меня виноватой!

— Так помоги отыскать правду, — потребовал он. — Расскажи то, что знаешь.

Их взгляды встретились. На какой-то миг Дункану показалось, что она дрогнула, но Джинни тут же покачала головой:

— Не могу.

Лицо Дункана потемнело. Какая-то часть его всегда думала, не ошибся ли он тогда. Но молчание Джинни выглядело красноречивым.

— Надо понимать — не хочешь?

Она пожала плечами — к чему отрицать правду? — и снова уставилась на него.

— Десять лет — долгий срок. Ты построил свою жизнь, утолив честолюбие. — Она показала на его доспехи. — Заработал богатство и славу. Невозможно пройти мимо казарм, чтобы не услышать что-нибудь новенькое о подвигах Черного Горца и его людей. Ты получил все, о чем мечтал. Так зачем возвращаться, вскрывать старые раны и рисковать тем, что можешь снова скоро потерять?

Значит, она о нем слышала. Почему-то Дункану стало очень приятно. Да, он утолил честолюбие. И некоторое время думал, что получил все, о чем мечтал.

— Что такое богатство или репутация без свободы? А в ссылке ее нет. Мой дом — горы Шотландии. И здесь я буду жить… или умру.

Джинни молча посмотрела ему в глаза долгим взглядом — как будто поняла, повернулась и вышла, оставив его одного.

Одного… Он привык к этому, даже предпочитал, но быть одному какое-то время не то же самое, что жить в одиночестве долгие годы. Снова увидев Джинни, он вспомнил, в чем разница.

Дункан добился всего, чего хотел, и даже больше, но вот какой ценой… После Джинни он никогда больше не хотел жениться, не хотел иметь семью и твердо верил, что в его жизни нет места домашним радостям. И ни разу не встретил женщину, которая заставила бы его передумать.

В груди внезапно заболело, но эта боль не имела никакого отношения к его ране. Дункан тяжело дышал и гадал, какой могла бы стать его жизнь, сложись все по-другому. Не окажись они с любимой по разные стороны баррикад.

Глава 11

Утро пришло и ушло, и только тогда Дункан пошевелился с тяжелой после сна головой. Если бы не боль в животе и не потребность облегчиться, он мог бы проспать весь день.

Он чувствовал себя ужасно.

Если и существует удачное место для выстрела, пуля Джинни нашла именно его, миновав смертельные участки. И все-таки она причинила ущерба больше, чем первое время казалось.

Правда, не настолько, чтобы приковать его к постели. Нужно отыскать Коналла и Лейфа и велеть им осмотреться, оценить обстановку, раз уж они оказались здесь. Его людям, иностранцам, никакая опасность не угрожает, а вот Дункан знал, что ему нужно быть осторожным. Всегда существует вероятность, что его кто-нибудь узнает.

Ему нельзя оставаться здесь даже лишний день, но он понимал, что глупо уезжать вот так, не осмотревшись. Совсем немного, и он поправится достаточно, чтобы продолжить путь.

Дункан медленно встал — он здорово ослабел от потери крови. Ему пришлось ухватиться за кроватную спинку, чтобы не упасть. Слабость раздражала его, но Дункану пришлось затратить немало усилий, пока он умывался и приводил себя в порядок с помощью воды в тазике и салфеток.

Он потер подбородок. Двухдневная щетина уже чесалась, и он хотел позвать служанку, чтобы та принесла ему бритву и мыло, как вдруг почувствовал странное щекотание в затылке.

За ним наблюдают.

Дункан замер и полуобернулся, почти уверенный, что это Джинни. Но никого не увидел.

— Кто здесь?

Тишина.

Дункан окинул взглядом комнату, отмечая подробности, которые ускользнули от него вчера. Шкаф слева от двери, окно напротив кровати, стол, стул и маленькая кровать. Сундук для одежды, мяч из свиного мочевого пузыря в углу, Изогнутая палка для игры с мячом, деревянный меч, ракушки, нанизанные на бечевку, и несколько книг.

Детская комната.

Сердце его замерло, когда Дункан услышал шорох из-за двери.

— Можешь выходить, — сказал он. — Я знаю, что ты здесь.

Напрягшись каждым мускулом, собравшись с силами, Дункан ждал, но ничто не могло подготовить его к тому, что он увидел. К потрясению, постигшему его при виде маленькой девочки, шагнувшей из своего укрытия за дверью. Красивой малышки с темно-рыжими волосами, личиком, как у феи, изящными алыми губками и огромными глазами.

Она была очаровательна. Миниатюрная копия своей матери, за исключением голубых глаз и россыпи веснушек вокруг носа. Значит, у Джинни есть ребенок.

— Как тебя зовут? — спросил он, поняв, что нужно что-то сказать.

Девочка закусила губу, и Дункан ощутил, как в груди его что-то растопилось.

— Элен, — ответила девочка. — Элен Гордон, — уже храбрее добавила она. — Но все называют меня Элла. — Она наморщила носик, шаря глазами поверх головы Дункана. — Ты очень высокий. Выше, чем мой папа — а он был самым высоким мужчиной в Шотландском нагорье, — похвасталась она с изрядной долей детской гордости. — Ты задеваешь головой за балки, когда ходишь?

— Теперь уже меньше, — признался Дункан, растерявшись от внезапного поворота беседы. — Я научился пригибаться. — Тут он строго посмотрел на девочку, сообразив, что она просто уводит разговор в сторону. — А почему ты за мной шпионила, мистрис Элен?

Она выпрямилась, оскорбившись из-за такого предположения.

— Я не шпионила. Мне просто интересно. — Очевидно, между этими понятиями имеется какая-то разница. — А что, моя мама тебя правда застрелила? — Ее маленькие бровки сошлись на переносице. — Должно быть, ты очень плохой человек.

Дункан продолжал невозмутимо на нее смотреть. Невзирая на боль в животе, ему хотелось расхохотаться.

— Да как тебе сказать? — Кажется, девочка его не поняла. — Зависит от того, на чьей ты стороне, — постарался упростить он. — Но вообще-то это был несчастный случай.

«Я надеюсь…»

Похоже, девочку он не убедил.

— Я хотела посмотреть, правда ли ты такой большой и страшный, как говорят.

Губы Дункана дернулись:

— И что же? Она нахмурилась:

— Я еще не решила. — Она внимательно посмотрела на него. — А почему на тебе нет рубашки?

— Она порвалась.

— У тебя полно шрамов. Но глаза у тебя синие. — Дункан с трудом поспевал за скачками ее мыслей, но похоже, это было очко в его пользу. — Мне не нравятся бороды, — продолжала девочка. — Они колючие.

Дункан потер подбородок.

— Пожалуй, ты права. Она кивнула:

— Бет сказала, что ты очень красивый. — Все-таки она еще ничего не решила. — Мой папа был самым красивым мужчиной в мире, и бороды у него никогда не было. — При упоминании о ее отце Дункана обдало холодом. Следовало прогнать девочку, но тут она подняла на него глаза, и что-то в его душе шевельнулось. — Он умер.

Девочка сказала это будничным тоном, но при этом с вызовом вздернула подбородок, и Дункан увидел в ее глазах печаль.

— Мне жаль, дитя, — произнес он, несмотря на свое решение держаться от нее подальше.

Девочка кивнула, принимая его соболезнования не по годам серьезно. Тут его словно молнией ударило. Она, конечно, еще маленькая, но…

— Сколько тебе лет, Элен? — спросил Дункан, не в силах вздохнуть.

— Почти восемь. Я родилась в день летнего солнцестояния.

Губы Дункана опять дернулись в усмешке. Почти. Если учесть, что еще и октябрь не закончился.

— Мой брат… — Дункан замер, сжав кулаки с такой силой, что пальцы побелели, — говорит, что я коротышка, а это неправда. Я просто petite. Так говорил мой папа, и еще он сказал, что это большая разница. Ведь правда? — Дункан кивнул. Голова у него кружилась от известия, что у девочки есть брат. Впрочем, Элла ничего не заметила. — Petite— это французское слово, — пояснила она. — Означает «маленькая и изящная».

Очевидно, она хотела произвести на него впечатление, и Дункан решил не разочаровывать ее.

— Я понял, малышка, — кивнул он.

Элла уселась на сундук, стоявший у подножия кровати, видимо, решив, что он ей ничем не угрожает.

— Дугал просто завидует. Я переплыла через реку Ди в шесть лет и три четверти, а он только в семь и четверть.

— Это большое достижение. А сколько лет твоему брату? Дункан вел себя просто нелепо, но в его груди все сжалось, пока он дожидался ответа.

— Ему как раз исполнилось девять на Михайлов день. Двадцать девятого сентября. Дункан быстро отсчитывал месяцы назад. Должно быть, она зачала в январе. Он покинул Шотландию в августе — почти на пять месяцев раньше.

Обруч, сжимавший грудь, чуть ослаб. Дункан не знал, испытывает ли он облегчение или разочарование. Его так захватил собственный гнев, что он вообще не подумал о том, что Джинни может забеременеть. Но оба ребенка слишком малы, чтобы быть от него.

Элла даже не заметила, что дядя отвлекся, совсем наоборот — почувствовав отзывчивого слушателя, она сияла, а ее очаровательное личико оживилось еще сильнее. Она болтала о целой куче всяких вещей, которые умеют делать девочки, но в которых не разбираются их старшие братья. Похоже, таких вещей было множество.

Вспомнив, что точно так же вела себя ее мать, Дункан поступил так, как поступил бы на его месте любой мудрый мужчина. Он лег на кровать, устроился поудобнее и приготовился слушать долго.

Джинни запретила себе первым делом бежать с утра проведывать Дункана. Вместо этого она занялась своими делами: проверила счета вместе с управляющим и обсудила дневное меню с поваром, словно мужчина, бросивший ее десять лет назад и разбивший сердце на мелкие кусочки, не вернулся внезапно, угрожая сломать ей жизнь.

Почти в полдень Джинни поднялась из кухни с подносом, полным еды, и прошла по коридору к лестнице, ведущей в башню. И тут ей «повезло» — как раз в это время маркиза спускалась вниз из своей комнаты.

— Куда это ты идешь с подносом? — недовольно осведомилась свекровь.

— Думаю, стражник уже проснулся и чувствует себя достаточно хорошо, чтобы поесть.

Маркиза прищурилась.

— Мне кажется, у нас хватает слуг, чтобы отнести поднос. Разве только есть другая причина для такой заботливости?

Джинни сердито вспыхнула. Она невероятно устала от властного поведения свекрови! Ради всего святого, она ведь лишь несет человеку еду.

— Слуг хватает, но я решила позаботиться о нем сама. В конце концов, он ранен по моей вине, поэтому я и отвечаю за него.

— И ты думаешь, это хорошая мысль? Что ты вообще знаешь об этом человеке?

Джинни почувствовала укол тревоги. Хотя маркиза вряд ли догадается, кто такой Дункан, ее любопытство может быть опасным.

— Он стражник, присланный моим братом. Что еще я должна о нем знать?

— Он не похож на стражника, — без обиняков заметила маркиза.

Джинни внутренне сжалась, впервые в жизни согласившись со свекровью. Дункан вовсе не походил на обычного воина — и не только из-за богатства, но и по манере себя вести. Уж лучше бы она назвала его королем — это куда более правдоподобно. Джинни быстро соображала.

— Он наемник.

Маркиза с отвращением поджала губы:

— Понятно. — Она бросила на Джинни проницательный взгляд. — Я беспокоюсь только о тебе, дочь. Женщина в твоем положении должна быть очень осторожной, чтобы избежать ненужных разговоров.

Джинни тут же ощетинилась:

— Это в каком же таком положении? Я хозяйка этого замка, с какой стати кто-то начнет обо мне сплетничать, если я только отнесу раненому человеку поднос с едой?

— Разумеется, ты права. А я наверняка просто перестраховываюсь. И очень тревожусь о том, как вы с Элен будете жить тут одни, когда я уеду.

Джинни повернулась к свекрови.

— Так вы возвращаетесь в замок Гордон? — спросила она, надеясь, что это не прозвучало слишком нетерпеливо.

Маркиза вновь окинула ее проницательным взглядом, словно прочитала мысли Джинни.

— Я получила весточку от маркиза. Он согласился на требования короля и готов подписать отречение.

Опять, подумала Джинни. И вероятно, с той же искренностью, с какой раньше отрекался от католицизма.

— И его освободят из замка Стерлинг?

— Надеюсь, уже скоро. — Свекровь плотно сжала рот. — Хотя Аргайлл ищет повод не допустить этого. — Вот и еще одна причина, почему внезапное возвращение Дункана принесет неприятности. — Ты подумала насчет предложения сына графа Эррола?

Джинни покачала головой:

— Пока я не готова думать о новом замужестве.

А когда будет готова, ни за что не выберет мужчину, который всецело находится во власти маркизы. Гордоны, разумеется, не собирались выпустить из-под своего контроля наследство Френсиса, оставленное ее сыну; они уже назначили кузена Френсиса опекуном.

Маркиза кивнула. Она любила своего второго сына, и только эта любовь слегка смягчала ее стремление немедленно выдать Джинни замуж.

Джинни услышала голоса уже у подножия лестницы. Сердце подскочило к самому горлу, а внутри закипела паника. Она приказала себе успокоиться. Элла не сможет сказать ничего такого, что вызвало бы у Дункана подозрения, а сам он девочку не обидит. Во всяком случае, намеренно. В груди защемило. Элла стала такой чувствительной, такой ранимой после смерти отца. А Дункан невероятно холоден и отчужден. Элла не поймет его равнодушия.

Джинни поднялась по лестнице и услышала, как Элла говорит:

— Нет, это комната моего брата.

Дугалл. О Господи! Кровь в жилах заледенела. Голос Дункана:

— А где твой брат?

Внезапное появление Джинни заставило его замолчать. Он тут же увидел ее широко распахнутые, полные ужаса глаза и заметил, что она с трудом дышит.

— Элла! — закричала Джинни.

Дочь неуверенно обернулась. Резкость в голосе Джинни насторожила ее.

— Я ничего плохого не делала, — машинально пробормотала Элла.

Джинни разом увидела всю сцену: ее дочь сидит на сундуке у подножия кровати, подобрав под себя ноги, а Дункан расслабленно лежит на постели, заложив руки за голову, и снисходительно на нее смотрит. На мгновение Джинни вернулась туда, к озеру. Точно так же он лежал после…

Стоп. Она отбросила воспоминание.

Чувствуя, что страхи понемногу успокаиваются, Джинни вымучила улыбку, глядя на дочь.

— Я знаю, — сказала она, понимая, что Дункан не сводит с нее глаз. — Но дяде необходимо отдыхать. А у тебя вот-вот начнутся занятия.

Элла с такой тоской посмотрела на Дункана, выходя из комнаты, что у Джинни похолодела кровь. Неужели ее дочь попала в ту же ловушку, что и она сама когда-то, и мгновенно пленилась им?

Ну как же это возможно — после десяти лет отсутствия он по-прежнему так сильно ее волнует? Это бессмыслица какая-то, они и знали-то друг друга совсем недолго. Ну почему после стольких лет ее тело так на него реагирует? Почему воспоминания по-прежнему причиняют боль? Джинни почти убедила себя, что никогда его по-настоящему не любила. Что она, как и ее мать, просто поддалась обаянию мужчины.

Ну почему она не может быть такой же, как он? Безразличной, с каменным сердцем… Дункан смотрел на нее все с тем же знакомым выражением — как на кого-то, кого знал давным-давно и кто его предал. Если он и помнил их близость, то никак этого не показывал — даже когда она стояла перед ним голая, в его лице не промелькнуло и проблеска желания. Резкий контраст с теми временами, когда его глаза пылали огнем при каждом взгляде на нее. Теперь он смотрел на Джинни, как на постороннюю. Если между ними и было какое-то чувство, оно давно исчезло.

— Посмотри на меня, Джинни.

Его резкий голос вырвал Джинни из воспоминаний. Она поджала губы, разозлившись на собственную слабость. Все это иллюзии. Он ее никогда не любил. Он ее бросил.

— Ведь ты хорошо меня знаешь, — сказал Дункан. Джинни взглянула ему в глаза, подавив странное желание расхохотаться.

— Неужели? — Вопрос повис в воздухе. — В сущности, и тебя совсем не знаю. Ты оказался совсем не тем человеком, за которого я тебя принимала.

Удар попал в цель. Дункан схватил ее за талию и резко повернул к себе. Соски Джинни прижались к его груди, и она ахнула от остроты ощущения. Тело ее словно взорвалось. Сердце заколотилось, дыхание участилось, кровь по жилам помчалась быстрее, все нервные окончания запылали огнем. Вожделение, жаркое и мощное, захлестнуло ее с ног до головы.

— Ты знала меня достаточно хорошо, — произнес Дункан, и хрипотца в его голосе словно проникла ей прямо в сердце. — Достаточно хорошо, чтобы отдать мне свое тело. — Он провел пальцем по изгибу ее скулы до подбородка. Ошеломленная Джинни не в силах была пошевелиться. Чувства так обуревали ее, что она не могла отвернуться. Дункан посмотрел ей в глаза, и сердце защемило.

Она хотела его поцеловать, почти ощущала тепло его губ на своих. Этот порыв обрушился на нее как удар молнии, но Джинни его подавила. Она больше не девочка и не позволит возникшему чувству затуманить сознание. Однако скрыть желание во взгляде Джинни не смогла.

— Ну что, Джинни? Вспомнила? — Его рука скользнула по ее шее. — Может быть, кое-что все-таки было настоящим?

Она услышала в его голосе насмешку и попыталась отодвинуться.

— Отпусти меня.

Но его рука удерживала ее запястье, как стальные окопы. Их взгляды встретились, и Джинни в первый раз увидена в его глазах пылающие огоньки. Он вовсе не так невозмутим, каким пытается казаться.

Джинни хватала ртом воздух. Где-то там, внутри, заново попыхивали вроде бы давно погасшие искры безрассудства. Не задумываясь об опасности, она придвинулась к Дункану, плотно прижавшись к нему бедрами и грудью.Их тела находились рядом и словно вспоминали друг друга. Она чувствовала, как ей в живот упирается его восставшая плоть. Джинни охватило жаром, как приливной волной. Она подняла на Дункана взгляд, устремив его на губы.

— Думаю, вспоминаешь именно ты. Ты вернулся ради него? Так, Дункан? Ты все еще хочешь меня?

Каждый мускул в его теле напрягся, и Джинни заволновалась, не совершила ли она ошибку. Она только хотела доказать ему, что он не так уж безразличен, как прикидывается, но Дункан не тот мужчина, с которым можно играть, — он самый свирепый воин на всем континенте! Горящее в его глазах пламя испугало ее. Она тоже давно не наивная девочка и хорошо знает, как опасно играть с огнем.

Дункан отпустил ее так внезапно, словно Джинни обожгла его, но на вопрос не ответил. Впрочем, они оба знали ответ.

В ее сознание вползла ужасная мысль. Она ничего не знает о жизни, которую он вел последние десять лет. А вдруг не только она пала жертвой его неоспоримого мужского обаяния?

— Наверное, у тебя есть опыт обращения с детьми? Дункан строго посмотрел на нее.

— Я никогда не был женат.

Облегчение пришло и сразу исчезло — Джинни припомнила собственные обстоятельства.

— Ты лучше, чем кто-либо другой, знаешь, что брак для этого совсем необязателен.

Его глаза опасно потемнели.

— В чем именно ты меня обвиняешь? Джинни пожала плечами.

— Просто подумала, много ли черноволосых синеглазых детей разбросано по континенту?

Она зашла слишком далеко. Дункан схватил ее за руку и притянул к себе. Джинни охнула — едва сдерживаемая ярость в его глазах заставила ее сердце отчаянно заколотиться.

— Ты в самом деле думаешь, что я мог бы зачать дитя и переложить это бремя на чужие плечи? Я бы никогда не позволил моему ребенку жить без отца.

Кровь в жилах похолодела. Он озвучил ее самый большой страх. Только бы он ничего не узнал про Дугалла. Происхождение было ахиллесовой пятой Дункана, и он ни за что не сможет повести себя разумно, а сочтет ее обман бесстыдным враньем. Его проклятое благородство не позволит ему остаться в стороне.

Теперь Джинни хотела одного — короткого объяснения и его срочного отъезда. Она с трудом взяла себя в руки. Как он умудряется так сильно действовать на нее? Неужели они не могут просто спокойно поговорить? Неужели его присутствие заставляет ее снова чувствовать себя той глупой порывистой девочкой, готовой поверить в прекрасных рыцарей и волшебные сказки? Она давно взрослая женщина, мать. И должна вести себя соответственно.

Джинни снова вернулась к прежней теме:

— В последнее время Элла стала непослушной. Я позабочусь о том, чтобы она тебя больше не беспокоила.

Дункан вроде бы собирался возразить, но, похоже, пришел к тому же заключению, что и Джинни, — не стоит поощрять это знакомство.

Вместо этого он неожиданно спросил:

— У тебя есть и сын?

Джинни напряглась, но вовремя скрыла невольную тревогу, вызванную его вопросом. Она заговорила, осторожно подбирая слова:

— Да, сейчас он у родственников. — Она вообще не хотела ему ничего рассказывать, но понимала, что лучше быть кик можно более правдивой. Он сразу учует, что она что-то скрывает.

— Сколько ему лет? — спросил он.

Джинни посмотрела ему в глаза, ничем не выдавая бушующей в душе паники. Она слишком многое пережила, оберегая свою тайну, и не даст ему ничего заподозрить.

Битва при Гленливете обернулась для нее спасением. Гордонов вынудили отправиться в изгнание. Френсис не поехал с отцом на континент. Джинни с мужем отбыли в отдаленный замок на севере, взяв с собой лишь нескольких домеренных слуг. Вернулись оттуда они почти через два года, и к гаму времени было нетрудно скрыть истинный возраст Дугалла. Более того, никому в голову не, приходило задавать на сей счет какие-то вопросы. Это мог сделать один-единственный человек.

— Ему недавно исполнилось девять. — Джинни добавила еще несколько слов, чтобы усилить впечатление: — Он родился через год с небольшим после того, как мы с Френсисом обвенчались.

Ей показалось, что при упоминании о свадьбе в глазах Дункана что-то промелькнуло.

— И где он воспитывается?

Все инстинкты кричали ей, чтобы она молчала, но Джинни заставила себя сделать вид, что ей нечего скрывать.

— Дугалл живет в Каслсуине, с твоим братом.

— С Джейми? — Он по-настоящему удивился.

Еще одна причина быть благодарной мужу. Дугалл никогда не узнает, что его воспитывал родной дядя, но Френсис нашел способ привязать мальчика к его родне.

— Битва при Гленливете случилась давным-давно, Дункан. Наша вражда окончена. К тому же Френсис не имеет никакого отношения к тому, что с тобой случилось.

Ей показалось, что Дункан вздрогнул, но в ровном тоне его голоса не слышалось даже намека на то, что он думает.

— Почему ты так уверена?

— Потому что он никогда не совершил бы столь бесчестного поступка и не оклеветал бы невинного человека, назвав его предателем.

— А твой отец?

Она плотно сжала губы, а на щеках выступили гневные пятна.

— Я этого не говорила.

— Грант должен был связаться с кем-то в лагере Гордона, а твое поспешное замужество лишь подтверждает, что это был твой супруг.

Если бы только он знал правду! Человек, который, по мнению Дункана, облил его грязью, на самом деле дал eго незаконнорожденному сыну не только имя, но и наследство Френсис знал о ее беременности, когда женился на нем Немногие мужчины поступили бы так, как он, — признали чужого ребенка своим собственным, воспитывали и любили его, как родного.

Ее муж сделал для нее невероятно много, а она так и не смогла дать ему то единственное, чего он хотел, — свою любовь.

Ее охватило чувство вины. Но зато, черт возьми, можно остаться ему преданной. И не позволить Дункану запятнать имя Френсиса.

— И ты готова отрицать, что твой отец сотрудничал с твоим мужем?

— Нет. — Именно Френсис встречался в тот день с ее отцом в покоях лэрда. — Но на этом основании нельзя обвинять человека в измене.

Взгляд Дункана обжигал.

— Причина многих измен — в женщине. В данном случае — в тебе. Не согласна?

Джинни покачала головой:

— Ты ошибаешься. Френсис покинул замок Фруи до того, как я рассказала отцу про нас с тобой. Мой муж не имеет никакого отношения к тому, что с тобой случилось.

Вспомнив разговор про карту и золото, подслушанный несколько дней спустя, Джинни почувствовала неуверенность, но решила гнуть свою линию:

— Ищи доказательства своей невиновности в другом месте, Дункан. Я не позволю тебе запятнать доброе имя моего мужа. — За все то, что Френсис для нее сделал, она обязанa ему хотя бы этим.

Но у нее были и более важные причины. И дело не только в том, что может стать известно, чей сын Дугалл (чего Джинни очень боялась), и даже не в тех неприятностях, которые может навлечь на ее семью напоминание о Гленливе. Вызвав подозрения в адрес Френсиса и назвав его предателем, Дункан подвергнет сомнению наследство ее сына, поставив под угрозу все, что она сделала для Дугалла.

Если она и сочувствовала судьбе Дункана, все исчезло перед угрозой, которую он представлял для ее сына.

Нужно было воспользоваться той возможностью и выдать его.

Дункан с трудом мыслил сквозь пелену гнева, пульсирующего в крови. Как ей удается так воздействовать на него?

Он совершил ошибку, прикоснувшись к ней. Его кожа до сих пор горела в том месте, где Джинни к нему прижималась. На какой-то предательский миг тело его пронзило желание, а воспоминания о наслаждении оказались слишком сильными, чтобы им противостоять.

Он ненавидел любого рода слабость, но вынужден был признать, что Джинни затрагивает его так, как не удавалось ни одной женщине.

И все так же чертовски красива! Стоит перед ним, глаза сверкают, щеки горят, волосы блестят, как медь под ярким солнцем…

И вся эта страсть, все чувства предназначались другому. Он хотел, чтобы все это принадлежало ему. Внутри бушевала примитивная потребность — прогнать прочь все мысли об этом другом. Дункан пытался взять себя в руки, сжимая кулаки. Он впился в Джинни взглядом, в котором горел вызов.

— И как ты собираешься меня остановить? Решительный отказ помочь ему, хотя бы предположить, что ее муж мог участвовать в том, что с ним случилось, бесил Дункана. Неприкосновенность имени мужа важнее, чем его свобода и даже жизнь! И плевать ей на восстановление справедливости.

А чего он ожидал? Ничего за десять лет не изменилось. Ее преданность семье по-прежнему выше всего.

Снова была проведена черта, и Джинни опять оказалась не на его стороне. Чтобы доказать свою невиновность, ему придется потревожить членов ее семьи, возможно, раскрыть неприглядную правду, а она сделает все, что в ее силах, лишь бы не допустить этого. Похоже, ее интересы всегда буду: противоречить его.

— Я могу позвать стражу, — угрожающе произнесла Джинни. И выглядела достаточно разозленной, чтобы так и поступить.

— Но ты этого не сделаешь, — сказал Дункан куда более уверенно, чем чувствовал. Она посмотрела на него долгим взглядом, и он подумал, не просчитался ли?.. Когда-то он с легкостью понимал ее, но теперь она стала такой хладнокровной и сдержанной. А ее равнодушие к его судьбе возмущало Дункана. Но больше всего его выводила из себя преданность чертову мужу.

Он сделал шаг к Джинни, нависнув над ней, заставляя ее признать, что их отношения тоже для нее что-то значили, что вспоминает о том, что их связывало, не он один. Он видел, как она напряглась, как все быстрее пульсирует жилка у нее на шее, как чувства ее воспламеняются. Она хотела отступить, но гордость не позволила ей сделать это.

— И не важно, что ты тут говоришь, Джинни. Я думаю, ты все еще помнишь, как нам было хорошо вместе.

— Юношеское баловство? Ты забыл, что я была замужем десять лет и знаю, в чем разница.

Внутри вспыхнула жаркая ярость. Она зашла слишком далеко! Только подумать — представить себе! — Джинни с другим мужчиной, и он сходит с ума.

Дункан сжал ее в объятиях, притиснул к себе. Услышал, как она ахнула, почувствовал дрожь ее тела и едва не взревел от удовлетворения, ощутив, как твердеют прижатые к его груди соски.

Дункан впился в ее губы и поцеловал Джинни со всем пылом, который она разбудила в нем своими насмешками. И застонал, едва ощутив на губах ее вкус. Ту самую медовую сладость, которую так и не смог забыть.

Ее губы оказались мягче, чем он помнил, кожа и волосы то же ароматны.

Своим поцелуем он наказывал ее. Целовал сильно и жестко. Дункан просто оголодал. Одна его рука скользнула ей на шею, нырнув под шелковистые волосы, другая опустилась на округлые ягодицы, приподнимая Джинни вверх.

Дункан шагнул к ней. Вожделение и гнев свернулись в нем пружиной, готовой в любой миг развернуться. Глаза Джинни расширились.

Его остановил плеснувшийся в них страх.

Она испугалась не Дункана, а того, с какой легкостью он мог доказать ей, что она ошибается. Но все равно это был страх.

Дункан отступил назад, усилием воли заставив себя успокоиться. Да что за чертовщина с ним творится? Чуть ощутил ее вкус и едва не обезумел. А ведь ему всегда легко удавалось сдерживать свои порывы, если дело не касалось Джинни.

Он провел зрелые годы жизни, пытаясь смыть с себя пятно измены и незаконного происхождения, добиваясь славы и состояния как Черный Горец. Честь, благородство, долг — вот во что он верил. Но один день рядом с Джинни, и он ведет себя, как чертов варвар, и готов добиваться своего, лишь бы удовлетворить проклятую мужскую гордость.

Он не притронется к ней — на этот раз. Но если она снова его вынудит…

Вероятно, поняв, что чудом избежала опасности, Джинни произнесла:

— Еще один день, Дункан. И это все. Я хочу, чтобы утром ты покинул замок.

Не сказав больше ни слова, она повернулась и вышли Джинни права: нужно убираться отсюда. Это место слишком опасно для него. И тревожили его не угрозы позвать стражей, а воспоминания — слишком живые и яркие.

Глава 12

Джинни обливалась потом, ворочаясь в постели. Прохладные льняные простыни немилосердно натирали чувствительную кожу. Она так распалилась. Была уже на грани. Ее расслабленное тело трепетало и пульсировало.

Она ощущала его губы на своих губах, на своей шее. Ощущала, как обнимают ее его крепкие руки.

Его язык был у нее во рту, пробовал, исследовал, переплетался с ее языком. Она чувствовала на своих губах его вкус. Чувствовала, как щетина царапает кожу. Чувствовала вес его мускулистого тела, вжимавшего ее в матрац.

Тело ее напряглось, груди потяжелели.

Его рука скользнула ей между ног. Сердце заколотилось. Дыхание перехватило… Она предвкушала. При его первом прикосновении Джинни чуть не закричала от наслаждения. Скользнувший внутрь палец доставил ей невероятное облегчение. Ее бедра приподнимались навстречу его руке, сжимали ее. Она чувствовала, как нарастает напряжение…

Негромкий стук в дверь резко разбудил ее. Джинни в темноте открыла глаза. Тело ее едва не вопило от разочарования. Это всего лишь сон! С тяжелой головой Джинни снова закрыла глаза, перевернулась на бок и натянула на голову подушку. Этот поцелуй не только нарушил ее покой, он проник в ее сны, вызвав чувства, о которых она вроде бы давно забыла.

Кожа все еще горела, сделавшись очень чувствительной. Тело томилось, требуя облегчения.

Она и забыла, каково это — испытывать страсть. Каково это — целовать мужчину и чувствовать, что тело, подобно цветку, распускается от наслаждения, такого сильного, что захватывает дыхание. Но воспоминания вернулись, и Джинни ощутила разницу. Теперь в его движениях появились уверенность и сила, которых не было раньше. Он больше не юноша, но мужчина. Очень крупный, очень сильный, очень требовательный. Не привыкший к отказу.

Она так долго обходилась без страсти, но стоило провести единственный день в его обществе — и все мгновенно вернулось.

Что, если?..

Нет, это нелепо. Она все еще грезит, а в жизни больше нет места девичьим мечтам. У нее есть обязательства, так что ни о каких интимных отношениях не может быть и речи. Нужно отправить его еще до зари.

В дверь снова постучали, на этот раз настойчивее.

Встревоженная и мгновенно проснувшаяся Джинни встала с постели и на цыпочках прошла к двери, стараясь не задеть тюфяк, на котором (к счастью) спал еще один обитатель комнаты.

Упершись рукой в стену, Джинни чуть-чуть приоткрыла дверь. Снаружи стояла Мэргрид, держа в руке свечу. Даже в полумраке Джинни сразу поняла — что-то случилось.

— Простите, что разбудила вас, миледи, но вы велели тотчас же дать вам знать. Тот страж. — Сердце Джинни гулко забилось. — Ему стало хуже.

На мгновение Джинни забыла про свой гнев.

— Горячка?

Старушка кивнула.

По спине пополз страх. В точности как Френсис. Какой то крохотный порез — случайно соскользнувшее лезвие во время тренировки с мечом — но он загноился. И за неделю мужа не стало.

Джинни показалось, что пол уходит из-под ног. Как это случилось? Всего несколько часов назад он ее целовал. Они чувствовала его силу, его страсть, чувствовала, как в нем бурлит жизнь.

— Я сейчас приду, — сказала Джинни, схватила плед чтобы прикрыть ночную рубашку, и сунула босые ноги и мягкие кожаные тапочки.

Вернувшись в комнату, она опустилась на колени рядом с маленьким тюфяком и поцеловала бархатную щечку, вдыхая сладкий младенческий аромат. Элла уже не младенец, но запах детский, молочный. Ей приснился очередной кошмар, и Джинни позволила ей спать в своей комнате, понимая, что девочка все еще переживает смерть отца. Кроки того, когда маленькая озорница находилась рядом, Джинни было проще за ней присматривать.

Через несколько минут она уже шла следом за знахаркой по узкому коридору к лестничному пролету и дальше, к винтовой каменной лестнице, что вела в мансарду.

Мэргрид уже разбудила Бет, юную служанку, спавшую в соседней комнатке, чтобы та приглядывала за больным. Похоже, бедняжке Бет здорово доставалось при этом, так что Мэргрид спешила ей на помощь.

Дункан сбил с кровати простыни и ворочался с боку на бок, пока служанка пыталась удержать у него на лбу влажную тряпицу. При его росте и силе две женщины сдержать его не могли, поэтому Джинни следовало помочь, но она застыла.

Не от холода. В комнате было жарко, даже душно, хотя горела всего одна свеча. Жар исходил от Дункана, а застыла она от страха. Стараясь взять себя в руки, Джинни сделала несколько шагов вперед.

«О Боже! — Она сдавленно охнула и прижала кулак ко рту. — Я не могу».

Свеча отбрасывала достаточно света, чтобы разглядеть болезненный предательский багрянец на его щеках. Губы уже побелели, а скоро, Джинни это знала, они потрескаются от жажды, которую невозможно утолить.

Она невольно отпрянула.

Мэргрид заметила потрясенное лицо Джинни. Их понимающие взгляды встретились. Старушка знала, как отчаянно госпожа боролась за жизнь мужа и как тяжело переживала свое поражение.

На глаза Джинни навернулись слезы. «Будь счастлива, Джинни. Прости меня». Это были последние слова, сказанные ей Френсисом, словно во всем был виноват он, а не она.

Она не хотела об этом думать. Господи, ну зачем он вернулся?

Тело Дункана свело судорогой. Он громко закричал — демоны лихорадки завладели им, сжимая в своей свирепой хватке.

Можно просто дать ему умереть, и беды кончатся.

Мысль исчезла так же быстро, как появилась, но злобный порыв потряс Джинни. Боже милостивый, откуда это в ней? Значит, гнев кроется глубже, чем она думала до сих пор. Раны скрыты, но не исцелились.

Она должна уйти отсюда… Однако ноги ее словно вросли в пол.

— Миледи? — окликнула ее Бет, широко распахнув встревоженные глаза.

Джинни сделала глубокий вдох и оторвала взгляд от мужчины, распростертого на кровати.

— Все в порядке, — заявила она. Ужас внезапно отпустил ее. Сознание прояснилось. Пусть он ее бросил, она с ним так не поступит. Она просто не может позволить ему умереть и даже не сделать попытки его спасти. Это будет ее вина.

Может быть, она не в силах помочь ему восстановить доброе имя, но должна спасти ему жизнь.

Расправив плечи, Джинни приготовилась к борьбе. Быстрыми, решительными шагами она подошла к кровати и заняла место Бет. Намочив ткань в миске с холодной водой, она отжала ее и положила на лоб Дункану, бормоча успокаивающие слова, пока Мэргрид обрабатывала воспалившуюся рану.

Услышав ее голос, он слегка успокоился. Его глаза открылись, на мгновение задержались на лице Джинни и снова закрылись. Жар лихорадки ослепил его, но Джинни почему-то казалось, что Дункан ее узнал.

Два долгих дня и две бесконечных ночи она оставалась у его постели, сражаясь с преисподней, пытавшейся его поглотить, и не зная, будет он жить или умрет. Она не отходила от Дункана. Ни Мэргрид, ни свекровь, ни даже встревоженная дочь не могли выманить ее из комнаты. «Я сделала бы то же самое для любого, — твердила себе Джинни. — Это мой долг!»

Но это вовсе не походило на долг, скорее, на изгнание бесов. Чем сильнее лихорадило Дункана, тем больше терзалась Джинни. Чувства, так давно похороненные, кипели, стремясь вырваться на поверхность, как вулкан, готовый извержению. Джинни то проклинала его, посылая ко всем чертям, то молилась, заклиная всем, что у нее имелось в жизни.

И в предрассветные часы второй ночи он очнулся. В горячечном бреду выкрикнул ее имя и обмяк. Замер как мертвый. В точности как Френсис.

Сердце панически сжалось.

— Нет! — закричала Джинни, тряся его. — Будь ты проклят, Дункан! Ты не имеешь права умирать! Я не хочу! — Она еще не успела сказать ему, как больно он ей сделал. Как страшно ей было остаться беременной — и одной. Как сердце ее разбилось, как она хотела только одного — свернуться клубочком и плакать, плакать, а приходилось быть сильной. Как ей пришлось выйти замуж за нелюбимого мужчину, чтобы уберечь ребенка от последствий собственной неосмотрительности.

Джинни трясла его снова и снова, но он не подавал признаков жизни. Услышав ее голос, проснулась знахарка и кинулась на помощь. Мэргрид положила руку ему на сердце и приблизила щеку к губам. Когда старушка выпрямилась, Джинни поняла по ее лицу, что дела плохи.

— Мне очень жаль, миледи. Горячка ослабила его сердце и легкие.

Джинни упрямо замотала головой, отказываясь поверить, что этот несокрушимый мужчина может потерпеть поражение в битве за жизнь. Глубоко в душе она знала — он не умрет. Он не может ее бросить. Она ему этого не позволит.

