КулЛиб - Классная библиотека! Скачать книги бесплатно 

Бродячие псы [Джон Ридли] (fb2) читать онлайн


 [Настройки текста]  [Cбросить фильтры]
  [Оглавление]

Джон Ридли Бродячие псы

Маме и папе Гейл – это ее время

Ричард, Питер, Адам, Эми, Мартин и Эмили, спасибо вам

– …твою мать!

Это был призыв, мольба.

Джон молился, молился всерьез.

– Иисус, Христос долбаный, ну снизойди же наконец до меня!

Одинокое проклятие в адрес одной из высших сил. Бог, Будда, Л. Рон Хаббард.[1] Не важно. Сейчас это не имело для Джона абсолютно никакого значения, он готов был возносить свою мольбу во Вселенную, пока он/она/оно его не услышит.

Да, ситуация: перегревшийся «мустанг» посреди необъятной пустыни, бесконечные мили мертвой земли и раскаленное утро, пышущее жаром Преисподней. Вы бы тоже молились.

– Боже, Христос долбаный! Ну сделай же, на хрен, что-нибудь!

Эй, парень, приглядись, что там впереди на дороге, не ответ ли на твою молитву?

В пропитанном жарой дрожащем воздухе, сквозь клубы дыма, валящие из-под капота «мустанга», бензоколонка выглядела точь-в-точь как мираж. Джон взывал к Богу, к Будде, к Л. Рону, чтобы это видение не оказалось миражом, иначе ему, затерянному на заброшенной дороге через пустыню, останется только сдохнуть. И кто-то – Бог, Будда или Л. Рон – ответил на его мольбу.

Бензоколонка была самой что ни на есть настоящей.

«Мустанг» подкатил к ней будто слон, ковыляющий к месту своей кончины.

Небольшое строение. Потрепанные временем и погодой деревянные ставни запорошены песком. Вывеска изрядно поистерлась, но все же различима: «У Харлина».

Джон приподнял капот «мустанга», оберегая забинтованную левую руку. Струя горячего пара ударила ему в лицо.

– Черт!

Он забрался на водительское сиденье и взорвал тишину оглушительным гудком.

В ответ – ничего.

Он снова принялся сигналить, долго и настойчиво.

Дверь отворилась. На пороге нарисовался тощий человек в засаленном тряпье и мокрой от пота шляпе, прикрывавшей похожие на сосульки волосы. Надумай вдруг самая последняя белая шваль из южных штатов обзавестись прислугой, этот вполне бы подошел.

– Ты чего-то хочешь, парень? – Он изобразил на лице нечто, отдаленно напоминающее улыбку, обнажив кривые, черные зубы, среди которых если и были здоровые, то – раз-два и обчелся.

– Ты Харлин?

– Не-а. Я Даррелл.

– Харлин где-то поблизости?

– Он на Сторожевом посту, – тощий палец указал на отдаленное плато.

– Вернется скоро?

– Не-а. Он мертв. Сторожевой пост – это наше кладбище.

– Значит, бензоколонка твоя?

– Угу.

– Почему же она называется «У Харлина»?

– Потому что она принадлежит ему.

– Но он же мертв?!

– И что? – глаза Даррелла выражали недоумение.

Джон понял, что задал его мозгам слишком сложную работу. Он собрался уже было съязвить по этому поводу, но передумал и просто спросил:

– Не посмотришь мою машину? Мне кажется, радиатор…

– Проклятье! Ну и жарища сегодня. – Даррелл достал какую-то грязную тряпку и протер ею лицо, отчего на нем осталась черная отметина. – Но что поделаешь, – приходится терпеть. Хотя жарко, как никогда. Даже вставать не хочется – лежать бы да ветерка дожидаться. Помнится, был я как-то в Мексике…

Хватит, наслушался дерьма.

– Вот что, приятель, – то, как Джон сказал это, было весьма недвусмысленно: не нужен мне, к чертям, ни ты, ни твоя дебильная бредятина. – Я просто хочу убраться отсюда. Займись наконец моим радиатором. Он перегрелся, и, кажется, полетел патрубок.

Лицо Даррелла скривила гримаса обиженного ребенка. Он заглянул под капот «мустанга» и осмотрел двигатель.

– Твой радиатор хоть из шланга поливай. Он перегрелся. И еще накрылся патрубок.

– А то я не знаю! О чем я, по-твоему, тебе толкую?

– Ну, если ты все знаешь, умник хренов, чего ж сам не починишь свою машину?

– Мог бы – починил бы, а не стоял тут как болван, тратя время на твою болтовню. Ну так что, займешься машиной или мне обратиться к кому-нибудь другому?

– К кому-нибудь другому? – Даррелл искренне рассмеялся. – Мистер, кто-нибудь другой – в пятидесяти милях отсюда. Как ты, интересно, туда доберешься? На себе, что ли, свою тачку попрешь?

– О'кэй, я попал. Ты счастлив? Ну, а теперь будешь чинить машину или нет?

Губы Даррелла вновь расплылись в чернозубом подобии улыбки – похоже, иначе он улыбаться просто не умел. Даррелл с силой захлопнул капот.

– Эй! Полегче.

– Да, я могу починить твою машину. Но надо найти подходящий патрубок. Это займет некоторое время…

– Сколько?

– Некоторое время.

Джон чувствовал, как плавятся его мозги.

– А сейчас сколько времени?

– Двадцать минут одиннадцатого.

– Боже! Двадцать минут одиннадцатого, а жара не меньше девяноста градусов.

– Девяносто два.[2] Пару лет назад такое пекло стояло почти неделю…

Джон промокнул лоб бинтом.

– Что у тебя с рукой?

– Так, несчастный случай.

– Тебе следовало быть осторожнее. Вот, помню, как-то я…

– Да, ты прав. Здесь поблизости можно достать выпивку?

– На автостоянке. Выбор небольшой, но что-нибудь найдешь.

– Я вернусь. А ты позаботься пока о моей машине, ладно?

– Это всего лишь железо…

– Это не железо. Это «мустанг»-кабриолет шестьдесят четвертого года.[3] – Джон взял с заднего сиденья дорожную сумку и перебросил ее через плечо. – Вот и пораскинь мозгами, в чем разница между тобой и мной и почему ты живешь здесь, а я просто проезжаю мимо.

Джон направился в сторону города.

Даррелл проводил его взглядом и сплюнул.

* * *
– …твою мать!

Теперь это была уже не мольба – грязное, злое ругательство сорвалось с губ Джона.

Прогулка в город заняла минут двадцать. А может, под лучами нестерпимо палящего солнца только показалась такой долгой. В любом случае у Джона появилась возможность обдумать свое незавидное положение – удача явно отвернулась от него. Сложись все иначе, рулил бы он сейчас куда-нибудь в Сан-Диего или на Гавайи – как звали ту девчонку, которую он там трахнул? – а вовсе не обратно в Вегас.

Повезло еще, что жив. Вдвойне повезло, что удалось дотянуть до Харлина. Джон потер забинтованную руку. Шли дни, но она по-прежнему ныла. Впрочем, тревожила даже не сама рука, а скорее воспоминание о болевом шоке, затаившееся где-то в глубинах подсознанья. Закрывая глаза, он переживал все заново. Так, без двадцати одиннадцать. Час или около того уйдет на ремонт «мустанга». Есть время, чтобы перекусить и прийти в себя. Затем снова в дорогу, и через несколько часов он будет в Вегасе. Времени достаточно. Он намеревался добраться туда к концу дня, значит, у него в запасе не меньше двенадцати часов.

Времени достаточно, Джон, повторял он, словно пытаясь убедить себя в том, что это действительно так.

Мимо, подняв облако пыли и обдав Джона мелким гравием, пронеслись два мотоцикла. Он прикрыл лицо рукой, закашлялся и выругался вслед мотоциклистам. Слова утонули в грохоте моторов.

Стоп: вроде город или что-то похожее. Череда магазинов, почта/автостанция, стоянка грузовиков. Даже не верится. Хоть сплюнь через левое плечо, благо ветер в спину. Но впереди действительно автостоянка, и там есть пиво – вполне сгодится, чтобы эта сраная дыра не казалась совсем уж мерзкой. Джон провел языком по пересохшим губам и направился к…

– Эй ты!

Старик на обочине. Рваная одежда. Солнцезащитные очки. На лице, словно искусно вырезанные на дубленой коже, проступают морщины. Рядом лежит немецкая овчарка.

– Чего тебе надо, старик?

– Не называй меня так. Ты что, совсем никого не уважаешь?

– Чего тебе надо?

– Да всего ничего. Надо, чтоб ты сбегал через дорогу, вон к тому автомату и принес мне бутылочку газировки.

Старик показал пальцем в сторону автомата, стоявшего напротив почты/автостанции.

– А сам что, не можешь?

– Нет, черт возьми! Сам не могу. Я слепой, разве не видишь?

– Извини, я не…

– Что, по-твоему, я тут делаю в этих очках? Загораю, что ли?

– Не знаю. Думал, ты просто глаза от солнца предохраняешь.

– У меня нет глаз. Хочешь убедиться?

– Боже упаси!

– Я потерял их на Окинаве. Воевал там. Проливал свою кровь и лишился глаз, и все для того, чтобы ты мог стоять тут и смеяться надо мной.

– Я уже извинился.

– Не извиняйся. Лучше сбегай и принеси мне газировки, пока я не умер от жажды.

– У тебя есть мелочь?

– Мелочь? Ты хочешь, чтобы я дал тебе мелочь? Я сражался на войне и лишился там глаз для того, чтоб ты клянчил у меня мелочь?

– Забудь, старик.

– Я просил не называть меня так.

– Бог мой, ладно.

Шаря в карманах в поисках мелочи, Джон поплелся к автомату.

– Возьми мне «Доктор Пеппер»! – прокричал вдогонку старик. – «Пепси» не бери. Это подслащенная вода и ничего больше.

– Хорошо.

Два двадцатипятицентовика в щель. Автомат старый – бутылки с водой за боковой дверцей. Прихватив «Доктор Пеппер», Джон перешел на другую сторону улицы, направляясь к старику.

– Не забудь открыть. Я сам себе бутылки не открываю.

– О, господи!

Снова к автомату и обратно. Старик буквально вырвал бутылку из рук Джона. Сделав большой глоток, он остановился, чтобы перевести дыхание.

– Да, это то, что мне было нужно.

Он протянул бутылку Джону:

– Хочешь?

На горлышке бутылки повисла слюна.

– Перебьюсь.

Джон присел на корточки и погладил собаку.

– Дал бы лучше глоток своему псу. Вид у него какой-то нездоровый.

– Это потому, что он сдох.

Джон отпрянул назад, отскочив чуть ли не на середину улицы:

– Боже!

– Надеюсь, ты не успел его приласкать?

– Какого черта ты держишь здесь дохлого пса?

– Да он совсем недавно сдох. И что, по-твоему, мне с ним делать? Я не могу его никуда отнести. А забрать никто не хочет. Может, ты возьмешь?

– Еще чего, я пока в своем уме!

– Вот видишь. У меня нет выбора, потому он и лежит тут, рядом со мной. В любом случае его место здесь. Мы с Сидом, это мой пес, теперь уже, правда, не мой, короче, мы с Сидом были неразлучны с тех самых пор, как я вернулся с войны, потеряв глаза на Окинаве…

С каждым словом голос старика становился все тише, пока и вовсе не сошел на нет, будто доносился откуда-то издалека – едва различимый шепот в тысячах миль отсюда. Чуть ниже по улице, обхватив руками длинный неудобной формы пакет, по направлению к припаркованным автомобилям шла женщина. Она-то и приковала к себе внимание Джона, мгновенно вытеснив из его мира все остальное.

Длинные, цвета воронова крыла волосы, ниспадающие на матовые плечи. Инде… Абориг… – к черту эти условности, подумал Джон. Похожа на индеанку. Возможно, мексиканка. На руках, обхвативших пакет, проступают напряженные мышцы. Шорты плотно обтягивают упругую задницу. Сквозь белую тенниску просвечивают два темных соска. Да, сиськи, задница и все прочее. Десять тысяч лет эволюции воплотились в этой женщине. Даже если она и не была красивой, Джон со своего места не мог этого разглядеть.

Он пошел за ней.

Старик что-то говорил дохлому псу.

– Тебе не помочь, красотка? – как бы невзначай подкатил к ней Джон. Теперь он мог точно сказать, что она абориг… нет, индеанка и бесподобно хороша.

– Я иду к своей машине. – Она даже не удосужилась посмотреть в его сторону. Хладнокровие и сексуальность.

– Мне как раз по пути. – Джон метнул быстрый взгляд на ее задницу – вблизи еще лучше.

– Мама учила меня не принимать предложений от абсолютно незнакомых мужчин.

– И это правильно, только ведь ничего абсолютного нет – все относительно.

Она остановилась. Оглядела его. Медленно, не торопясь, будто время для нее ничего не значило.

Мягкая улыбка, дружелюбная, безобидная:

– Меня зовут Джон. Теперь ты не можешь сказать, что я незнакомец. Видишь, это было совсем не трудно, я имею в виду – познакомиться, а, красотка?

– Ты так и будешь называть меня красоткой?

– Не знаю твоего имени.

– Может, я не хочу, чтобы ты знал.

– Может. Но если бы не хотела, не остановилась бы.

– Да в тебе самоуверенности хоть отбавляй.

– Это точно. Аж через край переплескивается. – Та же улыбка. Та же дружелюбность. Та же безобидность.

Она улыбнулась в ответ:

– Я – Грейс.

– Можно, я понесу твой пакет, Грейс?

Она поколебалась немного, но все же передала ему свою ношу. Застигнутый врасплох, он закачался под тяжестью пакета.

– Боже!

– Ты уверен, что справишься?

– Все, я уже приспособился. Просто со стороны он не выглядел таким тяжелым. – Джон поудобнее обхватил пакет больной рукой.

– А что у тебя с рукой?

– Несчастный случай.

– Надо себя беречь. Хочешь, я возьму твою сумку?

– Нет! – Он отшатнулся, отведя в сторону плечо, на котором висела сумка.

Грейс сделала шаг назад.

Джон улыбнулся. Дружелюбно, безобидно:

– Спасибо. Я справлюсь.

Улыбка в ответ. И они бок о бок пошли к машине.

– Очень любезно с твоей стороны помочь мне, – сказала Грейс. – Пакет такой тяжелый, да еще эта жара.

– Ерунда, правда. – Джон остановился рядом с багажником автомобиля. Опустил пакет на землю. Заломило спину. – Мне не трудно.

Грейс смущенно:

– Это не моя машина. Моя – там, вниз по улице. Надо было ближе припарковаться. Просто не думала, что все окажется таким тяжелым. Но я могу подъехать.

– Не стоит, – с некоторой бравадой в голосе ответил Джон. – Я справлюсь. – Он поднял пакет. Спину снова заломило. Джон подавил стон и пошел вслед за Грейс.

– Это просто новые шторы и карнизы к ним, – пояснила она. – Если бы я знала, какие они тяжелые, заказала бы доставку на дом. – У нее был роскошный, глубокий, мелодичный голос. Даже чтение телефонного справочника в ее исполнении звучало бы сексуально.

Джон поправил пакет, ухватив его поудобнее:

– Ничего. Все в порядке.

– Мне надоело смотреть на старые шторы. Сколько себя помню, столько на них и смотрю.

– Правда? – Его спина продолжала ныть, но теперь к ней присоединились еще и руки.

– А эти… Увидела в каталоге и сразу поняла – хочу! У тебя когда-нибудь так бывало: увидел что-то и уже без этого жить не можешь?

– Бывало, – откликнулся Джон почти из последних сил. Жара, тяжелая ноша и боль в руке вконец измотали его.

– Они, правда, стоят дороговато. Ну и что с того? Я и так себе во всем отказываю. Надо ведь иногда делать что-то и просто для собственного удовольствия, хотя бы время от времени.

– Со… согласен. – Перед затуманенным взором Джона промелькнула вся его жизнь. Что и говорить, бесславный конец – распластанный в грязи труп, погребенный под грудой занавесок.

Грейс остановилась у джипа.

– А вот и моя машина, пришли.

Опустить пакет плавно Джону не удалось. Обливаясь потом, он с грохотом сбросил тяжелую ношу на землю.

– Спасибо, Джон.

– Пожалуйста, Грейс, – с трудом выдохнул он.

Вскинув брови, она посмотрела на него:

– Ты ведь нездешний, правда?

– Почему ты так решила? Потому, что я помогаю даме поднести пакет?

– У тебя живой взгляд, в твоих глазах нет той привычной пустоты, когда человеку уже ничего не нужно, только бы дотянуть до вечера.

– Я приехал сегодня утром.

Удивленно:

– Приехал в Сьерру? Зачем?

– Так уж получилось. Машина перегрелась на дороге.

– Повезло еще, что это не произошло несколькими милями раньше. А то бы тебя никто не нашел. В такой день, как сегодня, запросто можно потеряться навсегда.

– Да уж, повезло. Застрял в какой-то богом забытой дыре посреди пустыни.

– Но ты всегда можешь уехать отсюда.

– Нет, пока не починят мою машину. Даже не представляю, сколько времени на это уйдет.

Грейс подошла ближе.

– И я еще заставила тебя попотеть. – Она коснулась рукой его груди. Смахнула капельки пота. – И взмокнуть.

Джон почувствовал возбуждение.

– Мне, наверное, понадобится твоя помощь, чтобы затащить пакет в дом. Здесь недалеко. Ты мог бы принять душ, выпить что-нибудь прохладительное.

Джон сделал вид, что раздумывает над предложением. Задумчивость длилась недолго.

– Да, пожалуй, мне не помешает что-нибудь прохладительное…


Джип рванул через пустыню. Верх был откинут. Джон выставил руку вперед, защищаясь от солнца. Посмотрел на Грейс. Ее волосы развевались в потоках горячего воздуха. Казалось, солнце и жара ей нипочем. На фоне безжизненного пейзажа она смотрелась очень органично. Как неотъемлемая часть общей картины.

Невзначай, словно она разговаривала сама с собой, Грейс вдруг спросила:

– Откуда едешь?

– Отовсюду. Чикаго, Майами, Сент-Луис. Сейчас вот из Альбукерка.

– Ну, ты и поколесил!

– Думаю, бродяжничество у меня в крови.

– А куда ехал?

– Не знаю. Пока хочу добраться до Вегаса. Затем, наверное, махну в Санта-Барбару. Может, найду там работу.

– Так вот и колесишь по свету – куда глаза глядят, без цели и постоянного дела? Должно быть, любишь искушать судьбу?

– Коли взялся играть, играй по-крупному.

– А если проигрываешь?

– Пакую вещи и еду в другое место.

Грейс посмотрела на него и улыбнулась. Но как-то не очень дружелюбно и безобидно.

Постепенно ее улыбка погасла.

– Другое место, – задумчиво сказала Грейс. – А я никогда еще не была в других местах. Разве что однажды, давно, ездила на ярмарку штата. Интересно, но, впрочем, ничего особенного.

– Я бы здесь не смог жить. Ни за что. Свихнулся бы от скуки.

– И что бы ты сделал?

– Что значит, что бы я сделал? Рванул бы отсюда к чертовой матери.

– А если бы не сумел?

– Никаких, на хрен, не сумел! Всего-то и нужно – собраться, настроиться и рвать когти. Главное – настроиться. Это ключ ко всему. Если ты внутренне готов что-то сделать, то сделаешь. Сможешь настроиться, и ты – свободный человек.

Какую-то долю секунды рассуждения Джона еще витали в воздухе, как вдруг на дорогу выскочил заяц.

– Бог мой! – Джон ухватился здоровой рукой за приборную панель.

Удар по тормозам. Грейс крутанула руль, и джип благополучно объехал зверька. Все под контролем. Ногу обратно на педаль газа и – полный вперед, как будто ничего и не было.

Джон глянул назад – как там заяц? Меховой комочек улепетывал в заросли полыни.

– Нет, ты видела?

– Самоубийца.

– Что?

– Они так выпрыгивают на дорогу, потому что хотят убить себя.

– Зачем зайцам убивать себя?

Грейс посмотрела на него. В ее глазах сквозила пустота.

– От скуки.

* * *
Дом был больше, чем предполагал Джон, – своего рода ранчо внушительных размеров, декорированное как снаружи, так и изнутри в стиле Санта-Фе. Он казался такой же частью пустыни, как кактус. Дорогой кактус. Это был оазис, место, где можно забыть о нестерпимой жаре, пыли, поте и мертвой земле. Живительная прохлада, чистота и… безопасность. Да, именно такое чувство вызвал у Джона этот дом. Безопасность. Здесь он никому ничего не был должен и никто ничего не требовал от него… Рука снова заныла, напомнила о себе давняя боль.

Грейс налила ему в стакан лимонада, проводила к спальне и исчезла где-то в глубине дома. Время от времени Джон слышал какие-то звуки, движение, смех… Но словно все это происходило не здесь, словно Грейс никогда и не существовала, а привиделась ему во сне, как мимолетный дождь, теряющий реальность под натиском утреннего света.

И вновь он подумал о доме, и это было приятно. Джон ненавидел грязную дыру, в которой он вынужденно застрял, мечтая только о том, чтобы поскорее убраться отсюда, и все же… пожалуй, он мог бы привыкнуть к дому… к Грейс. К Грейс в доме, когда он возвращается ночью или в обед, иными словами, к Грейс, живущей для него.

Да, в этом что-то есть. Некоторое время Джон продолжал размышлять в том же духе.

Тело как у нее, дом вроде этого… Чем плохо?

Он разбинтовал руку и вошел в ванную. Стоя под освежающим душем, он смотрел, как струи воды стекают по его телу. Но это не принесло желанного расслабления, а лишь вызвало в памяти образ дождя. Дождь же напомнил ему… как он, Джон, непостоянен в своих мыслях.

* * *
Вегас – город большого дерьма, – всегда был таким и всегда будет, но, кроме того, это еще и город огней. Сверкающих, мерцающих, ночь-прочь-отгоняющих. Если не освещено неоном, значит, и нет ничего. Церкви словно дискотеки, а дискотеки – все равно что ночной кошмар, навеянный Спилбергом/ЛСД. Огни ночи! Пожалуй, они даже важнее, чем солнечный свет, потому что солнце обнажает уродство города, показывает истинное лицо Вегаса, когда ночной блеск тускнеет, теряя свою привлекательность, а девка, которую ты хотел напоить и трахнуть, оказывается чучелом с размазанной по лицу косметикой.

Другое дело – свет во тьме. Яркие краски. Скорости. В сиянии ночных огней все веселы и счастливы, – так в неоновом безумии карнавала ты забываешь, что чертово колесо ставил утром какой-нибудь придурок, обитающий в трейлере по соседству и с трудом читающий надпись на обертке конфеты. Ночью ты весь во власти огней, которые указывают тебе путь, и путь этот вымощен алчностью, скупостью и всеми прочими низменными страстями человеческими, – за доллар, или чуть дешевле, им всегда можно найти применение на заднем дворе.

Все о’кэй.

Вегас не осудит. Вегас любит тебя.

Хочешь просадить деньги, хотя должен был отдать их жене или заплатить за учебу сына? Пожалуйста. И ты их просаживаешь.

Хочешь напиться с приятелями (они продают компьютеры и приехали сюда из штата Мудон, США, чтобы перекинуться в картишки)? Хочешь трахнуть шлюху-гея, потому что он похож на парня из старших классов, который тебе нравился, в чем ты никогда, даже сегодня, никому не признаешься – ни себе, ни жене, ни любовнице? Нет проблем. Утром Вегас простит тебя. Вегас еще не так умеет любить.

Делай, что хочешь. Будь собой. Здесь девочки, бренди и блэкджек. Все, что неправедно в остальном мире, праведно в Вегасе.

Джон не смотрел на свои карты. Смотреть на них – значит думать о них, а если он будет думать о них, – дернется, или улыбнется, или начнет прикидываться, что у него вовсе нет четырех выпавших ему королей. Но опытные игроки в покер умеют распознать, что кроется за таким подергиванием или улыбкой, а уж когда кто-то пытается выглядеть невозмутимо-безразличным, и вовсе нетрудно угадать его мысли: «Господи, блин, вот привалило так привалило!»

Поэтому Джон не смотрел на свои карты.

Он погладил их пальцем, разложил веером в руке, но на королей не смотрел. Не думал о них. Он думал о комнате, в которой находился. Грязная. Дешевая. Вся гостиница грязная и дешевая, ну да ладно. О таких местах не пишут, – они в самом сердце Вегаса, но туристические маршруты обходят их стороной, не рекламируют их и в брошюрках, вручаемых на выходе из аэропорта, – такие места для игры. Настоящей. С высокими ставками. И с высоким риском, ведь игра и риск неразделимы. Играть без риска – все равно что демонстрировать карточные фокусы какому-нибудь бар-мицва.[4] Джон полагал именно так, хотя с четырьмя королями на руках – риск небольшой.

Однако сейчас Джон не думал ни о чем.

Он смотрел на… как, черт подери, ее зовут? Дина. Диндра. Грудь чуть ли не вываливается из лифчика, едва прикрытого топом. Чулки на резинке. Задница, с которой Джон съел бы даже дыню, а он ненавидел дыни. Такая девушка – девушка, знающая, где найти настоящую карточную игру, трахается как молодая необъезженная кобыла и сразу отключается, засыпая, после секса, не требуя продолжения ласк, такая девушка – почти совершенство.

На мгновение Джон вспомнил о Гейл. Стоит ли ради Диндры… Дины… ради Дины бросать Гейл? Да будет тебе, парень. Что за идиотский вопрос?

За столом еще трое игроков. Толстяк, какой-то явно голубой тип и итальянец. Итальяшка в шелковом костюме. Ничего себе у него костюмчик! Господи, да он так одет, будто сегодня в «Сэндс»[5] устраивает вечернее шоу Фрэнки со Стаей.[6]

Чертов Вегас, внутренне улыбнулся Джон. Для подобных типов Вегас медом намазан.

Ставить должен был итальянец. Он спасовал. Его примеру последовал и голубой. Неудивительно. Ставки увеличивались, к тому же, если честно, яйцами эти ребята не вышли – вместо спермы один пшик. Не то что у Джонни. У него между ног все было в порядке: четыре короля – это вам не пустышка, с таким королевским семенем сам черт не страшен. За столом остался только толстяк, но и он сейчас проиграет.

Джон подвинул на середину стола стопку фишек. Три тысячи. Толстяк выбывает – и он забирает банк, толстяк поднимает ставку – и он уходит с пустыми карманами. В голове его ритмично билась только одна мысль: не улыбаться, не улыбаться, не улыбаться.

Толстяк надолго задумался. Спасовать или поставить? Сдаться или продолжить?

И он поднял ставку, поднял по-крупному. Он поставил все свои фишки, потом полез в пиджак и пухлыми пальцами вытащил пачку денег, которыми был набит его карман. Одну за другой он начал отсчитывать купюры. Как осенью листья сыпались они на стол. Бумажный дождь прекратился, только когда банк вырос до двадцати тысяч.

Пять коротеньких сосисок засунули в карман толстяка куцый остаток пачки. Толстяк ничего не сказал и ничего не сделал. Ничем не выдал себя – блеф, а может, и нет. Он потянулся к слойке с кремом и затолкал ее в рот. В непропорционально маленький рот для такого большого человека.

И что теперь? Джон не мог покрыть ставку. Значит, он вынужден сказать «пас». Но в таком случае зачем вообще было приходить сюда и тратить столько времени, чтобы, упустив стопроцентный выигрыш, получить под зад и кучу проблем на свою голову? Он почувствовал, как что-то скатывается по лбу. Пот.

– Я… Я не могу покрыть ставку. – Даже на эти слова толстяк не прореагировал. – Я, мм, у меня недостаточно денег…

– Ставлю за тебя, – вмешался итальянец.

Он еще ни слова не сказал Джону за весь вечер, поэтому Джон опешил:

– Что?…

– Если остаешься в игре, ставлю за тебя.

– Я…

– Это не благотворительность, у меня свой интерес. Я покрываю ставку, ты выигрываешь, – ты должен мне то, что я поставил, плюс тридцать процентов.

Это сразило Джона.

– Вы хотите заработать на моем выигрыше?

Шелковый костюм пожал плечами.

– Дело твое, можешь продолжить игру, можешь встать и уйти, мне все равно. Но если ты сейчас спасуешь, вообще ничего не получишь.

Джон покусал губу, словно пытаясь выдавить из себя и так понятный ответ. Глупо, черт побери: брать у кого-то деньги, чтобы остаться в игре и чтобы этот кто-то смог нажиться на твоем выигрыше. Вот ведь попал в дерьмо по самые уши…

Он почувствовал, как на его плечо легла чья-то рука. Это… Дана?… Стоит рядом и выглядит на все сто. Такие девушки, как она, могут, не двигаясь с места, добиваться всего, чего хотят. Но она подвинулась. Ее грудь скользнула по его шее.

Он посмотрел на четырех засранцев королей, приникших плечом к плечу друг к другу в его руке.

И все-таки Джон колебался.

– Не знаю, стоит ли…

Это еще что?! Смех. Чертов гомик смеется. Нет уж, на хрен! Джон мог есть дерьмо, много дерьма. Тонны дерьма были ему нипочем. Живя в сточной канаве, к дерьму привыкаешь. Но когда какой-то придурок в лицо насмехается над ним, – этого он снести не мог.

– Играю. – Почему бы нет? – Играю.

Итальянец кивнул.

Джон объявил каре. Без фанфар, спокойно выложил на стол четырех своих красавцев.

Толстяк открыл карты.

За долю секунды Джон описал круг по всей Вселенной. И не один раз. Он погрузился в такую кромешную тьму, куда даже звездный свет не мог проникнуть. Через несколько лет он вернулся в этот маленький грязный отель, в который не осмелился бы войти ни один турист. В буро-оранжевую мерзость этой комнаты. Он парил над жалким раздавленным человечком, вот-вот готовым расплакаться. И понял, что парит над самим собой. Как в «Секретных материалах», – когда люди, умирая, выходят из своего тела.

Но Джон не умирал.

О смерти он мог только мечтать, пока же его ожидала отвратительная жизнь. И никуда от нее не денешься, парень. Надо возвращаться в этот мешок с мясом и костями и топать дальше, влача свое никчемное существование.

Реальность выхватила его из секундного прыжка в небытие и обратно: толстяк только что открыл свои карты. Открыл три… четыре туза.

– Что дальше? – спросил толстяк.

Педик засмеялся.

Итальяшка кивнул.

Да-а… Какое уж тут, на хрен, дальше? У одного четыре короля, что, во-первых, почти, мать твою так, невозможно само по себе и, во-вторых, почти, мать твою эдак, невозможно побить. А другой за тем же столом не просто бьет, а бьет аккурат четырьмя тузами.

– Что дальше? – повторил слова толстяка Джон, ни к кому конкретно не обращаясь, разве что только к… Дениз.

Дениз, или как там ее звали, ничего ему не ответила. Не ответила, потому что ее не было. Не было рядом. Рядом с ним. Она продефилировала через всю комнату к итальянцу и, повиснув у него на плече, с видом «ах ты, глупыш» улыбнулась Джону.

Девушка.

Девушка, которая ластилась к нему, когда он выигрывал в покер во «Фламинго».[7] Девушка, которой всегда было известно, где играют по-настоящему. Итальянец, знать не знавший Джона, но предложивший поставить за него. Толстяк с четырьмя тузами.

Джон почувствовал себя глупым котом, угодившим под грузовик, когда до него наконец дошло:

– Ты подставила меня! Ты, маленькая сучка!

– Зачем же так грубо, – встрял итальянец, внезапно преобразившийся в галантного кавалера. – Не надо с ней так разговаривать.

– Конечно, ведь я разговариваю с твоей девушкой, да? Она ведь твоя, да? И педрила этот твой. Ты тоже педик долбаный, или как?

Смех оборвался. Все молчали, а Джон и подавно. Он не был крутым. Никогда. Да и момент для демонстрации крутизны не самый подходящий. Текли секунды. Затем итальянец выдавил из себя нечто вроде улыбки:

– Значит, думаешь, это подстава? Значит, так думаешь?

– Да. Ты с этой сучкой каждый вечер выходишь в город…

– Слышь, я уже, кажется, сказал тебе…

– Она отсасывает у таких ребят, как я, ты разрешаешь нам немного помечтать, поверить, что мы выигрываем, но стоит нам поднапрячь яйца, как ты их отрезаешь. Пятнадцать-двадцать штук с человека. Отличный бизнес. Высший класс. Дешевкам вроде тебя только это и по силам. Неудивительно, ведь Дино и Сэмми больше нет.

Да, конечно, не самый подходящий момент строить из себя крутого. Но зато – какие ощущения!

Итальянец улыбался. Не от счастья, не тепло и не по-дружески. Просто улыбался. Затем улыбка исчезла с его лица, и он заговорил:

– Возможно, тебе нравится так думать. Наверное, сопляк хренов, так тебе легче проигрывать, – полагая, что весь мир ополчился против тебя. Ты ведь у нас особенный, аж глаз не оторвать, потому подлые кидалы и выбрали из тысяч именно тебя, а потом покатались на тебе, как на пони. Ну что, полегчало? Впрочем, попробуем взглянуть на это с другой стороны: маленький чертов умник, ты приезжаешь в город – мой город – в застиранных рабочих штанах, с челкой набекрень, убежденный, что ты пуленепробиваемый, что ты можешь покормить акулу и при этом с тобой ничего не случится. Только не вышло. Никакой ты не особенный. И в картах ты понимаешь не больше, чем священник в шлюхах. По-моему так. – Итальянец потер свой розовый перстень: большой, сверкающий, аляповатый, как все розовые перстни. – Но ты сел играть, ты открыл карты, и теперь вся эта мутотень уже не имеет значения. Не важно, мы тебя облапошили, или ты, уж извини, сам нарвался. Ты проиграл, за тобой должок, и я хочу получить свои деньги.

Джон испепелял итальянца взглядом. Капля пота попала ему в глаз, и он вздрогнул.

– Я… У меня нет при себе наличных.

– Да?

– Были бы, не пришлось бы…

– Но деньги у тебя есть.

– Что?…

– Деньги. У тебя есть деньги. Ты бы не рискнул играть, зная, что не можешь покрыть ставку.

– Нет. В смысле, я бы не рискнул играть, зная…

– Хочешь выписать чек? Я возьму чек. Не сомневаюсь, что тебе можно доверять. Выписывай на мистера Веши.

– Я не могу выписать чек. Мне нужно…

Опять! Опять этот чертов педик со своим идиотским смехом. Останься Джон с ним на пару секунд с глазу на глаз, он бы…

Итальянец прервал ход его мыслей:

– Так у тебя есть деньги? Наличные?

– Да…

Естественно, как само собой разумеющееся:

– Неси сюда.

Джон с трудом поднялся. Медленно направился к двери.

– Эй, слышь? – раздался за его спиной голос итальянца, – мне совсем не улыбается за кем-то сегодня гоняться. Дождь будет, а я под дождем по городу за людьми не бегаю, смекаешь, о чем я?

Джон попытался что-то сказать, и в это время девушка подошла к педику. Поцеловала его. Она смотрела прямо на Джона и целовала педика взасос – глубоко и крепко. А он глубоко и крепко целовал ее. Как будто и не педик вовсе. Хотя, может, и педик, а девушка просто демонстрировала Джону, что скорее даст педику, чем ему.

Не важно.

Ей хотелось пнуть его, и у нее получилось.

Джон ушел.

Начинался дождь.


Домой, на улицу Парадиз, он добрался быстро. Даже несмотря на то, что ехал под дождем. Но за это время Джона успела охватить паника, и такая, что не сразу справишься.

О чем ты раньше думал, вертелось у него в голове. Девушка, подстава, да еще это неоновое безумие в городе – любому дураку сразу все понятно. И не впервой ему так вляпываться. В последний раз еле ноги унес, иначе бы сердце вырезали из груди. Тогда Джону повезло – он вышел на людей, которые знали, как помочь ему выбраться из дерьма. Что, если снова им позвонить, мелькнула шальная мысль.

Ну да, можно подумать, они спят и видят, как бы подсобить Джону еще разок. К тому же Брайс отчалил в Лос-Анджелес, а Нед и Джуд… разве не мертвы?

За угол. К подъезду. Джон выскочил из машины и помчался к себе домой. Вообще-то к Гейл домой, но Джон стал называть дом своим, поучаствовав в оплате. Пару-тройку раз. Большую часть все равно заплатила Гейл.

В дом. Гейл сидела так, словно чего-то ждала.

У Джона не было времени на подробности, поэтому он не стал в них вдаваться.

– Сколько у тебя денег? – Времени на обсуждение у него тоже не было, и он сразу взял быка за рога: – Мне нужны деньги. Столько, сколько сможешь дать. Обещаю, что все верну, когда раздобуду нужную сумму.

Гейл продолжала сидеть. Не шелохнувшись. Не проронив ни слова. Просто сидела.

Паника еще сильнее охватила Джона, он с нажимом повторил:

– Мне нужны деньги, – и пытаясь подсластить пилюлю, добавил: – Детка.

Гейл не реагировала на его слова. Неподвижная, будто скала. Наконец процедила сквозь зубы:

– Сегодня наша годовщина.

Джон попытался переспросить «Что?», но смог только безмолвно выдохнуть воздух. На один удар сердца все вокруг замерло. Он посмотрел на Гейл. На ее ноги и юбочку, в которой она работала официанткой в отеле где-то в центре, там они впервые встретились. У нее были отличные ноги. Не то что у моделей, чьи из ушей растущие ходули напоминали веретено и при порыве ветра, казалось, вот-вот треснут пополам. У Гейл были крепкие, стройные, сильные ноги. Просто загляденье. Отличные ноги для женщины ее возраста, хотя Джон не знал точно, сколько Гейл лет. Она была азиаткой, а азиатки всегда – как правило – выглядят моложе. И все же для ее возраста… Ведь у нее уже появилась седина. Серебряные ручейки, струящиеся по черной глади густых пышных волос. Одно из двух, думал Джон: либо Гейл старше, чем он предполагал, и Господь наделил ее лучшими ногами, какие когда-либо видел свет, либо она еще очень молода, просто относится к тому типу женщин, у которых седые волоски появляются по любому поводу. И в том и в другом случае можно было всласть фантазировать, и Джону не хотелось расспросами все испортить.

Гейл вернула Джона на землю:

– Сегодня наша годовщина, а ты заставил меня ждать.

На лице у Джона застыл немой вопрос: «Что за хрень ты несешь, о чем это ты?»

– Что за хрень ты несешь, о чем это ты? – сказал он вслух.

– Восемь месяцев. Ровно восемь месяцев со дня нашего первого свидания.

О чем это она? Сейчас там Оушен с друзьями[8] сидит и ждет свои тринадцать штук, готовый выпустить Джону кишки, а она несет невесть что.

– Ты меня слышала? Меня ждут люди, которые…

– А ты меня слышал? Сегодня восемь месяцев со дня нашего первого свидания, а я сижу тут как дура и жду весь вечер.

Никакая паника, парализовавшая все его существо, не шла в сравнение с этим. Не важно, кто ты – король Англии или уличный бродяга. Если у тебя есть подруга, она может вылить на тебя какое-нибудь чудовищное, ненормальное, ошеломляющее дерьмо, которое заставит тебя забыть обо всем на свете. Чтобы расстаться с женщиной, достаточно увидеть, как кто-то другой за карточным столом открывает расклад выше твоего.

– Восемь месяцев не сегодня.

– Сегодня.

– Не сегодня. Я приехал в Вегас год назад и в первую же неделю своего пребывания в городе познакомился с тобой.

– Я знаю. Неужели ты думаешь, что я не помню этого? Я не сошла с ума. Сегодня годовщина не нашей первой встречи. Сегодня годовщина нашего первого настоящего свидания.

Джон подумал о гомике, который сидел с ним за карточным столом. Может, быть гомиком не так уж и плохо. Голубые, наверное, действительно счастливы. Два парня, живущие вместе, имеют общие интересы, занимаются мужскими делами, понимают друг друга как мужчина мужчину. А ему надо разбираться с женщиной.

– Первый раз… Гейл, мне нужны деньги. Меня сейчас не волнует, когда мы встретились или когда мы… – Джон сплюнул и продолжил: – Мне нужны деньги!

Взгляд Гейл изменился. Так меняется взгляд у женщины, когда она хочет что-то спросить у промокшего под дождем и требующего денег бой-френда. Так меняется взгляд у женщины, почувствовавшей что-то неладное, а женщины всегда что-нибудь такое чувствуют. Всегда. У них это в крови. Женщины не могут иначе.

Гейл подошла к Джону.

Джон невольно отступил назад, слишком решительно она подошла.

Гейл на секунду закрыла глаза. Только на секунду. А когда снова открыла, в них пылал адский огонь.

– Ты был с женщиной.

– Что… я… что ты?…

Именно так ведут себя пойманные с поличным. Они вздыхают, закатывают глаза, делают вид, что не понимают, о чем речь. И так всегда. У них это в крови. Мужчины не могут иначе.

– Да ты весь пропах ею, Джон, и запах у нее дешевый. У нее запах двухдолларовой шлюхи, которая готова лечь под кого угодно.

– Я… почему ты…

– Признайся. Признайся, ты был с женщиной!

Деньги, парень. Надо вернуться к деньгам. Признайся и снова скажи про деньги.

– Да, ты права, я действительно встречался с девушкой, но это…

– У нас сегодня годовщина, а ты был с другой?!

– Сегодня не… хорошо, сегодня у нас годовщина, а наша первая встреча? Как же наша первая встреча? Дерьмо собачье. Дерьмо собачье, а не годовщина!

– Только не для меня! – Глаза у Гейл покраснели. Скоро они увлажнятся, а потом потекут слезы. Чертовы слезы.

Джон упорствовал:

– Восемь месяцев. Это даже не год. Был бы год, я бы еще понял. Гейл, девушка… Я играл, она просто была рядом. Вот что я пытаюсь тебе сказать, карточная игра. Я проиграл, проиграл очень много, и не тем людям. Мне нужны деньги, и я… Господи боже, мне нужны деньги!

– В любой другой вечер я бы стерпела. Но сегодня?… В день нашей годовщины?!

Правда. Вот к чему приводит правда. Правда несет с собой только боль, и жжение в груди, и проблемы. Если тебе кто-то нужен, если ты кого-то любишь и в то же время не хочешь слишком сильно страдать, – правде нет места в отношениях, разве что когда старая добрая ложь вовремя не приходит на ум.

Гейл была на грани срыва, но изо всех сил старалась держаться. Так сильные женщины становятся слабыми. Даже Джону, человеку, который душу отдаст под заклад в задрипанный ломбард, лишь бы получить еще денег на рулетку, было больно на это смотреть.

– Я не могу, Джон. Восемь месяцев я снабжала тебя деньгами, а ты продувал все первому встречному ослу. Я уже не так молода, чтобы тратить время впустую, как тратила на тебя. У меня нет восьми месяцев на то, чтобы подыскать себе кого-то, кто, может, не красавец и не слишком крут, но кому не наплевать на меня. Не так уж много я хочу, правда? Немного, но этого хотят все: под конец дня, чувствуя себя заезженной лошадью, знать, что у тебя есть кто-то – где-то – кому ты, черт побери, хоть капельку нужен.

– Гейл, я…

Как только Джон попытался заговорить, Гейл обрушила на него новую тираду:

– МНЕ ТОЖЕ В ЭТОЙ ЖИЗНИ ЧЕГО-ТО ХОЧЕТСЯ! Неужели так сложно понять, что не только у тебя могут быть желания? Тебе нужна другая девушка? Иди к ней! Но только не в мое время. Не в мои личные часы.

Тяжелая тишина. Повисла в комнате и сгустилась как грозовая туча. Даже шепот Джона прогрохотал раскатом грома:

– Извини, Гейл. Пожалуйста, прости меня за то, что я так поступил, пожалуйста. Я сделаю все, чтобы исправиться. Все, что хочешь. Но сейчас мне нужна твоя помощь. Если ты мне не поможешь… Я серьезно влип, Гейл. Очень серьезно. – Еще один удар сердца, и – чтобы подтолкнуть: – Пожалуйста.

– У меня на счету около двадцати двух тысяч, – тут же откликнулась Гейл.

– О, боже, милая, спасибо. Мне нужно только тринадцать. И я тебе все отдам. Клянусь, все…

– Ты ничего не получишь.

Джон онемел.

– Ни цента. Ты не получишь ничего.

С превеликим трудом Джон сумел наконец заговорить:

– Ты… не… послушай: я попал. Меня пришьют, Гейл. Меня пришьют, если я не заплачу. Ты должна мне помочь.

Никакой реакции.

– Черт возьми, Гейл, они убьют меня! МНЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ!

Уже кое-что: на губах Гейл мелькнула едва заметная улыбка. О да, Джона убьют, она смаковала каждую секунду его смерти. В аду нет фурии…[9]

Пол закружился у Джона под ногами. В мгновение ока мир изменился: завертелся, закачался, вышел из-под контроля. Джон очутился в спирали, которая вот-вот утащит его прямо к земному ядру на скорости двести миль в час, и от него ничего не останется, кроме пустой выжженной воронки.

Начиная свой полет к центру земли, Джон кинул прощальный взгляд на мир вокруг. И увидел только Гейл. На ее лице играла улыбка.


В Вегасе день не особо отличается от ночи или, по крайней мере, от вечера. Огни. Бесконечные огни. И темноты слишком мало, чтобы в ней укрыться. Несмотря на толпы народа, несмотря на дождь, на Фремонт-стрит при всем желании не спрятаться.

Джон пытался скрыться.

Он собрал, что имел – все безделушки, все побрякушки, какие только смог найти, и потащил в ломбард, – второй по прибыльности бизнес в Вегасе после казино.

Восемьсот долларов. Джон принес весь свой скарб, и его оценили в восемьсот долларов. Вот что представляет собой человек: попадая по-крупному, узнаешь, сколько стоит твоя жизнь. Восьмисот долларов не хватит даже на приличные похороны.

Поэтому Джон ничего не стал продавать. Не стал закладывать свою гордость. Все, что теперь имелось у него за душой, – хлам, стоимостью в восемьсот долларов.

Нужно срочно убираться из города. Направившись к своему «мустангу», он увидел здоровенного мужика, похожего на бандита, который околачивался возле машины. Может, этот громила неровно дышит к «мустангам»?

Может быть.

Но, скорее всего, он работает в отделе доставки у франтоватого мистера Веши. Джон не горел желанием выяснять, так ли это, и дал деру.

Носиться туда-сюда по Фремонт-стрит – довольно глупое занятие. Находился бы он сейчас около «Юнион Плаза», сел бы в поезд и… Но в таком случае пришлось бы оставить «мустанг». Об этом и речи бытьне может. Ладно, на время нужно затаиться, а потом…

Черт! Что это? Еще один бандюга. Или тот же самый? Или это у Джона паранойя?

Нет, здоровяк следит за ним, точно.

Головной болью свербил в мозгу сумасшедший план: убрать бандита, залезть в «мустанг» и смыться из города. Не слишком хороший план. Уж очень прост, но должен сработать.

Может быть.

Если только удастся выполнить первый пункт.

Может быть.

Джон решил срезать, нырнув в проход между домами. Это была ошибка. Там оказался тупик. Им снова овладела паника. Он развернулся и пошел обратно к улице. Дойдя до начала прохода, Джон почувствовал удар в грудь. То ли кирпичом, то ли свинцовой трубой. На самом деле – кулаком. От удара Джона швырнуло назад.

Гигантские руки – бандитские – подняли его за плечи и вмазали в стену дома. У Джона перехватило дыхание. Он ловил воздух ртом, затем глубоко вдохнул, заглатывая дождь вместе с воздухом. В голове у него билось и кричало: «Не надо было убегать! Не надо было убегать!»

Как будто единственное, чего ему не следовало делать, так это убегать.

И другой голос: «Я хочу получить мои деньги».

Джон попробовал шевельнуться. Запястье сильно придавлено к стене. Впечатано в стену. Пальцы расставлены и расплющены. Ему показалось, что еще секунда – и кисть отлетит от руки.

И снова голос: «Я хочу получить мои деньги».

Звук – словно звякнул металл. Краем глаза Джон увидел, как блеснуло лезвие выкидного ножа. Блеснуло и пропало. А потом пальцы Джона обожгло белым огнем. Он закричал. Ночь погрузилась в кромешную тьму. Такое в Вегасе случается нечасто.

И снова в постепенно исчезающем мире: «Я хочу получить мои деньги».

* * *
Джон смахнул воду с лица и посмотрел на свою левую руку. С розоватых обрубков безымянного пальца и мизинца струился красный ручеек, тут же растворявшийся в потоке воды из душа.


Спальня Грейс. Джон вытерся и натянул джинсы. Затем достал из сумки свежую рубашку, подошел к зеркалу и, перебинтовав руку, начал застегивать пуговицы.

В зеркале он увидел Грейс – она стояла в дверях, с интересом наблюдая за ним. Он стал возиться с пуговицами медленнее, даже попыхтел немного, дав ей возможность вдоволь насмотреться. Грейс вошла в спальню. Она успела переодеться – теперь на ней было легкое золотистое платье, в руке она держала бокал с лимонадом.

– Подумала, может, после душа ты захочешь выпить чего-нибудь холодненького.

Джон взял бокал и сделал большой глоток. Прижав ледяное стекло ко лбу, блаженно застонал:

– Ух, хорошо! Спасибо.

– Не за что, ты же гость. – Грейс сидела на краешке кровати, вызывающе раздвинув ноги.

Джон улыбнулся:

– Наверное, живя в таком огромном доме, ты должна чувствовать себя очень одинокой.

– Так и есть.

– А чем ты занимаешься?

– Чем придется. То одним, то другим. Главным образом гадаю, предсказываю судьбу.

– Где ты этому научилась?

– У моего отца. Он был шаманом.

– Знахарем?

– Белые люди любят придумывать всему свои названия, мы так не говорим.

Джон пожал плечами.

– Неплохой дом для дочери шамана. Ты, должно быть, чертовски хорошая гадалка.

Грейс наклонилась вперед. Вырез ее платья скользнул вниз, частично обнажив упругую грудь.

– Подойди сюда.

Джон подошел. Он опустился на одно колено, и она мягко обхватила его голову ладонями. Джон почувствовал, как в джинсах заворочался напрягшийся член.

– В твоем прошлом есть что-то… – сказала Грейс. А может, и не она. Это был… другой голос. Глубже, чем ее. Какой-то потусторонний. По телу Джона пробежала дрожь, как если бы он стоял на краю собственной могилы. А Грейс тем временем продолжала: – Что-то, о чем ты мечтаешь забыть. Боль. Но ты не можешь забыть, тебе не дают этого сделать. А еще ты страстно чего-то хочешь. Тебе кажется, что это недостижимо, однако ты готов на все, чтобы осуществить свое желание.

Джон отпрянул от нее. Гадалка Грейс или нет, но слишком уж близко подобралась она к его сокровенным мыслям.

– И все это ты прочитала по моему лицу?

– То же самое я могла бы сказать, глядя на любое другое лицо. У каждого есть прошлое. Каждый хоть раз в жизни испытывал боль, и у всех есть какие-то желания. – Она опустила голову и посмотрела на него сквозь водопад волос. – А чего хочешь ты, Джон?

Он изучающе оглядел ее, долго и неторопливо. Его бросило в пот.

– Того же, чего и ты.

– Правда? – Она облизнула чувственные губы кончиком языка. – Я хочу повесить шторы.

Грейс встала и, обойдя его, быстро вышла из спальни. Схватив бокал с ледяным лимонадом, Джон принялся судорожно пить.


Грейс стояла на верхней ступени стремянки.

– Подержи меня.

Джон осторожно обхватил ее руками за талию.

– Крепче.

Он сжал ее посильнее.

Она повесила шторы.

Он не сводил глаз с ее задницы.

– Все. Сними меня отсюда.

– Что?

– Сними меня отсюда.

Он подхватил ее на руки и опустил на пол, продолжая сжимать в объятиях. Мгновение они стояли, прижавшись друг к другу.

– Ты можешь уже не держать меня. Я не упаду.

Джон неохотно разжал руки. Грейс отошла от окна и посмотрела на шторы со стороны.

– Как они выглядят?

– Похожи на тебя.

– Такие же красивые?

– Такие же эфемерные.

Это была шутка, но Грейс метнула в Джона возмущенный взгляд, как будто не поняла, что он пошутил. Или такие шутки ей не нравились.

– А по-моему, очень даже неплохо, – сказала она. – Я хотела немного оживить комнату, и, думаю, мне это удалось.

– Еще как удалось!

– Ну вот, шторы повесили. Что теперь будем делать? – кокетливо спросила Грейс.

– У меня есть идея.

– Какая?

Джон обнял ее за плечи. Притянул к себе и поцеловал. Горячо и страстно. Она не ответила на его поцелуй. Мертвая рыба и та была бы менее холодной.

– Ладно, Грейс. Поиграли, и хватит.

– Поиграли? – лицо Грейс выражало недоумение и невинность.

– Сначала ты флиртуешь со мной, потом строишь из себя Снежную Королеву. То поманишь, то отпихнешь. Я не марионетка, которую дергают за нитки.

– Правда? А в какую игру ты собирался играть? Думал, донесешь девушке пакет, и она тут же завалится с тобой в постель?

Ну все, хватит. У каждого человека есть предел, и Джон почувствовал, что достиг своего. Он направился к двери, по пути нагнувшись, чтобы прихватить сумку.

– Можешь не провожать меня, я и сам найду дорогу в город.

– А если я люблю сначала поближе узнать мужчину? Понять, из какого теста он сделан?

Джон остановился. Повернулся и подошел к Грейс.

– Я живой человек, из плоти и крови. И когда женщина заигрывает со мной, я реагирую вполне определенно. Как любой нормальный мужик. Впрочем, ты и сама это знаешь, ведь ты же гадалка. – Губы его скривились, как будто он хотел сплюнуть. – Спасибо за лимонад. – И он снова направился к двери.

– Ты не ответил на мой вопрос.

– Решила еще поиграть? – не оглядываясь, бросил Джон через плечо.

– Это не ответ. Чего ты хочешь, Джон?

– Ты знаешь, чего.

– А может, я жду, чтобы ты сказал это вслух?

Джон пристально посмотрел на нее. Она стояла посреди комнаты – губы приоткрыты, дыхание учащенное. Сумка скользнула с плеча Джона на пол.

Он сделал неуверенный шаг. Затем, словно решившись, резко рванулся к Грейс – как изголодавшийся зверь на добычу. Она закрыла глаза и, чуть качнувшись вперед, приготовилась отдаться ему.

– Грейс!

Джон замер на месте, будто натолкнулся на кирпичную стену, – ни жив, ни мертв. Придя в себя от неожиданности, он, тяжело дыша, обернулся… В дверях стоял немолодой мужчина. О его возрасте можно было судить только по седым прядям в волосах. В остальном же это была скала – ноги как стволы вековых деревьев, руки как у сталелитейщика или борца…

– Джейк? – удивленно сказала Грейс. – Я не ждала тебя в такое время, думала, ты на работе. – Она постаралась придать голосу невозмутимость, но получилось не очень убедительно.

– Кто это, черт возьми?! – прорычал Джейк.

Джон отметил, что рык у него не хуже, чем у волка.

– А ты кто такой?

– Догадайся.

Долгих размышлений не потребовалось:

– Ее муж?

– Сообразительный мальчик. – Ирландский акцент, столь же основательный, как и сам Джейк. – А теперь я хочу услышать, кто ты и что ты тут делаешь? И будет лучше, если ты скажешь правду, иначе, бог мне свидетель, я разорву тебя на части.

– Я просто помог твоей жене. Увидел ее в городе. Она тащила тяжеленный пакет. – Джон сглотнул. – Ну, я и помог донести. А потом мы повесили шторы. Вот и все.

– Не сомневаюсь. Глядя на тебя, сразу видно, что вы только что вешали шторы.

– Клянусь, все было именно так. Я даже не знаю, где в этом доме спальня.

Джейк презрительно хмыкнул:

– Весьма двусмысленное заявление, приятель.

– Грейс, скажи ему.

Грейс, как ни в чем не бывало, потягивала лимонад.

– Какого черта, Грейс! Скажи ему, как все было!

Она потупила взгляд и скромно произнесла:

– Можешь верить ему, Джейк. Он говорит правду.

В глазах Джейка пылал огонь.

– У меня свое мнение на этот счет. – Он не сводил взгляда с Грейс, не обращая на Джона никакого внимания. – Может, что-то из сказанного и правда, но вот все ли? По-моему, ты врешь мне. Или хочешь насладиться тем, как двое мужчин будут по твоей милости выбивать друг из друга дерьмо?

Правая рука Джона сжалась в кулак. Ногти впились в ладонь. Но разум все же взял верх над чувствами: Грейс, Джейк, явное неравенство сил… Он разжал кулак.

– Я не собираюсь с тобой драться, – сказал он Джейку. – Хочешь размозжить мне голову, валяй, я не буду тебе мешать. За глупость надо платить. Но если ты не намерен бить меня, то я бы хотел вернуться в город.

В комнате повисло напряженное молчание. Долгое и хрупкое. Каждый ждал, что сейчас случится.

Но ничего не происходило.

Джейк отступил от двери.

Джон поднял свою сумку и молча вышел.

Грейс продолжала потягивать лимонад.

* * *
Прохладным вечером, когда дует приятный свежий ветерок, дорога от дома Грейс – вернее, Джейка и Грейс – назад в город заняла бы не больше сорока пяти минут. Долго, но не очень утомительно.

Однако поздним утром, в разгар жары и духоты, Джону казалось, что он бредет по кругам ада в облитой бензином одежде, с трудом уворачиваясь от бушующих вокруг языков пламени.

Он споткнулся и чуть не упал. Его рубашка стала темной от пота, а новый спортивный пиджак посерел от пыли. Это, думал Джон – времени на то, чтобы все обдумать, было сколько угодно, – это дьявольское место не одолеет его, он не сдастся.

– Черт, черт, черт, – слетало с его губ.

Ремень сумки больно врезался в плечо. Груз незаслуженного дерьма, в котором Джон искупался, давил еще сильнее. А был бы он, скажем, каким-нибудь бухгалтером, вел бы добропорядочную жизнь…

Надо заметить, что из любого мало-мальски приличного игрока мог бы получиться прекрасный бухгалтер – с чем, с чем, а с цифрами у этих людей проблем нет, так уж устроены у них мозги. Но когда какой-нибудь банкир или бизнесмен, придя в понедельник в офис, обнаружит распотрошенный сейф, ненадежность таких «бухгалтеров» сразу станет очевидной всем. Отсюда мораль: не доверяйте первому встречному игроку, а уж если сглупили, поспешите в Лас-Вегас, где непременно найдете его – от порочных привычек трудно избавиться, и убедитесь, что он не прихватил с собой ключ от вашего сейфа.

Джон чувствовал себя отвратительно. Не потому, что его застукали с чужой женой. Просто, когда кости не катят, будущее представляется в мрачных тонах.

По дороге мчал «кадиллак». Джон остановился. «Кадиллак» затормозил рядом с ним. Стекло опустилось, и в окошке показалась голова Джейка.

– Садись, парень. Я тебя подвезу.

Джон не двинулся с места.

– Жара почти сто градусов.[10] В такую погоду идти пешком – самоубийство. Недолго и свихнуться, поверь.

Джон продолжал стоять. Из салона машины повеяло прохладой – работал кондиционер. Джон огляделся: на мили вокруг – никого. Подходящее место, чтобы свести счеты. Здесь запросто можно убить человека, и ни одна живая душа никогда не узнает об этом.

– Да садись же, тебе не помешает немного освежиться. Если бы я хотел сделать тебе какую-нибудь гадость, давно бы уже сделал.

Выбор небольшой: подохнуть под палящим солнцем на этой дороге или возродиться к жизни в машине с кондиционером. Джон предпочел кондиционер. Он забрался на переднее сиденье «кадиллака» и подставил забинтованную руку под струю холодного воздуха.

– Что у тебя с рукой?

– Несчастный случай.

– Надо быть…

– Знаю, надо быть осторожнее.

Некоторое время они ехали молча, затем Джейк снова попытался завязать беседу:

– Кажется, нас так и не представили. Джейк Маккена.

– Джейк Маккена, – повторил Джон. – Звучит. Солидное имя.

– Да я и сам человек солидный.

– А я Стюарт, Джон Стюарт.

– И что же привело тебя в Сьерру, Джон Стюарт?

– Невезенье. Перегрелась машина. Пришлось отдать ее в ремонт.

– А куда ты ехал?

– В Лас-Вегас. Затем в Калифорнию, в Санта-Барбару.

– Ты там живешь?

– Нет. Один тип предложил поработать у него на яхте.

– Так ты моряк? Вот это жизнь, это я понимаю! – Джейк мечтательно закатил глаза, а потом уставился в одну точку, словно не мог оторваться от захватывающего кинофильма. – Значит, доберешься до Калифорнии, а там – на яхту, и поминай как звали. Плывешь себе и плывешь, пока все не забудется. – Кинофильм закончился, и Джейк вернулся из грез в реальность. – Полагаю, такой маленький городок, как этот, очень скоро будет значить для тебя не больше, чем просто точка на карте.

– Надеюсь, что так. – Джон заерзал, пытаясь скрыть неловкость. – Слушай, Маккена, что касается твоей жены… Если бы я знал, что она замужем…

– Замужем? Да какая тебе разница? Никакой. Сказать, почему? Потому что ты человек без совести.

– Погоди…

– Я это определяю по запаху. – Джейк протянул руку и провел пальцами по мокрой от пота шее Джона. Затем поднес пальцы к носу и понюхал. – Да, это запах человека, не имеющего о совести ни малейшего понятия. Не обижайся, парень. Это не так уж плохо. Человек без совести – свободный человек; делает все, что хочет. Я тебе завидую. Так что будем считать, что «стороны пришли к согласию». К тому же я знаю Грейс. Не сомневаюсь, что она заигрывала с тобой, ведь так? – Джейк примирительно пихнул Джона локтем в бок.

Джон улыбнулся, но немного опасливо. С Джейком лучше держать ухо востро.

– Так я прав? Это у нее в крови. Я еще до свадьбы знал, что ее не переделаешь. И потом… такая женщина, как Грейс, с человеком моего возраста… Чего тут ждать? Неудивительно, что она флиртует с другими мужчинами. Но жизнь в этом городке не располагает к философствованию. Мы здесь не думаем, а действуем. Вот я и женился на ней. И теперь хлебаю полной ложкой. А как бы ты поступил на моем месте? Женщины…

– Мы не можем жить без них, но и не можем жить с ними. Они как кошки, гуляющие сами по себе. Нельзя обрядить их в нацистский мундир и требовать беспрекословного подчинения.

Джейк хрипло засмеялся:

– А ведь Грейс сильно распалила тебя, да?

Джон колебался не дольше секунды.

– Да, – выдохнул он.

– Видел бы ты себя со стороны! Держу пари, что ты завелся с пол-оборота, стоило ей только повертеть задницей у тебя перед носом. И тут врываюсь я, как дикий медведь. Ты, похоже, вообще быстро заводишься.

Джона бросило в пот.

– В отличие от тебя, я за собой такого не замечал.

– В жару даже собаки становятся бешеными. А ты, оказывается, с характером.

Джон усмехнулся.

– Спорим, когда она оставила тебя с носом, тебе захотелось придушить ее?

Джон рассмеялся. Джейк тоже хохотнул, но тут же снова стал серьезным.

– И придушил бы, да?

– Что?

– Ты ведь хотел убить ее?

Джон по инерции продолжал смеяться, но Джейк оборвал его веселье холодным жестким взглядом:

– Я задал тебе вопрос, парень.

– Зачем мне ее убивать?

– Чтобы оказать мне услугу. Потому что меня уже тошнит от этих ее игр. Потому что ты мог бы прикончить ее и смыться на своей яхте, и никто бы о тебе даже не вспомнил. Я застраховал ее жизнь на пятьдесят тысяч долларов и с радостью поделился бы деньгами с тем, кто пришьет ее.

Джон посмотрел через ветровое стекло на простиравшуюся до горизонта пустыню и вновь подумал, что здесь ничего не стоит убить человека, и никто никогда не узнает об этом.

– Я не убийца, Маккена, подобные дела не по мне.

– А почему ты так думаешь, если ни разу не пробовал?

– Ты что, шутишь? Хочешь попугать меня, да?

Они уже въехали в город. Джейк притормозил у обочины и широко улыбнулся:

– Ну, конечно. Я просто пошутил. Только и всего.

Джон вышел из машины. Не попрощавшись, не проронив ни слова. «Кадиллак» тут же сорвался с места. Какое-то время Джон смотрел ему вслед.

– Похоже, в этом городе живут одни сумасшедшие.

* * *
Небольшой магазинчик на окраине Сьерры. Грязный. Обшарпанный. Внутри никого, только старая мексиканка за кассой.

Джон прошелся вдоль стойки с товарами «Твинкис» и, взгромоздив свою сумку на прилавок, обратился к мексиканке:

– Холодная содовая есть?

Старуха приложила палец к уху:

– А?

– Холодная содовая. У вас есть холодная содовая?

– Помедленнее, por favor. Mi ingles no esta bueno.[11]

– Вода. Содовая. Это вы должны знать.

Джон сложил ладони чашечкой и изобразил, что пьет.

– О, вы хотите что-то, чтобы есть? Si.[12] – Она радостно схватила пакетик чипсов и улыбнулась счастливой улыбкой, как ребенок, только что научившийся считать.

– Нет, не есть. Пить. Как, черт побери, будет вода по-испански? Кажется… aqua?[13]

Глаза старухи округлились. Рот широко открылся, она испуганно вскрикнула.

– Что с вами? Что я такого сказал? Я ничего плохого не имел в виду! Я не знаю испанского.

За спиной Джона раздался щелчок. Джон обернулся и уперся взглядом в большой черный глаз автоматического пистолета «Глок-17». Впрочем, то, что это пистолет, Джон сначала даже не понял, – он видел только большой черный глаз, устремленный прямо на него. Байкер в черной кожанке, державший пистолет в вытянутой руке, подошел к кассе. Его приятель, одетый точно так же, стоял у двери, наблюдая за улицей. Джон и черный глаз продолжали смотреть друг на друга.

Байкер с пистолетом кивнул мексиканке:

– Так, старуха: не ори, ничего тебе не будет. И ты тоже помалкивай, придурок. Короче, давай сюда деньги. И побыстрее!

– А! – снова вскрикнула мексиканка.

– Dinero, senora,[14] – сказал байкер, стоявший у двери. – Быстро!

Джон немного переместился, пытаясь закрыть от байкера свою сумку.

Черный глаз продолжал наблюдать.

Раздался звякающий звук – мексиканка открыла кассу. Байкер с пистолетом стал выгребать из ящичка деньги. Затем посмотрел на добычу и разочарованно протянул:

– Что, это все? Мне надо платить за детей в школе.

– Я больше ничего не иметь.

– Тогда ты давай свой бумажник, – байкер снова навел пистолет на Джона.

Джон достал из кармана бумажник и положил на прилавок.

Байкер взял его и стал медленно пятиться к двери. Черный глаз метался от Джона к старухе и обратно. Наконец он замер, уже окончательно уставившись на Джона.

– А теперь давай сюда сумку, – сказал байкер.

– В ней ничего нет. Только книги.

– Я люблю читать. Бросай сюда!

Джон открыл рот и выпустил наружу слово, отчаянно бившееся у него в мозгу:

– Нет!

– Нет?

Черный глаз приблизился.

– Senor, дайте ему, что он просит.

– Не нарывайся, парень, – с улыбкой пай-мальчика пригрозил байкер. – Ишь, не хочет отдать мне сумку…

Ствол пистолета дернулся к виску Джона. Джон вздрогнул.