«Господи, как я люблю тебя!» Тогда она прикипела к нему всем своим девичьим сердцем. И сейчас думала только об этом. Положив голову ему на плечо, на то самое памятное теплое местечко, она всхлипывала, горюя по той девушке и по той любви. Она оплакивала предательские обстоятельства, оторвавшие их друг от друга, свою утраченную невинность, свои утраченные мечты и сына, никогда не знавшего отца. Она плакала до тех пор, пока не выплакала все слезы.

— Ты уже ничего не сможешь для него сделать, девочка, — ласково сказала знахарка.

Может, и нет, но она попытается. Дункан сильный — сильнее всех известных ей мужчин. Горячка, обрушившаяся на него с такой мощью, лишила его сил, но Джинни знала: если кто-нибудь и может выдержать такую хворь, так это Дункан.

Мэргрид ушла, оставив Джинни нести свою одинокую вахту. И утром третьего дня она была вознаграждена за свою веру. Когда над горизонтом забрезжили первые лучи рассвета, Дункан открыл глаза — синие, ясные и живые, какими она их помнила.

Он впился в нее взглядом — слабым и немного растерянным, но вполне осознанным.

— Как ты могла выйти за него замуж, Джинни? Как ты могла выйти за другого?

Чувство, прозвучавшее в его голосе, растревожило ее сердце. Конечно, он не понимает, что говорит, но это не умаляет его искренности.

Значит, Дункану не все равно. Может быть, этого недостаточно, чтобы доверять ему, но не одна она страдала, когда им пришлось расстаться. Горло сжалось. Джинни по-настоящему тронуло это неожиданное откровение.

— У меня не было выбора.

Но Дункан уже не слышал ее, он провалился в целительный сон.

Джинни долго смотрела на него, пытаясь понять, что же это значит.

Потом, измученная, она встала. Ноги дрожали, но она медленно прошлась по комнате.

Все кончилось. Она чувствовала себя так, словно после десяти лет страданий наконец-то стала свободной. Дункан будет жить, а она все-таки хоть как-то примирится с прошлым.

Может быть, теперь у нее есть надежда на будущее.

На следующее утро Дункан проснулся, чувствуя себя так, словно его несколько раз прогнали сквозь строй. Все тело болело, он ощущал слабость, но был жив.

У него не в первый раз начиналась горячка после ранения, но если верить самочувствию, он еще никогда не был так близок к смерти.

— Ты очнулся. — Старая знахарка, сидевшая в углу, должно быть, услышала, как он пошевелился.

Дункан нахмурился, ощутив странный укол разочарования. Он думал…

Неужели Джинни у его постели ему только примерещилась?

— Должно быть, ты хочешь пить? — сказала старушка, протягивая ему кубок с водой.

— Да, — ответил он. — И принять ванну, если это возможно.

Старушка фыркнула.

— Не терпится помыться, да?

— Это еще мягко сказано.

— Леди так и предположила, поэтому, не дожидаясь твоей просьбы, велела принести сюда ванну, когда ты очнешься. Бет о тебе позаботится.

— А леди Гордон? — неожиданно для самого себя спросил Дункан.

— Которая? — Дункан вопросительно вскинул бровь, и старушка объяснила: — Маркиза гостит в замке после смерти лэрда.

Жена Хантли… здесь? Черт! Они когда-то встречались, много лет назад. И хотя она вряд ли запомнила внебрачного сына Кэмпбелла, лучше всячески избегать ее. Эта бой-баба такая же грозная, как и ее муж, и расправляется с врагами беспощадно.

— Мистрис? — поинтересовался Дункан. Знахарка прищурилась.

— Наслаждается заслуженным сном. Она три дня не отходила от твоей постели. И я не позволю тебе ее беспокоить…

— Нет-нет, — перебил старушку Дункан. — Я и не собирался. — Он с трудом скрыл радость, значит, это ему не померещилось в бреду. Джинни действительно была здесь.

Конечно, он не собирался придавать этому слишком большое значение, но, может быть, она не настолько бездушна, как он думал. Почему-то это казалось важным.

Знахарка внимательно посмотрела на него и, словно прочитав его мысли, заметила:

— Ничего тут такого нет. Она сделала бы это для любого.

Дункан услышал в ее словах предостережение, полностью отвечавшее его мыслям, — не стоит придавать большого значения такому самопожертвованию.

Старушка нахмурилась.

— Хотя для нее это было нелегко после недавней смерти мужа.

Дункан напрягся. Он не хотел думать о Френсисе Гордоне, но не удержался и спросил:

— А как он умер?

В своем письме Лиззи не сообщила никаких подробностей.

— Горячка, — напрямик ответила знахарка. — Он слегка поранил руку, когда тренировался с мечом, и рана загноилась. Леди чуть не умерла вслед за ним, так отчаянно она боролась за его жизнь.

В груди все сжалось. Должно быть, Джинни очень сильно любила мужа, раз выказала ему такую преданность.

Он нахмурился. По какой-то странной причине Дункан не мог не думать, что здесь что-то не так. Его вновь начали обуревать сомнения. До сих пор он ни разу не позволил себе задаться вопросом: а вдруг он ошибался? Слишком ужасны были последствия, чтобы о них думать. «Ты меня бросил». Эхо ее голоса и сейчас отдавалось в его ушах, и по спине пополз холодок.

Но если его предала не Джинни, то кто?

Джинни услышала голоса, поднимаясь вверх по лестнице. Кожаный мешок с пожитками Дункана висел у нее на плече. Джинни удивлялась тому, как легко у нее на сердце. Горячка Дункана заставила ее признать кое-какие суровые истины. Она вовсе не преодолела свои чувства к нему, как думала раньше, просто долго загоняла их внутрь. Никогда не пыталась разобраться в боли, которую он ей причинил, подавляла гнев и горечь — все ради ребенка, которого носила. Но вид Дункана, такого близкого к смерти, словно он спустил все эти чувства с поводка, причем с силой, поразившей Джинни, потряс ее.

Джинни уже добралась до верхней площадки, как вдруг услышала его низкий рокочущий смех и застыла на месте. В груди защемило. Она ведь забыла этот смех. Забыла, как он на нее действовал. Как заставлял чувствовать себя единственной женщиной на земле.

Она закусила губу. Интересно, что заставило его так смеяться?..

Джинни сделала еще несколько шагов, и ответ сделался до боли очевиден. Джинни судорожно вздохнула. Боль оказалась столь же сильной, сколь и неожиданной.

Посреди комнаты стояла ванна, в ней по колено в воде Дункан, совершенно голый, только бедра обмотаны влажным полотенцем, а к его груди припала юная нянька, Бет. Его мускулистые руки обнимали девушку. Они хохотали, и щеки хорошенькой белокурой девицы порозовели, что очень ей шло.

Дункан и Бет разом обернулись, услышав, как она ахнула, и мгновенно (виновато?) посерьезнели. Как всегда, непроницаемое лицо Дункана не позволяло проникнуть в его мысли, но на лице Бет появилось то же самое выражение, что часто возникало у Эллы, когда ее заставали с рукой, засунутой в вазу со сластями. Джинни называла его «я-ничего-не-делала».

Дункан отпустил девушку, и она быстро шагнула назад. Все ее платье спереди вымокло, обрисовывая очертания юных упругих грудей.

— Я поскользнулся, — объяснил Дункан. — И едва не упал в ванну вместе с малышкой Бет.

— Понятно, — скептически произнесла Джинни, чувствуя себя занудливой старой клячей вроде собственной свекрови. Почему она так по-дурацки себя ведет? Нет ничего необычного в том, что служанка помогает раненому господину искупаться. Джинни же сама это предложила.

Вспомнив, зачем пришла, Джинни скинула с плеча мешок.

— Я принесла твои вещи.

Он ухмыльнулся. Непослушная прядь мокрых волос упала на лицо. Джинни тотчас же вспомнила озеро, и боль в груди усилилась.

— Ну спасибо. Я как раз хотел попросить Бет принести их. Чувствуя себя последней дурой, Джинни попятилась.

— В таком случае я вас оставлю. Я попросила служанку принести тебе поесть. Когда будешь готов, сообщи. Полагаю, твои люди жаждут с тобой повидаться.

— Могу себе представить! — рассмеялся Дункан. Джинни повернулась к двери, но он ее остановил:

— Подожди. Если у тебя есть минутка, мне нужно кое о чем с тобой поговорить.

Понимая, что Бет внимательно их слушает, Джинни чопорно кивнула:

— Разумеется.

Бет смотрела на них, не зная, что ей теперь делать. Дункан пришел к ней на помощь:

— Думаю, теперь я справлюсь сам, спасибо тебе, милая. Извини, что заставил тебя вымокнуть.

Судя по виду Бет, она ничуть из-за этого не расстроилась. Девушка кивнула и быстро вышла из комнаты.

Джинни понадеялась, что Дункан не попросит ее помочь ему одеться. Она не хотела оказаться к нему ближе, чем стояла сейчас. Даже на расстоянии пяти футов все ее тело ныло, каждое нервное окончание пульсировало тревожной энергией.

Он вовсе не походил в эту минуту на человека, только что избежавшего когтей смерти. Он выглядел сильным, властным и более привлекательным, чем все знакомые ей муж чины.

Его тело было образчиком красоты, излучая мужественность, которая взывала к Джинни на самом примитивном уровне, причем объяснить этого она не могла — нечто неосязаемое, бессознательное, но неоспоримое.

И дело было не только в его физической привлекательности. Ее муж тоже был красивым мужчиной, но она никогда не пылала страстью к нему, хотя и пыталась настроить себя соответствующим образом. Любви не было, и в конце концов они стали с Френсисом спать раздельно. Джинни тогда охватило отчаяние — она знала, как болезненно муж переживал ее холодность.

А вот теперь один взгляд на Дункана вызывает в ней больше желания, чем все годы, проведенные с мужем! Реакция собственного тела казалась Джинни жестоким предательством и еще одним гвоздем в гроб ее вины.

Дункан порылся в своем мешке, вытащил оттуда пару черных кожаных бриджей и чистую рубашку и взялся за полотенце на бедрах. Джинни предусмотрительно отвела взгляд. Но все ее чувства неестественно обострились, и она мучительно ощущала каждое его движение. Она понимала, что это невозможно, но могла бы поклясться, что услышала, как тонкая подсохшая ткань соскользнула на пол. Услышала, как растягивается материя, когда он надевал бриджи. Почувствовала дуновение воздуха, когда он поднял рубашку над головой.

— Я готов, — произнес Дункан. Услышав насмешку в его голосе, Джинни подумала, что, наверное, он видит ее насквозь. Она повернулась к нему лицом, Дункан подвинул ей стул. Джинни замялась, потом решительно сказала себе, что это выглядит смешно, и села, чопорно положив руки на колени. Дункан устроился напротив, на краю кровати — слишком близко, на ее взгляд. Она ощущала теплый запах его кожи, мыла и тот мужской притягательный аромат, что всегда ее завораживал. — Я хотел поблагодарить тебя за все, что ты для меня сделала.

— Это пустяки, — поспешно ответила Джинни, чувствуя, что щеки начинает заливать румянцем, и гадая, что именно он запомнил.

Дункан не стал спорить; оба знали, что говорят банальности.

— Прости, что мое возвращение доставило тебе столько хлопот. Я не хотел причинять тебе боль, но ты наверняка знала, что однажды я вернусь домой.

Джинни кинула на него острый взгляд.

— Вообще-то я очень сомневалась в этом. Если хотя бы половина легенд о тебе правдивы, то зачем тебе это? — Она не смогла подавить любопытства. — А правда, что ты победил целую армию, имея под рукой всего дюжину солдат?

Дункан почувствовал себя неловко.

— Половина слышанного тобой — преувеличение.

— Но почему ты так внезапно покинул страну?

Дункан пожал плечами. То, что в его голосе не слышалось горечи, удивило Джинни. Все ополчились на него, а он ведет себя так, словно это ничего не значит. Как же так можно?!

— Отец умер, весь наш клан не сомневался в моей вине, и я решил, что здесь у меня ничего не осталось.

Сердце Джинни бешено забилось. Она едва выдавила из себя вопрос:

— А как же я?

Их взгляды встретились, и между ними что-то промелькнуло — что-то глубокое и важное.

Джинни поклялась себе, что больше не будет защищаться от его нападок, но молчание Дункана вынудило ее еще раз попытаться пробиться сквозь частокол его недоверия. Слишком поздно пытаться вернуть утраченное, да и опасно, если учесть, что она может потерять, но почему-то ей казалось важным, чтобы он знал правду.

— Я не брала твою карту, Дункан. Я бы никогда не предала тебя. Я тебя любила.

— Если ты не имеешь никакого отношения к заговору против меня, почему тогда так быстро вышла замуж?

В этом вопросе заключалась для нее главная опасность. Джинни попыталась успокоиться, но костяшки на сжатых на коленях кулаках побелели.

— Так захотел мой отец.

И это чистая правда. Та, которую она готова ему открыть.

Его губы искривились.

— Ну да, разумеется. Послушной дочери даже в голову не пришло спорить с ним.

Джинни услышала в его голосе неприкрытую иронию и изо всех сил попыталась взять себя в руки.

— Как ты смеешь?! — крикнула она. — Я готова была ослушаться своего отца! Собиралась бежать с тобой! Ради тебя я бы бросила все на свете! И не я нарушила клятву! Это ты меня оставил. Положим, я бы не вышла за Френсиса. Мне что, нужно было дожидаться десять лет, пока ты надумаешь вернуться?

— Нет, конечно, — пожал плечами Дункан. Эмоции в ее голосе ошеломили его.

Он никогда не смотрел на случившееся с ее точки зрения. Он лишил ее невинности, пообещал жениться на ней, а потом бросил. Да, он сделал ей очень больно, этого нельзя отрицать.

Он считал, что у него есть на то основания, а вдруг ошибался? Она говорит так горячо. Не стоило спрашивать ее о прошлом. Дункан заметил ее печаль и невольно задумался над тем, как проходила ее жизнь. Но мысль о том, что она была замужем за другим, разъедала внутренности, как кислотой. И эгоистичная часть его натуры требовала, чтобы Джинни испытала ту же горечь, что и он.

— Ты утверждаешь, что не брала карту, но при этом ни разу не спросила, виновен ли я. Почему?

Джинни подняла на него глаза.

— Может быть, я верила тебе больше, чем ты мне.

Она горячо и, кажется, вполне искренне доказывала свою невиновность в том, что с ним случилось. Но ведь все факты указывали на нее. С Джинни он теперь частенько терялся. Когда он думал, что Джинни его предала, он стыдился того, что попал в ловушку своих чувств. Он сознавал себя ответственным за поражение в битве и за смерть отца. Но не слишком ли он поспешил с осуждением возлюбленной, поддавшись гневу? Черт побери, где же правда?

Он схватил Джинни за руку и крепко прижал ее к груди. Сердце его отчаянно колотилось.

— Ты сказала, что любишь меня, и согласилась выйти за меня замуж. Значит, судьба твоя принадлежала мне, а не твоему отцу, но ты выбрала его. Ты знала, что он задумал предательство, но ничего мне не сообщила, позволила уехать, зная, что я могу не вернуться. — Его голос задрожал от эмоций, которые Дункан больше не мог сдерживать. — Мой отец погиб в этой битве, Джинни!

На ее глаза навернулись слезы и потекли по бледным щекам. Рука Дункана невольно поднялась, чтобы вытереть их, но он сдержался. Не станет он ее утешать, будь оно все проклято!

— Мне жаль. Я пыталась тебя предупредить, но что я могла сделать? Скажи, я тебе, и лишился бы жизни мой отец. Разве ты сохранил бы мою тайну, не рассказал обо всем кузену?

— Я бы не отдал твоего отца кузену на верную смерть. Я бы сам пошел к твоему отцу и сказал ему, что его предательство раскрыто. И дал бы возможность скрыться до того, как случилось непоправимое.

Глаза Джинни удивленно округлились, черные бархатные ресницы затрепетали, как вороново крыло.

— Я не подумала… — Она замолчала, не договорив. Но когда Джинни снова подняла на него глаза, Дункан увидел, что она ему не верит. — Сейчас легко говорить. Ноя помню, каким ты был тогда — молодым, честолюбивым воином, пытавшимся стереть историю со своего происхождения. Ты был воплощением рыцарства — честь и гордость, и никакой терпимости к обману или несправедливости. Отпустив моего отца, ты бы поссорился с кланом. Ты бы не предпринял ничего, что могло очернить твое имя.

Ярость хлестнула Дункана как хлыстом, сокрушив остатки самообладания. Благородное рыцарство? Господи, это смехотворно! Не с ней. Только не с ней.

Он наклонился над Джинни, касаясь ее груди. Кожа его пылала, огонь внутри разгорался все жарче.

— Пожалуйста, расскажи мне все, что знаешь, дай посмотреть их переписку. Помоги отыскать истину.

В ее сияющих зеленых глазах заметалось беспокойство. Она судорожно пыталась решить, что делать. Ее колебания расшатывали остатки самообладания Дункана.

Кровь кипела в жилах, а внизу живота все нарастало вожделение. Мужское естество напряглось и затвердело, а близость Джинни только усугубляла его терзания. Ни одна женщина в мире не могла так влезть ему в душу. Джинни всегда была сладким дьявольским искушением. Все его тело томилось по ней. Хотело ее.

Он знал, что она чувствует то же самое. Губы ее приоткрылись, глаза потемнели, дыхание прерывалось. Но она все еще пыталась сопротивляться.

— Дункан, я…

Его тело пылало, охваченное темным примитивным желанием мужчины, намеренного предъявить права на свою женщину. Кровь бурлила в жилах, и неутолимая страсть прочно держала его в своих железных объятиях. Он хотел погрузиться в теплую, сладкую глубину ее рта, заставить ее признать, что им движет большое чувство.

Это не просто страсть, пронзила его затуманенный мозг разумная мысль. Это больше, чем страсть. Что-то более глубокое и более значимое. И он хотел, чтобы Джинни это признала. Дункан заставил себя немного успокоиться и теперь ласкал ее губы нежными, уверенными движениями своих губ и языка.

О Господи, до чего она сладкая! У нее на языке мед… Он хотел погрузиться в нее, утонуть в теплой глубине, но, не давая воли порывистой страсти, ласкал ее с безграничной нежностью.

И она вознаградила его за терпеливость, застонав, приоткрыв губы и ответив на поцелуй. Она сдавалась. Их языки сплетались в медленном восхитительном танце, проникая все глубже и глубже друг в друга. Она обмякла, почти повисла на нем, ее тело словно плавилось. Дункан застонал, когда ее мягкие округлости прижались к нему, даря неслыханные ощущения.

Его стон вырвал Джинни из транса. Она вскрикнула и вырвалась, и этот рывок подействовал на Дункана как удар. Джинни, тяжело дыша, смотрела на него. Взгляд ее сделался почти чужим, но отпечаток недавней страсти еще не исчез с припухших губ и разгоревшихся щек.

— Не могу. Прости, я не могу тебе помочь. Дункан вздрогнул.

— Но почему?

Джинни покачала головой. Слезы застилали ее глаза.

— Просто не могу. Пожалуйста, не проси меня больше. Она снова повернулась к двери, и на этот раз Дункан ее не остановил. Тело его сжалось, ожесточенное сердце ныло. Ее отказ, после того как он поддался своей слабости (страсть до сих пор сотрясала его тело), показался Дункану двойным предательством.

Он стиснул зубы, пытаясь справиться с разочарованием. Ему казалось, что уж теперь, после стольких лет разлуки, ничто не помешает им насладиться друг другом.

О чем он вообще думал? Обезумел от одного поцелуя? Похоть одолела его. Он вернулся, чтобы восстановить свое честное имя, а не для того, чтобы воскресить призраки прошлого.

Она его хочет… Судя по всему, это так. Но существует какая-то причина, мешающая ей пойти до конца, дать волю своему чувству. И дело не только в преданности покойному мужу, тут кроется что-то еще. Джинни что-то скрывает, и Дункан твердо решил выяснить, что именно.

Глава 13

Джинни долго прокручивала в голове разговор с Дунканом. Да, она получила ответы на свои вопросы, но легче ей не стало, все запуталось еще больше. Гнев, который сначала вспыхнул у обоих, уже поутих. Что когда-то казалось таким ясным, теперь затуманилось. Надо бы спокойно во всем разобраться.

Он ее бросил… Этого Джинни никогда не забудет, но и с себя снять часть вины она не могла. Карта… Кто-то ее похитил. Дункан считает, что она его предала. Не сказав ему про отца, она невольно поставила свою преданность клану выше преданности любимому мужчине. Честь и достоинство были его жизненным кредо. Вот почему Джинни не подумала, что он, поступившись ими, согласится помочь её отцу. Вероятно, следовало ему больше доверять? Может быть…

Свой выбор она видела в том, чтобы помогать Дункану вернуть себе доброе имя. Ее глодало чувство вины, и невозможно было не обращать на него внимания. Нужные слова уже вертелись на кончике языка, но она не поддалась порыву. Джинни не могла до конца довериться Дункану — во всяком случае, доверить ему будущее сына. Когда-то она хотела рискнуть всем, что у нее есть, ради любимого, но больше этой ошибки не повторит, потому что пострадает от этого Дугалл.

Очень опасно находиться рядом с ним, не обезопасившись «щитом». Тот поцелуй только подтвердил это. Джинни ощущала непреодолимое влечение, притягивавшее их друг к другу. Было бы так просто снова упасть в его объятия. Пугающе просто. И все труднее и труднее сопротивляться этому. Значит, надо заставить свое сердце молчать и больше не оставаться с ним наедине.

Впрочем, не одна Джинни ощущала его притягательную силу. Следующие несколько дней, пока Дункан с тревожащей быстротой восстанавливал здоровье, она, как могла, удерживала Эллу вдали от него. Но стоило Джинни отвернуться, как Элла уже пробиралась в его комнату или бежала следом в конюшни, в зал или в казармы под тем или иным надуманным предлогом. Нужно отдать должное Дункану, он никак ее не поощрял, но его безразличие оказывало прямо противоположное действие. Элла никогда не могла устоять перед вызовом. И если даже ее грозная бабушка уступала девочке, то и с Дунканом это был всего лишь вопрос времени.

Элла не могла скрыть, что очарована незваным гостем, как, впрочем, и остальные женщины. Сильнее всего раздражало воркование Бет, и вовсе не из-за той смешной сцены, свидетельницей которой Джинни оказалась. Да и Дункан не подавал виду, что замечает, как томится по нему Бет. Просто девушка была юной, хорошенькой и такой же невинной, как когда-то — много лет назад — сама Джинни.

Джинни видела, что ее гость окончательно поправился. Судя по вчерашней тренировке с мечом, Дункан окреп вполне достаточно, чтобы вскоре пуститься в дальнейший путь.

И она собиралась ему об этом напомнить. Войдя в зал, Джинни увидела, что Дункан обедает, Элла взгромоздилась рядом с ним и оживленно болтает, а Бет, усевшись напротив, уперлась локтями встол, примостила подбородок на сложенных ладонях и выглядит совершенно очарованной. Похоже, обе девочки страдали от одного сердечного недуга — обожания героя.

— Я могу пойти с тобой на охоту, — с надеждой произнесла Элла. — Папа обещал взять меня, если я буду упражняться в стрельбе из лука.

Сердце Джинни подскочило — она услышала в голосе дочери нетерпение. Элла ужасно тосковала по Френсису, и в Дункане она нашла если не замену отцу, то мужчину, который напоминал его.

— Я могу попасть в цель с двадцати шагов, — добавила Элла, выпятив грудь и высоко задрав подбородок.

Губы Дункана задергались. Джинни поняла, что он с трудом сдерживает усмешку.

— С двадцати шагов? Такая кроха, как ты? Я знаю мальчиков старше тебя, которые стреляют только с десяти.

Элла просияла:

— Так я могу пойти? Пожалуйста…

Она захлопала своими длинными черными ресницами, исконно по-женски, Дункан просто не мог этого не заметить. Джинни взглянула в его сторону.

О Боже! Он поддается…

Дункан поднял глаза и увидел ее нахмуренное лицо. Он посерьезнел и повернулся к Элле:

— Может быть, в другой раз, дорогая.

— Нет! — воскликнула Джинни. Сердце ее панически заколотилось — отсрочка только подзадорит Эллу.

— Ты не можешь пойти на охоту, Элла. Это слишком опасно, ты можешь пострадать.

Девочка сердито топнула ножкой.

— Ты всегда так говоришь! Дугалл ходил на охоту уже в девять лет!

— Ну а тебе пока только семь. Вот когда исполнится девять, тогда и поговорим. — Заметив на лице дочери огорченное выражение, Джинни поменяла тактику. — Кроме того, наш гость не сможет взять тебя на охоту, потому что скоро уезжает. — Она повернулась к Дункану: — Ведь так?

Он какое-то время смотрел ей в глаза, потом перевел и взгляд на Эллу.

— Да, это правда, девочка.

— Но почему? — спросила Элла. — Почему ты не можешь остаться? Я думала, мой дядя прислал тебя, чтобы ты защищал нас от плохих людей…

— Бет! — прервала ее Джинни, вырвав юную няньку из очарованного ступора. Та вздрогнула. Джинни поняла, что голос ее прозвучал слишком резко, и вымученно улыбнулась. Девушка ни в чем не виновата. — Почему бы тебе не отвести Эллу на кухню? Насколько я помню, кухарка собиралась печь печенье. — Она обернулась к Элле: — Разве ты не говорила, что хочешь ей помочь…

Она не успела докончить фразу. Элла соскочила со стола и помчалась к лестнице. Обещание сладостей оказалось самым удачным ходом. Ее дочь редко умела надолго сосредоточиться на чем-то одном, и Джинни надеялась, что скоро сможет добавить в этот список и Дункана тоже.

Когда Элла и Бет отошли достаточно далеко и уже не могли ее услышать, Джинни обернулась к Дункану.

— Ты должен уехать.

Он внимательно посмотрел на нее, не обращая внимания на сказанное.

— Что это за «плохие люди», от которых вам надо защищаться? В тот первый день ты упоминала о каких-то неприятностях.

— Ерунда, — отмахнулась Джинни. Уж кого-кого, а его это не касается.

Взгляд Дункана посуровел.

— Поделись со мной.

Джинни уже собралась отказаться, но он все равно скоро обо всем узнает — по правде говоря, она удивлялась, что он еще ничего не слышал. Джинни вздохнула, наградив его весьма недовольным взглядом.

— После смерти Френсиса участились нападения на наш скот. — Она замялась, не зная, рассказывать ли остальное.

Дункан нахмурился, рассеянно поглаживая ручку своей пивной кружки. Но Джинни прекрасно понимала, что его спокойствие показное. Он пристально смотрел на нее.

— Дальше, — требовательно сказал Дункан. Джинни неприязненно поджала губы.

— Примерно месяц назад Макинтоши попытались похитить меня. Я недавно стала вдовой, Дугалл еще совсем маленький. Чем не соблазн для членов клана, желающих приумножить свое состояние?

Пальцы Дункана замерли, а потом так стиснули ручку, что костяшки побелели.

— Почему ты мне ничего об этом не сказала?

— Потому что это совершенно не твое дело! — отрезала Джинни самым надменным тоном. Не нужно ей, чтобы Дункан ее защищал.

Его лицо потемнело. Он неожиданно спросил:

— Так вот почему ты взяла с собой на озеро пистолет? Она кивнула. И поэтому так быстро нажала на курок. Его глаза не отрывались от ее лица.

— И поэтому решила снова выйти замуж? Глаза Джинни расширились.

— Я об этом и не думала, с чего ты взял?

— Моя сестра в письме упомянула о предложении Колина. — Он произнес это довольно безразличным тоном, но что-то в его голосе заставило Джинни замереть. Она всматривалась в его лицо, не очень понимая, что хочет увидеть. Дункан плотно стиснул зубы. Похоже, весть о предложении Колина его по-настоящему взволновала. Сердце Джинни бешено заколотилось. Неужели слухи о ее помолвке с его братом сделали то, чего не могли совершить месяцы слез и молитв?

— Ты поэтому вернулся, Дункан? — мягко спросила Джинни.

— Я уже сказал — время пришло, вот и все.

Он врет. Пусть ничто в лице не выдает его, но Джинни чувствует. Он слишком спокоен. Слишком безразличен, слишком пренебрежителен.

Как же за всем этим распознать любовь?

Джинни вспомнила, зачем его искала, и причина эта стала особенно серьезной после того, как она увидела рядом с ним Эллу.

— Если ты собрался охотиться, значит, ты чувствуешь себя намного лучше?

— Да, я почти поправился.

— Отлично. Значит, скоро ты уедешь?

Дункан мог бы счесть ее нетерпение забавным, не проявляйся оно так часто. Он бы нисколько не удивился, обнаружив к закату, что мешок его собран, а Джинни уже стоит у ворот, готовая сама поднять стальную решетку, чтобы выпустить его из замка.

Он готов уехать, раз она так этого жаждет. Господь свидетель, именно это он и должен сделать. Если его поймают, он покойник, и каждый проведенный здесь день только усиливает риск. Необходимо найти доказательства своей невиновности до того, как слухи о его возвращении поползут по стране. Ясно же, что Джинни ему помогать не собирается, значит, и причин здесь оставаться нет.

Но она в опасности. И все его первобытные мужские инстинкты восстают против того, чтобы оставить ее одну, такую уязвимую.

А впрочем, какое ему дело? Он за нее не отвечает, да она и не просит его защиты. Нужно уезжать…

— Хорошо, — сказал Дункан. — Я уеду. Как только буду уверен, что ты защищена надежно.

Ее лицо вытянулось.

— Я прекрасно защищена. Кроме того, моя безопасность не твоя забота.

Дункан сощурил глаза:

— А я считаю, что моя. И если ты думаешь, что я немедленно уеду, то глубоко заблуждаешься. Если ты так прекрасно защищена, как же я сумел подойти к тебе, когда ты, голая, одна купалась в озере? — Злость все-таки прорвалась наружу. Голая! — О чем, черт тебя возьми, ты думала, Джинни?

Она оцепенела, и только зеленые глаза метали искры.

— Я неплохо справилась. Нужно напомнить тебе про дырку в твоем животе?

— Твой пистолет еще сгодится против одного, а если врагов будет много?

Джинни упрямо вздернула свой миниатюрный подбородок.

— Со мной был Тавиш!

— Твой страж слишком увлекся представлением в озере. Ему еще повезло — он отделался всего лишь ударом по голове.

Ее щеки вспыхнули.

— Я не собираюсь перед тобой оправдываться! Ты говоришь в точности как моя свекровь!

— В таком случае этот мужчина должен обладать по крайней мере здравым смыслом.

Высокомерный голос с легким французским акцентом мог принадлежать только одной персоне. Дункан напрягся. Проклятие! Он так увлекся разговором с Джинни, что прозевал приближение маркизы Хантли. Единственного человека в этом замке, которого он изо всех сил избегал.

Джинни стояла к свекрови спиной, но Дункан заметил, что она буквально окаменела, заслышав ее голос. Его взгляд метался между обеими женщинами. Очевидно, преданность Джинни мужу не распространялась на его мать.

Ястребиный взгляд пожилой женщины был устремлен на невестку. Она смотрела на нее без неприязни, скорее снисходительно. Словно Джинни бросала ей личный вызов, и маркиза была вынуждена нести этот крест.

— Из того, что я успела услышать, — продолжала между тем маркиза, — у меня сложилось впечатление, что этот человек пытается объяснить тебе, насколько серьезна твоя ошибка. — Это прозвучало так, словно Джинни то и дело ошибается. — Тебе следует к нему прислушаться. — Убежденная в том, что нашла союзника, маркиза повернулась к нему, наградив редкой для нее одобрительной улыбкой. — Надеюсь, вы сумеете доказать моей невестке, насколько серьезно ее положение — сейчас, когда она осталась одна, без мужа.

Дункан вспомнил, как пылали щеки у Джинни, когда она злилась; все ее чувства всегда были написаны у нее на лине. Но сейчас единственным проявлением эмоций оказались сжатые кулаки и стиснутые зубы. Десять лет научили се держать себя в руках, и все-таки Дункан понял, что маркиза специально запугивает Джинни, заставляя подыскивать себе мужа.

И Дункан ринулся на ее защиту.

— Она не одна, — поправил он и увидел, что улыбка маркизы увядает, как засохшая виноградная лоза. Если она ищет в нем союзника в своей борьбе против Джинни, то сильно ошиблась. Дункан говорил дерзко, без тени почтительности. — И ей нужен не муж, а хорошо обученные стражники, для чего меня и прислал брат миледи. — Его взгляд метнулся к Джинни, словно побуждая ее заспорить. Но она смотрела на Дункана с озадаченным выражением на лице, словно удивилась, что он начал ее защищать. — Когда я с ними поработаю, леди Гордон сможет плавать в озере столько, сколько пожелает — и когда пожелает.

Пронзительный взгляд маркизы сделался еще острее. Дункан почувствовал себя мышью, случайно оказавшейся в поле зрения ястреба. Он сохранял невозмутимое лицо, несмотря на то что глаза маркизы изучали его с напряженным вниманием.

— Кто вы такой? Ваше лицо кажется мне знакомым. Мы раньше встречались?

Пульс его участился, но в ответ на ее вопрос Дункан лишь расслабленно улыбнулся:

— Как мило, что вы меня помните, миледи. Я Дункан Макаллан, мы много лет назад виделись при дворе. Тогда я был еще совсем мальчишкой, прислуживал лэрду Фруи. Макалланы были хорошо известной ветвью клана Грантов.

Услышав про отца Джинни, маркиза презрительно поджала губы. Может быть, маркиз Хантли и простил Гранта за его неповиновение до того, как тот вернулся к Гордонам при Гленливете, но склонность к прощению была явно не в характере маркизы. Что же она сделает, если вдруг узнает, что он Кэмпбелл?

Дункан с трудом удержался, чтобы не потереть шею.

Его спокойный ответ ничуть не убедил маркизу.

— Ваше лицо напоминает мне… А кто ваш отец? Вот тут можно было не притворяться и не скрывать тень омрачившую его лицо.

— Я внебрачный сын, миледи. — По крайней мере, это чистая правда.

— Понятно, — протянула она, все еще недоверчиво глядя на него. Впрочем, незаконное происхождение гостя убедило маркизу, хотя бы временно, что Дункан не достоин ее интереса. Но он понимал, что она уже заметила его сходство с отцом. Еще немного, и она свяжет его с врагом своего мужа, прежним Кэмпбеллом из Охинбрека…

Дункан понимал, что времени у него остается совсем в обрез. Самое разумное, что он может сейчас сделать, — уехать и как можно быстрее продолжать поиски доказательств, которые помогут вернуть его доброе имя. Но он не мог немедленно уехать. Не сейчас. Дункан твердил себе, что дело только в Джинни, — при мысли, что ей угрожает опасность, все внутри у него переворачивалось. Следующие несколько дней дадут ему возможность обыскать замок и покои лэрда; вдруг он сумеет обнаружить какие-то тайны Джинни? Вообще-то он не надеялся найти ничего.

Верный своему слову, за несколько дней Дункан полностью преобразил замок и его обитателей. Джинни просто поверить не могла, что все эти изменения произошли за столь короткое время. Мало того, что он лично присутствовал на тренировках стражей, он еще создал регулярные разведывательные отряды, добавил часовых, укрепил ворота и приказал починить стену, которая потихоньку рассыпалась в течение нескольких лет.

После того как в начале недели Дункан со своими людьми повстречался с отрядом похитителей скота, атмосфера вокруг замка заметно изменилась. Прошел слух, что нападавшие непременно встретят сопротивление. И вряд ли унесут ноги.

Он сумел снискать расположение даже Адама, капитана стражников Гордона, поначалу решительно не желавшего уступать первенство Дункану. В основном тем, что хвалил за перемены именно Адама, хотя все знали, чья это заслуга.

Джинни улыбалась, выйдя во двор, несмотря на пронизывающий до костей ветер и темные, низко висевшие над головой тучи. Впервые после смерти Френсиса она почувствовала себя в безопасности. До сих пор Джинни и не подозревала, до чего тягостно ей было сидеть взаперти за стенами замка, словно принцесса в башне.

И благодарить нужно только Дункана. Трудно не восхищаться тем человеком, каким он стал, — так же трудно, как не думать то и дело, как могла бы сложиться их жизнь.

Джинни поплотнее закуталась в плед и пошла через двор. Холодный ветер кидал ей в лицо иголочки снега.

Еще неделя-другая, и она, наверное, сможет начать ездить по утрам верхом. Дункан брал бы ее и сейчас, но он слишком занят, и она не хотела его просить.

После встречи с маркизой он перебрался из замка в казармы, к остальным стражникам. Джинни понимала, что это правильный поступок, но…

Но что? Она без него скучает? Глупости!

Так почему она цепляется за любую возможность глянуть на него хоть одним глазком? Вот как сейчас, подгадала свой поход в огород за овощами к ужину к тому времени, как Дункан должен вернуться с охоты.

Если верить погоде, это один из последних выездов на охоту. Джинни глубоко вдохнула. В воздухе пахло ранней зимой.

Она осторожно шла по мокрой дорожке, нахмурившись при виде собравшихся у колодца женщин. Очевидно, не одна она умеет подгадывать нужное время. Завернув за угол, Джинни вошла в маленький огородик, разбитый с запал ной стороны старой часовни.

И ничуть не удивилась, увидев там толпу молодых незамужних женщин и даже несколько замужних. Но сильно удивилась, обнаружив среди них Бет. Джинни огляделась но дочери не заметила.

— Где Элла? — спросила она няньку. Бет странно на нее посмотрела.

— Я думала, она с вами. Час назад она пошла звать остальных детей на занятия.

Волосы на затылке Джинни встали дыбом, руки покрылись гусиной кожей, но она заставила себя не волноваться.

— Она отпросилась. Сказала, что ты ведешь ее к Мэри посмотреть на новорожденного.

Джинни увидела, как ее зарождающаяся паника отражается на лице юной няньки. Глаза Бет расширились, она замотала головой.

Нет причин паниковать, уговаривала себя Джинни. О Боже! Сердце в груди уже бешено колотилось, но нельзя позволять себе плохие мысли, пока не обыщут замок.

Четверть часа спустя она уже знала, что ошибки нет. Элла исчезла.

— Куда она могла пойти?! — восклицала обезумевшая нянька, не скрывая слез, заливавших ее побелевшее лицо.

Джинни мысленно перебрала все варианты и остановилась на одном.

Дункан со своими людьми отправился охотиться в леса около Грампианских гор. Должно быть, Элла последовала за ним. А она-то думала, что Элла уже позабыла об этой своей затее. Ощутив себя в безопасности, после того как Дункан начал командовать в замке, она упустила из виду, как упряма ее дочь. И как изобретательна. Днем не так уж сложно ускользнуть. Люди целый день ходят через ворота, и стражники больше смотрят на тех, кто входит, чем на тех, кто выходит. Она, должно быть, ушла пешком, если только…

— Не хватает одного пони, миледи, — доложил, как по заказу, Адам. Лицо его было мрачным. — Должно быть, она взяла его, когда табун пасся за воротами.

Вот теперь ее по-настоящему охватила паника. Джинни чувствовала себя так, словно попала в стремительно вращающийся водоворот и пытается из него выбраться.

«Думай…»

— Как ты могла такое допустить?!

Джинни повернулась, услышав голос свекрови. Маркиза оставила свое вышивание и отыскала Джинни во дворе, когда поднялась суматоха и по всему замку начали разыскивать пропавшего ребенка.

— Я предупреждала тебя, что может случиться что-нибудь подобное. Несносная девчонка! Вся в мать!

— Замолчите! — крикнула Джинни, впервые не думая, что может оскорбить свекровь. — Когда мы найдем Эллу, можете распекать меня, сколько угодно, но теперь мы только теряем время.

Сказать, что маркиза была потрясена, значит, ничего не сказать. Но она отреагировала на отпор Джинни удивительно спокойно. Да, между ними то и дело возникали разногласия, но в любви к детям они были едины.

— Чем я могу помочь?

— Нужно организовать поисковые партии. Капитан Адам шагнул вперед.

— Уже сделано, миледи. Я занялся этим сразу же, как только услышал, что девочка пропала.

Слишком перепуганная, чтобы испытать настоящее облегчение, Джинни поблагодарила капитана.

— Она наверняка отправилась следом за ними. Ты знаешь, где они?

— Да. На болоте Диннет.

Несколько минут спустя большинство стражников, не отправившихся на охоту с Дунканом, уже выехали за ворота.

Дункан. Где он? Джинни хотела — нет, ей было необходимо немедленно его увидеть; она боялась за дочь так сильно, что никакая гордость не мешала ей в этом признаться.

Адам выехал последним.

— Не тревожьтесь, миледи, мы ее отыщем. Она не могла уехать далеко.

Но оба они знали, что могла. Элла была превосходной наездницей. Джинни молча кивнула, стараясь не представлять себе тех ужасов, что могли приключиться с семилетним ребенком в горах и лесах. Что, если она завернет не туда и заблудится? Тропы полны опасностей. Стоит ей оступиться, и она может упасть в ущелье, свалиться с горы или в реку. Только мысль о том, что Дункан очистил их земли от разбойников, немного успокаивала.

Адам с последним отрядом галопом унесся прочь. Джинни кинулась на стену замка, чтобы смотреть им вслед.

Она тоже хотела поехать. Хотела предпринять хоть что-нибудь. Все, что угодно, лишь бы не это кошмарное ожидание.

Сколько времени прошло? Пять минут? Десять? Час? Джинни утратила чувство времени. Она посмотрела на небо — оно потемнело от туч. Они уже должны были вернуться.

Болото Диннет не так уж и далеко. Френсис брал туда с собой Эллу, чтобы посмотреть на круг из торчащих камней. Элла обожала эти древние камни, которых было полно в окрестностях реки. Она считала, что среди них прячутся феи.

Не могла ли она направиться туда?

Сердце Джинни заколотилось быстрее. А ведь это вполне возможно. Если Элла не сумела найти Дункана, первое, о чем бы она подумала, — это каменный круг. Нужно что-то делать. Просто стоять здесь и ждать уже невыносимо.

Стражники попытались ее остановить, но Джинни твердо стояла на своем. В конце концов с ней отправились двое из оставшихся. Джинни низко пригнулась к шее своей кобылы, всадила ей шпоры в бока и помчалась прямо в снежную бурю.

Глава 14

Элла превосходно потрудилась, выслеживая охотников. Примерно через час после того как Дункан со своими людьми покинул замок, они привязали коней и рассыпались по лесу в поисках оленя, вепря, в общем, любой дичи для пополнения зимних запасов. А если холодный сильный ветер хоть о чем-то говорит, то зима уже не за горами.

Один из воинов уловил какое-то движение. Что-то коричневое мелькнуло между деревьями, среди зеленой листы. Воин поднял лук и прицелился.

У Дункана защекотало в затылке, и волосы встали дыбом.

— Стой! — Дункан с такой силой дернул человека за руку, что чуть не сломал ее. — Это не олень! — Его охватила такая паника, что задрожал голос.

Услышав крик, существо пустилось улепетывать, но Дункан быстро догнал его.

Точнее, ее. Потому что, несмотря на коричневую шапочку, узкие штаны и короткую куртку, Дункан точно знал, кто их преследует. Эллу выдала рыжая кудряшка, выбившаяся из-под шапочки, — и спасла ей жизнь.

Дункан крепко обхватил ее сзади и поднял вверх. Она лягалась, пыталась высвободиться, но поняла, что это бесполезно, и покорилась, ожидая наказания.

Зная, что Эллу скоро хватятся, а может быть, уже хватились, что Джинни просто сойдет с ума от тревоги, Дункан отправил одного из воинов в замок сообщить, что с девочкой ничего не случилось и они скоро вернутся.

Но ехали они медленно, хотя Элла и сидела в седле перед ним, закутанная в плед, потом началась метель, и только через два часа они въехали в ворота замка и выяснили, что их гонец тоже только что прибыл. Его конь хромал, и воину пришлось вести его под уздцы всю обратную дорогу. На полпути он наткнулся на Адама с отрядом стражников, так что капитан отозвал обратно все поисковые группы.

Дункан почувствовал неладное, едва окинул взглядом двор. В толпе, собравшейся, чтобы встретить благополучно вернувшуюся девочку, Джинни не было. Сердце его тревожно подскочило.

Маркиза Хантли ждала их у подножия лестницы.

— Вы ее нашли!

Вообще-то это Элла их нашла, но девочке и так хватит неприятностей, так что лучше не упоминать о ее проступке — Да. Элла тоже заметила, что матери во дворе нет.

— А где мама?

— Ищет тебя! — гневно бросила маркиза.

Элла закусила губу, глядя на бабушку снизу вверх широко распахнутыми виноватыми глазами.

Пока она пыталась подлизаться к бабушке, Дункан повернулся к Адаму.

— Вроде бы ты сказал, что отозвал все поисковые партии? — В голосе его не прозвучало ни единой нотки, выдававшей внезапно охватившую его тревогу.

— Ну да, — ответил Адам. — А об этом я ничего не знаю. Маркиза неодобрительно поджала губы.

— Джинни уехала позже всех и взяла с собой двоих стражников. Как раз когда пошел снег. Она что-то говорила про каменный круг. Какое-то место, куда Элла любила ходить с отцом.

Личико Эллы просветлело.

— Около озера! Если бы я вас не нашла, я бы как раз туда и отправилась.

Дункан выругался. С двумя стражниками? Озеро Кинорд и каменный круг находились на границе с землями Фаркарсонов. Теперь понятно, почему они не встретили Джинни, возвращаясь домой, — она поехала по дороге к северу от реки.

— И давно она уехала?

— Около часа назад.

Дункану не потребовалось лишних слов. Один повелительный взгляд на Коналла и Лейфа, и они уже мчатся прочь и сопровождении полудюжины воинов Гордона.

Грохот копыт не мог заглушить стук сердца. Дункан терпеть не мог этого ощущения — этой своей уязвимости, едва речь заходила о Джинни. Мысль о том, что она в опасности, лишала его несокрушимого самообладания, как ничто другое. Он мог подавить свой страх, только полностью сосредоточившись на деле.

Но уж когда они ее найдут… Дункан еще не знал, задушит ее собственными руками или зацелует, лишь бы перестать сходить с ума.

Может быть, нет никаких причин беспокоиться. Вряд ни в такую метель кто-нибудь шатается по окрестностям, но он сможет успокоиться лишь после того, как Джинни окажется в безопасности там, где ее единственное место. Рядом с ним.

Джинни внимательно всмотрелась в круг из разных по величине валунов на небольшой поляне среди дубовой рощи, и сердце ее упало. Тонкий слой пушистого нетронутого снега покрывал землю и камни. Здесь было так тихо. Так спокойно… и только ее голос эхом отдавался среди деревьев.

— Элла!.. — Она подождала, вслушиваясь в тишину.

А ведь она не сомневалась, что дочь здесь. И теперь чувствовала себя полной дурой.

Поляну пронизал резкий порыв ветра. Джинни задрожала и поплотнее закуталась в теплый плащ с капюшоном. Снег теперь падал медленнее, но день заканчивался, и становилось все холоднее. Несмотря на отороченные мехом перчатки, руки ее словно примерзли к поводьям, а лицо они перестала чувствовать с час назад.

Сердце сжалось. Элла такая маленькая! Холод для нее еще страшнее.

Уильям, один из стражников, остановил своего коня рядом с Джинни.

— Никаких следов девочки, миледи. — Он подождал ответа, но Джинни, охваченная горьким разочарованием, про молчала. — Нужно поворачивать назад, мы слишком близко подобрались к землям Фаркарсонов.

Когда они приблизились к Диннету, оба воина мгновенно насторожились.

Предупреждение было очень кстати. «Воители» Фаркасоны заслужили свое прозвище. Их клан входил в союз Хатан, включавший в себя, помимо прочих, Макинтошей. И никто из них не относился к друзьям Гордонов.

Они вступили на опасную почву, и Джинни это знала.

Она кивнула, огляделась в последний раз, видя не красоту усыпанных снегом деревьев и холмов, а только опасность и множество мест, где могла заблудиться маленькая девочка.

Уильям ободряюще улыбнулся:

— Я уверен, что ее уже нашли, миледи. Малышка наверняка греется у камина, пока мы тут разговариваем.

— Ты так думаешь? — Голос ее, осипший от долгого крика на морозе, дрогнул.

Уильям улыбнулся еще шире:

— Да просто уверен!

Джинни была благодарна ему за поддержку, хотя прекрасно понимала, что он может и ошибаться. Но в любом случае Дункан со своими людьми уже вернулся в замок. Уж он-то знает, что делать. Если кто-то и может отыскать ее дочь, так это он. Никогда еще Джинни так не нуждалась в его основательной, надежной силе, как сейчас.

Следуя за Уильямом, она повернула коня и направила его обратно в лес. Они покрыли около четырех миль, когда Джинни сообразила — что-то идет не так.

Они скакали слишком быстро. Вместо равномерной рыси Уильям все увеличивал и увеличивал скорость, и теперь они мчались между густыми деревьями почти галопом. Такая скорость была опасной даже при лучшей погоде, но сейчас, когда землю покрывал скользкий снег, казалась безрассудно опрометчивой.

Джинни заметила, что Уильям с товарищем встревожено переглянулись, и резко натянула поводья, остановив коня. Оба стражника последовали ее примеру.

— Что происходит? — спросила Джинни.

— Мне кажется, нас преследуют. — Уильям сделал знак товарищу. — Бери леди и мчись во весь опор прочь из лесу, к реке. Я задержу их, сколько смогу.

Они не могут его бросить! Джинни попыталась возразить:

— Но…

— Вперед! — оборвал ее Уильям, хлопнув по крупу ее лошадь.

Кобыла скакнула вперед и понеслась между деревьями как стрела. Сердце Джинни колотилась, как у испуганного зайчишки. И боялась она не только преследователей, но и ужасающей скорости, которая…

Кобыла споткнулась. Джинни, пронзительно завизжав, вылетела из седла и перелетела через шею лошади. Последнее, что она запомнила, был сильный удар о землю.

Дункан никогда не забудет ее леденящего душу крика. Только в ту минуту он и понял, каким болваном себя показал. Он не знал, можно ли еще спасти то, что когда-то было между ними, но поклялся себе, что выяснит это, если Джинни останется жива.

Приблизившись, Дункан жестом приказал своим людям рассыпаться и окружить это место, а потом ждать его команды. Вытащив стрелу из заплечного колчана, он положил ее на тетиву и бесшумно зашагал по снегу между деревьями. Если Джинни попала в плен, его главное оружие — хитрость и смекалка.

Она больше не кричала. Дункан не знал, радоваться этому или впадать в панику.

Он вслушивался в тишину, надеясь услышать милый голос, но слышал только приглушенные мужские голоса.

Дункан взял себя в руки, зная, что может увидеть, и вы глянул из-за дерева. Около дюжины воинов собрались в кружок на засыпанной снегом поляне.

Он всмотрелся внимательнее, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за широкими спинами…

О Боже! Сердце его упало, грудь стиснуло страданием, он не мог вдохнуть. Дункан увидел на снегу яркое синее пятно бархата и мысок маленького сапожка.

Они столпились вокруг Джинни. А она не шевелилась Ярость, страх, беспомощность разом вспыхнули в его душе, и языки этого пламени обжигали, как удары хлыста.

— Отойдите от нее! — приказал Дункан, выходя из- за дерева. Чуть в стороне он увидел тело одного из сопровождавших Джинни стражников — тот лежал, уткнувшись лицом в снег, из спины несчастного торчала стрела.

При звуке его голоса собравшиеся вздрогнули от неожиданности. Воздух наполнился металлическим лязганьем мечей — они поворачивались к Дункану, обнажая оружие. В его жилах пела жажда крови. Если эти негодяи ранили ее, им не хватит и тысячи мечей.

— Отойдите! — приказал Дункан. — Сейчас же!

Один из негодяев шагнул вперед. Высокий, широкоплечий, доспехи куда более дорогие, чем у остальных, из-за пояса торчат два пистолета. Дункан решил, что это их предводитель. Несмотря на длинные черные волосы и густую бороду, было понятно, что он еще молод — не старше двадцати пяти лет.

— А ты кто такой? — насмешливо фыркнул он. — Один — и будешь приказывать всем нам? Мы нашли ее первыми. Она наша.

Ноздри Дункана раздувались — он пытался взять себя в руки.

— Если с ней что-то случилось, последним, что ты увидишь в своей жизни, будет мое лицо.

Ледяное обещание в его голосе заставило воина на мгновение замолчать, но он быстро пришел в себя.

— Экий ты дерзкий, а ведь нас дюжина против тебя одного.

— Одного вполне достаточно, — выразительно произнес Дункан, нацелившись стрелой прямо врагу между глаз. Их взгляды схлестнулись. — И учти, — добавил Дункан, — я не промахнусь.

Предводитель прищурился. За долгие годы Дункану пришлось столкнуться не с одной дюжиной таких, как он. Молодые люди, пылкие до безрассудства, пытались доказать спою отвагу. Они терпеть не могли отступать — никогда! И потому этот дерзкий и надменный бахвал просто, нарывался на неприятности.

Он тянул время, но Дункан не собирался дожидаться, пока до него хоть что-то дойдет. Джинни все еще не двигалась.

Он сжал рот, превратившийся в жесткую холодную линию, и отвел назад руку. Дункан никогда не угрожал попусту.

— Стойте! — Между ними шагнул пожилой краснолицый мужчина. — Он не шутит, капитан. Делайте, как он велит. — И показал на деревья. — Он здесь не один.

Молодой предводитель открыл рот, собираясь возразить, но ему помешало движение между деревьями. Метнув на Дункана злобный взгляд, он все же решил прислушаться к предостережению своего пожилого воина и отошел от Джинни. При этом так на нее посмотрел — почти как на свою собственность, — что Дункан стиснул зубы и подумал, не вы пустить ли ему все-таки стрелу.

Но негодяи расступились, и Дункан наконец-то увидел Джинни.

Ноги у него подкосились. Джинни лежала на боку, странно вывернувшись, подогнув коленки и прижав руку ко рту, будто спала. Сердце Дункана дернулось. Он шагнул вперед, махнув рукой своим людям. Те вышли из-за деревьев, что бы прикрыть его.

Дункан чувствовал на себе внимательный взгляд старого воина, но не отрывал глаз отлежавшей на земле же и шины.

— Мы ей ничего не сделали, — сказал старик. — Ее сбросила лошадь.

Дункан мог поспорить, что знает почему.

— Вы ее преследовали? Старый воин пожал плечами.

— Они убегали. Мы не знали, что среди них есть леди Дункан упал перед ней на колени и, стоя на снегу, подсунул руку ей под шею, чтобы удерживать голову Джинни себя на ладони. Волосы ее разметались по снегу, как рыжий ореол. Сердце его сжалось. Ангельское лицо Джинни казалось таким же белым, как снег.

Он прижал палец к жилке на шее и застыл в ожидании Сердце его замерло.

Облегчение нахлынуло, как высокая волна. Под рукой бился пульс. Дункан хотел поднять ее на руки, но побоялся — вдруг что-нибудь сломано?

— Джинни. — Он легонько похлопал ее по щеке и снова; позвал по имени.

Ее ресницы затрепетали, и глаза открылись. Джинни несколько раз моргнула, словно пытаясь прогнать застилавшую глаза дымку, и посмотрела на Дункана.

— Что случилось? Он улыбнулся:

— Ты упала с лошади.

Ее глаза испуганно расширились.

— За нами гнались…

— Тише, тише, — успокаивал ее Дункан, чувствуя, что Джинни вновь охватывает ужас. — Тебе больше нечего бояться.

Она резко села, глядя на него безумными глазами.

— Элла!

— С ней все в порядке, — заверил ее Дункан, обнимая и приглаживая ладонью волосы. — Она давно в замке.

— Слава Богу! — Джинни вздохнула и обмякла, облегченно прижавшись к нему.

Не обращая внимания на непрошеных зрителей, Дункан чуть отклонился назад и приподнял ее подбородок, чтобы заглянуть Джинни в глаза. Не в силах удержаться, он легко, поцеловал ее в губы.

В груди защемило — губы ее были мягкими, теплыми и шелковистыми. Он хотел утонуть в их сладости, целовать ее до тех пор, пока гул в голове не умолкнет, а обруч, сжимавший грудь, не ослабнет. Но сейчас он не выдержит, если Джинни отвергнет его, и поэтому он оторвался от ее губ, не дожидаясь того, что последует.

Глядя в ее глаза, Дункан увидел в них изумление и уже ждал резкого отпора, полагая, что Джинни опять замкнется в себе, но этого не случилось.

.— Спасибо, — прошептала она. — 3а то, что нашел Эллу.

Дункан кивнул и в двух словах объяснил, что произошло. Потом спросил:

— Как ты себя чувствуешь? Встать можешь? Она кивнула:

— Думаю, да.

Дункан помог ей подняться. Джинни пошатнулась, но он помог ей устоять на ногах.

Да, ей повезло. Она упала с коня на папоротники и вереск. Конечно, ушибленное тело будет сильно болеть, но похоже, что все кости целы.

Поднявшись на ноги, Джинни тут же прижалась к Дункану, непроизвольно ища у него защиты, и это польстило ему сильнее, чем он ожидал. Он обнял Джинни, прижимая ее к себе. Это было приятно. Чересчур приятно.

Пока Дункан занимался Джинни, его люди оттеснили ее обидчиков на другую сторону тропы.

Она ахнула. Дункан мысленно выругался, сообразив, что она увидела тело своего мертвого стражника.

Он обратился к преследователям Джинни:

— Кто это сделал?

Все молчали. Дункан пристально всматривался в дюжину смущенных лиц, и тут вперед выступил старый воин:

— Мы только защищались. Первую стрелу выпустили не мы. Сначала на нас напал охранник леди.

Теперь понятно, куда делся второй стражник, — Дункан знал, что она покинула замок с двумя. Нужно послать кого-нибудь из людей на его поиски.

Дункан посмотрел в лицо старика, собираясь потребовать денежного возмещения семьям погибших, и тут понял что его узнали.

Черт!..

На лице старика отразилось настоящее потрясение. Это был один из воинов Макинтоша по имени Малькольм. Дункан спас его от верной гибели во время битвы при Гленливете.

— Ты вернулся! — полным благоговения голосом произнес Малькольм.

— Ты знаешь этого человека, Малькольм? — спросил молодой капитан.

Услышав его голос, Джинни резко подняла голову, до сих пор уютно лежавшую на груди Дункана, и тело ее оцепенело.

— Это он, — сказала она, нервно сжимая руки. — Этот человек пытался меня похитить.

Дункан быстро подошел к капитану, схватил его за шиворот и поднял в воздух. Тот пытался высвободиться, но руки Дункана казались железными. Макинтоши потянулись за оружием, но люди Дункана уже метнулись вперед, и острия их палашей выглядели устрашающе.

Малькольм Макинтош попытался вмешаться:

— Мы не хотели сделать ей ничего плохого. И неприятностей не хотим.

Что-то в его голосе заставило Дункана оторвать взгляд от капитана. Он услышал невысказанное предложение — оставь парнишку в живых, и я никому не скажу, кто ты такой. Но с другой стороны, если все свидетели умрут, никто не сможет раскрыть тайну Дункана.

— Дункан! — Джинни потянула его за руку. Он посмотрел в ее поднятое к нему лицо, в молящую глубину ее зеленых глаз. — Прошу тебя…

Он в последний раз сжал пальцы и отшвырнул капитана и сторону. Тот, задыхаясь, приземлился на собственную задницу.

Дункан повернулся к Малькольму:

— Уходите. Но если он хоть на милю приблизится к леди — он покойник.

Малькольм кивнул и, понизив голос, сказал:

— Добро пожаловать домой, капитан. Я никогда не верил тому, что про тебя говорили. И никто из тех, кто видел тебя в тот день в бою, тоже не поверил.

Дункан поблагодарил старика кивком и тут услышал, как капитан поднимается на ноги. Краем глаза увидел, как тот поднимается и…

Прежде чем кто-нибудь успел хоть что-то понять, Дункан выдернул из башмака свой «черный кинжал» и метнул его одним плавным точным движением.

Лезвие с глухим звуком нашло свою цель, и тут же послышался странный задушенный стон жертвы.

Макинтош покачнулся. Рукоятка кинжала Дункана торчала из его горла. Пистолет, который он вытащил из-за пояса и направил в спину Дункану, взлетел в воздух и упал на землю.

Через миг за ним последовало тело.

Глава 15

Все случилось мгновенно. Джинни просто глазам своим не поверила — так быстро действовал Дункан. Она даже не успела открыть рот и крикнуть ему «Берегись!», а кинжал уже вонзился в шею противника, попав в единственное не защищенное место над доспехом.

Вспышка страха за Дункана оказалась ничтожной в сравнении с благоговением и восхищением, которые Джинни испытала, когда он точно рассчитанным движением избавился от угрозы. Она никогда раньше не видела, как он сражается, но если судить по его мрачному, безжалостному лицу, становилось понятно, каким образом Черный Горец заработал свою грозную репутацию.

Она даже думать не хотела, что могло бы случиться, не появись Дункан вовремя.

И хотя Джинни ничуть не скорбела о смерти негодяя Макинтоша, пытавшегося ее похитить, она искренне сожалела, что погиб он от руки Дункана. На мгновение Джинни испугалась, что начнется сражение, что Макинтоши пожелают отомстить за гибель своего предводителя, но после напряженной минуты те просто забрали его тело и уехали прочь. Опрометчивый молодой капитан подписал себе смертный приговор, попытавшись выстрелить в спину Дункану. Что заслужил, то и получил.

К тому времени, когда они миновали ворота замка, там уже горели факелы, а на серые каменные стены опустился призрачный туман. Джинни не стала дожидаться ничьей помощи. Когда грум подбежал к ее коню и взял его под уздцы, она спрыгнула на землю и помчалась вверх по лестнице.

Джинни ворвалась в замок и сразу же увидела свою дочь. Элла стояла у дверей, глядя на нее широко распахнутыми глазами, щеки ее раскраснелись от огня камина, а лицо было таким смущенным, какого Джинни у нее никогда не видела. Крохотные губки дрожали.

— Прости меня, мама!..

Глаза Джинни наполнились слезами. Эмоции захлестывали ее большой жаркой волной. Только теперь она поняла, что могла потерять. Не говоря ни слова, Джинни опустилась на колени и обняла свое дитя, прижав девочку к себе с такой силой, словно решила никогда больше не выпускать из объятий.

Посмотрев вверх, она увидела, что подошел Дункан. Их взгляды встретились.

— Спасибо, — прошептала Джинни. Он молча склонил голову.

Слезы все текли и текли, и наконец Элла начала вырываться. Джинни взяла ее за хрупкие плечики и слегка отодвинула от себя, приняв самый строгий вид, на какой была сейчас способна.

— Даже не вздумай снова выкинуть что-нибудь подобное. Ты вообще представляешь, что могло случиться?

Элла закусила губу.

— Я же не думала, что меня могут спутать с оленем. Джинни побледнела.

— Что?! Дункан вздохнул:

— Деревья засыпало снегом, так что видно было плохо. Элла спряталась за кустом, а на ней была одежда такого цвета, — тут Джинни заметила, что девочка так и не сняла одежду, которую стащила из сундука брата, — что один из моих людей принял ее за оленя.

Джинни обессилено опустилась на пол и подняла глаза на Дункана.

— Ты его вовремя остановил. — Ей не требовалось ответа, она и так все поняла. Дункан кивнул. Не в силах справиться с собой, Джинни сидела на полу и молчала.

Элла настороженно посмотрела на нее.

— Мама, тебе нехорошо?

Джинни замотала головой. Ее душили слезы, в горле стоял горячий комок. Он спас жизнь ее дочери! Дункан протянул ей руку и помог встать на ноги.

— Кажется, мне здорово влетит, да? — спросила его Элла. И Дункан серьезно кивнул.

Джинни успела немного прийти в себя.

— Ты не послушалась меня, Элла. Я говорила, что не разрешаю тебе охотиться. Нельзя вот так убегать и делать все, что взбредет в голову. Один человек потерял жизнь, и только чудом не погибли двое — Уильяма нашли со стрелой в спине, но он еще дышал.

Элла склонила голову набок, явно о чем-то раздумывая.

— Ты тоже попала в беду, потому что убежала…

Дункан издал какой-то неопределенный звук, тут же сделав вид, что просто закашлялся, но Джинни все равно метнула на него сердитый взгляд. Элла была очень смышленой девочкой — даже слишком, прямо скажем. Ее невинное замечание оказалось неприятно верным.

— Я взрослый человек, Элла, и сама могу принимать решения. Кроме того, я сообщила, куда направляюсь.

Девочка покорно кивнула.

К ним подошла маркиза.

— Слава Богу, ты благополучно вернулась! — Она взглянула на Дункана. — Возникли какие-нибудь сложности?

Джинни оцепенела, готовясь выслушать нотацию, которая непременно последует, когда свекровь узнает о нападении.

Дункан шагнул вперед раньше, чем она успела ответить.

— Ничего такого, с чем я не смог бы справиться.

И хотя Джинни понимала, что это всего лишь временная передышка, она все равно была ему благодарна.

— Ну все, мне, пожалуй, пора, — сказал Дункан. Джинни заметила, что он старается избегать маркизы. Достаточно того, что у нее уже пробудились подозрения, поэтому ни к чему их усугублять. — Между прочим, Элла права. Тебе не следовало уезжать. Нужно было дождаться меня.

Он ее не осуждал и не бранил — в его голосе слышалась искренняя забота. Обычно такие намеки на безрассудство сердили Джинни, и она начинала возражать, но сейчас просто хотела, чтобы он понял.

— Я должна была поехать. — Она подняла на Дункана глаза. — Каждая минута ожидания была мучительной. Ты не представляешь, каково это — сидеть и ничего не делать. Я чуть с ума не сошла из-за этой девчонки.

— Ты не будешь ее очень сильно ругать? Малышка поняла, что поступила неправильно.

— Надеюсь. Теперь я разрешу ей выйти из замка лет через десять.

Дункан хмыкнул:

— Будь она моей дочерью, я бы, пожалуй, поступил так же. Клянусь, эта девчонка отняла у меня десять лет жизни, когда там, в лесу, я понял, что это она, а вовсе не олень.

«Будь она моей дочерью…» Сердце Джинни болезненно сжалось. Из него получился бы чудесный отец. Он так много сделал для них с дочерью. Но можно ли ему довериться целиком и полностью?

От этого решения зависело слишком многое. Джинни не могла решать такие проблемы под влиянием нахлынувшего чувства. Хоть раз в жизни следует хорошенько все обдумать.

Сделав глубокий вдох, надеясь, что Дункан не заметил ее смятения, Джинни снова подняла на него глаза.

— Тот человек тебя узнал?

— Да. — Похоже, смена темы его несколько разочаровала. — Я сражался с ним при Гленливете.

— Он кому-нибудь расскажет?

— Сперва я бы сказал «нет», нотеперь… — Дункан пожал плечами.

Потому что возникнут вопросы по поводу гибели сына Макинтоша.

— И что ты будешь делать? — спросила Джинни. Дункан хмуро посмотрел на нее.

— Не знаю.

Дункан медлил у двери и прислушивался, пытаясь уловить хоть какой-то посторонний звук. Ему нужно было убедиться, что все обитатели замка крепко спят. Но черноту ночи нарушало только потрескивание огня в камине.

И все-таки он колебался. Ему не нравилось то, что он задумал, все эти хитрости и ухищрения. Не в его духе рыскать ночами и действовать тайком. Но он ждал слишком долго и откладывать больше не мог. В глубине души он надеялся, что Джинни все-таки передумает и поможет ему.

Он подавил разочарование. Может, он и дурак, но после охотничьего приключения Эллы и попытки Джинни отыскать дочь (чуть не кончившейся катастрофой) Дункан позволил себе поверить, что она немного смягчилась. Что, может быть, она наконец расскажет ему все, что знает.

Тогда ему не пришлось бы под покровом ночи проникать в покои лэрда и рыться там в бумагах ее покойного мужа.

Дункану казалось, что Джинни уже готова была предложить свою помощь, но что-то ей помешало. Преданность семье? Мужу? Или что-то другое? Он не знал, но понимал, что нельзя так долго тянуть. С каждым днем угроза разоблачения становилась все сильнее.

А после того, что случилось сегодня утром, Дункан понял: время его истекло — псы уже спущены с поводков, и охота началась. Он послал Коналла в Инверери проверить, не пришел ли из замка Данун ответ Лиззи на его письмо, посланное на этой неделе. В нем Дункан просил сестру о помощи и сообщал, что весточки для него можно оставлять в гостинице. К счастью, его люди были отлично вышколены, и Коналл по пути сразу учуял ловушку. Из пивной через дорогу он заметил солдат в надетых для маскировки потрепанных пледах.

Дункан нахмурился. Кто-то наверняка перехватил его записку; сестра предать не могла. Но кто? Колин сейчас капитан замка Данун. Неужели брат отправил за ним солдат? После того как Колин десять лет назад его спас, Дункан даже думать не хотел, что такое возможно. Но из писем, полученных им от Лиззи за эти годы, складывалось впечатление, что сестра сильно отдалилась от Колина. Она восхищалась Джейми, доверяла Джейми, умоляла Дункана поговорить с Джейми. И хотя обычно в это время года Аргайлл находился в отъезде, Дункан предполагал, что охоту на него начал кузен.

Но кто бы это ни был, значение имело только одно — его возвращение перестало быть тайной. Теперь его разыскивают, и куда бы он ни направился, нужно быть предельно осторожным. Там, в пивной, Коналл выяснил, что слухи о возвращении Черного Горца уже разлетелись по всей стране. Стоит им достичь Эбойна, и маркизе не потребуется много времени, чтобы понять, кто он. А судя потому, как она на него смотрит, не исключено, что уже и поняла. Дункан не мог рисковать и выяснять, так ли это. Здесь дольше задерживаться нельзя.

Они уедут завтра.

Сначала он собирался поехать в замок Фруи, но теперь это слишком опасно. Раз слухи о его возвращении уже разошлись, замок Грантов — это первое место, где его будут ждать. Всякий поймет, что Дункан ищет способ вернуть свое доброе имя. Только Лиззи знает об узах, связывающих его с Джинни, но из-за маркизы рисковать нельзя.

Все эти годы Лиззи умоляла его обратиться к Джейми, и похоже, выбора у него нет. Но Дункан, черт возьми, хотел бы предоставить младшему брату что-нибудь еще, кроме своего честного слова.

Он обыскал покои лэрда в ночь, перед тем как заболел, но ничего не нашел. Не нашел и никакой личной переписки, и вот это его сильно беспокоило. Когда Джинни привела его сюда, он случайно увидел какую-то странность на деревянной стенной панели у камина — щель в резьбе, причем почти незаметную. У него даже волосы на затылке зашевелились — а вдруг слухи о потайной комнате правдивы? Прежде чем перейти в собственность Гордонов, замок Эбойн принадлежал рыцарям-тамплиерам, и слухи о секретной «комнате монахов» не прекращались годами.

Дункан осторожно открыл дверь и проскользнул в покои. Во внутренней комнате без окон было темно, только угли светились в камине. Дункану потребовалось несколько минут, чтобы отыскать подсвечник, но свечку он зажег быстро.

Еще какое-то время он дожидался, пока свеча разгорится, а глаза привыкнут к полутьме, потом огляделся и направился прямо к той неровности на панели у камина, которую заметил раньше. Провел пальцами по месту, где сходились две сосновые планки, и не только нащупал щель, но и почувствовал, что одна из планок немного приподнята. Наверняка это и есть скрытая панель, то есть дверь. Значит, должен быть способ ее открыть, но как?

Дункан нажимал на все розочки и ракушки — на все выступающие части резьбы. Потом начал последовательно искать любую подвижную часть… ничего. Он уже собрался схватить свой кинжал и открыть чертову дверь силой, но все таки решил на всякий случай проверить внутри камина — и угадал. Потянув за небольшую деревянную ручку, Дункан услышал негромкий щелчок.

Небольшая дверца — около четырех футов в высоту и трех в ширину — распахнулась. Просунув свечу в темноту, Дункан с трудом различил узкий каменный проход. Судя по запаху сырости, толстому слою пыли и паутине, им давно не пользовались. К счастью, проход оказался достаточно высоким, чтобы Дункан мог в нем стоять.

Пригнувшись, он прошел в дверь и немного помедлил, давая глазам привыкнуть, а потом осторожно шагнул вперед. Хорошо, что не поспешил, потому что ровный пол неожиданно сменился ступенями. Вероятно, это была полая часть внешней стены замка. Казалось, что лестница бесконечна. Оказавшись наконец внизу, Дункан понял, что находится под землей — под ногами был не камень, а грязь. Потолок стал низким, и ему пришлось идти, пригнувшись, все десять футов тоннеля. Он кончился внезапно, и Дункан оказался в небольшом помещении, посреди которого стоял старый стол. Должно быть, он нашел «комнату монахов».

Но на столе и нескольких стоявших в беспорядке стульях лежал такой толстый слой пыли, что было ясно — комнату не посещали очень давно. Воспользовавшись двумя канделябрами, в которых до сих пор стояли свечи, Дункан осветил помещение ярче. Он сразу начал искать место, где могли храниться документы. Заметил на столе шкатулку, открыл ее и увидел, что она набита бумагами. Пульс участился. Теперь Дункан не сомневался, что вот-вот найдет нечто крайне важное. Он вытаскивал пергамент за пергаментом, быстро просматривал их и откладывал, стремясь как можно скорее добраться до бумаг десятилетней давности. В шкатулке хранилась переписка Френсиса Гордона с едва ли не каждым лэрдом Шотландского нагорья, но никаких сведений о самом Дункане или о битве при Гленливете. Чуть позже Дункан понял, что смотрит на деревянное дно пустой шкатулки. Этого не может быть. Он был так уверен, что найдет нужные документы!.. Может, Джинни права и ее муж не имел никакого отношения к тому, что с ним случилось? Складывая бумаги на место и закрывая шкатулку, Дункан испытывал чувство вины. Может, проще было поверить Джинни?

Но чутье редко его подводило. Он еще раз окинул взглядом комнату и остановился на сундуке, засунутом в небольшую нишу в стене. Подняв крышку, Дункан увидел толстую стопку пергаментов.

Нервы его внезапно напряглись. Вот оно! Он вытащил бумаги и начал их читать.

В самом низу обнаружилась пропавшая карта, свернутая в несколько раз и помятая на сгибах. На ней остались капли воска на месте печати, а на обратной стороне одной из складок было написано: «Это попало ко мне совершенно неожиданно. Считай это подарком к помолвке».

Грант.

Мысли обгоняли одна другую. Что означает «подарок к помолвке»? Так, выходит, Джинни все время об этом знала? Он-то решил, что ошибался, что она его не предавала! Он хотел ей поверить!

Через несколько страниц нашлось короткое послание, снова от Гранта к Френсису Гордону, датированное тремя днями позже битвы, тем самым днем, когда в его вещах нашли золото. В нем речь шла о приезде короля, а в конце Дункан прочитал несколько слов, от которых похолодел: «Пусть слухи, на которые ты намекал во время нашей последней встречи, тебя больше не тревожат. Я разобрался с этим делом и могу заверить тебя, что ничто больше не помешает твоей помолвке».

«Этим делом» был он.

Все внутри словно скрутилось жгутом. Найденные доказательства оказались слабым утешением.

Дункан почувствовал легкое движение воздуха, а на его плечо упал луч света.

— Что ты здесь делаешь?

Он окаменел, услышав голос Джинни. Он был так поглощен найденными бумагами, что не услышал приближающихся шагов. Держа карту в руке, Дункан медленно обернулся. Джинни стояла у входа в тоннель, держа в руке свечу.

Длинные рыжие локоны, сверкавшие золотом в свете свечи, беспорядочно обрамляли ее лицо и падали на плечи, обтянутые мягким бархатом домашнего платья. Господи, она такая красивая! Настолько красивая, что на нее больно смотреть. Дункан с отвращением подумал о вновь закравшемся в его душу сомнении.

— Что ты здесь делаешь? — повторила Джинни. Тут взгляд ее упал на бумаги у него за спиной, и лицо ее исказилось от ужаса. — Боже, ты за мной шпионишь?!

Дункан не стал ничего отрицать, а просто протянул ей несколько документов, глядя на Джинни жесткими ледяными глазами.

— Ну-ка объясни мне вот это!

Не зная, чего ожидать, она взяла смятый пергамент. Пальцы ее дрожали.

А сердце глухо бухнуло, стоило Джинни понять, что она держит в руках ту самую карту, которую Дункан якобы продал ее отцу. Она перевернула ее, прочитала записку, а потом и письмо.

Ничего не сказав, Джинни протянула все ему обратно. Ее знобило. Боже милостивый, что же натворил ее отец? Ей так хотелось думать, что он тут ни при чем, что карта случайно попала к нему в руки. Неужели и Френсис был в это замешан? Даже сама мысль об этом казалась ей предательством.

— Почему ты так стараешься впутать в это Френсиса? Даже мой отец пишет, что карта попала к нему неожиданно.

— И как же?

В груди все сжалось.

— Не от меня, если ты на это намекаешь.

— А от кого?

— Неужели больше ни у кого не было такой возможности?

— Я снимал с плеча сумку всего дважды. Один раз, когда был с тобой, и второй — когда вернулся в шатер.

— И ночевал ты там один?

Дункан посмотрел на нее долгим взглядом.

— В шатре спали мой отец, брат и несколько ближайших соратников отца.

— Однако ты сразу решил, что виновата я? Он долго молчал.

— Мне не хочется так думать.

Их взгляды встретились. Дункан смотрел на нее так, словно очень хотел ей поверить.

— Ну хорошо, а письмо? Ты все равно утверждаешь, что твой отец никак не связан с тем, что случилось со мной?

Джинни потупилась.

— Это могло означать все, что угодно. — Собственные слова показались ей фальшивыми. Отец был в этом замешан, и Джинни знала это так же хорошо, как и Дункан.