– Не хочет отдать мне сумку…

Блеск металла, и холодное дуло прижалось к плоти. Джон закрыл глаза, как будто это могло предотвратить развязку.

На лице мексиканки застыл ужас.

Байкер отвел руку с пистолетом немного вверх и тут же с размаху ударил Джона по голове. Фейерверк из глаз, все поплыло. Джон увидел мчащийся на него пол. Упав, он застыл в неестественной позе – руки и ноги раскинуты в стороны, как у сломанной куклы.

Старуха истошно закричала.

– Твою мать! – байкер, стоявший у двери, сплюнул себе под ноги. – Уходим, быстрее!

Его приятель схватил сумку. Но, посмотрев на мексиканку, подошел к ней, зажал ей рот рукой и стал стягивать с ее пальца кольцо с бриллиантиком.

– Нет, нет, нет, – рыдала она, но он не отпускал и продолжал тянуть.

– Черт, наконец-то, – он сорвал кольцо с пальца.

Старуха снова завыла, дико и пронзительно.

Налетчик, стоявший у двери, начал терять терпение:

– Да завязывай, ты! Сматываемся!

Кольцо, содранное с кожей, перекочевало в карман его приятеля.

– Теперь можно идти, – самодовольно осклабившись, он закинул сумку Джона на плечо и пошел к двери.

Мексиканка, нагнувшись, пошарила под прилавком:

– Идти?! Вы идти к el diabto.[15]

Щелчок, грохот, огненная вспышка – выстрел дробовика. Сумка Джона взорвалась. Байкера швырнуло вперед, как будто его шлепнула по заднице могучая длань Всевышнего. Он рухнул навзничь. Сверху на него обрушился ливень из разорванных в клочья денежных купюр.

– Не-е-е-е-е-т! – завопил Джон.

Второй налетчик на мгновение оцепенел:

– Черт! Черт! Черт!

Старуха снова вскинула дробовик, и налетчик голубем вылетел за дверь. Крупная дробь разнесла дверную раму в том месте, где еще секунду назад была его голова.

Джон подполз к мертвому байкеру. Кровь из раны в спине вытекала сквозь решето, в которое превратилась сумка Джона. Бумажно-кровавая каша покрывала мертвое тело как короста. Если среди этого месива и остались целые купюры, Джон не смог бы отделить их от мертвеца.

Его губы дрожали. Забинтованная рука начала пульсировать.

– Нет! – патетически восклицал он. – Нет!

– Senor, – услышал он голос мексиканки. – Senor, вам плохо?

Джон зажал рукой кровоточащую отметину от удара пистолетом и пробормотал что-то невразумительное.

– Я вызывать policiа.[16]

– Нет! – Джон усилием воли заставил себя встать на ноги и, с трудом удерживая вертикальное положение, сделал шаг к старухе. – Не надо полиции.

– Но, senor…

– Никакой полиции. Пока я не уйду.

Он направился к двери, шатаясь из стороны в сторону.

– Senor, вам нужен доктор.

А вот и дверь. Можно перевести дыхание.

– Никакой полиции!

Джон вышел на улицу, навстречу палящему солнцу и одуряющей жаре.

* * *
Джон шел куда глаза глядят. Он не знал, где находится, но в этом маленьком городишке трудно было заблудиться – рано или поздно обязательно придешь туда, куда тебе нужно. Глубокая рана на лбу нещадно болела, словно в нее вонзались тысячи острых игл, а культяшки отсутствующих пальцев вторили этой боли мучительным воспоминанием о случившемся в Лас-Вегасе. Джона тошнило, но блевать было нечем – слишком давно он не ел, казалось, что не меньше суток.

И тут его осенила мысль. Столь очевидная теперь, что непонятно, как ему не пришло это в голову раньше: он был в аду. Другого объяснения Джон не видел. Его машина, сломавшаяся на подъезде к этой богом забытой дыре. Встреча с Грейс, у которой явно не все были дома, и с ее мужем – и вовсе свихнувшимся типом. А потом еще байкеры, мексиканка с дробовиком, разорванные в клочья деньги и сводящая с ума жара. Безысходная жара. Для одного дня, а тем более для одного утра это было слишком. Безумие и дерьмо, возведенные в степень. Нет, это определенно ад.

Правда, кровавая рана на лбу явно не вписывалась в общую картину – слишком уж мирской она была для вечного проклятия. А значит, это не ад, просто очень похоже.

Вскоре Джон уже подходил к бензоколонке Харлина. «Мустанг» стоял в гараже. Даррелл возился с мотором соседней машины.

– Эй, – позвал Джон.

– А, это ты… – механик отвлекся от работы и посмотрел на Джона. – Что с тобой приключилось?

Джон повернулся к нему боком – так, чтобы рана была не очень видна.

– Ничего.

– А, глядя на тебя, не скажешь, что ничего.

– Немного ушиб голову. Так, несчастный случай.

– Еще один несчастный случай? Тебе надо быть осторожнее.

У Джона возникло неодолимое желание врезать Дарреллу по морде. Вместо этого он устало сказал:

– Я просто хочу забрать свою машину, и все.

– Она как новенькая. Я поменял патрубок, теперь это не машина, а мечта.

– Сколько?

– Сто пятьдесят долларов.

У Джона отвисла челюсть, неестественно, как в плохом мультфильме.

– Сколько?

– Запчасти, работа, все вместе – сто пятьдесят.

– За какой-то поганый патрубок?

– А ты знаешь, сколько времени я потратил, пока нашел подходящий?

– Не больше полутора часов, потому что именно столько я отсутствовал.

Даррелл сплюнул зеленовато-коричневую мокроту и придал лицу выражение, которое можно описать словами как «слушай сюда».

– Что касается полутора часов, то это намного больше, чем я обычно трачу на поиск запчастей. Но ты, похоже, из тех пижонов, что имеют о реальной жизни весьма смутное представление. А автомобиль – вещь вполне реальная. Ты вообще-то знаешь, какие нынче цены?

– Это же «форд», а не «феррари». – Сердце Джона работало с перебоями, как забарахливший вдруг мотор. Перед глазами замелькали белые точки. – И ты будешь уверять меня, что мелкий ремонт «форда» стоит так дорого?

– Это не просто «форд», а «мустанг»-кабриолет шестьдесят четвертого года.

Джон потряс головой из стороны в сторону, словно пытаясь проветрить мозги, чтобы найти достойный контраргумент.

– Что, черт возьми, ты хочешь этим сказать?

– Точно не знаю, но именно поэтому я живу здесь, а ты всего лишь проезжаешь мимо.

Теперь у Джона возникло желание задушить Даррелла.

– Послушай, полчаса назад меня обобрали как липку. – Он порылся в кармане и вытащил пятидолларовую купюру. – Это все, что у меня есть.

Мгновенным движением Даррелл выхватил деньги из руки Джона. Для деревенского «тормоза» он оказался на удивление быстр.

– Что ж, теперь ты мне должен сто сорок пять долларов. Воспользуйся своей серебряной карточкой «Виза-Экспресс» или позвони Карлу Малдену[17] – пусть пришлет тебе хотя бы часть этих денег, – и он одарил Джона своей кривой чернозубой улыбкой.

– У меня нет кредитной карточки. Они забрали мой бумажник.

– Да, хреново. Надеюсь, ты умеешь мыть посуду и разгребать дерьмо, потому что расплатиться со мной тебе придется.

Пальцы плохо слушались Джона, но, повозившись, ему все же удалось снять с левого запястья часы.

– Может, договоримся? – с отчаянием в голосе спросил он. – Скажем, ты берешь мои часы, и мы в расчете? Это «Мовадо».[18]

Даррелл поскреб в ухе мизинцем и вытащил ногтем застарелую пробку серы. Естественность, с какой он это сделал, потрясла Джона даже больше, чем само действие.

– Мне не нужны часы. Кому я их продам? Не предлагать же их каждому, кто проезжает мимо? У меня свой бизнес, а так я только распугаю всех клиентов. Короче, гони наличные, или не видать тебе твоей машины.

– Ты сукин сын!

– Можешь обзывать меня сколько угодно, но пока ты не заплатишь мне сто сорок пять баксов, твой «мустанг» будет стоять здесь, и ключи от него я тебе не отдам.

Даррелл вышел из гаража, с грохотом захлопнув за собой дверь.

Джон остался один. Будь его воля, он бы сжег все это хозяйство Харлина дотла.


Раскаленный жарой воздух потрескивал, словно огонь на ветру. Джон ногой распахнул дверцу телефона-автомата. Внутри кабинки было так же прохладно, как в эпицентре пожара. Он набрал «О», затем прикоснулся пальцем к ране на лбу. В глазах у него потемнело от боли.

Он почти не расслышал, что сказала девушка-оператор, но ответил:

– Да, я хочу позвонить.


В пентхаусе, с высоты которого открывался великолепный вид на Лас-Вегас – в задрипанной гостинице в деловой части города, но все же это был пентхаус, – зазвонил телефон. Ричи взял трубку, моментально утонувшую в его огромной ручище, и пробасил:

– Да?

За столом красного дерева, в шикарном костюме по моде конца семидесятых, восседал мистер Веши.

– Ричи, сколько раз тебе нужно повторять одно и то же! – взорвался он. – Отвечая на телефонный звонок, следует говорить не «да», а «здравствуйте». Нельзя же быть таким невоспитанным. Ты кто? Цивилизованный человек или безмозглый неандерталец?

Ричи уперся взглядом в стену гостиной, как провинившийся ребенок, которому грозит взбучка. В телефон он сказал:

– Здравствуйте.

– Могу я услышать мистера Веши?

– Кто его просит?

– Джон Стюарт.

Ричи прикрыл рукой микрофон:

– Это тот динамист – Стюарт. Будете с ним говорить?

Мистер Веши утвердительно кивнул. Ричи подал ему телефон.

– Джон, какая неожиданность, – сказал в трубку мистер Веши. – Я ждал тебя лично, а не по телефону.

– Знаю, мистер Веши, – Джон говорил медленно, дрожащим голосом, с трудом подбирая слова. – Знаю. Я уже был на пути к вам. А потом… началось какое-то безумие. Такой денек выдался! Я понимаю, в это трудно поверить…

Мистер Веши откинулся на спинку стула с выражением смертельной скуки на лице.

– Попробуй объяснить. Может, и поверю.

– Деньги я достал, клянусь. Я ехал в Вегас, но по дороге у меня сломалась машина. Еле дотянул до какой-то дыры в пустыне.

– Это никуда не годится, Джон. – Веши мысленно представил свою чековую книжку. – Абсолютно никуда не годится.

– Вы даже не можете вообразить себе, насколько. Потому что это не все. Деньги у меня были в сумке; захожу я в какой-то паршивый магазинчик купить содовой и еды, а там вдруг – налет…

– И налетчик забирает деньги.

– От меня ничего не зависело, вы ведь понимаете?

– Сейчас мы играем в твою игру. Вот и растолкуй мне.

Какое-то время тишину нарушали только помехи на линии.

– Их было двое. С оружием. Меня обчистили дочиста. Я даже не могу забрать свою машину из ремонта. Поверьте, если бы не эта невезуха… у меня были деньги, я бы все вам отдал.

– Конечно, Джон, – ледяным тоном сказал мистер Веши.

– Я говорю правду.

– А я не верю тебе. – Мистер Веши подался вперед на стуле. Его голос, спокойный и уверенный, раскалывал Джону барабанные перепонки, как щипчики лед. – И слушай меня, ты, динамист долбаный: мне плевать, что там с тобой произошло, плевать, даже если твоя подружка оторвала тебе член и скормила его собаке. Ты должен мне деньги, и я хочу получить их. Меня не интересует, где ты их возьмешь и как. Но чтобы завтра они лежали у меня на столе, или ты пожалеешь, что родился на свет.

Мистер Веши посмотрел на Ричи.

Ричи взял со стола ручку и принялся вертеть ее в руках.

– Ты понял меня, недоносок хренов? Джон пробормотал что-то вроде «да».

Мистер Веши бросил трубку Ричи. Тот поймал ее.

– Ну, прям дитё малое, сучонок недоделанный.

В старые добрые времена, подумал мистер Веши, такой придурок, как этот Стюарт, давно был бы мертв. Тогда жили «по понятиям»; он еще помнил Вегас Лански, Костелло и Женовиса.[19] Эти парни, о которых он вспоминал с нежностью, отрывались на полную катушку, и Вегас для многих ассоциировался с карнавалом. Но в те годы долг был священен, и они знали, что, не наказав одного, дадут возможность другим думать, будто и им удастся избежать возмездия. Конечно, люди приезжают в Лас-Вегас хорошо провести время, но никто не заставляет их делать ставки, которые они не могут покрыть, никто не заставляет их спускать все деньги за карточным столом. Мистер Веши не чувствовал угрызений совести. Сев играть в карты, ты должен быть готов к проигрышу. А если кто этого не понимает, пусть подставляет задницу.

Но с тех пор Вегас изменился. Теперь здесь обосновались корпорации Нью-Йорка и Лос-Анджелеса, пресекавшие любые эксцессы на корню. Все, что делается, должно быть во благо Семьи, спокойствие превыше всего – кому охота, приехав поразвлечься, получить пулю в лоб?

Лас-Вегас – вотчина семей? Замки, парки отдыха, магические огни – все это, конечно, приносит доход, но ни в коей мере не располагает к убийству. Во что превратился Вегас?

Мистер Веши зло взглянул на Ричи.

– Кончай ломать ручку, неандерталец чертов. – Он вновь на мгновенье задумался, но тут же тряхнул головой, отгоняя воспоминания. – Лучше сделай что-нибудь полезное. Выясни, откуда звонил этот придурок.


Проведя сорок минут в раскаленной кабинке телефона-автомата, Джон чувствовал себя как муравей под лупой в жаркий летний день. Он испробовал все номера, какие только смог вспомнить. Многие из тех, кому он звонил, вообще отказались с ним говорить. Всем им он был должен, и они не горели желанием вновь выслушивать его просьбы о помощи.

Последний звонок он сделал Сиси. Сиси была его подружкой. Вернее, экс-подружкой, хотя и в недавнем прошлом. Он встречался с ней до Гейл. Белая и пушистая, нежная и отзывчивая, она всегда помогала ему с деньгами.

Он сразу взялся за дело, быстро и решительно. Словно пытался уговорить арабов купить песок. Дойдя до рассказа о мистере Веши, о его громилах-подручных и о том, какой садистский «маникюр» они ему сделали, он стал топтать свою жизнь, как виноград в чане, когда из спелых ягод выдавливают сок. Это была история боли, страдания, раскаяния и расплаты. Джон говорил так проникновенно, что мог бы вызвать слезы даже у скинхеда.

Закончив рассказ, он жалостливо пошмыгал носом, взял длинную драматическую паузу и приготовился услышать от Сиси три вопроса: Где? Когда? Сколько?

Но в трубке раздался смех. Не хихиканье или фырканье, а раскатистый хохот, которому могли бы позавидовать пересмешники на Миссисипи. Сиси смеялась долго и с удовольствием, прервав свое веселье лишь для того, чтобы сказать Джону, как она рада, что по иронии судьбы он наконец получил то, что заслуживает. Свои слова она подкрепила изрядным количеством нецензурных выражений, в основном сводившихся к половой сфере.

Почему она так зла на него? Джон задумался. Вроде никаких причин для этого нет, он даже оставил ей свою кофеварку.

Сиси тем временем выразила надежду, что мистер Веши не остановится на достигнутом и на этот раз отрежет Джону его…

Джон резко ударил трубкой по рычагу. А потом еще и еще…

– Твою мать! Дерьмо! Черт! Черт! Черт!

Он разжал руку, и трубка полетела вниз, повиснув на медленно раскручивающемся шнуре. Из динамика раздалось:

– Алло?…

Джон снова схватил трубку и прокричал:

– Да?! – В его голосе одновременно звучали отчаяние и надежда.

– Пожалуйста, доплатите семьдесят пять центов, – сказала девушка-оператор.

Джон трижды со всей силы долбанул трубкой по аппарату.

– Засуньте эти деньги себе в задницу! Гады! Сволочи! – Только выпустив пар, он позволил трубке вновь безвольно повиснуть на шнуре.

Выйдя на улицу, Джон набросился на кабинку телефона-автомата, как будто это был его злейший враг. Стекло разбилось, и осколки посыпались на землю подобно тысяче блестящих снежинок. Джон побрел по дороге, не имея ни малейшего представления о том, куда он идет и что ему делать дальше.

– Спасибо, что воспользовались услугами компании «Эй Ти энд Ти»,[20] – догнал его из кабинки телефона-автомата голос оператора.

* * *
Небольшая закусочная на стоянке грузовиков. Дешевый линолеум в сочетании с алюминием. В открытую дверь кухни было видно, как повар что-то готовит на гриле. Официантка – в розовом форменном платье, белых туфлях и белом фартуке – жевала жвачку. Два водителя-дальнобойщика, ссутулившись за стойкой бара, пили кофе. Музыкальный автомат, стоявший в углу, играл кантри.

Эд, один из водителей, сказал:

– Температурный максимум для этих мест – сто тринадцать градусов.[21] Такая жара зафиксирована в июле сорок седьмого. Не думаю, что нынешним летом этот рекорд будет побит.

Бойд, второй водитель, возразил:

– Уже сто восемь.

Джон вошел в закусочную. Дальнобойщики, официантка и повар оторвались от своих занятий и уставились на него. «А это еще кто, черт возьми?» – было написано у них на лицах. Такое удивление можно наблюдать у человека, внезапно нашедшего упавшие за холодильник продукты, о которых он уже давным-давно забыл. Джон оставил их взгляды без внимания и, плюхнувшись на табурет в дальнем конце стойки бара, уронил голову на руки.

Водители продолжили свою беседу.

– Хорошо, но сто восемь – это еще не сто тринадцать, – не сдавался Эд.

– Будет и сто тринадцать.

– Да ты просто старый дурак.

– Думаешь, если ты на два года моложе, то можешь обзывать меня стариком?

Официантка поставила перед ними тарелки с какой-то едой.

– Почему бы вам обоим не заткнуться и не поесть?

– Это все Бойд. Ему лишь бы поспорить, а о чем – не важно. После поездки в Санта-Фе он всех доставал своей теорией насчет монеты. И угомонить его было невозможно.

– Да уж, – подтвердил Бойд. Еда, которую он в этот момент жевал, полетела у него изо рта в разные стороны.

– А что там по поводу монеты? – заинтересовалась официантка.

– Так, ерунда, – махнул рукой Эд.

– И вовсе не ерунда, – возмутился Бойд.

– Ну, короче, у монеты две стороны. Если ее подкинуть, вероятность, что она упадет орлом или решкой вверх, одинаковая. Бойд считает, что если монету подкинуть десять раз, то пять раз выпадет орел и пять раз решка.

– Так и будет.

– Вовсе нет. Такое, конечно, может случиться, но это отнюдь не закономерность. В конце концов, есть же теория относительности, статистика.

– А ты что, академик, что ли? В ученые подался, да?

Бойд поперхнулся, так как его рот был набит едой. Он срыгнул обратно в тарелку жирную не пережеванную массу и тяжело выдохнул в сторону, обдав Джона, оказавшегося на пути его выдоха, зловонным амбре. Джон даже не поднял головы.

А Эд тем временем гнул свое:

– Ты просто темный, как не знаю кто. Меня же бог умом не обделил. В моей башке извилин больше, чем у тебя во рту зубов.

В закусочную вошли двое подростков. Девушка в безвкусном готовом платье и парень в белой футболке, вертевший в руке пустую пачку из-под сигарет. Они расположились за одним из столиков.

– Ишь, умник выискался, – сказал Бойд. – А слабо ответить за свои слова деньгами? Я хоть сейчас готов держать пари, что прав.

Джон навострил уши. Впервые он проявил интерес к тому, что происходило вокруг, и, подняв голову, посмотрел на дальнобойщиков.

– Я не трачу деньги на всякие глупости, – не поддался на раскрутку Эд.

Официантка принесла им горячий кофе.

– Да успокойтесь вы оба, ведете себя как дети.

Джон размышлял. Хорошей ставки может хватить, чтобы забрать «мустанг» и свалить из этой дыры, а там, глядишь, еще что-нибудь подвернется, и он приедет в Лас-Вегас не с пустыми карманами. Джон взглянул на часы. Есть шанс провернуть это все до вечера.

– Я поставлю против тебя, – сказал он вслух.

Вторично Джон приковал к себе всеобщее внимание. На этот раз его изучали долго и внимательно.

Бойд хищно улыбнулся, как ласка, поймавшая отбившегося от выводка цыпленка:

– Вот это я понимаю, сразу видно – смышленый парень. Сколько ты хочешь поставить?

Джон вспомнил, как Даррелл выхватил у него последнюю пятерку.

– Нисколько.

Бойд рассмеялся:

– Такие ставки делают только в детском саду.

Джон снял часы и запустил их по стойке к Бойду.

– Это «Мовадо».

Бойд поймал их, покрутил в руках.

– Никогда не слышал о такой фирме. – Он смотрел на часы также подозрительно, как первобытный человек на огонь. – Да на них нет ни дня недели, ни даты. Дерьмо, а не часы. Даже цифр никаких нет. Ты что, не мог купить себе нормальный «Таймекс»?

– В ближайшем городе отнеси их ювелиру. Он отвалит тебе за эти часы не меньше двух тысяч долларов.

Бойд в задумчивости покусывал нижнюю губу.

– Ладно, мистер. Ты в игре. У тебя есть монетка, Эд?

Эд вынул из кармана двадцатипятицентовик.

– Только, когда вы закончите, верни.

Бойд обратился к официантке:

– Сладкая, ты будешь судьей.

– У меня нет времени на ваши глупости.

– Это займет всего минуту. Будь хорошей девочкой и помоги нам. – Он сбалансировал монету на согнутой фаланге большого пальца. – Все готовы?

Джон придвинулся поближе к месту действия и кивнул Бойду.

– Итак, начали.

Бойд подкинул пальцем монету. Она закрутилась в воздухе, сияя в лучах солнечного света. Не давая ей упасть, Бойд прихлопнул ее одной рукой к тыльной стороне другой.

– Орел, – возвестила официантка.

Монета снова взвилась в воздух.

– Два орла.

Затем выпали подряд три решки.

Детские подколы, которые привели к этому пари, были уже забыты. Все сосредоточенно следили за монеткой, дыша в унисон, и как по команде синхронно поднимали и опускали головы.

Еще два орла.

А потом решка.

И опять орел.

Бойд покрутил монету:

– Если выпадет решка, будет пять на пять, и я получаю часы. Если орел – ты богач.

Он положил двадцатипятицентовик на согнутую фалангу большого пальца, осторожно, словно сейчас должно было решиться, кто станет олимпийским чемпионом. И вот уже монетка в воздухе, а потом припечатана к руке. Перед тем как открыть ее, Бойд сделал небольшую паузу, продлевая драматический момент.

Орел.

– Есть! – закричал Джон.

– Я же говорил, – заметил Эд.

Официантка осталась при своем мнении:

– Взрослые люди, а занимаются баловством. Глупости все это.

Бойд надул губы. Он смотрел вниз, стараясь не встретиться взглядом с Джоном.

Джон протянул руку и потряс его за плечо:

– Эй, мил человек, как насчет честной игры? Не хочешь отдать мне мой выигрыш?

Бойд покопался в кармане и, вынув комок смятых купюр, бросил деньги на стойку.

Джон пересчитал их. Затем еще раз. И с недоверием спросил:

– Тридцать долларов?

– Это моя ставка.

– Ты говорил, что я буду богачом. Это с тридцатью-то долларами?

Бойд пожал плечами:

– А что тебе не нравится?

– Да все это дерьмо не нравится. Стал бы я протирать тут штаны, глядя, как ты бросаешь эту гребаную монету, если бы знал, что против часов, которые стоят не меньше двух штук, ты выставишь тридцать паршивых долларов?

– Я думал, это хорошие деньги, – сказал Бойд спокойно и обратился за поддержкой к Эду: – Ведь правда, это хорошие деньги?

Джон был раздавлен. Подошла официантка. Она выплюнула старую жвачку и, вскрыв пачку, положила в рот новую.

– Теперь, когда вы так разбогатели, могу я вам что-нибудь предложить?

– Пиво есть? – удрученно спросил Джон.

– Конечно. Разве на стоянке грузовиков может не быть пива?

– Принесите мне «Бек».

Официантка удивленно вскинула голову, как боксер, пропустивший неожиданный удар.

– «Бек»? У нас его сроду не было.

– «Кирин»?[22]

– Да побойтесь бога. Мы получаем только «Миллер».

– Надеюсь, хоть не левый?

– «Миллер» как «Миллер». Самый обычный. Так будете брать или нет?

Джон тяжело вздохнул.

– Ладно, несите «Миллер».

Из кухни раздался голос повара:

– Фло, заказ готов.

– Пиво сейчас будет, – сказала Фло Джону и, покачивая бедрами, поплыла к кухне.

– Официантку зовут Фло! Боже! – пробормотал Джон себе под нос, провожая ее взглядом.

Что-то коснулось его лодыжки. Он посмотрел вниз. О его ногу терся кот. С довольным урчанием котлизнул ботинок Джона и замурлыкал.

Джон пнул его ногой – несчастное животное с визгом отлетело в сторону.

– Гребаный кот! – Джон был зол на весь мир и никак не мог успокоиться.

Парень, вертевший пачку из-под сигарет, встал со своего места и пошел в туалет. Его подружка, оставшись без присмотра, тут же вскочила и направилась к музыкальному автомату. На полпути она остановилась, посмотрела на Джона. Лицо ее зарделось от смущения, но все же она решилась и подошла. От близости привлекательного взрослого мужчины ее бросило в жар, как нередко бывает с девочками-подростками.

– Мистер! У вас не найдется монетки для автомата? – спросила она, заигрывая, но ее голос прозвучал скорее пронзительно, чем сексуально.

– Что? – Джон даже не удостоил ее взглядом.

– Я хочу поставить песню. У вас не будет двадцати пяти центов?

Он повозился в кармане, нашел нужную монетку и бросил девушке.

– Спасибо. А вам чего-нибудь хочется послушать? Я поставлю, – сказала она с улыбкой, недвусмысленно говорившей: «Не желаете трахнуть меня?» Она вложила в эту улыбку всю свою страсть, но добилась лишь слабого намека на соблазнительность – все равно что зажгла лампочку слишком маленькой мощности.

– Нет, для меня все кантри – дерьмо.

– Ну, тогда я сама для вас выберу.

Она подошла к музыкальному автомату, через мгновение зазвучала «Your Cheatin' Heart» Пэтси Кляйн.[23]

– Вам нравится Пэтси Кляйн? Я просто без ума от нее! Не пойму только, почему она не записывает новых дисков?

– Потому что она умерла.

Девочка жеманно выпятила губки:

– Это грустно. Неужели вам все равно?

– У меня было время прийти в себя, – сухо заметил Джон.

Она с любопытством посмотрела на него.

– Вы не местный, да? Откуда вы?

– Из Страны Оз.

Девочка захихикала как от щекотки.

– Нет, неправда. Это страна из кино.

– По-моему, тебя слишком много, – поморщился Джон.

Из туалета вышел ее приятель. Он посмотрел на свою подружку. Потом на Джона. На свою подружку, беседующую с Джоном. Глаза его налились яростью, и он кинулся разбираться.

– Эй! Что вам нужно от моей девчонки?

Джон словно не слышал его.

– Я задал вам вопрос!

– Тоби, ничего ему от меня не нужно. Мы просто разговаривали, – бросилась его подружка на защиту Джона.

– Закрой свой рот и иди за наш столик! – Тоби встряхнулся, как щенок перед атакой, и вновь обратился к Джону: – Мистер, не вынуждайте меня повторять! Что вам нужно от моей девчонки?

Джон наконец-то взглянул на него. Мальчишка. Лет восемнадцать. Наверное. В потертом джинсовом костюме, из заднего кармана торчит расческа, грудь колесом, пыхтит как паровоз. Он напоминал человека, составившего представление о том, как должен вести себя мужчина, по журналам для мальчиков, но с годами забывшего большую часть когда-то прочитанного.

– Мне от нее ничего не нужно.

– Да, а мне так не показалось.

– Она просто попросила у меня монетку для автомата, и все.

– А мне показалось, что вы решили с ней поразвлечься.

– Поразвлечься? – Джон недоуменно вскинул брови. – Вы все в этом городе травы накурились, что ли?

– Правда, Тоби. Я просто попросила у него монетку для музыкального автомата.

– Я тебе велел не вмешиваться, Дженни. Послушайте, мистер, мы с вами должны решить этот вопрос как мужчины.

– Да успокойся, приятель, не приставал я к твоей девчонке.

– И вы думаете, я поверю?

– Мне плевать, веришь ты или нет, но сейчас я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

Джон повернулся к Тоби спиной и вновь занялся ничегонеделанием. Тоби резко дернул его за плечо:

– Я вызываю вас, мистер!

– Что?

– Вы слышали меня. Я вызываю вас.

– Ты хочешь драться из-за своей девчонки?

– Да! Здесь и сейчас!

– Из-за нее?

Джон окинул девочку беглым взглядом. Лист бумаги и тот не был таким плоским.

– Ты можешь, конечно, придумывать себе все, что хочешь. Но у меня она желания драться не вызывает.

Тоби наклонился к нему:

– Мистер, по-моему, вы не знаете, кто я такой?! Я Тоби Н.Тайлер – Ти Эн Ти. Друзья называют меня «тротил».[24] И знаете почему?

– Наверное, из-за скудости воображения?

– Потому что я взрываюсь, как тротил. И если я взорвусь, кому-то будет плохо.

Джон почувствовал на шее горячее дыхание Тоби и, отклонившись в сторону, примирительно сказал:

– Ладно. Я хотел поразвлечься с твоей девчонкой. Теперь мне стало страшно, я осознал свою ошибку, и больше этого не повторится. Так что можешь гулять.

– Я уйду. Но только после того, как разберусь с вами.

– Боже, откуда он взялся на мою голову, просто наваждение какое-то.

– Встаньте! – грозно прорычал Тоби.

– Я не…

– Встаньте, мистер, или я прихлопну вас прямо на месте!

Плечи Джона поднялись и опустились – он глубоко вдохнул и выдохнул. Похоже, избежать драки не удастся. Он встал, смерил взглядом расстояние, отделявшее его от Тоби, и сжал здоровую руку в кулак.

Дженни с глупой улыбкой на лице кусала ногти.

Выбежавшая из кухни Фло вклинилась между Джоном и Тоби.

– Э-эй, постойте! Что это вы оба как с цепи сорвались? Решили выбить друг другу мозги? – Она презрительно фыркнула. – Если так, то идите на улицу. Мне здесь кровавые разборки не нужны.

Тоби оттолкнул ее:

– Не лезь, куда не просят, Фло. Тем более что и дело-то секундное.

Они стояли друг против друга, сцепившись взглядами. Стояли и ждали. Не больше минуты – нескончаемо долгой минуты. Каждый хотел, чтобы первым сделал движение его визави. Кто хоть немного разбирается в борьбе, знает, что, сделав движение первым, ты даешь преимущество своему противнику. Джон знал это, и Тоби знал это. Но Тоби был нетерпелив, что, впрочем, неудивительно, ведь юности всегда свойственно нетерпение. И он не выдержал и дернулся. Совсем чуть-чуть. И, опустив плечо, на шаг продвинулся вперед.

Совсем чуть-чуть. Но Джону этого хватило с лихвой. Он посмотрел на челюсть Тоби и весь напрягся, готовясь нанести удар и представляя мысленно, как пересчитает наглому мальчишке все зубы.

И тут Джон почувствовал легкое дуновение ветерка. Его кулак, словно наткнувшись на невидимую стену, замер в воздухе.

Дверь закусочной открылась. На пороге показался шериф. Раскрасневшийся от жары и мокрый от пота. Его внушительный живот колыхался над ремнем, как волна, накатывающая на берег. Он молча прошел к стойке, словно не замечая Джона и Тоби. Двое ненормальных явно собирались драться, невзирая на жару, но шериф вел себя так, будто это было в порядке вещей.

Джон и Тоби на мгновение застыли, как восковые фигуры в Музее мадам Тюссо. Затем Тоби засунул руки в карманы, на его губах мелькнула мимолетная улыбка, он решительно подошел к Джону и зашипел ему в ухо:

– На этот раз вам сильно повезло, мистер. Но не думайте, что все кончилось. Я вас снова вызову и доведу это дело до конца, – и, уже обращаясь к Дженни, скомандовал: – Пошли, девочка. Я провожу тебя домой.

Дженни тихонько прошептала Джону «бай-бай» и, влекомая Тоби, скрылась за дверью.

Шериф через плечо наблюдал за тем, как они уходят.

– Что тут произошло, пока меня не было?

Официантка плеснула ему в чашку кофе.

– Тоби все мерещится, что каждый мужик пристает к малышке Дженни.

Шериф засмеялся, его живот затрясся, как желе.

– Скорее это малышка Дженни пристает к каждому мужику, – заметил он.

Фло подошла к Джону с выражением сочувствия на лице.

– Не обращайте на Тоби внимания. Он просто любит покрасоваться перед своей девчонкой. Конечно, он ревнивый малый, но… Через пару часов остынет. Вы все еще хотите пиво?

Джон почувствовал, как мир закружился в стремительном водовороте. Он закрыл глаза, чтобы остановить это мельтешение, но добился лишь того, что теперь все кружилось в темноте.

– Да, я возьму пиво и пойду.

Дальнобойщики переместились, сев по обе стороны от шерифа.

Эд спросил:

– Что с вами, шериф? Что-то случилось?

– Да уж, случилось. – Шериф сделал пару глотков кофе. – Двое парней пытались ограбить магазин Джамиллы. Одного из них она шлепнула из дробовика. Другой ушел.

Джон чуть развернул плечо, чтобы оказаться к ним практически спиной, и прикрыл рукой почерневшую рану на лбу.

– Бедняжка Джамилла, – включилась в беседу Фло. – Как она? С ней все в порядке?

– Да. Сукин сын сорвал с нее обручальное кольцо. Тогда-то она и выстрелила. Не думаю, что нужно осуждать ее. Ведь Карлос после смерти только это кольцо ей и оставил.

– Мне принесут когда-нибудь пиво? – поинтересовался Джон.

Официантка дернула головой, как если бы отмахнулась от надоедливой мошки, но не двинулась с места, продолжая жевать жвачку.

– Почему кто-то делает такие ужасные вещи? – спросила она. – Ограбить бедняжку Джамиллу! Как такое вообще может прийти в голову?!

– Это все жара, – сказал Бойд. – Каково изо дня в день подыхать от нее? У любого могут поплыть мозги. Так ведь, шериф? Жара способна свести человека с ума.

– Мое пиво?…

Шериф отхлебнул большой глоток кофе.

– Я не раз замечал, что в жару некоторые люди дуреют. Помню, как-то, пару лет назад, в такой раскаленный добела день одна женщина совсем помешалась. Ее младенец, страдая от перегрева, все время плакал и плакал. Муж приходит домой и спрашивает, где его малыш. Оказалось, что жена засунула ребенка в морозильник, чтобы он охладился.

Все были поглощены рассказом, словно туристы, собравшиеся вокруг костра послушать историю о привидениях.

– Извините меня, но не могли бы вы все же… – снова напомнил о себе Джон.

– Боже! – воскликнула Фло. – Засунуть младенца в холодильник! Убить собственного ребенка!

Шериф допил кофе.

– Малыш не умер. Но отморозил пальцы рук и ног. А так как пальчики были совсем маленькие, спасти их не удалось. Теперь это беспалый мальчик. Когда муж увидел, что натворила его жена, он, приведя в чувство младенца, схватил обезумевшую женщину и затолкал ее в морозильник, чтобы она на себе ощутила, каково там находиться. В отличие от ребенка, женщина умерла. Суд приговорил ее мужа к смертной казни. Год спустя его зажарили на электрическом стуле. В результате два человека мертвы, а мальчик – калека, не способный даже поковырять пальцем в носу.

Слушатели внимали его рассказу, затаив дыхание.

– Фло! Мое пиво!

Официантка наконец вспомнила о своих обязанностях.

– Прошу прощения, сладенький мой. Я, кажется, забыла про вас? Вы должны были напомнить мне. – И она отправилась за пивом.

Бойд все еще был под впечатлением рассказа шерифа.

– Говорю вам, это жара свела их с ума. Она любого может достать. Стоит ей забраться человеку под кожу, – бац, и он уже свихнулся.

Эд хлопнул его по плечу:

– Надо двигать. Хорошо тут, конечно, но… пора и за работу.

Водители уехали. Высокие кабины их грузовиков какое-то время еще сверкали металлом в солнечных лучах, подобно светомузыке на дискотеке, а потом скрылись из виду.

Виляя бедрами, Фло продефилировала к стойке, села за кассу и крикнула Джону:

– Ваше пиво, мистер.

Джон подошел к ней, старательно пряча лицо от шерифа, выудил из смятого комка банкнот пятерку и положил рядом с кассой.

– Давайте я поменяю их вам на более крупные, – она подсчитала его наличность и вычла стоимость пива.

К пятерке Джона присоединилась двадцатка. Он с тоской посмотрел на деньги. Еще бы одну сотенную купюру и одну двадцатку, и он смог бы забрать машину. А если добавить к ним тринадцать тысяч, мистер Веши позволит ему жить.

Возможно.

– Фло, я налью себе еще кофейку? – Шериф слез с табурета и направился к стеклянному кофейнику, в котором дымился свежесваренный кофе.

– Только будьте осторожны, он горячий, – голосом заботливой матери предостерегла официантка.

Не успела она это сказать, как кофейник выскользнул из рук шерифа, перевернулся в воздухе, разбрызгивая во все стороны черную лаву, и упал на пол. Фло посмотрела на грязную лужу с плавающими в ней осколками стекла, затем на шерифа и закричала:

– Рей! Что вы натворили! – но тут же бросилась к нему и обеспокоенно спросила: – С вами все в порядке?

Шериф зажимал ладонью запястье правой руки – она безвольно повисла, как вытащенная из воды рыба на крючке.

– Надо же, обжечь именно ту руку, которой стреляю, – по-поросячьи повизгивая, жаловался он.

– Да уж, эта рука сколько лет служила вам верой и правдой, – посочувствовала ему официантка и крикнула в кухню: – Жозе, возьми швабру и прибери тут.

– Обжечь руку, которой стреляю…

Джон поднял голову и осмотрелся: Фло успокаивала шерифа, повар, орудуя шваброй, убирал последствия происшествия, а больше в закусочной никого не было. Несложная арифметика. Рука Джона потянулась к заполненным деньгами ячейкам открытого кассового аппарата.

Пэтси Кляйн пела «Crazy».[25]

Краем глаза Джон держал в поле зрения Фло и шерифа. Его пальцы уже дотянулись до ящичка с деньгами. Он коснулся лежащих в ячейках купюр, и они откликнулись на его прикосновение легким шуршанием.

И вдруг – дикий визг. Что-то острое вонзилось в руку Джона. Он отдернул ее и увидел четыре глубокие, сочащиеся кровью царапины. На ящичке с деньгами, выгнув спину, сидел кот. Он скалил зубы и злобно шипел на Джона.

– Вот проказник! – Официантка подбежала к кассе, схватила кота под пузо и опустила на пол. – Ты что пугаешь хорошего человека?

Она села за кассу. Кот не сводил глаз с Джона. Если бы животные умели улыбаться, на его морде сейчас играла бы злорадная улыбка.

– Я сожалею, мистер, что все так получилось. – Фло добавила к двадцатке еще какую-то мелочь и вместе с пивом протянула Джону. – Извините, что пришлось ждать. – Она закрыла кассу, звук задвигающегося ящичка показался Джону раскатом грома.

Джон вышел из закусочной под палящее солнце.


Неловко держа бутылку с пивом в забинтованной руке, Джон пытался здоровой рукой открыть ее. Поскольку все это он проделывал на ходу, у него ничего не получалось. Он зажал бутылку между ног, решив, что так будет легче справиться с крышкой. Но она сидела плотно, словно не желая поддаваться. Пальцы Джона скользнули по крышке, и ее острый нижний край больно врезался ему в ладонь.

– Твою мать!

Крышка отскочила, из бутылки вырвался фонтан пива и пены, окропивший Джону лицо и по дуге устремившийся вниз, к земле, где смешался с грязью. Нагнувшись, Джон попробовал взять бутылку, прижав ее к шее подбородком, и, чуть не уронив, вынужден был подхватить кровоточащей рукой.

– Проклятье! Черт побери! Ненавижу этот гребаный город! Вы слышите меня? Я ненавижу вас! – Он вложил всего себя в этот крик, как каратист, наносящий удар, и сразу затих, еле слышно бормоча себе под нос: – Я сделаю все, чтобы уехать отсюда. Чтобы убраться из этого гиблого места.

Чуть ниже по улице он заметил на фасаде какого-то здания вывеску: «ДЖЕЙК МАККЕНА. НЕДВИЖИМОСТЬ».

Много времени на раздумья Джону не потребовалось: ускорив шаг, он направился к конторе Маккены.

* * *
Повесив трубку, Ричи вырвал листок из блокнота и вручил его мистеру Веши.

– Сьерра? Где это, черт возьми? – мистер Веши уставился на Ричи. – «Примат, – подумал он, – обезьяна, которой посчастливилось заполучить приличного портного». – Дьявол, ты вообще понимаешь, чего я от тебя хочу?

– Что я должен сделать?

– Я хочу, чтобы ты нашел Тони, а потом вы вдвоем отправились в Сьерру.

– И…

Мистер Веши тряхнул головой:

– Какого хрена? Тебе что, каждый твой шаг нужно расписывать? Найди мне этого Стюарта, парень, и верни мои деньги.

– А если у него нет денег, убить или как?

Мистер Веши закрыл глаза, вспоминая старые добрые времена. До Вегаса дни его были заполнены невинными детскими забавами – серфингом и верховой ездой. Теперь, когда Вегас вошел в его жизнь со всеми своими прелестями – по чести сказать, на добрую треть не самого высокого пошиба, – он мог позволить себе выбрать любую топ-модель или же достать билеты в первом ряду на Фрэнка, Дина или Сэмми.

Сэмми.

Как-то вечером много лет назад они вывезли Сэмми в пустыню. Нет, не лично мистер Веши, это сделали другие парни. Они якобы застукали Сэмми, когда тот трахал некую голливудскую актрисочку. Никто, конечно, ее не трахал, но не в этом суть. Она как была целкой, так и осталась. Никому бы и в голову не пришло оттрахать девственную сучку. Только не в Вегасе. Не в старые добрые времена. Так вот, они приволокли Сэмми в пустыню, приставили бедолаге нож к глазу и сказали, что дают ему день – либо он женится на малышке, либо… Что там она заявила или сделала, никого не волновало, важно то, что она была черной.

Вот ведь жизнь долбаная, размышлял мистер Веши. Чего бы он только не отдал, чтобы оказаться там.

А на следующий день, даже раньше назначенного срока, Сэмми женился на дешевой актрисочке. Вряд ли нужно уточнять, что девушка была еще та штучка.

Мистер Веши не смог удержаться от смеха. Говорят, это правда. Возможно. В любом случае история забавная. Ничто так не воодушевляло его, как хороший анекдот.

Голос Ричи, преодолев сорок лет, отделявшие мистера Веши от реального времени, вернул его в действительность:

– Ну так что, замочить сучонка, если у него нет бабок?

Пропади пропадом этот самоуправляющийся Вегас[26] со всеми его абсурдными законами. Пропади пропадом эти тематические парки, русские горки, представления с пиратами – единственное, пожалуй, место в городе, где все еще убивали за деньги на потребу зрителям. Каждый час в течение дня. Веши скучал по старым добрым временам.

– Ричи, даже если у него есть бабки, все равно замочи.

Лицо Ричи расплылось в довольной ухмылке:

– Спасибо, мистер Веши.


Секретарша была симпатичной женщиной. Хотя и не первой молодости. Впрочем, женщины первой молодости Джона никогда не привлекали. Дорога до офиса Джейка, приемная, секретарша – все это отпечаталось в его сознании смутными пятнами. Единственное, что занимало сейчас мысли Джона, это тот темный путь, на который он собирался ступить, – путь к его спасению, и ничего больше.

Секретарша проводила Джона в кабинет, где за большим дубовым столом восседал мужчина в годах.

– Спасибо, Бет. Можешь отлучиться на ланч.

Секретарша удалилась, закрыв за собой дверь.

Джейк откинулся на спинку кресла, пристально оглядывая Джона с ног до головы.

– Господи, что с тобой стряслось?

– Так, небольшая неприятность.

Джейк сочувственно покачал головой, словно для него это было самое печальное известие в жизни.

– Очередной несчастный случай? Тебе в самом деле следует научиться быть чуточку осторожнее. Выпить не хочешь?

– Нет.

– А перекусить?

– Нет, спасибо.

– А я думал, ты уже на полпути к Вегасу.

– Увы, не смог забрать свою машину.

Джейк понимающе улыбнулся:

– Ты просто мастер притягивать неприятности.

Джон молча проглотил эту реплику и попытался сменить тему:

– Шикарный у тебя офис, Джейк.

– Я во всем люблю основательность. Недвижимость – такой же товар, как и земельные участки, которыми я занимаюсь. Земля стоит не очень много. Хитрость в том, чтобы купить подешевле, а продать подороже. На этом можно прилично заработать.

– А это законно?

Джейк отрешенно смотрел куда-то вдаль, будто не слышал вопроса.

– Итак, чем могу помочь, приятель?

– Я пришел поговорить с тобой.

– О чем?

– Есть о чем. О твоей жене.

– О милашке Грейс?

– О том, что ты сказал сегодня утром.

Лицо Джейка напряглось, как если бы он пытался понять то, что было выше его разумения.

– Ты сказал, что оформил на жену страховой полис. На пятьдесят тысяч долларов.

– В самом деле?

– Ты сказал, что подписался на это, собираясь поделиться деньгами с тем, кто… – слова застревали в горле Джона, – обо всем позаботится.

– Я так сказал?

– Да ладно, Джейк, кончай придуриваться, – оборвал его Джон. – Или хочешь, чтоб я изложил весь твой план в деталях? Я все расскажу Грейс, если ты не возьмешь меня в долю.

Джейк выдержал короткую паузу. Потом наклонился вперед и положил локти на стол.

– Похоже, жара совсем иссушила твой мозг, раз ты несешь такую ахинею.

– Это не ахинея.

– Разумеется, но весь этот вздор сильно смахивает на бред сумасшедшего.

– Ты сам об этом заговорил в машине сегодня утром, – направив на Джейка указательный палец, напомнил Джон.

– Полно, парень, это была шутка. Я никому не желаю смерти.

– Перестань пороть чушь! Ты хотел, чтобы я убил ее!

– Человек не всегда говорит то, что думает.

– Но ты хотел именно этого.

Джейк разразился смехом:

– С чего ты так решил?

– Потому что ты – скользкий ублюдок, жаждущий нагреть руки на смерти собственной жены.

– А кто же тогда ты?

– Я? Тот ублюдок, который убьет ее для тебя.

Джон взмок от пота. Но приходилось мириться с этим. От вентилятора толку было мало. Его лениво вращавшиеся лопасти с легким присвистом просто гоняли по комнате горячий воздух.

Джейк встал из-за стола, подошел к двери и защелкнул замок. Затем вернулся на свое место.

– Скажем так, я действительно желал ее смерти. А что тут такого? Но утром ты клялся, что не способен никого убить.

– Утром я понятия не имел, во что выльется попытка убраться из этого гребаного города.

– И ради этого ты готов убить Грейс?

– Я готов убить кого угодно, даже Римского Папу в пасхальное воскресенье.

Джейк едва сдерживал смех:

– Только чтобы выбраться отсюда? Слабоватое оправдание для убийства.

– Сколько ты собирался заработать на ее смерти? Джейк пожал плечами:

– Пятьдесят тысяч минус твоя доля… Почем нынче убийство?

– Двадцать тысяч, – выпалил Джон первое, что пришло ему в голову.

– Двадцать тысяч? – Джейк втянул в себя воздух. – У меня нет таких денег. Пройдет несколько месяцев, прежде чем мне выплатят страховку. Не могу даже представить, что ты будешь ошиваться тут столько времени после гибели бедняжки Грейс. Двадцать тысяч! – Джейк сделал вид, что ошарашен названной суммой, и развел руки в стороны, как бы признавая свою несостоятельность. – Это больше, чем у меня когда-либо было, я имею в виду – наличными.

– Сколько ты можешь заплатить?

– Допустим… тысяч десять. И то – только допустим.

– Мне нужно тринадцать.

– Тринадцать? Ну, ты загнул!

– Черт побери, речь ведь идет не о покупке машины. Речь идет об убийстве твоей жены. Короче, либо тринадцать, либо разговор окончен.

Джейк облизнул губы.

– Что ж… Ты умеешь убеждать. Уже с первой нашей встречи, сынок, я понял, что ты тот, кто мне нужен.

– Я тебе не сынок, Джейк. Ты мне не нравишься, как не нравится и то, что ты задумал. Я иду на сделку с тобой, потому что у меня нет выбора. Считай, что это всего лишь вынужденный кратковременный брак по расчету.

Джейк выглядел обиженным:

– Не говори так. Брак по расчету у меня был с Грейс, и вот к чему это привело. – Он протяжно вздохнул. – Ну что, скрепим нашу сделку?

– Может, еще и рукопожатием обменяемся?

– Почему бы и нет? Если не доверять человеку, которого ты нанял, чтобы он убил твою жену…

Они стояли в полной тишине, пожирая друг друга взглядом; словно влюбленные подростки при первом свидании, когда уже пора прощаться, но в предвкушении новой встречи ни парень, ни девушка не решаются сделать следующий шаг.

– Ладно, по рукам, – наконец нарушил молчание Джон.

– Чем скорее ты с этим покончишь, тем скорее отправишься домой. Теперь о деле. – Джейк говорил очень тихо, так что Джону пришлось напрячь слух. – Все должно выглядеть как несчастный случай, понимаешь меня? Если у страховой компании возникнут сомнения в этом, все впустую. Я не получу ни цента и огребу кучу проблем на свою задницу, тогда как ты будешь уже далеко.

– Как мне это сделать?

– А я почем знаю, мать твою! До сих пор мне не приходилось убивать жен. Похоже, я дал маху, надо было нанять профессионала.

– Ты хочешь сам провернуть это дельце? – Джон сопроводил свои слова дикой жестикуляцией.

– Помолчи, парень. Я думаю. – Джейк откинулся на спинку кресла. Его сжатые в кулак пальцы от напряжения впились в ладони. – В доме ее убивать нельзя. Это надо… – Он положил руки на стол. – Ладно, сделаешь вот что: поедешь вроде как проведать ее.

– И что я ей скажу?

– Не знаю. Скажешь, что хотел повидаться. Придумаешь что-нибудь. Скажешь, что тебя не волнует, замужем она или нет, что все твои мысли только о ней. Ты молод и смазлив. Такому щеголю, как ты, не составит труда соблазнить ее.

Джон поиграл желваками, но промолчал.

– Затем… сменишь тему. Заведи разговор о ее джипе. Она его обожает. – Джейк зло хохотнул и саркастически заметил: – Пожалуй, это единственное, что моя женушка действительно любит. Она наверняка предложит тебе покататься. – Он посмотрел в окно, за которым простиралась бескрайняя выжженная солнцем земля. – Скорее всего, она повезет тебя к красной скале. Ей всегда нравились горы. Как и мне. – Он помолчал немного и добавил: – Думаю, это у нас общее. Но вернемся к делу. Она повезет тебя куда-нибудь в тихое пустынное место. На мили вокруг ни души. Только вы двое да койоты. Приударь за ней немного, если хочешь. В общем, поступай как знаешь, только заставь ее расслабиться, и тогда…

Холодным твердым голосом Джон закончил его мысль:

– И тогда я сделаю то, что требуется.

День был в самом разгаре, один из наиболее жарких дней в году. Но по телу Джейка пробежал озноб.

Он не сводил глаз со стола, будто там были вырезаны священные письмена. Будто в узорах темного дерева содержалась тайна смысла бытия. Если смотреть достаточно долго и пристально, можно найти решение любой дилеммы, справиться с любой проблемой. Однако в голову ничего не приходило. Видимо, ключ к его проблеме хранился где-то в другом месте. Джейк поднял глаза.

Джон уже ушел.

Проблема была решена.

* * *
Грейс прижалась к стене. От Джона ее отделяла только изящная металлическая сетка входной двери. Больше между ними и между домом и Сьеррой ничего не было. Не дверь, а одна видимость. На мгновение Грейс представила, что это – минное поле, обнесенное колючей проволокой.

Она стояла в тени. Можно было разглядеть лишь смутные очертания ее силуэта.

– Так-так, посмотрим, кто пришел. Жаждешь свести со мной счеты? – раздался из полумрака сладкий голос Грейс.

– У меня к тебе дело.

Силуэт дрогнул. Лица не было видно, но Джону показалось, что Грейс улыбнулась.

– Дерьмовый у тебя видок.

– Не прячься, Грейс. Что ты, в самом деле, вообразила?

– У тебя неприятности?

– Судьба не очень меня балует. Только не говори, что мне следовало быть осторожнее.

– Ты намерен весь день так простоять?

Джон пожал плечами:

– Пока твой муж разрешает мне жить.

– О да! – Грейс произнесла это таким тоном, будто вспомнила вдруг какой-то несущественный фрагмент давным-давно забытого кинофильма. – Подразумевается, конечно, что я должна принести извинения.

– Почему ты так со мной поступаешь, Грейс?

Она провела голой ступней по голени своей ноги. Мужик – что теленок.

– А почему зайцы выбегают на середину дороги?

Джон покачал головой:

– Я здесь скоро сгорю.

– А выглядишь вполне свежо под навесом.

– Я сгораю по другой причине.

Грейс вышла из тени и всем телом прильнула к металлической сетке. От этого ее платье натянулось, подчеркивая округлость груди. Она была великолепна.

– Мистер Стюарт, я замужняя женщина.

– По мне так видно, что я сгораю от желания? – спросил он с абсолютно серьезным видом, но в то же время с некоторым лукавством в голосе.

Губы Грейс дрогнули в улыбке. Она притворилась, будто пытается разгадать, что у него на уме.

– Пожалуй, я позволю тебе войти. Надо же привести тебя в порядок.

– Я должен пообещать быть паинькой?

– Если ты намерен быть паинькой, можешь убираться прямо сейчас.


Джон присел на краешек кровати. Грейс одернула платье и расправила складки. Смочив ватку спиртом, притянула голову Джона к своей груди.

– Чур, не подглядывать, – хихикнула она.

Джон вдохнул и почувствовал ее запах. Свежий и приятный. Это был запах женщины.

– Немного пощиплет, – предупредила Грейс. Она прижала ватку к глубокой ране на лбу Джона.

Он дернулся.

– А-а! Черт!

– Терпи, терпи – не так уж и больно. Не мешало бы наложить пару швов.

– Вроде и ехать-то было всего ничего, как-никак не Гавайи, а все равно не добрался.

– Ты, конечно, не расскажешь мне, что произошло.

– Несколько плохих парней в кожаных куртках стали пинать мой портфель с учебниками, за что старая дуэнья разорвала одного из них в клочья.

Грейс на секунду задумалась:

– Звучит правдоподобно.

Она перевязала Джону голову и царапины на руке. Нежно, неторопливо, с любовью.

– Вот и все, – подытожила она и добавила: – Не сдавайся так быстро. Прояви твердость и, кто знает, может, найдешь свое счастье.

Грейс поощрительно улыбнулась, но тут же отошла от кровати.

– Ну-ну, – Джон не без усилия встал. – Вот, значит, как.

– Ты мне никогда не говорил, что у тебя на уме, – стоя к нему спиной, заметила Грейс.

Он собрался было что-то сказать в свое оправдание, но удержался.

– Джон, – почти прошептала она, – чего ты хочешь?

– Я хочу выиграть. На двадцати двух, на тридцатке, на «зеро» или на любом другом числе, на которое поставлю деньги. Я хочу бросить кости и смотреть, как они катятся, катятся…

– О, господи! Ты опять об азартных играх? У тебя что, дурные наклонности?

– Угадала. Только наркотики или выпивка – фигня. Ничто так не возбуждает, как игра – когда ты следишь за шариком, приближающимся прямиком к тому числу, на которое ты поставил, или когда наблюдаешь за соперниками, зная, что у тебя на руках козырные валет и туз.

– Ты сумасшедший, если надеешься выиграть. Не случайно все эти игры называются азартными. Можно было бы выиграть, назывались бы выигрышными.

– Постоянно выигрывая, не словишь кайфа – острота ощущений уйдет. Я готов проиграть сто, нет, тысячу раз, лишь бы хоть однажды познать радость крупного выигрыша.

Грейс откинула рукой волосы со лба.

– Прекрасно, если не считать того, что каждый раз ты теряешь на этом деньги. И немалые. Я вот рискнула сыграть с Джейком и до сих пор расплачиваюсь. Пойми меня правильно, Джон, но я не уверена, что ты относишься к той категории людей, которые в состоянии оплатить свой проигрыш.

Джон подошел к окну. Взгляду его предстала пустыня: песок, пыль, кактусы, перекати-поле. В пустыне выживают только сильные. Остальные погибают. Мертвых же ничего не трогает. Ни солнце, ни дождь, ни ветер. Ничего. Когда все, что существовало в этом мире, исчезнет, когда люди превратят плодородные земли в пепел, здесь по-прежнему будет пустыня. Пустыня совершенна. Она была всегда и пребудет вечно.

– Хороший у тебя джип, – сказал он.


Они ехали по выжженной солнцем земле. Двадцать минут, полчаса. Грейс вела машину как ковбой, укрощающий дикую лошадь. Отклоняясь от дороги, она выискивала любые препятствия – дюны, канавки, ямы – и преодолевала их на полном ходу. Джип на короткое время зависал в воздухе… фонтаны песка из-под колес и глухой удар о землю.

Грейс хохотала как школьница.

Джон вцепился в ручку над дверцей. Пальцы от напряжения побелели.

Грейс направила джип к плато на вершине горы и наконец заглушила мотор. Под ними простиралась пустыня. Джон вылез из салона и пристроился на земле в тени, которую отбрасывал автомобиль. Грейс переминалась с ноги на ногу на самом солнцепеке.

Джон наблюдал за ней, прикрывая ладонью глаза от палящих лучей:

– Тебе не жарко?

– Жарко, но я люблю солнце. Я выросла в резервации. Солнце, пустыня – для нас это были священные понятия. Джейк, кстати, такой же. Думаю, в этом мы очень похожи.

– Ты его любишь?

– Нет.

– А раньше любила?

– Все зависит от того, что ты называешь любовью. В детстве у меня ничего не было. А хотелось многого. Во всяком случае, Сьерра не могла удовлетворить моих желаний, и я готова была на все, чтобы добиться своего. Джейк стал для меня счастливым билетом. Он не ахти какой богач, но зарабатывает столько, сколько половина этого города. Он был старше меня, с другим складом характера, но я поставила себе целью заполучить его. Как бы то ни было, он мог дать мне то, что я хотела. И я начала за ним ухаживать. Я заставила его поверить, что это он ухаживает за мной, а сама между тем подтаскивала его к себе, как рыбак тащит рыбу, наматывая леску на катушку. Можно назвать это любовью?

– Конечно нет, – выпалил Джон. – Нет, думаю, нет. И, судя по всему, твои надежды не оправдались.

– Я все еще здесь, как видишь. Вот она я. – Грейс описала рукой широкую дугу над своей головой. – И чего я добилась? Похоронила себя в этой вонючей пустыне. Джейк понимает ее по-своему. Его не тянет приезжать сюда. Его вообще ничего не интересует, кроме торговли землей. «В маленьком пруду, – любит повторять он, – водится крупная рыба, тогда как в пересохшем заливе и мелкой не сыщешь».

– Ты могла бы уйти от него.

– Знала бы как, ушла бы.

– Просто возьми и уйди, что тут такого? – удивился Джон.

– Тебе не понять. Ты привык колесить по свету куда глаза глядят. Я так не могу. Я боюсь одиночества. Мне нужно чувствовать, что обо мне кто-то заботится.

– Иными словами, тебе нужны талоны на питание, – поморщился Джон, как если бы проглотил пригоршню соли. – Тебе нужен кто-то, за кого ты можешь уцепиться, чтобы смотаться отсюда.

– А хоть бы и так? Все лучше, чем делать вид, будто я собираюсь этого кого-то осчастливить. Хотя бы на время. Я имею в виду… – Грейс постаралась смягчить голос, но все равно слова ее прозвучали вызывающе сексуально: – Я могла бы кое-что предложить ему. Только, мне кажется, так поступать нельзя. Стоит сделать первый шаг, и уже не остановишься. Думаю, я и тебе стала бы все время лгать.

Она резко повернулась к Джону и пристально на него посмотрела.

– Ты меня за это ненавидишь? Если ненавидишь, я тебя не виню. Может, ты был прав, когда сказал, что нужно собраться, настроиться и рвать отсюда когти. Любым способом.

Джон тихо повторил:

– Любым способом.

Грейс подошла к самому краю плато. Обхватив себя за плечи, устремила взгляд в бездонное синее небо.

– Знаешь, чего мне хочется? – спросила она, обращаясь неизвестно к кому. – Мне хочется стать птицей. Глупая мысль, конечно. Любой ребенок об этом мечтает. Когда я была маленькой, старики у нас в резервации верили, что люди могут превращаться в животных. – Она широко раскинула руки, словно собираясь взлететь. – А вдруг и я смогу!

Джон смотрел ей в спину. Грейс стояла на самом краешке обрыва. По телу Джона пробежали мурашки – зрелище было не для слабонервных. Он стал медленно-медленно подкрадываться к ней.

Мыслями Грейс витала где-то далеко. Не обращая внимания на Джона, она снова заговорила:

– Если бы я была птицей, полетела бы во Флориду, в «Диснейуорлд». Мне всегда хотелось там побывать. А еще слетала бы в Нью-Йорк. Может быть. Правда, Нью-Йорк, наверное, не лучшее место для птиц.

Джон подкрадывался все ближе.

– Полетела бы в Сент-Луис – взглянуть на арку,[27] в Новый Орлеан. Покружила бы над Техасом. А потом – в Калифорнию, в Сан-Диего, в Санта-Барбару, в Лос-Анджелес. Говорят, Лос-Анджелес стал дерьмовым городом из-за бандитов и наркоторговцев. Но мне нет до этого дела. Хочу увидеть Венис-Бич, Беверли-Хиллз, «Бель Эр» и Малибу.[28] Хочу увидеть все эти огромные причудливые здания. Я… Я просто… – она запнулась, – просто хочу жить.

Джон был уже рядом. Чуть справа за спиной. Он переступал бесшумно, затаив дыхание. Но его сердце готово было вылететь из груди. И он опасался, что она услышит, как громко оно стучит, и обернется.

Грейс пнула ногой камешек, и тот полетел вниз. Она долго следила, как он кувыркался в воздухе, а потом, ударившись о скалу далеко внизу, разлетелся на множество осколков.

– Говорят, это не больно, – сказала она почти шепотом. – Говорят, умираешь от шока еще до того, как разобьешься. Не понимаю, откуда можно знать такие вещи, но я слышала, что это похоже на полет. Полет прямиком вниз, в землю. Наверное, замечательное ощущение, только если это правда не больно.

Джон растопырил пальцы и приготовился толкнуть Грейс в спину. Сердце дрогнуло, издав глухой звук, словно попыталось пробить выход из груди. Джон слегка отклонился назад, чтобы затем навалиться всем своим весом.

Грейс внезапно повернулась. Джон был в нескольких дюймах от нее. Он схватил ее за одежду и чуть подтолкнул вперед. Правой, повисшей в воздухе ногой Грейс судорожно пыталась нащупать край пропасти на высоте более шестидесяти метров. Ее тело, ее жизнь – все теперь было в руках Джона.

Она даже не попробовала ухватиться за него. Руки Грейс безвольно повисли, она расслабилась, поежившись, слегка прогнулась в спине, как делают люди, когда у них чешется между лопатками. Это озадачило Джона. Находясь между жизнью и смертью, Грейс не забывала о том, чтобы выглядеть сексуально.

Она мельком взглянула вниз, потом наверх – в глаза Джону.

– Терпеть не могу такие шуточки, – заявила она не без жеманства. – Спорим, что ты сейчас не знаешь, чего больше хочешь: убить меня или трахнуть.

Джон с недоумением взирал на размякшую в его руках Грейс. Не дать ей упасть – значило бы не использовать случай. Ослабить хватку, разжать пальцы, и… пусть летит.

Он пристально смотрел на Грейс. Что она для него? Женщина, устроившая ему ловушку и спокойно взиравшая на то, как ее муж собирается избить его в кровь. Женщина, о существовании которой каких-то шесть часов назад он даже не догадывался. Если ослабить хватку, разжать пальцы – что от нее останется? Груда переломанных костей и разорванной плоти. Тринадцать тысяч долларов. Свобода.

Он не сводил с нее глаз.

Потом притянул к себе и крепко поцеловал в губы.

* * *
В полдень жара достигает наивысшей точки. По крайней мере раньше Джон неизменно это отмечал. Возможно, так и было – в других частях света. То, что ожидало жителей этого городка после полудня, больше походило на фильм ужасов, а полдень служил лишь прелюдией к дневному кошмару. Жара только начиналась в Сьерре.

Он сидел на краю кровати без брюк, обливаясь потом, и глядел в окно. Где-то там, в пустыне, в милях отсюда он обменял свободу на славную еблю.

На великую еблю.

Они начали любить друг друга еще в коридоре по пути в спальню, – это тот случай, когда возбуждение достигает высшей точки и вам уже без разницы, на чем трахаться – на мягком или на жестком. Они начали у стены. Спустились на пол, кувыркаясь и елозя из-за того, что неловко было в таком положении срывать с себя одежду. Потом опять поднялись и долго терлись телами, лаская друг друга руками и взглядами. И, наконец, перешли на кровать, безотчетно, видимо потому, что там и следовало заниматься сексом. Хотя, конечно, не кровать была причиной их страсти. Все закончилось в углу, как у кроликов в пыльном вольере.

Фактически кровать – единственное подходящее место, где можно было отдохнуть после такого буйства плоти.

Грейс лежала рядом с Джоном, голая, потная, и гладила его по спине. Тела их блестели под лучами прорывавшегося в окно солнца.

– Как далеко отсюда до Калифорнии? – спросила Грейс.

– Отсюда? Не знаю. Далеко. Достаточно далеко.

– А ты бывал там раньше?

– Да.

– Там красиво?

Джон кивнул:

– Красиво. Роскошные пляжи. Голубая вода и синее небо до самого горизонта.

Грейс села. Она просунула свои руки под руками Джона, коснулась его груди и крепко прижалась к нему. Он почувствовал спиной ее возбужденные соски.

– Возьми меня с собой, – попросила она.

– Не могу.

– Ну, пожалуйста. Я не буду тебе обузой. А как приедем, бросишь меня, если захочешь. Мне все равно. Лишь бы выбраться отсюда.

– Грейс, не могу. Я сам тут застрял неизвестно на сколько. Мне не хватает паршивых ста пятидесяти баксов, чтобы забрать свою машину у этого чокнутого механика.

Грейс прикоснулась губами к щеке Джона, и он ощутил ее горячее дыхание, когда она прошептала ему в ухо:

– Деньги есть. Гораздо больше ста пятидесяти долларов.

Любопытство заставило Джона спросить:

– И где же?

– У Джейка, – ответила она, снова поглаживая его по спине.

– Ты думаешь, Джейк даст мне деньги просто так и лишь для того, чтобы я смог увезти тебя отсюда?

– Он не даст нам ни цента, – при этих словах она пробежала кончиками пальцев по его позвоночнику. – Мы сами возьмем.