Он еще какое-то время продолжал смотреть ей в глаза, словно ждал, что она опомнится. И наконец скажет правду.

Господи, как ей этого хотелось! Стоя так близко к нему, ощущая исходящую от него силу, Джинни мучительно хотела к нему прикоснуться, броситься к нему в объятия, прижаться щекой к плечу, вдохнуть его теплый пряный запах и забыть о своих бедах.

Но пусть инстинкты требуют забыть об осторожности, опыт научил ее держать себя в руках. Дункан имеет право вернуть себе честное имя, он заслуживает этого, но Джинни должна защищать сына. Она понимала, что теперь, когда Дункан нашел документы, все значительно усложнится. Ей казалось, что она живет в карточном домике и что он вот-вот развалится, поскольку Дункан выдергивает из него карты одну за другой.

Он никогда не поймет, почему она на это пошла. Он сочтет очередным предательством то, что она по-прежнему поддерживает отца и мужа, хотя уже подозревает, что именно они его и погубили. Джинни знала, чем жертвует, но стоило подумать о сыне, которому придется страдать из-за ее ошибок…

Если Дункан докажет причастность Френсиса, лучшее, на что может надеяться ее семья, — это обвинения графи Аргайлла в измене. В худшем случае король откажется утвердить ее сына в правах собственности. А уж если Дункан узнает правду о рождении Дугалла…

Скандал будет ужасным — и последствия его тоже. Джинни тут же вспомнила, как ей жилось, когда мать сбежала. Косые взгляды, пересуды, внезапная тишина в комнатах, куда она входила. А получить клеймо «незаконнорожденный» еще ужаснее. Она не может так поступить с сыном.

Должно быть, это решение отразилось на ее лице. Она почувствовала, как Дункан отшатнулся. Почувствовала, как лопнула связывавшая их невидимая нить. Лицо его замкнулось. Он сделал шаг назад и сунул карту и письмо в мешок.

— Я уеду завтра же. — Голос его звучал ровно, бесстрастно.

Джинни вздрогнула. Уедет. Опять. Сердце словно сжало в тисках. Ну почему же ей так больно? Она знала, что это случится. Она сама сделала свой выбор, и жить с этим ей придется долгие годы.

— Понятно. — Джинни подняла на него глаза, чувствуя, как мучительно болит сердце. — Куда ты направишься?

— К брату. Джейми сейчас ближайший советник Аргайлла.

Джинни в ужасе отпрянула. Должно быть, Дункан сошел с ума!

— Если ты ищешь милосердия, то у дознавателя его не найдешь.

— Я ищу не милосердия, а справедливости! — отрезал Дункан, глядя на нее жесткими, будто стальными глазами. — И мой брат поможет мне.

Упрек попал в цель, чего Дункан и добивался. Но как же ей сказать, что она и хотела бы помочь ему, да не может?

— Я расскажу ему все, что выяснил, и тогда будет понятно, достаточно ли этого, чтобы убедить кузена.

— Ты думаешь, он поверит тебе? Дункан пожал плечами.

— Конечно, хорошо бы еще знать, откуда появилось золото.

— И кто тот человек, что украл карту, — подсказала она негромко.

Дункан посмотрел ей в глаза.

— Да, и кто тот человек, что украл карту, — эхом повторил он.

Вряд ли Дункан считал ее полностью искренней, но довольно и того, что он готов признать — карту мог взять кто-нибудь другой. Он так долго был убежден в ее вине — и не без оснований! — что Джинни и рассчитывать не могла так сразу его переубедить. Как бы ей этого ни хотелось.

. — Ты поедешь в замок Аског? — «Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста, скажи «да»!!!»

Дункан кинул на нее странный взгляд.

.— Нет. В последнем письме Лиззи говорила, что Джейми с молодой женой решили провести зиму в Каслсуине.

Нет! Джинни похолодела. Дугалл воспитывается в Каслсуине.

Сердце ее бешено колотилось, наверняка Дункан это слышит. Ей казалось, что оно грохочет, как барабан. Несмотря на ночную прохладу, ладони ее увлажнились, и на лбу выступил пот. Дункан увидит Дугалла. Ее пальцы невольно сжались, сминая бархат платья. Все инстинкты кричали: «Ни в коем случае!»

— Я поеду с тобой! — выпалила Джинни.

Он прищурился. Такая странная перемена опять возбудила в нем подозрения.

— Это еще зачем?

Джинни не знала зачем, но понимала, что должна сделать хоть что-нибудь. Может быть, она и не сумеет помешать им встретиться, но зато сможет отвлечь Дункана. Одно она знала точно — невозможно оставаться дома и ждать, когда разразится катастрофа.

Тщательно следя за лицом, стараясь оставаться невозмутимой, Джинни сказала:

— Если ты будешь путешествовать как один из моих стражей, меньше опасности, что тебя узнают. После того, что ты сделал для меня и Эллы, это самое малое, чем я могу тебя отблагодарить. Кроме того, — как бы между прочим добавила она, — я с удовольствием повидаюсь с сыном.

Он посмотрел на нее долгим взглядом. Проницательные синие глаза стали совсем темными.

— Поэтому ты и решила поехать со мной, Джинни? Чтобы не дать мне бросить тень на отца и мужа?

Джинни поморщилась. Об этом она совершенно не думала, но пусть он лучше считает, что так оно и есть. Все, что угодно, лишь бы Дункан не догадался о настоящей причине: стоит ей представить, что он подойдет к ее сыну ближе чем на милю, и становится так страшно, словно кто-то забивает ей в позвоночник железные гвозди.

Глава 16

В конце концов Дункан, конечно, поехал с ней, хотя пришлось задержаться на целый день, чтобы собраться.

Хотя основная опасность поджидала его в конце путешествия, сама дорога тоже вряд ли будет спокойной, и предложение Джинни поехать в качестве ее охранника, безусловно, уже большая помощь. Но Дункан твердо решил, что не будет подвергать ее опасности. Он сам отобрал тех, кто будет их сопровождать, выбрав самых опытных воинов, и настоял на том, чтобы людей было в два раза больше, чем она хотела взять.

Элла, ничего не зная об истинном положении дел, тоже хотела поехать, но шотландские горы зимой не место для ребенка. Да и для взрослых тоже. К счастью, девочка до сих пор чувствовала себя виноватой в той истории с охотой, так что не особенно спорила, когда ей отказали.

Маркиза попыталась отговорить Джинни, утверждая, что сейчас «не самое подходящее время, чтобы разъезжать по горам из пустой прихоти повидаться с сыном», но Джинни оказалась на удивление упрямой.

Дункан понимал: все это она делает не для него, а ради покойного мужа. Она не хотела и пальцем пошевелить, чтобы помочь ему, но готова была морозной зимой проехать через все Шотландское нагорье в обществе человека, которого повсюду ищут, чтобы повесить, — лишь бы оградить память супруга.

Ее постоянное присутствие терзало его душу. Проводить вместе долгие часы… Да это просто дьявольский соблазн! Бесконечные дни в седле, еще более бесконечные ночи — а она так близко. И пусть ее нагота скрыта под многими слоями шерстяной одежды — она навеки впечатана в его память.

Он будто мотался на другом конце чертовой веревки, которую натягивали ревность и его собственное естество, твердеющее с каждым ее движением. У него так давно не было женщины!.. Не утешиться ли в объятиях какой-нибудь благосклонной трактирщицы? Но ему казалось, что этим он оскорбит Джинни. Несмотря на свою ревность, на это он пойти не мог — пока еще нет. Но сказать, что он с нетерпением ждал окончания путешествия, — это ничего не сказать.

Он был как на иголках не только из-за постоянной близости Джинни. Опасное путешествие удлинялось и постоянными задержками, как из-за сильных метелей, так и из-за необходимости выбирать окольные дороги, чтобы не нарваться на разбойников и патрули. Если Дункану еще требовались какие-нибудь доказательства того, что кузен до сих пор не смягчился, достаточно было сосчитать количество солдат, прочесывавших местность.

В последнюю ночь перед прибытием в Инверери Дункан едва избежал пленения.

Они только закончили ужинать (на удивление вкусной говяжьей похлебкой с ячменем) и отдыхали перед очагом с кружками эля в руках, собираясь ложиться спать, как в трактир ворвался Лейф. Он стоял на страже и увидел подходивших солдат, но слишком поздно — уклониться от встречи с ними уже не было возможности. Если так поздно вечером вдруг пуститься в дальнейший путь, это только вызовет у солдат подозрение. Дункан понимал, что приходится поло житься на удачу.

Но без борьбы он не сдастся. Дункан взглянул на Лейфа и Коналла, без слов приказав им быть готовыми ко всему. Их длинными мечами здесь особо не помашешь, потолки слишком низкие, но кинжалов будет вполне достаточно.

Когда в трактир вошли солдаты Кэмпбелла — с дюжину, а то и больше, — Дункан сел в угол и отвернулся. Он радовался, что в этом старом каменном здании, крытом тростником, так дымно и темно; правда, запах оставлял желать лучшего. Здесь были всего две комнаты — одна наверху, да еще та, в которой они сидели, так что новоприбывшим придется располагаться на ночь в конюшне, и это не особенно понравилось капитану — крупному мужчине с покрасневшим лицом и кривым, плоским, не раз сломанным носом. Он казался на вид примерно того же возраста, что и Дункан, но был ему незнаком.

Если бы не Джинни, устроившаяся на ночлег наверху, Дункан бы с радостью поменялся с капитаном и ушел спать в конюшню, но он предпочел остаться рядом с ней.

Капитан угрюмо осмотрелся и начал громогласно возмущаться. Попытки трактирщика успокоить его он пропускал мимо ушей.

— Кто такие? — спросил капитан. — Нас послал по делам граф, и мы провели в седле целый день. Мои люди устали.

Трактирщик, тощий лысеющий мужчина, с беспокойством оглянулся.

— Это леди Гордон со своими стражами, она прибыла недавно.

Дункан тяжело вздохнул.

— Гордоны? — Капитан выругался. Может, граф Аргайлл с маркизом Хантли формально и помирились, но Джинни была права: старая ненависть не умирает. Узнав, кто они такие, капитан Кэмпбеллов разозлился еще сильнее. — Заговорщики? Те, что строили козни с Дунканом Дабом? — Черные как уголь глаза капитана внимательнее всмотрелись в окружающих. — Может, они укрывают предателя?

Стражники Гордона возмутились, но прежде чем Дункан или кто-то другой успел возразить вслух, в комнате появилась Джинни. Видимо, она услышала шум из своей спальни.

— Что-то случилось, джентльмены? — Ее негромкий нежный голосок моментально прекратил все споры. — Неужели мои люди причиняют вам беспокойство, сэр?

Капитан Кэмпбеллов едва не выпрыгнул из штанов, так он стремился заверить ее, что все в порядке. С появлением Джинни угрюмый солдафон превратился в карикатуру на галантного рыцаря. Джинни отвечала ему кокетливо и игриво, но Дункан видел, что глаза ее не улыбались, а дрожавшие руки выдавали нервозность. Джинни хорошо знала, что поставлено на карту.

Поблагодарив капитана за понимание, она предложила угостить его и его людей элем, чтобы «извиниться за вынужденную ночевку в конюшне». Капитан настоял на том, что бы Джинни присоединилась к ним. Прежде чем согласиться, она кинула взгляд на Дункана, но это не улучшило его настроения.

Дункан молча сидел и кипел от злости, пока Джинни флиртовала с капитаном. Ее негромкий нежный смех действовал на него как удары железной булавой по спине. И ему не становилось легче от того, что он понимал — делается это только ради него. Он так стискивал свою кружку с элем, что белели костяшки пальцев. Чертов развратник не отрывал глаз от низкого выреза платья Джинни и роскошных округлостей нежной плоти.

Однако когда капитан якобы случайно задел ее грудь, только побелевшие пальцы Дункана выдали его ярость. Он невольно привстал со скамьи и спохватился только в последний момент.

Его рывок не остался незамеченным. Эль, которым Джини накачивала капитана Кэмпбеллов, не совсем притупил его инстинкты воина. Он почуял угрозу.

Капитан впился в него пристальным взглядом.

— Эй ты, там! — скомандовал он. — Ну-ка выйди сюда чтоб я тебя как следует разглядел!

Дункан спокойно сидел на скамье. Ничто не выдавало его настороженности. Ему потребуется одно быстрое движение, чтобы воткнуть кинжал в глотку капитана. Похотливый болван вполне заслужил такую смерть за то, что прикасался к Джинни — и за все те непристойности, что наверняка возникали у него в мозгу.

Но, несмотря на соблазн, Дункан не собирался поступать опрометчиво. Он не сомневался, что сумеет бежать отсюда вместе со своими людьми, но Джинни… Если начнется заварушка, она может серьезно пострадать.

Дункан поднес кружку к губам и сделал большой глоток. Потом лениво поставил ее на стол, не спеша выполнять приказ. Капитан Кэмпбелл ему не указ.

Лицо капитана побагровело. Он встал из-за стола и подошел к Дункану, и только тогда тот поднялся. Надо отдать капитану должное, он не дрогнул, когда Дункан навис над ним, будучи выше не меньше чем на полголовы.

— Я выясню твое имя!

Дункан испытал немалый соблазн назвать его. Он почуял, что Лейф и Коналл оба напряглись, но понимал, что в таком тесном помещении опасно размахивать оружием. Хотя и не в его характере отступать, он не будет рисковать безопасностью Джинни.

Даже если это означает плен.

Поняв это, Дункан был потрясен. Несмотря на все случившееся, несмотря на ее нежелание помочь, он не задумываясь отдал бы за нее жизнь.

Он все еще раздумывал над этим, как вдруг рядом с капитаном появилась Джинни.

— Простите моего стража, капитан. Все они очень преданные люди, готовые защищать меня до последнего вздоха, и не подчиняются ничьим приказам, кроме моих. Я уверена, этот человек не хотел проявить к вам неуважение.

Похоже, капитан Кэмпбеллов смягчился, пусть не от слов Джинни, но от ее ослепительной улыбки. Он раздулся, как гордый павлин.

— Мы здесь по приказу короля, миледи, разыскиваем изменника Дункана Даба. Ваш человек чем-то на него похож.

Дункан напрягся, понимая, что сейчас между ним и смертью стоит только Джинни.

Как далеко она готова зайти, чтобы помочь ему? Если она хочет, чтобы его схватили, сейчас самый подходящий случай.

— Но вы же не думаете, что мой стражник и есть печально знаменитый Черный Горец? — с изумленным недоверием в голосе спросила Джинни.

Пристыженный капитан побагровел еще сильнее.

— Говорят, что он — человек необычайно высокого роста, могучего сложения, с черными волосами и синими гла зами.

Теперь на Дункана смотрели не только Кэмпбеллы. Он ощущал еще и тяжелые взгляды Гордонов. В горах Шотландии имя «Дункан» было достаточно распространенным, но капитан зародил сомнения сразу в нескольких головах. Тем не менее одно он знал точно — даже если стражники Гордонов и начали что-то подозревать, свою хозяйку они не подведут.

Джинни положила ладонь на рукав капитана Кэмпбеллов, запрокинула назад голову, продемонстрировав ему свою длинную красивую шею, и засмеялась. Все внутри у Дункана сжалось. Чарующий мелодичный смех звучал как песни сирен. И ошеломленный капитан, таращивший глаза, больше всего походил сейчас на человека, долго блуждавшего в темноте и внезапно увидевшего ярко пылающим факел.

— О, капитан! Если вы собираетесь арестовать каждого черноволосого синеглазого мужчину в горах, ваши подземелья скоро переполнятся. — Она улыбалась, зеленые глаза озорно сверкали. — Да вот хотя бы вы сами — высокий, крепкий. — Джинни жеманно потупилась, словно только что поняла, что говорит. — Будь ваши глаза не ярко-зеленымм, а синими, вы бы отлично подошли под это описание.

Дункан опять закипел от злости, увидев, как она взяла капитана под руку и повела обратно к столу, чуть наклонившись вперед, чтобы дать ему вдоволь налюбоваться на глубокую ложбинку у себя между грудями. Он запустил пальцы в волосы и снова вцепился в кружку с элем. Черт, ну как ей удается так выводить его из себя? Когда дело касалось Джинни, в нем пробуждались все первобытные инстинкты.

Была еще одна напряженная минута, когда Джинни, извинившись, собралась удалиться в спальню. Но капитан довольно охотно отправился ночевать в конюшню после того, как Джинни пригласила его позавтракать с ней. К счастью, Дункану не пришлось терзаться еще и за завтраком — Кэмпбеллов отозвали рано утром. Прошел слух, что Черного Горца видели вчера ночью недалеко от Инвернесса.

Несмотря на ложный слух, Дункан понимал, что петля на шее затягивается.

Поэтому через два дня он испытал искреннее облегчение, увидев вдалеке внушительные и грозные башни Каслсуина. Толстые серые стены казались надежным пристанищем на фоне сверкавшего за ними ярко-синего моря. И все-таки напряженность не отпускала.

Дункан ехал рядом с Лейфом и Коналлом, но не отрывал глаз от Джинни, побаиваясь, что ее сдует ветром. Он понимал, что после долгого путешествия она просто изнурена, но Джинни не склоняла голову перед пронзительным ветром, и кобыла ее ни разу не сбилась с шага до тех пор, пока они, проехав в ворота, не очутились во внутреннем дворе.

К ним вышел мужчина, такой же высокий и крепкий, как Дункан, с резкими, грубоватыми чертами лица и квадратной челюстью. Даже в темноте Дункан разглядел в его глазах суровый и решительный блеск. Весь его облик выдавал в нем человека, привыкшего повелевать и не терпящего непослушания.

Он чуть повернул голову, Дункан увидел его профиль чуть под другим углом, и его накрыли воспоминания. Только сейчас он понял, что этот внушительный человек-скала— его «маленький братишка» Джейми.

— Леди Гордон, — произнес Джейми, помогая ей спешиться, — я удивился, получив ваше послание.

— Надеюсь, мы вам не очень помешали? — отозвалась Джинни.

Джейми покачал головой:

— Мы вам всегда рады. Ваш сын нетерпеливо ждет вас, и моя жена тоже. — Он улыбнулся — первое проявление человеческих чувств на этом каменном лице. — Меня больше удивил выбор времени. Мы сами только что вернулись из Дануна — моя сестра недавно вышла замуж. Из-за зимних вьюг дороги сделались коварными и ненадежными.

Лиззи вышла замуж! У Дункана сладко и горько защемило в груди. Он радовался за сестру, но как бы ему хотелось увидеть венчание Лиззи! Зато теперь понятно, почему она не ответила на его письмо.

— Боюсь, этот визит нельзя было отложить, — сказала Джинни.

Джейми удивленно изогнул бровь.

— Даже так?

Час настал. Дункан из тени шагнул вперед, в круг света.

Он почувствовал, как напряглись рядом его люди. Для них тоже настал момент истины. Дункан заставил Лейфа и Коналла пообещать, что, если его арестуют, они вернутся и Испанию. Лейф потянулся к кинжалу, но Дункан метнул на него предостерегающий взгляд.

Уловив движение, Джейми взглянул на Дункана и замер. Ему не требовалось представляться, он сразу его узнал. Совершенно непроницаемое лицо не дрогнуло, только губы сжались чуть плотнее. Их взгляды встретились. Повисло молчание.

— Вижу, слухи оказались верными, — бесстрастно произнес Джейми. — А я тебя разыскивал.

Дункан напрягся, услышав это зловещее приветствие. Неужели брат вызовет стражу? Сейчас он не мог бы сказать, что Джейми рад его видеть.

Но выяснить это Дункану помешала очень красивая женщина. Она сбежала вниз по лестнице, щеки ее раскраснелись, чувственный рот радостно улыбался, длинные черные волосы разметались по плечам. Если Дункан не ошибался, это прелестное создание было той самой печально известной Кейтриной Ламонт, ныне леди Кэмпбелл.

Она начала извиняться за опоздание, но посмотрела на мужа, замолчала в середине фразы и торопливо подошла к нему.

— В чем дело? Что случилось?

Джейми, не отвечая, перевел взгляд на Дункана. Кейтрина проследила за его взглядом и вздрогнула так резко, что Дункан понял — сходство между ним и братом просто разительное. Кейтрина не умела так же искусно скрывать свои чувства, как ее муж, и Дункан увидел, как она потрясена. Он почти ожидал, что сейчас она перекрестится — если бы Шотландия еще признавала католичество, она бы, наверное, так и сделала.

— Иисусе! — пробормотала Кейтрина и тут же положила ладонь на руку Джейми, словно желала его успокоить. Как ни странно, это подействовало, и общее напряжение слегка уменьшилось.

Кейтрина немного пришла в себя, вспомнила о своих обязанностях хозяйки дома и обернулась к Джинни, чтобы поздороваться. Обменявшись обычными любезностями, она произнесла:

— Должно быть, вы после такого долгого путешествия совершенно измучены. Я велю приготовить все необходимое для ваших людей, а вашу ванну доставят в комнату. Ужин примерно через час. Если вам что-нибудь потребуется раньше, скажите. Надеюсь, вы останетесь с нами на Хогманай?[5]

Джинни покачала головой:

— Я должна вернуться в замок Эбойн до Нового года. Если я не вернусь до Рождества, дочь мне этого никогда не простит. Боюсь, что могу остаться всего на неделю-две.

Дункан застыл. В ее голосе он отчетливо услышал — она выполнила свое обязательство. Доставив его сюда, она выплатила все свои долги.

Кейтрина продолжала:

— Мы ждем вас в зале. — И кинула многозначительный взгляд на Дункана. — Ваши люди, конечно, тоже должны присоединиться к нам.

Джинни кивнула:

— Спасибо за гостеприимство.

— В Горной Шотландии это священная обязанность, но в данном случае еще и удовольствие, — отозвалась Кейтрина с чарующей улыбкой, обернулась к мужу, и улыбка сделалась предостерегающей. — Не так ли, супруг мой?

Брат Дункана не пропустил ее тонкий намек.

— Да, — протянул он, — даже изменники сегодня в безопасности.

Сделав это зловещее предупреждение, Джейми пошел в замок, увлекая за собой Джинни и жену. Дункан остался один.

Первая встреча прошла лучше, чем он ожидал, думал он, по крайней мере его не швырнули в ближайшее подземелье. Однако посмотрим, надолго ли Джейми хватит снисходительности.

Дункан с надеждой ждал…

Но Джинни так и не обернулась. Она сделала то, что обещала: доставила его к брату, — и теперь только от Дункана зависело, сумеет ли он распутать свое дело и снять веревку с шеи. Если бы еще знать, как ослабить эту боль в груди…

Двое мужчин смотрели друг на друга через стол, оставшись в одиночестве после бесконечной трапезы.

В ярком свете свечи в покоях лэрда Дункан лучше видел, почему Кейтрина Ламонт так себя повела. Они с Джейми могли бы быть близнецами, если бы не цвет волос и разница в возрасте. Если раньше кто-то мог его и не узнать, то теперь любой, увидевший их с братом вместе, уже не ошибся бы. Во время ужина Дункан расположился как можно дальше от брата и все время сидел, опустив голову, но наверняка некоторые члены клана его узнали. Значит, у него еще меньше времени на то, чтобы убедить Джейми.

Дункан рассказал обо всем самым будничным тоном, опустив только то, что произошло между ним и Джинни в гостинице, хотя и предполагал, что Джейми и сам догадался. Замолчав, он протянул брату карту и переписку Гранта и Френсиса Гордона. Прочитав письмо, Джейми нахмурился.

Он долго молчал, обдумывая рассказанное Дунканом, потом внимательно посмотрел на брата и спросил:

— Значит, ты считаешь, что кто-то украл карту, отдал ее Гранту, а потом подкинул тебе золото?

— Да. Грант очень хотел от меня избавиться, а когда меня начали подозревать, нашел способ окончательно со мной покончить. И это сработало. Но ему кто-то помогал. Кто-то, имевший доступ к моим вещам.

— А какова во всем этом роль леди Гордон? Судя по тому, что она здесь с тобой, я полагаю, что ты теперь не подозреваешь ее в краже карты?

Больше всего Дункану хотелось сказать, что он ей доверяет, но нельзя полагаться только на свое чутье. Он ответил уклончиво:

— Нужно учитывать все возможности и подумать о тех, кто мог это сделать.

— Ты думаешь, кто-то из наших людей способен предать?

— Да, и мне бы очень помогло, если бы я знал, зачем это кому-то понадобилось.

— Ты можешь вспомнить хоть кого-нибудь, затаившего против тебя зло?

Дункан криво усмехнулся:

— Одного-двоих.

Джейми понимающе кивнул. Отец дал Дункану власть и высокое положение. Неудивительно, что некоторые испытывали недовольство, видя, что незаконнорожденному столь многое дано. Он все это заслужил, но люди видят только то, что хотят.

Джейми задумчиво потер подбородок.

— Кто от этого выигрывал?

Дункан уже думал об этом, но пока без толку. Решив, что Джинни, быть может, и не виновата, он стал рассматривать другие возможности, которые до этого отметал.

Они вместе вспомнили тех, кто ночевал с Дунканом в шатре той роковой ночью. Всего несколько человек, кроме отца и Колина. Один из них погиб в сражении некоторое время назад, но Джейми пообещал проверить остальных, в том числе и того, кого Дункан приказал наказать за то, что тот развлекался с девчонкой, хотя должен был стоять на страже у ворот, и Падрейга, одного из доверенных воинов отца. Тот считал, что назначить капитаном следовало его, а не Дункана.

Осталось одно имя, которое ни один из них не хотел затрагивать, но оно лежало между ними, как выброшенный на берег кит, разлагающийся под солнцем. Колин.

Дункан чувствовал, что Джейми чего-то недоговаривает.

— Расскажи мне про Колина. Где он сейчас? Джейми угрюмо сжал губы.

— Если у него хватает мозгов, прячется где-нибудь.

Дункан вопросительно выгнул бровь, и Джейми объяснил. Он рассказал про недавние беспорядки с Макгрегорами и об обстоятельствах собственной женитьбы — о сражении Колина с отцом Кейтрины из-за того, что тот укрывал у себя Макгрегоров; о том, что во время сражения были убиты ее отец и брат, а дом разрушен. Дункан не представлял, как Джейми сумел убедить ее выйти за него замуж.

— Это было нелегко, — произнес Джейми, словно прочитав его мысли, и рассказал, что произошло дальше: как Макгрегоры взбунтовались после казни вождя, Аласдэра Макгрегора, и как Колин отомстил за изнасилование одной из девушек Кэмпбеллов, приказав изнасиловать девушку Макгрегоров.

Дункан поморщился, и не потому, что счел этот поступок отвратительным, а потому, что не мог представить, как его брат делает что-то столь позорное.

Но дела обстояли еще хуже: изнасилованная девушка оказалась не только золовкой Лиззи, но еще и возлюбленной Нилла Ламонта, брата Кейтрины. И теперь Нилл Ламонт обшаривал горы, желая отыскать Колина и восстановить справедливость.

Вопрос о том, каким образом Лиззи вышла замуж за Макгрегора, мог подождать.

— Ты уверен в его вине? — спросил Дункан. Нападение на семейство Кейтрины казалось вполне в духе вспыльчивого Колина, но приказ изнасиловать ни в чем не повинную девушку… — Это совсем непохоже на Колина.

Джейми кивнул.

— Никакой ошибки. Ты отсутствовал очень долго. За это время все мы изменились, особенно Колин.

— Но ты же не думаешь, что Колин мог предать меня? Джейми пожал плечами:

— Не знаю. Не хотелось бы так думать, но я уже убедился, на что способен брат.

— Но это же бессмыслица! Колин был наследником, что я мог ему сделать?

— Он тебе завидовал. Точнее, тому, что отец тебя очень любил.

— Может быть, — согласился Дункан. Неужели Колин и впрямь его так ненавидел? Неужели мог подвергнуть весь клан такой угрозе исключительно из-за своих амбиций? Это казалось притянутым за уши, несмотря на темную сторону натуры Колина, о которой Дункан только что узнал.

— А что там с девушкой? Разве Колин не был помолвлен с леди Гордон? Помню, она тебе нравилась… — Джейми запнулся.

Дункан помотал головой:

— Колин ничего не знал о моих отношениях с Джинни. Шли часы, и надежда Дункана на то, что Джейми его поддержит, все возрастала. Дознаватель Аргайлла обладал репутацией человека, неукоснительно соблюдающего закон. По всем статьям Дункан считался осужденным предателем, которого следовало арестовать на месте. То, что Джейми захотел его выслушать, уже превосходило все ожидания Дункана. И он не остался равнодушным к тому, что Дункан заявляет о своей невиновности. Больше всего это похоже на то, что брат ему поверил.

— Почему ты не остался и не стал себя защищать? — спросил вдруг Джейми. — Бежав, ты словно объявил о своей вине.

— Меня судили и приговорили. Никто не стал бы прислушиваться к моим доводам. Все с готовностью поверили в худшее — Арчи, Колин, а отец умер.

— Я бы тебя выслушал, — негромко произнес Джейми. Дункан кивнул, но оба они знали, что слова семнадцатилетнего юноши не имели никакого веса.

И наконец Дункан задал вопрос, ради которого прибыл сюда:

— Этого будет достаточно?

Джейми с мрачным лицом покачал головой:

— Сомневаюсь. Арчи до сих пор впадает в бешенство, стоит ему услышать о тебе или о Гленливете. Чтобы убедить его в твоей невиновности, потребуется что-то более весомое, чем найденная карта и смутно составленное письмо.

Луч надежды, пронизавший сердце, испарился. Дункан услышал ответ. Он не хотел других разочарований, но все-таки не удержался и спросил:

— А ты, мой братишка, ты мне веришь?

Уголок рта Джейми приподнялся в слабой улыбке.

— Это не будет иметь никакого значения, если наш кузен наложит на тебя лапы, но да, я тебе верю.

Джейми ошибался. Это было очень важно. Джейми и Лиззи ему верят — может быть, он не так одинок, как думал раньше?

Но Дункану не давал покоя один вопрос. Десять долгих лет он мечтал о том, как вернет себе доброе имя и докажет свою невиновность, — и считал, что этого достаточно. Но будет ли он счастлив?

На воинском поприще он удовлетворил свое честолюбие. Но ни одна победа на поле боя не могла утолить пустоты в душе. И Дункан полагал, что это может сделать лишь один-единственный человек.

Джинни сидела на валуне в уединенном уголке внутреннего двора, рядом с южной стеной, уперев подбородок в ладони. Она могла смотреть на своего сына часами. Она прибыла сюда три дня назад, но только сегодня выпала наконец возможность посмотреть, каких успехов добился ее сын. Зима слегка ослабила свои позиции, и Джинни могла дольше побыть на воздухе. Было по-прежнему холодно, но бушевавшая последнюю неделю вьюга улеглась, и из-за серых плотных туч выглянуло почти забытое солнце.

Дугалл натянул тетиву, прицелился в мишень, стоявшую, ярдах в пятидесяти от него, и выпустил стрелу.

Потом издал восторженный возглас и обернулся к матери.

— Ты видела?

Джинни засмеялась и захлопала в ладоши.

— Конечно, видела! Превосходный выстрел, в самый центр. Наверное, ты много упражнялся.

Дугалл сразу же словно подрос дюймов на пять и изо всех сил расправил узенькие плечи.

Дугалл очень похож на своего отца: в нем пробуждается дух воина.

При мысли о Дункане в груди защемило. Всю дорогу он казался невероятно далеким и сердитым. Из-за него она постоянно теряет присутствие духа и сильно нервничает.

Впрочем, так было всегда. Пора бы уже и привыкнуть.

Сын пожаловался, что ему еще не разрешают тренироваться с настоящим мечом.

— Деревянные мечи для сосунков. Все остальные мальчики упражняются со стальными. — Дугалл, который никогда не обижался надолго, добавил: — Но капитан сказал, что как только я буду попадать из лука в цель девять раз из десяти с пятидесяти шагов, мне разрешат учиться стрелять, из пистолета.

— Я очень в этом сомневаюсь.

Сердце Джинни замерло. Этот голос… ее охватила паника. Она оглянулась и увидела, что Дункан стоит за спи ной. Он смотрел на Дугалла с загадочным выражением лица.

Джинни знала, что эта встреча неизбежна. Раньше или позже их пути должны были пересечься, но она боялась этом минуты с тех пор, как Дункан вернулся.

Глава 17

Дункан, не глядя на нее, сделал несколько шагов к мальчику.

— Воин должен уметь пользоваться любым оружием. Но самым главным оружием горца всегда будет его меч. — Он вытащил из-за пояса пистолет и протянул его Дугаллу. — На, возьми. — Джинни открыла рот, собираясь возразить, пи Дункан ее опередил: — Не волнуйся, он не заряжен.

Дугалл буквально вырвал пистолет из его рук. Дункан отступил на несколько шагов.

— Попробуй застрелить меня.

Мальчик с сомнением посмотрел на него, поднял пистолет и прицелился в грудь Дункана. Дункан рванулся со скоростьюмолнии. Прежде чем Дугалл успел нажать на спусковой крючок, он протянул руку за спину, вытащил из ножен огромный двуручный меч и нанес мальчику по предплечью удар такой силы, что тот выронил пистолет.

Дугалл вскрикнул от боли и схватился за ушибленное место. Джинни вскочила на ноги и хотела к нему подбежать, но ее остановило выражение упрямства на лице сына. Он не ранен и не хочет, чтобы мать кудахтала над ним, как над сосунком, особенно в присутствии другого воина.

Дугалл наклонился, поднял пистолет и отдал его Дункану.

— А как вы это сделали? Я еще никогда не видел, чтобы кто-нибудь передвигался так быстро.

— Практика, — ответил Дункан, засовывая пистолет за пояс. — Часы и часы упражнений. Даже если ты успеешь выстрелить, в пистолете только один заряд. Мой меч все равно будет быстрее, чем твоя способность каждый раз заново перезарядить оружие. Меч горца — благородное оружие, часть нашей истории. Символ нашего прошлого, и он передается от поколения к поколению.

Дугалл слушал его с нескрываемым благоговением. Очевидно, он уже начал понимать, кто такой Дункан. Взглянув на восторженное лицо сына, Джинни хотела только одного — схватиться за голову и зарыдать. Что толку обвинять Дункана? Это не поможет. Стоит всего один раз посмотреть на них вместе, и сразу становится понятно: это отец и сын.

На какой-то миг ей захотелось сказать ему правду. Но Джинни понимала, что нельзя полагаться на удачу. Он настоит на том, чтобы объявить Дугалла своим сыном, и мальчику придется расплачиваться за ошибки родителей.

Дункан положил меч плоской стороной на ладони и протянул его Дугаллу. Огромный меч был на несколько дюймов выше, чем ее сын.

— Он принадлежал моему отцу, а до того — его отцу. Этот меч передавали от отца к сыну со времен моего предка, сражавшегося на стороне короля Роберта Брюса. На нем кровь свободы.

В его голосе звучало глубокое волнение, какого Джинни никогда раньше у него не слышала.

Дугалл поднял на него широко распахнутые восторженные глаза.

— Подойди! — улыбнулся Дункан. — Можешь потрогать. Дугалл провел пальцем по костяной резьбе. Потом рванулся и вцепился в рукоятку обеими маленькими руками.

Дункан отпустил меч, и острие едва не вонзилось в землю, но Дугалл сумел его удержать. Он даже попытался крутануть меч, но было ясно, что тот слишком велик для мальчика. Щеки его покрылись красными пятнами.

— А сколько тебе лет?

Джинни ахнула, но хорошо, что Дункан этого не заметил, занятый только сыном.

— На Михайлов день мне исполнилось девять. Дункан кивнул, и только тогда она выдохнула.

— В этом возрасте я ростом был с тебя. Не слишком высоким. Поэтому мне приходилось стараться больше, чем остальным, чтобы проявить себя. Прежде всего ищи силу вот здесь, — он показал на голову, — и тогда будешь знать, как пользоваться всем прочим, когда дойдет до дела. Кроме того, в невысоком росте есть свои преимущества.

— Например?

— Если хочешь, я тебе покажу.

Нет! Джинни с трудом сдерживала ужас.

— Когда? — спросил Дугалл, с трудом скрывая нетерпение. Он широко улыбался, и ямочка на щеке была точным отражением такой же у стоявшего перед ним мужчины. И вообще, если присмотреться, видно много общего. Джинни вознесла к небу короткую молитву — пусть никто не догадается!

Дункан хмыкнул.

— Ты сначала спроси разрешения у Джей… — он осекся и поправился: — у капитана.

— Я прямо сейчас! — выкрикнул Дугалл и помчался си всех ног в замок. Джинни открыла рот, желая его остановить, и тут же снова закрыла. Пусть сын уходит. Ей тревожно, когда Дункан на него смотрит. Он не может догадаться. Но от того, что Джинни снова и снова повторяла это, паника не ослабевала.

В своем нетерпении Дугалл забыл отнести в оружейную лук и стрелы. Джинни хотела их забрать, но Дункан ее oстановил.

— Тебе не нравится, что я нахожусь рядом с твоим сыном. Почему?

В его голосе прозвучало подозрение, и кровь в жилах заледенела. Проклятие, он такой наблюдательный! Джинни заставила себя посмотреть на Дункана спокойно и уверенно.

— А что хорошего из этого может выйти? — резковато спросила она. — Через несколько дней ты пойдешь своей дорогой, а я своей. Уж лучше так.

— Полный разрыв отношений? Ты и вправду думаешь, что это возможно, Джинни?

Она вырвала руку.

— Да. — Так должно быть, но сердце ее кричало — лгунья! И Дункан это знал.

«Просто оставь меня в покое». Она подняла лук и колчан и пошла в оружейную. В небольшом деревянном строении было холодно и темно, пахло сыростью. Положив оружие на место, Джинни повернулась к двери, но выход перегораживал Дункан. Его высокая, мускулистая фигура внушительным силуэтом темнела на солнце.

— Я еще не закончил.

Джинни совершила ошибку — повернулась к нему спиной, дала загнать себя в угол. Она не доверяла себе. Когда он находился так близко, она теряла способность мыслить здраво.

Дункан закрыл за собой дверь, и помещение сделалось еще меньше. Тонкие лучики света проникали внутрь между Деревянными досками, но все равно ничего не было видно. Однако Джинни ощущала его присутствие — все ее чувства обострились. Она ощущала каждый дюйм этого высокого мускулистого тела. Каждую прядку шелковистых волос. Каждую морщинку вокруг губ.

Сердце Джинни испуганно колотилось. Она чувствовали, что Дункан хочет спросить о сыне, и понимала, что необходимо его отвлечь.

А может быть, она просто подыскивала себе оправдание?

Джинни сделала то единственное, что ей пришло в голову, раз уж Дункан вот так прижал ее к стенке. Раз уж тело все равно пело от предвкушения. Раз уж она взглянула на его губы, и ее захлестнуло желание.

Она его поцеловала. Не просто слегка прикоснулась к губам, а прильнула к ним, прижавшись и к его телу тоже. Канат, который оттаскивал их друг от друга, лопнул, и страсть, обуревавшая обоих последние несколько недель, превратилась в одно могучее, все сметающее на своем пути вожделение.