– Возьмем? Но как?

– У Джейка есть деньги. Он держит их в сейфе под полом в гостиной. Он все время о них говорит. Похоже, не бахвалится. Он любит свои деньги. И не хочет потратить чуть-чуть на меня.

– Ты живешь неплохо.

– Да, как птица в позолоченной клетке.

Джону с трудом удалось придать голосу нотки легкомысленного безразличия. Никакой заинтересованности – обычный треп о чужих деньгах:

– И много их у него?

– Думаю, что-то около… ста тысяч долларов.

– Ста тысяч… – вырвалось у Джона, но он вовремя сдержал себя. – Этот сукин сын мне врал!

– Врал? О чем ты?

– Я… ни о чем. Так, он кое-что говорил мне, – задумчиво произнес Джон, но тут же вернулся к замаячившим вдруг деньгам: – Если они в сейфе, нужно узнать комбинацию цифр.

– Нет. Сейф закрывается на ключ. Джейк носит его на шее на цепочке. И никогда с ним не расстается. В прямом смысле слова. Даже занимаясь со мной сексом. – Грейс встала с кровати и надела сарафан. Большинство женщин в одежде выглядят лучше, чем нагишом. Некоторые сложены довольно неплохо и вполне могут позволить себе ходить в чем мать родила. Грейс относилась к тому редкому типу женщин, которые одинаково хорошо смотрятся в любом виде.

– Если он постоянно носит ключ при себе, то нам придется…

– Убить его, – договорила Грейс, поправляя волосы. Она сказала это как бы мимоходом, по-будничному просто.

Джон не сразу отреагировал. Понадобилось несколько секунд, чтобы переварить услышанное. В первый момент он просто оцепенел. Потом откуда-то из глубины вырвался приступ смеха, продолжительный и неподдельный. Смех накатывал волнами.

– Эта жара сведет меня с ума. – Он просунул руки в рукава рубашки и застегнул ее так быстро, как только позволяла его больная рука. – Надо было совсем потерять голову, чтобы вернуться сюда. Надо вообще не иметь головы, чтобы слушать кого бы то ни было в вашем ненормальном городе, и я точно знаю – не сойти мне с этого места, – что окончательно свихнусь, если останусь здесь хотя бы на минуту.

– Джон, пожалуйста…

– Не представляю, о чем я думал прежде, но это не для меня.

– Что ты имеешь в виду?

– Убийство. Я не могу убить человека.

Подобно изматывающей погоде, Грейс не собиралась сдавать свои позиции:

– И это все?

– Что все? Господи Иисусе! Ты говоришь об убийстве! – Джон протиснулся к комоду с зеркалом, пыхтя от негодования.

– Разве это так плохо? Мы быстро управимся. Он даже не почувствует. – Грейс приблизилась к Джону и встала у него за спиной. – Скажем, среди ночи. Когда тихо и темно, а он уже видит десятый сон. Тебе нужно будет только бесшумно подойти к нему и…

Она положила ладони на спину Джона. Джон этого не ожидал. Ему почудилось, что она вонзила в него нож. Он резко отскочил.

– Черт!

– Джейк нетакой, каким был в молодости. Да и пожил вдоволь.

У Джона подергивались губы. От волнения он с трудом находил подходящие слова:

– Господи! Ты сама-то понимаешь, что говоришь? Вы все тут с ума посходили. Все вы. Но не я, Грейс. Считай, что меня нет. Я не намерен в этом участвовать.

Джон бросился к двери.

Грейс крепко схватила его за руку.

– Джон! – Он поразился силе ее хватки. – Выслушай меня! Я выросла в резервации. На гребаном клочке пустынной земли в центре незнамо чего. Там, где они убивают индейцев. Там, где они оставляют нас подыхать. Моя мать умерла в резервации. Мой отец умер в резервации. Мой брат покончил жизнь самоубийством в двадцать два года, когда понял, что ему ничего в этой жизни не светит.

Джон попытался освободиться. Грейс впилась пальцами в его плоть аж до кости.

– Там не было надежды, Джон. Я мечтала уехать оттуда подальше. Ты должен помочь мне. Я тоже что-нибудь для тебя сделаю. – Судя по взгляду, она глубоко задумалась о чем-то своем. – Что-нибудь.

Джон почувствовал, как тонет в ней. К чему сопротивляться? В это мгновение он в самом деле не хотел ей перечить. То было блаженство и нирвана, какие приходят вслед за освобождением. Он понимал, что переживает экстаз. Но такое бывает лишь в момент смерти, когда ты уступаешь, перестав бороться. И тут его вдруг осенило: а чья это, собственно, смерть?

Джон бросился к двери, на ходу отбиваясь от Грейс, будто ныряльщик, который стремится поскорее выплыть на поверхность.

Грейс отпустила его.

– Как ты собираешься выбраться отсюда? Ведь тебе нужны деньги. А за сто тысяч долларов и сделать-то нужно всего ничего.

Джон был уже на улице. Грейс успела пронзительно крикнуть ему вслед:

– «Любым способом», помнишь?

Джон несся очертя голову, не разбирая дороги. За ним тянулось облачко пыли, поднимавшееся из-под ног.

Грейс вздохнула и твердым голосом повторила уже для себя:

– Любым способом.

* * *
– Жара иногда сводит с ума, – рассуждал слепой старик. – Не знаю, почему так происходит, но в этом люди и животные похожи. Я видел немало странного в такие жаркие дни. Видел, как скорпион жалит самого себя, раз за разом устремляя кончик хвоста в собственное тело. Маленький убийца, ставший самоубийцей.

Видел, как убивает себя койот. Он впивается зубами в свои лапы и раздирает их до тех пор, пока не истечет кровью и не умрет.

А что делает человек, когда так жарко?… Человек тоже убивает себя, причем для этого ему даже не надо заниматься членовредительством – он просто трахается до потери сознания.

Я не знаю, почему жара оказывает такое действие. Думаю, это в чем-то сродни тому, как греется на огне чайник с водой. Человеческий организм главным образом состоит из воды. И когда жара переваливает за критическую отметку, мы закипаем. И варимся изнутри. И все в нас бурлит и клокочет, пока мы немного не остынем. Но иногда это происходит слишком поздно.

Джон присел рядом со стариком, однако старался держаться подальше от дохлого пса.

– Для слепого ты видишь на удивление зорко, – заметил он.

– Если у меня нет глаз, это не значит, что я ничего не вижу.

– Правда?

– Я многое могу видеть, например, тебя. Ты молод, ты колесишь по свету, нигде надолго не задерживаясь, и думаешь, что свободен.

Джон посмотрел в солнцезащитные очки старика. Пусть не глаза, но все-таки хоть какая-то иллюзия зрительного контакта.

– Пожалуй, что так, – подтвердил он.

– А может, тебе только кажется, что это так. Ты носишься с места на место, полагая, что сам вершишь свою судьбу, но где бы ты ни был, тебе не уйти от самого себя.

– По-моему, я уже слышал нечто подобное раньше, – скептически заметил Джон.

– И тем не менее отнюдь не всегда удается понять, что делает человека свободным.

– Да ты философ, старик.

– Это потому, что я прожил слишком долгую жизнь.

– Кто знает, может, когда-нибудь и я буду сидеть на углу и выдавать афоризмы.

– Ты действительно думаешь, что доживешь до старости?

Выстрел попал в десятку. Джон встал. Старик поднял свою оловянную кружку с монетами и потряс ее, привлекая внимание Джона.

– У тебя не найдется мелочи для немощного?

– Сегодня я не при деньгах, старина. В следующий раз обязательно.

Джон ушел.

Старик повертел головой, словно принюхиваясь, как будто пытался уловить запах Джона.

– Что ж, похоже, можно не затыкать нос.


Джон бесцельно блуждал по городу. С тех пор как он здесь оказался, подобное времяпрепровождение стало входить у него в привычку. Жаль только, что в Сьерре далеко не уйдешь. Словно по заколдованному кругу, он снова и снова бродил по одним и тем же улицам. Та же почта/автостанция, та же стоянка грузовиков. И то место, где он впервые увидел Грейс. Один день, думал Джон, всего один день… Не мешало бы установить здесь мемориальную доску: «МЕСТО, ГДЕ НАЧИНАЕТСЯ АД». Грейс… с того момента, как он положил на нее глаз, неприятности буквально преследовали его. В лучшем случае она не очень хороший человек. В худшем – озлобленная стерва. И, конечно же, сучка, как все женщины в диапазоне между лучшим и худшим. Самая потрясающая сучка из всех, с кем ему когда-либо доводилось трахаться.

В конце концов Джон снова оказался рядом с офисом Джейка. Секретарша уже ушла. Джейк был в своем кабинете. Бизнес есть бизнес, и он, как обычно, занимался делами, будто ничего не должно было случиться. Будто и не заказывал он вовсе убить свою жену. Когда Джон вошел, Джейк поднял глаза от бумаг – взгляд его был твердым и спокойным.

Многие ли способны на такое хладнокровие?

– Как все прошло? – равнодушно спросил он. Ни один мускул не дрогнул на его лице. Словно он интересовался тем, понравился ли Джону завтрак.

– Я навестил ее, – начал Джон. – Мы разговаривали. Потом поехали в пустыню…

– Но работа сделана? – в голосе Джейка послышалось легкое нетерпение.

– Нет.

Удар сердца.

– Нет? Ты не убил ее?

– Подходящего момента не представилось.

Джейк схватил лежавший на столе конверт, вскрыл его, бегло прочитал письмо и выбросил в урну. Затем вновь посмотрел на Джона.

– Вдвоем посреди бескрайней пустыни, в тысячах миль от чего бы то ни было, и ты говоришь, что не представилось подходящего момента? В чем дело? Или тебе не хватало зрителей? Может, надеялся, что тебя снимут на видео? Чтобы твои будущие внуки могли лицезреть своего героического предка? «Посмотрите, детки, как ваш дедушка сделал это. Слава богу, что я тогда подождал, иначе сей знаменательный момент не был бы запечатлен на пленке».

Джон растерялся. Он не знал, что ответить на эту выволочку за несовершенное убийство. И потому просто сказал:

– Ты прекрасно понимаешь, что я имел в виду.

– Ах-ах-ах! – Джейк стукнул кулаком по столу. – Да, я прекрасно понимаю. Но я также знаю, что достаточно нахлебался дерьма, имея жену, готовую отдаться кому угодно. Не сомневаюсь, что и ты подумывал о том, чтобы переспать с ней. А может, вы вовсе никуда и не ездили, а трахались в моем доме, как воры, и ты даже не вспоминал о деле, на которое подписался? Мелкое воровство, не более. Но убить, обагрить свои руки кровью… От этого уже не отмоешься. Сделав это, ты уподобился бы Каину. А ведь даже грешник хочет казаться святым. Не так ли, парень?

– Если ты такой специалист по части убийств, почему сам не избавишься от своей жены?

Джейк пожал плечами.

– Наверное, потому, что, при всей моей ненависти к ней, я слишком сильно люблю ее.

– Ты любишь ее и в то же время ненавидишь?

– Нет. Я ненавижу свою любовь к ней. Я не могу смириться с тем, какая она, моя Грейс. С тем, что она играет мной. Использует меня. Но при этом я не могу расстаться с ней, потому что слишком люблю ее, а уж убить не могу тем более. Стоит мне только представить, как ее прекрасные глаза затягивает поволока смерти, когда она испускает дух, как раскалывается ее голова и мозг, словно серпантин, разлетается в разные стороны, – и меня тянет блевать. Думаю, если бы я действительно увидел такое, то захлебнулся бы собственной рвотой. Но ты? Ведь ты по природе своей убийца.

Джон рассмеялся, будто его собеседник рассказал забавный анекдот.

– Ты сам не знаешь, что говоришь, Джейк.

– Сегодня ты подошел к опасной черте вплотную, парень, и испугался.

Голос Джейка скрипел в ушах Джона как несмазанная телега. Джон почувствовал, что краснеет.

– Прекрати пороть чушь, Джейк!

– А в следующий раз? В следующий раз кому-то может не поздоровиться.

– Заткнись!

– В следующий раз кто-то может лишиться жизни.

– Да заткнись ты!

Телега скрипела все громче, и Джон попятился. Но уже спустя мгновение кинулся на Джейка с твердым намерением придушить его.

Джейк среагировал неожиданно быстро и с завидной для немолодого человека легкостью оттеснил Джона плечом. В пылу борьбы он завалил его на письменный стол, взметнув в воздух фонтан деловых бумаг.

Джон сопротивлялся из последних сил, отбиваясь ногами. И вдруг почувствовал резкую боль, словно его полоснули ножом по горлу. Вот они – брызги фонтана. Острый край бумаги одного из писем порезал ему шею.

Нависающий над ним Джейк ехидно заметил:

– А я предупреждал, что в следующий раз кто-то может лишиться жизни. Советую убедиться, что это не ты.

Напряжение немного спало, и Джейк ослабил хватку. Джон встал на ноги, встряхнулся, как собака, пытаясь сделать вид, что ничего не произошло, словно он просто споткнулся, зацепившись за ковер. Забинтованной рукой он отер стекавшую по шее кровь. Ну вот, еще одна царапина для коллекции.

– Следующего раза не будет, – твердо сказал Джон. Он уже пришел в себя и говорил спокойно и уверенно. – Никто не лишится жизни. Во всяком случае, от моей руки. Прости, Джейк, что наша сделка не состоялась. Видимо, я не тот человек, который тебе нужен. Узнай ты меня получше, и сам бы дал мне отставку.

Джон пошел к двери. Но на полпути остановился и повернул обратно.

– Джейк, сколько ты собирался заплатить мне за работу?

– Тринадцать тысяч долларов. Если бы, конечно, ты все сделал как надо. – Словно вспоминая подробности сделки, Джейк в задумчивости наморщил лоб. – Разве мы не так договаривались?

– Так. Именно так. И, по-твоему, это достаточная сумма?

– Все, что у меня есть.

Джон улыбнулся:

– Знаешь, что мне в тебе нравится, Джейк? Для сукиного сына ты на удивление честный человек.

* * *
Бредя по улицам города, Джон подумал, что пора прогуляться к Харлину. На то было по крайней мере две причины: во-первых, прошло уже немало времени с тех пор, как он посетил Даррелла в последний раз, и, во-вторых, надо же хоть чем-то себя занять. Возможно, Даррелл позволит ему уехать. Возможно, удастся с ним договориться. Возможно, где-нибудь по дороге к бензоколонке Элвис[29] спустится с небес с тринадцатью тысячами долларов. Плюс еще сто пятьдесят за ремонт «мустанга». Новенькими купюрами, только что отпечатанными. В чемоданах от Луи Вуиттона.[30] Пронзительный женский голос вернул его с небес на грешную землю.

– Эй, мистер! – По улице вслед за Джоном, отчаянно размахивая руками, бежала Дженни. – Мистер! Я просто… – Она догнала его. Тяжело дыша, остановилась, прижав руку к груди и с трудом ловя ртом воздух. Наконец, успокоив дыхание, договорила: – Я просто хотела поблагодарить вас.

– За что?

– За то, что вы защитили мою честь сегодня днем.

– Сожалею, но я должен развеять твои иллюзии: никого и ничего я не защищал.

Дженни взяла Джона под руку.

– Но вы же собирались драться за меня.

– Вовсе я не собирался драться. Просто хотелось выбить дерьмо из этого панка – твоего ухажера.

Дженни обиженно надула губы.

– Он мне не ухажер. Я разрешаю ему гулять со мной и все такое, но я никому не обязана хранить верность. По крайней мере пока.

Джон высвободил свою руку.

– Слушай, заруби себе на носу, малышка: ты мне не нужна. Если этот парень, Тоби, любит тебя, выходи за него замуж, потому что ничего лучшего ты в этом городе все равно не найдешь.

– Я тоже так думала. Пока не появились вы. – Она прижалась к Джону грудью. – Я видела вашу машину на заправке. Крутая тачка. Прокатите меня? В пустыне в это время никого не бывает.

Взяв Дженни за плечи, Джон отодвинул ее на длину руки.

– Сколько тебе лет?

– Восемнадцать. Ладно, восемнадцать будет через два с половиной года. Но это не значит, что вы не можете прокатить меня, если хотите.

– Нет, катать я тебя не собираюсь. Чего я хочу, так это… – Джон задумался. – Слушай, у тебя случайно не найдется ста пятидесяти долларов, я…

И тут слабым раскатом грома раздался голос Тоби Тайлера:

– Мистер!

Джон закатил глаза:

– О, боже!

– Правильно, мистер. Вам следует бояться меня. Я ведь предупреждал вас, что мы еще не закончили, а вы мне не поверили. Да к тому же лезете к моей девчонке у меня за спиной.

– Не лезу я к твоей… – Джон понял, что слова бесполезны, осознав, что он по-прежнему держит Дженни за плечи. – Скажи ему, что я не лез к тебе, – обратился он к девушке.

Дженни с вызовом посмотрела на Тайлера.

– Поздно, Тоби. Сейчас мы на его шикарной машине уедем, а ты тут останешься.

У Джона отвисла челюсть.

– Ты что несешь, черт возьми, о чем это ты?

Дженни снова повернулась к Джону.

– Кстати, как вас зовут? – спросила она.

Тоби взорвался как баллончик с газом, попавший в огонь:

– Ну, все! – Лицо его налилось кровью. – С меня хватит, мистер. Сейчас я разделаюсь с вами. Разорву вас на миллион клочков, а потом… – Он на секунду задумался. – А потом порву эти клочки еще на миллион кусочков и… – Теперь его размышление длилось гораздо дольше. Джону даже показалось, что у Тоби голова трещит от напряжения. – И разбросаю оставшийся от вас мусор по всему городу. Вы даже не представляете, что сейчас будет, что я с вами сделаю. Я взбешен. Я психую. А в таком состоянии я страшен.

– Знаю, потому что ты – тротил. И когда ты взрываешься, кому-то бывает плохо. – Джон удрученно покачал головой. Образумить этого великовозрастного дитятю, похоже, не удастся. Спорить или кричать в данном случае явно бессмысленно.

– Именно так. Я тротил. И плохо сейчас будет вам. Дженни встала между ними.

– Тоби Тайлер, даже если ты превратишь его в месиво, выбьешь ему все зубы и он будет в кровище с ног до головы, мне все равно. Мы любим друг друга, ты не сможешь нам помешать, мы убежим, и я подарю ему плод нашей любви.

– Да заткнешься ты, наконец?

Тоби отодвинул девушку с дороги.

– Вы за это заплатите, мистер!

Джон сжал кулаки. На сей раз он не будет медлить. Вырубить этого сопляка ничего не стоит: быстрый точный удар в лицо – сломанный нос, кровь, сбившееся дыхание…

Тоби приближался.

Хорошо, подумал Джон, давай, подходи поближе. Мешок с дерьмом! Он отвел руку назад и уже готов был нанести удар, как вдруг раздался властный окрик шерифа:

– Тоби!

Тоби обернулся.

– Шериф Поттер!..

Шериф высунулся в окошко патрульного автомобиля. Вид служителя закона при исполнении призван был остудить горячие головы.

– Тоби, я только что от твоей мамы. Она страшно волнуется. Говорит, что не видела тебя с самого утра.

– Нет-нет, это неправда, шериф. Она видела меня, я приходил на ланч…

Шериф прервал его взмахом руки:

– Ничего не желаю слышать, парень. А ну, живо домой!

Тоби потупил взгляд и, поковыряв носком ботинка грязь, недовольно бросил:

– Да, сэр. – Затем взял Дженни за руку и не терпящим возражений тоном сказал: – Пойдем, девочка!

– Я хочу остаться.

– Не зли меня, детка, говорю, пойдем, значит, пойдем!

Дженни помахала рукой мужчине своей мечты:

– До свидания, мистер. Никуда без меня не уезжайте. Я хочу родить вам ребеночка. Хочу любить вас.

Тоби вытянул указательный палец в направлении Джона:

– Мы еще увидимся, мистер. Еще увидимся.

Джон подошел к шерифу, качавшему головой вслед удалявшейся парочке.

– Дети, – вздохнул шериф.

– Только парень чересчур уж вспыльчив.

Шериф усмехнулся.

– Что правда то правда. Но он, в общем-то, не виноват в этом. В детстве у него была сильнейшая психическая травма.

– Что произошло?

– Его старик работал на руднике к северу отсюда. Школа устраивает экскурсии туда каждый год. Для детей это праздник – и сама поездка, и возможность увидеть, как добывают руду. И надо же было так случиться: как раз когда на руднике был класс Тоби, Тайлер-старший попал в дробильную машину.

– О, боже!

Шериф кивнул:

– Можешь представить себе состояние мальчика, когда машина выплюнула кровавые куски тела его отца. И все это у него на глазах, в присутствии его одноклассников. С тех пор он и стал таким.

– Немудрено.

– Потому я и сказал, что он не виноват: трудно обвинять в несдержанности мальчика, пережившего такое потрясение. Другое дело, когда человек буквально притягивает к себе неприятности и не хочет или не может с этим бороться. Понимаешь, о чем я? – Шериф Поттер закинул удочку слов, словно рыбак, стремящийся поймать крупную рыбу.

Но Джон не стал глотать наживку.

Шериф снял свою широкополую, как у канадских горцев, шляпу, которая оставила на его лбу красную отметину. Затем достал носовой платок, некогда белый, но от времени изрядно пожелтевший, и отер пот с лица.

– И когда только эта немилосердная жара сжалится над нами?! – Он вернул шляпу на место. – Я видел тебя утром на грузовой автостоянке. Ты к нам приехал издалека?

– Да, сэр. И не собираюсь задерживаться здесь надолго, если вас это беспокоит.

– Удовлетвори мое любопытство, – шериф вскинул подбородок, указывая на лицо Джона, – что это у тебя?

Джон потрогал пальцем глубокую рану чуть повыше глаза. И сразу почувствовал боль, такую сильную, как если бы он был футболистом, который, пытаясь ударить по мячу, врезался головой в штангу ворот.

– Не так страшно, как выглядит.

– Слышал, у Джамиллы во время налета был какой-то парень. Судя по ее словам, ему сильно досталось от одного из грабителей.

– Увы, мне об этом ничего не известно, – пожал плечами Джон.

– Жаль. Я надеялся, что это мог быть ты. Надеялся, что ты поможешь нам поймать сбежавшего налетчика. Или хотя бы объяснишь, что это за деньги, обрывки которых разлетелись по всему магазину, когда Джамилла пристрелила одного из байкеров.

Джон смущенно улыбнулся:

– Я бы рад вам помочь, шериф. – Казалось, что он расстроен собственным бессилием. – Простите, если что не так. Мне бы только забрать машину у Даррелла и уехать из этого ада.

– Оставайся, сколько нужно, сынок. Никаких проблем.

– Может, вас это не напрягает, шериф, – Джон огляделся по сторонам: грязная дыра, именуемая Сьеррой, и на мили вокруг никого, – но я сыт вашим городом по горло.


День медленно клонился к закату.

На углу улицы собака лакала воду, накапавшую из пожарного гидранта. Вода была теплой, но это была вода.

А в соседнем доме, погруженном в полумрак, в самом темном уголке рядом с холодильником сидела старуха и разговаривала сама с собой. Она хотела спать, но боялась. Однажды в такой же жаркий день ее муж заснул. И уже не проснулся.

На задворках своего дома Тоби боксировал с собственной тенью, гнев застил его рассудок и искал выхода.

Двое мужчин в серебристом «линкольне таун-кар» свернули с шоссе на дорогу, ведущую из Лас-Вегаса в Сьерру.


Джон нашел Даррелла в гараже Харлина, где тот приводил в порядок свои инструменты. Чисто вымытый «мустанг» сверкал даже в тусклом вечернем свете.

– Привет, парень, – сказал Даррелл. – Я уже думал, что ты больше не придешь. Паршиво выглядишь.

Джон нежно провел рукой по капоту «мустанга» – словно погладил возлюбленную после долгой разлуки.

– Да я, в общем-то, несколько раз сегодня собирался зайти, но все как-то не получалось.

– Видно, у тебя один из тех дней, когда носишься по кругу, ни на шаг не приближаясь к своей цели.

– А у тебя так бывало?

Механик кивнул:

– И не раз. В такие дни чувствуешь себя как побитая собака. И рыпаться бесполезно, лучше просто переждать, пока ветер не задует в другую сторону.

– Ты действительно так думаешь?

– Как думаешь, так и получается.

Джон усмехнулся:

– Интересная у тебя философия.

Даррелл осклабился, обнажив черные зубы:

– Я за нее денег не беру.

– Слушай, Даррелл, насчет ста пятидесяти баксов за ремонт автомобиля, клянусь, как только я доберусь туда, куда еду…

– Двести.

– Что?

– За машину. Ты должен мне двести долларов.

Джон потряс головой и уставился на механика:

– Сегодня утром ты сказал, что патрубок обойдется мне в сто пятьдесят долларов.

– Так то патрубок. Но когда ты ушел, мне пришлось заменить прокладку. А это стоит еще пятьдесят.

– О замене прокладки речи вообще не было.

– Она прогорела.

– Слушай, я тебя не просил менять эту гребаную прокладку! – От возмущения Джон буквально брызгал слюной. – И ты неправомочен делать то, о чем тебя не просили!

– Неправо… – Даррелл сплюнул трудновыговариваемое слово как изжеванную жвачку. – Побереги свои заковыристые словечки для других. Похоже, ты вдруг ни с того ни с сего стал большим докой по части механики. Значит, ничего не трогай, если тебя не просили? – Он расхохотался. – И что же я, по-твоему, должен был делать? Отпустить тебя с пробитой прокладкой? А если ты попадешь в аварию, погибнешь? Или того хуже. Кто отвечать будет? Отвечать буду я, это вопрос моей репутации.

– Какой еще репутации? Ты просто тупой, дебильный деревенский урод!

Даррелл сузил глаза. Словно зажглась неоновая надпись: «Я ДУМАЮ».

– Это что, оскорбление? Ты меня оскорбляешь? Джон приблизился к нему вплотную.

– Послушай, ты, кретин чертов! Я всего лишь хочу забрать мою машину!

– Нет проблем. Но только после того, как я получу деньги. Двести баксов, включая пятьдесят за почти новую прокладку. Ты даже не представляешь, какую услугу я тебе оказал.

Медленно, нарочито растягивая слова, Джон отчеканил:

– Я забираю свою машину, и забираю прямо сейчас!

– Эта поганая тачка не тронется с места, пока ты мне не заплатишь. И если ты снова пропадешь на пять часов, то клянусь, я найду еще какую-нибудь неполадку на пятьдесят долларов. А теперь вали отсюда. – Даррелл помахал рукой перед носом, как бы отгоняя неприятный запах. – От тебя весь гараж провонял дерьмом!

Джон повернулся, чтобы уйти. В мире царили безумие, дикость и жара; земля ускользала из-под ног. Он остановился, чтобы прийти в себя, как раз у ящика с инструментами. Рука сама собой потянулась к гаечному ключу.

Думать было некогда. Все произошло мгновенно: захват, холод металла и придающая уверенности тяжесть большого гаечного ключа. Быстрый поворот. Рука взметнулась вверх, дабы сразить противника со всего маху. Готовая сокрушить. Готовая уничтожить.

Но, увидев механика, Джон замер.

Даррелл стоял у «мустанга» с высоко поднятым над головой ломом в руках, намереваясь обрушить его на капот машины.

– Ты хочешь поиграть, мистер? Давай, я с тобой поиграю. Хочешь что-нибудь разбить? Тогда и я что-нибудь разобью. – Он угрожающе завел лом за спину и снова вернул в исходное положение.

– Нет! – завопил Джон.

– Что, испугался? Ты сам это начал. Я всего лишь собираюсь разбить фару. Возможно, две.

– Нет, Даррелл, не делай этого!

– И чего ты так разволновался? Подумаешь, какой-то паршивый «мустанг»-кабриолет шестьдесят четвертого года.

– Смотри. – Джон наклонился. – Я кладу гаечный ключ на пол. – Металл звякнул, соприкоснувшись с цементным полом.

Даррелл усмехнулся:

– Что, расхотелось играть?

– Пожалуйста, я прошу, только не трогай машину.

– Так ты лучше усвоишь урок. – Даррелл опустил лом на капот «мустанга» и процарапал на гладкой поверхности широкую борозду.

Сердце замерло у Джона в груди.

– А теперь убирайся. И подумай о том, как раздобыть деньги, чтобы расплатиться со мной. – Даррелл убрал лом и отошел от машины.

Джон увидел изуродованный капот.

Он закричал, как кричит импотент, имитирующий оргазм:

– Черт! Ублюдок! Сукин сын!

– А ведь ты снова оскорбляешь меня. Неужели так ничего и не понял?

Даррелл захохотал, громко и раскатисто. Его смех вибрировал у Джона в ушах и отдавался эхом в пустыне.

* * *
Спотыкаясь, Джон брел по улицам Сьерры. Ну вот, опять. Это место непригодно для жизни. Тут невозможно не то что куда-то идти, но и вообще что бы то ни было делать. Опять. И прошел-то всего ничего, а уже спекся на солнце.

Чей-то голос.

Остановись, обернись.

– Что? – спросил Джон.

Поблизости никого. Он огляделся, но улицы были безлюдны. Жители Сьерры попрятались по домам, отгородившись от пекла плотными шторами.

Джон сделал несколько шагов вперед и тут же снова услышал голос. Голос Джейка. Далекий, но очень четкий.

«Ты по природе своей убийца», – говорил Джейк. И спустя мгновение, уже ближе повторил: «Убийца».

Джон заткнул уши пальцами, чтобы не слышать этих слов, но звучащий в его мозгу голос стал только громче.

Джейк продолжал говорить, вернее, кричать: «Возможно, просто еще не пришло твое время, но от тебя исходит смерть, и кто-нибудь непременно познает это на себе».

Джон с силой зажал уши ладонями. На мгновение наступила тишина, а потом, словно взрыв, – отчаянный вопль. Его собственный:

– Нет!

В глазах Джона метался ужас, как если бы ему приснился кошмар. Первое, на чем наконец остановился его взгляд, была вывеска: «ПОЧТОВОЕ ОТДЕЛЕНИЕ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ». А чуть ниже: «АВТОБУСЫ ДАЛЬНЕГО СЛЕДОВАНИЯ». В этот момент Джон был похож на в пух и прах проигравшегося игрока, нашедшего на полу казино доллар – возможность сделать еще одну ставку.


«Таун-кар», покрытый дорожной пылью, подкатил к бензоколонке Харлина. Ричи вышел из машины и почувствовал такой жар, будто угодил в раскаленную печку.

– Господи, мать твою! Да тут, на хрен, похлеще, чем в аду!

Тони, остававшийся в салоне, с отрешенным видом жевал жвачку, подергивая головой в такт движениям челюстей. Словно выполнял тяжелую работу.

Ричи оглядел окрестности, но не заметил никаких признаков жизни.

– Эй, Тони, посигналь.

Тони потной ладонью нажал на клаксон. Где-то вдалеке чуть приглушенным гудком откликнулось эхо.

На пороге гаража появился Даррелл с тряпкой в руке.

– Ты Харлин? – спросил Ричи.

– Не-а. Я Даррелл.

– А где Харлин?

– Он на Сторожевом посту.

– Вернется скоро?

– Сомневаюсь. Он мертв. Сторожевой пост – это наше кладбище.

Ричи заржал. «Да пошел ты!» – означал его смех.

– Ты комик? Эй, Тони, этот парень гребаный комик.

– Джо Пископо,[31] – согласился Тони.

– Только мускулатура пожиже да умственных способностей раза в два поменьше, – заметил Ричи и добавил, уже обращаясь к Дарреллу: – Заправь машину, хохмач.

Даррелл нервно хихикнул и вставил «пистолет» в бензобак «таун-кара». Тут же у него за спиной нарисовался Ричи. Даррелла, словно шалью, накрыла огромная тень.

– Мы ищем местечко под названием Сьерра, хохмач, – сказал Ричи, – не знаешь, где это?

– Здесь.

Ричи посмотрел по сторонам.

– Это город? – язвительно спросил он.

– Вроде Нью-Джерси, такая же свалка, – снова вступил Тони.

– Хуже. На свалке иногда можно найти что-нибудь стоящее, а здесь, похоже, кроме мусора, вообще ничего нет, – возразил Ричи.

– Послушайте, – вмешался Даррелл. – Город… он там – вниз по дороге.

– Ты полагаешь, это что-нибудь меняет? – спросил Тони.

– Та же дохлая рыба, только чуть более свежая, – поддержал его Ричи.

Тони поморщился:

– От дохлой рыбы куда меньше вони, чем от этого места.

Даррелл снова захихикал, пытаясь выглядеть «своим парнем», но добился скорее обратного эффекта. Бензобак «таун-кара» тем временем переполнился, бензин стал выливаться на землю и Дарреллу на комбинезон.

– Черт! Дерьмо собачье! – заорал Даррелл. – Я не… уследил.

Ричи достал бумажник, набитый деньгами, отслюнил две купюры и засунул их Дарреллу в карман.

– Если хочешь получить больше, обратись к дяде Джеду[32] – пусть даст тебе еще пару таких же. – Вынув из пачки сигарету, он зажал ее между губами, демонстративно покручивая в пальцах спички. – Слышь, хохмач, просвети меня по одному вопросу: не проезжал ли тут сегодня молодой парень? Не местный, смазливый, с забинтованной рукой?

Даррелл колебался:

– Ну, я… а зачем он тебе?

Ричи покровительственно потрепал его по голове, словно Даррелл только что прочитал стишок на детском утреннике.

– Смотри-ка, хохмач задает вопросы! Теперь он – репортер.

– Питер Дженнингс,[33] мать его! – поддакнул Тони.

Они были хозяевами положения и вели беседу по собственному сценарию. Словно на них снизошло пьянящее вдохновение, когда от спокойствия до безумия один шаг.

Ричи чиркнул спичкой.

У Даррелла задрожали руки.

– Вы не должны… я весь в бензине…

Ричи приблизил горящую спичку к Дарреллу – всего на дюйм, но казалось, что на целую милю, – и завопил, как последняя сука. Спичка погасла. Это придало сучьей выходке Ричи особую патетичность.

Даррелл бросился бежать. Огромная ручища схватила его за плечо и переместила назад.

С видом конструктора ракет, вынужденного объяснять что-то пятилетнему малышу, Ричи устало вздохнул:

– А теперь я снова задам тебе тот же вопрос: молодой, смазливый парень с забинтованной рукой – ты видел его?

Даррелл интенсивно закивал: вверх-вниз, вверх-вниз. Будь его голова чуть тяжелее, и шея бы не выдержала.

– Приехал сегодня утром. Отправился в город, вернулся, затем опять ушел в город. – И хотя Даррелл не продал Джона сразу, последний его выстрел угодил в «яблочко»: – Он все еще здесь.

– Откуда знаешь?

– Это его машина. – Даррелл кивком указал на «мустанг». – Значит, он в городе.

– А может, он подался куда-нибудь пешком?

– Через пустыню? В такой день, как сегодня? Ты рех… – Даррелл думал о Ричи лучше.

Ричи отпустил плечо Даррелла. Достал еще одну купюру и засунул ее туда же, куда и первые две.

– Сила есть, ума не надо, – самокритично заметил он.

Даррелл снова закивал, не менее интенсивно, чем прежде. Даже он понимал, что с таким громилой связываться не стоит.

«Таун-кар» немного осел, когда Ричи плюхнулся на сиденье. Даррелл наклонился к окошку:

– Этот парень, которого вы ищете… вы собираетесь… устроить ему неприятности?

– Слишком много вопросов, – откликнулся Ричи.

– Он пишет книгу, – пошутил Тони.

– Запомни раз и навсегда: не суй свой нос, куда не следует, не пытайся узнать то, что тебя не касается, и не задавай лишних вопросов.

– Это понятно, но только он задолжал мне деньги. Если с ним что-то случится, я их уже не получу.

Стекло скользнуло вверх, а Даррелл так и остался стоять в подобострастно согнутой позе.

– Чертов Стюарт! Ты покойник! – злорадно хохотнул Ричи.

* * *
Джон подошел к билетной кассе небольшой автобусной станции очень неуверенно, и на то были причины. Он сомневался, что из его затеи что-нибудь получится. В Сьерре никогда не знаешь, чего ждать.

– Могу я помочь вам, сэр? – спросил клерк. Спросил так спокойно и естественно, что захотелось блевануть.

– Мне нужен билет, – с отчаянием в голосе сказал Джон.

– Куда?

– Отсюда.

– А нельзя ли поточнее?

– Я… – Джон задумался. Куда угодно, лишь бы подальше. Туда, где безопасно. Где он сможет спрятаться. – В Мексику. Есть автобус, идущий в Мексику? Это именно то, что мне нужно.

– А какой город в Мексике…

– Все равно, – не дав клерку договорить, выпалил Джон. – Главное, убраться отсюда.

Клерк принялся листать расписание, краем глаза наблюдая за Джоном.

– Ближайший автобус на Мексику через два часа. Делает пару остановок, обе уже по ту сторону границы.

– Сколько стоит билет?

– Только туда или туда и обратно?

Преодолевая спазм в горле, Джон усмехнулся и прохрипел:

– Только туда.

Клерк снова уткнулся в бумаги.

– Тридцать долларов, – наконец сказал он.

Джон вынул из кармана все имевшиеся у него деньги. Двадцать семь долларов. Порывшись в другом кармане, нашел еще две монетки по двадцать пять центов. Он протянул мятые купюры и мелочь клерку и с отчаянием в голосе пробормотал:

– У меня только двадцать семь пятьдесят. Больше нет.

– Извините, сэр, билет стоит тридцать долларов.

– Я купил пиво… – Джон запнулся. Мысли хаотично метались в его голове, как бабочки, стремящиеся не попасть в сачок. – Я купил пиво. Заплатил два пятьдесят. Я купил пиво, если бы не это, у меня была бы нужная сумма.

Клерк постарался вложить в свой ответ все сочувствие, на какое он был способен:

– Я понимаю, сэр, извините, но билет стоит тридцать долларов.

Джон переминался с ноги на ногу у билетной кассы:

– Вот так всегда! – Он взмахнул кулаком, в котором были зажаты двадцать семь с половиной долларов. – Я просто хотел уехать отсюда, и все. – Удрученно покачав головой, он засунул деньги в карман.

Клерку нечего было сказать, и он промолчал.

Джон повернулся к кассе спиной, как-то сразу ссутулился и медленно побрел прочь. Не пройдя и нескольких футов, он вдруг остановился и бегом вернулся назад. Схватив клерка за рубашку, Джон притянул его к себе:

– Пожалуйста, вы не понимаете. Мне необходимо уехать. Они меня найдут и убьют, слышите, вы?! Они собираются убить меня! – Глаза Джона вылезали из орбит, взгляд был дикий и безумный, как у бешеной собаки – встретишь такую на улице, пристрелишь не задумываясь. – Если я не куплю билет, то сделаю что-нибудь ужасное! Я никому не желаю зла! Но мне нужно уехать! – Чуть не плача, он повторил: – Мне нужно уехать.

Клерк попробовал освободиться.

– Сэр, пожалуйста, успокойтесь, хорошо? Я добавлю два пятьдесят и дам вам билет. Только успокойтесь…

Джон отпустил его.

Казалось, что все вокруг словно увеличилось в размерах, таким маленьким и никчемным он ощущал себя, переживая свой позор.

Клерк торопливо заполнил билет – дикий взгляд человека, стоящего напротив, внушал ему ужас.

– Возьмите. – Он подтолкнул билет вперед, опасаясь протягивать руку. – Автобус два двадцать три. Отправляется через два часа.

Джон взял билет и положил на его место двадцать семь долларов пятьдесят центов.

– Простите меня, ради бога. Это все… жара, – жалким извиняющимся голосом сказал он.

Клерк холодно посмотрел на него, стараясь скрыть свой испуг.

Джон направился к двери. Сделав несколько шагов, обернулся.

На билетной кассе красовалась табличка: «ЗАКРЫТО».

* * *
Ричи и Тони подъехали к небольшой закусочной на стоянке грузовиков. Обычный фаст-фуд, ничего примечательного. Кроме Фло и повара, внутри никого не было. Они взгромоздились на высокие табуреты у стойки бара. И хотя одно место между ними оставалось свободным, плечи у обоих были настолько широкие, что соприкасались – между ними не прошел бы даже лист бумаги.

Фло принесла тряпку, протерла стойку и потом еще пару минут топталась поблизости, исподтишка поглядывая на посетителей.

Ричи сделал вид, будто только заметил ее, и, чтобы завязать беседу, сказал:

– Ну и жара сегодня.

– Потому-то это место и называется пустыней, – откликнулась Фло, жуя жвачку. – Чего-нибудь желаете?

– Думаю, если я попрошу стаканчик вина, это будет слишком нагло с моей стороны?

– Вы можете заказывать все, что хотите. Но получите то, что мы вам дадим.

Ричи взглянул на нее поверх меню.

– Слышь, Тони, а она, оказывается, тоже хохмачка.

Тони кивнул:

– Как тот парень на заправке, у него еще было такое смешное еврейское имя.

– Ну, в данном случае хоть есть на что поглазеть, – усмехнулся Ричи.

Фло почесала карандашом за ухом.

– Не сомневаюсь, что вы знаете, как сделать девушке комплимент. – Слова медленно стекали с ее губ. – Но, по-видимому, там, откуда вы приехали, девушек немного или просто они не из тех, что нравятся таким парням, как вы. – Она улыбнулась, сразу став намного привлекательнее. – Скажите, а кто из вас смотрит футбол, в то время как другой моет посуду?

Ричи и Тони промолчали.

В музыкальном автомате закончилась очередная песня и заиграла новая.

Ричи усмехнулся, ткнул локтем Тони и указал на Фло:

– А она забавная. – И, уже обращаясь к девушке, повторил: – Ты забавная.

– О да! Мой «конек» – истеричность. Прекрасно смотрюсь на днях рождения и особенно на свадьбах. Вы будете заказывать или нет? – Она даже не взглянула на них, просто стояла и с отсутствующим видом жевала жвачку.

– Два пива. Любое из того, что у вас есть, – сказал Ричи.

Фло пошла к холодильнику, а Ричи наблюдал за ней, периодически наклоняясь в ту или в другую сторону для лучшего обзора.

– Очень даже ничего, – заметил он.

Тони фыркнул.

– А она, пожалуй, мне подходит.

Тони засмеялся.

– Что тут смешного? Она мне подходит. Как раз такая мне и нужна.

– Ну да, как раз такая тебе и нужна. За двадцать долларов перепихнется. За пятьдесят залюбит до смерти, а за семьдесят пять еще и минет сделает.

Ричи нахмурился:

– У тебя никогда не было такой женщины, как она.

– Не прошло и пары часов, как мы расстались с мистером Веши, и ты уже готов бежать за первой попавшейся юбкой.

– Я что, похож на бабника? Просто у тебя никогда не было такой женщины, как она.

Тони сжал пальцы правой руки и с силой ударил кулаком в ладонь левой.

– Да мне плевать, даже если ты женишься на ней, переедешь в эту дыру и наплодишь кучу гребаных детишек. Но сначала мы должны выполнить порученную нам работу. По-моему, так.

Фло вернулась с двумя бутылками пива и принялась заполнять счет.

– Послушай, ты не поможешь мне? – обратился к ней Ричи. – Я ищу друга.

– Полагаю, у вас много друзей. С кем-то приятно пообщаться, кому-то можно поплакать в жилетку… Вполне вероятно, что кто-нибудь из них проезжал по этой дороге, и тогда я видела слепящий свет фар мчащейся мимо машины. – Она говорила, не поднимая глаз от блокнота, в котором выписывала счет.

Тони посасывал пиво.

Ричи улыбнулся:

– Весьма исчерпывающий ответ. Но я ищу парня, который мог заходить сюда. Молодой, смазливый, с забинтованной рукой.

Она вырвала листок со счетом и положила его на стойку.

– Да, он был здесь сегодня утром. Но где он теперь, не знаю.

– Его автомобиль все еще тут.

– Мистер, этот городишко, что в длину, что в ширину, не больше вытянутой руки. Если ваш друг здесь, вы найдете его даже с закрытыми глазами.

Фло повернулась, чтобы уйти. Ричи схватил ее за руку, постаравшись сделать это как можно мягче, но девушка все-таки сморщилась от боли. Он виновато вздохнул и сказал:

– Могли бы мы, не сейчас, позже, отправиться куда-нибудь вдвоем, ты и я?

Фло посмотрела на Ричи. Потом взглянула в окно на серебристый «таун-кар» с номерным знаком штата Невада. Штат Невада. Всего несколько миль – и совсем другой мир. Однажды она была в Неваде. Проездом. Но даже то, что она успела тогда увидеть, разительно отличалось от Сьерры. На нее нахлынула такая гамма чувств, словно ей предложили билет в Рай.

Фло неуверенно улыбнулась:

– Думаю, это возможно, только подальше отсюда, где-нибудь в другом месте.

Она ушла в кухню. Ричи и Тони допили пиво и уехали.

Ричи оставил девушке щедрые чаевые.

* * *
Джон постоял немного, затем сел, снова встал, походил туда-сюда перед скамейкой и посмотрел на часы: сколько времени он уже тут околачивается? Пять минут. Пять минут прошло с того момента, как он в последний раз стоял, сидел, снова стоял и смотрел на часы. Значит, всего – десять, и до отправления автобуса остался час и пятьдесят минут.

Не так уж и долго, подумал он. Через час и пятьдесят минут он будет свободен. Чем плохо в Мексике? Грязно? Возможно. Убого? Да. Но зато пиво дешевое и женщины почти даром. Мексика – такое место, где за пару баксов тебе любая составит компанию.

Солнце медленно ползло на запад, к горизонту, навстречу ночи.

Мексика. Это еще и такое место, где, имея всего несколько долларов, можно провернуть не одно дельце и отдать долг мистеру Веши. А это сейчас главное. Джон кивнул, как бы одобряя ход своих мыслей. Да, мистер Веши не оставит его в покое, подобные типы готовы придушить тебя даже за меньшие деньги.

В горле у него пересохло. Пустыня вокруг, пустыня внутри. Сплюнуть и то нечем. Снова на часы: еще пять минут, три раза по пять – пятнадцать, и каждая минута как целый час. Он взглянул на небо. Солнце по-прежнему было еще высоко.

На другой стороне дороги Джон заметил на углу у поворота автомат с газировкой. Он обхватил себя руками, пытаясь унять дрожь. Мысль, что нужно отойти от автобусной остановки, пугала его. Все хорошо. Может быть. Он прикинул взглядом расстояние до поворота: примерно квартал, вроде так. Но казалось, что даль несусветная – не меньше суток пути на поезде.

Убеждая себя, что идти недалеко, он направился вниз по улице. Даже сейчас, когда день был уже на исходе, с Джона градом катил пот. Не пройдя и нескольких шагов, он оглянулся, посмотрел на автобусную остановку, потом – на автомат с газировкой. Постоял немного и снова пошел вперед. Сначала медленно, затем все быстрее, подгоняемый внезапно охватившим его необъяснимым страхом, словно, удаляясь от остановки, он мог потерять свой единственный шанс обрести свободу.

Джон побежал, из его пересохшего горла при каждом вдохе и выдохе вырывался свистящий хрип. Отчаянно работая руками и ногами, он мчался к автомату с газировкой, который прыгал у него перед глазами, но был уже совсем близко. Добежав, Джон остановился. Теперь он в безопасности. Напрасно он так боялся. Джон почувствовал облегчение. И чего он несся на всех парах как дурак? Никаких оснований для беспокойства не было. И все-таки он спешил – хотел побыстрее взять бутылку с водой и вернуться к своему убежищу на автобусной остановке.

Джон увидел какую-то расплывчатую тень перед собой и сразу ощутил удар и резкую боль. Мир опрокинулся. Казалось, что земля и небо поменялись местами. У Джона засосало под ложечкой – еще мгновение, и он разобьется о землю. Здоровой рукой он смягчил падение, но уберечь лицо не удалось. Автобусный билет выпал из кармана и спланировал на дорогу.

Джона душила рвота, только опорожнив желудок, он смог наконец вздохнуть. Перевернувшись на спину, Джон уперся взглядом в бесцветные водянистые глаза.

– Вставайте, мистер. – Сверху на него злобно смотрел Тоби Тайлер. – Вставайте, чтобы потом никто не говорил, что я размазал вас, как дерьмо, в нечестной драке.

– Ты что, спятил? – Джон закашлялся и сплюнул кровь. – Чего тебе от меня нужно?

– То, что нужно любому мужчине, которого оскорбили. Я вас сейчас урою.

Джон прикрыл тыльной стороной ладони окровавленные губы.

– Панк безмозглый! Ты ведь даже не знаешь, за что дерешься!

– За честь, вот за что я дерусь. А ну, вставайте, или мне вас прямо тут прибить?

Из-за угла появилась Дженни, она бежала по улице, размахивая руками.

– Тоби! – кричала она. – Тоби Тайлер, оставь его в покое!

– Отойди, Дженни. Сейчас я сделаю из него отбивную, а это зрелище не для женщин.

Дженни опустилась на колени. Приподняла Джона за плечи, так что его голова откинулась на неестественно согнутой шее.

– Не бойтесь Тайлера. – Она погладила Джона по лицу. – Мне плевать, что он с вами сделает. Мы все равно будемвместе.

Джон вырвался из ее рук:

– Отцепись от меня. – Он потер затекшую шею.

Горячий ветер подхватил автобусный билет, поднял в воздух и закружил, словно в танце. Джон привстал, пытаясь поймать его, но Тоби оказался быстрее.

– Это что такое? – Крепко зажав билет в пальцах, Тоби помахивал им из стороны в сторону.

– Отдай! Слышишь, отдай! – пронзительно закричал Джон.

– Мексика? Решили свалить в Мексику?

– Да! Я уезжаю. Больше ты меня никогда не увидишь. Так что, пожалуйста, отдай мне билет.

– Значит, вот что вам нужно? – Тоби посмотрел на девушку. – А мне нужна Дженни.

Смакуя удовольствие, он нарочито медленно порвал билет пополам. Звук рвущейся бумаги отдавался в голове Джона невыносимой болью.

– Нет! – завопил он.

Тоби, ожесточенно и яростно, стал раздирать билет на мелкие кусочки. А потом подбросил их вверх, и они, как снежинки, кружась на ветру, плавно упали на землю. Прямо перед Джоном, словно издеваясь над ним.

– Я вас сейчас измордую, – сказал Тоби. – Так разворочу вам пасть, что вы до конца жизни ничего, кроме супа, есть не сможете. И на рожу свою в зеркало без содрогания не взглянете. Я вас сейчас так уделаю, что вашей мамочке станет тошно. Я вас…

Джону казалось, что голос Тоби звучит где-то далеко-далеко – еле уловимый шелест во мраке окутавшей его ночи. Мир не опрокинулся на сей раз, но странным образом изогнулся вокруг Джона, погрузив его в непроницаемый кокон. Он ничего не видел. Ничего не ощущал. Он даже не почувствовал, как сжал пальцы и его кулак с размаху врезался в голову Тоби. Ни в первый раз. Ни в третий. Ни в седьмой. Не почувствовал он и того, каким мягким стал от его ударов череп Тоби – липкая кровь, стекая с костяшек пальцев Джона, падала на землю и смешивалась с грязью. А он методично, снова и снова бил по тому, что осталось от лица Тоби Тайлера.

– Прекратите! Вы же убьете его! – заголосила Дженни. Она вцепилась в руку Джона и изо всех сил стала тянуть ее вверх. – Вы убьете его!

Тяжело дыша, Джон разжал кулак.

Дженни бросилась к распростертому телу, приподняла окровавленную голову.

– Тоби?!

Он попытался что-то сказать, но чуть не захлебнулся собственной кровью.

По щекам Дженни текли слезы, она горько всхлипывала и нежно вновь и вновь повторяла его имя.

Джон начал приходить в себя. Он услышал плач Дженни, увидел кровавое месиво, в которое превратилось лицо Тоби. Затем посмотрел на свою руку, покрытую бусинками красного пота.

Посмотрел отстраненно, как на нечто инородное, не принадлежащее ему. Кровавая, жестокая, чужая. Прошло немало времени, прежде чем он осознал, что это его рука. Джон попятился. Он с трудом держался на ногах. Споткнулся, едва не упал, но повернулся и, объятый смертельным ужасом, бросился бежать. И тут понял, что бежать некуда. Путь к отступлению был перекрыт.

Внезапно Джон почувствовал себя героем какого-нибудь мультфильма студии «Уорнер бразерз», спешащим на собственные похороны. И он знал, почему: навстречу ему ехал серебристый «таун-кар». Автомобиль был уже так близко, что Джон мог разглядеть за ветровым стеклом массивные фигуры подручных мистера Веши. Давняя боль снова обожгла его левую руку.

В панике Джон помчался в обратную сторону. За спиной слышалось урчание мотора и хлюпанье шин по грязи. «Таун-кар» неотвратимо приближался.

Обогнув угол дома, Джон перелез через забор и вновь побежал, пока, наконец, обессиленный, не упал в грязь. Его ноги какое-то время продолжали двигаться, как будто пытались сделать еще несколько шагов. Джон неподвижно лежал на земле, не в силах пошевелиться. Он вдохнул побольше воздуха и, задержав дыхание, приготовился к смерти.

Но ничего не произошло.

Ни звука.

Ни движения.

Джон заставил себя встать и, убедившись, что ноги снова слушаются его, медленно, осторожно побрел вперед, пытаясь вспомнить, где он видел телефон-автомат.


– Дьявол! Дерьмо! – Ричи резко затормозил, и «таун-кар» замер на месте.

Тони врезался грудью в приборную панель. Ремень безопасности не был пристегнут.

– Что, черт возьми, ты делаешь?!

Ричи вытянул толстый палец в сторону ветрового стекла:

– Это он. Это Стюарт, мать его!

– Тогда какого хрена мы стоим? – Тони откинулся на спинку сиденья. – Давай за ним, оттрахаем сукина сына по полной программе.

Джон, шатаясь из стороны в сторону, бежал по улице.

– Блин! – Ричи тщетно жал на педаль газа. Задние колеса «таун-кара» буксовали в грязи.

С трудом удалось наконец сдвинуть машину с места. За это время Джон успел добежать до поворота, и Ричи потерял его из виду.

Джон нырнул в проулок между домами и исчез. Ричи выстрелил ему вслед, резко крутанул руль, огибая угол, и тут в зеркальце заднего вида мелькнули огни. Красный и синий. Ричи обернулся через плечо. К «таун-кару» стремительно приближался полицейский автомобиль с черными опознавательными знаками на капоте.

– Черт! – покачал головой Тони. – Только этого нам не хватало.

– Я разберусь с ним.

– Если мы хотим прищучить этого парня, Стюарта, нам неприятности ни к чему. Особенно с полицией.

Шериф Поттер вылез из машины – сначала показался его живот, потом все остальное – и медленно направился к «таун-кару».

Вынув из кобуры пистолет тридцать восьмого калибра, Ричи положил его под ногу на сиденье автомобиля.

– Я разберусь с ним.

* * *
Телефонный справочник Сьерры больше напоминал буклет. Третья фамилия, начинающаяся на «Мак», была Маккена. Джон сунул последнюю карточку в платный телефон-автомат. А можно было купить себе содовой и попивать ее в ожидании автобуса на Мексику, если бы Тоби не устроил всю эту заваруху.

Если бы Дженни оставила его в покое.

Если бы Ричи не прикатил в город.

Если бы…

Но к чему рассуждать о возможном? Действительность оказалась сильнее.

Грейс сняла трубку:

– Привет. – Она произнесла это спокойно и обыденно. Трудно было поверить, что совсем недавно ей хотелось только одного – убить своего мужа.

– Грейс, это Джон.

На другом конце провода послышался тихий шелест, чьи-то шаги. Потом звук захлопывающейся двери. Наконец снова раздался голос Грейс:

– Я думала, ты уже на пути в Вегас. Тебе чего-то нужно?

– Поговорить. – В ожидании ее ответа Джон машинально прочитал вывеску, укрепленную на фасаде дома старыми поселенцами.

– Боюсь, нам не о чем говорить.

– А о нас?

Молчание.

И как взрыв после затянувшейся паузы:

– Никаких нас нет, или забыл?

– В том-то и дело, что не забыл. Не могу забыть тебя. Только о тебе и думаю с тех пор, как мы расстались. Не могу забыть вкус твоих губ.

– Прекрати!

– Почему? Я тебя завожу, или ты боишься правды?

Грейс словно воочию увидела его чеширскую улыбку.

– Потому что ты полон дерьма, я теперь это точно знаю.

– Грейс, я позвонил, чтобы сказать, что хочу взять тебя с собой.

– И как ты собираешься уехать отсюда? Ты ведь не можешь получить назад свою машину, разве не так?

Джон решил перейти к делу:

– Смог бы, если бы у меня были деньги Джейка.

Грейс похолодела.

– Так вот почему ты передумал? Из-за денег?

– Да начхать мне на деньги. Я хочу тебя и хочу выбраться из этой дыры. С тобой. Просто другого способа обрести свободу у нас, похоже, нет.

Какое-то время она обдумывала его слова.

– Это правда? Я имею в виду про меня?

– А зачем я пришел к тебе сегодня утром, Грейс? О сейфе, набитом долларами, я тогда понятия не имел и все-таки вернулся, хотя Джейк весьма доходчиво мне объяснил, что этого делать не следует. Ты – вот что мне нужно.

Грейс промолчала.

– А сбежал я, – продолжил Джон, – потому, что ты уговаривала меня убить Джейка. Но потом я все время думал – о тебе, обо мне, о нас… представлял, как мы уедем отсюда. – Он сделал глубокий вдох и медленно выдохнул. – Только для этого нужны деньги, крошка. Будут деньги, я заберу машину, и мы свалим из этого гребаного города к чертям собачьим.

– Ты же говорил, что не можешь убить человека.

– Нам и не придется никого убивать. Просто вырубим его и свяжем. Пока он очухается, мы уже будем далеко.

В трубке Джон слышал, как Грейс постукивает ногтем по зубам.

– Грейс? Это ведь твоя идея, помнишь? Я решился на это ради тебя. И я сделаю это, чтобы ты смогла летать.

Грейс по-прежнему молчала.

Ну, давай же, давай, думал Джон. Утром она готова была убить Джейка. Чего же теперь, когда ей предлагают помощь, вдруг начала набивать себе цену?

Наконец послышалось учащенное дыхание:

– Как стемнеет. Черный ход будет не заперт.

Щелчок и короткие гудки.

Джон повесил трубку. В задумчивости прикусил губу. Издали это могло сойти за улыбку.


Грейс отключила телефон и ладонью загнала в него антенну. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы собраться, открыть кухонную дверь и как ни в чем не бывало вернуться в гостиную. Будто в мире ничего не изменилось с той секунды, когда она ответила на телефонный звонок.

Джейк сидел в мягком кресле и читал газету, заслонявшую от Грейс его лицо. Время от времени над газетой поднимались струйки дыма – Джейк курил трубку, – собиравшиеся под потолком в темное облако. Примерно так из-за скопления газов выглядит к полудню небо над Лос-Анджелесом.

Грейс прислонилась к стене; тело напряжено, руки крест-накрест.

– Кто это звонил? – недовольно проворчал Джейк.

– Ошиблись номером.

Извергнув очередную порцию дыма, Джейк не удержался от сарказма:

– Да? Долго же ты разговаривала, если просто ошиблись номером. Хотя ты всегда отличалась способностью с легкостью заводить новые знакомства, не так ли, Грейс?

Грейс оставила его реплику без внимания.

– Джейк?

Из-за газеты раздалось невнятное бормотание.

– Я повесила новые шторы, Джейк.

– Мне это известно. Я был здесь, когда ты наставляла своего помощника.

– Хоть бы раз ты что-то сказал.

– О шторах или о помощнике?

Грейс чуть не прикусила язык:

– О шторах.

– О да, они великолепны.

– Но ведь ты их не видел.

Джейк сложил газету и посмотрел на окно. Глаза его были пустыми, как у рыбы на рыночном прилавке.

– Они великолепны, – повторил он и снова спрятался за газету.

Грейс буквально жгла его взглядом. Представила лицо Джейка – там, за газетой. Цепочку у него на шее. И наконец – висевший на цепочке ключ.

Джейк опустил газету. Такой взгляд не почувствовать было невозможно.

– На что ты пялишься?

Грейс постаралась ответить как можно спокойнее:

– Ни на что, Джейк. Ни на что.

* * *
Солнце ударилось в горизонт и взорвалось. Небо было охвачено красно-оранжевым пламенем. Воздух остыл, успокоился, нежным своим дыханием лаская истерзанные души.

– Ну вот. Солнце заходит. – Слепой старик по-прежнему сидел на углу. Его лучший друг по-прежнему лежал рядом. Жужжали мухи. – Люди расходятся по домам, чтобы обменяться за ужином новостями. Они будут рассказывать о прошедшем дне, о жаре, о работе, будут смеяться над своими глупыми поступками. А потом займутся любовью, пока их не сморит сон, но пройдет всего несколько часов, и они побредут по новому кругу, делая все то же самое.

Джон возразил:

– Денек выдался не таким уж плохим. И мы прожили его как надо.

Старик засмеялся:

– День еще не закончился. Ночь – это тоже часть дня. Двадцать четыре часа. Они не похожи друг на друга, но равны. Просто ночью ты отпускаешь свою охрану; ночью ты видишь все в полумраке и прислушиваешься к темноте.

– Да ты отъявленный пессимист, старик, – заметил Джон, поглядывая по сторонам. Ничего. По крайней мере, ни одного «таун-кара».

– Ночь – это когда хочется спать, но духота и непонятные звуки не дают тебе забыться и ты мечешься и ворочаешься в постели. И думаешь: лучше бы уж палило солнце – мог бы хотя бы увидеть то, что пугает тебя в темноте.

Джон рассматривал свое отражение в зеркальных стеклах солнцезащитных очков старика.

– Ты боишься темноты?

– Темноты? Парень, я живу в темноте. Люди боятся того, чего не могут увидеть. Я же ничего не вижу, так что мне все равно: чмокнет ли меня красивая девчонка в щеку, лизнет ли собака, поцелует ли смерть. Мне все едино.

– Ты не боишься смерти?

Старик покачал головой:

– Мы приходим в этот мир, чтобы умереть. Ты делаешь первый вдох и получаешь смертный приговор, который будет висеть над тобой до последнего выдоха. Только ты не знаешь, когда, где и как это случится. О таких пустяках нет смысла беспокоиться.

Джон наблюдал, как солнце потихоньку уступало под натиском ночи.

– Мы несемся в потоке жизни, словно веточки в бурной реке. Нужно просто уметь наслаждаться движением. Я не прав?

Старик как-то сразу сник после этих слов.

– В общем и целом прав.

– А я так не думаю, приятель. Я не веточка. И у меня есть планы.

Старик усмехнулся:

– У всех есть какие-то планы. Я вот планировал видеть до конца моих дней. Да и ты, насколько я знаю, вовсе не собирался застревать в этом городе. Жизнь, черт бы ее побрал, зачастую вносит в наши планы свои коррективы.

– Сомневаюсь. Хотя в данном случае ты попал в точку: чего уж я действительно не планировал, так это болтаться тут столько времени. – Джон встал. – Не думаю, что мы когда-нибудь еще увидимся. Будь проще, старина.

– И тебе того же, – откликнулся старик, повернувшись на звук его голоса.

– Может, скажешь пару мудрых слов на прощание?

Старик кивнул:

– Вещи не всегда таковы, какими кажутся, – тоном ученого мужа он словно изрекал незыблемую истину. – Иногда полезно спросить себя: а стоит ли того твое дело?

Его слова подействовали на Джона гнетуще; будто на спину плеснули холодной воды. Губы разомкнулись сами собой:

– Ты много болтаешь, старик.

Джон бросил монетку в оловянную кружку слепого философа и направился в сторону городской окраины, к дому Грейс, посматривая через плечо, не едет ли «таун-кар».


Старик выждал немного, его солнцезащитные очки съехали на нос. Потом достал из кружки монетку Джона, высоко поднял и стал рассматривать в мареве заката. Двадцать пять центов. Он искоса бросил вслед Джону сердитый взгляд. Целый день нести околесицу за какой-то гребаный двадцатипятицентовик!

– Вот жмот! Дерьмо! Козел скурвленный! – Отведя душу, старик сплюнул.

Затем разбудил собаку и направился восвояси.


Грейс стояла у черного хода, тупо уставившись на неподвижный засов, словно вела с ним немой разговор.

Из глубины дома послышался крик Джейка:

– Ты чем занята, девочка? Идешь спать наконец или нет?

Грейс в нерешительности подняла руку. Стала вытягивать ее к двери и тут же отдернула, чтобы уже в следующее мгновение резко выбросить вперед – щелчок засова, дело сделано. Примерно так змея охотится за полевой мышью.

– Иду, Джейк.

Выключив свет, она растворилась в темноте.


В окне спальни, то приближаясь, то удаляясь, мелькали туманные силуэты. С улицы казалось, будто они кружатся в спонтанном сентиментальном танце. Скрытый зарослями полыни, Джон стоял напротив дома, напевая песенку: «Come On, Come On».[34]

Спустя какое-то время огни в доме погасли.

Джон подождал, пока лунный свет станет достаточно ярким, чтобы можно было разглядеть циферблат часов. Достал сигарету, прикурил.

Восемь минут. Одиннадцать. Тринадцать.

Он затоптал окурок и закурил новую сигарету. Ночь тянулась так же медленно, как и день. Сколько времени нужно, чтобы заснуть? Такому человеку, как Джейк? Человеку, который мог преспокойненько переваривать завтрак, зная, что его жена, возможно, уже мертва?

Двадцать минут.

Джон поймал себя на том, что почему-то думает о Гейл. Он толком не знал почему, но полагал, что в этом, вероятно, повинна ночь. Было прохладно, как в те вечера после раскаленных вегасовских дней, когда они, по обыкновению не спеша, возвращались домой из казино. Ее дом. Некоторое время он даже выплачивал за него часть арендной платы. Некоторое время.

Можно было бы доехать на машине, но Гейл любила гулять по ночному городу. Джон не хотел, чтобы она возвращалась одна, потому что это было опасно, мало ли что могло случиться, и еще потому, что… он заботился о ней.

Последняя мысль заставила Джона улыбнуться.

Да, он заботился о ней. В круговерти нелепой, пестрой, сумасшедшей жизни, которую он вел с момента своего вынужденного отъезда, Джон забыл о таких мелочах. Черт, как давно это было. Восемь месяцев длилась их связь, и за эти восемь месяцев Гейл стала его цыпочкой с крышей над головой. Славная и скромная женщина, к которой он заявлялся без приглашения, с которой можно было в любой момент переспать для восстановления энергии, не затраханная до изнеможения неизвестным любовником, а главное – надежный источник наличных денег, когда в них возникала потребность.

Но она не всегда была такой. Впервые увидев ее, Джон не мог не отметить, как она красива, свежа и мила. Впрочем, за восемь месяцев их совместной жизни она не растеряла ни красоты, ни свежести, ни миловидности. Просто со временем мужчины начинают воспринимать любящие женские взгляды и нежные слова как нечто само собой разумеющееся и перестают их замечать. Отчего так происходит? Джон и сам хотел бы знать. И почему мужчины вспоминают об этом, когда уже слишком поздно, когда уже другая женщина бросает на них точно такие же взгляды и говорит те же самые слова?

Так происходит всегда и всюду: у каждой цыпочки, независимо от красоты, ума, доброты, есть парень, который вдруг перестал ценить ее и ведет себя с ней по-хамски. Джону было приятно сознавать, что таких, как он, на этом свете большинство.