Они впились друг в друга, стремясь прижаться как можно сильнее, пытаясь погасить пламя, грозившее испепелить обоих.

Ее обволакивал его жар. Его мужское начало. Соблазнительная сила его твердого, как скала, тела. Есть что-то первобытно притягательное в крупном мужчине, который тебя обнимает.

Это было слишком хорошо. Именно это желание преследовало ее все долгие годы.

Его губы впивались в ее рот жадно, страстно, нетерпеливо.

Дункан застонал, губами открыл ее рот и дерзко вонзился внутрь языком. Рукой он обхватил ее ягодицы, прижимая Джинни бедрами к себе. Его твердое естество, эта толстая стальная колонна, оказалось прямо у нее между ног.

Она чувствовала его величину. Его мощь.

Она задрожала — затрепетала — и ощутила, как его член пульсирует у нее между ногами. Бедра задвигались ему навстречу. Джинни терлась об него, стремясь облегчить сит нетерпение, свое желание, свое вожделение.

Она могла думать только об одном — как он окажется внутри. Заполнит ее. Сделает своей. Снова.

Дункан больше не мог сдерживаться. В нем бушевало желание, дикое и ненасытное. Вкус ее страсти казался амброзией для голодающего мужчины.

Ему было мало. Он целовал ее все сильнее и сильнее. Глубже. Упивался ею с каждым вздохом.

Он забыл, как это чудесно — держать ее в своих объятиях. Какая она мягкая и женственная. Как от нее пахнет, словно от экзотического цветка. Как нежно падают ему на руки ее шелковистые локоны. Он вспомнил, каково это было, когда мягкие волны ее волос рассыпаются у него по груди, и, застонав, вонзился языком ей в рот долгими настойчивыми толчками.

Ее поцелуй застал его врасплох. Тело пылало, как огонь в горне кузнеца. Всплыли все старые воспоминания. Ее роскошное тело прижималось к нему, и Дункан едва выдерживал это. Сладкая готовность женщины отдаться оказалась слишком возбуждающей, этому невозможно было противиться.

Все варварские инстинкты требовали — возьми ее. Задери на ней юбки, вонзись в нее и сделай своей. Снова! Но на этот раз он ее не отпустит.

Как давно все это было! Дункан подхватил Джинни под ягодицы и приподнял, прижимая к себе. Кровь ринулась в его давно восставшее, твердое, как камень, естество. Оно почти что лопалось. Джинни качнулась к нему, Дункан вздрогнул и едва не кончил. Ее тело кричало о том, чего она так страстно желает.

Он понимал, что все происходит слишком быстро, что он слишком груб, что может сделать ей больно, и поэтому, собрав остатки самообладания, попытался успокоиться. Укротить свою дикость.

Но Джинни ему не позволила. Она протестующе застонала, настойчиво обхватила его ногами, она терлась об него и целовала его как обезумевшая.

Дункан зарычал. Она его хочет, и этого достаточно.

Прервав поцелуй, он провел губами подлинной стройной шее, наслаждаясь теплом ее кожи, вдыхая свежий аромат. Одной рукой он развязал на ней плащ и расстегнул верхние пуговки бархатного жакета, чтобы поцеловать грудь. Чтобы скользнуть языком под сорочку вдоль краев корсета. Когда его язык задел упругий комочек, Джинни застонала и так вцепилась ему в плечи, словно ноги ее не держали.

Краем сознания Дункан понимал, что это очень опасно — их могли обнаружить в любую минуту, но это только усиливало возбуждение и желание. Позже у него будет время раздеть ее донага, чтобы вылизать и высосать каждый дюйм ее восхитительного тела, но сейчас они слишком изголодались.

Его язык дразняще обвел твердый бугорок ее соска, а рука задрала вверх юбки, заткнув их за пояс.

Ощутив порыв холодного воздуха, Джинни ахнула, но Дункан не дал ей времени возразить. Его рука уже нащупала ее жаркое местечко.

От этого чувственного прикосновения его плоть дернулась. Под пальцами скользила нежная шелковистость. Дункан ласкал ее длинными, уверенными движениями.

— Ты такая влажная! — простонал он.

Джинни ничего не ответила, только издала негромкий горловой звук, и тело ее затрепетало.

Он чувствовал, как тепло у нее между ног, и стремился внутрь. Хотел ощутить, как она сжимает его там, внутри, как кричит от наслаждения.

Он скользнул внутрь пальцем. Сначала медленно, потом более решительно. Покручивал, дразнил. Потирал самое чувствительное местечко до тех пор, пока она не задышали громко и прерывисто.

Тогда Дункан развязал бриджи. Восставшее естество выпрыгнуло наружу. Холодный воздух показался его разгоряченной коже облегчением. На самом кончике поблескивала капелька предвкушения. Перекинув одну изящную ногу Джинни через свою руку, Дункан слегка согнул колени, что бы выбрать самый удобный угол.

Мышцы живота сжались, когда отяжелевшая головка его естества погрузилась во влажную распухшую плоть. Мышцы шеи и плеч напряглись, так он сопротивлялся желанию вонзиться в нее изо всех сил.

Дункан замер в таком положении — плоть к плоти — и заставил Джинни посмотреть на него. Увидеть его. Понять, что именно он доставляет ей наслаждение. Что только он может помочь ей прочувствовать все это. Что она принадлежит ему.

Ему было мало бессмысленной покорности тела.

Джинни посмотрела на него затуманенным взглядом из-под тяжелых век. Ее прекрасные черты исказились от желания.

— Дункан, — умоляюще произнесла она.

Он почувствовал острое мужское удовлетворение, но ему хотелось большего. Он хотел ее всю — тело, сердце и душу. И желание услышать это признание перевесило все, даже бушующее в нем вожделение.

— Скажи, что ты хочешь этого, Джинни. Скажи, что ты хочешь меня.

«И только меня».

Ее глаза расширились, она словно внезапно очнулась.

— Я…

Она колебалась.

Дункан застыл, поняв ее слова раньше, чем она их произнесла. В грудь впилось горькое разочарование, подобное зубьям стального капкана.

Джинни пыталась удержать ту пелену страсти, что притупляла чувства — дрожащую возбуждающую волну, покалывание, учащенное биение пульса — но все это проскальзывало между пальцами, как вода сквозь решето. Мгновение прошло, и нежеланная ясность мысли и холодного разума уже появилась в сознании.

Тело дрожало, жалуясь на внезапное прекращение наслаждения. Ей казалось, что ее подвели к самим вратам рая, чтобы жестоко выкинуть обратно на землю.

Ее охватил беспричинный гнев. Зачем он это делает? Зачем вынуждает ее вслух сказать о том, что происходит? Почему нельзя просто забыть обо всем и позволить желанию взять верх?

Она замерла. По тем же причинам, по каким сама она не могла произнести: «Да, я хочу этого. Да, я хочу тебя» — и целиком отдаться наслаждению.

Оба они изменились. Они больше не юнец и девчонка, готовые предаться страсти. Джинни лучше многих других знала, к каким это приводит последствиям.

Она оттолкнула Дункана, в ужасе от того безумия, что завладело ею. От того, что она едва не совершила.

— Прости. Я… я не могу.

— Тебя что-то сдерживает, — сказал Дункан, взял Джинни за руку и привлек к себе, опасно приблизив к ней лицо.

Что ты скрываешь от меня, Джинни? Это как-то связано с твоим мужем? — Она молчала, чувствуя, как от ужаса перехватило горло. — С твоим сыном?

Он притянул ее к себе так близко и смотрел прямо ей в глаза. И все увидел. Джинни не смогла скрыть панику, плеснувшую в глазах.

— Значит, ты защищаешь от меня своего сына. — Он всматривался в ее лицо. — Почему?

Сердце ее отчаянно колотилось, она лихорадочно подыскивала какое-нибудь объяснение, далекое от правды. Все, за что она так боролась, что пыталась уберечь, вот-вот могло рухнуть. Она боялась открыть рот, боялась, что правда сама собой соскользнет с ее языка.

— Что плохого я могу сделать твоему сыну?

— Разве ты не понимаешь, что одно твое присутствие уже представляет для него угрозу? Если ты впутаешь моего мужа в историю заговора против тебя, кто, по-твоему, будет нести на себе бремя его вины? Ты можешь погубить будущее моего сына, уничтожить все, что я так пыталась уберечь! — выпалила она, подойдя почти вплотную к правде — в этот миг ей было на все наплевать.

Их взгляды встретились.

— И поэтому ты отказалась мне помочь? Чтобы защитить сына?

Она уловила настойчивость в его голосе, словно ответ был для него очень важен.

— А что мне оставалось делать? Помочь тебе погубить его?

— Я бы никогда не допустил, чтобы такое случилось, Джинни, — произнес Дункан, приподняв ее подбородок и заставив ее посмотреть на себя. На какой-то миг гнев, искажавший его лицо совсем недавно, исчез, и осталась только нежность. — Мальчик не виноват в том, что случилось. Клянусь, что он не пострадает.

Но если солдаты кузена поймают его? Как он тогда сможет защитить ее сына?

Да, все инстинкты кричали — кинься в его объятия, закрой глаза и доверься той силе, что соединяет вас. Это кажется таким простым… но Джинни знала, что простоты следует остерегаться.

И не доверяла она не только ему; она не доверяла и самой себе. Когда дело доходило до Дункана, ее суждения переставали быть здравыми.

Должно быть, эта неуверенность отразилась на лице Джинни. Дункан отпустил ее подбородок и отступил назад.

— Я не могу изменить прошлое, Джинни. Не могу и тебя заставить забыть о нем. Я подвел тебя. Мне следовало выслушать тебя, дать тебе возможность объясниться. Но теперь я совсем не тот человек, каким был тогда. — Он посмотрел на нее долгим проницательным взглядом. — Господь свидетель, я пытался, но мне так и не удалось забыть тебя. Ты в моей крови, в моем сердце. Я хочу попытаться спасти хоть что-то, оставшееся между нами, но не могу сделать этого в одиночку.

Прежде чем Джинни успела ответить, Дункан повернулся и вышел, даже не оглянувшись. Она уставилась на дверь. Паника, охватившая ее несколько минут назад, все усиливалась и грозила захлестнуть сердце. Сердце, которому должно быть все равно. Но броня прошедших лет рассыпалась, оставив ее без защиты и такой уязвимой.

«Не уходи!» У Джинни невольно вырвалась мольба девушки, которой она была когда-то, женщины, которой стала.

А сумеет ли она когда-нибудь заглушить ее навсегда?

Джинни боялась, что знает ответ.

Дункан вышел из оружейной, проклиная всех женщин на свете. Джинни принадлежит ему, черт бы ее побрал! Разве она этого не чувствует? Пусть же она наконец примет решение. Время — вот то, чего ему сейчас так не хватало.

По двору ходили какие-то люди, но, взглянув на его лицо, спешили скорее отойти подальше. Дункан посмотрел в сторону площадки для тренировок, где встретил Джинни. Он надеялся, что хороший бой на мечах поможет ему хоть немного успокоиться, но с сожалением увидел, что стражники еще не вернулись с утренней верховой езды.

Джейми считал, что Дункану лучше не покидать замок, пока они не решат, что делать. Уже столкнувшись с искавшими его солдатами, Дункан согласился с братом и не хотел искушать судьбу.

Он пересек двор, направляясь к башне. Почему-то ему казалось, что мальчик будет ждать его на лестнице. Всякий раз при виде Дугалла сердце у Дункана начинало щемить, и он с тоской понимал — сложись обстоятельства по-другому, и это мог быть его сын. Он внимательно всматривался в лицо мальчика, искал сходство, но видел только черты Джинни. Насколько Дункан помнил Джона Гранта, брата Джинни, мальчик сильно походил на него.

Он нахмурился. Только не цветом волос. У Джона Гранта, как и у Френсиса Гордона, волосы белокурые. Но потом Джинни его поцеловала, и он забыл обо всем, кроме пылкой женщины в своих объятиях. Может, это намеренно? Может, Джинни пыталась его отвлечь?

Он уже поднялся на половину лестницы, как вдруг услышал женский крик:

— Дункан!

Сердце его перестало биться. На какой-то миг он решил, что это Джинни. Но едва повернувшись и заметив, как в ворота вихрем влетела женщина верхом на лошади, он понял, что это вовсе не Джинни.

Капюшон с головы слетел, явив миру копну светлых волос.

— Дункан! — снова закричала она. По ее щекам струились слезы.

Две пары синих глаз встретились, и Дункана озарило. Жаркая волна поднялась к горлу. Только один человек на свете мог быть так счастлив, увидев его.

— Лиззи, — с трудом выдавил он и раскрыл объятия.

Глава 18

Джинни понимала, что должна уехать. Нужно забрать Дугалла и вернуться в замок Эбойн на празднование Рождества, пока Дункан занят тем, что восстанавливает свое доброе имя — и до того, как им окончательно завладеет любопытство по поводу ее сына.

Будь она чуть поумнее, она бы так и поступила. Но когда дело касалось Дункана Кэмпбелла, мозги ей тут же отказывали. Разрываясь между желанием побежать за ним и желанием быть от него подальше, Джинни завернула за угол, огибая тренировочную площадку, чтобы попасть в замок, и услышала, как вскрикнула женщина. Она увидела, как эта женщина с размаху бросилась в объятия Дункана.

Джинни впала в оцепенение, и ей потребовалось время, чтобы сообразить, кто это. Только когда женщина разжала кольцо рук, обнимавших Дункана за шею, и чуть отодвинулась назад, чтобы взять его лицо в свои ладони, Джинни узнала сестру Дункана, Элизабет Кэмпбелл.

Вздох облегчения, вырвавшийся из груди Джинни, говорил о многом. Шея и плечи потихоньку расслабились. Постояв минутку, чтобы прийти в себя, Джинни направилась в замок, стараясь держаться в стороне, чтобы не помешать трогательной встрече брата и сестры.

Дункан редко проявлял свои чувства, но любовь к сестре была написана у него на лице.

«Когда-то он смотрел так и на меня…»

Она ощутила укол вины. Вот такой встречи он и заслуживает. Разница между тем, как приветствовала его Джинни (пистолетом!) и сестра, просто бросалась в глаза. Пусть он ее предал, все равно его оторвали от семьи, изгнали из дома и из страны за преступление, которого он не совершал. Скорее всего по вине ее отца, а возможно, и мужа. И единственный человек, который обрадовался ему и оказал радушный прием, была его сестра. В отличие от нее Джинни старалась помешать каждому его шагу.

Сначала это было оправданно. Но теперь? Может ли она снова доверять ему?

— Ты вернулся, — сказала Элизабет громко, так что Джинни услышала ее слова. — Я почти потеряла надежду. О, Дункан, как много времени прошло! Я думала, что уже никогда не увижу тебя снова.

Она спрятала лицо на его плече и начала громко всхлипывать. Дункан гладил ее по голове и успокаивал какими-то словами, которых Джинни разобрать не могла.

Во дворе понемногу собралась толпа, посмотреть, кто приехал. На лестнице появились Джейми и Кейтрина. Высокий мужчина могучего сложения с мрачным лицом быстро спешился, подошел к Элизабет и с покровительственным видом встал на несколько ступенек ниже.

— Лиззи, ты переутомилась, — сказал мужчина. — Это вредно и для тебя, и для…

— Со мной все хорошо, — ответила Лиззи, кинув на него сердитый взгляд через плечо. — Я чувствую себя прекрасно! Я беременная, а не стеклянная.

Мужчина угрожающе прищурился.

— Лиззи…

— У тебя будет ребенок?! — воскликнул Дункан, чуть отодвинув сестру от себя, чтобы посмотреть ей в лицо.

Элизабет кивнула. На ее губах играла смущенная улыбка.

— Как я рад за тебя, девочка! — сказал Дункан. — Поздравляю.

Сердитый мужчина подошел к Лиззи сзади и обнял ее за талию.

— Она настояла на поездке сюда, когда получила известие, что ты вернулся. — По его неодобрительному тону было ясно, что он пытался ее переубедить. — Несмотря на отвратительную для путешествия погоду.

Элизабет закатила глаза и снова повернулась к брату.

— Этот невыносимый, несносный человек — мой муж, Патрик Макгре…

— Мюррей, — оборвал он ее, кивком напомнив, что вокруг полно зевак. Он взял жену за руку. — Почему бы нам не войти внутрь, чтобы ты могла отдохнуть?

Предложение прозвучало скорее угрюмым приказом.

Элизабет начала возражать, но ее муж наклонился и что-то прошептал ей на ухо. Ее глаза гневно расширились, но на Макгрегора это не подействовало. Он так посмотрел на жену, словно хотел сказать: «Только попробуй». Макгрегоры слыли людьми необузданными и грозными, и Патрик только подтверждал эту их репутацию.

Поднявшись на верхнюю ступеньку, Дункан оглянулся. Смутившись от того, что он увидел, как она на него смотрела, Джинни поспешно отвернулась, но он ее окликнул:

— Разве ты к нам не присоединишься? Сердце ее заколотилось.

— Я не знаю…

Дункан посмотрел ей в глаза.

— Ты должна быть с нами, — он помолчал, — если, конечно, захочешь.

Не дожидаясь ответа, он повернулся и исчез в замке.

Джинни смотрела ему вслед, понимая, что он вынуждает ее сделать выбор. А это значит, ей пора принять решение.

Дункан то и дело поглядывал на дверь покоев лэрда. Примыкающий к ним большой зал уже наполнялся членами клана, ожидающими дневной трапезы.

Минуты утекали. Он скованно сидел на скамье. Шея и плечи затекли от напряжения. Он уже не ждал, что она придет.

Это не имеет никакого значения.

Но через минуту дверь отворилась, и он понял, что это значило очень многое.

Джинни тут же нашла его взглядом. Заметив ее неуверенность, он ободряюще кивнул. Сказать нужно еще очень много, но она тут, и этого пока Достаточно.

Лиззи вопросительно вскинула бровь, но Дункан сделал вид, что не заметил этого, и предложил Джинни сесть рядом.

Само ее присутствие неожиданно разволновало его. Он чувствовал себя сильнее. Радостнее. И в первый раз после возвращения в Шотландию у него появилась надежда. Надежда, которую не смогли ослабить даже слова Лиззи:

— Как только Арчи услышал о твоем возвращении, он везде разослал людей, чтобы отыскать тебя. — Ее взгляд скользнул по Джинни. — Пожалуйста, скажи, что ты нашел хоть какие-нибудь доказательства твоей невиновности.

Дункан покачал головой:

— Пока еще нет.

Он повторил все то, что рассказал Джейми, опустив только встречу с Джинни в трактире в ночь перед битвой. Джейми вытащил из сумки карту и письмо и протянул их Лиззи. Она прочитала и пустила бумаги по кругу. Когда очередь дошла до Джинни, та покачала головой. Она уже знала, что там написано.

Дункан чувствовал, что в воздухе повис общий вопрос — раз в этом замешаны отец и муж, какова роль Джинни в заговоре против него? Он непроизвольно подвинулся к ней, прикрыв ее плечами, как щитом, словно собирался защитить.

Не зная их истории, муж Лиззи, Патрик, спросил:

— Но как Грант заполучил карту? Ты же говорил, что она лежала у тебя в сумке!

Джинни сбоку замерла, вцепившись в скамью. Дункан накрыл ее руку своей ладонью, и она — в первый раз! — не стала вырываться.

— Не все время. Я снял сумку, вернувшись в ночь перед сражением в свой шатер.

Он смотрел на брата с сестрой, но при этом боковым зрением ощущал на себе взгляд Джинни.

Лиззи и Джейми смотрели на него с одинаковым вниманием. Первым заговорил Джейми:

— Мог ее взять кто-то другой? Джинни застыла. Рука ее стала ледяной. Оба они знали, что кроется за этим вопросом: считает ли он до сих пор, что его предала Джинни?

Ничего не изменилось. У него до сих пор не было доказательств, чтобы опровергнуть это предположение. Никаких — кроме собственного сердца.

Джинни его не предавала. Он готов был поставить на это свою жизнь — что, собственно, в некотором смысле и сделал.

Дункан, не колеблясь, посмотрел Джейми в глаза:

— Нет. Больше никто ее взять не мог.

Лиззи повернулась к Джейми.

— Наверняка ты можешь что-то сделать. Арчи к тебе прислушается.

— Я попытаюсь, — ответил Джейми. — Но сомневаюсь, что это принесет много пользы. Ты же знаешь, каким упрямым может быть наш кузен. Он десять лет считал Дункана виновным. Чтобы убедить его в обратном, потребуется нечто большее чем карта и вот это не вполне понятное письмо.

Дункан почувствовал, что сестра начинает раздражаться.

— Но мы не должны сидеть сложа руки! — В ее голосе звучала нотка отчаяния. Лиззи повернулась к Дункану — Если ты не найдешь доказательств своей невиновности до того, как солдаты Арчи тебя поймают…

— Не волнуйся, Лиззи. Я не собираюсь облегчать им задачу.

Муж накрыл своей ладонью руку Лиззи.

— Вот видишь, твой брат прекрасно может о себе позаботиться. Если потребуется, он может укрыться в горах. Ты ему не поможешь тем, что будешь переживать.

Лиззи кивнула и сделала глубокий вдох.

— Прости. Ты прав. Нужно сосредоточиться на поисках доказательств, которые смогут убедить нашего кузена. А те, кто ночевал с тобой в шатре в ночь перед сражением? У кого могло быть желание навредить тебе или Кэмпбеллам?

— И к кому мой отец мог обратиться с таким предложением?

Удивленный этим замечанием, Дункан повернулся и посмотрел на Джинни. И не он один. Джинни внезапно обнаружила себя в центре внимания, и щеки ее вспыхнули.

Но она права. Грант должен был точно знать, что человек, которого он попросит украсть карту, это сделает.

— Кто был той ночью в шатре? — спросил Патрик. Дункан повторил имена, которые уже называл Джейми, но едва он дошел до Колина, Патрик и Кейтрина отреагировали мгновенно. Оба застыли, только Кейтрина мучительно покраснела, а у Макгрегора сделалось ледяное, убийственное лицо. Зная о роли Колина в трагедии этих двоих, Дункан прекрасно их понимал.

Лиззи побледнела и положила ладонь на руку мужа, молчаливо утешая его. Макгрегор немного успокоился, но глаза его пылали ненавистью.

— Если там был Охинбрек, — сказал он, — можешь не сомневаться, что он имеет к этому прямое отношение.

Кейтрина встрепенулась, словно хотела подтвердить его слова, однако вовремя прикусила язычок.

— Джейми рассказал мне, что произошло, — обратился Дункан к ним обоим.

— Колин? А он здесь при чем? — спросила удивленная Джинни.

Дункан покачал головой и пробормотал, что все объяснит позднее, а потом сказал Патрику:

— Я знаю, что у тебя есть основания не доверять моему брату, но там ночевали и другие…

— У Охинбрека была своя корысть, — процедил Патрик сквозь стиснутые зубы.

Дункан посмотрел на Джейми и Элизабет. Оба чувствовали себя так же неуютно, как и он. Никому из них не хотелось думать, что Колин мог сделать это.

— Я не был для него угрозой, — пожал плечами Дункан. — У Колина было все, чего он только мог пожелать. Если кому и следовало завидовать, так это мне. Я родился первым, но я не наследник. — Он взглянул на Джинни, и горло внезапно перехватило от нахлынувших воспоминаний. Дункан хрипло продолжил: — Именно его обручили с женщиной, на которой я хотел жениться. — Он снова повернулся к остальным и криво усмехнулся. — Впрочем, я его за это не виню. Никто ничего не знал. — Заметив, как нахмурилась Лиззи, Дункан поправился: — Кроме Лиззи и моего отца. Я рассказал им, вернувшись домой.

Лиззи поморщилась:

— Колин знал.

— После того, как я бежал, — сказал Дункан. Лиззи покачала головой:

— Нет, он узнал об этом раньше. Когда Джинни… простите, леди Гордон приехала в Каслсуин, чтобы найти тебя, Колин пришел в бешенство. Он сказал, что тебе следовало порвать с ней после его помолвки. Что ты болван, если надеялся, что сможешь на ней когда-нибудь жениться.

Дункан не знал, что сказать. Неужели его брат нарочно задумал свое обручение с Джинни, лишь бы сделать ему гадость? Или же он, как и Дункан, просто полюбил ее? Если учесть последнее предложение Колина о помолвке с Джинни, стоило склониться к версии о любви.

Видимо, Джейми пришел к тому же заключению.

— Поступки Колина достойны осуждения, но он всегда был верным клану и нашему кузену. Трудно поверить, что человек из ревности пошел на предательство: В том сражении погиб наш отец.

— Но если он не знал, что задумал мой отец? — предположила Джинни.

— А она права, — согласилась Лиззи. — Мы все время исходим из того, что взявший карту сговорился с Грантом предать Кэмпбеллов. А если он просто хотел подорвать доверие к тебе? Что, если переход Гранта на сторону врага оказался для него таким же сюрпризом, как и для всех остальных?

Джинни попыталась вырвать руку, но Дункан держал ее крепко. Поступок ее отца был неожиданным не для всех, и уж, во всяком случае, не для нее самой, но Дункан понял, что больше не хочет винить Джинни за то, что она ему ничего не рассказала. Он тогда слишком разозлился, чтобы понять, в каком сложном положении оказалась его любимая. Ей пришлось выбирать между ним и отцом. Никого нельзя ставить перед таким выбором. Она сделала то, что смогла. Причем очень сильно рисковала.

Подумав, Лиззи добавила:

— А золото подсунули потом, чтобы скрыть свою вину. Да, это возможно. И достаточно опрометчиво, как раз и духе Колина.

Но Дункан все еще не был убежден.

Чего-то недоставало — кусочка мозаики, чтобы все встало на свои места.

В любом случае пока они могли только гадать, а этого точно недостаточно, чтобы спасти его от палача.

— А где сейчас Колин? — спросил Дункан у Лиззи. Вместо нее ответил муж:

— Если у него хватает мозгов, то где-нибудь за сотню миль от Нилла Ламонта.

Лиззи сердито посмотрела на него и повернулась к Дункану.

— Последнее, что я о нем слышала — он вернулся в Данун.

Черт!..

— Что такое? — спросила Лиззи, увидев, как изменилось его лицо.

— Именно туда я отправил тебе письмо — то самое, что перехватил некто, пославший войско в Инвернесс дожидающийся моего человека.

Джинни лежала в своей постели на боку и смотрела, как моргает свеча, оплывая и превращаясь в лужицу тягучего воска. Она вслушивалась в звуки ночи, но безмолвная тьма окружала ее, как в гробнице. По панелям стен скользили, тени, но их отбрасывали спинка кровати и шкаф, а не человек. Ей было не до сна. После тревожного совещания в покоях лэрда обед прошел очень безрадостно. Сразу после него Дункан с братом куда-то исчезли, а когда он появился к ужину, то с Джинни почти не разговаривал.

Может, она опять ошиблась? Когда он пригласил ее в покои лэрда вместе со своей семьей, а потом заявил, что она невиновна в краже карты, Джинни подумала…

Она вздрогнула. Хотя она и прислушивалась изо всех сил, звук открывшейся и закрывшейся двери заставил сердце подскочить, а тревога вспыхнула опять.

Джинни села, невольно подтянув простыню к горлу. Дыхание перехватило.

Было темно, но Джинни не требовался свет, чтобы узнать Дункана. Он пришел.

Он стоял молча, угрожающе, нависая во тьме, как лев, готовый к прыжку. Его могучее тело излучало напряжение, мышцы бугрились; Он сменил боевое снаряжение на простую рубашку и плед горца, но этот наряд только подчеркивал его властность. Делал его устрашающим.

— Скажи, чтобы я ушел, Джинни. — Хриплый голос замораживал ее. И снова нахлынули воспоминания. Он уже приходил к ней так. Много лет назад.

Джинни задрожала. Не от страха, от предвкушения. Тело ее запылало, кожу начало покалывать, соски напряглись, и даже волоски на руках встали дыбом. Но сильнее всего затрепетало нежное местечко между ног. Тяжелое тепло желания заливало ее тело. Оно зародилось в глубине разбитого сердца и с годами стало еще сильнее.

Джинни не могла велеть ему уйти, как не могла приказать сердцу не биться. Она хотела его с первой минуты, как увидела в юные годы, и с того самого момента, как нога Дункана вновь ступила на землю Шотландии. И Джинни больше не хотела противиться.

— Скажи, — повторил он. Голос звучал так сердито… так скованно… так жестко.

Она покачала головой. Сердце отчаянно колотилось.

— Нет. Я не хочу, чтобы ты уходил.

Дункан в несколько шагов пересек разделявшее их расстояние. Он остановился у кровати и посмотрел вниз, на Джинни. В свете свечи она хорошо видела, как неукротимость его желания отражалась на его лице. Ее пронзил трепет предвкушения. Он великолепен и принадлежит только ей.

Джинни подумала, что он сорвет с нее одеяло, сдернет ее с постели и изнасилует до бесчувствия. Она видела, что ему этого хочется, но он опустил руки по бокам и стиснул кулаки. Самообладание ему не отказывало.

Пронзительный взгляд синих глаз пробуравил ее насквозь.

— Ты понимаешь, что говоришь, Джинни?

Она кивнула, широко распахнув глаза. Да, понимает, ее это ужасало, но она точно знала, что делает. Он ей поверил, и она тоже хотела довериться ему.

Простыня соскользнула вниз. Взгляд Дункана загорелся, задержавшись на бугорках сосков, хорошо видных сквозь тонкую ткань сорочки. Джинни вспомнила его губы на своем теле, и ее словно обдало горячей волной.

— Господь свидетель, я хочу твоего тела, но этого недостаточно. Я хочу тебя всю. Можешь ты вернуть мне свое доверие и простить за то, что я когда-то отказал тебе в нем? Дункан замолчал. В его глазах плескались боль и раскаяние. — Господи, Джинни, сможешь ли ты когда-нибудь простить меня за то, что я тебя бросил?

Голос его звучал глухо от переполнявших Дункана чувств, и Джинни отбросила последние сомнения. Он любил ее — и тогда, и сейчас. Они оба наделали ошибок и заплатили за них, каждый по своему. Но Дункан предлагал ей то, о чем она даже подумать боялась: возможность попытаться все начать сначала.

Джинни помнила одиночество, пустоту и тоску, терзавшие ее все эти долгие годы. Он разбил ей сердце и едва не погубил ее. А теперь ставки еще возросли: его жизнь… их сын. Но потерять его снова? Это будет ужаснее всего.

Сердце отчаянно колотилось. Понимая, как важен будет ее следующий шаг, Джинни подогнула под себя ноги, встала на колени и обвила его шею руками. Его тело показалось ей твердым, как гранит, мышцы бугрились под руками, как стальные канаты. Джинни прижалась к нему всем телом, наслаждаясь силой и надежностью его широкой груди. Их сердца бились в унисон. Он был таким теплым, жар проникал сквозь тонкую ткань его рубашки и даже сквозь плед.

Джинни скользнула губами к его уху, вдыхая насыщенный пряный аромат. Она хотела языком и губами насладиться каждым дюймом его великолепного тела.

И словно все эти годы исчезли, как будто их и не было.

И когда он так обнимал и целовал ее, весь мир исчезал, и оставались только они. Вдвоем. Не обремененные обязательствами, верностью кланам, тайнами. Его губы целовали страстно и умело. Джинни отвечала ему с тем же пылом, приоткрывая рот, чтобы впустить его язык, и тая от его прикосновений. Дункан точно знал, как доставить ей удовольствие. Каждое прикосновение губ, каждое искусное движение языка были просчитаны с удивительной точностью — чтобы возбудить.

Он прижал ее к себе, подхватив одной рукой под ягодицы, а другую запустил в волосы. Джинни тонула в его страсти, таяла от его прикосновений. Она ощущала его теплые пальцы на своем затылке; грубоватая щетина царапала ее нежную кожу, а он целовал ее все крепче и крепче, не пропуская ни единого местечка.

При каждом сладострастном толчке его языка тело Джинни содрогалось. Дункан словно имитировал ритм наслаждения, которое подарит ей чуть позже. Между ними оставалась всего только легкая ткань одежды, и она ощущала, как источник ее будущего наслаждения твердо упирается ей и живот.

Она ждала слишком долго. Желание захлестывало ее высокой, сокрушительной волной, и его сила изумляла. Она так долго не занималась любовью, что забыла, каково это, когда страсть захватывает тебя и сметает все на твоем пути. Но тело помнило все. То, как царапает кожу щетина, то, как руки сжимают грудь; тепло его губ на соске, насыщенный пряный вкус его поцелуев, тяжесть его тела на своем… То, как он заполняет ее всю.

Джинни не хотела думать, она хотела только чувствовать — его, внутри себя, заполняющего ее. То, как ее бедра обхватывают его. То, как она потирается о твердую восставшую плоть. Это приятно. Так приятно! Она не могла больше ждать.

Дункан, застонав, прервал поцелуй. Он дышал тяжело, прерывисто. Глаза его пылали желанием.

— Не так быстро, милая моя! Не сейчас…

Джинни чуть не вскрикнула, протестуя, но увидела па его лице решимость и поняла, что не сумеет переубедить Дункана.

Она понимала, чего он добивается, — чтобы Джинни призналась, что хочет его. Она не должна больше скрывать свою страсть. Дункан хотел увидеть ее всю — не просто сорвать с нее одежду, но и обнажить душу.

Не сказав больше ни слова, Дункан начал раздеваться, не отрывая от Джинни взгляда.

Она не могла шевельнуться, не могла дышать — этот потрясающий мужчина, словно приковал ее к месту. Он расстегнул толстый кожаный ремень у себя на поясе и шнырнул его на пол. Следом полетел плед, упав к его ногам тяжелыми толстыми складками. На Дункане еще оставались мягкие кожаные башмаки. Он сел на край кровати, чтобы снять их, и снова встал, собираясь снять льняную рубашку, но Джинни его остановила.

— Нет, позволь мне, — произнесла она хриплым голосом.

Их взгляды встретились. Если Дункан и удивился ее просьбе, он никак этого не показал, напротив, взгляд его запылал еще ярче.

Она больше не была невинной девушкой. Она стала женщиной, знающей, чего хочет. И прямо сейчас она больше всего на свете хотела прикоснуться к нему. Провести руками по широкой мускулистой груди, ощутить его жар, ту энергию, что пульсировала в нем.

Убедиться, что он настоящий. Что это не сон.

Дункан не отрывал от нее глаз. Джинни протянула руки вперед и скользнула ладонями ему под рубашку. И ахнула от этого прикосновения, от чувственного ощущения его горячей гладкой кожи под ладонями. Стоило только прикоснуться к нему, и она превратилась в озеро любви, полное горячего, пылкого желания.

Дункан издал резкий звук и дернулся, стиснув зубы. Мышцы под ее пальцами внезапно окаменели. Кажется, он вообще не дышал, и Джинни отлично понимала, как она на него подействовала.

Его реакция только придала ей сил — поразительно, какой чувственной властью она обладает над этим мужественным воином! Джинни погладила его по животу, ни на секунду не забывая о возбужденной плоти чуть ниже ее запястий.

Под пледом на Дункане ничего не было, а это значит…

Во рту у нее пересохло. Память ничего не преувеличила. Толстое и длинное, с круглой головкой, распухшей, тяжелой от прилившей крови, его естество гордо вздымалось на несколько дюймов выше пояса, подчеркивая его силу. Джинни покраснела, сообразив, что неприлично уставилась на него. Но ее похотливое внимание, похоже, только заставило его еще увеличиться в размерах.

Она протянула руку, но Дункан схватил ее за запястье, не дав прикоснуться. На щеках его заиграли желваки. Он покачал головой.

— Нет, — хриплым, страдальческим голосом произнес Дункан. — Еще рано.

Джинни покраснела еще сильнее, испытав при этом непонятное удовольствие, и снова занялась его рубашкой.

Она медленно вела руками по его груди, поднимая рубашку вверх. Когда она добралась до плеч, Дункан поднял руки, и ей пришлось забраться на кровать, чтобы снять ее через голову.

Бросив рубашку к пледу, Джинни провела руками по его плечам, по спине, по груди, вспоминая каждую выпуклость, каждую мышцу. Он стоял перед ней, полностью обнаженный и такой желанный, великолепный. Мускулы словно вылеплены скульптором, тело совершенно.

Он стоял неподвижно, но по его тяжелому прерывистому дыханию Джинни могла сказать, что ее прикосновения превратились для Дункана в сладкую пытку.

Она оторвала взгляд от его груди и посмотрела ему в глаза.

— Ты так сильно изменился. — Джинни произнесла это тихо, не в силах скрыть волнение в голосе. Юноша превратился в мужчину. Ее пальцы нежно поглаживали шрамы — следы битв, о которых она ничего не знала.

— Надеюсь, к лучшему? — небрежно отозвался Дункан, взяв ее за подбородок и заставив посмотреть себе в глаза. А потом голос его посерьезнел. — У нас пока есть время, Джинни. Еще не поздно.

Сердце ее сжалось. Она так надеялась на это! Сомнение затуманило сознание, но тут Дункан запечатлел на ее губах нежный поцелуй. Поцелуй, быстро ставший настойчивым. Требовательным. Стирающим любые мысли о ждущих их сложностях, возвращающим ее к этой, и только к этой ми нуте.

Она обвила руки вокруг его шеи и прижалась к его телу — к телу, которое воспламеняла своим прикосновением. Она чувствовала, как в ее жилах бушует пламя, готовое поглотить ее. Остро ощущая его наготу и то, что лишь тонкая ткань ее ночной рубашки разделяет их, Джинни прильнула к Дункану, скользнув немного вниз, чтобы он оказался у нее между ног.

Дункан отпрянул и покачал головой. Глаза его потемнели от страсти и сверкнули хищным блеском.

— Сейчас моя очередь.

От чувственного обещания в его голосе у Джинни участился пульс. Она настороженно посмотрела на Дункана. Пусть она уже не девушка, но и назвать себя искушенной в искусстве любви Джинни тоже не могла. Она снова подавила укол вины за то, что не смогла полюбить мужа, а только исполняла супружеский долг и спокойно принимала его ласки.

С Дунканом ей не приходилось притворяться, все получалось само собой. С ним она забывала обо всем. Никогда не ощущала неловкости. Ей казалось, что заниматься с ним любовью — самая замечательная вещь на свете.

Джинни все еще стояла перед ним на кровати и вдруг поняла, что ее груди находятся прямона уровне его глаз. Он медленно развязал завязки на ее ночной рубашке, задевая набухшие соски. Джинни не видела его глаз, зато чувствовала на себе его взгляд, жарко ласкающий ее.

Когда он ладонями обхватил ее груди и приподнял их к лицу, колени Джинни подогнулись. Дункан обводил большими пальцами ее соски, потирая их через ткань, и Джинни задрожала, тело ее напряглось и изогнулось.

Счастье только начиналось.

Глава 19

Дункан собрал последние капли самообладания. Дерзкое желание Джинни подействовало на него как сильное возбуждающее средство. А уж когда ее взгляд упал на его естество…

Он застонал. Воспоминание вызвало очередной прилив крови к уже вздыбленной плоти.