И еще он вспомнил, как Гейл сокрушалась о бесцельно потраченных на него восьми месяцах. Но тогда он был слишком напуган и думал только о том, как спасти свою шкуру, – тут уж не до сантиментов и бабской болтовни.

А теперь вот вспомнил.

Вспомнил, как украл у нее две трети года, двести сорок дней ее жизни, ее молодости, ее бытия и души. Украденные деньги ты всегда можешь вернуть. Украденный автомобиль можешь возместить, отдав пострадавшему другой. Но за украденное время заплатить невозможно. Невозможно искупить вину за прерванную жизнь.


Джон чувствовал себя… последним мудаком. Его мучила совесть, грызло раскаяние, давило чувство вины, короче, он испытывал весь букет душевных мук, напоминавших – впервые за долгое-долгое время, – что он человек. Человек сложный и самобытный, у которого все было в порядке.

Не то что теперь.

Затоптав сигарету, Джон направился к дому.

Дверь черного хода открылась легко и бесшумно, даже не скрипнув. Войдя внутрь, он словно погрузился в утренний туман. Темнота, хоть глаза выколи; свет луны сюда не проникал. Джон шел на ощупь, вытянув вперед руки и механически повторяя одно и то же движение: сначала – нога, за ней – тело. Сначала – нога, за ней – тело. Путь через комнату занял немало времени.

И тут он задел журнальный столик. Удар голени о дерево прозвучал в мертвой тишине как выстрел. Стоявшая на столике лампа опрокинулась и покатилась. Джон безуспешно пытался подхватить ее, лампа упала на пол, но не разбилась. Его дыхание, казалось, походило на рев урагана.


Джейк привстал в постели.

– В чем дело, Джейк? – Грейс постаралась придать голосу сонные интонации, но вышло как у Элмера Фуда.[35]

– Ты ничего не слышала?

– Я спала. – В доказательство она стала тереть глаза.

Джейк повертел головой, прислушиваясь к звукам.

– В доме кто-то есть, – сказал он.

– Я ничего не слышу.

Она погладила Джейка по груди, незаметно нащупывая ключ.

– Тебе приснилось. Или это ветер.

– Да какой, к черту, ветер?

Джейк открыл ящик тумбочки. Грейс уставилась на металлический предмет, блеснувший в его руке.

– Что это, Джейк?

– А ты как думаешь? – Джейк злорадно осклабился, даже в темноте были видны его мокрые зубы.

– Когда ты купил пистолет?

Отбросив одеяло, Джейк встал и пошел к двери.

Грейс бросилась за ним, неотрывно следя за его рукой.

– О, господи, Джейк. Не надо. Кто бы там ни был, он уйдет. Или позвони шерифу. Не ходи туда.

– Чего ты боишься? У меня же пушка.

Джейк оттолкнул ее и скрылся в темноте.


Джон на ощупь пробирался по дому, пытаясь вспомнить расположение комнат: из гостиной – где он вешал шторы – коридоры вели в прихожую, в ванную – там он принимал душ – и в спальню – там он трахался с Грейс. Воспоминания об этой части дома и о времени, проведенном с Грейс в постели, тут же вытеснили из его головы все другие мысли. От страха он еле двигался. А вот и дверь. Джон открыл ее и медленно стал продвигаться дальше.

Что-то холодное и твердое уперлось ему в лоб, в мгновение ока он метнулся обратно в гостиную. Вспыхнул яркий ослепляющий свет. Когда Джон вновь обрел способность видеть, прямо перед ним стоял Джейк с пистолетом в руке.

– Так-так, – вкрадчиво произнес Джейк. – Глазам своим не верю. Вот уж не ожидал снова увидеть твою рожу. Я-то думал, что ты уже далеко отсюда.

– Да вот… – Джон не мог оторвать взгляда от металлического блеска пистолета. – И хотел бы…

– По-прежнему проблемы с машиной?

– Не говори. Никак не удается забрать ее.

– Что, не поладил с Дарреллом?

Осознав комичность ситуации, Джон чуть не прыснул от смеха: при таких обстоятельствах они с Джейком болтают, как женщины за чаем. Умора! Если бы не пистолет, черт бы его побрал!

– Даррелл говорит, что еще кое-что сделал. Требует пятьдесят баксов сверху.

Джейк изобразил задумчивость:

– Еще пятьдесят долларов? Куча денег, особенно если в кармане ни цента. И где же ты намерен раздобыть их? Не потому ли ты решил нанести визит старому приятелю Джейку?

Джон похолодел.

– Да нет, тут другое.

– Может, прознал, что старина Джейк припрятал деньжат, и решил немного позаимствовать?

– Погоди, Джейк. Дай сказать.

– Думал, заявишься среди ночи, грохнешь старину Джейка Маккену и концы в воду?

– Джейк!

Ствол пистолета снова уперся Джону в лоб. Джон попятился. Пистолет словно прирос к его лбу.

Джейк напирал как сумасшедший:

– Убрать Джейка с дороги, тогда можно будет одолжить двести долларов. А может, две тысячи. А то и все двадцать. Кто помешает? Не старина же Джейк. Джейк-то будет мертв.

– Я пришел с другой целью, клянусь.

Джейк рассмеялся:

– С другой целью, говоришь? Уже лучше.

– Я пришел за Грейс.

Джейк тряхнул головой:

– Хотел увести мою жену?

Перехватив инициативу, Джон выпалил:

– Я пришел убить ее.

– Врешь.

– Это правда.

– Надо же, какая крутая перемена в душе.

– Знаешь, пару часов назад я хотел прикончить одного парня из-за девчонки. Не ради денег – из-за девчонки. И она стояла рядом, стояла и смотрела, кто кого одолеет: я его или он меня. Вот и Грейс заставила нас обоих копаться в дерьме. – Скулы Джона напряглись. Он говорил быстро и жестко. – Это не по мне, Джейк. Такое второй раз за день?! Мои нервы на пределе, и, похоже, я готов свернуть шею даже собственной бабушке, только бы выбраться отсюда.

Джон почувствовал, как прямую линию ствола перечеркнула ухмылка Джейка.

– Пустая болтовня. Несешь всякую чушь.

– Блин, да пойми ты, Джейк. На улице меня поджидают двое парней с пушками. Если не слиняю из города, мне конец. Приходится выбирать: либо я, либо Грейс. Я выбираю Грейс. – Джон говорил без запинки, твердо, играя роль бродячего торговца, решившегося на убийство. – Ты обещал мне тринадцать тысяч. Я же готов прикончить ее за двести баксов, причем зарою так, что ни одна ищейка не отыщет.

Джейк соображал. Он не спешил с решением, как и Грейс в таких случаях. Как и Грейс…

– Мне очень нужны деньги, Джейк. Позарез нужны.

В пустыне затявкал койот. Ему никто не ответил.

Джейк опустил пистолет. На лбу у Джона остался маленький красный кружок, похожий на мишень.

– Она в спальне, – шепнул Джейк. В его голосе можно было различить едва заметное раскаяние.

Джон посмотрел на пистолет в руке Джейка и, не раздумывая, направился к коридору, ведущему к спальне.

– Постой-ка, – окликнул его Джейк. – Хотелось бы знать, – Джейк почесал висок стволом пистолета. – Откуда тебе известно, где у нас спальня?

– Что… – Слова застряли у Джона в горле. – Ты о чем?

– Сегодня утром, когда я завел разговор о тебе и моей жене, ты утверждал, что не знаешь, где спальня. А сейчас рванул так, будто уже бывал там.

Джон выдохнул и попытался спустить все на тормозах:

– Да будет тебе, Джейк…

Джейк вскинул пистолет и положил палец на курок. Джон замер.

– Я тебе больше не Джейк, парень. Это большой дом. Любой из коридоров, так или иначе, выведет к спальне. Но кратчайший путь ты не мог знать. Если только не побывал там раньше, вместе с Грейс. Я помню, как ты на нее пялился.

– Между нами сегодня утром ничего не было.

– Значит, было днем. Я послал тебя убить мою жену, а ты, похоже, предпочел потрахаться с ней.

– Ради бога…

Ствол пистолета со всей силой вдавился Джону в горло, не давая дышать.

– Так было дело? А ты вообще выезжал в пустыню или все это время кувыркался на моих простынях?

– Ты спятил, – прохрипел Джон.

– Будь я в своем уме, прибил бы тебя еще утром, и дело с концом.

– Что ты… нет… ты не можешь убить меня. – Джон побелел от страха.

– Не могу убить тебя – бродягу, одинокого волка, от которого одни неприятности?! Ты, парень, посягнул на святая святых. Мужчина обязан защищать свой дом, свою жену. Вот в чем штука; ты – покойник, и даже твоя собственная мать ничего не сможет возразить против этого.

– Хорошо, хорошо! Ну, переспал я с Грейс, и что с того? Тебе ведь она безразлична.

– Верно. Грейс мне на фиг не нужна. Но трахать чужую жену за спиной мужа?! Нет уж, парень, не люблю, когда меня выставляют дураком.

Джейк немного сбавил обороты. Он с трудом мог разглядеть бледнеющий красный кружок на лбу Джона. С трудом, но все же видел его.

Джон на одном дыхании выпалил:

– Убить меня – неверный шаг. Грейс – вот кого тебе надо остерегаться. – Он набрал в легкие воздуха и торопливо продолжил: – Она хочет твоей смерти. Хочет убить тебя и забрать деньги.

– Что ты несешь?

– А как мне удалось так запросто проникнуть в дом? Пораскинь мозгами: как я попал сюда? Ты слышал, чтобы я выбил стекло или взломал дверь?

Джейк согнул руку в локте и отвел пистолет в сторону. Он почувствовал, что теряет контроль над ситуацией.

– Вспомни вчерашний вечер, Джейк. Ты пошел спать, а она ненадолго задержалась, не так ли? И отсутствовала ровно столько времени, сколько нужно, чтобы открыть черный ход. Так ведь было?

Джейк вскинул голову, в глазах его пылало пламя. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы собраться с мыслями и придать перекошенному лицу прежнее выражение.

– Ты заговариваешь мне зубы, чтобы спасти свою жалкую душонку.

А Джон все говорил и говорил. Тихо, не особенно напирая:

– Не обманывай сам себя, Джейк. Знаешь ведь, на что способна Грейс. Она ни перед чем не остановится, лишь бы добиться своего. Когда ты решил убить ее, почему не подумал, что аналогичная мысль может прийти и ей в голову? – Голос его звучал тепло и дружелюбно, будто речь шла не об убийстве, а о футболе или пикнике на природе. – Что она для тебя, Джейк, женщина, желающая твоей смерти? Предоставь ее мне. И прошу-то я за это всего ничего – двести долларов, чтобы убраться из города.

– Двести долларов?

– А тебе остаются пятьдесят тысяч – трать в свое удовольствие.

Пистолет, казалось, плавал в воздухе сам по себе. Прыгал вверх и вниз, качался из стороны в сторону, словно потерял свою мишень. Наконец, дуло опустилось.

Джон попытался улыбнуться. Однако не успел он растянуть губы, как пистолет уже снова был нацелен ему в голову.

В глазах у Джона потемнело. Как тогда, в Вегасе. Сотни миль отделяли его от той злополучной стены, и вот теперь все повторяется, только на этот раз ему предстоит корчиться на полу с дыркой в башке. Он уже чувствовал во рту вкус собственной крови.

Ствол пистолета приблизился. Черный зрачок смотрел на Джона в упор.

Смерть голосом Джейка расставила точки над «i»:

– Думаю, сделки у нас с тобой не получится. Прикончить жену по моему заказу – это одно, но трахаться с ней – совсем другое.

Джейк взвел курок. Щелчок прозвучал так, будто переломился ствол гигантской секвойи. Джон зажмурился в ожидании выстрела. И тут раздался крик:

– Джейк, нет!

Джейк повернулся на голос. В дверях стояла Грейс. На какую-то долю секунды, длившуюся целую вечность, он оказался спиной к Джону.

Не раздумывая, Джон рывком бросился на него, прекрасно понимая, что промедление может стоить ему жизни. Одной рукой он схватил Джейка за горло, другой попытался выхватить у него пистолет.

Джейк неистово сопротивлялся, как бык на корриде. Он изворачивался, брыкался и скакал в объятиях Джона, но ни рост, ни сила не помогли ему добиться преимущества.

Раздался выстрел, оранжевая вспышка осветила поле битвы. Пуля угодила в висевший на стене парный портрет Джейка и Грейс. Стекло в раме треснуло и осыпалось кристаллическим дождем. Смертельная рана на портрете разделила Джейка и его жену.

Под натиском Джона рука Джейка ослабла, пистолет с грохотом упал на пол.

Грейс, прижавшись к двери, смотрела, как двое мужчин сплелись в танце смерти. Смотрела будто кинофильм. И, как в кино, переживала чужую боль, чужой накал страстей. Но только в этом фильме за одного из героев она волновалась по-настоящему – слишком реальной была угроза его жизни. А потому и переживала Грейс искренне.

Рука Джона, словно клещи, все сильнее сдавливала шею противника, и Джейк стал сдавать. Он опустился на одно колено и перешел в партер.

Джон продолжал давить и, когда Джейк рухнул на второе колено, тут же сел на него верхом – теперь он мог душить Маккену уже двумя руками.

Дыхание Джейка перешло в сдавленное бульканье. Глаза вылезли из орбит, язык раздулся во весь рот. Джейк взглянул на Грейс, лицо его было искажено гримасой страха и смятения.

Грейс смотрела на мужа холодно и отстраненно.

Голова Джейка глухо ударилась об пол. А Джон все душил его и душил, хотя Джейк уже давно не подавал признаков жизни. Наконец Джон разжал руки и, тяжело дыша, повалился на бок. Он был мокрым от пота, тело его сотрясала дрожь. Прищурившись, он посмотрел на Грейс:

– Какого черта ты мне не помогала?

– А что я, по-твоему, должна была делать?

– Могла бы врезать ему, двинуть ногой по яйцам. – Джон подобрал с пола пистолет. – Могла бы пристрелить его.

– И ненароком зацепить тебя?

И тут Джону пришла в голову мысль, от которой его затошнило:

– Тебе было интересно наблюдать за этим, да? Ты тащилась?

Грейс хотела что-то сказать, но взгляд ее упал на превратившуюся в сплошной синяк шею Джейка и сфокусировался на цепочке с ключом.

– Деньги!

Грейс кинулась к трупу и без церемоний сорвала заветный ключ. Тело мужа интересовало ее теперь не больше, чем обычное бревно.

– Где сейф?

– Не знаю.

Джон чуть не задохнулся, как будто получил удар под дых.

– Не знаешь?! Господи Иисусе! Ты что, не могла выяснить это до того, как надумала убить Джейка?!

– Понимаешь, я, в общем, знаю, но… не точно, – пыталась объяснить Грейс, но получалось у нее это очень сумбурно. – Сейф я сама никогда не видела. Только слышала, что Джейк говорил о нем.

Джон рассмеялся:

– Вот потеха! Мы убили Джейка лишь потому, что он когда-то заикнулся о деньгах, которых никто в глаза не видел. Ну, ты даешь!

– Не ори на меня!

Грейс подошла к стене. Опустив голову, отмерила шесть шагов, остановилась, повернула налево, отсчитала еще три и указала рукой на пол.

– Здесь. Шесть шагов прямо, три – налево. Так он говорил.

Джон опустился на колени в том месте, куда указывала Грейс, и накинулся на половые доски, как голодный зверь на добычу. Он содрал кожу на пальцах, но доски не поддавались.

– Принеси нож или еще что-нибудь, чем можно подцепить.

Грейс скрылась в темноте и быстро вернулась с ножом. Джон схватил его и стал вгонять острие между досками. Нож несколько раз выскальзывал, и прежде чем удалось подсунуть его под половицу, Джон поранился.

– Ага, получилось! Пошла!

Отодрав одну, он принялся за другую, расщепил и вынул по частям. Сквозь дыру с рваными краями, сколько Джон ни всматривался, ничего не было видно, кроме еще одного слоя досок.

– Пусто. Нет тут никакого сейфа.

– Но он должен быть здесь!

– Однако его нет! Здесь ничего нет, Грейс! Господи, твою мать! Мы убили человека ни за что!

Грейс опустилась на пол рядом с Джоном и стала неистово отрывать доску за доской, но и под ними было пусто.

– Он должен быть здесь. Я слышала, как Джейк говорил об этом, хвастаясь сейфом. Шесть шагов прямо, три – налево…

Джон поднялся с колен и сел. Его душил смех:

– Здорово! Нет, правда, здорово! Нас поймают и упрячут за решетку. Причем даже не за убийство, а за беспросветный кретинизм.

– Если сейфа нет, зачем Джейк как дурак постоянно таскал на себе этот долбаный ключ?

– Ты называешь Джейка дураком? Ты?!

– Я сказала, не смей на меня кричать! – Слова слетали с губ Грейс вперемешку со слюной. – Я знаю, черт возьми, сейф где-то здесь! Я это точно знаю!

Взгляд Джона смягчился.

– Ладно, дай подумать. – Он встал, быстро подошел к тому месту, откуда Грейс отсчитывала шаги. – Джейк выше тебя ростом. – Джон отмерил шесть шагов. – Его шаг шире. – Он повернул налево и отмерил еще три, остановившись футах в двух оттого места, где они взломали пол. Потом опустился на колени и указал вниз: – Здесь!

Грейс подала ему нож. Джон вогнал его в щель и сначала отделил одну, затем вторую половицу. Под ними обнаружилась небольшая стальная дверца с замочной скважиной и ручкой с защелкой.

– Ключ! – скомандовал Джон.

Грейс протянула ему ключ. Джон повозился с замком, открыл дверцу и просунул руку внутрь сейфа. Пошуровав там – несколько раз звякнули металлические стенки, когда он ударялся о них костяшками пальцев, – на мгновение замер и, наконец, вынул руку, полную хрустящих зеленых купюр, которые тут же посыпались из раскрытой ладони.

– Погляди-ка, Грейс!

Грейс подошла ближе.

Джон бросил деньги на пол и достал еще столько же.

– Да тут не меньше ста тысяч. Даже больше.

Грейс светилась от счастья, словно маленькая девочка на рождественском празднике:

– Я же говорила тебе. Я знала, что они здесь, – она сгребла ворох купюр и стала в них купаться. – Я же говорила, говорила!

Грейс подползла к Джону и принялась целовать его в шею, в щеки, а потом с неистовой страстью прильнула к его губам.

– Мы поделим это пополам, пятьдесят на пятьдесят. И ты не обязан брать меня с собой. Если хочешь, можешь идти своим путем.

И она снова впилась в его губы. Язык ее метался у Джона во рту как хвост у кокер-спаниеля.

– Если хочешь, – повторила она.

Джон судорожно сжимал пальцами ее грудь. Соски набухли. Рука ощущала приятную упругость.

– Мы все одолеем. Вместе.

Грейс в ответ поцеловала его, на этот раз нежнее, чем прежде.

– Пойдем в спальню, – предложил Джон.

– Нет. – Грейс раскидала деньги по полу ковром, легла на них сверху и притянула Джона к себе. – Давай прямо здесь.

– А он… как быть с ним? – Джон кивком указал на мертвое тело. Джейк взирал на происходящее холодными, пустыми, выпученными глазами. На его лице застыла гримаса удивления.

Грейс улыбнулась:

– Пусть смотрит. Хочу, чтоб он понял, что потерял.

И опять поцеловала Джона. А потом целовала его еще и еще, нежно покусывая, облизывая, прижимаясь к нему всем телом, каждой клеточкой кожи, во всех мыслимых позах.

Ее ласки подействовали на Джона не сразу, но как сухой хворост рано или поздно обязательно загорится, так и он в конце концов завелся.

* * *
Джон сидел на полу. Сотенные банкноты прилипли к его потной заднице. Где-то рядом, скрытая темнотой, Грейс собирала разбросанные по комнате баксы.

Он натянул рубашку и стряхнул с себя прилипшие купюры. Из темноты раздался голос Грейс:

– Что теперь?

– У тебя есть чемодан?

– Нет. Зачем мне чемодан, я ведь никуда не езжу? У меня есть рюкзак.

– Подойдет и рюкзак. Сложи в него деньги. И упакуй то, что тебе может понадобиться в дороге. – Джон поднял с пола две банкноты. Двести долларов. На ходу застегивая штаны, он направился к двери.

– Ты куда?

– Забрать мою машину.

– Подожди. Что мы будем делать с… – Она запнулась, не зная, как закончить фразу: назвать Джейка по имени, показать на него пальцем или как-то еще. Наконец она вытянула палец в сторону трупа и выдохнула: – С ним?

– Одень его во что-нибудь. Когда я вернусь, мы погрузим тело в багажник и выбросим в пустыне. Пройдет не один день, прежде чем его найдут.

Джон вышел в ночь. Некоторое время Грейс тупо смотрела на мертвого мужа. Затем ее бездумный взгляд прояснился: она увидела валявшийся на полу пистолет Джейка. Улыбка озарила ее лицо.


Джон уже прошел мимо джипа Грейс, как вдруг остановился, на секунду задумался и двинулся в обратном направлении. Спокойно, не спеша, он поднял капот и потянул за провода, затем, для верности, дернул посильнее, оборвав контакты. Так же спокойно он закрыл капот и продолжил свой путь.

До Харлина, или Даррелла, Джон добирался часа полтора. Из-за темноты и мелких зверьков, сновавших туда-сюда через дорогу, он не мог идти быстрее.

Джон чувствовал себя усталым и разбитым, но это была та усталость, которая бесследно улетучивается после небольшого отдыха. Если бы только он мог отдохнуть. Кровь все еще стучала у него в висках, и адреналин растекался по венам. Как давно он застрял в этом долбаном городе? Мысленно Джон по новому кругу прокручивал колесо памяти: вот он беседует с Дарреллом, дерется с Тоби, а вот тринадцать тысяч долларов исчезают в кроваво-огненном водовороте… Когда это было? Час назад, месяц или год?

А Джейк? Как долго он сжимал горло старика, пока тот не перестал дышать? Минуты. Но все произошедшее было сродни воспоминаниям об играх в средней школе – яркие картинки событий, случившихся давным-давно и потому утративших реальность. Засунув руку в карман, Джон нащупал две сотенные бумажки. Нет, это была не игра. Деньги самые что ни на есть настоящие, а значит, и все остальное тоже.

Бредя по дороге – один в темноте, – он вдруг осознал, что нисколько не раскаивается в содеянном, не чувствует за собой вины.

Что толкает человека на убийство? Джон задумался. Он сказал Джейку, что не способен никого убить. И так оно и было. По крайней мере когда он приехал в Сьерру. Что заставило его пойти на убийство? Отчаяние? Жар страсти? Детская беззащитность Грейс и сто тысяч долларов? Согласитесь, немало причин, чтобы даже приличный человек решился на неправедный поступок ради такой женщины, как Грейс.

Может быть.

А может, Джейк прав, и Джон всегда был внутренне готов к этому.

Что толкает человека на убийство? Зачастую, чтобы убить, нужна самая малость. Одна хорошая попытка.

Когда Джон наконец добрался до бензоколонки, в гараже Даррелла было темно и тихо. Он подошел к двери лачуги, стоявшей чуть в стороне, и постучал. Подождав какое-то время, Джон снова принялся барабанить в дверь кулаком. Его настойчивость возымела действие: сначала в окне появился свет, а затем из-за двери раздался скрипучий голос:

– Чего надо?

– Открывай!

– Какого черта! Приходите утром.

– Уже утро.

– Приходите, когда встанет солнце.

Свет погас.

Джон начал пинать дверь ногами.

Снова зажегся свет, и дверь приоткрылась. В проеме показался Даррелл в трусах и короткой ветровке. Его спутанные волосы стояли дыбом, напоминая уродливое птичье гнездо.

– Какого черта… а, это ты. Мог бы и догадаться. Чего ты хочешь?

– Хочу забрать мою машину.

Даррелл почесал подбородок:

– Деньги принес?

Джон достал из кармана две хрустящие бумажки. Даррелл удивленно вскинул брови:

– Двести долларов в сотенных купюрах. А утром у тебя не было ни цента.

– Не твое дело!

– Мне грязные деньги не нужны. Я веду дела чисто.

– Ну да, как Аль Капоне, заполняющий налоговую декларацию. – Джон схватил Даррелла за руку и с силой вложил ему доллары в ладонь. – А теперь гони мои ключи.

Даррелл погладил банкноты пальцами, как бы размышляя, стоит ли брать их, не противоречит ли это его принципам. Но колебался он недолго. Попятившись внутрь лачуги, вскоре он появился с ключами от «мустанга».

– Думаю, ты знаешь, где найти машину, – сказал он и бросил Джону ключи.

Джон направился к гаражу.

– Кстати… – крикнул ему вдогонку Даррелл.

Джон остановился и повернул обратно.

– Машину я заправил под завязку. Бесплатно. Как видишь, я честно веду дела. – Даррелл посмотрел на деньги и расплылся в чернозубом оскале. Он смеялся – ловко ему удалось захлопнуть дверь перед носом Джона.

Джон поплелся к гаражу и вскоре уже рулил по дороге.


А вот и дом Маккены. В свете фар «мустанга» он выглядел таким же, каким Джон оставил его пару часов назад. Вокруг пусто и тихо. Все в порядке. Все, да не все.

Что-то было не так.

Джон занервничал. У него засосало под ложечкой, и одинокая бусинка пота медленно поползла от подмышки вниз. Заглушив мотор, Джон вышел из машины. Он стоял и смотрел на дом.

Что-то было не так. Что-то изменилось. Что-то…

И тут он понял, что: перед домом было пусто. Там, где он, уходя, оставил джип, ничего не было.

– Дьявол, нет! – закричал он в ночь. – Сука! Она смылась, мать ее! Я знал, что она кинет меня. – Мысли лихорадочно метались в его голове. Он должен был вырвать все эти чертовы провода с корнем. Он должен был взять ее с собой. Он должен был забрать деньги. Он должен был…

Дверь дома открылась. На пороге появилась Грейс.

– Джон! Что случилось?

– Я… ничего…

Грейс поспешила ему навстречу. Пока она шла, Джон успел придумать ответ:

– Я просто споткнулся. Нога очень болит. А так – все в порядке.

– Деньги я упаковала. Джип поставила в гараж. Все будут думать, что мы с Джейком уехали. Выиграем время.

– Хорошая мысль.

– Знаешь, джип почему-то не завелся. Пришлось толкать его. Странно, правда? – Она наблюдала за реакцией Джона. Словно ожидая, что вот сейчас вспыхнет и погаснет предательский огонек вины, который подтвердит ее подозрения.

Но Джон ничем не выдал себя.

– Действительно странно, – удивленно сказал он.


Джейк был одет так, как обычно одевался на работу, хотя теперь ему и не придется работать. Нигде. Никогда. Труп Джейка был очень тяжелым. Он уже успел остыть, но еще не закостенел и прогнулся, когда Джон и Грейс тащили его через дверь. Сначала они старались делать это осторожно, но постепенно сдались под тяжестью ноши и уже не обращали внимания на то, как тело бьется о дверную раму. Если Джейк и не дополучил ударов, когда был еще жив, то теперь с лихвой восполнил этот пробел.

Вытащив труп из дома, они отволокли его к «мустангу» и закинули в багажник. Джейк был высокого роста, так что пришлось потрудиться, чтобы уместить его.

Джон посмотрел вниз на неестественно согнутое тело. Но Джейк не испытывал неудобств – такие мелочи его уже не волновали.

Джон захлопнул багажник.

* * *
«Мустанг» мчал вперед. Дорога была пуста. Ни автомобилей. Ни животных. Ничего. Резкий спуск, и порыв ветра поднял волосы Грейс, заставив их исполнить замысловатый танец над ее головой. Прищурив глаза, она напряженно смотрела сквозь ветровое стекло.

– Не могуразглядеть, что это там.

– Указатель ехать прямо. – Удар сердца. – Наверное.

Фары «мустанга» осветили щит: «ВЫ ПОКИДАЕТЕ СЬЕРРУ. БЛАГОДАРИМ ЗА ВИЗИТ».

Грейс буквально завыла, как собака на луну:

– О, боже! Я вырвалась! Не могу поверить в это. Я вырвалась отсюда!

Она обвила руками шею Джона и стала покрывать его лицо поцелуями.

Потеряв возможность вести машину, Джон попытался высвободиться из объятий Грейс. «Мустанг» вильнул к обочине. С большим трудом Джону удалось удержать его на дороге.

– Отпусти! Ты что, хочешь убить нас?

– Извини. Просто ты не знаешь, какое это счастье – вырваться отсюда. Все равно что обрести свободу после долгих лет тюрьмы.

– Тебе виднее.

– Ты провел в Сьерре только день. А я живу здесь, сколько себя помню. Если это можно назвать жизнью, когда нечем дышать. Но теперь я освободилась, теперь мне ничто не мешает вдохнуть полной грудью.

Джон бросил быстрый взгляд в зеркальце заднего вида.

– Не забывай о нашем грузе, мы пока еще не совсем свободны.

– А почему бы нам поскорее не выкинуть труп?

– Именно это я и собираюсь сделать. Но в таком месте, где его никто не найдет. Никто и никогда. Не волнуйся, скоро мы избавимся от него. И ты будешь свободна.

Грейс легонько провела длинными ногтями по шее Джона.

– А ты возьмешь меня с собой на яхту твоего приятеля?

– Я не поплыву на его яхте.

– Но ты говорил…

– Мы купим свою яхту и сможем отправиться на ней, куда захотим.

– Куда захотим?

– Ну конечно, черт побери! В любое место! Вот ты куда хочешь?

Грейс откинула назад волосы, позволив ветру немного поиграть с ними:

– На Гавайи. Я про них читала. Не раз представляла себя на пляже где-нибудь в Гонолулу, как я лежу на песке и теплые волны ласкают мне пятки. Боже, я готова даже убить кого-нибудь, только чтобы попасть туда.

– Уже убила, – заметил Джон, искоса взглянув на нее.

Грейс в упор смотрела на Джона, но глаза ее были пусты.

Короткие вспышки – сначала красная, затем синяя – полоснули по ветровому стеклу. Грейс вжалась в сиденье. Лицо ее было сведено страхом.

– О, господи!

Дорогу преграждал полицейский автомобиль. Шериф Поттер стоял перед машиной и, размахивая фонариком, приказывал им прижаться к обочине.

– Он знает, Джон, – в панике выдохнула Грейс. – Он знает.

– Он ничего не знает. Не может знать.

– Что мы будем делать?

– Держи рот на замке. Молчи и не высовывайся.

Грейс впилась пальцами в руку Джона, сжимая ее до тех пор, пока не почувствовала кость.

– Я не хочу в тюрьму. Я не вынесу этого.

– Заткнись! – резко сказал Джон, надеясь немного встряхнуть ее. – Говорить буду я. Он ничего не знает.

«Мустанг» свернул к обочине и затормозил. Шериф Поттер, подойдя к машине, направил на Джона фонарик.

– Привет, мистер. Джон, не так ли?

– Да. – Джон поднес руку к глазам, прикрываясь от слепящего света.

Луч фонарика переместился на лицо Грейс.

– Миссис Маккена.

Грейс молчала. И не двигалась.

Шериф опустил руку, в которой держал фонарик, – свет заметался у его ног.

– Хорошая ночь для прогулок на машине. Впрочем, уже наступило утро. Наверное, только в первые часы нарождающегося дня и можно ощутить хоть какую-то прохладу; в это время особенно приятно прокатиться в автомобиле с откинутым верхом. – Поттер ступил в круг света, словно пытаясь затоптать его, раздавить, как нечто инородное.

Грейс положила руку на ладонь Джона, пальцы их переплелись в крепком замке.

– Это точно, шериф, – сказал Джон, – но мы не катаемся. Я уезжаю из города.

Шериф Поттер кивнул.

– Надеюсь, Сьерра не разочаровала тебя, Джонни? Взять хотя бы твою драку с Тоби. О да, я слышал об этом.

– Шериф, он не оставил мне выбора. Я только защищался…

– Можешь не оправдываться, парень. Я ни в чем тебя не обвиняю. Тоби сам подставляет свою задницу, нарываясь на неприятности. Если б ему не врезал ты, врезал бы кто-нибудь другой.

Джон вытянул шею, пытаясь разглядеть, нет ли чего на дороге за полицейской машиной.

– Что-то случилось, шериф?

– Да нет. Все в порядке. – Поттер принялся методично осматривать салон, рыская по нему фонариком. – Это ваш рюкзак, миссис Маккена?

Пальцы Грейс стали сжиматься в кулак, выгибая кисть Джона.

– Да. Это мой рюкзак.

– Столько вещей для короткой прогулки?

– Джейк избил меня, и я ушла от него. Так или иначе, я все равно собиралась это сделать в ближайшее время. – Несмотря на испуг, она говорила без запинки, словно и не врала вовсе. Спокойно и уверенно. Правдиво и искренне.

Джон заново открывал для себя Грейс: ложь в ее устах звучала так естественно, растворяясь в словах, будто легкий снежок в волнах бурной реки.

– Мистер Стюарт любезно согласился подвезти меня в Монтрос, – продолжала между тем Грейс. – Оттуда я на автобусе доберусь до сестры. Побуду у нее несколько дней.

– В самом деле? – с сочувствием в голосе спросил шериф. По всему было похоже, что он поверил. – А я-то решил, что вы просто катаетесь. Мне ли не знать, какие чувства может вызвать Сьерра. Ведь я здесь шерифом уже шестнадцать лет. Целую вечность. Я даже забыл, почему вообще когда-то выбрал эту работу. – Он осветил фонариком обочину дороги, будто пытаясь увидеть что-то во тьме. – Наверное, я стал шерифом, чтобы помогать людям, охранять их покой. Но вот ведь в чем загвоздка: здесь так много покоя, что и охранять-то нечего.

Шериф сделал паузу, словно ожидая какой-то реакции от Джона или Грейс.

Они молчали.

И он продолжил:

– Правда, иногда водители превышают скорость, но машины так быстро покидают мою территорию, что я даже не могу никого оштрафовать. И все же я всегда начеку. Без моего ведома здесь ничего не происходит. Я имею в виду недавнее преступление, настоящее преступление… Вы что-то хотели сказать, миссис Маккена? – Он посмотрел в ее безжизненные глаза. – Убийство?

– Я… – только и смогла в ответ вымолвить Грейс.

– Почему бы тебе не выйти из машины, парень?

Джон огляделся по сторонам, не понимая, что происходит. Чтобы хоть немного прояснить ситуацию, он озвучил свои мысли:

– Шериф, я не понимаю, что происходит.

– Выходи из машины, пожалуйста. Спокойно и медленно.

Джон выдержал паузу, достаточную, чтобы показать, как он возмущен, но все же согласно кивнул:

– Конечно, шериф.

Грейс продолжала сжимать его руку, и ему пришлось применить силу, чтобы освободиться и вылезти из «мустанга». Он старался не делать резких движений, надеясь за нарочитой медлительностью скрыть свою нервозность.

– Теперь обойди машину и открой багажник, – сказал шериф, сопроводив свои слова указующим лучом фонарика.

Джон удивленно усмехнулся, словно не понимая такой необоснованной подозрительности:

– Зачем?

– Делай, что я говорю, пожалуйста.

– Но там ничего нет, шериф.

– Как только я увижу это собственными глазами, вы сможете продолжить свой путь.

– Джон, – голос Грейс был еле слышен, как легкий шелест ночного бриза.

– Грейс! – одернул ее Джон и тоном законопослушного человека обратился к шерифу Поттеру: – Позвольте мне объяснить, шериф. Осмотр ничего не даст. Багажник пуст. – Джон держался спокойно и уверенно, будто беседовал с продавцом в магазине. – Но раз вам моих слов недостаточно, я с удовольствием открою багажник и докажу вам, что это действительно так. – Дружелюбная улыбка и ледяной тон: – Если, конечно, у вас имеется ордер на обыск.

– Ордер не проблема. Только нам придется вернуться в город. А там полно любопытных зевак. Ты уверен, что хочешь показывать мне багажник в присутствии кучи свидетелей? Почему-то мне кажется, что тебе это не понравится, я прав?

– Джон…

Шериф стоял у дверцы водителя и крутил на пальце ключи от «мустанга». Джон завороженно смотрел на его руку. Неожиданно шериф размахнулся и запустил ключи в сторону багажника. Скользнув по машине, они упали на дорогу.

Шериф посветил на них.

– Вперед, мистер! – скомандовал он Джону. – Подбери ключи.

Джон нагнулся. Пока он ползал по земле в поисках ключей, его затылок представлял собой отличную мишень для шерифа.

Шериф Поттер был далеко не молод и отягощен излишним весом. Но реакцией обладал отменной. Обойдя машину, он молниеносным ударом в голову опрокинул Джона на спину. В ту же секунду в его руке оказался револьвер. Дуло было направлено Джону в лицо.

– Ты этого хочешь, парень? Хочешь получить пулю в лоб посреди пустыни? Достойный конец. И главное – не надо думать, как потратить кровавые деньги.

Грейс резко выпрямилась на сиденье «мустанга». Указав пальцем на Джона, она закричала:

– Он убил Джейка, шериф! Я не смогла помешать ему.

Джон покачал головой и, зажав виски руками, процедил сквозь зубы:

– Сука!

– Он заставил меня ехать с ним. Угрожал, что убьет, если я скажу хоть слово.

Шериф Поттер вытянул руки в стороны, подобно рефери в ринге, разнимающему боксеров:

– Вы друг друга стоите. – Вниз, Джону: – А с тобой, парень, вообще разговор особый. Тебе не приходило в голову, что я наблюдал за каждым твоим шагом, как только ты объявился в городе? От таких, как ты, всегда одни неприятности – я их на нюх чую. А от тебя смердит, как от переполненной выгребной ямы.

Превозмогая головокружение, Джон встал на ноги и неуверенно шагнул к шерифу, немного приблизившись к нему.

– Я ничего не сделал.

– Ну да, совсем ничего, только убил Джейка Маккену. Может, он был дерьмо, а не человек… Но попробуй объяснить это жюри присяжных. И не говори, что ты не убивал его, – я был там и все видел.

– Шериф Поттер, – жалобно заголосила Грейс. – Пожалуйста… Я не должна сидеть в тюрьме за то, что он сделал. Я не хотела этого.

– Лгунья! Еще как хотела! Кто уговаривал меня убить его?! – не выдержал Джон.

Грейс вылезла из машины, на лице ее была написана решимость:

– Не смей орать на меня, ты, слюнтяй!

– Да успокойтесь вы оба! – Шериф покачал головой. – Никогда не видел столь жалкого зрелища. И далеко вы собирались уехать в таком состоянии? Вы же готовы вцепиться друг другу в горло. – Он засунул револьвер в кобуру. – Как вы думаете, почему вам удалось выбраться из города? Если бы я собирался прищучить вас, стал бы я дожидаться, пока вы убьете Джейка?

До Джона и Грейс постепенно начали доходить новые правила игры.

– Чего вы хотите? – прямо спросила Грейс.

– Того же, чего и вы. Хочу уехать из Сьерры и жить в свое удовольствие. Но для этого нужны деньги.

– Я правильно понял, шериф, – это шантаж? – Джон усмехнулся. – Но в таком случае вы ошиблись адресом. У нас нет денег.

– Уверен, что есть. Все в городе знают, что Джейк хранил в доме деньги. Много денег. Просто удивительно, почему миссис Маккена не прикончила его раньше. Хотя и предпринимала попытки.

Эти слова потрясли Джона. У него перехватило дыхание.

Шериф засмеялся: скрипучее дребезжание его смеха звучало в тишине ночи зловеще.

– А ты что думал? Что ты первый, кого она пыталась подбить на это? Да ты лишь песчинка в бескрайней пустыне. Игрушка в руках дьяволицы. Сколько денег вы взяли?

Джон колебался с ответом.

– Тридцать тысяч, – соврал он.

Шериф Поттер опустил голову и задумчиво потер затылок.

– Ты не выдержал экзамена, парень. Не оправдал моего доверия. А значит, придется тебя арестовать. Я знаю, что у Джейка было больше тридцати тысяч.

– Не говори ему ничего, – напомнила о себе Грейс. – Он не может тебя арестовать, – прошипела она, будто змея, придавленная каблуком.

– Я не могу?! Мы посреди пустыни, вокруг никого, а в багажнике твоей машины труп, не так ли, Джон? Да еще те двое громил, которые гнались за тобой в городе. Рано или поздно они прикончат тебя как бешеного пса.

– Джон, о чем, черт возьми, он говорит?

– О двух типах в серебристом «линкольне», – шериф улыбнулся. – Место в аду тебе уже забронировано, парень. Я знаю, что они вооружены, и второй раз тебе от них не уйти. Ты бешеный пес, и это действительно так.

– О, господи… За тобой гонятся бандиты! Ты пришел ко мне только потому, что убегал от них!

– Да, я убегал от них. Но потом я кое-что сделал для тебя. Нас повесят на одном суку.

– Ну ты и дерьмо!

– Итак, оснований для ареста у меня более чем достаточно. Однако я до сих пор не арестовал вас. Почему? Да потому, что вы можете оказать мне ответную услугу. Кажется, ты начинаешь врубаться, парень, по лицу вижу. Я отмахал натощак сорок долбаных миль по пустыне и теперь… хочу получить ответ на простой вопрос: «Сколько денег вы взяли у Джейка?»

Выхода не было. Впрочем, Джон и не пытался найти его.

– Сто тысяч долларов. Немного больше.

– Кретин! – закричала Грейс. – Он не может ничего доказать. Какого дьявола ты все ему выложил?

– Конечно, я мог бы и дальше играть в молчанку, да только мне почему-то не улыбается висеть одному. Хотя тебя такой расклад, наверное, очень бы даже устроил?

Шериф Поттер устало вздохнул:

– Я не собираюсь никого отправлять на виселицу. Мы просто поделим деньги и разойдемся в разные стороны. Я не жадный. Трети мне вполне хватит. Сто тысяч долларов разделить на три… Получается примерно по тридцать три тысячи. Плюс-минус.

– Что ж, ваша взяла, шериф.

Освещенное фарами «мустанга» лицо шерифа казалось каким-то расплывчатым и нереальным.

– Все, хватит болтать, – резко вмешалась Грейс. – У него ничего нет на нас. Он и сам по уши в дерьме, раз позволил тебе убить Джейка.

К Джону уже вернулись силы:

– Не мне. Нам.

– Один хрен. Он был там и не помешал этому. Он не арестует нас.

– Дай ему то, что он просит, Грейс.

Грейс чуть не задохнулась от возмущения:

– Что?!

– Ты слышала. Отсчитай ему треть.

– Он ничего не сможет доказать, – не унималась Грейс. – И не сможет вернуть нас обратно в город.

– Он может вернуть нас, может убить нас, мы полностью в его власти. Не знаю, как ты, Грейс, но я готов заплатить за свою жизнь тридцать тысяч долларов.

– Тридцать три тысячи, – поправил его шериф.

Джон гипнотизировал Грейс взглядом:

– Отдай ему эти деньги.

Шериф достал из полицейской машины холщовую сумку и бросил ее на водительское сиденье «мустанга»:

– Итак, миссис Маккена, ваш выход. Положите деньги сюда.

– Джон…

– Сделай это, Грейс!

Шериф снова повернулся к Джону. На его лице играла самодовольная улыбка – от уха до уха:

– Все не так уж плохо. Что такое тридцать с небольшим тысяч в сравнении с тем, что у вас останется? Сильно не обеднеете.

И тут раздался голос Грейс – приятный и мелодичный, подобный аромату жасмина, принесенному легким летним ветерком:

– Шериф Поттер…

Шериф посмотрел на Грейс, но увидел только направленный на него пистолет Джейка. Сорок пятого калибра. Мгновенное движение руки к кобуре. Для человека его возраста и веса шериф Поттер был очень быстр.

Но все же недостаточно.

Грейс уже нажала на курок: щелчок, звук выстрела, белая вспышка. Шериф поперхнулся кровью, на его животе проступило красное пятно. Он пошатнулся и осел на землю, зажимая рукой рану, из которой струилась кровавая река.

– Не стой как идиот! – заорала на Джона Грейс.

Но Джон не двигался. Ошеломленный не меньше шерифа, он стоял и смотрел, как с каждой секундой увеличивается красное пятно на рубашке и вместе с кровью из тела уходит жизнь.

– Черт подери! Садись в машину!

Джон сделал несколько шагов и встретился взглядом с остекленевшими глазами шерифа Поттера – это были глаза мертвеца. Он буквально упал на водительское сиденье, дрожащей рукой вставил ключ в зажигание и завел мотор.

Обернувшись через плечо, Джон увидел освещенное фарами полицейского автомобиля лицо шерифа – на нем застыло удивление.

Ты думаешь, будто понимаешь, что происходит, но это не так, размышлял Джон. Ты думаешь, что держишь ситуацию под контролем, но все меняется, и ты в дерьме. И не важно, сколько ты знаешь, это не дает тебе никакого преимущества, ты не можешь знать все. Никто не может. И то, чего ты не знаешь, убивает тебя. Так произошло с Джейком. И с шерифом Поттером. Так будет и с этими подонками – Ричи и его приятелем. То же самое ждет и его. То же самое. Слишком многого он не знает.

Джон повернулся к Грейс:

– Что, мать твою, ты наделала?

– Выстрелила в него, – словно откуда-то издалека донесся ее голос.

– Ты убила его!

– Он хотел отобрать наши деньги.

– Тридцать тысяч – и все. И мы свободны и чисты. Ты не должна была убивать его!

– Это наши деньги. Он не имел права требовать их.

Джон посмотрел на Грейс. Без вожделения, без страсти или похоти, без каких-либо других животных инстинктов, управлявших его чувствами в течение последних двадцати четырех часов. Посмотрел отстраненно и трезво. Возможно, впервые. То, что он увидел, испугало его: черный омут, в который он окунулся, источал гнев и угрозу. И, вероятно, она всегда была такой, просто он ничего не замечал, хотя сделать это было не трудно. Но теперь ему открылось ее истинное лицо.

– Ты сумасшедшая, Грейс, тебе это известно? Ты трахнутая на всю голову.

– Поехали, – сказала она.

Джон не сводил с нее изумленного взгляда.

– Поехали!

«Мустанг» рванул вперед. Дорога была пуста.

* * *
У Джона ломило спину. Сиденье «мустанга» – не лучшее место для сна, да и прикорнул-то он всего ничего, хотя и лег поудобнее, вытянув ноги в открытую дверцу. Машина стояла в нескольких ярдах от края плато и в долгих милях пути от чего бы то ни было. От всего. Тишину нарушала только тупая болтовня радиоприемника.

Джон оторвал голову от сцепленных под ней рук и взглянул на Грейс. Она лежала на спине на пассажирском сиденье, глаза ее были закрыты. Вроде спит. Во всяком случае, похоже.

Ночь, проведенная на этой заброшенной дороге, сильно изменила Грейс. Щелчок курка, фатальный выстрел, пропасть между мгновеньями – и вот в ней появилось что-то, чего Джон не мог понять. Или, может, подумал он вдруг, она просто стала такой, какой была раньше.

Джон снова опустил голову на руки. Солнце нещадно припекало ему шею. Он слушал радио.

«…Куда с такой скоростью ехал мотоциклист, неизвестно, а уж после того, как он протаранил грузовик, боюсь, этого и вовсе узнать не удастся. Эй, вот и прогноз погоды для нашей области! Будет жарко, жарко, жарко! Как вчера. Как всегда. Сюрприз, да? Синоптики говорят, что температура поднимется выше ста градусов. Так что советую оставаться дома.

А теперь другие новости. Настоящая трагедия разыгралась в Сьерре. Маленький тихий городок был потрясен серией зверских убийств, среди жертв местный шериф. Власти заявляют, что пока никто не арестован, но имеющиеся улики позволяют надеяться, что дальнейшее расследование…»

Джон выключил радио.

Грейс приоткрыла глаза.

– Господи, Грейс, ты убила его?!

– Все никак не успокоишься? Он же хотел…

– Знаю. Он хотел забрать эти чертовы деньги. Она подняла руку и легонько потрепала Джона по шее:

– Расслабься. Ну чего ты на этом зациклился?

Скользнув взглядом по груди и животу Грейс, Джон уставился на ее талию – спереди за брючный ремень был засунут пистолет Джейка. Грейс приоткрыла рот, слегка обнажив зубы:

– Так вот что тебя беспокоит?!

Она встала, потянулась и принялась лениво прохаживаться перед машиной Джона. Он облизнул губы, вылез из салона и подошел к ней.

– Небось думаешь, – сказала Грейс, – что теперь, когда Джейк мертв и все его деньги у меня, ты мне больше не нужен, боишься, что я могу подкрасться к тебе сзади и… – она наставила на Джона палец, изобразив отдачу от выстрела. – Это тебя пугает? – Грейс усмехнулась, как-то неприятно усмехнулась.

Джон не видел в ее словах ничего смешного.

Рука Грейс потянулась к ремню и замерла, готовая в любую секунду выхватить пистолет. Они с Джоном стояли лицом к лицу, недалеко друг от друга, как ковбои из вестерна, ожидающие сигнала к началу перестрелки. Впрочем, у Грейс имелось небольшое преимущество – она была вооружена.

– Ты что, правда считаешь меня такой сволочью? Что мне сделать, чтоб ты расслабился?

– Отдай мне пушку.

Она широко улыбнулась, вновь блеснули ее белые, как снег, зубы.

– Почему бы нам не закончить то, что мы начали?

– Почему бы и нет? – Джон не спеша подошел к багажнику.

Видимо, события этой ночи пришибли его сильнее, чем он думал, ибо всю дорогу багажник был открыт. Там жужжали мухи, и густая, мерзкая вонь ударила Джону в лицо, так что он отпрянул, словно получил оплеуху.

– Боже, Джейк. Тебе бы не помешало принять ванну…

Он наклонился к багажнику и ухватился за труп. Грейс приблизилась к машине и остановилась за спиной у Джона. Он не мог этого видеть, но ощущал ее присутствие, как если бы по его голому телу полз муравей. Вытащить труп из багажника оказалось непросто. Смерть не сделала Джейка легче, скорее наоборот. Джон снова потянул на себя мертвое тело, но Джейк, похоже, не собирался покидать свое временное пристанище.

Не оборачиваясь, Джон сказал:

– Помоги мне.

Грейс не двинулась с места.

– Мы будем его выгружать или как?

Тень, падавшая на Джона, сместилась в сторону – Грейс подошла к нему и, встав рядом, внимательно посмотрела на труп.

Джон ухватился покрепче.

– На счет «три». Готова?

Грейс взялась за распухшие лодыжки Джейка и напряглась в ожидании сигнала.

– Раз, два…

И тут Джон нанес ей удар. Молниеносно и точно. Кулак его врезался Грейс в лицо, прямо в нос. Теплые капли крови обагрили костяшки его пальцев.

Удар сбил Грейс с ног. Она отлетела назад, ноги и руки ее дернулись, как у сломанной куклы. При падении она стукнулась спиной о землю, подняв клубы пыли, и осталась лежать неподвижно, ошеломленная и окровавленная.

Джон подошел к ней и взял пистолет. Он стоял над Грейс, наблюдая, как ее глаза постепенно обретают осмысленное выражение.

Она поднесла пальцы к губам и, увидев на них кровь, расхохоталась.

Это был хохот сумасшедшего. Дикий, звериный, как у психов, которых содержат в уютном местечке где-нибудь в сельской местности, обращаясь с ними ласково до тех пор, пока они не пытаются порвать цепь и выбраться из клетки.

– Ты ударил меня! Ты ударил женщину! Неужели твоя мама ничему тебя не учила? – Она увидела пистолет у Джона в руке. Все, что до сих пор казалось ей смешным, внезапно перестало быть таковым. – И что дальше?

Джон посмотрел на нее сверху вниз. На секунду он вспомнил о трупе шерифа Поттера, брошенном посреди дороги. И фазу почувствовал холод металла и тяжесть оружия, которое держал в руке.

– Успокойся, продолжения не будет.

– Тогда что?

– Выкинем тело, поделим деньги, и ты свободна.

Грейс аж поперхнулась, пораженная мгновенно вспыхнувшей в ее мозгу мыслью:

– Но ты же говорил, что мы будем вместе?

– Ты что, сдурела? Я не собираюсь ехать дальше с убийцей копа.

– А ты убил Джейка, не вижу разницы.

– Мы убили Джейка. И разница большая. Одно дело – убить старика, на которого всем насрать. И совсем другое – убить копа. Они никогда не перестанут охотиться за тобой. Никогда.

Джон подошел к «мустангу» и уселся на капот.

– Шериф Поттер был тупым ублюдком. Он прикончил бы нас, если б мы дали ему хоть один шанс.

– Полиции сие неизвестно. А доказывать, что ты не верблюд, когда вокруг твоей шеи уже сжимается петля, весьма проблематично. – Джон лихорадочно искал выход из создавшейся ситуации, перебирая вариант за вариантом, но лишь один представлялся ему реальным: – Я довезу тебя до Калифорнии. Если, конечно, мы сможем забраться так далеко. А потом – катись на все четыре стороны.

Грейс подошла к нему, обняла за талию, приникла головой к его груди:

– Но я хочу остаться с тобой.

Ее сладкий голос лишал Джона сил.

– Зачем? Чтобы, когда копы прижмут нас, ты снова подставила меня? – Он вырвался из объятий Грейс, отшвырнув ее в сторону, как надоедливую муху, и, спрыгнув на землю, принялся ходить туда-сюда перед машиной. – Ты возьмешь свою половину денег и проваливай. Попробуй рвануть в Мексику. С тем, что у тебя будет, заживешь там как королева.

Грейс, ставшая вдруг похожей на девочку-старшеклассницу, тщетно пыталась разжалобить его:

– Я не хочу в Мексику. Я хочу быть с тобой. Неужели непонятно, ведь я люблю тебя?!

Джон остановился и резко повернулся к ней.

– Ты лживая, бессовестная сучка. Но мне приятно, что ты меня любишь.

Он подошел к телу. Вскрыв упаковку, достал банку пива и сунул ее Джейку в карман. Взяв мертвеца под мышки, Джон оттащил его от багажника к краю плато.

– Бедняга Джейк. Подрался с женой, накачался какой-то дрянью, зачем-то поперся в пустыню и упал с обрыва. Надо же, как неосторожно.

У края обрыва Джон поставил труп на ноги и повернул лицом к себе. Придерживая Джейка за плечи, он говорил с мертвецом, как с живым, – словно с приятелем на прогулке:

– Ладно, Джейк. Пора прощаться, – и почти шепотом: – Рано или поздно все там будем. Я должен был сделать это для нее. Ты или Грейс: черт возьми, не так уж, в сущности, важно, кто из вас меня прикончит. А теперь… покажи себя во всей красе. О да! Покажи себя, парень. И спасибо тебе за бабки.

Джон разжал руки. Труп еще несколько секунд стоял, затем потерял равновесие и рухнул спиной вперед с обрыва. Великолепный кульбит – изящный, как у спортсмена-олимпийца, – и глухой удар о землю. Джейк выполнил это упражнение. Уровень сложности 2.0.

Джон посмотрел вниз, на распростертое тело.

– Ну что ж, нам осталось только…

Он обернулся. Перед ним стояла Грейс. Джон вздрогнул от неожиданности и качнулся назад. Ноги его оторвались от земли. Последнее, что он увидел, – протянутые к нему руки Грейс. Возможно, она толкнула его. А может, пыталась удержать. Черт! Да какая теперь разница! Когда он закончит свой полет по безбрежному небу, его уже не будет волновать, что произошло на самом деле.


Ад. Джон не сомневался, что попал в Преисподнюю. Жарко, как в аду. Больно, как в аду. В аду должно быть больно, наверное. Но именно благодаря этой смертельной боли Джон понял, что еще жив. Он открыл глаза. На него таращился Джейк.

Откуда-то сверху донесся голос Грейс:

– Джон?… Джон!..

– Грейс! – он попытался сесть. Сотни острых лезвий впились ему в ногу, пригвоздили его к земле. Джон застонал.

– Как ты там? – крикнула Грейс.

– Кажется, ногу сломал.

– Сможешь забраться наверх?

Ухватившись рукой за каменный выступ, Джон попробовал встать. Невыносимая боль не позволила ему это сделать.

– Не смогу, Грейс. Грейс?…

Тишина.

– Грейс!

– Я здесь.

– Грейс, послушай меня. В багажнике есть трос. Думаю, он дотянется сюда. Возьми его, сбрось мне, и я выберусь.

Грейс подбежала к «мустангу». Багажник был открыт. Она протянула руку к тросу и вдруг замерла, так и не взяв его. Отчаявшись разобраться в хаосе мыслей, она захлопнула багажник, обошла машину, села за руль, потянулась к зажиганию… Паника охватила ее прежде, чем она поняла, в чем дело. Ключей не было.

Проклятье!

Быстрее назад, к обрыву. Она наклонилась и снова закричала вниз:

– Джон! Ты меня слышишь? Ты еще здесь?

– Куда я, на хрен, могу отсюда деться?…

– Джон, ключи! Брось мне ключи!

Превозмогая всю боль, какая только есть в мире, Джон сумел извлечь из кармана ключи. Он перевернулся на спину и поднял руку. Нужен хороший бросок, чтобы докинуть их до Грейс, хотя вряд ли у него это получится. И все же он решил попытаться. Но тут нечто вроде дурного предчувствия остановило его.

– Джон, брось мне ключи. – Грейс лежала на краю обрыва и глядела вниз.

– Зачем?

– Багажник. Он закрыт.

– Он не закрыт. Я оставил его открытым, когда вытащил труп Джейка.

– Он… он закрыт.

– Ты закрыла его, не так ли, Грейс?

– Джон, я просто хочу достать трос, чтобы помочь тебе выбраться. – На мгновение она исчезла, но тут же снова появилась у края обрыва, еще быстрее, чем в первый раз. Спокойная, уверенная и неподдельно искренняя. Если бы Джон не знал ее так хорошо, он, пожалуй, мог бы и поверить ей.

– Сука недотраханная!.. – Слова Джона, усиленные эхом, долетели до Грейс раскатом грома. – Решила свалить, оставив меня здесь подыхать!

– Нет. Ничего подобного.

– Ну конечно, ты ведь никогда не врешь, не так ли, Грейс?…

– Брось мне ключи и увидишь, что я говорю правду.

– А почему бы тебе не спуститься сюда? У меня руки чешутся придушить тебя.

Грейс легла на спину. Прикрыв рукой глаза от солнца, она посмотрела в бездонное синее небо. Прекрасное и безмятежное. Затем снова перевернулась на живот и крикнула Джону:

– Если не бросишь мне ключи, я уйду. Возьму деньги, оставлю тебя здесь и уйду.

– Куда, Грейс? До ближайшего города пятьдесят миль. А днем обещали больше ста градусов. Далеко не уйдешь.

– Меня кто-нибудь найдет.

Джон захохотал. Громко, от души:

– О да, они найдут тебя! Найдут твою мумию, высушенную солнцем! Ты успеешь дважды умереть!

– Придурок! Ты убьешь нас обоих!

– Ну что ж, по крайней мере подохну в хорошей компании. – Быстрый взгляд в сторону трупа. – Не так ли, Джейк?…

– Ради бога, Джон! – в голосе Грейс появились жалобные, умоляющие нотки. – Брось мне ключи!

– Как ты думаешь, Джейк? Стоит нам поверить ей? – Что бы ни думал по этому поводу Джейк, он оставил свои мысли при себе. Впрочем, Джон на него особо и не рассчитывал. – По-моему, не стоит.

– Дерьмо! – голос Грейс долетел до Джона как порыв ураганного ветра. – Слышишь меня? Ты, мудила чертов! Джон?… Джон!..

Она ждала ответа – любого ответа.

Ничего.

Только палящее солнце и тишина.

Грейс встала, подошла к «мустангу», повесила на плечо рюкзак, в котором лежали сто тысяч долларов, и побрела по пустыне.

Кто-нибудь найдет меня, мысленно твердила она. Кто-нибудь непременно найдет меня.

Она вытерла пот со лба.


Джон устроился поудобнее, насколько это было возможно сделать со сломанной ногой на острых камнях. Достал из кармана Джейка банку пива, вскрыл ее и поднял вверх, словно собираясь провозгласить тост.

– За тебя, Джейк. За верного друга, не бросившего меня одного дожидаться смерти, – проговорил он, отхлебывая большой глоток. Пиво было теплым, но от него приятно зашумело в голове, и это немного помогло заглушить боль, раздиравшую сломанную ногу. Хоть чуть-чуть, а помогло. – И за Грейс. Потрясающая сучка, мать ее!

Джейк воздержался от комментариев.

Джон пригляделся к нему: на лице Джейка, будто посмертная маска, застыло удивление. Как и у шерифа Поттера, который даже не успел осознать, что умирает. Джона ждала та же участь: когда все кончится, вряд ли ему удастся постичь свой смертный миг. Вот откуда это удивление: в последнюю, бесконечно долгую секунду уходящей жизни и Джейк, и шериф Поттер мучительно пытались понять, как же это вышло, что все так скверно обернулось.

Но у Джона времени было навалом, и вот она – правда, и никуда от нее не деться: он сам обрек себя на такой конец – убийца и жертва в одном лице. А какие заманчивые перспективы он рисовал себе, полагая, что поступает правильно, и, черт побери, был настолько слеп, что не видел, как неминуемо приближается к пропасти. А может, видел, но, поскольку все было так хорошо, не хотел сворачивать с этого гребаного пути.

Утешало одно: в отличие от Джейка и шерифа Поттера, в его распоряжении были часы – или даже дни, – чтобы сложить кусочки головоломки в единое целое и понять, когда все пошло наперекосяк. По крайней мере после смерти он не будет выглядеть таким удивленным.

Интересно, а как будет выглядеть Грейс, когда ее найдут?…

Примечания

1

Л. Рон Хаббард (1911–1986) – американский инженер, философ, физик и известный писатель-фантаст, основатель дианетики – науки о душевном здоровье. (Здесь и далее прим. перев.)

(обратно)

2

92° по Фаренгейту – около 33° по Цельсию.

(обратно)

3

Имеется в виду первая модель популярного спортивного автомобиля «форд-мустанг», днем рождения которого считается 9 марта 1964 г. Эта модель была достаточно скоростной (200 км/ч), по размерам заметно меньше других спортивных четырехместных автомобилей и имела два типа кузова – хардтоп и кабриолет.

(обратно)

4

Бар-мицва – «сын заповедей», в иудаизме обряд инициации, когда 13-летних мальчиков вызывают произнести благословение на Тору. Некоторые к этому дню учатся читать (соответствующим образом) часть или всю сидру (недельную главу) Шаббата, что требует серьезной подготовки, и мальчики в течение многих недель учат текст.

(обратно)

5

«Сэндс» – крупное казино и отель, которым владел Фрэнк Синатра, неоднократно выступавший там с концертами в начале 60-х.

(обратно)

6

Фрэнк Синатра, Дин Мартин, Сэмми Дэвис-младший и Питер Лауфорд, снявшиеся в фильме «Крысиная стая» в ролях закадычных друзей, грабящих казино.

(обратно)

7

«Фламинго» – один из первых в Лас-Вегасе отелей-казино, принадлежавший убийце Багси Сигелу.

(обратно)

8

«Одиннадцать друзей Оушена» – римейк фильма «Крысиная стая».

(обратно)

9

Аллюзия на заключительные слова 3-го действия драмы Уильяма Конгрива (1670–1729) «Невеста в трауре» (1697): «…в раю нет ярости сильнее любви, перешедшей в ненависть, в аду нет фурии страшнее женщины, отвергнутой с презрением».

(обратно)

10

Около 38° по Цельсию.

(обратно)

11

Por favor. Mi ingles no esta bueno – пожалуйста. Мой английский не очень хорош (исп.)

(обратно)

12

Si – да (исп.).

(обратно)

13

Agua – вода (исп.).

(обратно)

14

Dinero, senora – деньги, сеньора (исп.).

(обратно)

15

El diablo – дьявол (исп.).

(обратно)

16

Policiа – полиция (исп.).

(обратно)

17

Карл Малден – голливудский киноактер, снимавшийся в таких фильмах, как «Трамвай «Желание», «Афера-2», «На улицах Сан-Франциско» и др.

(обратно)

18

«Мовадо» (Movado) – знаменитая швейцарская часовая компания, основана А. Дитесхаймом в 1881 г. Сегодня часы «Мовадо» – не просто сложный и тонкий механизм, это прежде всего эстетика, элегантность и стиль.

(обратно)

19

Лански, Костелло, Женовис – Мейер Лански, Фрэнк Костелло (Франческо Кастилья) и Вито Женовис, известные в середине XX в. представители организованной преступности и игроки. Костелло и Женовис занимали ведущее положение в нью-йоркской семье «Коза Ностры», Лански членом этой американской ветви сицилийской мафии не был (Лански – еврей, чьи родители в 1911 г., спасаясь от погромов, эмигрировали в Америку из России), но тесно работал с ней. Все трое были по-своему неординарными личностями. Известно высказывание главы ФБР Гувера о Лански: «Если бы Лански не стал бандитом, то стал бы президентом «Дженерал моторс».

(обратно)

20

AT&T – телекоммуникационный гигант, основанный в 1875 г. изобретателем телефона Александром Грэхэмом Беллом.

(обратно)

21

Около 45° по Цельсию.

(обратно)

22

«Кирин» (Kirin) – японское пиво, производящееся уже 110 лет.

(обратно)

23

Пэтси Кляйн – популярная исполнительница песен в стиле кантри-поп.

(обратно)

24

В английском языке аббревиатура TNT означает тринитротолуол, тротил.

(обратно)

25

Crazy – сумасшедший (англ.).

(обратно)

26

Лас-Вегас, как и некоторые другие американские города, относится к категории так называемых «corporate cities», т. е. городов с самоуправлением.

(обратно)

27

Арка в Сент-Луисе – часть Национального мемориала Т. Джефферсона, большие символические ворота из нержавеющей стали в виде радуги. Они напоминают о той роли, которую Сент-Луис играл во времена первооткрывателей, когда этот город называли Воротами на Запад.

(обратно)

28

Венис-Бич – причал и пляж в Лос-Анджелесе, на Венис-Бич расположен целый городок аттракционов; Беверли-Хиллз – фешенебельный район Лос-Анджелеса; «Бель Эр» – голливудская гостиница, в которой любят останавливаться звезды; Малибу – знаменитый калифорнийский пляж, популярное место занятий серфингом.

(обратно)

29

Элвис – король рок-н-ролла Элвис Пресли (1935–1977).

(обратно)

30

Луи Вуиттон – знаменитый дизайнер-модельер и фирма, с 1854 г. производящая предметы роскоши. Набор чемоданов от Луи Вуиттона вошел в Книгу рекордов Гиннесса как самый дорогой в мире.

(обратно)

31

Джо Пископо (род. 1951) – американский киноактер, в основном снимавшийся в комедийных боевиках.

(обратно)

32

Дядя Джед – герой популярного в 60-е годы американского телесериала «Деревенщина в Беверли-Хиллз» (The Hillbillies), по которому в 1993 г. был поставлен одноименный кинофильм. Роль дяди Джеда в телесериале сыграл Бадди Эбсен, чья жена, Дороти Эбсен, создала впоследствии целую компанию (Uncle Jed Country) для популяризации этого героя.

(обратно)

33

Питер Дженнингс – ведущий и главный редактор информационной программы США «Вечерние мировые новости» телекомпании Эй-би-си.

(обратно)

34

«Come On, Come On» – песня группы «Smash Mouth».

(обратно)

35

Элмер Фуд – знаменитый комик, прославившийся в мультипликационном кино. С 1930-х по 1960-е гг. его голосом говорили самые популярные герои мультиков, как, например, Текс Авери или Даффи Дак. За мультфильм «Дикий заяц» (A Wild Hare, 1940) был номинирован на «Оскар».

(обратно)

Оглавление

  • *** Примечания ***