Страсть побуждала Дункана дать ей то, чего она хочет. Сорвать с нее рубашку, швырнуть ее на постель и обладать ею до тех пор, пока демон желания не утихомирится. Пока он не начнет снова мыслить здраво.

Она прикасалась к чему-то в нем, что давало волю первобытной части его натуры, о существовании которой Дункан и не подозревал. Но ему мало было только женского тела. Дункан хотел получить ее всю. Ее доверие. Ее сердце. Ее душу.

Если бы только ее груди не выглядели так соблазнительно. Он поднял их на ладонях, поднес к лицу и зарылся носом в глубокую ложбинку между ними, вдыхая нежный аромат ее кожи. Он наполнял его ноздри, его легкие, его тело. Дункан хотел утонуть в этом запахе — в ней.

Ее розовые соски под его руками напрягались. Дункан нежно покатал их между большим и указательным пальцами, и они превратились в твердые комочки. Такой сладкий соблазн! Он хотел раздеть ее медленно, но не мог выдержать ни минуты — жаждал увидеть Джинни обнаженной. Воспоминания о ее восхитительном теле преследовали его с того самого дня на озере. Взявшись за подол ночной рубашки, он медленно потянул ее вверх и снял через голову.

И отбросил в сторону. Джинни вспыхнула и непроизвольно попыталась прикрыться, но Дункан ей не позволил.

— Нет. Не надо. Ты такая красивая! — Он улыбнулся, увидев порозовевшие щеки. — Особенно когда краснеешь.

Джинни медленно опустила руки, открыв ему свою наготу.

Дункан упивался видом ее тяжелых грудей, изящной талии, пышных бедер и длинных красивых ног. «Да я счастливчик!»

Джинни истолковала его молчание неверно.

— Я тоже изменилась. У меня двое детей. Он обнял ее за талию.

— Ты стала еще красивее. — Неужели она этого не понимает? Дункан обвел ее грудь согнутым пальцем и посмотрел Джинни в глаза. — Ты прекрасна.

Страстно желая ощутить вкус Джинни, Дункан подставил ладони под ее пышные, мягкие груди и поднес их к губам, запечатлев на каждой нежный поцелуй.

Джинни ахнула, и Дункан понял, что она забыла о стыдливости.

Он ласкал ее руками, губами, языком. По очереди посасывал ее соски. У нее такая нежная и мягкая кожа — просто бархат.

Джинни застонала, выгнув спину. Его копье тут же дернулось и твердо прижалось к животу. Она такая отзывчивая! Можно привести ее к экстазу, просто посасывая груди.

Но у него были другие планы.

Дункан взял ее за лодыжки и заглянул в глаза.

Медленно скользил он руками вверх, по длинным изящным ногам, остановился над коленками. Джинни затаила дыхание. Его пальцы погладили внутреннюю поверхность бедер. Теперь она дрожала, трепеща от желания. И была восхитительно влажной. Он вдыхал нежный запах женского естества.

Ее руки вцепились ему в плечи, словно ноги ее больше не держали. Дункан скользнул руками назад, к ягодицам, чтобы подчинить ее себе еще больше.

— Дункан, — слабо протестуя, прошептала она. — Ты не можешь…

Она замолчала, потому что Дункан лизнул ее, сжимая в ладонях тугие округлые ягодицы.

— Еще как могу. И буду — и очень тщательно. — Он снова лизнул ее, наслаждаясь этим вкусом.

Джинни ахала, стонала, дрожала. Он поднял на нее взгляд.

— Посмотри на меня, Джинни. Я хочу видеть твои глаза. Взгляд зеленых глаз, возбужденных и полных страсти, устремился к нему. Губы ее приоткрылись, она прерывисто дышала.

В груди у него защемило. Боже, как она красива! И вся дрожит от вожделения.

Глядя ей в глаза, Дункан снова поцеловал ее, проведя языком по влажной расщелине, а потом медленно погрузив его внутрь. Он совершал круговые движения языком, входя и выходя… и все это время глядя ей в глаза, видя, как они темнеют. Как трепещут ее веки. Как розовеют от желания щеки. Он чувствовал ее нетерпение, чувствовал, как стремится она к развязке, и язык его забирался все глубже, приближая ее кульминацию. Он целовал Джинни до тех пор, пока она не закричала. И удерживал ее так, посасывая, пока она не достигла пика. Он чувствовал, как она содрогалась, как тело ее напряглось, а потом расслабилось.

Но эта ночь только начиналась.

Он смотрел на нее, такую расслабленную и томную, и любовь к этой женщине переполняла его.

В груди продолжало щемить. Дункан понимал, насколько хрупкое перемирие они заключили.

Его будущее оставалось неопределенным, но когда эта ночь закончится, у Джинни не останется сомнений в том, что она принадлежит ему.

Дункан смотрел на нее с очень странным выражением.

Джинни положила ладонь ему на щеку, потерев темную щетину, проступившую на подбородке. Он выглядел таким серьезным.

— Что случилось? Я сделала что-нибудь не так?

Его губы изогнулись в медленной улыбке. Он вдруг снова стал тем самым юношей, которому она отдала свое сердце.

— Ничего не случилось, но я надеюсь, что ты не собираешься спать.

Он сидел на краю кровати, склонившись над Джинни. Она скользнула взглядом по его широкой груди, опустила глаза на его возбужденное естество и выгнула бровь.

— Ты хочешь сказать, мы еще не кончили?

— А разве похоже?

Она игриво закусила губу.

— Не могу сказать точно. Может быть, мне следует потрогать и понять?

Вся игривость испарилась без следа.

— О да! — простонал Дункан.

Она обхватила его естество. Пальцы не сомкнулись, таким возбужденным оно было — твердым, как камень, горячим, с бархатисто-нежной кожей.

Дункан показал ей, как его ласкать, чтобы доставить особое удовольствие. Она с наслаждением смотрела, как сжимаются мышцы у него на животе, когда она ускоряет ритм. Она придвинулась ближе, покрывая поцелуями его щеки, его шею, его грудь. Ей нравился вкус его кожи. Тепло. Ощущение, что под губами атлас.

Джинни услышала, как Дункан задержал дыхание, когда ее губы опустились ниже. Когда язык коснулся плотных полос мускулов, опоясывающих живот.

Ее рука замерла. А каково на вкус все остальное?

Джинни подняла на Дункана взгляд. Каждая мышца его тела напряглась. Он понял ее безмолвный вопрос и кивнул. Едва заметно. Похоже, что он был не в силах шевельнуться.

Его естество пульсировало. На самом кончике блестела жемчужная капелька, и Джинни слизнула ее языком, пробуя его на вкус. Дункан чуть не соскочил с постели. Тело его дрожало от наслаждения. Джинни опустила голову и сомкнула губы на его естестве, вобрав его в рот. Дункан застонал, напрягся, а потом приподнял бедра, чтобы скользнуть еще глубже. Все чувства Джинни исполнились пряным привкусом его мужской сути.

Она закрыла глаза и отдалась сильным ощущениям, исследуя его губами, языком, вбирая его в себя все глубже и глубже. С каждым движением Джинни чувствовала себя все более уверенно. Понимание, что она сводит его наслаждением с ума, усиливало и ее собственные ощущения.

— Хватит, — прохрипел Дункан, приподняв ее голову. — Я хочу оказаться в тебе.

Он нежно опустил Джинни на постель и лег рядом. Она прижалась к нему, наслаждаясь восхитительным ощущением его мощного тела рядом с собой.

Дункан опустил голову и поцеловал ее. Его руки властно гладили ее тело. Не осталось ни единого местечка, не затронутого его лаской, — груди, ноги, руки, ступни… Джинни распалилась и хотела еще.

Его рука скользнула между ее ног, а губы накрыли рот в долгом поцелуе. Язык и палец двигались одновременно.

Джинни прижалась к его руке, к его телу, чувствуя, что превращается в пылающее пламя. Желание толкало ее на край обрыва, стремилось к освобождению. Она не могла думать, растворившись в страсти такой плотной и жаркой, что казалось, будто она бредет сквозь густой туман.

Дункан навис над ней, упершись руками в матрац по обеим сторонам плеч Джинни и направив свое возбужденное естество к ее лону. Глядя ей в глаза, он медленно, дюйм за дюймом, скользил внутрь, овладевая ее телом. Ее душой.

Это было слишком сильно. Слишком властно. Грудь сжималась от обуревавших ее чувств.

Джинни ахнула, когда Дункан вошел в нее целиком, совершил последний толчок и замер так. Давая ей прочувствовать себя. Свой вес. Невероятное ощущение его естества внутри… наполняющего ее. Даруя ощущение завершенности. Взглядом он заставил Джинни признать, что эти узы связывают их навеки. И не только тела, но нечто более важное. Что-то непреодолимое. Что-то, что нельзя выразить словами, но можно увидеть в его пронзительном взгляде.

Ее сердце переполнялось чувствами, которые она не мечтала больше никогда испытать. Чувствами настолько сильными, что они пугали Джинни — словно теперь ей стало понятно, что она должна потерять навсегда.

И тогда он начал двигаться, вонзаясь в нее сильными толчками, которые отдавались во всем ее теле. Это была самая незабываемая минута ее жизни.

Никакой другой мужчина не мог бы вызвать в ней такие чувства — потому что никакой другой мужчина для нее не существовал.

Дункан думал, что не может быть ничего более потрясающего, чем розовые мягкие губы Джинни, сомкнувшиеся на его естестве, чем ее язык, ласкающий его, ее рот, вбиравший его все глубже и глубже.

Но он ошибался.

Неукротимая похоть ничто по сравнению с чувствами, наполнявшими его сердце, когда он дюйм за восхитительным дюймом погружался в ее глубину. Ее глаза затягивали его. Все глубже и глубже. И он прикасался к ее душе.

Она была такой теплой. Такой влажной. Такой восхитительно плотной. Он забыл, каково это — быть в ней. Каково это — чувствовать под собой ее тело. Она такая крохотная и хрупкая, что он боялся раздавить ее, но Джинни прижимала его к себе, стремясь соприкасаться кожей. Ее груди прижимались к его груди, и, вонзаясь в нее, Дункан ощущал ее напрягшиеся соски.

Он закрыл глаза, чувствуя, как его накрывает теплой волной.

Он сделал еще один толчок. Это слишком хорошо. Наслаждение оказалось чересчур сильным, чтобы суметь его продлить. Она сжималась вокруг его естества, как мягкий кулак.

Джинни застонала и приподняла бедра ему навстречу, словно исполняя медленный чудесный танец.

В жилах Дункана бурлила кровь, приливая к чувствительной головке естества. Внизу позвоночника пружиной скручивалось наслаждение. Дункан был готов излиться. Он пытался сдержаться. И, выждав секунду, вошел еще раз, сильно и глубоко, чтобы она…

Джинни выкрикнула его имя, а тело ее содрогалось в экстазе. Восторг, разлившийся у нее по лицу, подтолкнул к краю и Дункана. Он вонзился в нее еще раз, замер и с силой содрогнулся сам. Наслаждение накрыло его мошной, все сотрясающей волной.

Дункан оставался в Джинни до тех пор, пока не успокоился. Но даже тогда он не хотел разрывать узы. Только мысль о том, что он, быть может, сейчас раздавит ее, заставила Дункана выскользнуть из ее теплого тела. Перекатившись на бок, он обнял Джинни и прижал к своему плечу. Ночной воздух приятно холодил разгоряченную кожу.

Они лежали молча. Это казалось самым правильным после того, что они вместе пережили. Слов все равно не хватило бы.

Джинни рассеянно водила пальцем по треугольнику волос у него на груди, потом ниже, по узенькой дорожке, ведущей к животу. Дункан точно знал, о чем она думает.

— Ты и вправду мне веришь? — спросила она, поднимая на него взгляд.

Ему не требовалось спрашивать, о чем это она. — Да.

— И что заставило тебя понять, что я не брала карту? Джинни спрашивала вовсе не о доказательствах против нее, а задавала очень сложный вопрос — почему Дункан поверил в это? Он начал вспоминать. Он тогда был очень молод, только прокладывал свой путь в жизни и не мог поверить, что оказался счастливчиком и сумел добиться любви такой девушки, как Джинни.

— Я видел тебя рядом с твоим отцом и знал, как сильно ты его любишь, знал, что ты предана своей семье. Ты была молода, красива и могла выбрать любого мужчину в наших горах. Я хотел верить, что ты готова полюбить незаконно рожденного, у которого не было ничего, кроме имени. — Он криво усмехнулся. — Даже имени-то не было.

Джинни лежала неподвижно.

— Я видела, какой ты человек. Мне нужен был ты, Дункан, а не твое происхождение. Разве я хоть раз дала тебе повод подумать, что оно имеет для меня какое-то значение. Ты был для меня самым великолепным, чудесным мужчиной на свете!

Услышав гнев в ее голосе, Дункан растерялся.

— Прости меня, — глухо вымолвил он. Джинни расслабилась и снова прижалась к нему.

— Но почему ты поверил мне сейчас? — спросила она. — Что изменилось?

— Мы уже не те люди, какими были тогда. Со временем я понял, что понимала ты — что мы строим свою судьбу не происхождением, а поступками.

Джинни посмотрела на него со странным выражением в глазах. Потом спросила:

— И что мы можем сделать? Какие поступки совершить? Дункан выгнул бровь и криво усмехнулся:

— Мы?

— Я хочу тебе помочь.

Он так долго ждал этих слов!

— Можешь уговорить своего брата позволить тебе просмотреть бумаги отца?

Джинни покачала головой:

— Это не поможет. После пожара почти ничего не осталось.

У Дункана упало сердце.

— Был пожар? Джинни кивнула.

— После Гленливета, когда король направился на север, пылая местью к тем, кто сражался против него, он разрушил много замков, в том числе и Фруи. Большой зал и покои моего отца были уничтожены. Когда он умер, я просмотрела все, что сохранилось. Там не было бумаг, касавшихся битвы.

Дункан выругался. Возможность отыскать какие-то документы была слабой, но теперь ее и вовсе не существовало. Похоже, у него остался единственный вариант — искать людей, имевших отношение к той истории: Но идея допрашивать собственного брата ему не нравилась.

— Ты думаешь о Колине? — спросила Джинни. Дункан искоса взглянул на нее.

— Младшему брату ты мог казаться недосягаемым. — Джинни покусала губу. — Однажды Колин сказал что-то в этом роде. Тогда я не придала этому особого значения, но из зависти люди иногда совершают ужасные поступки. Впрочем, не знаю, кроется ли за этим что-нибудь. — Джинни положила руку ему на ребра и пристроила на нее подбородок. — А что ты знаешь о своей матери? Ты никогда о ней не рассказывал.

Дункан оцепенел.

— Я не хочу о ней говорить! — отрезал он, пытаясь не обращать внимания на ее обиженный взгляд. Да и что он мог сказать о женщине, которую никогда не видел?

Но он понимал, что идет по опасной дорожке. Джинни еще не полностью доверяет ему. Возникшие между ними узы были еще совсем непрочными. Поэтому Дункан глубоко вздохнул, заставляя себя расслабиться, и решил открыть ей душу:

— Она была из Макдоналдов. Нянчила детей вождя. Она бросила моего отца, когда мне было всего несколько месяцев. Полагаю, мое рождение сильно опозорило ее, и она была рада от меня избавиться. Боюсь, что и отцу пришлось нелегко. Кэмпбеллы и Макдоналды постоянно и жестоко враждовали между собой. Дед возненавидел меня с первого взгляда.

Джинни пожала обнаженными плечами. — Я все думала — может, за этой историей кроется что-то большее? Твой отец никогда ничего тебе не говорил?

— Нет… — Дункан замолчал и нахмурился. Джинни снова посмотрела на него каким-то особенным взглядом, Дункан вздохнул и сдался:

— Отец сказал кое-что прямо перед смертью. — Он припомнил те слова: «Мать… найди… Макдоналд…» — Вроде бы он хотел, чтобы я нашел мою мать, но у него был горячечный бред.

Глаза Джинни заблестели.

— А что, если он знал, что говорит? Что, если он в последний момент хотел помочь тебе?

— Нет! — прервал ее Дункан раньше, чем она смогла продолжить. На минуту он снова увидел ту порывистую полную неудержимой энергии девушку, которая в полночь выбралась из замка и пошла с ним купаться. — Я не намерен встречаться с матерью. Если отец хотел, чтобы мы помирились, мне жаль, что я его разочаровал.

— А вдруг твой отец решил перед смертью открыть тебе тайну?

— Например?

— Что, если на самом деле мать тебя не бросала? Или вдруг есть что-то неизвестное в твоем происхождении… Я только пытаюсь помочь вернуть твое доброе имя. В этом деле поиски матери важны для тебя.

Он стиснул зубы.

— Не думаю.

Она с раздражением посмотрела на него.

— Ну не будь же упрямым ослом. Остров Айла совсем недалеко отсюда. Мы сможем съездить туда и обратно за день-другой. — Теперь Джинни смотрела умоляюще. — Ну что в этом плохого?

До сегодняшнего дня он не собирался ехать туда. Уж не говоря о том, что половина воинов кузена разыскивают Дункана. Но Джинни буквально дрожала от возбуждения, и ему не хотелось охлаждать ее энтузиазм. Кроме того, вариантов практически не осталось.

Дункан стиснул зубы. Все в нем восставало против этой идеи, но в то же время он искренне хотел ее порадовать. Она не знала его отца, а ведь тот не стал бы ему лгать. Особенно в свой последний час.

— Я подумаю.

Джинни вроде бы собралась спорить дальше, но тут ее губы изогнулись в медленной улыбке, а в глазах появился лукавый блеск. Она провела рукой по его груди, начала чертить своими мягкими пальцами круги вниз, к животу. Дункан застонал. Обмякшие мышцы резко возвращались к жизни.

— Может быть, я смогу найти способ убедить тебя? Дункан схватил ее за руку и сомкнул пальцы Джинни на своем естестве. Едва она начала его гладить, как оно затвердело. Конечности снова наливались теплом. Каждое движение ее руки увлекало его все глубже и глубже в водоворот наслаждения.

Он знал, что в конце концов выполнит ее просьбу, и не важно, как многого она захочет. Дункан боялся, что на свете нет ничего такого, чего он не сделал бы для нее. Но это не значит, что он не может получить немного удовольствия.

— Попытайся, — простонал он, закрыл глаза и позволил ей делать все, что она хочет.

Глава 20

Следующие две ночи Джинни просто из кожи вон лезла, чтобы убедить его, но Дункан оказался исключительно упрямым, хотя она начала подозревать, что ему просто слишком нравились ее старания, поэтому он и не спешил сдаться. Впрочем, не только ему. Она лежала в постели, думала, что пора бы уже и встать, но уставшее после занятий любовью тело отказывалось повиноваться.

Она просто не могла насытиться Дунканом. В ее жизни так давно не было страсти, и теперь Джинни словно пыталась наверстать упущенное время.

А в глубине сознания все время копошилась мысль, что как раз времени-то у них и не было.

Если его поймают до того, как они найдут доказательства…

Джинни пыталась подавить удушающий страх, и желудок ее скручивался узлом. Он только что вернулся к ней; она не вынесет, если снова потеряет его.

Джинни понимала, что, вполне возможно, на острове Айла они ничего не найдут, но пока у них не было иных «зацепок», кроме горячечного бреда его отца на смертном ложе. Она не могла этого объяснить, но чутье подсказывало, что очень важно отыскать мать Дункана. Джинни была в таком отчаянии, что готова была ухватиться за соломинку.

В Каслсуине они были в безопасности, но Джинни понимала, что Дункан не останется здесь надолго, иначе его брат мог лишиться своей должности у кузена. Своим приездом сюда они уже поставили Джейми в неловкое положение — он укрывал у себя не просто беглеца, но преступника, которого разыскивал его кузен. Как раз вчера вечером Джейми с Дунканом из-за этого спорили. Дункан упрямо твердил, что не будет перекладывать свои неприятности на семью, а Джейми столь же упрямо доказывал, что больше не отвернется от брата.

Очевидно, братья все же достигли какого-то соглашения. Придя к ней на следующий день, Дункан объявил, что все улажено.

Заставив себя выбраться из постели, Джинни велела приготовить ей ванну, но нежиться в ней не стала. Мягкое тепло, исходившее от камина, не могло справиться с утренним холодом. Быстро одевшись с помощью одной из горничных, Джинни отправилась на поиски Элизабет Кэмпбелл. Если она не может убедить Дункана сама, придется просить подкрепления.

Его сестру она нашла в одной из небольших комнат, сделанных в толстой стене замка. Та смотрела в окно, а на коленях у нее лежала книга. По лицу Элизабет блуждало странное задумчивое выражение.

— Надеюсь, я вам не помешаю?

От звука ее голоса Элизабет вздрогнула и посмотрела на Джинни так, словно та была привидением. Она покачала головой и невесело улыбнулась:

— Нет. Сегодня утром я не олень хорошо себя чувствовала, и Патрик потребовал, чтобы я отдохнула, если хочу поехать в Инверери.

— Эти дни были очень насыщенными. Элизабет усмехнулась:

— Это верно.

— Вы едете в Инверери, чтобы замолвить перед Аргайллом словечко за Дункана?

Элизабет кивнула.

— С Джейми и с мужем. Надеюсь, это поможет.

Но судя по голосу, не очень-то она в это верила. Элизабет снова повернулась к окну, и Джинни подошла ближе, чтобы увидеть, что ее там так привлекает. Сквозь замерзшее стекло она увидела во дворе воинов. Одни упражнялись на мечах, другие стреляли из лука, а вокруг стояли мальчики…

О Боже! Джинни изо всех сил пыталась сделать бесстрастное лицо, но она уже поняла, что привлекло внимание Элизабет.

Дункан выполнил свое обещание показать Дугаллу некоторые приемы. Он с ее сыном сцепились в шутливом поединке. Дугалл попытался проскочить мимо него, но Дункан его схватил, облапил, как медведь, и оторвал извивающегося мальчика от земли. Должно быть, Дугалл сказал что-то смешное, потому что Дункан запрокинул голову назад и захохотал.

Джинни почувствовала боль в груди. Смотреть на них вместе было пыткой, но она не могла отвернуться. Ее мучила совесть. За прошедшие два дня она много раз хотела признаться ему, но так и не смогла решить, как он себя поведет. Вдруг захочет публично объявить сына своим? Джинни могла доверить ему свое будущее, но как быть с будущим сына?

Она хотела открыться Дункану, но что-то ее все время останавливало. И не потому, что он был вне закона, — он боролся за свою жизнь, хотя это, несомненно, играло свою роль. Они только начали восстанавливать то, что едва не разрушили. Их отношения становились все прочнее с каждой ночью, наполненной страстью, но все-таки были еще совсем ненадежными. О будущем и речи не возникало — какое будущее, если сама жизнь Дункана еще под сомнением?..

Джинни чувствовала на себе любопытный взгляд Лиззи.

— Насколько я понимаю, это ваш сын? — спросила та. Джинни отошла от окна. Сердце ее колотилось.

— Да. — Она посмотрела Лиззи прямо в глаза. — Его зовут Дугалл.

— На вид ему лет десять.

— На Михайлов день ему исполнилось девять.

Лиззи помолчала, глядя на нее своими ясными синими глазами. Джинни, не дрогнув, ответила на ее взгляд, хотя ноги у нее подкашивались.

— Я как раз вспоминала тот день, когда вы явились в Каслсуин.

Джинни напряглась. Элизабет продолжала:

— Мне тогда показалось, что с вашей стороны это дерзость — приехать разыскивать Дункана после того, что вы с ним сделали. Точнее, в чем он вас обвинял, — поправилась она. — Вы так расстроились, узнав, что он уехал. Я очень удивилась, услышав, что вы почти сразу же вышли замуж. Это вроде бы подтверждало обвинения Дункана, но я все думаю — может, имелась какая-то другая причина?

Опущенные руки Джинни крепко сжались в кулаки.

— Если вы хотите мне что-то сказать, просто скажите, и все, — ответила она сквозь стиснутые зубы.

— Однажды он увидит то, что вижу я. И когда это произойдет, разница в четыре или пять месяцев его не обманет. Откройте ему правду!

Джинни потребовалось какое-то время, чтобы успокоиться, и только после этого она смогла взять себя в руки и ответить. Постаравшись выкинуть Дункана из головы, она произнесла:

— Я надеялась, что смогу заручиться вашей помощью и уговорить Дункана ненадолго съездить на остров Айла. Он вспомнил кое-что, сказанное вашим отцом…

— Но он едет туда завтра. Это решили вчера вечером. Я думала, он вам сообщил. — Лиззи смутилась — Правда, было уже поздно, может быть, вы его просто не видели.

Очевидно, Элизабет правильно разобралась в том, кто с кем спит, но теперь опасалась, что ошиблась. Нет, она не ошиблась.

Джинни сжала губы. Вот паршивец!

— Я уверена, что он собирался вам все сказать! — поспешно добавила Лиззи.

Да-да, может быть, после очередной ночи «уговоров», когда будет уже поздно, и она не сможет его сопровождать. Джинни прищурилась, глядя на внушительную фигуру мужчины во дворе.

— Бьюсь об заклад, что собирался, — отозвалась она, извинилась и решительно зашагала вниз по лестнице. Если он думал, что сумеет обойтись без нее, то очень ошибался.

Когда Джинни вышла во двор и стала спускаться вниз по ступеням, тренировка как раз закончилась. Дункан разговаривал с Лейфом и Коналлом, стоя к ней спиной, и не видел, как она подошла. Его люди кинули на нее один-единственный взгляд и быстро ретировались — как раз перед тем, как Джинни тронула его за плечо.

Дункан обернулся и расплылся в невольной улыбке.

На мгновение Джинни забыла про свой гнев — перед ней стоял такой неотразимый мужчина… Его черные волосы блестели на солнце, синие глаза сверкали, как море, широкая улыбка обнажала белые зубы. Он выглядел намного моложе своих лет.

— Я слышала, ты решил предпринять небольшое путешествие?

У него хватило совести, чтобы смутиться.

— А-а, ты уже знаешь, вот как…

— Но тебе и в голову не пришло сообщить мне… Я еду с тобой!

— Ты никуда не поедешь!

Решительный взгляд зеленых глаз встретился с таким же решительным взглядом синих.

— И как ты собираешься мне помешать? Ты не имеешь права мной распоряжаться, Дункан Кэмпбелл.

Он прищурился, помрачнел.

— Не спорь со мной, Джинни. Поездка слишком опасна.

— Почему? Разве они проверяют и водные пути? Никому и в голову не придет искать тебя на острове Айла.

Он плотно сжал губы, очень недовольный этим доводом, — потому что Джинни сказала чистую правду. Они могли отплыть прямо из Каслсуина и высадиться у Данивэга, крепости Макдоналдов на восточном побережье Айла. Даже верхом ехать не придется.

— Я не хочу вовлекать тебя в это, — стоял на своем Дункан.

— Я уже вовлечена. Если мой отец имеет какое-то отношение к тому, что произошло с тобой, значит, вина падает и на меня. При хорошем ветре мы сможем добраться туда за несколько часов. Кроме того, ты же не будешь отрицать, что я уже помогала тебе раньше?

— Эта уловка не сработает дважды. Твой друг капитан наверняка уже понял свою ошибку.

Джинни положила ладонь ему на руку.

— Прошу тебя, Дункан. Ведь это придумала я… и хочу увидеть, что из этого получится. Я хочу быть там с тобой. — Ее глаза обожгло слезами. — Я не смогу сидеть тут и ждать, чем все кончится. — Она посмотрела ему в глаза. — Ты хотел моей помощи? Я тебе ее предлагаю. Не отказывай мне.

Джинни задержала дыхание, всматриваясь ему в лицо. В конце концов Дункан махнул рукой:

— Если нас поймают, скажешь, что я тебя похитил. Что значит еще одно преступление, если я уже осужден за измену?

Джинни удержалась от улыбки. Такого она никогда не сделает. Она будет защищать его до последнего вздоха.

Дункан перевел дыхание, когда они оставили позади побережье Напдейла и вышли в открытое море на одном из вельботов брата. Отряд собрался небольшой, чтобы не привлекать особого внимания, — лишь Дункан, его люди и несколько верных стражников Гордонов. И Джинни.

Он только обманывал себя, когда думал, что сможет уехать без нее. Джинни права: вероятно, море сейчас для него — самое безопасное место. Он не хотел, чтобы она видела, как его схватят. Но будет ли лучше, если она услышит об этом позже?

В общем, нравилось ему это или нет, а она поехала. Он не мог отказать ей, потому что не знал, сколько еще времени им отпущено. И согласился по чисто эгоистическим причинам — ему нравилось, что она рядом. Если у него все получится, они впредь никогда не расстанутся.

Дункан уже много раз думал, не предложить ли ей бежать с ним. Покинуть Шотландию, избавиться от болтавшейся над ним петли. Денег у него хватит на дюжину жизней. Может, если бы речь шла только о них двоих, он бы так и сделал. Но у нее дети, и он не мог просить Джинни лишить их будущего.

Ему надоело прятаться. Теперь он не один. Пришло время выслушать обвинения, и он надеялся, что справедливость восторжествует.

Дункан внимательно смотрел на исчезавшее вдали побережье, а северянин Лейф, опытный моряк, переправлял их через море. Самое опасное — это отплытие из Каслсуина. Если кто-нибудь наблюдает за замком, то может пуститься за ними вслед. Однако пока они вроде бы плыли одни, если не считать случайных рыбацких лодок.

Небо было не очень голубое, но его сероватый цвет вполне подходил холодному декабрьскому утру. Вдали от берега ветер сделался пронизывающим.

Продолжая приглядывать за морем, Дункан сел рядом с Джинни, закутавшейся в пледы так, что только нос торчал наружу. Сейчас она резко отличалась от той Джинни, из постели которой он выбрался сегодня утром, — стройные ноги запутались в простынях, золотисто-рыжие волосы рассыпались по подушке.

Дункан вспомнил, как Джинни его дразнила, и его естество снова восстало. Она не разрешала ему прикоснуться к себе, зато водила затвердевшими сосками по его груди, по губам, по набухшему члену. Терлась об него своей гладкой, шелковистой кожей. Обводила языком отяжелевшую головку восставшей плоти, проводила языком по всей его длине снова и снова, и в конце концов Дункану пришлось вцепиться в матрац, чтобы не вонзиться ей глубоко в рот. Когда она все же сомкнула на нем свои теплые влажные губки, Дункан едва не кончил. А потом она посасывала его член во рту, ласкала нежными руками и все-таки вынудила его сделать то, от чего он хотел воздержаться.

Он готов был принимать ее наказание когда угодно. Но такая требовательная в постели, она стала непривычно тихой потом, и продолжалось это все утро. Дункан сперва приписывал это ее тревоге об исходе их путешествия и о его судьбе, но уже начал подумывать, не кроется ли за этим что-то совершенно другое.

Ведь она так ждала этой поездки.

— Тебя что-то беспокоит, Джинни?

Своим вопросом он прервал ее раздумья. Джинни вздрогнула, торопливо отвела глаза и чересчур решительно замотала головой. Чуть отодвинув плед ото рта, она ослепительно улыбнулась:

— Нет, просто очень холодно. Долго нам еще плыть? Дункана она не обманула. Она что-то скрывает от него.

Он понадеялся, что Джинни все расскажет сама, и не стал ее заставлять.

— Примерно два часа, если ветер не переменится. Мы должны пристать в Лауде еще до полудня. Я отправлю просьбу о встрече с… — он не смог выговорить это слово, — с нянькой сразу же, как только мы причалим. — Дункан еще раз кинул взгляд за корму, посмотрел на волны и снова повернулся к Джинни. — Не знаю, сколько времени Джейми с Лиззи пробудут в Инверери, но полагаю, что мы вернемся в Каслсуин раньше и будем дожидаться их там.

Джинни чуть склонила голову, глядя на него!

— Мы пристанем в гавани Лауда? Я думала, мы переночуем в замке.

Дункан помотал головой:

— Мне не хочется полагаться на гостеприимство Макдоналдов и задерживаться у них дольше необходимого.

Собственно, я надеюсь, что мы не встретимся с их вождем. Ни к чему это.

— Думаешь, он тебя узнает? Дункан хмуро кивнул:

— Да. Мой брат Джейми хорошо известен Макдоналду, и нашего отца их вождь тоже знал.

Пусть сейчас между Кэмпбеллами и Макдоналдами не было вражды, отношения их всегда оставались непростыми. Глаза Джинни расширились.

— Я как-то не подумала…

— Беспокоиться не о чем. Даже если мы и наткнемся на него, он не нарушит законов гостеприимства и не схватит меня. А если пошлет кому-нибудь весточку, мы успеем уйти раньше, чем те прибудут. — Дункан ухмыльнулся. — Боюсь, это означает, что тебе придется провести ночь в каком-нибудь деревенском трактире, а не в роскоши покоев замка.

Джинни ответно усмехнулась:

— Мне уже приходилось.

— Я помню.

Их взгляды встретились. Как ни странно, воспоминание больше не причиняло Дункану боль. Но тут разговор пришлось прервать, потому что позади показался чей-то парус. Оказалось, что тревога ложная, но к тому времени, как они в этом убедились, ветер переменился, и Дункан взялся за весла.

Как он и обещал, через два часа они причалили в небольшой гавани. Надежно привязав лодку, Дункан послал двоих стражников в замок с запиской от Джинни с просьбой повидаться с матерью. Разместились в ближайшей гостинице. К счастью, хозяин оказался неплохим поваром, и они как раз прикончили большую миску говяжьей похлебки, заедая ее ячменным хлебом и сыром, когда вернулись с ответом стражники.

Их готовы были принять.

Дункан договорился насчет лошадей, и вскоре он, Джинни и двое стражников Гордонов скакали вверх по холму, к воротам замка Данивэг — или Дан Номэг, как его называли в Шотландском нагорье.

Это была впечатляющая крепость, окруженная семисторонней стеной. В замке имелось два уровня — морские ворота и внешний двор внизу, башня и внутренний двор наверху, соединенные лестницами. Большой бастион выходил на залив, так что стражники хорошо видели, кто приближается.

Дункан приказал Лейфу, Коналлу и остальным оставаться снаружи, за воротами, чтобы наблюдать за гонцами, прибывающими в замок или покидающими его. Если что-то пойдет не так, пусть его люди будут на свободе и попытаются ему помочь.

Оставив охранников Джинни во дворе, они прошли в большой зал, расположенный на втором этаже башни. Джинни села в кресло у камина. Дункан остался стоять у нее за спиной.

Он слишком беспокоился, чтобы сидеть. Он столько лет не желал даже думать о женщине, бросившей его, но сейчас, когда она могла вот-вот появиться перед ним, сердце его колотилось все сильнее.

Видя его напряженное состояние, Джинни взяла его за руку и легонько сжала ее.

В этот миг дверь отворилась. Джинни встала, а Дункан неподвижно замер. В комнату вошла женщина.

Невысокая, очень худенькая — можно сказать, хрупкая, — с белоснежными волосами, чуть выбивавшимися из-под черного бархатного французского чепца, давно вышедшего из моды. С кожей морщинистой, как высохшее яблоко.

Ей было лет семьдесят, не меньше, — слишком стара, чтобы быть его матерью. Дункан слегка расслабился. Но почему мать не пришла сама?

Старушка смотрела только на Джинни, но потом перевела взгляд на Дункана, побледнела, а Глаза ее расширились, словно она увидела привидение. Она пошатнулась. Дункан и Джинни одновременно кинулись к ней, чтобы поддержать.

Старушка не упала в обморок, и они осторожно усадил и ее в кресло. Джинни вытащила из привязанной к поясу сумочки веер — из-за горевшего в камине огня в комнате было жарко. Похоже, женщину обуревали внезапно нахлынувшие воспоминания, она не могла произнести ни слова.

— Прошу прощения, — сказала Джинни. — Мы не хотели вас расстраивать.

Старушка покачала головой. Понемногу приходя в себя, она посмотрела на Дункана.

— Ты очень похож на отца. И на мать. У нее были самые черные волосы на свете. Как вороново крыло. А глаза синие, как Ирландское море.

Сердце Дункана упало. Он заметил, что женщина говорит о его матери в прошедшем времени.

— Меня зовут Мэри Макдоналд, — сказала старушка, — я сестра прежнего вождя и тетушка теперешнего. Ваша записка попала ко мне. Боюсь, вы не сможете повидаться с Катриной, вашей матерью. — Она кинула на Дункана извиняющийся взгляд. — Она умерла десять лет назад.

Дункан именно этого и ожидал, но все равно ее слова оказались для него ударом. Он не собирался знакомиться со своей матерью, но оказалось на удивление тяжело узнать, что уже никогда не сумеет этого сделать. Катрина. Он впервые в жизни услышал, как ее звали.

Джинни положила ладонь ему на руку. Этот жест не укрылся от старушки. Она переводила взгляд с одного на другую.

— А как это произошло? — спросил Дункан бесстрастным голосом.

— Она поскользнулась и упала с утеса на камни. Ужасная трагедия… Десять лет назад.

— Примерно в то же время, когда умер мой отец? Старушка кивнула:

— Да, мы как раз узнали, что он погиб в сражении. Тогда известия о твоих бедах до нас еще не успели дойти.

Дункану показалось, что он услышал непроизнесенное «и слава Богу».

— Когда ты вернулся? — спросила она.

— Пару месяцев назад.

— Тебя оправдали?

Они с Джинни переглянулись.

— Не совсем, — натянуто улыбнулся Дункан. — Поэтому мы сюда и приехали.

— Вы можете хоть что-нибудь рассказать нам о ней? — спросила Джинни.

В глазах Мэри Макдоналд появилась легкая настороженность.

— Почему бы сначала вам не сказать мне, что стало известно?

Дункан ответил:

— Она была няней при детях теперешнего лэрда, у них с моим отцом случился роман, и она бросила меня, оставив отцу, почти сразу после моего рождения. — Он не сумел справиться с болью в голосе.

— Не суди свою мать слишком строго, мальчик. Ей все это далось совсем нелегко. Мой брат убил бы тебя, узнай он, что она натворила. Макдоналды и Кэмпбеллы жестоко враждовали между собой.

Горячность в ее голосе удивила Дункана. Но то, что он слышал о лэрде, не давало оснований сомневаться в ее словах. Старый вождь Макдоналд обладал репутацией жестокого и беспощадного предводителя.

— Должно быть, она была любимой няней.

Палице старушки на миг появилось странное выражение.

— Да. Твоя мать была необыкновенной девушкой. Ее любили все.

И все-таки она отдала свое дитя и даже не оглянулась… Кажется, Джинни поняла, о чем он думает, и решила вернуться к волновавшей ее теме:

— Скажите, вы не могли бы объяснить, почему отец Дункана хотел, чтобы он нашел ее? Это было его предсмертное желание?

Старушка долго смотрела на Дункана, потом повернулась к Джинни. Ее морщинистое лицо опечалилось.

— Нет, даже не догадываюсь. — Она помолчала. — Простите, что ничем не смогла вам помочь.

Ничего другого Дункан и не ожидал, но от этого его разочарование не стало меньше. Еще одна дорога никуда не привела. Раньше или позже ему придется убедиться, что никаких доказательств он не найдет.

Глава 21

Они пробыли в замке совсем недолго, отказались от предложения леди Макдоналд выпить по бокалу кларета с печеньем и решили вернуться в гостиницу. Дункан торопился скорее покинуть крепость Макдоналдов, не желая наткнуться на лэрда, и Джинни не могла его за это винить. Все надежды узнать что-нибудь важное умерли десять лет назад.

Было что-то странное в том, что родители Дункана умерли в течение одного месяца. Джинни хотелось еще порасспрашивать леди Макдоналд, но она видела, что тема эта болезненна как для старушки, так и для Дункана.

Сердце ее рвалось к нему. Она тоже потеряла мать и даже не смогла сказать ей «до свидания». Но еще хуже (и Джинни это понимала) — утрата возможности встретиться лицом к лицу с человеком, который принес тебе столько боли.

Прошло всего несколько часов после полудня, а уже смеркалось. Они пробирались по узкой тропе обратно в деревню. Дункан, похоже, был поглощен своими мыслями, и Джинни решила ему не мешать. Может, он винит ее за то, что она напрасно начала копаться в его тягостном прошлом?

Если да, то Джинни не обижалась. Она так надеялась, что они хоть что-нибудь узнают! А теперь чувствовала себя полной дурой — сумасбродной дурой! — которая потащила их обоих через море в бестолковое, никому не нужное путешествие. В точности так могла поступить ее мать. Щеки залило краской стыда.

Дункан о чем-то быстро переговорил со своими людьми (Джинни предположила, что он давал им указания на вечер), подошел к ней и повел в небольшую отдельную комнату, которую заказал для нее — точнее, для них обоих, как надеялась Джинни.

— Если хочешь, я прикажу принести ванну, — предложил Дункан.

Джинни кивнула, закусив губу. Он что, собрался уходить?

— Будешь ужинать здесь или внизу, с остальными? Джинни заломила руки, с тревогой посмотрев на него.

— Ты на меня очень сердишься? Дункан удивленно дернул головой.

— Сержусь? Почему это я должен на тебя сердиться? Она посмотрела на него полными слез глазами.

— Ты не хотел сюда ехать, а я все не отставала. Прости, что потащила тебя так далеко…

— Стоп. — Дункан взял ее за подбородок и заглянул в глаза. — Тебе не за что оправдываться. Ты никуда меня не тащила. Я должен был приехать сюда много лет назад, когда об этом попросил отец. Это я вел себя по-дурацки из-за гордыни. Не хотел даже думать, что мать мне нужна.

Он всего лишь пытался улучшить ее настроение, но вместо этого Джинни стала чувствовать себя еще хуже.

— Жизнь ничему меня не учит. Как только мне чего-то очень сильно хочется, сразу возникают неприятности.

— Ну почему? — Дункан ухмыльнулся. — Хуже, чем раньше, в любом случае не стало. — Он провел большим пальцем по ее щеке. — Уедешь со мной? Мы можем отплыть во Францию прямо сейчас. Через неделю будем в Испании. Ты никогда ни в чем не будешь нуждаться, и мы окажемся наконец в безопасности.

Джинни ахнула, всматриваясь ему в лицо. Кажется, он говорил совершенно серьезно.

— Но я не могу!

— Ты не хочешь быть со мной? — с вызовом спросил Дункан, притягивая ее к себе еще ближе. — Я люблю тебя, Джинни. Я никогда не переставал тебя любить. И надеюсь, что ты тоже любишь меня.

— Люблю, — не колеблясь ответила она. И ей потребовалось не меньше минуты, чтобы осознать, что сказал Дункан — он любит ее! — и что ответила ему она. Да, она его любит и ничего не может с этим поделать. Она пыталась похоронить это чувство, прогнать его от себя, но ничего не вышло. Сердце ее принадлежало Дункану с первого мгновения, как она его увидела. И прежняя любовь сделалась только сильнее, когда Джинни лучше узнала его. — Я люблю тебя, Дункан, но ни за что не брошу своих детей…

Дункан улыбнулся и ласково поцеловал ее. Вероятно, ей передалась некоторая безрассудность и страстность матери, но она помнила о своем долге и о верности, чего была лишена мать.

Джинни настороженно посмотрела на Дункана. Может быть, он просто пытается таким образом преподать ей урок?

— Ты вправду сказал то, что думаешь?

Он улыбнулся, и ямочка на левой щеке заставила ее сердце сжаться.

— О том, чтобы уехать, или о том, что люблю тебя?

— И то, и другое, — прошептала Джинни. Сердце ее отчаянно колотилось. Это ужасно — ну как можно так ее дразнить?

— Насчет отъезда —неправда. Я намерен остаться и опровергнуть выдвинутые против меня обвинения. А то, что я люблю тебя?.. — Дункан провел большим пальцем по ее нижней губе, и голос его сделался хриплым. — Да, Джинни, я тебя люблю. С той самой минуты, как я тебя увидел, для меня не существует других женщин.

К горлу подступил горячий комок. Джинни давно забыла, что это такое — быть по-настоящему счастливой.

— И я тоже. Я никогда не переставала тебя любить. Когда ты уехал, я думала, что сердце мое разбилось, но любовь к тебе не умерла.

От его пылкого взгляда по телу Джинни пробежала дрожь предвкушения.

— Можешь этого не говорить. Теперь ты моя, и только это имеет значение.

Он осторожно положил Джинни на кровать, нависнув над ней своим мощным телом воина. Она протянула руки, провела ими по твердым мышцам и потянула Дункана на себя. Как она любила его надежность и силу!

Между ног у нее уже все трепетало, увлажнившись от желания. Он пристально смотрел на нее горящим взглядом. Раздвинув ноги Джинни, Дункан подхватил ее под коленки и встал между ними, устремившись внутрь.

Он еще никогда не испытывал таких чувств. Ему казалось, что сердце стало слишком большим и не умещается в груди. «Я люблю тебя». Во второй раз эти слова прозвучали намного значительнее, потому что теперь он знал, какая это драгоценность. Он познал разочарование, понял, что такое разбитое сердце и каково это — жить в пустоте.

Но теперь ошибки и недоверие остались в прошлом. Дункан чувствовал себя так, словно ему дали второй шанс на жизнь. И даже нависшая над ним угроза не испортит эту ночь. Сегодня ночью им не помешает никто и ничто.

Дункан хотел, чтобы Джинни запомнила каждый миг их слияния. Он не прикасался к ней, не целовал ее, не доводил страстью до безумия. Он просто смотрел ей в глаза и входил в нее. Дюйм за дюймом. Медленно и осторожно. Все их чувства сосредоточились в одном месте.

Джинни ахнула, когда он вошел в нее. Она приоткрыла свои розовые губы и прерывисто вздохнула. Ее пышные груди, увенчанные розовыми сосками, приподнялись, когда она изогнула спину, принимая его. Впуская еще глубже.

Это было невероятно. Ее теплое влажное тело сомкнулось вокруг его естества, как плотная бархатная перчатка. Дункан замер на полпути, наслаждаясь каждой секундой этих ощущений. Но больше всего его потрясало чувство, от которого сжималась грудь. Каждый раз, когда он смотрел на Джинни, сердце его словно увеличивалось. Он никогда не думал, что все это когда-нибудь повторится. Похоже, судьба ему все-таки улыбнулась. Жаркая волна чувств поднялась из глубины души и захлестнула его. На этот раз он ее никуда не отпустит.

Дункан продолжал свое неспешное продвижение, погружаясь в нее до тех пор, пока они не слились воедино. Теперь она принадлежит ему и сердцем, и душой.

— Я люблю тебя, Джинни. Люблю сильнее, чем мог себе представить.

Она улыбнулась и погладила его по щеке.

— И я люблю тебя.

Дункан, глядя ей в глаза, вошел еще глубже. Ее глаза широко распахнулись, она негромко застонала, и он чуть не кончил.

Дункан входил и выходил, медленно, неторопливо, восхищаясь тем, как она удерживала его внутри, не отпуская.

Джинни обвила его ягодицы ногами, прижимая его к себе еще сильнее. Он прижался к ней грудью, кожа его запылала от соприкосновения, и резко вонзился в нее. На этот раз сильнее. Быстрее. Требовательнее.

Ее стоны сводили его с ума. Он хотел, чтобы она как можно скорее достигла пика.

Страсть изменяла ее лицо. Восхитительные черты стали мягче, глаза затуманились от наслаждения.

Джинни изогнулась под ним, напрягшиеся соски словно вонзились в его грудь. Она выкрикнула его имя. Потом еще раз. И наконец закричала от восторга. Жаркие спазмы, сжимавшие его плоть, оказались последней каплей.

Его ягодицы сжались. Наслаждение накрыло его с утонченностью ударившей молнии. Все запульсировало. Экстаз овладел его телом и душой. Вонзившись в нее в последний раз, Дункан запрокинул голову и отдался стремительной волне жаркого наслаждения, захлестнувшего его так, что сердце перестало биться. На какой-то миг ему показалось, что он умер и увидел Валгаллу.

Когда все кончилось и он снова сумел связно мыслить, Дункан обнял Джинни и прижал к себе.

Все, что требовалось сказать, было сказано. Они предназначены друг для друга. И будущего без нее он себе не представлял.

Должно быть, Джинни задремала, потому что, когда она открыла глаза, было уже темно. Дункан зажег свечу и сидел на краю кровати, одеваясь.

Услышав, что она зашевелилась, он повернулся и окинул взглядом ее обнаженное тело. Губы изогнулись в сладострастной улыбке.

— Прости, что я тебя разбудил, но мне нужно проверить своих людей и убедиться, что к завтрашнему путешествию все готово.

Его слова вернули Джинни в действительность, и она ощутила холодок нехорошего предчувствия. Это несправедливо. Дункан не преступник! Аргайлл не может не знать, что он за человек, он должен понимать, что Дункан никогда бы его не предал. Мысль о том, что он должен через все это пройти, приводила Джинни в бешенство.

— Как у тебя это получается, Дункан? Как ты сумел не ожесточиться, несмотря на все, что с тобой случилось?

— Разве это привело бы к чему-нибудь хорошему? Ну, рассвирепею я из-за ударов судьбы, разве мне станет легче? Надеюсь, справедливость в конце концов восторжествует.

Он прав, подумала Джинна. Истина важнее всего. После того, что они пережили вместе, разве можно что-то скрывать от Дункана? Она признаётся ему в любви и скрывает правду о сыне. Что он о ней подумает? На глаза навернулись слезы.

— Что мы будем делать теперь? — прошептала Джинни. Дункан наклонился и привлек ее к себе.

— Не теряй надежды, любовь моя. Я еще поживу немного. Достаточно долго, чтобы жениться на тебе и увидеть, как младенец, а то и не один сосет молоко из этих прекрасных грудей.

От чувства вины перехватило дыхание. «У него есть сын. Скажи ему».

— Мне надоело бегать и прятаться, — произнес Дункан. — Я решил — если не найду Колина, то отправлюсь в Инверери. Кузен мне должен помочь.

Джинни в ужасе широко распахнула глаза.

— Нет! — Она схватила его за руку. — А что, если он тебе не поверит? Тебя казнят на месте!

— Надеюсь, до этого не дойдет. — Дункан нежно поцеловал ее. — Верь в меня, любовь моя.

— Верю, — ответила она. — Но Аргайллу не доверяю. — Дункан ради нее идет на смертельный риск. Нельзя допустить, чтобы он прошел через такое. Нужно что-то делать. — А что, если мы уедем с тобой все вместе — я и дети? Мы поедем за тобой куда угодно и будем ждать, когда правда выплывет наружу. — Даже если это значит, что ей придется пожертвовать будущим сына.

Дункан посмотрел на нее и покачал головой:

— Я не могу. Не хочу лишать твоих детей их будущего. Я не желаю видеть, как твой сын…

— Он не сын Френсиса! — выпалила Джинни. Слова вырвались наружу, и теперь их уже не взять обратно.

В комнате повисла мертвая тишина. Дункан не шевельнулся. Глаза его почернели, как уголь, и смотрели с такой настойчивостью, какой Джинни еще ни разу не видела.

— Что ты сказала?!

Перемена произошла мгновенно. Голос звучал так жестко, что Джинни его не узнавала. В ее груди отчаянно затрепыхалась паника. Она знала, что эта минута неизбежна, но от этого ей не стало легче. Она доверяет ему. Он поймет. Он поступит правильно.

Дункан схватил ее за руку и голую вытащил из постели, сжимая пальцы изо всех сил. Ей казалось, что на ней наручники.

— Повтори, что ты сказала! — приказал Дункан. Она вздернула подбородок, собираясь с духом.

— Дугалл — твой сын.

Дункан смотрел на нее так, будто она, снова в него выстрелила. Пальцы впивались в руку.

— Ты мне врала! Как ты могла скрыть такое от меня?! Его гневные глаза обвиняли, и это потрясло Джинни до глубины души. Он смотрел на нее так, будто вообще ее не знал. Так он смотрел на нее десять лет назад, когда пробрался в ее комнату и обвинил в предательстве.

И этот взгляд лишил ее последних капель самообладания. Как он смеет вести себя так, будто это Джинни поступила с ним подло? Она сделала все, что могла — при сложившихся обстоятельствах. И все это было сделано ради ее ребенка — их ребенка!

Джинни вырвала руку и оттолкнула Дункана от себя.

— Это ты нас бросил, Дункан. Ты бросил меня одну, беременную. — Его голова дернулась, словно Джинни его ударила, но ей было наплевать. Он хотел правды? Он ее услышит. — Я проглотила свою гордость после того, как ты столь жестоко обвинил меня в предательстве, и помчалась в замок Каслсуин, чтобы сказать тебе, что жду твоего ребенка. И узнала, что ты уже уехал. И что я должна была делать? — Ее голос дрожал. — Я была в ужасе от того, что произойдет, если кто-нибудь узнает. Не могла даже подумать о скандале, который из-за моей ошибки обрушится на голову невинного ребенка. Я-то знала, каково ему будет. И не сомневаюсь, ты тоже. — Дункан вздрогнул, но Джинни уже было все равно. — Поэтому, когда Френсис Гордон сделал мне предложение, я поступила так, как должна была. И не смей меня осуждать!

Дункан прищурился.

— Ты и его обманула!

Дункан не желал ничего слышать про святого Френсиса Гордона — человека, вырастившего его сына! Ее признания ранили глубоко и больно. «Мой сын!» Как она посмела скрыть от него это? Он убедил себя, что нужно ей верить, а она все это время ему врала!

А ведь он чувствовал, что это его мальчик, но предпочел поверить этой лживой женщине. Болван!

— Как ты это сделала? — спросил Дункан с каменным лицом. — Как скрыла его рождение?

Джинни устало опустилась на край кровати. Похоже, страстная вспышка опустошила ее.

— После сражения Хантли и большинство высокопоставленных членов клана были изгнаны из страны. Френсис не поехал вместе с остальными на континент. Мы с ним отправились в один из отдаленных замков Гордонов далеко на севере, взяли с собой лишь несколько доверенных слуг и прожили там два года. Никому и в голову не пришло сомневаться в отцовстве Френсиса. — Она помолчала. — Думаю, отец подозревал, но он никогда не говорил об этом.

— Ты ловко все устроила! Гордон украл моего сына, и никто даже вопросов ему не задавал!

Щеки Джинни вспыхнули.

— Он дал твоему сыну все то, чего ты лишил его, бросив нас!

Дункан понимал, что в ее словах есть доля правды, но ему не было от этого легче. Он пришел в такое бешенство, что не доверял себе и боялся провести с ней лишнюю минуту — он мог сказать что-нибудь такое, о чем потом будет сожалеть всю жизнь. О чем они оба будут сожалеть.

— Теперь все изменится. Джинни побледнела.

— Что ты имеешь в виду?

Дункан решительно посмотрел ей в глаза.

— А ты как думаешь? Я намерен предъявить права на сына.

— Я тебе этого не позволю.

Дункан расхохотался и ответил ей ее собственными ело вами:

— И как ты собираешься мне помешать?

Джинни вцепилась в него, одной рукой удерживая на груди одеяло, а другой держа его за руку.

— Ты не посмеешь! Разве непонятно? Ты погубишь все, что я для него сделала!

Дункан замер. Ее слова больно ударили его, а правда оказалась горше, чем желчь. Если он объявит, что это его сын, то превратит его в незаконнорожденного — сделает с ним то, что мучило его самого всю жизнь. Причем не просто в незаконнорожденного. Мальчик станет внебрачным сыном преступника. А если он промолчит, то позволит своему сыну носить имя другого человека и унаследовать земли и имущество, которые ему не принадлежат.

Взгляд Дункана пылал. Он смотрел на женщину, которую лишь час назад держал в объятиях, с которой занимался любовью. Которую, как ему казалось, он любил. Если бы она специально придумывала, как причинить ему боль, то не смогла бы отыскать более мучительный способ.

«Это мой сын. Я хочу, чтобы он жил со мной!»

Дункан не стал одеваться до конца, просто сгреб в охапку свои вещи и оружие и шагнул к двери.

— Погоди! Куда ты?

Он почувствовал страх в голосе Джинни, но его это не тронуло. Он услышал, как она вскочила у него за спиной, но не стал поворачиваться — слишком тяжело на нее сейчас смотреть.

— Куда-нибудь подальше отсюда! — бросил Дункан тусклым голосом и прежде, чем она успела ответить, вышел, изо всех сил хлопнув дверью.

Глава 22

Джинни долго смотрела на дверь, уверенная, что он вот-вот возвратится. Ему нужно время все обдумать, но потом он поймет, что у нее не было выбора.

Но он так рассердился. Непонятно даже, слышал ли он ее объяснения.

Она так долго оберегала Дугалла, думая только о том, чтобы избавить его от жизни с клеймом незаконнорожденного. Но делая это, она лишала сына возможности иметь отца.

Разве не сама она когда-то сказала Дункану, что главное в человеке не происхождение, а поступки? Верила ли она в то, что говорила, или это были всего лишь слова?

Мысль о боли, которую это причинит сыну, ужасала Джинни, но Дугалл сильный мальчик, и с их помощью он переживет эту бурю. Джинни никогда не забудет того, что сделал для нее Френсис, но она не имеет права лишать Дугалла возможности узнать своего настоящего отца.

И она скажет все это Дункану, если только он вернется. Через час рассветет, и уж к этому времени он наверняка придет.

Он не бросит ее опять… или бросит?

Стук в дверь ее испугал. Сердце подскочило. Джинни выпрыгнула из кресла, кинулась к двери и рывком распахнула ее.

— Дун… — слово замерло на устах. Это вовсе не он, а всего лишь дочь хозяина гостиницы с подносом, полным еды. Вспыхнувшая было надежда рухнула. Перед ней стояла девушка лет семнадцати, с темными волосами и приятным круглым лицом. Очевидно, она не только разносила еду и эль в общей комнате внизу, но и работала в гостинице горничной.

— Я не слишком рано, миледи? — Джинни увидела, что лицо ее озабочено. — Я могу прийти попозже. Просто я услышала ваши шаги и подумала, что вы не откажетесь подкрепиться.

— Спасибо, — ответила Джинни, открывая дверь пошире и впуская девушку в комнату. От миски с говяжьей похлебкой исходил вкусный пар, рядом на подносе лежал свежий хлеб, но есть ей не хотелось. — Я подумала, что это стучится мой охранник.

Девушка покачала головой:

— Они еще спят после эля моей матушки — там, внизу у камина. Кроме главного — высокого черноволосого мужчины. — Девушка обеспокоенно посмотрела на Джинни. — Он недавно уехал.

Уехал? Джинни попыталась проглотить вставший в горле комок.

— Ты не знаешь, куда он направился?

— Думаю, в доки. Во всяком случае, в ту сторону.

Джинни кивнула, пытаясь не выдать своей тревоги. Может быть, он просто готовит лодку к отплытию. Он не уедет без нее. Девушка поставила поднос с завтраком на столик и спросила, не принести ли свежей воды для умывания, но Джинни отказалась.

— Давайте я помогу вам надеть платье, — предложила девушка, заметив, что на Джинни только одна льняная сорочка.

Хотя Джинни больше всего хотелось остаться одной, она понимала, что не сумеет одеться самостоятельно, поэтому согласилась. Все лучше, чем дожидаться Дункана. Может пройти еще какое-то время, пока он за ней вернется.

— У вас были какие-то дела в замке, миледи? — спросила девушка, зашнуровывая корсет.

Джинни кивнула:

— Я хотела повидаться со старой няней, Катриной. Юная горничная изумленно взглянула на нее.

— С Кейти?

— Да, но с сожалением узнала, что она умерла. Девушка вздохнула.

— Да, это была ужасная трагедия. — Она понизила голос: — Бедняжка Кейти, видимо, сорвалась со скалы, когда возвращалась домой. Через неделю после того как она пропала, ее вынесло на берег. Ее сумели опознать только по волосам. Они походили на золотую пряжу с запутавшимися в ней водорослями.

Джинни поморщилась. Ей совсем не хотелось слышать чудовищные подробности. Стоп, стоп… она нахмурилась. Золотую?

— Мне казалось, что у нее были черные волосы. — Как у ее сына…

Девушка замотала головой:

— Нет, мистрис. Волосы у Кейти были яркие, как солнце.

Джинни ощутила укол тревоги, но подавила его. Волосы как вороново крыло, сказала леди Макдоналд, Может быть, Джинни ее не так поняла? Ну уж нет! Может быть, старушка все перепутала? Скорее всего.

«Но она не показалась мне рассеянной».

Затылок покалывало — явный признак, что здесь что-то не так. Неужели леди Макдоналд им солгала?

А если нет?

Джинни не могла махнуть на это рукой. Если есть хоть малейший шанс, что леди Макдоналд что-то знает, нужно за него ухватиться. Но Дункан собирался уехать. И если учесть, что он про нее сейчас думает, вряд ли ему захочется прислушиваться к ее словам. Джинни повернулась к горничной, выжидательно смотревшей на нее.

— Ты можешь устроить так, чтобы меня кто-нибудь отвез в замок?

— Да, например, мой брат Дэви, но разве вы не хотите подождать, пока вернется ваш охранник?

— Вообще-то я бы предпочла, чтобы он об этом ничего не знал. — По крайней мере так он не сможет запретить ей туда ехать. А если Джинни ошибается, ему вообще ни к чему об этом знать. — Если он будет меня искать… — Джинни торопливо придумывала объяснение. Заметив торчавший из сумочки небольшой веер, которым она вчера обмахивала леди Макдоналд, Джинни быстро затолкала его поглубже и надела сумочку на запястье. — Скажи, что вчера я забыла в замке мой веер и поехала его забрать. Я вернусь, как только смогу.

Девушка присела в реверансе.

— Хорошо, миледи. Я пойду за Дэви.

— Погоди! Могу я попросить тебя еще об одной услуге?

Девушка кивнула.

— Одолжи мне плед.

Горничная даже глазом не моргнула. Джинни предположила, что она не первая, кто тайком уходит из гостиницы.

— Конечно.

Через несколько минут Джинни на цыпочках спустилась вниз по лестнице, но не зашла в общую комнату, где отдыхали ее охранники, а вышла через кухню. Девушка выпустила ее через заднюю дверь и провела мимо колодца и небольшого садика к конюшне.

Ее брат Дэви был на несколько лет старше своей сестры и настолько же худой, насколько она полненькая. Он уже ждал их, держа под уздцы коренастого горного пони. Понимая, что Дункан наверняка выставил часовых, Джинни натянула плед на голову, как капюшон, и опустила голову. Маскировка была наивной, но она понадеялась, что часовые просто глянут и решат, что это женщина из деревни.

Вероятно, так и случилось, потому что их никто не остановил. Они быстро проехали три мили и прибыли в замок, когда уже рассветало.

Оказавшись во внутреннем дворе, они привязали пони рядом с конюшней, и Джинни пошла просить у леди Макдоналд еще одну аудиенцию, моля Бога, чтобы на этот раз все прошло более удачно.

Колин Кэмпбелл ждал до темноты в небольшой бухточке чуть севернее Лауда, чтобы никто не заметил его прибытия на остров Айла. Если рассказы о боевом мастерстве его брата правдивы, в чем он не сомневался (Дункан всегда был искусен во всем), придется использовать преимущество неожиданности, чтобы взять его в плен. Однако на всякий случай в заливе ждал еще один вельбот, чтобы не дать Дункану улизнуть.

Колин знал, что брат здесь. Как только его люди увидели судно, покинувшее Каслсуин и направившееся к проливу, Колин сразу понял, куда плывет брат.

Шпион Колина, служивший в стражниках Макдоналда, подтвердил его догадки. Они прибыли на остров Айла, остановились в деревенской гостинице, а вчера поднялись в замок ради короткой встречи с Мэри Макдоналд.

Дункан был здесь, а это значит, он где-то близко. Хотя Колин не сомневался, что предусмотрел все, всегда имелась вероятность, что что-то упущено. Колин надеялся, что все пройдет гладко, но нельзя полагаться на волю случая.

Однако Колин не был лишен братских чувств, и то, что он собирался сделать, его не радовало. Он всегда смотрел на Дункана снизу вверх, мечтал походить на него. Видимо, в этом все и дело. Он был обречен оставаться лишь тенью брата.

«Или он, или я», — напомнил себе Колин. Впрочем, в глубине души он всегда это знал.

Эта проклятая карта. Он всего лишь хотел выставить Дункана в глупом свете, а одурачили его самого. Грант его обманул. Воспользовался его завистью к брату. А ведь Колин ему доверился, думал, что уже обручен с дочерью Гранта. Это дьявольское отродье, Грант, предал их обоих, и Колину пришлось подкинуть брату золото, чтобы не выдать своего участия в случившемся.

Последней каплей оказалась записка. Колин сразу узнал женский почерк и понял, что это от Джинни. Его невесты. Дункан знал, что они обручились, но все равно отправился к ней на свидание. Да будь он проклят, он спал с его невестой! И может быть, спит с ней сейчас. Гнев затмил все его добрые чувства к брату. Дункан заслуживает именно того, что получил.

Колин пристегнул ножны и засунул за пояс два пистолета с медными рукоятками. Его люди заканчивали сворачивать лагерь на невысоком, поросшем лесом холме над деревней. До рассвета оставался примерно час — самое подходящее время, чтобы застать брата врасплох. Он знал, что с Дунканом совсем мало людей, но нельзя недооценивать опасность. Однако у Дункана была одна слабость, и Колин намеревался ею воспользоваться.

Зачем Дункан вернулся? В ту же минуту, как Колин услышал, что брат снова ступил на землю Шотландии, он понял, что ему придется сделать. И надеялся, что Дункан даст ему повод. Он вовсе не хотел стрелять брату в спину.

Дункан шел с берега в гостиницу, пытаясь отряхнуть с волос воду. За ночь остров затянуло влажным, пронизывающим до костей туманом, а рассвет еще не наступил. Но холод ему никогда не мешал. Он вырос в Шотландском нагорье, рядом с морем, и привык к нему. Правда, нужно признать, что далеко не все горцы купаются в море посреди зимы. Может быть, в его жилах течет больше скандинавской крови, чем он думал раньше.

В деревне еще было тихо, однако уже чувствовались первые признаки жизни. Над трубами вился дымок — слуги разжигали очаги.

Ночь была длинной. Уйдя от Джинни, Дункан присоединился к своим людям в общей комнате. Он чувствовал себя жестоко оскорбленным и пытался найти способ выпустить пар, слишком уж сильные чувства его обуревали. Почему Джинни не призналась раньше? «Потому что она тебе не доверяла. Да и с какой стати? Ты же ее бросил».

Противный внутренний голос раздражал. Он не хотел понимать его доводов, гнев еще слишком свеж.

Дункан завернул за угол, обошел пустые рыночные прилавки и увидел гостиницу. Как всегда, он внимательно осмотрел окрестности. Что-то было не так: куда-то делись часовые Гордона.

Все нервы сжались в кулак. Дункан почувствовал, что вокруг слишком спокойно. Слишком тихо. Он посмотрел на грязную землю и увидел отчетливые следы ног, идущие во всех направлениях вокруг дома. Два десятка человек — по меньшей мере. Вероятно, есть и другие, спрятавшиеся в доме, снаружи и за деревьями. Слишком много для тех нескольких человек, что прибыли с ним, тем более что Лейф как раз сегодня утром отправился на разведку в замок. Дункан сделал несколько шагов назад, чтобы скрыться из виду. Впрочем, они его уже наверняка заметили.

Это ловушка. Та, в которую он не попадется.

И тут Дункан вспомнил. И выругался, чувствуя, как от ужаса все внутри сжимается. Джинни! Он оставил ее одну, а значит, дал им в руки превосходное оружие. Кулаки сжались сами собой. Если они ее хоть пальцем тронут, то не доживут до следующего рассвета. И плевать, если их там целая армия.

Его взгляд метнулся к окну второго этажа, но не уловил никакого движения. Дункан пытался не волноваться, но ведь она наверняка услышала шум, когда в гостиницу ворвались вооруженные мужчины. Если ее нет у себя в комнате, значит, она…

Утреннюю тишину разорвал приглушенный женский крик, и кровь в жилах Дункана заледенела.

Не колеблясь ни мгновения, он помчался вперед.

До двери оставалось каких-то двадцать футов, когда раздался громкий выстрел из мушкета.

Колин, просто не мог в это поверить. Все прошло так гладко — за исключением того гиганта ирландца. Его люди захватили гостиницу без единого выстрела, одного удара кинжалом хватило, чтобы убрать единственного часового снаружи, а остальные оказались совершенно беспомощными, потому что спали. И все это только для того, чтобы выяснить, что ни его братца, ни леди Гордон в гостинице нет! Он просто не мог сдержать ярость, вскипавшую еще сильнее, когда Колин думал, что эти двое могли что-то заподозрить.

Раненого ирландца и четверых стражников Гордона связали и усадили рядом на полу. Туда же притащили хозяина гостиницы, его жену и юную дочь.

— Где они?! — заорал Колин на гиганта.

Из носа ирландца и из раны на щеке, куда попала пуля из мушкета, капала кровь, но он усмехнулся и спросил:

— Кто?

Колин едва сдерживался. Только желание поймать брата помешало ему приказать убить мерзавца немедленно.

— Преступник Дункан Даб.

Громадный рыжеволосый ирландец пожал плечами:

— Не знаю я никаких преступников. Колин ткнул его пистолетом под подбородок.

— Ты уверен?

Гигант даже не вздрогнул.

— Вполне.

Колин видел по его решительному лицу — этот человек никогда не предаст своего предводителя. Он уже был готов нажать на спусковой крючок, как вдруг краем глаза заметил, что девушка пытается что-то сказать.

Он, прищурившись, перевел взгляд на нее.

— Ты знаешь, где сейчас преступник и его женщина?

Девушка выглядела перепуганной до полусмерти.

— Я…

— Давайте ее сюда!

Его люди схватили ее, и она завизжала.

— И… их здесь н-н… нет, — испуганно всхлипывала она, и слова звучали неразборчиво. — Мы не знали, что он преступник. Мы не хотим неприятностей. Я видела, как черноволосый мужчина недавно ушел в сторону порта. Ночью они поссорились, и я беспокоилась за леди, поэтому утром поднялась к ней. Она ушла вскоре после него…

Ее прервал выстрел из ружья.

Колин подумал: вряд ли можно надеяться, что твою работу выполнит кто-нибудь другой.

Сердце Джинни едва не выскакивало из груди. Она погоняла своего пони, ветер растрепал ей волосы и хлестал по щекам. Из глаз струились слезы, но Джинни этого не замечала. Она могла думать только об одном — нужно как можно скорее добраться до деревни. Ей не терпелось найти Дункана и рассказать ему о том, что она выяснила.

Решив выяснить правду, Джинни ошеломила старушку, рассказав о том, что узнала от горничной. Потребовалось несколько точных вопросов, и словно плотину прорвало — та рассказала ей всю приключившуюся историю.

Дэви закричал что-то вроде «Осторожнее!», и Джинни тотчас же увидела, как из-за деревьев им наперерез выскочил мужчина. Ей пришлось сильно натянуть поводья, чтобы не столкнуться с ним и не вылететь из седла в кусты.

Все произошло так быстро, что Джинни не сразу узнала одного из людей Дункана, Лейфа. Северянин и раньше заставлял ее нервничать, но сейчас при виде его кровь в жилах Джинни похолодела. Он был невероятно привлекательным, если не обращать внимания на грозное выражение лица.

— Что вы делали в замке? — требовательно спросил Лейф.

Джинни не понравился ни его пристальный взгляд, ни подозрительность в голосе. Она могла поспорить на что угодно — северянин знает об их ночной ссоре с Дунканом.

Дэви с расширившимися от страха глазами прятался у нее за спиной, руки у него тряслись.

Джинни с трудом подавила желание сказать гиганту северянину, что это, в общем-то, не его дело. Он не имеет права ее допрашивать. Но она понимала, что им движут тревога за Дункана и преданность ему, только поэтому и не послала его к дьяволу. Более того, она не хотела зря терять время на споры с Лейфом.

— Я все выяснила! Я нашла нужные нам доказательства! ~ Сунув руку в сумочку, Джинни вытащила оттуда помятый пергамент и протянула его Лейфу, понадеявшись, что тот читает по-латыни.

Северянин отнесся к ее заявлению скептически, но, продолжая одним глазом следить за Джинни, развернул пергамент и прочитал написанное. Это не отняло у него много времени.

Враждебности на лице поубавилось. Он прочитал еще раз и уставился на Джинни, не в силах скрыть потрясение. Джинни его понимала.

— Где вы это взяли?

— У леди Макдоналд.

Лейф недоверчиво потряс головой и протянул ей пергамент. Джинни аккуратно спрятала его в инкрустированную драгоценными камнями сумочку у себя на поясе.

— А теперь, если вы не против, я бы хотела найти Дункана, — сказала она.

— Я вас провожу.

Они быстро скакали обратно в гостиницу (Дэви старался по возможности не отставать), но едва поднялись на холм у деревни — оставалось каких-то несколько сотен ярдов, — как прогремел выстрел.

Нет! Сердце отчаянно заколотилось, по спине потек холодок зловещего предчувствия. Джинни зажала рот рукой, чтобы заглушить вырвавшийся крик.

Лейф выругался и осадил коня, жестом приказав всем остановиться.

Джинни беспомощно посмотрела на него, не осмеливаясь думать о том, что там, внизу, произошло.

Лейф ободряюще улыбнулся Джинни — во всяком случае, она решила, что приподнявшийся уголок рта обозначает улыбку.

— Не тревожьтесь, мистрис, капитан сумеет о себе позаботиться.

Но его уверенные слова не могли успокоить бешено бьющегося сердца. Этого просто не может быть! Не сейчас, когда все почти закончилось! Она раздобыла доказательства, их только нужно отдать Дункану!

Если его поймали, то могут казнить прямо на месте. Глаза наполнились слезами, а грудь болезненно сжалась. Нет, это слишком ужасно, лучше и не думать.

Теперь кони могли им только помешать. Лейф приказал их привязать и велел Дэви остаться и присматривать за лошадьми, пока не выяснится, откуда им угрожает опасность. Этому приказу испуганный юноша охотно подчинился.

Они осторожно спустились с холма. Лейф все время внимательно осматривался. Джинни показалось, что прошел целый час (хотя, конечно, всего несколько минут), когда они наконец подошли к конюшне. Двое солдат охраняли дверь в кухню, вероятно, чтобы никто не сбежал. Джинни слышала доносившиеся со двора голоса и крики.

Лейф прижал палец к губам и поманил Джинни за собой. Прячась за коровником, они обошли двор кругам и увидели вход в гостиницу.

Этого она и боялась. Солдаты. Не меньше двух десятков. Какой-то мужчина стоял к ней спиной. В нем было что-то странно знакомое…

Он повернулся к ней боком.

Джинни застыла как мертвая. От лица отхлынула вся кровь.

Боже милостивый! Это же Колин Кэмпбелл!

И тут она увидела Дункана.

Предвидя ее реакцию, Лейф сгреб Джинни в охапку и зажат ей рот ладонью, чтобы она не закричала.

Дункан почти не заметил жжения в плече, но по руке потекла кровь. Ему крупно повезло — стрельба из ружья не отличалась особой точностью. С такого расстояния — не меньше пятидесяти ярдов, да еще из-за деревьев, — им бы лучше использовать луки. Он вытащил кинжал. От пистолета, заткнутого за пояс, толку не будет — его еще нужно зарядить.

Выстрел предупредил тех, что внутри. Едва Дункан успел подойти к двери, она распахнулась, и оттуда выскочили несколько человек. И тут он увидел знакомое лицо.

Их взгляды встретились.

Колин за эти годы изменился. Из неловкого юноши превратился в сильного, мощного мужчину. Но выглядел усталым. Словно не спал несколько недель подряд.

Брат кивнул головой:

— Дункан! Давненько не виделись.

Дункану показалось, что в глазах брата мелькнуло сожаление, но оно мгновенно исчезло, сменившись холодной решимостью. С первого взгляда было понятно — если он ищет союзника, в Колине его не найти.

Дункан посмотрел на распахнутую дверь за спиной у Колина, но Джинни не увидел.

— Я слышал женский крик, — произнес он. — Где она?

Колин прищурился, будто что-то прикидывал в уме.

— Хочешь сказать, что ты этого не знаешь? — Он посмотрел брату в глаза и расхохотался.

По спине пробежал озноб. Неужели с ней что-то случилось?

— Отпусти ее, — велел Дункан. — Я пойду с тобой добровольно, если ты ее отпустишь.

Глаза Колина почернели.

— Добровольно или нет, ты все равно пойдешь. Не в том ты положении, чтобы торговаться.

Дункан заставил себя стоять спокойно. Два десятка солдат не удержали бы его сейчас.

— Она ничего не сделала. У тебя нет оснований ее удерживать.

— Укрывание преступника — уже серьезное преступление! — отрезал Колин и уставился на кинжал в руке Дункана. — Брось оружие, и я обещаю, что никто не пострадает.

Дункан не колебался ни минуты. Он швырнул кинжал, вытащил пистолет и бросил его рядом, расстегнул пояс и протянул ножны с мечом брату.

Колин взглянул на него, и лицо его перекосилось от ярости.

— Отцовский меч! Ты украл его! И все это время он был у тебя?

Дункан не стал оправдываться. Меч никогда не принадлежал ему по праву, но он хотел его иметь. Впрочем, тогда он взял его случайно, просто потому, что был потрясен ранением отца.

Дункан позволил себя связать, но хорошенько напряг запястья, чтобы потом ослабить верёвку.

— Давайте-ка затягивайте потуже, — предупредил, догадавшись, Колин. — И проверьте, нет ли у него спрятанного оружия. — Когда у Дункана отобрали оба спрятанных ножа, в том числе и черный кинжал, Колин крикнул тем, кто внутри: — Выводите!

Дункан с нетерпением смотрел на дверь. Он должен был убедиться, что с Джинни все в порядке, но его ждало разочарование. Вывели Коналла, изрядно избитого, но живого, и троих стражников Гордона. Четвертому наверняка крупно не повезло. Лейф, как и надеялся Дункан, сумел скрыться.

Лицо его оставалось невозмутимым, но в душе клубился ледяной ужас. Джинни здесь не было.

Если бы Лейф ее не удерживал, Джинни кинулась бы к Дункану. Тот думал, что она в доме, что ее охраняют солдаты Колина, только поэтому и сдался. Его нужно остановить! В лучшем случае его кинут в омерзительную тюремную яму, а в худшем…

О худшем она и думать не могла.

— Это его брат? — прошептал на ухо Лейф.

Джинни кивнула, и он перестал зажимать ей рот.

— Вы ему не поможете. По крайней мере сейчас, — сказал он.

Джинни не хотела этого слышать, но Лейф был прав. Теперь она не сомневалась, что во всем, случившемся с Дунканом, виноват Колин, а значит, ее доказательства не помогут. Скорее наоборот — у него будет куда больше оснований убить Дункана прямо на месте. Странно, что он этого до сих пор не сделал.

— Где она? — услышала Джинни вопрос Дункана. Для человека в его положении голос звучал на удивление угрожающе.

— Не здесь, — ответил Колин. — Только не говори мне, что она опять от тебя сбежала. — И приказал одному из своих людей: — Давай сюда девчонку.

Джинни увидела, как из гостиницы выволокли несчастную горничную, и с трудом удержалась от порыва кинуться к ней и хоть чем-то помочь.

— Погодите, — прошептал Лейф. — Мы не будем вмешиваться, пока в этом нет необходимости.

Джинни опять чуточку расслабилась. Дункан доверяет этому человеку, значит, и она должна.

— Куда исчезла леди? — послышался голос Колина. Девушка была так испугана, что с трудом говорила.

— В… в з-з… замок. Она н-н… не хотела, чтобы он, — горничная показала на Дункана, — знал.

— Это еще почему? — спросил Колин, и в его голосе отчетливо слышалось подозрение.

Девушка замотала головой.

— Я нн… не знаю! — заикалась она. — Она была расстроенной, вроде как плакала всю ночь напролет. Я слышала, как они ссорились.

Щеки Джинни побагровели. В этой гостинице очень тонкие стены!

— Она меня предала! — резко бросил Дункан. — И я нисколько не удивлюсь, если она отправилась к Макдоналду, чтобы сообщить ему, что я на острове. Пусть там и остается.

Джинни ахнула. Как он мог такое подумать?

— Он так не думает, мистрис, — прошептал Лейф, но голос его звучал не столь убежденно, как раньше. Нуда, он же видел ночью Дункана и наверняка знает, в каком тот был бешенстве.

— И все-таки ты готов обменять свою жизнь на ее, — проницательно заметил Колин.

Дункан кивнул:

— Она здесь из-за меня. Я бы поступил так ради любой женщины, оказавшейся под моим покровительством.

«Даже ради той, что этого не заслуживает», — мысленно добавила за него Джинни.

Колин поверил в это сразу, как и сама Джинни. Дункан всегда вел себя по-рыцарски.

Колин сурово взглянул на брата.

— Зачем ты здесь?

— Хотел найти свою мать.

— И тебе это удалось? — небрежно спросил Колин, но Джинни почувствовала, как он насторожился.

— Нет, — ответил Дункан. — Она умерла десять лет назад. Колин удовлетворенно кивнул.

— После того, как поступила с тобой тогда Джин Грант, я удивляюсь, что ты снова с ней связался.

— Я надеялся, что она сожалеет о том, что наделала, но ошибался. У нее настолько же лживое сердце, насколько красивая внешность.

Колин всматривался в его лицо, не зная, верить брату или нет.

— Я все равно хочу услышать, что может сказать леди Гордон. Придется послать людей в замок, чтобы забрать ее оттуда. — От улыбки Колина по спине Джинни пробежал холодок. — Наш кузен приказал доставить вас обоих в Инверери. Он хочет увидеть тебя прежде, чем тебе предъявят обвинения.

Джинни вздохнула чуть свободнее. Теперь она поняла, почему Колин сразу же не убил Дункана, и испытывала непреодолимое желание поблагодарить за это графа Аргайлла.

Дункан пожал плечами:

— Поступай, как хочешь. Что до меня, так она может хоть сейчас плыть домой. Без лодки.

По щеке Джинни поползла слеза. Сердце защемило. Он так не думает, и не имеет значения, насколько убедительно звучат его слова. Но выражение его лица вчера ночью, когда она рассказала ему про Дугалла, все еще было свежо в памяти.

Колин тем временем приказывал своим людям отвести пленников на его вельбот. Лейф медленно попятился в безопасное убежище — конюшню гостиницы.

— Он пытается уберечь вас, мистрис. Джинни всхлипнула и кивнула:

— Я понимаю. — «Я надеюсь». Она вытерла глаза тыльной стороной ладони. Пока просто невозможно думать об этом. Пусть сердце разобьется позже, сейчас она должна помочь Дункану. — Нам надо добраться до Инверери раньше, чем они, или Аргайлл его убьет. Что будем делать?

Грозный северянин улыбнулся — на этот раз по-настоящему улыбнулся, и от его улыбки кровь в жилах похолодела сильнее, чем от хмурого вида.

— Обгоним их, — сказал он. Должно быть, изумление Джинни отразилось на ее лице, потому что он добавил: — Мы прославились не только как убийцы и мародеры. Никто не может соперничать с северянином в море.

Джинни не знала, то ли ей радоваться, то ли ужасаться. С кем она связалась?! Убийцы и мародеры, Боже милостивый!

Глава 23

Когда люди Колина вернулись из замка Данивэг с пустыми руками, Дункан вздохнул свободнее. Леди Макдоналд заявила, что Джинни покинула остров рано утром. Правда ли это, Дункан не знал, но хотел, чтобы Джинни оказалась как можно дальше от его брата.

Для них обоих будет лучше, если он уплывет с острова без нее. Дункан сомневался, что Колин поверил в его равнодушие, и не хотел, чтобы тот начал проверять, вправду ли ему все равно. Если Джинни здесь нет, Колин не сумеет использовать ее против Дункана. Более того — может быть, бежать и не придется, но уж если такая Необходимость возникнет, без Джинни все пройдет намного проще.

И все-таки очень не хотелось покидать остров без нее. Он рассердился на Джинни за то, что она не рассказала ему про Дугалла раньше, но больше всего злился на себя. Только он виноват в том, что бросил беременную Джинни. Недостаток доверия стоил ему не только любимой женщины, но и собственного сына. Эту ошибку исправить трудно, но Дункан поклялся, что сделает для этого все, что в его силах.

Он вспоминал прошлую ночь, раскаиваясь в том, что произошло. Нужно было упасть перед ней на колени, умолять о прощении, а он просто ушел, хлопнув дверью и угрожая уничтожить все то, что Джинни сделала для их сына.

Если она уплыла с острова, он не будет ее за это винить.

Но зато клянется, что все исправит и помирится с Джинни, если представится хоть малейшая возможность.

На вельботе Дункан внимательно наблюдал за отношениями брата с его людьми, и то, что он увидел, ему не понравилось. Колин легко впадал в гнев и был скор на кулачную расправу. Его люди между собой почти не разговаривали, но Колина подавленное настроение на судне ничуть не беспокоило. Похоже, он наслаждался высоким положением, которое ему обеспечивал статус вождя.

Они плыли на север, огибая остров Гиха, ветер дул им в лицо, и пришлось браться за весла. Небо потемнело, поднявшееся волнение сулило скорый шторм. Высокие, вскипающие волны делали плавание опасным, и Дункан надеялся только на то, что Джинни сейчас в безопасности в Данивэге.

Погода все ухудшалась. Настроение брата тоже. Колин никогда не был хорошим моряком, и вскоре лицо его приобрело нездоровый зеленый оттенок. К тому времени, как они пришвартовались в гавани западного Тарберта, наступил вечер. Их встретил густой темный туман и моросящий дождь.

Колин, не горевший желанием продолжать плавание ночью по штормящему морю, приказал своим людям позаботиться о лошадях. Остаток пути до Инверери можно проделать и по суше. Если погода не станет хуже, они доберутся до замка еще до полуночи.

Пока выгружались из вельбота, Дункан успел переглянуться с Коналлом, взглядом приказывая ему ничего не предпринимать, — только в случае крайней необходимости.

Вскоре стало понятно, что побег — это именно то, чего ждет от него брат. Колин будто предоставлял ему для этого все возможности. В суматохе разгрузки и пока люди Колина седлали коней, Дункана много раз оставляли под присмотром единственного юного члена клана. У юноши только-только начинала пробиваться щетина на подбородке. Дункан был по меньшей мере на голову выше его и значительно тяжелее и мог со связанными руками и ногами легко побороть этого мальчика.

Один раз Колин вообще усадил брата у дерева, рядом с острым камнем, об который Дункан мог за считанные минуты перерезать свои веревки.

Хотелось бы ему думать, что так выражается братская преданность, но он боялся, что за этим кроется весьма подлая причина. Скорее всего Колин хотел, чтобы Дункан попытался бежать — тогда он мог бы со спокойной совестью его пристрелить.

Они скакали на север по дороге, с двух сторон обрамленной деревьями, и Дункан все больше убеждался в подлых намерениях брата. Вместо того чтобы закинуть Дункана в седло и вести его коня под уздцы, Колин приказал ослабить ему путы, чтобы тот мог сам ехать верхом. Хотя ширины дороги хватало для того, чтобы ехать по трое в ряд, Колин распорядился выстроиться в две колонны, причем Дункан оказался позади, а Колин все время держался на расстоянии ружейного выстрела от него. Брат изо всех сил изображал рассеянность, но Дункан чувствовал его постоянную настороженность. Колин напоминал ему змею, свернувшуюся кольцами и ждущую малейшего движения, чтобы кинуться и укусить.

Ночь сгущалась, и беспокойство брата усиливалось. Он вздрагивал при каждом звуке. То и дело опасливовсматривался в темноту. Взгляд его метался, словно он ждал, что из-за деревьев вот-вот выскочит призрак.

Дункан вспомнил, что рассказывал Джейми про Макгрегоров и Нилла Ламонта. Беспокойство Колина было вполне оправданно. Дункан не раз отчётливо ощущал, что за ними наблюдают.

Когда Колин поскакал быстрее, приказав тому, кто ехал рядом с ним, приотстать и посмотреть, что там сзади, Дункан воспользовался этой возможностью и поравнялся с братом.

— Тебе так хочется поскорее доставить меня в Инверери или просто не терпится закончить путь?

Колину не понравилось это замечание. Не понравилось ему и то, что Дункан обнаружил его слабое место.

— Зато ты, брат, выглядишь на удивление спокойным для человека, которого от петли отделяют всего несколько часов.

Дункан пожал плечами:

— Я считаю, что правда все равно выплывет наружу. И заметил внезапную вспышку тревоги в глазах брата.

— Какая правда?

— Я не предавал клан. Карту украл кто-то другой, и он же передал ее Гранту.

— Кто?

— Не знаю.

— И что у тебя за доказательства?

— Никаких, кроме моего слова. Колин расхохотался. С облегчением?

— И ты думаешь, этого будет достаточно, чтобы сохранить тебе жизнь? Ты забыл, каков наш кузен. Будь я на твоем месте, я бы придумал что-нибудь другое, чтобы выбраться из этой передряги.

Дункан внимательно посмотрел на него.

— Не знай я тебя, брат, я бы решил, что ты хочешь, чтобы я попытался бежать.

Колин даже глазом не моргнул.

— С чего это ты взял?

— Вот ты мне и скажи. Зачем тебе все это, Колин? Чего ты надеешься добиться, сдав меня Аргайллу?

Колин побагровел.

— Я ничего не хочу. Просто выполняю свой долг перед кузеном. Мне все это не доставляет никакого удовольствия.

— Разве? — Ах, как хотелось Дункану в это поверить! — А ведь ты знаешь, что я не делал того, в чем меня обвиняют.

— Я знаю, что тебя судили и сочли виновным.

— Скажи, а для чего мне было предавать клан?

— Причина — простая ревность. Ты разозлился из-за моей помолвки. Вышел из себя, когда отец запретил тебе жениться на любимой девушке.

— Только потому, что ты успел подойти к нему первым. Зачем ты это сделал, Колин? Для чего устроил это обручение, хотя знал, что я ее люблю? — Колин сильно сжал губы, на его лице появилось упрямое выражение. — Ты так сильно меня ненавидел? — напрямик спросил Дункан.

В темноте синие глаза Колина гневно сверкнули.

— Да! — рявкнул он. Эта вспышка враждебности удивила Дункана, но Колин мгновенно взял себя в руки. — Нет! Просто ты должен был знать свое место.

Он пришпорил коня и вырвался вперед, лишив Дункана возможности расспрашивать дальше. Впрочем, он уже выяснил достаточно. Корни обиды Колина крылись очень глубоко — намного глубже, чем сознавал он сам.

Колин мчался вперед сквозь тьму и дождь, подгоняя коней сверх всякой меры, но в конце концов был вынужден остановиться.

Люди, посланные им на разведку, вернулись и сообщили, что ничего не заметили, но брат решил не рисковать. Он расставил часовых по периметру, а вторую половину людей отправил следить за лошадьми.

Дункана отделили от остальных пленников. Он сел у воды, прислонившись спиной к дереву. Дункан не ел целый день, но все равно удивился, когда молодой воин предложил ему кусок сушеной говядины и кружку эля. Поблагодарив, Дункан принялся за еду.

Юноша огляделся по сторонам.

— Правда то, что о тебе говорят?

— Что именно? — сухо уточнил Дункан. — Рассказывают-то много всего.

Юноша безуспешно попытался скрыть смущение.

— Что ты и есть знаменитый Черный Горец. Величайший воин…

— Довольно, Гиллис! — Дункан услышал раздражение в голосе брата. — Не важно, какая у него репутация на континенте. В Шотландском нагорье он преступник, осужденный за измену.

— Да, вождь, — нервно ответил Гиллис. — Простите, вождь.

— Займись лошадьми, — приказал Колин. — Пора ехать дальше.

Все чувства Дункана обострились. Вот оно. Никто на них не смотрел — все оказались чуть впереди и готовились отправиться в путь.

— Вставай, — велел Колин.

Дункан медленно поднялся. Краем глаза он видел, как рука брата тянется к поясу — к пистолету.

Брат ненавидит его так сильно, что готов убить! Эта мысль разъедала душу, как кислотой, но Дункан уже приготовился. Несмотря на связанные руки, он резко повернулся и изо всех сил ударил ногой. Башмак попал в уже поднятую руку Колика, выбив пистолет. Прежде чем Колин успел прийти в себя, Дункан пнул его еще раз, на этот раз в голову, потому что Колин невольно пригнулся к ушибленной руке. Этот удар оглушил брата, и Дункан ринулся на него со свирепым боевым кличем. Оба рухнули на землю.

Колин тоже издал боевой клич, и началась драка. Несмотря на слухи, возможности Дункана были не безграничны. Если бы Коналл сумел освободить стражников Гордона, их шансы хоть немного уравнялись бы.

Колин зарычал от боли, когда Дункан, саданув его локтем в живот, потянулся к кинжалу брата. Он выхватил его и сумел разрезать путы на руках. К этому времени Колин слегка пришел в себя и нанес Дункану удар в висок. Кожаный жилет и нагрудная пластина были по-прежнему на нем, но стальной шлем остался в гостинице, и от удара брата голова загудела. Недостатков у Колина хватало, но на нехватку силы он пожаловаться не мог.

Дункан ответил ударом в челюсть и с удовлетворением услышал, как что-то хрустнуло:

Зажав кинжал в руке, Дункан вскочил на ноги — он слышал вокруг шум сражения и хотел оказаться в такой позиции, чтобы отразить любое нападение.

Было темно и туманно, но он видел очертания приближающихся людей.

Колин с трудом поднялся на ноги и посмотрел Дункану в лицо.

— Будь ты проклят! — воскликнул он, потирая челюсть.

— Это не я пытался убить собственного брата, — процедил Дункан сквозь стиснутые зубы.

Однако неприглядная правда только сильнее разозлила Колина. Он выдернул из-за пояса второй пистолет, вскинул руку для выстрела, но Дункан ударил его по руке, и пуля пролетела над плечом, не попав в сердце. Колин выругался и потянулся за мечом — отцовским мечом! Но выхватить его не успел — Дункан метнулся вперед, одной рукой придавил брата за плечи к дереву и прижал к его горлу длинный острый кинжал.

Колин пытался вырваться, но не мог сдвинуть Дункана с места. Тот стоял, как скала, хотя его обуревало желание нанести ответный удар человеку, только что пытавшемуся его убить. Дважды. Вот это брат!

— За что? — спросил он, слегка вдавив острие кинжала в шею Колина.

Если он надеялся на признание, то его ждало разочарование. Дункан знал, что брат унесет свои тайны в могилу.

— Ты этого не сделаешь, — издевательски протянул Колин.

Дункан посмотрел в сторону шумного сражения и заколебался. Только сейчас он понял, почему никто не спешит на помощь Колину. Люди, чье приближение он чувствовал всю дорогу, вышли из тени. Их вождь был так похож на свою сестру, что Дункан узнал его сразу.

Он повернулся к брату, чувствуя, как его охватывает бесконечная печаль.

— Ты прав, — сказал он. — Я этого не сделаю.

— Зато я сделаю, — отозвался мужской голос. Колин дернул головой в ту сторону и побледнел. Дункан отступил назад, отпустив Колина.

— Ламонт? — спросил он.

Человек, поставивший себя вне закона ради того, чтобы отомстить за поруганную честь любимой женщины, склонил голову, не отводя хищного взгляда от Колина. Несмотря на темноту, ярость и ненависть, исходившие от Нилла Ламонта, были буквально осязаемы.

Двое вытащили мечи и приняли боевую стойку. Ламонт поднял над головой свой двуручный меч и атаковал со свирепостью, казавшейся сверхчеловеческой. Сталь ударялась о сталь с грохотом, напоминавшим удары грома. Ламонт нападал на Колина неистово, неумолимо, нанося один мощный удар за другим. Брат не успевал их отражать. Казалось, что Ламонт черпает откуда-то все новые и новые силы.

Исход у этого поединка мог быть только один. Дункан это знал, и, судя по глазам Колина, брат знал это тоже.

Не желая видеть неизбежного, Дункан повернулся и пошел прочь. Ему бы хотелось испытывать сочувствие, но Колин сам выбрал себе такую судьбу, и теперь наступил час расплаты.

Колин погиб.

Ламонт и шайка разбойников Макгрегоров растворились в темноте так же быстро, как возникли из нее. Похоже, их сражение с гибелью единственного врага завершилось.

Прежде чем их успели снова повязать, Дункан отправил Коналла и Гордонов назад на остров Айла, чтобы отыскать Джинни. Гигант ирландец не очень обрадовался этому приказу, но он знал, что предстоит Дункану, и понимал, что тот должен это сделать. Час расплаты Дункана, как и Колина, настал, но он все же надеялся на более благоприятный исход.

Дункан горевал не по брату, пытавшемуся его убить, но по мальчику, который когда-то ходил за ним по пятам, с которым они вместе росли.

Если бы не Гиллис, Дункану пришлось бы нелегко — попробуй убедить оставшихся в живых членов клана не убивать его на месте!.. Но юный воин обернулся как раз в тот момент, когда Колин пытался застрелить брата. Бесчестье вождя не могло понравиться ни одному горцу, а поскольку Дункан выразил готовность признать их власть над собой, угроза немедленной казни миновала.

Позаботились о раненых, собрали тела убитых. Время шло к рассвету, когда угрюмая процессия вошла в ворота замка Инверери, грозной крепости графа Аргайлла.

Дункан ожидал, что его сразу бросят в яму, и очень удивился, когда его повели в покои лэрда.

Он давно не был в Инверери и успел забыть пристрастие своего кузена к роскоши. Замок годился и для короля — правда, Аргайлл грешил дурным вкусом. Тяжелый бархат, дорогая парча, богато украшенная мебель, серебряные блюда и канделябры. Все предметы кричали здесь о богатстве, но плохо сочетались друг с другом.

Однако Дункана сейчас заботило только одно: что он может сказать человеку, державшему в своих руках его жизнь?.. Появление здесь — большой риск, но на него пришлось пойти. Остается верить, что правда и справедливость восторжествуют. Хотя следовало признать, что неплохо бы иметь что-то еще, кроме своего слова и неубедительной записки.

Дункан замер, когда дверь распахнулась, и медленно повернулся. Сердце его остановилось.

— Джинни?

Она закусила губу и сделала несколько осторожных шажков ему навстречу. Похоже, Джинни ждала, что сделает Дункан. И он не заставил себя ждать — обнял ее и прижал к себе.

Джинни прильнула к нему. Ее облегчение было почти осязаемым. Дункан поцеловал ее в макушку, вдыхая нежный цветочный аромат волос, наслаждаясь тем, что снова может обнимать ее.

Чуть отодвинув Джинни от себя, он внимательно посмотрел на нее, словно желая убедиться, что она настоящая.

— Как ты сюда попала?..

И замолчал. Лейф! Лицо Дункана помрачнело. Чертов северянин мог в такую бурю погубить Джинни! Лейф считал, что может справиться с чем угодно — с ветром, со штормом, и не важно, насколько опасно море.

Прочитав его мысли, Джинни сказала:

— Не вини Лейфа. Мы должны были это сделать. — Она кинула на него страдальческий взгляд. — Если б не он, я бы плыла до сих пор.

Дункан поморщился, вспомнив свои жестокие слова.

— Ты все слышала, да? Она кивнула.

— Я притворялся, — сказал он. — Пытался отвлечь от тебя Колина.

— Я знаю. — Джинни робко улыбнулась. — Во всяком случае, я надеялась, что это так. Но после того, что я тебе рассказала, все-таки сомневалась, захочешь ли ты меня снова увидеть.

Ее робкий взгляд проник в самое сердце. В груди все сжалось. Дункан снова привлек ее к себе, крепко обнял, сознавая, что если бы это зависело только от него, он бы никогда ее не отпустил.

— Прости… Господи, мне ужасно стыдно! Я не должен был так нападать на тебя. Я разозлился скорее на себя, чем на тебя. — Он взял Джинни за подбородок и заглянул в ее глаза. — Я знаю, на что ты пошла ради нашего сына, и никогда этого не забуду. Я люблю тебя, Джинни.

— И я тебя люблю, — ответила она. — А от сына нельзя скрывать правду, это только причинит ему боль. Дугалл имеет право узнать своего отца.

На этот раз удивился Дункан:

— Ты уверена? — Он серьезно смотрел на нее. — Мы не должны ничего решать прямо сейчас. Может быть, ты передумаешь, — если не удастся убедить кузена в моей невиновности?..

Улыбка Джинни стала еще шире.

— Но он…

Она не закончила фразу, потому что дверь распахнулась и в комнату вошел его кузен, Арчибальд Угрюмый, седьмой граф Аргайлл.

Дункан непроизвольно толкнул Джинни к себе за спину, закрыв ее своим могучим телом.

Как ни счастлив он был видеть ее, до него вдруг дошло, что должно означать ее присутствие здесь. И если Арчи решил, что может выместить свой гнев на ней, то лучше бы ему, черт побери, еще раз хорошенько подумать!

Он храбро встретил холодный взгляд кузена, отметив, что угловатые черты смуглого лица заострились с возрастом. Хотя они были почти одного возраста, Арчи выглядел старше. Лицо покрылось морщинами, волосы поредели, особенно на висках, в заостренной бородке проглядывала седина. Прожитые нелегкие годы брали свое. Дункан отметил дорогой костюм кузена — любовь Арчи к роскоши распространялась и на одежду.

Арчи перевел взгляд на Джинни.

— Думаю, я дал вам достаточно времени, — произнес он. Джинни покраснела.

— Я как раз начала объяснять…

— Она не имеет к этому никакого отношения! — перебил ее Дункан.

Аргайлл прищурился.

— Только благодаря леди Гордон ты сейчас не сидишь в подземелье. — Внезапно выражение его лица изменилось, и Дункан увидел, что кузен очень огорчен. — Это правда — про Колина?

Дункан кивнул:

— Да.

Джинни, похоже, еще ничего не знала.

— А что случилось?

Дункан быстро поведал об их путешествии с острова Айла, рассказал о попытке Колина убить его и о своевременном появлении Нила Ламонта.

При упоминании о нем Арчи нахмурился.

— Король не обрадуется, услышав об очередном случае «правосудия горцев».

По голосу Арчи невозможно было понять, что у него на уме, но Дункан хорошо знал своего кузена и понял, что тот что-то задумал.

— Джейми привез тебе найденные документы?

— Да, твои брат с сестрой внезапно свалились на меня несколько дней назад с запиской Гранта и пропавшей картой. — Арчи небрежно отмахнулся. — Эту записку можно толковать по-разному.

Дункан усмехнулся:

— Значит, ты по-прежнему хочешь повесить меня за преступление, которого я не совершал?

— Дункан! — попыталась вмешаться Джинни, но он отодвинул ее в сторону.

Сделав несколько шагов по направлению к кузену, Дункан навис над ним, возвышаясь не меньше чем на полфута. Надо отдать должное Арчи — он не дрогнул.

— Черт, Арчи, да как ты вообще мог подумать, что я предал тебя?

Губы Аргайлла дрогнули в усмешке.

— Я и не думаю.

— Не думаешь? — растерянно повторил Дункан. Джинни за его спиной сердито топнула ногой:

— Если бы ты дал мне договорить, ты бы узнал, что помилован!

— Что?

Сказать, что он потрясен, — значит ничего не сказать, поняла Джинни. На лице Дункана отобразилось недоверие.

Дверь снова распахнулась. На этот раз в комнату ворвалась Лиззи, а за ней по пятам спешили ее муж, Джейми и Кейтрина. Лиззи кинулась в объятия Дункана.

— Разве это не чудесно?! — воскликнула она. Джинни рассмеялась:

— Боюсь, он еще ничего не знает. Джинни посмотрела на Дункана.

— Ты так и не спросил, зачем я приехала в замок.

Он пожал плечами:

— Решил, что у тебя были на это веские причины. Честно говоря, больше всего я обрадовался тому, что тебя не оказалось в гостинице, когда появился Колин со своими людьми.

Джинни объяснила Дункану, как горничная упомянула о цвете волос Катрины Макдоналд. Дункан нахмурился.

— Она перепутана?

— Так подумала и я, но это же бессмыслица какая-то. Мне показалось, что это очень странная ошибка, но выяснилось, что у твоей матери и в самом деле были черные волосы. — Она вытащила пергамент и протянула его Дункану. — Твою мать звали Анна. Анна Макдоналд.

Дункан прищурился, неуверенно взял пергамент и прочитал написанное. Кровь отхлынула у него от лица. Он уставился на Джинни.

— Я не понимаю.

— Твои отец и мать были женаты. Твоя мама была католичкой, поэтому они обвенчались тайно, в церкви на другой стороне острова.

Она увидела его растерянность, заметила, как его лицо искажается от нахлынувших противоречивых чувств, и поспешила объяснить:

— Твоя мать была младшей сестрой Мэри Макдоналд, хотя при разнице в двадцать лет могла бы быть и ее дочерью. Она была самой младшей дочерью старого вождя. Они с твоим отцом встретились при дворе, но из-за жестокой родовой вражды не могли попросить разрешения на брак и поженились тайно, взяв в свидетели только няню и Мэри.

Они надеялись, что в конце концов, смогут обо всем рассказать родителям, но до тех пор вынуждены были держать все в секрете. Твой отец хотел бежать, но Анна отказалась. Она не желала всю жизнь провести вдали от семьи. Но двусмысленность положения давила, напряжение взяло свое, и они ужасно поссорились. К тому времени как твой отец вернулся с твердым намерением предъявить права на свою жену, было поздно — она умерла родами, и семья «избавилась от «ублюдка», отослав тебя к няньке на воспитание. Твоя мать отказалась назвать имя отца ребенка. Но твой отец отыскал няньку и забрал тебя домой, в Каслсуин.

Если учесть, что только что пришлось услышать Дункану, он вел себя на удивление хладнокровно, и обуревавшие его чувства проявились лишь в голосе:

— Но как же мог отец так поступить со мной? Как он мог мне так лгать?

Ему ответил Джейми:

— Из-за нашего деда. — Дункан повернулся к нему. — Дед ненавидел Макдоналдов. Только вспомни, как он к тебе относился, считая тебя всего лишь внебрачным сыном от прислуги. Он бы никогда не допустил, чтобы отпрыск Макдоналдов унаследовал звание вождя.

— Должно быть, отец пытался уберечь тебя, — предположила Джинни.

Она увидела гнев, запылавший в глазах Дункана, и сердце ее рванулось к нему. Не важно, какими причинами руководствовался его отец, — так или иначе он предал его.

— Можно объяснить, почему он лгал вначале, — упрямо сказал Дункан. — Но не дальнейшее вранье.

— Чтобы объявить тебя законным наследником, он должен был лишить наследства другого сына. Кроме того, следовало думать и о моей матери, — объяснил Джейми.

— Должно быть, он изменил свое решение, — вмешался Аргайлл. — Но я понял значение этого только после того, как леди Гордон принесла мне документ. В ночь перед сражением Охинбрек сообщил мне, что решил назначить своим наследником тебя.

Джинни почувствовала, как мышцы на руке Дункана дернулись под ее пальцами. Он ждал продолжения.

— Неслыханное дело — назначить наследником незаконного сына, и я сказал Охинбреку, что его ждут неприятности. А он ответил, чтобы я об этом не беспокоился, что он все объяснит, когда придет время. — Аргайлл пожал плечами. — После того как он умер, а тебя обвинили в измене, я обрадовался, что он не успел всем сообщить о своих намерениях.

— Думаешь, Колину он сказал? — спросила Лиззи. Дункан поразмыслил и вздохнул:

— Вполне возможно — после того, как я попросил у него разрешения жениться на Джинни. Я чувствовал, что они с Колином из-за чего-то сильно поссорились.

— Колин наверняка что-то узнал, — вмешалась Джинни. — Вскоре после Гленливета он отправился в Данивэг и начал там задавать вопросы.

Дункан с подозрением посмотрел на нее.

— Он убил Катрину?

— Не знаю, но Мэри Макдоналд думает именно так. Церковь, где венчались твои родители, сгорела неделей раньше исчезновения Катрины — всего через несколько дней после того, как Колин якобы покинул остров. И если бы не страница из церковной книги, которую Мэри вырвала, чтобы дед Макдоналд не узнал правду, мы бы никогда ничего не выяснили.

— А почему леди Макдоналд обманула нас в первый раз?

— Она боялась. Колин просто не знал, что об этом известно еще кому-нибудь, кроме няни. Я не могу ее за это винить.

Дункан посмотрел на кузена.

— И что, даже без признания Колина ты поверил, что я не брал карту и не отдавал ее Гранту? Ты удовлетворен?

Аргайлл поморщился.

— Да, ведь мотив имелся не только у тебя.

Дункан изогнул бровь, глядя в глаза кузену. Первым сдался Аргайлл:

— Ну ладно. В те дни я находился не в самом хорошем расположении духа, но мне не следовало так поспешно признавать тебя виновным.

Аргайлл посмотрел на кузину, и Джинни поразилась, увидев нежность в его взгляде.

— Пойдем, Лиззи, я тебе кое-что расскажу. Думаю, что твой брат не отказался бы остаться наедине с леди Гордон. — Он взглянул на Дункана. — Будь я на его месте, я бы придумал способ отблагодарить ее.

Лиззи серьезно кивнула, вероятно, поняв, что именно расскажет ей кузен, и вышла вслед за ним из комнаты вместе с остальными.

— Такая чуткость совсем не в духе Арчи, — удивленно произнес Дункан. — С годами он немного смягчился.

Джинни улыбнулась.

Дункан сел в кресло и посадил ее к себе на колени. Она прижалась щекой к его груди, наслаждаясь его близостью. Джинни никакие могла поверить, что все позади.

— Даже странно, насколько жизнь отца, словно в зеркале, отражала мою жизнь. — Дункан посмотрел ей в глаза. — За исключением одного.

— Чего именно? — негромко спросила Джинни.

— У меня есть шанс все исправить — у отца его не было. — Он поднес руку Джинни к губам, нежно целуя каждый палец. — Десять лет назад я просил тебя выйти за меня замуж. Я недостоин тебя, но повтори еще раз, что ты выйдешь за меня, и я проведу остаток жизни, пытаясь загладить свою вину.

Джинни попыталась проглотить вставший в горле комок, но ей это не удалось. Неужели все ее мечты теперь осуществятся?

Она кивнула. По щекам ее струились слезы.

— Да, я выйду за тебя замуж.

Дункан просиял и прильнул к ее губам, И на этот раз никто не помешал их поцелую.

Эпилог

Белтейн, 1609 год
Замок Данун
Джинни остановилась в дверях большого зала, глядя на веселящихся людей. Ее захлестывали чувства. Все слишком хорошо. Может быть, стоит ущипнуть себя? Убедиться в том, что все происходит в действительности?

Она ждала этой свадьбы десять лет. Казалось очень правильным, что бракосочетание пришлось на Белтейн — древний праздник весны и плодородия, лучший день для новых начинаний. И настоящий день рождения Дугалла.

Муж стоял рядом, нежно обнимая ее за талию.

— Все так, как ты хотела, жена моя?

Жена. Джинни была уверена, что ей никогда не надоест слышать это слово. Они не хотели дожидаться, пока все утрясется, и поженились тайком четыре месяца назад, но сегодня делают это открыто, собрав всех членов своих семей, чтобы те порадовались за них.

Джинни чуть наклонила голову, чтобы взглянуть на мужа, и сердце ее защемило при виде мальчишеской улыбки. Глядя на него, она вспоминала красивого молодого воина, который посмотрел на нее в зале замка Стерлинг и навеки пленил ее девичье сердце. Ее любовь к нему не изменилась; она всегда оставалась с ней. Просто Джинни пришлось стать сильнее, чтобы научиться в нее верить.

— Все просто чудесно, — негромко ответила она и добавила: — Вождь.

Ее глаза лукаво вспыхнули. Джинни просто не могла удержаться и не поддразнить его. Дункан имел полное право гордиться собой. Он легко вошел в эту новую роль, успев завоевать уважение и восхищение членов своего клана. Джинни знала, что он еще должен привыкнуть к тому, что стал вождем Охинбрека, но Дункан долгие годы по сути своей уже был предводителем, так что прибавился только титул. А ведь сколько пришлось пережить за это время!..

Джинни окинула взглядом зал, увидела своего брата с женой, двух младших сестер с мужьями; даже Хантли и графиня на этот день решили забыть о своих разногласиях с Аргайллом. Самым сложным делом в ее жизни было рассказать им про Дугалла. Леди Гордон задала только один вопрос: «Мой сын об этом знал?» Пылкая любовь графини к своему семейству, может, и не распространялась на Джинни, но ее детей она любила. Обоих.

Еще придется рассказать Дугаллу правду о его происхождении, но это они сделают, когда наступит подходящее время. Впрочем, мальчик настолько проницателен (почти как его отец), что иногда Джинни гадала — а не догадывается ли он уже о правде? Она нахмурилась:

— А где Дугалл с Эллой? Дункан изогнул темную бровь. Его синие глаза лукаво заблестели.

— Угадай!

— Опять ссорятся из-за меча? Дункан кивнул:

— Думаю, у меня будет самый чистый меч во всем королевстве. — Он ухмыльнулся. — Не волнуйся, они обещали спуститься вниз и поужинать, когда закончат наводить блеск.

— А это значит, что у нас будет целый час покоя, пока Элла в тебя не вцепится.

Дункан фыркнул и притянул ее ближе к себе.

— Ну, не знаю. Мне кажется, что она уже нашла мне достойную замену.

Джинни проследила за его взглядом.

— Похоже, ты прав. Я рада, что Джейми и Кейтрина все-таки смогли приехать.

— Да уж. Моя маленькая племянница поступила очень мудро, появившись на свет несколько недель назад, чтобы лично побывать на нашей свадьбе.

Крохотный херувимчик казался Джинни самым красивым ребенком на свете — ничего удивительного, если учесть внешность обоих родителей. Элла была очарована младенцем почти так же сильно, как и мечом Дункана.

Джинни вскинула бровь. Она взглянула на еще одну гостью — это в самом деле оказалось неожиданностью.

— Очень мило с твоей стороны пригласить ее. Дункан посмотрел ей в глаза, не сразу сообразив, о ком она говорит.

— Без нее мы бы так и не узнали правды. Леди Мэри долгие годы оберегала меня и хранила тайну моих родителей.

— А я всегда знала правду, — заявила Джинни.

Дункан удивленно посмотрел на нее:

— Это как?

Она повернулась к нему лицом и положила руку мужу на щеку. Хотя он вроде бы недавно побрился, на его теплой коже уже проступала темная тень щетины.

— С первой же минуты, как я тебя увидела, я знала, что ты предназначен для великих свершений. — Она улыбнулась. — Это всегда было понятно, Дункан.

От любви, отразившейся в его взоре, у нее перехватило дыхание. Дункан наклонился и нежно поцеловал ее в губы.

— Не будь здесь толпы ждущих нас гостей, я бы предложил тебе улизнуть и поплавать в озере. — Дункан усмехнулся. — И надеюсь, что на этот раз ты оставишь пистолет дома.

Джинни рассмеялась.

— Ну, не знаю. Девушку, которая хочет искупаться в озере, вечно поджидают неприятности. Неизвестно, что за негодяи могут рыскать вокруг.

Дункан фыркнул.

— Не бойся, я сумею тебя защитить.

— О, в этом я уверена! — Джинни засмеялась, заметив появившийся в его глазах плутовской блеск. — Как волк, защитивший овечку.

— Голодный волк. — Дункан посмотрел на нее долгим лукавым взглядом. — Может быть, я сумею уговорить тебя встретиться со мной в другой раз? Ты когда-нибудь купалась в озере при полной луне?

— Да я уже не помню.

Дункан с лукавой усмешкой прижал ее к себе, забыв о гостях.

— Может быть, мне следует освежить твою память?

— Попробуй, — прильнув к нему, согласилась она. Этой же ночью он освежил ее память очень тщательно.

Примечания

1

dubh (гэльск.) — черный. — Здесь и далее примеч. пер.

(обратно)

2

arisaidh (гэльск.) — арисэд, женский плед.

(обратно)

3

Рил — быстрый шотландский танец, а также командная спортивная игра.

(обратно)

4

Стеганая куртка с рукавами. Надевалась под доспех.

(обратно)

5

Шотландский Новый год.

(обратно)

Оглавление

  • Глава 1
  • Глава 2
  • Глава 3
  • Глава 4
  • Глава 5
  • Глава 6
  • Глава 7
  • Глава 8
  • Глава 9
  • Глава 10
  • Глава 11
  • Глава 12
  • Глава 13
  • Глава 14
  • Глава 15
  • Глава 16
  • Глава 17
  • Глава 18
  • Глава 19
  • Глава 20
  • Глава 21
  • Глава 22
  • Глава 23
  • Эпилог
  • *** Примечания ***